Поцелуй Первым | Король Столицы Ольга Манилова
Четыре Поцелуя #2
Король столицы Кулак думает, ему все позволено, но я буду защищать детдом до последнего! Мерзавец вынужден договариваться со мной, но… Первое его предложение - неприличное, второе - еще скандальнее, и каждое последующее все хуже и хуже… Игра затягивается, и я не знаю, что делать дальше.
И мне кажется, он тоже.
- Я выиграю, а ты проиграешь, - Кулак выталкивает из себя слова хрипами. - И как только я заполучу спорткомплекс, где хочу… Как только ты проиграешь, я нагну и поимею тебя напоследок, Алиса, если захочу.
- Я выиграю, а ты проиграешь, - задушено откликаюсь в тот же миг. - И как только выставлю тебя из поселка… Я, может, позволю тебе прикоснуться ко мне напоследок, Кулаков. Один раз. Как благотворительный жест!
Поцелуй Первым | Король Столицы
Глава 1 КУЛАК
Глава 1 КУЛАК
Ненавижу такие затхлые советские помещения, как это.
Дом культуры, епта. По потолку трещины, на стенах акварель в дешевых рамах, а стол шатается. Здесь и приведение повесилось бы от тоски.
Она, естественно, уселась прямо напротив. И щебечет там что-то. Земельный участок - не пригодный, а геодезическая служба написала так и сяк.
Она - это Алиса Чернышевская.
Активистка, по объяснению мэра.
Волонтер, по ее собственным словам.
Выдыхаю лениво и громко. Она сбивается. И теперь вдох у нас обоих затяжной. Не могу понять: то ли действительно кудряшка дрожит у нее возле уха, то ли просто волнистые волосы так сбились.
В голове много мыслей толкается. Уж слишком много для полудня, что должен был стать скучным и формальным визитом в неказистые Васильки, которые скоро войдут в состав столицы.
С мэром вроде все на мази катилось. Я даже взял с собой Егора Лина, рок-звезду небывалой популярности, для пиара. Паршивая идея, как по мне, но рисков здесь не предвиделось.
Смазливый пройдоха - выходец из Васильков. Консалтинг группа все продумала, договорилась о его присутствии и публичной поддержки в поселке.
Поддержки для строительства моего гигантского и благотворительного спортивного комплекса.
Который я построю что бы не случилось. И какие бы Алисы Чернышевские с манящими темными глазами этому не препятствовали.
Ее и привел сюда этот Егор Лин. Точнее, она явно сама притащилась, куда не звали, но вклиниться во все дела ей помог рок-звезда. Они, оказывается, однокурсники.
- Но участок граничит прямо с площадкой. Площадкой для детского дома, напоминаю, - упрямо твердит Алиса.
Раз восьмой уже напоминает. Своими пухлыми, непрокрашенными губами. Они двигаются и двигаются, а я втыкаю. С самой первой секунды долблю взглядом - как увидел ее нелепое появление в коридоре.
Не смотрит на меня, ну и пусть не смотрит.
Может, хуже будет, если взглянет.
Может, я скажу что-то дебильное вкрай тогда. Как это красиво обернуть?
Не-обрати-мое скажу.
- И раскол, почвы я имею в виду, как раз по той границе проходит, - голосом она комнату захватывает. Бля, какая она активистка. Ей бы гребаным военачальником быть.
Ну, в иной реальности какой-то.
В этой все бы воевали, чтобы ее на спину завалить и присунуть.
Ну, может не все. Не знаю. О чем я, пиздец, думаю вообще?
Прочищаю горло. Алиса сбивается снова.
Этот ее мгновенный непорядок в голосе, что она тут же пытается исправить, спичкой проходится по моей коже, как по терке зажигания.
Почему-то на кончиках пальцев кожа пылает.
- Исправим трещину, заделаем, и останется стоять та площадка крепче прежнего, - я выдаю излишне грубо.
Давай, вонзай клыки в меня.
- Если бы было возможным, геодезическая служба так бы и обозначала, - упрямо не смотрит на меня, и захлебывается дальше в словах.
Я, как глупая шавка, подаюсь вперед, но в последний момент стопорю себя.
Так, это надо прекращать.
Все надо прекращать: и эту болтологию, и новоиспеченную спецгруппу по строительству, и эту… Алису Чернышевскую.
- Анатолий Иванович, - колокольчиком бестия звенит опять на весь чертов Дом Культуры, околдовывая мэра. - Провалиться земля не только под детским домом может. А еще дальше раскол пойдет.
Да-да, провалиться земля и подо мной может. Прямо сейчас.
Но лучше бы под тобой.
Интересно, столичная бестия бывала когда-то в детском доме дольше, чем утренник со стишками и подарочными пряниками, в роли Снегурочки?
Потому что я бывал. Там я вырос.
В голоде, холоде и грязи.
В нищете. По всем фронтам. Кроме ожидания.
Только ожиданий в детском доме - завались.
- Земля и сейчас провалиться может. Что-то ты ни хрена не делаешь по этому поводу.
И - пульс водородной бомбой расходится по телу. Слышу только его. И иногда прорывается постукивание ее ножки. Которой она все время нервно дергает и задевает чертов стол.
Потому что Алиса Чернышевская наконец-то поднимает на меня глаза. И смотрит укоризненно, и нахально, и немного… загнанно.
Хватаюсь за последнюю эмоцию, как за кусок мяса с голодухи.
- В городе есть чем заняться… волонтерам. И это точно не моим комплексом!
- Пока нет никакого комплекса, - довольно напоминает бестия. - Пока это только воздух.
Егор Лин заливается смехом, словно однокурсница удачно пошутила.
Я нахожу ее наблюдение очень несмешным.
- Писульки этой службы - просто бумага, а твои претензии - только воздух.
- Думаю, нам нужно успок… - выдвигает вперед руки мэр, но никому нет интереса до его миротворческой миссии.
- Просто бумага, как и твои деньги, Кулаков, - идет она на прямую атаку, и я вынужден удерживать себя ладонью за стол. - И эта бумага не скроет вреда в будущем.
- Твое нытье тоже не перекроет пользу от спорта, - рублю так быстро, что Алиса и рта не успевает открыть. - И польза будет как раз от этих бумажек.
- Грязных, мерзких купюр, - бормочет она.
- Грязных, мерзких купюр, - подтверждаю я.
И наконец-то подаюсь вперед.
Алиса не тушуется, но мне кажется, она вздрагивает. Вот бы отмотать время назад и разглядеть точно.
Беззастенчиво пялюсь на нее, потому что… потому что только это помогает выныривать из внезапной свалки мыслей.
- Еще две службы должны одобрить это. - Она трясет бумагами, как наживкой передо мной. - И посмотрим - посмотрим - что скажет областная градостроительная служба.
Полнокровная боевая бестия. В цветочном платье и с блестящей копной непослушных волос - она больше на фею похожа.
Видимо, не из детской сказки фея. А та, которая с окровавленным топором поджидает за порогом, заигрывая крылышками в кишках своих жертв.
Я знаю еще один вид фей, и если бы она…
… если бы Алиса Чернышевская себя предлагала…
… боюсь представить, что бы я отдал хотя бы за один перепих.
- Они и одобрят. Городских сумасшедших редко слушают. Тем более, начальника областной градостроительной службы я тоже знаю.
Закладываю мину самодовольным, резким тоном.
Похоже, ее можно задавить неприкрытым эгоизмом. Бесится, как ребенок, вон ногти уже в ладони впустила.
И дергает-дергает этой своей ножкой.
Ну сколько можно уже.
Разговор серьезный идет!
- Не намекаете ли вы, прямо в кабинете госслужащего, что опуститесь до взяточничества… и нарушения закона?
Буравлю типа равнодушным взглядом.
Что еще за «опуститесь»? Такие дела только так и решаются.
- Алиса Дмитриевна, давайте дадим Василию Ивановичу шанс представить проект, - заводит мэр.
Что это она щелкает по экрану телефона там?
Откуда-то бестия набирается нового витка энергии, и опять по кругу упрямо разбрасывается фактами и прогнозами.
Пишу Игнату, чтобы срочно, вот прямо сейчас, пробил Алису Дмитриевну Чернышевскую, возраст от 25 лет, прописка, скорее всего, столичная. Чтобы номер у меня через пять минут был.
А лучше через секунд шестьдесят.
Ножка затихает на пару мгновений. А потом, пошевелив золотистой босоножкой, начинает дерганье снова.
В этом Доме Культуры сойти с ума можно от жары. Куплю им долбаный кондиционер, а лучше три.
Пока мэр безуспешно убеждает ее прогнуться, проверяю телефон. Как тронутый на всю голову.
- Это все возможно только в случае, если речь идет о персонах, которым можно… доверять, - намеренно рассудительно и даже мягко заключает Алиса и бесстыдно смотрит на меня.
Клянусь, я знаю, что ответить мерзавке, но во рту пересыхает. Песчаный буран кругами башку мою наяривает. Она еще у меня попляшет. Я за такое мужиков в землю укладывал. Даже рок-звезда Егор Лин напрягся. Видать, не дурак!
А Алисе хоть бы хны.
Она еще голову вскидывает, а волосы назад отбрасывает.
Пинг нового сообщения разрывает наш крышесносный глазной контакт.
Игнат прислал ее номер.
Ударяю по буквам, как пули отстреливаю.
Все равно втыкаю на ножку, заставляя себя возвращаться к формированию сообщения.
Пишу и стираю.
«я тебя…»
«я тебя…»
«я тебя уничтожу»
Но в последнюю секунду заменяю одно слово и отправляю.
«я тебя съем»
Она читает сообщение, как раз после россказней моему консультанту всех слезливых историй про детдом, граничащий с купленным мною земельным участком.
И ножка замирает.
Алиса вообще вся замирает.
Волнение - и кнутом холода, и хлыстом тепла - расползается кляксой по моему телу. И вдруг в такие водовороты закручивается, прямо под кожей. Прямо из пальцев ток можно качать.
Она глазеет на экран, ничего не выдавая. Только волны волос заправляя за ушко. И закусывая нижнюю губу, как… как…
Я не знаю, как что или как кто. Зачем она это делает? И почему не поднимает голову на меня? На меня смотри, а не на айфон.
Я прямо напротив, блин, сижу.
Выдалбливаю пальцами еще одно сообщение. Похоже, переплюну сегодня свой месячный максимум по смскам.
«ногой перестань дрыгать»
Конечно, знаю, дерганье она уже прекратила. Ведь взгляда больше, чем на пару секунд не отвожу. Жду реакцию.
Во всяком случае, она заткнулась. Это уже победа!
Только посмотри на меня теперь.
Конечно, Алиса начинает покачивать ножкой снова. Какая предсказуемая, аж скулы сводит.
Надеюсь, она строчит мне ответ этими своими изящными пальцами. Сколько ей лет-то? Руки совсем крошечные.
Пинг новых сообщений синхронизируется с перезагрузкой сердечной мышцы.
«Сначала доберись».
«Я тебе не по зубам».
«Смотреть перестань на ногу».
Когда поднимаю на нее взгляд, вот теперь Алиса точно вздрагивает. Видимо, шипящая искрами лава, носящаяся по моим жилам, огненным отблеском просачивается из глаз.
Не по зубам, значит.
Обнаруживаю, что стискиваю челюсти и не могу… разжать. Спортивный комплекс - первый шаг по легализации. Адекватный, внушительный шаг, продуманный двумя консалтинг группами до деталей. Я уже купил проклятый земельный участок. Шаг, крайне необходимый после идиотской войны с Карелиным. Я… переборол себя, чтобы на это наконец-то пойти, и теперь ни за что не отступлю.
Добраться, значит, надо сначала.
Она не совсем понимает, с кем имеет дело.
Я-то доберусь сначала, а потом… я вгоню все зубы по корень, даже если от них и пыли не останется. В нее.
В Алису Чернышевскую.
Глава 2 АЛИСА
АЛИСА
Три часа тому назад
Хлопаю дверцей поспешно, так как уже углядела что за машина красуется на газоне перед облезлым зданием Дома Культуры.
Роскошный черный Роллс-Ройс «Куллинан» в индивидуальной комплектации. Стоимостью в полмиллиона баксов.
Ох уж кого-то недолюбили в детстве.
Очень сильно недолюбили.
Перевожу взгляд на свой запыленный Ниссан. Отличная и тоже не дешевая тачка. Которую я должна в данный момент продавать, но пришлось сорваться в Васильки, как только услышала про планы беса.
Бес - это Василий «Кулак» Кулаков.
Так называемый столичный король.
Держащий многомиллионный город в ежовых рукавицах.
С помощью криминала когда-то оттяпавший все, что можно было оттяпать.
Чей Куллинан здесь и небрежно припаркован, нагло закрывая подход к зданию.
Собираю бумаги с переднего сиденья, и направляюсь к настежь распахнутой двери.
Мою малышку планировала продать, потому что ожоговому отделению областной больницы срочно понадобилось оборудование. Со сборов коллег накапало много, но недостаточно.
Но кровь из носу нужен автомобиль, поэтому придется срочно продавать квартиру. Я давно собиралась, но хотела сначала выбрать односпальневую замену моими четырехкомнатным хоромам.
Эх, не куковать же мне на улице.
В здании ожидаемо тихо и пусто. На носу летние каникулы, а главные завсегдатаи не очень развлекательного Дома Культуры - припаханные к посещению школьники.
Смехотворно, что местом обсуждения проекта этого беса выбрали Дом Культуры.
Бандюган решил поиграть в благотворительность.
Заворачиваю в центральный коридор на всех парусах, оттягивая платье вниз. Это Рэд Валентино, коллекция семилетней давности. Именно тогда с дизайнерскими шмотками у меня случился болезненный разрыв.
Ну, как последствие того, что от меня отказалась семья, вот и деньги перестали давать.
Реагирую на шум разговора слишком бурно, и бумаги разлетаются. Собираю все в кучу по листку с пола. Уверена, они там всей группой наблюдают за моим провальным подходом.
Путь с препятствиями, чудненько.
Еще и за ковер цепляюсь, когда практически вплотную приближаюсь к столпотворению мужчин.
Егор, мой однокурсник, галантно удерживает бумаги, пока я снова дергаю подол вниз. Это благодаря только его рок-звездной персоне меня допустили к встрече. Или разговору. Или просто контакту. Точно не знаю, что сейчас будет.
Мэр Васильков, знакомый со мной уже не один год, приветливо улыбается, но здоровается сдержанно. Ясненько.
Двух других мужчин он представляет как бизнес консультантов по благотворительным активам. Те вышколенно кивают, беседуют, интересуются моей персоной.
Первоклассные консультанты, досадливо думаю я.
Они здесь с Кулаком.
Все у него подготовлено и продумано.
Бюджет спортивного комплекса - двадцать лямов. У меня сводит скулы, как только вспоминаю об этом.
Двадцать миллионов баксов, которые способны угробить площадку и дряхлое здание соседнего детского дома, на ремонт которого я вот только наскребла деньги.
Оглядываюсь в поисках самой важной персоны тут. Спросить мешает гордость, да и вообще, без беса разб…
Замечаю широкий разворот его плеч у подоконника поодаль, и снова едва не выпускаю бумаги из рук.
В глаза словно иголки вставили: не могу ни закрыть их, ни даже моргнуть.
Какой-то панический кульбит выделывает сердце, заскакивая на ребра, когда Кулак отталкивается от окна и направляется к нам.
Он совсем - с о в с е м - не такой, как его описывали.
… походка медвежья, но грузное тело словно каждый раз заново на подошвы приземляется…
… и впрямь нет половины уха, но линия подбородка необычная, будто двойной набор костей…
… волосы почти под ноль короткие, злые какие-то, но вдруг они - шелковистые на ощупь…
… и глаза черные и влажные, внимательные и подвижные, с предостерегающим блеском, словно вот-вот что-то в них вспыхнет…
Я едва не спотыкаюсь.
Хотя, что это я. На месте же я стою.
Внутри меня что-то спотыкается.
Он отпивает глоток кофе из закрытого бумажного стакана. Перебрасывается с другими короткими фразами, и только потом будто бы замечает меня.
Господи, это нормально таким высоким быть?
- Это Алиса Чернышевская, - представляет меня мэр несколько торжественным тоном, - она наша спасительница. Активистка. Помогает нашему городку уже не один год. Я думаю, что…
Никому не интересно, что думает Анатолий Иванович.
Все остальные следят за реакцией беса.
И тут я понимаю, глядя на их напряженные лица.
Кулак еще не в курсе, что я собираюсь уничтожить его планы на спортивный комплекс в Васильках.
Что же, время это исправить.
- С земельным участком - проблема, и серьезная, - перебиваю я мэра. - Спортивная инициатива - это прекрасно, но не тут. Массивная нагрузка на почву обвалит соседние здания.
Он смотрит в меня, замерев скалой. Напряженно, как во время прыжка застыл. И словно пораженный, что я умею разговаривать.
Кулак даже не изучает меня, а просто шпицей взгляда пронизывает мои глаза до дна. С трудом удерживаю спину ровной под интенсивностью контакта.
Слишком личного контакта.
Когда Кулак подошел, он разговаривал с другими, будто меня здесь и нет. Может, и правда не заметил. Или посчитал незначительной.
Контраст с пристальным вниманием сейчас заряжает мою кожу шоковыми импульсами. Заставляю себя поднять руку, завожу волосы за ухо, и моя ладонь… она горячит, как в лихорадке.
Кулаков отпивает еще один глоток кофе, но взгляда с меня не сводит.
Решаю, что все. Больше не буду глазеть на беса.
Вообще на прямой глазной контакт - запрет.
Мне нужно поставить свою позицию несдвигаемым блоком, и вот прямо сейчас.
- Не понимаю, почему при перерегистрации участка не указали непригодность к строительству. Потому что раньше указание на это было. Естественно, ничего строить вблизи границы с детским домом нельзя.
- Мы проясним детали по мере развития проекта, - охотно комментирует светловолосый консультант в серьезных очках. - Ведь архитектурная составляющая еще в разработке.
- Все будет под контролем, - добавляет второй.
Ага, ну-ну.
- Чьим? - мягко стелю, но голос все-таки рвется ввысь.
- Моим, - басит Кулак.
Принуждаю себя не смотреть на беса. Даже ладонью приходится удерживать другую руку, чтобы та не дернулась.
Игнорирую его участие в беседе напрочь и обращаюсь к консультантам. Даже поворачиваюсь к ним уважительно.
- Вы же - заинтересованные лица, поэтому контроль должен быть сторонним. Еще градостроительную службу проходить. Это одно. А еще есть общественное мнение. Это другое.
И общественное мнение обеспечу я.
Если он воображает, что получится отмыть свою дрянную репутацию очередным злодеянием… Еще и в несчастных Васильках, самом бедном пригороде столицы. В моих Васильках.
На благоустройство которых я потратила годы.
- Какое отношение ты имеешь к строительству в этом городе? - долбит Кулак каждым словом.
Не смотреть, не смотреть, не смотреть.
- Я занимаюсь ремонтом детского дома, и имею прямое отношение к земельному участку по соседству.
- Какое еще? - злобно давит он.
- Самое непосредственное. Я хорошо знаю участок и видела все документы. И вот посмотрите…
Показываю консультантам и крайне заинтересованному Егору Лину бумаги, собравшиеся у меня за несколько лет. Кулаков - далеко не первый, кто позарился на землю.
И станет следующим, кто от нее отступит после моего пинка.
- Участок идеально подходит для стадиона и комплекса, и вопрос решенный, - значительно повышает голос Кулаков. Но я недолго праздную победу от его срыва и несдержанности.
Стадиона?
Стадиона!
Поворачиваюсь к мэру, который не сообщил мне эту «незначительную» деталь, слишком резко.
- Если такой серьезный размах, однозначно есть потребность в общественном голосовании громады. Это изменит жизнь городка!
- Конечно-конечно, Алиса…
- Голосования? - выплевывает Кулак. - Зачем тебе этот участок?
У некоторых от безграничной власти и жадности мозги уже поплавились. Везде видят только выгоду и умысел. Ничего, от этих мозгов я не оставлю и слизи.
Внутри меня костер потрескивает раздражением и отчаянием. Кулаков… всегда собирается так наезжать на меня?
- Эта часть есть в местных законах. Реакреационные…
- И ты, прям, знаешь все законы.
- Конечно, знаю, - вспыхиваю и раздраженно отвожу руку куда-то. Но взгляд удерживаю в стороне.
Не стоит смотреть, как он бесится.
Хоть и хочется.
Очень хочется.
- У тебя одна сережка неправильная, от другой пары.
Он даже не говорит это противным, самодовольным голосом.
Кулаков констатирует факт, как подтверждение, что я - не компетентная и здесь не к месту. Нигде не к месту.
Бросаюсь пальцами к металлу быстрее, чем останавливаю себя мысленно. Действительно, перепутала сережки. А все из-за кого?
Из-за зажравшегося наглеца, что влез в мои Васильки.
Пришлось тогда из дому практически бежать к машине и заправляться по бешеной цене.
Мэр и рок-звезда пытаются понизить градус, но скорее ад замерзнет, чем я отступлю.
- Ты в Васильках живешь?
Судя по намеку на чистейший гнев в тоне, это бес ко мне обращается.
- Нет, - наконец-то выдавливаю. - Я живу в центре города.
Недолго осталось там жить, но се ля ви. Обойдусь квартирой поскромнее.
- Тогда ты никакого отношения ко всему этому не имеешь, - ей-богу, он сейчас бросится на меня.
Осторожно, злой бес!
- Как и ты, - цементирую каждое слово. И улыбаюсь консультанту, что поближе стоит. Намеренно игнорируя взглядом гиганта напротив, которому и отвечаю. - Ты тоже не живешь в Васильках.
- Друзья, - заводит мэр. - Пришла пора перейти к конструктивному диалогу. Узнать друг друга поближе. Давайте пройдем…
- И стадион, и комплекс принесут доход поселку. Даже туризм.
Склоняю голову вправо, и рассматриваю пожелтевший потолок. Не могу стиснуть зубы сильнее, денег даже на стоматолога у меня реально сейчас нет. Приюту для животных «Пьеро» мои последние запасы - куда важнее. И если бы не бес, я бы уже нашла покупателя на свой Ниссан.
Если стисну зубы, то точно сломаю что-то.
Потому что… Кулаков прав: вся эта затея принесет прибыль округу.
Но не ценой детского дома!
- Что ж, надо выбрать другую землю. Я вам помогу. - Опять поворачиваюсь к двум внушительным серым костюмам. - Я здесь все знаю.
- Конечно, Алиса только хочет помочь. Пожалуйста, господа… и дама, конечно, проходим в нашу галерею. Это почти что конференц-зал, сюда, пожалуйста, мы только установили факс и ксерокс…
Слава богу, со мной равняется Егор и мы следуем за размахивающим руками мэром.
А Василий Кулаков буравит взглядом мой затылок и спину. Он явно на пороге сенсационного открытия экстрасенсорной дрели, которую можно загонять в чужие головы усилием воли и жарким взором.
Смотри-смотри, бес.
На меня просто так не надавишь.
Я от своего не отступлю.
Конечно, как в подтверждение сего несокрушимого манифеста, я спотыкаюсь об дурацкий коридорный ковер. Как раз на пороге «конференц-зала».
И безразмерная ладонь молнией касается моей спины.
Хотела бы сказать: для того, чтобы подло толкнуть вперед.
Огласить его чистокровным мерзавцем.
Но Кулаков… придерживает меня, неуместно заграбастав пальцами слишком много ткани платья.
Он придерживает и придерживает и придерживает, и отпускает не сразу.
С ужасом чувствую, как лицо заливает краска.
Что… это он делает?
Злость во мне гейзером взмывает вверх, даже мысли будто кипятком ошпаривает. Что это за игры еще такие! Он - последний человек, что вежливо поможет женщине удержаться на ногах. Тем более, мне!
Не знаю, на что Василий Кулак рассчитывает, но я никогда - н и к о г д а - не поведусь на его уловки и не позволю ему выиграть.
Глава 3 АЛИСА
«я тебя съем»
Пересматриваю сообщение раз двадцатый, словно читать только научилась.
Серые костюмы напротив разглагольствуют о будущем великолепии спортивного комплекса. Аналогов не будет во всей стране. Стадион еще и в роли концертной площадки. Отдельный ежегодный фонд на все мыслимые и немыслимые спортивные секции.
Личный фонд Василия Кулакова.
В общем, консультанты беса отрабатывают каждую копейку. Недаром он интересовался моими серьгами - оценивал, сколько лапши еще поместится на ушах.
«я тебя съем»
Взмокла я только по причине аномальной майской жары. И потому что в комнате нет кондиционирования.
Только поэтому!
Нет, на что это Кулак намекает?
Его темный взгляд пожирает меня. Приказываю себе ежеминутно не возвращаться к нему глазами, но сама себе предательница.
Возвращаюсь. Нервно сглатываю. Нога расшатывается, подстать давке возмущенных мыслей в голове.
Жар выталкивается даже из легких. Я не знаю… не знаю, как интерпретировать его сообщение и фиксацию на меня взглядом. Внутри - одно сплошное перекати-поле.
Он, наверно, отвлекает меня. Чтобы не смогла защитить свою позицию и детдом.
Да-да, вот это то, чего стоит ожидать от мерзавца вроде Кулакова.
- Спортивного комплекса не будет. - С такой резкостью переворачиваю беседу, что заносит меня, как на льду. - Это неприемлемо. Зданию детдома сорок лет, его нужно сберечь, другого не будет. Как и площадку. Подбирайте другой участок.
Консультанты бросаются рыться в бумагах, мэр проводит рукой по морщинам, а Кулак… невесело и коротко смеется.
Направляю в его сторону всю строгость и осуждение, что могу вытащить наружу.
Его глаза мрачные и жесткие - удивительно живые и подвижные. Этот контраст мешает мне дышать с самой первой секунды, как увидела Василия.
Все предупреждали, мол, он непривлекательный и страшный. Но… я понятия не имею, что они все подразумевали. Ей-богу, мы с ними в альтернативных реальностях сосуществуем?
Никогда не признаюсь вслух, но Кулак - ужасающе привлекательный. У него магнетизм мощностью с целый Юпитер.
- Не будет, - повторяет он за мной насмешливо. Ловко забрасывает пустой стаканчик в угловую мусорку. Недалеко от меня. - Чего не будет, так это твоих здесь указаний. Участок выбран. Все. Он подходит. Проблемы решаем по мере наступления.
- У детского дома нет роскоши, - твердо проговариваю, - ждать пока до вас дойдет, что их здание пойдет трещинами. Вам же плевать? Плевать ведь.
- А тебе нет, значит? - неожиданно яростно выдает Кулак и я невольно отпрянываю от края стола. Чтобы скрыть постыдную мощь своей реакции. Телефон во вспотевшей ладони едва не трещит.
- Нет, как видишь, - усилием воли контролирую голос, чтобы не сорваться на ответный крик.
- В документах… Алиса, в ваших документах много полезной информации. Имеет смысл собрать наработки проекта и условия, как бы сказать, воедино, - говорит мэр. - Создадим совместный план, пропишем там обстоятельства и нормы, по которым все будет сделано правильно. И мы сможем представить документ громаде.
- Замечательное предложение, - выравнивается один серый костюм и рядом тут же приосанивается второй. - Зафиксируем и обо всем договоримся. Конечно же, никто не хочет, чтобы детское учреждение пострадало.
Их заказчик смотрит на меня, будто не слышит.
Это все… оказалось намного труднее, чем я думала. Придется бороться в поте лица.
Придется - значит придется, подстегиваю себя.
- Зафиксировать каждую деталь. Особенно потенциальный вред детдому и все виды компенсаций. А в случае появления трещин… строительство прекращается немедленно.
- Это не то, как это работает, - проговаривает бес медленно каждое слово по отдельности.
Кулак хочет, как гвоздь за гвоздем, вбить каждый звук в мою голову.
Я улыбаюсь ему, слегка запрокинув голову. Внутри кровь рябью расходится и каждая клеточка порхает, но я растягиваю губы в милой, даже скромной улыбке.
Кулак вздрагивает, и у меня в грудине вязкая смола расползается, теплая и густая, мешая сделать полноценный вдох.
- Значит, заработает так, - почти напевом заключаю я.
- Делаем общий док, значит, - басит он и, поднимаясь, отодвигает соседний стул небрежно резко и отрывисто.
Кулак покидает комнату, никого не дожидаясь.
Консультанты, запихивая бумаги в портфели, бросаются вслед за хозяином.
- Я всегда знал, что когда-нибудь наше юридическое образование пригодится, - задумчиво тянет мой однокурсник Егор.
Да, теперь оно пригодится.
Я собираюсь добавить в «документ» столько деталей, сколько могу придумать. И Василию Кулакову придется выполнить все до единой.
Глава 4 АЛИСА
На центральной улице Васильков ажиотаж, несмотря на зенитное солнце. Повылезали горожане на шум и гам. И на отблески журналистских камер.
Ну как же, сам столичный король пожаловал, а еще и что-то большое и дорогое строить задумал.
Стискиваю лямку раритетной сумки Ив Сен-Лоран и направляюсь к лимонно-желтому зданию, возвышающимся над другими.
У самого оживленного места Васильков есть название - «Лепесток» - но все его кличут только Гостиницей. Потому что это - единственная гостиница городка. Рядом кафешки и магазины, а за углом рыночный проспект.
Прикидываю, что дешевле за номер заплатить, чем уйдет на бензин мотаться туда-сюда.
Сделаю тут свою версию документа за пару дней и бессонных ночей. А дальше, надеюсь, будем разбираться в столице и лишние расходы закончатся.
Со вздохом бронирую номер. Ванная внутри, вот и славно. Все равно накладные расходы, но самый дешевый номер никак не могу снять - душевая на этаже.
Выхожу обратно на улицу, чтобы полюбоваться как непубличный Василий Кулаков мучается под софитами пиарных камер и под дождем подлизывающих вопросов.
Новоиспеченный «Благодетель» явно продумывает куда бы сбежать побыстрее. Некоторым журналистам отвечает, будто он здесь главный по камере. Тюремной камере. Смешно все это.
Он, конечно, выхватывает меня взглядом издалека. Стою на крыльце, на возвышенности лестницы, как хозяйка города и смотрю на него вниз.
Мучайся-мучайся. Хочешь выглядеть благонадежным членом общества - терпи, бес.
Едва удерживаюсь, чтобы не помахать издевательски рукой.
Кулак нацеливает острие своего взгляда на меня слишком часто, и мне это не нравится - заметят другие ведь - но с места сдвинуться не могу. Застыла, как прибитая к плитам под подошвами.
Когда консультант отводит беса в сторону пиарной локации, обхожу здание по крыльцу и спускаюсь по другой лестнице.
Мира Никоновна только переехала в отреставрированное здание и надо бы поинтересоваться не нужна ли помощь.
Магазин «Все по 15» теперь соседствует с лавкой гадалки, и сочетание «дизайнов» - зрелище не для слабонервных.
У Миры Никоновны старая вражда с гадалкой Далей, и по иронии судьбы они вынуждены ютиться в совместном зале последний месяц.
Рассматриваю желтые ценники возле кассы «Все по 15», пока грустная хозяйка рассказывает мне последние новости. И оказывается вчера подвезли новый ассортимент, поэтому дела должны пойти шустрее.
Дела каждый месяц «должны пойти» шустрее по разным причинам, но Мира Никоновна не сдается. Может, это Даля реально прокляла ее продажи?
Выглядываю из-за стеллажа в сторону ядовито-зеленой ширмы. А из-под алого атласного торшера с кандибобером тут же выглядывает гадалка Даля, хмыкая и закатывая глаза при виде меня.
Чудненько.
Собираюсь купить резиновую оранжевую уточку для ванны - чисто для поддержки продаж, - как в магазин-салон влетают операторы, корресподенты.
За ними следует мэр, и порядком уже взмокший Кулак с напряженными бицепсами.
Ну что, что они забыли тут?
- А тут наши отреставрированные площади, так сказать, для коммерческого развития города, - торжественно указывает Анатолий Иванович на желтый стенд «Покупай все по 15». - И вот с помощью Василия Ивановича мы, уверен, и еще больше отремонтируем!
Кое-кому душу продажную не мешало бы отремонтировать, но лицемерие держу при себе. Если бы бывшие бандюганы давали деньги на ожоговые отделения, мне тоже пришлось бы взять.
Сталкиваемся в этот раз с Кулаком не только беспокойными взглядами.
Корреспонденты прут и прут, а помещение - крошечное. Один оператор даже задевает деревянного фламинго, и тот возмущенно покачивается, навалившись на надутый спасательный круг с выцветшей надписью «Буйки-бубульки».
Бес невольно задевает меня плечом, а я вжимаюсь в стеллаж, спасая уточку в ладонях у себя на груди. Кулак нехило так отталкивает какого-то мужика, усугубляющего толкучку возле нас.
Мэр старается переадресовать вопросы виновнику пиарного переполоха, но Кулак занят раздачей приказов - чтобы вывели часть свиты отсюда.
Его ноги касаются моего бедра. Под гул бурана в моей крови я не сразу замечаю, как мы оба замираем.
Он наконец-то умудряется развернуться лицом, попутно задевая мое плечо шероховатой поверхностью руки. Я вжимаю уточку в себя сильнее.
- Что это? - требует Кулак ответа, словно я бомбу в руках держу, а не мелочь какую-то.
Растерянно обнаруживаю, что вместе с резиновой уточкой захватила со стола и силиконовую форму для выпечки. В виде розового единорога.
- Ничего, - огрызаюсь я.
Его суровые губы явно готовятся произнести грубость, как в гущу событий прорывается гадалка.
И она хватает беса за локоть, нагло дергая.
Даля выглядит обезумевшей, ей-богу.
Я даже прижимаюсь к Кулаку поближе, потому что женщина вдруг впала в неадекватную экзальтацию и практически нападает на него!
- Вправо, минуя пруд, к колодцу! - повторяет она раз за разом, дергая беса за руку.
Он отряхивается от сумасшедшей, но чтобы полноценно от нее избавиться, придется либо меня толкнуть на стеллаж, либо гадалку отфутболить в толпу.
- Вправо, минуя пруд, к колодцу, - частит Даля, теперь шепотом. Она пытается даже допрыгнуть до его непроницаемого лица.
Господи, хоть и солнечно на улице, и здесь толпится куча народу, а мне становится жутко.
Мурашки пузырятся по коже, и Кулак словно тактильно ощущает их - он переводит взгляд на место, где наши руки соприкасаются. И потом поднимает цепкие глаза на мое лицо.
- Часто такое случается?
Он явно подразумевает безумие Дали, но тон, которым выдыхает слова… словно он хочет знать, часто ли моя кожа такая чувствительная.
Я отрицательно покачиваю головой.
Кулак отцепляет себя от гадалки в последний раз, и криком приказывает своему консультанту вывести из магазина уже всех. Как верный доберман, мужчина выпроваживает каждого, кто попадается на пути.
Даля убегает к себе подсобку, бормоча проклятия в адрес всего поселка.
Бес направляется к выходу с настолько подчеркнуто выпрямленной спиной, что я не могу не провожать его взглядом.
И так уже выше всех вокруг, досадно думаю я, а все равно хочет еще больше казаться.
Глава 5 АЛИСА
Оставшийся день и половину ночи корплю над заготовками для документа. Устав выйдет пухленьким. И Кулаку точно не понравится пункт 1.4.4.1.2.
И пункт 2.1.2.3.
И это я еще до третьего раздела не добралась.
Нужно обезопасить город по полной. Даже если негодяй и начнет стройку, его ожидает десяток сдерживающих факторов. Сдерживающих от тотальной безнаказанности.
К полудню корректирую написанное - унесло меня немного ночью и законы, блин, новые плодятся котятами - и фигачу консультантам мое электронное письмецо.
Пусть отправляют мне свои доработки, и при личной встрече соединим их.
Через пару часов читаю комментарии Кулака прямо в моем документе.
И расплываюсь в широкой, счастливой улыбке.
Как я и догадывалась, он ничегошеньки не понимает в таких делах. У него просто тямки не хватает.
Да я его вокруг пальца обведу!
И никакие консультанты бесу не помогут.
Когда в преддверии сумерек над городом нависают тучи, заворачиваю на парковку позади Гостиницы. В моей крошке точно пылится еще одна косметичка: там почти все просрочено, но у нищенки, вроде меня в данный момент, выбор невелик.
У Ниссана, под гущей зарослей, меня поджидает Кулак, засунув ладони в передние карманы.
Как приготовившийся к боданью бык поджидает.
Неподвижно наблюдает за моим приближением.
Прислонившись к передней дверце моей крошки.
Будто он тут хозяин положения. И все вокруг ему принадлежит. Даже тачка моя. И полопавшийся асфальт, по которому я вышагиваю уже медленее. И даже тучи, омрачающие небо.
Некоронованный столичный король, дамы и господа. Вчера с пушкой бегал, а сегодня - мегаполис под подошвой.
От раздражения и несправедливости едва не потряхивает, но с педалью тормоза у меня внутри всегда все было нормально.
Нажимаю ее, останавливаясь возле мощной фигуры. И довольно миролюбиво обращаюсь:
- Вечер добрый, господин Кулаков. Первую часть устава сегодня уже отправила. Чем обязана?
Дождь назревает нешуточный. В воздухе властвует будоражащий свежестью флер озона.
Словно на горной вершине с Кулаком стоим. А не на пыльной парковке, посреди остывающего железа автомобилей.
Кулак отталкивается от дверцы моего Ниссана.
И равняется со мной - на две головы выше, так что «равняется» он с кем-то, вроде меня, только условно.
Он удерживает мой взгляд на себе, будто якорь мне на глазное дно забросил. Я стойко выдерживаю многотонный напор внимания, хотя правая нога начинает подергиваться.
Кулак молчит так красноречиво, что лицо у меня все-таки вздрагивает.
Запугать меня решил, значит.
По старой, протоптанной дорожке. Бандюган - он и есть бандюган.
В какие Роллс-Ройсы его не посади.
Но он не улыбается моему смятению. Не выражает довольства от того, что неуверенно сжимаю и кусаю губы. Не наслаждается, как лямка моей сумки трещит под нервным движением ладони.
- Это закончится плохо для тебя, Чернышевская, - грудным голосом он толкает слова в пространстве между нами, словно они перекатывающиеся по склону валуны. - Ты вообще не понимаешь, что ты творишь.
Первая дождевая капля падает на лицо.
Я, собрав все разозленные и путанные мысли в одну кучу, сознательно придвигаюсь к Кулаку ближе.
Грохочет пульс в ушах, перегруженными вагонами по расшатанным рельсам.
Голову приходится удерживать запрокинутой.
- Я все понимаю. Все вижу. И сделаю все, что нужно. И нет таких угроз, чтобы остановили меня. Заруби себе на носу, - срываюсь и пропади оно все пропадом!
Он первый грубить начал. Поджидает меня тут, как гопник в подворотне. Тоже мне, хозяин столицы!
Он напрочь игнорирует заливающий нас дождь.
- Я выиграю, а ты проиграешь, - Кулак выталкивает из себя слова хрипами.
Он будто бы лопнет сейчас от того, что сдерживает себя.
- И как только я заполучу спорткомплекс, где хочу. И как только заполучу весь поселок, я…
Кулак блуждает по моему мокрому лицу взглядом, словно потерялся и не решается остановиться на чем-то одном.
А затем резко наклоняется и растянуто выговаривает, и каждое многотонное слово ему тащить приходится:
- Как только я выиграю, а ты проиграешь, я нагну и поимею тебя напоследок, Алиса, если захочу.
- Я выиграю, а ты проиграешь, - задушено откликаюсь в тот же миг. Вдохами захлебываюсь, на выдохах тону. - И как только я выставлю тебя из этого города, как захочу…
Голос рвется и искрится от злости, но мне плевать.
- … я, может, побуду достаточно щедрой, чтобы дать тебе прикоснуться ко мне напоследок, Кулаков. Один раз. Как благотворительный жест! И может быть…
- … я даже дам тебе отлизать мне напоследок, - разозленно заканчиваю я.
Мой подрагивающий голос не такой уверенный, как слова.
Но грудина у Кулака разрывается от бешеного хода легких. Я не могу за ней наблюдать, мне нужно свою сдерживать.
Думает, он тут мне похабности будет говорить! Что я испугаюсь, как ребёнок? Нагнет он меня и «поимеет»! Да я… Да я! Я тоже так могу!
И когда он подается вперед и наклоняется совсем впритык - я вдруг знаю, что бес собирается сделать.
Я знаю это, как руки знают как двигаться, и глаза знают как моргать, и сердце знает как биться.
И я не могу позволить Кулаку сделать это на своих условиях.
Не дам ему власти сделать это, как он хочет.
Не дам!
Хотя бы это!
Я хватаюсь пальцами за мокрую ткань его майки, и он ошеломленно смотрит на мою руку - впрочем, я сама в шоке наблюдаю за собственными движениями.
И целую его первой. До того, как поцелует он меня.
Кулак отмирает лишь через мгновение. Мои ладони тянут и тянут на себя тонкую ткань.
С возгласом я тут же отстраняюсь, стараясь надышаться.
Забрасаться воздухом для сковывающих ребра переживаний страха и воодушевления.
Заливающий нас ливень усиливается, от раскаленного асфальта едва ли пар не поднимается.
Одновременно снова глядим на мою хватку у него на грудине.
Кулак затягивается кислородом через ноздри.
Мои бледные пальцы на фоне его темной майки вызывают у него такой взгляд, словно портал в другую вселенную открылся.
И мое восклицание тонет в пекле его властного рта, захватывающего и мои губы, и часть моего лица.
От натиска пятерни в волосах у меня по коже огнем мчится шок. Овладевает Кулак моим ртом так яростно, что я вынуждена цепляться за массивную шею. Шатает меня, или может его шатает.
С каждым движением языка рвется бомба красок под веками. Движением его или моего, не знаю. Больше не знаю, как различать.
Колотит изнутри так, словно сердце строгают на струпья. И те разлетаются, искрами подгоняя кровь.
Как раскаленными иголками в одночасье проткнули тело насквозь.
Цепляюсь и цепляюсь за колонну шеи. Не могу руки пристроить! Не могу ничего до конца доделать! Мысли обрываются, как и вдохи.
Кулак затягивается мной так глубоко, что сдавленным звуком напоминаю себе о собственном существовании.
Издавая что-то напоминающее рык, он припечатывает нас к машине.
Дрожь безостановочно марширует по влажной коже.
Он целует меня еще раз и еще раз, будто мы в петле времени застряли.
Теперь сжимает мои ладони в своих кулаках и судорожно отводит их куда-то в сторону. Рыскает у меня во рту языком, как помешанный, как будто ищет что-то там.
Хочу бежать, сорваться и - куда глаза глядят. Но не могу оторваться! Не могу не отвечать ему! Только сейчас время с красной отметки сдвинулось. Рвануло. Все до этого - годы, недели, часы - ощущается на самом деле застывшим. Замороженным. Отложенным.
Глава 6 АЛИСА
Тяну воздух в себя урывками - и Кулак позволяет мне, но передышки становятся все короче и короче.
Он запрокидывает мою голову до упора, и я позволяю ему.
Сбивчиво постанываем, когда он неугомонно толкается в мой рот глубже.
Сердце пружинит сладкой болью. Я же сейчас захлебнусь.
Как под гущей мерцающей лучами воды, пытаюсь выплыть. Легкие обжигает лед. Но становится все равно.
Все равно - выплыву или нет.
- Ты… ты…
Пытаюсь сказать что-то. Наверно, какой он мерзавец. Напомнить, чтобы не смел меня отвлекать.
- Сюда иди, - требует он выдохом. - Иди ко мне.
Кулаками, в которых еще зажаты мои ладони, мнет мои спутанные волосы и наклоняет мою голову для продолжения.
Судорожные его выдохи накачивают меня дурманом. Я кровью могла бы барыжить после. Не могу остановить его, потому что никто не остановил бы.
И меня.
И меня тоже никто не остановит. И я всхлипываю, когда эта единственная выжившая мысль выбирается из хмельного омута на поверхность.
Кулаков перебрасывается на мою шею, и кожа там слишком тонкая, чтобы я молчала под россыпью хаотичных засосов.
Он поводит головой - отряхиваясь и отряхиваясь от чего-то, останавливая самого себя - и резко выпрямляется. Таранит меня чумным взглядом.
Выдает звуки какие-то, мне в лицо, потому что прямо-таки трется об меня. Я не понимаю. Не могу разобрать. Заглатываю ливень потрясенно.
- Хочешь выиграть? Хочешь выиграть? - наконец-то прорывается что-то внятное.
Не знаю, киваю или мотаю головой. Он прикусывает мою губу - совсем невесомо - но я охаю, как девчонка-подросток. Коротит даже в висках.
Кулак звереет, и я не могу разобрать все происходящее. Перед глазами мельтешит, и мокрые волосы не отлепляются от лица.
- Конечно, хошь выиграть, принцесса. Не наигралась еще.
Он выдает это со злостью, но столь угрюмой, что я прозреваю.
Вспышка догадки ослепляет не так ярко, как его блуждающие прикосновения.
Теперь захлебываюсь вздохами от другого потрясения. Но он снова припадает к моим губам, будто остановиться не способен.
Конечно же, Кулаков все разнюхал уже про меня. Как я сразу не додумалась, когда подошла к машине.
Какая неприлично богатая у меня семья.
И, наверно, то… что они выставили меня вон, как надоевшего домашнего питомца.
И как презирают и смеются надо мной.
Все они.
Люди из прошлой жизни.
Пытаюсь вырваться, но только сейчас осознаю мощь, на которую Кулаков способен. Власть, которой он завладел.
Потому что он разозленно затягивает меня снова в поцелуй. И сопротивление меркнет во мне, как одинокой вспышкой на небе угасает целая звездная система.
- Выставишь меня из города, значит, - урывками напоминает Кулак. - Давай пробуй, принцесса.
От внешнего мира он скрывает нас разворотом необъятной спины. Меня - по самую макушку. Упираясь лбом мне в переносицу.
Тянется рукой мне под платье, но я вскрикиваю. Он чертыхается и снова потряхивает головой, убирая ладони и переключаясь на себя. Вываливает эрегированный член из ширинки и я потрясенно замираю.
- Ну как, нравится на равных со мной? - Он жестко проходится ртом по моим губам и внезапно шумно выдыхает. - Ну как тебе? Как тебе, Алиса?
Пораженная, я только и могу глядеть на агрессивно вздыбленный член с толстой багровой головкой. Верно, я с ума сошла?
Тремор видать до мозгов добрался и теперь меня качает до такой степени, что не могу отличить реальность от наваждения какого-то.
- Ч-что? - выдавливаю. - Как мне ч-что?
И он вжимается в меня, и лихо направляет мою ладонь к эрекции.
- Ну как тебе? - повторяет будто забыл другие слова. Но затем срывается, и я ошеломленно слушаю его скрежещущий голос.
- Давай уговор. Сейчас. Между тобой и мной, принцесса. Выставишь меня из города. Иди сюда, дай мне…. Если подрочишь мне прямо сейчас, вот тут, и дашь на тебя прям кончить, то не будет блядского комплекса никакого. Все. Не будет. Слово даю. Уговор.
Он отжимает у меня еще несколько поцелуев, пока говорит. И я тянусь к нему каждый раз, как и все сосуды и жилы во мне паленой резиной тянутся. Сердце спотыкается на каждом слове.
Мое запястье он все еще удерживает у своего стояка.
Мне страшно… страшно, что Кулак заставит меня прикоснуться к пружинистой эрекции.
Страшно, ведь не знаю, что дальше будет.
Не знаю, что от себя ожидать.
Лицом пытаюсь его башку оттолкнуть, но все мимо.
- Что такое? Не нравится? Не так сильно хочешь спасти детдом? Так сильно противно? - хрипит Василий.
Выдираю ладонь из его хватки и пытаюсь толкнуть в грудь.
- Т-ты сбрендил, - вываливаю все почти криком. - Я… я не собираюсь такого делать вот так! Это хамство! Ты издеваешься надо мной! - от гнева трясусь уже и снова пихаю его в грудь. - Причем здесь… Отойди от меня. Отойди, я сказала.
Кулак отталкивается пятерней от крыши Ниссана и только потом застегивает ширинку.
Промокший до нитки, он буравит меня взглядом, все еще заходясь в частых, нерегулярных выдохах.
Я убираю налипшие на лицо волосы, и судорожно прикрываюсь руками.
Платье облепляет тело. Не хочу, чтобы он разглядел что-то под ним, даже очертания.
Но он даже не смотрит туда. Только в лицо взглядом впивается. Его облик искажается рябью ливня. На лице - сплошь обнаженные эмоции. Столько их… Не могу отследить!
- Я знала, - звенящим от злости голосом завожу я, - я знала, что от тебя можно ожидать такое. У тебя нет принципов. Для тебя есть только «любой ценой». И поэтому… именно поэтому я никогда не позволю тебе распоряжаться Васильками, как своей песочницей!
Кулак делает шаг ко мне обратно, видимо, на автомате. Я двигаюсь в сторону и он останавливается - мы практически одновременно рыпаемся.
- Я дал тебе попытку. Разбалованной девке. Я убивал людей за пятую часть, что ты себе позволяешь. Песочница? Это твоя песочница! В отличие от тебя, у взрослых здесь реальные дела. Пока ты бегаешь и доказываешь богачам, что ты - не такая. Благодетельница! Но у меня секрет для тебя, Алиса.
Он наклоняется и молниеносно дергает меня за локоть, вынуждая прильнуть к каменной груди. И обжигает ухо злым шепотом:
- Но ты, мать твою, именно такая. Такая же, как и все они.
Толкаю беса в плечо и бесстрашно заглядываю прямо в искаженное сотнями эмоций лицо. Мы оба оказываемся ногами в луже.
- Потому что ты так решил? Что ты знаешь вообще об этом, Кулаков? Что? Ничего!
- Побольше твоего, - выплевывает он. - Я в детдоме вырос и…
Вижу, как он мгновенно жалеет о выболтанном.
И впервые его охватывает такая злость, что я отступаю невольно назад. Злость на себя самого.
До этого момента… все взгляды, угрозы, движения были цветочками.
В животе узел сворачивается, и узел этот из раскаленного железа. Я вдруг хочу что-то сказать. Но не знаю что именно. Сердце ветвями обрастает, и тянется-тянется… К нему, застывшему истуканом прямо напротив.
- Я…
- Убирайся из поселка, - бросает Кулак хлестко и двигается прочь.
- Не могу уважать лжеца, - заряжая ему в спину. - Уговор? Не будешь строить комплекс? Была бы дурой, если бы тебе поверила. Разбалованной девкой!
Разворачиваясь, он теперь пятится. Чтобы смотреть на меня, когда разрывает дождевую дробь хрипами.
- Я бы отказался. Бросил проект. Сдержал бы слово. Не обманывал. Ты отказалась! Единственная обманщица здесь - ты, Алиса!
Каждая фраза булыжником цементируется в стены, что он выстраивает вокруг себя. Стены клетки, в которой он пятками ступает прямо по лужам. Он идет и не знает, что ждет его за спиной.
Бес, притворяющийся благодетелем.
Бандит, пытающийся легализоваться.
Сирота на вершине мира.
Да, единственная обманщица здесь - это я, Кулак.
Глава 7 АЛИСА
В «конференц-зале» Дома Культуры установили кондиционеры на скорую руку, но что-то от жары они не спасают.
По третьему кругу проходимся по пункту 2.1.2.3.
Это камень преткновения, потому что Кулаков строить новый детский дом в случае возникновения трещин не хочет.
Он собирается его построить только, если здание окажется на грани разрушения.
То есть, когда поздно уже будет.
И у него есть основательные аргументы для защиты своей поправки.
Как и для пропавки в пункте 1.5.1.
Как и для поправки в пункте 3.1.
Которые он сейчас озвучивает беспрекословно уверенным тоном.
Мэр кивает. Егор задумчиво перечитывает кодекс. Преданные доберманы в костюмах важно поддакивают.
Я едва слышно вздыхаю, тщательно контролируя все, что выдаю.
Потому что Василий Кулаков меня обманул.
Он никакой не тупой в юридических вопросах. И тямки у него хватает на двоих.
Бес сделал вид, что профан, дабы я хуже подготовилась.
Сейчас убеждение в его недалекости кажется смехотворным. Этот человек завладел напрямую четвертью столицы. Лучшей четвертью. У него было время научиться что и как работает в таких делах.
Это я - тупица, что сделала выводы по четырем комментариям в каком-то доке.
Повторяю свои аргументы после его тщательно систематизированной речи. Хотя буква закона, скорее, на его стороне, чем на защите этической справедливости.
Мне попросту нужно вклинить мое условие в другой раздел обходным путем. Для этого нужно было подготовиться.
А что сделала я? Правильно, сидела грызла ногти в номере, обдумывая каждую секунду нашей последней встречи.
Так, то воспоминание отставить в сторону - навсегда.
От пункта 2.1.2.3 не отступаюсь, хотя формально он победил. И он ожидает мое буксование, потому что он как раз таки подготовился.
Теперь бес переключается на раздел 5, чтобы усыпить мою бдительность, да и Егора.
После произошедшего на парковке взглядами мы с Кулаком больше не встречаемся. Со стороны, наверно, выглядит как цирк-шапито.
Пока доберманы поют дифирамбы своему боссу, пролистываю ленту новостей.
Заметив фамилию Загродского, стараюсь удержать лицо. Хотя кровь леденеет. Столько времени прошло - а все равно леденеет. Как же мерзко. И от него, и от собственной трусости.
Загродский, оказывается, вернулся из Саудовской Аравии и снова на коне. Откладываю телефон в сторону.
Не факт, что наткнется на меня в одном городе. Тем более, я перееду туда, где такие мажоры не ходят. Но все равно - это близко. Когда он жил на Ближнем Востоке, я чувствовала себя в безопасности. Самое главное, всегда находится в людных местах. Он не посмеет…
Поднимаю телефон обратно. К горлу желчь поступает от страха. Господи, сколько лет прошло, а я все равно не сумею дать ему сдач…
- … там?
Осознаю, что все присутствующие смотрят на меня. А говорит Кулаков, обращаясь прямо ко мне. И наконец-то глядя в глаза.
Ощущение, как экскурс в прошлое, - на школьный урок, где готова под землю провалиться перед публичным обращением. Напоминаю себе, что мне двадцать восемь и я прекрасно выступаю перед людьми.
- Я пропустила что-то, - улыбаюсь, но движение нервным выходит.
От Кулака уже растерянный взгляд отвела, но вынуждена вернуться, так как заговаривает опять он.
- Что там такое?
И он кивает на мой телефон.
Так, я реально что-то пропустила. Обвожу остальных взором, но никто не бросается пояснять. Они все будто бы в сторону смотрят.
- Что в телефоне там? - повторяет он бесцветно, но требовательно.
Опешив от бесцеремонной настойчивости, телефон невольно прижимаю к себе.
Ему, как будто, никто не объяснил, насколько невоспитанно и неуместно переть танком с такими вопросами. Еще и на всю комнату.
Испытываю стыд, вспоминая, что… по сути, наверно, некому было ему объяснить.
- Ничего, - волосы спадают на лицо и поправляю их. - Отвлеклась на заголовок. Так что там с забором на границе?
Он медлит, но явно не по поводу забора. Обдумывает, как еще спросить.
- Нормально там все?
- Где? - практически запинаюсь я, но это, слава богу, незаметно.
Кулак снова кивает на мой смартфон.
- Нормально все, - тараторю.
И он знает, что я вру. Застывшим взором изучает мое лицо. Мэр прочищает горло, но кого это волнует.
Слишком резко дергаюсь, когда обнаруживаю, что справа ко мне незаметно подошел один из доберманов с распечаткой. Принимаю листки с благодарностью.
- Ходи осторожно, - приказывает ему Кулаков.
И переводит внимание снова на меня, и смотрит то в лицо, то на мой телефон.
- Долго читала, как для просто заголовка, - замечает он.
Я не нахожу, что ответить, и после этого Кулак глазами преследует меня всю оставшуюся встречу.
«Конференц-зал» покидаю выжатая, как лимон. Доберманы в костюмах там уже шампанское готовят небось.
Ничего, ночью соберусь с силами и поменяю тактику. Сегодня я просто устала - и это пройдет.
Кулак не упускает возможности дожать мой день неприятностями. Выясняется, что его столичное Величество не только поселился в Гостинице, но живет со мной на одном этаже.
Обнаруживаю это эмпирически, так как собственные номера мы открываем ключами практически одновременно.
У меня едва не вылетает телефон из руку, и бес оборачивается на шум. Я блокирую экран, но взглядом успеваю выхватить фотографию Загродского на незакрытой странице браузера.
Снова досадно выдыхаю.
- Так что там? - вполголоса Кулак начинает снова.
Впору рассмеяться, но это ни хрена несмешно.
Вот что значит инстинкты акулы. Почуял пущенную кровь. Вынуждена признать - это высший класс. Просто из воздуха он уловил самое мое слабое место.
- Прочитала неприятную новость, - бросаю ему кость. Заслужил.
Хлопаю дверью до того, как Кулаков успевает ответить.
Сообщение он мне присылает через пару минут.
Втыкаю в экран, наверно, долго. Ей-богу, кажется за окном успело потемнеть.
Кулаков: звони сразу мне, если что
Откуда я должна знать, что это означает?
На мгновение прошибает холодный пот, что Кулак и до этого пробрался в моем прошлом, но сразу попускает - это на грани невозможного. То, что произошло не стало широко известно, и только для меня оставило неизгладимый след.
Глава 8 АЛИСА
В Васильках придется задержаться, потому что две консалтинг группы, работающие на Кулака, разворачивают деятельность невиданного масштаба для поселка.
Устав мы утверждать будем явно долго.
Им это на руку, пока они еще не прошли две оставшиеся инстанции.
Им выгодно затягивать время.
Надеются, что я выдохнусь и сдамся.
Естественно, я не сдамся, но выдыхаться уже начинаю. С деньгами катастрофа, и зависание в поселке нарушило все мои планы.
Но если дам слабину - то это все.
И мэр прогнется, а потом каменноголовый Кулак и громаду окрутит.
Они готовят благотворительный концерт на земельном участке прямо завтра, и от столь дешевого фокуса перед глазами искры вспыхивают. Еще и предупредили меня в последний день. Ну, чтобы не лезла.
Вот, оказывается, зачем Егор Лин здесь, и он тоже промолчал.
Возле Гостиницы что-то много нервных людей носится. Разузнав последние новости, направляюсь к месту происшествия.
Кто-то обстрелял ночью пустующие торговые площади в центре. Все стекло перебито - эту часть здания тоже отреставрировали, но еще никто вьехал. «Все по 15» находится неподалеку.
Вдоль разбитых стекол собираются люди, а мэр вытирает пот со лба. Хмурый Кулаков тоже маячит в конце улицы.
Женщины, обмахивающиеся газетами и флаерами, судачат и искоса поглядывают на беса. Рядом с ним тусуются несколько мужиков весьма специфической внешности.
- Еще не успел ничего отгрохать, а уже нате, все обгадил, - раздается у меня за спиной голос и я узнаю Матвея, директора детского дома.
С ним у меня хорошие отношения, но мы стали реже общаться. Вся эта история с комплексом перекрыла подготовку к ремонту. Матвей самоустранился от дилеммы по строительству, как он всегда делает в проблемных вопросах.
Директор детдома - не любитель конфликтных ситуаций.
- Изверг, - заключает он, имея в виду Кулака.
Я собираюсь ответить, но тут вижу Миру Никоновну. Через некоторое время директор детдома вроде дергает меня за локоть, но я отвлекаюсь от разговора с подругой не сразу. Оборачиваясь, не могу его найти.
- Я буду в отпуске месяц, - вдруг бурчит Матвей откуда-то сбоку.
- А, хорошо, - откликаюсь я.
По улице с трудом вышагивает Сергей Степанович, и большая часть присутствующих напрягается.
Пожилой коренастый мужчина с косыми седыми усами - местный злодей. Нет, не преступник, и не хулиган, и не пьяница, и даже не сплетник.
Сергей Степанович владеет большей долей собственности в Васильках, и на протяжении десятка лет портит всем нервы. С ним никто и никогда не может договориться с первого раза, и он ни с кем не общается по-дружески. Также он, как Скрудж, сидит на мешках с деньгами, а сам живет в едва ли не худшей избе поселка. И покупает все только по скидке.
Расстрелянные витрины принадлежат именно Сергей Степановичу.
- Ну, говорил же окна заморские - к беде, - гнусно возмущается он в сторону одной из женщин. - Удумали вы все!
Кулак и его бритоголовая свита уже передвинулись поближе к центру улицы, завладев вниманием раздосадованного мэра.
Один из строителей, что курит неподалеку, сплевывает на землю и не стесняется в выражениях:
- Да все знают, кто это сделал. Еще и расследование хотят! Долго придется кумекать, ага. Совсем людей за дураков держат.
Добрая половина горожан косится на Кулакова. Он обводит толпу равнодушным взглядом. Мэр что-то там лепечет, в попытке исправить ситуацию. Хотя все слышали сказанное и уловили подтекст.
Насмешливо выдохнув, все-таки не удерживаюсь от фырканья.
- Да это смешно вообще! Зачем ему стекла стрелять? Глупости не плодите.
Строитель даже не оборачивается в мою сторону и заходит в соседнее здание. Некоторые горожане со мной согласны, а две женщины бурно протестуют.
- Ну так, это же просто пустые магазины! - заявляю я им. - Абсурд, серьезно. Странный обстрел какой-то.
Глядя на меня непрерывно, Кулак старается скрыть удивление. Небось думает, что я подлизываюсь. Пусть воображает что угодно, но я с тупостью и несправедливыми обвинениями соглашаться не собираюсь.
Даже если они касаются этого беса.
Одна из товарок продолжает спорить, но я лишь закатываю глаза.
По дороге к магазину Миры Никоновны он нагоняет меня.
- Лин сказал, ты на подготовку концерта не идешь.
Мне приходится остановиться, хотя последнее, что хочу делать - разговаривать с Кулаковым. Еще и посреди улицы.
Хотя. Посреди улицы точно лучше, чем наедине.
Сердце нагоняет удары. Господи, как же ненавижу эти всплески. Они теперь будут преследовать меня, стоит Кулаку вдохнуть в моем присутствии?
- Нет, - буркаю и волосы поправляю. - Точнее, да. К концу подготовки подъеду, и может на концерт останусь. Лин сказал сцену устанавливают далеко от границы.
Смотрю на него выжидающе.
- Ага, - отзывается и рукой указывает на оставшиеся позади осколки. - Это вообще советскими патронами похуярили. Камер здесь, конечно, нигде нет.
- Я знаю, что это не ты, - ощетиниваюсь, а затем спокойнее выдыхаю. - Вот и установи камеры.
Собираюсь шагать дальше, но он перехватывает меня за запястье. Смотрим вдвоем на его ладонь, полностью поглощающую мою кисть.
Мысленно я уже отвела руку назад, но в реальности стою и не шевелюсь. Не могу. Кожа не позволит лишить ее такого источника удовольствия. Чистого, непрерывного и бурного источника.
Кулаков отпускает мое запястье через какое-то время.
- Откуда знаешь, что не я? - неотесанно спрашивает он. Иногда Василий проглатывает часть звуков - будто из-за дурной дикции - и сейчас один из таких моментов.
- От верблюда, - насмешливо наклоняю голову в сторону. - Зачем это тебе? Я же говорю, странно все как-то.
- Это да, странно.
Ему пора разворачиваться и идти обратно. Братва с мэром ожидают возле места происшествия. А меня - Мира Никоновна.
Но сразу Кулак не уходит.
Стоим, как и застыли, бесцельно. Вроде и не впиваемся взглядами друг в друга, но иногда глазами встречаемся.
Будь каждый контакт подлиннее - может и гром среди ясного неба на нас обрушился бы.
В голове я игнорирую то, что произошло на парковке.
Как эпизод временного помешательства.
Но его голос то и дело просачивается сквозь завалы отстраненных мыслей.
И гадкими словами.
Разбалованная девка. Такая же, как и они. Не так сильно хочешь спасти детский дом.
И… отчаянными, страстными.
Иди ко мне. Иди сюда, дай мне… Алиса.
Когда он делает шаг в сторону, я резко разворачиваюсь и топаю в нужном направлении предельно быстро.
И, на самом деле, хочу сорваться на бег.
- // -
После обеда следующего дня доезжаю до земельного участка на велосипеде. Бензин тратить не могу, да и расстояние здесь небольшое.
Но и крутить педалями в такую жару - потом уже больше ни черта не хочется.
Подготовка к концерту почти завершена. Даже саундчек в процессе.
Уже из толпы кое-как огладываю помост с оборудованием и гигантскими экранами, потому что народ потихоньку собирается.
Недоумеваю по поводу наплыва людей, но оказывается пустили автобусы из соседних поселков. Даже из столицы люди примчались, потому что кое-кто не поскупился на несколько молодежных суперзвезд.
«Кое-кого» пока не видно, и мне можно спокойно сосуществовать с собственными легкими.
Зрительская зона обустроена криво и странно: поделена на неравномерные зоны, обтянутые сеткой.
Сеткой прочной. И непонятного назначения на открытом воздухе. Это же бесплатный концерт. Зачем сетка, если билеты не проверяют?
Обхожу все по периметру еще раз, стараюсь понять, как это все-таки должно работать.
Зоны, по моему мнению, слишком маленькие.
Настроения сообщать кому-то свои наблюдения нет, так как я тут явно гость нежеланный.
Вижу издалека Егора, но не подхожу. Пусть готовится к выступлению.
Замечаю, как Матвей устанавливает свое звуковое оборудование сбоку от помоста. Странно. Но вообще… Да, он же увлекается этими делами. Записями всякими играется и кустарным звуковым продюсированием.
Пиком идиотизмом было не взять с собой воды, и не взять с собой кошелек. Блин, эти климатические изменения не шутки - третья неделя мая, а сейчас градусов тридцать, наверно.
И воздух - сухой, как из пергамента кислород вытягивать.
В одной из близких к сцене секций замечаю, что часть сетки еще докручивают - так как баннер какой-то меняют. Надеюсь, там написаны пафосные слова и налеплено изображение Кулакова во весь разворот.
Украду потом, и буду ржать до конца жизни.
Но баннер посвящен одной из поп-групп.
Кулак уже выхватил меня взглядом издалека, и смотрит, наверно, некоторое время.
Во рту пересыхает еще сильнее. Не хочу, чтобы кто-то глазел на меня, а я даже не в курсе.
Ему точно жарко в этой бейсболке, но догадываюсь, что его столичное Величество избегает лишнего внимания к своей персоне. Забавно, учитывая, зачем это все затевается.
Качаю головой сама себе, потому что вся пиарная благотворительность воров, убийц и олигархов всегда убогая и абсурдная.
Все-таки я удивлена, что Кулаков на это пошел. Уже десять лет, как все большие люди порешали и забыли, а он вдруг начал только сейчас. Не дай бог в мэры столицы метит.
Фу.
Нет, в жизни не поверю.
Он спрыгивает с помоста, и над ребрами гроза сразу собирается. Вскидываю голову - чтобы помочь сердцу выровняться. Логично? Логично. Оно сразу успокаивается, ага. На наносекунду.
Может он идет по направлению ко мне, а может быть и нет.
Позже громоздкий силуэт Кулакова просматривается в столпотворении справа. Поэтому, скорее всего, держит путь в мою сторону.
Дабы позорно не наблюдать за каждым его грузным движением, одаряю своим вниманием баннер и непривинченную сетку. Ну вот зачем ее вообще тут крепить? Чтобы при давке все задохнулись?
К тому времени, как Кулак доходит до меня, я кричу рабочим. Прикрываю ребром ладони глаза от солнца:
- Она перетянута справа! И лучше оставить просвет по всей длине сетки, чтобы сразу оттянуть, если что.
Они поворачиваются в мою сторону, но следовать ценным указаниям явно не собираются.
- Градостроительная инспекция только через неделю приедет, - сообщает Кулаков мне. - В четверг.
Смотрю на него, все еще не отнимая ладонь от лица. Весьма актуально: если он и не светило, то все равно громоздкий, как Юпитер.
Не хочу морщиться, поэтому прикусываю губу, чтобы скрыть досаду. Неделя - слишком долго.
Примчался сюда сейчас, лишь бы сообщить мне радостную для себя новость?
Пытаюсь разгадать, но не могу. Ни считать что-то с его лица, ни распознать что-то в позе.
Конечно, я бы поставила на то, что у него все договорено в инспекции. Или Кулаков сейчас как раз в процессе, отсюда и задержка.
- Значит, ждем, - намеренно равнодушно заключаю.
Он внезапно едва не скалится. Клянусь, у него под неровной кожей на лице волны ярости прокатываются. И толкают друг друга. И еще, у него щетина така…
Завожусь с пол-оборота, ей-богу, у меня даже в горле мотор жужжит. Так хочу слова какие-то выкинуть наружу.
Я вообще миролюбивая, ни разу не агрессивная собеседница. Стыд паром клубится в мозгах. Это я только на Кулака так реагирую.
- Ни одна из твоих долбаных поправок не войдет в финальную версию, - выпаливает Кулак. Руки на груди скрещивает.
- Долбаных? - прищуриваюсь. - То есть, ты только изображаешь, что готов на компромиссы идти?
- Я никогда, - зло заводит он, - ничего не изображаю, принцесса. Надумай норм поправки, тогда побазарим.
- Мы уже базарим, - вспыхиваю я. Он приближается ко мне, перенося вес на другую ногу, и я теряю нить мысли. - Если ты не заметил… мы каждый день обсуждаем так называемые долбаные поправки.
- Да. Потому что я позволяю!
- Что позволяешь? - От раздражения ударяю себя ладонями по бедрам. И Кулак пялится на них. На мои бедра. Словно завис. И я теперь тоже зависла.
- Обсуждения, - хрипло произносит он, так и не отрывая взгляда от моей юбки.
Слежу, как его грудина выдохом расходится. На ответное раздражение не похоже. Зависаю на бесконечную паузу, а мысли улетучиваются. Все до единой.
Поднимаю взгляд на лицо и, наверно, краснею. Уставилась тут на него, а Кулак все это время следил за движением моих глаз.
- Пойду воды попью, - едва слышно сообщаю и сразу же направляюсь куда-то.
Только не знаю куда.
Глава 9 КУЛАК
Убегает.
Куда-то не туда. Стенды с едой в противоположной стороне расположены.
Почему бы нормально не попросить воды у меня?
Потому что я - злобный псих в ее глазах.
Или потому что никакой воды Алиса не хочет. Моего отсутствия хочет.
Шмалить охота, хотя больше не курю на постоянке. Жилы фитилем нитевидным обращаются. Горючим пропитаны.
А в голове - нагар, закоптилось месиво мозгов. Впору башку до крови расчесать. Достало, ну че эта Чернышевская повсюду, а?
Брожение унять пытаюсь, чтобы землю под ногами не топтать свирепо. Хоть и на месте стою. Свирепо, потому что сам с помоста к фее прибежал, как только увидел.
Дурак.
Поворачиваюсь к правому флангу ограды, и заряжаю рабочим очень четко и внятно:
- Справа поправьте, как она сказала. И по всей длине делайте просвет!
Судя по ее реакции, сетку по всему периметру Алиса не одобряла. С чем я был полностью согласен, но промолчал.
Уже поздно снимать. До чего же криворукие, кто в открытом поле клетки ставит?
Алиса действительно пьет воду чуть поодаль, а затем отдает бутылку каким-то подросткам. Они облепляют ее сочную фигурку полчащем саранчи.
Все в поселке ее знают.
После вчерашнего меня тоже все знают, но совсем не так, как выгодно.
Разберусь со странным обстрелом позже, уж время будет. Еще как минимум неделю тут торчать.
Ни за что не уеду, пока создаем ебаный Устав. Бестия тут сразу же всех по струнке построит.
Костюмированные консультанты от Фрезя только метушиться умеют. Не хочу соглашаться с этими, как их, фременистками, но мужик хилый нынче пошел.
Да они толкают проект со скоростью улитки! На дело бы их не взял.
А вот ее бы взял.
Долбаная фея с самыми сладкими губами на свете - настоящий боец. Жаль, только не на моей стороне.
А прямо напротив.
Какой бы принцессой по рождению не была, она от своего не отступает и пашет над результатом. Одна против всех. Против меня. Она гнет и гнет свою линию, потому что верит в нее.
Как бы узнать, что там у них с родней случилось. Говорят, от нее фактически отказались. Квартирку оставили, правда, я пробивал.
Наблюдаю, бесцельно касаясь козырька, как Алиса поправляет лямку майки и улыбается каким-то соплякам с розовыми паклями. Все это время не могу догнать: в лифчике она или нет. Когда стояла рядом, не хотел глазеть. Она еще сменила платье на юбчонку сегодня, покороче. На вид - жуть, с волной несуразной какой-то. Стояк железный теперь уже больше как норма, чем измененное состояние - если не натыкаюсь на нее взглядом, то думаю о ней или вспоминаю.
Как мычала мне в рот, тогда на стоянке.
Как нуждалась в передышках.
Как дрожала вся подо мной. Упругая, но мягкая. Везде, куда смог дотянуться.
Вспоминаю, как останавливался тогда, и по рукам онемение стальными латами сдавливает. Ну нахрена стопорил себя. Не хотел напугать. Так после однофигово испортил все к хуям. Перечеркнул. А это может было единствен…
От мысли, что это единственный раз до нее дорвался, слюни кислотой оборачиваются. И что-то в грудине не заводится, как двигатель зимой барахлит, - а должно заводиться. Обязано, сука, кровь там фигачить и перекачивать.
У нее до сих пор засос на шее, который она волосами скрывает.
Каждый раз тупорыло зависаю, как только смотрю туда. И злость брюхо изнутри вспарывает, и огонь по яйцам проходится.
Одергиваю себя от воспоминаний, как всегда, и - как же достало, бляха-муха, придется себе горло перерезать, чтобы забыть наконец-то.
Оно лезет и лезет, как одну башку отрубишь - так на месте три вырастают.
Прикидываю взглядом, сколько народу забилось в эту секцию. Еще ничего не началось, а впереди уже замес и толкучка.
Алиса отдаляется от группы подростков и останавливается поближе ко мне, возле левой кромки сетки.
Экраны что-то там крутят, и кое-где фонари врубили, но дневной свет еще не рассеивается.
Стоим по отдельности, расстояние между нами никто не заполняет. Словно чувствуется невидимый протянутый трос в пространстве, и все его обходят.
Людей в изголовье секции набивается еще больше. Оцениваю, как процесс допуска ко входу осуществляется - выемка в сетке как раз отсюда видна, хоть и шагов пятнадцать до входа.
Фигово допуск контролируется. Соседняя секция полупустая, а сюда набивается неравномерно много людей.
Взволнованная Алиса спешит ко мне, заметив тоже самое.
В выемке у ее шеи блестит испарина. В висках простреливает дробью, когда пытаюсь взором оттуда оторваться. Сам тоже взмок.
- Смотри, там вообще по головам скоро будут ходить, - частит на выдохе, потому что быстро шла ко мне.
- Вижу, - не скрываю недовольства.
Указываю рукой на вход-выемку, через которую люди валят и валят.
- Вот это они должны выходить, а не входить. Пошли.
После моих окликов, охранники закрывают вход. Алиса объясняет оставшимся за сеткой, что они должны идти в соседнюю секцию. Дофига малявок, что совсем не катит.
Высматриваем давку у другого забора, и я набираю Шилова. Тот обещает немедленно оптимизировать контроль и переиграть планирование, но я отрубаюсь без реакции. Оптимизируют они, епта. Давки уже тут начинаются, а они где?
Ловлю ее обеспокоенный взгляд. Повожу головой, типа все нормально будет. Она заметно расслабляется.
Но потом оказывается, что на противоположной стороне есть еще один вход-выемка. Нам с Алисой не видно было с предыдущей точки. Она тут же туда бросается, приходится ее останавливать.
- Стоять здесь, - резко приказываю махом и, переборов себя, сбавляю обороты. - Подожди меня тут. Сейчас закрою этот и вернусь.
Там, где сейчас находимся - довольно свободно. Оставляю ее, на автомате запоминая одежду находящихся неподалеку людей.
У второго «несанкционированного» входа никого на контроле нет. Отгоняю людей, с удовольствием спустив с поводка лучшую версию себя. Злую, бешеную и недоговорную версию. Шилов по громкой связи уверяет, что три человека уже бегут сюда.
Сообщаю ему, что его ждет пиздец.
Ну так, между строк. Мы друг друга поняли.
В какой-то момент до моей стороны докатывается волна. Людей.
И теперь они наконец-то прут на выход, а не вход.
Бросаюсь к Алисе обратно, даже не замечаю кого задеваю по дороге.
В башке ватой все забито, а к телу будто кольчугу гвоздями прибили.
Каждый вдох ожогом легких оборачивается. Не потому что уже и тут давка намечается, а потому что - где она?!
- Алиса!
На месте, похожем на прошлое, ее тупо нет. Вот дрыщ в оранжевой бандане с подружкой черноволосой. Десять минут тому назад они рядом с ней тусовались.
Рыскаю по одному и тому же клаптику, через ломаные линии спешащих людей - в разные стороны спешащих, блядь.
Достаю трубу, но смысл? Не хочу тратить зрение и внимание, вдруг упущу.
Выхватываю взглядом край ее белой майки, точеное плечо и проблеск цветастого волана юбки. Алиса копошится прямо рядом с кромкой водоворота центральной давки.
- Алиса! - рвусь и рвусь. - Алиса!
Здесь уже различима какофония человеческих криков.
- Ломайте сетку! - кричу тем, кто справа еще нормально двигается. - Сетку там ломайте сейчас!
Разливается волна вторая, теперь в другую сторону.
Добираюсь до ее хрупкой руки, стискиваю. Барабанит в ушах безбожно. Эта непоседа, оказывается, вытягивает людей. Помогает, бля, чем может.
Саму же ее, если упадет, покрошили и раздавали бы. Она же ниже большинства женщин!
- Алиса! - ору так, что у самого ушах звенит.
Пытаюсь вытянуть ее за собой и, слава богу, она цепляется за меня и ногами перебирает.
Давка вокруг нас уплотняется: на волоске от того, чтобы реальный пресс со всех сторон зажал и эту часть.
Я пробиваю нам путь махами.
С детонирующим сердцем теряю ее ладонь, и различаю ее испуганный крик, теперь навсегда, как шрамом, мне в подсознанку впаянный.
Нахожу ее снова и сразу жестко перехватываю рукой за туловище, удерживая на весу перед собой. Сначала метушится, потом замирает у меня в руках.
До правого коридора, куда давка еще не докатилась, расстояния всего ничего. Но в битком заполненной толпе растерянных и взмокших людей - это вечность.
- Вася, - сипло повторяет она, - Вася.
Держит меня за руку крепко. Соплю ей на ухо и что-то говорю. Не смогу вспомнить потом, что шептал.
Сетку справа все-таки порвали. Вжимаю ее лицо себе в шею и пролазим как-то. Вырываемся на свободу.
Ветерок, лихо пробегающий по телу, пьянит. И взмокшая кожа ее рук и шеи - тоже.
Когда ставлю Алису на ноги, она взволнованно проходится ладонями по своему лицу.
Растрепанные волосы придают ей совсем юный вид.
Гашу-гашу вспышку воспоминания, как она обещала дать отлизать ей, если проиграю. Обещала-угрожала. Как шавке мне кость кинуть. А я бы…
А я бы согласился, зло вскрываю себя еще раз, каждая мысль скальпелем скользит.
Согласился бы в конечном итоге на подачку, если бы только с женщинами хоть разговаривать умел. А теперь что? Теперь сказать самому себе спасибо за полный пролет. Нет, серьезно, спасибо. Ибо я бы ебнулся, наверно. Нет, без бэ, чтобы я потом делал?
Сгребаю ее ладонь в свою и тащу в сторону уже контролируемого входа в секцию. Она едва поспевает за мной.
Злюсь на себя, злюсь на нее, и на то, что она такая маленькая. Вскипает черепушка, как котелок. Хоть весит непоседа нормально, одно, блин, радует.
Шилов уже примчался. Сортирует людей, координирует врачей со скорой. Концерт в самом разгаре, но бьет по мозгам не так сильно, как молотило подступавшее удушье в секции.
Дегенерат даже не в курсе, что от сломанного носа его спасает присутствие Чернышевской.
Ко всему прочему, один из координаторов имеет наглость пройтись по фигурке Алисы сальным взглядом. Я задвигаю ее за себя и запоминаю его морду. Хорошенько так запоминаю.
- Там была девушка с астмой, - объясняет Алиса медикам, - в зеленых шортах.
Гостью с проблемным здоровьем находят, она жива и обошлось без осложнений.
У меня, может быть, тоже астма в присутствии одной бестии, но спасать меня эта Мать Тереза вряд ли бросится.
Алиса невидящим взглядом смотрит в развороченные края сетки, когда я заканчиваю разговор с Шиловым и главным по безопасности концерта. Второй, оказывается, выступал против секционной сегрегации. С ним нахожу что-то наподобии общего языка.
- Идем, - киваю в сторону, где все тачки побросали. - Отвезу тебя домой.
- Я на велосипеде приехала, - тянет заторможенно как-то.
Не раздумывая, загребаю ее ладонь еще раз и веду к Куллинану.
- Сейчас твой велик заберем, и поедем.
Все приехавшие на велосипедах разместили их в одном месте, и Алиса сама не помнит, как выглядит одолженный в Гостинице.
Уговариваю ее, мол, пусть координаторы передадут оставшийся велик кому-то из нас потом. Ну, мы же в одном отеле живем.
Миллион лет не жил в столь паршивом месте, как Гостиница, и я из тех людей, кто к ностальгии не склонен.
В тачке молчим.
Сейчас дотащимся до отеля, а там разойдемся по номерам. И все - потом опять над каждым пунктом биться в Доме Культуры.
Консультации лучшего юриста в этой практике мне не только 3 куска в час стоили. А бессонных ночей, которыми он вдалбливал в меня хоть что-то пригодное для устного воспроизведения моей персоной.
Понятно теперь многое, а толку-то? Боевая фея не отступит.
Съезжаю с дороги на поле какое-то ровное, и торможу.
Дополнительный свет в салоне не врубаю.
У меня за ноздрями жар перегородку коптит. Так хочу повернуться всем корпусом и на нее смотреть. Зубы сам себе расшатываю.
- Пункт два один два три в доке, - делаю вид, что окрестности рассматриваю. Вечерние окрестности пустого поля. Когда ни черта не видно, то очень интересно.
- Что пункт два один два три? - поводит Алиса плечом. Какая же она… упрямая.
- Хочешь его получить?
Глава 10 КУЛАК
Молчит.
Нерешительно заводит, и я оцениваю. Знаю, что смягчать умеет она.
- Ты, кажется, уже предлагал мне что-то.
Тяну раздраженными ноздрями воздух, а то после адовой давки тяжело надышаться надолго. И тут в тачке явно с кислородом резко проблема образовалась.
- Хочешь или нет?
Не злюсь, но грубо наваливаю.
Боюсь смелость потерять. И момент.
Боюсь вот этот момент утратить.
Как потерял ее ладонь в давке. Надо было крепче держать. Но крепче - это уже косточки в ее ладони надломить.
Алиса поджимает губы.
- Какая разница, хочу или не хочу. Гарантий нет.
Умеет оскорблять, когда захочет. Типа мое слово ничего не стоит. Гнев прямо-таки булькает в горле, но подавляю первую волну, чтобы подрезать второй - помягче.
- Ты все не въезжаешь в эту ситуацию. Здесь вообще один гарант. Это я. Захочу построю. Захочу не построю. Через меня решать все надо.
Она смотрит внимательно на меня. Мазня черная осыпалась на щеку, видимо, с ресничек ее. А я бы все слизал, когда съел бы ее всю. Держусь за руль клешней.
