Десять месяцев (не)любви Юлия Монакова
        “Вот выйду замуж, назло ему выйду, - думала Полина, по-детски захлёбываясь плачем и в отчаянии кусая уголок подушки. - Пусть не воображает, что на нём весь белый свет клином сошёлся! А потом встретимся случайно на улице - и он обалдеет от того, какая я стала красивая и счастливая, не сдохла и не загнулась в его отсутствие… Или, ещё лучше, пусть я буду в этот момент не одна, а с мужем! А муж - молодой, высокий, широкоплечий, и лицо у него не кривится в брезгливой гримасе, как у некоторых, и угол рта не дёргается, и губы не улыбаются презрительно… да к чёрту, к чёрту его, молодого, широкоплечего!..”
        Пролог
        В ванной над раковиной висело большое круглое зеркало.
        Илона пару раз нервно провела щёткой по волосам, с тревогой вглядываясь в своё отражение. Муся сказала ей однажды: “Волосы у тебя всегда, как сияние - даже завидно… Чудесный, редкий, дивный оттенок от природы, практически золотой. Одним словом, Златовласка!”
        Лицо, на удивление, тоже выглядело довольно милым - оживлённое, радостно разрумянившееся. Но глаза… глаза выдавали её, с ними ничего нельзя было поделать - они были такие несчастные!
        В голове, точно птица в клетке, отчаянно билась одна-единственная мысль: "К семи часам он должен быть свободен…. к семи часам он должен быть свободен…" Не веря этому ни секунды, она всё же в страхе подсознательно ждала, что вот сейчас вернётся в комнату - и Марк неизбежно произнесёт эти безжалостные слова: "Илона, давай разойдёмся по-хорошему. Останемся добрыми друзьями".
        - Голова опять болит? Кофе тебе сделать или чай? - с деланой беззаботностью защебетала она, впорхнув в гостиную. Он сидел на диване, выпрямившись и серьёзно глядя перед собой. Готовился к нелёгкому разговору?..
        А может быть, она всё себе просто придумала. Ну конечно, придумала! Тоже мне, доморощенная ясновидящая из шоу “Битва экстрасенсов”… И нет у Марка никакого важного разговора, он просто пришёл к ней - своей любимой женщине, потому что это нормально, он соскучился. Хватит придумывать себе несуществующее несчастье, горе имеет куда более резкие и определённые очертания.
        - Нет, голова не болит, - глухо откликнулся Марк, помедлив. - Я…
        И в этот миг раздался звонок в дверь.
        - Это Кострова пришла, - как можно непринуждённее произнесла Илона и тут же отметила, как моментально потемнели его глаза, как окаменело лицо и непроизвольно сжались челюсти. "Жаль, что я её позвала…" - мелькнуло запоздалое раскаяние, но одновременно с этим чуточку злорадно подумалось: ничего, пусть она узнает! Следом шевельнулась в голове трусливая подлая мыслишка: а не за этим ли она заставила Марка снять пиджак?.. Ах, как мелко, ничтожно, жалко, глупо… и стыдно. Илона пошла открывать дверь, терзаясь совсем уж идиотским вопросом: наденет он пиджак или нет?
        Она ввела Полину в комнату… Пиджак лежал на диване: в жизни воспитанного человека бывают такие моменты, когда порядочнее не надеть. Сам же человек стоял у окна.
        На этом силы у неё иссякли. Илона поняла, что проиграла. Она увидела их лица… Увидела - и поняла, что собственная подлость сейчас её просто задушит.
        Но - даже полузадушенная - она сделала напоследок ход конём. С жестокостью, затмившей разум, Илона чётко, медленно и раздельно произнесла (и пусть хоть умрут сейчас оба!):
        - Извини, милый. У нас с Полиной важный разговор, мы тебя оставим ненадолго. Потом будем все вместе пить чай!
        Ага, прямо-таки идиллия: Он, Она и… Она. Классический любовный треугольник, как сказал бы самый непутёвый её студент Кирилл Рыбалко.
        На Марка она смотреть боялась. Перевела взгляд на Полину… Девушка стояла, побледнев до пепельного оттенка и закусив губу, неумело и отчаянно пытаясь справиться с охватившими её эмоциями. Ресницы её едва заметно подрагивали.
        - Извините, Илона Эдуардовна, - наконец, выговорила она, неловко попятившись. На щёки медленно-медленно возвращались нежные краски юности. - Я совсем забыла. Мне нужно срочно бежать… я не могу сейчас… Простите! - и, развернувшись, торопливо бросилась прочь, действительно практически бегом.
        Илона закрыла за нею дверь, помедлила несколько мгновений, собираясь с духом, как перед прыжком с моста, и вернулась в комнату.
        Марк стоял на прежнем месте. Лицо его было застывшим, словно маска. Уж хоть бы орал, кричал на неё, что ли… Да лучше бы даже пощёчину влепил, чем вот так казнить своим холодным, вежливо-отстранённым молчанием.
        Илона поняла, что избежать откровенного разговора невозможно. И пусть слова эти убьют её, но они будут, чёрт возьми, непременно будут сказаны прямо сейчас!
        - Марк, по-моему, пришло время определиться и сделать, наконец, окончательный выбор, - выдохнула она, глядя в его серьёзные глаза. - Не надо меня щадить, пожалуйста, я приму любое твоё решение, я ко всему готова. Просто ответь - она или я?..
        От автора
        В далёком 1969 году, ровно полвека назад, в одном из эстонских издательств была выпущена книга “Два семестра” Лидии Компус. История о преподавателях и студентах, об их сложных взаимоотношениях, в том числе и любовных (конечно, всё это было накрепко прошито советской идеологией и причёсано цензурой).
        Книга не имела особого успеха - спроси кого сейчас, мало кто о ней слышал. Но чем-то она меня зацепила… Ещё школьницей, не понимая львиной доли написанного, я прочла её от корки до корки несколько раз. Больше всего меня волновал финал: я была категорически с ним не согласна!
        Так вот, моя книга “Десять месяцев (не)любви” - это в некотором роде литературный эксперимент. Я попыталась переиграть историю, рассказанную в “Двух семестрах”, на новый лад. Можете называть это фанфиком, ремейком, кавер-версией, фантазией на тему - как вам угодно. Я перенесла события из эпохи СССР - в наши дни, а место действия из Эстонии - в провинциальный российский город на Волге; пришлось убрать большую часть героев - в моём романе они просто не нужны. Разумеется, “под нож” пошла вся идеологическая составляющая: парторги, комсорги, поездки в колхоз на картошку и так далее. И, самое-то главное - я переписала отношения главных героев. Так, как мне всегда этого хотелось.
        Очень надеюсь, что книга “Десять месяцев (не)любви” придётся вам по душе. Главная её героиня - студентка-пятикурсница Полина Кострова, живущая, как кажется ей самой и её подругам, ничем не примечательной скучной жизнью. Но всё меняется, когда в университете появляется новый доцент из Санкт-Петербурга, Марк Громов - волнующе загадочный, катастрофически неприступный и демонически притягательный. Вот только сердце Громова, похоже, уже занято…
        В тексте есть: любовный треугольник, студентка и преподаватель, разница в возрасте, сложные отношения, женская дружба, трудный выбор, учебные заведения.
        ВНИМАНИЕ! Остров Мирный на Волге и расположенная на нём деревня, где родилась и выросла главная героиня Полина - плод фантазии автора. В реальности этого острова не существует.
        Глава 1
        СЕНТЯБРЬ
        Полина
        У девушек разговор о любви может возникнуть по любому поводу.
        На этот раз поводом послужила одутловатая и усатая физиономия коменданта, мимолётно заглянувшего в комнату. Едва за ним захлопнулась дверь, Ксения глубокомысленно изрекла:
        - Женщинам эстетика не особо нужна. Женщина способна влюбиться даже в пугало огородное…
        - Ну, неправда! - горячо вскинулась Катя и тут же, смутившись своей эмоциональности, добавила:
        - Чем ты это докажешь?
        - Доказательство, птенчик мой, только что заглядывало в дверь. Уважающий себя мужчина никогда не станет целовать женщину, если у неё вздувшаяся от постоянных возлияний физиономия, лысина во всё темя, пивной животик…
        - …или рыжие усы, - ехидно вставила Полина, не отрываясь от окна. Отсюда, из общежития, открывался прекрасный вид на университет - величественное здание с шестью белыми колоннами, царственно расположившееся на холме. Влажный ветер, долетающий с Волги, колыхал тонкие занавески и длинные волосы девушки, навевая воспоминания об ушедшем - буквально только что ускользнувшем - лете. Прогулки по набережной, ролики, уличные музыканты, мороженое, запах шашлыка из многочисленных летних кафе и ресторанов, августовские звездопады… всё это казалось теперь нереальным и далёким.
        - Вот-вот, - подхватила Ксения. - А жену нашего коменданта вы видели? Она-то за него вышла - молоденькая, хорошенькая… И кто она после этого, если не набитая дура? И ведь комендант искренне уверен, что это не ему повезло, а он её осчастливил!
        - Внешность - не главное, - вяло, без особого желания ввязываться в спор, отбилась Полина. Настроение с утра было каким-то мутным, и состояние - как у сонной мухи. Наверное, ранний авитаминоз… или банальный недосып.
        - Ага, как же, - хохотнула Ксения. - Впрочем, я бы с удовольствием полюбовалась несколько лет спустя на тебя и твоего толстого лысого супруга - какого-нибудь доктора филологических наук!
        - Оставь меня в покое, а? - Полина закатила глаза. Впрочем, на губах девушки играла чуть заметная улыбка, что позволяло не относиться к её недовольному тону всерьёз.
        - Нет, Полинка, я без шуток… по моим наблюдениям, на тебя плохо действует переизбыток целомудрия. Тебе давно пора влюбиться!
        - Хорошо, влюблюсь, - отозвалась подруга. - Непременно выберу самого толстого и самого лысого, я тебе обещаю.
        Деликатное осеннее солнце заливало весёлым светом тесную комнатку. Некоторый утренний беспорядок не отнимал прелести у этого тёплого девичьего жилья с его пёстрыми вышивками и картинками на стенах, полками с учебными книгами и любовными романами в ярких обложках, зеркальцами, тюбиками, коробочками и флаконами, бело-красно-жёлтыми астрами в банке на подоконнике…
        - Девочки, ну идите же к столу, - Катя с досадой поморщилась. - Прямо беда мне с вами! Хочется завтракать вместе, как дома, а ничего не выходит. Одна всё утро возлежит на подушках, как Шамаханская царица, другая торчит у окна и думает, думает…
        Голосок у Кати тоненький, и сама она - бледненькая, хрупкая, нежная, как неяркий северный цветочек. Однако из трёх подруг она - самая хозяйственная, беспорядков терпеть не может.
        - Полинка не думает, а мыслит, - засмеялась Ксения. - Она у нас мыслящая личность.
        - Сомнительная я личность, - вздохнула Полина всё с той же лёгкой улыбкой. - Да и ты, Ксеня, не лучше. Весь факультет сомнительный. Ну что это за профессия в двадцать первом веке - филолог?..
        - Ну я в твою филологию, впрочем, и не собираюсь, - сладко зевнув, возразила Ксения и, протерев краешком простыни очки, нацепила их на нос. - Серьёзно намереваюсь в ближайшие пару лет получить Букера за свой дебютный роман и почивать на лаврах… - она потянулась за сигаретами, лежащими на тумбочке.
        - Ксень, ну сколько раз повторять - в комнате не кури! - строго прикрикнула на неё Катя. - Комендант, по-моему, уже что-то подозревает… не зря он сейчас так принюхивался.
        - Пусть хоть обнюхается… Ладно, птенчик, не бухти, дай-ка мне бутерброд с колбаской.
        - В постели крошить? Ещё чего, садись за стол, - в этих вопросах Катя была непреклонна и строила девчонок, даром, что была младше: она перешла на второй курс журфака, а Полина с Ксенией - на пятый филологического.
        Недовольно кряхтя и потягиваясь, Ксения всё-таки покорно поднялась с кровати, доковыляла до стола и плюхнулась на колченогую табуретку.
        - Полина, завтракать!.. - снова позвала Катя подругу. Та с неохотой - аппетита совсем не было - отлипла от окна и тоже подошла к столу. Подвинула к себе чашку, всыпала туда ложку быстрорастворимого кофе, потянулась за бутылкой молока.
        - По-моему, прокисло… - брезгливо сказала Полина, но губы её продолжали всё так же смутно улыбаться, и становилось очевидно, что эта лёгкая полуулыбка дана ей от рождения, в рисунке рта. - С холодильником явные проблемы, если совсем загнётся - что делать будем?.. Плесни мне кипяточку, Ксень.
        - Ничего, - беззаботно отозвалась Ксения, - скоро зима, будем продукты за окно вывешивать.
        - Посуду за собой помойте, - озабоченно произнесла Катя, уже укладывающая тетради в сумку: не до пустой трепотни, ещё на лекцию опоздаешь. - Я, наверное, задержусь сегодня… - щёки её окрасил лёгкий румянец. - Вечером увидимся!
        - Киру привет передавай, - ехидно вставила Ксения, с удовольствием отмечая, как ещё больше смутилась девушка. - До вечера, птенчик!
        Некоторое время подруги продолжали завтракать в тишине, но Ксению, видимо, распирало желание поговорить.
        - Понять бы ещё, какая именно деталь нравится Кате в этом скоморохе, - задумчиво отхлебнув глоток чая, произнесла она. - Ведь второй год по нему с ума сходит…
        - Это их дело, - Полина небрежно дёрнула плечом.
        - Фу, какая ты скучная. С тобой даже косточки никому не перемоешь! - фыркнула Ксения.
        - Ну, какая уж есть, - Полина встала и принялась собирать со стола грязную посуду. В университет нужно было ко второй паре, но она всё равно собиралась прийти чуть-чуть пораньше, поэтому следовало поторопиться.
        Полина забегала вчера на кафедру, и Астаров её "обрадовал": он пока даже не заглядывал в черновик дипломной работы, который она оставила ему ещё на прошлой неделе.
        “У вас, по всей видимости, будет другой научный руководитель, наш новый доцент Марк Громов, - объяснил ей заведующий кафедрой, - поэтому я… ммм… не углублялся. Он специалист по фольклору, вот сами с ним всё и обсудите".
        Интересно, размышляла Полина, пока мыла чашки и тарелки над раковиной в общей кухне, какой он, этот загадочный новый доцент… удастся ли найти с ним общий язык? Беда, если не будет контакта с научным руководителем! Говорили, что приехал он аж из самого Питера. Непонятно, что и забыл в наших краях. Девчонки с четвёртого курса, у которых Громов уже читал первые лекции по теории языка, сплетничали, что мужик интересный, симпатичный… правда, старый, конечно: целых тридцать шесть лет.
        Пожалуй, и к лучшему, что он приехал, с надеждой подумала Полина, вернувшись в комнату. Астаров уж больно равнодушен к фольклору. Хотя… может, новый доцент окажется ещё хлеще. Явится какой-нибудь пересушенный заплесневелый сухарь, полистает её труды и завопит, брызжа слюной: "Это что за отсебятина, госпожа Кострова?! Когда вы пишете научную работу, нужно подкреплять текст ссылками на авторитетные источники. И не забывайте ставить кавычки!"
        - Хандришь?..
        Неожиданный вопрос заставил Полину вздрогнуть и выйти из своей глубокой задумчивости. Она вспомнила, что не одна, и невольно поёжилась под испытывающим взором Ксении: все подруги ненавидели эти пристальные сканирующие взгляды будущей писательницы. Прямо-таки рентгеновские лучи!
        - Давай проанализируем твою хандру вместе? - зелёные глаза за стёклами очков алчно блеснули. - Тебе - душу облегчить, а мне - рабочий материал для нового романа…
        - Нет уж, спасибо, - благоразумно отказалась Полина, не желая быть рабочим материалом. - Поищи себе другую жертву.
        - Ну я же и говорю: любви тебе не хватает. Романтики! Скучная ты, Полинка… вся какая-то правильная до зубовного скрежета, чопорная и занудная. Типичная старая дева!
        Полина тяжело вздохнула.
        - Непременно хочешь поругаться?
        - Да я же шучу, шучу, - тут же пошла на попятную Ксения, заговорив голоском доброй лягушки из мультика. - На самом деле, я желаю тебе только добра, от всего сердца. Ну согласись, это же ненормально, когда у молодой симпатичной девушки нет парня!
        - По-моему, у тебя его тоже нет, - вскользь заметила Полина, хотя назвать Ксению симпатичной можно было лишь с большой натяжкой. На самом деле, у подруги было довольно интересное лицо, но совершенно далёкое при этом от классических канонов женской привлекательности, и красила его вовсе не косметика, а живость и изменчивость.
        - Я не в счёт, - беззаботно отмахнулась Ксения. - Я - вне. Буду описывать вас, несчастные! - и захохотала. Полина даже не улыбнулась в ответ, потому что у этой Ксении вечно не поймёшь, где она шутит, а где говорит всерьёз. Может, и впрямь возомнила себя выше всех остальных…
        - Просто мне кажется, Вадим тебе понравится, - продолжила подруга. - Вы с ним одного поля ягоды… Он, кстати, стихи пишет. И очень даже неплохие…
        Полина поморгала, пытаясь сообразить, в какой момент упустила нить беседы.
        - Кто-кто мне понравится? - переспросила она недоумевающе. - Какой ещё Вадим?
        - Мой двоюродный брат из Москвы, - пояснила Ксения совершенно невозмутимо, словно это проливало хоть какую-то ясность на ситуацию. Полина готова была поклясться, что вообще впервые слышит это имя.
        - А при чём здесь твой брат?
        - Я немного рассказала ему о тебе, как-то к слову пришлось. Показала фотки… Ну-ну, не вскидывайся, только те, что у тебя выложены в свободном доступе ВКонтакте!.. Знаешь, он заинтересовался. Ты вообще бываешь ничего так, - признала Ксения, - особенно когда оживляешься, а не ходишь в маске снежной королевы. Так вот, он планирует приехать навестить меня… ты не собираешься домой на ноябрьские праздники? Там три выходных подряд выпадает.
        - Вот до этого не собиралась, а теперь точно уеду, - мрачно произнесла Полина, закипая. - Ты же знаешь, как я ненавижу всё это идиотское сводничество!
        - Хоть надорвусь, да упрусь, как сказали бы братья-филологи, - усмехнулась Ксения. - Ни о каком сводничестве речи не идёт. Я просто чуточку подтолкну вас навстречу друг другу, только и всего! А дальше вы уж сами разбирайтесь. Кстати, вы неплохо бы смотрелись вместе. Представь, Вадим даже немного похож на тебя. Только, извини, красивее. Он как-то больше отчёркнут, что ли. Волосы потемнее, и брови погуще, и глаза выразительнее, и скулы резче, и улыбка не такая блуждающая…
        
        - Это ты сейчас своего братца описываешь или критикуешь меня? - зло фыркнула Полина. - Запомни, Ксень: мне это неинтересно. Будь он хоть сто раз замечательным человеком, тысячу раз писаным красавцем и миллион раз твоим родственником.
        Настроение вконец испортилось, хоть Полина и не желала признаваться в этом самой себе. Ксения хочет стать вершительницей человеческих судеб, ни больше, ни меньше, а на деле выходит дурацкое сватовство… Можно себе представить, что она напела этому Вадиму!
        Пребывая всё в том же смутном раздражении, Полина быстро переоделась и убрала волосы в хвост на затылке. Уйти, уйти поскорее из этой опостылевшей комнаты, подальше от внимательного исследовательского взгляда… Впрочем, подруга на неё уже и не смотрела - открыла ноутбук, закурила, пользуясь отсутствием Кати, и торопливо забегала пальцами по клавиатуре. Строчит, писательница… Дым столбом, забытая чашка кофе остывает рядом, волосы растрёпаны, очки набок, и, кажется, она даже не умывалась сегодня, но теперь хоть из пушки пали - ничем её не проймёшь.
        - Ты куда? - спросила Ксения небрежно, не поднимая головы, заметив, что Полина подхватила сумку и двинулась к двери.
        - На кафедру.
        Илона
        Она немного приболела в начале нового учебного года и пропустила первые дни занятий, чему была в глубине души даже рада. Илона отчаянно трусила перед встречей с Марком - так же сильно, как и ждала этого.
        Сколько же прошло лет?.. Да уж никак не меньше пятнадцати. Она уже не та беззаботная девчушка в цветастом платье, которую он помнит. Да впрочем, помнит ли?.. Она мелькнула в его жизни не такой уж значимой героиней. А если быть совсем честной, хотя бы с собою, то, пожалуй, и вовсе - проходным персонажем…
        А вот Марк стал для неё когда-то целым миром. Вернее, не Марк, тогда ещё - просто Марик, милый соседский парнишка, в которого она была тихо и отчаянно влюблена с первого класса. Что такое - первая детская любовь? Всё было до смешного наивно и невинно. Караулила у окна, когда Марик появится во дворе, тут же выбегала вслед за ним, нарочито небрежно здоровалась и чуточку краснела от удовольствия, заслышав в ответ доброжелательное: “Привет!”, а затем околачивалась во дворе, делая вид, что совершенно не смотрит в его сторону, и, между тем, украдкой задевала своё счастье вороватым взглядом…
        Он, разумеется, не воспринимал её всерьёз. Так, путается какая-то мелочь под ногами… Марик был старше на пять лет - а в таком нежном возрасте это целая пропасть. Илона всё ещё играла в куклы и обожала диснеевский мультик про русалочку Ариэль, а он уже целовался с девчонками, курил тайком от родителей и заканчивал выпускной класс.
        После школы Марик уехал поступать в Санкт-Петербург, и Илона эгоистично молилась всем богам, чтобы он провалился и вернулся в родной город. Ну, чем ему здесь не нравится?.. И университеты, и институты, и академии имеются - на любой вкус… Однако Марик поступил.
        Отныне она стала видеть его лишь дважды в год - он приезжал к родителям во время зимних и летних каникул. Марик сделался совсем взрослым и каким-то… чужим. Другая причёска, другая одежда, другой взгляд, другая улыбка… он даже разговаривать стал иначе. Илона теперь ещё больше робела при встречах, хотя он по-прежнему приветливо с ней здоровался и одаривал мимолётной улыбкой.
        А когда Илона училась в выпускном классе, а Марик перешёл на пятый курс, случилась трагедия: в страшной автомобильной аварии погибли оба его родителя.
        Илона ужасно ждала его приезда из Питера. Ей так хотелось утешить его, обнять, сказать какие-то уместные в данной ситуации ободряющие слова, даже, может быть, поплакать с ним вместе… но ей просто не предоставили такой возможности. Марик был постоянно окружён другими людьми, соболезнующими и сочувствующими. Дальние родственники, соседи, друзья и коллеги родителей - все спешили поддержать парня в этой непростой ситуации. Марик не был похож сам на себя: бледный, осунувшийся, небритый, с синевой под глазами и резко выступившими скулами, будто повзрослевший лет на десять. Он отстранённо принимал соболезнования, но взгляд его был словно устремлён внутрь себя, Илону он просто не замечал. Может, это было и к лучшему. Что знала о настоящем горе легкомысленная шестнадцатилетняя девчонка? Какие слова утешения могла ему сказать?..
        А потом он уехал.
        Илона тогда подкарауливала его в подъезде с раннего утра. Дождалась, когда Марик загремит наверху ключами, возясь с дверным замком, а затем по лестнице гулко зазвучали его торопливые шаги: он спешил на вокзал.
        - Марк! - окликнула она его несмело, отделившись от стены напротив почтовых ящиков. Он притормозил, сфокусировал на ней взгляд, с трудом узнавая свою маленькую глупенькую соседку… откуда-то из нереально далёкой, из самой что ни на есть прошлой жизни.
        - Ты теперь не вернёшься? - без предисловий выпалила она то, что не давало ей покоя уже несколько дней. Марик понял. Горько усмехнулся и ответил вопросом на вопрос:
        - А что меня теперь здесь держит? Кто у меня остался?
        “Я”, - подумала Илона, но ничего не сказала вслух, только растерянно улыбнулась. Он взглянул на часы и спохватился:
        - Извини, мне пора…
        “Можно мне хотя бы на вокзал тебя проводить?” - подумала она, но опять так и не решилась произнести это вслух.
        - Приезжай как-нибудь в Петербург, - напоследок вежливо пригласил её он и тоже попытался слабо улыбнуться в ответ.
        “Приезжай…”
        Эти слова потом много лет звучали у неё в ушах. Интересно, за чем бы она поехала? Не за ответом ли на свою открытку, которую Илона (вот дурочка!) послала ему на день рождения? Адрес выпытала у тётки Марика, которая обосновалась отныне в квартире его родителей.
        И ведь написала-нажелала она ему тогда всякой банальной дежурной ерунды, типа здоровья и счастья в личной жизни… Но всё-таки долго, до нелепого долго ждала Илона ответа на ту несчастную открытку.
        А вот теперь Марик вернулся в родной город в качестве доцента Громова. Он будет преподавать в том же университете, где Илона сначала училась, а ныне и сама внедряет науку в суетные головы.
        Она больше не носит цветастых платьев. В ней не осталось ни грамма прежней девичьей лёгкости и беззаботности. Ей тридцать один год, она вдова (уже в самом этом слове мерещится что-то старческое и убогое), студенты считают её занудой… и всё-таки ритм глупого сердца почему-то всякий раз учащается, когда Илона слышит знакомое имя. Марик!.. Доцент Марк Александрович Громов. Он будет работать здесь. С ней вместе…
        
        Что привело его домой? К кому он ехал - или от кого бежал? Илона в отчаянии понимала, что совершенно ничего не знает о нём, но при этом страстно желала узнать, увидеть, понять - каким он стал.
        Первого сентября ей позвонила Муся. Вообще-то, конечно, не Муся, а Мария Андреевна Савицкая - секретарь филологического факультета. Но вся кафедра звала её исключительно Мусей, такая она была полненькая, жизнерадостная и румяная.
        Муся перманентно находилась в поиске спутника жизни, поэтому каждый новый мужчина, оказывающийся в поле её зрения, немедленно рассматривался как потенциальный кандидат в мужья, и она даже не особо пыталась это скрывать. Вероятно, по этой причине Муся до сих пор не была замужем, хотя уже попала в злополучную возрастную категорию “если вам немного за тридцать”.
        - Видела я сегодня нашего нового доцента… - сообщила Муся загадочным тоном. Илона с трудом справилась с дыханием и переспросила как можно рассеяннее:
        - Громова?
        - Громова, кого ж ещё. Правда, мельком… Астаров тут же увёл его в деканат, увиваясь вокруг него, как виноградная лоза.
        - Хочет очаровать, - фыркнула Илона. - Это манера у него такая с новыми людьми.
        Впрочем, не только с новыми - Астаров был любезен абсолютно со всеми. Он частенько с улыбочкой отчитывал Илону за то, что её студенты плохо знают русский язык. “Занятия поручены вам… ммм… следовательно…” Следовательно - что? Она виновата в том, что эти остолопы доучились до пятого курса и не умеют писать “папа-мама”?! Ведь уже на вступительных экзаменах видно, кого они принимают. В сочинениях по двадцать-тридцать ошибок, а Астаров широким жестом ставит четвёрку - “за общую одарённость”. А ей потом мучиться с этими одарёнными и быть за них в ответе… она же преподаватель русского языка.
        Поняв, что пауза слишком затянулась, Илона спохватилась, что Муся ждёт от неё естественного в этой ситуации любопытства, и быстро спросила:
        - Ну, и… какой он, этот Громов? Как тебе показался?
        - Интере-е-есный мужчина, - протянула Муся многозначительно. - Такой, знаешь… с драмой в глазах.
        Вот ещё, выдумала какую-то драму… наверное, любовных романов перечитала, с досадой подумала Илона, а вслух невозмутимо заметила:
        - Может, у него просто расстройство желудка.
        - Ну тебя! - обиделась Муся. - Очень умный, но печальный взгляд.
        Да, Илона прекрасно помнила, как Марк умеет смотреть - казалось, заглядывая тебе прямо в душу… Она как наяву увидела перед собой его внимательные серые глаза, обрамлённые на зависть длинными, пушистыми ресницами, отчего складывалось слишком уж милое общее впечатление. Этакий бесхитростный взгляд наивного ребёнка… Но между тем, какой-то дух противоречия упрямо побуждал её сейчас обесценивать все неоспоримые достоинства Марка перед Мусей.
        - Умный и печальный взгляд, как у собаки? - иронично осведомилась она.
        - Фу такой быть, - слышно было, как Муся надулась. - Вот выздоровеешь, придёшь и сама увидишь. Уверяю, ты останешься от него в полном восторге!.. Все наши тётки пищат в экстазе. Кстати, когда ты планируешь воскреснуть и вернуться в родной коллектив, чтобы продолжать истязать бедных студентов?
        - Да думаю, денька через два появлюсь, - откликнулась Илона, вздохнув. Не может же она, в самом деле, вечно прятаться…
        Кафедра филологии располагалась на втором этаже. Поднимаясь по лестнице, Илона тщетно старалась справиться с бешено колотящимся от волнения сердцем. Подойдя к белой двери, она дышала так тяжело, будто только что пробежала марафон. Господи, только бы Марка там сейчас не было… или нет, наоборот, пусть будет, лучше уж сразу… ожидание и неизвестность её просто убивают. А если и нужно от чего-то обороняться, то только от самой первой минуты.
        Марк был на кафедре.
        Илона не знала, куда девать глаза, и краска всё-таки обожгла щёки. Пялиться в открытую неудобно, избегать его взгляда - подозрительно… А ещё терзала дурацкая фольклорная ассоциация: она только что отворила дверь в запретный “мёртвый” мир, куда ни в коем случае нельзя входить… “По несчастью или к счастью, истина проста: никогда не возвращайся в прежние места. Даже если пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне…”*
        Астаров немедленно представил их друг другу со всей церемонностью.
        - Марк Александрович Громов, наш новый доцент… А это Илона Эдуардовна Саар, преподаватель современного русского языка.
        Она, наконец, решилась и посмотрела на него открыто… и сразу же узнала эти серые глаза, этот внимательный взгляд, словно и не было никакой разлуки, и перед ней - всё тот же двадцатилетний Марик, до отчаяния похожий сам на себя… вот только морщинки в уголках глаз и чуть загрубевшее, больше не такое мальчишеское, лицо свидетельствовали о том, что прошло уже немало лет.
        - А мы с Илоной… Эдуардовной давно знакомы, - произнёс Марк с улыбкой.
        Голос… оказывается, она совсем забыла его голос. Как же приятно он звучит, хочется просто зажмуриться и замурлыкать, как разомлевшая на солнышке кошка. Можно себе представить восторг студенток, когда этим самым потрясающим голосом он читает им лекции…
        На кафедре воцарилась удивлённая тишина. Илона успела перехватить ошарашенный и одновременно обиженный взгляд Муси, в котором явственно читалось: “Мне-то ты могла сказать, что вы знакомы?!”
        - Мы были соседями по дому, - пояснил Марк всем присутствующим, точно извиняясь за то, что они с Илоной утаили сей факт биографии от коллег. - Правда, уже очень и очень давно…
        - Когда деревья были большими**, - робко улыбнулась она в ответ.
        ___________________________
        *Строки из стихотворения Геннадия Шпаликова
        **”Когда деревья были большими” - советский художественный фильм-драма Льва Кулиджанова, эта фраза обычно используется в контексте воспоминаний о детстве.
        Глава 2
        Полина
        Университетские коридоры встретили Полину тишиной и покоем - первая пара была в разгаре. Здесь раполагалось филологическое крыло, и “сомнительный” факультет, как видно, принимал своё дело всерьёз. Сквозь плотно закрытые двери аудиторий доносились приглушённые голоса лекторов, навевая умиротворение и надёжность, вселяя в студентов уверенность в выбранной ими профессии и в завтрашнем дне.
        Девушка поднялась на второй этаж, решительно намереваясь попросить заведующего кафедрой отдать ей черновик своей работы. Не хотелось ударить лицом в грязь перед новым доцентом, поэтому она планировала ещё раз внимательно перечитать сделанные ею наброски и внести необходимые исправления.
        Астаров, к счастью, оказался на кафедре. В данный момент он сидел рядом с русичкой Илоной Саар и, судя по удручённому виду этой милой женщины, читал ей вслух Изборник Святослава или, быть может, Ипатьевскую летопись.
        Этот молодой учёный полностью посвятил себя исторической грамматике, и больше его не волновало, похоже, абсолютно ничего. Вот, должно быть, славно-то ему живётся - никаких забот о презренно-бытовом, бренном, насущном… Астаров даже не вспомнил, куда задевал Полинину папку. И вообще он очень удивился тому, что студентка Кострова ещё в начале первого семестра столь обеспокоена судьбой своей дипломной работы.
        - Сейчас, подождите… ммм… право, совсем вылетело из головы, куда я её положил… - бормотал он, вороша бумаги на столе. - Знаете что, зайдите лучше попозже… на перемене, я ещё раз хорошенько везде посмотрю.
        - Вы только Громову не отдавайте мою работу, Максим Павлович, - встревоженно попросила Полина. - Там многое нужно переделать, и я не хочу, чтобы он даже начинал это читать.
        Илона Эдуардовна уронила карандаш на стол. Тот покатился к краю, но преподавательница успела поймать его, улыбнулась и вмиг похорошела. Вообще, было в ней сегодня что-то непонятное, загадочное, она словно светилась изнутри… Полина засмотрелась на её сияющие золотые волосы и опущенные ресницы и чуть не забыла, зачем пришла.
        - Хорошо, - кивнул Астаров.
        Девушка, глубоко вздохнув - а что тут ещё поделаешь? - с неспокойной душой покинула кафедру. До окончания пары оставалось сорок минут. Чтобы хоть чем-нибудь занять себя на это время, Полина спустилась в столовую. Есть не хотелось, но можно было выпить какой-нибудь сок…
        Устроившись за самым дальним столиком в углу, она достала из сумки электронную “читалку” и погрузилась в сюжет нового романа Дины Рубиной, время от времени прихлёбывая через трубочку сладкий манговый нектар из упаковки. В столовой было тихо и малолюдно, редкие студенты жевали свои ватрушки или коржики, так что ничего не отвлекало Полину от чтения. Она настолько увлеклась, что не сразу заметила появление нового посетителя, а когда, наконец, обратила на него внимание, то моментально сообразила: это, должно быть, и есть доцент Марк Громов!
        Ну конечно же, он - больше просто некому. На студента явно не тянет, а весь старый преподавательский состав ей известен в лицо… Громов устроился через стол от Полины, и ей было прекрасно его видно.
        Пару минут потаращившись на доцента исподтишка, Полина неохотно признала: он и в самом деле хорош, девчонки с четвёртого курса нисколько не преувеличивали. Пожалуй, его даже можно было назвать красавцем, если бы не выражение лица: оно было каким-то недовольным, даже брезгливым. Обложившись бумагами, которые он достал из чёрного кожаного портфеля, и вооружившись шариковой ручкой, словно шпагой, доцент остервенело накинулся на эту кучу макулатуры, перебирая и откладывая страницы с такой скоростью, что поднялся ветер.
        Полину несколько смущало такое близкое соседство, но не бегать же от него - много чести… Подперев щёку рукой и заодно заслонившись ладонью от внешних помех, она снова попыталась вернуться к чтению, но теперь, как назло, у неё не получалось сосредоточиться на тексте. Глаза то и дело косили в сторону Громова.
        Нет, всё-таки, он действительно симпатяга, рассеянно подумала она. Вот вам и устойчивый миф о лысых и пузатых доцентах, привет тебе, Ксения, а ещё писательница! Громов был худощавым, с красивым и чётким овалом лица, с густыми тёмными волосами… и даже лёгкая небритость ему шла, подчёркивая скулы. И одет он был, кстати, тоже очень стильно, даже элегантно, этакий “денди лондонский”*…
        Ещё раз стрельнув взглядом в нового доцента, Полина вдруг чуть не задохнулась: Громов читал её дипломную работу! Она сразу узнала эту ярко-жёлтую папку-скоросшиватель… Чёрт, чёрт, рассеянный идиот Астаров всё, как обычно, перепутал: он не потерял папку, а просто, ничтоже сумняшеся, отдал её новому научному руководителю и сам же забыл об этом. А ведь она так боялась, что Громов прочтёт эти сырые наброски, которые теперь и самой ей казались наивным детским лепетом, далёким от того грандиозного замысла, которым она жила уже несколько месяцев!
        Девушка почувствовала, как кровь прилила к щекам. Теперь она не отрывала взгляда от доцента, с жадностью следя за его мимикой и ревниво улавливая каждый оттенок в смене выражений его лица.
        Читает… похоже, не слишком-то внимательно. Хотя нет - вот остановился, заглядывает на предыдущую страницу, перечитывает… И губы у него сложены в презрительную ухмылку, или ей это просто кажется со страху? И сам он весь какой-то презрительный, горький, как полынь-трава… Снова возвращается назад, опять перечитывает что-то и - о господи! - улыбается… Что он вычитал там смешного, интересно знать? Наверняка сморозила какую-нибудь глупость… Это, конечно, не трагедия - в конце концов, что такое черновик? Клочки и обрывки мыслей. Да, да, но смеяться там совершенно не над чем.
        
        Какая же это мука, кто бы знал - видеть, как читают твою дипломную работу!.. Не выдержав пытки, Полина торопливо собрала свои вещи и спаслась бегством.
        ___________________________
        *Отсылка к строкам из поэмы А.С. Пушкина “Евгений Онегин”: “Острижен по последней моде, как dandy лондонский одет”.
        Ни на какую кафедру на перемене Полина, конечно же, не пошла. А смысл? К совести Астарова взывать бесполезно - он, наверное, уже и не помнит, что передал Громову её работу, начнёт мямлить своё вечное “ммм”…
        Однако её ждал сюрприз - перед окончанием последней лекции прямо в аудиторию Полине передали записку: доцент Громов лично вызывает студентку пятого курса Кострову на кафедру после занятий. Полина даже испугалась. Что ему понадобилось? Собирается отчитывать её за неудачную работу?..
        - От кого записка? - шепнула любопытная Ксения, но Полина только отмахнулась. У неё тряслись все поджилки - кто бы мог подумать, что она такая трусиха, буквально падает в обморок перед встречей со своим потенциальным научным руководителем…
        Остаток лекции прошёл для неё, как в тумане. Когда пятый курс счастливо исторгся из аудитории на свободу, Полина медленно, оттягивая неизбежный момент, доплелась до туалета и хорошенько умылась холодной водой, чтобы немного прийти в себя. Она даже во время сессии так не волновалась… Собиралась поначалу подкрасить хотя бы губы, чтобы не смущать петербургского доцента своим перепуганным бескровным лицом, но отказалась от этой мысли. Ещё и прихорашиваться ради него! А вот резинку с хвоста стянула - не для красоты (хотя, безусловно, густые волнистые волосы были одним из главных её украшений), а в качестве психологической защиты. Волосы были занавесом, отгораживающим её от внешнего мира с его презрительно ухмыляющимися доцентами.
        Простой путь вверх по лестнице, с первого этажа на второй, занял у неё пятнадцать минут. На каждую ногу словно подвесили по пудовой гире, и Полина в отчаянии цеплялась за захватанные перила, чтобы не развернуться и не дать дёру.
        Оказавшись перед знакомой до каждой трещинки и маленькой царапинки белой дверью, девушка вежливо постучала, а затем нерешительно потянула за дверную ручку.
        - Марк Александрович! - секретарша, на зависть румяная и жизнерадостная, обратила внимание доцента на вошедшую робеющую Полину. - Это Кострова. Та самая, о которой вы спрашивали. С дипломной работой.
        Брови Громова взметнулись, и он окинул Полину классическим педагогическим взглядом, в котором Полине почудилось примерно следующее: “Ох уж эти студенты, все такие одинаковые, так наскучили…” Затем он приподнялся ей навстречу, коротко кивнув, и пересел на соседний стул - подальше к стене, жестом приглашая Полину занять его прежнее место.
        - Вы, госпожа Кострова, лично собирали материалы о фольклорных традициях Поволжья? - спросил он.
        Ух!.. Какой у него, оказывается, голос. Самый красивый из всех мужских. Не визжащий фальцет, не раскатистый бас… Слушать и слушать бы!
        - Не всё. Там у меня отмечено, - заговорила она торопливо, пряча смущение за подчёркнуто деловым тоном и продолжая стоять, переминаясь с ноги на ногу. - Большую часть я записывала у себя на острове, остальное взяла из местного литературного музея.
        - У себя на острове? - переспросил Громов, снова многозначительно поиграв бровями. - Это где?
        - Вверх по Волге есть остров Мирный - маленький, там всего две деревни, одна русская, другая татарская… обе старинные, основанные ещё в восемнадцатом веке.
        Дальнейшей заинтересованности в острове Громов не проявил, и Полина захлопнула рот, стесняясь своей излишней горячности. Он кивком снова пригласил её присесть. Девушка опустилась на стул, чувствуя, как подрагивают колени.
        В руках у Громова появилась знакомая жёлтая папка. Полина шумно сглотнула. Ну, сколько ещё он будет тянуть резину?! Пусть уж скажет всё, что думает…
        - У вас есть дельные мысли, - словно в ответ на её немой призыв, откликнулся Громов и хлопнул ладонью по яркой обложке, будто вынося вердикт. - Пусть пока совсем немного, но они есть.
        “А он отчаянный хам!” - опешив, подумала Полина. Сам Громов, однако, явно не считал себя хамом. Помедлив пару мгновений, точно давая студентке возможность порадоваться его своеобразному комплименту, он продолжил:
        - Авторский слог довольно точный, грамотный, и нет сплошного плагиата, как это нередко бывает в студенческих работах…
        Он открыл папку, полистал страницы, аккуратно и бережно расправил загнувшийся краешек листа, и это движение почему-то подействовало на Полину успокаивающе. А может быть, она просто засмотрелась на его руки… очень красивые руки, надо отметить. Взгляд девушки тут же, словно мимоходом, скользнул по безымянному пальцу его правой руки - кольца не было. Ей мгновенно стало стыдно за своё поведение, вообще-то, совершенно ей не свойственное. И вообще - он только что обвинил её в плагиате!
        - О плагиате не может быть и речи, - уверенно и дерзко возразила она. Громов улыбнулся. Надо же, оказывается, умеет и не презрительно…
        - Я и говорю, что его нет. Это ваша работа, - признал он, постукивая пальцами по краю стола. - Но, к сожалению, через всю тему проходит… как бы поточнее выразиться… проходит лазоревая нить.
        Она снова растерялась, совершенно сбитая с толку.
        - В смысле?
        - Вот, смотрите… - он полистал рукопись. - Здесь у вас на дереве сидит “птиченька белая, грудка у ней лазоревая”. И на этой же странице - опять: “Вы ль цветы мои лазоревы, много было вас посеяно, да немного уродилося…” И даже кони у вас пьют из реки “воду лазореву”! - он оторвался от страницы и поднял на Полину возмущённый, как ей показалось, взгляд.
        - И что? - глупо переспросила она. Он вздохнул, точно досадуя на то, что студентка не понимает таких очевидных вещей.
        - Это звучит несколько приторно. Даже слащаво.
        - Но я записывала точь-в-точь, как пели и рассказывали сказочницы.
        - Да-а-а… - протянул он будто бы в печали и задумчиво покивал, - как говорится, из песни слова не выкинешь…
        - А из сказки зачем выкидывать? - хмуро осведомилась Полина.
        - И из сказки не надо, - сказал он примирительным тоном. - А вот из контекста, из авторских комментариев…
        - Но нам ещё на первом курсе было велено записывать всё, - возразила она, пока ещё не совсем понимая, к чему он клонит.
        - А вы были такой послушной? - Громов опять улыбнулся, да так, что у Полины заревом вспыхнули щёки - слишком часто она сегодня краснеет, однако. А может быть, это у неё просто температура поднялась? Странная реакция - опять же, совершенно ей не свойственная…
        - Я и сейчас послушная, а что мне ещё остаётся? Не диссертацию ведь пишу, - огрызнулась Полина, снова невольно заводясь, злясь на него за то, что он такой безжалостный и такой… такой обаятельный.
        
        Внимательно взглянув на неё, Громов смягчился. Очевидно, решил, что не стоит обескураживать эту бедненькую, насквозь лазоревую студенточку.
        - Очень недурны зарисовки из жизни рыбаков, - похвалил он, - их быт и уклад. Здесь вы меньше любуетесь стариной, даёте больше фактов и конкретики. Но мне не совсем ясна тема вашей работы. Входят ли сюда только песни и сказки? А как же частушки? Обряды? Поговорки и загадки?..
        - Это у меня не черновик даже, а сырые материалы, - промямлила Полина, сдаваясь. - Верните мне, пожалуйста, рукопись. Я просто хотела посоветоваться с Максимом Павловичем, что взять, а что оставить. Подумаю и переделаю.
        - Прошу вас, - Громов подал ей папку, - непременно подумайте. Времени у вас предостаточно. И учтите, что я просмотрел всё очень и очень поверхностно. Мы непременно ещё поговорим… А сейчас не смею вас больше задерживать. Всего доброго, Полина Кострова… У вас красивое имя, - вдруг добавил он, чем привёл девушку в ещё большее замешательство. А потом снова улыбнулся, что было уж совсем некстати.
        Если и правда красивое имя, то зачем лыбиться?! Наверное, решил, что оно слишком лазоревое.
        На улице накрапывал дождь.
        Полина, обхватив руками собственные плечи и зябко поёживаясь, немного постояла на университетском крыльце, тщетно убеждая себя в том, что огорчаться глупо. Настоящая, серьёзная, профессиональная критика ещё впереди, а это так… детский лепет. Хотя нет, детский лепет - это про её дипломную работу, а не про отзыв Громова. Ей и в самом деле пора кончать с ребячеством. Что ещё за инфантилизм? Ишь, как припекло первое же замечание… Это смешно - растраиваться из-за подобных пустяков и наивно верить, что кандидат филологических наук Марк Громов придёт в неистовый восторг от работы пятикурсницы Полины Костровой.
        Но всё-таки душу так и жгло. Отзыв с самого начала был обидный, как ни крути, обидный и насмешливый… Или это просто она - такая избалованная недотрога, воспринимающая любое объективное замечание как выпад в свой личный адрес? Ну а как не воспринимать, скажите на милость, если дипломная работа - не просто сухие записи, а её собственная, Полинина, жизнь… Может, в текст и впрямь переложено лазури. Может, и впрямь всё это звучит слащаво. Но вся её душа была с детства пропитана этой самой лазурью, этими сказками и любимыми традиционными напевами.
        Она закрыла глаза и явственно увидела свой остров - круглый и плоский, как большой блин. Белые облака, лазоревая вода, заросли изумрудной травы и камыши у песчаного берега… Истошно орут наглые чайки, кони пасутся на берегу без привязи, на главной улице мычит телёнок - вот она, её любимая реальность. Для кого-то сказочная, фантастическая, вымышленная и приторная.
        Идиллический островок, что ни говори. Дома деревянные, с кружевной резьбой, как игрушечные, или нет - скорее, как сказочные пряничные домики… Одна школа, одна больница на всю деревню, даже полиции нет - кому надо, посылают моторку на другой причал. Для молодёжи - клуб, он же кинотеатр, он же интернет-кафе. Место изобильное, сытое, рыбное, даже песни здесь испокон веков поются про рыболовство - про буйную волну, да про сырой ветрило, да про младого рыбака, которого дожидается на берегу красавица-невеста…
        Полина родилась и выросла здесь: училась в школе на этом самом берегу, избегала вдоль и поперёк все стёжки-дорожки - чумазая, лохматая и босая, с ватагой местных ребятишек… Тайком от отца и тёти Насти (так называла Полина мачеху) купалась в Волге до первых заморозков. “Вот тогда и настыла на тебе корочка на всю жизнь, живёшь точно в ледяной скорлупке”, - полушутя-полусерьёзно сказала ей однажды лучшая подружка Динка Ермишина…
        Родная мать умерла, когда девочке было всего пять лет, и Полина почти не помнила её лица. Зато множество сказок сказывала, бесчисленное количество песен спевала ей тётя Настя - а тётя Настя и рассказать, и спеть умеет! Именно с тех пор, ещё с раннего детства, и появилось у Полинки первое неосознанное желание сохранить все эти устные строки в письменной форме. До сих пор где-то среди её бумаг хранился блокнот со сказками: о том, как два братца, Туман да Частый Дождичек, приходили в гости к поволжским рыбакам…
        Мужчины на острове крепкие, здоровые, высокие, как на подбор. Женщины им под стать, и на все руки мастерицы да хозяюшки: рыбку потрошить, жарить, коптить, солить и вялить… а уж душистая уха - это и вовсе баловство на скорую руку. Помимо этого, бабы ещё и в огород успевают, и в поле, и в лесок за грибами-ягодами, а если надо - могут даже на вёсла сесть, чтобы загнать коров на берег (коровы-то все тоже водяные, так и норовят залезть в Волгу, чтобы полакомиться сочной речной травой). Ещё и шитьём, и рукодельем успевают заниматься… Вот так принарядится иная тётя Маня к празднику в самолично пошитое пёстрое платье, отбягивающее крутые бока и полную тугую грудь - глаз не оторвёшь, куда там всяким вашим “Мисс Мира”!..
        А в праздники весь этот стройный уклад летит кувырком. Мужики дружно уходят в запой, каков бы ни был повод: Новый год, Рождество, Пасха или день Победы. Бабы помалкивают, только и мечут на стол всё новые да новые угощения - жареное, печёное, солёное… Наливки и настойки тоже свои, домашние - на смородине, мяте, землянике или рябине. И продолжается это до тех пор, пока не оставят гости на столе полные рюмки: больше утроба не вмещает. Стало быть, веселью конец, пора и честь знать. Иных приезжих в моторки сваливают, точно кули, и отправляют по домам, а иных даже трогать не рискуют - до утра оставляют отсыпаться прямо там, где упали.
        Как там писал Нестор? "Руси есть веселие пити…"* Да только никакое не веселие, а несчастие. Беда ужасная.
        Вот и своё счастье не вышло у Полины из-за этого несчастья… Было ей шестнадцать лет, а кареглазому Косте Николаеву - восемнадцать. И казалось даже, что - вот она, любовь! Настоящая, чистая, первая. А затем один раз увидела его пьяным, другой, третий… и словно отшептали. Как ножом отрезало.
        А лучшая подружка Динка после школы согласилась выйти за Костика замуж. И что здесь такого?.. Парень красивый, сильный, работящий… а если с Полинкой у них не сладилось - так она сама и виновата, нечего было выпендриваться. Вот только их дружбе с Динкой после этого почему-то пришёл конец.
        Хотя, быть может, и не из-за Кости это всё. Просто Полина уехала в город, поступила в университет и в родной деревне стала появляться всё реже и реже. Во время нечастых набегов домой они обе с Динкой понимали, что и говорить-то им больше не о чем - слишком разные заботы. К тому же, Полина волей-неволей замечала, что встречаясь с ней, Костик смущённо трепещет ресницами и краснеет, как девушка, а Динка в такие моменты заметно напрягается и особенно зорко следит за мужем. Полине были неловки и тягостны эти встречи. Вот так нелепо оно всё и закончилось…
        От Костика с Динкой мысли почему-то вновь переметнулись к доценту Громову. Любуетесь стариной, говорит… а как не любоваться? Или он видит в прошлом одни только чёрные головёшки? И что для него “прошлое”, а что - “настоящее”? Как он представляет себе современность на острове, где всё давным-давно перемешалось и переплелось друг с другом - и старь, и явь?.. Он и рыбу-то, наверное, только в ресторанах видел… форель на гриле с лимонным соком! Весь такой чистенький, холёный, образованный.
        Может, она и неправа - раздула из мухи слона. Ведь смешно воображать, что пишется настоящая научная работа, что серьёзный, образованный, умный доцент может плениться её жалкими черновиками. Но… когда-нибудь ведь будет и настоящая. Как много понадобится времени, чтобы знать столько же, сколько и он? Разговаривать и спорить с ним на равных? Не бояться увидеть насмешку в этих пронзительных серых глазах?..
        Всему свой черёд, мысленно уговаривала себя Полина. Она непременно напишет отличную дипломную работу, которой можно будет гордиться. Затем обязательно поступит в аспирантуру… У неё будет очень интересная и насыщенная жизнь. Главное - не давать себе поблажек и уверенно идти к намеченной цели… Но Полина никогда не забудет о том, что время от времени полезно останавливаться на бегу: отдышаться, оглядеться по сторонам, отметить и прозрачное небо, и золотой диск солнца, и белые облака, и лазурную воду. Иначе… иначе сама душа почернеет и обуглится.
        ___________________________
        *Из летописи «Повесть временных лет» древнерусского летописца Нестора (вторая пол. XI - нач. XII в.), где рассказывается о том, как киевский князь Владимир Святославович выбирал веру для Руси. От принятия мусульманства, которое запрещало употребление вина, он отказался: “Руси есть веселие пити, не можем без того быти”.
        Илона
        Входить в аудиторию Илона умела по-разному. К пятикурсникам она вошла сейчас так, что те моментально заткнулись и почтительно притихли, даже намёком не напоминая об их недавнем кофликте.
        Она была ужасно зла на них. Эти нахальные студенты удумали пойти на кафедру и нажаловаться на Илону. Просто позорно наябедничали, как детсадовцы: ах, противная злая русичка устраивает им диктанты на каждом занятии - а на пятом курсе это, видите ли, унизительно, они же не школьники, спасите-помогите!
        То, что “не школьники” лепят по пятнадцать ошибок на одной странице, ими почему-то не учитывалось. Больше всего ребят возмутило то, что курс неофициально разделили: кто-то получил освобождение от диктантов, как, к примеру, Полина Кострова и Ксения Далматова. Эти и ещё человек пять оказались вполне грамотными. Остальным же не давалось никаких поблажек, что невольно послужило причиной зависти и интриг среди студентов. И если та же Ксения не слишком раздражала однокурсников, то Полина прямо-таки выводила их из себя своей замечательной “учёностью”. Многие считали её заносчивой гордячкой, которая готова была идти по головам и всех сметать с дороги, выстраивая собственную научную карьеру. Особенно неистовствовала на Полинин счёт Ира Селиванова.
        Ох уж эта Ира… Она не только плела козни против Полины Костровой - именно Селиванова выступила заводилой и инициатором похода на кафедру с жалобой на преподавательницу.
        Илона искоса посмотрела на студентку, которая, избегая встречаться с ней взглядом, делала вид, что старательно вычитывает что-то в своей тетради. В университет эта девушка приезжала на сверкающей новенькой машине, носила модные и явно дорогие вещи, у неё было холёное ухоженное лицо, тщательно уложенные в салоне волосы, идеальный маникюр… и холодные, какие-то мёртвые глаза. Селиванова никого не любила и никого не жалела, всегда заботясь прежде всего о своих собственных интересах любой ценой, пусть даже путём кляуз и наветов.
        Илона не присутствовала при разговоре студентов с завкафедрой, всё произошло за её спиной, в её отсутствие, но верная Муся затем поделилась подробностями. Оказывается, Селиванова договорилась до того, что свалила всю ответственность за безграмотность пятикурсников на Илону Эдуардовну - мол, это она виновата, не всегда умеет объяснить, за все эти годы так и не смогла найти подхода к своим студентам. Астаров, как обычно, помычал и обещал разобраться…
        Но самой большой неприятностью Илоне казалось другое. Обидно было то, что Марк сразу же, с первых своих дней на кафедре, оказался втянут в эти дурацкие сплетни, став невольным свидетелем конфликта. Не успел вступить в должность - и сразу же узнал о том, что Илона не справляется с работой… Не разочаруется ли он в ней?
        И в самом деле, если разобраться, то это стыдно, неловко и глупо - ей тридцать один год, а она проводит со студентами какие-то примитивные школярские диктанты… А что поделаешь? Пока она не напишет кандидатскую, более интересной работы ей не дадут, можно и не надеяться. Сиди вот теперь, умница-разумница, и диктуй здоровым лбам детские упражнения…
        И всё-таки воспоминания о тёплом взгляде Марка, который она нечаянно поймала сегодня утром на кафедре, заставляли Илону время от времени осторожно и мечтательно улыбаться. За несколько дней, минувших с их первой встречи, им так и не удалось нормально пообщаться: кругом постоянно были свидетели, чужие глаза и уши. Но он, несомненно, был рад её видеть…
        Пойманный взгляд то и дело оживал в памяти и согревал душу. Даже пятикурсники, которые, недовольно насупившись, писали сейчас под её диктовку, уже не казались Илоне такими уж противными. Вполне славные, милые ребята… хоть и пишут “симпотичный”, “вообщем”, “координально” и “здорого”, отчего у неё сразу начинает дёргаться глаз.
        И всё-таки, как ни хотелось ей забыть о поступке Селивановой, а игнорировать поведение этой девицы Илона не могла. Этак можно было подрастерять жалкие остатки своего педагогического авторитета… Поэтому, когда диктант был окончен и листочки собраны, преподавательница обратилась к студентке напрямую.
        - Госпожа Селиванова, вы жаловались заведующему кафедрой на то, что я не умею объяснить материал…
        - Не совсем так, - заюлила Ира, суетливо оглядываясь на сокурсников и ища их поддержки. - Так… кое-что повисало в воздухе.
        - Ни о каком “кое-что” не может быть и речи. Я прошу вас к завтрашнему занятию выписать всё, что у вас “повисло в воздухе”, и мы обязательно с этим разберёмся. Если я не смогу ответить на все ваши вопросы, обратимся в Российскую академию наук, - не удержалась Илона от сарказма напоследок.
        В аудитории послышались сдавленые смешки. Ирина метнула в преподавательницу полный ненависти взгляд, но смолчала.
        С кафедры в этот день Илона и Марк ушли одновременно. Вернее, если быть совсем честной, то она тянула до последнего, придумывая себе несуществующие дела, перебирая какие-то тетради, папки и конспекты… И, только заметив, что Громов сложил бумаги в свой портфель и встал, она тоже торопливо вскочила.
        Илона не навязывалась, нет. Но всё-таки в коридоре, когда Астаров окликнул Громова, чтобы что-то сказать ему напоследок, и Марк чуть поотстал, она тоже слегка замедлила шаги.
        
