Случайные связи Ольга Анатольевна Матвеева

        «Случайные связи»… Когда люди слышат это название, они начинают как-то двусмысленно усмехаться. А я начинаю оправдываться: «Да, нет, эта книжка вовсе не о том, о чем вы подумали… Хотя и об этом тоже, конечно».
        Сколько разных людей нам встречаются в жизни… И вполне вероятно, что каждый из них, даже тот, чьего лица мы не запомнили, встретился нам не случайно. Кто знает? Нам сложно догадаться, да и некогда.
        В этом романе мне хотелось проследить, как одно событие, влечет за собой другое. Как одна встреча становится предвестницей другой. Как выбор, который мы делаем сегодня, влияет на то, что происходит с нами завтра. Как случай может стать подсказкой судьбы или даже самой судьбой.
        Эта книга о поисках настоящей любви. И искать ее героине придется в череде случайных встреч и случайных связей, каждая из которых может оказаться совсем не случайной.
        Ольга Матвеева
        Случайные связи
        Случайность - это неосознанная необходимость.
    (Чья-то мудрость)
        Москва. Осень. Патриаршие пруды
        Человек может оценить степень разумности своих поступков лишь после того, как в полной мере насладится их последствиями…
        Эта мысль надоедливой мухой кружилась в голове Саши Крыловой, элегантной брюнетки, средних уже лет. Про средние свои лета она тоже думала неотступно, и думы эти не добавляли ей радости. Погода хоть и блистала последним осенним великолепием: неярким солнцем, прозрачной голубизной неба, сдержанным теплом, но настроение создавала элегическое, полное похоронной грусти по несбывшимся надеждам. С деревьев падали последние листья.
        Саша сидела на скамейке на Патриарших и совершала мысленный обряд прощания с прошлой жизнью. Состоял он из отказов от разных приятностей и неприятностей, которые раньше составляли часть ее замысловатого бытия.
        Прощайте, две зубных щетки в ванной!
        Прощайте, разбросанные по квартире мужские носки!
        Прощайте, ссоры!
        Прощайте, бурные примирения!
        Прощайте, ночи, поделенные на двоих!
        Прощайте, утренние поцелуи в дверях!
        Прощайте, вечерние разговоры!
        Прощайте, веселые выходные!
        Прощай, мой любимый!
        Прощай, любовь!
        Прощай!
        Здравствуй, новая жизнь!
        А что в этой новой жизни-то? Лишь холод пустой постели, одиночество, да тоска неизбывная. Да обида, да боль утраты, да злость, да отчаянье. Как же идти в новую жизнь с такими спутниками? А стоит ли вообще идти? К чему вся эта пустая суета и бессмысленные трепыхания? Почему же он ушел? За что он со мной так?..
        - Вы тоже что-то потеряли?  - мужской негромкий голос справа.
        - Мужа,  - отвечает Саша, не глядя, и даже не удивляясь, что она произносит это вслух, да еще и обращаясь не известно к кому.
        - А я веру. Веру в людей. Вот и задумаешься, чья утрата горше.
        Саша медленно поворачивает голову и смотрит, наконец, на обладателя этого негромкого голоса, чья утрата, возможно, и в самом деле горше, чем ее собственная, впрочем, в данную секунду она в этом сомневается. Не молод, не красив, очевидно, не высок. Словом, на другом конце скамейки сидел несколько облезлый тип, лысоватый, грузноватый, с печальным челом, отмеченным клеймом самой что ни наесть инфантильнейшей интеллигентности. Одет в черное грязноватое, несколько помятое пальто, которое, однако, все еще хранит остатки былого дизайнерского величия. Старые туфли, очевидно, тоже некогда стоили немалых денег. Саша в этом разбиралась.
        - Как же это случилось?  - интересуется она участливо. Всегда ведь приятно видеть человека, который несчастнее тебя. У нее-то, у Саши, сапожки новые и пальто из последней коллекции одного уважаемого бренда. Муж-то от нее ушел, а деньги и вера в человечество в целом при ней остались. А этот бедолага являет собой совсем уж жалкое зрелище.
        - А знаете что, милая барышня, давайте-ка мы с вами шампанского выпьем! Купил вот на последние деньги. В конце концов, великие утраты нужно отмечать с помпой и апломбом, приличествующими случаю. К сожалению, это дешевое шампанское сейчас самый большой апломб, который я себе могу позволить, но все же… Но знаете, принимая во внимание этот чудный уголок нашего города, эту дивную погоду и таинственную незнакомку, сидящую рядом, можно говорить о некоем величии момента. Я даже и не рассчитывал, что все так распрекрасно устроится. Ну, так что же, выпьем?
        - Выпьем!  - с гусарской удалью согласилась Саша, и вдруг поняла, что еще несколько дней назад она ни за что не посмела бы пить шампанское с незнакомцем на лавочке в парке. Раньше-то она считала непозволительным для себя и общаться с посторонними мужчинами, которые явно с ней заигрывают, и распивать спиртные напитки прямо на улице. Это уж как-то совсем не бонтонно для дамы ее положения. Мужчина, который сидел рядом на скамейке, ей не очень-то и нравился, точнее совсем не нравился, шампанское такое она не пила уже несколько лет, но вся эта нелепая, в общем-то, ситуация, попахивала свободой и какой-то полузабытой подростковой романтикой.
        Незнакомец извлек из кармана два пластиковых стаканчика, усмехнулся смущенно:
        - Извините, хрустальных фужеров не прихватил, да и нет их у меня… теперь,  - разлил, передал один стаканчик Саше.  - Ну что ж! За крушение старых иллюзий и обретение новых!  - провозгласил он тост и жадно припал к стаканчику.
        Саша тоже задумчиво сделала несколько глотков и пришла к выводу, что дешевое российское шампанское, распитое на Патриарших с незнакомцем в последний теплый осенний день, сильно украшает жизнь.
        - Как вас зовут?  - спросила она,  - или так и останемся незнакомцами?
        - Извините, со всеми этими неприятностями совсем забыл о правилах приличия. Александр!
        - Забавно, а я - Александра.
        - Тезки, значит…  - он снова увлекся шампанским. Взгляд его был устремлен на гладь озера, и Саша вдруг прочитала в этих, замутненных страданием зеленых глазах, отчетливое желание утопиться.
        - А ведь мы точно не ценим того, что имеем,  - произнесла она тихо.  - Знаем ведь, что надо бы ценить, а не ценим.
        - Вы о чем?  - спросил он рассеянно.
        - О многом. Но сейчас - о погоде. Сегодня светит солнце, а завтра ведь может пойти дождь. И будет он идти до ноября, а потом настанет долгая-долгая зима. Давайте сегодня не будем думать о грустном. У нас для этого вся зима впереди.
        - Не получается, милая барышня, никак не получается! Да и кто знает, настанет ли для меня зима…  - Александр вздохнул.
        - Расскажите мне, как вы лишились веры в людей?
        - Ничем не примечательная история. Вполне банальная, как это ни печально…
        - И все же расскажите… Вдруг вам станет легче?
        - Не уверен, но так и быть, удовлетворю ваше любопытство… Но история, действительно, вполне заурядная… Был я себе простым советским молодым ученым, ну не совсем простым, а талантливым и перспективным… По крайней мере, так обо мне говорили. Историю нашего отечества вы, наверное, примерно, знаете… Перестройка, гласность, развал Советского Союза, развал экономики, и вот из светила науки я превратился в нищего изгоя общества, но становиться челноком и болтаться с огромными клетчатыми баулами я не желал. Профессиональная гордость. Думал, лучше с голоду сдохну, а торговать не пойду. Я же рожден для науки! Только вот наука нашей стране стала не нужна. Ну и я вместе с ней. Состоял на иждивении у моей тогдашней супруги, которая к новой реальности адаптировалась быстро. Она, правда, хоть и любила меня сначала, но жизни такой не выдержала. И вот однажды ясным весенним днем, когда в Москве звенели капели и падали сосульки, она укатила от меня с шикарным новым русским в малиновом пиджаке на вишневой девятке. Чего вы смеетесь?
        - Звучит как анекдот. Неужели и вправду в малиновом пиджаке и на вишневой девятке?
        - Если честно, я не очень хорошо помню этот эпизод, но в памяти сохранился такой вот классический образ нового русского. Сколько раз я насмехался над ними, сидючи на нашей кухне, поедая скудный ужин, приготовленный женой из продуктов, купленных на ее же деньги и сетуя на несправедливость жизни… Бедная, как она терпела меня, неудачника?..  - Александр замолчал, наполнил стаканы шампанским, взгляд его снова заскользил по глади пруда.
        Александра тоже молчала, с легкой завистью смотрела на молодых парней и девчонок на соседней скамейке, которые беззаботно пили пиво, громко смеялись и говорили о каких-то несусветных глупостях, которые для них были очень важны.
        - Странно,  - думала она,  - как же все на этом свете все однообразно: сейчас эти подростки веселятся, а завтра они переженятся, а потом будут сбегать друг от друга по вроде бы разным, но очень похожим причинам. От Александра этого жена уехала на вишневой девятке из-за того, что он был неудачником. От нее, от Саши, муж уехал на своем стареньком мерседесе из-за того, что она была слишком удачлива. Одна устала от безденежья, другой - от денег, которые зарабатывал не он. А смысл-то один - они устали от своих супругов. От Александра и Александры. Похожие истории.
        Пауза затягивалась.
        - Вы тогда разочаровались в людях?  - спросила Саша.
        - Нет, тогда я разочаровался в женщинах, в науке и родном отечестве. А вот дружбу и деньги возвел на пьедестал. Тогда я решил доказать и бывшей жене, и себе, что чего-то стою. Я решил сказочно разбогатеть. А тогда ведь деньги не зарабатывали только ленивые и идеалисты. Ленивым я не был, а идеалистом перестал быть в тот самый момент, когда вишневая девятка победно просигналила под моими окнами.
        - Разбогатели?
        - Да, разбогател. И именно сказочно, как и хотел. С другом организовали весьма процветающий бизнес. Деньги делали чуть ли не из воздуха. Я не буду вдаваться в подробности, но у нас все получилось.
        - И куда же все делось?
        - А вот с этим-то и связано мое разочарование в людях. Мой лучший друг, мой верный партнер по бизнесу, с которым мы прошли огонь, воду и медные трубы, предал меня. То есть кинул. Так точнее. Как-то он так виртуозно все провернул, что весь бизнес оказался у него в руках, а я ему еще и должен остался, причем очень внушительную сумму. Так что пришлось ему отдать вообще все, что я имел. Осталась лишь небольшая квартирка, которую я после родителей унаследовал… И это был человек, которому я доверял больше всего на свете. Больше, чем отцу или матери. Как себе самому доверял… А оказалось, что доверять нельзя вообще никому.
        - Вы только сейчас это поняли?  - Саша была искренне удивлена.
        - Да, знал я,  - отозвался Александр несколько раздраженно.  - Это и дети знают. Только сложно так жить-то во враждебном мире, в котором совсем никому нельзя доверять. Сложно! Невозможно! Да и незачем!  - мужчина заерзал на скамейке, бросил очередной отчаянный взгляд на пруд, потом встряхнул бутылку, обнаружил, что она безнадежно пуста, заметно расстроился и смущенно предложил,  - знаете что, а, может, мы еще одну бутылку купим, если у вас есть деньги? Мне дико неудобно, но у меня нет ни копейки. Вы не подумайте, я не алкоголик и не жиголо какой-нибудь, я просто человек, у которого совсем нет денег.
        - Для жиголо вы староваты, уж извините за прямоту,  - Саша рассмеялась.  - Хорошо, давайте сходим за шампанским.
        - Нет, давайте вы посидите тут, посторожите скамейку, а то вон та парочка посматривает на это посадочное место с вожделением, а я быстренько сгоняю в магазин.
        Саша достала из кошелька купюру в пятьсот рублей и протянула ее Александру.
        - А вдруг я сбегу с вашими деньгами?  - спросил он.
        - Я переживу эту потерю,  - усмехнулась Саша.  - Если незнакомец украдет у меня пятьсот рублей, это не подорвет мою веру в людей. Это обычное явление. Но я вам почему-то верю, хотя и знаю, что никому верить нельзя… Да, и сыру еще купите, если вам несложно. Очень хочется есть…
        Он появился спустя минут двадцать, запыхавшийся и смущенный, когда Саша уже почти перестала ждать. «А он очень мил, когда смущается»,  - неожиданно для себя подумала она.
        - Извините, получилось не так быстро, как я предполагал. Вот сдача,  - бодро сказал он и выгрузил в Сашину ладонь мелочь и мятые купюры. Она, не глядя, положила их в карман.  - И пересчитывать не будете?  - спросил Александр с оттенком возмущения в голосе.
        - Я вам доверяю,  - отозвалась Саша.
        - Не в этом дело. Еще несколько месяцев назад я бы тоже не стал считать такую мелочь. А сейчас это для меня целое состояние. Собственно, на эти деньги я мог бы продержаться дня три. Да, вы совершенно правы, мы не ценим того, что имеем.
        - Вы хотите, чтобы я отдала вам эти деньги?
        - Ну, за что же вы меня так унижаете?  - взвыл Александр. Его взгляд снова устремился к озеру и будто бы даже нырнул в его тихую синь.
        - Извините, извините, ради Бога,  - залепетала Саша,  - я не хотела вас обидеть. Я ведь не знаю, как вам помочь и без помощи оставить не могу. Извините.
        - Это вы меня извините. Какой-то я стал слишком чувствительный. Во всем мне чудится оскорбление. Странная штука жизнь,  - Александр вздохнул,  - друзья предают, а незнакомые люди пытаются помочь. Непостижима человеческая природа!  - он открыл бутылку.  - Предлагаю выпить за вас, добрую самаритянку!
        - А я за то, чтобы у вас в жизни все наладилось!
        - Это бессмысленно. Ничего уже не наладится. Нельзя жить без веры и без денег.
        - Нельзя жить без любви,  - возразила Саша.
        - Типичное женское заблуждение. Любовь, по крайней мере, не вызывает голодную смерть. А вот отсутствие денег крайне губительно для пищеварения и жизнедеятельности человека в целом,  - он снова бросил тоскливый взгляд на пруд.
        - Кстати, не вздумайте здесь топиться!
        - Это еще почему?
        - Более неподходящего места трудно придумать. Тут глубина чуть больше метра и дно закрыто защитной сеткой, чтобы всякий мусор не всплывал. Так что если будете здесь топиться, вместо трагедии получится фарс. Вы же не хотите выглядеть смешным?
        - Да мне уже все равно, если честно, но вы меня убедили, здесь топиться не буду. Пойду на Москву-реку. Там, действительно, надежнее,  - Александр расхохотался.  - А вы, извините, стерва! А еще прикидывались Матерью Терезой.
        - Никем я не прикидывалась!  - Саша театрально надулась.  - Я могу быть и той, и другой в зависимости от обстоятельств. Диапазон мой личности чрезвычайно широк.
        Александр посмотрел на Сашу оценивающе. Из его зеленых глаз на мгновение исчезла муть страдания, они стали веселыми, задорными и молодыми. Он даже похорошел - перестал выглядеть жалким. Саша подумала, что в прошлой своей состоятельной жизни он наверняка нравился женщинам. И даже не потому, что был богатым, а потому, что был чертовски обаятельным.
        - А знаете,  - сказал он,  - я бы в вас влюбился, не будь я сейчас беден, как церковная мышь. Вы очень красивая женщина и очень необычная.
        - Что вам мешает это сделать сейчас? Разве чувства можно контролировать?
        - Их можно сдерживать. Не всегда, безусловно. Любовь для меня сейчас - непозволительная роскошь.
        - А, может, быть в ней ваше спасение? Может быть, любовь вас окрылит, раскроет вам глаза и вместо того, чтобы строить планы самоубийства, вы начнете строить планы, как вам выбраться из этой ситуации. Ведь согласитесь, ситуация-то небезвыходная. Крыша над головой у вас есть, так ведь?  - Александр кивнул.  - Руки-ноги целы. Голова на плечах имеется. Так и что же вам мешает хотя бы устроиться на работу. Вы ведь наверняка умеете что-то делать.
        Александр вяло пожал плечами:
        - Наверное, умею. Руководить. Только, боюсь, на руководящую должность меня не возьмут. А начинать с нуля в мои-то сорок семь как-то унизительно. Не юнец уж.
        - Вам сейчас не до амбиций. Вам сейчас совершенно любая должность подойдет. Ведь насколько я понимаю, речь идет о голодной смерти?
        - Именно так,  - он кивнул.
        - Только не обижайтесь, пожалуйста, не обижайтесь. Я не хочу вас обидеть. Просто хочу помочь,  - Саша начала рыться в своей сумке.  - Так, это визитка одного моего хорошего знакомого, я с ним поговорю, и он возьмет вас на работу. Охранником. В этом нет ничего такого. Надо ведь с чего-то начинать? А потом вы подыщете что-нибудь более подходящее. А это вот… все, что у меня сейчас есть. Это в долг. Вы мне потом вернете, когда-нибудь, когда поправите ваши дела.  - Саша протянула Александру деньги. Там было пятьсот долларов.
        Он решительно замотал головой.
        - Нет, я не возьму. Вы, что дура? Или святая? Я ведь могу быть аферистом! Вдруг я тут прогуливаюсь каждый вечер и разыгрываю комедии перед такими добренькими идиотками, как вы? Вижу, что дамочка в дорогих шмотках и в смятенных чувствах, устраиваю ей представление и выманиваю деньги. Нельзя же быть такой наивной! Не девочка ведь уже!
        - А мне плевать!  - закричала Саша. Она была уже изрядно пьяна.  - Если вы тот, за кого себя выдаете, значит, я хочу вам помочь. Мне будет очень жаль, если пропадет хороший человек. А если вы мошенник, то путь это будет моей платой за хорошую актерскую игру. Артистам тоже нужно платить, тем более, если спектакль был сыгран только для одного зрителя. Берите деньги!
        - Не возьму!
        - А я говорю, берите!
        - Нет!
        - Если не возьмете, значит, я сейчас пойду топиться в этой холодной, грязной луже. И вам будет стыдно! К тому же выйдет скандал! С участием милиции! И если вы аферист, неприятностей не оберетесь!
        - Шантажистка!
        - Очень вас прошу, возьмите деньги!  - взмолилась Саша.
        - Хорошо,  - сдался Александр. Купюры исчезли в его кармане.  - Спасибо. А знаете, вы вернули мне веру в людей.
        - Рада была помочь.
        - Оставьте мне хоть номер своего телефона,  - Александр как-то совсем сник.  - Почти два десятилетия по кирпичику строил свое состояние. Думал, обеспечил себя до конца жизни. Думал, это главное, думал деньги - это прочный фундамент моего существования и никакое землетрясение, никакие штормы, цунами, торнадо его уже не разрушат. А вот ведь как получилось… Материального благосостояния больше нет, и оказывается, что кроме этого ничего у меня в жизни-то и не было. Ни семьи, ни детей, ни родственников, ни друзей. Только неожиданная доброта случайной знакомой.
        - Разве это так уж мало?  - спросила Саша, а сама подумала, что с тех пор, как она лишилась любви, деньги утратили для нее какую бы то ни было ценность. Конечно, ей не хотелось бы голодать, как Александр, не хотелось бы ночевать на улице, но вот зачем зарабатывать их все больше и больше? Зачем? Есть у нее деньги, только отчего же она чувствует себя такой несчастной? Деньги от одиночества не спасают. А она ведь, как и Александр, считала их опорой своей жизни, а мужа своего неудачником, потому что не мог он зарабатывать и создавать основы. А сейчас-то выяснилось, что муж-неудачник и был ей истинной опорой, поддержкой, был ее любовью, был смыслом бытия… А сейчас она была зданием, в котором разрушили несущую стену. Стояло пока, только изрядно покосилось и в любой момент могло рухнуть. И никакой поддержки у нее было. Более того, этот накренившийся столп, вынужден поддерживать сейчас почти незнакомого человека, которому еще хуже, чем ей. Саше стало совсем грустно.
        - Что-то вы совсем пригорюнились,  - заметил Александр.  - Это из-за денег? Вот, возьмите!  - он полез в карман пальто, но Саша отрицательно замотала головой.  - Дайте мне свой номер телефона!
        Саша снова замотала головой.
        - Но как же я верну вам деньги, как я вас найду?
        - Не надо меня искать,  - устало ответила Саша,  - если будет нужно, судьба сама сведет нас, и вы вернете мне деньги. А если нет… На нет и суда нет… Если я дам вам свой номер, я буду ждать, буду надеяться… Буду волноваться за вас. Если вы пропадете, я могу подумать, что с вами случилось что-то плохое, или вдруг я тоже утрачу веру в людей, если и в самом деле окажетесь аферистом. А я не хочу сейчас ни ждать, ни волноваться, ни тем более еще что-то терять. Мне сейчас тоже очень плохо. Может быть, не так, как вам, но мне тоже очень плохо,  - по Сашиной щеке поползла слеза.
        - От вас ушел муж?
        - Да,  - по другой Сашиной щеке тоже катилась слеза.
        - Он был вашим кормильцем? Вы от него зависели материально?
        - Нет, он от меня зависел материально. Я зарабатывала деньги, а у него не получалось. Но он был очень хороший человек, просто не умел зарабатывать,  - Саша всхлипнула.
        После значительной паузы Александр произнес:
        - Не знаю, утешит ли вас это, но он вас оставил просто потому, что изнемог под тяжестью вашего величия. Вы ведь совершенно невозможная женщина!  - Саша посмотрела на него удивленно.  - Природа была неимоверно щедра, когда создавала вас. И красоты она вам отсыпала, и удачливости, и ума, и умение вести дела, и добиваться поставленных целей. Я вас не знаю совсем, но вы производите именно такое впечатление. А он… Он из другой породы людей.
        - Что это значит?
        - Мы с вами воины, правда, сейчас мы раненые воины,  - он усмехнулся.  - Сейчас мы залечиваем наши раны. Надеюсь, наши раны не окажутся смертельными. А он… Он другой. Ну, никак он не мог быть человеком, который предназначен вам судьбой.
        - Это еще почему?
        - Потому что он другой породы. Я уже сказал.
        - А кто мне предназначен?
        - Откуда я знаю? Я и вас-то, милая барышня, практически не знаю. Я только вижу, что вы очень умная, тонкая, добрая, противоречивая, сложная женщина. И ведь есть где-то мужик, который является вашей половиной. Даже не так… Он мужская составляющая вашей личности. А вы женская часть его личности. Вы одно целое, но разделенное. Две половинки затеряны в этом мире, но вы непременно должны найти друг друга и соединиться. Чушь, конечно. Это я прочитал недавно. В принципе, занятная теория. Мне кажется, для вас это сейчас то, что доктор прописал… Новая глобальная жизненная цель. Поиск своей половинки,  - Саша посмотрела на Александра обиженно.  - Не сердитесь. Это очень хорошая цель. Это мы ведь только притворяемся, что мы стремимся спасти мир, стать самыми богатыми на свете людьми, отправиться на Луну или на Марс, изобрести лекарство от рака, а на самом-то деле мы ведь просто стремимся к счастью. Ведь так?
        Саша кивнула.
        - А счастье, милая барышня, не счастье, если его не с кем разделить. Так что желаю вам найти своего мужчину. Единственного. А муж ваш - идиот, точно не тот, кто вам нужен.
        - Не смейте его оскорблять!  - взвизгнула Саша.
        - Хорошо, не буду,  - тут же согласился Александр.  - Действительно, зачем оскорблять человека, который довел вас до такого состояния, что вы сидите тут на скамеечке, рыдаете, распиваете сомнительное шампанское с сомнительным типом и расшвыриваетесь деньгами?… А вы ведь даже будете о нем горевать… какое-то время, может быть, даже долго, но потом непременно поймете, что я был прав.
        - Все всегда хотят быть правыми.
        - Это свойство человеческой натуры. С этим ничего не поделаешь. Вы можете не запоминать меня, но запомните мои слова, прошу вас. Просто чтобы когда-нибудь убедиться, что мое пророчество сбылось. А знаете, мне очень жаль, что наша встреча произошла именно сейчас, когда оба мы не в лучшем своем состоянии, оба сломлены и растерзаны. Может быть, встреться мы при других обстоятельствах, все и сложилось бы по-другому… Может быть, у нас что-нибудь и получилось бы. Мы, как мне кажется, как раз из одной касты…
        - Не говорите глупостей. Мы оба пьяны… Вот и все! Что за романтический бред? Хотя знаете, я сейчас чувствую себя такой старой и такой одинокой… Обнимите меня!
        Александр робко обнял Сашу, а она неожиданно для себя поцеловала в его губы. Они были удивленными, упругими и требовательно нежными. Хорошие были у него губы. Отрываться не хотелось. Но все же, она, спустя несколько мгновений, оторвалась, вскочила и бросилась бежать в сторону грохочущей Тверской.
        Так и добежала она до дому, глупо улыбаясь и молясь всем богам, ибо ни в одного конкретного бога она не верила, чтобы все у нее было хорошо, чтобы у Александра все было хорошо, чтобы у всех людей на свете все было хорошо, потому что они все такие замечательные, люди эти. И, безусловно, заслуживают исключительно счастья. Только счастья… Квартира встретила ее оглушающей пустотой.
        А ночью пришла к Саше ее постоянная незваная гостья - бессонница. Как же Саша ее ненавидит! Ведь это она напускает в Сашину голову мысли, от которых не хочется жить…
        Ничего уже больше не будет. Ничего… Только эта пронзительная тишина, только эти беспокойные метания по бессмысленно широкой кровати. Только эта бессонница. Неспешная убийца. Безжалостная кровопийца, которая ночь за ночью вытягивает остатки жизненных сил, радость, оптимизм, само желание жить. Своими неощутимыми пинками она все ближе подталкивает к пропасти. Пропасти отчаяния или к какой-то другой пропасти. Вот он, край. Нужно сделать всего один шаг. Мгновения свободного парения и все… Все закончится! Может быть, лучше, если все и в самом деле закончится? Ведь ничего уже больше не будет! Чертово одиночество! Все теряет смысл, когда ты никому не нужен! Все теряет смысл, когда тебе ничего уже больше не нужно! Когда ты сам себе уже не нужен!.. Половинки! Этот Александр ничего не понимает! Мой муж и был моей половинкой! Он был моей половинкой. Иначе, отчего же душа моя и тело мое болят, будто у меня ногу отняли или руку? Отрезали без наркоза. Отчего же так больно, будто распилили меня надвое? Будто меня сейчас стало вдвое меньше! Он и был моей половинкой! А я так бездарно ее потеряла. Так глупо!
Вернись! Я прошу тебя, вернись! Я изменюсь, я буду другой! Я буду заботливой и внимательной. Хочешь, я заброшу свою работу, стану домохозяйкой? Буду готовить тебе завтраки и ужины, сама гладить твои рубашки. Я готова даже вручную стирать твои носки. Я стану хранительницей очага, а ты будешь добытчиком. Пусть мы будем жить в нищете. Лишь бы с тобой. Лишь бы ты был рядом! Я сделаю все, что ты хочешь, только вернись! Только будь со мной! Я не могу без тебя. Слышишь? Ну, услышь меня! Не будь таким жестоким! Вернись! Ты моя половинка! А я твоя. Ну как же ты этого не понимаешь?… Я старая, некрасивая, несчастная, одинокая баба. Мне уже тридцать шесть лет! Это уже даже не чуть-чуть за тридцать. Кому нужна такая, когда вокруг полно молодых, красивых и веселых? Ничего больше уже не будет. Ничего. Зачем мне жить?
        Москва. Сашин салон красоты
        - Здравствуйте, милочка! Как я рада, что застала вас здесь сегодня! А почему у вас такой унылый вид? Хотя, знаю-знаю. Такое несчастье! Бедная девочка!  - таким словами приветствовала Сашу, постоянная клиентка одного из ее салонов красоты, отставная актриса, неувядающая модница лет семидесяти пяти Вера Семеновна Зайцева.
        - Мне, очевидно, нужно уволить Машеньку за излишнюю болтливость,  - Саша бросила гневный взгляд на маникюршу, та испуганно съежилась.  - Боже мой,  - метались мысли в Сашиной голове.  - Я думала, что работа сейчас единственная моя отрада, моя панацея, а тут! Тут все уже в курсе моих неприятностей, шепчутся, смеются за моей спиной. Это ж какая радость - эту стерву-хозяйку бросил муж! Господи, куда мне деваться? Куда мне спрятаться от людей, от себя? От людей еще можно спрятаться, а вот куда спрятаться от себя?
        - Александра Васильевна, не будьте слишком строги к Машеньке, вы ведь разумная женщина и понимаете, что если маникюрша будет молчалива, то к ней никто не будет ходить. Где еще можно в наше время, когда все живут, уткнувшись в свои компьютеры и телевизоры, просто поговорить? Не при помощи букв в мониторе или как там он называется, не по телефону, а вот так вот, по старинке, сидя напротив и глядя друг другу в глаза. Вы знаете, я, в моем возрасте радуюсь любой возможности поговорить. Просто поговорить. Какое счастье, что вы еще очень молоды, и вам еще не ведомы такие проблемы! А ваша Машенька, она не просто маникюрша, она самый настоящий психотерапевт. Не сердитесь на нее, прошу вас,  - Саша улыбнулась принужденно.  - У вас есть минутка, чтобы выпить чашку чаю со старой дамой?  - продолжила Вера Семеновна.
        Вера Семеновна, безусловно, была дама презанятная, и Саше нравилось беседовать с нею, но вот сейчас не хотелось. Она заметила, что с тех пор, как осталась одна, с тех пор, как она внезапно пополнила многочисленный отряд мадам Брошкиных, она перестала быть склонной к общению. Теперь на ней будто бы стояло клеймо неполноценности. Все ее былые заслуги, все ее незаурядные качества будто бы перечеркнуло это клеймо. Она сама, все ее существо, казалось, было теперь сплошным клеймом неполноценности. Общаться теперь Саше не хотелось, тем более с совершенно посторонней дамой…
        Она согласилась. Не хотела показаться невоспитанной. Вечно мы делаем то, чего совсем не хотим, ради каких-то условностей, ради каких-то там мифических правил приличия.
        - Будьте добры, принесите нам две чашки чаю в комнату отдыха,  - обратилась Саша к администратору.  - Вы ведь предпочитаете черный с бергамотом, если не ошибаюсь?  - спросила она Веру Семеновну. Та кивнула.  - Мне зеленый с липой. Спасибо.
        Саша и Вера Семеновна сели друг против друга в высокие кресла.
        - О чем вы хотели поговорить?
        - Могла бы, конечно, о своем здоровье, оно у меня в последнее время слабовато стало, да, боюсь, вам это не интересно,  - усмехнулась Вера Семеновна.  - Знаете, милочка, вы мне глубоко симпатичны. И мне больно видеть такую цветущую юную даму, как вы, в столь плачевном состоянии.
        Саша напряглась.
        - Извините, мы не настолько знакомы, чтобы обсуждать мою личную жизнь. Мне бы этого не хотелось.
        - Да я и не предлагаю, милочка! Боже упаси! Я еще не совсем выжила из ума и все еще знаю толк в правилах приличия. К тому же я как-никак была светской дамой! Да и сейчас еще рановато сбрасывать меня со счетов в этом плане!  - Вера Семеновна горделиво выпрямилась.  - Поэтому я предлагаю поговорить о МОЕЙ личной жизни. Потому что мне, в отличие от вас этого хочется. И не нужно на меня смотреть с таким изумлением! У меня есть личная жизнь! И еще какая!  - старушка задорно подмигнула.  - Мне нужен ваш совет.
        - Да, я вас слушаю.
        - Понимаете, милочка,  - бывшая актриса перешла на театральный шепот,  - один джентльмен, на которого я имею серьезные виды, пригласил меня сегодня на свидание. Вечером мы встречаемся в одном респектабельном заведении, кажется в «Пушкине». О! Там такая дивная атмосфера! Я люблю там бывать. Но я безумно волнуюсь. Как девушка!  - Вера Семеновна зарделась.
        - Но это же чудесно! У вас свидание!
        - Да, но это мое первое свидание с этим господином. Хотя, признаться, второе. Первое было лет сорок назад. Я тогда была очень молода, лет тридцать пять мне было. Легкомысленная была, ветреная, мужчины так и вились вокруг меня, как мотыльки, я и не относилась к ним серьезно. У меня уже было тогда два брака за спиной, сын-подросток. Я избегала серьезных отношений. Не знаю, поймете ли вы меня, но после двух мужей мне казалось, что мужчины меня обременяют, лишают свободы, а я хотела порхать, как та стрекоза из басни. Я хотела быть свободной, я больше не хотела никаких обязательств. Я хотела влюбляться каждый день. Ведь только влюбленность рождает вдохновение. Только драма рождает желание творить. Тихие семейные будни меня угнетали. Убивали во мне актрису. Я была ослеплена тщеславием. Мнила себя великой актрисой. Воображала, будто меня не зовут в кино и не дают главных ролей в театре из зависти. Все это были козни и происки врагов. Только на старости лет и поняла, что была не так уж и талантлива. А тогда… Впрочем, это теперь уже не важно. Валерий Петрович… Он был в те времена блестящим офицером,
полковником, настоящим красавцем. Укараулил меня после спектакля с огромным букетом белых хризантем. Позвал меня в «Прагу», и там, за армянским коньяком признался мне в любви. Да они все так поступали, чтобы получить от меня желаемое. А этот был особенный. Он говорил искренне. Я сразу ему поверила. Уж что-что, а фальшь-то я чувствую сразу. Я ему поверила и тут же испугалась… Что я ему могла предложить кроме своей ветрености? Я его отвергла. Тогда мне казалось, что я поступаю благородно - мне чудилось, что я вполне могу разрушить его жизнь, сделать его несчастным. Я тогда пребывала в образе роковой женщины.  - Вера Семеновна вздохнула.  - Я отдавалась каким-то хлыщам, сейчас я уже могу об этом говорить, кого интересует прошлое всеми забытой старухи… А порядочного мужчину я отвергла. А ведь он мог быть моей судьбой.  - В глазах пожилой дамы блеснули слезы…  - А я его упустила, глупо, самонадеянно упустила.
        - Но он же снова объявился!  - возразила Саша.  - Кстати, как он вас нашел?
        - В одной социальной сети.
        Саша расхохоталась:
        - Вы сидите в социальных сетях?
        - Не вижу ничего смешного!  - старушка обиженно поджала губки.  - Вы считаете, есть какие-то возрастные ограничения на пользование интернетом? Вы думаете, что люди моего поколения не в состоянии освоить блага цивилизации?
        - Простите ради бога, я восхищаюсь вами! Хотела бы я остаться такой же молодой в вашем возрасте, но, признаться, я сейчас чувствую себя древней старухой. А мне нет еще и сорока.
        - А вот это вы зря, милочка. Мне бы вернуться в ваши годы! Самый благодатный возраст. Женщина за тридцать прекрасна: она уже нашла свой стиль, она знает себе цену, у нее есть материальное благосостояние, есть бесценный жизненный опыт… Хотя нет, не хочу возвращаться в ваши годы, потому что для меня всегда лучшим был тот возраст, в котором я находилась. И сейчас у меня самый лучший возраст… Но, милочка, а вдруг Валерий Петрович так не считает?
        - Извините, я вас не совсем понимаю.
        - Александра Васильевна, голубушка, у меня сегодня свидание с мужчиной, который не видел меня сорок лет! Вы подумайте, вы вот себя старухой считаете, а ведь вы еще даже столько на белом свете-то не живете, сколько мы не виделись! Боже мой, боже мой!  - запричитала Вера Семеновна!  - Я ведь не помолодела с тех пор! Боже мой! Боже мой! Целых сорок лет! А вдруг он меня испугается?
        - Вера Семеновна, вы прекрасно выглядите!
        - Да, для своего возраста, но видели ли бы вы меня сорок лет назад! Какой красавицей я была!
        - Вы и сейчас красавица! Вы что же думаете, что он за это время не изменился? К тому же он ведь должен догадываться, что прежней остаться невозможно. Это просто невозможно! К тому же, если он нашел вас спустя столько времени, значит, ему зачем-то это было нужно?
        - А вдруг он просто поглумиться надо мной хочет? Отомстить? Вдруг он задумал насладиться теми разрушениями, что сотворило со мной время?
        - Человек, который по-настоящему любил, не может так поступить,  - Ответила Саша убежденно.
        - Вы слишком наивная девочка,  - Вера Семеновна с сомнением покачала головой.  - Чем сильнее человек любил, тем больше подлостей он может совершить, когда разлюбит. Человеческая природа слишком противоречива. В каждом из нас с известной долей комфорта уживаются и ангелы, и демоны.
        - И все же мне хочется верить в лучшее. А что он вам написал?
        - Он написал, что счастлив видеть меня здесь. Рад, что я в добром здравии, что я ничуть не изменилась. Вот старый лис!  - линялые голубые глазки старой леди зажглись юношеским огнем.  - Еще он писал, что все эти долгие-долгие годы помнил обо мне. Женился, конечно, но обо мне помнил. Год назад он овдовел. Думал, что не переживет этой потери, сам уже начал готовиться к смерти, но дети обучили его работать на компьютере. Он говорит, что после этого к нему вернулся интерес к жизни. Интернет, говорит, спас его от одиночества, а уж когда он меня нашел, так, вообще, будто помолодел лет на двадцать. Робко так, на свидание меня пригласил. Не откажете ли вы мне, говорит, в чести отужинать со мной. Тем самым, говорит, вы сделали бы меня несказанно счастливым. Весьма галантный кавалер, весьма! Кстати, Валерий Петрович ушел в отставку в чине генерала. К тому же он еще и состоятельный. Очень завидный жених. Судите сами, как я могу отказаться от свидания с таким мужчиной? В моем возрасте, милочка, разбрасываться кавалерами крайне неосмотрительно. Ведь каждый из них может стать последним.
        Саша еле сдержала улыбку. Она-то в свои тридцать шесть убеждена, что ей уже ничего не светит, что муж был ее последним мужчиной. А впереди годы одиночества и запустения.
        - А чем я могу вам помочь?  - спросила она с отчетливым оттенком зависти в голосе.
        - Ах, милочка! Мне совет ваш нужен, как дамы с изысканным вкусом, как мне нарядиться, чтобы не выглядеть слишком старой и слишком жалкой?
        - Не говорите глупостей!  - искренне возмутилась Саша.  - Вы не выглядите жалкой. К тому же мне ли вас учить наряжаться? Вы же настоящая икона стиля.
        - Вы мне льстите, милочка.
        - Вы хотите еще комплиментов? Что ж… Вы самая элегантная из моих клиенток. Еще я уверена, что очень немногие ваши ровесницы выглядят в вашем возрасте так же как вы. А вам на вид не дашь больше пятидесяти пяти.
        - Спасибо,  - сдержанно поблагодарила Вера Семеновна.  - Мне сейчас редко делают комплименты, все чаще приходится на них напрашиваться, а это, согласитесь, несколько унизительно.
        Саша подумала, что чем напрашиваться на комплименты, проще принять свой возраст, принять свое старение как неизбежность и стариться достойно, без всех этих нелепых ухищрений по продлению молодости. Хотя осуждать легко, а кто знает, что ждет ее, Сашу, когда ей перевалит за семьдесят? Ей бы хотелось, чтобы рядом был любимый мужчина, с которым бы они старились вместе. А бегать по свиданиям в преклонном возрасте…Это, безусловно, достойно восхищения, но ей, Саше, этого не хотелось бы. Тем более быть одинокой, никому не нужной старухой. И хотя, казалось бы, ей пока рано об этом думать, но уже сейчас есть предпосылки к тому, что быть ей одинокой старухой, раз уж она сейчас одинокая женщина средних лет без каких бы то ни было перспектив на изменение этого статуса…
        Саша внимательно посмотрела на Веру Семеновну. Безусловно, она не выглядела на пятьдесят пять, но и на даму за семьдесят похожа не была. Она была все еще красива. Не хранила следы былой красоты, а была именно красива зрелой, увядающей красотой. Было видно, что к помощи пластической хирургии она прибегала, но без фанатизма. Всегда была подчеркнуто элегантна, всегда на каблуках. Никогда Саша не видела Веру Семеновну с вульгарным макияжем, которым иногда грешат пожилые дамы: никаких тебе тонн тонального крема и пудры, кричащих пятен румян, яркой помады. Всегда легкий естественный макияж. Пожалуй, Саша была несправедлива к Вере Семеновне - она стареет именно достойно. Не предается унынию, открыта всему новому, живет, а не доживает. Саша улыбнулась:
        - Вера Семеновна, ничего не бойтесь! Ваш Валерий Петрович будет вами очарован, даже не сомневайтесь. Мне почему-то кажется, что с возрастом вы стали только лучше, мягче. Научились ценить мужчин.
        Вера Семеновна утерла уголки глаз кружевным платочком.
        - Спасибо, милочка, спасибо! А еще говорят, что молодежь у нас пошла черствая, эгоистичная. Правильно, я не верила. Знаете, мне кажется, если я когда-нибудь начну хаять молодежь, это значит, я сдалась, состарилась… Так, вы думаете, милочка, мне нечего опасаться касательно Валерия Петровича?
        - Этого, конечно, я вам гарантировать не могу, но как говорится, кто не рискует, тот не пьет шампанского, а вы ведь будете его пить. Ведь непременно потребуете самого дорогого! Знаю я вас, проказницу.
        - Да, я всегда была дорогой женщиной,  - согласилась Вера Семеновна.  - Но раньше я была ветреной кокеткой. А сейчас я, наконец, созрела для серьезных отношений. Так что, возможно, я не стану заказывать самое дорогое шампанское, чтобы не испугать потенциального жениха. Еще подумает, что я транжира! Пора мне уже остепениться, пора!  - пожилая дама заливисто рассмеялась.  - А вот вам, Сашенька, пора уже немного пораспутничать. Пожить немного в свое удовольствие. Познать радости жизни и… мужчин… Знаете, среди них встречаются прелюбопытнейшие экземпляры! К чему вам зацикливаться на одном?  - Саша помрачнела.  - Ну что за выражение лица, милочка! Нда-а-а, пожалуй, распутничать вам еще рановато,  - Вера Семеновна покачала головой.  - Распутничать нужно от жажды наслаждений, а не от отчаянья! Сначала вам нужно излечиться. Хотите, подскажу рецептик? Не панацея, конечно, но вполне действенный способ.
        И тут Саша неожиданно для себя кивнула. Куда вдруг исчезла ее гордость, куда подевалась ее маска уверенной в себе, сильной женщины? Она готова была сейчас, как девчонка, поверить в чудо. В волшебное лекарство, которое излечит ее от несчастной любви, от этой неизбывной тоски. Благодаря которому она снова сможет улыбаться.
        - Это не очень быстрый способ, ведь всем известно, что самый лучший лекарь - это время,  - Вера Семеновна усмехнулась.  - По крайней мере, в молодости, когда еще есть иллюзия, что человек располагает неограниченным количеством времени. А мой способ заключается в том, чтобы учиться получать маленькие удовольствия от жизни путем подражания.
        - Это как?
        - Скажите, милочка, вас сейчас радует, например, тот факт, что наступило утро?  - Саша отрицательно замотала головой.  - А я вот радуюсь, потому что вполне отдаю себе отчет, что утро следующего дня для меня может не настать. Вы радуетесь чашке кофе? Разговору с подругой? Любимому блюду? Новым туфлям или сумке? Это ведь для вас обыденность? А для меня радость. Видите, в чем фокус? Все зависит от взгляда на вещи. Одних они радуют, а другие их воспринимают как должное. А ведь можно изменить взгляд на мелочи своей жизни.
        - Извините, Вера Семеновна, не сочтите меня излишне прямолинейной, но вы сейчас говорите прописные истины,  - возразила Саша раздраженно и несколько разочарованно.  - Я не раз читала об этом в психологической литературе.
        - Вы меня не дослушали, милочка,  - Вера Семеновна собралась было обидеться, но все же решила продолжить играть роль великодушной наставницы.  - Вы совершенно правы, все говорят, что ни одно событие в жизни не является ни белым, ни черным, только наш взгляд окрашивает его в тот или иной цвет. Все говорят о том, что нужно менять свой взгляд на события, но никто не говорит, как. А у меня есть способ. Так вы хотите его узнать?  - Саша кивнула.  - Я решила превратить это в игру. Очень занимательную игру. Я ходила по ресторанам, магазинам, фитнес-центрам, ездила по курортам, и наблюдала за людьми. Мне было интересно, от чего люди получают удовольствие. И оказалось, что иногда они наслаждались самыми неожиданными вещами. Выпить пива или коньяка в Макдональдсе, разливая все это под столом. Вы бы видели счастливые лица этих мелких хулиганов. Видела девушку в бассейне, которая совсем не умела плавать, но смогла каким-то чудом пробарахтаться метра два и не пойти ко дну. О! Ее красное от натуги и светящееся от удовольствия лицо я не забуду никогда! Женщины, которые в магазинах кругами ходили вокруг
понравившейся пары туфель! Как им было жалко денег, но как светлели их лица, когда они, наконец, решались купить эти чертовы туфли! Молодежь в барах, играющая в мафию или во что-нибудь еще! Толстяки, с вожделением уплетающие любимые блюда! Провинциалы, с восторгом взирающие на Кремль! Бомж, с упоением затягивающийся подобранным на асфальте бычком! Вы не представляете, столько в мире вещей, от которых можно получать удовольствие! Я, безусловно, не призываю вас собирать бычки! Найдите себе что-нибудь более приятное. Так вот, суть моего метода состоит в том, чтобы наблюдать и подражать! О! Это такая дивная игра! Она дает такую безграничную свободу действий! Если вы раньше ни за что не пошли бы одна в ресторан или в бар, не отправились бы путешествовать в одиночку, то теперь у вас есть и оправдание, и цель - вы исследователь, вы охотник за удовольствиями! Когда-то это меня спасло, к тому же я много нового узнала о людях. Попробуйте! Милочка, вот сегодня же вечером, вместо того, чтобы проводить вечер дома в одиночестве, вместо того, чтобы сокрушаться по поводу своей несчастной доли, наденьте свой самый
обольстительный наряд и отправляйтесь в ресторан, сядьте в уголочек и наблюдайте. И только, ради бога, непременно наплюйте на то, что могут подумать о вас окружающие. Будьте выше общественного мнения! С какой стати обращать на него внимание? Вы же сама себе хозяйка! Почему вы должны равняться на каких-то чужих людей? Пусть они на вас равняются! В конце концов, все новее создается теми, кто когда-то пошел наперекор общественному мнению.
        - Интересная идея,  - протянула Саша.  - Спасибо, Вера Семеновна, за участие и советы.
        - А вы уж простите меня за навязчивость. Я пытаюсь сдерживать свое желание во все вмешиваться, свойственное дамам моего возраста, но у меня не всегда получается.
        - Пойдемте, я провожу вас к нашим мастерицам, они вам масочки разные сделают, чтобы вы еще красивее стали и сегодня в честь вашего свидания с потенциальным женихом, вам скидка пятьдесят процентов.
        - Вы слишком добры, милочка! Спасибо!
        - Вовсе нет, я очень меркантильный человек, иначе я не смогла бы вести бизнес, но сегодня я просто обязана сделать вам маленький подарок, вы очень мне помогли.
        Дамы расстались крайне довольные друг другом и полные самых радужных надежд.
        Вечер Саша провела дома. В стенаниях о своей несчастной доле. Она так и не нашла в себе сил отправиться на поиски удовольствий.
        Это все чушь несусветная!  - думала Саша.  - Несусветная чушь! Какие удовольствия в моем положении? Какие удовольствия? День прошел, и, слава Богу! Господи, когда-нибудь я смогу снова радоваться? Когда-нибудь я смогу снова смеяться? Когда-нибудь я смогу получать удовольствие хоть от чего-нибудь? Когда-нибудь настанет этот день? Господи, сделай так, чтобы он настал как можно скорее! Отчего такая несправедливость? Старуха семидесяти пяти лет проводит вечер в ресторане в обществе мужчины, у нее свидание, а я вот уже несколько недель провожу вечера в полном одиночестве.
        Я ведь еще молода, очень молода. Вера Семеновна права, я еще очень молода! Отчего же я чувствую себя такой старой? Тридцать шесть лет, это ведь возможно, еще даже и не середина жизни. Если, допустим, я доживу до восьмидесяти. И ведь мне нужно как-то прожить еще сорок четыре года. И не могу же я сорок четыре года жить в полном унынии. Так ведь не бывает. Значит, будут у меня в жизни еще радости! Будут успехи! Будет новая любовь! Боже! Мне тридцать шесть лет, а у меня еще нет детей! А вдруг у меня никогда их не будет? Вдруг у меня никогда больше не будет мужчины и детей тоже не будет? Ничего страшного, можно обратиться к искусственному оплодотворению. А почему у меня до сих пор нет детей? Боже, почему я только сейчас об этом задумалась, когда я осталась совсем-совсем одна? Почему он не хотел детей? Почему он всегда был против детей? Почему я не настояла? Почему я только смеялась, когда он говорил: «У тебя уже есть большой ребенок, зачем тебе еще один?». Ненавижу! Из-за тебя я потеряла время! Сколько времени упущено! Ты отнял у меня лучшие годы детородного периода! Из-за тебя у меня нет детей! Из-за
тебя я совсем одна! Почему, почему я тогда выбрала тебя? Почему любой выбор по прошествии времени нам кажется неправильным?
        Турция. Кемер. 5 лет назад
        Саша давно заметила, что женщина пользуется наибольшим спросом тогда, когда она уже занята.
        Она приехала в Турцию, чтобы побыть одной. Влад приехал в Турцию, чтобы найти сексуальные приключения, а если повезет, то и любовь. Мужчины, как это ни странно звучит, для некоторых женщин, тоже ищут любовь. Саше тогда не удалось побыть одной. А Влад нашел свою любовь, но не счастье.
        Саша всегда считала себя особой довольно приземленной. Романтика была ей чужда. Так уж получилось, что в этом мире она не то что бы жила, она выживала. Какая уж тут романтика? Она не верила во всякие глупости вроде любви с первого взгляда и курортных романов, заканчивающихся фразой: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день». В ее жизненную концепцию эти легковесные явления, попахивающие детсадовской наивностью, никак не вписывались. И вдруг…
        - Послушай, ну зачем тебе выходить за него замуж?  - вопрошает Влад и с отчаяньем заглядывает в Сашины глаза.  - Ну, зачем?
        - Все уже решено,  - отвечает Саша, и глаза отводит. Тем более что в них уже плещутся непрошенные слезы.  - Уже все решено… Свадьба через месяц. Платье купила… Белое…Я в нем похожа на принцессу. Ты бы видел меня в этом платье!
        - Я бы очень хотел увидеть тебя в этом платье, но не рядом с этим жиголо, твоим женихом, а рядом со мной. Оставь себе это платье, но смени мужчину!
        - Я не могу, я обещала… И я люблю его,  - долгая пауза.  - Наверное.
        Они сидят за столиком в пляжном баре в парке Мун Лайт. Их босые ноги утопают в теплом июльском песке. На их лицах пляшут отблески пламени костра. Совсем рядом, в шумных волнах прибоя танцуют какие-то парочки. Для них отдых только начинается. Для Саши и Влада все уже закончилось. Он отказывается в это верить. Для нее это очевидно. Никому из них не хочется, чтобы все закончилось.
        - Ломать свою жизнь только потому, что ты кому-то что-то там обещала? Тебе не кажется, что это глупо? Женская логика, мать ее!  - горячится Влад.  - Тебе со мной будет лучше. Ты же сама говорила мне прошлой ночью, что тебе никогда ни с кем не было так хорошо!
        - Влад, я же даже фамилии твоей не знаю! О чем ты говоришь? Откуда ты можешь знать, с кем мне будет лучше? Откуда ты можешь знать, что тебе будет хорошо со мной?
        - Ястребов,  - выкрикивает Влад.
        - Что ястребов?
        - Моя фамилия - Ястребов. Мне двадцать девять лет, я не женат и никогда не был. Я работаю в банке и у меня очень хорошие перспективы карьерного роста. Собственно, я уже начальник отдела. У меня есть своя квартира в Москве. Я не богат, но и не беден. Я коллекционирую пивные пробки, обожаю гонять на байке, сочинять песни и играть на гитаре. И я люблю тебя!
        - Крылова. Моя фамилия Крылова. Мне тридцать один год. Я предприниматель. У меня тоже есть своя квартира в Москве. Я не слишком богата, но и не бедна. Я все привыкла делать сама. Иногда я не чувствую себя женщиной, потому что я слишком много работаю, всегда сама принимаю решения и несу за них ответственность. У меня нет времени на увлечения. И я не люблю тебя. Пойми, не люблю!
        Саша не хотела быть жестокой, она не хотела делать больно Владу, но она должна была прекратить это безумие. Уже через несколько часов она вернется к своей обыденной жизни. Уже через несколько часов она снова взвалит на свои плечи груз ответственности за свой бизнес, за своего непутевого избранника, который умеет лишь витать в облаках бессмысленных прожектов и любить ее, Сашу. Уже через несколько часов она снова станет прагматичной москвичкой провинциального происхождения, в жизни которой есть лишь цели, к которым нужно стремиться. И вершины, которые необходимо покорять. Уже через несколько часов… Почему эта сказка должна закончиться? Откуда вообще взялась эта сказка? Как она, порядочная женщина, могла стать необузданной вакханкой? Как она могла изменить жениху за месяц до свадьбы? И почему она даже не испытывает угрызений совести? Кто она, черт возьми, такая? Та ли она на самом деле, кем привыкла себя считать? Ей нравится быть вакханкой! Ей нравится быть женщиной, а не машиной по зарабатыванию денег. Ей нравится быть женщиной, а не нянькой. Ей нравится, когда за ней ухаживают, когда о ней
заботятся. Зачем ей выходить замуж за Питера Пена? Может быть, Влад прав? Жизнь ведь может быть праздником, а не чередой унылых будней, подчиненных могущественному слову «должна».
        - А я тебе не верю,  - говорит Влад и увлекает ее танцевать под звуки тантамов. Отблески пламени костра пляшут на их телах, извивающихся в прощальном танце обреченной страсти. Блещут звезды, плещут волны. Как скоро это курортное счастье закончится. Почему еще никто не придумал, как можно останавливать мгновения?
        Они возвращаются за столик. Они пьют красное вино. Она смотрит ему в глаза. Старается запомнить. Глаза, губы, улыбку, печальную морщинку на переносице. Интересно, сколько она будет их помнить? А зачем их помнить? Это же всего лишь эпизод ее жизни, который куда безопаснее забыть. Но ведь этот эпизод может стать чем-то большим? Ведь может? Или нет? Только она прямо сейчас может это решить. Больше никто.
        - Если ты его так любишь, почему ты приехала сюда одна?  - допытывается Влад. Он все еще не теряет надежды.
        - Я очень много работала, чтобы накопить на эту свадьбу. Я ведь с детства мечтаю, что у меня будет настоящая свадьба: с белым платьем, с фатой, с тортом, с гостями… А эта мечта не такая уж и дешевая,  - Саша усмехается.  - В общем, я очень много работала и устала. Я поняла, что если я прямо сейчас куда-нибудь не уеду, я просто не выдержу. И вот я здесь.
        - А почему ты не поехала с ним?
        Саша замолкает, но потом, повинуясь порыву пьяной, отпускной откровенности, решает все-таки признаться:
        - А от него я тоже смертельно устала. Видеть уже не могла. Я крутилась как белка в колесе, чтобы заработать нам на свадьбу, а он…
        - А что он?
        - А он придумывал, как открыть бизнес по продаже каких-то очередных мыльных пузырей. Любой его бизнес-проект похож на мыльный пузырь. И вот он лежал на моем диване и придумывал какой-то очередной безумный проект мгновенного обогащения. А я крутилась как белка в колесе.
        Влад рассмеялся:
        - Чудесная история! А кто из вас кого замуж-то позвал? Тут, действительно, женщиной себя перестанешь чувствовать,  - в Сашиных глазах лисьим хвостом мелькает злость. Влад будто бы ничего не заметил.  - Ты его замуж позвала?
        - Нет! Он меня!  - отвечает Саша. В ее голосе звучит сдавленная ярость,  - он меня очень любит. Он не может жить без меня.
        - Ну, разумеется, как он сможет жить без своей кормилицы? Ведь это ты его содержишь?
        - Он тоже зарабатывает… Просто немного. Пока немного, но у него большой потенциал. Я уверена!
        - Ты сама себя сейчас пытаешься убедить?
        - Разве деньги главное в отношениях?  - Саша почти кричит.  - Какая разница, кто зарабатывает деньги, муж или жена? Главное, чтобы людям было хорошо вместе! А нам хорошо вместе! Он обо мне заботится, он каждый день говорит, какая я красивая, какая я замечательная! Он такой нежный!
        - Именно потому, что он такой потрясающий мужчина, ты от него и сбежала!
        - Я не сбежала, я просто поехала отдохнуть. Имею я право на отдых?
        - Ну, разумеется, это конституционное право каждого гражданина России.
        - Ты просто ревнуешь!
        - Да, я просто ревную! То есть я не просто ревную, я очень сильно ревную! Иди сюда, чужая невеста!  - Влад берет Сашу за руку и притягивает к себе. Она не сопротивляется.  - Я не знаю, что там будет дальше, но эта ночь наша, только наша. И я слышать больше ничего не хочу о твоем чертовом женишке!..
        На рассвете они сидели на мраморных ступенях отеля и ждали автобус, который должен был забрать Сашу в аэропорт. Влад оставался еще на три дня.
        - Я тебя очень прошу, не выходи за него замуж! Как ты не понимаешь, ты совершаешь ошибку!  - шептал Влад Саше в ухо и гладил ее колени.
        - А что ты мне можешь предложить взамен?  - спросила Саша и зевнула. Больше всего на свете она сейчас хотела спать. Для нее вся эта пляжная влюбленность уже закончилась. Она была уже на пороге реальности.
        - Я сам на тебе женюсь!
        - Очнись, детка! У нас был всего лишь курортный роман! Много ли ты знаешь курортных романов, которые заканчивались свадьбами? Вся твоя страсть испарится в то мгновение, когда ты сойдешь с трапа самолета в Москве. А, может быть, и раньше. Уже сегодня ты можешь встретить смазливую курортницу из вновь прибывших, и с тобой случится новая любовь!
        - Может быть, ты и права, но сейчас я тебя люблю, и мне кажется, что мы были бы хорошей парой. Мне кажется, ты именно та женщина, которая мне нужна… А он… Независимо от того, есть я в твоей жизни или нет, он тебе не пара. Ты так и будешь нянчить его и ждать, когда же он, наконец, разбогатеет. А он не будет богатеть, потому что у него для этого не будет стимула, у него ведь есть ты, ломовая лошадь. Его жена, боевая подруга, мать… А однажды он сбежит, потому что не сможет тебе простить, что ты его содержала. Это же такое унижение для него! Он же мужик! Или разбогатеет, что вряд ли, конечно. И тогда, тем более, сбежит, потому что мамка ему больше не будет нужна! А меня не нужно содержать, я сам умею зарабатывать. Не хуже тебя, поверь мне! Мне женщина нужна, любовница, жена! Я бы баловал тебя… Ты бы родила мне сына и дочку, и мы бы вместе их баловали!
        - Почему романтически настроенные мужчины встречаются исключительно на берегах всевозможных морей, а в мегаполисах бродят только прожженные циники, эгоисты и женоненавистники?.. Почему не едет автобус? Почему он опаздывает?
        - Вот и хорошо, что опаздывает! Санечка, неужели ты думаешь, что наша встреча была случайной? Так ведь не бывает. Ничего случайного не бывает.
        - И что же может означать наша встреча?
        - Для кого?
        - Для меня, например?
        - Ну…  - Влад задумался.  - Например, судьба могла непрозрачно намекнуть, что не так уж сильно ты и любишь своего жениха, если оказалась в постели со мной. А, может, она не намекнула, а прямо сказала, что не нужно тебе быть с тем мужчиной, а нужно быть вот с этим, потому что он подходит больше, и будешь ты с ним счастливее. Да она просто дала тебе шанс изменить свою жизнь, свернуть на другой путь, быть с другим мужчиной! Все же ясно, как божий день!
        - А может, судьба предоставила мне возможность понять, правильно ли я сделала свой выбор? Правильно ли я выбрала своего единственного мужчину из миллионов других?
        - И как? Правильный выбор ты сделала?
        - А вот и автобус!  - Саша поспешно вскочила.  - Да ни в чем она не была сейчас уверена! Ей хотелось поскорее уехать от Влада. Еще больше ей хотелось с ним остаться. Что лучше - новое, манящее своей неизвестностью или проверенное, надежное, пусть и не слишком подходящее старое?  - Прощай! Ты потрясающий! Почему же ты мне не встретился раньше?
        Они порывисто обнялись. Что может быть слаще прощального объятья? Что может быть горше прощального объятья?
        - Я буду ждать твоего звонка,  - прошептал Влад, когда оторвался от Сашиных губ, от ее тонкого тела, покрытого красноватым загаром.
        - Заходите в автобус,  - сказала девушка-гид.  - Нам пора ехать…
        Саша так и не позвонила Владу. Она собиралась. Она даже мечтала об этом, когда ехала в аэропорт. Она представляла себе, как звонит ему, когда летела в самолете. В ее дерзновенных мечтах она даже пускалась во все тяжкие, бросала жребий и переходила Рубикон - убегала от своего жениха-неудачника и жила долго и счастливо со своим самоуверенным героем-любовником. И рожала от него детей, и они вместе их баловали. Но когда в зале прилета Домодедово ее встретил сияющий, счастливый, такой родной мужчина, который вскоре должен был стать ее мужем, она устыдилась и своих нелепых мечтаний, и связи свой курортной устыдилась и предпочла о ней забыть поскорее. Это был всего лишь предсвадебный дурман. Паника. Истерика. Услада усталого тела. Небольшой карнавал под наглыми огромными турецкими звездами, случившийся почти во сне, в пьяном угаре ол-инклюзива. Что угодно, только не любовь. Ничего вообще не было. Не было никакого Влада. Не было никакой страсти. И сожалений никаких быть не должно. Она о нем не вспоминала. До тех пор, пока все у нее было относительно хорошо, до тех пор, пока не сбылось пророчество Влада,
пока от нее не сбежал муж, которому больше не нужна была мамка… А вдруг Влад все еще ждет ее звонка?
        Москва. Кафе. Вечер пятницы
        На принятие положительного решения относительно целенаправленного поиска удовольствий у Саши ушла целая неделя. Оказалось, что это не так-то просто - искать в жизни удовольствия вместо страданий…
        Она долго шла по неугомонной Тверской, поливаемой ноябрьским ледяным дождем. Выбирала, куда бы ей зайти, где ее одинокое появление будет уместно. В итоге зашла в первое попавшееся кафе, когда совсем уж одолел холод. Там было тепло, шумно и накурено. Ни один человек, кроме администратора, не взглянул на нее. И, действительно, что на нее смотреть? Так, не слишком молодая худая женщина в неприметном черном пальто с намокшими от дождя длинными волосами. Не слишком привлекательное зрелище.
        - Вы одна?  - спросила Сашу юная девушка-администратор. Саше показалось, что в ее голосе промелькнуло презрение.
        - Да, забежала к вам погреться. На улице совершенно отвратительная погода,  - почему-то начала оправдываться Саша.
        Девушка понимающе улыбнулась и проводила посетительницу к самому маленькому столику в кафе. Однако рядом с ним стояло два стула.
        - Это что же, столиков для одного не существует?  - подумала Саша.  - Сколько в этом городе одиноких людей? Сотни тысяч, а то и миллионы. И никто-никто не решается это продемонстрировать публично? Никто не решается посидеть в одиночку в кафе? Все вон, кто вдвоем, кто в компании. Одиночество, это что же, признак неполноценности? Это что же, появляясь одна в кафе, ты признаешь, что совсем-совсем никому не нужна? Но никому, разумеется, не хочется в этом признаваться. А вдруг обо мне подумают, что я от отчаянья пришла сюда сниматься? Что там говорила Вера Семеновна: «нужно быть выше общественного мнения»? Так вот, я выше общественного мнения. Я выше общественного мнения. И вообще, у меня здесь миссия - я охотница за удовольствиями. У меня здесь намечается приключение созерцательного характера. А что, наблюдать за чужими приключениями, это ведь тоже приключение!