- Ты первый раз это делаешь, Кулаков. Если ты будешь действовать привычными методами, но дров станет больше, чем до этого.
- Ага. Ну, значит, зайду на вторую попытку. Здесь вопрос насколько ты хочешь этот долбаный пункт два один два три. Сейчас.
Глядим друг в друга так напряженно, что воздух вот-вот наэлектризуется. А я со спичками обращаться не умею.
- Что ты предлагаешь? - мрачно интересуется Алиса.
Невольно срываюсь взглядом на ее белую майку. Алиса точно дышать стала чаще. У меня язык еле во рту поворачивается. В тачке тихо, и на поле - тоже, а внутри меня в ураган все сворачивается. И кружит, кружит…
Мать твою, скажу или нет.
- Покажешь грудь если. Полностью. То считай, пункт два один два три - твой. Построю новый детдом при новых трещинах.
Выдаю спокойно для себя, даже ровно.
Алиса, от оцепенения и потрясения, тоже сидит ровно и спокойно.
Секунд пять где-то.
- Ты… ты… пьяный что ли постоянно, Кулак? - она в натуре задыхается от возмущения. - Да я… Как ты себя это представляешь? И… Ты издеваешься, да?
Она тянется к дверной ручке, но щелкаю ключем я быстрее. Все выходы блокируются.
Алиса во все глаза сначала смотрит на опущенный замок у стекла, а потом - на меня.
Какая же она… Поселилась у меня в башке. Везде. Снаружи. Внутри. Утопаю в попытках отследить все.
- Представляю я это нормально. Майку твою за секунду стянуть можно.
Ее щеки точно розовеют. Это разливает у меня внутри столь аномальное количество тепла, что мне не по себе на мгновение становится. Откуда это тепло берется, хрен его знает. Эти гребаные Васильки - один сплошной первый раз.
Первый раз бабу добиваюсь. Даже не знаю - это добиваться или нет? Нет, никак ненормально, коли так хочешь кого-то беспрестанно.
Каждую минуту теперь на шухере живу. Разгоняюсь, дрифтую, дрифтую, потом оглядываюсь - блядь, это же у меня нутро заносится. Что здесь происходит? Я думать разучился, бля? Мысли сгорают до того, как закрепятся в башке. Кроме одного. Кроме, мать вашу, потока картинок о боевой фее.
- Тебе по башке тоже за секунду дать можно, - гневается Алиса.
Вообще нет, но настолько отупел уже, что ей можно. По башке мне дать.
- Ты… ты это серьезно? - высоким голосом несет ее. Она даже издает нервный смешок. - Нет, ты точно шутишь. Или издеваешься. Это видимо одно и то же для тебя.
Внезапно вспоминаю, почему раньше так любил «сотрудничать» с совестливыми и принципиальными людьми. Замечательные моральные качества - прям вот из тем школьных сочинений по русской литературе - можно бесконечно использовать против них самих же. Работало без осечек.
И иногда, если делаешь выбор за них, это освобождает их от чувства вины.
Набираю консультантов общим звонком и врубаю громкую связь. Алиса недоуменно рассматривает телефон.
- Витя, Саша, сворачиваем наш блок по поправке два один два три. Да, полностью. Пускай вот предложение Чернышевской в полном объеме в финалку заходит. Строим для них все новое, если трещины. Это уже окончательно. И пришлите ей сегодня.
Алиса глазами пожирает меня, таким яростным огнем, что отзываюсь из глубины не меньшим кострищем. Топлива в крови - на три жизни вперед. Я сгореть не шугаюсь. Вдруг шаровым током мысль залетает - я ведь вообще мало чего шугаюсь, а когда давка началась и я найти не мог…
Какая разозленная вся, сейчас на телефон бросится или этих консультантов прямо из трубки за шкирку вытащит.
Е-мое, это все стоило того, чтобы просто посмотреть на нее такую. Может мне лицо расцарапать.
Отключаюсь от консультантов, и некоторое время она все еще молчит.
Видимо, подбирает слова или впрямь в шоке зависла.
- Я тебе ничего не обещала, - дрожащим голосом заряжает. - Договоренности не было! На такие условия!
- Ты сказала, гарантий нет. Я обеспечил.
- Но… я не соглашалась… сделать то, что ты… сказал. Я не подписывалась на такие условия!
- Я сказал условие и выполнил свою часть. Ты билась за эту поправку больше всего. Я бы мог мелочь выбрать. Теперь это на тебе, выполнить условие или нет.
- Ты… ты…
Она сжимает ладони в кулаки и бьет ими себя по ногам. Потом бросается к двери.
- Открывай. Выпусти меня! Я это больше терпеть не буду!
- Алиса…
Наклоняюсь в ее сторону с вытянутой рукой. Чтобы продемонстрировать, что она все это время могла поднять замок на дверце самостоятельно. У меня и в мыслях нет…
… случайно задеть ее…
… или коснуться ее без разрешения…
… чтобы пройтись обнаженной кожей руки прямо у нее по груди.
Потому что когда я показываю, как поднимается замок, моя рука вытянута на одном уровне с ее грудью, и тут вдруг Алиса испуганно рыпается вперед, и…
… мы оба чувствуем, как ее соски твердеют под тканью майки.
Ее выдох нахрен сметает мои мысли.
Открыв замок, я медленно возвращаюсь в исходное положение.
Оголенную поверхность моей руки снова ласкают ее возбужденные соски.
Прикосновение цепочкой разрядов проскакивает мне прямо под веки. Током глаза дышат. Что-то на лице дергается, порвется нервом сейчас.
Я прикоснулся к ней случайно, и у нее теперь соски торчат. Потому что я прикоснулся случайно. И они возбудились. Потому что она возбудилась. Это реально.
В каруселе клонов-мыслей и сгорю, как летающая штуковина на выходе из земной атмосферы. Стопорю себя, как никогда не стопорил. Попросту затылок назад откидываю, и кулаком по ноге приказываю себе сидеть смирно.
Алиса еще из машины не вышла.
Решаюсь посмотреть на нее через минуту и что-то во мне надламывается с позорно громким треском.
Так тектонические плиты, наверно, раскол дают.
- Хорошо, - практически шепчу, - хорошо, не посмотреть, а потрогать просто дай. Смотреть не буду.
Она издает звук, в котором намешано так много, что я готов башкой приложиться к бетонной стене. От изобилия. Не успеваю отследить, понять. Реальность, как зеркало, дробится.
Она резко разворачивается и снова кулаками проходится по своим ногам.
Теперь я уже вижу очертания ее возбужденной груди под майкой, и Алиса улавливает это. Явно сдерживается от того, чтобы обратно спиной не прислониться к сидению.
- Позвони и отмени это, - требует жестко и отчаянно.
- Нет.
- Сейчас же!
- Нет, - даже не киваю, вообще все это время больше не шевелюсь. Руки тоже на ногах зафиксированы.
Она покачивает головой, будто неверяще. Избегает попадать взглядом мне на лицо. Вот и правильно. Там, наверно, похоть из каждой поры сочится. И отчаяние.
- Хорошо, - шепчет Алиса. - Раз так. Раз сделал. Ты…
Она елозит бедрами по сиденью, стараясь удобнее устроиться. Я стискиваю челюсти, чтобы самого себя удержать. Чувствую, как пульс зашкаливает под подбородком. Считаю. Считаю. Не получается.
На такой скорости долбится, интервала больше не существует.
- Сейчас, - шелестит голосом.
Ладонь, которой она держит нижний край майки, мелко подрагивает.
Вот мой пульс с этим и синхронизируется, но перегнать пытается.
Алиса двигается еще, подгибая под себя ногу.
Которая все равно соскальзывает с сиденья.
- Я лучше…
Когда она устраивается заново, хватаясь рукой за подголовник - я срываюсь, и наши обоюдные движения смешиваются в беспорядке.
Глава 11 КУЛАК
Кое-как подхватываю ее и усаживаю прямо на себя. Ее возглас судорожным вдохом мне прямо по лицу проходится.
Оба следим за моей ладонью, дерганно пробирающейся под майку. Мозолями прохожусь по нежной коже живота. Алиса вся застывает.
Обхватываю одну грудку сразу всей пятерней. Сжимаю, и Алиса порывисто выдыхает.
Пузыри лопаются в крови, как в шампанском. Дыхалка закупорилась.
Сжимаю и сжимаю, - все, что получится, - а она дыхание явно задерживает.
Взгляд затуманенный у нее. Застланный влажной пеленой. Шугаюсь долго смотреть прямо.
Не помню, как запускаю под ткань вторую руку. Лапаю по всей окружности, подушечками пальцев наваливаюсь на соски. Они перекатываются под жадными прикосновениями. Они меня ведь током бьют. Алиса закусывает губу.
Терзаю вершинки, потому что руки теперь своей жизнь живут. Хочу стопануться, чтобы не перегнуть палку, но тут она слегка запрокидывает голову.
Теперь безбашенно мну на полную силу. Теперь словить взгляд ее хочу, как одержимый. И дергаю мякоть кое-как, и отпускаю лишь на мгновения, чтобы потом снова сжать, прощупать все-все-все…
Из ее горла выпархивает едва различимый писк. Да, вот так. Вот так. Давай еще. Хочу, чтобы тебя развезло, как меня.
Впиваюсь в приоткрытый рот поцелуем, и неважно, что машина фактически стоит, как и стояла - на самом деле, она переворачивается с нами внутри, и катится по ухабам холма, вниз, в пропасть, а там дальше штормовое море…
Посасываю ее нерешительный язык, и наконец-то мы лижемся в полную мощь. Не знаю, откуда берется это «наконец-то». Даже не думал раньше, а, оказывается, только этого и ждал.
Какая нежная она изнутри, и я ее всю съем.
Она мычит мне в рот, сладко… Ее грудки, что отзываются налитостью и мурашками, все в моих ладонях собраны. Все в руках держу. Повторяю это про себя раз за разом. Застрял. Увяз.
Бездумно ныряю лицом под майку, все-таки задрав ее. Алиса беспомощно охает, но я не пялюсь. Не только потому что обещал не смотреть. А потому что не могу дождаться, чтобы ртом все прощупать.
Раскачиваемся. Сам не могу понять, что выделываю с ее сиськами. Алиса мычит и иногда съезжает на постанывания.
А потом руками меня за шею хватает. Пиздец полнейший. Остановиться я не могу. Она выгибается дугой, внезапно покоряясь требовательности моей пятерни у себя на спине.
Ледяной коркой одна мысль покрывает месиво мозгов. Блядь, я не уверен, что умею это все делать нормально. Оказывается, пользоваться услугами проституток - это не совсем секс. Вот это секс, наверно. Что-то по механике совпадает, но мне нужно знать пошагово все, что делать дальше. Чтобы Алиса продолжала постанывать и выгинаться и подрагивать. Нужно знать точно, чтобы сто процентов прям.
Вот прям сейчас надо знать. Не было повода узнавать раньше, а теперь поздно. Боюсь, у меня руки затрясутся, как у немощного. Как-то должен догадаться, как все делать путем. Как-то. Наждачка под грудиной меня на пыль сводит. На, блядь, пустое место.
Трусь носом об одну окружность. Фея на коленях у меня вся вспотевшая. Завожусь до жести, зашкаливает потребность всадить ей.
Как воды глотнуть, потребность, надо мне, не выживу. Алиса ногтями цепляет мои волосы, как же приятно… Выдыхаю ей в ареолу, слюни прямо по коже пускаю.
- Иди ко мне, - тычусь ртом ей в распухшие губы, и снова на скорости мы с ней разбиваемся.
Алиса стягивает майку сама, а я бедра ее фиксирую.
Фиксирую и дергаю на себя силой. Фиксирую и дергаю. Она трется об меня, иногда задевая стояк.
Ее первоклассные, круглые сиськи снова оказываются у меня во рту. Меня собирать по частям теперь надо, но пусть об этом кто-то другой парится.
Когда она выгибается поближе, раз за разом, меня кроет тотальным отрубом. По нулям все системы.
Задушено пищит она и трется сама. Знаю, что невозможно, но если бы сейчас спустил вот прямо в штаны - это закономерно. Как зеленый школьник.
- Вася, - выдыхает она и я на мгновение упираюсь головой в ложбинку между влажных сисек.
Будто очнулся в жизни другой, при звуке ее голоса, но пришлось вернуться в дрянную версию, когда замолчала.
Она недовольно морщится, когда выкручиваю один сосок без тормоза.
- Больно, - сопит и слишком высоким голосом отзывается. - Лучше…
Не хочу больно. Хочу, чтобы голая была. Чтобы выгибалась так всегда. В нежный рот членом толкнуться. Или куда угодно. И чтобы мычала, как сейчас. Хочу, чтобы она вдребезги разбилась.
Это колдовство какое-то. По-другому никак. Хочу все и сразу. Но чтобы она хотела. Это колдовство должно ведь на обоих распространятся? Должно ведь?!
Лезу ей в трусы. Удается пройтись пальцами по влажным складкам только потому что Алиса не ожидала. Потому что она сразу же оттягивает мою руку.
- Че такое, - завожусь и барахлю, - что? Ты мокрая вся. От меня. Вся прямо.
Да меня колошматит от осознания. От ее соков на моей ладони.
Она тушуется. Елозит снова, но мою руку от себя удерживает.
- Мы… ты… мы не на это договаривались.
Сердце обнаруживается в груди насосом. Раздувается от накачки, и даже в животе дренаж ощущается. Волна за волной.
Ах да, уговор. Условия. Пункт два один два три. Вот зачем мы здесь. Зачем она здесь.
Дурак.
От злости отталкиваю ее руку от моей слишком резко. Стопорюсь, чтобы со вдохом рассеять силу реакции. Хоть немного. Агрессию перетянуть узлом. Рассудок врубить.
А она тянется рукой куда-то. Ищет майку. Грудки колыхаются, и она второй ладонью их пытается скрыть, расплющивая.
Я еще не закончил! Я… Я даже… Я имею право смотреть дальше!
Отдираю ее ладонь от груди, но Алиса не отпускает и не сдается. Смотрит на меня рассержено и неуверенно.
Не понимаю, что она думает. Что хочет. Или не хочет. Что чувствует. Почему контакта теперь избегает.
Майку она натягивает обратно, а мягкие бедра я все равно держу.
Член рвется из ширинки, и злость рвется наружу тоже. Уговор, значит. Устав. Получила то, что хотела.
Пытается слезть, и я игнорирую щемящее чувство… не знаю, как это… щемящее что-то, когда она расстраивается, что не может выбраться из моей хватки.
Поглядывает на меня осторожно, выжидающе и даже обиженно. Ну что, что я сделал или не сделал еще? Ей хорошо было? Должно же быть хорошо.
Дергаю ее так, чтобы на член прямо села, чтобы почувствовала его, хоть через ткань. Она приоткрывает рот и рукой мне в плечо упирается. Отводит глаза.
- Прекрати, - шепчет, - мы в машине. И я… Я ведь сделала, как ты хотел. Я… Пожалуйста, хватит этого, мы не договар… Ты издева…
- Сейчас выставлю тебя из тачки, раз по уговору уже все. Пешком пойдешь.
Вместо мыслей - в кипятке барахтаюсь. Кожа изнутри шкварчит гневом. Даже руки не слушаются, на тормозе жилы.
Выставлю, как ты меня из города хочешь выставить. Ничего, я хорошо разбираюсь что делать, когда от меня избавляются. Я прямо профи с рождения.
Вырывается и заряжает мне локтем в бок. Держу ее, хотя сам угрожал выставить. Пальцами грубо хватается за мое лицо, чтобы отвлечь и оттолкнуться. И глаза ее… Манящие, но блестят яростно. Смотрит презрительно и возмущенно.
- А ну пусти! Пусти, сказала! Так и знала, что издеваешься. Ну и радуйся.
- Не пущу! Я не радуюсь!
- Значит, так тебе и надо! И поправку свою забери. Я сама детдом отстрою. Только спорткомплекса здесь не будет!
Она прорывается на свое сиденье, лишь потому что я планирую ее сзади удерживать.
Но Алиса брыкается всем телом. Умудряясь открыть дверь, рывками пытается выползти. Зажимаю ее сильнее допустимого, но, блядь, чтобы ее удержать - придется навредить.
- Хватит, ну, поворачивайся!
Ослабляю хватку лишь на миг, и она рыпается вперед, ударяясь лбом об машину. Но все-таки вырываясь наружу.
Вылетаю из салона, сам не знаю как. Идиот, даже фары не включил заранее.
- Села в машину обратно! В машину!
Она явно топает в сторону дороги. Руки мои отталкивает. Но, естественно, ничего не может поделать, когда я за плечи ее дерганно разворачиваю.
- В машину села!
Алиса смотрит на меня насупленно, взглядом очень тяжелым. Молчит.
Доводит меня, мать вашу, доводит этим молчанием и обездвиженностью, и знает это.
Если не сядет в тачку… Меня качать начинает от мерзкой мысли. Не посмеет. Куда на ночь глядя идти ей одной?
- Я сделала то, что ты хотел, - отскакивает у нее от зубов, - ты сказал выметаться. Отпусти!
- Сядь в машину, Алиса, - на выдохах говорю тихо и невнятно. Злюсь, когда слышу свою калечную речь. - Сейчас же!
- Зачем? - дергает плечом под моей лапой.
- Затем, что я отвезу тебя в Гостиницу. Этого недостаточно, блядь?
Буравит и буравит меня темными глазищами. Выглядит изнеможенной. Мне стоило остановиться. Она выполнила это клятое условие. Конечно, она не хочет ничего большего.
Ее только гребаный детдом с сиротами волнует и как бы уроду, вроде меня, нос утереть. Ну это мы еще посмотрим.
Резко вынырывает из хватки, почуяв слабину. Не успеваю перехватить ее - так как она уже к Куллинану направляется, и повода нет.
Нет повода перехватывать.
Или касаться.
Хлопает дверцей, и на поле я остаюсь стоять один.
Завыть охота или раздробить что-то. Но толку-то?
Никогда никакого толка в этой переживательной ерунде нет.
В машине сразу же газую, даже не глядя в ее сторону.
Глава 12 КУЛАК
Поправку я не забираю и блок не возвращаю, хотя Алиса Чернышевская, с вышколенной улыбкой и идеальной осанкой, вдруг оглашает, что окончательное решение должно быть за громадой. По итогам голосования.
Которое я не допущу.
Консультанты мои расщедриваются на десятки комплиментов в адрес ее рассудительности. Мэр тоже радуется, хотя еще шокирован тем, что я, оказывается, свой блок на поправку снимал.
Я же молчу.
Хочет произошедшее на ноль согнать. Типа между нами ничего и не было в тот вечер. А если и было, то неважно.
И показать, что вообще она тут хозяйка положения.
Зубами-то скриплю, но принимаю решение спустить ей пока. Еще два часа впереди. Очередного сражения за Устав.
Мэр даже секретаря организовал. По виду - школьника какого-то. Ну и уровень, я двадцать лимонов только на начало выделяю.
Но что бучу поднимать. Ничто меня тут держать не должно. Наняты консультанты, могу позвать юристов. В инспекциях я почти договорился, а со следующей недели пиар поактивнее закрутится.
У меня дела другие копятся в столице.
Но я отсюда ни за что не уеду, пока не выиграю. Хоть костьми лягу в Васильках, но своего добьюсь.
Ставки поднимаются.
Алиса Чернышевская в конечном итоге не только проиграет.
Она признает публично: спорткомплекс - лучшее, что случилось с поселком.
Я поставлю ее на колени.
Но не публично.
Перед собой, чтобы никто не видел.
Зависаю на последнем образе на первый час встречи.
Консультанты сегодня поагрессивнее - почуяли, что я на грани им шеи свернуть. Егор Лин что-то там вычитал, примеры буржуйские из США, и вовлечен в процесс. Мэр воодушевлен продвижением и наличием секретаря.
Боевая фея же активна и подготовлена, как ни в чем не бывало.
Разрываю ее предложения и поправки для раздела 6 до сочащегося розовой кровью мяса. Пережевываю смачно, и клыки грязные показываю. Летят брызги.
Она с кое-чем даже соглашается.
А все, чтобы мордой втоптать меня в морозную землю. Мол, она разумное и миролюбивое существо, а я вот - ничтожество и тупая тварь.
Может и хорошо, что секретарь - подросток. Строчит на ноуте шустро. Фиксирует наши споры.
И тут темноволосая бестия выдвигает гениальное предложение. Мол, комиссию все-таки официальную нужно создать на уровне Васильков. Депутаты и госслужащие там какие-то. А то мы все, по ее скромному мнению, изначально неправильно делаем.
Сам себе чуть челюсть не выламываю.
Это все, чтобы на меня давить. И чтобы побольше людей согнать - тогда она среди них потеряется. А депутаты ведь возьмутся изображать обеспокоенность детдомом, чтобы потом просто бабло с меня содрать за собственное согласие.
И больше не будет битв-посиделок в ветхом Доме Культуры.
- Это все время займет, и немалое, - рублю сразу жестко и четко. - Мы не можем растягивать подготовку, только потому что у какой-то суки нет других дел.
Повисает тишина. И это не только безмолвие в комнате. Это и у меня в башке тотальная, моторошная пустошь.
Наблюдаю, как из-под гущи сна, за собственными руками, сдавливающими стилус. Теперь его обломки лежат на столе, и на очереди сам планшет. Я разломаю его. Я разломаю. Ломаю.
У меня на лице, наверно, нерв застрял дерганьем. Потому что Егор Лин нахмуренно рассматривает именно ту часть щеки, где коротит искрой.
Если бы руку сказали отдать или ногу, я бы сам себе отрубил - чтобы время вспять вернуть. В тот момент, когда назвал ее «сукой». Чтобы не делать этого.
Я сотни раз так баб называл, но Чернышевская не имеет к этому никакого отношения. К сукам. Я о ней так не думаю. Ни разу. Я не знаю, как язык повернулся, еще при всех. Я хотел ужалить ее. Хотел грязью облить. Хотел реакции. Хоть что-нибудь. Проклятый язык сделал все за меня.
Алиса держится с титановым достоинством. Вот эта вот непосредственная легкость и лишь поджатие ярких губ и движение бровей - это все дорогого стоит.
Но ее пальцы сжимают телефон так крепко, что костяшки побелели. Она сама немного бледна.
Я хочу завыть от досады.
Даже консультанты замерли, Витя украдкой осуждающе на меня смотрит.
В диафрагме у меня рев застревает.
Мэр потирает очки, и в движениях его морщин проскальзывает раздражение.
Поднимает свой ясный взгляд на меня Алиса. Смотрит прямо, смело и просто. Словно ничего другого она от меня и не ожидала. Словно это само собой разумеющееся.
Никогда не перестанет ошеломлять с какой легкостью она прокручивает лезвие, застрявшее у меня посередине.
Там уже почти не в чем прокручивать, но она умудряется.
- Просьба воздержаться от подобных выражений в этом помещении, - морщится мэр и водружает половинки на крючковатый нос.
У меня шок, наверно. От масштаба необратимой мерзости, что я натворил.
Это ошибка, бьется в голове раскаленным молотом, это ошибка. Я сказал слово по ошибке.
Алиса избегает взгляда на меня, с предельной осторожностью.
И когда я прочищаю горло, она дергается, как от удара защищаясь, и меня будто на атомы разрывает.
До других галактик долетаю. Холодно, очень холодно здесь, в бесформенных материях.
- Когда мы были на втором курсе, - веселым тоном заводит Егор Лин, - а было нам по девятнадцать, Алиса на летней практике спасла семейство баранов, которых перевозили там из одного контактного зоопарка в другую страну. Наш декан собирался прецедент в методички заносить. Она заставила крейзи администратора зоопарка проехаться в одном ящике с животными по трассе. Мудак чуть не задохнулся от жары. И чуть не помер со страха. Не от соседства баранчиков. А когда Алиса его встречала с журналюгами на выходе.
Мэр добродушно смеется, а рок-звезда подмигивает девушке. Даже консультанты лыбятся.
Алиса, развернувшаяся к однокурснику еще в самом начале, пожимает плечами, но слабо улыбается.
Егор демонстрирует размер рогов, потому что спасенные бараны были горными. Алиса радостно вскидывает голову и просит его прекратить, со смехом и отмахиваясь.
Вот это вот все - улыбки, смех, радость, веселье, блеск в глазах - это все не мне.
Со всеми другими она открытая. Жизнерадостная. Доверчивая.
Эмоции все выдает без стеснения. Без контроля. Без фильтра.
А мне - осуждение, злость, презрение и недовольство.
Потому что заслуживаю. Это мое место, и со всеми другими по жизни меня оно устраивало. Да похуй было, если честно, до такой степени, что не замечал даже раньше.
Выдавливаю из себя слова таким металлом, что фразы буквально позвякивают, когда по комнате разлетаются.
- Я приношу свои извинения, - легкие сдавливает, но я борюсь, - за то, что сказал и что… говорить не собирался. И не имел в виду вообще. Это совершенно… совсем не соответствует действительности, правде.
Мэр активно кивает, чуть ли рукой на меня не показывая.
- Все правильно, оговорка практически. Да никто такого в жизни не подумает. И двигаемся дальше, мы же сегодня столько обговорили хорошо.
Секретарь смотрит на того, как на идиота. Консультанты подхватывают поворот беседы, распыляясь миролюбием. Егор Лин вздыхает.
Алиса все это время смотрит в стол ничего не выражающим взглядом. Затем проверяет телефон и добродушно кивает Вите, который к ней за пустяком обращается.
Я держу руки на ногах под столом. Потому что не уверен, что я контролирую их. Что они вдруг в тряске не задрифтуют.
- Я хочу подчеркнуть, - хрипло завожу я опять, - что я не имел это в виду. Алиса, я извиняюсь перед тобой. Я… я говорил по ошибке, Алиса.
Она неопределенно кивает, а в глаза все равно не смотрит.
- Хорошо, - мягко и тихо говорит. - Реально нужно двигаться дальше, чтобы не затягивать. Бараны сами себя не спасут. Тут, кстати, в соседнем поселке тоже есть зоопарк.
Все смеются, кроме меня.
Я в оцепенении сижу до конца собрания.
Провожаю ее взглядом, когда Алиса первой поднимается и говорит, что сегодня раньше уйдет. Мира Никоновна попросила помочь. Не могу оторваться от наблюдения, как она огибает стол и направляется к двери.
Срываюсь за ней, наплевав на все и всех.
Нагоняю в коридоре. Алиса лишь шаг ускоряет, когда пытаюсь поравняться. Она все еще бледная, и меня кроет от того, насколько мне это не нравится.
- Остановись, поговорить надо.
- Кому? - недоуменно смотрит на меня.
- Кому что?
Заворачиваем к выходу, и я снова спиной вперед иду.
- Кому надо?
- Дай мне минуты три, - цежу сквозь зубы. - Остановись, ну.
Шагает и смотрит прямо перед собой, ремешок сумки сжимает. Блядь, хочу время вернуть обратно. Любой ценой. Любым способом.
На крыльце Алиса разворачивается, и отходит в сторону от лестницы. Замирает, демонстрируя готовность выслушать.
А я… я не знаю с чего начать. Что говорить. И как. Не хочу даже вспоминать тот момент, когда понял произнесенное… Мне никогда не стоило это вякать еще и при всех. При других. Я оскорбил ее. Если бы кто-то другой там назвал ее так, я бы бросился на него.
- Я извинился, потому что я реально загнался. Сколько раз еще сказать надо. Послушай… я никогда вообще не думал даже так.
Никогда не верил в необходимость извинений. Мне лично все равно было, извиняется ли кто-то перед мной или нет. Теперь, больше всего на свете, хочу, чтобы сработало. Не знаю как по-другому сделать. Как загладить прямо сейчас.
- Как можно сказать то, чего не думаешь? - с легкой улыбкой говорит она. Будто ей любопытно. Но в глазах напряжения скрыть не может. И чего-то еще…
В момент, когда разгадаю что именно, наверно - все. Удавка затянется. И вниз тогда только.
- Можно. Когда выходишь из себя. Я вышел из себя. Это тебя прямо не касается.
- Ты назвал меня бесполезной сукой, а меня это не касается? - усмехается она. И в сторону голову поворачивает, покачивая.
Я… не хочу слышать это слово больше. Ближайший год как минимум, во всяком случае.
- Алиса, слушай меня. Можешь не верить, сколько угодно, но я ляпнул это по ошибке.
- Зачем тебе это? - кивает она мне снизу вверх.
- Зачем что?
- Извинения, убеждения, верю я, не верю я… Вон все тебе поверили и забыли. Ну, сказал грубость. Слушай, я пойду, потому что спешу.
- Я, - выдавливаю с такой силой, что Алиса останавливается, - не хотел сделать тебе неприятно.
- Но ты постоянно делаешь мне неприятно, - смеется она, но невесело. - Бога ради, забудь об этом. Не ты первый назвал меня в жизни сукой, - она даже улыбается мне.
- Но в машине тебе было приятно, - слова вырываются раньше, чем фильтрую их.
Она опускает глаза, и я отслеживаю как движется ее горло под кожей.
Поднимаю руку, чтобы… чтобы…
- Это неважно, - еле слышно говорит Алиса.
Да, потому что откатила поправку свою. Потому что вообще согласилась, лишь бы условие выполнить. Не согласилась даже. Просто разрешила.
- Было приятно или нет?
- Ты не сможешь вечно издеваться надо мной так. Придется что-то новое придумать.
- Ч-что? - заикаюсь, как в последний раз заикался тридцать лет тому назад. - Че? Что еще за «издеваться»? В чем? В том, что… Ты думаешь, это игра какая-то в песочнице?
- Да, я думаю, что человек угрожавший мне тем, что он выиграет, а я проиграю, воспринимает все это как игру. А я нет.
Она сбегает по ступеням вниз, потряхивая волосами. Смотрю отупело вслед, пока Егор Лин не проходит мимо.
- Чувак, что ты творишь? - по слогам выдает. И смотрит на меня почему-то едва ли не жалостливо.
Он пятится, когда говорит. А потом возвращается к нормальному ходу, даже не дожидаясь ответа.
Глава 13 АЛИСА
Пересчитываю деньги в третий раз.
Даже мелочь, что вытряхиваю из сумок и машины.
Нужен очень строгий бюджет на ближайшую неделю так точно.
Хорошо, что взяла кольцо с мелким бриллиантом - по дешевке быстро его продам скупщикам, если совсем уже еды не будет. Не хочу у Марины опять одалживать, только отдала два месяца тому назад.
Может, продать Ниссан прямо отсюда?
Нет, не прокатит, и не хочу, чтобы кто-то здесь узнал про мое положение.
Особенно, когда Кулаков все еще здесь.
Не знаю, почему, но умру от стыда, если узнает. Не потому что безденежье - стыдно, а потому что я не работаю и денег не зарабатываю. Он от счастья лопнет, когда найдет подтверждение своему «разбалованная девка».
Ну, может не умру.
Точнее, не от этого.
А от того… если он узнает, как… мое тело мечтает о нем.
Больше никогда и ни за что в жизни.
Даже намека на прикосновение.
От него. Кулак совершенно правильно выбрал стратегию уничтожения. Я не знаю, как он это делает, но - Господи! - вспоминать стыдно! Я у него на коленях извивалась, как умалишенная, и чуть в желе не превратилась.
Наверно, хорошая ржачная история ему для дружбанов в сауне. Знаете, пустоголовую Алису Чернышевскую, что по всему городу и окрестностям носится с инициативами? А она мне дала себя облапать и с руки ела через две минуты.
Я ничего против легкого драйвового секса не имею. Любого вида. На одну ночь или хоть на час один.
Но только не с ним.
С кем угодно, но не с Кулаковым.
У моего сердца эластичности не хватит. Василию лишь бы выскочку на место поставить.
Когда же он наконец-то уберется отсюда. Вчера он давал показания начальнику полиции соседнего поселка, потому что в Васильках нет своего участка. По поводу обстрела того странного. Говорят, он добровольно с правоохранительными органами беседовать согласился.
Так это стало хоть одним днем передышки.
Без душного «конференц-зала», где он обычно сидит в метре от меня, а моя кожа этого не понимает - она думает, что он совсем рядом. То в озноб, то в жар. Она под его голос уже дрессированная. Если Кулак совсем низами говорит, мгновенно единым оголенным нервом обращается. Каждый звук ласкает и боль причиняет. Одновременно.
Сегодня опять пытка с двенадцати часов. Консультанты, видите ли, хотят, чтобы никто из детдома никогда не общался с представителями СМИ. Включая меня.
Подписать соглашение о неразглашении, когда Устав закрепим.
Ага, уже ручку достала.
Выражаю приподнятой бровью то, что думаю об подобной наглости.
- Как-то на пункт в Уставе про земельный участок и проект спорткомплекса не тянет, правда? Причем здесь контроль над координацией со СМИ? Тем более, меня?
- Устав конкретного проекта касается, и это точно зона процессинга в рамках проекта. Если мы, - Витя показывает на себя, коллегу и мрачного Кулакова, - обязаны что-то, то вы и обязаны.
- Но я ничего не строю, и детский дом тоже. Мы как раз в таком положении из… Хорошо, давайте вынесем просто отдельно. Я поговорю с Матвеем позже.
Витя учтиво кивает, но собирается спорить. Кулак перебивает его.
- Вынеси, - приказывает.
- А где, кстати, директор детдома? - интересуется второй доберман.
- Он в отпуске, - не вру… но это не совсем правда.
Кулак засекает мою заминку, но молчит. Он сегодня не в духе. Впрочем, как и предыдущие дни. Видать, пригрузился, что я его игру наломала.
Иногда… чаще всего, глубоко ночью, я жалею, что вскрыла его фокусы и пресекла издевательства. Если бы позже вскрыла, все-таки еще раз…
Почему жалею?
Потому что дурочка, вот почему.
Отлучаюсь в уборную, пока они там фигню обсуждают.
Туалеты на каждом этаже Дома Культуры - это что с чем-то. Комната ужасов и одновременно квест по суровому, советскому прошлому.
Быстро справляюсь с делами и мою руки. Неплохо бы ополоснуть лицо холодной водой, но не хочу косметику снимать.
Удивляюсь, когда дверь открывается - Дом Культуры пустует летом - и едва не вскрикиваю, различив силуэт Кулака.
Он закрывает створку за собой.
Створку женского туалета.
- Ты… ты вообще того?
- Ага, - кивает он, но как-то отрывисто.
Не знаю сдвинуться или неподвижно застыть. Вообще не знаю, что делать. Зачем он здесь? Совещание у нас в полном разгаре. Хочет спросить что-то отдельно, так после окончания подошел бы. Я от него не скрываюсь.
- Я тебе вчера стучал в номер, - говорит напряженно и… раздраженно.
А, так это был он. Я не открыла. Не потому что никого не ждала, а потому что деньги считала. Мелочь. Как-то не комильфо другим давать увидеть.
Мне и в голову не пришло, что это мог оказаться он. Тем более, стук прозвучал слишком деликатно, как для Кулака.
- Я у Миры Никоновны сидела, - наспех отвечаю, и решаю, что пора закругляться. - Ты спросить что-то хотел?
Перебираю бардак в сумке для вида, и захлопываю ее.
Наблюдаю в зеркале за ним. Смотрит в потолок куда-то. Круги под глазами. Шрам на месте отсутствующего уха покрасневший два последних дня.
- Почему всем этим ты занимаешься, а не директор детдома?
- Это не то, что ты хотел спросить.
Не скрываю раздражения сегодня, потому что настроение такое. Может быть, сгладила бы все в другой день.
- Нет, - говорит с хрипотцой в голосе он. - Но сначала, ответь по поводу этого Матвея.
- Тебе долгую или короткую версию? - не сдерживаю смеха. - Так повелось. Матвей не любит это все. Да и директор официальный должен действовать в рамках. Законных и этических. И так далее.
- Зачем ты делаешь это?
Смотрим друг на друга в зеркале. Я вообще понять его настроение не могу. Агрессивный Кулак, как обычно, но… Что-то тикает внутри него. Надеюсь, что не бомба.
Потому что у меня внутри тоже бомба дожидается своего часа. Две бомбы я не потяну.
Обнаруживаю, что скольжу взглядом по его губам. Изгиб у них суровый, неровный. Никто бы не поверил, что они терзали нежностью мою гру…
- Затем, что всем плевать на детдом и дети никому не нужны. Но у них есть я.
- А у тебя есть кто? Есть кто-то? Сейчас?
Роюсь в сумке опять, руки сами собой метушатся.
- Что ты спрашиваешь? - стараюсь говорить ровно, но смешно даже. Он видит, как я нервничаю.
- Встречаешься с кем-то? Или одна?
- Представляю парня, который бы ждал меня где-то, пока я в Васильках ремонтами и спорткомплексом занимаюсь, и что-то не представляется.
Невольно улыбаюсь, и он ближе подходит.
- Я видел в доке поправку один семь. Но в финальной распечатке ты удалила ее.
- Конечно, потому что ты никогда не согласишься на это, Кулаков. Это черновик первого дня был. Я скоро сама начну ремонт. Хотела с тебя содрать на ремонт детдома, признаю. Водостоки и ливневки проблемные, а здание гигантское, как и земли вокруг.
Он молчит и не сводит меня лихорадочного взгляда. И на меня как ушат холодной воды переворачивается.
Он реально дурой меня считает.
Вот прямо совсем тупицей.
От обиды в глазах двоится, а в голове шум туманом все застилает. Не могу ни на чем сосредоточиться. Он хочет опять пользоваться мной. И думает, что я поведусь. Как и пообещал мстительно на парковке, что поимеет меня.
Не различаю в какой момент он меня разворачивает.
Но злость пробуждается, когда он медленным, почти невесомым касанием проходится пальцем по всей длине лямки платья.
- Я не разрешала тебе трогать меня, - хрипло выдаю, и смахиваю его ладонь.
- Я соглашусь на поправку один семь, - едва слышно заявляет Кулак.
- Чудесно. Согласись. Или внеси сам. Я к этому никакого отношения иметь не буду.
Стоит напротив меня и, кажется, не дышит вовсе. Как статуя.
Мне опасно находиться рядом с ним. Он - по-настоящему страшный человек. Магнетизма такого радиуса, что у меня нет шансов. Он заставляет делать людей, что он хочет. Мне приходится бороться каждую минуту и с ним, и с собой.
Я… я не могу сделать вдох нормально. Потому что в его присутствии мое тело уверенно, что это Кулаку решать, дышать мне или нет. Что это функция Кулака теперь закачивать мои легкие кислородом или нет.
- Что ты хочешь, говори? Какую поправку?
- Никакую.
- А что хочешь?
- Кулаков, нас ждут там вообще-то. Обсуждение идет. Вон там.
- Все что-то хотят. Не поправку, так что?
- А что ты хочешь? - срывается мой голос и жалею об этом, но уже поздно.
Мой спонтанный вопрос будто предоставляет ему разрешение придвинуться. Потому что от смятения я не сопротивляюсь сближению.
- Как в прошлый раз. Хотя бы так.
Кулак говорит с плохо скрываемой агрессией, но без злости. Его рука движется неровно, когда он терпеливо отводит мои волосы назад, открывая плечо и шею.
Удерживаюсь-удерживаюсь, чтобы глаза от наслаждения не закрыть.
Даже еще толком не коснулся.
Из всех людей… это чертов Кулаков оказался столь подходящим мне.
Никогда не везло в любви: все не то, и я не могла тратить время на что-то среднее.
И еще по одной причине, но если вспомню - то сдамся раз и навсегда. Только Кулакову удалось все это перекрыть.
- Хотя бы? Да мне в жизни никто…
Дергаюсь, понимая, что уже поздно и сказанула лишнего. Он медленно отводит мои волосы от плеча с другой стороны.
Делает вид, что спокойный, а я чувствую, что сейчас из него рванет ярость. Хоть как-нибудь, да рванет.
Решил поизображать один раз сдержанного, чтобы усыпить мою бдительность. Я еще так долго его без быкования не видела.
Вынуждена признать, что это… работает.
Хоть и знаю, что обман.
- Что «тебе в жизни никто»? Отвечай-ка мне.
- Нам… нужно идти. Давай, отходи, пожалуйста.
- Нет, Алиса. Что «тебе в жизни»? Никогда никто сиськи не дергал так хуево?
Вообще-то хотела сказать, что никогда меня не ласкали так долго и… хорошо.
Но для него это «хотя бы». Сиськи подергал. Ну и ладно. Дай же мне забыть об этом!
- Не скажешь. Хочешь мстить мне. А что еще хочешь? Че сделать-то, чтобы раз еще?
Меня такая злость берет, что собственный голос не узнаю.
- Станешь на колени тут. Тогда можешь еще раз. Вот прямо дам издеваться над собой. Но сначала на коленях придется постоять.
Глава 14 АЛИСА
Пытаюсь пройти, но он мягко прислоняет меня к рукомойнику. И жестко хватает за затылок. Голову держу поверху, чтобы ему мой гнев был лучше виден.
Не понравилось мое предложение, значит.
На то и рассчитывала.
Он приоткрывает рот, рассматривая мое лицо. Тащит воздух ноздрями. Его ладонь на затылке мои волосы гладит, небрежно сминая.
- Если я стану на колени, то ты следом. Чтобы грудь свою показать. Помнишь?
Голос звенит от ярости. У него на на правой стороне дергается желвак.
Одно радует, измывания не проходят для него так гладко, как хотелось. Пустоголовая Алиса Чернышевская не шибко быстро падает под ноги.
- Вася, я никогда не отступлюсь от детдома и Устава. Отвлекай или ломай меня. Никогда.
- Я не хочу слышать про этот ебаный Устав, - теряет он контроль, и опять коверкает звуки, когда не может полностью слова выговорить, - говори уже, ты станешь на колени следом или как всегда балаболишь?
- Я! Никогда не балаболю!
Вырываюсь и толкаю его в грудь. Он подается и шаг назад делает.
И опускается передо мной на колени.
На плиточный пол туалета Дома Культуры.
Грязный, исщербленный пол.
Это было по-настоящему дрянной идеей. Никакого победного высокомерия по поводу его коленопреклонения не будет.
Он - гигантский мужик, который и на коленях смотрится внушительнее меня. А теперь мне еще следом опускаться. И опять…
Я думала, он никогда не согласится! Ни за что!
В его взгляде ясно читается: Кулак все с самого начала понял. Расставляет ноги пошире, и у меня во рту пересыхает. А затем стягивает с себя футболку.
- Иди сюда, - зовет грудным голосом. Низким, звучным. Гравием по моей коже перекатывающимся.
У него широкая грудина, кое-где всполохами черных волос покрытая. Размах пугает меня и… глаз оторвать не могу.
- Алиса, - заводится он от нетерпения.
Перебираю ногами кое-как. Честно говоря, боюсь упасть. Меня вообще такой страх берет, давно такого не переживала. Кулак как-то странно глядит в меня, и я понимаю, что сжимаю вспотевшую ладонь прямо у сердца.
Опускаюсь на колени, как в дикие воды погружаюсь.
Задушенное взвизгивание не удерживаю, когда он меня к себе одним махом притягивает. Мне уже все равно становится на то, что я в очередной раз проиграла или что… Лишь бы что-то от меня осталось после этого.
- Алиса, - вполголоса говорит Кулаков, - че дрожишь? Отвечай мне.
- Н-ничего.
Он губами припадает к моей шее. Оголтело засасывает кожу и лижет, и так по кругу. Меня размаривает каждое движение, каждый шорох - будто тело отдыхает впервые после беспрестанного тысячелетнего труда.
Это будет… гигантский засос. Почему мне плевать? Меня должно это волновать… По какой-то причине должно, но сейчас не вспомню.
Он сжимает меня вдруг крепко, до хруста ребер крепко, а потом отпускает.
- Иди, если хочешь.
На меня не смотрит. Только челюсть напряженную различаю перед собой.
- В смысле!
- Ты оглохла? - огрызается он. - Иди, если хочешь. Ты думала, я на колени не стану? Плохо думала!
Нельзя ли обойтись без оскорблений в ее адрес хоть один раз?
- То есть… это и есть издевательство? А неплохо придумано, - размазываюсь я так, что за плечи его хватаю.
Ведь сработало же! Я уже… я уже размякла, как и в прошлый раз.
Теперь Кулаков хочет, чтобы я наглядно уяснила, как ему не нужна доступная наивная девка. Завел и выбросил.
- Какое нахрен издевательство, - кричит он мне прямо в лицо, - какое, блядь?! Что ты заладила? Тебя на коленях нужно умолять тронуть тебя.
- Умолять? Т-ты только требуешь. Даешь мне надежду, что открыт к поправкам. Но ты… ты хочешь унижать меня. Личностно. Чтобы я повелась…
- В чем унижение? - хрипит Кулак. - Даешь мне доступ до тела? Я сказал, пошла. Иди!
- Сам иди! Ты сказал, как тогда. В прошлый раз. Уже не хочешь? Наигрался? Какой же ты…
Мои запястья сковываются его ладонями. Он дышит прямо в мои подрагивающие губы.
- А вот теперь стаскивай тряпку, - рявкает так, что мы зубами чуть не сталкиваемся.
- С-сам снимай.
Но пытаюсь шлейки опустить.
Кулак же дергает лиф вниз, высвобождая грудь одним махом. Ошеломленно захожусь выдохом: свежий воздух приятно холодит кожу, вырвавшуюся из тесноты.
Поцелуем он все мысли раздавливает. Не помню, о чем спорили, пытаюсь зацепиться за то, что происходит дальше.
Как мои соски царапают его грудину, и он вдавливает меня в себя с сокрушительной силой.
Как стоны фейерверками лопаются, когда безжалостность рта обрушивается на мякоть моей груди и даже живот.
Как мотаю головой, а он выцеловывает мои губы до укусов, до слабой ранки, которую зализывает.
Путаюсь пальцами в ширинке. Он помогает мне и сжимает член устрашающе крепко перед тем, как позволить мне прикоснуться.
Ничего толком рассмотреть не успеваю: он сосет остатки живой кожи у меня на шее, пока я, задыхаясь, дерганно ласкаю бархатную поверхность члена. Нащупываю венку, оглашаю постыдным мычанием, и Кулаков кончает мне на руку, заляпывая и платье.
Потом он натягивает лиф этого платья обратно. С какой-то растянутой во времени осторожностью. Шлейки я поправляю беспрестанно, и не решаюсь взгляд отвести от одной точки на его торсе.
Затем он футболку надевает, и теперь я втыкаю уже в темную ткань. Вася спонтанно зализывает саднящее местечко у меня под ухом. Там, где шея начинается. Там, где удары сердца можно подсчитать.
Я отмираю, когда он на ноги меня поднимает. Бросаюсь к сумке, типа телефон проверить. Оттираю сперму с ладони. Хочу помыть руку, но не могу. Физически не могу.
Снова. Я снова повелась. От шока даже горечь безвкусна.
Он все еще стоит на том же месте, когда невольно глаза поднимаю на зеркало.
- Так что «тебе в жизни никто»? - Говорит так сипло, что не все слова различаемые. - Ты не договорила.
Я закрываю глаза, чтобы тотчас же их открыть.
- Хочешь знать правду?
Он сжимает ладони в кулаки, но останавливается, один раз только рыпнувшись. Глаза его в зеркале агонизирующие.
- Говори давай.
И я прыгаю с трамплина. Прямо в открытое море.
Впервые в жизни, мне плевать на страховку.
- Никто и никогда не делал мне так хорошо, как ты тогда в машине. Даже я сама. Надеюсь, ты хоть теперь-то счастлив, хоть в чем-то, хоть немного счастливее, ценой моего унижения. Счастливой победы!
Ухожу, дергая ремешок сумки неотесанно и выбрасывая салфетку случайно мимо мусорника.
И не возвращаюсь в «конференц-зал», а иду в город, в надежде отсидеться у Миры Никоновны.
Глава 15 АЛИСА
У входа в «Все по 15» маячит полиция, поэтому чуть ли не на бег срываюсь.
Внутри важно расхаживают двое полицейских и сам начальник. Мира Никоновна и какой-то замызганный подросток сидят в уголке с другой стороны. Где-то я его видела…
Оказывается, несчастного на вид ребенка поймали на краже. Он смотрит злым щенком на всех взрослых, включая меня.
Начальник полиции всегда казался мне мудаком, но приятно получить подтверждение. Петренко уже подростка на семь лет посадить собирается.
- Где твои родители? Еще раз, имя, фамилия. Документы-с?
Тотальная молчанка от мальчугана не удивляет.
Кажется, он даже зубы сцепил за плотно сжатыми обветренными губами.
- Такими делами разве не ювенальная полиция занимается? - стараюсь говорить одновременно властно, но спокойно.
Петренко окидывает меня взглядом утомленного снисхождения.
- А вы… видите здесь «ювенальную полицию»?
Он комично оглядывается и разворачивается в разные стороны.
- Нет? - намеренно удивленно спрашивает он. - Тогда мы продолжим выполнять свою работу. Вы, гражданочка, идите, косметика в конце улицы продается.
Один из полицейских снова допрашивает мальчугана. Петренко предупреждающе позвякивает связкой ключей, будто он забыл, что не на экране американского триллера находится, а в магазине «Все по 15», в Васильках.
- Ты… разве не из детского дома? - осторожно интересуюсь у подростка.
Его голубые глаза, обрамленные пушистыми русыми ресницами, напоминают безмятежность летнего неба.
Впервые из его взгляда исчезает озлобленность. Он моргает учащенно, смотря на меня. И я невольно улыбаюсь.
- Я там не живу, - бурчит он. - Больше.
- Так, так, так. Так это сбежавший паразит, еще год назад? Ну приехали, - тянет начальник участка.
Целый год? Где же он был? И почему мне никто не сказал, что сбежал воспитанник? Мы с Матвеем, конечно, отдалились друг от друга, но не до такой степени.
- Мне уже четырнадцать, на днях было, - ощетинивается сирота. - Больше не должен жить там!
- А соблюдать закон тоже не должен?
Практически задвигаю за себя мудака Петренко и стараюсь смотреть на беспризорника прямо, а не сверху вниз.
Четырнадцать! Да ему никто больше двенадцати на вид не даст!
- Меня Алисой зовут. А тебя?
- Иван, - отвечает серьезно он через некоторое время. Теперь смотрит на меня подозрительно, но без напряжения.
- Так ты все время в Васильках был?
Он вмиг сжимается, а потом натянутой струной выпрямляется, будто выпрыгнет сейчас. И вонзиться во что-то всем телом.
- Нет! А че я должен рассказывать?
- Не должен, - смеюсь, - мне просто интересно. Мне кажется, я бы тебя встретила, если ты тут… проживал.
Голубые глаза рассматривают меня растерянно. Словно их обладатель не в состоянии решить, как ко мне относится.
Резко поворачиваюсь к Петренко и зову Миру Никоновну, которая прощается с покупателем.
- Думаю, инцидент исчерпан. Скажем так, ребенок по моей просьбе собирался приобрести товары и не совсем разобрался, как правильно сделать. Мира, я сейчас все оплачу.
- Да ты что, Алиса. Конечно! - она скашивает взгляд на начальника полиции, но тут же берет себя в руки. - Как я и сказала изначально, это недоразумение. Покупатель, вызвавший вас… Он что-то напутал.
Петренко цокает языком, покачивая круглой, как колобок, головой. Я стараюсь заговорить быстрее, но мудак меня опережает.
- А я вас знаю! - Пальцем на меня указывает. - Алиса Чернышевская. Ходите тут и решаете все подряд. Но со мной этот номер не прокатит.
Мягко смеюсь, что его сразу же обескураживает.
- Это правда, я тут хожу много. Поэтому товары для меня предназначались. Вы же знаете, что я отношение к детдому имею?
Петренко недовольно поджимает губы и подзывает одного из полицейских. А его напарник застрял в борьбе с запутанной нитью японской игрушки йо-йо.
Интересно, насколько тщательно бравые правоохранители занимались поисками пропавшего воспитанника весь прошедший год?
- Нет, ну конечно, если владелица магазина говорит, что ничего не пропало, то… - Он театрально разводит руками. - Но. Но… Мы уже взяли показания у прямого свидетеля…
Йо-йо отскакивает от ладони второго полицейского, от неожиданности тот поводит плечом, и разноцветная пластмасса на гигантской скорости летит в сторону.
В сторону, с которой в магазин заходит Сергей Степанович.
Сгорбленный, протяжно дышащий старикашка ловко отбивает своей палкой атаку ни в чем не повинного йо-йо.
- Накуралесили тут уже! Поразлетались леталкины. Так, что это тут у нас?
Выглядит так, словно он пробивает себе путь палкой, но на самом деле он только Петренко настырно отодвигает и вынуждает отпрыгнуть опешевшего покупателя.
- Кто это тут у нас в углу почивает? Ворье!
- Сергей Степанович! - Я возмущаюсь и приближаюсь к новоприбывшему. - Ну прекратите! Ваня… он перепутал. Я его еще из детского дома знаю.
- Вертихвостка!
Старикашка не жалеет усилий, чтобы ко мне эффектно развернуться всем корпусом.
- Опять ты! А все потому что ты байдыки бьешь. Мужа тебе надобно. Мужа! И похудеть сначала.
Я не обижаюсь, потому что хорошо эти выкрутасы знаю. И мне не надо худеть! Ну, может чуть. Я всегда кажусь полнее из-за перевеска груди спереди. Ну, и перевеска сзади. А все остальное у меня худое!
- Ага, и мужа, и корову, и целый огород, - улыбаюсь ему во все зубы. - Мы тут уже во всем разобрались.
Петренко намеревается вклиниться в разговор, но остановить паршивца, как Сергей Степановича, невозможно.
- Вот именно! Так, чем это ты промышляешь, юнец? Все от лени. Пахать надобно. А ну-ка, а ну-ка… Где ты работаешь?
И концом палки стучит по грязным, разорванным кроссовкам Вани.
Тот до того пунцовым становится, что я невольно бросаюсь к беспризорнику - только с другой стороны, обходя стул сзади.
- Я работал! Больше нет! Не ваше дело!
- Сергей Степанович шутит так, - пытаюсь сгладить, - видишь, он думает, что я тоже ничего не делаю. Давай…
Ошеломленно смотрю вниз, потому что теперь старикашка и мне стучит палкой по ноге.
- Тебя кормили в этом, приюте, а теперь что? Неблагодарный! Теперь вещи чужие берешь. Ты у меня работать будешь и человеком станешь!
- Я сам себя кормить могу! - вскипает Ваня.
- Не нужно кормить себя самого, - завожу опять и стараюсь в глаза ему заглянуть, - сейчас Матвей в отпуске, но я позвоню Алле…
- Я не возвращаюсь туда!
Он вскакивает, так молниеносно, что стул от него отпрыгивает и меня задевает. У Вани едва пар из ушей не идет, такой нахохоренный. Трусит лохматой головой. Русые, слегка волнистые волосы, настолько густые и пышные, что рука так и тянется погладить копну. Но их слишком много, ему срочно нужна стрижка.
- Не вернусь! - кричит он. - И работать пойду!
- Мне кажется, сейчас в детдоме лучше станет, - стараюсь убедить его, но ненавязчиво. - И я смогу помочь, только…
- Сиротам богачи не нужны, - смотрит на меня упрямо, но, слава богу, не злобно.
Я невольно улыбаюсь, слегка наклоняюсь и заговорчески говорю, чуть ли не шепотом:
- Сироты, знаешь, тоже богачами бывают, - и подмигиваю.
Замерший Ваня смотрит на меня растерянно, будто ему никогда такое и не приходило в голову.
Какой козленочек милый.
Сердце у меня лужицей растекается. Почему такой маленький он на вид, хотя уже четырнадцать?
- Ты щетку в руках держать умеешь? - кряхтит Сергей Степанович, отодвигая меня в сторону.
- Еще чего! Умею!
- Вот и отлично, - довольно стучит палкой по плитке старикашка. - А мне маляр как раз пригодится. Комнату тебе дам. Только в холодильник без разрешения не лезть!
И усами своими кустистыми двигает, как пронырливый хитрый таракан!
Все попытки повернуть сложившуюся ситуацию в другую сторону проваливаются. Петренко едва заметно кивает старику и полицейские покидают магазин. Все понятно, они в кармане у Сергей Степановича.
А мне самой некуда пристроить или забрать козленочка.
Получаю еще раз палкой по ноге, вынуждена прекратить бурные расспросы Скруджа о том, как он собирается заботиться о проблемном подростке.
Угу, потому что заботиться этот паршивец и не собирается. Получил дармовую лошадь и радуется.
У Вани есть мобильный телефон, поэтому я насильно вбиваю туда свой номер и саму себя набираю.
Он оборачивается на меня, когда Сергей Степанович тянет его к выходу.
- Пока, - почти что одними губами произносит подросток.
- Я приду завтра в гости, - отвечаю серьезно, хоть и сохраняю улыбку.
Каждый удар сердца оседает грузом, и пылью накапливаются сожаления и воодушевление, когда наблюдаю, как он перебирает худыми ногами, следуя за сгорбленным стариком. Я обязательно приду.
- // -
В субботу с утра дел невпроворот, поэтому приползаю в «конференц-зал» изрядно уставшая.
Подготовила себя морально к встрече лицом к лицу с Кулаковым, но что-то броня уже трещит, когда к двери подхожу.
Через десять минут можно выдохнуть спокойно, потому что столичное Величество уехало, и сегодня на обсуждении не появится.
Ага, спокойно.
Что-то только больше нервничать начинаю. А вдруг вообще уехал?
Впору радоваться. Но мысль, что больше никогда не увижу его вживую, кислотой просачивается во все размышления до конца дня.
Попутно решаем местечковые битвы. Церковный хор объявил бойкот поселку после грандиозного концерта. Их, оказывается, даже на разогрев не позвали. Рок-звезда Егор Лин - враг номер один. Довольно забавно, учитывая, что красавчика Егора обычно все обожают, и он отвечает взаимностью.
Музыкант теперь ищет способы загладить вину.
Кулак к вечеру возвращается. Не заметить его Кулиннан невозможно, а когда вхожу в Гостиницу, он покидает кафе-столовую с каким-то жутким на вид мужиком.
Упрямо иду к стойке ресепшена, но не потому что хотела необходимое узнать. А потому что дыра над ребрами внезапно весит тонну, и боюсь не дотащу себя по лестнице даже до второго этажа.
Дыра не может же быть тяжелой? Она же пустая.
Вообще, стоило бы ретироваться, потому что Кулаков вместе с мужиком тоже у стойки останавливаются.
Да, стоило бы подумать, но для этого нужно иметь то, чем обычно люди думают.
Панически стараюсь нафантизировать, что спросить-то у администраторши. Спасает телефон, копаюсь в нем.
Жуткий мужик собирается в Гостинице поселиться на несколько дней.
Чудненько, Васильки - теперь региональный филиал братвы кулаковских.
Спите спокойно, горожане.
Оказывается, я просила фен несколько дней тому назад, и теперь Светлана Федоровна достает его из-под стола. Выглядит все будто я реально для фена к стойке подошла. Так что, хоть какая-то радость. Адеватным человеком кажусь!
Кулаков за спиной у меня обнаруживается, когда разворачиваюсь с пакетом в руках.
Дергаюсь такой пружиной, что никак не скроешь и не переиграешь.
- Что там было сегодня?
Тон, как всегда, на грани. Интересно, он расслабляется когда-то?
Плохой, плохой поворот мыслей. Тупик.
- Ничего особенного, - пожимаю плечами. - Анатолий Иванович, кстати, сказал, что инспекция только через понедельник приедет теперь.
- Я знаю.
Ну да, есть ли вообще предел тому, как все растягивается? Я поседею к моменту, когда… когда….
Не знаю, что будет. По справедливости, в любом случае у Кулакова надо отжать средства-гарантии для стройки нового детдома, если что. Но это громада должна официально сделать.
- У тебя масло под машиной растеклось, - говорит таким тоном, будто я его тачку испортила.
Что, подкладывал бомбу под мой Ниссан и не смог пропустить мою небрежность?
- А, разницы нет, - махаю рукой и не раздумываю перед тем, как говорить, - это уже когда смотреть будут…
Едва ли язык не прикусываю себе. Чуть не выболтала про продажу машины. Так, пора сбегать в номер.
Что я и предпринимаю, но Кулаков со мной вровень идет.
Зачем, зачем, зачем!
Не наигрался еще? Я практически сдалась. Пусть идет ликует куда-то, но нет, надо передо мной опять маячить. Чтобы не забывала свое место.
От переживаний внутреннего раздрая я вся должна физически метушиться, но я удивительным образом держусь. Каждый шаг искорку порождает, и к концу коридора полымя мне до горла дотягивается, оттого и пересыхает так во рту. Выдохи выталкиваю, как зенитной артиллерией осторожно бахаю, потому что к каждому - раз за разом - морально готовлюсь и контролирую себя.
Впереди лестница, и там придется идти совсем близко. А если он сзади меня будет подниматься, то…
- Кто смотреть будет? Чего разницы нет?
Возраст почемучки у кого-то явно затянулся. На лет сорок.
Поднимаемся по лестнице рука к руке.
- Так я и собиралась в мастерскую ее везти, вот и будут смотреть, - замечательная ложь, сегодня у меня явно Меркурий в Близнецах в третьем доме.
- А мастерская где? Подогнать может туда? Лучше не езжай на ней, если проблемы.
Спасибо, ваше столичное Величество. Все вы знаете лучше меня.
- Они вроде должны сами приехать и забрать, - вру и не краснею, - я на ней не езжу, да.
Его номер в дальней части коридора, поэтому когда останавливаюсь у входа в свой, Кулаков по плану должен дальше идти.
Но он не идет.
- А ты где был? - само собой вырывается.
Нормальный вопрос для людей приятельственного знакомства.
Ха-ха.
Привет, приятель, кстати, как тебе мои соски на вкус были?
- По делам отлучился. - Он продумывает, что еще сказать. - Часть людей сюда переместил. Так удобнее. И обстрел мне не понравился.
- Этот мудак Петренко понарасследует, конечно, - бурчу я.
Ключ в руках кручу. Если вставлю, то можно сразу беседу прерывать. Поздно уже. Блин, так и не поела сегодня нормально.
Собственного озноба пугаюсь, когда Кулак невольно, порывисто шаг ко мне делает.
- Он тебя допрашивал? - хмурится он.
- Нет, с чего бы это? Я с ним на днях по другому вопросу общалась. Реальными преступлениями не занимается, зато на пустом месте придумает себе подвиг.
- По какому вопросу? - не унимается он.
Смотрю на ключ и подношу его к замку.
- Я пойду уже, устала.
Не улыбаюсь, но тело само собой смягчается. Тусклый коридорный свет оттеняет шероховатости массивного лица Кулакова. Он выглядит грозным, но собранным.
Не знаю почему, но мне с первого взгляда это в нем понравилось. А других злых агрессивных мужчин на дух не переношу. Меня вообще злость отталкивает. В случае с Кулаком, все почему-то с точностью наоборот.
Никогда не встречала такого озлобленного человека, как он. И вряд ли встречу.
- Алиса, - рвано произносит он, но не продолжает.
Придерживает все-таки дверь, когда я оказываюсь полностью в номере.
- Если Петренко будет создавать проблемы, скажи мне.
Я неопределенно повожу головой.
- Ты Петренко от меня лучше защищай, - стараюсь пошутить, но он не оценивает.
- Я серьезно прям. Он мутит здесь много. Скажешь мне, если что.
Нет, не скажу. Зачем?
И «если что», звонить не буду. Как прислал мне в сообщении. Господи, когда это было? Совсем недавно, а кажется - годы прошли.
- Спокойной ночи, - красноречиво берусь рукой за дверь.
Он отпускает створку, но с места не сдвигается. Мне вдруг тоскливо так становится, до слез. Захлопываю дверь, даже не глядя на него напоследок.
Глава 16 АЛИСА
На следующем совещании пытаемся нагнать упущенное - правда, непонятно зачем, ведь теперь времени у нас еще больше.
Данная мысль приходит в голову не только мне, поэтому Егор, например, целый час рассказывает про аналогичные проекты зарубежья. Обсуждаем архитектуру, хотя это отношения к нашему уставу и сохранности детского дома не имеет.
В общем, мы превратились в полноценный бюрократический контролирующий орган. Видимость кипучей деятельности, а на самом деле отвлекаемся на посторонние темы и байдыки бьем.
Кулак сегодня мрачнее обычного. Смотрю даже с опаской на него, когда слово берет.
В конце, делает всем выговор, что затягиваем. Хотя сам сидел и поддерживал обсуждения не по теме.
На меня во время категорической речи не смотрит и как бы не включает в список виновных.
Секретарь едва от страха не трусится.
Когда выходим, замечаю, что Кулак оставил на столе свою копию рабочего документа. Сердце екает. Он теряет интерес. Точно скоро надоест ему. И больше не увижу никогда.
Ну и правильно, нечего сопли пускать. Мне еще ремонт делать и ожоговое обустраивать.
Ваня убеждает меня, что он не подсовывал под дверь моего номера записку с угрозой оставить детском дом в покое. Но я уверена, что это он - почерк детский какой-то и фраза прямо, как он мне сам лепетал. «Сиротам богачи не нужны». Вот слово в слово.
Угроза там на бумаге потешная: если «мы» не сможем, то король тебя из города выгонит.
И вообще… наивно записку какую-то придумать. Ваня как раз такой. Он только с виду грозный, потому что больно и обидно ему, и не хочет допускать ни капельки тепла к себе.
К вечеру я взвинченная вся, непонятно по какой причине. Переодевшись в ночнушку ко сну пораньше, читаю что-то, а в номере жарко. Душ приняла уже.
Возвращаюсь мыслями ко всему, что было между нами с Кулаком. Не хочу думать, но тело так и жаждет продолжения. Чувство стыда отравляет даже вкус собственной слюны.
В голове вылазят из уже позабытых пещер воспоминания и образы.
Никогда серьезно у меня не складывалось с кем-то, потому что я хотела кое-чего определенного. То, что один раз испытала и больше ни с кем это не повторялось.
Как и все в моей жизни, история слишком нелепая, чтобы я кому-то объясняла, как так получилось. Маринке один раз рассказала, она с меня не смеялась, но добродушно похихикала.
Дело в том, что лет восемь тому назад меня поцеловал Дед Мороз. На утреннике в детском доме, что в Миронской области расположен. Это был мой первый визит в такое место, и после уже понеслась моя жизнь волонтера.
Я изображала Снегурочку, ерунду всякую играла стишками. Потом пряники раздавала. Дед Мороз явился поздно, потому что его кем-то заменили.
И в конце вечера, в темном коридоре возле раздевалки, он резко стянул свою накладную, мятую бороду и поцеловал меня неистово и настойчиво.
И волшебство у меня в крови навсегда осталось. Нет, наверное, если и всю кровь выпустить, оно все равно там таится будет. Внутри меня.
Естественно, больше я Деда Мороза не видела. Не знала, кто это был и никогда уже не узнаю.
И с кем бы я не целовалась после, это - все не то… Нормально и, может, хорошо, но не то ведь.
Только черт Кулаков перекрыл реакцию. Какая-то злая ирония. Он накачал волшебство в моей крови удвоенной магией.
Разгоняю размышления чуть ли не руками. Решительно перебарываю чувство стыда - в конце концов, я взрослая женщина и у себя в номере - и ищу свой маленький вибратор. Единственная секс-игрушка моя.
На самом деле, после механической разрядки головную боль как рукой снимает.
Ага.
Что-то не клеится у меня с удовольствием, во всяком случае, мысленно. Но тело знает свое дело и все-таки добираюсь до учащенного дыхания и момента, когда пик совсем близко.
В дверь кто-то стучит. Я от испуга, скорее, прекращаю. Чем от того, что надо идти открывать.
Выровняв обмен вдохов-выдохов, топаю до входа. Догадываюсь, кто это может быть. Приказываю себе быть максимально строгой и собранной.
Это и впрямь Кулаков. В голове все мысли полыхают, будто жадные языки пламени доползли до бензина во время пожара.
Цепляюсь за надежду, что по моему виду ничего не понятно. Только волосы, наверно, расстрепанные.
Он начинает что-то говорить, но останавливается, рассматривая меня. О Господи.
Его взгляд будто ищет, что не так. Моя атласная сорочка короткая и тонкая, но сейчас в таких платьях и на улице ходят.
- У тебя есть еще копия дока, я забыл свою там?
- Да, сейчас, подожди.
Оставляю его стоять на пороге, с открытой дверью, а сама забегаю в ванную, чтобы руки помыть. До смешного по-идиотски все.
Потом несусь в комнату, пытаясь вспомнить, куда я засунула дополнительную распечатку.
По-моему, в чемодан. Взваливаю его на стул у изножья кровати.
В большом отсеке нет, а прощупывается пачка бумаге в боковом кармане.
Змейка застряла, и в какие только стороны я ее не тяну, чтобы открыть… Дергаю и дергаю замок, и даже поворачиваю чемодан: может, ткань здесь разорвать? Змейка капитально увязла, теперь не двигается вообще.
А он там стоит, ждет.
Издаю звук негодования, стараясь нахрен змейку с тканью вырвать.
Я вся взмокла пуще прежнего.
- Что там такое?
Кулаков забирает у меня чемодан из рук, и даже аккуратно металл прощупывает. Ничего себе. Видимо, когда концентрируется, может быть спокойным.
- Ломай ее, вообще, потому что все уже.
Он упрямничает, и я ногой дергаю. Наклоняюсь посмотреть, что Кулак там сумел продвинуть, но вовремя останавливаюсь. Под сорочкой у меня ничего нет, а вырез очень свободный.
И ткань такая… В общем, если я нагнусь, все тело будет видно.
Даже отхожу от него немного подальше.
Кулак доламывает механизм и вынимает пачку документов. Я молча поправляю чемодан, и из-за этого подушка с кровати падает. Смотрю туда…
… а там, в открытую, на белой простыне, лежит мой сиреневый вибратор и мои кружевные трусы, что стянула прямо перед началом.
Возле второй подушки у изголовья кровати все это богатство одиночества лежит.
Я застываю, и Кулак следует за моим взглядом.
Туда. На кровать. На которой все это не заметить невозможно.
Потому что кроме подушки и сбитой в комок простыни там больше ничего нет.
- Подходит копия? - спрашиваю хриплым голосом.
Сквозь землю готова провалиться. Выметайся уже.
Он смотрит и смотрит туда, тоже застыв.
Я реально готова силой его вытолкнуть из комнаты. Не получится, но я готова.
- Да. Спасибо, - гортанно отвечает, но с места не сдвигается.
Ничего себе, какие слова знает. Еще ни разу от него не слышала.
Плохо сгибающимися ногами передвигаюсь к выходу, чтобы продемонстрировать - ему пора уходить.
Держусь за край все еще открытой двери.
Кулаков следует за мной через некоторое время и выходит из номера.
Не смотреть, не смотреть, не смотреть.
Захлопывая створку, выдыхаю и заорать готова. Не стоило открывать дверь. Я сама виновата, ведь чувствовала, что это он будет.
Есть ли предел этому унижению?
Нет, видимо, предела нет.
Вздрагиваю от стука, так как стою еще у двери.
Не открывать, не открывать, не открывать.
И как это будет выглядеть, если проигнорирую?
Стук дробится, и теперь Василий на дверь кулак обрушивает.
У меня между ног все еще жарко и мокро. Все это ужасно. Атласные волны сорочки такие назойливые, что лучше всего одежду скинуть и вообще голой остаться.
Как во сне, открываю дверь.
Стоит там и волком на меня смотрит. Нелюдимым и болезненным взглядом. Я нервно провожу ладонью по бедру, обтянутым шелковистой тканью.
- Что такое? - еле слышно произношу, сама себя почти не различаю.
- Впусти меня. - Он обрывками говорит. - Впусти.
Я не успеваю ответить. Или решить: впускать или нет. Или просто пойти утопиться уже в пруду или в колодец сброситься.
Он сам себя в номер приглашает, вынуждая меня отодвинуться.
И закрывает дверь за собой на замок.
Глава 17 АЛИСА
Бумаги он на пол попросту бросает, прямо у двери.
Я прилагаю все усилия, чтобы не пятиться...
… но так как развернуться и пройти обратно в комнату не могу….
… поэтому, да, я загнанно продвигаюсь по коридору спиной вперед, а Кулак на меня прет.
Он совсем потерянный в своей разозленности. Идет неровно. Хотя всегда очень четко и прямо передвигается, так как вообще плавности лишен.
Во всем.
Касаюсь плечом уже стены в комнате, и все-таки разворачиваюсь, чтобы к кровати отойти. Спасительными шагами.
Замираю там, и слабо обнимаю себя, прикрываясь руками.
- Что-то с распечаткой не так?
Черт побери, двадцать лет в родительском доме, где тебя и за вещь не считают, не прошли даром. Я звучу абсолютно нормально. Взволнованно, конечно.
Но это ничто по сравнению с испепеляющим хаосом и сенсорной смутой, что изнутри мой мир уничтожает.
Потому что он заговаривает. Сжимает исщерпленные венами руки в кулаки. Пружинисто на месте застывая, будто сейчас из тела собственного выпрыгнет.
- Я обслужу тебя. - Голос такой низкий, что меня потряхивать начинает. - Как скажешь. По полной.
Что это… что это он говорит. Я дергаю край сорочки, и его взбудораженный взгляд туда прямо долбится.
- Что ты имеешь… О чем ты говоришь?
- Я обслужу тебя. - Выговаривает он каждое слово необычайно четко. - Не надо этого. Штуки той. Я все сделаю. Как скажешь.
- Прекрати, - мягко говорю, и это похоже на шепот. - Ты не знаешь, что ты говоришь.
Он делает шаг вперед, а я упираюсь ногами в перекладину кровати. Кулак останавливается, и проводит рукой по рту, оттирая будто с губ что-то.
- Я все знаю. Ты только посмотри на себя. Ты… Харе всего этого. Я не понимаю, что ты хочешь. Но если… если тебе это надо, как той штукой, то я тебе все сделаю. Вообще все, что скажешь.
Это чудо, что я еще на ногах стою. Разрываюсь между тем, чтобы от волнения назад упасть. Или чтобы к нему со всех ног броситься. Поэтому и стою.
И то, и другое плохо закончится.
Внизу живота узел теплотой скручивается.
- Это все усложнит, - заставляю себя говорить, - вообще все. Так нельзя и не пойдет. Мы с тобой никогда не сойдемся на одном в Уставе и по стройке. Вмешивать… смешивать это нельзя.
- Так не смешивай, - повышает он голос, и меня назад качает. - Забудь про этот док, про Устав и условия. Причем здесь это? Не усложняй это, мать твою, сама.
- Нет. - Мотаю головой, и сердце синхронизируется. - Ты сбить с толку меня хочешь. Устав на самом деле только я защищаю. А у тебя орава… вон, кого угодно вообще. Ты и меня хочешь перевернуть в такую сторону, если убрать не получается.
Кулак дышит так грузно, там объёмно, что я в словах путаюсь, потому что путаюсь взглядом в движениях его раздувающейся грудины.
Хочу, чтобы майку стянул. Я так и не прикоснулась к нему там в прошлый раз.
- Я не хочу слышать об этом Уставе. Хватит. Я клянусь тебе, что доработаем все доки и условия до полного согласия всех, компромисса какого-то, и ничего до этого строить не буду. Ничего. Ни хуя. Сначала решим, в форме, как ты хочешь, а потом стройка.
Я во все глаза смотрю на него. Хочется волосами лицо прикрыть, так настойчиво и жадно он меня рассматривает. Слова из горла не проталкиваются, как надо.
Я хочу больше всего на свете, чтобы все получилось.
Хочу верить Кулаку.
- Нет, - сдавленно выдаю. - Так это не делается.
- Я клянусь тебе, Алиса, - вполголоса долбит он, - я клянусь, слышишь? Ничего. Вообще. До того, как решим бумажками. Я же принял твои поправки. Ты видела, я принял?
Мне… мне нужно выключить в комнате свет. Не могу смотреть на него, и на все вокруг. У меня все перегружено, все системы восприятия. По коже вязкий кисель уже разливается, и только от его голоса.
- Хорошо, - и взглядом все ему говорю и показываю, - хорошо.
Он заваливает меня на кровать, но целует в рот только урывком, прикусив нижнюю губу. Я глупо вскрикиваю, когда он на колени опускается перед перекладиной и задирает мою сорочку.
На мне белья нет и он сразу же разводит мои ноги в стороны.
- Кулаков, - чащу я, - ммм, ты… Я ведь только….
Он уже трется языком и лижет между половых губ, а потом додумывается прямо там меня целовать. Глубоко и жестко.
Стестнение от того, что он сразу мне так ноги раздвинул, проходит, когда он неистово работает языком по плоти и забывает бедра мои разжимать. Боль от сдавливания не раздражает, а только подстегивает.
Понимаю вдруг - он вообще делать этого не умеет, но огнем все равно клитор вспыхивает периодами.
Я простынь едва не рву, когда языком он уже долбит куда попало.
Кулаку нравится, когда я беспомощно мычу, и он заходится в очень старательных оборотах языка вокруг клитора. А потом прикусывает мякоть внутренней части моего бедра, и хрипит туда что-то.
Я кое-как на локтях приподнимаюсь. Все вокруг расплывается, пот в глаза затекает. Хочу объяснить ему, как надо сделать. Так я кончить не смогу.
Но не знаю, как объяснить. Еще жажда такая мучает, что горло сухим льдом скребет.
- Поднимись сюда на минутку, - задушено лепечу ему.
Повторяю несколько раз, перед тем как он ко мне приближается кое-как.
Он держится на одной руке, и какая же она мощная и крепкая.
Не верится, что это махина его туловища прямо надо мной нависает, прямо в номере. Мощный облик его будто кто-то вырезал и вставил сюда в пространство, как и мне в душу его скопировали, и он там теперь за края вылазит, по швам самим собой распирает, порвет ведь, порвет напрочь, если не остановится.
- Я сейчас… пожалуйста, сделай вот так. Кулаков, ты слышишь меня?
Он хватает мои губы ртом, пока я пытаюсь проговорить. Безумно хватает. Это не поцелуи, это заглатывания. Языком я стараюсь касаться до чего дотянусь.
- Подожди, сейчас, я покажу тебе.
Я нерешительно переношу вес с одного локтя на другой. Как бы додуматься до чего-нибудь уже. Мысли сдохли все просто.
- Вот смотри, - голос дрожит, как и я.
Касаюсь языком выемки у его шеи, где грудина начинается. Прохожусь быстро-быстро, а потом медленно обвожу кругами то же место. Затем опять на скорости, но еще интенсивнее, и возврат к кругу растянутому.
Кулак мягко мою голову поднимает, и тут же цепляет жадным ртом уже соски и мякоть груди.
Дышу, как легкие вдруг в пароварку превратились.
Затем он между ног возвращается, и раздвигает еще шире их. В этот раз пялится некоторое время, и я не знаю куда деться. Он поднимает глаза на меня, цепкие и чумные.
И ныряя головой между бедер, повторяет показанное, но по-своему. Его язык очень требовательный. Будто он приказывает моему телу подчиниться его движениям и сдаться. И у него это получается.
Я толкаюсь и толкаюсь ему в лицо, когда разрядка острым лезвием по всему телу кругами вальсирует. Пытаюсь судорожно сжать бедра, но Кулак не дает. Он отрывается от клитора слишком рано, чтобы пялиться на мое лицо.
Пытаюсь скрыть разочарование, но разве от него что-то скроешь? Я все еще постанываю по инерции, потому что… это все несправедливо, невозможно и невыносимо хорошо.
Вася наваливается на меня и входит с третьей сумбурной попытки. Сопим друг в друга. Приоткрытый рот мой, во время наблюдения за попытками, он дергает короткими поцелуями. Брыкаюсь под ним - чтобы помочь типа - а на самом деле, умру, если не всунется в меня сейчас же. Он и так уже везде внутри, наконец-то тактильно переживу помешательство. Наконец-то… Наконец-то…
Замираем, когда член почти на всю длину устраивается у меня внутри. Теперь смотри друг в друга, будто в растворе каком-то плаваем. В невесомости. Так спокойно становится. Беззаботно. Дышать боязно. Одна тишина на двоих.
Он медленно - ласково, наверно, - проводит пятерней по длине моих волос.
Я закрываю глаза - и отчаянный толчок за толчком, одновременно с каждым дерганьем ресниц. Его рот впивается в мой с неистовостью агонии. Вася кончает мгновенно, придушенными стонами орошая мне губы.
- Блядь. - У него вид такой растрепанный и мальчишеский, что у меня внутри все заливается нежностью.
Он недовольно морщится, пряча глаза, видимо, потому что кончил очень быстро. А мне плевать. Я надеюсь, он пальцами меня еще возьмет или подождем новой эрекции.
Не могу поверить, что это случилось. Наверно, снится, потому что на самом деле только во сне случаются чудеса. Не-хочу, не-хочу, не-хочу, чтобы заканчивалось. Чтобы пришлось руку от его кожи убрать. Хочу, чтобы коснулся меня еще там…
… правда, я сейчас все еще в его сперме…
… до меня доходит медленно, а потом - как по голове кувалдой.
Он кончил прямо в меня! Без защиты!
Я прямо-таки рыпаюсь под ним, чтобы приподняться, но Кулак трактует движение неверно. Еще не отдышался. Грудь мою похабно тискает, и обещает:
- Дай минут десять где-то. Может меньше. Я… я просто еле в тебя впихнулся. Не мог не спустить.
- Нет, - мотаю волосами. - Точнее, давай потом еще. Кулаков, ты… ты кончил прямо в меня.
- В этом и смысл, - заводится он, придерживая за плечи настырно. - А не в тебя кончить никак.
- Риск… ты понимаешь, риск ребенка?
Блин, что же делать. Один раз… Таблетки существуют, которые нужно сразу выпить. Потом почитаю, но ведь денег нет. Надо срочно звонить перекупщику золота.
- Что? Ты что ли думаешь, я ребенка не потяну? - раздраженно изучает он мое явно раскрасневшееся лицо.
Как тут найти что ответить, потому что… о чем он вообще говорит? Раздраконился еще.
От досады закусываю губу. Хочу, чтобы в меня кончал. Беременность даже не обсуждается, ясное дело. Таблеток у меня противозачаточных нет, да и что здесь планировать - может он один раз сексом со мной занимается. Да и денег у меня на них сейчас нет.
- Речь не об этом, - возмущенно отвечаю, - я беременеть вообще не собираюсь. Я же говорю, риск. Просто… сейчас не кончай в меня еще, хорошо? Или… давай с презервативом.
Даже в конце морщусь, потому что фу.
Кулак взглядом блуждает у меня по лицу. Сотни эмоциональных проблесков у него во взоре. Вспыхивают и гаснут.
- Кончу не в тебя сейчас, - наконец говорит. - Но потом хочу, как надо. В тебя.
Чувствую, как кожа лица еще пуще пылает, потому что планирует заниматься со мной сексом еще. Царапаю ему грудь слегка. Кулак прямо зависает и втыкает, как я это делаю.
- Ладно, придумаю что-нибудь. Сейчас, подожди, воды попью.
Кое-как в простынь закутываюсь, вылажу на поиски и прямо из бутылки пью.
Он допивает все оставшееся.
И заваливает меня на кровать снова.
Терзаем друг друга, чуть ли не до драки, и он второй раз меня берет. С напором небезопасным для кровати.
Руками вынуждена впиваться ему в шею и спину, чтобы удерживаться. Как он меня колошматит, так и внутри у меня долбежка. Всех систем. Что-то рвется из меня. Будто тело коконом вообще оказалось. Рвется-рвется, но никак не явит себя.
Стону без передышки, потому что без выхода бунт эмоций спалит все изнутри до каркаса. Не знала, сколько пустоты во мне таилось, а теперь внутри заполняется, разливается, теснится - и шквалистым огнем мгновенно сжирается.
Кулак заходится рыками, ускоряясь. Живой он такой. Ничего не стесняется.
Если он в сторону взгляд безумный отведет, мне кажется… я, как живой организм, закончусь.
