У алтаря любви Дорин Оуэнс Малек

        # В мир любовных переживаний и всепоглощающих страстен погружают читателя романы Дорин Оуэнс Малек. Эти книги - истории любви, герои которых мужественно противостоят ударам судьбы и обретают счастье, преодолевая суровые жизненные невзгоды и испытания.
        Дорин Оуэнс Малек
        У алтаря любви
        ГЛАВА 1
        РИМСКАЯ РЕСПУБЛИКА[Республика, категория римского государственного права, соответствующее современному понятию «государство». Для римлян оно имело политическое ценностное значение, тесно связанное с понятиями права, закона и свободы, а также с государственными органами, такими, как сенат, магистраты.] . ФЕВРАЛЬ, 44 ГОД ДО Н. Э.
        - Возьми свой щит, центурион,[Центурион, командующий центурией, выбирался из опытных солдат или назначался полководцем. По социальному положению приравнивался к солдатам.] - обратился к Марку Лисандр. - Я заменил обшивку и поставил новую кожу - сделано прочно. Посмотри.
        Высокий темноволосый мужчина взял щит у раба-грека, тщательно осмотрел его и довольного кивнул.
        - Хорошая работа. Положи в мой сундук.
        Раб, взяв щит, ушел, а воин, тяжело вздыхая продолжил зашнуровывать сандалию.
        Марк Корва Деметр устал от войны: в римской армии он с семнадцати лет, беспрерывно участвовал в сражениях в течение последних одиннадцати лет - тело хранило многочисленные шрамы, напоминавшие о военных походах против варваров, мышцы рук сделались тверже кремня. Во время длительных военных маршей ему, как и всем воинам, приходилось нести вьюк в сорок фунтов и еще обшитый кожей щит и копье весом в шесть фунтов. Откуда было взяться лишнему весу: во время военных кампаний воины получали почти одни пшеничные лепешки и воду, приправленную уксусом, а во время отдыха на зимних квартирах питались почти так же. Когда Марк оказывался в городе, его приглашали на обеды, но даже во время отдыха он ел мало, как истинный римский воин гордясь тем, что постоянно сохраняет прекрасную боевую форму, не чета тем полнощеким горожанам, предающимся излишествам.
        Покончив с сандалией, Марк выпрямился и присоединился к другим воинам, толпившимся около казарм, возвышаясь над всеми почти на голову.
        Деметр родился в римской провинции Корсика, носил греческое имя и походил на грека: смуглый цвет лица, блестящие черные волосы, гладкая оливковая кожа, большие миндалевидные карие глаза делали его очень красивым, хотя за орлиный нос и черный цвет волос прозывался Корва, что означало ворон. Его предки - греческие моряки - триста лет назад плавали на торговых судах по всему Средиземноморью и женились на этрусках, населявших солнечные острова к западу от Италии. Выделяясь среди своих товарищей очень высоким ростом и исключительной храбростью, он получал многие награды от полководца Юлия Цезаря, ныне признанного диктатора страны.
        Вспомнив о тревожном положении в Римской республике, Марк машинально проверил свое оружие: вложенный в ножны меч, висевший на кожаном ремне, - с одной стороны, с другой - короткий нож. Сенат продолжал заседать, магистраты[Римские магистраты (должностные лица) при вступлении в должность публиковали эдикты, т. е. принципы исполнения своих обязанностей. Эдикты но вопросам судебной деятельности заложили основы римского права.] издавали эдикты, а граждане участвовали в выборах.
        После смерти Помпея Цезарь[Цезарь Гай Юлий, римский политический деятель и полководец, вместе с Помпеем и Крассом заключал первый триумвират. После попытки Помпея лишить Цезаря власти, нанес ему решительный удар при Фарсале. Помпей бежал и был убит в Египте. После этой победы сенат объявил Цезаря пожизненным диктатором, позже даровал титул «императора» и «отца отечества», от титула «rex» (царь) он отказался.] уже четыре года единовластно управлял самой могущественной державой в мире. Очень многим это не нравилось.
        - Марк, пойдешь с нами на форум? - обратился к нему Септим Валерий Гракх, кинув ему шарик из амбры, которыми пользовались мужчины, ароматизируя одежды. - Сегодня Цицерон[Цицерон Марк Туллий, римский оратор, политический деятель и писатель. Примыкал к Помпею, но был прощен Цезарем. Энергично нападал на Марка Антония, одного из полководцев Цезаря. Во время второго триумвирата Антоний добился, что Цицерон был обвинен и убит.] произнесет еще одну речь против Марка Антония.
        Марк взглянул на друга, трибуна,[Трибун, название римских должностных, лиц и офицеров.] отпрыска знатного рода, из семьи патрициев, насчитывающих три поколения магистратов. Септим, конечно, займется политической деятельностью, станет сенатором и унаследует огромное состояние отца. Пока же он проходит обязательную службу в армии вместе с Марком, спасшим ему жизнь в Кардубе. Вместе они прошагали многие тысячи миль, их дружба продолжалась и во время походов в Галлию, Иберию и Британию, где местные воины, раскрасив лица в голубой цвет вайдой, сражались так ожесточенно, что изумляли даже видавших виды римлян.
        За эти годы Марк и Септим пережили вместе много опасностей.
        - Надоел мне этот пустозвон, - покачал головой Марк. - Каждый раз, когда я прихожу на форум, он жестоко расправляется с кем-нибудь из друзей Цезаря. Помпей убит в Египте - его дело проиграно. Кто-нибудь рассказал об этом оратору?
        - Разве тебе неинтересно послушать Цицерона? - засмеялся Септим.
        - Нет, - Марк бросил амбру в свой сундук с одеждой и закрыл крышку.
        - Не раз говорил тебе, Марк, - развивай чувство юмора, - Септим погрозил пальцем товарищу. Ниже ростом и более плотный, чем Марк, с обычными чертами лица, он тем не менее был красив, выделяясь непринужденностью, изысканностью и уверенностью аристократа. - Вот что значит родиться в провинции. Мы, горожане, привыкли легко относиться к этим ораторам.
        В казарму, запыхавшись, вбежал десятилетний мальчик и резко остановился перед Марком.
        - Марк Корва Деметр! - выпалил он, придавая важность своему голосу. - Император Цезарь просит тебя быть в полдень у входа в сенат.
        - Успокойся, Аппий, - Септим потрепал волосы мальчугана, - отец не лишит тебя наследства, если ты выполнишь свое поручение не торопясь.
        Аппий, сын одного из магистратов, обучался в армии военному делу.
        - Императору нужен эскорт? - спросил Марк, застегивая темно-красную накидку: практичные римские воины носили такие гранатовые накидки, чтобы во время сражений не видны были кровавые пятна. Под накидкой у него была надета такого же цвета туника с короткими рукавами, длиной до колен. Металлический шлем, украшенный красными перьями, он взял в руку.
        Мальчик с готовностью кивнул.
        - Да. Император отправляется в храм богини Весты.[Веста, римская богиня домашнего очага. Круглый храм Весты стоял на римском форуме, в котором весталки поддерживали вечный огонь. Для посвящения в весталки отбирались девочки 6-10 лет, которые в течение 30 лет должны были исполнять жреческие обязанности, пользовались исключительными почестями и привилегиями, но обязаны были блюсти строгий обет целомудрия, при нарушении которого заживо закапывались в землю.] Когда придешь, доложи трибуну Друссу Виницию, который дежурит у ворот лагеря.
        - Должно быть, Цезарь снова меняет завещание, - засмеялся Септим. - Остается только надеяться, что часть его денег достанется мне.
        - По крайней мере, он принял решение взять охрану, - ответил Марк. - У него слишком много врагов, чтобы ходить без нее, как он это часто делает.
        - Не сомневаюсь, ты хорошо исполнишь службу, - заметил Септим, - ну что ж, тогда я тоже ухожу. Не забудь, что сегодня мой отец пригласил тебя на ужин, Марк кивнул. У римлян ужин всегда считался официальным приемом пищи. До него они употребляли легкие закуски, перекусывая во время работы хлебом с тушеными овощами или сладким пирожным, которые покупали по пути на форум у уличных продавцов. Зато ужин оставался официальной и утонченной едой, дававшей возможность расслабиться и забыть о всех тревогах дня, собраться всей семьей и обсудить последние новости и сплетни, до которых римляне очень охочи. На ужины часто приглашались гости. Для такого провинциала, как Марк, было большой честью оказаться гостем в доме сенатора Валерия Гракха, очевидно, многое объяснялось тем, что он - герой войны и спас жизнь единственному сыну сенатора.
        - Быстрее, быстрее, - торопил Аппий, нетерпеливо пританцовывая на месте. - Цезарь будет ждать тебя.
        - До полудня еще есть время, а ты выполнил поручение, калигула, - улыбнулся Марк мальчику, употребив ласковое прозвище «маленькие сапожки», что льстило ребенку. - Уверен, Лисандр даст тебе еще какое-нибудь задание.
        Мальчик убежал, а Марк стал пробираться сквозь толпу солдат, заполнявших Марсово поле, к северному караульному помещению, спросить разрешение у Виниция покинуть казармы. Зимой, во время расположения на зимних квартирах, армейские бараки напоминали мужские клубы, куда солдаты приходили отдохнуть, имея возможность уйти в любое время, если появлялось такое желание. Только прямой приказ, наподобие только что полученного Марком, мог прервать передышку, во время которой воины набирались сил перед летом, когда начинались войны. Как только над крепостью у храма святого Януса взвивался красный флаг, все знали, что солдаты вызывались на службу. А так как они приняли присягу, то только смерть или окончание войны освобождали их от службы.
        В мае Цезарь планировал поход на Парфию.
        Узкая улочка вывела Марка к главной улице, ведущей к Марсову полю. Направляясь к месту назначения, Марк с любопытством вглядывался в происходящие вокруг события.
        Городская жизнь представлялась ему нескончаемой суетой, пылью и невероятным шумом. Днем коляскам и повозкам запрещалось въезжать в город, их заменяли носилки, загораживавшие всю проезжую часть дороги, в которых передвигались по городу знатные римляне, рассматривая из-за занавесок окружающую их толпу. Торговцы выставляли товары на улицу перед своими лавками, граждане собирались на углах улиц, предаваясь главной страсти - порассуждать о политике. Повсюду сновали рабы всех рас и национальностей, выполняя различные поручения. Они сопровождали детей на учебу, отправлялись за продуктами, гуляли с маленькими детьми и таскали воду в ведрах и кувшинах. Сквозь разномастную толпу прокладывали себе дорогу два сенатора, одетые в белые тоги, окаймленные пурпуром. Впереди них шествовали ликторы - служители, охранявшие и сопровождавшие высших магистратов. Пропустив утреннюю сессию в сенате, они спешили на форум послушать известного оратора Цицерона. Увидев Марка, люди расступались. В Риме не было полиции, поэтому армии часто приходилось наводить порядки на улицах, и военная форма центуриона воспринималась как
символ власти.
        - Корва, посмотри сюда! - послышался чей-то крик.
        Марк обернулся и поймал брошенный ему предмет, оказавшийся спелой гроздью инжира, связанного тонкой бечевкой.
        - Из Иудеи, - сообщил продавец фруктов, приветствуя центуриона. - Самые лучшие. Надеюсь, понравятся.
        Марк протянул руку к кошельку у пояса, но торговец отрицательно закачал головой.
        - Это бесплатно, - сообщил он. - За твои прошлые заслуги перед государством. Во время следующей кампании также держи варваров подальше от Рима.
        - Постараюсь, - ответил Марк, каждый раз удивляясь, как незнакомцы узнают его на улицах. Он не считал себя знаменитостью, но в этом жестоком мире страна могла выжить или оказаться побежденной, имея или боеспособную или слабую армию. Стало быть, храбрые солдаты - национальные герои.
        Марк остановился у лавки с вывеской, написанной от руки: «Только сегодня из Помпеи». Уже издали были видны развешанные на крюках свежая форель, сазаны, камбала; расставленные по полкам сосуды с рыбными соусами, которыми римляне приправляли пищу, а также фляги с мустом, отпрессованным соком винограда, тоже приправой, но уже к десертам. Он подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть товар, купил бутылку соуса с пометкой «самый лучший». На сегодняшнем ужине вручит этот соус хозяйке в качестве подарка. Уложив инжир и соус в обширные карманы своего плаща, центурион продолжил путь, остановившись на минутку у конюшни, вытирая пот со лба. Для февраля выдался очень теплый день, солнце ярко светило над головой.
        Запах лошадиного навоза ударил ему в нос. Римляне, благоговейно относясь к чистоте, делали все от них зависящее, чтобы город благоухал и сверкал, несмотря на неразрешимые проблемы. Перенаселенные инсулы - трех - шестиэтажные кирпичные дома с комнатами и квартирами для сдачи в наем, очень непрочные, оборудованные водопроводом только на первых этажах, часто горели и являлись постоянным источником загрязнения города: жители под покровом ночи выбрасывали отбросы с крыш домов прямо на улицу, рассчитывая не нарваться на большой штраф, положенный в таких случаях. Они располагались позади торговых рядов по улице Сакра, но Марку казалось, что неприятный запах проник повсюду. Инсулы являлись постоянным укором городу, стремящемуся к чистоте, и излюбленной темой дебатов в Сенате, неоднократно принимавшем законодательные меры с целью изменения условий жизни в них.
        Из своих собственных наблюдений Марк знал, что принятые законы не способны что-то изменить: многие не в состоянии купить себе хорошее жилище, поэтому все равно будут ютиться в инсулах, какие бы ограничения не устанавливались законом. Гражданская гордость, превратившись в национальную манию, вошла в противоречие с желанием каждого римского гражданина жить только в городе, а это всегда запруженные улицы и перенаселенные дома. И среди роскошных особняков на Палатинском холме, где владение даже четвертью акра земли считалось большой роскошью, и в крошечных каморках в инсулах, все население Рима боялось грязи и болезней, но никто не собирался уезжать из города. Хотя отбросы и мусор вывозились рабами на повозках, закон требовал от домовладельцев и торговцев ежедневно убирать свои помещения. Исправно работала обширная система дренажных канав, уносивших жидкую грязь и отбросы под землю, но городским жителям казалось, что все их усилия бесплодны, количество мусора продолжало расти.
        Марк прищурился на солнце, оглянулся и направился в сторону журчащей воды. С жарой и пылью римляне боролись, используя огромное количество чистой и постоянно обновляемой воды: в огромных общественных банях, по четырем водопроводам выливались миллионы галлонов чистоты и прохлады; живительная влага журчала и сверкала на итальянском солнце в тысячах общественных и частных фонтанов, служивших для домов источником чистоты. Рим очищался водой.
        Марк подошел к ближайшему фонтану ополоснуть лицо. Мраморная Диана, богиня охоты, с распущенными волосами, перевязанными кожаным ремешком, перекинутым за спину колчаном со стрелами, стояла в мраморной чаше, вода каскадами лилась из ее протянутых рук. Умыв лицо, он повернулся и чуть не столкнулся с каким-то рабом, склонившимся над плакатом, прикрепленным к основанию фонтана. В нем сообщалось о предстоящих гладиаторских поединках.
        Марк вытер лицо краем плаща. Толпу, окружавшую его, можно было сравнить с разноцветьем радуги: чернокожие из Карфагена и Утики из Северной Африки, получившие свободу галлы с цветущим цветом лица, темноглазые потомки этрусков, как и он сам, золотоволосые греки из Коринфа с бледным цветом лица и завитыми волосами - все в тогах свободных граждан. Рим не признавал расовые предрассудки, в Республике существовали только строгие правила, делившие всех на граждан и не граждан: первые должны были быть на ступень выше последних по имущественному цензу. Поэтому заветной целью каждого раба и свободного человека являлось получение гражданства, которое давало право голоса, регистрации во время переписи населения, участия в значительных и незначительных событиях общественной жизни. Человек без гражданства считался рабом, которому можно приказывать, им понукать. Если очень повезет, то о нем заботился хозяин, но не больше, чем о преданном псе.
        Марк родился гражданином, что навсегда отделяло его от черни, сейчас окружавшей его, когда он проходил мимо статуй и трибун преторов, в курию, где заседал Сенат. Только граждане имели право носить тогу, длинный задрапированный плащ, выделявший знатных людей среди остальных, одетых в простые одеяния из грубой шерстяной ткани. Последние относились к знатным гражданам в пропорции три или четыре к одному. Рабы привозились в Рим как военная добыча во время покорения варварских племен. Победители доставляли их в цепях для продажи на аукционе. Так как империя[Римская империя, величайшее и значительнейшее рабовладельческое государство античности. Ее историческим истоком явился расположенный в области Лаций город Рим, основанный, по преданию, в 753 г. до н. э. Ко времени максимального территориального расширения в период правления императора Трояна (98 -117 н. э.) в ее состав, помимо Италии и островов Средиземного моря, входили Британия (современная Англия), Галлия (современная территория Франции, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга, Швейцарии, зап. части Германии, Верхняя Германия, Испания, области к югу от
Дуная (современная Бавария, Австрия, Венгрия, Югославия, Албания и Болгария), Дакия (современная Румыния), Македония и Ахайя (Греция), Малая Азия, северная часть Аравии (территории современной Турции, Ирана, частично Ирака, Грузинской, Армянской, Азербайджанской республик), Сирия и Иудея, все побережье Северной Африки.] покорила все Средиземноморье, получившее среди римлян название «наше море», то рабов можно было встретить повсюду.
        Как и большинство граждан, Марк редко задумывался об их судьбе: у каждого из них теплилась надежда стать гражданином; свобода предоставлялась за какие-то благородные деяния, чаще - покупалась после многих лет верной службы, а то и благодарный хозяин даровал ее. Но большинству так и не удавалось осуществить мечту, и они всю жизнь служили тем, кто отличался от них только званием гражданина республики, гордившейся своей самой могущественной и победоносной армией в мире.
        Марк служил ярким тому доказательством, почему римская армия сметала врагов на своем пути, словно волна прилива, смывающая берег. Считая главным смыслом жизни военную дисциплину, как и все римские солдаты, он мог промаршировать шестнадцать миль в день, получая скудный рацион, и, прежде чем лечь спать, соорудить лагерь для ночевки. Центурион превратился в один из механизмов военной машины, хорошо обученной искусству войны. Все остальное было делом второстепенным. Он много лет не виделся с семьей, у него не было друзей вне армии, ему некогда было влюбиться. Он относился к женщинам, как к необходимой вещи, нужной для воспроизводства потомства, но считал глупым и даже позорным позволить эмоциям завладеть своей душой. Красивый, отмеченный высокими воинскими наградами, он никогда не ощущал недостатка в женском обществе, но время на особые привязанности не тратил, да и не стремился к ним.
        Марк, раскрыв тунику у шеи, поморщился, вынул камешек, попавший в сандалию. В последнее время на него стало накатываться незнакомое чувство одиночества, ощущение неудовлетворенности спартанским образом жизни, который ранее его совершенно не тяготил, - вероятно, слишком много воевал, и, наконец, наступило время для перемен в его жизни. Он не понимал, что с ним, но это новое чувство заставляло его ощущать смутное волнение, искать чего-то нового, неизведанного. И ему совсем не нравилось такое состояние.
        Он осматривался вокруг, наблюдая разношерстную толпу и городскую суету. Возвращение в Рим всегда радовало его. По сравнению с этим городом его родная Корсика казалась отсталой провинцией, и каждый год в своих мечтах ему вспоминались зимние квартиры в Риме. Они находились рядом с городом, стоило немного пройти, и вот она - шумная толпа, бурлящая, как и сегодня, вокруг него: проехал строитель, понукая мулов, впряженных в тележку, груженную строительным материалом, следом бежали две собаки, бросаясь друг на друга из-за кости; с другой стороны улицы показалась похоронная процессия - нанятые плакальщицы рвали на себе одежды; перед книжной лавкой поэт читал свои последние стихи; под портиком слева художник рисовал портреты и продавал их прохожим; купец предлагал жемчуг и бронзовые изделия из Индии, а также туринскую пурпурную краску для окрашивания каймы тоги богатым людям. Замечая все это, Марк удивлялся, почему все это не радует его, как прежде?
        - Добрый день, центурион, - приветствовал его владелец конюшни, поравнявшись с ним. - Не купишь ли прекрасную лошадь? У меня есть великолепный арабский скакун, просто красавец. Если купишь, буду бесплатно содержать его в конюшне всю зиму, пока не отправишься в новый поход.
        Марк улыбнулся и покачал головой.
        - Наслышан о тебе, Постум. Ты всегда сбываешь с рук своих пони неопытным солдатам. К тому времени, когда армия подойдет к Альпам, лошадь захромает. А в это время ты будешь тратить полученные сестерции на аквитанских проституток.
        Лицо владельца конюшни сразу стало грустным.
        - Я не заслужил таких слов. Это мои конкуренты распространяют обо мне всякие отвратительные сплетни. Удивляюсь, как такой заслуженный воин прислушивается к ним.
        - Ты доставил много неприятностей моему другу Септиму, старина, - смеясь, ответил Марк. - Выбрал не того покупателя. У него влиятельная семья и очень длинный язык.
        - Я продал Септиму Валерию породистую кобылу. Не моя вина, что он загнал ее.
        - Животное было рахитичным, - настаивал Марк.
        - Это ложь.
        - Как только армия вернулась на зимние квартиры, Септим каждое утро приходит на форум и всем рассказывает об этом, - добавил Марк, усмехаясь.
        Владелец конюшни рванул поводья лошади, на которой сидел, и отъехал, недовольно бормоча что-то под нос.
        Центурион засмеялся, но, взглянув на солнце, заметил, что оно почти над головой: скоро служитель, стоящий на ступеньках старой курии, подаст сигнал барабанщикам, и те возвестят полдень, сенат закончит свое заседание. Марк продолжил путь, на этот раз ускорив шаг. Темно-красный плащ, скрепленный на плече пряжкой, развевался за спиной, кожаные сандалии, подбитые сапожными гвоздями с большими шляпками, стучали по каменной мостовой.
        Ему не следовало заставлять Цезаря ждать себя.


* * *
        Юлия Розальба Каска вошла в Атрий[Атрий, главное помещение в храме, римском доме.] - место поклонения богине Весте - опустила принесенные медные сосуды с водой из священного Эгерийского источника, находящегося около Капуанских ворот, недалеко от Рима. Этой водой обычно окропляли место жертвоприношения, а также омывали алтарь Весты. Юлия отправлялась за водой дважды в месяц, выполняя эту обязанность с другими весталками и всегда радуясь, когда ее миссия заканчивалась и она снова укрывалась в храме - от шумных улиц и толп народа у нее всегда болела голова. И хотя перед ее носилками всегда шел ликтор и ее постоянно охраняли, шум толпы приводил ее в нервное состояние, напоминая о всем том, чего она лишилась, живя в тиши и уединении храма. Юлии исполнилось семнадцать лет, из которых уже семь отдано служению богине Весте. Девочку взяли из семьи накануне десятилетия, и первосвященник торжественно посвятил ее в весталки: обрезал волосы и, называя возлюбленной дочерью, торжественно произнес клятвенные слова посвящения. С тех пор она жила в роскошных апартаментах атрия, в храме богини Весты, где ее обучили
совершать обряды. Этому посвящалась вся первая декада; во время второй - уже самостоятельно ей необходимо было уметь выполнять все обряды, а в третьей - самой обучать новых весталок. В возрасте сорока лет разрешалось покинуть службу, но фактически редко кто покидал храм, поскольку после стольких лет затворничества замужество и рождение детей представлялись маловероятными. Кроме того, требовалась большая сила воли, чтобы отказаться от привилегий и почестей, которыми пользовались весталки, живя в большой роскоши с огромным количеством слуг. Они хранили священный огонь богини Весты. Считалось, что вечный огонь оберегает Рим от чумы и вторжения чужеземцев. Чтобы быть достойными этой чести, весталки были обречены оставаться девственницами, - нарушивших клятву чистоты и невинности ждала смерть - и публичная казнь.
        Юлия не любила вспоминать, как проходил обряд посвящения в весталки. Казалось, это было бесконечно давно, но очень хорошо помнила, что никто не спросил ее согласия и не сообщил об этом решении: дед Гней Каска принудил ее отца посвятить жизнь младшей дочери служению богине Весте, ибо это считалось за честь и приносило еще больше почета и славы уже достаточно знатной семье. Старшую сестру Юлии, Ларвию, к тому времени, в пятнадцать лет выдали замуж за консула одной из провинций, поэтому почетная участь стать весталкой пала на маленькую Юлию.
        Девочку лишили возможности иметь семью и детей в возрасте, когда у нее едва сменились молочные зубы.
        Конечно, это компенсировалось многим - весталок почитали как национальные святыни. Когда они появлялись в общественных местах или совершали богослужения во время религиозных церемоний, с ними обращались с почтением и благоговением. Государство не скупилось отпускать большие средства на их достойное содержание: они жили в апартаментах с мраморными полами, задрапированными персидскими шелками стенами; баня, отделанная кафелем, снабжалась горячей водой. Их обслуживал большой штат швей, парикмахеров и массажисток, живших здесь же, в Атрии. Каждой весталке предоставлялись апартаменты из нескольких комнат и прихожая для личной горничной. Им дали прекрасное образование, главным образом для того, чтобы умели записать завещание или составить другой официальный документ для населения, в основной массе сплошь безграмотного. Юлия владела несколькими языками, включая греческий и персидский, играла на струнных инструментах, танцевала и пела, декламировала Гомера и современную поэзию Виргилия.
        Но, появляясь на публике, Юлия всегда с тоской рассматривала женщин, покупающих рыбу к обеду, молодых матерей, присматривающих за непослушными детьми. Ее взгляд задерживался на них, а ликтор продолжал себе прокладывать весталке путь через кланяющуюся толпу.
        Временами ей приходилось отворачиваться, слезы застилали глаза.
        - Госпожа, нужно поторопиться! - взволнованным шепотом обратилась Марго, появившись из-за угла. - Император Цезарь прибудет в храм вносить изменения в завещание. Ливия Версалия просит тебя присутствовать при этом и сделать записи.
        Марго, горничная Юлии, родом из Гельвеции, попала в плен, когда ее племя было покорено римлянами.
        Ее привезли в Рим и продали в услужение в храм, а после посвящения Юлии приставили ухаживать за юной весталкой. Несмотря на разницу в возрасте - горничная была на десять лет старше своей подопечной - женщин связывала если не дружба госпожи и рабыни, то трогательные отношения, возникающие между девочкой и служанкой, вырастившей ее.
        - Следует быстро переодеться, - добавила Марго, когда они торопливо шли по проходу, соединяющему здание храма и Атрий, где расположены личные апартаменты весталок. - Это большая честь присутствовать при таком событии. Нужно выглядеть безупречно.
        Юлии и раньше доводилось видеть Цезаря, но на расстоянии: триумфатором шедшего по улицам Рима после военных побед, а в начале прошлой осени составлявшего завещание в их храме, которое постоянно изменял, поскольку женился несколько раз, имел много наследников, увеличивался размер его личного состояния.
        - Удивляюсь, почему вызвали меня, - недоумевала Юлия, когда они вошли в зал, ведущий в личные апартаменты весталок. Как и большинство римских строений, оно не имело окон, выходящих на улицу, - проход освещался горящими факелами даже в дневное время.
        - Это означает одно - верховная жрица считает, что ты лучше других сделаешь записи, которые затем передадут переписчикам. В последний раз Августа Геллия сделала столько ошибок, что Ливия решила поручить деликатную работу кому-нибудь другому. Не могу лишь понять, почему выбрала тебя, ведь твой второй семестр начнется только через три года. Должно быть, ты произвела на нее хорошее впечатление, я горжусь тобой.
        - Не спеши с выводами, Марго. Если Ливии не понравится мое выполнение сегодняшнего задания, она больше никогда не даст подобного поручения.
        В комнате Юлия сняла верхнюю накидку и передала Марго, успевшей уже вызвать нескольких слуг, которые торопливо помогали ей переодеться и сделать торжественную прическу, подходящую для данного случая.
        Слуги через короткое время завершили туалет весталки: на Юлию надели светлую тунику без рукав, меховую накидку, подвязав ее под грудью поясом, вытканным из золотых нитей. Широкий шарф небесно голубого цвета с золотой каймой прикреплялся на талии круглой золотой булавкой с изображением богини Весты. Длинные золотисто-рыжеватые волосы, которых не касались ножницы со дня ее посвящения, поднятые кверху, образовали замысловатую прическу - корона надо лбом с вплетенной золотой тесьмой, витками ниспадавшей на плечи.
        Марго внимательно осмотрела ее и одобрительно кивнула, а затем вручила металлическую иглу и восковые дощечки, на которых делались записи, передававшиеся официальному переписчику - рабу-греку, переносившему их на пергамент.
        - Иди, - Марго подтолкнула Юлию к двери. - Ливия Версалия хочет поговорить с тобой.
        Марго оказалась права - Верховная Жрица, спокойная и сдержанная, уже сидела в протокольной комнате храма, от потолка до пола загруженной свитками пергамента с прикрепленными бирками. Юная весталка вошла в комнату, жрица оценивающе осмотрела ее.
        - Юлия Розальба, справишься с поручением? - спросила Ливия Версалия, вопросительно глядя на вошедшую. - Тебе известно, что сейчас я должна быть на месте богини и свидетельствовать под присягой, поэтому не могу делать записи. Это поручается тебе. Друзилла Понтифика, которой мне хотелось заменить Августу, сегодня больна. А император не сообщил заранее о своем намерении внести изменения в завещание. Ты молода и неопытна, но твои учителя считают тебя среди новичков самой способной к языкам: хорошо пишешь на латыни и у тебя хороший разборчивый почерк. Это действительно так?
        - Надеюсь оправдать ваше доверие, госпожа, - тихо ответила Юлия.
        - Ты не ответила на мой вопрос, - сухо заметила Ливия.
        - Да, хорошо пишу, и у меня отличные оценки, - спокойно ответила Юлия, посмотрев в глаза Верховной Жрице.
        Ливия удовлетворенно кивнула.
        - Знаю, что ты получила инструкции по этой процедуре, но позволь снова напомнить правила: здесь ты только тень, молча запишешь то, что будет сказано, и заговоришь только в том случае, если к тебе обратятся. Как только Цезарь закончит диктовать, немедленно передашь дощечки в мои руки. Тебе ясно?
        Юлия кивнула.
        Ливия слегка улыбнулась.
        - Садись, детка. Уверена, ты справишься.
        Юлия села. Обе женщины ожидали прибытия Цезаря. Юлия украдкой бросала взгляды на Верховную Жрицу.
        Ливия Версалия, высокая и стройная, красивая женщина, темные волосы которой слегка тронула седина, но на лице не отразились заботы и тревоги внешнего мира, отметила тридцать восемь лет - до конца служения оставалось два года. Уступив пост Верховной Жрицы, она останется жить в апартаментах храма Весты, будет пользоваться экипажем в поездках по городу, ее похоронят за государственный счет - последние привилегии считались царскими, - освободят от налогов, и практически никто не сможет привлечь ее к суду, наоборот, ей самой предоставлено право миловать любого преступника, встретив его на улице по пути к месту свершения казни; в театрах и на атлетических соревнованиях для нее всегда будут резервироваться лучшие места. Такого положения заслуживают только верной и преданной службой, и к чему рисковать всем этим, тем более на пути славного завершения карьеры?
        Юлия понимала, что во время предстоящей церемонии она будет под самым пристальным вниманием.
        Ливия заметила ее волнение.
        - Ждать осталось недолго. Император всегда точен.
        Юлия кивнула и поправила юбку на коленях. Занятые люди всегда точны.


* * *
        Цезарь стремительно вошел в храм богини Весты в сопровождении Марка. Оба намеревались быстро закончить официальную часть и покинуть храм, чтобы заняться другими неотложными делами. Цезарь пришел без постоянной охраны, поэтому Марк особенно внимательно осмотрел окружающую обстановку: зал освещался факелами, никого из посторонних вокруг не было, за исключением одной из старейших весталок - Юнии Дистании, в чью официальную обязанность входило встречать гостей. Увидев Цезаря, она, склонив голову, сделала жест следовать за ней в протокольную комнату, повернув в первую дверь направо после мраморной статуи Флавии Публики, бывшей Верховной жрицы-весталки.
        Как только Цезарь и его спутник появились в дверях, обе женщины поднялись. Юния Дистания, выполнив свою обязанность, тут же исчезла.
        Юлия взглянула на Цезаря, который всегда пользовался всеобщим вниманием, где бы ни появлялся. Диктатору минуло пятьдесят шесть лет. Лицо, крупный орлиный нос загорели и обветрились после участия в сотнях военных кампаний; он начал лысеть в молодости и пытался скрыть это, зачесывая на лоб темные седеющие волосы. Одетый в военную форму полководца, украшенную наградами и золотой цепью с монетами, указывающими на многочисленные завоеванные территории, он глубоко посаженными карими глазами внимательно осмотрел обеих весталок, не упуская ничего.
        - Приветствую вас, возлюбленные дочери Весты, - произнес он традиционное приветствие.
        Обе женщины склонили головы.
        - Я пришел с самым верным центурионом Марком Корвой Деметром, начальником первой когорты, который засвидетельствует сегодня мои слова. Наш закон требует свидетельства, по крайней мере, двух человек, и Ливия Версалия, разумеется, не откажется быть одним из них.
        Ливия снова склонила голову, а Юлия взглянула на спутника Цезаря, их взгляды встретились - она замерла. Центурион возвышался над Цезарем на целую голову, гораздо моложе его - не больше тридцати, волосы, густые и черные, коротко острижены, загорелое лицо чисто выбрито, фигура стройная и прямая, короткая туника открывала мускулистые руки и ноги, а глаза удивительного цвета, светло-карие с золотистым отливом, почти янтарные, изучающе рассматривали ее. Весталка густо покраснела.
        Ливия кашлянула, и Юлия поняла, что она словно приросла к месту и не сводит взгляда с центуриона, спрятав руки под широкий шарф, но, справившись со смущением, тут же отвела и опустила глаза к полу, пытаясь скрыть волнение.
        - Начнем? - живо спросил Цезарь, и Ливия указала на мраморный столик, где он мог разложить свои записи. Цезарь и центурион сели, а Юлия расположилась за небольшим столиком по левую сторону от них.
        Юлия слышала, как Ливия, дав клятву, предложила произнести то же самое спутнику Цезаря, но продолжала украдкой бросать взгляды на молодого человека, держа наготове металлическую иглу. Дважды перехватив его внимательный взгляд, быстро отводила глаза в сторону, ее сердце учащенно билось в груди, пальцы, держащие иглу, стали влажными; опустив руку на колени, она вытерла ладонь о платье, а затем снова подняла ее.
        Наконец Цезарь заговорил, Юлия опустила голову и стала писать, стараясь успеть за четкой, хорошо модулированной речью императора. Он читал по собственным записям и, очевидно, тщательно обдумал вносимые изменения. Все было изложено очень четко, и ему потребовалось совсем немного времени, чтобы внести необходимые изменения в составленное ранее завещание. Закончив, неожиданно посмотрел на Юлию.
        - Пожалуйста, прочти написанное императору, Юлия Розальба, - попросила Ливия.
        Юлия повиновалась, и, когда закончила, Цезарь согласно кивнул головой.
        - Прекрасно, - произнес он, поднимаясь и наклоняясь, чтобы поставить печать, изображенную на кольце, на мягкую восковую дощечку, на которой писала Юлия. Центурион сделал тоже самое, приложив свое легионерское кольцо и дав возможность Юлии рассмотреть его темную голову.
        - Через два дня записи будут готовы для вашего прочтения и официальной подписи, император, - заверила Ливия.
        - Прекрасно, - Цезарь улыбнулся Ливии, а затем Юлии.
        - Как тебя зовут? - спросил он.
        - Юлия Розальба Каска, - тихо произнесла Юлия, не поднимая глаз.
        - Каска! Неужели дочь моего давнего соперника? - удивленно воскликнул Цезарь.
        - Внучка, - пояснила Ливия.
        - А-а, понятно. Можешь взглянуть на меня, маленькая Каска, - сказал Цезарь.
        Юлия повиновалась, заметив при этом, что центурион также внимательно рассматривает ее.
        - Белая роза. Это имя очень подходит тебе. Светлая кожа и глаза цвета альпийских ручьев, - заметил Цезарь. - Что ж, можешь передать Каске от моего имени, что его политика - зло, но его сын сотворил прекрасную женщину.
        Цезарь быстро вышел из комнаты, центурион последовал за ним, бросив еще один прощальный взгляд на Юлию.
        Ливия потрепала Юлию по плечу.
        - Прекрасно справилась с поручением, - похвалила она, принимая дощечки от Юлии.
        Юлия от волнения не могла ничего произнести.
        - Нечего сказать? - удивилась Ливия.
        - Я очень нервничала, - поспешно отозвалась Юлия.
        - Да, видела, но это объяснимо: Цезарь - великий человек.
        Юлия понимала, что ее нервозность не имеет прямого отношения к Цезарю, - ее взволновал прекрасный центурион с неотразимыми янтарными глазами.
        - Что означает этот знак? - спросила Ливия, указывая на вторую дощечку.
        Юлия вздрогнула, как будто Ливия могла прочитать ее мысли, а затем ответила на несколько вопросов по поводу примененных сокращений.
        - Можешь идти, - наконец позволила Ливия, решая, какому писцу отдать работу. - Ты завтра принимаешь участие в процедуре жертвоприношения?
        Юлия кивнула.
        - Отдыхай сегодня вечером и приведи в порядок свои мысли - обращение к богине требует ясной головы и спокойной души.
        - До свидания, Ливия Версалия.
        - Всего доброго, дочь моя.
        Юлия, покинув протокольную комнату, вернулась в свою спальню, где ее ждала Марго. Она помогла ей переодеться в обычную одежду и изменить прическу.
        - Слышала: ты превзошла все ожидания, - заметила Марго, укладывая шарф Юлии на позолоченный стул.
        Юлия изумленно посмотрела на нее.
        - Ты что, получила сообщение от богов? Я ведь только что покинула Ливию.
        - Юния Дистания ожидала гостей в зале, чтобы проводить Цезаря из храма, и слышала их разговор. Как только они ушли, она сразу же пришла ко мне.
        Юлия недовольно покачала головой.
        - Ты могла бы стать шпионкой в пользу Иберии, Марго.
        - В случае провала это плохо бы кончилось для меня, - отозвалась Марго, нисколько не обидевшись.
        - Ты знаешь человека, сопровождавшего Цезаря, центуриона первой когорты? - с деланным безразличием задала вопрос Юлия, распуская волосы.
        - Шутишь? - Марго изумленно уставилась на нее. - Неужели не знаешь?
        - Цезарь называл его имя, когда они вошли, оно показалось мне знакомым.
        - Это же герой военной кампании в Кардубу - Марк Корва Деметр.
        - Да? Теперь запомню, - задумчиво кивнула Юлия.
        - Еще бы не запомнить. Неужели не видела триумфальное возвращение Цезаря из Иберии? За императорской колесницей вместе с Марком Антонием ехал Деметр, он - один из самых знаменитых воинов, получивший многочисленные награды, любимец Цезаря. Почему ты этого не знаешь, Юлия? Это всем известно.
        - Я наблюдала за процессией с трибуны для весталок: Антоний и второй воин были в полном военном снаряжении, разве узнаешь кого-либо? Все, что помню, это два высоких мужчины, один из них пониже ростом, с лавровым венком на голове.
        Марго неодобрительно нахмурилась.
        - Нужно больше интересоваться политикой, Юлия, ты же из знатной семьи, и тебе положено знать подобные вещи: после Кордубы Деметр всюду ходит с Цезарем по его правую руку; если это продолжится, то он завоюет себе высокое положение, будучи еще совсем молодым человеком.
        - Что еще тебе известно о нем? - поинтересовалась Юлия.
        - О-о, родился на Корсике, сын свободного фермера, вступил в легион почти ребенком. Рассказывают, что очень быстро стал получать повышения по службе благодаря своей необыкновенной храбрости - Цезарь лично заметил его и перевел в первую когорту.
        - Почему он назван в честь греческой богини зерна?
        - На Корсике много греков. Разве забыла уроки?
        - А почему его называют Вороном?
        - Предполагаю, за цвет волос.
        - Сколько же ему лет?
        - Почему он тебя так заинтересовал? - Марго прекратила складывать одежду и внимательно посмотрела на Юлию.
        - Похоже, он пользуется полным доверием Цезаря, - Юлия пожала плечами, как будто это были ничего не значащие вопросы.
        - Да. И также вскружил голову всем глупым молодым женщинам Рима. Будь осторожна, Юлия, не совсем прилично обращать слишком много внимания на интересующего тебя молодого воина.
        - Ты только что упрекала меня за то, что я не знала, кто он! - Юлия в показном возмущении вскинула руки.
        - Неведение - это одно, - сдержанно заметила Марго. - А увлечение - совсем другое.
        Юлия швырнула в Марго плетеным поясом.
        - Ты становишься смешной. Иди и приготовь одежду для завтрашней церемонии жертвоприношения.
        Марго удивленно уставилась на нее.
        - Иди! - повторила Юлия.
        Марго поклонилась и покинула комнату.


* * *
        Цезарь и Марк спустились по широкой лестнице храма к ожидающему паланкину[Паланкин, носилки в форме кресла пли ложа, заимствованы римлянами из стран Востока.] диктатора, задрапированного пурпурным шелком. Четыре высоких германских раба в коротких зеленых туниках стояли наготове, готовые в любой момент, ухватившись за деревянные ручки, нести его.
        Цезарь внимательно взглянул на своего молодого спутника.
        - Почему ты такой мрачный сегодня, молодой Корва? Или загрустил, не получив значительную долю моего наследства?
        Марк слабо улыбнулся и покачал головой.
        - Или виновата это маленькая весталка, с которой ты не сводил глаз? - Цезарь продолжал внимательно рассматривать центуриона.
        Марк коротко взглянул на него и отвел взор.
        - А, так ты влюбился! Поражен ударом молнии Юпитера! - усмехнулся Цезарь. - Очень плохо, мой мальчик. Выбрось это из своих мыслей. Белая роза сорвана - богиня сделала это. Розальба не для тебя.
        Марк ничего не ответил.
        - Конечно, согласен, что это позор, - добавил Цезарь, - когда такая женщина, как она, никогда не узнает объятий мужчины и не вскормит грудью младенца. И все же весталки являются надежным оплотом государства, а оно щедро платит им за это. Я сам испытываю к ним теплые чувства. Тебе известно, что они вступились за меня, когда Сулла[Сулла Луций Корнелий - римский полководец и государственный деятель. По политическим соображениям, Цезарь женился на дочери Цинны, противника Суллы. Диктатор требовал изгнать неугодную ему супругу Цезаря.] назначил цену за мою голову, и только за то, что я отказался развестись со своей первой женой?
        - Слышал что-то об этом, но не знал ничего о роли весталок.
        - Да, именно так. Сама Верховная жрица-весталка вступилась за меня: не Ливия, а ее предшественница - Флавия использовала свое влияние и сохранила мне жизнь, когда я был совсем молод и нуждался в друзьях. Такие услуги не забываются. Во всяком случае, это произошло еще до твоего рождения, и те времена уже давно прошли. Тогда были одни трудности, а сейчас совсем иные, - взгляд его темных глаз сузился. - Ты никогда не задумывался, почему я всегда беру тебя с собой во время миссий личного характера, а не легионеров-телохранителей, назначенных мне Сенатом?
        - Наверное, считаешь официальную охрану излишне показной, - неуверенно ответил Марк.
        - Дипломатично сказано, - улыбнулся Цезарь. - Но истина в другом: я мало кому могу доверять, в сенате полно моих врагов, всем это известно. Каждый день против меня замышляются новые заговоры. Держать бразды правления в своих руках означает быть постоянной мишенью для них. Ты один из немногих, кто, как мне кажется, ничего от меня не хочет.
        - Ты ставишь меня в глупое положение, Цезарь, - снова улыбнулся Марк.
        - Все, что тебе надо от жизни, - это награды за хорошую службу, и пока я жив, прослежу, чтобы ты их получал.
        Когда они подошли к паланкину Цезаря, Марк положил руку на рукоятку меча.
        - Сходи сегодня вечером в Субуру и найди себе женщину, которая утешит тебя, и забудешь о белой розе, - Цезарь похлопал центуриона по плечу. Рабы низко склонились перед императором в поклоне.
        - Устал от продажных женщин в ярких туниках с глазами, подведенными углем, благоухающих персидскими духами, с ярко накрашенными губами, шепчущих лживые слова любви, - Марк тяжело вздохнул.
        Цезарь пожал плечами.
        - Таков удел солдата. Хочешь что-то получше, найди жену.
        - Не могу содержать жену на солдатское жалованье, - засмеялся Марк. - Повышение жалования до двухсот динариев в год, которое ты установил, вряд ли сделает кого-то из нас богатым.
        - Можно содержать целую армию на ту добычу, которую вы захватили в Галлии и Иберии, - сухо ответил Цезарь. - Все солдаты твоего легиона привезли достаточно и денег, и столового серебра, - он отдернул занавески паланкина и сел в него, обратившись к Марку с последним словом.
        - Сходи куда-нибудь сегодня вечером, сынок, и хорошенько развлекись - тебе нужно отдохнуть.
        - Я так и сделаю. Сегодня ужинаю в доме сенатора Валерия Гракха.
        - Хорошо, у Гракха прекрасная кухня. Передай ему мои комплименты, - Цезарь закрыл занавески паланкина и постучал по крыше, давая знак рабам продолжать путь.
        Марк следовал за паланкином. Несмотря на то, что очень уважал Цезаря, не собирался следовать его совету в данном случае.
        Он размышлял, как бы снова увидеть золотоволосую весталку, чего бы это ему не стоило.


        ГЛАВА 2
        Отослав рабыню, колдовавшую над ее волосами, Ларвия Каска Сеяна придирчиво рассматривала себя в полированном серебряном зеркале, не понимая, зачем каждый день делать такие замысловатые прически. Со смертью мужа - да и когда он был жив, то едва замечал жену - единственной целью ее жизни оставалось сохранение его священного имени, то есть скучное существование римской матроны, поддерживающей деловые контакты покойного и тратившей его состояние на благотворительные цели. Но она молода и привлекательна: не каждая римлянка могла гордиться густыми светло-каштановыми волосами, большими серыми глазами.
        Все ей ужасно надоело.
        Она взяла гребень с туалетного столика и приподняла волосы со лба, критически осматривая лицо: конечно, не такая яркая красота, как у ее сестры, светловолосой и зеленоглазой Юлии, но, в то же время, слишком хороша, чтобы всю жизнь оставаться только хранительницей священной памяти консула Сеяны. Как вдове консула, ей представилась возможность свободно тратить свои деньги, а также по своему усмотрению распоряжаться наследством отца, этого достойного римлянина, продавшего ее консулу Сеяну, а ее младшую сестру Юлию - весталкам. Он успел, как считали многие, хорошо пристроить дочерей, прежде чем раб, которого по его приказу высекли плетьми, отомстил, подлив хозяину ртути в вино.
        Муж и отец умерли, и единственный человек, с которым ей приходилось иметь дело, был дед Каска, который, по ее мнению, слишком задержался на этом свете. Он очень часто наведывался к ней, но не был желанным гостем: давала о себе знать усталость, беспокойство и горечь. После смерти не такого уж старого, хотя и старше ее по возрасту, мужа прошло три года. Ему почему-то больше всего нравились двенадцатилетние мальчики, а не молодая жена, однако ей каким-то чудом удалось забеременеть и использовать это как предлог, чтобы не ехать с ним в провинцию, когда его назначили консулом в Киликию, а остаться в Риме. С потерей ребенка у Ларвии пропала последняя надежда в жизни. Но и после этого ей постоянно удавалось находить отговорки, откладывая отъезд к мужу, пока он неожиданно не умер от какой-то варварской лихорадки. Теперь, владея его наследством, можно свободно им распоряжаться, поскольку старшим в семье остался дед Каска, к которому и перешли права опеки над Ларвией, а это значит, что ее ждала судьба благородной римский вдовы в возрасте двадцати двух лет.
        Но такую натуру, как Ларвия, никак не устраивала подчиненная роль покорных римских женщин, поведение которых полностью контролировалось мужчинами - сначала отцами, а затем мужьями, - не смевших даже думать, как самим определить свою судьбу в случае смерти их спутников жизни, - ведь нужно было иметь еще и большое мужество, чтобы устоять против общественного мнения, толкавшего вдов на новое замужество. Ей повезло - у нее был сильный характер, но Каска, хотя и старый, не отказывался от своих правил, и внучка боялась его.
        Все его боялись: именно ей, Ларвии, в пятнадцать лет пришлось выйти замуж за Сеяна. Деда устраивал политический союз с богатым консулом, хотя о его сексуальных пристрастиях говорил весь Рим; по тем же политическим соображениям судьба сестры Юлии сложилась еще драматичнее: в случае смерти деда, Ларвия становилась совершенно независимой, Юлия же в течение тридцати лет должна хранить девственность только потому, что у ее отца не хватило мужества противостоять Каске, когда тот решил отдать внучку весталкам, добавляя славы семье.
        Все это Ларвия считала отвратительным и несправедливым.
        - Децим Гней Каска ожидает вас в атрии, госпожа, - доложил старый раб Нестор, появившись в дверях спальни.
        Ларвия вздохнула и поднялась, быстро прошла через огромный дом, роскошно и со вкусом обставленный первой женой Сеяна. В атрии ее ожидал дед.
        Он протянул руку, внучка наклонилась и поцеловала ее.
        - Добро пожаловать, дедушка.
        Каске перевалило далеко за шестьдесят - слишком стар. Человек не имеет право так долго жить. Тонкие белые волосы едва прикрывали розоватую лысину, искусно задрапированная тога блистала белоснежной чистотой, делая пурпурную кайму еще ярче; под тогой - туника, на ней - две вертикальные яркие пурпурные полосы, рукава - с бахромой.
        Любовь деда к пышной одежде казалась Ларвии смешной - старый пень, а хочет выглядеть молодцом.
        Она ввела его внутрь дома, в гостиную, где они расположились на диване, инкрустированном африканской слоновой костью.
        - Как твое здоровье? - осведомилась Ларвия, задавая обыденный вопрос и одновременно подавая знак Нестору подойти поближе. Дед рассказал о своем визите к доктору, прописавшему ему вино из можжевельника - средства от ишиаса.
        - Хочешь что-нибудь выпить? - предложила Ларвия. Каска отрицательно покачал головой.
        Ларвия дала знак слуге уйти, и он, поклонившись, вышел из гостиной.
        Некоторое время они болтали о пустяках, пока внучка не потеряла терпение.
        - Дедушка, скажи, зачем пришел? Если для того, чтобы предложить нового кандидата в женихи, то опять повторю, - не собираюсь выходить замуж.
        Ей доставляло большое удовольствие постоянно сопротивляться ему, но не выходя за рамки дозволенною, бросающего тень на его имя, так как ему, конечно, ничего не стоит найти способы, чтобы примерно наказать строптивицу, однако, по закону, и он не имел права заставить ее снова выйти замуж. По крайней мере, Сеян оставил ей хорошее наследство.
        Каска покачал головой.
        - У меня нет больше сил спорить с тобой на эту тему.
        Ларвия догадывалась о причине. Он был слишком занят организацией заговоров против Цезаря, чтобы тратить время на поиски выгодного кандидата. Этим он занимался раньше, в более спокойные времена.
        - Что же тогда?
        - Купил тебе телохранителя.
        - Что? - Ларвия изумленно посмотрела на него.
        - Разве не расслышала?
        - Дедушка, это же абсурд: у меня сотни слуг, несколько рабов сопровождают, когда выхожу на улицу. Зачем же телохранитель? Кто собирается нападать на меня?
        Каска поднялся и принялся ходить по комнате, всем видом показывая беспокойство, и Ларвии впервые пришла в голову мысль, что, возможно, старик в самом деле волнуется за нее.
        - Разве нужно объяснять тебе текущую ситуацию? Неужели все свое время только и тратишь на приобретение тканей из Персии и холишь волосы с помощью алоэ из Иерусалима? Рим раскололся на враждебные лагеря! Многие считают меня свои врагом! Они могут рассчитаться со мной, а заодно вспомнить и про тебя.
        - Объясни толком, что имеешь в виду? Ты все еще противостоишь правящей фракции во главе с Цезарем?
        - Цезарь - настоящий диктатор. Я хочу вернуть республику, - объяснил Каска.

«Какой же лицемер, - подумала Ларвия. - Ему хочется вернуть свою собственную власть, а республику пусть заберет к себе бог подземного царства Гадес. Каска завидует Цезарю и всегда завидовал».
        - Цезарь не хочет быть царем, трижды отказывался от короны, которую пытался возложить на пего Марк Антонин на празднике Луперкалии,[Луперкалии, праздник очищения и плодородия в Древнем Риме, праздновавший вплоть до поздней античности
15 февраля в честь бога Фавна. Жрецы-луперки в козлиных шкурах обегали вокруг Палатинского холма.] - рассудительно возразила Ларвия.
        - Цезарь стал царем, ему не нужна корона, чтобы доказать это, - мрачно ответил Каска.
        - И ты, боясь этой внутренней междоусобицы, решил купить мне какого-то раба, который бы сопровождал меня по магазинам и наблюдал, как я покупаю устрицы у работорговцев? - Ларвия вздохнула. - В самом деле, дедушка, ты сходишь с ума.
        - Я купил не просто какого-то раба. Это Вериг, князь арвернов.[Арверны, согласно Страбону, некогда могущественный народ, жил в Аквитании возле Цевеннских гор - современная провинция Франции Овернь. Во время Галльской войны Верцингеториг возглавил восстание объединенных галльских племен против Цезаря, который в 52 г. до н. э. нанес восставшим поражение при Алезии.]
        - Кто?
        - Арверны - кельтское племя, возглавившее галльское восстание против Рима восемь лет тому назад. Этого человека захватили в плен на реке Роне, когда их вождь Верцингеторинг потерпел поражение. Но Вериг вскоре бежал, убив охранявшего его легионера, и находился в бегах, пока прошлой осенью его не узнал центурион, взявший его в плен, - он в это время работал на стройке на Квиринале. Его заточили в тюрьму и приговорили к смерти, и ему снова удалось бежать. Но его предал земляк. На этот раз ему грозило распятие. Тут я его и нашел.
        - Почему ты решил купить его? Судя по твоему рассказу, он - преступник, - с возмущением произнесла Ларвия.
        - А купил его потому, что смелый и умный. Нет ничего важнее для него, чем свобода.
        - Сколько же заплатил? - поинтересовалась Ларвия.
        - Пятьсот денариев.
        Ларвия изумленно уставилась на деда: заплатить за осужденного преступника целое состояние! Должно быть, действительно, теряет разум.
        - А как ты считаешь, что-нибудь может удержать его от нового побега? - задала Ларвия логичный вопрос.
        - Обещание свободы.
        - Думаю, он уже знает цену римским обещаниям, - цинично заметила Ларвия.
        - Уже составлены бумаги и подписаны у весталок.
        Она молча смотрела па деда, не веря.
        - Это правда. В них подчеркивается: если, охраняя тебя в течение трех лет, обеспечит полную твою безопасность, то получит свободу. Но, предположим, за это время я умру, то условия его освобождения останутся в силе, так как это включено в завещание.
        - Дедушка, это же абсурд! Я не собираюсь брать этого человека к себе в дом ни при каких условиях, таково мое окончательное решение.
        - Нет, возьмешь, Ларвия. Если ты откажешься, лишу наследства тебя и твоих будущих детей.
        - Не нужны мне твои деньги, дедушка, Сеян оставил мне хорошее наследство.
        - А если у тебя появятся мальчики, а я откажусь признать их? Они же не получат гражданства. Можно отказаться участвовать в обряде посвящения даже в случае смерти, записав это в завещание.
        Ларвия молча смотрела на него. Да, таков закон, или еще один способ держать в повиновении римских женщин.
        - Почему это так важно для тебя? - требовательно спросила она.
        - Хочу быть уверенным, что кто-нибудь из моей семьи останется в живых. У Юлии не будет детей, но у тебя должны быть.
        Она оказалась права, в конце концов, все определялось чисто эгоистичными целями.
        - Но тебе же не удалось заставить меня снова выйти замуж, не так ли? - подчеркнула она.
        - Выйдешь замуж после моей смерти.
        - Ты так уверен?
        - Абсолютно: ты сопротивляешься только из-за желания насолить мне.
        Ларвия отвела взгляд.
        - Кажется, ты недовольна моим вмешательством в твою жизнь, а также твоей сестры, считая, что это делалось ради меня? Но это не так. Я поступал, как считал нужным в то время. А сейчас прошу тебя уступить моей просьбе, чтобы мне спать спокойно, зная, что ты в безопасности, и моя династия не умрет.
        - Вижу, ты очень веришь этому варвару.
        - Верю в его огромное желание получить свободу. Ему все равно: охранять ли тебя или греческую горгону[Горгоны, чудовища, дочери Форкиса и Кето: Сфено, Эвриала и Медуза. У них были карикатурно искаженные черты, змеи в волосах, издававшие устрашающий рев. Всякий, встречавший страшный взгляд горгоны, превращался в камень.] Медузу, лишь бы быть уверенным, что в конце концов получит свободу. Он - вождь своего племени и сражался, как нубийский тигр, так мне рассказывали. Ярмо рабства не для его плеч.
        - И, думаешь, он поверил тебе, что ты заполнил бумаги о его освобождении у весталок? - с сомнением спросила Ларвия.
        - Он присутствовал при этом.
        - Знает латынь? - удивилась она.
        - Да. За восемь лет научился.
        Ларвия упрямо покачала головой.
        - Я не хочу лишаться свободы.
        - Это раб, моя дорогая, и выполнит то, что ему прикажешь. Но, умоляю, бери его с собой, когда будешь выходить в город. Не хотел говорить, но вижу, что еще не убедил тебя: на меня уже дважды покушались, и опасаюсь, что твоя жизнь в такой же опасности.
        - Покушения на жизнь? - прошептала она, начиная прислушиваться к его словам.
        - Да. Всем хорошо известно, что ты в данный момент единственная наследница дома Каски, у которой могут появиться и дети. Моих сыновей нет в живых. Мой внук, твой кузен Гай, убит в Галлии, Юлия - весталка. Пожалуйста, прошу тебя, сделай это для меня.
        Ларвия молчала. Ее упрямый характер проявился даже в этом, а кроме того, она не могла простить деду его вмешательство в их судьбы: ее и Юлии. Но если ее жизнь, действительно, в опасности… Ей рано пересекать реку Стикс[Стикс: 1. Старшая дочь Океана и Тефилы; река, текущая из Океана в Подземный мир; 2. Ручей в Аркадии, отвесно срывающийся со скалы, его вода была холодна как лед и считалась смертельной.] и встречаться с паромщиком.
        - Что скажешь? - задал вопрос Каска.
        - Можешь прислать его ко мне.
        - Он уже здесь, ожидает в атрии.
        - Уже?
        - Я чувствовал, что сумею убедить тебя, и захватил с собой бумаги, подтверждающие, что он принадлежит тебе.
        Ларвия изумленно покачала головой - старик любого умел подчинить себе.
        - Тогда, наверное, тебе удобнее и познакомить меня с ним, - устало проговорила она, сдаваясь.
        Каска вышел в зал, подал сигнал, и вскоре в гостиную вошел светловолосый гигант, за ним Нестор, явно нервничая: ему поручался надсмотр над рабами в этом доме, появление нового раба явно обеспокоило его.
        Ларвия дала сигнал Нестору отойти в угол комнаты, собираясь позже все объяснить ему.
        - Вериг, вот твоя новая хозяйка, моя внучка - Ларвия Каска Сеяна, - проинструктировал Каска гиганта на латыни. - Ты будешь защищать ее, не жалея своей жизни, как мы и договаривались. С этого момента от тебя требуется быть верным и послушным только ей.
        Вериг склонил голову, а у Ларвии возникло ничем не объяснимое желание поклониться ему, выглядевшему по-царски, будто она - рабыня, а он ее хозяин. Никогда прежде ей не приходилось видеть таких мужчин: в длинных брюках, которые римляне презирали, и домотканой тунике, подпоясанной в талии, он выглядел внушительно, гораздо выше среднего римлянина, а широкие плечи и крепкое телосложение делали его еще выше. Пшеничного цвета волосы, волнистые и длинные, чуть темнее брови и ресницы оттеняли яркую голубизну его глаз цвета розмарина и морской волны.
        Ларвия без смущения рассматривала его: ей приходилось слышать рассказы, что у кельтов из Галлии и Британии очень красивые глаза - теперь она сама убедилась в этом.
        - Вериг, - произнесла наконец Ларвия, чувствуя, что надо что-то сказать. - Что означает твое имя на твоем языке?
        - Могущественный царь, - ответил он. Несмотря па бедную одежду и босые ноги, оно, как нельзя лучше, соответствовало его стати.
        - Я узнала, мой дедушка спас тебя от неминуемой казни, заплатив за твою жизнь невероятную сумму.
        - Никто не сможет меня распять - я лишил бы себя жизни до этого, - ответил Вериг на прекрасном латинском языке, хотя с легким гортанным акцентом. - Мне рассказывали, как расправились с моим дядей Верцингеторигом. Во время триумфа Цезаря после галльской кампании его в цепях провели по улицам Рима, выставив на показ, словно карфагенского слона, а затем убили. Мне же самому решать, как умереть.
        - Верцингеториг твой дядя? - удивленно спросила Ларвия и посмотрела на Каску. Они хорошо помнили вождя восставшего племени, поднявшего галльские племена против Рима примерно десять лет назад, поставив под серьезную угрозу само существование колониальной системы Римской республики. Одним из самых ярких ее детских воспоминаний было шествие пленных галлов по улицам Рима. Их светловолосый вождь с цепями на ногах и руках гордо взирал на ликующие толпы римлян, упрямо не желая опускать глаза, как большинство его соплеменников.
        - Меня назвали в его честь, дав сокращенную версию его имени, - гордо ответил Вериг.
        - А как получилось, что ты бежал, а он попал в плен? - продолжала задавать вопросы Ларвия.
        - Он не мог бросить тех, кто остался в живых, чтобы помочь им выжить в плену, а мне приказал бежать, добраться до Галлии, собрать подкрепление и организовать контратаку. Но к тому времени, когда мне удалось добраться до родины, там все разрушили и разграбили адуи - римские союзники. Все селения сожгли дотла.
        - Но ведь глупо возвращаться в Рим, когда тебя ищут.
        - Моя семья, соплеменники погибли или попали в рабство. Вынужденный жить, я не мог оставаться там, где так много горьких воспоминаний, и решил скрываться в Риме, потому что никто этого не мог ожидать - люди обычно не видят то, что у них под носом. В Риме после войны появилось так много галлов, что мне не трудно было смешаться с толпой.
        Ларвия представить себе не могла, как можно затеряться в толпе.
        - И ты был в бегах все эти годы? Как же жил?
        - Своим умом и сильной спиной, работая днем у одного строителя из Остии. Научился читать и писать на вашем языке. Все шло отлично, пока меня не узнал центурион, который арестовал меня за убийство римского легионера.
        - Строителя зовут Аммиан Паулин, - сухо объяснил Каска. - Известен тем, что берет на работу беглых рабов за низкую плату, никогда не проверяя документов, подтверждающих, свободный ли это человек. Каждый раз новый эдил штрафует его, но Паулин строит общественные здания по самой низкой цене, и поэтому ему позволяют заниматься этим делом.
        - Как тебя поймали? - спросила Ларвия снова.
        - Случайно. Я устанавливал угловой камень у здания, а Паулин позвал знакомого центуриона оценить качество работы". Он оказался одним из тех, кто охранял пленных галлов во время восстания, и к тому же другом легионера, убитого мной. Он узнал меня.
        - Из-за твоего роста? - догадалась Ларвия.
        - Да. И из-за этого, - Вериг дотронулся рукой до тонкого витого обруча из бронзы вокруг сильной шеи. Закругленные концы обруча сходились вместе у основания шеи. Ларвия видела, как сильно и ровно бьется его пульс.
        - А что это такое? - поинтересовалась она.
        - Металлическое ожерелье, указывающее на мое племя и клан. Центурион запомнил его во время нашей последней встречи.
        - Оно снимается? - спросила Ларвия.
        - Никогда.
        - Кто выдал тебя властям, когда ты бежал во второй раз?
        - Женщина, - коротко бросил он.
        Ларвия и Каска обменялись взглядом.
        - Она все еще жива? - сухо задала вопрос Ларвия.
        - Да, насколько мне известно, - холодно ответил галл. Вериг и Ларвия мрачно рассматривали друг друга, как два противника.
        - У тебя есть еще вопросы? - нетерпеливо спросил Каска внучку.
        - Очень хорошо, - неожиданно изрекла Ларвия, игнорируя деда. - Будешь сопровождать и защищать меня, когда буду выходить в город, а также выполнять работу по дому, ее назначает Нестор. Понятно?
        Вериг склонил голову.
        - Где ты жил раньше?
        - В инсулах, на задворках улицы Сакры.
        - Нестор пошлет кого-нибудь за твоими вещами, - добавила Ларвия.
        - В этом нет необходимости, госпожа, - заговорил молчавший до этого Нестор. - Он принес с собой свой узел.
        Вериг внезапно посмотрел на Каску, как равный смотрит на равного.
        - Когда начинается мой трехлетний срок? - спросил он сенатора.
        - Сегодня, - ответил Каска.
        - Возможно, ты не сможешь выдержать три года службы у меня, - хитро заметила Ларвия.
        - Ради свободы выдержу службу у кого угодно. Если убегу снова, вы будете искать меня, поскольку заплатили очень высокую цену. Когда я прослужу весь срок, мне не придется больше оглядываться и прятаться.
        - Три года - это большой срок, - заметил Каска.
        - Скорее для вас, чем для меня, консул Каска. Я еще молод. У меня еще есть время.
        Ларвия махнула рукой, давая знать, что разговор окончен.
        - Нестор, отведи Верига в ту половину дома, где спят рабы, помести в комнате на одного, что рядом с кухней, проследи, чтобы Елена дала ему одежду и что-нибудь поесть. Сегодня утром я собираюсь отправиться за покупками на форум. Следовательно, ты сможешь приступить к своим обязанностям, Вериг.
        На лице Нестора отразилось сомнение, но он выполнил распоряжение. Когда оба раба покинули гостиную, Ларвия резко повернулась к деду:
        - Этот кельт слишком высокомерен и дерзок.
        - Тем лучше: трусливый раб пугается каждой тени, а этот - смел.
        - Также, как и опасен - его разыскивали из-за убийства, не так ли?
        - Он убил, чтобы бежать из плена, и тем более в военное время. Любой римский солдат сделал бы то же самое.
        - Почему ты защищаешь его?
        - Я не защищаю, объясняю, - Каска нервно поправил драпировку тоги. - Ну что ж, мне пора уходить, спешу в бани. Нужно освежиться перед вечером, сегодня ужинаю с Марком Юнием Брутом.[Брут Марк Юний, политический сторонник Цицерона. Назначался Цезарем наместником и претором, а затем вместе с Гаем Кассием участвовал в заговоре против него, направленном на сохранение республиканской власти сената. До нас дошли слова, будто бы произнесенные перед смертью Цезарем, заколотым мечами заговорщиков: «И ты, Брут». Согласно Светонию, Цезарь произнес их на греческом языке: «И ты, дитя?» Оба выражения стали крылатыми словами.]
        Ларвия безразлично кивнула. Влиятельные друзья деда никогда не волновали ее.
        - Надеюсь, будешь довольна моим подарком, - он наклонился и дотронулся холодными губами до лба внучки.
        Ларвия осталась неподвижной и молча наблюдала, как Каска уходит.
        Что задумал старик, поместив этого гиганта к ней в дом? Ее дед очень хитер и неискренен, нельзя ему верить безоговорочно. Правду ли он сказал, что хочет защитить ее?
        Что же на самом деле задумал Каска?