        Илона понимала, что все эти глупые женские уловки шиты белыми нитками, и это он - мужчина! - должен сейчас догонять её, волнуясь, что она убежит, а не она - замедлять шаги в ожидании, но… ничего не могла с собой поделать.
        Он настиг её уже на крыльце.
        - Вы на общественном транспорте добираетесь, Марк Александрович? - спросила она беззаботно, стараясь не выдать своего откровенного любопытства относительно места его теперешнего проживания. Она звонила родителям на дгях и окольными путями пыталась выяснить, кто живёт в квартире Громовых, но они сказали, что там по-прежнему обитает всё та же престарелая тётка.
        - Да, личным ещё не успел обзавестись, - отозвался он. - А вы?
        - Я пешком хожу. Тут недалеко… - Илона улыбнулась и, не вытерпев, всё-таки полюбопытствовала:
        - А почему вы в своей квартире не живёте?
        - Пока снимаю, а там видно будет, - отозвался он спокойно. Илона подумала, что, возможно, ему больно было бы оставаться в том месте, где всё напоминает о родителях.
        - А вы, Илона Эдуардовна? - было что-то смешное и трогательное в том, как он послушно и деликатно “выкал” ей, как бы принимая навязанные ею правила игры. - Вы, наверное, из нашего старого дома тоже давно переехали?
        - О да, конечно, - ответила она. - Я сразу после института вышла замуж, мы купили свою квартиру… Муж умер несколько лет назад, - добавила она поспешно.
        Марк ободряюще сжал её локоть.
        - Мне очень жаль…
        Илона кивнула.
        - Спасибо. Внезапная смерть… тромб оторвался. Ну, а что вы? Не женились там, в Питере? - спросила она как можно равнодушнее.
        - Был женат. Сейчас в разводе, - сухо ответил Марк.
        - Значит, вам нужно озаботиться поиском постоянного жилья, - заметила Илона и тут же, спохватившись, прикусила язык. - Если вы, конечно, собираетесь остаться здесь надолго… - добавила она тихо, чувствуя дикую неловкость.
        Боже, она же совсем ничего не знает о его планах. Может, он и не хочет задерживаться в этой провинциальной трясине. Поработает с годик - да и слиняет обратно в свою северную столицу…
        - Да, я собираюсь остаться здесь надолго, - ответил Марк таким тоном, что стало ясно: больше никаких личных вопросов он не потерпит.
        - Марк Александрович! - послышался голос заведующего кафедрой. Он догонял их от крыльца, ловко и грациозно, как олень, перепрыгивая через небольшие лужи.
        - Вот хорошо, что вы ещё не ушли… Ммм… Не хотите ли заехать ко мне в гости? Я на днях купил чердак книг… Думаю, это будет вам очень интересно.
        - Чердак? - Марк вскинул брови.
        - Ну да. Умер один старичок-библиофил, и вдова продала мне книги с его чердака. Барахло редкостное, но есть и ценные экземпляры. Многие издания ещё дореволюционные…
        В глазах Громова моментально вспыхнул огонь - как у ребёнка, которому пообещали поход в магазин игрушек. Илона не смогла сдержать улыбки. Он был такой смешной и трогательный в этот момент!
        - Ммм… вы тоже, если хотите, Илона Эдуардовна, - вежливо предложил Астаров и ей. Она собралась было отказаться, понимая, что Астаров банально подбивает клинья к Марку, как к возможному оппонненту на будущей защите своей докторской диссертации. Он попросту боится питерского доцента и теперь отчаянно старается ему понравиться - а ей что там делать?.. Но Громов весело взглянул ей в лицо:
        - А правда, давайте с нами, Илона?
        Он забыл добавить отчество, впервые обратившись к ней просто по имени, и от этого у неё в груди разлилось что-то тёплое, медовое…
        - Ну, если это вас не побеспокоит, - покосилась она в сторону заведующего кафедрой.
        - Что вы, что вы! Почту за честь… Тогда прошу, - Астаров указал в сторону парковки, - у меня там машина. Домчу с ветерком!
        Много времени спустя, возвращаясь мыслями к тому злополучному вечеру, Илона думала: не надо, ох, не надо было тогда ехать. Ведь она прекрасно понимала, что её пригласили просто из вежливости, за компанию. Не надо было даже начинать… Тогда, возможно, потом не было бы так горько, так обидно и так больно.
        Глава 3
        Полина
        В общаге было неуютно и тоскливо. То ли из-за противного дождика, нудно моросящего весь день, то ли из-за общей атмосферы в комнате. Ксения отчего-то не сводила с Полины испытывающего взгляда, и той невольно хотелось заслониться, скрыться куда-нибудь подальше. Ещё и Катя выглядела печальной и подавленной, хотя на расспросы односложно отвечала, что всё в порядке. Видимо, сорвалось свидание с Киром - что-то пошло не так, может, поссорились, вот она и переживает. А ведь это уже не в первый раз за последние несколько дней…
        Когда Катя, шмыгнув носом, взяла чайник и молча ушла на кухню, Полина пересилила себя и обратилась к Ксении, хотя совершенно не была настроена сейчас на циничные едкие замечания подруги.
        - Не знаешь, что с ней? Она сама на себя не похожа.
        Ксения небрежно передёрнула плечами.
        - Ревнует к Ольге, очень просто.
        Ольгой звали студентку журфака, однокурсницу Кати и Кира.
        - Ничего себе - “просто”! - возмутилась Полина. - И ты так спокойно об этом говоришь?
        Ксения протёрла очки и назидательно уставилась на подругу.
        - Понимаешь, в чём дело… Если брать частный случай, то, конечно, ситуация неприятная. А если в масштабах целого мира… никакая это не трагедия, а нормальная закономерность: Кир изменяет - Катя злится.
        Полина сердито фыркнула.
        - Как в твоей голове всё легко и просто складывается, точно детский пазл. Тебя послушать, так весь мир распадается на одинаковые серые кусочки!
        - Не весь. Есть вещи, которые не распадаются… - серьёзно начала было Ксения с внезапной откровенностью, но тут же остановила себя и добавила привычно-насмешливым тоном:
        - А за этих голубков переживать не стоит. Их случай примитивен, описан в литературе и отображён в кинематографе миллион раз. Разберутся!
        Ольга Земляникина… Полина видела её всего пару раз, мельком, но запомнила: очень уж яркая и эффектная девушка. Смуглая кожа, чёрные глаза с длиннющими густыми ресницами и смоляные волосы сразу же навевали ассоциации с томным и страстным Востоком. Катя с ней рядом смотрелась, как скромная тихая Беляночка на фоне уверенной в собственной неотразимости Розочки. Кир ещё на первом курсе пытался приударить за Олей (как, впрочем, добрая половина парней их университета), но сразу же получил от ворот поворот. Казалось, он не слишком-то расстроился, и вскоре после отказа обратил своё внимание на тихую милую Катю. Их отношения длились уже год и со стороны выглядели вполне крепкими, даже счастливыми, и вот - пожалуйста, пришла беда, откуда не ждали…
        Полина глубоко вздохнула. Уйти бы отсюда подальше - туда, где веселее, или пусть не веселее, пусть печальнее, но своей печалью. Надоело почему-то постоянно заглядывать в чужую жизнь, хочется пожить своей собственной…
        - Чего вздыхаешь? - тут же быстро спросила её Ксения.
        - Как тесно в этой комнате: ни охнуть, ни вздохнуть, - отшутилась Полина и открыла свою страницу ВКонтакте. Опачки, сюрприз - одна входящая заявка в друзья от некоего Вадима Мелехова из Москвы (на аватаре был лишь тёмный силуэт на фоне закатного неба), и сообщение от него же.
        Ещё не открыв послание, Полина уже догадывалась, что это за Вадим, памятуя об их недавнем разговоре с Ксенией. Однако, какой резвый, не стал дожидаться личной встречи… Или это Ксения убедила его поскорее ринуться в наступление?.. Полина покосилась на подругу, но та моментально отвела взгляд, словно и не она только что следила за ней исподтишка. Ну точно, её рук дело… Ох уж эта сваха-Ксения!
        “Здравствуйте, Полина!
        Возможно, вас удивит моё письмо. Мы с вами незнакомы, я видел только некоторые ваши фото и знаю вас только по рассказам сестры, но мне почему-то кажется, что у нас много общего. Сомневаетесь? Позвольте немного пообщаться с вами, мне кажется, вы и сами в этом быстро убедитесь.
        Не буду писать банальностей о том, что вы очень красивы - тем более, вы наверняка и сами прекрасно это знаете. Но всё-таки, ваш внутренний мир мне не менее интересен. И пусть это старо и избито - виртуальное общение без встреч, но ведь встречи двоих в реальности тоже стары и избиты.
        Пожалуйста, дайте мне шанс, Полина. Ответьте”.
        - Ну, что там? Что? - нетерпеливо заёрзала на своей кровати Ксения, даже не пытаясь сделать вид, что пребывает в счастливом неведении. - Это Вадим? По лицу вижу, что Вадим: краснеешь и похорошела… Ты приняла его заявку в друзья? Что он тебе написал?
        - Ты, наверное и сама в курсе, на что способна твоя родня, - попыталась отшутиться Полина, чувствуя некоторую неловкость. Всё-таки, практически любовное письмо, как ни крути.
        - Кто такой Вадим? - заинтересовалась вернувшаяся в комнату Катя.
        - Человек, который влюбился в Полину с первого взгляда. Точнее, с первого фото! - торжественно, нараспев, продекламировала Ксения и тут же сбилась на свой привычный балагурящий тон:
        - Уникальный случай - плениться страницей ВКонтакте…
        - Я тоже влюбилась в неё с первого взгляда, - мило улыбнувшись Полине, заявила Катя. На её бледных щеках проступил робкий румянец, наконец-то она хоть немного оживилась. - И что, Полин, ты в него тоже - с первого?..
        - Поживём - увидим, - дипломатично отозвалась Полина. - Мне пока ещё не посчастливилось узреть его светлый лик ни вживую, ни на фото, - и, поколебавшись ещё пару секунд, она кликнула на “добавить в друзья”.
        - Так! Девчонки! - засуетилась вдруг Ксения. - Я совсем забыла! Дождь, кажется, прекратился… собирайтесь-ка! Я обещала Астарову, что приведу вас вечером.
        - Куда приведёшь? На кафедру? - удивилась Полина.
        - Да нет же, прямо к нему домой. Требуется помощь! Он купил целый чердак старинных книг, и теперь нужно привести эту библиотеку в порядок… Жутко интересно, на самом деле! Но работы много. Надо переписать все эти книги, составить каталог…
        - А мы здесь при чём? - равнодушно отозвалась Полина. - Ты вызвалась помогать - вот сама и иди.
        Ксения хитро прищурилась.
        - Он пообещал за это поставить автоматом зачёт по исторической грамматике!
        - Мне-то какой резон туда тащиться? У нас на журфаке нет этой дисциплины, - усмехнулась Катя.
        - А тебя жизненно необходимо отвлечь и посыпать книжной пылью! - моментально, ни секунды не задумываясь, отрапортовала Ксения. - Погрязли в своих планшетах и читалках, понимаешь… Иногда нужно вспоминать и о том, что в мире выпущено огромное количество прекрасных бумажных книг.
        И Полина вдруг согласилась. Не потому, что так уж мечтала об “автомате”, у неё и так не было проблем с исторической грамматикой. Просто и впрямь захотелсь развеяться. Чего сидеть дома? Надо ловить последние относительно тёплые деньки. Тем более, дождик действительно перестал, а работа над дипломом всё равно не шла, хоть убейся об стену…
        - Поедем, Кать, - позвала она подругу. - Мне кажется, это будет даже забавно.
        Илона
        Астаров жил в старой части города, на первом этаже симпатичного деревянного дома, прежде целиком принадлежащего богатому купцу. Дом был окружён запущенным полудиким садом и буквально утопал в золоте осенней листвы.
        - Заранее прошу прощения за… ммм… холостяцкий беспорядок, - смущённо извинился заведующий кафедрой, доставая связку ключей от двери, - жена на юге отдыхает.
        Впрочем, если и наблюдался беспорядок, то лишь в центре просторной гостиной - на газеты, настеленные на полу, грудой были свалены книги. Целая гора книг! Старые, потрёпанные, пропылившиеся насквозь, с выпадающими страницами, где-то без обложек, с ятями и ерами… Всё остальное в доме радовало глаз свежестью и чистотой.
        - А я-то думала, вы поведёте нас прямиком на чердак… - протянула Илона чуточку разочарованно. Астаров смутился.
        - Вероятно, я не совсем точно сформулировал… ммм… эти книги хранились на чердаке у вдовы, а я просто перевёз их к себе после того, как купил. И я, разумеется, собираюсь держать их в доме, в своей библиотеке, - он развёл руками.
        - А жаль, - вздохнула Илона. - Разбирать завалы книг прямо на чердаке - это так атмосферно и волнующе!..
        "И так романтично", - чуть было не добавила она.
        Марк оживился, тут же присел на корточки перед книжной кучей и принялся жадно ворошить её, запуская туда поочерёдно то одну, то другую руку и вытаскивая книгу за книгой: брал первую, откладывал, алчно тянулся за следующей, затем тащил снизу ещё какую-то - самую заманчивую… И впрямь как мальчишка в магазине игрушек. Илона не смогла удержаться от смеха. Господи, какой же он милый!..
        - У меня где-то было недурственное вино, - заметил Астаров, выходя из комнаты.
        Илона опустилась на стул, аккуратно расправив складочки на юбке.
        - Слушайте стихотворение, - объявил Марк, повернувшись к ней с сияющим лицом и перелистывая какое-то допотопное издание. - Рекачкачайка!
        - А дальше? - спросила она, потому что Громов замолчал.
        - Это всё. Весь смысл в одном слове: река, чайка и качание…
        - Бред! - фыркнула Илона. - Футурист какой-нибудь?
        - Не знаю, тут без обложки…
        - Потрясающая коллекция, верно? - вернувшись в комнату с бутылкой вина и бокалами, заметил хозяин. - Литературного мусора, конечно, тоже предостаточно… но есть и уникальные издания, которые… ммм… не побоюсь этого пафоса, сделали бы честь любой мировой библиотеке.
        В это время раздался звонок в дверь, и заведующий кафедрой снова поспешно вышел из комнаты.
        В прихожей послышались оживлённые женские голоса. Илона удивилась и переглянулась с Марком, недоумевая, кто это может быть - ведь супруга Астарова на югах, как он сам сказал. А ещё через пару мгновений в гостиную вернулся хозяин в сопровождении трёх девушек-студенток, Илона сразу их узнала: Ксения Далматова и Полина Кострова, филологи с пятого курса, и Екатерина Таряник, журналистка со второго.
        - Ого, целый цветник! - улыбнувшись, произнёс Марк, проведя рукой по волосам.
        Ах, как выдают мужчин эти, казалось бы, простые незамысловатые жесты: пригладить волосы, поправить галстук, невольно подумала Илона… Подумала - и сама же рассердилась на себя за эти мелкие мыслишки, за это пристальное наблюдение исподтишка.
        - А я надеялась, что нам прямо на чердаке придётся работать, - почти как Илона несколькими минутами ранее, протянула Далматова с разочарованием. - А тут вместо пыли и паутины - пошлейший домашний комфорт!
        Марк невольно засмеялся.
        - Мои помощницы, - отрекомендовал Астаров, - прошу любить и жаловать… Они любезно согласились облегчить мне жизнь: упорядочить и переписать эту библиотеку.
        - Да тут же, как минимум, на целый месяц работы, - вскользь заметила Илона, на что Ксения спокойно и уверенно возразила:
        - Так мы и не собираемся за один день управиться. Сколько успеем - сегодня, сколько успеем - завтра…
        - Далматова у нас будущая писательница, - с гордостью представил Астаров одну из лучших своих студенток. - Вы же ещё не начинали вести занятия у пятого курса, Марк Александрович? А Кострова…
        - А с Полиной Костровой мы уже знакомы, - перебил Громов всё с той же располагающей искренней улыбкой. - Я удостоен чести стать её научным руководителем.
        От Илоны не укрылось лёгкое смущение девушки при этих словах. “Удостоен чести”, надо же, как церемонно. То ли шутит, то ли предельно серьёзен в своём галантном порыве…
        Катя Таряник явно конфузилась в обществе чужих педагогов-филологов, чувствуя себя не в своей тарелке, зато присутствие преподавательницы русского языка несказанно её приободрило и обрадовало: Илона вела занятия и у их курса тоже.
        Только Ксения Далматова вела себя в доме заведующего кафедрой непринуждённо и естественно, как рыба в воде.
        - Ммм… - хозяин покосился на оставленную им на столе бутылку и вежливо предложил студенткам:
        - Выпьете чаю, девушки? Или может быть, немного вина?
        - Ай-ай-ай, Максим Павлович! - засмеялась Ксения; она действительно ощущала себя в этой компании совершенно свободно и раскованно, это не было рисовкой или позой. - А вы не боитесь, что по университету пойдут слухи? Дескать, завкафедрой спаивает своих студентов…
        - Ну, мы же совсем по капле, - смутился Астаров.
        Илона продолжала исподтишка разглядывать девушек, сравнивая их между собой и невольно удивляясь этой странной дружбе: такие они были разные. Или это случайность - то, что они собрались сегодня все вместе у заведующего?.. Нет, нет, их явно связывают достаточно близкие, тёплые отношения.
        Катя. Тоненькая, как стебелёк, бледненькая и светловолосая… и всё-таки очень приятная и милая девушка. Такое нежное наивное лицо, светлые огромные глаза… И голосочек тихий, мелодичный - ну чисто ангел.
        Полина. Сероглазая красавица со смутной улыбкой на губах. Люди с серыми глазами вообще обладают какой-то магической притягательностью… Нет, она не очень красива, с какой-то внезапной вредностью, чисто по-женски отметила про себя Илона - просто её красит неприступный вид. Хотя… вот она улыбнулась более явственно, открыто, и на левой щеке появилась очаровательная ямочка… Интересно, чему это она улыбается?.. Ах, Марк что-то негромко сказал ей - вероятно, по поводу дипломной работы…
        Ксения. Почему-то неправильные черты лица этой очкастой растрёпанной девицы понравились сейчас Илоне гораздо больше, чем горделивый профиль Костровой.
        - Я не пью, - сказала Полина почти надменно, как показалось Илоне, и поставила обратно на поднос протянутый ей Астаровым бокал.
        - Даже вина? - искренне удивился он. - Ну, тогда хоть чаю. И вот… берите конфеты. Угощайтесь!
        - Выбирай те, что с ликёром, Полинка, - засмеялась Ксения. - Они специально для трезвенников!
        И снова её лицо показалось Илоне куда более симпатичным, чем лицо Костровой. И она даже догадывалась, почему… и презирала себя за это недостойное ничтожное чувство.
        Затем, весело переговариваясь, они дружно разбирали книги, не переставая при этом непрерывно чихать от вековой пылищи, скопившейся между страницами, и по-детски хихикать. Вино оказалось действительно вкусным, но Илона - похоже, единственная во всей компании - почему-то не чувствовала лёгкости и расслабленности, незаметно наблюдая за Марком и Костровой. Это было глупо, вот уж сами они посмеялись бы над ней, узнав, в чём она их подозревает! И даже то, что Марк сидит прямо на полу рядом с Полиной, ничего не значит - так удобнее обсуждать её дипломную работу… Господи, да сколько же можно уже её обсуждать?!
        - А это как раз ваша тема, - улыбнувшись, заметил Громов, открывая очередную книжку, не слишком объёмную брошюру. - Сборник частушек Поволжья. Издание тысяча девятьсот девятого года. Этой книжице больше ста лет…
        - Дайте посмотреть, - Полина с азартом выхватила у него сборник и принялась перелистывать страницы. - Ух ты, здорово… Максим Павлович, - обратилась она к заведующемк кафедрой, - а вы не отдадите мне эту книгу до завтра? Я утром отсканирую все странички и верну… Тут немного, но мне очень пригодится для работы. Я не испорчу и не порву, честное слово!
        - Что там? Частушки?.. - Астаров едва заметно поморщился. - Ммм… да забирайте вы их совсем. С меня не убудет.
        - Что вы! - залепетала Кострова, поражённая щедростью хозяина. - Не стоит… Я обязательно верну…
        - Берите, Полина, пока он не передумал, - Марк озорно подмигнул ей, отчего и сам сделался похожим на студента.
        - А вы, Марк Александрович? - любезно предложил заведующий. - Вам тут ничего не приглянулось? Не желаете ли?
        - Вы меня купить пытаетесь? Я же за хорошую книгу душу дьяволу продам, - засмеялся было Громов, но Астаров не слишком развеселился шутке, и Илона поняла, что это предположение было не так уж далеко от истины. Купить - не купить, а задобрить точно пытается…
        Конфеты становились всё слаще, вино в бутылке давно закончилось, общий разговор упорно не клеился. А настроение у Илоны всё портилось и портилось, хотя она сама напоминала себе старую бабку-брюзгу.
        - Хозяин замолк, пора уходить, - с напускной весёлостью заметила она. Ксения взглянула на свои наручные часики.
        - Ох, и правда… двенадцатый час. В общаге скоро двери запрут. Девы, поторопитесь!
        Громов всё-таки выбрал себе парочку книг, сияя при этом, как начищенный самовар. Хозяйственная Катя попросила у Астарова старых газет и аккуратно упаковала книги - и для него, и для Полины, чтобы не повредить ветхие обложки. Затем она подняла с пола конфетный фантик, собрала со стола пустые бокалы и чашки, придвинула стул на место… Хозяин дома наблюдал за её действиями с видимым удовольствием.
        - А вы ничего не возьмёте почитать, Илона Эдуардовна? - спросил он напоследок. - Тут даже любовные романы девятнадцатого века имеются… вот, не угодно ли - “Похищенные минуты счастья”, перевод с французского… или “Неверный жених и обманутая девица”.
        Все засмеялись, и Илона почувствоваа себя неловко, точно смеялись над ней.
        - Нет, спасибо, - отказалась она холодно. - Мне в деканате на днях было велено повышать квалификацию. Времени на чтение художественной литературы совсем нет… тем более, если это любовные романы.
        Студентки взглянули на неё насмешливо. Если подумать, не так уж и велика разница в возрасте между нею и этими девочками, но они уже явно сбрасывают её со счетов и, вероятно, полагают, что приходя домой из университета, она, старчески кряхтя, натирается мазью от ревматизма и, помолясь богу, усердно повышает квалификацию. Какие уж там неверные женихи и похищенные минуты счастья… Ей показалось, что даже Марк смотрит на неё почти с жалостью.
        - Как вы доберётесь? - забеспокоился Астаров. - Уже темно…
        - Мы на такси поедем - ответила за всех Илона, забыв о том, что девушкам-студенткам такси может быть просто не по карману.
        - Нет уж, мерси, мы пешочком, - кротко отказалась Ксения. - Тут не так далеко до общаги, за полчасика доплюхаем…
        - А я вас провожу, - предложил вдруг Марк. - Всё равно хотел прогуляться… Давненько вдоволь не бродил по родному городу.
        И Илона, как идиотка, поехала на такси одна.
        Уже усевшись в машину, она оглянулась и через заднее стекло увидела, как весело удаляется прочь эта странноватая компания. Три студентки и доцент… конечно же, они забыли о ней в ту же секунду, как отвернулись. Пусть едет к себе в берлогу эта скучная чопорная учителка, мазь от ревзматизма её уже заждалась.
        Полина
        Лёжа в постели, Полина всё продолжала невольно улыбаться. Какой милый и славный вечер неожиданно получился… И даже взгляд Ксении, исподтишка ползающий по её лицу, как назойливый таракан, не слишком раздражал.
        Катя перед сном убежала в душ, поэтому Ксения, пользуясь её отсутствием, сидела на кровати в халате и с удовольствием курила, закинув ногу на ногу. Одновременно она листала сборник частушек, подаренный Полине Астаровым, и вставляла по ходу чтения свои ехидные комментарии:
        - Какой прелестный научный труд: хошь припевай, хошь приплясывай!
        Полина хотела что-то возразить, но закашлялась.
        - Открой, пожалуйста, окно, - попросила она. - И заканчивай дымить уже. Так и до утра не выветрится…
        - О, - не обращая на неё внимания, сказала Ксения, - а вот эта частушка как раз про тебя! “Я сидела у ворот, мил спросил: который год? Совершенные лета, ох, никем не занята…”
        Всё верно. И лета совершенные, и сидит (точнее, лежит) умница - никем не занята. Но почему-то не хочется портить этот чудесный вечер мрачными мыслями…
        - Что ты всё таешь в улыбках? - удивилась Ксения и тут же, без паузы, заметила, внимательно наблюдая за выражением лица подруги:
        - Слушай, а Громов-то - отпадный мужик, да? Красавчик… Ну прямо сероглазый король!
        Полина покраснела.
        - Мужик как мужик. И, кстати… зачем ты наплела ему про Вадима?! - рассердилась вдруг она. Пока они, весело болтая, шли по ночной улице, Ксения действительно дловольно бестактно ляпнула: мол, ничего, Полинка, вот приедет Вадим - и тебе будет не страшно гулять допоздна, с таким-то провожатым… Она тогда ничего не ответила Ксении, хотя незаметно пихнула её локтем в бок. Просто предпочла не развивать тему.
        - Да так… к слову пришлось, - немного смутилась Ксения.
        - В том-то и дело, что совсем не к слову, а ни к селу, ни к городу! Я ещё не успела толком пообщаться с самим Вадимом, а благодаря тебе он уже начинает меня невыносимо раздражать! Поумерь пыл, хорошо?
        - Ладно, ладно… - струсила Ксения. - Но я не о Вадиме сейчас, а о Громове. Когда это вы успели с ним познакомиться? Почему ты мне ни слова, ни полсловечка не сказала?
        - А чего там говорить? - буркнула Полина. - Мы с ним мою дипломную работу обсуждали, а не трепались о жизни. Он меня, кстати, сразу же при знакомстве отчитал, как первоклашку…
        - Да ладно? - с сомнением протянула Ксения. - А встретил тебя сегодня у Астарова, как любимую доченьку. Только что по голове не погладил.
        - Выдумываешь… - отозвалась Полина и поспешно отвернулась к стене, чтобы спрятаться от вездесущего взгляда. - И открой, наконец окно! - сердито бросила она через плечо. - Дышать нечем.
        Ксения послушно распахнула старые рамы, впуская в комнату свежий сентябрьский воздух, пахнущий мокрым асфальтом, опавшими тополиными листьями, дымом костров и почему-то грибами.
        И снова дождь зашуршал по стенам и крышам, но теперь его звук казался не раздражающим, а даже уютным. Вот и конец тёплым денёчкам… теперь уж точно конец. Пора забыть о летних вещах, о легкомысленных юбках и платьях, о лёгких туфельках… время доставать ветровки, куртки, ботинки… бррр, даже думать об этом не хочется. И всё-таки… всё-таки Полина надеялась на эту осень. Словно подсознательно ждала от неё чего-то хорошего. Чего-то нового. Чего-то определённо счастливого…
        Ночью Полина проснулась - резко, будто её толкнули. Сначала подумала, что сама по себе, но потом поняла: что-то её разбудило. Прислушалась… так и есть! Со стороны Катиной кровати еле слышно, приглушённые шерстяным одеялом, доносились тоненькие всхлипывания.
        Опять плачет…
        Она всегда плачет, когда с Киром что-то не ладится. И если на первом курсе слёзы были не таким уж частым явлением, то с начала этого учебного года у Кати глаза постоянно на мокром месте. Что же там у них произошло?..
        Недолго думая, Полина бесшумно выскользнула из-под одеяла и прошлёпала босиком к Катиной кровати. Шепнула только:
        - Подвинься.
        Та повиновалась без единого звука.
        - Ну? - устроившись рядом с подругой, тихо произнесла Полина. - Я жду. Сейчас же выкладывай всё от начала до конца.
        - Чего тут выкладывать? Я его люблю, он меня не любит - вот тебе и начало, и конец.
        - Конкретнее! - настойчиво поторопила её Полина. Катя повернулась лицом к подруге и зашептала, как ребёнок - не в ухо, а в рот:
        - Трудно же рассказывать… В общем, ничего у нас с Киром не получится. Он признался, что влюблён в Ольгу. Ещё с первого курса влюблён… а со мной он так… он тоски и нечего делать. Видел же, что я с ума по нему схожу. Говорит, надеялся, что стерпится-слюбится… Не стерпелось и не слюбилось, - она убито шмыгнула носом.
        - Вот гад, - с чувством выговорила Полина. - Стоило тогда тебе голову морочить.
        - Он не гад! - горячо заступилась Катя за любимого. - Он правда старался. Но… сердцу же не прикажешь.
        - Ш-ш-ш, Ксению разбудишь… А Ольга что?
        - Да кто её разберёт… По-моему, она с ним играет просто. То подпустит к себе ближе, то оттолкнёт… Она сама ещё не решила, нужен он ей или нет, - с обидой произнесла Катя, словно недоумевая, как можно так жестоко обходиться с её обожаемым Кириллом.
        - А он?.. - нетерпеливо спросила Полина.
        - А он запутался совсем…
        Катя тяжело, прерывисто вздохнула.
        - Понимаешь… Когда она рядом, Кир как шальной какой-то становится. Из кожи вон готов лезть, лишь бы она на него внимание обратила, чтобы хоть улыбнулась. Преподам так хамит на занятиях, что я удивляюсь, как его до сих пор в ректорат на разборки не вызвали. Как бы сессию не завалил… он же совершенно забил на учёбу!
        В это время в темноте раздался ровный и отчётливый голос Ксении:
        - И понять ничего невозможно, и уснуть, между прочим, тоже нельзя. Я положила подушку на ухо, но всё равно шипит… Теперь у меня бессонница, по вашей милости.
        Подруга торжественно поднялась с кровати, включила свет, а затем важно прошествовала к подоконнику, где стояла старенькая магнитола. Ксения тут же поймала волну какого-то музыкального радио, с ходу включив звук на полную громкость - и девушки чуть не оглохли от этой внезапной какофонии.
        Полина сориентировалась первой - метнувшись к окну, она быстро рванула вилку из розетки, чтобы вырубить магнитолу. Но, едва наступила тишина, Ксения немедленно запела - отчаянно громко и фальшиво. Дал же бог человеку такой слух, ни единой верной ноты!
        - Эй, соловей, соловей, пташечка,
        Канареечка жалобно поёть.
        Эй, раз! Эй, два! Горе - не беда,
        Канареечка жалобно поёть!..
        Полина и Катя хором закричали на Ксению, шум получился дикий. А она продолжала распевать на тот же непростительный мотив, ещё и притопывала босыми пятками и уперев руки в бока:
        - Раньше нежным баритоном
        В оперетке шпарил я,
        А теперь солдатским тоном
        Распеваю соловья.
        Эй, соловей, соловей, пташечка,
        Канареечка жалобно поёть…
        В конце концов, снизу принялись колотить по батарее шваброй.
        - Сейчас коменданта вызовут! - урезонивала подругу Полина, задыхаясь от хохота. У Кати в глазах блестели невысохшие слёзы, но и она тоже отчаянно, до икоты, смеялась.
        Ксения прекратила концерт так же внезапно, как и начала. Она спокойно улеглась в свою постель, протяжно зевнула и вежливо пожелала подругам:
        - Доброй ноченьки.
        И через пару минут с её кровати раздалось ровное сопение.
        Катя, повозившись немного и тихонечко вздыхая, вскоре тоже заснула, по-детски обняв подушку. Даже завидно: умеет же человек выкинуть из головы все тревожные и грустные мысли сразу…
        У Полины вот так не получается. Каждый раз перед сном традиционное, девчачье: “А подумаю-ка я о миллионе вещей одновременно!”
        
