Улыбнись, малышка Эдриан Маршалл

        # Бабушка Агата при жизни не отличалась чувством юмора, зато после смерти пошутила над своими внуками так, что вся их жизнь перевернулась с ног на голову.
        Свою внучку Кэролайн Камп, писательницу детективных романов, она заставила расследовать преступление. А своего внука, Майлса Кампа, литературного критика, - написать хороший детектив. Только на этих условиях молодые люди могут получить наследство.
        Но ни Майлс, ни Кэролайн еще не знают, как далеко заведет их шутка бабушки Агаты…
        Эдриан Маршалл
        Улыбнись, малышка
        Если честно, я редко выезжаю из города, не говоря уже о других штатах. Но почему-то родная Миннесота кажется мне самым красивым местом в Америке. В наших озерах - вся небесная синь (недаром наш штат прозвали землей десяти тысяч озер, хотя на самом деле их в Миннесоте целых пятнадцать тысяч), наши яблоки - самые вкусные, румяные и хрустящие, а пироги, которые пекут с ними наши умельцы, - просто пальчики оближешь. И наконец, только у нас можно увидеть водонапорную башню в виде кукурузного початка и попробовать горячий сидр. А еще наш штат обожают туристы. Они говорят, что Миннесота - одно из самых спокойных мест в мире, а Рочестер - замечательный и тихий городок. Так оно и есть, вот только события, о которых я хочу вам рассказать, никак не назовешь обычными. Но ведь даже в самых тихих местах подчас происходит что-то удивительное…

1


        Когда однажды утром мне пришлось сесть на велосипед и самой покатить за булочками, а потом самой приготовить себе тосты и кофе, от которого мне опять же, самой пришлось оттирать плиту, я не могла даже предположить, что мои размеренные будни разнообразит и, увы, омрачит столь печальное известие.
        Днем раньше я тоже получила известие, правда ожидаемое и вполне предсказуемое - от меня ушла Лиз, домработница, молоденькая девушка, проработавшая в моем доме несколько лет. Лиз собралась замуж и оставила меня на растерзание быту, с которым я, как, подозреваю, и многие неряшливые люди, не очень-то ладят.
        Пока была жива моя мать, Регина Камп, обо мне было кому позаботиться, но, к несчастью, после ее смерти я осталась в полном одиночестве. Если бы не Лиз, которую мне посоветовал нанять мой давний друг Лесли, уж не знаю, как бы я справилась с массой забот и хлопот, свалившихся на меня.
        Кэролайн, малышка, - сказал мне Лесли. - Я не сомневаюсь, что ты протянешь без еды несколько дней. Но, сама подумай, что ты успеешь написать за это время?
        Подумав над его словами, я решила положиться на здравый смысл, который олицетворял собой Лесли, и наняла домработницу, о чем ни разу не пожалела. Лиз оказалась расторопной, чуткой и сообразительной девушкой, которой я могла доверить даже самое важное - уборку на своем рабочем столе.
        Но, увы, Лиз ушла, а я по своей рассеянности так и не успела подыскать ей замену. Поэтому два подгоревших тоста, убежавший кофе и слегка заплесневелый джем составили в тот день мой скудный завтрак.
        После завтрака я устроилась в библиотеке и даже успела положить начало новому роману «Не флиртуй со смертью», - о этот великий страх чистого листа! - когда в дверь позвонили.
        На этот раз в руках у мистера Дауни, почтальона, оказалась не только свежая газета, но и письмо, которое, признаться, сразу меня насторожило. У меня не так много знакомых, которые могли бы мне написать, к тому же все, кого я знаю, живут в Рочестере и его окрестностях.
        Еще больше меня удивило то, что на письме стоял штамп рочестерского почтового отделения. Какой смысл писать мне из Рочестера, когда можно просто позвонить?
        Я разорвала конверт и сразу же почувствовала холодок, пробежавший по коже. Эти известия не могут быть приятными, решила я, но все же развернула листок бумаги, сложенный вдвое. Предчувствия меня не обманули: письмо, отправленное из местной нотариальной конторы, уведомляло меня о том, что на днях от сердечного приступа скончалась моя бабка, Агата Камп. Старушка упомянула меня в своем завещании, написанном за две недели до смерти.
        Конечно, я могла бы написать, что в этот момент моя душа наполнилась отчаянием и я, заламывая руки, упала в кресло и залилась горькими слезами. Увы, ничего подобного я не сделала. Но, чтобы мой читатель не обвинил меня в холодности, я постараюсь описать свои взаимоотношения с родственниками.
        Мой прадед, Родерик Камп, был, по слухам, заядлым игроком, мотом и бабником, однако же весьма богатым человеком. Несмотря на свою общительность и привычку к шумным сборищам, он переехал в Адамс (городок неподалеку от Рочестера) из Северной Дакоты, будучи еще молодым человеком.
        Для меня до сих пор остается загадкой, почему мужчина, привыкший к кутежам и разгулу, переехал в тихий фермерский городок. Написав более двадцати детективных романов, я, разумеется, не могла не предположить, что в этом поступке кроется что-то криминальное, однако подтверждений своим подозрениям так и не нашла, а потому пришла к выводу, что мой прадед просто-напросто надеялся отречься от прошлой жизни и зажить новой. Это, надо сказать, ему не слишком хорошо удалось.
        Моя прабабка, Элайза Камп, в девичестве Роуз, приехала в Адамс вместе с прадедом. Родерик Камп не поскупился: они купили кусок роскошной земли и построили самый красивый в Адамсе дом. Люди, даже те, что уже не помнят, кто такой Родерик Камп, так и называют его - дом Родерика.
        Элайза Камп - я помню ее уже усохшей, немощной старушонкой, - по рассказам родных, была, несмотря на свою худобу и низкорослость (что, кстати, я унаследовала от прабабки), весьма деятельной и энергичной женщиной. Мама говорила, что по уму и образованию Элайза была на голову выше прадеда, но тогда появлялась новая загадка: зачем моя прабабка вышла за прадеда?
        Пока ее муж, так и не оставивший привычки играть и кутить, развлекался в свое удовольствие, она занималась хозяйством, которое, уж поверьте, у Кампов немаленькое. Деньги мужа, старания жены, плодородная земля Миннесоты сделали свое дело: дом Родерика и хозяйство Родерика слыли одними из лучших в штате. Надо сказать, первое время после женитьбы мой прадед пытался найти себе занятие: он купил несколько породистых лошадей и построил для них конюшню, а также купил лодку и пытался увлечься рыбалкой. Но, увы, и лошади и рыбалка вскоре ему наскучили, поэтому лошадей он продал, а лодка так и осталась стоять на берегу Тихого озера до самой его кончины, - после смерти Родерика прабабка подарила ее Фарстону Шелли, деду Пита Шелли, который женился на моей тетке Сесилии Камп. Но о ней я расскажу немного позже.
        Очень скоро у Родерика и Элайзы родился сын - Доуэлл Камп. Увы, мальчику еще подростком суждено было остаться без отца: Родерик напился и улегся спать в опустевшей к тому времени конюшне, где, на беду, разгорелся пожар. Виновником этого пожара был сам прадедушка (видно, от него я унаследовала дурную привычку курить в немыслимых количествах): он уснул с курительной трубкой в зубах.
        К слову сказать, прабабка Элайза так и не вышла замуж. И сына, и огромное хозяйство она поднимала в одиночестве. Дом Родерика потихоньку обрастал пристройками, в которых позже рассредоточилась большая семья. Один из прилегающих домиков Элайза Камп построила исключительно для себя: там она любила сидеть в одиночестве, а состарившись - моя прабабка прожила почти что целый век, - доживала в нем свои последние дни.
        Доуэлл Камп, мой дед, которого я в отличие от прабабки помню достаточно хорошо, совсем не походил на своего отца: по характеру он был очень мягким, покладистым и удивительно хозяйственным человеком. Из всей нашей семьи только он да его сын, мой дядя Брэд Камп, вызывали у меня искреннюю любовь и будили во мне родственные чувства.
        Повзрослев, Доуэлл Камп женился на дочке фермера из Адамса - моей бабке Агате, по энергичности и деятельности здорово напоминавшей Элайзу. Правда, в отличие от Элайзы, обладавшей, судя по маминым рассказам, мягким и добрым нравом, Агата имела весьма своеобразный характер, дополнявшийся самой что ни на есть патологической жадностью.
        Бабушка Агата оказалась весьма плодовитой: своему мужу, Доуэллу Кампу, она принесла троих детей. Старшим из них был мой дядя Брэд, о котором я уже упоминала, средней - любимицей Агаты - Сесилия, а самой младшей была моя мать, Регина Камп, в которой души не чаял дед.
        Агата - настоящая фермерша - спала и видела, как дети подрастут и станут подспорьем в большом хозяйстве, которое еще больше разрослось, когда умер отец Агаты. Его земля, хоть и уступала земле Кампов, тем не менее была очень большой. Но время шло, дети росли, и выяснилось, что далеко не все они горят желанием остаться в Адамсе и сделаться почтенными фермерами.
        Первым уехал дядя Брэд - он поступил в университет в Сент-Поле и вскоре женился на девушке, с которой познакомился там же. Бабка Агата немедленно предала заблудшую овцу анафеме. У Брэда, который, вернувшись из Сент-Пола, поселился в Рочестере, и его жены родился мой кузен - Майлс Камп.
        Второй из гнезда улетела моя мать - она забеременела от мужчины из Рочестера (я никогда не знала даже имени своего отца) и, рассорившись с Агатой, которую возмутило, что ее дочь собирается рожать и воспитывать ребенка без мужа, переехала в Рочестер, чтобы самой распоряжаться своей жизнью. Доуэлл, мой дед, помогал ей тайком от Агаты и спустя несколько лет был разоблачен. Однако мама уже довольно крепко стояла на собственных ногах и, вероятно, по этой причине заслужила бабкино прощение.
        В доме Родерика осталась только любимица Агаты - Сесилия с мужем, забитым тихоней, фермером Питом Шелли, внуком того самого Фарстона Шелли. У них тоже появился ребенок - Мэгги Шелли, красивая девочка, которую Агата и Сесилия, увы, слишком похожая на свою мать, немедленно принялись баловать. Но и Мэгги, которой Агата прочила участь фермерской жены, не оправдала ее ожиданий: тайком от бабки она обвенчалась с красавцем Фредди Даффином из Рочестера и переехала жить к нему.
        Несмотря на ужасный характер Агаты, рассорившейся почти со всеми своими детьми, наши родители тем не менее долгое время отбывали тяжкую повинность и ездили на праздники вместе с нами, детьми, в Адамс, в дом Родерика. Именно в Адамсе я познакомилась со своими кузеном и кузиной, отчего, честно признаюсь, не получила ни малейшего удовольствия.
        Мэгги всегда была стервозной и капризной девчонкой, которая всячески пыталась мне насолить, а Майлс, уже в те годы отличавшийся изрядным высокомерием и самовлюбленностью, относился ко мне с таким пренебрежением, словно я была лягушонком.
        Надо сказать, я и впрямь была похожа на лягушонка: худющее тельце и огромный рот почти у всех вызывали подобные ассоциации. С возрастом я не слишком изменилась, но научилась относиться к обидам холодно - так, чтобы человеку, обидевшему меня, казалось, что ему не удалось меня задеть. В детстве же презрение и оскорбления Майлса пробуждали во мне такую жгучую ненависть, какой, признаться, я не испытывала позже ни к одному человеку.
        Однажды - после этого события бабушка Агата прозвала меня бойцовой лягушкой - кузен посоветовал мне увеличить нос, чтобы губы на его фоне не смотрелись такими громадными. Обида, испытанная мной, была столь велика, что я схватила маленький пуф, стоящий в гостиной, и запустила им в братца. Ножка пуфа проехалась по губе Майлса. Показалась кровь, что напугало моего кузена, трепетавшего над своей внешностью не меньше какой-нибудь Кинозвезды, и он завопил так, что на мгновение я даже испытала раскаяние, решив, что он умирает.
        На этот вопль раненого тюленя сбежались все наши родственники. Я была отправлена в чулан, из которого меня через полчаса освободила мама, а Майлс стал предметом всеобщего сочувствия. Дядя Брэд, неплохо знавший характер своего отпрыска, даже не отчитал меня, но за него постарались тетя Сесилия и бабка Агата. У Майлса на губе остался маленький шрам, из-за которого начало казаться, что губы мальчика всегда слегка изогнуты в ироничной улыбке.
        Как ни странно, Майлсу это даже шло. Во всяком случае, так говорила кузина Мэгги, а кузина, в отличие от меня, всегда знала толк в мужской внешности. Мне же Майлс Камп всегда казался противным, со шрамом или без него. После этого случая он и вовсе перестал замечать меня. Но меня это нисколько не задевало - напротив, я даже испытала облегчение.
        Подозреваю, что утомленный моим долгим рассказом, читатель уже зевает и клонит голову к подушке. В свое оправдание я могу только сказать, что все написанное о моих родственниках понадобится, чтобы продолжить историю.
        Добавлю еще несколько строк о бабке Агате.
        Как я уже говорила, из всех троих внуков она выделяла Мэгги, не оправдавшую ее ожиданий. К Майлсу она благоволила много меньше, чем к Мэгги, но гораздо больше, чем ко мне. Я, как и моя мать, была предметом ее постоянных насмешек и придирок. Особенно остро это начало чувствоваться, когда я закончила университет в Миннеаполисе и занялась писательством. Агата попросила одну из моих книг и, захлопнув ее после прочтения первой страницы, во весь голос заявила, что я абсолютная бездарность.
        Итак, как вы уже поняли, у меня не было особых причин, трагично заламывая руки, бросаться в кресло и рыдать, проклиная злодейку-судьбу, не пощадившую бабушку Агату.
        Однако не думайте, что я черствое чудовище, совершенно равнодушное к смерти близкого человека. Конечно же я расстроилась, опечалилась и, постаравшись вспомнить самые светлые моменты, проведенные с бабушкой, налила себе порцию виски, разбавленного вишневым соком. Мысленно пожелав Агате всяческих райских блаженств, я выпила несколько глотков и тотчас же задалась вопросом: почему это письмо я получила от нотариуса и никто из родственников, с которыми я не виделась с маминых похорон, не удосужился мне позвонить?
        Я еще раз проглядела глазами печальное письмо. Кроме сообщения о смерти Агаты оно содержало еще несколько любопытных абзацев. В первом было написано, что Агата оставила наследство, и довольно немалое, насколько я могла судить по размерам хозяйства Кампов и степени бабулиной бережливости. Во втором же меня приглашали в нотариальную контору, где должно было состояться оглашение завещания.
        Я не сомневалась, что бабка вряд ли оставит мне что-то более серьезное, чем запыленный сундук со старыми платьями. Земля и дом, скорее всего, отойдут к семейству Шелли, что я считала вполне справедливым, ведь они занимались фермой и все эти годы выслушивали Агатины советы и придирки; деньги - либо тем же Шелли, либо Мэгги, которая, хоть и поступила по-своему, выйдя замуж за Фредди Даффина, все же оставалась любимой внучкой Агаты.
        Честно говоря, я даже подумала, что мне не стоит идти в контору, а достаточно ограничиться появлением на похоронах, но какой-то внутренний голос нашептывал, что я сделаю большую ошибку, если пойду на поводу у своих сомнений.
        Допив виски, я решила поделиться печальными новостями с Лесли, но стоило мне потянуться к телефону, как он огласил гостиную звонком.
        - Кэролайн Камп, - представилась я, сняв трубку.
        - Кэрол, - донесся до меня теплый и приятный голос. - Рад тебя слышать. Жаль только, что мы опять встретимся при таких ужасных обстоятельствах…
        - Дядя Брэд, - узнала я голос. - Да, я только что получила письмо. Примите мои соболезнования.
        - И ты - мои, - с горечью ответил Брэд. - У мамы, конечно, был скверный характер, но, честно говоря, я готов был еще его потерпеть. Извини, что не позвонил тебе раньше. Я и сам узнал об этом только вчера ночью. Сесилия клянется, что звонила мне позавчера, но никого не застала дома. Хотя ты знаешь Сесилию - она всегда считала себя единственным ребенком в семье. Видно, ей не очень хотелось звонить нам в такой момент. Впрочем, я ее не виню - для нее это тяжелый удар. Ведь она прожила с матерью бок о бок столько лет…
        - Да-да, - согласилась я, хотя, если честно, про себя подумала, что для тети Сесилии эта смерть стала не только ударом, но и облегчением. - Дядя Брэд, а когда будут похороны?
        - Завтра. Потом Сесилия устраивает поминки, а на следующий день мы идем к нотариусу. Надеюсь, Майлс успеет приехать до похорон.
        Я прекрасно понимала дядю Брэда, но ни с кузеном Майлсом, ни с кузиной Мэгги встречаться не имела ни малейшего желания. После разговора с дядей я осушила еще стакан разбавленного виски и, поняв, что писать сегодня уже не смогу, сделала несколько вялых потуг найти новую домработницу.
        Свежая газета пестрила объявлениями, но я никак не могла сосредоточиться. Мысли о похоронах, их тягостной атмосфере, встрече с родными, из которых я искренне хотела увидеть только дядю Брэда, не давали мне покоя. Позвонив в два кадровых агентства, я выяснила, что для меня нет подходящей кандидатуры: одна девушка наотрез отказывалась работать у курящего работодателя, другая была готова убираться в доме, но не желала готовить, третья была беременна и могла проработать у меня только полгода, четвертую же абсолютно устроили бы все мои требования, но, увы, сегодняшним утром она уже нашла себе место.
        Агентство предложило мне двух старушек, но я сразу же отказалась: во-первых, перед всеми пожилыми женщинами (стараниями бабушки Агаты, мир ее праху) я ужасно робела, а во-вторых, я терпеть не могу, когда мне дают советы, а старушки именно та категория людей, которая необыкновенно любит их давать.
        Отчаявшись, я позвонила Лесли, на которого немедленно выплеснула все мои сегодняшние горести и печали. Впрочем, к моим жалобам у Лесли всегда был иммунитет - он умел реагировать на них удивительно сдержанно.
        - Кэролайн, малышка, налей себе виски и сделай тот ужасный коктейль, который ты так любишь, - предложил мне Лесли. Его раздражала моя привычка разбавлять виски вишневым соком. - Разожги камин, поставь любимую комедию, устройся в мягком кресле. У меня сейчас нет на примете знакомых домработниц, но зато я буду с тобой на похоронах. Если ты этого, конечно, хочешь…
        - Я уже пью второй стакан ужасного коктейля. А насчет похорон, буду очень тебе признательна, - искренне поблагодарила я Лесли. - Терпеть не могу похороны, поминки и тому подобные вещи.
        - Весьма странная особенность для писательницы детективов. Наоборот, у тебя должна быть к этому плохо скрываемая тяга.
        - Лесли, умник, мне не до смеха. Там будет куча родственников, которых я бы сто лет еще не видела.
        - Дай тебе волю, Кэрол, так ты вообще не вылезала бы из дому. Это даже хорошо, что Лиз ушла: тебе придется выбираться на улицу, хотя бы за сигаретами.
        - Спасибо за сочувствие, - буркнула я в трубку.
        Лесли был прав - мое затворничество действительно могло длиться неделями. Иногда я даже забывала, как выглядит мой собственный сад. И только стараниями Лесли - надо отдать ему должное, он проявлял недюжинные настойчивость и терпение в этом вопросе - я изредка выбиралась на прогулку.
        Распрощавшись с Лесли, я сделала очередную порцию «ужасного» коктейля, затянулась сигаретой и нашла на полке старенькую комедию «Смех в раю», которая когда-то до слез смешила мою бабку Агату. Фильм был и впрямь очаровательным (по сюжету покойный дядюшка оставил наследство своим неудачливым родственникам и при этом обязал их выполнить свои совершенно нелепые условия), и мне удалось ненадолго отвлечься от мрачных мыслей, связанных с завтрашним днем.

2


        День для похорон выдался чересчур солнечным. Впрочем, разбудили меня вовсе не солнечные лучи, льющиеся в окно, а непрерывный настойчивый звонок, которым кто-то возымел намерение свести меня с ума. Этим кем-то был, разумеется, Лесли, к которому я немедленно поспешила, натянув поверх ночной рубашки мою любимую широкую и толстую кофту, которую Лесли прозвал лиловым мешком.
        - Ну и видок у тебя, малышка Кэрол. - Лесли часто называл меня малышкой из-за маленького роста и полного отсутствия каких бы то ни было форм. - Так и пойдешь?
        - Конечно, - недовольно покосилась я на своего ехидного друга. - Думаю, мои родственники оценят нашу колоритную пару: тебя в костюме с иголочки и меня в старой кофте, надетой поверх ночной сорочки.
        - Советовал бы тебе поторопиться, - небрежно бросил Лесли, устраиваясь в кресле у камина. - Не очень-то прилично опаздывать на похороны собственной бабушки.
        - Без советчиков обойдусь, - ответила я и, оставив Лесли в гордом одиночестве, побежала переодеваться.
        Эта процедура обычно занимала у меня немного времени. Моя скромная одежда, как, впрочем, и весь мой гардероб, состоявший преимущественно из черных и фиолетовых балахонистых вещей, не вызвала у Лесли особого восторга.
        - Да уж, - хмыкнул Лесли, покосившись на мой нехитрый наряд. - С таким гардеробом, как у тебя, можно хоть каждый день ходить на похороны.
        - Вообще-то, весельчак, скончалась моя бабуля…
        - Которую ты, надо полагать, нежно и трепетно любила.
        Я осуждающе покосилась на Лесли, но ничего не ответила. Лесли неисправим, впрочем как и я. Мы пара убежденных холостяков, с которыми никто никогда не сможет ужиться…
        Первым, кого я увидела в церкви, была Мэгги Даффин. За те годы, что мы не встречались, она успела еще больше похорошеть. Детей у них с Фредди не было, потому что моя кузина никогда не пылала любовью к маленьким чудищам, как она их называла. Фредди, судя по всему, остался дома. Впрочем, у него не было никаких причин приходить на похороны жениной бабки, которая терпеть его не могла.
        Рядом с Мэгги я увидела Сесилию - тетка обрадовалась мне не больше своей дочери. Мы поздоровались довольно холодно, зато взгляд, которым Мэгги одарила моего спутника, холодным уж точно нельзя было назвать.
        Лесли, несмотря на свой далеко не юный возраст, производил на женщин приятное впечатление: безукоризненно одетый джентльмен с красивыми глазами, большими чувственными губами и темными волосами, тронутыми благородной сединой, он привлекал внимание и молодых девиц и зрелых матрон. Наверное, Мэгги подумала, что Лесли мой кавалер, потому что, внимательно его рассмотрев, она окинула меня недоуменным взглядом, словно говорящим: что этот красавчик делает рядом с моей кузиной-лягушкой?
        Откровенно говоря, мне было плевать на мнение Мэгги - в тот момент меня занимала куда более серьезная проблема, - поэтому я уселась на скамью рядом с Лесли, стараясь не смотреть в ту сторону, где стоял гроб с телом моей покойной бабки. Лесли в своей обычной манере принялся подтрунивать над жеманной Мэгги Даффин и Сесилией, которая показалась ему похожей на ящерицу, и я, несмотря на несвоевременность его шуточек, все же почувствовала облегчение оттого, что хотя бы один человек в церкви не сидит со скукожившимся от показной скорби лицом.
        Очень скоро к нам присоединился дядя Брэд, который и в самом деле выглядел удрученным. Он специально подошел поздороваться со мной и, ласково потрепав меня по волосам, сказал мне в утешение, что за последние годы я похорошела.
        За его спиной я узрела его величество Майлса, который, как обычно, счел меня достойной лишь презрительной усмешки и пренебрежительного «Здравствуй, кузина, ты совершенно не изменилась», причем я прекрасно понимала, что именно мой дорогой кузен имеет в виду.
        В церкви я почти не бываю - религиозность мне совсем не свойственна, - поэтому очень скоро меня утомила долгая речь священника, из которой я вынесла только то, что бабка Агата, при жизни жертвовавшая приходу немалые суммы, непременно попадет на небеса.
        - Скорей бы это закончилось, - шепнула я Лесли.
        Майлс, усевшийся рядом с нами, услышал мою фразу.
        - Да уж, кузина, ты никогда не пылала любовью к покойной бабуле, - язвительно бросил он, не глядя на меня.
        - По крайней мере, я не строю из себя убитую горем, как тетя Сесилия, - пожала я плечами. - Да и потом, кузен Майлс, ты ведь тоже не боготворил покойную старушку.
        - Замолчите оба! - шикнул на нас дядя Брэд. - Нашли место и время выяснять отношения. Бедная мама, слышала бы она, что вы тут говорите…
        Наконец церковная часть церемонии закончилась, и мы дружной толпой последовали за гробом на кладбище. Наверное, менее жестокосердное существо, чем я, думало бы в такой момент о бабушке Агате, но я, вместо этого, любовалась солнцем, игравшим в пожелтевших листьях деревьев.
        Я никогда не понимала, почему люди привыкли усугублять свое горе столь торжественным и пафосным ритуалом похорон. Однажды мне на глаза попалась статья, в которой самым занимательным образом был описан ритуал погребения у одного из тех языческих племен, что существуют по сей день. Там по покойнику не плачут - напротив, за него радуются. Ему желают счастья в том мире, куда он попал. Никто не говорит длинных печальных речей - все шутят и смеются, вспоминая самое хорошее и светлое об умершем человеке.
        Этой статьи тетя Сесилия, разумеется, не читала, поэтому ее прощальное слово, обращенное к Агате, было долгим, как сама вечность. Сесилии вторила Мэгги Даффин, изо всех сил пытавшаяся выдавить из себя хотя бы слезинку. Но слезы не хотели капать из ее прекрасных аквамариновых глаз, поэтому ей пришлось прикладывать платок к абсолютно сухим глазам.
        На пышных поминках, устроенных Сесилией, где все заметно повеселели, отведав домашнего сидра, я удостоилась расспросов о своем творчестве. За меня пришлось отдуваться Лесли, большому поклоннику моих детективов.
        Мой дорогой кузен Майлс, возмущенный слишком большим вниманием, которое уделялось моей персоне, во всеуслышание заявил, что столь низкопробный жанр вовсе не имеет права именоваться литературой.
        - В детективах, особенно тех что написаны женщинами, - повернувшись к Сесилии, изрек Майлс, - как и в любовном романе, нет абсолютно никакой идеи. Разум мыслящего человека ничего не почерпнет из такого чтива. А воображение этих якобы писательниц? По-моему, оно совершенно отсутствует. Все героини на одно лицо, все их поступки предсказуемы до неприличия. Все их фразы уже сказаны в миллионе других подобных книжек. А преступления? Убитая кочергой помощница старшей горничной, которую, как выясняется в самом конце романа - хотя это очевидно с самого начала, - на почве ревности лишил жизни помощник садовника. На что это похоже?
        Сесилия хмыкнула. Поглядев на жену, к ней робко присоединился Пит Шелли, которому дозволялось смеяться или не смеяться только вместе с ней.
        - Дорогой кузен, - не выдержав, встряла я. Хоть Майлс обращался вовсе не ко мне, тем не менее эта полная сарказма речь предназначалась именно для меня. - Ты-то сам часто читаешь литературу подобного рода?
        Его величество Майлс наконец-то соизволил повернуться ко мне. Его приторно-красивое лицо выражало злорадство. Он понял, что я приготовила ему ловушку, и был готов из нее выбраться без потерь.
        - Дорогая кузина, - медовым голоском ответствовал он, - к сожалению, чтение подобных опусов входит в число моих обязанностей. Ведь я пишу критические статьи. Ты разве не знала?
        Майлсу удалось меня удивить. Однако я ни разу не встречала его имени среди сонма критиков, которые неустанно ругали меня и мне подобных.
        - Нет, - призналась я, и меня тут же осенила догадка: - Неужели ты взял себе псевдоним?
        - Я не настолько тщеславен, чтобы любоваться своим именем на страницах газет и журналов, - хмыкнул Майлс.
        В отличие от тебя, закончила я про себя фразу Майлса. Ты-то не стесняешься подписывать свою ересь собственным именем.
        - Скорее ты не осмеливаешься открыть свое истинное лицо тем писателям, которые читают твои критические статьи, - в тон ему ответила я и не без удовольствия отметила, как с физиономии моего кузена потихоньку сползает самодовольная улыбка.
        - И действительно, мистер Камп, под каким псевдонимом вы пишете? - поддержал меня Лесли. - Я читал массу критики в адрес нашей дорогой Кэролайн. Наверняка там были и ваши опусы.
        Майлс был загнан в тупик. Ему пришлось раскрыть свою маленькую тайну. Оказалось, воображения моего дорогого кузена хватило только на то, чтобы приставить к собственному имени одну букву и проделать почти то же самое с фамилией: таким образом из Майлса Кампа получился Смайлс Крамп. Разгромные статьи Смайлса Крампа мы с Лесли читали неоднократно. Мой изобретательный кузен критиковал в основном женские романы, с особенным скепсисом относясь к детективам, написанным, если и прекрасной, то далеко не самой умной, по его мнению, половиной человечества.
        - Смайлс Крамп? - Лесли повернулся ко мне и прочитал в моих глазах такое же удивление. - Да мне и в голову не могло прийти, что тебя, малышка Кэрол, станет критиковать собственный брат.
        - Кузен, - поправил его Майлс. Такое прилюдное разоблачение пришлось ему явно не по вкусу. Получалось, что его вынудили признаться, а моему дорогому кузену не нравилась роль человека, загнанного в угол. К тому же рьяная критика произведений собственной кузины тоже не делала ему чести. Хотя, Сесилия Шелли и ее дочь, Мэгги Даффин, придерживались абсолютно иного мнения.
        - Какая разница, кузина ему Кэрол или нет? - заступилась за Майлса Мэгги. - Критик должен быть объективным.
        - Вот именно, - поддержала дочь Сесилия. - Если Майлс увидел недостатки в романе Кэрол, он не мог о них не написать. Это было бы нечестно. Разве вы так не считаете, мистер…
        - Зовите меня просто Лесли, - с невозмутимой улыбкой ответил мой «адвокат». - Возможно. Но если отбросить в сторону все родственные связи и говорить по существу, я, признаться, нашел критику мистера Крампа…
        - Кампа, - поморщился Майлс.
        - Крампа, если мы говорим о ваших критических статьях. Так вот, я нашел критику мистера Смайлса Крампа довольно субъективной. В ней слишком много сарказма и слов не по существу. Иронизируя над романами Кэролайн, мистер Крамп забывает подкрепить свою критику примерами. Он сыплет общими фразами, но не приводит в доказательство своей правоты никаких существенных аргументов. Все аргументы мистера Смайлса - его собственное мнение и вкус.
        Сесилии и Мэгги пришлось прикусить язычки. Подобные споры не были коньком этих дам, привыкших перемывать косточки женам соседских фермеров. Вот если бы речь шла об урожае или о ценах на кукурузу и яблоки, тогда Сесилия и Мэгги трещали бы без умолку.
        Однако мой дорогой кузен не собирался проигрывать какому-то выскочке. Критика была его епархией, в которую Лесли не имел права совать свой нос. Подозреваю, что Майлс стал критиком именно потому, что, уж простите за тавтологию, никому не придет в голову критиковать критика.
        - Может, вы плохо помните содержание моих статей, Лесли, - снисходительно улыбнулся он моему другу. - Я нередко цитировал целые абзацы из романов Кэролайн и ее, если так можно выразиться, сестер по перу. И эти строки ярче всяких слов подтверждали мою правоту…
        Бог знает, чем бы окончился этот спор, если бы дядя Брэд не поднялся из-за стола и не предложил выпить за бабушку Агату.
        - И правда, - поддержала брата Сесилия. - Ведь мы собрались здесь не для того, чтобы обсуждать романы нашей Кэролайн. - Она покосилась на меня так, будто я первая заговорила о себе и привлекла внимание к собственной персоне. - Мы собрались в этом доме, чтобы помянуть нашу дорогую и всеми любимую Агату…