* * *
        Вериг осмотрел свободную комнату, в которую его поместили, присел на пол, скрестив ноги. Каморка напоминала коробочку для ладана, но, по крайней мере, принадлежала только ему. Когда они проходили с Нестором по дому, видели огромную общую спальню для рабов, длинные ряды постелей, разделенные тонкими занавесками. Понятно: ему дали эту маленькую комнату потому, чтобы можно было вызывать к хозяйке в любое время, не тревожа всех остальных. Правда, существовало одно неудобство: комната находилась рядом с кухней, и было слышно, как повара гремели посудой, приготавливая обед, но после семи лет работы на стройке привыкнешь ко всему, его не волновало, где придется спать.
        В сущности, стоило удивляться только одному - как удалось остаться в живых. С тех пор как галльское восстание потерпело поражение, он часто заглядывал в глаза смерти. Вырвавшись из лап Цербера еще раз, нельзя рисковать, следует выжить, когда перспектива свободы дразняще маячила впереди, как для лисы высоко висящий виноград. Но чтобы достичь цели, нужно в течение трех лет охранять эту маленькую кокетку. За это время как бы не убить ее.
        Ему особенно не нравились женщины типа Ларвии. Большинство римских женщин сидели за закрытыми дверьми, под пятой своих мужей, но эта богатая вдова - явное исключение. Наблюдая все эти годы жизнь Рима, он много раз видел подобных матрон в сопровождении свиты рабов, которыми они бесцеремонно распоряжались. И всякий раз ему вспоминались женщины его племени, работающие наравне с мужчинами даже во время беременности, героически сражавшиеся с римлянами и их союзниками, когда те пересекли реку и разорили все до основания. Сейчас их там уже нет, большинство погибло, а те, кто выжил, разбросаны по белу свету, как и он.
        Нет, его совершенно не волнует судьба Ларвии Каски Сеяны, но придется оберегать ее, чтобы получить документ об освобождении. Это его единственная возможность получить свободу. Когда Каска купил его, то объяснил задачу. Единственным сюрпризом для него явилась внешность хозяйки. Все еще путая латинские суффиксы, он решил, что речь шла о дочери Каски, поэтому представлял ее сорокалетней матроной со взрослыми детьми, а не стройной молодой женщиной, намного моложе его, - должно быть, вышла замуж почти ребенком за богатого старого глупца. И это его не удивляло - обычное дело среди римской аристократии. Овдовев, получила во владение состояние мужа, огромный дом, сотни рабов и маячившего за спиной деда, зорко следившего, чтобы внучка вела себя достойно. Поэтому ей ничего другого не оставалось, как тратить деньги на всякие мелочи, с каждым днем становясь все более раздражительной и безразличной.
        Внезапно в дверь постучали. Вериг вскочил на ноги. Дверь распахнулась.
        - Пошли со мной, - Нестор мотнул седой головой в сторону кухни. - Помоги разжечь плиту на кухне - у тебя сильная молодая спина, а моя за эти годы согнулась.
        Вериг последовал за сутулым, шаркающим ногами стариком, всю жизнь прожившим в семье Каски, а когда Ларвия вышла замуж, переехавшим в дом ее мужа.
        Он понял - начинается новая жизнь.


* * *
        Марк вошел в роскошный атрий дома сенатора Гракха, что располагался на Палатинском холме, и передал шлем и плащ склонившемуся слуге Огромный двухэтажный дом, облицованный камнем, имел прямоугольную форму, сквозь крышу были видны звезды, сверкающие на небе; слева, в шкафах, хранились маски предков Гракхов, покрытые воском, вдоль стен рядами стояли дорогие вазы, на стенах висели восточные гобелены. Мозаичный пол, изготовленный из крошечных плиток кафеля, изображал пасторальную сцену веселящихся нимф и пастухов. Марк последовал за слугой через зал в гостиную, которая находилась чуть выше атрия. В расположенных по бокам альковах находились святыни, посвященные ларам, богам, охраняющим домашний очаг.
        Сенатор Гракх и его сын ожидали Марка в гостиной, расположившись на парчовых диванах и держа в руках золотые кубки. Марк обратил внимание на гравированный двойной канделябр, стоящий на столике, инкрустированный ляписом-лазурью и украшенный зеленым эмалевым интальо.[Интальо - углубленная гравировка] Замысловатые фрески украшали стены, по бокам висели гобелены, изображавшие в полный рост Минерву и Зевса. Декор комнаты дополняли стоящие на полу высокие греческие вазы с изображениями мифических минотавров. Марк улыбнулся Септиму, присоединившись к мужчинам.
        - Приветствую тебя, мой друг. Хочу сказать, что пришел в уныние, увидев тебя в таком окружении.
        - Разве не похоже на промокшие от дождя палатки в Галлии, где мы дрожали от холода, не так ли? - рассмеялся Септим.
        Марк кивнул, принимая бокал от второго слуги, мгновенно появившегося из боковой двери.
        - А где остальные гости? - поинтересовался он.
        - Уже в столовой с моей женой, - объяснил сенатор. - Септим решил, что тебе будет приятнее, если какое-то время проведешь с нами, прежде чем присоединимся к остальным гостям. Он утверждает, что ты стал знаменитостью и тебя одолевают поклонники.
        - Преувеличивает, - коротко бросил Марк, пригубив бокал с вином.
        - Ну, не знаю, - ответил Гракх. - У моей жены очень утонченный салон, и она пригласила пол-Рима, чтобы показать героя-победителя. Возможно, ты более популярен, чем сам предполагаешь.
        Марк бросил на Септима отчаянный взгляд, говоривший о многом.
        - Ну, отец, не пугай его, а то создашь впечатление, что Марк будет в центре внимания всех гостей.
        - Неужели так и будет? - озабоченно спросил Марк.
        - Конечно, нет. Пожалуйста, не обращай внимания на отца. Сегодня ты мой гость, отдохнешь и ничего больше, - весело заверил Септим.
        - Как ты находишь вино, мой мальчик? - осведомился Гракх у Марка.
        - Очень хорошее, - похвалил Марк.
        - Откуда тебе знать, Корва, ты ведь почти не пьешь, - засмеялся Септим.
        - И ты бы мог пить поменьше - не повредит, - резко заметил сенатор сыну.
        - Мне никогда не достичь совершенства моего друга, - отозвался Септим, сделав глубокий глоток вина. - Он настоящий грек по духу, преданный своим национальным традициям. Во всем должна быть умеренность.
        - За исключением войны, - заключил сенатор Гракх.
        - И любви, - мудро добавил Септим. - Разве не так утверждает молодой Гораций? Гораций Флакк Квинт, римский поэт. Сын вольноотпущенника, получил разностороннее образование в Риме и Афинах, где познакомился с греческой литературой, философией и искусством.]
        - О, этот мальчишка Гораций, еще один друг Брута. Я устал от этой банды и их оратора Цицерона, - отозвался сенатор.
        - Но ты поддерживаешь с ними хорошие отношения, как и со сторонниками Цезаря, - хитро улыбнулся Септим. - Во всех политических противостояниях мой отец придерживается нейтральной позиции, таким образом сохраняя свои деньги.
        - Мудрая позиция, - отозвался Марк.
        - Но ты же сторонник Цезаря, как я понимаю? - задал вопрос Марку сенатор.
        - Он был и остается моим полководцем, сенатор Гракх. Я дал ему клятву солдатской верности.
        - Теперь он гораздо выше, чем полководец, - заметил Гракх. - В нашей стране политики всегда выполняют свой воинский долг. Помню даже Цицерона консулом Киликии, до того как туда назначили умершего Сеяна. Но Цезарь стремится к гораздо большему, называя себя императором.
        - Полководец, одержавший столько побед, достоин такого звания, - резко ответил Марк.
        - Правильно, но это также говорит о его излишних амбициях. Когда он делил власть с Крассом и Помпеем, то охотнее шел на компромиссы. А теперь, оставшись один, боюсь, дождется того времени, когда страна разделится на два враждебных лагеря, и это станет трагическим днем в истории Рима.
        В комнату вошла жена сенатора.
        - А вот и Марк. Всем не терпится посмотреть на тебя. Какой ты красивый в этой форме.
        - Добрый вечер, госпожа Гракх, - приветствовал ее Марк.
        - Я посоветовал ему не надевать тогу, чтобы женщины могли любоваться его ногами, - подразнил его Септим.
        - Совсем не смешно, - строго ответила его мать, очень красивая женщина сорока с лишним лет, подавая знак мужчинам подняться и следовать за ней. Туника без рукавов из кораллового шелка с глубоким круглым вырезом у шеи открывала стройную шею и руки; широкий шарф нежного персикового цвета, задрапированный на одном плече и закрепленный брошью, инкрустированной жемчугом, благородно оттенял белую кожу лица; искусно уложенные волосы тяжелой косой обрамляли голову, а затем локонами ниспадали на плечи. Когда Марк приблизился к ней, она милостиво протянула ему руку.
        - Это для вас, - сказал он, протягивая ей амфору с помпейским соусом.
        - О, как мило с твоей стороны! Благодарю, Марк. Ты всегда такой предусмотрительный. Я всегда сама слежу за приготовлением блюд, но повар часто делает совсем не то, что задумано, - она взяла Марка под руку. - Постараюсь посадить тебя с интересными людьми, но, конечно, трудно предвидеть, насколько это получится удачно. Надеюсь, ужин не затянется надолго, и мы поболтаем с тобой позже о том, чем занимается мой сын, - это единственный способ узнать, как у него идут дела. Он никогда и ничего не рассказывает.
        Они перешли в еще более роскошную часть дома, где располагались две столовых: одна - в передней части дома - предназначалась для большого числа гостей; в другой, меньших размеров, находившейся рядом с кухней, обычно обедала семья. Когда Марк вошел в парадную столовую, которую называли триклинием или комнатой с тремя диванами, то увидел, что все гости уже удобно расположились на диванах в ожидании первого блюда. В обычной столовой стояло три дивана, на них вмещалось по три человека на каждом и один большой стол. Но парадная столовая с мраморным полом и дорическими колоннами, поддерживающими крышу, вмещала, по крайней мере, пятнадцать диванов и около пятидесяти гостей. Вышитые гобелены украшали стены, факелы освещали зал. Рабы в голубых ливреях дома Гракхов сновали между гостями, наполняя их бокалы. Они уже наслаждались вином - на подобных приемах этот напиток часто представлял больший интерес, чем еда.
        Марк оказался рядом с Септимом и еще одним его другом Гелием, а по краям дивана сидели некая Киферида, актриса, и Теренция, старшая сестра Септима. Во время ужинов только мужчинам разрешалось откидываться на подушки диванов, женщины сидели прямо. Когда разнесли первое блюдо, холодную кабанятину с маринованными овощами, Марку стало ясно, что у Септима с матерью не очень хорошие взаимоотношения. Он все время разговаривал только с сестрой или другом, вынуждая Марка вести вежливую беседу с Киферидой, сидевшей слева от него. Несколько раз Марк замечал, как друг украдкой бросает на них взгляды, будто удостоверяясь, что у него все нормально.
        Постороннему наблюдателю показалось бы, что они очень мило беседуют: Киферида, черноглазая красавица с волосами, выкрашенными хной, прославилась, играя на сцене старые комедии Плавта. Вежливо улыбаясь, Марк слушал рассказы актрисы о ее триумфах на сцене, пропустив блюдо из устриц, рыбы и креветок, приправленных уксусом и перцем. Затем последовало главное блюдо - петух, зажаренный в перьях. Следом подали дичь, начиненную крупой с гарниром из гусиной печенки и мяса зайца, зажаренных черных дроздов и диких голубей. Парад из блюд, вносимых нескончаемым потоком слуг на больших блюдах, казался бесконечным. Марк, наконец, поднялся и, извинившись перед актрисой, направился в обширный сад, находившийся позади дома.
        Это приятное место для уединения окружала стена и густой забор из зарослей тростника, над которыми нависала длинная галерея. В парке стояло много мраморных статуй, журчала вода в фонтанах, благоухали цветы, шелестели искусно подстриженные деревья; по краям утрамбованных дорожек рос вечнозеленый кустарник. Кругом стояла тишина, и Марк предался мечтам, пока не услышал шаги. Обернувшись, увидел Септима.
        - Что ты здесь делаешь и от кого прячешься? - потребовал ответа его друг. - Сейчас подают десерт - медовое глазированное пирожное с ягодами шелковицы. Повар матери очень гордится этим блюдом.
        - Я не прячусь. Только хотелось уйти от этого шума и подышать свежим воздухом - женщины так сильно благоухают духами, а от факелов такой сильный запах ладана, что дышать нечем.
        Септим облокотился о гладкую колонну, поддерживающую галерею, и вздохнул.
        - Киферида выглядит обескураженной и неудовлетворенный. Такое, очевидно, с ней случилось впервые. Она, похоже, очень смущена. Не могу поверить, что ты ушел от нее. Разве не находишь ее красивой?
        - Все считают ее красивой, когда спят с ней. Септим, она известная проститутка. Ты разве не слышал?
        - Конечно, слышал. Именно поэтому попросил мать посадить ее рядом с тобой. С каких это пор ты стал таким высоконравственным, Марк? Я думал, ты хорошо проведешь с ней время.
        - Не хочется хорошо проводить время.
        - Но тебе же обязательно кто-то нужен: в последнее время ты все время такой мрачный, и мне захотелось дать тебе возможность расслабиться. Помнишь, как мы с тобой ходили по борделям? Не знал, что стал женоненавистником. По крайней мере, Киферида не уличная проститутка, она играет на сцене.
        - В данном случае нет никакой разницы: Граний Метелл рассказывает, что заразился от нее сифилисом.
        - Ему выгодно так рассказывать. За этими рассказами скрываются его подлинные наклонности, взрослая женщина такого не может допустить.
        Марк пожал плечами, не желая спорить.
        - Это не имеет значения. Септим, я не был с нею груб, просто хотелось побыть одному.
        Септим положил руку на плечо Марка.
        - Что с тобой случилось? Может, я чем-то могу помочь?
        - Вполне возможно, - взглянул на него Марк.
        Септим молча ждал.
        - Тебе известно расписание религиозных церемоний, в которых принимают участие весталки? - задал вопрос Марк.
        - Расписание девственных весталок? - глупо повторил Септим, уставившись на друга.
        - Да. Когда они совершают жертвоприношения, ходят за водой к священному источнику. Понимаешь, что я имею в виду? Твой отец, как консул Сената, опекает жриц-весталок, не так ли? Ты сможешь добыть мне эту информацию?
        - Ради всемогущего Юпитера, скажи, для чего тебе это нужно? - потребовал ответа Септим.
        - Мне это интересно.
        - Похоже, что так, Но позволь спросить, в чем причина такого внезапного интереса к богине Весте?
        Марк молчал.
        - Ты познакомился с какой-то женщиной во время публичных жертвоприношений в этом храме? - поинтересовался Септим. Затем выражение его лица вдруг изменилось. - Марк, ты, должно быть, шутишь. Неужели одна из девственных весталок?
        - Да. Встретил ее в храме Весты, сопровождая Цезаря, который вносил изменения в завещание.
        Септим молча с изумлением смотрел на него.
        - Не смотри так на меня. Я хочу ее снова увидеть. Поможешь?
        - Корва, ты сошел с ума. Выбрось ее из головы. Это невозможно. Безрассудная идея.
        - Я еще ничего не совершил. Хочу посмотреть на нее издали.
        - С какой целью? Чтобы мучить себя? Из этого ничего не выйдет, мой друг. Если опозоришь девственную весталку, ее живьем похоронят за нарушение клятвы, и тебе не поможет даже твоя блестящая военная карьера: неважно, в скольких успешных военных кампаниях ты участвовал и сколько раз награждался лавровой ветвью или нес лавровый венок во время триумфов - Сенат и магистраты приговорят тебя к пожизненному заключению на рудниках Нумидии! Тебе придется броситься на свой собственный меч, чтобы избежать позора.
        - Ты немного опережаешь события, Септим. Я только хочу еще раз взглянуть на нее, вот и все.
        - Ты собираешься слоняться вокруг храма, как влюбленный школьник? Это, несомненно, упрочит твою славную репутацию.
        - Нет ничего особенного в том, если я буду присутствовать на публичном жертвоприношении. Никто и не обратит на это внимание. Во время таких событий всегда толпы народу, и я буду одним из многих.
        Септим покачал головой.
        - Мне это не нравится, Марк.
        - Ты сможешь мне помочь?
        Септим пожал плечами.
        - Ну так что?
        - Копия расписания религиозных процедур весталок лежит на столе у моего отца. Он регулярно получает его, чтобы координировать сессии Сената с ними.
        - Могу я на него взглянуть?
        Септим посмотрел вдаль и вздохнул.
        - Септим?
        Трибун покачал головой.
        - Наверное, когда-нибудь пожалею, что ввязался в это.
        - Я только быстро взгляну на расписание.
        Септим погрозил Марку пальцем.
        - Надо вернуть расписание до окончания ужина. Не хочу, чтобы он заметил его отсутствие.
        Марк кивнул головой.
        - Жди меня здесь.
        Марк остался в саду, и ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем послышались шаги Септима. Он резко повернулся и увидел в руках друга листок пергамента, исписанный аккуратными греческими буквами. Марк быстро схватил листок.
        - Осторожнее! - сердито прошипел Септим. Центурион преподнес листок к пламени факела на углу галереи.
        - Завтра утром она принимает участие в очистительном жертвоприношении, а через пять дней отправится за водой к священному источнику, - сказал он.
        Септим заглянул к нему через плечо и сверил время процедуры с именем весталки.
        - Юлия Розальба Каска? - прошептал он. Марк вернул ему листок.
        - Ты, действительно, ненормальный, Марк. Хотя бы имеешь представление, кто она такая?
        - Самая очаровательная женщина, которую я когда-либо видел.
        - Самая опасная женщина, которую ты когда-либо встречал, - дочь умершего Туллия Каски и внучка Децима Гнея Каски, лютого врага Цезаря!
        - Септим, меня не интересует политика. Тебе это хорошо известно.
        - Придется заинтересоваться, когда дело дойдет до гражданской войны, а это вполне вероятно. Кроме того, что она - девственная весталка и, следовательно, неприкосновенна, эта женщина принадлежит к дому и семье самого ярого врага твоего покровителя.
        Марк молчал.
        - Не собираюсь принимать участие в этом безрассудстве, - твердо заявил Септим.
        - А я и не стану просить тебя об этом. Ты уже достаточно помог, показав этот документ.
        - Но мне нужно вернуть его до окончания ужина, - ответил Септим, бросив опасливый взгляд в сторону дома. Сделав шаг, он остановился. - Марк, будь осторожен. Я не шучу - все слишком серьезно.
        - Понимаю, - тихо произнес Марк.
        - Не уверен. Ты не вырос в Риме и не представляешь, с каким благоговением относятся к жрицам-весталкам и какой бывает взрыв негодования, когда одна из них нарушает данный обет. Еще мальчиком я слышал, как живьем захоронили весталку на священном поле Кампус Скелератус. На всю жизнь запомнил этот рассказ. Ее обвинили на основании показаний рабов, которых можно подкупить или под пыткой заставить сказать все, что угодно. Ей ничего не помогло - состоялась ужасная казнь.
        - Я не стану подвергать Розальбу опасности, - тихо произнес Марк. - Только должен увидеть ее.
        Вдруг послышался какой-то звук позади, и Септим, приложив палец к губам, тихо проник в дом через боковую дверь. Марк улыбнулся, когда увидел раба, вылившего ведро воды в сад.
        Он снова вернулся к своим мыслям.


* * *
        Марго надела на склоненную голову Юлии ритуальное одеяние, напоминавшее прямоугольный кусок белой ткани с пурпурной полосой, закрепив его инкрустированной брошью. Накинув на голову вуаль, отступила назад и удовлетворенно кивнула.
        - Готово. А теперь иди и поторопись - скоро рассвет.
        Юлия покинула свои апартаменты, прошла через атрий, окликнула телохранителя и направилась к двери, ведущей к алтарю храма, где уже собралась толпа, хотя на небе только-только показались первые отблески рассвета. Пройдет еще несколько минут, прежде чем свет заструится через розовое окно лепного потолка, и косые лучи упадут на алтарь.
        И начнется жертвоприношение.
        Соленые пирожные, вино и масло уже лежали рядом со священным огнем, ярко горевшим у подножия статуи богини, в три раза превышающей рост человека. Все ждали, когда первые лучи солнца упадут на алтарь и позволят начать церемонию.
        Когда наступил этот момент, Юлия подняла руки и над ожидающей толпой воцарилась тишина. Она нараспев читала молитвы о безопасности римского государства, одновременно разламывая пирожное и бросая кусочки в огонь, немедленно поглощавший их; затем полила огонь вином, потом маслом и отступила назад. Пламя вспыхнуло, и Юлия почувствовала его тепло на своей коже. Толпа ответила на это возгласом изумления.
        Весталка, низко поклонившись, продолжала молитвы, пока огонь не затих, затем окропила алтарь водой из священного источника - такая церемония очистительного жертвоприношения совершалась в начале каждого лунного месяца. В заключение жертвоприношения она легла ничком перед алтарем и молила Весту защитить всех римских граждан, в какой бы части света они не находились; поднявшись, обернулась лицом к толпе, тем самым подавая сигнал, что граждане могут обращаться к богине со своими собственными просьбами и пожеланиями.
        Впереди толпы, возвышаясь над всеми, одетый в полную форму, стоял центурион, которого она видела во время последнего посещения храма Цезарем.
        Юлия выдержала его долгий взгляд, хотя ее сердце бешено колотилось. Силой воли заставив себя отвести от него глаза, она старалась смотреть на всю толпу, затем, повернувшись к алтарю, поклонилась и направилась к выходу.
        Очутившись в атрии, она прислонилась спиной к стене, чувствуя слабость и смущение.
        Почему он здесь? Раньше его никогда не было видно во время жертвоприношений - простое совпадение или пришел, потому что вспомнил мимолетную встречу в протокольной комнате храма? И если это так, то на что надеется, наблюдая за ней во время торжественной церемонии?
        Ему должно быть хорошо известно, что никакие взаимоотношения между ними невозможны.
        Весталка знала это и все равно дрожала, как загнанный в угол заяц. Телохранители смотрели на нее с сочувствием.
        Юлия махнула рукой, отпуская их, и бросилась бегом в свои апартаменты.


        ГЛАВА 3
        Вериг терпеливо ожидал у входа в лавку художника, где Ларвия заказала портрет. От его высокой фигуры тень падала на мольберт.
        - Прикажите этому варвару отойти в сторону, - раздраженно попросил художник. - Ничего не видно.
        - Вериг, отойди в сторону, не загораживай свет, - приказала она своему телохранителю.
        Вериг, сделав два шага влево, снова принял настороженную позу, изучая улицу. Эндемион смешал две краски на палитре, добиваясь желаемого тона, и тихо спросил:
        - Где вы его взяли?
        - Дед подарил, - вздохнула Ларвия.
        - Зачем?
        - Считает, что мне нужна защита от врагов семьи Каски, - покорно ответила Ларвия.
        - Ну что ж, Юпитеру известно, сколько у старика врагов, - согласился Эндемион и, приподняв подбородок Ларвии, добавил: - Как вы его назвали?
        - Вериг.
        Грек закатил глаза.
        - Риг, рэг, раг - все их имена звучат одинаково. Сейчас их толпами ежедневно привозят в Рим из галльских колоний. Даже когда они пытаются говорить на латыни, я не понимаю ни одного слова.
        Ларвия засмеялась.
        - Кто бы говорил: ты сам с острова Крит, и у тебя сильный акцент.
        Свободный грек пожал плечами.
        - По крайней мере, я больше не раб и могу зарабатывать деньги своей кистью, а эти люди всего лишь лишняя обуза для налогоплательщиков - готовы работать за мизерную плату, и от этого страдают римские граждане.
        Лицо Верига, который, конечно, слышал часть их разговора, приняло бесстрастное выражение, а глаза методично осматривали улицу.
        - Из него вышел бы хороший натурщик, - добавил Эндемион, внимательно рассматривая раба. - Пропорционально сложен. Может, одолжите его для позирования в скульптурном классе?
        Ларвия бросила на него косой взгляд.
        - Эндемион, его обязанность - защищать мое тело, а не выставлять свое. Поищи другого несчастного, который согласится позировать за ту мизерную плату, которую ты назвал.
        - Жаль, - откликнулся Эндемион, нанося мазок на полотно. - Когда-нибудь да стану таким же знаменитым, как Пракситель, а он бы прославился как мой натурщик.
        - Не все стремятся стать знаменитыми, - приглушенным голосом ответила Ларвия.
        - Разве?
        - Да, Эндемион. Некоторые хотят быть счастливыми.
        Вериг перевел взгляд с шумной улицы на лицо хозяйки, но она смотрела вдаль, сохраняя зафиксированную позу.
        - Ну ладно, думаю, на сегодня достаточно, - удовлетворенно заметил Эндемион. - Так и оставим. Приходите через три дня, надеюсь, я смогу закончить работу.
        - Можно хотя бы мельком взглянуть на портрет? - попросила Ларвия.
        - Нет, нельзя, пока работа не закончена, - художник собрал все свои пузырьки с растительными красками, закрыл их крышками, а кисточки опустил в чашку. - Я совершенно уверен, что портрет вам понравится.
        - Будем надеяться, что гильдия кожевников останется довольной, - за портрет будут рассчитываться они.
        - О да, правильно: совсем забыл об этом - вы их новая покровительница?
        - Раньше их патроном был мой муж. После его смерти я поддерживаю эту традицию.
        - Вам, должно быть, это не очень нравится, - заметил художник, вытирая руки о ткань и накидывая полотно на портрет. Деревянная рамка не позволяла ткани касаться еще не высохшего полотна.
        - Сейчас все гильдии в Риме стремятся добиться моего покровительства, - ответила Ларвия, вставая и поправляя юбки. - Но им нужны не мое имя, а деньги Сеяна.
        - Кажется, и то, и другое, леди Сеяна: успешная торговля нуждается как в деньгах, так и в гласности.
        - Кстати, о деньгах: не забудь, что мы договаривались о скидке за то, что я прихожу к тебе и позирую в лавке.
        - Вы получите эту скидку. А то, что позируете у меня в лавке и прохожие могут видеть вас, гораздо важнее, чем рисовать в вашей удобной гостиной.
        Ларвия устало кивнула, приподняла край шарфа и перекинула его через плечо.
        - Увидимся через три дня, Эндемион. Приду утром.
        Художник поклонился.
        Вериг отступил в сторону, когда Ларвия вышла из лавки на шумную улицу, прошла немного пешком, а затем остановилась, рассматривая образцы шелковых тканей, лежащих на широком деревянном столе.
        - Когда вы получили их? - спросила она торговца, темноглазого парфянина с черной вьющейся бородой, с тюрбаном на голове.
        - Сегодня утром, госпожа, - ответил он на едва понятной латыни, низко кланяясь.
        Пока Ларвия изучала тюки с тканями, Вериг стоял позади нее, сложив руки.
        - Как называется этот цвет? - спросила она, показывая образец ткани.
        - Ляпис-лазурь, госпожа Сеяна. Позвольте сказать, что вы оказываете мне честь, посетив мою лавку. Эта ткань окрашена чернилами, выделяемыми щупальцами морского животного, которое греки называют осьминогом, краска очень прочная и красивая.
        Ларвия взяла рулон ткани и передала его Веригу, который сначала удивился, затем помрачнел и переложил рулон под мышку.
        - А это что за ткань? - Ларвия указала на небольшой кусок золоченой ткани.
        - У вас прекрасный вкус, моя госпожа. Этот кусок сделала вручную моя жена. На своем собственном станке вплела в шелк золотые нити.
        - Сколько буду должна за оба куска? - спросила Ларвия.
        - Три сестерции, - поспешил ответить парфянин.
        Ларвия покачала головой.
        - Две, - уступил торговец.
        - Одну, - предложила Ларвия.
        - Согласен.
        Она достала серебряную монету из плетеного кошелька, висевшего у пояса, и вручила ее торговцу. Получив второй рулон ткани, передала его Веригу. Тот сложил оба рулона вместе, его лицо оставалось непроницаемым. Во фруктовой лавке ее привлекли финики.
        - Из самой Галилеи, - вертелся около нее торговец фруктами. - Самые сочные, с лучших пальмовых деревьев.
        Ларвия делала покупки, переходя от лавки к лавке, и все купленное передавала Веригу. Когда она вернулась к своему паланкину, его руки были полны покупок.
        Удобно устроившись, Ларвия задернула занавески, но через мгновение они открылись, и Вериг вывалил все покупки ей на колени.
        Оба носильщика изумленно посмотрели друг на друга, а затем отвели взгляд в сторону, ожидая реакции Ларвии.
        - Что ты делаешь? - от неожиданности она ахнула.
        - А как вы думаете? - спросил в ответ Вериг. Хозяйка изумленно смотрела на него, открыв рот, затем опомнилась, вспомнив о присутствии других слуг.
        - Разберусь с тобой позже, - коротко бросила она и отдала приказ носильщикам. - Домой.
        Вериг шел позади паланкина, а носильщики пробивались сквозь толпу к дому Сеяна. Когда Ларвия удобно устроилась на диване своей гостиной, отослала всех слуг, кроме Верига.
        - Что означало твое возмутительное поведение на форуме? - холодным тоном спросила она.
        - Моя обязанность - защищать вас, а не бежать, как собачонка у вас по пятам и нести все, что вам попадется под руку.
        - Твоя обязанность - делать то, что прикажу! - сердито ответила Ларвия. - Возможно, в Галлии тебя считали князем, мой высокомерный гигант, но в этом доме - ты раб!
        - Прекрасно усвоил свое положение в этом доме, - холодно ответил он.
        - Не уверена, - парировала Ларвия, поднимаясь с дивана. - Могу приказать высечь тебя за это или назначить любое другое наказание. Например, продать.
        - Не продадите, - ответил Вериг.
        Ларвия молча смотрела на него, удивленная его дерзостью.
        - Не продам? - наконец удалось ей выдавить из себя.
        - Благодаря моему присутствию ваш дед не торчит постоянно здесь. И более того, я вам нужен - вы боитесь.
        Ларвия судорожно сглотнула, их взгляды встретились.
        - Чего же я боюсь? - спросила она.
        - Боитесь, что Каска может оказаться прав и вы станете мишенью для его врагов. Я уже достаточно прожил в Риме и знаю, что политики нанимают банды молодых подонков, чтобы достичь своих целей. Они, подонки, бродят по улицам по ночам, а днем торчат в торговом центре, изучая привычки своих жертв, - обратили внимание на одну такую группу негодяев на улице Сакра? Может, следили за вами? Заметили их? Глаза Ларвии сузились.
        - Ты не единственный телохранитель в Риме, - спокойно ответила она. - После последних войн в Риме полно тех, кто лишился родины и ищет работу.
        - Но единственный, пользующийся доверием вашего деда, и единственный, потому что жизненно заинтересован получить свободу, почему и готов защищать вас ценой своей жизни, - тихо произнес Вериг.
        Ларвия молча смотрела на него. Вериг терпеливо ждал.
        - Ты, конечно, считаешь, что поставил меня в невыгодное положение, не так ли? - наконец заключила она, выдерживая взгляд голубых глаз.
        - Нет, госпожа, - ответил он. - Совершенно точно представляю ваше и мое положение - ваше намного лучше моего.
        Ларвия глубоко вздохнула и медленно выдохнула.
        - Значит, понимаешь это, - холодно произнесла она. Он склонил голову. - Сегодня вечером я ужинаю у сестры в Атрии храма Весты, - продолжала Ларвия. - Ты будешь сопровождать меня туда. До этого времени свободен.
        Вериг снова поклонился и вышел из гостиной. Ларвия снова опустилась на диван, глядя на то место, где только что стоял раб.


* * *
        - Значит, ты видел ее? - спросил Септим, сидя на краю бассейна, пока раб натирал ему спину банной скребницей.
        - Да, видел, - ответил Марк, погружаясь в горячую воду, затем вынырнул, отбрасывая с глаз волосы.
        - И что?
        - Невероятно красива, - сказал Марк.
        Друзья купались обнаженными, нежась в бассейне с теплой водой, которая вливалась по каменной трубе, предварительно пройдя через внешнюю стену, подогреваемую специальной подземной печью, находящейся под полом бани. На полу бассейна Марк ощущал ногами монеты, которые бросали в источник снаружи, и они с потоком воды попадали в бассейн - эти щедрые дары предназначались богине Минерве,[Минерва, римская богиня, покровительница ремесленников, учителей, актеров и врачей.] изображенной на бронзовом куполе здания с совой и шлемом в руках. Собирать их считалось актом крайнего безбожия, наказуемого богами.
        Марк энергично растер руки, воздух становился прохладным, и он снова погрузился в воду. Куполообразный потолок зала поднимался или опускался, регулируя температуру. Стены и полы не впитывали влагу, так как были покрыты керамической и терракотовой плитами. По краям бассейна стояли рабы, готовые до чистоты натирать спины купающихся, подать им полотенце или сделать массаж в соседней прохладной комнате.
        - И что ты теперь собираешься делать? - спросил Септим. - Найдешь проститутку, напоминающую ее?
        Марк ничего не ответил на этот дружеский совет, приподнялся на локтях на краю бассейна, наблюдая за паром, поднимающимся от воды.
        - Сегодня вечером собираюсь в Субуру, - добавил Септим, протягивая руку рабу, который тер его скребницей. - Пойдешь со мной? Слышал, там появились новые женщины из Фригии, говорят, очень соблазнительные.
        Марк отрицательно покачал головой. Септим схватил у раба полотенце и швырнул его в друга.
        - Как же с тобой стало скучно! С тех пор как увидел эту женщину, стал таким занудой. Я пошел на массаж. Идешь со мной?
        - Немного покупаюсь, - отозвался Марк, закрывая глаза.
        - Встретимся в комнате для переодевания, - сказал Септим, уходя.
        - Нет, лучше на западной террасе, - возразил Марк. - Хочется выпить бокал вина.
        - Надеюсь, не запьешь из-за этой девушки, - пошутил Септим, направляюсь в массажную. На каменной плите раб начал ритмично массажировать его тело.
        Марк снова погрузился в воду, она приятно успокаивала натруженные мышцы: после полудня друзья довольно долго играли в ручной мяч, затем отдыхали в солярии термобань, находившемся на западной террасе. Римляне обожали загорать - бронзовая кожа ассоциировалась со здоровьем и мужественностью: обычная солдатская жизнь на открытом воздухе способствовала этому, белая указывала на изнеженность.
        Солярии города всегда пользовались успехом.
        Наконец Марк вышел из воды, прошел мимо массажной, где нежился Септим, в зале с холодным бассейном окунулся. В раздевалке быстро надел форму, коротко поздоровался со знакомыми, которых заметил в толпе мужчин, и оказался на западной террасе. Торговец предложил бокал золотистого вина из Абруцци; медленно потягивая вино, он наблюдал, как за холмами садится солнце, улавливал обрывки мужских разговоров.
        Что же ему делать? Он не мог забыть весталку. Утреннее посещение храма не успокоило, а еще больше воспламенило его: даже закутанная в густую вуаль, девушка показалась божественно красивой. При одном ее виде у него перехватывало дыхание.
        В его голове уже складывался план. Но как бы еще глубже не увязнуть на опасной территории? Здравый смысл подсказывал - отказаться от него. Однако спор с самим собой ни к чему не приводил. Неважно, что подсказывал здравый смысл, он знал, что обязан поговорить с ней, коснуться ее, превратить ее неземной образ в реальность.
        Из расписания весталок на ближайшее время ему было известно, что через три дня она отправится к священному источнику, расположенному около Капенских ворот, конечно, в сопровождении телохранителей. Но для него это пустяк: за последние десять лет ему приходилось схватываться в рукопашном бою с врагами многих национальностей.
        Маршрут и точное место, где ее можно перехватить, известны.
        Осушив деревянный бокал, Марк вернул ее торговцу, который, прежде чем поставить его на полку, почистил песком и сполоснул водой. Обернувшись, увидел приближающегося Септима, который, подняв руку, приветствовал его.
        Марк улыбнулся другу, решив придержать свои крамольные мысли при себе.


* * *
        - Марго, есть ли минога из прудов моего дедушки? - осведомилась Юлия, проверяя блюдо с закусками. - Сестра очень их любит.
        - Сделано все, как ты просила, госпожа, - терпеливо объяснила Марго. Юлия порхала по комнате, проверяя, все ли готово к приходу сестры. Весталкам не разрешалось приглашать много гостей, но это был особый случай: в личных апартаментах весталок разрешалось принимать только родственниц-женщин, остальных же - в общей комнате и в присутствии Ливии Версалии или Юнии Дистании, чьей официальной обязанностью являлось встречать гостей. Такая возможность поговорить наедине с близким родственником предоставлялась очень редко, и поэтому Юлия волновалась.
        - А медовое вино? - снова задала вопрос Юлия. Марго указала на расписной кувшин на столе.
        - Ты не хочешь, чтобы я осталась и прислуживала вам? - спросила она.
        - Да, - твердо ответила Юлия. - Сама сумею разлить вино и передать через стол поднос с засахаренными фруктами. Можешь идти в свою комнату.
        Марго поклонилась и ушла, а через несколько секунд вошла Юния Дистания, следом за ней торопилась Ларвия.
        - Маленькая Розальба, как ты хорошо выглядишь! - радостно воскликнула Ларвия, обнимая и целуя сестру в обе щеки. Юния поклонилась и вышла. Ларвия оглянулась через плечо, чтобы убедиться, что они остались одни. - Не знаю, как все это выносишь, - здесь всюду шпионы.
        Юлия поморщилась.
        - Ларвия, ты очень преувеличиваешь, - она указала сестре на резной стул за сервированным столом.
        - Разве? А как насчет служанки, которая постоянно прячется в тени и все берет на заметку?
        - Я удалила Марго на этот вечер.
        - Очень хорошо. - Ларвия взяла очищенный грецкий орех и отправила его в рот. - Юлия, это место такое унылое. Когда оказываюсь здесь, складывается впечатление, что вхожу в гробницу. Как ты переносишь подобное монастырское существование?
        Юлия села напротив сестры и сухо ответила:
        - Нет другого выбора. Чем еще обрадуешь, прежде чем выпьем вина?
        Ларвия, пожав плечами, прекратила неприятный разговор.
        - Ты же знаешь, как я отношусь к тому, что твоя жизнь растрачивается ради служения какой-то статуе в храме.
        - Говори тише, - прошипела Юлия. - Подобные слова могут истолковаться как ересь, не говоря уже о предательстве. А моя жизнь еще не растрачена, я все еще дышу.
        Ларвия взяла сервировочную ложку и положила себе несколько угрей.
        - Но не станешь же убеждать, что ты здесь счастлива, - настаивала сестра.
        Юлия ничего не ответила, разливая по бокалам фалернское вино. Ларвия сначала осторожно попробовала, а затем сделала большой глоток.
        - Прекрасное вино, - одобрила она, кивая. - Люблю медовое вино.
        Юлия кивнула.
        - Обычно фалернское вино довольно крепкое, поэтому я попросила Марго разбавить его.
        Ларвия откинулась на спинку стула и изучающе рассматривала младшую сестру, более яркую собственную копию.
        - Ты, должно быть, удивилась, когда тебе передали, что хочу придти и повидаться с тобой.
        Юлия ждала продолжения разговора.
        - Дед купил мне телохранителя, - сообщила Ларвия.
        - Что? Раба?
        - Раба.
        - Ларвия, ты уже владеешь сотнями рабов. Зачем тебе еще?
        - Он галл, чтобы быть точной. Его задача - наблюдать за мной, когда выхожу в город, и защищать в случае необходимости.
        - Разве тебе что-нибудь угрожает? - Юлия удивленно посмотрела на сестру.
        - Дед считает, что это вполне возможно.
        - Почему?
        - Причина в его политических пристрастиях и, как я предполагаю, во взглядах моего умершего мужа. Фракция Цезаря усиливается с каждым днем, и скоро он станет единственным диктатором, как по закону, так и на практике. Каска считает, что банды Цезаря могут преследовать меня, чтобы отомстить ему. Сенаторы и другие политики слишком хорошо защищены, а одинокая женщина в сопровождении только носильщиков и такого старого раба, как Нестор, может представлять хорошую мишень.
        - Неужели все так плохо? - пробормотала Юлия. Ларвия пожала плечами.
        - Очевидно, так.
        - Цезарь не кажется таким безрассудным, - заметила Юлия.
        - Если бы он был таким добрым, то не достиг бы своего положения. Ведь он без колебания уничтожает всех, кто стоит на его пути, - Ларвия сделала еще глоток вина и одобрительно кивнула. - Разве ты его знаешь?
        - Он был в храме несколько раз, когда составлял и вносил поправки в завещание. Я писала под его диктовку, когда приходил в последний раз.
        - Ты писала под диктовку Цезаря? Ты же слишком молода для таких поручений?
        - Ливия Версалия оказалась в безвыходном положении, - улыбнулась Юлия. - Цезарь предупредил слишком поздно. Кроме меня, никого не нашлось.
        - И как он показался тебе в общении? Мне доводилось видеть его только на банкетах, когда еще муж был жив. Обычно, поприветствовав женщин, удалялся поговорить с мужчинами о политике, поэтому трудно судить о нем, как о человеке.
        - Я видела его мимолетно, но поняла, что он… очень властный человек, но с весталками мил и вежлив.
        Ларвия кивнула.
        - Да, ты же наблюдала его только с этой стороны. А диктатор приходил без охраны?
        Юлия поднялась из-за стола и отвернулась, вертя в руках кувшин с водой, стоявший на подставке рядом.
        - Нет, вместе с центурионом первой когорты.
        - Ворон? - оживилась Ларвия. - Грек, его ближайший помощник? Как это его зовут? Деметр.
        - Да, - ответила Юлия, не поднимая на сестру глаз.
        - Разве он не хорош? Говорят, все его тело в шрамах после военных кампаний, - она усмехнулась. - Многим знатным дамам Рима хотелось бы взглянуть на них своими глазами.
        Юлия повернулась к столу, держа в руках кувшин: наливая воду в бокал, уронила его из рук на пол.
        Ларвия быстро наклонилась, чтобы помочь ей, но потом посоветовала Юлии, собиравшей черепки терракотового сосуда:
        - Не занимайся этим - слуги уберут. Садись снова за стол, ты еще ничего не ела.
        Юлия послушно села и пододвинула ближе блюдо с соленым окунем, разрезанным на кусочки, чтобы можно было брать руками; предложила также сестре, она взяла кусочек. Ларвия наблюдала, как Юлия, потягивая разбавленное вино, ничего не ела.
        - Как ты себя чувствуешь? - поинтересовалась Ларвия.
        - Почему спрашиваешь?
        - Ты какая-то рассеянная.
        - Разве?
        - Да. То нервничаешь, как уличный кот, то бьешь посуду и как будто куда-то торопишься. И ничего не ешь.
        - Наверное, не голодна.
        - Но все так вкусно: надо же хотя бы попробовать.
        Юлия покачала головой.
        - Хорошо. Похоже, сегодня неподходящее время для визита. Ты чем-то встревожена, под глазами тени, как будто плохо спала ночь. Что встревожило тебя в этом славном царстве мира и спокойствия?
        Юлия быстро вскинула взгляд на нее, и Ларвия с сочувствием увидела, что глаза сестры полны слез.
        Выронив из рук кусочек рыбы, она наклонилась через стол к сестре.
        - Ради всего святого, что случилось?
        Юлия, судорожно сглотнув, прошептала:
        - Это центурион, о котором ты упомянула. Соратник Цезаря. Тот, которого зовут Вороном.
        Ларвия замерла, не спуская глаз с сестры. Юлия замолчала, и Ларвия ободряюще кивнула ей головой.
        - Я говорила, что центурион приходил в храм вместе с Цезарем, - продолжала Юлия. - А сегодня утром, совершая обряд жертвоприношения, увидела его в толпе, пристально наблюдавшим за мной.
        - Разговаривал с тобой? - пробормотала Ларвия, оглядываясь на приоткрытую дверь.
        - Нет, но…
        - Что но?
        - …так смотрел на меня… - Юлия закрыла глаза и с трудом сглотнула воздух.
        Ларвия поднялась, выглянула в зал и закрыла плотно дверь. Затем вернулась к сестре и тихо спросила:
        - Так это тебя тревожит? Как же он смотрит?
        - Не только это, а то, что я при этом чувствую.


* * *
        - И какие ты испытываешь чувства?
        Юлия поднесла руку к горлу.
        - Он не спускал с меня глаз, я и сейчас ощущаю его взгляд, и думаю, что в следующий раз, когда выйду к алтарю… - она замолчала, опустив голову.
        - Тебе хочется снова его увидеть? - тихо спросила Ларвия, сразу все поняв.
        Юлия, закусив губу, покачала головой, а затем беспомощно пожала плечами.
        Ларвия через стол потянулась к сестре и взяла ее за руку.
        - Ты же знаешь, как это опасно: нельзя поощрять ухаживания этого человека. Неважно, кто он. Ты рискуешь собственной жизнью.
        Юлия грустно кивнула.
        - И помни, как я возражала против решения Каски вмешиваться в твою жизнь, но теперь ничего не изменишь. Ты дала обет чистоты и безбрачия: нарушишь клятву, заплатишь за это.
        Юлия вытерла слезы.
        - Ларвия, я даже не разговаривала с ним.
        - Произошло что-то очень серьезное, иначе ты не была бы в таком состоянии.
        - Совсем не ожидала, что смогу испытывать такие чувства. Когда меня посвятили в весталки, поняла, что некоторые стороны жизни будут недоступны для меня.
        - Ты стала весталкой в десятилетнем возрасте! Мне исполнилось тогда только пятнадцать, но делала все возможное, чтобы освободить тебя от этой участи. Сама знаешь, что мои усилия ни к чему не привели. Хотя, конечно, обучение или обет безбрачия не могут лишить тебя желания.
        - Желание? Считаешь, что это желание?
        - Конечно. Видела этого Деметра - очень привлекательный мужчина, к тому же прославленный герой войны, такой не может не понравиться.
        - Я чувствую гораздо сильнее. Мужчины и раньше приходили в храм составлять завещания, такое происходит почти ежедневно. Но когда увидела его, то не могла отвести глаз.
        - И, похоже, он испытывает то же самое к тебе.
        Юлия молчала.
        - Разве ему неизвестно, какое наказание полагается за преследование девственной весталки? Неужели такой безрассудный?
        В дверь постучали, обе сестры невольно вскочили.
        - Войдите, - отозвалась Юлия.
        С подносом в руках вошла Марго.
        - Ливия Версалия передает наилучшие пожелания уважаемой вдове консула Сеяна, - объявила Марго, осторожно опуская поднос на стол, перед Ларвией. На нем лежали восхитительные кусочки засахаренных в меде фруктов, яблоки, инжир и груши, нарезанные ломтиками и уложенные орнаментом вокруг горки апельсинов, привезенных из Иудеи.
        - Передай мои комплименты Верховной Жрице, а также благодарность, - ответила Ларвия.
        Марго поклонилась и вышла, закрыв за собой дверь.
        - Как ты думаешь, она могла что-нибудь слышать? - обеспокоено спросила Ларвия, глядя вслед служанке.
        - Даже если бы она слышала, Марго никогда не стала бы подвергать меня опасности.
        - Уверена в этом?
        Юлия кивнула.
        - Возможно, я плохо ориентируюсь в твоем мире, Ларвия, но внутри этих стен знаю, кому можно доверять, а кому нет.
        Ларвия взглянула на поднос с десертом без всякого энтузиазма, потеряв аппетит.
        - И что ты собираешься делать с этим центурионом? - спросила она.
        Юлия закрыла глаза.
        - Могу никогда больше не увидеть его.
        - Но надеешься, что увидишь его.
        Юлия пожала плечами.
        - Судя по истории его жизни, он всегда получает то, что хочет.
        - А какова история его жизни?
        - Мне мало о нем известно. Знаю только, что он сын свободного фермера с Корсики.
        - Чтобы подняться из самых низов и достичь такого высокого положения в армии, нужно быть очень настойчивым.
        - И ты считаешь, что он так же упорно станет преследовать тебя, не так ли? - заключила Ларвия.
        Юлия посмотрела на сестру и отвела взгляд.
        - Для него карьера значит очень много: быть доверенным лицом Цезаря, начальником элитной императорской когорты. Невозможно представить, чтобы такой человек мог отказаться от всего этого ради преследования женщины, с которой запрещено общаться.
        - Звучит невероятно, не правда ли? - вздохнула Юлия.
        - Да, это так.
        - Не знаю, Ларвия, но когда увидела, как он смотрит на меня во время жертвоприношения, испытала такие чувства… - она замолчала, робко улыбнувшись. - Может быть, слишком преувеличиваю, может, просто совпадение? А если захотел взглянуть на меня из простого любопытства? Возможно, это ни к ничему не приведет, - она засмеялась нервным смехом. - Очевидно, вредно слишком много времени проводить одной - долгие размышления приводят к тому, что незначительный эпизод может обернуться трагедией.
        - Постараюсь навещать тебя почаще, - улыбнулась Ларвия. - Если лично обращусь к Ливии, уверена, она разрешит - тебе нужно общение. А я занята только устройством приемов, позирую для портретов и сражаюсь с новым телохранителем.
        - Ты с ним сражаешься? - усмехнулась Юлия, посочувствовав анонимному рабу, у которого хватает сил противостоять капризам и железной воле Ларвии.
        - Он совершенно невозможен, но Каска навязал его, и, кажется, я не избавлюсь от него.
        - Расскажи о нем, - попросила Юлия, довольная, что можно сменить тему разговора, и Ларвия охотно согласилась.