        Для начала Саша заказала себе чашку кофе. Для разминочки. Но сейчас она посмотрит, какой напиток и какое блюдо вызывает у публики наибольший веселящий эффект и закажет себе тоже самое. Когда Саша сделала первый глоток кофе, приятное тепло разлилось по ее пищеводу, когда она, наконец, согрелась, она вдруг почувствовала, что счастлива. Да разве это важно, что она сейчас одна? Она ведь жива. Она может сейчас сидеть в кафе и пить этот чудесный кофе. Ну, подумаешь, она сейчас одна, но ведь уже завтра все может измениться. Да что завтра, уже через несколько мгновений все может измениться! Ведь в жизни нет ничего постоянного. И одиночество - это тоже не навсегда…
        Она выбрала двух девиц. Было им лет по двадцать пять-двадцать семь, были они слишком тщательно одеты и накрашены для вечера пятницы и этого вполне демократичного кафе. Девицы задорно пили шампанское и довольно вяло ковырялись в карпаччо из лосося с рукколой. До Саши долетали обрывки их разговора. Они обсуждали каких-то мужчин. Кто как на кого посмотрел, кто что сказал, и что все это может значить. Главный вопрос повестки дня - влюблен ли некий Кирилл в девицу в изумрудной атласной блузке, или эта влюбленность не более чем плод ее уставшего от одиночества воображения. Девицам было весело. Их явно забавляла эта дивная игра в разгадывание психологических ребусов. Это явно наполняло их жизнь неким призрачным смыслом. Чем, в конце концов, придуманная любовь хуже настоящей? Главное, чтобы она была. Девицы пребывали в предвкушении чуда. А та, в изумрудной блузке, постоянно глупо улыбалась, глаза ее смотрели мимо реальных предметов и людей. Взгляд ее был устремлен куда-то внутрь себя, в фантазии, туда, где ее роман с этим Кириллом уже происходил. Там все у них уже было. Девица была влюблена…
        Саша заказала себе шампанского и карпаччо с рукколой. Все как у девиц. Вряд ли Саша могла бы прямо сейчас влюбиться, но никто ведь не запретит ей мечтать о любви и рисовать светлый образ будущего любимого. В своем воображении она могла создать кого угодно - самого красивого, самого умного, самого заботливого и самого успешного мужчину. И вот она уже бежала по кромке прибоя в прозрачном белом платье с белокурым, загорелым, стройным, высоким красавцем. Он кружил ее, опрокидывал в волны и они целовались. Поцелуи были соленые, сладкие и головокружительные… Вот оно, наслаждение номер один в новой коллекции Сашиных удовольствий - позволить себе мечтать. Не копаться бесконечно в прошлом, а устремиться в будущее. Да и в настоящем ей в данный момент было весьма комфортно.
        - Вы одна?  - Саша была грубо вырвана из объятий воображаемого красавца низким, хрипловатым мужским голосом. Снова этот дурацкий вопрос. Перед ней стоял молодой человек лет тридцати, не слишком высокий, темноволосый, в светлых джинсах и черном пальто, похожем на бушлат.  - Там очередь на входе образовалась, а я замерз страшно, пришлось соврать, что я с вами. Можно присесть за ваш столик? Я не буду слишком навязчив,  - он обаятельно улыбнулся.
        Саша растянула губы в улыбку, пытаясь скрыть досаду, и кивнула. А ведь могла бы и отказать - она только-только начала получать удовольствие от того, что в данный момент совсем одна. Откуда он взялся? Зачем? Она была сейчас расположена к созерцанию, но отнюдь не к новым знакомствам.
        Молодой человек снял свой бушлат, повесил его на вешалку и плюхнулся на стул напротив:
        - Спасибо,  - произнес он и снова обаятельно улыбнулся, жестом подозвал официанта, не заглядывая в меню, заказал бокал пива и пасту с белыми грибами, достал из кармана сигарету и закурил с явным удовольствием.  - Вы не возражаете?  - спросил он запоздало. Саша не возражала. Она принялась за свою рукколу, но, оказалось, что есть в непосредственной близости от совершенно незнакомого, симпатичного мужчины не так уж и уютно. Удовольствие было безнадежно испорчено. Она тоже достала из сумочки сигарету. Молодой человек предупредительно поднес ей зажигалку.
        - Вы не беспокойтесь, как только освободится столик, я пересяду, не хочу вам мешать,  - сказал он виновато.
        Саша оглянулась вокруг - все были поглощены едой, напитками, разговорами: уходить никто не собирался.
        - По-моему, это случится очень нескоро,  - усмехнулась Саша,  - раз уж нам предстоит разделить трапезу, предлагаю познакомиться. Отужинать со знакомым человеком, как мне кажется, гораздо приятнее, чем с незнакомым.
        - Борис!  - представился молодой человек и снова улыбнулся. На сей раз не просто обаятельно, а с оттенком теплоты и приязни.
        - Алиса!  - соврала Саша. Так она называла себя в далекой юности, когда знакомилась с парнями - ей казалась, что это имя добавляло ее образу таинственности. В те времена она наивно полагала, что в женщине непременно должна быть какая-то загадка, а лучше несколько. Она воображала, что таинственность эта добавляет ей притягательности. Ни с одним из тех, кому она назвалась Алисой у нее так ничего и не вышло. И время уже стерло их имена и лица из всех архивов ее памяти. Наверное, глупо надеяться, что этот вот мужчина напротив, в синем джемпере из тонкого трикотажа с v-образным вырезом, может быть ее половинкой. Хотя, он, безусловно, весьма неплох - широкие плечи, яркие голубые глаза, чувственные пухлые губы и подбородок, который некоторые романисты называют волевым. И пальцы у него, длинные, тонкие. Аристократичные пальцы. Она даже представила, как он касается этими своими пальцами ее спины. Тут же отогнала эту фантазию, ибо тело ее, изнуренное долгим отсутствием любви, тут же впало в томление, которое в данной ситуации было неуместным. Неуместным, потому что Саша не спит с кем попало. Потому что этот
человек явно не был ее половинкой. Потому что она вряд ли еще его увидит. И она уже назвалась Алисой, а это значит, что ничего путного из этого случайного знакомства не выйдет. Проверено. И не раз.
        - Книжное какое-то имя, ненастоящее. Вас на самом деле так зовут?  - засомневался Борис.
        - Какая разница?  - пожала плечами Саша. Сегодня побуду Алисой.
        - Алиса, так Алиса,  - тут же согласился Борис. Ему принесли пиво.  - Ну, за знакомство!  - провозгласил он и поднял свой бокал.
        Саше отчего-то захотелось, чтобы этот мужчина, который сидел с ней сейчас за столиком, проявил к ней хоть какой-то интерес. Чтобы во взгляде его читалось желание, чтобы он начал распушать перед ней хвост, начал что-то рассказывать о себе, хвастать существующими и несуществующими успехами. Ей хотелось, чтобы он начал ее соблазнять. Но Борис молча пил свое пиво и разглядывал нарядных девиц за соседним столиком. Они были молоды и веселы. А Саша давно уже не молода и особых поводов для веселья у нее тоже не было, хоть и заглянула она в это кафе в поисках удовольствия и радости.
        - Почему вы один?  - спросила она.  - Вечер пятницы, все в компаниях, а вы один.
        - Вы же тоже одна. Что в этом такого?
        - Я жертва обстоятельств, и если, честно, мне бы очень не хотелось сейчас быть одной, но… Я одна, и пытаюсь сейчас найти хоть какие-то плюсы в этой ситуации, но, к сожалению, пока не получается,  - Саша совсем помрачнела.
        - Тоже мне повод для грусти - одна,  - усмехнулся Борис.  - Иногда очень полезно побыть одной. Природа, как говорится, не терпит пустоты, и пустой стул за вашим столиком недолго оставался таковым. Случай занес на него меня,  - он мило улыбнулся. Но не кокетливо и не заинтересованно, заметила про себя Саша.  - Веселее, Алиса, веселее. Знаете, одиночество это не так уж и страшно. Это всегда обещание новых встреч. Можете мне поверить, уж я-то в этом разбираюсь.
        - Вы что же, волк-одиночка, закоренелый холостяк?
        - Это вы что же, сейчас так неуклюже пытаетесь выяснить мое семейное положение? Уж не приударить ли вы за мной решили?  - Борис рассмеялся.
        Саша обиженно поджала губы.
        - Вот еще! Не льстите себе!
        Борис хохотал еще сильнее.
        - Вы сейчас очень напоминаете пятнадцатилетнюю девчонку. Вы, наверное, давно не общались с посторонними мужчинами.
        - С чего это вы взяли?
        - О! Я великий психолог. Могу многое рассказать о человеке, взглянув на него два раза.
        - И что вы можете рассказать обо мне?
        - Я очень дорогой психолог, но ладно уж, так и быть, расскажу вам, что было, что будет, чем сердце успокоится. В конце концов, вы оказали мне услугу, когда пустили за свой столик,  - Борис пристально посмотрел Саше в глаза.  - Начнем с того, что никакая вы не Алиса. Это ваш, творческий, так сказать псевдоним. Так?  - Саша кивнула.  - Вам около тридцати лет. Может быть чуть меньше, может быть чуть больше. Так?
        - Ну-у… почти.
        - Больше или меньше?
        - Неприлично задавать барышне такие вопросы.
        - Пусть барышня не забывает, что она сейчас находится на приеме у самодеятельного психолога, а это все равно, что на исповеди. Психологам и священникам не врут. И еще не врут случайным попутчикам в поезде Москва - Владивосток. Представьте, что я он и есть.  - Борис сурово погрозил пальцем.
        - Мне тридцать шесть,  - призналась Саша.
        - Не сочтите за комплимент, но вы выглядите моложе. Идем дальше. Вы недавно расстались с мужем или с бойфрендом. Так?  - Саша кивнула.  - Это он от вас ушел?  - Она снова кивнула и опустила глаза - они начали наполняться слезами. Только этого еще не хватало, разреветься в публичном месте, да еще перед едва знакомым мужчиной.  - И сейчас вы считаете всех мужиков редкостными мерзавцами, подонками и негодяями?
        - Не так все запущено. Только одного.
        - Это радует. Значит, я могу сделать вывод, что меня вы не считаете негодяем. Продолжаем сеанс. Вы неожиданно остались одна и теперь решительно не знаете, что делать с этим одиночеством, вам в нем не комфортно. Вы привыкли делить жизнь на двоих, а тут на тебе… Одна, совсем одна! Неуютно вам с собой наедине-то. Плюс, когда расстаешься с близким человеком, ты теряешь не только его, ты теряешь еще и привычный образ жизни. А это же кошмар! Это ужас!
        - Откуда вы все это знаете?
        - Людям кажется, что они выбирают разные дороги, но в итоге все мечутся по одному и тому же замкнутому кругу: любовь, ненависть, предательство. Я тоже через это прошел… несколько лет назад.
        Саша печально вздохнула:
        - И как вы справились тогда?
        - Выбрал свободу. Решил быть один.
        - Но ведь одиночество, это проклятие нашего времени. Все боятся остаться один на один с собой. Все спасаются от одиночества как могут. Кто живет не понятно с кем, лишь бы не быть одному, кто переселяется в виртуальное пространство и заводит сотни и тысячи, так называемых друзей в социальных сетях и все только ради того, чтобы создать иллюзию, что ты не один в этом мире. Я знаю дамочек, которые даже детей рожали с одной единственной целью, чтобы в старости было кому принести пресловутый стакан воды. А вы, значит, плюнули на все и на всех и выбрали свободу?
        - Абсолютной свободы не бывает, вы же понимаете. Есть только разные степени несвободы. У меня вот она небольшая. И я вовсе не отшельник. У меня много друзей, но, тем не менее, когда я совсем один, мне хорошо.
        - А когда вы возвращаетесь в свой дом, где вас никто не ждет, неужели вам это нравится? По-моему, это самый страшный момент в одиночестве, когда ты приходишь домой, а там тишина. И ты включаешь телевизор или радио, чтобы хоть как-то заполнить эту тишину, ты создаешь видимость, будто в твоей квартире кто-то есть. Хотя бы эти мужчины и женщины из телевизора, которые даже не подозревают о твоем существовании. Неужели к этому можно привыкнуть?  - Саше снова захотелось плакать. Она уже представила момент своего возвращения домой, и он, как обычно, в эти последние несколько скорбных недель, вверг ее в тоску и отчаянье. Она даже допустила смелую мысль, которую не позволяла себе несколько замужних лет, что если бы мужчина, который сидел сейчас напротив, предпринял попытку ее соблазнить, она бы не устояла. Собственно, она и сама была готова его соблазнить, но уже совершенно забыла, как это делается. К тому же она воображала себя сейчас очень непривлекательной: некрасивой, унылой, никому не нужной женщиной. Разве может кому-то понравиться человек, которого отвергли, которого вышвырнули из своей жизни, как
старый, отслуживший свое видеомагнитофон. К черту все моральные запреты, которые она сама себе же и напридумывала.
        Права, Вера Семеновна, права… Нужно бы ей пораспутничать. Только вот как нужно распутничать, пожилая актриса не сказала. Как вызвать интерес у мужчин, она не посоветовала. А этот вот Борис, сидит сейчас с ней, изображает крутого психолога исключительно из жалости и какого-то унизительного сострадания, а вовсе не из желания ее обольстить. Это хорошо, что на свете есть добрые люди, способные придти на помощь едва знакомому человеку, только вот человеку этому нужно сейчас совсем другое - не слова, а поцелуй, внезапно возникшая страсть, пусть даже и продлится она всего несколько часов. Саше хотелось сейчас чувствовать себя желанной. Но Борис тем временем говорил весьма участливо, но абсолютно бесстрастно:
        - А мне нравится возвращаться в свою пустую квартиру. Мне нравится, что у меня вообще есть дом. Ведь если задуматься, в этом городе сотни тысяч живут с перманентным чувством бездомности, маются по съемным углам и даже не мечтают о собственной квартирке. А мне нравится мой дом. И мне нравятся его тишина и пустота. Я включаю свет, и из темноты появляется мой собственный мир, который я создал специально для себя. И я могу в нем делать все, что захочу: могу валяться на диване прямо в ботинках, могу сидеть перед телевизором, пить пиво и есть чипсы. И меня абсолютно не беспокоит, что я после этих посиделок, весь ковер покрыт крошками, а пустые бутылки я могу неделями забывать выкинуть. Это мое пространство! Это моя жизнь, и я могу себе позволить роскошь, делать все, что мне вздумается. И никто тебя не пилит за поздние возвращения домой, не говорит часами о каких-то пустяках, когда тебе просто хочется побыть в тишине, никто не закатывает сцен ревности к другим женщинам, к работе, к компьютеру, к машине, ведь вы, милые дамы, можете ревновать к чему угодно. Никто не льет слезы по любому поводу. Да, мне
безумно нравится жить одному! Это такое счастье! Я уже даже и не представляю, кого-то еще в своем доме.
        Саша раньше и не задумывалась, что в одиноком бытии есть какие-то плюсы. Она была склонна видеть одни лишь минусы. Она тут же припомнила, как портилось у нее настроение, когда возвращалась домой после работы усталая, нагруженная пакетами из супермаркета, и встречал ее равнодушный муж, который был не слишком-то и рад ее видеть, потому что оторвала она его от любимой компьютерной игры. Как он целовал ее в щеку, но это была лишь дань традиции и ничего больше.
        Вспомнила, как громоздились в мойке на кухне горы посуды, которую любимый муж так и не удосужился помыть, хоть и просидел дома целый день. Вспомнила, как вместо того, чтобы просто отдохнуть, загружала всю эту посуду в машину, разбирала пакеты с продуктами, готовила ужин, а муж тем временем возвращался к своим играм, а, может быть, и виртуальному флирту. Он возвращался в реальность и к ней, к Саше, только когда ужин был готов, и она звала его за стол.
        Как же он ее тогда раздражал. Какой несправедливостью ей представлялось то, что этот бездельник наслаждается жизнью, а она непрестанно работает, содержит и себя, и его. Ей тогда казалось, что она вправе рассчитывать хотя бы на помощь по дому. Но ее любимый мужчина полагал, следуя канонам воспитания своей мамочки, что вся эта рутинная домашняя работа исключительно женская забота, а он, будучи мужчиной, не может так унижаться. И Саше приходилось везти этот семейный воз в одиночку. Неудивительно, что у нее часто болела спина. Совсем неудивительно. И она тут же вспомнила, что он часто делал ей массаж. Она все ему тут же прощала - своими ласковыми руками он каждый день доказывал, что все-таки любит ее, а то, что он мечтатель и лентяй, так это же не недостаток, а всего лишь особенность. Совершенных мужчин не бывает. И женщин тоже.
        Какая же она была дура! Как же она умудрялась столько лет не замечать, что он ее всего лишь использует! А, может быть, у него и интрижки на стороне были? Может быть, он приводил своих девок домой, пока ее не было? А она была так занята и так наивна, что не замечала ничего? Но его руки… Сейчас она готова была ему все простить, лишь бы он снова к ней прикоснулся.
        - Да, вы правы,  - сказала Саша,  - одиночество может иногда означать свободу. Но и она ведь хороша, пока ты здоров, а вот если вы заболеете? Кто вам сходит в аптеку за лекарствами? Кто вам приготовит чай с медом?
        - Я ведь не в скиту живу. У меня есть друзья и подруги. Найдут они время и съездят в аптеку за лекарствами. Но, конечно, лучше не болеть,  - Борис усмехнулся.  - Понимаете, люди боятся одиночества не только потому, что если не дай бог с ними что-то случится, о них некому будет позаботиться. Хотя этот страх, конечно, вполне обоснован. Люди не любят себя, им скучно наедине с собой. Да что там скучно, им тошно! Все их тараканы тут же вылезают и начинают противными своими усищами шевелить в их головах… Вот ведь в чем главная проблема одиночества. А когда рядом кто-то, особенно если ты придумал, что любишь этого кого-то, так можно о себе-то и не помнить, все мысли, чувства и дела посвятить ему, любимому. Он наш спаситель, он ведь нас от нас самих спасает.
        - И что же вам удалось справиться с этой проблемой?  - скептически поинтересовалась Саша.
        - Разумеется!  - Борис улыбнулся.  - Я парень хоть куда: молодой, красивый, умный, великодушный, смелый, сексуальный. Не бедный опять же. За что мне себя не любить? Я очень хороший человек.  - Счет, пожалуйста,  - обратился он уже к официанту.
        - Но ведь у человека есть разные потребности, которые не всегда удается удовлетворить самостоятельно. Например, сексуальные,  - Саша покраснела.
        - Не заставляйте меня говорить пошлости, милая барышня Алиса,  - мужчина рассмеялся. Официант принес счет. Борис вынул деньги из бумажника, положил на стол.  - Рад был знакомству. Извините, но наш психотерапевтический сеанс закончен, я должен идти. Кстати, о сексуальных потребностях и их удовлетворении: у меня сегодня свидание с одной очаровательной особой. Я с ней иногда встречаюсь по пятницам, чтобы, так сказать, скрасить свое одиночество. Да, и еще одно: раз вам так плохо наедине с собой, может, вы плохо относитесь к себе? Подумайте об этом. Но я уверен, что все у вас будет хорошо. Обязательно все будет хорошо. Главное, не раскисайте. Удачи!  - Борис торопливо накинул свой бушлат и вышел из кафе.
        Саша заказала себе сто пятьдесят грамм портвейна. Именно они должны были скрасить ее одиночество сегодня.
        Ночью она металась в своей необъятной одинокой постели и мысли терзали ее.
        Как это я себя не люблю? Конечно, я себя люблю. Только вот, когда тебя бросают, очень трудно сохранить любовь к себе. Как ее сохранить, если тебя оттолкнули, не оценили, когда от тебя попросту избавились, как от вещи, которая стала ненужной? Да еще и Борис этот… Он ведь смотрел на меня как на бесполое существо. Он ведь совсем не видел во мне женщину. А женщина ли я вообще? Я столько лет была главой семьи, мужиком в юбке. Я была жесткой, целеустремленной, властной. Может ли такая нравиться мужчинам? Наверное, такая баба может их только испугать. Но вчера я была не сильной вовсе, а слабой и несчастной. Так что же, я теперь не могу вызывать желания? Только жалость? Господи, а когда за мной в последний раз кто-нибудь ухаживал? Когда мне в последний раз дарили цветы? Когда в последний раз мужчина платил за меня в ресторане? Кто я, сильная баба или слабый мужик? Кто я? Как мне вернуть женственность? Как мне стать сексапильнее? Юбочки что ли коротенькие начать носить? И почему я не понравилась этому Борису? Мне многие говорят, что я красивая. Да и выгляжу я моложе своих лет. Он сам сказал, что я выгляжу
моложе… А кто, интересно, этот Борис? Он на самом деле психолог? Или он просто опытный? Он похож на творческого человека. Может быть, он какой-нибудь бывший музыкант, который сейчас прикидывается менеджером среднего звена? Хотя, какая разница? Мы больше никогда не увидимся. А было бы здорово увидеться с ним снова. Было бы здорово с ним снова поговорить. Он такой умный. Почему же я ему не понравилась? Я больше никому никогда не понравлюсь? Но ведь так не может быть! Я не могу всем нравиться, но и не нравиться всем я тоже не могу. Почему так получается, судьба сводит нас с кем-то на несколько коротких мгновений, а потом разводит навсегда? Зачем был этот Борис?
        Где-то в Москве. Ночь
        Он заплатил за Сашино пиво, вальяжно встал, накинул грубоватую дубленку а-ля хиппи поверх толстого вязаного джемпера с высоким воротом и почти приказал: пошли! Саша послушно встала и пошла. Как под гипнозом. Даже не поинтересовалась, куда он ее зовет. Да за таким, хоть на край света.
        Как-то в морозный декабрьский вечер поиски удовольствий завели Сашу на станцию 1905 года, а дальше, гонимая холодом, подошла она к пабу. Там гремела музыка, и за версту несло пивом, чесночными гренками, жареными колбасками и весельем. Небольшая была Саша охотница до незамысловатых радостей, да азарт коллекционера захватил ее, и нес уже бездумно, одним инстинктом, как гончую, взявшую след русака. Вот она открывает дверь: клубы табачного дыма, взрывы хохота, гомон, простецкие запахи еды… Здесь хорошо.
        В прежние времена Саша любила пафос и изысканность, а сейчас все больше склонялась к непринужденности, простоте да шуму-гаму. В демократичных заведениях было душевнее, что ли. Но дорогие рестораны Саша тоже посещала, ибо ее коллекция, безусловно, не должна была быть односторонней. Разнообразие - вот к чему сейчас стремилась молодая женщина. Монотонность будней и пустые вечера, полные тоски и раздумий были прекрасным аккомпанементом к ее одиночеству, которое она пока так и не смогла принять. А вот к свободе, которая являет собой оборотную сторону одиночества, шли совсем другие декорации. Следствием свободы должны быть события и вольные поступки. Иначе свобода теряет смысл.
        Ей мечталось превратить свою жизнь в вечный праздник, как калейдоскоп, сложенный из развлечений, разговоров, старых и новых людей… Она твердо запомнила слова Бориса: одиночество - это обещание новых встреч. И новой любви, добавляла про себя Саша. Пока судьба не исполняла свое не озвученное обещание, но, оказалось, что находиться в поиске, в ожидании, в нетерпеливом предвкушении - это тоже своего рода удовольствие.
        Она заметила его сразу - неправдоподобно красив. Будто вырезали его из глянцевой обложки и оживили неуемной энергией девичьих грез. Тут тебе и рост почти великанский, и стать, и размах плеч, и пленительная узость бедер, и властный серый взгляд, и чувственный толстогубый рот, и длинные пшеничные волосы, будто заласканные солнцем. Он сидел со своими друзьями, которые все тоже были красавцы, очень обыденно пил пиво, ел чесночные гренки и крылышки баффало.
        - Разве боги пьют пиво и едят всю эту плебейскую ерунду?  - подумала Саша. Она глаз отвести не могла от этого мужчины. Точнее мальчика, ибо был он невыносимо молод. Невыносимо для нее, Саши. И молодость его, и красота эта неземная делали этого мужчину совершенно для нее недоступным. Но ведь никто не запрещает ей на него смотреть. Неприлично, неотрывно. Да, пусть! Какая разница, что о ней подумает он сам, и все остальные. Смотреть на него, пялиться, это же все равно, что на бесценную греческую статую в музее глазеть - можно только любоваться, но не обладать. И не одна Саша им любовалась. Все на него посматривали, и женщины, и мужчины. Кто с завистью, кто с вожделением. Саше даже подумалось, что если бы можно было и в самом деле стрелять глазками, он бы был изрешечен. Места бы живого не осталось. Хорошо, что это выражение всего лишь метафора. А как, должно быть, забавно выглядел бы процесс пожирания глазами, реальный, а не метафорический. Саша рассмеялась своим мыслям.
        И тут этот невозможный красавец осматривается и неожиданно останавливает взгляд на ней, Саше. Он ей даже игриво подмигнул. И это ей не привиделось. Она готова поклясться. Саша кокетливо улыбается в ответ и стыдливо опускает глаза, а когда поднимает, красавчик уже идет к ней.
        - Ты ведь не против?  - спрашивает он у Саши и, не дожидаясь ответа, плюхается на соседний стул, а на стол водружает свой бокал с пивом.  - Андрей,  - он протягивает руку для рукопожатия, тут же ее отдергивает, виновато улыбается, обтирает ладонь об джинсы и заново протягивает руку.
        - Саша,  - она пожимает протянутую ей руку и отмечает ее твердую гладкость и силу.
        - А ты клевая,  - заявляет он.
        В последующий час он допил свое пиво, заказал еще себе и Саше, раза два, будто бы случайно, погладил ее коленку, потом раза три уже облапал совсем не случайно, раз пять ее обнял, два раза поцеловал в щеку, потом в шею, а потом уже и в губы. Саша не возражала. Она не верила своему счастью. Девицы за всеми окрестными столиками истекали ядом зависти. Говорил Андрей мало.
        И вот он расплачивается за свое пиво, за Сашино пиво, встает, надевает свою богемную дубленку в стиле семидесятых, помогает одеться Саше и властно приказывает: пошли!
        Она не знала, куда ее везут - в такси Саша и Андрей запойно целовались.
        Он овладел ею прямо у порога. Перед тем, как наброситься на нее, он шепчет:
        - Я сейчас взорвусь. Ты такая секси, детка!
        - Ну, вот я и распутничаю, и, кажется, мне это нравится,  - думает Саша.
        Второй раунд любовной схватки происходит уже на разложенном диване. Постельное белье откровенно несвежее. Саша с трудом подавляет в себе чувство брезгливости. Ей все мерещатся чужие волосы, запахи чужих тел и чужих духов. Вскоре накрытая упругой тяжестью совершенного загорелого мужчины, она перестает об этом думать.
        Вспомнила часа через полтора, когда Андрей уже безмятежно спал. Саша не спала. Она уже привыкла спать одна. Тут-то ее и настигли снова эти чужие волосы и чужие запахи. Захотелось сбежать домой, в свою уютную спальню с чистыми шелковыми простынями. Оказывается, простые люди вроде нее, Саши, обитают в красивых просторных квартирах, а прекрасные языческие боги в убогих, пыльных халупах со старой мебелью и ободранными, линялыми обоями. Хотя богам, наверное, все равно, где жить, у них, наверное, какие-то другие радости и приоритеты.
        Саша смотрела на спящего любовника и улыбалась: как же он великолепен. Вот только повторится ли эта ночь? Что-то Саше подсказывало, что эта ночь была первой и последней. Он любвеобильный языческий бог, он любит мгновение, а затем устремляется покорять новую красавицу. Почему он выбрал ее? Может быть, она не так уж и стара, как ей казалось? Может быть, она все еще хороша и привлекательна? Наверное, так и есть. С этой счастливой мыслью Саша и заснула.
        - Вставай, детка, вставай!  - Андрей тряс Сашу за плечо.  - Тебе пора.
        Она открыла глаза, увидела продавленный диван, несколько помятого Аполлона, поняла, что этот Аполлон ее довольно настойчиво выпроваживает и, судя по всему, даже имени ее не помнит. Она почувствовала себя трехрублевой блядью, которая отдалась неизвестно кому за две бутылки пива.
        - Да, да, конечно, я сейчас,  - забормотала Саша,  - прикрылась одеялом и принялась озираться в поисках своей одежды.
        - Ну, ты, это, не спеши,  - отозвался Андрей,  - кофе пошли пить,  - он протянул ей платье.  - Голая ты выглядишь даже лучше, чем в одежде, но холодно тут. Хотя ты такая горячая, что, может, и не замерзнешь,  - он хохотнул как-то неприлично.  - Я бы с тобой еще это… Ну, ты понимаешь, только улетаю я сегодня. Он взглянул на часы, назойливо тикавшие над диваном.  - Хотя успеем еще. В душ только сбегай по-быстрому.
        Саша почему-то снова ему подчинилась.
        Позже они сидели в маленькой кухне, заваленной грязной посудой и пустыми бутылками от пива и рома. Пили растворимый кофе без сахара из чашек, покрытых коричневым налетом. Андрей удовлетворенно молчал, а Саша все хотела задать вопрос, да все не решалась. И вот, когда в ее в чашке осталось два глотка остывшего кофе, а Андрей стал украдкой поглядывать на настенные часы, советских времен, Саша все - таки спросила, чуть-чуть покраснев:
        - А почему ты выбрал меня?
        - В смысле?
        - В баре же было полно молодых красивых девчонок, а ты подошел ко мне. Почему?
        - Ты же, это, тоже молодая и красивая. Понравилась, вот и подошел. Че-то я тебя не догоняю. Че за странные вопросы?
        - Я тебе правда понравилась?  - Саша искреннее удивилась.
        - Ну, ты, мать, это, даешь! А че б я тебя сюда притащил, если бы у меня на тебя не вставало? Ты, это, горячая штучка. Я таких с первого взгляда определяю.
        - Ты считаешь меня шлюхой?  - Сашины глаза начали наполняться слезами.
        - Это, детка, не люблю я таких разговоров. Странная ты какая-то. Ты не шлюха, ты, как эта, целка, которая отдалась на первом свиданье из любопытства, а потом думает: «Ё-моё, че я натворила-то». Ты, это, слезы-то не лей. Нормально все. Ты же, это, не дура?  - Саша кивнула, хотя и не была в этом уверена.  - Ты ведь, это, не думаешь, что я на тебе жениться собрался?  - Саша отрицательно помотала головой. Она точно так не думала.  - Вот и молодец. Детка, ты, это, извини, но мне собираться надо. У меня самолет скоро. И, это, я пока шмотье буду в чемодан кидать, ты, это, посуду помой… Пожалуйста.  - Добавил он после некоторого раздумья.  - Ну, это, я не заставляю. Если не трудно тебе. Детка,  - он страстно поцеловал Сашу в губы.
        Она покорно встала к мойке. Сама не понимала, почему она его постоянно слушается. Что у него за власть над ней? Притягательность совершенства? Хотя какое он совершенство. Пожалуй, если бы у них завязались отношения, уже на третьем свидании ей стало бы с ним невыносимо скучно. Жаль, что третьего свидания не будет. Впрочем, и второго тоже.
        - А куда ты уезжаешь?  - крикнула Саша, намыливая тарелку древней полуистлевшей губкой - моющего средства для посуды в этой холостяцкой норе не водилось.
        - За волной!  - отозвался Андрей из комнаты.
        - За какой волной?
        - Ну, это, за обыкновенной морской волной,  - Андрей появился в дверях кухни, сжимая в руках скомканные джинсы.
        - Извини, я не понимаю, куда можно ездить за волной?
        - Зимой мы ездим, это, во Вьетнам.
        - Кто вы?
        - Как, кто? Кайтеры.
        - Кто такие кайтеры?
        - Ты, детка, на самом деле дура или прикидываешься?  - Андрей смотрел на нее с детским удивлением.
        - Видимо, на самом деле дура, извини, но я не знаю, кто такие кайтеры.
        - Сейчас,  - он скрылся в комнате. Появился через минуту с ноутбуком.  - Ты, это, бросай пока посуду. Иди смотреть.
        Бирюзовый океан, истекая пеной, неистово бьется о берег. Песок слепит белизной, воспетой рекламными роликами о райской жизни. А над всем этим в голубом небе реют сотни цветных полумесяцев.
        - Что это?  - спросила Саша, заворожено рассматривая фотографию.
        - Это оно и есть. Кайты!
        Саша обернулась к Андрею и замерла от восхищения - как он был прекрасен! Таких сияющих счастьем глаз она не видела никогда. Ей захотелось испытать нечто подобное - абсолютное счастье! Она металась по Москве в поисках удовольствий, но пока ей не удалось найти ничего такого, от чего бы загорелись ее глаза. Да уж, если честно, ничего ее в последнее время не радовало. Даже недавние постельные утехи с этим синеоким красавцем. Все ее блуждания за ускользающей радостью были просто попыткой выжить. Когда же она научится жить? Просто жить. И просто радоваться жизни.
        - Кайты!  - прошептала она.  - Это так красиво! Это такая доска с парашютом, да?
        - Глупая ты. Это не доска с парашютом. Это смысл.
        - Смысл?
        - Ну да, смысл. Понимаешь, когда ты, это, летишь над волной, ты свободен! Это кайф! Да ты даже не представляешь, какой это кайф!  - он блаженно улыбнулся.  - Так, детка, я должен собираться, а то еще на самолет опоздаю. Тогда мое существование, пожалуй, утратит всякий смысл,  - он рванулся в комнату.
        - Это он сейчас сказал?  - подумала Саша.  - Он умеет так разговаривать? Кто он? Может быть, и в самом деле бог? Только он не Зевс. Нет. И даже не Аполлон. Он Двуликий Янус. Вот он кто. Кажется, я влюбляюсь. А сегодня он улетит в свой Вьетнам за своей волной, а я останусь в Москве с разбитым в очередной раз сердцем. Это я так подумала? О, господи, я мыслю как сентиментальная кухарка, которой так и не дали поуправлять государством.
        Она домыла посуду, собрала пустые бутылки в пакеты. Даже подмела пол на кухне облезлым веником, который обнаружила в углу среди прочего хлама. Дома она уже давно не совершала таких трудовых подвигов - у Саши была приходящая помощница по хозяйству.
        Андрей метался по комнате и закидывал в огромный чемодан какие-то вещи.
        - Ты надолго уезжаешь?  - спросила Саша, стараясь, чтобы голос звучал равнодушно.
        - В марте вернусь. Мы там зимуем. Ты, это, если хочешь, бросай все и приезжай к нам. Там клево. На вот, держи,  - он сунул Саше в руки какой-то клочок бумаги. Это была изрядно помятая визитка.  - Там все мои контакты. Надумаешь приехать, звони, пиши. Я тебя на кайте научу гонять. Бесплатно. Потому что ты, это, хорошая девчонка. Только это, ты должна знать, если на кайт один раз встанешь, и если тебе понравится, больше уже не слезешь. Это навсегда. Ты должна это знать.
        - Я подумаю,  - пробормотала Саша и положила мятую визитку в кармашек сумки. Всерьез ли он ее зовет? Что вообще может означать это приглашение. Наверное, ничего. Пустая болтовня.  - А ты разве не работаешь? Откуда у тебя деньги на поездку во Вьетнам? Как можно уехать из Москвы на целых четыре месяца?  - вопросы сыпались из нее как пулеметная очередь.
        - Хату эту сдаю и еду. Там, это, дешево все. Только на перелет надо наскрести. Там я работаю. У нас школа кайта. И тут работаю. Барменом. На жизнь хватает.
        - А ты не хочешь отремонтировать эту квартиру или купить новую, сделать карьеру?
        - Не-а,  - он застыл, сжимая в руках охапку носков, смотрел на Сашу удивленно.  - А зачем?
        - Как зачем? Все люди стремятся к успеху, к материальному достатку, хотят заработать много денег.
        - Ни фига не все. Некоторые просто летят на волне. Детка, все твои деньги и карьера это пустышка. Ты счастлива, что ли со своими деньгами? Счастливые телки не идут трахаться с первым попавшимся кобелем. Только, эти, бляди, и одинокие, несчастные бабы. На блядь ты, это, не похожа. Значит, несчастная, одинокая баба. Слушай, бросай все, поехали с нами.
        - А ты от избытка счастья, что ли, снимаешь баб по барам?  - Саша готова была разреветься.
        - У меня либо волна, либо семья. Так не выходит, чтобы было и то, и другое,  - ответил Андрей как-то слишком серьезно.  - Семья у меня была. И, это, мне не понравилось. Тесно, душно и больно. А волна…  - Глаза его снова загорелись пронзительно-синим огнем.  - А волна это кайф! Самое клеевое на свете - это скорость, ветер, полет! Ты даже представить себе не можешь, что это такое! Как такое может сравниться с какими-то там деньгами? Хватает на поездку, а больше-то и не надо. На что они, деньги? Ты вот чем занимаешься?
        - У меня сеть салонов красоты.
        - И на что они тебе?
        - Это мой бизнес. Это дело моей жизни.
        - А что у тебя есть кроме работы?
        - Ничего,  - неожиданно для себя призналась Саша. Действительно, что у нее есть, кроме работы? Одиночество да тоска.
        - Иногда, это, надо от чего-то отказаться, чтобы получить то, что тебе на самом деле нужно. Бросай ты к чертовой матери свой бизнес! Лови волну! Ты же замороченная на своей работе! А ты попробуй получать кайф от жизни.
        - Я не могу бросить свой бизнес. Он мне слишком дорого обошелся. Я своим детством расплатилась за него.
        - Это как?
        - Долго рассказывать. Тебе собираться нужно,  - Саша кинулась к двери.
        Он догнал ее.
        - А ты хоть на месяц к нам приезжай. Может, это, твой бизнес и без тебя обойдется. Рискни. Я б в тебя, того, влюбился бы даже, но я не умею. Я волну люблю. Но ты хорошая девчонка. Я добра тебе желаю. Приезжай. Я буду ждать.
        Он долго целовал ее в подъезде. Они все не могли оторваться друг от друга.
        - Время,  - наконец, сказал он.  - Пиши мне.
        Разомкнул объятья и закрыл за Сашей дверь.
        Вечером Саше уже казалось, что этот златокудрый синеокий простодушный бог, гоняющийся за волной, ей просто приснился. Кто же поверит, что такие люди могут существовать на самом деле. Они живут лишь в мифах, фантазиях и снах. На Сашиной шее алел засос. На комоде в спальне лежала мятая визитка. У бога было имя, фамилия, телефон и электронный адрес. Значит, божество это было всего лишь человеком, хоть и не вполне обычным. А может, и в самом деле, во Вьетнам?
        Той ночью Саша спала спокойно. Ей снилось бирюзовое море и яркие полумесяцы в голубом небе. Она улыбалась.
        Москва. Съемная квартира Саши. Девять лет назад
        Около восьми вечера в Сашину дверь позвонили. Она никого не ждала. Посмотрела в глазок. В подъезде было темно. Она никого не увидела.
        - Кто там?  - спросила Саша из-за двери. Ей никто не ответил. Она снова спросила, погромче. Какое-то шуршание. И тишина. Она отошла от двери. Подумала, что кто-то балуется. Мало ли хулиганов. И снова звонок.  - Кто там?  - крикнула девушка уже раздраженно и несколько испуганно.
        - Саша, это твой отец.  - Послышалось из-за двери.
        Она сползла по косяку. Поднялась. Вдохнула. Выдохнула. Открыла дверь…
        Отца своего Саша не помнила. Можно даже сказать, не знала. Всплывали иногда в ее памяти смутные картинки: вот он сидит у ее кроватки и читает «Мойдодыра». Лицо его было неопределенно и расплывчато, но Саша точно помнит, что читал он именно «Мойдодыра».
        Вдруг из маминой из спальни
        Хромоногий и кривой
        Выбегает умывальник
        И качает головой…
        Вот он качает Сашу на ноге и утверждает, что она скачет на лошадке.
        Вот, собственно, и все.
        Он ушел, когда Саше было три года. Ей пришлось расти среди постоянно сменяющихся маминых ухажеров, среди маминых депрессий, истерик, болезней и угроз самоубийства. Ей пришлось расти в бедности. Она вынуждена была очень рано повзрослеть. Когда она была еще подростком, иногда смотрела на свою рыдающую, немного пьяненькую мать, и не понимала, кто из них мать, а кто дочь. Она себя считала матерью этой беспомощной, хрупенькой, немолодой девочки. Саше пришлось стать ей поддержкой и опорой. Мать всю жизнь провела в поисках настоящей любви. Она жаждала любви, но ей не везло. Ей встречались одни лишь негодяи и подонки, которые были рядом с ней довольно непродолжительное время, а потом исчезали бесследно. Сашина мать бурно горевала, а затем устремлялась на поиски новой большой любви.
        Саше пришлось самой зарабатывать деньги с четырнадцати лет. Хорошего образования она так и не получила. Ей казалось, что нормального детства у нее и не было. Саша была уверена, что детство у нее украли. Кто? Мать обвиняла во всех своих несчастьях отца. Саша считала, что детство у нее украл тоже он. Она привыкла ненавидеть своего отца. Отца, которого она совсем не знала. И вот он стоит у нее на пороге.
        Это был высокий, изможденный, высохший мужчина. Рано постаревший. Мать, несмотря на свои вечные несчастья, выглядела значительно лучше. Значительно моложе. У него были большие, печальные карие глаза. Ее глаза. Такие же, только совсем потухшие. У Саши дух захватило от этого странного ощущения: она будто бы смотрела сейчас в свои собственные глаза.
        - Здравствуй, дочка,  - произнес мужчина сдавленным голосом. Он шагнул к ней и сделал еле уловимое движение, будто хотел обнять ее, Саша отшатнулась. Он беспомощно опустил руки.  - Можно мне войти?
        Саша посторонилась. Он вошел, снял ботинки и замер в нерешительности.
        - Проходите на кухню,  - она не могла называть этого совсем чужого мужчину на «ты». Ей не хотелось, чтобы этот чужой мужчина вторгался в ее жизнь. Она сейчас жалела, что открыла ему дверь.
        Он сел на колченогий стул с сильно потертой гобеленовой обивкой. Только тут Саша заметила, что отец одет в роскошный костюм. Несмотря на свой болезненный вид, мужчина смотрелся на убогой Сашиной кухне нелепо. Слишком элегантен для нее. Саше стало стыдно за свое съемное жилище. Но другого она себе позволить не могла. Тут же вспомнила, что если бы этот человек когда-то не бросил их с матерью, то, возможно, она жила бы теперь в совсем другой квартире. Она давно уже не злилась на отца, потому что она о нем давно не вспоминала, но тут старая обида накрыла ее.
        - Что вам угодно, сэр?  - спросила она с легким полупоклоном и ядовитой улыбкой на губах. Она так и не села на второй стул, а осталась стоять, прислонившись к стене. Руки ее были скрещены.
        - Я пришел вернуть долг, дочка,  - голос по-прежнему сдавленный.  - И попросить прощения.
        - Вы мне ничего не должны. И простить я вас вряд ли смогу. Так что, извините, но ничем не могу помочь.
        Он посмотрел ей в глаза с такой тоской, что она чуть не зарыдала от жалости к этому человеку.
        - Да, ты права, мне нет прощения. Я тебя понимаю. Можешь меня не прощать, но позволь хотя бы вернуть долг.
        - О каком долге идет речь?  - жалость улетучилась, вернулась язвительность.
        - Об отцовском, дочка.
        - О! Это ж, какой должок-то накопился за двадцать пять лет! Плюс пени, плюс проценты. Как расплачиваться будете?
        - К сожалению, у меня уже нет времени, чтобы расплатиться с тобой любовью и вниманием, поэтому я хочу отдать долг хотя бы деньгами. Я скоро умру, дочка.
        Саша опустилась на стул.
        - С чего ты это взял?
        - Диагноз, вещь убедительная. Рак,  - он ухмыльнулся.
        - И ничего уже нельзя сделать?
        - Врачи говорят, поздно.
        - Почему ты не пришел раньше?
        - Как я мог к тебе придти? Давно хотел, да смелости не хватало. А теперь уж тянуть дальше некуда - пора отдавать долги и подводить итоги.
        - Мне ничего не нужно… Папа,  - как, оказывается, сложно произносить это слово.  - Неужели ничего нельзя сделать?
        - Можно, девочка: умереть спокойно. Единственное, чего я сейчас хочу, умереть спокойно. Ты права. Ты вполне справедливо ненавидишь меня, я поступил тогда… Да, наверное, я поступил, как подонок. Хотя… Мне кажется, что человек не обязан жить с женщиной, которую он не любит. Я не жалею, что ушел. Мне было плохо с твоей мамой. Но ты… Того, что я с тобой не общался, простить себе не могу.
        - А почему ты со мной не общался?
        - Я сначала воевал с твоей матерью из-за тебя. Сколько скандалов было! Я у подъезда вашего часами стоял, тебя караулил. А они, мать твоя и бабушка, не разрешали мне с тобой видеться. А потом я уехал. Когда возвращался в ваш город, звонил твоей матери, но она так меня к тебе и не пустила. Говорила, что у девочки теперь новый отец и лучше бы ей вообще не знать о моем существовании… Я же не железный, я устал бороться, сдался… Я больше не искал встреч с тобой. А потом у меня родились другие дети… Я знаю, что я виноват, знаю, что меня сложно простить, дочка…
        - А алименты? Мы ведь жили в беспросветной нищете.
        - Твоя мать так же как ты сейчас говорила: мне ничего не от тебя не нужно. Несколько раз швыряла мне деньги в лицо. Я тогда решил, что буду откладывать для тебя деньги, и когда ты вырастешь, передам тебе сразу большую сумму, и ты сможешь купить то, что тебе нужно. Думаю, этот момент настал,  - он достал из кармана кредитную карточку,  - вот, это тебе,  - он положил карточку на стул и пододвинул к Саше.
        - Спасибо, папа, но не нужно, я уже привыкла рассчитывать только на себя.
        - Я умилен твоей порядочностью, дочка, но, поверь мне, глупо отказываться от денег. Тем более что эти деньги причитаются тебе по праву. Это твои алименты… С процентами, разумеется и с компенсацией морального вреда,  - произнес мужчина с усмешкой. Саша поняла, что отец у нее весьма саркастичен. Возможно, он очень интересный человек. Жаль, что его не было рядом все эти годы. Она и сама не знала, почему отказывалась от денег. Отец был прав. И деньги были ей нужны. Наверное, это та же нелепая гордость, которая заставляла мать швырять деньги в лицо ее отцу. Других причин, вроде бы, не было.
        - Нет, я не могу взять эти деньги,  - сказала Саша твердо.
        - Где ты работаешь?
        - В салоне красоты. Я парикмахер.
        - Это то, о чем ты мечтала?
        - Я не хотела бы рассказывать тебе о своих мечтах. По сути, мы чужие друг другу люди.
        - К сожалению, у нас практически нет времени, чтобы узнать друг друга поближе. У тебя какие-то секретные мечты, которые нельзя предавать общественной огласке? Преступные или извращенные?  - отец рассмеялся. Саша подумала, что он, со своей иронией и чувством юмора, скорее всего, действительно, был не парой ее слезливой, вечно несчастненькой матери.
        - Я мечтаю заработать денег и открыть свой салон красоты,  - сдалась Саша.  - Я уже все придумала. Я даже конкурентные преимущества и изюминки своего будущего салона знаю. Я уже и бизнес-план составила. У меня есть все, кроме денег.
        - Какая же ты чудачка, Саша,  - отец снова рассмеялся.  - У тебя есть деньги, вот они,  - он указал на карточку.  - Ты будешь идиоткой, если их не возьмешь. Но я уверен, что моя дочь, умная девочка. Бери!  - Саша отрицательно замотала головой, но уже не так уверенно.  - Упрямица! Вся в меня! Ну, что ж, последний аргумент,  - он вздохнул.  - Саша, я виноват перед тобой, но я вижу, что ты добрая девочка. Возьми деньги, дай мне умереть спокойно. Не хочу я, чтобы на смертном одре меня мучила совесть из-за того, что я так для тебя ничего и не сделал. Будь милосердна, дочка!
        - Хорошо,  - ответила Саша после нескольких секунд раздумий.
        Они засиделись в тот вечер на кухне до глубокой ночи.
        Несколько месяцев Саша жила надеждой, что отец все-таки победит болезнь и останется жить. Она только что обрела отца. Он не должен умереть. Саша сначала навещала его в больнице, потом дома. Она даже подружилась с новой женой отца. Ему становилось все хуже, а она все ждала чуда. Чуда не произошло…
        Через полгода после смерти отца Саша открыла свой первый салон и стала обладательницей трехкомнатной московской квартиры - отец оставил ей хорошее наследство. Расплатился за украденное у дочери детство. Хотя сама дочь уже искренне считала, что ни в чем он перед ней виноват не был. Отец умер спокойно, раздав все долги, окруженный детьми и маленькими внуками.
        Мать Саши так и не смогла его простить. Его благородство, разрушающее образ подлеца и негодяя, лишь еще больше ее разозлило.
        - Как был козлом, так и остался,  - сказала она старинной подружке Машеньке,  - никакое это не благородство, не может стать подлец порядочным человеком. Денег он дал своей брошенной дочери! Хммм… Да грехи свои замаливал перед смертью, старый распутник. В рай хотел въехать. О душе своей задумался. Вот и все его хваленое благородство. Всех обманул, но меня-то не обманешь…
        Москва. Вторая половина декабря. Такси
        Даже самые сильные женщины плачут. Сильная женщина Александра Крылова сидела на заднем сиденье такси и рыдала. Носового платка у нее не было. Таксист участливо протянул ей бумажную салфетку. Саша шумно высморкалась. Извинилась. И снова залилась слезами. Рыдала как дитя. Собственно, и повод для слез был детский. Проспала с утра. Решила добираться до работы на метро - ей показалось, что так будет быстрее. Была удивлена и несколько угнетена обилием людей в метро. А потом еще ноготь сломала. А потом полчаса выслушивала претензии одной вздорной клиентки по поводу того, что персонал в ее салоне недостаточно вышколен и позволяет себе неодобрительные взгляды в сторону уважаемых посетителей. Потом Саше пришлось полчаса утешать парикмахершу, на которую уважаемая посетительница неодобрительно накричала. Но это все были мелочи. Главное разочарование поджидало Сашу ближе к вечеру, когда она связалась со своим турагентом - билеты на все рейсы до Хошимина в предновогодние дни были проданы. Ни одного местечка не осталось. Слишком долго она раздумывала, ехать ей или не ехать во Вьетнам. Идея встретить Новый год
под пальмами, а если повезет, и в объятьях Андрея или еще какого-нибудь симпатичного мускулистого кайтера казалась ей привлекательной, но…
        Но что-то будто держало ее в Москве, хотя держать, вроде бы было нечему. Как некоторые матери не мыслят себе разлуку со своим дитятком хотя бы на несколько дней, так и Саша не представляла себе, как она может оставить свой бизнес на две недели. А вдруг без нее сразу все развалится? Ведь она привыкла жить по принципу: если хочешь что-то сделать хорошо, сделай сам. Она понимала, что чрезмерное беспокойство ее глупо, что ничего катастрофичного за какие-то там четырнадцать дней не произойдет, но она слишком дорожила своим делом. Дело было не только делом, но и памятью об отце. Никак она не могла не оправдать его предсмертное доверие. К тому же жила в ней ребяческая надежда, что жестокое сердце блудного ее мужа перед Новым годом наполнится сентиментальной тоской, и он вернется к ней. Разве им было плохо вместе? Ведь его уход от нее не более чем каприз, недоразумение, ошибка. Конечно, ошибка. Он непременно вернется.
        Вчера Саше стало стыдно за свои наивные мечты: добрые люди донесли ей, что разлюбезный муженек ее, еще не получивший официального развода, сошелся с одной состоятельной дамой. Саша была несказанно уязвлена и тем, как быстро нашли ей замену, и тем, что она замену ушедшему мужу пока не нашла. Она была оскорблена его лживостью. Он что ей говорил? Что хочет сам кем-то стать. Хочет сам зарабатывать деньги. А что же получается? Поменял одну состоятельную даму на другую. Может быть, более состоятельную. Так он что же, не прожектер, не мечтатель, не приспособленный к реальной жизни, а банальный альфонс? Неужели он просто использовал ее столько лет? Все эти годы она была всего лишь его кошельком?…
        Вьетнам! Нужно срочно во Вьетнам! За волной! За ветром! За освобождением от пут прошлого! А здесь она просто сойдет с ума! Нужно уехать… Билеты в Хошимин уже закончились. И вот сейчас Саша сидит на заднем сиденье такси, которое везет ее к дому, и ревет как дитя - ей показали конфетку, раззадорили, а потом цинично припрятали в буфет до лучших времен.
        - Что случилось?  - не выдержал таксист, немолодой, грузный, седовласый мужчина.  - Что за слезы, красавица?  - он озабоченно улыбнулся Саше в зеркало заднего вида.
        - Какая вам разница?  - раздраженно выкрикнула женщина.
        - Да никакой,  - таксист обиженно пожал плечами.
        - Извините,  - устыдилась Саша своей резкости. Громко всхлипнула.  - Извините. Накатило. Когда ты один, эти предновогодние дни становятся совершенно невыносимыми.
        - Как такая красивая женщина может быть одна?
        - Сама не понимаю,  - Саша горько усмехнулась и снова всхлипнула.
        - Еще салфетка нужна?
        - Да.
        - Возьмите вот всю пачку.
        - Спасибо,  - Саша разразилась новым приступом рыданий.  - Почему совершенно посторонние люди сочувствуют тебе, а близкие, родные предают и бросают, почему так странно устроен этот мир?  - думала она и плакала все сильнее.
        - Неужели все так плохо?  - подал голос водитель.
        - А что может быть хорошего в том, когда тебя бросают, как эту вот салфетку? Попользуются и бросят?  - раздраженно отозвалась Саша.  - А ты потом не знаешь, как жить дальше, чувствуешь себя старой неудачницей, забываешь, что такое секс и уже не уверена, что в твоей жизни будет что-то радостное! И тебе кажется, что никогда-никогда у тебя уже не будет другого мужчины! Что в этом хорошего, скажите мне?  - ей было плевать, что она излишне откровенна с незнакомцем - слова рвались из нее. Ей казалось, что если сейчас она не скажет этих слов - просто взорвется.
        - Может быть то, что вы избавились от мужчины, который вам не подходил. Может быть, вот это и хорошо?
        - Откуда вы знаете, что он мне не подходил?
        - Видите ли, красавица, мужчина, который по-настоящему подходит женщине, ее не бросает. И женщина никогда не уйдет от мужчины, который ей подходит.
        - С чего вы взяли?
        - Так, наблюдения за жизнью и людьми. Я уж лет двадцать в таксистах. Чего только не насмотрелся. Мне уже можно в психологи идти. Опыт есть, да образования подходящего нету,  - он вздохнул.
        - А что, это мысль!  - вдохновилась Саша.  - Представляете сеансы психологической помощи в такси. Это забавно. Можно много денег заработать,  - она перестала плакать.
        Мужчина рассмеялся:
        - Действительно, занятная мысль. Я уже вижу объявление в газетах: «Таксист-психолог. Экстремально. Эффективно. Дорого».
        Замолчали. Город за окнами подмигивал новогодними елками. Небо осыпало улицы дождем, совсем осенним… Бег машины замедлился - пробка. Саша даже обрадовалась - момент возвращения в пустой, одинокий дом откладывался.
        - Вы не будете возражать, если я закурю?  - спросил таксист и, не дожидаясь ответа, чиркнул зажигалкой.
        - Я, с вашего позволения, тоже,  - Саша медленно достала из сумочки сигарету, открыла окно и закурила с удовольствием.  - Вот сейчас еще бы бокал шампанского,  - протянула она задумчиво,  - и мне бы снова начало казаться, что жизнь довольно приятная штука.  - Помолчала.  - А как вы думаете, мужчина, который мне подходит, существует?
        - А как же! Конечно, существует! Господь Бог каждой твари предусмотрел по паре. И ваша половина где-нибудь сейчас ходит или, может быть, тоже едет в такси и ждет именно вас.
        - А почему же мы до сих пор не встретились? Я ведь не молодая уже. Мне тридцать шесть лет. Пора бы уже, вам не кажется?
        - Все происходит в назначенный срок,  - изрек таксист.  - Это в китайской книге перемен записано. А ей уж, почитай, пять тысяч лет. Проверенная веками мудрость. Значит, не пришло еще время вам встретиться, значит, не готовы вы еще.
        - Скорее бы уже настало это время,  - произнесла Саша мечтательно, а потом вдруг встрепенулась.  - А вдруг мы встречались уже, да прошли мимо, не заметили, что предназначены друг для друга судьбой? Не поняли? Подумали, что это была всего лишь случайность?
        - Ничего случайного не бывает. Если это был ваш человек, значит, судьба даст вам еще один шанс. Вы снова встретитесь. Обязательно. У меня знаете, как было?
        - Нет, конечно! Откуда?  - рассмеялась Саша.
        - Хотите, расскажу? Только это длинная история.
        - А куда нам спешить? Вон, пробка какая - намертво встали.
        - Машу свою я встретил, страшно подумать, лет тридцать назад.
        - А где вы встретились?  - тут же перебила Саша.
        - Разве это имеет значение?
        - Хммм… Конечно! Я просто не представляю себе, где можно встретить свою половинку.
        - Да все очень просто - в квартире одного своего студенческого приятеля. День рождения у него был. Я был в числе приглашенных. И вот явился я со своей невестой, Людочкой, а дверь мне открыла девушка… Я, честно говоря, думал, что любовь с первого взгляда - это бредни, выдумки писателей и поэтов, а тут вдруг… Ну не то что бы я влюбился, а подумал: «Вот на этой женщине я хочу жениться». Сам не знаю, почему я так подумал, ведь за руку я держал женщину, которая ждала от меня ребенка, и с которой я через две недели должен был пойти в ЗАГС. Такая тоска меня взяла. А тут еще выяснилось, что Маша эта - девушка моего друга, того самого, у которого был день рождения. Мы никак не могли быть вместе. Мы потом даже встречались несколько раз - пытались дружить семьями. К счастью, жизнь нас развела - невыносимо мне было видеть Машу и знать, что она с другим, да еще и с моим другом. Дурдом какой-то. Она мне потом призналась, что и я ей понравился сразу, в момент нашей встречи. Правильно говорят, что время лечит - с каждым месяцем, я думал о Маше все меньше и меньше. У меня подрастал сын, с женой отношения были
хорошие. Все нормально было. А потом все разладилось. Позвольте не вдаваться в подробности. Может, я в этом виноват, может она, может оба. Тошно мне с ней стало. Женщины у меня появились… Я как будто отгуливал все, что не догулял в юности - Людка-то ведь первая у меня была. На первой же и женился. Самоутверждался. Как с цепи сорвался. Людка на развод подала. Так я остался один. Баб-то много было, да только это ж все так было, чепуха… Жил я бобылем в съемной квартире. Поначалу свободе радовался, а потом начал ею тяготиться - все-таки долго я женатым человеком был - привык к заботе. Подумывал уже с одной из своих подружек сойтись, а тут она, Маша… Бывает же такое! Вы не поверите! В метро на эскалаторе встретились! Я вниз ехал, а она - вверх. Увидели друг друга, узнали. Я сначала бегом вниз кинулся, потом - наверх. А сам и не надеялся ни на что, думал, она ушла уже, зачем ей меня ждать? А она стояла, ждала меня и улыбалась… Никогда эту улыбку не забуду. Она тогда знаете что сказала?  - Саша отрицательно покачала головой.
        - Она сказала: «Наконец-то я тебя дождалась». Как будто не две минуты меня ждала, пока я туда-сюда по эскалатору бегал, а всю жизнь…  - таксист закурил еще одну сигарету.  - С тех пор мы не расставались. Вот уже почти двадцать лет вместе. И знаете, я рад, что когда мы встретились в первый раз, судьба развела нас. Тогда еще не пришел назначенный срок. Тогда мы еще были слишком молоды и вряд ли оценили бы тот дар, который преподнесла нам судьба. Наломали бы дров… А так живем душа в душу, детей двоих родили. Так что теперь у нас четверо детей. У меня один ребенок от первого брака и у нее один. Внуки у нас уже. Чего мы с ней только не пережили вместе. Всегда меня выручала, во всем поддерживала. И в горе, и в радости. Знаете, какая она, моя Маша? Она и добрая, и заботливая, и красивая, и умная. Без нее я пропал бы, наверное… Такая история…
        - Чудесная история. Я думала, такое только в сказках бывает.
        - Как видите, не только. Жизнь иногда попричудливее любых сказок бывает, любого кино. Я уж насмотрелся… Жаль господь бог не дал писательского таланта, а то вышел бы на пенсию, и книгу бы написал.
        - Вот здесь направо… Теперь еще раз направо… Вот мой дом. У третьего подъезда остановите, пожалуйста. Вот и все, мы приехали,  - произнесла Саша с заметным сожалением в голосе.  - Спасибо вам, вы мне очень помогли.
        - Да чем же я вам помог-то?
        - Добрым словом, иногда это очень важно.
        - А знаете, я уверен, что вы тоже встретите своего мужчину. Он обязательно появится…в назначенный срок.
        - Мне тоже хотелось бы в это верить,  - улыбнулась Саша без особого оптимизма.
        - Вы еще вспомните мои слова.
        Саша расплатилась с таксистом. Сверху оговоренной суммы она добавила еще пятьсот рублей:
        - А это за скорую психологическую помощь,  - объяснила она.
        - Да вы что!  - возмутился таксист,  - я же от чистого сердца! Не нужно мне никаких денег.
        - А я тоже от чистого сердца. Вы же мечтали открыть службу психологической помощи в такси, будем считать, что сегодня вы провели первый сеанс.
        - Не все измеряется деньгами. За искреннюю помощь денег не берут.
        - Да, вы правы,  - Саша убрала деньги,  - извините, я уже разучилась выражать благодарность по-другому. Спасибо еще раз, вы, действительно, мне очень помогли. Вы подарили мне надежду,  - она поцеловала немолодого таксиста в щеку и выскочила из машины.
        Он потер щеку на месте поцелуя.
        - Дай бог тебе счастья, девочка,  - прошептал он, нажал на педаль газа и поехал к своей Маше - его смена была закончена.