        В нотариальную контору я отправилась только из-за Лесли. Он заявил, что я единственный человек, которому могло прийти в голову не явиться на оглашение завещания богатой бабки.
        - Даже если Агата ничего тебе не оставила, - сказал мне Лесли, - все, что ты потеряешь, это полчаса на посещение конторы. Неужели тебе даже не любопытно, как старушка распорядилась своим имуществом? К тому же нотариусы и адвокаты довольно любопытные персонажи. Вдруг ты найдешь для себя что-то интересное? Тебе ведь нужно вдохновение - ты сама говорила, что никак не можешь сесть за новую книгу.
        - Ну хорошо, - сдалась я и с надеждой посмотрела на Лесли. - А ты не составишь мне компанию?
        - Учись обходиться без меня, малышка, - улыбнулся мне Лесли. - Не ровен час я женюсь - и что ты тогда будешь делать?
        - Ты женишься?! - расхохоталась я. - Звучит так же смешно, как если бы я сказала, что иду на свидание. Нет, Лесли, брак не наша стихия. Придумай другую отговорку.
        - Если серьезно, то у меня тоже некоторые трудности. Моя троюродная сестра, которая живет в Миннеаполисе, разводится с мужем. От мужа сестрица имеет дочь. Мою троюродную племянницу зовут, кажется, Энджи. Так вот, моя дорогая родственница не придумала ничего лучше, как на время развода отправить эту самую Энджи ко мне. Психолог убедил ее в том, что разговоры о разводе могут нанести ее дочери непоправимую травму, а ближе меня никого не нашлось. Я и рад был бы придумать какую-нибудь отговорку, но в голову ничего не пришло. Так что теперь мы с тобой товарищи по несчастью. Ты ищешь домработницу, а я - няню.
        - И сколько у тебя будет гостить племянница?
        - Месяц-другой, пока все не уляжется.
        - И сколько ей лет?
        - Кажется, девять. Я помню ее еще маленькой девочкой, точнее вечно пищащим кульком. Кэрол, я понятия не имею, как вести себя с детьми. Представляешь, в каком положении я оказался?
        - Сочувствую, - искренне поддержала я Лесли. - Это куда хуже, чем завтракать подгоревшими тостами и пить переваренный кофе.
        В адвокатскую контору я пришла одновременно с Мэгги Даффин и Сесилией. Обе были в строгих черных платьях. У Мэгги, привыкшей носить короткие юбки, платье доставало до пят. Впрочем, на этой эффектной блондинке даже самый нелепый наряд сидел бы исключительно хорошо. На ее фоне я всегда выглядела особенно непривлекательной. Впрочем, я давно перестала огорчаться по этому поводу.
        Кроме Мэгги и Сесилии в контору пришел дядя Брэд, Майлс и старая подруга Агаты - одна из фермерских жен. Мы расселись в просторном кабинете, несколько сумрачном из-за темно-бардовых гардин, наполовину закрывших окна, за которыми виднелось унылое серое небо. Все торжественно молчали, ожидая, когда же нотариус вскроет заветный конверт.
        Нотариус не собирался томить нас ожиданием и, разрезав большой конверт, произнес:
        - Итак, господа, я оглашаю волю покойной Агаты Камп. - Развернув лист, вполне соответствовавший размеру конверта, он начал читать: - «Дорогие мои родные и близкие, томящиеся в ожидании своей участи! Вначале я хотела составить обыкновенное завещание, которое обычно и составляют в таких случаях. Но, хорошенько подумав, решила поступить иначе. Может быть, вы поблагодарите меня за это, а может быть, проклянете - этого я никогда не узнаю. В любом случае я уже не изменю своего решения.
        Все свое хозяйство и дом (за исключением того, что будет оговорено далее) я оставляю моей дочери, Сесилии Шелли, в девичестве Камп, в благодарность за то, что долгие годы она терпела мой скверный характер. Своему сыну, Брэду Кампу, я завещаю участок хорошей и плодородной земли, которую купила специально для него. Продать ее или заняться фермерским хозяйством - дело его самого. Также я оставляю Брэду некоторую сумму, которой ему хватит на то, чтобы построить в Адамсе приличный дом, впрочем деньгами, как и землей, он может воспользоваться по своему усмотрению. Своей дорогой подруге, Маделайн Смит, я оставляю часы с кукушкой и шкатулку с украшениями, которые ей так нравились.
        Теперь о вас, дорогие мои внуки. При жизни вы доставили своей бабке не так уж много радостей, так попробуйте хотя бы после смерти оправдать ее надежды. Все мои сбережения, отложенные для вас, будут разделены между вами поровну. Однако для того, чтобы получить эту сумму, вам всем придется выполнить мои условия.
        Маргарет Даффин, в девичестве Камп, моя внучка, которая всегда терпеть не могла детей и не желала ими обзаводиться, должна будет устроиться няней в первое же место, куда ее пожелают взять, и проработать там целый месяц.
        Майлс Камп, мой внук, известный в литературном мире как критик Смайлс Крамп, чьи разгромные статьи направлены против писательниц любовных и детективных романов, должен за один месяц написать детектив, который при этом вызовет хотя бы один положительный отклик.
        Кэролайн Камп, моя внучка, писательница детективов, должна будет, подобно своим вымышленным героиням, раскрыть одно преступление, совершенное в Рочестере или в Адамсе. Кроме денег - независимо от вышеозначенного условия - я, выполняя просьбу ее покойного деда, Доуэлла Кампа, оставляю Кэролайн домик, который так любила ее прабабка Элайза Камп.
        Все вышеперечисленные условия должны быть выполнены не позже чем через месяц после оглашения завещания. Если кто-то из моих внуков не справится с поставленной задачей, та сумма, что причитается ему по завещанию, делится поровну между теми внуками, которые выполнят мои условия.
        Такова моя последняя воля. Ваша Агата Камп».
        Нотариус поднял глаза и посмотрел на нас не без ехидства. Еще бы! Если бы я оказалась на его месте, наверное не удержалась бы от гомерического хохота. Агата Камп - вот уж кого я никогда не могла обвинить в хорошем чувстве юмора! - сыграла с нами презабавнейшую шутку. Не знаю, что думали в тот момент мои кузен и кузина, но во мне пробудилось уважение к покойной старушке.
        Первой не выдержала кузина Мэгги. Она вскочила со стула с лицом, выражавшим крайнюю степень раскаяния в том, что она вообще пришла сюда.
        - Нет, это какая-то чепуха! Разве такое завещание может иметь юридическую силу?!
        - Вполне, - спокойно ответил нотариус, очевидно уже привыкший к подобным сценам. - Агата Камп составляла его, будучи в здравом уме и трезвой памяти, что было засвидетельствовано доктором.
        - Нет, я отказываюсь участвовать в этом абсурде, - заявил Майлс, поднявшись следом за Мэгги. - Мы можем опротестовать это завещание в суде…
        - Увы, мистер Камп, - возразил ему нотариус, - это бесполезно. Вы лишь напрасно потратите время и деньги. Агата Камп могла распорядиться своим хозяйством и деньгами по собственному усмотрению. Даже если бы она оставила все чужим людям, ни один суд не стал бы оспаривать ее право…
        - Вот как… - помрачнел Майлс. - Бабуля всегда была с заскоками, но это не лезет ни в какие ворота.
        - Майлс, не говори так о маме, - одернул сына Брэд. - И хорошенько подумай, прежде чем отказываться. Сумма, которую она оставила, очень велика. К тому же ты умеешь писать…
        - И так часто критиковал детективы, - не удержавшись, вставила я, - что наверняка напишешь бестселлер.
        Майлс бросил на меня полный негодования взгляд.
        - Хотел бы я посмотреть, дорогая кузина Кэролайн, как ты блеснешь в роли сыщика. О преступлениях ты знаешь столько же, сколько продавец бургеров о технологии скотоводства. Все твои романы были плодом твоего воображения. А теперь придется узнать, что же это такое на самом деле. Или ты решила раскрыть преступление, не вставая с кресла?
        - Вам-то досталось хоть что-то интересное, - надула губки Мэгги Даффин. - А мне? Почему я должна вытирать сопливые носы и возиться с этими маленькими чудищами?
        - Не вздумай отказываться! - шикнула на нее Сесилия. - В кои-то веки у тебя есть шанс получить приличные деньги. Ты думаешь, твой Фредди когда-нибудь их заработает? Да ничего подобного! Он умеет только тратить то, что зарабатываешь ты!
        - Мама!.. - одернула мать Мэгги.
        - Что - мама? Моя мать была права - ничего путного из твоего брака не вышло!
        Лесли, как это часто бывало, оказался прав: мои родственники, готовые перегрызть друг другу глотку, так и просились на бумагу. Какая колоритная сцена: разъяренная семья после оглашения завещания всеми любимой бабки…
        - Буду ждать вас ровно через месяц, - сообщил нотариус, когда возмущение наконец улеглось. - И желаю вам удачи.
        - Спасибо, - саркастически хмыкнул Майлс. - А я желаю вам, чтобы ваша бабка не додумалась составить подобное завещание.
        - Да уж, - поддакнула Мэгги. - Хотя, подозреваю, бабушка Агата единственная в своем роде.
        - Бывало и похуже, - покачал головой нотариус. - Один весьма богатый клиент моего коллеги из Сент-Пола не оставил своим родным ни цента - все состояние завещал своему хомячку. Так что завещание вашей бабушки по сравнению с этим - венец здравомыслия.
        - Венец, - хмыкнула Мэгги. - На голову-то его не наденешь.
        На этой глубокомысленной фразе, изреченной моей гениальной кузиной, наша встреча закончилась. Все разбрелись по домам, а я первым делом позвонила Лесли, который от души посмеялся над причудами покойной Агаты и пообещал, что лично сведет меня с Мэтью Соммерсом, детективом из Рочестера, уже не раз помогавшим мне ценными советами.
        Конечно, сумма, которую оставила нам Агата, была очень велика, но от денег я, человек не слишком притязательный, могла бы отказаться. Не меркантильные соображения руководили мной, когда я решилась выполнить условие бабки. Я хотела доказать ей, пусть и после смерти, что способна сделать то, о чем так много писала. Что я не настолько глупа и далека от действительности, какой она - да и не только она - меня считала. Что мои сюжеты и мои героини не только плод моего воображения - они вполне могут существовать в реальном мире, полном самых, казалось бы, неправдоподобных историй.

3


        К сожалению, Лесли не смог сдержать обещание и познакомить меня с детективом лично - именно в тот день к нему приехала сестра с троюродной племянницей. Племянница, которую звали Энджи, по словам Лесли, оказалась настоящим ангелочком. В душе я порадовалась за него - едва ли мой друг, несмотря на всю его выдержку, справился бы с капризным и непослушным ребенком. Однако же тот факт, что в полицейский участок я обречена идти в гордом одиночестве, весьма меня огорчил.
        По природе своей я человек скорее замкнутый, чем общительный. Я тяжело и долго схожусь с людьми, но если я все-таки схожусь с ними, то между нами завязываются серьезные и прочные отношения. Оказавшись в незнакомой компании и в непривычных обстоятельствах, я начинаю смущаться и теряться, из-за чего произвожу на некоторых людей впечатление весьма высокомерной особы, которая не то что не может - не желает поддерживать непринужденный разговор. В этом отношении Лесли всегда выручал меня и поддерживал: он словно бы выступал переводчиком между мною и окружающими людьми. Лесли говорил то, что не договаривала я, заполнял словами мои неловкие паузы, готовил, если так можно выразиться, плацдарм для моего общения с незнакомым мне человеком. Поэтому, находясь рядом с Лесли, я могла быть уверена: меня поймут правильно и ни мои слова, ни выражение моего лица никому не покажутся высокомерными или, того хуже, снисходительными.
        Несмотря на то что мой внимательный друг поговорил с детективом и попросил его сделать для меня все возможное, я страшно разволновалась перед посещением полицейского участка. Самое забавное заключалось в том, что мы с Мэтью Соммерсом уже были знакомы, правда заочно. Лесли много рассказывал мне о своем приятеле, а приятелю - обо мне. Мало того, я частенько прибегала к помощи Соммерса, когда писала свои детективы. Богатый опыт Соммерса нередко обеспечивал меня благодатной почвой для сюжета, его познания в оружии частенько спасали меня от глупых ляпов, а ситуации, которые происходили в участке, я неоднократно вставляла в свои романы. И все же общаться через посредника для таких скованных и пассивных натур, как я, иной раз значительно проще, чем напрямую. Именно поэтому я все эти годы не очень-то стремилась знакомиться с Мэтью Соммерсом лично.
        Я шла по улице, размышляя о том, за что могла бы взяться на детективном поприще, а также о том, что мне уже чертовски надоело завтракать горелыми тостами и сбежавшим кофе. Отчаявшись найти себе молоденькую домработницу, я, честно говоря, начала подумывать о том, чтобы сдаться и, вняв советам работников кадровых агентств, взять к себе пожилую даму. Однако эта перспектива совершенно меня не радовала.
        Находясь во власти своих невеселых дум, я вошла в участок. Не знаю, каким было выражение моего лица, но первый вопрос, с которым обратился ко мне молодой сержант, был:
        - Что у вас случилось, мэм?
        - У меня? - Я подняла на него взгляд, полный недоумения. - Все в порядке. Я пришла к детективу Соммерсу, вы не могли бы меня проводить?
        - К Соммерсу? - Сержант посмотрел на меня с еще большим недоумением, чем я на него. Видно, у тех, кто приходил к Соммерсу, попросту не могло не быть проблем. - Но он сейчас занят, мэм. Может, вы объясните мне свою проблему и я провожу вас к другому детективу?
        - Нет, это исключено, - покачала головой я. - Мне нужен детектив Соммерс.
        - Я уже объяснил, мэм, что он занят. К нему с минуты на минуту должны прийти.
        - Значит, он ждет меня, - констатировала я, с неудовольствием покосившись на чересчур бдительного сержанта.
        - Вы Кэролайн Камп? - недоверчиво спросил сержант и стал внимательно ко мне приглядываться, что вызвало во мне еще большее раздражение.
        - Да, я Кэролайн Камп. Вам показать документы?
        - О нет, не надо, мэм, - растерянно пробормотал сержант. - Знаете, я читал ваши книги. Много ваших книг, мэм. Мне они очень нравятся. Особенно это… «Полдник людоеда».
        - А-а, «Полдник людоеда», - улыбнулась я. По словам редактора, это моя лучшая книга. - Рада, что вам понравилось.
        - Мэм, а вы не оставите мне автограф? - засуетился сержант. - У меня в ящике лежит одна ваша книга. Если, конечно, никто не взял ее почитать…
        - Разумеется, оставлю, - кивнула я и вытащила из кармана плаща свою любимую перьевую ручку - только ей я подписывала книги. Правда, эта ручка не раз меня подводила: протекала и пачкала карманы одежды, но даже это ее качество не заставило меня отказаться от своей привычки, если хотите, рода суеверия. Ведь именно этой ручкой я подписала первый экземпляр своему первому читателю.
        Пока сержант бегал за книгой, я стала свидетельницей сцены, которая не могла оставить меня равнодушной. Двери участка распахнулись, и на пороге появилась странная троица: двое полицейских и старушка, которая, несмотря на свой возраст, оказалась довольно бойкой и голосистой.
        - Да что же это вы делаете?! - кричала старушка на рослых парней, которые годились ей во внуки. - Ни стыда у вас ни совести! Я же ничего не сделала! Да я на вас в суд подам!
        Последнее старушкино заявление вызвало у парней дружный хохот, который еще больше рассердил пожилую даму.
        - Ах вы еще и смеетесь над пожилым человеком?! Ну держитесь у меня! А вы будете свидетелем! - крикнула она мне, и, хотя я не успела ни согласиться, ни отказаться, продолжила: - Эта дама покажет на суде, как вы со мной обращались! Расскажет, что вы привели в участок невинную жертву!
        Полицейские - надо сказать, довольно вежливо - предложили старушке присесть на скамью.
        - Сейчас доложим о вас детективу Соммерсу, - пообещал старушке один из них.
        - Да хоть бы и президенту! - возмущенно фыркнула пожилая дама. - Тоже мне, нашли преступницу!
        Плакала моя консультация, вздохнула я про себя. Если Соммерс займется этой старушкой, то я просижу здесь не меньше часа. А все этот сержант со своим автографом! И куда он только запропастился?
        Через несколько минут прибежал запыхавшийся сержант и протянул мне изрядно потрепанный «Полдник людоеда».
        - Простите, что так долго, мэм. Я ее по всему отделу искал. Как знал - утащили книгу. Пойдемте, я провожу вас к детективу Соммерсу.
        - Кажется, у него сейчас будут дела поважнее, - буркнула я, подписывая книжку. - Видите эту старушку? - кивнула я в сторону пожилой дамы. - Ее хотят отвести к детективу.
        - Но я только что звонил ему, и он просил проводить вас в свой кабинет.
        Я пожала плечами, отдала сержанту книгу и проследовала за ним. По дороге разговорчивый сержант рассыпался в благодарностях и интересовался, чем я порадую своих читателей на этот раз.
        Мэтью Соммерс оказался тучным, но довольно энергичным и приятным мужчиной лет сорока пяти. Он предложил мне сесть, а сержанту велел сделать мне кофе.
        - Рад вас видеть, мисс Камп. Можно я буду называть вас просто Кэролайн? Полагаю, наше давнее заочное знакомство дает мне на это право?
        Я кивнула.
        - Лесли рассказал мне о вашей беде или счастье - уж не знаю, как это назвать, - продолжал Соммерс. - И я обещал ему сделать для вас все, что в моих силах. Хотя в моей практике - это впервые. Я имею в виду, чтобы писательница сама занималась расследованием.
        - Спасибо, что не отказали мне, мистер Соммерс, - пробормотала я, несколько обескураженная его манерой говорить и держаться. Мэтью Соммерс буквально прыгал вокруг стула, на котором я сидела, и говорил так много, что мне пришлось напрячься, чтобы удержать в голове все его слова.
        - Зачем такая официальность? Зовите меня просто Мэтью. В участке меня называют Толстяком Мэтью, и я не обижусь, если вы будете обращаться ко мне так же… А мы с вами полные противоположности, Кэролайн. Вы такая худенькая, почти что призрачная, а я настоящий толстяк. Лесли, конечно, вас описывал, но я все равно думал, что вы другая. Нет, я вовсе не думал, что вы полная или вроде того. Просто мне казалось, вы не такая хрупкая.
        - Да, - натянуто улыбнулась я. - Так часто бывает: воображаешь себе человека, а потом встречаешься с ним и он разочаровывает.
        - Нет, я совсем не это хотел сказать. Или, может быть, я вас разочаровал? Вы, наверное, не думали, что я такой толстый?
        Мы бы еще долго выясняли с Соммерсом, как каждый из нас представлял друг друга, если бы детектив не вспомнил, что внизу его ждет несчастная старушка.
        - Знаете, Кэролайн, мне на голову свалилось одно происшествие. Вы ведь подождете, пока я с ним разберусь? Вначале я подумал оставить вас внизу, а потом сказал себе: почему бы и нет? Позови ее, пусть она посмотрит на твою работу. Ей ведь только польза от этого… Как вы считаете, я прав?
        - Мне было бы очень любопытно посмотреть на вашу работу, - призналась я. - Если, конечно, сцена допроса не будет слишком жестокой.
        - Ну что вы, я мягок и вкрадчив, как пантера перед прыжком. К тому же не думаю, чтобы это затянулось. Преступление-то пустяковое. Некая старушка служила экономкой у одной обеспеченной семейной пары, а потом взяла да и утащила у супруги дорогое колье. Знаете, старушки обыкновенно чувствительны и склонны к раскаянию, так что колье быстренько отыщется.
        - Эта не такая, - покачала я головой. - Вы бы слышали, как она кричала. Утверждала, что невиновна.
        - Да бросьте вы, Кэролайн. Невиновных людей не бывает. Все мы в чем-то виновны, даже если нас обвиняют совсем в другом.
        С такой позицией сложно было спорить, поэтому я пересела в уголок, где не смогла бы никому помешать, и принялась пить кофе, который принес мне сержант.
        Через несколько минут к Соммерсу привели старушку. Никакой податливости и смирения в ее взгляде я не прочитала.
        - Мистер детектив! - гордо заявила она с порога. - Я ни в чем сознаваться не буду. Я ничего не брала.
        - Хорошо-хорошо, - мягко улыбнулся ей Соммерс. - Садитесь напротив, мы с вами потолкуем.
        - И вы здесь? - удивилась старушка, заприметив меня. - Неужто и вас в чем-то обвиняют?
        - Не волнуйтесь, ее ни в чем не обвиняют, - кивнул в мою сторону Соммерс. - Это писательница, мисс Кэролайн Камп. Пришла в участок, чтобы поднабраться опыта в нашем деле. Мисс Камп пишет детективы.
        - Напишите про меня, мисс Камп, - попросила старушка. - Напишите роман о том, как сажают невиновных людей.
        - Пока я хочу посадить вас только на этот стул, - перебил ее Соммерс и указал на стул, где еще несколько минут назад сидела я. - Кстати, как вас зовут? Меня - Мэтью Соммерс.
        - Дженевра Пейн, - ответила старушка, заняв предложенное ей место. - Мисс Дженевра Пейн.
        - Отлично, мисс Пейн. Или лучше называть вас Дженеврой?
        Старушка едва заметно кивнула.
        - А имя у вас редкое, Дженевра. Ну что, может, расскажете мне, как женщина с таким редким и красивым именем попала в подобную переделку?
        Старушка принялась рассказывать, да так искренне, что я, признаюсь, совершенно неопытная в подобных вопросах, сразу же ей поверила. Она служила в - на всякий случай не буду приводить имен - семье N.
        Так вот, на семью N старушка работала верой и правдой пять лет. Из этих пяти четыре года были самыми спокойными и безмятежными в ее жизни. Хозяева были довольны своей работницей, а работница - своими хозяевами, что, как вы и сами знаете, случается довольно редко. Однако через три года произошло то, что изменило не только жизнь семьи N, но и отразилось на привычной работе Дженевры Пейн: миссис N умерла, оставив мистера N и свою маленькую дочь на попечении домработницы. Мистер N горевал, по моим меркам, недолго: через полтора года он женился на миссис М, которую маленькая мисс N сразу же невзлюбила. Девочка все еще тосковала по матери и считала женитьбу отца предательством. Вскоре оказалось, что нелюбовь девочки взаимна: мачеха не стремилась сближаться с девочкой и начала устанавливать в доме свои порядки. Вот здесь-то пришлось несладко мисс Дженевре Пейн, которая делала все так, как привыкла делать во времена ныне покойной миссис N.
        Станете ли вы сомневаться в том, что миссис М это пришлось не по душе? Вскоре миссис М начала намекать своему супругу на то, что от услуг мисс Пейн можно было бы отказаться. Однако мистер N с негодованием отверг предложение жены и отказался увольнять хорошую работницу, которая верой и правдой служила его семье столько лет. Миссис М вроде бы успокоилась и смирилась с тем, что Дженевра останется в доме.
        Но старушка торжествовала победу слишком рано. Одним прекрасным утром обнаружилась пропажа колье, которое девочке, маленькой мисс N, подарила когда-то покойная мать. Весь дом был поднят на ноги, и поиски колье все-таки увенчались успехом. Где бы вы думали нашли эту дорогую безделицу? Разумеется, в сумочке мисс Дженевры Пейн. Возмущенная до глубины души миссис М потребовала, чтобы воровкой немедленно занялась полиция.
        - А я-то думал, что колье исчезло, - мрачно сообщил Соммерс, дослушав старушку. - Что ж, не буду скрывать, Дженевра, вы оказались в скверном положении. Колье найдено в вашей сумочке, свидетелей - полная скамья. Единственное, что я мог бы вам предложить, - это чистосердечное признание. Если вы подпишете его, срок удастся скостить. К тому же, узнав о том, что вы раскаиваетесь в содеянном, ваши хозяева, быть может, сменят гнев на милость и не станут доводить дело до суда.
        Я не верила своим ушам. Мистер Соммерс принуждал сознаться в преступлении ни в чем не повинную женщину. К тому моменту я уже так уверилась в невиновности Дженевры, как если бы сама была участницей вышеупомянутых событий. У меня не возникало даже сомнений в том, что колье подложила ей коварная миссис М, которая желала во что бы то ни стало избавиться от неугодной домработницы, напоминавшей ей о покойной жене мистера N. Может, мне стоило промолчать и не лезть не в свое дело, однако неугомонный дух, сидевший внутри меня и взывавший к справедливости, настаивал, чтобы я хотя бы попыталась помочь старушке.
        - Послушайте, Мэтью, - пискнула я из своего уголка. - Вы ведь еще не допросили ни ее хозяйку, ни хозяина. Вдруг они скажут что-нибудь такое, что подтвердит невиновность мисс Пейн?
        Мэтью Соммерс, вопреки моим ожиданиям - а я ожидала бурю гнева в свой адрес, ведь я нагло вторглась в допрос, - расхохотался.
        - Кэролайн, вы действительно считаете, что хозяин Дженевры поверит своей служанке больше, чем жене? Я вас умоляю! Не будьте такой наивной. Если эти люди не снимут обвинения, шансы нашей Дженевры невелики…
        - Я ни за что не признаюсь в том, чего не совершала! - вспыхнула Дженевра. - Пускай меня сажают в тюрьму, но я сяду туда с чистой совестью. А вам, мисс Камп, спасибо. Вы, видно, одна мне верите. Если, конечно, не считать маленькую мисс. Она всегда относилась ко мне тепло, а когда у меня нашли это проклятое колье, рыдала в три ручья и умоляла своего отца не вызывать полицию.
        - Вот видите, Мэтью, - покосилась я на Соммерса. - Даже девочка не верит в виновность мисс Пейн. Хотя она и пострадала - у нее ведь пропало колье.
        - Прикажете мне допросить еще и девочку? - хмыкнул Соммерс. - Конечно же к показаниям ребенка судья отнесется с большим вниманием.
        Несмотря на напускную иронию, я заметила, что Мэтью и сам не горел желанием отправить Дженевру Пейн на скамью подсудимых. Но что он мог поделать, когда все факты, все улики указывали на виновность старушки?
        Я вдруг остро почувствовала разницу между моими героинями и мною. Они были куда сообразительнее. Им удавалось отыскивать скрытые улики, они задавали каверзные вопросы, которые обезоруживали детективов и шерифов. Они вытаскивали из тюрьмы невиновных, разоблачая истинных преступников с такой же небрежностью, с какой стряхивали пепел со своих сигарет. А что могла сделать я? Чем я могла помочь несчастной старушке, чье лицо, что еще совсем недавно выражало отвагу и желание отстаивать свои права, теперь осунулось и потемнело, словно строгий судья уже вынес приговор?
        Повисло угрюмое молчание.
        - Мэтью, у вас курят? - наконец поинтересовалась я.
        Детектив кивнул. Я вытащила сигарету и полезла в карман за зажигалкой. Мой девственно-белый недавно купленный «клиппер» оказался перепачкан чернилами, а на пальцах остались фиолетовые разводы. В очередной раз ругая себя за то, что не положила ручку в футляр, я вытащила из сумочки салфетку и принялась вытирать пальцы. На белоснежной салфетке появились отпечатки моих пальцев. И тут меня осенило.
        - Послушайте, Мэтью, - обратилась я к детективу. - Если мисс Дженевра Пейн и впрямь взяла колье, на нем должны быть отпечатки ее пальцев. Может, вы отошлете колье на экспертизу?
        - Я не думаю, что тот, кто взял колье, оставил на нем отпечатки своих пальцев, если вы об этом. Скорее всего, колье хорошенько протерли, прежде чем положить его в сумочку. Видите ли, не все так просто, как кажется на первый взгляд. Для того чтобы делать экспертизу, я должен иметь веские основания для сомнений. Если бы я проверял отпечатки пальцев на каждой украденной вещи, начальство давно бы меня уволило.
        - Но разве история, рассказанная мисс Пейн, не достаточное основание?
        - А кто ее подтвердит?
        Я вздохнула. Если бы все было так просто, как в моих детективах, мисс Дженевра Пейн уже не сидела бы в участке. Но, увы, противный кузен Майлс оказался прав: мои представления о расследованиях, даже таких, казалось бы, простых, как случай мисс Пейн, очень сильно расходились с действительностью. И, хотя этот случай на фоне моих романных злодеяний выглядел заурядным и даже водевильным, я сочувствовала старушке так, как никому из моих персонажей.
        - Дженевра, может быть, вы хорошенько подумаете и вспомните хотя бы кого-нибудь, кто мог бы вам помочь? - поинтересовался детектив. - В вашем доме есть еще прислуга?
        Дженевра кивнула.
        - Да, горничная, моя помощница. Но едва ли она скажет хоть слово в мою защиту - девушка она очень робкая и страшно боится потерять место.
        - Паршиво, - кивнул Мэтью. - А кто-нибудь из соседей может подтвердить, что ваша хозяйка скверно обращалась с вами? Кричала или, может, оскорбляла вас?
        - Едва ли, - покачала головой Дженевра. - Моя хозяйка никогда не отчитывала меня на людях. Она даже при муже остерегалась придираться ко мне. Зато наедине со мной позволяла себе грубости.
        Зазвонил телефон, и я заметила, что детектив обрадовался звонку. Его явно тяготило то, что он ничего не может сделать для старушки. Однако в процессе разговора лицо Соммерса потихоньку начало светлеть, а к концу - и вовсе засияло, как новенькая блестящая кастрюля из нержавеющей стали.
        - Честно скажу, вам очень повезло, Дженевра, - весело обратился он к старушке, выслушав собеседника на другом конце провода. - Ваша маленькая мисс довела вас до беды, но сама же и спасла. Девочка, - повернулся он ко мне, - чтобы избавиться от мачехи, решила подложить ей колье. Но ночью, в темноте, перепутала сумочки и подложила его мисс Пейн. Когда дело приняло такой оборот, она пожалела нашу почтенную даму и во всем призналась отцу, который немедленно позвонил в участок.
        - Боже мой… - Из глаз Дженевры потекли слезы. - Боже мой, я же говорила, что ничего не сделала…
        - Успокойтесь, мисс Пейн, ведь все закончилось. Теперь вы можете вернуться на свое место с гордо поднятой головой.
        Мои слова заставили старушку возмущенно тряхнуть этой самой головой.
        - Нет уж, туда я больше не вернусь. Не хочу работать в доме, где мне не верят. Лучше уж и вовсе остаться без работы.
        - Ну зачем же - без работы? - улыбнулась я. - Если вы умеете готовить и если, разумеется, хотите, вы могли бы работать у меня. От меня недавно ушла домработница. Вас, правда, может не устроить то, что я много курю…
        - О, это сущие пустяки, мисс Камп, - просияла старушка. - По сравнению с тем, что со мной только что произошло…
        Мисс Дженевра Пейн пообещала, что позвонит мне сразу, как только заберет из дома N свои вещи, и, искренне поблагодарив меня за участие, удалилась.
        - Кажется, я совсем вас разочаровал, - вздохнул детектив Соммерс. - Вы ожидали, что я буду вести себя как герой, но, увы, героизм в нашем деле удается проявить крайне редко.
        - Вовсе не разочаровали, - поспешила я утешить Соммерса. - Хотя, конечно, я не ожидала, что оправдать невиновного такая сложная задача. Казалось, все лежало на поверхности - придирки хозяйки, ее нежелание, чтобы мисс Пейн работала в этом доме. Я думала, что вы в два счета оправдаете Дженевру.
        - И ни на секунду не допускали, что она действительно виновата? - хитро сощурился Соммерс.
        Я покачала головой.
        - А зря. Иной раз мне попадаются такие хитрюги, которые самого черта запутают. И, кроме как на улики, мне полагаться не на что. Я не могу себе позволить руководствоваться чувствами, Кэролайн. И вам бы не советовал. Если, конечно, вы все еще не передумали заняться расследованием. Постараюсь найти для вас какое-нибудь не слишком запутанное дело. Если подвернется, конечно.
        Я расспросила Соммерса о его работе, а потом ему позвонили и нам пришлось распрощаться. Несмотря ни на что, детектив мне понравился: работая в полиции, он мог бы давно уже зачерстветь душой, но все же остался человеком. И, хотя он не совершил ничего из ряда вон выходящего, чтобы спасти мисс Дженевру Пейн, я все-таки была признательна ему за то, что он пытался хоть как-то ей помочь.
        Выйдя из участка, я нос к носу столкнулась с дорогим кузеном Майлсом. Он процедил сквозь зубы что-то невнятное, что, очевидно, надо было толковать как «Здравствуй, Кэролайн». Мне стало любопытно, что привело его в полицейский участок, и очень скоро я ответила на свой вопрос. Дорогой кузен все-таки решился стать писателем и теперь надеялся получить консультацию у профессионалов.
        Ну-ну, хихикнула я про себя. Удачи вам, дорогой Майлс Камп…

4


        Ангелочек Энджи не оправдал надежд своего дядюшки и оказался сущим бесенком.
        Это я поняла сразу же, как только зашла к Лесли. В гостиной все было перевернуто вверх дном, словно по дому пробежалось стадо обезумевших животных. Несколько стульев лежали на полу, скатерть съехала со стола и выглядела так, словно ее хорошенько пожевали, фарфоровая статуэтка - хорошенькая розовощекая пастушка и поросенок - валялась на диване, а диванная подушка, поменявшись местами со статуэткой, была заброшена на полку с книгами. Светлый ковер был обагрен красными пятнами, но я сразу догадалась, что причина их появления вовсе не убийство, а чье-то неосторожное обращение с банкой из-под кетчупа.
        - Лесли, - охнула я, оглядывая своего растерянного друга. - Что это?!
        - Это Энджи. Боюсь, тебе не удастся познакомиться с ней прямо сейчас, потому что она слишком переутомилась, приводя мое холостяцкое жилье в божеский вид, и теперь спит сном праведника. Да, я не ошибся - Энджи просто ангелочек. Но, увы, только во сне…
        - Ты до сих пор не нашел няню?
        - Я дал объявление в газету, но мне никто не позвонил. Пришлось обратиться в агентство, и они обещали кого-нибудь прислать. Я готов заплатить сколько угодно, лишь бы меня избавили от этого дьяволенка.
        - Но ты же говорил…
        - Говорил, - вздохнул Лесли. - Пока здесь была ее мать, Энджи проявляла чудеса вежливости и послушания. Но ты бы видела, что с ней случилось, едва сестра оказалась за порогом. Ребенка словно подменили. Нет, я, конечно, понимаю, развод тяжелая штука для детской психики. Но это не причина сводить с ума старого холостяка.
        - Мне повезло больше. Я нашла себе домработницу. Правда, еще не знаю, правильно ли я поступила, наняв ее в полицейском участке.
        - Что?!
        Я подробно рассказала Лесли о своем знакомстве с Соммерсом.
        - Так что теперь мисс Пейн работает в моем доме, - закончила я.
        - Только писательница детективов может нанимать прислугу в полицейском участке, - засмеялся Лесли. - Так что, Толстяк нашел для тебя дело?
        - Пока нет, - вздохнула я, - но обещал что-нибудь придумать. Угадай, кого я встретила, когда вышла из участка?
        - Судя по выражению твоего лица, самого Элвиса в розовом «кадиллаке».
        - Кузена Майлса. Он все-таки надеется поколебать лавры Рекса Стаута.
        - Какая ирония… Разве можно так ненавидеть собственного кузена? Где же твои родственные чувства? Да и можно ли не любить Майлса - он ведь такой красавчик?
        - Только не для меня, - поморщилась я, вспомнив презрительную усмешку, которой всякий раз одаривал меня дорогой кузен. - Может быть, у него и смазливая мордашка, но истинной красоты в его лице я не замечала.
        - Неправда, он красив, - возразил Лесли. - Такие мужчины нравятся женщинам. У него благородные черты лица, античный профиль, тонкие - я бы даже сказал, аристократичные - губы. Правда, лицо у него немного надменное, но, насколько я знаю, женщин это даже интригует.
        - Значит, у нас разные представления о мужской красоте, - буркнула я. - Не знаю, как остальным женщинам, а мне он кажется противным.
        - Ты всегда была субъективной, Кэрол. Я уверен, если бы кузен Майлс проявил к тебе немного больше внимания и почтения, ты бы считала его очень милым.
        - Не говори глупостей, Лесли, - окончательно разозлилась я. - Майлс совсем не в моем вкусе. К тому же он мой кузен. По закону мы с ним все равно что брат и сестра.
        Мы с Лесли могли бы пререкаться и дальше - иногда наши споры длились часами, - если бы не раздался звонок в дверь.
        - Наверное, миссис Брокен, - предположил Лесли. - Что-то рано сегодня, обычно она удивительно пунктуальна, - продолжил он уже из холла. - Ну теперь у нее прибавится работы. Правда, придется доплачивать… - Лесли осекся.
        Я вышла в холл и сразу поняла причину его удивленного молчания. Если честно, я и сама удивилась не меньше его. На пороге стояла Мэгги Даффин. Траур уже был снят: на ней красовался коротенький светлый тренч, обнажавший красивые стройные ножки.
        - Мэгги? Что ты здесь делаешь?
        - Меня прислало агентство. А ты? - Мэгги рассеянно посмотрела на меня, а потом перевела взгляд на Лесли. - Бог ты мой, я вас вспомнила. Мы встречались на похоронах бабушки Агаты.
        - Совершенно верно, - кивнул Лесли. - Может быть, вы зайдете, Маргарет? Вы ведь решили поработать няней, если я не ошибся?
        Кузина Мэгги явно не испытывала восторга от перспективы работать на моего, как она считала, ухажера, но отступать было поздно. Лесли галантно помог ей раздеться. Без плаща моя кузина выглядела еще эффектней: на ней был элегантный темно-синий костюм, подчеркивавший достоинства ее роскошной фигуры. Я заметила, как изменился Лесли при появлении моей кузины, и мысленно улыбнулась. Винить его было не в чем. Даже самый равнодушный мужчина на земле не смог бы пройти мимо, не поддавшись искушению взглянуть на мою красивую кузину.
        - Я даже не предполагала, что это вы… - бросив в мою сторону недовольный взгляд, пробормотала Мэгги. - А у вас что, есть ребенок? - спросила она Лесли.
        - Есть, но не у меня, а у моей троюродной сестры. Вам чего-нибудь налить, Маргарет? А, забыл, вы же на работе. Так вот, сестра оставила на мое попечение свою дочь, Энджи. С Энджи вам придется повозиться. Увы, моя племянница не самый послушный ребенок на этом свете.
        - Но я еще не согласилась. - На красивом личике Мэгги проступила досада.
        До меня тут же дошло, что моя дорогая кузина оказалась в западне, о чем я тотчас же ей сообщила:
        - Мэгги, ты, видно, плохо помнишь, какое условие поставила наша бабка, - не без ехидства заявила я. - Ничего, я освежу твою память. Ты должна устроиться в первое же место, где тебе предложат работу. А Лесли, то есть мистер Ринити, тебе ее только что предложил.
        Мэгги покраснела от досады и гнева, став при этом еще красивее. Конечно, читатель может счесть мой поступок безобразным - ведь я доставила неприятности не кому-нибудь, а собственной кузине, - но, сказать по правде, я не испытывала по этому поводу угрызений совести. Высокомерие Мэгги Даффин, как и любое зло, должно было подвергнуться справедливому наказанию.
        Лесли, любителю пошутить, такой поворот событий пришелся по душе. К тому же моя кузина была красавицей. А какой мужчина откажется от ни к чему не обязывающего присутствия в доме красивой женщины?
        - А ведь малышка Кэрол права, Маргарет. Как ни крути, вам придется работать на меня. Если, конечно, вы хотите получить бабкино наследство.
        - Хорошо, - ответила побагровевшая Мэгги. - Только учтите, что у меня нет опыта. И нет рекомендаций. Считайте, что вы доверили свою племянницу человеку с улицы.
        - Может быть, оно и так, - спокойно согласился Лесли и широко улыбнулся кузине, - но я знаю, что вы будете стараться изо всех сил. Вы же не хотите быть уволенной раньше срока?
        В душе я аплодировала Лесли и ни капельки не сочувствовала Мэгги. Она хотела получить работу - и получила ее. Кто сказал, что кому-то из нас троих придется легко?