* * *
        Когда Ларвия вышла из атрия храма Весты, на площади уже никого не было, кроме ее носильщиков и Верига, ожидавших ее на нижних ступеньках лестницы. Попрощавшись с Юнией Дистанией, она заметила группу гуляк, появившихся из-за угла и направлявшихся в Субуру. Вериг сразу загородил собой хозяйку и стоял так, пока они не скрылись из виду.
        Не взглянув даже на охранника, Ларвия села в паланкин и постучала по крыше, давая знак отправляться в путь. Задернув занавески, задумалась, глядя в одну точку перед собой. Усилившийся шум свидетельствовал о том, что тихая площадь осталась позади, они - на главной улице, запруженной многочисленными торговыми повозками: фрукты, вино, ковры перевозились по ночам, поскольку закон запрещал это делать днем. Поэтому с наступлением темноты на улицах раздавался скрип колес, ржание лошадей и крики рабов, охранявших товары своих господ. Случайные частные паланкины сливались с этим потоком, пересекая улицы, увертываясь от колес повозок и старясь попасть на посыпанные гравием дорожки, предназначенные для пешеходов.
        Ее думы о сестре и о том, куда может завести ее увлечение знаменитым центурионом, прервали громкие крики, предвещавшие опасность. Выглянув из-за занавесок, она увидела скачущую на них лошадь, запряженную в повозку, полную африканских бананов. Раб, управлявший ею, отчаянно пытался остановить обезумевшее животное. Ларвия даже не успела сообразить, что происходит, как Вериг, схватив ее за обе руки, выдернул с сиденья. Ей показалось, что она летела по воздуху, пока не приземлилась мягким местом у края дороги, поросшим травой. Вериг навалился на нее всем телом.
        Хозяйка и раб лежали неподвижно. Ларвия смутно слышала треск, а затем лошадь с повозкой прогромыхала мимо них. Раздавались крики людей, и только теперь она почувствовала, что не может даже пошевелиться. Вериг буквально пригвоздил ее к земле.
        Неизведанные чувства захватили ее: большой и сильный мужчина излучал тепло, уверенность и надежную защиту; от его одежды и его самого исходил сильный запах соснового мыла. Завезенное в Рим с востока, оно не пришлось по душе римской знати, презиравшей его и предпочитавшей очищать тело с помощью стригиля - банной скребницы. Но, желая избежать неприятных последствий от скученности рабов в тесных помещениях, Нестор настоял на том, чтобы они мылись мылом. Она ощутила также свежий запах, исходивший от волос и туники ее телохранителя. Ее лицо упиралось в основание его шеи, гладкой, как у ребенка.
        Вдруг осознав крамольность всех мыслей и чувств, Ларвия резко произнесла:
        - Убирайся от меня!
        Вериг тут же вскочил, изучающе осмотрел ее и, убедившись, что женщина не пострадала, обернулся к паланкину - он лежал разломанный на обочине дороги, оба носильщика сидели на земле рядом, похоже, невредимые, но напуганные.
        - Как вы себя чувствуете? - крикнул он им. Они посмотрели друг на друга, кивнули головой, осторожно поднялись, проверяя целы ли руки и ноги.
        - Этот вопрос тебе следовало бы задать мне, - раздраженно заметила Ларвия, поправляя одежду и прическу. - Я чувствую себя так, как будто по мне прошлась фаланга германцев.
        - Мне пришлось бросить вас на землю и закрыть собой, иначе вас сбила бы несущаяся лошадь.
        - Того раба следует высечь, а его хозяина оштрафовать, - капризно заметила Ларвия. - Тому, кто не умеет управлять лошадьми, нельзя доверять животное.
        - Госпожа цела и невредима, - крикнул Вериг собравшейся толпе, желавшей узнать, не пострадал ли кто-нибудь. Он протянул руку Ларвии, она взяла ее и попыталась встать, но ее левая нога подвернулась.
        - Со мной что-то случилось, - огрызнулась она. - Не могу идти. Неужели сломана нога?
        Он быстро опустился на корточки, приподняв край платья, прощупал стройную лодыжку ловкими загорелыми пальцами, а также сустав, - от неожиданности она не произнесла ни слова.
        - Перелома нет, - уверенно заявил он. Пораженная его дерзостью, Ларвия стояла молча, открыв рот и украдкой бросая взгляд по сторонам, не видел ли кто-нибудь его фамильярное обращение? К ее облегчению, толпа рассеялась, и только несколько человек смотрели в ее сторону.
        - Немедленно убери руки, - процедила сквозь зубы она.
        Вериг тут же повиновался и легко поднялся на ноги. - Я только хотел проверить, цела ли кость, - мягко ответил он. - Наверное, у вас растяжение.
        - Может, ты еще и врач? - саркастически спросила она и, поморщившись, попыталась опереться на поврежденную ногу.
        - Во время восстания приходилось иметь дело со многими подобными случаями, - ответил он. - Наверное, разберусь, когда кость сломана. У вас нет перелома.
        - И тем не менее идти не могу, - четко произнесла Ларвия, выделяя каждое слово, как будто он плохо соображал.
        - Значит, я понесу вас, - откликнулся Вериг, и, прежде чем она успела что-то ответить, он подхватил ее на руки и понес по тропинке в направлении Палатинского холма.
        - Оставьте паланкин прямо на улице. Когда будут убирать улицы, его унесут, - распорядился Вериг и сделал знак носильщикам. - Следуйте за мной к дому.
        Они последовали за ним, и Ларвии ничего не оставалось, как позволить этому гиганту нести ее к дому Сеяна. Устремив взгляд вдаль, она держалась обеими руками за его шею, стараясь не встретиться с ним взглядами. Он нес ее легко, без всяких признаков одышки. Ларвия пыталась не думать о силе его рук, ширине плеч, но поскольку ее единственным мужчиной был старый бисексуал, она не могла не заметить разницы: ее нес на руках молодой и сильный мужчина, прикосновение к которому неожиданно взволновало ее.
        Когда они дошли до дома, Вериг внес ее в гостиную и посадил на диван, затем, взяв факел из стенной ниши, еще раз обследовал поврежденную ногу.
        - Оставь меня в покое! - выпалила Ларвия, когда он склонился над ее ногой. Нервы у нее были на пределе, ей не хотелось допустить, чтобы раб снова обследовал ее. - Утром пошлю за врачом.
        - Нужно подержать ногу в холодной воде, - упрямо посоветовал Вериг. - Иначе будет сильная опухоль.
        - Тогда пошли Нестора принести воду, - устало согласилась Ларвия, чувствуя себя совсем измученной. Лодыжку дергало, а Вериг выглядел так, будто и не нес ее вверх на холм больше мили.
        Он вышел в зал, с кем-то переговорил и вскоре вернулся с тазиком в руках: подняв ее ступню на маленький стульчик, опустил в воду.
        - Ой! - вскрикнула женщина, выдернула ногу, расплескав воду на кафельный пол. - Она же ледяная!
        - Да, знаю, - ответил он и, схватив ногу, снова опустил в воду. - Если не хотите, чтобы завтра ваша нога напоминала иерихонский апельсин, подержите в холодной воде.
        Ларвия неохотно повиновалась, хотя ее лицо выражало протест.
        - Тебе все это очень нравится, - сорвалось у нее. - Возмущенное выражение лица телохранителя говорило о многом, и больше всего - как он относится к ее высказыванию.
        - И во всем виноват только ты, - добавила она капризно. Он молча смотрел на нее. - Если бы ты хорошо следил за дорогой, этого бы не случилось.
        - Лошадь появилась на дороге из-за поворота: существует ли способ видеть сквозь здания, хотелось бы, чтобы вы научили меня этому, - парировал Вериг.
        - Ты обязан заботиться обо мне!
        - Именно этим я и занимаюсь, - спокойно ответил он. - Вы прожили в Риме гораздо больше меня и должны знать, что нельзя появляться на улицах поздно вечером, когда идет доставка продуктов и товаров, а город полон бандитов.
        - Не собираюсь сидеть всю жизнь в этом доме, словно в могиле! - взорвалась Ларвия и сердито отвернулась от него.
        - Значит, навещайте сестру днем, - рассудительно ответил Вериг.
        - Днем она занята. Не спрашивай чем, но они умудряются быть занятыми весь день.
        - Кажется, у вас тоже много дел, - ответил Вериг. - Дела вашего умершего мужа так сложны.
        Ларвия презрительно фыркнула.
        - Если вам одиноко… - начал Вериг.
        - Не смей разговаривать со мной таким тоном! - строго оборвала его Ларвия, внезапно поняв, что слишком откровенна со слугой. - Меня не волнует, что твой дядя был царем, а дед - богом. Ты должен научиться держать язык за зубами, когда разговариваешь со мной.
        Лицо Верига сразу окаменело, как это всегда случалось, когда ему напоминали, что он - раб. Его лицо не выражало никаких чувств, но сразу же стало испуганным, когда Ларвия разразилась слезами. Он долго стоял молча, а затем произнес:
        - Могу я что-нибудь сделать для вас?
        Она отвела взгляд.
        - Можешь идти.
        Он помедлил еще.
        - Вы, действительно, хотите, чтобы я ушел?
        - Да, и пришли Нестора.
        Вериг, выйдя из гостиной, направился в ту часть дома, где размещались рабы. По распоряжению Нестора, они проветривали постели: выносили соломенные матрацы и шерстяные одеяла, матрацы менялись на свежие, а одеяла стирались. Нестор следил, чтобы это проводилось регулярно, гордясь тем, что в комнатах для рабов царила чистота. Уборка всегда проводилась только ночью, потому что он считал плохой приметой менять постели днем.
        Нестор нетерпеливо взглянул на появившегося в дверях высокого галла.
        - В чем дело? - спросил он.
        - Госпожа желает видеть тебя, - ответил Вериг.
        - Где она?
        - В гостиной. На улице произошел неприятный инцидент, она повредила ногу.
        - Инцидент? - Нестор удивленно приподнял бровь, губы его скривились.
        - Потерявшая управление лошадь разбила ее паланкин, но госпожа не пострадала. Я принес ее домой.
        Нестор внимательно посмотрел на молодого человека.
        - Иди помоги выносить старые матрацы. Я пойду к госпоже.
        Вериг повиновался, а Нестор поспешил по коридору, ведущему в переднюю часть дома. Войдя в гостиную, он заметил, как Ларвия вытирала слезы краем шарфа, и нахмурился, увидев приподнятую ногу.
        - Что случилось, госпожа? - спросил он, хотя ответ был ясен.
        - Ничего особенного. Завтра утром ты первым делом вызови врача-грека, который живет на улице Сакра, рядом с фонтаном Дианы. Как его зовут?
        - Парис, госпожа. Он был рабом сенатора Пилата Долабелла, но получил свободу согласно завещанию после смерти сенатора.
        - Да-да, именно. Помню, что он лечил моего отца, когда тот сломал руку.
        - Очень опытный врач, госпожа. Как только рассветет, пошлю за ним. Какие буду еще распоряжения?
        - Мне нужно помочь добраться до спальни. Я не смогу дойти без посторонней помощи.
        - Вызвать Верига? - спросил Нестор.
        - Нет! - резко ответила Ларвия, а затем добавила более мягким тоном. - Я не тяжелая. Думаю, ты справишься.
        - Не оскорбил ли вас Вериг каким-то образом, госпожа? - задал вопрос Нестор. - Поговорить с ним?
        - Нет никакой необходимости говорить, Нестор, все равно не поможет, - сухо ответила Ларвия, с трудом поднимаясь с дивана. Она оперлась на старые плечи старика. - Вериг любит всеми распоряжаться, а я не хочу, чтобы он командовал мною сегодня.
        Она похромала к двери, слуга помогал ей. Так вдвоем они добрались до ее комнаты.


* * *
        Вериг закончил порученную работу, вернулся к себе, лег на постель, такую же, как в комнатах для рабов, и стал смотреть через маленькое окно па звезды, сверкающие на темном небе.
        Ему плохо спалось в этом доме. Часто снилось, что он снова в Галлии со своим племенем, купается в ледяных реках, устраивается лагерем на ночлег в открытом поле, переезжает с племенем с места на место, подчиняясь свободному духу и времени сбора урожая. Когда же просыпается в своей каморке, то все становится на свои места: он - раб, совершенно одинок в своей горькой судьбе.
        Он ненавидел свое подчиненное положение, когда каждый мог им распоряжаться. Но Вериг начал испытывать сочувствие к Ларвии, вдове Сеяна: рано лишилась матери, скупой отец девочкой выдал замуж, старый муж мало уделял ей внимания и часто отсутствовал, и в результате Ларвия чувствовала себя такой потерянной и несчастной. Он многое узнал о ней, прислушиваясь к разговорам слуг; еще больше понял благодаря собственным наблюдениям: она не проходила мимо нищего, не бросив ему монеты, покровительствовала старому суетливому Нестору, как будто тот ее отец, а тем вечером, когда они направлялись в атрий храма Весты, уступила свой паланкин больному ребенку, которого нужно было доставить домой. Конечно, это не делало ее богиней, но и не такой капризной матроной, как ему представлялось на первый взгляд.
        Вериг перевернулся, прижался щекой к грубому шерстяному одеялу и закрыл глаза - не ожидал, что у него возникнет чувство симпатии к Ларвии. Несмотря ни на что, она - одинока, а ему прекрасно известно, что такое одиночество. Красивая молодая женщина и такая одинокая в этом мире, которым управляют мужчины. Но он не мог позволить себе проявлять нежные чувства к хозяйке этого дома - это может обернуться бедой.
        Как постоянно напоминала Ларвия, в этом доме он - раб. Ему было известно, что в патриархальном римском обществе мужчины могли спать с кем угодно и когда угодно и оставаться безнаказанными, но женщины Рима с самого рождения воспитывались строго и должны были всегда оставаться чистыми и верными, храня свое положение в обществе. Типичная римская матрона скорее заберется в ванную и вскроет себе вены, чем перенесет позор, если станет известно о ее связи с рабом.
        Но, конечно, Ларвию нельзя назвать типичной римской матроной, не так ли?
        Вериг сел и скрестил руки на коленях. О чем он только думает? Какой она оказалась нежной и покорной в его руках, от нее пахло гвоздиками и ветками вербены; прильнула к нему, словно к спасительному плоту в бушующем море. Но это совсем не значило, что у нее пробудились к нему чувства, как к мужчине, разве испытывают что-то к средствам передвижения?
        Об этом следует постоянно помнить.
        Вериг лег снова, заставляя себя уснуть.


        ГЛАВА 4
        Рассветало. Марк томился в ожидании, наблюдая за тропой, по которой должна пройти Юлия. Легкий туман клубился над источником; Капуанские ворота неясно вырисовывались позади. С первыми лучами солнца туман поднялся и начал редеть.
        Он хорошо подготовился к этой встрече: подробно расспросив, узнал, что весталки совершают этот обряд в одиночестве, сопровождаемые лишь охранником. Носилки полагались только при передвижении по городу, перед ними всегда шел ликтор, но их запрещалось использовать при совершении самого священного и наиболее древнего ритуала - доставки воды для алтаря храма богини Весты. Церемония восходила ко временам основания древнего города Альба Лонга, находившегося к юго-востоку от Рима. Считалось, что ее нужно совершать таким же древним способом: жрица шла к источнику пешком и воду несла в руках. Марку предоставлялась редкая возможность увидеть Юлию вне храма и вдали от городской толпы, и он намеревался использовать представившуюся возможность в полной мере.
        Услышав на тропе шаги, он сразу спрятался в тень: мимо легкой походкой прошла Юлия, а за ней сопровождающий ее охранник. Наклонив его назад, Марк сдавил ему дыхательное горло - раб бился, как пойманная рыба, а затем потерял сознание и, обессилев, упал на траву.
        Юлия оглянулась, услышав какой-то неясный шум позади, и в ужасе вскрикнула, уронив сосуд на землю: ее охранник лежал на земле.
        - Не волнуйся, - быстро произнес Марк. - Он скоро придет в себя, и с ним ничего не случилось. Может быть, легкая головная боль - вот и все.
        Юлия изумленно смотрела на него, не в силах ничего сказать.
        - Ты меня помнишь? - спросил он. Выражение ее лица говорило о том, что она помнила его. - Пожалуйста, не бойся меня. Я не сделаю тебе ничего плохого, но хочу поговорить с тобой, а этот ритуал кажется мне единственной возможностью.
        - Почему ты вздумал поговорить со мной? - низким нежным голосом произнесла она.
        - Потому что не могу ни о чем больше думать, с тех пор как увидел тебя, - ответил он просто.
        По ее лицу Марк заметил, как подействовали па нее его слова. Он сделал шаг ближе - она сразу напряглась.
        - Не бойся, - тихо произнес он. Юлия замерла.
        - Неужели ты боишься меня? - спросил он.
        - Нет, - но когда центурион сделал шаг еще ближе, девушка быстро проговорила. - Да, боюсь.
        - Я не причиню тебе никакого вреда.
        Она подняла руку.
        - Это запрещено.
        - Запрещено разговаривать?
        Она отвела взгляд, полная тревоги.
        - Ты знаешь очень хорошо, что я имею в виду. Марк нежно коснулся ее плеча, повернул к себе и приподнял вуаль.
        - Ты такая красивая, - произнес он, коснувшись рукой ее щеки.
        Юлия закрыла глаза.
        - Пожалуйста, - умоляюще прошептала она. Его взору открылись безупречная кожа лица, мягкий изгиб бровей, нежные очертания губ.
        - Хочешь, чтобы я ушел и никогда больше тебя не увидел?
        Она не отвечала.
        - Скажи же! - настаивал Марк.
        - Нет, - тихим шепотом произнесла она, и сердце его радостно забилось.
        Охранник зашевелился, застонав.
        - Когда мы снова сможем увидеться? - быстро спросил он. - Когда ты снова пойдешь к источнику за водой?
        - Меня всегда сопровождают, - ответила Юлия, не сводя с него глаз. Вблизи центурион казался еще красивее: широкий рот, волевой подбородок, густые и загнутые ресницы.
        - Так когда же?
        Она задумалась на мгновение.
        - У моей сестры, вдовы консула Сеяны, дом на Палатинском холме. Знаешь, где это?
        - Рядом с домом сенатора Гракха?
        - Да, правильно. Через семь дней она устраивает прием в честь Ливии Версалии. Представители всех знатных семей будут отмечать первого марта наступление нового года и юбилей вступления в сан Верховной Жрицы. Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы пригласить тебя туда в качестве гостя?
        - Я там буду, - уверенно заявил центурион. Охранник что-то пробормотал, Марк быстро отступил в тень деревьев.
        - Тебе известно, что нас обоих приговорят к смерти, если будем продолжать встречаться? - тихо промолвила Юлия, задержав его руку и заглядывая в лицо.
        - Мне все равно. А тебе?
        Она впервые улыбнулась.
        - В данный момент, признаюсь, тоже все равно.
        - Обещаю, что буду защищать тебя ценой своей жизни, - тихо, но твердо произнес Марк. - И не причиню тебе никакого вреда.
        Ее улыбка стала грустной.
        - Разве ты в силах освободить меня от данной клятвы? - прошептала Юлия.
        - Твоей судьбой распорядились другие, - жестко ответил он. - Нельзя сделать правильный выбор в таком юном возрасте.
        - Тебе известно, что значит быть весталкой?
        - Интересовался, - коротко заметил Марк. Охранник с трудом сел, рука потянулась к горлу.
        - Как мне найти тебя… - начала Юлия, с беспокойством оглядываясь на раба, который моргал глазами и тряс головой.
        - Я найду тебя, - Марк прощально взмахнул рукой и, словно призрак, растаял в темноте.
        Охранник сел и недоуменно огляделся по сторонам.
        - Что случилось? - изумленно произнес он.
        - Наверное, кто-то напал на тебя, но исчез, - спокойно ответила Юлия и протянула рабу руку.


* * *
        - Значит, кость не сломана? - спросила Ларвия.
        - Нет, мадам. Растяжение, поэтому, конечно, у вас сильная боль, но кость цела. Тот, кто посоветовал вам опустить ногу в холодную воду, избавил от опухоли и многих неудобств.
        Врач поднялся с колен и почтительно поклонился.
        Ларвия мысленно благодарила Бога: хорошо, что Верига здесь нет, и он не слышит этих слов.
        - Четыре-пять дней не опирайтесь на ногу. Синяк скоро пройдет, и вы будете здоровы.
        Ларвия кивнула.
        - Благодарю вас. Зайдите к Нестору за платой.
        Парис снова поклонился и покинул комнату. Через несколько секунд появился Нестор.
        - Госпожа, ваша сестра благородная Юлия Розальба Каска ожидает вас в атрии.
        - Юлия? - удивилась Ларвия. Она только недавно виделась с сестрой, а Ливия Версалия не разрешает обычно так часто встречаться с родственниками.
        - Да, мадам.
        - Проведи ее сюда, Нестор.
        Через несколько секунд появилась Юлия.
        - Узнала, что с тобой произошел несчастный случай, Ларвия. Пришла узнать, как у тебя дела, - она подошла к сестре, наклонилась и поцеловала ее в щеку.
        - Как мило с твоей стороны, - откликнулась Ларвия. - Теперь уже все позади. - Принести какие-нибудь напитки?
        - Нет, ничего не хочу.
        - Нестор, оставь, пожалуйста, нас одних. Позову, если что-нибудь будет нужно.
        Как только дверь за слугой закрылась, Ларвия недоуменно посмотрела на сестру.
        - Что происходит, Юлия? Обычно Ливия Версалия не позволяет свободно расхаживать по городу. И как видишь, мне далеко до смертного одра.
        - Я, конечно, приукрасила, рассказывая ей, что с тобой случилось - очень хотелось увидеться с тобой.
        - Откуда ты узнала, что со мной случилось?
        - Один из рабов храма видел, как все произошло. Он узнал, кто ты, по знаку на паланкине.
        - Иди и сядь со мной рядом, - Ларвия похлопала рукой по дивану. Когда сестра села, тихо спросила: - Это имеет какое-то отношение к центуриону?
        Юлия вспыхнула, и Ларвия поняла, что оказалась права.
        - Что произошло? - спросила она.
        Юлия рассказала сестре о встрече с Марком у священного источника, и, когда закончила, Ларвия изумленно спросила:
        - Итак, ты ему пообещала, что встретишься с ним в моем доме?
        - Это единственное, что пришло в голову в тот момент. Охранник стал приходить в себя, нужно было торопиться.
        - Юлия, а ты не подумала о том, в какое положение ты меня ставишь? За разрешение встречаться в моем доме меня могут обвинить в государственном преступлении и конфисковать всю собственность, а то и выслать из Рима.
        Юлия закрыла глаза.
        - Понимаю: скажусь больной и не приду на прием. Если меня не будет в твоем доме, Марк поймет, что я передумала, и тогда тебе нечего бояться.
        Ларвия на минуту задумалась.
        - Как тебе удалось убедить Ливию разрешить навестить меня после того, как на твоего охранника напали у источника? Она, наверное, что-то заподозрила.
        - Ей ничего об этом неизвестно, - спокойно сообщила Юлия. - Я заплатила охраннику за молчание.
        - Чем же ты с ним рассчиталась, Юлия? У тебя же нет собственных денег? Когда тебя посвятили в весталки, оставленные тебе по наследству деньги положили в банк.
        - Отдала ему мамину брошь из сердолика.
        Ларвия от изумления открыла рот, а затем сердито сжала губы.
        - Должно быть, тебе очень хочется увидеть этого центуриона снова, - наконец, проговорила она.
        - Я не знаю, видел ли что охранник, но боялась, как бы он не дал описание напавшего на него человека, если бы его начали допрашивать. А Марк такой… заметный. Его можно было бы заподозрить только по одному его росту. Слышала, что многие люди в городе узнают его.
        - И ты рассталась с фамильной драгоценностью, чтобы защитить любовника, - сухо заключила Ларвия.
        - Едва ли его можно так называть. Мы всего лишь обменялись несколькими словами.
        - Не преуменьшай случившееся: он произвел на тебя такое впечатление, что ты готова ради встречи с ним рисковать своей жизнью.
        Юлия промолчала.
        Ларвия устроилась поудобнее на диване и запрокинула голову назад.
        - Может, поделишься, как собираешься устроить встречу в моем доме, в то время как мне надо быть хозяйкой приема в честь юбилея Ливии Версалии. Как мне кажется, не самое удобное время для романтического свидания.
        - Надеялась, что ты как-то поможешь мне, - призналась Юлия.
        - Вероятно, считаешь меня очень опытной в таких вопросах? - повысила голос Ларвия.
        - А у меня и такого опыта нет, - Юлия беспомощно пожала плечами.
        - Возможно, только не удивляйся, но у меня тоже нет опыта: ты никогда не спрашивала, но я всегда была верна мужу, хотя ничего хорошего это мне не принесло; а после его смерти дед стал следить за мной, словно за своей женой. Если бы мне даже захотелось иметь любовника, хотя его никогда не было, то одно имя Каски и Сеяна заставляло меня хранить чистоту. Меня едва ли можно назвать светской женщиной, какой, вероятно, многие считают. А всем случившимся напугана так же, как и ты.
        Юлия почувствовала себя виноватой перед сестрой.
        - Но это не значит, что не помогу тебе, - поспешила заверить Ларвия, схватив Юлию за руку.
        Юлия с надеждой посмотрела на сестру.
        - Полагаю, будет справедливо, если хотя бы одна из нас станет счастливой в любви, - заявила Ларвия, и Юлия благодарно обняла сестру.
        Ларвия взяла со столика маленький серебряный колокольчик и позвонила.
        - Я прикажу подать нам что-нибудь перекусить, и мы обсудим наши планы.


* * *
        - Юбилей Юлии Версалии? - нахмурился Септим. - Почему тебе вдруг захотелось пойти на такой скучный прием? Политики будут произносить длинные утомительные речи. Эти религиозные обряды ужасно скучны. У меня другие планы на этот вечер.
        - Я не собираюсь посещать службу в храме, а хочу только пойти на прием, который состоится после, и, как представитель Цезаря, подчеркнуть от его имени уважение Верховной Жрице: он очень благодарен весталкам за прошлые услуги и хотел бы выразить им свою признательность, но сегодня вечером император будет в Остин у царицы Клеопатры и поэтому не сможет присутствовать на приеме, - Марк старался говорить безразличным голосом, чтобы не выдать, с каким нетерпением дожидается его.
        - И Цезарь попросил тебя быть на этом приеме вместо него? - удивился Септим.
        - Не совсем так - я сам вызвался пойти туда.
        - А почему? - недоуменно спросил Септим, изучающе глядя на друга. И вдруг догадался. - А-а, понимаю: хозяйка вечера - вдова Сеяна, а та маленькая весталка, которой ты увлекся, тоже Каска. Если не ошибаюсь, она сестра Ларвии Сеяны. Правильно?
        Марк протянул руку и взял с подноса маслину, не отвечая на вопрос друга.
        Септим изумленно покачал головой и поднялся с дивана.
        - Она будет там, не так ли? - настаивал он.
        - Там будут все весталки.
        - Марк, ты играешь с огнем.
        - Ты это уже говорил, и зачем повторять снова? Скажи, пойдешь со мной или нет?
        - Кому я там нужен? Насколько помню, у влюбленных третий всегда лишний.
        Марк промолчал, но по выражению его лица Септим понял, что имел в виду Марк.
        - Ты хочешь, чтобы рядом был друг, если что-нибудь случится? - спросил Септим.
        - Не думаю, что может что-то случиться.
        - Но у тебя могут возникнуть осложнения, если соблазнишь девственную весталку в доме Сеяна, - сухо заметил Септим.
        - Септим, никого не собираюсь соблазнять - я не такой глупец.
        - Да?
        - Да, - твердо заявил Марк.
        - Тогда каковы твои планы?
        - Нет никаких планов.
        Септим в отчаянии вскинул обе руки: если уж Марк не хочет говорить, то уподобляется египетскому сфинксу. И сейчас, очевидно, у него именно такое настроение.
        - Так ты пойдешь со мной или нет? - продолжал настаивать Марк.
        - Пойду, - коротко ответил Септим. - Отец собирался идти на этот прием, но, если я иду вместо него, ему остается провести вечер с любовницей, разумеется, не сожалея о такой компенсации. Ну, а теперь давай сменим тему разговора, иначе поссоримся.
        - Да, согласен. - Марк протянул руку и взял со стола листок бумаги, на котором сенатор Гракх написал, на какого гладиатора он собирается ставить на предстоящих состязаниях. - А тебе кто больше нравится из них: самнит или фракиец?
        - Кажется, самнит слабее и хуже двигается, а надо быть очень быстрым, чтобы хорошо владеть трезубцем и сетью. Фракиец сильнее. Свои деньги я поставлю только на него.
        Они продолжали беззаботно беседовать о спортивных состязаниях, но Септим видел, что мысли друга где-то далеко.


* * *
        - Добрый вечер, центурион, - приветствовала Ларвия Марка, когда он вошел в атрий ее дома, взяв его под руку. - Хотя мы незнакомы, я, как и все граждане Рима, много слышала о ваших подвигах. Очень расстроилась, узнав, что императора не будет, но обрадовалась сообщению, что вместо него придете вы.
        - Благодарю вас, - ответил Марк.
        - И, конечно, для нас большая честь, что здесь присутствует сын сенатора Гракха. Добро пожаловать, трибун.
        - Добрый вечер, госпожа Сеяна, - улыбнулся Септим. - Хочу совершить жертвоприношение Пенатам. - И он положил ладан на алтарь богов, покровителей домашнего очага, находившийся в углублении стены.
        Ларвия поклонилась.
        - Прошу вас, проходите и присоединяйтесь к гостям.
        Септим прошел вперед, а Ларвия, наклонившись к Марку, прошептала:
        - Она в моей спальне, притворилась, что разболелась голова.
        Марк удивленно взглянул на нее, затем кивнул и сжал ее локоть - он не думал, что Юлия доверит тайну сестре.
        - Приду за вами, когда представится благоприятный момент, - тихо добавила она и провела друзей через зал в большую столовую.
        Марк сразу убедился - собрался цвет римского общества: сенаторы в окаймленных пурпуром тогах, знатные дамы, блистающие бриллиантами, знаменитые артисты, торговцы и театральные деятели заполняли дом. Цензоры в простых пурпурных тогах, отставные полководцы в таких же тогах, но с золотой каймой, смешались с весталками в официальных одеяниях светло-шафранового цвета. На обычных вечерах наряды были более яркими и вольными, но сегодня устраивался прием в честь Верховной Жрицы Ливии Версалии и, соответственно, - все в официальных туалетах.
        Марк увидел Кифериду, опиравшуюся на руку баснословно богатого парфянина, торговца коврами и гобеленами. Она ослепительно улыбнулась Марку.
        - Вижу, твоя поклонница здесь, - сухо пробормотал Септим. - И, должно быть, вообразила, что ты пришел сюда, чтобы увидеть ее с этим иностранцем. Мне кажется, ему ничего не стоит уложить все дорожки своего сада сестерциями.
        Марк бросил на друга гневный взгляд.
        - Прошу вас, угощайтесь, - Ларвия указала жестом на рабов, разносивших подносы с золочеными бокалами, колбасками, медовым пирожным, кусочками соленого сазана. - А мне надо выполнять обязанности хозяйки: вижу, в гостиную входит почетный гость. - И она продолжила более громким голосом: - Сенатор Траян, какая честь, что вы пришли.
        Она, отпустив руку Марка, направилась, едва заметно прихрамывая, к новому гостю, предоставив Марка и Септима самим себе.
        - Не знаю, как ты, - заметил Септим, - но я выпью. - И, взяв бокал с вином у проходившего мимо раба, сделал большой глоток. - Только посмотри на гостей: случись здесь пожар, Цезарю не с кем будет бороться, останется единственным живым претендентом.
        Марк мрачно улыбнулся, томимый страстным желанием отправиться на поиски Юлии, но понимал, что это невозможно, нельзя же бегать и открывать все двери подряд в этом огромном доме, пока не найдет нужную; придется терпеть и ждать, пока Ларвия вернется и укажет путь.
        - Посмотри, здесь же и дед твоей возлюбленной - Децим Гней Каска, - Септим указал на седого сенатора в белоснежной тоге с широкой пурпуровой с золотом каймой, указывающую на его бывшую должность претора или судьи. - Это старый негодяй. И мне кажется, старшая внучка больше похожа на него, чем твоя бесценная Юлия.
        - Ты давно его знаешь? - осведомился Марк, внимательно рассматривая Каску.
        - Всю жизнь: еще когда он был претором и моего отца привлекли к суду за то, что придерживал поставки продуктов, ожидая повышения цен. А сейчас отец занимает должность эдила,[Эдил, наиболее известные римские магистраты, два из них избирались из патрициев и ведали городскими делами.] и ему часто приходится консультироваться с Каской по поводу городских дел.
        - И одновременно многоуважаемый сенатор Гракх сохраняет хорошие отношения с Цезарем, - смеясь, ответил Марк.
        - Конечно - усмехнулся в ответ Септим. - Думаю, нам нужно пойти и отдать дань уважения Ливии. Где находится гостиная в этом мавзолее?
        - Очевидно там, где образовалась очередь, - ответил Марк, не зная, сможет ли быть вежливым с Верховной Жрицей, одновременно замышляя встречу с одной из ее подопечных. Мысль о том, что Юлия находится под одной с ним крышей и все же недоступна для него, сводила его с ума.
        - Тогда пошли исполнять свой долг, - сказал Септим. Они стали пробираться сквозь толпу гостей и слуг, а затем присоединились к очереди желающих выразить уважение Верховной Жрице. Этот прием не был банкетом в обычном понимании этого слова - гости не садились за стол, а стоя беседовали друг с другом, угощаясь закусками, разносимыми рабами на подносах. Пока они стояли в очереди, Септим развлекал Марка колкими замечаниями в адрес многих гостей.
        Ливия Версалия, в отделанном золотом одеянии шафранового цвета, с лавровым венком Верховной Жрицы на голове, восседала в кресле из слоновой кости, принимая поздравления с юбилеем вступления в сан, у ее ног лежали жертвоприношения, которые гости принесли в надежде, что она помолится за них богине Весте.
        - Септим Валерий Гракх, - произнесла она, подавая руку Септиму.
        - Для меня большая честь приветствовать Верховную Жрицу, возлюбленную дочь богини Весты, - Септим приложил руку жрицы ко лбу.
        - Благодарю тебя, - любезно ответила Ливия.
        - Примите пищу для жертвоприношения, - добавил Септим, положив к ее ногам соленые пирожные, завернутые в пальмовые листья.
        Ливия склонила голову.
        - И Марк Корва Деметр, - произнесла она, когда Септим отступил в сторону.
        - Приветствую вас, госпожа.
        - Мне очень приятно видеть тебя снова после посещения с Цезарем храма Весты.
        - Император шлет вам свои поздравления, а в знак уважения - этот подарок. Марк протянул вогнутое зеркало в золоченой рамке. - Таким ритуальным зеркалом пользовались греки для зажигания священного огня - подарок Цезаря к новому году храму Весты.
        Ливия улыбнулась, довольная.
        - Наш Цезарь хорошо разбирается в древних традициях, - ответила она, рассматривая старинную вещь.
        - Он разбирается очень во многом, - добавил Марк. Жрица согласно кивнула.
        - Это верно. Пожалуйста, передай ему, что мы сожалеем об его отсутствии и очень довольны принимать такого красивого и любезного представителя.
        Марк поклонился и удалился.
        - К многочисленным поклонницам Ворона добавилась еще одна, - глубоко вздохнул Септим. - Я уверен, нам придется создавать гильдию в твою честь.
        Марк искал глазами Ларвию, но нигде не видел ее.
        - Перестань рассматривать гостей, словно персидский стражник, ищущий преступника, - сердито заметил Септим. - Хозяйка обещала, что обязательно вернется, а пока ее нет, не привлекай к себе внимание: своим мрачным видом выделяешься среди всех, словно весталка, случайно попавшая на оргию.
        Не обратив никакого внимания на замечание друга, Марк продолжал буравить взглядом толпу гостей, но внезапно замер, глаза его сузились.
        - В чем дело? - спросил Септим, проследив направление его взгляда.
        - Ты видишь того человека, который стоит около статуи Венеры, сложив руки? В домотканой тунике.
        - Разве такого можно не заметить? Он возвышается над всеми гостями.
        - Я знаю его.
        - Знаешь? Он же раб. Судя по внешнему виду, галл, - безразлично заметил Септим.
        - Да. И хочу знать, почему он здесь: недавно я сдал его стражникам - он убил Антония Мелия. Его приговорили за это к смерти.
        - Антония? - удивился Септим. - Тот, кто убил Антония? - Марк уже направился к своей цели, как к нему подошла Ларвия и взяла его за руку.
        - Вы можете следовать за мной - все гости занялись напитками, и вряд ли кто заметит ваше отсутствие.
        - Что делает тот человек в вашем доме? - потребовал ответа Марк.
        - Прошу прощения? - холодно спросила Ларвия, удивившись его грубости.
        - Этого человека я сдал властям: во время побега из плена он убил римского воина, трибунал вынес ему смерть, а теперь вижу его, прохлаждающегося, на этом вечере.
        - Он не прохлаждается, а исполняет свои обязанности, это мой телохранитель, - Ларвия тщетно пыталась отвести Марка в сторону от гостей, только сейчас поняв, что зря не придала значения рассказу Верига о том, что какой-то центурион опознал его и арестовал. А теперь в отчаянии осознала, что возлюбленный Юлии и есть тот самый центурион, узнавший Верига, - непредвиденное ужасное осложнение. Опасаясь, что Марк устроит при всех сцену, она изо всех сил тянула его за руку, но он словно к месту прирос.
        - Ваш телохранитель?! Возмутительно. Этот человек виновен в смерти римского воина, моего хорошего друга. Вам известно, как он попал в Рим?
        - Говори тише, - посоветовал Септим, обеспокоенно оглядываясь. - Привлекаешь к себе внимание.
        - Мой дед выкупил его и подарил мне для защиты, - поспешно объяснила Ларвия.
        Марк взглянул на нее, и Ларвия увидела лицо римского воина, каким его видят враги: безжалостные глаза смотрели на нее.
        - А разве римский воин не попытался бы бежать, попав в плен? - в отчаянии произнесла Ларвия, повторяя аргументы деда. - Он поступил бы точно так, как и вы на его месте.
        Марк не двигался с места, и она поняла, что только исключительные обстоятельства сдерживают его от крайних мер - оттолкнуть ее от себя.
        - Если вы устроите сцену в моем дома во время приема в честь Ливии Версалии, я откажусь быть соучастницей в деле с моей сестрой, - проговорила Ларвия, фальшиво улыбнувшись проходившему мимо Эндемиону, художнику. - Сейчас она ждет вас. Кто для вас важнее: Юлия или раб, которому удалось избежать распятия? Решайте.
        Марк снова бросил взгляд на Верига, затем на Ларвию.
        - Отведите меня к Юлии.
        Ларвия шумно выдохнула и, взглянув облегченно на Септима, взяла Марка под локоть.
        - Благоразумное решение, - произнесла она и, мило улыбаясь гостям, повела его через толпу. - А сейчас пусть все думают, что мы идем прогуляться по саду. Пожалуйста, постарайтесь хотя бы притвориться, что вам хорошо в моем доме, - моя репутация прекрасной хозяйки под угрозой.
        Марк, уступая ее просьбе, улыбнулся.
        - Вот так уже лучше, - тихо заметила она и повела его через лабиринты комнат и залов, освещенных факелами, и вывела в сад, более обширный и изысканный, чем сад их соседа сенатора Гракха. Голоса гостей лишь слегка доносились сюда, зато болтовня рабов на кухне слышалась гораздо сильнее.
        - Юлия там, - Ларвия указала на небольшую дверь, выходящую на галерею. - В те редкие минуты, когда муж бывал дома, он любил сидеть здесь, а затем возвращаться в спальню, не заходя в дом. Дверь ведет в мою спальню.
        Марк сразу же двинулся к двери, но Ларвия удержала его за руку.
        - Ваша жизнь принимает опасный поворот, центурион, - тихо сказала она.
        - Ваша тоже, - ответил он. - Почему вы решились помогать нам?
        Ларвия некоторое время молчала, глядя на дом, ярко освещенный факелами, с распахнутыми окнами, впускающими свежий ночной воздух.
        - Этот вопрос я задавала себе много раз, - наконец проговорила она. - Может быть, потому, что моя собственная жизнь так скучна и бесцветна? И хотя это, действительно так, думаю, дело не только в этом.
        Марк вежливо ждал, хотя нетерпение мучило его. Но он понимал, что его встреча с весталкой возможна только благодаря этой женщине.
        - Когда Юлию посвятили в весталки, мне было пятнадцать лет, но уже тогда я вполне понимала, от чего придется отказаться сестре и какая жизнь ее ждет впереди. Ей было всего лишь десять лет - нежнейшее создание, невинный ребенок. Возможно, мне не все удалось сделать, чтобы не допустить этого.
        - Что бы вы могли сделать?
        - Мы были помолвлены с Сеяном, могущественным человеком. Если бы обратилась к нему с просьбой до того, как он женился на мне и я ему наскучила, возможно, смогла бы помочь сестре. Но боялась своей семьи, отца и деда. Не решилась, и храм поглотил Юлию прежде чем она осознала, что ее ждет впереди. Это добавило семье Каски еще больше славы, а безрадостная судьба маленького ребенка их мало волновала.
        Марк не сказал ничего.
        - С тех пор мне часто вспоминается все это, - тихо добавила Ларвия и снова взглянула на Марка. - Будьте с ней добры. Она ждет от вас так многого. Пусть время, проведенное с вами, стоит того, чем она рискует.
        Марк сжал ее руку, а затем быстро направился по галерее к указанной двери.
        Ларвия смотрела ему вслед, а когда он скрылся, вернулась в дом к гостям.
        Когда дверь отворилась, Юлия стояла у постели Ларвии. Подняв голову, увидела Марка и бросилась к нему в объятия.
        Он крепко прижал ее к себе, и от нахлынувшей нежности у него перехватило горло. Он испытывал сладкое наслаждение, ощущая ее стройное тело рядом с собой, пышное одеяние весталки не укрыло теплоту и нежность ее кожи. Сквозь прозрачную вуаль Марк чувствовал рукой шелковый водопад ее волос. Наконец слегка отстранив ее от себя, он взял ее за плечи и погрузил пальцы в густые золотисто-рыжие волосы.
        - Давно ждешь? - спросил охрипшим от волнения голосом.
        - Мне показалось долго, - ответила девушка, не отрывая глаз от его лица.
        - Пришлось ждать, пока твоя сестра не привела меня сюда, - извиняющимся тоном сказал центурион.
        Юлия улыбнулась и потянулась рукой к его щеке.
        - Не могу поверить, что ты здесь, - тихо проговорила она.
        - Юлия, неужели ты думала, что я могу не придти? - недоверчиво спросил он.
        - Не могла разобраться: думая о предстоящей встрече, сомневалась, неужели та, у источника, только приснилась, пригрезилась от долгих ожиданий - вот и вообразила невесть что.
        - Перед тобой не призрак, - Марк взял ее за руки и повел к постели. Они сели на край, повернувшись лицом друг к другу.
        - Когда Ларвия привела меня сюда, то сказала, что жизнь моя принимает опасный поворот, - Марк сжал руки Юлии. - Но я солдат, и моя жизнь всегда полна опасностей. Противостоять им - моя профессия, - он посмотрел на их соединенные руки, а затем в глаза. - У тебя совсем другая жизнь. Хорошо ли ты обдумала, что значит встречаться со мной?
        - Много думала об этом.
        Он помедлил, неуверенный, хорошо ли она его поняла.
        - Юлия, пока мы не совершили ничего, кроме этого разговора, можешь уйти, и в твоей жизни ничего не изменится.
        - Но нет сил уйти от тебя, Марк, - ответила Юлия, впервые назвав его по имени. - Я поняла это в самый первый день нашей встречи, когда ты пришел в храм вместе с Цезарем.
        Марк снова обнял ее.
        - Тогда надо обдумать наше дальнейшее поведение, - тихо прошептал он ей на ухо. - Сестра позволит продолжать нам встречаться здесь?
        - Да, - прошептала Юлия.
        - Каким образом?
        Юлия отстранилась и заглянула ему в лицо.
        - Я сказалась сегодня больной не только для того, чтобы уйти с вечера, но и воспользоваться услугами врача Ларвии в будущем.
        - И что дальше?
        - Скажу Ливии, что мне необходимо приходить сюда каждый базарный день, встречаться с врачом и получать помощь: он живет недалеко, на улице Сакра, но мне нельзя ходить к нему в дом на лечение. Ливия позволит приходить сюда и встречаться с ним.
        - А вдруг она пригласит его к тебе в храм?
        - Мужчинам, если они не родственники, не разрешается встречаться с весталками в стенах храма, а когда весталкам требуется помощь врача, они получают ее вне стен храма.
        - А как вы намерены заставить доктора молчать? - озабоченно спросил Марк.
        - Собираюсь встречаться с ним как пациентка, - объяснила Юлия. - Он жаден до денег и обрадуется еженедельной плате за лечение надуманных недомоганий, постараюсь исполнить роль актрисы.
        Улыбнувшись, она положила голову на плечо Марку.
        - Мы будем встречаться с тобой после ухода врача.
        Марк усмехнулся.
        - Очень умно и замечательно.
        - Это идея Ларвии.
        - Тогда эти слова относятся также и к ней.
        - Она оказывает нам большую услугу.
        - Мне кажется, Ларвия способна выйти победителем и против персидской орды, - сухо заметил Марк.
        Юлия рассмеялась.
        - Как же дожить до следующего базарного дня, когда мы увидимся снова? - спросил он, гладя ее волосы.
        - Понимаю, это долгий срок, но нельзя рисковать, посылая записки, чтобы назначать время встречи, - прошептала Юлия. - А так мы точно будем знать время свиданий.
        - Мне всегда будет не хватать наших встреч, - Марк наклонил голову, чтобы поцеловать ее.
        Она ответила на его поцелуй, ее губы раскрылись. И когда Марк прижал ее сильнее, она обхватила руками его плечи. Он нежно целовал губы, а затем шею, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату ворвалась Ларвия.
        - Быстрее! Уходите! - сказала она Марку, задыхаясь. - Ливия Версалия уже идет сюда - решила навестить Юлию. Выходите через галерею!
        Марк так быстро вскочил на ноги, что Юлия от неожиданности упала на кровать.
        - В следующий базарный день, на заходе солнца, - Юлия в отчаянии схватила его за руку.
        - Ради Бога, Юлия! Отпусти! - прошипела Ларвия. - Она, должно быть, уже здесь.
        Юлия опустилась на постель, а Марк буквально вылетел из комнаты. Дверь за ним только успела закрыться, как в другую, ведущую в зал, тихо постучалась Ливия.
        - Юлия Розальба, - позвала она. - Можно войти? - Ливия дала знак Юлии лечь в постель и, чуть подождав, пока сестра поправит одежду, распахнула дверь, встречая Ливию Версалию приветливой улыбкой.
        - Наша почетная гостья! Заходите! Должно быть, сестре уже лучше, отдых пошел ей на пользу.
        Ливия вошла в комнату, шелестя платьем по кафельному полу, подойдя к краю постели, внимательно осмотрела Юлию.
        - Не знаю, но мне кажется, лицо у нее воспалено. Ларвия, прекрасно зная, почему у Юлии розовые щеки, поспешно объяснила:
        - Возможно, ее немного лихорадит.
        Ливия с сочувствием посмотрела на лежащую Юлию.
        - Понтинское болото[Понтинские болота, зараженная малярией местность в Лации, расположенная между албанской горой и побережьем Тирренского моря.] - причина многих заболеваний в это время года.
        - Вероятно, следует обратиться к моему доктору Парису - очень хороший врач. Он мог бы принимать ее здесь, в моем доме. Не хотите ли, чтобы я обо всем договорилась?
        Ливня кивнула и приложила руку ко лбу Юлии.
        - Да, было бы хорошо. Благодарю вас. Ларвия подмигнула Юлии за спиной Ливии.
        - Я очень серьезно отношусь к здоровью моих женщин, - энергично заявила Ливия. - Юлия Розальба, отдыхай весь сегодняшний вечер. Ты освобождаешься и на завтра от всех обязанностей. Мы договоримся, чтобы как можно быстрее тебя проконсультировал этот греческий целитель. А сегодня пришлю за тобой паланкин, чтобы не возвращалась вместе со всеми в коляске.
        - Благодарю вас, Ливия, - ответила с постели Юлия.
        - А теперь нужно вернуться к гостям, - предложила Ларвия, положив руку на плечо жрице и направляя ее к двери. - Уверена, гости захотят проститься с вами перед уходом.
        Выходя из спальни, Ларвия бросила ободряющий взгляд на сестру, но пути к гостям еще немного поговорила с Ливией. Гости, действительно, уже собирались расходиться. Ларвия покинула Верховную Жрицу, чтобы проводить и попрощаться с теми, кто уходил, у проходящего раба взяла бокал вина и выпила его почти до дна.
        Она совсем не была такой уверенной, какой казалась: ее сердце ушло в пятки, когда Ливия чуть не застала Юлию и Марка. Придя немного в себя, с улыбкой проводила свою соседку Порцию Скипию Кампанию. Та протянула ей пухлую руку.
        - Очаровательный вечер, Ларвия. Уверена, Ливня Версалия останется довольна приемом.
        - Благодарю вас.
        - Моя дорогая, можно откровенно поговорить с вами? Я заметила кое-что интересное на прошлой неделе и сегодня вечером тоже. Признаюсь, это заинтриговало меня.
        - В самом деле? - спросила Ларвия, не зная, что ожидать от этой дамы.
        Порция кивнула головой.
        - Почему этот огромный раб следует за вами, куда бы вы ни пошли?
        Ларвия взглянула на Верига, стоявшего недалеко, и нахмурилась - Порция, жена квестора, или сборщика налогов, слыла известной сплетницей. Сказать что-нибудь ей, это все равно, что написать объявление крупными буквами на форуме.
        - Это мой телохранитель, - прозвучал самый простой ответ.
        Глаза у Порции расширились.
        - Разве вам угрожает какая-то опасность?
        Ларвия недоуменно пожала плечами.
        - Не устояла против пожеланий деда: он беспокоится из-за обострившейся политической обстановки и считает, что из меня легко сделать жертву политических баталий.
        - Уверена, мы достаточно цивилизованы, чтобы не дойти до этого, - ответила Порция, надевая на голову капюшон вечерней накидки.
        - Хотелось бы надеяться на это, - кивнула Ларвия.
        - Он галл? - поинтересовалась Порция, глядя в сторону Верига, который также неподвижно стоял у стены.
        - А кто же еще? Разве вы не видите этот обруч на шее?
        - Он очень красив. Волосы цвета спелой пшеницы и такие светлые глаза. Галлы - очень красивый народ.
        - Вы бы сразу забыли, как он выглядит, если бы общались с ним ближе, - мрачно заметила Ларвия.
        - Знаю, из них получаются очень плохие рабы, - согласно закивала головой Порция. - Муж говорит, что практически их невозможно покорить: они совсем не похожи на греков, которые философски относятся к своему рабскому положению и мирятся с ним, кельты же сражаются упорно, до самого конца.
        Ларвия кивнула, с тревогой заметив, что Вериг, похоже, прислушивался к их разговору.
        - Ну что ж, мне нужно идти. Еще надо найти своего дряхлого мужа, который, несомненно, напился лесбийского вина с этим глупцом Титом Лабином. Еще раз спасибо за прекрасный вечер. Спокойной ночи.
        Ларвия еще долго провожала оставшихся гостей и последней - Ливию Версалию - до экипажа; остальные весталки последовали за ней во втором экипаже. На этом закончилась ее роль хозяйки. Она устало обошла дом, отдавая последние распоряжения по его уборке, и увидела Верига с горящим от возмущения лицом.
        - Что случилось? - наконец нетерпеливо спросила она, упершись руками в бока.
        - Можно поговорить с вами наедине, госпожа? - спросил он, произнося последнее слово, как богохульство.
        Не говоря ни слова, Ларвия махнула рукой в сторону прихожей. Он вошел следом, закрыв за собою дверь.
        - Я слышал, что вы говорили с этой женщиной обо мне, - сразу же выпалил он.
        - Какой?
        - С толстой, в голубом капюшоне.
        - То, что она сказала, не имеет к тебе никакого отношения.
        - Неужели вы испытываете чувство превосходства, когда обсуждаете меня, словно какую-то особую породу собак? - гневно спросил он. - Галлы непокорны, греки смиренны. Мы люди, госпожа Сеяна, а не охотничьи псы!
        - Вы - рабы, - ответила Ларвия. - И помни об этом.
        - Понимаю. Сейчас вы снова скажете, что можете приказать меня выпороть? Может, принести хлыст?
        - К твоему сведению, сегодня вечером я спасла тебя от гораздо худшего, чем порка. Если бы желала тебе плохого, могла бы отдать этому центуриону Деметру - он испытывал огромное желание отомстить тебе за своего друга.
        Вериг снова взглянул на нее, лицо его стало каменным.
        - Видел его, - коротко ответил он.
        - И это все, чем намерен отблагодарить?
        - Любой на моем месте сделал бы все возможное, чтобы избежать плена. Его друг был убит во время моего побега.
        - Он относится к этому несколько иначе.
        - Так было на самом деле.
        - Он схватил бы тебя в присутствии всех гостей, если бы мне не удалось остановить его.
        - Не нуждаюсь в защите женщины, - коротко ответил Вериг.
        - Я заступалась не за тебя, - возмутилась Ларвия. - Мой дед заплатил приличную сумму денег. Мне не хочется, чтобы они пропали.
        Вериг уставился на нее, все у него внутри кипело, но он не произнес ни слова.
        Ларвия встретила его гневный взгляд, и ей стало не по себе: она всегда так волнуется, разговаривая с ним, - это пугало ее.
        - Зачем обращать внимание на то, что говорит эта Кампания? - раздраженно спросила она. - Всем известна ее бесконечная болтливость.
        - Вы уделили ей много внимания.
        - Просто беседовала.
        - Вы соглашались с ней!
        Ларвия удивленно смотрела на него.
        - И кивали головой, - гневно добавил он.
        - Пыталась избавиться от нее! Хотелось побыстрее отправить ее домой. Даже, если бы она заявила, что у нее на голове корона и она - богиня, я бы тоже кивала головой!
        Вериг снова внимательно посмотрел на нее и ничего не ответил.
        - И зачем мне разговаривать с тобой? - громко спросила себя Ларвия. - Зачем всегда спорить? - она закрыла глаза, затем снова открыла. - Иду спать. Нестор скажет, что нужно делать.
        Он сразу же повернулся, чтобы уйти, но по какой-то непонятной причине Ларвия остановила его в дверях.
        - Вериг, скажи, почему тебя так разозлил мой разговор с Порцией? - ее голос обрел прежнюю тональность. - Пора бы уже привыкнуть к тому, как римляне относятся к рабам.
        Он медленно обернулся и посмотрел ей в глаза.
        - Меня волнуют не римляне, а вы.
        - Я римская женщина. Вериг отвел взгляд.
        - Хочу, чтобы вы видели во мне человека, - тихо ответил он.
        Ларвия молча смотрела па него, сердце учащенно забилось.
        - И еще мужчину, - еще тише добавил он, выходя из комнаты.
        У нее перехватило горло, протянув руку, успела ухватиться за полку рядом с ней - загремели терракотовые горшки и кувшины; беспомощно протерла глаза: неужели заразилась от сестры, став такой излишне эмоциональной? Как и Юлия, готова заплакать в любую минуту; закинув голову назад, еле удерживала слезы, хотя не хотелось, чтобы размазались подведенные углем глаза.
        Почему Вериг так волнует ее? Он раб, а ей постоянно хочется забыть об этом и самой себе признаться, что на самом деле относится к нему, как к равному, как будто его бывшее положение срослось с ним и не утеряно, несмотря на военное поражение и его настоящее положение. Видимо, так и было на самом деле: его нельзя считать слугой, а просто человеком, которого обстоятельства заставили защищать ее, до тех пор пока не получит свободу. И она так и относилась к нему, и он это чувствовал, читал ее мысли, будто они произносились вслух.
        Ларвия снова закрыла глаза, крепко сжав губы, - от него нужно избавиться, как-то убедить деда, что Вериг должен исчезнуть. Но даже мысль об этом казалась ей невыносимой.
        Она уже привыкла к его постоянному присутствию, с ним чувствуешь себя в безопасности, как и предполагал Каска: и, если быть абсолютно честной, то следует признать, ей нравилось видеть его рядом, смотреть на него - очень красив, есть все, чего не было у мужа: молодость, сила и волнующий интерес к ней самой.
        Но - раб.
        Ларвия вздрогнула, когда дверь вдруг открылась, вошел Нестор, удивленно уставившись на нее.
        - Что с вами, госпожа? - спросил он, осматривая кладовую и как бы ища объяснение ее присутствию здесь.
        - Да-да. Искала па полках соус, - поспешно объяснила Ларвия, отворачиваясь, чтобы утереть глаза.
        - Сосуды с соусами на кухне, госпожа, в холодной кладовой.
        - Конечно, конечно, я забыла. Что ты ходишь здесь, Нестор?
        Он протянул руку и достал кувшин с полки.
        - Только это.
        Ларвия кивнула.
        - Поскольку никого нет, госпожа, хотел бы с вами поговорить кое о чем.
        - Слушаю, - ответила Ларвия, довольная, что можно отвлечься от грустных мыслей.
        - Это касается Верига.
        Ларвия вздохнула про себя. Значит, ей не удастся отвлечься.
        - Продолжай, - коротко бросила она.
        - Не слушается тебя, отказался выполнять какой-то твой приказ?
        - Нет, но… - неуверенно ответил Нестор.
        - Что же тогда?
        - Постоянно спорит со мной, советует что-то делать иначе, пытается инструктировать меня…
        - И обычно оказывается прав?
        - Дело не в этом! - взволнованно воскликнул Нестор. - Я отвечаю за этот дом, как старший над рабами. Если я говорю «Сделай это», они должны выполнять приказ без всяких обсуждений.
        - Понимаю.
        Как она и предполагала, Нестор тревожится за свое положение. Сейчас ей не до этого - слишком устала и нервы на пределе, поэтому не в состоянии разбираться с непослушными слугами.
        - Я обязательно скажу Веригу, чтобы он слушался тебя беспрекословно, - коротко ответила Ларвия. - Что-нибудь еще?
        - Собирался попросить вас вместе со мной проверить запасы вина - сегодня гости выпили больше, чем мы предполагали. Вы не против сделать это сейчас?
        - Хорошо. - Ларвия последовала за слугой в зал.


* * *
        Юлия сидела у окна в комнате Ларвии, снова и снова воспроизводя в голове сцены свидания с Марком, вспоминая его каждое прикосновение, каждый жест, каждое слово. Она встала, прошлась по комнате, затем села и снова поднялась: радостное возбуждение овладело ею, казалось, теперь даже не заснет.
        Откуда у нее эта готовность рисковать своей жизнью ради человека, которого едва знает? Логически невозможно понять, но ее это совершенно не волновало, властвовало одно желание - снова быть рядом с ним.
        Юлия твердо решила продолжать встречи с Марком: в отличие от Ливии Версалии, она не отличалась религиозностью, верила Марку гораздо больше, чем богине Весте. Ее судьбу решали за нее другие, и поэтому у нее не будет никаких сожалений, если придется покинуть службу. Тревожила лишь опасность, которой они с Марком себя подвергали, поскольку их взаимоотношения считались противозаконными.
        До следующего базарного дня - целая вечность, а ей не терпелось поговорить с ним, узнать побольше, притом абсолютно все: о нем самом, о его семье, надеждах и мечтах. Мимолетные встречи, украдкой, при таких сложных обстоятельствах, разжигали ее страсть, утолить которую мог только Марк.
        Желание охватило ее, словно морской прилив: вспомнились ощущения, пережитые с Марком, стремление проникнуть к нему под одежду и слиться. Когда он целовал ее - все вокруг исчезало, и если бы ему вздумалось уложить ее в постель, то не стала бы сопротивляться.
        Каждый раз, когда Юлия видела его снова, ее поражало, что этот человек так сильно хочет ее, что готов попрать закон, рисковать блестящей карьерой. Он напоминал ей этрусских царей, основавших Рим, чьи изображения видела с детства: такой же большой нос, прекрасно очерченный рот, блестящие черные волосы - словно сошел с древних мозаичных изображений и фресок храма. Ее поражало, что она, весталка, не имеющая опыта ни в жизни, ни в отношениях с мужчинами, завоевала сердце такого прославленного воина.
        Все казалось маловероятным, но это была правда.
        Она мерила шагами комнату, едва обращая внимание, что шум в доме стал затихать. Последние экипажи отъезжали от дома. Слуги принялись за уборку. Девушка остановилась перед туалетным столиком, взяла в руки хрустальный флакон с духами, открыла пробку и понюхала - лимонная вербена, поставила флакон на место и огляделась вокруг.
        Спальня Ларвии была почти пустой: кровать, шкаф, туалетный столик и несколько еще необходимых предметов - даже богатые римляне роскошно обставляли только те комнаты, где принимались гости, чтобы убедить их в щедрости хозяев, спальни, предназначенные для сна, обставлялись просто; считалось, что лучшая часть жизни проходит на публике.
        Юлия, не в силах ни сидеть, ни лежать, подошла к окну и принялась рассматривать освещенную луной галерею. В комнату вошла Ларвия.
        - Ливия уже прислала за тобой паланкин, - сообщила она, вытаскивая приколку из волос и освобождая волосы - разболелась голова.
        Юлия подошла к сестре и обняла ее.
        - Никогда не смогу отблагодарить тебя за все, что ты сделала для меня, - сказала Юлия. - Я так счастлива.
        Ларвия рассеянно кивнула.
        - Ты чем-то расстроена? - задала вопрос Юлия, сочувственно глядя на сестру.
        Ларвия пожала плечами.
        - Голова звенит, как гонг, с помощью которого Ганнибал собирал слонов.
        - Может, ты обеспокоена тем, что мы с Марком собираемся встречаться, здесь в будущем? Тогда придумаем что-то еще…
        - Нет, нет, дело не в этом. Просто домашние дела. - Ларвия улыбнулась. - И очень устала. Подготовка к приему потребовала много времени, а сейчас необходимо убрать дом.
        - Понимаю. - Юлия поцеловала сестру в щеку. - Увидимся на следующий базарный день. Пожалуйста, попроси врача придти сразу после захода солнца.
        - Что сказать ему о твоем недомогании? - спросила Ларвия.
        Юлия пожала плечами.
        - Усталость, утомляемость, отсутствие аппетита. Боль в пояснице - она у всех болит. Старайся не говорить ничего конкретного.
        Ларвия согласно кивнула.
        - Я провожу тебя до двери.
        Она стояла в дверях и наблюдала, как сестра садилась в паланкин. Ее мучили сомнения: правильно ли они ведут себя или обе лишились разума?
        Вернувшись в дом, Ларвия закрыла дверь.