        Москва. Ночной клуб
        Оказалось, что потребность быть красивой истончается, когда некому эту красоту оценить. Точнее, когда некому эту красоту подарить, не с кем ею поделиться. Оказалось, что красота, как и любой талант требует зрителей и почитателей. Без зрителей красота увядает. Вполне вероятно, что правило это действует не для всех, а может быть, это вовсе и не правило, а частный случай. Об этом думала Саша, осматривая свой гардероб в поисках наряда для корпоративного новогоднего вечера. Нарядов было много, но новых среди них не нашлось. Саша вдруг поняла, что она не была ни в одном магазине, кроме супермаркетов, с того самого момента, как муж ее оставил. И за все это время у нее ни разу даже желания не возникло что-нибудь себе купить. Точнее, иногда, проходя мимо витрин магазинов, она ловила себя на мысли, что надо бы что-то прикупить новенькое, но это было именно «надо», а не «хочу», и она продолжала свое равнодушное движение МИМО магазинов. А тут… Вроде бы новый наряд купить надо. Опять надо. Принято так. Да и подчиненные ее не поймут, если явится она на корпоратив в уже надеванном платье, подумают еще, не дай
бог, что дела у начальницы совсем плохи, раз она себя так запустила, что является на главное мероприятие года не в новом роскошном туалете. А с другой стороны, какое ей дело до того, что о ней подумают подчиненные? Нужно быть выше всех этих досужих сплетен. К тому же, как ни извернись, а хорошей для всех быть невозможно. К тому же это только ее, Сашино дело, куда и в какой одежде ходить…
        И все же в начале двадцатых чисел декабря она отправилась по магазинам. И слонялась она между вешалок с одеждой с недовольно поджатыми губами, и отмахивалась от назойливых продавцов, и не нравилось ей ровным счетом ничего, и думала она уже о том, что потеряла вкус к покупкам, что больше ее это не радует, и, возможно, никогда уже радовать не будет. А еще в голову настырно лезли мысли, что и подарков она никому покупать не хочет, а хочет купить снотворного и проспать весь этот Новый год, будь он неладен, глубоким беспамятным сном. И проснуться, когда вся эта восторженно-елочно-алкогольная эпопея закончится, а жизнь снова станет не натужным праздником, а нормальными рабочими буднями. Кто придумал этот Новый год? Почему праздник этот хорош только тогда, когда есть у человека близкие люди? Семейный праздник, мать его! А что делать тем, у кого никакой семьи нет? Таким людям, очевидно, нужно притвориться, что никакого праздника нет, не включать телевизор, не выходить из дому, чтобы не видеть этих нахальных, подмигивающих, сияющих елок. И желание не загадывать, когда часы будут бить двенадцать. Какие
могут быть желания у бобыля? Надеяться на встречу со своей мифической половинкой? Да глупости все это! Жить ожиданием, чтобы потом жестоко разочароваться? Да разве мало их уже было, разочарований? К чему пополнять эту скорбную коллекцию?
        Как же она так бездарно прокозявила поездку во Вьетнам? Саше почему-то представлялось, что там-то она непременно должна была быть счастлива, а вот здесь не могла, никак не могла.
        - Взгляните на это платье,  - услышала Саша. Девушка-продавец показывала на простенькое серое платье с вырезом-лодочкой, сильно приталенное, с пышной юбкой в духе пятидесятых годов.  - Мне кажется, вам оно очень пойдет. Это платье как раз для девушек с тонкой фигурой.
        Саша тут же представила, что к платью этому хорошо бы подобрать тонкие перчатки выше локтя тона на два светлее самого платья. Можно надеть нитку жемчуга, но это будет совсем уж как-то по взрослому, а чувствовать себя взрослой, считай старой, Саше сейчас хотелось меньше всего. А можно прикупить какой-нибудь задорный аленький цветочек из легкомысленного атласа и приколоть его на платье, можно у плеча, а можно и у пояса. Будет, конечно, не безупречно с точки зрения вкуса, зато не чопорно. И туфли можно купить красные, на каком-нибудь каблуке высоты головокружительной. Уххх! Как же это будет красиво! Саша схватила платье и ринулась в примерочную кабину…
        Домой она вернулась, нагруженная покупками. Многочисленные пакеты и пакетики с трудом уместились в багажник ее машины. Она потратила больше денег, чем рассчитывала, но ни о чем не жалела. И несколько часов вертелась перед зеркалом, примеряя наряды.
        - А почему, собственно, я должна наряжаться для каких-то там мужчин?  - думала она.  - Что за чушь! Для себя я буду наряжаться! Для себя! Чтобы смотреть на себя в зеркало и думать самодовольно: какая же я красавица! Невозможная красавица. И принцев я никаких искать не буду, такую женщину, уважающий себя принц найдет сам. В тридевятом королевстве разыщет! И путь только попробует не разыскать, зараза такая!
        Корпоративы в женском коллективе - явление не очень захватывающее. Поэтому Саша давно придумала просто собирать своих девчонок и вести их куда-нибудь в клуб. Вход и два коктейля им Саша оплачивала, произносила пару протокольных тостов, а дальше уж каждый, как говорится, развлекал себя сам.
        Он появился как раз вовремя. Когда Саша уже поделилась своим начальственным оптимизмом по поводу выдающихся успехов всего коллектива в году уходящем и выразила надежды на еще большие успехи в году наступающем. Два корпоративных коктейля были уже выпиты, и Саша принялась было скучать. Разговоры разряженных в пух и прах подчиненных, о том, кто, где и с кем будет встречать Новый год, ее раздражали. Невыносимо. Больше всего она боялась, что кто-нибудь спросит ее, Сашу, как она намерена отметить главный праздник страны. У хозяйки этого благоухающего цветника на сей счет не было ни одного внятного предложения. Точнее, вообще ни одного не было. Саше даже подумалось, что этот нелепый праздник, основанный исключительно на детских воспоминаниях и неизбывных фантазиях, является своеобразной лакмусовой бумажкой одиночества. Очевидно, ее одиночество абсолютно, раз ни один человек на всем белом свете не захотел ее видеть за своим новогодним столом. Даже собственная мать. Она в телефонном разговоре с дочерью категорически попросила не приезжать, ибо у нее намечается романтическая ночь с одним интересным вдовцом
с соседней улицы. И мешать им не стоит. К тому же, вдовец этот питает некоторые иллюзии насчет возраста Сашиной матери. Она в его глазах практически нимфетка пятидесяти лет от роду, и тут вдруг немолодая уже дочь. Не стоит так разочаровывать человека. Не зачем. Сашина мать, действительно, несмотря на свой вздорный характер и недоброе мироощущение, выглядела замечательно: лицо ее светилось какой-то юношеской наивностью и легкостью. Было оно свежо и молодо. Вокруг матери всегда было много мужчин. Только надолго они не задерживались: вероятно, пугались диссонанса между ее ангельской почти внешностью и темным, немного ведьминским нутром. «Может быть, на этот раз моей ненормальной мамаше повезет»,  - подумала Саша и на своем приезде настаивать не стала, хотя и крайне нуждалась сейчас в родительской поддержке. Впрочем, какая поддержка может исходить от ее матери? Она как была капризным ребенком, так и осталась. Озлобленная блаженная, счастливая в своих извечных несчастьях, которые она сама же и придумывает на свою голову.
        - Вы слишком хороши для этого убого клуба!  - прокричал он ей в ухо,  - но я рад, что встретил вас здесь!
        - Небанальное начало,  - подумала Саша.  - А он хорош. Не зря я купила это платье.
        Он и в самом деле хорош. Некоторым не нравятся лысые мужчины, а Саше нравятся. Ей сейчас всякие мужчины нравятся, только она их немного боится. Он лыс, высок, строен, загорел. А глаза! Какие глаза! Ярко-голубые, они так и сияют на смугло-матовом лице.
        Почему этот красавчик один? Почему он цепляет женщин в клубе? Он, наверное, какой-нибудь плейбой, не иначе. И почему он подошел именно ко мне, хотя тут полно девчонок и помоложе, и покрасивее? Может быть, он еще и жиголо? Тут же завертелись в Сашиной голове вопросы. Да к черту эти вопросы! Нужно же получать удовольствие от жизни. Хоть сиюминутное!
        И танцевал он великолепно. И так изящно, и будто бы ненароком всю ее облапал. Пожалуй, если бы не толпа подчиненных, которая наблюдала за танцующей парой с откровенным любопытством, Саша даже позволила бы себе слиться с этим незнакомцем в неистовом поцелуе. А почему и нет? Свобода для того и дается, чтобы ею пользоваться.
        - Как вас зовут?  - прокричала Саша в ухо незнакомцу.
        - Артем! А вас?
        - Саша! А давайте уйдем отсюда! Видите этих барышень, которые на нас глазеют?  - Артем кивнул.  - Это мои подчиненные. У нас тут корпоратив. Что они обо мне потом будут говорить?
        - Давайте потанцуем еще минут пятнадцать и уйдем. Я буду корректен!  - пообещал мужчина.
        Холодный ветер обжег щеки и закружил подол Сашиного платья.
        - К вам или ко мне?  - спросил Артем.
        - За кого вы меня принимаете?  - возмутилась Саша.
        Он рассмеялся.
        - Пойдемте, прогуляемся немного. Тут недалеко. Не успеете замерзнуть.
        Они обосновались в кофейне неподалеку. Когда Саша заказывала себе капуччино и кусок штруделя, поймала себя на мысли, что впервые в жизни она пьет кофе в час ночи в кофейне с незнакомцем. Слишком многое в последнее время происходит с Сашей впервые, и слишком много в последнее время в ее жизни незнакомцев. А одиночество ее очень похоже на вторую юность: бесшабашную и авантюрную. Так ли уж это плохо? Если бы все было как прежде, она бы сейчас просто спала в постели рядом со своим мужем, и ее бы это даже не радовало. Ибо это была бы обыденность. Данность. Кто же ценит данность? И что же лучше, относительно комфортная рутина или яркая жизнь, полная неожиданных поворотов судьбы? Сейчас Саше нравился этот незнакомый мужчина, сидящий напротив и собственная смелость, которая занесла ее в эту кофейню с этим мужчиной.
        - Где вы встречаете Новый год?  - спросил он. Саша вся сжалась. Как от пощечины. Ну, за что? Хотя откуда этот человек может знать, что нельзя ей задавать таких вопросов. Что для нее они как удар хлыста.
        - А вы?  - спросила она в ответ.
        Он усмехнулся.
        - Непростой для меня вопрос. И я, кстати, первый спросил.
        - А для меня это тоже непростой вопрос. Так что я как джентльмену уступаю вам право ответить на него первым.
        - Лучше бы вы были просто красивой, а вы еще и умная. Так было бы проще. Может быть, не так увлекательно, но проще,  - Артем грустно улыбнулся.  - Стыдно признаться…  - он снова усмехнулся.  - Да, действительно, стыдно признаться…  - замолчал.
        - В чем стыдно признаться?
        - Я не знаю… Не знаю, где буду встречать Новый год, но это не важно… В конце концов можно и дома встретить…  - снова замолчал.
        - А что важно?
        - А важно, Саша, так ведь вас зовут?  - она кивнула,  - важно, Саша, что встречать Новый год мне не с кем.
        - Ни за что не поверю. Чтобы такому мужчине и не с кем было встречать Новый год?! Да любую позовите, и она с радостью согласится.
        - А вы согласитесь?
        - Я? А причем здесь я?
        - Вот видите, а вы говорите любая. Сразу же и отказались,  - он обиженно принялся пить кофе.
        - Я вообще-то пока не отказалась.
        Он сразу оживился:
        - Так вы согласны?
        - Я не отказалась, но пока и не согласилась. Я же вас совсем не знаю. Новый год - это семейный праздник. Вы же не можете стать моей семьей за пять минут?  - Саша рассмеялась. Впрочем, не слишком весело.
        - К чему вам эти предрассудки? Семейный - не семейный? Зачем ограничивать себя какими-то рамками? Праздник должен быть праздником. Вот и все. А как и с кем это произойдет, разве так уж важно?
        - Пожалуй, вы правы,  - Саша задумчиво отпила глоток кофе,  - очень странная история…
        - Вы о чем?
        - Как могло получиться, что в огромной Москве встретились два человека, которым не с кем встречать Новый год?
        - Вам и в самом деле не с кем? Ни за что не поверю! Чтобы такая женщина была одна!  - Оба рассмеялись. Он завладел ее рукой.  - Может быть, это судьба?
        Саша посмотрела на Артема оценивающе:
        - Может быть.
        - Шампанского?
        - Шампанского? В полвторого ночи? Вы шутите?
        - Саша, вам нравится быть рабой условностей?  - она отрицательно помотала головой.  - Ну, вот и не будьте. За судьбу нужно пить шампанское, не зависимо от времени суток. Желательно стоя. Девушка, будьте добры шампанского,  - обратился он к официантке.
        Спустя полчаса и два бокала игристого напитка Артем с пьяной откровенностью и некоторой даже горячностью говорил:
        - Заигрался я с женщинами, заигрался. Жена, любовницы… И все терпят, и все любят. Вся эта распущенность от безнаказанности, Саша, только от нее. Мы себя так ведем, потому что вы нам это позволяете! Вот если бы жена моя, Катька, выставила меня из дома сразу после того, как узнала, что у меня есть любовница, а любовница вообще не стала бы вступать со мной в интимные отношения, когда узнала, что я женат, все было бы по-другому. Не были бы мы такими кобелями. Разбаловали вы нас. Жестче с нами надо. А вы ведь как? Терпите-терпите, мы думаем, что все в порядке, а потом, раз и вы посылаете нас к едрене-фене и исчезаете. А мы и понять не можем, что же произошло, все же нормально было, все всех устраивало? А потом перед самым Новым годом ты остаешься совсем один в этом чертовом городе, где живет чертова туча миллионов людей! Вы подумайте, миллионы людей вокруг, а ты при этом совсем-совсем один. Что может быть нелепее?
        - От вас ушла жена?
        - Ушла.
        - А что же ваши любовницы? Тоже ушли?  - Саша еле сдержалась, чтобы не расхохотаться.
        - Одна всего была любовница. Она замуж собралась. За другого. Сказала, что устала слушать сказочки о светлом будущем в моем исполнении и надеяться на чудо. Вот так и остался я один. Закон бумеранга еще никто не отменял. Что посеешь, как говорится, то и пожнешь.
        - Я должна вас пожалеть?  - Саша улыбнулась саркастически.
        - Нет, что вы. Просто выслушать, если вам несложно, конечно. А, может быть, и понять. Просто понять. Хотя, наверное, это уже лишнее. Это был бы слишком щедрый подарок,  - он поцеловал ее руку.  - Знаете, это лучшая ночь за последние несколько недель и все благодаря вам. С вами спокойно. Есть в вас что-то такое, что дарит надежду на лучшее. Вот смотрю я на вас и думаю: «Раз со мной сидит такая женщина, значит, не все так плохо в моей жизни. Все обязательно наладится». Ведь так, наладится?
        - Знаете, мне самой бы очень хотелось, чтобы все наладилось. И у вас, да и у меня тоже. Мне бы это не помешало,  - Саша грустно улыбнулась.
        - А знаете что, может быть, мы поможем друг другу как-то скрасить эту тягостную пустоту предновогодних дней. Ведь в эту пору особенно чувствуется какая-то неустроенность, неопределенность. В это время как-то невыносимо понимать, что ты один, что никому на всем белом свете не нужен. И вдруг такая встреча! Можно сказать, волшебная встреча! Неужели мы сейчас просто разойдемся в разные стороны и забудем друг о друге? А ведь кто знает, может, это то самое новогоднее волшебство, о котором мы все так мечтаем?  - Артем принялся лобызать Сашину ручку.
        - Что вы предлагаете конкретно?  - она понимала, что несколько принижает романтичность момента, но куда ж ей было девать свой деловой подход к жизни?
        - Поедемте ко мне. У меня есть бутылочка французского шампанского, лед в морозильнике, бельгийский шоколад и тонны нерастраченной нежности.
        - Звучит соблазнительно,  - Саша усмехнулась.  - Но, знаете ли, мне не семнадцать лет, чтобы меня можно было вдохновить бутылкой шампанского, путь даже и французского. Понимаете, я сама могу купить все, что захочу. Как, наверное, не сладко с нами, с современными самодостаточными женщинами. Ничем-то нас не удивишь.
        Андрей рассеянно крутил кофейную чашку.
        - Нам с самими собой не сладко. Может быть, хоть это вас утешит. Иногда даже хочется, чтобы мужчина мог нас чем-то поразить. Иногда так жаль своей юношеской простоты, когда мальчик на какой-нибудь старенькой отцовской восьмерке казался нам сказочным принцем на белом коне. А сейчас… Сейчас мы сами королевы, которым подходят либо короли, либо прекрасные садовники. Как жить?  - Саша выдержала паузу, наблюдая за смятением своего случайного знакомого.  - Поехали!  - произнесла она, наконец.
        Он поднял на нее удивленные глаза:
        - Куда поехали?
        - К вам. Вы мне обещали французского шампанского.
        - А что же вы мне голову морочили?
        - Ну, должна же я была немного поартачиться. А то вы меня, пожалуй, перестали бы воспринимать как дичь - я бы вмиг превратилась в легкую добычу. Разве мужчин привлекает то, что доступно? К тому же, вы правы, одиночество в предновогодние дни совершенно невыносимо, так к чему же упускать шанс, который предоставила нам судьба?
        В такси в перерывах между поцелуями Саша размышляла о своем поведении - ей было за себя стыдно. Что это, сексуальная распущенность или всего лишь элемент свободы? Не дается ли одиночество человеку еще и для того, чтобы понять, чего он хочет от своего партнера? Какого партнера он хочет? Разве паузу между серьезными отношениями нельзя использовать для экспериментов? Разве это не самое подходящее время для познания жизни, для познания людей, познания мужчин, наконец? Но разве легкая симпатия - это повод, чтобы укладываться с человеком в постель? Ведь тут даже особого желания нет. Только страх. Животный, всепоглощающий страх одиночества. Это он усадил Сашу в машину, это он держит сейчас ее в объятьях этого незнакомца. Это он заставит ее через несколько минут отдаться этому незнакомцу. Страх! Даже не пресловутый основной инстинкт. Может быть, сбежать? Зачем все это? А вдруг этот мужчина, действительно, ее судьба? Не случайно же они встретились. Такие встречи не происходят случайно. И целуется он неплохо. Это определенно приятнее, чем ее еженощные метания по огромной пустой постели.
        К черту мораль! Пора уже получать удовольствие от жизни. Какая разница, судьба это или нет? Нужно жить сегодня, сейчас! А сейчас она хочет быть с этим мужчиной. Тем более у него такие ласковые губы, такие настойчивые руки. И он так простодушен в своем желании. А все остальное не важно. Обо всем остальном она пожалеет завтра. А может так случиться, что и не пожалеет. Вдруг, новогодние чудеса существуют? Вдруг это не выдумки?
        Квартира у него была просторная. Можно даже сказать, изысканная, но уже несколько запущенная - отсутствие женщины чувствовалось, но в тоже время были заметны следы ее недавнего присутствия: на диване в кухне-гостиной валялась забытая дамская сумка, прикрытая подушками, в ванной одинокая баночка крема. Под столом Саша заметила игрушечную машинку. Женской и детской обуви в прихожей не было. Зубная щетка была одна. «Уже хорошо,  - подумала Саша,  - может быть, она, действительно ушла, а не уехала к маме в Саратов на пару неделек».
        Артем суетился: кинулся к холодильнику, достал шампанское и лед, извлек откуда-то ведерко, засыпал туда лед, поставил бутылку, полез в буфет за бокалами, зажег свечи, предусмотрительно стоящие на столе.
        «Интересно,  - думала Саша, сидя на краешке кожаного стула и наблюдая за всеми этими отработанными до механизма манипуляциями,  - скольких он уже сюда приводил? Сколько его так называемых „судеб“ прошли через эту квартиру, неожиданно ставшую холостяцкой? Какой порядковый номер у меня? Может быть, сбежать? Я ведь не обязана с ним спать. Я ему ничего не должна. Подумаешь, он будет разочарован в своих ожиданиях. Я ему ничего не обещала. Это все неправильно. Так не должно быть! Если я сомневаюсь, значит, это не мое. Бежать, бежать! Сейчас я пойду в прихожую, надену свое пальто и уйду. Такси вызову из подъезда. Бежать!».
        Артем тем временем откупорил бутылку, пробка отскочила в потолок, он сконфуженно рассмеялся, разлил шампанское по бокалам:
        - За красивейшую из женщин! За подарок судьбы!  - провозгласил он тост, вид при этом имел совершенно искренний.
        Бежать Саше расхотелось.
        - Да, за подарок судьбы!  - тихо отозвалась Саша…
        Утром Саше начало казаться, что судьба, действительно, сделала ей предновогодний подарок - Артем был чудо как хорош: темпераментный и нежный одновременно. Особенно хорош он был после пробуждения, когда накинув халат, устремился на кухню готовить завтрак, а потом кормил ее яичницей с беконом и уговаривал в очередной раз наплевать на условности и не ходить сегодня на работу. А Саша взяла да и согласилась. Правда, долго звонила по салонам и выясняла, все ли явились на службу после бурной корпоративной ночи. Оказалось, что самой безответственной была она, Саша, которая позволила себе в первый раз в жизни легкомысленно воспользоваться своим служебным положением и, как зеленая студентка, прогулять работу.
        Днем они шатались по Новодевичьему монастырю, обедали в грузинском ресторане, расположенном неподалеку и говорили, говорили, говорили… Обо всем на свете. Саше казалось, что она знает Артема давным-давно. Как она могла всего несколько часов назад пытаться сбежать от него? Если бы она сделала это, то совершила величайшую глупость в своей жизни. Это подарок, точно подарок. Подарок судьбы. Новогоднее чудо. Он же идеально ей подходит: и сексуален, и умен, и состоятелен, и весел. У него за плечами разнообразный жизненный опыт. Сашу бросил муж, а Артема бросила жена. Он тоже неожиданно остался совсем один. Да они встретились для того, чтобы спасти друг друга! Избавить от тоски и одиночества! Встретились, чтобы снова стать счастливыми! Кажется, она нашла свою половинку! Спасибо тебе, Господи!
        Поздним вечером тридцать первого декабря Саша не слишком умело, но очень старательно резала вареную колбасу для салата оливье и ждала Артема - Новый год они решили встречать вместе. Была она уже в прическе, макияже и маникюре, и даже в новом задиристом платье темно-синего цвета со смелым декольте, которое, впрочем, немного прикрывал итальянский фартук, некогда купленный в немотивированном эйфорическом порыве в качестве сувенира, но так никому и не подаренный. Теперь вот пригодился.
        Андрей запаздывал. Саша в тысяча первый раз смотрела по телевизору «Иронию судьбы» и изо всех сил старалась не нервничать. Тревога, однако, нарастала. В душу так и лезли смутные, тяжелые черви подозрения, что он не придет. Она пыталась их отогнать позитивными размышлениями на тему могучих предновогодних пробок.
        Телефон периодически оживал: звонили коллеги, знакомые, немногочисленные друзья - поздравляли. Артем как в воду канул. Сама Саша звонить ему не решилась из каких-то юношеских и давно уже устаревших представлений о девичьей гордости. Вот уже и салат готов, и туфли на высоком каблуке надеты, и стол сервирован, и свечи зажжены, и бутылка шампанского покоится в ведерке со льдом, и половина ее уже выпита, а Артема все нет. Звонок. Он.
        - С наступающим, милая!  - голос излишне оптимистичен. С оттенком вины.
        - И тебя! А ты где?  - пауза. Только сейчас Саша слышит звук льющейся воды.  - Ты до сих пор в ванной?
        - Сашенька, милая…  - пауза,  - Сашенька, я не приду. Извини.
        - Как?  - выдыхает она.
        - Извини, ради бога, извини, так получилось. Я хочу быть с тобой, но так получилось.
        - Что получилось?
        - Она вернулась.
        - Кто вернулась?
        - Жена. Она сказала, что не может жить без меня и готова принимать меня таким, какой я есть, со всеми моими тараканами и даже любовницами. А я… Пойми, она ведь родной мне человек, мы ведь столько лет вместе прожили. И дети у нас. Не могу же я сейчас хлопнуть дверью и уйти. Никак не могу, пойми!
        - А как же я?
        - Сашенька, милая, ты не представляешь, как я счастлив, что встретил тебя. Я позвоню тебе… Завтра позвоню. Как-нибудь улизну из дома, и мы увидимся. Я не хочу тебя терять! Я и сейчас больше всего на свете хочу быть рядом с тобой, но я не могу, прости, не могу! Мы ведь увидимся завтра?  - Саша молчала.  - Увидимся?
        - Боюсь, что нет. Я не встречаюсь с женатыми мужчинами. С Новым годом, тебя, Артем, и со старым счастьем!  - Саша нажала отбой. Налила в бокал шампанского, чокнулась с бутылкой.  - Поздравляю!  - сказала она сама себе.  - Достойное завершение года, а главное, вполне логичное.
        Москва. Новогодняя ночь
        Прочь из дома! Только не одной! Только не одной! Еще час до Нового года, я успею! Успею! К людям! Нельзя красивой, молодой женщине быть одной! Ну, никак нельзя! Пусть все мужики подонки, но это не должно испортить мне праздника. На улицы! На улицы! Там за каждым углом тебя может ждать приключение или новая встреча. А здесь, в четырех стенах ждать абсолютно нечего. Ничего не будет, кроме шампанского, оливье, поздравления президента и телевизионного боя курантов. Кстати, пора уже услышать бой этих самых курантов вживую.
        Саша ожесточенно стягивает с себя свое роскошное кокетливое платье, оценить которое теперь уже решительно некому. Немного даже порвала. Не жалко, совершенно не жалко. Это всего лишь платье. Нельзя жалеть испорченное платье, когда тебя в очередной раз предали, когда злодейка-судьба вместо подарка подсунула какое-то дерьмо. Подразнила, раззадорила, дала журавля в руки и тут же отобрала. Хотя все правильно, журавль должен парить в небе, а в руках остается даже не синица, нет… В руках снова пустота. А в душе обида да злость…
        Саша натягивает теплые колготки, джинсы, носки, толстый шерстяной джемпер, пуховик - ей уже было не до красоты: на улице минус два, не слишком холодно, но только при условии, что твое нахождение на свежем воздухе сводится к короткой пробежке от двери подъезда до машины. А тут… Кто знает, сколько часов ей придется провести на московских улицах. Да и вообще, кто знает, что ее там ждет? До Нового года всего сорок минут. Пора бежать.
        Саша бежит по полупустым переулкам, спускается в метро - ей нужно проехать пару остановок. Боже! Сегодня все эти люди не унылы, как обычно, а пьяны! И даже в некотором роде веселы! Кто эти люди? Что заставило их за несколько минут до праздника спуститься под землю? Почему они сейчас едут куда-то, а не сидят дома за накрытым столом в кругу родных и близких? Это что же, сборище искателей приключений? Или провинциалов нынешних и недавних, жаждущих хлебнуть столичной жизни во всей ее новогодней красе? Или одиноких людей, таких как сама Саша, которых лишь безысходность загнала в метро? Как тут угадаешь?
        Вышла на Пушкинской. Все подходы к Красной площади запружены людьми, стоят кордоны милиции. Не пробиться. Саша сворачивает на бульвары. Да какая разница, можно и здесь. До Нового года остается десять минут. Надо бы выпить за старый год. Традиция все-таки. Традиции - это столпы жизни, особенно когда никаких других опор не осталось. Саша достала из сумки бутылку шампанского, какой-то парень помог ей открыть, поздравил. Ей было неуютно пить одной из горла среди этой шумной толпы, и произносить тосты мысленно. Что может быть глупее?
        Тосты… «Хорошо, что этот кошмарный год, наконец, заканчивается! Надеюсь, следующий год будет лучше! А ведь и в прошлом году было много хорошего! Меня не бросили, а дали свободу! А сколько было новых встреч, а приключений! Да, моя жизнь не была такой развеселой со времен безумной юности! Спасибо, тебе, любимый муж, за то, что сбежал от меня! Это лучшее из всего, что ты для меня сделал! Жизнь прекрасна!». Саша улыбалась. Компания таджиков тоже улыбалась, глядя на нее. Кроме того, эти смуглые мужчины весьма некультурно показывали на нее пальцем и даже громко посмеивались. А, плевать! Пора бы уже и Новому году настать. Отчего не бьют куранты? Оххх! Уже двенадцать! А что же, куранты бьют только по телевизору? Или их здесь не слышно? Далековато все-таки. Так, загадать желание! Но не смогу же я выпить остатки шампанского в бутылке! Ладно, сколько выпью! Тут в относительной близости от реальных курантов как-то все не очень реально. Непривычно. И люди непривычные. Неприлизанные. Незамысловатые. Простые. Даже слишком простые. Неважно, может быть, они и есть настоящие, такие, какие есть, а не эти вечные
носители всевозможных масок, которые составляют круг ее общения.
        Желание… Что же загадать? Вроде, все есть, кроме счастья. Саша зажмурила глаза: «Хочу, чтобы в новом году я встретила свою половинку и еще хочу поехать во Вьетнам!  - она большими глотками пила шампанское.  - Интересно, а сбудется желание ли без боя курантов? А сбывались ли они раньше? А ведь я не помню. Что, например, я загадывала в прошлом году? Не знаю. Ну и ладно! Это желание точно сбудется, я уверена!».
        В небе полыхали салюты. На земле люди вопили: «С новым годом!». Саша слилась с толпой, она кричала вместе с ней, находясь в состоянии эйфории. Мысли ушли. Их не было. Смуглые таджики обнимали ее, все по очереди, она даже не противилась. А зачем? Сейчас она атом, маленькая капля этого людского моря, она сейчас не одна. Не одна! Наконец-то она не одинока! Не к этому ли она стремилась?..
        На ступеньке Сашиного подъезда сидел очень пьяный Дед Мороз. То, что он сильно пьян, было видно даже подвыпившей Саше.
        - О-па! А вот и внученька-снегурочка,  - изрек он, когда женщина к нему приблизилась.  - Не проходи мимо, утешь дедушку!
        Дедушка был бесстыдно молод. Под белой бутафорской бородой краснело юное лицо, еще нетронутое пороками и жизненным опытом.
        - Что случилось?  - поинтересовалась Саша достаточно холодно. Не хватало ей еще спасать перебравших Дедов Морозов.
        - Вот, скажи мне, внучка, почему вы бабы такие суки?
        - Ну, спасибо, Дед Мороз, за комплимент!  - Саша даже обиделась. Чуть-чуть. Самую малость.  - Чем вам так женщины-то не угодили?
        - Да понять вас невозможно! Сначала вы нас пилите-пилите - денег вам мало. Вот, Дедом Морозом решил побыть. Вот, денег заработал,  - он начал извлекать из кармана изрядно помятые купюры. И что?
        - И что?
        - А то, что она обиделась, что я новогоднюю ночь не с ней провожу и ушла.
        - Куда?
        - А я знаю? Сказала, что к бывшему своему подалась, к Ваньке. Он, видите ли, под Новый год не шарахается неизвестно где. Ему, видите ли, она дороже каких-то там денег. Я, оказывается, должен был наплевать на деньги и с ней остаться. А я-то только и хотел на подарок ей заработать. Косметику дорогую она хотела. Что ваша Москва с людьми делает? Была нормальная девчонка, простая, как все. На рынке одевалась, а сейчас мимо бутиков ходит и вздыхает, о красивой жизни мечтает. А я-то не олигарх, нет у меня денег на бутики. А она пилит, неудачником называет. А что, олигархи были олигархами в двадцать четыре года? Наверняка ведь нет? Ну и нашла бы себе богатого старика. Чего со мной-то связалась? Хотя такие старики-то на нее, пожалуй, и не посмотрят - росточку-то она невысокого, да и не худенькая, а им ведь моделей подавай. Хотел вот ей хотя бы косметику дорогую подарить и духи, чтобы порадовалась, а она… Слушай, у тебя выпить есть?
        - Нет.
        - Жаль.
        - Мне кажется, вам хватит уже.
        - Может, и хватит. А что мне делать-то теперь?
        - Может быть, имеет смысл поехать домой и лечь спать? Утро вечера мудренее, как говорится.
        - А как я там один в четырех стенах, я ведь с ума сойду,  - Дед Мороз обхватил голову руками и начал раскачиваться из стороны в сторону.
        - Зато живы останетесь, а здесь можете замерзнуть. Наверное, не слишком приятно умирать в новогоднюю ночь, когда все веселятся.
        - Не знаю, не пробовал,  - он усмехнулся.
        - И не стоит. Я тоже совсем одна. И дома меня ждут четыре стены и тишина, так же как и вас. Но это ведь временно. Все проходит, и горе и радости.
        - Очень свежая мысль!
        - Зато это истина. Слушайте, а откуда вы знаете, что ваша девушка ушла?
        - В 12 позвонил ей поздравить, а она говорит: «Гуляй дальше, где гуляешь, не нужно мне твоих поздравлений, я тут с Ванькой! Снегуркам привет передавай!». Такие дела.
        - А, может, это она назло вам сказала? А сама сейчас дома сидит, вас ждет.
        Глаза юного деда Мороза загорелись надеждой:
        - Думаете, нужно ей позвонить?
        - Звоните, конечно. Чего вы теряете?
        Дед Мороз вытащил из кармана телефон, набрал номер:
        - Але, это я,  - сказал он.
        Из трубки полились всхлипы:
        - Ты где до сих пор пропадаешь? Я же жду! Мне тут плохо одной! Приезжай скорее!
        - Но ты же сказала, что ты у Ваньки?
        - А ты и поверил? Как ты мог такое обо мне подумать? Я же люблю тебя, идиот! Приезжай быстрее!
        - Да, я сейчас, сейчас! Спасибо тебе, внученька!  - обратился он уже к Саше.  - Черт, а подарка-то у меня нет. Денег-то я заработал, а подарок-то не купил. И где же его сейчас купишь?  - на лице под бородой обозначилось огорчение.  - Или я сам как подарок?
        - Вы такси пока вызывайте, а я сейчас! Только обязательно дождитесь меня!  - Саша ринулась в подъезд.
        В прихожей горел свет. Неужели забыла выключить? Саша направилась в спальню. Там, свернувшись клубочком, спал ее бывший муж.
        Не слишком ли много приключений за одну ночь? Расставание с новым любовником, Тверская, таджики, несчастный, пьяный Дед Мороз, а теперь еще и это? Почему я поленилась поменять замки? Что ему здесь надо? Чудеса продолжаются?
        Саша не стала будить бывшего любимого мужчину, на цыпочках подошла к шкафу, достала оттуда флакон духов, которые подарили ей коллеги, косметический набор известной марки - презент благодарной клиентки и стала красться обратно к выходу. С мужем она разберется позднее, а пока нужно осчастливить деда Мороза, он ведь тоже обычный человек и тоже хочет подарков. Ему сейчас эти безделушки нужнее, чем ей, у нее этого добра и так хватает. Пусть возлюбленная Деда Мороза порадуется. Можно представить, что она пережила за эту ночь!
        Когда Саша выскочила из подъезда, Дед Мороз был еще там, стоял рядом с такси уже без бороды и курил.
        - Вот, это вам, передайте своей девушке,  - она сунула ему в руки духи и коробку с косметикой.
        - Ну что вы, зачем! Не нужно было.
        - Берите, берите, это подарок для вашей девушки будто бы от вас. Будьте счастливы! Пусть хоть кто-то будет счастлив!
        - Спасибо! А я-то, дурак, в чудеса не верил, а тут… Вы волшебница, да?
        Саша рассмеялась:
        - Да, наверное, я добрая волшебница! Поезжайте, поезжайте, она вас ждет.
        Дед Мороз порывисто обнял Сашу, троекратно расцеловал в щеки по русскому обычаю, сел в машину. Такси тронулось.
        - С Новым годом!  - кричал Дед Мороз Саше из открытого окна.  - Будьте счастливы! Я вас никогда не забуду! С Новым годом!
        Саша махала ему на прощанье рукой и улыбалась.
        Прежде чем вернуться домой она выкурила две сигареты. Ее трясло. То ли от холода, то ли от страха. Зачем он пришел? Что ему от нее нужно? Она ведь только начала его забывать…
        Москва. Новогоднее утро. Сашина квартира
        - Просыпайся!  - почти закричала Саша, когда зашла в спальню. Села в кресло. Приблизиться к кровати она не решилась. Бывший муж открыл глаза. Заморгал. Вид имел несколько ошалевший, будто не понимает, где находится. А, может, и в самом деле не понимал.  - Что ты здесь делаешь?
        - Сплю,  - ответил он невинно.
        - Тебе больше спать негде?
        - Есть, но мне захотелось поспать здесь. Сашуля, я соскучился.
        - Как трогательно!
        - Фу! Как тебе не идет быть язвительной! Ты что, на меня до сих пор злишься?
        - Нет, что ты! С чего бы?
        - Да ладно, тебе, Сашуля! Люди сходятся, потом расходятся. Это жизнь. Разве это повод, чтобы злиться?
        - Тебя твоя новая жена выгнала?
        - Нет, сам ушел.
        - Зачем?
        - Должен же я был тебя поздравить с праздником! Чай не чужие друг другу, столько лет вместе прожили, пуд соли съели, а то и два.
        - Почему-то это тебя не остановило, когда ты сбежал от меня.
        - Саша, сегодня праздник, к чему ворошить прошлое? Тем более что сделанного не вернешь. Шампанское еще осталось?
        - Если ты все не выпил, то должно быть.
        - Нет, я выпил то, что принес с собой. Пойдем-ка, выпьем за Новый год! И поедим. Что-то я проголодался. Салат у тебя там вкусный. Для меня ты так не готовила,  - голос немного обиженный.  - Новая любовь?
        - Не твое дело.
        - Ты слишком сурова.
        На кухне он по-хозяйски открыл холодильник, достал бутылку, разлил пузырящуюся жидкость в бокалы. Все было как раньше, будто и не уходил он никуда, а продолжал тут жить. Саша смотрела на него, подперев щеку рукой. По щеке катилась слезинка.
        - Что за слезы?  - спросил он нежно.  - Перестань. Я, правда, очень соскучился, поэтому и пришел, только поэтому. Поверь. Оказалось, жить без тебя не так уж и просто, как мне казалось,  - он подошел к ней, вытер слезинку. Погладил по голове. Поцеловал куда-то в ухо. Вернулся на свое место напротив.  - Ну, за тебя и за Новый год!  - он поднял бокал.  - Я соврал ей, что мне нужно к друзьям, будто у нас такая традиция еще со студенческих времен встречаться в два часа ночи на Чистых прудах. Сказал, что все мои предыдущие подруги меня безропотно отпускали. А сам примчался к тебе. А тебя тут и нет. Я тебе звонил-звонил, а ты трубку не брала. Прилег на минуточку и заснул… Что ты молчишь? Ты не рада меня видеть?
        - Не знаю,  - Саша пожала плечами.
        - У тебя кто-то есть?
        - Нет,  - он облегченно вздохнул.  - Ты хочешь вернуться?
        - Понимаешь, Сашуля… Я запутался… Запутался… У меня кризис. Я не знаю, кто я, куда иду и чего хочу… Правда, не знаю. Перед Новым годом ведь какие-то итоги подводят, вот и я принялся… А подводить-то и нечего. Ушел от одной женщины, сошелся с другой, вот и все… А что я сделал полезного, сколько денег заработал? Да нисколько! Как мне погано, Саша, как погано! Сам себе мерзок, а что делать не знаю! Думал, уйду от тебя, начну, наконец, делом заниматься, ведь когда я с тобой был, стимула что-то делать не было, ты же мне все давала. А это развращает, отупляет. Создается иллюзия, будто стремиться уже не к чему, вроде и так все есть. Я же ушел не потому, что разлюбил тебя, а чтобы свободу обрести, цели обрести, устремления!
        - Обрел?
        - Обрел… новую золотую клетку. Видимо, ничего я не стою. Ни на что я не годен…
        - Ну что ты… Не говори глупостей,  - теперь она уже подошла к нему и обняла.  - Ты очень талантливый, очень умный, у тебя обязательно все получится.
        - Ты думаешь?  - произнес он тем особым тоном, полным неприкрытого желания, каким говорил он с ней в самом начале их романа. Собственно, этот сексуальный голос ее тогда и покорил… Наверное.  - Господи, как же мне тебя не хватало эти месяцы! И поддержки твоей, и веры в меня, и твоих рук! Саша, ты лучшая женщина на свете! Какой же я был дурак, когда ушел от тебя!
        Он тоже поднялся и теперь обнимал свою бывшую жену. Саша не сопротивлялась. В голове ее беспокойной белкой в колесе крутились мысли: зачем он пришел? Я уже начала привыкать жить без него. Зачем? Он, кажется, меня соблазняет? И что мне делать? Дать себя соблазнить? Потом мне будет больно. Он ведь потом уйдет. Или останется? Нет, я не хочу, чтобы он остался. Мне лучше без него. Мне лучше без него? Забавно! Еще месяц назад я даже мысли такой допустить не могла. Отправить его к его новой бабе? Послать куда подальше? Раззадорить и выкинуть отсюда? Отомстить за свое унижение? Он ведь меня унизил своим уходом? Унизил. А с другой стороны, как встретишь Новый год, так его и проведешь. Если сейчас у меня будет секс, да хоть с бывшим мужем, значит, весь следующий год у меня будет секс. Так что, может быть, лучше уступить ему. К тому же этот сволочь по-прежнему очень хорош. Очень притягателен. Еще более притягателен, чем раньше, сейчас ведь он уже не мой. Боже, какая стала циничная! А почему, собственно, в новогоднюю ночь я должна отказывать себе в удовольствии? Попользуюсь, и отправлю восвояси. Пусть другая
с ним мучается. Пусть она вместе с ним витает в его пустых мечтах, наивно ждет от него каких-то реальных действий и содержит его. Ни к чему мне этот балласт в виде великовозрастного ребенка. Не нужен он мне. Без него легче! Это я сейчас подумала? Я. Кажется, я, действительно становлюсь свободной женщиной! Ура!
        Бывший муж между тем от полудружеских объятий перешел к поцелуям. Саша не сопротивлялась. Странно сопротивляться привычному. Все еще привычному. А нужно, чтобы эти губы, эти руки, перестали быть привычными. Нужно, чтобы они стали чужими, иначе, она так и не излечится от этого мужчины. А она хочет излечиться. Еще немного и она снова начнет жалеть, что он ушел. Нужно это прекратить. Не стоит это удовольствие тех мук, которые ждут ее после. Ее ведь снова начнет преследовать обида и сожаления о былом. Как же оторваться от этих губ? А зачем? Будь, что будет!
        Все произошло прямо на кухне. Он просто раздвинул на столе посуду. Пара бокалов разбилась.
        - На счастье,  - сказал он.
        На осколках прошлой жизни и парадных бокалов на несколько мгновений возродилась былая страсть. У Саши кружилась голова от невыносимо-острого счастья! Как когда-то, много лет назад, когда все только начиналось. Кто бы мог подумать, что те же ощущения переживаешь, когда все уже закончилось. Нас в равной степени возбуждают и надежды, и отчаянье. «Это больше не повторится. Это в последний раз,  - решила для себя женщина и с новой силой принялась терзать некогда любимую плоть, будто хотела ее разорвать и оставить себе на память хоть маленький кусочек этого тела.  - Это в последний раз. Это в последний раз! Никогда, никогда больше я не прикоснусь к нему. А он еще этого не знает… А он ничего не знает. И кто из нас счастливее? Он, который пребывает в неведении, или я, которая все уже решила и будто бы заглянула в будущее? Сейчас определенно, счастливее он, а вот через несколько минут… Посмотрим, кто будет смеяться последним…».
        Они сидели друг против друга на высоких стульях за праздничным столом, от которого остались лишь руины, посреди осколков тонкого стекла и разбросанной одежды. Они старались не смотреть друг другу в глаза.
        - А ты хороша в роли любовницы.  - Сказал он. Она улыбнулась.  - Может быть, мы переведем наши отношения в новую плоскость? Брак портит отношения. Как тебе вариант - тайная страсть?
        - А как тебе вариант ушел, так ушел? Кстати, тебе пора уходить.
        - Ты что же, выгонишь меня в пять утра на мороз?
        - Да. Извини, но мне нужно хоть немного поспать и собрать чемодан - я сегодня улетаю.
        - Куда и с кем, если не секрет?
        - Не секрет, но тебе я не скажу, поскольку это не твое дело. У тебя теперь своя жизнь, у меня - своя.
        - У тебя кто-то есть?  - в голосе, еле сдерживаемая ярость.
        - Тебя это больше не касается, милый!
        - Скажи мне! Мне это важно знать!
        - Ты бросил меня, бросил! Помнишь?
        - Да, ты права, извини.
        - Я думаю, нам больше нечего обсуждать. Аудиенция окончена.
        Саша поднялась и осторожна начала пробираться к ванной. Вернулась, закутанная в халат. Взяла щетку, начала сметать осколки.
        Бывший муж сидел уже одетый, пил виски, найденный в Сашином буфете, и вздыхал.
        Саша закончила мести и принялась убирать со стола. Закончила.
        - Тебе пора,  - напомнила она мужу. Он поднялся и, молча, направился к выходу.
        - Я, правда, по тебе скучаю. Мне тебя не хватает,  - произнес он перед дверью и обнял Сашу, как раньше, так, как обнимал перед выходом из дома.  - Да, забыл сказать,  - произнес он, когда перешагнул порог квартиры,  - я подал документы на развод, имущественных претензий к тебе не имею. Ты и так сделала для меня слишком много. Думаю, все пройдет легко. Так что еще увидимся!.. В суде,  - он скрылся в лифте.
        Действительно, конец истории. Саша опустилась на пол возле порога. Встала. Зашла на кухню. Налила виски в бокал, из которого пил ее, теперь уже точно бывший, муж. Выпила и отправилась спать. Если верить примете, едва начавшийся год обещал быть бурным.
        Прага. Новогодние каникулы
        - Какая же ты счастливая, Саша, я так тебе завидую,  - сказала Маруся и отпила большой глоток пива.  - Ты свободна. Ты можешь ехать куда захочешь. Можешь, как хочешь тратить деньги, которые ты сама заработала, можешь флиртовать с кем захочешь, а я…
        В путешествие Саша все-таки поехала, пусть не туда, куда хотела, но поехала. Судьба занесла ее в Прагу. Саша была уверена, что занесла ее туда именно судьба, а не ее, Сашино, желание, и даже не самолет, следовавший из аэропорта «Внуково» города Москва в маленький аэропорт города Пардубице. И даже не автобус, который доставил ее из Пардубице в отель, расположенный в центре Праги. Именно судьба. Только вот, зачем, Саша пока понять не могла.
        За две недели до Нового года, уже после того, как Саша похоронила свою мечту о Вьетнаме, ей позвонила знакомая девушка из турагентства и предложила лететь в Прагу, поскольку один из ее клиентов отказался от поездки, а тур уже забронирован. На троих. А один из них в последний момент заявил, что поехать не сможет. Уговаривать Сашу не пришлось долго, поскольку перспектива провести все новогодние каникулы в одиночестве ее пугала. А тут… Чудесный город, и, возможно, хорошие люди.
        - Маруся, ваша попутчица, чудесная женщина, примерно ваша ровесница, редкая красавица, милейший, веселый человек. Вам не будет скучно, я уверена, вы подружитесь,  - говорила Саше девушка из турагентства.  - С вами поедет еще Марусин сын,  - прекрасный мальчик. Ему четырнадцать. У вас будет отдельный номер, который изначально был забронирован как раз для него.
        Они встретились в аэропорту. Маруся, действительно, оказалась неправдоподобно красивой. Девушка с обложки. И выглядела она даже моложе Саши. Она даже завистливо подумала, что зря она согласилась ехать с этой барышней - как-то не слишком выигрышно смотрится на ее фоне. Впрочем, Маруся оказалась дамой простой, общительной и веселой, как и обещала девушка из турагентства. И вот сейчас они сидели в пивнушке недалеко от Пороховых ворот и Маруся говорила:
        - Какая же ты счастливая, Саша, я так тебе завидую…
        - Мне?  - Саша искренне удивилась.  - Замужняя женщина завидует одинокой? Извини, но я тебя не понимаю. Мы живем в обществе, где по-прежнему, несмотря на изменения последних десятилетий, главным жизненным достижением женщины считается удачное замужество и рождение детей. У тебя все это есть, а у меня… У меня есть только мой бизнес.
        - Это же прекрасно! Бизнес - это прекрасно! А мое замужество… Его не назовешь удачным,  - безупречное Марусино лицо стало грустным.
        - Почему?
        - Знаешь, почему ты оказалась здесь с нами? Потому что мой замечательный муж сначала сделал вид, что поедет с нами, а потом все-таки улетел с любовницей в Тайланд.
        - Он тебе так и сказал, что улетает с любовницей в Тай?
        - Нет, разумеется. Он сказал, что у него появились срочные дела, что на работе просто ужас, катастрофа, едва ли не вселенского масштаба. Я, разумеется, разрыдалась, а он смотрел мне в глаза, его лицо было искажено бешенством, он кричал мне в лицо: «Что для тебя важнее, какая-то там дурацкая поездка или благосостояние семьи? Ты что не понимаешь, что если я сейчас не останусь, не будет уже никаких поездок, ни со мной ни без меня! Выбирай, что для тебя важнее, сиюминутные развлечения или материальная стабильность? На что мы жить-то будем? Ты что ли работать пойдешь? Ты же ничего делать не умеешь! Только по салонам красоты болтаться и тратить мои деньги!».  - Маруся умолкла, опустила свои огромные голубые глаза и принялась рвать бумажную салфетку на мелкие-мелкие клочки.
        - А с чего ты взяла, что он не остался в Москве, а уехал, да еще и с любовницей. Может быть, он сейчас и в самом деле работает?
        - Наивная ты, Сашка. Ты замужем-то была?  - Саша кивнула.  - Даже странно. Замужество - это такая школа, после которой утрачиваешь все иллюзии по поводу жизни в целом и мужчин в частности. Ты, наверное, недолго замужем была?
        - Недолго,  - согласилась Саша.
        - Это многое объясняет. А я уже пятнадцать лет со своим кобелем живу. Чего только не насмотрелась. И от него, и от дружков его. Все они одинаковые. Так вот, Саша, в жизни каждой замужней женщины наступает момент, когда ей приходится стать настоящим сыщиком. Когда какой-нибудь неприметный клочок бумаги, волос, запах, могут рассказать тебе очень многое. Даже слишком многое. А всевозможные электронные девайсы - это просто кладезь информации. Причем, часто такой информации, от которой не хочется жить. Я давно уже перестала задавать мужу лишние вопросы - поскольку кроме откровенной лжи в ответ от него ничего не слышала. Собственно, теперь я понимаю, что лучше бы я довольствовалась враньем. Оно куда безопаснее для психики, но мне почему-то непременно нужна была правда. Правда оказалась горькой - мой муж самый обыкновенный, неисправимый бабник. То есть сначала я думала, что он просто влюбился в другую, что это страсть, с которой он не может бороться, а потом поняла, что его постоянно обуревают какие-то страсти. Я знаю имена всех его более-менее постоянных «страстей», а вот за его одноразовыми
похождениями я уследить не в состоянии.  - Маруся снова умолкла. Задумчиво пила пиво. Саша ею любовалась - очень красива. Восхитительно красива. Увековечивать такую красоту надо. В мраморе, на холсте. Как угодно.  - А узнать про Тай, это просто дело техники. Давно отработанный механизм опосредованной слежки. Зачем я это делаю? Лучше ничего не знать. Но я с чисто мазохистским наслаждением обыскиваю его карманы, залезаю в его телефон и компьютер и узнаю эту чертову правду, знать которую мне совсем не нужно! И ведь с этим ничего уже не поделаешь! Ничего! Его не изменить!  - Маруся порвала еще одну салфетку.
        - А ты ему изменяешь?  - осторожно спросила Саша.
        - С ума сошла? Нет, конечно!
        - Почему?
        - Понимаешь, я так воспитана: если уж я вышла замуж, значит, обязана хранить верность своему супругу. Я клятву давала перед алтарем. Мы ведь обвенчались.
        - Чушь какая! Он ведь тоже давал такую клятву, однако это его не останавливает!
        - Для него это был лишь ритуал, церемония, дань традиции, не более того. Все венчались, и мы обвенчались. А для меня все было по-настоящему. Я верующий человек. Для меня это была, действительно, клятва. Обет.
        По Марусиной гладкой щеке, по тонкому слою дорогого тонального крема катилась слезинка.
        «Вот так ее должен запечатлеть какой-нибудь современный Леонардо.  - Подумала Саша.  - Гламурная святая Маруся, последняя верная жена, добровольно принесшая себя в жертву неблагодарному мужу-тирану». Она смотрела на свою новую подругу, на эту ненаписанную икону, и в ней вскипало раздражение. Как Станиславский она готова была возопить: «Не верю!». Почему ей не жаль эту страдалицу? А ведь ей и в самом деле совсем ее не жаль. Хочется надавать ей пощечин, облить холодной водой и прокричать: «Очнись! Ты же можешь вырваться из этого кошмара, в который превратилась твоя жизнь! Ты же можешь все изменить, ты просто этого не хочешь! Потому что так тебе удобнее! Так ты ни за что не отвечаешь! Ты просто трусиха! Просто трусиха! Признайся себе в этом!». Крикнуть-то можно, только вот будет ли она услышана. Да и ее ли это, Сашино, дело? Она знает-то эту Марусю всего два дня. Имеет ли она право вмешиваться?
        После второго бокала легендарного чешского пива Саша решила, что имеет полное право вмешаться. Именно в качестве постороннего, незаинтересованного человека. Стороннего наблюдателя, так сказать.
        - Знаешь что, Маруся,  - начала она с пьяной фамильярностью,  - раз уж ты такая любительница правды, давай я тебе расскажу правду. Только не о твоем муже, а о тебе самой. Хочешь?  - В Марусиных глазах мелькнул испуг, но она все же кивнула.  - Так вот, этот клятва перед алтарем для тебя совершенно ничего не значит, точно также как и для твоего блудливого мужа. Но только он в вашем браке свободен, а ты зависима, причем вовсе не от данной тобой клятвы, а от мужа. У тебя нет работы, у тебя нет своих денег, у тебя нет своего жилья. А родители у тебя в Москве живут?  - Маруся отрицательно покачала головой.  - Ну вот. Конечно, ты не будешь ему изменять, даже если очень захочется. Но тут важно правильно понимать мотивы этой верности. Это вовсе не христианские заповеди, это страх. Элементарный страх.
        - И чего же я боюсь?  - спросила Маруся с вызовом.
        - Ты до смерти боишься потерять своего мужа, потому что, потеряв его, ты потеряешь все.
        - Что это, все?
        - Все! Жилье, деньги, статус, привычный образ жизни, круг общения. Ты потеряешь все. Разумеется, ты будешь изо всех сил цепляться за своего муженька, прощать ему все его большие и маленькие шалости, делать вид, что ты их не замечаешь, будешь позволять себя обманывать, будешь сама ложиться у порога, чтобы он вытер о тебя свои царственные ноги. Будешь придумывать, что все это ради сохранения семьи, что все это христианское смирение, что ты несешь свой крест, но на самом-то деле, тобою движет только страх, и ты даже не имеешь мужества себе в этом признаться.
        - Это не правда!  - Закричала Маруся!  - Ты меня совсем не знаешь, как ты можешь говорить такие жестокие вещи?  - Она уже не сдерживала слез.  - Мужчины за соседними столиками, которые на протяжении всего вечера поглядывали на Марусю с откровенным интересом плотского свойства, теперь обратили взгляды на Сашу. Во взглядах этих читалось возмущение: «Как посмела ты довести до слез такую красавицу!».  - Я живу со своим мужем, потому что люблю его! Ты ничего не знаешь о любви - истинная любовь, это когда принимаешь человека таким, какой он есть, вместе со всеми его недостатками, вместе со всеми его любовницами! Он не моя собственность, я не могу диктовать ему, как себя вести. Я не имею никакого морального права запрещать ему любить других женщин. Да и не получится у меня это, зато я могу его просто любить, любить, не смотря ни на что! А тебе этого никогда не понять, потому что ты жалкая неудачница, которая никому не нужна! У тебя есть мужество признаться себе в том, что ты никому не нужна? Твоя квартира, твои деньги, твой бизнес, делают тебя счастливее? Могут они обнимать тебя по ночам? Они сбегают для
тебя в аптеку, когда ты больна? Они утешат тебя, когда тебе грустно? Ты одинокая, никому не нужная баба! А мой муж любит только меня! Он может трахать все, что движется, но любит он только меня!  - С этими словами Маруся схватила свою куртку и выбежала из зала.
        Мужчины проводили ее разочарованными взглядами. Саша попросила счет. Ей тоже хотелось плакать. Сдержалась. Разревелась уже после того, как покинула пивнушку. Она брела по Староместской площади, через переулки, вышла к Карлову мосту. Смотрела на Влтаву, в темных водах которой плясали легкомысленные огни. Хотелось утопиться. Эта чертова баба права - никому Саша не нужна! Даже собственной матери, которая сколько Саша ее помнила, устраивала собственную личную жизнь, наплевав на дочь.
        Река манила ее, притягивала. А что если взобраться на парапет и прыгнуть… Будет ли ее кто-нибудь искать? Хоть кто-нибудь пожалеет, что она исчезла с лица земли? Что ее больше нет? Кто займется транспортировкой ее тела в Москву? Кто будет ее хоронить? А ведь и хоронить-то некому. Нет, пожалуй, умирать еще рановато. Видимо неправильно как-то она живет, раз нет у нее близких людей. Что-то она делает не так. Нужно что-то менять. Нельзя больше закрываться от людей. Нужно пускать их в свою жизнь, нужно позволять им становиться близкими. Нужно, чтобы на ее похоронах, которые все равно когда-нибудь непременно случатся, было полно скорбящих. Нужно, чтобы говорили о ней какие-то хорошие слова, чтобы все эти люди сожалели, что такой потрясающий человек покинул этот мир. Может быть, Маруся и права - ради любви можно многое простить. Может быть, ради любви можно многое терпеть. Где ее только найти, любовь-то? «Все происходит в назначенный срок»,  - Саша будто услышала голос таксиста-психолога в своих ушах. Она оторвала взгляд от темной воды, развернулась и побрела назад в гостиницу. Будем ждать. Она
обязательно придет. Любовь. Просто еще не время.
        Как только Саша вошла в свой номер, в ее дверь постучали. Это была Маруся. Лицо ее было изрядно заплаканным. Косметика отсутствовала. Она сразу стала вполне обычным, живым человеком, а не глянцевой картинкой. Красота ее как-то потухла.
        - Извини,  - прошептала она и опустилась на кровать.  - Прости, если сможешь. Ты оказалась слишком близка к истине, вот я и вспылила.
        - И ты меня прости. Я вообще не должна была всего этого говорить. Какое право я имею вмешиваться в твою жизнь? Забудь все, что я тебе наговорила. Это глупости. У каждого своя правда.
        - Нет, нет, не нужно забывать. Знаешь, спасибо, что ты мне все сказала. Я же, понимаешь, я внутри ситуации нахожусь, а тут, благодаря тебе, будто со стороны себя увидела. И, знаешь, такой мерзкой я себе показалась, такой лицемерной.
        - По-моему, ты несколько преувеличиваешь,  - возразила Саша.
        - Разве только чуть-чуть,  - Маруся улыбнулась вымученно.  - Вот уже много лет я себя обманываю. Плету тонкую, замысловатую паутину лжи. Осуждаю мужа за непрестанное вранье, а сама еще хуже - он-то других обманывает, а я себя. И ведь что самое интересное, у меня получается! Причем очень убедительно получается. Я ведь и в самом деле поверила, что люблю его, что ради этой любви терплю его измены. Унижаюсь, позволяю ноги о себя вытирать. Я и к Богу-то обратилась только от отчаянья. Слишком привлекательной показалась христианская идея смирения. А еще знаешь, такая злорадная мыслишка, о которой я сейчас впервые говорю вслух: воздастся еще моему муженьку-то, воздастся за все грехи его и за все мои страдания. Пусть не в этой жизни и не на этом свете, но воздастся. Зло не должно оставаться безнаказанным. Все меня считают доброй, а ведь я не добрая! Совсем не добрая! В моей душе живет жажда мести. Я ее скрываю даже от себя самой. Подавляю. Мне хочется иногда, чтобы ему было также больно, как и мне. Причем, мне хочется, чтобы эту боль ему причинила именно я. Иногда я мечтаю, что швыряю ему в лицо ключи от
нашей квартиры, говорю: «Прощай, я тебя никогда не любила, а только терпела!», и уезжаю в лимузине с красавчиком-миллионером. Или изменяю ему направо-налево, со всеми подряд, без разбору, и все-все вокруг знают об этом кроме него. И все над ним смеются, а он ничего не подозревает. И вот однажды ему все открывается. О! Это было бы для него такое потрясение, такое унижение, узнать, что он самый обычный рогоносец! Я была бы отмщена. Ненавижу себя за эти мысли, но они есть, и я ничего не могу с этим поделать. Ничего… Они приходят снова и снова.  - По Марусиным щекам снова ползли хрустальные слезы.
        - Послушай, но злость - это же совершенно нормальная человеческая реакция. Он делает тебе больно - ты злишься. Ты же не святая. Только вот…  - Саша умолкла.
        - Что?  - Маруся подняла голову.
        - Я боюсь спровоцировать очередную вспышку твоего праведного гнева.
        - Говори уж,  - разрешила Маруся,  - будем считать, что сегодня для меня настал момент истины.
        - Хорошо. Но, все же, обещай не швыряться в меня тяжелыми предметами,  - Маруся кивнула.  - Ты мне, наверное, не поверишь, но твой муж вовсе не злодей. Он просто живет так, как ему хочется. Не думаю, что он сознательно причиняет тебе боль. Он просто живет так, как умеет. И он вовсе не обязан хранить тебе верность. Никто никому ничего не должен. Он не должен хранить тебе верность, но и ты не должна все это терпеть.
        - Да я бы рада не терпеть, да выбора у меня нет. Либо терпеть, либо уходить,  - Маруся усмехнулась.
        - Сама же назвала альтернативный вариант, а говоришь, выбора нет!
        - Нет, это не вариант. Мне некуда уходить. Ты совершенно права: у меня нет ни жилья, ни работы, ни денег. Где я буду жить? На Казанском вокзале?
        - А всю жизнь ломать себя об коленку, всю жизнь терпеть его выходки, да еще и в любую минуту быть готовой к тому, что тебя могут вышвырнуть на улицу - это нормальный выбор ты считаешь? Это достойный тебя выбор?
        - Ты думаешь, он может меня выгнать?
        - Маруся, я не знаю твоего мужа, я его никогда в жизни не видела, но история полна примерами подобного рода. Вдруг одна из его подружек окажется настолько предприимчивой или настолько его зацепит, что он решится бросить семью. Ты ведь не должна исключать такую возможность. Я понятия не имею, насколько она вероятна, но она вероятна! Вот в чем вопрос!
        - Он не может так с нами поступить! Не может!  - У Маруси было такое лицо, будто только что рухнул последний столп ее мирозданья. Будто в любой момент может произойти ее личный апокалипсис.
        - Может,  - произнесла Саша тихо, но жестко.  - Все мы наивно полагаем, что ничего плохого с нами произойти не может. Ты ведь сама наверняка несколько лет назад и мысли допустить не могла, что он сможет тебе изменить. А что сейчас?  - Саша накинула куртку, вышла на балкон. Там закурила, продолжила говорить уже с балкона.  - Сколько в моих салонах было красивых, самоуверенных клиенток - богатых домохозяек. В некоторых столько спеси было… А потом раз и все - муж или любовник уходил и они оставались… ну не то чтобы совсем ни с чем, но уровень жизни резко падал. Некоторые больше к нам не приходили - мои салоны становились им не по карману.
        - А тяжело быть одной?  - спросила Маруся, когда Саша вернулась в номер.
        - Нелегко - вздох,  - очень нелегко. Но не тяжелее, чем жить с человеком, который регулярно заставляет тебя страдать, или стал чужим, или с тем, кто тебя раздражает. И семейная жизнь имеет свои плюсы и минусы, и одиночество тоже. Но если бы сейчас мой бывший муж решил ко мне вернуться, я бы его не приняла обратно - уже привыкла жить без него. И, знаешь, буквально несколько дней назад я поняла, что мне без него лучше.
        - И ты не хочешь снова влюбиться?
        - Хочу, еще как хочу!
        - А ты не боишься, после всего, что было?
        - Нет,  - ответила Саша после нескольких секунд раздумий,  - я не боюсь. Если жить, прячась от удовольствий, потрясений и разочарований, то это будет не жизнь, а добровольное тюремное заключение. Я еще слишком молода, чтобы скрываться от жизни.