- Маленькая моя, маленькая моя, маленькая моя…
Он начинает хрипеть это по кругу, беспрерывно, чаще чем толчки. Потом даже без пауз между словами. Видимо, чтобы я уже ничего другого, кроме слов его, слышать не умела.
Разлетаемся вдвоем так, что по всему поселку можно электричество пустить.
Я - первая, скребу его ногтями и вырываюсь бурными выдохами из-под поцелуя. Он - следом, долбясь так быстро, что вены на шее вот-вот лопнут и порвутся.
Лижу их, и зацеловываю после. А он мои волосы не выпускает, и переваливает меня на себя, чтобы не задавить. Кусает мне предплечье исступленно.
- Иди ко мне, - снова заводит с хрипотцой в голосе, пятерней грудь нашаривая.
Лезет целоваться, и я медленно тяну его нижнюю губу на себя, чтобы он зарычал.
Глава 18 КУЛАК
Трезвонит и трезвонит, и - все. Переворачиваюсь боком, нащупываю вибрирующую пластмассу и запускаю в стену куда-то. Стук сопровождает блаженная тишина.
Обратно в волосы ей тычусь.
Только рассвело, а им уже что-то надо от меня. Пошли на хуй сегодня!
Еще не проснувшаяся до конца Алиса поворачивается на спину и приподнимается. Смеется, разглядев мой телефон на полу.
Еще не очнулась, а уже радостная. За грудиной кулак разжимается, и давай качать кровушку.
- Вдруг важное что, - улыбается она, опускаясь обратно.
- Ну, значит, неважное уже.
Хочет простыней дырявой прикрыться, но я вниз оттягиваю ткань. Грудки расползлись и расплющились в таком положении - потому что тяжелые они у нее, большие, самые классные, что видел. Опять голова кругом идет.
Коксом никогда не баловался, теперь знаю почему. Оказалось, ждет меня Алиса Чернышевская, с нервной ножкой, пробивным характером, манящими глазами и охуенно нежными, с большими ареолами, сиськами. И кроет получше, ядренее кокса.
Тычусь в нее несуразно и на новый круг заходим. Так и знал, что она громкая, и теперь сам помалкивать не могу. Не хочу сзади ее ебать, хочу видеть, как кончает. Каждый раз.
Пока, конечно. Потом обязательно сзади объезжу.
Так и представлял, что мордашка у нее будет потрясающая во время… всего.
Только в миллиард раз лучше, потому что можно трогать, где захочешь.
И Алиса сама меня обкатывает везде. Руками и губами. Щедрая она вообще во всем.
Не хочу думать, что не знал так многого раньше. Каково это чувствовать, как елозанье нежного языка по шее прямо в яйцах отзывается. Алиса мне ночью все вверху обцеловала, и я тупо не переварил еще. А тушка моя вдруг вся жадная до прикосновений стала.
Не хочу и не думаю. Дремаем еще часок, но никто из нас всерьез не отрубается.
Потом она капризничает, мол, вся грязная и руками туда лезть не даст.
Заебись, что грязная, от меня ведь. Ну ладно, отпускаю в душ.
За окном явно очередной жаркий день намечается. Врубаю мобилу, работает пластмасса. Гендир холдинга сообщениями закидал, что месячный репорт на пораньше переносится. Ну, покедова, не сегодня.
Свеженькая и мокренькая выходит, и феном крутит. Иду в душ, хотя вроде договорились, что чистая она даст мне еще раз ее довести. Стопорю свои запросы, потому что…
… свершилось, епта, и как бы теперь не лопнуть.
Вместе на завтрак топаем, я только к себе забегаю переодеться. Игната, гендира, Филатова, помощника - в топку. Как-нибудь без меня разберутся, умники.
Алиса долго выбирает, поэтому жду ее за столиком. Потом она у кассы что-то стопорится. Я уже подрываюсь идти разбираться, но она разворачивается сюда.
Предлагаю перед совещанием кофе купить у рынка, потому что он там на удивление приличный. Она рада пойти, но кофе не хочет. От чая она там тоже отказывается, ладно. Когда выходим к Дому Культуры, уже хочу зажать фею где-то.
Целую ее в шею сопливо, и она улыбается. Нельзя так делать. Я же человек живой. Вот она улыбается, а я сначала на тонну больше раздуваюсь, а потом вообще ничего не вешу. Зачем вообще идем туда? Надо-надо, но…
- Только, Вася, давай не афишировать. Что они про меня подумают?
Едва ли не шепчет, возмущенно. Я прям вот торможу возле крыльца и ее в оборот беру. Не лапаю, но в моей тени стоит она.
- Чего еще? Что за не афишировать?
- Не показывать, что мы…
- От тебя не ожидал, Чернышевская. Какая нам разница? Подумают они. Давай без детского сада.
Подумают они, что злая псина вроде меня Алису запугала, но выдохнут с облегчением, что я сбавлю обороты немного.
- Вот именно. Зачем смешивать. Не будем. - Смотрит на меня с воинственным блеском в глазах. Ух боевая фея. - Не надо.
Опять это «смешивать».
Не хочет небось, чтобы ее репутация в глазах людей упала. Типа, вся такая хорошая, а дает мне.
После вчерашнего и сегодняшнего не наскребаю достаточно злости на запреты очередные. Это правда в кое-чем. Она добрая и мягкая. Красивая, богатая, умная. Ну а я - богатый. И бешеный.
Я и не рассчитывал на половину вчерашнего. Если хочу ее, надо попуститься немного хотя бы в этом.
А то в другом я точно не стопорнусь.
- Пошли. - На автомате руку ее сгребаю, но потом раздраженно отпускаю. - Будем делать вид, что невинны, как церковный хор.
- Ты знаешь… - тянет она со смешинкой в глазах, намекая, что церковный хор не такой уж безгрешный.
Я делаю удивленный вид, но она улавливает, что пошутил я так. Смеется и сама чуть за руку меня не хватает. Блядь, это новая пытка. Предыдущих недель было недостаточно. Теперь, значит, что-то другое.
На совещании Алиса прям великолепно меня игнорирует. И нравится мне это все меньше и меньше. Считаю минуты, как закончится болтология и в Гостиницу пойдем. Реально сижу и в голове перебираю на хрена мне спорткомлпекс сдался. Да-да, план по легализации, потому что после войны с Карелиным и убийством Сарковского пришла пора.
Возвращаемся в Гостиницу типа вместе, но все равно шифруемся. Терпение у меня, конечно, на исходе, но она что-то постоянно рассказывает и объясняет. Ее голос-колокольчик меня отвлекает.
В номере у двери ее зажимаю, и в разнос ухожу. Она дрожит подо мной, когда засаживаю. Рот ее привычно уничтожаю, но Алисе хорошо. Опять позорюсь, как скорострел, и на мгновение агрессия через край выплескивается.
Слишком грубо ее руки на себя дергаю, она нахмуренно отталкивается, и я ищу, как вину тут же загладить.
Никогда никому до вчера не отлизывал. Теперь не представляю, как это вообще без ее беспомощных толчков прямо в лицо.
Жаль, мордашки ее не видно. Обе ножки трясутся, трепыхаются несдержанно. Мне это жилы выкручивает, четко в такт. Юлой в башке закручивается ее дрожь, что впитываю.
Стараюсь не думать, кто ей раньше такое делал. Алиса хорошо разбирается, чего хочет. Значит, опыт был. Да-да, стараюсь не думать. И обо всем остальном, что делали. Она теперь только моя. Сказала ведь сама, что никто так хорошо не делал, как я.
Как вспомню, так опять по новой, той же юлой внутренности раскручиваются.
Считай, я нервным быть больше не умею. На стреме все время. Хочу только тыкаться в тонкую кожу, куда угодно. Только тогда жало, ввинченное в подсознанку, вместо яда кайф вбрызгивает.
Обедать спускаемся опять в кафе-столовую. Она у меня кусочек мяса крадет из тарелки. Сама же как пташка ест. Не хочу давить, мол, жри нормально, энергии наберись. От десерта она странно отказывается.
Потом она что-то долго обсуждает с мальчуганом столь неказистого вида, что я морщусь. Замечаю, что Алиса деньги ему дает. Добрая она слишком, а он попрошайка явно.
Выпытываю детали и услышанное бесит. Ничего она не исправит, ему одна дорога - на наркоту сядет либо в тюрягу за разбой в три копейки. Она, видимо, вообще в это не въезжает.
- А где живет-то он?
- У Сергея Степановича, - вздыхает она. - Эксплуатирует тот его.
Потом она решается кое-что добавить, несмотря на то, что я весь разговор, как боров себя вел.
- Он вообще в детский дом должен вернуться. Но пока Матвея нет, делать что - непонятно.
- Он уже жить не будет там, увидишь. Как снаружи побывал, так это как на воле воспринимается.
Алиса заводит локон за ухо.
- А что ему делать, как думашь? - осторожно спрашивает.
И я едва не разрываюсь. Ну да, ведь сказал ей, что я - детдомовец. Несчастная сиротка. Никому не нужный, бывший отброс общества. Теперь только так обо мне и думает. Советчик прямо образцовый я.
- Самому наркоту толкать, чтобы не успели подсадить. И чтобы бабло водилось, и не пришлось гопничать.
Она скрывает изумление от моего цинизма, но мгновенно грустнеет. Пиздец, ну зачем ей этот оборвыш сдался. Их как тараканов, на самом деле. Она просто не знает масштаба.
Не хочу, чтобы Алиса с ним общалась, и еще хуже - пыталась помочь, но реально ломом себе рот прихлопываю. И так ее расстроил.
Даже про деньги, что дала оборвышу, не вынюхиваю. Небось уже на соли какие-то взял, их даже в Васильках можно найти.
Стараюсь спокойнее, нежнее заваливать ее вечером. Напряжение между нами тает мгновенно. Я от ее сисек не отлипаю.
Когда она, распластанная на кровати, порозовевшая вся, влажная от пота и уставшая от моего помешательства, прям кричит на выдохах, я в натуре погибаю. Тарабанюсь и тарабанюсь в нее, а руки на мягких бедрах дрожью заходятся.
Пушку к черепу приставляли - не заходились. Сам когда первый раз курок нажал - тоже. Только когда ухо отрезали, в последний раз такое было.
Руки не стабильные, потому что понятия не имею, что дальше делать. Из глаз по лоскуту убрали, и ослеп частично.
Все одновременно внутри фаршируется, половине переживаний я и названий не знаю. Хочу сбросить их - не могу. С амплитудой побольше возвращаются, и прошибает жадностью тогда. Хочу еще. Если не восполню - беда будет.
Что дальше-то делать. Как это вообще все.
В открытом космосе и то легче разобраться, и путь найти. Что здесь, что там, гравитация по нулям для массы моей. Только тут я пожаром пропитался, и вот как потушить огонь, который не видишь…
Кончаю в нее, хоть и просила не делать так. И злюсь на себя, и радостно. Вообще без шансов было вытащить.
Алиса, кажется, понимает. Старается отойти от этого раза.
Потому что отходить даже мне надо.
Расстраивается, мол, ее могла вся Гостиница слышать. Смеюсь, потому что надеюсь так и есть. С предельной ясностью для себя понимаю, что скрываться не хочу и не буду. Не прокатит.
Еложу мордой своей прямо по лицу ее влажному. Алиса еще и умудряется что-то рассказывать. Я ее не ушами, а губами слушаю. Ах, этот коварный церковный хор. Ведут битву против Егора в Тик Токе. Настоящая Васильковская мафия. Ржем, как дети, еще долго.
Планирую за бухлом сходить каким-то. Настроение такое, а впереди половина ночи. Алиса хочет шоколадку, но потом передумывает. Ладно, все равно прихвачу.
На улице парит, у нас в номере хоть вентилятор стоит. Одинокий таксист мне кивает, будто знакомы. В круглосуточной лавке в очереди прохлаждаюсь, в компании синяков и нариков. Покупаю и сигареты, потому что хочу покурить перед тем, как к ней возвращаться.
Открываю шампанское в номере, пока Алиса конфетам и шоколаду радуется. Хотела, значит, на самом деле.
Пьем из горла прямо.
Дешевое, простое. Другого здесь нет.
Вкус навсегда запомню. Алиса нежничает, целуя меня медленно. Стягиваю простынь, чтобы смотреть и гладить по бедру. Голая она вся. И вся моя.
Заставляет меня съесть кусочек шоколадки.
Затем, опять на новый заход, как торчки, е-мое.
Задушено возмущается, когда я не даю ей что-то надеть в ванную, но я смеюсь. Конечно, отпускаю потом ночнушку из рук, чтобы натянула, раз так хочет.
Засыпаем пьяными.
Она уже собирается к Мире Никоновне, когда утром глаза разлепляю. Задорно чмокает меня наспех. Договариваемся в двенадцать пересечься в кафе, чтобы вместе пойти на совещание.
Разгребаю конюшни дел привычных. С Филатовым затягивается разговор, потому что накопились проблемы в порту. Пишу Карелину, чтобы помог идиоту, потому что и у Бруса в конечном итоге пойдут накладки, если сейчас не разрулить.
Филатову во всем нужно ручное управление, поэтому все еще говорю с ним, когда в кафе захожу. Она опаздывает, и, оказывается, тоже спешит куда-то.
Объясняю, что у меня сейчас важные дела намечаются. Шучу, что у нее, наверно, тоже. Но ей не заходит, смотрит на меня.
Зализываю ее при всех, потому что я решил, что так будет теперь. Она настолько забеганная какая-то, что не возмущается.
Справляемся с едой быстро, надо доделывать кучу всего до совещания.
Позже звоню мэру - чтобы без меня начинали, приду только через сорок минут. Но вскоре меня Лин набирает. Спрашивает, не со мной ли Алиса, потому что она тоже не пришла.
Тоже наверно опаздывает, как и я, потому что не успела все доделать.
Трубку на меня не берет, странно. Хотя может даже номер не записала после сообщений. Я ей никогда не звонил.
Когда прихожу в Дом Культуры, оказывается, они уже закруглились. Все закрыто и никого нет.
Алиса вроде в номере отсутствует, поэтому тащусь в свой.
Думаю, может, ресторан какой поприличнее есть в Васильках. Или съездить нам в пригороды покрупнее. Чувствую, что не откажется, вроде нормально реагирует на походы в кафе. И сладости ей накуплю. В рестораны ж люди ходят, когда пары типа? А шоколадки она явно любит.
Теперь не Филатов трезвонит, а Лешей. По порту освежить инфу, ну и по Филатову катком пройтись. Вот же сплетник. Они там карелинские забавные, епта. Интеллигенция почти что, мать вашу.
Переодеваюсь, и снова ее набираю. Наяривать не хочется, но чтобы знать где и как она.
Втыкаю в копию Устава секунд двадцать, наверно. Потому что ее телефон отключен.
Из ее гостиничного номера ответа нет.
Спускаюсь в холл на первый этаж, чтобы к магазинам идти. Алису там все знают.
Егор Лин тусуется неподалеку от ресепшена вместе с группой людей. Одна женщина руками размахивает. Музыкант сразу окликает меня и что-то мне это все не нравится.
Когда подхожу, еще женщина светловолосая приближается.
- А ты Алису не видел? - быстро спрашивает меня Егор и кивает новоприбывшей.
В висках ток в жилы огнем запрыгивает и - враз по всей длине, до пяток, выжигает все живое.
- Что? Где она?!
Егор вздыхает.
- Чувак, когда ты последний раз ее видел?
- Она была на совещании? Она же пришла?
- В том-то и дело, что нет. И вот Мира Никоновна ждала ее, получается, еще раньше…
- Она пропала с самого утра, - говорит мне женщина расстроено, но смотрит настороженно.
- Нет. - Повторяю я, и как-то чудится, что они меня не слышат. - Нет. Она в двенадцать со мной в кафе сидела. Ушла через минут пятнадцать.
- О, так, - оживляется Егор, - она сказала, куда идет?
Нет, не сказала. И я не спросил, потому что занят был. Думал, она опять в магазин тот помогать убежала.
Женщина повторяет это снова. Ей бы палачом работать.
- Алиса пропала. Телефон выключен. И с Ваней она не встретилась после обеда. Машина на парковке стоит. Уже полшестого.
Она обращается к двум подошедшим. Каждая фраза в голове центрифугой прокручивается.
Не совсем смысл улавливаю. Как бы понимаю, но в мыслях никак не формируется и не закрепляется. Как когда кислород в мозг не поступает.
Набираю ее номер еще раз. И еще раз. Почему он выключен? Почему я не спросил? Она очень спешила. Забеганная.
- Во сколько она должна была прийти к тебе? - спрашиваю у женщины.
Она отклоняется зашуганно, как и мужчина рядом вообще отпрыгивает, а Лин зачем-то мгновенно влезает между нами.
- Ты успокойся, тебя никто пока не обвиняет. Спокойно!
Глава 19 КУЛАК
Видимо, я звук какой-то издаю. Не знаю, потом вспомню. Сейчас мне нужны ответы, очень и очень быстро.
- Во сколько!
- В полпервого, - выдавливает женщина.
В двенадцать - перекус со мной. Через пятнадцать минут ушла, спешила. В двенадцать тридцать - встреча в магазине, не пришла. В час тридцать - совещание, не пришла. Встреча с Ваней - позже, не пришла. Сейчас 17.46.
Из кафе до магазина идти пять минут. Соседние улицы.
Куда-то еще пошла. Куда-то еще.
А я не спросил.
Женщина на ресепшене тоже отшатывается, но быстрее соображает.
- Камеры? Где здесь?!
Она мотает и мотает головой.
- Только те, что вы установили вот. На той улице. Больше нигде нет. Клянусь!
- Видела ее сегодня?
- Нет. - Опять мотание. - То есть, да. Как в кафе входила. Перед обедом.
Набираю Игната, берет со второго гудка, жить будет.
- Все с камер установленных, за сегодня, с девяти утра, пусть на планшет мне напрямую скинут. Сейчас же. Пять минут назад. И потом сами высмотрите Чернышевскую там, чтобы ни секунды не выпало, и мне тоже сразу.
Метнувшись наверх за планшетом, потом сам на ту улицу иду.
Ну, как иду. Асфальт, блядь, под ногами дроблю.
Камер мало. Установили недостаточно. Тот магазин практически не видно, только кусок входа с одного ракурса.
Прокручиваю запись в период с раннего утра до полпервого. Ее нигде не видно. А куда она с самого утра ходила?
Поднимаюсь с бордюра, возвращаюсь в Гостиницу. Там волнение при моем появлении. Консультанты даже присоединились.
Все смотрят запись с моего планшета.
Женщина, как ее там, Мира сама ко мне подходит.
- А вы нигде больше камеры не установили?
- Нет, - отвечаю и взглядом ее в цемент закатываю. - Она приходила рано утром или нет?
- Нет, - тихо шелестит она.
Алиса сказала, что идет в магазин, когда я только проснулся. Соврала.
Через час ее тоже нет. Игнат с ребятами все несколько раз пересмотрели, на записи она не мелькала.
Приказываю Игнату отправить всех наших людей, прочесывать весь поселок и окрестности. Одновременно новых людей вызвать, чтобы по секциям был поиск разделен.
А потом в Гостиницу заглядывает старик с усами, чьи витрины ранее обстреляли.
- Так, не нашли ее еще? Вот же вертихвостка. Там парниша что-то говорит, она же с ним тоже не встретилась.
На улице с такой силой за шкирку хватаю оборвыша, что рву ему майку. Если узнаю, что он втянул ее в неприятности, не посмотрю, что ребенок еще.
Даже мужик с усами бросается на защиту сиротки. Они прямо коллективно все горланят.
Отпускаю того и чувствую, как носовая перегородка так пересохла, что раскрошится сейчас. Если не перестану носом только воздух тянуть.
- Говори, и по делу. Сейчас же.
- Боженьки, что делается, - женщина справа мешает.
- Василий Иванович, - выплывает мэр из толпы, в оранжевой куртке, - вы подождите в кафе. Нам нужно сохранять спокойствие. Вам пока никаких обвинений. Как только полиция приедет или Алису найдем, так я вам сразу скажу.
- Говори! - ору на звереныша.
- Записка! - внезапно кричит он в ответ. - Она спросила вчера, не я ли ей записку оставил! Но я не оставлял!
Мне голову шатает. Заземляю себя глотками воды из бутылки. Потому что следующие часы мне нужна не холодная голова. А ледяная пустыня внутри.
Поселок небольшой, но это бесконечно много, чтобы одного человека отыскать.
Записка - это хуже некуда. Записка - встреча может быть, и если она пыталась узнать автора, то анонимная встреча.
Не могу гадать, пошла ли она на встречу по записке и когда. У меня в тачке есть огнестрел и я за себя не ручаюсь. Поэтому - не думать об этом.
- Сказала, что в записке?
Несчастье мотает башкой. И смотрит злобно на меня.
- Зачем тебе купюры вчера давала?
Иван вскакивает, но его уже Лин останавливает.
- Да сколько можно, Карл, подожди ты. Он просто спрашивает, он так со всеми разговаривает. Не сделает он тебе что-то.
Какой оптимизм. Слава богу, не заразно.
- Алиса сама хотела! Я отказывался! И не раз! Мне не нужны тряпки! Она сказала, что тогда сама купит. Я взял! Я все верну! У меня они еще!
Женщины намереваются увести «ребенка». Обхожу их стороной и снова Ивана допрашиваю:
- Ты саму записку видел? В руках ее?
Он кивает.
Блядь, это же тогда она со мной была. Ни хрена не помню, что в руках ее находилось. Промежуток, когда она могла получить ее и прочитать. Может, раньше получила.
- Опиши все.
- Василий Иванович, пожалуйста, никто вас не обвиняет…
- Да мне насрать, обвиняет кто-то или нет, - беру толпу в оборот стальным голосом, - если сейчас не найдешь ее, тебя завтра здесь не будет, я понятно говорю?
Мэр испуганно стягивает куртку. Фиксирую факт наличия верхней одежды в июне. Странная деталь.
- Записка маленькая была, - частит оборвыш, довольно бойко, - белая. Меньше экрана. И она сказала, что вторая. Сказала, первая подумала на меня, но вторая непохоже, типа, вот и спрашивает.
Отталкиваюсь от парапета и вниз на улицу по ступеням слетаю. Марат обещает сейчас же выехать, но дорога - часа два, и вертолет из-за подготовки столько же ждать. Он безопасник с лучшим стажем в округе. Работает редко, но я прошу.
Игнат жалуется, что здесь света нигде нет, а уже потемнело. Говорит, больше людей надо, любых. И что карту с секциями по поиску сейчас скинет.
Вверху, на крыльце, Егор доказывает мэру, что не полицию надо ждать, а всем искать сейчас уже. Кричу ему про план поиска.
Перезваниваю Марату, чтобы телефон ее пробили, где последний раз ловил. Хотя радиус будет… где-то в Васильках. Но на всякий случай.
Как ушатом холодной воды, вскрываю собственную тупость.
А почему я решил, что в Васильках. Если на машине, пять часов прошло, то где угодно.
Прошибает потом глаза. Взлетаю вверх, приказываю мэру организовывать людей на поиски. Мира вызывается сразу идти, как и оборвыш.
Старик с усами оглашает это неудачной идеей. Часть женщин добираются до него с возмущениями быстрее, чем я.
Оказывается, Сергей Степанович с усами имел в виду, что нужно организовать всех сотрудников коммунальных служб. А что-то в этом есть.
Его мерзкий тон просто искажает смысл слов даже для меня.
Мэр наконец-то выполняет хоть какую-то функцию, вызванивая всех и наматывая по крыльцу километры.
Слежу, какие поисковые секции уже прочесали. Южную часть - с детдомом и проклятым участком - закончили, всех опросили. Ничего.
И смотрю постоянно. В темень проспекта по прямой, и на развилки ночных улиц по сторонам. Вдруг выйдет Алиса оттуда. В желтом платье, слегка расстрепанная. С миллионом нелепых объяснений и новых ненужных знакомств, но пускай. Со взводом горных баранов, которые, окажется, она все это время спасала.
Игнат пригоняет фонари, какие находятся. Беру себе получше, потому что буду до бесконечности ходить и искать. Пока батарейка не сядет.
- Это на нее совсем непохоже, - бормочет Егор. - Вообще. Она очень обязательная. И знала бы, что все волноваться будут.
Он знает Алису дольше, чем я, и от этого раскатываюсь еще больше.
Перед уходом на поиски, я выбиваю дверь в ее номер. Там ничего нет полезного. Пустая бутылка шампанского возле кровати.
Ищу записки, конечно, но ни хуя. Мусорку прямо на пол переворачиваю.
Прочесываю частный сектор, в севере от Гостиницы. Некоторые жители уже знают, что Алису ищут. Тут все ее любят. От кого записки анонимные, что вред могли принести?
За то, что не сказала мне про них, собственноручно убью ее.
Со мной все неохотно разговаривают. Приходится передавливать. Потому что если и есть в Васильках злодей, способный обидеть Алису Чернышевскую, - то это я.
Мелодия звонка адовым паром в уши теперь проникает. Каждый раз думаю, сейчас скажут… Многое думаю. Чувство належды питоном у груди пригрелось.
К началу ночи возвращаюсь к центру - Марат приехал. Еще и захватил много людей. На моменте про записки сразу говорит: нужно начинать работать с окрестностей. И допрос всех про незнакомые тачки в городе и вокруг.
Подавляю собственную реакцию - ту, в которой хочу вздернуться. Успеется еще.
Пересекаю Марата и Лина, так как последний про нее тут знает больше всех. Я вчера ей, может, ребенка сделал, но в реальной жизни - другое считается важным.
Потому что позавчера, вчера и сегодня - теперь кажутся жизнью нереальной. Фантазией, в которую меня случайно занесло, потому что разок и паразитам волей судьбы перепадает что-то нормальное.
Коммунальщики на крыльце развивают бурную деятельность. Оказывается, Алиса как-то пробила им новые формы, а также помогла вступить в региональный профсоюз. Они готовы искать до конца.
Незнакомая женщина обвиняет меня в расправе над Алисой, горланя на всю округу. Кто-то припоминает, что, по моим же словам, я видел ее последним.
Конечно, я видел ее последним. Алиса обедала со мной, потому что теперь она - моя.
- Поисками займитесь, - говорю им, - или пользой. И еще рванете на хуй все из поселка, если за ночь не найду ее.
Один из строителей, присоединившийся к коммунальщикам, предлагает объявление по всему городу пустить, по советским динамикам для сирены. Мэр сразу же бежит организовывать, натягивая оранжевую тряпку свою.
- Его чуть машина ночью не сбила, - поясняет мне за куртку Лин, - он теперь вечером всегда в этой светоотражающей штуковине ходит.
Строитель карту поисков рассматривает.
- Там пруд как раз, - направо от рынка показывает, - он один здесь. Надо дно проверить, пока тело не разбухло еще.
Оттягивают меня от него уйма рук, различаю только Егора.
- Фак, - шепчет он. - Твою мать.
- Какой пруд! - В бешенстве не могу вообще слова проговаривать, как в детстве. - Какой пруд! Что ты несешь!
Я… теряю ясность зрения на время. Везде сухо: в глазах, во рту, в голове, в жилах. Алиса же вот недавно прикоснулась губами к моей щеке напоследок. Потом йогурт слишком быстро ела. Мне нужно на свежий воздух срочно выйти. Но я же на свежем воздухе уже. Все время.
Женщины оттирают кровь с лица строителя, решают вызвать скорую.
Егор от меня людей разворачивает и даже отталкивает.
- Успокоились все. Успокоились! Кулаков больше для поисков сделал, чем кто-либо. Он тоже заинтересован найти ее.
- Да это он ее и убрал!
- Она ему мешала!
Слетаю вниз опять, потому что слышать не могу. Всегда плевать было, что люди скажут. Сильнее стороны нет у меня. Но сейчас невыносимо слова переваривать.
Особенно зная, что… Она может быть где-то здесь. В беде. Нуждается в помощи. Или уже увезли. Найду, найду, найду.
Мне стоило спросить. Стоило знать, куда она ходит от и до. Стоило увидеть записку тогда в руке. Стоило напрячься, когда трубку не брала и на совещание не пришла.
Все это крючки упущенных стоп-блоков.
Слизким питоном вылазит невесть когда забытые ощущения. Как трафарет, куда мои мозги заново вставляются.
В детдоме всегда хлоркой пахло, и вот сейчас тут, откуда-то, этот запах раздражает слизистую снова.
Я бесполезный паразит рядом с ней. Думал не о том, замечал не то, ни хрена не знаю в конце дня. Ни про записки, ни куда даже направилась: направо, налево, вперед, назад.
Думал только как бы трахать ее. Заполучить и так, и этак, как угодно. Чтобы чувствовалось наконец-то, как мне она теперь принадлежит. С жалким физическим подтверждением. А теперь где она? И какой толк от меня? Где мои мозги были?
Я иду вперед. Дохожу до этого клятого водоема. Даже смотреть в ту сторону не хочу.
Изучаю карту, что уже Егор подогнал. Соединена с картой от Игната. Но в обеих вариантах этот отрезок некорректно показан.
Здесь есть еще три поляны, типа часть парка. А на картах сразу улица начинается, но до нее по факту еще идти минуты три.
Обхожу улицу вдоль и поперек. Объявление стали реже по динамикам пускать. Стараюсь бешенство в полезное русло направить.
Еще раз карту изучаю, зло выдыхая. Здесь колодцы проставлены вдоль улицы, но там их точно не было.
Если так вся карта сделана, то… я сдетонирую сейчас прямо.
Верчу экран, прикидывая как соотнести ошибки нарисованного с реальностью. Если по карте здесь улица, а тут на самом деле - поляна, то колодцы вон там должны быть.
А за ними и выход на следующий сектор.
Врубаю фонарь на полную мощность, и поворачиваю вправо, минуя пруд, к колодцу.
Глава 20 КУЛАК
Прочесываю медленно, потому что сразу заприметил первый колодец, и он настежь открытым оказался.
Врубают объявление погромче и с опухшим сердцем слушаю, как просят сообщить что-либо о нахождении Алисы Чернышевской.
За секунду до окончания объявления чудится, что писк какой-то слышу. Замираю, теперь фильтруя каждый шелест и шорох.
Опять звук слабый. Глухой, но длинный.
Делаю несколько шагов, кружу по ближайшему периметру. Где-то тут должен быть второй колодец.
Опять высокий звук, как возглас уже.
- Алиса, - начинаю тихо.
Опять звук, еще и еще. Раздваиваюсь, четвертуюсь и так до бесконечности, пытаясь все рассмотреть. Знаю, что под ногами риск открытого колодца, но я так больше не могу. Меня охватывает лютый ужас.
- Алиса!
Она откликается откуда-то. Что-то похожее. Или со мной совсем уже все плохо.
Второй колодец осматриваю молча. Нет там никого. А я решил, что она здесь будет.
Все колодцы заброшенные, без воды.
- Алиса!
Кричу всем телом. И чем-то нематериальным. Чем-то вне формы и плоти.
Откликнись же. Позови меня. Я найду тебя.
Осматриваю вторую поляну, но что там оглядывать.
Возвращаюсь к линии колодцев.
Когда снова слышу звук, блуждаю бесцельно уже куда глаза глядят.
Повторяю ее имя. Как заклинание.
- … это ты?!
Задушеный, испуганный, неуверенный голос - но ей принадлежит.
Я знаю ее голос. Мое тело узнает его и реагирует раньше, чем сигнал обработает ответственный центр мозга.
- Алиса!
Калечная речь даже в крике рубилово протаскивает. Когда-то только так и разговаривал. Как урод. Выучился говорить внятнее.
- Вася, это ты?!
Бросаюсь из стороны в сторону, все путается. Ни в первом, ни во втором колодце ее не видно. Но здесь больше ничего нет! Звук снизу эхом расходится.
- Скажи что-нибудь еще! Алиса!
Она отзывается не сразу.
- Э-это ты, Вася?
Это она точно. Живая.
Все-все-все. Жива!
Не могу на колени упасть, потому что тело будто в пологую ледяную статую всунули. Только фонарь сжимаю крепко в руках.
- Где ты, - задыхаюсь и задыхаюсь, - где ты, не молчи.
- … рожно, не упади. Я в колодце, наверно. Да.
Я подошвами прощупываю каждый клаптик земли вокруг. Звоню Игнату, объясняю куда идти.
- … ты кому-то звонил?
Господи, я слышу ее четко и нормально. Она должна быть совсем рядом.
- … кому т-ты звонил?
Это паника. В ее голосе паника. Ни черта не понимаю, тямка не варит.
- Алиса, опиши где ты, все!
- Мокро под ногами, четыре метра где-то до верха. М, это колодец точно.
Сотни вопросов подавляю. Главное, найти ее.
Я обхожу поляну в третий раз. Но возвращаюсь, как вообще изначально шел. Вправо, минуя пруд, к колодцу.
Вместо того, чтобы прямо заходить на поляну, беру теперь ход совсем вправо, что близко к кромке пруда.
В молочном свете фонаря выхватываю взглядом края другого колодца. И бегу, как олимпийские чемпионы на бегают. Эта десятиметровка у меня десять лет жизни забирает.
- Вася! Стой…
… это она свет фонаря разглядела…
- … это точно ты?
- Алиса, - шепчу, вглядываясь вниз. Флуоресцентная вязь света полосой выделяет ее глаза. Настороженные. Немного напуганные.
- Это я, - неистово стучу по ржавчине кромки, - подожди, подожди, сейчас спущусь.
- Нет! - орет она так жутко, что у меня в натуре сердце пугается. - Тты… осторожно. Будь. А то еще не вылезем… К-кому ты позвонил?
- Игнату, он поможет, всех позовет. Все хорошо будет. Они вытащат нас.
- Нет-нет. Вася! Не надо!
- С тобой все в порядке? Ты же в грязи. Что случилось? Что сейчас с тобой?!
Ударяю кулаками по железу кромки, как бы бесполезно не было.
- Я… Ты там один точно?
Это интерпретировать я уже не в состоянии. Если сейчас же не пощупаю или не потрогаю или хоть что-нибудь с ней не сделаю, то в психушку отъеду.
- Отойди, Алиса! Отойди. Я спрыгну.
Отсутствие протестов радует, но недолго. Цепляюсь за верхнюю выемку по краю и, удерживаясь мгновение за перекладину, спрыгиваю в мокрую грязь.
Но мою маленькую пропажу сразу не разглядишь. Включаю фонарь на телефоне и бросаюсь к ней. Обхватываю лицо со всех сторон.
Что… что… она напугана еще, и не сразу реагирует на меня.
- Ничего не поломано у тебя? Ран нет? Да говори же уже!
- Н-нет, ничего нет.
И словно выждав еще пару мгновений, бросается мне на шею.
Стискиваю ее без фильтра. Алисе нужно дышать. Да. Да. Поэтому немного ослабляю зажим. Ее широко распахнутые глаза смотрят на меня растерянно.
- Что случилось? Я-я, да никто не мог найти тебя. Ты шла сюда?
- Ты… Я часов двадцать тут, я думаю. Пить так хочу. Я не шла сюда. Точнее, не думала, что тут буду. Я возле пруда остановилась.
Хочу набрать Игната по поводу воды, чтобы хоть что-то сделать. Она не двадцать часов здесь, а четырнадцать. Путает, потому что время так медленно тянется. Когда очень ждешь.
Пиздец, она одна тут столько стояла. Пока я звонил там кому-то, ходил.
Целую ее сбивчиво, хочу силы свои передать. И снова… и чтобы снова ее почувствовать.
Она вдруг всхлипывает в смятый поцелуй, а потом смеется, вытирая нос.
- Алиса… что такое? Я не въезжаю сейчас. Ты возле пруда стояла. И что дальше, что?
Она дергает ногой, прямо трясется от нервов. Перехватываю ножку, глажу настойчиво, но она вздрагивает и по лицу руками проводит.
- Я думаю… я думаю, кто-то… сзади был. Получается, я спиной стояла. Ну да, получается сзади.
Алиса смотрит на меня пристально и напряженно.
- Что в записке было? Ты видела кого-то?!
Хотел отложить это, побыть терпеливым. Она же тряслась только что. Но здесь есть что-то, что я вообще не понимаю.
- Я не видела, - повторяет она странным голосом, - я не видела. Я…
У меня месиво мозгов разворачивает взрывами так, что морда дрыгаться начинает.
- Тебя толкнули что ли сюда!
Она опять глядит мне в глаза. Напряженно, напряженно, напряженно.
- В записке про компромат было, - шепчет Алиса, - про меня. Что у тебя. Компромат на меня. И что мне нужно отстать от спорткомплекса.
Что за херня какая-то. Компромата на нее не было. Какой компромат может быть, она же святоша.
Я не понимаю, как она это смотрит на меня. Что читать в глазах темных. Я что-то упускаю здесь. Меня, видимо, слишком накрыло.
- Алиса, - сбиваюсь и заново начинаю, - зачем ты пошла сюда, зачем! Меня спросить… меня про компромат спросить ты не забыла?
- Я думала… я думала…
По кругу талдычит это, и отворачивается, ладонями лицо укрывает.
Никогда. Никогда не хочу видеть, как отворачивается от меня. Никогда. Мне не нравится это. Мне так сильно не нравится, что готов приказать ей не делать это. Заставить. Как угодно. Чем угодно.
К себе ее дергаю, а она… плачет. Мордашка мокрая. Паника подскакивает до критической отметки. Лапами за руку ее беру, как стеклянное что-то, хочу полностью развернуть. Что-то сделать. Прямо вот сейчас же.
Ни черта не знаю что делать, но остановиться шансов нет. Плечо хрупкое в грудину сжимаю, лицо ее стараюсь поднять. Ну как их остановить, слезы бегут у нее по щекам. Опять ладонями укрывается, а я волосы ей мну, и в мордашку лезу.
- Ну хватит. Сейчас выберемся. Алиса, прекращай. Потом вопросы обдумаем. Иди сюда.
Наконец-то ко мне прижимается. Стучу себе кулаком по бедру зачем-то, но в такт сердцу получается.
- Ну вот, не плачь уже. Чего плакать. Я же тут.
Где это долбаный Игнат и половина города. На верху фонарь по всем окрестностям фигачит, пропустить невозможно.
Но в глубине душонки, не хочу чтобы они приходили. Пристанут к ней, кудахтать будут. А здесь мы только вдвоем. Только бы реветь перестала.
- Тихо, а ну иди сюда ближе. Точно не ударилась, если падала? На ногах нормально стоишь?
- Я нормально на ногах стою почти двадцать часов, - внезапно ощетинивается она и разворачивается лицом, - я думала, мне казалось, я приду, а тут будешь ты!
Не сразу врубаюсь.
- Тут? В смысле возле пруда? Типа я тебе такую гадость написал?
- Я решила, что это шутка. Что ты до того… до того, как мы переспали это придумал!
- Ты крышей поехала? Какая шутка! Я бы тебя шантажировал что ли!
Она насупленно зырит, и расстроено руками взмахивает. Они тоже все в грязи и в царапинах еще. Когда замечаю, то решаю, что уничтожу кого-либо, кто к этой херне с записками имеет отношение. Хоть Папа Римский будь это.
- Но это похоже было… Это прямо как, когда мы… Я не думала, что это обязательно ты! Первая записка как от Вани была. Я хотела посмотреть только кто это!
Титанически усилием удерживаю язык за зубами, чтобы не напомнить, как она могла меня спросить. И вместе бы посмотрели кто это! И никто бы ее не толкнул!
Потом скажу. Вон, глаза еще на мокром месте. Свечу телефоном Алисе прямо в мордашку, она морщится.
- Сейчас поднимемся, и поговорим уже завтра. Все путем будет, Алиса. Я этого так не оставлю. Как ты стояла, прямо возле пруда, спиной к воде?
Опять смотрит на меня пристально. Да что такое. Я же сбавил обороты, тон не обвинительный.
- Я спиной к колодцу стояла, - медленно проговаривает она, и словно что-то другое хочет сказать, - а к пруду лицом. Потому что в записке было назначено у второго колодца, не этого. Я раньше пришла. Стояла, так чтобы увидеть лицо того, кто заворачивать сюда будет. До того, как он меня увидит.
Перевариваю, стопорюсь немного.
Что-то одно совсем не сходится.
- Если ты спиной к колодцу стояла, то как тебя толкнули? Т-ты… подожди, ты сказала изначально… Как это ты никого не видела?
- Потому что, - медленно говорит Алиса, - меня окликнули и я повернулась. И тогда… тогда меня в спину толкнули и скинули сюда.
Я тоже сейчас кое-кого в спину толкну.
Как насчет, половины города? На всех колодцев хватит.
Так, уже что-то. Она голос слышала, это хоть узнать можно.
- Окликнули как? Ты настороже была… Почему ты повернулась?
- Потому что, - начинает она опять медленно, а потом, со слезами на глазах, срывается на крик, - это был твой голос! Меня окликнул ты!
Глава 21 АЛИСА
Я верю ему, когда наблюдаю реакцию.
Все эти часы, тут, в грязи, в степенно закручивающейся воронке страха - что никто не придет, никто не придет - я повторяла про себя, что это не мог быть он.
Но это его голос позвал. Его.
И записка, она как бы на него намекала. Я вообще в последнюю минуту решила к пруду все-таки идти. Он намекнул иронично в кафе, что нас обоих важные дела ждут. Подумала, еще и говорить прямо не хочет. А если не он окажется - так еще лучше, рассмотрю, кто еще сильно спорткомплекс хочет.
Кулак рвет и мечет. У него кожа на ощупь как пергамент. По факту обезвоживание у меня, а такое впечатление, что у него.
- Это подстава, - разгоняется он, - чистая подстава. Обстрел паленый, как салют, а теперь это.
Очень похоже на правду. Обстрел действительно выглядел, как будто Кулакова виноватым выставляли. Мол, приехал бандюган в город и сразу стрелять начал. Хотя он для обратной цели приехал.
Обнимаю себя руками. От жажды не умру, но уже думать тяжко, так воды хочется. Хотя бы глоток.
- Скоро… они там, как думаешь? - тихо спрашиваю, чтобы не злить.
Мамочки, он бросается на меня.
- Сейчас, я наберу еще раз. Если что, я вылезу, там выше перекладины. Они сейчас придут. Алиса… Алиса. Почему ты смотрела на меня так? Почему смотришь так? Ты ведь не подумала, это я? Не думала?
Не успеваю ничего ответить, он орет на Игната по телефону. Набирает еще кого-то, за плечи меня обнимая и алчной рукой по телу шарит, будто сам не замечает.
- Сейчас, сейчас.
- Я подумала, что это не можешь быть ты. Просто еще думала, может, я случайно упала. Все так быстро произошло. Может ты не заметил, что я вылезти пытаюсь и что куда-то не туда не пошел. Я запуталась очень. Просто это твой… твой голос был…
Не могу слезы сдержать, от усталости уже. Передумала все что только можно.
Все, не могу гадать. Это точно не он. Не стал бы ломать здесь комедию.
И если бы… хотел убрать, как-то по-другому сделал. Он явно такие дела до конца умеет доводить. Конечно, мог поиздеваться специально… перед тем, как…. Развел на секс, все дала ему, и потом проучить, мол…
Не буду думать про это. Он вроде такой внимательный был, когда… Совсем не таким, как я представляла. И боялась. И целует меня постоянно, но разве я могу оценивать адекватно? У меня прямо волшебство разливается в крови каждый раз, будто праздник наступает.
Вася дико смотрит. В другое время - даже испугалась бы. В глазах подвижных плещется отчаянность и горечь. Получается, обиделся, что могла подумать на него.
- Может, запись была, - шепчу. - Наверное, только так.
- Это только запись могла быть, Алиса, - сорванным голосом убеждает, - только запись. Это никогда бы не мог быть я. Я найду, кто это.
Я соглашаюсь, вяло и неуверенно.
И решаюсь поцеловать его. Потому что очень хочу и исчезли силы сдерживаться. И мне нужно проверить. Ответит ли он так, как раньше.
Едва успеваю отскочить, когда на нас свет наводят сверху.
Кулак мне только что всю душу выцеловал. Опять. Он явно порывается что-то сказать, но приходится отвечать мужикам у кромки колодца.
Меня садят в машину, хотя идти тут до гостиницы недолго. Напиваюсь воды на несколько жизней вперед. Смутно помню, как меня до номера доставляют; замечаю только что Васи рядом нет.
Он только в конце появляется, когда уже все обнаружили выломанную дверь в мой номер.
Возникает путаница, потому что никто не знал, что это его рук дело, и они решили, что меня вообще похитили из номера.
И некоторые смотрят очень подозрительно на Кулакова. Пресекаю это сразу, расхожусь в убеждениях. Но, кажется, мне никто не верит.
Мне предоставляют другой номер, хотя многие зовут в гости, к себе домой. Гадко, конечно, что чувствую такое счастье от того, что меня так искали и рады видеть. Прямо невероятно важная персона, весь поселок не спит!
Искали, наверно, больше из-за того, что думали как глупая Алиса опять во что-то вляпалась и сама не справится. Эх.
Да и еще, сразу заметно, что я пропала - у меня даже и жизни другой нет. Только Маринка - подруга, а так, ношусь везде с инициативами, куда занесет нелегкая.
Кулак мрачнее тучи смотрит на людей в моем временном номере. Явно пару раз собирается что-то сказануть, но сдерживается.
Натащив мне еды и всякой всячины, они все уходят. А Вася остается.
Я прямо не знаю, куда деться. Нужно отмыться от грязи, но сил в душ идти нет. Но при нем стыдно ложиться спать в таком трэше. И он еще остаться может.
- Все нормально?
Киваю и киваю. Жую булку какую-то. Он мне еще воды наливает, а я смеюсь.
- Фсе, фсе, польче не могу. Фсе!
Уголки его губ дергаются, хочет улыбнуться, но сдерживается.
- Алиса, где записка? - глухо спрашивает он, не глядя на меня.
- Первая в машине у меня, а вторая была в кармане чехла для телефона. Эх, завтра его там поищу.
Даже не хочу думать. Сколько придется потратить на новый смартфон. Спокойно-спокойно, скоро машину продам и все станет великолепно. А сейчас кольцо.
Его вздох - красноречивый. Хотел записку своими глазами увидеть. И немного уставший.
А потом… я понимаю кое-что.
И осторожно со стула поднимаюсь, и как бы в ванную путь держу, но ближе к выходу двигаюсь.
В отеле должно остаться еще много людей. Ничего он мне не сделает.
И я… не верю, что это он. Не может быть такого. Как же так? Нельзя настолько врать? Тело врать так не может.
Кулак замечает: что-то не так. Конечно же.
- С тобой явно не все в порядке, - раздражается он. - Ты - вруша, и я… - Он зло вздыхает и проводит рукой по лицу. - Завтра уже все. Спать хочешь или переклинивает из-за усталости?
- Хочу, - тихо отвечаю. - Вася. Только я ничего не говорила о записке тебе. Это точно. Откуда… откуда ты можешь знать?
Он смотрит на меня внимательно.
Мне кажется, Кулак отвечает через несколько столетий.
- Ваня сказал. Оборвыш твой любимый. При свидетелях рассказал, так что сможешь перепроверить.
Господи, да… Я же его спросила, просто растерянность чувствовала. На сто процентов была уверена, что первая - от него, а потом вторая - такая странная…
Я хочу броситься к Васе и обнять его, но он поднимается столь грузно и с таким выражением лица, что ноги к полу прилипают.
- Т-ты куда? - спрашиваю быстро, потому что, на самом деле, хочу закричать, чтобы он никуда не уходил.
- Ты могла и ко мне в номер сейчас пойти и поспать, в курсах? - с такой злостью запуляет он, что я отшатываюсь. - Когда ты в грязи и покоцанная, но надо обязательно другой номер искать, ага? Но вот только чтобы никто не унюхал, что я тебя гуляю. Не дай Боже.
- Д-да я даже не подумала! Мне все равно, если все узнают. Все равно!
Останавливается рядом со мной, и грязь оттирает с моего локтя. Назойливо и жестко.
- Вот завтра и проверим, все равно или нет, - поднимает на меня глаза. И настоящей, переливающейся жаром, лавой смотрит: - Вот завтра и посмотрим. Не врешь ли.
Я хочу броситься за ним следом, но не нахожу достаточно сил.
Энергии хватает только на четыре шага до кровати.
- // -
Просыпаюсь рано - повезло! - и бегу в свой старый номер, чтобы переодеться.
Все внутри рвется скорее поговорить с Васей. Вчера в колодце он даже скрыть обиду в глазах не смог. А потом… Я не хотела причинить ему все это!
Существовать спокойно не могу, пока не объяснюсь с ним и все исправлю.
Очевидно, его подставить хотят. Непонятно, угрожают ли мне реально или просто используют, чтобы выставить его виноватым.
И даже если это реально он… Я не знаю, что мне чувствовать. Его эмоции кажутся такими реальными, хоть и не всегда понятными. Кроме момента с его детством, он вовсе не закрытый человек.
Нет, это не он!
Мчусь, и проклинаю выбранное платье. Бежала бы быстрее, если ничего придерживать не надо рукой.
Расстраиваюсь, когда его в номере не оказывается. Рано же еще. Блин, а у меня даже телефона нет.
Ладно, пойду как раз свою пропажу возле пруда искать, может, повезет.
Но только к лестнице заворачиваю, слышу как дверь открывается. Это точно его номер. И отсюда он меня не увидит, я почти что на ступеньке уже.
Может, и не хотел открывать, подумав, что это я пришла. А может не успел или что-то еще.
Была не была.
Возвращаюсь, он как раз дверь закрыл. Стучу снова.
Открывает сразу же.
Только проснулся явно. Злой и напряженный, как обычно. Но мне кажется… его лицо на мгновение или два смягчается, когда узнает меня.
«Кажется». Мое воспаленное сознание и не такое способно напридумывать.
- Все норм? - хрипит он.
Киваю активно.
- Конечно! М… хотела к тебе в гости зайти. Если можно.
Он сразу же пропускает меня, что воодушевляет. У него номер просторнее, чем мой, но не шибко лучше.
Жду, пока в ванной умоется и так далее. На его планшет пулями всякие сообщения и обновления прилетают. Писк беспрестанный. Ужас. Только девять утра где-то.
Сообщаю ему об этом и свою реакцию, когда в комнату возвращается. Волосы напрочь мокрые, будто под кран просто голову подсунул.
- Ага, - откликается он удивленно, - ну это дополнение к обычному, просто Игнат мониторит по поводу вчерашнего инцидента. И я еще человека нанял. Поговоришь с ним. Он лучший в этом деле тут.
Я плюхаюсь на стул, вздохнув полной грудью.
- Вася, сто процентов, что тебя хотят подставить. Хорошо, что нанял. Хоть это и идиотская идея, так тебя пытаться подставить. Нет, ну толку от этого.
- Ну, ты же грозишься голосование от громады устроить. Вот и сработает.
У меня челюсть едва не отвисает. Если подумать… мне выгоднее всего Кулака подставить. Господи, и получается, я сама типа жертва была. Никто не видел, как меня толкнули в колодец. Записки даже нет! Я могла просто наврать.
Обвожу номер взглядом десятки раз, ни на чем сфокусироваться не могу.
Кулак мне плечо сжимает, и как бы встряхивает.
- Ты чего удумала там? Нет, я не думаю, что это ты, пиздец вообще. Я же тебя сам нашел вчера!
Он даже опускается передо мной на корточки. Капли воды стекают на его белую алкоголичку. И взглядом Кулак меня прямо всю осматривает.
- Я сейчас пойду телефон искать, и если найду - то там записка будет!
- Там все уже осмотрели, - вскидывает он голову вверх, - сейчас пруд проверяют. Пока вообще ничего не нашли.
Он реагирует на мои поникшие плечи бурно.
- Ну что такое! Чего расстраиваешься?
- Да потому что… все! - машу рукой. - И вообще… хотела сказать, что я вчера очень перегретая была. Ужасно там стоять в этой грязи. Я столько всего передумала. Конечно, я не думаю, что это ты! Ты не стал бы меня устранять скидыванием в колодцы, где и разбиться негде.
Мда, последняя фраза - лишней была определенно. Я вообще комплимент хотела ему сделать.
Он дергает меня бесцеремонно - настолько сильно, что на стуле я не удерживаюсь и начинаю падать, с глупый м бесполезным криком. А потом он на кровать меня заваливает.
Я смеюсь, но он не разделяет моего веселья.
- Ты… ты! Алиса, ты пошутила, скажи! Что еще за устранять! Какой устранять! Я вчера копыта чуть не откинул. Ты понимаешь, тебя вообще нигде не было и зацепки ни одной. Ни одной, блядь!
Глажу его лицо и по мокрым волосам растопыренные ладони провожу. Ух злюка!
Но в его голосе слышится столько пережитой безысходности, что настроение меняется. Рассматриваю его открыто и внимательно, и пальцами по каждому клаптику кожи узнаю, будто заново.
Он искал меня. И нашел. Как он кричал тогда возле пруда. Сейчас все по-другому воспринимается.
- Спасибо тебе, Кулаков, что нашел меня, - проговариваю задумчиво, и чувствую себя на лет двести старше. Будто он и впрямь меня долго-долго искал. А я ждала его.
- Что за спасибо еще, - отсекает он сразу, - как я мог не найти тебя?
Прикасаюсь к сухим губам и трусь об разгоряченное тело одновременно. Он меня вмиг под себя перекатывает, но я стараюсь оказаться проворнее. Почти залажу на него и руки массивные игриво царапаю-почесываю.
- Ну да, уселась тут, - басит он и я радостно вскрикиваю, когда он снова меня под себя заваливает. - Сейчас посмотрим, что благодетельница здесь прячет.
Смеюсь, когда он шлейки платья скидывает и ткань в разные стороны тянет.
- Что это тут у нас, - шепчет Кулак, вываливая и прощупывая мою грудь.
- Прекрати, - для вида возмущаюсь и съезжаю ниже по кровати, в попытке убежать от настырных прикосновений.
- Не прекращу.
Целуемся током, будто в себя электричество вбирая; а если разомкнем контакт - то оно вырвется на свободу и разойдется огнем на все четыре стороны, вычерняя копотью километры и километры.
В тоже время Кулак мякоть моей груди старательно массирует и подло дразнит соски. А я ему, наверно, весь затылок расцарапала до крови, и каждая последующая резь от ногтей нравится ему больше и больше.
Встречаемся глазами уже, когда он несдержанно овладевает мной. И снова - погружаемся в нечто умиротворенное. Где все оглушающе тихо-тихо, потому что вселенная только вот-вот возникла.
Он меня за шею всей длиной руки к себе прижимает и закачивает таким ритмом, что боюсь глаза открывать.
Я прикусываю плоть его лица, потому что нет шансов дотянуться до чего-то другого. И потому что он меня так сжал и так входит в меня, что я в ответ не могу поучаствовать!
Не хочу голосить опять, но забываю об любых запретах, когда на лицо уже волосы от пота налипли. Даже невольно ударяю Кулака по ноге, когда он останавливается, но тут же охаю, потому что нажим лишь ужесточается.
Он повторяет опять свою мантру - маленькая моя, маленькая моя - и я стараюсь что-то промычать в ответ.
Топаю в душ в его номере.
Еще блин надо что-то придумать с предохранением. И Васи какое-то странное отношение к этому.
Не хочу давить, ибо чую… тонкий лед здесь. Иногда мне кажется, что у него какой-то ограниченный опыт в сексе. Сложно по полочкам все разложить. Общее впечатление такое. Не то чтобы у меня присутствовал грандиозный опыт… Просто чувствуется необычным для подобного мужчины, как Кулаков.
В глубине души надеюсь, что это правда. Я, конечно, об этом никогда не узнаю. Но сама мысль о такой возможности заводит меня, будто другим человеком подменили.
У него загруженный день, поэтому договариваемся встретиться в кафе ближе к ужину. Совещание в Доме Культуры он отменяет.
И сканирует меня взглядом своим пытливым, когда про кафе заявляет. Мол, типа соскочу или нет. Видимо, собирается меня там прямо посреди столовой разложить.
Я хихикаю, напредставлял реакцию окружающих, а он хмурится. Клятвенно обещаю, что встретимся в кафе и на подъеме эмоций предлагаю потом погулять.
Теперь подозрительно зыряет!
Бога ради, да я переживу раскрытие сей великой тайны! Тем более, мне не понравилось сколько вчера людей не скрывали, что считают его виновным в моей пропаже.
Без телефона - как без рук.
Хорошо хоть номер перекупщиков у меня записан в блокноте, как и несколько важных номеров.
Теперь задача позвонить им откуда-то и чтобы вспомнили меня с нового номера.
У Миры Никоновны, к сожалению, нет никакого старого ненужного телефона для временной замены. Но она дает мне позвонить. Из всех людей в Васильках рискну связываться со скупщиками только через ее телефон. Мира догадывается о моих денежных затруднениях, поэтому… она меня поймет, если что.
Уговариваю скупщика сюда приехать прямо завтра, потому что продам ему бриллиант за двадцать процентов. Еще у меня приличная золотая цепочка с собой есть - продавать ее не собиралась - но придется.
Благо, скупщик меня хорошо помнит. Говорит, раз такое, пришлет кого-то, но не из столицы. Обещаю ему, что чуть позже еще продам добро приличное. Это чистая правда. Ни к чему мне эти цацки надаренные.
Выискиваю Ваню, потому что наслышана уже, как вчера Кулаков по нему прошелся. Ничего, его столичное Величество еще получит от меня гневный пинок за свое поведение.
Эх, сердце сжимается, когда вижу как Ваня рад меня видеть. Хоть и скрывает, бесенок.
- Теперь знаю, что не ты те записки писал, - улыбаюсь ему.
- Точно не я! Ты что! Я бы тебе все в лицо сказал!
Ага, ну-ну.
- Что там, как малярство идет? Не надоело? Помощь нужна, я, кстати, умею!
- Ты? - смотрит с таким сомнением, что я смеюсь.
- Я, ага. Ты еще много не знаешь обо мне, мой юный падаван.
Он хмурится на незнакомом слове. Наверно, не знает, что такое «Звездные войны». А должен знать.
Выхватываю взглядом уголок книги за целлофановыми пакетами, где вещи его бесформенной кучей скинуты.
- Читать любишь?
- Нет! - протестует, как черт в раю. - Это… это для подставки. На страницах кушаю!
Ох и врунишка кое-кто.
- Сергей Степанович что ли тебе тарелки не дает?
Хотя… зная того пройдоху, то и не такое возможно.
- Нет! Он дает. Я не крал эту книгу! Я верну ее!
Улыбаюсь, хотя тянет другое сделать. Подростки часто воруют, неважно сироты или домашние дети. Нужно с причинами работать, а не клеймом на всю жизнь воспринимать.
- Конечно, нет. У меня дома много книг. Я тебе кучу подарю. Хоть все. Я каждую перечитала. Теперь только с ноута что-то новое.
- А… а тебе не надо что ль?
Голубые глаза смотрят подозрительно. Ищет подвох.
- Неа, не надо. Я квартиру продавать собираюсь. И перееду в меньшую. Там все книги не поместятся. Так что, ты мне даже поможешь.
- Мда, - тянет он совершенно по-взрослому, - книги ведь не продашь. На книгах щас не заработать.
Глава 22 АЛИСА
Забитость кафе-столовой подтверждает мои худшие подозрения. Не удивлюсь, если Кулак всем приглашения в телегу разослал.
«Друзья, мы с Алисой спим вместе. А не то что вы подумали! Конечно же, мы друг друга убивать не собираемся. Пока!»
Он сначала делает вид, что намеренно не собирается на публику переигрывать, но потом его ожидаемо уносит.
Слава богу, я наелась вчера до отвала, потому что сегодня деньги, хм, закончились. Пришлось же в другой номер переселится.
Так на даже несколько дней в номере предыдущего уровня у меня не хватило. Пришлось тащиться в номер, где ванная общая на этаже.
Наверно, газану, и из вырученных денег с золота доплачу за нормальный номер. Но еще телефон покупать. И приюту «Пьеро» нужен новый набор вакцин в начале июля.
Еще пришлось, сгорая со стыда, на ресепшене сказать, что за дверь Кулак заплатит. Хотя счет ведь на мне должен быть, он ради моего спасения ломал. Блин, нет, оплачу сама завтра уже.
Кулак с недовольным видом рассказывает, как продвижения по поиску автора записок проходят. Безопасник Марат поработает тщательнее над запиской, что я для них из машины вытащила, но на все время нужно. И вообще это слабый путь: почерк и так далее.
- Все упирается в то, что здесь камер нигде нет. И машин немного, а значит, с них записей не возьмешь.
- Я не понимаю, чего он или они добиваются. Это вообще преступление практически. Ради чего?
Он цепко осматривает столовую и фиксирует взглядом выход. Он часто так делает, когда находимся на людях.
- Скорее всего, тупо про бабло.
- В смысле, как? - понять не могу.
- Попросят потом у меня деньги, чтобы прекратить. Ходовая практика. В другом случае, я бы согласился.
- А чем этот случай особенный? Из-за внимания по пиару? - неудомеваю я.
Он забрасывается кофе. Которое он пьет в неимоверных количествах, независимо от времени суток.
- Если ты думаешь, что я хоть копейку заплачу тому, кто тебя толкнул, то тебя ждет еще дерьмовая куча открытий. Например, что я вообще здоровым этого писателя записок не оставлю.
- Вася, - качаю головой, рассматривая свой салат. Надо растянуть поедание помидорок, потому что его столичное Величество явно решил тут долго сидеть.
Он целует меня, прижимаясь губами неуклонно к моему рту. Удерживается так. Я таю, потому что он еще пятерней мне по ноге цапает. Когда Кулак концентрирует на мне все свое внимание, я расползаюсь кляксой.
Довольной, взбудораженной и рассеянной кляксой.
- Надо-надо, ходить больше не будет, а значит, толкать тоже.
Я недовольна таким настроем, но чего мне еще ожидать? Кулак никогда не скрывал, кто он есть.
- Надо, чтобы ты с Маратом поговорила завтра. Это долго будет. Напряжно, может. Поговоришь? Или еще на день перенести?
- Конечно! - восклицаю я. - Все хорошо будет, все расскажу.
Он моим энтузиазмом не проникается, а потом еще в мою тарелку нос свой сует.
- Что за фигня, ты пятнадцать минут это ешь. Нормального ничего не хочешь?
Впору зубы сцепить, но я демонстрирую мастер-класс по терпению. Я намереваюсь повесить на него счет за десерт, потому что от него не отвалится, но на этом - все. Завтра появятся деньги, и буду шиковать.
Наше воркование не проходит бесследно. Еще бы! Кулак стул поближе придвигает, а после десерта имеет наглость меня даже в шею целовать. Слава богу, коротко. Есть в злой башке хоть капля разума.
Консультант Витя машет мне рукой на прощание - типа ничего особенного, но он так смотрит на нас, что все понятно. Директор церковного хора пронизывает меня всезнающим взглядом. Мол, заблудшую душу отыскал.
После «свидания» Кулаку нужно пересечься с Игнатом, но обещает вернуться до двенадцати.
Говорю, что буду ждать его в номере.
Он зависает на пару секунд, а потом выдает, что можно дела с Игнатом и позже порешать.
- Пошли сейчас, - и чуть ли не за талию меня тащит.
Тоже мне, деловой человек!
- Вася, - выкручиваюсь из хватки, хоть и охота согласиться, - мне сейчас тоже надо поработать. Смета по ремонту стоит без изменений кучу дней. И завтра на совещании ого сколько догонять! И инспекция еще на носу.
Талию не отпускает, но хоть на месте стоим. Смотрю на него, запокинув голову вверх, и взлететь вообще охота. Потому что - кажется, сумею!
Он шлейки платья поправляет, и мурашки штормовыми волнами докатываются даже до затылка. Проводит пальцем по предплечью, словно пробует насколько кожа чувствительная. Внешне я не замираю, но изнутри… все смазанным стоп-кадром застывает, в потуге трепетный момент превратить в бесконечность.
- Ладно, - гортанно произносит Кулак. - Поработаем. Через три часа приду.
Но шлейку не отпускает.
- Иди уже, - соплю я.
- Иду.
Зажимает шлейку между пальцами. Страх искрой простреливает мне даже пятки. Вдруг сорвет прямо тут. Он поднимает глаза, а они… они действительно невменяемые.
- Вася, - шепчу растерянно.
- Платье красивое очень, - шепчет тоже.
- Прекрати.
Барахтаюсь тут, в отельном коридоре, как посреди бурана. Во взгляде его шальном, и в приливах жара грудинного. Потому что точка у меня над солнечным сплетением, откуда геометрически идеальными кругами расходится сигнал бедствия, желает лавы.
Лавы, что в глазах его давно заприметила.
Она теперь только ею и питается.
- Не прекращу, - глухо говорит Кулак. - Все красивое.
- Мы в коридоре, - продолжаю шептать.
- Я знаю. Жди меня в номере, Алиса. Через три часа приду.
- Я знаю.
Целую в щеку его, а он запястья мои сжимает, одновременно оба. И вызывает у меня несдержанный хрип-выдох, когда тянет часть волос у корней прямо зубами.
- Жди меня. Съем тебя.
- Иди уже, - едва ли не мычу.
Он отпускает мои руки, а я шаг назад делаю. И еще один. А у подножья лестницы оглядываюсь озорливо, а он там еще стоит. Потом по ступенькам поднимаюсь, как спортсменка!
Через некоторое время в номере на меня наваливает усталость - догоняя с предыдущей ночи - и дрема, видимо, в сон перетекает.
Потому что от стука по стеклу я именно что просыпаюсь.
Вскакиваю, не сориентировавшись, где я. Номер в Васильках, да. Спорткомплекс, Устав, ремонт, скупщик, колодец, записки. Васю жду.
Мамочки! Даже в темени видно, как оконное стекло дрожит. Рука выламывает створку снизу. С той стороны. С улицы. На третьем этаже!
Бросаюсь к телефону, но у меня же нет телефона.
А чтобы к выходу пройти в новом номере нужно мимо окна проскольнуть!
В окне кулак намеревается стекло разбивать.
Жуть. Это, наверно, выдумщик с запиской. Совсем с ума посходили все.
Прикидываю, что использовать как защитное и атакующее средство. Только ночник в виде грибочка достаточно грозный. Так как он вроде как слит из металла.
Еще есть ноут, но он мне дорог. Жизнь как бы дороже, но ноут тоже дорогой.
Набравшись смелости, сигаю с ночником к окну. Намереваюсь к выходу проскочить. Одна нога подкашивается, потому что нервная она у меня.
А за окном преступник уже подтягивается на руках. Ничего себе!
Ору, как сирена!
А затем бросаюсь створку открывать, потому что… силуэт очень на Кулака похож.
Потому что это он и есть.
- Вася!
Тащу его на себя, а он умудряется одной рукой еще меня останавливать. И все на уровне третьего этажа!
- Алиса, - свирепо заряжает он, - отошла от окна, быстро. Быстро, я сказал!
Я повинуюсь, отскакивая. Хоть и обидно. Но его жизнь поважнее гордости.
Еще смеет злиться на меня, хотя сам по фасаду здания на третий этаж пролез!
- Баааазилио! Баааазилио!
Этот жуткий крик с улицы раздается, и в открытое окно на крыльях ехидства залетает.
Кулак спрыгивает на пол, и пальцем приказывает стоять мне. И молчать. И, видимо, вообще. Я комок в горле никак дальше протолкнуть не могу, потому что Вася прямо-таки вибрирует агрессией.
- Че надо? - гремит он в окно, кому-то вниз.
- Сломал трубу на втором уровне. Ты, Базилио, ты! И вензель возле линии вентиляционных шахт. А это сложнейшая реставрация.
Боги, это мерзкий голос Сергея Степановича. Гостиница тоже ему принадлежит.
- Счет пришли мне! За номер включи! А теперь проваливай!
Сергей Степанович явно проявляет дальнейшее остроумие, но ничего разобрать, так как окно Кулак запирает.
И поворачивается ко мне, как космический флот маневрирует, если способен скорость света преодолевать.
- Ты! Ты где была!
- Что? Я здесь была. Я уснула!
Он дышит, как будто реально бодаться со мной собрался. Как бык. Пристраиваю грибочек на столе, и намереваюсь безумца успокоить, но он моими планами явно не заинтересован.
- Раздевайся, пошли в кровать!
Я даже стягивать футболку начинаю, а потом заставляю себя очнуться. Что за ерунда! Раскомандовался тут.
- Вася, тебе жить надоело! Я чуть от страха не умерла, сначала за себя, потом за тебя.
Бесцеремонно меня к кровати перемещает и с себя одежду стягивает. А когда я начинаю говорить, подрезает меня.
По-настоящему, непонарошку, подрезает ножищами своими, снизу, и я на кровать падаю.
- Ты сбрендил! Я тебя тут ждала…
- Да, тут, - перекрикивает он меня и прекривляет. - Тут меня ждала. Это где? В номере, куда тебя переселили, тебя не было. Когда выяснилось, что у тебя еще новый номер, о которым ты не сказала, я стучал десять минут, Алиса! А выяснилось, что телефона нет у тебя тоже!
Руками по его торсу скольжу и лицо мягко обхватываю. Он прямо кипит и кипит, и сам себя остановить не может, а… хочет.
- Ладно, реально тревожно вышло, - оправдываюсь я, - я бы тоже разнервничалась. А у них там ключей дополнительных от номеров нет, внизу?
- Мне не выдали, - сопит он. - Этот старикан невыносимый.
- Поцелуй меня тогда, - тяну обиженно, - что смотришь?
- Нет. Трусы давай стягивай.
Да кто-то вообще мозги забыл внизу, пока на третий этаж лез!
Отталкиваюсь и проворно на другой конец кровати перекатываюсь. Сейчас этот наглец получит у меня, я еще не сказала по поводу Вани, и вообще, ждала его тут дофига…
Мычу и дерусь, когда он меня стальной охапкой к себе приструнивает спиной. Стояком сразу же долбится, а ненасытная рука грудь вместе собирает.
- Ты не зли меня, Алиса, а то пиздец будет. Трусы вниз!
- Это ты меня не зли, Кулаков, а то я тебя одним криком уничтожу. И пока не поцелуешь меня! Никаких трусов!
В пекле, наверно, холоднее, чем у меня по телу жаркий кайф сочится. Сейчас замучаю Кулака до посинения, умолять будет. Я его ждала, а тут грубиян пришел. Ничего, я тоже так могу!
Он меня на себя запрокидывает, теперь членом прямо в ягодицы упираясь и надавливая. Сам на коленях стойко держится. А потом резко нагинает - я вскрикиваю, и ногой ему яростно в бедро заряжаю.
Хватает за ложбинку, кулаком меж грудок, и снова притягивает спиной к себе. И в мои волосы заталкивает слова, как вулкан извергающийся искрами разбрасывается:
- Я тебя сейчас совсем! Я тебя из номера вообще не выпущу! Хочу тебя, понимаешь? Поцелуйчиков она хочет. Давай, иди ко мне.
Лижемся как угорелые, даже шея и жилы мои натянутые не жалуются. Трусы судорожно стягиваю, и он мне в лицо прямо ревом скалится. Вибрируем вместе, как единой кожей обтянутые.
А потом дрожим вместе, когда он наконец врывается в меня.
Я сама себя готова царапать. Покровы зудят, нужно чтобы только его рука касались. Воздух - чужой и неприятный, не хочу, чтобы меня касался, и дышать тоже им не хочу. Только Васю хочу.
Мучаемся-мучаемся в дурацкой позе, потому что не отлепляемся губами друг от друга.
Затем вроде Кулак переворачивает меня и теперь глаза в глаза с катушек съезжаем. «Вроде», потому что смутно помню все.
Помню только как глубоко ночью он целует меня везде, потому что щекотно в разных частях тела, но я вроде сплю уже. Частит свою мантру, и я ему отвечаю что-то.
Еще приваливает образами его взмокшей грудины, по которой моя ладонь беспрестанно елозила. Как он беспрестанно головкой ласкал - томно и продуманно - мои складки и похабно спрашивал, всегда ли я так теку. Я, видимо, не успела ему зарядить ногой хорошенько, потому что он тут же раскрыл меня шире и вставил так резко… И пообещал, что так всегда будет.
Утром его столичное Величество обнаруживает отсутствие индивидуальной ванной. И все эти мучения безденежья стоили того, что бы на его выражение лица сейчас наблюдать.
Вру ему, что случайно такой номер выбрала или дали. Мне кажется, он в таком недоумении, что не особо обращает внимание на мои дальнейшие объяснения.
Еще поглядывает на меня украдкой, типа не нужно ли вину заглаживать за вчерашнее.
Тяну обиженно опять, чтобы поцеловал. И смеюсь! Так как это в точности, как вчера все было. Он неожиданно улыбается, лучисто и долго.
Приходится выкручиваться, объясняя когда у меня телефон новый появится. Блин, срочно нужно бежать к Мире, чтобы на точное время с перекупщиком договориться.
Через полчаса меня ждет неприятный сюрприз. Сталкиваюсь с Егором в холле, и в разговоре выясняю, что там какие-то фотографии вышли с первого пиарного дня Кулакова в Васильках. Уже дня как три висят в сети.
Так как у меня смартфона нет, Егор мне показывает популярные публикации.
Черт, черт, черт. Есть несколько фотографий, в магазине, где мы с Кулаком рядом стоим. И фото подписаны моим именем.
- Да ладно тебе, - старается развеселить меня Егор, - это же ерунда.
Но я не хочу, чтобы о моем присутствии где-либо публично извещалось.
Интуиция меня не подводит.
На самом деле, я просто знаю, что мучители редко оставляют своих жертв жить бесхозно - то есть спокойно и мирно.
Поэтому что-то во мне совсем не удивляется, когда через несколько часов захожу обратно в Гостиницу, а в холле стоит Загродский.
Глава 23 АЛИСА
Я замедляюсь, разворачиваюсь и целенаправленно иду к лестнице. Мне нужно в мой номер. Там я закроюсь и буду хоть неделю сидеть. Мне любой ценой необходимо туда попасть.
Меня окликивают возле дверей кафе. Вздрагиваю, но это не Загродский. Вижу кислую мордочку Вани. Он просит меня подойти.
Ваня никогда ничего не просит. Это что-то важное.
Я совершаю ошибку.
Иду к Ване. Оказывается, он и посудомойщиком здесь подрабатывает. Второй день как. По его вине забилась раковина, и он боится сказать кому-то, но что делать не знает.
Помогаю ему, справляемся быстро. По взгляду буфетчицы понимаю, что зря Ваня боялся, мол, кто-то узнает. Она смотрит обеспокоенно на него, а на меня - с грустью.
Выхожу из кафе на ногах ватных. Загродский все еще стоит у ресепшена. Светлана радостно указывает ему на меня.
И они идут вместе по направлению ко мне.
Конечно же, он приближается вместе с кем-то. Он знает, как все эти дела проворачивать. И знает мои слабые стороны.
Хочется бросить все и прямо сейчас бежать. Не до номера, а бежать по улицам.
Но я стою, и оцепенение ширится спиралью вокруг меня. Будто у меня теперь пристройка есть, и из нее я выйти не могу. А значит, и шаг сделать.
- Алиса! Вот ты где! - Светлана подмигивает мне. - А тебя ищут!
- Спасибо большое, Светлана. Премного благодарен.
Его высокомерный, но учтивый голос долетает до меня словно гущи слизи. Как омерзительно… даже стоять рядом с ним.
Серые глаза, как всегда, давящие и холодные. Загродский возмужал еще больше. Его роскошная светлая грива кое-где золотится в солнечных лучах.
Что же, администраторша отеля уходит. А мы с ним остаемся вдвоем.
- Здравствуй, Алиса, - улыбается Дмитрий. - Нелегко тебя отыскать. Но прятаться не надо.
Я молчу, потому что нечего сказать. И потому что он питается любой реакцией. Любым откликом.
- Ты обижена, - он даже щурится от удовольствия. - Все намного лучше, чем я думал. Когда ты сможешь вещи собрать?
- Пошел вон отсюда. Из отеля.
Он трогает меня за лицо. Кажется, за подбородок. Я ничего не могу поделать.
Столько лет прошло, и сколько проблем решено… А я все равно стою, опустив руки. Как предмет. Ваза какая-то.
Полная заморозка. Тотальная. Я ничего не переживаю, но и сделать тоже ничего не могу.
- Как же благоразумно, что ни разу тебя не трахнул. Ты посмотри в кого ты превратилась. «Пошел вон!». Алиса, ты прекрасна. Ты создана для этого.
- Для чего? - спрашиваю низким голосом, и стараюсь сжать руку в кулак.
Он подходит ближе. Я знаю, как это со стороны выглядит. Он красивый, импозантный, завораживающий даже. Утонченный, как аристократ. Никто не подумает, что он - садист и чудовище.
Просто Алиса - выдумщица и обманщица. И вечно хочет чего-то не того, а не выйти замуж за великолепного Дмитрия Загродского.
- Для сопротивления, - наклоняется он и шепчет, - для боли.
Я стою, и может быть веками вот так буду здесь стоять. Пока меня не сдвинет кто-то.
К сожалению, кто-то - это Загродский. Что-то звериное все-таки во мне отряхивается от обледенения. Что-то жаждет защититься. Ведь я знаю как! Но не смогу. Опять.
- Проходи, пожалуйста, я вынужден напомнить кое-что тебе. Мы же не будем вмешивать в это твоих родителей, все верно? Я не хочу расстраивать твоего отца твоим поведением. Правда, после твоего капризного вульгаризма здесь, он ничему не удивится.
Он ведет меня куда-то. Больше всего на свете боюсь, что мы встретим моих знакомых. Никто, на самом деле, мне не поможет, только все будут знать теперь. Я как-нибудь переживу сейчас момент с ним, а силой Дмитрий меня увезти не сможет. Через несколько дней я сбегу из Васильков.
Какое-то помещение для встреч. Светлана - добрая, красивая и ничего не подозревающая - ему еще и дверь открывает.
- Тебя всегда на грязь тянуло. Что-то в этом есть. Но придется ехать домой. Я заеду за тобой завтра.
- Какое… домой? - кто-то вместо меня находит силы сказать. Это приободряет. Эта кто-то способна дать отпор.
Слышу, как он театрально вздыхает. Он весь такой. Надуманный. Воображает, что в томике стихов Байрона живет, с позолотой на обложке.
- Там, где ты наконец-то повзрослеешь и выполнишь свои обязательства.
- У меня нет дома. И нет родителей. Ты… ты… должен уехать. Все.
Он касается моих волос.
- Это прекрасно, я же говорю. Ты решила мне подыграть на полную катушку.
- Я не подыгрываю тебе! - вдруг кричу я. О Боже. - И не даю поводов. Пошел вон из отеля. Ты - ничтожество.
Он отводит мои волосы еще дальше. И расчетливый, сокрушительный удар приходится мне на скулу. Что-то в таком роде я ожидала, но все равно от жгучей боли пошатываюсь. И хватаюсь за щеку. Вдруг я пальцами сразу это излечу.
Вот так раз, и нет боли.
Но волшебства не существует.
Удар был такой силы, что по зубному нерву импульс боли иголкой толкается.
Я кренюсь и кренюсь.
И все-таки… столько лет прошло.
Я бросаюсь на него, и попадаю мрази даже в ухо.
Загродский лениво переворачивает мои удары на саму же себя. Держит меня за ворот, как щенка.
- Господи, - он смеется. - Вот это да. Ты совсем здесь одичала. Я не планировал начинать с самого главного, но ты всегда вынуждаешь. Завтра, будь добра, с вещами у входа в двенадцать. В этой дыре невозможно больше десяти минут находится.
Я понимаю, что он ушел уже, но тело не очень склонно к пониманию после такого стресса.
Скула дергается будто рванет скоро. Но чему-то там вырываться. Просто место такое, прямо на кости.
Говорю себе час-другой здесь посидеть, отойти.
Но проходит, наверно, больше.
Отмираю достаточно для того, чтобы организм перешел в острую стадию расплющивания реальностей. Так, здесь одно произошло. А сейчас, другое будет происходить совсем.
Никуда я с ним не поеду. Прямо завтра тоже из Васильков уезжать - не вариант. Во-первых, от перекупщика человек только завтра сможет приехать. Буду ждать. Конечно, для срочного отъезда я бы деньги даже у Маринки одолжила или у Егора.
Но я не собираюсь под дудку Загродского до такой степени играть, что прямо с места срываться. Он любит растягивать садизм, так что сойдет.
Нужно сейчас найти способ отфутболить совещание и на глаза не показываться.
Бегу в номер, к зеркалу. Покраснение есть, но жесть еще не началась. В принципе, если замазать, то и на совещание можно пойти. Синяк через часа два зацветет.
Нет, мне сейчас вообще нужно время. Очень много собирать воедино и еще найти волонтера, кто сможет ремонт в детдоме доделать за меня.
Прошу Светлану позвонить мэру по поводу совещания и проблема за минуту решается. Она хочет расспросить меня о «госте», но я извиняюсь, типа, спешу очень.
В номере все начинаю продумывать, но уже над таблицей со сметой ремонта раскисаю.
Ну и куда все это деть!
Запрещаю себе думать о том, как хотела еще с Васей побыть.
Лучше умру, чем позволю ему узнать о таком. Он никогда не посмотрит на меня по-прежнему. Он только язык силы понимает. Не только физической. А если узнает, что я только сбегать от Загродского могу…
… и какой срок у этого сбегания…
Но Вася мне хотя бы поверил.
Я знаю, что он бы мне поверил.
Он такой. У него хорошие инстинкты. И Кулак не терпит притворства. Не стал бы делать вид, что не верит, просто потому что выгодно так поступить.
До вечера втыкаю в ноут, половину времени бесцельно. Даже игру нашла какую-то.
Кулак приходит раньше, чем я ожидала, но, конечно же, я подготовилась.
- Не пугайся, - улыбаюсь широко, - сегодня на кухне Ване помогала. Поскользнулась на полу, в мыле весь, и об край стола ударилась.
Ключ от машины замирает у него в руках, когда он понимает, что я имею в виду. Из-подо лба смотрит, и, видимо, не все слова переваривает.
- Что… блядь? - он настолько оторопело на меня глядит, что мне смешно становится.
- Помогала оборвышу своему любимому, говорю. Как всегда, попала в неприятность. Заживет за три дня, ей-богу.
Он глядит в открытый ноут почему-то.
- Так ты не из-за дел не пришла, а из-за этого?
Фуф, прокатило. Я аж расслабляюсь и по стулу растекаюсь. Он хмурится до такой степени, что черты лица искажаются.
- Ну… и то, и другое. Сейчас примочку делать буду. Приготовься к веселому зрелищу.
Не могу дождаться уже когда наконец-то избавлюсь от кольца с бриллиантом. На мазь денег нет, а оно все уже ноет и простреливает. Эти примочки, конечно, что мертвому припарка.
Вздрагиваю, потому что не замечаю как Кулак к лицу прикасается. Он совершенно бесцеремонно втыкает на синяк.
- Что, поцелуйчика для уродины не будет? - тяну обиженно.
Затягивает меня в круговорот эмоций своими губами и языком. Медленно. Сначала. А потом надрыв нарастает. От переизбытка чувств, я отстраняюсь. На него не смотрю, только вижу, как ключ на стол падает.
- Записка взрослым мужиком написана, - говорит он по делу и морщится. - Ну вот и все. Информативно. Я камеры везде устанавливаю. Везде. Просто зафигачу повсюду.
- Ты с юристами посоветовался?
- Че, и тут голосование громады надо? - быкует он.
- Ну, это не твой личный поселок, если не заметил, - насмешливо говорю, - как бы ты, частное лицо, будешь следить кто куда ходит.
- Мэр согласился, - кивает он.
Я вздыхаю. Ну конечно.
- Завтра инспекция в три будет. Без тебя нет смысла. И не начнем.
Замираю, мысли испуганными птицами разлетаются. От усталости закрыть глаза хочется. Беру себя в руки.
- Конечно! Уж я-то приду, и не надейся, что пропущу.
- Я и не надеюсь, - медленно говорит он. - Дай посмотрю еще раз.
Моя рука, что за столешницу снизу держится, заходится беспокойством. Без пяти минут дрожь.
Я никогда и ни за что не позволю ему узнать. Я другой человек совершенно. Это просто… у всех людей есть неприятности. Это просто неприятность, которая преследует меня. Так получилось, и уже не исправить. Не хочу, чтобы запомнил меня, как вещь, которая позволила себя избивать. Я намного больше, чем это. Намного.
И боюсь… что это изменит его отношение. Даст волю унижать меня. Я… все-таки знаю его совсем немного.
- Очень неудачно получилось, - бормочет он. - Кость прямо рядом.
- Можно тебя попросить? Купи мне шоколадку. Кафе вроде еще не закрыто?
- Сейчас схожу.
Смотрит на меня неотрывно некоторое время. Как-то странно, словно задумался.
Почти всю плитку лопаю. Когда доедаю, то обнаруживаю, что он не планшет читает, а на меня глядит исподлобья.
После поспешного душа пристраиваюсь у него на коленях и вместе Устав вычитываем. Он мне еще варианты дизайнов спорткомплекса показывает. Есть ничего такие, интересные.
Полночи кувыркаемся, но я, конечно, немного не в тонусе. Отвлекаюсь много. Он злиться начинает к концу. Ей-Богу, как подросток.
Но прижимает так близко к себе перед рассветом, что все это неважно.
Глава 24 АЛИСА
План на следующий день - это быть не в Гостинице около двенадцати часов дня.
Что проще простого, потому что в полдень как раз встречаюсь с человеком скупщика в парке, за рынком.
Потом за мазью побегу, и телефон поддержаный купить. Уже выбрала. Ну, а там и Дом Культуры, а затем - инспекция.
На синяк, конечно, без страха не взглянешь, потому что серо-зеленый подтек еще и разбух на скуле.
Кулак не реагирует на мое радостное настроение, как раньше, но все-таки, кажется, проблеск улыбки мелькает. Эх суровый он, надо больше с ним заигрывать, а то сам себя грузит.
Человек скупщика приятным собеседником оказывается. Заметно профессионала высокого уровня. Болтаем даже с ним о редких часах Картье, что у меня в банковской ячейке пылятся.
Рассказываю, что готова ждать своего покупателя, потому что сумасшедшая редкость вся серия. Он обещает держать ухо востро.
С плотной пачкой денег в руках отхожу от скамейки. В кошелек не поместятся, и даже в карман сумки тоже. Вытягиваю несколько купюр из пачки, и картонку с данными о кольце, чтобы положить за ремеш…
- Что это? Откуда это?
Вася меня за руку берет, цепко, но без давления. Не могу сказать, что появился из ниоткуда, потому что я шла и только на деньги и сумку смотрела.
Блин, блин, блин. Сейчас что-то придумаю.
- Вася, - недоуменно начинаю, - что ты здесь делаешь? Ты сказал, что отъедешь.
- Ага, отъехал, уже приехал, ну а ты пока занята, да. Что это такое и кто это был?
- Да никто. Идем кофе выпьем на рынке.
Он смотрит на меня так пристально, что мне по себе становится. Скважину сейчас пробурит мне в глазах.
- Я в очень многое здесь не въезжаю, Алиса. Сейчас. Ты объясняй пока. Кто это был и почему он дает тебе деньги? За что?
Не подавляю раздражение, потому что достало. Я знаю, он привык так общаться, но я еще знаю, что он может постараться и по-другому «базарить». Нормально.
- Ну, ты послушай пока «мои» объяснения. А я пойду чай попью, не буду вам мешать.
Я обхожу великанскую фигуру, но он на горизонте снова выплывает.
- У тебя в сумке есть телефон?
- Н-нет, - я удивленно рассматриваю парк, словно там ответы какие-то найдутся.
- Покажи мне сумку, - еле слышно говорит он, но запредельно яростно. На солнечном свету щетина придает ему звериный вид. Шрам внезапно багровый, и эта деталь сбивает меня с толку.
А затем он выхватывает у меня пачку денег. От шока я даже покачиваюсь. И тут же пытаюсь вырвать обратно.
- Совсем уже? - я даже смеюсь. - Отдай мне деньги, пожалуйста.
Он еще и сумку у меня забирает. Стою, как истукан, пока он ее проверяет. Возвращает, и сгребает мою руку, чтобы вести куда-то.
Но я никуда не пойду.
Даже от руки не пытаюсь избавиться.
Он доигрался. Я тебе не ваза, чтобы меня таскать.
И заряжаю ему пощечину. Такую, что он не ожидает. Хлесткий звук раскалывает обыденность солнечного утра полновесным хлопком по плоти: будто стрелка часов остановилась, а потом двинулась дальше уже в новом летоисчислении.
Выхватываю деньги обратно.
Мою руку он все равно не отпускает, все равно движется куда-то, словно пощечины и не было.
А потом, когда доходим до уединенного отрезка, в тени деревьев и кустов, Кулак подло выбивает пачку у меня из рук и разворачивает к себе четко и фиксированно.
Купюры разлетаются по земле.
- Я скажу это только раз, Алиса, - жестко и гнусно говорит он, - и мы закроем эту тему. Ты привираешь по мелочам, не договариваешь и даешь мало объяснений простым вопросам. Я немедленно узнаю откуда эти деньги, кто тебе их дал и почему ты типа не заводишь телефон. Потому что ты мне сейчас все скажешь.
Глава 25 АЛИСА
Я смотрю по сторонам, обвожу взором заросли, и дальнюю часть парка, где люди виднеются. Гнилую скамейку, неподалеку вколоченную в почву.
- Мне теперь деньги с пола собирать. Ты унизил меня, опять. Мне нужны эти деньги.
- Я соберу их, - поводит он плечом и основательно кивает снизу вверх. - Ты меня больше унизила. Давай, я слушаю.
- Нельзя… нельзя было нормально все сделать?
Завожу волосы за ухо, и протяжно выдыхаю. Синяк на скуле разрывается болью.
Кулак меняет положение, перенося вес на другую ногу. Я опять осматриваю купюры на земле. Почему-то не могу вынырнуть из наблюдения за легким ветерком, шевелящим бумажки.
Неожиданно он мягко берет меня за руку и будто намеревается приблизиться. Но остается на месте скалой. Кадык его дергается, и лицо мое он осматривает ястребом, несколько кругов делает. На синяк явно старается не попадать.
- Ты не нервничай. Я не люблю, когда меня за дурака держат. Ты сейчас все расскажешь, и нормально все будет.
- Что будет? - еле слышно спрашиваю.
- Все, - свирепо отсекает он. - Все.
Я подбираю несколько купюр, опять вздыхая, и откладываю их в сумочку.
- У меня сейчас планы, и они важные. Потом поговорим. Я сейчас пойду, потому что - как я тебе сказала, у меня есть планы.
Он у меня теперь из ладоней и картонку вырывает, видимо, от безысходности. На грубом лице под кожей будто волны прокатываются.
Читает картонку, и острый взгляд на меня вскидывает. В мрачных глазах паническая тень проскальзывает.
Нагоняет меня, когда я уже на подходе к противоположному выходу из парка. У меня есть цель: дойти до аптеки, купить мазь и, наверно, обезболивающее. Господин Меня-Обманули может подождать пару часов.
Я устала сегодня, а день только начался.
Одно радует, Загродский наверняка уже уехал.
- Зачем кольцо продала? Еще и скупщику.
- А ты как думаешь? Ну, есть варианты?
Не смотрю на Кулака, и чувствую, как он бесится от игнора.
Сгорбленный Сергей Степанович в соломенной шляпе машет нам с противоположного тротуара улицы.
- Зачем деньги нужны? На ремонт что ли?
Смеюсь, и все-таки кидаю на него взгляд. Господин Меня-Обманули выглядит паршиво. У меня настроение ниже земной коры проваливается. Не хочу ссор. Не хочу, чтобы он доводил и себя.
У него губы побелели.
- Вася, ты хоть знаешь, сколько на ремонт нужно? Мне понадобились деньги для обычных вещей.
- А кольцо?
- Еще раз, - закипаю, - я продала кольцо и цепочку, потому что мне нужны деньги. На отель, на телефон и прочее. Ты доволен теперь? Детектив тоже мне.
Молча идет рядом со мной до аптеки. Некоторые прохожие смотрят на меня потрясенно и нахмуренно, и не сразу вспоминаю, что у меня на лице жесть.
Слава богу, очереди нет. Честно говоря, я на грани.
Быстро покупаю мазь и обезболивающее, на последнее не скуплюсь.
Моя новоиспеченная Тень за спиной неотрывно следит за каждым движением. Так собаки ходят за тобой, если знают, что еду можешь подкинуть.
Он решает, что сразу выйдем из аптеки и дверь мне открывает, но я подхожу к столику с рекламой и тонометром.
Ищу зеркальце, раскручиваю тюбик, наношу прямо грязными руками. Он потом выхватывает у меня мазь, чтобы закрыть. Пока я пью таблетку.
- Сейчас пойдем, - говорю ему.
Хочу передышку небольшую. Он выходит на улицу подождать, а может, он вообще не вернется никогда.
Рассматриваю себя в зеркальце - это атас, конечно.
Покидаю аптеку в расстроенных чувствах, не то слово. От отчаяния прилив сил неожиданный.
А может придумаю все-таки что-то? Как-то склею все, Васе обьясню. И не уеду из Васильков. Найду укромное место, где жить-куковать. Загродский не будет меня искать по всему поселку. Он растягивать любит, подождет пока опять не предоставится возможность меня в угол загнать.
Кулаков, оказывается, машину подогнал к аптеке. Торчит у капота, курит.
- Сядь в тачку, пожалуйста.
Смотрит как-то мимо меня. Вообще не знаю, что ждать дальше. Он явно предугадывал, что вскроет нечто коварное в ситуации с деньгами. Мол, промышляю чем-то. Может быть, даже врагов его обслуживаю. Эх, Кулаков.
- Дай затянуться, - прошу его.
Прислоняется к капоту. Удивлен, но сигарету протягивает. Затягиваюсь два раза, самое оно.
Когда возвращаю, он ее выкидывает и меня к себе притягивает. Будто наконец-то решился.
Целует прерывисто: останавливается, смотрит и снова глубоко в рот проникает. Я неуверенно обнимаю его ладонями за лицо через некоторое время.
Тогда Кулак охватывает рукой всю мою голову, и поцелуй переходит все мыслимые границы для нахождения на улицы. Но нас вряд ли кто увидит из-за его хватки.
Дышим друг в друга, скрытые его руками от улицы и неба, как в убежище.
- Я не буду трахарем, поняла? Я не парниша тебе для перепихона. Ты меня на полную идиотом выставила.
- Ничего подобного, - возмущаюсь, а он носом об меня трется. - Мне баннер повесить надо было обо всем?
- Не спорь, ну ты. Ты оскорбила меня, вот как ты любишь говорить. Неуж не понимаешь?
- Вася, - пыхчу я, - да у меня и в мыслях такого не было. Боже, я не хотела тебя обидеть. Чем? Что я такого сделала?
- Дурочку не строй. Упрямство твое обезбашенное. Это людей в могилы сводит, Алиса.
- Не говори так, - шепчу.
- Что не говори так? Зачем ты деньги оборвышу еще даешь? Если у самой не было.
- Хватит называть его так! Я ему помогу, вот увидишь.
- Ты себе помоги сначала. Ты уже помогла, блядь, ему, когда упала и лицо разбила. Он еще отвечать за это должен.
Совесть мучает, острыми зубцами пилы царапает прямо по гортани. И синяк на скуле дергается.
Он замечает: явно что-то не так, но понимает все по-своему.
- Не хочу грустную мордашку видеть и не буду. Давай, придем после совещания и все расскажешь мне. Прям вот все.
- Но инспекция после совещания!
- Инспекция, - цедит он, - посидит до завтра. За мой счет.
- Ты не злишься на меня больше? - не выдерживаю. Ненавижу ссориться.
Губами прижимается, а потом аккуратно упирается лбом в переносицу мою.
- Потом скажу. Когда все узнаю. Я понял, что ничего о тебе не знаю. Ты слышала, что сказал я? Я тебе не трахарь.
- А кто? - шепчу.
- А то. Вот расскажешь, то и узнаем.
Как-то выдерживаю этот удар. Сердце впору ученым изучать. Новый элемент из таблицы Мендеелева.
Думала, хоть скажет «парень твой» или «мужик твой».
Зачем смотрит глазами такими теперь всегда? Будто мы с ним связанные крепче некуда.
Впечатлительная я. И с оптимизмом всегда перебор был.
- Погнали на совещание блядское, а потом телефон тебе купить.
Я неуверенно улыбаюсь, залазя в Куллинан. Тоскливо, но что я поделать могу? Кулаков, наверно, ни с кем отношения не заводит. Он неожиданно страстный… в межличностном контакте. Может, ходок по женщинам: быстро распаляется, быстро угасает.
Васильки такие забавные из его массивной помпезной тачки. Я рассматриваю все, как в первый раз. Васе нравится наблюдать за моим весельем.
Но потом он заворачивает к Гостинице, а не к Дому Культуры. У меня такая паника начинается, страх волной к горлу подкатывает, что все летит к чертям.
- Я забегу доки… Что такое?
- Хорошо. Только недолго.
- Нет, не хорошо, - ударяет он по рулю. - Ты немедленно ответишь. Я не слепой!
Кулаком словно молотом заряжает. Руль крепкий, добротный, а вот мое сердце трещинами расползается.
- Воспоминание плохое, - задушено говорю, - очень плохое. Разнервничалась.
Дверь мою он открывает в ледяном бешенстве.
- Пойдем, свежим воздухом подышешь.
Выхожу из машины, замедленные движения саму раздражают. Смотрю вокруг: обычный день, обычные люди, цвета… такие яркие.
Загродский уже уехал. Успокаиваю себя, повторяю мысленно, как заклинание.
- Я пройдусь чуть с тобой, а потом вернусь, - смело говорю Васе, хотя внутри все колошматится. В ладонь он мне впечатывает ключ от машины.
Плечом к плечу пересекаем парковку и прогулочным шагом заворачиваем к Гостинице. Слава богу, на крыльце Егор появляется, а значит, появился шанс отвлечься на разговор с ним.
Но что-то не так.
Егор мрачнее тучи.
Вспоминаю, что мой синяк он еще не видел.
А еще вспоминаю… Егор - единственный человек в Васильках, кто знает, как меня хотели выдать замуж за Загродского.
Потому что он лично с ним знаком.
И он точно знает, что Загродский меня избивал.
Нет, с ним точно никаких разговоров!
- Давай с другой стороны прогуляемся, - чуть ли не под руку Васю беру и поворачиваю.
Музыкант замечает нас и целенаправленно теперь двигается.
Его намерение перехватить нас достаточно очевидное, чтобы Кулак притормозил, оценивая шансы приближения Егора.
Однокурсник переводит взгляд с Кулака на меня, когда подходит. На синяке долго прищуром задерживается.
- Я видел его. Он уже уехал, - недовольно говорит Егор.
У меня все рушится внутри.
Шок, что Егор расценил ситуацию правильно… так сразу. Шок, что теперь Вася узнает. Так быстро.
Я уеду сегодня отсюда. Чувствую, как сердце, обернувшееся чугунным, уже разрывается болью, а тело… оно словно бесполезным стало. Зачем мне оно? Но худшее еще впереди.
Лучи солнца кажутся фантастически яркими, будто я впервые в жизни на улицу вышла.
- Кого? - мгновенно реагирует Вася.
Взгляд Егора повторяет траекторию, с Кулака на меня.
- Алиса, можно с тобой минуту переговорить? - но смотрит на мужчину, настороженно.
- Конечно!
Мы отходим в сторону. Кулак сначала по инерции рыпается за мной, но обрывает движение.
Не сводит тяжелого, застывшего подозрением, взгляда с меня. Остался замеревшим на том же месте.
- Это что, синяк от него? - гневно спрашивает Егор. - Что он здесь делает?
- Можно я попрошу тебя, - говорю и смотрю умоляюще. - Пожалуйста, не говори Кулакову. Ты же знаешь, кто такой Загродский. И я не смогу… не смогу, если он узнает.
- А ты кто такой Кулаков, знаешь? - он искренне шокирован. - Алиса, вы же вместе? Да неважно, Кулаков и так все сделает. Подожди… это получается, ты с синяком… А он не знает вообще?
- Егор, - нервно сглатывая, пытаюсь объяснить ему, - это сложно все вышло. Мне сложно очень, понимаешь?
Он меняет позу, по бедрам себя ударяя, в глазах - участие. Сумбурно поглаживает меня по плечу.
- Блин, Алиса, я знаю, что в полицию бесполезно звонить, и твое семейство - уроды, но… Это же пиздец! - Он взмахивает руками. - Так пускай Кулаков с ним разберется! Он по заслугам наконец-то получит. Тот же его уроет.
И музыкант смотрит в сторону Кулака. Который не заметить это не сможет.
- Я прошу тебя, - начинаю задыхаться и путаться, потому что контроль над ситуацией улетучивается со скоростью света, - это Васи не касается. Я не хочу… ты понимаешь, я не могу, чтобы он узнал. И кто-либо вообще вокруг.
Я срываюсь, и на Кулака тоже гляжу. Он напряженно наблюдает за нашей беседой. Каждый шорох отслеживает. Все сканирует, на атомы раскидывает.
Веретено лжи становится невыносимо тяжелым.
- Нет, - качает головой Егор. - Извини, но нет. Он еще, получается, сюда приперся.
Я раздраженно повожу плечами, и, по лицу руками скользя, стараюсь не задевать скулу. Еле на ногах удерживаюсь, когда Егор обходит меня.
Испуганно и виновато гляжу на Васю. Все кончено. Все выплывет наружу.
Пытаюсь глазами ему сказать. Что-то. Но я сама не понимаю что.
Он явно старается оценить обстановку. Обычно Вася хмурится, как способ преодолеть замешательство. Но сейчас выражение на его лице столь напряженное, что любые экспрессии отсутствуют.
К моему ужасу, однокурсник к Кулаку не направляется.
А я уже себя выдала своим поведением. Замкнутый круг. И я в центре. Я сама его нарисовала, и теперь мне его разрывать.
Но Егор поднимается на крыльцо и поворачивается.
- Загродский его фамилия! Дмитрий Загродский, - дико орет он Кулаку. - Он вот только что уехал! Красный Бентли! Прости, Алиса!
Я прислоняюсь к ближайшей машине боком. Хоть на минуту, пожалуйста, отдохнуть. Перевожу опять взгляд на стоящего неподалеку Кулакова.
Наверное, в последний раз смотрю на него так. Сейчас кажется таким смешным, что я собиралась у него выиграть вопрос по спорткомлпексу и детдому. Никто не посмеет по скуле Кулакову давать, а если попробует - то получит ядренее в ответ.
Я все-таки спешу к нему, потому что обязана обьяснится, как бы то ни было.
Но даже не делаю и двух шагов, а он проговаривает.
Медленно, страшно, глухо. Одними низами.
Словно из загробного мира вернулся.
- Тебя ударили.
Он даже не моргает. Его обездвиженность настолько неестественная, что я невольно шаг назад делаю. Потому что его оцепенение сопровождается потемневшим лицом.
Тень на его облике столь реальна, что оттеняет бледные губы и острый белесый кончик шрама, ящурным хвостом тянущийся к отсутствующему уху.
- Тебя ударили.
- Вася, - чащу и чащу, - эта ситуация реально вышла из-под контроля, потому что… так получилось. Я умоляю тебя, не делай выводов сразу. Пожалуйста!
- Тебя кто-то ударил, - говорит он, снова в трансе.
- Это неважно, - я начинаю заикаться, - просто удар, ты не понимаешь…
Он пробуждается, на звуках моего прерывистого голоса. Словно то, что я упомянула удар, делает все сказанное - правдой.
И бросается в сторону машины.
Я бегу за ним, сломя голову.
- Вася! Ты куда? Нет!
Ключ! Ключ-то от автомобиля у меня.
В неистовстве Кулак дергает дверь, и подошвой в железо со всей дури впечатывается.
- Пожалуйста! Выслушай меня! К-куда же ты!
Он выхватывает у меня ключ, даже на миг не взглянув.
Когда бросаюсь за ним, к дверце, Кулаку достаточно одного движения, чтобы отодвинуть меня и захлопнуть водительскую створку.
Я кричу ему, но он газует. Пытаюсь обежать с другой стороны, когда он задний ход дает. Но все бесполезно.
Машина срывается с места неровными колесами, и берет такую скорость, что горожане останавливаются и показывают на нее пальцем.
Глава 26 АЛИСА
Егор уговаривает меня пойти на совещание.
Иду, потому что автоматизировано все делаю.
Ноги переставляю, глазами смотрю, языком говорю. Беседу поддерживаю.
Механизировано мозг воспроизводит что-то очевидно разумное.
В Доме Культуры свет вырубается, и сумасшедшая беготня начинается. Там, оказывается, половину города отключили. Мэр отвлекается, а мы фигней страдаем.
Консультанты-доберманы уже как полнокровные жители Васильков. Витя рыбачит на досуге, а второй консультант - Саша - жену перевез в поселок. Целью собрания большего всего секретарь интересуется. Это тот, у которого школьные каникулы.
Я сейчас все нажитое готова отдать, чтобы телефон у меня появился. Мне почему-то кажется, что мои звонки что-либо исправили.
Когда прошу однокурсника Васю набрать, то гудки долбят мне прямо в виски. Не отвечает.
Даже не представляю сценарии, которые там сейчас могут проигрываться.
На третий час взглядом цепляю место, где Кулаков всегда сидел, и пронизывает меня четкая мысль. Как катана в плоть по маслу заходит.
Если Загродский навредит Васе, я убью его.
Может, я себя защитить не могу. Но я не позволю причинить вред ему. Любой ценой.
Неважно, какой мощный и опытный Кулаков.
Загродский - невероятно влиятельная персона. Катастрофически мстительная. Сумасшедшая по-иному.
Стук и треск открывающейся двери, сопровождающие появление Кулака в конференц-зале, опилками оседает у меня в голове.
На мгновение мне чудится, я ополоумела и вижу то, чего нет.
Насосом легкие его накачиваются, когда он останавливается после входа.
Руки избиты, кляксы засохшей крови припорошены пылью и рябью грязи.
Взмокший, как борец на ринге.
Волосы будто отросли и зачернели больше за пару часов.
В глазах - ртутная вязь ярости, смоляная мгла чертовщины.
Что-то дергается на грузном лице. Не могу отследить что… кажется, не в одном месте.
- Чувак, - шепотом тянет потрясенный Егор.
Мэр и слова выдавить не способен, консультанты переглядываются, а секретарь… Я отмираю, заметив, что подросток телефон прямо держит. Таким образом, и фото можно сделать.
- Положи телефон на стол, - приказываю мягко, - чтобы Анатолий Иванович видел.
- Иди сюда, - приказывает Кулак и это он мне.
Когда приближаюсь к нему, о страхе и мысли нет, но когда он берет меня под локоть - скользкой рептилией опоясывает осознание, что нам сейчас придется разговаривать.
Он ведет меня не к машине, а напрямую к Гостинице, через улицы, перекрестки, проспект.
Скованно удерживая за локоть, будто я под конвоем.
Незнакомые прохожие бурно реагируют на наш вид. Его - окровавленный и мощный. Мой - избитый и хрупкий.
В Гостинице он приказывает Светлане провести нас в комнату для встреч, но тут я вырываюсь. Пока она готовится к инсульту, Кулак впервые за последние десять минут смотрит на меня.
Берет опять под локоть, и ведет по лестнице в свой номер.
На втором пролете понимаю, почему он хотел в комнату для встреч. А не в номер.
В комнате скрывается в ванной на некоторое время. Я на стуле сижу и слушаю как цифровые цикады разрывают его планшет перекликиванием, сообщение за сообщением.
Кулак даже майку не натягивает, когда в спальню возвращается.
Хочу спросить, не помочь ли с ранами на руках, но во рту царит забвенный паралич.
Что-то во мне надрывается - будто внутренности бутафорией оказались и сейчас с них шелестом фольгу срывают - когда он на корточки передо мной присаживается, с обнаженным торсом. О Боже. Это хуже всего. Я на грани слез.
- Когда это случилось, конкретно? - спрашивает он тихо.
- Ты… имеешь в виду… то? - выдавливаю и выдавливаю.
Молчит и смотрит долго. Злой и деловой.
- Да, - наконец уточняет.
- Вчера до обеда.
- Конкретная причина, почему ты не сказала и разыграла спектакль? Конкретная, без деталей.
Я вздыхаю, это длится минуту где-то. Процесс. Вбирания воздуха. Он за колено меня берет, не нежно и не успокаивающе. Просто в лапу цепляет, и нет больше коленка.
- Потому что… я больше всего на свете не хотела… чтобы ты узнал и разочаровался во мне.
Говорю правду, ибо физических сил на ложь нет.
- Это конкретная?
- Да, - шепотом отзываюсь.
- Ты покрываешь его? - очень ровным и очень злым тоном интересуется Вася.
Во все глаза в него смотрю.
- К-кого?
- Мразь эту. Загродского.
- Ч-что?
И от гнева у меня в глазах белым полотном комната покрывается. Я вскакиваю и бросаюсь к чему-то. К вешалке. Или к тумбе.
Я разворчиваюсь к нему, едва не раздирая себе лицо пальцами.
Он вскакивает, но я уворачиваюсь, а затем хватаю его мышечную плоть у плеча.
- Покрываю, - ору я так, что горло саднит мгновенно, - его?! Как! Как ты смеешь! Чем!
Кулак хочет за талию меня перенести куда-то, но эта песенка спета.
Все. Сейчас все будет кончено. Безысходность встречает меня плотной тишиной. Я слышу тишину. А потом я слышу звук, что ее пожирает. Звук что есть всхлип. Мой всхлип.
Я больше никогда не смогу вернуть это обратно. Он увидит, кто я есть. И, конечно, все будет кончено. Я не выживу в его презрении к себе. Это противоречит моему выживанию.
Останавливаю мышцы лица руками, чтобы хоть какую-то отсрочку получить. Слезы уже пролились, но это ведь только начало.
Я отшагиваю, и отшагиваю, и отшагиваю от него, а он прет. Комната заканчивается.
Отворачиваюсь к неровно прокрашенной стене, прячусь. Как ребенок.
- Он больше не тронет тебя. Вообще. Алиса, это первый и последний раз. Больше такого вообще в жизни не будет. Никогда. Я обещаю.
Прямо в спину мне говорит. Близко нависает, на волосы сверху дышит.
Я касаюсь одной ладонью стены.
- Где т-ты был, Вася? Ты… видел его?
Обнимает меня за талию, всей длиной руки притягивая на себя. Хорошо, что лица моего рассмотреть не сможет. Я срываюсь на плач, толчками и месивом всхлипов выдавливаюсь вся наружу.
- Сломал ему все, что поломалось. Если не найдут там на дороге, то так и сдохнет. А ты, давай, выкинь из головы. Я знаю, кто он. Не переживай. Живой власти у него нет и не будет уже. Он на востоке болтался годами, здесь - это значит сбитый летчик.
- У т-тебя будут неприятности!
Голова кружится, как от годового обезвоживания. Я не переживу, если Вася пострадает из-за этого. Это форменный ад, это все моя вина.
Жизнь мне нужно было жить по-другому. Еще в двадцать лет перевернуть все, а не зализывать раны, и сначала ждать, что случится чудо.
- У меня каждый день неприятности. Единственная неприятность, что меня парит - это то, что ты наделала. Ты меня с землей ж сравняла. Все вокруг знают, почему у тебя… почему на лице у тебя это, а Вася Кулак как тупая шавка.
Выворачиваюсь раньше, чем думаю. Сквозь сопли и поток слезы, взрываюсь еще большей истерикой:
- Никто! Никто не знал! Что ты несешь! Да я… Ни за что в жизни! Я никому не говорила сейчас!
Голову мою боком к своему лицу прислоняет, обхватывая ладонью не глядя. Мелкую дрожь пытается успокоить, а зря. Это не закончится. Точнее, я закончу это сама. Все это. Нас. От этого тоска такая беспросветная берет, что реву еще больше.
- Твою мать, Алиса, - выдыхает он, - скажи, что сделать, ты не смей так плакать. Почему, тебе больно, может, где?
Шерлок Холмс, хочу крикнуть сквозь рыдания. Больно где. Везде!
Хочу человеком без сердца жить. Смотрю на руки свои сквозь пелену, а они чужие. Диссоциация.
- Н-не могу остановиться! Отпусти меня, ну отпускай.
Он только крепче в себя сжимает, совсем свободного места не осталось.
- Не смей плакать, я прошу тебя, ну, - губами греет каждый клаптик лица и сдавленно произносит, - будь умницей, маленькая моя, и больше не плакать.
Если бы это было так просто. Отворачиваюсь, временная передышка накатывает: пустоту чувствую и усталость.
- Вот так, - шепчет он, - блядь, это же… не делай так. Я себя бояться начинаю, и это после сороковника. Почему Егору рассказала, а другим всем нет?
Смотрю в стену, и один раз провожу по его грудине рукой. Не глядя. Хочу почувствовать, возможно, в последний раз.
- Потому что я не говорила Егору, - отвечаю режущим, но механизированным голосом. - Он сам догадался. Меня замуж выдавали за Загродского в институте, и Егор знал его, как и все в этих кругах. Как и все догадывались, что он меня избивает. Мы даже не встречались. Он бил… меня за это. А теперь отпусти меня.
Я отталкиваюсь, но он мне в лицо свистом воздух забивает.
- Стоять, - сипло заряжает, и я голову вскидываю, будто это поможет вырваться, - стоять, Алиса, ты… Если есть еще хуевые новости, то по пунктам мне сейчас выложи. Сейчас же. Стоять!
- Вася, - плачу я, - отпусти меня.
Когда он разжимает руки, я уже набираюсь сил, чтобы до выхода добрести. Только в коридоре своего этажа понимаю, что он за мной пошел.
Мотаю головой. Не смотрю на него.
- Иди отдыхать. Я дальше… сама.
Взяв бутылку воды и легкую шаль, потом дошагиваю до участка Сергея Степановича. В избе горят светом окна. Это хорошо, ко сну с Ваней готовятся.
За сеткой первого участка есть поросли, что ведут к дальнему саду без построек. Роскошные фруктовые деревья у Сергея Степановича, с Ваней мы постоянно тут тусовались. Правда, пока через сетку пролезешь, год пройдет.
Выбираю приют из дров-порубленок поближе к границе с полем. Здесь меня никто не услышит.
Плачу часа три, наверно. Это нормально. Накопилось, да и физическую боль тяжело переношу. Делаю вид, что ничего, а на самом деле… коплю и коплю, потому что не хочу в злость вымещать. Злюкой быть не могу. Лучше плакать. К сожалению, многие подобного выбора не разделяют.
Это не мир терпил. Это мир тех, кто дает по морде и тех, кто может сдачу дать.
Не знаю, что завтра делать буду. Не хочу, чтобы отношения с Васей медленно умирали. Отношения! И того нет.
Это не страшно, что я Васю полюбила. Я почти всех люблю. Страшно, что в Кулака я влюбилась, бесповоротно и крышесносно. Такое в первый раз приключилось.
Что-то мне подсказывает, что и в последний.
Судя по шуршанию, под порубленками гадюки загнездились.
Эх, укусят меня если - ну это закономерность уже тогда. Ржу наедине с самой собой, одновременно с последними заходами слез.
Ох, теперь тащиться в отель обратно. Я даже фонарь не взяла. Классика.
Дохожу до порослей, и мои легкие разлетаются, повисая будто в воздухе растянутой паутиной.
У выхода с участка, тоже на дровах, Вася сидит-ждет. Ни черта не различаю, кроме его силуэта.
Чувствую себя невесомой, так медленно подхожу к нему.
Мрачнее некуда сидит. В майке, которую впопыхах натянул, потому что та явно не свежая. Локти грузно поставлены на колени.
- Ты… ты здесь сидишь? - таким слабым голосом спрашиваю, что первое время боюсь, он меня не расслышит.
- Пошли домой.
Поднимается степенно и ладонь мою грабастает. И прямо вот кулак вокруг нее собирает.
- Ты все… ты все слышал?
Новых слез не будет, потому что все вышло за пределы физических возможностей организма.
Как и моего фильтра, когда говорю.
Иначе бы не спрашивала: так беспомощно и так очевидно. Не показывала бы, что расстроена, как мою слабость обнаженной увидел.
- Пошли домой, - повторяет он настойчиво.
В отель именно что и бредем. Кулак даже пару раз камушки под ногами перебрасывает туда-сюда. Коммунальщики нас хором приветствуют. На одной из центральных улиц ночью асфальт планируют латать.
В номер меня свой ведет. Толку спорить?
- Есть хочешь? В туалет?
Мотаю головой, не скрывая недоумения.
Он усаживает меня на кровать, и я вздыхаю, отрешенно.
Кулак раздевает меня. До того, как он стянет с меня белье, я мямлю:
- Вася, ты очень злой на меня, понимаю, но я сейчас реально не в состоя…
- Я знаю, тебе тяжело сейчас, но не спорь. Не сегодня. Не вот сейчас. Не сопротивляйся. Я предупреждаю тебя. Смирно сидеть.
Я отвожу взгляд, и он стягивает с меня лифчик и трусы. Потом проводит по груди обеими руками. Оставляет только большие пальцы, которые соски медленно трогают. Это даже не ласка, он будто проверяет затвердеют ли они.
Но возбуждение сладостью тянется, по жилам даже до волос на голове теплым медом дотягивается.
Украдкой смотрю, а он заторможенно следит за собственными движениями. Как в трансе. Напоследок невесомо ребрами ладоней по выпуклостям проходится, и соски нежно ласкает.
Почему-то в этом всем нет ничего эротического.
Раздевается сам догола. Меня набок укладывает, и грабастает все тело в себя, как ковшом трактора.
- Вася, - шепчу через некоторое время, зная, что еще не спит, - извини меня. Я не хотела тебя обидеть.
Его рука трогает мякоть моего живота - не гладит, а мацает и жестко удерживает.
- Седня самый тяжкий день моей жизни, - бормочет Кулак, - ни хрена непонятно, а ты - моя от и до. От и до, понятно так? Вот это понятно. Вот так будет-то. Проблемы все ко мне. Я их решать буду. А ты не плакать. Потому что, клянусь… Все, забей.
Глава 27 КУЛАК
Стою, жду. Курить стал больше, поэтому никотин в дыхалку загоняю.
Витрины обстреленные еще не заменили. Видать, усатый этот выкобенивается, ищет окна подешевле.
Идет, чуть ли не припрыгивает по тротуару раздолбанному. Фея моя, Алиса.
Сильно красивая, сильно добрая, сильно все вообще. Только не сильно моя.
Но это мы еще посмотрим. Я этого так не оставлю. Дороги другой нет и не будет.
Вчера за целый день наговорились на несколько жизней вперед. Точнее, она рассказывала, а я слушал. Мне деталей не нужно обычно, но тут сам стал вытаскивать все из нее.
Наломала дров, конечно, моя фея, но я и сам молодец.
Не хотела она все это время меня оскорблять или носом тыкать. Знаю же. Она и дьявола намеренно не обидит.
Но не воспринимает она меня как полноценного мужика. Такой, чтоб сказал - и она слушаться побежала. Нормальный бы с ней строже и порасторопнее был бы, а я…
Одно - это то, что я перегибаю палку, как всегда с ней, с наездами рядовыми. А другое - это то, что я слово новое в своей жизни отыскал. Долго не мог сформулировать.
Но тогда в парке, она стояла такая потерянная, но упрямая, а бабло вокруг валялось, - смекнул окончательно.
Вместо того, чтобы ее по струнке строить и крутить куда надо, я всегда перевертышем оборачиваюсь и нежностью меня топит. По макушку самую. Смотрю в эту мордашку насупленную, или если она губы закусывает, или нервничает заметно - и все. Не хочу и не могу давить. Хоть убей. Хочу, чтобы радостная была и моя. Только моя.
В этом-то и проблема, сто пудов.
Радостная и моя - что-то не шибко сочетаемое.
Ладонь ее в своей фиксирую, и в парк топаем, потому что погулять Алиса сегодня хочет. Надеюсь, к пруду не пойдем, я психованным шибко стал. Туда пока лучше не ходить.
Визит инспекции вчера прошел путем, потому что я заранее обо всем договорился. Они взяли на вооружение все замечания Алисы и сказали, что учтут.
Учитывать они, естественно, ничего не собираются, но я заставлю их. Пускай разрешение будет, но нормы соблюдаем, как она говорит. Может, меньше сделать спорткомплекс, дабы не рисковать. Или стадион вынести на дальний пустующий участок. Там склон придется переделывать, но ничего.
Следующая инспекция там по сохранности чего-то, потому что деревья старые корнями торчат на территории. Тут еще не договорился. Подождет малехо, теперь время архитектурный проект фигачить.
Это все нам на совещании решать предстоит, и что дальше с Уставом будет, в сочетании с проектом, но я совещание сегодня и завтра отменил.
Отдохнем немного. Алиса перенервничала последние дни.
Загродского, естественно, я сейчас ни за что убивать не буду. Еще чего. В тюрягу его отправлю, чтобы хорошо мучился перед смертью.
Ну, еще раз, может, все ему переломаю. Спасли его, конечно, с дороги, в больничке лежит. Прокурор мне звонил, поржали мы знатно. Я после войны с Карелином, всю прокуратуру переставил, мои теперь по верхам.
Алиса мороженое хочет. Смотрю, как ест. Синяк только сейчас рассасываться и сходить начинает. Ненавижу. Как тогда вечером в первый раз разглядел, думал, ядеркой разойдусь по швам и сдетонирую.
Вечером в номере резвимся. Я стопориться пытаюсь, но что-то хуево пока выходит. Не хочу грубым быть, но руки крепче тянутся держать ее изгибы. И вот чтобы она на мне только концентировалась. Долго. Только на мне.
Честно говоря, до сих пор не верится, что Алису я оприходывал.
И что ласковая она и целоваться просит и трогает меня везде и мычит прям от меня.
Колдовство какое-то, это все. С самого начала. Не знаю, может, ее тоже затронуло чуть. Меня-то, бля, заштормило и на дно самое. Не знаю, что за херня, потом разберусь. Самое главное - зашибись так было ровным счетом никогда.
Затем с утра я остановиться не могу, переклинило всего. Не выпускаю ее, даже звоню, чтобы еду со столовой в номер принесли.
Заходимся в крышесносных оборотах, как угодно и чем угодно.
Она мне отсасывает наконец-то, и я хочу бесконечно втыкать, как Алиса старательно и страстно все выделывает губами и языком и щекой.
Стегает головку языком она, и сама от этого стонет. А говорят, рая не существует.
Довожу ее до поскуливания своим ртом, бальзамом на душу каждой децибел ложится. Вот так теперь будет. Не соскочит она, не соскочит.
А потом, средь бела дня, прямо до обеда, она на меня сверху залазит, и это все… Елозит сначала, а потом скачет. Как уверенности набралась, так прыгает и гнется на мне, беспомощная от собственной безудрежности.
Все, решаю я снизу. Все. Теперь только так любиться будем. Вот только так. Видно отсюда прямо, как я в ней исчезаю и пожираю, сиськи налитые колышутся, бедра расползлись и дрожат. И мордашка ее… Воздух ртом заглатывает. Без воздуха и мгновения не может. Повезло воздуху. Ну это мы еще посмотрим. Я вместо воздуха буду. Скоро. Когда-нибудь.
Смешно, конечно, позже становится. Не будем, конечно, только так трахаться. По-разному будем. Понравилось просто очень. Я такого еще не видел.
Измучалась вся от марафона, но безотказная. Злюсь на нее, хоть и вижу, что хочет сама сильно. Но влепила бы мне оплеуху хорошую, чтобы отстал. А она только нежится ко мне, ну а я, как дурак полнейший…
Теперь снова в качалку надо почаще заглядывать. Чую, дальше только жестче разойдемся, а я давно на спорт подзабил. Хорошо, хоть больше не отстреливаюсь за две минуты, как долбанный автогонщик.
После душа Алиса грустнеет как-то, хоть и смягчает улыбками своими красивыми. Не могу въехать почему, потом украдкой вижу, как зеркальце из сумки достает и надовольно скулу рассматривает. Там синяк сегодня неожиданно расцвел фиолетом.
Ненавижу.
Не хочу повторять ей, мол, я этого так не оставлю. Скажу уже, как дело сделаю.
Одна только мысль, что ей там где-то больно делали, в прошлые годы, а я сидел ровно где-то и ни хрена не знал и ни хрена не помог… Нужно было искать ее еще тогда. Смешно в такое верить или не смешно, но факт: нужно было.
Я их урою всех. Родителей ее уничтожу. И брата-недоумка. И всех, кто не помог. Не сразу, но я подожду. Список соберу, давно пора было учиться последовательности. И от их жизни прежней только обглоданные кости оставлю.
Она еще и стесняется. Словно она что-то плохое сделала. Сказала мне, что стыдно, потому что отпор не дала и терпела. Еще как-то странно это все оформляла. Вот бы в башку ее красивую заглянуть.
Вечером в кафе зависаем, как нормальные люди. Едва не теряю вожжи от бешенства, когда вижу, что адекватно она ест, намного больше, чем раньше. Еще утром заметил, но тогда подумал, голодная очень.
А сейчас понятно. Идиота из меня полнейшего сделала. Сидела тут, экономила. Жратву. Ненавижу это. Раньше сам голодным был, не хочу вспоминать. А теперь никогда голодным не буду, и не потерплю, чтобы Алиса себя ограничивала.
А под ночь, значит, новость чудесную узнаю. Прям заебись, че.
Алиса собралась к усатому этому старику, Сергей Степановичу, на участок съехать. Потому что, видите ли, он обижает оборвыша. И вообще оборвышу помощь нужна, а на отель она деньги тратить не хочет, когда вот Сергей Степанович ей за бесплатно пристройку предлагает.
Что ни день, так мозговъебенный сюрприз. Я думал, у меня житуха закрученная, но боевая фея реально ни дня без поворота.
Значит, оборвышу помогать нужно со всех ног бежать, а меня в отеле можно так оставить? Этот паразит - безнадежный, что она за него вцепилась?
Не видит что ли, пропащий он? Нищий, голодный, уже воровать начал.
Всем плевать на него, кроме Алисы.
Он никому не нужен и никого у него нет. Пусть так и будет, ему на пользу пойдет.
А любезность Сергей Степановича - подозрительно… Он же ее постоянно критикует, единственный в городе. И что бездельница она, и что вертихвостка.
Но я видел вчера, как он брови сдвинул, когда синяк разглядел. Думает, небось, я ее прикладываю.
Сказать, что бесит - ничего не сказать. Сдерживаюсь только потому что здесь она пострадала, а не я, и не хочу сверху переживаний ей набрасывать.
Но этот усатый проныра явно задумал и фею мою поэксплуатировать. Жить с ним на одном участке! А я в отеле должен сидеть?
Нажимаю на Алису, что я отель оплачу. Вообще все оплачу. Она смеется, бестия! Говорит, у нее самой денег полно, только в нале нет. Ага-ага.
Про оборвыша и слушать не хочет, покрикивает даже на меня, чтобы не оскорблял его. Паразит он и есть паразит, и чем раньше она это поймет, тем лучше.
Короче, перевожу ее вещи следующим днем к этим двум доходягам. Не будет же она одна тащить!
Пристройка со стеклянной мансардой оказывается куда более презентабельным и обустроенным местом, чем представлялось. Даже ванная полноценная имеется.
- На мансарде можно лежать и на звезды смотреть, - вздыхает она.
Хм, а че на них смотреть-то?
У меня в Роллсе тоже звездное небо под крышей.
Ну, коли хочет, будет космос рассматривать, а я - ее. Желательно без тряпок.
Смеряю оборвыша давящим взглядом. Не прогибается, хоть какой-то стержень в наличии. На Алису исподтишка смотрит восхищенно и завороженно. Ага, нашел себе добрую фею, чтобы из нее веревки вить. Но это мы еще посмотрим.
- Базилио, я запрещаю тебе наведываться к вертихвостке после вечери, на ночь глядя! Какая бы она не была, она - приличная девица, ей еще замуж выходить.
Взьерошенная Алиса порывается что-то сказать, но я быстрее:
- Да на здоровье. Запрещай сколько хошь, я-то здесь причем.
Старикашка хмурится из-под кустистых бровей.
- Я еще не получил компенсацию за испорченное имущество! Вензель…
- Если будешь к Алисе цепляться, то и гостиницу твою куплю. Правда, не у тебя куплю, - и добавляю во взгляд туч потемнее.
- Вася! - возмущается она. - Сергей Степанович! Мы же договаривались. Ну что за склоки. Я иду за яблоками!
- Буржуй! - кричит мне вслед усатый. - Прохиндей! Я этот город с нуля строил. Ваня, немедленно сюда мою палку!
К ночи идем покурить в дальний сад, но Алиса сразу мое коварство раскусывает. Сарафан такой на ней еще, легко задрать.
Сначала на бревнах устраиваемся, и я на весу ее держу. Это прям хорошо. Хорошо, ибо глубоко. И мычит она беспомощно до дури.
А потом мне природа в голову ударяет, и тяну ее прямо на траву.
Возмущается недолго, потому что удар букашек и тварей ползучих беру на свою спину, а Алиса сверху усаживается. Когда ее бедра устают, сам снизу засаживаюсь. Моя скорость сводит нас с ума, и разбиваемся вдребезги.
Сводит с ума, потому что затем по траве катаемся, и я ее запястья в плен беру, а она хихикает. Хорошо на свежем воздухе, прямо в гуще природы.
По всему ее телу губами прохожусь, клеймо за клеймо жаром выдаю. За бок прикусываю, и за пухленький лобок тоже. Потом киску дразню и остановиться не могу, а она там наверху метушится и извивается. Улыбаюсь прямо в складки, потому что она явно воображает, мол, незаметно, как всегда старательно контролировать себя пытается.
Кровожадно мечтаю, как растяну ее чуть сильнее через полгодика. Под себя, потому что тугая она еще. Мечтаю разок выебать ее добротно, ей точно понравится.
Плевать, как низко и подло, но хочу ее на экстаз подсадить. Потому что это то, что тут происходит - в экстазе барахтаемся каждый раз. Но Алиса стесняется слишком, и долго я терпеть не намерен. Невозможно было и представить, что… чувственность такая, как у нее, существует.
Она создана… для любви. Поднимаюсь выше, к грудкам возбужденным - ну вот, как только упиваюсь ими, она мне башку отталкивает. Мечтаю, как она сможет кончить только от моих слюней на сосках. Она ведь сможет.
Нет, на природе лучше всего. Потом соплю ей в шею, как изливаюсь внутрь, а она раздирает мне спину.
Когда бредем обратно, она такая уставшая, что подхватываю ее на руки, под коленками, а Алиса даже не сопротивляется, только голову мне на плечо пристраивает.
Ее переезд теперь не так уж паршивая идея, если прогонять не будет. С усатым и оборвышом я сам разберусь.
Вскоре предупреждаю Марата, что нужно на самый крайние меры переходить. Я не позволю разгуливать свободно мразе, что Алису в колодец толкнула и меня подставила.
- Это не вымогатели, - качает он головой. - Кто-нибудь да слышал бы о такой работенке, а новичок на тебя не попрет. Это личным попахивает. И знаешь, это скорее о ней, чем о тебе. Тебе подставить хотят, как стрелки перевести дешево и сердито.
Мне услышанное совсем не нравится. Марат свое дело знает. Про обстрел тогда - отдельный эпизод.
Обсуждаем варианты. Вынужден сказать ему о Загродском, но только в контексте последнего случая. Отсекаем этот вариант.
- Какие у нее враги быть могут, ее все обожают. Она не способна вызывать негативные чувства.
Марат прочищает горло громко и как-то странно, но отвечает только через пару минут.
- Есть два варианта. Могу прощупать всю ее подноготную, чтоб она не знала. Могу прощупать, чтоб она участвовала и поясняла.
- Не копайся, - сразу же отрезаю я - в ее делах. Это закрытый вопрос.
- Тогда это не крайние меры. Собственно, больше ничего не остается.
Нет, никакого раскапывания инфы про нее я никому не позволю. Миллион рисков для будущего. Дело вовсе не в том, что она обидится, а в том, что я не позволю координированный сбор сведений о ней. Чтобы никто и никогда не смог использовать.
- Поставь слежку, Кулак. Пускай пасут ее. Будешь спать спокойно.
- Это исключено. Ты же знаешь, как я к этому отношусь.
У меня охраны никогда не водилось и на это только в двух случаях пойду. Поставить сейчас над ней колпак, это, значит, наша с ней жизнь окажется под прицелом. Да я лучше руку себе отгрызу.
- Будь осторожен, - вздыхает безопасник. - Это ты сам кого угодно прихлопнешь быстрее, чем тройня спецов. А это телка, которую в колодец толкнули.
- Полегче, ты о моей женщине говоришь, - быкую я, и это не формальность. Поедет на кладбище, если пренебрежение тут будет выдавать. Станет показательным примеров всем остальным. Люблю такое. Можно креативность проявить, костей у человека много.
- Так прикрой тыл девушке своей. Вероятность есть вероятность.
- Я подумаю.
Не знаю, с какой стороны к этой мысле подступиться. Но если есть риск, упрямничать - смертельно. Сам ей это объяснял.
На совещании наконец-то формируем конкретный план действий. Алиса будет сопровождать подготовку к архитектурному проекту, а все возникающие поправки и условия будут вноситься в Устав после совместного одобрения.
Она несколько удивлена свободой такого шага. По мозгу мне реакция спичкой чиркает. Я же сказал: компромисс будем искать.
Все довольны. Консультанты давно ее почти как союзницу воспринимают. Фея моя, она - массового поражения оружие.
Глава 28 КУЛАК
Давно арендовал для Игната и ребят что-то наподобии офиса рядом с центральной улицей, и сейчас себе кабинет там тоже выделяю.
Чуть не разламываю кружку, когда одним полуднем туда вбегает раскрасневшаяся Алиса.
Нервы ни к черту. Все еще думаю о приставлении нам охраны. Уже больше склоняюсь к необходимости. Мда, больше никаких сладких жарких скачек в фруктовом саду.
Оказывается, у соседки Миры Никоновны рожает корова, ветеринар в деле, но животное завалилось и нужно перевернуть.
Со вздохом иду спасать корову. Один из бойцов вызывается помогать, потому что коров он, по его словам, хорошо знает. Совсем юнец. Еще не знает, какое погоняло за ним закрепится завтра - Предводитель Телок.
Вот она, суровая бандитская реальность в Васильках.
Где единственная угрожающая мафия - это церковный хор.
Который взломал Тик Ток Егора Лина с двумя миллионами подписчиков и разместил там извинение перед фанатами за малый размер детородного органа от имени рок-музыканта.
Как говорится, Бог простит.
С коровой больше Артем справляется, а я руковожу процессом. Хозяйкой роженицы оказывается женщина, что обвинила меня в расправе над Алисой. Она избегает смотреть на меня.
Отмываю руки от грязи в предбаннике дома, так как пришлось корову все-таки вместе на дорогу тащить.
Окно в беседку выходит, и хозяйка присоединяется там к Алисе. Прислушиваюсь, когда разговор обо мне заводит:
- Алиса, Алиса, надо ли тебе оно. Не обижайся, но поматросит и бросит. Ты ведь немолодая уже. Какой же он парень тебе, такой?
Замираю, когда ответ слышу. Деревенеют даже десна. Пульс как в дубовой коробке бьется. Ту, которой обычно гвоздями закалачивают - и в землю.
- Так Вася мне не парень, Мария Георгиевна, - смеется, - да и посмотрите, какой век на дворе. Ну что вы. Все хорошо будет!
- Ой Алиска. Мы ж тебе добра хотим. Плакать потом будешь. Давай я тебя с племянником своим познакомлю. Он механиком в рейсы ходит, серьезный парень, жену ищет. Ну давай. У этого же таких девочек, как ты, в каждом городе.
Даже если я оказался и «не парнем», механик в рейс следующий без яиц пойдет, если что. И члена тоже.
И каких девочек, епта? Откуда они это все берут. Я в жизни никогда ни с кем не встречался. Вообще. Никогда. Только с Алисой.
То есть, и с Алисой, оказалось, тоже не встречаюсь.
- Спасибо, - частит Алиса, - я знаю, что вы хорошие. Просто я Васю люблю, ну что здесь поделать. Не все в жизни просчитывать по выгоде нужно.
- Вот поэтому ты и незамужем, - пыхтит Мария Георгиевна.
Я на руки свои смотрю, а они расплываются. Словно я в разгаре мутационного процесса.
Любит? Но даже не парень?
Это что за выеб мозга.
Любит меня?
Она так просто это сказала, а мне даже… ни намека на такое. Мне только недавно стала шептать, что хочет меня, и то - сразу как отжарю ее по полной и сам контакты кардиолога ищу.
Как это, мать вашу, сочетается с «не парнем»?
Я кто тогда?
Раскат злости неизбежен. Ибо вспоминаю, как предупреждал Алису, что трахарем не буду.
Теперь становится наглядно очевидным, почему все говорят, что женщин понять невозможно.
Любит?
Это… как вообще.
Она, конечно, сразу замечает сдвиг в моем настроении, но не расспрашивает. Хорошо, так как я понятия не имею, что вывалю на стол тогда.
Возможно, отымею ее прямо на проспекте. Такой вариант возможен. Ну, чтобы все видели. Тогда «не парень» у многих ассоциироваться начнет с конкретным парнем, что бы там она не говорила.
К вечеру злость клубком собирается в жаровне над ребрами. Подхожу к избе накрученным. Оборвыша, когда вижу его лохматую голову возле калитки, едва не отпихиваю. Куда на ночь глядя идет?
- Принесешь в дом дурь, поедешь на Аляску рыбу чистить. Или кормить. Знаешь, где это?
- Знаю! И я не такой!
- Я тебе сказал. А ты думай.
Алиса уже ко сну приготовилась, и телефон читает. Целует меня сладко, а я как паразит цепляюсь и сосу. Медовую сладость всю.
И захлопываю все это на тысячи замков. Нужна вечность, чтобы все обдумать. Я не вывожу. Извилины не вывозят, и жаровная над ребрами тоже.
Глажу ее потом по бедру и говорю, что рано вставать и чтобы засыпала она. Она все понимает. Даже не мониторю реакцию, потому что тоже свой телефон читаю.
Иными словами, ссу смотреть.
Глубокой ночью как шизик просыпаюсь. Вбираю взглядом ее всю, перед тем как разбудить. Я сам не знаю, что происходит. Боюсь того, что сейчас будет.
Но это оказалось сильнее меня. Колдовство, диагноз такой. Все это ощущается, как самая грандиозная подстава в моей жизни, а у меня их бывало много.
У меня из груди что-то выпрыгивает.
Алиса растерянная и заторможенная, но не раздраженная.
Дай шавке кость. Достаточно того, что просто «не раздраженная». Настолько жалким себя ощущаю.
- Вася? Что случилось…
В трусах кружевных рукой шарю, быстро и четко. Она ластится на автомате. Пахнет как ягода с медом. Меня на это подсадила, как на стимулятор.
Пахнет настолько хорошо, что и вонь хлорки перекроет.
Заваливаюсь на нее и засаживаю со всей дури. Теряю что-либо человеческое. Меня пружинит и ломает, как в лихорадке. Я вонзаюсь и вонзаюсь в Алису, потому что выжить надо. Мне выжить надо. Я не знаю, что происходит.
Наваливаюсь сильнее, плечами всю ее спину сковываю. Лицо ко рту своему тяну. Она хнычет, и когда кусает меня за губы, я как зревюга реву и колошматю ее также, как меня внутри колошматит.
- Я же, - повторяю как в температурном беспамятстве. - Я же. Слишком. Это слишком. Иди ко мне. Ты - моя, я говорил? Я говорил. Надо было, когда тогда еще целовал. Надо было. Я же.
Она пытается спросить, что случилось, и почему-то спрашивает это у меня. Откуда мне знать. Откуда мне знать?
Откуда!
Просто шлюз открыли и выкинули меня во вселенную, между планетами. И я всегда говорил: я выплыву. Я выгрызу. Я выживу.
Но сейчас, наконец-то перевожу дух после обоюдного разлета и переворачиваю ее… И тогда она смотрит на меня проникновенно. Будто со своей стороны канат никогда не отпустит.
Но сейчас…
…. не знаю, кто этот «я».
Кто должен выплывать, выгрызать и выживать.
Потому что больше не уверен знаю ли, кто я.
Глава 29 АЛИСА
Обнимаю его, но вширь или хотя бы по косой обхватить не получится.
Он на кровати сидит, смотрит перед собой. Отрешенно, как тогда после нашего вечера во фруктовом саду, когда раздел меня в номере и завис.
- Случилось что-то? Ты не заболел?
Лоб щупаю, и тот горячий. Но и все остальное тоже жаром отдает на ощупь.
Кулак сам не свой сегодня. Как бы выведать и понять.
- Я тебе кто? - вдруг отмирает и плечами ко мне разворачивается. Махина, а не мужчина.
- Как кто? - смеюсь. - Ты чего?
- Кто я тебе? - вспыхивает и злится. - Ты меня кем воспринимаешь?
Откуда это все взялось? Я рядом усаживаюсь, ноги свесив, но все равно еще обнять пытаюсь.
- Ты мне… партнер, наверно.
- Чего? - кривится он. - Что такое еще. Как партнер по ебле что ли?
Закипаю я-то закипаю, от похабщины, но виду не подаю. Что-то мне совсем его глаза не нравятся. Потерянные, болезненные. Будто реально гриппом захворал.
- Вася, напоминаю, что когда я тебя спросила тоже самое, ты отфутболил ответ и сказал, что после разговоров решим, кто ты мне. Потом ничего ты не решил.
Он смотрит в меня без реакции. Курить идти собирается через пару минут, только брюки натянув.
Со вздохом натягиваю безразмерную футболку и топаю за ним.
На дровах возле порослей Кулак меня на колено усаживает.
- Хочешь затяг? - сигарету протягивает.
- Давай один.
Возвращаю обратно, и он меня на ноге качает. Точнее, нога сама по себе видно ходит вперед-назад, ну а я на ней оказалась просто.
- Хочу знать, что случилось-то, - твердо ставлю. - Почему ты типа расстроенный? У меня даже догадок нет.
Дым выпускает, и нос дергает.
Луна за облаками прячется, звезды проблесками только смущенно кое-где выглядывает.
- Типа типа. Я повторять, видно, до посинения должен. Трахараем тебе не буду. И даже парнем тоже. Хоть это и получше трахаря. Но парень тоже не катит. Я в детский сад не играю, встречания какие-то.
Я едва разум не теряю, в поисках что сказать. Как это все логически понять?
- Почему встречания какие-то? Неужто это плохо? - осторожно интересуюсь. - Чем вреден такой тип отношений?
- Я с ни с кем никогда заводил отношений этих.
Как я и думала. Ему не нужны отношения, и ничего удивительного нет. Ни к сантиментам, ни к социальному одобрению он не склонен. Вздыхаю.
Но трахарем его столичное Величество тоже быть не хочет.
В горле все сдавливает, конечно. Не нужна я ему особо. Завоевал и завалил, этому и радуется. Моя, моя. Угу.
- Ты последовательно ситуацию для себя разложи и мне скажешь потом.
Дохожу до своей пристройки быстро, потому что в помещении как-то себя всегда защищено чувствуешь. В коротком отрезке перед гостиной-спальней Вася вещей навалил, потому что из офиса забрал просроченные проекты.
Плюхаюсь на кровать, а боров уже следом пришел. Злой, растерянный боров.
К моему сожалению, я нахожу боровов очень милыми животными.
Как и буйволов.
Вася обычно быстро из одного в другого трансформируется.
- Что еще за разложи? Ты сама отвечай, кто я тебе, поняла?
Все же так хорошо было последнее время! Не хочу ссориться. Ненавижу со всеми, кого знаю, портить отношения, а с Васей уже невыносимо становится.
- Помнишь я тебе сказала, что так хорошо никогда мне не было? Помнишь?
Он, как искра на засухе, вспыхивает.
- Дуру не гони, как помнить не могу.
- А ты не груби, - завожусь я. - Разговаривай нормально. Я тут подумала и поняла. Это потому что ты мне нравишься. Очень сильно нравишься, - сглатываю нервно, но комок из горла никуда не девается.
Кулак сразу же приближается, но я перелажу на другую сторону кровати. Меня и сквозняком унести может.
Он глаза свирепо прищуривает и кулаком себя по ноге бьет.
- Сильно нравлюсь - это заява. А че парнем тогда не называешь?
- Ты только что сказал, что парнем быть не хочешь! Вот и разложи сам, что тебе надо.
- Ты тон свой, Алиса, поумерь, а то подумаю, что ты мне здесь командуешь.
Хочу злиться на него, но не могу. Волком смотрит, но волком обескураженным и несчастным. Что это с ним сегодня?
В кровати на грани себя вел, я до сих пор отойти не в состоянии. Заводит или не заводит меня, здесь неважно. В его помешательстве у меня по коже прямо ранимость его разлилась. Будто буквально поврежден он и из раны кровь течет.
- Вася, - вполголоса завожу, - не хочу ругаться. Хочешь, сделаем как ты скажешь. Ты только говори, я все что угодно сделаю, чтобы не допустить этих раздоров.
Прищур ослабляет, но взгляд цепкой хваткой удерживает беспрерывно.
Мне остается ждать. Сердце мое не согласно, тоской забивает все сосуды с каждым ударом и чуть ли не воет на луну.
- Что угодно сделаешь? Прям что угодно.
- Угу, - киваю.
Ногами перебираю и сажусь поудобнее. Он пялится на меня, плодоядно и замученно как-то. Господи, что за день. Что произошло.
- Трахарем не буду и парнишей каким-то же. Ты - моя, ты помнишь? Я застолбил тебя.
- Конечно, твоя, - веселюсь я и покачиваю головой, вздыхая, - не сомневайся. Куда я денусь?
Кулак рыскает взором и по мне, и по комнате. Словно ищет ответ какой-то.
- Говори всем, что мы вместе реально. Что невеста моя. А я жених твой. Как официально, замужем скоро будешь. Только без фокусов твоих - говори, чтобы всем все понятно было.
Наверно, минуты три добрых втыкаю в мужчину, что не хочет отношений, но хочет, чтобы все думали у нас женитьба на носу.
Я как бы готова была ко многому, но…
Мандраж скручивает солнечное сплетение, и по руках тремором катится. Так погано себя чувствуешь, когда не ела очень долго и организм стресс как сейсмический бум выдает.
Чтобы тебе понятно стало. Что беда в мясной избушке твоей.
- Хорошо, - выдавливаю кое-как. - Но других вариантов нет?
- А чей этот плох, а? - Во все глаза гляжу, как он во вдохах бесшумно заходится. Фигачит грудная клетка будто дефибриллятор у него не видимый там. - Всем понятно все будет. Ты только что сказала, что никуда не денешься. Ты врешь опять что ли?
- Я не вру, - поднимаю голос до максимальной отметки, но чтобы половину улицы не разбудить. - Я просто…Понимаю, что тебе-то плевать, как там другие думают. Но надо мной же все будут смеяться потом.
- Потом, - прищуривается вновь, - что еще за потом? И кто это смеяться посмеет?
- Потом, как ты уедешь, Вася, - смеюсь и слезу смахиваю, оказывается, - а я «невестой» останусь. Вечной. Да мне плевать на замужество, но… почему я должна дурой себя выставлять?
Он замирает, и обездвиженность эта мне знакома. Как тогда на парковке, когда он повторял… Когда обнаружил, что меня….
- Алиса, - гневно ноздри у него расходятся, - а ну иди сюда. Сюда ползи. Сейчас же.
Я и впрямь ползу, потому что страшно за него становится. С ним что-то случилось. Я уже научилась Кулака как книгу читать. Здесь творится что-то мне непонятное.
- Ты меня из города опять планируешь выбросить? - басит он такими низами, что звуки еле в слова складываются. - Опять?
- С чего ты вообще все это берешь!
Вместо рук, он меня за коленки хватает и держит, как за два набалдашника. Дикий, глупый боров!
- Так чего тебе невестой оставаться? Куда «уехать» меня собралась?
- Ты соображаешь, что ты говоришь? Люди женятся потом.
Его искреннее замешательство меня в другое измерение отправляет. Что, что здесь происходит! Что он несет! Невеста, выставишь из города! От обиды у меня каждый атом расплющивает и, кажется, что я в пространстве весь город занимаю.
- И что? Чего люди женятся?
- Не знаю! Потому что вместе хотят быть. Надо вместе если им быть.
Ну все, разозлилась я. Ненавижу! Я не хочу быть злюкой. Пусть он будет!
- Так в чем проблема, я не въезжаю тут. Ты же никуда не денешься, ты сама сказала. Что нужно будет для того, чтобы пожениться?
Смотрю в него. Последний состав мыслительного поезда в моих мозгах до перрона доходит. В тумане, конечно, еще вагон.
Кулак реально не въезжает.
Может, даже, и не думает издеваться.
Он не понимает, как это все работает.
У него ограниченная социальная адаптация. В чем-то великолепно шарит, а в чем-то вообще по нулям. Особенно когда до людей дело доходит.
Вася опять заговаривает, когда я продолжаю молчать и глаз с него не свожу. Только теперь менее уверенно произносит:
- Че мне делать надо будет, если поженимся? Я сделаю.
Ладонями я ход его легких пытаюсь успокоить, но до них через дофига мышц и костей преодолеть надо. Он втыкает на мои руки, а потом на меня.
- Ничего делать не надо, - тихо говорю. - Вася, нам не обязательно… жениться, ты понимаешь? Не нужно… от безысходности. Давай поймем, почему мы с тобой просто встречаться не можем?
Забирает ладони мои и меня дергает на себя. Я с кровати не свалюсь, потому что держит он меня. Но если отпустит…. Я на коленях между его ног и перекладиной почти что повисла в воздухе.
- Потому что встречания эти непонятные какие-то. Нечеткие. Не нравится мне. Непонятно всем вокруг будет.
- Но ты же… ты же обычно не волнуешься о том, что другие думают? - лепечу я.
- Обычно обычно. А это необычно. И дураком меня больше не выставляй, как договаривались. Чтобы я все первым знал. Еще до того, как проблема есть.
Господин Решака пальцы мне начинает массировать. А теперь и в лицо тычется. Ну точно боров.
Я ему сказала, как он нравится сильно, а он мне ни слова. Какой бы непонятливый не был, должно же доехать, что я тоже хочу приятное услышать.
Ласкаю его губы в ответ, а он меня вообще на себя закидывает, и подбрасывает еще слегка. Я теперь чуть ли не выше его, и губы сами собой в улыбке растягиваются.
- Ух какой ты четкий, Кулаков. Все порешал.
- Да я уж не знаю, - хрипит в меня и поцелуями все глубже и глубже заталкивается. - Я с тобой вообще только одно знаю.
- Что я - твоя? - шепчу.
- Что моя и что свое никому не отдам. Ни за что. Выгрызаю все и даже если… если не знаю, че делать дальше.
Хочу посмотреть на него, разглядеть, но он голову не отнимает, зализывая меня. А потом на кровать нас валит.
Поздним утром просыпаюсь в одиночестве и бурчу себе под нос о боровах, что не удосужились разбудить.
В телефоне движение какое-то. Когда из ванной возвращаюсь, хаотично бросаюсь от чатов во всех приложениях до браузера.
Десятки людей, даже те с которыми двести лет не общалась, все как один спрашивают меня «как дела» и тому подобное.
Что за ерунда?
Бросаюсь в новостные ленты браузера.
А по главным страницам региональных изданий наша фотография с Кулаковым.
Пол под ногами плавится.
Потому что это когда мы из Дома Культуры шли в Гостиницу. Вася только вернулся после погони за Загродским.
На изображении у меня синяк на лице, а Кулак, с избитыми в кровь руками, меня за локоть за собой тащит.
Крупным планом наша угрюмость и изнеможденность. Вася - злющий на фотографии.
Открываю главный новостной чат столицы в телеге, а там мы в закрепленном сообщении:
«УДАР КОРОЛЕВСКОГО КУЛАКА ДЛЯ ЭЛИТНОЙ АКТИВИСТКИ АЛИСЫ ЧЕРНЫШЕВСКОЙ».
Глава 30 АЛИСА
«Шок и ток, господа!
Васильковские пташки напели нам, что в пригороде развернулась настоящая битва двух столичных эго.
Кто еще не слышал: Василий Кулак, которого чащего всего называют королем столицы, в шаге от того, чтобы построить самый крупный спорткомплекс в стране. В планах еще концертные площадки и социальный ресторан. А как же музеи, Кулак?
Но планы не так безоблачны, как кажется. Криминальный авторитет (бывший? нынешний?) столкнулся с региональным сопротивлением. В лице пронырливой Алисы Чернышевской, которую вы все должны тоже знать.
Она закончила славный путь мажорки много лет тому назад и стала паломничать как святая Алиса. Теперь она защищает территорию детского дома на границе с грандиозным проектом Кулака.
Пташки напели, что король и активистка люто ненавидят друг друга. А еще, без чего наша работа была бы скучна и бесполезна, оказывается, Чернышевская обслуживает Кулака. Да-да, именно там. В постели.
Но как вы догадались по фото, в этой истории есть еще поворот.
Судя по всему, а точнее по разбитой физиономии святой Алисы, бывший бандит - любитель поколачивать женщин. Утверждать не беремся, так как Кулак брезговал даже услугами эскортниц. Он у нас суровый парень, ни с кем ни разу не был замечен.
Должны сказать, что у Алисы Чернышевской определенно есть вкус. Многие из вас не знают, - как мы и до недавнего не догадывались, - но та громкая помолвка еще не святой Алисы и Дмитрия Загродского расстроилась по причине того, что он тоже ее избивал.
Кто уже не может дождаться посетить новый спорткомплекс в Васильках?»
Телефон на простынь откладываю. Он звонком терлинкает потом, но мне нужно время в себя прийти.
Ну что же.
Все тайное когда-то становится явным. Теперь все знают.
Откладываю горечь на потом, ведь…
… в висках барабан образовался, и кто-то бьет по нему. Тяжелый рок. Хэви метал.
Катастрофа это.
Васю выставили в ужасном свете, оболгали. Фото очень красноречивое, а в публичных делах - одно фото дороже тыщи статеек.
Ладно, меня все терпилой запомнят.
Но его обвинили в вопиющем насилии. Конечно, по факту всем плевать будет. Но формально, катастрофа вот для его легализации.
Бескровными пальцами беру трубку.
- Ты в пристройке? - рубит Вася, на фоне шум.
- Да.
Он молчит мгновение только.
- Уже прочитала, да? Блядь. Через пару минут буду.
Просматриваю формальные новости в серьезных изданиях. Там таких предположений нет, но вопросы задаются намекающие.
Потом в волосах он мне копошится губами, а на стол передо мной листки складывает. Стучит по бумаге неотесанно почему-то красными пальцами.
- Пиарные конторы, что со мной. Тут контакты. Тут их наброски за полтора часа.
- Вася, что ты делать собираешься? - вскидываю на него голову. Он собран, но раздражен.
- Ты посмотри, а решим вместе. Правду сказать, так подтвердить, что Загродский посмел тебя тронуть еще раньше.
- Боже, ты что, да нам любой ценой нужно доказать, что ты ни в чем невиновен, а на все остальное плевать! Они тут… они тут продумали, как я могу публично высказаться?
Обходит стол и теперь мое лицо своей ладонью поднимает.
- Ты че удумала? Да мне насрать. Тебя грязью облили, я этого так не оставлю. Ты об этом думай.
Пытаюсь прощупать, правду ли говорит. Действительно все равно что его в таком свете выставили?
Понятия не имею, он когда деловой - хм, попросту злой и все.
- В любом случае, нельзя позволить всем думать, что я с тобой, а ты… ну ты понял. Обижаешь меня.
А он меня глазами тоже прочитать хочет. Моргает пуще обычного. Вряд ли видит как я скукоженно край майки у бедра натягиваю.
- Поговори с ними, ты в этом лучше меня сечешь. И без фокусов, Алиса. Жертв вот не надо. Продумать хорошо надо, так как Загродский этот в больничке матрас пролеживает, и выплыть все может.
Опускаю глаза на бумагу, строчки стерильно ровными линиями смотрят. Прячу от него, конечно, как от воспоминания о мерзавце даже рядовые мысли в сосульки превращаются.
Кулак по столу ударяет, я даже не вздрагиваю. Все понял.
Целуемся слаженно: он меня жаром наполняет, чтобы лед весь лавой растопить.
- Алиса, я на зону мразь посажу. Там его убьют потом. Не хотел грузить тебя, но если ты все еще боишься… Не смей бояться. Больше никогда.
- Спасибо тебе, Вася, - накрываю его ладонь своей. - Если он причинит тебе вред, я тоже его убью. Это другое. Я - хилая и без навыков, но я придумаю. Я смогу.
По спине озноб крадётся, когда его пальцы мои волосы с плеч отводят. Тягучее движение, как кровь маслит под кожей, где пульс прощупывается.
Кулак в глаза мне заглядывает, своим внимательным, как всегда, взором. Но то ли взмах ресниц, то ли почти незаметное дерганье уголков выдает его смятение. Он смотрит на меня изучающе, словно в первый раз увидел.
Ладонь, поглаживающая меня по голове, излучает жар. И приятно, и тяжело, как при солнцепеке.
- Дурак тот, кто не поверит, что сможешь, маленькая моя. Только ради меня подставляться не будешь. Вот никогда. Мы говорили, Алиса. Проблемы я решаю. Любые. Если вот такое, как пиар, ты первая смотришь, а потом вместе порешаем.
К вечеру у нас с пиар-командой формируется план. Я готова публично выступить и переиграть тональность этой ситуации. Поставим акцент на том, что записки мне отправили и историю с колодцом сделаем публичной.
Теперь завтра будем это прогонять с Маратом, потому что Кулак согласен на такое только после того, как обезопасимся и мнение специалиста послушаем.
Вижу, что Вася, мягко говоря, не в восторге от моего желания внимание на себя перетянуть. И видно надеется, что Марат направление забракует.
Еще в тот день к Ване заглядываю ноут показать. Он-то пользоваться умеет, но пока непонятно насколько умело. Хочу его своим ноутом соблазнить, чтобы привык, а потом купить ему новый. Машину уже завтра выставлю на продажу - что уж тут. Ребенку нужно развитие.
Борюсь и смеюсь с упрямцем больше часа.
Все он прекрасно умеет. Еще и выдумал меня вокруг пальца обвести. Типа ничего непонятно.
- Больше нет синяка! - вдруг говорит Иван, зло уставившись в пыльный ковер на стене.
- Прошел быстро, - подмигиваю я. - Вот не будешь взрослых слушаться, тоже как я, растяпой вырастешь и упадешь где-то.
- Так синяк от этих, да! С записками? - а в голубых глазищах гнев блестит.
- Нет, конечно, Ваня, что ты. Он или они исчезли. Испугались переполоха, наверно.
- Я найду их, - бормочет он себе под нос и головой поводит в разные стороны, под ноги себе втупляя.
У меня по коже моторошный холодок проходит. Как предчувствие беды.
- Ваня, не смей, - слишком строго говорю я. - Даже не думай. Они уже убрались, уверяю тебя. Этим занимаются серьезные люди.
От моего тона он обиженно вскакивает на ноги, и на угловатом лице искажается каждая черточка.
Я перегнула палку с указанием, поэтому тяну к подростку руку, но он сердито в сторону прыжком отдаляется.
Теперь на меня не глядит.
- Я расстроюсь, козленочек, если с тобой что-то случится. Хуже, чем синяк дурацкий.
- Не расстроишься, - вскидывает лохматую голову, - потому что ничегошьки не случится. Я знаешь, как умею. Потом покажу!
- Покажи сейчас, - прошу ласково, а изнутри каждая деталь окружающего мира вдруг выпуклой кажется. Словно я поменяла форму своего существования, и теперь предметы четырехмерные.
- Неа. Как будет готово! Я тебя защищу!
Мотает головой следующие пятнадцать минут, как уговариваю его рассказать. Ухожу к Васе в пристройку в гнетущих чувствах.
Решаю все-таки ему сказать, хоть толку от этого ноль будет. Но тревожит меня разговор неимоверно. Я будто в будущее чувствами заглянула, а там - беда.
Кулак, ожидаемо, гнусно ерничает и с грязью Ваню смешивает.
- Нет, ты не понимаешь, что-то странное в этом есть. Он как одержимый выглядел.
- Ага, ну как обычно. Забей, что он может. Придумал способ своровать только. - Он разглядывает спинку кресла, которая только что под тяжестью его туши разошлась по краям. - А с чего ты решила, что первую записку оборвыш написал?
И тут я вспоминаю. Там была фраза, как от Вани я услышала. «Сиротам богачи не нужны».
Только об этом я Кулаку уже говорить не буду.
- Потому что детский почерк показался и вообще детская затея.
- Это не детский почерк точно, - бормочет он. - Просто неаккуратный.
«Сиротам богачи не нужны».
Тогда в магазине слова слышали я, Мира, Сергей Степанович, начальник полиции Петренко и двое полицейских.
Троих отсекаем, трое остаются.
Ничего себе. Решаю придержать пока мысль, ибо… не шибко она умная, в целом. Мало еще где Ваня мог подобное услышать. Это всего лишь фраза.
Хотя совпадение странное.
Глава 31 АЛИСА
Марат выносит вердикт: добротно готовиться к ответному удару после публичного выступления. Послушав безопасника в присутствии меня и пиар-команды, Кулак вызывает Марата на отдельный разговор.
Оба возвращаются не в духе. Догадываюсь, что Вася вообще все хочет переиграть.
- Созвон через четыре часа, - отключает он пиар-команду и мы остаемся наедине в его кабинете.
Здесь и домовик повесился бы от тоски. Пусто все.
- Ответный удар - сразу нет и никогда, Алиса. Так не пойдет. Я подставлять тебя не буду. Забудь об этом, - едва не срывается он на крик, когда я пытаюсь что-то добавить.
Блин, думать все заново. А такой внятный план нарисовался.
Но мне тоже страшно. Особенно после того разговора с Ваней. Не хочу, чтобы и козленочек оказался втянутым в нападение идиота невменяемого какого-то.
Кулак останется в офисе - явно хочет остыть немного, ко всему прочему, - а я планирую забежать к Мире.
Но сначала он хочет показать мне какие-то доки в машине. Куллинан припаркован в переулке-тупике, примыкающем к проспекту.
Резко распахивая заднюю дверцу, Кулак сминает мои волосы на затылке, утягивая меня в короткие рьяные поцелуи.
Сразу становится понятно что за длинный «документ» кое-кто собирается мне показать.
В веренице движений - попытках мгновенно устроиться на сидении, захлопнуть дверь и продолжать лизаться - смеюсь над нашей неуклюжестью, но тут же охаю, растворяясь в плену его разгоряченного тела, безжалостно раздавливающего меня.
- Здесь… здесь улица прямо, - пытаюсь говорить внятно, но мне мешает настойчивость его языка.
- Да, веди себя тихо, а то все узнают, что ты и не скромница вообще.
- Наглый бычара! - возмущаюсь я. Он довольно выдыхает в мой последующий стон, как только устраивается внутри меня наполовину длины.
Хорошо, что его ладонь сцепила мой затылок в хватке - мое головокружение лишь усиливается с каждым новым подходом; жаркий сухой вихрь словно у меня в мыслях взвивается по спирали и тут же распыляется коловертью по коже вниз, волна за волной…
Замираю бездумно, когда Кулак мне шею цапает зубами и неожиданно - рваными, нежными подстегиваниями - проходится ладонью по всему, что находится между моими половыми губами. Я ошеломленно кончаю, взрыв столь оглушительный, не слышу даже собственных выдохов.
- Умница, - припадает он рокочущим голосом к моему уху. - Просто отличница. Я только начал, а ты уже умница.
И похищает мои вымученные вдохи, не пропуская ни одного, когда градом засаживается, каждый раз до мучительного упора, беспрестанно шлепая меня яйцами.
Мурлычу сама не знаю какие слова и какую мелодию одновременно с его задушенными выдохами. Пульсация внутри погружает в неперебарываемый транс, хотя я и разлетелась повторно секунд пятнадцать тому назад. От россыпи смазанных поцелуев душа мелко подрагивает.
- Давай дневник, поставлю все пятерки, - с хрипами в голосе нежится он к моему лицу. - Или че там сейчас. Печатки бы тебе со зверюшками надавил. С рыбкой, например. Такая же мокренькая, как и ты.
Даже вылезти из-под него пытаюсь, от негодования на дурацкие, кринжевые шуточки.
- Смешно, как в школьном КВН, - пыхчу я, но все равно тянусь губами к наглецу.
- Чесняк, даже хуже, наверно, - смеется он.
А потом Кулак переворачивает меня на себя, спиной устраивая у себя на грудине, стремглав раздвигая мне ноги, и вмиг засаживается снизу. Кожаная обивка под моей ладонью, кажется, плавится, а удерживающая меня на месте пятерня раскаленным клеймом ощущается. Собственный изумленный вскрик различаю - и тот будто молнией с моих ресниц соскакивает, потому что перед глазами коротит белыми вспышками.
Толстая головка упрямо тарабанит одно и то же местечко у меня внутри, и острота всех ощущений собирается иголкой прямо там.
- Да, вот так, Алиса, - грубо повторяет он невпопад ритму.
Пищу и кричу, когда расползаюсь от разрядки, и утягиваю его за собой. Пытаюсь лицо ладонью спрятать. Еще не отдышавшись, Кулак напоследок по-хозяйски похлопывает меня по напрочь раскрытым влажным складкам , и от этого жеста возбуждение искрой-нитью прошивается по моему телу снизу вверх.
- Ну вот, теперь идти куда-то, - ною я без фильтра. - Еще целый день впереди.
- Ты справишься, маленькая, - Кулак даже платье мне поправляет, но за плечо прикусывает. - А если что, иди домой и жди меня после обеда. Это разминка только, перекус, ага, продолжим потом. Съем тебя.
Не могу сдержать улыбку, как дурочка, хоть кое-кто слишком самодовольным стал. Надо пресекать, но… Эх, потом как-нибудь.
С Куллинана он меня снимает, обхватив за бедра, за что я ему втайне благодарна, а то на ногах что-то твердо не удерживаюсь. И нога моя несчастная подергивается, даже массирую страдалицу наспех.
Чмокаю его столичное Величество на прощание, а он на меня грозно смотрит.
- А ну иди сюда, научу тебя целоваться, отличница.
- // -
Дела в «Все по 15» пошли в гору, и мы договариваемся с Мирой обмыть радостный поворот событий на следующей неделе.
Шагаю до избы Сергей Степановича, как вижу мчащегося на велике Ваню. Сзади на сетке пристроена многочисленная утварь. Поддаюсь порыву, пытаюсь следовать за ним.
Когда становится понятно, что колеса быстрее моих ляжек, ловлю мимо проезжающую машину. За рулем одна из асфальтоукладчиц, смешливая красавица Валентина. Мы пытаемся догнать Ивана, но безуспешно.
Она уговаривает отвезти меня домой, но я решаю идти обратно пешком. Поразмышляю по дороге как раз.
На одном из поворотов частного сектора, где много обдуваемых ветрами недостроев, снова улавливаю спину мчащегося козленочка.
- Ваня! - теперь кричу и бегу за ним со всех ног. - Ваня!
В какой-то момент он оборачивается, и, разглядев меня, в ужасе жмет на педали без остановки. У меня внутри все органы бултыхаются - только не от подвижности, а от маринующегося в собственном соку страха.
Что это он удумал, если так скрывается.
Обегаю все вокруг, как угорелая. Ничего! А на что я рассчитывала?
Но выходя на линию, что граничит с полем, выхватываю взглядом синюю ткань велосипедного сиденья. На одном из участков!
Выглядит как обычный недострой, и никого рядом не наблюдается.
Шагаю туда, как военнообязанная на параде. Сейчас у меня кто-то получит! Даже Кулака на сорванца натравлю.
Кричать не решаюсь, все-таки стремно. Облажу все открытое, но никого и ничего нет. Зенитное солнце превращает воздух в вязкий мираж.
А потом ступаю тонкой подошвой босоножки на стекло. Звук четкий и пронзительный, и тут выглядывает замызганная мордочка Ивана.
Из соседнего участка!
В полном шоке мордочка!
Он показывает мне что-то, но явно боится сильно махать руками. Что еще за ерунда здесь творится?
Решительно направляюсь к негоднику, доставая телефон.
Перешагивать блок-забор отдельное удовольствие, но как-то удерживаюсь.
И спрыгивая, попадаю ногой в ржавую банку. Консервную, развороченную, с зубцами по всей окружности, банку.
У меня, наверно, порвано сухожилие… и что-то еще. Кровь внизу нахлынывает багрово-черная, венозная.
Боль… ослепляет, словно ливень из искр обрушивается на глаза под моим веками.
Ледяной удавкой сдавливает шок, и я какое-то время мыслю ясно.
Вынуть ногу из банки, несмотря ни на что.
Но не получается.
Вынуть ногу ценой любой боли.
Не получается.
Поднимаю голову, Ваня бежит ко мне. И дико орет, когда наслоенная тканью рука закрывает мне рот сзади.
Кто-то тащит меня на соседний участок, пока Ваня мчится по прямой. Я пытаюсь мычать, приказывая подростку убегать.
Козленочек нападает на мужика, и мне удается развернуться, чтобы рассмотреть нападающего.
Его голова обмотана разнокалиберными материалами, наподобие тюрбана, даже куски резины присутствуют. Прорези для глаз неоднородные, и вот ни черта не разглядеть.
Я стараюсь толкнуть мерзавца, чтобы помочь Ване, но падаю из-за боли и неполной подвижности ноги. Замечаю с земли, что нападающий не отличается серьезной физической силой. Они с подростком активно борются. И хоть мерзавец явно выиграет, Ваня отбирает у того много сил.
А затем, вспышкой солнечного луча проворачивается в воздухе металл ножа.
- Беги! - кричу я Ване. - Беги!
В который раз набираю Васю: гудки, гудки, гудки. Не отвечает.
Трясущимися пальцами ищу номер Егора или кого-то еще.
- Беги!
Нападающий поваливает подростка на землю, и тот отползает. Вот молодец. Вот же смышленный.
Наблюдаю, как мерзавец ко мне поворачивается, а Ваня, слава богу, наконец-то начинает убегать.
В трубке раздается голос Егора и я воплю, но незнакомец выбивает телефон из моих рук и тащит меня за плечи к недострою.
Пока не сопротивляюсь, в попытке оценить обстановку и понять что дальше будет. Да и толку от моих рыпаний мало.
Он затаскивает меня в подвальное помещение. Когда удается осмотреться, страх оттесняет на второй план даже боль от зубцов консервы.
Словно тончайшая, влажная штора, ужас обволакивает мое тело выборочно, как будто подчиняется капризам ветерка.
Но здесь ветра быть не может. Это затхлый пенал с землей вместо стен. По всей длине заставленный стеллажами, на которых толпятся бутыли со странными жидкостями.
Из отверстий в стекле застыли выползшими змейками трубки. Очень и очень стремные трубки. Разноцветные.
Нападающий пытается поставить меня на ноги и я горланю от боли. Почему-то он даже не бьет меня, упрямо тянет вверх.
- Что ты хочешь?! Что?!
Врубает что-то на стене со стуком и бросает попытки выровнять меня. Появляется задымление, и с ужасом я понимаю, что оно накапливается в узком подвале из многочисленных трубок.
- Ч-что это?
И руки оттаскивают меня ближе к стене. Одна рука остается, а потом она… стягивает шлейку платья вместе со шлейкой лифчика.
- Нет! - бьюсь я невпопад руками, ногами и телом. - Нет!
Ладонь исчезает, и я в растерянности кручу головой в разные стороны. Где он!
Серо-молочный дым пропарывает большую часть комнату. И надающий говорит мне на ухо, необычайно странным голосом, словно чревовещатель:
- Прочтешь потом.
Я пытаюсь доползти до него, когда он приколачивает к двери бумажку. Но все бесполезно.
- Нет! Выпусти меня!
Он закрывает за собой дверь, с громыханием столь многослойным, будто выход… выход состоит из каскада металлических дверей.
Через какое-то время я дотягиваюсь до места, где должна быть дверная ручка. Из-за едкого дыма ее не видно, и на ощупь тоже не находится.
Мне даже удается приподняться.
Зачем я это делаю?
Если дым уже и так просочился в мою голову отравляющей легкостью, предупреждающей, что вскоре мое сознание померкнет.
Затем что я хочу прочитать. Что написано на приколоченной бумаге.
Я хватаю листок и сдираю его. Шлейки спадают еще ниже. Но нет сил поднимать их, есть силы только бумагу держать в руках.
Ничего не могу разглядеть. Дым разъел глаза, а ослабевшие руки заходятся тряской. Я не сдаюсь, я не сдаюсь, я пытаюсь прочитать.
Нога ожидаемо подгибается, и я стараюсь приземлиться контролируемо на другое колено.
«… спорт…»
Что-то явно про спорткомплекс!
Всматриваюсь и всматриваюсь, но вижу нечто другое вместо бумаги. Очень жаль, ведь не знаю и не понимаю на что именно смотрю.
До того, как привязываю увиденное к образам в голове, становится уже неважно.
Глава 32 АЛИСА
Эх, просыпаюсь с ясной головой в облезлой палате поселковой больницы, и на душе - сразу спокойно. В прошлые разы попытки очнуться оборачивались такой запутанностью, что сейчас даже обрывки с трудом в памяти воспроизводятся. Помню только, как меня дико рвало несколько раз.
Правда, вокруг десятки приборов, которые точно к привычному оборудованию Васильков не относятся.
Едва не вскрикиваю, заметив что моя ладонь напрочь коричневая. При близком рассмотрении оказывается чем-то безобидным вроде йодовой сетки.
Самочувствие определяю как нормальное, поэтому выползаю из кровати. Аппарат слева пищит и дергается. Пытаюсь рассмотреть его. И пока разворачиваюсь, в палату прибегают.
Ох е-мое.
Прямо взвод врачей, которые к Василькам отношения не имеют.
Точно Кулак нагнал.
Ну, со мной все в порядке, может как-то устроить, чтобы часть врачей осталась, как и оборудование? Больница в Васильках - самая крупная в округе пяти поселков. Не помешает.
Объяснения у медицинских специалистов невнятные получаются. Узнаю, что у меня аллергия на один из компонентов той отравляющей смеси. Что смесь, можем быть, на такой мощный эффект не рассчитана. И ожидаются точные результаты только через пару дней. Они отправили все на подтверждение в несколько лабораторных центров, включая и Данию.
Какая-то кустарно сделанная смесь, как я понимаю, поэтому и подробное исследование.
- Эм, можете позвать Василия Кулакова? И не знаете, где Ваня? Подросток четырнадцати лет. Он со мной тогда пострадал.
Огорчаюсь, узнав, что Вася в столице. А про Ваню они ничего не слышали.
Телефона моего у них нет, и сейчас придумают, что могут мне предоставить.
Странные они несколько. Или может моя башка еще не отошла.
- Мы уже позвонили вашей подруге, Мире Никоновне. Она координаты оставляли.
Сразу веселею. Хорошо знать, что кто-то додумался. Не дуюсь на Вася, конечно. Не ожидала, что он тут на полу поселится в ожидании, но мог бы хотя бы в Васильках тусоваться.
Кукую в палате, попивая манговый сок. Вкусно так, слов нет. Чувствую также, что похудела точно на несколько килограмм. Ликую! А то в последние недели с боровом, что сам хомячит тройными порциями, начала уплотняться. Он меня реально закармливал.
Первым обнаруживаю, что прошло не два-три дня, как мне казалось, а чертовых десять дней.
В шоке смотрю на дату бесплатной Васильковской газеты. Тут на тумбе куча собралась, видимо, каждый день свежую приносили. Вот это сервис.
В душе еще теплится надежда, что мой телефон спасли.
Так, нужно будет внимательно мои анализы изучить и диагноз посмотреть, потому что… больше недели прошло?!
А потом я газету разворачиваю.
И сердце мое, ставшее бумажным, разворачивается тоже. На сотни сотней тонких слоев, почти до невесомости, истончаясь до исчезновения. Нечему больше биться. Растворилось.
На передней странице черно-белая фотография торжественного открытия стройки спорткомплекса.
Мэр, Егор Лин, незнакомый мужчина и Василий Кулак.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
В палату проскальзывает Мира Никоновна. И каким-то сверхъественным образом я поднимаю на нее глаза, а они без слез.
Пока здороваемся и улыбаемся, то да се по мелочи, смотрю иногда на газету.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
Поклялся мне. И обманул. Даже не дождался моей выписки. Ну, в этом-то и дело. Что же может Алиса Чернышевская поделать, если в беспамятстве валяется.
Десять дней. Господи!
Почему так долго? Никогда не думала, что со мной такое приключится.
- Мира, скажите, пожалуйста, а где Ваня? У Сергей Степановича? Можно от вас позвонить? Извините, опять пристаю, но телефона нет.
Она продолжает улыбаться, но пересаживается по-другому, меняя позу на кровати. И соринки под ногами рассматривает.
- Не думаю, что у Сергея Степановича. А ты еще никому не звонила?
Мотаю головой, закусывая губу.
- Ну, он вполне может быть с Кулаковым. - Она медленно набирает воздух в легкие. - Особенно после того, как ему выдвинули обвинение.
- Как? - заикаюсь я. - За что ему обвинение выдвигать? Вася же в другом месте находился вообще.
Смотрю в газету, и хочу испепелить подлую фотографию. У мерзостей не должно быть портрета.
- Нет, - она качает головой, - обвинение выдвинули Ване.
Да у меня язык намертво примороженным к небу ощущается. Поэтому и не могу двигать им. Хочу вырвать его, как отравленную еду из желудка.
- Что? За что! Он же ребенок!
- Да, - печально говорит Мира. - Но ему четырнадцать. По закону это допустимо.
- Но за что?!
Мира опять отводит нежные голубо-зеленые глаза и поправляет светлые волосы в старомодной прическе.
- Я подробностей не знаю, Алиса. Ты… лучше с Кулаковым поговори. Я так поняла, вы решили пожениться?
Мне смешно на мгновение становится. Пожениться! На обманщике и подлом предателе!
Эх, наверно, для этого и разыгрывал комедию с женитьбой.
Какая-то часть осознает, как меня уносит не туда. Но пыльный, дымящийся комок боли царапает мне легкие. И круг за кругом, плевра рвется и кровит, рвется и кровит…
Хочу их выкашлять вместе с сердцем.
Обнаруживаю, что на руки мне падают слезы, потому что чувствую горячие капли.
- А что… что со спорткомплексом?
- Уже открыли, строительство полным ходом идет, - приободряется, будто радостную новость сообщает. - Он еще больше будет, скорее всего.
- А как же голосование громады? Если… если…
Не могу слово выговорить. Застряло. Хочу сказать «стадион».
- Не переживай, - кладет она свою ладонь на мою, - все прошло нормально. Проголосовали уже, хоть и быстро все случилось.
Но как… можно устроить голосование так скоро? Только если оно подставное. И купленное.
И Устав ведь лишь наполовину готов.
Меня, видимо, до сих не вырвало, только потому что нечем рвать.
Надо выпить больше сока фруктового.
Чтобы стало чем рвать.
Я пью, и на газету смотрю. Потом рот тыльной стороной ладони вытираю, и решительно откидываю простынь.
- Мира Никоновна, помогите мне одежду найти.
В номере подходящих вещей нет, а врач и медсестры тоже разводят руками. Мира Никоновна обещает сбегать к себе домой, что-то принести.
- А у вас в магазине ничего нет? Он же ближе. Считайте, по двойной цене будет, - старается улыбаться кто-то вместо меня.
- Он… закрыт сейчас, - осторожно произносит она.
Я смотрю на нее некоторое время.
- Но там же все равно внутри что-то есть. Но не хочу вас напрягать, извините.
- Алиса, - бросается взволнованная Мира ко мне, - ты что, как можно? Я просто… не хожу туда. Ты лучше сама выйдешь… и посмотришь, - еле слышно заключает женщина.
Даже не нахожу что спросить. Не инопланетный ли корабль приземлился в рощах Васильков?
Судя по ее тону, что-то посущественнее.
Она возвращается с пакетом разных вариантов. Не знаю, как ее отблагодарить. Даже трусы мне принесла нераспечатанные.
Сарафан несколько просторен и так как я без лифчика… Меньшее, о чем бы мне хотелось думать, но приходится, скрепя зубы. Не хочу, чтобы пялились на меня. Никто.
Мира Никоновна убегает. В голове кружится мысль: она не хочет показывать, что там я должна «посмотреть» в центре поселка.
Когда выхожу в коридор, только страх мгновенно вырвать останавливает мой крик.
Стенка к стенке, один через один, проход заполняют бойцы… при исполнении? Спецназ что ли?
Слава богу, ко мне по коридору приближается женщина. Тоже при исполнении, и упакованная в объемную черную форму, суровая прямо от кончиков ботинков до стянутых на затылке волос.
- Сопровождение три на один, я - старшая по смене, Юлия.
М, здравствуйте.
- Извините. - Улыбаюсь. Ух ты! Еще не разучилась. - А вы кто?
К Юлии присоединяются два увальня, и вся троица пнями застывает и молчит.
Понятно, их там специально разучивают разговаривать.
Двигаюсь дальше, значит, по коридору, а они за мной.
- Вы куда? - улыбаюсь снова.
Целую минуту выжидают, потом красивая и грозная Юлия сообщает:
- Соблюдайте ваш обыденный образ жизни.
Правда? Можно? Ну тогда пойду, расцарапаю морду вашему боссу. Как его там, Ладошкой звать кажется? Как-то раз почти не расцарапала, так что есть незаконченое дело.
Вздыхаю и призываю себе их игнорировать. Потом разберусь.
На свободу наконец вырываюсь. Больница недалеко от центра находится, но я все-таки пойду к Сергей Степановичу за Ваню узнать.
Сворачиваю к частному сектору и через первый десяток домов замечаю странную вещь. Везде на воротах или калитках нанесены отметины белой краской. Крестики кривые какие-то и круги.
В полном недоумении пытаюсь отыскать хоть один участок без знака, но пока без удачи.
Как-то тихо и безлюдно.
Когда заворачиваем на улицу, где одна женщина дорогу переходит, я испытываю облегчение. Но горожанка зашуганно мне кивает.
А в конце другой улицы маячит коренастая фигура Сергей Степановича. Вот удача! Едва не бегу.
- Ты посмотри, вертихвостка наконец-то отлежалась и решила что-то полезное сделать. А я за тобой иду, лентяйка!
Я едва не смеюсь. Родненький Сергей Степанович! Даже не представляет, как я рада видеть его недовольное, как сморщенное яблоко, лицо.
- Что… что это за отметины везде?
Разворачиваясь при помощи палки, он смеряет боевую троицу снисходительным взглядом.
- Эти от того прощелыги?
- Да, - сквозь зубы выдавливаю.
Переходим в следующий переулок и тут вообще головоломка какая-то - едва ли не полноценный блок-пост стоит. Посреди частного сектора. В Васильках! Что творится здесь?
Нельзя оставить город без присмотра и на неделю!
- Вредителя твоего так и не поймали, - бурчит Сергей Степанович.
Мне врачи объяснили вкратце ситуацию, и я даже заострять внимание не стала. Конечно, его не поймали. Только если весь город перекопать, то может есть шанс. И то, он мог выехать в окрестности и все. Да пешком дойти!
Просто региональный псих, а они все на таких, как я нацеливаются.
Меня интересует, как там возле лаборатории Ваня оказался и почему все так совпало. Вообще в голове все не складывается в единую картину. Наверно, потому что не знаю какое послание псих оставил на бумаге.
- Так что за крестики-иксики везде?
- Базилио своего спроси, - гневается он. - Раскомандовался ишь. Допрашивали всех сутками. Нам с тобой и Ваней тоже калитку попортили. И это он еще у меня когда-то сидел и бублики мои ел! А смородиновый чай! Бессовестный.
- Почему допрашивали и кого? Тут же… везде знаки эти.
- Так всех и допрашивали. По несколько раз.
- Сергей Степанович! Где Ваня? Я надеюсь, вы знаете что-то.
Он ускоряет шаг, и я едва не бросаюсь ему помогать. Нельзя так быстро ходить в пожилом возрасте.
- Не знаю, где негодник! - огрызается он. - Если узнаю, что прохлаждается там, уволю! Будет дрова только носить. Но адвоката мы найдем, лиса, я как раз сегодня звонил. Найдем лучшего. Чтобы твой Базилио еще локти кусал.
- Значит… значит, это правда? Против Вани выдвинуто обвинение?
Эта мысль еще не переварилась у меня в голове достаточно для переживания тотальной злости.
- Да, - коротко бросает старик, стараясь еще шаг увеличить.
Доходим до нашего дома, а там… Фонари гигантские напротив присобачены и направлены на нашу сторону улицы. И проволока намотана на забор, местами вовсе худо.
- Господи, а колючки зачем протянули?!
- А затем! Подготовиться надо.
Вообще ничего не понимаю. Это Сергей Степанович по забору пустил проволоку? Освещение точно дело рук беса.
В моей пристройке все по-старому. Стараюсь не смотреть на кипы бумаг Кулакова. Странно, что не забрал. Ничего, на обогрев зимой пойдут.
Через час топаю в центр, и начинаю осознавать о чем предупреждала Мира. Городок чудится вымершим. Люди появляются то тут, то там, но нормальная жизнь будто остановилась.
А в переулках, ручьями сбегающихся к проспекту и главной улице, кое-где земля подрыта да и асфальт сорван. Отмечаю, что только здания с подвальными помещениями так задеты.
Большинство магазинов закрыто, но вот, слава богу, фруктовая лавка работает.
Везде-везде пусто.
На парковке у Гостиницы, правда, аномальное количество автомобилей.
Захожу переговорить со Светланой, а она едва в обморок не падает.
- Матерь Божья, жива!
Ну, богов еще не рожала и не планирую.
- А почему я не должна быть живой?
- Мы подумали, - театрально прижимает она руку к груди, - мы же не знали… Такое здесь было!
Выясняю хоть немного фактической информации. Бес после моего обнаружения посадил город на комендантский час и устроил шмон, хм, всего поселка. Устроил контроль въезда и выезда. Обыскали все подвалы: те, что ключами не открыли, даже из-под земли проверить хотели.
И это в двадцать первом веке!
Вот что значит тотальная безнаказанность!
Светлана утверждает, что комендантский час сняли в день, когда строительство спорткомплекса началось. Дёргаюсь как от удара, услышав деталь.
Еще оказывается строительство ведут в ускоренном режиме, поэтому пять строительных компаний работают.
От последнего мне как-то уже все равно становится. Перегрев и перегруз. Пойду-ка я домой. Мне еще козленочка вызволять.
Возле избы предупреждаю свои Тени в трех ипостасях, что они свободны. Не на сегодня, а навеки вечные.
Они смотрят на меня. И молчат.
- В дом не пущу, - говорю и самой стыдно становится. Ну что, они тут стоять останутся?
- Пересменка через три часа, - поясняет Юлия.
Поздним вечером различаю дикий шум на улице. Откладываю в сторону записную книжку и украденный у Сергей Степановича телефон, и в окно смотрю.
Хозяин дома чем-то странным возле калитки занимается, а еще что-то сильно гремит.
- Негодяй! Негодяй!
Сумасшедшей мегавольтности фонари освещают, как Кулак через забор по проволоке пытается пролезть. Старик тыкает его палкой и довольно проворно передвигается, когда Вася новое место для прыжка выбирает.
От ярости я ногтями в ладони впиваюсь. Явился!
Без Вани может ко всем чертям катиться!
Единственное, что еще хочу знать - какое послание было написано в подвале, где меня отравили. Видимо, про открытие спорткомплекса, раз злой боров побежал открывать. Ах, как хорошо совпало!
- Беспредел, - горланит Сергей Степанович. - Алиса, в погреб!
Это немного перебор уже, но едва удерживаюсь от того, чтобы не заорать в окно пару проклятий в адрес лезущего и лезущего беса.
И как можно быть таким высокомерным, думать что и проволока тебе по зубам.
Или по торсу.
У меня есть дела. Иду обратно к блокноту: отсекать тех, кто мне точно с делом Вани не поможет. Нужны люди, что помогут разобраться какое именно дело на подростка завели. Веры Кулакову нет и не будет.
Оценив крики на улице, среди который теперь и бас предателя частит, баррикадируюсь в правой части комнаты, за кроватью. Ставлю стол и передвигаю тумбу с креслом так, чтобы и ко мне было тяжело подобраться.
Господин Схвачу-Тебя-За-Руку хоть с каким-то сопротивлением должен столкнуться в своей роскошной жизни.
Врывается в комнату весь взмокший и с царапинами на бицепсах. Ничего, к свадьбе заживет. Правда, не со мной. Пусть другую дуру доверчивую ищет.
- Ты! Ты! Чего из больницы ушла! Мне позвонить не надо? Ты ведь только очнулась. Собирай вещи! Если я еще час с этим усатым проведу, будешь похороны готовить его.
При звуке его голоса швы реальности расходятся, словно прорезь между прошлым и настоящем у меня прямо перед глазами возникла. Сколько раз я слышала эти властные низы, и даже сейчас… даже сейчас кругом идет голова.
Злюсь на свою глупость, и от мыслей до языка шкварчит огонь.
- Выметайся! Это наш с Сергей Степановичем участок и дом!
- Чего? - впадает он в искреннее изумление, и немедленное неистовство. Как факел из линолеума вспыхивает под два метра ввысь. - Тебе в больницу точно надо!
Смотрю на него будто не из тела своего. А из какой-то другой версии себя. Такой, что сейчас гневной дрожью блокнот в руках сминает, как салфетку.
- Где мой ребенок?
Дышать он начинает лихорадочно, кажется, вдохи выдохи опережают. У него из горла даже дикий хрип выскакивает: тот будто после пережитого внутри грудной клетки спасение ищет.
- Что, - сипло говорит он. На вопросительную интонацию его, видимо, не хватает.
- Случайно не в спорткомлексе, который ты без меня клялся не строить?
Стоял тогда в номере и смотрел на меня, как помешанный. А я поверила! Наообещал с три короба, а на самом деле выжидал…
А если и не выжидал, то забыл вообще, что я об этом подумаю. Что я почувствую! Что для меня важно!
Вася выпрямляется, и осматривает мебель между нами. Будто только ее заметил.
- Ты очнулась. Здоровая, наконец-то. Ты очнулась… и первое, о чем ты думаешь, это ебаный спорткомплекс?!
Вместе смехом у меня на губах взрываются всхлипы. Изумленным взглядом обвожу стол перед собой.
- Г-где ребенок мой?
- Какой твой ребенок, - наклоняет голову он. Как хищник.
- Ваня! Где он!
- С каких это пор оборвыш стал твоим ребенком, Алиса!
- С сегодняшних, - прикрикиваю на него. - Когда захотела. Ты… ты что в тюрьму его посадил, Вася?
Кулак отряхивает ручища свои, и явно приняв опрометчивое решение, начинает тумбу отодвигать. Я отскакиваю в самый дальний угол своего убежища.
- Не смей, не смей трогать мою защиту!
- От чего защиту? - бормочет он, уже и до кресла добирается.
- От тебя! - пытаюсь кричать я, но выходит как задавленное рыдание.
Вася медленно поднимает голову, и глазами мглистыми и покрасневшими имеет наглость смотреть на меня… растерянно.
Глава 33 АЛИСА
- Что ты говоришь, Алиса.
- Ты смеешь являться сюда как ни в чем не бывало. После того как обманул меня! И подставил ребенка!
- Я обманул? - задыхается он. - Я подставил? Да я тут чуть не вздернулся! Ты обалдела вообще? Кого ты защищаешь? Он же тебя практически убил.
- Ребенок? Ваня? Это ты обалдел. На нас напал незнакомец!
- И что? - кидается он ко мне с другой стороны, разговаривая через кровать. - Та отрава - паразита малолетнего только рук дело! Из-за тебя его отравили.
Ваня… Ваня соорудил кустарную лабораторию? И тот мерзавец откуда-то узнал об этом.
Боже, да козленочек - талант. Подручными средствами такое соорудить, еще и в его возрасте.
- Ничего себе, - шепчу я. - Это все… Ваня сумел сделать?
- Ты слышишь себя вообще? - ревет, как раненный зверь, Вася, бросаясь из одного угла в другой. - Он чуть не убил тебя. Это все его вина. Не смей защищать его!
- Вася, - ледяным тоном начинаю я, - где он сейчас и что ты с ним сделал?
Он прищуривается.
- У меня где надо сидит. Думает о своем поведении. И я с ним ничего не сделал. Ради тебя! Ради твоего тупоголового упрямства.
Я едва не спотыкаюсь на ровном месте, и задыхаться начинаю.
Тупоголового?
Упрямства?
Это он обо мне? Хватит!
- Вот как значит. Немедленно привези его сюда! Он к тебе не имеет отношение! Как и я, Вася! - вытираю нос, но это бесполезно. Щека дергается, как и израненная нога. - Ты обманул меня. Предал. Я держусь… я держусь только ради Вани.
Он немигающие глядит на меня. Словно я тут предательница и обманщица. Накручивает меня воронкой ошалелого взора. Отворачиваюсь, чтобы только не видеть его. Никогда!
Он бросается ко мне через кровать, но я рыпаюсь обратно, к заваленному папками краю тумбы.
Упираясь рукой в матрац, Кулак заходится такими выдохами, что кажется, верхняя часть туловища сейчас расколется.
- Ты что делаешь, Алиса? - хрипами своими меня задушить хочет. - Ты еще не поняла, что случилось-то. Ты языком не мели. Ты - моя и это не обсуждается, понятно здесь?
Я мотаю головой. Он в оцепенении следит за этим движением.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
Господи, я распадаюсь по частям. Все дергается. Пытаюсь одну свою руку другой успокоить, и Кулак рассерженно смотрит на них.
- Я поверила тебе, - шепчу я. - Я так… боялась тогда. А у тебя даже оправданий на языке нет. Зачем ты это сделал? Сделал, как хотел, да? Так я тоже имею право делать, как я хочу.
- Ебаный спорткомплекс строится по конкретной причине. Я не позволю кому-то причинить тебе вред. Нравится тебе это или нет!
- Ты же поклялся! Как раз перед тем, как…
- И что? - ударяет он кулаком по стене. - И что это значит, если речь идет о тебе, Алиса! Тебя чуть не убили. Когда это дойдет до тебя, твою мать. Когда!
Я мотаю и мотаю головой.
- З-зачем это надо было, пока я в больнице лежу? Там охрана твоя! Со мной бы ничего не случилось. Почему ты тогда не подождал… меня?
Молчит, и я погибаю. На самой недосягаемой глубине моей души, где давление смертоноснее, чем открытый космос, я надеялась, что у него найдется ответ.
Все это время надеялась.
Ведь я… не смогу без Васи. Он - моя душа.
И моя душа оказалась обманщиком и предателем.
- Уходи, - говорю я хрипло.
- Еще чего! - взрывается он. - Я сделал так, как сделал. Тебя там не было. Вообще везде. И когда ты без сознания лежала там… Лучше было открыть стройку срочно.
Кулак раскидывает в стороны кресло и комод, но я ничего слышу, кроме тишины в своем сердце. Теперь дергающийся попрыгунчик в груди онемел. Такое случается. Даже у людей. От потрясения они теряют голос навсегда. Хотя помнят, как надо разговаривать.
- Послушай меня, Алиса! - Он хватает меня за руки. Мнет их и мнет, сам стараясь понять свои действия. - Я завинил перед тобой за стройку, но это не имеет никакого значения. Плевать на трещины и детдом. Тебя преследуют и убить готовы. В том числе, чтобы ты перестала влезать в стройку. Я сделал в точности, что там было…
- Но это имеет значения для меня, - заторможенно отзываюсь. - Для меня, понимаешь? И что было написано на бумажке той? Что… спорткомплекс открыть нужно?
- Нет, - качает он головой. - Нет. Не спрашивай об этом. Все. Это закрытый вопрос. По записке.
Довольно!
Я с такой силой руки пытаюсь его откинуть от себя, что он невольно делает полушаг назад.
Ярость оказывается сильнее обиды. Как он смеет еще скрывать это от меня. Произошедшее же со мной!
- Выметайся, как я сказала. Привези Ваню сюда или я прессу подключу!
- Очень страшно, - он кривляется, - прессу она подключит. А мне похуй! Поняла? Хочу посмотреть, как ты будешь оправдывать оборвыша. За что ему такая почесть? За что!
- У него нет никого, кроме меня!
Опять его руки толкаю, и сама не вижу, куда я ступаю и куда двигаюсь. Я не могу больше.
- У МЕНЯ ТОЖЕ НЕТ НИКОГО, КРОМЕ ТЕБЯ!
Закрываю уши ладонями, уклоняюсь из сторону в сторону от его багрового обезумевшего лица.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
Конечно же, Кулак мои ладони в своих сжимает. На грани. Массирует и расстирает, будто через кожу хочет убедить меня в чем-то.
Так близко стоим, почти что дышим друг в друга.
Внезапно он наклоняется и целует крепко-крепко уголок моего рта. И я, как последняя дура, всхлипываю, ищу своими губами его, и Кулак остервенело подхватывает касание, лаская и лаская меня чистым безумием.
Мы будто забываем как надо целоваться, и впиваемся один в другого невпопад, куда получится, сталкиваясь и переплетаясь пальцами на лицах друг друга. Он вышептывает мое имя по коже, и я глупо цепляюсь за его майку растопыренной ладонью, словно стоять на ногах не могу.
- Отпусти ребенка, - не скрываю, что плачу, запрокинутым лицом на него смотрю, - сними обвинение. Я знаю, ты же можешь. Это же твоих рук дело, это обвинение. За что? Он же ребенок просто. Я… умоляю тебя, Вася.
- Нет, - вкидывает он многотонное слово между нами. - Нет. Он должен нести ответственность за свои поступки.
Настолько непреклонно говорит, что я его не узнаю. Суровые губы поджимаются. Даже когда мы только познакомились, Кулак никогда так со мной не разговаривал.
- Ему четырнадцать! Всего четырнадцать! Он же…
- Мне тоже было четырнадцать, когда я сбежал и на улице жил. И я нес ответственность за каждый свой поступок каждый день! Когда нашел способ не воровать! Когда нашел способ жрать и ни на кого не вешаться. Когда мне отрезали ухо и перевернули на свалку в мусорнике, я не ждал, что за меня кто-то что-то будет решать!
Ошеломленно взираю на Кулака, теряю ясность не только в глазах, но и в мыслях с каждым новым словом.
Все внутри разрывается от медленного осязания того, что ему пришлось вытерпеть и не сломаться. Осязания, потому что я будто только что сама вместо него это пережила.
- То, что тебе пришлось… То, что тебе пришлось это прожить, не значит, что с ним нужно такую же жестокость проявлять, Вася. - Стараюсь говорить мягко, как обычно, но… - Ты обезумел! Какое дело? Ты же знаешь, он не желал мне зла.
- Раз кто-то не желает плохого - не значит, что не делает.
- Прямо, как ты сейчас! Как поступил со мной! Со спорткомплексом! Типа ты для меня это сделал.
- А как я поступил с тобой? Почему ему враз прощается, а меня, значит, выбросить! Почему ему все, а мне - ничего!
- Я тебе все дала. Все! Без остатка! Хотя знала. Что верить нельзя.
Блуждает взглядом у меня по лицу и опять намереваются губами мой рот захватить. Но я непреклонна на этот раз.
В бешенстве он даже разворачивается несколько раз в одну и ту же сторону. Стоять на едином месте не может.
- Мне верить нельзя? - грубо кивает он мне снизу вверх. - Мне? Значит, ему можно. Раньше он дурь башлял, Алиса. Это то, как он наркотическую лабораторию сделал, и ему, четырнадцатилетнему, верить можно. А почему мне нельзя?
- Причем здесь он? - вскипаю я.
- Притом что ты как-то интересно все раскидываешь, маленькая моя, - злобно усмехается Кулак. - А почему знала? Почему знала, что верить мне нельзя, а?
- Потому что ТЕБЕ самому тоже ЧЕТЫРНАДЦАТЬ, Вася! Какой-то части тебя вечно четырнадцать, ты как подросток! Ты ведешь себя так со мной! Но при этом… при этом у тебя власти на десять жизней вперед! А у него этого нет!
- Но у него есть ты, да? - заикается он и по массивному лицу волны ярости перекатываются. - А у меня нет, значит. Мне нужно еще тебя заслужить.
Со стороны двери прорывается треск, увеличиваясь в интенсивности каждую секунду. Сергей Степанович кричит и громыхает чем-то, приближаясь к пристройке.
- Ничего, ничего не надо заслуживать! - хватаюсь пальцами за собственное лицо от безысходности.
- А тебя, значит, у меня нет. Ну это мы еще посмотрим.
Я гляжу на Кулака в страхе. В мглистых глазах выдавливается чертовщина, будто он сам себя сейчас потеряет. И кто-то другой, какой-то демон, займет его место. Место моего Кулака.
Видимо, старик бьет палкой в дверь.
- Немедленно отвяжись от нее! Алиса!
Бес стремглав приставляет стул к двери, когда хозяин умудряется приоткрыть створку, просунув внутрь пыльный набалдашник палки.
- Ты со мной поедешь, вот сейчас, - бросает жестоко Кулак. - Со мной. Навсегда, Алиса. Там и увидишь своего любимца.
- Еще чего! И охрану свою убирай. Не мучай людей, - на последних словах мой голос пропитывается дрожью.
Он разъяренно смеется, запрокидывая голову.
- Обо всех заботишься, да? Ничего, я выдержу. Ты одумаешься. Ты… простишь меня, - сжимает он челюсти. - Ты простишь меня, и все как раньше будет. Я выдержу.
Я вскрикиваю, когда Сергей Степанович окно разбивает. Его палка в комнату просовывается и прокручивается, в попытках задеть Васю. Кулак бросается теперь к двери и выскакивает наружу.
Бегу, сломя голову, к прикладной лестнице на мансарду. Как только забираюсь наверх, чернявая башка беса уже видна в прорези внизу.
Он взбирается следом, но я пытаюсь лестницу сбросить.
- Алиса! А ну слезай!
- Оставь меня! Верни ребенка!
Удается толкнуть лестницу на полную силу, и я захлопываю напольный вход. Здесь есть щеколда, слава богу. В ужасе наблюдаю, как пол трясется там, где Кулак хочет выбить дверь плечом снизу.
Отползаю и отползаю. Здесь в полный рост на встанешь.
На улице оглушительный удар и гул слышится. А затем он дико орет:
- Спускайся сейчас же. Ты едешь со мной! Я не шучу, Алиса! Я разнесу эту пристройку на хрен!
Пока Сергей Степанович голосит на него, осторожно придвигаюсь к стеклянной крыше. Отсюда можно разглядеть, как Кулак мечется молниями-зигзагами прямо перед входом.
Он вскидывает голову и я прячусь.
- Я не уеду! Ты спустишься ко мне! Ты сейчас же выйдешь ко мне! Ко мне!
Я распахиваю форточку, прежде чем подумаю.
- Никогда! Иди людям своим приказывай! А не мне!
Он сжимает кулаки с такой силой, что мне больно становится.
- Нет, ты мне жена скоро! И будешь слушаться меня, поняла! А спорткомплекс - это неважно!
Конечно, спорткомплекс - неважно, когда сделал и получил все, что хотел.
Абсолютно все. И меня в постели, и открытие на своих условиях, и голосование громады.
Обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул, обманул.
- Ты обманул меня! - захлебываюсь я слезами и половина Васильков слышит меня. - Обманул! Зачем я верила тебе?! Я - дура просто! Всем верю!
Кулак едва не прыгает на пристройку, но мне не страшно. Я бросаюсь к другой стене и распахиваю белое окно прямо над входом.
- Пошел вон! Пошел отсюда!
Он ревет мое имя, и сквозь матерщину я слышу, как он обещает заставить меня сделать все, что надо.
- Убирайся! - От рыданий я коверкаю слова. - Не люблю тебя! Не люблю тебя! Никого больше не люблю!
Он пятится, натыкаясь спиной на калитку.
- Убирайся, Кулак! Убирайся от меня, сам оборвыш! Обманул! Ты не нужен мне! Ты никому не нужен! Потому что ты все портишь!
Он пятится и пятится. В сизых лучах прожектора и фонарей я вижу, как он спотыкается на проселочной дороге, едва не падая на одно колено.
Захлопываю окно, и рыдаю над каждой из дощечек, по которым ползу к выходу из мансарды.
Бескровными руками пытаюсь щеколду отодвинуть, но не могу. Нет сил. Они закончились.
И я не верю, что они когда-нибудь вернутся.
Все силы вырвались с криком и больше не восполнятся.
Сцепив ладони над замком, я опускаюсь на них лбом и позволяю сердцу беззвучно разорваться.
Глава 34 АЛИСА
Через два дня выхожу к теперь более оживленному центру Васильков в солнцезащитных очках. И в кепке.
Нет, не потому что парит и жарит безжалостное светило.
А потому что весь город объявил мне бойкот.
Мои крики в сторону Кулака становятся притчей во языцех, а сплетни в поселке разносятся шаровой молнией.
Оказывается, они все теперь любят Кулакова, а не меня!
Хотела бы сказать, что деньги и власть превращают людей в продажных подлиз.
Но они все, видите ли, сочувствуют бесу.
Несчастненький какой! Завел уголовное дело на невинного беспризорника, но всем плевать!
В кафе-столовой буфетчица посматривает на меня искоса, иногда переглядываясь с поварихой.
- Он весь побелел, когда ты пропала, ну тогда в колодце, - причитает Светлана потом в коридоре. - И купил городу столетний запас фонарей, Алиса!
- Ой не глупи, он же замуж тебя берет, - расходится на половину улицы Мария Георгиевна. - Как у Христа за пазухой будешь, человек он большой. Гулять по девкам, конечно, пойдет, но ты уже немолодая. Как теперь исправлять придумаешь, что наговорила.
И эта женщина две недели тому назад предлагала своего племянника-механика, потому что Кулаков точно на мне не женится!
Да кому нужен брак, если ни клятвы мне, ни мои чувства ничего не значат для него.
Ни-че-го.
Даже извинений не придумал.
Я решил! Я сказал! Так надо! Не расскажу!
Шмыгаю носом потом полдороги домой. Потому что все-таки думала Вася мне мужем будет. Шоколадки мне покупать, строить вместе со мной спорткомплексы и детдомы, и спрашивать всякие глупости про книги, в которых он ни хрена не понимает.
А еще, естественно, регулярно массировать и обеспечивать пальпацию моей груди, так как я нуждаюсь в профилактике мастита.
Не позволю никому другому это делать. Никогда!
Даже Мира Никоновна считает, что Кулак не такой плохой, как кажется.
- Он у меня десяток оранжевых уточек купил и десяток единорогов для выпечки, - извиняющимся тоном говорит она. - Даже не знаю, что он собирался с ними делать.
Подлый мерзавец настроил против меня весь город и даже ничего не сделал для этого!
Встречаю на тропинке директора церковного хора. Из кармана рясы торчит силиконовый чехол телефона.
- Прощение - облагораживает душу, - смеряет меня взглядом и семенит дальше.
Единственный, кто полностью на моей стороне, - это Сергей Степанович. Что не может не удручать, так как он самый противный человек города.
- Ишь, губу раскатал, прохиндей, - причитает, когда я помогаю ему обрезать куст крыжовника, - самую первую невесту Васильков ему подавай. Найдем тебе жениха получше и побогаче. Прохиндей даже до этого, как его там, настоящего мьил… мьильялдера не дотягивает. И красивая, и умная, и добрая. Ленивая, конечно, но над этим будем работать. Он еще пожалеет о своих выкрутасах!
И этот человек недавно говорил, что ее никто не возьмет замуж, потому что у нее слишком толстая филейная часть.
А вечером начинается паломничество в избу. Замолвить доброе словечко за святого Василия.
Первым прилетает Его, в пыльных шортах и косой гавайке, с фингалом под глазом.
Дальнейшая беседа вызывает у меня гнетущее состояние, так как однокурсник очень убедителен.
- Тебя там не было просто, - заводит он пылко, - когда мы дверь пытались открыть. Мы когда тебя разглядели, я думал, Кулаков на тот свет отправится. За тобой, возвращать тебя, потому что ты мертвой выглядела, Чернышевская. Он только медиков к тебе подпускал. А потом… он очень разозлился. Я такого еще в жизни не видел. Ты пойми, ты звонила ему, а он трубку не взял. Он попросту с катушек съехал от чувства вины.
Ага, с катушек съехал и прямо к спорткомплексу подкатил.
- Что там на бумаге той было написано?
- Какой? - удивляется он.
После моих объяснений, он задумчиво вспоминает:
- Да-да, было что-то такое. Но я не видел написанное. Странно.
Ничего странного, когда в деле замешан злой боров. Все уже за Алису порешал, зачем доверчивой дурочке что-то знать.
Следующими приходят доберманы-консультанты.
Сорок минут убеждают меня, что дальше будем продолжать формирование Устава. Что ничего по факту не поменялось.
- А какой смысл, если громада уже проголосовала за Устав, где половины и не прописали?
- Так, Устав для внутреннего пользования останется, - расфусоливает Витя. - Василий Иванович намерен все исправно исполнять.
Готова поспорить, что «Василий Иванович» даже не в курсе, что он намерен «все исполнять».
- Законы и правовые акты для того и существуют, чтобы не было лазейки в виде «намерений». Которые поменяться могут. До свидания.
А почти ночью Марат привозит Ивана. Обнимаю козленочка что есть мочи, а он агрессивно выдирается через минуту. Ну потому что взрослый уже шибко! Расспрашивает как я себя чувствую, и кричит:
- Я не хотел, Алиса! Я не хотел! Я для него это подготовил! Чтобы отомстить за тебя.
Целую в макушку и убеждаю, что все сама знаю. И чтобы не смел чувствовать себя виноватым, а про молчаливые инициативы возмщения мы потом поговорим.
Безопасник меня окликает, когда я подвожу Ваню к калитке.
Вздыхаю погромче, чтобы мужчина услышал, и возвращаюсь. Есть надежда узнать подробности, хотя Кулаков наверняка приказал говорить только определенные вещи.
- Рад видеть вас в полном здравии, - миролюбиво заводит Марат.
У него удивительно гладкая кожа, оливкого оттенка. Это делает его моложе и сбивает всегда с толку - очевидно, что безопаснику под пятьдесят на самом деле.
- Я тоже рада видеть, что вы в порядке.
- Кулак запретил мне сообщать вам содержимое угрозы, найденной в подвале.
Угрозы?
Переживаю шок от его откровенности не столь быстро, как хотелось бы.
- Но вы мне скажете? - говорю медленно, а на самом деле панически размышляю, каким обходным путем выяснить что-то существенное.
- Слово нарушать не стану, и меня подключал к работе он, а не вы. Но в моей практике, жертва - всегда приоритет, неважно сколько и кто заплатил. Я человек несовременный.
- Я - не жертва. Я потерпевшая, - улыбаюсь из последних сил. Несколько лицевых мыщц заклинило после того… вечера на мансарде.
Словно тело до сих пор не может поверить в то, что я тогда сказала. Ложь всегда физически отвратительна.
- Так точно, - кивает он и внимательно смотрит на троицу охраны возле забора. - Давайте пройдемся с вами немного.
Прогулочным шагом идем вниз по улице, останавливаемся буквально через два дома от участка Сергея Степановича.
- Кулак запретил говорить, потому что считает написанное повредит вашем психоэмоциональному здоровью. Оно, скорее всего, навредит. Ему виднее, ведь он вас знает. Но я вынужден предупредить вас.
- Это всего лишь слова. На бумажке написанные. Он ведь попытался уже убить меня. Все здесь понятно. Псих какой-то, такие везде встречаются. Выбрал меня, так как я довольно публична и я очень отзывчивая и впечатлительная. Они такое сразу секут, - последнее произношу холодно и цинично.
- И вы, скорее всего, правы относительно выбора, - поворачивается Марат прямо ко мне, - чему я, признаюсь, удивлен. Но все же здесь есть нечто личное. В записке этого… прямо нет, не волнуйтесь. Это из моего опыта.
- То есть, он помучить меня именно хочет?
Обнимаю себя за руки, и безопасник вздыхает и выравнивается.
- На вашей совести, дальнейшее лучше оставить между нами. Он возможно реагировал на активное присутствие Кулакова рядом с вами. Что-то… вроде ревности. Этого я Кулаку не говорил. Не удивлюсь, если псих продумал, как все подстроить, чтобы еще и подростка подставить. Чтобы от вас отсечь. По плану, скорее всего, не пошло. Всех от вас отсечь. И отдельно, Кулак неадекватно реагирует на всю историю с самого начала, - поджимает он губы.
Едва не фыркаю.
- Ну, Кулаков бросился спорткомплекс сразу светить везде, видимо, потому что там так на листке написано было. Ровным счетом единственный раз, когда он послушал кого-то. Ну разве не чудесно?
Марат пристально смотрит на меня.
- Это я настоятельно рекомендовал начать стройку публично. Чтобы псих почувствовал, что ситуация под контролем у него. Расслабится тогда, потеряет бдительность.
- Ну, а может Вася попросил вас это сказать, - разворачиваюсь я и мы теперь направляемся обратно.
- Когда я в самом начале настаивал, чтобы у вас была достойная охрана, Кулак забраковал ход. Он жалеет об этом. Любой бы мужчина жалел.
Еще один!
Апатия меня раздавливает, будто пяткой на меня все разом наступили.
Да знаю я, знаю! Открыл стройку не просто из-за каприза. Но все равно специально не подождал моего пробуждения - так как знал: я против буду. Теперь-то выглядит, что он поступил самым благородным способом ради моей драгоценной персоны. Манипулятор!
Все их намерения оправдать и выставить беса в лучшем свете бесполезны. Неважно, что я думаю.
После того, что я прокричала… Я оскорбила его. Такое Кулак не простит.
Я подло напомнила ему, что он тоже детдомовец. Будто это что-то постыдное.
Сожаление гармошкой в груди собирается, но разойтись обратно не сумеет. Только собирается и собирается, и когда-то лопнет от давления.
А пока мне слушать этот пронзительный звук изнутри - как ноты все одновременно нажали, и теперь другого ничего не различить. Ждешь, когда же наконец мучительный звук закончится, и ноты разожмутся, но я не заслуживаю облегчения на самом деле.
Наговорила мерзких гадостей. И лживых. Потому что люблю его и нужен он мне больше всего на свете. Но быть с ним так не могу. Не хотела тогда слышать его злые угрозы. Хотела, чтобы он точно ушел.
Напоив Ваню чаем и любимой «Фантой», выясняю подробности. Стараюсь голову в холоде держать.
Он считал, что автор записок - кто-то из полицейских или сам Петренко. Старался следить за ними, но даже доехать до соседнего поселка не смог - они ведь там все живут. Поэтому он заранее готовил место, куда он кого-то из них заманит.
Ознобом меня прошибает не только от того, что Ваня расправляться с кем-то собирался. Но и потому что, получается, за ним плотно следил мой вредитель. Сам подросток считает, что среди… распространителей наркоты пошли слухи о том, что Ваня ищет и собирает определенные смеси.
Он убеждает меня, что больше не работает с наркотиками и сам никогда не касался.
Я верю ему, так как чувствую правду.
Но есть кое-что еще… Иногда козленочек останавливается и вроде бы внезапно задумывается. Не буду давить на него сейчас, но есть что-то в произошедшем возле лаборатории, что я не могу до конца уловить.
Перед отъездом Марата, я рассказала тому в подробностях произошедшее в подвале. Самой примечательной деталью остается то, что псих рассчитывал на мое выживание. Ведь он призвал меня прочитать записку потом.
Про прикосновение к моему нижнему белью я промолчала.
Расспросы про обвинение Вани вызвали у Марата заметный дискомфорт. Ответил, что мало о деле знает.
С обсуждением ужаса с козленочком я решила повременить, пока сам не скажет что-нибудь. Скорее всего, ему придется рассказывать все правозащитнику, и не хотелось бы ребенка лишний раз травмировать.
Он сам затрагивает тему прямо перед сном.
- Это я виноват во всем. Я!
- Ты что такое говоришь? - бросаюсь к нему из другого конца комнаты. - Ты ни в чем не виноват. Ответственность полностью на психе.
- Я думал, он умрет, - вдруг шепотом частит.
- Кто?..
- Кулак.
- П-почему? - не справляюсь с эмоциями и не могу изумления скрыть.
- Когда в больнице. Он меня привел. Типа… к тебе. Посмотреть. Умрет он, я думал. Умрет.
- Но почему?!
- Потому что умрет. Как нежилец такой. Я и пошел бы в тюрягу, - вдруг вскидывает на меня глаза. - Он сказал, что в тюряге я не выживу, но сам он как нежилец был и стоял там. Сказал, что не посадит меня.
Поглаживаю его по руке успокаивающе, хотя это меня больше надо баюкать, чем подростка. Он смотрит прямо перед собой, вытянувшись и замерев.
- Он… не специально это все, - говорю я медленно. Ну все, премию Мать Года в студию. Что я несу? Как можно «случайно» дело уголовное на ребенка завести!
- Че не специально? - рассматривает меня Ваня. - Он себя мега крутым считает, - закатывает глаза козленочек.
А потом шепчет:
- Но как нежилец стоял там. И сам ментов ненавидит. Но мне пофиг, вообще пофиг на этот трешак от него. Психованный мажор, - бормочет козленочек, и уголок одеяла не из того отверстия пододеяльника порывисто высовывает. Забираю ткань из холодных пальцев, и некоторое время смотрю на его лохматый затылок, так как Ваня от меня отвернулся.
Ночью принимаю решение уехать из Васильков в столицу. Небезопасно для Вани слишком, если псих-вредитель и за ним следил.
Но сначала нужно придумать, как избавиться от навязанной охраны.
Глава 35 КУЛАК
Напор мощный. Смотрю, как пар заваливается на одну сторону, видно справа сквозит откуда-то.
Потом на руку свою гляжу, а там - смеситель и часть крана.
Там, в пятерне.
А не над умывальником.
Ненавижу эту хату уже. На хрена тогда купил, не помню. Чтобы повыше и побольше, а трехметровые окна за городом следят со всех сторон. Пять лет тому назад ткнул пальцем в квадратики проекта, лежащего на столе, а сейчас - не знаю за каким ладом мне столько белых поверхностей понадобилось.
И пять спален.
Кидаю сломанный смеситель в рукомойник, и иду воду в квартире перекрывать.
Завтра сам починю, а мастер пошел на хуй пусть. Уже заочно.
Телефон проверять не буду, потому что погну на хрен тоже. Юрист должен инфу подогнать. Там сегодня окончательно дело оборвыша спустили на тормозах по моей просьбе, но я-то жду другого.
Не напишет же она ведь.
С ней теперь через Марата общаемся. Который никогда не назовет Алису телкой, потому что он теперь ей симпатизирует. Уже раз десять сказал, что она намного проницательнее, чем кажется.
Очень ценная информация.
Бестия уже вонзила в него свои клыки.
Конечно же, проницательная. Таким оборвышам, как мне, это известно вообще-то.
Теперь мы опять в одном городе живем. Только больше в сотни раз.
Звоню Игнату, пусть отчитывается по новому направлению. По которому я решил опять больше наркоты гнать. Передумал я недавно. Вот так-то теперь. Бабло подскочет, а в администрации там опять напрягутся.
Ничего, им полезно, а мне в радость.
После качалки сообщения пролистываю. На отходнике всегда легче. Меня пот на самом деле освежает, а еще, у меня три новых смартфона в коробках лежат, если что.
В вертикальном блоке ленты один чат наверх поднялся. Впервые за три недели.
Прямоугольный блок сообщения расплывается по краям, а рамочные линии двоятся. Смотрю в буквы цифровые, и будто заново читать учусь.
Алиса: Спасибо, Вася.
Кроет меня бураном, не могу вспомнить потом в коридоре, где нахожусь собственно. Полотенцем череп деру, но потные волосы сухими не становятся.
Отряхиваюсь и отряхиваюсь, впору самому себе вмазать. Натыкаюсь взглядом на себя же, в уголке зеркала настенного, и отшвыриваю полотенце, отворачиваясь.
Последний раз писала в тот день, когда напали на нее. Ярлык отправляла. Сердце розовое, с полосками какими-то.
Постоянно мне эти штуковины раньше закидывала.
Вежливая такая, спасибо. И по имени обратилась. Хочу ответить ей, видишь, хоть раз полезным побыл.
В проблеме, что сам для нее создал.
Но она ответит, что это в последний раз.
А читать я это не собираюсь.
Игнат просит-мямлит о личной встрече. Типа не может так больше работать. Совсем распоясались, пока я на курортах Васильков прохлаждался. Сообщаю, что прочитал его гороскоп и там сказали, что он идет на хуй сегодня.
Бестия выгрызла отмену охраны, в том числе и влиянием на безопасника. Оставил Марат ей гео-маячок и тревожные кнопки какие-то. Говорит, в столице риска в десятки раз меньше.
Что же раньше не сказал, умник? Я бы жизнь свою в отходник не спустил.
Знаю, где она ошивается последние три дня, и сегодня опять поеду туда. Надо проконтролировать, что она там разворотит.
Потому что завтра я окончательно выкуплю соседствующее с археологическим музеем здание. Бумаги подписать осталось.
Она ведь теперь экспонаты спасает. И сотрудников музея.
Быстро Васильки забыла, она такая. На вид ласковая и заботливая, а на самом деле - перекати-поле. Только в паразита сиротского вцепилась намертво. Это привилегия для избранных.
Паркую тачку у выезда жилого комплекса, на противоположной стороне от парковой территории музея.
Отсюда видно и часть двора с выставкой бесполезной, и ворота, откуда сотрудники выходят.
Жую сигарету, и цифровые подписи на доках отстреливаю. Взгляд цепляется за мусор у подножья соседнего сиденья.
Алиса тут сбежать хотела, когда я облапал ее во второй раз. Скалюсь воздуху. Всегда сбежать от меня хотела. Может, и планировала.
Может, это все разыгранный спектакль - похищения и отравы - чтобы от меня избавиться? Да так подстроено, чтобы я окончательно ебнулся и выпилился.
Ну это мы еще посмотрим.
Пытаюсь стопориться в жиже дебильных мыслей, но потом ощущаю - зачем? Что хочу, то и думаю. Ей же можно воображать, что я специально ей назло стройку долбаную открыл.
Так, блядь, про комплекс точно нельзя думать. Это за рамки вообще.
Днем она выходит из музейных ворот вместе с пенсионеркой, встречать мини-грузовик с чем-то. Закипаю, наблюдая, что и Алиса какие-то тяжести прихватывает, хотя два мужика из тачки и по второму кругу могли бы сходить.
На ножке еще прилеплен гигантский пластырь. Там, где у нее страшная рана тогда побагровела. Паразит говорил, она случайно в открытую консерву прыгнула на том участке. А я пока в офисе сидел.
Прокручиваю руль, как злость внутри водоворотом перемалывает мышцы. В припаркованной машине. Колесам - пиздец. Мышцам тоже, потому что они веревочными обернулись недавно, и болят, как кислотой зашприцованные. Не от спорта болят, упырные. Только спорт успокаивает каркас перетянутых канатов внутри.
Снова выходит за пакетом протертым, и задумчиво ногу осматривает. Потом нахмуренно по телефону разговаривает.
Стопорю себя, потому что еще не вечер.
Вечером ей говорить со мной придется. Раз сообщения писать может, так и языками и губами немного поработает. Желательно, у меня во рту.
Вздыхаю, один зуб другим придавливая. Жаль, крови нет, а больно. Ну, не поработает губами, так хоть посмотрит на меня.
А я страшный. Может запугаю наконец-то, чтобы…
… чтобы что-то.
Вернувшись через несколько часов, вылетаю из тачки. Так как вижу что Алиса уже здание соседнее рассматривает, крайне сосредоточенно.
Заметив меня, оступается и руку неестественно отводит в сторону. Слежу, чтобы нога ее не слишком напрягалась. Но ход сбавить не могу. В аду только приторможу.
- Что, присмотрела уже?
Тонкий локон ей на скулу спадает. Алиса неуверенно отводит глаза, но потом возвращается взглядом ко мне. Ее рот слегка приоткрытый. Хочу чтобы дышала часто, а она назло дыхание задерживает.
Меня марью в воздухе поводит. На хрена в этом месте пространство поплавили. Зыбью ребристой дышу, и сквозь нее на растерянную фею смотрю.
Шатает меня? Шатает.
Боюсь, если шаг толкну вперед, то обрушится все. Вот все. Вместе с ней.
По хребту паника позвоночник подсекает, секция за секцией, когда Алиса неустойчивый шаг назад делает.
- Я просто смотрю. - И вполголоса размеренно объясняет: - Обещали тут три площади для временного сохранения отдать. Пока в музею крышу будут спасать.
Какая воспитанная у меня фея-обманщица.
- Ты спасать будешь, крышеспасательница? - киваю ей снизу вверх. Будто она - один из пацанов у меня на ковре.
Только затылок мне выжигает волна тремора, со спины поднявшаяся. Хочу еще нежный голос услышать. Пусть только посмеет молчать.
- Нет, - коротко отвечает она и во двор идет. Как хозяйка, без бэ. Просто смотрит она, ага.
Соплю ей в голову, только без натиска, потому что стопорюсь намеренно.
Делает вид, что меня здесь нет, когда неказистый двор разглядывает, но ножка подрагивает. Еще трогает браслет на руке. Что за цацка?
- Хочешь внутри глянуть, принцесса?
Смотрит на меня. Сердито, но теперь пылко. Господи, я с ума схожу. И сойду. Она - секунда за секундой - мою голову нежной рукой под воду опускает. И сейчас удерживать там на глубине, черной от беспросветности, начнет.
И я не выплыву.
- Взламывать - это уже за гранью. Я сама завтра все и так увижу.
- А у меня ключи есть.
Связку достаю. Теперь ключи болтаются, вниз свисая с моего большого пальца. Она на них взгляд переводит. Сейчас быстро догадается, проницательная боевая фея.
А потом разворачивается и размашистым шагом двор намеревается покинуть.
- Да, Алиса, теперь мое оно. Здание! Так какие площади вам понадобятся?
Она головой поводит, будто отряхивается от чего-то. Мне смешно становится. Видимо, от оборвыша в виде моей персоны отряхивается.
А потом волнорезом злости я сам себя на куски растаскиваю. И только та часть, что без царя в голове, живой ощущается. Надеюсь, сдохло все остальное.
Но они твари живучие, и агонизируют там как-то. Какими-то надеждами, мечтами, херней сплошной.
До щипящей болью ярости агонизируют. Так огнестрелы плоть надкусывают, когда влетают в тушку.
- Далеко собралась? Ключи только у меня теперь есть. И завтра точно также будут.
- Найдем другое помещение, - сцепляет она зубы. И лоб оттирает, видимо, от испарины.
Да, жарко сегодня, несмотря на то, что вечер уже в воздухе улегся.
- Да не найдете, - невесело смеюсь. - А ты со мной всегда договориться сможешь.
Заворачиваю вместе с ней во двор уже археологического музея.
Она теряется в шагах немного, когда я перед ней прямо всей тушей выплываю.
Ее легкий испуг меня щипцами раскаленным сдавливает. Стараюсь в пространстве меньше стать, но и в глаза хочу заглянуть.
Локон опять на лицо спадает, усталым движением руки она отводит его и пот убирает.
Не нравится мне это, блядь! Почему измученная такая? Знал ведь, что больше в больнице лежать надо было. И ножка еще не зажила.
- Пожалуйста, покинь территорию, - абсолютно спокойно и миролюбиво говорит она и даже пытается мне улыбнутся. Но не выходит. Не выходит у нее улыбаться мне!
Я взрываюсь и ключи ей в руки толкаю. Алиса охает, и непонимающе на меня смотрит.
- Договоришься со мной или нет? Давай!
- Нет, конечно!
Даю ей обойти, связка снова с большого пальца у меня болтается.
Она еще несколько шагов делает, а я на дне барахтаюсь. Потому что это то, куда она меня забросила. Или оставила. Может, я всегда здесь парализован был, просто отсутствие воздуха не замечал.
И на дне в легких водоросли застряли, и крюком каждое мгновение их из меня вытягивает вместе с гнилью, что на месте сердца осталась червей внутри кормить.
- Я и другие куплю, везде! Везде, где договоришься. Время не гони впустую!
Она оборачивается, нахмуренно рассматривая меня.
Что-то внутри где-то простукивается, когда Алиса неуверенно за край платья пальцами впивается. Горло льдом теперь дерет.
Но она одергивает себя и глаза отводит. Собирается снова разворачиваться.
Швыряю ключи на потрескавшуюся дворовую плитку, прямо между нами.
- Придется поднять, если хочешь зайти. А мне плевать, - покачиваюсь на месте, ладони в карманы просунув. - Мне плевать-то на ключи и что там и вообще на здание. Могут неделями тут лежать. Пока не поднимешь их, обманщица.
Глядит на ключи неподвижно. Ветер пыль приносит, а не прохладу. Она осторожно приближается к связке и поднимает с плитки. На меня не смотрит.
- Спасибо, - тихо говорит и уходить собирается.
Бросаюсь к ней, как безумец. За руку не хватаю, а прикасаюсь тыльной стороной ладони к хрупкому изгибу локтя.
- Алиса! Ты… ты зачем это сделала? Ты куда идешь?
- Отстань! - вдруг зло она кричит и платье одергивает. - Ну что еще?
- Еще - это все! Чем это ты здесь занимаешься! Нафига тебе музей? Ты же ожоговым собиралась заниматься.
- Не твое дело, - рычит она и в грудь меня толкает. - Ты свое получил, а теперь иди наслаждайся.
- Наслаждаться?! Ты в фантазиях живешь! Будто все тебя обидеть хотят. Но я тебя не обижал! Это ты меня с землей сравняла опять.
- Да, - задушено говорит она и зажимает рот рукой, - да.
В дверях перепрыгиваю через турникет, потому что у нее карточка есть, а вахтерша меня не пускает.
Алиса резко разворачивается, наконец-то осознав что я не отстану. Это хорошо. Потому что я не отстану. Не знаю, что будет. И что делать буду. Но она будет со мной разговаривать, мать вашу!
- Я вызову полицию, если ты будешь продолжать в здании музея.
- Вызови, будь добра, - хрипло отзываюсь и издевательским оскалом морду кривлю: - Не могу дождаться.
- Что конкретно ты хочешь? - также хрипло говорит она. Опять в глаза не глядит.
- А ну посмотри на меня.
Она губы поджимает, и отворачивается в сторону.
Мне дурно становится, как вспоминаю, что губы сочные можно было целовать и захлебываться. Сколько угодно тогда зализывал. Но столько моментов упустил, когда мог чаще мять. Нет, дальше ничего без этого не будет. Меня не будет и ее не будет. Ничего. Либо вернемся, либо все.
- Посмотри на меня, я сказал, - рублю жестко и плечо заходится нервом, желая прокрутиться.
Алиса попросту уходит, а я у входа остаюсь гореть. Не знаю, сколько стою тут. Вахтерша из стеклянной кабинки испуганно выглядывает, когда голову поворачиваю.
На обратном пути тоже турникет перепрыгиваю.
В квартире стопорю себя час за часом. Зачем ключи отдал, да и еще так? Совсем отупел с ней. Теперь нечем давить. Унизил ее, хоть и заслуживает. Она заслуживает. Просто не буду наблюдать больше, как она унижается. Не хочу и не буду!
Никуда больше не сунусь. Все. Этот поезд уехал. Даже не смотрит на меня. Подняла клятые ключи, будто ей все равно, что я гадость замыслил. Я ей проектом смиренного благородства не буду! Где оплеуха хотя бы!
Слишком красивая сегодня. Я не вывезу завтра.
Выбухиваю половину бутылки вискаря и под душем морду тру. С мылом, как когда-то учили. Нет, не пойду завтра. И послезавтра. Скажет, что я не нужен. Мне плевать, но я не вывезу.
Не любит меня. Так что здесь странного? К делу это отношение не имеет. Она мне принадлежит, и она сама хочет со мной быть.
Не любит. Смешно думать, если бы любила. Ничего, меня вообще никто никогда не любил и ничего! Как-то выжил, а теперь с Алисой дальше по-настоящему лучше будет. Вот по-настоящему какое-то «лучше». Мне любви не надо, мне конкретика нужна.
Ты мне не нужен. Ты никому не нужен. Потому что ты все портишь.
Нехилые запасы соли внутри у меня во гнили посередине. Гниль печь не может, на то она и гниль, но печет же.
Острой болью соль всасывается и всасывается, и кажется, никогда не растворится.
Надоело! Я все решу, и нормально будет. Даже если ненавидеть друг друга с Алисой станем, вместе будем. Она стопорится, потому что не понимает всего. Потому что… меньше меня хочет, чем я ее.
Но ничего. Этот безухий оборвыш столицу взял, и перед выкрутасами Алисы не остановится.
С утра бухаю еще виски и за руль сажусь. Просплюсь на том свете уже. Чекаю, нормально ли, не поводит ли совсем в стороны. Сойдет.
Оказывается, не утро, а полудень уже.
Муравьи музейные уже что-то перетаскивают в соседнее здание. Военоначальница, в красном сарафане, что-то им командует. Давай, распоряжайся моим имуществом. Женой мне будешь по-любому. Хоть в гробу я буду. Воскресну все равно и ты моей станешь.
Вылажу из Куллинана. К капоту прислонившись, курю и слежу за всеми пертурбациями.
Она меня замечает. Через минут пятнадцать, посмотрев в мою сторону несколько раз, сама идет. У меня в пятках пульс бьется, а снизу их асфальтная лава жрет. Затягиваюсь сильно глубоко. Голос ее по затылку царапинами проходится. Господи, хотя бы раз еще.
- Ты… Ты в здание заходить не будешь?
- Зачем? - сиплю я.
Внимательно смотрит на меня. Вытираю рот рукой, потому что плечо унять движением надо.
- Ты… нормально все? - спрашивает она нерешительно.
- Иди ко мне, я тебе на ушко расскажу.
Алиса вспыхивает, а у меня яйца огнем подтягиваются.
- Вася, - сбивчиво говорит, - ты что выпившим приехал?
- И выпившим уеду, представляешь?
- Это опасно очень, - выдавливает наконец.
Улыбаюсь, а Алиса хмурится. Мордашка пунцовая еще. Кто-то ее окликивает, но потом она опять ко мне поворачивается.
- Тебе нужно протрезветь. Или за руль не садись. Это не шутки. Ты десять водителей вызвать можешь.
- Я никогда с шофером не езжу. И собираюсь вон там, - на магазинчик угловой показываю, - еще и водки купить. С тобой поделюсь. И я внутрь тачки только жену свою пускаю, так что вот внутри на переднем с тобой и бухнем. Еще и на колени могу ее пустить.
- Прекрати, - вскидывает Алиса на меня воспаленные глаза, - сейчас же.
Когда уходит, отбрасываю курево. И в магазин топаю, кофе покупаю. На удивление, пить можно. В голове роща мыслей гнется, а кофеин как дождь на них обрушивается. Шелестит…
Боевая фея погладывает изредка в наш с Куллинаном бок. Через некоторое время беру второй кофе, потому что реально протрезветь не мешает. Наговорил тут уже. Странно, что в колени не упал, дурак.
Обжигаю себе руку кофе, ну и похуй. Жжет, конечно, но что-то в этом есть. Заземляет. Волдырь будет. Когда голову поднимаю, Алиса уже в шаге от меня.
- Это же кипяток совсем, - возмущается, - где аптечка?
Сдерживаюсь, чтобы не сказать, что у нее аптечка. На губах.
- Забей.
- Самой искать что ли?
Со вздохом открываю багажник кнопкой. Алиса пену от ожогов находит. Сама себя пачкает. Приказывает прислониться мне к заднему сиденью, дверь распахивает.
Слушаюсь молча. Взглядом ей все на теле буравлю. На полную мощность. Протрезвел и все еще хуже стало.
Она ожог обрабатывает, сосредоточена на моей руке. Расставляю ноги чуть, сьезжая, чтобы ей легче было дотянуться.
Когда она от аптечки отстраняется и снова сюда поворачивается, между ног моих прямо замирает.
- Уже видно, что волдырь будет, - расстроенно тянет она.
Ничего не говорю, потому что увяз в моменте, как в трясине. Хочу тут навечно остаться. Ее нежная ладонь меня за запястье придерживает.
Локоны сегодня на лицо ей не падают, но в ушах сережки круглые. Жемчужины, по-моему. Сегодня она еще красивее, чем вчера.
- Боль сходит хоть? - укоризненно на меня взгляд вскидывает.
- Нет, - вру я.
- Сейчас таблетку найду. Еще есть тут охлаждающая мазь какая-то. Но сверху пены этой… Вряд ли.
- Таблетку дай и все.
Достает обезболивающее, и теперь воду ищет. Поворачивается обратно, и я зажимаю ее ногами, как в ловушке. Алиса делает вид, что на заметила.
- Пей давай, Кулаков.
Не слушаюсь, и вхолостую таблетку забрасываю в горло. Алиса глаза закатывает.
Ногами ее зажимаю еще сильнее.
- Я хотела бы извиниться, - вдруг заговаривает она, - за то, что я сказала. Тогда.
Тон, как речь на официозе гонит. Но голос подрагивает.
- Мне не стоило этого говорить. Я поступила… омерзительно. Неправильно. Я извиняюсь перед тобой.
- Омерзительно, говоришь? - пью воду из бутылки, а за ней слежу пристально. - Извини в карман не положишь.
- А у тебя карман не лопнет. - огрызается она сразу. - Выпусти меня.
Рукой себя за дверцу держу.
Так как вот мои конечности дальше мозг слушаться не будут.
- Так что, говорить не стоило, но думаешь все также? А знаешь, мне похуй. Ты все никак не въедешь, что меня выставить откуда-то не вариант. Это касается и места между ног твоих. Извинения гони другим, они поведутся.
- А ну выпусти меня, сейчас же! - свирипеет она.
За майку меня хватает, ну а мне по кайфу. Могу вечно так стоять и ругаться с ней. Она же глаз с меня не сводит.
- Какая ты правильная, Алиса, - завожусь я, - только обещания свои не выполняешь.
- Мои обещания аннулируются твоим обманом. И нарушением обещаний мне.
Разжимаю ноги резко, и выравниваюсь. Она вынужена отступить, нервно сглотнув.
- От меня извинений не жди. Я все правильно сделал. Твой детдом не пострадает, и ты знаешь это. Просто права качаешь.
- Просто? - опешивает она, но тут же себя под контроль берет. - Да, права качаю. Я такая. Я думала, уговор есть уговор. Грош цена твоим словам, - жестко, но со слезами на глазах заяривает она.
Делает шаг назад.
- Любым.
Еще шаг.
- Словам.
Еще один шаг назад.
- После.
Дверцу со всей дури прикладываю и предупреждаю Алису:
- Ну, хорошо. Извинюсь, и что дальше? Ты не думай, что я не секу, как ты мной вертеть любишь. Я позволяю. Только тебе. Но не загоняйся.
- Да ничего дальше, - смотрит на меня пустым взглядом, - ничего. Кончено все, Вася. Извиняться не прошу. Не подходи ко мне больше.
Я на месте дергаюсь, как ветрами обдуваемый. Когда она еще дальше отходит, то срываюсь, потому что не могу стоять! И смотреть! Как уходит!
- Не подходи ко мне больше, - сорванным голосом предупреждает Алиса, обе ладони выставив вперед.
Влетаю в Куллинан, жму по газами, только не мчу никуда. А загоняю машину на тротуар напротив, переграждая Алисе путь.
И раскаляющимися металлом изнутри глазами наблюдаю, как она по капоту ладонями ударяет.
Ей теперь только назад возвращаться, к самому музею, потому что другие припаркованные тачки путь перекрывают.
Она смотрит на меня с ненавистью.
- Сядь в тачку, - приказываю, хотя она меня не слышит.
Вижу, как ее губы шевелятся, но тоже ничего не разобрать.
В руках ее появляется связка ключей от соседнего здания. И она закидывает ее прямо на крышу моего Куллинана.
Когда я медленно ручку двери поворачиваю, Алиса начинает бежать к музейному выходу.
И правильно.
Потому что я сгорю в злости, но не погибну. На моем месте выживший останется стоять. И даже обожженный, он получит то, что хочет.
Глава 36 КУЛАК
После обеда следующего дня вгоняю тачку на то же парковочное место. Алиса точно в музее. Когда я не рядом, ее пасет кто-то. Она об этом не узнает никогда, пусть воображает, мол, делает все что хочет.
За ней псих в Васильках гонялся, а на все остальное насрать. Переживет как-нибудь, если случайно выплывет.
На психа у меня есть планы. Как только одно дело до ума доведу, так псих получит мое полное внимание.
В том подвале, возле открытой двери… Я когда туда влетел, то с оси сошел и обратно вернулся, и теперь по-другому все с того момента. Угол крена поменялся. Приоритетов. Поэтому мне бесповоротно и однозначно плевать на то, что я обещал по спорткомплексу.
Никогда не вспоминаю тот день, когда на нее напали. Смекнул, почему люди себя кончают. Раньше думал, от трусости. А в тот день понял. Они из горящего здания выпрыгивают. Они спастись на самом деле хотят. От всего, что в башке пылает.
Придумал вот вчера, что скажу Алисе моей.
Перепил ночью еще и проститутку вызвал. Посмотрел на светловолосую голову сверху, когда над стояком только нагнулась, то даже и не помню как за кошельком пошел. До этого сутенеру на карту скинул, но и ей нал дал, чтобы домой обратно шла. Она перетрусила, мол, ее виноватой сделают, что я не захотел ничего. Пришлось целых три предложения сказать.
Потом кран починил наконец-то и под кипятком в душе выстоял. Даже подрочил после. На кое-что конкретное. Как Алиса беспомощно выгиналась подо мной, а грудки, блестящие от моих слюней, колых... Не хочу вспоминать, надоело себя как шавку воспринимать.
Только об одном и думаю. Несмешно, а до этого вообще всю жизнь об этом не думал.
Скажу Алисе, что сейчас начну детдом новый строить. Или на ремонт завались денег дам. Еще на ожоговое отделение. И что там еще надо. Все решу. Зачем спорить о спорткомлексе, если проблема сразу будет решена?
Перед сумерками Алиса из двора музейного выходит, сегодня раньше чего-то.
Переживаю оплеуху шока, аж до сухожилий откат доходит, когда букет у нее в руках различаю.
Это что такое вообще?
Набираю скорость, она даже рассмотреть не успевает, а я веник выдираю.
Ошеломленная Алиса замирает, а я, оценив какие-то не розы, в мусорку их бутонами вниз фигачу.
- Это кто дарит такое?
Охренеть, там кто в этом музее работает? Вроде все пенсионеры. Кто подкатывает? Она…
… в грудь меня толкает.
Хорошо.
Разозлилась. До чего же сладкая даже на вид. Ненавидел вчера вечером больше всего на свете, а сегодня…
Алиса к мусорнику подходит, локон за ухо заправляя, и перед тем, как я ее остановить берусь… Вдруг подмечаю, что она сегодня по-другому выглядит. Не знаю, как-то надуманно красивее. И губы красным намазаны.
Она реально собирается веник из мусорника забрать!
- Я тебе новые куплю. Много и все. Больше, - выталкиваю я озлобленно.
Земля под ногами кратером оборачивается. Потому что складывается у меня все в одну картинку. Вот я вчера проститутку позвал, но трахать не стал, потому что я - это я.
И Алиса тоже может кого угодно позвать. За бесплатно. Да все побегут в очередь.
Одно только формирование мысли, что ее касаться кто-то другой будет, меня под ноль косит.
Под самый ноль.
Там, где границ и рамок нет.
Где никаких стопорнуться быть не может и не будет.
Как я раньше, блядь, не додумался? Я не позволю. Это даже до смехотворного ужасно. Конечно, я не позволю такому случится никогда. Даже дышать на нее никто не имеет права.
Алиса все-таки веник свой розовый достает и мне по лицу хорошенько хлещет. Перехватываю букет, и даже не выбрасываю.
Сейчас все мне расскажет, где самоубийцу этого отыскать.
- Это откуда такое?
- Ты! Ты! - со свистом от вдохов выталкивает она слова. - Ты совсем поехавший! Отдай сюда.
Удерживаю розовый ужас высоко на вытянутой руке, и она гневно глазами блестит.
- Кто подарил? В курсе, что у тебя я есть?
- В курсе, в курсе. После вчерашней твоей выходки все в курсе, что с ослом имеют дело.
Подумаешь, тачкой закрыл выход из музея до ночи. Они же археологические умники. Выкопали бы что-то там и пролезли.
- Верни мне мой подарок.
- Еще и подарок. А мне сказала, что цветы не любишь.
- Их уже подарили, - возмущается она. - Мне на день рождение. Всем коллективом дружным. Сечешь, дубина?
И вырывает веник у меня. Ну, потому что руку я уже опустил.
- Сегодня? День рождение? - стараюсь нормально интересоваться, а выходит калечно. У меня подарка нет. Точнее, есть кое-что, но разве подарок это? Я бы Алисе тачку новую подарил, если бы знал. Почему мне никто не сказал!
- Сегодня, - заводит снова волосы назад и избегает взгляда. - А теперь дай пройти. То, что ты делаешь называется сталкерство. И это не только противозаконно, но и неэтично. Ты поджидаешь меня тут постоянно.
Алиса дальше идет, и теперь вместе шагаем. Сумку на плече поправляет. Какая-то хрупкая сегодня. Игнорирую, как вчера сказала, что все кончено. Иначе не выплыву.
- Если ты со мной болтаешь постоянно, разве это преследование?
Поводит плечом, и снова цветы к себе прижимает.
Когда три квартала преодолеваем, спрашиваю даже осторожно:
- Ты машину продала? Чего пешком идешь?
Знаю уже, что продала.
- Да. И решила прогуляться сегодня. Можно? Или нужно разрешение у тебя, Кулаков, спросить и поумолять? - рассерженно спрашивает…
… но я это слышу. Легкую игривость. Она так постоянно за нос меня водила. И так от нее член всегда дубеет, но ей же недостаточно, и от этой недосказанности и намеков всегда колом стояло пуще прежнего.
Да, поумолять. Все отдам за это.
- Будто ты спросишь. Будешь праздновать… с ним?
- Да, - мрачнеет она.
Блин, момент испортил, и все испортил. А потому что этот… голодранец всегда дороже меня.
Я выкупаю, что Алиса тут пытается сделать с недавних пор. Меня вот, сиротинушку, никто не спас, и мамка не нашлась, а вот теперь Алиса героически спасет такого же паразита. Убережет от нелегкой судьбы!
Поможет ему исправиться! Прямо у меня на глазах.
Раз я уж таким вышел и ничего поделать нельзя.
Но я смотреть на паразита не могу. И потому что действительно напоминает… И потому что он с самого начала пытается ее у меня забрать. В процессе, он даже почти убил ее.
Нет, никакой пощады. Я снял с него обвинительную удавку и на этом все.
У него и так все есть уже!
Доходим до проспекта, где выходы нескольких клубов и баров гудят. Народ собирается. Мужиков и дрыщей - завались.
Когда проходим мимо второго клуба, загребаю ее ладонь. Они-то ничего не сделают, даже сразу взгляд переводят, но Алиса сама чуть ли не к обочине тылится. Не могу, когда она боится. Штырит физически меня от этого.
Потом руку ее не выпускаю, а она не выдирает.
Когда к дому ее подходим, неизвестная доселе тоска берет. Алиса еще и поворачивается ко мне целеустремленно.
- Спасибо, что до дома проводил, - вежливо начинает и я зубы сцепляю, - и… Вася… это невыносимо для… Перестань приходить. Мы выяснили, что мы…
- Я хоть завтра начну стройку нового детдома, - перебиваю я и пальцы ее перебираю в своей ладони, - и на ожоговое отделение дам. И что еще надо. Но главное, детдом. Все нормально будет.
Не понимаю, почему слезы у нее льются, и панически ищу слова. Почему это все должно решаться разговорами!
Я предлагаю конкретные действия!
- Это действительно не просто про детдом или спорткомлекс, - поднимает затуманенные слезами глаза. - Ты проигнорировал… мои чувства, когда решение принял. Я поняла обстоятельства. Иначе бы… не разговаривал бы с тобой. Но ты проигнорировал… меня. И обещание. А потом даже не видишь ничего плохого в этом.
- Я никогда не игнорирую тебя. Ты что-то не то говоришь. Это не так все.
- Вася, - она вытирает слезы и цветы опять к себе прижимает, - ты иногда относишься ко мне… будто я предмет, что обязан быть так-то и вот здесь. Я знаю, что ты не всегда специально. Но я… не могу так. Я - не предмет.
- Конечно, ты - не предмет, Алиса! - разъяренно оправдываюсь я. - Какой предмет еще! Ты самый живой человек из всех тут. Я… я перегибаю палку, да. Потому что меня кроет от тебя, сечешь? Кроет, понимаешь. Без шансов здесь.
Смотрит в сторону, губу прикусывая. Я чую момент слабости. Надлома. Ее нежная ладонь врать не может в моих пальцах.
- Я перечудил в тот день, когда примчался из города, а ты только очнулась. Собирался тебе по-другому все разложить. Я перегрелся и протупил. И ты знаешь, что малого я садить в тюрягу не собирался.
Она закрывает глаза на мгновение.
- Ты всегда и всех продавливаешь. Но это не про меня. Есть причина, по которой тебе не удастся меня просто продавить.
- Какая это? - хриплю я.
- Когда испытаешь это… когда это случится с тобой, тогда ты все поймешь, - грустно смотрит на меня.
Я, мать вашу, сейчас до Луны вздернусь и свалю серый шарик нафиг на землю. Что еще за «когда испытаешь». И грусть ее? Намекает, что я неполноценный эмоционально?
- А подсказки че не будет? Может одну букву открыть?
Она даже улыбается.
- Это то, что хочется получить в отношениях, но оно… просто так существует с другой стороны, а не просчитано или за что-то.
Не знаю, но неважно, что не знаю. Она усилия прилагает, чтобы объяснить. Значит, хочет результата. Хочет меня тоже. Элементарно, Ватсон.
Притягиваю ее к себе, она испуганно голову задирает. Веник дурацикй между нами. Ладонь ее еще у меня в плену. Целую сладостную кожу и пальцы. Смотрит на меня во все глаза, а я в ответ так же. Не выдерживаю, и прикусываю ей ребро ладони.
- Строим детдом новый или нет?
- Не помешало бы, - неуверенно отвечает.
- Поговори с директором этим, обозначьте сроки и что хотите.
- Хорошо, - шепчет. Я руку ее еще к себе ближе прижимаю. На костяшки дышу.
- Что хочешь на день рождение?
- Шоколадку.
- Это я потяну. А что еще?
- То, что не потянешь.
- Давай попробуем, что? - в сторону коротко голову склоняю, рассматривая ее мордашку взволнованную. И самую красивую на свете.
Она мотает головой. Целует меня в щеку нежно, и уходит.
А я вслед смотрю, как дурак.
Глава 37 АЛИСА
Дверь с утра разрывается. Оттеснив напряженного Ваню, смотрю в серый прямоугольник экрана с камеры. Соседка, странно.
- С днем рождения, кстати, - заводит Люба. Еще странее, откуда знает, что у меня он вчера был. - Тебе срочно нужно что-то со всем этим на улице поделать, потому часть людей выехать не могут. Ты же знаешь, кто здесь живет. Царевичи и цесаревны сплошь.
- На улице? - недоумеваю я.
Сзади восклицание раздается. Оборачиваюсь, шокированный Ваня в окно выглядывает.
Несусь к нему, а там… Предсмертное слово Кулакова. Его лебединая песня.
Весь двор в корзинах с красными розами. Кое-где просто стебли с бутонами асфальт укрывают.
Утыкано ими повсюду.
Весь двор.
Часть уже свалено в кучу на одном газоне, видимо, кто-то убрал.
Я убью его.
Едва на полу не наворачиваюсь, бросаясь к мобильному. И додумываюсь в спальню свою пойти, потому что Ваня коробки рядом с кухней наполняет утварью. Готовимся с ним к переезду потихоньку.
Отвечает сонным голосом. Сладко спал бес, наверно.
- Ты немедленно уберешь все это. Как ты только додумался…
Имеет наглость хмыкнуть.
- Понравилось!
- Не то слово. А теперь убирай.
- Уберут, не парься, - и вырубает связь боров.
Втыкаю на трубку. Значит, неделю от меня на шаг не отходит, а три минуты поговорить не может.
Кто-то и прям собирает неподобство через час. Я только и думаю сколько денег потратилось зря.
Потом курьер приходит. Разворачиваю белый конверт с опаской.
На ладонь выпадает мое бриллиантовое кольцо и цепочка. Те, что скупщуку продала.
Никогда особо не нравилось это кольцо. Но сейчас… если и есть вещь красивее, то я ее никогда не видела. Надеваю, потому что…
Он, наверное, давно его выкупил. Потратил время, не забыл. Это не корзины дурацкие.
Оставив Ване ценные указания по онлайн-урокам, несусь по делам.
Сумасшедший день сегодня. С юристами встреча, планировать как мне козленочка усыновить. По предварительной информации, взятку гигантскую придется дать. Я - одинокая неработающая женщина, мне не положено детей счастливыми делать. Поэтому и с продажой квартиры нельзя затягивать. С риэлторами надо еще до обеда зафиксировать возможные варианты будущей квартиры. Теперь мне не одна спальня нужна, а две.
К вечеру спешу в соседний район. На мне проверка паллиативных подопечных, которых я и перевезла в это дряхлое помещение. В предыдущих трех случились пожары и один раз затопление. Заклинание какое-то.
Кулакова нигде не видно. Он обычно появляется, когда я свои основные волонтерские обязанности реализовываю.
С тяжелой душой работаю, но виду не подам, конечно. Паллиативным больным тяжелее всего помощь искать и выбивать. Частично они на мои личные деньги тут поддерживаются, хотя ими в основном другой волонтер занимается.
Переключаюсь на мысли о Васе, потому что сбрендила я. Только о нем и думаю. Не то чтобы я другого от себя ожидала, но наваждение все границы переходит.
Хорошо, что он меня преследует, потому что жить без него я не могу. Но и быть вместе тоже не могу, потому что…
Если Вася на мне женится, кто меня любить-то будет?
Невыносимо представлять, как я рядом с Кулаком буду, как раньше… и ждать постоянно, что он когда-то меня полюбит, как я его люблю. Месяц тому назад мне казалось, что терпения хватит.
Но ведь он даже не знает, что это такое. И знать не хочет.
А он подает столь смешанные сигналы!
Будто реально надежда есть.
Долго я так не протяну. Сердце рыпается постоянно, с потертого поводка рвется.
Вспоминаю некстати того Дед Мороза, поцеловавшего меня. Вот бы поехать в тот детдом и начать его искать. Потому что не может быть нормальным, что только Кулаков такой эффект на меня производит. Нездорово.
Дед Мороз точно такой эффект создал. Очень хотелось бы проверить. Конечно же, это не мой Вася, но важно знать, что я не проклята!
Откидывая бредовые планы в сторону, прогоняю с медсестрой список на месяц еще раз. Где-то слышится треск, а потом мы с ней бежим на крики.
Из одной из комнат валит дым. Пожар! Опять?!
Медсестра за голову хватается, ведь возле открытого окна огонь. Раздувается пламя прямо на глазах. Вызываю пожарных, пока бегу на кухню.
Мои поливания водой тушат ровным счетом ничего, поэтому бросаю попытки. Медсестра уже вывела одну женщину.
Подхватываю кое-как лежачего ребенка и стараюсь не думать какими силами его тащу на первый этаж. Ничего не болит, потому что все болит одновременно! Но надо выдержать и тащить.
Во дворе пристраиваю мальчика прямо на асфальте. Успокаиваю наспех, заглянув в испуганные карие глаза.
Дым уже из окна второй комнаты валит. И там, и там по больному осталось, и оба они - лежачие.
- Сейчас пожарные должны приехать! - испуганно кричит медсестра мне. Потому что мы с ней лежачих не донесем.
Разрываюсь мыслями, что же делать. Все-таки поднимаюсь еще раз, хочу хоть что-то предпринять. Может шланг с открытой водой из ванной в коридоре бросить?
К двери жар дыма еще не пробрался, но во внутреннем холле едва что-то просматривается. Стараюсь не дышать вовсе, а из комнат слышны крики. Господи! В ванной вытягиваю шланг из душевой, до выхода не хватает длины, но бросаю его все равно на пол, чтобы вода текла.
Как же мне вытащить двоих лежащих?
Кулаков! Может он уже подъехал?
Несусь из двора на улицу, как никогда в жизни не бежала.
А он как раз паркуется.
- Вася!
Он, скорее всего, реагирует на мой вид, чем на крик. Вылетает из машины, даже дверцу не закрывая.
Так быстро передо мной оказывается, что я не за руки его хватаю, а за плечи. Как будто мне от его скорости удержаться надо.
- Что! Что, Алиса! Что!
Лицо мое грабастает, а потом острым взглядом по телу проходится.
- Помоги! - А он плечи мои до боли сжимает и даже потряхивает. - Пожар! Там пожар!
Бежим во двор, дыма в два раза больше навалило. Кулак замечает двух больных, и что мальчик на тротуаре лежит.
- Иди за мной! - кричу ему, но он меня практически в сторону отбрасывает.
- Куда собралась! - орет на весь двор. - Куда подниматься, говори!
- Сюда! Там дверь налево, она открытая. Там двое осталось. Идем за мной!
Кулак меня снова отодвигает, и за волосы ручищами цепляет.
- Ты здесь стой. Здесь, я сказал! Ни шагу!
Но я забегаю за ним, с небольшим интервалом. Нет, дыма даже на подходе слишком много. Это уже опасно!
- Вася, нет! Вернись! Возвращайся!
Ничего не видно и непонятно возвращается ли он.
Голова на шее не держится, вокруг горячий дым, а внутри меня лед затягивает все паутиной. Мохнатые лапы страха расползаются по всей окружности груди.
Я кричу и кричу его имя.
Срываю голос.
Если не увижу на лестнице через сорок секунд, сама побегу. Все равно! Зачем, зачем я позвала его!
Считаю секунды, вглядываясь в дым слезящимися глазами. Дышу в ладонь. Позади шум, вбегают пожарные. Я к стенке прижимаюсь, они кричат мне что-то.
Поворачиваюсь еще на один крик, а это Вася с женщиной на руках спускается.
На колени чуть не падаю, когда доходит до мозга, что реально его вижу. Выбегаю вслед за его необъятной спиной.
Вместе с пожарными во дворе люди собираются. Одеяла и подушки нашим подопечным принесли. Медсестра позвонила волонтеру Михаилу, это он паллиативными больными занимается. Тот скоро будет.
Вася зло орет на меня прямо при всех. Смотрю на него, и страшно мне становится. От того, что сила чувств к нему столь неистовая, меня дара речи лишает. Словно каждый отстук сердца - шаг на минном поле. Взрывы под ногами делают меня только больше, вбираю их огненную волну в себя.
Я, видимо, трясусь, и он заметным усилием останавливает себя, неправильно интерпретируя реакцию. Да мне плевать, что он тут раскричался. Знаю, что волновался за меня.
Кулак к машине меня ведет, я в прострации ногами перебираю. На заднее сиденье меня усаживает и одеяло зачем-то достает и укутывает. Потом осознаю: у меня озноб такой силы, что я трясущееся тело как норму воспринимаю.
Он себе на голову воду хлещет и отряхивается. А мне салфеткой до смешного аккуратно лицо оттирает. Забираю у него бумажку потом, чтобы его тоже избавить от сажи. Он молча терпит мое елозанье у себя на коже.
- Врачей зовем? - Кулак меня за плечо прихватывает. Жар его пятерни мне будто силы придает. - Алиса, ты чего не успокаиваешься?
- Нет-нет, - протестую я и даже внятно выходит. - Каких врачей, я же в норме. А ты? Ты не сильно надышался?
Он прищуривается, но потом сбрасывает гримасу. Задвигает меня вглубь сиденья и сам следом ныряет.
- Нормально все. Ты мне тут лучше перестань дрожать.
Я киваю. К сумке тянусь, что он предусмотрительно прихватил. По экрану пальцами вожу, а они не слушаются.
- Что такое? - ерепенится он и мою ладонь поддерживает будто помогает той не трястить. - Всех же вынесли, Алиса. Пиздец у тебя работка, я тебе скажу.
Через минуту из себя выходит, ноздри раздувая и за колено основательно меня прихватывая.
- Ну отвечай мне, чего испугалась так?
Ничего сказать не могу, потому что и впрямь сильный страх пережила за него. Образы давкой голову распирают. Как стояла там, и всматривалась, вернется ли Кулак.
- Реально страшно стало, - выдавливаю обходными путями какими-то. Язык плохо слушается.
Блин, мне успокоительное нужно, но если скажу - то он такое здесь устроит...
По второму кругу трястись сильнее начинаю. Чертыхаясь и матерясь, Кулак судорожно руку мне за спину просовывает и в лицо лезет.
- Все же закончилось. Мы тут, в машине, - и дышит мне в щеку, а потом губами коротко туда прижимается. - Не хочу, чтобы ты такой фигней занималась. Пожар еще.
- А кто же… кто же заниматься тогда будет? - заикаюсь я.
- Ну все, все. Потом поговорим. Тебя знобит еще?
Едва не открываю рот, чтобы сказать как спина болит.
Как в тумане ощущаю, как Кулак губами мой рот вспышкой цепляет, но отпускает сразу. И я все забываю. Все-все забываю.
Глава 38 АЛИСА
Он меня в себя сжимает, приобнимая за плечо. Раз за разом губы коротко ласкает, на вкус пробует. Я цепляюсь за темную футболку. Как утопающая.
- Алиса, - хрипит он, - иди ко мне. Господи, иди ко мне.
Языком мой рот судорожно берет, и лижемся агрессивно. Если и отрывается он, то нежно губами по моим проходится, растягивая ласку. Я и не знала, что Кулак так умеет.
За волосы друг друга цепляемся, и меня будто водопадом вниз утягивает, в гущу кипящей воды. Не могу без него, как вытерпела вообще. Он во мне должен быть. Только во мне.
Залажу на ноги ему, а он нас уже повернуть пытается. Рвет мне рот поцелуями, и охапкой всю меня в себя вколачивает.
Кое-как на спину меня укладывает, но на вытянутой руке сам держится. Не знаю, куда ступни деть, но неважно.
Кулак в трусы мне лезет, а я шею его зубами цапаю и жмакаю, и зализываю что получится. Не все получается, потому что он дергается, а потом в лицо мне урчит-рычит довольно.
- Неважно, - задыхаюсь и рукой его затылок цепляю, - войди в меня сейчас. С-сейчас.
Он меня подготовить хочет, и даже кусает за кожу головы, чтобы не мешала. Но я нахожу вздыбленный член наощупь, и в ширинке копаюсь.
- Алиса, - рыкает он, - ты что делаешь, ты…
А через несколько вдохов он сдается и загоняется в меня, и мычим одновременно. Друг другу в лица упираемся. Меня повторно трусить начинает.
Внутри все растянуто его членом. Дикостью будто пропитываюсь от бархатной кожи. Ладонями лицо Кулаку ощупываю, как ослепшая.
Потому что я - ослепшая на самом деле. От пронзительно яростного экстаза, что тело вмиг захватил и все остальное вытеснил.
- Вася, - на выдохах стону, - Вася…
Он врезается в меня бесперебойно, и лицо мое губами ест. За шею меня сзади придерживает. Толкается с гневными словами:
- Да, да, да…
Съезжаем куда-то в сторону, и он пятерней защищает мою голову от ударов об дверцу. Господи, я на его члене хочу провернуться. Не знаю, что со мной. Мне недостаточно, что он терзает меня входами и выходами. Поскуливаю, когда он умудряется бешено ускориться
- Маленькая моя, пошла ко мне. Пошла ко мне все-таки, я тебя уже не выпущу. Маленькая моя, маленькая моя…
Стараюсь его рокот поцелуями победить. Сердце разрывается, как слышу эти слова. Конечно, пошла к нему, я всегда к нему иду.
Как на мине подрываюсь, когда кончаю. В лицо ему впиваюсь ногтями, за собой утащить хочу. По позвоночнику иголка огненной нитью все прошивает, и я выгибаюсь в его руках.
- Алиса, - стонет он и звуки протягивает по всему лицу моему. Дергается во мне, даже пульсацией умудряется задавить.
Хочу, чтобы не выходил из меня. Стараюсь ближе его придвинуть, но некуда уже.
Потом Кулак мне по лицу всему тыкается и ластится. Его глаза закрытые.
Как животные, тремся и поскуливаем и слюни пускаем.
- Никогда больше. Ты слышишь? - словами вдалбливает мне, хотя даже взгляды друг друга не различить в такой позе. - Чтобы неделями, непонятно как… Ну иди сюда еще.
Нахлынывает на меня осознание, когда он член неловко вынимает. Салфетку ищу, чтобы сперму вытереть.
Не разгибаясь, он следит за отрывистыми движениями, а потом салфетку отбирает и сам оттирает. Насуплено смотрит, как бык.
Бык, который меня не любит.
И никогда не полюбит, потому что он решил, что такова его природа.
Выползаю кое-как в сидячее положение. По сусекам внутри все выжжено. Кулак бураном прошелся, а я и сама кружилась быстрее, чем позволяла себе когда-либо, чтобы наверняка унесло.
Сама.
Потому что я всегда на все согласна. Все меня вокруг прогинают.
А Кулак мне под кожу забрался, как вторая жизнь во мне живет.
Провожу рукой по взмокшему лицу, а потом замечаю, как напряженно Вася на меня смотрит.
- Только посмей, - грозой в голосе расходится. - Ты же сама хочешь. Тянешься ко мне! Я все-таки тебе нужен.
- Не посмею, - качаю головой, а на душе пусто.
Тело в аренде у меня будто. Мурашки покорно и сладко расползаются, когда Кулак по бедру лаской дерганой проходится. Рукой плоть сжимает, будто реально предупреждает, что не отпустит.
- Что такое, Алиса? Конкретно, и без деталей. Давай, малышка.
Ничего не думаю перед тем, как сказать. Чувствую, пульс у него взрывами толкается у меня на бедре.
- Невыносимо, что… по-разному мы друг к другу относимся.
- Это еще как? - быкует Вася. - Типа я грубее, а ты адекватнее?
Мотаю головой. Удивлена, что он расслабляется.
- Я тя больше хочу, к врачу здесь не ходи. Ниче. У меня крыша знатно протекла. Справимся как-то. Ты, - он зависает на мгновение, успокаивая дыхание, - нежнее меня. Это нормально ж?
- Ох все у тебя должно быть «больше»! - взрываюсь я. - Не «больше» это измеряется. Это вообще никак не измеряется. Но тебе нужно всегда выигрывать и первым и самым большим быть. Даже в этом. Еще не факт, что ты меня больше хочешь, - бурчу я.
- Я выигрываю, потому что надо так. Для жизни. Но мы с тобой здесь ни при чем. - Опять тычется в лицо, и целует рвано и нагло. - Я же мужем те буду. Заботиться о те всегда буду, - кадык у него дергается.
- Но мы все равно это по-разному воспринимаем, - сокрушенно шепчу я и губами ласкаю его в ответ. - Ждешь, что я по струнке ходить буду.
- Жду, - неожиданно смеется он. - Знаю, что не будет так, Алиса. И не надо на равных, и не надо одинаково. Да хоть как-нибудь, маленькая моя.
- Ну хоть в чем-то я была первой здесь, - недовольно жалуюсь, - слава богу, я тебя первой поцеловала.
- Еще чего, - хмурится он и внезапно суровеет. - Это я тебя первым поцеловал.
Гляжу на него, и не знаю где точно взгляд зафиксировать.
- Ты перегрелся, Вася. Конечно, я тебя первой поцеловала. Ты что?
Совсем теряюсь, когда он меня на себя дергает, и в охапку грозную берет. Рассвирепел от чего еще?
С ума сошел! На парковке он быковал мне в лицо, и явно намеревался наказать поцелуем меня после угроз. Но я первая его поцеловала!
- Ты даже не помнишь, благодетельница, - смотрит на меня огнем, - я и не надеялся, что вспомнишь. Я в Миронском детдоме вырос, один раз туда вернулся, с баблом. Единственный. Умоляли потом Дед Морозом побыть…
… слова он произносит, а я по швам расхожусь, как старая тряпичная кукла. Что это он имеет в виду? Нет! Ее Дед Мороз! Все это время…
- … а я сдуру согласился. А ты тогда Снегуркой была, не помнишь? Восемь лет, наверное, прошло. Поцеловал тебя потом в углу каком-то, потому что не сдержался. Застолбить тебя хотел, сам себя не узнавал.
На свою руку я ошеломленно смотрю. Не знаю, моя ли она или чья-то? Все это время… Он же мое лицо тогда видел, а я его - нет. Только губы частично разглядела.
Все это время… он молчал. А я как идиотка последняя… Даже не подозревала и фантазировала, что это не аномалия, что я от Васи погибаю.
А теперь.
Теперь.
Опять за нос, оказывается, меня водил. С первого самого дня, как за стол в Доме Культуры сели.
Отодвигаюсь от него, потому что душе пространство нужно, а она только через тело сигнал передать может. Сигнал спасения. Ширится пустота, и ей нужно вылезти за пределы телесные.
Мне нужно отдалиться.
Ну конечно же, Дедом Морозом оказался Кулак. Потому что их поцелуи вызывали у меня одинаковый отклик! Я практически узнала его в прикосновении, потому что поцелуй на парковке мне показался отложенным во времени!
Не сбежать мне от него. Полная безвыходность.
За ручку двери хватаюсь, а он разозленно в себя обнимает и ручку грабастает первым.
- Еще чего! Чего дуешься? Не помнишь, так не страшно.
- Все я помню! - ору так, что он отшатывается, застывая. - Как не помнить могу! Только вот узнать тебя у меня шансов не было!
- Ну, я тебя узнал.
Тянется ко мне, а я ногой в дверь впечатываюсь. Его руку там не задеваю, но это предупреждение.
- Алиса, - он опять застывает, - что на тебя нашло?
- Мне побыть надо одной. Тебе стоило сказать мне. С самого начала стоило. Или хоть когда в трусы мне полез.
- Да я думал, ты забыла вообще! - злится он.
Какое-то время в раздумьях возле машины стою, а он коршуном вокруг маячит. От нетерпения расхаживает. Здесь горожан мало, тачка в тени дерева припаркована. Но половина окон в доме напротив в курсе, чем мы тут с ним в машине занимались.
- Это вообще значения никакого не имеет, - бормочет он. - Я-то все помнил, конечно, ну а ты меня не разглядела.
Для него вообще ничего значения не имеет то, что имеет значение для меня.
- Мне нужно перестроиться как-то, - опустив руки, куда-то в асфальт говорю. Под ногами все рассматриваю. - Мне план какой-то новый нужен.
- У нас уже есть план, - сечет Кулак. - Мы строим детдом, женимся, психа уроем.
- Нет, это у тебя есть план, - жестко выговариваю, смотря ему в глаза. - А мне нужен мой план.
- Это еще какой?
- Я занялась усыновлением Вани. И я не остановлюсь. Я в процессе уже. Квартиру продаю, нам с Ваней нужно выбрать новую. И брак предполагает совместное проживание, да? Я что, на две квартиры жить буду?
К выражению бешенства на его морде я готова. Но в глазах черных тень неистовства таким вихрем закручивается, что вскидываю голову. Не задавит меня!
Карты на стол.
Вертеть собой больше не позволю. Пускай без него никак, но игрушкой быть на всей согласной в его тени - еще мучительнее.
- То есть, я в пролете, да? Ты меня опрокинула опять. Нужно с Ваней жить, а значит, меня выкинуть можно!
- Никто тебя не выкидывает, - чеканю я каждое слово. - Я тебя перед фактом ставлю, как есть.
- Перед фактом? Меня? - он злобно щурится. - Это я тебя перед фактом ставлю, что мы с тобой все порешали до того, как ты себе в голову вбила, что спасешь его!
- Обстоятельства поменялись.
- Обстоятельства… поменялись? - заикается Кулак и по волосам проводит руками. И хватает себя за кожу головы. - То есть, твое слово ничего не стоит?
- Как и твое, - вспылчиво напоминаю, - только я от своего слова не отказываюсь. Я не пошла и выскочила замуж за кого-то. Я люблю тебя, Вася. Конечно, я хочу быть с тобой.
Он обездвижен, будто время для него растянулось. Я нервно сглатываю. Грохочет под пятками пульсация страха. Стою на ногах, но не ощущаю этого.
- Никто проверить не может, любишь меня или нет, - коверкает он слова до такой степени, что я с трудом разбираю, - ты все другое важнее меня считаешь.
- Ну ты и мудак, - выплевываю я, и нахожу силы для еще одной минуты. - Эту яму ты вырыл сам. Я-я сделала все, что могла. Ты ведь меня не любишь. Ну ничего. Зато у меня есть Ваня, - мстительно бросаю и разворачиваюсь и иду куда-то по улице.
Слышу, как он по машине заряжает и остановиться не может. Сдавленно закрываю рот рукой, когда меня в спину толкают его отчаянные крики:
- Ну и проваливай! Выдумщица! Из мухи слона делаешь! Иди мозги кому-то другому еби! И я выиграл, поняла? Я выиграл!
Последнее Кулак ревет с такой мощью, что я начинаю бежать.
Глава 39 КУЛАК
- Ну вот, ну вот, кисленькая капусточка подъехала, - заводит Сан Сергеевич, когда официант блюда на столе пристраивает.
Сейчас переверну деревянный квадрат на хрен, ножка прощупывается и мне только ступней по набалдашнику зарядить осталось. Расселись, придурки, на бесполезной сходке с повесткой «надо держать руку на пульсе». Заняться нечем, лясы точить в азиатских кабаках. Ну конечно, я пришел, Кузнецов от кузнецовских приехал, Сан Сергеевич притащился, Лешей, зам Карелина, - тоже, а где, спрашивается, сам пэр мафиозный, который на проведении шабаша и настаивал?
У Карелина, блядь, видите ли, в самом пиздец разгаре счастливая семейная заебись житуха.
Нормально, да? Сам придумал, Лешей всех напряг, а теперь что? Хорошо устроился.
Пугало оно, а не мафиози. Думает он тут клановым достоянием управляет, ну просто мафия в «Черкаго». Да если бы не зам, британский интеллигент уже в посадке какой-то гнил с перерезанным горлом. Вообще все на шизике Лешее держится.
Обсуждают они очередную модернизацию терминалов и выход на малый порт Дзержинска через перестановку таможни. Да всем насрать, сколько можно уже про эти терминалы и объемы груза? Нечего дебилов как Филатов на направления ставить, а потом скулить круглосуточно.
- Бутылку принеси и поставь, - бросаю официанту, который задолбал мне подливать, будто я - аристократишка в Версале.
Сан Сергеевич еще и на стопку передо мной посматривает. Пусть только рот посмеет открыть.
Закидываюсь огненной, - да, много, - потому что только так присутствующих идиотов слушать можно. Через десять минут Игнат дверь в наш зал открывает, и я пол скребу ножками стула - от общего стола чуть отъезжаю. Все, теперь пусть мой зам с ними базарит и так далее.
- Ты бы нормального леща Филатову дал, так дело шустрее пошло бы, а, - вытягивает шею Лешей в мою сторону. Сто пудов опять под чем-то. Всегда как вампирюга выглядит, но сегодня глаза вообще чуть ли не белесые.
- А ты че, лещи разучился сам давать? Вы где этого очкастого взяли, туда и обратно запуляйте. А мне насрать, сказал.
- Ой ну не современный ты человек, Вася, - заводит Сан Сергеевич и пачку сигарет в руках крутит. На «Беломор» что-то подозрительно похоже.
- Ага, - даже не смотрю на недоумков, - а мне и не надобно. Ну че, запустили дроны над браконьерами уже, умники? Я слышал, остатки беспилотника фламинго в заповеднике сожрали. Современные технологии, современные технологии, а с двумя таможнями договориться не по зубам.
Сан Сергеевич рукой машет, а Лешей никогда не затыкается, когда надо.
- А ты че сам, спорткомплекс свой благотворительный два месяца запускал. Ты им деньги просто так даешь, а они что ли не берут? - и морда такая противная у шизика, будто сейчас лыбиться начнет, как полоумный.
Стулом снова по полу проезжаю, только теперь обратно ко столу. Перевернуть его - дело одного маха.
- Ебало завали, спорткомплекс в норме.
- Но пришлось попотеть, - ехидничает гнида.
Кузнецов со вздохом смартфон поднимает, а Игнат какие-то бумажки достает с деловым видом.
Я сейчас так по этому шизику проедусь, мама родная не признает, но Сан Сергеевич настырно со своими речами лезет.
- А я, кстати, можно сказать, знаком с защитниками детдома того, рядом со спорткомплексом. С этой Чернышевской Алисой. У меня у внучи школа оборзела и наварганила проход между зданиями на грани обрушения. Мы тогда с этой Алисой даже в районную администрацию ходили вместе, а потом и в суд.
Когда имя слышу ее, все фазы внутри вырубает. Нет, не замыкание. А по нулям вчистую, сгорел трансформатор и нет больше электричества.
Бутылку за горлышко держу, а когда переворачиваю - то все льется мимо стопки. Долбаный стол кривой.
Есть кто-то… нет, есть хоть кто-то, кто не знал Алису? Почему, твари, никто мне не сказал? Твари, твари, твари. Все хотят ее себе.
- И она, кстати, до этого с нами ж воевала. По парковке возле базара, потому что там зарезервированы места были для колясочников.
И с каким-то едва ли не мечтательным видом Сан Сергеевич повествует. Я что-то не сразу въезжаю. Чего это тон у него такой, а?
С какого хрена мою Алису упоминают.
Бухло мне слизистую выжигает, как и каждая мысль кометой сгорает, только сформировашись. Я в четырех стенах хаты, почти что тюряга, от воспоминаний чуть не поплавился, сюда пришел -- и что это вообще?
Как пощечина, образ заколки ее атласной удавкой память удерживает. Нашел у себя в вещах. Каждый раз боюсь порвать, когда подсчитаю, что это - единственное, что мне осталось. Случайность. Заколка нечаянно в мои вещи попала.
- Это с сиськами которая? - бровями тупыми своими шевелит Лешей и я со всей дури бросаюсь на урода, переворачивая и стол, и стулья по соседству, и все, что с самого начала перевернуть планировал.
В плинтус шизика вдалбливаю, и нос подправляю, а оно еще посмеивается там, на полу, как гиена.
- Еще раз, мразь, - захлебнусь собственными слюнями, но вампирюгу добью, - еще раз о ней подумаешь или пасть откроешь! Ты - труп! Забудь о ней!
- Молодежь, молодежь, харе, - пыхтит Сан Сергеевич сбоку и меня за плечо дергает.
- Да успокойся, мамонт, - кровь Лешей сплевывает, и я гниду еще дальше к стене одной рукой толкаю. - Сам че не знаешь и глазами не видишь, ну заебись телка, че я такого сказал.
Сан Сергеевич зря шизика прикрывает, потому что еще одно слово - и сам тоже квашеные ноздри получит вместо капусты.
- Заткнись прям навсегда, - предупреждаю, - тебе мало? Я тебе праздник устрою еще, я тебе кишки разорву руками и в глотку засуну, сечешь?
- Да успокойся, говорю, она же городская сумасшедшая, в таких совать лучше не надо, крейзи…
До жидких мозгов урода еще далеко добираться, над вмятиной в черепе пока поработаю. У меня самого клешни горят и поводит тушкой в сторону, а Лешей ржет еще. Вот только челюсть ему добротно украшаю, как идиоты меня конкретно оттягивают. Даже Игнат участвует. Уволю на хрен!
- Падажди, а, падажди, ты сначала разошелся, что ей комплимент сделали, а потом - что ее трахать неохота? - одновременно с глумливым ржачем Лешей кровь сплевывает, и я плечом откидываю Кузнецова и Сан Сергеевича.
Но к шизику не направляюсь. Пофиг все. Кроме того, что если еще хоть намек услышу, что он о ней думает, то вскрою его тут же. Война будет с Карелиным или не война, плевать, хоть слово одно.
- Так, пора по лошадкам и домой на сегодня, - качает головой Сан Сергеевич и прикуривает.
- Кому-то в бане пропариться не помешает, я ничего плохого не сказал, - бормочет шизик, окровавленным носом шмыгая.
Я снова пытаюсь водку в стопку налить, а оно все мимо. Собственный же стул мешает пройти, и дерево крепостью раздражает, когда поднимаю мебельную мерзость и в стеклянную перегородку зала отправляю.
Угу, все разбилось. Наконец-то огненной закидываюсь, и в коридор иду. Они мне еще смеют что-то там вслед кричать, и приходится чуть ли не глотку сорвать, чтобы поорать в ответ:
- Счет на Карелине, - какой же холл темный и длинный и тупой, - на его семейке новой, понятно! Мои поздравления, понятно?!
- // -
Вмазанный двумя дорогами первоклассного героина, забитый дурью и законсервированный чистейшей кислотой, я разбиваюсь на ведущей к Василькам трассе.
Прямо с бутылкой вискаря в руке, которым решил припорошить убийственный приход.
Водительскую дверь вырезают, я еще в сознании. Поднимаю голову - шея и хребет не сломаны. Пойдет. Нифига себе тачка. Знал, что каждую копейку стоит. Только с правой ногой засада и рука не пашет.
Удар по башке меня в скорой настигает. Черным-черно в раз становится и все.
Отрезаны четыре пальца на правой ноге. И это все, по сути.
Ну и сотрясение, а на руке растяжение такое, что гипс ставят. Херня. Врач причитает, что я в рубашке родился. Ага, в рубашке и сразу на свалку.
Валяюсь в больничке обычной, хотя можно и домой вырваться.
Валяюсь в больничке обычной, хотя можно и в получше клинику переместиться.
Валяюсь в больничке обычной, а она так и не приходит.
Везде заголовки, и в телеге чаты завалены подробностями. Не смогла бы пропустить, и в какой больнице бы сразу выяснила. Да хоть бы написала.
Стопорю себя Марату трезвонить.
Алиса ведь на днях пронюхала, что ее все равно пасут, и пригрозила безопаснику разглашением, если не снимем слежку. Марат у нее из рук ест. Мы с ним договорились, что через неделю по-новому сделаем и ее пасти продолжат. Ну а я пока шифером поехал, в том числе и думая о днях, что она осталась без присмотра.
Читаю, как Загродского по педофилии приняли на горячем. Прямая дорога к тюряге. Какой сюрприз! Наслаждайся, мразь. Всегда к твоим услугам. Убью тебя там через годик.
В больничной палате прямо курю, и медсестра просит хотя бы окно открывать.
Десять дней прошло, как вырвало меня - вывернул половину желудка - прямо у машины после того, как Алиса ушла от меня, а желчь еще в горле кислится.
На третий день в больничке приходит осознание. Вот как наркоты приход наваливает. Она не придет, а я без нее жить не буду.
Такой подставы еще не бывало.
Потому что неважно заставлю ли я ее или нет.
Жадные, извивающие черви в гнилой сердцевине моей требуют кое-чего конкретного. С деталями можно потом. А вот без конкретного - никак.
Чтобы сама меня хотела.
Чтобы оказалось и впрямь способна любить меня, как говорит.
Раньше, думал, с чего бы мне ей верить?
А теперь, думаю, я согласен даже обманываться. Если шанс есть, что правда может любить, то я все сделаю.
Только не знаю что.
Как слова обратно забрать?
Выиграл я!
Тянет вывернуть наружу жратву опять. Выиграл. И все потерял.
Может, это - оно. То, кем я являюсь?
Выигрываю и теряю. Лох.
Гребаная тачка даже разбиться нормально не дала. Может, Алиса прочитала, что у меня тут три царапины и посмеялась.
А че жалеть меня и впрямь? Спорил и требовал что-то выбирать. По больным точкам ей ударил.
Она мое имя на всю кругу кричала и сладко вертелась на члене, а я через пять минут давить на нее начал.
Чего я ожидал, что она малого бросит?
Я выкупаю, зачем она это все делает. Помогает всем вокруг, в пыль себя стирает. Ей никто не помог, когда надо было. Никто, твари! Но я исправить все должен. Есть я у нее теперь, неужто непонятно Алисе?
Как лицо ее обескураженное вспоминаю, так кожу со лба тянусь содрать. Я - толстокожий, пиздец. А тут как сопляк, что-то выяснял с ней постоянно.
Она за месяц в мясорубке побывала. Все вокруг моей Алисы как коршуны кружатся. А я выясняю отношения и с оборвышем соревнуюсь. Потому что…
… болит, если не всецело моя она.
Потому что хочу, чтобы без условий всяких непонятных мне отдавалась.
Чтобы четко и конкретно меня выбрала и обещания действиями подкрепила. Сразу же. До максимальной отметки. На меньшее я не согласен - да, в башке не согласен, а в реальности…
… на все соглашусь. Только бы пришла.
Глава 40 КУЛАК
Никто в больничку не приходит, кроме, мать вашу, Фрезя.
Господи, я умер и в ад попал, наверно. Поэтому Алиса не звонит и не приходит, а вместо этого в палату финансист проскальзывает, улыбаясь медсестре.
Фрезя я смутно знаю. Он - дружбан Карелина, и со всеми на свете общается. Я с ним два раза в жизни, ей-Богу, разговаривал. Конечно, пересекались чаще, и Коля дотошный жуть. Всегда делает вид, что вы со школьной скамьи товарищи.
Что-то не блистает дэнди-миллиардер сегодня. Какой-то помятый на морду свою лощенную.
- А я-то думал! - восклицает наигранно. - Что тут непоправимое. А ты отдохнуть решил, в экстремальных условиях. Знаешь, есть тур, в Тасманию. Там тебя на поле и в пустыне одного оставляют. И выживай как хочешь. Подкину контакты.
Даже не смотрю на клоуна, а он усаживается на свободный стул, будто его приглашал кто-то.
- Че надо?
Фрезь упрашивает медсестру чай с вареньем сделать, и она, сдаваясь, соглашается. Едва удерживаюсь, чтобы глаза не закатить.
А потом гнильца посередине вниз ухает. Они с Алисой похожи в чем-то. Всегда веселые, общительные, то тут, то там. Лезут не в свое дело круглосуточно. И все равно их все обожают.
- Карелин говорит Роллс-Ройс даже восстановить можно.
Спасибо Карелину за тему для светской беседы.
- Новый заказал. Ждать долго хотя.
- Но ты подождешь, - кивает Фрезь, будто он знает что-то обо мне лучше, чем я.
- Че надо, еще раз?
- Да я мимо пробегал. Дай думаю, подъеду. Вижу, очередь посетителей уже разошлась.
- Посмотрел? Ну и проваливай.
В голову ударяет воспоминание, как ей это прокричал. Блядь, как с пацанами иногда с ней разговариваю. Она же ранимая на самом деле, какой бы стойкой не хотела бы казаться. Нежная, добрая. Самая мягкая на свете. Если бы столько уродов вокруг нее не крутилось, то не скрывала бы, насколько мягкая.
А я главный среди уродов. Я с Алисой должен быть, чтобы ее защитить, потому что уроды будут признавать авторитет.
- Чего злой такой? Я, кстати, Чернышевскую на днях видел. Не спросил у нее как там ваша война закончилась, решил тебя спросить.
Ну да, Фрезь, конечно же, ее видел. Он и с пингвинами в Антарктиде общается регулярно.
Ладно, они наверняка в одних кругах крутятся. Элитных. Там, где мне не особе место уготовано. Бабло не везде красную дорожку прокладывает.
Может поэтому замуж за меня и не очень хотела. Стыдно с таким оборвышом, как я. Хотя сказала, что хотела. В последний раз.
До того, как я все разрушил.
- А ты поменьше чатов всяких читай, там хрень пишут. Не было никакой войны. Мы обо всем договорились.
- Что-то это совсем не то, что она сказала.
- Ты только что сказал, вы не говорили об этом! - свирепею я.
Теперь мне из этого лощенного клоуна информацию вытягивать?
Вытяну.
- Я сказал, что я не спрашивал, - указательный палец выставляет Фрезь. - Алиса сама обьяснила. И вчера читаю, представляешь, Загродского садят. Вот это поворот.
- Мы тебе не лента сплетен тут. Что сказала она, говори?
Коля голову вправо склоняет, и ногу на ногу закидывает. Мать вашу, их где-то учат быть такими медленными.
- Ну, я не сплетничать пришел. И раз ты против… Спокойно-спокойно. Нельзя давление гонять после сотрясения.
- Переходи к сути, Фрезь, зачем пришел. Без фокусов.
Медсестра чай приносит. На подносе. Они еще за погоду затирают.
Точно, в ад попал я.
- Ты влюблен что ли, Вася?
И смотрит на меня реально задумчиво.
Прям вот реально.
Реальнее некуда.
Я собираюсь послать его, но мне с башки шлем кто-то срывает. Вместе с кожей, мясом и волосней. И по извилинам ток пускает.
Не больно, потому что в мозгу боль невозможна. Мозг - это центр, который боль по каналам пускает, накачивая ею все остальное.
И мне накачивает. Везде. Как наркотой сосуды забились. И конечности немеют.
Наркотой сладкой боли. Это так обычно все описывают. Прямо один в один у меня такое.
Я реально в Алису влюблен.
Прям вот реально.
Реальнее некуда.
И сильнее невозможно. И больше немыслимо. И крепче невероятно.
Совсем безрассудно.
В голове формируется конкретным блоком, и многотонной правдой оседает, поднимая пыль повсюду.
Оседает так глубоко, что ниже меня уходит. Ниже этажей. Ниже почвы.
- И че? - злюсь и киваю ему.
Фрезь вздыхает полной грудью.
- А то, что Алиса расстроенной выглядела. А она веселая всегда, ну ты знаешь. Честно признаться, когда я рекомендовал тебе менеджеров по благотворительным активам, мне и в голову не пришло, что ты начнешь войну с детским домом. По очевидным причинам.
- Я не воевал с детдомом, - прищуриваюсь я. - Алиса хотела гарантий, что все тип-топ будет. Я дал. Я построю новое здание для детдома, как только…
… да, как только она план принесет.
- Никогда не был в Васильках, - светским тоном заводит Фрезь и чаек попивает. - Уже столько наслышан.
- Тебе понравится. Все друг друга знают. И суют нос в чужие дела. Прям твоя тема.
Фрезь добродушно смеется.
- Это да. Но ты вот сам посуди… Ты легализоваться решил, благотворительный блиц-криг. По полной программе. Крупная архитектура, новые направления, социалочка. А тут Алиса - она и так этим занимается. Она - профи.
- Я знаю, - едва не ору я. - Че сказать хочешь?
- Что она подходит на определенную роль сама по себе. Например, директор благотворительного фонда. Или что-то такое. Или напрямую представлять тебя и твои активы может, если у вас все серьезно и вы встречаетесь.
- Мы не встречаемся, - хриплю я.
Опять демонстративно вздыхает. Думает, он тут Гамлет в рюшиках на сцене?
Не выдерживаю и говорю ему.
- Мы думали пожениться. Я позвал ее, конечно! Теперь нет.
Ага! Фрезя аж проняло, таким удивленным выглядит.
- Хм, думал, эти сплетни в Телеграмме - буйная фантазия. Нереалистично звучало.
- Это еще почему? - едва не срываюсь с кровати. И решаю встать, покурить. Достал финансюга. - Потому что Алиса на шавке безродной не женится? Ну да, вот так-то оно и выходит.
Смотрит внимательно щеголь на меня.
- Кулаков, женщины замуж выходят, а не женятся. А второе, ерунда. Это же Алиса. Наоборот. Я думал, ты из тех, кто никогда не женится.
- Я из тех, кто на Алисе женится. Мне насрать на все остальное. И меня заебало, что ей все говорят постоянно про ее замужество. Еще и сватают с уебанами.
- Механизм социального давления в деле! - поднимает палец Фрезь.
- Че? - смахиваю я пепел в стакан.
- Забудь, - отмахивается идиот. - Ясно-ясно. Точнее, ничего не ясно. Так, Роллс - вообще одна из самых безопасных марок авто. Как ты разбиться умудрился?
Глядим друг на друга, и я киваю ему на дверь.
- Да, все хуево. Типа ты не понял еще. Если не будешь говорить, что Алиса сказала, иди уже на воздух.
Фрезь поднимается и складки на брюках разглаживает. Чашку с подносом с собой забирает.
- Сказала, не знает, что ей делать дальше. Ариведерчи, Василий.
Дымлю возле окна долго, от скуки даже за стекло гляжу. Потом в планшете в делах копаюсь, но один раз еще на внутренний двор больницы выглядываю.
Что-то привлекает мое внимание, движение обрывистое и смазанное, и цвет тряпки. Через минуту из-за скамейки подросток показывается. Хотел бы сказать, что узнаю оборвыша по лицу или одежде, но на самом деле я его с полоборота заприметил просто по движениям.
И оборвыш странно осматривается. Оценивает обстановку. За дверьми следит.
Это что еще здесь творится?
Вниз метеором сигаю. Нога ватная, конечно, но ничего. Со второго выхода вылетаю, чтобы со спины к нему подобраться.
У него хорошие инстинкты, но оборвыш выкупает, что сзади проблема приближается, слишком поздно.
- Ты что здесь делаешь?
Вырывается, как полоумный, и злыми глазейками пуляет молнии.
- Оглох что ли? Один тут?
Последнее спрашиваю вполголоса. Только подумал про нее, уже тремор по затылку. Наркоша я.
- Отпусти! Поговорить надо!
Ничего себе. Ну раз поговорить, то тяну голодранца в сторону, чтобы мы с ним посреди двора не маячили. За деревом и между двух тачек пыльных отпускаю, но фиксирую. Даже ступню его в раздолбанных кроссах. Что еще за обувь такая?
- Давай, наваливай.
Несчастье мнется почему-то. Вокруг посматривает. И снова одичавше зло на меня втупляет.
- Алиса с тобой поссорилась? - на одном духу выдает.
Хочу подзатыльник дать любопытному, но вместо этого смотрю на лохматую голову. И думаю, подстричь его не мешало бы, еще в прошлом столетии. Тоже мне мамаша, пацану стрижку сделать не может.
Может, не дается оборвыш? Ну я ему сам сделаю, будет ее потом слушаться.
- Ага. Ну не в первый раз. Что, не делится мама с тобой секретами?
Глазенки распахиваются настежь, а потом гневно прищуриваются. Ладно, последнее лишним было даже для меня.
- А че спрашиваешь?
- Вы… типа против друг друга теперь? Или ты помочь можешь?
Через горло, насквозь, ледяной кол проходит. Всю влагу собирает, и сухость у меня во рту - как всей головой в песке увяз.
- Чем помочь? Могу, прям сейчас. Говори давай.
- Не… не навредишь ей?
Хватаю за майку голодранца, сам недоволен как выхожу из себя.
- Ты говори давай. Алиса мне женой будет. Какое еще навредить!
- Она не вернулась вчера! Вообще!
Пульс фигачит даже на подушечках пальцев, несмотря на литры обезболивающей херни в крови. Отпускаю несчастье.
- Было такое когда-то? Звонил?
- Звонил, - частит он и чуть ли не на месте подпрыгивает. - Не отвечает. Никогда не было вообще. Смотри, она мне сообщение вечером прислала.
Читаю, и уже думаю, надо сгонять наверх за вещами и где бы тачку быстро взять. У меня Гелик в паркинге, не помню, на ходу ли он.
Алиса: Котеночек, все хорошо. Задерживаюсь в ожоговом. Завтра буду.
- Она всегда называла тебя…
- … козленочком, - заканчивает за меня Ваня. - И она даже не спросила как у меня дела!
Звоню ей с его номера. Потом со своего набираю, и каждый гудок студеный яд в мозги впрыскивает.
- Стой здесь. Щас вернусь. Ты мне только сказал?
Интенсивно кивает.
Три шага делаю, а потом возвращаюсь.
- Так, со мной лучше иди. Иди за мной, сказал!
Глава 41 КУЛАК
Марата подключаю, прямо как такси ждем с оборвышем. Он обещает телефон ее пробить сразу.
Перезванивает, когда мы внутри машины, говорит выключена трубка уже.
Мать твою.
Таксист просит ребенка пристегнуться, но, получив мой красноречивый взгляд, затыкается.
Через пару минут я сам приказываю оборвышу пристегнуться. Он мне еще спорит. Насильно его ремнем цепляю, и несчастье сопит там еще что-то в окно.
По середине пути меняю маршрут, догоняя, что нам лучше в ее хату поехать сначала.
Ваня говорит, она не рассказывала, где будет.
Но он подозревает… что Алиса в какой-то дальний путь собиралась.
В квартире осматриваю все по верхам, может наткнусь на что-то. В блокноте ее только номера записаны, прихватываю на всякий случай.
На широком кухонном столе раскрыты буклеты про недвижимость. Краем глаза смотрю. Мне что-то не нравятся такие районы. Что это удумала туда переезжать с ребенком? Я не позволю на окраины соваться.
Добротная хата у нее. Девчачья, но мне нормально.
На туалетном столике вижу конверт, что сам ей отправил после дня рождения. Кольца там нет. Проверяю два раза, потому что под ногтями огонь скребется. Надеюсь, что надела, а не выбросила. Что понравился жест.
Придется лезть в ноутбук, который Ваня притащил. Не люблю такое, даже для врагов.
Но вариантов пока ноль, а за ней псих гоняется. Я тут пока не воспламенился только потому что забитый сильными обезболивающими. Они гасят, пиздец как.
Приказываю оборвышу крупные ножницы искать или ножи, если молоток не найдет. Объясняю зашуганной мордочке, что гипс мне сейчас снимать будем.
Роюсь в последних поисковых запросах. Стараюсь фильтровать что смотреть, а что нет. Сложно, блин, глаза сами читают.
Курсы для приемных родителей искала, оказывается, такие существуют. Какие-то рецепты, магазины, доставки. Для переезда много всякого.
Успокоительное сильное без вреда.
Стопорюсь, но как-то поздно. По столешнице кулаком ударяю. Невыносимо, что страдания есть у нее.
Еще искала, как бросать противозачаточные пить. Рот рукой вытираю. Шестеренки в голове крутятся. Планировала, наверно, что мы отрываться будем ежедневно, а потом не надобно стало.
Последние запросы - самое оно, но не совсем все ясно. Она напоследок соседний с Васильками поселок смотрела. Маршрутов столько прогнала, что жесть. Господи, зачем маршруты? Взяла бы у меня водителя. А, да, мы не разговариваем, потому что я ее оскорбил и послал. Блядь, неужто на такси денег нет. Она у меня получит еще прочухана.
На гипсе отыгрываюсь, и обнаруживаю, что оборвыш с завистью смотрит. Два бешеных в доме. И одна нормальная и хорошая, которую мы уберечь не в состоянии.
Сообщаю Марату о соседнем поселке. Он, конечно, рассержен, ну вот и познакомился поближе с кралей моей. Она знала, что Васильки - опасная зона, а явно поперлась в ближний город. Это не так критично, как Васильки, но зачем рисковать?
Заказываю вертолет, через полтора часа будет. Успеем с Ваней сгонять ко мне, а еще я каждый бульдозер и трактор в округе к границам поселка подгоню.
Марат опять перезванивает, говорит гео-маячок Алисы прямо в центре Александровки пинговался.
Накатывает, как ее искал тогда в Васильках. Но не безысходность. А, пиздец, лютый напор. Найду ее быстро и психа сам завалю. Найду ее, потому что без вариантов.
Открещиваюсь от гнилой мысли, что ее почти сутки уже нет. И что псих может что-то ей сделать. В записке гондон писал, что любит ее: не отпустит и подождет пока Алиса сама придет. А если не придет - то он ее на тот свет с собой заберет.
За яйца подвешу уебка, но ссыкун прячется.
Ваня снова свои раздолбанные кроссы напяливает. Взглядом выхватываю в коридоре коробку оранжевую, на картоне обувь мужская нарисованная.
- А ну нормальные надел. Че ходишь так?
- Потому что хочу! Я сам заработаю!
- Вот заработаешь - и будешь права качать. Быстро надел!
Он мнется, и на дверь поглядывает. Ты мне еще посмотри!
- Тебе Алиса купила, а ты ей в лицо доброту кидаешь.
- Нет! - орет так, что краснеет. - Я говорил, чтобы не тратилась. Мне все равно как выглядит.
- Ты задерживаешь все, и ее поиски. А ну быстро надел.
Бежит к коробке, и свои дряхлые доходяги стягивает.
Ну вот, есть кто-то из этого дома, кто меня слушается.
В своей квартире огнестрел беру, и пару телефонов. Еще нала нормально.
- Так, ты со мной пойдешь, и будет так, пока другое не скажу. И чтобы ни на шаг, мы друг друга поняли?
Зырит недовольно, еще красный до сих пор.
- Руки покажи, че с рукавами футболку надел.
Обозленный, вытягивает руки по локоть. Чистые от наркоты, но грязные, потому что плохо с гигиеной. И еще поправился чуток во время проживания с Алисой.
- В душ сейчас идешь, и моешься нормально. Иначе я сам помою, смекаешь?
Возле ванной драться начинает, даже мне на ногу раненую мстительно наступает. Неплохо, быстро учится.
Врубаю воду на полную мощь, и предупреждаю его очень показательно:
- Тщательно все моешь, или тут останешься. И яйца тоже. Иначе скажу Алисе, что ты их не моешь.
Несчастье даже рычит, по-моему, и сейчас заплачет. Отлично, у нас всегда был близкий контакт с оборвышом, а теперь еще лучше.
Игнату приказываю заказать каждый свободный бульдозер и окружить гребаную Александровку. Да, прямо сейчас, и чтобы до утра съезжались все, кто согласен. Слава богу, идиот сам сразу выкупает, что звонить-то лучше Алику, который два крупных строительных рынка держит в области.
Надутый оборвыш мокрой гривой трясет после банных процедур.
- Вот те мобила, твой новый айфон считай, сейчас звонить будешь, и голос посерьезней толкай.
- Чего? - по слогам возмущается несчастье, но майку деловито вниз натягивает.
- Чего, чего, того! Давай гугли там кооперативы всякие, земельные и агрокультурные, и заказывай каждый свободный трактор.
Смартфон ему в ладошку впечатываю, а он в меня глазищами-блюдцами смотрит. Господи, ну дитя еще. Лаборатории он варганит.
- Так, скажи, что ты - Игнат от Кулака. Если не знают, то пофиг, заказывай трактор к границе Александровки в течении следующих двенадцати часов. В долларах, говори, платить собираемся.
- А че… а че мы делать будем? - растерянно моргает Ваня, но удивительно серьезным говором расходится. Ниче, сойдет за взрослого.
- Мы, - ключи перебираю и пачку валюты несчастью кидаю, - будем зубы показывать. А я. Я эту Александровку на хрен снесу, если что, начиная с недостроев на границе. Вот тогда разговор точно хорошо пойдет, как нам надо.
Вылетаем раньше, благо, вертолет готов. Ваня от восторга при наборе высоты аж посвежел и вопросы идиотские задает. На все знаю ответы, хоть что-то успокаивающее за последние недели.
Выгружаемся чуть ли не в чистом поле, кое-где - травища по колено, и я решаю Марата не ждать. Через час еще должны тачки пригнать и людей, но долго слишком.
С оборвышом мы через минут десять в нормальный жилой сектор выходим и я нахожу мужика, что мне за двадцать кусков тачку свою отдаст. Ну и привычное выражение моего лица не помешает.
Двадцать кусков - нормальная компенсация, я - современный человек, 90-ые канули в лету.
Ну, поугрожал немного. Напоминаю, компенсация в денежном эквиваленте.
Вызваниваю мэра Васильков заранее, он обещал связать с мэром Александровки.
Встречаем второго мэра, Калюжного, возле центрального фонтана с вульгарной статуей телки голой. Он просекает ситуацию через пару минут, поглядывая на меня напряженно. Ага-ага, сейчас всех на уши поднимешь, потому что в городе новый шериф и это - я.
Калюжный звонит начальнику полиции Петренко.
Ваня рядом со мной аж как дикобразом хохорится. Да, Петренко - здесь легенда. Хуже рядового мусора раз этак в десять.
Мэр что-то там долго слушает, и коротко слишком отвечает, и мне это не нравится.
- Что там, что? - требует Ваня.
Калюжный трубку вырубает, и говорит запинающимся голосом. Ваня хватается за мою руку, и я стискиваю его за худющий локоть, поддерживая. Потом успокаивающе ему по волосам ладонью пробегаю.
Всех.
Я убью их всех.
Глава 42 АЛИСА
Как я попала в тюремную камеру?
Что ж, вчера я убила человека.
Я спешила к нему, так как он сказал, что с усыновлением Вани могут возникнуть проблемы. Что-то обнаружилось там.
Знаю, что многое могло обнаружится, потому что Ваня химичил в буквальном смысле. Ученым будет, я костьми лягу, но станет светилом науки. Профессором химии, не меньше.
Я удивилась, что у него квартира есть в Александровке. Тем более, он в последнюю минуту попросил туда забежать.
Очень не хотелось к Василькам приближаться… Но вопрос по Ване я откладывать не могу, а вечером планировала бежать в больницу к Васе.
Неважно, что Кулак мне там наговорил и прогнал. Я как прочитала новость, что он разбился… прилегла на часик. Потому что коконом от внешнего мира меня такой ужас укутал, что камеры сердечные ожогами пошли.
Могу описать преддверие сердечного приступа без смс и регистрации.
Ваня ко мне забежал и замер тогда. Взяла себя в руки, чтобы подняться, но козленочек без слов рванул мне стакан воды нести. Вот они, мгновенные дивиденды от родительства.
Я поняла, что преследующий меня псих - это он, когда под микроволновкой заметила сверток резины. Лоскуты вырезаны кривыми линиями, и точно такая резина с нападающего свисала.
Мне показалось, что скрыть догадку удалось, но мне всегда чудится, что я хорошо все скрываю. Возможно, мои домыслы спутали его планы и поэтому так все закончилось.
Я бросилась к телефону и маячку, когда он попытался наручники на меня надеть, и неплохо справлялась с отпором. Но он все-таки приковал меня к напольной вешалке, и я поняла, что из квартиры, скорее всего, не выйду.
Но меня ждал Ваня дома.
И Вася в больнице.
И я вообще очень устала от всего этого.
Он изображал и декларировал влюбленность, расхаживая передо мной, и угрожал расправой над Кулаком. Очень страшно.
Сбивчиво объяснял, он - хозяин ситуации и я не должна лезть в его дела. И тут же убеждал, что я одумаюсь и отдамся ему. Судя по тому, как нарастал у него эмоциональный прилив, согласие он мое в конечном итоге сам себе придумает.
Стукнул меня по зубам один раз, и я поняла, что мне нужна стратегия с проявлением моей сильной стороны.
В конце концов, он был убежден, что влюблен в меня.
- Матвей, принеси мне воды, пожалуйста, - умоляюще и немного застенчиво попросила я.
Задумался, принес, я покорно выпила. Все прошло спокойно.
Я усыпляла его бдительность до вечера. Даже расплакалась, что Вася меня мучает. Псих был сбит с толку. Смотрел на мои ноги постоянно.
У директора детдома с жертвами опыта не было. А вот у меня с садистами и психами опыт был.
Когда он исчез на какое-то время, мысли как пазлы сами собой в единую картину собрались.
Хобби Матвея - звукорежиссура - наверняка помогло записать голос Кулака. На благотворительном концерте директор детдома зачем-то устанавливал оборудование, хотя он вообще «уехал в отпуск».
А выражение «сиротам богачи не нужны» Ваня услышал в детдоме, видимо, от директора.
Я могу понять, почему он принялся следить за Ваней, когда мы все стали жить вместе. Но что-то в истории наркотической лаборатории подозрительное и мутное есть. У меня сформировались догадки… но сейчас я даже размышлять о таком не могу.
Ночью он расстегнул наручники и я поцеловала его в щеку нежно. Я планировала по-другому сделать. Но Матвей сам подался в сторону шкафа. Створкой приложила его, и началась борьба. Я заорала и толкнула его на радиатор, а он с криком ударился виском о край телевизионной тумбы. Я тут же приложила его стулом, прямо в голову.
Оказалось, он умер.
Матвей спрятал телефоны, я все обыскала. Входную дверь открыть не получалось. Какой-то должен быть ключ, я перепробовала все что нашла, но ничего не подходило. Стационарного телефона не было.
А потом в дверь позвонили.
Сначала соседи, взбудораженные криками, и я промолчала.
И, к сожалению, я нашла свой телефон, когда полиция уже дождалась МЧС.
Они взломали дверь, а я с трупом в квартире.
Принимать меня в участке приехал Петренко, конечно же. Чуть не лопнул от счастья.
- В тихом омуте, - напел он мне и подмигнул.
Именно поэтому я и сижу в камере. Телефон мне позвонить не предоставили. Вообще ничего не сделали нормально, только обыскали. Даже показания не спрашивают.
- Посидишь, подумаешь денек, - театрально протянул Петренко.
Разместили для устрашения в камере с зачуханным алкоголиком. Через пару часов мы подружились, он, оказывается, водопроводчиком работает. Рассказала ему про колодцы, он был в шоке, что их еще не подтопило возле пруда. Договорилась с ним, что посмотрит канализацию у Сергея Степановича, и еще я подкину ему работенку в поселке.
Даже какое время суток не знаю. Дремаю, потом меня будят. Приводят в кабинет, а Петренко там мне уже сценарий чистосердечного подготовил.
Я отказываюсь. Панически думаю, кому звонить буду, если выгрызу возможность. Марат - хороший вариант, только деньги ему заплатить не с чего. Коля обязательно поможет, чем получится, как раз деньги способен одолжить. Вася только в аварию попал и… после всего, вот так на голову ему свалиться не прокатит.
На самом деле, не переживу, если он откажется мне помочь. У физического организма есть предел на стресс. Он меня прогнал, а я за помощью прибегу?
Меня обратно в камеру возвращают. Здесь вообще неплохо, но жестко слишком.
Лежу, думаю, что смогу как-то выпутаться. Если в СМИ пойти. Жаль, тогда мы историю про записки публичной не сделали.
Условный срок, конечно, точно дадут.
Вряд ли больше трех лет сидеть буду.
Тут самое главное понять, не попаду ли в колонию строгого режима и что делать с Ваней.
Сергей Степанович его не бросит, но он пожилой слишком.
Меня ведут в уборную, тут зеркальце небольшое сбоку пристроено. Каким-то чудным образом я моложе выгляжу от стресса. Есть ссадина от того, как Матвей приложил. Это хорошо, на самом деле, хоть доказательство.
Смешно становится. Да никого доказательства интересовать не будут. Одна надежда, Марат предоставит подтверждения, что за мной псих гонялся, и может быть Вася связями поможет, если все-таки решусь попросить.
Не знаю сколько часов проходит. Самое невыносимое тут мучение.
Но меня опять в коридор, обитый лакированной древесиной, ведут. Вереница кабинетных дверей по дороге, и здесь где-то и начальник полиции восседал. Странно, что с меня наручники снимают. Ничего не объясняют.
А навстречу раскрасневшийся Ваня бежит и Вася за ним по-медвежьи вышагивает.
Обнимаю Ваню, даже смеюсь, и на Кулака глаза поднимаю. Током херачим друг друга, взглядом за взглядом, я дрожь унять не могу, как цепью обмотанная стою и смотрю. Цвета сразу яркими прорисовываются.
- Не тронул тебя? Все нормально? - басит он. Мне кажется, как-то быстро говорит. - Алиса?
Я мотаю головой и шепчу, что все нормально. Собираюсь объяснить, как все произошло. Кулак мрачнеет, видимо, разглядев ссадину и тут же приближается ко мне.
Но выплывает Петренко из-за поворота.
И на Васю менты наручники надевают. Он стоит спокойно, пока они это делают. В полнейшем оцепенении я не могу поверить в то, что вижу.
Почему он не сопротивляется!
- Вася, - на крик срываюсь. - Что происходит? Ч-что?!
- Все нормально будет, - Кулак говорит уверенно, но быстро. - Ты точно в порядке? Алиса, говори мне!
Он оглядывает меня снова и уголки его глаз расслабляются. Сталкиваемся взглядами, и лавой своей меня он глушит. Цепко удерживает взор, словно никогда добровольно не оторвется. Мне кажется, от волнения я только при помощи его взгляда на ногах и удерживаюсь. Один из полицейских вроде как тянет наручники на себя, намекая, что заключенному пора двигаться, но Кулак кременем стоит и с меня глаз не сводит.
Глава 43 АЛИСА
- Да! Ч-что это? Что происходит? Почему с меня сняли наручники?
Я задыхаюсь, словно цемент в легкие загнали, когда Кулак покорно следует за полицейскими по коридору.
- Чистосердечное, пожалуйста! - хлопает в ладоши Петренко. - Можете, когда захочете.
Пока бегу за Васей и конвоем, только тогда доходит смысл слов.
- Что происходит?! - истеричный крик остановить не могу.
Я вклиниваюсь между полицейскими и Кулаком, но меня отесняют. Козленочек пытается мне помочь, но я не понимаю почему он тянет меня за руки. Полицейские чуть притормаживают после того, как Вася кивает одному снизу вверх, и тот делает длинный вдох и взглядом приказывает что-то коллегам.
- Не переживай, маленькая. Ваня и Марат знают, что делать. Иди. - Кулак головой указывает мне на коридор. Стойкий, как кремень. У меня в глазах темнеет.
- Нет! Какое чистосердечное!
- Такое, как должно быть, - самодовольно тянет Петренко откуда-то сбоку. - Что Василий Кулаков убил Матвея Валитова. А вы свободны, Чернышевская, и просьба не кричать.
Ваня меня буквально оттягивает из холла. Упрямо тащит, и откуда у него столько сил?
- Вася! Вася!
Не могу замолчать, потому что видеть подчеркнуто выпрямленную спину удаляющегося Кулака невозможно для моей психики. В мыслях только одна паника тлеет, наверно, я на грани истерического срыва, но неважно вообще! Плевать, ибо я физически не могу осознавать, что здесь происходит!
Подозрительно раскрасневшийся и покачивающийся Петренко грозится меня опять посадить, и Ваня пихает меня к выходу.
- Пошли! Он специально все сделал. Тебе нужно позвонить.
На улице надышаться не могу. Ловлю обеспокоенный взгляд козленочка, но этого недостаточно, чтобы собственное поведение под контроль взять. Он сует мне в руки телефон и ключи от машины.
- Марату нужно перезвонить, он сейчас будет, - талдычит Ваня.
Отходим к машине, даже вид простецкого автомобиля не выводит меня из оцепенения. Набираю безопасника: он уже на подходе, но просит отойти от полицейского участка.
Пока с Ваней приближаемся к фонтану, я задавливаю панику. Ну зачем, зачем он написал чистосердечное! Это же я виновата. Что будет-то теперь.
Ну уж нет, я подобное так не оставлю! Не позволю Вася и больше суток в тюрьме сидеть. Если сейчас не прояснится, пойду обратно и сама сяду.
У фонтана с уродливой статуей столько тачек и мужиков торчит, что не по себе становится. Марат не сразу нас замечает.
- Т-ты знаешь? - запинаюсь я. - Они его посадили. Вместо меня! Он чистосердечное Петренко дал.
Марат морщится и неопределенно кивает. Его руки облачены в странные длинные перчатки, потертые и разношенные.
- Он позвонил областному прокурору, но тот в отпуске оказался. Поэтому день он еще точно посидит, пока выясняют там все.
- Зачем это делать надо было? - возмущаюсь я. Смотрю и на безопасника, и даже на Ваню.
- Лучше он сидеть будет, чем ты! - выдает подросток.
- Цензурно высказаться не могу, - вздыхает Марат. - В целом, лучше на нем обвинение повисит. А сейчас… Думаю, не хотел, чтобы ты там сидела.
- Но ты говоришь уже завтра могут выяснить все с прокурором! Значит, меня выпустили бы через несколько дней.
Марат некоторое время смотрит на меня неподвижно, а потом рукой устало машет.
- Вы с ребенком езжайте домой, сейчас водителя дам. Завтра, крайний срок послезавтра выпустят его.
Если они тут навоображали, что я хоть на сантиметр из Александровки высунусь без Васи, то пусть приготовятся к кровавой битве. Несмотря на то, что Ваня со мной и это стрессовая ситуация для подростка, останемся тут, пока "ситуация" не разрешится.
Как, как он додумался до такого, когда мы имеем дело с Петренко? Там же тупую подлость на каждом шагу ожидать стоит.
- Я - не ребенок, - бурчит Ваня.
Ищу в телефоне адреса гостиниц и хостелов. Руки дрожью заходятся от внезапного чувства голода.
Есть отель через несколько улиц, но сначала подходим к круглосуточной будке, где я собираюсь покупать батончики и снеки. Собираюсь - ключевое слово. Денег-то у меня нет. Мне только телефон в участке вернули. Чудесно.
Ваня вытаскивает из кармана пачку купюр. С опущенным сердцем смотрю на протянутое.
- Он только доллары дал, - поясняет козленочек.
Становится стыдно, что первым делом подумала на воровство. Но то, что Кулак сам дал деньги Ване, не может удивления не вызывать.
Расспрашиваю как день его прошел, и мне легче на душе становится с каждым взволнованным и возмущенным восклицанием. Напугал боров, конечно, ребенка, но… Улыбаюсь, как дура. Кулак еще и заставил его кроссовки новые надеть. Наконец-то.
В номере козленочек сразу засыпает, а я байдыки бью вместо отдыха.
Сил следует набраться, но сна ни в одном глазу.
Разрываюсь между двумя мыслями.
Что человека я вчера убила, хоть и неумышленно.
Что Вася в тюрьму за меня сел и вину взял.
Каким бы Матвей не оказался… Не хочу убийцей быть. Отрицаю собственный поступок, будто что-то еще изменить можно. Но нельзя ведь. Произошедшее - реальность уже.
И почему Вася должен брать на себя ответственность за что-то столь страшное? Потому что он сам, наверняка, убийца со стажем? Нет, так не пойдет. Он ни в чем не виноват.
После того, что он мне прокричал… я удивлена, что он молниеносно вызвался помочь, особенно по просьбе Вани. Конечно, Вася хочет со мной быть, но не верю, что он прощать склонен, даже в угоду своим хотелкам. И я - не одна на свете такая, нашел бы еще сотни похожих. Наверно, проститутками постоянно пользуется, угрюмо думаю я.
После рассвета звоню Фрезю. Умолять о помощи и связях. Мы с ним недавно пересекались и упоминали Кулака.
И Коля… Совестливый, щедрой души человек. Это кажется невероятным из-за его внешности и статуса, но при близком знакомстве сомнения исчезают. Я так и не успела при встрече расспросить его подробнее: чтобы понять почему он грусть какую-то скрывает.
- Обычно, когда кого-то из заключения вытаскивать нужно, все звонят как раз Кулакову, - вздыхает он.
Убеждает меня, что все в порядке будет. Мол, после какого-то там конфликта криминального, Кулак вообще под себя прогнул правоохранительные органы, и что даже администрация его стала бояться.
Но обещает поговорить с Брусом на всякий случай, главой потомственной мафии на юге.
Разговор с Колей заземляет меня, но внутреннее напряжение только двоится с каждым часом.
Когда к полудню Марат набирает меня и сообщает, что через полчаса Васю выпустят, я впиваюсь ногтями в ладони. Хочу кровь пустить себе. Господи, пускай это будет так. Правдой. Не могу центр опоры отыскать, пока не увижу его снова.
Чувствую себя дрянной матерью. Все негативные переживания наблюдает притихший Ваня. Я не рыдаю и не метушусь, но он же все чувствует. И впитывает. Когда взрослые вокруг волнуются - страх в детей впечатывается с особой силой.
Он еще меня и за руку берет, неожиданно крепко. Вымахает скоро, наверно, потому что сила в нем прорывается.
- Кулак сказал, чтобы ты не волновалась. Он все решит.
- Не рычал? - пытаюсь пошутить я.
- Нет, - необычайно серьезно проговаривает Ваня. - Он сам за тебя волновался. Сказал, что ты и минуты больше не просидишь в тюряге. Я согласен!
- Ну, фактически, это не тюрьма, - пытаюсь сказать я что-то умное, а сердце в горле крылья расправить намеревается.
Возле участка Марат и Игнат забивают тротуар машинами. Мы с Ваней даже не открывали авто, ключ от которого все еще у меня. Стоим чуть поодаль, на газоне практически.
Пасмурно сегодня, но тучи вряд ли дождем разразятся.
Марат мне свежий кофе предлагает, но я отказываюсь. С места выбранного не сойду, пока не увижу.
Выходит Кулак быстрым, но спокойным шагом. Такой же, как и вчера. Ничего не изменилось. Безопасник, все еще в перчатках, его по спине похлопывает, а зам наспех что-то расспрашивает, не отнимая телефон от уха.
Он коротко отвечает, и в нашу с козленочком сторону смотрит. Теперь сюда приближается.
От волнения нога словно иглами изнутри прокалывается. Не знаю, что делать, и как себя вести. Хочу с места сорваться, но неуместно вроде.
Все вокруг стоят, даже двое полицейских из участка вывалились, а значит - мы на виду. И с Васей мы поссорились, он меня ведь прогнал и потом контакта не искал.
Не выдерживаю, когда Кулаку один шаг всего лишь остается.
Он смотрит сосредоточенно на меня, напористо, как на прицеле держит. Без отчуждения и без злости, и внутри меня все содрогается от облегчения.
Бросаюсь ему на шею, непослушными руками обвивая невпопад. И приглушенно вскрикиваю, когда в воздухе он меня ловко приподнимает и жарким поцелуем рот захватывает. Хорошо, что держит меня, иначе я бы не устояла на ногах.
Впервые, за неисчисляемое долгое время, я чувствую себя счастливой и в безопасности одновременно.
Глава 44 АЛИСА
Затягиваемся губами друг друга, захлебываемся, как глотками воды наконец жажду утоляем, и он мне язык безудержно внутрь пихает. Поцелуй ощущается бесконечностью. Еле сдерживаюсь от звуков.
Слишком хорошо, чтобы было правдой.
Прощупываю его плечи, когда он меня опускать на землю собирается. Но Вася даже не дает мне на ноги полноценно встать, все равно чуть над газоном удерживает на весу.
Кивает повернутой вбок головой подростку.
- Нормально себя вел или снова выкобенивался?
- Я всегда нормально себя веду, - вспыхивает Ваня. - И все сказал!
- Ну, тогда вертушкой снова полетим.
Козленочек затихает, даже выравнивается чуть. Надо над его осанкой работать, он постоянно горбится. Он недостаточно высокий для своего возраста.
Кулак руку мою загребает, и наспех еще в щеку несколько раз крепко и долго целует. Вижу, как Ваня кривится, будто лимон кислый проглотил.
- Не знаю, что ты удумал, Вася, но я обвинение и признания на тебя вешать не буду. Это даже не обсуждается.
Он тянет меня к машине зама, и я за руку Ваня беру.
- Сто пудов не обсуждается, ведь я уже чистуху дал. Тебя это дальше не касается, и волновать не должно. Домой едем, и там поговорим.
На ровном участке, где-то на окраине, вертолет ждем. Ваня мается, рассматривая мужиков осторожно. После короткой беседы с замом, Кулак с Маратом ко мне подходят.
Они с недовольством обсуждают прокуратуру, будто спустить дело на тормоза - уже решенный вопрос.
Вася теребит локоны у моей шеи, его закинутая на плечо рука тяжелым грузом давит на кость. Даже не смотрит на меня, они с Маратом все не сойдутся в чем-то.
Подтекст разговора улавливаю лишь частично. Бессонная ночь дает о себе знать.
Затем все вокруг заглушают бесперебойными звуки приземлившейся вертушки и, повышая голос, безопасник напоследок бросает мне:
- Он сам создал ситуацию, смертельной опасности, и в нее же угодил. Ты здесь ни при чем, Алиса. Псих сам себе приговор выписал. Ты ничего плохого не сделала.
Киваю ему, несколько испуганно.
- Конечно, ни при чем, - злится Вася и тащит меня к вертолету. - Да он ходячий труп давно уже был.
Мне не по себе так высоко над землей, а Ваня от радости в каждое окно заглядывает. Невольно улыбаюсь, наблюдая за его энтузиазмом.
Встречаемся глазами с Кулаком.
Он руку у себя на ноге в кулак сжимает и смотрит прямо, не моргая. От внезапного смущения не выдерживаю и перевожу взгляд на его напряженную ладонь. Дробь от постукивания двух пальцев по джинсовой ткани практически беззвучна.
А потом я закидываю ногу на ногу, сжимая бедра, и медленно, сбивчиво выдыхаю. Соски под лифчиком твердеют. Провожу по ноге неспешно ладонью. И снова на него полузакрытые глаза поднимаю.
Дыханием он частит, и жрет меня лава прямо из расширенных мглистых зрачков. Мне кажется, что на меня едва ли не искры сыплются, потому что покалываниями кожа волнуется.
Одними губами он растянуто говорит: «потом».
Я сжимаю свое колено, и киваю неуверенно.
Вася настаивает, чтобы мы к нему в квартиру ехали, и никто не спорит. В машине он всю дорогу говорит по телефону, мою ладонь к собственному бедру припечатывает и каждый палец основательно ощупывает.
Квартира у него с до смешного ужасным ремонтом. Стерильный хай-тек со всплесками «у-меня-появилось-много-денег» модернизма. Планировка и высота - улет. Я даже зависаю перед окном в гостиной.
Пока Кулак принимает душ, объясняю козленочку, что он пойдет сегодня на дневные занятия, учитывая что вчерашние пропустил. Он явно надеялся отлынуть, но не прокатит.
Всего два урока, бога ради, в частной школе, с индивидуальным преподом. Да это курорт!
Он насупленный сидит. Спать не хочет, хотя я предлагаю два часа отдохнуть еще. От второго завтрака тоже отказывается демонстративно, но я все равно готовлю. Ему нужно больше есть, и я сама умираю что-то нормальное пожевать.
В холодильнике у его столичного Величества чудеса настоящие. Красная икорка по судочкам килограммами и хлеб задубевший, все это в объятьях друг друга. Я сама не шибко аккуратная и точно не хозяйка образцовая, но картина забавная.
Готовлю нам с Ваней омлет, и заготовку для хозяина оставляю. Думаю, тоже захочет.
Ваня уплетает колбасу из омлета за обе щеки, когда Кулак возвращается в кухню-гостиную. Доделываю нам кофе, и заготовку на сковороду выливаю.
Он кофе закидывает в себя за три глотка.
- Еще? - приподнимаю я брови.
- Водичкой чистой закидаюсь дальше, - качает головой. - Я в участке там водки себе купил у мусоров. Они там все Петренко на самом деле за дерьмо считают.
Кошу взглядом на Ваню, и строгость выдаю в сторону буйвола. Чтобы следил тут что именно перед ребенком говорит. Кулак смотрит на подростка с сомнением. Тот же явно лыбится, просто из-за вилки не видно.
- Кушать подано, - вздыхаю я и тарелку перед грубияном ставлю, с фраже и салфетками.
Сама за омлет принимаюсь с неприличной скоростью, пока тот еще теплый.
- Петренко - муууудак, - счастливо оглашает Ваня.
Вилкой указываю оратору, чтобы ел быстрее.
- И овощи все, - занудничаю. - Там их немного.
- Я всегда ем овощи! - возмущается он, и это неправда полнейшая.
- В пицце - да, но не в нормальной еде. И поблагодаришь Васю, что он нас пригласил в гости.
Они оба смотрят на меня, словно это уже перебор. Вы только поглядите! Пригрела на груди двух питонов неблагодарных.
- Какой адрес здесь? - бормочу я, открывая приложение для такси.
Когда Кулак не отвечает, поднимаю взгляд, а он давяще разглядывает меня. Руку на соседний стул закинул.
- Никакой, - выдает медленно.
И говорит Ване:
- Иди в спальню вторую, направо по коридору, там комп есть. Овощи потом доешь.
Подросток с явным возмущением подскакивает, но топает в сторону холла.
- Куда собралась? Рассказать ниче не хочешь? Или спросить как здоровье мое?
Вскипаю, конечно, потому что агрессивным боровом на меня смотрит. И потому что завожусь я с полборота. По всем фронтам.
Стараюсь смягчить и уровнять:
- Не прямо сейчас поедем, я хочу еще душ принять, если можно. У него занятия в два с половиной в школе. Значит, дома надо нам быть в два.
- А сам он что поехать не может? Ты же его не за ручку водишь.
- Ты конкретизируй, что ты хочешь, Кулаков, - атакую я. - А не планы мои на день прощупывай.
Втыкает в меня грозно, но потерянно как-то.
- Давай. Когда вернуться сюда сможешь сегодня? Сама или с ним? Мне еще с кое-кем как раз встретиться надо. К вечеру точно свободен.
Заправляю волосы за ухо. Не могу дождаться их помыть. Почему-то не могу ему в глаза сейчас смотреть.
- Хорошо, к вечеру приедем. Но я Ваню одного после вчерашнего оставлять не могу.
- Договорились, - воду пьет и на меня явно втыкает.
После божественного душа не могу найти в ванной фен. Не хочу в халате этом безразмерном расхаживать, но блин. Прошу Васю помочь, когда вижу его в гостиной. Он на плазме что-то прокручивает.
Идем в другую ванную - он предполагает, что там есть все необходимое. Когда протягивает мне фен, я долго рассматриваю, как штуковиной пользоваться.
А потом мы взглядами сталкиваемся, и время колесом оторванным прокручивается.
Глава 45 АЛИСА
Вася меня рывком подхватывает и жесткими сухими губами рот сминает. Я грудину ему царапаю через ткань футболки. Прислоняет к чему-то, и наконец-то внутрь меня проникает. Халат мой уже распахнутый настежь, оказывается.
Устраивается у меня внутри, и я всхлипываю, когда ручищами на талии он меня еще глубже насаживает. Замираем, обоюдной дрожью, когда член будто разбухает вширь внутри меня.
- Ну привет, - хрипит он мне в лицо, и в глаза заглядывает. Голодно и бешено.
- Привет, - лепечу. - Скучала по тебе, - не выдерживаю я.
И он дико вколачиваться в меня начинает, небрежно и агрессивно, бедра стискивая сталью. Я ошеломленно смотрю вниз, губы собственные рву зубами, чтобы не голосить позорно.
- По тебе не скучал, - рубит он, - по тебе тосковал. Думал, чесняк, сдохну, Алиса.
Я свои стоны во рту у него скрываю. Лапища его покоя не знают. Явно хочет где-то еще трогать, но надо меня насаживать. Я тоже хочу, чтобы трогал везде.
Горячкой тело пузырится, и только его ладони унять ее могут. Стучит от нашей тряски что-то за спиной, но мое сердце грохочет громче. Хватаю ногтями кожу на его грудине и вытянуть что-то оттуда хочу.
Кулак изливается в меня так долго, по ощущениям - едва ли не дольше, чем мы тут пихались друг в друга. На шее мне кожу цепляет, прямо под подбородком, и силу явно не рассчитывает. Но даже если кровь пустит, мне хорошо.
В руках его дрожью заливаюсь, хоть все и закончилось.
Но пожираем взглядами друг друга - и ничего не закончилось. Словно как раз обыденная другая жизнь - это всего лишь передышки, а мы с ним - единственно важное событие.
Он теперь одной рукой меня за спину придерживает. И лицом трется везде, куда дотянется. Я стараюсь царапины его зацеловать как извинение.
А потом вдохами и выдохами из друг друга кислород перекачиваем, и пальцы переплетаем то в борьбе, то в ласке. Он мне рот опять засасывает неистово. Мы попросту животные какие-то.
- Я не… не жестканул тебе? - упирается лбом настырно в переносицу мне. - Больно не было?
- Я бы сказала, - мотаю головой. - Хорошо… так было, - чувствую, кляксой краска разливается по щекам. Сосуды проверить не мешало бы. А то я в жизни до знакомства с Васей никогда не краснела.
Он довольный после моих слов, воздух в грудину набирает. Мокрые волосы мои неуклюже выпрямляет.
Я вдыхаю, поднимая фен. К сожалению, нужно срочно собираться, Ваню отвозить. И еще хоть пару часов потом поспать.
Облачившись в несвежую одежду и кое-как причесавшись, на кухню заглядываю, чтобы воды попить. Там с Васей, естественно, вздорим, потому что он уже водителя от себя вызвал для нас с Ваней. Я не против, но он сразу как факт стал это толкать и указания мне раздавать.
У выхода он ищет ключи вторые, чтобы мне дать.
- Если что, я во дворе подожду, а вообще позвоню заранее, - улыбаюсь я.
Но боровы - упрямые существа.
В конечном итоге, впихивает мне свои ключи с карточкой пластиковой для входа. Говорит, себе сейчас другие найдет.
Водитель у нас, конечно, персонажем оказывается. Вежливый и собранный, но на вид - гора в человеческом обличье. Супер джип какой-то, я даже не знаю такую марку. Ваня на бугая зажато зырит.
Вырываю несколько часов сна перед вечером. С чугунной головой поднимаюсь, потому что меня козленочек тормошит. По глазам различаю волнение и переживание.
- Я тебя долго будил, - бормочет. - Я макароны сварил.
Тискаю его на кухне, он быстро в бешенство приходит. Ну, все в норме, значит. Не по себе, что Ваня переживал, будто я не проснусь.
- Тачка еще внизу стоит, - бубнит он и поглядывает на меня.
- Да, сейчас к Кулаку поедем. Возьми вещи на смену, там заночуем.
- Я могу здесь остаться! - выдает с пылом. - Я сам все умею.
- Нет, - наклоняю голову, - поедем вместе и завтра тебе идти на футбол, помнишь? Форму с утра нужно выбрать, Ваня, и это не обсуждается.
Он пыхтит и пыхтит, а потом опять бубнит:
- Я знаю, что вы сексом будете заниматься, - и кривится.
Ух какие мы взрослые.
Угу, если бы все так просто было, сексом заниматься отправляюсь!
- Кулак мне лекцию будет читать, о безопасности, - вздыхаю и посуду грязную сортирую.
Подозрительно молчит козленочек за спиной. Даю ему время на инициативу, но он явно трусит. Оборачиваюсь спокойно, и заговариваю нейтрально:
- Так откуда Матвей настолько хорошо знал о твоей лаборатории? Вообще, он неплохо там внутри ориентировался.
Ваня смотрит перед собой, избегая контакта. Но голову держит ровно. Есть что-то устрашающе взрослое в его неподвижности, отличающейся от привычной нервозности.
Я боялась передавить, не хотела его расстраивать и чувство вины культивировать. Но, кажется, зря. Он уже принял некое решение, он на другой стадии рефлексии находится.
Мне такое настроение не нравится.
- Директор детского дома оказался активным психопатом, придумавшим манипулятивные игры, чтобы преследовать меня, - холодно объясняю. - Ему удалось обвести вокруг пальца десятки людей. Включая меня. Люди предпочитают игнорировать негативные догадки относительно знакомых. Это специфика здоровой психики, ты не можешь постоянно подозревать окружающих. Если он и обманул тебя, и использовал это для собственной выгоды, то это означает, что ты просто ничем отличаешься от всех нас, всех взрослых вокруг.
- Он знал, где я торчал все то время. Когда я оттуда ушел, - недовольно говорит Ваня. - Мы… с ним пересекались. Но я ничего не говорил про лабораторию. Я не подставлял тебя, Алиса.
- Почему ты считаешь, что я могу думать о какой-то подставе?
- Потому что это так и выглядит, - сразу же заводится он. - Как я заманил тебя. Вот Кулак так и подумал.
- Но мы с тобой знаем, что заманить меня было невозможно. Я сама туда прибежала.
- Ты… типа веришь мне?
Он вскидывает на меня голубые глаза, взор расфокусированный и уставший.
- Ну с чего! С чего мне не верить тебе! Я обо всем уже догадалась, Ваня. Я все поняла.
Обнимаю дурашку, и он не вырывается целых полторы минуты. Эх, много работы предстоит. С тем фактом, что Ваня наркотики продавал придется чуть позже прорабатывать с психотерапевтом, как минимум.
Микроволновка бибикает и я нехотя отпускаю подростка.
- Это мы с Кулаком виноваты! - выдает он озлобленно у меня за спиной через некоторое минут и я оборачиваюсь. - Мы с ним не защитили тебя! Не спасли тебя. А только хуже сделали, во всем!
- Иногда, Ваня, людям нужно спасать самих себя.
- // -
Пока тащимся обратно к Кулаку - его жилой комплекс не так уж далеко от моего находится - пролистываю новости и чаты. Нигде упоминания вчерашних событий нет. Льдина в груди подтаивает.
Во двор заворачиваем и я понимаю, что даже не позвонила, как планировала. Дырявая башка. Набираю его, осторожно поглядывая на водителя. Вася отвечает сразу, скоро приедет.
Улыбаюсь водителю напоследок. Его Вовой зовут. Дарю ему набор сушеного мяса и фисташки, потому что заприметила у него днем орешки на переднем сидении. Он удивленно загребает благодарности.
Ваня сразу во второй спальне устраивается за компом. Махина какая-то и еще подсветкой неоновой переливается. Игровой вроде.
Отвечаю на дофига чатов, разгребая накопившееся. Кофеек себе делаю, все-таки не выспалась.
Насмотревшись на барную тележку, плескаю себе виски. Вообще, вина белого и холодного хочется, но его здесь не видно.
На журнальном столе завал бумагами и папками. Типично для Кулака: и в номере, и в пристройке он всегда находил, как плоские поверхности завалить своим беспорядком. Сдвигаю папку, чтобы как-то бокал свой пристроить.
Выпадает листок, и перед тем как вернуть его обратно, я различаю в каракулях свое имя.
Бумага с двух сторон исписана, и изрядно помятая.
Какой-то набор отдельных фраз и коротких абзацев.
Многое перечеркнуто.
Почерк у Васи ужасающий, одни буквы намного выше и шире других. Словно он выходит из себя, когда надо писать и на эмоциях ручкой сильнее размахивает и безбожно давит.
Дрожащей рукой открываю папку, а там таких листков много. Перечекрнуто, измято, кое-где оборвано.
Вот тут косой строкой«Я НЕ СОБИРАЛСЯ ГОВОРИТЬ НАЕЗДОМ», а вверху «ТЫ СКАЗАЛА, ЧТО НИКТО ТАК ХОРОШО НЕ ДЕЛАЛ, А ПОЧЕМУ НЕ ПРОСИШЬ ЕЩЕ», а среди зачеркнутых линий осталось только «Я ГОТОВ ИЗВИНИТЬСЯ».
А здесь наперекос четверти листка «КАКУЮ ПОПРАВКУ, ЛЮБУЮ ПОПРАВКУ», на другой стороне «ТЫ НЕ ПРИКЛАДЫВАЕШЬ УСИЛИЙ ПОНИМАТЬ, АЛИСА», а в самом низу «У ТЕБЯ ЕСТЬ КТО-ТО СЕЙЧАС?».
Когда первая капля слез падает на корявую букву, я панически засовываю листки обратно в папку, а ее подальше откладываю.
Это будто заготовки… заготовки для общения со мной. Обычного разговора. Много отдельных слов написано и обведено несколько раз, чтобы запомнить.
Словно он часами сидел и продумывал, как правильнее и лучше сказать. Некоторые фразы и вопросы я помню. Еще со времен посиделок в Доме Культуры.
У него несерьезные проблемы с артикуляцией речи, что усиливаются при волнении.
И ему тяжело свободно и удачно мысли выражать. Я всегда понимала.
Но это…
В кровоснабжении у меня сбой фейерверками. Страха, счастья, надежды, волнения. Онемение охватывает ладони и ступни, и тут же брызги тепла разгоняют застой.
Он старался говорить и выражать себя понятнее. Чтобы я его услышала. Чтобы я его приняла. Чтобы получилось.
Когда замечаю, что он к дивану подошел, чуть не подпрыгиваю, настолько в мысли прогрузилась.
Глава 46 КУЛАК
Смотрит на меня и не мигает. Зависла.
Хрупкая, уставшая на вид.
Подавляю толчки безбашенной злости, что гулом внутри уже собрались и скоро прорвутся наружу из раскола, как из почвы при землетрясении.
Столько на голову ей свалилось, а я и половины не решил. Ничего, сейчас я все решу. Просто резче стоило быть. Не гаситься наркотой и на трассе жрать асфальт под двести, а делами заниматься.
- Че нервная такая? Ваня где?
- В спальне, за компьютером, - волосы заправляет. Люблю их, они ей более озорной вид придают.
- Бухаешь? - киваю на виски.
Она глазами сердито стреляет. Это хорошо. Оживилась сразу.
- Вина белого нет у тебя?
- Скорее всего, нет. Но завтра будет.
Отводит взгляд в сторону, заторможенно и застенчиво несколько. Каждую эмоцию ее сожрать охота. Ну, в общем, как всегда.
Сажусь рядом, плазму переключаю на новости какие-то.
- Догадывалась, что это он может быть?
- Как сказать… Когда поняла, не удивилась. Странности замечала, но у кого из нас нет странностей. По-своему он ко мне действительно подкатывал. И бывает… знаешь, мужчины часто веселое и нормальное общение на свой счет воспринимают. Я вот некоторое время назад стала догадываться, что я ему реально мешаю в детдоме своей активностью. Это уже другое.
- Он гнал наркоту через беспризорников, мусора, ясно, в курсах были, - подытоживаю.
Алиса поводит головой и в окно смотрит. Ей явно вид отсюда понравился. Мне тоже по кайфу. Бескрайние огни города успокаивают.
- Мне нужно было раньше догадаться, да, -- тихо произносит и бокал к губам подносит. - Сложить дважды два. Почему беспризорник сбежал, а его особо не ищут и от меня скрывают. И каким образом Ваня наркотики стал продавать.
- Мне нужно было его угробить раньше, вот что. Ниче из этого не случилось бы, знай я полную картину от Вани. Я допрашивал его, ага. Херово и не в ту сторону совсем допрашивал. И послушай меня…
Она перебивает меня, довольно грозно.
- Вася, ты лучше объясни мне, что ты творишь с этим признанием. У тебя что ли врагов нет, кто против тебя использует.
- Переживаешь? - смотрю искоса, глазами хочу вытащить из нее все подчистую.
- Да я… да… - она задыхаться начинает, - что за вопрос, осел! Я с ума тут схожу. Мало того, что ты рискуешь, так и еще мою вину на себя взвалил. Вполне вероятно, что мне условное дали бы, с хорошим адвокатом.
На себя ее дергаю, перед тем как подумать. О чем-либо вообще.
- Сбрендила, да?! - прикрикиваю на нее и не жалею. - Какое условное? Тебе? За что? Да я в суд бы тебя не пустил, не говоря уже об изоляторе. Это к тебе вообще все не имеет отношения. Да что бы там не случилось, я сяду за тебя.
- Ты… ты сказал, что дело спустят на тормозах!
Ударяет меня кулаками по ногам. Расстроена, пиздец.
- Потому что его спустят на тормозах. Но ты же про риски говоришь. Врагов много, но если уж прямо - они не шибко мечтают, чтобы я в тюрягу загремел. Потому что я из тюряги еще страшнее могу оказаться.
Успокаивается, я ее руки в свои загребаю. Массирую и косточки прощупываю. Кольцо на пальце, что я у скупщика обратно заказал.
- Вася, обещай мне, что все хорошо для тебя решится. Обещай мне, иначе я… Я сама чистосердечное сделаю.
Перебираю и перебираю ее ладони в своих, и сам себя утихомирить пытаюсь. Глядит на меня уверенно и грустно. Полхаты я готов разнести.
Чтобы моя Алиса у мусоров хоть минуту пробыла!
- Обещаю, и никаких чистосердечных от тебя не будет. Кто пацана воспитывать будет?
Она от возмущения чуть не подскакивает. Прямо как сыночек ее новоиспеченный, кстати.
- Вспомнил! Кулаков, ты… К совести моей взывать не надо, дубина. Лучше расскажи, как авария случилась и почему ты угашенный гоняешь!
- Потому что долбоебом был, вот как. Сама знаешь почему.
Впиваемся взглядами друг в друга, воздух как миражом поводит. Пальцы ее прохладные мои гладят. Хочу, чтобы царапала меня.
- Ты еще… ты хочешь быть вместе? - спрашивает таким тихим, таким нежным голосом, что я сначала думаю, мне послышалось.
Дергаю ее на себя ближе, и это предел моего спокойствия. Это я еще аккуратно.
- Что ты несешь? Где это я выдавал, что вообще можно быть не вместе. В больничке тебя ждал, думал, вспомнишь про меня.
- Я после… в тот вечер планировала прийти. Честно говоря, опасалась, выгонишь меня, - улыбается скованно и осторожно поглядывает.
Подваливает меня углями, конечно. Некоторые стынут. Точно меня хотела еще, вижу, что не врет.
Но опасалась? Блядь, даже если я тогда навалил криков тупых, Алиса же не думала, что я в ноги не бросился бы? Если пришла. Хоть бы написала, я бы даже из наркоза выпрыгнул.
Я-то куда от стыда мог прийти? Кричал ей, чтобы другим мозги ебала. Да я лучше живот себе вспорю, чем позволю каких-то других.
- Алиса, я угасился перед аварией, потому что… невыносимо, сечешь? Ждал тебя. Семь дней уже накатило. Помнишь?
- Помню, - грустит и отворачивается.
- Наговорил тебе дури. Я… проиграл на самом деле. Сечешь? От того и разорался.
Я, конечно же, ближе тулюсь. Оно само собой выходит. У колдовства здесь завод стальканатный где-то. Потому что я всегда должен быть максимально близко к ней, если даже только взглядом выхватываю. Канатами меня притягивает. А по ним ток сочится жаром.
- Я не хочу разговоров сейчас, - шепчет она и зажмуривается. У меня вместо гнили над ребрами сотни новых сердец вырастают и все они делают первый вдох одномоментно. - Давай потом поговорим завтра. Я хочу с тобой быть. Так сильно хочу. Ничего другого не хочу. Надоели разговоры.
Я речь подготовил длинную. Давно, а сегодня модифицировал ее.
Но это вообще неважно. Наоборот, правильно, завтра поговорим или потом. Все решено уже на самом деле, если она меня хочет.
Алиса нежится губами ко мне, вздыхает мне в рот. Лицо ее в клешни свои аккуратно беру и подливаю масла в огонь по чуть-чуть. Шавка способен сдерживаться.
Потом все к чертям летит. Она мне затылок царапает со стоном, и рассудок мой с троса срывается, грузовым лифтом вниз мчит.
Просит меня в спальню пойти. Несу ее туда, за рот цапая. Она улыбается, и я пережимаю ей бедро спелое. Стопорюсь, хоть она не злится.
На кровати Алиса стаскивать с себя одежду начинает. Я футболку стягиваю, а потом зависаю. Наблюдаю, как она быстро руками везде проходиться. Голой полностью остается. Сама. На моей кровати. Здесь.
- Ч-что-то не так? - приподнимается она на локтях, и одну ногу другой дергает.
Все так. Все, блядь, так. Просто закоротило в мозгах.
Планирую по полной ее сначала обслужить, и последовательность выдержать.
Оно все наоборот получается.
Лижемся, по покрывалу катаемся, кусаемся. Она в себя мой стояк направляет. Я, как электрическим проводом обжаренный, в нее влетаю.
Расходимся на такую мощь, что я от хлюпов последние атомы башки своец теряю.
Она горячая, мягкая. Потом влажная, пропарилась потом от меня. Мышцы у меня друг друга зажрать хотят, такой напор выдаю.
В какой-то момент ее целиком вжимаю в себя, и вот так на себя дергаю, а она ничего поделать не может. Нам с ней нравится такое. Она от беспомощности всегда мочить мне член пуще начинает. И я тогда самый на пик кайфа взлетаю.
Дает мне стоны свои выпить. Вокруг члена невольно сжимается и контролировать себя не может. Перекатываемся опять по кровати после разрядки. Напоминаю ей с каждым поворотом, что она навсегда моя только.
Потом я ей руки развожу и наконец-то насладиться загорелым телом вдоволь могу.
Спускаюсь губами к груди. У меня с ней особенные отношения. Доверительные. Сиськи мои родные, охуенные, и они все - мои по праву. Я их ласкаю, облизываю - они слушаются. Соски торчат. Слегка наказываю их, они румянцев заливаются, послушно в рот проскальзывают. Призывно колышатся, когда трусь и зверею немного. За мурашками прячутся, а я следы своих губ везде пропечатываю. И просто носом окружности пропахиваю, как сладко пахнут они…
- Вася?
Поднимаю голову, Алиса вся взмокшая выше пыхтит:
- Я еще тут, не забыл? Ты… от них живого места не оставишь.
Довожу ее потом до задушенного мычания в подушку.
Даю передохнуть Алисе немного. Копошится у меня в волосах, как обезьянка, пока я планшет проверяю.
Показываю, что мне на Петренко слили. Она хихикает. Я в космос пружиной на сердце вылетаю и обратно, сгорать в земной атмосфере. Еще хочу дизайн спорткомплекса ей показать, но не сегодня.
Она на боку лежит, на меня смотрит, когда я за охуевшую администрацию поясняю, размахивая руками. Она многих депутатов знает, так или иначе, поэтому вдвоем проходимся по ним катком.
Потом придумываем, что с зданием возле музея делать. Алиса немного скована, так как я полным козлом был, но я растормошу ее еще.
Притаскиваю нам воды, алкоголя. Себе - икру с хлебом. А ей конфеты. Благо, одна коробка нашлась. Нужно заказать всякого потом для нее и малого.
Алиса на мое поедание бутерброда глядит заинтересовано.
- Хочешь? - предлагаю, прожевав нормально.
Смеется, и в подушку утыкается. Видимо, мое поглощение пищи не очень элегантное, как и сам бутерброд.
- Не смейся над стариком.
И шлепаю ее добротно по аппетитной попке, что боковым изгибом ко мне повернута.
У меня роговицы глаз льдом закупоривает. Тошнота мохнатым валуном прокатывается до горла. Смотрю на зарумянившуюся кожу и не могу поверить, что я только что это сделал.
Глазами впитываю ее лицо, но она… не расстроена и не сердится. Ногами перебирает слегка, и упирается виском в ладонь полусогнутой руки.
- Прости, Алиса, я не думал вообще, - быстро наваливаю, от паники, скорее всего.
Она хмурится задумчиво. И, блин, только сейчас, видимо, понимает.
То есть, я еще хуже сделал. Она даже не восприняла это как сравнение. Она не вспомнила тот ужас.
- Ты чего? - заикается Алиса. - Я… я не… у меня нет травмы на всю голову. Это же… другое совсем. Просто шлепок.
Глава 47 КУЛАК
Отбросив остатки еды в тарелку, полирую румяную окружность ладонью.
- Забей тогда. Я… дебильно вышло, пиздец. Не хотел. Не хотел тебя задеть, ни так, ни по-другому.
Она губу закусывает, и избегает смотреть прямо. Но потом опускает взгляд на руку мою, что гладит отпечаток шлепка.
У нее соски торчат, отсюда вижу. Сглатываю судорожно, потому что… всегда тупизной считал все эти игры постельные. Бесполезным детским садом. Что-то сейчас многое кажется… правильным что ли.
Но сам сказануть не рискну. Она зарделась вся. Хочу между пухлых губок ее залезть и просечь насколько потекла. Жаль, лезть не буду.
Да, ее повело. По дыхалке и движению ног считываю.
Алиса еще одну конфету разжевывает и спрашивает:
- Тебе грудь, получается, моя нравится?
Мацаю бедро ее, хорошенько так. Чтобы прочувствовала. Руку бы свою теперь оторвать от изгибов.
Давно так не веселился, вообще-то. Как вопрос этот услышал. На самом деле, наверно, никогда.
- Нравится? Ты гонишь, Алиса? Нравится, епта. Торчу на них, считай. На сиськах твоих.
Опять зарделась. А не надо вопросы такие задавать.
И тут она ко мне нежится, и за подбородок целует. По груди мне пальцами водит, но не дразнит. Говорит, что не против кое-то попробовать.
Я когда «кое-что» выкупаю, то до настроек начальных сбрасываюсь. Ну, это те, которые пещерные вообще. Алиса еще как-то неуверенно предлагает.
Она что, думает, существует вселенная, где я откажусь или не хочу?
Сначала тараним рты друг другу атаками и зализами, а потом я на колени ее на кровать ставлю.
Алиса покорно увесистую грудь ладонями собирает и сжимает. Различаю, как выдыхаем одновременно, когда член мой между полушарий вверх проталкивается.
И потом только гул в висках слышу все время. Я, наверно, и не дышу, поэтому система на износ работает.
Она ласкает сама себя, соски задевает, и все совсем не так я себе представлял… Точнее я это почему-то не воображал, а оказалось - это кайф в геометрической прогрессии закручивающийся. Потому что ее тоже кроет, и она голову запрокидывает.
- Теперь стой… стой так, маленькая.
На выдохах свистящих заливаю спермой ее раскрасневшуюся, возбужденную грудь. Торчащие вишенки сосков особенно хорошенько получают. На волосы ей чуть попадаю. Все это слишком красиво.
Тут же заваливаю Алису, она вскрикивает, а я в лицо ее едва ли не толкаюсь. Лапаю ее под собой, а она радостно смеется.
- Хохочешь? Сейчас посмотрим, кто ржать будет.
Она под ласками дальнейшими разморенной совсем становится.
Пою водой ее, а внутри бульдозер нежности все разворачивает, до самых корней. Это не игла влюбленности попросту, это прошивка моя такая теперь.
Не помню, как засыпаю, но просыпаюсь как шизик подстреленный. Сориентировавшись, что это моя Алиса в плечо дышит, в моей собственной постеле, стараюсь попуститься, но заклинило.
Изнанка башки полыхает. Пламенем образы потресхивают. У меня и впрямь сотня сердец сегодня вылупилась и все до единого разбухли. Словно свинца туда загнали, как нафаршировали.
Внаглую бужу Алису, не могу стопорнуться. Дыхалка тракторным мотором на вдохах заходится, а дальше…
Дальше ничего, по новой, без выдохов.
Кислород из кожи ее медовой, сладкой, ягодной пытаюсь вытягивать.
Сонная Алиса встрепенуться сразу решает, обеспокоенно меня по лицу погладить.
Что-то приговаривает и спрашивает.
- Ты мне нужна, - калечно словами все изнутри толкаю в пространстве между нами, - ты мне нужна и сейчас. Нужна мне.
Она ластится, соски торчащие грудину мне терзают. И она еще не проснувшимся голосом просит сделать с ней все, что угодно.
Я заваливаю ее, на спине вспарываю поцелуями шелковистую кожу прямо у шеи. Вонзаюсь в нее, она ахает и горлом звуки из себя выталкивает с каждым толчком.
Не смогу в ее глаза проницательные смотреть, на ухо горячкой признаюсь во всем:
- Так люблю тебя, ты даже… Ты не понимаешь. Я не знаю как. Я люблю тебя совсем, я же так тебя люблю. Ты мне все прям, ты моя, моя, моя. Иди ко мне… Я без тебя не протяну уже. Алиса, я же не выживаю без тебя.
Подо мной трясется, и я тоже, наверно, в петле тряски застрял. Алиса за руку меня беспомощно хватает, когда разлетается, и я в ее волосах прячу лицо. Шепчу туда, шепчу.
- Вася, - умоляет она выдохами, - пожалуйста, не отпускай меня. Мне ты тоже нужен, всегда. Очень нужен. Сильнее, можешь сильнее.
То расходимся, то замедляемся. Я на грани вылета из тела, потому что ей мои заходы очень нравятся. Сжимает и сжимает меня изнутри.
А затем она настойчиво переворачивается, и я утопаю. Тело сначала не слушается меня. Боль по мышцам сахарным песком раскатывается и впитывается.
Обращаю Алису к себе, и на каждом толчке дрифтую скоростью, как будто последние секунды доживаю.
Ладонями она лицо мое держит:
- Давно тебя люблю. Давно. Слишком…
- Слишком, совсем люблю тебя, - повторяю я. Взглядом погибаю в ее глазах. - Так тебя люблю. Я люблю тебя. Люблю, люблю тебя. Иди ко мне, Алиса. Маленькая моя, сюда смотри.
Отрубаюсь не сразу; встряска, как кофеин по жилам запустили. Она же сразу засыпает, изморенная. Но руку мою все еще держит.
И, на самом деле, не хочу в сон проваливаться. Хочу, чтобы всегда ее рука была в моей.
Глава 48 КУЛАК
Утром, как с бодуна, поводит. Но пару глотков воды оказывают целительный эффект.
Алиса просыпается, когда я уже из душа вернулся и читаю рядом в кровати. Она так подскакивает мгновенно, что у меня сердце стопорится. Точнее, сотня сердец новоприобретенных.
Вывалил вчера на нее тонны вагонов перегруженных. Совсем по-другому планировал сопливые моменты обсудить. Заело мне, что тогда возле тачки сказала «ты же меня не любишь». Смешно.
А сегодня ночью «давно люблю тебя».
Типа, вот она меня любит нормально, давно, а я только сейчас расшевелился.
До меня долго, конечно, доезжало. Но я точно знаю, когда Алису полюбил. На центральной улице Васильков, когда вдруг за запястье остановил ее. В то утро магазины обстреляли.
Так что, давно случилось. Вот после утра того чердак у меня поплыл капитально.
- Что такое, спала плохо?
Головой мотает, время спрашивает. Хмурится, мордашка охлопоченная.
- Куда еще спешишь? - недовольно тяну я.
- Ване форму футбольную купить. Ой это… головная боль. Сегодня первый раз в секцию на спорт идем .
Придумываю шутку про спорткомплекс, но лучше промолчать. Она сама ехидничает, бестия.
- К сожалению, в твой спорткомплекс далеко ездить. Какой бы большой и отсутствующий он ни был.
- А че головная боль? Не хочет форму, как и кроссы новые?
Она вздыхает и кивает. Собирается в простыне вылазить из кровати, я цапаю ее и зажимаю. Смотрит игриво, но все равно мордашка не расслабленная.
Целуемся с расчетом на коротко, а получается долго. Она, кажется, вообще не соображает, что делает. Потому что член мне полирует страстно.
- Ты, видимо, решила на спине день провести. Я не против, я только за.
- Не буянь, - сопит и ресницами хлопает. - Приятно?
- Заебись. Но мокро нужно, чтоб было. Как внутри тебя.
Она вспыхивает, и я, в натуре, дергаюсь у нее в ладоне.
Теряем оба голову, на новый заход идем. Успеваем по-быстрому, она сокрушенно мечется подо мной, а я от этого несдержанно спускаю в нее.
- Ты построже с ним будь, скажи, мол, без формы обратно в детдом поедет.
- Вася, - опускает она руки, хотя только что простынь на себе закрепляла, - нельзя такое говорить. И если перегну со строгостью, он мне доверять перестанет.
- Может быть. Но заставить-то надо. Позвони мне, если будет буксовать в магазине, я подъеду.
Она смотрит на меня какое-то время.
- Я вчера заставил его обувь нормальную надеть или нет?
Ничего не отвечая, стеснительная фея в душ идет. Она в курсе, что я голой ее видел десятки раз?
Заказываю доставку завтрака, и вторую порцию кофе в себя загоняю. Алиса тоже себе делает, когда из душа возвращается.
Бодрый и лохматый Ваня подваливает на кухню, и капризничает, что ему кофе только с молоком можно.
Дурацкое правило, ну ладно.
У меня горечь во рту сама собой формируется, когда осознаю, что себе кофе сварганил, а ей - нет, и даже не спросил.
Они бегут, спешат. Напоследок Алиса меня чмокает в губы, но я этого так не оставлю. Зализываю ее. И лицом бодаюсь. Она стесняется, но зато повеселевшая.
Стоящий Ваня в дверях корчит рожицу. Один мой взгляд - и пыл охлажден моментально. Пусть привыкает.
К вечеру мозг от шерсти очищен, потому что я до конца много дел накопившихся довел.
Набираю Алису, узнать когда они будут. Она заминается, и явно придумывает что сказать и я понимаю, что она…
… не собиралась возвращаться сегодня.
А с чего я решил, что они приедут?
Просто в голове у меня уже другая картинка реальности, а с насущным она не синхронизировалась.
Немного подпаляюсь в опаске, что Алиса меня к себе не пригласит. И что вообще занята она.
Но она приглашает.
- Вася, а можешь сегодня у нас остаться, пожалуйста? Просто завтра тут удобнее быть. Тем более, у меня дел домашних много.
Еще тоном таким извиняющимся.
Стараюсь юлой не накручиваться. Опять передавил, хотел под себя только настроить. Почему она вообще с ребенком должна таскаться куда-то.
Поэтому, конечно, могу остаться.
Мне ее хата очень нравится.
Вообще насовсем могу остаться.
Потому что мне моя хата не нравится.
Прихожу в разгар жаркого спора. Ваня ей голову крутит, что не будет еще на один дополнительный урок ходить.
Оказывается, он вообще на два урока физические ходит. И какие-то несерьезные онлайн. Да это курорт практически!
Не вмешиваюсь, прямо каждую фразу изнутри рублю топором. Забираю у Алисы бутылку белого, которую и принес, чтобы самому открыть.
- Это потому что ты хочешь от меня избавиться! - кричит несчастье и срывается бегом в другую комнату.
К моему удивлению, она за ним не бежит. Замечаю слезы у нее на глазах. Стопорю себя, чтобы пизды оборвышу не дать. Такой, чтобы навсегда запомнил.
- Это у него реакция на изменения, - бормочет она и лед в вино закидывает.
Не сразу вьезжаю, что изменения - это я, собственно.
Еще ничего не сделал, но уже все испортил.
Она будто мысли мои читает.
- Ты здесь ни причем, - поясняет она, - ну знаешь, кроме того, что посадить в тюрьму его хотел и открыто недолюбливаешь. Он бы так на любого бы мужчину реагировал.
Какого еще «любого мужчину»?
Никаких любых, других мужчин быть не может и не будет.
- А чего это?
- Типа внимание к нему меньше будет. Вот уже на урок дополнительный хочу сбагрить. Но этот урок должен был добавиться еще две недели тому назад, - досадливо бросает полотенце на столешницу.
- Пусть привыкает, мы с тобой поженимся, и я с вами жить буду.
Ей вино будто не в горло попадает и она откашливается.
- Я собирался тебе по-другому сказать, но это же правда. И очевидно.
Она будто в ступор впадает. Не понимаю, почему. А как она себе это представляла?
Внезапно меня злость вихрем закручивает. Не думала ведь, что меня можно приходящим попрошайкой оставить?
- Это было бы замечательно, на самом деле, - вполголоса говорит она.
Ну вот, новоиспеченная армия сердец копья складывает. И метушится в строю роем, будто крылья у всех отрастают.
- Я тоже так думаю, - довольно тяну я. И на колени ее к себе утаскиваю. Даже вино девчачье пробую.
- Но это очень и очень серьезно, Вася, - вычитывает мне прямо в лицо, - это не игрушки. Даже если мы будем разводиться, ребенка вниманием обделять нельзя. Я понимаю, что ты не собираешься его усыновлять, но если хоть чуть проживем вместе, он тебя отцом будет воспринимать.
- Все сказала? - прищуриваюсь. - О разводе забудь. И собираюсь усыновлять, по официозу наполную. Еще и воспитывать собираюсь. По полной. И знаешь что, Чернышевская?
- Что?
- Не могу дождаться, - плотоядно улыбаюсь я, а она опасливо смотрит на меня.
- // -
После перепихона на скорую руку, Алиса идет проведать наглеца.
Зависаю на репортах по активам, которые через рекомендованный Фрезем менеджмент проходят. Мда, не мое это, но цифры в год красивые округляются. Инвестинг-шминвестинг, ни хрена делаешь, а бабло урожаем. Еще надо краем глаза глянуть, что там управляющий по новому направлению в сальдо накуралесил.
Высматриваю ручку у нее на туалетном столике, потому что моя не пашет. Список чего-то подвален кремами, а на листке явно цифры про деньги. Вытаскиваю, чтобы изучить.
Ага-ага, денег у нее своих полно.
Собирается кучу драгоценностей продать. Расписаны приблизительные цены. Мелочовка в первой очереде идет, а самое крупное - во второй. Какой-то кулон и серьги сбывать не хочет.
Могу, конечно, потом цацки все перекупить. Но зачем? Блядь, ну до свадьбы хотел подождать. Сейчас даже не знаю, как ей деньги всунуть. Очередная разборка, а мы еще конкретно не поговорили.
Алиса возвращается в приподнятом настроении, но, оказывается, ей стирку надо ставить.
Потом приходит, волосы распускает, стягивает одним махом с себя домашнее платье какое-то. Я же трусы раньше с нее скинул. Поэтому. Она голая полностью под ним.
Стоит, браслет растегивает. Красиво так. Нижние губки у нее пухленькие. Уже давно распланировал как-то их потом прямо трахнуть. Без проникновения и прочего. Тогда они будут еще более пухленькими.
Залазит на кровать, а я с поводка срываюсь. Лезу ей везде, и хриплю:
- Я сейчас жесткану. - Ногу ее в бок отвожу. - Расслабься.
Засаживаю ей, а на мордашке каждый миллиметр отображается. Вот прямо как расширяю ее, так она зубы сцепляет, а потом рот влажный раскрывает.
Это самый кайф. Она со скоростью собственных ресниц не справляется.
Рвусь и рвусь вперед, вообще за своими ощущениями отследить не могу. Теряюсь в словах - зачем вообще разговариваю? - когда смотрю, как член мой ее долбит.
- Вот так, берешь хорошо, вот так, еще возьмешь.
Алиса через пару толчков бьется в разрядке, утыкаясь в меня носом. Хорошо-то как.
Наверх перекидываю ее, усаживая. Она расстерянная, но я заставляю ее бедрами работать. Вытягивается со стоном, и наконец-то прыгать привыкает.
Волосы ей убираю с лица, а она меня за палец кусает. Сумасшедшая. Не видит ли что ли, с кем дело имеет? Сую отрубки свои ей в рот.
- Когда лижешь или сосешь, на меня смотреть.
Взглядами боремся, но скручивает нас водоворотом, и нечетким все вокруг становится.
- Я-я тебя люблю, - шепчет и постанывает она, - Вася!
Как-то неуверенно выдает, будто сомневается, говорить или нет. Это еще чего?
Еще такого здесь не хватало.
За талию ее грабастаю, и рывками заряджаю, прямо в мордашку слова закидываю, лбом в ее лоб упираясь:
- Люблю тебя так. Я тебя люблю, вот так. Тебя, Алиса, тебя. Вот так! Слышишь?
Дыхание спирает, когда она второй раз кончает. Мощно, дрожь языком на коже можно попробовать. Разбивается она красиво, ладошкой себя за лицо хватает.
Я прям отряхиваю себя, чтоб успокоиться. Палку бы не перегнуть сейчас. Башкой трясу.
Снимаю ее с себя, нежничаю в рот ей. Понимаем друг друга без слов. Она ниже опускается. Волосы на щеку спадают, когда она багровую головку жадно облизывает по кругу.
Не толкаюсь дураком, потому что в трансе я. Она всегда так это делает, будто оторваться не может.
В горячке я, но зной - ленивый, как летний полудень.
Алиса приподнимается вдруг, локон за ухо пристраивает. Взгляд отводит.
- Я лучше на колени стану. Давай… так.
Давненько стал это улавливать. Боялся, что протекшая крыша мне тут придуманную реальность малюет.
Что она строптивая и непробивная. В жизни. Но тянет ее этак что-то такое делать, как только прикоснусь к ней… Такое, что подчиняет. Понемногу выпускает она такое. Жалеет дебила, наверно, как я. Иначе если на полную мощь выкатит, я кончусь.
Стесняется. От этого еще слаще.
Издаю глухой рык, из грудины где-то, и следую за ней.
Приказываю себе попуститься.
На коленях она продолжает, и потом стонет, прямо изо рта меня не вынимая. Сам не знаю, как кончаю. Она просто несколько раз наконец засасывается членом ритмично. Просто беспомощно пытается всю длину заглотнуть. Я бензобаком себя перевернутым чувствую. Хочу еще. Хочу много. Вот в эти игры я играю, без бэ. Хочу кусаться. От обнаружения новой реальности.
Тискаю ее потом неугомонно. Она вся резвится, румяная, и смеется.
Глава 49 КУЛАК
С утреца наглец еще тучи бровями гоняет. На меня, значит, не смотрит. Вот же упрямый, как боров.
Алиса ему и то, и это. Гренку такую, сок свежий. Про игры его спрашивает. Он ей еще смеет коротко отвечать.
- Овощи жуй давай, - приказываю ему, - а коли сок не хочешь, так я выпью.
Злобный козел-младший сразу выдувает апельсиновый фреш залпом. Эврика!
Делаю Алисе кофе. Она радуется. Так-с, собираюсь кофе всегда теперь варганить. Тем более, у меня получше получается, чем у нее.
Обсуждаем, делать ли ремонт ли в здании возле музея. Про детдом она сама заговаривает, говорит, открыт конкурс на нового директора. Тогда и там начнет ремонт. Если директор разрешит.
Смотрю на нее со сомнением.
- Это ж кто посмеет от ремонта отказаться? Еще чего.
- Ну, ремонт - хлопоты и так далее.
- На Алисе не заработаешь, откаты там и взятки, - деловым тоном вмешивается Ваня.
- Не все такие, есть нормальные люди, - быстро говорит она. - Блин, нужно съездить, детей повидать.
- Они там лохи все, - бормочет Ваня в тарелку.
- Мы говорили, чтобы ты так других детей не называл, - неожиданно строго высказывается Алиса.
- Не хочу идти на биологию эту, - заявляет. - У меня есть дела!
- Это какие? - бровь выгибаю, и «делец» тушуется.
- Я сегодня вертушку выбираю, - киваю ему, - взял бы тебя с собой, но только после этого урока, как его там.
- Вертолет что ли? - шепчет Ваня.
Так как Алиса смотрит в недоумении, то поясняю:
- Отдельный хочу, с пилотом на зарплате. А то в прошлые разы я вертолет долго ждал. Он дешевле, чем Роллс стоит, если с пробегом.
Фея моя смотрит на меня как на лоха. Ну, хоть какая-то поддержка в лице оборвыша.
- . Могу вместо урока пойти! - наглец явно себя самым умным считает.
- Нет, ты только после урока можешь пойти, - отрубаю мгновенно.
Пока он обдумывает, обмениваемся с Алисой неприличными взглядами. Она одергивает себя, и чего-то там копошится возле мойки, а меня заводит такое. Люблю, когда не контролирует себя. И когда вывожу ее на эмоции.
К вечеру возвращаемся с Ваней с аэродрома голодными. Алисы еще нет, бегает по своим святым делам. В которые я пока не лезу, но это пока. Заказываю жратву нам всем. Вкусную, и еще печеные овощи, чтобы над наглецом поиздеваться.
В ванной, куда Алиса по приходу руки идет мыть, пристроюсь к ней и чуть не заваливаю. Она бурно возмущается, но голос повысить не может. Как хорошо, что совесть из нас двоих у меня пятнами. Засовываю голодную руку ей в трусы, а потом даю себя подергать разок-другой.
На самом деле, тупица я, потому что мы теперь заведенные.
Ваня - полезный компаньон. Он ей все рассказывает, что мы делали, а я киваю, где надо.
Она очень тщательно все прожевывает. Голубая кровь. Учит Ваню так же делать, он бесится, естественно.
- Я тож стопорился, так вот, потом все зубы выпадут, так что можешь продолжать, - наваливаю ему. - И ешь, как не в детдоме, а нормально. Хватит сладкое жрать.
- Откуда тебе знать, мажор, - скалится несчастье. - Сам ешь нормально.
- Будешь Алисе свои муки душевные набрасывать. Я в детдоме вырос, и ты меня слушать будешь.
От шока Ваня пропускает последнюю часть предложения. Непонимающий взгляд на меня он потом обращает в возмущенный в сторону Алисы.
- Это неправда! Что?! Не может быть такого.
Алиса начинает его успокаивать, а я ржу. Обворожительные темные глаза феи одаривают меня очень строгим взглядом. Надеюсь, я буду наказан.
Очень. Строго.
В душевном смятении он лопает даже ненавистные овощи. Взрослеть ему пора, наивный и прям. Думал, чесняк, он больше Алису за нос водит. Но если бы он ее обманывал, больше для вида слушался.
Оказывается, Алису пригласили на свадьбу в Васильках. Она пытается скрыть, что расстроена невозможностью пойти. Обсуждаем будущие выборы мэра. Оба считаем, что у конкурентов Анатолия Ивановича нет шансов.
- Там скоро посевная начнется, - тянет Алиса и вздыхает.
- Поехали, - махаю головой, сам себя удивляя, и телефон в руки беру. - Выходные завтра начинаются, а свадьба послезавтра.
Алиса моргает, как лань испуганная. Ваня подпрыгивает и руку в воздух выбрасывает.
Он бежит собираться, хотя никто еще окончательно ничего не решил.
Цапаю ее за шею, и бедро круглое мацаю. Она отмирает и целует меня. В прошивке моей шавочной - замыкание, как глубоко и страстно она это делает.
- На свадьбу с тобой пойду. Меня пустят, я подарок дорогой раздобуду.
Она по плечу меня шутливо ударяет, и улыбается задумчиво.
- Да пустят они тебя. Будешь женихом моим.
- Я и есть, не забыла, вертихвостка? - надуманно хмурюсь.
Получаю еще один толчок по туловищу. Полуигривый. Эх, сам предложит ехать, а сейчас могли бы резвиться на полную катушку.
В Гелике долго настраиваем маршрут, потому что система барахлит. Машу рукой на экран, сами как-нибудь разберемся. И телефон на виду.
- Не могу дождаться, когда Куллинан пригонят, - бормочу я.
- А он сильно отличается?
- Сейчас услышишь. Мотор у Роллсов тихий. А дорогу лучше обкатывает.
Заезжаем затариться в супермаркет, так как мы планируем набег на избу Сергей Степановича. Он еще об этом не подозревает. Он о многом не догадывается, поэтому толкну разговор со старикашой на днях.
В магазине валю вниз все подряд, потому что Алиса там сразу начинает что-то высчитывать и фильтровать покупки. Вино ее на нормальное меняю, а не дешевое. Она находит шампанское, которым мы опились с ней тогда в Гостинице. Втыкаю на бутылку в тележке иногда.
Мчим по трассе. Ваня в восторге, фея недовольство скрывает.
Подъезжаем к избе почти к ночи. Алиса кричит усатому, что привезла календулу. Он грозится подать на меня в европейский суд. Калитку же открывает с самодовольным видом, мол, приползли гаденыши обратно.
Скрывает обиду, что не заезжали. Но Алиса, оказывается, ему трезвонила регулярно.
Поздний ужин растягивается, потому что фея и оборвыш искренне рады видеть усатого. Заваливают его вопросами про всех. Алиса даже ему кашу манную на молоке куховарит.
Я иду в гребаный погреб, потому что бедный старикашка может только свое крепленое винцо пить. На самом деле, сбагрил меня, чтобы Алисе допрос устроить.
Ваня в своей старой комнате устроился, а мы в пристройку спешим. До кровати не доходим. Я прямо стены ее нагло оттрахиваю. Она выпившая, поэтому фильтр выключает.
- Глубже, еще чуть. Вася, не останавливайся, ах… Пожалуйста, так хорошо, я совсем… Так…
Я и не собираюсь останавливаться. Я просто с ума сойду сейчас. Но не останавлюсь.
Пытаюсь развести ее на больше откровений, пока она в кондиции. Но сам себя контролирую неважно, отвлекаюсь на кожу душистую.
Кручу ее на члене понемногу. Хочу и рассмотреть как это выглядит, и в волосы ей зарываться. Потом она течет от вертений, и я даже член вытаскиваю на миг - сжать до боли крепко, чтобы тут же не кончить.
Утром почти одновременно просыпаемся, несколько шокированные. Так как смутно помним как отрубились.
Судя по следам на ее грудках, я туда кончил.
Слюняву ей личико, руку на плечо закинув, потому что сказать кое-что хочу:
- Сегодня-завтра побазарить надо нам. Все решим.
Алиса напрягается, сразу мордашка опечаленная. Но воркует со мной тоже.
- Не хочу ссор, - почти беззвучно шепчет она. Потом горло прочищает и громче: - Ненавижу ругаться. А с тобой больше всего на свете. Я знаю, что надо поговорить. Просто…
- Все путем будет. Не парься. Я язык себе прикушу, чтобы не унесло. И ты тоже фильтруй.
Она пальцы мои рассматривает. И будто под нос себе что-то напевает.
Вдыхаю ей прямо в висок.
- Ты че стесняешься иногда. Не стесняйся. Я ж без тормозов с тобой. Ты говори все, что хочешь делать. И как угодно.
И вот тут она застывает. Потом типа возвращается к поглаживаниям моей руки, но только для вида.
- Ты о чем? - типа нормально интересуется.
Блядь, может я надумал себе? Я же и впрямь помешался. Всегда мечтал, как подчинять ее буду. С такими бздыками и похлеще может привидиться.
- Как ты… когда ты мне позволяешь… многое. Типа я самый главный, а ты слушаешься. На коленях, пример. И что могу в постели прям тебя… Ну ты поняла.
К сиськам тянусь, и соски ее послушно торчат. На миг в голове чернеет. До чего же отзывчивые. Не могу натрогаться.
- Это немного совсем, - тихо говорит она и не смотрит на меня.
- Угу, - целую, успокаиваю. - Но можно больше. Я ж… Хорошо ведь тебе. Я перегинать палку не буду.
Очень постараюсь. Но убей хочу, чтобы она дальше мне давала так. Невмоготу хочу. Это же идеально для нас. На людях и на серьезных щах может мне по мордасам давать. Пускай ее тоже боятся, что даже на меня наехать может. Но тут, в постели…
- Давай потом об этом поговорим, - шелестит она. Губами подбородок мне ласкает.
Передавил, слишком рано. Но не отчуждается.
Когда она с детдома возвращается, оказывается, ей пора на свадьбу марафет наводить.
Я пока с усатым жлобом частично потолковал, закинул удочку про участки рядом, что он нам с Алисой мог бы продать. Старикашка сразу же упрямничать принялся, ну я готов к этому был.
Приберегу козырь на завтра. Когда уже точно с Алисой перетолкуем, тогда и дожму этого Скруджа.
Он сегодня целый день придумывает, чем нам всем срочно нужно заняться. И с канализацией проблемы, карточка банковская не работает, и чуть ли не пожар сейчас начнется, если проводку не починить.
Я ему даже запасы фильтрованной воды заказываю, и сам тащу, чтоб не жаловался. Усатый смотрит из-подо лба недовольно.
Как собираемся выходить к машине, так я все не пойму. Вроде Алиса постоянно платья и более открытые надевала. Она сегодня до боли в глазах охуенная. Лицо намазано, это да, но все равно не въезжаю.
А как приходим на свадьбу, ясно становится что старикашка выделывал. Пускать нас не хотел.
Потому что все в Васильках уже в курсе, что я убил директора детдома.
Глава 50 АЛИСА
Улыбки из себя выдавливаю, как из пустого тюбика зубную пасту.
Со мной все приветливы и разговорчивы, а Кулака любо стороной обходят, либо игнорируют. Только несколько мужиков, как ни в чем не бывало, руку пожали, словами перекинулись.
Парочка клуш испуганный вид изображают.
Сидим на кошерных местах, в гуще событий и веренице салатниц. Видимо, никто не ожидал, что я посмею с Кулаком прийти.
От каждого громкого звука еложу на стуле. Невидимые иглы в кровь ныряют со стороны спины. Немыслима подобная несправедливость. Сначала они решили, что он витрины в центре обстрелял, теперь - что бедного директора дома грохнул.
Как же так. Ненавижу, ненавижу, что они все на Васю думают, хотя я виновата! Я это сделала.
Точнее, Матвей сам виноват.
Почему про факт убийства выплыло, а про обстоятельства нет.
Нет, так этого не оставлю!
Поворачиваюсь к Васе, а он расслабленный сидит. Ну, как для себя. Вообще, злой, но собранный. Как обычно.
Его происходящее вообще никак не задело.
За ухо пару раз меня кусанул властно прямо при всех. И вино мне белое нашел, да и еще чтобы со льдом.
Мне кусок в горло не лезет. Вокруг глаза одни недружелюбные в его сторону.
Между прочим, он после выходки с комендантским часом дороги кое-где помог залатать и светофоры новые установил. Везде!
Могли бы и поблагодарнее быть всем поселком!
Я танцую с двумя знакомыми, от вежливости отказать не могу. Потом два куска торта лопаю - шоколадный! - и один увесистый Ване берем домой.
На свадьбе еще встречаем Артема - братка, что с коровой помогал. Он, оказывается, приударяет за продавщицей фруктовой лавки. Но Вася не спешит с ним контактировать или даже на перекур пойти. Он на редкость необщительный человек. У меня такое впечатление, что Кулак общается только с теми, кто на него работает. И со мной теперь еще.
Я бы в такой стрессовой ситуации вцепилась в любого знакомого.
К моему удивлению, на обратном пути Вася пребывает в заметно мрачном настроении.
Я готовлю десятки речей, чтобы сгладить неприятный вечер и его впечатления. В конце концов, я готова во всем признаться. Еще хочу его расспросить о делах в полиции, потому что, оказывается, Петренко сняли с должности. Что весьма странно - тот не вывалил всю грязь в люди. Догадываюсь, Кулак запугал мудака, но надо знать подробности.
Когда в пристройку заходим, я уже готова продуманное толкать.
Только нагибаюсь, чтобы босоножку сначала снять.
А Кулак меня борзо подхватывает, и к себе разворачивает.
- Все на тебя пялились! На твои ноги! Это что такое?
На… мои ноги? Обычно на мою грудь смотрят. Ноги мои особого интереса не представляют.
- А что такое? - смеюсь я. - Ну что ты злишься. Это же платье обычной длины!
- Вот именно, - укачивает меня в хватке ужасающе мощных рук. - Вот именно! Это что такое.
- Ты что ли гардеробом решил моим заняться?
Чмокаю его, хотя внутри готова уже кое-кому популярно объяснить, чем чреваты такие выкрутасы. Он мне еще мой внешний вид тут будет мониторить. Мамонт! Двадцать первый век на дворе.
- Нет, конечно! - злится и еще больше укачивает. - Но не одевайся так на люди! Если вдвоем куда-то отдельно идем только.
- Еще чего! - фыркаю я. - О чем ты вообще думаешь? Отстань от моей одежды.
И хватаю его за нос.
Большой, ширококрылый носяра.
И дергаю.
За столешницу трюмо хватаюсь ладонями со смехом. Кулак меня только что в воздухе перевернул и перед зеркалом поставил, слегка нагнув.
Поднимаю глаза на его отражение, а он тяжело дышит, как бык. Смотрит на меня жадно и на грани.
А потом за ляжку прощупывает, кожу жмакает урывками. От натиска я судорожно выдыхаю, пытаясь руку его рассмотреть.
- Стягивай тряпку, - гнусавит он.
И он не шутит. По коже блажь раскатывается, как под напором теплой воды. Я теряюсь в неожиданных ощущениях, и обнаруживаю, что руки мурашками покрылись.
Тяну ворот вниз, вываливаю грудь кое-как. Стыдно становится, но и … хорошо. Будоражаще. Приспускаю платье до бедер. Боюсь глаза поднять.
Моя рука касается длинных пальцев на моих ногах, и начинает трястись. Оказывается, все это время легкие почти не работали.
Я задушено вскрикиваю, когда Кулак рвет платье на части. Он целует мне спину, губами бесцеремонно и жадно прихватывая кожу над лопатками. Я пытаюсь разогнуться, а он меня полностью прогибает.
- Это что такое, - басит мне в ухо, но тут же «пострадавшим» носом трется. - Еще мне в лицо нападаешь?
- Я не нападаю, - выталкиваю я между выдохами. Он грудь мне терзает сухой ладонью.
- Накажем тебя сейчас? - Кулак ухо мне прямо выцеловывает. Его руки внезапно нежностью оборачиваются, трепетом каждое прикосновение пропитано. - Накажем? Я съем тебя. Дашь мне, малышка?
Я хватаюсь за внешнюю часть ладони, что он у груди моей держит. Когда он видит, как я глаза закрываю, дышать в меня начинает часто-часто.
- Блядь, совсем не так собирался. Но ту тряпку твою в топку. Скажи, ты хочешь? Или перебор?
Пытаюсь целовать его, даже зубами ударяемся. Грудь мою распирает от возбуждения. И это совсем не так я собиралась что-то подобное делать. Когда-нибудь. То есть, только через некоторое время. Но как же тяжело вытерпеть, когда оно само так получается.
Нога моя левая едва подкашивается, но он крепко меня держит. Его стояк сзади ощущается раскаленным.
Тяну его руку себе в трусы. Не совсем соображаю трезво, но словами не смогу сказать. Если хочет знать…
Кулак задерживает дыхание лишь на миг, костяшками утопая. В мякоти между ногами у меня, где я вся потекла.
Целует очень крепко меня в висок. Как клеймо ставит. Что-то бормочет, и трусы мне рывками стягивает.
Поглаживает округлости мои сзади. Сначала медленно, а потом кое-как, хаотично.
- Будешь тряпки носить, как надо?
- Нет, - мотаю я голову и даже смеюсь.
От шлепка я двигаюсь вперед, панически сжимая в пальцах деревянную столешницу трюмо. Искра подчинения и унижения распаляет жуткий восторг во мне. С ужасом понимаю, что не только могу позволить Васе все со мной делать. Но что и я сама жажду… всякого.
- Будешь выкобениваться и дерзить?
- Да, - прикусываю губу и охаю, когда он снова шлепает меня. Теперь чуть размашистее, но полегче.
Кулак гладит ягодицу, и ломанным голосом мне наяривает на ухо:
- Непокорная, да. Никогда меня не слушаешь. Стервочка со мной. Не согласишься ведь, а? Маленькая моя, сейчас получишь у меня.
Ласкает и ласкает место шлепка. Я охаю, патокой тревога и наслаждение по телу разливаются, теплотой наполняя каждый уголок внутри.
Невесомостью всю себя ощущаю. Где нет никаких забот, никаких проблем, никакого напряжения…
- Вася, - постанываю, - ты… ты еще раз…
Он зацеловывает мне щеку, и хорошенько пятерней к другой ягодице прикладывается. Трясет меня, как заклинило. Поверхность трюмо взмокла под моей ладонью. Стояк трется об место шлепка.
- Будешь слушаться меня? - гортанно заводит Кулак.
- Н-нет!
Два смачных шлепка - как огнем по моему сознанию. Пытаюсь выпрямиться. Хочу всем телом к Васе прижаться. Он позволяет, и гладит отметины снова. Пола под ногами не чувствую.
Когда запускает руку мне между бедер и матерится, я совсем уж глупо охаю. Судорожные пальцы дергают несколько раз между моих губ. От вульгарных, непристойных звуков я вспыхиваю и…
… теряю контроль, как в полете меня прокручивает. Разбиваюсь молниеносно и напрочь. Скулю и задыхаюсь одновременно. Он меня крепко держит. Крепко к себе прижимает, напрочь глухо, будто вдавить в себя решил навсегда. Моя плоть пульсирует под подушечками его пальцев. Все еще трусь об его щедрую руку.
Только с Васей могу такое пережить. Хочу… все ему позволить. Видеть меня такой. Каждой клеточкой чувствую его восторг. Его тело никогда не обманывает.
Он меня на себя взваливает, и на кровать нас забрасывает. По покрывалу сразу перекатываемся. Всю меня поцелуями осыпает, мне даже приходится с ним бороться, настолько нежное внимание невыносимо.
- Вася, не жди, быстрее…
Сама эрекцию в себя направляю, и он на всю длину сразу проникает. Встречаемся махами, как неопытные подростки, все невпопад. Потом он ритм берет, а я назад голову откидываю.
- Малышка моя умница, - заводит он простуженным голосом. - Вот так. Сейчас еще громче будешь. Я тебя любить до утра буду, давай.
Барахтаюсь, будто под спиной штормовые воды. Когда голову пытаюсь приподнять, то шея больше трех мгновений не выдерживает. Кончаю на члене с пронзительным писком, и от стыда готова в невидимых водных глубинах позади утонуть.
Утром просыпаюсь тяжело. Вася уже бодрствует, нашел какими бумажками часть стола завалить. Получаю кофе в постель, что не может не радовать. А еще настойчивый, пытливый взгляд.
- Ты вчера четыре раза кончила.
Господи! Что за детский сад и похабность одновременно.
И еще средь бела дня. Уже одиннадцать часов, оказывается, кошмар.
Ну да, но кто считает?
С добрым утром, называется.
- Вася, - пыхчу я, - не мог бы ты… уважение ко мне проявить?
- А че не уважение? - сразу мрачнеет. - Ночью ты уважение на всю округу принимала.
Буравлю взглядом дикаря, и не могу злиться. Нравится, что он даже радостным выглядел. Сидел-считал небось. Эх, хотела бы, чтобы и для меня все так просто воспринималось.
- Мне понравилось, - неуверенно говорю, - очень.
Он меня теперь подозрительно рассматривает.
- А тебе? - не выдерживаю я. Ну почему нельзя догадаться, что я тоже хочу услышать конкретную оценку. Положительную!
Кулак кофе мой допивает и часы на руку надевает. Ему их явно кто-то подарил в виде «респекта». Думаю, он не в курсе, что эти часы дороже, чем моя квартира стоит, и вообще относятся к лимитированной коллекции.
- Прям не знаю что сказать, Алиса. Я в сонеты не мастер. Иди сюда, я тебе на ушко разложу.
Смотрим друг на друга. Разозлившись не на шутку, я сажусь на кровати, а потом раздраженно ползу. Кулак у края кровати стоит.
Он с меня простынь сдирает, когда доползаю! Наглее буйвола не сыскать.
Пронырливо целует низ живота. И до того, как я отпихну хама, реально мне на ухо проговаривает:
- Люблю тебя я, маленькая моя. Буду скулить и об ногу терется, если не дашь еще. Сойдет за «нравится»?
Вася теперь постоянно это говорит. Что любит меня. Так… легко. Будто самая очевидная вещь на свете.
С тех пор, как он сказал эти слова. За меня вообще теперь думает только мое сердце. Ничего не могу с собой поделать, птицей себя ощущаю, что первый раз крылья в воздухе расправила - и получилось, полетела!
Хватаю дурака за майку и к себе тяну. Но заглядываю в глаза как есть. Нет во мне бравады и уверенности. Он неотрывно рассматривает меня.
Проводит по моим волосам ладонью неспешно.
- Красивая такая… - шепчет. - Че грустная?
- Я не грустная, - отстраняюсь, но Кулак меня подхватывает, на весу удерживая, - переживаний… много. Не знаю, что ты думаешь. Обо мне. Обо… всем.
- А че я думать могу. У тя по бедрам текло. Че здесь думать-то. Хочу еще. Прям много. И как угодно. Это типа, - прищуривается он, - если мне отшлепать даешь себя раком, то я уважать меньше стану. Или что? Ну хочешь, ты меня отшлепаешь.
И цепляет ртом мой сосок, и зализывает его.
- Вася, - вымучиваю я из себя строгий тон, и сразу же смеюсь, - разговор серьезный сейчас!
- Я занят, - бормочет он.
Глава 51 АЛИСА
После помощи Мире Никоновне с переездом в новый магазин, готовлю нам с боровом что-то наподобии пикника для посиделок в фруктовом саду.
Ваня гоняет на велике, а Сергей Степанович читает новости с планшета Кулака и требует, чтобы мы снова пересчитали его похоронные деньги. Вот же лис усатый и хитрый. Да он нас всех переживет!
Пикник придумываю, чтобы отвлечься от настырных волн переживаний. Что-то все последние длительные разговоры с Васей заканчивались моим разбитым сердцем.
Тело не уговоришь на надежду, оно помнит, как плохо было.
Наглый боров съедает большую часть того, что я притащила для пикника за первые минут десять. Спасибо хоть шоколадку оставил!
- Когда жениться на мне собираешься?
- Вася, - смотрю на него строго, хотя внутри стараюсь не лопнуть от смеха, - женщины замуж выходят, а мужчины женятся.
Он машет рукой, и вторую банку пива открывает.
- Неважно. Когда осчастливишь меня уже?
Вздыхаю, поправляя подол платья, тюльпаном юбки скрывающий мои ноги на земле.
- Да я конкретно не думала, не планировала. Это же ты предложил пожениться.
- Я могу хоть завтра. Ты что, свадьбы не хочешь, с платьем там и цветочками?
Вообще-то на свадьбу мне плевать, но возникает внезапный план. Свадьба - это идеальное событие, чтобы примирить Васильки и Кулака. Ну, никто не ссорился, но снять напряжение. И в маленьком городе все попрутся на праздник, если я смогу убедить ключевых персон принять приглашение.
- Будет свадьба, - твердо говорю я. - В Васильках. Гулять так гулять. Я даже похудею для платья.
- Зачем тебе худеть-то, - насупленный боров закидывает в рот кусочек моей шоколадки, - еще чего.
- Лучшее время для свадьбы - сентябрь, но мы не успеем, поэтому начало октября.
Естественно, господин Решака требует, чтобы мы женились в лучшее время, и вообще мы все успеем, потому что бабло. Ну конечно, не ему же свадьбу устраивать.
- Я усатого спрашивал про участки, - заводит Кулак и на примыкающие заросли указывает, - чтобы он нам их продал.
Смотрю на него словно окно из другой вселенной прорубили. Догадка эйфорией взмывает к мозгу, стараюсь подавить эмоции, чтобы потом от разочарования не умереть.
- Участки? - неспешно переспрашиваю. - Ты считаешь, нужны участки… нам?
Пьет из банки, с меня внимательного взгляда не сводит. Вспыхиваю, дрожь от сердца рябью барабанных ударов расходится. Почему… он так долго молчит?
- Забацаем дом тут. Да ему тут четыре гектара принадлежит, если на следующий блок выйти. А на границе поле, идеальная земля. До центра недалеко, а так - глушь. Хочу все выкупить. Нам хата большая нужна. Сделаем бассейн крытый, пацану над плечами работать надо. Плюс здесь разрешено полноценный этаж-подвал делать, я проверил.
Это совсем не так я представляла окончательный разговор. Захожусь расстерянностью такой, что не знаю куда смотреть. Виноградный сок через трубочку дую. Гляжу опять на Кулака напротив.
- Ты… как дачу имеешь в виду?
Он поводит плечом, и искоса взгляд возвращает.
- Не, как крепость на постоянку. Не элитный поселок, конечно, но мы же тут все знаем. У тебя есть чем заняться, мне есть чем заняться. До города недолго гнать. Пару дней в неделю будем маячить в центре. А чего нет?
От неожиданного счастья у меня в глазах резкость падает до минималок, наверно. Я не знаю, что сказать. Сжимаю ткань вокруг себя пальцами, и пытаюсь как-то сфокусироваться на Васе.
- Не нравится? - резковато спрашивает он.
- Очень, - выдавливаю тихо, - нравится.
С засадой в легких наблюдаю, как он расслабляется. Предлагает мне пива, но я не хочу.
- В квартире моей ремонт надо отфигачить. А твою продавать не будем. Хорошая же хата.
- У тебя… серьезные планы, - словно в прострации говорю.
- А че тон такой, удивленный? Нам еще с тобой спорткомплекс заканчивать, будь он неладен. Потом ремонт в детдоме, а лучше новое здание сразу. Вот одновременно и бетона намешают.
Переварию и переварию, кусок за куском. Слова за слово. Обещание за обещание. Я вообще никогда о семье не мечтала. Ну, последние лет восемь. Все происходящее сейчас ощущается как выигрыш самого крупного джекпота в истории человечества.
- Я люблю только тебя, знаешь, Вася? - еле различимо проговариваю.
Он немигающе смотрит на меня. Весь застыл.
- Если… если ты так серьезно, то я… потерплю только верность. Это все закончится, если ты предашь меня.
Кулак со вдохом пересаживается на порубленки и меня себе на колени прихватывает. На автомате за шею его обнимаю. А он мне рубит в лицо:
- О меньшем и речи не идет. Выбрасывай шелуху из башки, Алиса, что там кто говорит или говорить будет. Я тебя застолбил. И по-другому никак. А любым твоим кавалерам, сама знаешь, что будет.
Прикасаюсь к его виску губами. Сама чувствую, какая кожа у меня сухая.
Он цепляет мой подбородок, и боремся в поцелуе, кто кого. Он выигрывает, конечно.
- Я не хочу, чтобы ты Ваню усыновлял, только потому что женишься на мне. Это неверно. Он на большее заслуживает, извини. Он не прицеп какой-то.
Вася прикуривает и ржет.
Я ошеломленно рассматриваю его профиль, и ногой ему по колену заряжаю.
- Я оборвыша хорошо знаю, маленькая моя, получше, чем ты. Так что это ты извиняй. Мы с ним одной крови. Нежной ты у нас будешь, а я - это я. Сам бы я никогда. Ну и че? Это то, что ему и надо. Не нуждается Ваня в житухе с картинки-открытки. Никто, кто там побывал, никогда в нее и не поверит.
- В детдоме? - шепчу я.
- Ага, - волосы мне поправляет. - Именно, там вот. Так что, по закону сделаю, он по-другому точно не поверит. Вот стопудов.
- И ты, - сокрушенно выдавливаю, - и ты мне не веришь. Только если по закону сделаем.
Осознание на меня обрушивается. Он все время требовал доказательств. Решил жениться нам, чтобы наверняка.
Он собирает и собирает мои пряди, и за ухо заводит. Некоторые выскальзывают. Он повторяет.
И прищуренные, болезненные глаза на меня поднимает.
Он мог бы быть биологическим отцом Вани. Настолько выражение его лица похоже на козленочка.
Господи! Он мне не верит. Вот почему он так вцепился в регистрацию брака.
- Я люблю тебя, - почти беззучно повторяю я. - Я люблю тебя. Я думала, что на мне порча. Я хотела Деда Мороза поехать искать. Из Миронского детдома. Потому что только он могу сравниться с тобой. Но им оказался ты. Это всегда был только ты.
- Правда, любишь, значит? - сипит он, и переводит взгляд с глаз моих на губы, и так по кругу.
- Правда-правда.
Обнимаю его и в щеку зацеловываю. Моя ладонь утопает в его растопыренной пятерне. Вдвоем смотрим на наши руки у него на колене.
- Каждый там ждет, что кто-то придет. Что, мол, даже Снегурка окажется родной. Кто-нибудь, может, подберет. Сложно не стать попрошайкой. Я только один раз туда вернулся. Хотел доказать, Вася Кулак больше не попрошайка. Больше не ждет. Больше ни в чем не нуждается. Сечешь? Представляешь. А там ты, Снегурка.
Притягиваю его за лицо, и ласково носом об его носяру трусь. Он целует меня нежно, взгляд скрывает.
- И ты нашел меня потом. Ты нашел меня.
Он качает головой и не смотрит на меня.
Вечереет, поэтому я только облик его различаю.
- Поздно. Обязан был раньше тебя найти, Алиса. Никогда бы не допустил… Такой великий, бля, не попрошайка, что шуганулся снова показаться попрошайкой. Что там кто подумает про меня.
- Мне тоже страшно было, Вася. Все случилось, как должно случится. Верь мне. Ну! Не отворачивайся, боров, иначе на свадьбу оденешь малиновый костюм.
Кулак глядит на меня с таким возмущением, что я смеюсь.
А потом проворно заваливает меня на траву. Я проказливо сопротивляюсь для вида, и за носяру его хватаю.
- Ты доверься мне, маленькая моя. Больше, чем себе. Дай мне себя. Покорю тебя. Подчиняться мне будешь и тебе же так хорошо будет, - шепчет он. Руки мне над головой удерживает.
- Я доверяю тебе, - медленно говорю, как во сне.
- Но себе нет, видать. Сечешь себя, когда кувыркаемся. Фильтруешь. Я же чую. Хочу тебя, пиздец. Как шизик. Неужто не видишь, не чуешь?
- Я только с тобой… только с тобой смогу такое. Только тебе могу доверить.
Он мне в лицо скалится.
- Только мне. И со мной, конечно, только. Это наш с тобой секрет.
- С-секрет?
- Что ты по попке от меня любишь получать, ага. Но все равно непослушная стервочка. И коленки сотрешь, - он мне шею солодит, целуя невпопад. - Сотрешь коленки, передо мной?
- Дурачина, не говори такого! Не видишь, я… я и так согласна!
Он самодовольно смеется и меня на себя сверху переворачивает.
- Хорошо, не буду. В постели уже побазарим тогда.
Глава 52 КУЛАК
После завтрака зову малого со мной на стройку проехаться. Алиса настороженно смотрит, волнуется.
Ваня же сначала медленно к тачке направляется - ей-богу, как на эшафот - а потом уже рядом с дверцей ускоряется.
Сидит рядом, типа, ровно и непринужденно. Видать, разозленный чем-то по-настоящему.
Серьезный фраер.
- Ремень накинь, - киваю в сторону рыцаря суровой мины.
Наспех зыркает на меня яростно и дергает ремень со всей дури. Пристегивается демонстративно быстро.
Ух, кто-то себя накрутил похлеще прежнего.
Верчу руль, потому что поворотов в частном секторе, как собак нерезанных.
- Сейчас отчеты прорабов проверим, и пройдемся там, где вебкамеры не стоят.
Молчит и сопит. Проницательный однако. Сейчас я и впрямь речь буду толкать.
- Мы с Алисой женимся, и будем жить теперь втроем.
- Я догадался, - ломающимся голосом заявляет несчастье. С трагизмом, будто уже отжил пятидесятилетнюю житуху синяка.
Вздыхаю и стопорю машину перед желтым.
- Алиса кинула меня, считай, ради тебя. Потому что когда мы с ней за брак толковали, тебя еще на горизонте не было. Не совсем понятно потом все пошло, как все устроится.
Он что-то бормочет. Смутно напоминает «потому что урод».
- И это тоже. Потому что уродом я был. Но мы с тобой знаем каково это. Тебе она скидку делает, потому что ты - малявка.
- Сам малявка! Из-за меня Алиса неделями не рыдала!
Армия новоиспеченных сердец внутри трепещет. Реально искала ведь успокоительное, впечатлительная она у меня. Ничего, сейчас все путем будет и она мне больше доверять станет. Ну неужто непонятно было, что люблю я ее, а?
- И ты не хочешь, чтобы рыдала, да? Я тебя усыновлю, потому что я так решил. Взрослеть тебе пора. Для этого придется меня слушаться и попуститься немного.
Ваня прищуривает глаза до такой степени, что их не видно совсем.
- Не буду! И не собираюсь, - гнусаво заявляет он. - И на стройку твою конченную не пойду.
Съезжаю к обочине, торможу. Чья-то испуганная собака тачку обходит.
- Ну давай. Вываливай. Что там накипело. Как тебя бедняжку обидели и какой я мерзкий. У меня кофе еще осталось, попью пока.
Несчастье дверцу демонстративно дергает и ручку едва не выламывает.
После нескольких минут безуспешных попыток, сидит и воздух в легких гоняет на максималках.
- Я никогда ни на что не жалуюсь, - практически взвизгивает он.
Реально кофе допиваю, и думаю, где еще можно по дороге надыбать.
- Типа нет. Но сильно хочешь. И транслируешь постоянно вокруг да около. Типа тебе неповезло. Но тебе повезло, Ваня. Ты живой и здоровый. И самое главное - тебя Алиса нашла. И я.
- А ты… ты здесь причем!
- Притом, что я не собираюсь из тебя человека «нормального» делать, - завожу злобно, но контролируемо. - Я тебя уважаю. Я помогу тебе повзрослеть. И помогу развиваться. И видит Бог. Как бы ты мне не мешал, я это сделаю лучше, чем кто-либо другой. И не потому что я со свалки. И не потому что оказался там второй раз и вылез снова. А потому что у тебя есть шанс счастливым стать. И я, без бэ, тебе его в башку засуну.
- Алиса тебя любит, - шмыгает носом и злится еще пуще, - она под тебя подстраивается постоянно. Не буду подстраиваться!
- А че будешь?
- Я найду, как заработать! Я могу все сам! Все! - руками размахивает, как лопастями вертушки.
Как я и ожидал, он себя шибко самостоятельным считает. Лаборатории уже варганит, на деньги прицелился, кормил сам себя некоторое время. Считает, что никто ему не нужен. Он все сам лучше всех знает.
И еще… боится, что на опору сначала понадеется, а потом его выкинут за ненадобностью.
- То есть, и Алиса тебе не нужна. Можно на свалку ее бросить.
Кидается на меня, даже в руку костяшками заряджает. Охлаждаю пыл собранными в кулак запястьями.
- Остынь, ковбой. Все можешь, только даже на вопросы не отвечаешь. То есть, Алиса - лошица, по-твоему. Меня слушается, тебе особо не полезна.
- Нет! - ревет несчастье. - Она - лучше всех!
К себе за майку приближаю, контролируя напор. Чтобы мордочка на меня смотрела.
- Одноразовая акция. Слушай сюда внимательно. Когда Алиса реально под меня подстраивается, она для нас двоих с ней делает. Чтобы нам нормально было и чтобы самой счастливой быть. Потому что она не дура. И я ради нее, такое перестроил, что тебе и не снилось. И что угодно сделаю. Сяду, убью, сдохну. Потому что она мне - семья. И с этой минуты ты - такая же семья. Поэтому для тебя тоже сделаю. Как бы ты себя не вел. А ты себя как дурак ведешь.
Отпускаю малого и мотор завожу.
Через несколько улиц он успокаивается, и даже искоса на меня посматривает.
- Мы пойдем либо легким, либо сложным путем. Тебе выбирать, на здоровье. И следи, что ты мелешь. Чтобы она никогда не слышала этого. Мол, ты все сам и так далее. Попустить немного.
- Ладно, - нехотя соглашается он, не сразу. - Ты тоже попустись.
- А мне зачем? - охотно интересуюсь.
- Считаешь, ты круче всех! - размахивает руками. - В деньгах весь и ментами управляешь. Всем вокруг указываешь!
- Ага, то есть, попуститься, потому что ты завидуешь. Не в тыщах счастье, малявка. А указываю всем, потому что указывалка у меня доросла.
Сопит половину дороги, но уже не так угрюмо. Отправляю его кофе нам купить, и обещаю, что без молока может хлебнуть.
Объясняю что нам на стройке на самом деле позырить нужно. И что проверить. Как сметы просматривать буду. К моему удивлению, он очень внимательно слушает и, судя по вопросам, отменно впитывает. Малый не на шутку любознательный.
Нужно в дерьме этом лабораторном разобраться самостоятельно. И подумать нам с Алисой на что его по образовалке направить. Сложностей дофига, у него вряд ли есть формальная подготовка для программы вузов. Я тоже школу не закончил. Проблем немерено от этого, и это я даже с другим образованием не сталкивался.
На стройке прорабам немного курорт устраиваю - по горящей путевке - потому что шибко много их развелось. Если не могут синхронизироваться из-за пяти стройкомпаний, то пусть другую профессию ищут.
В какие-то веки херню нормальную стоят, могли бы и вдохнование отыскать.
Ваня - шелковый во время визита. Сосредоточенно все отслеживает. Бля, у меня трещина в голове образовывается. Придерживаю его за плечо, когда показываю, как планируют вгонять многометровую редкую сваю в холм, чтобы резкость угла перекрыть.
Малому ведь только возможности дать. И внимание.
Он мне в глаза прямо заглядывает беспрерывно, и я рассказываю в десять раз больше, чем собирался.
На обратной дороге в магаз заглядываем. По мелочи купить, и фее моей шоколадку. Ваня говорит она, оказывается, больше всего любит белый.
Малый притихший остальную часть дороги. На окрестности посматривает.
У меня в голове список формируется, что делать надо в первую очередь. В школу его сюда планировать устроить. Чтобы социализировался. Нам с Алисой нужно подыскать на покупку временное что-то, адекватное. С современным жильем, ясное дело, напряг в поселке. Ну, ремонт в какой-то хате можем за три месяца сделать.
- Хочу Алисе подарок на свадьбу подготовить, - говорю серьезно, - поможешь?
- Смотря какой подарок, - довольно высокомерный тоном заводит наглец, и я глаза закатываю.
- Ты знаешь, я догадался, почему она тебе погоняло козленочек выбрала.
- Это еще почему? - ощетинивается он моментально.
Дожидаюсь поворота, и по голове его мохнатой рукой провожу. Уворачивается, но не сразу.
- Это потому что знала Алиса, что папаня у тебя еще тем козлом окажется.
Смотрит на меня немигающе. И совсем расстерянно.
Вздыхаю.
- Открой панель эту, там доки.
Ваня просматривает распечатку, кое-где останавливаясь почитать подольше.
- Поможешь или как?
Кадык у него еще несформировавшийся дергается. Потому что нервно сглатывает.
- У тебя не получится, - едва слышно отзывается. - Не лезь в это. Тебя убьют.
- Неа, не убьют, - подавляю смешок.
Я шибко большой, чтобы упасть. Для такого власть и грабастается, чтобы с твоей кончиной проблем больше у окружающих образовалось, чем при попытке договориться с тобой или перестроиться.
Взгляд на зеркальце заднего вида поднимаю, и снова руль поворачиваю. До нашей улицы еще один отрезок остается.
- Если у кого и получится, то у меня. Хорошо мозгами придется раскинуть. Но я выкину весь канал наркотрафика через беспризорников в этом округе. Весь подчистую. От самой столицы до регионов. Ни хрена не останется. Потому что я так решил.
- Оно как-то по-другому пойдет. В другом месте. Или люди другие.
Дожидаюсь, пока мы до избы доедем. А затем смотрю на козленочка внимательно.
- Ага. Ну надо ведь с чего-то начинать?
- // -
Нахожу усатого Скруджа у абрикосового дерева, возле ржавой ванной копошится, что прямо в саду торчит как кораблик гниющий.
Старикашка кряхтит там что-то, намеренно не помогаю ему, чтобы сам попросил.
- Опять с этим, как его, рэйдерством, пришел?
Жую вишенки, прямо с ветки сорванные, и косточки в руку собираю.
- Ага, рейдерство, когда я тебе деньги предлагаю нормальные. Давай без резины этой, не тяни. А то Алисе все расскажу.
- Это что еще ты лисе расскажешь? - возмущается Сергей Степанович, но по лукаво заблестевшим глазам вижу, что все он понял.
- Что это твоя благородная персона собственные витрины и обстреляла. Еще и меня подставила.
Бормочет что-то «тебя подставишь» и палкой траву редкую перед собой разгоняет, довольно проворно вглубь сада направляясь.
Со вздохом следую за тараканом, прихватив с собой горстку вишенок.
- А тебе поверит ли кто! - хмыкает он. - С чего это мне свое добро портить, а, Базилио?
- Конкурента убирал.
- Это ты что ли конкурент? - гневается старикашка. - Да ты еще не дорос, чтобы футбольное поле открыть!
Ага, футбольное поле. Спорткомплекс уже минимум в двадцать пять лямов влетит. Самый большой в стране будет.
- Завидовать вредно для здоровья, Степанович.
Скрудж такой резкий пируэт совершает, разворачиваясь, что думаю и впрямь его под дряхлый локоть поддержать. А то расквасит нос тут, а потом с ним нянчиться. Спокойнее двигаться надо, чай, немолодой уже.
- Ну и скажешь вертихвостке! Она не особо умная, раз сама не догадалась, и тебе не поверит лиса. А еще потому что замуж за тебя, пройдоху, идет.
Да моя Алиса! Самая умная, самая добрая и самая красивая. Вообще на свете, больше нет таких, нигде! Мозги замечательно варят у нее и еще и образованная по самую макушку. А воспитания на десять человек, в любой ситуации достойно выглядит. А сердце у нее размером со Вселенную, мимо цветочка завядшего не пройдет. И красивее просто невозможно. У нее фигура свихнуться можно, кровь с молоком, такую даже в порнухе не сыщешь. Мордашка самая милая на свете, глаз не отвести. Даже киска у нее роскошная, розовая и ладненькая, по-настоящему красивая. А деятельная какая, да ей сам Сан Сергеевич респектует, при этом она им по парковке палки в колеса ставила. Самая милая, самая добрая, самая страстная, самая…
… нога чего-то чешется. Смотрю, набалдашник палки отстукивает мне прямо по ступне.
- … алло! Базилио, ты мне тут деньги предлагаешь, не забыл или уже мансы крутить вздумал? Уже понял, что дурашка-лиса тебе не поверит?
- Какая еще дурашка? - злюсь я. - Да Алиса сама, наверно, догадалась, кто это такой в поселке тут проворный, с советскими патронами и кто не спешит все здание открывать, потому что пока цена на аренду невыгодная будет, до окончания стройки.
Старикашка пронырливым взглядом улыбается из-под кустистых бровей и еще раз усами шевелит, точно как прусак.
- Вот именно! Раз она сама догадалась, чем шантажировать собираешься, буржуй?
Закипаю не на шутку, сейчас у кого-то палку отберу, навсегда нафиг.
- Да продам я вам участки, - посмеивается он довольно. Ну чисто злодей. - Но ты мне площадь в этом своем комплексе выделишь.
Ага-ага, вот же руки загребущие.
- Договорились, - сквозь зубы выговариваю.
- И канализацию мне новую сделаете!
- А тебе не слишком жирно? И нормально канализация здесь работает, не придумывай.
- Я все сказал! - стучит палкой по стволу абрикосы Сергей Степанович. - Иначе в суд на тебя подам, пока лиса с пройдохой вроде тебя не расписалась.
Довожу старикашку до избы. Ну как довожу. Сзади слежу, чтобы не грохнулся, а то из-за гордости он шибко быстро идет, меня, видимо, впечатлить хочет.
Алиса с кем-то по телефону щебечет, но, увидев нас, со смешком вешает трубку.
Подхватываю фею свою на руки, типа недовольная, но вот-вот улыбнется. Чмокает меня в щеку раз-два-три-четыре… Весь кайф обламывает пронырливый старикашка, типа не наблюдающий за нами.
- Вести себя подобающе до бракосочетания! Я закрыл глаза на фокусы в пристройке, но это временно. Сначала пусть женится на тебе!
- Сергей Степанович! - возмущается она. - Двадцать первый век на дворе.
- На моем дворе нет никакого ни века, ни гека! И где кольцо, я спрашиваю! Спорткомплексы он строит. Ты счет по карточке его своими глазами видела, лиса? А вдруг мы имеем дело с мошенником!
Глава 53 АЛИСА
Начинаем планировать, какое архитектурное бюро подойдет для воздвижения нашего дома в Васильках. У Кулака грандиозные планы, один только гараж хочет на семь тачек.
Но сначала нужно найти временное жилище в поселке, где можно будет закрепиться, пока стройка закрутится. Я согласна, что Ваню лучше всего отправить в школу Васильков, но пока реализация плана сложная. К нынешнему учебному году мы не успеем, а следующий - последний.
Пока живем в столице, и его Величество практически переселился к нам с Ваней. Я нахожу всегда оставляемый им беспорядок умилительным. Ну, потому что он сразу предложил горничную нанять, а не ожидал, что я его тут обслуживать буду. И один раз он даже помыл посуду.
Я только доедаю заказанное им рагу, а Вася уже в ухо мне горячо дышит. Смеюсь, что очень устала после тяжелого дня. Переговоры с поставщиками оборудования для ожогового затянулись. Знаю, что он тут же наездом пообещает меня расслабить. Что он и делает. Предсказуемый!
Он мне не дает даже трусы толком стянуть в спальне. Резвимся при включенном свете. Через час он поднимается с кровати, чтобы вентилятор напольный передвинуть - мы настолько пропотели, что руки соскальзывают по коже при прикосновениях.
Ваня сегодня на вечерней тренировке - вместе со своими новыми друзьями.
Ну, как друзьями… Они все втроем дико подрались несколько дней тому назад, и в качестве наказания и примирительного пакта тренер гоняет их до вечера. Но драчуны и впрямь сдружились. Я удивилась, когда Кулак старательно скрыл, что, собственно, доволен дракой. Готовилась треснуть его сначала, но он сдержал лицо, и Ваню пожурил.
Вентилятор что-то не помогает. Запрокидываю голову с налипшими на лоб волосами, когда Кулак похабными щипками дразнит мои соски. Которые сладко окаменели за последний час.
Вася теперь - бульдозер в постели. Он прет и прет, я уже с трудом вспоминаю, как мы начинали с дикого и обрывистого секса. Теперь - долгие, дикие и ненасытные ночи. Кулак крутит и вертит мною, как хочет.
А хочет он, как и все в его жизни. Тотальное, беспрекословное обладание.
Я только писк утихомирила после того, как съехала на раздутый член, одновременно кончая вместе с ним. А Вася уже меня выше поднимает, прислоняя к спинке кровати, и ноги мне еще шире разводит.
Два пальца проворно в меня просовывает и постепенно выгибает к верхней стенке влагалища, с жадностью ритм накручивая.
Боюсь выдохнуть полной грудью. Мне так невыносимо хорошо. Полностью размарило от нашей гонки часовой.
Поплавилось все внутри, а ресницы тонну весит каждая.
Но все-таки не могу оторваться: смотрю как часть мощной руки во мне исчезает. Поднимаю взгляд на Васю, а он буйволом на меня глядит.
Оказывается, приподнял меня, чтобы дотягиваться до лица с легкостью и по-быстрому.
Буйволом зырит, потому что он остервенело вкалачивать пальцы в меня начинает, и жестко мне на лице все целует. Толкаюсь ему в рот языком, звуки издаю какие-то.
- Еще шире, - басит он, - ноги держи и еще шире, давай.
Ударяюсь макушкой об стену, стараясь контролировать размах.
Легкие едва не выплевываю, когда он резко пальцы из меня выдергивает.
- Трахать тебя так хочу опять, до стояка минут пять.
Непонимающе наблюдаю, как он к клитору губами припадает. Я только удерживаю мычание, а он уже ладонью его натирает. Ртом возвращается поцелуем к моему взмокшему лицу.
Я закрываю глаза, стараясь поспевать за Кулаком - ласкать его язык также страстно.
А он пальцы опять в меня загоняет. Тяжело дышит и вставляет мне с такой скоростью, что я теряюсь в попытках как-то еще привстать или, наоборот, съехать по подушке.
Хватаю сама себя за грудину, когда он снова долбит клитор твердым языком. А затем ладонью складки мои набрякшие массирует. И так по кругу. Иногда меняя очередность. Хаотичными поцелуями дергая мое лицо.
Теперь он мою одну ногу сам держит. Потому что я вся трясусь. Даже отодвинуться пытаюсь, но каждый раз сдаюсь.
Прикрываю рот рукой в треморе, а он меня за нее покусывает.
- Вася, - чащу измученно и сама себя не узнаю, - Вася… Я не могу. Я-я умру… Я же умру сейчас.
Он мне в лицо бодается, настырными взглядами преследует, а изогнутыми пальцами…. жестко, на полном разгоне, вколачивается в меня. Как танк. Мышцы сталью выдавливаются на его пропотевшем туловище.
И все расплавленное внутри враз в жгут собирается, и сейчас лопнет, сейчас полностью лопнет…
Разлетаюсь, криком задушенным и протяжным.
Господи, ноги не перестают трястись.
Думаю, он мне поможет их успокоить, а бык в каком-то другом измерении находится.
Сиськи мои сначала в пятернях жмет и дергает в разные стороны, а потом смотрит, как сам складки мои мокрые туда-сюда гоняет.
- Киска, - довольно хрипит Вася.
И с поцелуями мне в горло лезет.
Я даже сначала не могу понять, что происходит. Но перед тем, как оглушительно громко кончить снова, выцепляю ощущениями, что его ладонь все мне между ног цепляла, сжимала и дергала с дикой скоростью последнюю минуту.
Пытаюсь выговорить что-то, но забываю до того, как язык задвигается. Потрясенно вниз на себя смотрю. Иногда уворачиваясь от башки ко мне лезущей, иногда вслепую губы и шею подставляя.
Не понимаю, трясет меня еще или нет. Вообще больше ничего не понимаю. Он мне деловито пот размазывает по соскам, и, оказывается, его шея у меня под ладонями тоже мокрая.
Снова ноги мне раскидывает наполную, но я мычанием сопротивляюсь.
Поворачиваю голову из стороны в сторону, бесцельно, и рассматриваю как он на коленях перед моими ногами стоит. С уже вздыбленным членом. Яйца тяжелые, большие у него. Подтянулись.
Катается мысль одинокая в голове. Хочу сосать член его. Вот в кого он мне превратил. С тремя слоями пота, похоть из меня сочится. Пытаюсь противиться, но моя рука сама собой мой сосок нежно обкатывает.
Нет, не просто отсасывать хочу, а чтобы задергался у меня во рту.
Вася боится преждевременно кончать. Но в моих слюнях иногда не сдерживается. Я себя на вершине мира чувствую. Он потом злится очень, а у меня бабочки внутри сразу же потомством обзаводятся.
Кулак на бок нижнюю часть меня переворачивает, - быстро и грубо - и ноги к верху поджимает.
За подушку цепляюсь кое-как, когда он протискивается внутрь. Из горла по стону выпускаю, потому что его толстый член очень и очень наглый.
Лижемся как сумасшедшие: наклонился Кулак, чтобы мне рот сожрать, и ловко до упора присунул и снова меня растянул.
Томлюсь и сгораю на его члене, как на вертеле. Постоянно хватаюсь за что-то пальцами, умаяться не могу.
Смотрит на меня сверху влюбленно и яростно.
Мычу что-то, когда Вася снова меня раскрывает - ногу мою вытягивает и на себя закидывает.
Слюнявит икру мне. Отвлекает мое внимание. Потому что тут же со всей мощью в меня засаживается. И засаживается. Из гортани тоже звуки какие-то выталкивает с каждым заходом.
Неотрывно смотрит, как долбится в меня.
Осознаю, что сама себе волосы натягиваю, только когда коже головы больно становится.
Изнываю на выдохах, а вдохах держусь кое-как. Он меня качает, а я растекаюсь. Невыносимо, невыносимо, но еще хочу.
Сердце порхает, с каждым взмахом надуваясь измученно и фейерверком лопаясь.
Рву губы зубами, от жара. Что изнанку кожи кайфом проедает, и снаружи плавится наслаждением по всему телу.
- Вася, - мямлю сокрушенно, - мне жарко так… Ты… ты…
Он же только ниже руку опускает, чтобы держать крепче, и сильнее долбится с полузадушенными рыками. Как-то странно головкой целится, чтобы она упиралась и проезжалась по верхней стенке влагалища, прямо перед входом.
Украдкой ногу мне целует. Мазком игривым, как всполох цвета на черно-белой картинке.
Я судорожно зажимаю рот рукой, потому что не так что-то. Взрыв внутри нарастает бешеными кругами, огненными кольцами превращая все - все внутри меня - в горелые угли. И я рассыплюсь вся сейчас.
Живот дрожит, и я вот-вот растворюсь, но сначала сдетонирую.
Перехватываю ладонью крик, но поздно, не помогает.
Со всей дури впечатываюсь ладонью в руку Кулака, мну его вздыбленные вены, потому что… Я не удержусь.
Одной точкой все внутри собирается и с неприродной скоростью распускается обратно, набухая в сто крат плотнее.
Повожу трясущимися ногами, и ошеломленно - со всплеском ужаса, стыда и восторга, - наблюдаю, как из меня прозрачная прерывистая струя выплескивается. Два раза подряд.
Мамочки… Прячу глаза в ладони от позора, но сначала взглядом выхватываю, куда она долетает.
И шок не могу скрыть от Кулака.
Он сам оторопело смотрит на то, откуда она вылетела.
А потом раскрывает меня резко - я вскрикиваю - и частит толчками так, что сам захлебывается дыхалкой. Тут же пульсирует во мне с протяжными стонами, кусая мою икру.
Я от стыда умереть готова. Постоянно скрываю лицо в ладонях, но от жара вынуждена выглядывать из убежища.
Господи, струйный оргазм. У меня! Только что! Часть кровати мокрая, а что-то долетело и до ковра.
Не могу перешагнуть этот момент, когда потрясенно смотрела, как оно из меня прорывается. Одновременно с таким всплеском экстаза, что можно разум потерять. Клинически потерять. Не вернуться из небытия. Потому что все сгорело на хрен.
Какой ужас, и почему это со мной случилось? При нем!
Он кислород качает, как бык. Смотрит на меня взглядом совсем чумным и обескураженным.
Его член даже наполовину не опал после того, как он кончил.
Я ноги пытаюсь сжать и вообще отползти куда-то, а он мне не дает. Грубо мне бедра разводит, лапает ляжки и целует прямо-таки мои складочки.
По-французски: старательно и неистово половые губы мнет.
- Киска моя родная, - хрипит и хрипит прямо в плоть розовую, - послушная киска, мокрая вся, послушная какая.
Пальцы себе сокрушенно кусаю, потому что действительно мокро везде. Его лапища влагу растирают на моих ногах.
А потом он броском на меня заваливается, и за собой в сторону грабастает. То ли укачивает, то ли об себя трет.
Я пищу, мычу и задыхаюсь одновременно.
Не хочу на него смотреть, а он ко мне отовсюду лезет. Носом мне утыкается в щеку, что-то нечленораздельное басит.
Ужас накатывает неимоверный, когда понимаю, что все еще ноги трясутся. Потому что он лапищей всю мою промежность обхватывает и удерживает, как цементирует. Раскаленная ладонь на мокрых складках. Его лапа в два раза больше.
Тычется выдохами по всему овалу лица, и все-таки укачивает меня, будто баюкает.
- Мать твою, это же пиздец, - басит вполголоса, - иди ко мне, сейчас же…
Не могу не отвечать его влажным, горячим губам. Но теперь вся уже трясусь. Нет, я не собираюсь смотреть ему в глаза! Блин, ну как так получилось?
- Сладкая, послушная киска, - долбит он в меня поцелуями обрывистыми, - люблю тебя, маленькая, люблю киску мою. Еще раз пустишь струю, пустишь?
О Господи! Это выражение! Пустишь струю!
Едва ли не вырваться пытаюсь, но радостный бык хуже обозленного. Укачивает и укачивает меня, а мои мокрые складки как цербер удерживает. Поглаживает лениво.
- Че мечешься, малышка? - и носом мне в шею тычется. - Пустишь в следующий раз? Считай, я же пожалуйста говорю. Умоляю же практически.
- Да я… - захлебываюсь я вздохами, - я же не контролирую это… Что ты такое говоришь!
В этом и проблема! И какой еще «в следующий раз»?
Если бы я могла этот ужас контролировать, то не сделала бы!
В этом и кошмар!
Поворачиваю голову и чуть не дергаюсь, потому что отсюда видно ковер. Не могу и не хочу туда смотреть.
Его укачивания меня все-таки успокаивают.
- Охуенее некуда, - сопит мне на ухо, - некуда, бля. Тебе на расслабоне нужно быть попросту. Мозг отключи. И все получится, как сейчас.
- Ты с ума сошел! - пыхчу я.
Кулак меня едва ли не сверху на себя наваливает, и горячит мне кожу своими словами:
- Ну прекрати, Алиса. Как ребенок. Ну ничего, все путем будет.
В коридоре шум слышится. Ваня вернулся с тренировки! Пытаюсь подскочить, но Вася меня к матрасу прикладывает. Что-то мне не нравится, как у него в привычку вошло меня переносить и подбрасывать, куда захочется.
По ляжке меня шлепает и в плечо слюни пускает.
- Лежи нормально, я малого пойду встречу. И овощное рагу в него запихну.
Смотрю на него из-подо лба. Настороженно. А не зубы ли мне заговаривает? «Все путем будет» обычно с бычьего языка переводится как «я уже решил как будет».
И я оказываюсь, естественно, права.
Глава 54 АЛИСА
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: РЕЙТИНГ ГЛАВЫ 21+
ПРИСУТСТВУЕТ ПОДРОБНАЯ ЭРОТИКА, УПРМИНАНИЕ ЖЕНСКОГО СТРУЙНОГО ОРГАЗМА (СКВИРТИНГ)
Следующим днем напряжение растет. Вася пишет мне, что пораньше освободится, и спрашивает не хочу ли я освободиться до ужина тоже.
А еще он нашел мне редкий белый бельгийский шоколад.
Да я коварство за версту чую!
Перекручиваю в мыслях кучу вариантов. Что же дальше делать. Сегодня меня точно атаковать меж простыней будет. Лучше вообще не давать ему ноги мои раздвигать. А то, кто знает, что «опять» случится!
Что-что.
Оно.
Все приливы жгучего восторга - при воспоминании, как же хорошо это было, - настойчиво отталкиваю. Блин, в голове придется дамбу строить.
Но нет! Хорошо или не хорошо, не важно. Я не собираюсь этого снова делать. Знать бы только, как это гарантировать.
Перед приходом Васи я напросто поддаюсь тотальной трусости. Придумала манипулятивные отвлечения всякие и даже читала, как это можно подавить - но не верю, что прокатит.
Делаю вид, что все как обычно, когда Кулак к письменному столу подходит и целует меня как приветствие. А сама внутри как мокрая гусыня. Переваливаюсь туда-сюда, панически формирую отмазу какую-то.
- Все норм? - слегка сдвинув брови, спрашивает Кулак. Сметы мои тут же смотрит.
Нет, не норм. Вижу, он духом уже в бычью ипостась запрыгивает. Бульдозером сегодня опять по мне пройдется.
Но спасибо за идею, ваше столичное Величество.
- Что-то неважно себя чувствую. Жара достала. Надо давление померить.
Его темные подвижные глаза меня словно по каждому атому отдельно мгновенно сканируют.
- А ну пошли мерить давление, - рубит он и слышу, что реально беспокоится.
Совесть спит, потому что… потому что! Мне страшно в кровать залазить голой после вчерашнего. Я вообще не знаю, переживу ли когда-то потрясение прошлого вечера. Мне страшно, что мне… это еще может сильно понравится!
У меня оказывается реально повышенное давление. Чуть. Ищу таблетку. Для вида только, честно признаться.
Потом он со мной в сметах копается, и накладные поставщиков крутит со всех сторон. Говорит, что выведет меня на одну линию поставки, через Бруса. Там смогут через таможню протащить редкое оборудование. Я вне себя от радости. Вася улыбается, даже распечатки аккуратно в кучу собирает.
На колени меня к себе утаскивает. Пока нежимся и лижемся все ладненько, а потом его лапы мне бока прощупывают, а жадный рот на сосок нацеливается прямо через платье и лифчик.
Я невольно замираю, и через какое-то время неловкость очевидной становится. Он нехарактерно смягчается, поглаживает меня практически нежно. Это так приятно, что я не выдерживаю и вскакиваю.
- Я пойду… молока попью, а то мне… нехорошо как-то, - платье одергиваю, это типа повод в глаза не смотреть.
Запястье он мне спокойно перехватывает.
- В чем конкретно нехорошо? - выдержанно спрашивает.
У меня нога правая дергается, и платье я еще раз поправляю.
- Как-то уставшей, разбитой себя чувствую.
- Я тебе массаж сейчас сделаю. Тебе расслабиться надо.
Усаживает меня на кровать. И совершенно бесцеремонным образом одежду начинает с меня стягивать.
Когда край платья до груди доходит, я панически возвращаю ткань обратно и пытаюсь вскочить снова.
Вот тут Кулак и взрывается.
Нагло меня к себе разворачивает, за локоть прихватывает. Черные глаза все просчитать намереваются.
- Это одно, если ты реально плохо себя чувствуешь. И другое, если… А ну стягивай тряпки.
Вырываю руку из его хватки, и это его злит до такой степени, что он ноздри раздувает. Я наконец-то вскакиваю, но скидываю с себя платье. Ну вот! Как и хотело его бычье Величество.
Только когда он ко мне нахально тянется, умудряюсь перелезть на другой конец кровати.
Вася на мгновение застывает. Рассматривает меня цепко. А потом в кулак покрывало собирает и с кровати стягивает. Я едва удерживаюсь в сидячем положении, потому что из-под меня тоже часть покрывала выскальзывает.
- Это что такое еще? - поднимается и рукой в стол упирается. - Ты че удумала?
- Я-я ничего… н-не удумала, - стараюсь усесться поудобнее. - Давай… давай сегодня, - нервно сглатываю и взгляд отвожу, - передохнем. Передышка как.
- Что? - глухо спрашивает он. - Передышка? От чего передыхать.
Не выдерживаю, и глаза на него вскидываю. Разозлен, растерян и насторожен.
- Я-я… да я просто… мне просто…
Он кидается ко мне, на моей половине кровати уже на себя дергает. Встречаемся лицом к лицу.
Его - красное от возмущения и разозленности, а мое красное от нервозности и стыда.
- А ну-ка конкретно, любимая. То, что ты сексом заниматься не хочешь, это я понял. Причину конкретную.
- Я хочу заниматься сексом, - твердо оправдываюсь я.
Он оглядывает меня, взглядом задерживается у развилки ног. Я так сижу, что только кружевная кайма трусиков видна.
- Лифчик сними, - хрипло требует.
Я расстегиваю крючки заторможенными пальцами и стаскиваю бретельки.
Соски под его взглядом моментально твердеют.
Внезапно чувствую прилив возбуждения. От того, что грудь ему добровольно показываю, а он одетый еще. Хотя он сотни раз уже видел ее.
И от того, что на коленях перед ним сижу.
Он так быстро наклоняется, что я не успеваю отреагировать.
Посасывает мой сосок. Неторопливо. Ласково. Увлеченно.
Словно даже наша перепалка не помешает его страсти.
Я запрокидываю голову, от удовольствия.
А затем Кулак затылок мне фиксирует и нападает на меня с поцелуями.
Через минут десять обессилено кончаю у него на языке. Лежа уже на спине. С широко раздвинутыми ногами. Абсолютно голая.
Соски ноют. Приподнимаясь, он один коротко поддевает, практически издевательски.
Слава богу, без всяких струйных оргазмов обошлось.
Нависая надо мной, он расстегивает ширинку.
Сдаюсь, конечно. Кулак меня, ожидаемо, еще расспрашивает потом, но я уверена, что он обо всем догадался. Не сложно дважды два сложить.
Вася делает вид, что ослабляет напор, но…
… у меня на сердце опасение селится.
Потому что, похоже, у него есть конкретный план.
И он точно никогда не отступит.
Глава 55 АЛИСА
Неделя проходит сумбурно. Мы привыкаем к новому ритму жизни. Много дел насущных, и много планов на согласование. Кулак быстро принимает решения. Мне тяжело за ним поспевать, но, откровенно говоря, меня его решительность учит новому.
Чем больше я его узнаю, тем понятнее становится, как он вылез на самую вершину. У него невероятная адаптивность. Он бесится и злится от каждого мелочного изменения или препятствия, а потом раз - вник, переварил и адаптировался. Где нужно прогинает под себя, а где не гнется - сам пристраивается.
Вечерами, ночами и по утрам борюсь с бульдозером. Не шибко ушлый боец из меня.
Сама иногда вечера не могу дождаться.
И как только я жила без Вани и Васи все это время?
Кулак поразил меня до глубины души. Иногда кажется, он лучше меня знает, как козленочку помогать развиваться. Они иногда будто на своем языке общаются. Прав он был, когда сказал про одну кровь. Ваня грубость Кулакова совершенно по-иному воспринимает. И когда новоиспеченный папаша ласку проявляет, то козленочек впитывает ее без привычного сопротивления.
Страсти наши постельные с Вася до сих пор страх у меня вызывают. Кулак постоянно демонстративно на тормоза нажимает, но я-то его знаю. Набрался терпения и усыпляет мою бдительность. Все равно прет как танк к своей цели.
Пару раз дожидается моей тотальной обессиленности и снова ласкает меня пальцами, выгибая их внутри. Глазами меня жрет и жрет.
Я нахожу способы выкрутиться.
Но это он пока позволяет мне выкручиваться.
Никогда больше не позволяю ему все эти скорости и ритмы набирать. Едва от счастья не лопаюсь, когда мои запрыгивания на него безотказно действуют как отвлечение. Вася не способен отказать мне ни в чем. Когда я осыпаю его лицо поцелуями, удерживая в ладонях, он всегда нежно цепляется за мое запястье. И смотрит на меня неотрывно.
Напряжение нарастает.
В последний вечер он не сдерживается один раз и рвет простынь, которой я просто укутаться хотела, чтобы встать и сока себе еще налить.
Прорывается из него. Он чувствует, что я… все равно несколько зажата. А будешь тут незажатой! Блин, не хочу вспоминать, все к чертям полетит.
Басит мне угрюмо, что сам виноградный сок притащит. И смотрит так сверху… В глазах угроза - мол, если прикроюсь сейчас, то он за себя не отвечает.
Ладно, буду лежать голой.
И ждать.
Как степфордская женушка.
Меня даже это забавляет: лежа набоку, по бедру себя бодро похлопываю.
А вот сегодня все кувырком летит.
Попадаем с таксистом в аварию. Я, слава богу, сзади сидела, потому что подарки для ветеранов сортировала. Если бы с утра знала, что придется перевозить все на три новых адреса, попросила бы у Васи машину с водителем.
Таксист ни в чем не виноват.
Его хорошо приложило, с трудом отвечает мне. Плохо ориентируется в происходящем.
Останавливаю нескольких прохожих и помощников, чтобы не вытаскивали его до приезда скорой.
Мне везет, что виновник аварии начинает наезжать на меня, когда рядом люди толпятся. Я даже не успеваю ему отвечать. Он еще прорывается к таксисту, и я предпринимаю попытки остановить идиота.
Водилу жена обскакивает со всех сторон, желая утихомирить. Но идиот взъелся на меня почему-то. С опущенным сердцем все переживаю. На меня часто мужчины бурно реагируют. Словно чувствуют особую беззащитность во мне. Недаром, псих, как Матвей, меня выбрал. Давно это поняла и привыкла, но сегодня не по себе от агрессии.
Уезжаю на скорой вместе с пострадавшим водителем.
Когда выясняется, что серьезных повреждений нет, набираю Васю и губу закусываю нервно.
- Привет, малышка, - шум на фоне вовсе не мешает низкому голосу звучать четко.
- Привет, - улыбаюсь. - Помоги мне, пожалуйста. Есть у тебя водитель с машиной, прямо срочно? Очень надо.
- Не вопрос. Куда и насколько срочно.
- В больницу областную меня забрать сейчас. А потом неподалеку пакеты захватить из машины таксиста. И отвезти меня в другой конец города. Только пусть к травматологии подьезжает, это…
- Ты что там делаешь, в травмопункте? - перебивает он и шум с его стороны затихает. - А ну-ка по деталям.
Закатываю глаза. Правда, только на свою недальновидность могу сетовать и длинный язык.
- Таксисту плохо стало, я его сюда сопровождала. А пакеты в машине остались. Вася, срочно надо, пожалуйста. Иначе я такси сейчас вызываю тогда.
Ну да, я - врунишка. Но вынужденная врунишка!
- Так, ладно, я сам подъеду.
- Нет, не подъедешь, - шиплю я. - Бога ради, зачем? И ты что рядом? Мне очень надо быстро, прошу ведь тебя.
- Ладно, - глухо отвечает. - Отправлю, кого поближе и контакт скину тебе. И ужин я заказал уже. Так что домой спеши, Алиса.
- Спасибо! - радостно откликаюсь.
Только обещанный водитель приезжает не так скоро, как необходимо. Я уже вся измаялась на скамейке во дворе больницы. Конечно, не буду звонить, подгонять. Мне вообще одолжение делают.
Потом в машине меня атмосфера напрягает. Парень на меня все время посматривает. У него на лице шрамы от сыпи, но вообще симпатичный. Только мне совсем не нравится настрой.
Он от расспросов пустых чуть ли не к заигрываниям переходит. Шок у меня затягивается, так как… это как вообще? Неужто не знает, что девушку Кулака везет. Или вообще новости никогда не читает? Вся телега недавно забилась вестями о нашей будущей свадьбе. Кто-то из праздничного агентства слил. Там везде мое фото мелькало.
Когда выискиваем, куда машину таксиста оттянули, он заговорщически подмигивает. Потому что неправильно интерпретировал мой напряг.
- Не парься, я раньше всегда девочек Кулаку доставлял. Не боись. Я тебя потом, кстати, подобрать могу. Деньги у меня имеются. С таким размерчиком, как у тебя, это двойной тариф?
Видимо, воображает, что улыбка у него добродушная.
Втыкаю в парковку, виднеющуюся через лобовое стекло, где-то с минуту.
Всегда была уверена на сто процентов, что Кулак проститутками не брезговал. Как-то все это далеким казалось… Сердце опухает от тоскливой ломоты. Хорошо хоть говорит «раньше всегда». Я знаю, что Вася мне не изменяет. Знаю. Но в эту минуту я так расстроена, что надеюсь, что водитель сейчас как-то подтвердит, что давно «девочек» не привозил.
- Вот она, - указываю пальцем на желтый седан, окруженный людьми. И использую последующие сборы пакетов как возможность ничего не отвечать.
Вся взвинченная сижу остаток дороги.
Паренек поглядывает на меня. На грудь мою иногда. Двойной тариф, угрюмо вспоминаю я.
Вася мне сообщение отправляет, типа, как дела. Не отвечаю.
После остановки, вылетаю из тачки. Вместо того, чтобы попросить водителя дотащить пакеты до нужного здания, настаиваю, чтобы тут возле бордюра мы все сложили.
И говорю, что я дальше сама поеду.
- Так я же к Кулаку тебя везу, - чуть ли не смеется он. - Ты забыла? Первый раз такое, что еще дела у тебя. Ты побыстрей давай, ночью же тебя никто оставлять не будет. Клиента потеряешь.
И ржет еще.
Решаю не спорить, прошу в машине ждать. Часть пакетов с собой беру. И сажусь на лавочку подальше, где меня не видно.
Посидеть, подумать. Вот такая я. Все меня ждут, ветеранам помощь нужна, и я со всех ног бежала сюда. Но мне отдохнуть надо. С эмоциями справиться.
Настроение ниже нуля где-то.
Понимаю, что домой не хочу возвращаться сегодня. Ваня до ночи у братьев Дорониных зависать будет, драчуны-друзья его… Вздыхаю. Конечно, пойду домой, куда я денусь.
Разобравшись наспех с делами, обхожу здание с другой стороны. Ищу жилой дом, где бы номер указан был, чтобы такси вызвать.
На звонки дальнейшие ни водилы, ни Кулака не отвечаю.
У дома выгружаюсь из такси, как ходячий мешок с картошкой. А возле подъезда Кулак маячит. Видать меня ожидает. Скалой стоит.
Он не выдерживает, когда я приближаюсь.
- Ты че творишь? Куда пропала? Телефон зачем, а?
Смотрю на него в целом никак, обхожу, чтобы на крыльцо подняться. За руку меня перехватывает, но я со всей дури вырываю ее из лапищ наглых.
Надо домой подняться, на улице не прокатит объяснения давать. Ор такой начнется. И я не уверена, что не буду в этом оре участвовать.
На Васю не злюсь, ну только если чуть-чуть. Тяжелый день выдался, у меня резерв закончился, и все демоны мои повылазили.
Боюсь заплакать, как дура. Поэтому помолчу пока.
Выбираю по лестнице топать, а не на лифте.
- Алиса, ты меня с ума сводишь. Что случилось-то? Почему к водителю обратно не села?
- Давай домой поднимемся, - механизированным голосом говорю.
Он за мной пыхтит, чуть ли не в макушку дышит.
В прихожей разуваюсь и на кухню спешу. Сейчас закину в себя что-то питательное наконец-то.
- Сначала перекушу немного, а потом расскажу. Но сначала ты мне кое-что пообещаешь.
Вася наблюдает ястребом за моими действиями, пока я копашусь возле холодильника и микроволновки.
И усаживается за стол, только когда я уже стул за собой придвигаю.
- Пообещай мне, что никаких насильственных действий предпринимать не будешь. По отношению к кому-либо.
Он хмурится пуще прежнего, и меня всю еще раз взглядом охватывает. По частям тела все сканирует. И вместо ответа что-то выдалбливает на экране телефона.
- Вася! Иначе я уйду сегодня.
Он только глаза на меня поднимает. Голова остается в том же положении.
- Что ты сказала сейчас? - таким низким голосом выдает, что у меня озноб по телу раскатывается от мурашек.
Глава 56 АЛИСА
- Что я сегодня уйду. Поеду в другое место ночевать, если ты не пообещаешь мне сохранить холодную голову.
Сложно пищу пережевывать, когда напротив за тобой наблюдает замерший человек. Еще сложнее, когда это гибрид быка-борова с напрягшимися бицепсами. И с энергетикой целой планеты.
Да даже вилку тяжело удерживать между пальцев.
- Уйдешь, значит?
- Да, - говорю, даже не прожевав кусочек филе до конца.
- Ты сегодня только до спальни дойдешь, снимешь тряпки и в коленно-локтевую встанешь, знаешь такую?
- Прекрати, - вспыхиваю и подавляю порыв бросить что-то в сторону грубияна.
- Это ты мне? Еще раз такой выкрутас услышу, за себя не ручаюсь, Алиса.
Опускаю руку под стол, чтобы скрыть нервную волну дрожи. Он подмечает сразу же.
И резко откидывается на спинку стула.
- Не буду предпринимать насильственных действий кому-то там, - чеканит. - Ты мне только скажи прям вот сейчас, что с тобой такое.
Смотрю на него и внутри все плавится мгновенно. Тоскую по Кулаку, хоть рядом совсем сидит. Не поцеловала его, когда пришла. Ненавижу ссориться. Хочу, чтобы побыстрее все закончилось, и он меня поцелует и потискает.
- Все хорошо, - мягко стелю. - Вообще ерунда. Не успела с эмоциями справиться.
Он не читает сообщение, что пиликает на его телефоне.
Заканчиваю с рисом, и остается два кусочка курицы.
- Твой водила подкатывал ко мне с первой минуты. Настырно. Деньги предложил за секс.
Конечно, я знаю, что Вася к ревности склонен. Но, кажется, я недооценила насколько именно склонен.
У него глаза совсем стеклянными становятся.
Напрочь.
Секунда за секундой, стекло трещинами расходится, будто изнутри невидимая сила прет.
И на лице дергается нерв, прямо под правым глазом.
- Потому что за проститутку твою принял. Ну, которые он тебе всегда возил, - неожиданно для самой себя злым тоном заявляю и резко поднимаюсь из-за стола.
В мойку тарелку отправляю, хоть ее сначала почистить не мешало бы.
Развернувшись, прислоняюсь к кухонному островку. Вася тоже уже на ноги поднялся. Он в ярости столь осязаемой, что мне кажется воздух вокруг него разреженный.
- Все нормально в целом. А в машину не вернулась, потому что напрягла меня ситуация. Я ему сказала уезжать, так он не захотел.
- Объясни мне, блядь, объясни мне, - глухим голосом заводит и злость из каждого звука сочится, - почему я сейчас это узнаю. Почему в секунду, что он рот открыл, ты не набрала меня.
- Я что, ребенок тебе, Вася? - вздыхаю и волосы распускаю, чтобы кожу головы массировать. - Я решила ситуацию самостоятельно. Я уехала. Я не буду стоять доказывать с тобой на громкоговорителе, что я - не шлюха.
Последнее слово его в бешенство приводит.
- Ты с ним в тачке продолжала ехать! Какого хрена! Он к тебе посмел подкатить, а ты в тачке с ним хоть на секунду осталась?
- А ну не ори на меня! Да что, отовсюду мне выпрыгивать, когда мужик флиртует? Все, хватит! Я пошла отдыхать.
За мной по пятам следует, в спальне наблюдает, как я причесываюсь и раздеваюсь.
- Завтра с утра тачку себе выберешь. Вот прямо после завтрака в салон едем, Алиса.
Стягиваю платье, и рассматриваю в зеркале его плечи нервные. На спине буквально мышцы перекатываются. Чисто черт. Глаза еще больше стеклянные и покрасневшие теперь.
Я не сожалею, что рассказала, потому что меня больно ранило, как меня за проститутку Васи приняли. Нет, я девочкам сочувствую, и это не они стыд должны испытывать, а клиенты их. Вот как Вася. Но как омерзительно, что тот водитель так это говорил, и… когда у нас с Кулаком такие отношения. Когда я его так люблю.
Включаю вентилятор, даже лифчик стягиваю, перед тем как улечься на кровать прямо так - только в трусах. Мне пофиг сегодня, я у себя дома и отдохнуть хочу.
- Ты слышала меня? Завтра машину тебе купим.
- Хорошо, - закрываю глаза на мгновение и на подушках удобнее устраиваюсь.
Вася вспыхивает пуще прежнего от моего тона. В дверцу шкафа остервенело кулак прикладывает.
- Это всего не должно было случиться. За полчаса до того, я обычного вашего водилу за Ванькой отправил, он у близнецов допоздна будет, водитель его пасет. Это, блядь, намудрил…
Он останавливается, задумавшись.
- Неважно, - вздыхаю я. - Забудь вообще. Не понравился мне очень этот парень, но ты пообещал не трогать его, помнишь?
Он смотрит на меня, запрокинув голову.
- Да, я сказал, что я не буду никаких насильственных действий предпринимать.
Пропитываюсь взглядом его, и чувствую уловку. Сажусь прямо в кровати.
- Вася, ты знаешь, что конкретно ты пообещал. Не трогай его никак. Это ерунда.
- Нет, - зло смеется, - подкатывать к тебе и оскорблять - это не ерунда. Вообще не ерунда. А что он конкретно сказал?
- Ничего, - взбешенно отрезаю и с кровати поднимаюсь. Грудь колышется, мне неприятно и стыдно становится. Как и тогда, тот придурок на меня пялился в машине.
- Только попробуй, - дрожащим голосом начинаю, - только попробуй найти обходной способ. Из-за меня калечить человека не надо. И из-за проституток твоих.
- Проституток… моих? - прищуривается Кулак. - Да, видимо, он шлюх мне привозил, отвозил. Давно было. Причем здесь это.
Неуверенно смеюсь самой себе. Судорожно хватаю первую попавшуюся под руку тряпку, чтобы себя прикрыть.
- Ты че удумала? И я не собираюсь извиняться за то, что двадцать лет подряд до тебя делал и перестал.
Каждое слово - ножом мне в сердце вонзается. В точности знаю, сколько их в последнем предложении. Удары легко считать.
Натягиваю домашнее платье на себя, а Кулак его аккуратно обратно тащит, мешая мне. Прикрываюсь рукой.
- Ты охренел, не находишь? - отталкиваю руку его. - Дай сюда мне одежду.
Он смеет платье мое на пол швырять.
- Надоело! Не прикрывайся от меня! Я хочу и буду смотреть на тебя!
От услышанной наглости свирепею, и другое что-то хватаю со стула.
- Это мне решать, смотреть тебе или нет, - срывающимся голосом поясняю. - Мне! На меня сегодня уже насмотрелись. Я отдохнуть хочу!
- Он смотрел на тебя, значит, - скалится Вася. - Смотреть, значит, посмел, хуесос. Ниче, завтра нечем смотреть будет.
- Ты обещал! - вскрикиваю и не могу остановиться. - Ты же только что пообещал! Вот как всегда. Не смей делать ничего!
- А я и не буду! Это Игнат его подогнал, недоумок. Он и порешает все.
Вне себя от переживаний бросаюсь в ванную и запираюсь. Кулак не сразу понимает, что я дверь закрыла. Потому что никогда раньше так не делала.
Врубаю воду и игнорирую стук. И то, что он там за перегородкой талдычит.
Фантик от прокладки рассматриваю, будто карту сокровищ. Бездумно.
Хорошо мне все-таки с Васей. Раньше бы в три ручья ревела от такого стресса. Начиная с бешеного водилы, что негативные эмоции на меня слил. А теперь… сижу и переживаю просто. Потому что Васе все равно доверяю. Сейчас только общаться не хочу, не могу контролировать себя. Начнет трогать меня, а я…
Слышу, как имя мое повторяет по ту сторону. Кашлянув, кран закрываю.
- Что, Вася?
Собираюсь говорить спокойно и размеренно, а голос срывается.
- Ты выйди сюда, малышка, - гневится он. - Или смотреть на меня не можешь?
Ничего не отвечаю, как язык проглотила. Ноги свои рассматриваю. Отходняк от стресса. Завтра не поеду на публичный стол в районную администрацию. Без меня справятся. Собирусь с силами, и послезавтра ударю по медицинским поставкам. Все укомплектую. Все!
- Алиса, - гремит он, и на выдохе свист прорывается. - Что за детский сад? Иди ко мне сюда. Ты… ты хоть захуярила оплеуху этому гондону?
Вскакиваю, едва ногу не подворачивая.
Критикант тут великий нашелся.
- Оплеуху? Ничего, что он бы в ответ меня ударил? - расхожусь я криком. - Оставь свои комментарии при себе!
Молчит и не отвечает. Нервно сглатываю, уже жалея о сказанном.
Конечно, такой как Кулак даже не задумывался. Что можно обратку получить и вообще с жизнью попрощаться. Хотя бы оплеуху!
Вася, видимо, отошел от двери.
Набравшись духа, выскальзываю из ванной через минут пять. Слышу, как он разговаривает с Игнатом на кухне, иногда на дикий ор срываясь. И различаю… как он приказывает завтра что-то сделать.
Хватаю одежду со стула, сумку из коридора и влетаю в босоножки за секунду. Даже не стараюсь тихо квартиру покидать. Кулак там орет еще в трубку. Ну а если услышит, как я замок открываю, да мне плевать!
Какими-то ломаными линиями к другому жилому комплексу дохожу. Создаю заявку на такси, на исполнение которой сейчас полгорода бросится. С такой-то стоимостью.
Потому что я еду к Сергей Степановичу, в Васильки.
И, кстати, на деньги Кулака еду. Потому что я на них теперь практически живу.
Ничего, не отвалится кусок от коронованного буйвола.
Даже щедрые чаевые таксисту заплатит.
Глава 57 АЛИСА
Когда он трезвонить начинает, беззвучный режим ставлю.
Он прекрасно знает, что со мной все в порядке. Потерпит немного.
Чуть ли не в объятья Сергей Степановичу бросаюсь. Он меня, конечно, рад видеть, поэтому сразу начинает гнусно критиковать.
- Ну кто в таком виде ходит, лиса? И что это лицо иссохлось, а попа раздобрела. Сейчас варенье тебе в чай засыплю, а, это не газировки ваши американские.
Через полчаса он кумарит устало, и я аккуратно сопровождаю его к спальне. Палку тащу за нами, потому что Скрудж с ней и во сне не расстается.
Мне вот тоже с палкой-оборонялкой скоро пора ночевать.
В пристройке ностальгия мне по телу дрожь прогоняет. Хорошо-то как здесь. Завтра с утра пыль уберу. И вообще нужно помощника или помощницу старику нанять, заодно и нашу пристройку в чистоте содержать будет.
Поджимая и прикусывая губы, пишу своему борову сообщение. Несколько раз набираю и стираю.
«Все хорошо. Я у Сергей Степановича. Завтра вернусь. Целую».
Спать пока даже не планирую, потому что от перенапряжения перекручивает меня. Возвращаюсь в дом, чтобы воды себе набрать питьевой и бублики какие-то надыбать.
Посматриваю на экран регулярно. Но он не отвечает и не звонит.
Если Кулак подстроит расправу над парнем… нам предстоит серьезный решающий разговор. Которого я боюсь больше всего на свете. Но калечить людей при моем участии я никогда в жизни не позволю.
Когда выхожу посвежевшая из ванной, в полотенце, которым еще и не воспользовалась, на улице слышится шум мотора. А потом Кулак в калитку стучит.
Зависаю приблизительно на минуту. Раздумываю как поступить, а шерстренки в голове не прокручиваются. Заело механизм.
Вздохнув, платье натягиваю на местами мокрое тело и иду ему открывать. Одежда теперь ощущается омерзительно грязной.
Распахиваю калитку и тут же обратно поворачиваю, даже не взглянув на примчавшегося ревнивца.
Только уже внутри пристройки к нему лицом обращаюсь.
Он с пакетом гигантским в руках, весь наезжаченный, волосы напрочь мокрые.
- Ванька у близнецов остался, - басит грузно, - водила его с утра заберет.
- Я знаю, - стараюсь мягко отвечать, - он мне позвонил.
Сваливает накупленное на тумбу покошенную, и та едва не качается под тяжестью. Полная торба рыбы красной, деликатесов, сладостей, пива. Бутылка шампанского.
То шампанское. Наше. Такое дешевое, что даже я обычно не покупаю за такую цену.
- Не буду гондона трогать. - Одной рукой в стол упирается, другой - в стену. - Просто Игнат с ним побазарит. Даж работать его оставит. Чтоб не взъелся на тебя.
Невысказанным звучит «и чтобы я не убил его после».
Порываюсь ответить что-то, но он мне не дает. Раскачивается напряженно на месте.
- Я тебе сейчас скажу кое-чего, а ты слушай меня, Алиса. Чтобы такого больше не было - что ты молча развернулась и поехала на ночь глядя. Так дела не делаются. Смотреть на меня противно? Так не смотри. Но в хате чтоб была. Чтоб я знал, где. Я эти сбегания терпеть не буду. И закидоны-угрозы, что сегодня уйдешь куда-то. Это плохо кончится. Не для нас, маленькая, а для всех вокруг.
Я дергаю сама себя за край платья, и не знаю, в какую сторону голову повернуть. Вася смотрит на меня пристально, глазами даже не двигает. Но его ладонь тумбу покачивает.
- Мне не противно на тебя смотреть. Я устала так сегодня, - запрокидываю лицо, и стараюсь брови разгладить, когда гляжу на Кулака. - Такой день тяжелый. Они все энергию у меня выпили, мужики все эти.
Тумба больше качкой расходится.
- Какие «все эти» мужики?
- Да там еще один на меня наехал до этого, - вздыхаю. - Мне нужно… Мне просто не по себе было от нашей разборки.
Он голову вниз опускает на пару мгновений, а когда взгляд обратно вскидывает, носом воздух шумно затягивает.
- Закончили разборку тогда. Тебе расслабиться надо, тебе вообще все это переживать не надо. Ты радостной должна быть.
- Ну, не получается радостной всегда оставаться, - почти шепчу, - надоедает такое, когда на меня наезжают.
- Иди сюда, отдыхать тебе нужно.
По плечам мне почти что ласково ладонями проводит, и по спине гладит. Вскидываю осторожно на него глаза. Осторожно, потому что обжечься боюсь.
Только писк короткий выдаю, когда он на руки меня подхватывает и кровати несет. Слава богу, просто усаживает меня, и сам почти за спиной устраивается. Целует меня висок с шумным выдохом, а я за ладонь его цепляюсь.
- Алиса, у тебя не должно быть стресса, переживания этих всяких. Ты почему нервничаешь так. Да шли всех нахуй, хотя бы мысленно. А ты паришься.
Придумываю, какимими слова ответ сформировать, не очень получается, потому что он сухими губами по всему моему лицу проходится. Сбивчиво и самозабвенно. Я таю, я замедляюсь вся.
Несдержанно поворачиваюсь, и затягиваю его в поцелуй глубокий и грубый. Нуждаюсь в нем. Хочу передать отчаяние.
- Алиса, - шепчет он заторможенно и сдавленно, - Алиса, моя маленькая…
- Я так люблю тебя, - не могу остановиться, - мне кажется, сердце разорвется. Не смейся надо мной, пожалуйста. Я так боюсь… я не хочу разочаровать тебя. Чтобы выглядеть такой… такой неудачливой. Проблемной. Ко мне часто… цепляются.
- Где я смеюсь, - злится он, - чего смеяться.
Беспорядочными поцелуями проходится по всей коже лица, так интенсивно, что я голову постоянно откидываю.
- И чтобы я больше не слышал, - с хрипотцой в голосе рубит, в переносицу мою упирается, - хрень эту. Про неудачливую, и еще хуйня про проблемную. Ты с дуба упала? Маленькая, ты здесь ни при чем. Уродов полно. Но у тебя я есть. Скоро все узнают, что ты Васи Кулака жена. Давай, хрень вон из головы, тебе расслабиться надо.
Разгоняет волны тепла мне по шее, плечам и спине. Даже под волосами пальцами надавливает, типа, это массаж. Сдерживаюсь от улыбки, потому что он заприметил, как я на кухне сегодня себе такое делала.
Медленно, почти невесомо платье до пояса опускает. Вспыхиваю от стыда, что мои соски уже увеличись и торчат. И от переживаний стыда возбуждаюсь на полную катушку.
Он гладит и сминает обнаженную кожу, засматриваясь на каждую выпуклость. Укладывает меня на спину неспешно, сам дыхание задерживает постоянно.
- Ручки вытяни, - мягко требует. Тихо.
Когда устраиваюсь - над головой вытянув руки на всю длину, - то пальцами задеваю кованое железо изголовья кровати. И цепляюсь за перекладину ладонями.
Его ласки в пытки превращаются. Нежность и осторожность на контрасте наших обычных страстей срывает крышу.
Шероховатые ладони кружат над животом и ребрами. Губы старательно выцеловывают грудки и плечи. Невольно выгибаюсь на мгновение, Вася лбом утыкается мне в солнечное сплетение и несдержанно бок мне пережимает.
- Хочу пить сильно, извини, - едва слышно предупреждаю.
Собираюсь сама вставать, но он тут же отталкивается от кровати и мне сок приносит. А в себя пиво закидывает по-быстрому.
Я стягиваю платье вниз, а он наблюдает сверху.
Когда ставлю пакет сока на ящик, что служит прикроватной тумбочкой, Вася рядом банку с пивом пристраивает.
И я приподнимаюсь на коленях, на кровати, чтобы посмотреть ему в глаза. Когда наши взгляды замыкаются, кто-то из нас к другому бросается. Наверное, Вася ко мне первым.
Потому что он меня переворачивает, а потом за собой утягивает.
Первый раз так сбивчиво раскачиваемся и дергаемся, что все никак не могу воздух в легкие набрать на полную. Отложенное дыхание.
Поэтому с хрипом выдыхаю, когда он уже изливается в меня.
Я спрашиваю не жарко ли ему, но Кулак не отвечает: ни словом, ни взглядом, ни жестом.
Дергает мое тело туда-сюда бесцельно, и гладит невпопад. Когда жадная рука прощупывает мою грудь, не выдерживаю:
- Шлепни ее.
Опасение, что он меня не услышит из-за сбивчивости шепота, не оправдываются, потому что Кулак мгновенно реагирует:
- Ни за что на свете, - распаляется он. - С ума сошла? Да никогда.
- Ну прекрати, - канючу и за нос его дергаю.
- Нет, - отрезает глупый боров. - Она нежная слишком. Сейчас ты у меня…
Смеюсь-вскрикиваю, когда он меня на живот переворачивает. Совсем не проворно и предельного грубо. Сразу же шлепает меня по бедру, вздохом шумно затягиваясь.
- … получишь.
И, впихнувшись в меня под звук моего одобрительного всхлипа, нагоняет ритм подстать собственной руки, наматывающей мои волосы и натягивая.
От изнывания ожидания едва могу стоять на четвереньках, а пот ручьем с меня сбегает.
Наконец-то его столичное Величество подстегивает меня хлопком: коротко, небрежно и издевательски.
- Так ты сюда собиралась уйти, а? - допрашивает с будто бы заложенным носом и… подстегивает, подстегивает меня, а иногда полноценным шлепком по ягодице проходится.
- Нет, - упрямо пыхчу.
- Сюда-сюда. Ты сейчас наказанной будешь, - басит он и натягивает мои волосы в кулаке, хоть и аккуратно, но с такой силой, что у меня по натянутым жилам шеи искры толкаются.
- Ты знаешь за что, - ускоряет ритм Кулак и я теперь гортанными всхлипами дышу.
- Н-не знаю.
- Обманщица, - сипит он. - У тебя и принцессы твоей хозяин есть. Не… забыла? - Наше мычание перемешивается, когда он в матрац меня вдавливает, навалившись всем телом, но не останавливая выпады. - Угадай… кто сейчас принцессу имеет, а?
- Хамло, - из последних сил откликаюсь, и в изгиб собственной руки прячусь, когда разлетаюсь. А он мне висок зацеловывает и щеку слегка прикусывает.
Кулак приподнимается, и я не сразу понимаю, что он не в меня излился, а сейчас кончает на след от шлепков.
Наблюдаю полузакрытыми глазами, как он шампанское открывает. Деловой такой на вид. Тянет улыбнуться, потому что у него всегда мальчишеский вид после постельных игрищ, и очень - ну уж слишком! - самодовольный. Конечно, такое раздолье крутить мною как хочется!
Через час глотаю капли собственного пота. Даже изогнуться не могу. Будто через затуманенный туннель наблюдаю снизу, как взмокший Вася остервенело таранит меня. Каким-то удивительным образом сочетая дикость и методичность.
И понимаю кое-чего.
Единственная мысль, что внятно формулируется.
Меня никогда до этого не ебали.
Ни кто-то другой.
Ни Вася.
Потому что сейчас… он наконец-то это делает.
Он что-то нечленораздельное грудными звуками издает, а я могу только хныканьем отвечать. После каждого второго толчка этот содержательный разговор продолжается.
Ладонью лоб прикрываю, потому что вдруг поможет.
Поможет не умирать медленно.
Из-за вихря собственных вдохов-выдохов только иногда различаю шторм кровяного давления за ухом.
Типа передышка должна быть, когда Кулак член вынимает. Но у меня вдруг кровь в патоку превращается, и предательски маслит под взрывными точками пульса.
Он по моим складкам лениво головкой вверх проводит.
Сосредоточен на плавности этого движения.
И на живот мне несколько капель спермы вспрыскивает.
Нагинаясь, сухими губами мне рот захватывает. Стон за стоном, я отвечаю ему. Стону, потому что хочу рассказать, как мне хорошо. Он мне рокотом обрывистым отвечает. Лижется со мной самозабвенно, за это и люблю борова неисправимого.
Возвращаясь к моей изнывающей, влажной розовой киске, он два пальца внутри устраивает и давай изнутри меня на себя качать. Сразу на скорость срывается.
И добивается своего.
Он все это специально с самого начала делал. Я смотрела видео в интернете; обучающие даже существуют. Там в точности воспроизводится то, что Кулак делал.
Головка жестко, на максималках долбит верхнюю поверхность влагалища.
И я кончаю ужасающе молниеносно, неконтролируемо, выплескивая прерывистую струю. А Кулак одобрительно носом шмыгает, и ладонью тут же складки натирает, чтобы в брызги превратить.
Все вокруг.
В этих брызгах.
- Молодчина, - приговаривает он. - Умница и красавица. Хорошая, хорошая, молодчина.
И засаживаясь со всей дури, таранит меня совсем недолго, пока я снова изливаюсь, теперь совсем коротко.
Он довольно смеется, и, игнорируя собственный стояк, елозит носом и ртом по набухшей мякоти у меня между ног:
- Самая красивая киска, - с хрипотцой в шепоте он невнятно выговаривает, - самая лучшая, послушная киска, ну, моя киска.
А когда заваливается на меня грузом туши своей необъятной, я взвизгиваю, и он мне в лицо грубо и агрессивно наваливает:
- Ну, теперь точно на постоянке будет. Киска мне принадлежит, мне, я теперь - хозяин, - целуемся укусами, скорее, и Кулак нежнее меня оказывается, - я прям, понятно? Какая же послушная киска.
- Не будет на постоянке, - возмущаюсь и бицепсы напряженные сдавливаю, - я… я…
- Ага, - губы внимательные мне шею на крюк экстаза подвешивают и я ногами судорожно перебираю, от избытка сенсорных восторгов. - Ну-ну. Из вас двоих - только киска шелковая, но этого достаточно.
- Не говори, - пихаю его рукой по плечу, и смеюсь, когда он зубами мой кулак перехватывает, как пастью покусывает, - по… похабности!
- Ага-ага. - Он отводит спутавшиеся волосы с моего лица. Целую его нежно в нос, и Вася меня тоже. - А то тебе может сильно понравится.
Глава 58 КУЛАК
Два огнестрела беру, потому что там, где один, там и - второй. Куллинан мне уже подогнали, выдвинусь нормально, а то Гелик вовсе не боевая карета, как по мне.
Назойливая долбежка пингов мобилы, сам дрозд лесной бы позавидовал.
Медленным, осторожным шагом к журнальному столику приближаюсь.
Я вообще не спешу никуда.
Это они сейчас спешить будут.
Большим пальцем скролю по мерцающему экрану.
В Вайбер, значит, они написали. Чат, видите ли.
Если упыри фотки опять не скинули, я мимозу из них сделаю. Похоронную. Под, блядь, майонезом.
Когда стук шуршанием сопровождается, прямо из соседней комнаты, свой Глок 17 перезаряжаю. Один из упырей тут затаился. Пусть поблагодарит всех богов на свете, что это моя хата, а не наша, где мы с малым живем. Иначе мозги украшением на арке висели бы.
Молчит олух, видать, тоже Вайбер открыл.
По прямоугольнику из списка сообщений клацаю, сейчас читать буду.
Опять шантаж, опять угроза. Если не будет залпов, то дрона подключать необязательно. Ниче, я им такой фейерверк устрою, своими руками.
И вниз пролистываю.
Они. Прислали. Рисунок.
Не. Фотографию.
Мобилу хватаю, стеклянная столешница гремит чего-то.
Из другой комнаты слышу испуганный вскрик феи моей.
Бросаюсь туда, а они вот как раз трубку берут.
- Фарт! - заяриваю им, чтобы прямо вот очень хорошо слышно было. - Фарт! Лимон!
Алиса мне еще за локоть цепляется, как обезьянка, и мордашка озабоченная. Ну все, катафалк к ним на дронах прилетит, прямо на крыльях фейерверков.
Она мне сказать что-то пытается, но на линии эти каннибалы кудахтают, прямо всем коллективом.
- Я сказал, три дня тому назад, - расхожусь проще прежнего, - гребанный, твою мать, лимон. Для фарта! Понятно?!
- Вася! - прыгает фея вокруг меня, а дубина этот со вздохом с дивана поднимается. - Вася!
- Что, малышка? - в сторону трубку отвожу.
Че-то красная она. А я говорил, людей надо было больше нанять, кем мне в ином случае управлять?
- Тарт, - занудничает она. - Тарт! Это лимонный тарт должны печь.
- Пирог, - удосуживает нас взглядом лощеный консультант, и что-то мне интонации эти снисходительными кажутся. - Прекрасное преддверие мейн позишн, в вашем случае, вишнево-шоколадного…
- Тарт-фарт - одна суть, - отсекаю сразу, чтобы не умничал. - Где он, я спрашиваю!
- По-видимому, «Де Франциск» не справится с таким объемом до выходных. Готовый чизкейк - великолепная, очевидная альтернат…
- Мы договорились. На Тарт. - Делаю шаг к умнику, которому только перьев Киркорова не хватает для полноты картины. - Договорились ведь?
Голову склоняю, и консультантишка, заблудившийся по дороге во Францию, что-то метушится, даже руку к груди прижимает. Верно-верно, сейчас быстро лимонный фарт найдется.
- Вася, - мордашкой ко мне льнет Алиса, - любимый, помнишь мы договорились в разных комнатах сидеть? Давай…
- Мы не договорились, - взгляд к недофранцузу возвращаю, - а я согласился. Это как раз они опять сказали, что ФАРТ БУДЕТ.
- Они не могут сделать тарт к субботе, потому что кондитерская все остальное не успеет. Любимый, ты помнишь, ты сам сказал, что нам только лучшая кондитерская выпекать все будет?
- Ты сказала, там самые лучшие пирожные, - прищуриваюсь, - потом два дня кудахтала-вздыхала!
- Я не кудахтала!
- А кто меня отправил за шоколадным фуфле в десять часов вечера?
Она вздыхает, тоскливо как-то. Ладно, фуфле реально вкусным было, особенно когда она…
- А ну стоять!
Так, это он что ли сердечный приступ изображает? Я, кстати, застрахован на уймовую тучу деньжищ, чтобы на меня в суд за такое не подали. Блин, теперь же надо Алису и малого застраховать тоже.
Консультант внезапно выпрямляется, церемониальным тоном заводит:
- Я нуждаюсь в неотложном посещении уборной.
- Прямо, - рукой показываю и недофранцуз театрально вздрагивает, - и направо. И долго в сортире не сидеть.
Да я - идеальный клиент напросто. Где он еще найдет возможность таким инженю-пипи побыть, спрашивается?
- Вася, забудь про лимонный тарт, - боевая фея руки на груди скрещивает. - Разве… ты не собирался на полигон ехать?
- Рассобирался. И ты зря на их сторону становишься. Они - лентяи все. Ты читала, дрон необязательно уже. Какое это отношение к фейерверку имеет?
- Я им скажу, что мы хотим дрон.
- Нет, ты им скажешь, что у нас будет дрон.
Губы мне сладкие подставляет, ну ладно. Нам еще сегодня ткань пересматривать для церемонии, каннибалы перепутали заказ. Так что, огнестрел все равно с собой беру.
- // -
В пятницу, в день перед свадьбой, сам еду в Васильки, чекнуть, что они там подготовили. Фея дуется, но завтра спасибо мне скажет. Я эту братию знаю. Надеются, что на эмоциях момента никто ничего не заметит, а если заметит - то не важно будет.
Кольцо мне ухо единственное холодит, когда смачно приветствуем друг друга по моему возвращению. Я ее еще за филейную часть тискаю, пока Ваня не видит. Она мурлычет песенку, когда расплывается в улыбке.
Это дубль два, кольцо нынешнее.
Первое, значит, она охотно приняла и вся такая услужливо-радостная была - ну, я все просек. Не понравилось. Ну разве плохо, что всем сразу будет видно кольцо на пальце ее?
- Вася, этот камень из космоса можно разглядеть.
Алиса прям растаяла, когда я сразу же коробочку со вторым вариантом достал. Ага, ну и кто теперь неотесанный мужлан?
Конечно, я Фрезя попросил помочь со связями, и он, кстати, настаивал, что булыжник брильянтовый - это не комильфо и не для Алисы. И ко второму варианту он меня подтолкнул.
Но следует учитывать, что потом я слушал введение в мир редких и коллекционных булыжников часа три, наверно. А говорят, это японцы - мастера пыток.
С утреца быстро собираюсь, еще надо за козлом-младшим присмотреть, а то опять тряпки старые напялит. Реально чуть не наворачиваюсь, когда я в ванную захожу, а Алиса из спальни вылетает.
- Ты куда!
Замученная на вид, жесть. И не на шутку взволнованная.
- Так спешу ведь. Нельзя же жениху невесту видеть в платье там или что, а через два часа салон придет.
- Что за ерунда, - слабым голосом протестует она. - Да это выдумки, традиции дурацкие. Куда ты?
- Ну уж нет. Сделаем по традиции, раз так надо. А ты…
Даже не договариваю, так она печально вздыхает и глаза такие, как у енота обиженного. Волосы невероятно пышные… блин, может я чем-то не тем я их помыл, когда мы посреди ночи в душ вставали? Я немного… отупевшим был. Не, ну нормально на вид, но не как обычно.
- Тогда я не хочу фейерверки! - неожиданно бодрым тоном заявляет она и нос свой кнопочный вскидывает.
Не знаю на что она тут рассчитывает, но после вчерашней ночи я не смогу на нее злиться… лет этак пять. Может, и дольше.
- Лады, без шума тогда будет. Я тебе кофе сейчас сделаю, не бузи.
- Вася! - возмущается она. - Ты же так хотел фейерверки!
За плечи тискаю шантажистку и на кухню веду. Ей действительно не помешает выпить бодрящего и мозги на место станут. А то только проснулась и сразу нервничать.
- Ну что такое!
Через минут десять она все равно чуть ли носом не шмыгает. Не припомню вообще такого. Ледяной кулак возле сердца мороз собирает.
- Ты передумала что ли?
- Да, - угрюмо заводит Алиса, - я передумала начинать в ЗАГСе с песнями и плясками. Просто… у нас все потом активно развивается на природе, в поселке. Зачем у росписи это все?
Знаю, что она вообще маленькую церемонию хотела. Скромную. Голубая кровь. У них там, у комфортных денег, так принято видать, не выпендриваться. Мне Фрезь сотню удивленных вопросов задал, как услышал про свадьбу в Васильках, а потом и про начало у ЗАГСа. Меня его размышления на мысли навели. Она гуляние в Васильках по конкретной причине захотела. А дальше я уже все в оборот взял. Нет, ну почему у нас не должно быть гигантской свадьбы? Во-вторых, можно подумать, я Мадонну пригласил на распев. Каннибалы сказали, что ей сейчас трудно будет приехать.
Так, я на грустную мордашку смотреть не буду.
- Давай собирайся.
- Вася? - оторопело спрашивает она.
- Пойдем тихо распишемся раньше, как ты хочешь, - кофе ее допиваю, - а потом в Васильки поедем, на вторую церемонию.
Она на меня с радостным воплем бросается. Делаю вид, что на ногах удержаться сложно от такой тяжести, и фея возмущенно хихикает.
- Сан Сергеевичу сейчас позвоню, и Маринке, и в агентство отменить начало, а ты иди одевайся.
- Бегу!
Но на самом деле Ваньке быстро пишу, который в соседней спальне еще дрыхнет, наверно. Потому что… в коридор пока не решусь нос показать. Посижу на кухне часок.
- ВАСЯ, - ее визг точно половина жилого комплекса услышит, - ЧЕМ ТЫ ПОМЫЛ МОИ ВОЛОСЫ!
Глава 59 КУЛАК
Нас расписывают в перерыве между другими запланированными регистрациями.
Сан Сергеевич раздосадованный и возмущенный, Ванька жутко строгий и серьезный на вид, а Маринка с нами на одной волне.
Она в бигудях пришла в ЗАГС, в общем, она - лучшая подруга Алисы.
Я и она сразу нашли общий язык. Оказалось, есть в окружении феи человек, тоже считающий, что на Алису управа нужна. Крепкая, как я. Маринка только лишь некоторые функции выполнять могла, особенно после того, как замуж выскочила.
Сан Сергеевич в глазу соринку ищет, когда муж Марины к ЗАГСу подъезжает. Они все сразу в Васильки поедут, так как мы все переиначили. Славик СТО держит неплохое, и мои пацаны теперь там лошадки будут обслуживать. А что - все в семью!
В поселке уже забрасываюсь коньяком немного. Потому что собираюсь игнорировать напортаченное каннибалами, не хочу себе настроение портить. И вообще, очкую что-то. Алиса скоро должна приехать, и церемонию начнем: с аркой, рядами стульев по бокам, маршем и моим ожиданием ее у конца прохода, усыпанного лепестками.
Стою, жду.
Ваня уже раз двадцать оглянулся.
Блин, эта нервная нога заразная хрень, видать, я от Алисы подхватил. А вообще я забыл спросить, проверяла она ее, делала ли рентген, потому что ненормально, что та дрыгается постоянно и на погоду болит.
Врубают музон нужный.
Ну это потому что Алиса в белом платье подходит к линии лилового шелка, и Сергей Степанович палкой лепестки раздраженно разгоняет.
Они медленно идут, но приближаются, а я что-то с каждым их синхронным шагом хуже видеть начинаю.
Фея моя улыбается мягко и красиво, конечно, чего не улыбаться, когда ты - идеальная?
Она реально волшебная в платье, как пирожное, точнее - нереально.
Для меня могло бы быть загадкой, как ее сиськи туда втиснулись, но вообще-то нет, не загадка, потому что у меня туз в рукаве припрятан, и я сегодня вытяну его.
Распрямляю плечи, она как раз почти до меня дошла. Ванька помогает старикашке сесть в первом ряду и палку пристроить.
Алиса на меня глаза поднимает, когда прямо напротив становится.
И мы друг на друга вот так и втыкаем, пока болтология развивается.
Так случилось, когда мы на центральной улице Васильков стояли, когда витрины постреляли. Только тогда мы постоянно старались взгляды отвести, но все равно к одной точке возвращались. Вот к этой. Когда думаешь, кончишься от нервов, от интенсива, от непоняток, но отвести глаза все равно не можешь.
Я целую ее сразу после того, как она согласие дает, нет, ну чего ждать? Егор Лин и Маринка улюлюкают, как угорелые, и даже музыка, зафигаченная натяжно улыбающимся тамадой, не может перекрыть их дикие крики.
Короче, я ее на руки подхватываю, и на эмоциях она букет прямо в сидячих гостей закидывает. Он точно сейчас какой-то бабе в лицо попадет, но нет, джентльмен Фрезь букет перехватывает, как раз за мгновение до столкновения со стеной тоналки соседки.
Ржем с женой моей теперь над выражением мордахи дэнди-миллиардера. Но Алиса мне плечо пихает. Ладно, согласен, Коля захерел сразу от поворота. На букет смотрит, как парализован мгновенно.
… по ботинку стучит мне что-то.
Палка прусака престарелого, конечно же.
- Крайний срок показа выписки со всех банковских карточек - завтра! И ни минутой позже!
- // -
В фруктовом саду не нашлось достаточно просторного пустого полотна для размаха столов, поэтому мы все довольно близко сидим. Зато сцену отсюда хорошенько видно, а вот танцпол несколько нелепо в стороне обустроен.
Позволяю Ваньке виски бухнуть, пока Алиса принимает поздравления от Марии Георгиевны и ее мужа. Эта невыносимая женщина убеждает всех вокруг, что мы сошлись с Алисой, только потому что были вынуждены совместно вдвоем ее корову спасать. Лучше бы корова на свадьбу пришла вместо нее, ей-богу, довольно милое и терпеливое животное, между прочим.
До Карелина я еще не дошел и не собираюсь, кстати. Это Фрезь уломал фею, чтобы она уломала меня его пригласить.
Сидит с женушкой своей, на неплохих местах, а я их намного дальше посадил! Говорят, она его подстрелила.
Господи, надеюсь, это правда. Она сразу залетает в мой список топ-5 любимых человеков.
Насильно Алису к себе возвращаю, потому что эти жители Васильков - оборзевшие вкрай. Это моя свадьба вообще-то! Невеста со мной сидеть рядом будет.
Как веселье многокаскадным шумом расходится, а на фруктовых деревьях переливаются теплым светом огни, живая музыка превращает многие разговоры в перекрикивания.
Алиса целует меня уверенно, обхватив ладонями лицо. Я уже к этому времени всю помаду съел, ням-ням. Но ее обычный блеск вкуснее.
Вдруг на сцену Егор Лин прорывается, и чуть ли не силой микрофон у певички забирает. Музыканты сзади думают, он выступать собирается - рок-звезда ведь - он на них шикает и орет, чтобы ему слово дали.
- Собираюсь сказать! - Он горло прочищает. - Во-первых, спасибо, Алиса и Кулаков… точнее, Василий, что пригласили нас всех. От души спасибо! Желаю вам счастья, здоровья, и всегда такого веселья и любви, очевидно! И Ваня! Ты - крейзи офигенный чувак!
- … во-вторых, - горло у него что-то совсем охрипшее, - хочу… Во-вторых! Я должен сказать кое-что. Прямо сейчас! Павел… Павел, я приглашаю тебя на танец. - И вдруг орет прямо в микрофон: - Если не согласишься, то это все! Все!
И смотрит, естественно, на директора церковного хора. Ну, потому что Павел - это он.
Я порываюсь встать, а Алиса меня не только останавливает, но и смотрит предостерегающе и нахмуренно.
Я не понял тут. Она что, думает, я не знаю, что Егор - голубой? Я что, подпустил бы кого-то так близко, чтобы он ей обнимашки дарил, не зная, что он за другую команду играет?
Или что, я типа против? С чего бы это. Нет, я лично не «за», но в этом вопросе конкретика нужна!
- Вася, - предупреждающе она заводит, - сядь, пожалуйста. И хватит…
- Что хватит? Ты посмотри на морду эту, козлебородую, как сидит напыщенно!
Этот Павел что-то не спешит ни к сцене, ни с ответом. Он тут еще носом крутить будет. Что-то мне это не нравится, а чем ему Егор не угодил, а? Вечно музыканту несчастному мозги полоскал, да весь поселок в курсе!
- Ты отвечай давай, - ору церковному хану через шесть столов, - че ждешь? А ну на танцпол давай топай!
- Любимый, давай не вмешиваться не в наше дело, - воркует мне на ухо и к щеке прижимается.
А чей-то сразу не наше дело. Очень даже наше. У нас на свадьбе печальных историй не будет.
Первый танец мы с феей решили не делать, но в какой-то момент она вытягивает меня на танцпол. Интенсивно топчемся то тут, то там, целую ей волосы. Фрезь кружит Миру Никоновну, они оба умело вытанцовывают, даже линии выделывают всякие. Сан Сергеевич с женой тоже топчутся, а гадалку Далю пригласил Лешей, и увлеченно слушает ее, и постоянно шокированный вид принима…
Стопэ.
А что на моей свадьбе делает шизик Лешей, вашу мать!
Как только разбираться иду, так вижу… что с моим ребенком Карелин разговаривает.
С. Моим. Ребенком.
Метеором траву выжигаю, пока топаю до них.
Пэр-мафиози как-то странно на меня смотрит. Жена у него - без горшка два вершка, с очень серьезным лицом. Беру за плечи сразу Ваню.
- Наши поздравления, естественно, - заводит сразу умник своим вышколенным голосом. - И, пожалуй, лучшая свадьба, на которой я бывал.
- Ну, я на твоей не бывал, так что тяжело сравнивать.
- А не с чем сравнивать, - улыбается женушка его, - у нас практически не было свадьбы.
Чесняк, думал, меня просто не пригласили, ну ладно. Куда бы я тогда без Алисы пошел и зачем.
Карелин проницательным взглядом окидывает Ваню, но язык при себе держит. Пусть только слово…
- Спасибо за приглашение, - мистер Вежливость приосанивается.
Собираюсь прямо заявить, что благодарить он должен своего дружбана, но Ваня первым заговаривает:
- А они всех позвали. Ну почти всех. Директора детдома - нет, потому что его убили.
- Не «они», а мы, Ваня. Ты еще вторую версию списка от руки писал, помнишь? А директор давно умер.
- Тот детдом, вокруг которого… все и вертелось? - интересуется Карелин, и что-то улыбочка из него прет.
- Это не Кулак директора убил, - вдруг заявляет подросток. - Все так думают, но это неправда вообще.
Что это на него нашло. Ну вот, две минуты поговорил с псевдо аристократом южным, и нате вам результат.
- А кто же тогда? - не скрывает любопытства Карелин.
- Дед Пихто, - тяну ребенка за собой, а то сейчас еще сам в убийстве признается.
- Василий! - окликает меня британский неудачник. Смотрю на него с супругой, и вот не могла она его хорошенько пристрелить, навсегда, например?
- Ты мне должен, - кивает он. - Но считай, мы - квиты.
- Одолжение тебе сделаю, как обещал, не парься, и благотворительности здесь не надо, ага.
- Я не про одолжение из прошлого, - улыбается он. - Я про то, что тебе легализоваться пришлось, и вот мы все здесь оказались. Иван, до свидания, приятно познакомиться. Мы пойдем уже, потому что в столице останавливаться не будем.
Вот бы такой наглости заиметь, можно подумать, это прямо его заслуга, что я легализоваться решил. Нет, нет предела чувства собственной важности у этого неудачника.
Алиса смеется вместе с консультантом Витей над фотографиями какими-то, и я ее прямо с танцпола утягиваю.
Тут неподалеку хибарка есть, что на ладан дышит, с садовыми инструментами и удобрениями, а у меня давно созрел план.
Между прочим, ночь уже наступила, и она - брачная, ага.
Глава 60 АЛИСА
Ну что же, я знала за кого замуж выхожу.
Наглый бес меня прямо со свадьбы в хлев утащил, а теперь, когда он борется с заевшими и запавшими петлями, то только смеяться остается.
Сопит мне на ухо, как наконец-то внутрь затягивает, а я ему демонстративно по рукам даю.
Господи, да здесь не развернуться, и гремит инвентарь при каждом нашем движении.
- Ты что… что делаешь! Мы сейчас упадем!
- Никто никуда не упадет, еще чего.
Темень беспросветная, а мы, слава богу, наконец-то замираем. К грудине меня боров спиной прижимает, по воланам и бюстье шарит рукой, а на ухо полушепотом рокочет:
- Вот кто-то и попался наконец.
- Ты! Вася, предупреждаю, не порть платье. Нам нельзя его портить.
Он довольно смеется и хмыкает, но перед тем, как я приструнить наглеца собираюсь, жадная рука ворох юбок побеждает, и у меня дыхание перехватывает. Добрался все-таки!
Ласкает беззащитную шею мою, имитируя собственные щедрые нежности у меня между ног. Только посмотрите… какой мастер! Я только пузыри чуть ли не из слюней пускаю, вместо того, чтобы протестовать. И по носяре поцелуями еложу, когда удается шею выкрутить.
К чему-то металлическому и конкретному он все-таки меня прижимает, и пышные юбки сзади тоже оказываются побежденными. Вскрик-смешок из моего горла быстро сменяется совершенно идиотскими звуками, название которым я придумывать не собираюсь! Мне кажется, первобытные создания поэлегантнее знаки подавали.
- Испортим платье, - горячит и увлажняет мне ухо, - испортим. Но даже не сейчас.
Хватаюсь за колонну его шеи, собственную голову откидываю. Его грудина сзади раскаленной ощущается, но это ничто по сравнению с лавой напряжения и экстаза, что он у меня прямо внутри разгоняет жесткими толчками.
Кулаку нравится, что я и слово выдавить не могу.
- Это просто… закуска, малышка, пока, - от частых вздохов сам говорит вразнобой. - Брачное утро будет как зашибись у нас.
- Только платье. Вася, платье. Не порви.
- Конечно, порвем, испортим, все будет. - Губами щеку мне мнет. - С утреца сниму с тебя, и прямо на нем тебя и распечатаем. Хочу на нем прям все делать.
Кулак мне так шумно в ушную раковину задыхается, что даже отклониться чуть пытаюсь, но двигаться… двигаться так глупо, когда он меня всю держит и накачивает-накачивает удовольствием.
- Н-на нем? Нет… Нельзя.
- Конечно, можно. Я второе заказал, копию. На память же. Какая… удавка у тебя тут тесная, ага.
И ручищей мне сверху под корсет лезет, сейчас же порвет! Мычим и барахтаемся в движениях, потому что я вроде и сопротивляюсь, и вроде как помогаю ему. Наконец пальцы цепляют мой сосок - хлестко и коротко - и мы вдвоем вроде как в другое измерение попадаем, и крутит нас, и вертит, и будто переворачиваемся в туннеле жарком.
Он мои вскрики перехватывает мазками поцелуев, дотягиваясь лишь до уголков моих губ.
- Я все… изучил уже, - пыхтит он. - Да я утром его за минуту стяну.
- Ты порвать… собирался!
Он коротко смеется, и я тоже не удерживаюсь.
- Потом еще порвем, не кипишуй.
Когда я обмякаю в крепких объятьях, он все еще не закончил. Глажу-скольжу ладонями по коже взмокшей, ногтями за волоски цепляюсь.
Сжимаю его изнутри, когда Кулак контроль теряет, и будто слабой вспышкой удовольствие еще раз вспыхивает, остаточное.
- Любовь моя, - ноздрями он мне по локонам проходится, не может раковину надыбать, - иди ко мне еще.
Соглашаюсь мычанием, и мы друг друга укачиваем, минуты неисчисляемыми становятся.
Как жаль, боров улыбки моей не видит, когда наблюдаю за его попытками мне платье в порядок привести. Удачными попытками. В корсете грудь только переваливаю, а носяра мне в ключицу на секунду утыкается, и я скребу ногтями наспех его затылок.
Потом в ладони лицо его беру:
- Ты мне всегда нужен, - в губы чмокаю, - так полюбила тебя.
Мне кажется, он сказать что-то хочет, но не решается. Сглаживаю напряжение, руку свою всовываю ему в пятерню. Слышится залп фейерверков.
- Это первая волна.
Мы же договорились только на одну! Господи, его нельзя подпускать к организационным делам. Он всему масштаб Римской империи добавляет.
Наше отсутствие определенно заметили, потому что ко мне чуть ли не очередь бросается, когда возвращаемся. Слава богу, меня вскоре Ваня утаскивает за наш стол - очевидно, что его Вася направил.
В назначенное время для тостов гости что-то мялись, а под ночь, когда никто им тосты толкать не предлагал, активизировались. Сан Сергеевич уже второй бокал торжественно поднимает. Это такое невероятное совпадение, что они с Васей, оказывается, хорошо знакомы. Асфальтоукладчица Валента произносит лучшую поздравительную речь, что я слышала, даже Кулак под впечатлением. Марат ограничивается короткой фразой, но почему-то после его тоста все синхронно галдят и залпом осушают бокалы.
А затем слово берет Коля.
Его красивый голос сразу же захватывает ночной сад. Финансист элегантный и завораживающий как всегда. Алый шелковой платок-галстук оттеняет жемчужную гладь пиджака из легкой ткани. Только Фрезю удается неизменно выглядеть ультрасовременным и старомодным.
- Алиса и Василий. Сегодня много пожеланий было высказано, и много искренних наблюдений. Вы - выдающаяся пара. Позвольте назвать это союзом. Только отделенное от вас это слово может казаться сухим. Вы же - союз, ради которого поколения за поколениями эволюционировали. Основанный на благой общей целе, на стремление к близости, на потребности личного человеческого счастья. Наблюдать за таким… Это честь для нас всех, право. Наблюдать за вами…
… его голос срывается лишь на миг, но он больше не может ухватиться за ровную нить собственного повествования, больше не может вернуть идеальную гладь торжественного тона…
Ох, Коля…
- … наблюдать за вами… это многое значит. Многое кристаллизует. Говорят… любовь делает сильного человека слабым, а слабого - сильным. - Его пауза кажется невероятно долгой, но, на самом деле, только секунды три проходит. В саду даже тишина к нему прислушивается, и только привычные цикады позвякивают перепевом. - Но что на самом деле любовь делает? Она делает совершенно неважным, совершенно мелочным и совершенно бесполезным любые деления на слабых и сильных. Я думаю… все меня поддержат: будьте счастливы, Алиса и Вася.
Глава 61 АЛИСА
Нахожу Фрезя потом, почти что у пристройки нашей, там, где мобильную кухню обустроили. В платье принцессы пока дотопаешь куда надо, так не только от наследной короны точно откажешься, но и мысленно себя в отряд амазонок запишешь, потому что - больше никогда.
Коля с официантом курит-болтает. Не знала, что он тоже никотином балуется… А, это не никотин, и не магазинные сигареты. Я заприметила, что финансист сегодня только газировку пил, похвально. Насчет покурки… искренне не знаю, похвально или нет.
Официант тут же устраниться пытается, но мы его останавливаем. Оказывается, он на архитектора учится, и заинтересовался стройкой нашей по соседству. Я обещаю ему, что обязательно спрошу у нашего архитектурного бюро, не нужны ли им интерны. Он зря мнется, я уверена, они обязательно понадобятся, если мы с Васей вдвоем поинтересуемся.
- Ты, Коля, всех гостей покорил, - улыбаюсь, когда официант возвращается к работе.
- Куда мне соревноваться с директором церковного хора.
Смеемся, потому что Павлу пришлось потом в любви признаваться прямо на сцене.
- Василий твой, - пальцем на меня указывает надуманно серьезный Фрезь, - скрывал от меня тщательно что за славное место Васильки. А то я вечно Сингапуры, Амальфи, Коста Смеральда. А тут, оказывается, жемчужина цивилизации, прямо под носом.
- Очарование быстро закончится, поверь мне. Мы просто с тобой избалованные. Я совсем по другой причине с Ваней и Васей тут жить буду.
- Я знаю, - склоняет он чуть светловолосую голову. - Такое везение не упускают, ни за что.
- Ты прав, - практически шепчу я. - Это везение на самом деле.
Он тушит окурок об кочерыжку лопаты и аккуратно выбрасывает его в пакет с мусором неподалеку.
- И тебе повезет, Коля. Обязательно.
Фрезь смеется, покачивая головой и пряча взгляд.
- Что, если мне уже повезло и я все к хуям испортил, - неожиданно грубо говорит он.
- Ты не мог, - неверующе улыбаюсь я. - Ты бы не смог «все» испортить, Коля. Это… невозможно.
Несколько капризная линия рта его кривится, будто он презрительную усмешку сам внутрь себя направляет.
- Сегодня твой праздник, - его синие глаза снова лучатся озорством, - и не посмеем его испортить кустарной психотерапией какого-то богача-нытика.
- Боже, Фрезь, - смеюсь я, когда он под руку меня ведет обратно, - ты - самый не нытик на свете!
Эстафета тостов еще по кругу передается. Я пропускаю заливные речи консультантов, потому что Вася меня чуть ли не на колени к себе усаживает, в порывах поцелуйных.
Когда микрофон доходит до Анатолий Ивановича, оказывается, ему пить совсем нельзя. Мэр, естественно, в оранжевой светоотражающей куртке, на дворе ведь ночь!
- Так, на чем я остановился, - говорит он и это его первый тост, - меня не дослушали в прошлый раз, да. Вы себе не представляете, что Василий Иванович и Алиса Дмитриевна сделали для нашего города! Кто-то тут верно сказал: союз. Нерушимый союз! И больше того… хочу сказать, такой союз… когда родится ребенок, он, может быть, а вообще даже точно станет мэром нашего города!
Не буду злиться на выпившего пожилого мужика, эх. И считаю, что не надо сразу к Ване бросаться, а то еще хуже сделаем, уж слишком очевидно станет.
Но куда мне до Кулака в подростковой психологии….
Он микрофон сразу находит, и, за плечи сжимая уже немного сонного Ваню, не совсем громкость свою контролирует:
- А у нас уже есть будущий мэр! Вообще это под вопросом… вопрос. Потому что будущий мэр боксером собирается стать. - И пальцем на Анатолий Ивановича очень невежливо показывает. - И станет!
Ваню в щеку коротко целую, наспех, чтобы успеть до того, как боров обратно на место сядет.
Козленочек растерянно смотрит, как папаша ему салаты горной цепочкой накладывает в тарелку.
- Ты ешь давай и забей. Мне тож… такое говорили в свое время, ниче.
- Да я и не собираюсь мэром работать, - недоуменно колу попивает, но я-то знаю, что там перемешано с виски. Уже вторая порция!
- И мэром, и губернатором, и пэром, - несет дальше Васю, - ты знаешь, как меня «королем» зовут все?
Ваня заинтересованно кивает.
- Так вот, это не так все началось. Это погоняло у меня в издевку было. Давно еще, только ухо отрезали. Ржачно и впрямь казалось, потому что у меня ничего не было, и шансов не было, а я быковал и пер. Королем меня называли, как поржать. А потом, значит, лет десять прошло, и все по-другому перевернулось. А оно осталось, прилипло.
Слушаю с охмелевшим от печали сердцем. Мне он такое не рассказывал. И ничего подобного. Только если расспрашивать настойчиво начинаю и не отстаю, тогда и вытягиваю хоть фактическую информацию.
Кулак по хохолку Ваню треплет, и воды минеральной выпивает. Встречаемся взглядами, потому что я намеренно на него прямо смотрю.
- М, - носом ласково в мое лицо бодается. - Что, маленькая?
- Ты мне не доверяешь как будто, - шепчу, - ты ни разу мне о таком не рассказывал.
- Чего, - хмурится он, - так, как я себя в таком свете перед тобой выставлять могу?
- В любом свете. Я хочу все знать.
Он рукой машет, но я ее перехватываю. Дает мне выиграть противоборство, видимо, от растерянности.
- А то я обижусь, - грозно предупреждаю. - Что я, женщина чужая какая-то?
- Какая чужая, - слюнявит мне шею совсем пьяно, - родная совсем моя.
Ну вот, родная совсем женщина не может дуться после такого. Только минералки еще выпить заставит.
Когда Кулак чуть трезвеет, и на сцене играет чистое фортепьяно, которое я и заказала, выскальзываем из-за стола, потому что я за руку тяну мужа в сад за нашими спинами. Здесь не поскупились на серпантин огоньков, обвивающий фруктовые деревья, но все равно яркий и искусственный света в глаза не бьет, а лишь теплой волной рассеивает ночь.
- Потанцуй со мной чуть-чуть.
Ладони, что ему на плечи пристраиваю, он своими пальцами обнимает, а затем к моему же лицу поднимает. Мы раскачиваемся, неспешно и невесомо, и на друг друга смотрим. Его внимательные, подвижные глаза будто выцеловывают каждый клаптик моей кожи, к которому прикасаются взглядом. Волшебство - то самое, что из моего сердца по артериям разлилось, когда Дед Мороз бороду стянул и когда Кулак ошеломленно понял на парковке, что я его поцеловала и тут же поцеловал меня в ответ.
Заколки падают, высвобождая мои волосы, потому что теплая рука их аккуратно наружу из прически приподнимает.
Кулак разворачивает меня, прижимая спиной к себе, согревая мою шею задумчивыми поглаживаниями.
- Мы построим много детдомов, - тихо произносит он.
- Или отремонтируем. Многие присоединятся, если это организованно будет и прозрачно.
- Никогда не забуду, как ты детдом защищала, - шепчет Кулак. - И Ваню.
- И тебя, не забыл?
- Не забыл, Алиса.
Я целую его в губы, и мы выдыхаем друг в друга. Вторая волна фейерверков раскалывает черничную гладь неба красными всполохами, но пружинистые взрывы будто беззвучны для нас.
- Может, мы не сможем помочь всем детям. Здание - это не семья. Но мы помогли одному. Мы сделаем его счастливым.
- Неа, моя маленькая фея. - Он целует мою ладонь, а когда прикусывает палец, смотрит на меня выжидающе исподлобья, и мы смеемся. - Это он сделал нас счастливыми. А ты сделала счастливым меня. И я, может быть, хоть немного…
Я откидываю голову на его плечо, затылком прислонившись к уху.
- Только ты мог сделать меня счастливой, Вася. Это всегда был только ты.
КОНЕЦ
|