        ГЛАВА 5
        Подняв копье, Марк остановился, вытер пот со лба - отряд из пятидесяти гастатов, или молодых рекрутов, внимательно наблюдал за каждым его движением. Центурион обучал молодых легионеров[Легион, основное подразделение в армии древнего Рима. При Цезаре численность легиона составляла 3 тыс. пехотинцев, 2-3 тыс. всадников и
4-5 тыс. всадников, набранных из представителей галльских племен.] метать шестифунтовое копье - основное метательное оружие пехоты.
        Он прищурился и, крепко сжав кожаный ремень, прикрепленный к древку, развернул руку за спину и метнул, чуть повернув снаряд, придав ему вращательное движение, - этим определялось нужное направление и увеличивалась проникающая сила. Гастаты, как один, повернув головы, следили за полетом копья.
        В совершенстве владея этим древним искусством, Марк мог метнуть его более чем на шестьдесят пять ярдов, притом с абсолютной точностью. Молодые рекруты восхищенно наблюдали, как оно, глубоко вонзившись в сырую землю Марсова поля, продолжало вибрировать от напряжения.
        Подойдя к тому месту, куда долетело копье, опытный инструктор обратил внимание, под каким углом и с какой силой оно поразило цель, стараясь объяснять как можно проще, чтобы молодые рекруты его лучше понимали. Для большинства из них латынь не была родным языком - их набрали в Трансальпийской Галлии по указанию Цезаря, и по его же просьбе Марк обучал «ласточек». На их примере император хотел доказать, что из провинциалов получаются воины не хуже тех, что родились в Италии, но при условии прохождения ими хорошей первоначальной подготовки. С этой целью он и направил своего любимца обучить птенцов искусству метания копья, хотя обычно ему поручались административные задания.
        Он извлек копье из земли и затем приказал рекрутам подходить к нему по одному, чтобы показать каждому, как брать его и поднимать, отмечая про себя, что именно этому легиону, может, суждено посрамить некоторые римские, набранные из свободных граждан. «Ласточки» отличались большим усердием, охотно всему учились, потому что Цезарь обещал им за усердную службу дать римское гражданство. Они стремились закрепить свое положение и сделать карьеру в самой знаменитой, самой организованной армии мира - римской. В конце концов, их выделили в отдельный дополнительный легион, где представлялась возможность показать свою храбрость и усердие. Если их легион будет отвечать всем нормам римской армии, они получат те же льготы, что и регулярные римские подразделения.
        Римский легион включал десять когорт,[Когорта, первоначально - военное соединение римских союзников, позднее когортой именовалось подразделение легиона.] каждая из них делилась на три манипулы, или тактических подразделения, та, в свою очередь, состояла из двух центурий, насчитывавших по сто человек в каждой во главе с центурионом. Следовательно, в каждой когорте было шесть центурионов, старший из них назывался главным метателем копья и возглавлял всю когорту. Марк и являлся главным метателем копья первой цезаревской когорты - Цезарь вызывал его на все военные советы. По должности он считался вторым лицом в когорте после военного трибуна, которыми назначались только члены аристократических семей, достигшие своего положения скорее по праву рождения, чем по достоинству; настоящей опорой и истинными героями чаще становились центурионы, а не военные трибуны. Дружба Марка с легкомысленным Септимом Гракхом являлась наглядным примером соотношения между различными классами общества: прославленный воин, получивший многочисленные награды, - центурион; сын сенатора, проходивший обязательную службу в армии,
его друг Септим - военный трибун.
        Молодой рекрут, схвативший копье, выронил его на землю.
        - Это делается так, - подобрав копье, центурион стал терпеливо объяснять, как важно продевать первый и второй пальцы через кожаный ремешок на древке копья. Он взглянул на солнце - еще нужно успеть показать рекрутам, как пользоваться испанским мечом, двухфунтовым обоюдоострым оружием. Его опыт подсказывал, что в бою копье эффективнее меча, а он настолько хорошо владел им, что делал это не задумываясь, естественно, как дыхание, поэтому больше внимания уделял ему, но солдаты должны уметь пользоваться обоими видами оружия.
        Еще один рекрут также уронил копье, и Марк решил отложить тренировку с мечом до следующего дня, а сейчас продолжить занятия с копьем.
        Сегодня ему трудно сосредоточиться на военных занятиях: ночью в бараке слышался отдаленный грохот повозок, перевозящих грузы, что предвещало начало базарного дня и встречу с Юлией на его закате в доме сестры, - тут уж не до сна. Предстоящая встреча занимала все его мысли.
        Позанимавшись с рекрутами до полудня, отпустил их; едва управившись со снаряжением, увидел приближающегося Септима.
        - Собираюсь в термобани, - сообщил он, изумленно рассматривая варваров, покидающих Марсово поле, - некоторые тащили копья по земле. - Не пойдешь со мной?
        Марк покачал головой.
        - Слишком нервничаешь из-за предстоящего свидания? - лукаво спросил Септим.
        - Замолчи, - резко оборвал его Марк.
        Он не рассказывал Септиму о предстоящей встрече с Юлией, не желая вовлекать друга в противозаконные действия, но когда тот увидел, как Марк, ранее никогда не избегавший дежурства, договаривался с другим центурионом о замене, догадался, в чем тут дело.
        - Не волнуйся, уже все ушли, никто нас не слышит. Между прочим, сегодня утром советовался с предсказателями, - все знаки благоприятны, - сообщил Септим. В Риме существовала традиция обращаться к богам, чтобы узнать, благоприятен ли предстоящий день для каких-то начинаний. Римляне верили, что успех любого предприятия предрешен богами. - Я видел стаю воронов, летящих по небу, и принял это за знак Юпитера - у твоей любви будет счастливый конец.
        - Что это значит? - сухо уточнил Марк. - Юлия и я останемся в живых?
        - И это тоже.
        - Я считал, что ты стараешься предостеречь меня от встреч с нею, - сказал Марк, укладывая копье в вещевой мешок наподобие узла, закреплявшегося на трезубце, который, в свою очередь, носили через плечо.
        - Нет, больше не намерен этого делать, - примирительно ответил Септим. - Марк, ты самый упрямый человек на свете. И раз решил продолжать встречи, остается только помогать тебе.
        - Благоразумное решение, - отозвался Марк, а Септим рассмеялся и покачал головой.
        - Ты уверен, что не пойдешь со мною в бани? - снова спросил он. - Твоя возлюбленная будет довольна, если придешь свежевымытым и пахнущим алоэ.
        Марк засмеялся.
        - Хорошо. Так, пожалуй, быстрее пройдет время. Септим похлопал друга по спине.
        - Если честно, завидую тебе: в первый раз имел девственницу в семнадцать лет, а затем пришлось отправиться в Парфию вспомнить эти годы.
        Друзья прошли через опустевшее поле, где проходили военные игры, посвященные богу Марсу. Их мысли были далеки от войны.


* * *
        - Здесь болит? - спрашивал Парис, ощупывая спину Юлии. Ларвия подмигнула сестре из-за спины врача, затем возвела глаза к потолку, нетерпеливо постукивая ногой.
        - Нет, чуть ниже, - ответила Юлия и поморщилась, когда врач сильно надавил пальцами.
        - Здесь?
        - Да, должно быть, здесь, - Юлия молчаливо молила богов, чтобы они простили ее за ложь.
        - Боль постоянная?
        - Нет, вначале появляется, а потом проходит, - объяснила Юлия. Ларвия с трудом подавила смешок и отвернулась к окну.
        Парис, наконец, закончил осмотр и опустил подол платья Юлии.
        - Возможно, это женское заболевание, - сделал заключение он. - Боль начинается перед каждыми месячными?
        - Да, - с готовностью подтвердила Юлия, обрадовавшись, что можно найти правдоподобное объяснение.
        - Боли спазматического характера?
        - Да.
        Парис кивнул головой.
        - Результат отсутствия деторождения - мне и раньше приходилось сталкиваться с этим у весталок, особенно у тех, кто уже давно служит. Пропишу настойку наперстянки, которая снимает боль. Увидимся с вами в первый базарный день следующего месяца.
        Юлия и Ларвия переглянулись.
        - Как долго ждать, - поспешно проговорила Юлия. - Что если назначить встречу на следующий базарный день? Мне бы хотелось встречаться с вами регулярно - боли тревожат меня.
        - Конечно, - с готовностью согласился Парис, мысленно подсчитывая будущий гонорар. - Госпожа Сеяна, это удобно, если я буду принимать вашу сестру здесь?
        - Да, - коротко согласилась Ларвия, которой уже надоела это притворство.
        - Очень хорошо. Завтра утром пришлю травяную настойку в атрий храма Весты, а приготовлю ее сегодня вечером. Юлия Розальба, встретимся здесь в этом доме в следующий базарный день. До свидания.
        - Провожу вас, - предложила Ларвия, направляясь в зал. Через короткое время вернулась к Юлии. - Казалось, что он никогда не уйдет.
        - Очень тщательно меня обследовал.
        - Так как ты здорова, было бы удивительно, если бы он нашел какую-то болезнь.
        - Ты ему заплатила? - поинтересовалась Юлия.
        - Конечно.
        - Сколько я должна? Переведу деньги с моего счета на твое имя.
        - Не будь смешной, Юлия. Мы обе рискуем жизнью. Неужели стоит волноваться из-за нескольких сестерций?
        Юлия изучающе посмотрела на сестру.
        - Лучше мне уйти, Ларвия. Зря все это затеяли. Если уйду до того, как….
        - Госпожа, центурион Марк Корва Деметр ожидает вас в атрии, - объявил вошедший Нестор.
        - Благодарю тебя, Нестор. Можешь идти, - Ларвия подождала, пока шаги слуги затихли, и обернулась к Юлии. - Слишком поздно. Теперь перестань волноваться и приготовься встретить гостя. Я сейчас его приведу.
        Она вышла, прежде чем Юлия успела возразить. Ларвия, выйдя в зал, где находился Марк, и приветствовала его, протягивая обе руки.
        - Центурион, как мило, что вы снова навестили меня, - радостно произнесла она, заметив, что Нестор остался в зале и поливает цветы. - Пройдемте в столовую. Там обсудим наше дело. Не хотите ли что-нибудь выпить?
        - Нет, благодарю вас, - ответил Марк, несколько обескураженный такой восторженной встречей.
        Ларвия провела его в столовую и, обождав пока Нестор пройдет на кухню, тихо произнесла:
        - В будущем вам придется перелезать через заднюю стену сада и входить в спальню со стороны галереи. Старайтесь, чтобы вас никто не видел. Слуги любят болтать. Если заметят, что вы слишком часто приходите ко мне, пойдут сплетни, что у вас со мной роман. Марк кивнул.
        - Уходите тоже через сад, как вы поступили в прошлый раз. Юлия ждет вас.
        Марк снова кивнул.
        - А теперь давайте сделаем вид, что обсуждаем что-то очень важное, вы пришли ко мне по делу.
        Марк улыбнулся.


* * *
        Юлии показалось, что прошла вечность, прежде чем дверь на балкон отворилась и вошел Марк. Их взгляды встретились. Дверь закрылась. Девушка бросилась к нему, едва касаясь ногами пола, и очутилась в крепких объятиях Марка.
        - Слезы? - встревожено спросил он. - Почему ты плачешь?
        - Думала о наших отношениях. Что пас ждет впереди? Так опасно, - прошептала она, уткнувшись лицом ему грудь.
        - Одно слово, и я уйду, - ответил центурион, отстраняя ее от себя и заглядывая ей в лицо.
        Юлия опустила глаза.
        - Я бы никогда не сказала этого, Марк. Почему ты так говоришь?
        - На это есть причины.
        - Какие?
        - Верю, что нас свела судьба.
        Она взглянула на него и согласно кивнула.
        - Зачем же сомневаться в том, на что есть воля богов? - уточнил он. - Прими это как дар божий.
        Юлия снова прильнула к его груди.
        - Как трудно жить в разлуке, когда тебя нет со мной, в голову приходят ужасные мысли.
        - А когда мы вместе?
        - Забываю обо всем на свете.
        Наклонив голову, он поцеловал ее в шею.
        - Позабочусь о том, чтобы ты и впредь забывала обо всем на свете, - тихо пообещал Марк, нежно целуя. - Совершенно обо всем. Только позволь…
        Весталка закрыла глаза, готовая идти с ним по тропе, по которой никогда до этой ночи не ходила, а услышав ласковые слова, прильнула к нему, ощущая сильное тело, - его хриплый ласковый голос действовал успокаивающе. Марк целовал волосы, щеки и губы, Юлия страстно отвечала на поцелуи - отсутствие опыта компенсировалось охватившим ее желанием доставить ему удовольствие. Он провел рукой вниз по ее спине, еще теснее прижимая к себе, - девушка застонала, почувствовав его возбужденное тело. Страх и желание одновременно владели ею. Она обвила руками его шею.
        Марк чувствовал, как теряет над собой контроль, но, боясь испугать ее и потерять доверие, не торопился - с первой встречи ему постоянно грезилось такое волнующее мгновение. Сняв вуаль с волос, бросил ее на пол, за ней последовала накидка - осталось только тонкое платье. Он целовал ее нежную шею и плечи, все ниже проникая в вырез платья, губы оставляли влажные следы на ее коже; ее руки скользили по его широкой спине. Юлия ахнула, очутившись на его сильной руке, - никто и никогда не ласкал ее с такой страстью, не держал в объятиях; ее пальцы впились в его спину, ощущая силу мышц, вот оно - воплощение самых сокровенных и пылких мечтаний. Ей приходилось видеть почти обнаженных мужчин на спортивных состязаниях и на аукционах, где продавали рабов, но для нее оставалось тайной за семью печатями, как один из них осуществит ее мечты и даст новую пищу фантазиям. И этот мужчина - рядом.
        Девушка застонала, почувствовав сквозь топкую тунику его губы на сосках груди, - они обжигали, приводя в возбуждение каждый нерв. Ей еще больше хотелось прогнуться назад, погружая пальцы в его волосы и прижать голову к себе. Марк, продолжая ласкать мгновенно затвердевшие соски через тонкий шелк платья, слышал ее тихие стоны, еще больше воспламеняясь, и, не в силах сдержаться, рванул застежку на плече, обнажив ее грудь.
        Почти в полуобморочном состоянии, она покачивалась в сильных руках, его губы целовали одну набухшую грудь, в то время как рука жадно гладила другую. Девичья белая кожа, слегка покрытая бледными веснушками, словно птичье яйцо, напоминала сливки. По сравнению с ней, его загорелая рука казалась еще темнее. Ее дыхание сделалось прерывистым, а поцелуи продолжались с еще большей страстью. Его свободная рука гладила ее всюду, испытывая необъяснимое наслаждение, - так купец определяет, какого качества этот роскошный заморский шелк. Наконец, подняв ее на руки и опустив на кровать, он всем телом вдавил ее в постель - она страстно прильнула к нему. Ощущение всего большого крепкого тела потрясло Юлию: их разделяла лишь тонкая ткань платья, сквозь которую чувствовались его обнаженные ноги. Спрятав свое лицо у нее на груди, Марк крепко сжимал руками ее талию, Юлия чувствовала кожей его нежные губы и мягкие волосы, так контрастировавшие с твердостью мускулов рук, обнимавших ее. Когда он, повернув голову, прижался воспаленным лицом к ее плоскому животу, его глаза закрылись, густые ресницы бросали тени на щеки,
лицо пылало, словно в лихорадке. Подняв голову, он целовал ее руки, испытывая такое напряжение, освободить от которого могла только она. Марк прошептал ей на ухо:
        - Юлия, я знал, что это будет именно так, впервые увидев тебя, уже тогда знал это.
        Как в бреду, девушка отодвинула ткань его туники и поцеловала ямочку у основания шеи - от него исходил мужской запах мускуса, губы ощутили солоноватый вкус кожи, ее глаза закрылись от наслаждения. Желая большего, нащупала руками пояс, собираясь расстегнуть его, - голова безвольно упала на его плечо.
        Марку казалось, что он погиб: застонав, провел руками по ее стройному телу и поднял платье к коленям, продолжая ласкать дрожащими руками. Юлия хотела его, почти сходила с ума от желания, и мужчина чувствовал это: ее тело отвечало на каждое его прикосновение, словно лира под пальцами музыканта, исполняя прекрасную мелодию. Но перед ним была девственница, и ему не хотелось причинить ей боль - нельзя торопиться, применять силу, иначе можно навсегда потерять ее.
        Юлия, приподняв отяжелевшие веки, взглянула на него - ее лоб покрылся капельками пота. Марк чувствовал очертания ее тела, и ему хотелось раздеть ее. Она обвила его бедра ногами - нет, он не должен торопиться. Сдерживая себя, крепко обнял ее, заставляя себя быть терпеливым.
        Неожиданно в дверь постучали.
        Они замерли: Марк почувствовал, как страсть уходит из податливого тела девушки, внешний мир снова вторгся в их жизнь, напомнив о себе.
        - Ответь, - тихо прошептал он ей на ухо.
        - Кто там? - спросила Юлия нетвердым голосом.
        - Госпожа, я принес постельное белье, как вы и просили, - послышался голос Нестора. - Можно внести его?
        Марк отстранился от Юлии и приложил палец к ее губам.
        - Подожди, выйду из комнаты, - прошептал он. - И ты впустишь его.
        Юлия кивнула, но, дрожа от страха и поправляя платье непослушными пальцами, только с третьей попытки застегнула застежку на левом плече, быстро подобрала с пола брошенную вуаль и накидку, а Марк тем временем выскочил через дверь на галерею; приведя одежду в порядок, сделала несколько глубоких вдохов, а затем только направилась к двери и открыла ее.
        Нестор удивленно уставился на нее.
        - Госпожа Юлия! Я думал, здесь госпожа Сеяна.
        - Я отдыхала после визита врача. Давайте белье. - Юлия поразилась, но голос ее прозвучал естественно.
        Слуга протянул стопку белья.
        - Извините, что потревожил вас.
        - Все хорошо. Спокойной ночи.
        - Спокойной ночи, - ответил слуга и побрел назад через зал. Юлия закрыла за ним дверь и, совершенно обессиленная, прислонилась спиной к двери, закрыв глаза, с бешено стучащим сердцем в груди. Через несколько секунд дверь на галерею открылась, и в комнату вернулся Марк.
        - Все уладилось? - спросил он.
        Юлия кивнула и без сил упала в его объятия - ее била дрожь, он крепко держал ее, пока она не прекратилась.
        - Марк, как мы можем продолжать встречаться? - наконец произнесла она, отстраняясь и заглядывая ему в лицо. - Мы ловим счастливые моменты для встреч, словно отверженные! Я негодую, потому что чувствую себя преступницей каждый раз, когда встречаюсь с тобой. И все же, кажется, другого пути у нас нет. Одна мысль, что не увижу тебя, кажется невыносимой.
        - Надо найти другой способ встреч, - твердо заявил центурион.
        - Какой?
        - Еще не знаю, но придумаю.
        Он повел ее назад к постели, страсть его остыла, ему очень хотелось успокоить ее.
        - Что ты имеешь в виду? - задала вопрос Юлия, когда они опустились на край постели.
        - Могли бы уехать из Рима куда-нибудь еще.
        - Но ты же умеешь только воевать, Марк, как мы проживем?
        - Я не такой уж беспомощный, Юлия. Например, мог бы стать наемником.
        - Где?
        - Может быть, в Британии. Местные племена там все время сражаются друг с другом, мелкие царьки постоянно ссорятся между собой из-за территорий. Мой военный опыт, уверен, вызовет у многих интерес.
        - Но Марк, ты сделал здесь блестящую карьеру, прославленный герой, участвовавший во многих триумфах. Неужели сможешь отказаться от всего этого ради меня?
        Он нежно убрал золотисто-рыжие волосы от ее лица.
        - Для меня это уже не имеет такого значения, как раньше, - тихо проговорил он.
        - А переживешь ли позор, если нас разоблачат до того, как мы сумеем скрыться? - с тревогой спросила Юлия. - Насколько мне известно, римский воин не может перенести его.
        - Ради тебя вынесу все, - ответил центурион.
        В дверь снова постучали, и женский голос сказал:
        - Это я, Ларвия.
        - Входи, - отозвалась Юлия.
        Когда Ларвия вошла, Марк поднялся на ноги.
        - Нестор был здесь? - встревожено спросила она.
        Юлия кивнула.
        - И он видел… - начала она, но Юлия ее прервала.
        - Нет. Марк скрылся через дверь на галерею. Ларвия облегченно закрыла глаза.
        - Жаль, что так получилось: я попросила его принести белье, имея в виду утро, но его усердие чуть не испортило все. Когда он сообщил, что приходил сюда и увидел тебя, то испугалась до смерти.
        Марк наклонился и поцеловал Юлию в щеку.
        - Мне надо идти, Юлия. Следует вернуться в казармы до смены караула. В следующий раз постараюсь остаться подольше.
        Юлия кивнула.
        - Госпожа Сеяна, благодарю вас, - сказал Марк и снова взглянул на Юлию. - Увидимся в следующий базарный день, - добавил он и вышел через дверь. Юлия проводила его глазами, а затем повернулась к сестре.
        - Все могло быть гораздо хуже.
        - Да.
        - Наверное, мне нужно предпринять меры, чтобы этого больше не случилось.
        Юлия вздохнула.
        - Что ты можешь предпринять?
        - Когда вы будете здесь находиться, могу поставить у дверей охранника.
        Юлия изумленно посмотрела на сестру.
        - Но тогда же придется довериться ему. Кто у тебя есть на примете?
        - Мой телохранитель.
        - Ларвия, что ты говоришь? - изумленно ахнула Юлия. - Он галл, и к тому же раб.
        - Раб, который получит документы об освобождении только тогда, если прослужит три года. Он выполнит мою просьбу и будет хранить молчание.
        - Не знаю, Ларвия… Думаю, рискованно.
        - А я так не считаю. Нет ничего важнее для него, чем освобождение, все остальное безразлично: спишь ли ты с воином, уборщиком улиц или с Помпеем Великим - он сохранит тайну, если я попрошу его об этом. Это самый лучший выход.
        - В данный момент я ни с кем не сплю, - мрачно заметила Юлия.
        Ларвия бросила на нее внимательный взгляд.
        - Нестор помешал нам в самый критический момент, - продолжала с несчастным видом Юлия.
        - Понимаю.
        - Может быть, и к лучшему. Когда я думаю об этом… имею в виду, заниматься любовью… - дрожь наслаждения прошла по ее телу. - Так его хочу и одновременно боюсь.
        - Но ведь не боялась, когда была рядом с ним? - задала вопрос Ларвия.
        Юлия покраснела.
        - Нет, - призналась она. - Ничуть не боялась.
        - Вы говорили с ним об этом?
        Юлия покраснела еще сильнее.
        - Мы не тратили много времени на разговоры. Ларвия внимательно взглянула на сестру и вздохнула.
        - Ты даже понятия не имеешь, какая ты счастливая, что испытываешь подобные чувства. И у тебя есть возможность их выразить.
        - А ты испытывала подобное? - спросила Юлия. - К своему мужу?
        - Конечно, нет, Юлия. Зачем задавать такие вопросы? Тебе хорошо известно о моем замужестве.
        - Не совсем. Когда ты выходила замуж, я была еще ребенком, а позже казалось неудобным расспрашивать тебя. Помню, что ты… всегда казалась несчастной.
        - Так и было на самом деле.
        - Если ты не была влюблена в него, когда выходила замуж, то как могло случиться, что ты забеременела?
        - Юлия, мы никогда не любили друг друга, - резко ответила Ларвия.
        - А кого-нибудь другого?
        Ларвия не ответила.
        - Ларвия? - настаивала Юлия.
        - Мы теряем время, - оборвала разговор Ларвия. - Тебе тоже нужно быстрее уходить. Паланкин ждет. Нельзя допустить, чтобы Ливия Версалия что-то заподозрила.
        - Ларвия, ты уверена, что нам можно продолжать здесь встречаться?
        - Совершенно. И позабочусь о вашей безопасности. Ты счастлива с Марком, а это самое главное. Поговорю с Веригом сегодня вечером, и все будет хорошо. Вот увидишь.
        Юлия обняла сестру.
        - Встречи с тобой всегда меня успокаивают.
        Ларвия потрепала ее по плечу.
        - В этом смысл моей жизни. А теперь пошли. Я провожу тебя до дверей.
        Когда Юлия ушла, Ларвия вернулась в дом и, проходя через зал, встретила Нестора, который нес в руках медное блюдо.
        - Госпожа, еще раз извините меня, что помешал отдыху вашей сестры, - начал он.
        Ларвия успокаивающе махнула рукой.
        - Ничего страшного. Не будем вспоминать об этом. Пожалуйста, пришли к мне в гостиную Верига и побыстрее, - она быстрым шагом направилась в гостиную, обдумывая, что сказать.
        Через некоторое время в комнату вошел Вериг.
        - Нестор передал, что вы хотите поговорить со мной.
        - Да, - ответила Ларвия. - Закрой дверь. Вериг повиновался, а затем вернулся к ней.
        - Садись.
        Он сел напротив нее, испытывая неловкость, лицо выражало удивление. Почему предложила сесть? Обычно слуги всегда стоят в присутствии господ.
        - Собираюсь тебе кое-что сказать, - начала Ларвия. Вериг почувствовал, как у него перехватило горло: она решила продать его, он никогда больше ее не увидит - это конец.
        Ларвия замолчала, как бы обдумывая, что сказать? Вериг изучал ее лицо: для чего вызвала? Сообщить, что продает? Могла бы вообще ничего не говорить. Проснувшись однажды утром, узнал бы, что принадлежит другим хозяевам, так как договор с ее дедом аннулируется, - раб не заслуживают объяснений.
        - Можно доверить тебе одну тайну? - медленно проговорила она.
        Вериг, переведя дыхание, стал ждать.
        - У моей сестры… взаимоотношения… с центурионом, - смело выговорила она.
        Вериг уже давно научился скрывать свои эмоции, но такое сообщение поразило даже его.
        - Ваша сестра? Весталка? - спросил он недоверчивым тоном.
        - Да, верно. И будет встречаться с ним в моем доме каждый базарный день.
        Вериг молчал.
        - Я решила доверить тебе эту тайну, потому что мне нужна чья-то помощь. У тебя особое положение среди рабов в доме, поэтому ты справишься с этим лучше всех.
        - Нестору известно об этом?
        - Кроме тебя, никто ничего не знает.
        Вериг обдумал сказанное, а затем спросил:
        - Что надо делать?
        - Самое главное - сохранить эти отношения в тайне любой ценой. Не надо объяснять, почему. Тебе известны римские законы о весталках?
        - За нарушение клятвы им грозит смерть.
        - Совершенно верно. Не могу одна уследить за всем, что происходит в доме. И хотя буду предпринимать все меры предосторожности, чтобы скрыть их встречи, прошу, чтобы ты охранял мою комнату, когда гость Юлии будет находиться здесь, и вмешался, если случится что-то такое, что может выдать их. Ясно?
        Вериг кивнул.
        - Каково наказание за соучастие и содействие этим встречам?
        - Не хочу сейчас говорить об этом, - мрачно произнесла Ларвия. - Но кое-что добавлю.
        Вериг взглянул на нее.
        - Центуриона зовут Деметр.
        Лицо Верига осталось непроницаемым.
        - Уверена, ты помнишь его. Он хотел пронзить тебя мечом, когда увидел здесь на приеме в честь Ливии, - сухо констатировала Ларвия.
        - Я всегда помню об условиях контракта о моем освобождении, - спокойно ответил Вериг. - Сделаю все, что скажете.
        - Прекрасно. Деметр придет сюда в следующий базарный день. Сообщу, когда он появится в доме.
        Вериг поднялся.
        - И вот еще что, - сказала Ларвия.
        Вериг остановился.
        - Нестор жалуется, что ты постоянно споришь с ним. Вижу, что он стар и привык все делать по-своему. Пожалуйста, делай все так, как он говорит, - у меня нет времени каждый раз, когда получается не так, как ему хочется, приглаживать его растрепанные перья.
        Вериг склонил голову.
        - На этом все.
        Вериг покинул комнату.


* * *
        Когда Марк вернулся в казармы, его ждал Лисандр, раб, прикрепленный к его когорте.
        - Пока ты отсутствовал, на твое имя пришло послание, - Лисандр с серьезным видом вручил ему туго скрученный свиток пергамента. На пергаменте была печать Римской республики «СНР», что означало «сенат и народ Рима». Марк заметил, что надпись на печати увенчивалась пучком прутьев, символизирующих единство римского народа, и изображался также топор, который разрешалось включать в герб только диктатору.
        Послание прислал Цезарь.
        Лисандр, также прекрасно разбиравшийся в гербах, внимательно следил за лицом центуриона.
        - Кто его принес? - поинтересовался Марк.
        - Тиберий Юний Германик, - сообщил Лисандр. Марк задумался: Германик, главный фехтовальщик первой когорты и, соответственно, один из самых доверенных лиц Цезаря.
        Должно быть, произошло что-то важное.
        - Можешь идти, - приказал Марк рабу.
        Когда Лисандр ушел, Марк огляделся вокруг, убедился, что он один, и, удалив печать, развернул пергамент.
        Цезарь, как всегда, был краток и сообщал только о сути дела. «Приходи в полночь в южное караульное помещение, - гласило послание, - постарайся, чтобы тебя никто не увидел». И все.
        Марк выглянул наружу посмотреть на ночное небо - по положению Полярной звезды понял, что полночь не так далеко. Тот факт, что послание принес Тиберий и через Лисадра передал ему, говорил о том, что все трое являлись доверенными людьми диктатора и Цезарь не хотел, чтобы об этом кто-то узнал.
        Покинув казармы, центурион прошел мимо спальных корпусов со спавшими солдатами, и вышел на Марсово поле.
        Пересекая площадку для стрельбы из лука, почувствовал, как его ноги, обутые в сандалии, погружались в топкую землю: вокруг маячили круглые мишени, словно призраки. Услышав чьи-то голоса, спрятался за кучей чучел - парусиновых мешков в виде конечностей, набитых соломой, используемых для обучения греческой борьбе. Подождав, пока голоса стихнут, продолжил путь.
        Римляне вставали вместе с восходом солнца и спать ложились рано, поэтому на его пути не встречался никто, кроме солдат, стоявших на часах. В караульном помещении света не было видно, и он заколебался, не ошибся ли; может, в приказе называлась следующая ночь? Затем из темноты возникла фигура и подала ему знак следовать за ней.
        - Мы ждали тебя, - сообщил Тиберий, открывая дверь в небольшую, плохо оштукатуренную комнату, в которой уже находились с десяток человек, столпившихся вокруг медника, стоявшего на полу, и своими телами загородившими свет, чтобы снаружи казалось, будто в караульном помещении никого нет.
        Марк присоединился к собравшимся, присел на корточки рядом с Тиберием и кивнул остальным, чьи лица освещались отблесками огня: Марк Антоний, племянник Цезаря Октавиан, Лепид, Артемидор и остальные, которых Марк знал, как самых верных друзей и советников Цезаря. Диктатор встал и обратился к ним, все присутствующие вглядывались в него.
        - Я собрал вас всех, потому что сегодняшние события в сенате убедили меня, что враги не успокоились, а продолжают свое дело, - устало сообщил Цезарь.
        Все ждали. То, что он сообщил, не являлось новостью.
        - Вы, наверное, помните, что во время праздника Луперкалии, когда мне вручили пожизненный пост диктатора, я сидел на ростре,[Ростра - в древнем Риме ораторская трибуна.] и в это время на форум вбежали луперки, среди которых находился и Антоний, юлианский жрец. Он попытался возложить на мою голову царскую корону, которую я отверг, сказав: «Только Юпитер может быть царем Рима». А затем приказал отнести корону на Капитолий. Тогда же посчитал, что этим рассеял существовавшее мнение о моем стремлении добавить к присужденным титулам еще и царскую корону.
        Несколько человек переглянулись, а Антоний невольно заерзал. Цезарь уже правил всей страной, но большинство присутствующих знали, что римляне ненавидят идею верховного правителя, воплощенную в царской короне, как противоречащую духу республики и идеалу, который они лелеяли, даже если во время правления Цезаря действительность далеко не соответствовала ему. Лозунг - «первый среди равных» - более соответствовал взглядам римлян, чем понятие о монархии, которое означало, что монарх стоит над всем народом.
        Во время праздника Луперкалии Антоний поторопился и совершил стратегическую ошибку. Народ любил Цезаря, но не был готов принять царя. Враги Цезаря преднамеренно способствовали распространению слухов, что он стремится стать царем, чтобы получить более покорных подданных.
        - Сегодня утром, - продолжал Цезарь мрачным тоном, - Луций Котта заявил в сенате, что в Сивиллиных[Сивиллы - легендарные прорицательницы.] книгах записано, что Парфия может быть завоевана только царем, и, следовательно, мне следует немедленно присудить титул царя.
        Среди присутствующих раздался ропот.
        - Луций Котта - выживший из ума старик, никто не станет его слушать.
        - Должно быть, кто-то специально подговорил Котту, - предположил мрачно Тиберий. - Может быть, Каска.
        - Наоборот, думаю, Котта был искренен, а его сообщение вызвало бурную дискуссию, - заявил Цезарь. - Он жрец Юпитера. Его интерпретация слов оракула привлекает внимание народа, многие, уверяю вас, слышали об этих предсказаниях.
        Установилась мрачная тишина.
        - Мое мнение таково, - продолжил Цезарь. - Если мне остаться в Риме до мая, когда армия может выступить на Парфию, Каска и его сторонники получат еще два лишних месяца, в течение которых станут настраивать против меня народ. Мое предложение: с передовыми отрядами мне покинуть Рим восемнадцатого марта, и все разговоры постепенно стихнут. Отрицательный момент состоит в том, что армия останется без меня, поскольку она в марте не будет готова выступить в полном составе - весеннее половодье не закончится, земля будет слишком сырой для маршей. Что вы мне посоветуете?
        Воины вопросительно посмотрели друг на друга, обдумывая слова императора, но Марк знал, что, как обычно, Цезарь, уже приняв решение по обсуждаемому вопросу, хотел лишь выслушать мнение соратников, чтобы удостовериться, не упущено ли что-то важное.
        - Твое присутствие в городе может оказаться скорее панацеей, а не причиной недовольства, - высказал свое мнение Антоний. - Тебе же не хочется, чтобы подумали, будто ты сбежал.
        Цезарь кивнул головой и повернулся к Октавиану.
        - Считаю, что тебе лучше покинуть Рим, - сказал он. - Римляне каждый день видят тебя в императорском одеянии, перед твоим паланкином шествуют ликторы со щитами с изображением топора и пучка прутьев - это только разжигает пламя недовольства. Безопаснее отдавать указания издалека - результат будет тем же самым, но ты лишишь врагов главного козыря: носишь пурпурное одеяние, восседаешь на золоченом кресле и повелеваешь сенатом, по их мнению, словно бог.
        - Марк?
        - Согласен с твоим племянником, - ответил Марк. - Отправляйся в Парфию, и пусть ситуация решится в твое отсутствие. Армия, оставшаяся здесь, будет на твоей стороне.
        Цезарь опросил всех остальных - все пришли к соглашению, что Цезарь покинет Рим в середине марта в сопровождении передовых отрядов. Когда совет закончился, Тиберий, взяв Марка за руку, отвел в сторону.
        - Где ты был сегодня вечером? Твой раб Лисандр не мог сказать ничего вразумительного.
        У дверей присутствующие выстроились в очередь, покидая караульное помещение по очереди, чтобы не вызывать подозрений.
        - Ходил на прогулку, - объяснил Марк.
        - Должно быть, нравится рисковать, - усмехнулся Тиберий. - В последнее время в городе появилось много банд.
        - Гулял по Марсову полю, - поспешно добавил Марк.
        - Нет лучшего слабительного, чем энергичная прогулка по болоту, - засмеялся Тиберий. - Странный ты человек, Деметр. Должно быть, виной твоя греческая кровь.
        - Может быть, - тонко улыбнулся Марк.
        - Нет, я говорю серьезно, - добавил Тиберий. - Все эти атлетические соревнования, где греки выступают обнаженными: не могу понять, или они такие отсталые, или безразличны к своему здоровью.
        Марк засмеялся.
        - Моя очередь уходить, - сказал Тиберий и выскользнул через дверь. Марк оглянулся на Цезаря, занятого разговором с сыном сестры. Он решил не ждать, а поговорить с ним позже. Убедившись через щель в двери, что Тиберий скрылся из вида и вокруг никого нет, тоже покинул караульное помещение.
        По дороге в казармы он едва обращал внимание на дорогу, в голове кружились тревожные мысли.
        Цезарь в опасности: как он, Марк, может уйти в это время из армии и бежать с Юлией, когда человек, поднявший его так высоко, изменивший жизнь бедного фермера, дав возможность стать национальным героем, так нуждается в его поддержке?
        Центурион остановился, прислонившись к столбу, к которому крепилась камнеметательная машина - катапульта, закрыл глаза. Несколько месяцев назад ему бы ничего не стоило убить любого, решившего бежать из армии. А сейчас сам думает об этом! Встреча с Юлией так изменила его цели, что иногда, остановившись в задумчивости, удивлялся своим мыслям.
        Их встреча произошла так неожиданно, но сразу же круто изменила все планы на будущее.
        Но понятие чести еще давало о себе знать: может, попытаться убедить Юлию подождать его, пока не вернется из Парфии, - победа над этой необыкновенно богатой страной принесет огромную военную добычу, трофеи буквально потекут в Рим; все, конечно, будут выражать благодарность Цезарю и, наконец, дадут ему все, чего ему хочется. А болтовня о титулах, о том, какую одежду ему носить, потеряет всякий смысл перед лицом всеобщего триумфа и полных сундуков всех граждан. Именно поэтому враги Цезаря спешат осуществить свои планы до наступления летней кампании, понимая, что, если он одержит еще одну победу на богатом востоке, их политические цели обречены на провал.
        Марк вздохнул и двинулся с места, не зная, что ему делать, - никогда еще его личные интересы не сталкивались с долгом, всегда совпадая. Однако жизнь без Юлии казалась ему пустой и безрадостной, но совесть и чувство долга не позволяли покинуть покровителя, особенно когда Цезарь так в нем нуждался.
        Марк продолжил путь с тяжелым сердцем.


* * *
        - Тебя спрашивала Ливия Версалия, - сообщила Юлии Марго, когда весталка вошла в свои апартаменты. - Уже дважды присылала узнать, не вернулась ли ты.
        - Для чего я понадобилась? - поинтересовалась Юлия, пытаясь скрыть волнение. Она сняла вуаль.
        - Не знаю, возможно, хочет узнать, что сказал тебе врач.
        - Немного. Завтра утром пришлет какое-то лекарство.
        - От чего?
        - От боли.
        - Что у тебя болит?
        - Марго, перестань допрашивать, - Юлия начала раздражаться. - Сама не знаю, что со мной. Если бы знала, не стала бы консультироваться с врачом.
        - Ты же никогда ни на что не жаловалась, - упрямо продолжала Марго.
        - Не жаловалась, но я чувствовала боль. Служанка промолчала, явно рассердившись. Юлия смягчилась, поняв, что женщина волнуется о ее здоровье: подойдя к Марго, положила ей руку на плечо.
        - Уверена, ничего серьезного. Парис считает, что это женское недомогание из-за отсутствия деторождения.
        Лицо у Марго прояснилось.
        - Такое иногда бывает.
        - Да, знаю. Поэтому не надо волноваться, я тороплюсь к Ливии - она не любит, когда ее заставляют ждать.
        Марго поправила драпировку на накидке Юлии.
        - Поговорим, когда вернешься.
        Юлия прошла через зал атрия, освещенный факелами, звук ее шагов по мраморному полу эхом раздавался по залу. В апартаменты Верховной Жрицы можно было попасть, пройдя мимо статуй Юпитера и Минервы, Дианы и Марса, установленных на пьедесталах или в нишах стен, у их подножия лежали подношения весталок: ранние весенние цветы, стебли злаков или колосья - жрицы ублажали богов. В апартаменте Ливии ее приняла Данута, личная рабыня Верховной Жрицы.
        - Твоя госпожа готова меня принять? - спросила Юлия.
        Данута поклонилась и показала знаком, что Юлия может войти. Когда Юлия вошла, рабыня вернулась в зал и закрыла за собою дверь.
        Апартаменты Ливни выделялись своей роскошью в атрии: дорогой мозаичный пол, богатые гобелены, вся мебель инкрустирована ляпис-лазурью, факелы создавали в комнатах мягкий голубоватый отсвет. Ливия сидела на диване, обитым шелком, с изогнутыми ручками красного дерева. Увидев Юлию, улыбнулась и сделала знак сесть напротив нее.
        - Приветствую тебя, дочь Весты, - произнесла Ливия, и Юлия поняла, что беседа будет носить официальный характер.
        - Благодарю вас, мать моя, - спокойно ответила Юлия, употребив официальное приветствие.
        - Я попросила придти тебя сюда, потому что беспокоюсь о тебе, - начала Ливия и остановилась, взглянув на Дануту, появившуюся в комнате с подносом в руках, на котором лежали нарезанные дольками фрукты и два бокала козьего молока с медом. Служанка, поставив поднос на небольшой столик перед диваном, вопросительно взглянула на Ливию, та подала знак уйти.
        - Со мной ничего особенного не случилось, - произнесла Юлия после того, как Данута вышла.
        - А я так не считаю: ты стала нервной и рассеянной, а во время последней службы перепутала слова молитвы-мольбы, а теперь консультируешься у врача в доме Сеяна.
        - Да, перепутала дни жертвоприношений: произнесла молитву о спасении против чумы вместо молитвы о безопасности римского государства - любой мог сделать такую ошибку. Ошиблась в первый раз.
        - Именно это мне и хочется тебе сказать. Что-то тревожит тебя.
        - Плохо себя чувствовала. Именно поэтому была рассеянной.
        - Что сказал врач Парис?
        - Считает это женским недомоганием. Ливия вопросительно подняла брови.
        - Из-за отсутствия деторождения, - пояснила Юлия.
        - Понимаю. Такое случалось у наших сестер и раньше. Кажется, это первое, что приходит на ум врачам, когда они не могут объяснить причину заболевания, считая, что девственность вредна для здоровья и является причиной всех недомоганий.
        Юлия молчала: Ливия очень умна, а за двадцать пять лет служения богине Весте повидала многое, - такую не так-то легко одурачить.
        - Хочешь чего-нибудь выпить? - предложила Ливия.
        Юлия отрицательно покачала головой.
        - Не понимаю, зачем тебе нужно так часто встречаться с этим врачом? - продолжала Ливия, потягивая из бокала молоко.
        - Наверное, решил понаблюдать, как помогает лечение. Рекомендует настойку наперстянки, которую пришлет сюда завтра утром.
        - Наперстянка? От болей? - спросила Ливия, хорошо знакомая с лечебными свойствами многих трав.
        - Да, - отозвалась Юлия, сожалея о том, что затеяла этот разговор. Ей не приходилось раньше обманывать, и у нее не было никакого опыта.
        - Должно быть, испытываешь неудобства из-за боли, - решила Ливия.
        - Только в определенное время.
        Ливия наклонилась к столу и поставила бокал на поднос.
        - Очень хорошо, - решительно проговорила она, - Можешь продолжать встречаться с врачом, но ты меня должна держать в курсе хода лечения. Твое здоровье для меня очень важно - нельзя служить богине, если не можешь отдавать ей всю себя.
        - Понимаю, - смиренно произнесла Юлия.
        - Можешь идти, - разрешила Ливия, не глядя на нее. Юлия поднялась и быстро покинула апартаменты Ливии Версалии, руки ее так сильно дрожали, что она их сильно сжала, чтобы унять дрожь.
        Неужели Верховная Жрица что-то пронюхала? Ходили слухи, что у нее повсюду шпионы. Обладая большой властью, она делала все, чтобы защитить ее. Может, и правда, что общается прямо с богиней, как предполагали особо суеверные люди. Каково бы ни было объяснение, но у нее, кажется, гораздо больше информации, чем позволяло ее уединенное положение. Сохранение чистоты весталок - ее первостепенная задача, и она пожертвует Юлией, не задумываясь, если та угрожает репутации храма.
        - С тобой ничего не случилось, Юлия Розальба? - раздался голос Дануты, и Юлия вздрогнула от неожиданности.
        - Почему ты спрашиваешь? - поспешно спросила Юлия, обернувшись к служанке.
        - Ты стояла посреди зала и смотрела в никуда.
        - Задумалась, - объяснила Юлия. - Есть о чем подумать. Тебе что, нечем заняться?
        Данута, всегда очень важная - как-никак доверенное лицо Ливии Версалии, - опустила глаза и пошла прочь. Юлия судорожно вздохнула, решив, что нужно научиться держать себя в руках. Если начнет срываться на слугах, это станет еще более подозрительным.
        Как ей хотелось сейчас поговорить с Марком.
        До следующего же базарного дня так далеко.


* * *
        - Очень хорошо, Эндемион, - заключила Ларвия, рассматривая портрет, законченный художником.
        - Я тоже так считаю, портрет удался. Собираюсь выставить его в витрине мастерской и лишь через месяц отдам гильдии, - художник взглянул на Верига, стоявшего на улице, и тихо добавил. - Вы уверены, что он не согласится позировать?
        Ларвия вздохнула.
        - Хорошо. Иди спроси его сам.
        - Вы разрешаете?
        - Да.
        Эндемион вышел из лавки и имел очень короткую беседу с галлом, вернулся с возмущенным лицом.
        - Что он сказал тебе, Эндемион? - поинтересовалась Ларвия, не скрывая насмешки.
        - Ответил, что существуют более легкие пути зарабатывания денег.
        - Что он имел в виду?
        - Очевидно, решил, что мои намерения не ограничатся скульптурным классом.
        - А разве не так? - смеясь, спросила Ларвия.
        - Я не такой похотливый, каким меня считают, - натянуто ответил Эндемион. - В любом случае, даже представить себе не могу, какие можно иметь отношения с таким гигантом. Если бы посчитал себя оскорбленным, то мог бы убить меня. Я же представлял, что из него получился бы прекрасный натурщик, но теперь официально заявляю, что отказываюсь от этой мысли.
        Ларвия захихикала и поднялась, перебросив шарф через плечо.
        - Надеюсь, портрет будет пользоваться успехом и у тебя появятся новые заказы, - пожелала она художнику.
        - Уверен в этом. Когда выставил портрет Кифериды, ко мне выстроилась целая очередь.
        - Я не так популярна, как она, - лукаво заметила Ларвия, бросив на него косой взгляд.
        Эндемион усмехнулся.
        - Ну что ж, пора уходить. Сегодня надо принять управляющего рудниками из Нумидии, который представит отчет о делах моего мужа, - добавила Ларвия.
        - Похоже, вам предстоит очень увлекательная встреча, - сухо заметил Эндемион.
        Ларвия кивнула.
        - В следующий базарный день приду за миниатюрами, которые ты обещал заключить в рамки.
        - Обязательно будут готовы к этому дню.
        - До свидания.
        - До свидания, госпожа Сеяна.
        Ларвия вышла на улицу. Вериг ждал ее, скрестив руки, подчеркнуто изображая на лице терпение.
        - Итак, ты находишь предложение Эндемиона неприемлемым? - спросила она, улыбаясь.
        Выражение отвращения появилось на его лице.
        - Он очень тобой заинтересовался, - добавила Ларвия.
        - Не понимаю, зачем терять время с такими людьми, как он, - мрачно буркнул Вериг.
        - О чем это ты? Он рисовал мой портрет.
        - Вы встречаетесь с ним и в другое время. Я видел его у вас на приеме.
        - Мне нравится его общество, нахожу его занятным и не являюсь исключением, его приглашают на приемы в лучшие дома Рима.
        - Он дегенерат.
        - Ты такой целомудренный! Почему тебя волнует его личная жизнь? Мне это безразлично.
        - У меня на родине таких людей изгоняют из племени.
        - Ах, какое у вас просвещенное общество! Не удивлюсь, если скажешь, что происходите от кроликов или поросят, потому как такие же отсталые, как и они.
        - А кто вы? Пресытившаяся скучающая богатая матрона, проводящая дни с льстецами и торговцами, которым только и нужны ваши деньги и славное имя умершего супруга.
        Они стояли перед овощной лавкой и ссорились. Вериг хмуро смотрел на Ларвию, стоявшую упершись кулаками в бедра. Вдруг ее как будто толкнуло - публично ссорится со своим рабом. Прикусив губу, хозяйка резко повернулась и гордо пошла вперед, не обращая внимания на любопытные взгляды некоторых прохожих. Ларвия быстро прошла через толпу, совершенно не думая о своей безопасности, желая как можно дальше уйти от этого человека: маленького роста и очень быстрая, подгоняемая злостью, она скоро скрылась от охранника, нечаянно наткнувшегося на мальчика и вынужденного объясняться с его вздорным опекуном. Только завернув за угол, он успел увидеть, как впереди мелькнул край ее лазурного платья с золоченой каймой и исчез в каком-то переулке.
        Вериг бросился бежать, проклиная ее про себя: о чем только думает эта женщина? Днем главные улицы совершенно безопасны, но боковые переулки давали пристанище всяким подонкам, которые прятались здесь, ожидая ночного времени, когда можно появиться на улицах. Он остановился, в отчаянии осматривая улицу, как вдруг услышал женский крик. Из-под какого-то навеса выскочил подросток и бросился на противоположный конец переулка.
        Испуганная и изумленная Ларвия сидела на земле, рядом с парусиновым навесом, прижав руку к лицу.
        - Он ударил меня, - возмущенно проговорила она, увидев Верига. - Ударил в лицо и вырвал кошелек.
        - Как бы мне тоже хотелось ударить вас, - зло отозвался Вериг, протянув руку, чтобы помочь встать. Эта попытка ни к чему не привела - ее ноги подкашивались. Подхватив хозяйку на руки, Вериг понес ее в направлении главной улицы, остановился перед домом, похожим на частный, с двором и небольшим фонтаном, усадил на край фонтана.
        - Дайте осмотреть вас.
        Она взглянула на него, продолжая закрывать лицо.
        Он нежно взял ее руку и отстранил слегка от лица: нижняя губа уже припухла, в уголке рта краснел синяк.
        - Почему вы убежали от меня? - сердито выпалил он, увидев ее лицо. - Сами всему виной! Что еще могло произойти с женщиной, одетой как вы, которая бродит одна в этом пристанище воров? Вам еще повезло - можно было потерять не только деньги!
        Ларвия возмущенно взглянула на него.
        - Такой из тебя телохранитель, - огрызнулась она. Она чуть шепелявила из-за вспухшей губы. - Я чувствовала себя прекрасно, пока не появился ты. А с тех пор на меня наехала повозка с бананами, напал малолетний воришка! Лучше бы дед нанял этого преступника Спартака.
        - Было бы неплохо. Если бы вы слушались его так же, как меня, он распял бы сам себя, прежде чем до него добрались римляне.
        Из каменного дома позади них вышла хозяйка и выбросила в кучу мусора у дверей шелуху от гороха. Увидев Ларвию и Верига, сидящих на краю фонтана, приостановилась.
        - Мы сейчас уйдем, госпожа, - обратился к ней Вериг. - Остановились попить.
        Женщина с любопытством рассматривала их, ничего не отвечая. Вериг подождал, пока она вошла в дом, и снова обратился к Ларвии, стараясь говорить спокойно.
        - Вы уже можете идти?
        Она кивнула и поднялась, протягивая руку.
        - С вами ничего не случилось? - спросил он. Ларвия снова кивнула, и вдруг ее лицо неожиданно исказилось - из глаз брызнули слезы.
        - Я так испугалась, - прошептала она.
        - Ларвия, почему вы не позволяете мне исполнять свою работу? - тихо спросил он, даже не заметив, что назвал ее по имени, поскольку мысленно всегда так ее называл. - Почему убегаете от меня, делая невозможным защитить вас?
        - Не знаю. Ты всегда злишь меня…
        - Почему?
        Она беспомощно пожала плечами, кусая припухшую губу и морщась от боли. Ларвия закрыла глаза.
        - Наверное, не могу забыть, что ты рядом со мной потому, что дед вынудил тебя к этому, - наконец призналась она.
        Чувство симпатии пронзило его - сама себе вредит: под железной волей и детской импульсивностью скрывались ум и доброта, которые не находили случая вырваться наружу.
        - Неужели причина моего появления в вашем доме так действует на вас? - задал он вопрос. - Мое место - охранять вас, чтобы вы чувствовали себя в безопасности. Разве не так?
        - Я все время злюсь на тебя.
        - Этого бы не происходило, если бы вы помогали мне, а не постоянно сопротивлялись.
        Она чуть улыбнулась.
        - Мне казалось, что я помогаю в меру своих способностей.
        Вериг немного задумался, пытаясь оценить ситуацию с ее точки зрения. Разве можно ей быть другой: отец продал ее старому распутнику, брак вышел без любви; муж предпочитал любовные утехи с детьми - достаточно причин, чтобы отталкивать от себя любого мужчину, который пытается вторгнуться в ее жизнь и командовать ею. И хотя они оставались госпожой и слугой, его постоянные предостережения, ежедневное присутствие давали ей ощущение чувствовать себя в ловушке. Он обнял ее за плечи, и она уткнулась в его плечо.
        - Я только пытаюсь оградить вас от опасности, - тихо прошептал Вериг на ухо.
        Ларвия пошевелилась, и он прижал ее к себе крепче, на мгновение забыв о случившемся, испытывая блаженство от того, что держит ее в объятиях: мягкое тело, запах одежды, тихое дыхание опьянили его. Положив руки ей на плечи, он склонился, заглядывая ей в лицо. В это время снова появилась хозяйка.
        - Убирайтесь отсюда, вы, двое! - громко крикнула она. - Не желаю видеть здесь всяких бродяг!
        Они отпрянули друг от друга, Вериг боялся взглянуть в глаза Ларвии.
        - Госпожа, эта женщина совсем не бродяга. Неужели вам так показалось?
        Женщина презрительно фыркнула.
        - Тогда что ей делать здесь? Богатые люди здесь не ходят. Убирайтесь!
        Вериг сделал шаг в направлении женщины, но Ларвия схватила его за руку.
        - Не спорь с ней, Вериг. Какое это имеет значение? Давай просто уйдем.
        Он повиновался, угрожающе оглянувшись на женщину, затем взял руку Ларвии и крепко держал ее, пока не вышли на главную улицу, где бурлили толпы народу, там отпустил и пошел следом за ней к паланкину. Носильщики отправились домой, Вериг шел рядом с ними, стараясь не думать об инциденте в переулке.
        Ничего не произошло.
        И не могло произойти.


* * *
        Добравшись домой, Ларвия сразу же наложила па вспухшую губу мазь и вытянулась на постели, приказав Нестору не тревожить ее, если только не случится нечто неординарное, снова прокручивая в уме события прошедшего утра и удивляясь, почему вела себя, как законченная идиотка?
        Казалось, невозможно не ссориться с Веригом. Все, что бы им ни говорилось или ни делалось, ею воспринимается как оскорбление, даже с самые безобидные его предложения. Ведь ни для кого не секрет, что Эндемион - льстец, но когда Вериг критически отозвался о художнике, то бросилась его защищать, словно тот был ее лучшим другом. А то, что она, одетая, как знатная дама с Палатинского холма, убежала от пего на задворки, можно назвать полнейшим безумием. И сейчас, вспоминая об этом, ей хотелось плакать от собственной глупости. Получается, что, вместо того чтобы обеспечивать ее безопасность, телохранитель провоцирует ее на поступки, гарантирующие неприятности.
        Ларвия осторожно дотронулась до вспухшей губы, затем закрыла рукой глаза, осознавая, что виновата сама, а не он, исполнявший свой долг по отношению к ней, капризному ребенку. Если так будет продолжаться и дальше, это закончится плохо для обоих.
        Ларвия беспокойно вздохнула - продать его, а если дед будет настаивать, найти другого телохранителя. Но даже мысль об этом казалась невыносимой.
        Будет непременно скучать без него.
        И сожалеть, что узнала его.
        - Госпожа, нужно сказать вам одно только слово, - тихо позвал Нестор, осторожно постучавшись в дверь.
        Ларвия застонала.
        - Неужели так срочно? - отозвалась она раздраженно.
        Нестор откашлялся.
        - Пришел Аттий Марсалий.
        Она подскочила на постели - совсем забыла об управляющем рудниками умершего мужа, встречу с которым назначила на сегодня! Быстро соскочив с постели, начала поспешно переодеваться, разбрасывая предметы туалета по полу.
        - Проведи его в гостиную и предложи выпить, - крикнула она через дверь. - Принеси самнитское вино и скажи, что скоро буду.
        - Слушаюсь, госпожа.
        Ларвия услышала удаляющиеся шаги Нестора. Переодевшись, бросилась к туалетному столику. Посмотрев на себя в зеркало, ахнула.
        Синяк хорошо просматривался. Управляющий может решить, что ее ударили по лицу, хотя так и было на самом деле. Взяв баночку с дорогим египетским гримом, предназначенным скрывать пятна и прочие недостатки лица, Ларвия втерла небольшое количество крема там, где был синяк, тщательно замазала больное место, а затем внимательно посмотрела на себя в зеркало, осталась довольна - опухоль, конечно, не исчезла, но синяк стал почти незаметен. Улыбнулась своему отражению, заметила, что улыбка получается несколько натянутой. Ну что ж, придется мириться с тем, что есть - совсем необязательно завлекать Марсалия, но ей совсем не хотелось, чтобы он сообщил доверенным ее мужа, что хозяйка впутывается в уличные драки, ее могут посчитать плохой руководительницей владений мужа и заменить - тогда придется полностью зависеть от воли деда.
        Ларвия поднялась, изобразив на лице спокойное и уверенное выражение, хотя этого не чувствовала, покинула спальню, направляясь на встречу с визитером.


* * *
        - Закончишь эту работу, отвезешь мусор в переулок, где его забирают мусорщики, которые приезжают за ним ночью.
        Вериг кивнул.
        - Затем принеси дров на кухню - они сложены у колодца, позади дома.
        Вериг кивнул снова, размышляя, какие еще приказания придумает старик. Нестор взглянул на него и, ничего не добавив, ушел в дом.
        Закончив чистить песком корзины для рыбы, Вериг направился к ведрам с мусором, перенес их на повозку, стоявшую па мостовой около кухни, - работа его не раздражала, наоборот, помогала приглушить тоску, которая охватывала его каждый раз, когда он думал о Ларвии.
        Как бы развивались события, если бы та старая карга не вышла из дома? Он чуть не поцеловал ее. Позволила бы Ларвия сделать это? Или бы в гневе ударила его по лицу? А то и в порыве возмущения при первой же возможности отправила бы его на аукцион на продажу? То, что она позволила ему обнять себя в момент слабости, еще не означало, что допустит какие-то вольности в дальнейшем. Возможно, негостеприимная хозяйка дома спасла его жизнь.
        Вериг снова серьезно задумался о побеге. Многолетний опыт ему подсказывал, как можно спрятаться в многолюдном Риме. Поиски беглых рабов, в лучшем случае, проводились небрежно - их было слишком много.
        Но его всякий раз останавливали документы об освобождении - тогда уже никогда не получить свободы, если позволить своим чувствам к Ларвии овладеть им. Нужно выполнять свою работу и одновременно стараться держаться от нее подальше. Это, конечно, нелегко, но мысль о пожизненном рабстве еще хуже.
        А жизнь без Ларвии совсем невыносима.
        Поставив последнее ведро на повозку, Вериг направил лошадь вниз с холма, на улицу, где собирался мусор. Оглянулся на дом - кусочки известняка, попавшие в наружную штукатурку, поблескивали на солнце. Интересно, сколько еще пробудет в доме этот управляющий рудниками?
        Вериг уже видел этого человека, и тот ему совсем не понравился. Подобно многим римским эмигрантам, Марсалий изображал из себя настоящего римлянина, пытаясь затмить коренных горожан, и одевался соответствующим образом: ослепительно белая широкая тога из тончайшей шерсти, на шее и пальцах - золотые украшения, через руку перекинут плащ с капюшоном, заимствованный у галлов и ставший в последнее время очень модным среди римлян. Видя одежду своего народа на таких дельцах, как этот, Вериг всегда удивлялся психологии завоевателей, которые, видимо, не придавали значения тому факту, что покоренный народ одевается лучше.
        Вернувшись в дом, он увидел, что Марсалий стоит в дверях, собираясь уходить, склонившись над белой рукой Ларвии в долгом поцелуе.
        Гнев охватил Верига, и он отвел взгляд.
        Он раб, самый низший по положению в обществе, перевозящий отходы. Этот виляющий хвостом управляющий может касаться Ларвии, а для Верига это совершенно недопустимо.
        Нет, такое невозможно вынести. Через несколько дней наступит первое марта. Новый год - благоприятное время для побега.
        Он решился бежать.