        На этот раз последней мыслью перед тем, как заснуть, была следующая: вот и тяготишься порой этой общагой, этой комнатой и этим обществом, и грустно бывает, и скучно, и тоскливо. А если поразмыслить… если поразмыслить, то сколько раз за эти годы сон приходил с доброй улыбкой.
        Глава 4
        Илона
        Илона любила проснуться пораньше и, пока город спит, отправиться на набережную на пробежку. Бежать, бежать, бежать вдоль широкой сверкающей ленты реки, слушать любимую музыку в плеере и думать о своём.
        Эти пробежки не прекращались даже после того, как заканчивалось лето. Наоборот, в сентябре ей бегалось даже легче и приятнее.
        Больше всего на свете Илона обожала запах ранней осени. С детства его любила: этой пряной прохладной свежестью невозможно было надышаться!
        Осень пахла чаем, заваренным с листьями малины и чёрной смородины, мятой, чабрецом и шиповником. Пахла она домашними “закрутками”, пахла собранным с дачи урожаем. Из самой обычной тыквы мама могла приготовить множество блюд: тающую во рту кашу, вкуснейшее варенье, сладкие пироги, или же просто тушила тыкву в казане из-под плова, обильно присыпав сахарком, чтобы пустила сок…
        А ещё осень непременно пахла яблоками: шарлоткой, пастилой, яблочным соком, джемом, компотом.
        И - когда-то, давным-давно - осень пахла школой, свежевыкрашенными стенами, мелом и похрустывающими страницами новых учебников…
        Обычно в это время года Илоне хотелось мечтать, строить планы и фантазировать. Она любила оставаться наедине с собой, ей никогда не бывало скучно в одиночестве и в тишине. Сидеть в своей уютной маленькой квартирке, натянув любимые шерстяные носки, попивать согревающий травяной чай, читать какую-нибудь интересную книгу или пересматривать старые любимые фильмы… Именно так она и проводила все свои выходные.
        В этом же сентябре, с возвращением в город Марка, она вдруг поняла, что одиночество не так уж и прелестно. Гораздо заманчивее и притягательнее делать всё те же простые вещи вдвоём - с человеком, который близок тебе и дорог, которого ты любишь и который любит тебя…
        Марк держался с ней приветливо и радушно, но всё-таки не спешил проявлять инициативу, и Илона, поколебавшись, решилась сделать первый шаг самостоятельно.
        - Как вы относитесь к яблокам, Марк Александрович? - спросила она в субботу беззаботным тоном, когда они вышли после лекций из университета и медленно двинулись по улице.
        - К яблокам? - весело удивился он. - Вообще, положительно. Особенно в виде компота.
        - У меня к вам деловое предложение, - задорно выпалила она, стараясь, чтобы голос предательски не дрогнул и не выдал её волнение. - Как насчёт того, чтобы поехать вместе со мной на дачу и собрать остатки яблок?.. Родители сказали, там ещё пара вёдер наберётся. Сами они уже не поедут, им хватит, а вот вы могли бы мне помочь…
        - Помочь собрать яблоки? - с небольшой заминкой переспросил он.
        - Ну да, собрать и довезти до дома. Мне в одиночку с такой тяжестью не справиться… А в благодарность за нелёгкий труд я непременно угощу вас свежесваренным компотом и моим фирменным яблочным пирогом!
        Некоторое время он пристально вглядывался ей в глаза, словно прикидывая, что на самом деле стоит за этим, вроде бы, простодушным предложением. Илона даже немного испугалась сказанного, жалея, что навязывает Марку своё общество. Но ей жизненно необходимо было “заесть” то неприятное послевкусие от визита в дом Астарова…
        - Да вы не волнуйтесь, Марк Александрович, - успокоила она. - Это не так долго и страшно, как кажется. Мы можем завтра выехать на утренней электричке, быстренько всё собрать и после обеда уже вернуться. Но, конечно, если вы заняты, или просто не хочется…
        - Я и не волнуюсь, - откликнулся он наконец. - Очень люблю пироги с яблоками. Можете на меня непременно рассчитывать!
        Она не спала всю ночь, готовясь к этой поездке.
        Условились встретиться утром у касс железнодорожного вокзала, и Илона вся изнервничалась: а вдруг Марк передумает? Вдруг опоздает? Вдруг испортится погода и с утра зарядит дождь - и тогда, разумеется, не будет смысла тащиться на дачу… Ну, и самое-то главное - она должна завтра выглядеть как можно более привлекательно, но при этом естественно и не вызывающе. Не потащишься же на дачу в вечернем платье и на каблуках… но и резиновые сапоги с дешёвеньким плащом-дождевиком тоже не прокатят.
        Воскресное утро выдалось ясным и солнечным. Несмотря на то, что Илона так и не отдохнула, усталости она не ощущала вовсе, настолько была воодушевлена и полна предвкушений. Волосы, подумав, она заплела в косу и чуть-чуть - самую малость - тронула губы блеском. Из одежды остановилась на обычных джинсах и любимом джемпере, который не висел мешком, а соблазнительно облегал грудь и подчёркивал талию.
        - Прекрасно выглядите, Илона, - сделал комплимент Марк, когда они встретились на вокзале, и сердце её пустилось вскачь от счастья.
        В электричке они большей частью молчали, делая вид, что с интересом разглядывают пролетающие мимо осенние красно-жёлтые пейзажи. Обоим было чуточку неловко - всё-таки, общение в стенах учебного заведения даётся более легко и непринуждённо, там и темы для разговора находятся сами собой. А сейчас… ну не станешь же опять мусолить рабочие вопросы.
        Однако на самой даче дело пошло веселее.
        Сбор яблок начали с нижних ветвей, для верхних же Илона принесла приставную деревянную лестницу, на которую Марк отважно вскарабкался, держа в одной руке плетёную корзину. Ей пришлось объяснять ему, как правильно срывать яблоки: только вместе с черенками, так они будут дольше храниться.
        - Нет-нет, не так, не тяните яблоко вниз, - объясняла она ему, смеясь. - Обхватите его всей ладонью, а указательным пальцем прижмите плодоножку и потяните в сторону… Давайте покажу.
        Иногда их руки нечаянно соприкасались, и Илону бросало то в жар, то в дрожь. Марк, казалось, ничего не замечал… или просто искусно делала вид, что совершенно спокоен и невозмутим.
        Собрав два с половиной ведра яблок, они вскипятили на примусе ароматный травяной чай и уселись обедать прихваченными из дома бутербродами.
        - Говорят, что осенние яблоки невероятно вкусны, если снимать их с веток в лунном свете, - мечтательно сказала Илона.
        - Предлагаете заночевать здесь, чтобы лично в этом убедиться? - пошутил Марк. Она лишь смущённо засмеялась в ответ.
        А ведь накаркал: едва они успели закончить трапезу, как небо вдруг начало стремительно темнеть.
        - До станции добежать уже не успеем? - спросил Марк у Илоны, с тревогой вглядывающуюся в сгустившиеся тучи. Та с сомнением покачала головой.
        - Нет, вот-вот ливанёт… вы тоже не догадались захватить зонт? Давайте-ка быстро в дом… И яблоки тащите с собой, а то намокнут.
        И действительно, через пару минут в небе засверкало и загрохотало, а затем хлынул мощный ливень. Вот уж воистину - “разверзлись хляби небесные”. Затем напор немного поослаб, но прекращаться дождь и не думал - похоже, что зарядило всерьёз и надолго, как бы не до самого вечера.
        Они сидели вдвоём в деревянном домике и молчали, наблюдая за стекающими по окнам струйками. От неловкости за то, что втянула Марка в эту авантюру, Илона готова была провалиться прямо сквозь скрипучие половицы. Ведь это по её милости, из-за её прихоти они вынуждены торчать тут, в холодном неотапливаемом доме, мало пригодном для жилья… И ещё неизвестно, когда им удастся вырваться с дачи обратно в город.
        Похоже, раскаяние и смятение так явственно считывались с Илониного лица, что Марк успокаивающе улыбнулся и погладил её по руке.
        - Ну-ну, не расстраивайтесь вы так, Илона. Дело житейское… Самое главное, с яблоками успели разобраться. Так что с вас компот и пирог, я должников не прощаю! - он усмехнулся.
        Однако и Марк несколько приуныл, когда понемногу завечерело, а дождь всё не собирался заканчиваться. Громов достал телефон и проверил в интернете прогноз погоды. Тот убеждал, что к ночи ливень иссякнет, однако это мало утешило попавших в дачных плен узников. Остаться здесь до ночи - это всё равно, что оказаться в ловушке. Электрички начинают ходить только в шесть часов утра…
        - А такси сюда вызвать не вариант? - спохватился вдруг Марк, досадуя, что не додумался до этого раньше.
        - Сюда? Нет, конечно. Глухомань да бездорожье, водители боятся ехать, да ещё и на ночь глядя… - виновато отозвалась Илона.
        Неумолимо начало смеркаться, и одинокая тусклая лампочка, освещающая единственную комнатку в доме, отнюдь не улучшила настроения. Илона всё отчётливее осознавала, что, похоже, им и впрямь придётся заночевать сегодня на даче, но боялась озвучить эту мысль вслух, справедливо полагая, что Марк может её убить. Впрочем, он давно уже и сам об этом догадывался.
        - А в доме есть какие-нибудь одеяла или, может быть, тёплая одежда? - спросил он с ноткой безысходности в голосе. - Этак и закоченеть недолго, без отопления-то… и даже костёр не развести, пока снаружи такая сырость.
        - С одеялами как раз нет проблем, - обрадованно отозвалась она. - У нас здесь их полно. Родители привыкли свозить на дачу всё старое, ненужное… Так что точно не замёрзнем… даже если придётся остаться, - нерешительно добавила она. Марк сжал губы, но ничего не ответил.
        Илона подошла к шкафу и распахнула дверцы. Там аккуратной стопкой были сложены многочисленные шерстяные одеяла и пледы. Хорошо, что летом родители додумались их просушить: сейчас вся эта стопка пахла не затхлостью или сыростью, как можно было ожидать, а ароматными луговыми травами, бережно сохраняя тепло минувших солнечных деньков.
        Илона молча протянула несколько одеял Марку и робко пробормотала в знак утешения:
        - Кажется, дождь слабеет… Завтра утром выедем первой электричкой. Вполне успеваем добраться до города, чтобы заехать домой, принять душ, переодеться - и на работу.
        - Значит, придётся ночевать, - резюмировал он со вздохом, а затем, покосившись на свой мобильник, негромко чертыхнулся:
        - Батарея вот-вот сядет…
        - Вы извините, что так получилось, Марк Александрович, - попросила Илона, отводя глаза. - Кто же мог предвидеть… А пирог я вам обязательно испеку.
        - Да успокойтесь вы уже с пирогом, боже мой, - он даже рассмеялся. - И вообще, мы сейчас одни, может, хватит церемоний и "Марков Александровичей"? Просто - Марк. И на “ты”, - ободряюще улыбнулся он ей, почувствовав её вину и растерянность и невольно поникаясь жалостью к её искреннему чувству единоличной ответственности за случившееся. - Мы же с тобой так давно знакомы…
        И у неё сладко оборвалось сердце.
        В единственной комнате стояла одна кровать с панцирной сеткой, а в углу притулился топчан спартанского типа.
        - Будем кидать жребий? - пошутила Илона.
        - Уступаю кровать тебе, - галантно отозвался Марк.
        Пока пили чай, доедали оставшиеся бутерброды и хрустели сочными яблоками, тихо переговариваясь о чём-то незначитальном, нервозность в душе Илоны окончательно улеглась и успокоилась. Ну, подумаешь… маленькое неожиданное приключение. Они ещё будут вспоминать его со смехом!
        Дождь действительно прекратился часам к одиннадцати. Нужно было укладываться спать. Но когда они оба умылись из старого жестяного румойника во дворе и улеглись - каждый на своём месте… то Илона поняла, что заснуть ей вряд ли удастся.
        В доме было тихо, даже мышей не водилось, потому что им нечего было здесь есть. Илона лежала, завернувшись в одеяло, как в кокон, и прислушивалась к глухому стуку падающих на крышу яблок, к тяжёлому шелесту влажных ветвей в темноте, к крикам неведомых лесных тиц в отдалении… и к ровному дыханию Марка. Спит? Или просто притворяется?..
        Илона повертелась ещё на своей допотопной кровати с продавленной сеткой и, не выдержав больше этой пытки, решительно поднялась и направилась прямо к Марку.
        Он и правда спал…
        Она присела на краешек топчана, робко протянула руку и провела по волосам Марка, нежно откидывая их с его лба. Он вздрогнул и тут же проснулся.
        - Илона? - спросил он немного хриплым со сна голосом. - Что случилось? Ты… что тут делаешь?
        - Тсс… - она приложила свой палец к его губам. Почему-то сейчас ей не было ни стыдно, ни страшно. Она просто хотела поскорее очутиться в его объятиях. Словно откликаясь на этот безмолвный призыв, руки Марка нерешительно поднялись и обхватили её плечи.
        Он ли притянул её к себе, она ли торопливо подалась вперёд… и вот уже их губы соприкоснулись, мягко вжались друг в друга, ненадолго замерев в нерешительности… а затем, шевельнувшись, приоткрылись.
        Да, да, поцелуй… неожиданное счастье… и его горячие сильные ладони на её нежной коже… и проклятая, мешающая им одежда, которую они торопливо стаскивали друг с друга… Марк поспешно набросил одеяло на её дрожащие обнажённые плечи, хотя трясло Илону вовсе не от холода. Какой же он огненный… и какой нетерпеливый, и его губы - везде, везде, и прерывистое дыхание… Илона захлёбывалась своим счастьем, и всё-таки подсознание не покидала жалкая мысль: она пришла за подаянием, и она его получила.
        Уже позже Илона осознала: он набросился на неё, как одержимый, вовсе не потому, что так уж безумно хотел именно её. У него просто давно не было женщины, вот и всё. Она догадывалась, что Марк достаточно брезглив и разборчив для того, чтобы утолять свои сексуальные желания с кем попало, довольствуясь случайными партнёршами на одну ночь. Так что она была идеальным вариантом - старая знакомая, которая, к тому же, явно неровно дышит к его персоне…
        Марк давно уже спокойно и расслабленно сопел ей в затылок, погрузившиссь в крепкий глубокий сон, а Илона всё никак не могла успокоиться. Её распирало от переизбытка впечатлений и эмоций, они буквально затопили её с головой. Тёплое дыхание Марка легонько щекотало ей шею за ухом, и это было такое восхитительное, такое упоительное ощущение, что она просто лежала и глупо улыбалась, таращась в темноту.
        Перед самым рассветом Илону, наконец, тоже сморила недолгая дремота: всё-таки сказалась другая бессонная ночь, накануне… Было страшно закрывать глаза - а вдруг наутро обнаружится, что всё это ей просто приснилось?..
        Проснувшись утром первой, Илона ощутила на своём бедре руку Марка, отяжелевшую во сне, и на мгновение счастливо зажмурилась: это всё-таки произошло! Это ей не пригрезилось! И в тот же миг, как булавкой, кольнула мысль: как ей следует вести себя с ним теперь, после минувшей ночи? Как смотреть ему в глаза? А как поведёт себя он сам? Вдруг вообще сделает вид, что не стоит и вспоминать о подобных пустяках?.. Ну, переспали и переспали, просто так, впридачу к яблочному аромату и дождливому вечеру…
        Почувствовав, что она зашевелилась, Марк сонно притянул её к себе, уткнувшись лицом ей в спину. Рука его сместилась с бедра на её обнажённый живот, а затем, помедлив, переползла на грудь. Они оба всё ещё были абсолютно голыми - правда, укрытые двумя тёплыми одеялами.
        И вот тут Илона не на шутку испугалась. Марк, кажется, был решительно настроен на продолжение, а она… нет, она не могла так! Ей, конечно, очень хотелось их новой близости, но не прямо сейчас. Их отношения ещё не были настолько доверительными, чтобы она могла щеголять перед ним с утренним помятым лицом, да ещё и целоваться с нечищенными зубами… К тому же, ей невыносимо хотелось в туалет.
        Илона осторожно завозилась под его руками, высвобождаясь, и потянулась за мобильным телефоном, чтобы взглянуть на время, одновременно смущённо прикрыв грудь одеялом.
        - Нам следует поторопиться, если не хотим опоздать на шестичасовую электричку, - озабоченно произнесла она, скрывая неловкость за деловым тоном. - У меня филологи-пятикурсники прямо с утра. А ведь надо ещё домой заехать, привести себя в порядок.
        Марк тоже сел и потянулся, разминая затёкшие мышцы.
        - У меня первые две пары пустые… Но ты права, нужно собираться. Я буду готов через десять минут, - спокойно сказал он, не избегая её взгляда, словно видеть Илону с собой в постели каждое утро было для него естественным и привычным делом.
        На даче, кроме туалета “типа сортир”, имелось ещё и что-то вроде душевой кабины - самодельной будочки с бочкой для воды на крыше. Однако мыться там было возможно лишь в самую жару, когда бочка нагревалась на солнцепёке. Сейчас же, ранним сентябрьским утром, вода была просто ледяной… Поэтому и Марк, и Илона ограничились умыванием всё у того же жестяного рукомойника, а затем - за неимением зубной пасты - она предложила ему подушечку мятной жвачки.
        Пристально, но исподтишка наблюдая за Марком, Илона пыталась решить, какую модель дальнейшего поведения ей стоит избрать. Непохоже было, что для него что-то принципиально изменилось после сегодняшней ночи - во всяком случае, никаких романтических клятв и признаний в любви ждать от Марка точно не стоило. Однако он и не притворялся, что страдает потерей памяти: в его взгляде, обращённом на Илону, появилось больше тепла, в движениях больше раскованности, а в голосе, когда он к ней обращался, зазвучали едва уловимые хозяйские нотки из серии “это моя женщина”. Но сейчас они были вдвоём на даче, без свидетелей… а как он станет вести себя с нею, окружённый коллегами и студентами?..
        “Охолонись, - подумала она сердито, обращаясь к себе самой. - Даже если у нас и будут… - она помедлила, подбирая подходящее определение, - отношения, это ещё не значит, что мы должны афишировать их налево и направо. Особенно в университете… Сплетен не оберёшься”.
        В конце концов, Илона решила просто положиться на Марка и посмотреть, как станет дальше вести себя он сам. Что-то подсказывало ей, что одной-единственной ночью их связь не ограничится, и от этой робкой надежды где-то внутри - то ли в груди, то ли в животе - становилось горячо и радостно.
        Позавтракать они уже не успевали, но на станции им посчастливилось купить у местной бабки чай из настоящего самовара - она любезно согласилась налить обжигающий ароматный напиток прямо в их термос. У этой же бабки они взяли пару домашних пирожков, ещё горячих - очевидно, предприимчивая бабуся напекла их на рассвете и поспешила к первой электричке, чтобы “делать бизнес”. В клиентах и правда не было недостатка: все дачники, которые ехали в город утром понедельника, явно собирались второпях и оттого были невыспавшимися и голодными, так что охотно покупали нехитрую снедь у старухи.
        - Расслабься, - негромко сказал Марк Илоне, заметив некоторое нервное напряжение и скованность, овладевшие ею. В данный момент, избегая его прямого и открытого взгляда, она старательно всматривалась вдаль, пытаясь предугадать появление долгожданной электрички. Марк прикоснулся к её плечам и мягко развернул лицом к себе, заставив посмотреть в глаза.
        - Илона, всё в порядке, - внятно проговорил он, словно впечатывая в её сознание каждое своё слово. - Не нужно меня стесняться и отворачиваться… То, что между нами произошло - это нормально, стыдиться здесь нечего. Мне было с тобой хорошо, - добавил он, и Илона едва не зажмурилась от счастья, одновременно с этим умирая от смущения.
        - Мне… тоже, - несмело призналась она, решив быть с ним честной.
        - Тогда что ты шарахаешься от меня всё утро, как от чумного? - Марк улыбнулся, и она, как всегда, растаяла от его улыбки. - Я тебя не обижу.
        Если он и догадывался о том, что у Илоны не слишком-то много опыта общения с мужчинами, то того факта, что он у неё - всего лишь второй, после мужа, не мог даже предположить. Ну, не в наше же время, и не в её возрасте!..
        - Наверное… наверное, я просто ещё не привыкла воспринимать тебя… в новой ипостаси.
        - Когда бы тебе успеть привыкнуть, - рассмеялся Марк, - и я сам, честно говоря, до сих пор немного в шоке.
        Он великодушно обходил стороной одну важную деталь: ведь это она сама, первая, пришла к нему, и Илона была ему безумно благодарна за это.
        К счастью, подъехала электричка, и продолжение деликатного разговора было отложено на неопределённый срок.
        В вагоне чувство неловкости, овладевшее Илоной сразу после пробуждения, потихоньку рассеялось. Они с Марком, дурачась, откусывали от пирожков друг у друга, сравнивая, чей вкуснее, её - с луком и яйцом, или его - с картошкой; по очереди прикладывались к термосу с чаем, весело переглядываясь и хихикая, как первоклашки. Время в пути пролетело практически незаметно, а от вокзала Марк доехал с Илоной до самого дома, чтобы ей не пришлось переть на себе собранные вчера яблоки. Илоне даже стало немного жаль, когда они распрощались возле двери её квартиры. Впрочем, она всё равно категорически запретила себе приглашать его даже на чашечку кофе: боялась, что одним кофейком дело не обойдётся, и тогда они оба (особенно она!) рискуют опоздать на работу, а то и вовсе прогулять её.
        - Ну что же… значит, увидимся позже, в универе? - уточнил Марк.
        Молодёжное слово “универ” прозвучало из его уст неожиданно, как-то несолидно, совсем по-мальчишески, и Илона не смогла сдержать улыбку.
        - Увидимся, - отозвалась она, глядя на него с плохо скрываемой нежностью. Как же он ей нравился, господи, как нравился… да чего лукавить - она была влюблена в него, как кошка. Казалось, что всё поутихло с годами, забылось, потеряло актуальность… но нет! Стоило только увидеть Марка на кафедре, да даже раньше - стоило только услышать о нём, и сердце снова сошло с ума. А уж после всего, что случилось с ними на даче…
        Он подался вперёд и легко коснулся губ Илоны коротким, но недвусмысленным поцелуем. Она едва сдержалась, чтобы не прижаться к нему крепче, не продлить мгновение, не посмаковать вкус этого неглубокого поцелуя… Вся кровь, казалось, прилила к её губам, они припухли и горели, они хотели целоваться ещё и ещё…
        И всё-таки она взяла себя в руки и не затащила Марка в квартиру, как коварная соблазнительница.
        - До скорого! - шепнула Илона, многообещающе улыбнувшись.
        Полина
        Понедельник, как известно, - день тяжёлый. И всё-таки Полина надеялась, что ей повезёт.
        Все выходные она добросовестно корпела над своими фольклорными исследованиями и, как ей казалось, потрудилась на славу. Вечером воскресенья у неё даже заломило поясницу и шею от напряжения - так долго она просидела, уткнувшись в ноутбук и параллельно заглядывая в ворох бумажных материалов, веером разложенных на кровати. Почему-то хотелось, чтобы Громов её похвалил. Ну, или не похвалил… это, наверное, пока вообще недостижимая мечта… но пусть хотя бы не складывает губы в эту презрительную ухмылочку, которая буквально размазывает тебя по полу, превращая в абсолютное ничтожество. А ведь у него такая приятная, простая и обаятельная улыбка, если он по-человечески говорит о каких-нибудь отвлечённых вещах, не относящихся к дипломной работе… К нему, пожалуй, даже можно притерпеться. Не такой уж он сухарь и сноб, как показалось поначалу. Может быть, он тогда вообще не над ней смеялся, читая черновик дипломной - просто улыбался чему-то своему…
        С этими мыслями она и отправилась рано утром в университет. Первой парой стоял современный русский язык у Илоны Саар, можно было пропустить - не писать же глупые диктанты школьного уровня, тем более, у Полины имелось официальное освобождение… Но она планировала застать научного руководителя на кафедре с самого утра и показать ему свои наброски.
        Однако её ждало разочарование: к первой паре доцент не пришёл. А вот Илона Эдуардовна оказалась на кафедре, и заинтересованность Полины в Громове почему-то - или она себя накрутила? - была ей крайне неприятна.
        - Вам назначено, госпожа Кострова? - сухо спросила преподавательница у оробевшей от этого ледяного тона Полины.
        - Н-нет, - пробормотала она в замешательстве. - То есть… мы не договаривались о точном времени с Марком Александровичем, просто он сказал, что как только материалы будут готовы - я могу ему их показать.
        - Марк Александрович придёт к третьей паре, - милостиво проинформировала Илона Эдуардовна и тут же дала понять, что аудиенция окончена:
        - Не смею вас больше задерживать. Кстати, у меня в расписании сейчас стоит ваша группа. Ах, да… - её губы дрогнули в ироничной усмешке. - Вы же у нас освобождены от диктантов. Тем не менее, похвальная тяга к знаниям - явились на учёбу к первой паре!
        Что это - сарказм? Издёвка? Какой-то тонкий намёк? Полина совершенно растерялась, не зная, как реагировать на этот странный выпад, тем более, что Илона Эдуардовна сама выписала ей то злосчастное освобождение.
        Попрощавшись, она торопливо ушла, но, спускаясь вниз по лестнице, всё никак не могла отделаться от неприятного послевкусия короткого разговора с русичкой. Полина всё вспоминала этот тон… и взгляд. Илона Эдуардовна так внезапно изменилась, стала холодна и неприветлива с ней. Ну, положим, пятикурсники и впрямь слегка утомили её своей тотальной безграмотностью - но к чему так леденить глаза и язвить конкретно в адрес Полины? Она-то здесь при чём?..
        Расстроенная Полина решила пока вернуться в общагу, чего зря околачиваться в универе целых полтора часа… Однако, не успела она сделать и пары шагов, как услышала знакомый голос, окликающий её:
        - Кострова!..
        Полина быстро обернулась, не веря своим ушам. Так и есть: от автобусной остановки шагал доцент Громов собственной персоной.
        - Доброе утро, - поздоровался он с ней. - Вы уже уходите? Я, видите ли, подготовил для вас список статей, которые необходимо прочесть для дальнейшей работы…
        - Ой, спасибо! - смущённо и обрадованно отозвалась Полина. - А я вас искала на кафедре, Марк Александрович, но мне сказали, что вы появитесь только к третьей паре.
        - Да, у меня два “окна” подряд, но я решил приехать пораньше. А зачем вы меня искали?
        - Хотела показать вам то, что сделала за эти дни, - Полине снова стало страшно, как на экзамене, в ожидании громовского вердикта. А ну как окажется, что она понаписала белиберды?
        - Тогда, может быть, вернётесь со мной на кафедру? Я почитаю, обсудим… Или у вас сейчас дела?
        Она замотала головой.
        - Нет-нет… у меня первая пара тоже свободна.
        - Отлично! - широкая улыбка снова озарила его лицо. Было в нём сегодня что-то необычное… празднично-весёлое - такое, что, глядя на него, хотелось улыбаться и беззаботно шутить в ответ.
        И - надо же было этому случиться! - прямо на лестнице они буквально столкнулись с Илоной Эдуардовной, которая спешила на занятие к пятикурсникам.
        - Доброе утро, Марк Александрович! - поздоровалась, буквально пропела она. Полину поразил её голос - столько в нём было нежности… или почудилось? Но краем глаза она ухватила отблеск ответной улыбки Громова, и в груди защемило. Неужели это то, о чём сразу можно было подумать? Так быстро? Так резво? Громов же совсем недавно приехал в город… А может, всё-таки показалось?
        Между тем, Илона Эдуардовна перевела взгляд на Полину - и от её ласковой нежности не осталось и следа. Русичку буквально перекосило, но она нашла в себе силы никак не комментировать их совместное появление.
        Ревнует она его ко мне, что ли, осенило вдруг Полину. Но она тут же отвергла эту мысль: да ну, бред. С какой стати? По какому поводу?.. Однако ревность многое объяснила бы в её поведении…
        - Пойдёмте же, Полина, - Громов кивком пригласил девушку следовать за собой, поскольку она замешкалась, стоя на ступеньках и глядя вслед гордо удаляющейся Илоне Эдуардовне. - Такое ощущение, что вы засыпаете на ходу. Выходные удались? - пошутил он.
        Полина встрепенулась и виновато посмотрела на доцента.
        - Извините, Марк Александрович. Просто немного задумалась.
        Усадив Полину на стул, который едва-едва вмещался в тесное узкое пространство между стеной и столом, Громов удобно устроился напротив и надолго погрузился в чтение, периодически делая на страницах какие-то пометки карандашом и не произнося при этом ни слова.
        Полина старалась не выдавать своего волнения, наблюдая за тем, как он читает её работу. Когда Марк Александрович оторвался от чтения и устремил внимательный взгляд на студентку, она подобралась, настроенная на обстоятельную и уважительную беседу.
        Поначалу всё шло довольно сносно.
        Полина на всякий случай заранее решила не возражать, не спорить, быть покладистой и послушной. Она деловито приняла от Громова несколько общих замечаний о методологии и о жанровых различиях в фольклоре. С удовольствием покивала, соглашаясь с утверждением, что главный признак “нефольклора” - отсутствие художественности… Ей даже ненадолго показалось (и польстило слегка, чего уж), что этот взрослый, солидный, учёный человек - доцент! - разговаривает с ней, как с равной. Но тут он сердито ткнул карандашом в одну из страниц Полининой работы, и иллюзия “равенства и братства” рассеялась без остатка. Никакого равноправия - напротив, она почувствовала себя провинившейся школьницей, вызванной на ковёр к директору.
        - У вас, госпожа Кострова, - начал он, и её буквально обдало холодом и отчуждением от этого официального обращения, - к сожалению, отсутствует чёткое понимание, что есть флоклор, а что - подделка, устные произведения отдельных лиц, выдаваемые за народные.
        Полина закусила губу, стараясь не выдать, как она расстроена.
        - Всё-таки трудно определить, что - фольклор, а что нет… - робко и нерешительно возразила девушка.
        - Разве? - он посмотрел на неё почти с отвращением. - Да фальшивка плавает брюхом кверху, как дохлая рыба. Неужели вы не чувствуете этого? Не слышите? Вам это не режет слух?..
        - Слышать-то слышу, и чувствую… - она развела руками.
        - Вот видите! - обрадовался Громов, перебивая.
        - …но ведь это всё на уровне интуиции, а надо как-то научно обосновать, - докончила Полина свою мысль. - Нельзя же выкидывать из текста только по принципу “мне так кажется”. Тем более, подделывают очень профессионально, с традицией… К примеру, все эти частушки поют у нас на острове на праздниках и на застольях, и никто теперь уже не вспомнит, от кого и когда впервые их услышал, - Полина беспомощно пожала плечами.
        Громов снова подвинул к себе папку и быстро проставил несколько галочек карандашом напротив отдельных частушек.
        - Поразмыслите на досуге, - сказал он более доброжелательным тоном, - попробуйте сами разобраться, почему их нельзя отнести к народному творчеству.
        - Вот именно эти частушки я терпеть не могу, - призналась Полина, невольно засмеявшись. Он тоже засмеялся, с удовольствием глядя на неё - ни следа не осталось от прежнего брезгливого выражения.
        - Ну вот, а говорите - трудно! Я верю, что у вас есть чутьё на эти вещи, вы способная. А вот обоснуйте и объясните мне это сами, хотя бы попытайтесь. Не сейчас, разумеется. Подумайте.
        Громов отложил папку в сторону, по рассеянности вместе со своим карандашом, заложенным между страницами.
        - А вообще, конечно, в некоторых вопросах вы мне сто очков вперёд даёте, Полина. Я - теоретик. Практики ужасно не хватает, - признался он внезапно в каком-то доверительном порыве. - Мне бы поработать где-нибудь… в месте, вроде вашего острова. Возьмёте меня как-нибудь с собой? - смущённо улыбнулся он, и непонятно было, издевается он сейчас над ней или спрашивает совершенно искренне.
        - Поедемте… - отозвалась обескураженная Полина, чувствуя, как предательский румянец заливает ей щёки.
        Ох, только бы он перестал так на неё смотреть и так улыбаться! Хорошо, что она сидит, иначе ноги бы её не удержали.
        Чтобы чем-то занять себя, Полина потянулась за своей папкой, лежащей на противоположном конце стола рядом с Громовым, и тут вдруг поймала на себе его странноватый взгляд. Она не сразу сообразила, почему доцент так необычно на неё смотрит, а сообразив, чуть не ахнула в ужасе. Дело в том, что сегодня она надела блузку "с секретом". Пока Полина стояла или сидела, строгий воротничок плотно облегал шею, но стоило ей слегка наклониться - и вся эта видимая строгость летела к чертям собачьим, потому что на воротнике не имелось ни единой пуговицы, и края его тут же заманчиво и весьма соблазнительно распахивались.
        Господи ты боже мой, подумала Полина ошеломлённо, да Громов пялится мне в декольте! Она поспешно выпрямилась и замерла, боясь сделать неловкое движение, чтобы вновь не спровоцировать сеанс нечаянного, хоть и вполне невинного, стриптиза.
        Он, конечно же, поспешил отвести взгляд и вообще по-джентльменски сделал вид, что ничего не заметил, не обратил внимания… Однако его глаза имели опасное, смущающее, возмутительное свойство - говорить лишнее. И столько в них сейчас было, в этих удивительных глазах цвета расплавленного серебра! Что отвечать на это - Полина не знала, а молчать было глупо…
        Но в это время, на счастье, у Громова зазвонил телефон, и он, извинившись перед студенткой и сделав рукой отпускающий жест, погрузился в какой-то важный деловой разговор.
        Полина на подкашивающихся ногах вышла из аудитории и поплелась вниз по лестнице. Ей срочно нужно было сделать глоток свежего воздуха, чтобы остыть и проветрить мозги. Она совершенно не понимала, что с ней происходит, отчего горят щёки и всё ещё подрагивают колени. Неужели доцент Громов нравится ей? Нравится как мужчина? Это же глупо и… бесперспективно. А может быть, она путает симпатию с чем-нибудь иным? С уважением к научному авторитету Громова, к его увлечённости профессией… ну невозможно же вот так по-идиотски, с ходу, “запасть” на своего научного руководителя! Но чем тогда объяснить свою странную реакцию на обычную, наверняка ничего не значащую, улыбку?.. На случайный, нечаянно пойманный взгляд?..
        До конца первой пары оставалось ещё полчаса, и Полина решила прогуляться.
        Она неторопливо побрела по тротуару, разбрасывая носками туфель приятно шуршащие жёлтые листья, и, дойдя до здания почтамта, спонтанно решила отправить весточку домой.
        Ни отец, ни тётя Настя не пользовались интернетом, а мобильный телефон у них был один на двоих и служил лишь для экстренной связи, поэтому все годы учёбы Полина по старинке писала им письма.
        Купив открытку, она торопливо нацарапала краденым карандашиком несколько ласковых строчек. Улыбаясь, представила, как отец получит от неё письмецо, обрадуется, наденет на нос очки и присядет к столу… ещё и кота выкинет за дверь, чтобы не мешал внимательно, с чувством, толком и расстановкой, читать и думать. И обязательно прочтёт затем вслух написанное тёте Насте. Оба вздохнут украдкой: совсем взрослая стала наша Полинка, учёная… ей-то, поди, с нами, стариками, и неинтересно. У неё в городе своя жизнь… Дело молодое, как не понять.
        Эх, знали бы папа с тётей Настей, что никакой “своей жизни”, кроме учёбы, у неё и нет… Только наблюдает за чужими отношениями, а сама как прокажённая. Вроде не уродина и не дура, но… потенциальные кавалеры боятся к ней даже подступиться, словно заранее настраиваясь на то, что Полина откажет. А может, ребята и правда считают её закоренелым синим чулком и типичной старой девой, как высказалась однажды Ксения?..
        Пожалуй, действительно не стоит выпендриваться: надо окончить университет и вернуться в родную деревню, на любимый остров. Устроиться в местную школу, учить ребят… Пусть отец со спокойным сердцем глядит на свою обожаемую дочку, на единственную кровиночку. А лишние книги нужно убрать подальше, сложить стопочкой и накрыть салфеткой, чтобы глаза не мозолили. Выйти замуж за какого-нибудь доброго славного парнишку, вроде Костика, и ждать его каждый вечер дома - с лодкой, полной свежевыловленной рыбы…
        Нет, нет, нет, к чему себя обманывать? Вот она, Полинка - здесь, с черновиками дипломной работы, с черновиками совершенно иной жизни. А то, что с личным пока не складывается… ну, ведь и ей ещё не так много лет.
        И всё-таки засело занозой в подсознании: никто из однокурсников никогда даже не пытался за ней ухаживать. Но, положа руку на сердце, нужны ли они ей самой, эти ухаживания сверстников?.. Пока ещё никто не понравился Полине настолько, чтобы она променяла уютный вечер с интересной книжкой на свидание, будто после истории с Костиком она заперла своё сердце на ключ, а сам ключ выбросила для верности в Волгу.
        Даже этот Вадим… Полина почти не отвечает ему ВКонтакте, отделывается вежливыми отписками, а этот чудак регулярно шлёт ей длинные восторженные послания, иногда в стихах. И если сначала ей это было по-глупенькому приятно (ах, ну надо же! она кому-то понравилась!), то теперь начинает не на шутку утомлять. Ещё и Ксения постоянно выспрашивает детали их общения с братцем и жаждет подробностей. А Полине и рассказать-то нечего… ей скучен Вадим, он её банально не заводит.
        А может, ей теперь вообще не нужна эта “любовная любовь”? Ну бывает же, что у женщины атрофирован материнский инстинкт, к примеру… А ещё случается, что человек совершенно не испытывает потребности в друзьях, или абсолютно лишён способности плакать… А вот Полине с некоторых пор до лампочки вся романтическая дребедень.
        На ту же Катю и её любовь к напыщенному, изломанному, пустому мальчишке ей смотреть неловко и неприятно. Горе у неё неинтересное, потому что неинтересен он. Ведь и несчастье бывает прекрасным… Наверное, всё зависит от того, кого рассматривать в качестве потенциального партнёра. Должно быть, случается и так - когда от простой улыбки конкретного человека вдруг становится близкой и понятной его душа, и сам он неуловимо отзывается на едва слышное, едва ощутимое…
        Интересно, подумала вдруг Полина, а что, если бы Громов пригласил её на свидание? Мысль вздорная и бредовая, но… сердце заколотилось быстрее, и Полина украдкой оглянулась по сторонам, будто желая убедиться, что никто не подслушал и не подсмотрел её тайное желание. Однако все посетители почтового отделения были заняты своими делами: кто-то получал и отправлял посылки, кто-то оплачивал квитанции… Полина расслабилась и, буквально на мгновение прикрыв глаза, позволила фантазии вновь завладеть её сознанием. Она моментально увидела ясную и чёткую картинку - они с Марком Александровичем гуляют вместе по набережной, разговаривают о вещах, не имеющих отношения к учёбе, заходят в кафе с видом на Волгу, ужинают, улыбаются друг другу, потом он помогает ей накинуть плащ и задерживает свои руки на её плечах… а затем наклоняется и осторожно целует. Дальше этого мечта не зашла, Полине сделалось стыдно, да и глупо было грезить о том, что априори никогда не сбудется.
        Гораздо легче было вообразить и поверить, что Громов однажды и впрямь соберётся приехать на её родной остров. Вот это уже ближе к реальности, вот это желание даже может когда-нибудь сбыться… Он же сам говорил, что ему не хватает практики, необходимо припасть к истокам и с головой погрузиться в народный быт… А почему бы и нет?
        “Кто это с тобой, дочка?”
        “Папа, тётя Настя, знакомьтесь - это мой преподаватель, Марк Александрович Громов”.
        “Милости просим, Марк Саныч! Присаживайтесь-ка к столу, как раз пироги с рыбой поспели, только из печи. Вы любите пироги?”
        “Я вашу дочь люблю…”
        Подперев щёку ладонью и рассеянно улыбаясь, Полина настолько отдалась власти этих предательских, волнующих картинок, что едва не опоздала в университет. Хорошо, вовремя спохватилась, зато пришлось потом нестись почти бегом, чтобы успеть к началу второй пары. Но даже на бегу она чувствовала, как горят щёки - боже, и нафантазировала ведь абсолютно на пустом месте!.. Самой и стыдно, и смешно.
        Илона
        Никто из студентов никогда не раздражал Илону так же сильно, как второкурсник журфака Кирилл Рыбалко.
        Все остальные ученики были для неё более-менее ясны и предсказуемы, всё в в пределах понимания. Илона даже условно делила их на определённые типажи: студент-умник, студент-заучка, студент-неслух, студент-пофигист, студент-недотрога и так далее. Но Рыбалко!..
        Илона понятия не имела, как этот наглый мальчишка ведёт себя за пределами университета. В аудитории же это был шут. Паяц! Он готов был пойти на всё, лишь бы вызвать хохот однокурсников и довести преподавательницу до белого каления, даже если ради этого приходилось ставить в дурацкое неловкое положение не только русичку, но и себя самого.
        В первый год Илона ещё пробовала с ним как-то воевать, пыталась добиться хотя бы минимального уважения, а потом просто махнула рукой и пустила всё на самотёк. Но всякий раз перед тем, как идти на занятие к журналистам, она понимала, что настроение её начинает стремительно портиться, и осадок потом не исчезал весь день.
        Вот и сейчас, настраиваясь на этот “крестовый поход”, она заранее морщилась, точно от сильной боли, и отчаянно тянула время. В конце концов, очнулась она от оклика Марка.
        - Илона Эдуардовна! - он остановился рядом со стулом, где она сидела, и, наклонившись, слегка обеспокоенно заглянул ей в лицо. - У вас всё нормально? Вам пора идти, насколько я знаю, а вы поникли главой и, ей-богу, буквально стонете вслух!
        Она невольно рассмеялась.
        - Да, Марк… Александрович, спасибо за заботу, я уже бегу. У меня всё хорошо, не волнуйтесь. Это мои специфические отношения с некоторыми из студентов. Сама разберусь.
        - Если надо, зовите на подмогу, - он подмигнул ей. - Я скор на расправу со студентами!
        Илона поднялась со стула с лёгким сердцем. Не так уж и страшно идти к студентам, даже к самому Кириллу Рыбалко, когда тебя провожает такое облачко искреннего тепла…
        Торопливо шагая по опустевшему коридору, она всё вспоминала этот взгляд и эту улыбку. Было в них что-то, что дарило надежду, обещало, что теперь всё-всё в её жизни пойдёт по-новому. По-счастливому… А на Марка и студентку Полину Кострову она рассердилась сегодня утром совершенно зря. Повела себя, как глупая ревнивая жёнушка. Марк слишком порядочен для того, чтобы заводить шашни со своими ученицами - тем более, прямо на рабочем месте, тем более, после того, как провёл ночь с другой… Да с чего Илона вообще вообразила, что между ним и Костровой что-то есть? Обычные отношения между студенткой и научным руководителем. Не такая уж Полина и красавица, девчонка как девчонка, в их университете полным-полно девушек и покрасивее.
        Войдя в аудиторию, она сразу же увидела Кирилла. Он явно подготовился к появлению преподавательницы: широко раскрыл рот, делая вид, что беззвучно зевает. Илона готова была поклясться, что зевать ему совершенно не хочется и рот он разинул заблаговременно. Лучше не замечать, не обращать внимания… ему же неудобнее.
        И всё-таки было сегодня что-то странное, что-то непривычное со студентом Рыбалко… Ах, вон оно что! Он же пересел.
        Раньше Кирилл всегда сидел вместе с Катей Таряник. Илона не вникала особо, да и вольностей себе эта парочка на занятиях не позволяла, но было совершенно очевидно, что у них роман. Теперь же эти двое сидели в противоположных концах аудитории, словно намеренно старались лишний раз не попадаться друг другу на глаза. Поссорились?..
        Ничего, милые бранятся - только тешатся, усмехнулась Илона. Откровенно говоря, она не понимала, что такая милая и славная девушка, как Катя, могла найти в этом нахале Рыбалко. О чём они могут говорить друг с другом? Впрочем, смешно: может быть, они не больно-то разговаривают, а в основном занимаются другими делами, более приятными и уместными в их возрасте.
        Не успела Илона объявить тему сегодняшнего занятия, как в аудитории грянул похоронный марш Шопена: у кого-то из студентов-шутников он был установлен рингтоном. Илона даже смогла с первого раза безошибочно угадать, у кого именно.
        Телефон всё звонил и звонил, студенты ржали, а Кирилл не торопился сбрасывать звонок, словно наслаждался траурной мелодией.
        - Господин Рыбалко, - ровным голосом, подавляя уже поднимающуюся волну бешенства, произнесла она, - будьте добры, отключите звук у вашего мобильного телефона.
        - Зачем это? - лениво, не сразу, откликнулся Кирилл, словно размышлял - стоит ли вообще удостаивать эту назойливую русичку ответом.
        - Вы мешаете мне. У нас занятие. И у вас, между прочим, тоже.
        - Благодарю вас, - паясничая, отозвался Рыбалко, - сегодня я как-то не расположен учиться.
        Но телефон всё-таки отключил.
        - Вам не кажется… - Илона с трудом подбирала нужные слова, хотя в глубине души сейчас просто хотела треснуть изо всей силы этого наглеца стулом по башке, - что ваши выходки и ужимки нестерпимо скучны и предсказуемы?
        - Ваши занятия тоже нестерпимо скучны и предсказуемы, - не моргнув глазом, парировал он. Илона вспыхнула, но постаралась не показать, как уязвили её эти слова. Глупый, вздорный мальчишка… и ведь он не поймёт, не поверит, что ей действительно дорога эта дисциплина, что она любит свою профессию…
        - Не смею вас больше задерживать, - холодно кивнула она Кириллу. - Можете пойти погулять, пока мы будем заниматься делом.
        - Спасибо, - вальяжно кивнул он, - я лучше здесь останусь. Тут тепло, светло и мухи не кусают…
        На этом молчаливая поддержка аудитории вдруг оборвалась. То ли Кирилл взял неверную ноту, то ли всем банально надоело терять время попусту… Ольга Земляникина, смуглая черноволосая красотка, с досадой обернулась на Рыбалко и раздражённо бросила:
        - Слушай, Кир, ты правда достал уже. Сам не хочешь учиться - так дай другим. Или заткнись, или вали нафиг отсюда, клоун недоделанный!
        И Рыбалко, дерзкий, непокорный, невыносимый нахал Рыбалко, который никогда не лез за словом в карман и мог поставить на место любого обидчика, вдруг побагровел, втянул голову в плечи и послушно замолк.
        "Ого, - подумала Илона, - да уж не по этой ли самой причине, имя которой - Ольга, между Кириллом и Катей пробежала чёрная кошка?.."
        Впрочем, это было абсолютно не её дело.
        С Марком они столкнулись в дверях кафедры.
        - Устала? - негромко и ласково спросил он, отмечая её слегка потрёпанный облик после общения с Рыбалко. - Или чем-то расстроена?
        - Нет, просто устала, - Илона покачала головой, мгновенно расцветая от его внимания. У неё это было последнее занятие на сегодня, а Громов спешил на очередную лекцию. - Но приглашение на яблочный пирог по-прежнему в силе! Приходи сегодня вечером часикам к семи-восьми. Не поздно?
        - Н-нет… нормально, - чуть замявшись, всё-таки отзвался он.
        - Где я живу, помнишь? Или давай, я запишу тебе точный адрес на всякий случай, а то запутаешься в подъездах и квартирах… - намеренно игнорируя эту красноречивую секундную заминку, Илона вырвала листок из записной книжки. Она готова была завизжать от восторга, по-девчоночьи запрыгать, захлопать в ладоши и покружиться вокруг собственной оси. Марк придёт к ней в гости! И уж, по-любому, она его сегодня не отпустит. Останется ночевать, как миленький!
        Глава 5
        Домой Илона спешила, улыбаясь идиотской счастливой улыбкой; с этой же улыбкой бродила по супермаркету, толкая перед собой тележку и закупаясь необходимыми продуктами. Пирог-то она Марку пообещала, и не какую-то банальную шарлотку, а её фирменный, "цветаевский" - но в доме нет ни муки, ни сметаны, ни лимонного сока. Подумав, Илона взяла также хороший кусок говяжьей вырезки и бутылку вина. Марк - взрослый мужик, поэтому нужно прежде всего накормить его нормальным ужином… а чаёк с пирогом - это так, баловство после основной трапезы.
        Она возилась с ключами, пытаясь одновременно удержать в руках пакеты из супермаркета, как вдруг дверь сама распахнулась ей навстречу. Радостно-приподнятое настроение Илоны тут же испарилось: в квартире её поджидала мама.
        Она уже много раз пожалела о том, что сгоряча отдала ей когда-то запасной комплект ключей. Мама, совершенно не обладающая даже минимальной деликатностью, имела свойство сваливаться, как снег на голову, без звонка - и затем часами выедать мозг, читая мораль и раздавая непрошенные советы.
        - Мамуля… - растерянно проговорила Илона, машинально подставляя щёку для традиционного поцелуя. Милая, славная, идиллическая картинка: заботливая любяшая мама и кроткая послушная дочурка.
        - Что-то ты скисла, - проницательно заметила мать. - Не рада?
        - Тебе я всегда рада, - отозвалась Илона, запнувшись, - но, откровенно говоря… сегодня ты немного некстати, уж извини. Я жду кое-кого, у меня куча дел, нужно прибраться в квартире и заняться готовкой.
        - Кого ты ждёшь? - глаза матери хищно блеснули. - Неужели мужчину, слава тебе, господи?!!
        Чувство такта было ей абсолютно неведомо. Она так откровенно, так неприкрыто радовалась тому, что у дочери - наконец-то! - хоть кто-то появился! Но Илона решила с ней пока не откровенничать. С Марком всё ещё так зыбко, так призрачно… она просто боялась сглазить. А мама… мама никогда не щадит и всегда бьёт по самому больному. Ни к чему ей об этом знать.
        - Нет, не мужчину… подругу с кафедры. Мусю… то есть, Машу, - быстро соврала она.
        - Подруги, подруги… а годы идут, - брови матери поднялись скорбным домиком. - Ты что, совершенно махнула на себя и на свою личную жизнь рукой? Все твои бывшие одноклассницы и однокурсницы уже обзавелись семьями и детьми, а ты после смерти Андреса словно запретила себе даже думать об отношениях с противоположным полом! Боже, как же вы с ним сглупили, когда решили не торопиться с детьми… Сейчас ты хотя бы была не одна!
        - Мам… пожалуйста, не начинай! - взмолилась Илона; всего за пять минут общения родительница успела надавить поочерёдно на все её уязвимые точки. - Мне правда не до этого сейчас.
        Мать поджала губы, давая понять, что уступает, но не меняет при этом своего отношения к ситуации.
        Однако долго молчать она не умела - это было не в её характере. Проследовав за дочерью на кухню и одновременно пытаясь вырвать у неё из рук пакеты, чтобы распределить покупки по местам (ещё одна материнская привычка, которую Илона терпеть не могла - всюду сунуть свой нос и самой навести порядок в шкафах и холодильнике, "я же лучше знаю, как надо!"), она внимательно рассмотрела лицо Илоны при ярком дневном свете, проникающем через окно, и вынесла приговор:
        - Ты похудела… даже морщинок прибавилось. И под глазами синева. Слушай-ка, тебе надо обязательно проверить почки.
        Илона ровным голосом пообещала непременно проверить почки.
        - А почему цвет лица такой нездоровый? Плохо спишь? Мало гуляешь? Много нервничаешь? - вопросы сыпались, как горох из дырявого мешка.
        - Работа такая… - неопределённо пожала плечами Илона, на секунду потеряв бдительность. Мама тут же уселась на своего любимого конька: "а ведь я говорила! а ведь я тебя предупреждала! ну что это за профессия - преподаватель? ни денег нормальных, ни мужчин приличных в коллективе! зато нервов - хоть отбавляй!"
        Через полчаса, напоив навязчивую гостью чаем, не вступая с ней в пререкания и просто молча кивая, как китайский болванчик, Илона сумела-таки выпроводить её вон из квартиры, заполучив бонусом ноющую боль в висках и затылке.
        А вот теперь и впрямь следовало поторопиться. До прихода Марка оставалось несколько часов…
        Марк пришёл ровно в восемь, минута в минуту - с мешком сладостей, точно Дед Мороз.
        - Извини, - сказал он, протягивая Илоне конфеты, упаковку клубничного мармелада в шоколаде и яблочную пастилу, - цветы принести не рискнул. Не знаю, какие ты любишь… а вот на то, что уважаешь сладкое, я ещё у Астарова обратил внимание. Как ты там конфетки уминала! - глаза его по-доброму смеялись.
        Смущённая и растроганная таким вниманием, Илона улыбнулась и заправила за ухо выбившуюся прядку волос.
        - Спасибо, Марк… Если честно, с некоторых пор я вообще никакие цветы не люблю. Они напоминают мне о смерти. Понимаешь… - она запнулась на мгновение, словно сомневаясь, стоит ли ему рассказывать, - когда умер мой муж, не все его родственники и друзья смогли вырваться сюда на похороны. Андрес из Эстонии, - пояснила она, - в России у него был свой бизнес… В общем, многие тогда в знак соболезнования прислали цветы курьерской доставкой. У них так принято. Вся квартира была завалена этими чёртовыми букетами с чётным количеством цветов и траурными ленточками. Белые лилии, каллы, розы, хризантемы… Как вспомню - аж трясёт, - Илона едва заметно поморщилась. - По-моему, в мире нет ничего более ужасного, бессмысленного и беспощадного, чем похороны.
        - Не вспоминай, не надо, - Марк коснулся её руки, словно ободряя. - Я тебя понял, цветов не будет.
        - Спасибо за понимание, - усмехнулась она.
        - Тебе его очень не хватает? - спросил он осторожно, имея в виду мужа. Илона пожала плечами.
        - Привыкла уже, конечно. В последние пару лет стало значительно легче, чем раньше. У нас с Андресом были очень хорошие, тёплые отношения… и после его смерти я долго чувствовала, что не могу согреться. Просто не получалось…
        Она не стала упоминать о том, что с мужем они были скорее друзьями, чем любовниками. Нет, разумеется, близость между супругами тоже занимала не последнее место в жизни, но всё-таки… маловато в их браке было страсти и огня. Спокойная сдержанность, надёжность, привязанность и доверие… и только. Она и замуж-то за него согласилась выйти только потому, что мама насела: "Такой мужчина! Не будь дурой, смотри - упустишь!"
        То же, что она испытывала рядом с Марком, было совсем иным чувством. Ярким, острым, болезненным… и в то же время невероятно, невыносимо прекрасным.
        - Ну ладно, - она встряхнула головой, прогоняя прочь смущающие её мысли. - Надеюсь, ты сильно голоден?
        - Из твоей кухни доносятся такие обалденные запахи, что не проголодаться просто невозможно! - отозвался он.
        - Пирог, кажется, удался. Но есть ещё и ростбиф, и салат, - предупредила она. - Сядем прямо на кухне, по-простому? К чему все эти церемонии…
        - Нет уж! - засмеялся Марк. - Требую, чтобы яства мне подавали на блюдах мейсенского фарфора восемнадцатого века, столовые приборы я предпочитаю исключительно из серебра, а салфетки непременно должны быть накрахмалены.
        - Что ж ты фрак не надел по такому случаю, - шутливо пожурила она его.
        - Отдал в химчистку, - ещё больше развеселился Марк. - Мне завтра на приём к английской королеве, знаешь ли.
        - Ах-ах-ах, экскьюз ми, если мои блюда окажутся не слишком изысканными и утончёнными для твоего благородного деликатного желудка…
        Пока она расставляла на столе тарелки и раскладывала приборы, подавала мясо, затем ставила на плиту чайник и нарезала румяный ароматный пирог, всё было нормально. Но вот уже выпита первая чашка, и светский разговор ни о чём больше не клеится. Нужно отчаянно придумывать тему для непринуждённой беседы… либо переходить на откровения.
        - У тебя очень хорошо. Уютно, тепло, - сказал вдруг Марк. Илона взглянула ему в глаза и ответила:
        - И мне с тобой очень хорошо.
        Это было не совсем то, что имел в виду Марк, но у неё не было сил притворяться и играть. Жаль только, что голос предательски дрогнул, и фраза прозвучала как-то уже совсем печально, вразрез с её смыслом.
        Он ласково провёл ладонью по её щеке. Илона закрыла глаза, наслаждаясь этим невинным, но нежным прикосновением.
        - Мы не слишком торопимся? - спросил он негромко. - Как-то у нас всё… быстро получилось, да? - Марк усмехнулся, пряча за смешком растерянность или смущение, она толком не поняла. Илона задержала его руку на своём лице, продляя горячую, чуть шершавую ласку, и прямо спросила:
        - Ты жалеешь?
        - Нет, не жалею, - он погладил её по волосам. - Просто… Илона, ты точно уверена в том, что тебе это надо? Что тебе нужен именно я? Мы же с тобой с детства знакомы и, честно говоря, я ещё не совсем принял и осмыслил тот факт, что моя маленькая соседка с косичками вдруг превратилась в красивую молодую женщину.
        - На сто процентов уверена. Я знаю, Марк, - добавила она торопливо, - что у тебя ко мне нет чувств, по крайней мере, пока… но я ничего от тебя не требую, слышишь? Ничего. Не думай, что я вбила себе в голову какие-нибудь глупые романтические иллюзии относительно твоей персоны и навоображала того, чего нет. Расслабься, всё не так страшно. Я просто хочу быть с тобой, без взаимных претензий и обещаний. Мне, как видишь, не нужно дарить цветы, меня не нужно звать замуж… Я просто хочу немножко тепла. Немножко твоей души… и твоего тела, разумеется, - то, что она произносила, было немыслимым, но сейчас она хотела быть с ним честной.
        Хотя… о какой честности шла речь? Марк ведь и не подозревал, что Илона влюблена в него без памяти ещё с детства, и значит, она заведомо поступала подло, обманывая его в самом важном. В самом главном… Он уверен, что всё это - незначительная интрижка. Просто секс ради взаимного удовольствия. А она… она уже не представляет своего существования без присутствия Марка. Без его возмутительно красивых серых глаз. Без сильных горячих рук, без настойчивых губ, без его запаха и улыбки, без возможности зарыться пальцами в его волосы, притянуть его лицо к себе, целовать, куда вздумается…
        Она потрясла головой, чтобы выкинуть из головы эти видения. Марк всё это время внимательно наблюдал за ней.
        - Ты очень нравишься мне, Илона, - произнёс он наконец. - Действительно нравишься. Но я хочу, чтобы ты понимала: я сейчас совершенно не готов… не готов к новым, серьёзным отношениям. Я сбежал из Питера от такого кошмара, который ещё не скоро забудется. Не спрашивай, - предупредительно произнёс он, заметив, как округлились её глаза. - Может быть, как-нибудь потом… То, что ты мне говоришь - немножко тепла, немножко тела… звучит, конечно, весьма привлекательно. Но… разве так бывает? Мне казалось, вы, женщины, как раз наоборот ищете в каждом своём партнёре надёжного спутника на всю жизнь. А я… извини, я просто не могу тебе этого дать. По крайней мере, пока. Поэтому, если тебя это задевает или не устраивает, то давай уж и вовсе не будем ничего с тобой начинать.
        "Мы уже начали", - подумала она, имея в виду ночь на даче. А вслух сказала:
        - Ну я же пообещала тебе, Марк. Никаких претензий и завышенных ожиданий. Как сейчас модно говорить: просто дружеский секс.
        - Звучит кошмарно, - улыбнулся он. - Но… заманчиво.
        Шалея от собственной наглости, она резко притянула его к себе за ворот рубашки и промурлыкала:
        - Тогда, может, хватит попусту терять время? Нас ждут великие дела…
        Руки Марка, скользнув по её спине, плавно опустились ниже и остановились на бёдрах.
        - Мне чертовски нравится эта идея, - тихо сказал он.
        И через мгновение они уже самозабвенно целовались: жадно, взахлёб, натыкаясь то на холодильник, то на кухонный стол, с грохотом роняя с последнего какие-то ложки или вилки, но не обращая на это внимания.
        ОКТЯБРЬ
        Полина
        - Как ты думаешь, - задумчиво спросила Полина у Ксении за вечерним чаем, - у нашей Илоны Эдуардовны есть кто-нибудь? Ну, в смысле, мужчина?
        Ксения прищурилась.
        - А с чего это вдруг ты так заинтересовалась её личной жизнью?
        - Просто интересно стало, - Полина отвела взгляд. - Ну, красивая же женщина. Не старая ещё… Странно, если она одна.
        - А вот мне ничуточки не странно, - припечатала Ксения и смачно облизала ложку, которой только что бухнула в свой чай изрядную порцию земляничного варенья. Варенье было домашнее, привезённое Полиной с острова.
        - Она зануда. Любому нормальному мужику быстро стало бы с ней скучно, - заключила Ксения.
        - А по-моему, она симпатичная и приятная, - несмело возразила Полина.
        - Зануда, зануда, не спорь!.. Потому и одинокая. Всех потенциальных кавалеров распугала своей постной физиономией. У неё всегда такое выражение лица, будто она объелась молочным супом. А как она губы поджимает, когда на занятия приходит!.. Не знаю, кому такая в принципе может понравиться.
        - Она, вроде бы, была замужем, - напомнила Полина.
        - Была, ну и что? Похоже, все навыки и умения основательно подрастеряла, особенно в постели. "Поросло траво-о-ой место на-а-аших встреч…" - отвратительно фальшивя, заголосила Ксения. Полина поморщилась - и от звуков пения, и от сомнительного юмора подруги.
        - Вообще не пойму, почему ты вдруг о ней забеспокоилась. Или это желание покрасоваться на её фоне? - Ксения подозрительно уставилась на Полину.
        - Думай, что говоришь! - возмутилась та. - Когда это я испытывала тягу к тому, чтобы красоваться на фоне других?
        - Ну, может быть, неосознанно, - не моргнув глазом, отбилась Ксения. - Этак пожалеть бедняжку свысока… Кстати, Полинка, не обольщайся: тебе тоже грозит такой стать, если не одумаешься, имей в виду.
        Полина вспыхнула.
        - В каком смысле?
        - В прямом. Запряталась в свой фольклор, как… червяк в редьку. А жизнь идёт! Между прочим, Вадим скоро приезжает, ты забыла? Неужели ты и его встретишь с такой же кислой рожей, с какой обычно смотришь на всех представителей мужского пола?
        Полина уже пожалела, что затеяла этот разговор. Умела же Ксения всё извратить, вывернуть разговор совершенно в другую сторону, выставляя собеседника в самом неприглядном свете…
        - Ты так печёшься о наших отношениях с Вадимом… а не страшно будет со мной породниться? - нервно пошутила она. - Мало ли, вдруг нас такая любовь накроет при личной встрече, что мы с ним тут же в загс побежим.
        - Я буду только рада! - горячо отозвалась Ксения. - Поженитесь, нарожаете маленьких Вадимчиков…
        - Ох, вот только сейчас не придуривайся. Совсем не вижу тебя в роли заботливой ласковой тётушки.
        - Да нет, Полинка, мне правда интересно, какие у вас будут дети, - точно свадьба была уже делом решённым, мечтательно произнесла Ксения.
        - О детях всегда трудно сказать заранее, какие они будут, - раздался из угла комнаты спокойный голос Кати. Это была первая фраза, произнесённая ею за вечер. - Разве твоя мама, Ксень, могла предположить, что из её дочки получится бесцеремонная бестактная нахалка?..
        Катя сидела на застеленной кровати и, уставившись в противоположную стену, расчёсывала волосы. Движения её были механически-бездумными, как у робота. Раз - взмах щёткой. Два - другой взмах…
        Полина молча переглянулась с Ксенией, стараясь не выдать своего волнения за подругу. С Катей явно творилось неладное. Что-то, внушающее опаску. После разрыва с Киром она словно застыла изнутри, отгородилась от всего мира, закаменела в своём несчастье. Иногда за весь день она могла не произнести ни слова: молча просыпалась, собиралась и уходила в университет, так же молча возвращалась и ложилась спать. Если бы в такие периоды Полина не заставляла её хоть чем-то питаться - скорее всего, Катя забывала бы и поесть. А иногда наоборот - она неестественно оживлялась, становилась чрезмерно болтливой, даже развязной, принималась громко хохотать и каждый вечер убегала из общежития, ища забвения в сомнительных компаниях.
        - Хочешь, поедем к Астарову, птенчик? - примирительно предложила ей Ксения, умело пряча беспокойство в своих проницательных зелёных глазах за стёклами очков. - Там совсем немного осталось, сегодня разберём и внесём в каталог последние книги…
        - Нет уж, спасибо, - ядовито фыркнула Катя. Она казалась совсем чужой, незнакомой в такие мгновения. - Я лучше пойду к девчонкам в двадцать шестую комнату, там хоть не так скучно. И пиво всегда есть… С сухариками.
        Полина едва заметно поморщилась. Она понимала, что в подруге сейчас кричат её отчаяние и безысходность, но слушать подобную болтовню было противно.
        - А может, в театр сходим?.. Или хотя бы в кино, - она тоже попробовала как-то расшевелить девушку, но, как и Ксения, потерпела неудачу.
        
        - Мы в "Звезду" собрались, - откликнулась Катя, называя один из самых популярных ночных клубов.
        - Кто это - "мы"?
        - Да так… пара девчонок и ребята-однокурсники, - неопределённо отозвалась Катя. - В общагу вернуться уже не успею, так что переночую у кого-нибудь из них.
        - Кирилл с Ольгой тоже там будут? - резко спросила Ксения. Подруга гневно сверкнула глазами.
        - А тебе-то что? Что ты вечно лезешь ко мне, вмешиваешься в мою личную жизнь?!
        - Тише, тише, птенчик, не чирикай… - Ксения явно растерялась от такого отпора.
        Тем временем Катя открыла створки шкафа и сняла с плечиков синее платье, не совсем подходящее к сезону, да и к походу в модный клуб, но очень красивое. Оно и сидело на ней идеально, обтягивая стройную фигурку как перчатка. Невозможно было не залюбоваться этой хрупкой красотой.
        - Какое славное платье, - Полина сделала ещё одну попытку наладить диалог. - И тебе здорово идёт. Почему ты его так редко надеваешь?
        Катя зыркнула на неё исподлобья и одним рывком стянула платье через голову, даже не расстегнув круглую пуговичку у горла. Ткань слегка затрещала, пуговица оторвалась и покатилась по полу. Швырнув скомканное платье на пол, Катя таким же порывистым движением запахнулась в свой халат и рухнула на кровать, нечаянно столкнув с неё подушку, а затем отвернулась лицом к стене и замерла.
        Пробрало даже Ксению: она тихонько, на цыпочках, подошла к брошенному платью и подняла его с пола, затем аккуратно, как умела, расправила и повесила на спинку стула. Полина же подобрала упавшую подушку и осторожно вернула её на кровать, стараясь не задеть и не потревожить Катю.
        На некоторое время в комнате повисла тягостная тишина. Ксения, помаявшись немного, подхватила сигареты и направилась к выходу. Полина не сразу обратила внимание на то, что подруга, многозначительно замешкавшись у двери, отчаянно гримасничает, подмигивая и делая ей знаки. Очевидно, приглашала Полину тоже выйти на пару слов, без Катиного присутствия.
        Выждав для приличия несколько минут, Полина сказала в пространство, ни к кому конкретно не обращаясь:
        - Чайник совсем пустой, пойду новый поставлю…
        Катя никак не отреагировала на её слова, продолжая лежать, уставившись в стену.
        Ксения поджидала Полину на кухне, усевшись прямо на подоконник и стряхивая пепел в переполненную окурками консервную банку. Окно было распахнуто настежь, и, подойдя поближе, Полина поёжилась - с улицы дохнуло холодом.
        - Что делать будем? - мрачно осведомилась Ксения, сделав очередную затяжку.
        Полина растерянно пожала плечами.
        - А что мы можем поделать? Сколько раз уже я пыталась с ней поговорить по душам, она и слушать не хочет… У неё сразу как будто табличка над головой загорается: "Не задавай вопросы, не советуй и не лезь!"
        - Но то, что она с собой творит - это ни в какие ворота, конечно, - Ксения почесала нос. - Впрочем, если подумать… любовь без страданий - преснятина. Кстати, знаешь ли ты, что в прошлых веках девиц, узнавших об измене жениха, валила с ног нервная горячка? Я погуглила, что это за диковинная болезнь такая. Оказалось - тиф, представляешь?
        - Горячка - не горячка, а только ей и в самом деле очень плохо… - Полина вздохнула. - Может быть, поговорить с Киром? Как думаешь? - она с надеждой взглянула на подругу, но та с сомнением покачала головой.
        - Как ты себе это представляешь: "вернись, мы всё простим"? Кир же весьма недвусмысленно дал ей от ворот поворот. Начнём клянчить, чтобы вернулся обратно к Кате - он нас и слушать не станет.
        - Да не клянчить… - Полина поморщилась. - Как-то иначе, я пока не знаю, как. Но всё равно… нельзя же всё так оставлять. Мне страшно, Ксень, реально иногда кажется, что она может сотворить какую-нибудь непоправимую глупость.
        - Какую? Пойдёт и утопится в Волге? - живо предположила Ксения. Глаза её блеснули. - Или сначала утопит его, а потом уж - сама?..
        - Тьфу ты, типун тебе на язык, - рассердилась Полина. - Я имела в виду… она идёт по кривой дорожке. Все эти пьянки-гулянки, тусовки со случайными знакомыми, клубы… это совсем не её. Куда это может завести?
        - А если с Земляникиной поговорить? - предложила вдруг Ксения.
        - Она-то здесь при чём, - устало вздохнула Полина. - Судя по всему, Ольга сама не рада, что Кир свалился на её голову со своей бешеной любовью… Нет, если и разговаривать - то только с ним.
        - Ну, тогда звони… у тебя есть номер его телефона?
        Полина помотала головой.
        - Нет, но всё равно по телефону - это не то… Надо обсуждать подобные деликатные вопросы лично, с глазу на глаз.
        - И что ты ему скажешь с глазу на глаз?
        - Пока не думала, сориентируюсь по ходу. Надо раздобыть адрес и съездить к Киру домой. Катя упоминала, что он снимает жильё недалеко от универа, где-то на Льва Толстого. Позвоню кому-нибудь из его однокурсников, кто бывает у него в гостях. Серёге Петренко, к примеру! Он точно должен знать…
        - И что, вот так прямо возьмёшь - и поедешь? - усомнилась Ксения.
        - Не сегодня. Завтра рано утром, перед занятиями, - Полина сама дивилась своей решимости. - Чтобы точно застать его дома.
        Когда они вернулись в комнату, то обнаружили, что Катя исчезла. Судя по отсутствию синего платья, она-таки отправилась в ночной клуб, как и собиралась. Воспользовалась их недолгим отсутствием, быстро собралась и улизнула.
        - Совсем у неё в голове всё смешалось и перепуталось, - вздохнула Полина. - Что хорошо, что плохо… кто друг, а кто враг. Вот и нас сторониться начала, будто мы ей плохого желаем.
        Нет, к Киру ехать нужно было непременно!
        Полина и не догадывалась, что неприятные сюрпризы, досадные недоразумения и тяжёлые разговоры этого вечера ещё не закончены…
        Часов в девять в гости заявилась Ирина Селиванова.
        Полина в глубине души терпеть её не могла, и однокурсница платила ей той же монетой. Раньше до открытой конфронтации дело не доходило, просто - вот уже четыре года подряд - они старательно делали вид, что не замечают друг друга. Однако после знаменитого освобождения избранных от диктантов по современному русскому языку Селиванова спустила всех собак на Кострову, точно это она была виновата в разделении курса. Полине была крайне неприятна эта самоуверенная и самовлюблённая особа, которая свято уверовала в то, что весь мир вертится исключительно вокруг её персоны.
        Сейчас, находясь в комнате девушек, Ирина всё-таки вынуждена была поздороваться с Полиной, и та сдержанно ей ответила. Приехала Селиванова не просто так, а по делу: за конспектами по теории языка и устному народному творчеству, которые ей обещала дать Ксения. На этой неделе должны были состояться семинары, а Ирина счастливо прогуляла все важные лекции.
        - Хочешь чаю с сушками? - предложила Ксения из вежливости, хотя тоже не особо жаловала Селиванову. Та лишь отмахнулась:
        - Отстань ты со своими сушками… И вообще, Ксень, что ты сидишь дома, как бабка? Поехали со мной в нормальное кафе, хоть приличного кофе выпьём! С тортиком. Как вы тут не дохнете с тоски, у вас же даже телевизора нет?!
        - Видишь ли, дорогая моя, - обстоятельно разъяснила ей Ксения, - всемирная сеть интернет была создана не только ради инстаграмчика. Поверь, иногда там можно найти много интересного… что вполне заменяет телевизор.
        - Ску-учно, - протянула Ирина, сморщив нос. - В наши-то годы сидеть дома с книжечкой, когда вокруг столько развлечений…
        - Ты бы лучше тоже ехала домой и хорошенько подготовилась к семинару, - миролюбиво посоветовала Ксения. - Говорят, Громов гоняет всех в хвост и в гриву, а кто плохо себя покажет - не получит допуска к экзаменам.
        - Вообще оборзел, - со вздохом поддакнула Селиванова, моментально переключаясь. - И за какие только грехи он свалился на наши головы? Сидел бы у себя в Питере и не рыпался. А теперь сразу два экзамена ему сдавать, ну что за наказание! Чем плох был Астаров, я не понимаю…
        - Да, наш Астаров - дядька покладистый. Бывало, помычит-помычит - да и согласится со всем тем бредом, что ему несут, - Ксения пренебрежительно хмыкнула.
        - Астарову обе эти дисциплины до лампочки, он и вёл-то их прежде кое-как, через силу, просто потому, что подходящего педагога не было, - вмешалась Полина, не вытерпев. - А Громов - специалист, поэтому и требования у него выше, и спрос строже. По-моему, надо радоваться, что хоть на пятом курсе нам стали преподавать эти предметы всерьёз, а не на "отвяжись".
        - Вот ты и радуйся, - Ирина поджала тонкие губы. - Ты-то у нас нигде не пропадёшь, умница, везде найдёшь свою выгоду, любой лимон превратишь в лимонад… Мне же заслуги Громова по барабану, я тупо хочу сдать сессию - и всё! Кстати, - вспомнила вдруг она, и лицо её оживилось, а холодные глаза кровожадно блеснули, - знаете ли вы, что наш драгоценный доцент с большим скандалом уехал из Питера?
        - Что за скандал? - тут же оживилась Ксения. - И откуда ты знаешь?
        - Да у меня подруга учится в СПбГУ. Правда, не на филфаке, но о Громове наслышана. Говорит, чуть под суд не загремел! Весь универ гудел после того случая…
        Полина почувствовала, как похолодели у неё руки, а кровь моментально отхлынула от лица.
        - Какого случая? - спросила она ровным голосом, ужасно боясь услышать ответ.
        - Да тёмная история, на самом деле… Вроде как студентку пытался не то изнасиловать, не то склонить к сожительству, я толком не поняла, - Ирина усмехнулась. - А с виду такой чистенький, благородный, ухоженный… ну кто бы мог подумать. В тихом омуте черти водятся!
        - По-моему, это чушь собачья, - скептически фыркнула Ксения; Полина же, ошеломлённая услышанным, не могла вымолвить ни слова. - Если бы правда было изнасилование или что-то в этом роде… да разве удалось бы так легко замять дело? Сейчас подобная информация со скоростью света распространяется. Особенно, если дело касается педагогов. Да и наш глубоко порядочный, стерильный Астаров никогда не принял бы на работу человека с подобным пятном в биографии.
        - Ну, я свечку не держала, за что купила - за то и продаю, - обиделась Ирина. - А только дыма без огня не бывает.
        - Обвинять без доказательств - глупо, - Ксения лениво потянулась.
        - Но ты, Полинка, на всякий случай будь поосторожнее с Громовым, - будто бы заботливо предупредила Ирина. - Он ведь твой научный руководитель? Смотри, как бы тоже не начал поползновения… - и Селиванова захохотала, довольная собственной шуткой.
        И опять - тяжесть чужого любопытного взгляда на собственном лице… Как ни пряталась Полина за книжкой, как ни отворачивалась, а скрыться от назойливого внимания Ксении, находясь с ней в одной комнате, было решительно невозможно.
        Подруга резво лупила по клавишам своего старого многострадального ноутбука, ваяя очередную нетленку - то ли рассказ на какой-то литературный конкурс, то ли главу новой повести, Полина не вникала особо. И всё-таки, даже погружённая в творческий процесс, Ксения умудрялась то и дело поглядывать на Полину поверх очков нахальными зелёными глазищами. Так и хотелось предупредить её миролюбиво: не заработай, дорогая моя, косоглазие.
        - Ты из-за Громова расстроилась, да? - быстро ввернула Ксения, заметив, что Полина вздохнула и с усталой обречённостью посмотрела на неё - дескать, давай, спрашивай, раз уж так хочется.
        - Скорее, не из-за Громова, а из-за Селивановой, - Полина брезгливо поморщилась. - Ужасно не люблю сплетен и… сплетниц.
        - Ой ли? А всего пару часов назад мы с тобой, помнится, преспокойно перемывали кости нашей русичке… Что за двойные стандарты?
        Полина вспыхнула.
        - Почему ты всё время пытаешься уличить меня в чём-то недостойном и низменном? Выставить намного хуже, чем я есть, подловить на каких-то несостыковках и тайных подлых мыслишках?.. Поверь, не все люди получают удовольствие от злорадства. Это совсем другое.
        - Ух, раскипятилась! - Ксения откровенно троллила её, Полина это прекрасно понимала, но не могла не реагировать и злилась на себя за эту слабость ещё больше.
        - Я действительно уважаю Илону Эдуардовну и, кстати, вовсе не собиралась высмеивать её или выискивать в её прошлом что-то неприличное, хотя тебе, наверное, этого не понять, - добавила Полина. - Там было просто… любопытство, если хочешь знать, совершенно безобидное, а не заведомый поиск и передача негатива из уст в уста. А вот то, что наша блистательная Ирина сообщила про Громова…
        - Но если это не сплетни? - оживилась Ксения. - Нет, погоди, не вскидывайся и не ругайся сразу, но… если чисто теоретически предположить, что тот случай действительно имел место? - предвкушая интересный разговор, она отставила ноутбук в сторону.
        - Если бы да кабы, да во рту росли грибы, - вполне по-филологически отбилась Полина. - И я не расстроилась, нет. Мне просто… противно. Марк Александрович хороший человек, очень умный и образованный, и он не заслуживает, чтобы о нём чесали языками, передавая друг другу сомнительную информацию, как в игре "испорченный телефон".
        - Ох, Полинка, - подруга сокрушённо покачала головой, - какой ты всё-таки ещё ребёнок… Мой тебе совет: бди! Даже кандидаты наук бывают мудаками.
        - Спасибо за совет. Я бдю и бдить буду, - Полина попыталась улыбнуться, чтобы перевести неприятный разговор в шутку. Её тяготила эта тема, а ещё она испытывала странное чувство - будто предаёт Громова, обсуждая с Ксенией такие вещи о нём.
        - И он ни разу не пытался к тебе подкатить? - всё-таки не удержалась Ксения от любопытства. - Ну, там, под ручку взять, или как бы невзначай прикоснуться…
        - Что ты глупости болтаешь! - возмутилась Полина. - У нас с ним исключительно деловые отношения.
        И тут же всплыло непрошенное воспоминание - странный взгляд Громова, устремлённый в распахнувшийся воротник её блузки… Ну, хватит, этак можно в любом человеке заподозрить маньяка, рассердилась она на себя. В конце концов, нормальная мужская реакция на внезапную обнажёнку… он просто слегка растерялся от неожиданности. Было бы хуже, если бы женская грудь вообще не волновала доцента Громова. Но как, в таком случае, воспринимать его просьбу о том, чтобы она взяла его с собой на остров? А вдруг это именно "подкат", как выразилась Ксения?.. На душе сделалось совсем муторно. Полина вспомнила собственные недавние мечты о приезде Марка Александровича в её родную деревню… вспомнила - и невольно покраснела. Нельзя, нельзя думать в подобном ключе о своих научных руководителях. Это у тебя просто дурь и блажь, Полина, от нервов и недосыпа. Ложись-ка спать, утро вечера мудренее… тем более, завтра тебе ещё с Рыбалко встречаться.
        Ксения с удвоенным энтузиазмом забарабанила пальцами по клавиатуре. Полина разделась и легла, натянув одеяло до самых ушей. Хорошо бы выкинуть из головы весь вздор и мусор, оставив в памяти только хорошее, случившееся за день… Немного мешает быстрый перестук клавиш, но в принципе, терпимо. Можно полежать и подумать о своём, пока сон не сморит окончательно…
        А сплетники пусть злословят. Всё равно никто не отнимет у Полины право на воспоминания о той особенной улыбке, с которой он иногда смотрит на неё… улыбке, в которой расцветает что-то невысказанное, тёплое, что-то очень важное…
        - А пытливый любознательный читатель уже давно обо всём догадался, - тихо пробормотала Ксения себе под нос, не отрываясь от работы.
        Ну и пусть себе догадывается.
        Глава 6
        Полина выскользнула из общежития в такую несусветную рань, что в небе ещё не растаял тонкий и бледный серп месяца.
        Где-то вдали продребезжал в утренней тишине первый пустой трамвай. Со стороны Волги тянуло сыростью. Полина почувствовала, как промозглый ветер моментально пронизывает её до самых костей, забирается под полы куртки, щиплет за ноги в тонких колготках и покусывает щёки. Она с тоской подумала о мягкой уютной постели, которая ждала её в общаге и, вероятно, ещё даже не успела остыть, о горячем чае с земляничным вареньем… но тут же сердито прогнала эти малодушные мысли.
        Идти было недолго, минут пятнадцать. Полина резво припустила вниз по улице, в сторону улицы Льва Толстого, пытаясь согреться в движении и отчаянно надеясь, что в этот ранний час Кир непременно окажется дома.
        Отыскать нужный дом оказалось не так-то просто: он затерялся среди себе подобных в одном из многочисленных дворов, заросших старыми тополями, и Полина слегка поплутала между ними, умудрившись вляпаться левым ботинком в жирную чёрную грязь.
        Оставляя за собой на лестнице цепочку мокрых следов, она поднялась на третий этаж и долго давила кнопку звонка. Успела уже и огорчиться, расстроенная неудачей, когда, наконец, за дверью послышалось какое-то движение, а затем хриплый голос Кира произнёс:
        - Кто там?
        - Кирилл, это Полина Кострова… открой, пожалуйста.
        - Кострова?.. - недоверчиво переспросил он, явно недоумевая, какого лешего ей понадобилось. - Подожди минуту, я оденусь.
        А ведь он может оказаться и не один, запоздало подумала Полина. Вдруг у него какая-нибудь девица… спасибо, если не сама Ольга Земляникина… а она, полюбуйтесь-ка, припёрлась ни свет, ни заря, чтобы провести с ним душеспасительную беседу о страдающей Кате!
        Дверь распахнулась.
        - Это ты называешь "оденусь"? - скептически окинув фигуру парня в одних лишь пижамных штанах, осведомилась Полина, скрывая растерянность за спасительной иронией. - Хоть бы майку нацепил для приличия.
        - А что, - прищурился Кир, тоже переходя на свой обычный шутливый тон, - мой голый торс тебя волнует, Кострова? Боишься не сдержаться, накинуться на меня и задушить в объятиях?
        - Размечтался, - фыркнула она, привычная к его дурацким шуткам: Киру можно было отвечать только в аналогичной манере. - Глупые малолетки меня не интересуют, если хочешь знать.
        - О, прости, мудрая зрелая женщина, если я оскорбил тебя подобным самодовольным предположением. Так чем обязан?.. - он вопросительно изогнул бровь.
        - Что, так и будешь в коридоре меня держать? В комнату не пригласишь?
        - Ну, проходи. Только у меня не убрано… Не обращай внимания.
        Полина уселась на единственный обнаруженный в комнате стул (не на постель же присаживаться, к тому же незаправленную) и порадовалась тому обстоятельству, что Кир всё-таки ночевал один.
        - Ты, наверное, и сам догадываешься, зачем я пришла?
        - Ну-у… - неопределённо протянул он.
        - Я по поводу Кати. Ей сейчас очень плохо.
        - Что-то случилось? - быстро спросил он. - Что с ней?
        - А то ты сам не понимаешь. С тех пор, как вы не вместе, она словно с ума сошла. Совсем с катушек слетела. Не ест ничего, ничем не интересуется, кроме каких-то пьянок-гулянок и ночных клубов…
        - Катя - и пьянки в клубах? - недоверчиво переспросил он, нахмурившись.
        - Именно. Сам знаешь, на неё это совсем не похоже. Вообще-то, конечно, ничего криминального в самом походе в клуб нет. Особенно если это разовая акция. Развеяться, потанцевать, расслабиться… Но она как с цепи сорвалась, а легче ей при этом всё равно не становится, я же вижу. И то, что она… пьёт, - запнувшись, продолжила Полина, - мне совершенно не нравится.
        Кир закусил губу и уставился на пол, себе под ноги, точно осмысливая услышанное. Затем снова перевёл взгляд на Полину.
        - Ну хорошо, допустим. Только чего ты хочешь от меня, мудрая женщина? Собираешься стыдить, совестить и вразумлять? Мол, я виноват, что довёл?
        - Да больно надо, - фыркнула она.
        - А что тогда? Ты же и сама в курсе, что мы с Катей больше "не вместе", - повторил он её слова.
        Полина растерялась.
        - Я… не знаю. Согласна, что идея обратиться к тебе за помощью, в общем, так себе. Но… нужен человек, которому небезразлично то, что с Катей происходит. Может, ты хотя бы просто поговоришь с ней? Ну в самом деле, не к маме же её обращаться… Нас с Ксенией она и слушать не хочет, к рассудку её сейчас взывать бесполезно.
        - А меня, стало быть, послушает? - Кир скептически усмехнулся. - Да она просто выставит меня вон, как только я покажусь ей на глаза.
        - Это же не просто ссора? У вас всё окончательно решено? - робко поинтересовалась Полина.
        - Да, - жёстко ответил он. - Не хочу быть как тот хозяин, что жалел свою собаку и резал ей хвост по частям.
        
        - Можно тебя спросить? - не совсем уверенно сказала она. - Мне просто действительно… непонятно.
        - Ну, спрашивай, - разрешил он великодушно.
        - Почему именно Земляникина? Чем она лучше Кати? Вот чем, просто объясни мне? Да, яркая броская внешность… да и только. Как человек, наша Катюха же в сто раз интереснее и порядочнее, чище… разве нет?
        - Это лишь в кино и литературе мальчики всегда предпочитают хороших девочек - плохим, - Кирилл хмыкнул, даже не удивившись такому вопросу. - В жизни же нас как раз тянет на всякую шваль… А только чувства всё равно невозможно объяснить логикой. Они либо есть, либо нет, понимаешь?
        Они немного помолчали.
        Полина чувствовала себя крайне глупо. И в самом деле, ради чего она пришла, чем он мог ей помочь?..
        - Я понимаю твоё затруднение, мудрая женщина, - произнёс он наконец. - Не знаю, может быть, я и правда должен поговорить с Катей. Только что я ей скажу? "Ай-ай-ай, нехорошо пить и шляться по злачным заведениям, возьмись лучше за ум или, я не знаю, за пение - у тебя голос прекрасный!" - так, что ли?
        - Да хотя бы так, - она пожала плечами. - Не факт, конечно, но вдруг подействует, если именно ты её пристыдишь. Мне кажется, твоё мнение для неё до сих пор очень много значит.
        - Я попытаюсь, - сказал Кир нормальным, человеческим голосом. - Не гарантирую результат, но попробую.
        - Спасибо. И, сам понимаешь… Катя не должна узнать об этом нашем разговоре.
        - Обижаешь, начальник, - криво усмехнулся он.
        Полина поднялась со стула. Визит был окончен.
        - Извини, что не угощаю тебя ни чаем, ни кофе, - Кир снова вернулся к своей развязно-ироничной манере, - просто у меня нет ни того, ни другого. Разве вот пивка? Как ты насчёт "Жигулёвского"?..
        Она даже отвечать на это не стала.
        Очутившись на улице, Полина снова ощутила отступившие было растерянность и смятение. Правильно ли она сделала, заявившись к Киру? Принесёт ли её поступок хоть какие-нибудь плоды?.. А если об этом всё-таки станет известно Кате? Она же никогда не простит подобного грубого вмешательства в свою частную жизнь.
        В общагу возвращаться не хотелось. Скоро проснётся Ксения, начнёт дымить, ворчать, кряхтеть и кашлять, а главное - непременно расспрашивать об исходе визита, а Полине и сказать-то пока толком нечего. Для прогулок, конечно, холодновато, но не смертельно. Ей надо ненадолго остаться один на один со своими мыслями. Просто побыть одной, это такая редкость в последнеее время…
        Полина как можно медленнее спустилась к набережной и побрела вдоль Волги, размышляя о вещах, к Кате и Киру уже не относящихся. Набережная была безлюдна и пуста, лишь в отдалении виднелась женская фигурка, двигающаяся навстречу. У кого-то утреннняя пробежка. Молодцы люди, вяло подумала Полина, в здоровом теле - здоровый дух…
        Однако чего она точно не ожидала - так это того, что бегуньей окажется преподавательница современного русского языка Илона Эдуардовна Саар.
        Та, очевидно, тоже не могла предвидеть этой встречи.
        - Кострова? - удивлённо, но вполне доброжелательно спросила русичка. - Что вы тут делаете одна, да ещё и в такую рань? Всё хорошо?
        Чуть запыхавшаяся, с разрумянившимися от ветра щеками, выбившимися из высокого "хвоста" золотистыми локонами и без всякой косметики, Илона Эдуардовна выглядела невероятно привлекательной и хорошенькой. Полина даже невольно позавидовала.
        - Да я… по делам ходила, - туманно отозвалась она. - Всё отлично, спасибо.
        Не посвящать же Илону Эдуардовну в тонкости личных взаимоотношений некоторых её студентов… Однако вид, надо полагать, у Полины был не шибко-то радостный. Во всяком случае, кивнув её ответу, русичка, вместо того, чтобы бежать себе дальше, всё продолжала стоять и вглядываться в лицо девушки.
        - У вас точно всё в порядке? - ну, так и есть: она не поверила этому показному спокойствию.
        Полина кивнула, не надеясь на голос.
        - Вы куда сейчас? В общежитие? - продолжала допытываться преподавательница.
        - Нет, просто гуляю.
        - А хотите, пойдём ко мне, - предложила вдруг Илона Эдуардовна. - Я тут совсем рядом живу, во-он в том голубом доме, видите? Чаем вас напою, а потом вместе - в университет…
        И Полина, неожиданно для самой себя, согласилась.
        Илона
        Она и сама не знала, что сподвигло её позвать эту девочку к себе домой. Любопытство? Сочувствие? Было что-то болезненное в сжатых плечах Полины Костровой, в её бледном лице и растерянных глазах, и Илоне банально стало её жаль. Захотелось просто по-человечески обогреть и успокоить девчонку, что бы там у неё ни стряслось. Хотя какие беды могут быть в её годы, господи… Максимум - парень не перезвонил или к зачёту не допустили. А так - вполне приличная, благополучная студентка. Одна из лучших на курсе. Гордость Марка… Смешно сказать, а она ведь не так давно ревновала его к Костровой. Чушь, вздор, чепуха какая! Девочка ни сном, ни духом, это очевидно, да и Марк… после всего, что было у них с Илоной… он просто не смог бы.
        Поначалу Кострова очень смущалась, это было заметно. Но Илона умела разговорить собеседника, расположить его к себе. Она радушно усадила Полину за стол в кухне, поставила кипятиться чайник, ловкими отточенными движениями разбила несколько яиц на сковороду, а затем быстренько сделала бутерброды и, извинившись, убежала в душ. Намеренно дала время своей гостье, чтобы та слегка согрелась и освоилась.
        - Тарелки, вилки, соль, сахар, лимон - всё на столе. Можете меня не ждать, Полина, начинайте завтракать, - предложила Илона весело. - Я чуть позже к вам присоединюсь!
        Вернувшись, она обнаружила, что щёки студентки слегка порозовели, и вообще она "оттаяла". В её глазах, устремлённых на преподавательницу, больше не было прежней хмурой настороженности.
        Поначалу, как водится, поговорили о делах учебных. Со следующего понедельника у пятикурсников должна была начаться педагогическая практика в школах, а затем, перед самыми ноябрьскими выходными, их всех ждал праздничный концерт - фестиваль студенческого творчества под традиционным названием "СтудОсень". Потом Илона вежливо поинтересовалась, как идут дела с дипломной работой, Полина коротко ответила.
        - Марк Александрович на вас не нахвалится, - заметила преподавательница будто бы вскользь, потянувшись за сахарницей. У Полины слегка задрожали пальцы, обхватывающие чашку с горячим чаем, но голос её, когда она ответила, звучал спокойно, чуть удивлённо.
        - В самом деле? Вообще-то, он очень строго спрашивает и не даёт поблажек. Халтуры не терпит…
        - Ну, я уверена, что у вас, Полина, работа не халтурная. Вы же сами собирали материалы - большую их часть, так? О вашей дипломной на факультете уже легенды ходят, - Илона улыбнулась. Девушка опустила голову, явно смущённая таким пристальным вниманием к собственной персоне, и уклончиво отозвалась:
        - Там ещё очень много работы.
        И всё-таки беспокойство в глазах Костровой, какая-то смутная тревога и печаль не рассеивались. Они не имели отношения к учёбе или педагогической практике, это было совершенно ясно.
        - Вас что-то тяготит? - осторожно спросила Илона. - Остроумные люди в подобных случаях спрашивают прямо: о чём вы думаете? Может быть, я могу вам чем-нибудь помочь?
        Полина помолчала, машинально размешивая ложечкой свой чай.
        - Очень красноречивое у вас молчание, - усмехнулась Илона. Кострова, точно опомнившись, подняла на неё взгляд и смутилась.
        - Простите… Это не моя тайна, я не могу вам всего рассказать. Это… касается моей подруги.
        - Если хотите поделиться, можете сделать это, не называя имён, - мягко предложила Илона. - Впрочем, даже если бы вы сказали мне, кто это - уверяю, наш разговор не вышел бы за пределы этой кухни.
        - Я верю вам, Илона Эдуардовна, - Полина тоже улыбнулась в ответ. - Просто ситуация непонятная и запутанная…
        Илоне всё-таки удалось разговорить девушку, и мало-помалу та выложила ей всё от начала до конца. Поначалу Полина старательно шифровалась и упорно именовала героев истории "моя подруга" и "её парень", однако пару раз всё-таки прокололась, назвав подругу просто Катей. Нетрудно было догадаться, о ком идёт речь - и Илона от души посочувствовала той милой хрупкой девушке. Ох и нелегко ей сейчас, должно быть, приходится…
        - И она действительно пытается забыться вот такими сомнительными способами? - грустно спросила Илона. - Выпивка, тусовки, клубы, малознакомые компании?..
        - Я не знаю, забыться ли она хочет, или просто намеренно, сознательно пускает свою жизнь под откос… Но это не она, понимаете? Её как будто подменили.
        - Ну, не надо так пессимистично, - подбодрила Илона. - Кто из нас не переживал несчастливую любовь в юности?.. Рано или поздно ваша подруга поймёт, что тратить свою жизнь, нервы и лучшие годы на страдания из-за мелкого, ничтожного, непутёвого мальчишки просто не стоит…
        Полина замялась. Было видно, что в ней сейчас борются противоречивые чувства. Наконец, она с неохотой признала:
        - Я не уверена в том, что он… её парень… мелок. Вообще-то, я сама не питаю иллюзий относительно него, не обольщаюсь и не идеализирую, он мне скорее неприятен, но… поверьте, он далеко не пустой и не глупый человек. Да, непрост в общении, и вообще хам и наглец, но…
        "Это ещё мягко сказано", - подумала Илона, вслух, разумеется, не выдавая, что прекрасно понимает, о ком говорит Полина.
        - Там всё гораздо сложнее. Знаете, у него… у этого парня… очень популярный блог в интернете, его статьи даже московские издания перепечатывают, и на него всегда полно ссылок и репостов у знаменитых журналистов и блогеров.
        Сказать, что Илона была шокирована - ничего не сказать. Это Рыбалко-то - популярный блогер, который на занятиях по русскому языку двух слов связать не может?! Или он так искусно притворяется?
        Жаль, она не могла прямо спросить у Полины, где именно ей можно найти блог Кирилла. Но в любом случае, она потом сама непременно поищет его в интернете. Любопытно, это действительно очень любопытно…
        Полина
        Предстоящая педагогическая практика и радовала, и страшила Полину. С одной стороны, конечно, прикольно хотя бы ненадолго почувствовать себя настоящим, "всамделишным" учителем. Входить в класс, проверять домашние задания, вызывать учеников к доске и ставить оценки… С другой - ей достались шестиклассники, это же сущий кошмар. Там такие детки, на переменах кровь льётся! Преддверие переходного возраста и ещё не закончившееся детство, гремучая смесь!
        А ещё смутно печалило то, что целых две недели Полина не увидит Марка Александровича. Глупо, конечно… и можно сколько угодно заниматься самообманом, уговаривая и убеждая себя в том, что это просто уважение к доценту Громову, потребность в его знаниях, авторитете и постоянных консультациях. Да только какое отношение к авторитету и знаниям имеет его голос?.. А между тем, от его звуков у Полины всякий раз ёкает сердце в груди. А его глаза?.. Разве прилично думать каждую ночь перед сном о глазах своего научного руководителя? А руки?.. Воображать, как они обнимают Полину, осторожно касаются её щёк и губ, пропускают сквозь пальцы её длинные волосы…
        Полина сердилась на себя за эти мечты, но, между тем, главным смыслом её существования отныне стали их встречи на кафедре. Были ещё, конечно, и лекции, и семинары, но там внимание Громова рассеивалось по всему курсу, а ей доставались лишь крохи. Редкие взгляды, тёплая ускользающая улыбка… А Полине хотелось большего. Хотелось ещё и ещё…
        Стыдно признаться, но тот карандаш, который Марк Александрович по рассеянности оставил в её папке, сделался для Полины едва ли не предметом культа. Она таскала его с собой в сумке, время от времени доставая и осторожно нюхая, хотя умом понимала, что даже если этот несчастный карандашик и хранил когда-то запах Громова, то всё равно уже давным-давно его утратил. Просто… просто она очень скучала по нему, если не видела хотя бы день. Хотя бы мельком. А тут - две недели. Полмесяца!..
        Впрочем, оставался ещё крошечный шанс, что Громов поприсутствует хотя бы на одном из её уроков - преподаватели университета контролировали и оценивали практику студентов. Но этим занимались обычно педагоги попроще и пониже рангом. Вон, Илону Эдуардовну наверняка сошлют в школу, чтобы присматривала за пятикурсниками…
        Мысли Полины переметнулись на русичку. Странно ведёт себя Илона Эдуардовна, ой, странно… То обдаёт холодом, как Снежная королева, а то едва ли не в задушевные подружки набивается: мол, поплачьте мне в жилетку, госпожа Кострова, я никому не выдам вашей тайны!.. Но, справедливости ради, в гостях у неё Полине было тепло и спокойно. Как-то уютно, по-домашнему. И забота Илоны Эдуардовны казалась искренней, и её желание накормить, напоить чаем, успокоить… Милая, приятная женщина. И с чего тогда Полине показалось, что между русичкой и Громовым есть какие-то внерабочие отношения, что преподавательница - смешно сказать - приревновала его к Полине?.. Они просто коллеги, только и всего.
        Кстати, непохоже было на то, что у Илоны Эдуардовны в принципе кто-то есть: в квартире совершенно не ощущалось присутствия мужчины. Даже приходящего… Всё очень миленько, очень по-женски. Впрочем, может быть, они встречаются у него дома или вообще на нейтральной территории… и вообще, Полину это не касается.
        Вздохнув, девушка подвинула к себе ноутбук и принялась отстукивать в ворде план-конспект ближайшего урока у шестиклассников. Конспекты эти представляли собой нечто вроде диалогов между придурковатым учеником и не менее придурковатым учителем, но без плана было бы ещё страшнее: сожрут и косточек не оставят.
        - Чушь! Прошлый век! Пережитки совка! - с отвращением плевалась Ксения, демонстрируя своё отношение к происходящему. - Неужели современные учителя настолько тупы, что без конспекта не могут объяснить детям басню Крылова?
        Катя же сидела на кровати и накручивала волосы на плойку: снова куда-то собиралась на ночь глядя. Полина искоса посмотрела на неё, но ничего не сказала. Не было ни времени, ни сил, не желания вразумлять взрослую самостоятельную девицу. Пусть сидит себе, творит кудри или локоны, да пусть хоть вавилоны на голове устраивает…* Это её исключительное право.
        ___________________________
        *Слегка видоизменённая крылатая фраза из фильма "Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён!": "Такого дяди племянница, а вавилоны на голове устраиваешь!"
        В учительской практикантам выделили свой угол.
        Школьные педагоги посматривали на них со снисходительно-настороженной недоверчивостью, словно говоря: "Ну-ка, поглядим, чего вы там напреподаёте нашим детям, студентики…" В свой сплочённый коллектив принимать практикантов не спешили, даже в столовой отсаживались отдельно - не демонстративно, но по привычке кучкуясь со "своими". А в целом, наблюдали за пятикурсниками издали, но были готовы, если что, моментально вмешаться и наставить непутёвую молодёжь на путь истинный.
        Ксению ужасно злило подобное предвзятое отношение.
        - Весной у всех нас будут такие же дипломы, как у этих зазнаек! - шёпотом жаловалась она Полине. - А гонору-то, гонору!
        Полине тоже было неуютно в этой не слишком-то дружелюбной атмосфере, но она могла понять здешних педагогов: с какой стати им брататься с практикантами и целоваться с ними в дёсны?.. Через пару недель и след их простынет - поминай, как звали.
        Спасибо хоть, дети попались нормальные - ну, хулиганили, конечно, ну, шумели слегка на уроках, но в целом старались вести себя в рамках допустимого. Им искренне была симпатична Полина - молодая, улыбчивая, общительная, в то время как их "родная" учительница по русскому языку и литературе была тёткой климактерического возраста, срывающейся на школьников по каждому пустяку.
        У Ксении сразу же возник с ней небольшой конфликт: перед тем, как пустить практикантку в класс, учительница попросила у неё для ознакомления конспект урока.
        - Нет у меня конспекта, - беззаботно отозвалась Ксения. Учительница вскинула брови.
        - Как это так?..
        - Просто нет, и всё.
        - В таком случае… в таком случае, я не могу допустить вас к уроку.
        - Почему это? - искренне удивилась Ксения. - Я не жалуюсь на память, могу всё объяснить и так. Вести уроки по бумажке - это же так скучно.
        - Конспект - это не просто "бумажка", - щёки учительницы слегка зарозовели от волнения. - Это гарантия того, что вы не собьётесь и не отступите от намеченного плана.
        - По-моему, лучше уж сбиться, но затем самостоятельно вырулить на правильный путь, чем без заминки сухо шпарить по шпаргалке.
        - Ну, знаете ли!.. - учительница возмущённо покрутила головой, как бы призывая своих коллег в свидетели, чтобы они разделили её праведное негодование. - За эти ваши ошибки, допущенные на уроках, впоследствии придётся оплачивать именно нам…
        - Разрешите вас перебить, - до приторности вежливо обратилась к ней Ксения. - Кажется, я и без конспекта припоминаю, что "за ошибки" мы обычно платим или расплачиваемся, а не оплачиваем.
        Учительница вспыхнула заревом, но не нашлась, что ответить. Практиканты заметно оживились: наша взяла! На накрашенных губках Ирины Селивановой ещё долго потом змеилась ехидная ухмылка, хотя Полина готова была поклясться, что она не особо-то и поняла, почему это нельзя "оплачивать за ошибки".
        - Далматова, - ровным голосом произнесла школьная директриса, - урок вы сейчас проведёте, так и быть, но конспект завтра принесёте мне. Я лично с ним ознакомлюсь.
        - Хорошо, - покладисто кивнула Ксения, сообразив, что теперь самое время заткнуться и не выступать.
        Перед первым же уроком Полины шестиклассники обступили учительский стол и принялись наперебой забрасывать девушку вопросами: в каком институте она учится? А где труднее - в школе или в университете? А реально ли успеть записывать лекции под диктовку? А правда, что студентам ещё и деньги платят, если они хорошо сдают экзамены?
        - Вам потом за практику тоже оценки выставляют? - озабоченно поинтересовалась пухлощёкая девчушка со слегка растрепавшимися рыжеватыми косичками.
        - Конечно, - кивнула Полина. - Но от вас тоже очень многое зависит, ребят. Если вы мне немного поможете… то у нас с вами всё пройдёт замечательно и очень интересно, обещаю!
        - Не беспокойтесь, - важно заверила её пухлая, - мы точно не подведём. Будьте уверены - получите пятёрку! Я за ними прослежу. Они у меня как миленькие…
        Кое-кто из мальчишек-одноклассников, впрочем, скептически пофыркивал на все эти "женские сантименты" и, похоже, не собирался давать Полине поблажек. Но как-то так получилось с первого урока, будто само собой, что контакт с классом был найден - и всё действительно покатилось дальше довольно гладко, без эксцессов. Видимо, ребят подкупило то, что молодая практикантка по-настоящему горела своим делом, и им было искренне интересно с ней.
        Не обходилось, конечно, без мелких казусов и забавных курьёзов. Как-то прямо во время урока завязалась драка между отличницей Таней Поповой и хулиганом Тёмой Барышниковым. Полина поначалу опешила, буквально остолбенела от шока, но одноклассники тут же растащили драчунов в стороны, привычно и деловито, из чего она сделала вывод, что подобные выяснения отношений у этой парочки происходят не впервые. Кто-то даже умудрился заснять сражение на телефон и разослать потом всем заинтересованным в чате. По всей видимости, Барышников неровно дышал к Поповой, но всячески это скрывал, даже наоборот - старался то и дело словесно задеть или оскорбить девочку, Попова же была не робкого десятка и лупила обидчика наотмашь. "Как всё непросто в детстве, - улыбаясь, думала Полина. - Нравится кто-то - дай-ка я тресну его по шее…" Впрочем, взрослым не легче. Шутка ли - открыто признаться человеку в том, что он тебе нравится!
        
        Был среди учеников и мальчик-аутист. Невероятно способный, одарённый, практически гениальный, но совершенно неуправляемый парнишка, Сева Плоткин. Большую часть урока он проводил, сидя под партой, благосклонно отвечая на встревоженные расспросы Полины, что ему так удобнее. Иногда, переутомившись на занятиях, он начинал капризничать или даже бурно рыдать. Но материал усваивал влёт, с полуслова, и даже самое длинное стихотворение мог рассказать наизусть, прочитав его только единожды. Полина старалась лишний раз не провоцировать у него вспышки гнева или истерики, поощряла за усердие пятёрками, не забывала хвалить и демонстрировать, как довольна его работой, но если видела, что мальчишка устал - просто оставляла его в покое и не тормошила, не заставляла угнаться за классом, понимая, что он всё равно потом наверстает.
        А ещё девочки постоянно делали селфи, даже во время урока, и Полину, далёкую от всей этой селфимании, немного напрягало подобное. В конце концов она настоятельно, но дружелюбно порекомендовала отключать телефоны, пока идёт занятие. Формально это правило действовало и раньше, но фактически многие смотрели на него сквозь пальцы. Однако Полина пообещала, что если за весь урок никто не разу не достанет свой мобильник - в конце она непременно расскажет им какой-нибудь литературный анекдот. Детям ужасно нравились эти весёлые байки из жизни Пушкина, Крылова, Толстого и других классиков, знакомых им прежде только по строгим текстам из учебника литературы.
        Идиллия продолжалась ровно до тех пор, пока на финальный открытый урок Полины не явились долгожданные педагоги из родимой alma mater.
        И среди них - Марк Александрович Громов.
        Поначалу известие о том, что доцент Громов будет присутствовать на уроке Полины, привело девушку в панику. Она… стеснялась! По-глупому стеснялась своего научного руководителя, уверенная в том, что непременно опозорится, и никакой конспект ей не поможет. Это же намного труднее, чем обсуждать с Громовым дипломную работу: он будет наблюдать за тем, как она владеет вниманием класса, контактирует с учениками и ведёт урок… Немыслимо! Стра-а-ашно!..
        Затем, немного успокоившись, Полина прислушалась к собственным ощущениям и поняла, что всё-таки безумно хочет увидеть Марка Александровича. Она жутко соскучилась!.. Да, конечно, встреча в школе на практике, в присутствии многочисленных свидетелей, едва ли смахивает на романтическое свидание, но… неужели она настолько в себе не уверена, что не сможет провести на его глазах какой-то дурацкий урок?! Наоборот, интересно будет бросить вызов самой себе - не растеряться, а держаться достойно… Пусть смотрит и любуется! Ну, положим, про "любуется" - это она малость загнула. Но она его не разочарует, нет!
        Однако все её планы, мечты и надежды разлетелись вдребезги, едва Марк Александрович появился в учительской.
        Он просто не замечал Полину.
        Увидев его в дверях, она против воли расцвела широкой радостной улыбкой, а он, поймав её взгляд, лишь сдержанно - еле заметно! - кивнул в ответ и тут же отвёл глаза.
        Что это? Почему? За что?..
        Полина едва не задохнулась от обиды и унижения, и только огромным усилием воли взяла себя в руки. В самом деле, Громов же не обязан отплясывать перед ней польку-бабочку. Он её преподаватель, а вот она что-то чересчур раскатала губы, вообразив особое отношение, которое он почему-то должен открыто демонстрировать в её адрес. Но всё равно, всё равно… вон и с Ксенией он поздоровался куда более приветливо, и даже пошутил что-то, обращаясь к Селивановой… а вот её, Полины, для него словно не существует!
        Ну что ж… Раз вы так упорно хотите всем доказать, что не замечаете студентку Кострову, не буду вам мешать в этом представлении. Давайте, Марк Александрович, отводите глаза и дальше… вот опять не заметили… и ещё раз подчёркнуто не заметили… и снова… да все уже поняли, что вам нет абсолютно никакого дела до этой глупой практикантки.
        Проглотив подступившие к горлу слёзы, Полина торопливо запихнула тетради в сумку и первой сбежала на урок.
        В классе, на удивление, она быстро собралась с силами и успокоилась. Всё-таки, она уже привыкла за две недели к этим оболтусам-шестиклассникам, запомнила их всех в лица и по именам, узнала, кто на что способен. Да и они к ней привязались: после звонка не сбегают сразу на перемену, а непременно обступают её стол, задают вопросы, перебивают друг друга, беспрерывно галдят… Даже приезжая после практики в общежитие, Полина продолжает слышать гулкий звон в ушах, который не смолкает до самой ночи - пока голова её не опускается на подушку. Впрочем, и сны ей в последнее время тоже снятся педагогические, про школу…
        Помимо Громова и школьной учительницы русского языка и литературы, на её уроке присутствовали также Илона Эдуардовна и преподаватель философии из универа. Русичка ободряюще и тепло улыбнулась ей, словно после того утреннего визита к ней в гости они с Полиной стали закадычными подружками. Полина, конечно, не обольщалась по этому поводу, но поддержка Илоны Эдуардовны была приятна.
        Урок начался с традиционного устного опроса. Всё шло довольно ровно, тем более, Полина уже точно знала, кого можно вызвать к доске без опаски испортить свою педагогическую репутацию. Но внезапно случилась заминка. Назвав имя одной из учениц, которая всегда отличалась собранностью и ответственностью в выполнении домашних заданий, Полина вдруг усышала от неё короткое:
        - Я не готова.
        - Как? - растерялась Полина. - Совсем? Но… почему?
        Девочка молчала, пряча глаза.
        - У тебя что-то случилось и ты не смогла выучить? - ненавязчиво подсказала она ей. Бедолага продолжала молчать, только лицо её пошло красными пятнами.
        - Да говори же, Аня, говори! - не выдержала школьная учительница с "камчатки".
        Аня высморкалась в платочек, убрала его в карман и тихо, но твёрдо ответила:
        - Не скажу.
        Полина в растерянности вскинула глаза на комиссию и вдруг поймала взгляд Громова. Он слушал философа, который что-то украдкой шептал ему на ухо, а смотрел на неё, на Полину… смотрел внимательно и грустно.
        На этом месте урок у Полины сбился.
        Она слишком долго молчала, стоя возле Аниной парты, потом, пытаясь разрядить обстановку, задала классу какой-то нескладный вопрос, но сделала этим только хуже, потому что никто не смог дать на него ответа… Краем глаза она заметила, как взолнованно переглянулась с Громовым Илона Эдуардовна. Такая реакция русички была вполне понятна, но почему-то вызвала смутное раздражение.
        Аня первой пришла ей на помощь.
        - Полина Валерьевна, можно, я поговорю с вами после урока? - еле слышно спросила она. Полина с облегчением кивнула и разрешила девочке сесть. Двойку за неподготовленное домашнее задание ставить не стала.
        
        Ну, а дальше шестиклассники сами её выручили. Принялись активно тянуть руки, добровольно вызываясь отвечать - и Полина была безмерно признательна детям за то, что они сейчас изо всех сил пытаются вытащить свою молодую практикантку из столь затруднительного положения, в котором она завязла, как в болоте. Урок мало-помалу выкатился на нужную дорожку, и дальше всё пошло уже само собой. Полина понемногу успокоилась и кое-как смогла довести занятие до звонка.
        Стараясь не встречаться взглядом ни с кем из педагогических тузов, она торопливо уложила свои вещи в сумку и сбежала. Слава богу, это был последний урок на сегодня, и больше ей не придётся испытывать мучительный стыд за то, что она так позорно провалилась на глазах у Громова. То-то он посмеётся над ней! Хотя нет, он и смеяться не станет, он же её нынче просто не замечает.
        Господи, до чего же обидно и невыносимо!.. Как тому зайцу из детского стишка, который грыз кору осины…
        Горько тебе, заинька?.. Да, почему-то горько.
        Разговор с Аней не занял много времени. Полина, запоздало спохватившись и вспомнив о своём обещании, подловила девочку перед самым началом следующего урока. Увела в уголок, подальше от пристального внимания любопытных одноклассников, и быстренько расспросила о случившемся. То, что она услышала от ученицы, не способствовало улучшению настроения, и школу практикантка покидала ещё более опечаленная и взбудораженная, чем раньше. Она, конечно, взяла у Ани номер телефона и вообще обещала не пропадать, но чувство собственного бессилия в сложившейся ситуации только усиливало мрачный настрой.
        Она уже почти пересекла густо заваленный листьями школьный двор, когда её громко окликнули от дверей:
        - Полина!..
        Ещё не оглянувшись, девушка безошибочно узнала по голосу Илону Эдуардовну и, остановившись, с досадой поморщилась, пока русичка не могла видеть её лица. Этой-то что надо? Летит с очередной порцией утешения?.. Спасибо ей огромное за заботу, но сейчас Полине не хочется видеть вообще никого. И разговаривать ни с кем по душам - тоже.
        Однако, обернувшись, она заметила, что Илона Эдуардовна была не одна, а с Громовым. Опять совпадение?.. Полина вспомнила, как они переглянулись во время урока, демонстрируя удивительное единодушие и понимание друг друга без слов. Да ну, не может быть. Просто вместе идут к трамвайной остановке. Обычные дела…
        Парочка медленно приближалась. Илона Эдуардовна, как всегда, выглядела изысканно и стильно: чёрная широкополая шляпа оттеняла её золотистые волосы, а приталенный плащ подчёркивал женственность и гибкость стройной фигуры. На Марка Александровича Полина старалась не смотреть, пытаясь по-детски отплатить ему той же монетой: вы меня в упор не видите, ну так и я вас тоже!
        - Вы расстроены? - участливо поинтересовалась русичка. - Не огорчайтесь, всё было вполне достойно и прилично. Во всяком случае, вашей вины в случившемся нет. Эта девочка…
        - Она тоже не виновата, - буркнула Полина. - Я только что с ней говорила. Там, судя по всему, дома не всё благополучно. Отец выпивает… и накануне как раз бурно отмечал что-то с друзьями. Я так поняла, у Ани вчера просто не было возможности сделать уроки.
        - Вот как, - лоб Илоны Эдуардовны пересекла озабоченная морщинка. - Да уж, ситуация… Можем ли мы хоть как-то на это повлиять? Сейчас, конечно, чуть что - сразу рекомендуют обращаться в органы опеки, но… сложно ведь вламываться в чужую семью, открывая дверь с ноги. Вдруг у них там всё… не так просто.
        - Жаловаться в органы опеки? - Полина скептически хмыкнула. - Хорошо бы матери промыть мозги как следует.
        - На предмет чего?
        - Да пусть забирает ребёнка и уходит от этого урода! - со злостью выдохнула Полина, сама дивясь своей горячности. - Зачем жить с алкоголиком?
        - Женщины иногда боятся предпринимать столь решительные шаги. Тут целый ряд факторов: и страх одиночества, и надежда, что муж ещё исправится, и совместно нажитое имущество… причин может быть много, - мягко произнесла Илона Эдуардовна.
        - У них много причин, а ребёнок страдает! - возмутилась девушка.
        - Какая вы строгая, - подал, наконец, голос Громов, до этого застывший рядом с ними безмолвным изваянием. - Но в жизни, к сожалению, действительно не всё так просто. Это для вас он - алкоголик и опустившийся тип, а для его жены, возможно, бесценное и любимое сокровище.
        - Такое сокровище надо бы без сожалений выставить за дверь! - вспыхнув и глядя ему в лицо, убеждённо произнесла Полина.
        - Понимаете… - не выдержав её взгляда, он отвёл глаза первым. - Жалость порой бывает очень сильным чувством. Сильным и… определяющим те или иные наши поступки. В отношениях двоих иногда всё очень и очень сложно.
        - Сложные отношения - это, большей частью, лживые отношения. Отмазка для всяких негодяев! - припечатала Полина. - Для правды всегда найдутся простые и понятные слова.
        - Слова - самое главное? - он печально улыбнулся, и с Полины вдруг моментально слетел весь боевой запал. Ну вот, теперь Громов, чего доброго, подумает про неё, что она истеричка и психопатка, у которой явные проблемы с нервишками…
        Она опустила глаза и увидела, что на рукав его плаща прилепился жёлтый кленовый лист. Полина ощутила дикое желание протянуть руку и стряхнуть этот листок… А затем пригладить чуть взъерошенные, точно их постоянно продувает сквознячок, густые тёмные волосы Марка Александровича. А потом разгладить его презрительно сжатые губы поцелуями…
        Но с дикими желаниями можно и бороться.
        - Вы тоже на трамвай сейчас, Полина? - кивая в сторону остановки, примирительно спросила Илона Эдуардовна.
        - Нет, нет… мне совсем в другую сторону. До свидания, - струсила она и поспешно зашагала прочь в противоположном направлении.
        Илона
        Всё чаще и чаще её мысли невольно возвращались к словам Марка о жалости, которая определяет поступки. Илона уговаривала себя, что примерять эту фразу на их отношения не стоит. Разве он с ней из-за жалости? Чушь!
        Марк очень нежный, заботливый и внимательный. Он прекрасный любовник. У них всё хорошо. Всё, всё хо-ро-шо.
        Но воспоминания нет-нет, да и сворачивали на бессловесную пантомиму, развернувшуюся в учительской несколько дней назад. Пожалуй, никто, кроме Илоны, этого и не заметил… Того, как Марк старательно отводил глаза от своей лучшей студентки, словно боялся сорваться. Словно сдерживался из последних сил. Словно запретил себе даже мельком… даже мимолётно… проявить свой неприкрытый мужской интерес. Это просекла только Илона… и, кажется, сама Кострова. Уж больно несчастное личико было у девушки.
        Илона смеялась над собственными глупыми страхами, убеждая себя в том, что всё надумала. Марк вёл себя совершенно обычно. Образцовый преподаватель, не придерёшься. Студентка Кострова слегка переволновалась перед открытым уроком. Только и всего!
        И всё же… как непрочны, зыбки, нестабильны их с Марком отношения, в очередной раз с горечью понимала Илона. Она никогда не знает точно, позвонит ли он ей, придёт ли. Илона просто не вправе быть излишне навязчивой, она ведь сама установила границу их отношений: “Ничего личного, только секс”. И Марку явно становится не по себе, когда Илона осторожно пытается не пересечь эту границу, но хотя бы приблизиться к ней.
        Недавно их чуть было не застукала мама. Вломилась в квартиру без предупреждения, как обычно, отперев замок своим ключом. Хорошо, что Илона сразу же услышала звук открывающейся двери и закричала:
        - Мам, не входи! Я не одна.
        Впрочем, она не была уверена в том, что мама её непременно послушает. С неё сталось бы и вломиться в спальню, бесцеремонно оценивая дочкиного ухажёра по своей собственной шкале качеств - годится ли он Илоне, подходит ей, достоин ли?.. Поэтому Илона торопливо накинула пеньюар на голое тело и, сделав Марку знак оставаться на месте, вышла навстречу матери в прихожую.
        - Кто там у тебя? Неужто мужчина?! - громким театральным шёпотом вопросила мать, цепко подмечая все нюансы в облике дочери: фривольный наряд, припухшие губы, рассыпавшиеся в беспорядке волосы… Подметила - и откровенно засияла. Пожалуй, Илона погорячилась - с таким-то отношением абсолютно любая мужская особь в спальне дочери воспримется матерью как дар небес. Какая уж там шкала качеств…
        - Мамуля, давай все расспросы и разговоры потом. А сейчас немедленно уходи. Ты очень невовремя, правда, - сделав страшные глаза, шепнула в ответ Илона. Её даже не заботило, что слова эти могут обидеть - в конце концов, мама сама виновата, надо предупреждать о своём визите.
        К счастью, мать не обиделась. Она благоговейно попятилась, едва ли не перекрестив доченьку на удачу (артистка! театральные подмостки по ней плачут!), и моментально испарилась.
        Илона вернулась в спальню, чувствуя себя откровенно по-дурацки. Марк уже успел полностью одеться и сейчас застёгивал на запястье часы.
        - Можешь не переживать, мама уехала…
        - Да я и не переживаю, - он улыбнулся. - Или встреча с твоей матерью грозила мне неминуемой гибелью?
        - Хуже, - засмеялась Илона. - Она начала бы пытать тебя на предмет того, какие у тебя намерения относительно меня и собираешься ли ты, как честный человек, жениться на мне после всего, что у нас с тобой было…
        Он тоже усмехнулся, но никак не стал это комментировать. Несмотря на то, что Илона просто пошутила насчёт женитьбы, в груди у неё неприятно кольнуло. Она знала, знала, что у него нет матримониальных планов относительно её персоны, и всё равно…
        - Может, останешься? - нерешительно спросила она у Марка, хотя знала, что он всегда ночует у себя дома, как бы поздно не заканчивались их свидания. - Завтра всё равно выходной. Можно отоспаться…
        Он виновато покачал головой.
        - Извини, поеду… мне сегодня ещё надо немного поработать над статьёй. А ты отдыхай.
        Он был верен себе: не оставался ночевать и не приглашал Илону домой, оговариваясь холостяцким беспорядком. На самом деле, она чувствовала это, он просто не хотел впускать её в своё личное, тщательно оберегаемое пространство… Да он вообще никого не хотел туда впускать, чего лукавить. Казалось бы, город детства… столько воспоминаний, дворовые друзья, бывшие одноклассники… но он упорно ни с кем не сближался.
        Как-то в порыве откровенности Марк признался ей:
        - Я всё ещё чувствую себя здесь, как в плацкартном вагоне. Кругом случайные попутчики… - он тронул её за руку, что, вероятно, должно было обозначать "кроме тебя", но Илона не очень-то поверила.
        После того, как он уехал, нежно поцеловав её на прощание, Илона почувствовала такую тоску - хоть волком вой. Даже открыла бутылку вина и налила себе в бокал немного, чтобы отвлечься от тягостных дум, хотя прежде никогда не была замечена в одиночном распитии алкоголя.
        
        В каком-то отчаянном и злом порыве она перезвонила маме.
        - Ты зачем приезжала?
        - А твой кавалер уже спит? - почему-то шёпотом спросила мать.
        - Он уехал к себе домой.
        - Не остался ночевать?! - ахнула мама таким драматическим тоном, будто спрашивала, не ограбил ли он квартиру и не сбежал ли после этого.
        - Нет, - Илона осторожно пригубила вино.
        - Постой-ка… он у тебя не женат, случаем? - всполошилась мать.
        - Да нет же. Холостой.
        - Тогда в чём дело? Неужели так трудно было удержать мужика?!
        Илона сделала ещё один глоток вина и вежливо сказала:
        - До свидания, мама.
        В молчании опустошив бокал и подумав немного, она набрала номер Муси и без обиняков заявила:
        - Я тут одна, и у меня есть бутылка крымского вина, которая стремительно пустеет. Хочешь присоединиться?
        - А у нас траур или праздник? - осторожно уточнила Муся.
        - Вот ты и поможешь мне разобраться…
        Муся была единственной, кто был в курсе отношений Илоны и Марка, но она держала язык за зубами и даже Громову не демонстрировала, что ей всё известно, хоть это было и нелегко. Она восхищалась им как мужчиной, чуточку завидуя подруге, но при этом сокрушённо вздыхала, что Марк "слишком уж сложный”. “О чём вы с ним вообще разговариваете?” - пытала она Илону. “О разном”, - уклончиво отвечала та.
        - Ну ладно, - оценив по голосу степень отчаяния подруги, со вздохом отозвалась Муся. - Жди. Выезжаю.
        - Можешь захватить ещё бутылку, а то я за себя не ручаюсь.
        - Алкашка, - сказала Муся и отключилась.
        Глава 7
        Полина
        Ею овладела такая хандра, неумолимо грозящая перерасти в депрессию, что хотелось лезть на стену. Если бы не нудный письменный отчёт по педпрактике, который нужно было составить сразу после прохождения оной, Полина бы точно взвыла с тоски и отчаяния, оказавшись запертой в плену своих невесёлых мыслей.
        А ведь ничего страшного, по сути, не случилось… Доцент Марк Громов всего лишь дал понять студентке Полине Костровой, что она ему безразлична. Студентка Полина Кострова всего лишь замечталась о несбыточном и забылась…
        Отчёт стал реальным спасением. Полина усердно, с какой-то ожесточённой скрупулёзностью, несколько дней подряд выписывала типы, цели и задачи проведённых ею уроков, их технологии и дидактическую структуру, и ей казалось, что боль за этой рутинной работой потихоньку отступает.
        А вот Ксения была в своём репертуаре, называя всю эту писанину по практике пустой тратой времени, формализмом и бюрократией - она то и дело прерывалась на перекур, попутно ругаясь на чём свет стоит:
        - Ох уж эти технологические карты! Ох уж эти УУД!* Одним глазом заглянешь - другой тут же вываливается с тоски!
        Но если к бурчанию Ксении Полина давно привыкла, то поведение Кати казалось ей возмутительным. Неизвестно, говорил с ней Кирилл или пока не успел, но только вела она себя ещё хлеще, чем раньше. Занятия в университете прогуливала, ночевала в общаге через раз, и - вишенкой на торте - начала встречаться с каким-то бородатым хипстером по имени Виталий.
        Как бы ни был неприятен Рыбалко, как бы ни вызывал отторжение у Полины своими вечными шуточками и клоунскими ужимками, а всё-таки в нём угадывался человек: со своими вкусами, привычками, интересами. Чем же живёт Виталий - было решительно непонятно: вся его личность целиком укладывалась в собственную ухоженную бороду. О бороде Виталий мог рассуждать часами, с любовью и воодушевлением в глазах - рассказывал о профессиональных шампунях, которыми следует её мыть, о корректировке бороды беспроводным триммером с насадками, о специальном деревянном гребне, которым он прочёсывает свою дремучую поросль на подбородке несколько раз в день…
        - Он тебе хотя бы нравится? - спросила Полина в отчаянии, наблюдая, как подруга собирается на очередное свидание с Виталием. Катя коротко рассмеялась.
        - А чем плох?.. Все они одинаковы.
        - Птенчик, - с выражением произнесла Ксения, - не опошляй. Не надо путать физическое влечение, банальную похоть, с большим и светлым чувством. Эх, описать бы тебя - как ты пускаешься во все тяжкие после разрыва с Киром, да уж больно мелкая тема… даже для рассказа.
        - Для тебя всё, что касается чувств, мелко, - припечатала Катя.
        - Неправда. Наоборот, я от всей души желаю тебе такой любви, когда абсолютно неважно: любит он тебя или нет. Это и есть настоящее…
        Катя презрительно фыкнула.
        - Так не бывает!
        - Бывает, - с нажимом произнесла Ксения.
        - Не бывает всё равно! - упрямо не соглашалась Катя.
        - А я тебе говорю, что бывает, я знаю… - Ксения запнулась на миг. - Бывает и так, что этого человека уже нет в живых.
        - Благодарю покорно, я не хочу на кладбище, - отрезала девушка.
        - Весёленький мы народ, - пошутила Полина, чувствуя всё нарастающее в комнате напряжение, но ей даже никто не ответил. Катя, намарафетившись, быстро убежала, а Ксения после этого короткого разговора вдруг непривычно затихла и погрузилась в написание отчёта.
        ___________________________
        *УУД - универсальные учебные действия. В современном школьном образовании были определены Федеральным государственным образовательным стандартом (ФГОС) и вошли в учебную деятельность школ с 2009 года. В широком значении термин УУД означает умение учиться, то есть способность субъекта к саморазвитию и самосовершенствованию путём сознательного и активного присвоения нового социального опыта.
        Несмотря на то, что Катя в последнее время постоянно удивляла (и не всегда приятно), для Полины и Ксении стало полной неожиданностью её участие в фестивале “СтудОсень”. Да, подруга неплохо пела и частенько получала комплименты на этот счёт, но за ней никогда прежде не водилось стремления выступать на сцене.
        Впрочем, эта Катина инициатива очень обрадовала Полину - глядишь, отвлечётся, развеется… “СтудОсень” обычно проходила бурно и весело. Должно быть, во многом оттого, что преподавательский состав практически полностью самоустранялся от проведения этого традиционного мероприятия, и год за годом подготовка концертных выступлений ложилась на плечи студактива.
        Нет, конечно, был кое-какой формальный надзор, что-то вроде цензуры: следили, чтобы в программу не просочились шутки и номера совсем уж “ниже пояса”, но организовывали концерт - от и до - всё равно студенты. Участвовали в основном учащиеся младших курсов, но иногда не брезговали блеснуть талантом и пятикурсники, и даже аспиранты. Концерт представлял собой сборную солянку из танцев, песен, эстрадных миниатюр и стендапов. Лучшие номера попадали в финальный декабрьский гала-концерт, который проходил в городской филармонии.
        Полина не отличалась особыми сценическими талантами, хотя на первом курсе и её занесло в групповой танец, было дело. Однако на каждую “СтудОсень” она ходила с удовольствием, всегда искренне болея за свой факультет.
        - Что ты будешь исполнять? - спросила Полина у Кати.
        - Сама увидишь и услышишь, - слегка натянуто улыбнулась та. - Пусть будет сюрприз.
        Ох, в сердцах подумала Полина, немного нервничая, вот только не надо больше сюрпризов, пожалуйста, можно хоть ненадолго вернуться в нормальную скучную жизнь…
        НОЯБРЬ
        Полина
        Очутившись в фойе, украшенном вырезанными из красной, жёлтой и оранжевой бумаги осенними листьями, а также воздушными шарами и цветными плакатами, Полина попыталась отогнать возникшее вдруг странное чувство собственной чужеродности на этом весёлом празднике. Студенты шутили, оживлённо переговаривались, угощались мороженым, несколько лотков с которым было выставлено прямо в холле, хохотали, флиртовали, ревновали и даже ссорились, но всё это летело мимо, не задевая Полину. Улыбки - не для неё, обиды, обманы - не для неё, ревность - не для неё…
        Вон торопливо пробежала в сторону служебной двери Ольга Земляникина. Чужая соперница. Чужая печаль… Глаза у неё подведены сурьмой, а сама она одета в восточный костюм, как никакой другой подходящий к её яркой внешности, смуглой коже и смоляным волосам. Земляникина будет исполнять танец живота - ну, держись, мужская половина зрителей!..
        Полина предъявила пригласительный, вошла в актовый зал и сразу же принялась пробираться на своё место, хотя до начала концерта оставалось ещё целых двадцать минут. Просто у неё не было сил оставаться в центре этой гомонящей жизнерадостной толпы. Поскорее бы уж погас свет и началось представление… Ещё и Ксения, как назло, задерживается - так хотя бы было, с кем поболтать.
        - Можно мне присесть? - услышала Полина над ухом и чуть не подскочила от испуга и неожиданности. Чуть повернула голову, не веря этому ни на миг… и ответила ровным спокойным голосом:
        - Молодой человек, место занято.
        Про себя она загадала: если он не обидится, если поймёт, если узнает фразу, тогда… тогда… Что “тогда”, додумать Полина не успела.
        - То есть как это - занято? Кто смел его занять? - живо подхватил Громов, а это, конечно, был именно он. Полина едва не расплакалась от облегчения: он сообразил, откуда эти строчки!*
        - Здесь будет сидеть моя подруга, - откликнулась она чуточку высокомерно, вживаясь в роль и даже добавив в произношение небольшой акцент.
        - Не будет здесь сидеть ваша подруга, - Громов опустился рядом, и глаза его лукаво блеснули.
        - Молодой человек, это есть невежливость. Вы не находите?
        - Нет, не нахожу. У меня билет. Этот ряд и это место.
        Полина, не сдержавшись, вышла из образа, застенчиво улыбнулась и поинтересовалась обычным голосом:
        - И всё-таки, Марк Александрович, что вы здесь делаете?
        - Элементарно, Ватсон: всего лишь явился на концерт. А потом случайно увидел вас, такую одинокую в этом полупустом зале, решил подойти и поздороваться, - ответил Громов, тоже уже нормальным голосом.
        - Я не одинокая, - Полина усмехнулась. - Я в самом деле жду подругу. Ксению Далматову… Она вот-вот придёт.
        Оба немного помолчали. Полина чувствовала боком исходящее от него тепло и понимала, что откуда-то из глубин её души начинает подниматься предательское ощущение счастья, играя, точно пузырьки в бокале шампанского.
        - Вы за что-то сердитесь на меня, Полина? - спросил он наконец. Она опустила голову и еле слышно пробормотала:
        - За что мне на вас сердиться…
        - Может, я нечаянно обидел вас, словом или делом… простите, я не хотел, - так же негромко повинился Громов.
        - Вы ничем меня не обидели, - она покосилась в сторону Марка Александровича и почувствовала, как её губы против воли начинает растягивать широкая улыбка. Он улыбнулся ей в ответ - так, что ухнуло в животе.
        - Какие у вас планы на праздники? Поедете к себе на остров? - поинтересовался он.
        - Да, - ответила Полина, замирая в сумасшедшей надежде, взметнувшейся у неё внутри. А вдруг он вспомнит сейчас о том, что собирался поехать с ней вместе? Однако Громов молчал, и Полина решилась спросить обиняком:
        - А вы чем собираетесь заняться в праздничные дни, Марк Александрович?
        - Я уезжаю на несколько дней в Питер. У меня там остались кое-какие дела.
        Она постаралась не выдать своего разочарования и осведомилась вполне светским, непринуждённым тоном:
        - Скучаете?
        - У меня сложные отношения с этим городом, - имея в виду Санкт-Петербург, отозвался Громов. - Когда-то он очаровал меня с первого взгляда, влюбил настолько, что я был буквально болен им. Но, к сожалению, это чувство оказалось не слишком взаимным… В конце концов, Питер просто вышвырнул меня вон.
        - Почему? - робко, боясь дышать, спросила Полина. Она помнила ту мутную историю - то ли с изнасилованием, то ли с домогательствами - и, конечно, не ждала детального отчёта. Но, может быть, он хотя бы намекнёт…
        - Так сложились обстоятельства, - ответил он неохотно и перевёл тему. - А вы, Полина? Бывали в Питере когда-нибудь?
        - Нет, - покачав головой, смущённо призналась она, - я вообще нигде не была. После школы сразу приехала сюда поступать, ну и…
        - Успеете ещё попутешествовать, - заверил он. - Какие ваши годы…
        А она буквально прикусила язык, чтобы не высказать вслух заветное, тайное: как бы я хотела, чтобы однажды мы поехали в Питер вместе с вами, вдвоём… Но, разумеется, ничего подобного Полина не сказала.
        - Привезите мне оттуда сувенир, - обмирая от собственной наглости, попросила она. Марк Александрович вскинул голову, уставился на неё во все глаза, а в глазах этих вспыхивали и гасли серебристые искорки.
        - Какой сувенир?
        - Да хоть магнитик на холодильник, - она пожала плечами. - На ваш вкус.
        - Хорошо, - он улыбнулся той особенной, персональной улыбкой, предназначенной только Полине.
        И сразу куда-то исчезло чувство, что праздник не для неё. Для неё, для неё, для Полины Костровой! Она здесь больше не чужая. Она - полноправная участница. А серые глаза всё смотрят и смотрят - внимательно, пристально… И снова в них читается так много невысказанного, что щёки начинают краснеть, а кисти рук - нервно подрагивать.
        Но любое волшебство рано или поздно заканчивается. Зал постепенно всё больше заполнялся людьми, и Марк Александрович поднялся, чтобы освободить место для Ксении, которая должна была вот-вот появиться.
        - Желаю вам приятно провести вечер, Полина, - сказал он напоследок. - У вас празднично на душе? Кругом такие счастливые, радостные лица… и никто не замечает ни запаха пыльных кулис, ни сдувшихся шаров, ни обшарпанной сцены.
        - Пожалуй, это грустно, Марк Александрович, на празднике чувствовать только запах пыли, - несмело возразила она.
        Он скользнул взглядом по её сиреневому платью и улыбнулся.
        - Я почувствовал этот запах, когда только вошёл сюда. А теперь… теперь пахнет только сиренью.
        ___________________________
        *Полина и Марк Александрович цитируют первые строки знаменитой пьесы Леонида Зорина “Варшавская мелодия” - диалог Гелены и Виктора в консерватории. Вот уже много десятилетий подряд эта пьеса пользуется огромной популярностью и до сих пор с успехом ставится в театрах.
        Ксения заявилась, когда в зале уже погас свет и конферансье зачитывал традиционное приветствие со сцены.
        - Где ты ходишь? - шёпотом пожурила её Полина, хотя на самом-то деле была рада в глубине души тому, что подруга задержалась. Не хватало ещё, чтобы она увидела Громова рядом с Полиной. Напридумывает, накрутит, навертит со свойственным ей цинизмом… потом не разгребёшь эти завалы.
        - Замок на куртке сломался, - виновато оправдалась та. - Пришлось немного повозиться, я его пока булавкой прихватила, а там посмотрим…
        Полина улыбнулась. Ксения была в своём репертуаре - вечно у неё всё рвалось, ломалось, пачкалось в самый неподходящий момент. Вот и сейчас эта серьёзная очкастая девица приняла самый что ни на есть деловой вид, а между тем, на рукаве у неё прекрасно просматривалась небольшая дырка.
        - Когда вернёмся в общагу, дашь мне свою кофту - я рукав зашью, - фыркнула Полина. - А то ведь так и будешь ходить…
        Зал разразился аплодисментами, приветствуя первого участника концерта.
        Полина старательно делала вид, что смотрит на сцену вместе со всеми зрителями, но мысли её были сейчас очень и очень далеко. Она с огромным трудом давила в себе желание обернуться и найти глазами Марка Александровича - он сидел где-то позади, с заведующим кафедрой и другими преподавателями филологического факультета. В памяти всё ещё жила его улыбка… Тоже мне, чеширский кот, подумала она, нарочно иронизируя над своими чувствами, сам исчез - а улыбка осталась.
        Одни артисты сменяли других. Песни, танцы, юмористические сценки… Будь Полина в этот вечер не так рассеянна и мечтательна - непременно получила бы удовольствие от концерта. Сейчас же она просто не понимала, не осознавала, что происходит на сцене. Рассеянно кивала на саркастические реплики Ксении, едко комментирующей каждое выступление. Улыбалась, когда зал взрывался смехом. Хлопала, если публика начинала аплодировать…
        Очнулась от своего романтического настроения Полина лишь тогда, когда Ксения завопила в полный голос:
        - Ох ты ж, мать твою!.. Вот это ничего себе!!!
        Полина удивлённо перевела взгляд на сцену, чтобы понять, что так шокировало подругу, и сама чуть не воскликнула примерно то же самое.
        На сцене стояли Кир и Катя. Вдвоём. Перед микрофонными стойками. Кир, в довершение всего, был с гитарой.
        - Ущипни меня, - простонала Ксения. - Ты тоже это видишь?!
        - С ума поодиночке сходят, это только гриппом вместе болеют, - машинально откликнулась Полина фразой папы дяди Фёдора из мультика. На самом деле, она тоже была не на шутку ошарашена этим зрелищем.
        - Я даже не подозревала, что Рыбалко умеет гитару в руках держать, - пробормотала подруга в замешательстве. А Кир, похоже, умел не только это. Гул в зале постепенно стихал, и парень тронул струны - поначалу нерешительно, словно пробуя мелодию на вкус. У Полины рвануло сердце - она сразу же узнала первые аккорды одной из самых любимых своих песен.
        А потом Кир запел - немного хрипловатым, но приятным голосом. Нет, он даже не пел - он как будто рассказывал историю, вернее, беседовал с Катей по душам, не замечая и не слыша никого вокруг:
        - Tell me somethin’ girl
        Are you happy in this modern world?
        Or do you need more?
        Is there somethin’ else you’re searchin’ for?..*
        Катя не могла оторвать от него взгляда - смотрела и смотрела, как заворожённая… едва ли она отдавала себе отчёт в том, что на неё саму в этот момент уставился целый огромный зал. Она тоже, подобно Киру, не видела вокруг ни-че-го. А он всё продолжал петь:
        - I’m falling
        In all the good times I find myself longin’ for change
        And in the bad times I fear myself…
        Полина миллион раз слышала эту песню, но сейчас как будто впервые по-настоящему понимала и осмысливала то, о чём в ней поётся. Ведь это правда: если всё хорошо, мы подсознательно жаждем перемен, а когда наступают плохие времена - мы начинаем бояться самих себя…
        Затем к песне подключилась и Катя. Вступила своим глубоким, чувственным, волнующим голосом - и тоже словно вывернула душу наизнанку, но не стеснялась и не страшилась этого, заодно обнажая и душу своего партнёра, пытающегося быть сильным и бравирующего, но при этом отчаянно заполняющего пустоту внутри себя:
        - Tell me something boy
        Aren’t you tired tryin’ to fill that void?
        Or do you need more?
        Ain’t it hard keeping it so hardcore?..
        Конечно, Катиному голосу не хватало мощи и напора Леди Гаги, но песня в её исполнении всё равно звучала очень трогательно и нежно, хоть и иначе. Полина знала, что дальше будет высокая пронзительная нота, и всё же не смогла совладать с мурашками, когда Катя пропела - с болью, на разрыв, выплёскивая всю тоску своего измученного сердца:
        
        - I’m off the deep end, watch as I dive in
        I’ll never meet the ground
        Crash through the surface, where they can’t hurt us
        We’re far from the shallow now…
        …Я на самой глубине своей души… смотри, как я погружаюсь… я никогда не достигну земли…
        А затем их голоса с Киром слились в один - он словно “подхватил” девушку, пришёл ей на помощь, и дальше они продолжали уже вместе.
        Полина заплакала, ужасно стесняясь своих слёз, но не в силах с ними совладать.
        - Ты чего ревёшь, дурында? - с удивлением обернулась к ней Ксения. Глаза её за стёклами очков возбуждённо блестели, это было видно даже в полутьме. - Охрененно поют, правда?! Не ожидала я от Кира, честно говоря… Интересно, это он убедил её участвовать?! Блин, меня сейчас разорвёт от любопытства!
        Полина улыбалась и кивала невпопад, утирая слёзы со щёк, а затем принялась с жаром аплодировать парочке, уже закончившей своё выступление. И Кир, и Катя стояли на сцене, не менее ошеломлённые, даже потрясённые, словно исполнение песни встряхнуло их, взбаламутило, подняло что-то тайное и невысказанное из самых глубин, и растерянно принимали овации в свой адрес.
        А у Полины всё звучали и звучали в ушах нехитрые строчки припева:
        "In the sha-ha, sha-la-low
        In the sha-sha-la-la-la-low
        In the sha-ha, sha-ha-ha-low
        We're far from the shallow now…"
        ___________________________
        * Песня “Shallow”/”Мель” из фильма “A Star Is Born”/”Звезда родилась” (2018), исполненная Брэдли Купером и Леди Гагой, которые сыграли в фильме главные роли. После прочтения этих строк композиция обязательна к прослушиванию или просмотру на YouTube!:)
        Илона
        До начала концерта ещё оставалось немного времени, и Илона решила пройти за сцену, посмотреть, как юные артисты готовятся к выступлению.
        Её всегда втайне завораживала эта закулисная атмосфера: репетиции, лёгкий приятный мандраж, распевка вокалистов и разминка танцоров, красочные костюмы… В юности Илона с огромным увлечением ходила на латиноамериканские танцы, но оставила это занятие после того, как получила диплом. Несолидно как-то взрослой интеллигентной женщине, учительнице, бегать на танцульки, настойчиво убеждала её мать, “тебе ведь уже давно не шестнадцать!” Хотя в их группе были женщины и постарше, и любимым делом им не мешали наслаждаться ни возраст, ни профессия, ни даже наличие нескольких детей.
        Да, танцы Илона бросила… Но всякий раз, когда она невольно оказывалась рядом с любой сценой (будь то актовый зал родного университета, театр или даже обычный помост на городской площади, установленный по случаю какого-нибудь массового праздника), в её памяти вспыхивали прожекторы, начинала звучать музыка, а ноги будто сами собой принимались отстукивать знойный ритм.
        За кулисами взбудораженные студенты практически не обращали на неё внимания. Кто-то бегал чуть ли не голышом, в панике разыскивая пропавшие туфли или заколку. Девушки-первокурсницы в индийских национальных нарядах подкалывали друг на друге края сари, так и норовившие соскользнуть с плеча, и “невидимками” закрепляли массивные украшения на лбу. Группа танцовщиц беллиданса со второго курса повторяла “тряски” и “волны” - расслабленно, томно, вальяжно, будто бы даже лениво, но Илона понимала, какая работа стоит за этой показной лёгкостью.
        В правой кулисе на стуле обнаружился Кирилл Рыбалко, который что-то тихонько бренчал на гитаре. Илона ожидала увидеть кого угодно, но только не его. Тем более, с гитарой! Она даже несколько раз моргнула, прежде чем осознала, что это не галлюцинация, а затем моментально напряглась и даже разозлилась, подсознательно приготовившись к конфликту.
        Однако, на удивление, Кирилл повёл себя спокойно. Покосился на русичку и даже снизошёл до того, чтобы что-то пробурчать в виде приветствия. Уже отойдя, Илона задала себе резонный вопрос: почему же она рассердилась на него, едва завидев? Вероятно, по привычке. Пора, пора что-то с этим делать. И пусть она пока ещё не брюзжит вслух, но мысли-то практически всегда брюзгливые, как у ворчливой бабки… Этак и до маразма недалеко.
        А ведь, казалось бы, в жизни Илоны случилась важная, огромная перемена. Пришла любовь… Так почему же привычки не изменились? Или она сама понимает, насколько эта жизненная перемена незначительна, неважна и… недолговечна?
        На концерт они с Марком приехали порознь, по-прежнему не афишируя свои отношения перед коллегами и студентами. Так что же, действительно, поменялось у неё в жизни, чем она обогатилась, что получила, кроме нечастых, хоть и качественных, актов совокупления у неё дома?
        За что боролась - на то и напоролась, подумала Илона, мрачно усмехнувшись. И винить ей тут совершенно некого, только себя саму.
        В зале они с Марком сидели рядом, но по-прежнему будто не вместе. Он вполголоса оживлённо переговаривался о чём-то с Астаровым, хоть и улыбнулся ей тепло при встрече. Да вот только что-то совсем не греет эта дежурная улыбка, подумала она невесело…
        Илона тщетно пыталась сосредоточиться на концертных номерах, рассеянно глядя на сцену, и оживилась, только когда там появились Рыбалко и Таряник. Её весьма и весьма удивил этот дуэт. Если верить тому, что она слышала от Костровой и что видела сама на своих занятиях - эти двое друг с другом совершенно не общаются, даже не здороваются. И тут нате вам: совместная песня… Чья же это была инициатива? Милой хрупкой девочки Кати? Судя по всему, она всё ещё очень сильно его любит… Или идея принадлежала Рыбалко?..
        А когда они запели, Илона забыла обо всём. Неважно, в каких они состояли отношениях на данный момент. Эта пара была единым целым: до каждого звука, до вздоха, до взгляда. Невозможно, просто невозможно было остаться равнодушной к их выступлению - оно пробирало насквозь.
        Искоса взглянув на Марка, сидящего справа от неё, она заметила, что и он захвачен, поглощён и тронут этим исполнением. Илона же была не просто тронута - она чувствовала, что сейчас может самым глупейшим образом расплакаться. А этого, конечно, никак нельзя было допустить… Не к лицу преподавательнице рыдать, как впечатлительной девице во время ПМС.
        Когда Кирилл и Катя закончили песню, зал взорвался оглушительными аплодисментами. Воспользовавшись всеобщим экстазом и овациями, Илона тихонько поднялась со своего места и бочком, бочком заскользила к выходу… Марк, кажется, даже не заметил её исчезновения: он тоже хлопал вместе со всеми, и глаза его сияли.
        Илона торопливо выскочила из зала и понеслась, куда глаза глядят, по опустевшему холлу. Она часто моргала, подняв лицо кверху, чтобы высушить выступившие предательские слезинки.
        “Успокойся. Успокойся. Успокойся…” - повторяла она про себя, как мантру. Завернула в туалет, рванула кран над раковиной и принялась пригоршнями плескать себе в лицо холодную воду. Макияжу, конечно, конец, да и чёрт с ним…
        Позже, немного остыв, она ещё минут десять просто сидела в туалете на подоконнике, отчаянно жалея о том, что не курит, и размышляла, что лучше - вернуться в зал или потихоньку слинять домой?.. Наконец, пришла к выводу, что никто особо не пострадает от её отсутствия, даже если обнаружит его.
        Выйдя из туалета, Илона решительно, на максимальной скорости (чтобы не передумать!), миновала двери актового зала и свернула за колонну, которая скрывала лестницу, ведущую в гардеробную. Свернула - и чуть не вскрикнула от неожиданности, едва не наткнувшись на одинокую мужскую фигуру.
        Это был Рыбалко.
        Он стоял, безвольно свесив руки вдоль тела и прислонившись лбом к стене, словно до этого бился о неё в отчаянии головой - да так и застыл. Услышав шаги, хмуро, исподлобья, зыркнул на Илону… и она увидела, что глаза у него заплаканы. Это выпендрёжник, хулиган, нахальный мальчишка просто ревел тут в одиночку, как детсадовец, пока никто его не видел.
        
        Глава 8
        Растерявшись, Илона поначалу замерла, не зная, как ей реагировать на увиденное. Первый трусливый порыв был - сбежать, малодушно сделав вид, что ничего не заметила. Но затем, подумав, она всё-таки выдавила из себя комплимент, несколько неуместный в этой странной напряжённой атмосфере:
        - Вы очень хорошо спели, Кирилл.
        - Со мной сейчас лучше не разговаривать, - огрызнулся он, привычно ощетинив все свои иголки. На Илону, как ни странно, этот его тон подействовал успокаивающе - есть в мире хоть какая-то стабильность…
        - Я не собираюсь разговаривать, не волнуйтесь, - заявила она, а затем встала рядом, прислонившись спиной к той же стене, и действительно замолчала.
        Рыбалко несколько раз покосился исподтишка на столь навязчивую соседку, а потом не выдержал:
        - Вы что, так и будете здесь торчать?
        - Да, - кивнула она.
        - Зачем?!
        - Так, на всякий случай. Вдруг надумаете из окна прыгать или вешаться… помогу вам стул подержать или, там, я не знаю, верёвку намылить.
        Кирилл опешил.
        - По-вашему, это смешно?
        - Считала бы это смешным и несерьёзным - меня бы уже давно здесь не было.
        Он потерял терпение.
        - Да что вам надо от меня? Зачем вы тут со мной возитесь?
        - Потому что вы несчастливы, - вырвалось у неё. Она тут же испугалась, что Кирилла оскорбит или обидит подобное замечание, но он отреагировал на удивление спокойно.
        - Странно. Во всём мире, похоже, это не волнует никого, кроме вас - той, от которой я меньше всего ожидал поддержки.
        - Я никогда не желала вам зла, - осторожно ответила Илона.
        - Утешать меня будете? И сколько берёте за услуги психотерапевта?
        Она не рассердилась на эту подколку, просто пожала плечами и сказала:
        - А надо утешать? Не вы первый, не вы последний, кто переживает несчастную любовь.
        Кирилл вздрогнул.
        - Откуда вы знаете?
        - А вы думаете, так сложно догадаться? Или полагаете, что преподаватели университета - не люди вовсе, они не знают, что такое безответное чувство? Или я настолько стара в ваших глазах, что просто не могу быть компетентна в любовных вопросах?
        Он некоторое время испытывающе вглядывался ей в лицо, затем, судорожно сглотнув, тихо спросил:
        - У вас такое было?
        - Не знаю, что именно вы подразумеваете под словом "такое", но безответная любовь, конечно, мне знакома не понаслышке.
        - И как вы справились?
        "Кто сказал, что я справилась…" - усмехнулась Илона про себя, а вслух сказала:
        - Нет волшебного рецепта. Нужно просто перетерпеть, и хорошо, если у вас высокий болевой порог. Но лучший врач - действительно время…
        - Сейчас заплачу, - насмешливая улыбка искривила его губы.
        Только бы, действительно, не впасть в маразм - мудрая наставница учит студента жизни, расстроганный студент со слезами на глазах благодарит и встаёт на путь истинный…
        - Я не рассчитываю на то, что вы примете мои слова и поверите им прямо сейчас. Но может быть, когда-нибудь…
        Помолчали. Кирилл опустился на корточки, привалившись затылком к стене.
        - Это… Катя? Вы из-за неё сейчас… - Илона не договорила.
        Кирилл снова криво усмехнулся, взглянув на неё снизу вверх.
        - Знаете, как пишут статусы в соцсетях: всё сложно.
        - Но это была ваша идея спеть с ней дуэтом?
        - Не совсем. Я просто протянул ей, фигурально выражаясь, руку помощи, потому что она скатывалась на самое днище, и мне это не нравилось… Я предложил, чтобы она подала заявку на участие в "СтудОсени". Голос у неё классный, почему бы и нет. Ей действительно необходимо было отвлечься хоть на что-нибудь. Ну, а она сказала, что споёт, только с условием - если я выступлю вместе с ней.
        - Но вы её не любите? - уточнила Илона.
        - Блин, я не верю, что сейчас с вами это обуждаю, - Кирилл запустил руку в волосы, взлохматил их, смешно наморщил нос, отчего стал похож на школьника-хулигана. - Да чёрт его знает, что такое это ваша любовь… Катька хорошая, очень, но… есть другая, понимаете? - почти шёпотом докончил он. - И той, другой, на меня плевать. А Катьке - нет. И я оказался между двух огней, не могу ничего обещать одной, при всём том понимая, что с другой мне тоже ни фига не светит…
        - Как с вами сложно, с мужиками, - выдохнула Илона, совершенно непедагогично сползая по стеночке вниз и присаживаясь рядом с Кириллом на корточки: благо, она была в брючном костюме и могла себе это позволить. - Любите одну, но встречаетесь с другой, тычетесь в разные стороны, как слепые щенки, и всё никак не можете определиться…
        
        Это беззлобное словечко "мужики" примирило их с Рыбалко окончательно.
        - Илона Эдуардовна, я вам один умный вещь скажу, но только вы не обижайтесь*, - хмыкнул он. - Если ваш мужик… пардон, ваш мужчина говорит, что не может определиться - он просто брешет, как сивый мерин.
        - Брешет пёс, - машинально поправила она, - а мерин ржёт.
        - Если бы любил - определился бы вмиг, - продолжал Кирилл. - А так… просто мозги вам пудрит. Несерьёзно это для него, понимаете? Не по-настоящему.
        - Ты полагаешь? - задумчиво, не обижаясь, переспросила Илона, и тут же спохватилась, что нечаянно перешла с Рыбалко на "ты". - Ой, то есть… вы так считаете? Но, в общем, к чему притворство… в целом я с вами согласна. Так оно и есть.
        - Шлите его на хер, - доброжелательно посоветовал Кирилл. - И как можно скорее. Чего зря время терять!
        - Сколько я вам должна за сеанс психотерапии? - не удержавшись, вернула Илона шпильку, полученную от него чуть ранее. Рыбалко искоса взглянул на неё, сдул со лба волосы, делая вид, что всерьёз задумался над этим вопросом (позёр, позёр!), а затем великодушно махнул рукой:
        - По пятницам у меня благотворительные сеансы. Считайте, что вам повезло.
        ___________________________
        *Искажённая крылатая фраза из фильма "Мимино" Георгия Данелии - "Валик-джан, я тебе один умный вещь скажу, но только ты не обижайся!"
        Сразу домой Илона не поехала, решила прогуляться перед сном. Слишком уж многое ей хотелось обдумать сейчас, а это лучше всего было делать на свежем воздухе, чтобы прочистить мозги.
        Она долго бесцельно бродила по улицам, размышляя над словами Кирилла и над своими отношениями с Марком.
        В воздухе явственно пахло приближающейся зимой, но Илона не замечала холода. Почти все листья уже облетели, и золотой шуршащий ковёр под ногами из-за частых дождей давно превратился в склизкую серо-буро-коричневую массу. Так что, наверное, Илоне несказанно повезло - проходя по узкой аллее в парке, густо усаженной деревьями, она нечаянно задела ветку и угодила под самый настоящий лиственный дождь. Это было невероятное, волшебное зрелище - листья, медленно кружась, всё падали и падали сверху на Илону, завораживающе, красиво и печально и одновременно… Она стояла в самом эпицентре этого тревожного листопада и грустно улыбалась.
        В сумочке ожил мобильный. Илона достала его и увидела, что звонит Марк. Сердце привычно встрепенулось - против воли, против доводов разума…
        - Ты почему сбежала? - удивлённо спросил он её. - Даже не предупредила, что не вернёшься, и не попрощалась… Случилось что-нибудь?
        - Просто плохо себя почувствовала. Голова внезапно разболелась, да ещё, знаешь… эти женские недомогания, - не моргнув глазом, соврала она.
        - Ты где сейчас, дома, надеюсь?
        - Ага, - снова соврала Илона.
        - Просто шум… как будто уличный.
        - Да это я на балкон вышла. На воздух.
        - Ну, хорошо, - успокоился Марк. - Отдыхай. Может быть, тебе нужна какая-то помощь, лекарства? Мне приехать?
        - Ну что ты, спасибо, не стоит. Сама справлюсь, я же не дряхлая помирающая старушка, - улыбнулась Илона. - Как прошёл концерт? Были ещё интересные номера?
        - Да, довольно неплохие… - Марк немного помолчал, а потом добавил чуть виновато:
        - Я завтра не приду в университет, у меня утром самолёт в Питер. Лягу сегодня, нверное, тоже пораньше… Значит, созвонимся уже после моего возвращения, хорошо? Прилечу во вторник вечером.
        - Счастливой тебе дороги, - пожелала она, подавив предательскую мысль - а почему нельзя созваниваться, пока он будет в Питере? Неужели это так трудно? Что, там нет мобильной связи? Или… он будет так занят, что не желает, чтобы его отвлекали звонками? Или он вообще будет не один? Но с кем?..
        Впереди её ждали бесконечно длинные и пустые дни. Суббота, воскресенье, понедельник без Марка. И во вторник, пожалуй, они тоже не увидятся, он же сказал, что прилетает только вечером…
        Рыбалко абсолютно прав. Она себе всё придумала, вопреки здравому смыслу. Марк с самого начала был с ней честен и ничего ей не обещал, но она вцепилась в него железной хваткой…
        Но, представив на мгновение, что Марка больше не будет в её жизни, не будет этих редких встреч, дарящих такое пронзительное счастье - Илона тут же начинала задыхаться от подступающей к горлу истерики. Она любила его, всё понимала, но не могла, просто не могла отпустить! Пусть ещё на месяц, на неделю, да хоть на денёк - но мой, думала она… а потом гори оно синим пламенем.
        Задумавшись, Илона и сама не заметила, как ноги привели её к дому Громова. А когда она осознала данный факт, то чуть не умерла на месте. Это уже попахивает шизофренией… И тут же, не отдавая себе отчёта в действиях, она быстро нашла взглядом его окна на третьем этаже.
        В одном из окон горит свет. Спальня? Он сказал, что собирался пораньше лечь спать. А может, у него там сейчас кто-то есть?
        Воображение моментально подкинуло ей картинку, как Марк и Полина Кострова после концерта вместе уезжают к нему домой… Она с нежной девичьей покорностью смотрит ему в глаза…
        Ну и фантазия у вас, Илона Эдуардовна. Вам бы романы писать! Илона усмехнулась и помотала головой, словно вытряхивая из неё мусор ненужных мыслей.
        Бегом, бегом отсюда - Марк, конечно, не может застукать её за тем, что она глазеет на его окно, час уже поздний, вряд ли он появится на улице. Но всё равно стыдно, невыносимо стыдно здесь оставаться…
        По-хорошему, им бы надо поговорить с Марком всерьёз об их недоотношениях. Это единственный шанс для Илоны либо утвердить своё существование в его жизни, либо уж насовсем оттуда исчезнуть. И в самом деле: нужно просто и откровенно побеседовать обо всём наболевшем… Но она трусиха, ей всё кажется, что любые разговоры подобного рода будут с её стороны ничем иным, как вымогательством. Неприятное, унижающее слово, но… так повелось у них с того самого вечера на даче, когда она пришла к нему в постель. Можно, конечно, найти миллион самооправданий: не всё ли равно, кто сделал тот пресловутый первый шаг? Разве старомодная бабушкина мораль не ушла в прошлое? Да, всё так, всё правильно. Но почему так тяжко и мерзко на душе?..
        Илона увидела приближающийся трамвай, прыгнула в него, даже не посмотрев на номер. Пусть увезёт её как можно дальше отсюда, хоть на другой конец города - вот оно, спасение…
        И, как в сказке, сезоны сменили друг друга прямо на глазах. Только что Илону осыпало дождём из листьев - а вот уже кружатся в воздухе, медленно-медленно, пушистые белые мухи, танцуют, липнут на трамвайные окна…
        Шёл первый снег.
        Полина
        Добраться до острова можно было двумя способами: сначала полтора часа ехать на автобусе, а затем ещё полчаса на пароме, либо уж сразу по воде, от городской пристани, но это заняло бы целых четыре часа.
        Поколебавшись, Полина всё-таки выбрала первый, наикратчайший вариант. Сама она предпочитала воду - любила помечтать, глядя на медленно проплывающие мимо берега, неспешно подумать о своём, почитать книжку… Но в этот раз она ехала не одна, так что следовало, прежде всего, позаботиться о комфорте и удобстве своей спутницы.
        На остров они отправились вместе с Аней, ученицей шестого класса той самой школы, где Полина проходила педпрактику. Идея пригласить девочку с собой во время осенних каникул пришла спонтанно, но Полина радостно ухватилась за неё, хоть и понимала, что со стороны это, должно быть, выглядит несколько странно. Какое практикантке может быть дело до своей бывшей ученицы?.. А Полине просто хотелось, чтобы Аня развеялась. Хотя бы ненадолго отвлеклась от тягостной атмосферы, которая царила у неё дома.
        Сама Аня приняла предложение Полины с радостным визгом, оставалось дело за малым - уговорить родителей девочки. К счастью, мать не возражала, и на целых три дня, с субботы до понедельника, Аня была отпущена в гости к Полине. Единственным условием был регулярный, хотя бы три раза в день, созвон по мобильному.
        Аня с восторгом и благодарностью принимала каждую минуту поездки. Даже старый автобус, судя по сияющему лицу девочки, представлялся ей как минимум каретой Золушки, и она всю дорогу увлечённо таращилась в окно, хотя смотреть там, откровенно говоря, было особо не на что: выпавший накануне снежок уже растаял, и взору представлялись лишь ряды полысевших деревьев, чёрная влажная земля и серое, неприветливое, смурное небо. Аня тараторила без умолку, и Полина невольно улыбалась этому энтузиазму.
        Она не собиралась расспрашивать специально, но, аккуратно задавая деликатные наводящие вопросы, вскоре была в курсе всех тонкостей взаимоотношений внутри семейства Бычковых.
        - Папа хороший, пока трезвый, - со вздохом поделилась Аня, - но когда праздники или выходные - он всегда пьёт… Терпеть не могу, когда он пьяный. Но куда мне из дома деться? Торчу у подружек до вечера…
        - А мама что?..
        - А что она может сделать? Сколько раз уговаривала его не пить, он обещает, что бросит, а потом опять всё заново…
        - А вас, детей, ей не жалко? У тебя же ещё брат, вроде, есть?
        - Да, Илюшка… Его часто забирает к себе тётя Нина, мамина сестра. Но ненадолго. У них там и без Илюхи весело - грудные двойняшки, ещё и с нашим хулиганом возиться… А иногда я к бабушке его отвожу.
        - А сама почему у бабушки не остаёшься? Если уж дома так… непросто?
        Аня улыбнулась, словно удивляясь такой наивности.
        - Ну что вы, Полина Валерьевна! У бабушки возраст, и здоровье не то. С двумя внуками одновременно ей не справиться. Илюшка у нас уж слишком… реактивный, - по той нежности, которая звучала в голосе Ани, становилось ясно, как сильно она любит брата.
        - Ты бы хотела, чтобы твоя мама ушла от отца?
        Аня задумчиво покачала головой.
        - Не знаю… Он, когда трезвый, всегда плачет и просит прощения, клянётся, что любит нас больше всего на свете, подарки покупает…
        - А когда пьяный, он вас бьёт?
        - Нет, - Аня даже отшатнулась, округлив глаза в ужасе. - Никогда! Просто… начинает с разговорами приставать… на жизнь жаловаться… его всегда тянет поговорить. Мне утром в школу, Илюхе в садик, а он всё равно будит нас среди ночи и начинает исповедоваться, как ему тяжело живётся. Говоришь ему: пап, иди спать, а он не реагирует.
        - Ладно, - Полина ободряюще улыбнулась и сжала её ладошку, - не будем о грустном. В конце концов, ты едешь ко мне в гости, и моя задача - сделать так, чтобы тебе было хорошо и весело!..
        И Ане действительно было хорошо и весело, Полина не обманула.
        Отец и тётя Настя приняли девочку, как родную. Но больше всего маленькой гостье был рад их толстый ленивый кот по кличке Пельмень. Это была любовь с первого взгляда: едва завидев рыжее, абсолютно плюшевое чудо, Аня подхватила его на руки - и больше с котом практически не расставалась.
        О лени Пельменя в семье Костровых ходили легенды. Его можно было тискать и мять как хочешь, дёргать за хвост и усы, дуть ему в уши - а он только недовольно жмурился. Можно было вертеть его так и сяк, как мягкую игрушку - он лишь покорно свешивал лапы и ждал, когда это безобразие закончится. Любимым занятием Пельменя было лежать, милостиво выставив круглое пузо для почёсываний и поглаживаний. Он даже мышей не ловил - а зачем? Рыбы всегда вдоволь, да ещё какой! От мелкой и костлявой он брезгливо воротил морду - мол, не царское это дело, не царское…
        Аня, очарованная колоритом старинной русской деревни, воодушевилась и заявила, что желает непременно спать на печи, хотя тётя Настя убеждала, что там ей может показаться очень жарко с непривычки. Правда, печь не топилась постоянно, потому что в деревню давно уже провели газ. Однако некоторые традиционные блюда, особенно пироги, тётя Настя готовила по старинке - в печке.
        Еда, к слову, тоже стала открытием и потрясением для современной городской девочки. Так, узнав, что на обед будут щи, она невольно скривилась: терпеть не могла капусту и, тем более, суп из неё. Однако Полина убедила её хотя бы попробовать, ведь настоящих русских щей, томлёных в печи, она ещё никогда не ела. А уж приправленные домашней густой сметанкой…
        Аня взяла ложку не без опаски, а затем, распробовав, засмеялась и попросила ещё.
        А какие тётя Настя пекла пирожки!.. От них невозможно было оторваться, приходилось оттаскивать себя буквально за уши. Полина всерьёз опасалась, что наберёт за эти несколько дней килограммов пять. Но уж очень она соскучилась по домашней стряпне…
        Печь обычно топилась рано утром и к вечеру постепенно остывала, так что спать на ней, вопреки опасениям тёти Насти и отца, было весьма комфортно, а ненавязчивого уютного тепла хватало до самого утра. Аня засыпала там в обнимку с Пельменем абсолютно, незамутнённо счастливой, с лёгкой расслабленной улыбкой на губах…
        - Я тоже любила спать на печи, когда была маленькой. Даже летом. Помните? - спросила Полина в первый вечер после приезда. Юная гостья уже отрубилась, утомившись от переизбытка новых впечатлений, а хозяева дома всё ещё посиживали у стола за поздним чаепитием.
        - Как не помнить, Полюшка, - усмехнулась тётя Настя. - Я там летом обычно помидоры дозревать выкладывала… а ты, бывало, залезешь туда с книжкой, сыпанёшь в крышку от банки крупной соли - и лежишь себе, читаешь чуть ли не весь день напролёт… все помидоры вечно съедала! - она беззлобно рассмеялась.
        Отец больше отмалчивался - он прихлёбывал свой чай, крепкий до невзможности, почти чёрный, вприкуску с желтоватым колотым сахаром, и тихо сиял, любуясь такой взрослой, такой красивой, такой самостоятельной дочерью. Вот глаза у Полинки что-то немного грустные… но это, видимо, просто от усталости. Шутка ли: выпускной курс, сколько книжек надо прочитать, сколько экзаменов сдать, сколько самой настрочить этой бумажной писанины, чтобы получить, наконец, диплом!
        - Руководитель-то у тебя как, Поля? Строгий, сильно ругает? - спросил он. Полина торопливо опустила взгляд в кружку с чаем.
        - Нет, пап. Он очень добрый. Не ругает, а критикует, но только по делу. В основном поддерживает и помогает…
        - Ну и слава богу, что человек хороший… - отец с уважением закивал.
        А Полина поняла, что её затея отвлечься и совершенно не думать о Громове здесь, на острове, с треском провалилась.
        Перед самым отъездом, когда Полина и Аня пошли прогуляться к берегу Волги, им встретился Костя Николаев. С любопытством стрельнул взглядом в их сторону, первым поздоровался:
        - Здравствуй, Поля. Как ты поживаешь?
        - Привет, Костик, - откликнулась она осторожно. - Спасибо, всё хорошо.
        - Надолго домой?
        - Сегодня уже уезжаем.
        - Ну, счастливо тебе… - отозвался он слегка растерянно. Уже отойдя на приличное расстояние, Полина сообразила, что ничего не спросила у него о Динке. Не очень хорошо получилось…
        - Полина Валерьевна, это ваш жених? - сгорая от любопытства, поинтересовалась Аня.
        - Нет, что ты… Это муж моей подруги Дины.
        - А он та-а-ак на вас посмотрел! - многозначительно протянула Аня. Полина не могла не рассмеяться.
        - Выдумываешь! Он, наверное, не на меня, а на тебя смотрел. Удивился. кто это со мной приехал.
        - А у вас есть жених?
        - Н-нет, - с заминкой откликнулась Полина. Аня искренне удивилась.
        - Почему? Вы же красивая, добрая, умная и хорошая!
        - Пока не встретился, - Полина пожала плечами и совершенно непедагогично покраснела.
        Вернувшись в общежитие в понедельник, Полина обнаружила на своей кровати красную розу.
        - Тебе от Вадима, - пояснила Ксения голоском невинной овечки, хлопая глазами. - Между прочим, знаешь, как он сокрушался, что ты уехала?! Так расстроился, бедолага… Он, может, специально из Москвы вырвался на эти несколько дней, чтобы повидаться с тобой, а ты…
        Полина пожала плечами и, улыбнувшись, поставила розу в стакан с водой. Приятно, конечно… хоть сердце и не ёкает. Жаль, что Вадим был огорчён из-за её отсутствия, но она ему никаких обещаний и не давала.
        - Я уж хотела его к тебе на остров засылать, а то на парне просто лица не было, - добавила Ксения, изучающе поглядывая на подругу. - Но без твоего позволения не решилась…
        - Спасибо большое, - с чувством произнесла Полина. - Можно, я тебе в пояс поклонюсь?
        Катя тоже вернулась в общежитие после ноябрьских выходных.
        Поездка домой пошла ей на пользу: щёки округлились, взгляд прояснился, хотя девушка по-прежнему была молчалива и не поддерживала разговоров подруг о её фееричном выступлении на фестивале "СтудОсень". Однако, когда вечером понедельника в гости притопала хипстерская личность, то была безжалостно выпровожена вместе со своей бородой, а сама Катя до ночи переписывала конспект, взятый, видимо, у однокурсницы.
        Неужели очухалась, боясь сглазить, тихонько надеялась Полина. Думала даже, что вот-вот придёт Кир - но тот не приходил…
        У неё самой настроение было не очень весёлое. После такой тёплой и душевной поездки на остров всё в городе казалось поверхностным, фальшивым, бестолковым. Пустые лица, пустые разговоры…
        Отправляясь утром вторника в университет, она втайне очень ждала встречи с Марком Александровичем, но он, судя по всему, ещё не вернулся из Питера. Его лекцию у пятикурсников провёл Астаров, и Полина совсем приуныла.
        Снова пошёл снег - липкий, неприятный, превращаясь на земле в сероватую мокрую кашу. Полина вышла из университета и задумалась, что делать дальше. В общагу возвращаться не хотелось, гулять - тем более… Она присела на скамью, припорошенную этим влажным снегом, и закрыла глаза. Кто же в такую погоду сидит на скамейках, подумала она отстранённо. Но она очень устала. Устала от своих глупых мечтаний, от надежд, от тех крох внимания, которые ей достаются… А все остальные слова он раздаёт другим. А им, быть может, они и не очень нужны, а если нужны, то не так, как ей… Ой, не хватало ещё простудиться для полного счастья на этой дурацкой скамейке, сейчас же встать!
        Полина добрела до общежития и поняла, что промочила ноги. Она тут же нашла шерстяные носки, связанные тётей Настей, закуталась в тёплое одеяло и некоторое время сидела на кровати, чувствуя сонливость и тяжесть в голове. Хорошо, что в комнате никого нет… Ксения где-то бродит, да и Катя тоже… Хорошо, хорошо, хоть недолго побыть одной… А всё-таки знобит. Надо выпить горячего чаю.
        Она уже поставила чайник на плиту и достала банку малинового варенья, как вдруг зазвонил её мобильный телефон. Определившийся номер был ей незнаком.
        - Алло, - откликнулась Полина с опаской. Неизвестные номера всегда внушали подсознательную тревогу, словно звонивший мог нести с собой исключительно дурные вести.
        - Полина? - голос, раздавшийся из трубки, был настолько знакомым и в то же время настолько нереальным, что Полина не сразу смогла поверить в случившееся.
        - Да… - ответила она растерянно, не решаясь спросить прямо и проверить свою догадку.
        - Это Громов, - подтвердил он её предположения.
        - А… как вы узнали мой номер? - выпалила она, хотя этот вопрос сейчас волновал её меньше всего. Он позвонил! Марк Александрович позвонил ей!..
        - Взял у секретаря на кафедре, - она услышала, что он улыбается, но в то же время голос был немного усталый.
        - То есть, вы уже вернулись из Питера?
        - Да, только что из аэропорта, заехал в университет за некоторыми бумагами… Я хотел попросить, чтобы завтра вы принесли мне черновик второй главы. У вас ведь всё готово?
        - Да, давно уже готово…
        - Ну, тогда завтра увидимся, - отозвался он, помедлив.
        - Марк Александрович, вы всё ещё на кафедре? Я сейчас мигом прибегу, это же два шага!
        - Хорошо, - откликнулся Громов в некотором замешательстве.
        Полина, не помня себя, быстро влезла в джинсы, накинула куртку и одним махом слетела вниз по лестнице. На улице чуть замедлила шаг - нельзя же так, запыхавшись…
        Он ждал её на крыльце университета. У его ног стояла спортивная сумка. Чёрт, и в самом деле - прямо из аэропорта… Одет Громов был не в привычный костюм, а тоже в демократичные джинсы и свитер с высоким горлом, видневшийся под расстёгнутой курткой. От этого доцент казался таким непривычным… почти домашним. Ещё и чуть отросшая щетина на лице - очевидно, сегодня он не успел побриться… А лицо и в самом деле усталое, и взгляд какой-то потухший. Однако, когда Громов заметил Полину, глаза его знакомо вспыхнули.
        - Вот глава, Марк Александрович… здравствуйте! - выдохнула она, протягивая ему флешку.
        
        - Здравствуйте, Полина, - он улыбнулся и полез в карман. - А я тоже не с пустыми руками… Обещанный сувенир, - и он протянул ей небольшой пакетик.
        Полина прижала подарок к груди и едва удержалась от того, чтобы не зажмуриться от счастья.
        - Что же вы без шапки в такую погоду, простудитесь… Бегите скорее домой.
        - Спасибо, Марк Александрович! Мне ни чуточки не холодно!
        - Не холодно? Ну, может быть… У вас такие чудесные волосы. Но всё-таки ноябрь! - он за плечи развернул её спиной к себе и… Полина ощутила лёгкое прикосновение к волосам.
        Поцеловал? Или погладил девочку по головке? Нет, нет - дотронулся губами!..
        - Бегите, бегите, - повторил он настойчиво. В голосе было тепло и… горечь? Сожаление?..
        Оглянуться Полина не решилась. Помчалась, не чувствуя под собою ног от скорости… Да и от радости тоже, чего лукавить.
        А если она ошибается - во всём?.. Но всё равно - состоялась встреча, замечательная своей ненужностью. Он мог не звонить, мог просто потерпеть до завтра, не так уж срочно ему понадобилась эта несчастная вторая глава… Она могла не нестись сломя голову, а отдать флешку на следующий день. Но он позвонил, она побежала к нему. И даже если эти действия бессмысленны - но всё равно прекрасны… И этого уже нельзя изменить.
        Это - было.
        Глава 9
        В пакете оказался не магнитик, а записная книжка: в твёрдой обложке, с цветными фотографиями Санкт-Петербурга на страницах-вкладышах. Открыв её, Полина увидела что-то вроде дарственной надписи от Громова: "Можете записывать сюда свои частушки" - и пририсованная сбоку забавная рожица, подозрительно напоминающая лик Пушкина. Эта шалость была так несвойственна обычно сдержанному серьёзному доценту, что Полина невольно рассмеялась.
        Она осторожно перелистывала странички, любуясь видами северной столицы и самозабвенно вдыхая запах свежей типографской краски, снова и снова перечитывала короткое послание Марка Александровича и счастливо улыбалась.
        - Что там у тебя? - полюбопытствовала вернувшаяся неизвестно откуда Ксения.
        - Подруга прислала. Из Питера, - торопливо соврала девушка, пряча глаза и захлопывая книжку. Ксения, скорее всего, не была в курсе того, куда именно Громов уезжал в командировку, но Полина ужасно боялась, что это станет ей известно - и тогда очевидных выводов, странных домыслов и ехидных подколок не избежать.
        - Подруга? - Ксения скептически вздёрнула бровь. - Хм…
        - Да! - с вызовом отозвалась Полина, вдруг пожелав утвердить что-то, не имеющее веса.
        Ксения устремила на неё многозначительный взгляд из-под очков и с непередаваемым выражением протянула:
        - А Вадим-то, кажется, запоздал? Спящая красавица продрала глазки и без него, скажите на милость, кто бы мог подумать… Делаешь успехи, Полинка. Да не отнекивайся ты, я же вижу, как у тебя глазки заблестели! Но кто же он, этот таинственный счастливчик? Не томи! Имя, сестра, имя!*
        - Слушай, Ксень, - торопливо перебила её Полина, лишь бы отвлечь писательницу от опасной темы, - а у меня красивые волосы?
        Собеседница добросовестно протёрла очки, мгновенно переключаясь.
        - Очень красивые, хоть и не сияют, - признала она наконец. - Редкий ореховый оттенок. Ты же вообще у нас красавица, когда оживляешься, я тебе уже говорила… - и запела Вертинского на жуткий мотив:
        - "Я люблю вас, моя сероглазочка, золотая ошибка моя!"
        Полина невольно поморщилась, собираясь честно потерпеть несколько секунд, а затем миролюбиво попросить подругу заткнуться.
        Но в этот момент в комнату влетела Катя.
        - Что стряслось, птенчик? - нахмурилась Ксения: на подруге лица не было. Вместо ответа Катя прямиком направилась к Полине. Глаза её казались чужими, холодными и злыми.
        - Ты ходила к Киру и просила, чтобы он обо мне позаботился?! - выпалила она, недобро прищурившись. Полина растерялась, а Ксения страдальчески протянула вполголоса:
        - Рыбалко, блин… трепло…
        - Он не трепло, - Катя покачала головой, - случайно обмолвился, а дальше я уже сама догадалась. Так это правда? - она снова устремила гневный взор на Полину.
        - И да, и нет, - осторожно ответила та. - Я не просила его о заботе. И даже не уговаривала его вернуться к тебе. Речь шла всего лишь о простом разговоре… Думала, что, возможно, хотя бы его ты послушаешь, раз уж на мнение подруг тебе стало плевать.
        - Как ты могла, - Катя побледнела чуть ли не до синевы, - как ты посмела… Я думала, тебе можно доверять. Только тебе одной всё и рассказала, а ты… ты, как Ксения! - она бросила негодующий взгляд на другую девушку. - Которой лишь бы сунуть всюду свой нос!
        - Птенчик, не чирикай! - Ксения предостерегающе подняла ладонь. - Ты сейчас сгоряча можешь наговорить нам с Полиной таких слов, за которые тебе самой потом будет стыдно…
        - Стыдно? Мне?! - Катя ядовито рассмеялась. - У тебя вообще, что ли, в мозгах всё перемешалось - и чёрное, и белое?! - затем она перевела ненавидящий взгляд на Полину. - А тебе спасибо, конечно. Удружила. Больше я никогда в жизни с тобой ничем не поделюсь, так и знай!
        И, так же стремительно, как появилась, Катя выскочила за дверь и исчезла.
        Губы у Полины слегка подрагивали, но нельзя было сказать, что она не могла предвидеть вероятность подобного разговора, что она была совершенно к нему не готова. С самого начала затея казалась рискованной и сомнительной… Да, возобновившееся было общение Кира и Кати, вроде бы, пошло последней на пользу, но… неужели сейчас она снова пустит свою жизнь под откос?
        - Не переживай, Полинка, - проницательная Ксения словно и впрямь умела читать чужие мысли. - Не думаю, что нас ждёт вторая часть Марлезонского балета…** Самое страшное уже позади, а ты всё сделала правильно.
        - Ты так считаешь? - с сомнением протянула Полина.
        - Почти уверена. Катя наша - ранимый, нежный цветочек. Она всё чувствует слишком сильно, слишком на разрыв, понимаешь?.. Именно поэтому в ситуации с Киром она практически сразу сорвалась и полетела вниз. К счастью, Рыбалко успел её вовремя подхватить. Эта ситуация с песней… он здорово придумал, показав ей, какая она на самом деле, какой может быть, а не казаться. Ведь все её загулы… это было больше притворством, чем Катиной внутренней потребностью. Я понятно говорю или нет?
        - Да, вполне, - Полина кивнула. - Я и сама об этом догадывалась.
        - Ну вот. Мне кажется, теперь, после всего, что было, - уже безопасно. Сейчас она просто немного обижена, задета в лучших чувствах, но, поразмыслив, сама разберётся, что ничего унизительного для неё ты не сделала.
        - Хотелось бы верить… - тихонько вздохнула девушка. Она, в отличие от Ксении, не была так уж убеждена в собственной правоте.
        … А Катя в этот вечер так и не пришла ночевать.
        ___________________________
        *”Имя, сестра, имя!” - цитата из советского фильма “Д`Артаньян и три мушкетёра” (1978)
        **Вторая часть Марлезонского балета - крылатая фраза, закрепившаяся после того же фильма о мушкетёрах благодаря комической сцене, которая отсутствует в романе Дюма. Распорядитель бала объявляет: “Вторая часть Марлезонского балета!", после чего, торопясь доставить подвески королеве, его сбивает с ног врывающийся в зал д'Артаньян. В русском языке данное выражение указывает на неожиданное развитие событий.
        Илона
        Во вторник Марк так и не позвонил - вероятно, был сильно занят.
        Самой набрать его номер или хотя бы написать сообщение с вопросом, как дела, Илона не решилась, хотя в этом не было ничего предосудительного. Обычный интерес, вернулся ли он в город и удачно ли прошла его поездка. Но… раз Марк сам не звонит, не пишет - значит, не стоит и навязываться, самолюбиво решила она, на самом-то деле, конечно, немного уязвлённая и задетая подобным отношением. Илона не обижалась, нет… но только всё равно ей было очень грустно, тоскливо и одиноко в эти дни.
        Однако все обиды и печали как рукой сняло, когда она увидела Громова на кафедре в среду утром. Илона была ужасно рада его видеть и сейчас втайне досадовала лишь на то, что их встреча происходит на людях. К чёрту бы сейчас все эти условности - быстро подойти, прижаться к нему, провести ладонью по гладко выбритой щеке, поймать взглядом отсвет его ласковой улыбки…
        Марк приветливо кивнул ей, здороваясь, но глаза при этом всё равно остались отстранёнными, словно он думал о чём-то своём.
        - Хватит уже таять в улыбках, спалишься, - сердито шепнула Илоне верная Муся, заметив её влюблённые взгляды.
        - Я соскучилась, - таким же тихим шёпотом виновато отозвалась Илона. - Думала, с ума сойду за эти несколько дней. Мы ведь с ним даже не созванивались.
        - Кстати, твой ненаглядный вчера перед самым закрытием забегал на кафедру, - сообщила Муся и многозначительно поджала губы. - Взял у меня номер телефона Костровой. Ну, это та пятикурсница, которая у него диплом пишет…
        Илона почувствовала, как в груди неприятно кольнуло. Вот, значит, как… Интересное получается кино. Времени на короткий звонок Илоне он не нашёл, а номер Костровой так срочно ему понадобился, что он даже не поленился специально заехать на кафедру… Да пропади она пропадом, эта хвалёная костровская дипломная работа! Житья от неё нет!..
        Машинально опустившись на стул, Илона некоторое время переваривала своё… горе - не горе, она и сама ещё не поняла. Что-то во всей этой ситуации однозначно было неправильным. То, что не давало ей покоя. И всё-таки… Марк - и тайные игры за её спиной? Роман со студенткой, в то время как у самого губы ещё не остыли после поцелуев с другой? Да нет, невозможно, всё глупости, тут и говорить не о чем. Марк ни разу не такой - это против самой его природы…
        Задумавшись, Илона не сразу обратила внимание на то, что на кафедре сегодня царит какая-то тревожная, даже нервная, атмосфера. Преподаватели озабоченно переговаривались, а лицо Астарова было мрачнее тучи.
        - Что-то случилось? - вновь повернувшись к Мусе, тихонько поинтересовалась Илона, отвлекаясь от своих терзаний. Подруга всплеснула руками.
        - Ну, ты даёшь! Не в курсе, что ли? Весь универ с утра гудит… Студент журфака ломился ночью в пьяном виде в общежитие к девушкам, разбил стёкла в дверях, чуть не покалечил коменданта.
        Илону ошпарило нехорошим предчувствием.
        - А что за студент? Какой курс?
        - Второй. Кирилл Рыбалко.
        - Рыбалко! - испугалась Илона. - Я… не знала, что он пьёт! - добавила она беспомощно, хотя сказать хотелось совсем другое.
        - А он, нате-ка, стёкла перебил. - Муся осуждающе покачала головой. - Деканат уже подготовил бумаги на отчисление, в течение трёх дней будет приказ.
        Марк, подошедший в это время к столу за ручкой, заметил, как побледнела Илона, и обеспокоенно спросил:
        - Что случилось, Илона Эдуардовна? - и, наклонившись, уже тише:
        - Что с тобой?
        - Максим Павлович! - игнорируя вопрос Марка, громко обратилась Илона к Астарову. - А что, Кирилла Рыбалко действительно собираются отчислить? Неужели ничего нельзя сделать?
        - Он студент не нашего факультета, - завкафедрой пожал плечами. - Ммм… а почему вас, собственно, так волнует его судьба? Да, ситуация в целом для университета неприятная, даже некрасивая, но… лично мы с вами к этому не имеем никакого отношения.
        - Нельзя его отчислять. Просто нельзя! - она в отчаянном бессилии переводила взгляд с одного лица на другое. - Я не знаю точно, что там произошло, но уверена, что не всё так просто и банально: напился… ломился… разбил… У него на это, должно быть, имелись свои веские причины.
        - Да какие причины! - поморщился Астаров. - Просто не рассчитал свои силы, перебрал… вот и потянуло на подвиги в женскую общагу.
        - Нет, это невозможно, - она решительно покачала головой. Скажи кто-нибудь ещё на прошлой неделе о том, что Илона будет с таким жаром защищать Рыбалко - она бы не поверила.
        - Вам-то откуда знать, Илона Эдуардовна? - преподаватель зарубежной литературы снисходительно усмехнулся. - Вы слишком уж идеализируете современную молодёжь…
        Осознав, что понимания на кафедре она всё равно не добьётся, Илона ещё раз с тоской обвела взглядом своих коллег и торопливыми шагами вышла за дверь.
        Полина
        Услышав звонок будильника, Полина поняла, что просто не в силах подняться с кровати. Голова была абсолютно, до звона в ушах, пуста и ужасно болела. Хотелось жмуриться от неяркого утреннего света, по ощущениям - прямо-таки бьющего по глазам, и потягиваться, чувствуя, как мучительно ноет каждая клеточка. Вероятно, вчера, рассиживаясь на скамейке, она всё-таки простудилась…
        Взглянув на раскрасневшееся лицо подруги, Ксения с сомнением потрогала её лоб, раскалённый, как печка, и срочно засобиралась в аптеку. Вообще-то, у хозяйственной Кати имелась и своя домашняя аптечка, но только одна лишь Катя знала, какая таблетка для чего предназначена. Ксения же с её бытовой бестолковостью банально не имела понятия, как подступиться к больной.
        - Купить что-нибудь жаропонижающее, да? - спросила она с сомнением. - А ещё что? Горло у тебя болит? Что ты вообще сейчас чувствуешь?
        - Радость, - невнятно отозвалась Полина и, заметив, как вытянулось лицо Ксении, хрипло добавила:
        - Думаешь, бред? Лекарства мне не нужны, не надо. Я знаю один секрет… Нужно просто прикоснуться к волосам - и всё пройдёт.
        - Может быть, вызвать неотложку? - с искренним испугом поинтересовалась Ксения, уверовав в то, что подруга действительно слегка не в себе на почве повышения температуры.
        - Не надо неотложку, мне нужен мой любимый доктор… - выговорила Полина, сжимая раскалывающуюся голову ладонями. - Да не смотри ты так, не пугайся… Катя сейчас придёт и всё тебе объяснит. Это всего лишь концепция. Кстати, рецепт надо выписать прямо в записной книжке с кучерявой головой солнца русской поэзии… “Омочу бебрян рукав в Каяле-реце, утру князю кровавые его раны на жестоцем его теле…”* Это самый лучший антибиотик!
        Ксения хлопнула себя по лбу.
        - Вот уж не думала, что филологи бредят цитатами из "Слова о полку Игореве"! Полинка, ты меня доконаешь…
        Несмотря на весь этот бессвязный поток сознания, в одном Полина оказалась права: через пару мгновений действительно отворилась дверь, впуская вернувшуюся Катю.
        - Что тут у вас произошло? - спросила девушка миролюбиво, точно это и не она вчера швыряла в лица подруг обидные обвинения. - Стёкла в дверях выбиты, комендат злющий - чуть не кусается, меня буквально матом послал…
        - Неужели в мире, за пределами этой комнаты, ещё хоть что-то происходит, - страдальчески вздохнула Ксения, тоже мудро сделав вид, что не помнит вчерашнего. - Мы ничего не слышали, спали. Но у нас тут своя печаль - Полинка заболела…
        И сразу же нашлись и таблетки, и сухая малина, и уксус для примочек, и второе одеяло - очень тёплое и мягкое. И вчерашняя ссора как будто забылась, истаяла, как мираж. Это снова была прежняя Катя: добрая, милая, внимательная… Она тут же захлопотала над Полиной, как любящая мать над дочкой, попутно деловито давая указания Ксении, и хлопоты эти даровали, наконец, долгожданное облегчение.
        Уже уплывая в спасительный сон, Полина нащупала ладонь Кати и крепко сжала её. Сил говорить почти не осталось, и она просто улыбнулась подруге, выражая всю степень своей признательности за заботу и за то, что Катя больше не сердится. Катя ответила такой же улыбкой: “Я всё поняла, простила и забыла”.
        И совсем-совсем перед тем, как заснуть, Полина вспомнила вчерашнюю встречу, едва мерцающую в чуть замутнённом сознании, но вполне реальную и состоявшуюся… Пусть и говорить там особо не о чём, а только никто не отнимет у неё этого осторожного прикосновения к волосам… и чуть дрогнувшего голоса, когда он произнёс: “Бегите, бегите”.
        Её маленькое и - вместе с тем - такое необъятное, такое пронзительное счастье.
        ___________________________
        *Полина в бреду цитирует строки из Плача Ярославны в оригинале, на древнерусском языке: "Полечю, - рече, - зегзицею по Дунаеви; омочю бебрянъ рукавъ въ Каяле реце, утру князю кровавыя его раны на жестоцемъ его теле".
        В переводе Н.А. Заболоцкого эти строки звучат так:
        “Обернусь я, бедная, кукушкой,
        По Дунаю-речке полечу
        И рукав с бобровою опушкой,
        Наклонясь, в Каяле омочу.
        Улетят, развеются туманы,
        Приоткроет очи Игорь-князь,
        И утру кровавые я раны,
        Над могучим телом наклонясь”.
        Глава 10
        Илона
        Не помня себя, Илона бросилась прямиком на кафедру журналистики. К счастью, заведующая оказалась на месте, но вот только ни облегчения, ни большего понимания этой дикой ситуации данная встреча не принесла.
        Заведовала кафедрой Валентина Симагина - неопрятная, тучная и довольно склочная женщина лет пятидесяти. За всю свою жизнь она не проработала в средствах массовой информации ни дня, особыми талантами в теории журналистики тоже не блистала, так что совершенно непонятно было, за какие такие заслуги она получила эту руководящую должность. Впрочем, Симагина обладала уникальной способностью одинаково хорошо (или одинаково дурно) преподавать абсолютно любую дисциплину. До того, как она стала заведующей кафедрой, ею неизменно затыкали все дыры в расписании: она читала студентам и историю, и философию, и психологию, и язык, и литературу.
        С Илоной Симагина сразу повела себя не особо-то приветливо.
        - Вам что за печаль до Рыбалко? - спросила она. - Это наш студент, мы сами разбёремся.
        - Но его же хотят отчислить! - воскликнула Илона. - Как вы не понимаете?!
        - Прекрасно понимаю, и поделом, - отрезала завкафедрой. - Впредь будет умнее. Знаете, у меня этот Рыбалко ну просто костью в горле стоял. Сплошные жалобы на него поступали: дерзит, хамит, кривляется, прогуливает… Вам повезло, если на ваших занятиях он вёл себя иначе.
        "На моих он вёл себя именно так - дерзил, хамил и кривлялся…” - грустно подумала Илона, но вслух, понятное дело, сказала совсем другое:
        - Это всё защитная маска. На самом деле, Кирилл очень способный. Ведь вашей задачей является воспитание достойных, талантливых журналистов. У Рыбалко есть все шансы стать лучшим из лучших в профессии! У него прекрасный, живой слог, очень образный язык… Вы не читаете его блог в интернете? Я могу дать вам ссылку…
        Симагина поморщилась почти с брезгливостью, точно Илона предложила ей нечто непристойное.
        - Помилуйте, ради бога… Какие блоги?! У меня каждый день куча студенческих рефератов, курсовых, дипломных, голова от них трещит. И я ещё должна почитывать в интернете записульки непризнанных гениев?
        Вздохнув, Илона выложила свой последний козырь.
        - Просто у него любовь несчастливая. Поэтому он такой… отчаявшийся, - она взглянула в глаза завкафедрой, словно мысленно измеряя степень её бесчувственности.
        - Милочка моя, - усмехнулась Симагина, и Илону перекосило от этой высокомерной фамильярности, - а от меня два года назад муж ушёл, и что? Я продолжала ходить на работу, вести занятия у студентов, активно участвовать в жизни факультета… Кому какое было дело до того, что у меня личная драма?
        - Но чисто по-человечески поймите его чувства… хотя бы постарайтесь, - уже без особой надежды произнесла Илона. - Он просто ещё слишком молод, поэтому не всегда может контролировать свои эмоции.
        - Ах, какой нежный цветочек, - Симагина фыркнула. - Хочу вам напомнить, дорогуша, что у нас здесь всё-таки университет. Место, где студенты получают знания, а не ждут, что мы станем утирать им сопельки. Ну, а что касается любви… для неё есть совсем другие заведения. Вот пусть туда и обращается. Может, полегчает, - и она засмеялась собственной неуклюжей шутке.
        - Это ведь всего лишь мелкая неприятность. Ну подумаешь, стекло разбилось, - предприняла Илона ещё одну жалкую попытку оправдать Кирилла. - Никто ведь не пострадал и не умер.
        - А в следующий раз обязательно пострадает! - убеждённо произнесла заведующая. - Нет уж, вероятность повторения подобных поступков нужно пресекать на корню! К слову, и деканат, и сам ректор солидарны со мной в этом вопросе. Налицо факт дебоширства и нарушения внутреннего распорядка вуза. Подобное поведение напрямую угрожает безопасной учёбе других студентов.
        - Но это же было не в университете, а в общежитии!
        - Неважно. Правила поведения в вузах распространяются и на общежития тоже, - наставительно произнесла Симагина. - Был пьяным? Был. Пытался проникнуть в закрытое женское общежитие? Пытался. Разбил стёкла? Разбил. Ну и всё, говорить здесь больше не о чем.
        Кафедру Илона покидала с тяжёлым сердцем. Тем временем началась первая пара, и она спохватилась, что её ждёт первый курс филологов. Нужно было торопиться в аудиторию…
        Занятие прошло, как в тумане. Илона думала о своём и ждала окончания пары едва ли не больше, чем студенты. Голова готова была лопнуть от напряжения, но самое-то ужасное - она абсолютно не знала, что ей дальше делать, к кому обращаться за помощью.
        Отпустив первокурсников и повинуясь интуитивному порыву, Илона сбежала вниз по лестнице и направилась к расписанию. Моментально нашла, в какой аудитории сейчас должен заниматься второй курс журналистов, и так же - почти бегом - бросилась туда.
        Кирилла Рыбалко в аудитории предсказуемо не оказалось, но все его однокурсники возбуждённо шумели, тоже обсуждая ночное происшествие. Илона взглядом сразу же выцепила из гомонящей толпы Катю Таряник. Лицо у девушки было потерянное и несчастное. Илона двинулась к ней, не обращая ни на кого внимания.
        
        - Катя, что с Кириллом? - выпалила она вместо приветствия. - Почему и как это произошло?
        - Да оставьте вы меня все в покое, - Катя почти плакала, даже не пытаясь быть вежливой. - Я сама узнала час назад. Меня вчера ночью вообще не было в общежитии, я у однокурсницы ночевала… - она, казалось, даже не удивилась тому, что судьбой Кирилла преподавательница интересуется именно у неё.
        - А вы ему звонили?
        - Ну конечно, звонила. Я же не дура. Он телефон отключил… И дома его тоже нет, мы уже бегали к нему с Олей Земляникиной…
        Илона стиснула зубы и, зажмурившись, некоторое время просто молча стояла рядом, пытаясь справиться с охватившим её отчаянием.
        - Ладно, Катя. Если вдруг что-то узнаете - пожалуйста, сразу же сообщите мне, хорошо?
        - Ладно, - девушка подавленно кивнула и только потом, наконец, додумалась спросить:
        - А вам-то это зачем, Илона Эдуардовна?
        - Хотите - верьте, хотите - нет, но дальнейшая судьба Кирилла мне не безразлична, - невесело усмехнулась Илона. Катя недоверчиво взглянула на неё, памятуя о “прекрасных” отношениях преподавательницы и студента, но промолчала.
        Обратно на кафедру Илона возвращалась медленно-медленно, еле переставляя ноги. Внезапно кто-то мягко прихватил её за локоть из-за спины.
        - Илона Эдуардовна, подождите…
        Она резко обернулась и увидела Сергея Петренко, однокурсника Кати и Кирилла. Они, вроде бы, были дружны с Рыбалко, смутно припомнила Илона.
        - Да, господин Петренко, что вы хотели?
        Студент заговорщически подмигивал ей, ничуть не смущаясь разницы в возрасте, точно Илона была его закадычной подружкой.
        - Мы можем поговорить где-нибудь… без свидетелей? - негромко спросил он. - Это касается Кира. Ну, то есть, Кирилла, - поправился парень.
        - Да, конечно, - она растерянно кивнула и осмотрелась по сторонам. Взгляд её остановился на небольшой комнатушке рядом с кафедрой. Раньше там проходили занятия по машинописи, но с тех пор, как печатные машинки постепенно канули в лету, неуютная тесная аудитория большей частью пустовала. В данный момент она тоже была пуста и, на счастье, не заперта.
        - Пойдёмте, - Илона кивком указала направление. Петренко послушно двинулся за ней.
        С Марком за весь этот нервный, суматошный день они в университете больше не увиделись, да она, честно говоря, и не вспоминала о нём - просто не до этого было. Однако, к удивлению Илоны, Громов дождался её после занятий и пошёл провожать до дома, чтобы выяснить подробности произошедшего.
        - Ну что? - беря её под руку, спросил он с беспокойством, - узнала что-нибудь про того парня?
        - Ты про Рыбалко? - уточнила она устало.
        - Кажется, да. Я сам не был с ним знаком, но…
        - Я сразу предположила, что там не так уж всё и просто, как это пытаются преподнести общественности, - Илона тяжело вздохнула. - Мне удалось поговорить с его друзьями. Кирилл не бил ни окон, ни дверей. На самом деле, он побил одного… не очень хорошего парня, которому отказала одна очень хорошая девушка, и тот принялся распускать о ней грязные слухи. Этого урода необходимо было побить! - горячо добавила она.
        - Необходимо? - Марк невольно улыбнулся. В его голосе отчётливо были слышны нотки удивления и даже уважения. - Не знал, что ты такая кровожадная…
        - Да, необходимо! Нужно было проучить подонка как следует. Ну, а во время драки он просто влетел головой в дверь… понимаешь? Не было никакого пьяного дебоша. Кирилл позаботился о репутации той девушки… девушка, к слову, до сих пор не в курсе, что произошло. Она не знает, что, если бы не вмешательство Кирилла, вскоре о ней судачил бы весь универ.
        - Выходит, парень у нас - настоящий рыцарь? - протянул Громов задумчиво.
        - Да, но вот только он сам никогда в этом не признается - ни в деканате, ни, тем более, в ректорате. Слишком уж деликатная тема… порочащая невинных людей. Кирилл не хочет, чтобы они даже начинали копать в этом направлении.
        - Ничего не скажешь, благородно, - хмыкнул Марк. - Бедный пацан… Так отчисление - уже дело решённое?
        - Скорее всего… господи, как же всё глупо. Глупо и бестолково…
        - Где он сейчас? В полиции?
        - Его ещё утром отпустили. Друзьям удалось договориться и с избитым парнем, и с комендантом общежития - тот, на самом деле, просто здорово перетрусил, когда эти двое разбили стекло в дверях посреди ночи… Не разобрался со страху, заистерил, свалил всю вину на Рыбалко… Но ущерб уже возместили, и заявление потерпевший писать не стал. Тут проблема в другом! - горячо воскликнула она. - Несмотря на то, что дело по-любому удастся замять, в универ информация просочиться-таки успела, и Кирилла теперь всё равно отчислят!
        - Хочешь, вместе сходим к ректору? - подумав, предложил ей Марк. - Попробуем поговорить, как-то убедить…
        - Ректор у нас принципиальный в этих вопросах, ещё советской закалки, - невесело улыбнулась Илона. - Он до сих пор мыслит комсомольскими лозунгами и имеет своё представление о том, каков должен быть моральный облик современного студента - бесплотным и безгрешным… На уступки он точно не пойдёт.
        Она почувствовала, как глаза против воли начинают наполняться отчаянными слезами. Впрочем, несмотря на тяжесть ситуации, Илона была безумно благодарна Марку за этот искренний порыв помочь, за поддержку.
        - Ну-ну, успокойся, - он приобнял её, погладил по спине, - я понимаю, что это очень грустно, но слезами ведь горю не поможешь.
        - Тут, видимо, и правда ничего нельзя поделать, - выдохнула она несчастным тоном. - Если просто пойти в ректорат и рассказать там всю правду, на слово мне никто не поверит, а Рыбалко мои слова не подтвердит. Меньше всего на свете сейчас он хочет разборок, чтобы снова начали трясти этим грязным бельём… Кирилл… он очень оберегает ту девушку, Катю, понимаешь? Он не хочет, чтобы вся эта мерзость коснулась её хоть краешком…
        - Понимаю, - вздохнул и Марк. - Любовь?..
        - Там всё сложнее. Это трудно объяснить словами. Они оба такие… такие… Да ты же знаешь этих двоих, наверное, - спохватилась Илона. - На "СтудОсени" они пели песню дуэтом…. тебе, по-моему, тогда очень понравилось.
        - А, так это они? - Марк выглядел несколько ошарашенным. - Девушку я хорошо помню, мы встречались в доме у Астарова, когда он приглашал взглянуть на купленные старинные книги. Вот, значит, каков этот ваш знаменитый Рыбалко…
        - Да уж… печально знаменитый, - она невесело улыбнулась. - На меня и так уже все косятся с недоумением, справедливо полагая, что, во-первых, я лезу не в своё дело, а во-вторых, что конкретно этот студент не стоит моих нервов и защиты. Астаров сегодня даже отчитал меня на кафедре при всех.
        - Максим Павлович умеет отчитывать? - скептически хмыкнул Марк. - Вот уж не подумал бы.
        - Ну, как… - смутилась Илона. - Сначала он долго мялся и мычал, в свойственной ему манере. Но вердикт прозвучал весьма недвусмысленно: меня это не должно касаться, мне стоит выкинуть все мысли о Рыбалко из головы, ибо это нехорошо и вообще вызывает у окружающих ненужные вопросы. Такое ощущение, ей-богу, что они все решили, будто у нас с Кириллом тайный роман… Идиотизм, - она фыркнула.
        Некоторое время они шли молча, думая каждый о своём, пока Илона печально не резюмировала:
        - Но самое паршивое - то, что Кирилл, похоже, и сам уже примирился с предстоящим отчислением. Сужу по тому, что мне рассказал его лучший друг… - она в бессилии махнула рукой и только сейчас заметила, что они практически дошли до её дома.
        - Марк, спасибо тебе за то, что проводил, - остановившись у подъезда, произнесла Илона нерешительно, - но теперь мне нужно немного побыть одной. Я и в самом деле очень расстроена. Прости. Не обидишься, что не приглашаю тебя зайти?
        - Ну что ты, - он понимающе улыбнулся. - Я же вижу, как тебя задела эта история.
        - Да, - Илона отвела глаза. - Мне просто действительно надо это всё… переварить.
        - Не извиняйся. Всё в порядке.
        Он легонько коснулся губами её щеки на прощание. Это даже не было похоже на поцелуй любовников - скорее уж, брат чмокнул младшую сестрёнку. Но Илоне сейчас было не до самокопаний и всех этих тонкостей.
        - Спасибо, - благодарно прошептала она и скрылась в подъезде.
        Полина
        Первые пару дней болезни она помнила плохо, потому что в основном спала. Так что все катаклизмы, сотрясающие их маленькую вселенную, воспринимались Полиной будто в полудрёме - как нечто туманно-отдалённое, нереальное, не имеющее к ней никакого отношения.
        Впрочем, возможно, это было и к лучшему: уж слишком много всего произошло за эту неделю. Подруги, трогательно оберегая спокойствие больной, подавали ей информацию дозированно, в весьма сжатой и щадящей форме. Так Полина узнала, что Кирилла собираются выгнать из университета за хулиганство, но с Катей у них, кажется, открылось второе дыхание, и оба они не слишком-то огорчаются из-за случившегося, воспринимая это философски. Самое парадоксальное, что с Земляникиной Катя теперь подружилась.
        - Они чуть ли не в дёсны целуются, представляешь? Такими задушевными подружками стали! - саркастически прокомментировала эту новость Ксения (чуточку ревнуя подругу, как показалось Полине).
        - И как же Ольге это удалось?
        - Промыла мозги Кате на предмет того, что Кир на самом деле её любит, любит по-настоящему, просто сам до конца ещё этого не понимает. Нежность, желание заботиться и защищать стоят куда дороже, чем банальная похоть, тем более похоть неудовлетворённая.
        - Что-то в этом есть, - задумчиво произнесла Полина. - Я тоже уверена в том, что к Ольге у него мало-помалу окончательно всё пройдёт, особенно если не подпитывать эти страдания… А Катюшку нашу Кир обожает, это правда. Просто он слишком уж пытается загнать себя в узкие рамки условностей - раз меня тянет к Ольге, значит, я не люблю Катю… А в действительности всё так запутано и сложно!
        - Сложно - не то слово. Тут ещё этот недоносок с бородой пытался права качать после того, как Катя его послала… - Ксения поморщилась. - Правда, на удивление быстро заглох. Кишка тонка, видимо.
        - Круто ты его "недоноском" приложила, - Полина не выдержала и засмеялась.
        - Ну, а кто он ещё? Ты лицо его видела? Бородатый мальчик… Нет, дорогая моя, чтобы носить бороду, надо иметь к ней соответствующую физиономию. Да и характер тоже. А этот… сопля бородатая, - Ксения пренебрежительно махнула рукой.
        В пятницу стало окончательно известно, что Рыбалко всё-таки отчисляют: вышел официальный приказ за подписью ректора. Это, разумеется, не конец света, уговаривала себя и подруг Катя, скорее, наоборот - начало новой жизни, и вообще, потом можно будет попробовать восстановиться… Но атмосфера лёгкой тревоги так и витала в комнате девушек с самого утра. В университете среди журналистов-второкурсников тоже наметился явный спад настроения. Нельзя сказать, что никто не ожидал подобного исхода, но всё-таки неравнодушные немного опечалились и приуныли.
        После занятий Катя сразу же убежала к Киру - утешать, а Ксения, вернувшись в общагу и делясь с Полиной последними факультетскими сплетнями, внезапно вспомнила:
        - Ах, да… Громов же сегодня спрашивал о тебе на семинаре.
        Полина смутилась. Это был первый день без температуры, сознание её немного прояснилось, и она запоздало вспомнила, что они с Марком Александровичем должны были встретиться на кафедре ещё два дня назад, то есть в среду, а она просто-напросто пропала без каких-либо объяснений.
        - Что ты ему сказала?
        - А что я могла сказать? - искренне удивилась Ксения. - Чистую правду! Что ты возлежишь на смертном одре и в бреду несёшь преинтереснейшие вещи… да ладно, расслабься, шучу, - хмыкнула она. - Я просто сообщила, что его любимая студентка Кострова немного нездорова… вот и в рифму вышло нечаянно. Хотя ты, Полинка, реально забавная была, когда болела!
        Полина ничего не ответила и достала свой мобильный из-под подушки. Так и есть: она совершенно не вспоминала о нём все эти дни, просто была не в состоянии, и телефон, конечно же, давным-давно разрядился…
        Поставив мобильник на зарядку и реанимировав его, она тут же почувствовала вибрацию нескольких входящих сообщений.
        Вообще-то, написать ей мог кто угодно, но… Полина почему-то догадывалась - каким-то шестым чувством, не иначе - что как минимум одно сообшение будет от него.
        Так и есть! Два СМС с того самого номера, с которого Марк Александрович звонил ей после возвращения из Питера…
        Первое было получено (но не прочитано ею) ещё позавчера:
        "Полина, что-то случилось? Почему вас не было в университете? Громов".
        И второе - отправленное буквально час назад, очевидно, сразу после разговора с Ксенией:
        "Буду ждать вашего скорейшего выздоровления. Всех благ".
        С трудом подавив широченную - от уха до уха - улыбку, Полина всё всматривалась и всматривалась в эти немудрёные строчки. Ей казалось, что от каждой буковки в разные стороны разбегаются тёплые золотистые лучи, достающие прямо до сердца… Если бы она была в комнате одна - наверное, даже расцеловала бы свой телефон, хоть это и инфантильно, и вообще глупо.
        Кстати, надо бы всё-таки сохранить этот номер. Но как его обозначить? Громов? Марк Александрович? М.А.Г.? Самый лучший доцент всех времён и народов? Будущий отец моих детей?.. Она улыбнулась собственной расхулиганившейся фантазии.
        
        Немного поколебавшись, Полина набрала ему сообщение:
        "Простите, что не известила своевременно, Марк Александрович. Я немного простудилась. Обещаю, что наверстаю все пропуски!"
        Пара минут мучительного, невыносимого ожидания… и, наконец, телефон слабо шевельнулся, принимая прилетевший ответ:
        "Берегите себя. О вас есть, кому позаботиться?"
        А позаботьтесь вы лично, Марк Александрович! Раз уж так переживаете… Я буду совершенно не против. Но, разумеется, пальцы её торопливо напечатали совсем другое:
        "Да, конечно. Со мной девочки. Подруги".
        На этот раз страдать от ожидания пришлось не дольше тридцати секунд:
        "Поправляйтесь. Я вас жду".
        Короткие строчки, ничего, в общем-то, не значащие, вполне дежурные, но такие важные для неё!.. Важнее миллиона ласковых слов и страстных признаний. Полина погладила телефон, точно он был живым существом - её маленьким союзником в этой секретной переписке, и, больше не обращая внимания на Ксению, счастливо улыбнулась.
        А уже на следующий день, в субботу, всё пошло наперекосяк…
        Глава 11
        Утром Ксения и Катя умчались в университет. Полина чувствовала себя почти совсем здоровой, но подруги посоветовали всё-таки не геройствовать и отлежаться ещё пару деньков, чтобы к началу следующей недели быть, как огурчик.
        После их ухода Полина перемыла грязную посуду, оставшуюся от завтрака, и принялась вытирать в комнате пыль. Ей было скучно, и она не знала, чем ещё заняться. Даже спать не хотелось, несмотря на раннее утро - за несколько дней болезни она выспалась впрок, кажется, на всю жизнь вперёд.
        Протирая влажной тряпкой книжную полку рядом с кроватью Ксении, Полина нечаянно задела подушку. Из-под неё на пол вывалился блокнотик с разлетающимися страницами. Полина удивилась. С этим блокнотом Ксения не расставалась практически никогда, постоянно там что-то строчила и маниакально оберегала от посторонних любопытных взоров.
        - Черновые наброски писателя боятся чужого взгляда! - объясняла она подругам. - Как говорят братья-филологи: если на гриб взглянуть, он больше не будет расти!
        Полина, в общем-то, и не собиралась туда заглядывать. Просто подняла с пола и хотела положить обратно под подушку, но тут заметила выпавший листок. Нагнулась за ним… и сразу же, нечаянно, выхватила взглядом странную запись: "Вадим ВКонтакте" - а дальше логин и пароль.
        Несмотря на всю очевидность того, что она только что обнаружила, Полина некоторое время отчаянно пыталась придумать себе какое-то другое - мало-мальски логичное - объяснение. Ну, может быть, эта записулька осталась после Вадима, который приезжал в гости к сестрице на ноябрьские праздники?..
        Но, тщетно пытаясь найти разумное и безобидное толкование увиденному, Полина уже понимала, что всё не так. Что никуда Вадим, конечно же, не приезжал. Что в принципе нет никакого Вадима.
        Нет и не было…
        Осознание было пронзительным и болезненным, как укол в сердце. И в то же время - таким очевидным, что ей даже стало смешно. Глупо, что она с самого начала ничего не заподозрила… ведь вся эта история была шита белыми нитками. И загадочный двоюродный брат, ни разу не приславший ни единой своей фотографии… и его пространные рассказы о себе, ничего толком о нём не говорящие… и подозрительная осведомлённость Ксении обо всём, что писал Вадим Полине…
        А винить ей некого, только саму себя. Ксения, если разобраться, не особо-то и старалась обманывать, не очень-то и хранила свой секрет - усомнись Полина хоть разок в реальности существования этого самого Вадима, подруга посмеялась бы вместе с ней и не стала бы отпираться, уж Полина хорошо её знает… Но она сразу же поверила. Повелась, как последняя идиотка!..
        И всё-таки, включая свой ноутбук, Полина подсознательно просила, уговаривала мироздание, чтобы случилось чудо - и всё это оказалось её домыслами. Что страница Вадима не фейковая, а настоящая. Иначе… иначе она просто не знает, как посмотрит Ксении в глаза, как сможет спокойно общаться с ней после этого…
        И логин, и пароль оказались действующими, верными. Через несколько минут Полина уже очутилась в аккаунте лже-Вадима - и разумеется, "изнутри" было совершенно очевидно, что страница принадлежит несуществующему человеку. Вся история сообщений - переписка с одной-единственной Полиной. Одной-единственной овцой, ради которой, собственно, и затевалась эта жестокая игра. Даже друзья на страницу были добавлены беспорядочно, явно для отвода глаз, половина из них имела во френд-листе до пяти тысяч человек…
        Полина шмыгнула носом. Нет, нет, не будет она плакать, подумаешь - трагедия!.. Ну, развела её Ксения, как лохушку, так что теперь, убиваться из-за этого?
        Затем на смену чувству униженности пришла злость. Повинуясь какому-то отчаянному порыву, Полина схватила блокнот Ксении и принялась перелистывать его, сама не зная толком, что ищет. Мало ли, какие ещё секреты есть у их драгоценной писательницы… Наконец, наткнулась на название довольно популярного литературного сайта - там сетевые авторы выкладывали свои нетленки на суд общественности. Вот, значит, где обреталась Ксения! И Полина, и Катя много раз просили у подруги ссылку на её самиздатовскую страничку, но та неизменно отшучивалась и отнекивалась - дескать, не хочу, не могу, стесняюсь, я пока только набиваю руку и вообще творю под псевдонимом.
        Полина не стала входить в аккаунт от лица Ксении, это было ни к чему - просто открыла страничку и пробежалась глазами по заголовкам выложенных там подругой произведений. Про псевдоним, кстати, Ксения не соврала - на сайте она была зарегистрирована как Ксюша Барбидокская, причём на аватаре стояла не её личная фотография, а мультяшная физиономия совы из "Винни-Пуха".
        На странице было опубликовано несколько рассказов, а также одна повесть, имеющая статус "в процессе написания". Вот она-то и заинтересовала Полину больше всего, поскольку название имела весьма говорящее - "С любовью, Вадим".
        Полная самых дурных предчувствий, она открыла первую главу… Кровь моментально прилила к её щекам: с самого начала становилось понятно, что Ксения, ничтоже сумняшеся, вывалила в сеть историю одурачивания Полины своим несуществующим братцем!
        В книге, правда, героиня звалась Алиной, но в целом совпадений хватало: и в описании внешности, и в характере… Повествование велось от лица соседки Алины по общежитию (альтер-эго самой Ксении), и она подробно объясняла свой авторский замысел: ей захотелось поставить эксперимент над подругой, несколько, на её критический взгляд, засидевшейся в "старых девах".
        "Мне стало интересно, способен ли полностью выдуманный персонаж вызвать у Алины реальный трепет, подобный тому, что вызывают настоящие мужики с яйцами?.."
        Полина поморщилась. Ну, трепет - не трепет, а пару раз ей даже было чуточку приятно от внимания и виртуальных ухаживаний Вадима, как ни стыдно сейчас в этом признаваться. Она покосилась на красную розу в стакане, всё ещё стоявшую на подоконнике, и с трудом подавила в себе порыв выбросить ни в чём не повинный цветок за окошко.
        Дальше она читала творение Ксении вполглаза. Было противно и неловко, словно она подглядывала сама за собой, уличая себя в чём-то непристойном. Писательница не скупилась на хлёсткие эпитеты и иронию, высмеивая и подругину наивность, и её неискушённость в любовных делах, и готовность поверить всему, что ей скажут. Местами Ксения просто вставляла целые куски из реальной переписки Полины с проклятым фейковым Вадимом - и это было стыдно вдвойне.
        Дойдя до третьей главы, Полина не поверила своим глазам. Она начиналась так:
        "И всё шло по плану, всё было хорошо и прекрасно ровно до тех пор, пока в нашем университете не появился новый преподаватель, Александр Маркович…"
        Полина отшатнулась, как от пощёчины, и похолодела. Ксения знает!.. Но как она догадалась? Значит, следила за каждым шагом!
        Она почувствовала, что не в силах читать дальше. Это было просто невыносимо…
        Вернувшись на главную страницу книги, Полина вскользь заметила, что рейтинг у данного произведения довольно высок. Читатели охотно дарили авторше свои "лайки" и оставляли эмоциональные отзывы после каждой выложенной главы. Полина не собиралась специально их читать, но невольно зацепила взглядом самые верхние:
        "Милый автор, ну когда же эта тупая курица Алина прозреет? Ну нельзя же быть такой ду-у-урой…"
        "Алина эта никакая. Не заслуживает она ни Александра Марковича, ни даже этого вымышленного Вадима. Мне её даже не жалко…"
        "Мне тоже не жалко. Типичная старая дева и заучка, пресная, чопорная, скучная… Пусть уж её поскорее хоть кто-нибудь трахнет!"
        И хотя Полина понимала, что все эти обидные слова относятся не к ней лично, а всего лишь к персонажу, пусть и списанному во многом с неё - а всё равно было невыносимо больно… За что Ксения с ней так?.. За что?!
        Она закрыла ноутбук, а затем аккуратно вернула на кровать Ксении её драгоценный блокнот, заложив одну из страниц, как закладкой, листочком с паролем и логином Вадима. Если Ксения не дура - а она, разумеется, далеко не дура, в отличие от Полины - то она сразу всё поймёт. Без объяснений.
        Конечно, объясниться всё равно придётся. Но не сейчас, не сейчас… Полине необходимо было обдумать этот непростой разговор, понять, что и как она скажет Ксении. Она пока не готова была встретиться с ней лицом к лицу.
        Полина быстро оделась, схватила сумку, телефон, ключи - и выскочила за дверь. Уйти куда-нибудь подальше отсюда… подальше от людских глаз… хоть в парк, хоть на берег Волги, только прямо сейчас, немедленно!..
        Она сильная. Она справится. И при личной встрече, Полина была уверена, у неё даже хватит сил поднять на смех Ксению с её дурацкими экспериментами. Но это будет позже, а сейчас…
        Сейчас-то хочется просто по-детски разреветься.
        Весь день Полина провела, бесцельно шатаясь по улицам. Конечно, в её состоянии - она ведь едва-едва оправилась после болезни - это было крайне неразумно, но девушка не могла заставить себя зайти в кафе, торговый центр или кинотеатр. Хотя, может, это было бы и неплохо: увидеть вокруг счастливые улыбающиеся лица, услышать их оживлённые разговоры и понять, что жизнь продолжается… даже несмотря на то, что существует в ней такая подлая штука, как предательство близкой подруги.
        Хорошо, что у Полины хватило ума одеться поосновательнее - даже на эмоциях она выбрала самый тёплый свитер и зимнюю куртку. Натянув капюшон практически на глаза, она брела и брела по городу, не оглядываясь по сторонам, погружённая в собственные мысли. И всё-таки, когда ноги уже начали гудеть от усталости, Полина осознала, что потихоньку вечереет.
        Немного подумав, она вскочила на подножку первого же подошедшего трамвая - и путешествие продолжилось, только уже не на своих двоих. Полина не задумывалась о том, куда и зачем её несёт. Она просто ехала от первой до последней остановки, затем пересаживалась из одного трамвая в другой - и снова ехала, словно неосознанно заметая следы. Смешно, кто бы стал её преследовать?..
        Телефон она заблаговременно отключила, понимая, что как минимум Катя точно обеспокоится её отсутствием и начнёт названивать. Не было сил разговаривать даже с ней. Полина обязательно перезвонит и что-нибудь придумает… позже.
        За несколько часов она объехала весь город вдоль и поперёк, даже не отдавая себе в этом отчёта. Легче не становилось, наоборот - на душе с каждой минутой делалось всё горше и горше.
        Постепенно совсем стемнело. Полина привалилась лбом к холодному стеклу и равнодушно наблюдала, как мелькают снаружи огни фонарей, ярко освещённые витрины и неоновые рекламы.
        На очередной остановке трамвай выпустил наружу практически всех пассажиров. В вагоне остались только сама Полина и какой-то молодой мужчина. Она рассеянно окинула взглядом его высокую худощавую фигуру. Было в нём что-то смутно знакомое - и в самой позе, в этой манере стоять, заложив ладонь за отворот полурасстёгнутой куртки, и в его чуть взлохмаченных тёмных волосах, и в том, как он мельком взглянул на часы на своём запястье…
        Поздравляю, Полина, мрачно сказала она мысленно, тебе уже и в общественном транспорте Громов мерещится - дожила!
        Однако мужчина, словно почувствовав её взгляд, повернулся… и Полина чуть не закашлялась от неожиданности. Это и в самом деле был Марк Александрович. Судя по всему, он пребывал в таком же шоке, завидев свою больную студентку в пустом трамвае в этот, довольно-таки поздний, час.
        - Полина? - нерешительно окликнул он её, будто тоже решил поначалу, что это всего лишь галлюцинация.
        Она оторвалась от стекла, к которому прислонялась головой, выпрямила спину, непроизвольно скрестила руки на груди и застыла в сильнейшем внутреннем напряжении. Она просто не была готова к этой встрече. Совершенно. Ну и видок у неё сейчас, должно быть…
        Громов сделал несколько шагов по вагону - из одного конца в другой, в Полинином направлении. Она ещё больше оцепенела от волнения и страха. Какими жалкими и смешными сейчас казались ей недавние мысли о том, что нужно записать Громова в телефоне как отца её детей… Шуточки, наивные девчачьи глупости, а ведь он - совершенно чужой, посторонний человек, взрослый и очень серьёзный. Или она просто отвыкла от него за эти дни? Вот сейчас он идёт к ней, а у неё от страха отнялся язык и руки дрожат, тоже мне - мечтательница!..
        - Вы что здесь делаете? - с удивлением спросил Громов, присаживаясь рядом. - Я думал, вы всё ещё нездоровы.
        - Мне… уже лучше, - хрипловато отозвалась она. Он с недоумением и тревогой всматривался в бледное лицо девушки.
        - Что-то случилось?
        Она не ответила. Да и что тут можно было сказать?
        - Куда вы едете? - спросил Марк Александрович. Вот же дотошный…
        - Так… катаюсь, - выдавила Полина из себя. Он изменился в лице.
        - Слушайте, ну это не дело… Давайте-ка, я провожу вас до общежития.
        - Нет-нет, пожалуйста!!! - она отчаянно замотала головой и зажмурилась, чтобы сдержать рвущиеся наружу слёзы. Поздно: они всё равно хлынули из-под сжатых век…
        Она плакала, боясь взглянуть на него, стесняясь вытирать обжигающие мокрые дорожки, остающиеся на её холодных щеках, и не сразу поняла, что Громов что-то ей говорит.
        - Вот, возьмите, - услышала она и, открыв наконец глаза, обнаружила, что он протягивает ей носовой платок. Некоторое время Полина растерянно моргала, не сразу сообразив, что от неё требуется. Тогда он приблизил руку и осторожными, бережными движениями сам вытер её заплаканное лицо. Она замерла, забыв в эти мгновения даже то, как дышать… и отмерла, только когда Громов произнёс:
        - Сейчас будет конечная. Потом трамвай идёт в депо.
        Она машинально поднялась с сиденья. Трамвай плавно остановился, распахивая двери, чтобы выпустить двух последних пассажиров. Боясь, что Громов вздумает подать ей руку при спуске, Полина торопливо спрыгнула с подножки сама, вперёд него. Независимо остановившись в нескольких шагах, она засунула руки в карманы, снова надвинула капюшон на глаза и нахохлилась, как воробей.
        - Я правильно понял, - осторожно спросил Громов, - что вам сегодня негде ночевать?
        - Есть где, но я туда не пойду, - с вызовом сказала Полина. - И не надо, пожалуйста, Марк Александрович, уговаривать меня, как маленькую, и провожать до общаги! Я взрослый самостоятельный человек. Я не пропаду. Вон… в гостиницу пойду, - отчаянно храбрясь, заявила ему она. Это спонтанное решение и впрямь показалось ей разумным. По крайней мере, перетерпеть одну ночь… а дальше будет легче, ведь утро вечера мудренее, так?.. Правда, денег у неё было не очень много, но на самый скромный номер в обрез должно хватить.
        - Понятно… - протянул он задумчиво, не глядя на неё, словно что-то напряжённо обдумывал. Наконец, поднял голову и встретился с Полиной взглядом.
        - Пойдёмте, - решительно заявил Марк Александрович. И, поскольку она не отреагировала, настойчиво повторил:
        - Пойдёмте, пойдёмте!..
        - Куда? - спросила Полина.
        - Ко мне домой.
        Поначалу, разумеется, Полина категорически отказывалась, чуть ли не отбивалась. Во многом потому, что, даже приглашая её домой (девушку! к себе! с ночёвкой!), Марк Александрович сохранял на лице странное отстранённое выражение - будто Полина была ему абсолютно безразлична, просто он не мог оставить её одну на улице из банального чувства долга. Ничего общего с тем Марком Александровичем, который ждал её тогда с сияющими глазами на крыльце университета, был искренне рад видеть и привёз из Питера подарок… Перед этим, чужим Громовым, Полина робела так же, как в самый первый день их знакомства, когда он отчитывал её за косяки в дипломной работе. Боже, как давно это было! Кажется, целую вечность назад. "К сожалению, через всю тему проходит лазоревая нить…"
        А может быть, это всего лишь маска? Вдруг он просто боится выдать свои истинные эмоции, как отчаянно боится того же она сама, Полина?.. Ну, не стал бы он так настаивать, будь ему на неё совершенно плевать.
        Поскольку девушка всё ещё артачилась, приводя какие-то жалкие детские аргументы в пользу того, что ей не нужна его помощь, Громов устало (показалось даже, что с раздражением) вздохнул и внезапно сменил тему.
        - Когда вы ели сегодня в последний раз?
        Погружённая в свои переживания, Полина напрочь потеряла аппетит и забыла о том, что с самого утра во рту у неё не было ни крошки. Теперь же, когда Марк Александрович напомнил об этом, желудок сжался в болезненном спазме.
        - Всё ясно, - прочитав ответ по её лицу, он покачал головой. - Вот уж не думал, Полина, что вы такая… безответственная. Вы ещё не совсем здоровы, но вместо того, чтобы спокойно долечиваться дома, бегаете по морозу и голодаете!
        - У меня на это были свои причины, - глухо отозвалась она.
        - Да уж понятно, что причины. Но вот так наплевательски относиться к собственному здоровью…
        Она съёжилась от его строгого отчитывающего тона, а Громов внезапно взял её за руку и потянул за собой, в сторону светящейся вывески какого-то ресторанчика. Открыл дверь и придержал её, пропуская ошеломлённую Полину вперёд, а затем вошёл следом. Всё это произошло так стремительно, что девушка и опомниться не успела.
        - Что это? Куда мы? Зачем? - ошарашенно выговорила она.
        - Поужинаем. Я, к сожалению, не слишком привык принимать гостей, поэтому в холодильнике у меня - шаром покати. А здесь найдётся что-нибудь для вас, как минимум горячий суп… вам нужно хорошо питаться, - добавил он с нажимом. - Ну, и заодно, пока мы будем есть, вы немного привыкнете к моему обществу, перестанете бояться и шарахаться от меня. Я надеюсь, - добавил он, искоса взглянув на неё и улыбнувшись самым краешком губ.
        Полина побагровела.
        - Я от вас не шарахаюсь… - возразила она еле слышно.
        К ним подошёл администратор и счёл своим долгом вежливо предупредить, что ресторан через час закрывается.
        - Ничего, нам хватит, - заверил его Громов и галантно помог Полине снять куртку.
        Всё-таки он оказался прав: в небольшом зале, где было малолюдно, уютно и тепло, Полина оттаяла во всех смыслах слова и впервые за весь этот проклятущий, длинный, жуткий день почувствовала себя почти хорошо.
        Громов, едва взглянув в меню, быстро сделал заказ - за себя и за Полину, и она даже не возмутилась такому самоуправству. Ей было просто приятно, что он о ней заботится.
        Пока ждали заказанные блюда, Полине удалось, впервые за целый день, посетить туалет. Наверняка в квартире Марка Александровича она будет стесняться это делать… Но неужели она и в самом деле останется у него на ночь?! Ей до сих пор до конца не верилось в происходящее.
        Полина тщательно умылась, внимательно глядя на себя в зеркало над раковиной. Глаза, конечно, покрасневшие, как у кролика, но в целом она выглядит вполне ничего. Марку Александровичу, кажется, нравятся её волосы… Полина, собравшая их было в хвост на затылке, передумала и оставила свободно рассыпаться по плечам. Можно, пожалуй, и губы подкрасить… но она остановила себя: вот ещё, глупости! Громов тогда сразу подумает, что она прихорашивалась специально для него. А с другой стороны - чего врать самой себе? Именно для него ведь и прихорашивалась.
        Затем она воскресила телефон и торопливо, не обращая внимания на повалившие входящие сообщения, набрала короткое послание для Кати:
        "Со мной всё в порядке, не волнуйся и не ругайся, вернусь завтра".
        Получив извещение о доставке, она снова отключила мобильный и убрала его в сумку, не желая ничего знать о том, кто и что ей написал. Всё потом. А сегодня, сейчас - она не хочет даже думать об этом.
        Полина вернулась в зал как раз к тому моменту, когда ей принесли горячий куриный суп с белыми грибами и зеленью. Она с удовольствием принялась за еду, немного стесняясь смотреть на Марка Александровича и потому почти не поднимая взгляда от своей тарелки. Он, к счастью, дал ей возможность просто спокойно поесть и не приставал с разговорами, иначе она точно не смогла бы проглотить ни ложки.
        На второе блюдо её уже не хватило. Склевав пару кусочков мяса с овощами, Полина поняла, что совершенно сыта. Из напитков же Громов заказал для неё безалкогольный глинтвейн, невозмутимо пояснив при этом:
        
        - Я в курсе, что вы не пьёте. Но взамен вам сейчас непременно нужно что-нибудь согревающее…
        Она смущённо улыбнулась. Запомнил, ну надо же…
        Глинтвейн на основе вишнёвого сока оказался чудесным: ароматным, кисло-сладким, с цитрусовыми нотками. Сам Громов почти ничего не ел, он сидел напротив и задумчиво смотрел на Полину, а когда она вопросительно вздёрнула брови, встрепенулся и пояснил, кажется, немного сконфуженный, что она застала его врасплох:
        - Мне нравится, когда вы улыбаетесь, Полина. Вам очень идёт улыбка.
        Вот и пойми его! То буквально казнит беспощадным карающим взором, а то улыбка ему, видите ли, нравится… Полина опустила глаза.
        - Да, кстати… давно хотела вам сказать. Спасибо за подарок из Питера.
        - Не за что. Рад, что угодил.
        - Как прошла ваша поездка?
        На его лицо набежала тень.
        - Ну, в целом… неплохо, хотя могло быть и лучше, - уклончиво отозвался он. Полина видела, что Громов не особо расположен говорить об этом и, решившись, задала другой вопрос - тот, который давно не давал ей покоя:
        - И всё-таки, Марк Александрович… только честно - почему вы позвонили мне тогда, едва успев прилететь в город? Это действительно было так важно и так срочно - прочесть новую главу, которую я написала за время вашего отсутствия?
        А вот теперь Громов по-настоящему смутился - смутился, как мальчишка. Он откинулся на спинку стула, непроизвольно увеличивая дистанцию между ними, и растерянно запустил руку в волосы.
        - А почему вы сразу же помчались в университет после моего звонка? - негромко задал он встречный вопрос. - Можно ведь было просто спросить у меня электронный адрес и скинуть файл на почту.
        - Один - один, - Полина не выдержала и засмеялась, не испытывая, в отличие от него, больше никакого смущения. Интересно, глинтвейн действительно безалкогольный? С чего это она так расхрабрилась…
        А он вдруг снова подался вперёд и в порыве внезапной откровенности произнёс:
        - У меня в тот день было жуткое, просто отвратительное настроение. Вы даже не представляете, Полина, насколько всё вокруг казалось омерзительным и тошнотворным. И ваш голос, пусть даже в телефонной трубке… был единственным шансом это исправить. Я не знаю, почему, но мне отчаянно захотелось вас услышать. Вот и всё.
        Она перестала улыбаться и серьёзно ответила:
        - А мне так же отчаянно захотелось вас увидеть.
        Что-то дрогнуло в его лице… но всего лишь на короткое мгновение. Их уединение нарушила официантка, которая принесла счёт и деликатно напомнила, что ресторан вот-вот закроется.
        - Да-да, конечно, - спохватился Громов, расплачиваясь. - Нам тоже пора.
        Глава 12
        Квартира - как поняла Полина, съёмная - оказалась однокомнатной, не особо обжитой, даже пустоватой. Похоже, Марк Александрович мало заботился о том, чтобы придать жилищу хоть какой-нибудь домашний уют. Единственным "живым" местом выглядел письменный стол - он был завален бумагами, книгами, какой-то научной периодикой по филологии и прочей соответствующей атрибутикой. Похоже, Громов и дома очень много работал… Полина знала, что его статьи публикуются в различных изданиях, в том числе и международных - например, в журнале "Universum: филология и искусствоведение", и впервые, немного робея, подумала, что вообще-то пришла в дом не просто к нравящемуся ей мужчине, а к талантливому учёному.
        А вот что её по-настоящему смутило - так это наличие в квартире Марка Александровича кровати. Точнее, не само её наличие, а тот факт, что она была в единственном экземпляре.
        Полина сконфуженно кашлянула, но, решив сразу же расставить все точки над "i", не преминула указать Громову на эту деталь.
        - Вообще-то, у вас всего одна кровать.
        Он устало улыбнулся.
        - Не волнуйтесь, Полина, и не надо меня бояться. Я не сделаю вам ничего плохого. Вы можете спокойно ложиться спать, а я сейчас уйду на кухню. Мне нужно поработать.
        Полина почувствовала, что краснеет. Сколько же неудобств она причиняет ему своим присутствием… С другой стороны, он сам её пригласил. Она не напрашивалась.
        - Я вас не боюсь, Марк Александрович, и… не нужно уходить. Останьтесь, пожалуйста, не стоит из-за меня ломать свои планы и привычки. Работайте здесь, за столом, вам же тут удобнее. А я всё равно сейчас не смогу заснуть, честное слово, мне совсем не хочется спать. Или, хотите - я уйду на кухню? Почитаю что-нибудь…
        Он покачал головой.
        - Ни в коем случае. Вам нужно набраться сил и выспаться.
        Громов показал ей ванную комнату, достал из шкафа чистое постельное бельё, полотенце, нашёл даже нераспакованную зубную щётку, что было весьма кстати.
        - Может, вам дать что-нибудь… во что переодеться? - нерешительно спросил он, когда она вышла из ванной: приняв душ, Полина снова натянула на себя тёплый свитер и джинсы. - Но у меня, к сожалению, только мужские вещи.
        Полина замотала головой почти в испуге.
        - Нет-нет, спасибо… обойдусь.
        Под свитером у неё была лёгкая футболка, и Полина собиралась спать прямо в ней. Марк Александрович кивнул и деликатно вышел из комнаты, давая ей возможность раздеться и улечься спокойно.
        Застелив кровать свежим бельём, которое пахло морозом и цитрусом, Полина юркнула под одеяло и уже там, изворачиваясь, как гусеница, стянула с себя джинсы, колготки и свитер, акуратно устроив их затем на стуле.
        Некоторое время она лежала в постели и пыталась убедить себя в том, что хочет спать. Куда там! Сна не было ни в одном глазу. Всё-таки, она перевыполнила свой план за время болезни… Бессознательно Полина прислушивалась к звукам, доносившимся из-за прикрытой двери. В ванной шумела вода, затем в кухне негромко засвистел чайник…
        Наконец, она сдалась. Вылезла из-под одеяла, натянула джинсы обратно, свитер надевать не стала, и босиком прошлёпала на кухню.
        Громов сидел перед ноутбуком, подперев голову ладонью, рядом остывала чашка с чаем. Взгляд его был устремлён не в монитор, а куда-то в пространство. При виде Полины Марк Александрович очнулся и даже чуть вздрогнул.
        - Извините. Я вас напугала… - пискнула она.
        - Что случилось? Вы что-то хотели? - быстро спросил он.
        - Мне не спится, - она беспомощно пожала плечами. - Можно мне тоже горячего чаю, пожалуйста?
        - Да, конечно…
        Они пили из разномастных чашек чай с малиновым вареньем, сидя друг напротив друга, и молчали. Полина грела руки о чашку и исподтишка рассматривала его. Как же он был красив сейчас - с влажными после душа волосами, в простой домашней одежде, даже с этой суровой морщинкой, которая упрямо залегла между его бровями. Что же он всё хмурится и хмурится, что его гнетёт?..
        "Посмотрите на меня, Марк Александрович, - подумала Полина. - Ну пожалуйста, посмотрите!"
        Точно услышав, он поднял глаза и встретился с ней взглядом. Полина не дрогнула и не отвернулась. И снова что-то неуловимое промельнуло между ними, как тогда, в ресторане… контакт? Есть контакт!
        - Послушайте, Полина, - сказал он негромко, бессознательно отодвигая свою чашку и снова машинально придвигая её обратно. Очевидно, нервничал. - Мне немного не по возрасту играть во все эти игры, поэтому скажу прямо… Меня к вам тянет, это правда. Тянет настолько, что мне безумно трудно с этим справляться.
        Поскольку она не проронила в ответ ни звука, потрясённая внезапным признанием, Громов продолжал:
        - Но, несмотря на это… я не могу. Поймите, я просто не должен… у меня есть кое-какие обязательства.
        - Обязательства перед женщиной? - догадалась Полина. - Вы… её любите?
        Как же тяжело было это спрашивать, но лучше уж так, чем и дальше тешить себя напрасными надеждами и ждать, что он откликнется на её чувства. Пусть всё будет сказано сейчас, даже самое беспощадное и жестокое - она справится. Она сможет…
        Он молчал, и Полина истолковала это молчание, как утвердительное. Интересно, кто же она, эта счастливица? Та, которая безраздельно владеет Марком Александровичем, может целовать и обнимать его, когда вздумается?..
        - Да ведь и вы тоже… несвободны, насколько мне известно, - всё так же тихо, наконец, произнёс он.
        Полина даже отшатнулась.
        - Что? Да с чего вы это взяли?
        Его лицо выглядело растерянным.
        - Не знаю, мне показалось… ваша подруга Ксения упоминала о каком-то парне, помните? Когда мы были у Астарова.
        А ведь точно, припомнила вдруг Полина и чуть не застонала от досады. Чёрт бы побрал эту Ксению, она ведь и тогда умудрилась ляпнуть при Громове о Вадиме! Теперь-то, зная, что никакого Вадима в принципе не существует, Полина пыталась понять, что это было со стороны подруги - желание понаблюдать за реакцией Громова? Неужели она почувствовала что-то ещё тогда? Какую-то нить между ними, ещё не слишком ощутимую, но всё же… Да была ли она - эта нить? Может, она всё себе придумала…
        Полина сникла, встала из-за стола и, тоже нервничая, отвернулась к окну, вглядываясь в ночную темень.
        - У меня никого нет. Вы её неправильно поняли, - сказала она бесцветным тоном.
        Несколько секунд прошло в мучительном, напряжённом молчании. А затем она услышала звук отодвигаемого стула, еле слышный вздох - его вздох, и почувствовала тепло позади себя. Он подошёл и встал за её спиной.
        Полина закусила нижнюю губу, борясь с охватившим её волнением и радуясь, что Марк Александрович не может сейчас видеть её лица. Её начала колотить мелкая дрожь. А затем Полина почувствовала, как его ладони осторожно легли ей на плечи и он притянул её к себе - всё так же стоя позади неё.
        Полина зажмурилась и снова - как повторение чудесного сна - ощутила лёгкое, но явственное прикосновение к волосам. Поцеловал! На этот раз у неё не осталось никаких сомнений - он поцеловал её, как тогда, на крыльце… всё так же бережно и трепетно.
        Она не выдержала, порывисто обернулась, от растерянности неловко ткнувшись носом ему в грудь, как слепой котёнок, а затем приподнялась на цыпочки и нашла его губы своими - буквально впечаталась в его рот. Тут же почувствовала, как окаменели все его мышцы… он словно застыл, но уже через пару секунд, будто спохватившись, с силой прижал её к себе, и Полина оказалась в кольце его рук, сомкнутых на её спине.
        Она никогда раньше не думала, что можно умирать от одних лишь поцелуев. То, что творилось с ней в те мгновения, пока он держал её в своих объятиях, невозможно было описать словами. Она чувствовала вкус его губ на своих губах, ощущала их настойчивую и одновременно чуткую деликатность, затем поняла, что его руки переместились с её спины на лицо - целуя Полину, он касался пальцами её лба, щёк, подбородка, словно изучая наощупь, и всё это с такой душераздирающей нежностью, что ей хотелось плакать… Он гладил её по волосам, пропуская их сквозь пальцы, и при этом ни на секунду не отрывался от её податливых, доверчиво раскрытых ему навстречу губ. Она впервые осознавала так отчётливо свою власть над мужчиной - это было заметно по тому, как он реагировал на малейшее её движение, на каждый лёгкий вздох, и это чувство было волнующим и странным, пьянящим, кружащим голову… От переизбытка новых, таких пронзительно-счастливых ощущений она непроизвольно издала короткий сдавленный стон - и этот звук внезапно отрезвил его.
        Они оторвались друг от друга, тяжело дыша.
        - Мы - не - должны, - выговорил он медленно, практически по слогам. На его лице отразилось непередаваемое мучение. - Я не имел права, Полина. Простите.
        - Это вы меня простите, Марк Александрович, - пролепетала она, пытаясь восстановить дыхание. - Я знала, что нельзя вас целовать. Но… я просто не могла не поцеловать… - добавила она еле слышно.
        - Раньше я тоже точно знал, что делать можно, а чего нельзя, - выговорил он почти со злостью - не на Полину, конечно, а на самого себя. - У меня в жизни всё и всегда было чётко, по плану. Я никогда не отступал от своих принципов. Но с вами с самого начала все эти установки летят к чертям собачьим… Когда я вас вижу, то просто дурею. Я себя ненавижу за это… и в то же время никак не могу на это повлиять. Хотя я пытался, правда…
        Ей хотелось заплакать. Губы всё ещё горели от его поцелуев, но Полина уже понимала, что подобного больше не повторится. Он просто не допустит этого…
        А Громов, приняв какое-то решение, внезапно заявил:
        - Вы не тревожьтесь ни о чём, Полина. Я сейчас уеду. На всю ночь уеду, так будет лучше для нас обоих.
        - Нет, пожалуйста, - слабо запротестовала она, но он жестом остановил её, давая понять, что это дело решённое.
        - Я во всём виноват, мне вообще не стоило… впрочем, ни о чём не думайте, просто ложитесь спать. Завтра утром я вернусь.
        Полина даже не успела толком осмыслить происходящее. Громов собрался в считанные минуты и буквально выскочил за дверь, спасаясь бегством, оставив её совершенно одну в своей пустой квартире.
        Илона
        Она была неглупой женщиной и прекрасно понимала, что с каждым днём они увязают в этом болоте всё глубже.
        Вернее, увязла-то она одна, но тянула при этом Марка за собой. Отпустить бы его, позволить уйти восвояси и жить своей жизнью, но… страшно. Невозможно. Она же без него умрёт. Утонет. Трясина поглотит её в ту же секунду…
        Несмотря на изначально заявленный легкомысленный формат их связи - по крайней мере, как она отчаянно пыталась это ему преподнести - Илона была вынуждена признать, что схема "просто секс" с ними не работает. И она понимала, что он тоже это понимает… Скорее всего, Марк просто пожалел её тогда. Ну не мог же он не видеть этой горькой и безнадёжной любви, не мог оттолкнуть Илону - это, наверное, сразу бы её убило.
        Она подозревала, что его ужасно тяготят навязанные ею отношения. Он наверняка и сам не рад, что во всё это ввязался. Если бы она была более храброй и умела смотреть правде в лицо, то нашла бы в его поведении все признаки, подтверждающие это: редко звонит… ещё реже приходит… постоянно ссылается на занятость и усталость… улыбка вымученная… взгляд потухший…
        Но Илона малодушно списывала всё на другие причины. В том, что Марк несчастлив, не было её вины. Она видела, что ему просто тесно здесь, он задыхается в этом городе, в этом университете и на этой кафедре, безотчётно скучая по Питеру. Она не могла этого не чувствовать, не замечать. Да и в разговорах… Марк не так часто вёл с нею беседы по душам, но у него явственно проскальзывало недовольство: он постоянно повторял, что нужно разделение кафедры, потому что пока у них всё в кучу - и язык, и литература. Его бесконечно раздражала некомпетентность многих преподавателей, в том числе и самого заведующего кафедрой, бесила неразбериха на факультетах, когда курс тех или иных лекций читали люди, мало относящиеся к этим дисциплинам напрямую… Илона пыталась смотреть его глазами на окружающее - и понимала, что он прав, конечно же, прав.
        - Меня сводит с ума ущербность моей здешней жизни, - сказал он ей как-то. - Я приехал сюда и как будто резко остановился на бегу. Вот с тех пор так и стою - не могу справиться с дыханием, чтобы бежать дальше.
        Она почувствовала укол обиды за свой город - между прочим, родной и для Марка тоже, хотя понимала, что дело не только в нём. Скорее уж, Марк имел в виду свою собственную ущербность, а не по-снобски винил в этом скучную провинциальную жизнь.
        - Почему ты вернулся? - спросила она, собравшись с духом.
        - Мне не очень легко дался развод, - ответил он, запнувшись. - Хотелось как можно меньше неприятных встреч и лиц из старой жизни. Чтобы никто не задавал вопросов, не выражал сочувствие и не лез в душу, чтобы никому не надо было в очередной раз всё объяснять…
        "Выходит, ты попросту сбежал от своей боли, - констатировала Илона про себя. - Я так и думала".
        - А из-за чего вы развелись? - поинтересовалась она тем, что давно не давало ей покоя.
        Он помолчал. Илона уже решила, что ждать ответа не стоит, и собралась извиниться за бестактность, когда он подал голос:
        - Банальная, в общем-то, история. В универе у меня был очень тяжёлый и неприятный период. И вот именно тогда, когда мне особенно нужна была поддержка… в общем, я застал жену с другим. Как в анекдоте, прямо в нашей супружеской постели. Её любовником оказался мой коллега - слава тебе, господи, хотя бы не друг, иначе это было бы совсем как в дешёвой мелодраме.
        - Она бросила тебя и ушла к нему? - уточнила Илона.
        - Она не бросала, - Марк невесело усмехнулся. - Более того - она, как выяснилось, вообще не планировала разводиться. Думала, достаточно будет просто попросить прощения и порыдать немного для пущего эффекта - и всё вернётся на круги своя. Я сам после этого не захотел… не смог.
        "Ещё бы", - с грустью подумала Илона. Марк с его прямо-таки педантичной порядочностью определённо не сумел бы после случившегося спокойно продолжать семейную жизнь, как бы сильно ни любил жену при этом.
        Илона понятия не имела, остались ли у Марка какие-либо чувства к бывшей супруге, и убеждала себя в том, что именно по этой причине у неё самой с ним всё так непросто. Он просто ещё не готов. Марк ведь сказал ей об этом открыто - тогда, в самом начале их отношений…
        Да, ему было непросто, но в этом не было вины Илоны. Поэтому она с болезненным упорством всё выискивала и выискивала зацепки в его поведении, свидетельствующие о том, что она ему всё-таки нужна. А если не находила их - то сама выдумывала.
        Во-первых, Марку с ней не скучно, она это чувствует. Пусть не так уж регулярно им приходится общаться на различные темы, но слушает он её всегда с интересом и уважением. То есть, как собеседник и друг она его полностью устраивает. Но ведь и как женщина Илона тоже его привлекает! Когда он целует её, ему не противно, наоборот! Она заводит его, по-настоящему заводит, мужское желание невозможно подделать. Так что не так? Почему не так?.. Чего ему не хватает, боже мой, думала она почти в отчаянии.
        В конце концов, вон у Кирилла Рыбалко с Катей тоже поначалу не клеилось. А потом внезапно оказалось, что его привязанность, и нежность, и тепло, и забота - это и есть любовь!
        Да вот только есть ли эта нежность и привязанность у Марка - по отношению к Илоне? Она понимала в глубине души, что он дарит их ей не потому, что она - это она. Марк так же легко раздавал бы эту заботу другим. Он добрый и отзывчивый человек. Но… означает ли это, что Илона как-то особенно дорога ему?.. Совсем нет.
        Иногда, если подобные мысли одолевали её слишком активно, Илона под воздействием порыва начинала творить глупости. Вот и теперь, разбередив себе душу сомнениями, она решила позвонить Марку сейчас же и прямо спросить о том, что он к ней чувствует.
        Впрочем, когда Илона взглянула на часы, её пыл несколько охладел - шёл второй час ночи. Но она знала, что Марк - "сова", иногда он засиживался за работой всю ночь напролёт, до самого утра.
        Поколебавшись ещё немного, она решила прощупать почву в сообщении и отправила ему вопрос:
        "Привет. Уже спишь?"
        Марк откликнулся через несколько минут.
        "Нет, а что?"
        И тогда, собравшись с духом, Илона нажала на кнопку вызова.
        Он ответил не сразу, через несколько мучительно долгих гудков, и Илоне очень хотелось верить, что это не потому, что он раздумывал - брать или не брать трубку в принципе. Услышав его голос, Илона различила также и странный фоновый шум - не то уличный, не то…
        - Где ты? - удивилась она.
        - Я… гуляю.
        - Марк?! - с нажимом произнесла Илона.
        - Ну, вообще-то, еду в такси. В отель, - сдался он. Илоне показалось, что она ослышалась.
        - В какой ещё отель?
        - Да какой первым на пути попадётся.
        - Погоди, - взмолилась она, - ты же ещё днём был в городе?!
        - Я и сейчас здесь, не пугайся, я никуда не уехал, - отозвался он. - Просто моя квартира сейчас занята, - голос был немного растерянным, точно Марк и сам не до конца осознавал, что происходит.
        - В каком смысле?
        - Я пустил переночевать… одну свою знакомую. Так вышло, что ей некуда сегодня идти.
        Понятнее от этого едва ли стало. Илоне захотелось задать ему миллион вопросов одновременно, а самое главное - выяснить, что ещё за "знакомая", откуда, он же ни с кем здесь особо не общается… Однако она понимала, что это совершенно не её дело, и усилием воли притушила вспыхнувшую было ревность. Ревновать стоило в случае, если бы Марк остался ночевать вместе со своей "знакомой". А так… его уход из собственной квартиры только подчёркивал, что между ними ничего нет.
        - А знакомую нельзя было отправить в отель? - спросила она как можно более непринуждённым тоном.
        - Выходит, что нельзя, - ответил он.
        В этом весь Марк, подумала она со вздохом… и тут же радостно встрепенулась.
        - Подожди, так зачем тебе отель? Приезжай ко мне. У меня, слава богу, места предостаточно!
        В трубке возникла заминка.
        - Я… не думаю, что это удачная идея, - произнёс он наконец.
        - Но почему нет? - мысль, что она может заполучить Марка на всю ночь, воодушевила Илону настолько, что она с жаром кинулась его уговаривать.
        - Во-первых, уже очень поздно… - начал было он неуверенно, но она перебила его:
        - Ерунда какая! Я же всё равно не сплю.
        - Илона, послушай, - она физически чувствовала, как тяготит его возможность объясняться по телефону, но не сказать этих слов он не мог. - Я не приеду, потому что…
        - Ну пожалуйста, Марк! - испуганно перебила его она, не давая произнести больше ни слова. Она готова была возненавидеть себя и за этот жалобный тон, и за то, что голос предательски дрогнул и сорвался. - Приезжай… ты мне очень нужен.
        Он молчал. Долго, невыносимо долго молчал. Кажется, в ожидании его ответа Илона даже не дышала… Наконец, он обречённо отозвался:
        - Хорошо. Скоро буду.
        И она услышала, как он диктует таксисту её адрес.
        Он приехал довольно быстро, минут через двадцать. За это время Илона успела скоренько принять душ и сменить любимую хлопковую пижаму на не такой удобный, но соблазнительный шёлковый пеньюар. Былая апатия сменилась радостным возбуждением, сердце колотилось, как бешеное, щёки горели… Илона предчувствовала, что дальнейшее развитие их отношений зависит только от неё и от сегодняшней ночи, и намерена была отвоевать Марка во что бы то ни стало, совершенно забыв о том, что ещё несколько минут назад хотела откровенно поговорить с ним и услышать, наконец, всю правду в лицо.
        Да и зачем ей она, эта проклятая правда? К чему? Только душу тревожить хвалёной кристалльной честностью… Кому от этого станет легче? Тем более, Илона знала главное: у него сейчас никого нет - по крайней мере, чисто физически. Она не хотела превращаться в шпионку и презирала себя за невольные попытки подсмотреть, подслушать, выследить, но всё равно чутко и своевременно всё подмечала, как истинная ревнивая женщина, и могла ручаться: Марк ни с кем больше не спит.
        И всё же… как ни прятала она голову в песок, а не признавать очевидного не могла: Марку нравилась Полина Кострова. И симпатия эта зародилась ещё в сентябре, неосознанно, при первых встречах… Илона не знала, как далеко его симпатия успела зайти и во что вырасти, но получала подтверждения своим подозрениям практически ежедневно. Вот и сегодня утром на кафедре обуждали дипломников, и Марк сказал, что у Костровой серьёзная работа… а голос его при этом дрогнул.
        Никто не заметил, никто!.. Кроме Илоны. А она услышала - и сердце тоскливо сжалось. Господи, как же больно, как же унизительно и больно, выть хочется, когда видишь, что любимый мужчина на твоих глазах влюбяется в другую, мучается собственной виной, сам бежит от этого неизбежного чувства, но оно всё равно его настигает…
        Самое обидное, что Полина Илоне тоже искренне нравилась. И ей не хотелось бы возненавидеть девушку просто за то, что она сумела зажечь Марка, в отличие от неё самой. Но при этом быть к ней объективной она тоже не могла. Её раздражала Кострова, и Илона мечтала, чтобы эта студентка однажды просто-напросто провалилась сквозь землю, исчезла с лица земли.
        Так вот, с Полиной у Марка пока ничего не случилось, Илона была уверена. Как ни стыдно было это признавать, но Марка держали их с Илоной отношения. Удавкой затягивались на его шее, но всё ещё держали…
        Когда он вошёл в квартиру, она сразу же поняла по его глазам, что он намерен с ней решительно объясниться, чтобы порвать. Её окатило волной панического ужаса и, не совсем отдавая себе отчёта в том, что делает, Илона бросилась к Марку на шею с жаркими объятиями.
        Он вежливо приобнял её в ответ, попытался отстраниться и что-то сказать… она не давала ему ни единого шанса это сделать, исступлённо покрывая любимое лицо поцелуями, затыкая ими его рот и невнятно бормоча в промежутках:
        - Пожалуйста, Марк, не сейчас… я так соскучилась… я очень сильно тебя ждала, - а руки её уже отчаянно-бесстыдно расстёгивали его куртку, забирались под свитер, тянули пряжку ремня. Плевать, что будет после, а пока - ты мой, только мой, мой любимый, единственный, желанный…
        Говорят, перед смертью не надышишься. Да существует ли она, эта мифическая смерть? А в данный момент Илона живая. Как никогда живая, только с ним и живая. Ей хочется любить прямо сейчас, наплевав на все условности и предрассудки…
        Надо иметь гордость, скажут ей. Ах, не всё ли равно, что болтают люди?! Они всегда готовы осудить и заклеймить. И если они говорят, что она грешна… ну что ж - значит, она грешна. Это её жизнь, её право на ошибки.
        Марк, наконец, откликнулся на её действия, впиваясь ей в рот - с ожесточением, даже со злостью. Он словно наказывал себя за это, но продолжал целовать Илону - так, что у неё моментально вспухли и заболели губы. Он был совсем незнакомым в это мгновение, совсем чужим… Да её ли он сейчас целовал?! Как же это горько, господи, заниматься любовью с тем, кто тебя не любит…
        "Ты этого просила? Этого ждала?.. - напоследок мелькнула в голове предательская мыслишка. - Ещё крепче привязала его к себе. Хлебай теперь своё счастье полными ложками…"
        Не захлебнуться бы.
        Глава 13
        Полина
        Почти всю ночь Полина прометалась на постели, тщетно пытаясь заснуть, уговаривая себя расслабиться хоть ненадолго. Куда там! Она то принималась плакать, то истерически хохотала, а то её и вовсе кидало в жар при воспоминании о тех бесконечных упоительных поцелуях возле кухонного окна…
        Но где же Марк Александрович? Куда он пошёл, куда сорвался среди ночи? К своей женщине? Ведь, совершенно очевидно, у него есть какая-то женщина, именно это его и сдерживало до сих пор в отношениях с Полиной… Интересно, кто она - неужели всё-таки Илона Эдуардовна?
        Поколебавшись, Полина решилась включить телефон, подсознательно ожидая весточки от Громова. Проверила входящие сообщения… От Марка Александровича - ничего, зато обнаружилось послание от Ксении. Полина даже рискнула открыть и прочесть.
        "Полинка, не руби с плеча. Я виновата, не спорю, но нам нужно поговорить лицом к лицу. Так что не дури, приезжай поскорее в общагу".
        Пожав плечами, Полина хладнокровно удалила послание, оставив его без ответа. Странно, но при мысли о жестоком нелепом розыгрыше с вымышленным Вадимом ничего больше не болело и не ёкало у неё в груди. Ну да, Ксения развела её, как последнюю дуру, выставила на посмешище… Но гораздо больше Полину сейчас волновал Громов, его отношение к ней.
        Она в очередной раз воскресила в памяти те волшебные ощущения: его руки на её спине, на плечах, на лице… такие нежные, даже робкие касания. Не было в его прикосновениях ни капли пошлости, какого-то грубого вожделения, хотя целовал он её не так уж невинно. Полину снова окатило волной жара, когда она вспомнила, как это было. Ведь ему же очень понравилось её целовать, ему было с ней так хорошо!..
        Проворочавшись на скомкавшейся простыне ещё несколько мучительных часов, перед самым рассветом Полина, наконец, заснула беспокойным сном.
        Она не слышала, как утром домой вернулся Марк Александрович. Он открыл дверь своим ключом, чтобы не тревожить Полину.
        Проснулась она внезапно, как от толчка, будто интуитивно почувствовав его присутствие. Оторвала голову от подушки - и увидела, что Громов стоит в комнате, привалившись к письменному столу и скрестив руки на груди. Взгляд его был устремлён на Полину. Он смотрел молча, без улыбки… с таким выражением, будто мысленно прощался с ней.
        Полина встрепенулась, вскочила, в непроизвольном порыве собираясь кинуться ему в объятия, но… остановилась, словно наткнувшись на невидимую преграду. Это снова был чужой человек, не её Марк Александрович. Чужой, отстранённый и далёкий.
        - Доброе утро, - сказал он голосом, начисто лишённым какого-либо выражения. - Надеюсь, вы хорошо спали. Я зашёл в магазин, купил кое-что из продуктов. Сейчас приготовлю завтрак.
        - Не стоит беспокоиться… - робко произнесла Полина, но Громов уже вышел из комнаты.
        Растерянная, ещё больше сбитая с толку его холодным тоном и поведением, Полина юркнула в душ, а затем нерешительно появилась в кухне. Снова, как и вчера, Марк Александрович настойчиво заставил её поесть, напоил чаем с мёдом и вареньем… но в глаза ей смотреть избегал, и больше молчал, ограничиваясь лишь дежурными вежливыми репликами. В подобной атмосфере у Полины кусок не лез в горло, слишком уж угнетало это тяжёлое молчание. Она даже не особо обратила внимание на то, что ела, хотя и поблагодарила вежливо за завтрак.
        - Я помою посуду? - предложила Полина, лишь бы хоть чем-нибудь занять себя, но Громов жестом остановил её. Нет, это было просто невыносимо!..
        - Скажите, Марк Александрович… - произнесла она, кусая губы от волнения. - А что это за история была у вас со студенткой в Питере?
        Его лицо посерело. Он резко вскинул голову и впился в Полину взглядом.
        - Вам-то откуда об этом известно?
        Она пожала плечами.
        - Мне ничего не известно. Знакомая рассказала, но у неё и самой нет достоверной информации. А мне бы хотелось услышать это от вас. Если, конечно, возможно… - добавила она тихо. Вот сейчас он пошлёт её куда подальше за эту тихую наглость и будет совершенно прав. Пробралась в дом, а теперь пытается влезть ещё и в душу!
        Однако Громов не стал отмалчиваться. Всё тем же безэмоциональным тоном он вкратце пересказал ей суть конфликта.
        - Эта студентка прогуляла весь цикл моих лекций и практических занятий. Явилась в конце семестра прямо на зачёт… Разумеется, я ей его не поставил. Наверное, она думала, что сможет как-то решить проблему, договориться… Но со мной это не работает. Денег я не беру, "отлично" за секс тоже не ставлю, - его губы дрогнули в брезгливой гримасе. - В итоге она не получила допуска к сессии и отправилась прямиком к завкафедрой. Убедительно сыграла спектакль: якобы я к ней приставал, но она, бедняжка, мне категорически отказала, и вот теперь я мщу ей за это таким жестоким и циничным способом.
        - Как такое возможно? - поразилась Полина. - Вот так просто оговорить человека…
        - Самое поразительное, что ей легко поверили. Вероятно, в ней погибла великая актриса.
        - И… что?
        - Да ничего. Доказать мою невиновность было практически невозможно, ведь это такое размытое понятие - "приставал"… Как это можно проверить, подтвердить или опровергнуть? Её слова - против моих, только и всего. Самое противное, что нам с ней даже не устроили очную встречу. Всё было решено без моего присутствия… Завкафедрой очень боялась поднимать шум - чтобы не дошло до верхушки универа. Этой девице быстренько нарисовали зачёт, а меня слёзно попросили написать заявление об уходе по собственному желанию.
        - Что?! - поразилась Полина. - И вы согласились? Но почему? Ведь ничего не было доказано…
        - Доказательства были и не нужны, они сами всё за меня решили. Работать с людьми, которые легко верят подобному бреду… это значит, себя не уважать.
        - Но… можно ведь было как-то побороться! - воскликнула она со слезами на глазах. - Я понимаю, что вы гордый, Марк Александрович, что вас это оскорбило, но… они же вас просто выжили! Поломали вам карьеру!
        Громов потёр переносицу, точно разглаживая вечную суровую морщинку между бровей.
        - В моей личной жизни тогда наступил момент, когда просто не было ни сил, ни желания бороться, - тихо сказал он наконец.
        Полина долго всматривалась в его лицо, не решаясь спросить то, о чём вдруг ей подумалось.
        - Вы боитесь, что я обвиню вас в чём-то подобном? Или опасаетесь, что вновь всколыхнётся тот старый скандал, если в нашем универе узнают о… нас? - несмело спросила она.
        Он изменился в лице.
        - Нет! Господи, нет, конечно, ну что ты такое болтаешь! - он и не заметил, как в волнении впервые обратился к ней на "ты".
        - Вы же сами говорили, что вас ко мне тянет… - напомнила Полина, почти не дыша. Громов зажмурился на мгновение, сжал зубы, затем открыл глаза и серьёзно взглянул на неё.
        - Я очень жалею, что сказал это тебе.
        Полина сникла.
        - Я всё поняла, Марк Александрович, - холодно отозвалась она. - Дело не во мне и не в той студентке… Вы просто сейчас состоите в других отношениях, а я вам не к месту и не ко времени со своей любовью.
        Он сделал попытку опротестовать её слова, что-то возразить, но Полина выставила ладонь вперёд:
        - Не надо пытаться смягчить удар. Я это переживу, не волнуйтесь. А сейчас мне пора возвращаться в общежитие. До свидания.
        Он неподвижно сидел за столом, будто окаменел. Только пальцы рук, лежащих на столе, сжались в кулаки так сильно, что аж костяшки побелели. Полина осторожно обошла его, стараясь не коснуться даже ненароком, и направилась к выходу. Нашла свою куртку на вешалке, натянула сапоги… Он даже не шелохнулся, не обернулся, не проводил её хотя бы взглядом.
        Было сильное искушение хорошенько шарахнуть дверью, чтобы он вздрогнул, испугался, чтобы разрушилось это его ледяное молчание, эта неподвижность, это оцепенение…
        Но Полина аккуратно, как следует, прикрыла дверь за собой и принялась спускаться вниз по лестнице.
        ДЕКАБРЬ
        Илона
        Дни мчались с какой-то бешеной, сумасшедшей скоростью. Никто и оглянуться не успел, как наступил декабрь. Город охватила традиционная предновогодняя лихорадка: на площадях были установлены ёлки, ассортимент магазинов пополнился мишурой, ёлочными игрушками, хлопушками, фейерверками и бенгальскими огнями, в воздухе витал запах мандаринов, преподавательницы на кафедре вовсю обсуждали блюда праздничного меню и делились оригинальными рецептами, а также хвастались новыми нарядами, купленными специально для новогодней ночи.
        Илону мало задевала вся эта радостная суета. Она ещё не спрашивала Марка о его планах, но заранее дала себе установку не расстраиваться, если не получится встретить праздник вместе. Нет - так нет, она тогда поедет к родителям, они будут только рады. Или к Мусе, та давно её приглашала.
        С Марком у них всё было… неплохо. Их отношения перешли на новый уровень. Она ужасно боялась сглазить, но ей абсолютно не в чем было его упрекнуть. Единственное "но": Марк так ни разу и не сказал ей, что любит. Но Илона убедила себя, что слова - не главное, главное - поступки. Они ведь вдвоём, они - пара, между ними всё хорошо? Значит, и грустить не о чем.
        Правда, иногда лёгкая печаль всё же овладевала ею ненадолго, но это не было связано с Марком. Скорее уж, её собственные заморочки и самокопания…
        В университете всё тоже было спокойно. Правда, всякий раз, когда Илона вела занятия у второго курса журналистов, она ловила себя на том, что входит в аудиторию и машинально ищет взглядом Рыбалко.
        Разумеется, Кирилла там не было, не могло быть - и его место пустовало, словно никто из однокурсников больше не решался его занять. Катя Таряник теперь сидела вместе с Ольгой Земляникиной, девушки стали настоящими подругами. Расспросить бы о судьбе Рыбалко кого-нибудь, ту же Таряник, или Сергея Петренко… но всё не представлялось случая. Да и неловко как-то: что за дело может быть преподавательнице до экс-студента? Но Илона всей душой надеялась, что у него всё хорошо. Глупый, порывистый, искренний и замечательный мальчишка, как же она хотела, чтобы он был счастлив по-настоящему…
        В середине месяца состоялся гала-концерт финалистов фестиваля "СтудОсень", но Илона на представление не пошла. Ещё слишком живы были воспоминания о дуэтной песне Кирилла и Кати. Если бы Рыбалко не отчислили, в этот раз он снова вышел бы на сцену, и опять рвал бы душу зрителям своим пронзительным исполнением… Как же нелепо, как неправильно и подло - то, что его отчислили!..
        В двадцатых числах декабря в город приехала известная московская журналистка Анастасия Безрукова*. Билеты на встречу с ней разлетелись, как горячие пирожки: она была в достаточной степени раскрученной персоной, чтобы её узнавали в лицо даже в провинции. Популярная блогерша, кино- и театральный критик, руководитель пресс-службы кинокомпании "Российская мелодрама", Анастасия часто мелькала в светской хронике и на телевидении, водила знакомства со многими звёздами шоу-бизнеса и, к тому же, была удивительной красавицей. Несмотря на то, что она вела жизнь истинной светской львицы, никто и никогда не рисковал её так называть: она была слишком умна и слишком талантлива для этого пошловатого банального определения.
        Всеми правдами и неправдами заведующей кафедрой журналистики удалось договориться с Безруковой о том, что она проведёт дополнительную творческую встречу со студентами прямо в университете. Разумеется, на это мероприятие тоже нужно было купить билет, но сумму выставили весьма символическую и вполне приемлемую для бедных студентов.
        Илона читала статьи Анастасии: у неё действительно было бойкое и острое перо, лёгкий запоминающийся слог и способность разговорить даже самого необщительного собеседника. Очень любопытно было взглянуть на столичную знаменитость "вживую".
        Все пять курсов журналистов согнали в конференц-зал. Встреча должна была проходить в неформальной обстановке: студенты задают вопросы, Безрукова отвечает. Разумеется, зал был переполнен до отказа.
        Перед началом мероприятия Симагина торжественно провела Анастасию по коридорам университета едва ли не под ручку, попутно знакомя с преподавательским составом, встречающимся на пути. Анастасия оказалась общительной, яркой, очень живой и в самом деле невероятно красивой. Илона даже немного позавидовала: ведь журналистке было где-то около сорока лет, а выглядела она почти как студентка.
        И тут вдруг случилось непредвиденное…
        Когда вежливо-блуждающий взгляд Безруковой случайно наткнулся на лицо Громова в череде других незнакомых физиономий, она даже приоткрыла в удивлении рот, точно не верила своим глазам.
        - Марк?! - громко воскликнула она. - Боже мой, это ты?
        ___________________________
        *Анастасия (Ася) Безрукова - главная героиня романов "Три девицы под окном" и "Над студёной водой"
        Никто ещё не успел толком понять, что произошло, а журналистка уже бросилась к Марку с типичной московской непосредственностью, с которой в тамошнем свете приветствуют всех, даже малознакомых людей. Впрочем, в порыве Анастасии Безруковой не было показухи - походило на то, что она действительно искренне рада встрече с доцентом Громовым.
        Марк приобнял её за плечи, поцеловал в щёку.
        - Здравствуй, Ася.
        - "Здравствуй, Ася"?! - ехидно передразнила его она. - Что ты, чёрт возьми, здесь делаешь?!
        - Работаю, - он пожал плечами. Однако эта его уклончивость могла охладить и смутить кого угодно, но только не опытную столичную журналистку.
        - И какого хрена, прости, ты вдруг работаешь здесь, а не в Питере?!
        - Я тоже ужасно рад тебя видеть, - улыбнулся Марк. Анастасия закатила глаза.
        - Ты невыносим!.. Мистер Загадочность и Неприступность.
        Однако, внезапно разглядев что-то в его лице, она снизила градус иронии и посерьёзнела.
        - Как ты? - обеспокоенно спросила Безрукова. - У тебя всё хорошо?.. Слушай, у меня сейчас встреча со студентами, давай после пересечёмся, если ты не занят? Очень хочется поболтать с тобой… обо всём.
        - Я не против, - кивнул Марк. - К тому времени я как раз освобожусь, у меня сейчас тоже встреча со студентами… правда, более официозного характера - буду принимать курсовые у припозднившихся должников, - краешек его рта снова дрогнул в улыбке. Илона, наблюдающая за Марком и Анастасией со стороны, вдруг поняла, что стала всё реже и реже видеть, как он улыбается…
        - Поужинаем где-нибудь? - быстро спросила журналистка, доставая из сумочки айфон. - Я же не знаю, где тут у вас вкусно кормят, вот ты и выберешь место. Диктуй свой номер… Жена твоя тоже здесь?
        После крошечной паузы Марк отозвался:
        - Жены нет. Она, собственно, мне больше не жена. Мы разошлись.
        - О, - удивлённо протянула Анастасия. - Жжёшь, парниша…
        Тут взгляд её, наконец-то, упал на Илону, всё это время безмолвно стоявшую рядом и деликатно не вмешивающуюся в разговор. Анастасия вопросительно приподняла брови, складывая в уме два и два. Марк опередил её догадки, представив:
        - Илона, преподавательница русского языка и моя… подруга.
        - О, - повторила Безрукова растерянно, меняясь в лице. Впрочем, она быстро справилась с собой и обворожительно улыбнулась:
        - Очень приятно. Вы тогда приходите вместе с Марком, хорошо? Поужинаем, поговорим, познакомимся поближе…
        - Ну что вы, Анастасия, это как-то неудобно, - неуверенно отозвалась Илона, понятия не имея, кем эти двое друг другу приходятся и какие их связывают отношения. - Вам, наверное, есть о чём побеседовать без посторонних ушей.
        - Совместных секретов у нас с Марком нет, - засмеялась журналистка. - Кстати, зовите меня просто Ася. И если можно, на "ты". Ну всё, я побежала, меня ждут! - спохватилась она, заметив, что Симагина подаёт ей выразительные знаки. - До скорой встречи! - и помахала им обоим напоследок.
        - Мне, пожалуй, не стоит идти с вами, - произнесла Илона, понимая, что её пригласили просто из вежливости. - Я там буду совершенно не к месту, буду вам мешать…
        - Ну, что ты, - возразил он, задумчиво провожая Безрукову глазами. - Никак ты нам не помешаешь. Ася общительный и лёгкий человек, но она не стала бы звать тебя, если бы на самом деле этого не хотела.
        - А откуда вы знаете друг друга? Я понятия не имела, что вы знакомы…
        - Пару лет назад в Питере познакомились, - пояснил он. - Я тогда был консультантом на съёмках исторического фильма, а снимала его кинокомпания, в которой работает Ася.
        - Ты был настоящим, официальным консультантом на съёмках? - она взглянула на него с уважением. - Это так интересно!
        - Там больше по части языковых тонкостей… чтобы достовернее и ярче передать дух петровской эпохи, - отозвался Марк.
        - И твоё имя есть в титрах?
        - Разумеется.
        - А как фильм называется? Я обязательно посмотрю…
        Илона невольно почувствовала гордость за него и его успехи. Всё-таки, Марк был необыкновенно талантлив… Она же смотрела на него преимущественно сквозь призму своей всепоглошающей, болезненной любви и частенько забывала о том, что он не только мужчина, а прежде всего - человек. Со своими привычками, жизненными ценностями и установками, со своими принципами, заботами, огорчениями и увлечениями. Как же мало, как ничтожно мало, на самом деле, она знала о нём - и как мало знала его самого…
        На творческую встречу Марк, как и предупреждал, пойти не смог - отправился к своим студентам-должникам. А вот Илона была совершенно свободна и решила поглядеть на эту самую Асю, что называется, в деле.
        И не пожалела!
        Вниманием аудитории та владела просто потрясающе. Искромётно шутила, балагурила и острила, ни на секунду не "отпуская" зрителя, едко подтрунивала над юными журналистами, блестяще импровизировала, отвечая на самые каверзные и провокационные вопросы, точно заранее готовилась к беседе - но это, разумеется, было невозможно, поскольку вопросы придумывались и задавались из зала прямо на ходу. Некоторые особо скромные личности передавали Асе записки, и она зачитывала их вслух.
        Разумеется, не обошли студенты вниманием и знаменитую встречу Аси со всемирно известным иллюзионистом Дэвидом Копперфильдом: когда ей было семнадцать лет, она - первокурсница журфака МГУ - умудрилась взять у заморской суперзвезды интервью.
        - Сработали и везение, и убеждённость в собственной гениальности, и отчаянная наглость вкупе с нахальством, которых в те годы мне было не занимать, - смеясь, рассказывала Ася. - Копперфильд был моим кумиром, я по-настоящему им восхищалась, и когда наконец удалось встретиться с ним вживую во время его московских гастролей… я боялась, что просто рухну в обморок от волнения и забуду все заранее заготовленные английские фразы!
        Единственный раз за всё время, когда журналистка растеряла свой задор и раскованность, случился после вопроса о мезенском маньяке - громкое дело полуторагодичной давности, произошедшее на съёмках фильма в Архангельской области. Ася вмиг посерьёзнела и ответила кратко, даже скупо:
        - Тогда я чуть не потеряла мужа. Извините, я не готова это обсуждать.*
        Очень много времени Ася посвятила такой новомодной профессии, как блогер. Толчком послужила полученная из зала записка, которую она, выразительно артикулируя, зачитала вслух:
        - "Блогеры переоценивают собственную значимость, это очевидно. Особенно тёлочки, на которых подписываются из-за сисек и теоретической возможности вдуть".
        Среди зрителей раздались сдавленные смешки. Ася обвела аудиторию взглядом и улыбнулась:
        - Вы мне льстите, уважаемый аноним. Я уже давно выпадаю из трендов, мне тридцать девять лет, а через пару месяцев, страшно сказать, вообще будет сорок. И что же мне сделать, чтобы не растерять аудиторию и сохранить это "теоретическое желание вдуть"? Бежать за спасительными пушапами?
        Студенты громко загоготали. Заведующая кафедрой нахмурилась, не одобряя направление, в котором повернула беседа. Но Ася уже вновь стала серьёзной.
        - Как много людей не понимает и недооценивает блогинг! Налицо стереотипное мышление, вот вам говорящий пример - эта самая записка. Из-за подобных стереотипов я часто получаю такие комментарии: "Куда катится этот мир, тексты блогеров уже читают на лекциях по журналистике!" Или: "Да я уеду из страны, если блогеры войдут в учебники!" Войдут, милые, войдут, дайте время.
        - Да что трудного в том, чтобы запостить в бложик? - выкрикнул кто-то с места, не вставая. - Многие тексты популярных блогеров высосаны из пальца, у меня лично таких историй - вагон и маленькая тележка!
        Журналисты снова сдержанно захихикали, однако Ася невозмутимо отбила подачу:
        - Ну так ведите блог! Насосите из своего продуктивного пальца интересные истории и поделитесь ими с неравнодушной общественностью, которая, вон, буквально затаилась в предвкушении…
        Студенты заржали, а Ася выждала паузу, чтобы шум стих, и продолжила:
        - Публикуйте контент каждый день, чтобы быть в строю, в ротации лучших! Войдите в хит-парад чьих-то мыслей, будьте ежедневно интересны в адской конкурентной среде, следите за трендами, пишите оригинально, работайте с комментариями, терпите хейтеров… Это же так просто! - она усмехнулась. - Ведь в вашем представлении единственный текст, который способна родить ПМС-ная блогерша, на полчасика отвлёкшаяся от примерки бюстгальтеров, - это примитивный набор букв, который совершенно случайно склеился в слова.
        Ася снова обвела взглядом аудиторию, всматриваясь чуть ли не в каждое лицо поочерёдно.
        - Вы быстро поймёте цену социального капитала, как только попробуете его заработать. Не высмеять с дивана чужой результат, а заработать! - отчеканила она. Никто из студентов больше не улыбался, все внимательно ловили каждую её фразу.
        - Интернет - это трибуна для самореализации, нынче каждый может стать сам себе журналистом, писателем и так далее. Но до тех пор, пока люди - и пишушие, и читающие - не поймут, какая сила заложена в слове, для многих всемирная сеть так и останется помойкой для безнаказанного слива внутренней неудовлетворённости. Местом потребительского терроризма. Ведь безнаказанность и анонимность опьяняет: можно, не боясь последствий, прокричать, что у конкурентов в супе - мухи, и никто из прочитавших это больше не придёт к ним в кафе…
        Ася глотнула воды из стакана и закончила свою мысль:
        - В интернете каждый воружён, но грамотно применять это оружие умеют единицы. Большинство забавляется, как дети: они подло нападают друг на друга из-за спины с криком "пиф-паф", теша себя иллюзиями, что оружие игрушечное, из него нельзя покалечить или убить… А ведь можно. Сила слова, мощь толпы и вес доверия - вот то, чем заряжено ваше оружие.**
        Студенты молчали. Ася дала им возможность поразмыслить над её словами и резюмировала:
        - Вы все сейчас, конечно же, мните себя гениями, как и я в вашем возрасте, воображаете себя будущими светилами мировой журналистики… От всей души желаю, чтобы ваши мечты сбылись. Но не забывайте об ответственности за каждое слово, за каждую буковку, написаную вами. "Не навреди!" - главный принцип журналистики. Помните это всегда.
        Ну, а затем Ася снова перевоплотилась в беззаботную обаяшку, которая не хотела больше поднимать никаких серьёзных тем и весело балагурила со студентами. В конце вечера она даже предложила молодёжи поучаствовать в написании рецензий на фильмы, снятых кинокомпанией "Российская мелодрама".
        - Нам очень нужны свежая кровь и оригинальные мысли. Хорошо себя зарекомендуете - есть шанс попасть к нам в штат на постоянной основе, - пообещала она. - Думаю, многие из вас не отказались бы работать в Москве, а?..
        И тут вдруг Илону словно толкнули. Идея, внезапно её осенившая, была так проста в своей очевидности, что поначалу даже показалась нереальной. Получится ли?.. Удастся ли?.. Но, чёрт возьми, она не простит себе, если хотя бы не попытается. Нужно непременно попробовать!
        ___________________________
        *О встрече с Дэвидом Копперфильдом подробнее можно прочесть в книге "Три девицы под окном", история мезенского маньяка описывается в романе "Над студёной водой".
        **Некоторые тезисы о блогах и блогерах взяты из лекций Ольги Савельевой.
        В ресторане Илона невольно, сама того не замечая, продолжала очаровываться Асей. Она просто с удовольствием поддалась её недюжинному обаянию, бьющему буквально через край. К чести журналистки, она ни разу - ни словом, ни жестом, ни взглядом - не дала понять, что Илона третья лишняя в этой компании старых добрых знакомых, охотно вовлекая её в разговор. Просто Илона сама не особо-то вовлекалась, смутно сожалея о том, что пришла. Она была здесь совершенно ненужной, это же очевидно…
        А Марку с Асей было, о чём поговорить. Они перебивали друг друга, взахлёб делясь воспоминаниями о совместной работе в Питере: о неповторимой атмосфере на площадке, о приколах и курьёзах, случавшихся с некоторыми известными артистами во время съёмок, о шашлыках на Финском заливе и пикниках на крыше, о теплоходных прогулках, о том, как всей съёмочной группой дружно бегали смотреть на развод Дворцового моста во время белых ночей… Марк выглядел по-настоящему оживлённым, каким не был уже давно, и Илона исподтишка любовалась его открытой, свободной улыбкой и смеющимися глазами.
        - Твой бойфренд приезжал к тебе из Москвы при каждом удобном случае, - вспомнил Марк. - Как его зовут - Дима, кажется? Он с тебя буквально пылинки сдувал, я помню.
        - Димка, - Ася с нежностью улыбнулась. - Только он мне уже больше года не бойфренд. Мы поженились.
        - Поздравляю, - искренне и обрадованно произнёс Марк. - По-моему, вы идеальная пара… на мой дилетантский взгляд.
        - Согласна, - Ася кивнула. - Димка - единственный человек в целом мире, с которым я могу быть самой собой, ничего не приукрашивая и не замалчивая. Он знает меня и мои слабости, пожалуй, лучше, чем я сама - знает такой, какая я есть на самом деле, и любит меня именно такой. Со всеми моими несовершенствами, "тараканами" и огромным мешком недостатков в качестве приданого, - она засмеялась. - Лучший в мире муж. Лучший в мире отец.
        - Отец?.. - брови Марка приподнялись. - Так ты…
        - Нет-нет, - опережая его вопрос, Ася замотала головой. - У меня… - она запнулась на мгновение, - у меня не может быть своих детей. Прошлым летом мы усыновили мальчика из детского дома в Мезени.
        - Ну, что тут скажешь, - Марк с улыбкой развёл руками. - Ребята, вы невероятно круты. Я вами восхищаюсь!
        - Всё не так просто, легко и безоблачно, как может показаться со стороны, - Ася отхлебнула глоток красного вина, которое они заказали. - Но мы счастливы. Все трое. А это главное…
        Перед десертом Илона решила ненадолго отлучиться в туалет, и Ася внезапно засобиралась с ней. Илона не особо понимала, в чём прикол ходить вместе пописать, точно школьницы, но пришлось смолчать и отправляться "пудрить носик" вдвоём.
        В туалете Ася, сделав виноватые глаза, спросила:
        - Я, конечно, понимаю, что вопрос тупой, ну а вдруг… Нет ли у тебя, случайно, с собой прокладки или тампона? Я свои забыла в гостинице.
        Илона с облегчением рассмеялась.
        - Не поверишь: как раз есть! У меня цикл нерегулярный, поэтому я постоянно на всякий пожарный таскаю с собой в сумке стратегический запас.
        - Супер! - Ася просияла. - Ты меня просто спасла!
        Смешно, но эта ситуация неожиданно сблизила их. Во всяком случае, когда Ася вышла из кабинки и принялась мыть руки, на Илону она смотрела практически как на закадычную подружку.
        - Слушай, - спросила она доверительно, - а что такое произошло с Марком? Почему он бросил всё в Питере и переехал прозябать сюда - с его-то головой?!
        - Ну, - Илона пожала плечами, стараясь не выдать, как её уязвило это "прозябать", - вообще-то, здесь не такое уж и болото, как может показаться на первый взгляд.
        - Да я не об этом, - отмахнулась Ася. - Пойми меня правильно, я не хочу обидеть ваш замечательный город. Но Марк - он ведь не просто препод. Он настоящий гений! И если он до сих пор не защитил докторскую, так это не потому, что неспособен, а потому, что у него тупо нет времени. Насколько я помню, Марк вечно был по уши погружён в свои исследования, статьи… У него глаза горели! А сейчас… честно говоря, я его не узнаю. У него… - Ася задумалась на мгновение, подбирая подходящее определение. - У него внутри как будто какую-то лампочку выключили. Он погас. Это на него развод так повлиял?
        Илона помолчала, собираясь с мыслями и стараясь не выдать того, как разбередили ей душу эти слова.
        - Не только развод. Но я, честно говоря, не знаю деталей, - она виновато и беспомощно улыбнулась, словно извиняясь за свою неосведомлённость. - Было что-то ещё - там, в Питере… Но он мне не рассказывает.
        - У вас с ним всё серьёзно?
        Как же Илоне хотелось бы ответить сейчас утвердительно! Но почему-то обмануть Асю она не смогла и сказала честно, как есть:
        - У меня - серьёзно.
        Ася взглянула на неё понимающе, с плохо скрываемым сочувствием.
        - В таком случае… если тебе он дорог по-настоящему… не позволяй ему ещё больше увязнуть в своей вялотекущей депрессии, чем бы она ни была вызвана. Помоги ему, ладно? Мне он таким совсем не нравится.
        Илоне стало неловко, и она поспешила перевести разговор на другую тему.
        - Послушай-ка, я вот что собиралась тебе сказать… Точнее - попросить. Ты упоминала сегодня в университете, что ваша кинокомпания готова взять в штат молодых журналистов, если они достойно себя проявят.
        - Да, так и есть, - кивнула Ася. - А что, у тебя имеется кто-то на примете?
        - Не хочу навязываться, но есть один парень… он умница, настоящий талант. Его тексты - это что-то необыкновенное. Он, кстати, тоже блогер. И отличный блогер!
        - Он учится в вашем университете? На каком курсе?
        Илона почувствовала, что краснеет.
        - Учился на втором. Его отчислили… за хулиганство.
        Ася присвистнула.
        - Однако!
        - На самом деле, это всё жуткая несправедливость и недоразумение, - торопясь, путано заговорила Илона. - Мотивы у него были совсем другие, о которых не знает ректор… и вообще почти никто не знает. А парень очень и очень способный, поверь! Он настоящий самородок, просто слишком гордый, и я просто…
        Ася жестом прервала её взволнованный бессвязный монолог и ободряюще улыбнулась.
        - Да не волнуйся ты так, я тебя поняла. Поняла и услышала. Что ж, хулиган и бунтарь - это, как минимум, интересно. "Я сама была такою триста лет тому назад…"* - пропела она и засмеялась. - Давай ссылку на его блог. Вернусь в гостиницу и почитаю перед сном. Подумаю, что можно для него сделать.
        ___________________________
        *Строчка из песни черепахи Тортиллы (фильм "Приключения Буратино" 1976 г.)
        Глава 14
        Телефонный звонок выдернул её из тяжёлого, рваного сна.
        Сил открыть глаза просто не было. Илона нашарила мобильник под подушкой и поднесла к уху, даже не взглянув, кто ей звонит. Однако, услышав в трубке голос Аси, до отвращения бодрый и жизнерадостный, она поначалу удивилась: откуда у журналистки её номер? Затем мысли немного прояснились и Илона вспомнила, что вчера вечером, прощаясь после ресторана, они обменялись телефонами, расцеловавшись на прощание, как самые близкие подружки, и поклялись оставаться на связи и дружить в соцсетях. Обе вчера слегка набрались на радостях, и Марку, который практически не пил, пришлось доставлять затем захмелевшую Илону до квартиры. Ночевать он не остался, но, откровенно говоря, вчера она и сама не была способна ни на какие сексуальные подвиги - просто рухнула в постель и уснула.
        - Парень офигенски крут! - завопила Ася, и у Илоны чуть не лопнули барабанные перепонки. - Я готова взять его на работу хоть прям завтра, честное слово.
        - Который час? - прохрипела Илона, всё ещё не рискуя открыть глаза.
        - Уже семь. Ты спишь, что ли? - возмутилась Ася. - Сама же просила меня почитать блог этого самого Кирилла…
        С Илоны вмиг слетела сонливость. Она, слегка пошатываясь, села на постели и привалилась спиной к стене, прижимая телефон к уху.
        - Что, правда? Тебе понравился его стиль?
        - Конечно, правда! - радостно закричала Ася. Илона даже позавидовала: после вчерашнего быть такой свежей и активной… - И стиль, и язык, и тематика, и вообще всё! Такими кадрами не разбрасываются, я намерена немедленно с ним всё это обсудить - чем скорее, тем лучше… уведут ещё! А он точно согласен будет переехать в Москву?
        - В Москву?.. - пролепетала Илона.
        - К сожалению, удалённо работать он не сможет. Нужно будет регулярно ездить на съёмки и премьерные показы, на интервью, на другие важные мероприятия…
        Илона совсем растерялась.
        - Если честно, я не знаю. Он вообще пока не в курсе того, что я его тебе порекомендовала. Я же с тобой только вчера понакомилась…
        - Слушай, - озаботилась вдруг Ася, - ты говорила, что он отчислен. А в армию его не призовут? Или, быть может, уже призвали?
        Илона совсем смутилась.
        - Этого я тоже не знаю. Мы не виделись с ним около месяца. У меня даже телефона его нет…
        - Так разыщи его как можно скорее и всё выясни! Или устрой нам встречу, я сама попытаюсь его уговорить. У меня самолёт после обеда, я должна успеть пересечься с этим вашим Кириллом!
        Илона уже лихорадочно прикидывала, как ей побыстрее связаться с Рыбалко. Писать комментарий в блог? Не факт, что он скоро прочтёт и ответит, у него там вечно ажиотаж, дебаты и дискуссии. Надо где-то раздобыть его телефон. Можно спросить у его закадычного дружка Сергея Петренко, но номера Петренко у неё тоже нет, и в университете сегодня выходной… И тут вдруг её осенило - Муся! У Муси даже дома на случай всяких форс-мажоров хранились в базе контакты всех студентов и преподавательского состава.
        - Как ты думаешь, а этому Кириллу было бы интересно продолжить учёбу на журфаке МГУ? - спросила тем временем Ася.
        На мгновение Илона даже потеряла дар речи.
        - Шутишь? - выдавила она наконец. - Кто ж от такого отказывается…
        - На дневное отделение вряд ли, но насчёт очно-заочного могу ручаться, - легко подтвердила Ася. - У меня там половина факультета - друзья и бывшие однокурсники, а с ректором мой отец давно дружит. Кирилл вполне сможет совмещать учёбу и работу. Но только уж, чтобы действительно учился, а не дурака валял, - добавила она, подумав. - Мне ведь придётся за него поручиться.
        - Хорошо, дай мне… ну, скажем, полчаса, - проговорила Илона. - Я должна с ним связаться и ввести в курс дела. А то мы с тобой обсудили тут всё вдоль и поперёк, а он скажет: "Без меня меня женили!"
        Ей вдруг сделалось страшно. Не слишком ли она самонадеянна? Что ответит ей Рыбалко на это предложение? Не пошлёт ли куда подальше с её товарищеской заботой? Съязвит: вы опять пришли меня жалеть, Илона Эдуардовна… единственная во всём мире, кого волнует моя судьба - кажется, подобное он заявил ей на фестивале "СтудОсень", когда она нечаянно застукала его в момент душевного раздрая и печали…
        "Да, мой мальчик, - подумала она с неожиданной решимостью, даже злостью. - Меня волнует твоя жизнь, и я не допущу, чтобы ты пустил её коту под хвост".
        - И, раз уж я тебе звоню, вот ещё что… - сказала Ася нерешительно, точно раздумывая, а стоит ли в принципе поднимать эту тему. - Можно задать один личный вопрос?
        Илона напряглась. Почувствовав это даже по телефону, Ася рассмеялась:
        - Знаю, знаю, что после такого предисловия собеседника обычно хочется послать отборным матом…
        - Да нет, всё нормально, - помедлив, откликнулась Илона. - Задавай свой личный вопрос.
        - Есть… кто-то ещё? Другая женщина?
        - Ты о чём? Вернее, о ком? - заторможенно отозвалась Илона, хотя в ту же секунду поняла, кого имеет в виду Ася.
        
        - Я о Марке. Не думай, он сам мне ничего не рассказывал, - торопливо добавила журналистка, - мы вообще не затрагивали его личную жизнь. Но мне просто так показалось…
        - Тебе не показалось, - мрачно подтвердила Илона.
        Ася шумно выдохнула.
        - Блин… Хреново. И он тебе в этом признался?
        - Он в этом даже себе, по-моему, до сих пор не признался.
        - Как же мне знакомо всё это дерьмо… - простонала Ася сквозь стиснутые зубы.
        - Серьёзно? - удивилась Илона. Представить Асю, великолепную красавицу Асю, страдающую от несчастной любви, было очень сложно.
        - До Димки я была замужем за человеком, который любил мою лучшую подругу. И знаешь, это было самое настоящее дно. Днище, - докончила Ася упадочным тоном. - Послушай, Илон. Ты мне очень нравишься. Правда. И вот что я тебе скажу… каким бы ни было это проклятущее чувство долга и ответственности у мужчины, эта его долбаная порядочность… рано или поздно он всё равно уйдёт, - и добавила безнадёжно:
        - Они всегда уходят.
        Глава 15
        ЯНВАРЬ
        Полина
        С Ксенией у Полины мало-помалу установился прохладный нейтралитет.
        Разумеется, поначалу она была настроена весьма воинственно: хотела организовать громкое выяснение отношений, вообще-то обычно ей не свойственное, и, быть может, даже съехать в другую комнату, подальше от "писательницы" - лишь бы удалось договориться с комендантом.
        Однако, проведя ту памятную ночь в квартире Громова, Полина вернулась в общежитие такой опустошённой и морально вымотанной, что сил на разборки у неё совсем не осталось.
        - Я ничего не хочу знать о твоих причинах и целях, - предупредила она Ксению, испуганно кинувшуюся к ней навстречу и залепетавшую что-то в попытке оправдаться. Затем Полина медленно сняла куртку и рухнула на кровать прямо в джинсах и свитере, отвернувшись лицом к стене. Ей хотелось сейчас только одного: чтобы все раз и навсегда оставили её в покое.
        С того самого дня все попытки Ксении объясниться наталкивались на глухую стену. Полина не желала обсуждать это вообще никогда. Ксения, явно смущённая и чувствующая свою вину, время от времени несла какую-то околесицу о преломлениях действительности в её сознании, но видно было, что и ей неловко говорить об этом.
        Отныне Полина отделывалась в общении с Ксенией лишь формальными фразами, без которых невозможно было обойтись при совместном проживании. Ещё одна причина, почему она не стала скандалить и демонстративно игнорировать однокурсницу - это Катя. Девушка не была посвящена в конфликт, и меньше всего на свете и Полина, и Ксения хотели делиться с ней той грязной историей. Катя была, как ребёнок - и, подобно ребёнку, так же расстраивалась, если дома случались нелады.
        Поначалу Полина думала, что не сможет забыть этот подлый поступок и никогда больше не сумеет взглянуть на бывшую лучшую подругу с симпатией. Однако, к её величайшему удивлению, постепенно всё сгладилось и почти забылось. Словно и не было никакого Вадима…
        Но одного Полина перебороть в себе так и не смогла, став настоящей параноичкой - ей теперь всюду мерещился пристальный наблюдающий взгляд Ксении. Она дико боялась, что та узнает о её ночёвке у доцента, и ещё тщательнее стала оберегать своё личное, тайное, сокровенное… И эта боязнь, это смущение перекинулись на встречи с Громовым.
        С Марком Александровичем всё было довольно печально. Она не собиралась морально давить на него тем, что между ними было (да и разве можно сказать, что действительно что-то "было"?). Верная своему слову, Полина не хотела его беспокоить, но сугубо деловые отношения всё равно необходимо было как-то поддерживать. Полина же откровенно терялась теперь в его присутствии. Смотреть в лицо - стыдно, опускать глаза - неловко, отворачиваться - глупо, и, видимо, доцент уже и сам заметил, что его лучшая дипломантка безнадёжно отупела.
        А затем - как всегда, внезапно - подкралась сессия.
        Больше некогда было любить, некогда горевать, некогда ссориться. Только зубрить, зубрить, зубрить… Современная русская литература, методика преподавания, история литературного языка… боже мой, история языка у Громова, стенали все, это же погибель! Ошибёшься на каком-нибудь дохлом ударении - и пиши пропало, пойдёт гонять по всему курсу, чёртов зануда.
        Непонятно, как и выжили, но всё-таки выжили. В комнате девушек тоже все были живы, хотя Катя чуть не застряла (сказалось наплевательское отношение к учёбе осенью), еле-еле выплыла на троечках, оставшись без стипендии.
        Полина блестяще сдала экзамен у Марка Александровича, и это был единственный день за всю сессию, когда она с ним виделась. Благодарю покорно за такую встречу: билет в дрожащей руке, ноги подкашиваются, во рту пересохло… И холодный взгляд экзаменатора едва прикасается к лицу Полины Костровой, очередной студентки - сколько их там ещё осталось? Пять, шесть? Восемь?.. Давайте зачётку, пожалуйста.
        Домой на каникулах Полина не поехала, написав извиняющееся письмо отцу и тёте Насте. Нужно было много работать, каждый день ходить в библиотеку… "Но зато уж после госов и защиты приеду надолго, почти до конца лета!" - пообещала она.
        Ксения планировала съездить в Москву на несколько дней, развеяться, даже робко приглашала с собой Полину, однако та вежливо, но решительно отказалась.
        Пару раз в гости забегала Ира Селиванова, трещала без умолку и действовала Полине на нервы своей бестолковостью, вечной суетой и неизменной тягой к сплетням. После сессии все разговоры у неё были только о том, как она ненавидит всех преподов и мечтает поскорее с ними распрощаться.
        - Добрым словом никого не помянешь? - скептически поинтересовалась Ксения.
        - Это вы с Костровой поминайте, - пренебрежительно отмахнулась Селиванова. - Русичку, что ли, благодарить, которая всю душу вынула своим занудством и унизительными диктантами? Или Громова, который над нами измывался?
        - Когда это он над тобой измывался? - не выдержала Полина.
        - Да вот же, на экзамене… Я ему по билету всё от и до ответила, а он мне заявляет: "С какою тайною отрадой тебе всегда внимаю я!"* Юморист хренов. А потом отдал зачётку и велел прийти на пересдачу на следующей неделе…
        
        Ксения невежливо захохотала.
        - Ну и как, пересдала? - спросила она, отсмеявшись.
        - Еле-еле на трояк вытянула. Козёл! - с обидой произнесла Ирина. - Астаров хоть не цепляется по мелочам, а этот… кстати, знаете, что про Громова болтают?
        Полина промолчала, но Ксения, выручая её, нарочито лениво спросила:
        - И что же?
        - Про него и Илону Эдуардовну, - глаза Селивановой сверкнули, как у кошки, почуявшей добычу. - Представляю, как им обоим "весело" в постели… Наверное, спорят о тёмных местах в "Слове о полку Игореве", - она захихикала.
        У Полины дрогнули ресницы, но она снова смолчала. Ксения ещё более лениво и равнодушно сказала:
        - Люди всегда болтают. Кому какое дело, в конце концов? Оба свободны… А тебе лишь бы в чужую постель залезть своим любопытным носом.
        - Однако, когда он всё успевает - и с преподшей мутить, и за студентками увиваться, - подивилась Ирина.
        Полина чуть не умерла, прежде чем сообразила, что Селиванова имеет в виду вовсе не её, а ту давнюю питерскую историю. Однако сердце потом ещё долго бешено колотилось о грудную клетку и никак не хотело успокаиваться.
        После того, как Селиванова убралась восвояси, Ксения некоторое время помолчала, а затем произнесла будто бы небрежным тоном, но на самом деле явно робея подступиться к Полине и одновременно желая поддержать её:
        - Не обращай внимания на сплетни. Если бы про Громова и Саар всё было правдой… Они взрослые люди, что мешает им просто жить вместе?
        "Может быть, сами себе мешают", - подумала Полина, но вслух ничего не ответила.
        ___________________________
        *Строки из старинного романса "Чаруй меня, чаруй!" (автор слов - Юлия Жадовская)
        Тот день запомнился им всем надолго.
        С утра всё было, как обычно. Разве что Катя казалась более тихой и молчаливой, чем всегда - но при этом невыразимо прелестной; её молчание не было тревожным или печальным, а, скорее уж, было связано с ожиданием чего-то необыкновенно-чудесного. Она сидела у себя на кровати, положив руки на колени, как школьница, и покусывала губы, волнуясь.
        Позже, вспоминая эту минуту, Полина думала, что тоже волновалась вместе с Катей, но, возможно, все эти волнения она сочинила себе уже потом, сама. Но Катя-то точно волновалась и ждала - ровно до тех пор, пока…
        …пока не отворилась дверь и не появился Рыбалко.
        Месяц назад весь университет гудел от новости: Кира приглашают работать в Москву! И приглашает не кто-нибудь, а сама Анастасия Безрукова, звезда журналистики, настоящая знаменитость! Для него нашлось местечко в пресс-службе кинокомпании "Российская мелодрама". Более того - он, кажется, собирался продолжить образование - и не где-нибудь, а на журфаке МГУ! Вот повезло, так повезло! Многие радовались за бывшего однокурсника, а кто-то откровенно завидовал и бурчал, что вот, мол, какова вселенская несправедливость: сначала он бьёт окна и вылетает из родного универа за хулиганство и аморалку, а потом его же осыпают плюшками, дуют в попу и пророчат блестящие карьерные успехи в столице… Его, блин, даже в армию не взяли - оказался не годен по зрению. Везунчик, да и только!
        - Что ты собираешься делать? - спросила как-то Полина у Кати, имея в виду предстоящий отъезд Кира в Москву. Та лишь загадочно улыбнулась и сказала, что пока рано об этом говорить, отъезд - неопределённая перспектива…
        Церемонно поклонившись всем присутствующим, Кир чмокнул Катю в щёку и спросил:
        - Всё в порядке?
        Она кивнула, сияя, и вытянула из-под кровати чемодан.
        - Куда ты? - спросила Полина - уже догадываясь, уже зная…
        - Жена да последует за своим мужем в столицу нашей Родины, - ехидно прищурившись, изрекла Ксения торжественным тоном.
        - Кстати, про жену и мужа… не волнуйтесь, всё оформлено по закону - ещё вчера, - сообщил Кир, наслаждаясь произведённым эффектом. - Мы тихонько и скромно расписались без всей этой лабуды с голубками и лимузинами…
        Позёр, вот позёр, счастливо подумала Полина, уже бросаясь целовать Катю и поздравлять с бракосочетанием.
        - Так ты уезжаешь? - лепетала она. - Уезжаешь в Москву? А как же учёба? Универ? Как вообще… все мы?
        - В Москве тоже люди живут, вполне можно устроиться - и учиться, и работать… - храбро отозвалась Катя. - Но уж одного я его точно не отпущу, - и хихикнула, мило краснея. - За остальными вещами мы на неделе зайдём. Нам ещё к родителям Кирилла съездить надо будет, и ему с моей мамой познакомиться… Дел до отъезда - куча!
        - Кир, можно задать тебе бестактный вопрос? - нацелилась в него взглядом Ксения.
        - А я от тебя других и не слышал.
        - Как ты сам думаешь - чистая случайность привела вас с Катериной в эту тихую финальную гавань, или это было волей божественного провидения?
        Он поморщился, но Полина не дала ему ответить, тут же весело забалтывая, расспрашивая о чём-то, заговаривая зубы… Ох уж эта Ксения! Ведь знает, как у Кати с Киром всё всегда было непросто, обязательно надо кольнуть, поддеть…
        - Не рыдайте, добрые женщины, всё к лучшему, - произнёс Кирилл перед тем, как попрощаться.
        Добрые женщины не рыдали, а вот Катя разливалась в три ручья, снова и снова обнимая и целуя подруг. Затем Кир подхватил чемодан новоиспечённой супруги, пропустил её вперёд, и оба скрылись.
        - Как ты считаешь, соединение двух сердец в одной квартире - это настоящая концовка книги? - задумчиво спросила Ксения, глядя на захлопнувшуюся дверь. - Или формальная? Типа "мороз крепчал" или "а море рокотало"? - она засмеялась. - Честное слово, бывают и такие концовки: "И тогда я сказала ему, что у него сифилис. А вдали рокотало море…"
        - Ну, куда тебя занесло, - поморщилась Полина. - И зачем ты к Киру полезла со своими исследованиями и наблюдениями? Сейчас у них всё хорошо - и ладно, не надо тыкать палочкой и пытаться расковырять старую рану…
        - Не люблю благополучных молодожёнов, - со вздохом призналась Ксения. - Хотя не исключено, что просто завидую. Но такие уж они… толстые, сытые, довольные… так и тянет испортить эту идиллию. Впрочем, Полина Валерьевна, и вам желаю того же от всего сердца!
        ФЕВРАЛЬ
        Каникулы выдались очень спокойными, даже ленивыми.
        Не хотелось никуда выползать из тёплой комнаты, поэтому Полина в основном ела, спала, читала и смотрела лёгкие романтические фильмы на ноуте. Игнорируя собственные планы ходить в библиотеку каждый день, она даже к дипломной не притронулась за эти пару недель, решив, что имеет право хоть ненадолго забыть об учёбе. А вот Ксении как раз полезно было бы призадуматься о своём дипломе, потому что к работе она ещё не приступала, даже тему до сих пор не выбрала.
        - Астаров советует расширить прошлогоднюю курсовую, делов-то! - отмахивалась она от Полининых недоумевающих вопросов. - Долго ли, умеючи? Разбавлю водицей, понапихаю новомодной терминологии - вот и готов диплом… Максим Павлович - руководитель покладистый, помычит и согласится. Меня сейчас больше волнует собственное литературное творчество…
        Полина, от греха подальше, даже не стала вникать, на какую именно тему писательница строчит очередную нетленку.
        Накануне своего кратковременного отъезда в Москву Ксения предложила всё-таки выползти из общаги, чтобы развеяться.
        - Тебе ведь ещё вещи складывать перед дорогой, - напомнила Полина, но Ксения пренебрежительно пожала плечами:
        - Я же всего на три дня еду, а не насовсем, как Катя. Чего там собирать-то? Успеется… Может, сходим в кафе? Скучно ужинать дома на каникулах! Пойдём, а? У меня настроение поболтать под музычку.
        Немного подумав, Полина согласилась. Ну правда, сколько можно сидеть в четырёх стенах - этак и одичать недолго.
        Не сговариваясь, они добрели до уютного студенческого кафе неподалёку от университета. Вернее, оно только звалось студенческим - на деле же сюда приходили самые разные посетители. Просто студентов данное местечко привлекало близостью к универу (можно было заскочить в промежутках между парами) и вполне демократичными ценами. После лекций тут постоянно тусовались толпы молодёжи, заказывающие преимущественно пиво с сухариками. Окончание сессии тоже, как правило, отмечали здесь.
        В каникулы посетителей было не так много: большинство иногородних студентов разъехалось по домам, да и местным сейчас незачем было ошиваться возле университета.
        Неяркий свет, приглушённая негромкая музыка, разговоры вполголоса… всё это облегчало сближение, и Полина с удивлением поняла - только сейчас осознала - как труден им с Ксенией был первый шаг, и как обеим хотелось прежнего непринуждённого общения.
        Полистав меню, девушки заказали себе по цезарю и по куску шоколадного торта. Только в напитках их вкусы разошлись: Ксения выбрала мохито, а Полина ограничилась соком. Был в ассортименте и безалкогольный глинтвейн… но, вспомнив, при каких обстоятельствах она пила его в прошлый раз, Полина почувствовала, как защемило сердце. "Я в курсе, что вы не пьёте. Но взамен вам сейчас непременно нужно что-нибудь согревающее…"
        Господи, ну когда же, когда, наконец, наваждение по имени Марк Александрович Громов больше не будет иметь над ней такой власти?..
        Но, задавая себе данный вопрос, она уже знала ответ - это продлится как минимум до тех пор, пока количество их встреч, которые и сейчас-то крайне редки и кратковременны, не снизится вообще до нуля. Полина чувствовала, что Громов пытается избегать её по мере возможностей. Даже по поводу дипломной работы он теперь в основном переписывался с ней по электронной почте - сухо вносил правки деловым официальным языком. Он явно сожалел о той слабости, которую позволил себе по отношении к Полине, о том, что ответил на её поцелуй…
        Помотав головой, чтобы вытряхнуть из неё остатки мыслей о Громове, Полина постаралась сосредоточиться на том, что болтала в данный момент Ксения. Писательницу, как всегда, несло в сторону наблюдений и философствования - вот и сейчас, оглядываясь по сторонам, она живо и едко откликалась на всё, что видит.
        - Смотри, смотри: она обнажила костлявые ключицы и думает, что это сексуально, а на деле похожа на недоношенного младенчика без пелёнок… Слушай, Полинка, выкрасись и ты в рыжий цвет, тебе бы пошло… А вот интересно, каково жить, когда у тебя вместо губ - пара пельменей?
        Полина не особо вслушивалась в это безостановочное бормотание, поэтому момент, когда собеседница внезапно стала серьёзной, застиг её врасплох.
        - Нам надо поговорить, - тихо произнесла Ксения. Полина непроизвольно сжалась в комок, как перед ударом, но в глубине души уже понимала - да, наверное, и правда надо. Иначе так и будешь жить с тяжестью на сердце и бояться чужого камня за пазухой.
        - Сразу признаю - я поступила по-свински, - опустив голову, начала Ксения. - Не знаю, поверишь ты или нет, но я действительно не ставила себе целью высмеять тебя или унизить. Согласна, эксперимент с Вадимом был так себе, тут я просто забавлялась и хотела тебя немного расшевелить. Ты же вообще ни на кого из парней не смотрела!
        - Ты прямо-таки заботливая мамаша, - покачала головой Полина. - Но почему тебя в принципе так волнует моя личная жизнь? Моя, а не, к примеру, твоя собственная?
        - Потому что… блин, у нас так много общего, Полинка, хотя, наверное, ты так не считаешь. И когда я вижу в тебе что-то, что раздражает меня в самой себе - я невольно злюсь и хочу это исправить. Мне тоже до лампочки встречи с парнями, но это ведь неправильно в нашем возрасте, все это скажут… У меня на то свои причины, вот я и решила хотя бы тебя растормошить. Вызвать пресловутые бабочки в животе - дурацкое, кстати, выражение, кто его вообще придумал. Как будто ты наелась бабочек, фу, гадость…
        
        - Хорошо, предположим, фейковый аккаунт Вадима - это просто твоё желание немного меня встряхнуть, чтобы я не кисла от одиночества и не забывала о том, что я девушка. Так? - подытожила Полина. - А что бы ты стала делать, если бы я действительно запала на твоего мифического братца? Если бы влюбилась в него по-настоящему? Вот так, заочно, без личных встреч, как ты и планировала…
        Ксения нахохлилась.
        - Я бы не стала доводить до такой крайности, честное слово. Хотя, разумеется, ты мне не веришь сейчас ни в чём. Но, понимаешь… сразу было понятно, что ты - не я, у тебя всё это пойдёт по другому сценарию.
        Полина растерянно захлопала глазами.
        - В смысле? При чём тут ты?
        - История с Вадимом - это, в некотором роде, отражение моего собственного случая, который повлиял на всю дальнейшую жизнь. Можно даже пафосно сказать, что эта история теперь ведёт мою судьбу за собой.
        - Отражение?.. - переспросила Полина в замешательстве.
        - Да, только отражение в кривом зеркале. У меня всё было немного иначе… Я сейчас расскажу тебе, я ещё ни с кем в мире этим не делилась, поклянись, что никому больше не проболтаешься!
        Её напор, серьёзность и какой-то одержимый блеск в глазах заставили Полину пообещать держать язык за зубами. Она поняла, что сейчас не стоит ни отшучиваться, ни иронизировать, и приготовилась слушать.
        - Я часто валяю дурака, - отхлебнув глоток мохито для храбрости, начала Ксения, заметно волнуясь, - но для меня литература - это чудо. Я не о своих произведениях сейчас говорю, а о по-настоящему талантливых, о потрясающих, их крайне мало… Я вообще с детства жила в мире книг, читала запоями, но моя любовь к чтению не оформлялась ни во что осознанное до тех пор, пока… - Ксения нервно сжала пальцы. Полина не перебивала, не подгоняла и не переспрашивала, терпеливо ждала.
        - В общем, когда я училась в девятом классе, одно прочитанное произведение буквально распотрошило мне душу, вывернув её наизнанку. Тогда я и решила, что непременно буду писателем. И дело было не только в самом произведении, но и в том, кто его написал. Я впервые была так потрясена как слогом, так и личностью автора. Если бы он был жив, а он умер несчастным и рано, я перевернула бы всю свою жизнь, чтобы приблизиться к нему, да хоть в домработницы к нему пошла бы. Просто быть рядом, любой ценой. И помогать… ну, знаешь, у него ведь тоже могло такое случиться: вдруг не то слово. И если бы за всю жизнь я подсказала бы ему хоть десять, да хоть только пять слов… и они навечно остались бы в его произведениях… я была бы самым счастливым человеком на свете.
        Помолчав немного, Ксения исподлобья взглянула на Полину - не смеётся ли?.. Но та была серьёзна.
        - Это и есть любовь - самая бескорыстная из всех, которые только могут быть, - выдохнула Ксения. - Вот и думай сама - в кого после подобного литературного потрясения я смогу влюбиться? Ну, были парни, нравились даже, но всё равно это не любовь, да и не будет её у меня - такой, общепринятой… Всё, Полинка, не спрашивай, и никогда больше об этом не будем, хорошо? - заторопилась она, хотя Полина продолжала молчать, оглушённая этим странным признанием.
        - Только не надо вот этих банальных бабских причитаний из серии "мужика бы тебе нормального" и так далее, - вымученно засмеялась Ксения, хотя уж кого-кого, а Полину заподозрить в "бабских причитаниях" было весьма сложно. - Не опошляй, ладно? Просто постарайся понять.
        Что-то Полина понимала, но больше, конечно, жалела Ксению с её диковатой историей любви. Да и любовь ли это?..
        - Чувство к тому, кого нет в живых… это же незаметное, медленное опустошение, - она робко попыталась озвучить свои мысли. - