Чужая путеводная звезда Людмила Мартова
        Чтобы поскорее забыть о неудачном романе, Марьяна отправилась в тур по Средиземноморью на шикарной суперсовременной яхте. На борту она узнала, что круиз будет особенный — путешественники должны представить себя сыщиками и расследовать предложенное организаторами дело. Однако все пошло не по плану: преступления стали происходить одно за другим, и придуманный детектив обернулся для туристов самым что ни на есть реальным! Но Марьяне повезло — в напарники ей достался капитан яхты, неотразимый красавец Олег Веденеев, одинокий морской волк…
        Людмила Мартова
        Чужая путеводная звезда
        С благодарностью адмиралу Вячеславу Алексеевичу Попову, разъяснившему мне азы морской науки
        «А время — оно не лечит. Оно не заштопывает раны, оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта. И иногда, зацепившись за что-то, эта повязка слетает, и свежий воздух попадает в рану, даря ей новую боль… и новую жизнь… Время — плохой доктор… Заставляет забыть о боли старых ран, нанося все новые и новые… Так и ползем по жизни, как ее израненные солдаты… И с каждым годом на душе все растет и растет количество плохо наложенных повязок…»
    Э. М. Ремарк

* * *
        Человек не может безнаказанно украсть чужую жизнь. Не может, не может, не может. И тем не менее это чудовище именно так и поступило. Я пытаюсь не отомстить, нет, я пытаюсь отстоять свою веру в то, что зло должно быть и будет наказано. Пока перевес сил явно на стороне зла. Но я не сдамся. Я положу этому конец. Осталось совсем немного.
        Глава первая
        Море требовательно толкалось, пихало белоснежную красавицу-яхту в безупречный бок, не давая забыть о себе ни на минуту. Яхта и не забывала, хоть и была привязана к причалу, но послушно взмывала вверх и опускалась вниз, выполняя указания моря, лучшего дирижера на свете.
        «А волны бились о борт корабля»,  — вспомнился Марьяне бородатый детский анекдот про Вовочку. Вся «соль» анекдота была в том, что мальчик спрашивал значение слова «аборт», поэтому плещущие сейчас совсем рядом волны ударили прямиком в сердце, заставив его пропустить такт. Марьяна болезненно поморщилась и сглотнула подступившие слезы. Во рту стало солоно, как будто она хлебнула морской воды. Может быть, зря она поехала в этот круиз? Может быть, зря понадеялась, что здесь, на море, под ласковым солнцем, о котором она так мечтала нынешним незадавшимся летом, ей станет хоть немного легче?
        А вдруг не станет? Ведь за совершенные преступления нужно нести наказание, достаточно суровое для того, чтобы можно было искупить свою вину, взятый на душу грех. Почему же она решила, что ей уже должно стать легче? Нет, чаша страданий еще явно испита не до дна. А значит, и попытка сбежать из повседневной реальности обречена на провал. На поражение. Она, Марьяна, потерпела поражение во всем. Что ж, пора это признать и начинать строить свою жизнь заново, восстанавливая ее из острых обломков, оставшихся на месте прошлого. И радоваться, что ее не погребло под руинами насовсем.
        Марьяна отошла от края палубы, чтобы не видеть будто бы насмехающегося над ней моря, села в удобный шезлонг и прикрыла глаза, прислушиваясь к бушующей внутри боли. Мимо прошлепали чьи-то босые ноги, но ей было лень открывать глаза, чтобы посмотреть, чьи именно.
        Кроме нее, на корабле пока было совсем немного народу. Круиз, как гласил рекламный буклет, был рассчитан на двадцать человек, включая пять членов экипажа. Прилетев в Барселону сегодня утром, Марьяна сразу же отправилась на яхту, потому что глазеть на городские достопримечательности была совершенно не в силах. Да и не любила она Барселону. Город этот и в лучшие времена оставлял ее совершенно равнодушной, а уж сейчас и подавно. Сейчас она вообще была равнодушна ко всему, кроме плещущейся в душе черноты.
        Встретивший ее помощник капитана представился Валентином, проводил в одноместную каюту, помог донести вещи, объяснил, где кают-компания, она же столовая и бар, рассказал, что встреча с капитаном и организатором тура состоится в семь вечера, и откланялся.
        Спросить, кто из пассажиров уже прибыл на корабль, Марьяна поленилась. Какая ей разница… Разобрала чемодан, нацепила купальник и легкую тунику и поднялась на верхнюю палубу, где, кроме нее, уже располагался в шезлонге импозантный немолодой дядечка, на ее появление, впрочем, никак не отреагировавший. Ну и ладно. Не больно-то и хотелось.
        Босые пятки резво снова пробежали мимо, и Марьяна все-таки открыла глаза. Мимо нее промчались две девочки-подростка, лет по пятнадцать. Одна светленькая с хвостиком на макушке, другая темненькая, с волосами, забранными в аккуратный пучок, как у тех, кто занимается танцами. Первая чуть полненькая, но ладная, а вторая — совсем как фарфоровая статуэточка, тонкая и изящная. Обе были настолько полны внутреннего огня, прорывавшегося через каждое движение, что Марьяна невольно залюбовалась, наблюдая, как они бегут по палубе, едва касаясь ладонями поручней. Юностью, бездумной, беспроблемной юностью веяло от этих девочек, и Марьяна снова зажмурилась, чтобы не расплакаться. Ее пятнадцать лет были так далеко, что и не рассмотришь.
        — Оля, Тоня, мы сейчас уходим,  — откуда-то послышался женский голос, требовательный, чуть хриплый, полный той самой женской манкости, на которую обычно так падки мужчины.
        — Идем, тетя Рита,  — откликнулась одна из девочек, та, что постройнее, темненькая.  — Мы во сколько вернемся, что мне маме сказать?
        — Твоя мать в курсе, что мы возвратимся к ужину,  — в женском голосе послышалось скрытое недовольство.  — Давайте быстрее, девочки, нас такси ждет.
        Снова послышался топот быстробегущих ног, девичий смех, и все стихло. Марьяна попыталась вернуться в состояние привычной погруженности в себя, но не успела. По лестнице поднялась стройная женщина с милым, немного усталым лицом, приветливо поздоровалась, присела в соседний шезлонг, поправила широкополую шляпу, мешающую определить возраст владелицы, подставила лицо солнцу, блаженно вздохнула и тоже закрыла глаза.
        — Хоть немного побыть в тишине,  — пробормотала она, распахнула глаза и требовательно уставилась на Марьяну.  — Дети — это прекрасно, но совершенно невыносимо, вы не находите?
        Дети были опасной темой, развивать которую Марьяна хотела меньше всего на свете.
        — Любая возможность отдохнуть — это прекрасно,  — поспешно сказала она.  — Вы в круиз? Как и я?
        — Ну, наверное, все в круиз, раз уж мы здесь,  — мелодично засмеялась женщина, стащила с головы шляпу, встряхнула непослушными кудряшками, тут же заскакавшими вокруг головы, как сорвавшиеся с привязи солнечные зайчики. Без шляпы было видно, что ей уже под сорок, не меньше. Впрочем, тонкие морщинки вокруг глаз не портили ее совершенно. Назвать даму красавицей язык не поворачивался, но в ней определенно чувствовались стиль и то, что принято называть породой.  — Все удивляюсь, и как я дала себя уговорить на это безумие? Кстати, давайте знакомиться. Меня зовут Елена Михайловна. Можно просто Елена.
        — Марьяна. Вы здесь с дочерью?
        — С семьей. С мужем и дочерью. И еще его дочерью. Впрочем, это неважно.  — Смутная тень пробежала по ее лицу и сменилась непонятной ухмылкой.  — Важно, что девочек забрали на экскурсию, и можно провести время в тишине. Нет, все-таки подростки — это очень утомительно.
        Она снова натянула шляпу, откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Немного поразмыслив, Марьяна решила, что это и к лучшему. Заводить навязчивые знакомства ей не хотелось.
        — Сок или, может быть, холодного шампанского?  — На палубе появился стюард (черные брюки, белая рубашка), державший поднос с запотевшим кувшином, в котором тягуче переливался сок, кажется, апельсиновый.  — Я принесу все, что скажете. Вода, пиво, швепс?
        Мужчина, сидевший на самой корме, встрепенулся, зашевелился, встал со своего шезлонга и тут же сел обратно.
        — Если можно, мне пива,  — сказал он хрипло и даже откашлялся, чтобы вернуть голос.
        «Видимо, спал и осип со сна»,  — решила Марьяна.
        — Сейчас принесу,  — кивнул стюард — молоденький парень лет двадцати трех, не больше.  — Дамы, а вы что будете?
        — Я, пожалуй, сок,  — сказала Марьяна, будучи не в силах отвести взгляд от запотевшего кувшинного бока. Ей так захотелось пить, что даже в горле пересохло.  — Для шампанского, наверное, еще рано.
        — Для шампанского никогда не рано, особенно в отпуске.  — Елена снова сорвала свою шляпу и требовательно уставилась на стюарда.  — Мы с Марьяной будем шампанское, молодой человек. Только очень холодное и очень сухое. Найдется у вас такое? И клубники принесите.
        — Один момент,  — парень кивнул и словно растворился в воздухе, побежав выполнять поручение.
        Снова послышались шаги, заскрипела лестница, и на палубе показалась сначала голова, а потом и вся фигура целиком — высокая, довольно полная женщина с бесцветными распущенными волосами, одетая в широкие льняные брюки и небесно-голубую ситцевую тунику, расшитую огромными ромашками. Аляповатый наряд резал глаз, но его владелицу это, похоже, совершенно не смущало. Она оглядела палубу и нахмурилась, как будто увидела совсем не то, что ожидала.
        — Здравствуйте,  — буркнула она.  — А где все остальные пассажиры?
        — Понятия не имею,  — призналась Марьяна.
        — А больше пока никто не приехал,  — охотно включилась в разговор Елена.  — Я это точно знаю, потому что наша каюта недалеко от трапа. Мы с мужем и наши друзья,  — последнее слово она произнесла с легкой запинкой,  — прибыли самыми первыми. Наш самолет прилетел ночью. Потом появился вон тот господин,  — она кивнула в сторону мужчины, заказавшего пиво и теперь напряженно следившего за лестницей, на которой должен был появиться стюард с вожделенной бутылкой.  — Вас как зовут?
        — Михаил Дмитриевич,  — сообщил тот.
        — Вот. Появился Михаил Дмитриевич, а потом приехала Марьяна. Больше никого не было. Вы следующая.
        — А вдруг все поменялось?  — Дама на лестнице, казалось, была в легкой панике. Впрочем, она тут же взяла себя в руки и мило улыбнулась собравшейся компании.  — Извините, я веду себя невежливо. Меня зовут Ирина. Приятно познакомиться.
        Она все-таки поднялась на палубу и села в шезлонг. Глаза ее лихорадочно блестели.
        — И нам приятно,  — мелодично сказала Елена.  — Сейчас нам принесут шампанское, и мы с вами отметим начало нашего отпуска. Детективного отпуска. Признаться, у меня такое впервые. А у вас?
        — Да уж, жизнь больше похожа на сказку, чем на детектив,  — усмехнулась Ирина.  — В детективе всегда торжествует истина, а в жизни, как в сказке, чем дальше, тем страшнее.
        — Ну что вы,  — к Михаилу Дмитриевичу, похоже, вернулся голос, раскатистый, хорошо поставленный баритон.  — Я вас уверяю, что жизнь — это сказка, конец которой вы пишете сами, поэтому он может быть добрым. Это я вам как психолог со стажем говорю.
        — А вы психолог?  — Видимо, в голосе Марьяны послышался интерес, потому что ее собеседник тут же замахал руками:
        — Да-да, но в отпуске я не практикую. Только море, солнце и только позитивные эмоции. А то невольно вспоминается старый анекдот, тот самый, в котором «приходишь ты на пляж, а вокруг станки, станки». Так что ни слова о проблемах, я вас умоляю.
        — Хорошо.  — Марьяна досадливо пожала плечами. Она и не собиралась никому навязываться. Свои проблемы она всегда решала сама, и в этот раз будет точно так же. Подумаешь, психолог, и без него обойдемся.
        Ее внимание, впрочем, отвлек вернувшийся стюард. На его подносе стояли пивная кружка и запотевшая бутылка чешского пива, бутылка шампанского, ведерко со льдом, три узких вытянутых бокала (видимо, вышколенный стюард заметил поднявшуюся на палубу Ирину и позаботился о ней тоже) и вазочка с клубникой. Парень ловко сгрузил все это богатство на стоящий перед шезлонгами пластиковый столик, сорвал пробку с пивной бутылки, быстро открыл шампанское, разлил напитки и жестом пригласил собравшихся к столу:
        — Пожалуйста, угощайтесь.
        Против воли Марьяна взяла бокал, из которого выпрыгивали шуршащие пузырьки, рвались на волю, совершали дерзкий побег. Что ж, она сама тоже совершила побег, за последствия которого сейчас и расплачивалась душевной пустотой. Шампанское холодное, дерзкое и прекрасное. Что ж, и она будет такой же.
        Марьяна подняла руку с бокалом, словно в приветственном салюте, и громко сказала, заглушая внутреннюю истерику:
        — Ваше здоровье! И приятного путешествия.
        Ей вразнобой вторил хор голосов.

* * *
        Олег посмотрел на наручные часы и нахмурился. До отплытия оставалось чуть больше половины дня, и времени до принятия решения практически не было. Впрочем, он не пытался обмануть самого себя, от его решения ничего не зависело. Яхта зафрахтована, он подписал контракт, и сегодня в десять часов вечера должен отдать швартовы и покинуть порт Барселоны, чтобы отправиться по четырнадцатидневному маршруту. И то, что у него душа не на месте из-за какого-то дурного предчувствия, никого не волнует. Владельца яхты — в первую очередь.
        Яхта была прекрасна. Построенная всего год назад — мегаяхта «Посейдон» считалась новейшим из судов, обслуживающих туристов на Средиземном море. Владелец яхты, живущий ныне в Лондоне российский бизнесмен из первой сотни списка Форбс, перекупил Олега Веденеева, считающегося одним из лучших яхтенных шкиперов, сразу после того, как приобретенный им корабль сошел со стапеля.
        Олег действительно был лучший. Опытный, уверенный в себе морской волк. В прошлом — первый помощник капитана большого круизного лайнера, он ничуть не жалел о том, что теперь ходит пусть и на большой, но все-таки яхте. Здесь было спокойнее и тише, меньше шума и суеты. Шум и суету после недавно приключившегося развода Олег не любил.
        На «Посейдоне» было всего пять членов экипажа. Он сам, его помощник Валентин Озеров, немногословный, немного мрачный, но надежный мужик, не мысливший своей жизни без моря. Матрос Илюха, в силу врожденной безалаберности никак не могущий сдать экзамен на яхтенного шкипера, кок Юрий Леонидович, Юра, чье хорошее настроение не могли поколебать никакие неприятности, включая шумную и ревнивую жену-итальянку, и стюард Димка, вошедший в их маленький, но дружный коллектив только в начале этого лета.
        Вся команда была русской, потому что заказчиками основной части круизов выступали именно граждане России. Впрочем, иногда яхту фрахтовали и иностранцы. Для такого случая Олег, Валентин и Димка свободно изъяснялись по-английски, Юра сносно лопотал на итальянском, а Илюха языками не владел (из-за чего в том числе и не мог сдать неподдающийся экзамен), зато улыбался так солнечно, что иностранные дамы млели от восторга и забывали, что именно только что спрашивали.
        Жили они на «Посейдоне» с конца марта по конец ноября, все время, пока продолжались круизы. На зимние месяцы, пока яхта уходила в док на плановый осмотр, Валентин и Илюха уезжали домой повидать родителей, Юра нырял с головой в свою многочисленную итальянскую родню, чтобы ублажить жену и настрогать очередного ребенка, а сам Олег снимал небольшой домик в рыбацкой деревушке на испанском побережье, где и коротал время вынужденного безделья. Читал, совершал длительные многомильные пробежки вдоль кромки моря, болтал с рыбаками, вечерами топил маленький камин или разжигал костер на берегу. Возвращаться в Россию ему было не для чего, да и не к кому.
        «Посейдон» ходил под Гибралтарским флагом, и портом приписки его был Гибралтар. Офшорную юрисдикцию, предполагающую льготные условия регистрации яхт и морских судов, выбрал владелец, и, честно сказать, Веденеев его очень хорошо понимал. «Посейдон», бороздящий море под флагом Гибралтара (читай, Великобритании), не требовал начислений налога на добавленную стоимость при его регистрации, обеспечивал высокий уровень конфиденциальности, возможность выбора любого британского порта, что для живущего на берегах туманного Альбиона олигарха было весьма удобно, минимальные тарифы на пользование яхтенными стоянками, отсутствие ввозных пошлин, нулевые ставки налога на собственность, а также на прибыль от сдачи яхты в аренду туристическим компаниям.
        Кроме того, яхты, зарегистрированные в Гибралтаре, не были должны проходить ежегодную процедуру регистрации. Олег, будучи зимой в отпуске, поизучал ради собственного развития правила регистрации яхт в России и понял, что да, его босс абсолютно прав. С Гибралтаром было спокойнее, надежнее и выгоднее. Самому же Олегу, в общем-то, было все равно, чей флаг развевается на корме его корабля. К политике он был равнодушен, а патриотизм считал чем-то б?льшим, чем цвет флага.
        «Посейдон» был новой, отлично сконструированной, полностью безопасной современной трехпалубной яхтой. На двух палубах располагались девятнадцать кают со всеми удобствами, предназначенные для вполне комфортного пребывания тридцати восьми человек. На верхней палубе находились кают-компания, столовая и бар, а также открытая площадка для принятия солнечных ванн с удобными шезлонгами и бассейном-джакузи на крыше. Ходовая часть обеспечивала крейсерскую скорость в двенадцать морских миль в час, а все оборудование, в первую очередь навигационное, было самым современным.
        В общем, «Посейдон» был не яхта, а мечта, которая, помимо приятной и безопасной доставки пассажиров из пункта А в пункт Б, обеспечивала своим клиентам еще купание в открытом море, загар на палубе, негу в джакузи, дайвинг, рыбалку, широкополосный Интернет с большой зоной охвата Wi-Fi, полный набор качественных алкогольных напитков и вкуснейшую еду, приготовленную руками Юры — в прошлом шеф-повара первоклассного ресторана, сначала женившегося на страстной итальянке, а потом сбежавшего в море от прелестей бурной семейной жизни.
        Сегодня вечером «Посейдон» уходил в очередной круиз, да не простой, а детективный. Организаторы тура придумали такую примочку для развлечения богатеньких клиентов. По утрам яхта причаливала в одном из средиземноморских портов, где туристы сходили на берег и проводили время на организованных для них экскурсиях и европейском шопинге, а вечером, после отплытия, они могли не просто накачиваться алкоголем в баре или скучать по своим каютам, но и, собравшись в кают-компании, разгадывать детективную загадку, придуманную организаторами.
        Как знал Олег, один из пассажиров на корабле должен был быть «подсадной уткой», то ли жертвой, которую предстояло «убить», то ли преступником, которого нужно было вычислить. Все остальные пассажиры волею судьбы превращались в сыщиков, которым предстояло найти убийцу и сдать его в руки корабельного правосудия, то есть Олега как капитана корабля.
        С точки зрения Веденеева, затея была совершенно дурацкая, но, видимо, люди, купившие весьма недешевый тур, так не считали. Правда, загрузка корабля была не полной. Четыре каюты никто так и не выкупил, но, скорее всего, цена, заплаченная остальными, с лихвой окупала эти финансовые потери. Олег тяжело вздохнул и заглянул в лежащий перед ним список пассажиров. Итак, кроме них пятерых, на «Посейдоне» ожидается еще четырнадцать человек. Две семейные пары с дочерями-подростками. Они занимают три каюты на главной палубе, под номерами 9, 12 и 14. Девочки живут отдельно от взрослых, что, в общем-то, и правильно.
        Еще две каюты ждут молодых девушек. Одной, судя по паспорту, двадцать восемь лет, а второй — всего двадцать один. Нехилое путешествие они могут себе позволить в столь юном возрасте. Еще две каюты — для дам постарше, но тоже путешествующих в одиночестве. Хорошо бы без собачки. В этом месте Олег усмехнулся. Дам с собачками он навидался вполне достаточно, чтобы иметь повод для иронической ухмылки. Три джентльмена в солидном возрасте за сорок, точнее, даже под пятьдесят, причем без спутниц. Что ж, дамам будет на ком оттачивать свое мастерство обольщения.
        Веденеев даже не сомневался, что к концу круиза одинокие пассажиры объединятся в пары. Что ж, ему не жалко, номера у всех двухместные, так что условия позволяют. Так, кто там у нас еще? Молодой человек чуть за тридцать и тоже один. Странно, очень странно… Или он составляет пару кому-то из дам? А может, кому-то из джентльменов, но они стараются это скрыть, для видимости соблюдая приличия и забронировав отдельные номера?
        Олег снова вздохнул. Суровым поборником морали и нравственности он не был, поэтому к чужим грехам и слабостям относится философски. В конце концов своих грехов у него тоже было достаточно. Ах да, кто-то из этого списка — представитель организатора тура. Впрочем, это неважно. Его, Олега, это распределение ролей совершенно не касается. Его задача — вести яхту и две недели отвечать за безопасность пассажиров.
        Он бросил быстрый взгляд в список и снова нахмурился. Что-то было не так, и сигнал тревоги в душе Веденеева звучал все громче и громче. За напавшие на него дурные предчувствия Олег не на шутку рассердился сам на себя. Ну, как баба, честное слово. Его каюта, впрочем, как и каюты его парней, располагалась на нижней палубе, и на мгновение он глупо обрадовался тому, что в этом плавании здесь, внизу, не будет шумных и надоедливых пассажиров. А может, и хорошо, что круиз неполный?
        Настроение улучшилось так же внезапно, как и испортилось. Солнце заливало каюту через открытый иллюминатор, внизу плескались волны, привычно, чуть слышно, словно разговаривая с Олегом на языке, известном только им двоим. Море было надежным и верным собеседником. Оно, это Олег знал совершенно точно, не могло его предать. В отличие от людей.
        Именно поэтому общение с людьми он свел к минимуму, стараясь разговаривать как можно меньше. С пекарем в лавочке, где он покупал свежевыпеченный хлеб, с рыбаками на берегу, снабжавшими его рыбой, он вообще обходился предпочтительно жестами. Кто там еще? Стоматолог раз в год, парень на бензозаправке, с которым можно от нечего делать обсудить направление ветра, хмурая, сильная женщина, приходящая к нему убираться и стирать, а заодно отвечающая на его желание, когда оно возникает? Тут много слов тоже не нужно. Зато никто не извратит их, не использует ему же во вред, не стрельнет из пращи его словами, превратившимися в тяжеленные камни. И сам тоже не произнесет напрасных, лишних, чужих, ядовитых слов. Слов неправды, острых и жалящих, как рой ос.
        Когда-то давным-давно бывшая жена Олега Веденеева, в тот момент находящаяся еще в статусе будущей, очень любила Александра Малинина, задушевно выводящего: «Плесните колдовства в хрустальный мрак бокала, в расплавленных свечах мерцают зеркала. Напрасные слова ты вымолвишь устало. Уже погас очаг, ты новый не зажгла…»
        Тогда, много лет назад, слова этой песни казались Олегу именно «напрасными». Он не понимал их значения, а главное — смысла, который в них вкладывала девочка, его будущая жена. Ее глаза увлажнялись, когда она слышала эту песню, казавшуюся ей очень красивой. Олегу в эти минуты красивой казалась его невеста, а песня нет, но спустя много лет он как-то в одночасье все понял и про напрасные слова, и про виньетку ложной сути, и про погасший очаг, который невозможно разжечь снова. Да и бог с ним.
        Черт, что все-таки не так с этим круизом?
        От размышлений его отвлек телефонный звонок. Звонил босс, владелец «Посейдона» и единственный начальник Олега Веденеева.
        — Слушай, ты вроде мне говорил, что у тебя на корабле свободная каюта есть?  — спросил он, и в его бодром и звенящем голосе Олег отчего-то расслышал нотки неуверенности, что боссу вообще-то было несвойственно.
        — Четыре. У меня, а точнее, у вас на корабле четыре пустые каюты.
        Лишних вопросов Веденеев не задавал. Был не приучен. Если начальнику надо в виде отступного отправить в круиз очередную даму сердца, так ради бога, Олегу не жалко. Такое бывало, причем неоднократно, правда, дам сердца олигарха Веденеев не любил. Были они все, как на подбор, длинноногие, блондинистые, не очень умные. Точнее, если уж без излишнего политеса, так просто дуры. За прошлый год, когда босс, как и сам Веденеев, развелся с женой и купил яхту, дамы эти появлялись и исчезали с печальной периодичностью. Правда, с начала этого сезона ни одной олигарховой пассии Веденеев не видел, из чего сделал вывод, что босс образумился. Ан нет…
        — Так это ж просто здорово…  — Голос начальника звучал так фальшиво, что Веденеев насторожился.  — В общем, Олег, не в службу, а в дружбу, возьми в плавание мою тещу.
        — Кого?  — Веденеев изумился так сильно, что не смог этого скрыть.
        — Тещу…  — Олигарх откашлялся, видимо, от неловкости, тоже ему несвойственной.  — В общем, мать моей новой… подруги… Она давно хотела в круиз по Средиземноморью, вот я и решил, что пусть сплавает. Место есть, расходы я, понятное дело, все оплачу. Ты там только присматривай за ней. Ну, в плане, чтобы ей скучно не было.
        — Игорь Витальевич, вы мне что, предлагаете развлекать вашу тещу?  — осторожно уточнил Веденеев.  — В плавании?
        — Да нет, зачем развлекать?  — заюлил начальник.  — Она и сама себя развлечь может. Ну, просто, чтобы не обидел никто. Одинокая женщина, в круизе, сам понимаешь.
        — Кто одинокая женщина?  — Веденеев чувствовал, что тупеет прямо на глазах.  — Теща ваша?
        — Она всего на восемь лет старше меня,  — упавшим голосом сообщил олигарх.  — Подруга моя, она это, молодая еще. Так что матери ее всего-то шестьдесят два. Олег, ну забери ты ее на время, а?! Как человека прошу! Она познакомиться приехала, а мне так неудобно перед ней, как будто я несовершеннолетнюю совращаю.
        — Я не понял, кого вы совращаете? Тещу или ее дочку?
        — Да дочку, типун тебе на язык,  — олигарх не на шутку разволновался.  — Но теща — женщина серьезная, а язык у нее, что твоя бритва. Я тут за пару дней уже взмок весь от необходимости соответствовать.
        На памяти Олега Веденеева это был первый случай, когда владелец «Посейдона» считал необходимым соответствовать кому-то, кроме Президента России, с которым недавно встречался по делам.
        — А дочка, что ли, правда, несовершеннолетняя?  — Олег уже вконец запутался.
        — Да типун тебе на язык, говорю! Дочке тридцать два. А мне пятьдесят четыре. Понимаешь?
        — Не совсем,  — честно признался Веденеев.  — Так вы чего хотите-то, Игорь Витальевич?
        — Я хочу, чтобы ты взял в круиз мою тещу,  — гаркнул олигарх уже более привычным Олегу тоном.  — Через час привезут ее к твоему причалу. Вещи загрузят. Организаторам тура, которые яхту арендовали, я позвоню. Развлекать не нужно, но пригляд обеспечь. Все. И не беси ты меня, Веденеев, без тебя тошно!
        — Э-э-э… Игорь Витальевич, только у меня VIP-каюта занята. И вообще все каюты на главной палубе.
        — Да она нормальная баба, без закидонов. Старший научный сотрудник в музее каком-то, так что ей ВИП-каюта ни к чему. Отдельная на нижней палубе вполне подойдет. И да, Олег, спасибо тебе.
        — Пока не за что.  — Веденеев все-таки удержался, не засмеялся, дал начальнику нажать отбой.
        Смущенный олигарх, пасующий перед тещей, выглядел слегка комично. Что ж, и на солнце бывают пятна. Посмотрим, что же это за теща такая. Олег пометил в своем журнале каюту номер восемь, в которую собирался ее поселить, и пошел наверх, чтобы сделать соответствующие распоряжения насчет ужина. Дурные предчувствия его больше не беспокоили.

* * *
        Елена посмотрела на часы и досадливо нахмурилась. Она не волновалась, что дети опоздают к отплытию, потому что знала: ни за что на свете Рита не пропустит эту поездку, о которой так мечтала и которой так истово добивалась. Нет, в самой поездке не было ничего, столь уж Рите необходимого, просто она всегда и во всем добивалась своего. Так уж была устроена. Досада Елены относилась именно к тому, что они опять, в который раз, пошли на поводу у Риты.
        Та вбила себе в голову, что хочет в детективный круиз. Замечательно. Прекрасно. Ради бога. Однако Рите втемяшилось взять с собой еще и обеих девочек, а уж то, что девочки не отправятся в двухнедельное путешествие без Елены, было само собой разумеющимся. Для Риты. И разумеется, никто не смог ей возразить.
        Так было всегда. С того самого момента, как Елена и Рита оказались на соседних койках в роддоме, все в Елениной жизни подчинялось несгибаемой Ритиной воле. Девчонок они родили с разницей в два часа. Рита свою назвала Олей, даже не спросив мнение мужа. Грише имя не нравилось, но спорить он не стал. Как всегда. Елена, знавшая, как искренне ее муж Артем любил свою бабушку и как горевал из-за ее недавней смерти, решила сделать ему приятное и предложила назвать доченьку Антониной, Тоней.
        Оля и Тоня росли вместе. Дома, в которых жили молодые семьи, располагались в двух кварталах друг от друга. Елена и Рита вместе гуляли с колясками и частенько подменяли друг дружку. Пока одна сидела с детьми, по очереди засовывая в открытые рты ложки с манной кашей, вторая бегала по делам. Как правило, первой оказывалась Елена, а второй Рита. Это было справедливо, поскольку Рита начинала разворачивать собственное дело, а Елена была обычной декретной мамашей, не имевшей других интересов, кроме манной каши, памперсов и погремушек.
        Иногда ей казалось, что она воспитывает двойню. Девчонок было все труднее разлучить, поэтому неудивительно, что, когда они подросли, Рита включила свои связи и устроила их в одну группу детсада, а когда пришла пора идти в первый класс, Оля и Тоня оказались за одной партой. Разумеется, первой. Другие варианты честолюбивой Ритой не рассматривались.
        К этому моменту женская дружба давно переросла в дружбу семейную. Ковалевы и Репнины вместе отмечали не только день рождения дочерей, но и все остальные праздники, вместе ездили в отпуск, вместе ходили в театры и на выставки, вместе устраивали выезды в лес по грибы. Планировала и устраивала все это Рита. Всем остальным оставалось только подчиняться, потому что возражения не принимались и не рассматривались. В какой-то момент Елена с изумлением обнаружила, что начала от этого уставать.
        — Ты знаешь, у меня такое странное ощущение иногда возникает,  — сказала она мужу,  — словно я теряю самоидентификацию. У меня давно уже нет своих чувств, своих мыслей и своих эмоций. Вернее, они есть, но только на работе. Там я считаюсь хорошим специалистом, у которого не грех спросить совета. К моему мнению прислушиваются, меня уважают. Но вне работы я словно растворяюсь в Риткином эго. Она даже решает, какие пироги мне печь на очередной праздник. Артем, это же как-то неправильно.
        — Ты не права,  — довольно резко ответил муж.  — У Риты такая голова, что она лучше, чем кто бы то ни было, знает, как все обустроить. Вспомни, разве у тебя получилось бы отдать девочек в самый лучший в районе детский сад? Это же она нашла все ходы-выходы… А ты просто неблагодарная. Много лет у тебя нет никаких проблем. Тебе не нужно ничего придумывать, ничего решать. Стоит лишь только чего-то захотеть, как тут же выясняется, что Рита уже это устроила. О какой самостоятельности ты говоришь?
        — Я взрослый человек, Артем.  — Елену удивила горячность мужа, и она невольно повысила голос.  — С чего ты взял, что я не смогу справиться с бытовой стороной жизни?
        — Ты ничего не понимаешь. И я не хочу продолжать этот разговор.  — Артем вышел, хлопнул дверью, причем так громко, что Елена вздрогнула.
        Она действительно не понимала, и это блаженное неведение, возможно, продолжалось еще бы очень долго, если бы не Рита.
        Своим тюфяком-мужем, невзрачным, тихим ученым-физиком Григорием Ковалевым, активная Рита была недовольна. Когда-то она увлеклась им только потому, что он был самым умным из всех известных ей парней. Его покорное обожание льстило Рите, и она, подумав, решила, что ее пробивной способности их семье хватит с лихвой, в то время как муж — будущее светило науки, разумеется, будет вполне себе достойной оправой для такого сияющего бриллианта, как она сама. Это был один из немногих случаев, когда жизнь внесла свои коррективы в Ритины планы.
        Рано начавший лысеть Гриша, тихий и покорный, увлеченный лишь какими-то непонятными формулами, оказался ей совсем не парой. Он опаздывал на светские приемы, куда Рите нужно было ходить в поисках клиентуры, все время все ронял, близоруко щурился при виде незнакомых собеседников, а незнакомыми для него были практически все, не мог поддержать даже самый простой разговор и все время озирался в поисках Риты, чтобы тоскливо спросить, когда же они наконец могут уйти. Красавица Рита его стеснялась.
        С годами она немного поправилась, приобретя, правда, не излишнюю полноту, а скорее некоторую дородность и статность, которые ей очень шли. Царственная осанка, горделивый разворот плеч, изящная голова на не очень длинной, но гладкой шее… Рита действительно была красива и знала это. Плюгавый муж ей совсем не подходил в отличие от высоченного красавца Артема Репнина, мужа ее подруги Лены.
        Тот, успешный бизнесмен, директор крупной фирмы, занимающейся поставками нефтепродуктов, с блеском носил дорогие костюмы, небрежно подносил к глазам сверкающий на запястье «Ролекс», элегантно курил сигары и с одинаковой непринужденностью рассуждал как о ранних импрессионистах, так и о сортах односолодового виски.
        Рита соответствовала всему этому гораздо лучше, чем скромная, увлекающаяся вязанием и чтением дамских детективов Елена, на пальцах которой любой бриллиант отчего-то смотрелся дешевым фианитом. Артем был блестящим человеком, как и Рита, а вот Елена — скучной, пыльной, серой, как вытертый плюш старого бабушкиного дивана. Артем смотрел на Риту и восхищался ею. Ее блеском, предприимчивостью, напором. Он смотрел на Елену, и огонь в его глазах затухал.
        Любовниками Артем и Рита стали, когда девочки учились в первом классе, а о том, что они полюбили друг друга и намерены жить вместе, Рита буднично сообщила в октябре класса второго, во время отмечания общего для Тони и Оли дня рождения.
        — Я не понял,  — растерянно сощурился Гриша Ковалев.  — Что это означает? Я не понял, Ритуля.
        А вот Елена все поняла сразу и удивилась лишь тому, что так долго не замечала очевидного. Она и сама понимала, что ее подруга подходит Артему гораздо больше, чем она сама, вот только совершенно не представляла, как ей жить дальше. Жизнь, размеренная, понятная жизнь, в которой Елена числилась солидной замужней дамой, полностью лишенной финансовых проблем, в которой была семья и обожаемая хохотушка-дочь, вмиг кончилась, и впереди маячила лишь неизвестность.
        — Только не надо трагедий.  — Артем поморщился с досадой, как будто Елена заставила откусить от лимона, и теперь у него болели разом все зубы.  — Разумеется, вы с Тоней не будете ни в чем нуждаться! Мы с Ритой прекрасно понимаем, что ты — совершенно не самостоятельная и без нашей помощи пропадешь.
        Это «мы с Ритой» добило Елену сильнее, чем само известие о вероломстве мужа и лучшей подруги.
        — Я ничего от вас не возьму,  — сквозь зубы сказала она.  — Слышите? И без вас не пропаду. Все устроится как-нибудь…
        С того момента, когда она, взяв Тоню, ушла из квартиры Ковалевых в ночь, оставив там Артема, все действительно как-то устроилось. Причем шутница-жизнь вновь внесла свои коррективы, Ритой явно не предусмотренные.
        Первым «нежданчиком» оказалось внезапное решение Елены и Гриши тоже создать семью. Жить в одиночестве обоим не хотелось, искать кого-то на стороне было занятием трудным, утомительным и довольно опасным, а друг друга они за много лет выучили наизусть, были осведомлены о достоинствах и недостатках характеров, а главное — имели общие интересы. Семья, основанная не на страстной любви, а на разумном подходе и взаимном уважении, обещала быть крепкой, стабильной, а главное — спокойной. Сходство в темпераментах не грозило никаким подвохом, и, немного отойдя от первого шока и хорошенько подумав, они решили, что будут вполне счастливы в новом браке.
        Артем и Рита (теперь ставшая Репниной) переехали в загородный дом, благородно оставив своим брошенным половинам старое жилье. Две трехкомнатные квартиры в центре города были проданы, куплена одна, четырехкомнатная, в тихом спальном районе, куда и переехали Гриша и Елена (теперь Ковалева).
        Второй неожиданностью стало решение девочек жить вместе, причем у Ковалевых.
        — Я никуда от мамы не уйду,  — упрямо выпятив губу, сообщила отцу Тоня.  — Даже не мечтай. Я тебя люблю, но маму на тетю Риту ни за что не променяю.
        — Мам, я бы с папой осталась,  — заявила ошарашенной Рите Оля.  — У тебя бизнес, у дяди Артема тоже. А тетя Лена и готовит лучше тебя, и с Тонькой я рядом буду. Да и вообще, как из вашего пригорода в школу ездить? Неудобно же!
        Немного подумав, с таким положением дел Рита согласилась. Жить в городе школьнице было действительно удобнее. Вовремя приходящая со своей непыльной работы Елена могла и уроки проверить, и суп подогреть, да и вообще, положа руку на сердце, без детей в доме Рите было гораздо спокойнее.
        В загородный дом Репниных девочки с удовольствием приезжали на каникулах, зимой катались на лыжах, летом бегали в лес по ягоды и качались в гамаке, а потом возвращались домой, к Ковалевым, в повседневную жизнь, полную тепла и искренней заботы. Рита так искренне была способна заботиться только о себе.
        Третьей неожиданностью стало то, что Григорий Ковалев все-таки прославился. Его научный труд, посвященный биофизическим процессам в работе мозга, был высоко оценен за границей, Гришу стали приглашать с лекциями в американские и британские университеты, после чего он получил весомый грант на продолжение своих научных изысканий в России, заинтересованной в том, чтобы не все выдающиеся умы перетекли на Запад.
        Счастливый Григорий блаженствовал в своей лаборатории, занимаясь тем, что ему было по-настоящему интересно, а Елена наслаждалась финансовой стороной вопроса. Зарплату Григорий Ковалев получал в валюте, поэтому никакие финансовые кризисы семье не грозили. Елена могла с высоко поднятой головой держать данное ею когда-то слово и от бывшего мужа не брать ни копейки. Кроме того, Григория частенько приглашали на семинары и торжественные научные церемонии, куда принято было приезжать с женами, так что за последние пару лет Елена повидала половину мира. В прошлой своей жизни об этом она не могла даже мечтать.
        Видя успешность бывшего мужа, Рита частенько скрипела зубами, но изменить что-либо уже не могла. Тем не менее в последнее время она предпринимала немало усилий, чтобы сблизиться с Гришей и Еленой. Точнее, сохранить семейную дружбу она пыталась с самого начала, но Елена на уступки не шла, да и Гриша проявил неожиданную для него твердость. В ход шли любые ухищрения, но Ковалевы держались стоически вплоть до последнего времени, когда у Риты возникла эта идея с совместным отпуском. Как когда-то.
        — Круиз по Средиземному морю очень интересен девочкам,  — с жаром утверждала она.  — Две недели на комфортабельной яхте, экскурсии по самым интересным городам Европы, да еще и детективная история, которую нужно разгадывать. Это же не каникулы, а мечта!
        — Так и возьмите их с собой,  — вздыхала Елена.  — Мы с Гришей совершенно не против, чтобы девочки провели эти две недели с вами. А мы потом их в Америку свозим. У Гришки там семинар. Он выступит с докладом, а мы потом на океан съездим.
        — На океан?  — В голосе Риты зазвучали непонятные интонации.  — Лена, ты же знаешь, что я не могу взять на себя двухнедельную ответственность за двух подростков, да еще на яхте. Это же открытое море, мало ли что там с ними может случиться?! Нет, одна я с ними не поеду!
        — Так езжайте с Артемом без них,  — не сдавалась Елена.  — Что-то я не слышала, чтобы Тоня с Олей сильно любили детективы.
        Однако девчонки неожиданно изъявили горячее желание поехать. Елена подозревала, что тут не обошлось без мягкого нажима со стороны Риты, поскольку у обеих дочек одновременно появилось по новому, только поступившему в продажу «Айфону», но отказать не смогла.
        — Мам, я имею право провести часть каникул с обоими родителями?  — без обиняков спросила Тоня.  — В конце концов, что тут такого? Ты вполне счастлива с дядей Гришей и на папу давно не сердишься. Тетя Рита, конечно, иногда утомляет ужасно, но у всех будет по каюте, куда можно спрятаться, если совсем невмоготу. Я очень хочу поехать, но за две недели наедине с тетей Ритой с ума сойду. Спаси ты меня, а…
        Тоне вторила и Оля, утверждавшая, что страшно соскучилась по маме, но не хочет расставаться с папой. Гриша, к которому Елена кинулась было за помощью, мягко сказал, что не видит в совместном отпуске ничего страшного, потому что до бывшей жены и Артема Репнина ему нет никакого дела, а если девочкам будет хорошо, то, значит, так тому и быть. Против этого аргумента Елена не нашла что возразить.
        На круиз она согласилась и теперь грызла себя изнутри за то, что дала слабину. Наблюдать за Ритиным поведением с близкого расстояния оказалось невыносимо. Шумная, безапелляционная, думающая только о себе и ни с кем не считающаяся, Рита раздражала Елену так сильно, что даже голова начинала кружиться. Кроме того, нужно было быть слепой, чтобы не заметить недвусмысленные знаки внимания, которые Рита оказывала Грише, а на зрение Елена не жаловалась.
        Ей вовсе не улыбалось второй раз в жизни стать свидетелем крушения собственной семейной жизни. Рита была вполне в состоянии решить, что ученый с мировым именем Григорий Ковалев подходит ей гораздо больше скучного бизнесмена Репнина. И решимость, с которой Рита могла начать воссоединять свою первую распавшуюся семью, приди ей в голову такая фантазия, не сулила Елене даже малейшего шанса на победу.
        — Господи, дай мне силы пережить эти две недели,  — пробормотала Елена и снова нервно посмотрела на часы.
        До семи часов вечера, на которые был назначен ужин, оставалось всего десять минут. Сама Елена терпеть не могла опаздывать и всегда и везде приходила заранее, но, зная непунктуальность Риты, волновалась из-за того, что девочки, скорее всего, опоздают. В этом не было ничего страшного, отплытие яхты все равно не состоится раньше десяти, но волнение не проходило.
        Привыкшая смотреть правде в глаза, Елена понимала, что волнуется она не из-за опоздания к ужину, а из-за всей нелепой ситуации с круизом и их странной «шведской семьей».
        «Если Ритка предложит заняться свингом и ради прикола периодически меняться партнерами, я ее убью»,  — мрачно подумала Елена и потянула на себя дверцу шкафа — переодеться к ужину.
        Глава вторая
        До ужина оставалось еще минут пятнадцать, но оставаться в каюте было как-то неправильно, поэтому Марьяна решила снова подняться на верхнюю палубу, чтобы подставить лицо солнцу и просто посидеть, не шевелясь и ни о чем не думая. Думать у нее в последнее время получалось плохо. Мысли сводились к одной-единственной теме — отношения с Гордоном, сложные, запутанные, болезненные с самого начала и закончившиеся оглушительной катастрофой. Для Марьяны оглушительной, не для Гордона.
        Этот элегантный до кончиков пальцев на ногах британец, не слишком отягощенный нормами морали, скорее всего, даже не заметил, что Марьяны больше нет рядом. Вернее, нет, конечно, заметил и даже вздохнул, только не от горя, а от облегчения. С самого начала ее любовь его тяготила, и Марьяна даже понимала почему. Любовь, основанная на психологической зависимости, всегда тягостна для объекта этой самой любви.
        Марьяна вспомнила, как ради Гордона решилась на преступление, и вздрогнула, хотя вечер был жаркий. Типичный для Барселоны августовский вечер, лишенный лондонской хмари и российской безнадеги. Да, она, Марьяна Королева, умница, красавица, незаменимый сотрудник и вечный двигатель, оказалась способна на преступление, а Гордона это не отпугнуло, наоборот, лишь вызвало неподдельный интерес.
        Да, надо признать, что он сошелся с ней после того, как узнал, какие черные глубины имеет ее душа. Марьяна, заглядывая в них, отшатывалась в испуге, а Гордона плещущаяся в ней мерзость, наоборот, привлекала. Иначе бы он не толкнул ее на второе преступление, которое казалось ему само собой разумеющимся. Именно поэтому Марьяна от него и ушла.
        На глаза снова навернулись слезы, которые в последнее время даже и не думали далеко прятаться. Марьяна вытерла глаза ладонью и упрямо вскинула голову, чтобы не дать им пролиться снова. Она в отпуске, она в круизе, она наберется новых сил и впечатлений, а потом вернется домой, в привычную жизнь, на работу, где ее ждут и где она нужна. И все в ее жизни будет хорошо.
        Внизу послышались шаги, быстрые-быстрые, как будто кто-то бежал, причем на тоненьких каблуках. Бывшая в прошлой жизни модницей, Марьяна такие вещи распознавала на слух. Послышались другие шаги, тяжелые, уверенные, точно мужские.
        — Я боюсь,  — услышала она тихий, тонкий, натянутый как струна женский голос.  — Он здесь, я его видела. Как он узнал, я не понимаю… А главное — зачем?
        — Не бойся.  — Мужской голос звучал приглушенно, но Марьяна слышала, что он довольно низкий. Примерно такой же, как у психолога Михаила Дмитриевича, так бесцеремонно отшившего ее днем.  — Я сумею тебя защитить, Полина.
        — Нет, я не хочу скандала. Он страшный человек, он растопчет любого, кто пойдет против него. Меня он не тронет, не посмеет, а вот ты?
        — Я сумею за себя постоять.  — Смешок, сопровождавший эти слова, не сулил ни одному врагу ничего хорошего.
        Марьяне стало любопытно, и она перегнулась через перила, чтобы посмотреть, кто это там разговаривает. Девушку она увидела — совсем молоденькую, лет двадцати, и очень красивую. Высокая и тоненькая, как модель, она действительно стояла на палубе на высоченных каблуках. Длинные темные волосы струились по обнаженной спине, легкий блестящий топик красиво облегал высокую грудь. Лица Марьяна не видела, но отчего-то была убеждена, что оно совершенно, как и вся девушка в целом.
        Собеседник ее был вне поля Марьяниного зрения, а перегибаться через борт еще больше было сопряжено с риском для жизни. Не хватало еще свалиться в воду. Да и быть застуканной за подслушиванием тоже не хотелось. В конце концов ее это не касается. Марьяна выпрямилась и независимо повела плечами.
        — Уважаемые гости, приглашаем вас пройти в кают-компанию, которая расположена на верхней палубе,  — послышалось из установленного неподалеку динамика. Внизу раздался шорох, как будто два человека отшатнулись друг от друга и прыснули в разные стороны. Марьяна усмехнулась и двинулась в сторону ресторана, или как это правильно называлось, столовой. Отчего-то ей внезапно очень сильно захотелось есть.
        Ужин был сервирован на пяти столах. У одного стоял моряк в черных брюках и белой рубашке с погонами, видимо, капитан корабля. Выглядел он симпатично, Марьяна даже засмотрелась. Открытое лицо, высокий лоб, густые волосы, в которых уже начинала проблескивать седина, широкий разворот плеч, то, что бабушка называла «косая сажень», тонкая талия. Красивый мужик, породистый.
        К ней подскочил стюард, склонился в вежливом полупоклоне:
        — Простите, у вас какой номер каюты?
        Марьяна посмотрела на бирку, висящую на ключе.
        — Восемнадцатый.
        — Позвольте, я провожу вас к вашему столику.
        Марьяна согласно кивнула и прошла к столу номер 3, стоящему напротив капитанского. За ним уже сидели знакомая ей Елена Михайловна и невысокий лысый мужчина в очках и с отрешенным выражением лица.
        — Соседями будем,  — улыбнулась ей Елена.  — Знакомьтесь, это мой муж, Григорий Петрович.
        — Здравствуйте,  — вежливо сказала Марьяна и села, разложив на коленях кипенно белую салфетку. Мужчина посмотрел на нее каким-то диким взглядом, будто только что увидел.
        — Не обращайте внимания,  — шепнула ей на ухо Елена,  — мой муж — ученый, а они все немного не от мира сего.
        Марьяна огляделась. Каждый из пяти столов, стоящих в ресторане, был сервирован на три персоны и только один — на четыре. За столом номер 1, кроме капитана, расположилась пожилая, но очень стильная дама: коротко стриженный седой ежик на голове, круглые очки, не скрывающие, а скорее подчеркивающие живые, выразительные, очень острые глаза, крупные перстни на длинных пальцах, недорогие, но идеально подобранные.
        За соседним с Марьяной столиком номер четыре скучала еще одна знакомая по утру дама, та самая, которая переживала, что что-то может измениться. Выглядела она по-прежнему взволнованной и нервной и то и дело бросала внимательные взгляды на дверь, словно кого-то ждала.
        Дверь открылась с мягким чпоканьем, и в ресторан влетел довольно молодой мужчина в белом хлопковом костюме, подскочил к капитанскому столику, протянул руку для знакомства:
        — Здравствуйте, я Марк — представитель компании-организатора. Сейчас все соберутся, и за ужином я расскажу программу нашего путешествия.
        Программа лежала в каюте на прикроватной тумбочке, но деятельного Марка это, видимо, не останавливало. Снова хлопнула дверь, и в ресторан заскочили две девочки, те самые, что утром убегали на экскурсию.
        — Мам, мы вернулись,  — одна из них, тоненькая, грациозная, подскочила к Елене, чмокнула ее в щеку.
        — Папа, я тебе открытку купила, с видом на Саграда Фамилия,  — сообщила вторая, светленькая пампушка, встав за спиной у Григория Петровича.
        Взгляд того на миг стал осмысленным, теплым, он ласково улыбнулся девочке и тут же снова погрузился в какой-то неведомый окружающим внутренний мир.
        — Девочки, ваш стол номер пять,  — стюард вежливо, но настойчиво указал подросткам на стоящий в углу столик, на котором у одной из тарелок стояла белая роза в бокале, очень нежная.
        — Ой, а это кому?  — Темненькая, которую звали Тоней, подняла на официанта требовательный взгляд.
        — Вашей соседке по столу,  — ответил тот, отчего у девочки тут же недовольно скривились губки.
        Снова распахнулась дверь, и в ресторан вошла Полина, та самая красавица, которая так сильно кого-то боялась. Марьяна невольно заметила, что глаза у нее заплаканные. Стюард проводил ее к столику, усадил перед стоящей на столе одинокой розой. Впрочем, на розу Полина не обратила ни малейшего внимания.
        — А это вам?  — сказала ей общительная Тоня.
        — Мне?  — Девушка удивилась, подняла идеальной формы брови.  — Почему мне?
        — Он сказал,  — вторая девочка ткнула пухлым пальчиком в стюарда.
        — Оля, показывать пальцем нехорошо,  — сказала тут же Елена.
        — От кого?  — Полина резко повернулась, глаза ее метали такие молнии, что стюард, казалось, струхнул.
        — Не могу знать. Поступило распоряжение поставить на ваш стол.
        — Ясно.  — Девушка отшвырнула салфетку, хотела встать, но не успела. Дверь снова распахнулась от мощного толчка, и в ресторан вошел высокий, вальяжный мужчина с холеной бородкой, кивнул капитану, требовательно уставился на стюарда.
        — Аркадий Сергеевич, ваш стол номер два. Добро пожаловать на «Посейдон»,  — сказал тот, вежливо, но без особого пиетета.
        Мужчина с бородкой обвел глазами собравшихся, чуть заметно усмехнулся, прошел к столу и сел, заправив салфетку за ворот льняной рубашки с небрежно закатанными рукавами.
        За соседний столик, к одиноко сидящей Ирине, посадили еще одну семейную пару — высокого, немного потасканного мужчину с редеющими волосами и крупную, яркую женщину. При их виде сидевшая рядом с Марьяной Елена едва слышно вздохнула.
        Затем пришел еще один джентльмен средних лет, тоже хорошо одетый и пахнущий дорогим парфюмом, оживленно разговаривающий с психологом Михаилом Дмитриевичем. Впрочем, в ресторане им пришлось расстаться, психолога усадили за стол с Полиной и девочками, а нового мужчину — за стол к «льняному» бородачу. И, наконец, последней в ресторан вплыла довольно высокая, ладно сложенная женщина лет тридцати — тридцати пяти с шикарной копной распущенных ярко-рыжих волос, кивнула собравшимся, как будто была с ними хорошо знакома, и прошествовала на единственное оставшееся свободным место — к столику с двумя явно состоятельными господами.
        Компания выглядела разношерстной, а от того странной. Марьяна украдкой осмотрела зал. Импозантный капитан, элегантная пожилая дама, потирающий руки словно в предвкушении чего-то интересного Марк, уверенные в себе холеные мужики, непонятно что делающие в подобном круизе в одиночестве, яркая дама — явно искательница приключений, две непоседливые школьницы, ерзающие на стульях от переизбытка впечатлений, прикусившая губу Полина, деловито накладывающая закуски на тарелку пышная женщина, которую, как вспомнила Марьяна, кажется, звали Ритой, ее муж, незаметно, но с интересом разглядывающий Полину, погруженный в себя Григорий Петрович, нервно ломающая пальцы Елена Михайловна и, наоборот, совершенно успокоившаяся безмятежная Ирина. Видимо, тот, кого она так ждала, все-таки пришел. Марьяне на секунду стало интересно, кто же это мог быть. Скорее всего, кто-то из «деловых», не иначе.
        — Приятного аппетита. Я — капитан «Посейдона», меня зовут Олег Веденеев. Сегодня в десять часов вечера мы с вами отплывем из Барселоны по нашему двухнедельному маршруту. Я всегда готов ответить на ваши вопросы. Найти меня можно либо в рубке, либо на нижней палубе. Моя каюта номер один. Я и моя команда сделаем все для того, чтобы наше путешествие было безопасным и приятным. Мы рады приветствовать вас на борту.
        Капитан наконец сел и приступил к еде, давая сигнал всем остальным. Звонко застучали ножи и вилки. Стюард метался между столами, наливая напитки и предлагая спиртное. Михаил Дмитриевич заказал виски, схватил бокал, жадно опрокинул содержимое в рот. Лицо его скривилось, как будто от неведомой боли. Марьяна невольно подумала, что мало кто из ее попутчиков выглядит счастливым и довольным жизнью, что странно для людей в отпуске, к тому же достаточно дорогом и интересном. Впрочем, поразмыслить над этим странным обстоятельством она не успела.
        — Дамы и господа, позвольте мне рассказать вам о том, как будет проходить наше плавание.  — Марк встал, откашлялся, зашелестел бумажками, прикрепленными держателем к плотной черной пластиковой папке.
        Марьяна слушала, отмечая, что все и так прекрасно помнит. Сегодня они отплывают из Барселоны и завтра в районе полудня будут в Марселе. Их ждет экскурсия по городу, пара часов свободного времени, а затем яхта берет курс на Неаполь. После четвертой ночи в пути они окажутся в Палермо, затем полтора суток проведут в открытом море и на седьмой день пути пришвартуются на Крите. На следующий день их ждут Афины, а после восьмой ночи на борту яхты — гостеприимная Мальта. Оттуда яхта двинется в обратный путь, на протяжении пяти суток не заходя ни в один порт. В плане маршрута значатся только остановки для купания в открытом море и рыбная ловля, и на четырнадцатый день путешествие закончится там же, где и началось, в порту Барселоны.
        — Начало нашего путешествия насыщено экскурсиями,  — продолжал между тем Марк.  — Поэтому обещанная вам детективная составляющая будет отложена на вторую половину маршрута. Но для того чтобы все подготовить, мне нужна ваша помощь. Сейчас я пущу по кругу свой планшет, с которого каждый из вас должен будет отправить электронное письмо с одного моего почтового ящика на другой. В поле письма мне нужно, чтобы каждый из вас написал коротенький текст-объяснение, что для вас может стать лучшим поводом для убийства. Один из предложенных вами вариантов и ляжет в основу сценария, хитросплетения которого вам всем потом предстоит разгадать. Договорились?
        — Боже, какая глупость,  — возмутился психолог Михаил Дмитриевич.  — Молодой человек, мы все тут серьезные взрослые люди собрались.  — Он покосился на сидящих с ним за одним столом Тоню и Олю, скептически оглядел Полину и поправился:  — Почти. Неужели вы думаете, что мы станем принимать участие в этой чепухе?!
        — Но вы ведь поехали в этот круиз,  — мягко сказал Марк.  — Вы заранее знали, что он имеет детективную составляющую, и мы будем немножко играть. Вы бы могли выбрать другое путешествие, но выбрали именно это предложение нашей компании. Зачем вы это сделали, если вам подобное времяпровождение совершенно неинтересно? У вас была другая причина?
        — Не было у меня никаких причин,  — резко оборвал его психолог.  — Ради бога, если вам так нужно, я напишу.
        — Ваши письма будут полностью анонимны. Это важно, чтобы вы могли чувствовать себя совершенно расслабленно. Никто не узнает, какой текст чей. И я в том числе.
        — Объявлено убийство,  — пробормотала сидящая рядом с капитаном стильная пожилая дама. И пояснила, видя, что привлекла внимание:  — У Агаты Кристи есть такой роман. Когда всех людей собирают в одном месте, потому что объявляют, что там произойдет убийство. Все считают, что это такая игра, но преступление совершается на самом деле.
        — Вы считаете, что здесь на самом деле кого-то убьют?  — В голосе спросившей это Полины звучала неприкрытая насмешка.
        — Я ничего не считаю,  — дама пожала плечами.  — Мне кажется, что у ваших боссов, молодой человек, очень богатое воображение. Хотя, признаюсь, мне будет любопытно посмотреть, что у вас в итоге получится.
        — Согласен, что это редкая дурь.  — Холеный бородач в льняной рубашке потянулся, хрустнув суставами.  — Если бы мне сказали, что я могу оказаться втянутым в такую чушь, я бы только покрутил пальцем у виска.
        — Аркадий, но вы же здесь.  — Марк был сама любезность.  — Так же, как и Михаила Дмитриевича, что-то же вас заставило отправиться в наше путешествие.
        — Смею вас заверить, что я здесь совершенно по другой причине,  — резко сообщил бородач, но тут же замолчал, будто спохватившись.  — Давайте сюда ваш дурацкий планшет, если уж мне приходится участвовать в этом дурдоме, то я предпочитаю сделать это первым.
        Планшет кочевал от стола к столу. Когда подошла очередь Марьяны, она покорно взглянула на уже открытое Марком чистое поле нового письма, и пальцы ее проворно забегали по буковкам виртуальной клавиатуры.
        «Самое страшное преступление человек всегда совершает против самого себя. И делает это именно в тот момент, когда поднимает руку на другого человека, другую личность. Мы все несем внутри себя отпечатки наших преступлений».