        ГЛАВА 6
        Наступивший базарный день выдался дождливым: на базарной площади, рядом с форумом, торговцы соорудили над своими лавками парусиновые навесы, Марсово поле превратилось в море грязи; служитель, возвещавший время, едва мог различить местоположение солнца на небе; вода в потемневшем и бурлящем Тибре достигла уровня берегов, верхушки камыша, росшего в Понтинском болоте, торчали над поверхностью воды. Те граждане, которые отважились бросить вызов погоде, пытались вспомнить, предсказывали ли авгуры[Авгуры - в Древнем Риме древнейшая коллегия жрецов, толковавшая волю богов главным образом на основании ауспиций, т. е. по наблюдениям за полетом и криком птиц.] в этом году сильное наводнение. Закутавшись плотнее в плащи, они шагали по глубоким лужам.
        Марк заступил па дежурство после обеда. Сидя в караульном помещении, защищенном от дождя, он следил, когда свеча догорит до того деления, которое обозначает конец дежурства и приход сменщика. На сундуке с амуницией, скрестив ноги, сидел Септим, затачивая острие копья. Он не дежурил сегодня, а просто составлял компанию Марку.
        - Итак, ты снова встречаешься сегодня? - спросил Септим, подняв точильный камень к свету свечи.
        Друг кивнул.
        - Какая она?
        Марк заколебался.
        - Очень нежная.
        - И это все, что можешь сказать?
        Он пожал плечами.
        - Ее нелегко описать. Я еще не встречал такой женщины, - он чувствовал, что Септиму кажется, будто друг ему не доверяет, - раньше они вместе обсуждали свои победы над женщинами. Но Юлия не была проституткой, чьи достоинства можно обсуждать, не стесняясь в выражениях.
        Его отношения с ней касались только его лично.
        - Что ты собираешься делать дальше? - с любопытством спросил Септим.
        Марк выглянул через окно на улицу, где шел проливной дождь, и тяжело вздохнул.
        - Не знаю.
        - А смог бы отказаться от нее?
        - Никогда.
        Лицо Септима помрачнело.
        - Тогда вам придется принимать трудные решения.
        В караульное помещение вошел Тиберий Германик и прервал серьезный разговор. Сняв с головы плащевую накидку, он принялся отряхиваться, как промокший пес.
        - Какой ливень! - проговорил он. - Сегодня торговцы будут в убытке. По улицам можно только плавать.
        - Слезы Юноны, - прокомментировал Септим, вспомнив старую этрусскую поговорку.
        - Скорее, месть Нептуна, - заметил Тиберий, вешая плащ около медника и протягивая руки к огню, чтобы согреть их. - Как прошло дежурство? - спросил он Марка.
        - Спокойно, - ответил Марк, вставая. Септим сложил копье и точильный камень в сундук, на котором сидел, подал плащ Марку, а затем стал одеваться сам. Укутавшись в плащи, они направились к двери.
        - Желаю не промокнуть, - пожелал Марк Тиберию, покидая караульное помещение.
        - Постараюсь, - отсалютовал им он.
        - Ты сейчас идешь прямо в дом Сеяна? - спросил Септим, когда они вышли из караульной будки под проливной дождь.
        - Нет, надо еще как-то убить время. Сначала Юлия встретится с врачом - ей разрешено покидать атрий для консультаций с врачом.
        - Давай зайдем ко мне и выпьем чего-нибудь, сегодня я даже не пойду в бани, иначе утону, прежде чем доберусь туда.
        Марк засмеялся.
        - Только персидский муссон мог помешать тебе пойти в бани.
        - Итак, зайдешь ко мне выпить?
        - Почему бы и нет, - согласился Марк.
        Оба друга поспешили в направлении Палатинского холма, наклоняя головы под проливным дождем. В доме Гракха их встретил слуга, приняв промокшие плащи, провел в гостиную, где горел камни, а сенатор Гракх предавался вечерним возлияниям перед ужином.
        - О Марк, как хорошо, что сын привел тебя! Ты редко у нас бываешь. Садись и обсушись, а я прикажу Кастору принести вина, - он позвонил в серебряный колокольчик, появился слуга, выслушав указания хозяина, удалился.
        - Вы похожи на двух матросов, которым удалось бежать от киликийских пиратов, - смеясь, заметил Гракх. - Вам не пришлось добираться до берега вплавь?
        - Вроде не заметил, чтобы ты сегодня рискнул выйти на улицу, - откликнулся Септим, ощупывая мокрую тунику.
        - Я был в Сенате, когда ты спал до обеда, и если бы пользовался паланкином, как остальные цивилизованные люди, то не промок бы.
        - Паланкины претенциозны, - отозвался Септим.
        - Только для тех, кто считает себя недостойным их, - парировал сенатор.
        - Как прошла сегодня сессия в Сенате? - поспешно задал вопрос Марк, чтобы не дать разгореться ссоре между отцом и сыном.
        - О, этот старый глупец Луций Котта все еще продолжает что-то бормотать о Сивиллиных книгах, - ответил Гракх. - И что хуже всего, народ прислушивается к нему.
        - Возможно, Цезарь платит ему за эти предсказания, - мрачно предположил Септим. - Он способен на все, чтобы достичь, чего хочет.
        - Цезарь не стал бы этого делать, - упрямо заявил Марк. - Он хочет избежать всех этих разговоров, связанных с титулом царя. А кроме того, Сенат не станет присуждать ему этот титул из-за бормотания этого дряхлого понтифика.[Понтифик, римский священнослужитель. Коллегия понтификов занимала центральное место в римском государственном культе, осуществляя надзор за другими жреческими коллегиями.]
        - Да, но Марк Брут и Гай Кассий верят этим предсказаниям о Парфии, - мрачно заметил сенатор.
        - Откуда тебе это известно? - задал вопрос Септим.
        - Они хранили молчание и выглядели встревоженными, - ответил сенатор, и оба молодых человека рассмеялись.
        - Не смешно, - буркнул сенатор. - Котта предлагает провести голосование под наблюдением магистратов, а это ставит Брута и Кассия в неудобное положение. Если они осмелятся возражать, то открыто объявят себя врагами Цезаря, а если промолчат, он станет царем.
        - Неудивительно, что у них несчастный вид, - засмеялся Септим. Его усмешка стала еще шире, когда в гостиную вошел Кастор, неся золоченые бокалы па инкрустированном подносе.
        - Вот твое вино, Марк, - Септим подал другу бокал вина.
        Они продолжали беседу о предстоящем праздновании Нового года, пока не приблизилось время свидания Марка. Он отклонил приглашение сенатора отужинать вместе и попрощался. К вечеру дождь прекратился, воздух пропитался свежестью и запахом первых весенних цветов. Быстро пробежав короткое расстояние до дома Сеяна, Марк перепрыгнул через заднюю стену, попал в заросли кустарника - его обдало обильными каплями воды. Пробравшись через кусты, заметил чей-то силуэт у окна, осторожно подняв голову, увидел старого Нестора, открывавшего окна. Марк подождал, пока слуга уйдет и пробрался на галерею, прижимаясь к внешней стороне стены, добрался до дверей спальни.
        Комната была пуста - Юлия еще не пришла.
        Он отошел от двери, сердце начало учащенно биться: неужели что-то случилось? Врач уже должен уйти. Марк закрыл глаза, заставляя себя успокоиться. Затем послышался какой-то шум внутри. Заглянув снова в комнату, Марк увидел входившую Юлию. Он чуть не зарыдал от облегчения. Она разговаривала с кем-то, стоявшим позади нее. Слышались голоса, но нельзя было понять, о чем велся разговор. Подождав, пока Юлия закроет за собой дверь, он проник в комнату.
        Когда он вошел, Юлия подняла голову, ее лицо выражало необыкновенную нежность, пронзившую его сердце.
        - Я так боялась, что ты не придешь, - прошептала она после его поцелуя.
        - Почему?
        - Всегда боюсь, что ты не придешь, - сказала она, смеясь над собой и обвивая руками его талию. Марк закрыл глаза и положил подбородок ей на голову, одновременно сжимая в объятиях и наслаждаясь ее хрупкостью. Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось.
        - Как тебе удалось получить разрешение приходить сюда? - спросил он, когда она взяла его за руку и повела к постели.
        - Ливия разрешила постоянно встречаться с врачом.
        - Как долго?
        Она пожала плечами.
        - До тех пор, пока не станет возражать. Марк выглядел обеспокоенным.
        - Марк, в чем дело? Мы одни. Слуги Ларвии считают, что я покинула дом. Давай не будем терять время, отведенное нам. Она страстно провела языком по его губам, но он отстранил ее, заставив себя отказаться от ее зова. Схватив ее руки, Марк их сжал в своих, покрывая поцелуями.
        - Юлия, пожалуйста, послушай меня. Я хочу тебе кое-что сказать.
        Она внимательно взглянула на него, ее лицо побледнело.
        - Тебе нельзя больше со мной встречаться? - упавшим голосом произнесла она.
        - О нет, любимая, нет, - успокоил он, обняв ее снова и закрыв глаза, чтобы не видеть отчаянное выражение глаз. - Как я уже и говорил раньше, нам нужно уехать из Рима, это единственная возможность быть всегда вместе, по сейчас мне нельзя уйти из армии.
        Юлия ничего не ответила, можно было только догадываться, какое впечатление на нее произвели его слова.
        - Я много думал об этом, - продолжил центурион. - Больше всего на свете мне хочется увезти тебя из Рима ради твоей же безопасности, но сейчас не могу покинуть Цезаря - я ему всем обязан. Не возьми он меня в свой легион, мне бы пришлось до сих пор быть бедным фермером на Корсике и проклинать судьбу. Кризис в самом разгаре, для него наступило время испытаний: может ли начальник первой когорты, главный метатель копья, стоять в стороне, если вдруг начнется гражданская война, - меня же невозможно заменить. Подумай, какое это унижение для полководца, если один из тех, кого он поднял так высоко, покинет свой пост. Враги Цезаря непременно воспользуются этим, упрекнут его в том, что он не разбирается в людях, раздавал награды человеку, недостойному их, воину, который, не задумываясь, нарушил клятву и убежал как раз в тот момент, когда в нем больше всего нуждались.
        Юлия взглянула на него и прижала палец к его губам.
        - Не объясняй, понимаю.
        - Правда? - взволнованно спросил Марк, боясь, что она может неправильно его понять и подумать, что армия для него важнее, чем ее судьба.
        Она кивнула.
        - У тебя есть веские причин благодарить своего полководца, сохранять ему верность: ты выбрал свою судьбу добровольно, и она не обманула тебя. Мое положение весталки было навязано мне, и поэтому у меня другое отношение к своему долгу - без сожалений расстанусь со своей службой.
        Марк облегченно вздохнул - она действительно поняла.
        - Когда мы сможем покинуть Рим? - После войны с Парфией, - ответил центурион. - Осенью не стану возобновлять контракт, как это делал каждый год. Клятва обязывает меня служить до октября, затем покину армию и увезу тебя из Рима. Но до тех пор, конечно, нам нужно хранить наши отношения в тайне. Пройдет лето, и я вернусь.
        - А вдруг не вернешься? - тихо произнесла Юлия.
        - Вернусь. Мне нельзя не вернуться.
        Он наклонился, поцеловал ее - она не сопротивлялась, чувствуя охватывающее ее желание, обняла его за шею и ответила на поцелуй. Позволив себя раздеть, наблюдала за выражением его лица: его глаза жадно рассматривали ее тело, губы раскрылись, дыхание сделалось учащенным. Юлия понимала, что он находит ее необыкновенно прекрасной, и испытывала счастье.
        Марк коснулся темного соска, и он под его прикосновением напрягся - грудь затвердела. Ее тело при свете свечей сияло, словно мраморная статуя, белая, стройная и совершенная. Уложив ее на постель и целуя тело везде, где только можно, Марк снял с нее туфли, оставив совершенно обнаженной. Юлия уткнулась лицом в его плечо - грубая шерстяная ткань туники обжигала щеку.
        - Ты уверена, что не будешь жалеть? - прошептал он ей на ухо.
        - Уверена, - дрожащим голосом произнесла девушка, отодвигая от шеи его тупику и лаская кожу губами, ощущая его прерывистое дыхание и реакцию на каждое ее движение - она получила безграничную власть над ним. Этот могущественный человек, командующий когортой, полностью подчинялся ей. Тогда Юлия прошлась пальцами вниз по его спине - мышцы напряглись, провела языком по линии ключицы, и он застонал, став беспомощным перед охватившей его страстью. Марк повернул ее на спину, и она обвила его руками за шею, приняв весь его вес. Его возбужденное тело, прижимаясь к ее бедрам, усиливало желание Юлии почувствовать его внутри себя. Она непроизвольно вздохнула, когда его губы прикоснулись к ее шее, страстно прильнув к нему, гладя его руки под туникой: ей доставляло огромное удовольствие ощущать его, такого сильного, закаленного в боях, с гладкой и теплой кожей, мягкими как шелк, волосами. Они оба были молоды, и желание понесло их на своих волнах.
        - Сними это, - прошептала Юлия, поднимая край его туники.
        Марк повиновался и встал: потерю его близости она восприняла, как боль. Он быстро разделся, обнажив крепкий скульптурный торс, загорелое тело, покрытое шрамами, густые черные волосы, сужавшиеся к животу. Юлия не смела опустить глаза ниже, сосредоточив взгляд на его лице. Когда он снова лег к ней, она увидела его лицо, напряженное от страсти, и закрыла глаза.
        - Ш-ш, - прошептал он ей, напрягшейся от его прикосновения. Его поцелуи возобновились, и она снова расслабилась, отвечая на его ласки, погрузив пальцы в его мягкие волосы, обхватив его ногами, бессознательно ища полного удовлетворения. Убедившись, что его возлюбленная полностью расслабилась, Марк оторвался от ее губ и стал целовать ее тело, неистово лаская грудь, живот и бедра, а убедившись, что ее больше ничего не тревожит, опустил руку между ног - Юлия, отвернув голову в сторону, застонала, ее лицо горело, тело покрылось испариной.
        Марк потерял над собой контроль, ласкал языком пупок, его действия становились неистовыми и даже грубыми - ему хотелось насытиться ею, и она взяла его в плен, обвив руками и ногами, - страсть сделала ее безрассудной. Он ласкал ее так, как ей даже не представлялось, превратив ее в слабую и безвольную, желающую пройти весь путь. Юлия сжала его плечи и погладила волосы, взмокшие от пота.
        - Я хочу… - хрипло произнес он, приподняв голову.
        - Да, - откликнулась она. - Да, да.
        Марк наклонился над ней, сдерживая нестерпимое желание погрузиться в нее, как поступал с более опытной женщиной, но вошел в нее медленно, остановившись на ее слабый вскрик и напряжение.
        - Хочешь, чтобы я прекратил? - прошептал он, сжав зубы, пот снова выступил на его лице.
        - Нет, - так же еле слышно попросила она. - Только подожди… немного.
        Он затих, его руки дрожали от напряжения - желание войти в нее глубже оказалось таким сильным, что пришлось до боли сжать губы, сдерживая себя.
        - Теперь можно, - тихо произнесла Юлия, погладив его по спине.
        Марк погрузился в нее немного глубже, остановился, услышав ее стон, но затем продолжил, убедившись, что это звук наслаждения. Закрыл глаза, почувствовав, как ее ноги оказались на его бедрах, а пятки вдавились в него.
        - Еще, - прошептала она.
        Он откликнулся на этот зов природы.


* * *
        - Наверное, снова пойдет дождь, - мечтательно произнесла Юлия, прислушиваясь к шуму усиливающегося ветра и шелесту деревьев в саду.
        Марк что-то пробормотал, почти засыпая.
        Она пошевелилась, осторожно проверив, идет ли еще кровь - нет, все в порядке. Ларвия предусмотрительно подготовила все для туалета: чашу с водой и кувшин, чистое белье. Юлия помылась, но ей казалось, что она теперь помечена и каждый сможет догадаться о ее принадлежности Марку.
        - Расскажи мне о себе, - попросила она, тесно прижавшись к его теплому телу и положив голову на грудь.
        - Все, что нужно, ты обо мне знаешь.
        - Ты же знаешь, что мне этого недостаточно.
        - Что ты хочешь услышать?
        - Все.
        Он улыбнулся, губы коснулись ее волос.
        - За последние тридцать лет?
        - Почему ты решил вступить в римскую армию?
        - Чтобы избавиться от фермы.
        - Что так сильно ее ненавидел?
        - Оказался очень плохим фермером, - коротко объяснил Марк.
        - А твой отец?
        - Он - хороший фермер.
        - Должно быть, сожалел, потеряв тебя.
        - У меня есть младший брат, который остался на Корсике.
        - А как ты вступил в армию? - спросила Юлия, пробежав пальцами вниз по его руке.
        - Я пришел на Капитолий, где консулы и их уполномоченные военные трибуны проводили отбор четырех тысяч человек для формирования легиона. Цезарь, увидев меня, сам выбрал из толпы для своего легиона.
        - Сам выбрал?
        - Да, за физические данные: рост, выносливость, общее здоровье.
        - И это все?
        - Все. У Рима много врагов, нужна армия, чтобы сражаться с ними.
        - Ты жил армейской жизнью долгих одиннадцать лет?
        - Время летит быстро.
        - Потому что вы все время сражались?
        - Или готовились к сражениям.
        Юлия села и дотронулась пальцами до еще яркого шрама, пересекающего грудь над левым соском.
        - Откуда у тебя этот шрам? - спросила она.
        - В Галлии.
        - Как?
        - Обнаженный варвар с выкрашенным в голубую краску лицом пытался поразить меня в сердце кинжалом.
        - А остальные? - Юлия провела пальцем от груди к животу.
        - В разных местах. Римляне предпочитают в основном рукопашный бой, поэтому остались эти отметины.
        Она поцеловала его плечо длинным поцелуем.
        - Боюсь, что уйдешь в Парфию, и я больше тебя не увижу.
        Он приподнял ее подбородок и повернул лицом к себе.
        - Пока жив, ты увидишь меня снова.
        - Это и беспокоит меня. Останешься ли ты в живых?
        - Я сражался одиннадцать лет против самых разных врагов и остался в живых, а теперь у меня более важная причина остаться в живых.
        - Должно быть, за все это время у тебя было много любовниц, - заключила она.
        Марк прекрасно знал, что лучше не обсуждать такие темы с женщинами, а тем более с Юлией, такой неопытной.
        - Не так много, - уклончиво ответил он. Она недоверчиво хмыкнула.
        - Мне рассказывали о солдатах.
        Он рассмеялся многозначительности ее тона.
        - Что же тебе рассказывали?
        - Что они седлают все, что движется, - ответила Юлия, и он изумленно уставился на нее, поразившись, что ей знаком такой грубый язык.
        - Кто тебе это сказал?
        - Марго, моя рабыня. Она попала в плен в Гельвеции и рассказывала, как римляне, захватив ее деревню, изнасиловали всех женщин.
        Марк пожал плечами.
        - Война - это другое дело, хотя признаюсь, мне никогда не нравилось принуждать женщину, которая тебя не хочет - взаимное желание доставляет гораздо большее удовлетворение для души.
        - Взаимное желание? - повторила она, пробежав пальцами по центру живота вниз и взяв его в руку.
        Он закрыл глаза.
        Она стала ласкать его, и он поднялся в ее руках.
        - Вот так? - спросила она. Он схватил ее и опрокинул на спину.
        - Ты слишком быстро все постигаешь, белая роза, - пробормотал он, когда она тесно прижалась к нему.
        - Люби меня снова, - прошептала она. Как было отказать в такой просьбе?


* * *
        Вериг, стоя на коленях у дверей спальни, отмывал известь от кафельного пола, - Ларвия сама придумала для него такую работу, требовавшую много времени, в течение которого он будет находиться возле спальни, имея, таким образом, в случае нужды, возможность защитить тех, кто за дверью. Все это казалось ему маловероятным: центурион, сдавший его римским магистратам, находится рядом, за стеной, и занимается любовью, а ему поручено защищать его.
        Но так захотела Ларвия, и нельзя не выполнить ее волю.
        Прошло некоторое время, как вдруг стремительно появилась она сама - на ней не было лица.
        - Что случилось? - тихо спросил он, поднимаясь с колен.
        - Только что в доме появился дед, - ее беспокойство показывало, к чему это может привести. - Постараюсь занять его в гостиной, чтобы не бродил по всему дому.
        - Зачем он приехал?
        - Представления не имею, но если узнает, что Юлия встречается в моей спальне со своим возлюбленным центурионом, у всех будут большие неприятности.
        - Что мне делать?
        - То же самое, что и раньше - никто не должен проникнуть в спальню, пока буду занята с дедом.
        Вериг кивнул.
        - Полагаюсь на тебя, - добавила Ларвия.
        - Понимаю.
        И она полетела в гостиную, встретившись у входа с Нестором, несшим вино, ею заказанное.
        - Дедушка, - произнесла она, входя в гостиную с ослепительной улыбкой на лице. - Извини, пожалуйста, чуть задержалась, домашние дела. Ты не выпьешь немного вина? Это лучшее лесбийское вино - твое любимое.
        Каска рассеянно кивнул, и Ларвия подала знак Нестору наполнить бокалы, а затем предупредила, что может идти, добавив:
        - Не беспокойте нас ни по какому поводу. Нестор молча кивнул и вышел.
        - Ну, а теперь скажи, что сделать для тебя? - задала вопрос Ларвия, сев напротив деда.
        - Я пришел дать тебе совет.
        Каска расправил на коленях складки своей изысканной тоги, и Ларвия заметила, что ее край испачкан грязью и поняла, что дед очень спешил к ней.
        - Какой сюрприз, - отозвалась Ларвия и снова улыбнулась, чтобы смягчить колкость ответа.
        - Я говорю серьезно, Ларвия. Политическая обстановка ухудшается: в Сенате сегодня творилось неизвестно что. Считаю, что тебе пора забрать деньги из банков и перевести их в золото, золотые слитки, монеты и драгоценности. Сделан это осторожно, деньги забирай небольшими суммами и превращай их в ценности, которые можно легко взять.
        Ларвия удивленно посмотрела на него.
        - И ты поступаешь так же?
        - Да, - кивнул он.
        - А если об этом узнают другие? В банках будет столпотворение.
        - Мы делаем это очень осторожно.
        - Неужели все так плохо? Дед тяжело вздохнул.
        - Когда дело дойдет до гражданской войны, то неизвестно, кто будет контролировать банки, которые сейчас под защитой государства. Если одолеет Цезарь, то те из нас, кто выступал против него, в лучшем случае лишатся постов, а в худшем - разорятся. В последний раз такое случилось при Сулле. Дома его врагов оказались разрушенными до основания, а личная собственность конфискована.
        Ларвия вся превратилась во внимание.
        - Расскажи подробнее, что же делать.
        Каска в деталях изложил ей план действий, и Ларвия провела с ним довольно продолжительное время. Ему некогда было ходить по дому, поэтому, закончив разговор, немедленно ушел. Проводив его, Ларвия сразу же направилась к своей спальне, но Верига там уже не было. Немедленно отыскав Нестора, стараясь не поддаваться панике уже во второй раз за этот вечер, она не на шутку встревожилась.
        - Где Вериг? Вижу, что ушел, не выполнив работу, которую ему приказано закончить сегодня вечером.
        - С ним одни неприятности, и случились они, когда вы беседовали с консулом Каской и просили вас не тревожить, госпожа.
        - Неприятности? - спросила Ларвия. Ей не понравилось, что Нестор старается избегать ее взгляда.
        - Отказался повиноваться моему непосредственному приказу, - неуверенно произнес Нестор.
        - И в чем же он заключался?
        - Хотел войти в вашу спальню, когда снова начался дождь, там оставались открытыми окна, и вода могла залить пол.
        - Я же говорила тебе не заходить туда ни под каким предлогом, - сердито ответила Ларвия, начиная понимать, что могло произойти.
        - Да, по… - начал слуга. Ларвия резко оборвала его.
        - Никаких «но». Это мое дело беспокоиться о полах в спальне, а не твое. А что произошло с Веригом?
        - Не давал пройти в вашу спальню, не понимаю, почему. Мне было известно, что вас там нет, непонятно, что на него нашло, хотя ему всегда доставляло удовольствие постоянно возражать мне. Я не мог справиться с ним, поэтому приказал Каммию и Менандру схватить его и отвести в комнату. Он отчаянно сопротивлялся, повредил руку Каммию и разбил ценную этрусскую вазу, стоявшую около вашей комнаты, - устроил такой шум, что консул Каска мог услышать на другом конце дома. «Вериг специально шумел, чтобы предупредить Юлию и Марка», - подумала Ларвия.
        - А потом? - испуганно спросила Ларвия, перестав дышать.
        - Ничего. Вошел в спальню и закрыл все окна.
        - Там был беспорядок?
        - Нет, госпожа. Я только поправил неубранную постель.
        - Я ложилась подремать. Так где сейчас Вериг? - спросила Ларвия облегченно.
        - Естественно, я наказал его, - ответил Нестор.
        - Наказал? - тихо произнесла Ларвия.
        - Конечно. Как можно добиться дисциплины среди рабов, если они видят, что Вериг отказывается исполнять мои указания? За такое поведение должны наступать последствия, - Нестор сделал паузу. - По моему мнению, вы должны продать его.
        - Какие «последствия» ты ему назначил? - нетерпеливо потребовала ответа Ларвия, игнорируя его совет.
        - Приказал выпороть, - ответил Нестор. - Десять ударов.
        Ларвия смотрела на слугу, пораженная его словами, не в силах вымолвить ни слова.
        Старик смотрел на нее немигающим взглядом.
        - Что? - наконец прошептала она.
        - Обычное наказание для…
        - Не обычное в моем доме, и ты прекрасно это знаешь! - ледяным тоном проговорила Ларвия. - Как ты решился на это, не спросив меня!
        - Вы просили вас не тревожить, - голос Нестора стал дрожать.
        - Не пытайся использовать мои слова, чтобы оправдать себя! - закричала Ларвия, вне себя от гнева. - Ты воспользовался тем, что я занята, и добился того, что замышлял с первого дня появления Верига! Где он?
        - В своей комнате, - подавленно ответил Нестор.
        - Пошли Менандра за Парисом. Мне все равно, чем он сейчас занят: скажи лишь, что заплачу любую сумму, которую попросит. Пусть придет прямо сейчас и окажет помощь Веригу.
        - Его раны не опасны, - начал Нестор. - Он только…
        - Сама буду об этом судить, - закричала Ларвия, обрывая его. - Убирайся с моих глаз долой! Если начну разбираться с тобой, боюсь, что потом пожалею о своих действиях - сейчас слишком зла, чтобы принимать решения. Вызову позже.
        Нестор, склонив голову, вышел, не произнеся ни слова. Как только он скрылся, Ларвия бросилась по коридору, ведущему на половину дома, где размещались рабы, и бежала, подхватив тупику руками. Рабы, слышавшие громкие голоса в гостиной, разбежались, чтобы не встретиться с ней и не стать следующей жертвой ее гнева.
        Ларвия ворвалась в каморку, находившуюся рядом с кухней, и закрыла рот рукой, увидев распростертого на постели Верига, лежащего лицом вниз: разорванная туника была спущена к талии, открывая широкую спину, исполосованную ужасными красными рубцами; кожа рассечена, из рубцов сочилась кровь; туника клочьями висела на домотканых брюках, которые он так упорно носил, несмотря на то, что это, как и его обруч на шее, сразу выдавало в нем варвара. Светлые волосы потемнели, спина между лопатками блестела от пота. Он лежал с закрытыми глазами и тяжело дышал.
        Ларвия подошла к постели и села па край рядом с ним, нежно положив руку па сто шею.
        Как часто ей хотелось вот так дотронуться до него, увидеть его обнаженный торс, но понадобилось случиться этому несчастью, чтобы осуществилось ее желание. Он выдержал такое ужасное наказание, но ни слова не сказал, чтобы предотвратить его, сохраняя тайну, которую она ему доверила.
        Ларвии сдавило горло, она с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать. Но слезы не помогут Веригу - ей нужно быть сильной. Она погладила его волосы на затылке, затем руки с крепкими бицепсами, загорелые и горячие, рассмотрела каждый след удара плетью: по краям каждого рубца кожа была разорвана - его били кожаной плетью с металлическим концом, а не просто веревкой, которой обычно наказывали рабов.
        Нестор, конечно, не делал это сам, у него бы не хватило на это сил. За него потрудились более молодые и сильные рабы.
        - О, мой милый. Бедняжка, - прошептала она, ее голос прерывался. - Это моя вина. Меня так встревожил своим появлением дед, что не подумала… - голос снова оборвался. - Я приказала Нестору не входить в мою комнату, но он бродит по всему дому, где захочет, не обращая внимания на мои слова, - кажется, считает себя здесь хозяином. Его, старого и немощного, не выбросишь на улицу, ведь он жил с нашей семьей еще до рождения отца, - она замолчала, поняв, что отчаяние делает ее речь бессвязной. - Какое теперь имеет значение, как это случилось? Я прошу у тебя прощения.
        Вериг пошевелился, и она, словно испугавшись, отдернула руку. Он перевернулся на бок и поморщился, чуть коснувшись спиной простыни, и посмотрел па нее.
        - Ларвия, - хрипло произнес он, протянув одну руку, а второй поддерживая себя.
        - Да, - проговорила она успокаивающе. - Это я. Лежи спокойно и не поднимайся. Скоро придет врач.
        - Не надо… врача.
        - Нет, надо, - она заставила его снова лечь лицом вниз.
        - Нестор… хотел… в вашу комнату… должен был… остановить его, - бормотал Вериг.
        - Ш-ш, никаких разговоров. Береги силы. Я все уже знаю. Нестор ничего не увидел, должно быть, они благополучно скрылись. А с ним разберусь позже.
        Глаза его закрылись, но когда она положила руку на его ладонь, его пальцы сжали ее ладонь.
        - Жаль, что так случилось, - прошептала она, кусая губы, удерживая вновь подступившие слезы. - Нельзя было этого допускать, не вовлекать тебя в дела моей сестры. Только посмотри, чем все это закончилось.
        Его дыхание стало ровным и глубоким - заснул пли потерял сознание? Хорошо, что она вызвала врача.
        Ларвия прилегла рядом с ним на постель и положила голову ему на плечо, стараясь не касаться кровоточащих ран.
        Она решила остаться с ним, пока не придет врач.


* * *
        Во всех окнах дома Гракхов не было света, за исключением гостиной, освещенных факелами. Марк надеялся, что там продолжают разговаривать сенатор и Септим, а это значит, можно незаметно провести Юлию в спальню друга. Он пронес ее через галерею и опустил босыми ногами на вымощенный плитами тротуар под окнами. Подергав окно, обнаружил, что оно закрыто изнутри, достал нож, осторожно просунул его и отодвинул задвижку, поднял Юлию через подоконник, а затем перепрыгнул сам.
        - Подожди здесь, - тихо сказал он. - Пойду найду Септима.
        - А что, если сюда кто-нибудь войдет, пока тебя не будет? - прошептала Юлия, выглядевшая бледной, испуганной и угнетенной. Марк почувствовал себя дикарем, тащившим ее ночью, словно мешок с зерном. Ему было понятно, насколько униженной она себя чувствовала: услышав шум, поднятый Веригом у дверей спальни, они бежали из дома Сеяна, как воры, а теперь так же тайком, через окно, пробрались в дом Гракхов.
        - Ложись в постель. Любой из слуг, вошедший сюда, подумает, что ты… подруга Септима - он часто приводит женщин домой, его родители смотрели на это сквозь пальцы, лишь бы отвадить его от Субуры.
        По выражению ее лица Марк понимал, насколько ей все это отвратительно: их история, начавшись так романтично, превратилась в фарс из комедий Плавта,[Плавт Тит Макций, выдающийся римский комедиограф, происходил из бедной семьи. Считается, что им написано 130 комедий, по установлена подлинность 21. В его комедиях действуют дерзкие, остроумные и хитрые рабы, гетеры, сводники и другие персонажи, выведенные по образцу масок греческих персонажей.] но не было времени задумываться над этим - необходимо сейчас же найти Септима и как можно быстрее доставить Юлию в атрий, пока Ливня Версалия не бросилась разыскивать свою подопечную.
        Марк поцеловал дрожащую девушку в лоб, хотя па ней был накинут его плащ, обнял ее, крепко прижимая к себе, пока дрожь не прошла.
        - Так лучше?
        Она кивнула.
        - Постараюсь вернуться как можно быстрее.
        Оставив ее посередине комнаты, сам снова перепрыгнул через подоконник и пошел по галерее, бегом пробежал через сад, завернул за угол и вышел к парадной двери дома; пригладив волосы и поправив одежду, постучал в дверь, надеясь, что никто не заметит отсутствие на нем плаща.
        Слуга встретил его и пошел за Септимом. Когда тот появился, Марку сразу стало понятно, что он пьян.
        - Марк! Ты все же решил принять наше предложение? Лучше поздно, чем никогда - таков мой лозунг. Пойдем в столовую выпьем.
        Марк подождал, пока уйдет слуга, а потом схватил друга за руку.
        - Септим, постарайся протрезветь - нужна твоя помощь.
        Септим изо всех сил старался сосредоточиться.
        - Что случилось?
        - Мне с Юлией пришлось поспешно бежать из дома ее сестры, и я привел ее сюда, она в твоей спальне.
        Должно быть, эти слова возымели действие - Септим заморгал глазами.
        - Здесь, в доме?
        В это время в атрий вошел сенатор.
        - Мы вошли через окно, - тихо добавил Марк и тепло улыбнулся сенатору Гракху. - Добрый вечер.
        - Пошли выпьем с нами, сынок, перед сном. Почему ты не прошел сразу в гостиную?
        - Извините, не могу. Я забыл кое-что сказать Септиму. И буду очень краток.
        Сенатор кивнул и вышел из зала. Септим бросил на Марка взгляд, означавший, что он пришел в норму.
        - Ты говоришь, она в моей спальне? - прошептал он, подойдя к Марку совсем близко.
        - Да.
        Септим закрыл глаза.
        - Если отец узнает об этом, его хватит удар.
        - Как он может узнать ее?
        - Давай не будем испытывать судьбу: даже будучи смертельно пьяным, он обращает внимание на хорошеньких девушек. Пошли, - они поспешили по коридору, направляясь в спальню Септима. - Не могу поверить, что ты привел ее сюда, Марк. Ты же не хочешь, чтобы нас всех арестовали за нарушение клятвы?
        - А что мне оставалось делать? В спальню, где мы находились, рвался старый слуга. Мне нужно было вывести ее оттуда, а твой дом совсем рядом.
        - И что ты собираешься сейчас делать?
        - Паланкин Юлии у входа в дом Сеяна - нужно провести ее туда и сделать вид, что она выходит из дома сестры.
        - Почему же сразу не отвел ее к паланкину, когда выбрались из дома Сеяна?
        - У нее нет сандалий.
        Септим резко остановился у входа в спальню.
        - Что ты сказал?
        - Очень торопились, и не было времени искать ее сандалии, они остались под кроватью в комнате.
        - И теперь прикажешь искать ей сандалии, да?
        - За весталками очень строго следят, Септим. Кто-нибудь обязательно заметит, что она явилась в атрий босой. Ливия Версалия ничего не пропускает.
        Септим открыл дверь своей комнаты и увидел небольшую фигурку, съежившуюся на постели. Выражение раздражения сразу сменилось сочувствием. Юлия тревожно приподнялась, но, узнав вошедших, успокоилась.
        Септим подошел к столу у окна, достал свечу и зажег ее от факела в галерее. Вернувшись в комнату, сел у постели рядом с Юлией.
        - Как вы себя чувствуете, маленькая прелестница? Юлия измученно улыбнулась.
        - Хорошо.
        Септим взглянул на Марка, стоящего рядом.
        - Придется дать несколько уроков моему другу по обращению с дамами - таскать босыми под дождем совсем не обязательно.
        - Это не его вина.
        - Дорогая, понимаю, вы, должно быть, влюблены, - сухо ответил Септим, похлопав ее по руке. - Л теперь дайте подумать, как достать пару сандалий из комнаты матери.
        Когда Септим ушел, Марк обнял Юлию.
        - Ты, в самом деле, чувствуешь себя нормально? - нежно спросил он. Она ощущала озноб, словно страх проник в нее до костей.
        - Да.
        - Септим скоро вернется, и я проведу тебя к паланкину.
        Она кивнула.
        Марк погладил ее волосы.
        - В будущем у нас все будет по-другому, - нежно произнес он. - Уедем туда, где нам не нужно будет прятаться.
        Она прижалась к нему молча, как будто хотела верить, но не могла преодолеть страх.
        Вернулся Септим с парой сандалий в руках.
        - Мать спит. У нее так много обуви, что, наверняка, не заметит пропажу. Возможно, обувь Теренции подошла бы лучше, но она сейчас в Геркулануме и, кажется, забрала все свои вещи с собой.
        Юлия взяла сандалии и застегнула ремешки на лодыжках.
        - Очень похожи на мои, никто не заметит разницы, - сказала она.
        Юлия поднялась, поправила накидку и шарф на плече.
        - Я выгляжу прилично?
        - Прекрасно, - ответил Марк и, протянув ей руку, поднял ее через подоконник. - Я выйду через дверь и приду сюда за тобой. Подожди немного.
        Юлия прижалась к стене галереи и взглянула на небо. Луна едва пробивалась сквозь бегущие облака, затем снова взглянула на друзей внутри комнаты.
        - Поторопись, - попросила она.
        - Как ты считаешь, можно уйти, не попрощавшись с твоим отцом? - спросил Марк Септима, когда они шли в зал. - Не хочу оставлять ее одну надолго.
        - Я извинюсь за тебя. Для него уже слишком много сегодня вина, чтобы волноваться из-за чего-то еще, - ответил Септим, когда они прошли атрий и остановились у дверей.
        Марк положил руку на плечо друга.
        - Спасибо, Септим. Не знаю, что еще можно сказать.
        Септим покачал головой.
        - Будь осторожен - ведешь опасную игру. Марк направился к выходу.
        - Она очаровательна, Марк. Как я уже тебе говорил, в некотором смысле завидую тебе.
        Марк благодарно взглянул на него и вышел из дома. Септим обернулся к слуге, который только что появился.
        - Кастор, принеси мне еще один бокал вина. Пойду присоединюсь к сенатору.
        Септим, мысленно послав пожелания удачи беглецам, вернулся в гостиную к отцу.


* * *
        - Скоро выздоровеет, - заверил Парис Ларвию. - Он молод и здоров - через пару дней встанет на ноги, хотя, конечно, шрамы на спине останутся.
        - А это никак не отразится на его здоровье? - с тревогой спросила Ларвия.
        - За исключением красоты, - сухо добавил Парис. - Я дал ему настойку наперстянки от боли, и оставлю ее вам, пусть принимает дважды в день.
        - Вы ее всем рекомендуете, доктор. Сестре вы тоже прописали ее. Разве это не яд? - Ларвия подозрительно посмотрела на пузырек.
        - Если в больших дозах, может остановиться сердце. Проследите, чтобы ему не вздумалось выпить это все сразу, - Парис закрыл пробкой большую бутылку настойки и положил в сумку, а вместо нее достал небольшой глиняный горшочек и поставил его на край постели.
        - А что это такое? - поинтересовалась Ларвия.
        - Измельченные дубовые листья. Их зеленый сок помогает от воспаления. Попросите человека, который будет ухаживать за ним, тщательно промывать раны мылом, которое есть у Нестора, а затем чистой водой три раза в день. После этого приложить мазь.
        - Я сама буду за ним ухаживать, - ответила Ларвия.
        Парис приподнял брови.
        - Понимаю. Тогда слушайте внимательно: когда начнут образовываться струпья, прекратите пользоваться мазью и продолжите прикладывать к ранам масло, чтобы они не засыхали, - шрамы станут менее заметны, хотя, как я уже сказал, избавиться от них полностью нельзя.
        - Масло?
        - Да. С коровьего молока снимают сливки и затем их взбивают.
        - Знаю, что такое масло, доктор, но не уверена, есть ли оно в доме. Можно послать Менандра на базар.
        - Скажите ему, пусть заглянет в парфянские лавки - у них масло есть точно. В Персии масло едят.
        - Едят масло? - Ларвия открыла рот от удивления.
        - Да. Используя его как приправу. Они также нагревают его, очищают, а затем применяют при приготовлении пищи.
        Ларвия с отвращением поморщилась.
        - Его можно перенести отсюда? - поинтересовалась она, кивнув на Верига.
        - Куда?
        - В мою комнату. Она проветривается - думаю, ему свежий воздух будет полезен.
        - Завтра или через день он уже сможет ходить. Не вижу причин, почему этого не сделать, - Парис отошел от постели Верига и с любопытством посмотрел на Ларвию.
        - Госпожа Сеяна, не совсем вас понимаю: вас слишком беспокоит здоровье этого раба, но разве не вы отдали приказ его высечь?
        - Произошло недоразумение, доктор. Мои указания неправильно истолковали.
        Парис кивнул.
        - Я очень удивился, когда мне сказали, что моя помощь нужна человеку, которого высекли. Всегда считал, что в вашем доме этого не делают.
        - Это действительно так, - коротко ответила Ларвия. - Будут ли еще какие-нибудь пожелания по уходу за ним?
        - Следите, чтобы не попала инфекция, вызывающая лихорадку и нагноения. Если появится жар или начнет бредить, или кожа вокруг ран вспухнет и покраснеет, тогда вызывайте меня. А сейчас пусть побольше спит и действуйте, как советую.
        Ларвия кивнула.
        - Наверное, с ним ничего неприятного не случится - выглядит очень крепким и закаленным. Сколько ему лет?
        Ларвия пожала плечами.
        - Двадцать шесть или двадцать восемь.
        - Он из Галлии?
        Она кивнула.
        - Они очень выносливы, - заверил врач, закрывая свою сумку.
        - Сколько я вам должна? - спросила Ларвия.
        Парис задумался.
        - Шесть сестерций.
        Ларвия достала золотой денарий из кошелька и вложила ему в руку.
        Парис был поражен - получил в двенадцать раз больше, чем попросил. Все знали его жадность к деньгам, но такая большая сумма даже у него вызвала протест.
        - Слишком много, - произнес он. - А сделано так мало…
        - Возьмите. То, что вы сделали, для меня очень важно.
        Парис зажал монету в руках.
        - И вот еще что, - продолжила Ларвия. - Пожалуйста, не рассказывайте никому о случившемся. Не хочу, чтобы подумали…
        Парис поднял руку.
        - Не продолжайте, госпожа Сеяна. При моей профессии я слышал и видел всякое. Никому не расскажу, как вы относитесь к этому человеку.
        Ларвия почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, по она промолчала.
        - Спокойной ночи, госпожа Сеяна. Вызывайте меня в случае необходимости в любое время.
        Ларвия не стала провожать его до дверей. На стуле, рядом с постелью Верига, она и провела всю оставшуюся ночь.


* * *
        - Больше не стану пить эту настойку, - сердито заявил Вериг, отталкивая протянутую ему Ларвией очередную порцию лекарства.
        - Врач сказал… - начала Ларвия. Вериг отвернул голову.
        - Все равно, что он сказал. Это лекарство клонит ко сну, а мне хочется поговорить с вами.
        - Лучше выпить это лекарство.
        - Прекрасно чувствую себя без него. Садитесь. Ларвия села на стул рядом с его постелью. Все три дня, что она ухаживала за ним, Вериг категорически отказывался перейти в ее комнату, лежать в постели, а теперь еще принимать лекарство. Раны на его спине покрылись струпьями, вызывавшими нестерпимый зуд. Ларвия смазывала их прогорклым жиром, пропитавшим всю его одежду и перепачкавшим белье.
        Неудивительно, что у него было плохое настроение.
        - Когда это все случилось, в самый первый день, вы приходили ко мне? - требовательно спросил Вериг.
        - Конечно. И вызвала Париса.
        - Нет, до этого? Помню, вы были здесь, но не уверен, во сне это было или наяву, - он внимательно следил за выражением ее лица.
        Ларвия почувствовала неловкость.
        - Возможно, и приснилось.
        - Вы что-то говорили?
        - Просила не разговаривать, уверяла, что мне уже все известно, и вызван врач.
        - Вы дотрагивались до меня?
        Она понимала, к чему клонится этот вопрос, особенно теперь, когда миновал кризис, и в нем снова пробудился упрямый, полный собственного достоинства человек. Ему незачем знать, что произошло, когда лежал в бессознательном состоянии, лучше удерживать его в постели.
        - Пытался встать, но я удержала тебя, - уклончиво объяснила Ларвия.
        - Но помнится…
        В дверях появился Менандр, и Вериг замолчал.
        - Нестор в гостиной, как вы приказали, госпожа. Ларвия сразу же поднялась, обрадовавшись, что можно избежать его допроса.
        - Зайду позже, - бросила Ларвия и буквально вылетела из комнаты.
        Нестор, ожидая хозяйку, стоял посреди комнаты и смотрел в пол. Она остановилась перед ним, он не смел поднять на нее глаза.
        - Ты непростительно превысил свою власть в отношении Верига, - сурово произнесла Ларвия. - Я никогда не разрешила бы такое наказание, тем более, что не приветствую такое жестокое обращение со слугами. С тех пор как умер мой муж, передав всю власть мне, в этом доме ни разу не наказывали плетьми.
        - Но, госпожа…
        Ларвия предостерегающе подняла руку.
        - Я дала тебе несколько дней, чтобы мог обдумать свой поступок, но не вижу твоего раскаяния: ты относился к Веригу с подозрением с самого первого дня, а приказав наказать его плетьми, излил на него свою злобу.
        - Он на вас плохо влияет, - сухо произнес Нестор, - и это видно не только мне, многие слуги заметили ваше пристрастное отношение к нему.
        - Это касается только меня, Нестор, а не тебя! С этого часа ты освобождаешься от всех обязанностей и теперь должен находиться в своей комнате. Всеми делами в доме займется Менандр. Потом решу, что делать с тобой. На этом все.
        Старик не двигался. Казалось, его ноги приросли к полу. Ларвия заметила, что его бьет дрожь, и ей стало не по себе: некоторые безжалостные хозяева отказывались от старых слуг, когда те уже не могли хорошо исполнять свои обязанности. Судьба стариков иногда складывалась плачевно: их иногда продавали в более бедный дом или даже выбрасывали на улицу. Возможно, именно поэтому Нестор опасался нового раба с самого первого дня его появления. Отличавшийся умом и способностями Вериг, благодаря своему положению, постоянно находился рядом с хозяйкой.
        - Все будет хорошо, - добавила Ларвия, смягчившись. - Ничего плохого с тобой не произойдет. Необходимо время, чтобы все обдумать. Должно быть, я плохо управляю домом, если такие вещи могут случаться под моей крышей. Еще поговорю о твоей последующей жизни, когда все станет на свои места.
        Нестор поклонился и быстро вышел, явно успокоенный.
        Ларвия села на диван и стала размышлять, что ей делать со старым слугой, с Веригом, с запретной любовной связью Юлии и о том, какой тревожной и опасной становится ее жизнь.


* * *
        Юлия стояла на коленях перед сундуком с одеждой, перебирая платья, и, наконец, извлекла нужное.
        - Вот оно, - показала она Марго, - Я знала, что оно здесь.
        Она подала служанке отделанное золотой каймой одеяние, которое использовалось только раз в году на первое марта.
        Марго внимательно осмотрела платье.
        - Нужно отпарить, я отдам служанке в гардеробную, - она сложила вуаль на туалетный столик. - Тебе также нужно приготовить пурпурную накидку. Где она?
        Юлия указала на лежащую на стуле тунику. Обе женщины готовились к новогодней церемонии, которая должна состояться на следующий день. Она заключалась в погашении и разжигании священного огня богини Весты. Во времена этрусских царей огонь зажигался от трения друг о друга деревянных палочек; теперь использовались солнечные лучи, которые фокусировались с помощью вогнутого зеркала. В старинные времена, если вдруг огонь - основа самой жизни поселян, так как использовался для разжигания домашних очагов - угасал, беспечную весталку наказывали плетьми. Но во времена Юлии огонь уже играл символическую роль, за ним следили постоянно. Священный очаг гасился только один раз и совершала это Верховная Жрица-весталка на Новый год в присутствии внимательных глаз римлян.
        Специальные одеяния Юлии составляли часть ритуала. Ливня Версалия сама зажигала огонь в присутствии остальных весталок, одетых в древние одежды. Редко кто из простых римлян помнил истоки этой церемонии, но она являлась одной из любимых старинных традиций, ритуалом, объединяющим римский народ.
        - Чьи это сандалии? - спросила Марго, оборачиваясь к Юлии и указывая на сандалии госпожи Гракх.
        - Сестры Ларвии, - не моргнув глазом, выпалила Юлия. - Днем шел дождь, и мои туфли промокли, она дала свои.
        - Нужно было принести их сюда, - нахмурилась Марго. - Возможно, еще сгодятся, ведь за твой гардероб платят римляне, и ты не можешь быть расточительной.
        Юлия улыбнулась про себя: Марго так давно прожила в атрии, что начала рассуждать, как Ливия Версалия, - долгие годы службы наложили на нее свой отпечаток, и она едва уже помнила, откуда родом.
        - Почему вчера пришла так поздно? - задала вопрос Марго. - Ливня осведомлялась о тебе.
        - Осмотр врача занял много времени.
        - Он считает, что лечение помогает?
        - Ему виднее.
        - Ты в самом деле чувствуешь себя лучше?
        Юлия кивнула.
        - Хорошо. Значит, визиты к врачу скоро прекратятся, хотя я считала, что должна ходить с тобой, но ты же знаешь, Ливия всегда находит для меня какую-нибудь работу, когда тебя нет.
        Юлия, действительно, хорошо знала Ливию: Верховная Жрица распоряжалась временем Марго как своим, считая, что рабыня должна заниматься делами и хозяйством, а не сплетничать со слугами в доме Сеяна, пока Юлия навещала сестру. Ей оставалось благодарить судьбу за это: если бы Марго получила разрешение сопровождать Юлию, хитрость с врачом стала бы бесполезной - она не осталась бы на улице в паланкине с носильщиками, ждала бы в доме, следя за каждым шагом своей подопечной, словно заботливая мамаша, кем она и была на самом деле, исключая лишь сам акт рождения.
        Встречи с Марком стали бы невозможны, а она теперь только этим и жила.
        Казалось, что следующий базарный день отделяет вечность. Лежа по ночам без сна, вспоминая его сильное тело, нежные прикосновения, она испытывала приступы желания, которое мог удовлетворить только он, Марк, поэтому не находила себе места, плохо спала и худела. Марго, следившая за ней, словно страж, отвечающий головой за солнечные часы, замечала изменения в поведении весталки, но не могла определить, чем они вызваны. Юлия тоже понимала это и пыталась убедить служанку, что причиной всему ее «болезнь». Вот почему Марго так внимательно расспрашивала ее о мнении врача - рабыня выискивала признаки улучшения в состоянии своей госпожи и не находила их.
        А всему причиной была любовь Юлии.
        В дверях апартаментов появилась Данута.
        - Юлия Розальба, тебе нужно идти в храм, скоро начнется очищение.
        Юлия поднялась с колен, отряхнула руку и последовала за рабыней в зал. Накануне Нового года все весталки мыли место поклонения водой из священного источника, готовили храм к завтрашней церемонии. Для совершения ритуала запрещалось использовать воду из водопровода. Марк в свое время и воспользовался походами весталок за водой к источнику и впервые заговорил с Юлией.
        - Все уже ждут тебя, - добавила Данута тоном, который подчеркивал, что Юлия опаздывает.
        Юлия вздохнула. В последнее время она уже не могла, как раньше, терпеливо исполнять долг весталки, требовавший так много времени и казавшийся ей теперь не таким уж важным.
        Ее мечты - это побег с Марком.
        Но пока до этого далеко, надо продолжать исполнять свой долг и ежедневно хитрить.
        Следом за Данутой Юлия вошла в храм.


* * *
        Вериг, сидя на краю постели, надевал тунику, морщась от боли, раны на спине затянулись, но нельзя было делать резких движений. Он встал, осторожно потянулся, причесал волосы, вышел из комнаты и направился в зал.
        Была середина ночи - все спали.
        Ему нужно было немедленно переговорить с Ларвией.
        Ее изменчивое поведение измотало его: ей можно обманывать себя, но не его, хорошо помнившего ее приход в его комнату после зверской экзекуции, и знавшего, что слова любви, ее ласки не были сном. А теперь, когда он выздоровел, она снова отдалилась, стараясь сделать вид, что заботится о нем так же, как о всяком другом.
        Этому пора положить конец.
        Вериг шел по дому в полной тишине, факелы, бросая тусклые отблески на полированный пол, указывали ему путь к комнате Ларвии. В приоткрытую дверь было видно, что ее постель пустовала. Взглянув в сторону галереи, в лунном свете увидел ее сидящей на скамейке с поднятой головой, - очевидно, рассматривала звезды, надеясь получить успокоение. Он пересек спальню и вышел наружу, остановившись за ее спиной. Ларвия подняла голову. Увидев его, замерла.
        - Что ты здесь делаешь? - проговорила она. - Должен спать.
        - Как и вы.
        Ларвия поднялась - сквозь прозрачную ночную рубашку из рифленого шелка в свете луны просвечивалось ее стройное тело. Она торопливо скрестила руки на груди.
        - Иди спать, Вериг. Ты еще не выздоровел. Что будет, если кто-нибудь увидит тебя со мной?
        - Мне все равно. В любом случае, уже поздно, и все спят.
        Ларвия собралась уходить - он схватил ее за плечи, а потом за запястье и повернул к себе.
        - Ларвия, я хорошо помню, что ты говорила в тот день, когда меня высекли, знаю, это был не сон. Помню, что ты делала, как касалась и что говорила.
        Женщина смотрела на него широко раскрытыми светлыми глазами.
        - Ларвия, ты меня любишь? - решительно спросил он. - Признайся?
        На ее лице читался ответ, но она молчала, отказываясь признать правду.
        - Если любишь, скажи об этом сейчас, а если нет, я сегодня же ночью покину этот дом, и ты никогда не увидишь меня. Мне все равно, даже если никогда не получу свободу или ты пошлешь за мной всех ищеек Рима. Не могу оставаться здесь дольше и видеть тебя и не владеть тобою.
        Ее била дрожь, словно лист на ураганном ветру.
        - Или считаешь, что унизишь себя своей любовью ко мне? - спросил Вериг. - Да? Так? Или волнуешься, что скажут люди? Как можно рисковать, помогая сестре, а самой оставаться такой трусливой?
        Ларвия пыталась вырваться, но он крепко держал ее за руку.
        - Неужели боишься потерять все это? - он кивнул в сторону дома. - Доверенные твоего мужа могут лишить тебя всего, узнав, что ты спишь с рабом?
        Она закрыла глаза.
        Возмущенный, Вериг оттолкнул ее от себя так грубо, что она пошатнулась.
        - Я ухожу, - произнес он. Лишь слабая дрожь в голосе выдавала бурлящие внутри его страсти. - Если что-то еще значу для тебя, не посылай ищеек. Еще лучше - скрой мое исчезновение в течение нескольких дней, это поможет мне надежно скрыться.
        Он успел уже пройти половину галереи, когда она бросилась за ним и загородила дорогу.
        - Пожалуйста, не уходи, - прошептали ее губы, а слезы текли по лицу.
        Вериг резко остановился, сердце его бешено забилось.
        - Ты не представляешь, что они могут сделать с тобой, - добавила она, утирая ладонью слезы.
        - Кто? - тихо спросил он.
        - Магистраты. Если узнают, осудят за сексуальное преступление, то есть незаконные половые отношения с благородной женщиной - приговорят к смерти.
        - Думаешь, меня это волнует? Сколько раз меня приговаривали к смерти? День кажется скучным, если это не случается.
        Ларвия улыбнулась сквозь слезы, покачав головой в ответ на абсурдность его слов.
        - Ларвия, не сдерживай своих чувств, сейчас очень поздно, нет ни единой души, кроме нас, никто не увидит, если поступишь так, как хочешь, а не так, как обязана.
        Ее глаза закрылись, а когда вновь открылись, выражение лица сделалось решительным и одновременно страстным.
        Вериг протянул руки, и она бросилась в его объятия.


        ГЛАВА 7
        - Как-то неловко, - прошептала Ларвия. - Это было так давно, да и тогда не очень-то получалось.
        - Со мной будет все хорошо, - заверил Вериг и, подняв ее на руки, как бесценную амфору, внес в дом.
        Ларвия в его объятиях испытывала огромное счастье, уступив судьбе, - надоело тревожиться и переживать из-за своей любви к нему, спорить с собой, взвешивать все
«за» и «против». Как давно ей грезилось это, и наконец счастливый момент наступил. Какое это чудо, что можно коснуться и чувствовать его тепло, силу и полную безопасность. Вериг опустил ее на постель, и его большое тело как бы окутало ее небольшую фигурку, а поцелуи заставили забыть о всех страхах и тревогах - желание заполнило ее всю, не оставив места другим мыслям. Открыв губы, она ответила на его поцелуй и почувствовала, как мгновенно откликнулось на ее ласку все его тело.
        Вериг полностью завладел инициативой, делая это мастерски, впервые поменявшись ролями, и Ларвия с радостью подчинялась его сильным рукам, крепко прижимавшим ее к себе, гладившим спину, распущенные волосы, шелковые пряди которых льнули к ладоням. Крепко сжимая ее, не давая двигаться, он буквально впивался в ее губы с такой силой, что она прильнула к нему с новой страстью, - все вокруг для нее исчезло, кроме его одного. Вериг издал звук - полустон, полувздох, его руки опустились к ее бедрам, с неистовой силой прижимая их к своему телу. Ларвия вскрикнула, почувствовав его возбуждение.
        Сплошные контрасты дурманили ее: стройные сильные руки, ноги и удивительно мягкие губы; запахи чистого тела, волос и его шерстяной домотканой туники. Никогда ей не доводилось испытывать такого наслаждения: погружать пальцы в его густые светлые волосы с завитками на затылке; ощущать себя беспомощной, безвольной и не имеющей желания сопротивляться; не помнить, кто из них раб, а кто хозяйка, обязанная оберегать свое имя; забыть про галла в штанах, с обручем на шее и римскую матрону, владеющую особняком с многочисленными рабами на Палатинском холме; в полной мере принадлежать - ей, женщине, - ему, мужчине. И больше - ничего.
        Вериг целовал ее снова и снова с жадностью человека, давно забывшего женщину, не рискуя оторваться от нее, чтобы снять тунику, и она не могла отпустить его - ждала, затаив дыхание, и стоило ему освободиться от рубашки, как ей снова захотелось очутиться в его объятиях. Ее пальцы нечаянно коснулись рубцов на его спине - она замерла, боясь причинить боль. Почувствовав ее неуверенность, он приободрил любимую.
        - Не бойся. Ларвия. Касайся, я так давно мечтал об этом.
        Ларвия обняла его, наклонив голову, поцеловала грудь, пробежав языком по грудным мышцам и задержавшись на твердых сосках, окруженных мягкими золотистыми волосами, - сама не понимая, что делает, полностью подчиняясь природе; его ответная реакция подсказывала, что инстинкты не подвели: он крепко сжимал ее в объятиях, его глаза закрылись, дыхание стало шумным и затрудненным; сжав ее плечи, приподнял так, чтобы лицо оказалось напротив, и снова впился в ее губы.
        Ларвия отвечала на его поцелуи с безрассудной страстью, не испытанной прежде, ей хотелось все большего и большего. Вериг, такой опытный и уверенный в себе, не сумел снять с нее одежду, его пальцы дрожали и путались в поясах, в тонкой ткани ночной рубашки.
        - Позволь, я это сделаю сама, - прошептала она.
        При слабом свете он неотрывно следил за каждым ее движением, стараясь не забыть ничего: нежную мраморную кожу, небольшие груди совершенной формы с розовыми сосками. Потеряв над собой власть, Вериг схватил ее и опрокинул на постель, обхватив губами один сосок, и тот сразу затвердел и набух, другой рукой ласкал вторую грудь, массируя чувствительный сосок, пока она, изогнув спину, громко не застонала от страсти.
        Вериг, пробормотав что-то на своем родном языке, опустил голову ниже к ее пупку - Ларвия не понимала их значения, но догадывалась, что это слова любви, так ей нужные - прижал голову к ее обнаженному бедру и закрыл глаза. Она смотрела вниз, затаив дыхание, на его темные ресницы, бросающие тень на щеки, пылающее лицо, напрягшиеся мышцы рук и спины, как перед решающим броском: неожиданно, после моментального движения его лицо погрузилось в холмик темных волос, туда, где сходились бедра.
        Женщина замерла, почувствовав легкое смущение, - ее муж никогда не делал ничего подобного.
        Почувствовав что-то неладное, Вериг снова лег рядом с ней и ласково обнял.
        - Извини, - хрипло произнес он, гладя ее спину. - Потерял голову, извини. Совсем не собирался пугать тебя, но ты так прекрасна, что я совсем потерял рассудок, так трудно сдерживать себя…
        Ларвия приложила палец к его губам, заставив замолчать.
        - Я испытываю то же самое, - прошептала она. - Но все так ново для меня: муж не занимался со мной любовью, делал все очень быстро и, притом, так редко. Ему хотелось иметь детей, и его не волновало…
        - Не думай об этом сейчас, - ласково проговорил Вериг. - Думай обо мне и только об этом, - он опустил ее на спину и лег на нее, придавив своим весом она снова почувствовала сквозь шерстяные штаны его возбужденное тело.
        - Что, - спросил он, прижимаясь к ее обнаженным ногам, - нравится?
        Ларвия беспомощно застонала.
        Он еще сильнее придавил ее своим телом и начал вращать бедрами, беззвучно открыв рот, но дыхание перехватило.
        - Видишь, что ты делаешь со мной? - хрипло проговорил Вериг.
        Ларвия пыталась что-то ответить, но не могла: взяв ее за руки, он прижал ее к постели, наклонившись над ней, везде целовал обнаженное тело; обхватив за талию, наклонил голову вниз - на этот раз от сомнений не осталось и следа. Не в силах произнести ни звука, она погрузила пальцы в его волосы.
        Потеряв невинность в двенадцать лет, Вериг знал, что делал, но, никогда не имея дела с такими женщинами, как Ларвия, не мог предугадать ее реакцию на его ласки, особенно после печального опыта с Сеяном, способного убить желание в любой женщине. Однако страхи были напрасны: Ларвия, тихо вскрикнув, расслабилась, беспомощно качая головой из стороны в сторону, а когда уже не стало сил больше ждать, страстно прильнула к нему, впившись пальцами в его плечи.
        - Пожалуйста, - молила она. - Сейчас. Возьми меня.
        Вериг повиновался: встав, быстро разделся, затем лег к ней в постель, повернул к себе лицом, взял ее руку и положил себе на грудь. Она стонала и, закрыв глаза, спрятала лицо на его плече, продолжая ласкать его, доводя до предела.
        - Подожди, - вскрикнул он, отстранившись от нее.
        - Тебе больно? - спросила она, беспокоясь.
        Он закрыл ее глаза рукой, а вторую вытянул вверх.
        - Нет, не больно, - после паузы ответил Вериг. И, взяв ее руки, положил к себе на шею, располагаясь над нею. Чуть заторможено, ее ноги обвились вокруг него, предвкушая проникновение, - здесь у нее имелся кое-какой опыт. Когда это произошло, глубоко из горла у нее вырвался стон удовлетворения, удостоверяющий, что можно испытывать такое божественное чувство. Вериг был полон страсти и глубоко проникал в нее; ее муж, едва успев закончить акт, скатывался на постель, оставляя молодую жену неудовлетворенной и безразличной, - замужество совсем не подготовило ее к таким отношениям. Она крепко прильнула к нему, боясь изменить позу, чтобы не прекратилось удовольствие.
        Она легко уловила ритм его движения и присоединилась к нему, усваивая уроки наслаждения в исполнении прекрасного учителя.