        Я не стала откладывать в долгий ящик поездку в Адамс. Дело было даже не в том, что мне очень хотелось осмотреть свои скромные владения, на то были иные причины.
        Во-первых, мисс Дженевра, которая приступила к работе вечером того же дня, что ей пришлось провести в участке, затеяла генеральную уборку. Конечно, после ухода Лиз в моем доме царил кавардак, немногим отличавшийся от того, что я застала у Лесли. Разница состояла единственно в том, что в доме моего друга набедокурил маленький ребенок, а у меня - великовозрастное дитя, каким я, увы, остаюсь в некоторых вопросах и по сей день. Однако, несмотря на благие намерения, которые подвигли мисс Пейн на столь благородное дело, я не изменила своего отношения к уборкам, особенно таким масштабным.
        Признаюсь, я по природе своей лентяйка и неряха. Видно, поэтому лицезрение чужого труда пробуждает во мне нечто похожее на угрызения совести. Я никогда не помогала с уборкой моей покойной матери и всегда старалась избежать этого процесса, уходя из дома под любым предлогом и оставляя ее в одиночку бороться с беспорядком. Можно было бы, конечно, оправдать свою неряшливость тем, что я человек творческий и бытовая сторона жизни представляется мне слишком низменной, чтобы о ней думать. Но я не стану это делать - напротив, еще раз повторю, что я обыкновенная лентяйка, и пусть читатель осудит меня, если, конечно, и сам не относится к категории лентяев, привыкших к тому, что бытовые проблемы решает за него кто-то из близких или прислуга.
        Второй причиной, по которой я оседлала своего двухколесного приятеля и покатила в Адамс, был мой роман, продолжить который я так и не смогла. Говорят, что самое сложное начать, но я по своему опыту знаю, что это утверждение правдиво лишь отчасти. Бывает, что продолжить уже начатое гораздо сложнее, чем положить начало и написать затейливый - или незатейливый - пролог. Тогда я мучилась именно с продолжением.
        Сюжет, или, как называют его редакторы, синопсис, был полностью готов, то есть я уже знала, в чем будет состоять суть преступления, кто кого убьет, кто окажется невинно обвиненным, а кто снимет это обвинение и разоблачит коварного преступника. Однако мои герои, которым предстояло совершить немало хорошего и плохого, отказывались ожить на страницах романа. Они были какими-то вялыми, безжизненными, не способными говорить нормальным человеческим языком. В их словах было слишком много пафоса, в их действиях - чересчур много театральных жестов. Они были как плохие актеры в захудалом провинциальном театрике и играли так, словно в зале было всего трое случайно забредших зевак.
        Госпожа Фантазия не хотела прийти мне на помощь и наделить этих убогих человечков хотя бы каплей жизненной силы. Поэтому я поступила так, как часто в таких случаях вынуждал поступать меня Лесли: решила сменить обстановку и прокатиться в Адамс, благо теперь я могла приехать туда в любое время и мне не было нужды сообщать о своем приезде родственникам.
        Осенний ветер бил в лицо и трепал волосы, но я только радовалась его порывам. Меня охватило ощущение свободы и легкости, которого я давно уже не испытывала. Кроме меня, на дороге велосипедистов не было, что только добавляло поездке романтики и куража. И в Рочестере, и в Адамсе обыкновенно много велосипедистов, поскольку велосипед в наших городах самое распространенное средство передвижения, которое не сумели вытеснить ни машины, ни какой-либо другой вид транспорта. Однако в тот день меня ожидал приятный сюрприз: попутчиков у меня не оказалось и я в полной мере смогла насладиться своей одинокой поездкой.
        В Адамсе я спешилась и покатила велосипед рядом с собой. Ранней осенью этот городок производил на меня особенное впечатление. В сентябре Адамс буквально пропитывался ароматом яблок, потому что все, что бы ни готовили в это время фермеры, состояло из яблок или имело яблочную начинку. В одном из магазинчиков продавали хороший яблочный сидр, поэтому я заглянула туда, чтобы выпить стаканчик горячего (горячий сидр в Адамсе обыкновенное явление) ароматного напитка.
        Однако мое радужное настроение очень скоро было омрачено, потому что не одна я решила полакомиться вкусным деревенским сидром: колокольчик на двери магазинчика звякнул и на пороге появился мой вездесущий кузен. Едва не поперхнувшись сидром - в последнее время наши встречи стали слишком уж частыми, - я все-таки изобразила подобие вежливости.
        - Здравствуй, кузен Майлс.
        - Здравствуй, кузина Кэролайн. - Судя по выражению лица, Майлс не меньше меня
«обрадовался» этой встрече. - Вот уж не ожидал тебя здесь увидеть. Папа говорит, ты редко бываешь в Адамсе.
        - В этом мы с тобой похожи, кузен, - улыбнулась я. - Ты ведь тоже не жалуешь частыми приездами ни Адамс, ни Рочестер. Я приехала посмотреть на свое наследство. Агата ведь оставила мне домик прабабки.
        - Неужели ты собираешься в нем поселиться? - хмыкнул Майлс. - Забросишь свое писательство и будешь заниматься хозяйством?
        - Ты решил, что я испугалась конкуренции в твоем лице? - в тон ему ответила я. - Нет, дорогой кузен, меня не так-то просто напугать. А ты что здесь делаешь? Надеешься, что кто-нибудь из фермеров подскажет тебе сюжет для романа?
        - Я приехал с отцом. Он тоже хочет посмотреть на свое наследство. Оценить землю, которую бабка ему оставила.
        - Дядя Брэд решил ее продать? - полюбопытствовала я.
        - Он сомневается, - ответил Майлс, разглядывая мою растрепанную персону. - Чтобы вести хозяйство, нужны навыки, а папа давным-давно позабыл, что такое земля. Думаю, скорее всего он ее продаст. Дорогая кузина, ты никогда не слышала о существовании парикмахерских и салонов красоты? - поинтересовался Майлс, намекая на мои всклокоченные волосы и измятую юбку. - Если хочешь, я дам тебе адрес хорошего салона.
        - Дорогой кузен, если ты печешься о моем внешнем виде, то оставь свои заботы, - невозмутимо ответила я. - Мы оба прекрасно знаем, что салон красоты мне не поможет. Но и тебя не научат писать в полицейском участке. Если хочешь, - продолжила я издеваться над кузеном, - могу посоветовать тебе пару неплохих детективных романов. Хотя, не скрою, я опасаюсь за твой светлый разум: ведь все детективы ужасно глупые. Надеюсь, твой станет исключением.
        - А как твои дела? - Кузен не собирался уступать мне в ехидстве. - Уже ломаешь голову над преступлением века? Хотя сомневаюсь - в Рочестере редко случается что-то подобное. Зато твои романы пестрят кровавыми злодействами, что происходят в маленьких городках…
        - Да, со злодействами мне пока не везет, - призналась я, подумав о том, что была бы не против сделать нечто подобное со своим чересчур остроумным кузеном. - Но детектив Соммерс обещал мне всестороннюю помощь и поддержку.
        - Не сомневаюсь, - усмехнулся кузен. - Я говорил с ним вчера в участке…
        Майлс хотел сказать что-то еще, но в магазинчик вошел дядя Брэд. Немного поговорив с дядей, удрученным тем, что придется продать такую хорошую землю, я допила сидр и покатила к дому Родерика. Конечно, и у меня все пошло не так гладко, как я рассчитывала, но в отличие от Майлса я хотя бы не корчила из себя детектива, который заткнет за пояс любого профессионала.
        Домик моей прабабки находился за домом Родерика, так что мне не пришлось раскланиваться с Сесилией и в очередной раз слушать, как она чихвостит своего несчастного супруга.
        Миновав железные ворота и что-то вроде аллеи из восьми пожелтевших деревьев и нескольких побагровевших кустарников, я подошла к домику Элайзы. После смерти прабабки о нем почти забыли, и, хотя его несколько раз красили снаружи, изнутри он остался таким же, каким был еще при жизни Элайзы. Я сняла железный замок, который лишь номинально болтался на петлях, и вошла внутрь.
        Как я и предполагала, в доме царило запустение. На зеркалах, полках и шкафах лежал толстый слой пыли, а под потолком были развешаны платочки кружевной паутины.
        Домик как домик. Ничего примечательного. Во всяком случае, так решили бы многие, если бы заглянули в это богом забытое место. Но моя писательская душа усмотрела в этой грязи, в этом запустении, в этом запахе сырости и плесени нечто большее, чем обычный старый дом. Я как будто сделала один шаг и оказалась в прошлом. В прошлом человека, которого никогда толком не знала.
        Когда мы приходим к друзьям, а те, занятые домашними хлопотами, вынуждены предоставить гостя самому себе, нам частенько приходится рассматривать книжные полки, альбомы с фотографиями, коллекции фильмов, статуэтки, картины, может быть даже украшения. И, разглядывая эту обязательную атрибутику любого дома, мы нередко приходим к выводу, что не так уж и хорошо знали своих друзей. Оказывается, они читают не только свежие газеты, но и шекспировские трагедии; выясняется, что когда-то они снимались в сериалах или принимали участие в популярных шоу; открывается, что они любят вовсе не модные нынче фото бьеннале, а картины малоизвестных пейзажистов и предпочитают современным динамичным фильмам элегантные старые комедии. Мы так мало слушаем и так много говорим, что часто такие, казалось бы, поверхностные вещи становятся для нас откровением.
        Похожим откровением явился для меня этот дом, подернутый пеленой времени. Мама рассказывала мне о бабушке, но я редко слушала ее рассказы, пропуская мимо ушей безразличные мне факты чужой биографии. Теперь же я почувствовала живейший интерес к человеку, который жил в этом доме. Атмосфера заброшенности, покинутости показалась мне именно тем, что сейчас нужно. И, блуждая по коридорам дома, как по коридорам времени, я пыталась понять, что за человек была моя прабабка, жена знаменитого на всю округу Родерика Кампа.
        Не скрою, я боялась разочароваться и узнать, что Элайза Роуз окажется попросту сильной женщиной, поднявшей ребенка и хозяйство. Это лишило бы мой визит той исключительности, какой я ждала, стоя на пороге этого дома. Обыкновенная фермерша, пусть хоть тысячу раз сильная и выносливая, как деревенская кобыла, ничуть меня не интересовала. Мне хотелось найти что-то, что открыло бы для меня Элайзу Камп, в девичестве Роуз, с той стороны, с которой ее никто не знал.
        Смахнув рукавом плаща пыль с корешков книг, я принялась разглядывать скудную библиотеку. Слава богу, Элайза оказалась не такой ограниченной дамой, как моя бабка, - на полках не было ни одной книги о поливе и прополке. Элайза уважала хорошую классику, но не брезговала и детективами (так вот откуда у бабушки Агаты такая нелюбовь к этому жанру!). Я сняла с полки одну из книг в мягкой обложке и принялась листать страницы, истрепавшиеся и пожелтевшие от времени.
        Уже на второй странице я подумала, что книгу лучше бы взять домой и прочесть ее сидя, а не стоя, как вдруг на глаза мне попался краешек бумажки.
        Записка?! А может, обыкновенная закладка? Я раскрыла книгу в том месте, откуда торчала бумажка. К моей радости, это действительно оказалась записка, только записка какого-то загадочного содержания: «Вторая п. сверху, третья к. слева».
        Что это могло означать? Что Элайза Роуз, если, конечно, этот убористый и неразборчивый почерк принадлежал именно ей, подразумевала под «п» и «к»? Слова
«сверху» и «слева» заставили меня предположить, что буквы означали местоположение какой-то вещи. Но что это за вещь? И какие «п» и «к» имелись в виду?
        Пригорок, поляна, косогор, кусты, принялась перебирать я. Нет, не годится. Так можно было бы рассуждать, если бы моя прабабка зарыла где-то клад. Но если бы она это сделала, то уж точно указала бы координаты поточнее, чем «сверху» и «слева». Может быть, эта вещь находится в доме?
        Вторая «п», третья «к», рассуждала я. Оба слова существительные женского рода. К тому же эти «п» и «к» как-то связаны межу собой. Может быть, «к» даже часть «п», так же как комната или квартира являются частью дома…
        Разгадка пришла сама собой, стоило мне поставить на полку книгу, которую несколько минут назад я с интересом читала. Где я нашла эту записку? Конечно же в книге. А книгу? На книжной полке, разумеется. Можно предположить, что «п» - это полка, а
«к» - это книга. Значит, вторая полка и третья книга.
        Я отсчитала вторую полку сверху - всего их оказалось семь - и нашла третью книгу, подумав, что она должна располагаться слева от меня. Однако с моим ростом добраться до нее оказалось не так-то просто. В гостиной - если так можно было назвать маленькую комнату, где стояли лишь стол, кресло и маленький шкафчик, - я заприметила стул, который немедленно принесла и поставила рядом с книжными полками. Дрожащими руками - честно говоря, я даже не представляла, что пытаюсь найти, но чувствовала такое волнение, словно Элайза Роуз действительно спрятала клад на книжной полке, - я сняла вожделенную книгу и принялась ее листать.
        Однако меня постигло разочарование: хоть книга и оказалась сборником стихотворений античных авторов, в ней не было ничего таинственного и загадочного.
        Что ж, бабушка Элайза, ты обвела меня вокруг пальца. Я вздохнула и вернула книгу на полку.
        Не успела я пожаловаться на свою прабабку, как тут же заметила нечто странное: книга, которую я пыталась поставить на то место, где она преспокойно стояла до моего вторжения, никак не влезала на полку.
        Что за чертовщина?!
        Я попыталась раздвинуть книги, стоявшие по соседству, решив, что именно они мешают моему сборнику встать на место. Не тут-то было! Мне даже показалось, что кто-то выпихивает книгу с полки.
        Признаюсь, я почувствовала, как по телу пробежала тонкая струйка ледяной дрожи. Еще минуту назад здесь этого не было. Откуда же оно появилось?!
        Я решила не впадать в панику раньше времени и сняла с полки еще несколько книг, тех, что стояли рядом с моей. К счастью, ничего ужасного за ними не оказалось, скорее то, что я открыла, представлялось мне весьма любопытным. За сборником античной поэзии моя прабабка сделала небольшой тайничок: полочка оказалась с секретом. Когда я вытащила книгу, сдвинулся рычажок, который привел в движение хитрый механизм, позволивший мне обнаружить тайник.
        Тайничок представлял собой выдвигавшееся отделение шириной с книгу средней толщины - как раз такого же размера был мой сборник. В таком тайничке можно было, конечно, хранить драгоценности, но, судя по его форме, он скорее предназначался для важных бумаг. Мне повезло, он открывался без ключа - достаточно было нажать на маленький язычок, торчавший из-под его деревянной дверцы.
        Тайничок был узким, но моя птичья лапка без труда забралась внутрь. Пальцы мои нащупали бумажные листы.
        Кажется, это тетрадь, решила я и аккуратно потянула на себя свою находку.
        То, что я искала с таким волнением, действительно оказалось тетрадью. И не просто тетрадью, а дневником, который, по всей видимости, принадлежал моей прабабке, Элайзе Камп, в девичестве Роуз, - именно свою девичью фамилию она и написала на развороте тетради.
        Если бы не микроскопический почерк моей прабабки, из ее дома я бы выбралась еще не скоро. Любопытство разбирало меня, но за полчаса я с трудом осилила одну страницу. Потом у меня заболели глаза. Не знаю, в какой школе обучалась моя покойная прабабка, но ее учителя, наверное, намучились с проверкой написанных ею сочинений. Для того чтобы разобрать эти мелкие каракули, несчастным, скорее всего, приходилось пользоваться лупой.
        Что ж, неплохое решение, подумала я, закрывая дневник. Я тоже куплю лупу и буду читать. Конечно, не очень-то хорошо вторгаться в чужую личную жизнь, но моя прабабка вряд ли осудит меня за это.
        Закрыв тайничок, который тут же сам задвинулся обратно, я задалась вопросом: зачем Элайзе понадобилось оставлять записку в детективе, благодаря которому я нашла ее дневник?
        Может, ей хотелось, чтобы кто-то нашел его и прочитал? Но к чему тогда такая таинственность - все эти «п» и «к»? Неужто проверка на сообразительность? У меня возникло еще одно предположение, но оно тоже показалось мне не совсем логичным. Я знала, что в старости у Элайзы появились проблемы с памятью. Может быть, она боялась забыть, где лежит ее сокровище? Но тогда оставалось совершенно непонятным, зачем ей понадобилось оставлять записку в другой книге, о которой она тоже могла позабыть.
        Снедаемая многочисленными вопросами, любопытством и желанием поскорее прочитать книгу, я выбралась из дома и покатила велосипед по направлению к воротам. Но, увы, остаться незамеченной мне не удалось. Меня окликнули, и я сразу же узнала высокий голос тети Сесилии:
        - А-а, племянница пожаловала?
        - Добрый день, тетя, - обернулась я к Сесилии.
        - У кого день, а у кого и вечер, - мрачно ответствовала тетя. - Это вы, писатели, днем отсыпаетесь, а мы встаем ни свет ни заря. Прямо даже не верится, до чего часто теперь у нас стали появляться гости, - не без ехидства добавила она. - Брэд с сыном тоже побывал сегодня в Адамсе. А пока была жива мама, вы и носу сюда не казали.
        - Мне хотелось осмотреть дом, - объяснила я. - Вряд ли я буду здесь бывать, но посмотреть его было интересно.
        - Уже что-то прихватила? - фыркнула Сесилия, покосившись на книгу и тетрадь, которые я держала под мышкой.
        - Да, кое-что из книг. Не знала, что Элайза увлекалась детективами.
        - Какими именно? - поинтересовалась Сесилия, не отрывая глаз от моих сокровищ.
        Мне не хотелось вытаскивать книгу - тогда пришлось бы показать и тетрадь, поэтому я ограничилась тем, что сказала ей название.
        - Ах это… - улыбнулась Сесилия. - Она и правда любила эту книгу. Частенько перечитывала. Элайза вообще любила читать. Вот от лишнего-то чтения в маразм, наверное, и впала, - нравоучительно добавила тетя.
        Теперь понятно, почему бабка оставила записку именно в этой книге, сообразила я.
        - А что, разве она болела? - недоуменно уставилась я на тетку. - Мама рассказывала только о ее пробелах в памяти.
        - Ну да, и пробелы были, - согласилась Сесилия. - Только, кроме этого, она еще и бредила. Чаще вспоминала прадеда, конюшню, лодку. Видно, забыла, что он умер. А еще постоянно бормотала что-то про статуэтку.
        - Статуэтку? Какую? - полюбопытствовала я.
        - Много будешь знать, скоро состаришься. Ничего особенного. Была там какая-то безделушка, дед ваш, Доуэлл, говорил, что она исчезла во время пожара. Двери-то в суете не закрыли, мало ли кто мог войти.
        - Ах да, пожара… Того пожара, в котором сгорел прадедушка Родерик?
        - Да-да, именно… Мне тут Мэгги звонила, - резко изменила тон Сесилия. - Говорит, устроилась работать к твоему жениху. А еще говорит, что это ты ее заставила.
        Вот неслыханная наглость! - возмутилась я про себя. Заставила! Да я всего лишь напомнила ей об условиях завещания. Почему это Мэгги должно быть проще, чем мне и моему дорогому кузену, обреченному писать ненавистные его сердцу детективы? Где тут справедливость?
        - Никого я не заставляла, - сухо ответила я Сесилии. - К тому же Лесли вовсе не мой жених. Мы много лет хорошие друзья.
        Сесилия скорчила презрительную мину.
        - А я-то уж было поверила, что наш лягушонок Кэролайн наконец-то получит мужа.
        - Получит? Их что, выдают? - фыркнула я.
        - Кэрол, Кэрол… - покачала головой Сесилия. - Тебе ведь уже за тридцать. У тебя и раньше-то женихов не было, а теперь тебе и подавно ничего не светит.
        - Спасибо, тетя, - спокойно ответила я на эту реплику, которую могла бы счесть оскорбительной, если бы давно уже не перестала всерьез воспринимать глупую болтовню. - Мне очень приятно, что вы заботитесь о моем будущем. Но, поверьте, я как-нибудь сама устрою свою жизнь.
        Сесилия махнула рукой. Это означало, что я совершенно безнадежна, а она совершенно бессмысленно тратила золотые слова на бестолковую замухрышку, свою племянницу.
        Я поспешила распрощаться с моей участливой тетушкой и, усевшись на велосипед, покатила по аллее.
        - Эй, Кэролайн! - крикнула Сесилия мне вдогонку. - Ты скажи своему… другу, чтобы он там помягче с моей Мэгги!
        - Лесли сам разберется! - крикнула я и, поднажав на педали, почувствовала, как осенний ветер принялся хлестать мое лицо холодными ладонями.

5


        Уснула я, кажется, около семи утра. Почерк у прабабки действительно оказался ужасным, и только благодаря лупе, купленной в канцелярском магазине, мне удалось прочитать несколько страниц. Нельзя сказать, чтобы на них разворачивалось увлекательное и интригующее действо, однако читать все равно было интересно.
        В начале дневника Элайза Роуз описывала свою свадьбу. Больше всего меня позабавило то, что серебряный медальон, украшавший шею Родерика Кампа, она описала гораздо подробнее, чем собственное свадебное платье. Еще мне показалось, что прабабка не очень-то радовалась своему замужеству. Во всяком случае, того необычайного трепета, с каким невесты - здесь я, конечно, могу только предполагать, ведь сама-то невестой никогда не была - выходят замуж, в ее описании не чувствовалось. Впрочем, сложно было хранить этот трепет несколько лет - судя по всему, Элайза Роуз-Камп начала свои записи спустя годы после замужества. Вначале я подумала, что речь идет о том времени, когда мой прадед уже умер, но потом поняла, что ошиблась: Родерик Камп на тот момент еще жил и здравствовал.
        Дженевра Пейн разбудила меня в половине двенадцатого громким стуком.
        - Вставайте, соня! - крикнула она, распахнув дверь. - Вам звонит детектив Соммерс. Говорит, это срочно. А еще вам несколько раз звонил какой-то Лесли и просил передать, чтобы вы ему перезвонили.
        - Спасибо, мисс Пейн… - простонала я, подняв ватную голову от подушки.
        - Ох уж эти писатели, - покачала головой Дженевра, покосившись на тетрадь, с которой я вчера заснула. - Вы что, и во сне пишете? А зачем вам лупа?
        - Я не пишу во сне, - успокоила я мисс Пейн. - А с лупой я читаю. Просто кое у кого неразборчивый почерк.
        - Ну да, понятно, - кивнула мисс Пейн, для которой, судя по выражению ее лица, ничего не прояснилось. Однако любопытная старушка все же знала меру и решила не досаждать мне дальнейшими расспросами. - Кэролайн, я приготовила на завтрак блинчики с яблочным джемом. Надеюсь, вы не против такого завтрака?
        - Нет, что вы, мисс Пейн. Я обожаю блинчики, особенно с яблочным джемом.
        - Ну так вставайте же скорее, Кэролайн. Блинчики ждут вас на столе, а мистер Соммерс висит на проводе.
        - Надеюсь, не в прямом смысле? - мрачно пошутила я и с неохотой вылезла из теплой постели.
        У мистера Соммерса действительно были причины разбудить меня в такую рань. Оказалось, что в озере Тихое, неподалеку от Адамса, затонула моторная лодка местных рыбаков. Они вызвали бригаду аквалангистов, и те нашли в озере не только затонувшую лодку, но и останки какого-то несчастного или несчастной.
        - Уж не знаю, любопытно ли вам на это глядеть, - добавил Соммерс, - да и дело, по-моему, глухое. Но все-таки приезжайте. Если не раскроете преступление, то хотя бы получите материал для романа.
        - Спасибо, Мэтью, я обязательно буду. Как вы думаете, мне удастся позавтракать?
        - Думаю, удастся, - засмеялся Соммерс. - Хотите я за вами заеду? Прокатитесь в полицейской машине. К тому же это быстрее, чем на велосипеде.
        Не скажу, что я горела желанием прокатиться в полицейской машине, но предложение Соммерса экономило мое время, поэтому я согласилась. Позавтракав вкусными блинчиками - мисс Пейн готовила божественно, и в душе я благодарила ее бывших хозяев за то, что их стараниями мне досталось такое сокровище, - я побежала переодеваться.
        Натянув на себя теплый фиолетовый свитер с высоким воротом и черные джинсы, я прихватила с собой записную книжку и спустилась вниз. Соммерс не заставил себя ждать: уже через несколько минут я услышала с улицы вой полицейской сирены.
        - Господи, - испуганно покосилась на меня мисс Пейн, которая после истории с колье начала побаиваться полицейских. - Это что же, за вами?
        - Да, мисс Пейн. Детектив Соммерс хочет отвезти меня к озеру. Там нашли останки какого-то человека.
        - И вы поедете?! Вы же только что позавтракали?!
        - Не волнуйтесь, мисс Пейн. Я не собираюсь осматривать покойника.
        - Надеюсь, - неодобрительно покосилась на меня Дженевра. - Теперь даже не знаю, спрашивать ли вас насчет обеда…
        Соммерс ждал меня возле машины, а когда я подошла, галантно открыл передо мной заднюю дверцу. Впереди сидел уже знакомый мне сержант Энистон, которому я подписала книгу в полицейском участке.
        - Здравствуйте, мисс Камп.
        - Здравствуйте, сержант. Мэтью, вы совсем перепугали сиреной мою несчастную Дженевру, - обратилась я к Соммерсу.
        - Извините, не подумал, - смутился Соммерс. - Хотел, чтобы было эффектно, а получилось совсем наоборот. Благими намерениями, как известно… Наверное, и соседей ваших побеспокоил?
        - Мнение соседей меня мало волнует. Особенно после того, как их кошка несколько раз пробралась в мой дом и приняла за лоток мой любимый коврик. От коврика, увы, пришлось избавиться.
        - Сочувствую, Кэролайн. Я и сам не очень-то люблю кошек. Зато моя бывшая жена их просто боготворила. Завела аж трех. Представляете?
        - Вы поэтому развелись?
        - Нет. Она нашла себе другого.
        - Извините, - устыдилась я своей дурацкой шутки.
        - Ничего, я уже пережил. Самое тяжелое - первый год. Да и работа у меня - особенно не затоскуешь…
        - Это точно, - поддержала я Мэтью, чтобы хоть как-то искупить свою вину. - Так кого же вы нашли в озере?
        - Никто не знает, - развел руками Мэтью. - Эксперты уже там, но пока определили только то, что останки принадлежат мужчине. Надеюсь, к нашему приезду у них будет более полная информация. Кстати, Кэролайн, Майлс Камп ваш двоюродный брат?
        - Да, мой кузен, - кивнула я. - Он приходил к вам в участок, я знаю. Майлс тоже претендует на наследство бабушки Агаты.
        - Он рассказал мне, - кивнул детектив. - Говорит, ему нужна хоть какая-нибудь зацепка для сюжета. Да уж, забавную штуку отчудила с вами ваша бабуля. Как вы думаете, мне стоит ему помогать?
        Сказать по правде, бесовская часть моей души буквально кричала: нет, Соммерс! Ни в коем случае не помогайте этому зазнайке! Но я, как человек справедливый, все-таки ее не послушала.
        - У нас троих равные условия, - вместо этого ответила я Соммерсу. - Было бы несправедливо закрыть Майлсу доступ к информации, которой обладаю я.
        - А мне показалось, он не очень-то вас жалует.
        - Так и есть. Мы с детства друг в друге «души не чаем».
        - Почему же, если не секрет?
        - Он называл меня лягушкой, а я оставила ему на память шрам. Это, конечно, то, что на поверхности. А истинной причины я и сама не знаю. Он невзлюбил меня с первого же дня нашего знакомства. А я… Может, просто ответила нелюбовью на нелюбовь…
        До меня вдруг дошло, что я только что подтвердила недавние слова Лесли. Если бы Майлс вел себя менее холодно и высокомерно, то я, быть может, прониклась бы к нему дружеской симпатией. Конечно, шутник Лесли имел в виду нечто другое, но это немногое меняло. Раньше я думала, что моя нелюбовь к Майлсу обусловлена моей неприязнью, а выходит - ее причиной является все-таки его неприязнь…
        Впрочем, Майлс недолго занимал мои мысли. Мэтью поинтересовался, как устроилась Дженевра, и я принялась рассказывать о ней, перемежая похвалы редкими жалобами. Мисс Пейн была идеальной домработницей, но слишком уж привыкла работать в семье, а потому уделяла мне чересчур много внимания. Я стала предметом ее волнений, как раньше, подозреваю, была маленькая мисс N. С одной стороны, это было ужасно трогательно, а с другой - безумно раздражало. Я так привыкла быть кошкой, которая гуляет сама по себе, что уже не представляла, как могу быть предметом чьих-то волнений.
        Однако кузен Майлс, о котором я к моменту нашего приезда забыла и думать, снова напомнил о себе. Оказалось, он умудрился приехать на место происшествия даже раньше нашего.
        Откуда он узнал об утопленнике? - удивилась я. Ведь Мэтью Соммерс позвонил только мне.
        - И снова здравствуй, дорогая кузина Кэролайн, - улыбнулся Майлс и покосился на Соммерса. - Здравствуйте, детектив. Хотите узнать, какими судьбами я здесь? Не поверите, по чистой случайности. Мой неугомонный отец снова потащил меня в Адамс, а местные, вы знаете, тут же выкладывают все новости. Вот вам и Тихое озеро. Кто-то из фермеров даже предложил его переименовать в Озеро утопленника.
        - И что же, его поддержали? - поинтересовался Соммерс.
        - Обещали подумать.
        Майлс разглядывал меня со своей обычной презрительной улыбкой, но сейчас я почему-то не чувствовала к ней привычного иммунитета. Мне было неловко, я старалась спрятать от него глаза, хотя понимала, что ничего плохого ему не сделала.
        Наверное, это из-за Соммерса, решила я. Майлс наверняка считает, что я попросила детектива скрывать от него информацию. И теперь он считает меня подлой заговорщицей, а мне от этого ужасно стыдно…
        Чтобы не глядеть на Майлса, я подошла к озеру, возле которого стояли эксперты, полицейские, шериф Адамса и даже кое-кто из местных. Вскоре к ним присоединился детектив Соммерс. Приблизиться к этой группе я побоялась, потому что смотреть на покойника, одному богу известно сколько пролежавшего на дне озера, у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я встала неподалеку и принялась слушать разговоры.
        - И как, по-вашему, сколько он пролежал на дне Тихого? - поинтересовался Мэтью у инспектора, пожилого плотного мужчины с довольно мрачным - пожалуй, еще более мрачным, чем у меня, - чувством юмора.
        - Точно не скажу - для этого нужно проводить экспертизу. Но, по-моему, наш утопленник гостит здесь поболее чем полвека. Надо сказать, он неплохо сохранился для своего возраста. Кстати, есть предположение, что он умер еще до того, как попал в воду. Видите трещину на черепе? Может, конечно, он нырял и проломил себе голову о камень. Но зачем ему понадобилось нырять посреди озера? Не клад же он тут искал, в конце-то концов?
        - Ничего себе, - присвистнул Соммерс. - Хорошенькие дела. Хотел бы я знать, кто это такой. Как вы думаете, это кто-то из местных?
        - Документов при нем обнаружено не было, - хохотнул эксперт. - А выглядит он, сами видите, неважно. На установление личности уйдет время. Если мы, конечно, вообще сможем ее установить.
        - Я попробую порыться в архивах, - кивнул Соммерс. - Может быть, удастся найти заявление об исчезновении кого-нибудь из местных. Если он из Рочестера или Адамса, думаю, мы его найдем.
        - Мне бы вашу уверенность, - с сомнением покачал головой шериф Адамса. - Дела архивные у нас, сами знаете, в каком состоянии. Что-то пропало, что-то потеряли. Шутка ли - полвека прошло. Конечно, шанс есть, но он невелик.
        - Но он все-таки есть, - упрямо добавил Соммерс.
        - Мне бы ваш оптимизм, детектив.
        - Всегда готов поделиться.
        - Несгибаемый Мэтью Соммерс за работой, - услышала я голос, раздавшийся прямо над моим ухом.
        Обернувшись, я увидела Майлса, который, по всей видимости, тоже внимательно слушал разговор.
        Интересно, сколько он здесь стоит? - подумала я. - А впрочем, чего я так беспокоюсь?
        - Я гляжу, ты времени даром не теряешь, - ехидно покосился на меня Майлс.
        - О чем это ты?
        - Не знал, что вы с Соммерсом такие хорошие друзья.
        - Мы знакомы без году неделя.
        - Неужели? В таком случае мне кажется очень странным, что детектив Соммерс не только рассказал тебе о находке на озере, но и подвез тебя сюда.
        - Мы знакомы заочно, - принялась объяснять я. - Лесли, мой друг, тот что был на похоронах, получал для меня у Соммерса сведения, которые были нужны мне для романов. А недавно мы познакомились лично, благодаря все тому же Лесли.
        - Тот самый Лесли, - скептически улыбнулся Майлс. - Я смотрю, он у тебя прямо-таки вездесущий. Вот и Мэгги пришлось устроиться к нему нянькой.
        - Земля слухами полнится, - мрачно вздохнула я. - Майлс, поверь, я не заставляла Лесли давать объявление, а Мэгги - приходить по этому объявлению. Все получилось само собой. Троюродная сестра привезла Лесли племянницу, и ему срочно понадобилась няня. А Мэгги…
        - Слишком много совпадений, - перебил меня Майлс. - Тебе так не кажется, дорогая кузина? И потом, думаешь, я не догадался, почему Соммерс со мной так неразговорчив?
        - Намекаешь, что я настроила его против тебя? - возмущенно поинтересовалась я. Мне не хотелось оправдываться, тем более перед Майлсом, но это вышло как-то само собой. Мне было плевать, что он считает меня лягушонком, замухрышкой и автором паршивых детективов. Но я не могла допустить, чтобы кто-нибудь считал меня подлым и несправедливым человеком. - Я этого не делала, Майлс. Ты можешь думать обо мне что угодно, но в таких вопросах я предпочитаю быть кристально честной.
        - Кузина Кэролайн… - начал было Майлс, который не поверил ни единому моему слову, однако начать свою речь ему не удалось.
        К нам подошел Соммерс. Он выглядел задумчивым, но вместе с тем довольно бодрым. Я поняла, что он заинтересовался этим происшествием, и понимала его: в нашем городке у полицейских не так уж много возможностей проявить себя в деле, по-настоящему интересном и серьезном.
        - Надеюсь, вы не собираетесь учинить драку при полицейских? - шутливо поинтересовался Соммерс, глядя на наши лица, лучившиеся «искренней любовью».
        - Что вы, детектив… - покачал головой Майлс. - Я только сказал моей дорогой кузине, что ей везет с такими связями.
        - Связями? - улыбнулся Соммерс. - Мы с вашей кузиной познакомились всего несколько дней назад. Я знаю, что вы друг друга не очень-то жалуете, хотя меня это, честно признаться, удивляет. А вы, мистер Камп, не очень-то сердитесь на Кэролайн. Мало кто на ее месте выказал бы такую порядочность. Вы уж мне поверьте, когда речь идет о больших деньгах, люди редко остаются справедливыми.
        - Это вы о чем? - недоуменно покосился на детектива Майлс.
        - О том, что Кэролайн могла бы попросить меня не оказывать вам никакой помощи и поддержки. И, поверьте, я бы ей посодействовал. Однако наша Кэролайн не только не сделала ничего подобного, но, напротив, она воззвала к моей справедливости и посоветовала мне отнестись к вашей ситуации с должным пониманием, мистер Камп.
        Майлс повернулся ко мне. В его глазах я увидела не только удивление, но и раскаяние. Мне снова стало неловко. Только теперь уже по другой причине: меня хвалили за то, что, по-моему, было вполне естественно. Так же естественно было напомнить Мэгги, что по условиям завещания она не имеет права перебирать своих работодателей, как побрякушки на распродаже.
        - Я ничего героического не сделала, - пролепетала я, не глядя на Майлса. - По-моему, это в порядке вещей.
        - О если бы все так считали, - улыбнулся детектив. - Даже ваш кузен удивлен, по-моему.
        - Извини, Кэролайн, - окончательно стушевавшись, пробормотал Майлс. - Я был не прав, когда начал тебя обвинять.
        Если бы громы небесные обрушились на мою голову, я бы, наверное, меньше удивилась. Майлс извинялся, да еще таким тоном! И даже без скептической ухмылочки на лице! Не думала, что когда-нибудь стану свидетельницей или участницей подобной сцены!
        - Я не обиделась. Я всегда знала, что ты не слишком высокого мнения о моей персоне…
        Неизвестно, что ответил бы мне задетый Майлс, но ответить он не успел, потому что к Соммерсу обратился подошедший эксперт:
        - Мы тут увидели кое-что любопытное. Хотите посмотреть?
        - Что именно? - уточнил детектив.
        - На шее у нашего утопленничка висит медальон. Причем, знаете, необычный такой медальон - из разряда семейных ценностей, тех, что передаются по наследству. Не знаю, удастся ли по нему опознать личность нашего приятеля, но чем черт не шутит…
        Медальон?! - Я не могла не вспомнить подробного описания в прабабкином дневнике. Нет, это предположение слишком абсурдно для того, чтобы оказаться правдой. И все же я не могла промолчать.
        - Простите, что вмешиваюсь, - робко начала я. - А медальон серебряный?
        - Серебряный, - кивнул эксперт. - Большой серебряный медальон на толстой серебряной цепочке.
        - С александритом, вокруг которого обвивается плющ?
        Глаза эксперта полезли на лоб. Он явно не ожидал от меня столь богатейших познаний о предмете, которого я еще не успела увидеть.
        - В камнях я не разбираюсь. Но плющ вокруг этого камешка точно обвивается. Скажите, а откуда вам-то это известно?
        Вся троица разом посмотрела на меня. Я терпеть не могу, когда мне уделяют слишком много внимания, но в тот момент все мое смущение улетучилось не то от радости находки, не то от предчувствия, что за этой находкой стоит нечто большее, чем обыкновенное совпадение.
        Мне не хотелось рассказывать о прабабкином дневнике - это было что-то вроде нашего с ней маленького секрета, - но врать я не умела.
        - Помнишь домик нашей прабабки? - обратилась я к Майлсу.
        - Тот, что Агата оставила тебе в наследство?
        Я взволнованно тряхнула головой.
        - Я нашла в нем дневник Элайзы. Не спрашивай как, я сама до сих пор удивляюсь, что мне это удалось. В общем, я начала читать дневник вчера ночью и наткнулась там на описание этого медальона.
        - Значит, это медальон вашей прабабки? - опешил детектив Соммерс. - Но как он мог оказаться на утопленнике? Его что, украли?
        - Нет, этот медальон не принадлежал Элайзе. Это был медальон моего прадеда, Родерика Кампа. Он достался Родерику от его деда - тот сделал внуку подарок на свадьбу. Если я правильно поняла то, что писала Элайза - а почерк у нее, поверьте, ужасный, мне даже лупу пришлось купить, - прадед, то есть Родерик Камп, носил его не снимая.
        - Так что же, это вашего прадеда мы нашли на дне озера? - озадаченно поинтересовался эксперт.
        - Этого не может быть, - почти хором ответили мы с Майлсом. Я замолчала, а Майлс добавил: - Наш прадед сгорел в конюшне. И его похоронили на кладбище в Адамсе.
        - Значит, медальон все-таки украли, - настойчиво повторил детектив Соммерс. - А того, кто его украл, скорее всего мы и нашли на дне Тихого.
        - Может быть… - растерянно ответила я. - Я прочитала всего лишь несколько страниц из дневника. Возможно, о краже Элайза написала позже…
        - Воистину наш утопленник загадочная личность, - вздохнул эксперт. - Да уж, прибавили вам работки местные рыболовы. Одно ясно - надо делать экспертизу.
        - Я думаю, новых подробностей мы сейчас не узнаем, - обратился к нам Соммерс, когда эксперт ушел. - А медальон я обязательно вам покажу. Может, у вас, ребята, появится шанс получить свое наследство, - подмигнул нам детектив.
        - Все может быть, - улыбнулся Майлс. - Кэролайн, я на машине, - повернулся он ко мне. - Если ты не очень сердита на своего недоверчивого кузена, могу тебя подвезти.
        - Спасибо, - кивнула я и, все еще не уверенная в том, что это хорошая идея, добавила: - Я согласна.