* * *
        Михаил Дмитриевич Быковский наблюдал за всем происходящим лениво, без особого интереса. До всех этих людей, собравшихся на дорогущей яхте, чтобы провести дорогущий же отпуск, ему не было никакого дела. Подобное времяпровождение Михаил Дмитриевич считал бесцельным, а потому бесполезным. Ну что это за глупость, право слово, на две недели добровольно заточить себя на плавающей посудине среди незнакомых и малоинтересных людей, только для того, чтобы ежедневно совершать экскурсионные набеги на средиземноморские города!
        Эти краткосрочные набеги он считал варварскими, потому что за одну экскурсию, даже с самым наипрекраснейшим экскурсоводом, невозможно ни узнать историю этих городов, ни оценить их архитектурный стиль и только им присущие особенности, ни насладиться той особой атмосферой, которая присуща и Марселю, и Неаполю, и Афинам.
        Сам Михаил Дмитриевич любил пробовать города на вкус. Неспешно, как пробуют хорошее вино, катая его по нёбу, чтобы как следует распробовать букет. Приехать на несколько дней, остановиться в маленьком, совсем не пафосном, зато аутентичном отеле на несколько номеров, исходить пешком древние улочки, дышать здешним воздухом, слушать иностранную речь, наблюдать за местными — влюбленными парочками, вездесущими мальчишками, спешащими на работу клерками, торговцами, открывающими поутру свои булочные и кондитерские, клошарами, в прямом смысле слова начинающими новый день заботами о хлебе насущном.
        Из звуков, запахов и множества разноцветных картинок, как стеклышек в калейдоскопе, постепенно складывался у него образ того или иного города. И создать его — многогранный, сложный, живой, дышащий в унисон с его жителями — невозможно было за одну экскурсию или статью в путеводителе. Конечно, в музеи Михаил Дмитриевич заходил тоже, но это было уже позже, после того как он начинал чувствовать город, в который приехал, кончиками пальцев. Музеи, а еще храмы были обязательным пунктом его программы, такой непохожей на то, что предлагалось обычным туристам.
        И тем не менее в этом году он изменил своим многолетним привычкам. Изменил самому себе, что вообще-то считал совершенно невозможным. Слишком много сил он потратил на то, чтобы иметь возможность сохранять верность себе и своему отношению к жизни. Слишком много времени. Но на то у него есть веская причина.
        Он снова чуть снисходительно оглядел кучку собравшихся в кают-компании людей, которые что-то увлеченно писали в пущенном по кругу планшете. Ему предложенная игра была ни капельки неинтересна, но он знал, что, когда до него дойдет очередь, он тоже возьмет планшет и напишет свой текст, который будет таким же дурацким, как все остальные. Он, Михаил Быковский, здесь по делу. По очень важному делу, которое необходимо скрыть от посторонних глаз. И если для того, чтобы добиться успеха в затеянном им рискованном предприятии, ему придется изображать из себя детектива и разгадывать идиотские загадки, что ж, он готов. Результат того стоит.
        Он покосился на стюарда, разносившего напитки, а также помогающего ему кока и снова перевел взгляд на пассажиров. Несмотря на то что Михаилу Дмитриевичу было откровенно скучно, он продолжал наблюдать за окружающими. Что ж, привычка — вторая натура, и от профессиональной деформации, хочешь не хочешь, а никуда не деться, поэтому он и не отказывает себе в невинном удовольствии — наблюдать и делать выводы.
        К примеру, две семейные пары за соседними столиками. Они приехали на яхту вместе, но невооруженным глазом видно, что просто ненавидят друг друга. Бледная нервная дамочка за третьим столиком, кажется, она представилась Еленой, просто мечет глазами молнии в сторону пышной красавицы за столиком номер четыре, Риты. Оно и понятно, та более яркая, более пышная, более заметная. Вот ее «подруге» и надоела вечная роль, согласно которой ей отведено находиться в тени.
        А вторая дама от первой тоже не в большом восторге. Ей хочется абсолютного триумфа, а не получается. Вон как дети липнут к этой Елене, а на Риту даже внимания особого не обращают. Да и с мужьями тоже не все понятно. Один безучастен ко всему происходящему, но глаза умные и добрые. А второй, разъевшийся пузан, только и делает, что стреляет глазами по всем женским бюстам без исключения. Даже старуху и ту оглядел цепко, по-мужски.
        Жаль, но шансов у него немного. Не надо быть опытным практикующим психологом, чтобы понять, что внимание всей женской части группы в ближайшие две недели будет сосредоточено на двух «богатеньких буратино», обосновавшихся за вторым столиком. От них исходит такой мощный запах денег, что не почувствовать его невозможно. Вот дамочки и начнут слетаться на этот афродизиак, самый мощный из всех, созданных матушкой-природой.
        — У меня есть объявление.  — Пышная красотка поднялась из-за соседнего столика, захлопала в ладоши, привлекая внимание.
        Михаил Дмитриевич невольно заметил, как блеснули глаза Елены. Что крылось за этим блеском? Ненависть? Зависть? Ревность? Он знал, что рано или поздно это выяснится. Причем без всяких усилий с его стороны. Человеческая натура и замкнутое пространство, в котором они оказались, будут причиной того, что все тайное так или иначе станет явным. Для того, кто умеет наблюдать.
        — У меня есть объявление и предложение ко всем вам. Так как нам предстоит вместе проводить вечера на протяжении достаточно длительного времени, а наша детективная история пока не готова, я предлагаю всем потратить время с пользой и пройти психологический тренинг. Это будет интересно и всем полезно.
        Что? Психологический тренинг? Михаил Дмитриевич не верил собственным ушам. Эта яркая птичка еще и психолог? Что ж, ситуация становится еще забавнее.
        — Ну, ма-а-ам, опять ты о работе,  — полненькая светловолосая девочка капризно надула губки.  — Мы же на каникулах. Ты обещала проводить с нами больше времени, а не заниматься своими тренингами.
        — Олечка, доченька, но это же недолго, час-полтора в день, после ужина.
        — О каком тренинге идет речь?  — спросила броская красотка, разместившаяся за одним столом с «олигархами», как их окрестил про себя Михаил Дмитриевич.
        — Я, Маргарита Репнина — автор лучшего в России бизнес-тренинга по развитию уверенности в себе, гармоничных личных отношений и профессионального успеха в любом деле. Разработанная мною стратегия полностью доступна, и ее вводный базовый курс занимает всего десять занятий, которые мы с вами успеваем пройти за наше короткое путешествие. В конце концов каждый человек стремится к профессиональной эффективности, а она невозможна без эффективности личной. Задача нашего базового курса — научиться строить личный бренд и использовать его в повседневной жизни.
        — А что, пожалуй, это интересно.  — У юной красавицы Полины, сидевшей за одним столиком с девочками, загорелись глаза.
        Красивые, но отчего-то грустные. Интересно, из-за чего может расстраиваться такая юная красотка? Не иначе, как от неразделенной любви. Михаил Дмитриевич заметил интерес в других глазах, тоже грустных, принадлежащих той самой молодой женщине, которая сегодня утром встрепенулась от известия, что он — психолог. Что ж, эта Рита, похоже, соберет здесь свою паству, а вместе с ней еще и немалые деньги.
        — А что мы должны будем делать?  — спросила вторая девушка (кажется, ее звали Марьяной). Голос звучал осторожно, как будто она примеривалась к чему-то неизведанному и потенциально опасному.
        — О, все очень просто,  — голос Риты был полон оптимизма.  — Я — бизнес-коуч. Мой тренинг называется «Путь наверх», он включает в себя десять ступеней, в основе которых лежит некая провокационная психотерапия. В ходе каждого этапа вскрываются личностные проблемы, мешающие вашей эффективности, и мы вместе прорабатываем способ от них избавиться.
        — Вообще-то «Путь наверх» — это роман такой,  — вступила в разговор элегантная пожилая дама, сидящая за одним столиком с капитаном.  — Его написал английский писатель Джон Брэйн, и он как раз посвящен всему тому, что вы только что перечислили — проблемам, мешающим эффективности. В первую очередь морального характера.
        В голосе дамы слышалась издевка, но громкоголосую Риту было не так легко сбить с толку. Издевку она предпочла не заметить.
        — Книгу я эту не читала,  — гордо сообщила она, как о невесть каком достижении.  — Но вот тренинг мой очень советую посетить. Это процесс групповой работы, в ходе которой каждый получит возможность оценить, как действует его система восприятия и оценочных суждений и насколько она позволяет нам добиться результата. Вы можете десять дней смотреть на море с палубы и думать о чем-то несбыточном, а можете, потратив час в день, получить уникальную возможность увидеть свою жизнь со стороны.
        — Все это чушь, глубокоуважаемая.  — Михаил Дмитриевич услышал свой низкий баритон и даже удивился, что дал втянуть себя в никому не нужную дискуссию.  — Ваши так называемые тренинги не имеют никакого отношения к психологии. Она в ваших руках, как праща в руках дикаря. Вы вмешиваетесь в психику и ломаете глубинные механизмы человеческого существования. Поверьте, я знаю, о чем говорю, потому что разбираться со всем, что вы городите на ваших тренингах, потом приходится мне.
        — А вы кто?  — пролепетала Полина.
        — А я — врач-психотерапевт. И должен сказать, что считаю коучинг редкостным злом.
        — Какое, по-вашему, зло может скрываться в осознании своего жизненного сценария и возможности улучшить его, запрограммировав себя на успех?  — надменно спросила Рита.
        — Потому что человек — не робот, и любая попытка его запрограммировать приводит к необратимым последствиям.
        — Позвольте, вы — Михаил Быковский,  — воскликнула пожилая дама.  — Ну, конечно, я читаю вас в Фейсбуке!
        Михаил Дмитриевич усмехнулся. Социальные сети действительно шагнули далеко вперед, если ими так активно пользуются пенсионерки.
        — Меня зовут Галина Анатольевна, и вынуждена сказать, что с вами я тоже совершенно не согласна. Вернее, под той частью, в которой вы называете коучинг шарлатанством, я подписываюсь. Все вот эти рассуждения о том, что нужно освободиться от стереотипов о себе, людях и мире, разобраться в причинах своих неудач и понять, что мешает ставить желаемые цели, все это чушь собачья. Ваша психология — вообще лженаука, и вы занимаетесь тем же самым шарлатанством, что и она,  — перст Галины Анатольевны с крупным серебряным кольцом с большим черным камнем указал в направлении Риты.
        — Позвольте,  — Быковский даже засмеялся от удивления,  — вы считаете психиатрию лженаукой?
        — Я так не говорила. Психиатрия — это отрасль медицины. А вот все эти психологические изыскания — чушь и бредятина. Американский автор книги о семейной гармони «Как сохранить брак» застрелил свою жену и выложил фото с места убийства в Интернет. Дейл Карнеги, на книгах которого выросло несколько поколений людей, считающих, что можно научиться быть счастливым, закончил свои дни в полном одиночестве, Бенджамина Спока его родные дети сдали в дом престарелых, а писательница, написавшая книгу «Как стать счастливым», повесилась, потому что много лет безуспешно лечилась от депрессии. По-моему, это все, что здоровый человек должен знать о любых психологических тренингах. Любой неуспех в жизни возникает только от того, что человек мало работает. Если чего-то хочешь, встань с дивана и действуй. Вот и вся премудрость. А если у тебя не получается, значит, ты ленив и безынициативен, и ни один человек, кроме тебя, не может нести за это ответственность.
        — Позвольте, но именно к осознанию этого мы и приходим на моих консультациях,  — запротестовал Михаил Дмитриевич.
        Но Галина Анатольевна не дала ему договорить.
        — Подождите, я прочту ваши советы вслух.  — Она достала телефон и потыкала тонким пальцем в экран. Руки, несмотря на возраст, у нее были красивые и изящные. Совсем не старческие руки с аккуратным маникюром.  — Вот что вы пишете. «Делай, что хочется. Не делай, что не хочется. Говори, что тебе не нравится. Молчи, когда тебя не спрашивают. Отвечай только на поставленный тебе вопрос. И когда выясняешь отношения, говори только о себе». Это же вы написали?
        — Я. И что тут, с вашей точки зрения, неправильного?
        — Да все тут неправильно! Неправильно проводить консультации, впаривая вашим клиентам (или их нужно называть пациентами) вот эту туфту за огромные деньги. Делай, что хочется,  — передразнила она.  — Люди живут не в безвоздушном пространстве, а в социуме. И делать, что хочется, извините, не всегда возможно. К примеру, пукнуть вот здесь и сейчас, когда мы с вами, взрослые, состоявшиеся в жизни люди заперты в замкнутом пространстве. Или, к примеру, кто-то сейчас захочет заняться сексом на глазах у всех остальных, он должен это сделать? Или все-таки дождаться, пока они с объектом страсти останутся вдвоем? Ваши идиотские советы противоречат друг другу. Делай, что хочется, но при этом говори только тогда, когда тебя спрашивают? Вот меня сейчас не спрашивают, но я делаю то, что мне хочется. Я выполняю один из ваших советов и тут же нарушаю другой.
        Она остановилась, переводя дух.
        — А ведь и правда.  — Бизнесмен Аркадий, бородатый, чуть усталый, в уже ставшей мятой, но от этого ничуть не менее элегантной льняной рубахе вдруг рассмеялся, нарушая неловкое молчание, повисшее в кают-компании.  — Не делай, что не хочется. И найдутся же люди, которые воспримут это буквально! И уволятся с ненавистной работы, к примеру, или перестанут проведывать родителей, потому что есть более интересные и важные дела. Это не совет. Это воспитание нездорового эгоизма.
        — Вот.  — Галина Анатольевна явно взбодрилась от оказанной ей поддержки.  — А люди платят деньги за эту чушь, а потом ломают себе жизнь. А всего-то и надо — честно задать самому себе вопросы, почему с тобой происходят одни события и не происходят другие. И дать на них честные ответы. Это сложно, но возможно.
        — Вы просто вздорная старуха, которая не понимает, что говорит,  — сорвалась на крик Рита.  — Наша вселенная так устроена, что, когда в ней меняется что-то одно, это тут же запускает великую цепь изменений, и изменяется совершенно все. Я учу менять вселенную, изменяя себя.
        — Оставьте вселенную в покое, сделайте одолжение, милая моя! И кроме того, зачем же за это платить-то?  — с жалостью в голосе вопросила Галина Анатольевна.  — Я и бесплатно понимаю, что все изменения нужно начинать с себя. Сказать себе правду и сэкономить на психотерапевте. Всю жизнь так живу. И ничего, справляюсь.
        — Оно и видно.  — Рита окинула пожилую женщину едким оценивающим взглядом.  — Дешевое трикотажное платьице, серебряные побрякушки и непередаваемый гонор. Вот все, что вы заработали в этой жизни. Вы по специальности кто? Учитель? Музыкальный работник?
        — Искусствовед.
        — О! Из той же оперы. Гнилая вонючая интеллигенция, считающая деньги всемирным злом. А люди пользуются моими услугами и становятся успешнее и богаче. Понятно вам? В общем, мое предложение в силе. Кто сочтет необходимым им воспользоваться, милости прошу в девятую каюту. А если кому-то по вкусу действительно дурацкие советы моего именитого коллеги,  — она сделала шутовской поклон в сторону Быковского,  — то ради бога.
        — Нет-нет, я на отдыхе.  — Михаил Дмитриевич поднял руки, показывая, что сдается.  — В отпуске я не практикую. Чего и вам советую.
        — А я сама решу, без ваших советов.
        Михаил Дмитриевич втянул носом воздух. В кают-компании стоял стойкий, неприятный запах, который он узнавал из тысячи. Именно так пахла ненависть. Глубинная, не имеющая точки возврата ненависть, от которой можно было избавиться лишь двумя способами. Либо обратившись к врачу (психиатру, права пожилая дама, ой права), либо убив.
        — Дамы и господа,  — в разговор вмешался капитан корабля, которому явно переставало нравиться происходящее.  — Я предлагаю закончить этот разговор, тем более что он уже выходит за рамки приличия. Я благодарю всех за ужин. Прошу не сходить с яхты, потому что мы отплываем через час. Желаю вам приятного путешествия и спокойной первой ночи на борту «Посейдона».
        — Напитки в баре,  — сообщил стюард Дима, отвлек внимание от красной, пышущей гневом Риты, ловко зажонглировал бутылками.  — У нас есть карта коктейлей, среди которых наверняка найдется тот, что окажется вам по вкусу.
        Первым к барной стойке подошел Михаил Дмитриевич. Весь запал его куда-то вышел, и он выглядел сейчас постаревшим и уставшим. Подойдя к стойке, он развернул карту бара, но смотрел не в нее, а прямо в лицо Диме. И взгляд у него отчего-то был потерянный, совсем непохожий на взгляд победителя по жизни.

* * *
        Олега Веденеева никогда особо не интересовали пассажиры. Иногда раздражали, но, как говорится, в рамках. Возить пассажиров было его работой, за которую ему платили, причем хорошо. Но любопытства в их адрес он никогда не проявлял. Во-первых, потому что считал это неэтичным, а во-вторых, потому что от природы был не любопытен.
        Впрочем, некоторые вещи он подмечал, поскольку человеком был внимательным и глаз имел цепкий, шкиперский. К примеру, он не мог не заметить, как явно клеится одна из пассажирок, холеная рыжеволосая пава с великолепной фигурой, к бизнесмену, с которым оказалась за одним столиком.
        Паву звали редким именем Ида, и по ее внешнему виду было абсолютно понятно, что путешествует она именно в надежде подцепить богатенького кавалера. Веденеева немного смешило, что свои пылкие взгляды она бросала на успешного, но все-таки средней руки бизнесмена Алексея Китова, в то время как за одним столом с ними сидел гораздо более богатый и к тому же холостой Аркадий Беседин.
        Олег знал Беседина, потому что тот был партнером «его» олигарха, и одна из деловых встреч даже проходила как раз на «Посейдоне». Владелец яхты отзывался о Беседине с уважением, что с ним бывало нечасто. Что делал тот в этом странном круизе, да еще отправившись в него в одиночку? Ответа на этот вопрос Олег не знал, но был уверен, что причина существует, и достаточно веская. Такие люди, как Беседин, никогда ничего не делали просто так.
        Может, он яхту хочет купить? А может, вообще приценивается именно к «Посейдону»? Данная мысль не привела к учащению пульса. Веденеев давно философски относился ко всем переменам в своей жизни, уверенный, что происходит всегда только то, что должно произойти.
        Сменится хозяин судна? Значит, он, Олег, будет работать с новым хозяином. Не сойдутся характерами? Ну, значит, придется искать новую работу. Когда у тебя за спиной нет никого, о ком нужно заботиться, работа и потенциальная зарплата имеют не большое значение.
        И все-таки интересно, почему Ида выбрала Китова, а не Беседина. Знает что-то, что позволяет ей делать правильную ставку? Впрочем, на первый взгляд ставка вовсе не казалась такой уж беспроигрышной. Китов не то чтобы совсем не смотрел на яркую соседку по столу, но с гораздо большим интересом следил за действиями Беседина. С готовностью передавал хлебную корзинку, подливал водку в рюмку, опережая Димку, который носился между столами, следил за тем, чтобы беседа не угасала, а была как можно более непринужденной. Да, пожалуй, все его внимание было полностью поглощено Бесединым. Может, он голубой?
        На этой мысли Веденееву стало неинтересно. Сексуальные предпочтения пассажиров были совсем уж табу, а потому он отвернулся к другому столику. Сидящая за ним женщина была бледна до неестественности. Высокая, лет под сорок, с каким-то усталым и изможденным лицом, она казалась болезненной, хотя и была довольно полной. Она не переоделась к ужину, оставшись в яркой тунике с крупными ромашками, выглядевшей в полумраке кают-компании довольно неуместно. Даму звали Ириной, и ее каюта номер девятнадцать была самой дальней на главной палубе.
        Она почти не ела, лишь катала пальцами шарики из хлебного мякиша, а затем складывала их на край тарелки. Ее взгляд, горящий, как у фанатички, блуждал по залу, не задерживаясь ни на одном лице, но все время возвращался к столику, за которым сидели Беседин, Китов и рыжая Ида. Интересно, а ее-то интерес в чем? Точнее, в ком? За кем из двух бизнесменов она с таким исступлением наблюдает?
        Впрочем, Олег, если бы он был азартным человеком, готов был биться об заклад, что предметом наблюдения были вовсе не мирно беседующие мужчины, а именно Ида. В глазах Ирины плескалось какое-то непонятное Олегу чувство. То ли боль, то ли ненависть, то ли зависть. А может, ревность? Неопределенное это чувство было таким ярким, что почти слепило глаза, вырываясь из полуопущенных ресниц Ирины. Ну надо же, какие страсти! Да еще в детективном круизе. Как бы правда не поубивали друг друга.
        Мысль мелькнула и ушла, вытесненная служебной необходимостью. Пора было отдавать швартовы и отчаливать. Капитан Олег Веденеев, только что мастерски потушивший начавший было разгораться скандал между двумя психологами и их потенциальной паствой, вышел из кают-компании, чтобы отправиться в рубку. У него была работа, которая в отличие от причуд пассажиров имела первостепенное значение.
        Первую ночь в море он всегда стоял у штурвала сам, позже позволяя Валентину сменять себя. Ему нравилось чувствовать шум волн, вздымающих яхту на свой гребень и нежно покачивающих ее, как доверившегося усмиренному им чудищу ребенка. Только в море привычная боль, гнездящаяся в груди, отпускала, улетала куда-то ненадолго, позволяла забыть о неизбывном одиночестве. Стоя у штурвала, он никогда не чувствовал себя одиноким, потому что в этот момент их было двое — он и море. До отплытия, а значит, до первой вахты оставалось десять минут.
        Он прошел по палубе, на мгновение остановился перед входом в рубку. В прошлой жизни Олег Веденеев в такие моменты всегда выкуривал последнюю перед вахтой сигарету, но курить он бросил полтора года назад, сразу после развода, как будто наложив на себя добровольную епитимью. И теперь просто останавливался на пару минут, вдыхая чуть горьковатый воздух порта, впитывая в себя его звуки и запахи.
        На палубе под ним послышались шаги и тихий голос. Такой тихий, что был почти неразличим в портовом многоголосье.
        — Он здесь,  — сказал голос, видимо, в телефонную трубку.  — Твоя информация оказалась верной, так что я тебе должен. Сделай еще то, о чем я тебя просил. Скинь досье, на чем именно я могу его зацепить. Сам понимаешь, времени немного. При самом благоприятном раскладе у меня две недели, а то и меньше. Сойдет в каком-нибудь порту, и ищи его свищи. Нет, мне надо по-быстренькому все обтяпать. Ты уж не подведи.
        Послышались еще чьи-то шаги, судя по звуку, женские, и человек быстро свернул разговор и попрощался. Олег выбросил за борт воображаемую сигарету и шагнул внутрь рубки. Личные дела пассажиров его совершенно не касались.
        Валентин, его старпом и верный друг, был уже здесь. Его загорелое, немного грубое, словно вытесанное топориком лицо с крупными чертами и черными, как спелая маслина, глазами было сейчас мрачным, почти черным. Точнее, мрачным Озеров казался всегда, поскольку был скуп на эмоции, лишние движения и те самые напрасные слова. Сейчас же его чело и вовсе напоминало предгрозовую тучу, обещающую восьмибалльный как минимум шторм.
        — Случилось чего?  — поинтересовался Олег, впрочем, аккуратно. Валька был не из тех людей, которые запросто пускали к себе в душу, особенно без приглашения.
        Озеров в ответ лишь витиевато выругался.
        — Ну, захочешь, расскажешь. Давай врубай музыку. Отчаливаем.
        «Посейдон» уходил из портов не под приевшееся «Прощание славянки», а под «Марш нахимовцев». Это была личная традиция Олега Веденеева, которого с нахимовцами, впрочем, ничего не связывало. Просто марш был красивый, не такой растиражированный, как другие, да и морской в придачу.
        Над яхтой раздались первые бравурные аккорды, и Олег встал к штурвалу, выбросив из головы все лишние мысли, в том числе и об особой угрюмости Валентина. Может, зазнобу свою не хочет оставлять, кто его знает. О том, что в жизни Озерова появилась новая девушка, и на этот раз «все серьезно», тот сказал Олегу сам, но без подробностей. Олег и не настаивал. Знал, что, когда придет время, друг все расскажет и с красавицей своей познакомит. Видать, и впрямь серьезно, если у Валентина такая тоска в глазах. Или не тоска, шут разберешь.
        В тему человеческих взаимоотношений Веденеев в последнее время предпочитал не углубляться. Где-то внутри все еще болело, кололо, чесалось, и он, пользуясь метким выражением писателя Ремарка, творчество которого очень любил, предпочитал не ковырять «марлевую повязку новых впечатлений, ощущений и жизненного опыта», чтобы не выпустить свою боль на свободу. Он бы и рад был простить, но не знал, как. Не умел. И злился на себя за это, поскольку был уверен, что болит именно потому, что он не простил.
        Море шумело где-то далеко внизу. Порт остался уже позади, «Посейдон» уверенно и смело рассекал морскую гладь, послушный, как дрессированный пес. Где-то за спиной у Олега расходились по каютам привлеченные церемонией отплытия пассажиры, готовились к своей первой ночи на комфортабельной и гостеприимной яхте. Все было, как обычно. Вот только холодок, поселившийся где-то в районе косых мышц живота, никак не проходил. Что-то важное, замеченное, но не оцененное со всей серьезностью не давало Олегу покоя, нарушало безмятежность предстоящего двухнедельного плавания, в общем-то, рядового.
        «Ладно, разберемся»,  — сказал сам себе капитан Олег Веденеев и направил яхту в открытое море. Огни Барселоны отдалялись, сливаясь в колышущееся позади яркое марево.
        Глава третья
        Еще с вечера Марьяна была уверена, что ни за что не заснет. В последнее время она плохо спала, либо не смыкая глаз за полночь, либо просыпаясь, как от толчка, в четыре часа утра — то самое время, когда «силы зла властвуют безраздельно». Ночью одолевавшие ее думы были особенно невыносимы, но то ли легкая качка была тому виной, то ли измученный организм действительно нуждался в отдыхе, но заснула она, как только голова ее коснулась подушки, и проснулась, когда часы показывали уже восемь утра. Можно идти на завтрак.
        К еще большему своему изумлению, Марьяна поняла, что проголодалась. Ела она так же плохо, как и спала, потеряв за последний месяц чуть ли не пять килограммов. Аппетита не было совсем, а когда она пробовала кормить себя насильно, еда просилась обратно, явно не желая усваиваться. Сейчас же у нее даже в животе урчало от голода, и мысли о сервированном в кают-компании завтраке были приятными и даже волнующими.
        Наскоро приняв душ и натянув легкие белые брючки и полосатую майку (а что, она же в море), Марьяна пару раз провела щеткой по волосам и выскочила из каюты, не утруждая себя тем, чтобы накраситься. Никому это не надо, и ей в первую очередь.
        На палубе было свежо. Яхта шла на довольно приличной скорости и, судя по расписанию тура, должна была прибыть в Марсель около полудня, то есть (Марьяна снова посмотрела на часы) через три с половиной часа. Вполне достаточно времени, чтобы позавтракать, а потом поплавать в бассейне и понежиться на верхней палубе.
        Жить без четкого плана на день Марьяна не умела, а потому, выстроив логистику хотя бы первой половины дня, почувствовала себя увереннее. В ресторане никого не было. Лишь вчерашняя стильная пожилая дама сидела за своим, то бишь капитанским, столиком и в некоторой задумчивости ела омлет, такой воздушный, что у Марьяны рот моментально наполнился слюной.
        — Доброе утро,  — вежливо сказала она, понимая, что в силу возраста обязана здороваться первой.
        Дама приветливо помахала ей рукой с зажатой вилкой.
        — Доброе утро, садитесь ко мне. Вместе веселее.
        — Не знаю, разрешают ли правила садиться за чужой столик,  — засомневалась Марьяна, которая в давней своей жизни никогда не нарушала правил.
        — Можно-можно,  — сообщил подлетевший к столику стюард Дима.  — Рассадка только за обедом и ужином жесткая, а завтракают же все в разное время, так что вы никому не помешаете. Тем более что Марк уже позавтракал.
        — А капитан?  — уточнила Марьяна.
        — А Олег Алексеевич только час назад ночную вахту Валентину сдал. Я ему кофе сварил, он выпил и спать ушел. Теперь до прибытия в порт не появится. Садитесь. Вам омлет или кашу? А еще могу сосиски принести или бекон жареный. Или что вы еще хотите? Меню на столе.
        В легкой, стильно оформленной папочке числились, похоже, все яства мира, однако Марьяна, наскоро пробежав список глазами, остановилась на омлете, оладьях с медом, свежих ягодах со взбитыми сливками и кофе с молоком. Дима убежал выполнять заказ, а Марьяна уставилась в выходящее на палубу окно.
        — Ну, и что вы про это думаете?  — нарушила молчание дама, которую, как вспомнила Марьяна, звали Галиной Анатольевной.
        — Про что именно?
        Дама сделала небольшой глоточек кофе и ткнула вилкой в дальний столик, за которым вчера вечером сидели две школьницы, Полина и психолог Михаил Дмитриевич. Сейчас столик пустовал, но на нем цвела пышная роза.
        — Про розу?  — уточнила Марьяна.  — Так она и вечером здесь стояла.
        — Вечером была другая, вы что, не видите?
        Действительно, Марьяна только сейчас заметила, что в узкой вазочке на столике стоит розовая роза, не белая, как вчера. Значит, за ночь ее кто-то поменял? Зачем? И предназначена ли роза вновь Полине?
        — Вижу,  — согласилась Марьяна и приняла у Димы протянутую тарелку с омлетом. Запах от него исходил просто упоительный.
        Думать про омлет было гораздо приятнее, чем про розу, и Марьяна даже пожалела, что не уселась на свое законное место. Глядишь, и поела бы спокойно.
        — Я, наверное, покажусь вам выживающей из ума старухой, но я более чем уверена, что обещанный нам в плавании детектив уже начался. Единственное, что хотелось бы понять: это замысел организаторов или действительно что-то происходит?
        Марьяна покосилась на Галину Анатольевну. На старуху та не тянула вовсе. Худенькая, с немыслимо стильной стрижкой и в огромных кольцах, других, не тех, что вчера, но удивительно подходящих к тому наряду, который был на ней сейчас. Наряд же как нельзя лучше подходил к раннему средиземноморскому утру. С чем-чем, а со вкусом у нее все было хорошо.
        — А что происходит?  — спросила Марьяна.  — Я ничего такого не заметила.
        — Ну что вы,  — дама многозначительно засмеялась, подождала, пока вновь появившийся в кают-компании Дима расставит принесенные тарелки, креманки и чашки и снова удалится, и заговорщически понизила голос:  — Кто-то меняет розу на одном-единственном столике, и я должна заметить, что девушка, которой она предназначена, вовсе этой розе не рада. Кроме того, с девочками явно что-то не так.
        — Олей и Тоней?
        — Да, тут нет других детей.
        — Боже мой, а с ними-то что не так? Обычные подростки, причем довольно вежливые и воспитанные.
        — Да. По нынешним временам редкость.  — Галина Анатольевна сделала еще один малюсенький глоток кофе.  — Вот только одна из них называет эту милую женщину, Елену, мамой, а вторая — Григория Петровича папой. Или этого вы тоже не заметили?
        — Ну и что? Елена и Григорий — муж и жена, почему девочки не могут называть их мамой и папой? Тоня — дочка Елены Михайловны, я это точно знаю.
        — Да. Верно. Вот только Оля — дочка этой неприятной громкоголосой дамы, Маргариты. То есть сестрами они быть не могут, но к вашим соседям по столу обращаются «мама» и «папа».
        — А ведь верно.  — Марьяна от изумления чуть не подавилась омлетом.  — Получается, что Григорий Петрович путешествует с двумя своими женами — настоящей и бывшей?
        — Получается. И это очень странно. В подобные путешествия не отправляются с врагами.
        — А может, они и не враги вовсе. Бывает же, что при расставании люди остаются друзьями?  — К концу фразы голос Марьяны упал до шепота, потому что она ни на минуту сама не верила в то, что говорила.
        Ее опыт, недавний, еще не забытый, вопил, визжал, орал, как пароходная сирена, что расстаются всегда врагами, сжигая за собой все мосты. Какое уж тут совместное путешествие! Она представила, что сейчас ей пришлось бы плыть на одной яхте с Гордоном, две недели встречаться за обедом и ужином, вместе ездить на экскурсии и проводить вечера в кают-компании. Ее тут же так сильно затошнило, что она даже отложила вилку. Золотистый пышный омлет вдруг приобрел вид и вкус картонной подошвы.
        — Деточка, так, конечно, бывает, хотя бы потому, что в этой жизни бывает все,  — сказала Галина Анатольевна, не заметившая ее изменившегося настроения.  — Но это не тот случай. Эти две дамы — Елена и Маргарита — ненавидят друг друга лютой ненавистью. Их взаимные взгляды испепелить могут. Поэтому зачем они вместе поехали в отпуск — это большой вопрос.
        — Насчет них я не знаю, а вот про Полину вы, пожалуй, правы,  — задумчиво сказала Марьяна.  — Я вчера случайно подслушала один ее разговор, из которого вытекало, что она кого-то сильно боится.
        И Марьяна пересказала Галине Анатольевне беседу, свидетелем которой нечаянно стала.
        — Любопытно,  — сказала пожилая дама, когда она закончила.  — Очень любопытно. Как и то, что здесь делает Аркадий.
        — Аркадий? Это такой богатый мужчина с бородкой и в дорогущей рубахе?
        — Ха! Богатый! Аркадий Беседин — не просто богатый, а очень богатый человек. Фактически олигарх. Так получилось, что я встречала его в доме моего… скажем так, зятя. Уверяю тебя, увидеть его на такой посудине, как «Посейдон», несомненно, можно. Но только снять он ее должен целиком, а не путешествовать в непонятном круизе с непонятными попутчиками. Один, без охраны, без секретаря и прочего сопровождения. Это очень странно. Очень. Немыслимо, я бы даже сказала. Кстати, дорогая моя, а почему вы — такое прелестное создание — и тоже путешествуете одна?
        Обильно политый медом оладушек колом встал в горле. Марьяна закашлялась, схватила стакан с соком, предусмотрительно принесенный Димой, хотя она его и не заказывала, сделала большой глоток. На глазах у нее выступили слезы. Галина Анатольевна заботливо и бесцеремонно похлопала ее по спине.
        — Извините, если я лезу не в свое дело,  — покаянно сказала она.  — Просто мне пришло в голову, что, быть может, именно с вами у Аркадия здесь тайное свидание. Из всех дам женского пола, которых я вчера имела счастье лицезреть, вы подходите на роль его спутницы больше всего.
        — Почему? Неужели я выгляжу как охотница за олигархами?  — неприятно поразилась Марьяна.
        — Нет, просто вам очень бы пошли большие деньги. Но, судя по вашей реакции, я ошиблась. Забудем об этом.
        — Нет, я расскажу.
        От необходимости постоянно скрывать от всех, что у нее на душе, Марьяна уже так устала, что возможность выговориться вдруг показалась ей сказочной. Не может человек в одиночку тащить такой груз. Не должен. Так пусть же сработает синдром попутчика. С этой Галиной Анатольевной они проведут вместе две недели и разъедутся, чтобы никогда не увидеться вновь. Значит, ей можно рассказать обо всем, что не дает спать по ночам. Может быть, она не просто поймет, а еще и посоветует что-нибудь, от чего станет хоть немного легче.
        — Я рассталась с человеком, которого очень любила,  — медленно сказала Марьяна, прислушиваясь к внутренним ощущениям. Боялась, что наружу снова вырвутся слезы, удерживаемые внутри невероятным усилием.  — Я никогда не думала, что способна так любить. Ради него я пошла на преступление — облила кислотой очень милую и хорошую женщину, которую отчаянно к нему ревновала. Напрасно, кстати. У нее был роман с совсем другим человеком. И сейчас они счастливо живут в Лондоне, собираются пожениться. У них все хорошо.
        — В Лондоне?  — живо поинтересовалась Галина Анатольевна.  — А он что, тоже олигарх?
        — Нет, он преподаватель литературы, просто англичанин. И мой возлюбленный тоже англичанин, только инженер. Они оба по работе оказались в нашем городе, и там все и закрутилось. В общем, Гордон (мой Гордон), когда узнал, на что я оказалась способна, заинтересовался мной, и у нас действительно начался роман, о котором я так страстно мечтала. Его не испугал мой поступок, понимаете? Сама я была в ужасе, потому что не подозревала, что во мне такая бездна зла [1 - См. роман Л. Мартовой «Вселенная на двоих».].
        — Мы все многого о себе не знаем,  — тихо сказала Галина Анатольевна и погладила Марьяну по руке, поддержала.  — Омуты нашей души скрывают все наши страхи и сомнения, все наше отчаяние. Но никто не знает, когда они затянут нас на самое дно и поглотят с жирным чмокающим звуком. Как трясина на болоте. Не казнись, девочка. Ты же сделала выводы. Правильные выводы. И это главное. А поступок твой уже в прошлом. И то, что сделала ты это из любви, многое оправдывает. Не все, конечно, но многое.
        — Из этого все равно ничего хорошего не получилось,  — с отчаянием призналась Марьяна.  — В общем, я даже съездила к нему в Лондон, познакомилась с его семьей. Я была так счастлива, что мне казалось, что еще чуть-чуть — я оторвусь от земли и полечу. А потом…
        Слезы все-таки потекли у нее по щекам. Мелкие, злые… Она промокнула их бумажной салфеткой, скатала ее в мокрый комочек. Галина Анатольевна снова погладила ее по руке, придавая мужества.
        — В общем, у меня случилась задержка, и я решила, что беременна. Я так обрадовалась, вы себе даже представить не можете. Я целый день представляла, как Гордон придет с работы, и я ему скажу. Я даже бабушке его разболтала, дура. У него такая классная бабушка! Очень старенькая, но удивительная. И она тоже радовалась вместе со мной. И мы придумывали малышу имя. Мальчику. Мы были уверены, что это будет мальчик.
        Она снова заплакала, горько-горько, не в силах рассказывать дальше. Тот день вставал перед глазами, выключая краски и звуки окружающего мира. Все становилось пыльным, серым, точнее, даже не серым, а блекло-коричневым, как будто старая фотография, выполненная в сепии.
        — А потом этот твой Гордон пришел с работы и сказал, что тебе нужно сделать аборт,  — Галина Анатольевна выговорила за Марьяну самое страшное.
        — Да. Он даже не понял, почему я категорически отказываюсь. Он сказал, что все мои россказни про неземную любовь и его продолжение в будущем ребенке — это все розовые сопли. Что он впустил в свою жизнь совсем другую женщину. Ту, что способна плеснуть кислотой в соперницу, отстаивая свою территорию и свои интересы. Понимаете, именно это напугало меня по-настоящему. Ему нужна была подлая и беспринципная мразь, которой я была, пусть и совсем недолго. Ему не нужна была я — настоящая, способная на нежность и искреннюю любовь.
        — И ты предпочла уехать…
        — Да. Я не могла пожертвовать ребенком ради призрачной попытки стать счастливой с Гордоном. У нас все равно бы ничего не вышло, потому что ему нужна совсем другая я. Та, что вызывает у него восхищение, в меня вселяет ужас. Я уехала домой, но мне было так плохо, что я не могла работать. И разговаривать ни с кем не могла. И тогда мой начальник (вы знаете, у меня отличный начальник, редкая умница, интеллигент, настоящий мужчина) купил мне этот тур, чтобы я развеялась и проветрила мозги. Поэтому я здесь. И поэтому одна.
        — А ребенок?
        — Да не было никакого ребенка. Это была ложная тревога, и когда я вернулась домой, это очень скоро выяснилось. Так что у меня не стало ни Гордона, ни ребенка Гордона. Ничего.
        — Все у тебя еще будет, девочка моя.  — Галина Анатольевна нажала на кнопку вызова стюарда, которой был оснащен каждый столик.  — А пока давай выпьем кофе и перестанем думать про плохое. Гораздо приятнее думать про интересное. К примеру, про разворачивающийся здесь детектив. Скажу тебе по секрету, лавры мисс Марпл никогда не давали мне покоя.
        Она заговорщически улыбнулась Марьяне и деловито повернулась к подскочившему к их столику Диме. Отхлебнув огненный и очень вкусный кофе, Марьяна впервые за последние полтора месяца вдруг подумала о том, что жизнь, если вдуматься, вовсе не такая уж и плохая штука.

* * *
        Марсельский порт оказался местом шумным и грязным. Впрочем, Марьяна решительно настроилась на то, что ей все понравится. Уж если поехала в круиз, будь добра, открой сердце и голову новым впечатлениям. Марк собрал всех, кто принял решение сойти на берег, у трапа. На яхте оставалась лишь команда, да еще Артем Репнин, сославшийся на головную боль и заявивший, что не спал всю ночь, а потому теперь намерен постараться уснуть.
        — А нечего было полночи смотреть телевизор в кают-компании,  — разглагольствовала его жена Рита, объясняя причину отсутствия мужа.  — Нет, понятно, что в каюте я включить телевизор не разрешила, я бы тоже не смогла уснуть. До четырех утра просидеть в полном одиночестве, чтобы теперь пропустить экскурсию и шопинг? Нет, этого я не понимаю. Но пусть побудет один. Хозяин — барин.
        — Бедный папочка,  — сообщила Тоня, в голосе которой, впрочем, не было слышно особой жалости.  — И ресторан пропустит.
        — Какой ресторан?  — живо спросила Ида, выглядящая сегодня еще более ярко и призывно, чем вчера. Она ни на шаг не отходила от Алексея Китова, о чем-то беседующего с Аркадием Бесединым.  — Разве мы не на яхте обедаем?
        — Дамы и господа, я все расскажу.  — Марк поднял вверх обе руки:  — Минуточку внимания. Сейчас мы с вами начнем пешеходную экскурсию в районе Старого порта. Если кто-то из вас предпочитает погулять по Марселю самостоятельно, то вам нужно добраться до города на такси или на специальном автобусе. Сразу предупреждаю: если скооперироваться, такси обойдется дешевле.
        Аркадий Беседин громко засмеялся. Марк покосился на него и продолжил:
        — Обед у нас запланирован в одном из ресторанов Старого города, где нас ждет главное марсельское блюдо — буйабес. Но вы можете поесть самостоятельно, где захотите, или вернуться на корабль. Наш кок Юрий уже готовит обед для тех, кто примет такое решение. А его буйабес, как сказал капитан, ничем не хуже марсельского.
        — Мам, а что такое буйабес?  — спросила Тоня у Елены.
        — Классическое блюдо средиземноморской французской кухни. В России ее принято называть марсельской ухой.
        — У-у-у, рыбный суп,  — в голосе Тони послышалось разочарование.
        — Ну, не совсем, милая барышня,  — рассмеялся Марк.  — Это удивительный деликатес, фактически легенда, хотя, когда несколько столетий назад марсельские рыбаки только начинали варить этот суп, складывая в него для наваристости все, что осталось от непроданного улова, они даже не подозревали, что тем самым делают шаг в историю. Главное в буйабесе красная рыба, хотя в настоящую марсельскую уху кладут до сорока видов рыбы. В дело идет и колючая морда, и чешуя, и плавники, и хвосты. Кроме того, обязательно добавляют крабов, мидий, маленьких осьминогов и, конечно, креветки. Секрет буйабеса в том, что в него еще обязательно крошат мякиш белого хлеба. Рыбаки были людьми бедными, поэтому добавляли хлеб для сытности. Так и осталось. В городе есть рестораны, в которых в буйабес кладут дорогие виды рыбы и даже омаров, так что там стоимость порции доходит до двухсот евро.
        — Что ж, я тогда определился. Я поеду в такой ресторан.  — Беседин потер руки.  — Нет, ну а в самом деле, не таскаться же пешком на никому не нужной экскурсии. Машину я уже заказал. Кто со мной? Марьяна? Полина? Галина Анатольевна?
        Выбор олигарха Марьяну позабавил и потешил ее самолюбие. Из всех пассажиров яхты он пригласил с собой только их троих. Она вопросительно посмотрела на пожилую даму, которая волею судьбы стала ее наперсницей в этом путешествии.
        — Нет, я на экскурсию,  — покачала головой та.  — Буйабес за двести евро меня как-то мало привлекает.
        — Я приглашаю.  — Беседин снова улыбнулся.
        — Нет, спасибо. У меня есть двести евро, просто я считаю трату таких денег на еду кощунством.
        — Спасибо, я останусь с Галиной Анатольевной,  — сказала Марьяна.
        — А можно нам с Алексеем присоединиться к вам?  — жеманно растягивая слова, спросила Ида.  — Хотя я честно предупреждаю, что за такой суп сама заплатить не в состоянии.
        — Пожалуйста.  — Беседин сделал приглашающий жест рукой и посмотрел на Полину.
        — Нет, благодарю,  — усмехнулась та.  — Я тоже предпочитаю экскурсию и умеренность в еде.
        — До города меня довезете?  — спросил у олигарха Михаил Дмитриевич.  — На ресторан я тратить время не хочу, но и обычная экскурсионная программа меня не интересует. Я хочу побывать на улице Эдмона Ростана, в знаменитом квартале антикваров.
        — Это который «Сирано де Бержерака» написал?  — спросила Елена.
        — Он самый. В этом квартале расположено множество антикварных магазинов, давно хотел на них посмотреть, потому что у каждого из них своя особая изюминка, своя фишка. Один занимает лестничную клетку в жилом доме девятнадцатого века, второй — маленький дворик, уставленный книжными полками. Да и концепт-сторов тут немало. Например, недавно новый «Jogging Jogging» был открыт знаменитым парижским фотографом Оливье Амселлемом. Кстати, там и поесть можно, в обеденное время все магазины выставляют столики на улицу, чтобы покормить посетителей. Не отходя от кассы, так сказать.
        — О-о-о-о,  — я тоже туда хочу,  — закатила глаза к небу Рита.  — Михаил Дмитриевич, возьмите меня с собой! Лена, Гришка, мне кажется, вам тоже надо это увидеть.
        — Нет, спасибо,  — чуть резче необходимого сказала Елена.  — Мы отправимся на экскурсию.
        — А девочки?
        — И девочки тоже. Не помешает посмотреть место, с которого началась история Марселя. В конце концов эта поездка должна иметь хоть какой-то смысл. Оля, Тоня, греки-финикийцы высадились здесь за шестьсот лет до нашей эры и основали колонию. А в тринадцатом веке в порту уже работала верфь, на которой производили военные суда. Мы все это сможем посмотреть, и замок Иф тоже. Тот самый, где Эдмон Дантес провел четырнадцать лет.
        Рита демонстративно фыркнула:
        — Какая же ты зануда, Ленка! Какой была, такой и осталась.
        — Да уж какая есть. Кстати, Ритуля, тебе не нужно в квартал антикваров. Ты все равно ничего не понимаешь в антиквариате. Тебя ждет Кур-Жюльен. Это пешеходная улица, на которой расположены авторские магазины одежды и украшений, мыловаренная фабрика и крафтовый паб. Ты же любишь пиво.
        — В общем, довезите меня до города,  — заявила Рита сердито, отворачиваясь от Елены.  — Девочки, вы со мной?
        — Нет, мы с мамой,  — сказала Тоня, а Оля, как обычно, предпочла промолчать. Только взяла подругу за руку.
        В группе, следующей за Марком, остались лишь Ковалевы с двумя девочками, Марьяна, Галина Анатольевна и Полина. Остальные гуськом потянулись за уверенно шагающим Бесединым, заказавшим микроавтобус. Да еще куда-то исчезла полная, вечно напряженная Ирина. Словно сквозь землю провалилась вместе со своими огромными ромашками на тунике.
        — Ну что ж, сейчас я возьму воду на всех участников нашей экскурсии и приду,  — бодро сообщил Марк.  — Подождите меня.
        — Давайте-ка, милая моя девочка, отойдем в тень, а то стоять на солнцепеке не очень-то полезно для здоровья.  — Галина Анатольевна потянула Марьяну к стоящему неподалеку киоску, торгующему сувенирами.  — Заодно и магнитик на холодильник купим. На память.
        — Вы собираете магнитики?  — засмеялась Марьяна, которой очень нравилась эта пожилая женщина.
        — Нет, но без их покупки любое путешествие утрачивает большую часть своего очарования,  — тоже засмеялась та.
        Они вдвоем уткнулись в витрины, заставленные всякой всячиной. Из-за киоска послышался голос, негромко говорящий по-русски, и Марьяна непроизвольно напрягла слух. Она без труда узнала голос Полины, разговаривающей по телефону.
        — Спасибо тебе за эту ночь,  — быстро, чуть задыхаясь, сказала та.  — Я была так счастлива, что даже на время забыла, что ничего не кончилось. Мне так грустно думать, что в ближайшее время мы не сможет этого повторить. Что? Нет, я не могла не пойти на эту дурацкую экскурсию, потому что, ты же знаешь, я не должна привлекать к себе внимания. В дневное время я должна быть вместе со всеми. Таковы условия контракта. Когда ты снова сможешь так устроить, чтобы мы провели ночь вместе? Думаешь, что дня через четыре?  — Она ненадолго замолчала, будто что-то подсчитывая в уме.  — Это ужасно долго, любимый. И кроме того, я думаю, что к этому времени меня уже убьют.
        Бриллианты — лучший повод для убийства. Их блеск завораживает. Их баснословная цена сводит с ума. Во всех детективах обязательно охотятся за бриллиантами. Ищут их. А еще большой огромный нож.

* * *
        Всей компанией на яхте собрались только к ужину. Олигарх Аркадий выглядел сытым и от этого немного сонным, Алексей Китов довольным и возбужденным одновременно, Ида улыбалась, как наевшаяся сметаны кошка, Рита была обвешана какими-то коробками и пакетами, свидетельствующими о том, что шопинг прошел удачно, Ирина выглядела запыхавшейся, а Михаил Дмитриевич хвастался купленной гравюрой конца девятнадцатого века.
        — А как ваша экскурсия?  — спросил он у Марьяны, явно из вежливости.
        Как раз об экскурсии Марьяна мало что могла рассказать, поскольку большую ее часть они с Галиной Анатольевной провели, украдкой обсуждая разговор, нечаянными свидетелями которого стали.
        — Как вы думаете, с кем она разговаривала?  — спросила Марьяна, когда они с пожилой дамой отстали от остальной группы на безопасное расстояние.  — Мне кажется, что у нее на корабле любовник.
        — Это как раз сомнений не вызывает.  — Галина Анатольевна выглядела задумчивой и немного мрачной.  — Такая молоденькая девушка не отправляется в путешествие одна. Я и по поводу тебя удивлялась, но ты мне все объяснила. А она? Ей от силы двадцать лет. Зачем ее понесло в такой круиз без кавалера и даже без подруги? Да еще роза эта… И тот разговор, что ты слышала вчера. Так что наличие любовника, считай, установлено. Интересно, кто он.
        — Вы знаете,  — Марьяна еще понизила голос,  — я думаю, это Артем, муж Риты.
        — С чего ты взяла?  — В голосе пожилой дамы послышалась насмешка.
        — Ну, он же не ночевал в своей каюте. Вы помните, его жена утром сказала, что он вернулся под утро и не выспался настолько, что даже остался на яхте, вместо того чтобы пойти на интересную экскурсию.
        — С тем же успехом Полина могла ночевать в каюте любого другого мужчины, включая всех пассажиров, пожалуй, кроме Григория Петровича, и членов экипажа. Хоть в каюте капитана.
        Мысль о том, что любовником Полины был капитан «Посейдона», отчего-то неприятно царапнула Марьяну. Странно, ей нет до него никакого дела. Она независимо дернула плечиком и, немного подумав, сказала, радуясь, что смогла поймать свою собеседницу на логической ошибке:
        — Нет, не могла. Она спрашивала, когда этот мужчина сможет встретиться с ней в следующий раз. Любой одинокий пассажир не должен выгадывать для этого время. У него в распоряжении собственная каюта. А что касается капитана, то он вообще в рубке был.
        — Логично,  — согласилась Галина Анатольевна и посмотрела на Марьяну с уважением.  — Мозги у тебя хорошие, надо признать. А вообще лучший способ узнать — это спросить. Давай догоним Полину и спросим, что это было?
        — Неудобно,  — засомневалась Марьяна.  — Получается, что мы подслушивали. Да и вообще, мало ли что она имела в виду?! Не будет же нормальный человек так спокойно рассуждать о том, что его скоро убьют. Представьте, это была просто фигура речи. Да она же нас засмеет и правильно сделает.
        — Подожди, и все плохое исчезнет само собой,  — пробормотала Галина Анатольевна.
        — Что?
        — Это один из знаменитых законов Мерфи. Подожди — и все плохое исчезнет само собой… Нанеся положенный ущерб. Хочется верить, что он будет не смертельным. Ладно, понаблюдаем за этой крошкой. Глядишь, чего и прояснится.
        В результате ответить на вопрос психолога по поводу экскурсии Марьяна не смогла. За нее это сделала Тоня.
        — Обычная экскурсия. Посмотрите направо, посмотрите налево. Мама такое обычно называет «галопом по Европам»…
        — Тоня,  — тут же одернула ее Елена,  — ты как себя ведешь? Немедленно извинись перед Марком. Он подготовил для нас прекрасную экскурсию. Разве тебе было неинтересно послушать про замок Иф?
        — Если честно, то не очень,  — девочка широко зевнула.  — И буйабес мне ваш не понравился. И теперь я есть хочу. Ужин скоро?
        — Через полчаса.  — На палубе появился капитан, незаметно, но внимательно посчитавший своих пассажиров. От острого взгляда Марьяны не укрылось, что он особенно внимательно оглядел Галину Анатольевну.  — Отплываем сразу после ужина, чтобы все желающие могли насладиться картиной выхода из порта.
        Критически оглядев себя, Марьяна решила переодеться к ужину. Одежды с собой она взяла немного, не в том была настроении, чтобы наряжаться, но появиться в кают-компании в том же наряде, в котором день проходила по жаре, было неправильным.
        В каюте она скинула с себя одежду, прошлепала в душ, вышла оттуда минут через десять, встряхивая мокрыми волосами, приятно холодившими спину, и достала из шкафа узкие черные брючки и элегантный топ с открытой спиной. В прошлой жизни он ей очень шел. Подойдя к кровати, она достала из сумки маленький кошелечек с украшениями, чтобы выбрать подходящее, и вдруг увидела на подушке записку — маленький листок бумаги с распечатанным на нем коротким текстом.
        Смысл текста Марьяна не поняла, хотя прочитала два раза. На листочке был написан какой-то бред про убийство, бриллианты и нож. Марьяна невольно напряглась, поскольку не любила, когда чего-то не понимала, но тут же вспомнила. Черт, да они же играют в детективов! Наверняка этот текст — один из тех, что им было предложено написать прошлым вечером. Игра стартовала, и теперь все будут втянуты в нее, независимо от воли и желания. Марк же сказал вчера, что это обязательное условие тура, поскольку все осознанно выбрали в турагентстве именно его. Итак, убийство, бриллианты, нож, детектив. Вся затея вдруг показалась ей настолько дурацкой, что Марьяна даже рассмеялась. Нет, находись она в ясном сознании, никогда бы не подписалась на подобную чепуху.
        Скомкав записку в маленький шарик, она кинула его в мусорную корзину, но промахнулась. Наклоняться и поднимать бумажный комок ей было лень, поэтому она вдела сережки, мельком глянула в зеркало и вышла из каюты, аккуратно заперев за собой дверь.
        На столике лежало меню. Елену и Григория Петровича оно совершенно не интересовало, а Марьяна протянула руку, открыла тоненькую картонную папочку по детской еще привычке пробегать глазами любые тексты, попавшиеся на глаза, хоть отрывной листок календаря. Из папочки выпал еще один листок бумаги, похожий на тот, что лежал на ее подушке. Марьяна взяла его в руки и невольно покраснела. Это был ее текст. Тот самый, где она рассуждала о преступлении против самой себя. Из-за соседнего столика ей подмигнула сидящая с листочком в руках Галина Анатольевна.
        — Друзья мои.  — Марк постучал по бокалу, и в кают-компании воцарилась тишина.  — С сегодняшнего вечера вы будете получать записки, в которых содержатся ключи к расследованию. Ваша задача их собрать, проанализировать и запомнить, чтобы потом высказывать свои версии.
        — А кого убьют?  — спросила Тоня.
        — Это же секрет,  — рассмеялся Марк.  — Не будем лишать дополнительной интриги наше плавание. Все произойдет именно в тот момент, в который и должно произойти.
        Тоня фыркнула и наморщила нос.
        — Пойдете вечером в джакузи?  — спросила у Марьяны Елена.  — Обещают подогретую воду, приятную музыку и коктейли.
        — Пожалуй, пойду,  — согласилась Марьяна.
        После ужина она с удовольствием постояла на верхней палубе под бравурные звуки марша, наблюдая, как яхта отходит от причала. Несмотря на то что церемонию эту она знала до мельчайших подробностей, было в ней что-то завораживающее, трогающее за душу мягкой кошачьей лапкой. В спускающейся на него ночи Марсель светился и переливался огнями.
        — Красиво?  — спросил рядом мужской голос.
        Марьяна повернулась и увидела капитана. В белевшей в темноте рубашке и строгих, отлично сидящих на ладной фигуре черных брюках он смотрелся просто отлично. Как жаль, что ей это безразлично.
        — Красиво,  — согласилась она.  — И грустно. В отходе корабля от причала есть что-то безысходное. Вот вроде умом я понимаю, что могу вернуться в Марсель в любой момент, когда захочу, да и нет там ничего такого, что бы так сильно заставляло меня хотеть вернуться, а все равно немного грустно. Как будто еще один жизненный рубеж позади. Вам, наверное, не понять, о чем я. Вы всю жизнь только и делаете, что отчаливаете и причаливаете.
        — Отчаливаю, да. Причалить пока не очень получается,  — сказал он с непонятной Марьяне ноткой в голосе и откашлялся.  — Извините, мне нужно идти.
        — Да пожалуйста,  — пробормотала она.  — Я же вас не держу.
        Она спустилась в каюту, чтобы натянуть купальник и халат поверх него, с усмешкой подумав о том, что ее роскошный топ остался совершенно никем не замеченным. И стоило так стараться… Взгляд ее упал на пол рядом с маленьким столиком. Туда, где стояла корзина для мусора и где валялся брошенный ею бумажный шарик. Сейчас его там не было.
        Марьяна даже глазам своим не поверила. Она встала на колени и заглянула под стол и под кровать, пытаясь убедить себя, что у нее просто обман зрения. Бумажки не было. Марьяна метнулась к своей сумке и дрожащими руками проверила кошелек, в котором лежали паспорт, кредитка и вся наличность. Все было на месте. Немудреные украшения — тоже. Кто и зачем заходил в ее каюту? И когда? Во время ужина? Тогда это кто-то из команды, потому что попутчики ее за ужином все были в кают-компании. Или когда она стояла на палубе, наблюдая за отплытием? Тогда это мог быть кто угодно. Что у нее искали? И кому понадобилась ничего не значащая глупая бумажка, шутка, розыгрыш?
        Внезапно Марьяна почувствовала, что ее начало знобить. Галина Анатольевна сегодня за завтраком сказала, что ей кажется, будто происходящее — вовсе не игра. Что что-то страшное должно произойти на самом деле. Утром Марьяна посчитала, что пожилая дама просто от скуки подражает мисс Марпл. Сейчас она видела в ней умудренного жизненным опытом человека, интуиции которого можно доверять. Кто автор сценария, который разворачивается на «Посейдоне»? Организатор тура Марк? Или есть кто-то еще, кроме Марка, невидимый кукловод, ведущий только одному ему известную партию? И кто все-таки станет его жертвой?