* * *
        - Я люблю тебя, - произнесла Ларвия, уютно прижавшись к его телу. Прохладный весенний ветерок из галереи охлаждал их влажную кожу.
        Вериг взял одеяло и накрыл им обоих.
        - Ты в этом уверена? - спросил он, крепко обнимая ее. - Ведь удовлетворение и постель, - это не одно и то же.
        - Я полюбила тебя еще до того, как ты лег со мной в постель, Вериг, тебе это прекрасно известно: и, наверняка, не пришло бы в голову придти ко мне, если бы не был уверен в этом.
        - Но не был уверен, хватит ли у тебя сил признаться в любви.
        Вдруг он резко поднялся, подошел к двери и заложил стулом дверь на запор.
        - Если Нестор попытается сюда войти сегодня, я его убью, - мрачно заявил он.
        Ларвия прикусила губу.
        - Ты же говорил, что все спят.
        - Думаю, что он не спит, а словно тень, бродит по всему дому в любое время дня и ночи, - ответил Вериг.
        Он снова лег к ней в постель, и она тут же повернулась к нему навстречу, обнимая. Ларвия не могла насытиться ощущением его крепкого тела, запахом и цветом кожи, светлыми волосами, величиной его мужской плоти - все его крупное тело, крепко обнимающее ее, пьянило и заставляло чувствовать себя маленькой, женственной и защищенной. Получился слишком роскошный банкет после длительного поста, и она чувствовала, что скоро снова проголодается.
        - Неужели ты смог бы уйти от меня сегодня? - спросила она, гладя его грудь.
        - Я понял, что это необходимо сделать. Ты не можешь себе представить, что значит ежедневно видеть тебя, быть с тобой рядом и одновременно понимать, что ты для меня недоступна.
        - Очень хорошо это представляю, - с чувством произнесла она, и он улыбнулся.
        - Никогда не мог подумать, что когда-нибудь смогу полюбить тебя, - начал он и замолчал.
        - Да, понимаю, - она глубоко вздохнула. - Сначала я тебя тоже ненавидела. Ты мне показался таким наглым и высокомерным, - она наклонилась к нему и поцеловала ямочку у основания шеи, как раз над обручем. - Но даже тогда не могла не заметить, как ты красив.
        Вериг фыркнул.
        - По римским канонам, такие, как я, не считаются красивыми. Римляне едва ли считают галлов за людей.
        - Они так не считают, а так говорят, боясь вас.
        - Но мы же покорены, Ларвия. Разве не слышала об этом?
        - После очень упорного сопротивления. Если бы у вас была, хотя бы наполовину такая, как римская, армия, и столько же оружия, победили бы вы - все об этом знают.
        Он внимательно взглянул на нее.
        - Откуда тебе это известно?
        - От деда.
        Вериг фыркнул.
        - Каска - враг Цезаря, скажет что угодно, лишь бы умалить победу диктатора в Галлии.
        - Это еще не все: он посоветовал взять деньги из банков и перевести их в золотые слитки и монеты, чтобы легко можно было бы взять с собой.
        - Взять с собой? - Вериг вопросительно взглянул на Ларвию.
        - Предполагает, что скоро может что-то произойти.
        - Что именно?
        - Политические стычки.
        - Но у него и сейчас их достаточно.
        Ларвия пожала плечами. Волосы каскадом струились по ее плечам.
        - Не знаю. Но в последний раз дед казался таким… нервным. Даже можно сказать, напуганным. Должно быть, скоро что-то произойдет, - она положила голову ему на грудь, его рука крепко обняла ее.
        - Можно задать один вопрос? - спросила она.
        - Все, что угодно, - с готовностью отозвался он, целуя ее в макушку.
        - Когда ты впервые появился в этом доме, то рассказал, что во время твоего второго побега тебя предала и сдала властям женщина. Кто она такая?
        - Я встретил ее здесь, она из Галлии.
        - Твоя любовница?
        Он заглянул ей в лицо и снова спрятал подбородок в ее волосах.
        - Нет, землячка. Я хотел, чтобы она спрятала меня на ночь, но ошибся в ней - выдала меня римлянам за цену похлебки.
        - Как это ужасно. Вериг пожал плечами.
        - Она была бедна и напугана, вполне понимаю, почему так поступила.
        - А я думала… Звучало так, будто произошла ссора между любовниками, и мне стало интересно.
        Вериг хитро улыбнулся.
        - Возможно, мне специально этого хотелось.
        - Почему?
        - Понимал, что именно такой рассказ больше понравится молодой хорошенькой женщине, - ответил он, и Ларвия сразу же села и посмотрела на него, сузив глаза.
        - Тебе уже в самый первый день хотелось заставить меня ревновать? - недоверчиво спросила она.
        - Не знаю. Может быть, но сработало, не так ли?
        Ларвия обвила руками его за шею.
        - Ты дьявол. Нестор считает, что галлы владеют духами бога Гадеса,[Гадес - бог подземного царства.] и поэтому такие свирепые и сильные.
        - Мы так и будем говорить о Несторе? Моя спина постоянно напоминает о нем.
        - Пожалуй, не будем об этом. Когда я услышала, что он с тобой сделал, мой гнев был так велик, что боялась, как бы не поступить с ним слишком жестоко, поэтому решила подождать, когда немного успокоюсь, - она любовно накручивала прядь его волос на палец. - Тебе было очень больно?
        Он проворчал что-то невнятное.
        - Что это означает? - спросила она.
        - Всего лишь десять ударов.
        - Но это, должно быть, очень больно.
        - Пожалуй, Менандр старался ослабить удары: замахивался как бы изо всей силы, но напрягал кисть руки, так что сила удара ослабевала.
        - Должно быть, ты злился на меня за то, что вовлекла тебя во все это.
        Он молча гладил ее руку.
        - Злился? - задала вопрос Ларвия.
        - Понимал, что стараешься помочь своей сестре. Остальное - дело случая, - коротко объяснил Вериг, а затем серьезно взглянул на нее. - Ларвия, нам нужно обсудить наши дальнейшие планы.
        Ее лицо сразу помрачнело.
        - Неужели это необходимо делать сейчас? Я так счастлива.
        - Но это надо сделать.
        - Ну, хорошо.
        - Ты понимаешь, что нам нельзя оставаться в Риме? Я не могу жить на твоем содержании, а потом нас рано или поздно раскроют. У старого Сеяна есть еще дети, кому можно было бы оставить этот дом, если мы с тобой убежим?
        Ларвия покачала головой.
        - Его сын от первой жены умер несколько лет тому назад. Он и женился большей частью потому, что хотел иметь наследника. Но я не исполнила его желания.
        - Может быть, если бы он уделял тебе больше внимания, у вас могло бы быть все иначе.
        Ларвия содрогнулась.
        - Сомневаюсь. Я испытывала отвращение, когда он касался меня.
        - Есть какие-нибудь другие родственники? - продолжал задавать вопросы Вериг.
        - Несколько братьев. В завещании указано, что, если что-то случится со мной, они получат этот дом.
        - Хорошо. Тогда можно просто уйти отсюда.
        - Без всего?
        - Без всего, - твердо заявил Вериг.
        - Если я убегу, магистраты объявят меня несуществующей, и тогда родственники смогут наследовать этот дом. Это жадная свора, как только поймет, что меня нет, сразу же подаст в суд на присвоение имущества.
        - Как это делается?
        - Наймут адвоката для ведения дела в суде, возможно, Цицерона, который привлечет свидетелей, а те подтвердят, что я скрылась из города. Конечно, всем будет очевидно, что убежала с тобой. Если у них не будет других доказательств, то врач Парис и старый Нестор подтвердят о моих чувствах к тебе.
        - Разве врач знает?
        - Я так волновалась из-за тебя, что он догадался о моих чувствах, - призналась Ларвия.
        - Правда? - он поцеловал ее в кончик носа.
        - Да. И хотя обещал сохранять тайну, но совершенно очевидно, что не упустит возможности заработать определенную сумму денег и выступит свидетелем на суде.
        - Думаю, лучше покинуть дом ночью, чтобы нас никто не заметил.
        - Но это случится только после того, когда завершим с тобой более важную работу, - сухо ответила она.
        - Когда же?
        - Согласна уйти хоть сейчас, но очень волнуюсь за Юлию. Если я скроюсь, ей негде будет встречаться с Марком. И это, знаю, приведет ее в отчаяние. Сначала надо поговорить с ней.
        - Ларвия, они сами могут позаботиться о себе, и если у них есть голова на плечах, им тоже надо бежать из Рима.
        - Марк занимает высокий пост в армии. Он центурион.
        - Неужели? Но это не остановило его от встреч с девственной весталкой, не говоря уже о том, что она также не очень серьезно относится к данной ею клятве.
        - Юлию принудили дать эту клятву, поэтому и не чувствует себя обязанной быть верной ей, - спокойно объяснила Ларвия. - Она стала пешкой в политической игре и относится к своему служению богине Весте, как ты к своему рабскому положению, Вериг. Ее желания никто не спросил, а лишили возможности самой распоряжаться своей жизнью.
        Вериг пожал плечами.
        - Может быть, ты и права. Но если твоя сестра и ее любовник решились нарушить такие важные законы, то не остановятся и перед другими, - Вериг взял Ларвию за руку. - Мы должны торопиться, Ларвия. Слухи распространяются очень быстро: уже знает врач, и ты нрава, подозревая Нестора. Постарайся связаться с сестрой как можно быстрее. Скажи, что им нужно подумать о другом месте для встреч.
        Ларвия кивнула с несчастным видом. Ей казалось, что она бросает в беде Юлию, но понимала, что Вериг прав.
        Они не могли себе позволить терять время.
        - Может, попытаться дать тебе свободу? - предложила Ларвия. - Ведь юридически я владею тобой и, следовательно, могу дать тебе свободу. Конечно, мой дед может возражать, но…
        Она замолчала. Вериг отрицательно качал головой.
        - Не можешь дать мне свободу, - сказал он. - Ты не прочитала документ, который Каска составил у весталок, а я читал его. Твой дед передал меня тебе в собственность, но оставил за собой право самому распоряжаться моей судьбой. Свободу мне может дать только он лично, а в случае его смерти, согласно его завещанию.
        Ларвия про себя послала проклятия Каске.
        - Ты же не думаешь, что он предвидел…
        - Нет, конечно. Хотел владеть ситуацией.
        - И ты все это время знал об этом? - спросила Ларвия.
        - Да.
        Она облегченно вздохнула, что не осталось незамеченным Веригом.
        - Ты думала, что я преследую тебя в надежде получить свободу? - хмуро спросил он.
        - Эта мысль иногда приходила мне в голову, - призналась Ларвия.
        - Неудивительно, что тебе так было трудно уступить мне, - нежно произнес он. - Ларвия, я всегда знал, что это невозможно. Мне не нужны ни особняк, ни деньги, ни титул вдовы Сеяна - мне нужна ты сама.
        Ларвия уткнулась ему в плечо.
        - Небо начинает светлеть, - с сожалением проговорила она. - Слуги скоро проснутся - тебе нужно вернуться в свою комнату.
        Он сел и достал одежду, лежавшую в ногах постели, натянул брюки и тунику. Затем, встав на ноги, протянул ей руку.
        Она взяла его руку, и он ее, обнаженную, прижал к себе. Когда поцеловал, она крепко прижалась к нему и в следующую же секунду оба оказались в постели.
        - Нет, - сказала себе Ларвия, хотя сама жаждала его. - Тебе нельзя здесь дольше оставаться, иначе нас раскроют. Сегодня ночью. Приходи сегодня ночью.
        Вериг неохотно отпустил ее, поцеловав на прощание долгим поцелуем.
        - Сегодня ночью, - прошептал он и вышел через галерею.
        Ларвия буквально упала на постель и потянулась, как кошка, затем провела руками вдоль тела, которое еще пело от его прикосновений.
        Они убегут вместе. Жизнь, лишившая ее и так многого - заботливого отца, любящего мужа, ребенка, - может быть, сжалится над ней, хотя бы в этой любви.
        Она натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.


* * *
        Юлия стояла в кругу других весталок, наблюдая, как Ливия Версалия заливала водой священный огонь: зашипев, он погас, облако пара поднялось над алтарем - Верховная Жрица поклонилась, а зрители одновременно вздохнули. Затем Ливня протянула руку к Юнии Дистании, и та подала ей зеркало - подарок Цезаря на ее юбилее. Две других весталки чисто вымели очаг, а затем настала очередь Юлии со щепками в руках. Алтарь был готов, она уложила щенки, а Ливия, держа наготове зеркало, ожидала, когда первые лучи солнца проникнут через окно над алтарем и зажгут огонь. Зрители в храме, наблюдавшие за церемонией, затаив дыхание, ожидали появления едва заметного дымка - начала нового пламени. Разгорелся огонь - все закричали и захлопали. Ливия, подождав, пока не утихнет шум, пала ниц перед алтарем и начала молиться о счастливом новом годе.
        Юлия всматривалась в толпу, ища Марка. Он стоял впереди всех рядом с Цезарем и Марком Антонием, Септимом Гракхом и Тиберием Германиком, не сводя с нее глаз. Каждый раз, оглядываясь, она сталкивалась с его взглядом: для нее было необычно видеть его в полной форме, в официальной обстановке, по правую руку от Цезаря. По сложившемуся у нее представлению, Марк, тайно встречающийся с ней, овладевший ею так страстно, что полностью изменил ее одинокую жизнь, - ее возлюбленный и больше ничего. Но он, оказывается, еще и солдат, сделавший головокружительную военную карьеру, соратник человека, наделенного огромной властью, герой войны, кумир народа.
        Ливия, закончив мольбы к богине Весте, поднялась на ноги и обернулась лицом к толпе, вознося руки вверх и обращаясь к присутствующим торжественным голосом.
        - Я восхожу к алтарю Весты… - Она декламировала знакомые всем слова.
        Все слушали ритуальные слова, некоторые шевелили губами вместе со жрицей, ожидая заключительного аккорда.
        - Наилучшие пожелания мира и процветания в новом году, - закончила Ливия, и все закричали в ответ, повторяя последние слова.
        Ливия улыбнулась, все громко и радостно кричали приветствия, а затем направились к выходу из храма и далее вниз по лестнице. Юлия видела, как они уходили, и Марк среди них. Мысль о том, что они оба принимали участие в подобной церемонии в прошлом году и не знали друг друга, казалась ей неправдоподобной.
        Храм опустел, весталки вышли через открытые двери и остановились наверху лестницы, на виду у собравшихся внизу граждан. Цезарь вышел на середину платформы для ораторов, сооруженной только сегодня утром, и поднял руку, привлекая внимание толпы, - все сразу же замолчали, с восхищением взирая на своего повелителя.
        - Добрые граждане Рима, - начал он с обычного обращения, которое Цицерон саркастически окрестил «гласом народа».
        Его слова лишь отдаленно доходили до сознания Юлии: прошлые триумфы, сделавшие возможным сегодняшний праздник… будущее, которые еще больше возвеличит Рим… В своей торжественной речи император напоминал слушателям, что их настоящее процветание достигнуто, в основном, благодаря его успешной деятельности, взывал к их гражданской гордости - краеугольному камню Республики. Но красноречие Цезаря мало трогало Юлию, ее мысли были заняты совершенно другим: бросались в глаза стоящие рядом ее дедушка, Марк Брут и Гай Кассий - эта троица тоже слушала речь Цезаря, но на их лицах не отражался восторг, оратор был их ярым врагом, и его очевидная власть над аудиторией пугала их, приводя в уныние. Юлия отвела взгляд от Каски, ей не хотелось думать о политических интригах, в паутинах которых запутались эти люди. Ее собственный мир необычайно сузился, включая только ее саму и Марка.
        Цезарь, закончив свою речь под восторженные крики толпы, в окружении боевых соратников сошел вниз по лестнице и оказался на улице - толпа двинулась за ним. На площади перед храмом их ждали священники, облаченные в одежды древних воинов, символизирующих победоносную римскую армию. Первого марта отмечались не только день Нового года, но и начало месяца, посвященного Марсу - богу войны. Празднуя это событие, священники, пританцовывая, шли по городу, размахивая щитами, освященными первосвященником. Эта церемония официально означала начало сезона военных действий. Щиты не вернутся в дом первосвященника до октября, когда военные действия обычно завершались.
        Цезарь и его окружение шли за подпрыгивающими священниками, приветствуя толпу, которая присоединялась к процессии, идущей по улицам города к резиденции первосвященника, где его жена совершит жертвоприношение Юноне - богине всех счастливых начинаний. После этого народ начнет праздновать и отдыхать, поскольку считалось грехом работать в такие дни. Благоразумнее отложить все дела и праздновать вместе с большинством, чтобы не навлечь на себя беду, так как ослушников боги наказывали: вздумает человек посадить дерево, а в будущем его обязательно поразит молния и оно упадет на крышу его дома; решил он забить свинью - мясо непременно испортится и отравит его. Боги требовали к себе внимания во время праздничных церемоний, и, если кто не уделил его, пеняй на себя.
        Ливия Версалия подала знак, и весталки вернулись в храм. Позади слышались звуки музыки и радостные крики толпы, покидающей площадь.


* * *
        Рим только что отпраздновал Новый год, а впереди - иды, день пятнадцатого марта, середина месяца; затем отмечался праздник Анны Перенны, богини, знаменующей смену времен года, извечное возрождение природы; следом наступит праздник богини Минервы, покровительницы ремесел и искусств. Март, таким образом, самый обильный на празднества месяц, и обычно с наступлением апрельских праздников - богини зерна и весенних ритуалов - у римлян уже не было сил. Но ничто не останавливало граждан Рима от соблюдения этих дней, игнорирование богов могло привести к несчастью в будущем.
        В следующий базарный день - он пришелся на время между первым марта и идами - Марк наблюдал за домом Сеяна, ожидая, когда уйдет Парис. Его не покидала тревога: интересно, как отреагирует оппозиция Цезаря на известие о том, что восемнадцатого марта он отправляется в Парфию с передовым отрядом. В связи с изменениями планов, Каска и верные ему когорты могут что-нибудь предпринять, но он не мог себе представить, что это случится. Популярность Цезаря так велика, что открытое выступление против него очень опасно, однако все может быть - они могут решиться на какие-то действий до его отбытия из Рима.
        Он вздрогнул, увидев открывающуюся дверь в доме Сеяна, - на пороге появился врач в сопровождении раба. Подождав, пока он скрылся из виду, Марк направился по холму к саду Сеяна. При приближении к дому его сердце громко стучало, как это всегда происходило перед встречей с Юлией.
        Как прекрасно выглядела она на зажигании огня в храме Весты. Во время этого ритуала для него, кроме Юлии, никого не существовало.
        Им нужно бежать отсюда.
        Марк, будучи практичным человеком, не станет оплакивать свою горькую судьбу и безвыходность создавшейся ситуации, а она такова, какова есть. Пусть все будет по Цезарю - «жребий брошен»: то, что совершилось, уже не изменишь. И ему нужно действовать в связи со сложившимися обстоятельствами, а не желать изменить их.
        Юлия ждала его в комнате. Увидев ее, он не стал предаваться предварительным ласкам, а поднял ее на руки и понес в постель.
        Марк нежно опустил ее и лег рядом, прижимая ее к себе. Юлия наблюдала, как он развязал накидку, обнажил ее до талии и стал сразу же страстно целовать и ласкать ее груди. Она вздохнула и закрыла глаза.
        Не в силах ждать дольше, он поднялся, быстро скинул с себя одежду и почти мгновенно вернулся к ней, протягивающей руки ему навстречу.
        Их движения, уверенные и целеустремленные, быстро привели к изнеможению и насыщению. Только тогда, лежа в его объятиях, Юлия вдруг вспомнила, что они пока не обмолвились ни единым словом.
        - Марк, - нежно позвала она. Неяркий свет бросал тени на его лицо, подчеркивая высокие скулы. Черные волосы, отросшие со дня их первой встречи, опускались на лоб, густые ресницы отбрасывали тени на щеки, такие же темные, как и волосы. Он слегка улыбался, и белые зубы поблескивали на загорелом лице.
        У Юлии перехватило дыхание, и она не смогла произнести ничего больше.
        Она любила его так сильно.
        - Что, Юлия? - спросил он.
        Она чуть привстала, посмотрела в лицо.
        - Необходимо придумать что-то другое: мне нельзя больше продолжать встречи с врачом.
        - Почему?
        - Ливия Версалия стала очень подозрительной, а кроме того… - она замолчала.
        Марк внимательно смотрел на нее, слегка покрасневшую.
        - Сегодня пришлось попросить Ларвию прекратить прием - Парис намеревался осмотреть меня более тщательно. Если продолжить встречи с ним, он обнаружит, что я уже больше не девственница.
        Марк задумался. Она права.
        - Он уже проверял… - начал он, но Юлия прервала его.
        - Нет, в этот раз я постаралась, чтобы он этого не сделал, но боюсь, что в будущем не смогу избежать этого. В конце концов, это его предположение, что у меня женское заболевание.
        Марк пожал плечами.
        - Ну что ж, хорошо. В любом случае, опасно встречаться в одном и том же месте. Благоразумнее что-то придумать другое.
        - Что же?
        - Еще не знаю, но что-нибудь придумаю.
        - Может, Септим поможет нам?
        Марк задумался.
        - Может быть.
        - Он хороший друг? - спросила Юлия.
        - Да, всегда был хорошим другом, но…
        - Что но?
        - Мы же не просим его одолжить нам лошадь с плугом, Юлия. Связь с нами может привести к очень серьезным последствиям.
        - Он уже помогал нам - спрятал меня, когда я потеряла туфли.
        - Это не одно и то же: ему придется регулярно прятать в своем доме тайных любовников.
        - Именно это и делает Ларвия.
        - Септим - не Ларвия, - сухо отозвался он.
        - Что ты имеешь в виду? - недовольно спросила Юлия.
        Марк сжал ее плечо.
        - Успокойся, это комплимент. Твоя сестра - женщина редкого мужества. Как, впрочем, и ты. Не могу поверить, что этот хитрый и осторожный Каска - твой дед. И, как я слышал, его сын был не лучше.
        - Но ты не знал мою мать, - тихо проговорила Юлия.
        - Счел бы за честь познакомиться с ней, - улыбнулся Марк. - Какой она была?
        - Ларвия похожа на нее. Она могла противостоять отцу. Наверное, он бы развелся с ней, чтобы найти более угодливую жену, если бы не знатная семья и уже использованное им ее приданое для своего богатства. А в случае развода пришлось бы выплатить стоимость приданого отцу матери, да ему также очень хотелось сына. Она умерла, родив мальчика.
        - А ребенок?
        - Умер тоже.
        - Очень жаль.
        - Если бы она была жива, я никогда бы не стала весталкой.
        - В самом деле? Она обладала таким влиянием?
        - Может быть, несколько преувеличиваю и отец все равно бы принял это решение, тем более, что Каска принуждал его к этому. Но у моей матери было свое мнение по этому поводу, и отец, возможно бы, прислушался к ней. Иногда так и происходило.
        - Значит, он любил ее?
        - Да, любил. А понял это слишком поздно, только после ее смерти.
        Вдруг послышался какой-то шум в зале. Марк насторожился и мгновенно сел.
        - Там кто-то есть, - прошептал Марк. - Надеюсь, это Ларвия.
        - Возможно, Вериг.
        - Вериг?
        - Раб из Галлии, который убил твоего друга Антония. Сейчас он телохранитель Ларвии. Она рассказала мне все о нем.
        Марк изумленно уставился на нее.
        - Ему известно, что мы здесь? - недоверчиво спросил он.
        - Да.
        - Юлия, ты сошла с ума. Этот человек - галл, у которого есть все основания ненавидеть меня. Я сдал его магистратам за убийство римского воина!
        Юлия кивнула.
        - Как ты можешь доверять ему? - требовательно спросил Марк.
        - Ларвия доверяет ему. Он получит свободу через три года, если с ней ничего не произойдет. Она считает, что для него нет важнее свободы, и поэтому выполнит любое ее приказание.
        Марк покачал головой.
        - Мне это не нравится, - с мрачным выражением лица заявил он.
        - Я знала, что тебе это не понравится. Поэтому ничего не говорила тебе об этом раньше.
        - Он может выдать нас в любой момент!
        - Нет, не сделает этого, если хочет получить свободу.
        - Юлия, я сторонник Цезаря. В связи с тем, что поддерживаю его, у меня много врагов. Тебе не приходило в голову, что этого галла может подкупить кто-то из тех людей, кто хотел бы видеть меня сосланным в Иллирию или на галеры?
        - Марк, слуги уже вторгались сюда, пока мы были здесь. Неужели ты бы хотел, чтобы это продолжалось? Нам нужен сторожевой пес, дозорный, который охранял бы нас.
        - Но выбрать этого галла! Что за выбор! Он племянник Верцингеторига!
        - Есть еще одна причина, по которой он не может выдать нас, - решительно заявила Юлия.
        - И в чем она заключается?
        - Он влюблен в Ларвию.
        Марк снова насторожился.
        - Ты в этом уверена?
        - Да.
        - Откуда тебе это известно?
        - Видела, как он смотрит на нее.
        - А твоя сестра?
        - Чувствует то же самое.
        - Она что-нибудь предпринимает в этом отношении?
        - Не знаю.
        Марк закрыл глаза и потер пальцами переносицу.
        - Если они решат быть вместе, то совершат преступление не меньше нашего. Должен сказать, вы с сестрой - отчаянные дамы.
        - Надеюсь, она уступила своим чувствам, так как была несчастна со своим мужем. Мне так хочется, чтобы ей посчастливилось, как и мне.
        - С варваром?
        - Как можно осуждать ее? Посмотри, как я сама поступаю.
        - Но он раб!
        - Он не был им в Галлии, Марк, - спокойно возразила Юлия. - У себя на родине, в Вене, он такой же знатный, как и Ларвия. Его отец Кельтилл, царь арвернов, потерпевших поражение.
        Марк промолчал.
        Юлия обернулась к нему и обняла руками за шею.
        - Неужели ты хочешь провести оставшееся время в разговорах о рабе Ларвии? - спросила она.
        - Нет, - ответил он и доказал это.


* * *
        Наступали мартовские иды, и вместе с ними праздник богини Анны Перенны, во время которого римляне пересекают Тибр, символически посещая «этрусское поле». На противоположном берегу реки они устраивали пикники, сооружали шалаши из прутьев и устраивались там с холодными закусками и вином. Обычно горожане располагались недалеко от моста, чтобы потом, на рассвете, после долгих возлияний суметь перебраться на другой берег и обратиться к богине с неистовыми молитвами, прося ее уберечь мартовские Иды, которые наступали на следующий день, от несчастий. Некоторые граждане были достаточно трезвы, чтобы тревожиться об этом.
        Ларвия тоже была трезва и сидела в палатке, сооруженной для нее Веригом, наблюдая за процессией весталок, переходящих мост. Она сразу заметила среди них Юлию. На март приходилось четыре из семи публичных церемоний, в которых принимали участие все весталки. Когда Юлия подошла достаточно близко, так что можно было разглядеть ее лицо, Ларвия поняла, что с сестрой происходит что-то неладное.
        Она подала знак телохранителю, стоявшему чуть поодаль и наблюдавшему за толпой, которая уже становилась шумной и веселой. Вериг сразу же подошел к ней.
        - Не можете ли вы оставить это шумное веселье и отправиться со мной, госпожа Сеяна? - официальным тоном негромко предложил он, улыбаясь одними глазами.
        - Куда? - спросила она, подыгрывая ему.
        - Туда, где различия между нами не имеют никакого значения, - выражение его лица стало серьезным.
        - И где же находится такое место? - спросила она, сразу погрустнев, - ее взгляд затуманился слезами.
        - Подальше от Республики, в одну из колоний. Или даже за пределы Римской империи. Рим - еще не весь мир, Ларвия.
        - Это мой мир.
        - Придется поискать новый мир: могу работать строителем - хорошо все изучил, работая у Паулина. Там ты не будешь госпожой Сеяной, но сможешь быть со мной и не волноваться, что тебя могут арестовать в любой момент.
        Ей так сильно захотелось дотронуться до него, что она сжала руки и спрятала их под шарф.
        - Это все, что мне нужно, - прошептала она.
        - Куда ты смотришь? - спросил Вериг, проследив за направлением ее взгляда.
        - На сестру - хочу поговорить с ней. Сходи в шалаш Ливии Версалии и передай ей мои комплименты, попроси разрешения, чтобы Юлия пришла ко мне.
        Он кивнул. Ларвия смотрела ему вслед, а затем отвела взгляд, чтобы не выдать своих чувств. Когда она снова посмотрела в ту сторону, то увидела Юлию, направляющуюся к ней.
        Она выглядела бледной, как новая луна.
        - Что случилось? - пробормотала Ларвия и взяв ее за руку, ввела в палатку. - Ты выглядишь, как смерть.
        Прежде чем ответить, Юлия выглянула наружу убедиться, что они одни.
        - Кажется, я беременна, - ответила она.
        Глаза Ларвии расширились, она еще ближе приблизившись к сестре, заговорила едва слышным голосом.
        - Ты уверена? Ведь было столько переживаний… Юлия с несчастным видом пожала плечами, не дав сестре закончить.
        - У меня никогда не было задержек с месячными, ни разу - всегда точно, как греческие водяные часы и постоянно, как восход солнца.
        - Какие еще признаки?
        - Сегодня утром была рвота, соски стали темными и чувствительными.
        Ларвия закрыла глаза, зная, что такое беременность и ее признаки.
        - Должно быть, забеременела после самой первой встречи с Марком. Такое может быть?
        - Да, вполне возможно, - ответила Ларвия. Юлия выглядела так, как будто сейчас потеряет сознание. Ларвия положила ей руку на плечо, успокаивая.
        - Не надо поддаваться панике. Марку известно?
        Юлия покачала головой.
        - Сама поняла это только пару дней назад и с тех пор его не видела.
        - Мы сможем сообщить ему об этом.
        - Как? Я отменила встречи с врачом - это уже рискованно. У меня нет причин навещать тебя.
        - Что-нибудь придумаем. Только постарайся вести себя естественно, иначе Ливия заподозрит, что с тобой что-то случилось.
        Юлия кивнула, глубоко вздохнув, а затем обе переглянулись, когда Ливия вышла из своего шалаша и весело помахала им рукой.
        - Тебе лучше вернуться туда, - посоветовала Ливия. - Пришлю к тебе Верига с сообщением - можешь полностью доверять ему, - Она поколебавшись, добавила: - Юлия, хочу сказать тебе кое-что о нем…
        Юлия покачала головой.
        - Не надо. Уже знаю.
        - Что?
        - Он для тебя не только верный раб, - просто ответила Юлия.
        Ливия снова вопросительно посмотрела в их сторону.
        - Иди, - сказала Ларвия, довольная, что ей не надо вдаваться в длинные объяснения. - Через два дня пришлю Верига.
        Юлия, выйдя из палатки, изобразила на лице улыбку, и Ларвия задумалась: - хватит ли сестре сил, чтобы выдержать предстоящее испытание?
        Должна выдержать.


* * *
        Утром, проснувшись, Юлия поняла, что ничто не изменилось - ее подозрения верны: снова это отвращение к еде, которое нужно объяснять Марго тем, что еще не успела проголодаться после вчерашнего праздника. Сколько еще придется скрывать свое положение?
        Все ее белье стирала Марго. Если вдруг ей начать это делать самой, то у нее возникнут подозрения, и скоро служанка заметит, что у хозяйки пропали месячные. Ссылки на «женские болезни» на некоторое время усыпят ее бдительность, но не надолго, а потом доложит обо всем Ливии или вызовет врача. И то, и другое означает несчастье.
        Юлия, сидя за столом, глядела невидящим взглядом на крошки хлеба на тарелке, когда вдруг в комнату вбежала Марго. Весталке еще никогда не приходилось видеть у служанки такого выражения лица.
        - Что случилось? - тревожно спросила Юлия, поднимаясь из-за стола.
        - Цезарь убит! - крикнула Марго, заламывая руки. - Сегодня утром в зале сената группа заговорщиков напала на него с кинжалами и заколола насмерть. Он умер у подножия статуи Помпея, - когда она взглянула на Юлию, в ее глазах отразилась боль: - Первый удар нанес твой дед Каска.


        ГЛАВА 8
        - Ты уверена, что это не слухи? О смерти Цезаря они распускаются не в первый раз.
        Марго покачала головой.
        - Рабы уже отнесли его тело домой. На улицах толпы народа, никто не знает, что теперь будет…
        Юлия сразу же подумала о Марке.
        - Кто был с Цезарем, когда это произошло? - быстро задала она вопрос.
        - Никого. Совершенно один, будто испытывал судьбу! Не взял с собой ни испанскую охрану, которую назначил Сенат, ни консула Марка Антония или центуриона Деметра.
        Юлия вздохнула с облегчением.
        - О, какое бедствие! - стонала Марго. - Что будет со всеми нами?
        - И мой дед стал одним из убийц? - сердце Юлии сжалось: - Неужели всему причиной завистливость Каски?
        Марго закрыла глаза, кивая головой.
        - А также Марк Брут, Гай Кассий[Кассий вместе со своим шурином Брутом в 44 г. до н. э. принял участие в заговоре против Цезаря. После его убийства бежали из Рима. Собранное ими войско потерпело сокрушительное поражение от триумвиров Октавиана и Антония. Кассий приказал одному из вольноотпущенников убить себя, Брут покончил жизнь самоубийством.] и другие - десять или двенадцать человек.
        - Кто тебе об этом рассказал? - спросила Юлия, тревожась о дальнейшей судьбе Марка: если заговорщики одержат верх, его жизни грозит опасность.
        - Я помогала Дануте сушить белье, и к Ливии Версалии прибыл гонец от Марка Антония: она уже в храме, молится о спасении государства, вся в слезах - ты же знаешь об отношении к ней Цезаря. Гонец предупредил, чтобы все мы не выходили за пределы храма. Поскольку Цезарь особо покровительствовал весталкам, Марк Антоний опасается, что мы можем стать очередной мишенью для убийц.
        - А где сейчас друзья Цезаря? Кто возглавляет правительство?
        Марго вскинула вверх руки.
        - Марк Антоний, Лепид и остальные - скрылись, никто не знает, где и что собираются делать.
        Юлия догадывалась, что они недолго будут скрываться, скоро объявятся и предпримут какие-то действия.
        - А что делает Сенат? - спросила она.
        - Гонец очень подробно рассказал, - продолжала Марго, - что заговорщики собирались сбросить тело Цезаря в Тибр, конфисковать собственность и отменить все его эдикты. Но, увидев панику среди сенаторов, узнавших о смерти Цезаря и разбежавшихся в страхе, сами вынуждены были скрыться на Капитолии с отрядом гладиаторов, которыми командует Децим Брут.
        - Значит, им не удалось захватить власть? - с надеждой спросила Юлия.
        Марго пожала плечами.
        - Кажется, сейчас власти нет. Убийцы надеялись, что сенат обрадуется их решительным действиям, будет счастлив, что Цезарь мертв. Никто из них не ожидал, что сенаторы в ужасе разбегутся и будет некому поддержать их.
        - Замыслы убийц понятны, - рассудительно отозвалась Юлия. - Цезарь всегда пользовался особой популярностью среди народа, а не в сенате, который не мог смириться с оказанными ему почестями, постоянно напоминавшими о его заслугах: золоченый трон в здании сената, новый календарь[В 47 г. до н. э. Цезарь издал декрет, согласно которому за основу был взят солнечный календарь. По нему средняя длина года равнялась 365, 25 дня. После каждых трех лет «вставлялся» високосный год в 366 дней. К юлианскому календарю восходят и принятые ныне названия месяцев: январь, по имени бога Януса, февраль, по названию ежегодных очистительных обрядов - Februa, март, по имени бога Марса, апрель, май, по имени богини Майи, июнь, по имени богини Юноны - Juno. В 44 г. до н. э. по закону Антония месяц квинтилий был переименован в июль (Julius) в честь убитого Юлия Цезаря. В 1582 г. юлианский календарь сменился григорианским.] с седьмым месяцем, названный в его честь, диктаторство с титулом императора и отца всей страны. Все его статуи и корреспонденция помечались этими титулами.
        - Календарь погубил его, - мрачно прервала Юлию Марго. - Март - первый месяц и всегда им останется. Мы до сих пор празднуем его, как начало года. Но назвать летний месяц июлем в свою честь, это уже слишком - он бросил вызов богам.
        - Ты считаешь его нечестивым? - спросила Юлия.
        - Скорее, надменным и высокомерным, не обращавшим внимания на все знаки и предзнаменования, а ведь мог бы избежать этого и остаться в живых.
        - Какие знаки? - задала вопрос Юлия.
        Марго пододвинула стул ближе к Юлии и заговорщески зашептала ей на ухо.
        - Кальпурния, его жена, предупреждала и просила остаться дома, пока не прошли мартовские иды, советовала не созывать сенат до этого времени. Недавно во сне ей снился Цезарь, истекающий кровью.
        - Кто тебе рассказал все это?
        - Данута. Кальпурния доверилась Ливии Версалии и просила ее помолиться за него. И это еще не все.
        Юлия слишком тревожилась о Марке, чтобы интересоваться сплетнями, но понимала, что, может быть, узнает от Марго что-нибудь ценное.
        - Что же еще? - поторопила она.
        - Когда Цезарь сегодня утром сверился с ауспициями,[Ауспиции - гадание но наблюдениям за полетом и крикам птиц.] они оказались неблагоприятными, но Брут убедил его, несмотря на это пойти в сенат, уговорив поговорить с сенаторами и отложить дела на более удачный день.
        - Какое предательство, - пробормотала Юлия. - Брут был в числе лучших друзей Цезаря, как и Марк.
        - Когда Брут нанес ему удар, Цезарь, взглянув на него, произнес: «И ты, Брут?»
        Юлия молчала - все это выглядело так печально.
        - Цезарь не стал слушать предсказателя Спуринну, предупреждавшего его во время их встречи. Император заметил, что мартовские иды наступили и все в порядке. А Спуринна многозначительно ответил: «Да, наступили, но не прошли».
        - Откуда тебе все это известно, Марго? - Юлия изумленно смотрела на служанку. - Уж, конечно, гонец не стал бы все это рассказывать Ливии.
        - Нет, конечно. Узнала все от прачки Цостии, которая по утрам также работает у Кальпурнии. Она-то как раз работала в доме Цезаря, когда Кальпурнии принесли известие о его смерти, - прачка слышала все, что там говорилось.
        - И теперь рассказывает всем, кто пожелает ее слушать, - возмутилась Юлия.
        - Скоро об этом узнают все, - заявила Марго. - Всем интересны подробности смерти великого человека: - она задумчиво посмотрела на Юлию: - Как ты думаешь, эти убийцы не одержат верх, в конце концов?
        Юлия медленно покачала головой.
        - Не знаю. Надеюсь, нет. Такие преступления не вознаграждаются.
        - Бегство сената дает сторонникам Цезаря время выработать стратегию, - высказала свое мнение Марго. - Антоний - влиятельный консул. Лепид - предводитель кавалерии, тоже обладает большой властью. Не говоря уже о Деметре и легионах, которые находятся в Риме, - это все сторонники Цезаря.
        - Ну, у Брута тоже большая сила, как у консула Цизальпинской Галлии, - подчеркнула Юлия, обдумывая баланс сил противников.
        Но кто сможет предсказать, чем все закончится? И где сейчас Марк? Что делает? Он настолько ассоциировался с Цезарем как единое целое, что Юлия не сомневалась: если бы Марк был сегодня утром вместе с диктатором, то убили бы и его.
        Сколько времени ему удастся оставаться в живых, если заговорщики одержат верх?
        В комнату вошла Данута со слезами на глазах.
        - Ливия вызывает всех весталок в храм, чтобы вознести молитвы в этот час опасности.
        Юлия кивнула и поднялась.
        - Сейчас она спрятала в алтаре семь священных реликвий, - добавила Данута.
        Юлия и Марго переглянулись - опасность, действительно, велика. Устойчивость римской власти зависела от этих святынь: главной среди них считалась древняя статуя Минервы, богини войны и победы. Согласно преданию, эту статую вынес Эней[Эней - в античной мифологии один из главных защитников Трои, легендарный родоначальник Рима и римлян.] из горящей Троп. Паллада выставлялась только в момент чрезвычайной опасности с целью спасения Республики и безопасности парода.
        Если Ливия решила обратиться к этим святыням, значит, считала ситуацию очень опасной.
        - Иду, - ответила Юлия, забыв о своих личных заботах.
        Цезарь убит, Марк в опасности, а она, вероятно, беременна. Но если Ливия выставляет Палладу, все весталки должны присоединиться к ней и продемонстрировать свое единство.
        Юлия покинула свои апартаменты и направилась в храм.


* * *
        Старый и полуразрушенный амбар па краю Субуры использовался, в основном, как склад для зерна в годы обильных урожаев. Марк, надев простую шерстяную тунику и галльский плащ с капюшоном, чтобы не так бросаться в глаза, прошел по улице, ведущей к амбару, стараясь ничем не привлекать к себе внимание; иногда останавливался под навесами крылец или прятался в дверных проемах. Он шел с большими предосторожностями, избегая шумных толп народа, заполнявших улицы и выкрикивающих ругательства и грозящих зажженными факелами. Невозможно было определить, кто за, а кто против Цезаря или колеблется между теми и другими. Ему только было ясно, что если его узнают, то схватят или вовлекут в драку, но ему предстояла ответственная встреча.
        У дверей амбара, со стороны улицы, стоял одетый в простую одежду Септим и ждал его. Увидев Марка, сделал ему знак следовать за ним. В переулке, довольно далеко от шумной и бурлящей толпы, обернулся к нему.
        - Там есть черный ход.
        Обнаружив его, друзья вошли внутрь, предварительно убедившись, что за ними никто не следит. Уже у двери были слышны голоса. После яркого солнца их глаза не сразу привыкли к темноте пахнущего плесенью амбара. В полосках света, проникавших сквозь щели, вился рой мошкары, на полу лежал толстый слой соломы.
        - Послушайте, надо вырезать их черные сердца, - свирепо говорил Тиберий, сжимая руки в кулаки. - И первым должен понести суровое наказание Брут.
        Марк Антоний, одетый как простой крестьянин, с темной челкой волос и висками, посеребренными сединой, устало кивнул друзьям при их появлении.
        - По пути сюда ничего не произошло? - спросил он Марка.
        Марк покачал головой.
        - Они заслуживают того же, что сделали с Цезарем, - добавил Тиберий.
        Марк взглянул на него, не уверенный, сможет ли Тиберий контролировать своп поступки и использовать гнев во благо, так как, будучи храбрым, отличался необузданностью, когда дело касалось мести; ему следовало бы сдерживать свои чувства и больше думать, как это пытался делать Марк. Если все сторонники Цезаря выбегут сейчас на улицу с обнаженными мечами, им не продержаться долго против распоясавшейся толпы, грабящей и поджигающей все подряд. Тогда можно заранее сказать, что победу одержит Брут.
        - Чтобы убить, их сначала надо найти, - с негодованием произнес Лепид. - Все они попрятались, как трусливые негодяи.
        - «Такова участь тирана», - кричали они, убивая Цезаря, - тихо добавил Антоний. - Рассчитывали, что их будут приветствовать как спасителей республики. После же злодейского убийства сенаторы обратились в бегство, что явилось для них неожиданностью, а сейчас боятся, что мы придем за ними.
        - И придем, - твердо заявил Тиберий. Антоний поднял руку.
        - Нужно обдумать, что лучше для блага страны: я жажду мести так же, как и ты; они специально задержали меня в дверях разговорами, чтобы Цезарь оказался один. Но мы не должны вовлечь страну в еще одну гражданскую войну - задача в том, чтобы контролировать правительство и одновременно добиться, чтобы Брут и остальные ответили за свое преступление.
        - Надо обратить гнев народа против убийц, - впервые заговорил Марк.
        Антоний внимательно посмотрел на него.
        - Как и мы все, народ любил Цезаря. Стоит напомнить людям, как Цезарь их любил, сколько реформ провел ради их блага, не забывал делиться с ним захваченными военными трофеями во время триумфов, назначал пособия, устраивал празднества за счет казны. Антоний, тебя поддержат также легионы, расквартированные в Риме. После испанской кампании мы все получили по двести пятьдесят золотых монет и новую ферму. Помнишь? Против этих фактов поблекнут напыщенные речи и бред Кассия и Брута но поводу пурпурных одеяний Цезаря, золоченых тронов и лавровых венков.
        - Если бы Октавиан был здесь, - вздохнул Септим. - Если бы смогли убедить, что племянник Цезаря одобряет наши цели, многие из тех, кто колеблется, перешли бы на нашу сторону.
        - Его нет в Риме - направился с молодыми рекрутами в Аполлонию, - коротко заметил Антоний. - Надо действовать без него и надеяться, что он вернется сюда живым.
        - Они оставили его лежащим на полу зала Ассамблеи, - прошептал Тиберий. - Истекающего кровью и умирающего - никого рядом не было. Когда, наконец, три мальчика-раба понесли его в паланкине домой, одна свисавшая безжизненная рука волочилась по земле.
        Марк закрыл глаза, стараясь не думать об этом. Было ясно, что Тиберий повторяет ужасные детали смерти императора, чтобы разжечь ярче огонь ненависти.
        - Если мы одержим верх, сделаю все, чтобы эти рабы получили в награду свободу.
        - Цезарь на улице получил от Артемидора записку, предупреждающую об опасности, но у императора не было времени прочитать ее. Ее нашли среди бумаг Цезаря после смерти.
        - Таких предупреждений было много, - ответил Марк. - Но он игнорировал их, так и продолжал ходить без охраны, хотя знал, что против него ежедневно плетутся заговоры, - казалось, устал от всех предосторожностей, хотел испытать судьбу и узнать, благоволит ли она к нему.
        - Каска утверждал, что Цезарь беззаботен, потому что считает себя богом, - мрачно заметил Лепид.
        - Каска! - взорвался Тиберий. - Сам придушу этого старого негодяя - посмотрим, как его белоснежные одежды обовьются вокруг шеи.
        Марк опустил глаза, с беспокойством подумав о Юлии и надеясь, что статус весталки защитит ее, независимо, что произойдет с дедом. Как ему встретиться с ней? По приказу Антония весталки уединились в храме.
        - Тиллий Цимбр, этот подонок, сделал вид, что хочет задать Цезарю вопрос, а затем, схватив его за плечи, держал, пока другие наносили удары, словно мясники, - мрачно продолжал Тиберий.
        - Тилий всегда был безмозглым пресмыкающимся, - с негодованием произнес Антоний. - Появится на поверхности, когда все закончится и станет утверждать, что был в Капуе, когда все это случилось.
        - Я знаю, что он был там, и не забуду этого, - тихо произнес Тиберий. - Врач Антистий, производивший посмертный осмотр, сказал, что ни одна из нанесенных ран не была смертельной, кроме второй в грудь. И все же там было так много крови, что рабы до сих пор моют полы зала Ассамблеи. Эти мясники кромсали его безжалостно, пока он не упал, - губы его твердо сжались. - Я сам представлю его паромщику. Согласно преданию, старый паромщик Харон переправляет души умерших через реку Стикс из царства света в царство мертвых, откуда уже пет возврата.] Антоний поднял руку.
        - Достаточно, Тиберий. Этим ты не поможешь делу Цезаря. Мы должны действовать так, чтобы сохранить то, что он оставил нам. Считаю, Корва прав: надо воззвать к чувствам граждан Рима, которые уже поднялись, и, кажется, толпы, в основном, оплакивают Цезаря. Думаю, смогу их чуть подтолкнуть, и они выполнят нашу работу.
        - Что ты имеешь в виду? - задал вопрос Лепид.
        - Произнося речь на похоронах, напомню гражданам Рима, что Цезарь был их другом. Если обстановка для убийц станет… неблагоприятной… нам не придется даже пошевелить пальцем. Все они крысы, и разбегутся, покидая тонущий корабль.
        - А мне хочется пошевелить пальцем, - закричал Тиберий. - Сам размозжу их головы!
        - Ты будешь делать то, что приказываю я! - грубо оборвал его Антоний тоном, не допускающим возражений.
        Тиберий молча уставился на него, остальные обменялись тревожными взглядами: Антоний, как самый старший по военному званию, без сомнений, возьмет на себя командование, но Тиберий в гневе бывал неуправляем.
        Молчание затянулось, и все ждали, что будет дальше.
        Наконец Тиберий отвел взгляд в сторону, выражение его лица свидетельствовало о том, что ему это не нравится, но вынужден подчиниться.
        - Мы должны поступиться своим личным желанием отомстить ради достижения более высших целей, - убеждал Антоний, опытный и непревзойденный стратег, смягчив тон. - Моей первой задачей как консула будет созыв сената, который гораздо труднее убедить, чем народ, - ведь сенаторы открыто высказывали недовольство Цезарем, поэтому убийцы и посчитали, что их наградят, если они убьют его. Правильно?
        Марк кивнул. Все смотрели па Антония, ожидая инструкций.
        - В сенате встречусь с оппозицией, постараюсь привлечь их на свою сторону. Инстинкт самосохранения - главное чувство большинства людей: Цезарь прямо назначал большинство сенаторов или рекомендовал их избрать, тем самым оказывал влияние и контролировал; если они согласятся, что все эдикты Цезаря недействительны, потеряют свои места и, наверняка, не захотят новых выборов, так как со смертью Цезаря не получат никакой гарантии, что за них снова проголосуют. Не так ли?
        Марк, опытный воин и искусный стратег, всегда восхищался Антонием, изумляясь изворотливостью его ума и талантом политика, ничуть не уступающими самому Цезарю.
        Цезарь убит, но дело его еще может победить.
        - А теперь послушайте меня, - Антоний поставил ногу на ящик, опираясь на колено, - сейчас мы предпримем вот что.


* * *
        Ларвия, попрощавшись с цеховым мастером гильдии кожевников, вдруг услышала на улице крики взволнованной толпы. Вчера она провела день в мастерских кожевников на празднике богини Минервы, а сегодня утром вернулась, чтобы подписать попечительские книги, завершить финансовый год гильдии. Выйдя из мастерской, увидела бежавшего через форум[Форум, рыночная площадь, центр политической и культурной жизни римского города. До сих пор в мировой литературе дискутируется проблема тираноубийства и связанный с ним образ Цезаря: с одной стороны - заслуживает восхищения его государственный ум и энергия; с другой - неприятие обществом тирании как формы правления. Данте («Божественная комедия»), Петрарка («Триумфы») предавали проклятию убийцу Цезаря Брута; однако при этом Петрарка также выступал и против тирании. Шекспир характеризовал Цезаря («Юлий Цезарь»), как волевого, властолюбивого человека и политического деятеля. Отношения Цезаря и Клеопатры положили в основу своих произведений Корнель («Смерть Помпея») и Б. Шоу («Цезарь и Клеопатра»). Немецкие писатели рассматривали Цезеря как предшественника германского
кайзерства.] обезумевшего человека, вне себя от гнева.
        - Цезарь мертв! Цезарь убит! - громко кричал он. - Сегодня утром в Сенате!
        Ларвия молча смотрела на него, решив, что, возможно, человек сошел с ума. Вериг, стоявший рядом с входом в мастерскую, подошел к Ларвии.
        - Что происходит, госпожа Сеяна? - спросил цеховой мастер, выходя на улицу.
        - Этот сумасшедший кричит, что Цезарь мертв, - объяснила Ларвия.
        Цеховой мастер уронил бухгалтерскую книгу, бросился к бегущему и схватил его за руку.
        - Это правда? - угрожающе потребовал он ответа.
        - Правда, правда! - ответил человек. - У Капитолия собралась толпа и двинулась на курию громить ее.
        - Кто, - задала вопрос Ларвия. - это сделал?
        - Брут, Кассий и старый Каска, - ответил посланник. - Они набросились на него все одновременно с ножами, чтобы разделить вину. О-о, отец нашей страны мертв! - он вырвал руку и побежал дальше, продолжая кричать.
        Ларвия словно приросла к земле, не в силах сдвинуться с места, что-то тихо пробормотав, Вериг стал с нею рядом. На другом конце форума появилась толпа - шум нарастал. Они одновременно взглянули в том направлении и увидели несколько сотен людей, бушующих и яростных: некоторые кричали, другие потрясали кулаками, многие несли свечи, хотя было светло.
        - Нужно убираться отсюда как можно скорее, - тихо предложил Вериг, потянув Ларвию в другом направлении.
        - Ты слышал, что он сказал? - прошептала Ларвия. - Мой дед убил Цезаря.
        - Слышал, - ответил Вериг, с беспокойством ища, где можно укрыться, но рядом такого места не было.
        - Он знал, - пробормотала Ларвия. - Уже в тот вечер, когда приходил ко мне и советовал забрать деньги из банков. Задумал это убийство уже давно!
        - Сейчас это не имеет значения, - Вериг с беспокойством оглянулся на приближающуюся толпу. - Нужно как можно быстрее добраться домой, - он оглянулся на носильщиков: - Спрячьте носилки за этой лавкой.
        Ларвия недоуменно посмотрела на него.
        - На паланкине герб, - объяснил он. - Если эти люди за Цезаря, то, поверь, не станут приветствовать родственников убийц.
        Ларвия в ужасе закрыла глаза, телохранитель потянул ее за собой, обессиленную и растерянную.
        Рабы-носильщики, совсем еще мальчики, побежали за ними, срывая с себя пояса с гербом дома Сеяна и отбрасывая их подальше.
        В конце улицы они наткнулись еще на одну толпу, появившуюся из-за угла. Вериг резко повернул в переулок, крепко держа Ларвию за руку.
        - Как быстрее всего добраться до Палатинского холма? - задыхаясь, спросил он носильщиков.
        Один из мальчиков указал, в какую сторону нужно бежать, и Вериг вытолкнул его вперед.
        - Беги и показывай дорогу, - приказал он, и мальчик вместе с остальными рабами помчались вперед. Вериг и Ларвия молча устремились за ними. Один из ее сандалий порвался, и она, быстро сбросив его с ноги, продолжала бежать, придерживая тунику.
        Мальчик, повернув налево, обогнул плетеные корзины с мусором, которые должны были вечером забрать сборщики мусора, оказался между двумя зданиями - отсюда вдали, на Палатинском холме, виднелся их дом.
        Вериг крепко держал Ларвию за руку, не волнуясь, видит их кто-нибудь или нет.
        - Быстрее, - торопил он. - В доме вы будете в безопасности - никто еще вас не узнал. - И потащил Ларвию за собой, но вдруг резко остановился.
        Из дверей дома на противоположной стороне улицы вышли три человека - они заметили Ларвию.
        - Она из семьи Сеяна! - закричал один из них. - Внучка Каски!
        Все трое, повернувшись, двинулись на Верига, Ларвию и мальчиков-рабов, оценивая, что им может противостоять только один из них.
        Вериг, закрыв собою Ларвию, не стал ждать, когда па него нападут: бросился вперед и сильно ударил одного из троих в живот, от боли он скорчился и рухнул на землю; быстро развернувшись, нанес следующий удар в пах второму, подставив ему подножку: третьего, напавшего со спины, перебросил через голову, тот, ударившись о землю, попытался подняться, но получил по челюсти.
        Все трое нападавших еще несколько секунд шевелились, стонали, а затем затихли.
        Вериг стоял над ними, тяжело дыша. Хозяйка и мальчики-рабы изумленно смотрели на него, открыв рты, не произнося ни слова: Ларвия никогда не видела таких мощных и стремительных ударов - все закончилось в мгновение ока.
        Вериг снова схватил Ларвию за руку и потащил за собой.
        - Пошли, могут появиться другие. Нужно быстрее добраться до дома.
        Они побежали вверх по холму, опережая нарастающий шум толпы. Ларвия споткнулась - было неудобно бежать в одной сандалии. Не замедляя бега, Вериг подхватил ее на руки и остальную часть пути нес ее на руках.
        Открыл им дверь Нестор, ни слова не говоря, они промчались мимо него. Слуга наблюдал, как Вериг, схватив кочергу у камина, заложил ею дверь, затем бросился в гостиную, откуда через узкое окно открывался вид на спуск к форуму.
        - На холме никого не видно, - сообщил он Ларвии, которая не отставала от него, без сил рухнула в его руки. Он крепко прижал ее к себе, поглаживая волосы. Оглянувшись, Вериг заметил, как Нестор и двое носильщиков в недоумении наблюдают за ними.
        Ларвия, оглядевшись вокруг, обратилась к слугам.
        - Хорошо. Мы сейчас в безопасности, но Цезарь убит, и можно ожидать мести за его убийство, поскольку дед замешан в этом. Нестор, запри и закрой на засов все остальные двери, Като и Домиций, станьте па страже у окоп со стороны галереи и дайте мне знать в случае опасности. А теперь можете идти.
        Когда слуги ушли, Ларвия закрыла за ними дверь.
        - Они видели нас. Вериг кивнул.
        - Знаю, но сейчас это не самое главное. Слух, что Каска - участник убийства, распространится быстро. Тебе нельзя появляться в городе, нужно оставаться в доме, пока не выясним, кто из них одержал победу.
        Ларвия вздохнула, пытаясь все осмыслить, - за такое короткое время произошло столько событий.
        - Собиралась покинуть Рим сразу же после того, как сообщу сестре, куда мы отправляемся.
        Он сел на диван, и она опустилась ему на колени, поджав, как ребенок, ноги. Вериг заметил, что они покрыты ссадинами.
        - Схожу к Юлии, но ты оставайся в доме, Ларвия. Не рискуй - эти люди сошли с ума. Мне приходилось видеть толпы и раньше: совершенно благоразумные люди, увлеченные безумием толпы, способны на неслыханные зверства.
        Ларвия содрогнулась.
        - Можешь не убеждать меня, - разве не видела выражений лиц тех троих, напавших на нас? Слепая ненависть, а ведь они даже не знают меня!
        - Знают, что твой дед убил Цезаря, - и этого достаточно.
        Ларвия уронила голову ему на плечо.
        - Каска давно задумал это, даже не вспомнив про Юлию и меня. Его зависть к Цезарю заслоняла все, она давно съедала его: Цезарь умен, привлекателен, пользовался любовью народа; дед, не обладая пи одним из этих качеств, имел только деньги, но этого ему казалось мало.
        - Цезарь - жесток и аморален, демонстрировал свою доброту и милосердие только после того, как достиг целей, не надо делать из него героя после смерти, - бесстрастно ответил Вериг.
        Ларвия посмотрела на него и провела пальцем по губам.
        - Было бы наивно считать тебя его поклонником. Диктатор умел заставить народ идти за ним, и внушал к себе доверие, а Каска только и мог, что подкупать людей, когда хотел получить желаемое.
        - Цезарь тоже использовал подкуп - в этом одна из причин его разногласий с сенатом.
        - Он поссорился с сенатом, потому что разрешил таким галлам, как ты, занимать высокие посты, - усмехнулась Ларвия.
        Вериг бросил на нее гневный взгляд.
        - Это правда: позволил давать галлам гражданство, чтобы вместо римлян они представляли свою родину в сенате. Разве не слышал песенку, которую поют дети?
        Вериг отрицательно покачал головой. Ларвия, приняв артистическую позу, запела:
        Цезарь с триумфом привел галлов в Рим,
        Он вел вверх по холмам и вел их вниз,
        А затем привел к зданию сената,
        Месту славы нашего города.
        «Снимайте свои брюки! - закричал он.
        - И наденьте пурпурные туники!»
        Ларвия закончила петь, ожидая его реакции.
        - Очень смешно, - заметил он.
        - Мне нравятся твои брюки, - она провела рукой по его ноге. - Особенно, когда они снимаются, как в этой песне поется.
        Ларвия наклонилась и поцеловала его, а он, обхватив рукой ее голову, погрузил пальцы в волосы и начал нежно целовать.
        В дверь постучали и послышался голос Нестора.
        - Госпожа, можно поговорить с вами?
        Ларвия соскочила с колен Верига.
        - На этот раз я его точно убью.
        Ларвия схватила его за руку.
        - Ты обещал оставить его в покое - у нас достаточно неприятностей, чтобы еще ссориться со слугами.
        Вериг уступил. Ларвия подошла к двери и открыла ее.
        - В чем дело, Нестор? - спросила она.
        - Сенатор Гракх прислал со слугой сообщение, что только что на улице Сакра убит ваш родственник, поэт Гельвий Цинна[Цинна Гельвеций, римский поэт из Верхней Италии. Принятый ошибочно за Луция Корнелия, одного из убийц Цезаря, был растерзан негодующей толпой.] - толпа приняла его за брата Корнелия Цинну, который вчера произнес резкую речь против Цезаря. Сейчас она направилась к форуму, подняв на копье голову Гельвия. Сенатор предлагает вам оставаться в доме и не выпускать слуг.
        У Ларвии сжалась сердце. Она кивнула головой.
        - Дай слуге золотую монету за то, что пришел сюда, - сказала она Нестору. - И передай благодарность сенатору за предупреждение.
        - Какое отношение имеет убитый к тебе? - задал вопрос Вериг, когда старый раб вышел из гостиной.
        - Дальний родственник, - сказала Ларвия. - Какой ужас! Он никогда не интересовался политикой, его убили по ошибке: это Корнелий, его брат-близнец, состоял во фракции Каски. Очевидно, для толпы этого было достаточно.
        - Как ты думаешь, твой дед может придти сюда? - осведомился Вериг.
        Ларвия покачала головой.
        - Нет. Он предвидел это. Сейчас где-нибудь затаился: деньги в безопасности, остается ждать, куда подует ветер.
        - Какое оружие есть в доме?
        - Оружие? - тихо переспросила Ларвия. Она никогда не задумывалась над этим.
        - Должны же быть какие-нибудь лопаты, острые инструменты, топоры, садовые инструменты, если нет ничего другого. Надо заточить их и раздать рабам для защиты.
        Она посмотрела на него широко открытыми глазами.
        - Неужели ты думаешь, что может дойти до этого? - прошептала она.
        - Не знаю, но следует быть готовыми. Скажи Нестору, чтобы дал мне ключи от садового сарая.
        - Хорошо, - она взяла его руку и прижала к своей щеке. - Должно быть, ты жалеешь, что встретил меня. Посмотри только, во что я тебя втянула.
        Он опустил голову и поцеловал ее пальцы.
        - Счастлив быть здесь, с тобой, чем царем Галлии без тебя.
        - Неужели это правда?
        - Правда. А теперь пошли и осмотрим инструменты.
        Ларвия вышла из гостиной следом за ним.


* * *
        В течение нескольких дней Рим исторгал ярость, и большинство граждан старались не выходить из дома, держа двери на запорах. Марку Антонию удалось созвать чрезвычайную сессию сената, но большинство сенаторов, хотя не одобряли убийства Цезаря, все же продолжали осуждать его, называя тираном. Готовый к такой реакции, он ответил, что если Цезарь - тиран, то все его эдикты подлежат отмене и сенаторы, им назначенные, должны уйти в отставку. Столкнувшись с перспективой новых выборов, они, единодушно, поднялись и объявили протест - Антоний тут же предложил компромисс: он не станет мстить за Цезаря, и убийц не будут преследовать, если сенат признает и подтвердит все эдикты и декреты Цезаря, поскольку продолжение политики Цезаря будет способствовать будущему процветанию народа.
        Компромисс был принят.
        Марк, Тиберий и Септим стояли в атрии сената, наблюдая, как Марк Антоний проводит в жизнь первую часть своего плана - военным не разрешалось входить в зал ассамблей, поскольку их должности не были выборными, а пользовались правом входить в курию только в том случае, если их туда приглашали. Но находясь рядом с входом в зал, они могли слышать все.
        - Все идет, как он предсказывал, - прокомментировал Септим.
        - Его учитель многому научил его, - сухо заметил Тиберий. - Цезарь не умрет, пока будет он жить - точная копия оригинала.
        - Сейчас он заговорит о завещании, - добавил Септим.
        Антонин поднял руку, ожидая, пока перестанут шуметь одетые в белые тоги сенаторы, - зал стих, все смотрели на него.
        - По просьбе Луция Пизона, отца жены Цезаря - Кальпурнии, обращаюсь к вам за разрешением получить у Верховной Жрицы-весталки завещание императора, чтобы обнародовать его и успокоить граждан.
        По рядам сенаторов прошел ропот. Септим бросил косой взгляд на Марка - это грозило опасностью, поскольку содержание завещания могло быть противоречивым.
        - Мы не хотим, чтобы граждане Рима подумали, что мы скрываем последнюю волю Цезаря, - хитро добавил Антоний.
        Сенаторы в замешательстве переглядывались. Марк улыбнулся - все знали, что, но обычаю, известные общественные деятели делали посмертные дары народу. Если сенат откажется проголосовать за обнародование завещания Цезаря, то граждане Рима сочтут себя обманутыми.
        Это предложение тоже было принято.
        - Пока все идет хорошо, - тихо проговорил Антоний, присоединяясь к ожидавшим его военным. - А теперь нужно получить завещание, пока они вдруг не передумали.
        И все вместе покинули здание сената.


* * *
        Юлия ходила взад и вперед по комнате, не обращая внимания на Марго, повторявшую ее маршрут с блюдом фруктов, уговаривая что-нибудь съесть.
        - Пожалуйста, съешь что-нибудь, - говорила служанка. - Ты уже три дня подряд отказываешься завтракать и худеешь с каждым днем.
        Юлия, взяв кусочек яблока, засунула его в рот, - тревога не покидала ее.
        Антоний скоро придет в атрий вскрыть завещание Цезаря, и она молила бога, чтобы Марк был с ним. Сегодня утром появлялся Вериг с запиской от Ларвии - сестра обещала нанести ей визит на следующий день, но о Марке ничего не говорилось.
        - Почему ты так нервничаешь? - удивилась Марго. - Страсти почти улеглись: Антоний держит правительство в руках, сенат проголосовал за продолжение политики Цезаря, твоего деда не будут преследовать за убийство - тебе можно улыбаться.
        - Неизвестно содержание завещания, - объяснила Юлия, стараясь скрыть настоящую причину ее волнений.
        - Скоро вы все узнаете - Ливия собирается созвать весталок на вскрытие и оглашение завещания, как свидетелей доказательства, что оно не изменялось.
        Юлия кивнула. Данута ей уже сообщила об этом. Именно поэтому она и волновалась.
        - Отправляйся в протокольную комнату, - посоветовала Марго. - Гонец сообщил, что Антоний уже в пути.
        Покинув свои апартаменты, Юлия направилась в комнату, где должна состояться передача завещания, встретив Юнию Дистанию, с которой они вместе продолжили путь. В протокольной комнате с Ливией Версалией уже находились Антоний, Марк и Тиберий Германик.
        Юлия с облегчением вздохнула: не смея спрашивать о Марке, ничего не знала о нем и не была уверена, как складываются его дела.
        Их взгляды встретились, и она быстро отвернулась - все его чувства отражались на его лице.
        - Можно начинать? - спросила Ливия, и все вошли в протокольную комнату. В присутствии всех, отыскав свиток пергамента на полке, вскрыла восковую печать и вручила его Марку Антонию.
        Он, развернув пергамент, быстро пробежал глазами содержание завещания и затем сказал:
        - Есть разрешение Сената зачитать завещание перед народом.
        Ливня склонила голову.
        - Можно его взять с собой? - спросил он.
        Она кивнула.
        - У нас хранятся две копии. Пожалуйста, распишитесь в регистрационном журнале.
        Антоний расписался там, где указала Ливия. Его соратники сделали то же самое.
        - Я зачитаю завещание на ступенях храма во время похорон, - сказал Антоний, сжимая в руке завещание. - Вы и ваши жрицы будете сопровождать меня?
        Ливия кивнула, и небольшая группа женщин в одеяниях шафранового цвета последовала за Антонием и двумя центурионами. Консул и его спутники прошли через зал храма к главному выходу. Юлия старалась не отставать от мужчин, пока все не вышли на освещенную ярким солнцем лестницу храма. Она остановилась позади Марка так близко, что могла бы коснуться его, но вокруг было слишком много глаз. Антоний начал свою речь, а Юлия не спускала глаз с широкой спины Марка.
        На площади перед храмом собралась огромная толпа, узнавшая о похоронах по объявлениям на форуме.
        Согласно последним изменениям завещания, своим главным наследником Цезарь назначил племянника Октавиана. Сады вдоль Тибра передавались гражданам Рима для использования их как парка. Вторым наследником назначался Брут, один из его убийц. При упоминании этого пункта завещания в толпе поднялся ропот.
        - Граждане Рима пришли на форум в последний раз взглянуть на своего преданного погибшего друга, - закончил речь Антоний, давая знак толпе приблизиться к гробу, готовому для кремации. Когда парод зашумел, как разбуженный улей, и стал проталкиваться вперед к похоронным носилкам из слоновой кости, приготовленных для жертвоприношения, Марк обернулся к Юлии.
        - Как ты себя чувствуешь? - быстро спросил он. Она собралась ответить, но отвела от него взгляд, услышав за собой голос Ливии.
        - Ты идешь, Юлия Розальба?
        Юлия бросила отчаянный взгляд на Марка и покорно повернулась к Ливии.
        - Иду, - ответила она.
        Сделав безуспешную попытку поговорить с Юлией, Марк стал спускаться вниз по лестнице.
        Чуть отстав, весталки последовали за толпой. Антоний продолжил похоронную речь, напомнив народу о том, что сенаторы давали клятву заботиться о безопасности Цезаря, и перечислил все почести и награды, которыми он удостоил умершего; говорил о его победах, любви и заботе о государстве, а так же о вероломстве убийц, постепенно разжигая гнев слушателей. К тому времени, когда он показал разрезы на окровавленной одежде Цезаря, толпа уже ревела.
        Разгневанные люди напирали, цепь солдат сдерживала их перед гробом, уже подожженным магистратами. Некоторые из них, найдя палки, подожгли их в погребальном огне и бросились бежать, намереваясь поджечь дома убийц. Толпа устремилась за ними, спотыкаясь, падая и толкаясь, охваченная жаждой разрушения.
        Встревоженный происходившим, Марк подбежал к Ливии.
        - Следуйте за мной, я дам вашим женщинам охрану. Весталки быстро направились за ним к лестнице храма. Марк шел с обнаженным мечом, открыл двери храма и впустил всех внутрь. Когда Юлия проходила мимо него, он тихо произнес:
        - Береги себя. Я что-нибудь придумаю.
        Юлии хотелось остановиться, но она довольствовалась тем, что посмотрела в его темные глаза долгим любящим взглядом, а затем поспешила за остальными.


* * *
        К вечеру все было кончено - дома Брута и Кассия сгорели дотла, зал заседания сената разрушен, убийцы бежали из города. Погребальный костер все еще горел на форуме, отбрасывая оранжевые блики на соседние здания. Слухи о происходящем в городе проникали в и храм, и Марго фонтаном извергала самые невероятные сплетни. Сейчас, когда реальная опасность миновала, она была рада любому лакомому кусочку, словно щенок объедкам.
        - А дом Брута все еще тлеет, - удовлетворенно сообщила она. - Ничего от него ни осталось, кроме кучи дымящих головешек. Это как раз то, чего он заслужил.
        - А особняк моего деда?
        - Слуги успели погасить пламя и спасти дом - в любом случае, Каска не являлся главным в этой шайке. После зачтения завещания весь гнев граждан сосредоточился на Бруте.
        Юлия поднялась и вышла в зал, где прачка Цостия болтала с рабами кухни. Она вручила Юлии стопку чистого белья, продолжая разговор, как будто ее здесь и не было.
        - И гладиаторы Брута напали на центуриона первой когорты, - рассказывала она. - Того самого, который присутствовал на вскрытии завещания, и забили его дубинками до смерти. Это случилось сегодня, после похорон, когда Брут пытался бежать…
        Юлия больше ничего не слышала, ее взгляд затуманился, в ушах зашумело. Она быстро направилась в свои апартаменты, минуя снующих слуг. Марго замерла, взглянув на вошедшую весталку.
        - Что случилось? - встревоженно спросила она. Глаза Юлии закатились, и девушка в глубоком обмороке упала на пол.


        ГЛАВА 9
        Очнувшись, Юлия затуманенным взором рассматривала диван, на котором лежала, и склонившихся над ней Марго и Ливию.
        - Не знаю, что произошло, - объясняла Марго. - Она вошла в комнату и потеряла сознание. Данута помогла уложить ее на диван, а затем мы вызвали вас.
        Ливия опустилась на колени перед диваном и взяла руку Юлии.
        - Кажется, приходит в себя. Юлия, слышишь меня?
        - Да, - прошептала девушка. Память вернулась к ней, а с ней и ощущение боли: Марк - мертв, она - беременна. Ее глаза снова закрылись, вырвался стон.
        - Вызови того врача, который лечил ее, - приказала Ливия Марго.
        - Не надо, - слабо проговорила Юлия, пытаясь сесть.
        - Чепуха, - твердо заявила Ливия. - Мы не можем допустить, чтобы ты падала в обморок, так как плохо себя чувствуешь, насколько помню, со дня моего юбилея. Марго, сейчас же пошли за доктором.
        Марго поднялась, повинуясь, и Юлия поняла, что все кончено: она обречена.
        Даже если Парис был бы самым худшим из докторов, и то, выслушав ее симптомы и произведя осмотр, непременно сделал бы заключение о ее беременности и, конечно, сообщил бы Ливни.
        Юлия знала, что сокрытие такой информации о весталке считается государственным преступлением.
        Если Марк мертв, то зачем ей жить? Но как же его ребенок?
        Ее глаза наполнились слезами, и она отвернулась лицом к стене.


* * *
        - В чем дело, маленькая Розальба? Ливия Версалия очень беспокоится, - сердечно произнес Парне, приподнимая левое веко Юлии.
        Ей не надо было объяснять: Ливия настолько обеспокоена, что нарушила правило, не позволяющее врачам приходить в атрий, но очень скоро ее сочувствие сменится гневом, когда узнает истинную причину обморока весталки.
        - Ты сегодня ела? - поинтересовался Парис.
        - Да, - быстро ответила Юлия.
        - Неправда, - бросила Марго из угла комнаты. Юлия метнула на нее взгляд, пытаясь заставить замолчать.
        - У нее пропал аппетит, а если что и съест, то тут же открывается рвота, - добавила Марго, не обращая внимания на молчаливый запрет Юлии.
        Парис кивнул, повернул к себе голову Юлии, осматривая ее уши. Ей хотелось закончить весь этот обман и самой сообщить врачу диагноз, но где-то еще теплилась слабая надежда - вдруг пронесет?
        - Попрошу вас раздеться, - сказал Парис. Юлия неуверенно поднялась на ноги, разделась и протянула платье Марго, поспешившей к ней.
        И снова легла на диван. Врач продолжал внимательно осматривать ее; когда пальпировал грудь и соски, Юлия закрыла глаза, открыв их снова, но выражению лица врача убедилась, что ему все ясно.
        Он страшно испугался.
        - Пожалуйста, подойди к мне, - попросил он Марго с озабоченным видом. Служанка подошла к дивану и широко раскрытыми глазами внимательно смотрела на Юлию. Парис приступил к обследованию самого интимного места, и по выражению ее лица Юлия поняла, что служанка тоже догадалась.
        Парис встал, вытирая руки о полотенце, над верхней губой у него выступил пот.
        - Когда вернется Ливия Версалия? - задал он вопрос Марго.
        - Скоро, - взволнованно ответила служанка, помогая Юлии одеться.
        Врач кивнул.
        - Извините, выйду на минуту, - Парис вышел в другую комнату, и было слышно, как вода льется из кувшина.
        Он пил.
        - Как? - тихо спросила Марго, сев рядом с Юлией на диван и сокрушенно качая головой.
        - Как обычно, - ответила Юлия.
        - Кто?
        Юлия промолчала.
        - Тебя изнасиловали?
        Она отрицательно качнула головой.
        - Расскажи мне все: может, смогу тебе помочь, - настаивала служанка.
        - Никто уже не поможет.
        - И отец ребенка?
        - Даже он.
        - Юлия, пожалуйста, скажи, кто он. Я найду его и расскажу. Может быть…
        В комнату вошла Ливня, и Марго замолчала. Из спальни появился Парис. Увидев обращенные к ней лица, она поняла, что новости печальные.
        - Неужели болезнь смертельна? - обратилась она к Парису, а Юлия подумала, что в ее случае так оно и есть.
        Парне судорожно сглотнул, его лицо побледнело.
        - Эта женщина беременна, - выговорил он с трудом.
        Ливия молча смотрела на него, на ее лице изобразилось крайнее изумление. Наконец, придя в себя, Верховная Жрица шумно выдохнула.
        - И сколько времени она уже в таком положении? - спросила она бесстрастным топом.
        - Недолго. Месяц, может, два.
        Ливия повернулась к Марго.
        - Вызови врача Антистия для подтверждения диагноза. А тем временем Юлия Розальба будет находиться под домашним арестом в своих апартаментах.
        Марго неохотно кивнула.
        - Если Антистий согласится с Парисом, обращусь к верховному понтифику с просьбой созвать трибунал, - продолжала Ливия. - Суд определит степень вины Юлии Розальбы в соответствии с Римскими религиозными законами.
        Голос Ливии звучал холодно и бесстрастно. Повернувшись к Парису, стоявшему неподвижно, словно приросший к полу, продолжила.
        - Вас, конечно, вызовут как свидетеля и в качестве подозреваемого в соучастии.
        Парис испуганно уставился на Ливию.
        - О чем вы говорите? - прошептал он.
        - Мне известно: вы - единственный мужчина, с кем эта женщина регулярно встречалась в течение последних двух месяцев.
        - Я не дотрагивался до нее! - бессвязно залопотал Парис. - Только как врач… Никогда бы…
        Ливия подняла руку, прерывая его.
        - У вас будет возможность все объяснить в нужном месте и в свое время.
        И быстро удалилась из комнаты - Юлия, Марго и врач молча смотрели ей вслед.
        За все это время Ливня ни разу не взглянула на весталку.
        Юлия подобрала накидку, аккуратно сложила ее. Другого ей ждать нечего: - нарушившая закон должна за это платить - таково правосудие.


* * *
        Когда на следующее утро Ларвия появилась в атрии, то без труда обнаружила отсутствие Юлии в апартаментах. Стоило ей взглянуть на покрасневшие глаза Марго и опущенный взгляд, как поняла, что произошло.
        - Где она? - спросила она, увидев, что Юния Дистания поспешно уходит, не желая присутствовать при предстоящем объяснении.
        - В резиденции верховного понтифика, два испанских стражника охраняют дверь ее кельи.
        - Почему Юния ничего мне не сказала? - спросила Ларвия, посмотрев вслед служанке, уже завернувшей за угол.
        - Ливия приказала нам ни с кем не говорить об этом, - ответила Марго и разразилась рыданиями.
        - Мне нельзя войти? - поинтересовалась Ларвия. Марго покачала головой, открывая дверь в апартаменты Юлии.
        - Она ничего не говорила об этом, хотя знала, что вы должны сегодня придти, поэтому, предполагаю, вам можно, - Марго указала Ларвии на стул.
        Ларвия села, обе женщины взглянули друг на друга с несчастным видом.
        - Вам было известно, что она беременна? - спросила Марго.
        Ларвия отвела взгляд, ничего не отвечая.
        - Неужели вы не могли ей помочь?
        - Пыталась, но у меня было мало времени! После убийства Цезаря на улицах было опасно появляться…
        - Теперь уже ничего не имеет значения - все равно помочь нельзя, - с покорным видом произнесла Марго. - Состоится суд, ее обвинят в нарушении клятвы, а затем похоронят заживо, - она закрыла лицо руками.
        - Может быть, этого не произойдет, - тихо произнесла Ларвия, думая о Марке, - нужно, как можно быстрее, связаться с ним.
        - Как могла я не заметить этого? - спрашивала сама себя Марго, не слушая Ларвию. - Живу вместе с ней, видела, что ей плохо, тошнило… задержка месячных, - она вскинула руки. - Даже такая мысль не приходила в голову.
        - Разве можно такое подумать о девственной весталке? - с грустью произнесла Ларвия. - Уже всем известно, что Юлия находится под стражей и будет предана суду?
        - Объявление на форуме появится завтра утром, - сообщила Марго. - Слушание будет публичным.
        - Публичным? - эхом отозвалась Ларвия. - О, нет! Как она будет страдать от этого!
        - Таков закон, - добавила Марго. - Хотя сейчас едва ли кто помнит, каков он: прошло много лет с тех пор, когда состоялся последний суд над весталкой, нарушившей клятву.
        - Много лет!
        Марго кивнула.
        - Ливия сверялась с Римскими религиозными законами, решая, что делать.
        - Должно быть, она в ярости. Марго сцепила пальцы на коленях.
        - Воспринимает, как личное оскорбление: то, что это произошло во время ее пребывания в должности, накладывает пятно па ее незапятнанную репутацию, и чтобы хоть как-то спасти себя, она без сожаления пожертвует Юлией.
        Ларвия вздохнула.
        - Вам известен отец ребенка, не так ли? - задала вопрос Марго, следя за выражением лица Ларвии.
        И снова Ларвия промолчала.
        - Должно быть, встречи происходили в вашем доме - это единственное место, где и могло это произойти.
        - Ты говорила что-нибудь об этом Ливии? - быстро спросила Ларвия.
        - Нет. Конечно, нет. Но глупо было с вашей стороны помогать ей - должны были предполагать, что все это закончится именно так.
        - Думала, что они смогут бежать из Рима, - тихо проговорила Ларвия.
        - Вас тоже могут допросить и даже привлечь к суду, - сказала Марго. - Единственный выход - назвать имя отца ребенка.
        - Она никогда этого не сделает.
        - Старого Париса уже арестовали.
        - Врача? - встревожено спросила Ларвия.
        - Да.
        - Неужели Ливия в самом деле думает, что у Париса могла быть любовная связь с моей сестрой?
        - Может быть, и не думает, но он - единственный человек, с которым Юлия встречалась вне атрия. Возможно, что-то видел или слышал, или что-то известно.

«Да, кое о чем догадывается, - с беспокойством подумала Ларвия. - Но не о Юлии».
        Ларвия медленно поднялась, расправляя складки юбки.
        - Ты не знаешь, кто может разрешить встречу с ней? - задала вопрос Ларвия.
        - Никому не будет позволено встречаться с ней. Понтифик сказал, что до суда к ней никого не пустят.

«Еще один древний обряд», - подумала Ларвия.
        У каждой религиозной секты, поклоняющейся богу или богине, были свои верховные жрецы или жрицы, как, например, Ливня Версалия у весталок, но верховный понтифик стоял выше их всех. К нему обращались в тех случаях, когда интересы религии и государства совпадали. Он со своей женой жил в резиденции, находившейся по другую сторону от храма богини Весты, и, несомненно, ему придется председательствовать на суде.
        - Мне надо идти, - сказала Ларвия. - Не знаешь, когда начнется слушание дела?
        - В какое-то время завтра.
        - Так быстро.
        - Ливия не станет терять время, постарается как можно быстрее начать суд над жрицей, опозорившей нашу маленькую семью, - горько заметила Марго, сдерживая подступившие слезы.
        Ларвия наклонилась и обняла женщину, после матери самое близкое существо для Юлии, начиная с десяти лет.
        - Будем надеяться на лучшее, - тепло произнесла она. - У меня есть план.
        - Тогда действуйте быстрее - времени осталось очень мало.
        - Постараюсь.
        Ларвия почти бегом покинула комнату - нужно быстрее сообщить обо всем Марку.


* * *
        На Марсовом поле, наконец, установилась тишина - народ успокоился, и Марк радовался, что победила фракция Антония. Консул сумел направить действия народа так, как ему хотелось, но победа досталась не без потерь. Курия, место заседания сената, была разрушена, Марсово поле усыпано булыжниками, Тиберий Германик мертв. После оглашения завещания Цезаря он покинул своих товарищей и был убит в рукопашной схватке около дома Брута. Наемные гладиаторы, его гордость, пытаясь защитить дом хозяина, когда толпа поджигала его, растерзали Тиберия.
        Погиб и маленький Анний, обучавшийся военному делу в центурии Марка. Его затоптала обезумевшая толпа, бросившаяся после похорон Цезаря к зданию сената.
        А в целом, все это не прибавило особых заслуг Римской республике.
        Марк взглянул на заходящее солнце - его дежурство заканчивалось.
        Он обязан найти способ встретиться с Юлией.
        К нему приближался воин, в котором Марк узнал трибуна Друза Виниция.
        - Тебя ищет какой-то раб, - сообщил Виниций. - Из дома Сеяна. Я сказал ему, что твое дежурство скоро заканчивается. А-а, вот и он.
        Марк уже издалека узнал Верига - огромного галла легко было узнать по росту и белым волосам, которые, словно золотистый шлем, выделялись в наступающих сумерках.
        Марк подождал, пока Вериг приблизится к нему.
        - Вам известно, кто я, - спокойно произнес галл. Марк сложил руки и недобрым взглядом посмотрел на раба, затем кивнул головой.
        - Госпожа Сеяна велела передать вам это, - сообщил Вериг, подавая центуриону свернутый свиток с восковой печатью с гербом дома Сеяна. - Она бы пришла к вам сама, но ей пока еще опасно появляться на улицах, - добавил посланец, имея в виду некоторых ярых нарушителей спокойствия, которые, воспользовавшись смертью Цезаря, продолжали творить насилие и отказывались разойтись по домам.
        Марк вскрыл печать, развернул свиток и прочитал: «Юлия беременна. Ее содержат в заключении в резиденции верховного понтифика. Завтра в полдень на форуме состоится суд, который обвинит ее в нарушении клятвы невинности. Сделайте, что можете. Ларвия».
        Марку показалось, что кто-то нанес ему сильный удар в грудь - он молча смотрел на кусок пергамента, снова и снова перечитывая его. Наконец медленно поднял взгляд на Верига.
        - Тебе известно содержание записки? - сдавленно спросил центурион.
        - Да.
        Марк закрыл глаза и зло смял пергамент, пальцы руки побелели от напряжения.
        - Они еще пожалеют о том, что дотронулись до нее, - хрипло произнес он.
        - Не вздумайте атаковать резиденцию понтифика, - предостерег Вериг.
        Центурион взглянул на него, возмущенный, что этот раб указывает ему, как действовать.
        - Ее очень хорошо охраняют, если нападете на резиденцию понтифика, вас обоих ждет смерть.
        - Откуда тебе это известно?
        - Ларвия все выяснила. Сегодня после обеда собрала в доме лучших адвокатов, которые обсуждали сложившуюся ситуацию и давали советы.
        - И что же?
        Вериг промолчал.
        - Ну? - нетерпеливо повторил Марк.
        - Ничего нельзя сделать.
        - Нет, можно сделать! - взорвался Марк, отталкивая раба. - Я изрежу их на куски, а потом…
        - Тогда вы оба умрете.
        - Но сначала я заберу некоторых из них с собой! - ответил центурион. - А Антоний или Септим помогут…
        - Марк Антоний подписал ордер на арест Юлии, - поспешно сообщил Вериг, заставив Марка остановиться и оглянуться на галла.
        - Антоний - консул, он просматривает все государственные ордера на арест, не так ли?
        - Почему же я ничего не знаю об этом? - прошептал Марк в отчаянии.
        - Об этом знают только несколько человек. Объявление на форуме появится только завтра утром. У Антония не было причин сообщать вам об этом. Ему же неизвестно, что вы…
        - Причина ее гибели, - договорил Марк шепотом. - Я преследовал ее, соблазнил, откладывал побег из-за верности Цезарю, который сейчас мертв и не может помочь мне и ей. Каков глупец! И все ради чего!? Ее кровь на моих руках - это моя вина, только моя.
        Вериг молчал, удивленный, что испытывает сочувствие к человеку, который причинил ему столько горя. А Марка, в свою очередь, все больше злило растущее раздражение: единственный человек, с кем можно сейчас поговорить о Юлии, этот наглый раб, убивший его друга Антония и соблазнивший сестру Юлии.
        - Что вы собираетесь предпринять? - задал вопрос Вериг.
        Лицо центуриона стало суровым и жестоким, и Веригу вдруг вспомнилась Галлия и судьбу его народа.
        - Скажи Ларвии, что у меня впереди долгая ночь, и я не стану сидеть без дела, - сказал Марк.
        Они оба подняли головы, когда появился сменщик Марка.
        - Иди. Передай госпоже Сеяне, если я понадоблюсь, можно прислать сообщение в казарму, - добавил центурион.
        Вериг скрылся в темноте, а Марк, сжав руки в кулаки, направился в другую сторону.


* * *
        Парис сидел на стуле с крепко связанными ногами и руками, переводя безумный взгляд то на Ливию, то на понтифика и гладиатора, назначенного ему в помощь и обученного изощренным пыткам. Понтифик по имени Пат Виргилий Сура дал знак гладиатору.
        Тот вонзил под уже кровоточащий ноготь маленького пальца доктора тонкую щепку индийского бамбука.
        Парис закричал от боли.
        - Кто этот человек? - спросил Сура.
        Некоторое время Парис продолжал рыдать и жалостно причитать. Окружающие терпеливо ждали, пока он придет в себя, чтобы снова задать вопрос.
        - Кто повинен в беременности Юлии Розальбы Каски? - снова повторил Сура. - Ты?
        - Не знаю, не знаю! Я уже говорил, что не знаю! Никогда не касался ее, за исключением врачебного осмотра, и никого не видел с ней. Это правда, клянусь в этом.
        Сура взглянул на Ливию, та пожала плечами. Они уже не раз слышали эти слова: если бы Парис знал имя любовника Юлии, он бы уже к этому времени не выдержал и сообщил его.
        Сура вздохнул: закон не разрешает пытать женщину, а то он бы давно уже знал имя любовника, но Римские религиозные законы особо подчеркивали, что жрица-весталка является священной и неприкосновенной личностью. Доказательства вины должны быть получены другими способами.
        - Ты встречался с Юлией Розальбой в доме Сеяна. Не замечал ли каких-то противозаконных действий в нем? - устало спросил Сура, поставив вопрос по-другому, пытаясь найти новый подход.
        Парис бросил на него быстрый взгляд, и Сура оживился.
        Может быть, сейчас добьются хоть какой-то информации.
        Ливия дала знак гладиатору приблизиться. Парис с ужасом смотрел на него, вжавшись в стул.
        - Ну, доктор? - проговорил Сура.
        Парис закрыл глаза, он так сильно потел, что запах пота бил им в нос. Ему нравилась госпожа Сеяна, такая щедрая к нему, и ему не хотелось причинить ей зло.
        Ливня кивнула гладиатору, и тот тут же взял руку Париса.
        - Все скажу вам! - закричал врач. Ливия и Сура ждали.
        - Госпожа Сеяна спит с одним из своих рабов, - измученно выдавил из себя Парис.
        Сура с изумлением взглянул на Ливию, а затем прикрыл глаза рукой - совсем не то, что они ожидали, но если это действительно так, то игнорировать это сообщение никак нельзя.
        - Ты так думаешь? - спросил Сура.
        - Знаю это, - неохотно произнес Парне. - Она фактически призналась мне в этом.
        - Кто этот раб? - продолжал задавать вопросы Сура.
        - Ее телохранитель, галл. Его зовут Вериг.
        - Чем ты можешь подтвердить это обвинение? - потребовал ответа Сура.
        - Опросите рабов из дома Сеяна. Я уверен, они видели больше меня.
        Сура скривил губы и дал знак гладиатору отойти.
        - Унесите его отсюда, помойте и отправьте домой, - приказал понтифик.
        Гладиатор кивнул.
        - А ты придешь завтра в полдень на слушание дела. Возможно, понадобятся твои показания.
        Как только гладиатор развязал веревки, Парис рухнул ему на руки, и тот вытащил его из комнаты. Когда дверь открылась, стоявшие снаружи стражники отступили, давая им дорогу.
        - Еще одно потрясение, - Ливия удивленно заморгала глазами.
        - Сексуальными преступлениями занимается гражданский суд. Я сообщу обо всем Марку Антонию, и следующая сессия сената обсудит этот вопрос. Слышал, что сенат будет заседать в зале, рядом с курией, пока не отремонтируют зал ассамблей, - Сура отодвинул стул и поднялся, качая головой: - Хорошо, что Каска покинул страну. Если он не погиб в результате поражения мятежа, то это известие убило бы его точно: обе внучки, одна - опозоренная и беременная весталка, вторая - прелюбодейка раба-варвара, - древний род Каски погряз в грязи.
        - Мы по-прежнему не знаем имя любовника Юлии, - напомнила ему Ливня.
        - В соответствии с законом в случае беременности жрицы-весталки она привлекается к суду, даже если имя мужчины не выявлено. Факты говорят сами за себя. Если беременна, то нарушила клятву чистоты и невинности. Хотелось привлечь к публичному суду и мужчину, чтобы предотвратить такие несчастья в будущем.
        - Смерть Юлии поможет этому, - тихо произнесла Ливия.
        Сура сурово взглянул на нее.
        - Не надо ей сочувствовать. Она нарушила священную клятву. Вы читали летописи и знаете, как редко такое случалось со времени этрусских царей. И должен вам сказать, что совсем недоволен, что суд будет под моим председательством.
        Ливия восприняла это, как обвинение.
        - За Юлией хорошо наблюдали, - заметила она.
        - Очевидно, недостаточно хорошо - вы разрешали ей регулярно посещать дом, который, как видно из последних показаний, является притоном разврата.
        - Что! - Ливия уставилась на понтифика.
        - Вы слышали, что сказал врач: сестра Юлии Розальбы состоит в противозаконной любовной связи с рабом, и вы разрешали Юлии посещать ее.
        - С единственной целью встречаться с врачом, понтифик!
        - Вам нужно было приглашать врача в атрий.
        - Вы знаете, что это против правил.
        - Но вы же пригласили в атрий двух врачей, когда Юлия упала в обморок.
        - Она потеряла сознание и не могла идти, - горячо возразила Ливия, испытывая негодование, что ей приходится защищаться. - И я не считаю себя начальницей тюрьмы. Мои женщины считают за честь оказанное им доверие и с восторгом исполняют свой долг.
        - Одна из ваших женщин, очевидно, не испытывала этого восторга, - оборвал ее понтифик.
        - Это несправедливо… - начала Ливия.
        - Достаточно, Ливия, - закончил Сура, желая прекратить дискуссию. - Ссора между нами не решит спора. Это сделает публичный суд над этой заблудшей весталкой, который состоится завтра.
        - А вы займетесь вторым делом, касающимся госпожи Сеяны? - натянуто спросила Ливия, все еще испытывая жгучую боль от его упреков.
        Он наклонил голову.
        Ливия покинула резиденцию, не произнеся больше ни слова.


* * *
        Септим уже собирался отправить рабов на поиски Марка по всему городу, как в гостиной появился Кастор и доложил, что центурион Деметр ожидает его в атрии дома Гракхов.
        Септим поблагодарил его.
        - Проведи его сюда, а затем, пожалуйста, оставь пас одних.
        Кастор, поклонившись, вышел, а Септим, подождав, пока за ним не закроется дверь, схватил друга за плечи.
        - Ради всех богов, скажи, где ты был? - потребовал он ответа. - Я ищу тебя по всему городу.
        - После обеда дежурил, а затем пришел прямо сюда, - ответил Марк.
        Септим изучающе посмотрел ему в лицо.
        - Мне уже все известно, - тихо произнес Марк. - А как ты узнал об этом?
        - Отцу рассказали в сенате - об этом только и говорят. Ему неизвестно, что это за весталка, но когда я услышал, сразу понял.
        - Твой отец дома? - поинтересовался Марк. Септим отрицательно покачал головой.
        - Хорошо. Мне необходимо воспользоваться его библиотекой, и совсем не хочется, чтобы кто-то заглядывал через плечо.
        - Библиотекой? Для чего?
        - Ведь до того времени, как он стал сенатором, был адвокатом, не так ли? - нетерпеливо произнес Марк. - У него должны сохраниться копии религиозных законов, которыми будет пользоваться понтифик на суде.
        - А разве это поможет тебе?
        - Еще не узнаю, пока не прочитаю кодекс. Пошли. Септим провел его в библиотеку, находившуюся в задней части дома, и отступил в сторону, когда Марк стал изучать бирки с надписями на нижних полках.
        - Откровенно говоря, удивляюсь, что ты сейчас не атакуешь резиденцию понтифика и не рубишь головы охранникам Юлии, - проговорил Септим.
        - Таково было мое первое желание.
        - И кто остановил тебя?
        - Получил хороший совет от неожиданного источника, - сухо ответил друг, извлекая с полки пергаментный свиток.
        - Что это значит?
        - Неважно, - отозвался Марк, развернув пергамент, просмотрел его и положил на место.
        - Ты советовался с сестрой Юлии? Сегодня она собирала в доме лучших адвокатов. Возможно, ей они что-то посоветовали.
        - Нельзя идти туда. Если меня увидят там, то ее тоже могут привлечь к суду, - вероятно, Сура уже установил наблюдение за домом.
        - За что ее привлекать к суду? - потребовал ответа Септим. - Марк, что ты задумал?
        - Мне здесь и половины не попятно, - пробормотал Марк, не обращая внимания на вопрос друга и пытаясь прочитать еще один пергамент. - Твой отец пишет, как курица лапой.
        - Это не его почерк, - пояснил Септим. - Писал раб.
        - Не знаешь, где у него лежат религиозные законы? - спросил Марк, приподнимаясь на цыпочки и заглядывая па верхние полки.
        Септим пожал плечами.
        - Почему не знаешь? - Марк снова наклонился к нижним полкам.
        - Не особенно увлекаюсь чтением, - иронично заметил Септим, но Марк не обратил на это никакого внимания.
        - Позови сюда Кастора, - сказал Марк. - Я теряю драгоценное время.
        Септим пробормотал себе под нос нечто невразумительное, но тут же вышел из комнаты и вернулся с рабом.
        - Где лежат религиозные законы? - задал вопрос Марк, и Кастор провел его в угол комнаты.
        - Это религиозные законы? - переспросил Марк.
        Кастор, встав на стул, достал с верхней полки четыре свитка пергамента, вручил их Марку, который тут же развернул один из них на столе сенатора Гракха и начал читать.
        - Спасибо, Кастор, можешь идти. Раб покинул библиотеку.
        - Теперь понимаешь, кто лучше всех разбирается во всех этих свитках, - иронично заметил Септим.
        Но Марк не слушал его - внимательно читал, просматривая листы пергамента, пока не наткнулся на раздел «Девственные весталки».
        - Вот, что мне надо, - пояснил он Септиму.
        - Юлии нужен адвокат? Не знаю, что предпринимает Ларвия, но я могу нанять лучшего адвоката, - предложил Септим. - Отец хорошо знает всех адвокатов, и мы можем заплатить.
        - Ей не положен адвокат: завтрашнее слушание дела - чистейшая формальность, только в назидание остальным, - ответил Марк, продолжая внимательно читать страницу.
        - А бывают какие-то смягчающие обстоятельства? - нетерпеливо спросил Септим.
        Марк не отвечал.
        - Может, какие-то не зависящие от нее ситуации, которые привели ее к нарушению клятвы? - настаивал Септим.
        Марк наконец поднялся из-за стола, лицо его выражало решительность.
        - Так я и предполагал, - проговорил он.
        - Что? - встревожился Септим. - Скажи, что задумал?
        Марк ничего не ответил.
        Он наконец знал, что нужно делать.


        ГЛАВА 10
        Птицы еще молчали, а Юлия, заключенная под стражу, проснулась в своем заточении в доме первосвященника. Матрацем, на котором ей пришлось спать, давно не пользовались, простыни оказались мятыми и пыльными. Вытряхнув их, она поправила постель, подошла к закрытому окну и стала наблюдать за первыми желтыми отблесками, появившимся на восточном небосклоне.
        Может быть, сегодня последний день ее жизни. Она не знала, сколько времени потребуется для вынесения приговора и приведения его в исполнение. Вероятно, это произойдет вскоре после суда.
        Так тому и быть. Она довольна: Марк уже в Элизиуме[Элизиум - в греческой мифологии загробный мир для праведников.] - и они встретятся там.
        Юлия только сожалела о будущем: положив руку на еще плоский живот, задумалась о их ребенке, растущем там и обреченным погибнуть, еще не родившись, - его родители согрешили.
        Зная, что ее подвергнут публичному осмеянию, она не чувствовала себя грешницей - ей было все равно: вечера, проведенные в объятиях Марка, стоят тех лет, которые у нее собираются отнять, уверенная, что Марк перед смертью чувствовал то же самое.
        Юная узница отошла от окна, задумавшись о тех заключенных, которые, возможно, как и она, стояли вот здесь: священники, нарушившие клятвы, злоупотреблявшие своими привилегиями, использовавшие за взятки свое влияние; заключенными этой кельи многие годы были всегда мужчины, и никого из них не ждала участь, выпавшая на ее долю.
        К чему ей готовить себя, когда ее похоронят живьем? К медленному, страшному удушью, как многие считают? Или приятному забвению, будто тонешь? Может быть, к постепенному засыпанию с потерей сознания, которое, в конце концов, и закончится смертью?
        Кто знает.
        Солнце начало подниматься, а суд состоится в полдень, Юлия понимала, что никто ей не поможет: Марк мертв, дед скрылся, бежав из страны, а даже если бы и остался, то отказался бы от нее, опозорившей его знатный древний род. Ларвия, несомненно, что-то предпринимает, возможно, кого-то попытается подкупить, действуя за кулисами. В то же время ей было ясно, что совершившей преступление, ужаснувшее всех, нельзя надеяться на спасение.
        У опозоренной весталки нет друзей.
        Присев на край постели, она положила руки на колени и, сцепив пальцы, стала вспоминать, как в первый раз увидела Марка, такого красивого, высокого, гордо стоявшего рядом с Цезарем; один его взгляд обдал ее нестерпимым жаром.
        Приятные мысли скрасят время до полудня.


* * *
        Ларвия поднялась, когда Вериг появился в гостиной, подождала, пока он закроет за собой дверь.
        - Удалось достать? - нетерпеливо спросила она. Телохранитель достал из кармана туники небольшой пузырек, который она быстро схватила, зажав в руке.
        - Что это?
        - Сирийский яд, или мышьяк, как называют его греки. Действует очень быстро, твоя сестра не будет страдать, если выпьет его сразу после погребения.
        - Ты купил его у Париса?
        - Нет, его не было дома, и никто не знает, где он. Продал его второй врач Антистий, живущий па этой же улице. Тебе разрешили повидаться с Юлией?
        Ларвия печально покачала головой.
        - Эта старая книжица Ливия Версалия строго следует букве закона и никого к ней не впускает. Я долго говорила с ней, но ничего не добилась. Также ничего не получилось не только с ней, но и с остальными: последние десять лет в городе можно было всех купить, но на этот раз деньги оказались бесполезны, даже не удалось подкупить писца, чтобы получить копию выдвинутого против Юлии обвинения.
        - Все боятся, Ларвия: правительство гарантирует жрицам-весталкам особые привилегии, народ относится к ним с глубоким почтением и благоговением, а твоя сестра поставила их в трудное положение, которое они попробуют исправить ценой ее жизни.
        - Ей и в голову не приходило ставить кого-то в смешное положение, просто влюбилась, - тихо произнесла Ларвия.
        - От Деметра есть какие-нибудь сообщения? - поинтересовался Вериг.
        - Нет. Но он - моя единственная надежда. И если у него ничего не получится, передам яд Юлии, хотя невыносима сама мысль, что сестра будет задыхаться, кричать, скрести ногтями каменные стены своей могилы, - она замолчала, закрыв рот рукой, Вериг прижал ее к себе.
        - Найду способ передать ей яд, - заверил он. - Тебя они знают как сестру, меня - нет. Что-нибудь придумаю, не беспокойся об этом.
        Ларвия взглянула на него с благодарностью.
        - Когда начинается суд? - спросила она.
        - Объявление вывешено на форуме, - сообщил Вериг. - Как только служитель объявит полдень, ее выведут из резиденции первосвященника.
        Ларвия наклонила голову к его плечу, и он еще теснее прижал ее к себе, целуя волосы.
        - Может, во всем виновата я? - прошептала она. - Наверное, следовало отговорить ее, предостеречь, не разрешить встречи?
        - Не вини себя. Тебе не дано остановить их, как и предотвратить то, что произошло между нами, - это неизбежность.
        - Судьба, - произнесла Ларвия.
        - Да.
        - Странно слышать, что галл говорит о судьбе, - добавила она, грустно улыбаясь.
        - Почему? Неужели считаешь это только привилегией римлян?
        - Передай яд Марго, - сказала вдруг Ларвия, отстраняясь от него. - Как рабыне Юлии, ей будет разрешено находится рядом с ней до самого конца, а значит, она сможет незаметно передать яд.
        - Ты уверена, служанка не откажется? - засомневался Вериг.
        Ларвия кивнула, уверенная в этом.
        - Пора уже собираться, - мягко напомнил Вериг. Ларвия снова преподнесла руку ко рту.
        - Как жалею, что приходится идти туда, и казню себя за все случившееся.
        - Нужно пойти туда, - возможно, это последняя встреча с сестрой, - ответил он. - Будь смелой ради нее.
        - Я совсем не смелая.
        - Нет, смелая. И никто не знает это лучше, чем я. А теперь иди, - Вериг подтолкнул ее к спальне, и, бросив на него последний взгляд через плечо, она вышла.
        Он смотрел ей вслед - долго и печально. Сегодняшний день, кажется, обещает быть долгим.


* * *
        Весеннее солнце светило ярко, когда из резиденции первосвященника вывели Юлию, и под охраной испанских стражников повели к ростре, специально возведенной сегодня утром для слушания дела. Процессию завершали Сура, понтифик, и Ливия Версалия в торжественном одеянии Верховной Жрицы девственных весталок. Там их уже ожидал консул Марк Антоний, который должен был окончательно решить судьбу несчастной.
        Собравшая толпа с нетерпением ожидала редкого представления: римляне, воспитанные на кровавых гладиаторских боях и ужасающих казнях поверженных врагов, отдаваемых на растерзание диким зверям, с нетерпением ожидали казнь девственной весталки: сам факт, что именно девственность явилась причиной суда, придавало событию особую остроту.
        Остальные весталки в одеяниях шафранового цвета, сидели рядом с рострой и должны были наблюдать суд над своей сестрой - в конце концов, это могло произойти с каждой из них.
        Ропот прошел по толпе при появлении вдали тонкой фигурки Юлии; она приближалась - ее можно было рассмотреть лучше, и случилось самое непредвиденное.
        Толпа замолчала: зрители, пришедшие поулюлюкать, посмеяться, увидев ее со связанными впереди руками, золотисто-рыжими волосами, струившимися по узким плечам, в простой белой рубашке вместо пышных одеяний, забыли о своих недавних намерениях.
        Эта женщина совсем не напоминала проститутку - их изумленному взору предстала невинная молодая девушка, выбравшая свою судьбу и готовая поплатиться за это.
        Марк Антоний выжидал, пока обвиняемая со стражниками не приблизилась к ростре. Началось слушание дела на специальном церемониальном языке, как того требовали религиозные законы. Но не успел начаться допрос Юлии, как с другого конца форума раздался крик, - все головы повернулись туда, чтобы увидеть, кто же это такой смелый, напомнивший о временах братьев Гракхов,[Гракхи, братья Тиберий и Гай - римские народные трибуны, погибшие в борьбе с сенатской знатью за осуществление реформ.] не побоявшийся прервать суд над весталкой?
        К ростре быстро приближался Марк Корва Деметр, герой Галлии и Иберии, в полной парадной форме, со всеми золотыми медалями, сверкавшими на солнце.
        Марк Антоний с изумлением смотрел на него: что понадобилось здесь Деметру?
        Увидев своего друга, Септим закрыл глаза.
        Что бы сейчас не предпринял Марок, это будет глупо и одновременно очень опасно.
        Ларвия, увидев Марка, вздохнула с облегчением: может быть, еще не все потеряно? Она потянулась к Веригу, стоявшему рядом, схватив его за руку.
        А Юлия, в мыслях похоронившая любимого, вскочила на ноги, качнулась, едва не упала на землю, но ее поддержал один из стражников.
        - Что тебе надо, центурион? - потребовал ответа Антоний, придав лицу ледяное выражение.
        - Эта женщина не виновата в том, в чем ее обвиняют, - заявил Марк.
        - Как так? - Антонии уже начинал догадываться, что сейчас последует.
        - Она обвиняется в нарушении клятвы чистоты и невинности, и доказательством этого преступления является ее беременность. Я прав?
        Антоний коротко кивнул, показав жестом, что центурион может продолжать.
        - Но весталка не нарушила клятвы, а беременна потому, что я изнасиловал ее. В соответствии с религиозными законами ее нужно простить и помиловать.
        У присутствующих вырвался возглас изумления: прославленный воин, любимец Цезаря, совершил насилие над такой хрупкой девушкой, над весталкой, которым поклонялись, как государственным святыням? Слишком невероятно и отвратительно, чтобы быть правдой.
        Юлия не сводила глаз с Марка, по ее лицу текли слезы. Любовь к нему переполняла все ее существо, казалось, что нет этой толпы. И в следующее мгновение ей стали ясны его намерения: ценой своей жизни он пытается спасти ее, так как за связь с весталкой для человека его положения наказанием могла быть ссылка в Иллирию, на галеры или рудники Северной Африки.
        Но за изнасилование весталки всегда назначалась смерть.
        Если трибунал поверит ему, она останется жить, а Марк умрет.
        Антоний взглянул на Юлию.
        - Это правда, Юлия Розальба Каска? - задал он вопрос.
        Толпа замерла, установилась мертвая тишина. Если бы в это время упал лист с дерева, он прозвучал бы, как гонг.
        - Нет, - прошептала она, а затем более громко и взволнованно, - нет и нет!
        - Юлия, не делай этого! - закричал Марк.
        - Молчи! - приказал ему Марк Антоний, снова взглянув на Юлию. - Продолжай, - добавил он.
        Юлия, выпрямившись во весь рост, крикнула звенящим голосом:
        - Я несу полную ответственность за свое положение, встречалась с Деметром по собственному желанию и снова поступила бы так же.
        Марк склонил голову, поняв, что потерпел поражение.
        - Схватите его! - закричал Сура Септиму и Друзу Виницию, которые стояли недалеко от ростры.
        Септим взглянул на Антония, который, вздохнув, неохотно кивнул.
        Когда два трибуна направились к Марку, он сорвался с места и бросился к Юлии. Обнажив меч, разрезал веревки, связывавшие ее руки.
        - Беги! - закричал Марк. Испанские стражники повернулись к Юлии, но она увернулась от них и бросилась в объятия Марка.
        - Я люблю тебя, люблю, - рыдала она, а он пытался оттолкнуть ее от себя, желая, чтобы она бежала.
        Трибуны и охранники, одновременно напав на них, развели их в разные стороны. Септим и Виниций держали Марка, а испанские стражники оттащили от него Юлию.
        - Не позволю, чтобы суд превратили в цирк! - возмущенно крикнул понтифик Сура, поднимаясь со своего места на ростре.
        - Тогда измени свои устаревшие и жестокие законы, старик, - гневно ответил ему Марк. Трибуны крепко держали его за руки. - Если бы вы не держали молодых здоровых девушек, словно кастрированных животных в загоне, в этом суде не было бы необходимости.
        Все, включая Суру, изумленно уставились на Марка, открыв рты, - никто и никогда не осмеливался разговаривать с первосвященником в таком тоне.
        Ливия с ужасом смотрела на происходящее: ей совсем не хотелось, чтобы эти два еретика вызвали симпатии зрителей, а судя по реакции толпы, они выражали сочувствие к печальной участи влюбленных.
        Антоний поднял руку, призывая к тишине.
        - Отведите центуриона в тюрьму, что на Эсквилинском[Эсквилии, один из семи холмов в Риме. Первоначально на нем находилось кладбище. Позже на западном склоне Нерон построил Золотой дворец, а Троян - термы. После победы над Галлией на месте бывших республиканских стен была возведена галльская триумфальная арка.] холме, приказал он. - Его привлекут к суду после того, как сенат подтвердит ордер на арест.
        Трибуны увели Марка, а Антоний обратился к Юлии.
        - Юлия Розальба Каска, ты признаешься виновной в нарушении клятвы чистоты и невинности. Суд приговаривает тебя к смерти путем захоронения живьем. Приговор будет приведен в исполнение завтра на рассвете на священном поле Кампус Скелератус.
        Он махнул стражникам, и они увели Юлию. Она оглянулась в последний раз на Марка, а затем покорно побрела в сопровождении стражников в сторону резиденции понтифика.
        Ларвия смахнула слезы.
        - Она была великолепна, не правда ли? - обратилась она к Веригу.
        Он грустно кивнул, наблюдая за расходившейся толпой, ища глазами Марго, с которой познакомился, когда приносил в атрий послание Ларвии.
        - И он тоже, - добавила Ларвия.
        - Центуриону не откажешь в мужестве, - признал Вериг.
        - Лучше бы он убил ее, когда обнажил меч, - тихо произнесла Ларвия. - Тем бы спас ее от агонии медленной и мучительной смерти.
        - Не думаю, что он отказался от борьбы, - сказал Вериг.
        Ларвия бросила на него вопросительный взгляд.
        - Она еще жива, не так ли? - заметил Вериг.
        Марго медленно шла позади процессии покидавших площадь весталок, наклонив голову, опустив плечи.
        Вериг отошел от Ларвии, быстро прошел сквозь шумную толпу и приблизился к рабыне.
        - Отдай это Юлии Розальбе, когда сможешь, - проговорил он, наклонившись к ее уху.
        Марго резко остановилась и повернулась к нему лицом. Выражение ее лица сразу изменилось, когда она узнала галла.
        - Это яд, - добавил Вериг, когда они оба смешались с толпой. - Смерть наступит мгновенно, и это спасет ее от страданий.
        Марго кивнула, опустила руку вниз, спрятав ее в складках платья. Вериг вложил в ее ладонь пузырек, почувствовав, как сжались пальцы служанки.
        - Спасибо, - прошептала она. - Госпожа будет благодарна.
        Марго быстро направилась вперед, стараясь отдалиться от Верига, как можно быстрее. Она быстро смешалась с возбужденной толпой, наполнявшей форум. Вериг повернул в другую сторону.

«Когда нельзя сделать, что хочешь, - подумал он, - делаешь, что можешь».


* * *
        Марк примостился у мокрой стены тюрьмы, вырубленной в скале, замышляя побег. Но он обезоружен и заперт на замок, а Юлия еще жива.
        Суметь бы вырваться из тюрьмы, до рассвета добраться до Кампуса Скелератуса, тогда, возможно, можно спасти ее.
        Он сел, изучая своих товарищей по несчастью, - сборище пьяниц, бродяг и карманных воров, выразивших легкое удивление, узнав знаменитого центуриона.
        От них не приходилось ждать никакой помощи - придется действовать в одиночку.
        Он поднял голову, когда дверь в пещеру распахнулась и стражник объявил:
        - Консул Марк Антоний к заключенному Марку Деметру.
        Центурион выпрямился, ожидая Антония, входящего в пещеру. Ворота закрылись - консул опустился рядом с ним.
        - Ну что ж, Корва, - произнес он, облокотившись локтем на колено и оглядываясь на спящих бродяг. - Представить себе не мог, что встретимся в подобном месте.
        - Можешь ли ты что-нибудь сделать для Юлии? - сразу же задал вопрос Марк.
        - Я пришел сюда, чтобы помочь тебе, - ответил Антоний.
        - Ты можешь ее освободить? Антоний, вздохнув, покачал головой.
        - Этот старый лицемер Сура и Ливия Версалия требуют исполнения буквы закона: Розальба признала свою вину в присутствии всего города - ничего нельзя сделать.
        - Хотелось бы принести в жертву саму Верховную Жрицу на ее собственном алтаре, - мрачно произнес Марк.
        - О, эта Ливия всегда была порядочной сволочью, но она очень могущественна - народ любит весталок и испытывает к ним какие-то мистические чувства: к девственным богиням, Диане-охотнице и прочим. Я нахожу это варварством, противоречащим природе человека, но мне приходится считаться с религиозными законами, а они говорят, что эта женщина должна умереть. Марк промолчал.
        - Тебе что-нибудь нужно? - спросил Антоний.
        - Выбраться отсюда.
        - И в этом бессилен, но смогу представить возможность сделать выбор между халдейскими галерами, рудниками Нумидии или холодными просторами Северной Иллирии.
        Марк отвел взгляд, твердо решив избежать всех этих мест. Если не удастся спасти Юлию, то убьет себя.
        - На твоем месте я бы выбрал Иллирию, - посоветовал Антоний. - На галерах у тебя одна рука станет длиннее другой, а на рудниках умрешь от сердечного удара. В Иллирии холод компенсируется другим - югославские женщины очень красивы.
        Марк изумленно взглянул на него. Антоний положил руку на плечо молодого человека.
        - Не стану мучить тебя дальше, напоминая, какую славную карьеру бросил к ногам этой женщины, - сказал Антоний. - Думал, ты поможешь мне в осуществлении будущих планов. Мне будет тебя не хватать, но уверен, и сам догадываешься об этом.
        - Считаю, Что время, проведенное с ней, стоит той цены, - ответил Марк.
        Антоний слегка улыбнулся.
        - Кто мог бы подумать, что именно ты окажешься таким романтиком?
        Марк грустно улыбнулся в ответ.
        - Наверное, я не способен вот так потерять голову из-за женщины, - добавил Антоний.
        - Возможно, тебе не встретилась такая женщина, - отозвался Марк.
        Антоний засмеялся и поднялся на ноги, упираясь головой почти в потолок пещеры.
        - Желаю удачи, мой друг. Во время суда кивни головой, чтобы я знал, какое место ты выбрал: постараюсь спасти тебя от смертного приговора и ограничусь высылкой на несколько лет.
        Марк кивнул. Ему было все равно, но он понимал, что Антоний желает ему добра.
        - Прощай, Деметр, - произнес Антоний, подав знак стражнику.
        Марк смотрел, как Антоний наклонился, проходя сквозь ворота, а затем снова выпрямился, удаляясь в темноту.
        Его мысли снова вернулись к побегу.


* * *
        Ларвия не отрывала глаз от освещенного луной неба, думая о том, что вот-вот взойдет солнце, и Юлия умрет: Марк не смог ее спасти, и теперь уже никто не поможет. Ее нежной маленькой сестрой сначала пожертвовали ради чести семьи Каски, а сейчас приносят в дань древней традиции, которую чтут больше, чем народ, представляющий культуру страны, - это неправильно и несправедливо. Ларвия никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной.
        Услышав стук в дверь, женщина обернулась.
        - Войдите, - отозвалась она. Вошел Нестор с бокалом вина.
        - Я подумал, что, возможно, захотите выпить, госпожа, - произнес он, ставя бокал на столик у кровати.
        - Спасибо, Нестор.
        - Мы все очень жалеем Юлию Розальбу, госпожа, - добавил он.
        Ларвия кивнула.
        - Потревожил вас в такое тяжелое время домашними делами, - поколебавшись, сказал Нестор. - Двух носильщиков сегодня нет весь день.
        - Кого же?
        - Като и Домиция.
        - Да.
        - Поскольку вы сказали, что вам не понадобится паланкин, сегодня утром я послал их на базар, и они не вернулись.
        - Может быть, где-то задержались по своим любовным делам. Ведь так молоды, - отозвалась Юлия, желая прекратить разговор.
        - Они всегда были так послушны, - с сомнением добавил Нестор.
        - Хорошо, если не вернутся к утру, что-нибудь предпримем, - коротко ответила Ларвия.