        - Что же мне-то делать? Как жить дальше?  - Маруся снова готова была разрыдаться.  - И с мужем я больше не могу, и уходить страшно. Ты не представляешь, как мне страшно. Но и продолжать жить в вечной ревности, в перманентном ощущении униженности я больше не могу. К тому же ты права, права! Я как на пороховой бочке живу - ведь в любой момент рвануть может! Слежу за собой, поддерживаю свою красу, книжки читаю, чтобы быть ему интересной, хорошим манерам обучилась, чтобы ему за меня в обществе стыдно не было. Готовлю, как шеф-повар в модном ресторане, дома у меня всегда порядок, всегда ласкова, даже когда хочется ему в морду дать, никаких скандалов, на других мужчин и не смотрю даже, а ему все не так. Мне иногда кажется, что я безупречна. Просто безупречна. Будто я не живой человек, а эталон хорошей жены. Все равно я для него хуже всех… А мне кажется, я заслуживаю лучшего отношения, и, может быть, заслуживаю лучшего мужчину… Слушай, а так бывает, чтобы он заново в меня влюбился? Чтобы снова начал меня ценить? Чтобы снова стал мне верен? Чтобы все было как раньше? Чтобы мы снова были счастливы вместе?
Чтобы мы были снова только вдвоем? Чтобы у нас была обычная европейская семья, а не султанский гарем? Или так не бывает? Или это чудо, на которое не стоит и надеяться? Это пустые надежды, да?
        - Я не знаю,  - Саша беспомощно улыбнулась.  - Я не знаю. Можно в это верить, если эта вера помогает тебе жить. Но мой жизненный опыт подсказывает, что верить в такое развитие событий глупо, неразумно. И даже убийственно. Потому что эти пустые иллюзии мешают развиваться, двигаться дальше, закрывают двери, за которыми тебя ждут новые возможности. Они будто парализуют тебя. Живешь, будто в коме.
        - И что же мне делать?
        - Извечный русский вопрос: «Что делать?»,  - Саша рассмеялась.
        - И кто виноват?  - Маруся тоже рассмеялась, впервые за вечер.
        - Слушай, а, может, тебе на работу пойти для начала? Просто чтобы ты поменьше думала о своем муже и его любовницах. Чтобы дело у тебя свое было и свои деньги. Что ты умеешь?
        - Ничего. Я никогда не работала. Ни одного дня,  - Маруся снова погрустнела.
        - Улыбаться ты умеешь?  - Маруся кивнула.  - Быть вежливой ты умеешь?  - Маруся снова кивнула.  - Речь у тебя великолепная. Внешний вид отменный. Пойдешь ко мне администратором? У меня как раз одна девочка скоро в декрет уходит.
        - Администратором?  - переспросила Маруся несколько разочарованно.
        - Извини, сразу управляющей я тебя взять не могу, ты сама только что сказала, что ничего не умеешь. Нужно с чего-то начинать. Главное привыкнуть ходить на службу, втянуться, а дальше уже, как себя проявишь. И вот еще что, прости за резкость, но в твоем положении не до капризов. С резюме, в котором есть всего одна запись «домохозяйка» тебя могут взять только на простую работу и только по знакомству.  - В Марусиных глазах мелькнул гнев. Она тут же его подавила. Видимо, это привычное для нее дело - подавлять свои эмоции.  - А администратор в моем салоне - это хорошая работа. Ты будешь лицом салона. Это большая ответственность. Абы кому я эту должность не доверю. Так ты согласна?  - Маруся молчала в нерешительности.  - Соглашайся. В конце концов, я не в рабство тебя покупаю. Если не понравится, ты можешь уйти.
        - Хорошо, я попробую.
        - Вот и отлично. А завтра мы будем повышать твою самооценку.
        - Как?
        - Мы оставим твоего спиногрыза-надсмотрщика в гостинице, а сами пойдем в клуб. И там ты расслабишься, забудешь, что у тебя есть муж, ты будешь танцевать и купаться в мужском внимании.
        - Нет, я не пойду. Муж мне запрещает ходить по клубам.
        - А ты, дорогая, вспомни, где и с кем он сейчас.
        Снова злость в Марусиных глазах.
        - Хорошо, пойдем. Оторвемся по полной! Думаешь, на меня кто-нибудь посмотрит?
        - На тебя будут смотреть все! Ты ведь настоящая красавица!
        На следующий день Саша, Маруся и ее сын в составе экскурсионной группы прогуливались по Королевскому дворцу. Темпераментные итальянские студенты кричали им «Белла!». Немцы похотливо хохотали. Англичане подходили с просьбами сфотографироваться вместе. Марусин сын бросал на этих посторонних мужчин зверские взгляды и ревниво жался к матери. Саша и Маруся счастливо улыбались. Пили глинтвейн, чтобы хоть как-то согреться. Жизнь снова была прекрасной.
        Поезд. Начало весны
        В купе они были вдвоем: Саша и женщина лет пятидесяти.
        «Хорошо,  - подумала Саша,  - никто не будет храпеть. Хотя некоторые дамы тоже имеют склонность к храпу. Но, возможно, мне повет. А ведь вполне может быть, что я тоже храплю, только не знаю об этом, потому что мне некому об этом сказать».  - Сразу стало грустно.
        Дама имела несколько экстравагантную внешность: была она грузная, округлая, черные крашеные волосы, собраны в пучок на затылке, глаза обильно подведены, в ушах массивные серебряные серьги с багровыми гранатами, на шее - в несколько рядов бусы из малахита, бирюзы и того же граната, пухлые пальцы унизаны перстнями. Одета - в яркий шелковый балахон с рисунком из индийских огурцов.
        - Несколько не по погоде,  - отметила Саша.  - Впрочем, может, она таким образом декларирует приход весны. Да и в любом случае она не замерзнет - вон у нее шуба какая - величественная: черная норка в пол. Богатая шуба. Интересно, кто эта женщина? На бухгалтера она явно не похожа. Может, отставная певица из провинциального кабаре? А шуба - прощальный подарок последнего любовника?  - Саша улыбнулась своей фантазии.
        Саша любила наблюдать за людьми и придумывать им истории. Такие своеобразные психологические ребусы. Очень увлекательно. Правда, не всегда удавалось проверить правильность своих логических построений.
        Дама тем временем отвлеклась от книги, это было что-то эзотерическое, в которую уткнулась сразу же, как только поезд тронулся, полезла в свою огромную сумку из кожи питона, выудила оттуда пачку сигарет, открыла, разочарованно хмыкнула и произнесла глубоким басом:
        - Черт! Забыла купить сигареты! Вот раззява! Курение, это единственное, что в состоянии меня примирить с пребыванием в этом грохочущем, вонючем чудище. Хоть дергай стоп-кран и выпрыгивай на ходу из этого идиотского трамвая,  - она выжидающе уставилась на Сашу. Смотрела прямо в глаза. Девушка, будто загипнотизированная полезла в свою сумочку, достала непочатую пачку сигарет и отдала своей попутчице.
        - Вот, возьмите,  - пролепетала Саша,  - у меня еще есть, не беспокойтесь.
        - С чего бы я стала беспокоиться!  - ухмыльнулась женщина. Повертела в руках пачку сигарет.  - Редкостное говно,  - резюмировала она,  - но выбирать не приходится. И на том спасибо.  - Саша почувствовала себя виноватой за то, что курит такое дорогое, изысканное дерьмо. Как же так? Не смогла угодить незнакомке.  - Идемте!  - скомандовала дама.
        - Куда?  - спросила Саша немного испуганно.
        - Как куда, деточка? В тамбур, курить! Если у тебя есть сигареты, значит, ты куришь? Или ты специально припасла, чтобы угостить случайного попутчика?  - женщина расхохоталась. Демонически. Как показалось Саше.  - Или ты здесь хочешь покурить? Мне-то, конечно, плевать на всякие там жалкие правила, а вот у тебя могут быть неприятности. Ну!
        - Но если мы уйдем вместе, кто будет следить за вещами? Вдруг украдут!  - робко запротестовала Саша.
        - Ха-ха! Хотела бы я посмотреть на этого воришку! Пусть только посмеет! Я из него всю душу вытрясу! Кончай разговоры, пошли! Я и так уже жду слишком долго.
        В тамбуре было нестерпимо холодно, накурено, шумно: колеса поезда ожесточенно грохотали. От присутствия этой огромной пестрой особы помещение для курения казалось еще и невообразимо тесным. Саша испытала что-то вроде легкого приступа клаустрофобии. Дама курила молча - жадно и быстро.
        Саша набралась смелости и поинтересовалась:
        - Извините мое любопытство, но вы что же, жена генерала милиции?
        - Что за бред? С чего это ты взяла?
        - Но вы так великолепно командуете и не боитесь воров.
        - Нет у меня никакого мужа! На кой хрен он мне нужен! Все мужики слабовольные ничтожные создания! Не родился еще тот мужик, который сможет стать моим мужем! Так, сексуальные игрушки. Чего еще с них взять?
        - А кто вы? Вы такая необычная, что я даже не знаю, что и предположить.
        - Меньше знаешь, лучше спишь!  - дама расхохоталась было, но тут же закашлялась. Саше показалось, что от этого могучего кашля стены вагона затряслись еще сильнее.  - Да нет во мне ничего необычного,  - заявила женщина, когда, наконец, откашлялась. Я простая русская,  - выдержала паузу,  - ведьма.
        Она снова принялась хохотать, наблюдая, как Саша испуганно вжимается в стену.
        - Хочешь, тебе погадаю? Я даже могу сделать тебе одолжение и погадать бесплатно. Мне нужно размяться перед гастролями в провинции. Да не бойся ты! Я ведьма добрая! Без крайней необходимости и мухи не обижу!
        В поезд, следовавший через Сашин родной городок, ее занесло отчаянье. Беспросветное, всепоглощающее отчаянье. А вызвано было оно одиночеством, которое в последний зимний месяц, усугубленное серостью и дрянной, унылой погодой, приобрело масштабы чуть ли не вселенские. Она ощущала себя крохотной планеткой, которая влачится по бескрайним космическим просторам никем не замеченная и никому не нужная. На других планетах бурлила какая-то деятельность: кто-то влюблялся, женился, рожал детей, разводился, карабкался по служебной лестнице, путешествовал, снимал кино, писал картины, кутил, прожигал жизнь, обзаводился недвижимостью. А у нее, у Саши не происходило ничего. Ничегошеньки. Рутина. Бизнес, который отчего-то перестал ее вдохновлять. Вечера, наполненные лишь равнодушным бормотанием телевизора. Редкие встречи с немногочисленными подругами, у которых была своя жизнь, свои заботы. К Саше подруги относились хорошо, но нянькой при ней состоять не желали. Да она и не просила - не могла она признаться им в своей слабости и полной беспомощности перед жестким лицом одиночества. Оказалось, намного проще
бороться, преодолевать трудности, решать проблемы, чем жить в условиях финансовой стабильности и материального благополучия, но быть при этом никому-никому не нужной. Что она за человек такой? Ей легко, когда трудно, когда нужно стремиться к цели, когда нужно что-то преодолевать. А сейчас, нет бы, просто радоваться жизни, почивать на лаврах, пожинать плоды своих былых трудов, отдыхать и упиваться свободой, а она страдает так, как не страдала с тех самых пор, когда только приехала покорять Москву, скиталась по углам и питалась не досыта и крайне нерегулярно. Тогда тернистый путь ее как путеводная звезда, освещала цель: заработать, добиться, обзавестись, доказать, стать! А что же теперь? Когда все она всем доказала, обзавелась и стала тем, кем хотела. А чего хотеть дальше? И почему нельзя просто жить? Всего-то и не хватает для счастья такого пустячка, как любовь. А ведь многие считают, что любви и вовсе не существует. Так откуда такое нелепое, сентиментальное и смешное желание любить и быть любимой? Это от холода, голода и болезни можно умереть, но ведь не от отсутствия любви. Отчего же ей кажется, что
она умирает? И умирает именно от отсутствия любви.
        Чем дольше она была одна, тем меньше у нее оставалось желаний, надежд и сил. Она забросила свои поиски приключений, она боялась мечтать и перестала верить, что однажды все изменится. К лучшему. Дальше может быть только хуже. Слабые ростки ее оптимизма мгновенно вытравлялись тяжелым, свинцовым московским небом, снегопадами, пробками, грязной сыростью под ногами.
        После трех выходных, проведенных лишь в компании телевизора, книг и вина, когда ей некуда, не с кем и, в общем-то, незачем было идти, Саша решила поехать к матери в безрассудной надежде, что хотя бы ей она еще нужна. Хотя бы ей…
        - Давай свою ручонку,  - скомандовала ведьма, когда они вернулись в купе.
        Саша мялась в нерешительности:
        - Понимаете, я не уверена, что хочу знать свое будущее. Я никогда не ходила к гадалкам. Мне кажется, это страшно, знать свою судьбу. Ни к чему это. Пусть все будет так, как будет. Вдруг вы увидите, что я завтра умру. Или уже сегодня?
        - И что такого? Тут у тебя будет выбор - рыдать от жалости к себе или провести остаток жизни в удовольствии. Я бы, например, позабавилась с субтильным красавцем из соседнего купе. Представляешь, ты его соблазняешь и тебе плевать, что он о тебе подумает, позвонит ли завтра и захочет ли продолжать с тобой отношения,  - ведьма рассмеялась.  - На все плевать, потому что завтра для тебя уже не настанет. Только сегодня! Только сейчас. Чистое наслаждение! Вот так и нужно проживать каждый день! И вообще я не понимаю, какого черта ты тут канючишь о смерти? Боится она смерти! Вот умора!  - Ведьма пристально посмотрела Саше в глаза.  - Ты ведь уже несколько недель только и думаешь о смерти. Она ведь представляется тебе спасительницей. Ты ведь ее призываешь. Тебе ведь, дуре, кажется, что она решит все твои проблемы. А что, разумно! Нет жизни, нет проблем!  - Женщина в очередной раз расхохоталась. Бусы на ее огромной груди испуганно звякали.  - Только ты ведь не знаешь, что бывает после жизни. Не знаешь ведь, деточка, чем аукнется тебе эта вожделенная смерть. Понятия не имеешь, как ты потом за нее будешь
расплачиваться!
        - Откуда вы знаете, что я постоянно думаю о смерти?
        - Да на лбу у тебя это вырезано! Кровавыми буквами. Сама посмотри!  - ведьма сунула Саше в лицо старинное зеркальце в серебряной раме.
        Девушка посмотрела на свой лоб: ничего особенного - тонкий слой тонального крема, несколько едва заметных поперечных морщинок, одна - вертикальная, на переносице. Никаких надписей, разумеется, там не было. Тем более кровавых.
        - Ну и шутки у вас,  - возмутилась Саша.
        - Это не шутка,  - ответила ведьма неожиданно серьезно.  - Есть она там. Просто не каждому дано видеть эту надпись. Тебе - нет, а мне - да. Ты это что же, думаешь, мы случайно тут с тобой в этом чертовом паровозе оказались? Ты думаешь, бывают такие случайности! Ты идиотка, если можешь так думать. Ты не хрена не знаешь ни о жизни, о людях, ни о законах, по которым мы все тут живем на этой планетке!
        - И какой смысл в нашей встрече, позвольте поинтересоваться?  - почему-то Саша перестала бояться своей попутчицы.
        - Пока не знаю, какой прок мне от тебя. А хотя догадываюсь - ты одолжила мне сигарет,  - она ухмыльнулась,  - а вот я тебе очень нужна.
        - И зачем?
        - Ты заблудилась в дремучем лесу своих страхов и сомнений. Я та, кто укажет тебе путь.  - Саша хотела было что-то сказать, но ведьма ее остановила:
        - Помолчи. Можешь ты заткнуться на пару минут?  - рявкнула она.  - И не нужна мне твоя несчастная ручонка, чтобы читать тебя как открытую книгу. Я уже сказала: все у тебя на лбу написано. И я тебе погадаю, хочешь ты того или нет. Потому что я так решила. А я не меняю своих решений. И спасибо можешь не говорить. На фиг мне не нужны твои благодарности. Так вот слушай. Все наши нынешние проблемы родом из прошлого. Прошлого вроде как не существует, а вот проблемы тянутся оттуда. Так вот, деточка, в недавнем прошлом у тебя была большая потеря. Ну, ты так считаешь, по крайней мере, а по мне, так это чушь несусветная. Так вот, ты потеряла мужа, любовника, поклонника или еще какую-то букашку-таракашку в этом роде. Ты теперь, как полная дура страдаешь, маешься от одиночества, хотя по мне, так и страдать-то не из-за чего, подумаешь, какой-то там мужичишка сбежал! Да и скатертью дорога! Нашим легче. Но это мое личное мнение. А ты-то страдаешь. Нравится, так и мучайся себе на здоровье. У каждого свои удовольствия в жизни. Мужчины тебя бросают. Отец тебя бросил когда-то давно. Но было еще что-то. Что-то, что
не дает тебе покоя до сих пор. С отцом ты примирилась, но было что-то еще. Что-то еще. Мальчишка! Юношеская любовь. Она-то и испортила тебе всю малину. Найди его. Разберись с ним. Хватит этому ублюдку занимать место в твоем сердечке. Выкини его оттуда. Вышвырни, и двигайся дальше.
        - Куда?
        - Вперед, деточка, только вперед! Ты ведь любви хочешь?  - Саша виновато кивнула, будто желание любви было каким-то пороком.  - У тебя будет любовь. Первая и настоящая. Не нужно пялить на меня свои удивленные тупые глаза. Ты еще не любила. Разные свои комплексы и мелкие страстишки ты принимала за любовь. Но это не было любовью.  - Ведьма больше не смотрела на Сашу: глаза ее были закрыты. Она будто бы была здесь, но в то же время отсутствовала - витала по бесконечным просторам вселенной. Женщина раскачивалась в такт вагону. Может быть, это и есть транс? Раньше Саша ничего подобного не видела.
        - Твоя истинная любовь впереди. Но она может и не случиться. Тебе нужно многое изменить в себе. Ты должна простить всех, кто причинил тебе боль, ты должна принять свое одиночество, ты должна научиться кайфовать от своего одиночества, а потом неожиданно, совершенно неожиданно, когда ты уже перестанешь ждать и надеяться, ты встретишь свою половину. Человека, который предназначен судьбой именно тебе. Но сначала ты должна научиться жить в гармонии с собой. Должна научиться любить себя. Ты ведь себя не любишь. Не возражай, ни черта не любишь! Ты должна полюбить мужчин. Что ты мне сейчас хочешь сказать? Не любишь ты их. Ты их презираешь! Не спорь со мной. Просто слушай.  - Пауза.  - Ты должна пройти многие испытания прежде, чем ты получишь то, чего хочешь. Не все так просто. Ты можешь его не заметить, пройти мимо. Следи за знаками: там, где ты его встретишь, будет много воды, будет светить солнце, ты будешь абсолютно счастлива даже без него, ты не будешь никого ждать. Он может быть нищ, стар, убог и болен. Он может настолько не соответствовать твоим представлениям об идеальном мужчине, что ты и не
посмотришь в его сторону… И совершишь ошибку. Если ты сумеешь его разглядеть, вы будете вместе, у вас родится двое ребятишек, он станет очень известным человеком, и вы оба будете очень счастливы, черт вас дери! Ах, да! Еще одно условие! Ты должна найти новую цель. Или увлечение. Что-то такое, от чего жизнь твоя перестанет казаться тебе бессмысленным существованием. В общем, деточка, все у тебя будет хорошо, если ты будешь внимательна к течению жизни. Муж, двое детей, пятеро внуков, домик у моря, покой и гармония. Все это будет, если ты сумеешь прочитать знаки, которые это предвещают. И будешь замечать в людях, которые встречаются на твоем пути послания судьбы. Уф-ф-ф!  - ведьма открыла глаза. Перестала раскачиваться. В глазах появился язвительный блеск с нотой снисходительности.  - Так, доставай свою копченую курицу и помидоры. Я ведь знаю, что ты такой посконно-домотканной ерунды, вроде копченой курицы, не ешь, но еще я знаю, что ты ее прихватила с собой, в качестве миленького воспоминания о своей единственной поездке на юг. Вы тогда с мамашей своей ненормальной поехали. Как же ты была рада-то! А
теперь-то уж и никакой Париж тебя так не обрадует! Доставай, доставай. И плевать мне на твои тупые диеты. Будешь есть вместе со мной. Давай, вынимай, говорю. Ты не растолстеешь, это я тебе как ясновидящая говорю. А у меня вот что есть,  - она достала бутылку коньяка.  - Деточка, эти предсказания отнимают столько энергии! Мне нужно восстановиться. Выпьем!  - разлила коньяк в чайные чашки, стоявшие на столе.  - За тебя! За твое счастье!  - торжественно подняла чашку.  - Как тебя, кстати, зовут?
        - Саша.
        - За тебя, Саша!
        - За вас!  - взвизгнула Саша - голос ее неожиданно сорвался.  - А как вас зовут?
        - Евлампия. Но это полная ерунда, потому что ты все равно будешь меня помнить, как ведьму из поезда.
        - А вы уверены, что вы именно ведьма, а не фея?
        - Да иди ты! Ведьма я. Просто современные люди не помнят истинного значения этого слова. Ведьма, это та, кто ведает. То есть знает. Это в сто раз круче, чем какая-то там буржуазная, легкомысленная фея! Где я и где фея? Не смешите меня!
        - За настоящую ведьму!  - выкрикнула Саша и выхлебала весь коньяк из чашки.
        - Лихо!  - восхитилась попутчица.
        - А колдовать вы умеете?  - спросила Саша после того, как коньяк сделал ее безрассудно смелой.
        - Нет!  - резко ответила Евлампия и лицо ее, которое приобрело было добродушное выражение, снова стало жестким.
        - Почему?  - удивилась Саша.
        - Потому что… Потому что грех это - вмешиваться в промысел божий. Понимаешь, деточка, любой талант может быть и даром, и проклятием. Все зависит от того, как этим талантом распорядиться. Может быть, и научилась бы разным там отворотам-приворотам, порчам и сглазам, хотя, между нами девочками, сглазам-то учиться не надо. Могу тебя прямо сейчас сглазить и не заметить даже. И ты замечать не будешь, до поры до времени. Плохо это. Нехорошо. Многие мои, гм-м-м, коллеги, если так можно сказать, обожают разные такие штучки. Мнят себя, идиоты, богами. Считают себя вправе вершить судьбы каких-то там беспомощных людишек, а они весь вас и в самом деле мелкими людишками считают. Только грешно это. Неправильно. Не можем мы вмешиваться в истинный ход вещей. Можем только направить, если человеку хочется, чтобы его направили. Многие ведь блуждают в потемках и выхода не видят. Задача истинной ведьмы указать человеку путь, но не менять его судьбу,  - дама хмыкнула.  - Это я сейчас такая умная да благородная стала, а по молодости-то таких дров поналомала…
        - А как вы узнали, что вы ведьма?
        - А как люди узнают, что они писатели, художники и парикмахеры, как ты, например? Ими сначала рождаются, а потом становятся или не становятся. Это уж от человека зависит. А я… когда мне было пять лет, я играла с одной девочкой на улице в нашей деревне. Вредная девчонка была, если уж честно. Я с ней не играла даже, а так, ссорилась. За космы мы таскали друг друга. И вот смотрю я на ее перекошенную от злости мордашку и вдруг понимаю, что очень скоро она умрет. Может быть даже завтра. И вижу ее мертвую в мутной воде, а рядом коряга. Не помню, что я тогда подумала, но испугалась очень. Я волосенки-то ее отпустила и кричу как бешеная: не ходи купаться - потонешь! Потонешь! Не ходи на пруд!  - женщина скорбно умолкла.
        - А она что?
        - Ну, сначала обозвала меня как-то обидно очень. Камнем в меня кинула, убежала. Матери своей на меня нажаловалась. Та вечером пришла к нам на двор да скандал учинила. Меня мать высекла за то, что я гадости людям говорю,  - Евлампия замолчала.
        - А девочка жива осталась?
        - А как ты думаешь?  - спросила попутчица таким тоном, что Саше снова стало страшно.
        - Нет?
        - Утопла в пруду через два дня. Зацепилась за корягу и выплыть не смогла… Вот так я и стала ведьмой в пять лет. Уехать нам пришлось из деревни. Заклевали нас люди. Боялись они меня. Ненавидели. И родителям моим, и братьям и сестрам из-за меня досталось. Я потом если видела, что с человеком несчастье может случиться, молчала. Мать мне строго-настрого запретила пророчествами заниматься. Вот я и молчала. А могла бы ведь многих спасти, если бы предупредила. А я молчала. Долго я дару-то своему противилась. Пугал он меня. Извелась вся. В учительницы подалась. Потом гадать начала подружкам своим, вроде как на картах, хотя никакие карты мне не нужны, я и так все вижу. И поняла, что о возможных неприятностях можно сообщать не прямо в лоб, как в мой самый первый раз, а мягонько так и сразу предлагать пути преодоления этих неприятностей. Ну а если уж я чуяла, что беды не избежать - врала. Или молчала. Мол, знать ничего не знаю, и ведать - не ведаю.
        - А мне вы сейчас правду сказали или соврали?
        - Правду, деточка, правду! Ничего кроме правды.
        - И я найду свою любовь?
        - Куда ты денешься! Найдешь. Утомила ты меня, давай-ка спать укладываться.
        - А можно еще один вопрос? Последний.
        - Валяй уж,  - разрешила ведьма.
        - Я вот не совсем понимаю, если вы видите какую-то серьезную неприятность в будущем человека, он что, может ее как-то избежать, если будет о ней предупрежден? Ведь если вы видите это в будущем, куда же оно денется? Или можно как-то изменить судьбу?
        - Можно, детка, можно. Судьба ведь это что? Путь из пункта А в пункт Б. «А», стало быть, рождение, «Б» - это… ну сама понимаешь. А уж по какой кривой этот путь пойдет, зависит от очень разных причин. Рок роком, но и от человечка кое-что, да зависит. Хотя, если уж, по правде сказать, никто и не знает, что такое судьба. Какие мойры там плетут нить судьбы или человек судьбы своей хозяин… Притомила ты меня, случайная попутчица. Вопросов больше нет?  - Саша кивнула, хотя вопросы у нее были.  - Тогда спать…
        Когда Саша проснулась, соседняя полка была пуста - очевидно, ночью ведьма сошла на какой-то станции.
        Женщина припомнила, как сквозь полупьяную дрему слышала скорбный шепот:
        - Молись за меня, деточка, любому Богу, в которого веруешь. Грех это - заглядывать в будущее. Напридумывала я себе, что людям помогаю, а все одно - грех. Понять не могу, чем я заслужила-то этот дар, ношу эту непосильную, проклятье это! Молись за меня, деточка! А человека того, из прошлого, ты встретишь раньше, чем можешь себе представить. Счастья тебе! Прощай. Не сведет нас больше судьба. Очень надеюсь, что пригодятся тебе мои пророчества. Прощай!
        Было ли это на самом деле или был это сон, Саша не знала…
        На пустынном перроне маленького вокзала, построенного в начале прошлого века, человек в ярко-оранжевом жилете колет ломом лед. Перестук колес, уходящего поезда. Мартовское бесшабашное солнце. Карандашный росчерк берез на пронзительно голубом небе. Дым Сашиной сигареты. Человек в оранжевом жилете поднимает голову…
        Это Митька. Точно Митька. Человек, которого Саша так и не смогла забыть. Так и не смогла простить. Чертова ведьма! Накаркала!
        Сашин родной город. Двадцать лет назад
        - Ты такая сладенькая,  - прошептал он, когда оторвался от ее губ.
        Сладенькой шестнадцатилетняя Сашенька была не просто так. Перед встречей с Митькой она пососала карамельку. Многоопытная подружка Дашка надоумила. Сказала, что губки после карамельки становятся вкусными. Мальчикам нравится. А вот вкус дешевой помады - не очень. Так что лучше пожертвовать красотой ради остроты ощущений. К тому же можно ведь и старым бабушкиным способом воспользоваться, чтобы губки алели - просто их покусать. Сашенька, конечно, и надеяться не могла, что на первом же свидании ее начнут целовать, и боялась этого, ибо была она девушкой старомодной, скромной, ни разу не целованной, но Дашка сказала, что с этими парнями нужно быть готовой ко всему. Запросто может сразу же полезть целоваться - кто его знает, этого Митьку, что у него там на уме? Может, не любит он все эти бестолковые церемонии с ухаживаниями. Все эти платонические прогулки по центральной улице и пустые разговоры о Бунине и Хемингуэе, например. Митька - парень взрослый, ему уже восемнадцать скоро. Его в армию весной забрать могут - в институт-то он не поступил.
        Так что вполне может случиться, что у Саши сегодня будет первый поцелуй. Правда, Дашка еще сказала, что если он сразу же целоваться полезет, значит, относится к Саше не серьезно. Потому что парни, когда серьезно к девушкам относятся, они их стесняются. Робеют перед ними.
        А Саше и целоваться хотелось, но еще больше хотелось, чтобы Митька к ней серьезно относился. Она ведь его любила. Она так долго добивалась свидания с ним. Но целоваться тоже хотелось - все ее подружки давным-давно этим занимались, а потом с удовольствием об этом рассказывали. А Саше и рассказать-то было нечего. И врать не умела, хотя пора было бы научиться. Правда, все же врала - она лишь делала вид, что недотрога, а на самом деле мальчишки на нее внимания не обращали, не было желающих слиться с ней в пламенном поцелуе. Была Саша в свои шестнадцать тощенькая, плоская - грудь только наметилась. А у Дашки-то уже третий размер. И у Наташки - второй. Поскромнее, конечно, но как раз на два размера больше, чем у Саши. А нос у нее какой! Какая-то огромная слива налеплена посреди лица.
        А во что Саша одевается! Почти в рванину. В какие-то странные одежки, перешитые из маминых и бабушкиных платьев. Даже новое пальто пришлось смастерить из маминого старенького. И выцветшие пятна закрасить фломастером и дырки, проеденные ненасытной молью, залатать - иначе совсем нечего было бы носить. В стране творился какой-то кавардак. Сашино семейство и раньше-то жило небогато, а теперь от материной невеликой зарплаты и вовсе ничего не осталось. Да и не платили ее. Жили только огородом. Саша уже второе лето продавала на базаре огурцы с помидорами, да ягоды с картошкой. Стеснялась ужасно, но жить на что-то нужно было…
        Словом, была Саша жалким, некрасивым оборвышем. Точнее, она сама себе такой казалась. Кто захочет с такой встречаться, а тем более целоваться? Пока никто и не хотел. Хотя Дашка уверяла, что Витька из параллельного класса к Саше неровно дышит, и Петька из Наташкиного подъезда. Но Саша ничего такого не замечала. Или не хотела замечать. Потому что ей нравился Митька. Уже года полтора нравился.
        А Митька был красавчик. И умница, наверное. Саша ни разу с ним не разговаривала, поэтому проверить это свое предположение не могла. Знала только, что учился он неплохо. Специально справки наводила. Еще знала, что был у него бурный роман с вечно расфуфыренной девицей, которая училась в той же школе, что и он, но на класс младше. Девица была высокая, длинноногая, грудастая, задастая. Неприлично красивая. Вызывающе дорого и разнообразно одетая. «Фу, вульгарная»,  - обычно фыркала Дашка, когда речь заходила об этой девице. Ей завидовали.
        Когда Саша встречала эту великолепную пару где-нибудь на улице или на дискотеке в городском парке, ее даже мутило от ревности. Она протяжно вздыхала: «да, мне тут ловить нечего!», и все глубже погружалась в мутные омуты своих комплексов. Как она стыдилась себя за некрасивость и тщедушность свою, за бедность! Почему одни рождаются принцессами, а другие нищими? Почему одни живут во дворцах, а другие в маленьких деревянных домиках, склонных к разрушению. Почему одни рождаются красавицами, а другие уродками? Почему у одних и мать, и отец имеются, а других одна мать, да и та вечный ребенок, не желающий взрослеть. Саша никак не могла понять, отчего же ей так не повезло в жизни.
        В августе на заработанные от продажи овощей и фруктов деньги Саша купила туфли и платье. Когда она надела обновки, подкрасила ресницы маминой тушью, начесала волосы, произошло маленькое чудо. Сашино отражение в зеркале вдруг показало, что никакая Саша не страшила, а вполне симпатичная девушка, даже нос стал будто бы меньше. Оказалось, что никакая она не тощая, а, скорее, тоненькая. И волосы с начесом выглядели не жиденькими, а пышными. Вот тут Саша и поняла, как много для красоты женщины значит одежда, каблуки, макияж и прическа. В тот самый миг, когда она крутилась перед стареньким, обшарпанным трюмо и впервые любовалась собой, она поняла, чем бы хотела заниматься в своей будущей, взрослой жизни. Именно в это августовское воскресенье, около полудня, Саша догадалась, в чем ее призвание - делать людей красивыми. Помогать золушкам становиться принцессами. В конце концов, совершенно не важно, кто кем родился. Важно то, кто кем может стать.
        Саша вживалась в новый для себя образ красавицы, а по городу уже ползли слухи, что Митька, во-первых, не поступил в институт, а, во-вторых, расстался со своей фифой. Кто кого бросил, доподлинно известно не было, но упоминался некий скандал весьма неприятного свойства, который послужил причиной феерического разрыва самой заметной юной пары уездного городка. У Саши появилась надежда.
        В последнюю субботу лета бывшая Митькина пассия явилась на танцы в городском саду в джинсовой юбчонке, такой короткой, что и говорить о ней не стоит, и… в сопровождении нового кавалера. Кавалер этот с видом охотника, который настиг, наконец, свою добычу, непрерывно обнимал фифу за талию, а иногда и по-хозяйски оглаживал ее зад, едва прикрытый полумифической юбкой. Дама не возражала, однако явно в распоряжение кавалера своего готова была предоставить лишь свое тело, а чувства ее, похоже, были направлены к Митьке. На него она бросала взгляды, полные ненависти и превосходства. Она-то с парнем уже, а Митька - один.
        Понятное дело, что Сашу на танец он пригласил исключительно назло своей бывшей. Что, конечно, Сашу не радовало. Но ведь он пригласил именно ее. Какая разница: назло - не назло. Главное, пригласил ее, Сашу. Когда руки мальчика, о котором она мечтала столько времени, небрежно и как-то равнодушно обнимали ее, Саша обливалась потом и думала только об одном: не пахнет ли от нее этим самым потом - дезодоранта у нее не было.
        - Тебя как зовут-то?  - спросил Митька.
        - Саша,  - ответила она. В его дыхании она учуяла запах алкоголя.
        - А меня Дмитрий.
        - Я знаю,  - прошептала Саша. И тут же устыдилась своих слов. Ей показалось, что она себя выдала, но он, определенно, не услышал ее за ревом музыки.
        - В кино завтра пойдешь?
        - Да!  - выкрикнула Саша, как ей показалось, слишком громко и слишком восторженно.
        - Тогда завтра в шесть встречаемся у кинотеатра.
        - Хорошо,  - отозвалась Саша.
        Танец закончился, Митька галантно склонил перед Сашей голову в знак благодарности и удалился к своим друзьям. Больше за этот вечер он не взглянул на нее ни разу…
        Когда Саша подошла к единственному в городе кинотеатру, типовому зданию постройки пятидесятых годов с четырьмя приземистыми колоннами, Митьки там еще не было. Саша тут же свернула на дорожку парка, который начинался сразу за кинотеатром - еще не хватало, чтобы она стояла тут столбом и ждала его. Что он о ней подумает? Говорила же Дашка, что на свидания женщина непременно должна опаздывать, а Саша явилась даже на пять минут раньше - боялась, что Митька ее не дождется. Она сделала круг по парку. Когда вернулась, Митька уже был на месте. С беспокойством всматривался в лица проходивших мимо девушек. «Он что меня даже не запомнил?» - испугалась Саша. Обидеться? Уйти? Ну, уж нет! Она так долго ждала этого свидания! Она так его любит! Саша нацепила на лицо умеренно-благосклонную улыбку и направилась к своему уездному принцу…
        Если бы ее спросили, о чем фильм, она бы, наверное, не смогла ответить. Потому что первую четверть фильма она думала о том, как ей хочется, чтобы Митька взял ее сейчас за руку. На второй четверти фильма Митька все-таки взял ее за руку. Потом она думала о том, как ей хочется, чтобы он ее поцеловал. А последнюю четверть фильма они целовались. Когда Митька впервые коснулся ее губ, ей сначала стало противно - какие-то слишком мокрые были эти губы, и пахло от них сигаретами. Неприятно. Свои губы Саша сомкнула. А он языком пытался их раскрыть. И вдруг она почувствовала какое-то странное волнение в низу живота, какое-то томление. Раньше такого с ней никогда не было. Она не знала, что это такое, но это томление будто бы разомкнуло ее губы, впустило в рот его язык. Куда-то исчезли мысли. Голова кружилась.
        - Ты такая сладенькая,  - прошептал он, когда оторвался от ее губ.  - Не знал, что губки бывают такими сладенькими.
        Они вышли из кинотеатра, держась за руки. И сразу окунулись в прохладную темноту августовского вечера. И тут же снова начали целоваться. И почему это раньше Саше не нравилась эта невозможная темень, в которую ее родной город погружался по ночам? Ну, подумаешь, страшно! Подумаешь, совсем ничего не видно! Это же чудесно, что совсем ничего не видно! Сейчас вот никто не видит, как Митька обнимает Сашу на скамеечке. Не видно, как он лезет в вырез ее платьица, перешитого из маминого платья, совсем почти нового, которому еще и десяти лет нет, и надевала-то мама его всего пару десятков раз, потому, что оно ей стало мало. Не видно, как Саша сначала решительно убирает Митькины руки со своей груди, а потом сдается, повинуясь все тому же могущественному томлению в низу живота. Не видно, как он ласкает ее грудь. Не видно, как Саша замирает от стыда и восторга. Никто-никто не видит, как Митька сначала гладит ее коленку, потом рука его сначала робко, а потом уверенно поднимается по ее ноге.
        Никому ничего не видно. Все скрывает темнота, слегка подсвеченная неярким светом звезд, размытая смутным Млечным путем. Ничего не видно. Только слышен возбужденный голос юноши:
        - Ты такая красивая, такая гладенькая, я хочу тебя! Как же я тебя хочу!
        Еще слышно испуганный девичий голосок:
        - Нет, нет, пожалуйста, не надо!
        Снова мужской:
        - Я, как только тебя увидел, сразу влюбился! С первого взгляда! Сашенька, ты такая красивая!
        - Нет, нет!  - девичий шепот, не очень уже уверенный.
        Звуки возни, влажное чмоканье, тяжелое дыхание, вздохи.
        - Сашенька, Сашенька!  - мужской шепот,  - ты такая хорошая, самая лучшая, я люблю тебя!
        - Нет!  - женский шепот, совсем-совсем тихий, больше уже похожий на «да».
        Возня. Звук расстегиваемой молнии. Пыхтение. Вздохи. Вскрик. Еще один вскрик. Стон. Вздохи. Пыхтение. Тихие всхлипывания… С неба падали звезды.
        Больше всего на свете ей хотелось принять душ. Только вот душа в Сашином домишке не было. Прокралась в баньку. Поливала себя из ковша холодной водой. Хотела смыть с себя невидимую грязь. Она грязная. Вся грязная. Она навсегда лишилась своей чистоты. Раньше была чистая, а сейчас грязная. И это уже не смыть. Какой позор! Саша поливала себя холодной водой из ковша. Саша умывалась слезами. Грязь не смывалась.
        Митька не звонил. Через неделю Саша ему позвонила сама - нашла его номер в телефонной книге. Долго не решалась набрать заветный номер. Ходила кругами вокруг красного телефона, с обмотанной синей изолентой трубкой. Набрала три цифры. Положила трубку. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Снова начала крутить диск. Длинные гудки. Его голос:
        - Але.
        Саша кладет трубку. Через пять минут снова крутит диск. Длинные гудки.
        - Але,  - Митьку еле слышно из-за грохота хеви-метал.
        - Это я,  - говорит она еле слышно.
        - Кто это, вас плохо слышно!
        - Это я, Саша!  - уже почти кричит она.  - Как у тебя дела?
        - Нормально. Как ты?  - Музыка становится тише.
        - Тоже нормально,  - Саша умолкает на несколько секунд.  - Давай встретимся сегодня вечером,  - произносит она нерешительно.
        - Нет, сегодня я не могу, у меня другие планы,  - отвечает он.
        - А завтра?
        - Завтра я тоже занят.
        - А ты вообще хочешь со мной встречаться?  - Саша разозлилась, робость ее вдруг куда-то исчезла, осталась только ярость.
        В трубке тишина. Саше кажется, что эта тишина длится вечность.
        - Нет, у меня другие планы,  - наконец, отвечает Митька.
        - Но ты же… Но мы же… ты говорил…  - лепечет Саша.
        - Я тебе ничего не обещал. Это был просто секс. Мне пора бежать. Пока!  - короткие гудки.
        Вскоре стало известно, что Митька снова сошелся со своей фифой…
        Саша никому никогда не говорила, что в ту ночь Митька не только поцеловал ее. Никому не говорила, что в ту ночь благодаря Митьке она из детства одним большим скачком перепрыгнула чуть ли не в зрелость. Она никому не рассказывала, что после того короткого телефонного разговора она, кажется, даже постарела. Она никому не рассказала, что после того телефонного разговора она стала бояться мужчин и любви. Она перестала в нее верить. Она и сама этого не заметила. Она думала, что просто страдала из-за того, что ее соблазнил мальчик, в которого она была влюблена, и тут же бросил. Она думала, что это прошло. Это и в самом деле почти прошло. Только страх остался.
        На пустынном перроне маленького, старенького вокзала в Сашином родном городке, человек в ярко-оранжевом жилете колет ломом лед. Перестук колес уходящего поезда. Мартовское бесшабашное солнце. Карандашный росчерк берез на пронзительно голубом небе. Дым Сашиной сигареты. Человек в оранжевом жилете поднимает голову…
        Митька поднимает голову, смотрит на Сашу, щурится, прикладывает руку козырьком ко лбу, опускает голову и снова принимается колоть лед. Он ее не узнал.
        Саша облегченно вздыхает. Как хорошо, что он ее не узнал. Как хорошо, что тогда почти двадцать лет назад этот вот мужчина, который был тогда удивительно красивым, а сейчас пожух, полинял, немного уже сморщился и ссутулился, сказал ей: «У меня другие планы». Как же хорошо, что их планы на жизнь тогда не совпали! Какой была бы ее жизнь, если бы тогда он остался с ней? Может быть, правду говорят люди: все, что не делается, все к лучшему?
        И вдруг на Сашу накатила пенистая волна благодарности этому человеку. Господи, да почему же она столько лет на него злилась? Как глупо! Он же доставил ей самое первое плотское удовольствие! И это было, действительно, удовольствие. Это было наслаждение такой силы, что оно стало для нее эталоном на многие годы. Неким мерилом, которым она измеряла качество своих эмоций, вызванных близостью. А ведь многие ее подружки рассказывали, что их первый раз был ужасен.
        Да, он соблазнил ее и тут же бросил. Да, он поступил, как злодей-любовник из романа. Ну, подумаешь, он в этой истории был Эрастом, но она-то не бедная Лиза. Его легкомыслие и безразличие не погнали ее к пруду топиться, а, напротив, заставили ее расти, стремиться вырваться из этого городишка. А ведь могла и застрять здесь. Что ее здесь ждало с этим вот человеком? Домишко без удобств, огород, застиранный халат, кухонная плита, вечно пьяный муж да безденежье, да безнадега. Может быть, кому-то и нравится такая судьба, но ей.
        Из-за него она покинула этот город. А ведь и не мечтала об этом никогда раньше. И не хотела. Знала, что есть на свете другие города, и другая жизнь, но ей нравилась эта. Хотела просто работать в парикмахерской, стричь и красить людей - делать их красивее и капельку счастливее.
        А сколько раз она фантазировала, что вернется сюда красивая, богатая, в роскошной шубе, под руку со своим мужем, таким же красивым и богатым, как и она сама, встретит Митьку, и гордо пройдем мимо него. Не посмотрит на него. Не поздоровается даже. А он будет провожать ее долгим взглядом, полным тоски и сожалений - какой чудесной женщиной он пренебрег. И напьется потом. До беспамятства. Чтобы заглушить свое отчаянье.
        И вот мечта сбылась. Они ведь почти всегда сбываются, но сбываются как-то совсем не так, как хотелось бы. Она встретила своего первого любовника, мужчину, который стал для нее роковым. Она богатая красавица, но без мужа. То есть одинокая богатая красавица. Он помятый, усталый дворник в казенном оранжевом жилете. Но не смотрит он на нее с сожалением и раскаянием. Даже с завистью не смотрит. Он вообще на нее не смотрит. Он ее даже не помнит.
        Та звездная темная ночь для нее стала судьбоносной. Для него это была просто ночь, в которой присутствовала ничего не значащая, но довольно приятная возня в кустах с почти незнакомой девчонкой. Зачем их свела судьба? Зачем? Это ведь ее рук дело. Точно ее.
        На разгадывание знаков судьбы всей жизни не хватит. Хотя… Она знает, зачем ей был послан Митька - чтобы когда-нибудь она смогла его простить. Прямо сейчас. Сейчас.
        Она смотрит на усталого мужчину, который поднимает и опускает лом. Грохот. Осколки льда летят в разные стороны. Разве такое будущее виделось в красивом юноше? Разве дворником он должен был стать? Ей стало жалко этого мужчину. Очень жалко. Даже сердце сжалось. Стоит ли ненавидеть мужчин и бояться любви из-за одного человека, который просто не соответствовал твоим ожиданиям, который просто не сделал того, чего ты от него ждала. Это единственная его вина.
        - Прости меня за мою ненависть,  - прошептала она,  - и спасибо тебе, что ты сумел вовремя уйти из моей жизни.
        Саша вдохнула глоток весеннего воздуха. Какой же свежий здесь воздух! Какой легкий! Какой вкусный! Какой волшебный!
        Саша его простила. Через двадцать лет! В тот миг, когда она его простила, она почувствовала истинную свободу. Не компромисс с собой. Не подмену понятий, а истинную свободу.
        Она подхватила свой кожаный саквояж, пересекла перрон, вышла на привокзальную площадь и поехала домой. К маме. Свободная и счастливая.
        Вслед ей несся металлический стук. Человек в оранжевом жилете колол лед.
        Голые березы чертили на пронзительно-синем небе причудливые узоры.
        Москва. Парк Горького. Начало мая
        Колесо протяжно скрипнуло и замерло.
        - Приехали!  - сказал молодой человек провинциально вида и беззаботно рассмеялся.  - Высоты не боитесь?  - Обратился он к Саше. Она отрицательно покачала головой. Разговаривать ей не хотелось.  - А мне страшновато. Я ведь в первый раз на чертовом колесе. Вот и покатался! А вид-то какой! Дух захватывает!  - Он принялся крутить головой в разные стороны. На простодушном лице сияла счастливая улыбка.  - Как вы думаете, надолго мы здесь застряли?
        - Понятия не имею,  - ответила Саша раздраженно.
        Он не заметил ее недовольства.
        - С детства мечтал на колесе обозрения покататься, а в нашем захолустье его не было. В областном центре у нас стоит, только не работает уже много лет. А я как увидел по телевизору, сразу понял, что хочу, но случай только сейчас представился,  - он умолк на несколько секунд. Снова принялся озираться.  - Только вот почему мы встали? Часто с ним такое бывает?
        - Не знаю,  - отозвалась Саша,  - но, мне почему-то кажется, что нечасто.
        - Ну вот, у меня мечта сбывается, а тут такое,  - лицо парня стало огорченным.
        - Мечты всегда сбываются не совсем так, как нам хотелось бы,  - усмехнулась Саша.  - Может быть, вы слишком сильно хотели сюда попасть, поэтому мы тут и зависли?
        - Не знаю, какие-то странные вещи вы говорите,  - парень задумчиво почесал затылок. Саша при этом подумала, что неплохо бы его подстричь - с модной стрижкой он бы выглядел совсем по-другому. Сразу бы лишился столь вопиющего налета провинциальности.  - Хотя, может, вы и правы. Вы считаете, что нельзя хотеть чего-то слишком сильно?
        - Верно подмечено,  - рассмеялась Саша.
        Сама Саша тоже находилась во власти желания. Возможно, тоже слишком сильного. Поэтому оно и не сбывалось. Хотелось ей совсем простой вещи. Элементарной. Обыденной. Доступной большей части населения земного шара. Но отчего-то ей, Саше, не доступной. Хотела она всего лишь секса. За несколько месяцев свободы, которую периодически считала все же одиночеством, она уже не слишком помнила, что такое интимная близость. Она-то, дурочка, все мечтала о новой любви. Все стремятся к любви, многие даже считают ее смыслом бытия, только вот… Только вот, беспокойно металась она по ночам по своей огромной кровати вовсе не от отсутствия любви. Только вот, думала она сейчас непрестанно вовсе не о высоком и чистом. Не чувства ей были сейчас нужны. К черту чувства! Только физиология! Ей нужен был сейчас мужик. Практически любой. Главное, чтобы у него член был.
        Во всем ей сейчас виделись фаллические символы. И в ручке переключения передач в машине, и в каждом столбе, и в ножках столов и стульев, в сигаретах. Даже в солонках. О, Боже! Саше казалось, что все в этом мире только и делают, что занимаются сексом. Все кроме нее. Но почему? Почему? Она все еще красива. Морщин на лице практически нет. Кожа гладкая, упругая. Не слишком молода, конечно, но ведь еще и не стара. Хотя, для большинства мужчин женщина тридцати шести лет это уже почти старуха. Зачем связываться с такой, если вокруг полно молоденьких половозрелых девчонок? Ее место последнее на рынке сексуальных утех, и уж тем более, на рынке невест. Невест! Ха! Тут переспать не с кем, не то, что замуж выйти. Смириться и перестать надеяться?
        Одиночество и собственные руки в качестве любовника. Очевидно, теперь это ее удел. Вот и этот полудеревенский юный простачок смотрит на нее как на взрослую тетку. На тетушку. Ха! Женщины он в ней не видит. А он недурен, этот простачок. Высокий, стройный. Лицо такое… благородное. Породистое лицо. Волосы черные, а глаза - голубые. Красиво. Одет дурно. А вот если снять эту одежду?
        Саша смотрела на симпатичного юнца и чувствовала, как в ней просыпается азарт охотницы. Почему это только женщины должны выступать в роди дичи? Что это за дискриминация? Вот перед ней сидит неплохой экземпляр самца, вполне пригодный для удовлетворения потребностей ее тела. И будет очень глупо, если она им не воспользуется. Собственно, было бы очень наивно полагать, что на этой скрипучей громадине они оказались случайно. Сашу занесли сюда поиски острых ощущений, которые призваны были заменить ей плотские радости. Этого парнишку привела сюда мечта. Не может быть случайностью, что они оказались в одном месте в одно и тоже время. Причем, мальчик запрыгнул в кабинку колеса обозрения в последний момент, когда оно должно уже было поползти по своей вечной траектории. Запрыгнул он в кабинку, где уже сидела Саша. Это, как говорится, неспроста. Сколько ему лет? Года двадцать два, не больше? Очень похоже на совращение малолетних. Плевать. Она его хочет. Не слишком сильно.
        - Вы к нам в гости или на ПМЖ приехали?  - поинтересовалась Саша и посмотрела прямо в глаза юноши.
        - На праздники. У родственников остановился. В первый раз в Москве.
        - Нравится?
        - Еще как! А вы москвичка?
        - Теперь уже да. А когда-то я тоже в первый раз приехала в этот город. И тоже была в восторге. И тоже мечтала покататься на чертовом колесе. Совсем как вы,  - она улыбнулась призывно.
        Он ничего не заметил.
        - Покатались?  - Саша кивнула.  - Оно так же застряло?
        - Нет!  - Саша рассмеялась.  - Я тогда немного разочарована была. Почему-то я от этого аттракциона ждала большего.
        - Да, я тоже. Это не так экстремально, как мне представлялось.
        - А вдруг оно сейчас… рухнет!  - произнесла Саша страшным шепотом, заглянула парню в глаза. Он вздрогнул.  - А ты очень красивый.
        - Я? Что во мне красивого? Обычный парень,  - начал лепетать он. Он был смущен. Даже покраснел. Во взгляде его, обращенном на Сашу, что-то неуловимо изменилось. Появилась заинтересованность.  - Вы вот точно очень красивая. У нас таких девчонок в институте нет. Вы… вы…  - он замялся, подбирая подходящее слово.  - Вы очень ухоженная.  - Саша поморщилась.  - То есть, я не это хотел сказать,  - мальчик замялся,  - то есть вы очень сексуальная,  - выдохнул он почти беззвучно. Лицо его сделалось совсем пунцовым.
        Саша довольно улыбнулась. Нужно решаться. Что за глупая робость? Она осторожно встала, качнулась, мальчик подхватил ее за руку, она приземлилась рядом с ним. Совсем близко. Осмотрелась.
        - Весна! Хорошо-то как! Снова весна! Ветер пахнет черемухой. Чувствуешь?  - он не отреагировал. Будто замер в ожидании чего-то.  - Пьяный воздух. У меня кружится голова,  - она резко повернулась к мальчику и поцеловала его в краешек губ.  - Очень кружится голова,  - Саша снова потянулась к нему губами. А он вдруг поднял с колен смиренно сложенные руки, несмело обнял ее и поцеловал.
        Какие же упругие губы у этих юнцов! Какие свежие! Как родниковая вода.
        Колесо облегченно вздохнуло и продолжило свой путь по кругу.
        - Я даже и представить не мог, что кататься на чертовом колесе так здорово!  - выкрикнул он, когда их кабинка остановилась у земли.
        - На американские горки?  - весело предложила Саша.
        Он кивнул, они взялись за руки и побежали по аллее, счастливые как дети…
        Он все не мог поверить, что бывают такие квартиры. Он никогда таких раньше не видел. Только в журналах. Он оробел. А она плеснула ему виски в бокал и соврала, что это квартира ее друзей, которые на год уехали в Америку. А сама она хоть и обитает в этом городе давно, своим жильем так и не обзавелась. Он успокоился. Снова почувствовал себя с ней на равных. Хотя не совсем. Не знал он до сих пор, что можно стесняться того, что слишком молод. И как нужно пить виски он тоже не знал. Выпил. Скривился. Сказал, что похоже на самогонку. Она рассмеялась, сказала, что все так говорят, кто впервые пьет виски, а потом втягиваются, начинают даже об особенностях букета рассуждать. А он сказал, что предпочитает водку. Но пить не любит, но если уж пьет, то водку. Или пиво. Или вино. Или коктейли. Саша смотрела на него и улыбалась. Такой смешной малыш. Зачем он столько говорит? Она привела его сюда не для этого. Какая же она стала циничная.
        - Пойдем,  - прошептала она,  - пойдем!
        - Куда?  - спросил он удивленно.
        - Вот, дурачок! Я покажу тебе… спальню,  - она приблизилась к нему и поцеловала в губы, взяла его за руку и повлекла за собой.
        - Как тебя зовут? Наверное, пора бы уже и познакомиться?  - спросила Саша уже под утро и расхохоталась.  - Или ты считаешь, что секс не повод для знакомства?
        - При чем здесь секс? Я люблю тебя.
        - Не говори глупостей. Когда ты меня успел меня полюбить?
        - На чертовом колесе. Когда ты меня поцеловала. Я тогда понял, что влюбился.
        Саша смеялась. Но ей было вовсе не весело. Так она прятала свой страх. А вдруг он и в самом деле влюбился? Что она с ним будет делать?
        - Так как тебя все-таки зовут? Не Ромео же?
        - Нет,  - проворчал он,  - Леша. А тебя?
        - Саша. Ну, вот и познакомились,  - она снова рассмеялась.
        - А что здесь смешного?  - он смотрел на нее сердито. Она тоже начала злиться: что себе позволяет этот юнец? Он должен был всего лишь удовлетворить потребности ее измученного целибатом тела, а не разговаривать.
        - Ничего смешного, миленький, извини,  - проворковала Саша и поцеловала своего случайного возлюбленного,  - давай спать! Ты такой ненасытный!
        Он снова на нее набросился. А она уже устала, ей уже надоело, но решила потерпеть. Кто знает, когда с ней случится следующая сексуальная вакханалия? Еще хотелось вышвырнуть этого мальчишку из своей постели, потому что она привыкла спать одна, а он только мешал. Сделал дело и отбыл восвояси. Но не выгонишь же его среди ночи? Метро уже закрыто. Ладно, уж, пусть остается.
        Мальчик заснул, а она смотрела на его обнаженное юное тело, освещенное светом уличных фонарей, пробивающимся сквозь неплотно задернутые шторы. Любовалась. Даже позволила немного пофантазировать: а что будет, если Леша останется здесь навсегда? Или, по крайней мере, надолго? Ей не нужно больше будут метаться по городу в поисках удовольствий - каждый вечер этот мальчик будет ждать ее дома. Может быть, она снова полюбит возвращаться в свою квартиру. Каждую ночь этот прекрасный мальчик будет спать в ее постели. Ей не нужно будет больше искать случайной любви. В ее жизнь вернется стабильность. А, может, и в самом деле оставить его здесь? Но тогда ведь как-то нужно будет решать вопрос с его переводом из провинциального института в столичный ВУЗ. А кто будет платить за его обучение? А где он будет работать? А что он умеет делать? Не обернется ли его переселение к ней тем, что она станет для него мамочкой? Что повиснет он на ее шее, как бронзовая медаль? Почему бронзовая? На золотую-то он, похоже, не тянет. А вдруг он неряха? А вдруг он лентяй? А вдруг он тиран? А вдруг у него склочный характер? Она ведь
совсем его не знает. Да, с либидо у него все в порядке, но ведь этого недостаточно для совместной жизни. А готова ли она, Саша, к совместной жизни с кем бы то ни было? Хоть с этим мальчиком, хоть с кем-то еще? Сколько еще таких мальчиков может встретиться ей на жизненном пути, а она пройдет мимо, и они пройдут мимо, потому что этот мальчик уже поселился в ее постели?
        Что там сказала ведьма в ту теперь уже далекую мартовскую ночь в поезде? «Ты должна пройти многие испытания прежде, чем ты получишь то, чего хочешь. Не все так просто. Ты можешь его не заметить, пройти мимо. Он может быть нищ, стар, убог и болен. Он может настолько не соответствовать твоим представлениям об идеальном мужчине, что ты и не посмотришь в его сторону… И совершишь ошибку». А ведь может быть и так, что мужчина, который станет Сашиной судьбой, напротив, слишком молод, слишком красив, что, в общем-то, тоже не соответствует ее представлениям об идеальном мужчине? И как же не ошибиться? Как понять, что это он или, наоборот, не он? Почему ведьма не сказала ей, как понять он это или не он? А, может быть, когда она встретит человека, предназначенного ей судьбой, ее не будет мучить этот вопрос? Ей тогда сразу все станет понятно? Или нет? Где искать ответы?
        Она смотрела на спящего мальчика и не находила ответов. Она не испытывает к нему ничего, даже желания уже не испытывает, потому что оно было удовлетворено и неоднократно. Ни тепла, ни нежности не испытывает. Тем более любви. Откуда ей взяться? Сейчас на ее кровати спит совершенно чужой человек. Посторонний. Он спит. Ей тоже пора спать. Утро вечера мудренее.
        Утром он засобирался уходить. Но все медлил. Долго пил кофе. Рассыпался в комплиментах по поводу приготовленной Сашей яичницы. Какая-то она была, по его словам, необычайно вкусная, такой он никогда не едывал. Потом вызвался помыть посуду. Мыл тщательно. Долго. Наверное, так его научила мама. А Саше хотелось, чтобы он поскорее покинул ее дом. Исчез из ее жизни навсегда. Вот он, наконец, стоит в дверях. Уже в ботинках и в дешевенькой своей курточке, купленной на рынке. Она стоит в шелковом халатике, с руками, скрещенными на груди. Улыбается, чтобы скрыть свое нетерпение - когда же за ним, наконец, захлопнется дверь.
        - Мы с тобой еще увидимся?  - спрашивает он.
        - Земля круглая, может, когда-нибудь и увидимся,  - отвечает она и равнодушно пожимает плечами.
        - А зачем ждать этого «когда-нибудь»? Я ведь только послезавтра уезжаю. Мы могли бы…
        - Леша, а зачем? Не проще ли попрощаться сейчас? Через два дня будет сложнее. Мы получили удовольствие, а теперь нам нужно разойтись в разные стороны и жить дальше.
        - Как будто ничего между нами не было?!
        - Да, как будто ничего не было.
        - Но ведь было! Было! И с этим уже ничего не поделаешь! Даже, если забудешь, это все равно было! Неужели прошлая ночь для тебя ничего не значила?
        Что тут скажешь?
        - Конечно же, значила,  - говорит Саша тихо и отводит глаза.
        - Ты врешь! Ничего это для тебя не значило!  - почти кричит мальчик!  - Поиграла со мной, а теперь вышвыриваешь за ненадобностью! А я влюбился, как мне теперь жить? Зачем ты это сделала?  - Он делает шаг к Саше, обнимает, впивается губами в ее губы.
        Почему он так хорошо целуется? Почему у него такие упругие губы, почему они свежие, как родниковая вода, хотя он только что ел яичницу с луком? Почему у Саши снова кружится голова, а воздух наполняется ароматом черемухи, хотя ее здесь нет? Почему Сашин тонкий халатик распахивается и вот уже она трется обнаженной грудью об его дешевенькую грубую курочку. А почему ее руки, не подчиняются ее разуму? Почему они расстегивают кнопки на этой самой курточке, почему они срывают эту курточку с широких юношеских плеч?
        О, Боже! Почему они снова оказались в постели? Почему она снова кричит от наслаждения и царапает его спину? Почему тело сильнее разума? Почему? Почему? Почему?
        А когда они выбрались из кровати, время обеда подоспело. А после обеда, они снова оказались в постели. А после ужина они отправились гулять по вечерней Москве, бродили по арбатским переулочкам, держась за руки, и целовались, целовались… Давно уже Саша не чувствовала себя так беззаботно, так молодо, так счастливо! Может быть, из-за этого ощущения вернувшейся юности, из-за этой пленительной иллюзии зрелые мужчины предпочитают молоденьких девочек, а дамы - юношей? Ну не из-за свежей же плоти? Хотя и из-за нее тоже. Но не это главное, не это. А зыбкое ощущение причастности к юности. Судьба будто бы дает тебе еще один шанс, второе дыхание. Беспечность! Но ведь это только очень взрослым дядям и тетям кажется, что юность беззаботна. Заботы зрелости будто бы обесценивают проблемы молодости. О чем говорит сейчас Леша? Не о радостях… Ох, не о радостях…
        Говорит, что родители у него небогатые, что он с шестнадцати лет подрабатывает, что нормальную работу не найдешь без опыта, а опыт не появляется без работы. Замкнутый круг. Еще говорит, что приличную работу в их городе не найти - нищий у них регион. Что через год он закончит институт, и ему, возможно, придется вернуться в свой городишко, больше похожий на деревню. А что там делать? Делать там нечего. А чем платить за квартиру в областном центре? Хорошо, если работу найдет, а если нет? Нет опыта - нет работы. Нет работы - нет опыта. Замкнутый круг. И девушка его бросила из-за того, что у него нет денег. Ушла к тридцатитрехлетнему старику. (Саша мрачно усмехается). У старика есть деньги, чтобы ее по ресторанам да по кино водить, да цацки золотые дарить. А он, Леша, ничего пока не может дать женщине кроме своей любви.
        - Разве этого мало?  - спрашивает он Сашу.
        - Любовь, это слишком абстрактно,  - отвечает она уклончиво.
        - Что абстрактного в любви?
        - А что такое любовь?
        - Разве ее можно описать словами? Ее можно только почувствовать. Когда приходит настоящая любовь, это сразу чувствуешь. Ее не спутаешь ни с чем.
        - И как же ты собираешься давать женщине некое чувство, которое не только невозможно потрогать, пощупать, но даже и словами описать? Мне кажется, отдавать любовь нельзя.
        - Так ты тоже из этих?
        - Из кого?
        - Ну, из этих…  - он замялся.  - Из меркантильных сук, которым только деньги от мужиков нужны.
        - Нет!  - Она рассмеялась.  - Я из меркантильных сук, которые давно уже сами научились зарабатывать деньги. Но я, все же, уверена, что просто любовь отдавать бессмысленно. Может быть, лучше отдавать проявления любви?