* * *
        Теплый вечер собрал у джакузи под открытым небом почти всех путешественников. Стюард Дима без устали разносил коктейли, играла приятная музыка, тек неспешный, то и дело обрывающийся разговор, участники которого лениво перекидывались с темы на тему.
        Елена читала книгу, Григорий Петрович что-то сосредоточенно писал, уткнувшись в ноутбук. Артем Репнин медленно, но неумолимо накачивался виски, не обращая внимания на злобное шипение Риты.
        Марьяна с удовольствием подставляла бока под бьющие тугие струи соленой воды, чувствуя, как они расслабляются, как отпускает ее привычное напряжение, в котором она пребывала последние полтора месяца. Рядом с таким же удовольствием на лице барахталась Галина Анатольевна.
        — Полина, чего же вы не идете в воду, тут чудо как хорошо?  — позвала пожилая дама стоящую у носового рейлинга девушку.
        — Спасибо, я не хочу,  — вежливо отозвалась та.
        — Может, желаете в преферанс?  — спросил у Полины Беседин.  — Мы тут с Алексеем решили партию расписать. Ида с нами, не хотите ли стать четвертой?
        Полина повернулась к бизнесмену, глаза ее нехорошо прищурились.
        — Преферанс?  — спросила она, и ноздри ее точеного носика затрепетали, как у породистой лошади.  — Пожалуй, можно, но не на деньги.
        — А на что же, на интерес?  — засмеялась Ида.  — Так это для детей.
        — На исполнение желания.
        В глазах Беседина скользнула какая-то искра, так быстро, что Марьяна, с интересом наблюдавшая за этой сценой, не успела ее оценить. Только заметить.
        — На исполнение желания?  — Беседин протянул последнее слово как-то так, что оно прозвучало неприлично. По крайней мере, Полина тут же покраснела.  — А вы уверены, что выполните условие, если проиграете?
        — Я всегда выполняю свои обещания.  — Девушка гордо вздернула подбородок.  — Но я не проиграю. Я никогда не проигрываю, когда ставки действительно велики.
        — Так ведь и я тоже, вот ведь незадача.  — Беседин философски пожал плечами.  — Со своей стороны я могу пообещать, что свою ставку тоже отыграю честно. Пойдемте в кают-компанию, там удобнее.
        — А посмотреть можно?  — спросила «ромашковая» Ирина. Марьяна уже даже начала сомневаться, есть ли у той еще какая-то одежда, кроме этой яркой и нелепой туники, режущей глаз.  — Я не умею играть в преферанс, а смотреть люблю.
        — Ради бога.  — Беседин небрежно мотнул головой и пошел в сторону кают-компании.
        За ним потянулись остальные участники игры и Ирина. Марьяна подумала, что эту женщину, немного смешную и нелепую, отчего-то ужасно влечет к бизнесменам и рыжеволосой Иде. Ее же собственное внимание внезапно привлекла Оля. Очень грустная девочка тихонько сидела на одном из лежаков и неотрывно глядела в воду. Она не обращала ни на кого внимания и даже не шевелилась. Подружки ее, темненькой Тони, поблизости не было, и это удивляло. За два дня круиза Марьяна уже привыкла видеть их всегда вдвоем.
        Видимо, это казалось странным не только Марьяне.
        — Доча, а где Тоня?  — спросила Рита, которая решилась все-таки оставить мужа без присмотра наедине с алкоголем и забралась в джакузи, окинув пренебрежительным взглядом неброские купальники Марьяны и Галины Анатольевны.
        — Она в каюте,  — напряженным голосом ответила девочка.  — Сказала, что ей нужно пообщаться с друзьями.
        — В Интернете?  — понимающе сказала Рита.  — А почему ты не с ней? У вас же общие друзья.
        — Не все.  — Девочка стала еще грустнее. Марьяне показалось, что у нее даже слезы на глаза навернулись.
        — Слышь, Ленка, у твоей дочурки завелся дружок.  — Рита издала хриплый смешок.
        — С чего ты взяла? По-моему, из того, что Тоня переписывается со своими друзьями в социальных сетях, этого не вытекает.
        В голосе Елены слышался металл и какая-то нечеловеческая усталость, словно даже сама необходимость переговариваться с Маргаритой была для нее тяжким бременем.
        — Ой, да не будь ты полным наивом! В твои годы это уже не умилительно,  — громко фыркнула Рита, вода вокруг ее дородного гладкого тела заходила волной, заплескалась, как вокруг пошевелившегося кита.  — У них с Олькой действительно все компании общие, а тут она предпочла одна общаться. Точно по скайпу со своим мальчиком говорит! Впрочем, это в ее возрасте так естественно. У меня первый парень тоже в пятнадцать лет появился. Ну а ты, Олька, чего отстаешь от подружки? Смотри, обскачет она тебя!
        Теперь слезы из глаз Оли побежали уже явно, и, вскочив со своего лежака, она побежала прочь по палубе.
        — Да что ж ты за человек такой, Рита,  — всплеснула руками Елена.  — Это же твоя дочь. Зачем ты ее обидела? Ты же в конце концов психолог, а с близкими поступаешь, как слон в посудной лавке.
        — Потому что нечего расти размазней,  — неожиданно зло сказала Рита.  — Иногда я сомневаюсь, что она моя дочь. Она скорее твоя. Это ты в нее с детства всякие романтические бредни вкладываешь. Да и папочкины гены мои явно перевешивают. В жизни то, что тебе надо, нужно идти и брать, не разводя лишних рефлексий. Захотел — поставил цель — добился. Вот как надо жить. А не лить слезы только потому, что у твоей подруги мальчик появился.
        — Ну да, по твоей логике, этого мальчика Оля у Тони должна была сразу попытаться отбить,  — слабо усмехнулась Елена, впрочем, очень горько.  — Ты же именно так и поступила. Правда, неизвестно еще, а был ли мальчик, но ты уже выстроила в голове правильный жизненный сценарий. А Оля в него не укладывается, да?
        — Ты будешь меня учить, как мне разговаривать со своей дочерью?  — Теперь Рита уже почти кричала.
        — Не буду,  — Елена пожала плечами, внешне спокойно, хотя Марьяна видела, что сдерживается она просто нечеловеческим усилием воли.  — Рита, ты бы лучше подумала, почему ты вспоминаешь про то, что Оля — твоя дочь, только тогда, когда тебе это удобно.
        — А ты…
        — Хватит,  — тихий Григорий Петрович оторвался от своего ноутбука, и Марьяна с изумлением обнаружила, что в его голосе, оказывается, тоже может звучать металл.  — Хватит. Девочки сами разберутся со своими друзьями и своими отношениями. Лена, тебе так я удивляюсь. Ну что ты, в самом-то деле! Ты же не Рита.
        — А чем это я тебе не угодила?  — снова завелась Маргарита, и вода вокруг нее снова поднялась, грозя выйти из берегов.  — Когда с цветами в зубах под моим балконом стоял, хороша была? А теперь, видишь, не устраиваю.
        — Когда с цветами стоял, дурак был,  — покладисто согласился профессор Ковалев.  — А сейчас ты меня вовсе не интересуешь. Поэтому перестань орать, я тебя прошу, работать невозможно.
        — От тебя другого слова в жизни было не услышать, червь научный,  — огрызнулась Рита.  — Оба вы хороши, уткнутся в книжку, не видно и не слышно. Тишину им подавай. Артем, а ты чего молчишь? Вступился бы за жену, что ли!
        Репнин икнул и посмотрел на Риту осоловелыми глазами.
        — А тебя что, кто-то обижает?  — пьяно удивился он.  — Кисуль, так кто тебя обидит, тот трех дней не проживет. Я ж тебя знаю.
        Он неверной рукой налил из бутылки в стакан еще на два пальца виски и залпом выпил.
        — Алкоголик,  — мрачно пробормотала Рита и начала с остервенением вылезать из джакузи, не обращая внимания на брызги, летевшие на Марьяну и Галину Анатольевну.  — Да я, наверное, умом тронулась, когда решила отправиться с вами со всеми в этот проклятый отпуск.
        Оставляя мокрые следы, она не то пошла, не то побежала к лестнице, ведущей на главную палубу.
        — Наверное, я тоже уже пойду,  — сказала Марьяна Галине Анатольевне.  — Почитаю еще перед сном.
        — Да, я еще немножко позволю себе понежиться тут в одиночестве,  — отозвалась та.  — Спокойной ночи, девочка.
        Марьяна, которой было и смешно, и приятно от того, что ее назвали девочкой, накинула халат и спустилась на палубу ниже. Потянув за ручку двери, чтобы войти в коридор, ведущий к каютам, она заметила Олю, теперь все так же неподвижно стоящую у перил и смотрящую на далекую кромку берега. В каюту, ту самую, где была Тоня, она по-прежнему отчего-то не шла.
        — Все нормально?  — зачем-то спросила Марьяна, которая, в общем-то, никогда не лезла никому в душу. От разыгравшейся наверху сцены между Еленой и Ритой было ей так неприятно, как будто она червей наелась.
        — Да.  — Оля посмотрела на нее ясными, но совершенно непроницаемыми глазами.  — Все в порядке. Не переживайте за меня, пожалуйста.
        Как бы то ни было, девочка была прекрасно воспитана. Оценившая этот факт, Марьяна кивнула, вошла в коридор и повернула направо к своей каюте. Она слышала, как приоткрылась первая слева дверь, та самая, что вела в каюту Оли и Тони, но тут же захлопнулась, видимо, из-за приглушенного звука Марьяниных шагов по пушистому ковролину. Кто-то, кто находился сейчас в каюте номер четырнадцать, явно не хотел, чтобы его видели.
        Немного заинтригованная, Марьяна пошла к своей восемнадцатой каюте, самой последней по коридору. Она слышала, что дверь каюты девочек снова открылась и закрылась, и кто-то быстрым шагом преодолел расстояние до двери на палубу. Специально смотреть, кто это, Марьяне было неудобно, поэтому она повернула голову лишь после того, как вставила ключ в замок. В коридоре никого не было, лишь в дверном проеме мелькнуло что-то, похожее на белую рубашку. Спустя мгновение появилась Оля, шагнула в свою каюту и громко хлопнула дверью.
        Бремя страстей человеческих. Именно оно — причина всего и объясняет все. У любого преступника есть неповторимый почерк, и прочитать написанное им может каждый мало-мальски грамотный человек. Единственное, что для этого необходимо,  — любопытство.
        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        Сегодняшним утром роза, стоящая на столике перед Полиной, была нежно-бежевой. Придя на завтрак, Марьяна отметила это первым делом, несмотря на то что Полинины розы ее вроде как и не касались. Галины Анатольевны в ресторане еще не было, зато за капитанским столиком завтракал Марк, рядом с которым сидела Оля.
        Девочка практически ничего не ела, лишь что-то спрашивала у организатора тура, который выглядел мрачным и раздраженным. Болтовня девчонки его, похоже, уже достала, но, как человек подневольный, он держал себя в руках. Отчего-то Марьяне захотелось его спасти.
        — Доброе утро, Марк,  — поздоровалась она.  — Оля, а ты что же одна, без Тони?
        — Она занята. То есть я хочу сказать, что она еще не собралась,  — быстро поправилась девочка, лицо которой на мгновение тоже омрачилось из-за какой-то неприятной мысли.  — Она скоро придет. Она что, вам нужна?
        — Нет,  — призналась Марьяна.  — Просто я уже привыкла, что вы все время вдвоем.
        — Мы — не сиамские близнецы.  — На щеках Оли вспыхнули два ярко-красных пятна, заалели пышными маками.  — И каждая из нас имеет право на собственные увлечения.
        — Приятного аппетита, я должен идти.  — Марк в два глотка допил кофе, откинул белоснежную салфетку и встал.
        — Подождите, Марк. Вы же так и не рассказали, какая у нас сегодня будет программа в Неаполе.  — Оля отвернулась от Марьяны и с преувеличенным вниманием воззрилась на организатора тура.
        — Обзорная экскурсия.  — Марк, похоже, смирился с неизбежным, но садиться обратно не спешил.  — Начнем со смотровой площадки перед въездом в город, оттуда открывается очень красивый вид на пригороды. За три часа мы должны будем побывать на знаменитой площади Джезу Нуово, где находятся сразу три неаполитанские жемчужины — барочная церковь Нового Иисуса, готический монастырь четырнадцатого века Санта-Кьяра и Шпиль Непорочной Девы. Потом главная площадь Неаполя — Пьяцца дель Плебисцита.
        Там вы сможете посмотреть знаменитый Королевский дворец, в котором сейчас расположены музей и Национальная библиотека. Кстати, совсем рядышком с площадью находится еще одна местная достопримечательность — галерея Умберто Первого.
        — Галерея? Это для тети Лены,  — сказала Оля.  — Она очень любит живопись.
        — Ну, это просто так называется — галерея, а на самом деле там расположен крытый торговый павильон, этакий неаполитанский ГУМ. Но посмотреть все равно есть на что. Архитектура прекрасная и внутреннее убранство великолепное.
        — Ну, если торговый центр, тогда это для мамы,  — сообщила Оля с детской непосредственностью.
        Марк и Марьяна не выдержали, переглянулись и прыснули.
        — А Помпеи, мы увидим Помпеи?  — В ресторане появилась Тоня, незаметно кивнула Оле, словно давая какой-то только им двоим понятный сигнал.
        — Для тех, кто захочет, после обзорной экскурсии состоится поездка в Помпеи,  — кивнул Марк.  — Конечно, это довольно тяжело, потому что впечатлений будет много, да и бегом все, чтобы к отплытию яхты успеть. Ну, и тогда уж без магазинов. В общем, придется выбирать — либо шопинг, либо пеший подъем на Везувий и осмотр окрестностей с обзорной площадки.
        — Ой, да все понятно, будет, как в Марселе. Кто-то пойдет на экскурсию, кто-то по магазинам.  — Тоня уселась рядом с подружкой и намазала вареньем оладушек, который стащила из тарелки Оли.  — Дима-а-а, ты где-еее? Я тоже хочу завтракать.
        Девочки оказались правы. Компания путешественников по приезде в Неаполь опять разделилась. Правда, от экскурсии отказались только Рита с мужем и психолог Михаил Дмитриевич, презрительно оттопыривший губу в ответ на предложение поехать со всеми. Остальные собрались у автобуса, готового отвезти их в центр Неаполя. Туда же загрузили сумку-холодильник с напитками и ланч-боксами с сухими пайками вместо обеда.
        — Заранее начинаю скучать по Юриным разносолам,  — сказал Аркадий Беседин.  — Признаться, даже не ожидал встретить в таком круизе кухню настолько высокого уровня.
        — Ланч-боксы тоже собирал Юра,  — примирительно сообщил Марк.  — А вечером нас будет ждать на яхте первоклассный ужин, который с лихвой окупит необходимость в течение дня довольствоваться малым.
        — Кстати, небольшой совет для всей честной компании.  — Глаза Беседина откровенно смеялись.  — Держите свои кошельки и сумки, а также телефоны и фотокамеры при себе с удвоенным вниманием. В Неаполе их подрезают так виртуозно, что даже и не заметишь. Марк, странно, что вы об этом не предупреждаете.
        — А я не знал.  — Марк выглядел слегка растерянным.  — Мне кажется, что в любом путешествии лучше следить за своими вещами.
        — Разумеется. Но в Неаполе карманники и воры на мотобайках действуют в два раза быстрее и в сто раз наглее. Говорю вам как человек, который много где бывал и много что видел. Марк, попросите, чтобы ваша компания относилась серьезнее к обучению сотрудников. Да ладно-ладно, не обижайтесь…
        — Я и не обижаюсь,  — пробормотал Марк, уши которого пылали.
        Тем не менее с ролью экскурсовода он справился на отлично. Марьяна, которая сегодня не отвлекалась ни на какие посторонние разговоры, слушала его рассказ внимательно и не могла не отметить, что у Марка прекрасный дар рассказчика. Пока они ехали к Везувию, она сказала ему об этом, чтобы немного подбодрить.
        — Спасибо.  — Ее немудреный комплимент был ему приятен, сразу видно.  — Вообще-то у меня мама всю жизнь проработала экскурсоводом, возила группы по Золотому кольцу, на Байкал и даже на Камчатку. Она из любого факта в путеводителе разворачивала такую историю, что туристы слушали ее, открыв рты. Потом и сестра у нее училась. Время, конечно, уже другое было, поэтому сестра с группами и за границей бывала. Вот она тоже ни одной мелочи не упускала из виду. Такие факты раскапывала, что с ее экскурсии не ушел бы даже такой привереда, как Михаил Дмитриевич. Уверен, даже ему было бы интересно. А я так, дилетант.
        — Не скромничайте. Думаю, мама и сестра вполне могут гордиться вами. Так интересно, получается, в вашей семье прямо династия экскурсоводов. Или мама с сестрой сейчас чем-то другим занимаются?
        Если бы Марьяне сказали, что лицо человека может так измениться всего за одну секунду, она бы ни за что не поверила. Но сейчас она видела такое изменение своими глазами. Цветущая сакура Марковых щек облетела словно под порывом ветра, теряя лепестки и являя миру голые, хлесткие серые ветви, царапающие взгляд. Он даже как будто состарился, моментально превратившись из молодого тридцатилетнего мужчины в сгорбленного старичка.
        — Они ничем не занимаются,  — сказал он чужим, словно каркающим голосом.  — Они умерли.
        — Извините, Марк.  — Марьяна чуть не плакала, понимая, что нечаянно сковырнула «марлевую повязку» на чьей-то чужой, застарелой, так и не зажившей ране.  — Я не хотела. Извините.
        Кляня себя, она вернулась на свое место, рядом с Галиной Анатольевной, которая посмотрела вопросительно. Марьяна лишь махнула рукой. Впрочем, к тому времени, когда путешественники на Везувий вылезали из автобуса, Марк уже вполне пришел в себя, опять став молодым задорным экскурсоводом, готовым ублажать своих туристов. Сакура снова была в цвету, и Марьяна немного успокоилась. Меньше всего на свете ей хотелось быть причиной чьих-то душевных страданий.
        Вид с Везувия открывался действительно потрясающий. Впечатлительной Марьяне казалось, что где-то глубоко под ногами грохочет так и не успокоившаяся лава, бурчит, недовольная любопытными визитерами, шипит и бормочет на только ей понятном языке.
        А вот Помпеи ей не понравились. Увиденная картина слишком была похожа на ту, что творилась в нее в душе. Пепел, пепел, прах… Разрушенные стены, остовы печей, битая посуда… Внешне все очень пристойно и прибрано, а в основе все равно трагедия, и забыть о ней невозможно, как ни старайся.
        К концу экскурсии все заметно устали. Особенно ныла Тоня, надевшая открытые босоножки и до крови стершая пальцы забившейся между ними вулканической крошкой. Остальные женщины были либо в балетках, либо вообще в кроссовках, поэтому жертвой Везувия стала только Тоня.
        — Деточка, кто же тащится на Везувий в такой обуви?  — насмешливо спросил Беседин.  — И вы, Елена Михайловна, могли бы дочке посоветовать.
        — Я как-то не догадалась.  — Елена растерянно переводила взгляд с хромающей Тони на улыбающегося олигарха.  — Я никогда раньше здесь не была. Не знала.
        — Еще один минус организаторам, слышишь, парень?  — Беседин обратился к Марку, который тут же покраснел.
        — Марк не виноват,  — тут же бросилась на защиту Оля.  — Вообще на экскурсии нужно всегда ездить в удобной обуви. И тетя Лена нам всегда про это говорит. Тоня, ну скажи им, что ты сама виновата!
        — У меня ноги до крови сбиты, а я еще и виновата,  — мрачно сказала Тоня.  — Ну да, сглупила. Ладно, Марк, я вовсе не в претензии. До автобуса бы скорее добраться и назад, на яхту. У меня от этих развалин уже в глазах рябит.
        По глазам остальных туристов было видно, что они уже тоже мечтают о том, чтобы оказаться на «Посейдоне», снять пыльную и пропотевшую одежду, принять душ, усесться в кают-компании, выпить холодного итальянского вина, попробовать приготовленные коком Юрой деликатесы. Предстоящий вечер обещал быть спокойным, безмятежным и ласковым, как и положено быть отпускному вечеру на круизной яхте, рассекающей волны Средиземного моря.
        — Если завтра в Палермо будет такая же программа, то я, пожалуй, пас,  — сказал Григорий Петрович, когда все наконец расселись в автобус.  — Поработаю на яхте, может, статью допишу, а то мне из журнала уже напоминают, что я неприлично задерживаю сдачу.
        — Гриш, а может, лучше послезавтра статью,  — тут же откликнулась Елена.  — Там целые сутки плыть будем и остановимся лишь на зеленую стоянку посредине моря. Ты ж в Палермо никогда не был, жалко терять такую возможность.
        — Ну, завтра решим,  — покладисто откликнулся ее муж.  — Один день, конечно, погоды не делает.
        Галина Анатольевна была непривычно тиха и молчалива. В автобусе она откинулась на спинку сиденья, прислонилась виском к стеклу и прикрыла глаза. Лицо ее выражало страдание.
        — Что-то случилось?  — тихонько спросила ее Марьяна.
        — Голова болит,  — пожилая женщина вздохнула,  — видимо, я переоценила свою возможность ходить по жаре без последствий для организма. Ничего страшного, Марьяна, не волнуйся. Вернемся на яхту, приму таблетку.
        — Ну зачем же ждать возвращения.  — Марьяна полезла в сумочку и достала небольшую таблетницу, в которой всегда носила с собой нужные лекарства.  — Вот, у меня есть таблетки от головной боли. Возьмите.
        — Спасибо.  — Галина Анатольевна достала круглую выпуклую таблетку, положила в рот, сделала глоток воды из бутылки.  — Признаться, я очень плохо переношу головную боль. Сразу мутить начинает.
        Она вернула Марьяне таблетницу и снова прикрыла глаза. Лицо ее было немного бледным, под глазами выступили круги, и Марьяна подумала, что пожилой даме действительно плохо. Гораздо хуже, чем она показывает. Под мерную качку автобуса она даже задремала и проснулась лишь тогда, когда они остановились на пристани.
        Уставшие туристы, разморенные от переезда и обилия впечатлений, гуськом потянулись по трапу, чтобы разойтись по своим каютам.
        — Как вы себя чувствуете?  — спросила Марьяна у Галины Анатольевны.
        — Спасибо, деточка, уже лучше. Твоя таблетка помогла. Но все-таки пойду прилягу до ужина,  — сказала та и скрылась на нижней палубе.
        Марьяна проводила ее глазами и собралась было идти к себе, как внимание ее привлек набиравший обороты скандал на причале. Обвешанная пакетами Рита волокла совершенно пьяного Артема и ругалась на чем свет стоит:
        — Говорила я тебе, не пей! Так нет, нажрался, скотина! Господи, да когда же ты уже упьешься так, чтобы из ушей полилось? Тебя же ни на минуту одного оставить нельзя.
        — Тетя Рита, что случилось?  — Через ограждение борта перевесилась Тоня, с состраданием во взгляде посмотрела на мычавшего что-то нечленораздельное отца.
        — Да я в торговый центр зашла, его в кафе оставила. «Пива попить»,  — зло передразнила она.  — Меня и не было-то всего часа полтора. Выхожу, а он уже лыка не вяжет. Три пива приговорил и бутылку виски.
        — Да, «всего полтора часа» для вас не рекорд.  — Тоня повела точеным плечиком.  — Паааап, ты чего напился-то?
        — Поттомму что мужик… Имею ппправо…  — Рита с отвращением скинула со своего плеча его руку, и Репнин, потеряв точку опоры, чуть не упал.
        — Зараза,  — с трудом выпрямившись, пробормотал он ей вслед.  — Убил бы гадюку.
        Случайно увиденная картина была такой неприятной, что даже во рту у Марьяны появился какой-то противный привкус. Неужели любые отношения, даже самые романтичные, неизбежно приходят к такому финалу? Впрочем, поднимающуюся сейчас по трапу Риту менее всего можно было заподозрить в романтичности. Казалось, что она прямо так и родилась — железобетонной и непробиваемой.
        Впрочем, думать про Риту было неинтересно. Марьяна повернулась, чтобы войти в коридор, ведущий к каютам, но не успела. Дверь распахнулась, чуть не ударив ее по носу, и на палубу выскочила чем-то крайне взволнованная Елена. Она уже успела переодеться к ужину, но блузка ее была криво застегнута не на ту пуговицу, волосы взлохмачены, как будто их пытались выдрать от отчаяния, зрачки расширены.
        — Где капитан?  — глухо закричала она.  — Мне нужно срочно поговорить с капитаном.
        — Мама.  — Тоня перестала следить за неловкими попытками отца подняться по трапу и подскочила к матери.  — Что случилось?
        — Случилось, доченька,  — в голосе Елены послышались близкие слезы, грозящие перерасти в неминуемую истерику.  — У меня пропало кольцо.
        Тоня смотрела с легким непониманием, и Елена повысила голос:
        — Кольцо, понимаешь? То самое, бабушкино.
        Видимо, уточнение все меняло, потому что девочка отступила на шаг, ойкнула, прижала руку ко рту.
        — Да ты что?  — потрясенно спросила она.  — Этого не может быть. Ты уверена?
        — Абсолютно. Вчера вечером, отправляясь в бассейн, я сняла его и спрятала в сумочку. Сегодня утром я не стала его доставать перед экскурсией. Боялась потерять. И вот сейчас полезла, а его нет. Украли…
        И на этих словах она не выдержала и отчаянно разрыдалась.
        Ненавижу детективы. Они всегда вызывали у меня только ненависть. Я участвую в этом безумии не по своей доброй воле, а потому обязательно постараюсь сорвать вам игру. Обожаю нарушать чужие правила. Это единственное, что имеет смысл и возвращает вкус жизни.

* * *
        Олег Веденеев был в ярости. Нет, он решительно сошел с ума, когда давал согласие на эту авантюру. На палубе они остались втроем — он, организатор круиза Марк и одна из пассажирок, Марьяна. Остальные участники и зрители шоу с пропажей кольца разошлись уже по своим каютам. Торжествующая Рита, мало что соображающий Артем, встревоженная Тоня, рыдающая Елена, любопытная Ирина, похоже, не снимавшая свой блузон с ромашками даже на ночь…
        Когда скандал только начал разгораться, именно она сбегала за капитаном и позвала Марка, и именно она потом увела ослабевшую от слез Елену, обняв ее за плечи.
        Наверное, уже в десятый раз Олег спросил у стоящего с несчастным лицом Марка:
        — Это точно не твои заморочки? Точно не в твоем долбаном сценарии прописано, что для начала нужно что-то украсть у пассажиров?
        — Да говорю же, нет.  — По телу Марка прошла дрожь.  — Я ж не вчера родился, понимаю, что пассажиров нужно расслаблять, а не будоражить. Даже если бы мне пришло в голову ради интриги имитировать кражу, так я договорился бы с кем-нибудь, чтобы это разыграть. Красть по-настоящему — это как-то слишком.
        — А ты точно не договорился с Еленой этой?  — Олег вспомнил заплаканное лицо Ковалевой и решил, что его подозрения беспочвенны. Женщина расстраивалась и страдала по-настоящему. Ей даже пришлось дать таблетки, которые, к счастью, нашлись у Марьяны.
        — У вас с собой что, походная аптечка на все случаи жизни?  — спросила у нее Ирина.
        — Ну да.  — Марьяна подняла голову, посмотрела серьезно, Веденеев против воли отметил, что глаза у нее красивые, серые, глубокие, словно омут в холодном, начинающем замерзать октябрьском озере.  — Мало ли кому вокруг может стать плохо. Я всегда ношу с собой набор «скорой помощи» на всякий случай. Несколько раз очень пригождалось.
        Елена проглотила таблетку, подышала открытым ртом, распространяя вокруг запах корвалола, сказала «спасибо» и снова заплакала. Нет, не могла бы она так сыграть, ну, не актриса же она, на самом деле. Вот после этого она и ушла, поддерживаемая с двух сторон Ириной и Тоней.
        — Да ни с кем я не договаривался,  — огрызнулся сейчас Марк,  — у меня сценарий давно готов, и мне совершенно не нужно, чтобы в него кто-то влезал со своими коррективами, хотя все так и норовят сунуть свой нос.
        — Подождите,  — вмешалась в разговор Марьяна.  — В одной из записок, ну, тех самых, что вы нам подбрасываете, было что-то про бриллианты. Совершенно точно было. Сейчас я вспомню. В записке было написано что-то типа «бриллианты — лучший повод для убийства». А еще про огромный нож.
        — Да, была такая записка,  — кивнул Марк.  — Ну и что? Вы думаете, что тот, кто ее написал, тот и украл кольцо?
        — Могло быть и так.  — Олег смотрел задумчиво, но при этом одобрительно. Одобрение касалось Марьяны. Молодец, девчонка, вспомнила про записку.  — Хотя, может, автор записки и не стал бы так подставляться. Скорее всего, кражу совершил кто-то из тех, кто эту записку получил. Прочел про бриллианты и решил, что все решат, что это часть сценария.
        — Но для этого нужно было знать, что у Елены есть эти бриллианты.  — Теперь задумчивой выглядела Марьяна.  — Честно говоря, я не обратила на ее кольцо никакого внимания.
        — Вы не обратили, а кто-то другой очень даже. Она же сказала, что сняла его только вчера вечером.
        — Так и записка про бриллианты была подброшена только вчера вечером. Я нашла ее перед ужином.
        — Кто-то мог заметить кольцо еще позавчера, потом наткнуться на записку и решить его украсть. Так все сходится.
        — Ну да. Вот только надо было еще случиться такому совпадению, чтобы Елена сняла кольцо, а вор смог выбрать момент, когда в ее каюте никого не будет, пробраться туда незамеченным, успеть совершить кражу и так же незаметно покинуть место преступления. Нет, что-то тут не так,  — сказала Марьяна.
        — Так или не так, но Елена Михайловна настаивает на том, чтобы вызвать полицию и обыскать все каюты,  — заметил Марк. Щеки его горели от волнения.  — Черт, это так не кстати!
        — Никакой полиции на яхте не будет,  — отрезал Олег.  — Нам через час выходить в море. Да и что сделает полиция? Вы представляете, сколько на яхте укромных мест, куда можно припрятать такой маленький предмет, как женское кольцо? Да ни один нормальный человек не будет держать его у себя в каюте!
        — Но все эти укромные места вы же имеете полное право осмотреть,  — Марьяна смотрела ясными-ясными глазами.  — Вам же не надо разрешения на это в отличие от обыска в каютах пассажиров.
        — Я решу, что делать.  — В голосе Олега появился металл, и девушка Марьяна даже как-то струхнула. Умел он пугать девушек, это точно.  — Главное, понять, когда именно произошла кража.
        — Да с того момента, как Елена не в добрый час сняла свое кольцо, уже сутки прошли,  — вздохнула Марьяна.  — И забраться в каюту преступник мог в любой момент.
        — Это только кажется.  — Олег побарабанил пальцами по перилам.  — Вчера вечером вы были у бассейна. Вот в этот момент в каюте Ковалевых точно никого не было. Затем они ушли к себе и всю ночь не выходили из каюты. На завтрак они приходили по очереди, потому что Григорию Петровичу нужно было поработать, а потом все пассажиры уехали на экскурсию. На яхте никого не оставалось.
        — Кроме вашей команды,  — сказал Марк.
        — Ну, в команде своей я уверен,  — отрезал Веденеев.  — Да и дурацких записок моим парням никто, слава богу, не вручает. И украшения пассажиров им разглядывать недосуг.
        — Всем, кроме Димы. Он обслуживает столики, вполне мог заметить бриллианты. А Илья убирает в каютах, поэтому мог найти и забрать кольцо, когда мы уехали на экскурсию.
        — Еще раз повторяю,  — голос Веденеева заскрежетал.  — В своей команде я уверен абсолютно. И именно на этой моей уверенности и зиждется тот факт, что кольцо украли вчера вечером, когда Ковалевы сидели у бассейна. Марьяна, вы ведь были там?
        — Да,  — кивнула девушка.
        — Я очень попрошу вас вспомнить и максимально четко зафиксировать все передвижения. Абсолютно все, которые вы видели. Хорошо? К утру управитесь?
        — Управлюсь.  — Марьяна выглядела сейчас серьезной и сосредоточенной. Видимо, так она решала любую поставленную перед ней задачу. Ответственных людей Веденеев ценил.  — Завтра утром я отдам вам свои записи.
        Олег поднялся в рубку, чтобы переговорить с Валентином перед отплытием.
        — Третью ночь подряд выдержишь?  — спросил он.  — Или сменить?
        — Так я ж не вчера за штурвал встал,  — засмеялся Озеров.  — Нет уж, капитан, давай как и договаривались, твоя ночь — следующая. Там, правда, Илюха порулить рвется, но я ему сказал, что только послезавтра днем, когда на Крит идти будем, и только в нашем присутствии, либо твоем, либо моем.
        — Правильно сказал, если его за штурвал пускать, так он никогда экзамен не сдаст. Мотивации не будет. Ладно, давай врубай марш, будем отчаливать и выходить из порта. В открытое море я выйду, дальше ты. Мне подумать нужно. Нехорошие дела у нас на «Посейдоне» творятся.
        — Нехороших дел мы не допустим,  — туманно сообщил Валентин.  — И вообще я за ним слежу. Глупостей наделать не дам.
        — За кем — за ним?
        — А? Что?  — В глазах Озерова мелькнуло что-то непонятное Олегу. Мелькнуло и пропало.  — Нет, извини, это я о своем. Давай вставай к штурвалу, я мотор завожу.
        С помощником и другом происходило что-то непонятное, добавляющее интриги в общую странную атмосферу на яхте. До последнего времени не было в жизни Олега Веденеева ничего более простого, прямого и квадратно-гнездового, чем Валентин Озеров. А поди ж ты…
        Впрочем, думать об этом сейчас действительно было некогда. Отдали швартовы, завели мотор, и под звуки бравурного марша «Посейдон» отошел от причала и медленно направился к выходу из порта Неаполя. Их ждал Палермо.
        Когда огни города остались далеко по левому борту, Олег передал штурвал Валентину и спустился вниз, в свою каюту. Он собирался переодеться и, воспользовавшись тем, что все пассажиры разошлись по своим местам, действительно осмотреть помещения нижней палубы. Те, что были никем не заняты, разумеется. Свободные каюты традиционно стояли незапертыми, и, хотя сам Олег никогда не стал бы ничего прятать в открытом для всеобщего доступа помещении, нужно было убедиться, что преступник не поступил именно так.
        В глубине души он не верил, что кольцо найдется, и считал, что лучшее, что можно сделать,  — это напугать пассажиров чем-то серьезным: обыском, полицией, черт знает чем, а потом предложить подбросить кольцо, дабы избежать позора. Могло не сработать, а могло и получиться. Отчего-то ему казалось, что преступление было совершено спонтанно, а потому вор теперь мог и сам быть не рад тому, что наделал.
        Олег спустился вниз, потянул дверь, ведущую в коридор, она с мягким чпоканьем закрылась за его спиной, и, вместо того чтобы повернуть налево, к своей каюте номер один, он посмотрел направо. Его внимание было привлечено звуком тихих из-за ворсистого ковра шагов. В дальнем конце коридора шла Марьяна.
        Отчего-то Олег напрягся, сделал шаг назад, чтобы она, обернувшись, его не заметила. Но девушка и не думала оборачиваться. Она подошла к седьмой каюте и негромко постучала. У Веденеева отлегло от сердца. В седьмой каюте жила теща его олигарха. Вернувшись сегодня с экскурсии с головной болью, она спустилась в каюту и пропустила ужин. Встревоженный Олег поспешил узнать, не нужна ли помощь, но пожилая дама сообщила, что у нее все в порядке и она просто хочет отлежаться. Ужин стюард Димка давно отнес к ней в каюту, а не знавшая этого Марьяна решила проведать свою наперсницу, с которой, похоже, крепко сдружилась.
        В этом не было ничего тревожного или необычного, поэтому успокоившийся Веденеев зашел в свою каюту и захлопнул дверь. Осмотр пустых помещений он благоразумно отложил на попозже, когда пассажиры уснут.

* * *
        В основе любого преступления должен лежать экономический мотив. Если вам говорят, что убили из-за любви, не верьте, потому что основа всего — деньги, только деньги, и ничего, кроме денег.
        На обзорную экскурсию по Палермо Марьяна не попала. Галина Анатольевна с извиняющейся улыбкой сказала, что после вчерашнего приступа гипертонии боится три часа ходить пешком по жаре, а потому предпочтет погулять по городу самостоятельно. Немного подумав, Марьяна решила составить пожилой даме компанию, чтобы не волноваться о ее самочувствии.
        Таким поворотом, пожалуй, был опечален один Марк, поскольку с каждым днем на его с любовью подготовленные экскурсии собиралось все меньше народу. Сегодня, к его легкому изумлению, рассказывать о древнем итальянском городе было и вовсе некому. Елена Михайловна, так и не отошедшая от пропажи дорогого кольца, осталась в каюте, ее муж Григорий Петрович, естественно, тут же уткнулся в свой ноутбук, радуясь, что может не отвлекаться от работы, девочки были вынуждены сойти на берег в компании Риты и Артема Репниных, которые собирались вовсе не на экскурсию, а по магазинам. Своя отдельная программа, как всегда, была составлена у Михаила Быковского, а также у уже сплоченной компании — Аркадия Беседина, Алексея Китова и рыжеволосой Иды. В неизвестном направлении отправилась, словно растворилась в воздухе, «ромашковая» Ирина. Рядом с Марком на причале осталась стоять лишь Полина.
        — Ну что, на экскурсию пойдешь?  — спросил у нее Марк.  — Если хочешь, я могу ее провести.
        — Да ладно, можешь не напрягаться.  — Полина почесала нос и почему-то посмотрела на мерно покачивающийся на волнах «Посейдон».  — Раз уж так фишка легла, можешь считать, что у тебя выходной.
        — Пойдем тогда просто по городу погуляем,  — предложил Марк.  — Делать-то все равно нечего.
        — Это тебе нечего,  — Полина задорно рассмеялась,  — а мне есть чем заняться. У меня назначена встреча.
        — Где, в Палермо?  — Теперь Марк тоже засмеялся, необидно, хотя и недоверчиво.  — С кем, с представителями сицилийской мафии?
        — А если и так, тебе какая печаль.  — Девушка неожиданно показала экскурсоводу язык, перекинула на спину свои роскошные волосы, помахала рукой и довольно быстро пошла прочь от причала. Ее высокие каблучки стучали звонко и насмешливо.
        «И как девушки умудряются гулять на таких каблучищах?  — невольно подумал Марк.  — Хотя она сказала, что у нее назначена встреча, может, и недалеко».
        Впрочем, до Полины и ее секретов ему не было никакого дела. Если выпал свободный день и не нужно таскаться по жаре, рассказывая о достопримечательностях Палермо, то и слава богу. Можно запереться в своей каюте, включить кондиционер, попросить у стюарда Димы бокал коктейля с колотым льдом и хорошенько подумать. До старта игры, для которой и задумывалось это необычное путешествие, осталось всего ничего, так что есть о чем подумать.
        Марьяна и Галина Анатольевна медленно брели по улочкам Старого города, стараясь не выходить из тени на палящее уже с утра солнце.
        — Вообще Палермо называют «городом контрастов»,  — не спеша рассказывала Марьяне ее спутница, похоже, знавшая обо всем на свете.  — Античность и современность, народы и культуры, стили и языки, традиции и нравы переплелись здесь так тесно, что и не разберешь, что откуда взялось. Здесь, в Старом городе, довольно тихо, а вот за его пределами, в современных кварталах так все живенько и шумно, что голова взрывается. За этот хаос, кстати, Палермо далеко не все любят. Что хочешь посмотреть?
        — Понятия не имею,  — пожала плечами Марьяна.  — Вы же знаете, я в эту поездку собралась с бухты-барахты, ни о чем не читала, ни к чему не готовилась. Мне любые новые впечатления на пользу, так что давайте пойдем туда, куда вы хотите.
        — Тогда пошли смотреть на фонтан Претория,  — решительно сказала пожилая женщина.  — Ты знаешь, вообще-то его сделали в конце шестнадцатого века для резиденции королевской семьи во Флоренции, но потом было принято решение продать этот фонтан в Палермо. Когда он был собран и наконец открыт, горожане были возмущены. По их мнению, в композиции оказалось слишком много обнаженных статуй, и с тех пор, вот уже больше четырехсот лет, его называют не иначе, как «Фонтан стыда». Жаль, что у нас времени немного, потому что лично я с удовольствием посетила бы катакомбы капуцинов.
        — А это что такое?  — Марьяне было любопытно, и она с удовольствием думала о том, что ей посчастливилось найти в путешествии такую спутницу. Ни с кем другим из пассажиров «Посейдона» ей бы не было так интересно, а главное — легко. Будто и не существовало между ними весьма значительной разницы в возрасте.
        — О-о-о, это подземное кладбище, на котором с шестнадцатого века в Палермо хоронили мертвецов. Вернее, не хоронили, а просто укладывали в отдельных нишах, сортируя по полу, происхождению и роду занятий.
        — Зрелище не для слабонервных.  — Марьяна, несмотря на жару, зябко передернула плечами.
        — Девочка моя, по-моему, к твоим годам уже надо понимать, что бояться следует не мертвых, а живых.  — Галина Анатольевна смотрела на девушку с материнской нежностью.  — Впрочем, мы же все равно туда не идем, так что твоей тонкой душевной организации ничего не угрожает. Мертвецов ты не увидишь. И чтобы отметить этот позитивный факт, предлагаю съесть по мороженому. Я вижу небольшое кафе, в котором мы можем немного отдохнуть.
        Марьяне, которая никогда не любила мороженого, внезапно ужасно захотелось почувствовать на языке сладкий холодный шарик с привкусом ванили, покатать его по нёбу так, чтобы от холода защипало в носу, ощутить, как он тает, стекает по пищеводу, оставляя сливочную дорожку.
        — Давайте,  — с энтузиазмом воскликнула она.
        Они с удобством и комфортом разместились в маленьком кафе, заказали по сладкому лакомству, стакану сока и чашке кофе и, не сговариваясь, повернулись к окну во всю стену, из которого открывался прекрасный вид на небольшую и очень уютную площадь.
        Ничего не могло быть лучше, чем пить прекрасно сваренный кофе, есть вкуснейшее мороженое и расслабленно наблюдать за снующими за окном прохожими. Среди них были туристы, безошибочно узнаваемые по картам в руках, местные жители, спешащие куда-то по делам и никуда не торопящиеся тоже. Такие останавливались переговорить со случайно встреченным знакомым, живо артикулировали и махали руками. Марьяна уже заметила, что разговаривать спокойно итальянцы не умеют.
        На площадь выходила и дверь маленького отеля, старинного и, видимо, уютного. Вот остановилось такси, из которого вылезла молодая пара с чемоданом и двумя рюкзаками, задумчиво почитали вывеску и скрылись за дверью. Вот выпорхнула стайка молодых девушек, явно путешествующих на каникулах студенток, приехавших познакомиться с Палермо. Вот вышла пожилая супружеская пара, а вот вошли три немолодые уже дамы, каждая в большой панаме. Судя по всему, в отеле кипела жизнь.
        Галина Анатольевна, извинившись, отлучилась в дамскую комнату, а Марьяна, оставшись одна, продолжала бездумно смотреть в окно. Внезапно дверь отеля снова распахнулась, и на пороге показалась Полина. Да-да, красавица Полина с яхты «Посейдон», которая немного задержалась в дверях, говоря что-то человеку, находящемуся за ее спиной, а потом ступила на тротуар и снова повернулась, поджидая спутника.
        Им оказался высокий крепкий мужчина в широких полосатых брюках и свободной черной рубашке. В его облике Марьяне почудилось что-то знакомое, но лицо мужчины было закрыто низко надвинутой кепкой, поэтому рассмотреть его с такого расстояния не представлялось возможным. Он что-то коротко сказал Полине, та привстала на цыпочки, чмокнула мужчину в щеку, и он быстро свернул на прилегающую к площади узкую улочку, почти мгновенно скрывшись из глаз.
        Интересно, у Полины свидание? В Палермо? И кто этот человек? Местный житель? Тогда почему кажется, что она его уже где-то видела? В голове у Марьяны теснились вопросы, набегая один на другой, как морская волна на прибрежную гальку. Вообще-то она никогда не была любопытной и уж тем более охочей до чужих тайн и романов, однако то ли общая детективная обстановка, в которой она волей судьбы оказалась, то ли слова Галины Анатольевны, что вокруг происходит что-то необычное, то ли просто повышенная чувствительность ко всему, что было связано с взаимоотношениями мужчины и женщины, заставляли Марьяну придавать значение тому, чему она только что стала свидетелем.
        Вернулась ее спутница, и Марьяна поспешила поделиться увиденным.
        — Любопытно,  — согласилась та.  — Но не более того. Чужая личная жизнь (а в маленьком отеле вряд ли можно встречаться с мужчиной для деловой беседы) нас не касается. Мы люди приличные.
        И тут же без всякой логики уточнила:
        — Как ты считаешь, на кого он был похож? Из наших, из посейдоновских.
        — Да на кого угодно,  — немного подумав, признала Марьяна.  — Точно не на Григория Петровича, тот статью не вышел. Ну и не стюард Дима, тот тоже маленький. А все остальные ростом подходят, а фигура была свободной одеждой скрыта, и лица не разглядеть. То есть это мог быть и Беседин, и Китов, и Артем, и Марк, и, пожалуй, Михаил Дмитриевич, и помощник капитана Валентин, и кок Юрий, и…  — она запнулась.
        — …и капитан,  — мягко закончила за нее пожилая дама.
        — И капитан,  — была вынуждена согласиться Марьяна.  — А также любой из местных жителей, с которым Полина давно знакома. А мимолетное сходство с кем-то мне просто почудилось.
        — В общем, не забивай себе голову.  — Галина Анатольевна решительно отодвинула свой стул и встала.  — Пойдем гулять дальше. Мороженое мы съели, кофе выпили, нас ждет «Фонтан стыда».
        — Звучит не очень.  — Марьяна рассмеялась и шагнула на залитую солнцем улицу. Про Полину и ее загадочного спутника она тут же забыла.
        На яхту дамы, вполне довольные как прогулкой по Палермо, так и друг другом, возвращались около пяти часов вечера. Ноги немного гудели от долгой ходьбы, Марьяне хотелось принять душ и полежать перед ужином. Сегодня голова немного болела у нее. Марьяна покопалась в сумочке, чтобы принять таблетку, однако ее походная коробочка, в которой хранились лекарства, куда-то запропастилась. Скорее всего, вчера, когда Марьяна доставала корвалол для Елены Михайловны, она в волнении засунула коробочку в карман, а не положила в сумку.
        «Вот растяпа»,  — ругнулась она про себя, потому что без лекарств под руками чувствовала себя безоружной перед обстоятельствами. Впрочем, голова болела не сильно, и с приемом лекарства вполне можно было потерпеть до возвращения на корабль.
        До порта, где стоял «Посейдон», оставалось квартала два, не больше. С боковой улочки вывернула какая-то женщина, не обращая ни малейшего внимания на двух спутниц, затрусила впереди, примерно в их же темпе. Машинально Марьяна оглядела ее — высокая, довольно полная, одетая в свободные белые брюки и белую майку, плотно облегающую пышное тело, с короткой черной стрижкой и свободной холщовой сумкой через плечо. Чужая, совершенно незнакомая женщина никакого интереса у Марьяны не вызвала, и взгляд ее скользнул дальше, на других прохожих, которых в этот час на улице было довольно много.
        Впрочем, через несколько десятков шагов женщина вновь оказалась в поле ее зрения, и на этот раз Марьяна стала смотреть внимательно, потому что та вела себя довольно странно. На ходу сняла с головы черный парик, тряхнула светлыми, какими-то бесцветными волосами, тут же рассыпавшимися по спине, затем вытащила из холщовой сумки кожаный рюкзачок, а сумку убрала в него вместе с париком, вытащила еще какую-то яркую тряпку, развернула ее, ловко надела через голову. Перед Марьяной и ее спутницей теперь шла их попутчица Ирина в тунике с яркими ромашками, щедро рассыпанными по голубому полю ткани. Марьяна не верила собственным глазам.
        — Вы видели?  — шепотом спросила она, схватив свою попутчицу за руку и указывая на деловито и безмятежно идущую впереди Ирину.
        — Да.  — Пожилая женщина была абсолютно спокойна.  — Я сразу ее узнала, как только увидела. У меня хорошая зрительная память. Хотя, должна признать, что эти ромашки — гениальный способ конспирации. Без них шансы узнать эту даму стремятся к нулю.
        — От кого она прячется?  — воскликнула Марьяна, чуть понизив голос, чтобы Ирина их не услышала. Отчего-то признаваться в том, что они стали свидетелями ее манипуляций с одеждой, не хотелось.
        — Думаю, что она не прячется, а как раз наоборот,  — заметила Галина Анатольевна и, видя, что Марьяна смотрит непонимающе, объяснила:  — Следит.
        — Следит?
        — Ну да. Неужели ты не заметила, что троица с нашей яхты — Беседин, Китов и эта рыжая красотка Ида — вызывают болезненное внимание этой самой Ирины. Мне кажется, что она следит за ними, но принимает меры предосторожности, чтобы они про это не узнали.
        — Но зачем?
        — Не знаю. Хотя объяснение ее поведению, конечно же, есть, просто нам оно неведомо. Вот увидишь, мы сейчас подойдем к яхте, и эта троица появится практически одновременно с нами.
        — Господи, просто голова кругом.  — Марьяна потерла виски — головная боль становилась сильнее, вгрызалась в надбровные дуги, стреляла в височные кости. Черт, ну как же она вышла на улицу без таблеток!  — Такое чувство, что в этом проклятом путешествии каждый что-то скрывает.
        — Так оно и есть.  — Галина Анатольевна философски пожала плечами.  — Девочка моя, каждый человек что-то скрывает. Зачастую даже от самого себя. Но ты права в том, что во всем этом действительно есть что-то тревожное. Наверное, я вечером постараюсь поговорить с Аркадием.
        — Аркадием?
        — Ну да. Бесединым. Я же говорила тебе, что он не то чтобы дружен, но бывает в доме моего зятя. Я знаю, он серьезный бизнесмен и порядочный человек. Да-да, это редкость для большого бизнеса, но тем не менее. В том, что он путешествует в нашей компании, кроется какая-то загадка. Вряд ли ему угрожает потенциальная опасность, он достаточно предусмотрителен, чтобы этого избежать, но в том, что Ирина следит за ним, я, пожалуй, не сомневаюсь.
        — Почему вы так думаете?
        — Была какая-то мутная история. Беседин расстался со своей очередной пассией. Некрасиво расстался. Со скандалом. Уж извини, подробностей я не знаю. Вполне возможно, что слежка связана именно с желанием его бывшей возлюбленной как-то ему отомстить.
        — Это Ирина — бывшая возлюбленная?  — с сомнением в голосе спросила Марьяна.  — В ее-то годы и с ее… простите… внешностью и комплекцией?
        — Ирина может быть матерью этой возлюбленной, старшей сестрой, подругой или даже наемным детективом. Смотри, как она мастерски маскируется. За четыре дня все так привыкли к ее ромашкам, что, сними она их, никто ее и не узнает. Этим она и пользуется.
        За разговором они пришли в порт и теперь шли по пирсу, «Посейдон» был уже виден, а вместе с ним и стоящая перед сходнями группа — капитан, Марк, Беседин, Китов и Ида.
        — Ну, что я говорила,  — Галина Анатольевна торжествующе толкнула Марьяну локтем в бок.  — Совершенно очевидно, что эта троица только что вернулась. Так что наша дама в ромашках возвращается со своей охоты именно на них.
        — Пожалуй,  — устало сказала Марьяна. Терпеть головную боль становилось невыносимо, и она мечтала только о том, чтобы добраться наконец до каюты и принять лекарство. Ничьи тайны ее сейчас совсем не интересовали.
        Из-за задернутых на иллюминаторе шторок в каюте было сумрачно и прохладно. Марьяна со стоном облегчения села на кровать и пошарила глазами по столику, нет ли на нем заветной коробочки с таблетками. Не увидев искомого, она вздохнула, встала и начала методично проверять карманы одежды, в которой вчера ездила на экскурсию. Однако они были пусты.
        Марьяна нахмурилась. Вечером небольшая, очень изящная таблетница, которую она всегда носила с собой, в последний раз была в ее руках, когда она на палубе выдавала лекарство Елене. Если ее нет ни в карманах, ни в сумке, ни в каюте, то, значит, она осталась у Елены, или ее взяла Рита, или Ирина, которая потом помогала Елене добраться до ее каюты.
        Впрочем, выяснение этого вопроса вполне могло подождать, а вот головная боль ждать не собиралась, терзая измученную Марьяну все сильнее. С очередным вздохом девушка опустилась на колени, вытащила из-под кровати чемодан и достала косметичку, в которой всегда возила большую походную аптечку. Лекарства первой помощи она всегда носила с собой, пусть и понемногу, а вот серьезные запасы на все случаи жизни хранились в чемодане. Найдя нужное лекарство, Марьяна кинула таблетку от головной боли в рот, запила водой из пузатой бутылки, каждое утро поставляемой в ее каюту стюардом Димой, легла на кровать и закрыла глаза.
        Головная боль проходила. Ее словно смывала морская вода, ритмично плещущаяся вокруг белоснежных бортов яхты. Если в первые минуты после возвращения качка эта вызывала лишь тошноту, то сейчас, когда дурнота отступала, приятно укачивала, погружая в лечебный сон. «Посплю до ужина»,  — решила Марьяна и тут же уснула, словно кто-то, живущий в ее голове, решительно переключил невидимый тумблер.
        Когда она открыла глаза, часы показывали пятнадцать минут восьмого. Спросонья Марьяна даже не сразу сообразила, вечер это или уже утро и она проспала пятнадцать часов кряду. Выглянув в иллюминатор, она обнаружила, что яхта все так же стоит в порту Палермо. Это значило, что, во-первых, спала она не больше двух часов, а во-вторых, на верхней палубе сейчас вовсю шел ужин.
        Есть хотелось, поскольку после порции мороженого и чашки кофе в маленьком кафе она больше ничего не ела. Кроме того, из-за ее отсутствия наверняка волновалась Галина Анатольевна, незаметно, но решительно взявшая над Марьяной своеобразное шефство. Времени на душ и переодевание не было, поэтому Марьяна быстро стянула с себя футболку, нацепила топ с открытой спиной, так никем и не оцененный в прошлый раз, накинула на шею шелковый шарф, наскоро расчесала волосы, бросила критический взгляд в зеркало и выскочила в коридор.
        Голова у нее совсем прошла, и настроение было неожиданно отличным. От хандры и тоски, не отпускавших ее почти два месяца, остались лишь какие-то слабые отголоски, не причиняющие боли, а лишь царапающие сознание. Неужели босс был прав, и путешествие действительно лечит? Если всего за четыре дня ей стало настолько легче, то, значит, за оставшиеся десять дней путешествия она сможет вовсе вылечить свою исстрадавшуюся душу? Эта мысль оказалась настолько приятной, что Марьяна счастливо рассмеялась, зачем-то крутанулась на одной ноге вокруг собственной оси, как будто снова стала школьницей, и почти вприпрыжку побежала на ужин.
        В кают-компании бушевал скандал. Маргарита Репнина, красная от негодования, стояла у своего столика и самозабвенно орала на стоящего перед ней виноватого стюарда Диму. На ее белоснежном хлопчатобумажном костюме расплывалось отвратительное винное пятно.
        — Как вас, таких криворуких, допускают к работе с нормальными людьми!  — даже не кричала, а визжала Маргарита, как скала нависая над худеньким Димой.  — Ты мне костюм испортил, дорогой, между прочим. Да тебе несколько месяцев работать надо, чтобы на такой костюм заработать, нищеброд недоделанный!
        Дима бледнел все больше и больше под градом ее оскорблений, но молчал, лишь все сильнее стискивая зубы. Возражать пассажирам он не мог, но было видно, что сдерживается он с трудом.
        — Уважаемая,  — прогремел на всю кают-компанию голос Быковского,  — вы, может быть, вспомните, что тут не базар, а вы не торговка с Привоза. Прекратите орать и дайте людям спокойно поужинать. Дмитрий облил вас не специально, его толкнул ваш же муж, сильно нетрезвый, к тому же парень перед вами извинился, что вам еще нужно?
        — Да я теперь вся мокрая.  — Маргарита была явно рада перекинуться на новый объект, на который можно было бы выплеснуть свое дурное настроение, но Быковский был не лыком шит.
        — Так сходите и переоденьтесь, а мы тут пока отдохнем в тишине,  — припечатал он.
        Маргарита набрала было воздуху в грудь, но обвела глазами собравшихся, не встретила ни в одном из них ни капли сочувствия и, фыркнув, пронеслась мимо Марьяны, задев ее плечом. Выскочила из кают-компании на палубу, прогремела каблуками.
        Галина Анатольевна, чтобы разрядить атмосферу, кивнула Марьяне и непринужденно перевела разговор на другую тему, давая несчастному Диме время, чтобы прийти в себя.
        — Полина, девочка, помнится, пару вечеров назад вы играли в преферанс с этими господами,  — она жестом указала в сторону столика, за которым сидели два бизнесмена и рыжая Ида.  — Признаться, очень интересно, вы в тот вечер выиграли или проиграли?  — спросила она.  — Когда вы уходили с палубы, ваши слова про ставку звучали крайне многозначительно. Вы были уверены, что не проиграете, но и господин Беседин,  — пожилая дама вновь церемонно повернулась в сторону олигарха, который ел, но при этом напряженно прислушивался к разговору,  — господин Беседин тоже уверял, что не проигрывает, когда ставки действительно высоки. Кто ж из вас победил?
        — В этом нет ничего интересного,  — Полина пожала плечами и неожиданно покраснела.
        Впрочем, тут же справившись со смущением, она расправила плечи, подняла голову и в упор посмотрела на Галину Анатольевну. В глазах ее читался некий вызов. Марьяна вдруг заметила, что на столике перед девушкой не стоит ставшая привычной роза.
        — В этом нет ничего интересного, но ту партию я выиграла, как и предупреждала. Иначе и быть не могло. Поэтому я выиграла, а господин Беседин проиграл.
        — И достойный ли получился выигрыш?  — спросил Артем Репнин. Как заметил Быковский, он действительно уж был изрядно нетрезв, и перед ним на столе стояла полупустая бутылка виски.
        — О да,  — ответила Полина с улыбкой.  — Очень достойный. Я выиграла жизнь.
        В воцарившейся тишине кают-компании послышался громкий хруст, а затем тихий вскрик Иды. Марьяна машинально повернулась на него и тоже невольно ойкнула. По льняной рубашке олигарха Беседина расплывались ярко-алые пятна. Он отбросил осколки раздавленного им стакана, зажал изрезанную ладонь салфеткой и, негромко чертыхаясь сквозь зубы, широкими шагами вышел из кают-компании. За ним поспешил растерянный Китов.
        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Марьяна проснулась от настойчивого стука в дверь. Взглянула на часы. Без пятнадцати восемь, не так уж и рано.
        — Сейчас,  — крикнула она, потому что стук повторился,  — одну минуту, сейчас открою.
        Марьяна понятия не имела, кто бы это мог быть. Галина Анатольевна, решившая позвать ее на завтрак? Так обычно они встречались уже за столиком. Елена Михайловна, обнаружившая, что не вернула коробочку с таблетками? Полина? Оля? Тоня?
        Она натянула пушистый банный халат, который присутствовал в ванной комнате каждой каюты («Посейдон» по комфортабельности мог поспорить даже с самым дорогим пятизвездочным отелем), пригладила рукой взлохмаченные со сна волосы и повернула ключ в замке. На пороге стояла Ирина в неизменных ромашках, от которых у Марьяны тут же зарябило в глазах.
        — Доброе утро,  — тем не менее вежливо сказала она.  — Я могу вам чем-то помочь?
        — Извините меня, я, наверное, вас разбудила?  — Голос Ирины казался немного растерянным.  — Впрочем, это неважно. Скажите, вы не можете вместе со мной сходить в каюту напротив?
        — Зачем?  — Напротив Марьяны располагалась каюта Полины, которая в гости к себе, кажется, никого не приглашала.
        — Там что-то случилось,  — голос Ирины упал до шепота, а ромашки заколыхались на мощной груди, вздымающейся от волнения.
        — Откуда вы знаете?
        — Эта каюта у меня за стеной. Точнее, за стеной моей ванной комнаты. Я проснулась, пошла в душ и услышала, что там что-то упало. Что-то тяжелое. Потом была еще какая-то возня, кажется, стоны.
        — Стоны?
        — Кажется,  — голос Ирины стал совсем неуверенным.  — Я выскочила в коридор, но побоялась идти туда одна, поэтому решила сначала постучать к вам.
        — Ладно, идемте,  — решительно сказала Марьяна. Она была уверена, что Ирине просто почудилось, а даже если и нет, шум из каюты Полины объяснялся какими-то совершенно мирными причинами, далекими от криминала.  — Самое страшное, что нам грозит, это быть высмеянными, так что чем раньше мы разъясним это недоразумение, тем лучше.
        Она шагнула в коридор, не заботясь о том, чтобы запереть дверь. Понятно, что с Полиной все в порядке, она либо выскажет свое недовольство из-за неуместного визита, либо посмеется над пугливостью соседок, после чего можно будет вернуться к себе в каюту и спокойно собраться на завтрак. Отчего-то в этом путешествии к Марьяне вернулся исчезнувший было аппетит, и она все время хотела есть. От морского воздуха, наверное.
        Она вспомнила, что весь сегодняшний день они проведут в море, не заходя ни в какой порт. Следующая их остановка будет только завтра утром, когда они причалят к Криту. Сегодня же можно весь день валяться в шезлонге на верхней палубе, купаться в бассейне, читать, вести неспешные беседы с Галиной Анатольевной и пить холодное шампанское. Перспектива казалась приятной, поэтому к двери Полины Марьяна подходила в очень хорошем настроении.
        Вопросительно посмотрев на Ирину, которая в испуге отшатнулась и покачала головой, она согнула указательный палец крючком и тихонько постучала в дверь каюты номер семнадцать. Ответом было молчание. Она постучала чуть погромче. Результат такой же.
        — Полина,  — позвала она и ударила по двери кулаком,  — откройте, пожалуйста, это я, Марьяна.
        Из каюты по-прежнему не доносилось ни звука. Однако под ударами кулака дверь вдруг скрипнула и отворилась.
        «Я не нажимала на ручку»,  — мимолетно подумала Марьяна и шагнула за порог. За ее спиной что-то испуганно бормотала Ирина.
        — Поля,  — снова позвала Марьяна, у которой внезапно пересохло в горле.  — Полина, вы здесь? У вас все в порядке?
        Напротив двери стояла широкая двуспальная кровать с мятыми простынями, сбитыми настолько, что сразу становилось ясно — здесь велась нешуточная борьба. Слева обзор закрывал встроенный стенной шкаф, довольно большой и вместительный, как знала Марьяна, в каюте которой был точно такой же. Из-за него торчала одна нога, точнее, тонкая изящная лодыжка, обвитая золотой цепочкой, переходящая в нежную розовую ступню с круглой пяткой и аккуратными пальчиками с качественным педикюром.
        Марьяна сглотнула, сделала еще один шаг и вытянула шею, выглядывая из-за шкафа. Перед ним на пушистом ворсе ковра на спине лежала Полина, лицо которой закрывали роскошные волосы. На груди девушки расплылось большое кровавое пятно, как показалось Марьяне, слишком красное, а в центре пятна торчала рукоятка ножа.
        — Ну что там?  — услышала Марьяна жаркий шепот у своего уха. Невольно дернулась, открывая ужасную картину глазам стоящей за ней Ирины.
        — Надо идти за капитаном,  — услышала она тонкий чужой голос, не сразу поняв, что это ее собственный.
        Впрочем, закончить она не успела, потому что уши тут же заложило от громкого нечеловеческого визга. Визжала Ирина. Громко, на одной ноте. Звук нарастал, забивая уши словно ватой, заставляя что-то взрываться в голове: «Пуф-пуф-пуф».
        Марьяна со всей силы ударила Ирину ладонью по щеке, прекращая истерику. Женщина дернулась, но замолчала. В коридоре послышались топот ног и хлопанье дверей. К ним бежали люди.
        Первым в каюту ворвался Марк. В глазах его Марьяна прочитала что-то похожее на удовлетворение, явно неуместное при виде окровавленного трупа. Затем в проеме двери замаячили две головы с собранными в хвостик волосами — светленькая и темненькая.
        — Детей уберите,  — негромко сказала Марьяна, обращаясь к Марку.  — Им тут не место.
        Тот кивнул и загородил проход, не давая Тоне и Оле войти внутрь. Девочки возмущенно спорили, но на помощь Марку по коридору уже спешила встревоженная Елена Михайловна, выскочила из своей каюты Ида, а вслед за ней, застегивая рубашку, явно ночевавший у нее Алексей Китов. Из кают-компании, видимо, с завтрака, спустилась Галина Анатольевна, протиснулась через толпу поближе к Марьяне, взяла ее за плечо, глянула на залитую кровью Полину и Марьяну тут же отпустила, лишь вздохнув тяжело, по-бабьи.
        — Что здесь происходит?  — В дверном проеме появился капитан, высокий, ладный, в тщательно наглаженной и вроде даже накрахмаленной белой форменной рубашке с короткими рукавами.
        На миг Марьяна даже удивилась, что в такой критический момент может обращать внимание на подобную ерунду. Тем не менее сознание ее, мимо воли, фиксировало и другие странные мелочи. К примеру, в том, что на шум не пришел Григорий Петрович Ковалев, она ничего странного не видела. Ученый муж, погруженный в свои бумаги, мог никакого шума даже и не услышать. А вот отсутствие Риты и Артема Репниных выглядело уже странно. Кроме того, а Беседин-то где? Неужели настолько не любопытен?
        — Убийство у нас, господин капитан,  — бодрым тоном доложил Марк все с тем же странным блеском в глазах.  — И, так как мы с вами находимся за пределами территориальных вод какого бы то ни было государства, мы, в соответствии с Конвенцией ООН по морскому праву, передаем право принятия решения, что делать дальше, вам.
        «Какая такая конвенция»,  — подумала Марьяна, а капитан кивнул головой:
        — Все верно. Поэтому предлагаю всем для начала покинуть место преступления, запереть каюту и собраться в кают-компании для дальнейшего обсуждения.
        Говорил он словно через силу. Марьяна понимала, что ему явно не нравится происходящее. Впрочем, как оно могло кому-то понравиться?! В коридоре послышался шум, и в каюту, чуть ли не оттолкнув капитана, ворвался Аркадий Беседин. При виде лежащей на полу Полины он издал утробный звук, то ли рык, то ли стон, и рухнул на колени рядом с телом, ничуть не боясь испачкаться в крови.
        — Полина,  — позвал он,  — Полька…
        Дрожащими руками он убрал волосы с лица девушки и приподнял ее голову. Впрочем, внимание Марьяны в этот момент было отвлечено негромким покашливанием от двери. Там за спинами всех стоял бледный и растерянный Артем Репнин.
        — Извините,  — сказал он и снова откашлялся,  — извините, что я вас отрываю, но мне нужна ваша помощь. Дело в том, что моя жена… В общем, я не могу ее разбудить.
        — Что значит, вы не можете ее разбудить?  — строго спросила у Репнина Галина Анатольевна.
        Сейчас она выглядела встревоженной, хотя смерть Полины отчего-то оставила ее равнодушной.
        — Я с ней разговаривал, тряс за плечи, но она не просыпается. Мне кажется… Мне кажется, она умерла.
        — Мама, надо посмотреть, что с мамой,  — закричала в коридоре Оля,  — вдруг ей нужна помощь, побежали скорее!
        Елена Михайловна обняла девочку, прижала к себе крепко-крепко, не давая вырваться.
        — Что за чушь? Она не могла умереть,  — растерянно сказал Марк.  — Это Полина умерла, потому что ее убили.
        «Убитая» Полина вдруг зашевелилась и села. Это произошло так неожиданно, что державший ее голову олигарх вздрогнул, а Ирина опять завизжала от ужаса. Марьяне же казалось, что она находится в каком-то театре абсурда и отвратительный спектакль, который она смотрит, все не заканчивается.
        — Да отпусти ты меня.  — Полина с отвращением отбросила руки обнимавшего ее Беседина, вытащила из футболки бутафорский нож, клинок которого уходил в рукоятку, отбросила его прочь и поднялась на ноги.  — Извини, Марк, что я не доиграла свою роль до конца.
        — Да бог с ней, с ролью.  — Марк тяжело вздохнул и, вцепившись в собственные волосы, несколько раз дернул их с такой силой, что у него на глазах выступили слезы.  — Тут, похоже, на самом деле что-то неладное случилось.
        — Роль? Ты хочешь сказать, что просто играла роль?  — Беседин вскочил на ноги, в глазах его была ярость. Настоящая, всамделишная.  — Да я чуть с ума не сошел, решив, что тебя в самом деле убили! Дура, идиотка!
        — Да я очутилась на этой яхте только потому, что Марк меня нанял,  — закричала в ответ Полина.  — Я должна была стать своей среди пассажиров, а потом по сценарию меня должны были убить. Это мое убийство все бы расследовали до конца путешествия. А я бы все это время сидела взаперти в своей каюте, чтобы не смущать остальных участников мистерии. Понятно, что убивать меня на самом деле никто бы не стал. Если только ты, помешавшись от ревности!
        — Дура.  — Теперь Беседин говорил тихо, как будто из него выпустили весь воздух. Вспыхнувшая в нем ярость исчезла так же неожиданно, как и появилась.  — Дура. Да я никогда не тронул бы тебя даже пальцем. Я тебя люблю.
        — Извините,  — дрожащий голос заставил всех присутствующих отвлечься от разворачивающейся на их глазах мелодрамы и вновь вернуться к детективу.  — Так как насчет Риты?
        — Я попрошу всех выполнить мое распоряжение,  — в голосе капитана теперь звучал металл.  — Господин Репнин, пройдемте в вашу каюту. И, пожалуйста, кто-нибудь один, пойдемте со мной. Но только один, хотя нет, лучше двое. Как понятые.
        — Давайте я пойду,  — сделала шаг вперед Галина Анатольевна.  — Я гарантирую, что не упаду в обморок.
        — И я.  — Марьяна вдруг снова с некоторым изумлением услышала свой голос, звучащий как бы со стороны.  — Труп Полины я уже видела, и плохо мне не стало.
        — Хорошо, вы двое,  — кивнул капитан, оглядев Марьяну с ног до головы. В этот момент она вспомнила, что стоит в распахнутом банном халате, из-под которого торчит пижамка в веселеньких гномах, и густо покраснела.  — А всех остальных я попрошу подняться в кают-компанию и ждать нас там. И да, Елена Михайловна, вас я отдельно попрошу проследить за девочками.
        Ковалева кивнула.
        В каюте Репниных было тихо и мрачно. Шторка на иллюминаторе оказалась плотно задернутой, и из-за этого утреннее средиземноморское солнце никак не могло попасть внутрь, хотя и стучалось призывно в стекло. От затхлого воздуха спирало дыхание. Марьяна сначала не могла понять, чем именно пахнет в каюте, лишь только ощущала воздух — тяжелый, густой, будто липкий, а потом поняла: в каюте висел стойкий аромат застоявшегося перегара.
        Она вспомнила, что к концу каждого вечера Артем Репнин непременно бывал пьян, причем до такой степени, что практически не держался на ногах. Она чуть повернула голову и покосилась на него. Мутные глаза с желтоватыми белками, отросшая за ночь щетина, взъерошенные, изрядно поредевшие волосы, нависающий над ремнем джинсов живот. Нет, этот мужчина никак не тянул на мечту.
        — Вот, посмотрите,  — голос Репнина дрожал, казался сиплым и тонким. Он поднял руку и указал в сторону кровати, на которой, не шевелясь, на спине лежала Рита.
        Сердце Марьяны стукнуло, потом пропустило один удар, а потом забилось быстро-быстро. Всего десять минут назад она уже видела тело, которое приняла за мертвое. Но только сейчас она поняла, КАК именно выглядит умерший человек. В лежащей в луже крови (как выяснилось, ненастоящей) Полине все равно чувствовалась жизнь. К примеру, это сразу поняла более опытная Галина Анатольевна, которая, бросив на девушку всего один взгляд, тут же успокоилась, распознав игру.
        Маргарита Репнина выглядела иначе. Ее тело, роскошное тело женщины под сорок, уже утратило краски и тепло жизни, но самым страшным были глаза, широко открытые, без выражения глядящие в потолок. Женщина была мертва, и для того, чтобы убедиться в этом, не нужно было иметь медицинского образования. Марьяна судорожно сглотнула. Галина Анатольевна встревоженно посмотрела на нее, но девушка покачала головой, призывая о ней не беспокоиться. Она была ответственным человеком и не могла отвлекать других от серьезного дела.
        Капитан шагнул поближе к постели, внимательно осмотрел все вокруг, ни к чему не прикасаясь. В каюте царил бардак. Вещи в беспорядке валялись на стульях и полу, возле мусорного ведра — две пустые бутылки из-под виски и обертка от пачки крекеров. На прикроватном столике — бокал с остатками коктейля, одного из тех, что готовит по вечерам для всех желающих стюард Дима, рядом — тарелка с фруктами: недоеденный виноград, обкусанный персик, пустившая сок клубника.
        В отличие от предыдущей каюты здесь не было ни следов борьбы, ни крови. Казалось, что Рита просто умерла во сне. Но от чего? От сердечного приступа? От инсульта?
        — Ваша жена болела?  — спросил капитан у застывшего столбом посредине каюты Репнина.
        — Что? Нет. Она была абсолютно здорова.
        — Вы уверены? Разве она не принимала лекарства?
        — Нет, она не принимала никаких лекарств,  — довольно резко ответил Репнин, растерев руками лицо.  — Почему вы спрашиваете?
        — Да вот почему…
        Капитан нагнулся, поднял что-то с пола и протянул Репнину свою находку. Марьяна тоже посмотрела и не поверила собственным глазам: на широкой и крепкой мужской ладони капитана «Посейдона» лежала ее пропавшая накануне таблетница — небольшая круглая коробочка, в которой она носила с собой лекарства «на всякий случай».

* * *
        Бешенство заливало голову Олега Веденеева. И направлено оно было в первую очередь на самого себя. Ведь чувствовал же, что с этим рейсом что-то не так! Ведь знал же, что интуиция никогда его не подводит! Так какого черта он позволил своей нелюбви к конфликтам взять верх над голосом разума?! Что ж, возмездие не заставило себя долго ждать, вкушай теперь плоды собственного конформизма, дорогой Олег Алексеевич.
        Впрочем, посыпать голову пеплом было уже поздно, да и некогда. Олег оглядел притихших пассажиров, собравшихся по его приказу в кают-компании. Да, это был именно приказ, потому что здесь, на судне, он был командиром, был главным, и все без исключения обязаны были ему подчиняться. Таков морской закон.
        Заплаканная Оля, крепко держащая ее за руку Тоня, обнимающая обеих девочек бледная Елена Михайловна.
        — Итак,  — голос Веденеева немного сел от волнения, и он откашлялся, чтобы вернуть ему звучность,  — давайте попытаемся разобраться, что у нас произошло, а главное — поймем, что нам делать дальше.
        — В смысле?  — удивленно спросила Ида.  — Что вы имеете в виду под «делать дальше»? У нас есть маршрут, по которому мы плывем. Вы что, считаете, что нам нужно прекратить плавание?
        — Может быть, вы не заметили, но у меня на корабле труп,  — язвительно сказал Олег.  — Как максимум я хотел бы понять, от чего именно умерла молодая еще женщина, которая, по уверению мужа, ничем не болела. Но как минимум мы не можем возить тело оставшиеся девять дней, которые будет длиться наше плавание.
        — И что, вы планируете пристать к берегу и вызвать полицию?  — это спросил Беседин.
        — Я планирую известить ближайший порт, чтобы на борт поднялись врачи и представители страховой компании. Артем, вы можете посмотреть в документах, в какой именно компании вы застрахованы, и известить их о случившемся. Думаю, что они сами выберут, где им удобнее это сделать, и в соответствии с их решением мы, если понадобится, изменим маршрут.  — Веденеев тяжело вздохнул.
        — Я не знаю, где страховка,  — голос Артема Репнина дрожал.  — Всем этим всегда занималась Рита.
        — Ну так пойдите в каюту и посмотрите,  — в голосе Олега появился металл.
        — Так как же я туда пойду, если Рита там лежит?  — Артем чуть не плакал. Выглядел он так жалко, что Марьяне даже неудобно стало. Она посмотрела на Галину Анатольевну, и пожилая дама сочувственно покачала головой: вот, мол, как бывает.
        Елена Михайловна смотрела на бывшего мужа с возмущением.
        — Господи, Репнин, ну что ты за тряпка,  — сказала она.  — Гриша, побудь с девочками, я помогу этому слизняку найти страховой полис и заодно собрать его вещи. Господин капитан, у вас же найдется свободная каюта?
        Олег кивнул головой:
        — Каюта есть, но я попрошу вас пока ограничиться лишь поиском полиса. Я не исключаю, что каюту придется еще раз хорошенько осмотреть.
        — Кому, полиции?  — возмущенно спросила Ида.  — Мне не кажется, что мы должны обращаться в полицию, тем более за границей. Смерть этой дамы выглядит вполне естественной. Ей просто могло стать плохо. Сердечный приступ, что в этом невозможного?! Не допускаете же вы мысль о том, что ее убили?
        — Я допускаю любую мысль,  — спокойно ответил Веденеев.  — Но с полицией действительно проблема. Дело в том, что смерть наступила, когда мы находились в открытом море, а точнее, в нейтральных водах.
        — И что это значит?  — спросила Марьяна.  — Когда мы были в каюте у убитой Полины, то есть когда мы думали, что ее убили,  — поправилась она, а Полина покраснела и обхватила себя руками, как будто ей было холодно,  — Марк сказал о том, что раз мы в нейтральных водах, то передаем расследование в ваши руки. Что-то про Морской кодекс.
        — Совершенно верно.  — Олег повернулся и посмотрел девушке прямо в глаза. Под его пристальным взглядом Марьяне вдруг стало нестерпимо жарко, и она снова некстати вспомнила, что так и не переоделась.  — Дело в том, что уголовные преступления, которые совершаются в нейтральных водах, не подпадают под юрисдикцию ни одного из близлежащих государств. Другими словами, полиция любой страны, в порт которой мы зайдем, не станет расследовать приключившееся на борту преступление, если его последствия не распространяются на это самое государство, не наносят ущерба спокойствию в стране, или если речь не идет о торговле наркотиками. Не думаю, что смерть госпожи Репниной подходит под одно из этих определений.
        — Любопытно,  — психолог Быковский оживленно потер руки,  — никогда не сталкивался с подобной информацией. Право слово, это очень любопытно! И что же делать в подобной ситуации?
        — Человек, совершивший преступление на корабле, находящемся в нейтральных водах, должен отвечать за содеянное по законодательству той страны, на чьем судне и под чьим флагом он прибыл в нейтральные воды,  — ответил Веденеев.  — Так предписывает Конвенция ООН по морскому праву. В нашем случае местом приписки «Посейдона» является Гибралтар, поэтому один из вариантов развития событий — прямо сейчас развернуться и отправиться туда. Правда, все-таки уведомив перед этим страховую компанию. Пока мы не прибудем в порт приписки, принимать решения в связи с происшествием буду я. Это ясно?
        Елена Ковалева кивнула первая, встала со стула и потянула за рукав футболки поникшего на стуле Репнина.
        — Пошли, горе луковое,  — сказала она голосом, в котором не было ни капли сочувствия.
        — Господин капитан,  — голос олигарха Беседина звучал вкрадчиво, немного сонно. В нем не было ни капли той страсти, с которой он рычал при виде залитого кровью тела Полины или затем обвинял ее в глупой инсценировке убийства.  — Господин капитан, мне кажется, или вы не совсем честны с нами?
        — Не понял.  — Олег смотрел внимательно и без испуга.
        Лебезить перед олигархами было не в его правилах, слишком много он повидал в своей жизни, чтобы понимать, что человек, облеченный властью или большими деньгами, или властью, даруемой большими деньгами, по сути своей ничем не отличается от простых смертных. Воля сильнее, костюм дороже, усталость больше, цинизм тверже. Вот и вся разница.
        — Перечисляя причины, по которым полиция прибрежного государства может вмешаться в расследование преступления, произошедшего на иностранном судне в нейтральных водах, вы упустили один немаловажный пункт. В Конвенции ООН по морскому праву черным по белому написано, что полиция может подняться на борт и начать расследование, если капитан судна обратится к ним с просьбой о помощи. У вас есть основание для того, чтобы сознательно от этой помощи отказаться?
        Олег почувствовал, что против воли краснеет. Да, Аркадий Беседин был человеком умным и обладал широкой эрудицией. Ничего удивительного, что он знает содержание Конвенции ООН по морскому праву.
        — Я по первому образованию — юрист,  — олигарх усмехнулся, словно прочитал Олеговы мысли.
        — Я не пытаюсь ничего скрыть или утаить, если вы об этом,  — медленно сказал Веденеев.  — Просто перед тем, как принимать решение, обращаться мне за помощью в полицию или нет, я должен сам четко понять, что здесь произошло. У «Посейдона» есть владелец, который вряд ли будет в восторге от того, что его судно может оказаться втянуто в международное расследование. Но он — человек законопослушный и, несомненно, порядочный. Если мы обнаружим доказательства того, что на яхте произошло убийство, он не заставит меня скрыть этот факт. Если смерть госпожи Репниной вызвана естественными причинами, то я не вижу нужды привлекать к «Посейдону» внимание полиции.
        — Вы собираетесь вести расследование?  — Губы Беседина вновь искривила легкая улыбка.
        — Да,  — коротко ответил Олег.  — А что вы видите в этом странного? Или невозможного?
        — То есть обещанный нам в плавании детектив все-таки будет, правда, не по тому сценарию, что запланировал Марк,  — сказала Ида.
        Она выглядела спокойной, практически безмятежной, от недавнего волнения, связанного с возможным появлением на яхте полицейских, не осталось и следа. Марк обескураженно кивнул:
        — Да, в разработанном мной для путешествия сценарии значилось совсем другое. Но хочешь рассмешить бога, расскажи ему о своих планах. Сначала пропажа кольца, теперь смерть Маргариты.
        — Хочется верить, что больше ничего не произойдет,  — вступил в разговор Алексей Китов.  — Господин капитан, мне кажется, что первое, что вы должны сделать как должностное лицо,  — это обеспечить безопасность остальных пассажиров.
        — Разрешите мне самому определить, что я должен и буду делать.  — Веденеев умел говорить решительно. Настолько решительно, чтобы отбить у собеседника всякое желание продолжать.  — Итак, во-первых, господин Репнин после того, как найдет полис, свяжется со страховой компанией, и мы определимся, что делать с телом. Во-вторых…
        — Извините, что я вмешиваюсь,  — перебил Олега Михаил Быковский,  — мне кажется крайне важным в сложившейся ситуации осмотреть тело госпожи Репниной. К тому моменту, как на судне появится врач, присланный страховой компанией, может быть уже поздно. Первичный осмотр крайне важен, если вы действительно хотите понять, что случилось.
        — Но у нас на борту нет врача,  — с досадой ответил Олег и посмотрел на Марка.  — Так же, господин — организатор тура?
        — Так,  — кивнул головой Марк.  — В анкетах, которые заполняли наши клиенты, значится их место работы. Врачей среди пассажиров нет.
        — Извините, господа, но я — врач,  — с достоинством сообщил Быковский.  — Конечно, сейчас я зарабатываю на жизнь психотерапией и крайне в этом преуспел, но в отличие от покойной госпожи Репниной я — именно психотерапевт, а не психолог. Я — дипломированный врач и, поверьте мне, изученных когда-то азов науки не забыл, тем более что в молодости десять лет подрабатывал на «Скорой помощи».
        Марьяна впервые наглядно увидела, что значит выражение «отвисла челюсть». По крайней мере, Марк выглядел именно так.
        — Прекрасно! Михаил Дмитриевич, если вы готовы помочь, то думаю, что вам нужно приступить немедленно. Вам нужна помощь?  — сказал капитан.
        — Я бы хотел, чтобы вы присутствовали при этом. Как представитель законной власти, так сказать. И кто-нибудь из дам, чтобы вести конспект моих наблюдений.
        — Я могу,  — сказала Марьяна, уже не удивляющаяся тому, что слова произносятся ею независимо от ее сознания. Ведь вроде и не думала предлагать свою помощь, а вот поди ж ты!
        Быковский кивнул, соглашаясь.
        В каюте Репниных было по-прежнему сумрачно и душно. Елена Ковалева шагнула им навстречу, протягивая капитану найденный страховой полис.
        — Хорошо,  — сказал Веденеев.  — Елена Михайловна, вы можете вместе с господином Репниным пройти на верхнюю палубу и проследить, чтобы он связался со страховой компанией? Мы бы пока осмотрели здесь все. Когда мы закончим, можно будет собрать вещи и перенести их в другую каюту. Я уже распорядился, чтобы для господина Репнина подготовили на нижней палубе каюту номер восемь.
        — Конечно, я все сделаю,  — легко согласилась Ковалева и тронула за рукав с тоской глядящего в иллюминатор Артема.  — Пойдем, горе мое.
        Выходя из каюты, Репнин бросил взгляд на постель с телом жены, нечаянно перехваченный Олегом Веденеевым. Страх читался в нем. Страх и, пожалуй, ненависть.
        Делать то, чего от тебя меньше всего ожидают,  — лучший способ расслабиться. Испытывать себя можно по-разному. Необязательно лезть в горы или прыгать с парашютом. Поэтому я вступаю в игру. Раз, два, три, четыре, пять. Кто не спрятался, я не виноват.

* * *
        Вердикт, вынесенный Михаилом Дмитриевичем, был однозначным — по всем признакам, пусть и косвенным, Маргарита Репнина умерла от острой сердечной недостаточности.
        — То есть ничего криминального в ее смерти вы не видите?  — спросил капитан. Взгляд его был напряженным и недоверчивым, и Марьяна очень его понимала. Ну с чего, скажите на милость, молодой еще женщине умирать от сердечного приступа?!
        — Я бы так не сказал,  — Быковский покачал головой.  — Видите ли, я не могу утверждать, что все было действительно так, но остановку сердца легко могут спровоцировать некоторые лекарственные препараты. Именно возраст этой дамы и ее, ммм, темперамент вкупе с душевными качествами не дают мне всерьез полагать, что смерть ее произошла от естественных причин.
        — Вы хотите сказать, что Маргариту отравили?  — недоверчиво спросила Марьяна.  — Ядом?
        — Милая девушка, яд — понятие очень относительное,  — снисходительно сказал Быковский.  — К примеру, многие женщины колют себе в лоб ботулотоксин, чтобы избавиться от морщин, однако препарат этот при введении внутрь в больших дозах вызывает мучительную смерть. Или лекарственная группа препаратов, получивших общее название «сердечные гликозиды»… Они используются для лечения больных с тяжелыми формами болезней сердца, но при серьезной передозировке вызывают его остановку.
        — Строфантин?  — спросила внимательно слушающая Быковского Галина Анатольевна.
        — Скорее дигоксин,  — ничуть не удивившись ее познаниям, ответил он.  — Весь вопрос в том, как именно ей его дали. Строфантин вводится внутривенно, поэтому трудно предсказать, что будет, если заставить кого-то выпить содержимое пары десятков ампул. Да и побочные действия от него слабоваты. А вот растворить упаковку или две дигоксина в воде и подлить в питье — верный способ отправить кого-то в мир иной. А у вас что, есть с собой строфантин?
        — У меня — нет,  — Галина Анатольевна мимолетно улыбнулась, понимая подоплеку вопроса,  — я вообще для своего возраста человек до неприличия здоровый. Однако у меня есть мама, которой уже за восемьдесят, поэтому про сердечные гликозиды я знаю. И именно поэтому осмелюсь сказать, что в вашей версии про дигоксин есть одно слабое место.
        — Какое?  — с неудовольствием спросил Быковский.
        — Его вкус. Дигоксин нестерпимо горький. Именно поэтому маме мы делаем внутривенные инъекции, а не даем лекарства в таблетках. Я не представляю, какова должна быть горечь раствора нескольких упаковок этого лекарства. И как можно заставить человека добровольно выпить эту отраву, да еще не вызывая подозрений.
        Быковский заметно смутился. Видно было, что эта мысль не приходила ему в голову.
        — Да очень просто,  — воскликнула Марьяна.  — Есть некоторые виды алкоголя, я имею в виду вермуты, которые имеют горький привкус. Например, «Кампари». Если в стакан с апельсиновым соком вместо «Кампари» влить раствор этого вашего дигоксина, то вполне можно выдать получившуюся смесь, к примеру, за коктейль.
        — Коктейль?  — В голосе капитана послышался неприкрытый интерес.  — Вон на тумбочке стоит бокал из-под коктейля. Михаил Дмитриевич, вы можете хотя бы приблизительно определить, есть ли в нем какой-то медицинский препарат или нет?
        Психотерапевт отчего-то был бледен, настолько бледен, что в полумраке каюты лицо его отливало зеленью. Он бросился к тумбочке и схватил стоящий на ней бокал, понюхал содержимое, окунул в него палец и аккуратно лизнул.
        — Мне нужно время, чтобы что-нибудь сказать определенно. Я могу забрать бокал в свою каюту?
        — Зачем?  — искренне удивился капитан.  — У вас что, есть какие-то химические реактивы, чтобы провести нужный анализ?
        — Господь с вами,  — Быковский вздохнул.  — Для обнаружения сердечных гликозидов используются так называемые цветные химические реакции, но необходимых для того реагентов у меня все равно нет. Так что все, что я могу — это провести анализ на вкус и цвет, как говорится.
        — Тогда я попрошу вас сделать это здесь. И будьте осторожны, не пролейте, там и так немного. Я не исключаю, что нам придется передать этот бокал в полицию, как одно из доказательств преступления.
        — Как единственное доказательство,  — пробормотал Быковский. Он снова лизнул смоченный в бокале палец, и сейчас его трясло как в лихорадке, как будто у него внезапно резко поднялась температура.
        — Что вы имеете в виду?  — Капитан смотрел внимательно, и под его взглядом Марьяне стало не по себе, таким цепким и въедливым он был.
        — Я имею в виду, что если Маргарита Репнина была отравлена дигоксином или другим сердечным гликозидом, этого не выявит ни одно вскрытие. Дело в том, что определить их наличие можно только сразу после смерти. Если провести вскрытие через два-три дня, то обнаружить вещества в крови уже не удастся. Женщина умерла часа в два ночи, это я могу сказать по трупному окоченению, пусть и очень приблизительно, поскольку в анатомичке в последний раз был более тридцати лет назад. Если мы пристанем к берегу только завтра, на Крите, с момента смерти пройдет уже более суток. Шансы на то, что растительная основа дигоксина — наперстянка — будет обнаружена, практически равняются нулю.
        — Спасибо за разъяснение, Михаил Дмитриевич,  — искренне сказал капитан.  — Тем более пусть бокал останется здесь. Каюту я запру, так что он никуда не денется.
        В дверь заглянула Елена Михайловна, сообщившая, что представители клиники, сотрудничающей со страховой компанией, где были застрахованы Репнины, прибудут завтра в порт острова Крит, чтобы забрать тело. Муж погибшей должен будет тоже сойти с корабля, чтобы обеспечить соблюдение необходимых формальностей.
        — А вы?  — спросила Галина Анатольевна.
        — Что — мы?  — не поняла Елена.
        — Ну, вы же вместе путешествовали. Вы не сойдете на берег вместе с Артемом?
        — Зачем?  — Голос Ковалевой выражал искреннее недоумение.
        — Ну, чтобы ему помочь. Кроме того, если я правильно понимаю, ваш супруг вначале был женат на Маргарите. И Оля… Она же ее дочь!
        — Ну и что?  — В голосе Елены послышался металл.  — Я не считаю, что ребенок должен присутствовать при процедурах, связанных с отправкой тела на родину. Что касается меня, то, может быть, я покажусь вам бесчувственной, но никакой горечи у меня смерть Маргариты не вызывает. Впрочем, как и радости, разумеется. Показывать фальшивое сочувствие и предлагать фальшивую помощь я не буду. Артем — взрослый человек, вполне самостоятельный для принятия неприятных и трудных решений. Это я знаю по себе. Поэтому он сойдет в порту и сделает все необходимое. А мы с девочками продолжим путешествие. Думаю, что мы вернемся домой как раз к дате похорон, чтобы Оля смогла проститься с матерью. Насколько я знакома со всеми формальными процедурами, быстрее Артем все равно не управится. В крайнем случае прервем путешествие на Мальте и улетим домой раньше.
        — Пусть господин Репнин соберет вещи и переедет в другую каюту. Когда он закончит, попрошу запереть дверь и принести мне ключ,  — довольно сухо сказал капитан, видимо, слегка покоробленный Елениной невозмутимостью.  — А вы, дамы,  — повернулся он к Марьяне и Галине Анатольевне,  — пройдемте в мою каюту, мне нужно с вами поговорить.
        Марьяна была польщена тем, что ее позвали на «совет в Филях». Ей было очень жаль несчастную Маргариту, хотя никакой симпатии она к ней не испытывала, но оказаться в эпицентре расследования ей неожиданно понравилось. Не такая уж эта и дурацкая затея — поиграть в настоящий детектив во время круиза. Любопытно, захочет ли Марк продолжать после того, как придуманное преступление вдруг стало реальностью? И было бы так же интересно, если бы она изначально знала, что все случившееся — не больше, чем игра?
        От этих мыслей Марьяне стало не по себе. Как будто она снова заглянула внутрь своей души и увидела там лишь ту черноту, что заставила ее бросить пакет с кислотой под ноги ни в чем не повинной девушке. Уж кто-кто, а она точно знает, какие демоны могут жить внутри каждого. И как трудно обуздать демона, внезапно вырвавшегося из-под контроля.
        — Остановись,  — шепнула ей Галина Анатольевна, которая, казалось, знала и замечала абсолютно все, даже невысказанное,  — загони свои глупые мысли в самый дальний закоулок сознания, запри дверь и выброси ключ. С тобой все не так, как здесь, поняла?
        Марьяна зачарованно кивнула. Погруженная в невеселые мысли, она даже не заметила, как они спустились на нижнюю палубу и зашли в просторную и очень светлую каюту, принадлежащую капитану. Чистота и порядок здесь просто резали глаз. Ни морщинки на застеленной кровати, ни одного доступного глазу предмета одежды, ни одной бумажки, пустого стакана или бутылки из-под воды. Все строго и чуть ли не стерильно, как в операционной. Марьяна вспомнила кавардак, царивший в ее каюте, и покраснела. Нет, никогда ей не стать совершенством!
        — Итак, дамы,  — произнес мужчина, только что возведенный ею в ранг совершенства, но об этом не догадывающийся,  — я предлагаю исходить из того, что на «Посейдоне» совершено преступление. В естественную причину смерти госпожи Репниной я не верю.
        — Я тоже,  — вырвалось у Марьяны.
        Капитан неодобрительно посмотрел на нее. Видимо, не привык к тому, чтобы его прерывали.
        — С самого начала мне многое в этом круизе казалось подозрительным. Я точно знаю, что вы,  — он повернулся к Галине Анатольевне,  — не имеете к случившемуся никакого отношения, потому что я уверен в человеке, который вас сюда направил.
        На мгновение Олег Веденеев представил, что именно его хозяин замыслил столь экзотическое убийство и прислал эту элегантную пожилую даму для его совершения, но тут же мотнул головой, отгоняя мысль как неконструктивную. Людям такого уровня, как «его» олигарх или Беседин, просто в голову не придет сводить счеты таким ненадежным идиотским способом.
        — А я?  — спросила Марьяна.
        — Что — вы?
        — В том, что я не убивала Риту, вы тоже уверены?
        — Вас я не знаю, поэтому не имею никаких оснований для подобной уверенности.  — Капитан вдруг улыбнулся, хотя обстановка мало располагала к веселью.  — Но Галина Анатольевна выбрала в наперсницы именно вас, а она точно хорошо разбирается в людях. Итак, какие у вас предположения? Я должен четко понимать, вызывать мне завтра утром полицию на борт или нет.
        — Маргарита Репнина была очень нехорошим человеком,  — задумчиво сказала Галина Анатольевна.  — Безапелляционным, резким, грубым, мало считающимся с чужими интересами и не щадящим даже чувства собственной дочери. За пять дней мы видели тому массу примеров. Конечно, за дурной характер не убивают, но у кого-то могли быть достаточно веские причины для того, чтобы от нее избавиться. Классические причины, разумеется. Месть, ревность, зависть, страх…
        — Записки,  — выпалила Марьяна и пояснила, видя, что капитан и пожилая дама внимательно смотрят на нее.  — В первый вечер мы все писали записки, объясняющие мотивы преступления. Может быть, это и глупо, но убийца вполне мог зашифровать в этой записке свой подлинный мотив.
        — Зачем?  — спросил ее капитан.
        — Не знаю.  — Марьяна немного смутилась.  — Если он действовал осознанно, то мог захотеть заставить Маргариту волноваться или испугаться. А если не осознанно, то просто спроецировать свои мысли на бумагу. Планируя преступление, человек все время об этом думает. Эта мысль не покидает ни на минуту, отвлечься очень сложно, поэтому он вполне мог выплеснуть эмоции.
        — Вы так говорите, как будто спланировали в своей жизни уже с десяток преступлений,  — сказал капитан.
        — Не с десяток,  — тихо сказала Марьяна,  — одно, но это не имеет отношения к делу, я вас уверяю.
        — Да, а может, вы рецидивистка?  — Голос капитана был серьезным, но в глазах плясали смешинки.  — Может, все-таки вас надо сдать в полицию в ближайшем порту?
        — Да ладно вам,  — вмешалась Галина Анатольевна, бдительно стоящая на страже Марьяниных интересов,  — давайте продолжим, господин капитан.
        — Зовите меня Олегом,  — попросил он,  — мы ведь с вами коллеги по частному сыску, поэтому давайте обойдемся без официоза.
        — В общем, первым подозреваемым, несомненно, является муж Маргариты, Артем Репнин,  — кивнув в знак согласия, продолжила Галина Анатольевна.  — Во-первых, невооруженным глазом видно, что он тяготился своей властной и шумной женой. Оттого и пил все время. Она его совершенно поработила и задавила, и под этим гнетом ему было невыносимо тяжело. Не исключаю, что, как все доведенные до отчаяния люди, он просто решил вопрос кардинально.
        — Он смотрел на Риту с ненавистью,  — подтвердила Марьяна,  — даже на мертвую. Я сама видела.
        — Вот-вот. Подозреваемой номер два я бы поставила Елену Ковалеву. Вот уж кто ненавидел Репнину не на жизнь, а на смерть. Когда они взглядами пересекались, такие искры летели, что электрическая дуга создавалась. Если я правильно понимаю, Маргарита отбила у Елены мужа, а теперь всячески делала авансы Григорию Петровичу.
        — Своему бывшему?  — изумленно спросила Марьяна.
        — Ему самому. Он же — светило, ученый с мировым именем. Думаю, что она никак не могла себе простить, что в свое время упустила его из рук, и мечтала восстановить статус-кво. А Елена это все видела и понимала. От того и бесилась.
        — Мне кажется, что Григория Петровича не интересует ничего, кроме науки, и, наученный горьким опытом, он ни за что не повелся бы на эту провокацию. С Еленой ему тихо и спокойно, а жить с Ритой — это же все равно что сидеть на кратере вулкана, свесив ноги внутрь,  — с сомнением покачала головой Марьяна.
        — И тем не менее именно Григорий Петрович — кандидат в подозреваемые номер три. Он вполне мог решить избавить свою первую жену от иллюзий, а вторую — от волнений. Так вот… Кардинально…
        — Он же вроде физик, а не химик…
        — Он ученый, занимающийся биофизикой. Изучить свойства дигоксина не так сложно, как кажется.
        — А еще подозреваемые у вас есть?  — спросил Олег у Галины Анатольевны.
        — Есть,  — ответила ему новоявленная мисс Марпл средиземноморского разлива.  — Все остальные. Но если у представителей Репниных — Ковалевых мотивом преступления являются чисто семейные дела, то для всех остальных поводом для убийства могла стать ее профессиональная деятельность.
        — Да ну,  — усомнилась Марьяна.  — Рита — психолог, коуч, проводила тренинги личностного роста. За что тут убивать? Из-за конкуренции? Вы что, Быковского подозреваете?
        — Его меньше, чем кого бы то ни было,  — задумчиво сказала пожилая дама.  — Он слишком умен и слишком вальяжен, чтобы избавляться от конкурентов таким способом. Хотя из-за чего-то он все-таки очень сильно нервничает.
        — Он с самого момента появления на яхте нервничает. В первый вечер на верхней палубе он был так взвинчен, что я даже удивилась,  — сказала Марьяна.
        — Ага. Девочка моя, ты помнишь, как называется этот самый тренинг, который так агрессивно впаривала нам Маргарита в начале путешествия?
        — «Путь наверх», я запомнила, потому что вы сказали, что есть такая книга, и я решила обязательно ее прочитать,  — ответила Марьяна.
        — Да, точно. Ты можешь найти в Интернете все, что там есть про Маргариту Репнину и тренинг «Путь наверх»? В Мировой паутине застревает очень много полезной информации, надо только смотреть под правильным углом.
        Марьяна кивнула, соглашаясь.
        — Понять бы еще, что делает в этом круизе Беседин,  — с досадой сказал Олег.
        — А чего тут непонятного?  — удивилась Галина Анатольевна.  — Он пасет на «Посейдоне» милую прелестницу Полину.
        — Кто? Беседин?  — Олег Веденеев даже рассмеялся от такого нелепого предположения.
        — Ну, конечно, по-моему, это так очевидно,  — пожилая дама с достоинством пожала плечами.  — Девочка подписала контракт на участие в этой дурацкой детективной затее, а он поперся следом, потому что в нее влюблен. Уж не знаю, что между ними произошло, но он изо всех сил старался ее задобрить. Все эти сменяющиеся розы на столике… Попытки пригласить на экскурсию…
        — Ну, розы-то были всего два дня, потом пропали,  — напомнила Марьяна.
        — Так потом они играли в преферанс, и девочка, по ее образному выражению, «выиграла жизнь». Скорее всего, на кону стояло то, что в случае ее победы он оставит ее в покое. И слово свое он сдержал, надо признать. Я убеждена, что он не знал, что она отправилась в плавание, потому что подписала контракт. Думаю, что он был убежден, что у нее роман, и отправиться вслед за ней его заставила ревность.
        — Но у нее и вправду роман,  — воскликнула Марьяна.  — Я же сама слышала, как она разговаривала с кем-то на палубе. Теперь я понимаю, что она увидела Беседина и испугалась, что ее любимому человеку угрожает опасность. И потом она с кем-то разговаривала по телефону в Неаполе. И в Палермо… Она же была в гостинице с мужчиной. Мы с вами ее видели.
        — Господин капитан, то есть Олег,  — поправилась Галина Анатольевна,  — простите мне мою нескромность, но вы уверены в том, что Полина здесь, на яхте, оказалась не из-за вас?
        Веденеев от изумления подавился воздухом.
        — Конечно, нет,  — воскликнул он и даже руками замахал, словно ужасаясь подобному предположению.  — Я до дня отплытия никогда в жизни ее не видел.
        — Артема и Григория Петровича я вычеркиваю. Остаются Китов, Марк и четыре ваших товарища.
        От предположения, что кто-то из его команды имеет отношение к происходящему на «Посейдоне», Олег скривился так, как будто у него разом заболели все зубы.
        — Давайте сделаем так,  — мрачно сказал он.  — Я поговорю со своими парнями, вы, Марьяна, с Полиной, а вы, многоуважаемая, с Бесединым. Я думаю, что вы — единственный человек на корабле, которого он не пошлет открытым текстом за неудобные вопросы. Я убежден, что ни он, ни Полина не имеют отношения к убийству, но нам нужно понимать, что между ними происходит.
        Провожая дам из каюты, Веденеев заметил Артема Репнина, тащившего по коридору два тяжелых чемодана.
        — Вы все забрали?  — уточнил Олег.  — Я могу запереть каюту, где лежит ваша жена?
        — Да,  — глухо ответил Репнин.  — Вы знаете, может быть, я выгляжу как идиот, но я до сих пор не верю, что ее больше нет.
        — Приношу свои соболезнования.  — Веденеев учтиво склонил голову, хотя стоящий перед ним мужик не вызывал в нем ничего, кроме омерзения. Интересно, убийца он или нет?
        Не зная ответа на этот вопрос, Олег сухо кивнул и поднялся на главную палубу, чтобы запереть дверь, за которой лежало тело Маргариты. Ключ торчал в замочной скважине, однако, повинуясь какому-то инстинкту, Олег все-таки толкнул дверь и заглянул внутрь. В полумраке комнаты мало что изменилось, лишь разбросанные до этого вещи исчезли с пола, стульев и даже прикроватного столика.
        Сердце пропустило удар, Олег одним прыжком преодолел расстояние от двери до кровати и, не веря собственным глазам, уставился на столик, где полчаса назад он оставил бокал с недопитым горьким коктейлем. Сейчас никакого бокала на нем не было.
        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Полупустой бокал с плещущейся на дне янтарной жидкостью стоял на столе, и Аркадий Беседин смотрел на него с отвращением. Пить не хотелось. Есть, впрочем, не хотелось тоже, как, по большому счету, и жить. Беседину было тошно. Так тошно, что хоть за борт прыгай. Но он точно знал, что не прыгнет, а будет терпеть окутавший голову тошнотный туман в надежде, что он когда-нибудь кончится.
        Если бы еще полгода назад кто-то сказал ему, жесткой, циничной и прагматичной «акуле бизнеса», что он может оказаться в подобном положении, Аркадий бы посмотрел на этого человека, как на больного. Даже смеяться бы не стал. Грех это — смеяться над убогими.
        И тем не менее он, почти пятидесятилетний мужик, успешно отстроивший несколько бизнес-империй и съевший на завтрак несколько сотен конкурентов, вместе с костями съевший, взял и влюбился в двадцатилетнюю девчонку, а теперь страдает оттого, что она его бросила.
        Он снова покосился на бокал и скривился, как от зубной боли. Терзавшая его мука не снималась никаким количеством виски, это он уже понял за тот невыносимый месяц, на протяжении которого возвращался вечерами в пустой дом, где не было ЕЕ, бродил как неприкаянный по притихшим комнатам, открывал шкафы, где все еще висели подаренные им вещи (она не взяла с собой ни один из его подарков), зарывался в них лицом, стремясь поймать хотя бы запах, и пил, пил, пил, хотя уже знал, что алкоголь не дарует забвения.
        Полина Сергиенко, студентка факультета иностранных языков и регионоведения МГУ, прошлым летом пришла в «контору», как Беседин называл свое офисное здание в историческом особняке в центре Москвы, чтобы встретиться с подружкой, работавшей у Аркадия кем-то вроде второго секретаря и, по совместительству, переводчиком с французского. По-английски он свободно изъяснялся сам, но иногда уважение к зарубежным партнерам требовало дипломатических хитростей, и тогда в ход шел французский.
        Во время обеденного перерыва девушки мило щебетали в офисном кафе, и ничего бы не случилось, если бы подружка не забыла свой сотовый на столе, а Беседину именно в этот момент не понадобилось срочно переговорить с Ксавье, старшим партнером фирмы, чей офис располагался на Елисейских Полях и под которую Аркадий подбивал клинья уже полгода. Напуганный санкциями против России, Ксавье «дул на воду», а потому разговаривать соглашался только через переводчика, то бишь при свидетелях.
        Как бы то ни было, разговор был необходим до зарезу, бодро лопочущая по-французски секретарша, то ли Леночка, то ли Милочка (Беседин всегда путал имена своих секретарш), куда-то отлучилась, ее телефон бесстыдно звонил на столе в приемной. Аркадий сатанел, потому что терпеть не мог, когда какая-то непредвиденная ерунда срывала его планы, и тут судьба в лице его главной и верной секретарши Натальи, невозмутимой и спокойной, как залитое маслом море в бурю, сообщила про встречу в кафе.
        Перепрыгивая через две ступеньки, Беседин помчался на первый этаж, произведя там некий фурор, поскольку в кафе не заходил никогда, дабы не смущать подчиненных, высмотрел секретаршу (Леночку или все-таки Милочку) за столиком и, особо не влезая в нюансы, строгим голосом сообщил, что им необходимо срочно переговорить с Ксавье.
        — Прямо здесь?  — ангельским голосом спросила Леночка или Милочка, которая, наученная Натальей, шефа не боялась ни капельки, позволяя ему играть в сатрапа и самодура, когда ему в голову взбредала такая блажь.
        — Да, прямо здесь,  — рявкнул сатрап и самодур, понимая, что выглядит глупо.
        Секретарша хихикнула, а вслед за ней рассмеялась и вторая девушка, сидящая за столиком. Беседин повернул голову и замер. Полина была красивой, очень красивой, и знала об этом. Ее красота не казалась вызывающей, она шла откуда-то изнутри, и Полина несла ее с горделивым достоинством человека, не привыкшего размениваться по мелочи. Уже много позже он узнал и оценил и цельность ее натуры, и совсем не девичий ум, и способность максимально отдаваться тому, что на данный момент захватывало ее целиком. Но в ту первую минуту Беседин отметил только то, что эта девушка удивительно похожа на его жену.
        Тоже потом, позже он сформулировал для себя, что это сходство было не портретным, а каким-то иным, внутренним, глубинным. В жестах, мимике, повороте головы, плавном движении пальцев было то, что Аркадий когда-то давно так полюбил и что потерял, когда жена умерла. Он потратил на ее лечение целое состояние, но все деньги мира оказались бы бессильны перед особо агрессивной формой рака крови.
        С того момента прошло больше десяти лет, и Беседин все чаще ловил себя на мысли, что начинает забывать жену, ее смех, ее взгляд, чуть дерзкий, чуть игривый, влажную пышность губ. И снова вспомнил, только встретив Полину.
        Беседа с Ксавье, казавшаяся столь важной, нужной и срочной, в тот день так и не состоялась. Вместо этого Беседин ушел из офиса, чтобы отвезти новую знакомую в какой-нибудь дорогой ресторан и вкусно накормить, но вместо этого отчего-то оказался в московском зоопарке и кормил уток и рыбок. Он еще очень хотел покормить жирафа Самсона, но Полина ему запретила. Сказала, что жираф протягивает голову и смотрит на людей голодными глазами не потому, что хочет есть, а потому, что просто скучает от того, что живет один, и ему необходима не еда, а общение, а от еды он, наоборот, может заболеть, у него и так от чрезмерной людской доброты регулярные проблемы с желудком.
        Совершенно несентиментальный Беседин тут же осознал, что тоже скучает, потому что живет один, и ему стало до одури жалко Самсона с его печальными глазами, а еще интересно, откуда Полина знает про жирафий желудок, и тут выяснилось, что она иногда подрабатывает в зоопарке волонтером, потому что очень любит животных. И Аркадий тогда чуть не расплакался от умиления и на полном серьезе спросил, кого ей подарить, слона или жирафа, или, быть может, коня. А она засмеялась и сказала, что можно обойтись собакой.
        Собаку он ей действительно купил, рыжего, как огонь, риджбека Ларссона, названного в честь знаменитого шведского писателя детективов. Названного, естественно, Полиной, потому что Беседин никакого Ларссона не читал и прочел только после того, как услышал о нем от Полины.
        Ларссон (пес, а не писатель) стал тем манком, который позволил Беседину довольно легко уговорить Полину переехать к нему жить.
        Он видел что, в отличие от других женщин она вовсе не старается заманить его в сети. Она с удовольствием встречалась с ним, но только потому, что ей было с Бесединым интересно. Знаки его внимания — билеты на открытие громкой выставки в Музее Гуггенхайма, лондонскую премьеру нашумевшего спектакля или закрытую вечеринку на Венецианском фестивале — она воспринимала с такой истовой благодарностью, что Беседину как наркоману хотелось все время увеличивать дозу, чтобы снова и снова видеть, как зажигаются восторгом ее глаза.
        Он был опытным любовником, умелым и нежным, и ее удовольствие было для него гораздо важнее своего собственного. Она была не очень страстной, но Беседин списывал это на неопытность и тоже ценил до экстаза. Рядом с Полиной все остальные женщины казались ему испорченными и вульгарными.
        Он перевез ее в свой большой загородный дом, который она тут же заполнила собой — своим голосом, смехом, запахом, собачьей шерстью и игрушками, милыми безделушками, поселившимися в доме вместе с ней. К примеру, на каминной полке в гостиной теперь расположился смешной клоун с разными глазами, одетый в красный костюм в белый горох. И для Беседина он отчего-то стал символом его новой, семейной жизни, в которой была красивая юная жена и большая рыжая собака.
        Да-да, Беседин был согласен официально жениться на этой чудесной женщине, наполнившей его жизнь нечаянным смыслом, но она наотрез отказалась и от свадьбы, и от штампа в паспорте.
        — Аркаша, ты не обижайся,  — негромко сказала она и посмотрела ласково, словно пытаясь смягчить жестокость своих слов,  — но я тебя не люблю. Пока не люблю. А выходить замуж без любви — это преступление, и я не хочу его совершать.
        — Но ты же можешь меня полюбить,  — тупо сказал Беседин, доселе не встречавший еще женщины, которая бы без обиняков сказала ему такое.  — Ты же постараешься, да?
        — Ну, конечно, я могу,  — засмеялась она и обвила его шею руками,  — возможно, я уже тебя люблю, просто пока еще об этом не знаю. Но как узнаю, точнее, как почувствую, так сразу скажу.
        Аркадий привык к ней, как в конце концов привыкают ко всему в жизни. Новизна обладания приелась, глубинное счастье осталось, но он постепенно вернулся в круговерть своей повседневной жизни, в которой была работа, работа, очень много работы, и командировки в Париж и в другие города, и на другие континенты, что вовсе не было для него чем-то особенным.
        Иногда Полина летала с ним, она любила путешествовать, но все чаще она оставалась дома, отговариваясь лекциями в институте, внезапной простудой или нежеланием бросать собаку. Летать одному было проще, потому что ничто и никто не отвлекал от дел и от бизнеса, и Беседин летал, зная, что по возвращении увидит ее с книгой в руках в кресле у камина зимой или в гамаке под яблоней летом, и улыбающегося клоуна, и пса, радостно виляющего хвостом.
        Все рухнуло в одночасье, когда Полина сказала, что уходит от него. Он не поверил и даже рассмеялся от всей нелепости подобного предположения. С вершины его положения, на которой волею случая оказалась и Полина, никто не уходил добровольно. Никто в здравом уме и твердой памяти не отказывался от преимуществ загородного особняка с охраной и штатом прислуги, от машины с водителем, от личного самолета, способного в любой день отвезти на шопинг в Милан или Лондон, и от других атрибутов беззаботной жизни. Никто не уходил, а Полина ушла, и когда Беседин вернулся домой из следующей командировки, то просто не застал дома ни ее, ни Ларссона, ни пропавшего с каминной доски клоуна.
        За все, что случилось дальше, ему было стыдно. Так стыдно, как не бывало никогда в жизни, пожалуй, с того самого дня, как он рассказал бабушке, как за спиной ее обсуждают его родители. Бабушка тогда заплакала, а потом разгорелся скандал, и мама плакала тоже, а отец молчал, сжав челюсти, и на щеках его ходили огромные желваки, которых маленький Беседин страшно боялся. Желваки не предвещали ничего хорошего. И с тех самых пор Аркадий навсегда научился держать язык за зубами.
        Как ему казалось, эмоции он тоже умел держать в узде, но после ухода Полины они отчего-то вырвались на свободу, заставляя крушить все вокруг. Для начала он поставил ультиматум, что если она не вернется, то обязана отдать ему собаку.
        — Зачем тебе Ларссон?  — спросила Полина дрожащим голосом.  — Ты же мне его подарил. Это моя собака.
        — Я и машину тебе подарил, и бриллианты, и целый шкаф одежды,  — сквозь зубы сообщил Беседин,  — но ты же все это оставила. Словно побрезговала.
        — Это материальные ценности, которые я считаю невозможным забрать,  — сказала она, и голос ее дрожал по-прежнему.  — Но собака — это же совсем другое. Он — живое существо, и он ко мне привык.
        — Я — тоже живое существо и тоже к тебе привык,  — ровно сообщил Беседин. Сердце надсадно бухало в груди, и ему казалось, что оно трется о ребра.  — Но это же тебя не останавливает.
        — Если я останусь, я буду тебе врать, а этого я не хочу,  — Полина говорила медленно, словно подбирая слова,  — ты не заслуживаешь лжи, а я не готова в ней жить. Я полюбила другого. Я понимаю, что тебе больно это слышать, но это правда. И лучше один раз пройти через эту боль, чем жить в ней постоянно. Прости меня, я виновата перед тобой. И, пожалуйста, не отбирай у меня Ларссона.
        Кажется, она говорила что-то еще, но в ушах Беседина набатом била лишь фраза «я полюбила другого». Она заглушала другие звуки, стирала все чувства, кроме всепоглощающей боли, которая настойчиво искала выход.
        — Кто он?  — спросил он и замер в ожидании ответа.
        — Какая разница? Он — просто человек. Хороший добрый человек.
        — Он богаче меня?
        Полина рассмеялась в трубке, хотя Беседин не видел в своем вопросе ничего смешного. Вопрос был вполне разумным и логичным. С его точки зрения.
        — Аркаша, ты же знаешь, что меня никогда не волновали ни богатство, ни статус,  — сказала она.  — Если тебе это вправду важно, то успокойся, он не богаче тебя. Он — самый простой человек, который зарабатывает на жизнь, как все простые смертные. Он — младший брат лучшего друга моего отца. Мы были знакомы раньше, давно, в моем детстве, а потом много лет не виделись и встретились совершенно случайно. Я ничего такого не планировала, но так уж получилось.
        — Он моложе меня?  — задал новый вопрос Беседин, чувствуя, что то, что он делает, называется унижением. За эту свою способность унижаться, доселе ему неизвестную, он ненавидел и себя, и Полину, и этого неизвестного ему мужика, который совершенно случайно только что разрушил его, Аркадия, жизнь.
        — Да, он моложе тебя, но старше меня.  — Полина говорила с ним, как будто он был больным ребенком, и ее тон только подстегивал начинавшую разгораться в нем ярость.  — Аркаша, зачем тебе это все? Я очень благодарна тебе за этот год, ты многое мне дал, многое показал, а главное — ты открыл мне, что я могу быть желанной. Но то, что я испытываю к нему, это совсем другое. Это то чувство, о котором я читала в книгах и долго считала, что мне оно недоступно. Оказывается, я была не права. Теперь я знаю, что могу любить, могу гореть. И физическая близость… Оказывается, это совсем не то, что я думала.
        Последние слова смели тонкую преграду, сдерживающую бесединское благоразумие. Он понимал, что Полине всего лишь двадцать лет, что она не знает, что больнее всего ранит мужское самолюбие и какие слова нельзя произносить никогда, как бы тебе ни хотелось быть честной. Понимал, но ничего не мог с собой поделать.
        — Мне все равно, кто он и сколько ему лет,  — сообщил он, тщательно контролируя голос, чтобы не завизжать в трубку.  — Но имей в виду, что я найду его и убью. В этом ты можешь быть совершенно уверена. На это хватит моих денег и моих способностей. Считай, что я поставил такую цель, а ты знаешь, что я всегда достигаю своих целей.
        Из глупого упрямства он вынудил ее вернуть собаку, и охранник, съездивший за Ларссоном, привез его обратно в дом, где пес четыре дня отказывался от еды, а на пятый сбежал. Тело собаки нашли через пару часов на обочине дороги. Сбитого машиной Ларссона Беседин похоронил под раскидистой яблоней, в тени которой любила читать Полина, а вместе с ним и свои надежды на то, что она когда-нибудь вернется. Ларссона она ему не простила.
        Он действительно следил за ее жизнью, аккуратно, издалека, убеждая себя, что просто заботится о ней и хочет быть уверенным, что у нее все в порядке, на деле растравляя свою рану, которая, ковыряемая каждый день, не заживала, а болела все сильнее и сильнее. Рядом с ней не было никакого мужчины, и Беседин начал было успокаиваться немного, решив, что ее бурный роман вспыхнул и угас, но тут узнал, что она собирается в круиз по Средиземному морю.
        Тур был какой-то дурацкий, детективный, но снедаемому ревностью Беседину было все равно. Хорошо хоть яхта приличная… «Посейдон», принадлежавший его давнему знакомому и деловому партнеру. Тот Беседин, каким он был для всех окружающих, никогда не принял бы подобного решения, но новый Беседин, живущий в оболочке старого, забросил дела, забронировал единственную ВИП-каюту и в одиночестве отправился в плавание по бурному морю, которым были его взаимоотношения с Полиной.
        Зная ее характер, он мог предположить, что она взбрыкнет, устроит скандал, сойдет на берег, пошлет его к черту, но она, увидев его, сначала… испугалась, из чего он сделал вывод, что путешествует она не одна и объект ее страсти здесь, на судне, а потом успокоилась и хладнокровно обыграла его в карты, где на кону стояла ее свобода.
        Это Беседин научил ее играть в преферанс, и она, в своей отчаянной попытке от него освободиться, провела партию с блеском, а он, нервничавший слишком сильно, чтобы хладнокровно просчитывать ставки, проиграл.
        — Я надеюсь, ты сдержишь слово?  — спросила она, когда партия была позади.  — Карточный долг — долг чести, или поступишь со мной, как с Ларссоном?
        Имя собаки ударило по оголенным нервам, заставив Беседина вздрогнуть.
        — Можешь быть уверена,  — ответил он.  — Я обещаю, что по окончании круиза не буду тебя преследовать. Знай только, что я всегда буду тебя ждать на тот случай, если тебе самой захочется вернуться.
        — Мне не захочется,  — просто сказала она.  — Аркадий, не мучай себя, уезжай завтра. Тебе не нужен этот круиз, и тебя здесь ничего не держит.
        — А что здесь держит тебя?  — упрямо спросил он, все еще не желая признавать свое окончательное поражение.  — Я был уверен, что ты при моем появлении сбежишь без оглядки.
        — Крысы бегут с тонущего корабля?  — задумчиво сказала Полина.  — Нет, это не про меня. К тому же я действительно не могу отсюда уехать. Ты, как всегда, прав.
        Следующие несколько дней Беседин пытался заставить себя сойти с «Посейдона» в первом же порту, но не мог. Видеть Полину было и мукой, и блаженством, и как нельзя лучше в эти дни Беседин осознал смысл русской пословицы «Близок локоть, да не укусишь». А потом он решил, что ее убили.
        Глядя на мерцающий в хрустальном стакане виски, который не лез в горло, Аркадий до мелочей вспоминал всю гамму охвативших его чувств: ужас, отчаяние, ненависть к тому, кто поднял на нее руку, неверие, что она жива, снова ярость, но теперь направленная уже на нее, идиотку, согласившуюся на такую дурацкую, такую опасную игру, и облегчение, растекающееся по венам. Так сходит боль под воздействием анальгетика, откатывается морской волной, оставляя после себя влажную глянцевую гальку. Но к чувству облегчения примешивалось что-то еще. То ли не до конца растворившийся в крови страх, то ли предчувствие, что беда не прошла стороной, а лишь слегка промахнулась, по-прежнему кружа рядом.
        Аркадий бы успокоился, если бы Полина собрала вещи и уехала домой. Пусть одна, без него, но подальше от «Посейдона», на котором происходило что-то непонятное и от того вдвойне опасное. Но она сказала, что не может уехать. Что-то держало ее на этой проклятой посудине, и точно не подписанный контракт на исполнение роли жертвы в разыгрываемом здесь детективе. Детектив пошел не по сценарию, и Полина была больше не нужна его организаторам, значит, было что-то еще.
        До этого «еще» нужно было обязательно докопаться. Кроме того, Беседин не мог оставить Полину в опасности, запах которой был разлит в воздухе, а это означало только одно — он сам тоже никуда не уедет.
        Залпом влив в себя жидкость из бокала, он сморщился на мгновение, подышал открытым ртом и услышал настойчивый стук в дверь. За дверью оказалась стильная пожилая дама с седой короткой стрижкой, которую, кажется, звали Галиной Анатольевной. Из всех пассажиров корабля дама была Беседину наиболее симпатична. Она была породистой, а породу в людях Аркадий ценил. В ее верной спутнице Марьяне порода чувствовалась тоже, и в Елене Михайловне, а вот в убитой Маргарите, рыжеволосой Иде и даже липучем Китове, привязавшемся к Беседину как репей, и не оторвать,  — нет. Все они были дворняжками, и сей факт не могла отменить ни дорогая одежда, ни въевшиеся в кровь хорошие манеры, ни желание стать своим в приличном обществе. Вот его Полина тоже была породистой лошадкой, но…
        Впрочем, стоящая на пороге дама не дала бесединским мыслям привычно съехать на Полину. Окинув Аркадия неожиданно теплым взглядом пронзительных глаз, она мягко спросила:
        — Простите, а вам не кажется, что нам надо поговорить?
        Словно завороженный, Аркадий кивнул, отступил на шаг назад и позволил даме войти и захлопнуть за собой дверь.
        Самое страшное преступление — обмануть доверие близкого человека. И за это в ответ можно даже убить.