        Машина моего дорогого кузена очень сильно отличалась от тех, что я привыкла видеть в Рочестере и его предместьях. Женщины у нас предпочитают ездить на вэнах - шести- или семиместных микроавтобусах, преимущественно белого или золотистого цвета, а мужчины - на траках, двухместных грузовичках без верха. Как я уже говорила, у нас довольно много велосипедистов, к которым относится и моя скромная персона.
        Поэтому черный «лендровер» с ярко-оранжевой полосой пламени, опоясывавшей всю машину признаться честно, меня несколько удивил.
        От Майлса не ускользнуло мое замешательство, и он ехидно хмыкнул:
        - Что, привыкла к велосипедам и фермерским грузовичкам, кузина? Они для меня сейчас то же самое, что для тебя мой «лендровер». Диковинка.
        Я пожала плечами. Можно подумать, он житель мегаполиса. Однако я ничего не ответила и села рядом с Майлсом на мягкое кожаное сиденье. В салоне пахло женскими духами. И, надо сказать, довольно приторными.
        Заметив, что я принюхиваюсь, и истолковав это в пользу своего тщеславия, Майлс произнес:
        - Отличный освежитель, верно? Я отдал за него кучу денег и не пожалел. Убивает все запахи, даже табачный дым.
        Это мой дорогой кузен заметил вовремя: после такого безумного утра мне ужасно хотелось затянуться сигаретой.
        - Убивает дым?! - оживленно кивнула я. - Значит, я могу закурить?
        Майлс посмотрел на меня с таким возмущением, словно я предложила размазать по сиденьям яблочное повидло.
        - Закурить? Ни в коем случае! Я терпеть не могу табачный дым.
        - Но ты же говоришь, что у тебя прекрасный дорогой освежитель? - недоуменно покосилась я на кузена.
        - Он для экстремальных ситуаций, - буркнул Майлс и завел мотор.
        Я уже пожалела, что поехала с ним. Да, он был милым. Но всего одну минуту - когда просил у меня прощения.
        - Значит, ты нашла дневник прабабки? - покосился на меня Майлс.
        Я кивнула.
        - А я и не знал, что Элайза вела дневник.
        - Думаю, никто не знал. Она так его спрятала, что искать его никому не пришло бы в голову.
        - Кроме тебя, разумеется, - ехидно усмехнулся Майлс. - И как тебе это удалось?
        - Я вытащила детективный роман, который стоял на полке. В книге лежала записка. - Я подробно пересказала Майлсу, как именно мне удалось наткнуться на дневник.
        - Да, и правда трудно догадаться, - согласился Майлс. Ехидства в его голосе заметно поубавилось. - Наверное, все-таки не зря ты пишешь детективы. Есть в тебе что-то такое…
        - Криминальное? - улыбнулась я.
        - Нет, конечно. Какая-то любознательность, что ли. Любознательность и упорство. Если бы я нашел такую записку, вряд ли стал бы долго думать над ее содержанием. Придумал бы какое-нибудь простое объяснение и поставил бы книгу на место.
        Если бы вы знали моего кузена, то поняли бы, что сказанное им невероятный комплимент. Я почувствовала бы себя польщенной меньше, если бы кто-нибудь из критиков отозвался о моем романе как о шедевре современной литературы…
        - Ты уже начал писать роман? - поинтересовалась я у Майлса.
        Лицо кузена несколько омрачилось. Судя по всему, он колебался, посвящать меня в свои творческие проблемы или ограничиться парой ничего не значащих фраз. Но, видно, по той причине, что ему совершенно не с кем было обсудить наболевшую проблему, Майлс снизошел до честного признания:
        - Я набросал сюжет и написал пять страниц. Все, чем я занимался после, так это вымарыванием этих самых пяти страниц. Не знаю, что пошло не так, но продолжить не могу.
        - А что за сюжет? Не бойся: если я и занимаюсь плагиатом, то заимствую обычно у классиков, - пошутила я.
        - Я ничего такого не думал, - недовольно проворчал Майлс. - Сюжет в общем-то заурядный. Богатая немолодая женщина выходит замуж за молодого повесу и после свадьбы устраивает бал-маскарад для гостей. Наутро выясняется, что ее отравили. Кто ее отравил: новоиспеченный муж, бывший любовник или кто-то из гостей, завидовавших счастливой новобрачной, - вот в чем вопрос. При этом все мнят себя детективами и активно участвуют в расследовании, тем самым лишь сильнее запутывая дело…
        - И кто убийца? - полюбопытствовала я.
        Майлс пожал плечами.
        - Да я и сам еще не знаю. Молодой муж - слишком примитивно. Бывший любовник - чересчур сентиментально. Я даже подумал было воскресить ее первого мужа - она вдова, и именно он оставил ей богатое наследство, - но это смахивает уже на повесть в духе Эдгара По.
        - Может, в ходе расследования выяснится, что вдова убила своего первого мужа? А ее убийца отомстил ей за его смерть? Им мог быть какой-нибудь родственник покойного или его любовница…
        - Это не приходило мне в голову, - задумчиво пробормотал Майлс. - Знаешь, все оказалось не так просто, как мне представлялось вначале.
        - Знакомая история, - кивнула я. - Я тоже с этим столкнулась. Оказалось, что работа детектива Соммерса гораздо сложнее, чем я представляла ее себе, когда сидела на удобном стуле с чашечкой горячего кофе…
        - Наша бабуля знала, что делает, - грустно усмехнулся Майлс. - Интересно, как там Мэгги…
        - Это без труда можно выяснить, - улыбнулась я, вспомнив о Лесли. - Меня больше интересует, кто из них сдастся раньше: Лесли или моя дорогая кузина. О племяннице Энджи я даже не говорю - она-то уж точно не уступит ни ему, ни ей…
        - Да, не повезло Мэг. Ей даже пожаловаться некому. У нас с тобой по крайней мере похожие проблемы…
        - Послушай, Майлс… - Позже я многократно проклинала себя за это предложение, но в тот момент оно с поразительной легкостью сорвалось с моих губ. - А что, если нам с тобой помочь друг другу?
        Если уж я не ожидала, что предложу нечто подобное, то о Майлсе и говорить нечего. Он повернулся ко мне и окинул меня взглядом человека, которому только что сообщили, что у него есть клон. Если бы я вовремя не кивнула ему на дорогу, он обязательно примял бы траву на обочине, куда устремился его почуявший свободу
«лендровер».
        - Ты это серьезно? - вырулив на дорогу, поинтересовался Майлс.
        - А почему бы и нет? - воодушевленная своей бредовой затеей, ответила я. - У нас есть утопленник, на котором обнаружили медальон нашего покойного прадеда. У нас есть детектив Соммерс, который готов делиться с нами всеми подробностями еще нераскрытого дела. Из чего ты можешь получить вполне реалистичный сюжет для детектива, а я - преступление, которое, возможно, удастся раскрыть. Я помогу тебе написать роман, а ты поможешь мне узнать, кто такой этот загадочный утопленник и откуда у него взялась наша семейная реликвия.
        - Звучит заманчиво, но, по-моему, ты переоцениваешь мои способности, дорогая кузина, - вяло улыбнулся Майлс. - Я критик, но никак не детектив.
        - Одна голова хорошо, а две - лучше, - возразила я. - У критика, как ни крути, ум должен быть аналитическим. Что-то мне подсказывает, что происшествие на Тихом озере - это та еще загадка.
        - Это в тебе говорит автор детективов, - хмыкнул Майлс. - Хотя, признаюсь, я не меньше эксперта удивился, когда выяснилось, что ты правильно описала этот медальон. Что ж, Кэрол, мы с тобой враждуем уже много лет. Может быть, ты права и нам пора сотрудничать? Не знаю, насколько плодотворным будет наш союз, но точно могу сказать - это будет нелегко.
        - Я и не сомневаюсь, - улыбнулась я.
        Если бы я знала, как это будет нелегко, в тот момент на моем лице, наверное, появилось бы совершенно другое выражение…

6


        Нет, я не ошиблась, когда заподозрила, что моя прабабка не так уж сильно хотела выйти замуж за прадеда. Расшифровав - почти в прямом смысле слова - еще несколько страниц дневника Элайзы, я поняла, что в этой любовной истории определенно есть кто-то третий. Имени этого третьего я, увы, не узнала, однако надеялась, что впоследствии прабабушка упомянет его в дневнике.
        Пока что мне открылся лишь краешек завесы, закрывавшей основную сцену. И за этим краешком брезжил некто, кого моя прабабка называла своей «истинной и беззаветной любовью», с которой, увы, волею ужасного случая ей пришлось расстаться.
        О медальоне Элайза больше не писала, но я не теряла надежды - должна же она хотя бы упомянуть о его краже. Ведь если она так подробно писала о нем в начале дневника, значит, он представлял для нее хоть какую-то ценность…
        С загадочного медальона мои мысли возвращались к не менее загадочному роману прабабки. Я, конечно, подозревала, что мот, кутила и редкостный бабник - именно таким мне описывали прадеда - едва ли являлся пределом ее мечтаний. Конечно, всякое бывает, недаром же говорят: любовь зла. Но жить с мужчиной, которому совершенно наплевать на твои чувства, мысли, переживания, - нет уж, увольте.
        Конечно, читатель может подумать, что я ужасно наивна и мои размышления о любви достойны лепета восемнадцатилетней девчушки, ничего не смыслящей в отношениях между мужчиной и женщиной. А еще мой читатель вспомнит, что я до сих пор не замужем - это в свои-то тридцать. И вспомнит мою тетку Сесилию, которая искренне надеялась, что я наконец-то хоть кого-то себе нашла. Да, читатель совершенно прав - в вопросах любви я наивна как младенец. Я не наивна лишь в одном вопросе - вопросе брака, который, по моей - может быть, абсурдной - убежденности, заключается вовсе не на небесах, а устраивается, да-да, именно устраивается, самими людьми - мужчиной и женщиной.
        Можно влюбляться, и, поверьте, мне знакомо это чувство, можно пылать страстью, можно обожать и сходить с ума. Но впустить в свою жизнь, в свою душу и, наконец, в свой дом человека, который - а ты наверняка это знаешь или чувствуешь - сделает тебя несчастной, несвободной, зависимой от его прихотей, способны лишь натуры чересчур чувствительные или совершенно не умеющие думать, как, например, моя кузина Мэгги.
        Если мой дорогой читатель полагает, что мне ни разу в жизни не делали предложения, он ошибается, как ошиблась моя тетя Сесилия. Мне предлагали выйти замуж, и мужчина, убеждавший меня сделать этот шаг, был мне небезразличен. Однако, придя домой после нашего - как оказалось, последнего - свидания, я хорошенько оглядела все вокруг и спросила себя: Кэролайн, ты готова к тому, что здесь будут находиться его тапки, там - его шляпа, а тут - его зубная щетка? Ты готова к тому, что каждую ночь ты будешь засыпать под звук его храпа? А просыпаться от его ворчания по поводу того, что в комнате слишком накурено, потому что ты привыкла курить везде, где тебе заблагорассудится?
        Нет, ответила я самой себе и мужчине, который предложил мне руку и сердце. Я не готова жертвовать своим одиночеством, своей свободой.
        Конечно, кому-то мои аргументы против брака покажутся глупыми или даже циничными, но я до сих пор, несмотря на то что тетя Сесилия и прочие за глаза и в глаза называют меня старой девой, считаю, что поступила правильно. Будь я мужчиной, меня скорее всего поняли бы, как понимают моего друга Лесли. Но, к сожалению или к счастью, я женщина. А женщина, по представлениям нашего общества, непременно должна хотеть выйти замуж, пусть даже за человека, которого будет ненавидеть всю оставшуюся жизнь.
        Пусть читатель простит меня за столь долгое и отнюдь не лирическое, а скорее прагматическое отступление - я всего лишь пытаюсь объяснить, почему не удивилась, узнав из дневника своей прабабки, что она вовсе не так уж пылко была увлечена моим прадедом.
        Зачитавшись дневником Элайзы, я совершенно позабыла о том, что на следующее утро позвала своего новообретенного союзника, кузена Майлса, в гости, чтобы помочь ему сказать новое слово в детективном жанре.
        Явившись ко мне в назначенный час - это было около двух часов дня, - мой дорогой кузен, подозреваю, меньше всего ожидал, что его кузина все еще мирно спит, заключив в объятия прабабкин дневник. Мисс Пейн с трудом удалось растормошить сову, которую в тот момент представляла собой ее хозяйка.
        Вскочив с кровати и наскоро одевшись, я попыталась продрать глаза с помощью ледяной воды и горячего кофе, который сварила для меня моя бесценная Дженевра.
        К кузену я спустилась уже в более-менее сносном виде, однако уже на лестнице вспомнила, что забыла привести в порядок свои не очень-то послушные от природы волосы, всклокоченные после сна. Отступать было поздно - Майлс уже заметил меня, а я уже заметила презрительную усмешку, адресованную моей прическе. И, хотя на этот раз в его усмешке было гораздо меньше презрения, чем обычно, я почему-то смутилась. Возможно потому, что теперь мы были партнерами, а не врагами и я начинала видеть в Майлсе обычного человека, а не каменного истукана? Не знаю. В любом случае я впервые за долгие годы испытала перед ним неловкость за свой внешний вид.
        - Господи, Кэролайн, начес уже давно вышел из моды, - хмыкнул Майлс, делая глоток кофе, которым мисс Пейн скрасила тягостные минуты его ожидания. - Тебе и правда не хватает визажиста, который бы тебя, уж прости за слово, подотесал.
        - По-твоему, я неотесанная? - пробурчала я. - Что ж, пусть будет так. Меня вполне устраивает мое отражение в зеркале.
        - Я не хотел тебя обидеть. Всего лишь попытался дать дельный совет.
        - Я всю жизнь обходилась без подобных советов. И сейчас, поверь, обойдусь, - буркнула я и тут же вспомнила, что неплохо было бы извиниться перед Майлсом за то, что оказалась такой негостеприимной хозяйкой и проснулась только после его прихода. Но момент был безвозвратно потерян, а у Майлса появился шанс попрекнуть меня моим негостеприимным поведением.
        Он тотчас же им воспользовался:
        - Я, конечно, знал, что у писателей утро начинается днем, но никогда не думал, что с утра они просыпаются в таком ужасном настроении.
        - Мистер Камп, может быть, вам сделать сандвич с телятиной? - вмешалась Дженевра, которая все это время наблюдала за нашей перебранкой и словно ждала паузы, чтобы вмешаться и не дать нам наговорить друг другу гадостей.
        Майлс отрицательно покачал головой.
        - Спасибо, мисс Пейн, вы очень добры. Но, к несчастью, всякий раз, когда я встречаюсь со своей дорогой кузиной, у меня пропадает аппетит.
        - Ты не одинок, - сухо ответила я. - Я тоже не буду завтракать, мисс Пейн. Если вас не затруднит, сварите, пожалуйста, еще кофе. Мы будем в библиотеке.
        Если бы моя старушка ничего не сказала по поводу нашей с Майлсом синхронной потери аппетита, это была бы не Дженевра Пейн. На нас с Майлсом немедленно высыпалась гневная тирада о том, какой непоправимый вред наносит человеку отсутствие завтрака. Затем в нас обязались впихнуть не только сандвичи, но и оладьи с яблочным джемом, после чего нас наконец отпустили в библиотеку, где я, наверное, впервые за всю свою жизнь услышала искренний, неподдельный и воистину гомерический хохот своего кузена.
        - Где ты ее нашла? - сквозь смех спросил Майлс. - Она давно у тебя служит? Вот это да! В жизни бы не подумал, что тебя может осадить собственная домработница.
        - Очень смешно, дорогой кузен. - Если честно, я и сама с трудом сдерживалась, чтобы не засмеяться. - Если бы ты знал, как в наше время сложно найти хорошую домработницу, ты бы так не смеялся. Я познакомилась с мисс Пейн в полицейском участке. В тот же день, что и с детективом Соммерсом.
        - Где-где?! - окончательно развеселился кузен. - Знаешь, Кэрол, я, кажется, начинаю открывать тебя с другой стороны. Нанять домработницу в полицейском участке! Ну это ж надо…
        - Я тоже не знала, что ты умеешь смеяться. И все же давай займемся делом, - урезонила я его. - Ты захватил с собой свое творение?
        Майлс кивнул, пытаясь потушить последние искорки смеха.
        - Да. Я даже распечатал, чтоб тебе было проще читать.
        - Чтобы мне было проще читать, я, пожалуй, закурю. Я взяла со стола пачку сигарет и тут же, глядя на возмущенное лицо Майлса, вспомнила, что он терпеть не может табачный дым. - Нет, - простонала я. - Только не это. Даже не думай. Я не могу работать без сигареты. Категорически не могу…
        - А я не могу вдыхать эту гадость, - покачал головой Майлс.
        - А я могу открыть окно. Я готова даже замерзнуть…
        - А в окно весь дым не выйдет. Я все равно его буду чувствовать.
        - А я буду выдыхать дым в твою сторону.
        - Ты что, хочешь сделать меня пассивным курильщиком? - обреченно поинтересовался Майлс.
        - Господи, а что будет, если ты женишься на курящей женщине? - спросила я, отчаявшись придумать более остроумный аргумент.
        - Я никогда не женюсь на курящей женщине. Целоваться с курящей женщиной - это ужасно.
        - Наверное, так же ужасно, как работать без сигарет. Для меня это топливо. Как по-твоему, машина поедет без бензина?
        - Хорошенькое сравнение, - усмехнулся Майлс. - Хорошо хоть, что ты не пьешь.
«Майлс, я не могу работать без пяти - десяти стаканчиков виски», - передразнил он меня. - Как по-твоему, мельница сможет крутиться без воды?
        Я не на шутку рассердилась. Наш «творческий союз» легко мог бы развалиться, если бы в дверях не возникла Дженевра с ее примирительными сандвичами, оладьями с яблочным джемом и двумя чашками дымящегося кофе.
        Увидев эти яства, аккуратно расставленные на блестящем подносе, учуяв ароматы, щекотавшие нос и будоражившие воображение, мы с Майлсом позабыли о былых раздорах и вспомнили, что нам и правда неплохо было бы перекусить: ему пообедать, а мне позавтракать.
        После восхитительной еды и чудесного кофе мы с моим дорогим кузеном - хвала вездесущей мисс Пейн! - пришли наконец к компромиссу. Я устроилась неподалеку от открытого окна и накинула на плечи шаль, чтобы не замерзнуть, а Майлс уселся подальше от источника дыма и принялся рассматривать мои книги, в беспорядке валявшиеся на столе.
        Меня позабавило то, что мы оба как бы узнаем друг друга заново: он листал написанное мной, а я читала то, что написано им. Мы оба уже не были столь критичны и столь горячи, как это было еще совсем недавно, на похоронах бабушки Агаты. Теперь мы пытались, если так можно выразиться, посмотреть друг на друга более объективно, основываясь на своем недавно сделанном открытии: не все так просто, как кажется со стороны.
        Роман, который Майлс бросил, едва начав писать, показался мне каким-то пустым, надуманным, высосанным из пальца. Я проглядела схематично набросанный синопсис, в котором пока еще не было главного злодея, то есть убийцы, и внимательно прочитала начало первой главы. Персонажи говорили так высокопарно, словно автор произведения пытался вложить в уста современных людей цитаты из античных трагедий.
        Впрочем, меня не мог не обнадежить тот факт, что чувство слога и стиля у Майлса все-таки присутствовало. Остальное поправимо, решила я, дочитав рукопись.
        К этому времени Майлс уже добрался до второй главы «Полдника людоеда», и я мысленно возблагодарила Господа за то, что ему попалась на глаза именно эта книга.
        - Я закончила, - улыбнулась я, глядя на увлеченного чтением Майлса.
        Он поднял на меня глаза, в которых читалось разочарованное «как, уже?», и я не могла не порадоваться этому взгляду. Если бы книга не понравилась Майлсу, выражение его лица было бы совершенно другим. Но он заинтересовался «Полдником», и этот взгляд я истолковала как наивысшую похвалу.
        - И каков же вердикт? - Майлс отложил книгу. Весь его вид изображал небрежность, но я хорошо знала, что на самом деле Майлс ужасно переживает и в глубине души - как самый настоящий критик - дико боится критики в свой адрес. И мне доводилось испытывать те же чувства, пускай и при других обстоятельствах. Поэтому я не стала оттягивать неизбежное, не сделала театральной паузы после многозначительного «в общем и целом…» и решила начать с хорошего, а потом уже поговорить о плохом.
        - У тебя прекрасный слог, Майлс, он совершенно не нуждается в правке. Твои описания настолько точны, что мне даже показалось, будто я сама видела те места, которые ты описываешь. У тебя есть все задатки писателя, но… - Просиявшее было лицо кузена несколько омрачилось, потому что я принялась перечислять те недостатки, о которых неизбежно пришлось бы ему сказать.
        Впрочем, надо отдать ему должное, он внимательно меня выслушал и даже ни разу не перебил. Конечно же его писательское самолюбие было задето, но он оказался достаточно объективным, чтобы принять мою критику как факт, а не как желание подсунуть горькую пилюлю начинающему гению. С некоторыми пунктами он все-таки поспорил, и мне было довольно трудно развенчать его иллюзию о том, что литература отличается от жизни тем, что в ней все должно быть красиво и правильно, включая диалоги персонажей. Впрочем, если бы мой дорогой кузен во всем со мной согласился, то я заподозрила бы, что передо мной сидит вовсе не Майлс Камп…
        Дженевра накормила нас вкуснейшим обедом - точнее, для Майлса это, наверное, был ужин, - и мы, просидев в библиотеке еще около трех часов, полностью отказались от набросков старого сюжета и начали писать новый, попутно вставляя в него столь полюбившихся Майлсу персонажей из набросков к первому роману.
        Ни я, ни Майлс никогда раньше не нуждались в помощниках, но теперь, работая вместе, мы оба чувствовали такую силу, охватившую нас, что, наверное, просидели бы в библиотеке всю ночь, если бы Майлсу не позвонил отец.
        Бедный дядя Брэд был настолько обескуражен сообщением о том, что его сын задерживается в гостях у кузины, с которой едва не сцепился на бабкиных похоронах, что, боюсь, так до конца и не поверил в то, что сын говорит ему чистейшую правду.
        А если уж быть совсем откровенной, то, когда за моим дорогим кузеном захлопнулась входная дверь, мне стоило больших усилий самой поверить в то, что он почти весь день провел рядом со мной. И самое удивительное, что этот день показался мне одним из лучших дней в моей жизни…

7


        Откровенно говоря, когда я садилась читать дневник своей прабабки, то всякий раз задумывалась над тем, почему же довольно грамотная и умная женщина так и не научилась писать красивым почерком. У меня даже появилась мысль, что Элайза Роуз-Камп умышленно коверкала свой почерк, чтобы только такой любопытный, как я, человек прочитал все от начала до конца. Однако правдивость моих догадок уже никто не мог ни подтвердить, ни опровергнуть…
        О медальоне Элайза пока не упоминала, но зато я узнала инициалы того, кто фигурировал в дневнике моей прабабки под «истинной и беззаветной любовью». Его звали П. К. - ох уж, эта ее вечная любовь к сокращениям…
        Выяснилось, что загадочный П.К., за которого Элайза собиралась замуж еще до того, как Родерик сделал ей предложение, уехал, чтобы хорошо заработать, на другой конец света, да так и не вернулся, а спустя девять месяцев после его отъезда моя несчастная прабабка узнала о его кончине от какой-то ужасной тропической лихорадки.
        Вот тут-то мой прадед не растерялся и сделал ей предложение, а я наконец-то нашла ответ на вопрос, мучивший меня долгие годы: почему эти двое поженились, переехали и решили сделаться почтенными фермерами. Ответ оказался прост. Я подозревала это, когда думала о своем прадедушке: он хотел убежать от своей разгульной жизни, она же бежала от своего горестного прошлого, от своей погибшей любви. Родерик был богат, семья Элайзы хоть и интеллигентна, но удручающе бедна (поэтому-то ее возлюбленный отправился на заработки, которые стоили ему жизни).
        Из дневника стало ясно, что ни он, ни она не нашли успокоения в этом бегстве. Элайза Роуз-Камп неотступно думала о своем П.К. и пыталась забыться в хозяйственных хлопотах, а Родерик Камп, которого не спасла даже женитьба на любимой женщине, вернулся к прежним загулам и кутежам…
        Бог мой, что еще я узнаю из этого дневника? - думала я, запивая свои размышления горячим кофе. И что же все-таки случилось с этим треклятым медальоном?
        Словно в ответ моим мыслям затренькал телефон. Мисс Пейн, как всегда, оказалась проворнее меня и взяла трубку первой.
        - Это детектив Соммерс, - протянула она мне трубку. - У него что-то важное и срочное.
        - Добрый день, Мэтью. Чем порадуете на этот раз?
        - Уж не знаю, обрадую ли вас, но эксперты подтвердили, что наш загадочный покойник пролежал на дне Тихого озера почти шестьдесят лет. Сейчас пытаемся установить личность. Но, как и предсказывал шериф, занятие это непростое. Вот роюсь в делах полувековой давности и пытаюсь найти хоть какую-то зацепку. Но пока - ничего. Ни в Адамсе, ни в Рочестере никто не пропадал, никого не разыскивали. Кстати, экспертиза подтвердила и то, что этот мужчина был убит до того, как попал в воду. Кто-то стукнул его по голове довольно-таки тяжелым, скорее всего металлическим, предметом и только потом бросил в воду. Так что история самая что ни на есть криминальная. И все-таки у меня не выходит из головы - как к нему попал этот ваш медальон?
        - Может, этот мужчина какой-нибудь воришка из Адамса? - предположила я. - Фермеры ненавидят воров, особенно тех, что воруют у своих. Может, его решили, как бы это помягче выразиться, наказать?
        - Я тоже об этом думал, - признался Мэтью. - Только скажите-ка мне, Кэролайн, если бы вы украли дорогую и приметную вещь, стали бы носить ее на шее?
        - Вы правы, Мэтью, - сникла я. - Все мои версии тут же рассыпаются, когда я пытаюсь примерить их не к своим романам, а к реальной жизни.
        - Да бросьте, Кэролайн. Я же сказал, что тоже предполагал нечто подобное, так что вы не одиноки, - утешил меня Соммерс. - И потом, не грех не проверить даже такую версию. В конце концов, всякое бывает. Вдруг этот самый медальон нашли у него в кармане и нацепили на шею в качестве, так сказать, назидания.
        - Хорошенькое назидание! - возмутилась я. - Даже если этот человек вор, нельзя было так с ним поступать. В конце концов, он вор, а не убийца или насильник.
        - Люди порой совершают ужасные вещи, считая, что добиваются справедливости. Уж поверьте мне, я сталкивался с подобным. Потом они, правда, раскаиваются. Но не всегда и не все. Кэролайн, вы хотите взглянуть на медальон? Эксперт уже выслал мне его с курьером. Приезжайте в участок и прихватите свой дневник. Посмотрим, насколько похоже описание.
        - Конечно, - обрадовалась я. - Мэтью, вы же знаете, что я хочу поучаствовать в расследовании?
        - Еще бы, - хохотнул детектив, - иначе вы ни за что бы не поехали смотреть на утопленника.
        - Скажите, чем я могу помочь? Что сделать? Вы наверняка можете доверить мне какую-нибудь работу…
        - Мм… - задумчиво промычал Мэтью. Даже не знаю, что бы вам эдакое поручить. Но, пока вы будете ехать в участок, я обязательно об этом подумаю, Кэролайн.
        - Вы не возражаете, если я приеду со своим кузеном?
        - Ничуть, - ответил Соммерс, хотя в его голосе я услышала удивление. - Неужели вы нашли наконец-то общий язык?
        - Скорее мы заключили пакт о ненападении, - засмеялась я. - У нас взаимовыгодное сотрудничество: я помогу ему написать роман, а он мне - раскрыть дело.
        - В том, что вы ему поможете, я не сомневаюсь, - ехидно хихикнул Соммерс. - А вот насчет него я не так уж уверен. Впрочем, решать вам. Кстати, мне очень приятно слышать ваш смех. Вы так редко смеетесь.
        - Неужели? - искренне удивилась я.
        - Во всяком случае, при мне. Впрочем, я и не думал, что писательница детективов окажется хохотушкой.
        Я позвонила Майлсу и не без удивления поняла, что в кои-то веки рада слышать его голос. Мне показалось, что он почувствовал то же самое и, хотя в его тоне по-прежнему звучали ехидные и даже саркастические нотки, Майлс все же был со мной гораздо более мягким, чем обычно.
        По дороге в участок я решила заехать к Лесли. С появлением племянницы мой друг сделался на редкость домовитым. Лесли даже перестал мне звонить, а это уже выглядело подозрительно - раньше он делал это почти что каждый день.
        К тому же, не скрою, мне было ужасно любопытно, как со своими новыми обязанностями справляется кузина Мэгги, которую я, по словам тети Сесилии, заставила устроиться на это место. Конечно, если бы не я, Мэгги непременно нашла бы другого хозяина и, возможно, более спокойное дитя, но в какой-то степени моя кузина выиграла от моего вмешательства: сложно найти человека более справедливого и терпимого к чужим недостаткам, чем Лесли.
        Конечно, мне хотелось бы написать, что, приехав к моему другу, я застала настоящую идиллию, что под мудрым руководством Лесли Мэгги изменилась до неузнаваемости и стала отличной няней, но врать я не умею.
        В доме, если так можно назвать то место, куда я попала, царил полный кавардак - еще больший, чем тот, что царил до прихода няни.
        В гостиной бесновалось нечто, которое человек более терпимый к детям, чем я, мог бы назвать ребенком. Это маленькое чудовище, перепачканное клубничным вареньем, которым была обмазана вся мебель, находившаяся в поле моего зрения, схватило одной ручонкой подушку - другой оно сжимало статуэтку «пастушка с поросенком» - и запустило ее в непрошеную гостью.
        Миссис Брокен, пожилая немка, приходящая домработница Лесли, заметив мой ошалелый взгляд, развела руками. Эта дама никогда не отличалась многословностью - в отличие от моей Дженевры, - но мы с Лесли научились прекрасно читать по ее взгляду то, о чем молчали суровые немецкие губы. На сей раз ее взгляд означал: ничего не могу поделать. Это не в моей компетенции. Я, конечно, уберу за этим исчадием ада, но я не должна с ним нянчиться.
        Конечно, болтливость Дженевры и ее патологическая страсть к опеке меня порядком раздражали, но в тот момент я снова возблагодарила Бога за то, что у меня работает эта энергичная и жизнерадостная старушка, а не холодная, как статуя, педантичная до невозможности и сухая миссис Брокен.
        - А где же хозяин и мисс Даффин? - поинтересовалась я.
        Миссис Брокен воздела к потолку указующий перст. Слава богу, я хорошо знала миссис Брокен, чтобы правильно истолковать ее жест: хозяин на втором этаже и Мэгги, судя по всему, там же. Прислушавшись, я услышала их взволнованные голоса и подумала, что если уж Лесли опустился до крика, значит, сам Бог велел мне подняться и выяснить, что же там происходит.
        Я оставила миссис Брокен в ее гордом немецком одиночестве и буквально взбежала по лестнице, ведущей на второй этаж. Надо заметить, ступеньки на этой лестнице были довольно высокими и гости, приходившие в дом моего друга, частенько их проклинали. Уж не знаю, почему Лесли пришло в голову сделать такие огромные ступеньки, но сам он частенько отшучивался тем, что в тот день, когда он их задумал, на него напала гигантомания.
        Хотя после приезда маленькой Энджи эти ступеньки сослужили моему другу хорошую службу: помогли сохранить второй этаж от нашествия маленького «ангелочка». Ребенку сложно было подняться наверх, а потому участи разгрома подвергся лишь первый этаж.
        Сцена, свидетельницей которой я стала, разворачивалась в детской, а точнее, в небольшой гостевой комнате, которую Лесли отвел для приехавшей племянницы. Игрушки, которыми намеревался занять ребенка мой добрый друг, валялись по всей комнате в самом ужасном беспорядке. У некоторых кукол были порваны платья; с плюшевым мишкой маленькое чудовище, видно, решило поиграть в доктора, отчего тот лишился уха; у обезьянки этот злобный тролль в детском обличье попытался отобрать барабан: последний (вместе с мохнатыми обезьяньими лапами) валялся неподалеку от несчастной мартышки.
        Посреди всего этого кошмара, достойного пера Эдгара По, стояли Лесли и Мэгги, которые мало чем отличались от своей маленькой подопечной. Лесли кричал на Мэгги, Мэгги кричала на Лесли, а я молча стояла и в ужасе наблюдала эту сцену.
        - Бог ты мой… - наконец обрела я дар речи. - Лесли, что это?
        Мой голос, к счастью, подействовал на Лесли отрезвляющим образом. Он замолчал, поглядел на меня отсутствующим взглядом и пробормотал:
        - Прости, Кэрол. Я не ожидал, что ты придешь. Это… это… уму непостижимо.
        - Это я успела заметить, - покачала я головой. - Что с тобой случилось? Ты же никогда не кричал?
        - Он?! - вмешалась возмущенная Мэгги. - Он целыми днями только и делает, что вымещает на мне свою злобу! Говорит, что я не умею ладить с детьми! А сам-то?! На себя бы посмотрел, педагог! Сует этому чудищу игрушки, в которые оно и играть-то не умеет! Маленький маньяк! Монстр! И где он только его нашел?!
        - Вот видишь. - Лесли поглядел на меня, ища во мне поддержки и сочувствия. В тот миг он и правда выглядел беспомощным как ребенок - разумеется, не тот, что бесновался в гостиной. - Я ничего не могу с этим поделать. Я думал, что она женщина и найдет общий язык с этим… с моей племянницей. Но она оказалась сатаной в юбке. Красивой такой сатаной…
        - Это не я сатана! - завизжала Мэгги. - Сатана - этот чумазый ребенок, который крушит сейчас гостиную!
        - С меня хватит, - удрученно мотнул головой Лесли. - Видит бог, я терпелив. Но вытерпеть одновременно ведьму и бесенка - нет уж, увольте. Вот именно, увольте. Вы уволены, Маргарет. И это мое последнее слово.
        - Ну и черт с вами! - Мэгги топнула ногой, пнула расчлененную мартышку и выскочила из комнаты.
        - Совсем нервы сдали, - пробормотал Лесли, не глядя на меня. - Я сам от себя такого не ожидал.
        - А с чего ты взял, что женщина обязательно найдет общий язык с ребенком? - поинтересовалась я. - Мэгги Даффин терпеть не может детей. Поэтому у них с Фредди до сих пор нет детей. Я же говорила.
        - Не знаю, - растерянно покачал головой Лесли. - Наверное, я идиот с башкой, набитой стереотипами.
        - Ну что ты, Лесли… Не твоя вина, что у девочки такой характер. В конце концов, не ты же ее воспитывал.
        Лесли собрался что-то ответить, но не успел. Из гостиной донесся душераздирающий крик моей кузины. Конечно, нехорошо так думать о детях, но вопль был таким истошным, а племянница Лесли такой непредсказуемой, что я испугалась, как бы
«ангелочек» не вытворил что-то совсем уж безумное.
        Лесли, видно, подумал о том же. Поэтому мы выскочили из комнаты и побежали к лестнице. Мэгги скорчившись лежала внизу, на ступеньках, и рыдала во весь голос.
        Маленькая Энджи к произошедшему не имела никакого отношения: она стояла поодаль, вцепившись руками в спинку дивана, смотрела на плачущую Мэгги и испуганно хлопала глазами.
        Лесли сбежал по ступенькам и кинулся к моей кузине.
        - Мэгги, что с вами?! Отвечайте же! Ну?!
        - Я упала. У меня чудовищно болит нога, - сквозь слезы прошептала Мэгги. - Такая боль. Кажется, я ее сломала.
        - Господи, да что за напасть?! Кэрол, позвони доктору! - крикнул мне Лесли.
        Я выполнила его приказание. Уже через полчаса доктор был в доме Лесли и осматривал Мэгги. Боль, которую она терпела, и вправду была ужасной. Моя кузина действительно сломала ногу, и врач настаивал на госпитализации.
        - Конечно, в больницу, - хлопотал вокруг нее не на шутку обеспокоенный Лесли. - Не надо бояться, Маргарет, все будет хорошо. Я заплачу за лечение, я помогу. Позвонить вашему мужу?
        - Фредди?! - буквально взревела Мэг. Судя по всему, мысль о муже причинила ей еще худшую боль, чем сломанная нога. - Нет, не звоните Фредди! Только не ему! Я ни за что не поеду домой. Ни денег, ни наследства, ни дома! - зарыдала она. - Что я буду делать?!
        - Наверное, они поссорились, - шепнула я, склонившись над ухом Лесли.
        Он понимающе кивнул.
        - Успокойтесь, Маргарет, домой вас никто не отправит. И увольнять никто не будет. А вот в больницу вы поедете, это уж точно. Финансовые вопросы я беру на себя.
        И все-таки, хоть Лесли и спасовал перед двумя женщинами, поселившимися в его доме, в тот миг я видела перед собой настоящего мужчину. Окинув взглядом стоявшую столбом Энджи и кузину Мэг, которая наконец-то перестала рыдать, я поняла: они тоже это увидели.