        - Как это?
        - Это такие пустячки, как внимание, забота, поддержка.
        - Все так, но если любовь безответная? Если лезешь ты со своей поддержкой и заботой, а ей этого ничего не нужно? Тогда что? Как проявить свою любовь?
        - Тогда лучше просто уйти в сторону и не мешать. Это и будет лучшим проявлением любви, а не эгоизма, который иногда принимают за любовь. Иногда это самое сложное. Мы ведь не можем смириться с тем, что мы не нужны, что от нас отказываются, да еще и в пользу кого-то другого.
        - А как мне показать тебе свою любовь?
        - Не нужно мне от тебя никакой любви, хотя и лестно, конечно,  - подумала Саша, а вслух сказала: - Вот так!  - и снова приникла губами к его губам.  - Сейчас я хочу этого.
        Они вернулись к Саше домой. К родственникам он снова не поехал…
        Он хотел, чтобы она проводила его на вокзал.
        - Долгие проводы, лишние слезы,  - сказала она. Ей было лень вылезать из постели. К тому же она намерена была завершить эту пьесу сейчас - еще один акт явно был лишним. Мальчик ей уже порядком надоел. Она была пресыщена сексом. Жаль, что удовлетворенность нельзя законсервировать и потреблять по мере надобности. Но сейчас ей казалось, что теперь она может спокойно прожить без мужчины еще несколько месяцев. И мальчик ей был больше не нужен. Но легкая тень сожалений все же легла на ее утомленное утехами лицо.  - Я буду по тебе скучать,  - она почти не врала. И в самом деле, будет. Сегодня, когда снова останется одна в этой кровати. Может быть, еще и завтра поскучает. А потом ее закружит повседневность, и мальчик забудется, станет просто воспоминанием. Его образ утратит конкретные черты, тепло, запахи. Может быть, в памяти останутся лишь смутные, полустертые чувства, которые он вызывал. А может быть от него останется лишь фраза: а весело той весной я покаталась на чертовом колесе! Кто он, в сущности, для нее? Охотничий трофей - подтверждение ее женской привлекательности. Вот и все.
        - Ты будешь мне писать?
        Саша поморщилась:
        - Зачем? Нам лучше побыстрее забыть друг друга. Зачем продлевать агонию? К чему эти ненужные письма? Зачем нам создавать видимость каких-то отношений? Зачем питать иллюзии? Мы ведь оба знаем, чем все это закончится.
        - Чем?
        - Однажды ты мне напишешь, а я не отвечу. Потому что закрутилась, была в отъезде или просто не захотела отвечать,  - он насупился.  - Или ты мне не ответишь. Так ведь тоже может быть?
        - Нет. Я люблю тебя, как я могу не ответить?
        - Любовь не длится вечно. Все проходит. Абсолютно все проходит,  - Саша загрустила, вспомнила своего бывшего мужа. Ей сейчас казалось, что вот это и была ее истинная любовь. Она прошла, а на смену ей не пришло ничего. Судьба не дала ей ничего взамен утраченного. Только этого вот наивного малыша, который, безусловно, очень мил, но нет у нее с ним никакого будущего. Что он ей может дать кроме своей абстрактной любви, которая закончится быстрее, чем он предполагает. Что она может ему дать, кроме своей усталости? У него впереди вся жизнь, а у нее? У него еще все будет. Неужели у нее все уже было? А может быть, глупо расшвыриваться мальчиками? Кто знает, будут ли еще у нее такие мальчики?
        - Нам же было хорошо вместе? Разве нет?
        - Хорошо,  - отозвалась Саша.  - Да, было хорошо… Тебе пора, ты опоздаешь на поезд.  - Она еле сдерживала слезы.  - Уходи! Прошу тебя, уходи!
        Он схватил ее за плечи, он тряс ее и кричал:
        - Зачем ты это сделала? Зачем? Скучно стало? Поиграть захотелось? Никто не трахал тебя давно, а тут я подвернулся? Только о себе думаешь! А обо мне ты подумала? Как я буду жить дальше? Я же буду подыхать от ревности, когда буду представлять, как ты с кем-нибудь тут кувыркаешься так же как со мной! Ты мне нужна, понимаешь! Я хочу быть с тобой! Я же на свистушек этих малолетних теперь смотреть не смогу, потому что с тобой сравнивать буду! Ты когда делаешь что-то, ты вообще задумываешься о последствиях? Тебе ведь не семнадцать лет! Может, пора становиться умнее? Какая же ты дрянь… Какая дрянь! Старая блядь, вот ты кто!  - он оттолкнул ее. Она ударилась о спинку кровати.
        Сашу трясло. Как-то запоздало пришли мысли, что человека этого она совсем не знает, а он вполне может оказаться сумасшедшим, маньяком, убийцей. Он вполне может ее сейчас придушить, вынести из квартиры все ценное и сбежать. И никто его не найдет, потому что никто не знает, что он был здесь. Этот мальчишка прав, пора бы уже Саше становиться умнее. Только бы он убрался поскорее. Только бы он оставил ее в живых. Он явно безумец. Нормальный мужик бы обрадовался, что от него не хотят никаких продолжений, а этот… Явно сумасшедший. А что теперь делать-то? Как себя с ним вести?
        Как себя вести Саша не знала, поэтому просто натянула на себя одеяло, как будто оно могло ее спасти, молчала, делала вид, что смотрит в окно, а сама краем глаза наблюдала за Лешей. А он сидел, закрыв лицо руками. Когда отнял руки, лицо его оказалось красным, по щекам ползли слезы. Саша ни разу не видела, как плачут взрослые мужчины. Этот, конечно, не вполне еще взрослый. Это было неприятно. Надо же, довела мужика до слез. Это было бы даже забавно, если бы не было так страшно.
        - Что молчишь, сука?
        - Лешенька, я была неправа… Я в тебя тоже сразу влюбилась. С первого взгляда, тогда, на колесе,  - господи, только бы голос звучал убедительно,  - а потом испугалась. Я ведь намного старше тебя, мне уже сорок лет. Я уже почти старуха. А ты такой юный, такой, красивый… И я так обрадовалась, когда ты меня поцеловал. Я же и надеяться не могла, что такой мужчина, как ты обратит на меня внимание. Я соврала про свой возраст, а потом я подумала… Я подумала…
        - Что ты подумала?
        - Что когда ты узнаешь, сколько мне лет, ты сразу сбежишь. Что тебе не нужна такая старуха. Я люблю тебя! Больше всего на свете я хочу, чтобы ты остался со мной. Я ребенка от тебя хочу! У нас будут такие красивые дети! У меня ведь нет детей, а скоро уже совсем поздно будет рожать. И замужем я ни разу не была. А я ведь даже платье свадебное уже купила. Хочешь посмотреть?  - Саша порывисто вскочила, подбежала к шкафу, открыла, выхватила оттуда свое старое свадебное платье, приложила к себе и принялась крутиться.  - Смотри, как оно мне идет! Ой, немножко уже вином его залила. Я его часто надеваю, все мечтаю о свадьбе! Ты, правда, меня любишь? Знаешь что? Не уезжай никуда, оставайся в Москве, у меня есть знакомые в загсе, мы хоть завтра можем пожениться. Оставайся!  - она бросила платье на кровать, подошла к Леше, положила руки ему на плечи, с немой мольбой заглянула в глаза.  - Прошу тебя, останься! Не бросай меня!
        Леша осторожно снял Сашины руки со своих плеч. Теперь в его глазах был испуг.
        - Я обязательно приеду еще,  - лепетал он,  - но сейчас мне пора, на поезд опоздаю, а у меня нет денег, чтобы купить еще один билет. У меня сессия скоро начинается. Образование надо получить, встать на ноги, а уже потом жениться,  - он начал решительно пробираться к двери.
        - Лешенька, ну как же? Ты же говорил, что любишь меня? Куда же ты? Останься!
        - Я тебе напишу, я приеду,  - он неловко чмокнул Сашу куда-то в висок, быстренько отпер дверь, выскочил в подъезд и ринулся к лифту,  - я буду по тебе скучать!  - крикнул он и лифт поглотил его.  - Вот придурочная! Вот, блядь, сумасшедшая! Замуж она за меня собралась! Нашла дурака! Идиотка!  - бубнил он, спешно удаляясь от Сашиного дома.
        Саша заперла за ним дверь, сползла по стене на пол и расхохоталась. Щенок! Тупой деревенский сопляк! С кем играть вздумал! Как ловко она его! А ведь он прав, этот сопляк! Пора бы уже и начать думать о последствиях своих поступков. Ведь все могло плохо закончиться. Саша только сейчас в полной мере начала осознавать опасность ситуации, в которой она оказалась. Что бы было, если бы ее спектакль со свадебным платьем не сработал? Он ведь запросто мог ее покалечить, а то и убить. А вдруг еще и в самом деле надумал бы жениться? А ведь сразу сбежал. Испугался. Всерьез испугался. Неужели никто-никто не захочет на ней жениться?
        Старая блядь, вот она кто. Прав мальчишка! Прав, черт его дери! Саша стремительно разрыдалась. Она каталась по полу и выла. Ей хотелось рвать свою плоть, полосовать ногтями, резать, чтобы боль заглушила невыносимую тоску. Сдержалась. Просто выла и каталась. Она никогда не делала так в детстве. Хотя, знала, что многие подружки поступали именно так, чтобы добиться от родителей желаемого. А ей не перед кем было устраивать такие представления. Всегда сдерживалась. Первая запоздалая истерика. Тридцать шесть лет взросления, учебы, работы, поисков смысла жизни, себя, любви, взлетов и падений, потерь и находок, и вот итог середины жизни - старая блядь! Вот и все, чего она добилась!
        Фокус всех этих катаний по полу в том, что кто-то обязательно должен подать тебе руку, поднять, напоить водой или валерьянкой, успокоить, погладить по голове и сказать, что все непременно будет хорошо. А Сашу никогда некому было поднимать и успокаивать. Вот и сейчас… Тоже некому.
        Спустя полчаса она умывала зареванное, отечное лицо холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало, ужаснулась, улыбнулась:
        - Ну что, красотка, весело покаталась на чертовом колесе?
        Москва. Один из Сашиных салонов красоты. Июнь
        - Саша, там такая забавная клиентка пришла! Может, сама ее обслужишь?  - в дверном проеме Сашиного кабинета появилась неизменно прекрасная голова Маруси. Глаза ее горели.
        Маруся, с которой Саша подружилась в Праге, и в самом деле пришла работать в один из ее салонов администратором. Не сразу. Пару месяцев ушло у нее на терзания и сомнения. Нелегко ей было решиться отказаться от привычного образа жизни беспечной домохозяйки. Вроде бы дни заполнены беспутной суетой, рождающей ощущение полной бессмысленности существования. Вроде бы хочется вырваться из этой тягучей трясины пустяковых забот, но трясина, на то и трясина, что из нее не выберешься без посторонней помощи. Маруся теперь во время нечастых вечерних посиделок с Сашей, немного перебрав красного вина или шампанского и, сделавшись добрее и откровеннее, любила благодарить свою новую подругу за волшебный пендаль, который она дала ей тогда в Праге. Сейчас популярна идея, что человек сам должен нести ответственность за свою жизнь, самостоятельно делать выбор, но ведь этому еще учиться нужно, если ты к этому не привык. Маруся вот не привыкла. То есть, она считала, что решает все сама и не сразу поняла, что взвалила всю ответственность за свою жизнь на мужа. А теперь потихоньку начала разбираться. И решение выйти на
работу приняла сама. И очень обрадовалась тому, что муж ее, когда объявила она ему о своем решении, был удивлен, даже восхищен, смотрел на нее с интересом, будто на новую незнакомую женщину. Даже выходные провел с ней, ничего не придумал, никуда не сбежал, был как-то забыто пылок и умеренно романтичен - то есть позвал ее в субботу в ресторан, чтобы отметить начало Марусиной трудовой деятельности.
        На службе женщина еще больше расцвела - ей теперь было куда наряжаться, из глаз исчезло выражение вселенской тоски. Она увлеченно флиртовала с клиентами мужского пола, благосклонно принимала их комплименты, но от разного рода предложений отказывалась, ибо боялась пока перейти границы супружеской верности. Но о мужниной неверности думала теперь меньше, ибо меньше стало времени на раздумья.
        - И что же забавного в этой клиентке?  - поинтересовалась Саша без особого энтузиазма.
        Маруся зашла в кабинет и прикрыла за собой дверь.
        - Представляешь, бабе за пятьдесят, а она…  - Маруся не смогла договорить, рассмеялась,  - а она собралась в университет поступать, представляешь? Пришла и говорит: девочки, сделайте со мной что-нибудь, чтобы я помоложе как-то выглядела, не хочу, говорит, членов приемной комиссии пугать. Пугать! Ха! Смешить! Так, наверное, точнее!
        - Ну и язва ты, Маруська!  - улыбнулась Саша.  - Над такими людьми не смеяться нужно.
        - А что делать?
        - Уважать за смелость, как минимум,  - ответила Саша серьезно.  - Хорошо, пойду посмотрю на это чудо.
        - Вот именно, что чудо. Чудо в перьях! Сбрендила на старости лет,  - проворчала Маруся и покинула кабинет.
        Саша сменила туфли на высоком каблуке на балетки, надела фартук, совершив мгновенное превращение из хозяйки салона в простого мастера.
        Все уже было… Все уже было… Ничего уже больше не будет… Все в прошлом. Она теперь женщина с прошлым. Женщина без будущего. Все лучшее уже случилось, а впереди ее ждут лишь будни, наполненные работой, ежедневными рутинными делами, суетою и разными пустяками. Будни. Праздники закончились вместе с молодостью. Одиночество. Безнадега. Ничего не радует. Огромная Москва превратилась в пустыню, в которой нет не только принцев, а будто бы и мужчин вовсе нет. Вернее есть они, идут себе по улицам, едут в метро и в своих огромных дорогих и не очень машинах, но все едут мимо Саши. Значит, может быть, не мужчин нет, просто Саша для них больше не существует. Выпала из круга их интересов. Превысила предельно допустимый возраст любви. Или исчерпала лимит любви? А как же «любви все возрасты покорны»?
        Очевидно, ошиблось солнце русской поэзии. И светила тоже ошибаются. К тому он даже до зрелости не дожил. Что он может знать про все возрасты?
        Бесперспективняк. Вслух это слово даже не выговоришь. Слово соответствует своему значению. Трудное слово, еще более трудное у него значение. Как с этим жить? Зачем с этим жить? Смысл? Почему мы не можем быть счастливы без любви? И с любовью не можем, а без любви совсем никак. Тоска.
        Чертов мальчишка! Маленький гаденыш с маниакальными наклонностями лишил ее остатков уверенности в себе. Перечеркнул все ее былые заслуги и лишил надежд на будущие. Сама виновата. Поплатилась за свое легкомыслие. Поиграть захотела! Доигралась! Что ты выиграла? Бесперспективняк!
        - Давайте пострижем вас совсем коротко, под мальчика,  - предлагает Саша клиентке, перебирая ее волосы, сильно поврежденные многочисленными окрасками.  - Мне кажется вам пойдет. Вы высокая, достаточно стройная. У вас типаж Шерон Стоун, а она стрижется коротко и выглядит великолепно. А то ваши локоны смотрятся неопрятно, вы уж извините. Да и в целом волосы у вас уже не в очень хорошем состоянии. Как раз все обсеченные концы и сострижем. Здоровее волосы выглядеть будут.
        - Но я уже привыкла к такой прическе,  - сопротивляется клиентка,  - я никогда не носила мальчишеских стрижек. Мне кажется это не женственно как-то. И к тому же вдруг я на пугало стану похожа? Не поздновато ли в моем возрасте менять стиль?
        - Пока мы живы, ничего не поздно. Никогда не поздно что-то менять,  - ответила Саша убежденно, хотя сама на протяжении последних недель только и думала о том, что поздно уже ждать перемен к лучшему, нужно просто доживать отведенный тебе срок. И радоваться тому, что у тебя есть. Радоваться, правда, не получалось.
        - Наверное, вы правы,  - задумчиво протянула клиентка,  - ладно, стригите под мальчика, а то глупо как-то… Прическу боюсь сменить, а сама на старости лет решила студенткой стать.
        - Хорошо,  - Саша, как художник, немного отошла от женщины, прищурилась, наклонила голову вправо, потом влево.  - Ну-с, приступим!  - она смочила волосы женщины водой из пульверизатора, часть волос прибрала заколками и начала щелкать ножницами.  - А куда вы поступаете?
        - На филфак.
        - А зачем вам это нужно?
        Щелк, щелк…
        - Трудно сказать,  - женщина задумалась.  - Это совсем нелепо выглядит со стороны?
        Саша решила продолжить играть роль простодушной парикмахерши.
        - Ну, не нелепо, странновато как-то. Неожиданно. Редко кто на такое решается. Я, по крайней мере, впервые о таком слышу. Наверное, должны быть серьезные мотивы. Или необходимость.
        Щелк, щелк…
        - Вы не поверите, но нет никаких серьезных мотивов и необходимости тоже нет. Это знаете… можно сказать блажь. Или старческий маразм,  - она грустно рассмеялась.
        - Ну что вы! Какая старость! Рано вам еще о старости думать.
        Щелк, щелк…
        - Спасибо за комплимент. Может быть, он и не искренний, но все равно спасибо. Понимаете, я в школе была отличницей и всегда думала, что обязательно поступлю в университет или в институт. Не важно. Учительницей русского языка и литературы стану. Но не получилось.
        - Почему?
        Щелк, щелк.
        - Обстоятельства так сложились. В тот год, когда я поступать должна была, мама серьезно заболела. Я еле-еле выпускные-то экзамены сдала. За ней ухаживать нужно было. Ладно бы в нашем городе ВУЗы какие-то были, тогда проще было бы, а у нас только шараги, да техникум. Пришлось бы уехать. Не смогла я маму бросить. Осталась.
        - А заочное?
        Щелк, щелк.
        - Даже уже и не помню, почему на заочное поступать не стала. В общем, осталась. Думала, на следующий год поступлю обязательно. Бывает иногда, что много лет ничего серьезного не происходит. Жизнь катится да катится, как по рельсам. А бывает, что события сыплются на тебя, как град. Не увернешься. Так в тот год было. В школу пошла работать лаборанткой. С парнем познакомилась на танцах. А он постарше меня был, из армии уже пришел. На заводе работал. Получал нормально. А раньше ведь жизнь в маленьких городках просто была устроена: школу кончил, ушел в армию. Вернулся - жениться можно. Дальше детей плодить, да на холодильники с телевизорами копить. Вот и сошла я со своих жизненных рельс, когда пересеклись они с его, будто стрелку перевели, да и встала на чужие. Села, так сказать, не на свой поезд. И увез меня чужой паровоз совсем на другую станцию, не на ту, что я хотела попасть… Замуж он меня позвал, а я и согласилась. Думала, что любила его, да и старой девой боялась остаться. А вдруг, не встретится больше никто? В общем, к следующему лету была я уже беременная. Какой тут институт? Мама-то
выздоровела, слава богу, да теперь другие были причины не поступать. Потом ребенок родился, потом второй. Заботы, хлопоты… так и осталась я без высшего образования.
        - Жалеете?
        Щелк, щелк.
        - Да чего уж теперь жалеть. Я хорошую жизнь прожила. И без образования в люди выбилась. В Москву вот перебралась. Давно уже. В восьмидесятые еще. Лимитой была. Сейчас гастарбайтерами такие, как я, называются, а тогда лимитой мы звались. В девяностые бизнес свой завела. Обнаружился у меня предпринимательский дар. Детей у меня двое. Внуков трое уже. Два раза замужем была. Так что жалеть нечего. Жизнь удалась, как говорится.
        - А чего вдруг поступать-то надумали?
        Щелк, щелк.
        - Пусто мне стало. Дети выросли. Старший в Америке с женой и детьми живет. Не доберешься до них. Младший хоть и в Москве, да в гости не дозовешься. Сами зовут, только когда с внучкой посидеть нужно. Муж второй давно уж к молоденькой сбежал. Вот одна я и осталась. Маялась, маялась, да и вспомнила про свою детскую мечту - высшее образование получить. Сыну младшему сказала - он смеяться. Совсем мать с ума сошла, говорит. Подруги мои тоже у виска крутят. Ни от кого поддержки нет. Хотела уж было плюнуть на свою затею, но тут мне старший сын позвонил по скайпу и говорит, поступай мать, а то совсем закиснешь. Жизнь, говорит, продолжается, пока мы строим планы. Даже не сомневайся, говорит. Нанимай репетиторов, готовься.
        - Мудрый у вас сын.
        Щелк, щелк.
        - Да, умница. Талантливый программист. Большие деньки в Америке получает,  - сказала женщина с гордостью. Вздохнула.  - Завтра иду документы подавать в институт. Боязно.
        - Все будет хорошо,  - успокоила ее Саша.  - Вы очень смелая. Это же… Ваш поступок, это все равно, что против течения идти, наперекор общественному мнению, стереотипам. Молодежь, конечно, однокурсники ваши будущие, удивляться будут. Посмеиваться. Не факт, конечно, но такая вероятность существует.
        Щелк, щелк.
        - Да и Бог с ними. Пусть себе смеются. Смеются, значит, реагируют. Реагируют, значит, я не пустое место. Значит, я еще существую. Нужно иногда выходить за рамки привычного. Иначе душа заплесневеет. Будешь как живой мертвец. Не жить будешь, а доживать. Я вам, возможно, старой кажусь, но я себя молодой чувствую. Сколько мне там еще отмерено? Может, лет двадцать, а то и все тридцать, а, может, и того больше. У нас в роду женщины долго живут. У меня бабушка недавно померла, ей девяносто пять было. Хочу прожить остаток своих лет в радости и интересе. Жизнь-то нам не зря ведь дадена. Господь Бог-то мудр, ничего просто так не делает. И мы должны быть мудрыми, с умом даром божьим распоряжаться.
        - Вам бы книжку написать, «как научиться принимать все события с радостью и благодарностью». Примерно такую. В форме дневника, например. Событие и ваша реакция. А вообще, когда поступите, можете начать блог вести в интернете про свою студенческую жизнь. Я думаю, это будет очень увлекательно. Сколько нас таких, утративших надежду на лучшее. Сколько людей, которые панически боятся приближения старости. Вы могли бы им помочь… Готово.
        Женщина осматривала себя в зеркало.
        - Непривычно. Очень непривычно,  - говорила она, растягивая слова.  - Но вы, кажется, правы. Мне идет. Помолодела. Покраситься еще нужно. Да?
        - Думаю, да.
        Выбрали цвет. Саша принялась смешивать краски. Женщина сидела с задумчивым лицом.
        - Да много ли я знаю о жизни,  - произнесла она после нескольких минут молчания.  - Сама иногда не знаю, что с собой и делать. И плачу часто, и себя жалею, и выпиваю с горя, есть такой грех. А потом будто стряхиваю с себя всю эту жалостливую шелуху и думаю: можешь сейчас продолжать слезы лить, а можешь ведь и делом заняться. А ваша идея насчет блога мне нравится. Сегодня же заведу себе страничку и начну. Опишу свои метания перед подачей заявления в институт. В школе у меня пятерки по сочинениям-то были, авось что-нибудь да получится. Не Толстой, конечно, но ведь не всем Толстыми-то быть. Спасибо вам.  - Женщина улыбнулась мечтательно, она, кажется, уже сочиняла свой первый пост.
        - Да не за что. Только и умею советы давать, а сама плесневею, как вы выражаетесь,  - Саша начала наносить краску на волосы клиентки.
        - А вы бы на новый уровень выходили, не век же простым мастером быть, можно ведь и свою парикмахерскую открыть. Вы уж не обижайтесь на мою прямоту.
        - Эта и так моя. У меня их еще несколько,  - призналась Саша.  - Я сама обслуживаю клиентов, хотя необходимости такой нет - просто нравится делать людей красивее.
        - А-а-а, понятно,  - протянула женщина.  - Всего достигли и больше не к чему стремиться. Непростое это состояние-то. По себе знаю. Лез, лез на вершину-то. Забрался, а дальше что? Неуютно на пике-то. Пустынно. Одиноко.
        - И что делать, спускаться?  - Саша усмехнулась.
        - Так уж и спускаться? Можно поискать других людей на этой вершине, можно их туда пригласить, а можно отправиться штурмовать другую вершину - придумать себе новую цель, составить другой план. А так-то точно плесневеть начнешь. Не нужно ничего бояться. Раз уж вы свой бизнес ведете, значит, точно не робкого десятка.
        - Не робкого,  - согласилась Саша.  - До такой степени не робкого, что мужиком себя иногда чувствую. Все сама.
        - Нет что ли мужика-то?
        - Нет.
        - Такая наша бабья доля, все сами можем, а без мужика нам туго. Тоскливо, будто не хватает чего-то. Будто мы не доделанные какие-то. Я уж лет пять одна, вроде, привыкнуть уж пора давно, ан, нет. Все мечтаю, что встречу еще человека. И заживем мы с ним счастливо. А он все никак не желает встречаться. А я все равно верю - найдется он. Может, просто не свободен пока. Не время еще встретиться нам. Я вот думаю, поступлю в институт и встречу там профессора какого. Он, может, как раз овдовел недавно, а тут я. Вот любовь-то и случится.
        Саша рассмеялась.
        - Вы меня извините, не хочу вас обидеть, но мужчины же они вроде как к молоденьким тянутся, а на тех кто постарше и внимания не обращают. Я вот уже не пользуюсь особым спросом у мужчин, как это ни прискорбно.
        Женщина внимательно посмотрела на Сашу.
        - А сколько вам лет? Двадцать восемь-тридцать?
        - Тридцать шесть. Скоро тридцать семь будет.
        - Выглядите моложе.
        - Спасибо.
        - Знаете, это разбираться нужно, почему мужики внимания-то на вас не обращают. Дело-то, может, и не в них вовсе, и не в возрасте в вашем, а в вашей голове. Внешность у вас привлекательная. Уж я на что и не молоденькая, и не красавица, а мужчины у меня за эти пять лет были. Только я близко их к себе не подпускала. Боялась, что снова мне больно сделают. Как говорится, обжегшись на воде, на воду дуешь. И хотелось мне, и кололось. Вроде, и одной не сладко, и пускать какого-то мужика в свою жизнь страшно было.
        - А сейчас?
        - А сейчас уже не страшно. Излечилась я. Только вот,  - она смущенно засмеялась,  - только вот сейчас нет ни одного мужика на горизонте. Иногда мне кажется, что старая я уже, хватит уж о таких пустяках-то мечтать, угомониться уж пора. Мужчин-то моего возраста мало совсем: кто женат, у кого бес в ребро, кто спился, кто помер уже. Так что без шансов. А потом думаю, пусть мало, но все равно ведь есть. Есть же они, и один-то уж мне и достанется. А возраст?! Возраст… Можно по-разному на него смотреть-то. Можно, как на недостаток, а можно ведь, как и на достоинство. Мужчины, они тоже люди, им ведь не просто игрушка для постельных утех нужна, им друг нужен, соратник, поддержка и опора. Он с женщиной дома должен себя чувствовать, то есть уютно, спокойно. А зрелая женщина может быть и другом, и опорой, и поддержкой. И любовница она опытная. И материальных проблем у многих в таком возрасте уже нет. И хозяйка она хорошая. И борщик может сварганить, и вареники. Так что зрелые отношения бытом испортить не так-то просто.
        - Экая вы оптимистка. Пойдемте краску смывать.
        Саше было, что возразить, но ей не хотелось. Ей хотелось, напротив, уверовать в то, во что верит эта женщина. Наверное, с такими взглядами гораздо проще жить. Надо будет попробовать…
        Ревел фен. Женщина старалась не смотреть на себя в зеркало, но все же поглядывала, очевидно, умирая от любопытства, что же, в конце концов, получится из этой авантюры с короткой стрижкой.
        - Ну, вот и все,  - произнесла Саша, когда закончила укладку.  - Полюбуйтесь. Мне очень нравится.
        - Ох, красавица какая стала!  - восхитилась женщина.  - Не ожидала, если честно. Мне теперь больше сорока пяти и не дашь. А вы волшебница! Настоящая волшебница! Руки у вас золотые. И людей вы чувствуете. Хорошо, когда человек на своем месте…
        - Удачи вам,  - сказала Саша на прощанье,  - ни пуха, ни пера на экзаменах! Буду вас ругать.
        - Я очень волнуюсь.
        - Все будет хорошо, я уверена.
        - И у вас все будет хорошо. Я тоже уверена. Найдете вы жениха хорошего. Вы, главное, научитесь доверять мужчинам-то. Знаю, что непросто, знаю. Но нужно учиться. Иначе, знаете, как может получиться? Вам так и будет казаться, что мужчины вас не замечают, а на самом-то деле все совсем не так.
        - А как?
        - А так. Вы их не замечаете, мимо проходите. Отталкиваете. Потому что не доверяете вы им. Боитесь. Не их боитесь, а за себя боитесь. Как бы они вам не навредили… Не нужно бояться. Смелее, смелее! И ведь любая неудача может обернуться удачей. Вы же сами это знаете.
        - Разве? Разве так бывает?  - растерянно спросила Саша у самой себя, когда за клиенткой закрылась дверь.
        У нее было странное ощущение, что она последние пару часов смотрелась в эту женщину как в зеркало. Себя в ней видела. Изображение было несколько состаренное, но, тем не менее, несколько более оптимистичное и мудрое. И все же были они очень похожи - Саша и эта женщина.
        Саша вдохнула полной грудью воздух парикмахерской, наполненный запахом краски и лака для волос. Расправила плечи. Отчего-то почувствовала себя невыносимо счастливой. Все еще впереди! Впереди еще много радости! А одиночество, это большая удача. Это время, посвященное себе! Время свободы! Пора в отпуск!
        Начало июля. Остров Крит
        - Расслабься, просто расслабься. Жизнь - это не только борьба, это еще и удовольствие. Почему ты не хочешь этого понять? Зачем ты постоянно думаешь о прошлом? Почему ты непрестанно заглядываешь в будущее? Почему бы тебе не жить сейчас. Разве это сложно?
        - Сложно. Завтра я уеду, и мы больше с тобой никогда не увидимся. Как я могу не думать об этом?
        - А ты попробуй, попробуй! Завтра будет только завтра. Грубо говоря, завтра вообще не существует. Это своеобразная метафора, придуманная людьми, чтобы хоть как-то осознать время. Зачем портить мыслями об этой несуществующей абстракции наше сегодня? Зачем?…
        Давно уже Саша не испытывала такого томления. Сладостного и тягостного предвкушения чего-то… Она сама не знала чего. Но точно знала, что что-то должно произойти. Что-то приятное. Неимоверно приятное. Если бы она была чуточку сентиментальнее, она назвала бы это предвкушением любви. Сердце сжимали предчувствия: вот-вот, скоро это произойдет. Где, когда, что? Не известно. Но скоро, скоро. И произойдет непременно.
        Она хотела поехать в Испанию, в Италию, в Хорватию. Куда-нибудь. Она совсем не думала о Крите. Все решилось само собой. В турагентстве предложили. Какой-то очень недорогой и роскошный тур. Саша посмеялась над собственной скупостью и падкостью на всевозможные скидки… и согласилась - две недели моря, солнца и полной безмятежности. Ей в турагентстве не обещали веселья, обещали безмятежность. Разве не этого требовала Сашина душа?
        Вспомнила слова ведьмы из поезда: «там, где ты его встретишь, будет много воды, будет светить солнце». А вдруг это произойдет именно на Крите? Вот и защемило сердце сладостным ожиданием. Разум, правда, эти надежды пытался пресечь.
        - Опомнись, старая дура,  - вещал он менторским тоном,  - чай, не девочка уже, знаешь прекрасно, что чудес не бывает. К тому же уж не раз убеждалась, что если мечты и сбываются, то совсем не так, как виделось тебе в твоих глупых грезах. А если много хочешь, ничего не получишь. Прекращай витать в облаках, спускайся на землю! Немедленно! Поедешь, отдохнешь, поешь морепродуктов, попьешь винца, подзагоришь, а то вон бледная какая, а больше ничего не жди. Больше ничего не жди, слышишь? Вдруг не встретишь ты там никого? Что такое разочарование? Это не соответствие ожиданиям. Нужны тебе разочарования? Нет! Вот и надеяться ни на что, кроме качественного отдыха, не стоит.
        - А я хочу верить, что встретится мне моя новая любовь. Хочу! Мне нравится эта вера,  - возражало сердце.  - Я хочу любви, и она у меня будет! И не смей запрещать мне мечтать! Может, только благодаря мечтам я еще и живу!
        - Ну как знаешь!  - обиженно фыркал разум.  - Но потом не говори, что я тебя не предупреждал.
        На третий день пребывания на Крите Саша начала задумываться, а чем, собственно, безмятежность отличается от скуки? Ей даже поговорить было решительно не с кем: обслуга не знала русского, постояльцы в отеле все сплошь французы, а немногочисленные соотечественники приехали парами и были заняты исключительно друг другом. Как Саше было больно смотреть на эти парочки. Как они могут так бесстыдно целоваться-миловаться на глазах у одинокой неприкаянной и сексуально-озабоченной барышни! Ладно, совести нет, так хоть сострадание бы проявили! Изверги! Саша вдруг начала понимать бабушек, которые плюются на девчонок в коротких юбках и пытаются искоренить публичные эротические проявления влюбленных. С другой стороны, понять-то поняла, но ведь так не хочется быть похожей на этих бабулек, злобно завидующих чужой молодости.
        Прав был разум. Прав, черт его дери! Никаких принцев в этих выжженных солнцем и изнуренных безмятежностью краях не водится. Местным принцам и так хорошо, они почти в раю живут, а пришлые со своими принцессами приезжают. Похоже, она совершила большую ошибку, что выбрала этот остров. Не создан он для приключений. Видимо, страсти перестали здесь кипеть вместе с гибелью Минотавра. Еще пару тысяч лет назад. А точнее около трех. Что ж, будем получать удовольствия лишь от моря, солнца и вина. Будем вкушать гастрономические радости. И не надеяться на большее. Ни к чему это. Так и отдых испортить недолго…
        Он сидел в прибрежной таверне за столом, покрытым клетчатой скатертью, и что-то увлеченно печатал на черном маленьком ноутбуке. Он то хмурился, то улыбался, то ухмылялся, то чесал затылок, то тер ладонью лоб. Хлебал красное вино и курил непрестанно.
        Саша тоже пила вино, тоже много курила от нечего делать, периодически обращала свой взор на море, над которым сначала полыхал закат, потом солнце стремительно упало за горизонт, а затем взошла луна и замерцали звезды. Еще украдкой посматривала на этого мужчину. Он ей нравился, хотя и не был красавцем: сильно загорелый, полноватый, лысый. Кто он? Что он там пишет? Загадка гораздо притягательнее красоты. Она обещает множество открытий, а простая физическая красота слишком очевидна.
        Официант, флегматичный грек, принес Саше очередной бокал вина, перехватил ее заинтересованный взгляд, направленный на мужчину за соседним столиком, и сказал на ломанном английском:
        - Русский. Книгу пишет. Каждый вечер сюда приходит. Вы тоже из России?  - Саша кивнула.  - Вы, русские, такие медлительные, никогда никуда не спешите.
        Она рассмеялась - все три дня на Крите она изумлялась неспешности жителей этого острова:
        - Просто мы здесь отдыхаем.
        Какое же пьяное это греческое вино! Как оно придает смелости! Захмелевшая Саша поднялась, подошла к мужчине с компьютером, опустилась на стул рядом с ним:
        - Вы писатель?  - Спросила низким полушепотом и испугалась звука собственного голоса - так давно она его не слышала.
        - Не видите, я работаю! Вы мне мешаете!  - буркнул он.
        Саша поднялась, гордо задрала голову, вернулась на свое место и заказала еще бокал вина. Пусть мне завтра будет плохо, а сегодня я напьюсь. Хотелось реветь. Больше она на него не смотрела. Только на темное море и на проходящих мимо людей. Все были веселы и беззаботны. Как же так получается, что все веселы и беззаботны кроме нее?
        Мужчина тем временем довольно улыбнулся, выкурил сигарету, глядя в монитор компьютера, допил оставшееся в бокале вино, выключил компьютер. На лице его продолжала блуждать удовлетворенная улыбка.
        - Извините, я не хотел вас обидеть,  - услышала Саша голос. Обернулась: писатель грубиян уже сидел рядом.  - Понимаете, многие считают нас бездельниками, но на самом деле сочинительство - это очень тяжелый труд. Представляете, вы никак не можете сформулировать мысль, она все время ускользает, а тут какая-то дамочка лезет с глупыми вопросами. Мысль улетает назад в космос, а ты даже за хвост ее подержать не успеваешь. Как тут не разозлиться? Я могу рассчитывать на прощение? Как мне загладить свою вину?
        - Поговорите со мной. Просто поговорите: уже три дня молчу. Вы не представляете, какая это пытка. Я приехала сюда отдыхать, но мне кажется, я уже начинаю сходить с ума из-за вынужденного молчания,  - Саша решила его простить.
        - Ну, давайте поговорим,  - он улыбнулся.  - Поговорить - это я с удовольствием. Большой мастак, знаете ли. К тому же тоже нечасто здесь разговариваю. Хотите еще вина?
        - Может, мне уже хватит?  - спросила не известно у кого Саша не слишком уверенно.
        - Не беспокойтесь, вы же знаете, от вина, распитого в хорошей компании и в хорошем месте, не бывает похмелья.
        - Не знала.
        - Вот завтра и проверите. Вы можете мне поверить!
        - С чего бы?
        - Просто так. Ни с чего. Слабо?
        - Хорошо, поверю.
        - Меня всегда забавляют люди, которые ведутся на «слабо».
        - Я еще не простила вас за прошлое хамство, а вы снова меня оскорбляете,  - Саша предприняла попытку подняться, он удержал ее за руку.
        - Какая вы обидчивая! Ладно, буду сдерживать свои юмористические порывы. Так я заказываю еще вина?
        - Да!  - ответила Саша раздраженно и скрестила руки на груди. Не такого общения она ждала. Какой неприятный тип!
        Он поднял руку, неспешно подплыл официант.
        - Бутылочку вина и свечи! Будем отмечать встречу!
        Официант удалился.
        - Буду вас обольщать!  - обратился писатель к Саше.
        - Вы не слишком самонадеянны?  - спросила Саша надменно.
        - Нет, я не самонадеянный, просто оптимист.
        Она рассмеялась:
        - А вы мне начинаете нравиться.
        - Отлично, значит, мой оптимизм имеет право на существование.
        - Так, что вы пишете?
        - Роман.
        - А о чем?
        - Детектив.
        - А-а-а-а, понятно,  - протянула Саша разочарованно.
        - А вы думали про любовь?
        - Надеялась. Послушайте, а разве можно в таком тихом, умиротворяющем месте писать детективы? И вообще, вы, что же получается, кровожадный человек?
        - С чего вы взяли?
        - Ну, авторы детективов, они же постоянно людей убивают, не по-настоящему, но мне кажется, чтобы убить даже персонаж, которого сам и придумал, нужно обладать известной долей смелости, ну и кровожадностью.
        Мужчина расхохотался:
        - В точку! Всю жизнь мечтал стать преступником, маньяком, да кишка оказалась тонка, слишком законопослушным оказался. Вот и реализую теперь свою жажду крови в литературе. Сублимация! А вот и наше вино! Предлагаю выпить за вас, за тонкого психолога, знатока человеческих душ! За очаровательную женщину, в конце концов! Как тебя зовут, кстати? Можно ведь на «ты»? Мы не на светском рауте, а на курорте. Я - Андрей,  - он поднял бокал.
        - Саша. А я предлагаю выпить за нахального, но ужасно обаятельного автора детективов!
        - За нас! Юных, красивых, загорелых и безмятежных!  - бокалы радостно звякнули.
        - А ты, правда, детективы пишешь?
        - Нет,  - ответил Андрей неожиданно серьезно,  - но лучше бы писал. Тогда меня, может быть, печатали бы. Настоящая литература сейчас никому не нужна. Но не будем о грустном. Я, пожалуй, лучше продолжу тебя соблазнять. Я не слишком откровенен в обозначении своих намерений?  - он положил свою темную ладонь на ее красноватую, которой еще только предстояло потемнеть.
        - Не слишком,  - Саша улыбнулась.  - Даже приятно.
        - Писательство в наше время - это путь самурая,  - говорил Андрей следующим вечером. При этом он жадно прихлебывал вино и оглаживал Сашины коленки. В таверне тихо играла музыка, а снаружи плескалось море, блестели звезды, и громко смеялись немцы.
        - Что это значит?
        - Понимаешь, путь самурая, путь воина, это осознанное стремление к смерти. А у него ведь есть альтернатива.
        - Какая?
        - Просто жить. Как все. И ждать смерти не раньше, чем придет ее черед.
        - А при чем здесь писатели? Они тоже хотят преждевременной кончины?
        - Некоторые хотят, разумеется, но не осознанно. Да не в смерти дело! Смерть она все равно придет и не стоит ее торопить. Путь самурая, это не более чем образ. Все дело в том, что писатель, возможно, и хочет жить как все, но он не может. Не может, понимаешь? Слова рвутся из него. Они будто взрывают его изнутри. Он не может их удержать. И эти слова, что рождаются внутри него, непременно должны обрести материальную форму. Непременно должны быть зафиксированы. И вот он сидит со своим компьютером или над листом бумаги, это уж кто как привык. Он пишет, пишет. Он вкладывает в эту дурацкую писанину свою грешную, смятенную душу. К концу дня он опустошен. Или к утру. Он будто сам пережил то, что пережили его герои. Его душа разодрана в клочья. Ему хочется напиться. И он пьет. А куда ему деваться? Он готов возложить на алтарь искусства свою любовь, карьеру, деньги, он готов пожертвовать своим покоем. Может, покой и раньше не был в числе его жизненных приоритетов, но сейчас о нем стоит забыть навсегда. Иногда ему кажется, что он сходит с ума, потому что не всегда знает, где заканчивается жизнь и начинается
вымысел. Он не всегда в состоянии понять - он ли творит новую реальность, или придуманная реальность вдруг начинает повелевать им? Ведь часто события, описанные в книге, начинают сбываться. А персонажи ему иногда ближе родных людей. И книжка становится будто бы продолжением тебя самого. Частью тебя. Твоей ногой или рукой. Или просто тобой. И вот тебя никто не хочет читать. Никому не нужно твое творчество, и ты думаешь, что и сам ты не нужен. Потому что ты уже не отделяешь себя от своего творчества. Тебя не хотят печатать, не хотят читать, точнее, прочитали бы, да только никто не знает, что ты пишешь, потому что тебя не печатают. И вот твои друзья и знакомые богатеют, покупают новые квартиры и машины, влюбляются, женятся, рожают детей, а ты, даже занимаясь сексом или валяясь на пляже, вынашиваешь свои гениальные замыслы, ты все сидишь за своим компьютером и пишешь, пишешь… И чувствуешь себя счастливым, когда тебе удалось написать удачную фразу, абзац, рассказ, роман. Ты ликуешь. Но очень недолго. Ты хочешь, чтобы результат твоего труда оценили. Хоть кто-нибудь!
        Ты отправляешь текст своим друзьям, а они не находят времени, чтобы его прочитать, а если и находят, не всегда разделяют твои восторги. Хотя иногда и разделяют, но тут невозможно понять, насколько они искренни, ибо они друзья и не хотят тебя обидеть. Они в лучшем случае сдержанно говорят, что им нравится, а в худшем… «Тебе никогда не стать классиком! У тебя ни одной свежей мысли! У тебя язык вихляется. Для тебя, наверное, не важен такой пустячок как стиль?».  - Андрей явно передразнивал кого-то.  - Ты отправляешь свое творение в издательства, а оттуда отвечают что-то про кризис, про то, что они не печатают неизвестных авторов, что им нужны идиотские детективы и фэнтези. А серьезная проза на фиг не нужна. И вот ты сидишь, выпиваешь и размышляешь, а на фиг все это нужно тебе? И вот тебе уже хочется сойти с пути самурая и вернуться на путь обыденности. И ты говоришь себе: «Все, хватит! Пис а ть в стол, что может быть бестолковее! Графоманство, что может быть нелепее! К чертовой матери всю эту писанину, буду жить как все люди!». И, действительно, некоторое время живешь, как люди… А потом… Потом слова,
что рождаются в тебе, снова начинают рваться наружу. И ты понимаешь, что если однажды ты вступил на путь самурая, значит, ты будешь им идти. И будешь писать, будешь падать в бездны творческих кризисов и воспарять на крыльях Пегаса, когда снисходит вдохновение, будешь терпеть критику и отказы издательств, ты будешь радоваться как ребенок, когда тебя хвалят. И будешь извлекать слова из своей жизни, а жизнь свою превращать в слова. И станешь счастлив, когда слова будут рваться из тебя, и печалиться, когда тебе нечего сказать. И ты поймешь, что это твой путь, единственно возможный для тебя, каким бы трудным он ни был, потому что если ты не идешь этим путем, значит, это уже не ты. Значит, ты теряешь себя. И обыденность - это не твое! И если у тебя есть хоть один читатель, значит, не зря ты избрал путь самурая, значит, тебе есть ради чего по нему идти!
        - Бедный мой писатель!  - Саша погладила его по голове.  - Ты говоришь, что слова рождаются из жизни, значит, наша с тобой встреча тоже может стать сюжетом твоей будущей книги?
        - Нет, солнце мое, тут все с точностью до наоборот.
        - Как это?
        - Я придумал этот сюжет еще до встречи с тобой. Я придумал прекрасную одинокую женщину, которая приехала на остров в Средиземном море, чтобы после всех потерь и утрат, через которые ей пришлось пройти, снова ощутить безмятежность, снова почувствовать радость жизни. И влюбиться. Влюбиться - это обязательно! В остров, в море… Ей нужно влюбиться во что-то или в кого-то. И вот она встречает мужчину, который тоже приехал на остров за безмятежностью и за любовью, потому что устал от суеты, устал от бесконечной гонки за успехом, за деньгами. Звучит сентиментально? Не думала, что такой невоздержанный шутник, как я, пишет о таких глупостях?  - Саша отрицательно покачала головой.  - Самое смешное, что вчера, когда ты подошла ко мне со своим глупым вопросом, которого я, кстати, уже не помню, я как раз заканчивал эту главу. И вот закончил, поднимаю голову и понимаю, что только что нагрубил героине моего романа. Понял, что сила моего воображения материализовала придуманный образ. Вот она, моя героиня во плоти, сидит с обиженным видом, курит тонкую сигаретку, прихлебывает домашнее вино и просто жаждет любви!
        - Я тебе не верю, ты не мог меня придумать, потому что я была давно.
        - Да ты была давно, но только я не знал о твоем существовании, а это значит, солнце мое, что тебя для меня как бы и не было. Я ведь тоже для тебя не существовал до той встречи в таверне. А когда я тебя придумал, ты появилась.
        - Не верю! Не верю! Ничего ты обо мне не писал. Ты прямо сейчас придумываешь будущий сюжет!
        - Даже обидно, как мне, человеку с такими честными голубыми глазами, ты можешь не верить! А я ведь могу доказать, что не вру,  - Андрей раскрыл ноутбук, включил его, закурил сигарету.  - Сейчас загрузится, и я докажу тебе, что я в высшей степени честный человек,  - открыл файл, нашел нужное место.  - Вуаля! Наслаждайся!  - он пододвинул к ней компьютер.
        Саша начала читать.
        «Она бесконечно устала. От пережитого. Вот бы обнулить прошлое и начать все заново. Почему это невозможно?
        У нее светлая кожа. Как это странно здесь. Все здесь либо смуглые, либо красные. А она мертвенно бледная. Почему? Она резко поворачивает голову - волосы взлетают вороньим крылом. На ней длинное синее платье. Она курит тонкую сигарету. Она похожа на портрет Анны Ахматовой в исполнении Альтмана. Она ни на кого не обращает внимания. Она смотрит лишь на море. Она в него влюблена. А оно любит всех и не любит никого. А я люблю только ее. По крайней мере, в это мгновенье. Я не знаю, что будет завтра, но сейчас я люблю только ее. Что же мне сделать, чтобы она оторвала свой взгляд от моря? Что мне сделать, чтобы она заметила меня? Что я могу ей сказать, чтобы она на меня посмотрела? Что такого я могу ей предложить, чтобы она была со мной? Хотя бы одну ночь. На всю жизнь я даже не рассчитываю.
        Я допиваю свое вино и иду к ней. По дороге сшибаю стул. Какой я неловкий. Она оборачивается, смотрит на меня и улыбается. Благосклонно. Так мне кажется. Я приближаюсь к ней.
        - Извините, я такой неловкий,  - говорю я.  - Спасибо стулу, он отвлек вас от созерцания моря.
        Она смеется…».
        Как только Саша дочитала до этого места, Андрей отодвинул от нее компьютер.
        - Достаточно, пожалуй,  - сказал он и захлопнул ноутбук.
        - Но все было не так.
        - Все было не совсем так. Но ведь, похоже! Похоже! Согласись! Хрупкая женщина с острыми коленками, тонкими ключицами, темными волосами сидит вечером одна на берегу моря, курит сигарету. Похоже?  - Саша кивнула.  - Ну, пусть платье на тебе было не длинное, но ведь синее. Пусть я не ронял стул на пути к тебе. Пусть даже ты первая подошла ко мне, но ведь я в конечном итоге оказался рядом. Так? Так. И ты очень похожа на Ахматову на том портрете, только красивее.
        - На том портрете ей чуть больше двадцати.
        - А тебе разве больше?
        - Мне меньше. Вот уже почти двадцать лет как мне семнадцать. Кстати, чем закончилась эта история?
        - Не сейчас. Покажу перед твоим отъездом.
        - А о чем книга?
        - О мгновениях.
        - Мгновениях?
        - О жизни. Она ведь состоит из мгновений. Много-много мгновений образуют мозаику, которая в свою очередь складывается в причудливый узор. Этот узор и есть жизнь. И если выкинуть хоть один камушек, вся мозаика сложится по-другому.
        - Так что же получается, я, то есть не я, а твоя героиня, это всего лишь мгновение, маленький стежок в ткани твоего повествования? Крестик в вышивке?  - Саша загрустила.
        - Нет, ты скорее, кусочек голубой смальты с золотыми прожилками. Украшение всей мозаики,  - он поцеловал ее в губы.  - Не думай ни о чем, кроме этого мгновенья. Что может быть лучше?
        - Ничего,  - прошептала Саша. В это мгновение она и в самом деле верила, что ничего прекраснее этого мгновения не существует…
        В один из вечеров, после ужина в очередной таверне, Саша спросила:
        - Послушай, если твои книги не печатают, значит, занятия литературой не приносят тебе никакого дохода, а на что ты тогда живешь? Откуда у тебя деньги, чтобы вот так запросто обитать на этом острове все лето? Это не самое дешевое место на свете.
        - Ох уж мне эти прагматичные московские барышни,  - усмехнулся он,  - даже курортные романы они желают заводить лишь с состоятельными господами. Нищие, но свободные художники их не интересуют.
        - Мне абсолютно безразлично состояние твоего банковского счета, я даже не буду спрашивать, есть ли он у тебя, мне просто интересно, как можно отдавать себя полностью литературе, не зарабатывать на этом ни копейки и при всем притом жить на широкую ногу? Извини, но ты не похож на нищего, полуголодного художника. Ты, вон, какой холеный, упитанный даже,  - Саша похлопала его по животу.
        Андрей рассмеялся, взял Сашу за руку, и они пошли по набережной.
        - Хорошо, я расскажу. Я, знаешь ли, тоже прагматичный, не хуже любой московской барышни. Писатель! Ха! Я почти до сорока лет дожил и не знал, что я писатель, был уверен, что я бизнесмен. Причем успешный. Всякое было, плохое, хорошее, страшное даже. Хотя хорошего, наверное, все же было больше. Семья была: дети, жена. Любовница. Нормальная постсоветская семья, словом. И вот я работал, работал, зарабатывал, достиг всего, чего хотел, купил все, что хотел, объездил все страны, какие хотел… Это ведь только кажется, что ты счастлив от того, что у тебя есть все, чего ты хочешь, а на деле-то получается, что нет несчастнее человека, которому нечего больше хотеть. Ты можешь возразить, что человеку всегда мало, что купив один дом, можно начать хотеть дом побольше, или три дома побольше, а купив пять машин, можно начать мечтать о собственной яхте и личном самолете. А заработав миллионы, можно мечтать о миллиардах. Человеку ведь всегда мало тех денег, что у него есть. Может, я ненормальный, но я вдруг почувствовал, что тех денег, что у меня есть, мне достаточно. Я устал. Я больше ничего не хотел. И вот тут-то
меня и оглушила бессмысленность собственного бытия. Вроде бы, это был самый банальный кризис среднего возраста. Но подлость ситуации заключается в том, что этот пресловутый кризис кажется банальным только со стороны. А вот когда ты варишься в этом котле, это совсем другая песня. В общем, ушел я тогда из семьи, бросил любовницу и остался совсем-совсем один.
        - Ты их совсем не любил?
        - Причем здесь это? Любил - не любил, тогда это было совсем не важно. Я был опустошен. В вакууме ничего нет, и любви тоже нет. Мне тогда хотелось побыть одному, подумать, разобраться в себе. Так ведь говорят?  - Саша кивнула, крепче сжала руку Андрея и вдруг подумала: интересно, скольким женщинам он уже рассказывал эту драматичную историю своего вхождения в искусство? А потом решила, что не стоит портить подобными мыслями это чудное мгновение. Какая разница, с кем еще он ходил вот так вдоль моря, сейчас-то он идет с ней.  - Только ни черта у меня не получалось. Искал утешения в вине, в объятьях случайных женщин. Пока пил - было хорошо, пока был в объятьях - тоже неплохо, а потом снова накрывала тоска. Кабы знать еще, о чем тосковал…  - он обнял Сашу.  - Посмотри на лунную дорожку!
        - Я каждый вечер на нее смотрю. Что в ней такого?
        - В ней нет ничего такого сейчас, а когда ты снова окажешься в Москве, чем для тебя будет эта дорожка?
        - Чем-то несбыточным. Воспоминанием о тебе, об этом острове, об этом мгновении.
        - То-то и оно. Так что наслаждайся!
        - Я наслаждаюсь, наслаждаюсь. Как ты стал писать?
        - Заболел.
        - Чем заболел, искусством?
        - Нет. Это случилось позднее, а тогда физически или психосоматически, как теперь говорят. Не хочу вдаваться в подробности, но врачи всерьез опасались за мою жизнь.
        - Болезнь может вдохновить на творчество?
        - Нет, она может научить ценить то, что имеешь, а именно - жизнь. Такими мелкими и смешными мне показались все мои трепыхания. Бывшая жена принесла мне в больницу ноутбук. Святая женщина, ухаживала тогда за мной после всего, что я ей сделал. Удивительный вы народ, женщины, то вы мстительны, то великодушны, то вы фурии, то ангелы… Извини, отвлекся. И вот однажды мне захотелось написать рассказ о человеке, который запутался. Я давно хотел. Хотел сесть и написать, но так и не мог собраться. Проще было искать забвения в вине и в объятьях случайных женщин. А на больничной койке эти радости были мне не доступны. А слова рвались из меня. И вот я начал писать. И написал свой первый рассказ. Сейчас он мне кажется корявым, но все равно это мой любимый рассказ. Я выздоровел, а моя писательская горячка или писательский зуд, как говорил Антон Палыч, продолжали меня терзать. Но как же я был этому рад! Я писал рассказы один за другим по вечерам, по ночам, в самолетах, в кафе, на рабочем месте. Потом я написал роман, а потом мне захотелось признания. Продолжение этой истории ты уже знаешь.
        - А почему бы тебе не печатать книги за свой счет?
        - Наверное, придется, но мне хочется, чтобы эти чертовы редакторы в издательствах признали, что я гений и стали печатать меня миллионными тиражами.
        - К цели ведь ведет не одна дорога, а множество. Если на одной тебе встретилось препятствие, ты можешь избрать другую, главное, всегда помнить, что ты идешь к своей цели. Пусть не так быстро, как тебе хотелось бы, пусть окольными путями, но ведь ты идешь.
        - Да, ты права! путь самурая может ветвиться, может петлять, но все равно - это Путь Самурая. Да, ты сто раз права, буду пробиваться к своей цели по-другому. Вот только сейчас, благодаря тебе я понял, какой же я все-таки счастливый человек! Писательская горячка приключилась со мной поздно, но очень вовремя: когда я уже состоялся как бизнесмен, когда у меня уже есть некий капитал и огромный жизненный опыт, когда мне уже есть, что сказать людям. Сейчас я уже могу предаваться своей графоманской страсти, не опасаясь, что если в этой сфере не добьюсь успеха, то помру голодной смертью. А мой бизнес находится уже в той стадии стабильности, что может существовать при моем минимальном участии. Вот идиот! Считал себя самым несчастным человеком из-за каких-то ничего не значащих пустяков. Подумаешь, не печатают меня! Да я сам себя напечатаю, еще и издательство свое организую, и буду помогать непризнанным гениям, таким как я сам! Господи, иногда блуждаешь в потемках, не понимаешь, кто ты, где ты, и вдруг находится человек, который говорит тебе нужные слова, те слова, которых ты ждал, и будто свет включается, и
все становится на свои места. Сашка, какая же ты умница!  - он схватил ее на руки и закружил.  - Спасибо тебе! Ты моя муза! С этого мгновения я присваиваю тебе официальный статус музы.
        - Роман-то дашь почитать?  - спросила Саша, когда Андрей опустил ее на землю.
        - Нет,  - ответил он резко.
        - Почему?  - она уже готова была обидеться.
        - Понимаешь, я хочу, чтобы я был дорог тебе сам по себе, просто как личность, потому что я такой обаятельный великолепный человек. Я ведь такой?  - Саша кивнула.  - Хочу, чтобы ты помнила просто человека, Андрюху, с которым ты познакомилась на Крите, и с которым провела несколько незабываемых дней. Они ведь были такими?  - она снова кивнула.  - Я не хочу, чтобы ты оценивала меня потому, что я делаю или сколько у меня денег.
        - А, может, ты просто боишься, что я раскритикую твое творчество? Что мне оно будет не интересно? Не понравится мне оно?
        - И это тоже. Не буду лукавить,  - Сашу завораживали эти Андреевы переходы от веселья к серьезности.  - Вот говорят, главное, чтобы тебе самому нравилось, и пишешь ты тоже для себя, потому что не можешь не писать, потому что ты таким образом самореализуешься. Все так, да не так. Ведь в итоге искусство должно служить народу. Кажется, был такой социалистический лозунг. И хочется, чтобы тебя читали, и хочется нравиться. Может быть, я слаб, и не очень уверен в себе, но жесткая критика, как это ни прискорбно, может вывести меня из душевного равновесия. Представляешь, однажды, после того, как о моем романе сказали какую-то совершенно необоснованную и несправедливую гадость, я решил, что завяжу. Что не напишу больше ни строчки. Потому что уверовал, что пишу полное дерьмо. А потом подумал, что не сдамся из-за того, что какой-то там завистливый болван, который сам ничего путного в этой жизни не сделал, нелестно отозвался о моей книге. Ни за что не сдамся! В конце концов, и Достоевский не всем нравится, и при этом он общепризнанный гений. Занятный парадокс, на мой взгляд. Есть люди, которым моя писанина не
нравится, но есть и те, которые благодарят меня за мои книги, потому что они им доставили удовольствие, а некоторым даже помогли, потому что в них я задал правильные вопросы и поспособствовал нахождению ответов. Заметь, я не готовые дал ответы, а именно помог их найти самому читателю. Это же прекрасно!
        - Но ведь я тоже простой читатель! И я тоже имею право на твои книги!  - возмутилась Саша.  - Я тоже хочу удовольствия и тоже хочу найти ответы! Ты даже не представляешь, до какой степени хочу!
        - Экая ты горячая, нетерпеливая!  - он поцеловал ее.  - Прочитаешь, обязательно прочитаешь. Когда-нибудь, а я очень надеюсь, что это произойдет довольно скоро, и благодаря тебе, кстати, ты зайдешь в магазин и увидишь мою книгу. Ты купишь ее и прочитаешь. И будешь с гордостью рассказывать мужчине, который будет рядом с тобой в этот момент, что с автором этой книги ты знакома. И скроешь, что знакома с ним была довольно близко, и что несколько дней он тебя даже любил. Очень любил!
        - Всего несколько дней?
        - Может быть, несколько дней, а, может, и всю жизнь. Я пока не знаю. Я живу лишь сегодня. Не вчера и не завтра, только сегодня…

        Саша долго терзалась сомнениями, прежде чем задать этот вопрос. Ей казалось, что она точно знает, какой ответ услышит, но это был тот ответ, услышать который она не хотела. Завтра она должна была сесть в самолет и покинуть остров, который подарил ей несколько дней безмятежности и любви. Лунная дорожка, что текла по тихому, темному морю вдруг показалась ей невероятно прекрасной. Звезды, что мерцали в черном небе, показались ей невероятно крупными, а Андрей, сидевший за столом напротив в той самой таверне, где они встретились в первый раз, самым близким человеком. Она была уверена, что это он. Точно он. Мужчина, что предназначен ей судьбой. Ее половина. Никогда и ни с кем ей не было так хорошо, как с ним. Он был понятен ей и загадочен одновременно. Он давал ей ощущение некой осмысленности бытия, а она его вдохновляла. Он был самым лучшим любовником из всех, что встречались ей. И вполне вероятно, что в будущем, может быть, ближайшем, а, может быть, отдаленном, он станет известным. Как и предсказывала гадалка. Это точно он. Она была влюблена. Страстно, безоговорочно. Но, кажется, она знала, что он
ответит на ее вопрос. И она вовсе не хотела слышать его ответ. И все же она решается:
        - Мы еще увидимся?
        Он молчит. Смотрит на звезды, на море, потом медленно переводит взгляд на Сашу.
        - А зачем нам это? Ты уверена, что нам это нужно?
        - Я, кажется, люблю тебя,  - медленно говорит Саша.
        - Солнце мое, ничто ведь не помешает тебе любить меня на расстоянии. Я, кажется, тоже люблю тебя. И давно мне уже ни с кем не было так хорошо. Но…
        - Что «но»?
        - Но… Ты для меня праздник, а праздники заканчиваются, как только начинаются будни. А я не хочу, чтобы ты стала для меня буднями. Хочу запечатлеть тебя в своей памяти, как праздник. Только так ты и останешься со мной навсегда, а если мы будем вместе, то это будет означать, что рано или поздно мы расстанемся. Наше воссоединение станет началом нашей разлуки.
        - Это слишком сложно для меня,  - по Сашиной щеке катилась слеза, и в ней отражались звезды.  - После всех утрат, что я пережила, в первый раз позволила себе снова влюбиться, в первый раз я не испугалась. А выходит, зря не испугалась.
        - Расслабься, просто расслабься. Жизнь - это не только борьба, это еще и удовольствие. Почему ты не хочешь этого понять?  - Андрей утирает Сашины слезы.  - Зачем ты постоянно думаешь о прошлом? Почему ты непрестанно заглядываешь в будущее? Почему бы тебе не жить сейчас. Разве это сложно?
        - Сложно. Завтра я уеду, и мы больше с тобой никогда не увидимся. Как я могу не думать об этом? Я чувствую себя обманутой!
        - Я тебе ничего не обещал,  - возражает Андрей,  - я не могу отвечать за твои фантазии. Хотя нет, обещал. Да, точно, обещал!  - он открывает свой компьютер.  - Читай. Это конец того сюжета, который я придумал незадолго до того, как встретил тебя.
        «На ней снова синее платье. То самое. У нее тонкий вкус - она могла бы быть прекрасным режиссером. Но не стала, потому что стала кем-то другим. Хотя самой ей кажется, что она не стала никем. Она говорит, что надела это платье специально, чтобы завершить эту историю так же, как она и началась. Она тщательно выстраивает мизансцену: она приводит меня в тот же ресторан, где я впервые увидел ее, она усаживает меня за тот же столик, она даже пытается сесть отдельно от меня - ей важна зеркальность ситуации в конце и в начале. Но я протестую. Говорю, что мне плевать на достоверность, я просто хочу держать ее за руку. Она смеется и соглашается.