* * *
        Перед тем как начать свои изыскания в Мировой паутине, Марьяна с комфортом устроилась на верхней палубе в одном из лежаков у бассейна. Отхлебнув ледяного свежевыжатого грейпфрутового сока, принесенного везде успевающим стюардом Димой, она расположила планшет так, чтобы в нем не поселились солнечные зайчики, и с головой погрузилась в работу.
        Собирать информацию Марьяна умела и любила. Ее начальник, директор нефтеперегонного завода, частенько просил ее найти фактуру, касающуюся возможных партнеров или конкурентов, или приезжающих на завод гостей. Сейчас Марьяна с увлечением тыкала аккуратными наманикюренными пальчиками в кнопочки виртуальной клавиатуры, выискивая все, что касалось коуча Маргариты Репниной и ее психологических курсов «Путь наверх».
        В самом топе и Гугла, и Яндекса висели рекламные статьи, видимо, щедро оплаченные самой Маргаритой. Марьяна, не привыкшая к халяве, открывала их все, быстро пробегала глазами, выхватывая ключевые слова. Ничего нового в статьях не было. Тренинги личностного роста, выстраивание своей карьеры, семь шагов к жизненному успеху, развитие уверенности в своем будущем, гармоничные отношения, эмоциональная компетентность и другие слова, ничего не значащие сами по себе, но в совокупности создающие картину эффективного бизнес-тренинга, вложенные в который деньги отобьются с максимальной выгодой.
        Из прочитанного Марьяна почерпнула информацию о том, что за год компания Репниной проводила около пятидесяти различных тренингов. Посвящены они были не только карьере, но и личной жизни. «Как стать Богиней», «Ставим точки над G», «Раскрой свою сексуальность»… Не существовало тем, в которых Маргарита Репнина не считала бы себя экспертом. Скромностью она не страдала и во всех рекламных материалах называла себя не иначе как «легендарный гениальный тренер».
        Марьяна глотнула еще сока и перешла на следующую страницу поисковика.
        — Что читаете?
        На соседнее кресло грузно опустилась Ирина, одетая все в те же невообразимые ромашки. Марьяна покосилась на нее с неудовольствием, потому что не любила отвлекаться от дела, которым в данный момент занималась.
        — Извините, это по работе,  — соврала она, чтобы побыстрее отвязаться от потенциальной собеседницы.  — Я сначала хотела в каюте поработать, но уж больно погода хорошая, грех упускать возможность посидеть на свежем воздухе.
        — Я не отвлеку вас надолго,  — сказала Ирина с виноватой интонацией,  — мне просто нужно спросить вашего совета. Как вы думаете, если я знаю, что один из пассажиров на самом деле не тот, за кого себя выдает, это важно?
        — Конечно.  — Марьяна наконец отвлеклась от своего планшета, воззрилась на Ирину, проверяя, не шутит ли она, но толстушка была более чем серьезна.  — Это очень важная информация, которую нельзя скрывать, особенно после того, как на корабле произошло убийство.
        — Все-таки убийство?  — Ирина заметно встревожилась.  — Это уже установлено?
        — Ну, есть все основания полагать, что это действительно так. Скажите, та информация, которой вы обладаете, имеет отношение к Маргарите Репниной?
        — Я не знаю,  — призналась женщина.  — Видите ли, человек, о котором я говорю, очень подлый и очень циничный. Обычно такие ни перед чем не останавливаются, но убийство…
        — Я уверена, что вам стоит все рассказать,  — Марьяна ободряюще улыбнулась, видя, что ее собеседница действительно расстроена.  — Если вы боитесь потревожить своими предположениями капитана, то можете рассказать мне. Правда, сейчас я должна доделать одно важное дело. Это тоже по поручению капитана и довольно срочно. Давайте поговорим через час. Хорошо?
        — Хорошо,  — Ирина вздохнула с облегчением, как будто с ее плеч упала гора.  — Вы правы, мне с вами проще, чем с капитаном. Он такой бука.
        — Да что вы,  — Марьяну отчего-то задели эти слова, хотя капитан «Посейдона» вряд ли нуждался в том, чтобы кто-то вставал на его защиту,  — он никакой не бука, а очень приятный в общении, вежливый человек, надежный и справедливый. Он выслушал бы вас внимательно, я в этом уверена.
        Она невольно вспомнила, как Ирина следила за троицей их общих попутчиков, устраивая при этом маскарад с переодеванием, и невольно спросила:
        — Или вы сделали что-то настолько предосудительное, что боитесь возможных проблем с полицией?
        — Я???  — Лицо Ирины внезапно пошло крупными пятнами. Неровные, красные, они ползли вниз по шее, захватывали пышную грудь в вырезе туники, терялись в складках пышного тела.  — Вот как раз я не делала ничего предосудительного. Ни-че-го!
        Последнее слово она уже не говорила, а чеканила, практически кричала. Марьяна невольно подумала, что их разговор, наверное, разносится по всей верхней палубе. Конечно, она казалась пустынной, но ручаться за то, что их никто не слышит, девушка бы не стала.
        — Я не делала ничего, за что мне должно бы было быть стыдно,  — продолжала Ирина все в том же запале,  — но я устала это доказывать. Слышите? Я устала.
        Она повернулась и побежала к лестнице, ведущей на главную палубу. Бежала она тяжело, некрасиво, в какой-то момент Марьяне даже показалось, что женщина вот-вот упадет, но она удержалась на ногах, скатилась вниз по лестнице, хлопнула дверь в коридор, и топочущие шаги постепенно стихли в отдалении. Марьяна пожала плечами и вернулась к чтению.
        На второй странице поисковика в основном встречались восторженные отзывы бывших клиентов Маргариты Репниной, которые рассказывали, как благодаря своему коучу и курсу «Путь наверх» они смогли состояться в жизни. По большому счету, в этих историях тоже не было ничего нужного или интересного.
        «Я в восторге от тренинга. Два раза участвовал в первом этапе программы, один раз во втором и один в третьем. Уже в ходе тренинга я нашел свою любовь, создал семью, а после переехал жить в другой город и избавился от финансовых проблем, запустив свой бизнес».
        «Эти курсы, несомненно, странные, но лично мне они оказались очень полезны. К примеру, мне там прямо вбили в голову, что с утра нужно составлять план задач на день, а к вечеру обязательно его выполнять. Вот просто спать не ложиться до тех пор, пока все не сделаешь. Я поступал именно так на протяжении целого года. В результате выучил английский язык и два новых языка программирования. Это помогло мне найти новую работу в иностранной компании, и работа теперь приносит мне хороший доход».
        Марьяне постепенно становилось скучно. Лишь на восьмой странице ее взгляд наткнулся на заголовок: «Автора известной методики личностного роста обвиняют в самоубийстве клиентки». Марьяна вздрогнула и щелкнула по ссылке.
        Статья в какой-то маленькой газете, выходящей в одном из областных центров центральной части России, писала о том, как одна из жительниц их города бросилась под поезд вместе с ребенком. Два года назад тридцатилетняя девушка записалась на курсы личностного роста, чтобы создать собственный семейный бизнес. Какой именно, история умалчивала.
        Первая ступень выездного тренинга, который проводила в их городе известный коуч Маргарита Репнина, длилась два выходных дня и стоила ее участникам всего три тысячи рублей. Для участия во второй ступени девушка попросила у мужа пятнадцать тысяч рублей и исчезла на пять дней, потому что Маргарита снова приехала в их город с выездным семинаром. Третий этап длился месяц, и на него молодая женщина с боем вырвала из семейного бюджета тридцать тысяч рублей, а следующая попытка самосовершенствования закончилась трагедией.
        Для того чтобы подняться на очередную ступень, требовался уже трехмесячный тренинг, за который нужно было заплатить девяносто тысяч. В деньгах муж отказал, а заодно не скрыл своего недовольства изменившимся поведением жены и ее странными увлечениями. Как писала газета, мужчина рассказал следователю о том, что сначала у жены появились новые друзья, она выглядела счастливой, летала, как на крыльях, и все время строила планы будущего бизнеса.
        Однако после второго тренинга жена стала раздражительной и агрессивной, практически перестала заниматься ребенком и все время пропадала в Интернете, где вела со своим коучем личную переписку, а также онлайн-дневник. После третьего этапа семья начала беспокоиться всерьез, поскольку молодая женщина практически перестала есть и спать, часто смотрела в одну точку, словно впадая в транс и не отвечая на вопросы, а после того, как муж отказал в необходимой сумме для продолжения занятий, она покончила с собой.
        «Мы были на даче,  — описывал случившееся муж погибшей,  — она взяла ребенка и пошла на станцию, откуда ходили электрички в город. Она была явно не в себе, поэтому я пошел следом. Не хотел оставлять ее одну в таком состоянии. Увидев приближающийся поезд, она оглянулась на меня и спрыгнула на рельсы вместе с нашим сыном. Его я успел вытащить, а она погибла у меня на глазах».
        В газетной заметке также говорилось о том, что проведенное следствие не установило вины тренера личностного роста Маргариты Репниной в случившемся. «У нее не все участники тренингов бросаются под поезд. У человека была нестабильная психика, и в этом причина трагедии»,  — пояснили журналистам в следственном комитете. Как ни билась Марьяна, никакой дополнительной информации о случившемся в Интернете не было.
        Она захлопнула крышку планшета, задумчиво допила ставший теплым сок и побрела на поиски Михаила Быковского. Только он мог ответить ей на появившиеся после прочтения статьи вопросы.
        Психолога, впрочем, нигде не оказалось. Дверь в его каюту была заперта, на стук никто не отзывался, на палубах его тоже не было видно.
        «Может, прилег отдохнуть. Перенервничал при осмотре тела»,  — решила Марьяна. О результатах интернетных изысканий необходимо было доложить капитану. Отчего-то в присутствии Олега Веденеева она немного робела, поэтому, немного подумав, Марьяна приняла решение спуститься на нижнюю палубу, захватить Галину Анатольевну, которой тоже не было в зоне видимости, и только затем отправляться на поиски капитана. Не идти же ей в каюту к мужчине одной в конце концов.
        Объяснение даже ей казалось натянутым и лицемерным. В прошлой жизни Марьяна Королева никогда не делила людей на мужчин и женщин, и, если бы это понадобилось для дела, легко вошла бы не только в каюту к мужчине, но и в клетку с тигром. Но капитан «Посейдона» ее смущал, и это было странно.
        Вприпрыжку спустившись по лестнице, Марьяна толкнула дверь, ведущую во внутренние помещения нижней палубы, повернула направо по коридору и неожиданно столкнулась с Быковским, которого напрасно искала всего десять минут назад.
        — Ой,  — радостно воскликнула она,  — Михаил Дмитриевич, как здорово, что вы тут, а я вас ищу. Вы мне нужны.
        Даже в полутьме коридора было видно, насколько бледен психолог. Его полные щеки немного дрожали, взгляд казался затравленным, и он будто бы что-то искал за спиной у Марьяны.
        — Вы здесь одна?  — зачем-то спросил он.
        — Я? Одна. А что?  — спросила Марьяна, которой внезапно стало страшно. Испуг Быковского (а он был именно напуган, смертельно напуган) передался и ей.
        «Какая глупость,  — строго сказала внутренняя Марьяна.  — Вокруг люди, и, если ты закричишь, они сразу прибегут на помощь». Единственное, чего она не понимала, стоит уже кричать или пока не надо.
        — Нет-нет, ничего.  — Быковский вытер ладонью совершенно мокрый лоб, покосился на влажную пятерню будто бы с некоторым недоумением, вытер ее о широкие летние штаны, зачем-то обернулся, хотя в коридоре за его спиной никого не было, и уже спокойнее посмотрел на Марьяну:  — А вы что от меня хотели?
        — Консультацию,  — честно призналась та и, заметив неудовольствие на широком лице, поправилась:  — Не личную, разумеется. Видите ли, я нашла очень любопытную информацию о том, что одна из клиенток Маргариты Репниной покончила с собой, и хотела бы, чтобы вы мне кое-что объяснили.
        — Где? Здесь?  — Быковский отчего-то снова начал нервничать.
        — Нет, конечно. Мы можем сесть в кают-компании или у бассейна, или где вам будет удобно.
        — В кают-компании,  — в голосе психолога теперь звучало облегчение.  — Конечно, там. Под кондиционером.
        «Наверное, ему просто жарко»,  — решила Марьяна, и ничего он не нервничает, а просто не очень хорошо себя чувствует, вот и все.
        Они поднялись по лестнице на верхнюю палубу и вскоре оказались в приятной прохладе кают-компании, где, кроме них, не было ни души. Даже вездесущий Дима куда-то запропастился.
        — Жаль, Димы нет, я бы соку еще выпила,  — заметила Марьяна и замолчала, потому что лицо психолога исказила гримаса отвращения.
        — Он тоже человек и не может с утра до вечера ублажать капризных туристов,  — заявил Быковский.  — Я бы вообще ввел обслуживание по часам, а то ведь мы ни днем ни ночью ему покоя не даем.
        — Кому?  — уточнила Марьяна.  — Стюарду?
        — А что, стюард не заслуживает человеческого отношения?
        Быковский остыл так же быстро, как и завелся. Дыхание его выровнялось, и он посмотрел на Марьяну внимательно и покорно. Взгляд у него был измученный.
        — Так что вы хотите? Давайте покончим с этим побыстрее.
        Марьяна коротко, но четко, как она это умела, рассказала Быковскому о фактах, которые почерпнула из статьи про самоубийство, совершенное одной из участниц тренинга «Путь наверх».
        — Что-то слышал подобное,  — задумчиво сказал Быковский.  — Правда, в детали не углублялся, поэтому понятия не имел, что речь шла именно о курсе Репниной.
        — Как вы считаете, Маргарита могла быть виновна в случившемся?  — Марьяна задала вопрос, который считала самым важным, и теперь внимательно смотрела в лицо Быковскому.
        — Трудно сказать,  — он тяжело вздохнул и уселся поудобнее. Что бы с ним ни происходило, избегать разговора он был явно не намерен, и тема не казалась для него неприятной.  — Тренинги личностного роста, конечно, критикуются нами, профессиональными психологами, тем более имеющими медицинское образование. Подобные программы расшатывают психику, потому что создают у их участников зависимость от ярких эмоций. Мне приходилось с трудом выводить этих людей из их состояния, когда они после таких тренингов попадали ко мне. Они заболевали депрессией, у них возникали серьезные проблемы с близкими. А как еще может быть, если в рамках подобных занятий людей заставляют ради раскрепощения танцевать в полуголом виде, утверждая, что это приведет их к богатству и карьерному успеху.
        — Вы что, серьезно?
        — Более чем. Не знаю, употребляла ли подобные методы Репнина, но не удивлюсь, если да. Эти тренинги сродни шарлатанству. Они преследуют только одну цель, довольно прагматичную,  — сделать так, чтобы люди, заплатившие довольно скромные деньги за первую ступень, пришли и на вторую, и на третью, которые уже далеко не так доступны финансово. К следующей ступени человек, который уже попал в зависимость от тренера, сделает все, чтобы остаться в новой для него социальной группе. Тогда ему дается задание привести еще, скажем, пять рекрутов, которые тоже вовлекаются в построение пирамиды. Тренер делает все, чтобы человек полностью попал под его влияние. В ход идут все методы, даже групповой гипноз.
        — Да вы что?  — В голосе Марьяны звучало легкое недоверие.  — А как на это можно добровольно согласиться?
        — В процессе занятий человек получает очень много информации. Так много, что у него начинается легкое отупение. Домой задаются домашние задания, причем в таком количестве, чтобы вызвать дефицит сна. На первом этапе тренер добивается только одного — полного разрушения старых связей с социумом, в котором существовал человек. Он лишается привычной опоры и находит ее в лице тренера, который дает ему готовые формулы счастья. Следуй им — и все наладится.
        — А потом?
        — А потом — как повезет.  — Быковский выглядел сейчас очень утомленным. Пожилой уставший человек сидел напротив Марьяны. Как будто он был вовсе не в отпуске, а работал над решением какой-то сложной, практически непосильной для него задачи.  — Одни люди выстраивают что-то новое и тогда действительно совершают рывок вперед. Другие разрушают себя абсолютно. Ничего нового у них не получается, а вернуться к себе старому уже нельзя. Себя старого уже нет. Вот отсюда и депрессии, и возможные суицидальные мысли.
        — Но почему тогда Маргарите удалось выйти сухой из воды?  — недоуменно спросила Марьяна.
        — Доведение до самоубийства доказать очень сложно, тем более что такого намерения у Репниной, разумеется, не было. История, к сожалению, мало чему учит. Уже лет пятьдесят назад подобные психологические тренинги пользовались большой популярность в Соединенных Штатах. Если вам это действительно интересно, милая леди, то забейте в поисковик слово «Lifesprings». Сейчас деятельность этой и аналогичных компаний в Америке под официальным строжайшим запретом, а все из-за того, что из-за нее по стране прокатилась волна самоубийств и обращений в психиатрические клиники. Репниной еще повезло, что на ее счету была только одна жертва. Видимо, девушка оказалась с неустойчивой психикой.
        — Мне страшно подумать о том, как пережили эту трагедию ее близкие.  — Марьяна вздрогнула, то ли от прохлады кают-компании, то ли от представленной картины.  — Это несправедливо, что виновные не наказаны!
        — Несправедливость ожесточает души,  — согласился Быковский,  — но для того, чтобы добиться возбуждения уголовного дела, желания восстановить справедливость мало.
        — А для того, чтобы отомстить, достаточно?  — еле слышно спросила Марьяна.

* * *
        Исчезновение бокала встревожило Веденеева гораздо сильнее, чем могло показаться со стороны. Внешне он оставался таким же невозмутимым, как всегда. Именно это качество его натуры — соблюдать внешнее спокойствие в любой ситуации — страшно бесило его жену, в особенности в последнее время перед тем, как она окончательно перешла в разряд бывшей.
        — Ты не человек, а бревно, кусок железа, айсберг проклятый,  — кричала она и швырялась предметами, и пыталась ударить его по голове и плечам острым, крепко сжатым кулачком, а Олег лишь уворачивался от сыплющихся на него ударов и невозмутимо молчал. Лишь только раз он перехватил ее занесенную для удара руку и посмотрел прямо в лицо, и, видимо, жена усмотрела что-то такое в глубине веденеевских глаз, потому что тут же перестала визжать и отступила на шаг, пробормотав что-то сквозь стиснутые зубы.
        Олег долго не мог понять, в какой именно момент он стал так плох, что с ним невозможно было не только жить, но даже просто терпеть его присутствие в квартире. Сначала, в тот самый момент, когда он терпеливо слушал про «плесните колдовства в хрустальный мрак бокала», был хорош, и потом, когда приносил очень солидную по меркам их родного города зарплату, тоже. И когда гулял с сыном, толкая коляску по раскисшему весеннему снегу, и когда использовал магию своих глаз, темно-серых, как асфальт после дождя, чтобы устроить сына в детский сад, в котором категорически не было мест, но он улыбнулся заведующей, посмотрел внимательно и ласково, как умел смотреть только он, и сынишку взяли.
        Он точно устраивал жену, когда вскапывал грядки на даче ее родителей, когда встречал ее с девичников и знал, что она хвасталась им, моряком, красавцем и добытчиком, перед подругами, когда они ездили в первый свой заграничный отпуск в Турцию, и он с улыбкой наблюдал, как она, визжа, убегает от лениво нападающих на нее волн.
        Ее огорчали только его рейсы, в которые он уходил надолго, месяца на три, а то и на четыре. И постепенно недовольство его отлучками перевесило все остальные видимые достоинства, и Олег долго не мог взять в толк, когда же это случилось, пока не понял, что причина проста и банальна. Его жена полюбила другого. Другой был мэром их славного города и мог дать жене гораздо больше материальных благ, чем какой-то там моряк, пусть даже и помощник капитана круизного лайнера. А то, что у него не было бездонных графитовых глаз и косой сажени в плечах, так с лица воду не пить, а уж пятидесятилетней выдержки «Хеннесси» — тем более.
        Уход жены Веденеев воспринял не как трагедию, а как предательство. Предательства он не прощал, по-этому подвел черту под всей своей прежней жизнью и уехал так далеко, как только смог. Видеться с сыном жена запретила, и Веденеев не нарушал ее запрета, стараясь как можно реже возвращаться даже не домой, а в страну, где воздух был отравлен предательством. Пламя, бушевавшее в нем, было достаточно сильным и не угасало со временем, ровно и мощно гудело во внутренних трубах, но не вырывалось наружу. Для всех, кто его знал, он был спокойным, успешным, уравновешенным человеком, живущим в полной гармонии как с собой, так и окружающим миром.
        Сейчас, когда он вошел в рубку, лицо его, как всегда, ничего не выражало. Стоящий у штурвала Озеров покосился, но ничего не сказал, бровями выразив вопрос: «Место у штурвала уступить?» Олег также молча покачал головой, подошел к ветровому стеклу, уставился на бесконечную синь расстилавшегося впереди моря, далеко на горизонте сливавшегося в объятиях неба. На этот союз двух стихий он мог смотреть бесконечно.
        Какое-то время в рубке было тихо. Первым не выдержал, разумеется, Озеров.
        — Ну, спроси уже,  — негромко сказал он.
        Веденеев мимолетно улыбнулся, словно отдавая дань собственному превосходству в борьбе характеров. Впрочем, могло ли быть иначе.
        — Считай, что спросил,  — ответил Веденеев, по-прежнему не отрывая взгляда от пейзажа за стеклом.
        — Ну, тогда считай, что я ответил.  — В голосе Озерова послышалась внезапная злость, и он тряхнул головой, словно назойливую муху отогнал.  — Олег, ты пойми, не мог я иначе. Она в таком состоянии была, что нельзя было ее дома оставлять.
        — Валентин, ты ж вроде не ребенок.  — В голосе Веденеева не было осуждения, лишь ленивая насмешка.  — Должен понимать, что хорошо, что плохо, что разрешено правилами, что запрещено. Если каждый из нас будет брать в плавание свою подружку, то во что превратится «Посейдон»?
        — Она мне не подружка.  — В голосе Озерова прорезалась сила, та самая внутренняя мощь, которая обычно чувствовалась в любом его движении.  — Я ее люблю и на ней женюсь. И про правила и инструкции можешь мне не рассказывать, я все про них знаю. Ну, не мог я иначе.
        — Откуда ты узнал, что Марк ищет человека для заключения контракта?
        — Да он сам и сказал. Когда в первый раз приходил яхту осматривать перед фрахтом. Ты его ж на меня сплавил, а я спросил, сколько человек вместе с ним будет. Он и сказал, что один, девушка, которая должна сыграть роль жертвы в придуманном им детективе, но он ее пока не нашел.
        — И ты подсуропил ему Полину?
        — Ну да,  — теперь голос Озерова звучал виновато.  — Она заключила контракт, так что могла здесь находиться на вполне законных основаниях. И на глазах у меня при этом.
        — Блестящий план.  — Веденеев наконец повернулся от стекла и перевел взгляд на своего старшего помощника.  — А за ней, разумеется, потащился и ее бывший любовник, и все вместе вы разыгрывали здесь не детектив, а что-то среднее между трагедией и фарсом. Санта-Барбара, твою мать!
        — Она не знала, что он здесь окажется. И очень испугалась, когда его увидела. За меня испугалась, дурочка.  — Взгляд Озерова внезапно потеплел.  — Я уж ее утешил, как мог, сказал, что ничего он со мной не сделает, а уж с ней и подавно. Потому что я не позволю.
        — Ага. Ты что, его планировал за борт сбросить или просто морду набить?  — поинтересовался Олег таким ровным голосом, что Валентину тут же стало ясно, что он с трудом сдерживается.  — Именно так ведь поступают с клиентами, путешествующими на «Посейдоне» в рамках дорогостоящего морского круиза. А может быть, ты бы его вообще убил? А, Валентин?
        — Если бы он ее хоть пальцем тронул, то убил бы, не задумываясь,  — сообщил Озеров.  — И можешь списывать меня на берег, увольнять к чертям собачьим. Ради нее я на все согласен.
        — На все, значит,  — голос Веденеева стал еще задумчивее,  — и на убийство, значит, тоже.
        — Ты это о чем?  — насторожился Озеров, видимо, уловив мельчайшее изменение веденеевской интонации.  — Ты об этой скончавшейся во сне тетке, что ли?
        — Что ли,  — передразнил Олег, внезапно почувствовавший нечеловеческую усталость.  — Тетку эту, с вероятностью в девяносто пять процентов, отправили в мир иной с помощью какого-то лекарственного яда. И ваш любовный треугольник ясности в дело никак не добавляет.
        — Да я эту тетку в первый раз в жизни видел.  — Валентин изумился так сильно, что даже захватившее его напряжение немного спало.  — Вот уж до нее мне не было никакого дела. Вздорная бабенка, считавшая экипаж людьми второго сорта.
        — В смысле?
        — Да в прямом смысле. Ты — капитан, белая кость, с тобой она, как с равным обращалась, а со всеми остальными, как с дерьмом, которое у нее в рабстве. С Илюхой, когда он приходил в каютах убирать, разговаривала как с личной прислугой, Юрку на палубе поймала, чтобы сказать, что у него консоме пересолено. Это у Юрки-то! А уж Димкой как помыкала, так и сказать страшно.
        Веденеев вспомнил некрасивую картину, развернувшуюся в салоне накануне вечером. Получается, что скандал, устроенный стюарду, был не первым? Озеров кивнул в ответ на заданный ему вопрос.
        — Ну да, она же его гоняла в хвост и гриву. То подай, то забери, сок теплый, чай холодный, хочу шампанского, унеси клубнику, ананас порезан слишком крупно, в коктейле пропорции ингредиентов неправильные. Он вокруг нее бегал в два раза больше, чем вокруг всех остальных, вместе взятых.
        Из всего сказанного ухо Веденеева выцепило только слово «коктейль»…
        — Димка часто делал ей коктейли?
        — Ну, это ты у Димки спроси,  — сказал Озеров мрачно.  — Пару раз я видел, как она у Димки над душой стояла, а так, кто ж за ней считал?
        — Огорчил ты меня, Валентин.  — Веденеев вздохнул.  — Об одном тебя попрошу, ты уж за своей кралей присматривай. Нехорошие дела на «Посейдоне» творятся.
        — Ты думаешь, убийство этой бабы — еще не все, что может случиться?  — Озеров ощутимо напрягся.
        — Да не знаю я,  — с досадой сказал Веденеев.  — Надеюсь, что все. Но тревожно мне как-то. С самого начала рейса тревожно. Валь, и не чуди больше. Я тебя очень прошу. Еще не хватало из-за тебя неприятностей. Особливо с мужиком этим.
        — Не буду,  — искренне сказал Озеров.  — Слово даю. И это, ты прости меня, Олег. Я должен был сразу тебе сказать. Но ты ж не разрешил бы.
        — Не разрешил, это точно.  — Веденеев снова вздохнул.  — В Палермо в гостинице она с тобой встречалась?
        — Со мной, конечно, с кем же еще.  — Озеров усмехнулся.  — На «Посейдоне» днем чужих глаз слишком много, а ночи я за штурвалом проводил, как правило. Вот и договорились хоть недолго вдвоем побыть.
        — Ладно. Проехали.  — Веденеев ударил кулаком по плечу своего старпома и вышел из рубки. На душе у него было муторно.
        С первого дня круиза обедали все по отдельности, в то время, как кому угодно. Сегодняшний день, несмотря на то что проходил в открытом море, не стал исключением. Марьяна и Галина Анатольевна на ланч и вовсе были приглашены в капитанскую каюту, чтобы за трапезой обменяться полученной информацией. Галина Анатольевна поделилась рассказом Беседина, Веденеев, мрачный из-за очевидной глупости своего подчиненного, дополнил его словами Валентина Озерова, а Марьяна рассказала о том, что вычитала в Интернете, а также о беседе с Быковским.
        — Итак, одной загадкой меньше,  — сказал Веденеев.  — Необъяснимое поначалу присутствие здесь бизнесмена такого уровня, как Беседин, имеет совершенно нереальное, но тем не менее жизненное объяснение. Странные разговоры по телефону, которые вела Полина, а также ее встреча в отеле, тоже. И к убийству Маргариты Репниной эта история никакого отношения не имеет. А вот то, что вы,  — он улыбнулся Марьяне, отдавая дань ее исследовательским способностям,  — смогли найти о самоубийстве ее клиентки, на мой взгляд, очень важно.
        — Да, кто-то из родственников погибшей молодой женщины вполне мог захотеть отомстить,  — задумчиво сказала Галина Анатольевна.  — Однако это очень сложно сделать, очень. Нужно было узнать, что семья Репниных собирается в круиз, задумать преступление, забронировать каюту, а потом еще хладнокровно воплотить свой замысел в жизнь. Представляете, какой характер для этого нужно иметь?! Не такой, как у слизняка Артема, мужа убитой, не такой, как у рассеянного чудака Ковалева… А вот Ирина, к примеру, вполне может подойти. В тихом омуте, как говорится… Она же выслеживала кого-то и даже переодевалась для того, чтобы ее не узнали. Ее «ромашки» — это спецодежда, маскировка… Мы, конечно, думали, что она следит за кем-то из олигархов, но точно этого утверждать не можем. Вполне возможно, что она выслеживала именно Маргариту.
        — Ой, Ирина,  — всполошилась Марьяна.  — Я совсем забыла! Она же подходила ко мне, когда я сидела на палубе. Советовалась, что ей делать, если она точно знает, что один из пассажиров «Посейдона» — не тот, за кого себя выдает. Я пыталась отправить ее к вам, Олег. Она не подходила?
        — Нет,  — Веденеев покачал головой и нахмурился.  — Но это очень важная информация. Что значит «не тот, за кого себя выдает»?
        — Я не знаю, она говорила очень уклончиво и страшно волновалась. Сказала, что боится капитана, и тогда я предложила все рассказать мне. Она пообещала сделать это попозже, но больше я ее не видела.
        — Поразительная беспечность,  — голос Олега Веденеева звучал сердито.  — Марьяна, неужели вы не понимаете, что это все очень серьезно? Вы должны были сразу схватить ее за руку и притащить ко мне. И ни в коем случае не предлагать ее выслушать. Это очень опасно. Тот, кто убил Маргариту, сделал это холодно и цинично. Этот человек ни перед чем не остановится.
        — Он подбросил мою таблетницу…
        — Что?
        — Таблетница, которую вы подняли в каюте Риты, моя. Но у меня не было с собой дигоксина. Я даже никогда в жизни не слышала о таком лекарстве. Накануне я давала таблетницу Елене Михайловне. Помните, она расстраивалась из-за кольца… И потом никак не могла ее найти. Получается, что убийца выронил ее у постели своей жертвы? И в этом случае все указывает на Елену.
        — Или убийца специально подбросил ее, чтобы бросить тень подозрений на тебя или на ту же Елену,  — мягко сказала Галина Анатольевна.  — Кто мог знать, что таблетница твоя?
        — Вы,  — сказала Марьяна и тряхнула головой,  — ну и все остальные, кто был в автобусе, когда мы ехали из Помпеи. Я же вам тоже давала таблетки. Я дважды ее доставала на глазах у всех, так что эта линия точно ведет в тупик.
        — А вот версия Ирины, возможно, нет.  — Галина Анатольевна взъерошила свой седой ежик, который очень ей шел.  — Олег, вы обязательно должны с ней поговорить. Она узнала кого-то из пассажиров. И вполне возможно, что именно этот человек и есть убийца, родственник покончившей с собой девушки, выдающий себя за кого-то другого.
        — А скажите, пожалуйста,  — начала Марьяна, но тут же умолкла, словно борясь с сомнениями. Веденеев подбодрил ее глазами.  — Вот было бы очень неплохо попробовать раздобыть информацию о погибшей и ее родственниках. Я только не знаю, как это делается. Вернее, если бы это произошло в моем родном городе, то я бы нашла выход на журналистов той газеты, которая опубликовала статью, или на полицию. В маленьких городах все люди знают друг друга, там проще собирать информацию, чем в мегаполисе. Но в городе, откуда родом эта девушка, я никого не знаю.
        — Хорошая мысль,  — сказал Олег,  — что же она мне самому в голову не пришла.
        Вольно или невольно, он процитировал фразу из кинофильма «Ирония судьбы», и Галина Анатольевна с Марьяной прыснули со смеху. Он покосился на них, не понимая причины веселья.
        — Я мог бы попробовать получить эту информацию через своего босса, он — человек влиятельный, к тому же может себе позволить купить информацию, хоть у журналистов, хоть у полиции, причем в любой точке земного шара. Правда, мне бы очень не хотелось сообщать ему о случившемся до того, как мы во всем разберемся.
        — Ну да, я бы тоже могла, уж коли так получилось, что он мне фактически зять,  — подхватила Галина Анатольевна и, заметив изменившееся лицо Олега, поспешно добавила:  — Нет, нет, я тоже ничего ему не говорила. Сочла, что действовать за вашей спиной неэтично.
        Веденеев с благодарностью посмотрел на нее. Все-таки у его босса была совершенно классная теща! Веденеев бы от такой точно не отказался. Впервые мысль о чем-то, связанном с семейной жизнью, не отозвалась болезненным толчком в груди. Скорее всего, потому, что сейчас Веденеева занимали дела поважнее.
        — Мы можем поступить проще,  — невозмутимо сказала Марьяна.  — Обратиться за помощью к Беседину. Ваш босс, Олег, и ваш зять,  — она повернулась к пожилой даме,  — не единственный олигарх на земле. У нас на «Посейдоне» есть свой, собственный, и думаю, что ему не составит труда раздобыть нужную информацию. Точнее, купить.
        — Вы просто редкая умница, Марьяна,  — воскликнул Веденеев.  — Конечно, мы так и сделаем! Объясните Беседину, что именно нужно искать, и пусть он сделает это, не привлекая внимания остальных пассажиров. Тогда мы сможем сверить полученные фамилии с перечнем гостей «Посейдона», а пока я постараюсь до ужина переговорить с Ириной. Возможно, то, что она сообщит, сузит Беседину круг поисков. И все сойдется на одном-единственном человеке.
        — Да, и еще надо попросить Марка о помощи и прочитать все записки. Помните, я говорила, что там мы тоже можем найти какую-то ниточку!
        — Марка я беру на себя,  — заявила Галина Анатольевна.  — Предлагаю после ужина собраться снова и все обсудить еще раз. Завтра утром мы уже пристанем к причалу порта на Крите. Думаю, что к тому моменту мы уже будем что-то понимать.
        Пожилая дама даже не подозревала, насколько сильно ошибается.
        К пяти часам вечера Веденеев чувствовал, что валится с ног. Минувшую ночь он провел за штурвалом, дав Валентину отдохнуть. Вообще-то он планировал, сдав вахту, завалиться спать, но случившееся убийство лишило его такой возможности. На бушующем в крови адреналине он продержался до вечера, но сейчас бодрствующий тридцать четыре часа подряд организм отключался, сознание затуманивалось.
        Перед тем как позволить себе дать слабину, Веденеев предпринял последний рывок — постучал в каюту Ирины, чтобы не откладывать важный разговор. За дверью было тихо, но, прислушавшись, Олег все-таки расслышал тихий, равномерный, очень характерный звук. В каюте кто-то храпел. Он мимолетно улыбнулся, потому что относился к храпящим женщинам с легкой насмешкой. Затем представил тучную, всегда немного словно задыхающуюся Ирину и виновато нахмурился. В том, что она храпела, не было ничего смешного.
        — Раз она спит, я тоже могу позволить себе поспать хотя бы час,  — сказал себе Веденеев и с легкой совестью спустился на палубу ниже, в свою каюту. Покидая коридор главной палубы, он краем глаза отметил, что из каюты, которую занимали девочки — Оля и Тоня,  — какой-то странной, словно крадущейся походкой вышел Илья, беспутный веденеевский матрос, так и не сподобившийся сдать экзамен на капитана.
        Вообще-то в этом не было ничего странного, потому что именно Илья отвечал за уборку в каютах. Но в руках его не было ни пылесоса, ни ведра с тряпками, да и уборку он обычно заканчивал в первой половине дня, после обеда перемещаясь в технические и ходовые помещения «Посейдона». Впрочем, думать над этой странностью измученный мозг Олега уже не мог. Захлопнув дверь своей каюты, он рухнул на кровать и тут же уснул.
        Вам будет очень трудно искать черную кошку в темной комнате, потому что ее там нет и не было с самого начала.
        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Марк легко согласился предоставить в распоряжение сыщиц тексты всех записок, особенно после того, как услышал, что это поручение капитана.
        — Думаете, в этих записках может быть что-нибудь серьезное?  — с сомнением в голосе спросил он.  — Мне кажется, что большинство просто дурачилось. Но если вам нужно, берите, мне скрывать нечего.
        По просьбе Галины Анатольевны он распечатал содержимое записок на отдельных листочках бумаги, после чего пожилая дама вместе с Марьяной с удобством расположились в пустующей в это время кают-компании и с азартом погрузились в работу. Ровные ряды листочков белели на столе.
        — Так, сначала уберем твое и мое послания,  — распорядилась Галина Анатольевна.
        Марьяна тут же покраснела, вспомнив, что именно написала. Напарница тут же утешающе погладила ее по руке:
        — Ничего нового я не узнаю, я уже читала этот текст и сразу поняла, что он твой, потому что незадолго до этого ты рассказала мне свою историю. Давай сюда твою записку.
        Марьяна протянула клочок бумаги. Перед глазами у нее запрыгали строчки: «Самое страшное преступление человек совершает против самого себя. Мы все несем на себе отпечатки наших преступлений». Сейчас они казались ей глупыми. Прошлое больше не причиняло нестерпимой боли, а душа не казалась выгребной ямой, зловонное колыхание которой вызывалось любым неосторожным воспоминанием.
        — А вот и моя записка, она еще не попала под «раздачу», так что, кроме Марка и нас с тобой, ее никто не видел. Впрочем, мне-то как раз скрывать совершенно нечего.
        Марьяна послушно взяла листочек, прочитала: «Скука — главный двигатель всего живого. Скука — источник будущих эмоций, их основа. Убить со скуки? Пожалуй, в этом есть смысл». Подняла изумленные глаза на пожилую даму, та, поймав ее взгляд, усмехнулась:
        — Глупо, да? Но вся затея на тот момент казалась мне совершенно идиотской, да и сейчас я не изменила своего мнения. В отличие от всех остальных я вовсе не собиралась ни в какой детективный круиз, а потому объявленная игра стала для меня полной неожиданностью. Впрочем, я решила, что это неплохой способ развлечься и избавиться от отпускной скуки. Вот про скуку и написала.
        — Понятно,  — сказала Марьяна и протянула собеседнице еще один листочек. «Самое страшное преступление — жить с нелюбимым человеком»,  — было написано на нем.  — Думаю, что я не ошибусь, предположив, что это написала Полина.
        — Уж точно не Артем Репнин,  — кивнула головой Галина Анатольевна.  — Для такого заявления нужна внутренняя сила, а у него ее нет и в помине. А вот и пара к этой записке: «Никогда не считал убийство способом решения проблем, но неожиданно для себя понял, что мог бы убить из-за любви». Это точно написал Аркадий.
        — Думаете?  — усомнилась Марьяна.  — Взрослый, солидный дядька — и писать про любовь… Я бы скорее подумала, что автор этого текста Оля или Тоня.
        — Во-первых, не забывай, что он был зол на Полину, хотел ее напугать, заставить нервничать. А во-вторых, я не думаю, а точно знаю,  — Галина Анатольевна выглядела невозмутимой.  — Потому что я у него об этом спросила.
        — Вы же только сейчас увидели эти записки,  — не поняла Марьяна.
        Галина Анатольевна посмотрела на нее с жалостью:
        — Девочка моя, Беседин рассказывал мне о таких интимных вещах, что после этого стесняться какой-то там дурацкой записки ему было бы совсем уж странно. Поэтому я спросила, не помнит ли он свой текст, и он хоть и не слово в слово, но мне его пересказал. Так что это его записка. Можешь выкидывать.
        Марьяна послушно скомкала бумажный шарик, бросила в стоявшую невдалеке урну, но промахнулась. Рассеянно глядя на белеющий на ковролине комочек, она внезапно почувствовала дежавю.
        — Я уже это видела,  — пробормотала она.  — После того как я получила записку, я точно так же бросила ее в урну, а потом обнаружила, что она исчезла. Кто-то был в моей каюте. Кто-то, у кого есть от нее ключ. Тогда я сразу про это забыла. А сейчас… Как вы думаете, это может что-то значить?
        — Все в этой жизни обязательно что-то значит,  — заметила умудренная опытом дама.  — Но давай сейчас не будем про это думать. Если ты боишься ночевать в своей каюте, что после убийства Риты вполне естественно, то можешь перебраться ко мне. Кровать широкая, поместимся. Или попросить капитана переселить тебя в пустую каюту рядом с моей, ты всегда сможешь постучать в стенку.
        — Да бросьте, я вовсе не кисейная барышня,  — засмеялась Марьяна.  — Скажите-ка мне лучше, дорогая моя мисс Марпл, если олигарх Беседин написал трогательный текст о любви, то чье тогда вот это творение — про деньги? По-моему, как нельзя лучше подходит для олигарха.
        Галина Анатольевна взяла протянутую ей записку, доселе тоже не виденную, оставленную Марком на один из следующих дней путешествия: «В основе любого преступления должен лежать экономический мотив. Если вам говорят, что убили из-за любви, не верьте, потому что основа всего — деньги, только деньги, и ничего, кроме денег»,  — было написано в ней. Она подняла голову, сдвинула изящные очки на кончик носа и ласково посмотрела на Марьяну.
        — Девочка моя. Не то чтобы я очень давно была знакома с олигархами или имела большой опыт общения с ними. Но даже то недолгое время, которое я провела рядом с моим будущим зятем, объяснило мне, что богатые люди думают о деньгах гораздо реже, чем все остальные. Мой зять, владелец «Посейдона», очень обеспеченный человек, имеющий недвижимость по всему миру, может себе позволить обеспечить моей дочери завтрак в Лондоне, обед на Мальте и ужин в Париже. Но родился он в обычной советской семье инженеров, поэтому очень хорошо знал, что такое жить от получки до получки. Так вот, он как-то сказал фразу, которая, не скрою, произвела на меня очень сильное впечатление. «Когда я понял, что слишком много времени трачу на то, чтобы понять, откуда взять деньги, я взял и заработал их ровно столько, чтобы больше никогда о них не думать». Понимаешь?
        — Нет,  — честно призналась Марьяна.
        — Для того чтобы написать такую записку, в подсознании не должно быть ничего, кроме денег. А человек уровня моего зятя, а значит, и уровня Беседина, не думает о деньгах. Он не является их рабом. Теперь понимаешь?
        — Пожалуй, да. Но кто тогда ее написал?
        — Да кто угодно.  — Галина Анатольевна пожала плечами.  — Ирина, Ида, сама Маргарита, Китов… Ты, кстати, заметила, у него голодные глаза?
        — У кого? У Китова? Какие-какие?
        — Голодные. Ищущие. Вот уж кто точно жаден до денег! Я бы с уверенностью вычеркнула из списка авторов этой записки Ковалевых. Елену, потому что она вполне удовлетворена своим финансовым состоянием, а Григория, потому что его деньги не интересуют. И, кстати, Репнина тоже можно вычеркнуть. И не смотри на меня удивленно. Автор этих строк относится к деньгам со страстью. А у Репнина в душе давно не осталось никаких страстей. Их все вытравила Рита. Осталась только тяга к алкоголю. И девочки… Слишком неромантично для пятнадцатилетних подростков.
        — И какие тогда, на ваш взгляд, записки принадлежат перу Оли и Тони?  — с легкой подначкой спросила Марьяна.
        Галина Анатольевна немного подумала и с уверенностью отложила в сторону два листочка бумаги. «Бриллианты — лучший способ для убийства»,  — так начинался текст на одном из них. «Самое страшное преступление — обмануть доверие близкого человека. И за это в ответ можно даже убить»,  — прочитала Марьяна на втором.
        — Почему вы так считаете?  — В ее голосе сквозило неприкрытое любопытство.
        — Бриллианты, огромный нож… Ты можешь себе представить, чтобы это написал кто-то из оставшихся пока без идентификации взрослых?
        — Пожалуй, нет,  — засмеялась Марьяна.
        — И я не могу. А про доверие близкого человека… Эти девочки в раннем детстве столкнулись с предательством. У одной из них мать, а у другой отец разрушили свои семьи, привычный для ребенка мирок, в котором у них были мама и папа. Девочки не могут не видеть, насколько напряжена Елена, которую они обе уважают, как спивается Артем… Оля… Она очень расстроена из-за смерти матери, но ты знаешь, я много раз отмечала, что девочке за нее мучительно стыдно. Да, я уверена, что про предательство написал кто-то из них. Выкидывай эти записки. Они не имеют отношения к совершенному преступлению. Ребенок не смог бы спланировать такое хитроумное убийство, не говоря уже о том, что у девочек не было мотива его совершать.
        Теперь перед сыщицами лежали на столе восемь записок, в том числе и та, что ставила во главу угла исключительно деньги. Кают-компания постепенно начала наполняться народом, Марьяна посмотрела на часы и обнаружила, что приближается время ужина. Стюард Дима уже вовсю накрывал столы, чего они в угаре своего расследования даже не заметили.
        — Ладно, чужие уши нам пока не нужны,  — с легким сожалением в голосе сказала Галина Анатольевна.  — Собери записки и спрячь в карман, будь добра. Только знаешь что, дай я возьму вот эту, кое-что проверю.
        Марьяна с интересом посмотрела, какой именно листок бумаги понадобился ее компаньонке. «Человека убивает подлость. Иногда чужая, но чаще всего — своя. Отравляет собственным ядом, от которого пока так и не придумано противоядие»,  — было написано на нем. Зажав листочек в руке, Галина Анатольевна уверенным шагом двинулась к вошедшей в зал бледной Елене Михайловне, обнимающей за плечи заплаканную Олю. Коротко о чем-то спросила, показав листок.
        Хоть это и казалось невозможным, но Елена побледнела еще больше, подтолкнула Олю к столу, что-то коротко сказав, повернулась, посмотрела Галине Анатольевне прямо в лицо и, не отрывая глаз, кивнула. Марьяна поняла, что записку про подлость и внутренний яд написала именно она. Понять бы еще, имело ли это отношение к убийству Маргариты Репниной?

* * *
        За ужином царила мрачная и гнетущая атмосфера. Елена Михайловна пересадила Олю и Тоню за свой с Григорием Петровичем столик, вежливо попросив Марьяну уступить свое место. Естественно, что спорить Марьяна не стала. Ласково улыбнувшись девочкам, она направилась за их бывший столик, за которым уже сидели Полина и Быковский, однако Галина Анатольевна быстро внесла в эти планы свои коррективы.
        — Марк,  — непререкаемым тоном сказала она.  — Пожалуйста, пересядьте туда вы, а мы с господином капитаном приглашаем Марьяночку к себе.
        Олег от этих слов чуть было не закашлялся, но тоже спорить не стал, сделав приглашающий жест. Пунцовая от смущения Марьяна скользнула на мягкий диванчик и виновато посмотрела на вскочившего Марка, спешно собиравшего свои столовые приборы. Тот только рукой махнул, чего, мол.
        Теперь за каждым из столиков сидела сложившаяся по интересам компания. Лишь за столом номер четыре одиноко тосковал Артем Репнин. От пустующего места Риты все отводили глаза, но не было за ужином и Ирины, и ее пустой стул с каждой минутой не нравился Марьяне все больше и больше.
        — Вы смогли поговорить с Ириной?  — шепотом спросила она у капитана.
        Тот отрицательно покачал головой:
        — Нет, я заходил к ней, но она спала.
        — Как же вы к ней попали, если она спала?  — удивилась Марьяна.
        — Разумеется, никак!  — В голосе Веденеева послышалось легкое раздражение.  — Я постучал, она не открыла, но из-за двери доносился храп. Из этого я сделал вывод, что Ирина спит. Поверьте, у меня нет привычки без спроса вламываться в каюты к незнакомым спящим женщинам.
        — Она не пришла на ужин…
        — Значит, еще не проснулась. Можете после трапезы сходить ее проведать.  — Олег невольно повысил голос. Те два часа, которые ему удалось поспать, не принесли облегчения, и сейчас у него начинала болеть голова, муторно и надсадно, как болела всегда. Вообще-то он редко жаловался на здоровье, но вот головную боль едва терпел, поскольку от нее его сразу начинало мутить, а окружающий мир проваливался в какое-то серое душное марево, напоминающее серую клочкастую техническую вату, которой в его детстве родители затыкали оконные щели.
        Марьяна покосилась на него, удивленная его раздражением, но ничего не сказала, лишь кивнула головой, что, да, мол, обязательно так и сделаю. Со звоном отставила в сторону свой недопитый бокал Ида. Встала, тряхнула копной рыжих волос.
        — Простите меня, мне нужно побыть одной,  — сказала она чуть ли не со слезами.  — Извините, я не думала, что случившееся настолько выбьет меня из колеи.
        Стук каблучков, который не скрадывал даже мягкий ковролин на полу, легкий сквозняк от открывшейся и захлопнувшейся двери,  — и Ида исчезла, оставив после себя шлейф тяжелых духов. Она любила именно такие духи, совсем не летние, явно неподходящие к морскому легкому бризу, к беззаботному круизу, слишком сладкие, терпкие, от которых слегка начинала кружиться голова. Марьяна такие духи не переносила.
        — Я, пожалуй, тоже пойду.  — Артем Репнин тяжело выбрался из-за стола. Вслед за ним со своего места вскочила Тоня.
        — Папа, можно я переночую с тобой?
        — Со мной?  — Репнин выглядел озадаченным.  — Конечно, можно, но разве ты не хочешь побыть с Олей? Не думаю, что оставить ее одну — хорошая идея.
        — Вот именно поэтому с Олей в нашей каюте сегодня может переночевать мама,  — с нажимом сказала Тоня и посмотрела на Елену Михайловну.  — Мам, ну, правда, дядя Гриша даже не заметит, если тебя одну ночь не будет! С тобой Оле будет спокойнее. Ты сможешь лечь на мою кровать, а я с папой побуду.
        Марьяне на мгновение показалось, что в глазах внимательно слушающей подругу Оли мелькнуло что-то, чему она не смогла подобрать точное определение. Зависть? Ревность? Ненависть? Мелькнуло и погасло, словно смытое навернувшимися слезами. Девочка, несомненно, очень тяжело переживала внезапную кончину матери.
        — Ты права,  — растерянно сказала Елена.  — Думаю, что я сама должна была до этого додуматься, но сегодня мы все не в лучшей форме. Да, мы так и сделаем! Олечка, девочка моя, ты не против?
        Оля помолчала мгновение, взглянула с хитрым прищуром на Тоню, но та невозмутимо выдержала взгляд подруги, лишь слегка прикрыла глаза, словно вместо легкого кивка.
        — Я не против,  — сказала Оля ангельским голосом,  — спасибо, тетя Лена.
        — Артем, я только умоляю тебя, не пей хотя бы сегодня. Нашей дочери необязательно всю ночь дышать алкогольными парами,  — довольно резко сказала Елена Михайловна и повернулась к мужу:  — Гриша, ты слышал? Я сегодня переночую в комнате девочек.
        — Ммм, что? Хорошо.  — Григорий Петрович ненадолго вынырнул из своих мыслей и тут же погрузился в них обратно. Губы его непроизвольно шевелились, как будто он про себя что-то считал.
        — Слушай, Алексей,  — обратился к Китову Беседин,  — я хотел завтра сойти с корабля и улететь домой, но передумал. Появились некоторые обстоятельства.  — Он покосился на Галину Анатольевну, но та и глазом не повела, невозмутимо отправив в рот жирненькую маслину и отхлебнув розового вина из стоящего перед ней бокала.  — Ты вроде хотел показать мне какой-то бизнес-проект. Не против сегодня после ужина поработать, а то у меня уже мозги начали плесневеть от вынужденного безделья?
        Китов вскочил со стула, уронив салфетку. Наклонился, чтобы поднять, на пол со звоном полетела вилка, а следом за ней и хлебная корзинка. Движения бизнесмена были суетливыми и хаотичными, как будто он хотел, но не мог сдержать внезапно охватившую его радость.
        — Конечно, Аркадий! Конечно, я готов поработать! Я всегда готов поработать! Тем более с вами, Аркадий. В моей каюте или в вашей?
        — Стар я уже по чужим каютам шастать. Да у меня и удобнее. Единственный люкс все-таки.  — Беседин усмехнулся, краем глаза покосился на Полину, дернул углом рта.  — Ну и лады, если ты не против, сразу после ужина и начнем.
        Марьяна внимательно слушала все эти разговоры, как губка впитывая информацию. Она и сама не знала, зачем это делает, что может быть важного в обыденных, ничего не значащих вещах. Внезапно она ощутила, что и сама стала объектом пристального внимания. Неотрывный внимательный взгляд жег ей щеку. Она повернулась и уставилась прямо в угольно-серые глаза капитана «Посейдона». Олег смотрел пристально, чуть насмешливо, но, впрочем, по-доброму.
        — Что?  — спросила Марьяна сухо. В последнее время ей не нравилось, когда ее рассматривали мужчины. Мужчинам она не доверяла.  — Что вы на меня уставились? На мне ведь узоров нету и цветы не растут.
        — Оу, несмотря на ваш юный возраст, вы смотрите старую добрую советскую классику?  — Теперь насмешка звучала уже и в голосе, тягучем, чуть ленивом, бархатном. Этот человек говорил, как по голове гладил. Он чуть понизил голос, чтобы их не слышали окружающие:  — А смотрю я внимательно, потому что вы очень забавно играете в детектива, дорогая моя союзница. Если хотите продвинуться в расследовании, следите за вашим лицом, а то на нем открыто читается вся заинтересованность, которую вы испытываете.
        Марьяна вспыхнула. Ну почему, почему этот человек отчитывает ее как девчонку?! Она давно уже вышла из этого возраста! Она — успешный менеджер, правая рука директора крупного завода. Да она решает такие вопросы и общается с людьми такого ранга, что этому моряку с заштатной посудины даже и не снилось. Да она… да он… Марьяна пыхтела, как закипающий самовар, даже не замечая этого. Галина Анатольевна мягко похлопала ее по руке, призывая к самообладанию. Да что ж за напасть — губы пожилой дамы тоже кривила легкая усмешка. Сговорились они, что ли?
        — Прошу прощения.  — Марьяна отодвинула тарелку, преувеличенно аккуратно сложила белоснежную салфетку и встала.  — Я хочу навестить Ирину. Мне не нравится, что она пропустила ужин после всего того, что сказала мне сегодня утром.
        Она вышла из кают-компании и спустилась на палубу ниже, перед тем как войти в дверь, ведущую к каютам, немного постояла, схватившись на поручни и подставив лицо освежающим брызгам. «Посейдон» шел на вполне приличной скорости, и Марьяна внезапно вспомнила, что сегодня они вообще не останавливались, даже ради обещанного программой круиза купания с яхты в открытом море. Какое уж тут купание, когда труп на борту!
        Марьяне внезапно стало так жалко Маргариту, одиноко лежащую в своей каюте, что на глаза у нее навернулись слезы. Да, эта женщина была очень неприятной. Самовлюбленной, нетактичной, эгоистичной, готовой на все ради прибыли и собственных удовольствий, но такой ужасной смерти она не заслужила.
        Чьи-то крепкие ладони легли Марьяне на плечи, а затем прямо перед ее лицом появился ослепительно-белый носовой платок. Марьяна взяла его и непонимающе обернулась. За ней стоял Олег.
        — Простите, я вовсе не хотел вас обидеть,  — сейчас его голос звучал еще мягче, еще бархатистее.  — Хотите, я извинюсь?
        — Да за что же вам извиняться?  — изумилась Марьяна.  — И с чего вы взяли, что вы меня обидели?
        — Но вы же плачете?
        — А, это, нет… Вы тут ни при чем.
        Он отступил на шаг, в его глазах появилась непонятная Марьяне боль, как будто теперь она нечаянно его обидела.
        — Мне просто стало внезапно так жаль Маргариту,  — поспешно сказала Марьяна, словно стремясь смягчить смысл сказанного.  — Здесь, на палубе, так хорошо. Ветер, море, брызги… «Посейдон» продолжает нестись по волнам, мы продолжаем есть, разговаривать, спать, смеяться, грустить. А для Риты все кончилось, и даже если она перед кем-то виновата, то все равно — это несправедливо и нечестно. Понимаете?
        Теперь в глазах капитана читалось изумление, как будто он не ожидал от Марьяны ни таких мыслей, ни подобной чувствительности.
        — В жизни вообще не много честности и справедливости,  — негромко сказал он.
        — И как с этим жить?  — так же тихо спросила Марьяна.
        По ее пристальному взгляду он понял, что заданный ею вопрос касается не только совершенного на яхте убийства. Эта необычная девушка, совсем молодая и очень красивая, но имеющая глаза много повидавшей старушки, спрашивала о чем-то глубинном и очень личном. Ей был так, очевидно, важен ответ, что Олег вложил в свои слова всю серьезность, на которую был способен:
        — Сначала к этому трудно привыкнуть, я согласен. И каждый раз, когда ты с этим сталкиваешься, ты испытываешь боль, много боли. И начинает казаться, что в жизни нет смысла, раз она так жестока и несправедлива. Но это ошибочное суждение. Просто рано или поздно ты понимаешь, что в любой ситуации ты сам, только ты, должен поступать честно и справедливо. Когда тебе не в чем упрекнуть себя, остальное начинает казаться не таким уж и страшным.
        — А если мне есть в чем себя упрекнуть?  — спросила она напряженным шепотом.  — Тогда как?
        — Нам всем есть в чем себя упрекнуть.  — Олег протянул руку с платком, который она так и не взяла, и легко промокнул сбежавшую по ее щеке слезинку.  — Но это нормально. Мы же всего-навсего люди. И это означает лишь то, что в следующий раз мы попытаемся снова.
        — Что попытаемся?  — Голос девушки звучал слабо.
        — Поступить по чести и справедливости,  — без улыбки ответил Олег.
        В глазах ее что-то мелькнуло, как будто она ждала совсем другого ответа. У Веденеева возникло чувство, что он только что провалил какой-то непонятный, но очень важный экзамен.
        — Вы хотели проведать Ирину?  — спросил он и спрятал ненужный платок в карман.  — Давайте сходим вместе. В конце концов с ней действительно нужно поговорить.
        — Пойдемте,  — легко согласилась Марьяна.  — Правда, мне казалось, что у вас болит голова. Вы уверены, что хотите поговорить с Ириной именно сейчас?
        — Откуда вы знаете?  — Изумление в голосе капитана было таким неподдельным, что Марьяна легонько рассмеялась.  — Ну, что у меня болит голова. Вы что, экстрасенс?
        — Нет, просто вы морщились от слишком громких звуков и прикрывали глаза, чтобы их не резал свет,  — пояснила она.  — У моего начальника бывают мигрени, поэтому я хорошо знаю симптомы. Если хотите, я дам вам лекарство.
        — Надеюсь, не из вашей переносной аптечки,  — попытался пошутить Олег, но, наткнувшись на ее укоризненный взгляд, виновато замолк.  — Простите. Давайте сходим к Ирине, а потом я с благодарностью соглашусь на таблетку. Голова у меня действительно болит.
        Они зашли в коридор, в молчании дошли до каюты номер девятнадцать, которую занимала Ирина, и прислушались. За дверью негромко работал телевизор и слышались легкие шаги. Веденеев поднял руку и постучал.
        — Кто?  — отрывисто спросили из-за двери.
        — Ирина, это капитан «Посейдона». Нам нужно поговорить. Не бойтесь, я не один, вместе со мной Марьяна, девушка, с которой вы разговаривали сегодня утром. Впустите нас, пожалуйста.
        — Позже,  — ответила Ирина.  — Я не могу сейчас.
        Голос ее звучал глухо, как будто она только что плакала.
        — Ирина, вы не пришли на ужин, и мы волновались,  — вступила в разговор Марьяна.  — У вас все в порядке?
        — В полном,  — отрезала женщина.  — У меня просто болит голова. Давление поднялось. Давайте поговорим завтра.
        Марьяне явно не нравилось происходящее, и по лицу Олега она видела, что он думает о том же самом. Мало ли до утра воды утечет… Впрочем, настаивать было бессмысленно.
        — Что ж такое сегодня,  — с досадой сказала Марьяна, когда они отошли от двери,  — у вас болит голова, у Иды болит голова, у Ирины тоже… Погода, что ли…
        — Если хотите, я посмотрю метеосводку,  — с готовностью отозвался Олег.
        — Нет, зачем это мне?  — пожала плечами Марьяна.  — Пойдемте, я дам вам лекарство. Моя каюта напротив.
        Она сделала шаг, вставила ключ в замок, легко повернув, открыла дверь и шагнула за порог. Веденеев остался неуклюже топтаться в коридоре.
        — Эй, вы где?  — позвала Марьяна, зажигая в каюте свет.  — Заходите же, я вас, честное слово, не съем.
        — Я не имею права заходить в каюты пассажиров-дам,  — проговорил Веденеев, не переступая порога,  — это запрещено внутренними правилами. И если честно, их соблюдение много раз спасало мою карьеру и репутацию.
        Он отчетливо услышал, как она фыркнула, и отчего-то почувствовал себя полным болваном. Марьяна показалась на пороге, протянула блестящую конвалютку с какими-то таблетками.
        — Возьмите целую упаковку, чтобы было видно, что именно вы принимаете,  — сказала она, блестя глазами.  — В нынешней ситуации такая предосторожность вовсе не лишняя. И можете быть уверены, я не собираюсь вас травить. И да, портить вашу карьеру и репутацию тоже вовсе не входит в мои планы.
        «А что входит?» — хотел спросить Веденеев, но не успел, потому что Марьяна мягко закрыла дверь перед самым его носом.

* * *
        Утро шестого дня путешествия казалось проснувшейся Марьяне чудесным. Из открытого иллюминатора тянуло морской свежестью, заглядывавшее в него солнце укутывало каюту в мягкий уютный флер, отчего-то розовый. Марьяна встала на цыпочки и выглянула наружу. Да, розоватый оттенок воздуху придавал недавно начавшийся рассвет. Солнце вставало над морем, и эта картина была так прекрасна, что дух захватывало. Марьяне захотелось рассмотреть ее повнимательнее.
        Было еще совсем рано, начало шестого, поэтому Марьяна натянула махровый халат поверх пижамы, собрала волосы в хвостик и поспешила на палубу, особо не заботясь, что ее могут увидеть. Соленый воздух ударил ей в ноздри, мелкие осколки брызг попали на лицо, заставив блаженно зажмуриться. Все-таки море было одним из лучших изобретений бога, и в который уже раз Марьяна в душе сказала ему спасибо.
        Внезапно она испытала острый укол сожаления, что не может разделить окружающую ее красоту с кем-нибудь еще. Наслаждаться прелестью этого утра одной было слишком эгоистично, но не будить же людей только из-за того, что у нее, Марьяны Королевой, возникло такое странное романтическое настроение. Она вдруг вспомнила Гордона и впервые за многие месяцы не испытала боли. «Гордон»,  — произнесла она тихонько, словно пробуя дорогое для нее имя на вкус. Прислушалась к себе, удивляясь царящему в душе спокойствию. «Гордо-он»,  — позвала она чуть погромче и снова замолчала, ловя отзвуки бродящего по закоулкам тела эха.
        — Вы кого-то потеряли?
        Марьяна подпрыгнула на месте, чуть было не потеряла равновесие и не упала. Удержала ее крепкая рука, подхватившая под локоть. Марьяна перевела глаза с крепких, длинных, очень красивых мужских пальцев на лицо их владельца. Так и есть, Олег, капитан этой проклятой, то есть чудесной, разумеется, чудесной посудины. Марьяна вспомнила, как только что звала Гордона, и мучительно покраснела. Нет, ну почему она в последнее время постоянно попадает в дурацкие ситуации перед этим человеком?!
        — Нет, я никого не потеряла,  — вежливо сказала она,  — это считалка такая… Я просто дурачусь.
        — Ммм,  — непонятно промычал Олег, то ли смеясь, то ли подбодряя.  — Что ж вам не спится?
        — Шторку на иллюминаторе не закрыла, поэтому меня солнце разбудило. А тут такая красота, что грех в каюте сидеть. Вот я и вышла. Тихо так, спокойно, словно в мире нет никаких неприятностей, никакого зла и никакой боли…
        Черт, в ее планы вовсе не входило быть столь откровенной и делиться своими проблемами с посторонним человеком. Мужчиной! Чуткие внутренние датчики улавливали опасность, вопили, как сумасшедшие, мигали разноцветными лампочками. Марьяна спохватилась и замолчала.
        — Не буду обременять вас своим обществом, тем более что мне пора сменить Валентина у штурвала. Если вам нужна компания, то Галина Анатольевна уже встала. Мы даже успели провести небольшое экспресс-совещание.
        Он ушел, оставив у Марьяны ощущение тягостного недоумения. Почему-то с самой первой встречи с Олегом Веденеевым Марьяна чувствовала его каждый раз, как видела этого человека. Что-то магическое было в нем. Что-то загадочное… Мужественность и решительность сопровождались каким-то детским, чуть обиженным выражением глаз, и в глубине души Марьяне было ужасно любопытно, кто именно его обидел.
        «Сейчас ты в своих рассуждениях дойдешь до того, что тебе хочется его утешить»,  — сердито сказала она самой себе и решительно сбежала по лестнице на нижнюю палубу. Утро внезапно потеряло значительную часть своей прелести, и Марьяне срочно требовалось оказаться рядом с Галиной Анатольевной, лишь бы не оставаться наедине с собой и своими мыслями.
        В коридоре нижней палубы было тихо и немного сумрачно. Ковролин заглушал шаги, и Марьяне казалось, что она крадется, хотя прятаться ей было совершенно не от кого. В каюте номер шесть приоткрылась дверь, оттуда тенью выскользнул матрос Илья, широкоплечий, разбитной парень, убиравший каюты и драивший палубу большую часть дня. Его белая рубашка, обязательная к носке всей командой, была расстегнута и не заправлена в штаны. На Марьяну он посмотрел с неудовольствием и застыл рядом со входом в каюту, словно преграждая ей вход.
        — Доброе утро,  — пробормотала Марьяна, не понимая, что именно в ее поведении ему так не нравится. Парень не ответил.
        Впрочем, Марьяне не было до него никакого дела. Невозмутимо дойдя до нужной ей каюты номер семь, она постучала в дверь и тихо позвала:
        — Галина Анатольевна, доброе утро, это я, Марьяна.
        Дверь тут же отворилась, и Марьяна проскользнула внутрь каюты, где стоял тонкий, очень приятный аромат то ли свежих духов, то ли дорогого геля для душа.
        — Ты чего такая встрепанная?  — проницательно спросила ее пожилая дама, несмотря на ранний час уже полностью готовая к выходу. Тонкие пальцы унизаны перстнями, гармонирующими с одеждой, задорный седой ежик выглядел безукоризненно, глаза подкрашены, губы еле заметно тронуты помадой. Удивительная женщина.
        — А? Что?  — пробормотала Марьяна, остро ощутившая собственное несовершенство.  — Нет, я не встрепанная. Просто сначала меня капитан смутил, а теперь Илья. Посмотрел на меня так сурово, словно я ему сто долларов задолжала.
        — А где ты их видела?
        — Олега на палубе, а Илью тут, в коридоре. Он из шестой каюты вышел, весь недовольный.
        — Ты ошибаешься. Илья вместе со стюардом Димой живет в третьей каюте, двухместной. А шестая каюта пустая, впрочем, как и пятая, за моей стеной. Та самая, в которую я предлагала переехать к тебе. Восьмая тоже была свободной, но ее Артему отдали.
        — Нет-нет, я точно видела, что Илья выходил именно из шестой.  — Отчего-то Марьяне было страшно важно доказать свою правоту.  — Галина Анатольевна, а может быть так, что он там что-то прячет? Оттого и недовольный был такой, что я его застукала. Давайте пойдем, посмотрим.
        — Любопытной Варваре на базаре нос оторвали,  — пробормотала пожилая дама, но глаза ее заблестели от предвкушения приключения.  — Пойдем. В конце концов официально это ничья каюта, так что мы не можем наверняка знать, что потревожим чей-то покой.
        Сыщицы приоткрыли дверь, выглянули в коридор, совершенно пустынный сейчас, и выскользнули в него.
        — Ты слишком молода, чтобы помнить, но много лет назад был такой замечательный детский фильм «Приключения Калле Блумквиста». Его герои бродили в поисках сокровищ и постоянно попадали в какие-то нелепые ситуации,  — сообщила Галина Анатольевна вполголоса,  — так вот мы с тобой сейчас очень их напоминаем.
        Шестая каюта оказалась не заперта. Две дамы, постарше и помоложе, толкнули дверь и вошли внутрь. Марьяна на всякий случай затаила дыхание, но напрасно. Каюта оказалась совершенно пуста. На открытом иллюминаторе колыхалась ветром незакрепленная шторка, на прикроватной тумбочке стоял полупустой стакан с водой, а по незаправленной кровати было совершенно ясно, что этой ночью на ней кто-то спал. Галина Анатольевна подошла поближе, посмотрела с явным интересом.
        — Любопытно,  — пробормотала она себе под нос.  — Очень любопытно.
        — Что именно? То, что Илья ночевал в этой каюте? Так я вам сразу сказала, что он выходил отсюда, полуодетый и явно невыспавшийся.
        — Нет, любопытно, с кем именно он здесь ночевал.  — Галина Анатольевна выглядела озадаченной.  — Разве ты не видишь, что в этой кровати спали двое? И, ммм, извини меня, пожалуйста, за столь интимные подробности, не просто спали.
        Сейчас Марьяна тоже отчетливо видела вмятины на двух подушках и сбитые простыни. Она внезапно вспомнила прочитанную в какой-то газете статью, в которой опытная горничная делилась впечатлениями о своей работе в различных дорогих отелях и говорила, что с первого взгляда может отличить, отдыхали ли в этой кровати или занимались любовью. В этой кровати не просто спали. Марьяна невольно покраснела, хотя по-прежнему не видела в ситуации ничего экстраординарного.
        — Галина Анатольевна,  — мягко сказала она,  — все же понятно. У Ильи с кем-то было свидание. Не мог же он привести свою даму в каюту, которую делит с Димой, поэтому он и занял эту, прекрасно зная, что она свободна.
        — Девочка моя, у меня еще нет старческого маразма,  — с достоинством сообщила пожилая дама.  — Зато ты упускаешь одно важное звено в цепочке своих умозаключений.
        — Какое?
        — Все дамы на нашем корабле, включая тебя и меня, хотя я с Ильей точно не была и подозреваю, что ты тоже, имеют по отдельной каюте. Им нет никакой надобности уходить на свидание в пустующую каюту на нижней палубе, где существует риск быть застуканными.
        Марьяна прикусила губу. Об этом она действительно не подумала.
        — И что все это значит?  — жалобно спросила Марьяна.  — С кем-то он был! И зачем они прятались?
        — По-моему, ответ очевиден, хотя мне это и не нравится.  — Галина Анатольевна вздохнула.  — Вот же хитрюга!
        — Кто?
        Ответить пожилая дама не успела, потому что в коридоре послышались тяжелые шаги. Кто-то очень быстро шел, почти бежал. Не сговариваясь, сыщицы выскочили в коридор и наткнулись на Олега Веденеева, крайне взволнованного.
        — Вы здесь?  — спросил он. Легкая тень недоумения скользнула по его лицу, потому что он явно не понимал, что они делают в пустой каюте, но тут же исчезла, вытесненная какой-то другой, более тревожной мыслью.  — А я за вами. Дело в том, что Ирина исчезла.
        Марьяна тихо ахнула, поднесла ладошку ко рту.
        — Что значит — исчезла?  — требовательно спросила Галина Анатольевна.  — С чего вы вообще это взяли?
        — Я предпринял еще одну попытку с ней поговорить. До захода в порт осталось примерно полчаса, и я подумал, что это важно, выяснить, что ей известно, до того, как мы пришвартуемся. Я спустился вниз и постучал в ее дверь. Я был готов ее разбудить, но дверь оказалась открытой. Честное слово, когда я заходил внутрь, я был готов к тому, что увижу на кровати еще один хладный труп, но каюта была пуста. Ирины там нет. Она пропала.
        — Олег, как можно пропасть с яхты, которая идет на полном ходу? Вы что, хотите сказать, что ее выбросили за борт? Или она сама выбросилась?
        — Я ничего не хочу сказать.  — Олег Веденеев пожал плечами.  — Я констатирую факт. Ирины нет в ее каюте, а постель аккуратно заправлена, и везде полный порядок. Как бы мне этого ни хотелось, но, похоже, вызова полиции на яхту нам не избежать.
        — Олег.  — Галина Анатольевна положила тонкие пальцы на его руку пониже локтя, и Марьяна вдруг почувствовала, что у нее закололо кончики пальцев, так отчаянно ей захотелось почувствовать под ними прохладную мужскую кожу, покрытую темными волосками.  — Перед тем как поднимать шум, надо осмотреть «Посейдон». Вдруг Ирина все-таки где-то здесь. Мы можем это сделать до того, как зайдем в порт?
        — Да, я сейчас дам команду встать на якорь и предупрежу порт,  — кивнул Веденеев, которого всегда отличало умение быстро принимать решения.  — Технических помещений на «Посейдоне» немного, пустая каюта,  — он снова покосился на открытую дверь за спиной своих собеседниц,  — осталась всего одна. Я думаю, что если Ирина на яхте, то мы ее быстро отыщем. Если нет, значит, я предупрежу спасательные службы, что этой ночью в неустановленном квадрате мы оставили человека за бортом.
        — Вам это грозит большими неприятностями?  — с сочувствием спросила Марьяна.
        — Хорошего мало, но переживу,  — коротко ответил он.  — Да, и еще, Галина Анатольевна, я все-таки считаю необходимым позвонить Игорю Витальевичу и поставить его в известность о том, что происходит на «Посейдоне». Думаю, что он обязательно с вами свяжется.
        — Я тебя не подведу, мой мальчик.  — Пожилая дама мимолетно улыбнулась, и улыбка сделало ее лицо удивительно молодым.  — Лишнего не наболтаю. Не сомневайся, со мной можно ходить в разведку.
        — Это я уже понял.  — Олег Веденеев тоже улыбнулся сквозь снедавшую его тревогу, и Марьяна внезапно ощутила острый укол ревности из-за того взаимопонимания, которое царило между этими двумя. Да что ж с ней такое творится, уму непостижимо, честное слово!
        — И я не подведу,  — мрачно сказала она.
        Собеседники с улыбкой посмотрели на нее.
        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Через десять минут в кают-компании начали собираться пассажиры, разбуженные по яхтенному радио. Трясущийся от тяжелого похмелья Репнин, кутающаяся в легкий халатик Тоня, отчего-то с синяками вокруг запавших глаз, бледная Оля, сердитая Елена Михайловна, безмятежная Ида, явно невыспавшийся Быковский, витающий в одному ему известных эмпиреях Григорий Ковалев, сосредоточенный Беседин, по-прежнему умопомрачительно стильный, в мятой льняной рубашке и затертых до белизны джинсах, старательно не смотрящая в его сторону Полина, взъерошенный Марк, немного помятый Китов, явно стесняющийся исходящего от него запаха перегара.
        — Тоня, ты почему такая бледная?  — строго спросила Елена Михайловна.  — Артем, ты что, все-таки пил? Я же просила! Посмотри, ребенок не выспался из-за того, что всю ночь дышал перегаром! Ты же и храпел еще, поди. Господи, чем я думала, когда отпустила Тоню к тебе спать? Тебе же вообще нельзя доверять ребенка!
        — Все нормально, мам. Я действительно плохо спала, но папа тут ни при чем,  — встала на защиту отца Тоня.  — Ему нужно было выпить, иначе бы он не уснул. Я и то не спала, только глаза закрывала, как тут же вспоминала, что тети Риты больше нет. И Ольку становилось жалко, и папу.  — Девочка сморщила нос, собираясь заплакать.
        Стоящая рядом Полина погладила ее по руке, и плакать Тоня передумала.
        — Почему нас разбудили?  — нервно спросил Быковский. Глаза его тревожно обежали собравшихся, словно он кого-то искал, затем остановились на стюарде, разливающем кофе. При виде кофе психолог как будто успокоился.
        Капитан «Посейдона» спокойно и четко рассказал об исчезновении Ирины, сообщив, что сейчас экипаж осмотрит каюты, а затем технические помещения яхты. Пока осмотр не закончится, судно в порт не войдет.
        — Куда она могла подеваться из замкнутого пространства?  — изумленно спросила Елена.  — Или она ночью упала за борт? Например, в состоянии опьянения?
        Все, как по команде, повернули голову в сторону Димы. Стюард покачал головой:
        — Она очень мало пила. Если только пару коктейлей за все путешествие. А вчера вообще ничего не просила, даже воду.
        Марьяна подумала о том, что, пожалуй, была последней, кто видел Ирину в полдень накануне. После этого женщина ушла в свою каюту, пропустила обед, потому что спала, а затем не пришла на ужин, сославшись на головную боль. Вчера вечером она, по крайней мере, была цела и невредима и находилась в своей каюте. Что же случилось потом?
        Начался осмотр. Пока пассажиры завтракали, Олег, Валентин и Илья обошли все пассажирские каюты главной палубы, где заглянули в ванные комнаты и даже стенные шкафы. Ирину никто из пассажиров там не прятал. Затем обход продолжился на нижней палубе, где также были осмотрены все каюты, включая пустующие, а затем технические помещения. Там Ирины тоже не обнаружилось. Под бдительным присмотром кока Юрия открыли даже большой морозильник с хранящимися там запасами, но, кроме продуктов, в нем тоже, к огромному облегчению Олега Веденеева, ничего не было.
        Моторный отсек, кладовые со швабрами, кухня… Пусто. Команда снова вернулась в кают-компанию, где в полнейшей тишине пассажиры заканчивали завтрак. Есть почти никому не хотелось.
        — Вы можете разойтись по своим каютам,  — ровным голосом сообщил Олег.  — Мы заводим мотор и через полчаса причалим в порту «Агиос Николаос». Там на борт зайдут представители страховой компании, чтобы забрать тело госпожи Репниной, а также представители полиции, которую я сейчас вызову. О пропаже одной из пассажирок я немедленно уведомлю береговые службы и спасателей. Уведомляю вас также, что я прерываю круиз. В Афины и на Мальту мы не пойдем. Стоянка в порту займет ровно столько времени, сколько будет необходимо для прохождения всех формальностей, после чего мы отправимся в обратный путь.
        — В Барселону?  — спросила Елена.
        — Это будет зависеть от того, что скажут полицейские. Если они займутся нашими неприятностями, то мы останемся пока здесь, а после окончания расследования вернемся в Барселону. Если они отправят нас по месту приписки «Посейдона», то я намерен взять курс на Гибралтар.
        — Но мы — граждане России и не подчиняемся юрисдикции ни Греции, ни Гибралтара,  — мягко сказал Марк.  — Я, как организатор тура, официально сообщаю, что никто не сможет задерживать никого из нас.
        — Никто, кроме меня,  — мрачно поправил Олег.  — Еще раз напоминаю, что в данный момент являюсь единственным представителем официальной власти на корабле. Если кто-то требует вызова российского консула, то это можно устроить.
        — Господи, да зачем нам консул,  — фыркнула Ида.  — Мы и сами прекрасно разберемся. Лично я хотела бы сойти в порту на берег, чтобы купить некоторые предметы интимной гигиены. Или мы — пленники этого судна?
        Капитан чуть помолчал.
        — Нет, вы не пленники,  — сказал он.  — И, конечно, сможете сойти на берег, если у вас будет такое желание. Прошу вернуться на корабль не позднее четырнадцати часов, после чего я сообщу вам наш дальнейший распорядок. Прошу вас только соблюдать осторожность. Надеюсь, вы понимаете, о чем я.
        — Да уж, странные вещи происходят на «Посейдоне».  — Марк с хрустом потянулся.  — Признаться, затевая свой детектив, на такое развитие событий я не рассчитывал.
        — Я тоже,  — сухо заметил Олег.
        — А что нам смотреть в этом самом «Агиосе Николаосе»?  — спросила Тоня.  — Это вообще что за дыра?
        — Это отличный всепогодный порт, построенный по строгим европейским стандартам. Находится в восточной части острова Крит, способен принять больше двухсот пятидесяти судов,  — тут же отрапортовал Марк. Нет, не зря он был потомственным экскурсоводом, хорошо знающим свое дело.  — Порт располагается в центре города, поэтому можно пешком довольно легко добраться до всех достопримечательностей. Например, до археологического музея.
        — Какая скука.  — Тоня скривила свой очаровательный носик.  — А можно остаться на яхте? Я ужасно хочу спать.
        — Конечно, можно, тем более что я на экскурсию все равно не пойду. Я должна помочь папе. Поэтому, девочки, вы обе остаетесь на «Посейдоне». Гриша за вами присмотрит,  — сказала Елена.
        — Или мы за ним.  — Тоня независимо повела плечиком.  — Как только ты уйдешь, дядя Гриша перенесется в мир формул, и мы с Олей должны будем проследить, чтобы он не забыл пообедать. Да, Оля?
        — А я бы хотела на экскурсию,  — отозвалась та.  — Мне нужно отвлечься, и археологический музей подошел бы как нельзя лучше. Но раз тетя Лена не может… Марк, вы не составите мне компанию?
        Организатор тура смотрел на девочку с таким неприкрытым ужасом в глазах, что Марьяне стало смешно. Интересно, чего он так испугался?
        — Нет, я не в состоянии сегодня проводить экскурсию,  — довольно резко ответил он.  — Пожалуйста, останься на яхте!
        — А вы что будете делать?  — надула губки Оля.
        — Я думаю, что у полицейских могут быть ко мне вопросы, как к представителю туристической компании. Думаю, что мне нужно быть поблизости.
        Оля печально вздохнула, понимая, что вряд ли может поспорить против такого объяснения.
        — Если хочешь, я свожу тебя в музей,  — неожиданно предложил Беседин.
        Все в изумлении посмотрели на него. Полина слегка улыбнулась, видимо, подобное предложение не казалось ей в отличие от всех других нелепым. Кому, как не ей, было знать, что у ее бывшего любовника доброе сердце, и человек он, в сущности, хороший.
        — Нет, не хочу, я передумала,  — сказала Оля,  — я останусь на «Посейдоне». С Марком.
        Организатор тура скривился, как будто откусил от лимона. Компания Оли Ковалевой ему отчего-то категорически не нравилась.
        — Кэп, если вы не против, я могу прокатить девочек на шлюпке вокруг острова,  — неожиданно предложил Илья.  — Раз уж купание с трапа вчера отменилось, а на берег они не хотят, проедем вдоль берега, посмотрим на другие яхты, может, высадимся на каком-нибудь пляже…
        — Здорово!  — Тоня даже в ладоши захлопала от восторга. Галина Анатольевна внимательно посмотрела на нее, но девочка не замечала ничего вокруг от обуревавшей радости.  — Оль, поедем, да?
        — Поедем, если ты хочешь.  — В Олином голосе слышалась такая боль, что Марьяне снова стало до слез жалко эту девочку, выглядевшую осиротевшей и очень потерянной.  — Полина, давай мы еще тебя возьмем.
        — А что, неплохая идея.  — Полина засмеялась и вдруг озорно подмигнула Валентину.  — Может, капитан разрешит взять две шлюпки. Устроим состязание, а, господин старший помощник?
        Озеров вопросительно посмотрел на Олега, а Беседин с болью во взоре — на Полину. Немного поколебавшись, Веденеев разрешил взять шлюпки. В конце концов в предложении не было ничего плохого.
        — За девчонок головой отвечаете,  — предупредил он.  — И только при условии, что Елена Михайловна разрешит.
        — Да пусть едут,  — Ковалева махнула рукой.  — Только действительно, осторожно. Валентин, Илья, я на вас рассчитываю!
        — Марьяна, поезжай и ты,  — с нажимом в голосе сказала вдруг Галина Анатольевна.  — Тебе тоже не мешает развеяться и посмотреть на яхты, пляжи и береговую линию.
        — Мне?  — Марьяна изумилась так искренне, что даже рот открыла.  — Может, мы лучше с Аркадием? В музей?
        — Нет,  — нажим усилился, в голосе пожилой дамы появились металлические нотки.  — Нечего смотреть на пыль веков. Поезжай на лодке.  — Она наклонилась к самому уху Марьяны и добавила:  — Посмотришь за девочками.
        — Хорошо, а зачем за ними смотреть?  — страшным шепотом спросила Марьяна. В поведении школьниц она не видела ничего необычного. Подростки как подростки. Одна грустная, другая капризная. Вот и все.
        — Потом,  — одними губами ответила ее собеседница.
        Капитан кивнул собравшимся, вышел из кают-компании, и через пару минут «Посейдон» вздрогнул от заработавшего в его недрах двигателя, плавно тронулся с места, взяв курс на виднеющийся вдали берег.
        Галина Анатольевна встала из-за стола, обошла столики Быковского, Репнина, Китова и Ковалева, о чем-то их коротко спросила, достав что-то из кармана. Марьяна поняла, что это записки. Те самые, которые они накануне так и не закончили расшифровывать.
        — Пойдем, поможешь тент со шлюпок снять,  — позвал Валентина Илья.
        Старпом с трудом оторвал взгляд от прекрасного лица Полины, кивнул и вслед за матросом вышел из комнаты. Потянулись к выходу и пассажиры. Марьяна и Галина Анатольевна остались в кают-компании вдвоем.
        — Что они вам сказали?  — нетерпеливо спросила молодая сыщица пожилую. Та довольно усмехнулась:
        — Теперь я знаю, кто из них писал какую записку. Могу рассказать, но мне кажется, что, если ты не собираешься весь день проходить в халате, тебе нужно бежать переодеваться.
        Марьяна опустила глаза вниз и покраснела. За всеми событиями последнего часа она действительно забыла о том, что выскочила из каюты в халате и тапочках и ходит так до сих пор.
        — Я успею,  — жалобно сказала она.  — Мне не терпится узнать про записки, а еще про то, почему я должна следить за девочками.
        — Ну хорошо. Тогда слушай.
        «Ненавижу детективы. Они всегда вызывали у меня только ненависть. Я участвую в этом безумии не по своей доброй воле, а потому обязательно постараюсь сорвать вам игру. Обожаю нарушать чужие правила. Это единственное, что имеет смысл и возвращает вкус жизни».
        Эту записку написал Артем Репнин. Он действительно оказался на яхте только потому, что так хотела его жена Рита. Затею он считал совершенно дурацкой, а потому собирался развлечься, сорвав планы организаторов. Как именно, он и сам не знал, но для начала написал текст, который, по его замыслу, должен был заставить организаторов заволноваться.
        «Делать то, чего от тебя меньше всего ожидают — лучший способ расслабиться. Испытывать себя можно по-разному. Необязательно лезть в горы или прыгать с парашютом. Поэтому я вступаю в игру. Раз, два, три, четыре, пять. Кто не спрятался, я не виноват». Такой оказалась записка Быковского, и на вопрос, что он имел в виду, психолог пробормотал что-то неразборчивое про необходимость периодически оказываться в новых для себя обстоятельствах.
        Записка бизнесмена Китова была лаконичной. «Ищите женщину»,  — написал он. «Вам будет очень трудно искать черную кошку в темной комнате, потому что ее там нет и не было с самого начала»,  — написал в первый вечер путешествия Григорий Ковалев, не собиравшийся играть ни в какие детективы и не интересующийся ничем, кроме физики. С его точки зрения, раз преступление было придуманным понарошку, значит, и искать убийцу было бессмысленно. Именно это он и имел в виду, когда писал текст.
        — А сейчас вы тоже так считаете?  — спросила у него Галина Анатольевна.
        Ученый поправил свои очки и немного подумал.
        — Нет, сейчас смысл появился, потому что убийца, по всей вероятности, действительно есть. Рита убита, вторая женщина пропала. Кому-то это выгодно. А это означает только одно: есть данные для анализа. Научного анализа. И знаете, что я вам скажу… Наука учит нас, что все новое, как правило, лежит на поверхности. Любое открытие — это просто новый взгляд на давно известные факты. Тот, кто это сделал, хорошо владел фактами. И если вы хотите раскрыть преступление, вам тоже нужно хорошо ими овладеть.
        Марьяна с интересом слушала рассказ Галины Анатольевны. У нее даже рот приоткрылся. Собеседница легонько похлопала ее по руке.
        — Беги переодеваться, скоро причалим,  — сказала она.
        «Посейдон» действительно немного изменил курс, видимо, готовясь ко входу в порт.
        — Хорошо, только скажите мне, что не так с девочками?  — спросила она, но получить ответ не успела. С палубы донесся отчаянный мужской крик, отлично слышный через открытый иллюминатор. Крик повторился, и мимо кают-компании пробежал в сторону рубки матрос Илья.
        — Что-то случилось,  — встревоженно сказала Галина Анатольевна и потянула Марьяну за руку.  — Ну-ка, пойдем, посмотрим.
        Они выскочили на палубу как раз вовремя, чтобы увидеть, как, пошатываясь под своей тяжелой ношей, по палубе идет Валентин Озеров. На руках у него, запрокинув голову, лежала Ирина.
        — Жива,  — проскрежетал Валентин, поймав полный ужаса взгляд Марьяны,  — без сознания только.

* * *
        На портовом пирсе, где пришвартовалась яхта «Посейдон», стояло сразу две машины «Скорой помощи». В одну загрузили черный пластиковый мешок с телом Маргариты Репниной. Бледный Артем с небольшим чемоданом в руках кое-как примостился рядом.
        — Остальные вещи забери,  — попросил он Елену Михайловну. Та кивнула.
        Во вторую машину бригада врачей аккуратно внесла на носилках Ирину. Галина Анатольевна протянула врачу ее документы, найденные в каюте,  — паспорт и страховой полис.
        — Когда она очнется, как она будет одна в стране, без вещей, без денег?  — спросила она у стоящего рядом мрачного капитана.
        — Если она очнется,  — он сделал упор на слове «если»,  — то в консульстве ей помогут. Я уже позвонил туда, сообщил о происшествии. Они сейчас пришлют человека за ее вещами.
        Беседин тяжело вздохнул, подошел к врачу, готовящемуся сесть в кабину, протянул свою визитную карточку.
        — Скажите в больнице, чтобы со мной связались,  — коротко бросил он на безупречном английском.  — Если появятся дополнительные расходы или что-то окажется не так со страховкой, я оплачу.
        Марьяна с восхищением посмотрела на него, Беседин, заметив ее взгляд, снова вздохнул и отвернулся.
        — Я могу уже отправиться в город?  — капризно спросила Ида.
        Выглядела она, как всегда, эффектно. Яркая, броская, с огненной гривой кудрявых волос, струящихся по безупречной спине. Облегающие роскошную фигуру джинсы, легкая шелковая блузка, небольшая сумочка на цепочке, небрежно перекинутая через плечо. Вся эта красота, безусловно, привлекала внимание, но, на вкус Марьяны, была чрезмерной, кричащей, даже вульгарной. Слишком яркие краски и слишком много блеска — так бы она охарактеризовала внешность красавицы, только что легко сбежавшей по трапу.
        — Идите, но прошу вернуться к обозначенному мной времени,  — сухо сказал капитан. Ида кивнула, что поняла, и танцующей походкой пошла по пирсу.
        Ветер развевал ее рыжие волосы, и в душе Марьяны непонятно отчего поселилось смутное нехорошее предчувствие. Чего? Она и сама не знала. Прибыл вызванный Олегом полицейский, пошел осматривать место происшествия и беседовать с капитаном. Одну из спасательных шлюпок, ту самую, где была найдена Ирина, решили не трогать, поэтому Валентин и Илья вдвоем сели на весла во вторую, проследили, чтобы Марьяна, Полина, Тоня и Оля удобно и безопасно разместились на скамеечках, и отчалили от «Посейдона».
        Марьяна спохватилась, что так и не выяснила, почему ей нужно было следить за девочками, но спрашивать у Галины Анатольевны было уже поздно. Лодка скользила по гладкой, чуть масляной от топлива поверхности моря, отдаляясь от яхты все дальше и дальше. Что ж, придется справляться самой и действовать по обстоятельствам. Она осторожно, но внимательно осмотрела нежные девичьи лица. Оля была грустна, тиха и подавлена, Тоня радостно возбуждена, видимо, в предвкушении прогулки. Ничего подозрительного в их поведении не было. Или Марьяна неправильно смотрела?
        Лодка вышла в открытое море и теперь шла вдоль берега, уверенно направляемая сильными руками гребцов. Марьяна внезапно поймала на себе горящий взгляд Ильи, столь же яростный, как и утром, в коридоре. Внезапно ей стало страшно под этим взглядом, как будто он не сулил лично ей ничего хорошего. Что она знает об этом человеке? Может ли быть уверена, что не он стоит уже за двумя случившимися на яхте преступлениями? Врач, забиравший Ирину, сказал, что ее ударили по голове чем-то тяжелым. А что, если именно Ирина провела ночь с матросом в шестой каюте? А что, если это он — не тот человек, за которого себя выдает, и женщина решила вывести его на чистую воду? Может, это он ударил ее по голове и сгрузил тело в одну из лодок? Тогда зачем он сам предложил морскую прогулку?
        Факты в голове у Марьяны не сходились, мысли разбегались в разные стороны. А если Илья специально отводил от себя подозрение? Если бы не идея устроить состязание на воде, предложенная вовсе не Ильей, он бы мог выбрать ту лодку, в которой Ирины не было… А вдруг он — маньяк, охотящийся на женщин? А вдруг он предложил прогулку, чтобы избавиться еще от одной жертвы, и Галина Анатольевна, подозревая это, попросила Марьяну присмотреть за девочками?
        Она покосилась на спокойное, словно высеченное из камня лицо Валентина. Тот греб уверенно, не отрывая глаз от прекрасного лица сидящей рядом Полины. Эти двое так смотрели друг на друга, что все понятно было и без слов. Их безмолвный диалог глазами был таким чувственным, таким прекрасным, что Марьяна отвлеклась от тревожных мыслей, и у нее защипало в носу. Ну почему, почему, почему ее любовная лодка разбилась о быт?! И суждено ли ей встретить человека, который смотрел бы на нее так же, как Валентин на Полину…
        За своими мыслями, то тревожными, то грустными, Марьяна и не заметила, как они добрались до пустынного песочного пляжа. Валентин выпрыгнул из лодки, оказавшись по колено в воде. Уверенными руками вытащил ее на берег. Помог выбраться Полине и протянул руку, приглашая Марьяну последовать ее примеру. Илья тем временем на руках перенес на песок Тоню, а затем вежливо протянул руку Оле. Та фыркнула и демонстративно выбралась из лодки сама, чуть не упав.
        — Глупо,  — сообщила ей Тоня. Оля показала ей язык.
        — Купаемся час, потом отправляемся обратно,  — сообщил Озеров и стянул через голову форменную белую рубашку.
        Торс у него оказался мощный, накачанный, покрытый густыми черными волосами. Полина тут же подошла, положила ладони на обнаженную рельефную грудь, бугры которой взметнулись от ее ласкового прикосновения. Марьяна отвела глаза, потому что ей казалось, что она подглядывает.
        Чтобы поскорее избавиться от снедающего ее смущения, она скинула легкий сарафан и поспешила в воду. Господи, как давно она не плавала в чистой морской воде! Как давно было ее последнее свидание с морем, вот этот физический контакт с ним, ласкающий кожу, нежно покалывающий ее иголочками морской соли, успокаивающий и обещающий, что все будет хорошо. Обязательно-обязательно. Она легла на воду и поплыла, чувствуя, как волны мягко обнимают ее за плечи.
        Марьяна чувствовала полную расслабленность. Так хорошо, как в эти минуты, ей не было очень давно, поэтому она плыла все дальше и дальше и опомнилась, лишь очутившись довольно далеко от берега. Оставшиеся на пляже попутчики теперь казались булавочными головками, и Марьяна вдруг испугалась, что оставила девочек без присмотра. Она нырнула, не заботясь о прическе, развернулась и судорожными гребками начала двигаться обратно к берегу, кляня себя на все лады.
        Она успела преодолеть примерно половину расстояния, отделявшего ее от пляжа, когда увидела сплетенные в воде тела. Это были Илья и Тоня, и вначале Марьяне показалось, что они борются между собой. Она испугалась, начала двигаться быстрее и резче, открыла рот, собираясь закричать, в рот тут же попала соленая до горечи вода. Марьяна отфыркалась от нее, набрала побольше воздуха и вдруг поняла, что пара просто… целуется.
        От неожиданности Марьяна ушла под воду, захлебнулась, закашлялась и судорожно забила руками, пытаясь удержать себя на поверхности. Господи, еще утонуть не хватало! Тоня и Илья обернулись на производимый ею шум, матрос отпустил девочку, в два гребка добрался до Марьяны. Сильные руки подхватили ее, приподняв над водой, чтобы она могла отдышаться. Восстановив дыхание, она с благодарностью посмотрела на Илью:
        — Спасибо.
        — Не за что. Еще помощь нужна?
        — Нет, спасибо, я сама.
        — Не надо так далеко заплывать, если не уверены в своих силах.  — В голосе его не было ничего, кроме простой вежливости.  — И шпионить за другими тоже не надо.
        — Я не шпионила.  — Марьяна вспыхнула, словно ее уличили в чем-то нехорошем.
        — Она не шпионила,  — подхватила Тоня и без улыбки посмотрела на Марьяну:  — Вы ведь никому не скажете, правда?
        Ее взгляд, детский и взрослый одновременно, требовал немедленного обещания, но Марьяна никогда не врала, даже в мелочах, а потому, вспомнив оставшуюся на яхте Галину Анатольевну, качнула головой, что могло означать что угодно, и еще раз сказала:
        — Спасибо.
        Добравшись до берега, она обнаружила в лодке еще одну целующуюся парочку, и, разумеется, это были Полина с Валентином, а также лежащую ничком у самой кромки воды Олю. Девочка горько плакала.
        Марьяна плюхнулась на живот рядом, обняла горемыку за плечи.
        — Ты из-за мамы?  — тихо спросила она.
        Оля замотала головой.
        — Из-за Тони и Ильи?
        Рыдания, вырывающиеся из тонкого девичьего горла, стали еще горше.
        — Нет. За Тоню я рада,  — всхлипывая, сказала Оля.  — Мы же подруги. И я вовсе не против иногда уходить из каюты и их сторожить, чтобы тетя Лена ни о чем не догадалась.
        Марьяна вспомнила, как несколько раз видела девочку, в одиночестве слоняющуюся по палубе, а также ее рассказы о том, что Тоня занята общением с друзьями. Вот оно что! Прямо под носом взрослых разворачивался любовный роман одной из подружек, а вторая, как и положено по законам жанра, выступала дуэньей и хранительницей тайны.
        Внезапно Марьяна почувствовала злость в отношении Ильи. Полностью сформировавшаяся Тоня с ее идеальной фигуркой все-таки была еще несовершеннолетней, а потому роман с ней был уголовным преступлением. Не мог же Илья этого не знать! Сколько ему лет — двадцать шесть? Двадцать восемь? Мерзавец!
        — Илья не виноват.  — Оля словно прочитала ее мысли.  — Вы просто Тоньку не знаете. Она всегда добивается того, чего хочет.  — И горько добавила:  — В отличие от меня.
        — Тебе тоже нравится Илья?  — осторожно уточнила Марьяна.
        Первое женское горе всегда воспринимается остро, это она знала по себе, да и не первое — тоже. Нет ничего горше неразделенной любви, в любом возрасте.
        Оля снова судорожно замотала головой, порывисто села, уставилась в лицо Марьяне требовательным, совсем не детским, а уже очень женским взглядом.
        — Конечно, нет! Как он может мне нравиться, если он — парень Тони?! Она же мне как сестра! Нет, Илья тут совсем ни при чем. Но я не могу понять, что со мной не так. Почему он отвергает все мои попытки с ним поговорить? Он даже не дал мне возможности ему помочь, хотя я так старалась!
        — Он — это кто?  — тупо спросила Марьяна, чувствуя, что совсем запуталась в девичьих переживаниях.  — Кому ты хотела помочь?
        — Марку,  — тихо сказала Оля и снова заплакала.

* * *
        Еще одной загадкой на «Посейдоне» стало меньше. Странное поведение обеих девочек, их переглядывания и перешептывания, вахта, которую несла Оля на палубе, карауля подругу с ее кавалером, смятая постель в «ничьей» каюте номер шесть, Олины приставания к Марку с предложением то помочь ему со сценарием детективной игры, то покататься на лодке… Организатор тура же, в свою очередь, явно тяготился присутствием девушки и всячески избегал разговоров с ней… Все пазлы сложились в единую картинку, вот только к разгадке случившихся на яхте двух преступлений это не приближало ни на йоту.
        — Трех преступлений,  — поправила Марьяна Галину Анатольевну, которая и констатировала факт после того, как компания вернулась с лодочной прогулки.  — Все началось с того, что украли кольцо.
        — Двух преступлений,  — голос пожилой дамы звучал мягко,  — кольцо никто не крал.
        — Как это?  — Марьяна не верила собственным ушам.  — Вы же сами видели, как убивалась из-за его пропажи Елена. Или вы думаете, что она притворялась? Зачем?
        — Она не притворялась, и все-таки кольцо не украли. Впрочем, это неважно, потом объясню.
        Даму сейчас гораздо больше интересовала беседа между капитаном и Алексеем Китовым, разворачивающаяся неподалеку от трапа. Бизнесмен настаивал на продолжении тура, а капитан мягко, но неумолимо сообщал, что сегодня «Посейдон» разворачивается и отправляется в обратный путь.
        — Поймите, уважаемый,  — горячился Китов,  — мне обязательно нужно попасть на Мальту, понимаете?
        — Понимаю.  — Олег Веденеев был сама невозмутимость.  — Вы можете прямо сейчас сойти с яхты и улететь на Мальту из близлежащего аэропорта. Кто вам мешает?
        — Нет, мне нужно попасть туда обязательно с Аркадием, а он наотрез отказывается сходить с этой дурацкой посудины. Поймите, я столько сил угробил на то, чтобы он согласился, а теперь все под угрозой срыва из-за того, что вы меняете маршрут!
        — На что он согласился?  — не понимал капитан.
        Галина Анатольевна обратилась в слух, жестом велев Марьяне замолчать. Та подчинилась беспрекословно, успев подумать, что пожилая дама меньше чем за неделю приобрела над ней небывалую власть.
        — Он согласился на сделку, впрочем, для вас это неважно. Поймите, меня отправили в это путешествие очень серьезные люди. Они узнали про то, что Беседин будет на корабле, один, без партнеров и охраны, и воспользовались этим уникальным случаем. Он в последнее время отказывался от любых переговоров, а тут такой шанс поймать его в неформальной обстановке. Он согласился на сделку… Это такой успех, что я сам себе не верю.
        — И в таком случае, что вы так волнуетесь? При чем тут Мальта?
        — Потому что сделка заключается в покупке отеля на Мальте. Мы должны именно там оформить сделку. Послезавтра. И если мы туда не приедем, то все сорвется. Круиз закончится, и Беседин может передумать. Или все отложится на неопределенный срок. Пожалуйста, давайте продолжим запланированный маршрут! Завтра Афины, послезавтра Мальта и потом в обратный путь. Ну что изменится за два дня?
        — Я не могу подвергать дальнейшему риску пассажиров,  — отрезал Олег.  — Это идиотское путешествие вообще не надо было начинать. Вся эта затея с игрой в детектив с самого начала мне не нравилась. Но сейчас, когда один человек убит, а второй получил тяжелую травму и неизвестно, выживет ли, я собираюсь прийти в порт приписки и во всем разобраться. Греческая полиция мне отказала, потому что им не нужны чужие разборки. Через два часа мы тронемся в путь, и больше ни у кого не будет возможности сойти на берег до появления на борту правоохранительных органов и представителей российского консульства. Вы понимаете, что на яхте преступник, покусившийся на жизнь уже двух человек? Какая бизнес-сделка может быть важнее?
        — А вы предлагаете запереть пассажиров на трое суток на яхте, где есть убийца, лишив их возможности сойти на берег?  — Китов прищурился.  — Отличная идея, капитан! Отчего вы так уверены, что за эти трое суток, которые мы будем в пути, не пострадает еще кто-то?
        Веденеев побледнел под своим средиземноморским загаром так отчетливо, что Галине Анатольевне и Марьяне было это видно даже с палубы.
        — В том-то и дело, что я ни в чем не уверен,  — проскрежетал он.  — Но рисковать больше необходимого не хочу. Я очень сожалею, господин Китов, но в Афины и на Мальту мы не пойдем.
        Две сыщицы переглянулись между собой. Итак, стало понятно, зачем в путешествие отправился Алексей Китов. Никакой детектив его не интересовал, зато прельщала возможность провести закрытые бизнес-переговоры с Аркадием Бесединым. Вот почему Китов так лебезил перед олигархом, вот почему предпочитал его общество любому другому! И, судя по всему, добился поставленной цели. С точки зрения Марьяны, из-за Мальты он теперь волновался зря. Аркадий Беседин не относился к числу людей, которые отказываются от данного им слова, а значит, сделке по покупке отеля ничего не угрожало.
        — Он — не убийца,  — шепнула Марьяна одними губами, и Галина Анатольевна согласно кивнула в ответ.
        — Конечно, нет! Слишком рафинированный и стерильный. Такие не склонны к риску и не способны на сильные эмоции. Ты знаешь, девочка моя, чем дольше я про все это думаю, тем с большей очевидностью понимаю, что совсем скоро мы узнаем правду. И принесут нам ее бумаги, запрошенные Аркадием.
        — Вы все-таки считаете, что убийство Риты связано с ее профессиональной деятельностью?
        — Более чем уверена. Кто-то отправился в это путешествие, чтобы отомстить Репниной, воспользовавшись для этого то ли вымышленной легендой, то ли вообще подложными документами. И перечень подозреваемых на самом деле невелик.
        — Почему?  — не поняла Марьяна.
        — Потому что Ирина сказала тебе, что кто-то на корабле — не тот, за кого себя выдает. Она узнала этого человека и тут же стала его жертвой. Кто может выдавать себя за кого-то другого? Не Репнины, не Ковалевы, не Беседин и не Китов, уже совершенно точно «просвеченный» Бесединым лучше, чем рентгеном. Не Быковский, фотографии которого красуются на всех его книгах и в Интернете. Не Полина, не мы с тобой и не члены экипажа, хорошо знакомые капитану. Подумай хорошенько. Кто это может быть?
        Марьяна даже зажмурилась от напряжения, а потом резко распахнула глаза.
        — Ида,  — выпалила она,  — и, как бы это странно ни звучало, пожалуй, еще Марк. До путешествия его тоже никто из присутствующих никогда не видел.
        — Умница,  — просияла Галина Анатольевна и погладила Марьяну по голове.  — Какая же ты умница, девочка! Видишь ли, пока ты плавала на лодке, я много про это размышляла и пришла к такому же выводу. И знаешь, что важно в его случае? Он не писал записку, а значит, не мог себя выдать.
        — Да, но одна записка все-таки очень подозрительна. Одна из трех, авторов которых мы так и не определили. Вот эта, про деньги, вряд ли имеет отношение к убийству. Вот эта, про страсти и любопытство, скорее всего тоже.
        Марьяна достала из кармана джинсов бумажки, которые носила с собой, развернула одну и прочитала с выражением: «Бремя страстей человеческих. Именно оно — причина всего и объясняет все. У любого преступника есть неповторимый почерк, и прочитать написанное им может каждый мало-мальски грамотный человек. Единственное, что для этого необходимо,  — любопытство».
        Галина Анатольевна задумчиво взяла с ее ладони последнюю записку, тоже прочитала вслух: «Человек не может безнаказанно украсть чужую жизнь. Не может, не может, не может. И тем не менее это чудовище именно так и поступило. Я пытаюсь не отомстить, нет, я пытаюсь отстоять свою веру в то, что зло должно быть и будет наказано. Пока перевес сил явно на стороне зла. Но я не сдамся. Я положу этому конец. Осталось совсем немного».
        — Мне кажется, что это писал убийца,  — дрожащим голосом сказала Марьяна.  — Здесь же явственно читается неприкрытая угроза. Но в таком случае — это не Марк. Вы же правильно заметили, что он не писал записок.
        — Не знаю,  — вздохнула Галина Анатольевна.  — Пока не знаю. Записок осталось три. И писали их Рита, Ирина и Ида. С учетом, что спросить двоих не представляется возможным, получается, что все указывает на Иду? Но это как-то слишком просто.
        — Человек не может украсть чужую жизнь,  — задумчиво повторила Марьяна.  — Но ведь Рита так и сделала! Она забрала жизнь той молодой женщины, которая покончила с собой после ее тренинга. Получается, что это Ида ей отомстила?
        — Не знаю,  — снова повторила ее собеседница.  — Но обязательно скоро узнаю.
        — Как?  — Марьяна сгорала от любопытства.
        — Для начала спрошу у Иды, какая из записок ее, и посмотрю на реакцию.  — Галина Анатольевна усмехнулась.  — По крайней мере, с остальными я именно так и поступила, а с ней не успела. Утром она упорхнула с «Посейдона» слишком быстро. Что ж, за ужином тоже будет не поздно.
        Однако пожилая дама снова ошиблась. Ни о чем спросить Иду она не смогла, потому что к назначенному времени рыжеволосая красотка на яхту не вернулась. Лишь к восьми вечера, уведомив местную полицию об исчезновении пассажира, Олег Веденеев принял решение отдать швартовы и отплыть из порта. На Крите «Посейдон» оставлял четверых своих пассажиров: Риту, Артема, Иду и Ирину.
        Олег вывел корабль из акватории порта, передал штурвал Валентину, с тоской подумал, что надо бы снова позвонить своему боссу и сообщить о пропаже пассажирки, и пошел в свою каюту, чтобы хорошенько подумать. Что-то царапало его мозг, и это что-то было связано с бортовым журналом, который он изучал перед отплытием. Было там что-то, показавшееся ему странным.
        Олег перелистал журнал и открыл его на первой странице. Там, где был список пассажиров и их распределение по каютам.
        Каюта номер девять — Артем и Маргарита Репнины
        Каюта номер десять, единственный на «Посейдоне» люкс — Аркадий Беседин
        Номер одиннадцать — Марк Громов, организатор тура
        Номер двенадцать — Григорий и Елена Ковалевы
        Номер тринадцать — психолог Михаил Быковский
        Номер четырнадцать — девочки Оля и Тоня
        Номер пятнадцать — Ираида Сергеевна Балтер, не вернувшаяся на яхту рыжеволосая Ида
        Номер шестнадцать — Алексей Китов
        Номер семнадцать — Полина Сергиенко
        Номер восемнадцать — Марьяна Королева
        Каюта номер девятнадцать — Ираида Сергеевна Кошелева.
        Сердце забилось в груди Веденеева чуть быстрее, чем обычно. Вот оно, то самое, что показалось ему странным с самого начала! Две пассажирки были тезками, вот только одна представлялась Идой, а вторая — Ириной, поэтому на сходство их имен никто не обратил внимания. Пассажиры, скорее всего, даже и не знали, что на самом деле женщины носили одно и то же имя. Что это? Совпадение? Или в этом есть какой-то смысл?
        Черт, черт, черт… Почему он не вспомнил об этом утром, не посмотрел документы Ирины, которые отдавали врачу «Скорой». Тогда Ида была еще рядом, и ее можно было задержать. Почему она исчезла? Потому что знала, что ей угрожала опасность? Потому что это она отравила Риту и ударила по голове Ирину? Потому что ее самой уже нет в живых? Но тогда кто стоит за ее исчезновением?
        Олег попытался вспомнить, кто из пассажиров утром покидал «Посейдон». Девочки, Марьяна и Полина не в счет. Они были на лодке вместе с ребятами. Галина Анатольевна оставалась на яхте, так же, как и Григорий Петрович. Быковский куда-то уходил, причем выглядел он осунувшимся и грустным, будто не проводил время в отпуске, а тяжело и надсадно работал. Марк… Марк тоже куда-то уходил, правда, очень быстро вернулся. Хотя сколько времени нужно для того, чтобы убить Иду и избавиться от ее тела? Беседин с Китовым тоже уходили, но вдвоем и ненадолго. Беседин прямиком отправился в свою каюту, а Китов пристал к нему, Олегу, с требованием немедленно отправиться на Мальту. Хотя нет, Мальта тут совершенно ни при чем.
        И все-таки имеет значение общее для двух пассажирок имя Ираида или не имеет? Как теперь узнаешь? Олег захлопнул журнал и с силой растер лицо ладонью. Он чувствовал, что за последние несколько дней устал так, как не уставал никогда в жизни. Пожалуй, только во время развода.
        Уже второй раз вспомнившийся развод не вызвал в нем привычной душевной боли. Олег, словно проверяя себя, попытался вызвать в памяти красивое, надменное, когда-то такое родное, но ставшее чужим лицо жены, и не смог. Вместо него перед глазами вставало совсем другое лицо, тоненькое, изящное, с огромными, распахнутыми навстречу морскому ветру глазами, умными и живыми. На дне этих глаз плескалась какая-то непонятная Веденееву боль, и он дорого бы дал, чтобы стереть ее, выпить до дна своими поцелуями.
        На этом месте мысли совершили кульбит и сместились куда-то в сторону, стали жаркими, немного неприличными и такими возбуждающими, что Веденеев заерзал на стуле. Сидеть вдруг оказалось неудобно. Интересно, и чего это он так распалился? По-стариковски вздохнув, хотя меньше всего в эти минуты он чувствовал себя стариком, Олег вышел из каюты и отправился на поиски объекта своих внезапных страданий, а заодно и ее напарницы. Ему было необходимо рассказать им о двух Ираидах, и, поднимаясь по трапу на верхнюю палубу, Олег уверял себя, что повод, движущий им, весьма уважителен.
        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Марьяна проснулась от того, что грудь сковало неведомо откуда взявшееся чувство ужаса. В ночной тьме каюты ей казалось, что на груди у нее сидит какой-то незнакомый зверь, вцепившийся острыми коготками в тонкий трикотаж пижамы. Дышать было нечем, и Марьяна не сразу поняла, что это от того, что, уходя на ужин накануне вечером, она оставила в каюте кондиционер включенным на слишком низкую температуру и, улегшись затем в постель, замерзла и выключила его вовсе, не позаботившись открыть иллюминатор.
        Страх тем не менее не проходил. Марьяна протянула руку поверх одеяла, убедилась, что никакого страшного зверя нет и в помине, щелкнула ночником в изголовье кровати. Неровный блеклый свет озарил каюту, в которой, разумеется, Марьяна была совершенно одна. Тяжело вздохнув, она встала, чтобы включить кондиционер. Запущенное ужасом вскачь сердце никак не хотело успокаиваться. Марьяна попила воды из пузатой бутылки, стараясь делать маленькие глоточки, чтобы успокоить дыхание. Ну почему, почему она так испугалась?
        Страх был ирреальным, но от этого не менее сильным. Пустота каюты, в которой она была совершенно одна, ровное гудение кондиционера и еле слышные шлепки волн, мерно покачивающих идущий на полной скорости «Посейдон», не успокаивали нервы, а словно дергали за них. Марьяна почувствовала, что жар, охвативший тело, сменился холодом, от которого она начала дрожать и даже зубами клацнула.
        «Паническая атака,  — подумала она отстраненно, как будто не про себя.  — Классические симптомы панической атаки. Рано или поздно пройдет».
        Однако перспектива оставаться в одиночестве казалась невыносимой. Марьяна взяла телефон и посмотрела на установленные на нем часы. Без пятнадцати три ночи. Конечно, Галина Анатольевна наверняка спит, но, может быть, она не будет сердиться, если Марьяна ее разбудит и попросит разрешения переночевать вместе? Или нет, лучше она не будет никого будить, а переночует в пустой каюте номер пять, той самой, в которую предлагала перебраться ее напарница. Если что, она всегда успеет постучать в стену, и Галина Анатольевна прибежит на помощь. Обязательно прибежит!
        От чего именно ее надо спасать, Марьяна не представляла, однако решительно накинула все тот же махровый халат поверх пижамы (и почему в этом круизе это становится чуть ли не ее основной одеждой), взяла телефон, заперла каюту, стараясь не шуметь, вышла на палубу, вдохнула солоноватый морской воздух, снова вздрогнула и поспешила спуститься на нижнюю палубу. Здесь отчего-то не горел фонарь, и Марьяне, чуть было успокоившейся от вида и запаха моря, снова стало страшно. Она решительно толкнула дверь в коридор и поспешила в дальний его конец, раздумывая, как все же поступить: будить Галину Анатольевну или не будить?
        Посередине коридора ей пришлось замедлить шаг. Налево располагалась та самая пустая каюта номер пять, в которой можно было найти приют до утра. Направо — каюта номер шесть, тоже никому не принадлежащая, та самая, в которой провели прошлую ночь Илья и Тоня. Сейчас из-под двери каюты тоже выбивалась тонкая полоска света и слышалось приглушенное бормотание. Интересно, там опять свидание? И как этот Илья не боится связываться с несовершеннолетней? На месте Елены Михайловны Марьяна бы надрала Тоне уши, а матросу запретила на пушечный выстрел приближаться к своей дочери. Впрочем, дочери у Марьяны не было.
        Она не успела привычно расстроиться от того, что ее мечтам о ребенке так и не суждено было сбыться, как дверь шестой каюты начала открываться. Это было так неожиданно, что Марьяна отпрыгнула от вновь отхватившего ее ужаса, подвернула ногу и начала валиться навзничь. Пытаясь обрести равновесие, она перестала пялиться в приоткрывающийся дверной проем, успев осознать только, что показавшиеся в нем ноги явно мужские и одеты в черные брюки.
        Следующей картинкой в глазах стал приближающийся ковролин. Падая, она успела перевернуться и даже выставить вперед руки, но все-таки уткнулась в ворс лицом, мимолетно удивившись, что руки ее не держат. На смену удивлению пришло понимание, что ее только что ударили по голове, а потом тьма поглотила ее, очень мягко, почти как ковролин. По крайней мере, испугаться по-настоящему до того, как потерять сознание, Марьяна не успела.
        Она пришла в себя от того, что шерстяные ворсинки щекотали лицо. Пахло какой-то химией, впрочем, довольно приятной. Запах этот был Марьяне знаком. Так пахло в каюте каждый раз после того, как Илья заканчивал уборку. Скорее всего, это было средство для чистки ковров. Дойдя до этой мысли, Марьяна чихнула и села, придерживая двумя руками гудящую голову. Интересно, что это было? Ее только что хотели убить? За что? Чему такому она стала свидетелем?
        Она напрягла память, но вспомнила только полоску света из-под двери, затем эту же дверь, но уже открывающуюся, и ноги в черных брюках. Господи, кто же это был? Брюки могли быть форменными, такими, какие носили все члены экипажа, начиная от кока, который, впрочем, на людях появлялся нечасто, в основном священнодействуя на своей кухне, и заканчивая… капитаном.
        От мысли, что это Олег ударил ее по голове, Марьяне стало нехорошо. Дурнота наваливалась стремительно, и она вдруг испугалась, что снова потеряет сознание, а еще ее вырвет прямо на безукоризненно чистый голубой ковролин. Марьяна зажала рот рукой и огляделась вокруг в поисках телефона. Она же совершенно точно выходила из своей каюты, держа телефон в руках. Или его украли?
        Глаза Марьяны наполнились слезами, потому что в телефоне, самой последней модели «Айфона», была вся ее жизнь. Номера телефонов, почта, социальные сети, друзья, родители, начальник, бабушка Гордона. Сам Гордон в телефоне, конечно, тоже был в отличие от надежды, что он еще когда-нибудь выйдет с ней на связь. А вот его бабушка Мэри Шакли писала Марьяне каждый день и, похоже, действительно о ней беспокоилась.
        Фуууу! Телефон обнаружился в дальнем конце коридора, почти у самой двери Галины Анатольевны, видимо, отлетел туда при падении. Марьяна попыталась подняться, но не смогла. Противно кружилась голова, и, превозмогая тошноту, она встала на коленки и поползла. Часы на телефоне показывали два пятьдесят шесть. Получается, что с того момента, как она решила отправиться на нижнюю палубу, прошло всего одиннадцать минут. Какое-то время она надевала халат, несколько секунд провела на палубе… По всем прикидкам, без сознания она провела минут шесть, не больше.
        О том, тактично ли будить немолодую уже женщину в три часа ночи, Марьяна больше не думала. Так и не встав с коленей, опираясь на левую руку, правой, с зажатым в ней телефоном, она постучала в дверь. Раз, второй, третий…
        Новая волна ужаса накатила с такой силой, что Марьяна чуть не упала. Почему Галина Анатольевна не открывает? С ней что-то сделали? А вдруг ее тоже убили? И… Впрочем, додумать она не успела, потому что дверь каюты распахнулась, и на пороге показалась пожилая дама, невообразимо элегантная даже спросонья.
        — Девочка моя.  — Она порывисто присела и обхватила Марьяну двумя руками, обняла.  — Что случилось? Что с тобой?
        — Меня ударили по голове.  — Марьяна наконец заплакала, точнее, заскулила жалобно, как побитая собака.  — Я проснулась и испугалась, и пошла к вам, а оттуда,  — она мотнула головой в сторону злосчастной шестой каюты,  — кто-то вышел и меня ударили.
        — Кто вышел?
        — Я не успела увидеть,  — голос Марьяны упал до шепота, стал хнычущим.  — Я только уверена, что это был мужчина и на нем черные брюки. Галина Анатольевна, а вдруг это был капитан?
        — Олег? Да ну, чушь,  — решительно отрубила ее собеседница.  — Не такой он человек, девочка моя. Ты мне поверь, я в людях кое-что понимаю. Да и кроме того, кто ж, по-твоему, ведет сейчас «Посейдон»? Олег стоит у штурвала этой ночью, и Валентин должен сменить его только в пять утра.
        Точно! Капитан же говорил им об этом накануне вечером, когда рассказывал о совпадении полных имен Ирины и Ираиды. Как же она забыла?! Облегчение, испытанное Марьяной, было таким сильным, что она снова заплакала.
        — Скажи мне, как ты себя чувствуешь?  — Голос Галины Анатольевны стал деловитым.  — Голова болит? Кружится? Тебя тошнит? Скорее всего, у тебя сотрясение мозга.
        Марьяна прислушалась к себе. Вот ведь странность, сейчас, когда выяснилось, что Олег не бил ее по голове, а рядом находилась эта удивительная женщина, у Марьяны ничего не болело и ничего не кружилось. И тошнота прошла.
        — Нет, у меня все в порядке,  — сказала она.  — Я просто испугалась сильно, а так нет у меня никакого сотрясения. Давайте я попробую встать.
        Поддерживаемая Галиной Анатольевной, она поднялась на ноги и тряхнула своей несчастной головой. Коридор не поплыл и не закачался, стало быть, голова у нее действительно крепче, чем могло показаться.
        — И что теперь?  — спросила Марьяна. Ее напарница задумчиво постучала по белым ровным зубам ногтем с безупречным маникюром.
        — Теперь? Мы пойдем в рубку, чтобы рассказать Олегу о нападении на тебя, но сначала,  — она снова на мгновение задумалась,  — мы посмотрим, что там, в шестой каюте.
        — Не надо.  — Марьяна схватила Галину Анатольевну за руку.  — Вдруг они все еще там?!
        — Они?
        — Ну, тот, кто меня ударил, и его собеседник. Я слышала, что там кто-то разговаривал. Не мог же этот человек разговаривать сам с собой!
        — Волков бояться — в лес не ходить,  — сообщила Галина Анатольевна и, отстранив Марьяну, бесстрашно подошла к двери, на которой красовалась цифра шесть, нажала на ручку, но дверь не открылась.
        — Там темно,  — по-прежнему шепотом сказала Марьяна, у которой от напряжения сел голос.  — Света нет.
        Действительно, из-под двери больше не выбивались лучи света. Либо злоумышленники ушли, воспользовавшись тем коротким промежутком, когда Марьяна была без сознания, либо тихо-тихо сидели внутри, не подавая признаков жизни.
        — Покарауль тут, я приведу капитана.  — Галина Анатольевна двинулась было по коридору, но Марьяна вцепилась ей в руку, не давая сделать ни шагу.
        — Нет, я здесь одна не останусь.
        — Хорошо, тогда поступим иначе.
        Пожилая дама подошла к каюте номер три и со всей силы забарабанила в дверь:
        — Эй, вы, там, вставайте.
        — Что вы делаете?  — спросила изумленная Марьяна, но пожилая дама не успела ответить, потому что в коридор выскочили стюард Дима и матрос Илья, оба в трусах.
        Увидели дам, застеснялись, спрятались за дверь, высунув теперь в коридор одни только головы, взлохмаченную у Ильи, аккуратную, словно только что причесанную, у Димы.
        — Вы как здесь оказались?  — изумленно спросил Илья, оглядев обеих дам, молодую и постарше.  — Это что, новая мода, по ночам ломиться в каюты членов команды?
        — Илья, отправляйтесь в рубку и подмените капитана,  — голосом, не терпящим возражений, сказала Галина Анатольевна.  — У нас чрезвычайное происшествие. А вы, Дмитрий, побудьте с нами, чтобы больше ничего не случилось.
        — А что должно случиться?  — буркнул парень, в голосе которого не было ни капли той любезности, с которой он обычно обслуживал пассажиров. Впрочем, что удивляться-то в три часа ночи!
        Галина Анатольевна не удостоила его ответом.
        — Пойду хоть тогда штаны надену,  — подытожил Дима и скрылся в каюте, чтобы через минуту выйти из нее уже одетым — в белой рубашке и черных брюках. Вслед за ним выскочил Илья. Тоже одетый и тоже в черные брюки, уже причесанный, он поспешил наверх, за Олегом.
        Марьяне показалось, что она даже моргнуть не успела, так быстро в коридоре нижней палубы очутился капитан «Посейдона».
        — Что случилось?  — отрывисто спросил он у Галины Анатольевны, хотя от Марьяниного взгляда не укрылось, что его глаза пытливо осмотрели в первую очередь ее завернутую в халат фигуру. Ну почему, почему она все время оказывается перед этим человеком в халате?
        — Марьяну ударили по голове. Прямо здесь, в коридоре,  — сообщила пожилая дама.  — Она шла ко мне, когда обнаружила, что в шестой каюте кто-то есть. А потом оттуда вышел человек и нанес ей удар.
        Веденеев одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее его от Марьяны, схватил ее за плечи, крепко, но не грубо, тревожно заглянул в глаза.
        — Цела?  — спросил он.  — Голова не кружится?
        — Нет-нет, у меня все в порядке,  — поспешно сообщила Марьяна, чувствуя тепло его рук даже через толстый слой махровой ткани.
        На мгновение у нее возникло искушение симулировать головокружение или даже обморок, только чтобы остаться в этих руках подольше, но она никогда не любила нечестность, а уж в последнее время к вопросам собственной морали относилась с двойной серьезностью. Демонам, которые, как она теперь знала, таились в ее душе, нельзя была давать ни малейшей поблажки.
        — Ну и слава богу,  — Олег выдохнул, отпустил ее плечи и повернулся к стоящему рядом стюарду:
        — Дмитрий, что тут произошло?
        — А я откуда знаю?  — довольно нервно отозвался тот.  — Мы с Илюхой проснулись от того, что она,  — он ткнул пальцем в Галину Анатольевну,  — затарабанила в дверь.
        — И вы ничего не слышали до этого?
        — Нет.
        Веденеев подошел к шестой каюте, достал из кармана связку ключей, отпер замок обычно никогда не запирающейся двери, шагнул внутрь. Марьяна затаила дыхание, увидела, как зажегся свет, и через секунду капитан уже снова был на пороге.
        — Тут никого нет,  — сказал он.
        Все остальные гуськом зашли в каюту, чтобы убедиться, что она действительно пуста. Идеально застеленная кровать, ровно стоящий стул, чистые и сухие стаканы на прикроватной тумбочке. Ничего не выдавало присутствия в этом помещении людей еще каких-то десять-пятнадцать минут назад.
        — Вы уверены, что неизвестный выходил именно из этой каюты?  — насмешливо спросил Дима.  — И в том, что он вообще был, а просто с перепугу не споткнулись в коридоре, вы уверены?
        Веденеев бросил на него злой взгляд, но Марьяна не дала ему ничего сказать.
        — Откуда вы знаете, что я споткнулась в коридоре?  — требовательно спросила она.
        — Что-о-о-о?
        — Когда дверь начала открываться, я от неожиданности зацепилась за ковролин и действительно упала,  — сказала она.  — Ударили меня уже после этого, и именно из-за того, что я уже лежала на полу, я не успела рассмотреть, кто это был. Вы можете это знать, только если это вы меня ударили. Так это были вы?
        — Вы что, ненормальная?  — мрачно спросил Дима.  — Я ничего не знаю, я просто предположил. У вас же нет свидетелей. А вдруг это все вам показалось? Вы шли по коридору, у вас закружилась голова, вы упали, ударились и потеряли сознание. Вот и все, что я имею в виду.
        — Сейчас ты упадешь и потеряешь сознание,  — предупредил Олег, глаза его метали громы и молнии.  — Ты что себе позволяешь?
        Марьяна положила ладонь на его руку, призывая к терпению. Ее пальцы казались на его разгоряченной коже прохладными и приятными, настолько приятными, что от них начинали прокладывать дорожку острые волны удовольствия. Олег представил, как она гладит его этими длинными изящными пальцами, и чуть не застонал. Нет, эта женщина положительно сводила его с ума. Испуганная, взъерошенная, в махровом халате, она казалась беззащитной и оттого особенно прекрасной. Господи, кто же та сволочь, которая посмела поднять на нее руку? Сам того не осознавая, последний вопрос он задал вслух.
        — Ну, сейчас мы этого не узнаем,  — сказала Галина Анатольевна.  — Кто бы это ни был, сейчас он уже ушел и чувствует себя в полной безопасности. Вопрос в том, что нам делать дальше. Марьяна, пойдем ко мне в каюту, ты переночуешь у меня.
        — Нет.  — Голос Олега был полон мрачной решимости.  — Вам обеим нужно как следует отдохнуть и выспаться. Пойдемте, Марьяна, я устрою вас у себя в каюте и запру снаружи. Мне все равно нужно возвращаться к штурвалу, пока Илюха там ничего не натворил. Утром я сменюсь с вахты, и там решим, что делать. Одно я знаю точно: в вашу каюту вам возвращаться небезопасно.
        Галина Анатольевна открыла было рот, чтобы возразить, но посмотрела на лицо Марьяны, затем перевела взгляд на Веденеева, понимающе усмехнулась и рот закрыла.
        — Хорошо,  — сказала она,  — вы правы, утро вечера мудренее.
        Еще через пять минут Марьяна, как была, прямо в халате нырнула под белое, мягкое, практически невесомое одеяло. Подушка, к которой она прикасалась щекой, несла на себе чуть ощутимый, но очень приятный аромат, и этот запах ассоциировался у Марьяны с капитаном «Посейдона».
        «Одеколон,  — успела подумать она перед тем, как провалиться в сон.  — Очень приятный. Надо будет спросить, как называется».
        Через мгновение она уже крепко спала.

* * *
        Море сегодняшней ночью было таким же неспокойным, как и душа Олега Веденеева. Оно билось о гладкие борта яхты, и «Посейдон», который все равно уверенно двигался вперед благодаря мощному мотору, вступал в яростную схватку с волнами, злобно кусающими его гладкие металлические борта. И вода, и небо казались темными, мрачными, злыми, как будто вступившими в сговор, объединившись против яхты, смело идущей наперекор всем невзгодам.
        Впрочем, кораблю совершенно ничего не угрожало, и внутреннее смятение капитана «Посейдона» было вызвано не испортившейся внезапно погодой, а девушкой, спящей сейчас на его постели этажом ниже. Все его мысли были там, с ней, и если бы он мог, то бросил бы все и нырнул под одеяло, прижался к ней, обнял, чтобы защитить от всего-всего. От мысли, что произошло бы дальше, его поочередно бросало то в жар, то в холод, но он не мог бросить вахту, до конца которой оставалось еще два с половиной часа. Он посмотрел на часы. Слава богу, уже два часа двадцать минут.
        Перед тем как отпустить Илью и встать у штурвала, Олег обошел яхту, постоял у каждой из кают, прислушиваясь, но везде было тихо. И темно. Свет выбивался лишь из-под одной двери, ведущей в каюту психолога Быковского.
        Чтобы отвлечься от жарких мыслей, забивавших голову, Веденеев пытался сосредоточиться на том, что происходило на яхте. Кто забрал стакан с остатками напитка, в котором мог быть яд? Куда исчезла рыжеволосая бестия Ида? Связано ли ее исчезновение с убийством Маргариты Репниной или ударом по голове, полученным Ириной? Кто в конце концов разговаривал в каюте номер шесть и зачем ударил Марьяну? Связаны ли два этих удара друг с другом или нет? А с убийством?
        Мысли теснились в голове, налезали друг на друга, сбивались, шли по кругу. Веденееву то начинало казаться, что он видит четкую связь между событиями, то на очередной волне с таким трудом воссозданная конструкция рушилась, как будто выстроенная из детских кубиков. К шести утра, когда сменить его пришел бодрый и, несмотря на ранний час, вполне выспавшийся Валентин, Веденеев чувствовал себя уже вконец измученным.
        — Ты чего такой смурной?  — поинтересовался Озеров, принимая штурвал.  — Спать, что ли, хочешь?
        — Да уснешь тут, как же,  — с досадой сказал Олег и рассказал своему старпому о ночных приключениях Марьяны.
        Тот длинно присвистнул.
        — Дела-а-а… Слушай, Олежа, если у нас каждый день будут давать по голове очередному пассажиру, то до Барселоны мы довезем меньше половины. Она как, цела хоть?
        — Да вроде цела, я ее в своей каюте запер, от греха подальше. Туда ее искать вряд ли кто-то полезет. Главное — понять, что такого она видела или слышала, что стала опасной.
        — Да она все время что-то видит и слышит,  — рассмеялся Озеров.  — И эта, напарница ее, хозяйская теща. Они же везде носы сунули. Странно, что еще вторая цела.
        У Олега похолодело в груди. Если что-то случится с его тещей, Игорь ему этого не простит. Да и жалко ее, действительно классная тетка. Такая классная, что Олег, пожалуй, таких в своей жизни и не встречал.
        — Ладно, разберемся,  — сердито сказал он.  — Все, принимай вахту, я пошел к себе. Часов до десяти меня не буди. Ну, если только случится что, не дай бог, конечно.
        — К себе?  — Валентин изогнул бровь в немой усмешке.  — Так ведь у тебя там, как я понимаю, занято. Или вы договорились уже?
        — Не твое дело,  — грубо оборвал его Олег.  — Ты за своей Полиной следи. Не знаю, как ты, а я уже запутался, кому из присутствующих на яхте может грозить опасность. В общем, смотри в оба, я пошел спать. Если что, я в шестой каюте.
        Озеров откровенно усмехнулся.
        Спустившись на нижнюю палубу, Олег несколько секунд постоял у запертой двери в свою каюту, взвесил на ладони блестящий ключ, тяжело вздохнул и пошел дальше по коридору. Нет, он не будет такой скотиной, чтобы пользоваться беззащитностью этой девушки. Да, она спит в его постели, но это означает только одно — ему самому нужно искать другое место для ночлега. Она его не приглашала, и обижать ее, даже ненароком, он не будет.
        Он отпер шестую каюту, раздвинул шторки на иллюминаторе, впуская в комнату тусклый утренний свет, растянулся на кровати, чувствуя, как ноют сведенные от напряжения мышцы. Нужно было поспать, потому что им с Валентином предстояло еще более двух суток вести яхту в порт приписки, сменяя друг друга. И если в свободное время Валька вполне мог спать, то Олегу еще нужно было разобраться, что, черт побери, произошло, и обеспечивать безопасность пассажиров. Черт, с последней функцией он справлялся в этом плавании не очень. Точнее, совсем не справлялся.
        Он закрыл глаза, но сон не шел. Перевозбужденный мозг отказывался включать механизм торможения, и сквозь пляшущие перед глазами красные мушки Олег задумчиво оглядывал каюту, ставшую за последние двое суток свидетелем многих интересных событий. Именно здесь уединялся со своей малолеткой мерзавец Илюха, которому Веденеев самолично пообещал после схода на берег оторвать все, что отрывается, здесь же состоялся вчера непонятный разговор, из-за которого чуть не пострадала Марьяна… Интересно, отчего всех тянуло именно сюда, а не в пустующую каюту номер пять?
        Из-за того, что там за одной стеной Илюха с Димкой, а за другой бдительная Галина Анатольевна? Так и здесь есть соседи. Впрочем, Тоня выбрала для свидания эту каюту именно для того, чтобы слышать, храпит ли за стеной пьяный отец. Если бы он проснулся и стал ее искать, она быстренько вернулась бы, сославшись на то, что выходила подышать воздухом или взять воды. Этой же ночью в восьмой каюте и вовсе никого не было. Репнин сошел на берег. Так, но ведь за другой стеной Юрка, лучший в мире кок, уникальный повар, разменивающий свой талант на жалкой посудине для туристов. Ведь он же мог что-то слышать!
        Чертыхаясь, Олег встал с кровати, в глубине души радуясь, что не успел раздеться, прошел в ванную, плеснул холодной водой в лицо, прогоняя усталость от бессонной ночи, вышел из каюты, постучал в соседнюю дверь. Тишина была ему ответом. Он снова глянул на часы — пятнадцать минут седьмого. Ну, конечно, Юрка уже на кухне. Он всегда начинает свое священнодейство в шесть утра, потому что в начале восьмого у некоторых пассажиров уже может возникнуть желание позавтракать.
        Палуба качалась под ногами, когда он шел в сторону кухни. То ли от пусть небольшого, но все же шторма, то ли от усталости. Но ни то, ни другое не имело значения. Юрий таки был уже на кухне, месил тесто для оладий, взбивал яйца для омлета, тонко-тонко строгал мясные деликатесы и резал сыры. Действительно, священнодействовал. Наблюдать за ним было одно удовольствие. Увидев капитана, кок на мгновение остановился, но тут же руки его заработали с привычной скоростью, нож мелькал так быстро, что и не уследишь.
        — Что случилось, кэп?  — спокойно спросил он.
        — Случилось.  — Олег уселся на высокий стул, стоящий у окна, засунул в рот помидоринку черри. Помидор был южный, сладкий, средиземноморский. Таких нигде больше не встретишь.  — Юр, ты ночью ничего не слышал?
        — А должен был?
        Ответ Олегу не понравился. В нем было что-то неправильное, как будто коку было что скрывать.
        — Должен или не должен, я не знаю,  — медленно сказал Веденеев,  — но мог. И этой ночью, и прошлой. Ты ведь вроде как-то жаловался, что спишь чутко, от любого звука просыпаешься.
        — Ты бы тоже чутко спал, если бы у тебя было трое детей.  — Юрий усмехнулся, но тут же снова стал серьезным.  — Олег, ты чего хочешь, чтобы я тебе рассказал? Про Илюхино свидание?
        — То есть свидание ты слышал?
        — Их было трудно не слышать,  — Юрий засмеялся уже в голос.  — Малолетка эта с таким энтузиазмом трахается, я тебе скажу. Я аж им позавидовал. Молодость, что ты хочешь. А то, что Илюха у нас безбашенный совсем, сам себя под статью подводит, так ничего нового. Был бы он умный и скучный, давно в капитанах бы ходил, а не матросом палубу драил. Его дело, мне его воспитывать не с руки.
        — Илюхино моральное падение меня, конечно, волнует, но только в той степени, чтобы Елена Михайловна жалобу не накатала,  — сухо сообщил Веденеев.  — Но она вроде тетка современная, по крайней мере, в обморок от известия про доченькин роман не упала. Вздохнула только. Ладно, этот момент проехали. Переходим к сегодняшней ночи.
        — А что сегодняшняя ночь?  — Юрий в глаза Веденееву не смотрел, резал красный лук, выкладывая красивые ровные кольца на блюдо с помидорами и огурцами.
        — Юр, ты со мной не играй, не надо,  — ровным голосом предупредил Олег.  — Ты же меня знаешь.
        — Вот что я тебе скажу, капитан.  — Юрий отложил нож, вытер руки о фартук, повернулся к Веденееву и наконец посмотрел ему прямо в глаза:  — Ты бы поговорил с Димкой.
        — С Димкой?  — Олегу показалось, что он ослышался.  — А Димка-то тут при чем?
        — А ты поговори, авось и узнаешь при чем. Тем более что он придет с минуты на минуту. Завтрак накрывать пора. А со мной у тебя разговор окончен. Я стукачом отродясь не был, да и начинать поздно.
        В бешенстве толкнув дверь, которая отделяла кухню от столовой, и чуть не разбив кулаком филенку, Олег вывалился в кают-компанию, чувствуя, что ярость заливает глаза. Да что они все, сговорились, что ли? Его команда, с которой он ходил в море уже второй год и которая казалась верной, сплоченной и спаянной, подкидывала сюрпризы один за другим. Валентин, взявший в плавание подругу, Илюха, совративший несовершеннолетнюю пассажирку (хотя если быть до конца честным, это она его совратила), Юрка, хранящий неведомо какие секреты, теперь еще Димка, которого, если честно, Веденеев совсем не знает, потому что парень на «Посейдоне» без году неделя. Разогнать бы всех к чертовой матери!
        Из шкафа под барной стойкой он достал бутылку минеральной воды, рывком сорвал крышку, опрокинул узкое горло в рот, чувствуя, как вода стекает мимо, заливая белую рубаху, уже очень несвежую. Черт, еще и душ не принял… От этой мысли он чуть не завыл, громко, по-волчьи, но сдержался, потому что в кают-компании появился тихий и явно не выспавшийся стюард, увидел капитана, остановился испуганно.
        — Олег Алексеевич, вы чего здесь? Я думал, вы спите.
        — А я думал, что ты что-то хочешь мне рассказать, поэтому решил не спать,  — сообщил Веденеев голосом, не предвещавшим ничего хорошего.  — Ну что, Димон, начнем сразу или сначала фигуры марлезонского балета устраивать будем?
        Откуда взялся этот самый марлезонский балет и чем он мог помочь сейчас делу, Веденеев не знал, но злость и усталость мешали ему думать, и от этого он ярился и уставал еще больше, чувствуя себя бестолковым и бесполезным.
        Дверь снова открылась, и на пороге показался Михаил Быковский. Выглядел психолог плохо, так плохо, что легко мог сойти за смертельно больного. Полные щеки обвисли, красные слезящиеся глаза ввалились, он тяжело дышал и прижимал руку к левой стороне груди.
        — Вам что, плохо?  — спросил Веденеев, чувствуя, что внутри начинается паника. Вот только сердечного приступа у пассажира ему сейчас и не хватало! Что он будет делать, если на руках у него окажется еще один труп?
        — Плохо, но это неважно,  — вялым, умоляющим голосом сказал психолог.  — Сейчас важно совсем другое. Господин капитан, мне нужно с вами поговорить. Пожалуйста, не трогайте Диму. Он ни в чем не виноват. Это не он, это я.
        — По-моему, я его и не трогаю,  — неприятным любезным тоном сообщил Веденеев и скрестил на груди руки.  — И в чем вы, прости господи, виноваты? Это вы убили Маргариту Репнину?
        — Что? Нет, что вы, это не я.  — Быковский задыхался, хватая ртом воздух.
        В кают-компании появилась Галина Анатольевна, одним взглядом оценила обстановку, скрылась в дверях, но очень быстро вернулась. В руках у нее была та самая таблетница, с которой обычно не расставалась Марьяна. Достав из нее какую-то маленькую таблетку, она протянула ее Быковскому. Тот с благодарностью кивнул, дрожащими пальцами засунул таблетку под язык, немного помолчал. Страдальческое выражение постепенно сходило с его лица, да и дыхание стало поспокойнее.
        — Вы что, сердечник?  — спросил Веденеев, начинающий кое о чем догадываться.
        — Да, со стажем,  — психолог говорил и дышал уже нормально.  — Обычно это удается держать под контролем. Я постоянно принимаю назначенные врачом препараты, поэтому мое нездоровье обычно мне не досаждает. Просто сейчас я переволновался, да и…
        Он замялся.
        — Да и ваш запас дигоксина, который вы взяли с собой в поездку, пропал,  — закончил Веденеев.
        Глаза психолога расширились, в них снова появился страх.
        — Откуда вы знаете?
        — Михаил Дмитриевич,  — Веденеев чувствовал себя слишком уставшим для того, чтобы что-то объяснять, но тем не менее объясниться было необходимо.  — Для того чтобы вот так, с ходу, сказать, чем была отравлена Маргарита Репнина, да еще будучи не практикующим врачом «Скорой помощи», а всего лишь в прошлом студентом медицинского вуза, нужно было это знать. Не догадаться, а именно знать. Странно, что я с самого начала этого не понял. Вы обнаружили пропажу своего лекарства, потом увидели симптомы, которые оно вызывает, и именно этим объясняется ваше внезапное прозрение.
        — Вы обвиняете меня в убийстве Репниной?
        — Нет,  — Веденеев пожал плечами, в душ хотелось просто нестерпимо,  — если бы это были вы, то вы бы ни за что не обратили нашего внимания на то, что Маргарита была отравлена. Сами же сказали, что к моменту вскрытия установить наличие яда было бы невозможно. Нет, это сделали не вы.
        Он выделил слово ЭТО, и психолог снова поник, как под непосильным грузом.
        — Михаил Дмитриевич, вас что-то гнетет с самого начала нашей поездки,  — мягко вступила в разговор Галина Анатольевна.  — Расскажите, что именно. Мне кажется, что всем станет легче.
        — Да, расскажите,  — поддержал ее Олег.  — Что же вы такого сделали, в чем я только что едва не обвинил Диму? Признаться, я не знаю, в чем именно я должен его обвинить.
        — Это я ударил Марьяну по голове,  — тихо сказал психолог. Дима налил стакан воды, сунул его в дрожащие руки, обнял за плечи.
        Быковский сейчас выглядел гораздо старше своих лет, казалось, что он состарился прямо на глазах, и Веденеев на короткое мгновение вновь испугался, что очередной его пассажир сейчас умрет.
        — Зачем вы это сделали?  — спросил Олег, стараясь держать себя в руках, хотя ему хотелось схватить стоящего перед ним человека за жирные плечи и встряхнуть хорошенько, чтобы голова мотанулась и клацнули зубы. Эта скотина посмела причинить вред Марьяне!
        — Это долгая история,  — едва слышно сказал Быковский.
        — А мы не торопимся,  — сообщил Веденеев, смиряясь с тем, что поспать все-таки не удастся.
        Он сделал приглашающий жест, и вся компания расселась вокруг одного из круглых столов, чтобы выслушать рассказ известного всей стране психолога Михаила Быковского.

* * *
        С первой женой Михаил Дмитриевич развелся довольно быстро, года через два после рождения сынишки. Он тогда только начинал свою психотерапевтическую карьеру, много ездил по симпозиумам и семинарам, набирался опыта и клиентуры. Денег особо не было, а жене хотелось большего. Быковский ее понимал, психолог все-таки, а потому, когда жена сообщила, что на ее горизонте появилась более выгодная партия, молча собрал чемодан и съехал сначала к родителям, а потом в Москву, покорять столицу.
        К просьбе жены не настаивать на встречах с сыном он тоже отнесся с пониманием. Пацан еще маленький, к новому отцу привыкнет быстро, незачем травмировать его ситуацией, в которой у него будет два отца, один неродной, но постоянно живущий рядом, а второй биологический, но видящий сына лишь наездами.
        Он и разрешение на усыновление подписал легко, поскольку был уверен, что впереди у него вся жизнь, новая семья и новые дети. В принципе к пятидесяти годам все у него получилось так, как он задумывал. На всю страну известный психотерапевт, автор уникальной методики и полутора десятков книг, ведущий популярного блога, специалист, чьи групповые приемы стоили заоблачных денег, а индивидуальные и вовсе оказывались доступны лишь олигархам, он мог жить в прекрасной квартире в самом центре Москвы, ездить отдыхать в любую точку мира, да и вообще ни в чем себе не отказывать.
        Новая жена Михаила Дмитриевича оказалась тоже во всех смыслах находкой. В меру красивая, в меру образованная, с мягким уступчивым характером, она обеспечивала своему известному мужу надежный и уютный тыл. Быковские никогда не ссорились и не ругались, по раз и навсегда установленной договоренности раз в год ездили по отдельности в путешествия, чтобы отдохнуть друг от друга, и жизнь их текла вполне безмятежно и размеренно, тем более что у них не было детей.
        В более молодые годы Михаил Дмитриевич относился к этому факту спокойно. Ну, нет и нет. Не надо вставать по ночам, носить на руках младенца, у которого режутся зубки, ходить на скучные родительские собрания, выдерживать проявления подросткового кризиса, тратить деньги на образование отпрысков и волноваться за их будущее.
        Мысль о том, что где-то живет его продолжение, его родной сын, которого он не видел более двадцати лет, появилась лишь на пороге пятидесятилетия, приходя в голову по ночам и лишая сна. Сначала Быковский лишь удивлялся ей, воспринимая как блажь подсознания, но заноза, засевшая глубоко внутри, колола, цепляла, лишала покоя и безмятежности, к которым Михаил Дмитриевич так привык.
        На фоне приключившегося с ним душевного расстройства, а свое состояние он определил именно так, начались и проблемы со здоровьем, шалило сердце, преподнеся неприятный сюрприз в виде микроинфаркта, и Быковский, испугавшись за собственную жизнь, принял единственно верное с точки зрения психологии решение — искоренить проблему, встретившись со своим прошлым и изгнав скелетов из всех шкафов. Ему нужно было повидать сына, поговорить с ним, чтобы мучивший его гештальт закрылся раз и навсегда.
        Весной он набрался мужества и съездил в свой родной город, с которым после смерти родителей его ничего не связывало. Кроме сына. Но сына, Димы, там не оказалось. Бывшая жена, ставшая совсем чужой, надменно сообщила, что мальчик живет за границей, и категорически запретила приближаться к нему даже на пушечный выстрел.
        Нанятый частный детектив, впрочем, быстро нашел, где именно находится Дима. Мальчик зафрахтовался на яхту «Посейдон» стюардом, обслуживал морские круизы, и увидеть его оказалось очень просто, гораздо проще, чем изначально предполагал Быковский. Нужно было всего-навсего купить тур в круиз. Что он и сделал.
        — Именно поэтому вы были так удивлены, что путешествие имеет детективную направленность?  — мягко спросила Галина Анатольевна.  — Вы даже не интересовались содержанием рекламных буклетов, которые вам выдали в агентстве?
        — Конечно, нет. Мне было все равно. Я мог думать только о том, что скоро увижу своего мальчика,  — голос Быковского дрогнул.  — Почему-то заранее я не думал о том, что мне будет очень трудно решиться на разговор с ним. И только очутившись на «Посейдоне», я испугался, что он вовсе не обрадуется известию о том, что у него есть другой отец, я, не захочет со мной общаться. Впереди было почти две недели плавания, и я решил, что успею собраться с духом и поговорить с сыном. Но тут начали происходить все эти загадочные события, произошло убийство, и я испугался.
        — Вы решили, что Дима может быть виновен в смерти Риты?  — спросил Веденеев.
        — Да, он приходил ко мне в каюту накануне происшествия, приносил пиво, видел лекарства на тумбочке, и я подумал, что он вполне мог их забрать. Рита все время цеплялась к нему, кричала, я видел, что мальчик еле сдерживает себя. И потом, в каюте Маргариты я увидел бокал из-под коктейля и понял, что яд, скорее всего, был растворен в нем, а коктейли разносил Дима.
        — Но я ее не убивал,  — сказал стюард, который вовсе не выглядел испуганным.  — Я ее в первый раз в жизни видел. Ну, пассажирка, ну, неприятная тетка, так не она первая, не она последняя. За это же не убивают. Коктейли она действительно пила, как лошадь, но в тот вечер она ничего не заказывала, и я ничего ей не приносил. Я понятия не имею, откуда этот коктейль взялся. И я ему,  — он кивнул в сторону Быковского, видимо, не будучи в силах пока назвать его отцом,  — так и сказал.
        — Вы разговаривали в шестой каюте?
        — Да, он, то есть Михаил Дмитриевич, спустился на нижнюю палубу, постучал в дверь, сказал, что нам надо поговорить. Илюха спал уже, я не хотел его будить, а наверх идти было лень, вот я и предложил сесть в шестой каюте, там же все равно никого не было.
        — И что было потом?
        — Ну, он сказал, что мой отец, фотографии мои детские показал. Я обалдел, конечно, я ж не знал, что папа на маме женился, когда мне два года было, об этом у нас дома никогда никто не говорил, но поверил. Отец так отец, чего только в жизни не бывает. А он стал говорить, что меня не выдаст и чтобы я не переживал, мол, бокал он уничтожил. А я никак не мог взять в толк, какой бокал. Я ж не делал ничего дурного.
        — Итак, бокал из каюты Репниных забрали вы,  — сказал Веденеев,  — не убийца. И что вы с ним сделали?
        — В море выбросил.  — Быковский тяжело вздохнул.  — Вы представить себе не можете, как я боялся, что это Дима. А сейчас у меня просто гора с плеч упала. Я верю, что это не он. А вы?
        — Да я, в общем-то, тоже,  — в сердцах сказал Веденеев.  — Девушку-то вы зачем ударили?
        — Мы как раз говорили про бокал, когда услышали шаги в коридоре. Я испугался, что Димина тайна станет кому-то известна, я тогда еще не понял, что он не имеет к убийству никакого отношения. Я решил посмотреть, кто там подслушивает под дверью. Я за себя не отвечал просто. Схватил бутылку с водой, которая стояла на столе, приоткрыл дверь, а там эта девушка. Она начала падать, споткнулась, видимо, она не видела, кто стоит в дверях, и я решил, что нужно ее оглушить ненадолго, чтобы успеть скрыться. И ударил…
        — Вас бы самого ударить,  — с отвращением сказал Веденеев.  — А ты, Димка, тоже хорош! Оставил пассажирку без сознания в коридоре и даже на помощь не пришел. Скотина!
        — Я хотел,  — голос стюарда задрожал.  — Когда Михаил Дмитриевич ушел, я быстро все в каюте привел в порядок, хотя мы и не трогали там ничего, и нырнул к себе, чтобы подозрение не вызывать. А потом она завозилась в коридоре, я понял, что она жива, да он и бил несильно.
        — Глаза бы мои вас обоих не видели,  — сказал Веденеев.  — Ладно, допрос с пристрастием окончен. Перед Марьяной извинитесь, когда она проснется, а то, что я вас обоих мужиками не считаю, так это вам, вероятно, неинтересно. И да, Дмитрий, ты на будущее имей в виду, что на одном судне со мной ты больше в море не выйдешь. А пока завтрак накрывай, сейчас пассажиры встанут.
        Дима, понурившись, пошел расстилать скатерти. Михаил Дмитриевич с болью во взоре следил за его действиями, а потом повернулся к Галине Анатольевне:
        — Вы меня осуждаете?
        — Нет, хотя и не одобряю,  — сухо сказала та и отвернулась, давая понять, что разговор окончен.  — Олег, надо бы проведать Марьяну. Мне это сделать или вы сами?
        — Я сам,  — сказал Веденеев. И эти два слова вдруг вызвали у него такую легкость во всем теле, как будто и не было позади бессонной ночи.  — Конечно, я сам, Галина Анатольевна.
        Он снова спустился на нижнюю палубу, глянул на часы, начало восьмого. Посмотрел было в сторону шестой каюты, но затем глубоко вдохнул, как перед прыжком в холодную воду с высоченной вышки, и отпер свою дверь, шагнул внутрь, сдерживая дыхание, притворил дверь за собой, чувствуя, что обратного пути, пожалуй, уже и нет.
        Он старался не шуметь, но скрежет ключа в замке все-таки разбудил чутко спящую Марьяну. Она встрепенулась, приподняла взлохмаченную голову, чуть испуганно посмотрела на вошедшего и улыбнулась, узнав.
        — Доброе утро, ваша смена закончилась?
        — И смена, и один довольно неприятный разговор,  — сказал Олег, сделал пару шагов и присел на край кровати.  — Зато теперь я знаю, кто и почему ударил тебя по голове сегодня ночью.
        — Да?  — Марьяна зевнула и смутилась. Щеки ее стали нежно-розовыми, как будто окрашенные утренней зарей, хотя шторки на иллюминаторе были задернуты и в каюте царил полумрак.  — И кто же?
        — Михаил Дмитриевич.
        Видя недоумение на ее лице, Веденеев коротко и четко пересказал ей содержание разговора с психологом и стюардом.
        — Такие страсти на «Посейдоне», пожалуй, впервые,  — признал он.  — Только вот к разгадке преступления нас это не приближает ни на шаг.
        — Все скоро выяснится,  — убежденно сказала Марьяна.  — Тайн становится все меньше. Каждый кирпичик потихоньку встает на свое место. А это означает только одно: рано или поздно нам откроется вся картина.
        — Как ты себя чувствуешь?  — Олег протянул руку, убрал прядь волос с девичьей щеки, его пальцы мимолетно коснулись кожи, погладили.
        Марьяна мгновенно отреагировала на эту нежданную ласку, схватила его широкую ладонь двумя руками, прижала к щеке, потерлась об нее носом. Пахло все тем же едва уловимым, но приятным ароматом дорогого, очень мужского одеколона. Олег охнул от ее движения, свободной рукой притянул девушку к себе, уткнулся в волосы и закрыл глаза от давно забытого ощущения блаженства.
        Господи, как же давно женщины не вызывали в нем нежности! Злость, ярость, желание победить в схватке, равнодушие, похоть, разрядку от сексуального напряжения, краткосрочное удовольствие в этот момент, тут же сменяемое холодной отстраненностью, но не нежность. И это чувство, источником которого была вот эта хрупкая девушка, доверчиво свернувшаяся в его объятиях, было для тридцатишестилетнего Веденеева внове.
        Ему казалось, что он может просидеть вот так, не шевелясь, вечность, но Марьяна вывернулась, требовательно уставилась ему в лицо своими невообразимыми глазищами, начала расстегивать пуговицы на его рубашке. Олег сразу вспомнил, что рубашка несвежая, и ее уже давненько нужно было сменить, дернулся, отстраняясь. Выражение глаз Марьяны тут же изменилось, стало испуганным, тревожным, глаза медленно начали наполняться слезами.
        Интересно, чего она так испугалась? Быть отвергнутой! Понимание обрушилось на Олега, придавливая его словно бетонной плитой. Бедная девочка, кто-то другой отверг ее любовь, нанес рану, которая так глубока, что все еще кровоточит. Олег слишком хорошо помнил боль, испытываемую отверженным человеком. Нет, он ни за что не допустит, чтобы ей снова было больно. Он перехватил ее тоненькие запястья, посмотрел в глаза.
        — Мне нужно в душ,  — сказал он,  — я — грязный и потный и не хочу, чтобы ты прикасалась ко мне к такому. То есть я ужасно хочу, чтобы ты ко мне прикасалась,  — голос его стал хриплым, потому что проснувшееся желание жалило и кусало так сильно, что он едва мог терпеть,  — но мне нужно в душ. Ты можешь подождать меня еще совсем немного?
        — Все дело в этом?  — спросила она.  — В том, что ты грязный и потный?
        — Ну да…
        Он не успел договорить, потому что ему на грудь обрушился шквал волос, пальцев, губ и слез.
        — Так ведь это не имеет никакого значения,  — услышал Веденеев и дальше как будто оглох, вдобавок к глухоте потеряв еще и способность соображать.
        Они как-то очень быстро оказались без одежды, то самое одеяло, под которое Олег еще недавно мечтал попасть, было сброшено на пол. Качался на волнах уверенно идущий вперед «Посейдон», качалась кровать, кружилась голова, бухало сердце, кровь гудела в ушах, а чувствительную кожу кололо тысячей маленьких иголочек, так что каждое прикосновение было острым, похожим на сладкую боль и невыносимо прекрасным.
        Куда-то уходило прошлое, люди в нем, еще недавно такие важные и значимые, теперь казались размытыми бледными тенями, не имеющими ни малейшего отношения к реальной жизни. Даже то, что осталось за закрытой дверью, было сейчас совсем неважно. Важен был только жар, исходящий от переплетенных тел, в котором без остатка сгорали все печали и страхи. От жара плавилась кожа. Марьяна сама себе напоминала сейчас топленое масло, гладкое и скользкое, и невольно вспоминала что-то смутное из школьного курса физики твердых тел. Кажется, там было про трение скольжения и трение качения, точно она не помнила, хотя именно это с ней и происходило. Боже, она никогда не думала, что физика может оказаться такой восхитительной наукой!
        Скольжение, качение и трение усилились и ускорились, и думать стало совсем некогда, потому что физика твердого тела плавно перетекала в ядерную, и неизбежный взрыв на время отключил сознание вовсе. Когда Марьяна отдышалась и пришла в себя, она аккуратно сняла лежавшую поперек ее живота тяжелую и горячую мужскую руку, мускулистую, волосатую, самую прекрасную руку из всех, что когда-либо к ней прикасались, перевернулась и припала к руке губами.
        — Спасибо тебе,  — прошептала она, щекоча дыханием темные волоски,  — ты смог прогнать моих демонов. А я уже думала, что никогда от них не избавлюсь!
        Ее спаситель не отвечал. Марьяна привстала, перевесилась через него, чтобы заглянуть в лицо, и тихонько засмеялась. Олег Веденеев, рыцарь без страха и упрека, спал мертвым сном. Отсмеявшись, она вылезла из постели, сходила в ванную комнату, натянула все тот же халат и выскользнула из каюты. Ей ужасно хотелось есть, а Олегу явно нужно было дать хоть немного отдохнуть. Несмотря на все трагические события последних дней, настроение у нее было отличное.
        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Заскочив к себе, чтобы переодеться, слегка накраситься и причесаться, Марьяна поднялась в кают-компанию, где в полнейшей тишине завтракали остальные пассажиры «Посейдона». Не хватало лишь Аркадия Беседина и Алексея Китова, все остальные были на месте, включая Быковского, который с покаянным видом вскочил из-за своего столика и бросился к Марьяне.
        — Простите меня,  — воскликнул он и схватил ее за руку.  — Бес попутал, я не хотел, честное слово, не хотел! Я просто очень испугался за Диму, понимаете?
        — Да ладно, проехали,  — благодушно сказала Марьяна, в данный момент любившая весь мир.  — Особого урона вы мне не нанесли, так что спишем случившееся на состояние аффекта. Если, конечно, с Ириной так круто обошлись не вы.
        — Не я, сыном клянусь, не я,  — испуганно забормотал психолог, его пухлые щеки затряслись и повисли от испуга.  — Я вообще в первый раз такое, и в последний, больше никогда.
        — Ну, значит, вопрос исчерпан,  — сказала Марьяна, крутанулась вокруг себя на одной ножке, так что подол летней шелковой юбочки взметнулся вверх, приоткрывая стройные ноги, подскочила к своему столику, плюхнулась рядом с Галиной Анатольевной и от избытка чувств поцеловала ее в щеку, чуть сухую, но гладкую и мягкую, совсем не старушечью.
        Та искоса глянула на девушку, оценила степень ее щенячьего восторга и понимающе усмехнулась. Если зверь выглядит, как собака, пахнет, как собака — и скачет вокруг тебя, как собака, значит, это собака. А Марьяна выглядела, пахла и скакала сейчас как влюбленная женщина. Притом счастливо влюбленная. Что ж, стоит отметить, что морской круиз пошел ей на пользу.
        — Наш капитан так же хорош, как можно предположить, глядя на него?  — шепотом спросила она, наклонившись к самому уху Марьяны.
        Девушка вспыхнула, но ответить не успела, потому что дверь каюты отворилась и в нее вошел Алексей Китов. Выглядел он встревоженно.
        — Я должен сделать заявление,  — сказал он, и голос его немного дрожал.  — У меня пропало портмоне со всеми банковскими картами и наличными деньгами.
        — Что значит — пропало и, главное, когда?  — спросил его оторвавшийся от еды Марк.
        — Я не знаю когда,  — растерянно сказал бизнесмен.  — Портмоне лежало в сейфе в каюте, и я не доставал его несколько дней. Полез сегодня, чтобы посмотреть номер одной из карт, мне нужно было провести платеж через мобильный банк, и обнаружил пропажу.
        — Сколько денег там было?  — поинтересовалась Галина Анатольевна.
        — На двух картах порядка ста пятидесяти тысяч долларов, наличкой около четырех тысяч евро,  — убитым голосом сказал Китов.  — И еще «Блекберри».
        — Что — «Блекберри»?  — уточнила Елена Михайловна.  — Тоже пропал? И вы тоже только сейчас заметили, что ходите без телефона уже довольно длительное время?
        — Я не пользуюсь им как телефоном, скорее как компьютером. Телефон вот, в кармане.  — Китов достал «Айфон» последней модели и зачем-то показал собравшимся.  — А на «Блекберри» у меня установлены мобильный банк, служебная почта и другие программы, имеющие отношение к работе. Он тоже лежал в сейфе, потому что не было необходимости таскать его с собой.
        — А вопросы продажи отеля на Мальте вы со своими работодателями с какого устройства решали?  — жестко спросила Галина Анатольевна.  — Алексей, соберитесь, это важно. После того как стало известно, что «Посейдон» не пойдет на Мальту, вы наверняка должны были об этом сообщить, а решилось это практически перед самым отплытием с Крита. Если в этот момент «Блекберри» был на месте, значит, пропал он уже в пути и находится где-то на корабле, как и укравший его человек.
        — Нет, я звонил по телефону,  — убитым голосом сказал Китов и снова потряс зажатым в руке «Айфоном».  — «Блекберри» я в последний раз доставал накануне вечером. Отправлял последние документы, которые мы составили вместе с Аркадием.
        — И кто при этом присутствовал? Аркадий? Кто вообще знал, что вы храните в сейфе значительные ценности?  — Галина Анатольевна продолжала мастерски вести беседу, больше похожую на качественный допрос.
        — Ида,  — убитым голосом сказал Китов.
        Марьяна невольно вспомнила танцующую походку роковой красавицы, которой та накануне удалялась вдаль по пирсу порта. Через плечо у нее была перекинута лишь дамская сумочка на цепочке, маленькая, но вполне способная вместить в себя паспорт, кошелек, портмоне с чужими деньгами и два телефона, свой и чужой.
        Может быть, с Идой вовсе не случилось ничего страшного? Может быть, она попросту ограбила своего расслабившегося от курортного романа любовника и сошла с яхты, прекрасно понимая, что за три дня плавания Китов наверняка не сразу может хватиться пропажи. За три дня можно многое успеть. К примеру, снять с карт деньги. Вот только как.
        — Вы говорили ей пароли карт?  — спросила она у Китова.
        — Нет, конечно,  — ответил он,  — но с «Блекберри» это и не нужно. Она вполне могла зайти в программу и через мобильный банк перевести средства на любой другой счет.
        — И даже не на один.  — Галина Анатольевна в задумчивости взъерошила свою короткую стрижку.  — За прошедшее время она могла провести несколько десятков транзакций, перекидывая деньги со счета на счет. Боюсь, Алексей, что ваша беспечность будет вам дорого стоить. Путь ваших денег отследить уже практически невозможно.
        Китов закрыл лицо руками.
        Со стороны кухни в дверном проеме появился кок Юрий. Вид у него был сердитый.
        — Я вот тут нашел,  — сказал он немного застенчиво.  — У меня нож упал, вот я под стол и полез. А там изнутри к столешнице было скотчем примотано.
        Он протянул Марку какую-то пластиковую папку и маленький черный диктофон.
        — Может, кто потерял? Или это вы в свои дурацкие детективы по-прежнему играете? Так я вам скажу, что кухня для этого — место неподходящее. Там посторонним делать нечего.
        — Да нет уже у нас никакого детектива,  — мрачно сказал Марк, беря протянутые ему предметы.  — Отыгрались уже. Тут жизнь круче любого детектива. За всех не скажу, но я этого точно не прятал.
        Пассажиры вразнобой поспешили подтвердить, что тоже не имеют отношения к находке.
        — Марк, дайте посмотреть.  — Галина Анатольевна требовательно протянула руку, и сидящий рядом Марк не посмел отказать.
        Она задумчиво щелкнула кнопочкой на диктофоне, странный звук залил кают-компанию. Громкий, равномерный, он был похож на что-то очень знакомое, и Марьяна вдруг с изумлением поняла, что это… храп.
        — Какой идиот записал на диктофон мужской храп?  — подтвердила ее догадку Елена Михайловна.  — Что это такое? Зачем? Кто-то не может без этого уснуть по ночам?
        Пассажиры «Посейдона» переглядывались в изумлении, а в голове у Марьяны забрезжила смутная догадка.
        — Это диктофон из каюты Ирины,  — воскликнула она.  — Накануне того дня, когда она пропала, Олег спускался к ней, чтобы переговорить, но она не открыла дверь, потому что спала. Это он так подумал, потому что из-за двери доносился храп, а на самом деле в тот момент с Ириной уже расправились, и она с пробитой головой лежала в спасательной шлюпке, накрытая брезентом. Преступнику было нужно, чтобы ее не хватились как можно дольше, вот он и имитировал ее сон.
        — Не сходится,  — покачала головой Галина Анатольевна.  — Когда Ирина не пришла на ужин, вы же с Олегом спускались к ней в каюту, и она разговаривала с вами, то есть была в полном порядке…
        Пожилая дама осеклась и замолчала.
        — Мы ее не видели,  — выпалила Марьяна.  — Она беседовала с нами из-за двери. И о том, что она в полном порядке и у нее лишь болит голова, мы узнали только с ее слов. То есть не с ее. С нами разговаривал совсем другой человек, выдававший себя за Ирину. Голос звучал глухо, так что это была не она, а другая женщина.
        — И на кого вы намекаете?  — немного нервно спросила Елена Михайловна.  — Сразу хочу отметить, что я тут ни при чем.
        — Нет, вы ни при чем,  — медленно сказала Марьяна.  — Когда мы с капитаном выходили из кают-компании, все еще сидели за своими столиками. И вы, и Полина, и девочки, и Галина Анатольевна. Не было только…
        — Иды,  — с удовлетворением в голосе сказала пожилая дама, уже открывшая папку, принесенную Юрой.
        — Да, Ида ушла раньше, тоже сославшись на головную боль,  — прошептала Марьяна.  — Получается, это была она.
        — Она. И Ирина отправилась в это путешествие именно для того, чтобы следить за Идой,  — сообщила Галина Анатольевна.  — Из этих бумаг это очевидно.
        — А что там?  — вытянул голову Быковский. Сейчас он был похож на старого общипанного индюка.
        Вся напускная бравада, весь апломб и самоуверенность, присущие психологу в начале путешествия, сейчас слетели с него, как луковая шелуха.
        — Там прелюбопытная история, изложенная Ириной и подкрепленная документами,  — медленно сказала пожилая дама.  — И сейчас я вам ее расскажу.
        Однажды Ираида Сергеевна Балтер, в девичестве Кошелева, менеджер среднего звена в одной из российско-международных компаний, имела неосторожность потерять документы. Вот прямо всю папку, в которой лежал диплом о высшем образовании, два паспорта, российский и заграничный, ИНН, пенсионное свидетельство и даже полис обязательного медицинского страхования, а также права.
        Как именно это случилось, Ираида, которую с самого рождения все звали просто Ириной, не знала. Просто в один из дней взяла папку на работу, поскольку новый директор наводил порядок в кадрах, и всем было велено сделать свежие копии документов, потом сунула ее в сумку и несколько дней забывала вынуть дома, а потом, когда хватилась, и выяснилось, что документов нет. На работе ли вытащили папку, в метро или магазине, она понятия не имела.
        Восстановление документов было делом трудным, нервным и измучило Ирину донельзя. Тем не менее примерно за полгода она восстановила все, что можно было восстановить, получила дубликаты того, что восстановить было нельзя, и забыла о неприятной истории, как о дурном сне, тем более что поводов для расстройства жизнь подкидывала ей с лихвой.
        Как раз в разгар эпопеи с документами Ирину бросил муж, поэтому документы она сразу выправляла на девичью фамилию, которую вернула после развода. О том, что совсем недавно она была Ираидой Балтер, теперь практически ничего не напоминало, но недолго.
        На домашний адрес Ирины начали приходить сначала штрафы ГИБДД, потом извещения о просроченных банковских кредитах, затем в одночасье оказалась продана дача, оставшаяся ей от родителей. Кто-то, лихой и бессовестный, осуществлял от ее имени липовые сделки и получал деньги, вешая на нее долги.
        Ирина ходила по инстанциям, писала заявление за заявлением, объясняла, что паспорт и другие документы у нее украли, вот справка из полиции, и вообще она больше не Балтер, а Кошелева, но помогало это мало. Разбирательства были бесконечными, на смену закрытым в мировых судах делам возбуждались новые, и злоумышленницу, укравшую ее документы, а вместе с ними и ее спокойную жизнь, никто не искал.
        Попытавшись разменять квартиру, Ирина столкнулась с тем, что ее имя внесено в черные списки практически во всех приличных банках, где она числилась неблагонадежной. Из-за постоянного повышенного интереса правоохранительных органов (а мошенница Ираида Балтер частенько обводила вокруг пальца состоятельных мужчин и не брезговала обманывать пожилых людей) ее попросили уволиться с работы. Солидная международная корпорация не могла позволить бросить тень на свою репутацию, а жалкий лепет про потерянный паспорт выглядел не очень убедительно.
        Поисками мошенницы никто так и не занимался, тогда Ирина взялась за дело сама. Распотрошила старую заначку, наняла частного детектива и довольно быстро выяснила, кто именно пользуется ее документами и портит ей жизнь. Красивую, уверенную в себе блондинку, не имеющую ни стыда ни совести, на самом деле звали Ниной Кондратьевой, однако на промысел она выходила с документами на имя Ираиды Балтер. И при этом ничем не рисковала.
        В полиции заявления Ирины не приняли. Нина Кондратьева была вполне законопослушным человеком, актрисой в провинциальном театре, ни о каких чужих документах слыхом не слыхивала и от обвинений ее в совершении преступлений отмахнулась весьма непринужденно. Актрисой она была действительно неплохой, а никаких доказательств у Ирины и ее частного детектива не было.
        Пережидая шумиху, Нина-Ираида, что называется, легла на дно и несколько месяцев не вызывала ни малейших подозрений. Продолжающая слежку Ирина уже было совсем отчаялась, но тут узнала, что ее врагиня купила путевку в средиземноморский круиз, причем на имя Ираиды Балтер. Ирина сделала вывод, что в круизе стерва собирается подцепить очередную жертву, и втихомолку отправилась следом.
        Ее даже не удивило, что Ида, оказавшаяся вдруг рыжеволосой, ее не узнала. То ли не помнила, как выглядит ее жертва, то ли просто не обращала внимания на неуклюжую толстую тетку в жутких ромашках, которые та выбрала для конспирации. Снимая свою яркую тунику, Ирина полностью преображалась и могла следовать за Идой в городах, где они останавливались на экскурсии, все больше и больше убеждаясь в том, что Ида таки выбрала себе новую жертву. На умного Беседина она замахиваться побоялась, а вот Алексей Китов был рыбкой помельче, и риск обломать об него зубы тоже был меньшим.
        Что именно собиралась предпринять Ирина, было неясно. Скорее всего, она планировала дождаться совершения Идой преступления и поймать ее за руку. Но не успела. На яхте произошла сначала кража кольца, потом убийство Риты, и Ирина вся измучилась, подозревая Иду во всех смертных грехах. Молчать дальше, чтобы накопить доказательств? Или сообщить капитану яхты, что Ираида Балтер — совсем не тот человек, за которого себя выдает?
        Измученная сомнениями Ирина спросила совета у Марьяны, и скорее всего, Ида подслушала их разговор и наконец-то узнала женщину, чьи документы украла. С этого момента Ирина стала для нее смертельно опасна. Китов плотно сидел на крючке, в сейфе у него лежала значительная сумма денег, и, для того чтобы завершить начатое, нужно было избавиться от пронырливой Кошелевой. Это оказалось нетрудно, поскольку та нападения, видимо, не ожидала.
        — Скорее всего, она пришла к Ирине в каюту. Сказала, что нужно поговорить, и в ходе разговора чем-то ударила. Орудие преступления она вполне могла принести с собой,  — размышляла вслух Галина Анатольевна.  — При свете дня избавиться от тела Ирины она никак не могла, поэтому оставила в каюте включенный диктофон с записью мужского храпа (думаю, в арсенале провинциальной актрисы были и не такие штуки), а вечером проникла в каюту Ирины, усыпить подозрения всех, кто поинтересовался бы, почему пассажирка не пришла на ужин, выдав себя за нее.
        Действительно, особо близко Ирина на яхте ни с кем не сошлась, поскольку была погружена в свое расследование, так что, убедившись, что у нее все в порядке, больше ее до утра искать никто бы не стал. Ночью Ида перетащила тело в одну из шлюпок, справедливо полагая, что ими вряд ли воспользуются без особой нужды. Наличие на «Посейдоне» двух влюбленных пар, которым взбредет в голову отправиться на романтическую морскую прогулку, чуть было не поломало ее планы. Ирину нашли раньше, чем можно было рассчитывать, более того, она оказалась жива, но, к счастью для Иды, без сознания.
        «Посейдон» уже входил в порт острова Крит, медлить дальше было нельзя, поэтому, прихватив портмоне и «Блекберри» Китова, Ида сошла на берег, чтобы раствориться в многотысячной толпе, снять деньги с карт, улететь в любую другую точку мира по паспорту Ираиды Балтер, а уже оттуда вернуться домой под своей настоящей фамилией. Несомненно, она рисковала, но в ее случае риск себя полностью оправдал. С момента ее исчезновения с борта «Посейдона» прошло уже достаточно времени для того, чтобы воплотить планы в жизнь.
        — Если она обыскала каюту Ирины и нашла эту папку, значит, не могла не понимать, что рано или поздно ее поймают. Почему она не забрала ее с собой?  — спросила Елена Михайловна.
        — Потому что она уходила с маленькой сумочкой, чтобы не привлекать внимания. Папку она спрятала в месте, в котором ее могли не найти до окончания круиза. А после того, как мы бы все сошли на берег, вряд ли команда придала бы этим бумагам такое уж большое значение,  — с сомнением в голосе ответила Марьяна.
        — Да,  — согласилась Галина Анатольевна,  — то, что я вам так это все гладко рассказываю — не больше, чем беллетристика. Доказательств у нас нет. И к тому моменту, как Нина Кондратьева вернется в свой провинциальный театр, она окажется уже вовсе не рыжеволосой и не зеленоглазой, с другими манерами и повадками. Не удивлюсь, если даже Алексей не сможет ее узнать, хоть они и провели вместе несколько ночей. Она очень хорошая актриса. Это же очевидно.
        — Но если Ирина умрет, то получится, что Ида, то есть Нина, совершила убийство. Неужели она и за него не будет наказана?  — спросила Елена.
        — Преступление совершено в нейтральных водах, так же, как и убийство Риты, а это значит, что за его расследование не возьмется полиция ни одной страны. Думаю, что наш разговор об этой особенности Морского кодекса Ида тоже учла, когда планировала свое преступление. Остается только надеяться, что Ирина поправится и сможет рассказать о случившемся в полиции. Тогда, скорее всего, Нину-Ираиду все-таки объявят в международный розыск.
        — А маму? Может быть, маму тоже убила она?  — напряженно спросила Оля. Детский голосок тоненько прозвенел под сводами кают-компании и затих, захлебнувшись слезами.
        — Может быть, но об этом мы можем узнать только от самой Иды,  — печально ответила Галина Анатольевна.  — Или из еще одного источника, в котором мы запросили кое-какие документы.
        — Какие еще документы?  — спросил Марк.
        Но Галина Анатольевна не успела ответить, потому что в разговор снова вступила Елена:
        — А мое кольцо? Фамильная ценность, которая досталась мне от матери… Его тоже украла Ида?
        — Ах да, кольцо…  — Галина Анатольевна мягко улыбнулась и потерла лоб, будто собираясь с мыслями, а потом повернулась к плачущей Оле:  — Детка, ты не хочешь отдать тете Лене то, что взяла? Мне кажется, что сейчас — как раз подходящее время для этого.
        Оля замерла на месте, а потом стала стремительно краснеть, так что неровные пятна залили ее щеки, лоб, подбородок и даже шею. Она с отчаянием смотрела на Елену Михайловну, не в силах произнести ни слова.
        — Что? Оля? Вы обвиняете девочку, что она что-то у меня украла? Да как вы смеете?  — Глаза Елены полыхали гневом, руки сжались в кулаки, казалось, она была готова ударить пожилую даму, осмелившуюся на такое нелепое обвинение.
        — Нет, она ничего не крала,  — мягко ответила та.  — Правда же, Оля? Ты в конце круиза собиралась вернуть кольцо, я правильно понимаю? Подбросить или отдать? Просто забыла, потому что переживаешь из-за мамы.
        Оля затравленно кивнула. Глаза ее снова медленно наполнялись слезами.
        — Я бы вернула, тетя Лена,  — прошептала она и выбежала из кают-компании. За ней, секунду помедлив, выскочила Тоня.
        — Я ничего не понимаю.  — Елена Михайловна, побледнев, терла виски, как будто у нее внезапно заболела голова.
        — Она хотела помочь Марку, это же очевидно.  — Галина Анатольевна теперь улыбалась устало, как будто проделала большую тяжелую работу.  — У Тони был роман с Ильей, и Оля, чтобы не отставать, придумала себе влюбленность в Марка. Она постоянно крутилась рядом и предлагала ему различные улучшения в детективный сценарий. Марк не обращал на девочку никакого внимания, и тогда она решила действовать самостоятельно. Она могла свободно входить в вашу, Елена, каюту, поэтому взяла кольцо и спрятала его в своих вещах, чтобы детектив, придуманный Марком, стал запутаннее, и без нее Марк не смог бы его распутать. Она всего лишь хотела стать нужной Марку, вот и все.
        Марк, застонав, закрыл лицо руками.
        — Боже мой,  — прошептал он с мукой в голосе,  — боже мой.
        Его реакция удивила Марьяну, но подумать об этом она не успела. В кают-компанию вошел Олег Веденеев, подтянутый и бодрый, как будто и не спал от силы час. На палубе за его спиной маячил Аркадий Беседин.
        — Галина Анатольевна и ты, Марьяна,  — он улыбнулся девушке одними глазами, поскольку лицо его оставалось серьезным,  — пройдемте, пожалуйста, со мной и Аркадием в мою каюту. Нам нужно поговорить.

* * *
        Марьяну трясло от ожидания развязки. Она была уверена, что в бумагах, которые наконец-то получил по электронной почте Беседин, скрывается разгадка случившегося на борту «Посейдона» преступления. Все остальные загадки они уже разгадали, и только имя убийцы Маргариты Репниной пока так и оставалось тайной за семью печатями. Но Марьяна была уверена, что вот-вот будут сорваны и они.
        Деньги открывали доступ к любой информации, а потому людям, работающим на Аркадия, не составило никакого труда запросить следственные материалы по поводу самоубийства одной из клиенток Маргариты. Правда, заранее сказать, какая именно информация прольет свет на случившееся, было трудно, поэтому присланные документы охватывали довольно обширный период жизни бизнес-коуча Репниной. Здесь были не только данные о семье покончившей с собой молодой женщины, но и списки всех участников массовых тренингов «Путь наверх», которые Маргарита провела за последние пять лет.
        — Можно и более раннее запросить,  — скучным голосом сказал Беседин,  — но я решил ограничиться этим сроком. Вряд ли кто-то ждал дольше, чтобы отомстить.
        — Месть — это блюдо, которое подают холодным,  — задумчиво произнесла Марьяна.
        — Пять лет — достаточный срок, чтобы остыть,  — уверил ее олигарх.
        Было решено сначала просмотреть всю информацию по самоубийству, а уже затем, если не удастся найти что-то стоящее, вернуться к длинным спискам участников тренингов. Олег внимательно читал вслух материалы уголовного дела о доведении до самоубийства, которое, впрочем, так и не было доказано, а все остальные с интересом внимали ему.
        Покончившую с собой молодую женщину, спрыгнувшую на рельсы пригородной железнодорожной станции практически перед самым поездом, звали Ириной Калмыковой. Ей было двадцать девять лет, и на рельсы она спрыгнула на глазах своего мужа, который, заподозрив неладное, незаметно шел за женой и ребенком, которого она взяла с собой, от самой дачи, на которую семья приехала субботним утром.
        По показаниям мужа, они прибыли на дачу в одиннадцать часов утра, распаковали привезенные сумки и даже успели обработать пару грядок, после чего теща, мать Ирины, начала готовить обед, а Ирина взяла за руку пятилетнего сына и пошла в сторону станции. На вопросы она не отвечала и, по словам ее мужа, выглядела явно неадекватной. Попытки ее остановить привели к немотивированной агрессии, и муж отступил, предпочтя следовать за женой и сынишкой на некотором расстоянии.
        Ирина пришла на станцию, откуда ходили электрички в город, однако билета покупать не стала. Примерно пятнадцать минут она неподвижно просидела на скамейке, установленной на платформе, позволяя сыну бегать вокруг и кормить голубей семечками, которые были у малыша в кармане. Затем вдалеке показался поезд. Ирина вскочила со скамейки, подбежала к ребенку, схватила его на руки и спрыгнула с платформы прямо на рельсы.
        Дальнейшее, по словам Евгения Калмыкова, он помнил смутно. Он успел подбежать к краю платформы, спрыгнуть вниз, поднять ребенка и протянуть его наверх, в чьи-то подставленные руки. Поднять жену он уже не успел, потому что поезд стремительно приближался. Люди на платформе выдернули его практически из-под колес. Последнее, что он слышал, был протяжный крик жены. После этого Евгений Калмыков потерял сознание.
        В себя он пришел уже в больнице, где и дал показания следователю. Он был уверен, что причиной неадекватного поведения жены стало увлечение психологическим тренингом, на который она фанатично ходила. Ирина мечтала открыть собственное дело, но была уверена, что ей не хватает личностных качеств, которые и помогал выработать тренинг.
        Бизнес-коуч Маргарита Репнина была задержана на короткий срок, но потом отпущена на свободу, поскольку доказать ее причастность к случившемуся не удалось.
        Евгений Калмыков, оставшийся вдовцом с маленьким ребенком на руках, долго не мог отойти от пережитого стресса, пытался добиться справедливости, но потом махнул на это рукой, сосредоточившись на воспитании сына. Помогать ему было некому, поскольку мать Ирины не перенесла случившегося и на девятый день после похорон скончалась от сердечного приступа.
        — Так,  — мрачно сказала Марьяна,  — то есть в результате погибла молодая женщина, умерла ее мать, и ребенок остался наполовину сиротой, а Маргарита вышла сухой из воды.
        — Да,  — кивнул Олег.  — И скажу я вам, что у этого самого Евгения Калмыкова был нехилый повод отомстить Маргарите. Она же ему всю жизнь сломала. И не только ему, а всей семье.
        — Да, но среди пассажиров нет Евгения Калмыкова,  — задумчиво сказала Галина Анатольевна.  — И даже если предположить, что он сменил имя и фамилию ради мести, ни один из мужчин «Посейдона» не подходит по возрасту. Судя по материалам дела, ему сейчас должно быть тридцать три года. Наши пассажиры либо старше, либо младше.
        Все кивнули, признавая ее правоту.
        — И что, получается, что мы впустую запрашивали все эти бумаги?  — дрожащим голосом спросила Марьяна.
        — Нет, мы просто пропустили что-то важное,  — ответил Олег и погладил ее по голове.  — Давайте смотреть снова.
        — Стоп,  — сказала Галина Анатольевна.  — Ирина носила фамилию мужа. Они оба Калмыковы. А как ее девичья фамилия, то есть, другими словами, фамилия ее матери, которая была в тот день на даче и которая потом умерла от того, что у нее сердце не выдержало?
        Олег оторопело посмотрел на нее и полез в открытые на ноутбуке Беседина файлы.
        — Громова,  — сказал он через несколько минут.  — Ее звали Елизавета Сергеевна Громова.
        Он на мгновение замолчал, а потом крепко растер лицо ладонями.
        — В списке пассажиров есть человек по фамилии Громов,  — сказал он негромко.  — Это Марк, организатор вашего тура.
        Беседин подался вперед, Марьяна слабо охнула, а Галина Анатольевна удовлетворенно кивнула.
        — На самом деле это очень предсказуемо, очень,  — сказала она.  — Лист прячут в лесу, а труп — на кладбище. Именно организатору детективного тура было проще всего срежиссировать настоящее убийство. У него были все козыри на руках. И все эти записки были только для отвода глаз. Да, можно было сразу догадаться. Как сказал Григорий Ковалев, это сделал тот, кто знал все факты.
        — Когда мы ездили в Помпеи, Марк сказал, что он из семьи экскурсоводов,  — в голосе Марьяны зазвучали близкие слезы.  — Я похвалила его за то, что он очень интересно рассказывает, а он сказал, что просто дилетант по сравнению с мамой и сестрой. Мол, вот кто всегда был экскурсоводом от бога. Я спросила, а где они работают сейчас, и он помрачнел и сказал, что их уже нет в живых. Господи, как это все ужасно!
        — Что будем делать?  — Это спросил Беседин.
        — Соберем пассажиров в кают-компании,  — ответил Веденеев.  — Вот только Оля… Мне кажется, что девочка не должна вот так услышать, что Марк, в которого она влюбилась, на самом деле — убийца ее матери.
        — Попросим Полинку с ней в каюте посидеть,  — в голосе Беседина звучала нечеловеческая тоска.  — Она — очень хороший человек, Полинка. Она не откажет. Да и Марк ее работодатель как-никак. Ей при этом объяснении тоже лучше не присутствовать. Она-то в эту поездку дурацкую отправилась, чтобы рядом с любимым человеком быть.  — Голос его повело, но он справился с собой, смущенно откашлявшись.  — А так ты прав, капитан, пора с этим делом заканчивать.
        Через десять минут все пассажиры вновь были собраны в кают-компании. Тихий стюард Дима разносил напитки. Полина, захватив поднос с тремя порциями мороженого, клубникой и безалкогольным «Мохито», увлекла Тоню и Олю к бассейну. Они упирались и не шли, но Веденеев поднял бровь, и матрос Илья, верно расценив указание капитана, обнял их за плечи, шутя и балагуря, повел к выходу, подавив сопротивление в корне.
        В кают-компании остались только взрослые. Олег обвел их глазами. Невозмутимый Аркадий Беседин в мятой льняной рубахе, и не скажешь, что он способен на такие шекспировские страсти. Оплакивающий пропажу денег Алексей Китов. Физик Григорий Ковалев с отсутствующим выражением на лице, поди, опять напряженно думает о каком-то открытии, измученная, но элегантная Елена Михайловна, взволнованная Марьяна, элегантная Галина Анатольевна (без этих двоих он, Олег, точно бы не справился в этом проклятом путешествии), мрачный, но, похоже, уже немного успокоившийся психолог Быковский и Марк Громов, чье безмятежное лицо не выражало сейчас никаких чувств. Интересно, железный он, что ли? Немного смущенный Дима, продолжающий ловко сновать между столиками с бутылками и бокалами, пришедший ему на помощь Юра, временно оставивший свою кухню.
        — Ну что же, господа,  — начал Олег, убедившись, что все расселись за круглыми столиками и приготовились слушать.  — Как вы знаете, наш круиз был задуман как детективный и с лихвой оправдал замысел своего автора. Пожалуй, после всего, что произошло на корабле за эту неделю, я буду крайне осторожно относиться к детективам еще лет десять. У каждого из вас, да, пожалуй, у каждого оказался свой скелет в шкафу. Каждый из вас что-то скрывал, в первую очередь истинную причину, которая погнала его в это странное путешествие. Да бог бы с ними, с вашими тайнами, тем более что мы в них почти во всех разобрались, кабы не одно обстоятельство. Маргариту Репнину действительно убили, и, несмотря на то что человеком она была, мягко говоря, нехорошим, совершение убийства на «Посейдоне» я никак оправдать не могу. Да, у убийцы были веские причины ненавидеть Репнину, это я признаю. Но убивать он не имел права.
        Все внимательно слушали Олега, Елена Михайловна сцепила пальцы, выдавая крайнюю степень напряжения, и даже с лица ее мужа слетело привычное полусонное выражение. На лице Марка читался неподдельный интерес, и Марьяне, хоть она его и жалела, на мгновение стало противно. В том, что он так хорошо владеет собой, было что-то отвратительное.
        Внимательно слушал и убийца. Он был уверен, что ему ничего не грозит. Связь между ним и мерзавкой Маргаритой, разрушившей его жизнь до основания, конечно была, но такая давняя и эфемерная, что вскрыть ее практически не представлялось возможным. Слишком давно случилось то, что было между ними. Так давно, что поросло быльем. Нет, за все эти годы он, конечно, ничего не забыл, но был не готов к тому жару ненависти, который опалил его душу при первом взгляде на это холеное, ненавистное, подлое лицо. Нет, все-таки была ирония судьбы в том, что она его не узнала. Да, наверное, и не могла узнать.
        Как бы то ни было, сейчас он чувствовал себя в полной безопасности и слушал капитана «Посейдона» скорее из любопытства, чем из искреннего интереса. Если тому так хочется строить из себя Пинкертона, так ради бога, никому не жалко.
        — Благодаря наблюдательности Галины Анатольевны и Марьяны, а также неоценимой помощи господина Беседина мы теперь знаем, кто и за что убил Маргариту Репнину,  — продолжал между тем Олег.  — Осталось только выяснить, как именно убийца осуществил свой безукоризненный, надо признать, план. К примеру, откуда узнал про то, что у Михаила Дмитриевича был с собой дигоксин, и как именно его украл. А заодно и таблетницу Марьяны, которую подкинул на место преступления, чтобы перевести на нее подозрение. Расскажите нам, Марк, мы ждем.
        Марк Громов моргнул от неожиданности. Рот его глупо приоткрылся, губы сложились колечком.
        — Я?  — спросил он.  — Вы что, думаете, это сделал я?
        — Да, вы,  — мягко сказал Олег.  — Ваша сестра Ирина Калмыкова покончила с собой после психологических экспериментов, которые ставила над ней Маргарита на своих тренингах. Она бросилась под поезд, и ее муж чудом спас ребенка, но сама она погибла. А ваша мать умерла от горя. Это было два года назад, и все это время вы вынашивали план мести, потому что правоохранительные органы не смогли наказать Репнину за смерть ваших сестры и матери.
        — Но я ее не убивал.
        — Марк… Неужели вы думаете, что мы поверим в то, что организация детективного круиза, в ходе которого на борту оказалась Репнина, была всего лишь совпадением?
        — Нет, это не совпадение.  — Голос Марка упал до шепота, но в гробовой тишине каюты было слышно все до последнего слова.  — Я действительно придумал этот круиз, чтобы отомстить Репниной. Я продумал все до мелочей. Отослал рекламное предложение ей в фирму. Я знал, что она на него клюнет. Мне, в общем-то, было все равно, кто еще окажется в круизе. Я очень хотел отомстить, все остальное не имело значения. Да, я хотел ее убить, но не мог решить, как. Для этого я придумал записки. Решил, что кто-нибудь опишет преступление, и я им воспользуюсь. Но только в одной записке было про большой нож, а я никогда в жизни не смог бы никого зарезать. Я думал, что, может быть, задушу Репнину или сброшу за борт, или ударю по голове чем-нибудь тяжелым. Но потом увидел ее на яхте вместе с девочками и впервые засомневался в том, что смогу.
        — И тут вы увидели у Михаила Дмитриевича лекарство? Как вы оказались в его каюте?
        — Да говорю же вам, это не я,  — теперь Марк чуть не плакал.  — Я не знал ни про какое лекарство. И я ее не травил. Я очень быстро понял, что не смогу убить человека. Кишка тонка. Думал хотя бы попугать. Но сначала не мог придумать, как, а потом ее убили.
        — Марк, вы понимаете, что то, что вы говорите, звучит, мягко говоря, неубедительно?  — уточнил Веденеев.
        — Я понимаю.  — Марк понурил голову.  — Когда она умерла, я решил, что Всевышний меня услышал. Он забрал жизнь этой гадины, не запачкав моих рук. Потом выяснилось, что она не просто так умерла, но я не испугался. Я же знал, что я тут ни при чем. Я просто подумал, что она насолила не только мне. Это и неудивительно. Она была гадким, отвратительным человеком, разрушающим все, к чему прикасается. Но я ее не убивал.
        — И таблетницу Марьяны в каюте оставили не вы?
        — Да нет же! Меня там не было. Я ни разу не заходил в ее каюту.
        Елена Михайловна тяжело выдохнула, залпом допила ледяной сок из бокала и встала.
        — Таблетницу в каюте Риты оставила я,  — сказала она.  — Не специально, упаси бог. Она просто выпала у меня из кармана. После пропажи кольца я была не в себе, иначе ни за что не пошла бы выяснять отношения с этой стервой. Я была уверена, что кольцо сперла она, и пошла к ней в каюту, чтобы сказать все, что я про нее думаю. Она сидела в кресле у окна и потягивала какой-то коктейль. Она смеялась надо мной. Прямо мне в лицо. Говорила, что уже один раз она отобрала у меня мужа, и если захочет, то сделает это еще раз. И что я никуда не денусь с этой посудины, потому что ее развлекает выражение моего лица. Я вырвала у нее из рук бокал и выплеснула содержимое ей в рожу, а она снова рассмеялась, она уже была не очень трезва. Я выскочила из каюты, потому что еще минута, и я бы ее убила. Я стояла на палубе минут пятнадцать, чтобы прийти в себя. Потом я хотела зайти к Марьяне, чтобы вернуть таблетницу, но обнаружила, что потеряла ее. Видимо, она выпала у меня из кармана, пока я была в каюте Риты, но возвращаться туда я бы ни за что не стала. А наутро выяснилось, что ее убили.
        — Вы точно помните, что выплеснули коктейль, который был у нее в бокале?  — спросила Галина Анатольевна. Она подалась вперед, глаза ее блестели.
        — Да, Рита, смеясь, сказала, что алкоголя на этой посудине хватит на несколько лет вперед, а наблюдать за тем, как я бешусь, ей приятно. Я до сих пор слышу, как она хохочет за моей спиной.
        Елена Михайловна тяжело задышала, Григорий Петрович накрыл ее руку своей большой ладонью, посочувствовал.
        — Когда нашли тело Маргариты, рядом на тумбочке стоял бокал с остатками коктейля, того самого, которым ее отравили. Это была смесь грейпфрутового сока и кампари, только вместо кампари в бокале растворили дигоксин,  — сказала Галина Анатольевна.  — Получается, что этот бокал принесли в каюту уже после того, как Елена Михайловна оттуда ушла. И сделал это именно убийца.
        Стюард Дима побелел, губы его затряслись, и он затравленно посмотрел в сторону Быковского.
        — Это не я,  — сказал он.  — Честное слово, не я. Последний бокал она заказала сразу после ужина. Это была «Маргарита», гранатовая «Маргарита». Она взяла бокал и ушла в каюту, и больше от нее заказов не поступало.
        — Получается, что коктейль смешал кто-то другой,  — утешающе сказала Марьяна.  — Для этого даже к бару идти было не надо. Кампари же в нем не было. Налить в бокал сок и растворить лекарство можно было в любом месте, а потом принести в каюту к Маргарите.
        — И сделать это так, чтобы она не удивилась неожиданному предложению,  — медленно сказала Галина Анатольевна.
        Олег внимательно посмотрел на нее, пытаясь уловить невысказанную ею мысль. Она вертелась у него в мозгу, кололась и щекотала, но не давалась.
        — Вот что, Марк,  — сказал Олег чуть раздосадованно.  — Я должен запереть вас в вашей каюте, чтобы быть уверенным в том, что вы не наделаете глупостей. То, что вы говорите, звучит убедительно, но ни у кого, кроме вас, не было повода мстить Маргарите Репниной.
        — Вы можете делать все, что считаете нужным,  — сказал Марк и закрыл лицо руками.  — Но я клянусь вам памятью моих сестры и матери: я ее не убивал.
        Олег слегка кивнул, и матрос Илья, снова верно расценив данное ему указание, потянул Марка за рукав, пойдем, мол. Оглядев всех собравшихся полубезумным взглядом, Марк вышел из каюты.
        — Представление окончено,  — мрачно сказал Веденеев. Он был страшно недоволен собой и смертельно хотел спать.
        Усталость наваливалась так стремительно, что он испугался, что он сейчас устроит еще один спектакль, упав в постыдный обморок. Сцепив зубы, он, ни на кого не глядя, неверными шагами вышел из кают-компании, спустился на два этажа ниже, добрался до каюты, повернул ключ, отпирая замок, рухнул на кровать и через минуту уже спал.

* * *
        Марьяна заглянула в капитанскую каюту, которую Олег оставил незапертой, убедилась, что он беспробудно спит, тихонько улыбнулась, потому что во сне он выглядел не суровым и опытным морским волком, а беззащитным и трогательным, как ребенок. Когда-то давно одна из ее подруг утверждала, что все мужчины во сне становятся похожими на детей, но с этим Марьяна была, пожалуй, не согласна.
        Например, в спящем Гордоне не было совсем ничего детского, наоборот, во сне черты его лица становились резче, грубее, проявляя внутреннюю суть эгоцентричного, циничного человека, способного на все ради собственной выгоды и ни во что не ставящего интересы других людей. Даже в самый разгар их романа она не любила смотреть на него, когда он спит, потому что в эти минуты она начинала его бояться, словно предчувствуя все то, что потом произошло между ними.
        А вот спящий Олег выглядел совсем по-другому, словно сон расслаблял некую неведомую Марьяне взведенную в нем пружину, являя миру тонкую, чувствительную, пожалуй, даже ранимую душу. В какой-то момент у Марьяны мелькнул соблазн лечь рядом, разбудить его, чтобы повторилось то прекрасное, что было между ними пару часов назад, но она сдержалась. Ее мужчина нуждался в отдыхе, именно сейчас было отчетливо видно, насколько он не железный. Что ж, она даст ему отдохнуть, потому что никуда не торопится. У нее было впереди много времени. Не до прибытия «Посейдона» в порт назначения, а вообще, в целом.
        Почему-то именно сейчас к Марьяне пришло отчетливое понимание, что с этим мужчиной она проведет остаток своих дней. Она видела будущее так четко, как будто разглядывала картинки в большой красивой древней книге. Книге судьбы. Там был маленький домик у моря и большая красивая яхта где-то на горизонте, и следы ног на песке, женских и детских, и горячий шепот в ночи о самом важном, самом главном, что только может быть в жизни, о любви.
        Эффективный менеджер, ответственный помощник директора, амбициозная Марьяна Королева сейчас не думала о том, что в этой прекрасной будущей жизни будет с ее карьерой. Она знала, что может добиться успеха в любом деле, потому что была умной и работоспособной, но главным в жизни для нее была любовь, без которой все остальное теряло смысл.
        Она вынырнула из своих грез и потихоньку выскользнула из каюты, отправившись на верхнюю палубу, где у бассейна развернулась жаркая дискуссия по поводу виновности или невиновности Марка.
        — Ну все же логично,  — говорила Елена Михайловна, обнимая за плечи прижавшуюся к ней Олю. Девочка хлюпала носом. Известие о том, что обожаемый Марк, оказывается, ненавидел ее мать, как и следовало ожидать, стало для девочки серьезным ударом.  — Все сходится, абсолютно все.
        — Но ведь он не признался.  — Полина выглядела расстроенной, видимо, ей было жаль Марка.
        — Еще бы он признался,  — ехидно сморщила нос Тоня.  — Что ж он дурак, сам себе статью шить?
        — Доченька, ну как ты разговариваешь.  — Впрочем, в голосе Елены Михайловны не было особого осуждения. Видимо, на него у нее уже просто не осталось сил.
        — А я ему почему-то верю,  — вступила в разговор Марьяна.  — Галина Анатольевна, а может так быть, что мы что-то не учли? Или не заметили?
        Пожилая дама склонила голову в знак согласия.
        — Если вам интересно мое мнение,  — Михаил Быковский откашлялся, привлекая внимание,  — то, как профессиональный психотерапевт, скажу, что молодой человек, похоже, говорил правду. Не буду вдаваться в детали, но в его пользу говорит совершенно все: поза, дыхание, тембр голоса. Нет, он невиновен в убийстве.
        — На колу мочало, начинай сначала,  — задумчиво сказала Галина Анатольевна.  — Марьяна права, мы что-то не заметили. И самый главный вопрос, на который мы должны найти ответ: кто именно мог знать, что у Михаила Дмитриевича при себе большой запас лекарства, при определенных обстоятельствах оказывающегося ядом.
        — Действительно, об этом я как-то не подумала,  — согласилась Марьяна.  — К примеру, мою таблетницу видели все, а аптечку Михаила Дмитриевича никто.
        — Да не в аптечке они лежали,  — психолог махнул рукой.  — А на столе в каюте. Две упаковки дигоксина, по пятьдесят таблеток в каждой.
        — А кто заходил к вам в каюту? Кто мог их видеть?
        — Никто.  — Быковский выглядел растерянным.  — Я ни разу не приглашал никого к себе в каюту.
        — Ну, как же никто,  — чуть снисходительно сказала Галина Анатольевна.  — К примеру, Дима заходил, да Илья, причем ежедневно, потому что он делал там уборку.
        — Вот Илью сюда приплетать не надо,  — вскинулась Тоня.  — Марка уже обвинили в убийстве, теперь и до Ильи добрались.
        — Я и не обвиняю, деточка.  — В голосе Галины Анатольевны прозвучал металл, подростковую бестактность она терпеть была не намерена.  — Я просто объясняю Михаилу Дмитриевичу, что его «никто» очень далеко от истины. И надо подумать еще, ничего более.
        «Посейдон» продолжал идти вперед, невзирая на разыгрывающиеся на его палубах штормы и бури. Настало время обеда, и Дима позвал всех к столу. Марьяна ела без аппетита, хотя еда, приготовленная Юрием, была выше всяких похвал, впрочем, как и всегда. Этот человек мог бы работать шеф-поваром самого престижного ресторана, и оставалось только гадать, почему он прозябает на «Посейдоне», ублажая обычных туристов, среди которых далеко не все были гурманами.
        Какой бы вкусной ни была еда, мысли Марьяны сейчас находились двумя этажами ниже. Она уже соскучилась без Олега и мечтательно гадала, когда же он проснется и будет ли у него немного времени для нее, Марьяны, до того, как он сменит стоящего у штурвала Валентина и заступит на вахту. Она покосилась на безмятежно вкушающую обед Полину. Девушка, по всей видимости, окончательно успокоилась и занятость своего возлюбленного переносила без нытья и жалоб.
        Олег открыл глаза, когда часы показывали начало третьего. Оглядел взглядом пустую каюту, ощутил острый укол сожаления от того, что находится здесь в одиночестве. Марьяны не было рядом, и он тут же почувствовал пустоту, а также легкий страх. Вдруг, пока он спал, с ней что-нибудь случилось?
        «Марк под замком в своей каюте»,  — строго напомнил он себе и тут же вспомнил, что организатор круиза наотрез отрицал свою причастность к убийству. А что, если он не врет? А вдруг убийца по-прежнему где-то рядом? И если причиной смерти Маргариты Репниной стала вовсе не ее служебная деятельность, то не означает ли это, что всем остальным по-прежнему может грозить опасность?
        Веденеев несколько раз глубоко вздохнул, прогоняя противный сосущий страх, поселившийся под ложечкой. Нет, надо просто начать сначала и хорошенечко все проверить. Рывком подняв свое тренированное тело с кровати, он снова сел к ноутбуку, на котором по-прежнему была открыта папка с присланными Беседину материалами.
        Так, о самоубийстве сестры Марка мы уже прочитали. Пожалуй, можно все-таки просмотреть списки участников тренингов Репниной. Вдруг в них кроется какая-то подсказка? Олег щелкнул мышкой и открыл файл, датированный этим годом. Так, четыре списка по двадцать человек в каждом, и ни одной знакомой фамилии в них. Хорошо, идем дальше.
        В предыдущем году Маргарита провела восемь тренингов. Просматривая строчки с фамилиями, Олег обратил внимание, что многие из них повторялись. Видимо, действительно участники подсаживались на эту групповую терапию почище, чем на наркотики. Он открыл еще одну папку, вернувшись еще на год раньше. Фамилии, фамилии, фамилии, и среди них — Ирина Калмыкова. Так, эту историю он уже знает, и она закончилась очень печально.
        Четыре года назад. Пятнадцать тренингов в год. Видимо, после несчастья с Ириной Маргарита стала более осторожной, а до этого набирала группы вообще без разбору, стригла купоны с желания людей изменить жизнь к лучшему и сделать это по готовому рецепту. Господи, если бы это было так просто!
        Веденеев снова вздохнул, чувствуя, что внутри пропал, исчез, растворился привычный клубок боли. Впервые за все время после предательства жены и последовавшего за этим развода он чувствовал себя совершенно свободным. Это было чудом. Чудо звалось Марьяной, и ее просто жизненно необходимо было увидеть прямо сейчас, не откладывая ни минуты.
        Олег уставился в экран ноутбука, где оставался всего один неоткрытый файл — списки пятилетней давности. В них не могло быть ничего интересного, но привычка доводить любое начатое дело до конца взяла верх, и, ненавидя себя за занудство, Веденеев снова щелкнул мышкой и открыл файл.
        Имена и фамилии замелькали перед ним, и вдруг… Он проскочил строчку, остановился, крутанул колесико, чтобы вернуться назад, и замер, не веря собственным глазам.
        «Георгий Паутов»,  — прочитал он. На мгновение зажмурился и прочитал снова: «Георгий Паутов». Георгий. Юрий. Юра. Его кок.
        Веденеев вскочил, уронив стул, выскочил из каюты, вихрем взлетел на верхнюю палубу, пробежал мимо удивленных пассажиров, закончивших обед и теперь лениво смотрящих на море. Кажется, Полина была там, Быковский и вроде бы Китов. Он не успел рассмотреть, отметив лишь, что Марьяны не было. Влетел в кают-компанию, проскочил ее, ворвался на кухню, где неторопливо мыл посуду Юра, хлопнул дверью и остановился, тяжело дыша.
        — Что?  — спросил у него Юра и отвернулся к мойке.  — Все? Откуда узнал?
        — Списки,  — коротко пояснил Олег.  — Вместе с материалами дела по самоубийству сестры Марка Беседину прислали и другие материалы по тренингам Репниной. Там были списки ее клиентуры за последние пять лет. Честно сказать, сам не знаю, зачем я в них полез.
        — Да, пять лет большой срок,  — согласился Юра.  — Именно поэтому я был уверен, что никто и никогда меня с ней не свяжет. Я и сам почти забыл. И думал, что не вспомню. Но увидел ее, и ужас вернулся.
        — Тебе-то она что сделала?
        — Ничего особенного. Разрушила мою жизнь, только и всего. Ты присядь, капитан, это долгая история.
        Пять лет назад Георгий Паутов, которого, впрочем, все всегда звали Юрием, работал шеф-поваром одного из московских ресторанов. Его кулинарный талант открылся еще в детстве. Испеченные четырнадцатилетним Юрой пироги были пышнее бабушкиных, пирожные таяли во рту, а обычный винегрет становился произведением искусства.
        Свое будущее Юра связывал только с кулинарией, считая себя не поваром, а скорее художником, поскольку рецепты свои он именно творил, создавая настоящие шедевры. Его карьера шла в гору, и хозяин ресторана, в котором работал Юра, не скупился ни на денежное вознаграждение, ни на регулярные похвалы своему шеф-повару. Однако Юре хотелось большего. Ему хотелось славы.
        Не раз и не два он предлагал владельцу принять участие в каком-нибудь телевизионном кулинарном шоу, спонсировать конкурс профессионального мастерства или вместе дать интервью в каком-нибудь светском журнале. Однако хозяин был тверд, как скала.
        — Одно из правил бизнеса гласит: не делай из сотрудников звезд. Они уйдут и унесут с собой все вложенные в них средства,  — осклабился он.  — Так что рекламировать я буду только свое заведение, но никак не тебя.
        Жажда славы не уходила, и Юрий по ночам все чаще мечтал о том, чтобы открыть собственный ресторан, в котором он был бы главным действующим лицом, единственной звездой. Однако как это сделать, он не знал. Бог наградил его талантом творить уникальные блюда, а вот склонности к бизнесу у Юры не было совсем. Кто-то из друзей, вернее, из подруг, сейчас он уже и сам не мог вспомнить, кто именно это был, посоветовал ему тренинги личностного роста, на которых учили открываться новому, рисковать и вырабатывать качества, необходимые успешному человеку. Так Юрий оказался на тренинге Маргариты Репниной.
        — Я быстро попал под ее влияние,  — рассказывал Юрий, не глядя Веденееву в глаза.  — Групповые тренинги, как мне казалось, не давали особого результата, и я начал ходить на индивидуальные сеансы, в ходе которых мы составили план моего продвижения к цели. Я продал квартиру, взял огромный кредит, арендовал помещение под собственный ресторан. Я не умел ничего из того, что делал. Я умел только готовить вкусную еду, а все эти сметы на ремонт, закупка оборудования — все оказалось настолько не мое, что, находись я в здравом рассудке, свернул бы свое начинание при первых же тревожных звоночках, но я продолжал ходить к Маргарите, платить ей огромные средства за консультации и увязал все глубже. А потом…
        Он замолчал и стал смотреть в окно, за которым расстилалось море. От вчерашнего шторма не осталось и следа, море было гладким и безмятежным, как будто ему не было никакого дела до людей с их страстями. Впрочем, так оно и было. Веденеев молчал, не желая торопить Юру. Нет, он не одобрял того, что Юра сделал, но понимал, что однажды доведенный до крайности человек способен на многое. Это бушующее море успокаивается, приходя в первозданную безмятежность, а душевные бури никогда не проходят бесследно, меняя нас раз и навсегда.
        — А потом она меня продала,  — наконец произнес Юра.  — На каком-то торжественном приеме встретилась с владельцем моего ресторана и, между делом, походя, рассказала о моих планах. Тот нажал на нужные рычаги, и все рухнуло окончательно. Я оказался погребен под лавиной долгов, а мой хозяин милостиво пообещал не вышвыривать меня на улицу, а скупить мои долговые обязательства, но с условием, что я попадаю в его безраздельное владение и не уволюсь до тех пор, пока не выплачу все до копейки. Это была кабала, рассчитанная лет на пятнадцать, не меньше. Я сделал вид, что согласился, а сам взял остатки денег, загранпаспорт и уехал в Италию. Был уверен, что с моим талантом смогу устроиться в какой-нибудь ресторанчик. Все, что угодно, лишь бы не видеть этого упыря. В общем, у меня все получилось. Я нашел работу, пусть в маленькой забегаловке, а не элитном ресторане, но мой хозяин, понимая, какое сокровище попало ему в руки, выправил мне разрешение на официальное трудоустройство. Потом я встретил Габриэллу и женился, что позволило мне и вовсе получить гражданство.
        — А потом ты понял, что оседлая семейная жизнь не для тебя, и сбежал коком на «Посейдон».
        — Да. Понимаешь, я бы мог работать шефом самого крутого ресторана, да хоть мишленовского, но она все разрушила, совсем все, до основания. Я живу чужой жизнью, в которой мне ничего не мило. Иногда зимой, по ночам, после занятий любовью с Габриэллой часами лежу без сна и скриплю зубами от бессилия. Но я никогда даже не думал, что настолько ненавижу эту суку Маргариту. Я был уверен, что это прошлое, которое ушло навсегда. И тут увидел ее на «Посейдоне» — яркую, шумную, все такую же бесцеремонную и уверенную в себе. Это был рок, судьба, если хочешь. Мне хватило одних суток, чтобы убедиться, что она по-прежнему делает несчастными всех, кто рядом. Она своим присутствием на земле несла зло людям, и я понял, что, если я очищу землю от этой гадины, будет только лучше.
        — Как ты узнал про таблетки?
        — Илюха сболтнул. Мол, как люди отправляются в путешествие, если возят с собой такой мощный запас лекарств. У него бабушка-сердечница, поэтому он знал, что такое дигоксин. Я залез в Интернет, и все у меня сложилось. Наваждение какое-то понимаешь?
        — Коктейль Маргарите принес ты,  — даже не спросил, а утвердительно сообщил Веденеев.  — Конечно, ты. Для нее кок и стюард были примерно из одного разряда. Она, наверное, даже не удивилась.
        — Нет. Ее муж накачивался в баре виски, я постучал в каюту и предложил ей выпить. Она ответила, что это именно то, чего ей сейчас не хватает. Она никогда до этого не заказывала кампари с соком, и я боялся, что она не станет его пить, слишком горький, но ей в тот момент, похоже, было все равно. Она выдула половину чуть ли не залпом.
        — Неужели ты не боялся, что все вскроется?  — медленно спросил Олег.
        — Нет. Ей должно было стать плохо с сердцем. В открытом море… Никто бы не успел ее откачать, и вещество, которое попало ей в кровь, разлагается так быстро, что ни одно вскрытие его бы не обнаружило.
        — А если бы Быковский сразу сообщил о пропаже таблеток?
        — Ну и что?  — Юрий пожал плечами.  — Кто угодно мог их взять. У целой кучи людей была причина ее ненавидеть. И знаешь, что я тебе скажу, капитан… Ты ведь тоже никогда ничего не докажешь. Все сработало мне на руку, даже то, что этот придурок-психолог украл и выбросил за борт бокал, опасаясь за Димку. То, что много лет назад я ходил на какой-то дурацкий тренинг, не доказательство. И если ты обратишься в полицию, то скорее признают виновным этого дурачка Марка, а не меня.
        — Я не буду обращаться в полицию,  — сказал Веденеев.  — Ты прав, все, что у нас есть,  — никакие не доказательства. И в Гибралтар мы не пойдем. Мы изменим курс и отправимся в Барселону. До следующего фрахта у меня есть пять дней. Как раз хватит, чтобы поменять команду. Надеюсь, что больше никогда в жизни тебя не увижу.
        — Только такого первоклассного кока у тебя больше не будет.
        — Ты — первоклассный кок, да. Но это не главное, Юра. Главное, что ты — убийца.
        Юрий презрительно фыркнул в ответ и отвернулся, демонстративно начав мыть посуду.
        ЭПИЛОГ
        «Посейдон» стоял в порту Барселоны, окруженный другими яхтами, но резко выделяющийся на их фоне — самая современная, самая комфортабельная, самая удобная для небольших морских круизов яхта.
        Практически все пассажиры уже покинули борт. Уехал на присланном за ним «Мерседесе» Аркадий Беседин, кинувший последний, полный тоски взгляд на Полину. Загрузилось в такси семейство Ковалевых с девочками. Мрачно зашагал по пирсу в сторону морского вокзала Алексей Китов, на причале о чем-то судорожно договаривался со стюардом Димой Михаил Быковский. На верхней палубе стояла безмятежная Полина, щебечущая о чем-то с Валентином. Олег Веденеев понимающе улыбнулся, обнял за плечи стоящую рядом с ним Марьяну. Они тоже уже обо всем договорились. Сейчас девушка возвращалась домой, чтобы уладить рабочие дела, но через восемнадцать дней должна была вернуться к нему. Он к этому времени как раз вернется из следующего круиза. Слава богу, «Посейдон» зафрахтован какой-то фирмой, устраивающей отдых для своего топ-менеджмента. Будет много водки и много секса, но, слава тебе господи, никаких детективов.
        Подошла Галина Анатольевна, катящая небольшой чемодан на колесиках.
        — Спасибо вам, Олег, вы устроили мне отличное путешествие,  — лукаво улыбнулась она.  — Обязательно скажу зятю, что у его корабля отличный шкипер. И да, я желаю вам счастья. Вы знаете, оно вам очень идет.
        Олег счастливо улыбнулся. Он теперь вообще все время улыбался, ничем не напоминая того слишком серьезного насупленного Веденеева, которым был последние пару лет.
        — Ну, что, пойдем, девочка моя,  — сказала Галина Анатольевна Марьяне,  — нас уже ждет машина. Доставлю тебя в Москву на частном самолете. Оказывается, в богатстве действительно есть некоторая прелесть.
        Марьяна в последний раз поцеловала Олега и спустилась по трапу, по которому Илья уже сносил чемоданы, ее и пожилой дамы.
        — Я скоро вернусь,  — негромко сказала она, обернувшись.  — Ты даже не успеешь соскучиться.
        — Я уже соскучился,  — сказал Веденеев и снова улыбнулся.  — Но это не имеет значения. Потому что ты вернешься. И останешься навсегда.
        — Не забудьте позвать меня на свадьбу,  — погрозила пальцем Галина Анатольевна.  — Может быть, я себе льщу, но мне кажется, что моя роль свахи очень даже удалась.
        — Это была лучшая роль,  — сказал Веденеев.  — Ей-богу, вы заслужили «Оскар». Если бы не вы, мы бы никогда во всем не разобрались.
        — Все тайное становится явным, и это не пустые слова,  — сказала пожилая дама.  — И главное не в том, что мы разобрались в этой истории, мой мальчик. Главное, что вы с Марьяной разобрались в себе.
        Хлопнула дверь машины, она тронулась с места и исчезла, оставив Олега наедине со своими мыслями. Он перешел на другой борт и пристально посмотрел на линию горизонта. Там плескалось море. Слепящее бликами, успокаивающе шепчущее что-то море, бескрайнее, как надежда на счастье.
        notes
        Примечания
        1
        См. роман Л. Мартовой «Вселенная на двоих».