        В участок я приехала, разумеется, гораздо позже, чем обещала Майлсу и Соммерсу. Последний, кажется, все понял по моему взволнованному лицу и растрепанной шевелюре. Но первый… Первый тут же обрушился на меня с тирадой, обличавшей писателей как самых необязательных, непунктуальных, рассеянных и ко всему в придачу неряшливых людей.
        - В прошлый раз я еще сдерживался, Кэрол, но это же не может продолжаться бесконечно. Ты просыпаешься, когда гости уже стоят на твоем пороге, встречаешь их черт знает в каком виде. Теперь ты договариваешься о встрече и приезжаешь спустя два с половиной часа. Два с половиной часа, Кэрол! Ты могла хотя бы позвонить и предупредить меня, что задержишься!
        По существу, Майлс был прав: я опоздала и заслуживала взбучки. Но устраивать ее при Мэтью Соммерсе было еще менее вежливо, чем опоздать на два с половиной часа. И при чем тут мой внешний вид, хотела бы я знать?!
        Я была возмущена, страшно возмущена. Но, вместо того чтобы - как это всегда было раньше - выразить свое возмущение парой колких фраз в адрес самого Майлса, я почему-то начала лепетать оправдания:
        - Я заехала к Лесли. Я не знала, что такое случится. Мэгги упала с лестницы и сломала ногу… Доктор… Больница… Она поссорилась с Фредди…
        Слава богу, Майлс хотя бы что-то понял из моего сбивчивого объяснения. Однако это, увы, не улучшило его и без того скверное отношение к Лесли.
        - Лесли? Снова Лесли? О вездесущий Лесли… - саркастически усмехнулся Майлс и обдал меня взглядом, исполненным негодования и возмущения. - Так это по вине твоего дружка наша кузина сломала себе ногу?
        К счастью, ко мне наконец-то вернулось самообладание и я смогла ответить Майлсу, уже не комкая фразы:
        - Во-первых, Лесли не мой дружок, а мой друг. Во-вторых, кузина Мэгги не справилась со своей работой. В-третьих, она сама упала со ступенек - я свидетель - и никто ей в этом не помогал. В-четвертых, этот вездесущий, как ты выражаешься, Лесли устроил ее в самый дорогой рочестерский медицинский центр, где ей окажут помощь, за которую он заплатит из своего кармана. И в-пятых, Майлс, извини, что я опоздала и не позвонила. Когда такое случается, забываешь обо всем на свете.
        - Надеюсь, вы закончили? - выдохнул Соммерс, недовольно оглядывая нас. Поймав его раздраженный взгляд, я подумала, что несколько часов назад была вынуждена играть ту же роль, что досталась ему: роль невольного участника бурной ссоры. Правда, в отличие от Мэтью, я была другом одного из ссорящихся и родственницей другого…
        - Простите, Мэтью, - с искренним раскаянием в голосе произнесла я. - Мне ужасно неловко, что мы с Майлсом вечно при вас ругаемся. Я понимаю, что вы делаете нам огромное одолжение своей помощью, а мы с кузеном платим вам черной неблагодарностью.
        - При чем здесь неблагодарность? - проворчал Соммерс. - Просто я не могу вас понять. То ссоритесь, то миритесь. Прямо Том и Джерри какие-то. Странные вы люди, ей богу. Никогда не видел таких родственных отношений.
        Я покосилась на Майлса. Мне было ужасно стыдно и нестерпимо хотелось свалить на него всю вину за наш позор. Но, поглядев на Майлса, я очень скоро убедилась, что мой дорогой кузен чувствует себя не лучше моего: на его лице я увидела проблески горького раскаяния, и это тут же остудило мой пыл.
        В конце концов, подумала я, он виноват не больше моего. Да, Майлс начал меня отчитывать, ну и что с того? Почему я не могла взять себя в руки и сразу же напомнить ему, что мы не дома, не на улице, а в полицейском участке?
        Скоро инцидент был исчерпан и мы наконец-то занялись делом. Соммерс принес мне медальон, а я вытащила из сумки дневник моей прабабки. Однако мне хватило одного взгляда на эту вещицу, чтобы понять, что Элайза имела в виду именно ее. Такое украшение ни с чем не возможно было спутать. Я подозревала, что оно единственное в своем роде.
        - Да, - прошептала я, разглядывая александрит, который, под лучами лампы налился фиолетовым цветом. - Это он… Сейчас я найду то место, где Элайза его описывает. - Я раскрыла прабабкин дневник.
        Майлс заглянул ко мне через плечо, и я почувствовала, как его дыхание щекочет мне шею. Если раньше я с превеликим трудом разбирала прабабкин почерк, то теперь эти маленькие скособоченные буквы разбежались по листу, как колония худосочных гусениц. Мне хотелось попросить Майлса отодвинуться, убрать свою голову подальше от моего плеча, но я не могла. Честное слово, я не могла даже рта раскрыть. Меня словно загипнотизировали. Как будто кто-то нашептывал мне на ухо сладкие речи, которые я и жаждала и не желала слушать одновременно.
        Это было какое-то наваждение. Я не могла сказать, сколько оно продлилось. Мне казалось, что за тот миг прошла целая вечность. Рушились цивилизации, умирали, вспыхивая, вселенные, звезды гасли и образовывались новые, а мы все продолжали стоять как изваяния, слитые из фантастического материала, неподвластного ни времени, ни разрушениям: он, склонившийся над моим плечом, и я, уткнувшаяся в загадочные формулы букв.
        - Как же ты смогла это разобрать? - выдохнул мне в ухо Майлс.
        Сказать по правде, его голос буквально оглушил меня, но вместо того, чтобы зашипеть на своего дорогого кузена, я даже обрадовалась. Эта его небрежность хотя бы вернула мне рассудок, которого я чуть было не лишилась.
        Да, давно же у меня не было мужчины, подумала я, показав Майлсу и Соммерсу лупу, извлеченную из сумочки. Если даже самый невинный из невиннейших поступков моего кузена пробудил во мне такую чувственность… Может быть, тетка Сесилия в чем-то права. Если уж я не собираюсь замуж, то по крайней мере надо найти себе какого-нибудь милого кавалера и хотя бы изредка проводить с ним время. Иначе, кто знает, до чего я дойду в своих фантазиях…
        - Вот так и разбирала, - ответила я, зачитав Майлсу и Соммерсу описание медальона. - Букву за буквой, страничку за страничкой.
        Соммерс присвистнул и поглядел на меня с восхищением.
        - Вот это я понимаю. Нам бы таких работников!
        - Так дайте же мне работу, я ведь просила.
        - Не беспокойтесь, Кэролайн, у меня есть для вас работа. Кстати, что вы делаете сегодня вечером? Мы как раз могли бы ее обсудить.
        Вопрос Соммерса слишком уж смахивал на предложение поужинать, а точнее, на намек о возможном свидании. Еще несколько минут назад я бы ответила ему, что слишком занята, что у меня много работы и лучше нам обсудить это прямо сейчас. Но после гипноза, в который, сам того не желая, поверг меня мой дорогой кузен, я поспешила принять предложение Соммерса, подумав, что внимание такого неглупого и очень даже обаятельного мужчины лучшее лекарство от всяческих странных мыслей. При этом я изъявила такую радость, что у Мэтью, кажется, не осталось сомнений в том, что я тоже ему симпатизирую.
        Однако Майлс отреагировал на мое поспешное согласие вовсе не так равнодушно, как я ожидала. На его красивом лице появилось выражение такого разочарования, словно я вместо конфеты, как, признаюсь, это бывало в детстве, сунула ему в руку дождевого червяка.
        - Что ж, дорогая кузина, - пробормотал он, даже не попытавшись скрыть раздражение, - думаю, у тебя есть хороший помощник и вряд ли ты теперь нуждаешься в моей помощи. Подозреваю, и мне не стоит рассчитывать на твою…
        - Да ты с ума сошел, Майлс! - поспешила я опровергнуть его выводы, сделанные на основании логики, мне непонятной. - Уверена, Мэтью и для тебя найдет задание. И потом, я же обещала тебе помочь. А я своих обещаний назад не беру.
        - Спасибо и на том. - Майлс изобразил гримасу, которая должна была означать лучезарную улыбку, исполненную благодарности. - Я тебе позвоню.
        - Ну и братец у тебя, - посочувствовал мне Мэтью, когда мы сидели в маленьком кафе, напротив полицейского участка.

        - Он не братец, а кузен, - поправила я. Почему-то сейчас мне особенно хотелось подчеркнуть, что мы с Майлсом не близкие родственники.
        - Какая разница. Странный он, Кэролайн. Честное слово, странный. Неврастеник он, что ли?
        - Да, он вспыльчивый, - согласилась я. - Иногда высокомерный. Может быть, немного странный. Но вроде бы нормальный. Хотя кто из нас нормальный, Мэтью?
        После выходки Майлса настроение у меня упало окончательно. Да и Мэтью Соммерс как будто был чем-то огорчен. Поэтому, увы, свидание наше превратилось в копию моих посиделок с Лесли: три порции виски, смешанного с вишневым соком - разумеется, для меня; три порции чистого виски - разумеется, для него, и долгая беседа о том, как непросто хорошим людям живется на этом свете.
        Мэтью, как истинный джентльмен, проводил меня до дому и даже стал свидетелем взбучки, которую мне устроила мисс Пейн. Я обещала своей старушке, что вернусь к ужину, поэтому мясо в брусничном соусе и пирог с яблоками дожидались меня в девственно холодном состоянии. Но я была слишком уставшей и мрачной, чтобы оправдываться, поэтому улеглась спать, а все извинения решила отложить на потом. Дженевра выглядела обиженной, и это, конечно, не добавило мне радости.
        Наверное, Майлс прав, подумала я, засыпая. Писатели ужасно необязательные, непунктуальные и неряшливые люди. Но что же делать, если я никогда не была другой?

8


        Мэтью Соммерс поступил довольно мудро, отправив меня в городскую библиотеку: во-первых, я временами наведывалась туда, чтобы найти кое-какие книги, из которых черпала сведения для своих романов, а во-вторых, не пренебрегала я и чтением старых газет, где порой встречалось кое-что любопытное, что можно было вставить в роман в качестве эпизода.
        Мысль о библиотеке приходила в голову и мне, но, честно признаюсь, мое тщеславие - а как еще можно назвать это чувство? - жаждало подвига более деятельного и яркого, нежели поход в самую обыкновенную библиотеку. И все же мое тщеславие было заперто в темный чулан, а я, позавтракав чудесным яблочным пирогом, не утратившим, своих вкусовых качеств за ночь, проведенную в печи, бодро катилась на велосипеде в сторону библиотеки.
        Дорогой я размышляла о Майлсе и его странном поведении в полицейском участке. Сказать по правде, проснувшись сегодня утром и выпив чашечку кофе, я даже подумывала ему позвонить, но потом решила это не делать. Это выглядело бы так, словно я навязываюсь своему кузену в друзья, а мы вовсе ими не были. Мы стали партнерами, соавторами, но только не друзьями.
        И потом, не я отказалась сотрудничать с ним, а он со мной. Так что, если уж Майлс решил расторгнуть наш маленький договор, пускай. Он горд, но я горда не меньше его. Поэтому, решила я, кузену не следует считать, что из-за нескольких славных часов, проведенных в его обществе, я растаю и буду бегать за ним как бездомная собака, обласканная случайным прохожим.
        Вместо звонка Майлсу я позвонила Лесли, сидевшему в медицинском центре рядом с Мэгги Даффин, которой вчера ночью на ногу наложили гипс. Хотя читатель знает, что я не так уж и любила свою дорогую кузину Мэг, тем не менее я почувствовала большое облегчение, когда узнала, что с ней все в порядке и уже через две-три недели она будет как новенькая.
        Я предложила Лесли поучаствовать в оплате операции на правах родственницы, но мой друг был слишком щепетильным в подобных вопросах. Я отнеслась к его решению уважительно и поинтересовалась, когда смогу заехать в больницу, чтобы привезти Мэгги корзину хрустящих адамсовских яблок.
        В этом, к моему удивлению, тоже не было нужды. Лесли заявил, что уже завтра заберет Мэгги из больницы и перевезет ее в свой дом. Разумеется, я не могла не полюбопытствовать, как Лесли намеревается справляться одновременно с больной Мэгги Даффин и маленьким «ангелочком». В ответ я услышала вполне решительное и твердое:
«Я с этим разберусь».
        Предложив Лесли свою помощь, к которой он обещал прибегнуть в случае необходимости, я уповала лишь на остатки его терпения и то упрямство, с которым он обыкновенно добивался поставленной цели.
        Подъехав к библиотеке, я оставила своего двухколесного друга на маленькой парковке, отведенной специально для велосипедов, и направилась к зданию. В глаза мне бросилась до боли знакомая машина, которая совсем еще недавно так удивила меня своей непохожестью на транспорт наших горожан: неподалеку от входа в библиотеку красовался «лендровер», опоясанный оранжевым пламенем.
        На такой машине мог приехать только… ну догадайся же, читатель! Разумеется, мой дорогой кузен Майлс. Сердце в моей груди начало выплясывать что-то вроде ирландского танца. Почему ирландского? Я как-то видела, что ирландцы танцуют, плотно прижав руки к телу, словно рук у них вовсе нет. У сердца тоже нет рук, потому оно и плясало свой ирландский танец в моей груди.
        Не могу объяснить, какое из чувств охватило меня в тот момент: радость или удивление? Наверное, я чувствовала и то и другое. Что он здесь делает? Зачем сюда приехал? Моя невесть откуда взявшаяся интуиция подсказывала мне, что причина его приезда - я.
        Впрочем, моя уверенность быстро сменилась разочарованием. Майлс мог направиться в городскую библиотеку с той же самой целью, с какой там бывала и я. Он надеялся найти что-нибудь интересное для своего детектива.
        Значит, не из-за меня, подумала я, уже вовсе не бодро шагая, а вяло передвигая ноги по ступенькам. Я чувствовала себя разочарованным ребенком, лишившимся обещанного подарка.
        Да, Майлс действительно находился в библиотеке. Но пришел туда вовсе не из-за моей скромной персоны. И это ужасно омрачало ту преждевременную радость, что внушила мне моя псевдоинтуиция.
        Сняв плащ, карман которого Дженевра умудрилась отстирать от чернил каким-то чудо-средством, я прошла в зал, вознамерившись сделать вид, что не замечу моего дорогого кузена. И все-таки заметила его, потому что он сидел на самом видном месте, с которого открывался обзор на весь зал.
        Словно почувствовав, что я вошла, он поднял голову. Наши взгляды встретились. Он посмотрел на меня вовсе не холодно, как я того ожидала, а, напротив, очень тепло и дружелюбно. Наверное, именно тогда я впервые увидела, какие красивые у него глаза: лучисто-серые, словно насквозь пронизанные светом. Наверное, именно тогда я смогла разглядеть его лицо полностью, ибо до той минуты я видела только маленький шрам над уголком верхней губы, придававший выражению его лица ту легкую надменность, которую я терпеть не могла в Майлсе.
        Да, он действительно был красив. Но не той неприятной, холодной красотой, которую я замечала в нем раньше. Он был красив по-настоящему, как только может быть красив человек, от встречи с которым твое сердце отплясывает бешеный ирландский танец.
        Майлс поднялся из-за стола и помахал мне рукой, чтобы не потревожить громким голосом посетителей, собравшихся в библиотеке. Хотите спросить, куда подевалась моя гордость, о которой я писала с такой непоколебимой уверенностью? Не знаю. Увидев его обрадованное лицо, я позабыла обо всем на свете и пошла к нему, как та самая собачка, с которой не хотела себя сравнивать.
        - Садись, - шепнул мне Майлс и отодвинул мне стул. - Соммерс сказал, что ты здесь будешь, и намекнул, что тебе понадобится помощь.
        - Соммерс? - удивленно переспросила я. Вот уж не думала, что мой несостоявшийся ухажер задумает нас помирить.
        - Да, я звонил ему утром, извинялся за вчерашнее, сказал, что был не в духе.
        - А он?
        - Принял мои извинения и сообщил, что ты человек большой души, но, увы, безмерно одинокий.
        - Он успел это понять за один вечер? - еще больше удивилась я.
        - Думаю, нет, - покачал головой Майлс. - А как твое свидание? - полюбопытствовал он с деланым равнодушием.
        Если бы несколько минут назад я не узнала, какими бывают его глаза, если бы не разглядела их, то, скорее всего, подумала бы, что он и правда интересуется исключительно из любопытства. Но глаза Майлса выдали его. Они стали тревожно-серыми, мрачными как туча. Хотя его лицо при этом выказывало абсолютное спокойствие.
        Мне почему-то стало ужасно весело и захотелось подшутить над Майлсом, сказав ему, что свидание прошло великолепно и мой галантный кавалер шел за мной до самых дверей моего дома. Однако я решила не злить Майлса, а просто понаблюдать за его глазами. Изменятся ли они, когда я скажу ему правду?
        - Свидание? - улыбнулась я. - А никакого свидания не было. Мы болтали о нашей одинокой жизни и делах насущных за стаканчиком виски. С тем же успехом я могла бы назвать свиданиями мои встречи с Лесли. Что ж, если все свидания настолько неромантичны, пожалуй, это было именно оно.
        Майлс улыбнулся мне в ответ. Улыбались не только его губы, но и глаза. Тревога исчезла из них, и они снова стали лучисто-серыми, а взгляд - теплым и приветливым.
        - Неужели у тебя не было с мужчинами никаких отношений, кроме дружеских?
        - Были, - честно призналась я. - Я была влюблена, и, ты не поверишь, мне даже делали предложение. Но я так и не смогла выйти замуж. Это означало бы проститься со своей свободой.
        - Почему же - не поверю? - покачал головой Майлс. - Я сам был женат. Сделал ошибку и женился на красавице, вроде нашей Мэгги. Мы прожили вместе полтора года, хотя я уже через два месяца понял, что эта женщина героиня не моего романа. Нет, я не говорю, что она была плохой или недостойной. Просто мы не подходили друг другу. Она была такой… домашней кошечкой, что ли. Наверное, это слово больше всего ей подходит. А мне было, честно говоря, плевать на быт и хотелось поговорить о чем-то более интересном, чем правильная поливка азалий или оригинальный рецепт соуса для барбекю.
        - И какая же она - героиня романа моего кузена?
        - О-о… - Майлс воздел глаза к потолку. - Так просто о ней не расскажешь. Во всяком случае, теперь я уверен, что она обязана, просто обязана, быть талантливой. Она должна быть честной и искренней. Она должна понимать меня, и за это я готов буду прощать ее вздорный характер, пусть даже ее отвратительные привычки доводят меня до белого каления. Она уж точно не должна быть красавицей, потому что, если я встречу такую, мне будет глубоко наплевать, красива она или нет. В моих глазах ее ум, талант и искренность сделают ее настоящей звездой…
        - Да ты романтик, дорогой кузен, - пробормотала я, искренне надеясь, что мое лицо не выдало всего того, что испытывала в тот момент моя душа. - А я-то думала, что внешность для тебя имеет огромное значение. К тому же мне показалось, что ты терпеть не можешь изменять своим привычкам в угоду кому-то…
        - Я не идеал. Но знаешь, что я понял? Я готов измениться, если полюблю по-настоящему. А ты? Ты ведь наверняка задумывалась о том мужчине, с которым тебе хотелось бы прожить жизнь? Или он настолько идеален и прекрасен, что ты не захочешь даже говорить о нем?
        - Отчего же, - вздохнула я, чувствуя, что мы оба ступаем на скользкую тропу и только крепкая опора сможет спасти нас от падения. - Он не так уж и идеален, этот мой воображаемый мужчина. Что до внешности - любимый человек всегда кажется самым красивым, даже если он далек от совершенства. Поэтому внешность для меня не имеет никакого значения. Что до ума - здесь, Майлс, я полностью соглашаюсь с тобой: он непременно должен быть умен. Талант, конечно, это прекрасно, но я бы простила ему его отсутствие. Достаточно ума. Способность понимать и чувствовать - бесспорно, мой мужчина должен обладать этими качествами. У него должно быть чувство юмора - не представляю рядом с собой человека, который не смог бы меня рассмешить. А еще… Еще он должен принимать меня такой, какая я есть, и не пытаться меня переделать. Не говорить мне, что я слишком много курю и слишком поздно ложусь спать. Не пенять мне на мою природную лень. Не ненавидеть меня за то, что я посвящаю своим книгам больше времени, чем уделяю ему. Впрочем, если я действительно буду любить такого человека - а я обязательно полюблю его, если когда-нибудь
встречу, - он займет в моей душе столько места, что моему творчеству придется потесниться…
        - Мне, кажется, мы с тобой очень похожи, Кэрол, - вздохнул Майлс.
        Честно признаюсь, в тот момент я страшно испугалась, что Майлс скажет что-нибудь лишнее. Поэтому, вместо того чтобы ответить на его многозначительную фразу, я поспешила ретироваться: придвинула к себе подшивку газет, которую Майлс листал до моего прихода, и спряталась в ней, подобно трусливому зайцу, почуявшему опасность и прыгнувшему в кусты.
        Майлс понял мое намерение и, мне показалось, счел его вполне разумным. Дело, которым мы занялись, по крайней мере отвлекало нас от той опасности, которой мы в своем безрассудстве уже готовы были заглянуть в глаза.
        - Пока я ничего не нашел, - совсем другим тоном заговорил Майлс. - И понял только одно - мы должны определиться с тем, что мы ищем.
        - Хорошая мысль, - кивнула я. - Мы ищем какое-либо упоминание о человеке, который пропал в Рочестере или в окрестностях Адамса. Собственно, неважно даже, откуда был этот человек. Главное, что он пропал и его разыскивали. И еще. Этот человек мог быть вором. Так что мы должны внимательно просматривать заголовки, в которых идет речь о воровстве.
        - Хорошо, - кивнул Майлс.
        Мы разделили подшивку и принялись искать. Время я, разумеется, не засекала, но все же мне показалось, что на поиски у нас ушло около двух или даже трех часов.
        Признаться, я не ожидала от Майлса такой усидчивости и тщательности в поисках. Он не просто листал страницы, пробегая глазами по заголовкам, он тщательно просматривал названия всех статей и читал даже те, что лишь отдаленно походили на цель нашего поиска.
        Наконец ему удалось наткнуться на что-то интересное.
        - Кэрол, - взволнованно шепнул он и придвинул ко мне свою подшивку. - Прочитай-ка это…
        Статья называлась «Не пеняй на полицию Рочестера, попивая кофе у себя в Дакоте», и автор ее, патриотически настроенный журналист, описывал происшествие, о котором поведал ему знакомый полицейский.
        В полицию штата Миннесота - а именно в наш Рочестерский полицейский участок - было подано заявление о том, что пропал некто Пол Кодри, который, по словам своего брата, Алана Кодри, уехал из Северной Дакоты в наш фермерский городок Адамс. С какой целью Пол Кодри приехал в Адамс, доподлинно никому не было известно. В заявлении Алан Кодри ограничился фразой о том, что Пол собирался разыскать «своего хорошего друга».
        Как выяснилось, Пол Кодри пропадал и раньше - он уехал из Дакоты на целых полтора года, а вернувшись, обнаружил родственников, которые оплакивали его преждевременную смерть: произошла какая-то путаница с документами и бедолагу преждевременно похоронили.
        Заявление, поданное Аланом Кодри, который приехал из другого штата, чтобы подать его лично, несколько обескуражило полицию Рочестера. По их мнению - и совершенно верному, как считал автор статьи, - этим делом должна была заниматься полиция Северной Дакоты, ведь Пол Кодри проживал не на территории штата Миннесота. Полицейские Дакоты должны были самолично принять заявление у Алана Кодри, а потом уже посылать запрос в город Рочестер штата Миннесота и проводить более детальное расследование.
        Однако какой-то не слишком осведомленный в подобных вопросах полицейский отправил Алана Кодри из Северной Дакоты в городок Рочестер и посоветовал ему обратиться в полицию того штата и города, где пропал его брат. Естественно, Алану Кодри пришлось вернуться в Дакоту ни с чем и убеждать тамошних полицейских в своей правоте.
        Чем закончились злоключения несчастного Алана Кодри и его брата Пола, история умалчивала. Автор же подвергал суровой критике полицейских Северной Дакоты, которые по причине своей лени и неграмотности отправили человека в другой штат.
        Я посмотрела на дату выхода газеты.
        - Все сходится, - поймал мой взгляд Майлс. - Если вспомнить, что сказал эксперт о том, сколько наш бедолага пролежал на дне озера, все полностью совпадает.
        - Да, - задумчиво кивнула я. - Совпадает. Но как тогда объяснить прадедов медальон на его шее? Разве что этот Пол поехал сюда разыскивать Родерика Кампа - ведь наши прадед и прабабка оба родом из Северной Дакоты? Может быть, они все-таки встретились и он украл у деда медальон?
        - Если следовать твоей логике, наш дорогой прадедушка и отправил этого Пола на дно озера… И вообще, может быть, медальон не украли, а просто подарили? Что, если Родерик подарил медальон на радостях своему старому другу?
        - А после этого его старый друг прямиком отправился в Тихое озеро с проломленной головой? - скептически хмыкнула я. - Что-то тут не сходится…
        - Да уж, - согласился Майлс. - Что ж, Кэрол, надо ехать к Соммерсу. Неудивительно, что он не обнаружил в архивах никакого дела об исчезновении. Его никто и не думал заводить - Алана Кодри вместе с его заявлением вернули обратно в Северную Дакоту. То-то детектив обрадуется, узнав о нашей находке.
        - О твоей находке, Майлс, - мягко поправила его я.
        - Нет, о нашей. Если бы не ты, я бы вообще сюда не пришел.
        - И я очень благодарна тебе за твой поистине благородный поступок.
        - Полноте, Кэрол. Я знаю, что ты в долгу не останешься, - хитро улыбнулся Майлс. - Как насчет того, чтобы скоротать вечерок за чтением того, что я успел написать?
        - С удовольствием…

        В тот же день Соммерс отправил запрос в Дакоту, и наши с Майлсом подозрения оправдались: Алан Кодри действительно подал заявление об исчезновении брата, но от дела, как видно показавшегося полицейским безнадежным, открещивались как могли, а потому через некоторое время Пола Кодри, который, кстати сказать, так и не вернулся, снова признали умершим.
        Из Дакоты Соммерс получил старенькую черно-белую фотографию Пола Кодри и копию заявления Алана Кодри, в котором Алан подробно описывал особые приметы пропавшего брата. Среди них оказались пятна, оставшиеся на коже Пола после какого-то редкого заболевания - они-то, конечно, никак не могли помочь экспертам, - и - а вот это уже полностью меняло дело - серьезная травма правой ноги, из-за которой Пол прихрамывал до самой своей трагической гибели.
        - Эксперты свое дело знают, - с уверенностью заявил Соммерс. - Так что не беспокойся, Кэролайн, очень скоро мы получим результаты. Думаю, они будут готовы через пару дней, уже в понедельник. Я почти уверен, что Пол Кодри именно тот парень, которого мы ищем. Вот спасибо вам, ребята, порадовали Толстяка.
        Соммерс занялся своим делом, а я, как и обещала Майлсу, приступила к чтению тех глав, что мой кузен успел настрочить за эти несколько дней.
        Без ложной скромности замечу, что моему тщеславию весьма польстило то, что Майлс прислушался ко многим моим замечаниям и старался не допускать тех ошибок, на которые я ему мягко попеняла.
        Образы своих новых персонажей он выписывал с большей тщательностью, правдоподобностью и наделял их отличительными чертами, изюминками, которые не могли меня не позабавить. Также я заметила, что героиня Майлса в чем-то напоминала меня, а герой - его самого. Они оба занимались расследованием, постоянно мешали друг другу и между ними все время происходили довольно забавные стычки.
        Я смеялась от души там, где могла смеяться, но все-таки - да и могло ли быть по-другому? - произведение Майлса было далеко от идеала.
        - Майлс, - обратилась я к нему, покончив с чтением, которое - я ни капли не приукрашиваю - доставило мне массу удовольствия. - Разве мы в прошлый раз не говорили с тобой о диалогах?
        - А что с диалогами? - встрепенулся Майлс, который на сей раз увлеченно читал
«Ангела за шторами».
        В скобках замечу, что, после того как мой дорогой кузен заинтересовался «Полдником людоеда», книга куда-то исчезла. Я спросила о ней у Дженевры, но та лишь пожала плечами и ответила, что не имеет ни малейшего представления, куда мог подеваться мой лучший роман. У меня были кое-какие подозрения на этот счет, но озвучить их вслух я так и не решилась.
        - В том-то и дело, Майлс, что ничего, - ответила я кузену. - Ты словно меня не слушал, когда я говорила тебе, что они должны читаться легко, быть естественными, непринужденными.
        - Какие же они у меня, по-твоему? - нахмурился кузен.
        - Они у тебя высокопарные. Поверь мне, если твои герои будут говорить языком античной драмы, это не сделает твой роман более глубоким и сложным. Все это выглядит неестественно и сводит на нет все достоинства твоего слога. Нет, - опередила я Майлса, который помрачнел как грозовая туча и собрался мне что-то возразить, - ты просто послушай, как это звучит. - Я принялась зачитывать диалог, который больше всего поразил меня своей вычурностью:

«Мод подошла к серванту и начала рассматривать коллекцию статуэток - гордость Алекса.
        - Да, Алекс, я никогда не сомневалась в вашем безукоризненном вкусе, который вы демонстрируете всякий раз, когда покупаете какую-нибудь вещь, заслуживающую внимания только того человека, который ценит подлинное, настоящее искусство. Но, к несчастью, мой дорогой ценитель прекрасного, подобное отношение вы распространяете лишь на вещи. Людей же вы не цените совершенно, ибо не видите в них их истинной сущности, той глубины, того двойного дна, которое является особенностью человеческой природы. Может быть, это проистекает оттого, что любование вещами в ваших глазах куда более достойно внимания, чем живое человеческое общение? Ведь людей, как это ни печально для вас, невозможно расставить по полкам, как эти восхитительные фарфоровые статуэтки, прекрасные и грациозные в своей застывшей, немой и холодной красоте…»
        - И что это? - не обращая внимания на побагровевшего Майлса, продолжила я. - Огромное количество прилагательных, которые ты называешь эпитетами, гигантские предложения, в которых невозможно разобраться? Что с этим делать читателю? Он-то хочет услышать наш с тобой разговор. Разве я обратилась бы к тебе с такой огромной фразой? А ведь ты пишешь о нашем времени, Майлс.
        - По-твоему, я должен угробить хорошую идею из-за того, что кому-то сложно будет прочесть несколько предложений?! - взорвался Майлс. - Между прочим, если ты не заметила, в этой фразе - характеристика главного героя! Алекс действительно ценит вещи больше, чем людей. Он скептик и циник. Люди не представляют для него особенной ценности. А с Мод он раскрывается, потому что только она может и хочет его понять!
        - Я разве говорила, что идею нужно гробить?! Я придиралась к содержанию?! - в ответ налетела я на Майлса. - Да я всего лишь сказала, что тебе нужно убрать пару дурацких эпитетов и укоротить твои предложения длиной с анаконду!
        - Значит, у меня дурацкие эпитеты!
        - В диалогах они лишние.
        - Значит, мне нужно сократить предложения?! Может, мне и слова сократить - до первых букв?!
        - Послушай, Майлс… - начала было я и тут же осеклась.
        По выражению моего лица Майлс понял, что я задумалась и замолчала вовсе не из-за его эпитетов и гигантских предложений. Он даже немного успокоился, во всяком случае так мне показалось.
        - Ну и дура же я… - Я буквально подскочила со стула и, оставив его в полном недоумении, выскочила из комнаты. Вернулась я с дневником Элайзы и, раскрыв его перед носом у Майлса, протянула ему лупу. - Читай. - Я указала пальцем на абзац, из-за которого пришла в такое смятение.
        - Господи, ну и почерк, - пробормотал Майлс. - Нет, рукопись у нее бы точно не приняли. Честь и хвала прогрессу. Если бы у прабабки был компьютер, она бы сильно упростила нам задачу.
        - Читай, - зашипела я на Майлса. - Судя по тому, как Элайза прятала дневник, компьютером она бы точно не воспользовалась…
        Дочитав, Майлс задумчиво посмотрел на меня.
        - Значит, ты думаешь, что этот самый П.К., о котором писала Элайза, и есть Пол Кодри?
        - А разве не достаточно совпадений? Давай сравним истории наших загадочных героев. Оба, и П.К. и Пол Кодри, жили в Северной Дакоте. Во всяком случае, с П.К. Элайза познакомилась именно там. Он уехал из Северной Дакоты на заработки, а потом его объявили погибшим от какой-то тропической лихорадки. Пол Кодри уехал из Северной Дакоты и его объявили умершим, как выяснилось, неверно. Кстати, вспомним об особых приметах, среди которых Алан Кодри назвал пятна на коже, оставшиеся после какого-то редкого заболевания. Чем не тропическая болезнь? И теперь, кстати, становится ясно, что привело нашего Пола Кодри в Адамс. Узнав, что невеста, считая его погибшим, вышла за другого, он отправился за ней…
        - А вместо этого, - продолжил за меня Майлс, - украл медальон у нашего прадеда, ударил себя по голове и утопился в озере.
        - Очень смешно, - фыркнула я. - Но медальон действительно путает все карты. Откуда он у него? Зачем он ему понадобился? А главное, кто убил этого П.К, то есть Пола Кодри?
        - Только не говори мне снова, что это сделал наш прадедушка…
        - А почему бы и нет? - возразила я Майлсу. - Естественно, Родерику Кампу не пришлось по душе, что его жену приехал навестить возлюбленный, о котором она столько лет тщетно пыталась забыть. К тому же мы оба знаем, что Родерик не отличался спокойным нравом. Я даже больше скажу - Элайза описывала в дневнике некоторые странности, которые он совершал, будучи в нетрезвом виде. Поэтому мне не кажется такой уж возмутительной, кощунственной и неправдоподобной мысль о том, что наш прадед мог убить человека.
        - Вот-вот, возмутительной, кощунственной и неправдоподобной. - Майлс улыбнулся так, словно уличил меня в чем-то, что я все это время тщательно скрывала.
        - Ты о чем? - недоуменно покосилась я на него.
        - Все о том же. Об эпитетах. Ты сама произнесла только что три прилагательных подряд. А меня обвинила в неестественных, вычурных диалогах.
        - Ох, дорогой кузен, ты неисправим, - вздохнула я, радуясь, что на этот раз Майлс говорит без той злости, которой были проникнуты его слова еще совсем недавно. - Я бы простила тебе этот грех, если бы он относился к речевой характеристике одного из персонажей. Но у тебя так говорят все без исключения…
        - Как это - без исключения? Подай мне роман - я тебе сейчас покажу…
        Да, дорогой кузен, ты действительно неисправим.