        - Я хотела валяться у тебя в ногах и умолять, чтобы ты остался со мной еще хоть на месяц, хоть на день, хоть на миг. И я бы тебя разжалобила. Ты уж поверь. Ты бы остался. Но я подумала, что ты прав. Иногда мгновение стоит вечности. Иногда одно мгновение ярче вечности. Пусть ты останешься самым лучшим мгновением моей жизни. Все, что может случиться с нами потом, уже не сравнится с этим мгновением. Поэтому давай закончим этот короткий роман прямо сейчас. И ты навсегда останешься со мной как странный, полубезумный, но самый чудесный парень на свете. А я навсегда останусь с тобой, как тонкая женщина в синем платье, похожая на Ахматову в юности. И мы никогда уже не разочаруем друг друга. И мы никогда уже не разлюбим друг друга. Так мгновение станет вечностью. Прощай!
        Она поднимается, наклоняется надо мной, целует меня в губы и уходит. Больше я никогда ее не увижу.
        Конец истории».
        Саше захотелось разбить этот идиотский компьютер. Швырнуть его об стол. Или лучше об пол. Чтобы уж наверняка. Она даже представила, как он раскалывается на две половины, и монитор разрезает трещинами, похожими на паутину. Получалось, что она в этой критской истории оказалась лишь вымышленным персонажем, материализовавшейся грезой, марионеткой, которая подчинялась кончикам пальцев автора. Получалось, что она в этой истории ничего не решала, ничего не могла изменить. Эта история была закончена еще до того, как началась. Она была лишь живой иллюстрацией к нескольким страницам текста. Вот и вся ее роль.
        - Насколько я понимаю, по твоему сценарию я сейчас должна встать и уйти, чтобы остаться для тебя чудным мгновеньем?  - Саша еле сдерживала рыдания.
        - Вовсе нет!  - он рассмеялся.
        - Послушай, а если ты вдруг и в самом деле начнешь писать детективы, ты будешь по ночам в реальности перевоплощаться в маньяка и убивать людей? То есть мне еще повезло, что я стала героиней странноватого романтического приключения, а не триллера? Мне повезло, что мною просто попользовались, а могли бы ведь и убить? Так?
        - Нет, не так. Если хочешь, мы можем увидеться в Москве, и ты сама убедишься, что без этого курортного флера мы оба померкнем. Я даже уверен, что ты подумаешь, посмотрев на меня, сидящего в какой-нибудь московской кофейне, такого обычно: Боже, что же я в нем нашла?
        - Я сама решу, что я буду думать!
        - Успокойся, прошу тебя, успокойся, не порти последние мгновения своего отдыха! Ни к чему это.
        - Жизнь - это не литература. У нее свои законы, отличные от литературы. Когда ты стучишь на своем компьютере, ты один вершишь судьбу своих героев. Ты для них Бог, но не для людей из реальности. Им плевать на то, что ты там напридумывал. Да, я ухожу, но ты не услышишь от меня тех слов, что произнесла твоя дама в синем. Это было худшее мгновение в моей жизни. Да, именно так! Худшее мгновение!  - Саша расхохоталась, поднялась и пошла вдоль моря к отелю.
        Он догнал ее уже у дверей номера.
        - Прости меня, дурака,  - шептал он, обнимая ее,  - прости. Я заигрался. Я невыносим, понимаю. Меня зачаровывают эти совпадения. Понимаешь, то о чем я пишу, часто сбывается. Я не знаю, почему так происходит, мистика какая-то. Не верю я ни в какую мистику, но так происходит. Когда я тебя увидел, то понял, что снова свершается это чудо материализации слова. Моего слова. Понимаешь, моего слова! Это создает иллюзию всемогущества. Как напишу, так и будет! От этого может снести крышу у кого угодно. Мне, похоже, снесло. Прости меня! Я буду рад снова увидеть тебя в Москве. Мы пережили здесь невыносимо счастливые мгновения, но ведь у нас впереди может быть еще много-много прекрасных мгновений!  - он обнял ее.
        Эта последняя ночь на острове состояла из непрерывной череды мгновений острого наслаждения…
        - А он ведь был прав,  - думала Саша, сидя в самолете, который уносил ее в Москву,  - пожалуй, не стоит нам больше видеть друг друга. Это только испортит волшебное воспоминание. Да, прав писатель, пусть он останется праздником, а для будней найду кого-нибудь другого. К тому же вдруг, действительно, детективы писать начнет? Тьфу, тьфу, тьфу!
        А в Москве тоже было лето. Только здесь нет моря, и звезд в этом городе не видно. Но ведь и море, и звезды тоже перестают быть сказкой, когда к ним привыкаешь. Хорошего понемножку.
        А в таверне на берегу моря под огромными звездами сидел писатель. Но он не замечал ни моря, ни звезд. Уже привык. Взгляд его был устремлен в монитор. Он что-то неритмично печатал на своем маленьком черном компьютере. Курил, прихлебывал красное домашнее вино. Он писал главу о мгновениях одиночества.
        - А все-таки искусство правит жизнью, а не наоборот,  - вслух сказал он, улыбнулся и посмотрел на лунную дорожку.
        Официант усмехнулся и отправился на кухню за очередным бокалом вина для своего постоянного клиента.
        - Эти русские сумасшедшие. И никогда никуда не спешат,  - подумал он.
        Москва. Август
        - Так не бывает. Таких случайностей не бывает,  - думала Саша.  - Зачем он здесь? Это НАШЕ кафе! Он не смеет приходить сюда с другой!
        Август для Саши всегда был грустен и прекрасен: лето уходило, как обычно, не исполнив надежд, раззадорив и обманув во всех ожиданиях. Зарядили первые дожди, в лужах плавали первые желтые листья.
        - Главное преступление лета в том, что слишком оно коротко и заканчивается всегда не вовремя. Не успел ты вдоволь настрадаться от жары, как оно поливает тебя дождями, продувает ветрами, кружит желтым листом,  - думала Саша и тосковала.
        В августе она особенно тонко чувствовала время - оно скакало бешеным галопом, его было не удержать. Даже притормозить его было невозможно. А ведь когда-то оно текло медленно, как обильная равнинная река, и как сложно было в понедельник дождаться воскресенья - выходного, когда не нужно идти в школу. Как время изменило свою скорость? Когда произошел переломный момент: только что все еще было впереди, а теперь все уже позади? Когда из женщины с будущим она превратилась в женщину с прошлым?
        Она любила август: его неяркое тепло, выжженную солнцем траву, его очевидную обреченность, в которой билось и кричало лживое, но сладкое обещание: ничего еще не закончилось, лето продолжается, все еще будет, непременно будет! Ты еще все успеешь!
        - Ничего я не успею,  - возражала Саша августу.  - Ты и сам это знаешь.
        Она будто сама была сейчас августом. Точнее, переживала август своей жизни - это еще не осень, но уже и не лето: краски поблекли, страсти поутихли. Время пожинать плоды своих прежних поступков. Чего же она такого натворила, что осталась в пустыне бессмысленности бытия: без детей, без мужчины, без любви, без стремлений. Лишь бесцельное блуждание от одной случайной связи к другой. Но и это не бесконечно, как только утратит она свою красоту, как только поблекнут остатки ее молодости, это прекратится. И случайных связей уже не будет. Не будет ничего…
        Она смотрела на себя в зеркало, и ей казалось, что лицо ее покрывается морщинами. И вот она уже не цветущая женщина между тридцатью и сорока, а глубокая старуха. Пусть это пока всего лишь жестокие шалости ее не в меру игривого воображения, но ведь пройдет пару десятков лет, и фантазия эта станет реальностью.
        Завтра Саше исполнится тридцать семь - старость все ближе. Она не знала, как пережить этот день. Она его боялась. Так что же она сделала не так? Почему к своему тридцатисемилетию подошла она в безнадежном одиночестве? Почему мужчины, которые встречались ей в эпоху вынужденной свободы, были лишь эпизодическими персонажами в сценарии ее жизни, и ни один не стал главным героем этого странноватого кино?
        - Ты просто боишься любви,  - говорила по этому поводу Сашина подруга Маруся.  - Ты сама никого к себе не подпускаешь. Боишься, что снова нехорошие мальчики сделают тебе больно. Признайся!  - так уж повелось в отношениях подруг, что говорили они друг другу жестокую правду, на которую никто другой не решился бы.  - Ты ведь хочешь, чтобы тебе дали пожизненную гарантию на любовь, а так не бывает. Любовь уходит, с этим ничего не поделаешь.
        - И это говорит мне человек, который надеется, что ее неверный муж будет любить ее вечно,  - смеялась Саша.
        Маруся вздыхала.
        Саша все чаще думала о бывшем муже. Вспоминала развод. Как она к нему готовилась. Как девочки из ее салона накануне приводили Сашу в порядок: делали ей масочки, стригли, красили. Вспоминала, как металась она по магазину в поисках платья и туфель, достойных этого события. Вспоминала, как ничего не нашла - ничего ей не понравилось. Вспоминала, как ночью перед разводом она выпила одинокую бутылку красного вина на своей кухне, которая раньше была «их» кухней. Как утром явилась к мировому судье, страдая от головной боли, но все же красивая - само совершенство от прически до ногтей. Пусть этот негодяй знает, какое сокровище он потерял.
        Негодяй осторожно поцеловал ее в щеку и сказал, что она прекрасно выглядит. Был он растерян, тих, кажется, даже грустен, а она все шутила и изо всех сил изображала радость от предстоящего законного оформления свободы. Вспоминала, как была оглушена и раздавлена обыденностью процедуры развода, ее краткостью, бездушностью: у людей драма, у них целая эпоха заканчивается. Люди, которые были самыми близкими друг другу, становятся чужими - и никому до этого нет дела.
        - Хоть бы шампанского наливали, чтобы разведенные могли тут же отметить свою свободу. Надо же как-то сгладить ужас происходящего. Можно ведь и развод превратить в праздник.
        - Для тебя это праздник?  - спрашивает он возмущенно.
        - Нет.
        - И для меня тоже нет.
        - Тогда зачем ты все испортил? Зачем ты ушел?
        - Так было нужно,  - отвечает он.  - Извини, мне пора, у меня дела,  - взгляд на Сашу, полный горечи. И он снова уходит. Снова бросает ее раздавленную, потерянную, одинокую.
        - Какие у этого бездельника могут быть дела?  - шепчет Саша и заливается слезами.
        А потом она вспоминала, как это чудесно каждую ночь засыпать с близким человеком и просыпаться с ним же. Как хорошо с ним завтракать и ужинать. Как прекрасно, когда тебя кто-то ждет. Как великолепно, когда есть с кем поделиться своими впечатлениями. Как же много он, этот чертов бывший муж, этот жиголо, притворявшийся непризнанным гением для нее значил.
        - Ты скучаешь не по нему,  - говорила излишне откровенная Маруся,  - ты скучаешь по совместному проживанию с мужчиной. И тебе по большому счету все равно, с кем ты там совместно проживала. Ты скучаешь по былому укладу, а вовсе не по конкретному человеку. Скучаешь по налаженному быту и определенности. Был бы на месте твоего мужа кто-то другой, ты скучала точно так же.
        - Я тебя ненавижу,  - отвечала Саша с улыбкой,  - что ж ты в психологи не подалась, а стала заурядной домохозяйкой?
        - Я тоже тебя ненавижу,  - парировала Маруся.  - Признание в ненависти, это ведь не повод для увольнения?
        Они смеялись. Не слишком весело. Обе были счастливы оттого, что тогда в начале января, Саша не смогла улететь во Вьетнам, а Марусин вероломный муж подался с любовницей в Таиланд. Господь бог или высший разум, или кто-то еще неведомый и непостижимый, подарил им дружбу, которая казалась им иногда важнее любви.
        - Послушай,  - сказала Маруся незадолго до дня рождения Саши,  - тридцать семь лет - это еще очень юный возраст. Ведь наступит время и тебе исполнится шестьдесят, а потом восемьдесят. И ты еще будешь благодарна судьбе, что дожила до таких лет. Не смей грустить! Слышишь, не смей! Кстати, я приглашаю тебя в ресторан в твой день рождения. Представляешь, мы с тобой вдвоем, все такие безумно красивые! Восхищенные взгляды мужчин, завистливые взгляды женщин, шампанское и устрицы! Повеселимся! Не переживай, все хорошо! Ты не стареешь пока, ты всего лишь взрослеешь. В каждом возрасте есть свои радости. Пока еще не знаю, какие радости есть в зрелости и даже старости, но уверена, что они есть. Потому что жизнь на этой планете устроена вполне разумно.
        Получилось так, что Маруся привела ее в ресторан, в который Саша предпочла бы больше не приходить. Потому что это был ее любимый ресторан. Ее и ее бывшего мужа. Он был полон воспоминаний о событиях, которые раньше казались не более чем буднями. Не вполне даже счастливыми. А нынче ресторан этот, будто тусклым прикроватным ночником у разоренного супружеского ложа, освещался ностальгией, сожалениями и обидой.
        Она обняла подругу и надела на лицо маску принужденного веселья. И все было не так уж и плохо. На них останавливались и восхищенные взгляды мужчин, и завистливые взгляды женщин. Были и шампанское, и устрицы. А потом пришел ОН. И не один, а со своей новой пассией.
        - Так не бывает. Таких случайностей не бывает,  - думала Саша.  - Зачем он здесь? Как он посмел? Это НАШЕ место! НАШЕ! Он не смеет приходить сюда с другой! Да еще и в мой день рождения!
        Они вошли: ОН и крашенная блондинка лет сорока с короткой стрижкой. Пухленькая, кругленькая, молодящаяся, дорого, но безвкусно одетая. На ней было черное облегающее платье, расшитое стеклярусом. Платье подчеркивало ее фигуру - дама была похожа на снежную бабу на тонких ножках: один шар - огромная грудь, второй шар - выдающийся живот и валик жира вместо талии, третьего шара не было, по причине поджарых бедер и мальчишеской попы. На ногах - сверкающие босоножки на головокружительной высоты каблуке. На загорелом лице - кровавые силиконовые губы и готическая чернота вокруг глаз. Будто дешевая блядь, странным образом разбогатевшая.
        - Как он с ней спит?  - подумала Саша брезгливо.  - Это до какой же степени нужно любить деньги?  - и тут же устыдилась своей злобы. Эта женщина ведь ни в чем не виновата. Наверное…
        Он замечает Сашу. На его лице изображается смятение. Он отводит глаза. Он дергается, будто хочет немедленно сбежать. Беспомощный взгляд в сторону спутницы. Поднимает голову. Придает своему лицу независимый вид. Гордо шествует за женщиной, галантно отодвигает для нее стул, плюхается на стул напротив, с достоинством принимает из рук подоспевшего официанта меню и углубляется в его изучение.
        - Чего там ему изучать?  - усмехнулась Саша.  - Он же всегда заказывает одно и то же. Салат из рукколы с моцареллой и помидорами черри и каре ягненка. И пиногриджо. Актерище!
        - Кто это?  - спросила Маруся, проследив за ее взглядом.
        - Мой бывший муж.
        - Ну и швабра с ним,  - констатировала Маруся.  - Я бы постеснялась с такой выходить в люди.
        - Спасибо,  - прошептала Саша, из последних сил удерживая слезы.
        - Уйдем?
        - Нет уж, останемся. Не хочу показывать свою слабость.
        - Как хочешь, но, по-моему, лучше уйти. Что за странный мазохизм?
        - Пусть он уходит.
        - Как знаешь.
        Он не ушел. Она предположила, что он тоже побоялся продемонстрировать свою слабость, к тому же ему нужно еще было объяснить своей новой жене, почему он хочет покинуть это заведение. Разве такой слабак, как он, сможет что-то объяснить?
        Он подкараулил Сашу на выходе из туалета. Как же он сексуален. Всех мужчин, которые встретились ей после его ухода, она бы променяла на него. Не было для нее человека ненавистнее и ближе, чем этот красивый, обаятельный, беспутный мужчина.
        - Ты все еще одна?  - осведомился он с иезуитской улыбкой и предпринял попытку ее поцеловать.
        Она отстранилась. Накатил приступ тошноты - как он смеет целовать ее после той? Да и шампанского выпито слишком много, пожалуй.
        - Лучше быть одной, чем с первым попавшимся пугалом,  - парировала она.
        - Ты же знаешь, детка, что лучше быть с пугалом, чем одной. У меня тепло, поддержка, регулярный секс, а у тебя что?
        - А у меня свобода.
        - И что ты делаешь со своей свободой? Небось, воешь каждую ночь в подушку от своей свободы? Портишь свои шелковые наволочки? У тебя ведь и мужика после меня наверняка не было. Ты снова девственница?!  - Он хохотнул.  - Ты ведь все еще меня любишь! Я же вижу!
        - Какая же ты мразь! Ну, если тебе нравится думать, что я все еще тебя люблю, пусть так и будет.  - Саша предприняла попытку уйти. Он преградил ей путь.
        - С днем рожденья!
        - Спасибо. Можно я пройду?
        - Я по тебе скучаю.
        - И?
        - Тебе это безразлично?
        - Абсолютно.
        - Я не верю.
        - Как хочешь.
        - Не знал, что ты такая жестокая.
        - Теперь знаешь. Можно мне пройти?
        Он отошел в сторону.
        - Будьте добры, счет!  - крикнула Саша официанту. Уже глупо демонстрировать силу. Надемонстрировалась. Нужно спасать собственный день рождения.
        Они устроились в сетевой кофейне. Заказали еще шампанского.
        - Ну, ты хоть понимаешь, что ты получила больше дивидендов от развода, чем он?  - спросила Маруся.
        - Нет.
        - Вот глупышка, это же очевидно! Он инфантильный мальчишка, и, очевидно, таким и останется до конца дней. Его единственно возможный удел - очередное ярмо. Он снова отказался от самостоятельности, от поиском своего собственного пути в пользу денег и материнской заботы очередной женщины. Он снова продал себя. Да он мелкий Фауст, который продается дьяволу меньше чем за тридцать серебряников.
        - Иуда, продал Христа за тридцать серебряников,  - поправила ее Саша.
        - Да я не об этом. Он именно мелкий Фауст. Он же не кого-то продает, а себя. Он так беспомощен, что вынужден продавать себя. Радуйся, что ты от него избавилась. Радуйся.
        - У него каждую ночь секс, а у меня… У меня сплошные разочарования. И он прав, прав. Почти каждую ночь я плачу в подушку и порчу свои шелковые наволочки.
        - Да можешь реветь, сколько хочешь, но ты должна понимать, что у тебя просто сейчас период поисков. Благословенное время, когда все дозволено. Поверь мне, ты еще будешь вспоминать этот кусок своей жизни, как самый веселый, как самый насыщенный событиями, даже романтический! Когда у тебя еще будет роман с писателем!
        - Он длился всего несколько дней, а потом закончился, потому что этот человек не смог противоречить тому, что написал. Не смог противостоять собственному вымыслу! Что может быть нелепее? Собственную выдумку он предпочел живому человеку из плоти и крови, а ведь нам было бы хорошо вместе. Я в этом почти уверена.
        - Не важно. Это ведь было. И пусть он любил тебя несколько мгновений, но любил! Может, он уже не умеет по-другому? Да радуйся ты своей свободе. Она ведь закончится, непременно закончится. Наслаждайся, пока она есть.
        - Уже не могу. Надоело. Устала. Хочу замуж. Хочу трахаться каждый день и каждую ночь! И, знаешь, мне уже все равно, будет верен мне мой муж или нет. Главное, чтобы у него на меня хватало сил. И ребенка хочу родить. Как ни крути, а это главное предназначение женщины. Все эти карьеры, деньги - это такая шелуха.
        - Да все будет, Сашка, все будет, немножко терпения.
        - Когда? Когда я вся сморщусь? Когда у меня климакс наступит? Так тогда уже точно ничего не будет!
        - Сашечка, миленькая, все будет раньше. Гораздо раньше. Просто нужно немного потерпеть. Ты разве не знала, умение ждать и терпение - главные женские добродетели. По крайней мере, в нашей стране.
        - Осень скоро…
        - Ну и что?
        - Конец всем ожиданиям… Унылая пора.
        - Глупенькая, осень это не смерть, это сон перед возрождением. Это даже не летаргия. Это даже не угасание. Осень в наших краях это всего лишь переходный период от лета к зиме. А зима у нас полгода. И не нужно проецировать ее на закат своей жизни. Не может закат длиться шесть месяцев. Зима для нас это символ стойкости и торжества жизни. Зима у нас полна праздников и событий. Мы ее не боимся. Иногда я сожалею, что не родилась где-нибудь в Италии, а иногда благодарю судьбу, что появилась на свет здесь. Я ведь такая сильная теперь. Мы ведь тут все немножко герои, хотя бы потому, что у нас хватает ума и мужества здесь выжить, да еще и уметь радоваться каким-то пустякам. С днем рожденья!  - Маруся подняла бокал.  - Как же я счастлива, что встретила тебя! А скоро ты осчастливишь еще кого-то. А он осчастливит тебя. Я уверена. Только не впадай в отчаянье. Потерпи чуть-чуть. Совсем чуть-чуть. И забудь ты этого своего жалкого мужа. Он закрывает сейчас для тебя все двери. Он не пускает в твою жизнь других мужчин. Отпусти. Отпусти ты его.
        Саша представила, что сейчас, именно в этот момент официант в любимом Сашином ресторане принес счет ее бывшему мужу и его новой жене. Как она незаметно передала ему деньги или кредитку, чтобы он смог расплатиться. Так делала когда-то Саша. У него вечно нет денег. Представила, как этой женщине сейчас стыдно за своего спутника. А еще стыднее за себя. Представила, как с каждым таким походом в ресторан в ней будет таять ощущение женщины. Представила, как наступит момент, когда оно истает совсем. Исчезнет. Как исчезло оно когда-то в ней, в Саше.
        Ей вдруг стало жаль эту женщину, соперницу, хотя только что она ее ненавидела. Не нужно быть ясновидящей, чтобы предсказать судьбу ее отношений с Сашиным бывшим мужем - когда-нибудь он оставит и эту женщину и устремится к другой. И ему будет казаться, что отправляется он на поиски самого себя, а на самом-то деле всего лишь попробует продать себя подороже. И останется эта женщина одна: униженная, обиженная, раздавленная, растерзанная. И пройдет все круги ада, прежде чем соберет себя по кусочку, возродит веру в себя, перестанет бояться любви и мужчин. Ей еще только предстоит этот путь. А Саша его уже почти преодолела. Она уже на пороге возрождения.
        - Спасибо тебе, Господи, что избавил меня от этого мужчины!  - подумала она.  - Отпустила. Да я его отпустила,  - произнесла она вслух уверенно.
        Каталония. Самый конец лета
        - Это русские сигареты?  - спрашивает он на очень плохом английском и показывает на пачку тонких сигарет, что лежат на барной стойке перед Сашей. Она кивает. Ее английский тоже плох. Она понимает, что не сможет объяснить, что эти сигареты вовсе не русские. Она даже не знает, чьи они, несмотря на то, что это ее любимый сорт.  - А сколько они стоят в России?
        Саша хочет ответить, что стоят они около полутора евро, но не может, потому что понятия не имеет, как будет по-английски «полтора». Она просит лист бумаги, ручку и пишет: «1,5 евро». Он удивляется:
        - Дешево!
        Саша ухмыляется молча. Для России это вовсе не дешево. Но разве ему это объяснишь?
        Они могли бы о многом поговорить. Только не могут. Не могут найти общего языка.
        Он улыбается и смотрит ей в глаза. Она глаза опускает и припадает к своему мохито. Она не очень понимает, что он говорит, зато точно знает, чего он хочет. А еще она точно знает, что того, чего он хочет, не будет. Эта мысль ее веселит. Она отвлекается от мохито, смотрит в глаза мужчины напротив и лукаво улыбается. Он сияет. Он совершенно не понимает значения ее улыбки. Какой наивный этот бармен! И какой самонадеянный! И какой привлекательный…
        Саша догадывалась, что сбежать от себя невозможно, но попытку бегства все-таки предприняла. А вдруг получится? Подалась в Испанию. Думала, поездка ее немного развеселит. Думала, поможет отвлечься от мыслей о бывшем муже. Пусть она сказала тогда бодро, что отпустила его, но оказалось, это неправда. Она думала о нем неотступно. Всегда. Она вела с ним бесконечные безмолвные диалоги, в которых доказывала, что нельзя быть таким вероломным, что нельзя так легкомысленно относиться к людям, которые тебя любят, что нельзя их предавать, что нужно их ценить и щадить их чувства. Сашу душила ревность. Она хотела от нее избавиться, но не могла. Не получалось. Еще ее терзала зависть: у этого гада все замечательно, а у нее все плохо. Где справедливость? Это он ее бросил, он совершил подлость, но в итоге дважды оказалась наказанной пострадавшая сторона, а с этого подонка как с гуся вода. Саша злилась. Ее невыносимо раздражали и собственная ревность, и зависть, и злость. Только прогнать этих невыносимо назойливых трех сестер Саша не могла. Не желали они уходить. Нравилось им преследовать Сашу. Саше представлялось,
что спасти ее может только бегство. Москва вдруг показалось слишком тесной для них троих: Саши, ее бывшего мужа и его новой жены. Прочь из этого города! Море! Солнце! Барселона! Гауди! Дали! Хамон! Сангрия! И никаких мужиков! К черту!
        И вот Саша сидит в пляжном баре среди праздной суеты, беспечных людей, но видит только глаза бармена напротив. Очень они хороши. Эти глаза. Даже не сами по себе. А восхищение, которое в них светится. Восхищение адресовано ей, Саше. Как же это приятно!
        Она допивает свой мохито. Он наливает ей еще. Молчат. Он смотрит на нее с восторгом. Она на него - с симпатией. Он уверен, что все будет. Она знает, что не будет ничего. Она заранее сожалеет. И ей заранее стыдно за то разочарование, что она ему причинит. Но так нужно. Зачем нужно отказывать этому мужчине, Саша толком не знает, но она уверена - так, действительно, нужно.
        Как медленно тянется время. Ей уже хочется уйти. Иначе, она сама приподнимется сейчас на стуле, перегнется через стойку и поцелует этого красавчика. А это неправильно. Саша в этом убеждена.
        Какой-то пожилой мужчина вырывается из служебного помещения с огромным букетом цветов. Что-то радостно кричит Саше. Она не понимает ни слова, но догадывается, что он собрался на свидание. Спустя полбокала мохито он возвращается. Грустный. Без букета. Плюхается на стул у барной стойки. Просит пива. Что-то рассказывает бармену, размахивая руками, и прихлебывая пиво. Бармен что-то ему отвечает. Наверное, утешает. Саша представляет, что спустя некоторое время сам бармен вернется сюда злой-презлой. Кто будет утешать его? И что он будет говорить про нее, про Сашу? Что она тупая, русская, фригидная корова? Наверное, так все и будет. А может, соврет, что трахнул ее, и она визжала как черная свинья от несказанного удовольствия, которое он ей доставил?
        Она допивает второй мохито. Достает деньги. Протягивает бармену. Он отрицательно мотает головой.
        - Нет, нет, нет, я угощаю!  - говорит он, то ли по-испански, то ли по-каталонски, но она его понимает.
        - Ок,  - отвечает Саша, прячет деньги в сумочку и поднимается.
        - Можно я вас провожу?  - спрашивает бармен по-английски.  - Поздно уже. Подождите меня одну минуту. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста!
        Саша решает подождать. Ей любопытно, что будет дальше.
        Они петляют по узким улочкам маленького городка. С каждым поворотом, они становятся все пустыннее. И вот на совсем уж безлюдной и темной улочке мужчина прижимает Сашу к шершавой, прохладной стене дома и целует. Поцелуй излишне влажный, слишком мягкий, пахнущий сигаретами и баккарди. Ей не нравится. Только невыносимый тактильный голод удерживает Сашу в настойчивых объятьях бармена. Голод принято утолять. Особенно если стоишь рядом с огромным столом, на котором полно разных блюд. Тут грех не поесть…
        Его руки шарят по Сашиному телу. Они требовательные, горячие, страстные. Эти руки, похоже, не привыкли к отказам. Очень уверенные в себе руки. Еще несколько мгновений… Еще чуть-чуть… Да, еще совсем немного она насладится этими руками и… Нет, не сейчас, еще несколько минут… Она еще не насытилась. Еще нет.
        Его руки терзают ее грудь под тонким палевым шелком платья. Его руки гладят ее опаленные солнцем бедра. Его руки пытаются проникнуть под прозрачные кружева ее трусиков. Ее руки останавливают его руки. Ее спину царапают старые, равнодушные камни стены.
        - Пойдем ко мне,  - стонет он на своем каталонском,  - пойдем! Или ты хочешь прямо здесь?
        Она молчит. Кусает его губы. Впивается ногтями в его спину под легкой хлопковой рубашкой.
        - Хочу тебя, хочу!  - хрипит он.
        Пожалуй, пора бежать!
        - Нет!  - кричит она,  - нет!  - и отдирает от себя его возбужденные руки. Отрывается от него.  - Нет!  - отходит к противоположенной стене узкой темной улочки.  - Нет!  - дышит тяжело. Закрывает лицо руками.  - Нет!  - Он стоит растерянный. Он ей не верит. Идет к ней. Она ускользает.  - Нет! Нет!
        - Почему? Почему? Почему?  - твердит он.  - Ты же хочешь меня, я вижу. Почему?
        - Потому что я сумасшедшая!  - шепчет она по-английски.  - Я русская, сумасшедшая баба!  - говорит громче.  - Дура! Просто редкостная дура!  - кричит уже по-русски.  - Прощай!  - последний взгляд на мужчину. Запомнит ли она его лицо? Наверное, нет. А имя его она так никогда и не узнает. Уже через несколько часов самолет унесет ее за тысячи километров отсюда.  - Прощай! Прости!  - она разворачивается и бежит по темной улочке прочь от мужчины, которого только что лишила наслаждения. Да и себя тоже. Почему? За что? Зачем? Как глупо все.
        Ее оглушает стук собственных каблуков.
        Она сидит на балконе в своем номере, слушает море и пьет порто. Так было нужно, успокаивает она себя. Так было нужно! Я не могу больше спать, с кем попало. Я не хочу больше спать, с кем попало! Господи, как же я устала от этих случайных связей! Как они мне надоели! Покоя хочу! Хочу, чтобы в моей жизни был только один мужчина! Постоянный! Любимый! Неслучайный!
        Она затягивается сигаретой, смотрит на полную, огромную луну, делает большой глоток порто и вдруг заливается зловещим ведьминским хохотом.
        - Я им отомстила!  - кричит она в темноту.  - Я им всем отомстила! Я ему отомстила!  - и перед глазами ее встает вовсе не несчастный каталонский бармен, а бывший муж. Вид у него растерянный и жалкий.
        Остаток ночи она рыдала. Когда она садилась в самолет, глаза ее прикрывали темные очки. Так кого она наказала?
        Москва. Начало сентября. Где-то в переулках Арбата
        - Женщина!  - голос откуда-то сбоку. Саша проходит мимо. Ну, не могут же к ней обращаться вот так, вульгарно - «женщина!». «Девушка!» - следует к ней обращаться. Или уже нет?! А вообще странно, почему в этой стране обращение «женщина» считается оскорбительным. Будто быть женщиной оскорбительно. А, может, так оно и есть?
        - Женщина!  - этот голос сбоку становится раздраженным.  - Я к вам обращаюсь,  - Саша оборачивается. На противоположенной стороне улочки стоит мужчина с этюдником.  - Вы не могли бы мне помочь?  - Смотрит именно на нее, а не на кого-то другого. Саша в ярости, но послушно переходит дорогу. Она, как добрая самаритянка, не может не откликнуться на призыв о помощи, хотя уже и слегка ненавидит этого хамоватого мужчину, предположительно художника.  - Посторожите, пожалуйста, мое барахлишко, мне по нужде отлучиться надо.
        - А вдруг я украду ваше барахлишко? С чего это вам вздумалось, что мне можно доверять?
        - Да вам тупо мараться не захочется.
        - В каком смысле?
        - Да, во всех! Краска, она, знаете ли, пачкается, а одежонка-то у вас того,  - изучающий взгляд на Сашу,  - немалых денег стоит. Ну, ладно, побежал я, а то совсем уже приперло,  - он унесся в сторону ближайшего кафе.
        Саша осталась рядом с этюдником. Вот странно, рядом полно вполне себе симпатичных особнячков и доходных домов позапрошлого столетия, а этот идиот малюет какую-то унылую, безликую советскую постройку, которая только уродует тихий переулок. Впрочем, на его полотне уродливая кубическая глыба, презрев все законы перспективы, сильно расширяется кверху и будто взрывает тревожно-фиолетовое небо. Однообразные темные окна создают какой-то пугающий своей монотонной последовательностью ритм. Крыша ощетинилась антеннами, похожими на могильные кресты. На карнизе сидит рыжая огромная кошка, будто готовая спрыгнуть вниз от накрывшей ее вселенской тоски. Только вот не уверена она, удастся ли ей погибнуть. Ибо не факт, что она, во-первых, разобьется, упав с такой высоты, кошка все-таки, а во вторых, при любых раскладах у нее в запасе все равно есть еще несколько жизней. Кошка явно не знает, что делать с этой жизнью, и как ее прекратить она тоже не знает.
        А он, похоже, талантлив, этот наглый тип. Вот он возвращается. На лице печать абсолютного счастья. Саша улыбается. А ведь, и вправду, иногда это подлинное счастье просто сбегать в туалет, когда совсем уж приперло.
        - Спасибо,  - говорит он,  - можете быть свободны.
        - Не очень-то вы любезны!  - отвечает Саша и вдруг понимает, что не хочет уходить: а он весьма привлекателен, этот художник. Высокий, стройный. У него тонкие черты лица, темные, почти черные глаза. Пусть он неряшливый, немного заляпанный краской, и волосы у него длинные и несколько грязноватые. Это его не портит. Скорее, довершает богемный образ.  - Слушайте, а почему вы это уродство пишете? Вон рядом вполне симпатичный особнячок. Почему не его?
        - Да этот домишко любой бездарь наваять сможет, а чтобы вот это совковое чудовище талантливо изобразить, это гением надо быть! Это творческая задача! А пряничные ампирные домики, это тьфу - почти два века прошло и это сделало их прекрасными. Может быть, современники смотрели на него и ужасались его пошлости. А сейчас мы тут стоим и умиляемся: какой чудесный домик!
        - Вы что же, полагаете, что он,  - Саша показала рукой на серую коробку жилого дома, рожденную годах в шестидесятых двадцатого века,  - через каких-нибудь сто лет тоже будет считаться красивым?
        - Вполне вероятно, но я лично надеюсь, что данное сооружение так долго не проживет. Все-таки кому-нибудь должно будет придти в голову его снести, чтобы не позорило оно нашу эпоху.
        - А существует, по-вашему, какое-то современное здание в Москве, за которое нам не будет стыдно перед потомками?
        - Ну, это крепко подумать надо,  - он почесал лоб. На нем остался мазок синей краски.  - Что-то ничего даже на ум не приходит. А вообще, чего вы мне голову морочите, дамочка? Идите уже, мне работать надо!
        - Вот и делай людям добро!  - возмутилась Саша.
        - Я вас поблагодарил, что вам еще надо?
        - Ничего. Всего доброго!  - Саша задрала уже голову, чтобы гордо удалиться, но передумала.  - А вы картины свои продаете?
        - Продаю, только не покупает никто,  - он хохотнул.  - Ни черта нынешняя малообразованная буржуазия не смыслит в подлинном искусстве. Хотите приобрести?
        - Хочу посмотреть для начала.
        Он на секунду задумался.
        - А стоит ли на вас время тратить? Придете, проторчите у меня полчаса, а потом все равно ничего не купите. Мне оно надо?!
        - Так вы ничего и не продадите, если ничего никому показывать не будете.
        - Ладно, уж, валяйте, приходите. Телефон запишите. Только чур до того как стемнеет не звонить - я работаю,  - он продиктовал номер, Саша записала.  - Ну а теперь все, не отвлекайте меня,  - художник обмакнул кисть в разбавитель… и полностью утратил интерес к Саше. Будто она перестала существовать. Так и брела она по улицам, залитым звонким сентябрьским солнцем, как человек-невидимка и глупо улыбалась, будто ее и в самом деле никто не видит. А чему улыбалась? Да она и сама не знала. Просто влюбилась. Только сейчас она и поняла, о чем говорил писатель на острове Крит. Жить лишь мгновением - это прекрасно! Неспешная воскресная Москва, хрупкое, ненадежное тепло, нарядные прохожие и эта внезапная влюбленность, которая к вечеру, вероятно, пройдет. Но это к вечеру, а сейчас… А сейчас… Восхитительное, невыносимое счастье!
        Влюбленность прошла только через три дня. Тогда Саша и решилась позвонить объекту своей угасшей страсти, которая, как ни странно, носила исключительно платонический характер. Нечто подобное испытывала она к Митьке, во времена полузабытой юности, до того, как наивные фантазии столкнулись с циничной реальностью. Разумеется, прежде чем позвонить, она дождалась наступления темноты, как он и просил. Разумеется, в знак уважения к чужому труду. Звонку предшествовал достаточно длительный и в высшей степени изнурительный внутренний диалог, которые вели между собой две из множества Сашиных субличностей: молоденькая девочка-авантюристка и взрослая женщина-прагматик.
        - Посходила с ума три дня и хватит,  - вещала женщина-прагматик.
        - Я просто картины его посмотреть хочу. Мне любопытно,  - сопротивлялась девочка-авантюристка.
        - В музей сходи.
        - Схожу непременно, но это не то… Тут живой, настоящий художник, личность и его работы. Может, и в самом деле что-нибудь куплю.
        - Зачем тебе его картина? Куда? Эту кричащую надрывность в твой ванильно-сахарный интерьер? Она же, как гнилой зуб, среди фарфоровой челюсти будет смотреться!
        - Ну и пусть! Может быть, у него есть что-то в другом, более приемлемом для меня стиле?
        - А вдруг, нет?
        - Ну и что? Все равно любопытно! Мне кажется, он очень талантливый.
        - Опять ведь на хамство нарвешься! Он же нормально разговаривать, кажется, вообще не умеет! Чего ты, вообще, хочешь от этой встречи? На что надеешься, старая дура?
        - Ни на что. Просто на маленькое эстетическое приключение.
        - Хоть себе-то не ври!
        - Я не вру! А что ты предлагаешь? Снова сидеть целый вечер дома и страдать от одиночества? Лучше уж я к художнику пойду. Какой-никакой, а человек. Новый опыт. Да и просто - время провести.
        - Время! Вот именно, время! Когда ты научишься его ценить! Чем болтаться по домам сомнительных личностей, лучше бы чем-нибудь полезным занялась! Английский бы подучила! Книжки бы полезные почитала! Шкаф бы, в конце концов, разобрала! А то ведь какой там бардак устроила, закрывается с трудом! Неряха!
        - Ну, ты и зануда! И, вообще, кто ты такая, чтобы мне указывать? Все, мне надоел этот бессмысленный треп, я звоню!
        - Але,  - голос усталый и какой-то нездешний.  - Кто это?
        - Помните, я сторожила ваш этюдник, и мы договорились, что я приду посмотреть ваши картины.
        - А, та обидчивая богатенькая дамочка!  - Саша засопела в трубку.  - Ну вот, опять обиделась!  - он расхохотался.  - Когда хотите подъехать?
        - А когда вам удобно?
        - Да хоть сейчас. Уработался, намолчался, даже поговорить как-то тянет. Ну, так что?
        - Хорошо, могу приехать сейчас.
        - Одинокая что ли?
        - С чего вы взяли?
        - Ха! Опять обиделась! Замужние бабенки не могут подрываться в любое время и ехать к черту на кулички к незнакомому мужику. Пусть даже и картины смотреть. Ладно, не дуйтесь, записывайте адрес. И машину-то дома оставьте, на метро до меня проще доехать. И выпить чего-нибудь купите. Если вас не затруднит, разумеется,  - он снова рассмеялся.
        Саша нажала на кнопку отбоя и швырнула свой телефон на диван.
        - Да что он себе позволяет! Да как он может! Да за кого он меня принимает! Я ему что, какая-то девка?! Я что рокерша какая-нибудь пятнадцатилетняя?! Хам! Да, пошел он! Не поеду никуда!  - она плюхнулась на диван рядом со своим телефоном. Включила телевизор. Скрестила руки на груди.  - Так-то оно спокойнее будет.
        Спустя полчаса она выходила из дома, одетая в легкомысленные клетчатые шорты, красную водолазку, черную кожаную куртку, высокие сапоги. В ее сумке плескалась поллитровая бутылка виски, купленная в дьюти фри.
        - А, явились все-таки!  - усмехнулся художник, впуская Сашу в свою квартиру.  - Вы, матушка, судя по всему, мазохистка. Я бы сам к себе, честно говоря, добровольно не пришел бы. Очень уж меня характер поганый. Слишком уж я откровенный. Будто мне сразу после рождения сыворотку правды вкололи. За то и страдаю. Проходите. Можно не разуваться. Давно я тут порядков не наводил. И не прислоняйтесь ни к чему. Тут где угодно может быть краска.
        Саша осмотрелась: очевидно, когда-то это помещение было обычной квартирой сталинского типа, а теперь это просторная студия: единое, порядком захламленное, пространство. Тут стоит мольберт, компьютер, шаткий топчан, вероятно, служащий кроватью, газовая плита, огромный, сверкающий сталью холодильник, стол, заваленный книгами, бумагой, кистями, красками и чайными чашками. Все стены увешаны картинами. Разнокалиберные холсты на подрамниках прислонены к стенам обратной стороной. На стеллажах в полном хаосе покоятся книжки, журналы, какие-то свитки, сувениры. Сморщенный кактус доживает свои последние дни на подоконнике. В затхлом воздухе запах краски, разбавителя и пыли. Саша начинает безудержно чихать. Художник заливается смехом, но все же бросается к окну и открывает его.
        - Экая вы нежная.
        - Экий вы спартанец.
        - Выпивку принесли?
        - Да,  - Саша достает из сумки бутылку, протягивает ее художнику, он берет ее и случайно своей рукой касается Сашиной руки. Что это? Сашу будто пронзило током. Голова закружилась, ноги подкосились. Она слышала, что такое бывает, но сама никогда не испытывала такого мгновенного, немотивированного возбуждения. Это что же получается, стрела купидона это никакая не метафора? Вот сейчас, похоже, негодный кучерявенький мальчишка взял да и выстрелил в нее. Где он? Где тут мухобойка? Нужно срочно прибить мелкого шкодника. Как он смеет делать из вполне добропорядочного разумного человека одержимого страстью безумца?
        - Сначала выпьем, а потом картины будем смотреть или наоборот?
        - Что?
        - Выпьем сначала, говорю, или сразу мазню мою смотреть будем?
        - Что?
        - Да что с вами?
        - Ничего, ничего… Да, давайте смотреть!
        - Или выпьем?
        - Или выпьем.
        - Да, выпьем. Мне кажется, мое творчество можно более адекватно потреблять будучи немного подшофе. Но только немного. Чуть-чуть,  - он двинулся к столу. Она пошла за ним. Не слыша его слов, просто повинуясь его движению.
        Он достал из буфета два граненых мутных стакана, поставил их на стол, разлил виски.
        - А закуску вы не догадались прихватить?  - спросил он ворчливо.
        - Нет, извините, не догадалась,  - прошептала Саша.
        - Вы же женщина, о таких вещах сами должны догадываться! К одинокому голодному художнику в гости идете. Неужто вы думали, что у меня есть чего пожрать?
        - Извините, я как-то вообще об этом не думала,  - виновато лепетала Саша.
        - Ладно, черт с вами!  - художник заглянул в свой огромный, неуместный в этом пространстве холодильник,  - мышь повесилась, а хотя вот…  - он нагнулся и извлек с нижней полки банку консервов,  - вот она, родимая, сардинушка. Любите сардинки?
        - Я не помню,  - промямлила Саша и покраснела от мысли, что если она вдруг не выдержит и набросится на этого мужчину с поцелуями, то от нее будет пахнуть рыбой. А это не самый приятный запах на свете. Но потом догадалась, что от него тоже будет пахнуть сардинкой. Значит, все в порядке.
        - Осетринками да севрюжками, небось, питаетесь?  - он усмехнулся,  - пардонте, мы люди простые, к деликатесам не привычные. Нам и сардинка за милую душу,  - он ловко вскрыл банку. Достал из ящика две вилки. Саша хотела было возмутиться и потребовать переложить консервы в две тарелки, но передумала. Отчего-то ей показалось, что подобная просьба может обидеть художника.  - Ну-с, приступим!  - он поднял бокал и тут же жадно выпил.
        - А за что пьем?  - робко поинтересовалась Саша.
        - Пьем и пьем! Нам что, повод нужен?
        - Не нужен, так не нужен,  - она вздохнула и сделала маленький глоток.
        - Вот она, буржуазия! Даже пить толком не умеет!  - художник захохотал. Он плеснул себе еще виски в стакан, закусил сардинкой.  - Ну, так что? Вы готовы?
        - К чему?  - Саша съежилась, ей показалось, что он угадал ее истинные намерения.
        - Так, женщина, вы зачем сюда пришли?
        - Картины смотреть.
        - Вот и идемте смотреть картины.
        Она погрузилась в яркий, радостный, но и немного тревожный мир его живописи. Это был сложный мир каких-то временных и эмоциональных переплетений. Немного безумный мир. Его населяли монстры, обитающие среди райских цветов, тургеневские барышни с кружевными зонтиками, прогуливающиеся среди панельных коробок спальных районов, респектабельные господа, стоящие как памятник мечте о красивой жизни, посреди трущоб. Красавица у него непременно соседствовала с чудовищем. Великан с гномом… Его маленькие миры, ограниченные пространством холста взрывались противоречиями, фонтанировали совместимостью несовместимого.
        Как же он был талантлив! Впрочем, плевать ей было сейчас на все его таланты! Какая-то непреодолимая и совершенно неподвластная ей сила распирала Сашу изнутри. Ей было трудно дышать. Ее трясло мелкой дрожью, унять которую было невозможно. Ей хотелось дотронуться до мужчины, который стоял сейчас рядом с каким-то озадаченным видом. А еще лучше повалить его на растерзанный временем топчан, сорвать с него эту его жалкую одежонку, заляпанную краской, и добраться до его тела.
        А сам объект страсти был отчего-то тих. Он смотрел на Сашу с каким-то боязливым ожиданием.
        - Ну как вам?  - спросил он, наконец, тихо, и как показалось Саше, немного испуганно.
        - Я в восторге! Мне очень понравилось! Вы хоть и грубиян, но неимоверно талантливый грубиян! Я уверена, ваши полотна когда-нибудь непременно будут висеть в Третьяковке. Давно я не испытывала такого потрясения от живописи!  - воскликнула Саша. Она очень надеялась, что это прозвучало искренне. Такого потрясения она давно не испытывала от мужчины, а вовсе, не от живописи.
        - Правда?  - художник тут же оживился.
        - Да. Это что-то невероятное!
        - Вы что-нибудь выбрали?
        - Я… я… я хотела бы забрать все. Но, боюсь, на все у меня не хватит денег.
        И тут Саша замечает, что в художнике что-то неуловимо изменилось. С него будто спала маска ершистого подростка, готового защищаться от нападок взрослых дядей и теть, которые не понимают движений его мятущейся души, и он превращается в мужчину. В мужика. В самца.
        - Ну и черт с ними, с картинами, потом что-нибудь выберешь, ты ведь не за этим сюда пришла?  - говорит он хрипло и делает шаг навстречу к Саше. Она закрывает глаза и тоже делает шаг к нему навстречу.  - Ты чего так трясешься?  - спрашивает он, когда его руки касаются ее талии.  - Неужто, это я так тебя возбуждаю. Ну, ничего себе! Обалдеть! Я бог секса!
        - Заткнись!  - шипит Саша и целует его в пахнущие виски и сардинами губы. Но она этого не замечает. Потому что ее губы тоже пахнут виски и сардинами…
        Ветхий топчан пережил не самую спокойную ночь в своей жизни. Что за немилосердные люди такие? Он уже стар, ему уже давно на пенсию пора. Да хоть на свалку. Там и то спокойнее, наверное. Вороны, наверняка не станут на нем прыгать, как сумасшедшие, не станут его трясти и расшатывать. И стонать не будут, и охать не будут, и ахать, и сопеть, и кричать. Вороны, они просто каркают. Что за странные существа эти люди? Как им может нравиться елозить друг на друге? Что в этом может быть хорошего? Как они не понимают, что главное удовольствие в жизни - это неподвижность и покой. Чего они суетятся?..
        Поздней, поздней ночью или ранним, ранним утром Саша ехала домой в такси и улыбалась. Она сжимала в руках картину. Художник ей ее подарил.
        - Он так никогда не разбогатеет,  - думала Саша.  - Никогда. Если будет все раздавать. Нужно будет что-нибудь у него все-таки купить. Должна же я поддержать это не слишком юное дарование. Да, да! Непременно! Ему нужно хорошо питаться, ему нужны силы. Нужно, просто необходимо поддерживать этот редкий дар! Он прав, он бог секса!
        Она улыбалась.
        Он позвонил на следующий день, как только стемнело. Он сказал всего одно слово: «Приезжай!».
        Это слово стало смыслом Сашиной жизни на несколько недель. Они почти не разговаривали. Она приезжала к нему с пакетом из супермаркета, который так и оставался валяться на пыльном полу у порога. Этим двоим было не до еды. Сначала им нужно было удовлетворить совсем другой голод. Художник нетерпеливо расстегивал Сашино пальто, небрежно швырял его на старенький стульчик и вел ее к топчану. Тот обреченно вздыхал. Слова были не нужны.
        Когда торопливо был удовлетворен острый чувственный голод, они вспоминали о своих желудках и пакете из супермаркета. Саша готовила ужин. Художник сидел на топчане и что-то там рисовал. Потом они ели. Художник жевал жадно, торопливо, будто кто-то мог выхватить у него кусок изо рта. Саша им любовалась. Потом они пили чай. Художник рассказывал, как тяжко живется непризнанному гению, как измельчали вкусы нынешней публики, как недосягаема слава, как бездарные выскочки заполонили все галереи и выставочные залы, а истинные таланты прозябают в безвестности.
        А потом они допивали свой чай, вставали, сыто и немного лениво вновь направлялись к топчану. И теперь уже любили друг друга неспешно. Нежно. Долго. А потом она шла на цыпочках по грязному полу в ванную. Он задумчиво курил, глядя в потолок, на котором сигаретный дым написал свои причудливые охристые узоры. А потом она уезжала. Он ни разу не предложил ей остаться. Он говорил, что привык спать один и еще не встретил ту женщину, с которой готов разделить целую ночь… Она почему-то не обижалась. В такси она всегда улыбалась.
        Однажды воскресным днем, она валялась на топчане, который стал ей уже почти родным, лениво листала глянцевый журнал и краем глаза наблюдала, как художник пишет какой-то безумный натюрморт.
        - А научи меня рисовать,  - вдруг предложила она.
        Он поднял на нее удивленные глаза:
        - Зачем тебе это?
        - Не знаю,  - ответила она задумчиво,  - хочется.
        - С жиру, что ли бесишься?
        - А хоть бы и так?
        - Мне бы твои проблемы! Тут людям жрать нечего, а она так заелась, что с тоски рисовать надумала. А тебе никто не говорил, что это все не просто так, что тут таланты кое-какие иметь надобно? Ты что же думаешь, берешь любого бездаря с улицы, обучаешь и вот вам, пожалуйста, новый Шагал или Айвазовский какой-нибудь? А вот фигушки!
        - Но попробовать-то ведь можно?
        - Ты хоть когда-нибудь рисовала?
        - Как все, в школе на уроках.
        - А дома?
        - Нет.
        - И какие оценки у тебя были по рисованию?
        - Пятерки. Учительница меня хвалила.
        - А тебе самой нравилось рисовать?
        - Нравилось, но так, не сильно. То есть, желания этим заняться вне уроков у меня не возникало.
        - Значит, дорогуша, это не твое. Поищи себе другое развлечение.
        - Ну, можно я хотя бы попробую. Я смотрю на тебя, восхищаюсь и понимаю, что мне недостает в жизни творчества. Этой вот одержимости, этого полета фантазии, этой увлеченности.
        - Точно с жиру бесишься,  - резюмировал художник.  - Ну что с тобой делать, поднимай свою задницу с топчана. Вот тебе лист бумаги, карандаш, садись да рисуй себе.
        - А что рисовать?
        - Да вон хоть кружку на столе, хоть окно с дохлым кактусом, а я потом посмотрю, стоит с тобой возиться или нет.
        Саша очень старалась. Вырисовывала малюсенькими аккуратненькими штришками несчастную кружку с отбитой ручкой. Потом осторожно наносила тени, полутени, растушевывала пальцем, ластиком осветляла блики…
        С неимоверным трепетом, как маленькая девочка к любимому учителю, Саша подошла к художнику, сжимая в руках лист со своим рисунком. Он нехотя оторвался от своего холста.
        - Ну, показывай, что ты там наваяла.  - Саша протянула ему свой рисунок.  - У-у-у-у…. Какая каляка-маляка!  - он почесал затылок. На его темных волосах осталась желтая краска. Помолчал. Посмотрел на Сашу, которая застыла в ожидании приговора.  - Э-э-э-э… Слушай, может, тебе фотографией от скуки заняться,  - наконец, сказал он.  - На кнопочку нажимаешь, раз, и картинка готова. А к живописи, у тебя способностей нет, абсолютно! Уж извини, ты полный бездарь в этом плане,  - он скомкал рисок и швырнул его в урну. Не попал. Саша залилась слезами. Бросилась к двери, торопливо натянула пальто, с трудом, попадая в рукава, обмотала вокруг шеи шарф, надела сапоги и выскочила из квартиры.  - Совсем сдурела баба,  - пробормотал художник и обмакнул кисть в краску.
        А дурная баба тем временем неслась на своей большой машине в магазин бытовой техники - покупать фотоаппарат. Самый дорогой. И плевать ей, что она ничего в этом не понимает и никакой склонности к фотоискусству в себе никогда не подозревала. Она чувствовала себя униженной, будто оскорбили ее в лучших чувствах, будто растоптали ее мечту вместе с самооценкой. И никогда не думала она стать художником, и талантов живописных у нее, вроде, не было, а детская, яростная обида отчего-то возникла. И захотелось ей доказать этому наглецу, непризнанному гению, герою-любовнику, мать его, что она тоже творческий человек, что она тоже кое-что умеет. И на кнопочку нажимать можно виртуозно. Да он еще ей завидовать будет! Она еще покажет этому напыщенному, самовлюбленному болвану, кто из них талантливее!
        Самую главную кнопку на новеньком весьма увесистом фотоаппарате удалось обнаружить сразу, однако, на агрегате оказалось еще множество разных кнопочек, предназначение которых Саше было совершенно непонятно. А инструкция - это же целый талмуд, написанный хоть и на русском языке, но каком-то особенном русском, смысл которого надежно, как в сейфе, скрыт за техническими терминами. И зачем она это сделала? Зачем купила эту бандуру? Что теперь с ней делать? Решила фотографом стать! Ха-ха два раза!
        Позвонила подружке, у которой была подружка, у которой был приятель или даже бойфренд, который, вроде как, был свадебным фотографом. Или кем-то в этом роде. Через полчаса подружка сообщила, что приятель или даже бойфренд согласен уделить ей два часа своего времени завтра и перевести инструкцию на нормальный русский язык. То есть научить пользоваться фотоаппаратом хотя бы чуть-чуть.
        Через два дня Саша уже бродила по городу, проклиная производителей зеркалок за то, что делают такую тяжеленную технику, и бездумно снимала все подряд. Собственную тень на асфальте, бомжей, роющихся в мусорном баке, занятные витрины магазинов, людей, беседующих за окнами кафе, влюбленные парочки, детей, похожих на ангелов, и взрослых демонического склада.
        Результатом своих трудов осталась недовольна. Некую искру божью в своих работах она углядела, а вот профессионализма - нет. Навыков - нет. У фотоаппарата столько разных способностей, а использовать она их не умеет. Нужно учиться. Нужно учиться.
        Он позвонил однажды вечером, когда стемнело, как обычно.
        - Я соскучился,  - произнес он глухо и как-то смущенно,  - приезжай.
        - Извини, я сегодня занята,  - ответила она немного раздраженно: он отвлек ее от фотошопа.
        - И чем ты занята?  - он даже не хамил. Может, и в самом деле соскучился?
        - Учусь нажимать на кнопки, раз уж к живописи у меня способностей нет.
        - Ты что же, обиделась тогда? Ну, это же глупость несусветная! Ладно бы ты всю жизнь свою на художества положила, а потом пришел бы какой-то дядька и авторитетно заявил: все, что ты сделала - полное дерьмо. А ты же даже и не рисовала никогда. В школе на уроках, это, извини, не считается. Нет у тебя способностей к живописи, и что такого? У миллиардов людей на этой планете нет способностей к рисованию. Зато есть способности к чему-то другому. Ты умеешь делать людей красивыми, а я умею только гадости им говорить. У каждого человека есть таланты, только у всех они разные. Что в этом такого?
        - Ничего. Все в порядке. Правда, сейчас очень занята. Я тебе перезвоню.
        Не перезвонила. Совершенно не было времени: работа, новое хобби.
        У него совершенно пьяный голос:
        - Что, дрянь, кинула меня? Не нужен я тебе стал? Другого ёбаря себе нашла?
        - Поговорим завтра,  - отвечает Саша и выключает телефон. Ей совершенно не хочется сейчас выяснять отношения - она обрабатывает фотографии. Превращает их в шедевры. Так ей, по крайней мере, кажется.
        Назавтра она звонит ему, а он не берет трубку. Ей стыдно. А, действительно, за что она с ним так? Он же ей ничего не сделал. Разве он виноват в том, что Саша рисовать не умеет? Что это на нее нашло? Она едет в художественный салон и покупает кобальт синий, кадмий красный, охру золотистую, сиену жженную, ультрамарин светлый, белила титановые, виридоновую зеленую… Она едет в супермаркет и покупает всяких вкусностей. Она мчится к нему по вечерней Москве. Она злится на светофоры, пробки, на все и всех, что мешают ей побыстрее добраться до мужчины, который сейчас ей очень нужен. Перед которым она чувствует себя виноватой. Отчего же так много препятствий на этом пути?
        Вот и лифт в его подъезде не работает. Черт! Черт! Черт! Она взлетает по лестнице. И тяжелые пакеты отчего-то кажутся легкими. Звонит в его дверь. Только бы он открыл! Только бы он захотел ее выслушать! Вот слышны его шаги. Вот он отпирает дверь. Вот он ее открывает. Вот он! Как же она по нему соскучилась! Она протягивает ему пакеты. Он принимает их. Не слишком-то деликатно швыряет их на пол. Бутылки вина звякают почти обреченно. Саша и художник замирают на несколько мгновений, глядя друг другу в глаза.
        - Прости!  - шепчет она.
        А он, молча, ее обнимает.
        В ту ночь Саша впервые провела с художником всю ночь. Впервые она проснулась рядом с ним. Впервые увидела его утреннего: слегка помятого, сонного, ворчливого. Впервые она с ним завтракала. Жарила ему яичницу. Поила его чаем. Даже сахар размешала в его огромном бокале с отколотой ручкой.
        А потом она неслась на работу в несвежем белье, с нечищеными зубами, с хаосом на голове и в голове. А, может быть, они смогут жить вместе? Или все-таки нет? Будет ли для нее привлекателен этот человек, если они будут видеться постоянно? А что она вообще испытывает к этому человеку? Можно ли это плотское наваждение считать любовью? Или это страсть? Или это просто вожделение? Что произойдет, если чары взаимного влечения рассеются? Захочется ли ей видеть этого мужчину? Или она полностью утратит к нему интерес? А он к ней?
        Их молчаливые свидания продолжились. Только происходили они реже - Саше приходилось разрываться между двумя своими страстями: художником и фотографией.
        Однажды она принесла ему свои работы.
        Она разложила перед ним на грязноватом полу ворох ярких фотографий. Были среди них две, которыми она особенно гордилась. Тонкий, обреченный силуэт девушки на фоне серой холодной реки. Маленькая голубоглазая девочка в огромном венке из кленовых листьев. Художник смотрел на фотографии отчужденно. Ни одна работа не привлекла его внимания. Ни одну не взял он в руки. Ни одну не рассмотрел хорошенечко. Потер ладонью подбородок и произнес как-то равнодушно:
        - Молодец, научилась на кнопочку нажимать. Пойдем лучше, я тебе свою новую картину покажу. Сегодня закончил. Великолепно получилось, по-моему. Все-таки, я гений!
        Саше хотелось выть. Но она решила не обижаться на этого человека, который, то ли считал, что гений на всем белом свете только один - он сам, то ли ему было вообще все равно, чем занимается его любовница. Все же обиделась. Но виду не подала. Когда они стояли перед новым полотном художника, он задумчиво начал гладить Сашу по заду, и ее снова затрясло, залихорадило. И самой ей было уже плевать на это огромное, великолепное, безусловно, гениальное полотно. И безразлично было, что рука, которая ее сейчас гладила, создала это самое полотно. И ей не было дела до того, что это очень редкая рука, способная творить красоту. Она любила эту руку только за то, что она умеет так талантливо доставлять удовольствие ей, Саше. Так стоит ли удивляться, что и обладатель этой руки ценит Сашу исключительно за способности доставлять ему наслаждение. Может быть, когда-нибудь и наступит момент, когда за Сашиным телом художник разглядит личность. А, может, и не наступит. К чему эти терзания? Его рука ласкает ее зад. Сейчас, в это мгновение только это и имеет значение. Разве нет?
        И вот однажды, когда Москву поливали ледяные ноябрьские дожди, художник обнял Сашу, а тело ее не пронзил привычный трепет. Ее тело осталось равнодушным к его прикосновениям. В тот вечер Саша отдавалась художнику просто по привычке. Просто ради приличия. Просто, чтобы не обидеть мужчину, с которым делила ложе всю осень.
        Страсть ушла также неожиданно, как и возникла…
        На прощанье Саша купила у художника две картины. Собственно, за этим она и пришла к нему в самый первый раз. На прощанье он сказал ей, что она самая роскошная сука из всех сук, что бывали у него в мастерской. Он закрыл за ней дверь, обмакнул кисть в краску и забыл о своей осенней любовнице по имени Саша. Возможно, навсегда. Ее прикосновения тоже перестали вызывать в нем трепет.
        Москва. Конец осени. Страстной бульвар. Снег
        Снег валит крупными хлопьями. Несколько навязчиво прикрывает темную наготу земли. Мир утратил краски. Точнее, их осталось только две: черная и белая. Снег щедрыми мазками белит осень, превращая ее в зиму. Снег - отличный художник. Великий творец, равнодушный к славе.
        Саша идет по Страстному бульвару. Шею ей оттягивает фотоаппарат. Она снимает деревья, которые снег покрывает белыми одеждами. Снимает жесткую графику решеток оград, за которыми снег создал светлый, контрастный фон. Снимает пустые скамейки, уютно прикрытые снежными попонками. Снимает следы чьих-то ног на зыбком снеге. Саша счастлива.
        Она замерзла. Пальцы рук покраснели и скрючились. Саша улыбается - еще немного и руки ее станут похожи на крестьянские. Какая же путаница возникнет с определением ее социального статуса! Где бы найти такие перчатки, чтобы были тонкими-тонкими, но при этом теплыми-теплыми?