«Почему он надоедает мне с этим сейчас?» - раздраженно подумала она.
        Нестор, наклонив голову, удалился. Ларвия бросилась на постель лицом вниз.
        Вериг придет так нескоро, после того как все заснут.
        Как ей дождаться его?
        Вдруг она почувствовала, как на кровать кто-то опустился и, удивленная, обернулась. Рядом сидел Вериг, и она бросилась к нему в объятия.
        - Как рада тебя видеть, - прошептала Ларвия, целуя его в щеку и шею. - Мне так одиноко.
        - Воспользовался возможностью и пришел раньше, - проговорил он, еще крепче прижимая ее к себе. - Подумал, что, возможно, ты нуждаешься во мне.
        - Ты мне нужен, очень.
        - Я здесь.
        Вериг прилег на постель, и она опустилась рядом с ним, положив голову ему на грудь, - успокаивающее тепло крепкого тела передалось ей.
        - Ларвия, нужно бежать из этого города, - сказал он, - ты только посмотри, что эти люди сделали с твоей сестрой. Если такое возможно, никто не может чувствовать себя в безопасности.
        Она приложила пальцы к его губам.
        - Знаю: вернувшись после суда над Юлией, я написала письмо сенатору Гракху с просьбой заняться передачей моей собственности родственникам Сеяна. Когда появится решение, объявляющее меня отсутствующей, он займется этим делом и все устроит. Особо просила, чтобы таким рабам, как Нестор, дали свободу и хорошее пособие - они заслужили право спокойно доживать в старости. Гракх обещает проследить, чтобы сеяновское отродье выполнило это условие. Остальные рабы перейдут вместе с поместьем в собственность родственников Сеяна.
        - А можно доверять твоему соседу?
        - Конечно, сенатор такой же хитрый, как и остальные, но у него нет причин не выполнить мою просьбу. Он всегда честен, если его интересы не затронуты.
        - Тогда давай убежим сегодня ночью, - предложил Вериг.
        Ларвия молчала.
        - Что? - спросил он, посмотрев ей в лицо.
        - Я должна увидеть Юлию завтра утром, до того как… - она остановилась, закусив губу.
        - Ларвия, тебе не дадут поговорить с ней, - тихо произнес Вериг. - Или дотронуться до нее, не говоря уже, чтобы попрощаться.
        - Знаю, но хочу, чтобы она перед смертью увидела любящее ее лицо. Ты можешь это понять?
        - Да, понимаю, - произнес он, сожалея, что предложил ей побег. - Один день не сыграет большой роли. Подождем.
        - Не могу поверить, что они, в самом деле, убьют ее, - прошептала Ларвия. - Мне кажется все это сном, каким-то ужасным сном. Вот скоро проснусь и буду благодарить, что это оказалось лишь воображением.
        - Ты забудешь это, Ларвия. Когда-нибудь ты едва будешь помнить это время.
        - Никогда.
        - Это правда. Во время войны я многое повидал - римляне совершали ужасные вещи, мой народ пережил много страданий. Тогда думал, что воспоминания об этом будут преследовать меня всю жизнь. Но постепенно стал о многом забывать и, в конце концов, влюбился в тебя.
        - На это понадобилось восемь лет.
        - Значит, через восемь лет ты тоже сможешь забыть - это не так много. Ты останешься все такой же цветущей, а я буду с тобой рядом.
        - Правда? - она взглянула на него.
        - Конечно, - он наклонился, поцеловал и привлек ее к себе. В глубине дома послышался громкий стук в переднюю дверь.
        - Что такое? - встревожено спросила Ларвия.
        - Пойду посмотрю. Оставайся здесь, - он поднялся и вышел через дверь на галерею, исчезнув за углом дома. Ларвия надела халат и поспешила из спальни к передней двери.
        Нестор уже открыл ее, несколько воинов стояли по стойке смирно в атрии дома.
        Ларвия узнала среди них Друза Виниция и обратилась к нему.
        - Что означает это вторжение, трибун? Я уже спала. Как вы смеете вторгаться в мой дом в середине ночи?
        Виниций чувствовал себя неловко. Он уже участвовал сегодня утром в слушании дела Юлии и сожалел, что теперь пришлось вторгаться в дом к ее сестре. Получалось, будто он преследует семью Каски.
        - Очень жаль, - отвечал Виниций, - но у меня имеется ордер на арест некоего Верига, вашего раба, обвиняемого в противозаконных половых отношениях со знатной женщиной.
        Ларвия - та самая «знатная женщина» - свысока посмотрела на Виниция, и тот отвел взгляд.
        - Какие у вас доказательства для предъявления подобных обвинений? - потребовала ответа Ларвия, надеясь, что Вериг увидит, поймет, в чем дело, и сможет бежать.
        Виниций жестом подозвал одного из стражников, который вручил ему свиток. Трибун, развернув пергамент, громко зачитал:
        - Объявление предъявлено по показаниям Париса, свободного гражданина, врача-грека, живущего на улице Сакра, и двух лигурийских рабов из дома Сеяна - Като и Домиция…
        Ларвия взглянула на Нестора.
        Теперь понятно, что произошло с носильщиками.
        - Надеюсь, понимаете, что вы должны выдать мне этого раба, - сказал Виниций, и в этот момент Ларвия увидела появившегося Верига за спиной трибуна.
        Она подала ему знак уходить, и Виниций заметил это. Вериг повернулся, пытаясь убежать, а Ларвия бросилась наперерез трибуну, чтобы помешать преследовать ее возлюбленного. Трибун грубо схватил Ларвию, она вскрикнула от боли - Вериг оглянулся и, увидев произошедшее, бросился на выручку, повалив на пол наглеца. Два стражника навалились на Верига. Виниций, мгновенно вскочив на ноги, пришел им на помощь.
        Ларвия в ужасе смотрела на происходящее.
        - С вамп ничего не случилось? - тяжело дыша, спросил Вериг, с тревогой глядя на Ларвию.
        Она молча кивнула, не в силах отвести глаз от меча, приставленного к горлу Верига.
        - Кажется, придется еще кое-что добавить к прежнему обвинению, - произнес Виниций, поправляя одежду.
        - Сколько будет угодно, - огрызнулся Вериг. - Очевидно, благородный воин не в состоянии понять, что я не мог допустить, чтобы так грубо обращались с дамой.
        Виниций весь покраснел от гнева.
        - Не вижу здесь дамы, - со злостью ответил он. Его сочувствие к Ларвии быстро улетучилось из-за наглости ее любовника. - Римские женщины не спят со своими рабами.
        Вериг снова рванулся к Виницию, и Ларвия вскрикнула, увидев, как лезвие меча вдавилось в его шею и появилась кровь.
        - Вериг, пожалуйста! - умоляла она его, готовая разрыдаться. - Иди с ними и не сопротивляйся. Я найму для тебя адвоката, не брошу тебя, но, пожалуйста, не давай им повода убить тебя. Сделай это ради меня.
        Вериг перестал сопротивляться, и стражник опустил меч.
        - Куда вы поведете его? - обратилась Ларвия к Виницию. - В какую тюрьму.
        - Это решат магистраты, - сердито бросил Виниций, не глядя на нее. Мне приказано привести его к Капитолию.
        Ларвия взглянула на Верига.
        - Я люблю тебя, - с нежностью произнесла она, не обращая внимания на присутствующих. - И найду тебя.
        Виниций подал знак стражникам, и те повели арестованного, подталкивая его в спину. Трибун обернулся к Ларвии.
        - Мне жаль, госпожа Сеяна, что все так произошло, - натянуто произнес он.
        - Мне тоже. Жаль, что моя сестра умрет сегодня утром, жаль, что наши законы считают преступными отношения, которые сделали меня впервые счастливой.
        Виниций молча смотрел на нее, его воспитание не позволяло ему ответить ей так же, как он только что говорил с Веригом.
        - Идите, Виниций, - устало добавила Ларвия. - Знаю, что вы здесь ни при чем. Оставьте меня одну.
        Трибун повернулся и пошагал к двери, следом за солдатами, которые вели Верига в тюрьму.
        Проводив их, Ларвия вернулась в дом, закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, закрыв лицо руками, - хотелось кричать во весь голос. Немного успокоившись, опустила руки и увидела, что Нестор стоит рядом и наблюдает за ней.
        - Я не имею к этому отношения, госпожа, - тихо и печально произнес он.
        - Знаю это, Нестор. Не будем говорить об этом. Мне нужно многое сделать и прошу тебя, помоги мне.
        Он склонил голову и последовал за ней в зал.


* * *
        Марк следил за стражником, стоящим за воротами, чей профиль четко вырисовывался при свете факела, вставленного в скалу. Тюремные стражники часто в прошлом были гладиаторами и получили жизнь в награду за доблестное поведение на ринге. Этот охранник был раньше профессиональным борцом, отличался высоким ростом и плотным телосложением. Марк продолжал обдумывать план, как одолеть бывшего гладиатора, что не заметил, как в пещере появился новый заключенный, сопровождаемый пехотинцем и трибуном.
        - Я привел тебе нового друга, Марк, - сказал Виниций и, втолкнув в ворота новенького, отступил в сторону, а охранник запер ворота на ключ. - Наверное, знаешь его?
        Марк узнал вошедшего, вздохнул и сокрушенно покачал головой. Что будет дальше?
        - Он тоже любит женщин, поэтому не доставит тебе лишнего беспокойства ночью, - засмеялся Виниций, Марк бросил на него гневный взгляд.
        Вериг тяжело опустился напротив центуриона и поджал ноги, чтобы не занимать много места. Марк подождал, когда солдаты ушли и обратился к Веригу.
        - А тебя за что?
        - Ларвия, - хмуро ответил Вериг.
        - Незаконные половые отношения?
        Вериг устало кивнул.
        - Кто выдал вас? Вериг пожал плечами.
        - Должно быть, у них были доказательства, иначе Ларвия не отдала бы меня.
        - Ты постоянно попадаешь в беду, парень.
        - У тебя самого дела не лучше, - сухо ответил галл, и Марк усмехнулся.
        - По крайней мере, я не закончу свою жизнь на арене, - заметил Марк.
        - Я думал, меня ждет распятие.
        - Не станут тратить на тебя крест, силач. Тебя ждет арена.
        - К распятию на кресте меня уже приговаривали, - ответил Вериг.
        - Да, тебя приговорили к распятию за убийство Антония, но Каска аннулировал приговор, заплатив за твою жизнь. За последнее преступление тебя пошлют в гладиаторскую школу, научат пользоваться маской и трезубцем, и станешь развлекать толпу во время праздников, стараясь остаться живым, сражаясь против нубийцев и фракийцев, чтобы принять участие в следующем бою.
        Вериг осмотрел мокрый потолок, стены, из которых сочилась вода, кучу бродяг, спящих в глубине грязной, заплесневелой пещеры.
        - Этого не произойдет, если смогу выбраться отсюда.
        - О-о, совсем забыл. Ты же мастер по побегам.
        - Да, и ты можешь воспользоваться этими услугами. Твоя женщина умрет сегодня утром, если не выберешься отсюда. Может, пригодится моя помощь?
        Марк едва видел своего сокамерника. В пещере было почти темно, свет от факела едва проникал снаружи. Ему совсем не нравился этот галл - еще свежа была память об Антонии. Но Марк также знал, что этот раб необыкновенно умен, способен выжить и даже не унывать при любых обстоятельствах.
        И сестра Юлии, очевидно, любит этого человека.
        Две пары рук лучше, чем одна. Даже если ему удастся бежать, нужно освободить Юлию из-под стражи до того, как начнется казнь.
        - У тебя есть какие-нибудь планы? - задал вопрос Марк.
        - Охранник только один?
        - А здесь больше и не требуется: единственная дорога сюда идет по холму, с других сторон крутой обрыв.
        - А замок от ворот?
        - Замок простой, открывается ключом, который у охранника, но он ни разу не приблизился достаточно близко, чтобы можно было схватить его за пояс.
        Вдруг они услышали голоса снаружи пещеры и сразу подняли головы. Марк улыбнулся, узнав один из них.
        - Что?.. - начал Вериг, но Марк жестом заставил его замолчать.
        - Тихо! Это Септим, мой друг.
        - Что он там делает? - прошептал Вериг.
        - Слушай.
        Септим принес с собой кожаный бурдюк вина, и они слышали, как он уговаривал стражника, которого знал еще по гладиаторской школе сенатора Гракха, выпить вина. Это продолжалось некоторое время, охранник слабо протестовал, но, наконец, не выдержал и соблазнился.
        - Что будет теперь? - шепотом спросил Вериг. Марк лег на пол и стал смотреть в узкую щелку решетки, откуда были видны разговаривающие мужчины.
        - Сиди тихо, буду говорить, что вижу, - пробормотал Марк. Он сообщал Веригу, что Септим продолжал угощать стражника, пока тот не опьянел. Когда Септим решил, что охранник достаточно пьян, зашел ему за спину, сложил вместе ладони, скрестил крепко пальцы и нанес ему удар по шее.
        Охранник рухнул, как подрубленное дерево, и Септим выхватил у него ключи, затем побежал к воротам пещеры.
        - Думал, что этот самнит[Самниты - италийское племя в Средней Италии, к началу III века до н. э. покорены римлянами.] никогда не опьянеет, - быстро проговорил, отпирая замок. - У него желудок, как у парфянского верблюда. Мне пришлось пить вместе с ним, поэтому едва держусь на ногах.
        - Рад видеть тебя! - Марк обнял друга. Септим уставился на Верига, когда тот вышел из пещеры вслед за Марком.
        - И он тоже? - спросил Септим.
        - Пойдет со мной.
        - Какие у тебя дела с рабом Ларвии?
        - Длинная история. Закрой на замок ворота, пока эти сони не проснулись.
        Септим закрыл замок и снова прикрепил ключи к поясу охранника, потом вернулся к Марку и вручил ему кожаный кошелек.
        - Здесь сорок золотых монет, - объяснил он. - Это все, что смог сегодня достать.
        Марк взял кошелек и спрятал его в кармане плаща.
        - Как ты собираешься объяснить случившееся? - Марк указал на пьяного охранника.
        - Пока не знаю. Что-нибудь придумаю. Это будет одно из моих очередных безумств. Никогда не упускаю возможности дать очередной повод отцу лишить меня наследства, - он снял с пояса меч и нож и вручил их Марку.
        - Ты всегда был хорошим другом, Септим. Не знаю, как благодарить тебя, - Марк пристегнул к поясу оружие.
        - Не благодари меня: считаю, что нельзя полностью отблагодарить человека, спасшего тебе жизнь, - засмеялся Септим.
        - Вы поцелуйтесь и покончите на этом, - нетерпеливо произнес Вериг. - У нас мало времени.
        Марк взглянул на ночное небо. Ночь скоро закончится.
        Он снова обнял Септима.
        - Никогда не забуду тебя, дорогой друг.
        - Идите! - поторопил Септим.
        Марк и Вериг быстро побежали вниз по холму.
        Марк Антоний, несмотря на поздний час, продолжал работать в своем домашнем кабинете, освещенном факелом. Он удивленно поднял голову, когда слуга ввел к нему верховного понтифика, бывшего вне себя от гнева.
        - Пат Сура, что привело вас ко мне в такое позднее время? Нужна моя помощь? Чем могу быть полезен? - Антоний отложил в сторону эдикт, который читал до его прихода.
        - Чем можете помочь? Марк Корва Деметр бежал из тюрьмы на Эсквилинском холме!
        - Правда? - Антоний откинулся на спинку стула, сложив руки на поясе.
        - Да, правда, и хочу знать, что вы собираетесь предпринять?!
        Антоний развел руками.
        - А что я могу сделать? - спросил он с невинным видом.
        - Пошлите за ними отряд солдат.
        - За ними?
        - Вместе с Деметром бежал раб-галл, любовник Сеяны, обвиняемый в противозаконных отношениях со знатной женщиной.
        Антоний поджал губы.
        - У галла хороший вкус, - рассудил Антоний.
        - Это все, что вы можете сказать?
        Антоний выпрямился на стуле и снова взял в руки лист пергамента, который читал до этого.
        - Считаю, что сестра Ларвии красивее, но вкусы у всех разные.
        Сура уставился на него.
        - Вы находите это забавным? Деметр нарушил закон, опозорив весталку, и, возможно, сейчас уже на пути, чтобы спасти эту маленькую шлюху от смерти, которую она вполне заслужила. По крайней мере, пошлите подкрепление на место погребения, чтобы не дать ему похитить ее.
        Антоний пожал плечами.
        - Очень жаль, но у меня нет свободных людей. В городе по-прежнему неспокойно, в любой момент заговорщики могут снова подняться.
        - Вы это серьезно говорите? Не можете найти двух солдат?
        - Юлию Розальбу охраняет испанская стража, приставленная к ней после ареста. Не говоря уже о грозной Ливии Версалии, которая стоит десяти моих солдат, - этого вполне достаточно.
        - Вы на их стороне, не так ли? - Сура сузил глаза и осуждающе смотрел на консула. - Хотите, чтобы они убежали?
        - Я на своей стороне, понтифик. И это совсем не в моих интересах отсылать солдат на казнь, когда они так нужны мне. На этом все.
        Сура не двигался. Антоний взглянул на него.
        - Сказал же, на этом все. И если станет известно, что вы сделали что-то, противоречащее моим желаниям, уверяю - вам не поздоровится.
        Сура издал возмущенный возглас и шумно покинул кабинет.
        Антоний улыбнулся, молча пожелав Деметру скорости быстрокрылого Меркурия, и снова вернулся к своим бумагам.


        ГЛАВА 11
        - Что ты собираешься делать? - спросил Вериг, увидев, как Марк, сняв военную форму, свернул ее в тугой узел.
        - Спрячу. За нами, наверняка, отправят погоню, надо запутать следы, чтобы трудно было понять, в какую сторону мы бежали. Марк, приподняв камень, засунул под него свою красную тунику, а затем опустил его, набросав кругом земли, - нельзя было догадаться, что кто-то сдвигал валун с места. Союзники по несчастью стали неузнаваемы: центурион облачился в шерстяную тупику галла, крепко затянув ее поясом, а Вериг остался в одной рубашке и брюках. Оба напряженно всматривались в окраину форума, где располагалась конюшня.
        - Ты уверен, что Постум не ночует там? - спросил он, вглядываясь в почти непроглядную темноту.
        - У него дом рядом с улицей Фламинией.
        - Но должен же кто-то оставаться в конюшне стеречь лошадей?
        - Возможно, мальчик-конюх. Постум не так богат, чтобы содержать ночную охрану. Пошли.
        Они продолжали осторожно спускаться с холма, неуверенно ступая по дороге. У Марка появлялось желание забрать из тюрьмы факел, но сразу же отверг его, ибо в ночи он станет верным ориентиром, словно маяк для тех, кто, возможно, уже бросился по их следам.
        Двигаться в темноте труднее, но безопаснее.
        Казалось, прошла целая вечность, прежде чем обнаружился черный ход конюшни, - помог резкий запах конского навоза, изредка доносившееся ржание отдыхающих животных. С форума слышался грохот повозок.
        - Не вижу вход, - прошептал Вериг. Марк кивнул налево.
        - Конечно, проще разбудить помощника Постума, попросить лошадей, заплатив за них. Но этого делать нельзя - нас могут запомнить.
        - Пошли, - поторопил Вериг.
        Черный ход оказался закрытым, но рядом обнаружилось небольшое отверстие, используемое для доставки корма.
        - Пошли туда, - сказал Марк.
        Они с трудом протиснулись через узкий вход. Мальчик-конюх, спавший на скамейке, подскочил, услышав какой-то шум, а затем испуганно прижался к стене, увидев двух мужчин, влезающих в конюшню.
        - Да, тайком не получилось, - пробормотал Вериг. - Теперь он точно запомнит нас.
        Марк не стал церемониться с мальчишкой - бросился вперед и схватил его за руку.
        - Приведи двух лучших лошадей и немедленно! - приказал Марк.
        Мальчик молча смотрел па пего глазами, сделавшимися, как блюдце.
        - Получишь золотую монету, - добавил Марк. Мальчик, поняв, что его не собираются убивать, бросился по проходу конюшни, быстро привел двух кобыл нетерпеливо ожидавшим Марку и Веригу.
        - Найди уздечки и одеяла, - приказал Марк, доставая кошелек Септима. Когда лошади были готовы, он протянул мальчику монету и добавил: - Открой дверь.
        Мальчик повиновался, а когда беглецы вывели лошадей па улицу, сказал ему:
        - Ты никого не видел. Скажи, что уснул, а когда проснулся, то лошадей уже не было.
        Мальчик энергично закивал головой. За все время он не проронил ни слова.
        - Будет молчать до первой угрозы, - заметил Вериг.
        - Это уже не имеет значения. Когда Постум явится в конюшню, мы будем уже далеко.
        - Куда мы сейчас отправимся? - поинтересовался Вериг.
        - К воротам Порта Коллина, - коротко бросил Марк.
        Вериг кивнул. Одни из многих городских ворот, они находились на окраине города, и к ним сходилось несколько дорог, ведущих к форуму. Беглецы пересекали Тибр, пробираясь около садов Цезаря, которые погибший император завещал народу. Конечно, до места назначения можно было добраться быстрее, если бы не колесить по окраине города, но улицы по ночам забивались повозками, не говоря уже о бандах, которые могли внезапно наброситься и помешать.
        - Пошли, - сказал Марк.
        Обойдя форум, они через несколько миль оказались в открытом поле, поросшем травой; по сигналу Марка вскочили на лошадей, покрытых только одеялами, что осложняло управление ими.
        Вериг намного увереннее держался верхом - у римской армии была слабая кавалерия, многие воины вообще не знали, что такое боевой конь, но галлы часто совершали свои набеги именно на них, научившись проделывать самые невероятные трюки. Марк старался не отставать от своего спутника, вспомнив, как еще мальчиком, живя на Корсике, ездил верхом. Взглянув на небо, он понял, что нужно спешить.
        Неприятно было сознавать, но пришлось признать: - Вериг более опытный наездник.
        Марк ударил лошадь каблуками, заставляя ее мчаться быстрее. Светало.


* * *
        - Ты готова? - тихо спросила Марго. Юлия неожиданно улыбнулась в ответ.
        - Я одета, - откликнулась Юлия. - Не знаю, что значит быть «готовой» к этому, не так ли?
        Марго бросила взгляд через плечо па Ливию Версалию, стоявшую в дверях с двумя испанскими стражниками и готовых сопровождать ее из резиденции понтифика.
        - Можно на минутку остаться с ней наедине? - попросила она Ливию.
        Поколебавшись, она кивнула и вышла из кельи для заключенных, закрыв дверь.
        Марго, быстро достав пузырек с мышьяком, вложила его в руку Юлии.
        - Передал телохранитель твоей сестры - выпей сразу, как только накроют, - прошептала служанка. - Яд действует быстро, и тебе не придется страдать.
        Юлия взяла пузырек и спрятала его в лифе платья, обняла Марго, крепко прижав к себе женщину.
        - Я люблю тебя. Ты помогла пережить первые годы после посвящения в весталки. Единственное, о чем сожалею, что останешься одна.
        - Почему так произошло, Юлия? - зарыдала Марго. - Неужели стоило такого наказания?
        - Не ожидала, что поймешь меня, - мягко проговорила Юлия, отстраняясь от нее. - Но только знай: это мой выбор, и мне не о чем жалеть.
        Марго снова прильнула к ней, а затем отпустила, вытирая глаза краем рукава. Дверь открылась - на пороге стояла Ливия.
        - Время, нужно идти, - коротко бросила она. Юлия прошла вперед - тонкая фигурка в белой накидке, Ливия и стражники следовали за ней.
        Ее сестра Ларвия и остальные весталки станут единственными свидетелями, которым разрешено присутствовать во время казни.
        На площади, у храма, их ожидали два экипажа. Ливия и Юлия сели в первый, которым управлял одни из стражников. Остальные пять весталок, тоже со стражником, разместились во втором - в предрассветной темноте, по булыжной мостовой застучали копыта лошадей. Юлия в последний раз оглянулась на храм, где она провела последние десять лет. Купцы готовили свои лавки, подвозя товары, спеша все сделать до восхода солнца, с любопытством разглядывая проезжавшие экипажи. Те из них, кто узнал герб весталок, возможно, догадались, что происходит, но большинство, слишком занятые своими торговыми делами, не обращали внимания.
        Ее вдруг осенило - завтра же следующий базарный день!
        Ливия сидела рядом с ней и молчала. А что она могла сказать?


* * *
        Ларвия оделась в темноте, не зажигая свечи. После той бессонной ночи ее не оставляли думы о том, что делает сестра в эти последние часы, потом они перескакивали на собственную судьбу, но у нее не было времени, чтобы сокрушаться о случившемся: для Юлии уже ничего сделать нельзя, разве что взглядом приободрить во время казни, но Вериг нуждается в адвокате.
        Друг деда, Цицерон, по ее разумению, напыщенный самовлюбленный человек, признававший лишь самого себя и любивший звук собственного голоса. Но в Риме в один голос твердили, что он - лучший адвокат города. Перебрав в уме имена большинства адвокатов, с которыми ей пришлось консультироваться по делу Юлии, она заключила, что ни один из них не поможет: религиозные законы, хорошо ими изученные, бесполезны Веригу, так как законодательство о рабах постоянно менялось, поскольку все новые и новые колонии поставляли в Рим рабочую силу. Нужно найти адвоката, который был бы в курсе последних законоположений.
        Сенатор Гракх, возможно, единственный, способный оказать помощь в ее беде.
        Но сначала надо пережить казнь Юлии.
        Она вышла из спальни в зал, где всю ночь горели факелы.
        Старый раб уже не спал, одетый, ждал ее появления.
        - Не хотите поесть, госпожа? - позаботился он.
        Ларвия покачала головой.
        - Что-нибудь надо для вас, прежде чем уйдете?
        - Нет, спасибо, Нестор, - Ларвия уже хотела пройти мимо него, по затем ей в голову пришла одна мысль.
        - Нестор, если со мной что-нибудь случится, вдруг исчезну или произойдет несчастный случай - в моей комнате, на туалетном столике, лежит запечатанное письмо для сенатора Гракха. Передай его, пожалуйста, если возникнет такая необходимость.
        - Вы чего-то опасаетесь госпожа? - взволнованно спросил Нестор.
        - Не знаю. Но сейчас мне очень трудно: дед - один из убийц Цезаря, сестра - опозоренная весталка, которую скоро казнят, а моего возлюбленного только что арестовали. Понимаешь, можно ожидать всего.
        Нестор грустно кивнул.
        - Так выполнишь мою просьбу?
        Он снова кивнул.
        - Хорошо. А теперь мне нужно идти. Присматривай за домом, следи, чтобы слуги выполняли свои обязанности.
        Нестор протянул руку и вложил в ладонь Ларвии серебряную монету.
        - Эта монета для паромщика, госпожа. Для Юлии. Пожалуйста, передайте ее вашей сестре.
        Тронутая, Ларвия быстро обняла старика.
        - Ты очень добр, Нестор, - она положила монету в кошелек и побежала через зал, но не выдержала и разрыдалась.
        По древней традиции, умершим нужны были монеты, чтобы рассчитаться с паромщиком Хароном, который перевезет их через реку Стикс в царство праведников. Согласно преданию, если не заплатить, то такая душа, потерянная и брошенная людьми па произвол судьбы, обрекалась на вечное блуждание. Этого никто допустить не мог.
        У Юлии будут деньги для паромщика.
        Ларвия вытерла слезы и поспешила к двери.


* * *
        Марк и Вериг укрылись под навесом скалы, вглядываясь в темный ландшафт; лошади, привязанные к дереву рядом, спокойно щипали траву, довольные отдыхом.
        - Ты не ошибся, это то самое место? - спросил шепотом Вериг, пораженный ужасной мыслью: что, если Марк перепутал место казни?
        Марк кивнул.
        - Я читал закон. Это поле считается священным, здесь проводятся жертвоприношения. Посмотри.
        Вериг проследил за направлением руки Марка и увидел па склоне холма большой камень рядом со свежевырытой ямой.
        - Это могила? - спросил он.
        - Да.
        - И вы называете нас варварами, - возмущенно заметил Вериг, качая головой.
        - Тише, - остановил его Марк, хватая за руку. - Кажется, что-то слышу.
        Оба прислушались.
        - Приближаются, - пробормотал Вериг.
        Приглушенные шаги стали четко различимы, приблизилась маленькая процессия. Марк поднял голову и увидел Юлию - она шла впереди колонны со связанными руками, сопровождаемая стражниками по бокам.
        Сразу же за ней шла Ливия Версалия, а за ней остальные весталки.
        Он взглянул на небо - на востоке появились первые светлые отблески: погребение начнется с первыми лучами солнца на горизонте. Марк объяснил Веригу, что Ливия сначала упадет ниц и будет молить богов принять эту жертву. Распластавшись на земле, она не сможет сопротивляться и помочь двум стражникам; маловероятно, чтобы остальные весталки стали вмешиваться, любая из них может оказаться на месте Юлии.
        - А вот и Ларвия, - пробормотал Вериг, когда из-за деревьев появилась одинокая фигура. Ливия предупредила, чтобы она пришла без сопровождения.
        Юлия, увидев сестру, наклонила голову. Ливня опустилась на колени, положила голову на землю, вытянув перед собой руки.
        - Приведи лошадей, - сказал Марк. - Быстрее.
        Вериг поднялся, быстро сбежал па поляну и вскоре вернулся, ведя лошадей. Они сели верхом и подъехали чуть ближе. До них доносился голос Ливии, произносящей молитвы.
        - Беру на себя правого стражника, - тихо сказал Марк. - Пошли!
        Когда мужчины выскочили из-за деревьев, все участники церемонии удивленно обернулись. И прежде чем стражники успели опомниться, Вериг ударил первого из них ножом Септима. Испанец упал, схватившись за руку.
        Увидев Марка, Юлия громко вскрикнула, а Ларвия закричала от радости.
        Марк напал на второго стражника, который сделал слабую попытку оказать сопротивление. Центурион повалил его на землю и приставил меч к груди.
        - Освободи ее от веревок на руках, - крикнул он Веригу, который оказался ближе к приговоренной, Ларвия тоже бросилась помогать сестре.
        - Сделайте что-нибудь! - кричала Ливия стражникам. - Они сейчас убегут!
        Первый стражник попытался подняться па ноги, но Вериг, мгновенно бросившись к нему, схватил одной рукой за горло, а другой нанес сильный удар, повалив на землю.
        Ливия бросилась на Верига, и тот нанес ей удар в челюсть. Она свалилась на землю.
        - Ларвия! - крикнул он, протягивая руки. Она бросилась к нему, и Вериг усадил ее на лошадь.
        - Лежи и не двигайся, иначе умрешь, - предупредил Марк второго стражника, и бросился к Юлии, - та упала в его объятия.
        - Я думала, что никогда не увижу тебя снова, - зарыдала она, прильнув к нему.
        Он крепко прижал ее к себе.
        - Пошли, нужно спешить. Не знаю планов Ливни, она могла попросить подкрепление.
        В мгновение ока он усадил ее на лошадь, а сам сел впереди. Весталки с изумлением наблюдали, как двое мужчин, пришпорив лошадей, галопом поскакали по полю, увозя женщин.
        - Не верю своим глазам, - шептала Юния Дистания, пораженная необыкновенным побегом. Вдали клубилась пыль из-под копыт лошадей.
        - Кто-нибудь! Помогите! - хрипло проговорила Ливия, у нее кружилась голова, она не могла подняться на ноги.
        Одна из весталок, Августа Геллия, подбежав к ней, подала руку.
        Ливия с тревогой огляделась вокруг: Юлии и Ларвии и след простыл, а испанские стражники все еще лежали на земле.
        - Следуй за ними! - приказала она испанцу, который не был ранен. - Чего ждешь?
        - Надо спросить разрешения у консула Антония, - ответил он на очень плохом латинском языке.
        Испанца, как наемника, не волновало, останется ли Юлия в живых или отправится в ад.
        - Ты собираешься вернуться в курию? - взвизгнула Ливия. - К тому времени они будут уже в Парфии.
        - Я не получал приказа преследовать их, госпожа, - запротестовал испанец.
        - Приказываю догнать их!
        - Я подчиняюсь приказам консула и никого другого, - упрямо заявил стражник, опустив глаза, второй молчаливо наблюдал за этой сценой.
        - От вас нет никакого толку! - закричала Ливия, сжав руки в кулаки.
        Она не осознавала, что делает, готовая топать ногами и рвать на себе волосы, но вдруг, опомнившись и увидев, что остальные весталки смотрят, как она беснуется, сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться, - не следовало так вести себя.
        - Нужно вернуться в храм, - проговорила она ровным голосом. - Понтифик Сура предупреждал, что может случиться такое, но консул не выделил дополнительной охраны для проведения погребения. Иногда магистраты не уделяют должного внимания нашим церемониям, ссылаясь на свою занятость.
        Когда она вернется в город, консулу придется выслушать ее.


* * *
        Марк и Вериг скакали, пока город и его окрестности остались далеко позади. Утро уже наступило, солнце высоко светило над головами, и Марк, наконец, подал сигнал остановиться и отдохнуть у небольшой речушки, притока Тибра, текущего на север. Мужчины спешились, а затем помогли сойти на траву женщинам. Они расположились на отдых под деревьями.
        - Как ты себя чувствуешь? - с беспокойством спросил Марк Юлию. Ей пришлось столько перенести за последние дни, не говоря уже о том, что скачка верхом в течение нескольких часов трудна для любой женщины, и тем более для беременной.
        - Прекрасно, - ответила она, дотрагиваясь до его лица. - Жива. Свободна. С тобой.
        - Все это может печально закончиться, если не покинем эту республику, - заметил Вериг, вытягиваясь во всю длину на траве. Ларвия села рядом с ним, положив руку па его плечо.
        - Что ты предлагаешь? - спросил его Марк.
        Ларвия взглянула па Юлию, которая, казалось, воспринимала неожиданное понимание двух бывших врагов, как само собой разумеющееся, - в тюрьме, как и в политике, заключаются странные союзы.
        - Считаю, что с наступлением темноты нам нужно вернуться в Остию.[Остия, город в устье Тибра, крупнейшая торговая гавань, основанная в конце 4 в. до н. э. для обеспечения римской морской торговли. При раскопках обнаружен город с жилыми домами, среди них - пятиэтажные доходные дома, термы, рынки, храмы.] В порту можно сесть па попутный корабль и отправиться в любую часть света, - высказал свое мнение Вериг.
        - Может быть, именно этого они от нас и ожидают? - обратилась Ларвия к остальным. - Им известно, что Марк с Корсики, и может вернуться к своей семье - близко и надежно.
        - А могут предполагать, что я останусь на континенте и вернусь в Галлию, - ответил Вериг.
        - Кто это «они»? - возразил Марк. - Антоний не станет посылать погоню за нами.
        - Как ты можешь быть таким уверенным? - засомневалась Юлия.
        Марк пожал плечами.
        - Знаю его: он считает весталок устарелой традицией, а их законы - нелепыми, и не станет поддерживать никого, особенно против меня. У него более важные планы.
        - Ливия Версалия не успокоится, - грустно заметила Ларвия. - Она будет кричать, как гарпия,[Гарпии - богини вихря, крылатые существа (полуженщины-полуптицы) отвратительного вида.] из-за побега Юлии.
        - Антоний сумеет справиться с ней.
        - А как насчет Суры? Марк усмехнулся.
        - Антонию достаточно известно об этом старом развратнике, чтобы заткнуть ему рот до конца его жизни.
        - Итак, ты считаешь, что мы можем отправиться в любое место, куда захотим? - недоверчиво спросил Вериг.
        - Если только сенаторы не потребуют от Антония решительных действий против нас. Но после смерти Цезаря у правительства хватает забот - нужно спасать собственную шкуру, у него не будет ни времени, ни сил волноваться из-за нас.
        - Значит, мы свободны! - восторженно произнесла Юлия, все еще не веря этому.
        - Были бы свободны, если бы у нас были деньги, - сдержанно улыбнулся Вериг.
        - У нас они есть, - неожиданно вставила Ларвия. Все трое взглянули на нее.
        - Когда дед посоветовал перевести деньги в ценности, которые можно брать с собой, я последовала его совету: в Неаполе, на вилле Сеяна, на берегу моря, в тайнике, спрятаны драгоценности и золотые слитки.
        - Разве ты последовала его совету? - удивленно спросил Вериг.
        - А почему бы и нет? Нельзя быть в восторге от деда, но он всегда давал хорошие деловые советы.
        Вериг расхохотался.
        - Вся моя военная добыча и армейская плата, которой меня наградили после войны с Иберией, хранится на ферме, - сообщил Марк.
        - Где она находится? - поинтересовалась Юлия.
        - В городе Лавиний, недалеко от Рима. Я плачу одной семейной паре, которая живет там, присматривая за домом.
        - Кажется, у нас есть выбор, - обрадовалась Ларвия.
        - Но сначала нам нужно как можно дальше уехать от города, - сказал Марк, поднимаясь. - Глупо оставаться там, где нас любой может узнать, - он подал руку Юлии. - Попробуем добраться до Номента до темноты, там остановимся в гостинице, переночуем, а утром купим еще две лошади и тогда решим, что делать дальше.
        Юлия поднялась и оказалась в его объятиях.
        - Я позабочусь о тебе и о малыше, которого носишь. Ты чуть не погибла из-за меня. Всю свою оставшуюся жизнь буду расплачиваться с тобой.
        - Никаких долгов, - прошептала Юлия. - Я люблю тебя.
        Он отстранил ее от себя, с улыбкой посмотрел, а затем посадил на лошадь.
        - Какая прекрасная пара, не правда ли? - обратилась Ларвия к Веригу.
        - Очаровательная. Извини, но я немного больше беспокоюсь о судьбе беглого раба, чем о твоей сестре и центурионе, - консул Антоний не мой друг.
        - Дело против беглого раба возбуждается его хозяином. А так как по закону я твоя хозяйка, то тебя никто не будет разыскивать. Попятно?
        - А как насчет твоего деда?
        - У него много других хлопот.
        - Насколько мне известно, убийц простили.
        - Нет, сенат отложил преследование до лучших времен, когда в государстве установится порядок и спокойствие. А это совсем другое дело. Не думаю, что Каска появится в Риме в ближайшее время.
        - Как ты думаешь, где он? - спросил Вериг.
        - Кто знает? Главное, его нет рядом, кончилась его власть надо мной. Народ долго не забудет убийства Цезаря.
        - Но меня все равно могут обвинить в противозаконных отношениях со знатной дамой, - напомнил Вериг.
        - Это уже гражданское дело. Поскольку меня не будет в Риме, то постепенно все забудется.
        - Поехали! - закричал Марк, сидя верхом.
        - Все еще командует, - пробормотал Вериг, поднимаясь и подавая руку Ларвии.
        - Он спас твою шкуру.
        - Как и я его, - поправил ее Вериг, помогая ей сесть на лошадь.
        - Война в Галлии закончена. Теперь вы должны быть друзьями ради меня и Юлии.
        Он кивнул и вскочил на лошадь позади нее.
        Марк, пришпорив коня, выехал на дорогу, они последовали за ним.


* * *
        Для Антония появление в его кабинете в здании сената Ливии Версалии, явно раздраженной, не было неожиданностью. Он и Лепид встали, обменявшись взглядами, когда она остановилась перед богато украшенным письменным столом консула.
        - Пока свободен, - сказал консул писцу, сидевшему рядом с письменным столом. - Подожди меня в зале.
        За ним последовали и другие слуги, находившиеся в кабинете.
        - Мне тоже надо выйти, - проговорил Лепид, направляясь к двери. - Буду в ассамблейном зале, если вдруг понадоблюсь.
        За спиной Ливии, оглянувшись на Антония, он закатил глаза.
        Антоний подождал, пока все выйдут, - он не хотел, чтобы кто-нибудь был свидетелем их беседы.
        - Пожалуйста, садитесь, - обратился консул к Ливии, когда они остались вдвоем.
        - Предпочитаю стоять, - ответила она. Антоний пожал плечами.
        - Что случилось с вашим лицом? - поинтересовался Антоний, имея ввиду синяк на скуле.
        - Несчастный случай. Вам, очевидно, известно, что произошло на священном поле Кампус Скелератус, - холодно проговорила она.
        - Слышал об этом, - коротко заметил консул.
        - Государственная преступница избежала правосудия и казни, и при вашем попустительстве, - обвиняющим тоном произнесла Верховная Жрица.
        Антоний приподнял брови.
        - Каким образом? Она сузила глаза.
        - Сура известил вас о побеге из тюрьмы и просил усилить охрану во время погребения. Мне также известно, что вы отказали ему в этой просьбе.
        - Да, это так.
        - Вы хотели, чтобы Деметр спас эту маленькую Каску! - продолжала Ливия.
        - Хочу, чтобы все мои верные соратники остались со мной на случай гражданской войны, - а это совсем другое дело.
        - Неужели вы думаете, что кто-то поверит, будто у вас не нашлось ни одного солдата, чтобы помешать похитить Юлию Розальбу? Не считайте меня полной дурой и не делайте посмешищем - я этого не забуду!
        - Вы угрожаете мне? - спокойно спросил Антоний.
        - Понимайте, как хотите! - резко ответила Ливия, гордо вскинув голову. - В этом городе мне оказывают определенное почтение, и скоро вы почувствуете это на себе.
        Антоний, поднявшись из-за стола с совершенно бесстрастным выражением лица, вышел и остановился перед нею.
        - А теперь выслушайте меня, - произнес он, не повышая голоса и глядя ей прямо в глаза. - Весталки никогда не оказывали мне никаких услуг. И будет лучше, если вы запомните, что император Цезарь мертв. Я же разделяю мнение, что ваши женщины - религиозные фанатички, почему не очень бы скорбел, если бы вдруг всех их отдали на обед армянским тиграм.
        Ливия изумленно смотрела на него, не в силах произнести ни слова.
        - Марк Деметр - мой друг и лучший и храбрейший из солдат, которые когда-либо были под моим командованием. Мы сражались с ним бок о бок во многих военных кампаниях, в то время как вы со своими весталками, в тепле и безопасности, в своем храме, произносили разные заклинания. Мне безразлично, с кем спит Марк Деметр, - пусть хоть с парфянской верблюдицей. Я все сделаю, чтобы помочь ему. Мне нельзя было предотвратить его арест, поскольку он публично признал свою вину, но если вы думаете, что будет выделен отряд, чтобы преследовать его только ради того, чтобы спасти ваше лицо и этого лицемера Суру, то вы глубоко ошибаетесь.
        - Но понтифик Сура… - зло зашипела Ливия.
        - Понтифик Сура может и дальше проводить время с двенадцатилетним нубийским мальчиком. Передайте ему, что если пожелает, чтобы его жена и ее знатная семья узнали о его играх с ребенком, то пусть встанет на вашу сторону.
        Ливия снова потеряла дар речи.
        Антоний сделал к ней шаг, и она отпрянула от него.
        - И вот что скажу вам, Ливия, - тихо произнес он. - Если вы еще когда-нибудь снова станете угрожать мне, то узнаете, что значит иметь меня своим врагом. А теперь убирайтесь с моих глаз, не то могу забыть о чести воина, чей долг относиться с уважением к дамам.
        Ливия опрометью выскочила из его кабинета. Антоний смотрел ей вслед, сомневаясь, не поступил ли слишком жестоко.
        Пусть жрица не совсем нормальная, но преданная своему долгу и необыкновенно наивная, чего нельзя сказать о большинстве людей. Его слова о Суре шокировали ее - Антоний знал все и обо всех. Информация о понтифике будет его оружием на случай, если Ливия вздумает высказать свои обвинения. Вообще, мужчины в Риме могли вести себя, как угодно, но Сура как первосвященник, вершивший суд над другими людьми, обязан был иметь безупречную репутацию.
        Антоний вздохнул. Он - военный человек, и ему не хватает терпения возиться с этими гражданскими лицами, которые заняты только тем, чтобы сохранить своп кресла. Если бы такие люди, как Деметр, не отправлялись на войну, этим чиновникам нечего было бы сохранять. Но Цезарь всю свою жизнь романтизировал таких людей, как Ливия, и Антоний понимал, что ему придется делать то же самое.
        В будущем следует помириться с ней, но не раньше того, как Марк будет в безопасности.
        Они еще понадобятся друг другу в будущей борьбе.
        Антоний открыл дверь в зал и снова вызвал писца.


* * *
        Сенатор Гракх, как заведенный, ходил взад и вперед по гостиной, тога мешала резким движениям, закручиваясь вокруг тела, когда он поворачивался, изредка бросая взгляды на сына, стоявшего перед ним в необычном для него молчании.
        Друз Виниций в плаще через плечо и шлемом в руке стоял у дверей в зал, сожалея, что присутствует при этой сцене.
        - Итак, что ты скажешь в свое оправдание? - наконец спросил Гракх, остановившись перед сыном.
        Септим молчал.
        - Виниций прав - тебя могут обвинить в содействии побегу, - продолжал сенатор.
        - Я угостил самнита несколькими стаканами вина, вот и все. Если он опьянел, а Марку потом удалось бежать, то это не имеет ко мне никакого отношения.
        Лицо отца стало красным.
        - Стражника обнаружили без сознания, ему нанесли удар сзади. Он что, сам себя ударил по шее?
        Септим пожал плечами.
        - Когда сенат намерен рассмотреть вопрос об аресте? - спросил Гракх трибуна.
        - На сессии, завтра утром, - ответил Виниций. Трибун с сочувствием взглянул на своего друга Септима, а затем покинул гостиную.
        Последние несколько дней доставили ему очень много неприятных минут - его много раз вызывали для исполнения приказов, он подчинялся из чувства долга. Сейчас можно зайти в ближайшую таверну и хорошенько выпить.
        Подождав, пока Виниций покинет комнату, а Кастор закроет за ним дверь, сенатор снова обратился к сыну:
        - Ты, наверное, сошел с ума?
        - Я это называю по-другому, - спокойно ответил Септим.
        - Ты помог бежать Марку, обвиненному в государственном преступлении, опозорившему весталку, дочь одной из самых знатных семей Рима!
        - Он тебе нравился, пока не совершил то, что может бросить тень на твою репутацию. Ты же сам приглашал его сюда, зная его хорошее влияние на меня, - сухо заметил Септим.
        - Откуда мне было знать, что он способен совершить такой безумный поступок - спать с девственной весталкой? - возразил ему Гракх.
        - Если бы ты действительно был ему другом, то не отказался бы от него, независимо, что он совершил.
        - О-о, понимаю. Испытание верности. И ты доказал, что ты друг, поступив так же глупо, как и Марк.
        - Не предполагал, что ты поймешь.
        - И оказался прав - мне этого не понять.
        - Я не покидаю друзей, когда они в беде.
        - Он сам навлек на себя эту беду, тратя время на весталку, когда в Субуре каждую ночь можно найти сотни женщин. Сам наблюдал, как Киферида висла у него на шее в моем собственном доме. Он национальный герой и мог иметь любую женщину!
        - Наверное, не находил удовольствия менять женщин, как предмет потребления, как это делаешь ты, - холодно парировал Септим.
        - Что ты имеешь в виду? - глаза сенатора сузились.
        - Человеку, меняющему малолетних любовниц каждые шесть месяцев, не понять, что такое настоящая любовь к одной женщине, - ответил Септим.
        Отец влепил ему пощечину.
        - Моя личная жизнь совершенно никого не касается, - хрипло произнес отец дрожащим от гнева голосом. - Я посвятил всю свою деятельность прославлению имени моих знаменитых предков, а ты тратишь время на игру в кости и на застолья.
        - Твоя деятельность - это пожимание рук влиятельным людям и подкуп нужных чиновников, у тебя никогда не было настоящего друга. Когда Марк спасал мою шкуру в бою под градом камней из катапульт и копий и тащил меня в укрытие, он не задумывался о том, выгодно ему спасать меня или нет. Помощь Марку - всего лишь возвращенный долг. И если ты считаешь, что я играл в бабки и попивал вино во время войны в Мунде[Мунда, город в римской провинции Испания Бетика, севернее Гибралтара. Неподалеку от него Цезарь в 45 г. до н. э. разгромил армию сына Помпея и стал полновластным правителем римской империи] против Гнея Помпея, то тогда твои малолетние подружки совсем лишили тебя разума. Тридцать тысяч человек полегли во время сражения в Иберии, а ты в это время дискутировал в сенате и возвращался в роскошный дом, прекрасно организованный матерью, или проводил время со своей следующей проституткой. И не надо говорить мне о чести и мужестве, отец, ты не имеешь об этом никакого представления, иначе бы радовался моему поступку на Эсквилинском холме, а не волновался, как это отразится на твоей политической карьере.
        Сенатор молча смотрел на него, от гнева не в силах произнести ни слова.
        - Сегодня вечером я покину этот дом, - добавил Септим. - Поживу в казармах, пока армия не отправится в поход. Антоний планирует пойти войной на Парфию, как хотел Цезарь, поэтому скоро исчезну с твоих глаз долой. А если мне предъявят обвинение в содействии побегу Марка, совсем не жду от тебя никакой помощи. У отца матери есть деньги, и я уверен, он поможет мне. До свидания.
        Септим покинул гостиную Гракха, и сенатор слышал его шаги по залу, а затем по дому.
        Он тяжело опустился на диван, закрыв лицо руками.


* * *
        Гостиница в Номенте больше напоминала лачугу: верхний этаж делился на четыре крошечных комнатки, в каждой стояла кровать, умывальник и больше - ничего. Вериг, со своим ростом, упирался головой в потолок и не мог даже выпрямиться, поэтому сразу же растянулся на деревянной кровати, наблюдая, как Ларвия раздевается, складывая одежду прямо на полу. Он протянул руки, и она, обнаженная, прильнула к нему - нежная, теплая, зовущая.
        Долгое время они не произносили ни слова.
        - Мне показалось, что вижу сон, когда в то утро ты появился на месте погребения вместе с Марком - это было настоящее чудо.
        - Нас поместили в одну тюрьму на Эсквилинском холме с бродягами и ворами.
        - Как вам удалось бежать?
        - Его друг трибун напоил стражника, ударил его и, забрав ключи, выпустил нас.
        - Септим Гракх?
        - Да.
        Ларвия засмеялась.
        - Сенатору будет что сказать по этому поводу.
        - Они с сыном в плохих отношениях?
        - Да, не очень ладят, - повернувшись, она положила подбородок ему на грудь. - Куда мы отправимся утром?
        Он пробежал пальцами по ее губам.
        - Туда, где не будет госпожи Сеяны и навсегда исчезнет раб Вериг.
        - За пределы Римской империи? Это очень далеко - завоеванные территории обширны.
        - Марк предлагает Британию.
        - Это дикое место. Постоянные войны между племенами.
        - Очень похоже на Галлию. На западе Британии есть остров Гиберния,[Гиберния - Ирландия.] туда не добрались даже легионы Цезаря.
        - Кто там живет?
        - Кельты, - ответил он, засмеявшись.
        - Значит, там ты будешь чувствовать себя, как дома, - отозвалась Ларвия.
        Он поцеловал ее.
        - Мне все равно, куда мы отправимся, прошептала Ларвия, ложась на него. - Я устала быть Сеяной, это всегда казалось неблагодарной работой. Хочу быть с тобой.
        Вериг опрокинул ее на спину и снова занялся с ней любовью.
        В следующей комнате Марк и Юлия лежали, тесно прижавшись друг к другу, наблюдая, как свет луны проникает в узкое окно в стене.
        - Тебе, наверное, непривычно находиться в таких «роскошных» апартаментах? - пошутил Марк, гладя ее по руке.
        - Удивляюсь, что все еще жива.
        - Неужели думаешь, я позволил бы им убить тебя?
        - Мне сказали, что ты в тюрьме, Марк. Кто мог знать, что там используешь свои возможности.
        - Если бы даже Септим не вызволил нас, мы бы все равно что-нибудь придумали - с Веригом уже обдумывали побег, а тут появился Септим. Никто из нас не собирался сидеть и ждать, когда Ливия и ее тюремщики похоронят тебя живьем.
        - Должно быть, ее хватил удар: хотела дать урок остальным и спасти свою репутацию, - Юлия вдруг рассмеялась, - ты видел, как Вериг ударил ее?
        - Ей еще повезло, что это был Вериг, от меня ей досталось бы еще больше.
        - Будет ходить с синяком до следующего базарного дня. Интересно, как она это объясняет?
        - Она набросилась на Верига, стала царапать и кусать его, как дикая кошка.
        - Я испортила ее блестящую карьеру, - вздохнула Юлия. - Более четверти века она считалась безупречной, и вдруг - такой позор.
        Марк махнул рукой.
        - Через неделю произойдет еще какой-нибудь скандал. Постепенно все начнут забывать об этом.
        - Хотелось бы.
        - Не понимаю, почему ты беспокоишься о ней. Она и пальцем не пошевелила, чтобы помочь тебе.
        Юлия села и внимательно посмотрела ему в лицо.
        - Ты действительно считаешь, что мы сможем бежать из Рима и нас не схватят?
        - Если бы Антоний собирался нас задержать, мы бы уже были в тюрьме, - уверенно заявил Марк. - Нам дали возможность уйти. Он может быть безжалостным врагом, но и очень хорошим другом.
        Юлия устроилась на его руке.
        - Мечтаю, чтобы у нас было много детей, - счастливо произнесла она.
        - Очень хорошее желание, - засмеялся Марк. - И всегда нужно быть готовым к следующему ребенку.
        - Согласна, - отозвалась Юлия, и они открыли новую страницу своей свободной жизни.

        notes
        Примечания


1
        Республика, категория римского государственного права, соответствующее современному понятию «государство». Для римлян оно имело политическое ценностное значение, тесно связанное с понятиями права, закона и свободы, а также с государственными органами, такими, как сенат, магистраты.

2
        Центурион, командующий центурией, выбирался из опытных солдат или назначался полководцем. По социальному положению приравнивался к солдатам.

3
        Римские магистраты (должностные лица) при вступлении в должность публиковали эдикты, т. е. принципы исполнения своих обязанностей. Эдикты но вопросам судебной деятельности заложили основы римского права.

4
        Цезарь Гай Юлий, римский политический деятель и полководец, вместе с Помпеем и Крассом заключал первый триумвират. После попытки Помпея лишить Цезаря власти, нанес ему решительный удар при Фарсале. Помпей бежал и был убит в Египте. После этой победы сенат объявил Цезаря пожизненным диктатором, позже даровал титул
«императора» и «отца отечества», от титула «rex» (царь) он отказался.

5
        Цицерон Марк Туллий, римский оратор, политический деятель и писатель. Примыкал к Помпею, но был прощен Цезарем. Энергично нападал на Марка Антония, одного из полководцев Цезаря. Во время второго триумвирата Антоний добился, что Цицерон был обвинен и убит.

6
        Трибун, название римских должностных, лиц и офицеров.

7
        Веста, римская богиня домашнего очага. Круглый храм Весты стоял на римском форуме, в котором весталки поддерживали вечный огонь. Для посвящения в весталки отбирались девочки 6-10 лет, которые в течение 30 лет должны были исполнять жреческие обязанности, пользовались исключительными почестями и привилегиями, но обязаны были блюсти строгий обет целомудрия, при нарушении которого заживо закапывались в землю.

8
        Римская империя, величайшее и значительнейшее рабовладельческое государство античности. Ее историческим истоком явился расположенный в области Лаций город Рим, основанный, по преданию, в 753 г. до н. э. Ко времени максимального территориального расширения в период правления императора Трояна (98 -117 н. э.) в ее состав, помимо Италии и островов Средиземного моря, входили Британия (современная Англия), Галлия (современная территория Франции, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга, Швейцарии, зап. части Германии, Верхняя Германия, Испания, области к югу от Дуная (современная Бавария, Австрия, Венгрия, Югославия, Албания и Болгария), Дакия (современная Румыния), Македония и Ахайя (Греция), Малая Азия, северная часть Аравии (территории современной Турции, Ирана, частично Ирака, Грузинской, Армянской, Азербайджанской республик), Сирия и Иудея, все побережье Северной Африки.

9
        Атрий, главное помещение в храме, римском доме.

10
        Паланкин, носилки в форме кресла пли ложа, заимствованы римлянами из стран Востока.

11
        Сулла Луций Корнелий - римский полководец и государственный деятель. По политическим соображениям, Цезарь женился на дочери Цинны, противника Суллы. Диктатор требовал изгнать неугодную ему супругу Цезаря.

12
        Луперкалии, праздник очищения и плодородия в Древнем Риме, праздновавший вплоть до поздней античности 15 февраля в честь бога Фавна. Жрецы-луперки в козлиных шкурах обегали вокруг Палатинского холма.

13
        Арверны, согласно Страбону, некогда могущественный народ, жил в Аквитании возле Цевеннских гор - современная провинция Франции Овернь. Во время Галльской войны Верцингеториг возглавил восстание объединенных галльских племен против Цезаря, который в 52 г. до н. э. нанес восставшим поражение при Алезии.

14
        Горгоны, чудовища, дочери Форкиса и Кето: Сфено, Эвриала и Медуза. У них были карикатурно искаженные черты, змеи в волосах, издававшие устрашающий рев. Всякий, встречавший страшный взгляд горгоны, превращался в камень.

15
        Стикс: 1. Старшая дочь Океана и Тефилы; река, текущая из Океана в Подземный мир;
2. Ручей в Аркадии, отвесно срывающийся со скалы, его вода была холодна как лед и считалась смертельной.

16
        Брут Марк Юний, политический сторонник Цицерона. Назначался Цезарем наместником и претором, а затем вместе с Гаем Кассием участвовал в заговоре против него, направленном на сохранение республиканской власти сената. До нас дошли слова, будто бы произнесенные перед смертью Цезарем, заколотым мечами заговорщиков: «И ты, Брут». Согласно Светонию, Цезарь произнес их на греческом языке: «И ты, дитя?» Оба выражения стали крылатыми словами.

17
        Интальо - углубленная гравировка

18
        Гораций Флакк Квинт, римский поэт. Сын вольноотпущенника, получил разностороннее образование в Риме и Афинах, где познакомился с греческой литературой, философией и искусством.

19
        Минерва, римская богиня, покровительница ремесленников, учителей, актеров и врачей.

20
        Эдил, наиболее известные римские магистраты, два из них избирались из патрициев и ведали городскими делами.

21
        Понтинские болота, зараженная малярией местность в Лации, расположенная между албанской горой и побережьем Тирренского моря.

22
        Легион, основное подразделение в армии древнего Рима. При Цезаре численность легиона составляла 3 тыс. пехотинцев, 2-3 тыс. всадников и 4-5 тыс. всадников, набранных из представителей галльских племен.

23
        Когорта, первоначально - военное соединение римских союзников, позднее когортой именовалось подразделение легиона.

24
        Ростра - в древнем Риме ораторская трибуна.

25
        Сивиллы - легендарные прорицательницы.

26
        Авгуры - в Древнем Риме древнейшая коллегия жрецов, толковавшая волю богов главным образом на основании ауспиций, т. е. по наблюдениям за полетом и криком птиц.

27
        Понтифик, римский священнослужитель. Коллегия понтификов занимала центральное место в римском государственном культе, осуществляя надзор за другими жреческими коллегиями.

28
        Плавт Тит Макций, выдающийся римский комедиограф, происходил из бедной семьи. Считается, что им написано 130 комедий, по установлена подлинность 21. В его комедиях действуют дерзкие, остроумные и хитрые рабы, гетеры, сводники и другие персонажи, выведенные по образцу масок греческих персонажей.

29
        Гадес - бог подземного царства.

30
        Кассий вместе со своим шурином Брутом в 44 г. до н. э. принял участие в заговоре против Цезаря. После его убийства бежали из Рима. Собранное ими войско потерпело сокрушительное поражение от триумвиров Октавиана и Антония. Кассий приказал одному из вольноотпущенников убить себя, Брут покончил жизнь самоубийством.

31
        В 47 г. до н. э. Цезарь издал декрет, согласно которому за основу был взят солнечный календарь. По нему средняя длина года равнялась 365, 25 дня. После каждых трех лет «вставлялся» високосный год в 366 дней. К юлианскому календарю восходят и принятые ныне названия месяцев: январь, по имени бога Януса, февраль, по названию ежегодных очистительных обрядов - Februa, март, по имени бога Марса, апрель, май, по имени богини Майи, июнь, по имени богини Юноны - Juno. В 44 г. до н. э. по закону Антония месяц квинтилий был переименован в июль (Julius) в честь убитого Юлия Цезаря. В 1582 г. юлианский календарь сменился григорианским.

32
        Ауспиции - гадание но наблюдениям за полетом и крикам птиц.

33
        Эней - в античной мифологии один из главных защитников Трои, легендарный родоначальник Рима и римлян.

34
        Согласно преданию, старый паромщик Харон переправляет души умерших через реку Стикс из царства света в царство мертвых, откуда уже пет возврата.

35
        Форум, рыночная площадь, центр политической и культурной жизни римского города.
        До сих пор в мировой литературе дискутируется проблема тираноубийства и связанный с ним образ Цезаря: с одной стороны - заслуживает восхищения его государственный ум и энергия; с другой - неприятие обществом тирании как формы правления. Данте («Божественная комедия»), Петрарка («Триумфы») предавали проклятию убийцу Цезаря Брута; однако при этом Петрарка также выступал и против тирании. Шекспир характеризовал Цезаря («Юлий Цезарь»), как волевого, властолюбивого человека и политического деятеля. Отношения Цезаря и Клеопатры положили в основу своих произведений Корнель («Смерть Помпея») и Б. Шоу («Цезарь и Клеопатра»). Немецкие писатели рассматривали Цезеря как предшественника германского кайзерства.

36
        Цинна Гельвеций, римский поэт из Верхней Италии. Принятый ошибочно за Луция Корнелия, одного из убийц Цезаря, был растерзан негодующей толпой.

37
        Элизиум - в греческой мифологии загробный мир для праведников.

38
        Гракхи, братья Тиберий и Гай - римские народные трибуны, погибшие в борьбе с сенатской знатью за осуществление реформ.

39
        Эсквилии, один из семи холмов в Риме. Первоначально на нем находилось кладбище. Позже на западном склоне Нерон построил Золотой дворец, а Троян - термы. После победы над Галлией на месте бывших республиканских стен была возведена галльская триумфальная арка.

40
        Самниты - италийское племя в Средней Италии, к началу III века до н. э. покорены римлянами.

41
        Остия, город в устье Тибра, крупнейшая торговая гавань, основанная в конце 4 в. до н. э. для обеспечения римской морской торговли. При раскопках обнаружен город с жилыми домами, среди них - пятиэтажные доходные дома, термы, рынки, храмы.

42
        Гарпии - богини вихря, крылатые существа (полуженщины-полуптицы) отвратительного вида.

43
        Мунда, город в римской провинции Испания Бетика, севернее Гибралтара. Неподалеку от него Цезарь в 45 г. до н. э. разгромил армию сына Помпея и стал полновластным правителем римской империи

44
        Гиберния - Ирландия.