9


        Мисс Пейн, которая решила взять на себя роль моего ангела-хранителя, а заодно личного врача-диетолога, а заодно моей совести - в тех, разумеется, вопросах, в которых я позволила ей это сделать, - вознамерилась к тому же взять на себя обязанности по обновлению моего гардероба.
        Нельзя сказать, что она отпускала колкие замечания по поводу моей внешности - нет, это право сохранил за собой мой дорогой кузен - или намекала на чрезмерную мрачность и мешковатость моей одежды. Нет, мой личный ангел-хранитель продемонстрировал совершенно неангельскую хитрость: он начал каждый день потчевать меня такими вкусными и разнообразными блюдами, что я не могла отказаться от них даже тогда, когда мой желудок не желал вмещать больше ни кусочка.
        Зная о моей слабости к блинчикам, она пекла их регулярно; будучи в курсе, что я неравнодушна к мясу, каждый день готовила свинину или телятину; угадав, что в глубине души я жуткая сластена, она принялась печь такие шедевры, каких без преувеличения я не пробовала даже в очень хороших, на мой взгляд, ресторанах Рочестера.
        Очень скоро ее стараниями я почувствовала, что мне малы все брюки из моего гардероба, а мой любимый плащ едва сходится на груди, которая совершенно неожиданно для меня самой откуда-то вдруг появилась.
        - Мисс Пейн, - не выдержала я. - Что вы прикажете мне делать? За какую-то неделю я поправилась так, что на мне не сходится одежда.
        - Значит, вам пора купить новую, - невозмутимо ответила мисс Пейн. - По-моему, это очень простое решение.
        - Очень простое, - тихо хмыкнула я, вспомнив, когда и при каких обстоятельствах в последний раз обновляла свой гардероб.
        Мне понадобился тогда новый свитер - старый я прожгла сигаретой, с которой нечаянно уснула за столом, - и я уныло поплелась в один из бутиков, которыми изобиловали центральные улицы.
        Переступив порог этого заведения, я почувствовала, как меня охватывает паника: вешалок, манекенов и вещей было так много, что я буквально потерялась в этом храме моды. Меня мгновенно обступили служительницы храма, которые тут же принялись выяснять, что мне понадобилось.
        - Свитер, - буркнула я, окончательно растерявшись.
        Мне принесли свитер. Но, боже мой, на что он был похож… Ярко-зеленый - мне сказали, что он очень подойдет к моим глазам, - с какой-то безумной надписью, вышитой пайетками, к тому же узкий, как водопроводная труба.
        Я поинтересовалась у юных муз, не издеваются ли они надо мной, но в ответ услышала что-то о новой коллекции.
        - Большой свитер, - уточнила я.
        Мне принесли что-то совершенно несуразное, оранжевое и длинное, доходившее до самых колен.
        - Широкий темный свитер из плотной шерсти, - решилась уточнить я, и ответом мне было молчание.
        Из храма я, можно сказать, была изгнана с позором. Окончательно осознав свое непростительное непонимание моды, я уныло поплелась домой и ходила бы в дырявом свитере еще долго, если бы заботливый Лесли не подарил мне то, что я хотела, буквально через пару дней.
        Однако теперь Лесли был занят своими домашними тиранами, да и случай просить его такой помощи был не самым подходящим: наступили выходные и мы с Майлсом решили немного отдохнуть от трудов праведных, а заодно проведать нашу страдалицу Мэгги.
        Я не знала, как выкрутиться из этой дурацкой ситуации. Брюки безбожно давили в талии - я же привыкла к тому, что они болтались на ней, слегка прихваченные поясом. Весь день страдать и мучиться оттого, что жмут брюки, было не по мне. Поэтому, переборов жгучий стыд, я попросила мисс Пейн съездить со мной в магазин, чтобы выбрать одежду.
        Моя Дженевра согласилась со мной так же легко, как и предложила это сделать. Я даже заподозрила, что эта хитрая бестия догадывалась о моей проблеме. Мы наскоро оделись - мне нужно было успеть купить брюки до приезда Майлса - и покатили в то место, которое посоветовала мне мисс Пейн.
        На беду, у моего велосипеда по дороге спустило колесо, поэтому мне пришлось оставить его на парковке, оседлать велосипед мисс Пейн и вести мою маленькую старушку, как школьницу, на раме.
        О том, чтобы успеть к приезду Майлса, не могло быть и речи. Зная его нелюбовь к моим опозданиям, я сунула мисс Пейн свой мобильный с просьбой позвонить Майлсу, а сама нырнула в примерочную с кучей свитеров и брюк, выбор которых я доверила Дженевре.
        Увы, мисс Пейн не оправдала моих надежд: хоть эти свитера и меркли в сравнении с тем, что предлагали мне девицы, о которых я писала выше, я все же не была в восторге от открытой шеи, слишком уж подчеркнутой груди и всяких затейливых вставочек и шнурочков. Джинсы и брюки, которые мне выдала мисс Пейн, тоже не слишком меня обрадовали. Да, они действительно замечательно сидели на моей фигуре и не мешали дышать свободно, но я привыкла к куда более широким моделям.
        - Ну что это? - перемерив пять свитеров, поинтересовалась я, вынырнув из примерочной. - Вы хоть раз видели на мне такое, мисс Пейн?
        - Не знаю, как мисс Пейн, а я уж точно не видел, дорогая кузина… - Передо мной стоял Майлс.
        Я редко краснею, но в тот момент явственно почувствовала, как малиновый пожар разгорелся на моих щеках. На мне был мягкий джемпер фисташкового цвета с овальным вырезом, подчеркивавшим мою новообретенную грудь, и джинсы с высокой талией, на мой взгляд слишком уж выделявшие то, что, по моему мнению, не заслуживает того, чтобы выделяться.
        - Покрутись и поправь волосы, - мило улыбнувшись, приказал мне мой кузен.
        Если бы я была в своей обычной одежде, то чувствовала бы себя гораздо спокойнее и ответила на его приказание какой-нибудь ироничной фразой. Но, увы, я стала заложницей своего нового гардероба и чувствовала себя одним из тех манекенов, что стояли в магазинчике.
        - Тебя можно поздравить, Кэролайн, - заявил он, после того как я прошла эту унизительную процедуру. - Мисс Пейн лучше всякого консультанта. Она выбрала то, что тебе идеально подходит. Нечто простое, но в то же время обворожительное. Ты хоть понимаешь, что она сделала из тебя почти красотку?
        - Почти? - искренне расхохоталась я. - Да уж, Майлс, если бы я была озабочена своей внешностью, я бы тебе этого не простила.
        - Я просто хотел сказать, что тебе это исключительно идет. Спасибо, мисс Пейн. Я и не ожидал, что увижу Кэрол такой хорошенькой.
        - Пустяки, - покачала головой моя старушка, разглядывая меня почти что с материнской нежностью. - Правда, вначале мне пришлось ее немного откормить, - добавила она. - В противном случае все это болталось бы на ней как на вешалке. Да и вряд ли тогда она вообще задумалась бы о покупке новых вещей.
        - Так держать, мисс Пейн, - засмеялся Майлс.
        Я гневно задернула занавеску примерочной перед их ехидными физиономиями. Да, конечно, я подозревала, что моя Дженевра та еще пройдоха, но такого я от нее не ожидала. Да еще и Майлса сюда вытащила - это же надо такое придумать!
        - Кстати, как ты попал в магазин? - поинтересовалась я у Майлса, когда мы доставили мисс Пейн и два велосипеда на его «лендровере». - Это она постаралась?
        - Разумеется, - хмыкнул Майлс. - В подробностях рассказала, где тебя найти. Я только одного не понимаю: почему ты так злишься и смущаешься? Это же нормально - покупать себе вещи и советоваться с друзьями.
        С друзьями… - подумала я. Теперь мы уже друзья. А ведь еще совсем недавно…
        - Э-эй, - позвал меня Майлс. - Ты что заснула?
        - Я просто не люблю покупать вещи. Я всегда теряюсь в магазинах. И потом, мне всегда казалось, что одежда не имеет никакого значения. Какая разница, во что ты одет? Главное, что ты собой представляешь. Истина, конечно, не новая. Но, по-моему, кое-кто о ней забывает.
        - Да, ты права. Не так уж важно, как ты выглядишь, - с неожиданной для меня легкостью согласился Майлс. - Но разве это не приятно - видеть свою любимую хорошо одетой и знать, что она старалась для тебя?
        Хорошо, что в момент разговора Майлс смотрел не на меня, а на дорогу. Мои щеки снова запылали, и я немедленно тряхнула головой, чтобы скрыть румянец за рассыпавшимися по лицу волосами.
        - Или подругу, - опомнившись, добавил Майлс. - Не важно кого: подругу, любимую. Важно, что это просто приятно.

        Читатель поймет меня, если я скажу, что ожидала застать в доме своего друга все тот же хаос, царивший там до того, как Мэгги увезли в больницу.
        Об этом я честно предупредила Майлса, который ответил мне, что он, конечно, редкостный скептик, но вовсе не сноб и беспорядок, учиненный шаловливым ребенком, не заставит его в ужасе бежать из дома Лесли.
        Однако, к своему огромному облегчению и не без некоторого удивления, я увидела вполне сносную гостиную, спокойного Лесли, осунувшуюся, но веселую Мэгги и - что совсем уж странно - очень миленькую, хорошо одетую девочку.
        Девочка подошла к нам с Майлсом и звонким как колокольчик голосочком прозвенела:
        - Здравствуйте.
        Похоже, в тот день я впервые услышала ее голос. До этого моим ушам доводилось внимать лишь злобному рычанию, урчанию и мычанию, которое раздавалось из вечно перепачканного рта. Меня так и подмывало спросить «Неужели это ты, Энджи?», но я не решалась будить лихо, которое Лесли непонятно как удалось усыпить.
        Майлс покосился на меня с некоторым недоумением и имел полное на то право: все мои рассказы об этой девочке были разукрашены выражениями, вроде «этот маленький злобный тролль», «этот бесенок с ангельским именем», ну и тому подобное, что, впрочем, читатель и сам не раз встречал в моих описаниях. Ограничившись недоуменным кивком в сторону Майлса, я поздоровалась с девочкой.
        Лесли вышел к нам с видом торжествующего хозяина. Мне даже показалось, что он играет роль почтенного отца семейства. Выглядело это и в самом деле весьма правдоподобно. Он в свою очередь оглядел меня с ног до головы и кивнул в знак одобрения.
        - Ты просто прелесть, малышка Кэролайн. Я знал, что это когда-нибудь случится.
        Что именно должно было случиться, уточнять я не стала. Я очень хорошо знала Лесли и была уверена: он обязательно скажет мне, что имел в виду, только позже, наедине.
        - Как тебе это удалось? - шепнула я Лесли, когда Энджи убежала на кухню за соком для Мэгги.
        - Вначале я применил неправильную тактику, - начал объяснять он мне и Майлсу. - Вместо того чтобы поощрять, я шел на уступки. Вместо того чтобы наказывать, я поощрял. По сути, я предоставил девчушку самой себе и делал все, чтобы она мне не досаждала. Ее лишили самого ценного - внимания, и за это она безжалостно мстила. Когда Мэгги сломала ногу, Энджи почувствовала свою вину. Я не стал развивать это чувство, но и не стал разубеждать ее в том, что отчасти она права. Я объяснил ей, что Мэгги больна и теперь о ней придется заботиться нам обоим. Конечно, поначалу она сопротивлялась, и тогда я прибег к наказанию. Не знаю, насколько это было жестоко, но я закрыл ее в комнате и заставил миссис Брокен, нашу ледяную миссис Брокен, носить девочке еду. Вначале Энджи уничтожила оставшиеся игрушки, затем приступила к мебели. Я игнорировал эти выходки и даже не заглядывал в комнату. Вечером малышка наконец угомонилась. Я зашел к ней и вызвал на серьезный
«взрослый» разговор. Она поняла, как тяжело быть одинокой. А я понял, как ей тяжело без отсутствия внимания.
        - Да, теперь Энджи просто золото, - улыбнулась Мэгги. - Няней пришлось стать Лесли, а не мне.
        - Как ты себя чувствуешь? - спросила я и протянула кузине пирог, завернутый в фольгу. - Возьми, это испекла моя домработница. Она готовит такую вкусную еду, что я даже поправилась.
        - Тебе это на пользу. Прекрасно выглядишь. И одета замечательно. А я рассталась с Фредди, - горько усмехнулась кузина. - Все оказались правы насчет него, и только я не хотела признавать себя побежденной. Может, я и жила бы с ним дальше и позволяла бы ему сидеть на своей шее, но он, идиот, сам упустил свой шанс. Банальная история - вернулась домой раньше времени и застала его с любовницей. Оказалось, пока я обливалась потом в дешевой забегаловке, чтобы заработать жалкие гроши, он крутил романы за моей спиной, прикидываясь, что ищет работу. Фредди действительно находил ее. Правда, ни на одной не задержался дольше чем на три месяца. А потом начинались новые бесконечные поиски. Сейчас у меня словно камень с плеч свалился. Только тоскливо конечно же. И жаль тех лет, что я на него потратила. Так противно все вышло…
        - А что тетя Сесилия? Она уже знает? - поинтересовался у Мэгги Майлс.
        - Знает и потирает руки. Ждет, когда я вернусь домой. К счастью, Лесли предложил мне пока пожить здесь. Чем я бессовестно пользуюсь.
        - Не говори ерунды, Мэг, - мягко улыбнулся ей Лесли. - Знаешь, я так долго думал о себе, что мне пора было устроить такую взбучку. Оказалось, что заботиться о ком-то не только тяжелый труд, но и большое удовольствие.
        Господи, неужели я слышу это от Лесли? - спросила я себя. Он же столько раз твердил мне, что заботиться о ком-то означает взять на себя ответственность. А ответственность - это прямой путь к несвободе, которая страшнее всех зол на свете…
        Как за столь короткий срок он смог так сильно измениться? - так размышляла я, мой дорогой читатель, сидя в фисташковом джемпере с вырезом и облегающих джинсах рядом с дорогим кузеном Майлсом, которого совсем еще недавно называла некрасивым, высокомерным и отвратительным…
        Под предлогом перекура - в гостиной все-таки был ребенок, а мне действительно хотелось закурить - мы с Лесли вышли на кухню и принялись шептаться друг с другом, как заговорщики. Я подозревала, что Мэгги и Майлс мало чем от нас отличаются, поэтому совесть меня нисколечко не мучила.
        - Расскажи-ка мне, куда подевалась малышка Кэрол, одетая в свои мрачные балахоны? - ехидно поинтересовался у меня Лесли.
        Я не сомневалась, что он задаст мне этот вопрос, поэтому ответ на него был уже готов.
        - Лесли, она никуда бы не подевалась, если бы кое-кто не был так занят. Моя старушка кормит меня просто на убой, так что я не влезаю ни в одни свои брюки. Я же не могла оторвать тебя от дел - пришлось просить мисс Пейн помочь мне с одеждой. Времени было мало, поэтому пришлось купить то, что мне выбрала она…
        - Моя бедная Кэрол… - покачал головой Лесли. - Ее заставили облачиться в эти лохмотья. Скажи еще, что тебе не нравится, как ты выглядишь.
        - Мне все равно, как я выгляжу, - слукавила я. - Я просто надела новые вещи.
        - А Майлс что сказал по этому поводу?
        - Сказал, что я почти красавица, - призналась я. - Мой дорогой кузен мастер делать комплименты, ты же знаешь.
        - Нет, - посерьезнев, ответил Лесли. - Раньше знал, малышка, а теперь не знаю. На похоронах вы сцепились друг с другом, а потом весь вечер выясняли отношения. Теперь вы воркуете как голубки, а с твоего вечно мрачного лица не сходит обворожительная улыбка. Что я могу знать о ваших отношениях?
        - Мы помогаем друг другу, Лесли. Он мне - с расследованием, я ему - с романом.
        - Ты слишком много оправдываешься. И даже не передо мной, а перед самой собой. Ты же всегда была искренней, Кэрол. И никогда ничего не скрывала от своего старого друга. Признайся честно, ты влюблена в Майлса?
        Я молча смотрела на Лесли, а он - на меня. Он прекрасно знал, что я отвечаю сразу или не отвечаю вообще. После минутного молчания, он кивнул в ответ своим мыслям и произнес:
        - Хорошо. Я тебя понимаю. Не отвечай, если не можешь или не хочешь. Что-то мне подсказывает, что в твоей жизни это первое по-настоящему сильное и взаимное чувство. Может быть, вам обоим стоило бы поговорить об этом, пока все не зашло слишком далеко? Я заподозрил, что подобное может случиться еще тогда, на похоронах. От одного его вида ты начинала шипеть, как капля, упавшая на раскаленную плиту. Да и он тоже. Было в вашей взаимной неприязни что-то неестественное, и мне это сразу бросилось в глаза. Если ты думаешь, что чувства пройдут, борись, а если же нет… В конце концов, вы же не брат и сестра. Ты знаешь, я спокойно отношусь к предрассудкам, но закон, увы, с ними считается. Конечно, все это сложно. И я не вправе давать тебе советы, да и не хочу их давать. Но я хочу, чтобы ты знала: я поддержу любое решение, которое ты примешь.
        Все это время я молчала, вперив глаза в бежевый кафель под ногами. Поначалу мне казалось, что Лесли пытается прочитать мне нотацию, но потом я поняла, что ошиблась в своем друге. Он слишком уважал меня, чтобы считать безрассудной, взбалмошной и нуждающейся в советах. Он хотел поддержать меня и показать, что я не одинока, и это ему удалось, хотя, признаюсь, его речь меня смутила. В том, о чем он говорил, я стыдилась признаться даже самой себе.
        - Давай лучше о тебе, Лесли, - предложила я после некоторого молчания. - Мне показалось, ты очень трепетно относишься к моей кузине.
        - Тебе не показалось, Кэрол, - улыбнулся мне Лесли. - Это действительно так. В начале нашего знакомства я подумал, что она обыкновенная красивая стерва, а потом вдруг понял, что Мэг безмерно уставший человек, который долго боролся и вдруг почувствовал, что сил для борьбы больше не осталось. Она, как и мы с тобой, безмерно одинока. Разница между нами лишь в том, что мы добровольно ступили на этот путь, сами выбрав одиночество. А она не выбирала. Это одиночество выбрало ее. Знаешь, когда я начал заботиться о ней, то вдруг почувствовал себя не таким уж старым, не таким уж циником, не таким уж уставшим от жизни человеком. Я перестал копаться в себе. И даже на мир стал смотреть другими глазами. Стало как-то тепло, уютно и весело. Представляешь, Кэрол, старый холостяк Лесли еще кому-то нужен!
        Я засмеялась, а вслед за мной засмеялся и Лесли. Мы оба стояли в том месте, где дорога разветвлялась, и не знали, куда повернуть. Но мы оба были уверены, что никогда не останемся абсолютно одинокими людьми: как бы ни сложилась наша будущая жизнь, у меня всегда останется Лесли, а у Лесли всегда останусь я…

10


        И снова Адамс. Благоухавший яблоками, залитый золотым солнцем осенний Адамс.
        На этот раз я оседлала своего двухколесного друга, чтобы увидеться с тетей Сесилией. Я надеялась услышать от нее хоть какие-нибудь фрагменты дедушкиных воспоминаний, которые могли быть связаны с появлением в Адамсе Пола Кодри, тайной любви моей прабабки.
        Конечно же я отдавала себе отчет, что эта надежда так же призрачна, как дым моих сигарет. Дедушка Доуэлл был в те годы подростком и вряд ли интересовался проблемами родителей. Но полностью исключать такую возможность я не хотела. Если была хоть какая-то зацепка, я должна за нее ухватиться.
        Одной из таких зацепок был прабабкин дневник, над которым я мужественно продолжала корпеть, издеваясь над своими глазами, иногда даже слезившимися от напряжения.
        К сожалению, пока мне не удалось найти ничего, что пролило бы свет на появление Пола Кодри в Адамсе. Элайза лелеяла свои воспоминания о возлюбленном, но ничего конкретного о нем не писала. Зато о Родерике Кампе из ее дневника я узнала довольно много любопытных, но, увы, не слишком хорошо характеризовавших прадеда подробностей. Элайза писала о его многочисленных любовницах, которые осмеливались даже появляться в их доме.

«Если бы он хотя бы скрывал эти связи, еще можно было бы вытерпеть. Но он как будто нарочно выставлял их передо мной напоказ. Если бы у меня была подруга или сестра, я не сомневаюсь, он соблазнил бы и ее, причем постарался бы сделать так, чтобы я об этом обязательно узнала. За что он так со мной? Ведь я всегда старалась быть верной и заботливой женой. Иногда мне кажется, что Род мстит мне за прошлое, о котором, к несчастью, знает. Но разве я виновата в том, что в моей жизни была эта любовь? И разве я когда-нибудь словом или делом напомнила ему о ней? Возможно, он подозревает, что мои чувства до сих пор не остыли. Иногда, когда Род пристально смотрит на меня, я читаю в его стальных глазах такую ненависть к моим отвлеченным мыслям, что мне становится страшно. Бог знает, что сделал бы со мной этот человек, подтверди я хоть намеком его подозрения. Он много пьет, но пока, слава богу, держит себя в руках, хотя отчасти это и моя заслуга. Я стараюсь не досаждать ему, когда он возвращается после своих ночных кутежей, пропитанный ароматами духов чужих женщин. А потом эти женщины приходят в мой дом, чтобы
показать мне свою пусть и временную, но власть над Родериком. Один лишь человек удерживает меня в этом мире - мой маленький Доуэлл, который, к моему великому счастью, походит на отца только внешне».
        Читая эти строки, даже я, совершенно не склонная к сантиментам, готова была разрыдаться.
        Какой же несчастной и одинокой женщиной была моя прабабка! Волею случая ее любовь посчитали погибшей, и она вышла за человека, который, как ей казалось, любит ее. Жестокое разочарование! Этот человек сделал все, чтобы превратить ее жизнь в ад.
        Уже на подъезде к дому Родерика я начала беспокоиться о том, как встретит меня тетя Сесилия. Зная свою ворчливую тетку, я допускала, что услышу в ответ на свои вопросы ее обыкновенное «много будешь знать, скоро состаришься». Что ж, попытка не пытка, вздохнула я, поставив велосипед рядом с крыльцом, под которым тетка хранила бутыли с домашним сидром. Меня всегда забавляла бережливость, присущая семейству Кампов: даже такое место, как крыльцо, они умудрились использовать в хозяйстве. Раньше под крыльцом вообще ничего не лежало, и, кажется, бабка Агата предложила занять это неразумно пустовавшее пространство.
        Тетя Сесилия открыла дверь и самым внимательным образом принялась меня рассматривать. Она никогда не отличалась особой вежливостью, поэтому я не слишком удивилась бы, если бы меня так и оставили бы стоять на пороге. Однако вдоволь налюбовавшись моим нарядом - я купила новый плащ болотного цвета, который в отличие от предыдущего не болтался на мне мешком, а сидел по фигуре, - тетя удовлетворенно кивнула и даже соизволила мне улыбнуться.
        - А ты, я гляжу, похорошела. Ну заходи, коли пришла.
        Я вошла и удивилась перемене, которая произошла в этом доме, который еще недавно казался мне самым мрачным домом из всех, что я видела. Тусклые обои в гостиной сменили светло-розовые в цветочек; взамен тяжелых бордовых штор из потертого плюша были повешены легкие лиловые занавески из органзы. Гостиная наконец приобрела вид жилого помещения, а не места оглашения приговоров.
        - Вы сделали ремонт? - удивилась я.
        - А что тут такого? - покосилась на меня Сесилия.
        - Ничего. Просто удивительно видеть гостиную такой нарядной.
        - Это еще начало, - улыбнулась польщенная тетя. - Я туг все переделаю. И дом перекрашу. Знаешь, мне и самой легче дышать стало. Вот приедет Мэгги, порадуется. А ты проходи, не стесняйся. Садись на диван. Может, ты голодна? Или кофе хочешь?
        - Спасибо, я не голодна, - покачала головой я. - Моя новая домработница, мисс Пейн, кормит меня так, что я не могу выбраться из-за стола.
        - И правильно делает, - одобрительно кивнула тетя Сесилия. - Раньше ты была совсем замухрышка, а теперь даже смотреть на тебя без слез можно…
        Я даже не мечтала услышать от тети подобную похвалу. Это было так же приятно, как узнать от Майлса, что я стала почти красавицей.
        - И одеваться стала как приличный человек, - продолжила Сесилия. - А то ходила в каких-то старых мешках, так и хотелось тебе милостыню подать.
        - От кофе я бы не отказалась, - пропустив мимо ушей «старые мешки» и «милостыню», обратилась я к тете.
        Сесилия сделала две чашки кофе и села напротив меня. Для нормальных людей в этом не было бы ничего необыкновенного, но для меня… Если бы мне велели вспомнить, когда я вот так сидела и пила кофе со своей тетей, я бы и под пытками не вспомнила ни одного подобного эпизода. Разве что семейные застолья в те времена, когда моя мама была еще жива. Но в них приходилось принимать участие всем родственникам, так что это не считалось.
        - Слава тебе господи, Мэг наконец образумилась, - разоткровенничалась тетя. - Бросила своего красавчика-нахлебника. Ох, сколько ж он у нее кровушки-то попил, негодяй! А я ей говорила, не выходи за него, не пара вы с ним. И мама говорила. Только Мэгги никого не слушала. А ведь был же у нее ухажер - всем женихам жених. Ну, не красавец, конечно, зато работящий, а у отца - хозяйство большое. Так нет же, выскочила за этого голодранца. Только и взять, что смазливая мордашка. Видно, твой Лесли ее образумил. Хороший, наверное, человек - так за нее переживает. Я ему сказала, что денег у нас хватает и лечение я дочке своей могу оплатить. Но он отказался. Представляешь, Кэрол?
        Я кивнула и едва сдержалась, чтобы не прыснуть от смеха. Теперь мне стала понятна причина такого радушного приема. Тетя Сесилия, скупость которой была еще одной из тех многочисленных черт, что роднили ее с Агатой, таким образом пыталась отблагодарить через меня Лесли за денежки, которые ей не пришлось выкладывать. Теперь-то я уж точно могла рассчитывать на теткину откровенность.
        Хотя в душе я посочувствовала Мэгги. Если моя кузина вернется в этот дом, история, без сомнения, повторится: мать будет пилить ее точно так же, как совсем еще недавно ее саму пилила бабушка Агата. Мэгги выдадут замуж за какого-нибудь фермера, вроде Пита Шелли, и тогда она превратится во вторую тетю Сесилию. Мне стало ясно, почему Мэгги так долго не хотела расставаться с мужем: она готова была тянуть свою лямку сколько угодно долго, лишь бы не возвращаться домой, к матери…
        Я кивала, изображая видимое согласие с тетей, но меня так и подмывало сказать ей:
«Тетя, вы что, не понимаете? Это ведь по вашей вине она вышла за Фредди. Это из-за вас, из-за бабушки Агаты она бежала из дому. Но разве вы сделали из этого хотя бы какие-то выводы? Ничего подобного. Вы собираетесь пилить ее до тех пор, пока она не повторит историю вашей унылой жизни».
        Но даже если бы мне ничего не нужно было от тети, я все равно не сказала бы того, о чем думала. К сожалению, в этом не было никакого смысла. Родители, рассуждающие подобным образом, в критике, пусть даже самой объективной, видят одно лишь непонимание. Им кажется, что никто не знает их ребенка лучше, чем они сами, что никто не сможет о нем позаботиться так, как это сделают они. Позже они вспоминают слова, которые говорили им когда-то, и даже соглашаются с ними, но случается это тогда, когда уже ничего невозможно исправить…
        - Скажите, тетя Сесилия, - робко начала я, дождавшись когда она сделает паузу, чтобы глотнуть кофе, - дед часто рассказывал вам о своем детстве?
        - Бывало, рассказывал, - кивнула Сесилия. - А что ты хочешь узнать?
        - Меня интересует то время, когда дедушка был еще подростком. События почти шестидесятилетней давности. Я хочу узнать, не упоминал ли он когда-нибудь имя Пола Кодри?
        Тетя отрицательно покачала головой.
        - Никогда не слышала.
        - Тогда, может, он рассказывал о каком-нибудь незнакомце, который приезжал к прабабушке Элайзе?
        - Вроде бы нет, - снова покачала головой тетя и окинула меня подозрительным взглядом. - А зачем тебе это нужно?
        - Вы знаете, что в озере Тихом нашли утопленника?
        - Да, говорили.
        - Так вот, у этого утопленника обнаружили медальон, принадлежавший нашему прадеду. Не буду рассказывать подробности, но, поверьте мне на слово, это так. Поскольку наша покойная бабушка подвигла меня заняться расследованием, я пытаюсь выяснить, каким образом медальон Родерика попал к этому человеку. Его звали Пол Кодри. Большего я, к сожалению, сказать не могу. Это тайна следствия, - многозначительно добавила я, чтобы пресечь дальнейшие расспросы.
        Эти слова действительно произвели на тетю впечатление.
        - Вот, значит, как… - кивнула она. - Про Пола Кодри я ничего не знаю, а вот про медальон отец рассказывал. Он говорил, что Родерик не расставался с каким-то очень красивым украшением и носил его до самой смерти. И даже днем, перед тем страшным пожаром, видел его с этим медальоном…
        - Неужели? - удивилась я. Выходит, если этот медальон и был украден, то в тот самый роковой день. Но зачем Полу Кодри, если, конечно, на дне озера лежал именно он, понадобилось его красть?
        - Во всяком случае, так говорил папа. А вообще-то больше всего он рассказывал о пожаре. Он проснулся только тогда, когда сбежались соседи. Еще чуть-чуть - и пожар перекинулся бы с конюшни на этот дом. Никто и не заметил, как ребенок в одной пижаме выскочил из дому…
        - А прабабка Элайза?
        - Отец говорил, что она со всеми тушила пожар. Плакала и тушила. Она уже знала, что дед там сгорел. Так, говорил, убивалась, что больно было смотреть.
        - Но зачем прадеду Родерику понадобилось идти в конюшню? Лошадей-то он уже продал.
        - Отец рассказывал, что накануне они с Элайзой крупно поскандалили. Он напился, вот и пошел ночевать в конюшню. Видно, чтобы жене не досаждать. А она, по словам папы, себя винила чуть ли не до конца жизни - так ведь и не вышла замуж. Погоди-ка… - тетка на секунду задумалась, - ты сказала, этого утопленника звали Полом?
        - Верно, Полом, - кивнула я.
        - Имя, кажется, я слышала. Только не помню от кого… - Тетя Сесилия задумалась, но попытки вспомнить оказались тщетными. - Ладно, если вспомню, скажу, - пообещала она.
        Я поблагодарила тетку за гостеприимство - а она действительно была в тот день гостеприимна, как никогда раньше, - и, сев на велосипед, покатила в сторону аллеи.
        Вся эта история показалась мне дико запутанной. Если бы не этот медальон, я готова была поклясться, что мой прадед Родерик убил приехавшего к бабке Пола Кодри, а потом напился и заснул с трубкой в пристройке. Хотя, конечно, никто еще не доказал, что утопленником был именно Пол Кодри, а не кто-то другой, но я была уверена, что экспертиза подтвердит мои догадки.
        - Эй, Кэрол! - услышала я позади себя знакомый голос.
        Я обернулась и увидела Майлса, который подал мне знак, чтобы я повернула обратно. Конечно же я повернула и тут же почувствовала, что мой велосипед наткнулся на какое-то препятствие. Рассматривать, что за препятствие встретилось моему двухколесному другу, было уже поздно: я потеряла равновесие и вместе с велосипедом рухнула на землю, проехавшись лицом по чему-то шершавому и ужасно неприятному.
        - Кэрол! - раздался испуганный крик Майлса, и мое ухо, прижатое к земле, уловило топот его ног.
        Я подняла голову и попыталась привстать, чтобы не выглядеть перед кузеном эдаким неуклюжим тюленем, но велосипед был довольно тяжелым, чтобы мне удалось поднять его за считанные секунды.
        - Оставь, я сам. - Майлс оттащил от меня велосипед, и мне удалось оторвать от земли свое тело. Он склонился надо мной и аккуратно повернул мое лицо, чтобы рассмотреть щеку, которая невыносимо саднила. - Да, ничего себе проехалась… - сочувственно произнес он. - Ездок из тебя, прямо скажем, неважный. То колесо у тебя сдувается, то ты в деревья врезаешься.
        Засмотревшись на Майлса, я действительно врезалась в дерево - это по его коре проехалась моя щека. Мне было ужасно неловко перед ним, но я бы солгала, если бы сказала, что его напуганное лицо и то внимание, с которым он разглядывал мою пострадавшую щеку, были мне неприятны.
        Он осторожно поглаживал мою щеку теплыми пальцами, и эти мягкие прикосновения заставили меня позабыть о боли. Майлс не убирал руки, а я неподвижно сидела, чтобы не спугнуть это мгновение, наполненное нашим взволнованным и многословным молчанием, шепотом опавшей листвы и запахом осеннего леса. Нас никто не видел; никто не знал о нашей тайне, и только лишь деревья да кусты, стоявшие вокруг, были молчаливыми свидетелями этой сцены, в которой случайный прохожий узрел бы всего лишь забавное происшествие.
        Мы упрямо продолжали молчать, но молчали об одном и том же. Я не знала, о чем в тот момент думал Майлс, и сама старалась отогнать навязчивый голос разума, который требовал, чтобы я немедленно взяла себя в руки, встала и приняла свой обычный невозмутимый вид. Я упрашивала голос замолчать и дать мне еще хотя бы несколько секунд, чтобы полностью насладиться этим неожиданным счастьем, этим радостно-тревожным волнением, которое порхало внутри меня тысячей щекочущих золотых лучей.
        Но очень скоро эти щекочущие лучи выпорхнули наружу и начали уже в буквальном смысле щекотать мою щеку. Я невольно улыбнулась, заметив, что вовсе не мои воображаемые лучи, а дыхание Майлса щекочет мою раненую щеку. Он подул на нее, чтобы утишить боль, которую, как ему казалось, я чувствую. И хотя моя царапина вовсе меня не беспокоила, мы с Майлсом еще несколько секунд продолжали играть роли бедной поранившейся девочки и доброго доктора…
        - Кажется, все в порядке, - пробормотала я, откликнувшись наконец на зов рассудка. - Спасибо, Майлс.
        - Да чего уж там… Разве я чем-то помог? Надо бы обработать царапину. Сейчас сбегаю к тете и попрошу у нее какой-нибудь антисептик.
        - Нет-нет, - поспешила я отговорить его, посчитав, что лучше терпеть воспаленную царапину, нежели снова подвергать себя соблазну. - Все будет в порядке. Я уже ничего не чувствую.
        - Ничего? - засмеялся Майлс. - Тогда тебе не поможет антисептик. А я, пожалуй, побегу за нотариусом, если ты еще в силах составить завещание. У тебя точно все в порядке?
        - Угу, - кивнула я.
        Майлс протянул мне руку. Я поднялась и принялась отряхивать свой новенький перепачканный плащ.
        - Снова решила навестить прабабкин домишко? - поинтересовался Майлс, когда я закончила возиться с плащом. - Надеешься найти еще что-нибудь интересное?
        - Нет, я заезжала к Сесилии спросить, не рассказывал ли дед что-нибудь о Поле Кодри. Она под большим впечатлением от щедрости Лесли, поэтому проявила чудеса гостеприимства и разговорчивости.
        - У нас с тобой даже мысли сходятся, - усмехнулся Майлс. От этого «даже» у меня мурашки по спине побежали. - Я здесь проездом. Отец все-таки решился построить дом на той земле, что оставила ему Агата, и попросил меня подвезти его в Адамс. Он сейчас встречается с рабочими, которых хочет нанять для строительства. Пока я его вез, всю дорогу думал о Поле Кодри. Так что логика у нас с тобой работает в одном направлении. Я заехал к Сесилии, а она мне сказала, что ты только что заходила с тем же вопросом. Мне повезло, и я тебя догнал. Только вот тебе не повезло… - Майлс кивнул на мою щеку.
        - Ерунда, мне совершенно не больно.
        - Значит, ты не торопишься к нотариусу составлять завещание? - хитро сощурился Майлс. - Тогда, может, покажешь мне тайник, где ты нашла дневник прабабки?
        - Пойдем, - кивнула я. - Заглянуть к нотариусу я еще успею.
        Майлс подивился моей догадливости, когда я подробно рассказала и показала ему, как наткнулась на тайник.
        - Да, любопытное устройство, - кивнул он, разглядывая ящичек. - Интересно, его делали здесь, в Рочестере, или привезли из Дакоты?
        - Не знаю, - пожала я плечами. - Так ли это важно? Уж если Элайза собиралась что-то спрятать, она прятала это на совесть. Чего стоит один ее почерк! Не знаю ни одного человека, который стал бы ломать глаза, чтобы прочесть ее дневник. Кроме себя, разумеется.
        - Если тебе понадобится моя помощь в этом нелегком деле, пожалуйста, обращайся, - предложил Майлс. - Можем читать его по очереди. В конце концов, мне тоже любопытно.
        - Хорошо, учту. Но ты лучше занимайся романом. Времени осталось не так уж много.
        - Не ворчи. Я уверен, что твоя помощь плюс мой врожденный талант сделают свое дело.
        - Надо же, какая самоуверенность. Меня это всегда в тебе удивляло, дорогой кузен.
        - И раздражало, кажется, тоже?
        - Вне всяких сомнений.
        - Так или иначе, я хотел тебе кое-что вернуть и извиниться. Но для этого нам придется прогуляться до моей машины.
        - Хорошо, - согласилась я, все еще не догадываясь, что именно он имеет в виду.
        Мы вышли из домика и подошли к «лендроверу». Майлс нырнул в машину и извлек оттуда две хорошо знакомые мне книги: «Полдник людоеда» и «Ангел за шторами». Последней книги я так и не хватилась, может потому, что была слишком занята своими мыслями, чтобы обратить внимание на ее исчезновение.
        Сказать по правде, я боялась, что Майлс снова подвергнет мои романы критике, хотя и в более мягкой форме, чем делал это раньше. Но мои опасения были напрасны. В его глазах я прочитала не лукавую насмешку, не ехидство, не скепсис - они излучали тихую, легкую грусть, какую обычно чувствует человек, когда расстается с дорогой для себя вещью.
        - Я возвращаю их тебе. И хочу попросить прощения за то, что взял книги, не спросив разрешения. Вначале мне не позволила это сделать гордыня. А потом - упрямство. Будем считать, что я позаимствовал у тебя их. Если ты, конечно, не против. Я прочитал обе, и, честно признаюсь, обе мне очень понравились. Они совершенно разные. «Полдник людоеда» - дерзкая, динамичная и захватывающая. «Ангел за шторами» - лиричная, немного грустная и очень душевная. Эти книги похожи на тебя саму. Я был не прав, когда подвергал тебя резкой критике, и теперь это признаю. Но меня оправдывает то, что тогда я еще не знал, какой это огромный труд - писать. Мне казалось, это так просто, что почти каждому человеку, обладающему хотя бы зачатками интеллекта и грамотности, удастся написать такую книгу. Я сильно ошибался, Кэрол, малышка Кэрол, как называет тебя Лесли. И теперь прошу у тебя прощения. Я получу его?
        - Конечно, получишь, - улыбнулась я и, чтобы спрятать слезы, выступившие на глазах, потянулась в карман за своей любимой перьевой ручкой. - И книги тоже. С моей подписью.

«Полдник людоеда» я подписала очень просто: «Дорогому кузену Майлсу на память от кузины Кэролайн». А вот «Ангела за шторами» мне захотелось подписать как-то по-особенному, лирично, как выразился Майлс об атмосфере этой книги. Немного подумав, я подписала второй роман и протянула его Майлсу.
        - «Майлс! Мне бы хотелось, чтобы и за твоими шторами всегда прятался добрый ангел. Малышка Кэрол», - прочитал мой кузен. - Спасибо за добрые слова, малышка Кэрол, - мягко улыбнулся он мне. - Мой маленький добрый ангел…

11
        - Нет, мисс Пейн, вы определенно хотите, чтобы скоро я не влезла и в новые джинсы! - сказала я и возмущенно посмотрела на мою невозмутимую старушку, которая самым наглым образом пыталась превратить меня в маленького розовощекого поросенка.
        - Вы столько работаете, милая Кэрол, что вам это не грозит. Ваш собственный роман, роман вашего кузена, дело детектива Соммерса… При этом вы еще и есть отказываетесь - ну куда это годится?
        - Мисс Пейн, я не съем больше ни кусочка, - категорически возразила я, отставив в сторону тарелку с дымившимися пирожками. - Достаточно того, что вы уже со мной сделали. Я ем как герой «Полдника людоеда».
        На губах мисс Пейн забрезжила улыбка.
        - Что же будет дальше? Прикажете мне купить еще десяток джинсов и свитеров?
        - Ну хорошо, - уступила Дженевра. - Если хотите, можете не ужинать. Но не обедать я вам категорически запрещаю.
        И это у нее называлось уступкой!
        - Но я же пообедала! - закричала я тоном несправедливо обвиненного подсудимого в заключительной части судебного разбирательства. - Я же съела суп с клецками по-польски, тарелку салата «Ницца» и мясо под соусом… Не помню, под каким это было соусом. Куда, по-вашему, должны уместиться пирожки?!
        - В желудок, надо полагать, - пожала плечами мисс Пейн и недовольно поджала губы. - Ну хорошо… - очевидно, она собиралась пойти на очередную уступку, - если вы не хотите пирожков сейчас, не ешьте. Тогда вам придется ими поужинать.
        - Вы же сказали, что я могу не ужинать?!
        - Только в том случае, если вы будете нормально обедать, - ответствовала мисс Пейн.
        На сей раз мои нервы не выдержали.
        - Мисс Пейн, если вы будете пичкать меня пирожками или какой-либо другой едой и советовать мне, как правильно питаться, вам придется поискать себе новое место, - тоном, исключавшим любую возможность поспорить, заявила я.
        - Хорошо, я об этом подумаю, - сухо ответила мисс Пейн и удалилась на кухню, забрав с собой несчастные пирожки, которые на самом деле мне действительно очень хотелось попробовать.
        Я поняла, что перегнула палку, но признать перед Дженеврой свою вину означало полностью попасть в ее рабство.
        Чего доброго, она еще начнет отучать меня курить и будет выбрасывать мои сигареты, подумала я и решила, что ни за что на свете не возьму свои слова обратно.
        Мисс Пейн игнорировала меня добрую половину дня и даже не подняла трубку, когда мне позвонил Майлс. Он заехал за мной, и мы вместе отправились в участок, чтобы лично узнать о результатах экспертизы, которые к этому времени должны были доставить Мэтью Соммерсу.
        Наш детектив пребывал не в лучшем расположении духа, и это я поняла сразу, как только увидела знакомого сержанта Энистона. Молодой человек выходил из кабинета Соммерса ссутулившись, а лицо у него было красным, как середина плохо прожаренного бифштекса. Мне показалось, что бедняга готов был заплакать. Что же такого ему наговорил Соммерс? Мое чуткое сердце дрогнуло при виде такого удручающего зрелища.
        - Здравствуйте, сержант Энистон, - поздоровалась я с молодым человеком. - У вас неприятности?
        - Здравствуйте, мисс Камп. Не волнуйтесь, ничего страшного, мэм. Просто Соммерс меня немного… отчитал.
        - Ничего, сержант, все обойдется. Он, наверное, просто не в духе, - подбодрила я парня.
        - Наверное, мэм. Спасибо, - улыбнулся мне Энистон.
        Майлс робко постучал в дверь.
        - Входите! - донесся из кабинета грозный рык.
        Мэтью стоял к нам спиной, поэтому я не могла видеть его лицо, но подозревала, что это даже к лучшему.
        - Ну что еще?! - грозно спросил детектив и обернулся. Когда он увидел меня и Майлса, собравшиеся было над переносицей грозные складки разгладились и его лицо немного посветлело. - А, это вы. Извините за прием. Похоже, у меня работают одни идиоты.
        - Что случилось, Мэтью? - поинтересовалась я. - Ты, кажется, устроил жуткую головомойку Энистону?
        - Устроил, - сердито кивнул Мэтью. - Этот идиот отвез результаты экспертизы шерифу Адамса. Перепутал он, видите ли. Я уж думал звонить вам, но было уже поздно.
        - Ничего страшного, Мэтью, мы заедем в другой раз. А Энистона жаль, беднягу, на нем лица нет.
        - Он же не нарочно отвез их шерифу, - поддержал меня Майлс.
        - А-а, - махнул рукой Соммерс. - Я сам уже пожалел, что наговорил ему гадостей. Звонила моя бывшая, - обратился он ко мне, - хочет вернуться. Представь, этот ее красавец умудрился выкачать из нее все деньги и уговорил ее оформить на него дом. Представляешь? Обвел ее вокруг пальца, как полную идиотку, а потом бросил. Ну почему она позвонила мне только сейчас? Что, не могла посоветоваться?
        - Влюбленные глупеют, - вдруг вырвалось у меня.
        - Глупеют, - кивнул Соммерс. - Но не настолько же, чтобы остаться, вы уж простите меня, с голой задницей?! Теперь она вспомнила обо мне. И что прикажете делать? Придется принимать ее обратно со всеми ее кошками. Не оставлю же я на улице свою жену, пускай и бывшую? Но мне-то каково. Вот и сорвался на Энистона.
        - Сочувствую, детектив. Вообще-то мало кто из бывших мужей отваживается на такие подвиги, - улыбнулся ему Майлс. - Вы, можно сказать, образец для подражания.
        - Шутите? - расхохотался Мэтью, однако я заметила, что комплимент, сделанный Майлсом, ему все-таки польстил. - Я вовсе не образец для подражания, - все-таки возразил Мэтью. - Я идиот почище, чем моя бывшая жена. Ладно, простите Толстяку эту вспышку ярости. Присаживайтесь, господа. Вам не придется ждать новостей еще день. Я позвоню шерифу и узнаю результаты у него. Пока Энистон не добрался до него и опять что-нибудь не напутал.
        Мэтью набрал номер шерифа, но то, что он услышал, явно привело его в недоумение.
        - Что?! И кто же он тогда, по-вашему?! Если бы вы лучше работали, шериф, вы бы знали больше моего. Откуда я получаю информацию? А вот это уж мое дело. Нет, не скажу, - уже мягче добавил он. - Вдруг вы решите переманить моих людей к себе. До свидания, шериф. Отдайте Энистону эти бумаги. - Мэтью повернулся к нам и сообщил: - Мы с вами опростоволосились, ребята. Наш парень вовсе не Пол Кодри. Его личность по-прежнему не установлена.
        - Но этого не может быть! - вырвалось у меня.
        - Экспертиза надежнее банка, - покачал головой Мэтью. - С ней не поспоришь.
        - Еще как поспоришь, - заявил Майлс. - Расскажи-ка, Кэрол, что ты вычитала в дневнике Элайзы.
        Я поведала шерифу все то, что прочитала в дневнике о загадочном П.К., не забыв ни одной мелочи. Мэтью слушал меня и ни разу не перебил, но, когда я закончила, хмуро покачал головой и произнес:
        - Да, верно, совпадений много. С этим я спорить не буду. Но экспертиза, молодые люди, не ошибается. И кстати, Кэролайн, ты ничего не упомянула о хромой правой ноге. А ведь Пол Кодри хромал на правую ногу, не так ли?
        - Да, - кивнула я. - Об этом в дневнике ничего не написано. А вдруг он начал хромать после того, как вернулся из своей поездки?
        - Кэролайн, Кэролайн… На одних догадках и предположениях дела не построишь. Вспомни нашу Дженевру Пейн. Кстати, как она там?
        Я рассказала о нашей ссоре, и Соммерс махнул рукой.
        - Разве это беда, Кэрол? Вы с ней обязательно помиритесь. А вот что мне делать с бывшей женой?

        Майлс привез меня домой и, заметив, что я пребываю в самом мрачном расположении духа, предложил мне угостить его кофе.
        - Конечно, твой кофе я бы пить ни за что не стал. А вот тот, что варит Дженевра Пейн, мне очень нравится.
        Он ехидничал, но я прекрасно понимала, что Майлс попросту не хотел оставлять меня наедине с моей досадой.
        - Хорошо. Может, для тебя она его и сварит. А вот мне, по всей видимости, ничего не достанется за плохое поведение.
        - Успокойся, Кэрол. Мисс Пейн давно уже тебя простила. И наверняка ждет тебя с распростертыми объятиями и тарелкой горячих пирожков, от которых не знаю как ты, но я бы не отказался.
        Увы, на этот раз Майлс ошибся. Злосчастные пирожки стояли холодными, а мисс Пейн нигде не было видно. Напрасно я как одержимая носилась по комнатам, напрасно искала ее в библиотеке. Моя старушка как сквозь землю провалилась. Я готова была разрыдаться от обиды и чувства вины, но меня сдерживало только присутствие Майлса.
        - Успокойся, завтра она вернется, - попытался утешить меня кузен.
        - Она никогда не уходила, Майлс. Мисс Пейн жила у меня и никогда не уходила…
        - Может быть, у нее что-то случилось?
        - Но тогда она оставила бы записку, - едва не всхлипывая, пробормотала я. - И не забирала бы всех вещей. Она обиделась на меня и больше не вернется. Господи, ну зачем я с ней так поступила?! Старушка ведь хотела как лучше, души во мне не чаяла. Второй мисс Пейн больше не будет, понимаешь? Мне придется нанять какую-нибудь холодную черствую немку, которая будет приходить вовремя, уходить вовремя и смотреть на меня, как на кусок остывшей телятины.
        - Почему - телятины?
        - Не знаю… Потому что равнодушно.
        - Прошу тебя, успокойся Кэрол. Нельзя же так убиваться из-за домработницы? Интересно, что бы ты делала, если бы от тебя ушел муж? Утопилась бы в ванне?
        - Мне не до шуток, Майлс. Мог проявить хотя бы капельку сочувствия.
        - Я пытаюсь изо всех сил. Хочешь, я сварю тебе кофе?
        - Она варила такой кофе… - снова заныла я. - Как я теперь без нее буду?
        - Выпьешь виски с вишневым соком. Уж это-то я смогу сделать не хуже мисс Пейн.
        Майлс сделал мне виски, я выпила и действительно немного успокоилась.
        - А теперь давай рассуждать логически, - предложил Майлс, видно заключив, что теперь со мной можно говорить как с разумным человеком. - Вспоминай, что она рассказывала о себе. Говорила ли, где живет или где живут ее родственники?
        Я изо всех сил напрягла память, но никаких подробностей из жизни Дженевры, которые помогли бы нам ее отыскать, припомнить не смогла. Мисс Пейн, конечно, рассказывала о себе, о каких-то дальних родственниках, но никогда не упоминала ничего конкретного.
        - Бог ты мой, Кэрол, - с непонятной мне улыбкой умиления произнес Майлс. - Это только ты могла додуматься взять к себе домработницу прямиком из полицейского участка - где ее, между прочим, обвиняли в краже колье - и даже не узнать, где она живет!
        - Очень смешно, Майлс.
        - А я вовсе не смеюсь, - покачал головой Майлс. - Я просто восхищаюсь твоим простодушием. Это такая редкость в наше время. Мне даже страшно просить тебя проверить, на месте ли твои ценные вещи и деньги - ты просто разорвешь меня на кусочки.
        - Майлс!
        - Молчу-молчу, малышка Кэрол. На самом деле у меня другое предложение. Сейчас я позвоню детективу Соммерсу, который конечно же спустит на меня собак или кошек, которых очень скоро привезет ему бывшая жена, и попрошу его раздобыть информацию о мисс Пейн.
        - Майлс, я бы ни за что не сказала этого при других обстоятельствах - твое самомнение и так уже выросло со статую Свободы, - но сейчас скажу. Ты гений!
        Когда Майлс набрал телефон Соммерса, я почувствовала некоторое облегчение. Правда, мне было очень неловко, что я подняла всех на уши из-за пропажи моей домработницы, но ведь для меня это вовсе не было пустяковым происшествием. Я действительно хотела найти мою старушку и очень за нее переживала.
        Майлс положил трубку.
        - Соммерс поручил это Энистону. Сержант сегодня дежурит, к тому же он твой горячий поклонник, так что не сомневайся: очень скоро мы узнаем о мисс Пейн все, что только удастся о ней найти. А чтобы ты не тратила свою кипучую энергию на беспокойство, мы с тобой еще немного выпьем и я заставлю тебя заняться делом.
        - Только не проси меня читать твой детектив. Я сейчас не способна быть ни автором, ни редактором, - предупредила я.
        - Ты считаешь, что я законченный эгоист? - помрачнел Майлс. - Правда, я, наверное, это заслужил…
        Подумав о том, что мне сейчас меньше всего хотелось бы рассориться с Майлсом, я быстро предложила мировую:
        - Не обижайся, Майлс. Если бы ты был эгоистом, то давно уже укатил бы домой на своем «лендровере». А ты остался со мной и даже не побоялся позвонить нашему сердитому Толстяку. Ты совершенно прав, мне нужно чем-то заняться. Излагай, какую участь ты мне уготовил.
        - Ты поможешь мне читать прабабкин дневник. - Когда я было пыталась запротестовать, Майлс меня остановил. - Нет, я не заставлю тебя читать его сейчас - у тебя и так глаза на мокром месте. Только не спорь, я знаю, что это так. Читать его буду я. А ты будешь слушать, запоминать и анализировать.
        - Ну хорошо, - сдалась я. - Давай попробуем. Главное, мне не придется разбирать каракули своей прабабки.
        Я принесла лупу и дневник, а Майлс сделал вполне сносный коктейль из виски с вишневым соком. Он даже проявил изобретательность: бросил в напиток щепотку тертого шоколада, а вместо льда добавил немного замороженных вишневых ягод, которые мисс Пейн купила для пирога.
        - Думаешь, это можно пить? - ехидно поинтересовалась я.
        - Я не думаю, я уверен. Если боишься, могу отведать этот напиток первым. Чтобы развеять твои подозрения.
        - Возьми-ка лучше это. - Я протянула ему дневник Элайзы и положила лупу на столик. - И приступим к делу.
        Майлс раскрыл дневник, вооружился лупой и начал читать, постоянно вставляя свои смешные, ироничные, а порой и скептические комментарии. Наверное, нехорошо было так бессовестно глумиться над воспоминаниями прабабки, но, честно признаюсь, я даже смеялась. В тот момент Майлс напоминал мне Лесли: мой друг, чтобы развеселить меня, частенько прибегал к шуткам, и я хоть и ворчала, но все-таки смеялась, думая о том, что на свете больше нет мужчины, способного исправить даже самое скверное мое настроение.
        Я ошибалась - такой мужчина нашелся. Но, увы, им оказался мой кузен. Как часто в последнее время я задумывалась о нашем родстве и о том, что было бы, если бы его не существовало. Я подозревала, что те же мысли посещали и Майлса, но мы никогда не осмеливались говорить об этом.
        Фантазия - эта великолепная порхающая фея - хороша лишь тогда, когда события, которые заводят человека в ее волшебные края, не могут перевернуть его жизнь с ног на голову. В противном случае эта легкокрылая фея превращается в злейшего врага рассудка - бесплотную мечту, предавшись которой, человек забывает о реальности, а когда сталкивается с ее острыми шипами, чувствует невыносимую боль.
        Я сознавала, что эта боль неизбежна. Особенно остро я чувствовала это, когда украдкой разглядывала красивое лицо моего кузена. Увы, я знала, что уже недолго осталось мне любоваться его лучисто-серыми глазами, губами, изогнутыми в небрежной - а порой и нежной - улыбке, и чистым высоким лбом, на который падали непокорные пряди пепельных волос.
        Он закончит книгу, размышляла я, получит - а я искренне надеялась, что так и будет, - наследство, уедет из Рочестера и навсегда позабудет о тех глупостях, которые пьянили его голову и голову его кузины сильнее горячего сидра, сваренного адамсовскими фермерами. А мне останется лишь горький мед воспоминаний, которыми - я очень надеялась - мне не придется жить, как прабабушке Элайзе.
        Размышляя о Майлсе, я перестала слушать то, что он мне зачитывал. И сделала это совершенно напрасно, потому что очень скоро он торжествующе выкрикнул:
        - Нет, все-таки ты была права!
        - Что? - поинтересовалась я, вынырнув из вязкого болота своих мыслей.
        - Ты что, не слушала?!
        - Я задумалась и пропустила несколько последних строчек, - повинилась я перед кузеном.
        - А я-то понадеялся на твою светлую голову. Вот он, наш П.К. собственной персоной. Слушай теперь внимательно. Майлс начал читать: - Это невозможно, немыслимо, нев… нес… Черт побери, если бы я был ее учителем, то, клянусь, заставил бы ее переписывать «Американскую трагедию» до тех пор, пока ее почерк не стал бы идеальным! Это невозможно, немыслимо, невероятно, но он жив! Он все-таки жив! Я вил… ах видела … Я видела его так же ям… а, ясно, как в своих вспом… вом… воспоминаниях… Черт возьми! Мой П.К. жив! Мой едет… едит… единственный возли… возлюбленный, надо полагать, жив и приехал, чтобы унести… увезти, забрать меня с собой! Он приехал в Адамс тайном… тайком, его никто еще не видел. Я … треплю… треклю… а, конечно же трепещу, ну как же я не понял?! Я трепещу при мысли, что он может встретиться с Родериком. Слама… Слава богу, пока мне удавилось… Черт!.. улыбнулось… ага, удалось … отворить… отравить?! отговорить его от этой затеи. Слава богу, пока мне удалось отговорить его от этой затеи. П.К. дал мне время подумать, собраться с мыслями. Я должна … смешить?! грешить?! ах решить, как буду говоритьс …
мучиной… наверное, с мужчиной, с которым прочила… прожила столько лет без любви. Я должна поговорить с мужчиной, с которым прожила столько лет без любви
… Уф… - От напряжения лоб Майлса покрылся капельками пота, он отер их рукавом рубашки и посмотрел на меня. - Ну как тебе все это? А наш Толстяк божился, что экспертиза не ошибается! И на старуху бывает проруха…
        - Нужно читать дальше, - убежденно заявила я. - У этой истории должен быть финал, и мы до него доберемся. Хочешь, я тебя сменю, Майлс?
        - Нет, - упрямо покачал головой он. - Я обещал, что ты не будешь сегодня мучить свои зеленые глаза, и сдержу обещание.
        Чтение продолжилось. Не буду воспроизводить эти муки, в которых мой дорогой благородный кузен, можно сказать, рожал перевод прабабкиного творения, ограничусь лишь кратким пересказом.
        Итак, П.К., то есть Пол Кодри - а мы уже не сомневались, что прабабкиным возлюбленным был именно он, - приехал в Адамс и объявился перед Элайзой. Прабабка писала, что он изменился и больше всего эти перемены коснулись внешности. Упомянула она и следы от болезни на его коже, и хромоту. Кстати, я оказалась права: Пол Кодри начал хромать на правую ногу уже после того, как вернулся из своей поездки.
        Выяснив, что бывшая невеста вышла замуж вовсе не по любви, а скорее от отчаяния, он заявил, что хочет быть с ней и не видит никаких препятствий в том, что она замужем и у нее есть ребенок. Пол Кодри сказал, что готов воспитывать маленького Доуэлла, как собственного сына, и даже усыновить его, если это будет возможно.
        Мою несчастную прабабку раздирали противоречивые чувства. С одной стороны, она безмерно любила Пола Кодри и готова была уехать с ним хоть на край света, с другой - она ужасно боялась реакции Родерика, который, как ей казалось, способен на все что угодно, лишь бы не дать ей уйти.
        При этом Элайза была уверена, что Родерик будет ставить ей препоны вовсе не потому, что так сильно ее любит: как собственник, холивший свое мужское «эго», он не мог допустить, что жена бросит его и уйдет к человеку, которого всегда любила.
        Больше всего Элайза боялась, что муж не захочет отдать ей Доуэлла: со своими деньгами и связями Родерик вполне мог лишить мать прав на собственного ребенка.
        Пол же по-прежнему был небогат. Ему удалось сколотить небольшое состояние, которого вполне хватило бы на скромную жизнь для троих, но по сравнению с деньгами Родерика оно было ничтожным. Впрочем, этот вопрос интересовал Элайзу совершенно не из меркантильных соображений. Она понимала, что деньги могут решить многое, а потому ужасно боялась, что Родерик воспользуется ими, чтобы отобрать у нее ребенка.
        Бедняжке было не с кем даже посоветоваться - все приходилось держать в тайне. Умиравшая от счастья и раздираемая страхом, она обращалась к своему дневнику как к единственному советчику и помощнику.
        В конце концов Элайза приняла решение бежать, оставив Родерику письмо, в котором собиралась рассказать ему всю правду, и полагалась лишь на то, что он не станет предпринимать попыток разыскать ее.
        Влюбленные выбрали день, когда Родерик меньше всего будет интересоваться семейными делами - у одного из его приятелей намечалась большая гулянка, которую Родерик, разумеется, не мог пропустить, - и условились о встрече. Пол должен был дождаться ухода Родерика и спрятаться в каком-нибудь месте неподалеку от дома. Элайза же должна была собрать все необходимое и ожидать того момента, когда муж вернется домой и уляжется спать.
        Упомянула Элайза и о ссоре, которая произошла у нее с мужем за день до побега: Родерик, по ее словам, весь день искал предлог, чтобы устроить ей сцену. Элайза даже предположила, что муж что-то заподозрил, но весь следующий день он был абсолютно спокоен - даже снизошел до того, чтобы извиниться перед ней, - и следующим вечером, как ни в чем не бывало, отправился на гулянку к другу.
        Но напрасно мы с Майлсом трепетали в предвкушении развязки, потому что следующей записью прабабка описывала похороны деда, состоявшиеся через несколько дней после предполагаемой даты так и не осуществленного побега. Это подтверждало мои подозрения о том, что Пол Кодри погиб в тот день, когда случился пожар, но не проливало света на эту загадочную и жуткую историю.
        Описание похорон было достаточно сухим и не слишком пространным, но все-таки было в нем и кое-что любопытное.

«В.С., чья гулянка могла бы стать предметом обсуждения всех фермеров на ближайшие пару недель, если бы не случился пожар, подошел ко мне, чтобы выразить соболезнования. «Жалко нашего Рода, - обратился ко мне В. С. - Он всегда был душой компании. Умел человек веселиться. И женщины его любили, ты уж прости меня, Элайза, но это так. Еще бы, красавец писаный! А как одевался? Один только его медальон чего стоил - все на него смотрели, все о нем расспрашивали. Какие деньги за него предлагали, но Род отказывался его продать. Кстати, что с ним стало?» «С медальоном? - холодея, спросила я и, с трудом подбирая слова, соврала - Я решила похоронить его… с Родериком». Конечно, в моих словах была крупица правды… Но только безумец мог бы назвать такое похоронами».
        На этом запись обрывалась, а следующую прабабка сделала только спустя два года. Дальше, как я поняла, она писала уже о событиях, которые происходили с ее сыном, нашим дедушкой Доуэллом, и едва ли упоминала о той истории, которую хотела оставить тайной.
        Был уже четвертый час. Майлс закрыл дневник, и некоторое время мы сидели в абсолютной тишине, которую нарушали лишь порывы ветра. От пережитого волнения - как будто все это происходило вовсе не с прабабкой, а со мной - я озябла. Майлс заметил это и подошел к камину, чтобы его разжечь.
        - Что скажешь, Кэрол? - обратился он ко мне, когда в камине заполыхали языки пламени.
        - Мне так ее жаль, - ответила я, хотя прекрасно понимала, что Майлс спрашивает вовсе не об этом.
        - Мне тоже, - кивнул Майлс, не отрывая глаз от яркого пламени. - Я знал, что наш прадед не идеал, но не подозревал, что он был таким тираном. Но я не это имел в виду. Дневник так и не пролил света на нашу историю. Элайза определенно не хотела об этом писать. Но у меня не осталось никаких сомнений: в ночь пожара случилось что-то ужасное.
        - Мне показалось странным, что наша прабабка «похолодела», когда ее спросили о медальоне. Из всех похорон она описала только эту сцену. А ее фраза о том, что
«только безумец мог бы назвать такое похоронами»? Что она имела в виду? - Я задумалась.
        Майлс отошел от камина и снова открыл дневник.
        - «Я решила похоронить его с Родериком», - повторил он.
        - Майлс… - прошептала я. Меня осенила внезапная догадка, но я все еще не верила в то, что она могла оказаться правдой. - Помнишь, как на Тихом озере Мэтью предположил, что утопленник наш прадед? И мы с тобой хором ответили, что этого не может быть, потому что наш прадед погиб во время пожара? А что, если все было наоборот? Пол Кодри сгорел, а на дне озера оказался Родерик Камп? И медальон остался на его шее - никто не снимал его и не крал…
        - Но как это могло произойти? - ошарашенно посмотрел на меня Майлс.
        - Предположим, Родерик догадывался о побеге, который планирует Элайза. Ведь днем раньше она сама подозревала нечто подобное. Так вот, наш прадед по каким-то соображениям решил захватить прабабку с поличным. Может быть, надеялся, что она передумает, а может, намеревался застать ее врасплох, чтобы потом предъявить это на суде в качестве доказательства ее аморальности. Элайза ведь неспроста боялась, что муж отберет у нее ребенка. Аморальное поведение матери - одна из причин, по которым суд может встать на сторону отца. Итак, Родерик собрался застигнуть их на месте преступления и поэтому не пошел на вечеринку к B.C., а только сделал вид и притаился в засаде.
        - И увидел, как Пол Кодри под покровом темноты прячется в конюшне.
        - Верно. Вот только что было потом… Как загорелась постройка? Почему погибли оба?
        - И как тогда наш прадед попал в озеро с проломленным черепом? - подхватил Майлс. - Может быть, они подрались в конюшне и поубивали друг друга? А наша прабабка, поняв, что ничего уже не поправить, решила оставить это страшное происшествие в тайне. Устроила пожар в постройке, оставив там одного, а другого отвезла на Тихое озеро…
        - Тогда почему она отвезла на озеро не Пола Кодри, а нашего прадеда? Логичнее было бы сделать наоборот.
        - Ты рассуждаешь как мужчина, - усмехнулся Майлс, поглядев на меня. - Логика тут не имеет никакого значения. Попробуй представить себя на месте прабабки. Хотя, конечно, не дай бог никому оказаться на ее месте. Погибает человек, которого ты любила всю свою жизнь. С этим человеком ты хотела связать свою судьбу. Этот человек - самое светлое, что было в твоей жизни. У тебя есть выбор: либо по-человечески похоронить своего мужа, которого ты никогда не любила и который тиранил тебя всю твою жизнь, либо похоронить любимого. Прабабка выбрала любимого, а мужа отвезла к Тихому озеру. Вспомни ее фразу: «Только безумец мог бы назвать такое похоронами». И вспомни медальон, который она похоронила с Родериком. Все сходится.
        - Да, ты прав. Все сходится, - согласилась я, хотя уже в тот момент почувствовала, что во всей этой цепочке не доставало какого-то звена, маленького, но значимого. - Надо позвонить Мэтью. И Энистону. С этим дневником я начисто позабыла о своей старушке.
        - Этого я и добивался, - торжествующе улыбнулся Майлс. - Только Мэтью сейчас не стоит беспокоить. Ты смотрела на часы?
        Я кивнула.
        - В это время нормальные люди спят. Хотя, я, конечно, не знаю, дадут ли Толстяку уснуть бывшая жена и вопящие кошки.
        Я улыбнулась, хорошо представив себе Соммерса в окружении вопящих кошек.
        - Что до Энистона, то не стоит мешать ему работать. Как только он что-нибудь узнает, обязательно позвонит вам, мэм, - попытался изобразить Майлс голос сержанта.
        Получилось до того забавно, что я рассмеялась.
        - Ты теперь уедешь? - отсмеявшись, спросила я у него. Мне не хотелось, чтобы он уезжал, и Майлс прочитал эту немую просьбу остаться в моих глазах. Мне показалось, ему тоже не хотелось ехать.
        - Ты пытаешься меня спровадить, дорогая кузина? - с деланым укором поинтересовался он. - В такую погоду, - кивнул он на окно, за которым свирепствовал ветер, - даже собак не выгоняют. С твоей стороны это не очень-то красиво. К тому же мои глаза так устали от прабабкиных каракулей, что я не уверен, смогу ли следить за дорогой.
        - Что ж, дорогой кузен… - я сделала лицо хозяйки, которая готова была терпеть ночного гостя только из вежливости, - мне ничего не остается, как выносить твое присутствие до утра. Но ты скрасишь мне твое в высшей степени неприятное общество, если сделаешь еще порцию того отвратительного напитка, которым потчевал меня в прошлый раз.
        Майлс прекрасно понимал, что мои слова всего лишь шутка. Он смотрел на меня со странной улыбкой, которая блуждала по его лицу, как солнечный зайчик, пущенный с помощью зеркальца шаловливым ребенком.
        - Чему это вы улыбаетесь, дорогой кузен?
        - Я сейчас подумал, что совсем еще недавно мы с тобой именно так и общались. Только тогда наши взаимные перепалки вовсе не были безобидной шуткой. Мы действительно считали друг друга отвратительными, несносными и, когда сталкивались лбами, изо всех сил демонстрировали свое взаимное презрение. Неужели это было?
        - Было, - кивнула я. - Майлс, прости меня за шрам, который я оставила тебе на память. Я очень разозлилась, но, если бы знала, что так получится, ни за что не запустила бы в тебя тем пуфом.
        - А ты меня за нос, который я посоветовал тебе увеличить, чтобы губы казались меньше. Я был полным идиотом. У тебя очень красивые губы.
        - Ты правда так считаешь?
        - Правда, - кивнул Майлс.
        Он подошел ко мне - для этого ему понадобилось сделать всего лишь несколько шагов - и, протянув руку, коснулся моих губ. Я подумала, что должна отстраниться сама, убрать его руку, попросить его остановиться - в общем, сделать или сказать хотя бы что-нибудь. Но все мои благоразумные мысли тут же растаяли, как льдинка в теплой руке.
        Майлс нежно гладил мои губы. Я смотрела в его лучисто-серые глаза, окутанные легкой дымкой, а он смотрел на меня, и, подозреваю, то, что он прочитал в моих глазах, немногим отличалось от того, что я читала в его взгляде. Он придвинулся ко мне еще ближе, и я почувствовала тепло его тела. Мне казалось, что мое дыхание и стук моего сердца слышны на соседней улице. Я почувствовала сумасшедшее желание прижаться к Майлсу, зарыться лицом в его грудь, обнять его и никуда больше не отпускать.
        Майлс легонько приподнял мой подбородок, и я даже не успела понять, когда наши губы слились в поцелуе. Отчего-то мне всегда казалось, что его губы должны быть холодными, как губы фарфоровой статуэтки. Но в то мгновение я поняла, что ошибалась. Губы Майлса оказались теплыми и нежными, как июньский рассвет, а его поцелуй - легким, как прикосновение птичьего перышка.
        В тот момент я не думала ни о чем, и это было такое блаженство! Меня не терзали угрызения совести, мысли о неизбежном расставании, об одиночестве, о воспоминаниях, которые обязательно причинят мне боль. Мой разум был пуст, как девственно-чистая страница, на которой еще нет даже названия первой главы. Меня переполняли чувства, которым я впервые в жизни отдавалась со всем своим безрассудством.
        Все же это должно было закончиться. Тишину, в которой хватало места только нам двоим, ворвался яростный звонок телефона. Мы с Майлсом буквально отпрыгнули друг от друга - так, словно нас застали на месте преступления.
        - Это, наверное, Энистон, - пробормотала я и кинулась к телефону.
        Звонил действительно Энистон.
        - Мисс Камп, это Энистон, - представился сержант. - Вы простите за поздний звонок, но я предположил, что вы еще не спите. К тому же мне сказали позвонить сразу, так что я…
        - Я не спала, не извиняйтесь, Энистон, - перебила я сержанта. - Вы что-нибудь узнали?
        - О да, много чего, мисс Камп. Вы только не волнуйтесь, мэм… - Когда мне говорят
«вы только не волнуйтесь», я тут же начинаю предполагать самое худшее. Видно, мое лицо так резко переменилось, что Майлс подошел ко мне сзади и крепко сжал мою руку. И, хотя от любого его прикосновения меня охватывала дрожь, я действительно почувствовала себя немного спокойнее. - Я узнал, что мисс Дженевра Пейн живет вовсе не в Рочестере. Она проживает в штате Юта. То есть, я хотел сказать, у нее там дом, мэм. Но жила она здесь. Вначале в той семье, которая пыталась ее обвинить в краже колье, а потом у вас. Домой она вообще не ездила последние несколько лет. Родственники у нее тоже в Юте, мэм. Но близких нет - только дальние, двоюродные. Так вот, как только я это выяснил, сразу решил позвонить вам. Вы только не волнуйтесь, мэм…
        - Да говорите же, Энистон! - не выдержала я. - Скажите толком, что случилось!
        - Так вот, я собрался позвонить вам, а тут звонят в участок. Говорят, происшествие в городском парке. На одну старушку напал бродяга. Я так сразу и решил - точно она. Мисс Пейн то есть. Спрашиваю, что за старушка, проверяли ли документы, где она, что с ней. Тут мне и говорят, что старушку зовут мисс Дженевра Пейн. Сейчас ее привезут в участок. Ее и того бродягу.
        - Она жива? - простонала я.
        - Да что вы, мисс Камп! Конечно, жива. Ради бога, не волнуйтесь, мэм.
        Пока Энистон пересказывал все эти события, мое богатое воображение успело нарисовать тысячу самых ужасных картин. Поэтому я была так признательна сержанту за последнюю фразу, что даже не стала злиться на него за многословность.
        - Слава тебе господи… - выдохнула я. - Скажите, сержант, я могу приехать в участок?
        - Конечно, приезжайте, мисс Камп. Только поосторожнее там, мэм. Рочестер - спокойный город. Но, сами видите, и такое бывает.
        - Ты окажешь мне еще одну услугу? - спросила я Майлса, все еще сжимавшего мою руку в своей.
        - О чем речь?
        - Пожалуйста, отвези меня в участок.
        - Поехали. Только объясни, что случилось.
        - Объясню по дороге. Ох уж этот Энистон, - добавила я, когда Майлс выпустил мою руку из своей. - Хорошо еще, что у меня более-менее крепкие нервы.
        По дороге в участок мы с Майлсом ни разу не заговорили о том, что произошло у меня дома. Мне казалось, он хочет поговорить об этом, но я изо всех сил старалась не дать ему такой возможности. Я без умолку тараторила о несчастной мисс Пейн - и действительно волновалась за нее, - о том, что Рочестер и Адамс не такие уж спокойные городки, как я всегда считала, о Тихом озере, которое вовсе не Тихое, о детективе Соммерсе, с которым нам обязательно нужно связаться, о сержанте Энистоне - словом, обо всем, что только приходило мне в голову. Мне казалось, я никогда раньше не говорила так много.
        Майлс спокойно слушал мою болтовню, но в его глазах я читала ту же мысль, что мучила меня: как нам быть дальше?
        - Ну наконец-то! - Энистон встретил нас буквально на пороге участка. - А то я уже начал беспокоиться. Пойдемте, я отведу вас к мисс Пейн.
        - Она уже знает, что я ее искала? - поинтересовалась я.
        - А что, не нужно было говорить? - испуганно спросил Энистон.
        - Ничего, все в порядке, - успокоила я его. - В любом случае я бы ей об этом рассказала…
        Мисс Пейн давала показания в дежурном отделе. Не могу передать, как отрадно мне было видеть эту женщину, из-за которой моя ночь превратилась в сплошной сумбур. Голова моей несчастной старушки была перевязана бинтом, но Энистон сразу успокоил меня, сказав, что царапина пустяковая: мужчина, который напал на отважную Дженевру, всего лишь задел ее лоб металлической застежкой на часах. Угрюмый бродяга, пытавшийся покуситься на жалкое добро мисс Пейн, сидел там же, в дежурном отделении. На его руках красовались наручники, а лоб украшала приличных размеров гематома. Сам он был довольно крупным, высоким и крепким в плечах.
        - Господи, да этот детина мог ее убить! - вырвалось у меня.
        - Не на ту напал, - улыбнулся мне Энистон. - Ваша Дженевра устроила ему такую взбучку, что он век ее не забудет.
        - А как это случилось? - поинтересовался Майлс.
        - Как? И смех и грех, ей богу. Кому рассказать - не поверят. Мисс Пейн, как я понял со слов детектива Соммерса, после вашей ссоры отправилась на вокзал. Она рассчитывала уехать на семичасовом поезде, однако же старушке не повезло - его отменили. Следующий поезд должен был отправиться в шестом часу утра, и мисс Пейн, вместо того чтобы благоразумно дожидаться его на вокзале, пошла гулять по городу. Вот неугомонная старушенция! Дойдя до городского парка, она решила посидеть на лавочке, где ее сморил сон. Местный бродяга - этого человека уже не первый раз обвиняют в кражах, но, увы, нам так и не удалось поймать его с поличным - решил, что глупо упускать такой исключительный случай. Шутка ли - пожилая женщина спит ночью в парке, а под боком у нее стоит чемодан! Мисс Пейн придерживала рукой ручку чемодана, поэтому, когда бродяга попытался вытащить его, она сразу же проснулась. Другая на ее месте скорее распрощалась бы со своими нехитрыми пожитками, чем вступила в открытую борьбу с мужчиной, который раза в два выше и крупнее ее. Это в ночном-то парке, где бесполезно звать на помощь. Но наша мисс Пейн
решила так просто не сдаваться. Она стала вырывать чемодан у бродяги. Тот замахнулся на нее - наша старушка увернулась, поэтому и получила лишь царапину от ремешка часов. Налетчик думал, что напугает ее и теперь старушка уж точно отдаст чемодан, но он сильно ошибся. Разъяренная мисс Пейн стащила с ноги туфлю - вы представляете, туфлю?! - и изо всех сил залепила каблуком в лоб обидчику. Он не ожидал от старушенции подобной прыти, поэтому увернуться не успел. А пока он валялся на земле, вырубленный каблуком, мисс Пейн достала из чемодана свои колготки и связала ему руки и ноги. После чего позвонила в полицию и спокойно сообщила, что ждет полицейских в парке со связанным по рукам и ногам грабителем. Вот такая история.
        Мы с Майлсом хохотали от души, во всех красках представив себе эту сцену. Конечно, я переживала за Дженевру, но кто бы на моем месте не смеялся? Старушка поймала грабителя! Я даже посоветовала Майлсу использовать эту сцену в своем детективном романе.
        Пока мы потешались над ситуацией, мисс Пейн закончила давать показания. Она вышла из дежурного отдела, и я поняла, что у меня есть единственная возможность вернуть ее. Честно говоря, я боялась, что Дженевра окажется слишком гордой, чтобы вернуться ко мне, но, к моему великому облегчению, старушка сама пошла мне навстречу.
        - Ну вот, Кэролайн, - обратилась она ко мне. - Мы снова встречаемся с вами в участке. История повторяется, не так ли?
        - Верно, мисс Пейн, - потупилась я. - Простите, что нагрубила вам. Мне нужно было быть мягче.
        - И вы меня простите, Кэролайн, - улыбнулась мне старушка. - Я всегда хочу сделать как лучше, но это постоянно выходит мне боком. Да, я немного навязчива и настойчива в некоторых вопросах, но делаю это не со зла, поверьте. Наверное, так происходит, потому что я одинока. Старость, понимаете, Кэрол? Я всю жизнь была одинока, а теперь мне не о ком заботиться, не на кого истратить свою любовь, которую я не реализовала. Были бы дети, внуки. Но ведь их у меня нет. Вот я и пичкаю вас пирожками, дорогая Кэрол. Надо же мне их кому-то готовить. - Ее глаза лукаво блеснули.
        Я ответила ей такой же лукавой улыбкой. Мы поняли друг друга без слов.
        - Давайте ваш чемодан, мисс Пейн, - предложил Майлс. - Вы и так уже попали из-за него в историю. Пойдемте, я отвезу вас с Кэрол домой.
        По дороге мы с Майлсом еще раз выслушали историю, случившуюся с ней, и снова посмеялись.
        - Не сомневаюсь, что вы попадете в газеты, мисс Пейн, - подмигнул старушке Майлс. - Причем на первую полосу. Журналисты любят такие истории.
        - Я даже воображаю себе заголовок, - поддержала я Майлса. - «Старушка поймала грабителя», или «Старушку спасли каблуки», или «Старушка на страже закона».
        - Перестаньте называть меня старушкой, Кэрол, - обиженно покосилась на меня Дженевра. - Я пока еще не постарела душой. Поверьте мне, это главное.
        Мисс Пейн вошла в дом раньше нас, а мы с Майлсом стояли друг против друга и никак не могли подобрать слова для прощания.
        - До свидания, малышка Кэрол, - нашелся наконец Майлс. - Я позвоню тебе завтра. Мы съездим в участок, а потом зайдем куда-нибудь и обсудим… свои вопросы. Ты не против?
        Я машинально кивнула. Сложно было сказать, против я или за. Я испытывала в тот день, наверное, такие же смешанные чувства, какие когда-то охватывали мою прабабку.
        Раньше я никогда не понимала людей, которые говорили, что запутались. Мне казалось, что холодная голова, трезвый рассудок, здравый смысл всегда помогут распутать клубок внутренних противоречий.
        О как жестоко я ошибалась!

12


        Детектив Соммерс, выслушав нашу историю, шумно выдохнул и произнес:
        - Нет, вы, ребятки, определенно хотите, чтобы меня уволили. Третья по счету экспертиза! Ну куда это годится? Ладно, если нужна третья, сделаем третью. Главное, чтобы результаты подтвердились. А если они подтвердятся, ты, Кэрол, получишь свое наследство, а я - хорошую премию, которой, надеюсь, мне хватит, чтобы построить для проклятых кошек какой-нибудь загончик.
        - Твоя жена уже переехала? - удивилась я.
        - А куда ей деваться? Вчера явилась с вещами и кошками… Будь я проклят, если еще раз женюсь. Теперь я понимаю вас, ребята. Хотя вы еще молоды, все может измениться…
        Все может измениться, но только не для меня, повторяла я про себя, сидя в маленьком ресторанчике, куда пригласил меня Майлс.
        Я молча разглядывала меню, хотя у меня не было никакого аппетита. Судя по всему, у Майлса тоже. Он заказал себе вино, а для меня попросил приготовить коктейль: виски с вишневым соком, ягодкой вишни и шоколадной крошкой.
        Официант принес заказ, и Майлс предложил выпить за наше плодотворное сотрудничество.
        - Не спешишь ли ты, дорогой кузен? - полюбопытствовала я. - Роман-то еще не написан.
        - Ничего, сейчас у нас с тобой появится много свободного времени. К тому же меня посетила муза, а в ее компании писать гораздо легче.
        Я не решилась спрашивать, что за муза посетила моего дорогого кузена, хотя уже знала, что «разговора по душам» не избежать. Признаюсь честно, я безбожно трусила, еще больше, чем тогда, в библиотеке, когда мы с Майлсом впервые отважились на откровенность.
        - Кэрол, - обратился он ко мне, когда мы выпили, - я знаю, что ты предпочтешь отмолчаться, но мне все-таки хочется знать, какие чувства ты ко мне испытываешь.
        Я молча теребила в руках салфетку и старалась не глядеть в вопрошавшие глаза Майлса, который напряженно ждал ответа.
        - Хорошо, Кэрол, давай поступим по-другому. Мне тоже непросто говорить о том, что случилось. Но я считаю, что молчанием мы ничего не решим. Тот поцелуй между нами… он был не случайным, ведь так?
        Я молча кивнула, продолжив заниматься салфеткой.
        - И ты думаешь обо мне так же часто, как я о тебе. Так?
        Я снова кивнула, разложила салфетку на столе и принялась чертить на ней узоры указательным пальцем.
        - Это не страсть, не увлечение, и мы оба знаем, что чувство, которое испытываем, не скоро пройдет. Не так ли?
        Я опять кивнула и подумала, что, если так продолжится и дальше, у меня отвалится голова, а салфетка прирастет к деревянным пальцам.
        - А может, не пройдет вообще?
        - Может быть, - наконец ответила я и, отложив в сторону салфетку, посмотрела на Майлса. - Может быть, оно не пройдет никогда. Но что толку, Майлс? Зачем говорить об этом, когда мы ничего не можем сделать? Да, ты первый человек, первый мужчина, ради которого я готова поступиться своей свободой, которая на самом деле оказалась одиночеством. Да, именно ты помог мне это понять. Да, я не знаю, как буду чувствовать себя, когда ты уедешь из Рочестера. Но что с этим делать? Если бы мы не были родственниками, все было бы иначе. Но мы родственники, Майлс. Родственники! И это нельзя изменить.
        - Малышка, мы не брат и сестра. Мы кузен и кузина.
        - Это почти одно и то же.
        - Это одно и то же здесь, в Америке. В Европе такие браки нормальное явление.
        - Предлагаешь поехать в Европу? - усмехнулась я. - Бросить все и начать жизнь с нуля? Майлс, мы уже давным-давно не дети. А молодыми людьми нас может назвать разве что Мэтью, которому уже пошел пятый десяток.
        - Послушай, Кэрол, наша прабабка готова была бросить все и уехать куда угодно с человеком, которого любила.
        - Но он не был ее братом, - возразила я.
        - Двоюродным братом, - поправил меня Майлс. - Знаешь, Кэрол, если бы кто-нибудь мне сказал, что я буду уговаривать женщину уехать со мной и выйти за меня замуж, я бы не поверил…
        - Ну так и не уговаривай.
        - Не могу. Я люблю тебя, в этом вся штука. И ты любишь меня, хотя твой маленький язычок боится вымолвить это слово. И самое ужасное, тебе страшно не потому, что ты боишься любви, а потому, что твоя голова оказалась нашпигованной стереотипами, которые ты не можешь из нее вытащить.
        - Неправда! - горячо возразила я. - Я никогда не мыслила стереотипами. Если бы так было, я бы давно уже выскочила замуж и нарожала кучу детишек. Потому что так должны, по мнению большинства, делать все женщины.
        - Вот здесь ты проявила свою уникальность, - горько усмехнулся Майлс. - Да, здесь ты отличилась. А когда к тебе пришла Любовь и спросила у тебя: «Ну что, малышка Кэрол? Готова ты ради меня поступиться общественным мнением?» - что ты ей ответила? «Нет, я не могу. Так не принято, госпожа Любовь». Не думал, что ты такая трусиха, Кэрол.
        - Я тебя разочаровала?
        - Ты никогда меня не разочаруешь. Но ты сделала мне больно.
        - Прости, - пробормотала я, с трудом сдерживая слезы. - Мне ведь тоже больно. Ты даже не представляешь себе, как сильно мне больно. И все же есть вещи, которыми я не могу поступиться. Это то же самое, что пытаться сделать из христианина язычника и заставлять его приносить человеческие жертвы кровавым богам.
        - Нет, не то же самое. Приносить человеческие жертвы - значит доставлять кому-то боль, отнимать у кого-то жизнь. А мы с тобой ничего и ни у кого не отнимаем. Мы хотим жить своей жизнью, и это наше святое право.
        - Майлс!
        - Кэрол?
        - Не мучай меня, Майлс, - почти простонала я, и он понял, что дальнейшие попытки переубедить меня лишены какого бы то ни было смысла.
        Он поднялся из-за стола. Я всегда удивлялась тому, каким спокойным оставалось его лицо, когда глаза горели, любили, страдали, словно отдельно от него.
        - Улыбнись, малышка, - сказал он мне перед тем, как расплатиться. - Ты сильная и упрямая. У тебя все еще впереди.
        Я осталась сидеть в одиночестве с полупустым стаканом в руке. На столе передо мной валялась желтая салфетка, скомканная, как моя жизнь.
        Дни, оставшиеся до окончательного оглашения завещания, бежали своим чередом. Я писала «Не флиртуй со смертью» не с воодушевлением, не с вдохновением, а с каким-то остервенением. Я словно мстила своим героям за то, что так глубоко несчастна.
        Бросить Майлса без помощи и поддержки мне не позволила совесть, поэтому я, сделав над собой героическое усилие, позвонила ему и попросила переслать уже написанное им почтой. Я боялась, что в моем дорогом кузене снова заиграют самолюбие и гордыня, но он согласился. И я понимала почему: его роман оставался единственной ниточкой, которая отныне нас связывала.
        Теперь я вынуждена была заново пережить то, что пережила совсем недавно. Как я писала раньше, герои Майлса оказались удивительно похожи на нас и в каждой их ссоре, каждом примирении, каждом взгляде, каждой улыбке я видела себя и своего дорогого кузена. Он наконец-то прислушался к моим словам, и его диалоги уже не грешили той нелепой многословностью, из-за которой мы так часто ссорились.
        Майлс Камп оказался определенно талантливым автором, и я даже испытывала некоторую гордость оттого, что участвовала в огранке такого алмаза. Но к моей гордости, увы, примешивались горечь и боль. Я вспоминала тот запал, с которым мы работали над книгой, и понимала, что эти золотые времена уже никогда не наступят вновь.
        Мэтью Соммерс ждал результатов очередной экспертизы, а я, еще совсем недавно горевшая этим делом, теперь не хотела думать о нем и даже радовалась, что отдала прабабкин дневник Майлсу, который хотел использовать некоторые места в своем романе.
        Лесли как будто почувствовал, что со мной творится что-то неладное. Он начал звонить мне чаще и постоянно приглашал меня к себе, на что я отвечала вежливыми отказами, подкрепленными рассказами о книге, которую я пишу «с огромным воодушевлением». Последнее приглашение Лесли проигнорировать мне не удалось - его маленькая племянница горела желанием отпраздновать свои именины - ей исполнялось десять - и приглашала на них меня. Отказывать ребенку было просто невежливо, поэтому я скрепя сердце согласилась прийти.
        Компания собралась маленькая и, несмотря на мою недавнюю нелюбовь к Мэгги Даффин (которая очень скоро собиралась вернуть фамилию Шелли), очень приятная. Кроме Лесли, Мэгги, меня и, разумеется, самой виновницы торжества пришли соседские ребятишки: два симпатичных мальчика и одна курносая девчушка. С ними маленькая Энджи, которую Лесли отдал в местную школу, успела свести короткое знакомство. Замечу в скобках, что от прежнего бесенка с ангельским именем не осталось и следа: теперь Энджи играла роль маленькой хозяйки большого дома и вела себя со всеми с подчеркнутой вежливостью.
        Мэгги тоже пошла на поправку. Она расцвела и снова стала похожей на пышную прекрасную розу, чьим благоуханием упивался мой друг. Лесли уже не пытался скрыть свою влюбленность - она была написана на его поглупевшем лице.
        Я пишу «поглупевшем» вовсе не потому, что хочу обидеть своего друга, ведь на самом деле я искренне радовалась их безоблачному счастью. Влюбленный человек действительно выглядит поглупевшим, хотя правильнее было бы сказать - наивным. Эту истину я уже знала, поскольку мы с Майлсом еще совсем недавно выглядели точно таким же образом.
        - Кэрол, малышка, что с тобой? - спросил меня Лесли, когда мы выбрались на кухню.
        Это «малышка» и эта кухня сразу же напомнили мне о моем последнем приезде в дом Лесли. Именно тогда Майлс перенял у Лесли его обращение ко мне. Именно тогда Лесли дал обещание, что поддержит меня, даже если я совершу самый безрассудный поступок. Но я его не совершила, как ни просил меня об этом Майлс.
        Меня словно прорвало. Я рассказала Лесли всю правду, ничего не приукрасив, ничего не скрыв. Он молча слушал меня, а когда я закончила, сказал:
        - Кэрол, я знаю, что ты не любишь, когда тебе дают советы. Но мой тебе совет - послушайся Майлса. Ты горько пожалеешь о своем решении, поверь мне. А мне ведь совсем не хочется, чтобы ты до конца своей жизни была одинокой и несчастной.
        - Ты сейчас счастлив, Лесли, - ответила я, пытаясь улыбнуться. - Поэтому тебе хочется осчастливить весь мир. Ты редкостный эгоист, скажу я тебе. Пока ты был одинок, тебе было удобно, что одинока я. А теперь, когда твоей свободной жизни пришел конец, ты и на меня хочешь набросить хомут.
        - Кэрол, послушай себя, - невесело засмеялся Лесли. - Твоя речь похожа на последнюю шутку висельника. Знаешь, когда вы приходили сюда с Майлсом, я, наверное, впервые увидел тебя по-настоящему веселой. А теперь… ты даже не прежняя малышка Кэрол. Ты тень прежней малышки Кэрол…
        Лесли хотел добавить что-то еще, но до меня донеслось пиликанье мобильного телефона. Звонила, к моему огромному удивлению, тетя Сесилия. Я подняла трубку.
        - Здравствуйте, тетя…
        - Извини, что беспокою, Кэролайн. Решила позвонить сразу, пока не забыла. Для тебя вроде как это важно. Ты спрашивала меня о Поле… не помню, как там его по фамилии…
        - Кодри, - сказала я.
        - Ну вот, я же говорю, память стала ужасная. Надеюсь, это не передается по наследству. Твоя прабабка, когда впала в маразм, все твердила о каком-то Поле. Все сокрушалась, что этот самый Пол умер. Я решила, что она вспоминает кого-то из друзей молодости, и не придала этому значения…
        На кухню зашла маленькая Энджи, сжимая в руках статуэтку, которая ей полюбилась с самого первого дня приезда. Но если раньше девочка брала ее, когда хотела, то теперь она подошла к Лесли и поинтересовалась:
        - Дядя, а можно я покажу ее своим друзьям?
        - Конечно, покажи, дорогая.
        - Тетя, - произнесла я дрожащим голосом, - помните, вы говорили о какой-то статуэтке, о которой Элайза тоже частенько вспоминала, уже будучи… больной?
        - Да, помню - и что?
        - Дедушка Доуэлл сказал вам, что она пропала во время пожара?
        - Да, Кэролайн. И что с того?
        - Тетя, он говорил, из чего статуэтка была сделана?
        - По-моему, из какого-то металла. Это так важно?
        - Нет, я просто из любопытства спросила. Спасибо, что позвонили, тетя…
        Вот оно, мое недостающее звено, подумала я, набирая номер Соммерса.
        - Кэролайн, ты когда-нибудь оторвешься от телефона? - укоризненно покосился на меня Лесли.
        Я приложила палец к губам, призывая его к молчанию.
        - Мэтью, мы можем встретиться завтра утром на Тихом озере? Это очень важно. Только встреча должна быть неофициальной, хорошо? Если ты сможешь, возьми с собой кого-нибудь, кто смог бы нырнуть в то место, где нашли утопленника…

        - Вот вам и Тихое озеро, - зевнул Мэтью, протирая заспанные глаза. - Ну это ж надо, разбудить меня в такую рань, после такой ужасной ночи. Хотел бы я знать, что ты здесь собираешься найти, мисс детектив. Да, сочувствую я тем ребятам, которые ковыряются сейчас на дне. Водичка-то холодная. Если бы ты знала, сколько мне пришлось им выложить. А все твое «неофициально»…
        - Расходы я возьму на себя, - уверила я Мэтью.
        - Нет уж, поделим пополам. В конце концов, я тоже получу премию. А вот и твой кузен пожаловал. Доброе утречко, Майлс! - крикнул он приближавшемуся Майлсу - Хороша же у тебя кузина - всех на ноги подняла. А главное, в законный выходной!
        Я не видела Майлса с тех самых пор, как он посоветовал мне улыбнуться и сказал, что я сильная и упрямая. Что ж, сегодня моему дорогому кузену предстоит лично убедиться в том, что я именно такая. Вначале я хотела позвонить ему сама, но потом передумала и попросила Мэтью - мне хотелось услышать живой, не искаженный помехами голос и видеть его лучисто-серые глаза, в которых теперь отражался для меня весь мир, как небо отражается в наших озерах.
        Но пока я ничего не могла сказать своему кузену, потому что нужно было покончить с тем делом, ради которого мы здесь собрались.
        Наконец, когда терпение спавшего на ходу Мэтью было на исходе, водолазы выбрались из воды в лодку и поплыли к берегу. Я не могла так долго ждать и, подбежав к берегу, крикнула:
        - Ну что, нашли?!
        Один из водолазов утвердительно кивнул и поднял над головой блестящий предмет, который издалека можно было принять за кубок. Мэтью так и подумал, поэтому даже пошутил:
        - Они что, кубок выиграли за свой заплыв?
        Когда водолазы причалили к берегу, все увидели, что блестящий предмет вовсе не кубок, а металлическая статуэтка, обнаженный метатель диска.
        - Вот это да, - вздохнул Мэтью. - И откуда ты узнала, что она была под водой? Из дневника? Если я правильно понимаю, именно этой статуэткой стукнули вашего прадеда?
        - Именно этой, - подтвердила я. - Только мне не дневник помог. Тетя Сесилия еще месяц назад говорила мне, что Элайза перед смертью все бредила какой-то статуэткой. Так вот, именно об этой статуэтке она и говорила. Все было не совсем так, как мы с тобой думали, Майлс. Это Родерик Камп поджег конюшню, в которой спрятался Пол Кодри. Элайза пыталась спасти своего любимого, но прадед не позволил ей это сделать. Он силой затащил ее в дом. Элайза сопротивлялась, схватила первое, что попалось ей под руку - статуэтку, что стояла в гостиной, - и ударила ею Родерика. Опомнившись, она выволокла его из дома и спрятала под крыльцо, где тогда еще никто ничего не хранил, а потом побежала спасать своего любимого. Но было поздно. Когда соседи, прибежавшие тушить пожар, разошлись, Элайза погрузила в машину тело прадеда и отвезла его к озеру. На лодке, которую позже прабабка подарила Фарстону Шелли, она вывезла тело на середину озера, где бросила его в воду вместе со статуэткой. Я не сомневаюсь, Мэтью, что, когда эксперты увидят эту вещь, они подтвердят, что именно ею и был нанесен удар. У меня нет никаких сомнений в
том, что именно Родерика Кампа и нашли в этом озере, а в могиле прадеда покоятся останки Пола Кодри. Но мне не хотелось бы, Мэтью, чтобы мою прабабку считали убийцей. Поэтому давай остановимся на той версии, где она была свидетельницей преступления, а не его участницей.
        - Хорошо, считай, что я забыл о статуэтке, как и о том, что ты подняла меня в такую рань в мой выходной день, - съехидничал Мэтью. - Мне придется взять дневник вашей прабабки в качестве вещественного доказательства. И его тоже придется передать моим несчастным экспертам, чтобы они подтвердили, что он не новый роман чудной писательницы детективов. Что ж, Кэрол, Майлс, вы, по сути, сделали мою работу. Мне остается только пожинать плоды.
        - Да будет вам, детектив Соммерс, - возразил ему Майлс. - Вы верили в нас до конца, даже когда эксперты утверждали обратное. Если бы не вы, нам ничего бы не удалось. Правда, дорогая кузина?
        Я согласно кивнула, а Майлс снова повернулся к Мэтью.
        - Вы можете немного подождать с дневником? - попросил он детектива. - Он у меня с собой и нужен мне буквально на несколько минут. Я поговорю с кузиной и отдам его вам, хорошо?
        - Какие могут быть возражения? - пожал плечами Мэтью и, догадавшись по взгляду Майлса, что разговор предстоит конфиденциальный, отошел болтать с водолазами.
        - А ты молодец! - восхищенно посмотрел на меня Майлс. - Докопалась до самой сути. Я тоже закончил роман. Сегодня пришлю тебе последнюю главу.
        - Не надо присылать, - покачала я головой, не без удовольствия наблюдая за удивлением, скользнувшим в глазах моего дорогого кузена. Сейчас они снова станут лучистыми, подумала я и спросила: - Ты еще не передумал увезти меня в Европу?
        - Извини, малышка Кэрол, уже передумал, - улыбнулся мне Майлс.
        Настала моя очередь удивляться, я бы сказала больше - ужасаться. Неужели за такое короткое время он смог остыть ко мне?! Я похолодела. Но глаза Майлса, его лучистые светлые глаза, говорили об обратном. Я терялась в догадках, а Майлс продолжил:
        - Я подумал, что в этом нет никакого смысла. Зачем тебе уезжать из Рочестера? Зачем мне уезжать из Рочестера? Кому это нужно? Я просто перееду к тебе и перевезу весь свой хлам. А если ты или кто-нибудь другой осмелится сказать что-то против, я без зазрения совести пошлю тебя или кого-нибудь другого ко всем чертям! Мы с тобой не родственники, малышка. Не близкие и даже не дальние. Я дочитал дневник до самого конца. Знаешь, почему из всех детей Агата всегда выделяла Сесилию? Потому что тетка ее первый ребенок, которого она не чаяла родить.
        - Как это?! - изумленно вскинулась я на Майлса, не совсем еще понимая, что он хочет сказать.
        - Очень просто. Элайза писала, что Доуэлл и Агата никак не могли завести детей, хотя очень хотели. Они обратились к доктору, но, видно, наткнулись на не очень хорошего специалиста и он сказал, что Агата никогда не сможет их иметь. Поэтому наши дед и бабка усыновили моего отца, Брэда. А потом выяснилось, что Агата беременна Сесилией. Потом появилась твоя мама, Регина. Они тщательно скрывали, что Брэд не родной ребенок. Бабка даже уехала из города на шесть месяцев под тем предлогом, что ложится в хорошую клинику. Правда, как-то раз, в пылу ссоры, когда мой отец собрался поступать в университет, она бросила ему фразу о «неродном сыне» - он сам мне рассказывал. Но папа подумал, что в Агате играет злость и досада, и поэтому не поверил ей. Теперь же все подтвердилось. Мы сдадим кровь, и ни один врач не признает нас родственниками по крови!
        - Майлс! - Я дала волю слезам, на этот раз - слезам счастья, кинулась к нему в объятия и зарылась носом в его грудь.
        - Улыбнись, малышка, - прошептал мне Майлс. - Теперь все у нас будет хорошо.


        Эпилог


        Если честно, я редко выезжаю из города, не говоря уже о других штатах. Но почему-то родная Миннесота кажется мне самым красивым местом в Америке. В наших озерах - вся небесная синь (недаром наш штат прозвали землей десяти тысяч озер, хотя на самом деле их в Миннесоте целых пятнадцать тысяч), наши яблоки - самые вкусные, румяные и хрустящие, а пироги, которые пекут с ними наши умельцы, - просто пальчики оближешь. И наконец, только у нас можно увидеть водонапорную башню в виде кукурузного початка и попробовать горячий сидр. А еще наш штат обожают туристы. Они говорят, что Миннесота - одно из самых спокойных мест в мире, а Рочестер - замечательный и тихий городок.
        В этом замечательном городке живут самые замечательные люди на свете.
        Вот, например, мой муж, Майлс. Он, конечно, бывает ужасно вредным, особенно когда мы спорим о сюжете нашей новой книги - ведь теперь мы пишем детективы в соавторстве, - но, несмотря на это, я его ужасно люблю, а он любит меня.
        Или мой друг, Лесли. Этот чудесный человек женился на моей кузине, Мэгги, которая уже давным-давно не Даффин, потому что взяла фамилию своего мужа. Лесли очень любит своего сына, маленького Лесли, и свою троюродную племянницу Энджи, которая летом приезжает к нему погостить.
        Моя кузина Мэгги тоже очень правильный человек. Она попыталась отказаться от наследства, потому что не смогла работать няней, сломав себе ногу. Мы с Майлсом решили поделить деньги на три части, но наша бабушка Агата сыграла с нами очередную шутку: в дополнении к завещанию она написала, что мы все получим деньги, если хотя бы попытаемся выполнить ее условия.
        Или еще один мой друг, детектив Мэтью Соммерс. Он воплощение благородства. Все свои премии, которые он получает за хорошую работу, Мэтью тратит на кошек своей жены, с которой помирился и живет теперь в полном согласии.
        Или еще одна хорошая женщина - наша домработница, мисс Пейн, которая стала для нас с Майлсом второй бабушкой. Теперь старушка с нетерпением ожидает рождения внука или внучки. И ждать ей осталось совсем недолго…
        Говорят, что влюбленный человек всегда выглядит глупо. О хорошем человеке можно сказать то же самое. Наверное, это происходит оттого, что любовь заставляет людей меняться в лучшую сторону. И мы, люди, не можем ей противостоять.