        Она устала. Садится на скамейку. Достает сигарету. Закуривает. Смотрит на бульвар не через объектив фотоаппарата, а собственными глазами. Просто глазами. Это для нее уже непривычно. Как странно! Вдруг куда-то исчезают машины, столбы, электрические провода. По мостовой катят кареты и повозки. По бульвару движутся господа в суконных пальто и цилиндрах, дамы в капотах и шляпках, завязанных под подбородками огромными бантами.
        Какая милая фантазия! И какая реальная! Саша даже ощущает слабый запах навоза. А, может, такой и была Москва двести лет назад? Она вдруг представила, как написал бы Страстной бульвар, заваленный первым снегом, ее художник. То есть теперь уже не ее. Впрочем, не важно. Он наверняка, оставил бы на бульваре машины, все эти рекламные щиты, столбы и провода, но населил бы его персонажами в цилиндрах и капотах, которые только что плавно проплыли по заснеженным дорожкам в Сашином воображении.
        Жаль. Жаль, что она не художник. Жаль. Жаль, что так вышло с тем художником. Она иногда скучает по нему. Но не слишком сильно и не слишком часто. И все же… Отчего так вышло? Отчего так быстро все закончилось? И что это вообще было? Это ведь не любовь была? Нет. Так, мелкая, краткосрочная страстишка. А, может, Саша вообще не способна больше любить? Может, мужчины для нее теперь всего лишь средство удовлетворения похоти и ничего более? А любовь вообще существует? А бывает ли вечная любовь? Может быть, она, Саша, какая-то ущербная, раз не способна на сильные чувства? А так ли уж хороши они, сильные чувства? Добавляют ли они человеку счастья? Может быть, гораздо радостнее скользить от одной случайной связи к другой и наслаждаться мгновениями легкой, необременительной влюбленности?
        Сигарета истлела, и ее останки были погребены под тонким слоем свежевыпавшего снега. Саша совсем замерзла. Поднялась со скамейки и побежала искать какую-нибудь кофейню.
        Здесь тепло и накурено. Только вот незадача - все места заняты. Саша растерянно озирается по сторонам. Нет, ни одного местечка.
        - Девушка, присаживайтесь, если хотите,  - женский голос.
        - Да, спасибо! Пожалуй, воспользуюсь вашим предложением - очень уж замерзла,  - Саша будто бы извиняется. Она усаживается за маленький столик у окна напротив дамы лет пятидесяти. Саше неловко. Она не знает, необходимо ли ей теперь разговаривать с женщиной, которая великодушно приютила ее за своим столиком или можно выпить кофе молча? Решает действовать по обстоятельствам. Подходит официантка. Совсем молоденькая, стройная девушка. Саша отмечает, что девушке недостает лоска: из косметики только тушь, а ведь ради приличия могла бы и губки подмазать, и тон нанести. Нужно же иметь уважение к клиентам! Тут же ловит себя на мысли, что просто завидует молодости этой девушки: она так хороша, что не нужен ей ни тон, ни помада, да и уважать клиентов она вовсе не обязана, если уж по-честному. Заказывает каппучино с карамелью и фокаччу с пармой. Смотрит в окно. Там по-прежнему валит снег.
        - Кажется, зима пришла,  - тихо произнесла дама напротив.
        - Кажется, пришла,  - отозвалась Саша.
        - Вы фотограф?  - женщина указала глазами на Сашин кофр.
        - Нет-нет, я только учусь,  - Саша даже покраснела, ее впервые назвали фотографом.
        - Простите мое любопытство, но не могли бы вы показать ваши работы?
        - Там ничего особенного,  - Саша покраснела еще сильнее.
        - Мне все равно любопытно,  - женщина улыбнулась ободряюще.
        - Хорошо,  - Саша открыла кофр, достала фотоаппарат, протянула женщине.  - Смотрите.
        Минут десять дама рассматривала фотографии на дисплее фотоаппарата. Саша наблюдала за выражением лица женщины: она то улыбалась, то хмурилась, то хихикала. То грусть мелькала в ее глазах, то умиление, то радость. Наконец, она вернула Саше фотоаппарат.
        - Вы фотограф,  - изрекла она.  - Настоящий фотограф. Художник. Пока не достает мастерства, но талант определенно есть. У вас необычное видение мира. Вы остро чувствуете неповторимость каждого мгновения жизни и умеете это запечатлевать. Вы прекрасно передаете настроение. Простите мою самонадеянность, но мне кажется, вам стоит побольше уделять внимания портретам. Вы видите людей, видите их суть.
        - Вы имеете какое-то отношение к фотографии?  - спросила Саша подозрительно, но слова женщины определенно были ей приятны.
        - Не совсем так. Я имею отношение к изобразительному искусству в целом. Но, к сожалению, довольно опосредованное. Я искусствовед. А когда-то мечтала стать художником,  - лицо женщины стало печальным.
        - Отчего же не стали?
        - Говорят, что в критики идут те, у кого нет истинного таланта. Те, кто не смог стать музыкантом, певцом, писателем, режиссером, актером. Злые люди!  - она усмехнулась.  - У каждого свой путь. И критиками становятся по разным причинам. Как и фотографами. Как и кем угодно. И не становятся теми, кем хотели бы стать тоже по разным причинам,  - она замолчала. Отхлебнула остывший кофе.
        - Я забросила живопись, потому что человек, которого я любила… То есть люблю… Он не оценил меня, не поддержал. Сказал, что я занимаюсь глупостями, а я ему поверила… Я ему всегда верила, даже если знала, что он лжет.
        Официантка принесла заказ. Саша с удовольствием отхлебнула кофе. И вдруг неожиданно для себя спросила:
        - Вы сильно любите этого человека?  - женщина кивнула.  - А это хорошо, когда любишь слишком сильно? Или плохо?
        - А вы что же, сами этого не знаете?  - удивилась женщина.  - Вы, безусловно, молоды, но вам ведь не шестнадцать лет? Неужели вы никогда не любили?
        - Не знаю. Иногда мне кажется, что любила, иногда, что нет. Я не знаю, что такое любовь. Не знаю, можно ли считать те чувства, которые мы иногда принимаем за любовь любовью.
        - Глубокое замечание. И все же мне кажется, истинную любовь ни с чем не спутаешь.
        Саше захотелось оспорить это утверждение, но она сдержалась. Очень уж хотелось услышать историю подлинной любви. А вдруг, она все же существует? Вдруг? И тогда Саше будет во что верить.
        - Расскажите,  - просто попросила Саша.
        - Вам, действительно, это интересно?  - дама скрестила руки на груди.
        - Мне, правда, интересно. Понимаете, я не верю, что бывает на свете настоящая большая любовь, а так хочется верить. Очень хочется! Без этой веры сложно жить. Очень сложно!
        - Настоящая любовь, это вовсе не сказка со счастливым концом.
        - Я догадываюсь,  - произнесла Саша мрачно.  - Ну и что с того? Это повод избегать любви?
        - Нет! Для меня точно нет!  - дама выпрямилась. Глаза ее засияли.  - Любовь - это самое ужасное и самое прекрасное, что может случиться с человеком в жизни! Несчастен тот человек, кто не пережил этого чувства! Девушка, мне еще кофе, пожалуйста!  - обратилась она к проходившей мимо официантке.  - Хорошо, я расскажу вам. Это слишком интимно, но ведь мы никогда больше не увидимся,  - уговаривала она сама себя.  - У нас нет общих знакомых, поэтому я могу себе позволить роскошь откровенности. Ну, так вот…
        Дама достала сигарету. Закурила. Некоторое время задумчиво смотрела в окно. Саша терпеливо ждала.
        - Мы познакомились, когда я была еще совсем юной. Мне было тогда девятнадцать лет. Была я в те времена восторженной студенткой Суриковского института… Н-да. Я была полна иллюзий и радужных надежд. Я мнила себя великим художником. В перспективе, разумеется. Мне уже грезилась слава Кандинского, Малевича и Коровина вместе взятых. Ну, на худой конец, намеревалась превзойти в своих творческих успехах Зинаиду Серебрякову. Преподаватели меня хвалили, родители нарадоваться не могли. Все мое существование состояло исключительно из творчества. Я была старомодная, нежная, ранимая барышня, мало знавшая о реальной жизни…  - Она затянулась сигаретой.
        - И я практически ничего не знала о мужчинах. Они были для меня совершенно загадочными существами: непонятными, странными и… невыразимо притягательными. То есть сначала я вообще не обращала на них ни малейшего внимания, и для них, как ни странно, я была вроде как человеком-невидимкой… А когда мне исполнилось восемнадцать лет, я будто спящая красавица очнулась от морока, заметила что вокруг полно симпатичных ребят, что все подружки давно по парам, и только я одна-одинешенька все ношусь со своими красками да мольбертами, да маминой-папиной опекой. А они, надо сказать, с детства мне внушали, что мужчины, это коварные существа, что среди них полно негодяев, которым только одного от девушек и нужно. При этом они не уточняли, чего именно. Требовали, чтобы относилась я к мужчинам с крайней осторожностью, а лучше и вовсе с ними не связывалась, а обратила бы все свои силы и все свое время на учебу. Так я и жила… А потом… Благодарю вас!  - официантка принесла кофе.  - А потом… Появился он. К тому моменту, когда он появился, я уже томилась в предвкушении любви. Я ее жаждала каждым атомом своего сердца. Он
начал преподавать у нас на втором курсе. Это была любовь с первого взгляда. Я как вошла в класс, увидела его, так и обмерла. Так и пропала в ту же секунду. Знаете, он был невыносимо красив. И артистичен. Представляете, высокий, стройный брюнет лет тридцати. В заграничном, пижонском твидовом пиджаке с замшевыми заплатками на локтях, в потрепанных джинсах, сразу видно, что фирменных. Тогда рода одежда тогда была большой редкостью. А в глазах… В глазах неимоверная усталость… Захотелось его пожалеть, приласкать, чтобы в них засветилась радость. Почему-то я была уверена, что смогу это сделать… Что у меня получится. Более того, я была убеждена, что именно я и должна исполнить эту миссию…
        Влюбилась… А он на меня и не смотрел даже. Кто я для него была? Обычная студентка. Таких, как я, у него десятки были. Да и внешность у меня была ничем не примечательная. Бледная моль. Волосики белесые, глазки светлые, тощенькая. Или стяблая, как говаривала про меня бабушка. Косметикой в те времена я не пользовалась…
        Извелась вся. Утешала себя тем, что вижу его, слышу его, а больше, вроде как, мне ничего и не нужно. Но мне этого было мало. Я запрещала себе об этом думать, но знала, что этого мне мало. Он мне снился. Почти каждую ночь. И там, в этой плохо изученной реальности, я получала от него все, что хотела. Там он был моим. Самое забавное, когда он в действительности стал моим, он настоящий, не мог сравниться с тем страстным горячим мужчиной, который являлся мне во сне. Но я-то принимала свои ночные фантазии за чистую монету. Мне даже казалась, что истинная моя жизнь и проистекает во снах. Просыпаться не хотелось… А в настоящей жизни… Он был единственным преподавателем, кто меня не хвалил, кто не восхищался моими работами и не прочил мне великого будущего. Напротив…  - она несколько раз глубоко вздохнула, будто пытаясь справиться со слезами. Глотнула кофе.  - Напротив, он говорил, что с точки зрения мастерства у меня есть определенные перспективы, но вот искры Божьей во мне нет. Говорил, что я ремесленник, но не творец. Не художник. С саркастической усмешкой рекомендовал мне заняться хохломской росписью.
Вот это, по его словам, должно у меня получаться блестяще… Самое ужасное, что только ему я и верила. Все остальные восторги я игнорировала. Они как бы для меня не существовали. Я рыдала по вечерам. Долго, безутешно. Хотела даже бросить училище. Не ушла только потому, что в этом случае я совсем лишилась бы возможности видеть его. Но энтузиазм и веру в свой талант я все же утратила… Итак, я была для него всего лишь бездарной студенткой и не кем более. Как же я страдала!
        А однажды подружка позвала меня на вечеринку в мастерскую к одному своему знакомому художнику. Она сказала, что там будет много мужчин, а мне пора уже завести роман. Она буквально заставила меня принарядиться. Сама сделала мне прическу и накрасила. Это был первый случай, когда я использовала косметику. Самое удивительное, что когда я посмотрела на себя в зеркало, я буквально обомлела: оттуда, из зазеркалья на меня смотрела изысканная красавица, утонченная и хрупкая, похожая чем-то на Грейс Келли. Подруга тоже была удивлена. Она тогда сказала, что больше я не гожусь на роль страшненькой подружки, что теперь меня нужно опасаться, поскольку я могу любого парня околдовать. Она тут же рассмеялась, обняла меня и сказала, что рада за меня и очень надеется, что я в скорости встречу всего принца. Возможно, даже сегодня. И ведь как в воду глядела! Я и встретила своего принца. Того самого! Моего недоступного преподавателя. Он тоже был там,  - взгляд дамы стал мечтательным. Саша подумала, что, вероятно, то, что она сейчас услышит - лучшее воспоминание в жизни женщины, сидящей напротив.
        - Он тоже был там… Стоял у окна со скучающим видом и прихлебывал портвейн. Еще и брезгливо морщился при этом. Этакий романтический Чайлд Гарольд. Мцыри, как-то сумевший дожить до зрелости. Невероятно красивый. Когда я зашла, он посмотрел на меня. Мне показалось, что он не сразу узнал меня. В глазах его появилась заинтересованность, а потом брови удивленно поползли вверх. Потом на лице отразилось легкое разочарование… И он… Он снова отвернулся к окну.
        Я сама подошла к нему после двух стаканов отвратительного портвейна. Я пила алкоголь впервые в своей жизни и была жутко пьяна. И невозможно смела. Я уже не помню, что я ему тогда сказала… Кажется, какую-то глупость. Что он ответил, я тоже не помню… Уж не знаю, как у меня получилось, но я увлекла его в соседнюю комнату и буквально заставила себя поцеловать. А ведь до этого я ни разу не целовалась… У меня не было никакого опыта. Он тогда рассмеялся и сказал, что меня не только живописи учить нужно, а еще и искусству страсти нежной. Сказал, что и в этом плане я полный бездарь…
        Не буду утомлять вас излишними подробностями. У нас был очень бурный и очень тайный роман. Мы скрывались от моих родителей, от друзей, от его коллег и моих однокурсников. Он ведь был моим преподавателем. Потом все открылось. Был грандиозный скандал. Его чуть не выгнали с работы за аморальное поведение, а меня чуть не исключили из института. Мы поженились. Я была счастлива своим замужеством, а ему, как я сейчас это понимаю, просто пришлось это сделать. Он был вынужден,  - дама тяжело вздохнула и умолкла.
        - А что было дальше?  - спросила Саша тихо.
        - Дальше… Дальше…Начались будни. Я считала его гением. Но, похоже, кроме меня никто так не думал. Многие считали меня гением, но он так не считал. И я ему поверила. Я превратила свою жизнь в служение своему любимому мужчине, своему кумиру, своему божеству! Я отказалась от своих амбиций художника, стала искусствоведом, чтобы иметь возможность петь оды творчеству собственного мужа. Мне казалось, что я силой своего слова, силой своей веры смогу убедить весь мир, что этот человек гений! И знаете, мне это удалось. Сейчас это называется грамотный пиар. Он стал довольно известным художником. Впрочем, ныне уже забыт. Ибо гением все же не был. Как это ни прискорбно признавать.
        - А вам не приходило в голову, что он просто вам завидовал? Что он специально внушил вам мысль о вашей бездарности, чтобы устранить серьезную конкурентку? Что он просто хотел возвыситься за ваш счет?  - спросила Саша с неожиданной для нее самой горячностью сопереживания.
        - Нет,  - ответила она устало.  - Точнее, тогда - нет, а сейчас… Да, мне приходили в голову подобные мысли, но я их списывала на свою обиду, на ненависть. Ускользающая любовь часто оборачивается ненавистью. В те моменты, когда я его ненавижу, мне приходят такие мысли, а когда снова люблю, то стыжусь этих мыслей. И начинаю его оправдывать, думаю, что не мог он со мной так поступить. Не мог! А потом думаю, что вполне мог бы. Но ведь это так ужасно! Это настолько ужасно, что кто-то погубил твой дар ради собственной карьеры, а ты позволил ему это сделать… Это же… Нет, лучше не думать об этом! Это слишком кошмарно! Это слишком!  - Дама закрыла лицо руками. Отняла одну руку, потянулась за салфеткой. Саша заметила слезы в ее глазах. Дама отвернулась к окну, проделала какие-то манипуляции с салфеткой. Затем снова повернулась к своей собеседнице. Глаза ее были сухими.  - А я бы, пожалуй, коньяку выпила. Вы как? Составите мне компанию?
        - Не могу, к сожалению, я за рулем.
        - Жаль.
        - Да мне самой жаль. Я бы тоже с удовольствием выпила,  - Саша улыбнулась виновато. Ей и в самом деле было жаль. И что коньяку не может сейчас выпить, и женщину эту, сидящую напротив, было нестерпимо жаль.
        - Ну что ж, будем сегодня трезвенницами,  - дама скорбно рассмеялась.  - Итак, я превратила свою жизнь в служение своему мужу. Я была его музой, менеджером, как сейчас говорят, его прислугой, его нянькой, матерью его ребенка, его кормилицей, его поддержкой, его опорой… Только вот… Только вот довольно скоро я перестала быть его возлюбленной…  - Женщина сжала свой бокал так, что пальцы на ее руках побелели.
        - Он сказал мне однажды, что я перестала его вдохновлять. Он сказал, чтобы писать шедевры, ему всегда нужно быть влюбленным. Только это состояние побуждает его к творчеству… Только драма, только надрыв, только новые впечатления побуждают его к творчеству. Он сказал, что если я буду ему мешать, то он уйдет. Потому что между работой и мной он без сожаления выберет работу, как любой нормальный мужик.  - Дама снова замолчала.
        - Он завел любовницу?  - осторожно поинтересовалась Саша.
        - Любовницу! Смешно! У него их были десятки!
        - И вы знали об этом?
        - Я знала всех его постоянных женщин! С некоторыми даже была знакома и поддерживала дружеские отношения. Утешала даже, когда он их бросал,  - она гордо выпрямилась. На лице появилось надменное выражение.
        - А зачем?  - тихо спросила Саша.
        - Понимаете, если по-настоящему любишь человека, то любишь его таким, каков он есть. А он был такой - классический богемный бабник. Я не могла его изменить, значит, я должна была принимать его бабником. И женщин его я должна была принимать, раз уж они были частью его жизни. Мне их даже жаль было. Появлялась у него новая девушка. Он счастлив! Летает просто, глаза горят, благоухает одеколоном, каждый день у меня чистые сорочки требует! Она, по всей видимости, тоже счастлива. А я-то… Я-то знаю, как быстро все это закончится… Знаю, что потом будут ее слезы и отчаяние, а он будет в сотый раз ошарашен собственной подлостью и будет писать как одержимый, пытаясь заглушить пустоту в душе, которую он сам себе и организовал. Да, мне было жаль этих наивных девочек, которые жаждали великой любви, а были всего лишь бабочками-однодневками, недомузами, единственным предназначением которых было возбудить угасающее вдохновение недогения.
        - А вам себя никогда не было жалко?
        - Извините, я вас не понимаю. Почему я должна себя жалеть?  - дама посмотрела на Сашу с неподдельным удивлением.
        - А разве легко жить с мужем, который постоянно изменяет?
        - Вы находите, что жена гулящего мужа являет собой жалкое зрелище?  - дама оскорбленно поджала губы. Саша смущенно кивнула.  - Позвольте с вами не согласиться. Жена, которая не знает о похождениях своего благоверного, действительно, жалка. Жалка супруга, которая знает об интрижках своего мужа, и тем не менее живет с ним, боясь потерять его самого, его деньги, крышу над головой… Насилует себя и живет. А у меня, знаете ли, совсем другой случай. Я избрала служение своему мужчине. Совершенно осознанно, как это теперь модно говорить. Если ему необходимо быть со многими женщинами, значит, я должна принять это… Я обязана была помочь ему достичь Олимпа. Это предназначение подруги жизни гения. Я делала это во имя своей любви к нему! И это вовсе не жалкая миссия. Это великая миссия самоотречения во имя любимого мужчины!  - Глаза дамы засияли безумным блеском.
        - Хорошее самооправдание, идеальное, чтобы жить жизнью другого человека, и не жить своей собственной,  - подумала Саша, а вслух произнесла,  - а где он сейчас?
        - Он… Его больше нет…  - теперь уже в глазах дамы блистали слезы.
        Саша посмотрела на нее вопросительно.
        - Ушел в лучший мир,  - пояснила дама.  - Но перед этим…Перед этим он оставил меня… Какая-то профурсетка так его охомутала, что он сбежал. Раньше он всегда возвращался ко мне. И сколько бы он романов не крутил, я всегда знала, что он только мой, принадлежит только мне. Я всегда знала, что он вернется, поэтому была спокойна. А когда он связался с этой… Он совсем голову потерял. Я уверена, я просто уверена, что она опоила его каким-то приворотным зельем. Возможно, она сама ведьма. Ну, да! Конечно же! Она ведьма! Самая настоящая ведьма! Она его сначала приворожила, увела из семьи, а когда он ей надоел, навела на него порчу. Вот он и умер, бедняжка! Как же это я раньше не догадалась! Она точно ведьма! Девушка, коньяку!  - крикнула дама официантке!  - Извините,  - обратилась она к Саше,  - если я сейчас не выпью, я просто сойду с ума. Точно сойду с ума! Ну, да, все сходится, все сходится!  - бормотала она.  - Не мог же он по доброй воле от меня уйти. Его разум был помрачен приворотом. Это все объясняет. Да, в самом деле, это все объясняет! Как же это я раньше не догадалась?  - лицо дамы от возбуждения
пошло красными пятнами, взгляд блуждал.  - А он ведь мог бы еще жить, если бы не эта ведьма! Почему он не остался со мной? Тогда он был бы жив!
        Саша хотела сказать, что все это чушь несусветная, что это, по всей видимости, очередная красивая сказочка, чтобы оправдать себя и своего блудливого мужа, чтобы обвинить во всех своих бедах постороннего человека, а себя обелить. А что? Вроде бы вполне благородная роль - пожертвовать своей жизнью ради благополучия любимого человека. Только вот… Только вот, каково было этому самому человеку принимать такую жертву. Да он, поди, всю жизнь только и мечтал о том, чтобы сбежать от этой женщины, освободиться и от нее, и от ее великой жертвы. Да он, наверное, всю свою жизнь чувствовал себя перед ней виноватой. И умер, не вынеся тяжести этой вины. Чур, меня, чур! Не дай бог, кто-то захочет пожертвовать ради меня своей жизнью! Не дай бог! И я, пожалуй, не готова ничем жертвовать ради кого-то. Даже вот этой воскресной чашкой кофе и беседой с этой одержимой любовью незнакомкой.
        Вслух она ничего не сказала. Пила свой остывший кофе. Смотрела в окно, за которым все падал и падал снег.
        Дама тем временем, молча, припала к коньяку.
        - Он ведь умер?  - спросила Саша после нескольких минут молчания.
        - Умер,  - эхом отозвалась дама.
        - А почему тогда вы ведете себя так, будто он еще жив, и вы по-прежнему ему верно служите?
        - Что вы себе позволяете? Это не ваше дело!
        - Да, вы правы,  - согласилась Саша.  - Это не мое дело. Вы жалеете кого угодно только не себя. И никому жалеть себя не позволяете. А мне вас и не жалко. Вы сами выбрали этот путь. Чего вас жалеть? Можете и дальше прозябать в вязкой паутине своих воспоминаний и бесплодных сожалений. Но, ведь можно все изменить!
        - Поздно, да и незачем,  - упавшим голосом произнесла дама. Взгляд ее померк.  - Моя духовная жизнь закончилась в ту самую секунду, когда он испустил свой последний вздох. Осталось лишь мое тело, которое только по какой-то нелепой случайности все еще двигается, ест, пьет, спит. У него еще почему-то есть какие-то желания.
        - Может быть, потому, что вы - это не он. И то, что он умер, вовсе не значит, что вы умерли тоже.
        - Нет, нет, нет. Я умерла вместе с ним.
        - А передо мной сейчас сидит румяный призрак и пьет вполне настоящий коньяк, который пахнет виноградом, цветами и солнцем!  - Саша рассмеялась. Дама в ответ тоже сдержанно улыбнулась и сделала интеллигентнейший в своем минимализме глоточек.  - Я совершенно посторонний вам человек. И мне совершенно все равно, что будет с вами дальше. Я даже не узнаю этого, потому что больше никогда вас не увижу. Да, я даже не знаю, как вас зовут. Ибо мы, презрев все законы элементарной воспитанности, так и не познакомились, хотя при этом умудрились поведать друг другу самое сокровенно о себе. Итак, мне совершенно безразличны и вы, и ваша дальнейшая судьба, но… Но я все же скажу. Выскажу свое мнение. Просто взгляд со стороны. Впрочем, можете расценивать мои слова как совет. Я, безусловно, не призываю вас ему следовать. Так вот. Мне кажется, что вам стоит перестать служить человеку, которого больше нет. Вы можете продолжать любить его, но вот служить ему уже бессмысленно. Ваша миссия завершилась. Теперь у вас должна появиться другая миссия.
        - Какая?  - простонала дама.
        - Служить самой себе.
        - Как?
        - Не знаю. Думаю, это известно только вам. О чем вы мечтали, когда еще не встретили своего будущего мужа и не принесли свою жизнь ему в жертву?
        - Я вам говорила - стать великим художником.
        - Открою вам маленький секрет: вы теперь свободны и можете осуществить свою мечту.
        - Поздно,  - прохрипела дама.
        - Не буду вас разубеждать. Только выглядите вы вполне здоровой, и, думаю, вполне в состоянии держать кисть в руках. А с вашими связями и талантом в области пиара вы в два счета создадите о себе общественное мнение, как о новой звезде на небосклоне русской живописи. Ведь так?  - дама хитро и даже несколько самодовольно ухмыльнулась.  - Вижу, что это так. Не буду вас больше утомлять нравоучениями, благодарю вас, что приютили меня за своим столиком и за потрясающую историю,  - Саша положила на стол деньги за свой заказ и поднялась.  - Еще один вопрос, если бы можно было вернуться в прошлое, вы бы снова влюбились в этого человека? Вы бы повторили свою судьбу?
        - Да!  - без колебаний ответила дама.  - Я счастлива, ибо в моей жизни моей была подлинная любовь. Не каждого награждает господь бог таким даром. Желаю, чтобы и в вашей жизни она случилась.
        - Прощайте!
        - Прощайте!.. И помните, портреты! Вам нужно больше уделять внимания портретам!  - крикнула дама вслед удаляющейся Саше.
        Саша брела к своей машине. Она была в ярости. Природу своей ярости она объяснить не могла, ибо всегда проще что-то понять про другого, чем про себя самого. Она почему-то злилась на эту женщину из кафе, с ее так называемой любовью. Какая это любовь? Это что-то такое удушающее, липкое, как паучьи сети, попав в которые живым уже не выбраться. И самое поганое, что невозможно разобраться, кто из этой пары здесь паук, а кто жертва, в такой кокон все закрутилось.
        Саша злилась на себя, что ее по каким-то неведомым причинам так взволновала эта история, которая вроде бы не имела к ней никакого отношения. Или все же имела? Какое? Никого никогда не душила Саша своей любовью. Никому она никогда не служила. Никому не приносила себя в жертву. Или приносила? Помнила ли она о себе, о своих интересах, когда жила со своим мужем? Не была ли ее жизнь после его ухода подчинена избавлению от зависимости от него? Все эти случайные связи, все эти вспышки псевдолюбви, разве не были способом убежать от своей тоски по нему? Разве она ищет новую любовь? Нет, она всего лишь пытается забыть старую. И вот, когда ей уже начало казаться, что она все забыла, что она, наконец, по-настоящему свободна, ей встречается женщина, которая возвращает ее на землю, тыкает носом в ее проблемы, которые никуда не исчезли…. Так, что она там говорила про портреты? Да, она права… Портреты. Портреты. И никакой любви.
        Между тем, дама в кофейне несколько минут задумчиво глядела в окно, затем заказала еще коньяку, неспешно выпила, улыбнулась загадочно, расплатилась по счету, накинула на плечи несколько потрепанную, но все еще роскошную соболью шубку и покинула заведение. Колокольчики над дверью прощально звякнули.
        А потом дама почти вприпрыжку направилась в магазин для художников. На лице ее мерцала все та же загадочная улыбка. «Это была никакая не женщина-фотограф,  - думала она,  - это был ангел. Я уверена, я просто уверена, что это был ангел! И его послал мне ОН! ОН его ко мне направил! ОН даже там, на небесах заботится обо мне! ОН думает обо мне! Боже, какое счастье! Даже там ОН меня любит! Я ведь знаю, что любил Он только меня и никого больше! Любимый, ты хочешь, чтобы я снова начала рисовать? Я буду! Буду! Ради тебя все, что угодно!»
        Москва. Ресторан на Тверском бульваре
        - Посмотрите на себя с усмешкой!
        Щелк.
        - Отлично! А теперь улыбнитесь самодовольно!
        Щелк.
        - А теперь изобразите грусть!
        Щелк.
        - Радость! Представьте, что вы заработали очередной миллион!
        Щелк!
        - Чудесно!
        Саша работала над серией портретов «Человек перед зеркалом». Она поверила даме из кофейни. Захотелось попробовать себя в роли портретиста. А почему бы и нет? Тем более что пустота в душе настоятельно требовала от нее действий. Вовремя встретилась Саше та дама. Очень вовремя. Саша тут же вспомнила, что она уже сто лет мечтала фотографировать людей перед зеркалом. Она давно заметила, как преображается человек, когда смотрит на себя. Он становится таким, каким хотел бы, чтобы его видели другие. Но парадокс в том, что таким его никто никогда не видит, кроме него самого. Потому что в обычной жизни он не может контролировать свою мимику и становится совсем не таким, каким бы ему хотелось…
        Сашу увлекла идея запечатлеть людей такими, какими они хотели себя видеть. Вопрос с моделями решился удивительно просто - она просила об этой услуге своих клиентов, и многие соглашались.
        Он приходил два раза в месяц. Стригся только у Саши. Никого больше не подпускал к своей седеющей, не слишком обильной шевелюре. Был с Сашей вежливо-равнодушен. Иногда снисходил до сдержанных улыбок и ничего не значащих шуток. Он был непростой клиент - никогда не расставался с телефоном. Попробуйте, постричь человека, если к его уху неизменно прижат телефон. Саша умела. За это он ее и ценил. Не то что бы он был как-то неприлично богат. Он был просто богат.
        Она решилась.
        - У меня к вам не совсем обычное предложение.
        - Что за предложение?  - он настороженно посмотрел на нее в зеркало, будто она собралась попросить у него большую сумму денег. У него зазвонил телефон.  - Извините. Але. Да. Да. Нет. Послушайте, займитесь этим вопросом дальше!  - он нажал отбой.  - Так что у вас за предложение?  - обратился он к Саше.
        - Понимаете…  - Саша нервно хихикнула.  - Я увлекаюсь фотографией и сейчас работаю над серией портретов «Люди у зеркала».
        - И? У меня мало времени.
        - Попозируйте мне, пожалуйста!  - выдохнула Саша.  - У вас такое необычное лицо! Я мечтаю вас сфотографировать! Всего пятнадцать минут!  - тараторила она.
        - Куда пойдут эти фотографии?
        - Боюсь, что никуда. То есть в мой личный архив,  - вздохнула Саша.  - Я только начинаю как фотограф и персональных выставок пока не устраиваю.
        - Интернет?
        - Только с согласия модели.
        - А я смогу получить эти снимки?
        - Да, разумеется.
        - Сколько они мне будут стоить?
        - Нисколько.
        - Как это?  - он отклонил очередной вызов на своем телефоне.
        - Я не зарабатываю фотографией. Это мое хобби. Поэтому ваши снимки я вам подарю.
        - Занятно,  - протянул он.  - Давно уже женщины не баловали меня подарками. Все как-то больше я их балую. А вы презабавный экземпляр,  - он весьма неучтиво осмотрел Сашу с ног до головы,  - ну что ж… приступим? У вас двадцать минут. К сожалению, больше я не могу вам уделить…Хотя и хотелось бы,  - он обольстительно улыбнулся.
        Саша унеслась за камерой.
        - Посмотрите на себя с усмешкой!
        Щелк.
        - Отлично! А теперь улыбнитесь самодовольно!
        Щелк.
        - А теперь изобразите грусть!
        Щелк.
        - Радость! Представьте, что вы заработали очередной миллион!
        Щелк!
        - Чудесно! Просто чудесно! Ну, вот, пожалуй, и все! Хотелось бы, конечно, долго, обстоятельно, по правилам, свет выставить, но, увы… Увы… Мои модели, к сожалению, все люди занятые! Огромное вам спасибо!
        - Да, чрезвычайно занятые. Но, все же и у нас случаются свободные минутки,  - он снова посмотрел на Сашу оценивающе.  - Знаете что, Александра, а не поужинать ли нам вместе?  - он заглянул в ежедневник в своем телефоне.  - Так, так, так… Ну, скажем, в следующую среду, в семь тридцать?
        Теперь Саша посмотрела на него оценивающе. Она никогда не видела в нем потенциального любовника или даже ухажера. Она знала, что у него есть женщина, с которой он живет, и еще целый гарем из молоденьких наложниц. Она никогда и предположить не могла, что может заинтересовать такого господина. К тому же она никогда не видела себя в роли наложницы. Что же делать? Отказать или согласиться?
        - Минуточку, сейчас я посмотрю, свободна ли я в это время,  - Саша уткнулась в свой телефон, хотя, честно говоря, понятия не имела, есть ли в нем ежедневник. «Собственно, а почему бы и нет?» - решила она. Один ужин еще ничего не значит.  - Да, кажется, этот вечер у меня свободен. Пожалуй, я приму ваше приглашение.
        - Вот и славно! Буду ждать! Только вот… Фартучек свой не забудьте снять!  - он хохотнул и покинул салон.
        - Хам!  - крикнула Саша ему вслед и рассмеялась. Она, действительно, во время фотосессии забыла снять свой рабочий фартук, и ее в первый раз позвал на свидание простой русский миллионер. Должно быть, это будет забавное приключение. Или опасное? Или это будет вовсе не приключение? Во что я вляпалась? Все будет чудесно! Точно, все будет чудесно!
        Что там надевают на свидания с простыми русскими миллионерами? Нужно быть красивой-прекрасивой? Нужно соответствовать своему спутнику? Но она ведь не миллионерша. Надеть лучший наряд? А зачем? Чтобы произвести на него впечатление? Так она уже вроде бы произвела, будучи в простой черной майке, джинсах, балетках и фартуке, будь он неладен. Нужно ли усугублять впечатление, которое она уже успела на него произвести? А вдруг получится ерунда какая-нибудь, вдруг он ей совсем не понравится. И что тогда? Что тогда делать с впечатлением, которое она уже успела произвести?
        Ресторан, куда ее пригласил клиент, Саше был знаком. Бывала там пару раз. В первый раз, когда он только открылся и был безумно модным, она отмечала там свой день рождения. Оделась вроде бы со всем шиком, который только могла себе позволить, а все равно чувствовала себя в заведении, похожем на небольшой дворец, нищенкой профилакторской. Ресторан поражал великолепием забытого стиля шинуазри. Во второй раз она пришла сюда даже не ради роскошной утки по-пекински, которая так понравилась ей, не ради прекрасного обслуживания и роскошного интерьера, а исключительно ради того, чтобы справиться со своими комплексами. Она решила во что бы то ни стало почувствовать себя здесь уютно, как она чувствовала себя практически во всех ресторанах, где ей доводилось бывать раньше. И ей это почти удалось. Но, очевидно, не совсем. Иначе, отчего же, повинуясь какому-то подростковому задору ее так и подмывало надеть на ужин какие-нибудь драные джинсы, желательно еще и грязные. И миллионер вызывал у нее протест, и ресторан. Ужасная глупость! Мальчишество! То есть девчачество! Стоп! Нет такого слова. А почему нет такого
слова? Это какая-то лингвистическая дискриминация по половому признаку. Несправедливо! Надела в итоге простое черное платье. Спокойное, но элегантное. Молчаливое. Не говорящее ни о чем. Чтобы миллионер ни в коем случае не заподозрил, что Саша относится к нему хоть с каким-то интересом. Кто их знает, этих миллионеров, что у них там на уме?
        К ресторану Саша подбежала с опозданием в десять минут. Собственно, сначала она ехала на такси, но, угодила в жуткую пробку, поэтому остаток пути она преодолела пешком. Швейцар нехотя распахнул перед ней дверь…
        Простого русского миллионера в зале не было. Было полно каких-то других миллионеров или не миллионеров, словом, мужчин респектабельного вида, а вот нужного не было. Саша присела за стол, заказала воды без газа, принялась рассматривать росписи на стенах и потолке, люстры и райскую птицу в центре зала. Взгляд, однако, не задерживался на всех этих стилистических красотах и излишествах, а устремлялся к двери. В нее входили разные люди, а нужного все не было. А вдруг он не придет? Вдруг он забыл? Вдруг у него изменились планы? А почему он тогда не позвонил? У него же есть ее телефон. Почему он не идет? Почему он не звонит? Кажется, все официанты уже над ней смеются. Меню! Да, надо изучить меню. Так она не будет выглядеть слишком подозрительно. Так, возможно, не будет слишком бросаться в глаза ее тягостное ожидание. Наверное, она представляет собой жалкое зрелище - женщина, на свидание с которой не пришел мужчина. Вот так взял и не пришел. Только бы не разреветься. Это будет совсем уж унизительно. А, собственно, какого черта она должна киснуть тут в ожидании какого-то там необязательного и
непунктуального мужика? Действительно, какого черта? Она ведь находится в одном из лучших ресторанов этого циклопического мегаполиса. Она сама может заплатить за свой ужин. Она, в конце концов, может просто подняться и уйти в другое место, в котором ей будет более уютно.
        Нет, какого черта? Она будет ужинать именно здесь! И ей, в общем-то, плевать, придет этот легкомысленный миллионер или нет. У нее будет праздник, непременно будет! Ведь она находится наедине с лучшим человеком на земле. С собой. Ибо кто может быть лучше для нее, чем она сама? То-то же! Никто.
        Он ворвался в ресторан, когда Саша заворачивала кусок утки в тонкий блинчик и уже думать о нем забыла. Плюхнулся на стул рядом с Сашей.
        - Уф-ф-ф! Извините,  - произнес он, слегка задыхаясь,  - уже не чаял, что застану вас здесь. Спасибо, что дождались.
        - Прошу прощения,  - ответила Саша надменным тоном,  - я здесь никого не жду, я просто ужинаю.
        - Не сердитесь. Форс-мажор на работе. Всякое бывает. Хотя если бы я был на вашем месте, я бы не просто очаровательно надулся, а взбесился бы. Я даже не знаю, что я бы сделал с человеком, который вот так бы опоздал, к тому же даже не соизволил бы предупредить об этом. Прибил бы, честное слово!
        - Может быть, я сейчас, мирно жую уточку, а на самом деле тоже замышляю какое-нибудь кровопролитие?
        - Впечатляющее чувство юмора!  - он примирительно улыбнулся.  - Как я могу загладить свою вину?
        - Шампанского хочу,  - попросила Саша капризно.
        - Будет вам шампанское. Что еще?
        - Больше ничего.
        - Уткой поделитесь? Очень есть хочется. А когда еще мне заказ принесут.
        - Ладно, уж, угощайтесь. Я все равно столько не съем.
        Они занялись едой.
        - А знаете,  - сказал он с набитым ртом,  - я частенько опаздываю на встречи. Грешен, каюсь. Иногда я опаздываю и на встречи с красивыми женщинами. И, честно говоря, с такой реакцией, как ваша, сталкиваюсь впервые. Сидит, совершенно спокойная, кушает, на меня и внимания не обращает.
        - А как обычно реагируют?  - Саше стало немного обидно, что этот наглец при ней упоминает других женщин, но любопытство пересилило.
        - Да по-разному,  - он усмехнулся.  - Некоторые уходят, другие начинают названивать мне каждые пять секунд, третьи, когда удостоверятся, что я все-таки приеду, заказывают без меня все самое-самое дорогое. Одно такое опоздание мне обошлось тысячи в две евро. Представляете! Одна фифа догадалась заказать «Шато Марго» восемьдесят шестого года. Редкостная стерва была,  - он мечтательно улыбнулся.  - Умела пакостить изощренно. С фантазией! Но это не самая занятная история,  - он рассмеялся, будто собирался рассказать анекдот.  - Представляете, я прихожу, а малолетняя свистушка, с которой я уже месяца два встречался, сидит за столиком с каким-то господином, щебечет весело, вино пьет, а господин этот ее коленки лапает. Я говорю, это что такое? Господин глаза прячет, а она заявляет: ты опоздал, а он меня к себе позвал. Что я отказываться должна? Тебя же не было! И он к тому же богаче тебя. Так что до свиданья!
        - А вы что?
        - А что я? Сказал: ну-ну! И ушел. Неприятно было, конечно. А с другой стороны, совершенно пустая девчонка была, но молодая и красивая. Очень красивая, понимаете? Дорогая такая игрушка. Я тогда рассудил, что мне - приличная экономия, а тому лоху - дополнительные расходы. И еще неизвестно, кому повезло!  - он громко и как-то не совсем прилично расхохотался. Несколько человек за соседними столиками обернулись на этот хохот. Саше отчего-то стало стыдно за своего спутника. А еще стыднее за себя, ведь сидит она сейчас рядом с мужчиной, который повествует о своих женщинах, практически незнакомому человеку. Более того, женщине, за которой он, предположительно, намерен приударить. Да еще и не слишком-то уважительно о них отзывается. Что он, интересно, будет говорить о ней, Саше, если вдруг…
        - А зачем вы мне все это рассказываете?  - поинтересовалась она.
        - Вы спросили, я ответил!  - он пожал плечами. У него зазвонил телефон.  - Извините,  - обратился он к Саше.  - Да!.. Я задержусь…. Нет, ненадолго… Минут двадцать… Я на совещании… Я не знаю, когда оно закончится… Ты хочешь, чтобы я сидел у твоей юбки и лапу сосал? И ты тоже лапу сосала?… Не знаю, когда я приду… Я сказал, минут через двадцать?… Да, минут через двадцать, но это при самом благоприятном стечении обстоятельств… Все… Все… Не могу больше говорить… Все… Целую… Целую. На чем мы остановились?  - уже к Саше.
        - На том, что я спросила, а вы ответили.
        - Ну, да. Вас что-то смущает?
        - Нет-нет, что вы. Боже упаси!
        - Опять ирония?
        - Вам показалось,  - Саша постаралась улыбнуться искренне.
        - Я предлагаю выпить за вас!  - он поднял бокал.
        - Не возражаю,  - ответила Саша и тоже подняла бокал.
        Он снова рассмеялся.
        - Редкое чувство юмора… И редкая женщина,  - добавил он, взял Сашу за руку и посмотрел ей в глаза с очевидной симпатией. Саша подумала, что он этот взгляд, наверное, долго репетировал перед зеркалом, и улыбнулась своим мыслям. Он воспринял ее улыбку как знак симпатии к нему. Очевидно, поэтому он сжал Сашину руку сильнее, а затем приступил к легким поглаживаниям.
        Опять это чертово любопытство! Это чертова охота за новыми ощущениями! Ведь ее руку впервые гладит настоящий миллионер. Она же не может сразу отдернуть свою руку! Ощущение тогда не зафиксируется в ее памяти, поскольку она не успеет его прочувствовать. И опять же, интересно, что там будет дальше? Это же весьма увлекательно, когда ты участвуешь в пьесе и в качестве актера, и в качестве зрителя одновременно. Неплохо бы быть в ней еще и режиссером, только тогда непредсказуемого финала не получится. А в этом приключении главное - именно непредсказуемый финал.
        - Вы знаете,  - повествовал простой русский миллионер, не забывая поглаживать Сашину руку,  - мы все рабы условностей, образа жизни и стереотипов, навязанных нам извне. Редко кто может им противиться. Я вот - не могу. Вы думаете, нам нравится возиться с этими малолетними вертихвостками, которые только за деньги готовы притворяться, что относятся к нам хоть с какой-то симпатией. Я уже не помню, когда в последний раз спал с женщиной бесплатно. Дайте-ка подумаю,  - он и в самом деле задумался.  - Лет десять назад, не меньше. Я тогда еще менеджером среднего звена был. Тогда еще женщины если и любили, то меня лично, а не мои деньги. Хм-м-м… Вот ведь какая странная ситуевина получается… Ты вкалываешь как проклятый, зарабатываешь деньги, ну… в силу разных причин и для разных, в общем-то, целей, но в том числе и для того, чтобы женщины тебя любили сильнее, а получается ерунда какая-то… Пока ты не слишком богат, любят тебя самого, бескорыстно, так сказать, тебе дарят любовь. А как только становишься состоятельным господином, все, что раньше само падало тебе в руки, теперь приходится покупать. Причем, за
вполне приличные деньги… Да, действительно, странная ситуация,  - он отпил шампанское из бокала. Официант тут же подлил еще.
        - О чем я говорил?
        - О том, что вам на самом деле не нравится возиться с молоденькими, свеженькими и весьма привлекательными вертихвостками.
        - Ну да. А вы что мне не верите? Какую-то я иронию чувствую в ваших словах.
        - Не верю,  - Саша усмехнулась.
        - И правильно не верите. Раскусили вы меня,  - он снова как-то не вполне прилично расхохотался.  - Давно не имел дела с умными женщинами. Навык подобного общения, так сказать, утрачен.
        - Это вы мне сейчас комплимент сделали, надо полагать?
        - Именно! Именно! Девчушки-то они всем хороши, только вот глупы как пробки. Или это я себе таких подбираю? А ведь иногда и с умной женщиной поговорить хочется. Сегодня мне повезло, умная и при этом красивая женщина согласилась со мной отужинать!  - он снова поднял бокал. Она подняла свой.
        - Вы говорите, что любовь вы исключительно покупаете?  - спросила Саша спустя некоторое время. Он кивнул.  - И что же все продаются?
        Он снова кивнул.
        - Все?
        - Я не знаю, к счастью это или, к сожалению, но абсолютно все.
        - А меня вы тоже намерены купить? Или я как-то неправильно восприняла ваши намерения?
        Он смущенно кашлянул.
        - Вы всегда такая прямая?
        - Нет.
        - Значит, я удостоился особой чести?
        - Вы уходите от ответа.
        - Я же не обязан на него отвечать?
        - Не обязаны,  - Саша пожала плечами.
        Он выпустил Сашину руку и занялся едой.
        - Знаете,  - вернулся он к разговору через несколько минут,  - когда ты собираешься завести отношения с женщиной, которую ты не просто хочешь, а которая тебе интересна, как-то не думаешь о материально-денежных отношениях. Мужчины ведь тоже умеют влюбляться. Понимаю, что это звучит несколько необычно в моих устах, поскольку я только что сделал все, чтобы выглядеть в ваших глазах законченным циником… Что вы опять усмехаетесь? Так вот, иногда хочется каких-то простых, человеческих отношений. Но почему-то… Почему-то всегда так получается, что все в итоге сводится к деньгам. Покупать я вас не собирался. Скажу честно. Я хотел просто вам понравиться, потому что вы мне понравились. И вот смотрю я на вас и понимаю, что теоретически, купить вас можно. Я вижу, вы не хотите продаваться, это не ваша жизненная стезя. Вы из другой породы женщин. Но все-таки и вас, скорее всего, можно купить. Это только вопрос цены. Итак, давайте сыграем в игру. За что вы готовы продаться?
        - Вы ведь это не серьезно?  - Саша скривилась.
        - Я же сказал, это игра. Конечно, несерьезно,  - у него снова зазвонил телефон.  - Да, малыш!.. Нет, сегодня я занят… Почему ты думаешь, что я с другой женщиной?… Не говори глупостей… Я устал от твоих нелепых подозрений… У меня деловые переговоры… Что потом?… Потом я еду домой… Солнце мое, у меня есть семья… Я тебе перезвоню. Все, целую… Целую… Перезвоню. На чем мы остановились? Ах, да? За что вы готовы продаться?
        - Кому?
        - Мне.
        - Не знаю. Кажется, ни за что. По-моему, я вообще не готова вам продаться.
        - Это иллюзия. Все имеют свою цену. А если я вам предложу открыть салон красоты где-нибудь в Париже, например? Или помочь вам найти каких-нибудь очень пафосных клиентов. Или как-то способствовать вашему пиару, продвигать вас и сделать суперпопулярной. Как Сергей Зверев, например.
        - А это в ваших силах?
        - Ага! Вот вы уже и заинтересовались!
        - Вовсе нет. Мне просто любопытно.
        - Не оправдывайтесь! Признайтесь, заинтересовались!
        - Нет,  - ответила Саша серьезно.  - Мне не нужен салон красоты в Париже, и не нужна слава. Стану ли я счастливее, если меня начнут узнавать люди на улицах? Это вряд ли. Мне нравится делать людей красивыми. Любых людей, независимо от их статуса и степени звездности. Я на своем месте. Я занимаюсь своим делом. А если бы я захотела, чтобы у меня было то, о чем вы только что говорили, я могла бы всего этого добиться сама. Но мне это, по всей видимости, не нужно. Так что, боюсь, у вас не получится меня купить. Только не обижайтесь. Раз уж мы сегодня общаемся в режиме предельной откровенности…
        - Вы удивительная женщина! И, по всей видимости, счастливая. Редко кто может похвастаться, что он в этой жизни занимает именно свое место. Давно мне такие не встречались!
        - Кстати, вот,  - Саша полезла в сумочку и достала оттуда конверт, протянула простому русскому миллионеру.
        - Что это?
        - Это ваши фотографии. Я обещала вам их подарить.
        Он достал из конверта фотографии. Начал рассматривать. Саша наблюдала за его реакцией. Он довольно улыбался.
        - Забавно,  - наконец, протянул он,  - вот уже много лет никто не видит меня таким…
        - Каким, таким?
        - Да вот таким, мальчишкой! Настоящим мальчишкой! На других фотографиях я то излишне уверенный в себе господин, то сноб, то надменный джентльмен. А у вас - мальчишка! Даже немного наивный. А ведь в душе-то, в душе-то я именно такой и есть! Как вы угадали?
        - Не знаю,  - ответила Саша.  - Почему-то я увидела вас именно таким. Мне показалось, что снобизм, цинизм, это все напускное. Это маска. Рыцарские доспехи жителя жестокого города. Далеко ли тут уедешь, будучи наивным мальчишкой?
        - Да, вы правы,  - усмехнулся он,  - чтобы выжить в этом дивном городе, нужна крепкая броня.  - Знаете, а вы талантливы. Помимо того, что вы так точно улавливаете суть людей, у вас еще и композиция прекрасная, и ракурсы, и настроение в ваших работах есть. Вы художник! Настоящий художник! Чем я могу вас отблагодарить за эти фотографии? Не люблю, знаете ли, оставаться в долгу.
        - Заплатите за мою утку,  - Саша рассмеялась.
        - Да, сразу видно, что вы из тех эмансипированных женщин, которые привыкли платить за все сами! Утка - это само собой. Я, видите ли, из тех старомодных мужчин, которые не позволяют женщинам платить за себя в ресторане. Хоть чем-то я вас все-таки могу отблагодарить?
        Саша задумалась.
        - Можете. Да, можете, мне хотелось бы с вами дружить. Да, именно так. То есть, мне хотелось бы, когда вы в следующий раз придете ко мне стричься, чтобы вы на несколько минут отвлеклись от своего телефона и немного поговорили со мной. Вы ведь чудесный собеседник. Очень интересный.
        - Занятно! Это ваше пожелание сродни просьбе привести аленький цветочек из дальних стран. Вроде, очень простая вещь, а проще клад отыскать, чем этот самый аленький цветочек. Хорошо, дружба так дружба. Думаю, мне тоже будет приятно с вами дружить. Или все же я могу рассчитывать на нечто большее, чем дружба?  - он снова завладел Сашиной рукой. На сей раз она мягко убрала свою руку.
        - Давайте не будем загадывать,  - Саша рассмеялась.  - Вы мне очень нравитесь. Но, во-первых, с женатыми мужчинами я только дружу, а, во-вторых, мне нравиться быть единственной, а не одной из многих. Такие уж у меня жизненные принципы.
        - Уважаю принципиальных людей! Вы потрясающая,  - он поцеловал ей руку.
        Ночью Саша сидела на подоконнике, смотрела на темную улицу и ругала себя. В ее ли одиноком положении разбрасываться мужчинами, а тем более простыми русскими миллионерами? Какой-то очень сомнительный подвиг отвергнуть хорошего человека. Тем более, когда ты одна, совсем одна. Ну, подумаешь, у него таких Саш десятки. Ну и что? Тоже гордая нашлась, хочет быть единственной! В ее-то возрасте хотеть быть единственной! Ха-ха, два раза. О, боже! В ее-то возрасте, а все юношеский максимализм. Пора бы уже повзрослеть! Пора!
        Саша забралась в свою холодную постель. Сон не шел.
        Она села за компьютер. Принялась обрабатывать фотографии. Через пять минут она напрочь забыла о простом русском миллионере. Снова вспомнила, только когда совсем-совсем устала и вернулась в постель. Она все сделала правильно. Все сделала правильно! Не стоит размениваться на компромиссные варианты, которые мало ее устраивают. Она бы ревновала, она бы чувствовала себя униженной. Она бы звонила ему так же, как звонили ему эти неизвестные ей женщины, пока Саша сидела с ним в ресторане. Она бы допрашивала его, а он бы ей врал. Зачем ей это нужно? Нет, ей это совсем не нужно. Тем женщинам, скорее всего, действительно, нужны от него деньги. А ей? А ей - нет. Она сама умеет зарабатывать. Нет, ей же не нужно быть с кем-то только ради того, чтобы с кем-то быть. Она уже не хочет быть с кем-то только из страха одиночества. Она уже не боится одиночества. Потому что одиночества вообще не существует. Одиночество - это фикция. У каждого человека есть близкий человек в этом мире - это он сам. Главное, любить этого человека. Саша уже научилась его любить. А простой русский миллионер? Если получится, она с
удовольствием будет с ним дружить. Вот так.
        За несколько дней до Нового года он пришел к ней в салон с коробкой, обернутой золотой бумагой. Коробку венчал внушительный красный бант.
        - Это вам, подарок к празднику,  - сказал он и церемонно вручил ей коробку.
        - А что там?
        - Это, к сожалению, не аленький цветочек, но я уверен, что вам понравится.
        Саша открыла коробку. Там лежали объектив и вспышка, о которых Саша как раз мечтала.
        - Как вы угадали?  - спросила она восхищенно.
        - Я хороший друг. И немного волшебник,  - он улыбнулся. Наивно, совсем как мальчишка.
        Вьетнам. Поселок Муйне. Конец декабря
        Бирюзовый океан, истекая пеной, неистово бьется о берег. Песок слепит белизной, воспетой рекламными роликами о райской жизни. А над всем этим в голубом небе реют сотни цветных полумесяцев. Все, как на том снимке, который Саша видела около года назад у прекрасного кайтера, который, вероятно и не кайтер вовсе, а настоящий языческий бог. Теперь это реальность.
        Саша бредет по берегу океана. В руках у нее фотоаппарат. Она снимает все подряд. Улыбчивых продавщиц фруктов, торговцев бусами и ракушками, море, небо. Она счастлива. Бывает так, что ожидание намного приятнее того, чего, собственно, ты и ожидаешь. Бывает так, что ожидания не оправдываются. Бывает по-разному.
        Саша и сама не знала, чего она ждала от этого путешествия. Да, ничего особенного. Она просто хотела увидеть, как бирюзовый океан истекает белоснежной пеной, как в небе парят сотни цветных полумесяцев. Она не думала о том, как это зрелище может изменить ее жизнь. Она просто хотела это увидеть. Сама не зная зачем. Она просто хотела ощутить радость безмятежности. Она просто мечтала оторваться от обыденности. Она просто хотела лететь. На кайте или без него. Может быть, просто воспарить на невидимых крыльях невыносимой легкости, которую надеялась обрести. Или не надеялась. Нет, не надеялась. Перед путешествием во Вьетнам, она вообще ни на что не надеялась. Старалась не надеяться. Она просто хотела туда поехать…
        Потому что как-то в одну из ноябрьских темных долгих ночей, когда тень покинутого ею художника еще окончательно не рассыпалась в прах, когда мысли об этом мужчине все еще беспокоили ее, она вспомнила о своем желании. О желании, которое она загадала в новогоднюю ночь посреди шумной, пьяной Тверской, в объятьях незнакомых таджиков. Она даже записала свое желание в красную записную книжку, чтобы уж наверняка не забыть. Так вот, она тогда загадала, встретить свою новую любовь и еще поехать во Вьетнам. Что ж, за этот год судьба свела ее с несколькими мужчинами, но она так никого и не смогла полюбить. И никто не смог полюбить ее. Не встретила она своего единственного. Значит, еще не время. Значит, господь бог пока еще не подобрал ей пару. Или решил, что еще не достойна она обрести свою половину. Тут Саша ничего изменить не может. Но ведь поехать во Вьетнам, это вполне в ее власти. Пусть хоть эта часть волшебного новогоднего желания сбудется. И вот оно сбылось. Саша счастлива.
        Она бредет по пляжу и фотографирует все подряд. Солнце обжигает ее кожу. Океан гладит ее ноги. В голове ее роятся замыслы: за две недели, что ей предстоит провести в этом местечке со смешным для русского уха названием Муйне, она хочет создать целую галерею портретов вольных людей, смысл жизни которых составляет погоня за вечно ускользающей волной. А еще она намерена успеть поснимать чудесных маленьких вьетнамцев с их верными конями-мотобайками, на которых они ездят поодиночке и целыми семьями. На которых они перевозят кур в клетках, фрукты, рыбу, черепах, кобр, да все что угодно. Мотобайки напомнили ей муравьев с моторчиками, которые способны перенести груз, в сотни раз превышающий их собственный. Как здесь, во Вьетнаме, все мило и забавно! Саша счастлива.
        А завтра 31 декабря. А завтра Новый год! В холодильнике в ее номере покоится бутылочка шампанского. И в самую главную ночь в году она выпьет ее одна под огромными пальмами, как новогодними игрушками, увешанными гигантскими кокосами, и загадает желание, чтобы ни один из них не упал ей на голову. И она не пойдет ни в какие кафе, что гостеприимно толпятся на улице сразу за воротами ее отеля. И ей будет хорошо одной. Потому что она уже научилась быть наедине с собой. Ей с собой больше не скучно. Потому что Саша счастлива…
        А вечером Саша идет по улочке, меняет доллары на местные донги и заглядывает в магазинчики, покупает пушистые личи и колючие питахайи. Сердобольная вьетнамка мажет Сашину пригоревшую на солнце кожу куском алоэ, не совсем, впрочем, бесплатно. Но Саша все равно ей признательна. Она идет дальше. Она смотрит на россыпи искусственного жемчуга на прилавках. Она покупает глупые копеечные бусы и тут же надевает их на шею. Здесь они хороши, а потом их придется выбросить или спрятать куда-нибудь подальше. Но сейчас они ей нужны, очень нужны. Без них просто никак. Она заходит в ресторан, самый известный в этом местечке. Ее встречает русский хозяин, высокий худой мужчина, с длинными волосами, собранными в хвост. Он приносит ей меню. Как это странно здесь, на краю света, видеть родные буквы в экзотическом меню. Как это приятно, здесь, на краю света чувствовать себя как дома. Она заказывает устрицы, запеченные в чесночном соусе и пиво «Сайгон». Она закуривает сигарету, прикрывает глаза от тихого удовольствия, полного покоя. А когда открывает…
        А когда открывает, она замечает, что за соседним столиком сидит мужчина и что-то печатает на маленьком черном ноутбуке, курит и прихлебывает красное вино. На лице его блуждает туманная улыбка. Это уже было! Было! Только тогда это было не во Вьетнаме, а на Крите. Тогда был июль, а сейчас предпоследний день декабря. Тогда рядом плескалось море, а сейчас негромко шумит ночной Муйне. И мужчина был другой. Но этот тоже какой-то смутно знакомый. Знакомый. Где-то она уже видела его.
        Он поднимает голову. Смотрит на Сашу. Прищуривается. Его брови удивленно плывут к лысине. Его губы стремятся к ушам.
        - Тезка!  - кричит он,  - тезка, ей богу!  - он вскакивает, роняет стул, опрокидывает бокал с остатками вина. Он в два неловких, тяжелых прыжка оказывается рядом с Сашей.
        - Как же я рад вас видеть! Господи, я столько месяцев мечтал встретить вас, бродил по Москве, вглядывался в лица прохожих, а мы тут… Тут встретились! Не может быть! Нет, такого просто не может быть! Что, я после этой встречи должен снова поверить в чудеса? Ну, надо же! Вы здесь!  - Саша смотрит на него недоуменно. Кто же это? Кто?
        - Вы меня не помните?  - он, наконец-то, заметил ее растерянность.  - Ну как же! Помните?! Прошлая осень. Москва. Патриаршие пруды. Мы с вами шампанское пили на скамейке. Я еще топиться собирался. Вот, дурак-то был! А вы мне денег дали и сказали, что я еще могу начать все сначала. Помогли вы мне тогда. Поцеловали и сбежали тут же. А я там потом стоял еще полчаса как током ударенный, ошалевший, счастливый даже, впрочем, вы-то этого уже не видели. Ну, вспомнили?
        - Вспомнила! Точно, Александр, который утратил веру в людей! Да вас просто не узнать! Вы теперь вон какой, загорелый, цветущий, радостный!  - Саша вскочила из-за стола и обняла мужчину как старого друга.  - Такая встреча! Действительно, чудеса!
        - Пойдемте, пойдемте,  - тараторил он,  - давайте сядем за мой столик. Что вы заказали?
        - Устрицы.
        - Устрицы, это очень хорошо, но раз уж вы во Вьетнаме, нужно попробовать что-то экзотическое. Непременно. Черепаховый суп, кобру, крокодила, что-то такое. Пойдемте! Пойдемте! Вам принесут заказ за мой столик. Или я пересяду к вам!
        - Не суетитесь!  - Саша улыбалась.  - Совершенно все равно, кто за чей столик сядет. Это совершенно не важно. Давайте, я к вам пересяду.
        Они переместились за столик Александра.
        - Рассказывайте, рассказывайте, как вы поживаете?  - торопил он,  - как вы здесь очутились?
        - Просто приехала. Ничего особенного. Лучше расскажите, как вы? Когда мы виделись в последний раз, вы были в очень плачевном состоянии, а сейчас у вас вполне цветущий вид. Весьма любопытно, как могла произойти подобная метаморфоза.
        Подошла официантка - маленькая, тоненькая девушка, рядом с которой Саша почувствовала себя огромной толстой женщиной, хотя на родине считалась очень стройной и даже миниатюрной. Официантка принесла Саше пиво.
        - Нет, нет, нет!  - запротестовал Александр.  - Не нужно сейчас пить пиво. Понимаете, пиво - это очень такой, как бы это сказать, обыденный напиток, а у нас с вами такое событие! Эта совершенно невообразимая, абсолютно нереальная встреча! Понимаете, это несопоставимые вещи - наша встреча и пиво! Нужно пить шампанское или, по крайней мере, вино! Тут, кстати, неплохое вино. Не зря же Вьетнам долгое время пребывал в статусе французской колонии. Вина?
        - Вина.
        - Белого?
        - Белого,  - Саше, собственно, было решительно все равно, что пить - она была счастлива, оттого, что оказалась в этой стране, еще больше она была счастлива оттого, что встретила Александра - ведь когда-то она приняла участие в его судьбе, и, вероятно, вскоре ей предстояло узнать, насколько это ее участие было значительно.  - Мне не терпится узнать, как вы из состояния потенциального самоубийцы переместились в состояние довольного жизнью, умиротворенного господина?
        - Минуточку, и я удовлетворю ваше любопытство,  - он доброжелательно улыбнулся официантке и ткнул пальцем в пункты меню, где значились белое вино и черепаховый суп.  - Вы знаете,  - произнес он после того, как официантка удалилась,  - после нашей встречи, я вдруг понял всю глубину невообразимой глупости моего тогдашнего состояния. Как вы сказали: «Крыша над головой есть, руки есть, значит, все не безнадежно»? Этому вашему знакомому я звонить, конечно, не стал. У меня ведь у самого десятки знакомых. Мне отчего-то казалось, что все от меня отвернулись, потому что я внезапно стал нищим, стал никем, но после встречи с вами я вдруг понял, что не могут все быть негодяями. Подобное просто невозможно. Не могут люди, с которыми ты долгое время дружил, любил их, оказаться бесчувственными, жестокими подлецами. Нельзя судить всех людей по одному козлу, который тебя предал. Оказалось, что множество моих друзей не смотря ни на что, по-прежнему относятся ко мне с симпатией и сочувствием и ценят меня как профессионала, к тому же. Словом, я с легкостью нашел себе работу, причем вовсе не охранником - я занял
руководящий пост. Не самый высокий, разумеется, но, тем не менее… И вот днем я работал, а по вечерам возникала какая-то гнетущая пустота. И она требовала заполнения. И я… Стыдно признаться…  - он покраснел под своим загаром,  - и я начал писать роман.
        - Роман?  - Саша поежилась от подступившего ощущения дежавю.
        - Да, роман. Фантастика. Я же несостоявшийся ученый. То есть состоявшийся, но потом увернувшийся в бизнес. То есть, получается, несостоявшийся все же. Да, именно так, не состоявшийся. А тут каким-то странным образом выяснилось, что в фантастке можно удивительным образом реализовывать и свои ученые амбиции, придумать свои не случившиеся открытия, да и просто продемонстрировать свои обширные, так и не пригодившиеся знания. А еще я ведь очень хорошо писал всегда, да и говорил тоже. Я же первые места на всех олимпиадах по литературе занимал. И тут удивительная вещь - можно совместить и лирика в себе, и физика. Я когда первые десять станиц текста написал, так счастлив был! Да, счастливее меня в мире человека не было! Так странно все… Как только вы мне встретились и оказались добры ко мне абсолютно беспричинно, просто так, мир вдруг снова перестал быть враждебным, он снова стал мне улыбаться. И, знаете, как-то все наладилось…
        Официантка принесла вино. Разлила по бокалам.
        - За встречу!  - Александр поднял бокал.
        - За встречу!  - отозвалась Саша.  - Все это прекрасно, но все же не объясняет, как вы оказались здесь. Если вы устроились на работу, значит, вы должны были работать, а не болтаться по вьетнамам. Таковы уж законы нашего жестокого города.
        - Да, да! Вы абсолютно правы! Но так уж получилось, что насущная необходимость работать отпала. Понимаете, я даже молился по ночам: Господи, сделай так, чтобы я мог спокойно писать свой роман и не думать о хлебе насущном! На самом деле, я даже не знаю точно, верю ли я в бога. То есть я думаю, что должен быть в мире некий высший разум, который гипотетически, может и быть тем, кого мы привычно называем богом. Ну, да, Бог, очевидно, есть, вот этот высший разум или что-то вроде того. Видимо, ему я и молился. И, как ни странно, он услышал мои молитвы. И вот это и есть самая интересная и самая непредсказуемая глава моей не придуманной истории.
        Официантка принесла черепаховый суп.
        - Вы пробуйте, пробуйте,  - вдохновенно подбодрил Сашу Александр.  - Он необыкновенно хорош. Бульончик хлебайте. Мясо можете не есть. Оно довольно специфическое. Жестковатое.
        - Я пробую, пробую,  - отозвалась Саша.  - Так что там произошло?
        - Вы не поверите!
        - Отчего же, поверю! Еще как!
        - Он вернул мне мои деньги!
        - Кто он?
        - Мой бывший друг, который предал меня и отнял у меня все!
        - Так бывает?
        - Как выяснилось, да! Однажды он пришел ко мне в мое убогое жилище. Он был пьян. Сильно пьян. Он валялся у меня в ногах и молил о прощении.
        - С чего это он вдруг надумал раскаяться?  - Саша оторвалась от супа и скептически посмотрела на Александра.
        - Думаете, раскаяние не может придти к человеку просто так?  - он усмехнулся.
        - Я склонна иногда верить в чудеса, но мне все же кажется, что человека нужно очень больно пнуть, чтобы он решился совершить что-то по истине благородное. Тем более отказаться от того, что уже попало к нему в руки.
        - В ваших словах определенно есть здравый смысл!  - он расхохотался.  - К сожалению. Да, вы правы. Правы, черт вас возьми! Все было не от чистоты душевной, не от раскаяния! Отнюдь! Благородный жест был порожден страхом. Жутким, животным страхом. После того, как он отобрал у меня все, он заболел. Очень серьезно заболел. Вы знаете, бывают такие болезни, которые не поддаются излечению. Спасти от которых может только чудо. Бывают такие болезни. И вот он пришел во мне и вернул все в надежде, что произойдет чудо, что он излечится. Он, наконец, понял, что все, что он у меня отнял, не стоит его жизни. Он так мне и сказал. А еще он рассудил, что если уж он все-таки умрет, то, по крайней мере, избежит ада, если он очистится: вернет мне то, что украл. Знаете, мы можем верить в бога, можем быть атеистами, но никто из нас не знает, что ждет нас после смерти. И наш разум говорит нам, что на всякий случай, лучше подстраховаться, лучше замолить свои грехи. Мы ведь, людишки, тщеславны! Никто из нас не может принять мысль, что мятущаяся наша душа смертна! Конечно! Тело-то, да! Пусть сгниет, хотя тоже жалко,
конечно! Но, душа! Душа! Та, что летала, страдала, любила, парила, искала, надеялась, мечтала! Как она может умереть? Нет! В это все отказываются верить. Душа вечна. Вот он и пришел ко мне спасать свою вечную, бессмертную душу.
        - Вы его простили?
        - Простил еще до его прихода. Еще когда, первые страницы своей книги написал. Ведь если бы не он, так и не случился бы мой роман. Даже и в проекте бы его не было. И вас бы я не встретил,  - Александр покраснел. Как юнец. Саша украдкой улыбнулась.
        - А он выжил?  - спросила она.
        - Да! Он мне потом сказал, что если бы не мое прощение, отдал бы богу душу. А так он подумал, что если на свете есть люди, которые способны прощать предательство, то в таком мире стоит задержаться подольше. Да он хороший человек… Даже не знаю, что это на него нашло, когда он деньги мои отбирал. Видно, бес вселился. Так ведь говорят? А тут еще… Жена-то от него молоденькая сбежала, как только он слег. Зато старая вернулась. Она-то его и подняла на ноги. Она его всегда любила. Любым любила. Выходила его. А как только он окреп, говорит: «Ты не обязан быть мне благодарным, если хочешь - будь со мной, если нет, я уйду, и ни в чем тебя не буду винить. И претензий никаких предъявлять не буду, ты мне ничего не должен - я это сделала только потому, что хочу, чтобы ты жил. Со мной или без меня. Ты свободен!». Святая женщина! Пока они вместе. А что дальше будет, одному богу ведомо!
        - Н-да, ему повезло…  - протянула Саша.  - Видимо, не зря говорят, что господь любит раскаявшихся грешников. Все это прекрасно, только я так и не поняла, как вы оказались здесь.
        - Когда я снова стал состоятельным человеком, я понял, что я больше не хочу зарабатывать деньги… Ну, по крайней мере, некоторое время. Я понял, что это для меня сейчас не слишком важно. Понял, что я хочу посвятить себя творчеству и по счастливому стечению обстоятельств, могу себе это позволить. Я все не мог решить, в какую страну поехать, чтобы там было спокойно и вдохновенно, но однажды увидел фотографию в каком-то журнале: бирюзовый океан, а над ним бесчисленные цветные полумесяцы. Вьетнам. Навел справки. Понял, что эта страна мне подходит. И вот я здесь. Уже два месяца. И, знаете, здесь у меня просто потрясающая производительность - девяносто страниц! Я уже близок к финалу!
        - Я так за вас рада!  - воскликнула Саша.
        - А я рад видеть вас! Вы ведь меня спасли. Именно вы. Вы добрый ангел, признайтесь? Хотя, нет! Лучше уж будьте женщиной, не ангелом!  - он поцеловал ей руку. И подлил еще вина.
        Официантка принесла устрицы. Они были восхитительны. Саше даже показалось, что ничего вкуснее она в жизни своей не ела. Этот теплый вечер на другом конце света, эти устрицы, это вино, которое на самом деле, оказалось не таким уж и хорошим, этот человек, который показался ей вдруг таким родным и близким, все это наполнило Сашу каким-то глубинным, неистребимым счастьем.
        - А что произошло с тобой за этот год?  - спросил он. Как-то незаметно и очень естественно он перешел на «ты».
        - Я училась любить свое одиночество,  - ответила Саша.  - Я училась любить себя «саму по себе», не зависимо от того, есть со мной рядом мужчина или нет. Я училась любить жизнь, в которой больше нет любви.
        - Получилось?
        - Получилось,  - она вздохнула.
        - Ты умница. У тебя должно было получиться. Я сразу понял, что ты особенная, еще тогда, на скамейке у Патриарших. Это ведь не каждому дано, вернуть к жизни человека, который больше не хочет жить. А тебе дано…
        - Это была случайность.
        - Ничего случайного не бывает. Ты ведь знаешь.
        - Знаю… Да, теперь я уже это знаю точно…
        Он проводил ее до двери бунгало, в котором она остановилась. В глазах его сияли азиатские звезды. В ее глазах сияли азиатские звезды. В ушах их торжественно звучал величественный оркестр океанского прибоя. Отчего же так сложно поцеловать этого мужчину сейчас? Когда он снова уверен в себе, когда он больше не жалок, когда он счастлив? Почему? Почему он сейчас не целует ее? Он ведь хочет. Это же видно, что хочет! Неужели никогда человек не перестает быть застенчивым подростком. Нет, не так, неужели всегда будут возникать ситуации, когда человек будет чувствовать себя застенчивым подростком. Как смешно! Как нелепо! Боже, как глупо! Как это прекрасно!
        - Спокойной ночи!
        - Спокойной ночи!
        Хлопает дверь. Щелчок - Саша включает в бунгало свет. Шорох - по стене пробегает гекон и скрывается в невидимой щели. Звук удаляющихся шагов за дверью.
        Боже, а вдруг они больше никогда не встретятся? А завтра Новый год. И Саше уже не хочется встречать его одной с бутылкой шампанского под пальмой, украшенной огромными кокосами.
        Вьетнам. Поселок Муйне. Новый год
        Утром на веранде бунгало Сашу ждал огромный букет цветов и конвертик, в котором лежали пятьсот долларов и коротенькая записка: «Почту за честь встретить с Вами Новый год. Заранее благодарен. Искренне ваш». На оборотной стороне листка был номер телефона.
        Саша за завтраком кушала супчик со стеклянной лапшой и вьетнамские блинчики со свининой. Она непрестанно улыбалась. Люди за соседними столиками взирали на нее недоуменно. Соотечественники традиционно настроены подозрительно, когда дело касается необъяснимо счастливых лиц. А ей было решительно все равно, как на нее смотрят.
        «С удовольствием приму ваше приглашение»,  - пишет она ему смс. И продолжает глупо, беспричинно улыбаться. Или счастье, это вполне убедительная причина для улыбки?
        Он нашел ее на пляже. Полуголый, конечно, он не был похож на юнцов и стройных вечно полуголодных художников, которые были ее эпизодическими спутниками на протяжении уходящего года. Да, он не был так хорош, но он был какой-то родной. И его, немного оплывшее и отнюдь не худое тело, стало отчего-то вдруг очень желанным. Собственно, она и не видела его стареющее уже тело. Разве оно имело какое-то значение? Она тянулась к родственной душе. Собственно, что душа Александра родственна ее, Сашиной душе, разум еще отказывался понимать, но вот сердце уже знало. Вроде бы, разум должен быть умнее, но отчего-то сердце неизменно оказывалось мудрее. И дальновиднее. Почему так? В сердце ведь нет мозгов. Оно ведь просто качает кровь. Откуда в нем мудрость? Но она в нем есть. И, может, не стоит это даже пытаться понять, как незачем понимать, почему телевизор начинает работать, если его включить в розетку. Это происходит, вот и все. К чему излишние подробности?
        Он достал крем из своей сумки.
        - Вы позволите вас намазать?  - он снова перешел на «вы». Вероятно, оттого, что был сейчас совершенно трезв и даже, кажется, несколько смущен.
        - Я уже намазалась,  - ответила Саша и покраснела. Она показала свой крем.
        - Нет, этот не годится. Вы обгорите. Здесь весьма коварное солнце. Опасайтесь его. Так вы позволите?
        - Да, разумеется.
        Он начал размазывать крем по ее плечам, по спине, неловко кашлянул и принялся мазать ее ноги.
        - У вас очень нежная кожа,  - прошептал он.
        - Все так говорят,  - ответила разомлевшая Саша. Тут же осеклась.  - То есть массажисты так говорят.
        Он рассмеялся.
        - Не оправдывайтесь! Я же не идиот, я же понимаю, что у вас было много поклонников. Меня бы скорее возмутило, если бы у вас их не было. Это было бы величайшей в мире несправедливостью.
        - Ну что ж, эта несправедливость случилась - поклонников у меня было очень мало,  - Саша вздохнула.
        - Какие ваши годы!  - он добродушно улыбнулся.  - Хотя мне, признаться, хотелось бы быть единственным и самым преданным вашим поклонником. Это не слишком самонадеянно?
        - Пока не знаю.
        - Откровенно. Идемте?
        - Куда?
        - Гулять по кромке прибоя, купаться. Вы же сюда за этим приехали?
        - Да, именно за этим.
        - Вот и идемте. А если повезет, найдем настоящую елку. Хотя я не стал бы на это слишком надеяться. Здесь и без елок хорошо. Ведь так?  - Саша кивнула.
        Он взял ее за руку и повел вдоль берега. Океан обаятельно неистовствовал, а над ним дерзко реяли полумесяцы кайтов…
        - Форма одежды - парадная,  - шепнул он ей, когда после совместного ужина проводил ее до двери ее бунгало.  - Очень парадная. Можно даже слишком. Устроим настоящий праздник. Пусть Муйне содрогнется от нашего разгула.
        Она рассмеялась. И, конечно, не поверила, что этот человек способен на настоящий разгул.
        Он зашел за ней в 11.30 по местному времени. Наряжен был в самый настоящий смокинг и галстук-бабочку. Восхищенно присвистнул, взглянув на Сашу. Она надела красное платье в пол, вполне себе, с откровенным декольте. Никаких украшений, только аленький цветочек в черных волосах.
        - Уж и не мечтал, что когда-нибудь доведется встречать Новый год с такой роскошной женщиной! А жизнь-то налаживается!
        - Вы не поверите, но я уже вообще не надеялась, что вообще буду когда-нибудь встречать Новый год с мужчиной,  - Саша вздохнула.
        - К чему эта грусть? Вы же сейчас с мужчиной. И, как мне кажется, не с самым плохим мужчиной на этой планете. Идемте?
        - Куда?
        - Экая вы любопытная.
        - Может, я боязливая,  - Саша кокетливо улыбнулась.  - Идти куда-то в ночь в чужой стране с чужим мужчиной.
        - Вы ведь уже заметили, что эта страна каким-то необъяснимым образом мгновенно становится своей. А что касается мужчины,  - он озабоченно хмыкнул.  - Мы же с вами давно знакомы. Уже больше года. Это серьезный срок. К тому же мы видели друг друга, наверное, в самом нелицеприятном виде, в каком только могли быть, так что я склонен считать, что мы знакомы близко. Словом, со мной вам бояться совершенно нечего.
        - Да, вы правы, с вами мне нечего бояться, мой рыцарь!  - она взяла Александра под руку,  - ну-с, ведите меня куда-нибудь.
        - А вы, оказывается, язва!
        - Уж, какая есть.
        - А вы мне нравитесь даже, когда язвите.
        - Отрадно слышать.
        Александр привел ее в отель, где обитал сам. На веранде его бунгало тихо играла музыка, горели десятки свечей, на покрытом белой скатертью столе, в ведерке со льдом охлаждалось шампанское, в вазе для фруктов яркими пятнами светились мандарины, а небольшой салатнице благоухал родиной настоящий оливье. Где-то совсем рядом в темноте шумел океан.
        - Вы волшебник?  - выдохнула Саша.
        - Нет! Что вы!  - рассмеялся Александр.  - Я жалкий прагматик, который подкупил шеф-повара в том ресторане, в котором мы вчера встретились, и попросил его приготовить для нас оливье и кучу разных других вкусностей уже без русского акцента. Буквально озолотил владельца лавки, торгующей свечами. Несколько улучшил материальное положение горничной, которая, собственно, сервировала для нас этот чудесный стол. Вот такое простое, тщательно спланированное чудо. Уж не обессудьте, что вам придется встречать Новый год с таким приземленным человеком.
        - Да я счастлива, что буду встречать Новый год с таким расчетливым романтиком! Я мечтала, чтобы мой Новый год во Вьетнаме был сказочным, но что он будет до такой степени сказочным, я и представить себе не могла!
        - Присаживайтесь,  - он галантно пододвинул ей стул.  - Я рад, что вам понравилось,  - он улыбнулся.  - Почему-то рядом с вами я чувствую себя мальчишкой.
        - А я почему-то рядом с вами чувствую себя настоящей женщиной. Я уже очень давно себя так не чувствовала.
        Саша не могла понять, отчего она была так откровенна с этим человеком, но лукавить, играть в какие-то игры и создавать себе образ, мало соответствующий действительности, ей не хотелось. Она припоминала их первую встречу на скамейке у Патриарших… А ведь уже тогда они обнажили друг перед другом свои души. Сразу. Очень просто. И нагота их душ не была бесстыдной. Не была похожа на стриптиз. Это было, как если бы двое влюбленных сбросили с себя одежды. Так это было естественно. Нет, не так. Это было необходимо им тогда. И, похоже, это необходимо им и сейчас. Саша поймала себя на мысли, что одежды ей сейчас хотелось бы сбросить не только со своей души, но и с тела. Она улыбнулась своей распутной мысли. Точнее, своему распутному предчувствию. Она уже знала, что это непременно произойдет.
        Они пили шампанское и говорили, говорили… Им было о чем поговорить.
        За пять минут до Нового года Александр спохватился.
        - Ой, чуть не прозевали праздник! Ну, за уходящий год! Который был самым несчастливым и самым счастливым в моей жизни! За год, в котором я сначала утратил веру в людей, а затем вновь обрел ее. Более того, благодаря тому, что я утратил веру в людей, я обрел еще и свое, как мне кажется, истинное призвание. А еще в уходящем году я снова встретил вас! Так что год был чудесный! Теперь вы.
        - А знаете, для меня этот год был таким же: самым несчастливым, и самым счастливым одновременно. Я за этот год проделала огромный путь. Я многое поняла о себе и о мире, в котором живу. Как ни странно, несчастье сделало меня в конечном итоге счастливее. И я тоже безумно рада, что снова встретила вас в этом году! За вас!
        - За вас!  - они подняли бокалы, торопливо выпили.  - А следующий год я предлагаю встретить таким образом,  - он протянул ей руку.  - Вставайте!  - она покорно встала. Он притянул ее к себе.  - Вот так, обнявшись. Ибо, как встретишь новый год, так его и проведешь, а мне бы хотелось провести его в ваших объятьях. Я не слишком сентиментален?  - он посмотрел на часы.  - Пора. С новым годом!  - завопил он.
        - С Новым годом!  - завопила она.  - Желание, желание, надо загадать желание.
        - Курантов нет.
        - Ну и что! Не важно! Надо загадать желание. Они сбываются! Сбываются! Я это точно знаю,  - Саша закрыла глаза.  - Я хочу выйти замуж за Сашу в новом году и родить ребенка от него!  - прокричала она мысленно.  - Загадала! Загадала!  - прокричала она вслух.
        - Оно ведь сбудется? Сбудется?  - спросила она у Александра, тоном маленькой девочки, которая еще не перестала верить в Деда Мороза.
        - Сбудется, обязательно сбудется, что бы ты там ни загадала, девочка моя,  - ответил Александр тоном мудрого, древнего Деда Мороза и улыбнулся как мальчишка. А потом он вздохнул, выдохнул и поцеловал Сашу. Уверенно. Как сильный мужчина - прекрасную женщину. Ибо он не был Дедом Морозом, а она не была маленькой девочкой… Он был любящий мужчина, а она… Она готова была полюбить. Именно этого мужчину… Александр спит рядом. А Саше не спится. Это что же получается, что в эту волшебную ночь сбылись сразу два предсказания? Что там говорила ведьма из поезда? Что я встречу своего мужчину там, где будет море, будет много солнца, и я уже не буду никого искать. И я могу пройти мимо этого мужчины. А ведь я бы и прошла мимо, я бы его даже не заметила бы, если бы не цепь событий, которая предшествовала этой встрече. Что там говорил Александр в ту теперь уже далекую московскую осень? Что Саша должна отправиться на поиски своей половины. И она отправилась. А думал ли тогда Александр, что ее, Сашиной половиной является он сам? Могла ли она тогда предположить такое? Нет. Какой же путь им пришлось пройти, чтобы понять
это. Как причудлива жизнь! И как прекрасна!
        Эпилог № 1. Узелки на нитях судьбы развязываются
        Утром следующего дня Саша с Александром прогуливались по берегу океана… Он стоял на песке, и в руках удерживал стропы кайта. Черный кайт, похожий на дракона трепетал в его руках. Его светлые, длинные волосы, заласканные солнцем, развивались на ветру. Это он. Языческий бог. Предположительно, Аполлон. Которого в миру называют просто - Андрей. Который однажды обладал Сашей. Потому что, очевидно, принял ее в тот момент за языческую богиню. Или нимфу. Да, скорее всего, именно нимфу, которая его жестоко отвергла. Дафну, которая предпочла стать деревом, чем отдаться Аполлону. Может быть, прекрасный бог, перевоплощается в простых смертных, чтобы настичь, наконец, свою любовь. И вот однажды зимней студеной ночью он принял за свою истинную недосягаемую любовь Сашу.
        Ошибся, конечно. А, может, наоборот, не разглядел. Не догадался, что это именно она и была…
        Она смотрела на него и улыбалась. Великолепен. Совершенен. Невообразимо красив. Божество. Настоящее божество. Он не видит Сашу. В его руках бешено бьется гигантский воздушный змей, он стоит на доске. Перед ним волна. Над его головой беспощадное и щедрое азиатское солнце. Над его головой - бесконечной бирюзовое небо. Он не видит Сашу. Зачем она ему? Он бог. А она вовсе не нимфа. Она обычная женщина. И вот он уже летит на волне. Он счастлив.
        - Самый знаменитый кайтер на этом побережье,  - говорит Александр.  - К нему очереди стоят на обучение.  - Многие считают, что это земное воплощение Аполлона.
        - Да, вполне вероятно, что он, действительно бог, но ты все равно лучше,  - говорит Саша и целует Александра в губы.  - Как ты думаешь, он счастлив?
        - Я никогда не встречал человека счастливее его.
        - Это хорошо, я рада за него,  - отвечает Саша и загадочно улыбается.  - Очень-очень.  - Уже не вслух…
        - Милочка, буду несказанно рада видеть вас на своей свадьбе!  - воскликнула отставная актриса Вера Семеновна Зайцева, врываясь в Сашин кабинет без стука.  - Вот, сделайте милость, возьмите,  - она протянула женщине приглашение. Белое, с золотыми буквами, обильно украшенное вензелями и виньетками.  - Приглашение на два лица,  - она хитро улыбнулась.  - Приходите со спутником. У вас ведь есть жених, насколько мне известно. Приходите вместе.
        - От вас ничего невозможно скрыть. Генерал сделал вам предложение?
        - Да, милочка, именно так. Я, конечно, долго раздумывала, но, в конце концов, решила его принять. Разумеется, можно было бы составить и более приличную партию, но так уж случилось, что я в него влюбилась. Понимаете, влюбилась, как какая-то зеленая гимназистка! Бабочки в животе. Забыла уже, что это такое. Перестала понимать значение данного выражения, а тут вспомнила. Все как в юности. Как в юности, понимаете?
        - Понимаю,  - ответила Саша и улыбнулась,  - еще как понимаю.
        - Тоже влюблены?  - Саша кивнула.  - А я знала, что все у вас будет хорошо. Я была в этом просто уверена. Я даже, кажется, вам об этом говорила. Только тогда вы мне не поверили. А я оказалась права, как видите. Черная полоса непременно сменяется белой, а неудача может обернуться удачей. Мы, простые смертные, не посвящены в замыслы божьи, нам не дано знать, какими путями господь бог проведет нас к нашему благополучию. Но в итоге мы непременно убеждаемся в его мудрости. Не сбеги от вас тогда муж,  - Саша напряглась,  - извините, что бережу вашу рану. Я думала, она уже зажила. И все же я продолжу свою мысль. Если бы тогда не случилось событие, о котором я только что упомянула, не встретили бы вы своего Александра, а если бы и встретили, прошли бы мимо, не заметили бы его, пропустили бы.
        - Вера Семеновна, вам бы следователем служить, все-то вы знаете.
        - Понимаете ли, милочка, люди любят обсуждать чужую жизнь, любят сплетничать. От этого никуда не денешься. Никому не под силу искоренить этот людской порок. Нужно просто его принять. Относиться не как к пороку, а как к особенности. Вот и все. Я сама когда-то была героиней сплетен. И надеюсь, что до сих пор обо мне все еще судачат. Все бабушки, мои ровесницы, кстати, у нашего подъезда, как мне кажется, только обо мне и говорят. Чуть ли не мессалиной меня считают. А я и довольна. Если обо мне говорят, значит, я еще кому-то интересна. Значит, я не просто жива, а живу насыщенной жизнью. Вот про бабушек у нашего подъезда и сказать-то нечего. Разве же это хорошо?  - Саша отрицательно покачала головой.  - Вот и радуйтесь, что вашу жизнь обсуждают. Я думаю, милочка, вам еще представится случай вновь убедиться в моей правоте,  - Вера Семеновна, похоже, слегка надулась.
        - Я готова уже сейчас подтвердить вашу правоту,  - Саша примирительно улыбнулась.  - Вера Семеновна, вы и представить себе не можете, как же я за вас рада!
        - Спасибо, милочка! Так вы придете на нашу свадьбу?
        - Да, конечно.
        - Должна вас предупредить, что церемония бракосочетания будет пышной. Так что не стесняйтесь, надевайте свой самый шикарный наряд, самые дорогие украшения, жемчуга и бриллианты. Роскошь будет вполне уместна…

        По Марусиному совершенному лицу черными змеями ползут слезы, смешанные с тушью. Совершенное это лицо мгновенно перестает быть совершенным. Оно обезображено горем и черными слезами.
        - Он уходит! Уходит! Он нас бросает!  - кричит она и принимается рыдать в голос. Саша гладит ее по голове. Она не знает, что сказать. Просто гладит Марусю по голове.  - Как же мы без него? Как я без него буду жить? Я не смогу! Я не могу без него! Не могу! Зачем мне жить дальше?  - Саша, молча, гладит Марусю по голове. А что тут скажешь? Можно сказать, что это даже хорошо, что он, наконец, ушел. Что все непременно наладится. Что она привыкнет жить без него, и, возможно, ей это даже понравится. Можно сказать, что она непременно еще встретит мужчину, который ее полюбит и будет относиться к ней более уважительно, чем бросивший ее муж. Можно все это сказать, только Маруся не поверит. Ни за что не поверит. Уж Саша-то знает.
        - Все будет хорошо, девочка моя,  - шепчет Саша,  - все будет хорошо. Я с тобой.  - Шепчет Саша. Ее не слышно из-за Марусиных рыданий.  - Где ты будешь жить? Он оставляет вам квартиру?
        - Нет, он купил нам другую. Поскромнее. Давно уже. Даже обставил ее. Готовился, сволочь! А я и не знала ничего.  - Всхлипы.  - Завтра нужно собирать вещи и переезжать.  - Всхлипы.  - А я уже привыкла! Это же мой дом! Он нас из дома выгнал. Приведет туда свою шалаву. Она будет спать на моей кровати! Понимаешь, на моей кровати!
        - Вот именно, на твоей кровати,  - говорит Саша.  - А ты будешь спать на своей новой кровати. И ничто в твоем новом доме не будет напоминать тебе о прошлой жизни. У тебя будет новая жизнь. А он останется в квартире, где все будет напоминать ему о тебе и сыне. Вот и думай, кому повезло больше.
        - Мне, повезло? Ты что издеваешься? Как в такой ситуации вообще можно говорить о каком-то везении?!  - Маруся от возмущения даже перестает рыдать. Смотрит на Сашу с ненавистью. Будто она причина всех ее, Марусиных, несчастий.
        - Тебе повезло,  - отвечает Саша жестко.  - Он не выгнал тебя на улицу. Он о тебе позаботился. О тебе и о вашем сыне.
        - Да пошел он со своей заботой! Заботливый нашелся! Ненавижу! Ненавижу! Он мне всю жизнь испоганил! Сколько лет я на него угробила! И что теперь? Он вышвыривает меня как старый облезлый шкаф! Без сожалений, без благодарности! Он остается в нашей квартире! Он остается с бабой! А я остаюсь одна! А скольких я мужиков отвергла! И все ради этого козла, который, в конце концов, меня же и бросил! Это ты называешь заботой?
        - Он не выгнал тебя на улицу,  - повторила Саша.  - Он поступил порядочно, насколько вообще сейчас можно говорить о порядочности. Поверь мне, наступит день, когда ты скажешь своему мужу спасибо, за то, что он освободил тебя от себя. Я вот своему бывшему уже сказала спасибо. Я ему и в самом деле очень признательна за то, что он ушел,  - Саша улыбается, она думает об Александре.  - Возможно, тебе предстоит сейчас пройти все круги ада, но ты должна знать, что впереди тебя неизбежно ожидает чистилище, а потом и рай. Я знаю, что сейчас в это невозможно поверить, но так будет…

        Саша заходит в книжный магазин. Ее внимание привлекает обложка одной книги среди новинок. Тонкая женщина в синем платье на фоне бирюзового моря. «Большая энциклопедия мгновений», читает она название. Имя автора. Имя автора знакомое. Слишком знакомое. Ее критский писатель. Ее незабываемое островное приключение. Прекрасное мгновение ее жизни. Он все-таки издал свой роман. Его мечта сбылась. Саша улыбается. Берет в руки книгу. Толстая, тяжелая. Необыкновенно трудолюбивый писатель.
        Саша листает книгу. Тут есть посвящение. «Музе, принявшей облик обычной земной женщины, похожей на Ахматову в молодости, посвящается. Спасибо за поддержку и веру». Саша улыбается. Идет к кассе, сжимая в руках книгу.
        Она читает книгу. Восхищается и гордо говорит мужчине, ближе которого у нее сейчас нет никого на свете, что знакома с автором этого романа. Но умалчивает о том, что знакома с ним была очень близко. Что он даже любил ее несколько мгновений. Может быть, несколько мгновений, а, может быть, и всю жизнь. Саша этого не знает.
        Пророчество писателя сбылось. В точности.
        - Два знакомых писателя у одной женщины, почти не имеющей отношения к искусству… Это удивительно и, я бы даже сказал, подозрительно,  - ревниво ворчит Александр.  - И кто из нас талантливее?
        - Конечно же, ты!  - Саша хохочет.  - Ты! Кто же еще?! Ты самый талантливый на свете человек! Самый лучший! Для меня-то уж точно!
        - Иди ко мне, моя муза!

        - Как ты относишься к живописи?  - спросил однажды Александр у Саши.
        - Весьма положительно, даже не смотря на то, что как-то один знакомый художник заявил, что у меня нет абсолютно никаких способностей к рисованию. Это, собственно, и стало толчком к моему увлечению фотографией. Знаешь, я тогда сильно обиделась на этого человека. Сама не понимаю почему. И, честно говоря, некоторое время даже испытывала отвращение к изобразительному искусству. К счастью, это длилось недолго.
        - Ну что ж, тогда я приглашаю тебя на вернисаж. Моя знакомая галеристка, у которой я в былые времена приобретал картины, позвала меня на выставку одной презабавной художницы.
        - И что же такого забавного в этой художнице?  - поинтересовалась Саша.
        - Понимаешь, она всю жизнь была искусствоведом, всю жизнь продвигала работы своего мужа-художника. Честно говоря, из-за своей одержимости мужем, его мнимой гениальностью, приобрела репутацию городской сумасшедшей. Она извела всех галеристов города - все пыталась пристроить творения покойного мужа. Устраивала истерики, когда их не хотели брать. А если их все же выставляли, а они не продавались, опять же шумела, что полотна неправильно повесили, освещение не то, да и вообще кругом одни бездари, которые гениальную картину продать не умеют. И публика к ним та еще ходит, раз покупает всякую дешевку, а не великие вещи, которые спустя пару столетий станут классикой и будут стоить миллиарды. И вот эта дама неожиданно пропадает на несколько месяцев. Марина, моя знакомая, вздыхает, наконец, спокойно, но… дама появляется вновь. И чтобы ты думала, она приносит фотографии своих полотен. Заметь, своих! Никто и не предполагал, что она тоже пишет. И тут выясняется, что она-то как раз пишет талантливо, в отличие от своего мужа. Такая занятная история. Так что, идем?
        - Идем,  - отвечает Саша. Она уже начинает догадываться, о каком искусствоведе, неожиданно ставшей художником, идет речь.
        - Это было в день, когда в Москве шел первый снег. Он медленно опускался на Страстной бульвар, преображая его, делая его из серого, будничного, белым и праздничным. Я сидела в кофейне,  - повествовала художница в старомодном вечернем платье, стоя посреди зала перед микрофоном.  - Итак, я сидела в кофейне, и тут ко мне спустился ангел. Разумеется, он был без крыльев и без нимба над головой. Он имел вид вполне обычной молодой женщины. У нее был большой фотоаппарат. Чудесная идея для ангела - превратиться в женщину-фотографа, чтобы я ничего не заподозрила. Но меня не обмануть, я все равно догадалась, кто это был на самом деле. Она передала мне послание от моего покойного мужа,  - произнесла торжественно женщина и умолкла. Глаза ее сияли безумным блеском. Публика начала встревожено перешептываться - делиться сомнениями по поводу вменяемости дамы.
        - Ты знаешь, кто был этим ангелом?  - шепнула Саша Александру.
        - И кто же?
        - Я, собственной персоной. Ох, и взбесила она меня тогда. Плела что-то о своей неземной любви к своему мужу-бабнику, о том, что будет служить ему до конца дней своих. А я ей и говорю, он мертв, а вы живы, служите себе, пишите сами, раз всегда об этом мечтали. Надо же, послушалась! Занятная история.
        - Да, уж!  - удивился Александр.  - Не занятная, а просто невероятная история.  - Кажется, он ей не поверил.
        - Так вот, ангел, принявший образ женщины с фотоаппаратом, сказал мне,  - продолжила дама, после продолжительной паузы,  - твой муж мертв, а ты жива! Прекрати служить ему, начинай служить себе! Ты свободна! Займись, наконец, тем, о чем ты мечтала в юности! Стань художником! Тебе рано еще хоронить себя!
        - Как ты узнала, что она скажет? Ты ясновидящая, да?  - тихо спросил Александр у Саши.
        - Я же тебе говорю, это я с ней встретилась тогда в кофейне, когда над Страстным бульваром шел первый снег. Это было примерно за месяц до второй встречи с тобой. Ты мне не веришь? У меня есть фотографии. И женщина эта на них есть: она сидит за столиком в кофейне и задумчиво пьет коньяк. Сняла снаружи, когда уже вышла на улицу.
        - Женщина допила свой кофе, встала и ушла. Я заметила, как она на улице нацелила на меня объектив своей камеры, нажала на кнопку и ушла. Больше я ее никогда не видела. А я допила свой коньяк и отправилась в магазин, купила холстов, красок. Я ехала домой в такси, и в моем сердце полыхало вдохновение… Так, благодаря моему мужу, который не оставил меня даже после своей смерти, благодаря ангелу, которого он ко мне послал, сбылась моя мечта, я стала тем, кем и должна была стать.
        - Этот расчудесный муж сначала разрушил все ее мечты, убил ее веру в себя, а потом, видите ли, он помог ей стать тем, кем она должна была стать,  - проворчала Саша тихо.
        - Подойди к ней, может быть, она тебя вспомнит,  - прошептал Александр и даже легонечко подтолкнул ее в направлении дамы.
        - Нет, нет,  - запротестовала Саша,  - я все поняла, эта женщина начала заниматься творчеством, только потому, что подумала, будто я была гласом ее мужа, будто мои слова это его слова, будто мои слова были лишь сообщением от него. Чем-то вроде смс-ки с того света. Я не знаю, что с ней будет, если я сейчас предстану перед ней во плоти и заявлю, что я никакой не ангел, не посланец с того света, а обычный человек, случайная женщина, которая забежала тогда в кофейню погреться и нечаянно приняла участие в ее судьбе.
        - Думаю, что это не было случайностью. Видимо, именно ты должна была ей встретиться в тот день, когда на Москву падал первый снег, чтобы она перестала жить жизнью умершего мужа и начала жить своей. Послушай, мне кажется, что у тебя дар - ты появляешься в переломные моменты жизни человека и помогаешь им найти правильный путь. А, может быть, ты и в самом деле ангел?  - он обнял ее.  - Нет, для ангела ты слишком горячая.
        - Уйдем отсюда, пока она меня не заметила,  - они направились к выходу.
        Она все же заметила.
        - Он, то есть она, была здесь,  - произнесла художница в микрофон взволнованно.  - Мой ангел только что был здесь. На сей раз он принял образ светской львицы. Но это было его лицо. Я узнала. Он был здесь. Значит, моему мужу, нравится то, что я делаю,  - она картинно взмахнула руками, будто бы собираясь хлопнуться в обморок, но в последний момент передумала, ринулась к фуршетному столику, схватила бокал шампанского и залпом его опорожнила.
        Публика, сочла начинающую художницу слегка безумной, но успокоила себя тем, что художникам и полагается быть немного сумасшедшими. А талантливому художнику даже противопоказано быть нормальным. Иначе, какой же он художник?
        По городу поползли слухи о безумной художнице, которая видит настоящих ангелов, а потом пишет дивные картины, просто чудесные картины, иметь которые в своем доме должен каждый уважающий себя человек. И нужно покупать их именно сейчас, потому что потом они станут очень-очень дорогими. А пока что продаются по вполне разумной цене. К тому же картин мало, а художница немолода, кто ее знает, сколько ей еще осталось…
        На следующий день после вернисажа Александр принес Саше картину, на которой был изображен ангел, сидящей на скамейке бульвара, предположительно Страстного. Снег падал крупными хлопьями. Ангел улыбался. Его лицо чем-то неуловимо напоминало Сашино.
        - Я купил ее сегодня. Мне кажется, эта картина должна быть твоей,  - сказал Александр,  - потому что без тебя ее бы просто не было.

        Маруся поселилась в Сети. Временно. То есть, это Саша себя успокаивала тем, что Маруся там не задержится надолго, хотя ее и терзали предположения, что у Маруси интернет-зависимость. Она старалась не думать об этом. Успокаивала себя тем, что у подруги просто сейчас период в жизни такой - неожиданное одиночество. Тут уж каждый спасается, как может. И для спасения, в общем-то, все средства хороши. Весело Марусе в сети, интересно, вот и славно. Чем бы как говорится, дитя не тешилось, только бы не плакало. Хотя плакала она все равно часто. Но, кто знает, может, плакала бы еще чаще, если бы не бурная жизнь в виртуальном пространстве. Маруся стала активным блогером, и под покровом строжайшей секретности, то есть под псевдонимом, описывала будни разведенной женщины. Страдания, радости и амурные похождения. Страдания были вполне настоящими, а вот похождения по большей части - придуманными. Маруся по этому поводу говорила, что придумывать любовные приключения - не самый худший способ сублимации.
        - Ты знаешь, кто добавился ко мне в друзья?  - спросила как-то Маруся у Саши.
        - И кто же?
        - Помнишь, приходила к нам тетка лет пятидесяти пяти, в институт еще собиралась поступать, ты ее стригла и красила.
        - Помню, конечно, разве такое забудешь.
        - Так вот она ведет сейчас блог, пишет там, как она учится на филфаке. Это очень смешно. Я до слез смеялась над ее постами. Как она с малолетними студентами в кафе ходит, как перед ней преподаватели робеют, те которые сами только недавно вузы закончили. Как экзамены сдает, зачеты. И еще у нее роман с профессором, представляешь? Она пишет, что только сейчас у нее началась настоящая юность. А когда ей было восемнадцать, она вела жизнь взрослой женщины, на плечах которой лежали заботы о ребенке, муже, хозяйственные хлопоты. А сейчас она весела и беззаботна. После пятидесяти, говорит, жизнь только начинается. Очень забавно. Я даже подумываю, а не пойти ли и мне куда-нибудь поучиться, чтобы как-то разнообразить свою жизнь.
        - Кстати, хорошая мысль. Есть какие-то курсы по управлению бизнесом?
        - Каким бизнесом?
        - Моим, для начала.
        - А ты-то куда денешься?
        - Понимаешь, дети требуют много времени. К тому же я убеждена, что у ребенка должна быть настоящая мать, а не мать-призрак, которая только и делает, что работает.
        - Ребенок? У тебя будет ребенок?
        Саша кивнула.
        - Я так за тебя рада!  - завопила Маруся и кинулась к Саше обниматься.
        - Так что учись, учись,  - произнесла Саша, высвобождаясь из дружеских объятий,  - с завтрашнего дня приступаешь к стажировке. Так что тебя ждет карьерный рост, а меня радости материнства.
        - Сашка, это же так здорово! Так здорово!  - вопила Маруся и как ненормальная прыгала по комнате.

        Простой русский миллионер садится в кресло перед зеркалом. Достает из кармана телефон, выключает его, смотрит Саше в глаза, вот, мол, я выполняю свои обещания, ни с кем кроме тебя не разговариваю, пока ты меня стрижешь. Я хороший друг, настоящий. Прячет телефон в карман.
        Саша надевает на него накидку, достает ножницы.
        - Как будем стричься? Как обычно?
        Он кивает:
        - Должно же быть в жизни хоть что-то постоянное,  - он усмехается.  - Ты ведь наверняка знаешь, что от меня жена ушла?
        - Знаю,  - Саша пытается придать своему лицу сочувствующее выражение.
        - Судачите обо мне?
        - Известие о бегстве вашей супруги всю прошлую неделю держалось на первом месте в рейтинге слухов и сплетен нашего скромного салона.
        - Смеялись надо мной?
        - Ну что вы, как можно?  - Саша сдерживает смех.
        - Смеялись-смеялись, я же вижу по твоей хитрющей физиономии.
        - Не смеялись, посмеивались, скорее. А вы были огорчены уходом жены? Разве вам некем ее заменить?!
        - Есть, разумеется, но при чем здесь это? Уход жены, даже если ты не слишком ее любил, это же оскорбление, это как пощечина. Она, знаешь ли, унизила меня своим уходом.
        - Смею предположить, что ты регулярно оскорблял и унижал ее своими изменами и ложью.
        - Думаешь, поэтому она ушла?
        - Не знаю, я не знакома с твоей женой.
        - Но скажи мне, как женщина скажи, она могла уйти из-за моих измен? Могла уйти из-за такого пустячка?
        - Конечно. И это вовсе не пустячок.
        - Глупости. За те деньги, что я ей давал, могла бы и потерпеть. Я же мужик! Она что же хотела, чтобы я только с ней спал?
        - Наверное, хотела.
        - Смешно, ей богу! Да вы же, бабы, только деньги любите. Вы же все готовы терпеть что угодно ради денег!
        - Все?  - Саша посмотрела на него строго.
        - Ах, да, извини, забыл, ты у нас особенная. Неподкупная. Точнее, непродажная!  - он расхохотался.  - Может, на тебе жениться?
        - А не пойду я за тебя. К тому же опоздал ты немного с предложением.
        - Знаю, знаю… Опоздал. Не могла эта сучка, пардон, жена моя, на полгодика раньше сбежать, пока ты еще писателя своего не встретила. Вот тебе бы я, наверное, верен был бы,  - Саша посмотрела на него с сомнением.  - Ну, да, ты права. Это вряд ли.
        - Да, это маловероятно,  - соглашается Саша.  - Но человек ты все равно хороший. И отличный друг.

        Он сидит за столиком в ресторане. У него загорелое лицо, черные волосы блестят в свете хрустальных люстр, на нем дорогой синий костюм. Он, кажется, стал еще красивее. И строен, кажется, по-прежнему. С ним дама. Ухоженная, хорошо одетая, увешанная бриллиантами. Возраст определить невозможно. Но Саша-то знает, что она наверняка старше своего спутника. Хотя, может быть, он изменился? Может, и костюм этот дорогущий купил сам? Бывают же чудеса на свете. В последнее время судьба часто предоставляет Саше поводы в этом убедиться. Разве не чудо, что в этом огромном городе, огромном настолько, что даже трудно себе это вообразить, она снова его встретила? Совершенно случайно. Хотя, нет, ничего случайного не бывает. Зачем-то судьба снова их свела.
        Забавно, свела все в том же ресторанчике, который раньше они оба считали своим. Видимо, они до сих пор так считают, раз оба продолжают сюда ходить. Зачем? Неужели, до сих пор ностальгия? Неужели до сих пор они не свели счеты, не получили ответы на все вопросы. Может быть, они просто не сказали друг другу последнее «прости»? Он с дамой. Какой уже, интересно по счету, после нее, Саши?
        Она с мужчиной. С потрясающим мужчиной, которого она любит. Так отчего же судьба снова сводит их вместе?
        Саша ловит его взгляд. «Прости, прости за все!  - кричат ее глаза,  - и спасибо тебе за все! И за то, что я сижу теперь с этим мужчиной, спасибо. И за то, что я сейчас несказанно счастлива, тоже спасибо тебе. Это все благодаря тому, что ты тогда ушел. Будь и ты счастлив! Я ведь тебя когда-то любила, я не могу сейчас желать тебе ничего плохого! Будь счастлив! Я тебе давно все простила. Прощай!».
        Что он прочитал в ее взгляде? Кто знает.
        «Ты была лучшей женщиной в моей жизни!  - кричат его глаза.  - Только тебя я и любил. Мне больно видеть тебя с другим. Невыносимо! Мне хочется его убить! Но я не сдвинусь с места. Я даже пальцем не пошевелю. Я желаю тебе счастья. Прости, что так с тобой поступил. За все прости. Прощай!».
        Саша не умеет читать мысли. Но она все поняла. Все поняла.
        Она видит, как официант принес счет ее бывшему мужу и его новой спутнице. Она видит, как новая спутница ее бывшего мужа незаметно передала ему свою кредитку. Она видит, как он покраснел и опустил глаза.
        «Он не меняется, совсем не меняется,  - подумала Саша безо всякого злорадства,  - жаль. Очень жаль! Впрочем, это его выбор, его жизнь. Меня она больше не касается».
        - Как же я рада, что встретила тебя в тот осенний солнечный день на Патриарших,  - говорит она Александру и крепче сжимает его руку.

        Сашина мама перебралась в Москву. Под предлогом, что ей нужно нянчиться с внучкой, потому что Сашенька такая беспомощная и совсем не умеет обращаться с детьми. Мама даже пару раз подержала на ее руках, поулыбалась, посюсюкала, и тут же сочла, что свой долг бабушки она исполнила. Сполна. Впрочем, возвращаться в глубинку не спешила. Обосновалась в квартире, в которой раньше жила Саша, пока не переехала к мужу. Это жилище, по ее мнению, больше ей подходило, чем домик в заштатном городишке. Собственно, и столица маме подходила больше, чем маленький уездный город. Почему, она не переехала сюда раньше? Чего кисла в своей провинции столько лет?
        Мама убеждена, что господь бог и собственная дочь непременно должны были вознаградить ее за все страдания, что она перенесла в жизни. Мама уверена, что заслужила беззаботную, сытую и комфортную старость. Ее ничуть не смущает, что живет она теперь в квартире, купленной на деньги ее бывшего мужа, которого она винила во всех своих несчастьях. Напротив, она считает, что он должен был с ней расплатиться по всем счетам, пусть даже и после смерти. Так даже лучше. Спокойнее.
        Она нашла в Москве свою старинную школьную подружку, отношения с которой прерывалась на несколько десятилетий по причине отсутствия общих интересов и огромной разницы в социальном статусе и материальном благосостоянии. Подружка мамина давно уже была москвичкой, к тому же замужем была за большим человеком. Сашина мама ей страшно завидовала. А теперь человек этот умер, и бывшие одноклассницы оказались снова на равных: две одинокие немолодые женщины, которые, впрочем, были одинаково молоды душой и жаждали приключений. Они вместе путешествуют. Александр иногда шутит, что теща их разорит - слишком уж быстро растут ее аппетиты.
        Мама постоянная клиентка салонов красоты своей дочери. Она отменно выглядит. Провинциальный налет сошел с нее довольно быстро. Она настоящая столичная штучка. На нее засматриваются старички на бульварах. А старушки провожают завистливыми взглядами.
        Мама иногда капризничает. Говорит, что Саша и зять мало уделяют ей внимания. И денег ей дают недостаточно. И не может она себе позволить купить новое платье, которое ей так понравилось. Так понравилось! А еще ей иногда кажется, что дочь и ее муж как-то неправильно живут, не так воспитывают свою дочь, что зять ее занимается какой-то ерундой - романы он пишет. Глупость какая! Достоевским ему все равно не стать, а раз так, то нечего и время тратить на эти глупости. Лучше бы снова бизнесом занялся, как все нормальные люди. Мысли свои она высказывает вслух и в выражениях не стесняется. К счастью, происходит это не часто. Потому что, на самом деле, жизнь семьи дочери не слишком ее занимает. Маму больше интересует своя собственная. И Сашу это радует.
        У мамы роман с пожилым итальянским господином по имени Маттео. Они встретились на каком-то курорте. С тех пор переписываются и изредка навещают друг друга. Она надеется, что хоть этот мужчина на ней женится. Тем более, его мама уже отошла в мир иной и не сможет помешать союзу двух любящих сердец. А то раньше она специализировалась на том, чтобы вырывать своего маленького Маттео из рук коварных стерв, которые как коршуны стаями кружили вокруг ее мальчика.
        Еще у мамы роман с одним пожилым американским джентльменом и еще с одним вполне еще молодым испанским доном. Впрочем, эти романы имеют исключительно виртуальный характер. Но мама с недавних пор весьма настойчиво упоминает Барселону в разговорах с дочерью и зятем. Не менее настойчиво она намекает и на свое желание посетить этот славный город.
        Саша до сих пор не может понять, кто из них мать, а кто дочь…
        Эпилог № 2. Саша никогда не узнает…
        Саша никогда не узнает, что Влад Ястребов, ее турецкое предсвадебное приключение, спустя год после той встречи женился на женщине, удивительно похожей на Сашу. Жена родила ему дочку и сына. Влад занял серьезный пост в банке и как следствие стал весьма состоятельным человеком, но не бросил гонять на байке и играть на гитаре. Только пивные пробки больше не коллекционирует. Теперь его страсть - серебряные молочники. Позаимствовал увлечение у одного из героев Вудхауса. Оно показалось Владу изысканным и вполне достойным его нового статуса. В целом, он своей жизнью доволен. О Саше почти не вспоминает. Лишь иногда… Когда поссорится с женой или разочаруется в очередной любовнице, ему кажется, что с той женщиной, которая встретилась ему под бесстыдными турецкими звездами, он был бы счастливее, что с ней все было бы по-другому. Она была бы для него единственной. Наверное, можно было бы ее и найти, только вот… зачем? Она ведь, наверняка, не свободна. Она же тогда замуж собиралась. Да и в своей жизни менять уже ничего не хочется. Ведь по большому счету все у него хорошо. Стабильно. Ровно.
        Саша никогда не узнает, что Борис, с которым однажды в холодный дождливый осенний вечер она разделила трапезу в кафе на Тверской, до сих пор один. Он уже начал тяготиться своей абсолютной свободой, но как только он чувствует угрозу этой свободе, он сбегает. Пару раз он влюблялся и был близок к тому, чтобы начать жить вместе с любимой женщиной и вести с ней совместное хозяйство, но оба раза пугался. Не мог вынести даже мысли, что кто-то еще поселится в его доме, вторгнется в его быт, заставит изменить привычный образ жизни. К тому же… Как он может отказаться от потенциальной возможности иметь всех женщин ради одной единственной? Не встретилась ему еще такая. Но все чаще по вечерам испытывает он странную тоску. Все чаще по вечерам хочется ему, чтобы кто-то был рядом. Все чаще хочется ему, чтобы кто-то ждал его дома. И еще он смертельно устал от всех этих баров, ресторанов, клубов… Но он вынужден туда ходить, потому что дома - тоска.
        Саша никогда не узнает, что таксист, который однажды в предновогодний декабрьский вечер утешил ее рассказом о своей настоящей любви, которая длится уже несколько десятилетий и никак не желает утихать, живет себе потихонечку со своей Машей. Он по-прежнему считает, что все происходит вовремя. Он так и не получил официального статуса таксиста-психолога, но продолжает помогать своим попутчикам добрым словом, если им это требуется, совершенно бесплатно. Берет с них деньги только за проезд. Потому что не может он не помочь, если человеку плохо. Так уж он устроен. Он не ждет благодарности. Если человеку легче стало после разговора с ним, это и хорошо. Больше ему ничего и не нужно.
        Саша никогда не узнает, что Артем, с которым ей так и не удалось встретить Новый год, все-таки развелся со своей женой. Вернее, однажды она снова ушла, да так и не вернулась. Развод был мучительным: с драмами, фарсами, истериками, дележом совместно нажитого имущества и детей. Он похудел и стал несколько беднее после развода - пришлось продавать просторную квартиру и покупать две поменьше: для себя и для жены с детьми, плюс платить алименты. Впрочем, теперь он экономил на сумках и драгоценностях, до которых бывшая жена была большая охотница. Зато возросли затраты обольщение многочисленных женщин, которые задерживаются в его постели не более чем на две ночи. Это правило. Правило двух ночей. А если совместно проведенных ночей будет больше, черт его знает, чем все это может закончиться. Вдруг опять какая-нибудь свадьба, а потом опять развод? Зачем ему это? Он не ищет пока серьезных отношений. Одноразовая любовь без обязательств - это то, что ему сейчас нужно.
        Саша никогда не узнает, что юный Дед Мороз, который чуть не замерз в новогоднюю ночь на ступеньках ее подъезда, олигархом пока не стал. И есть вероятность, что не станет никогда. Девушка его с этим смирилась, поскольку поняла, что вероятность того, что в нее влюбится настоящий олигарх, равна нулю. Она стала женой юного Деда мороза. Они живут в съемной однокомнатной квартирке в Южном Бутово. Недавно у них родился сын. Иногда по ночам жена юного Деда Мороза рыдает от отчаянья, ибо ей кажется, что красивая жизнь, о которой она всегда мечтала, теперь-то уж точно стала для нее недосягаемым призраком. Что не будет у нее никогда ни дорогих нарядов, ни бриллиантов, не будет она отдыхать в Ницце и Куршавеле и обитать во дворце на Рублевке. И лучше бы уж она вышла замуж за Ваньку, который вон как поднялся - работает менеджером в автосалоне и получает вполне прилично. А с этим-то придурком так и сгинешь в этой хрущобе или в какой-нибудь другой, потому что на то, чтобы снимать нормальную квартиру он никогда не заработает. А уж собственная квартира, это вообще что-то из области фантастики. Неудачник!
Неудачник, между тем, трудится на двух работах и потихонечку копит деньги, чтобы летом повезти свою любимую жену в Турцию. Она же так этого хочет. А сынишку они оставят у бабушки. Он еще слишком мал, для путешествий.
        Саша никогда не узнает, что она, сама того не ведая, предсказала судьбу ведьме из поезда. Саша тогда приняла эту женщину за жену генерала милиции. Возмутилась тогда ведьма, что сосватали ее за какого-то несуществующего генерала, хотя она даже в кошмарных снах себя замужем за каким бы то ни было мужичишкой, не видела. Что такое мужчины? Так, сексуальные игрушки. И вдруг… На старости лет влюбилась как девчонка. И в кого бы вы думали? В настоящего полковника милиции. То есть теперь полиции уже. И под венец с ним пошла. И даже в белом платье. Ибо была ведьма романтична, и мечтала она всегда о простом женском счастье - был бы милый рядом. Только скрывала она всегда и романтичность свою, и мечты свои вполне заурядные. А точнее, ей казалось, что при ее-то неординарных, мягко говоря, способностях, не могла она себе позволить ни романтичность, ни простое женское счастье. Тут нужен был очень сильный мужчина, который смог бы угомонить простую русскую ведьму и сделать из нее простую русскую бабу. А полковник, он такой и есть. Сильный. Угомонил. И стала она ему верной и заботливой женой, и даже, в некотором
роде, послушной. Даже голос ее становится тише, когда милый рядом. Но практики свои оккультные ведьма не забросила, даже несмотря на протесты своего полковника. И даже обретя свое простое женское счастье, не могла она не быть тем, кем была. А была она ведьмой. От слова ведать. То есть знать. И знания ее нужны людям.
        Саша никогда не узнает, что мальчик Леша, с которым она ярким майским днем так феерично прокатилась на чертовом колесе, а потом долго еще чувствовала себя старой блядью, закончил свой провинциальный институт, но хорошую работу пока так и не нашел. Впрочем, он особо и не ищет. Поскольку нашел свое призвание. Оказалось, что никому не нужны его мозги, способности, потенциал, а вот молодость, смазливость и сексуальность… Да, эти три его качества пользуются спросом у состоятельных и немолодых уже дам. И приносят ему неплохой доход. Дам этих он ненавидит. А больше всех он ненавидит одну московскую дрянь, которую, кажется, звали Саша. Ведь именно благодаря ей он нашел свое призвание. Мог бы быть нормальным инженером или менеджером по продаже рекламы, а стал, проституткой, прости, господи… Похотливая, эгоистичная сучка! Жаль, что он не придушил ее тогда. А ведь так хотелось…
        Саша никогда не узнает, что бармен в далекой Каталонии от которого Саша сбежала, обманув все его ожидания, запомнил ее навсегда. Он не помнил ни лиц, ни имен своих многочисленных любовниц. А вот Сашу помнил. Помнил эту русскую сумасшедшую, которая раздразнила его, распалила, выпила два коктейля за его счет и так подло сбежала. Он что, урод какой-то? Вроде, нет. Никто раньше не жаловался, все оставались довольны. Да он мачо! Он супермачо! Он однажды сразу с тремя туристочками развлекался, и все трое визжали от удовольствия! Тут явно дело не в нем. Просто эта русская - идиотка! Кретинка! Да, она точно потом, наверняка, двадцать раз пожалела, что не переспала с ним! Точно идиотка! Упустить такой шанс! Иногда он мечтает, как она снова приходит в его веселый прибрежный бар, садится за стойку, хватает его за майку, притягивает к себе, целует в губы, и шепчет на своем непонятном русском: я хочу тебя! Возьми меня прямо сейчас! А он ей отвечает: а я тебя не хочу, извини! А иногда он представляет, как занимается с ней любовью прямо посреди узкой улочки небольшого каталонского городка, в котором он прожил
всю жизнь.
        Саша никогда не узнает, что художник, с которым она провела несколько осенних темных ночей, однажды в долгую зимнюю бессонную ночь написал ее портрет. Он и сам не понял, как это получилось. Будто не он сам писал, будто кто-то невидимый, но очень могущественный, водил его рукой… Саша сидит на подоконнике в его студии рядом с мертвым кактусом. Она положила голову на свои колени, обвила ноги руками. Она смотрит на художника задумчиво и печально. В ее глазах сожаление.
        Он захотел ее увидеть. Живую, не нарисованную. Он захотел к ней прикоснуться. Он чуть не задохнулся от возбуждения. Как раньше, в ту безумную осень. Ему захотелось ей позвонить, и как раньше сказать: «приезжай». У него не было номера ее телефона. Он удалил его, когда они расстались. Он тогда хотел разрушить все мосты, которые связывали его с этой женщиной. Ему захотелось к ней поехать. Прямо сейчас. Он даже надел кроссовки и старенькую куртку. Он даже намотал на шею длинный шарф. Но вдруг понял, что не знает, где она живет. Он ни разу не был у нее дома. Она всегда сама приходила к нему. Он и фамилии ее не знал. Он ничего о ней не знал. Ничегошеньки. Какой же он самонадеянный болван! Он уселся на грязный пол у порога. Он закрыл лицо руками. Он вдруг понял, что эта женщина была ему дорога. А он так легкомысленно ее отпустил. Он поднялся, вышел за дверь своей студии, зашел в магазин, купил водки.
        Весной его часто видели случайные прохожие в арбатских переулках. При нем были этюдник и краски. Он работал. Никто не знал, что на самом деле он приходил сюда каждый день в надежде встретить ее. Если она придет, он уж точно ее не упустит. Он даже не будет говорить ей гадости! Она так и не пришла.
        Пыльным московским летом в жизни художника появилась новая женщина…
        Эпилог № 3. Москва. Осень. Патриаршие пруды
        Погода одаривает последним осенним великолепием: неярким солнцем, прозрачной голубизной неба, сдержанным теплом. С деревьев падают последние листья.
        Саша и Александр идут по дорожке вдоль пруда. Александр везет детскую коляску. В ней спит маленькая Маруся.
        Взрослая Маруся, в честь которой и была названа Маруся-маленькая, тем временем сидит за столиком в кофейне на Тверской. Напротив нее сидит мужчина. Он смотрит на Марусю влюбленными глазами. Он гладит ее руку. Маруся счастлива.
        - Может быть, моя эпоха случайных связей, наконец-то, заканчивается?  - думает она.  - Ведь даже эпохи не могут длиться вечно. Пора бы уже.  - Она смотрит на мужчину, который сидит напротив.  - Милый, я хочу быть с тобой всегда. От тебя я хочу родить ребенка. С тобой я хочу растить его. С тобой я хочу делить горе и радости до конца дней своих. Как же я люблю тебя! Ты бы знал!  - думает она. Когда-нибудь она скажет это ему вслух. А пока не может - она боится. Она боится спугнуть свое счастье. Слишком много пройдено дорог, слишком много дров наломано, слишком много совершено ошибок, слишком много было боли и разочарований. Счастье - такая хрупкая вещь, его можно загубить одним неуместным словом. Или, наоборот, молчанием.  - Как же мне с тобой хорошо,  - шепчет она.
        - И мне с тобой,  - шепчет он и целует ее руку.
        Завтра они вместе пойдут в книжный магазин на презентацию фантастического романа Александра, мужа Марусиной подруги Саши. Критики прочат этому роману большой успех, а самому автору славу русского Рея Брэдбери.
        Автор сразу после презентации собирается вместе со своим семейством лететь во Вьетнам. Там он будет работать над новым романом. Александр уже придумал и идею, и героев, и некоторые сюжетные ходы. Все это записано неразборчивыми каракулями в маленьком черном блокноте. Ему не терпится поскорее начать работать.
        Его жена мечтает все-таки освоить кайт. Она уверена, что ей понравится лететь на волне. В этом тоже должен быть какой-то смысл. Как и в семье, как и в детях, как и в любви, как и в работе, как и в творчестве. Сейчас она умеет летать. Даже без кайта. Но освоить кайт все равно хочет. Мечта же! Еще она намерена пополнить свою серию фотографий мотобайков, а потом, когда вернется в Москву, собирается устроить выставку своих работ…
        Листья шуршат под ногами. Александр и Александра подходят к той самой скамейке, на которой три года назад свела их судьба.
        - Помнишь?  - спрашивает Александр.
        - Помню,  - отзывается Александра.
        - Присядем?!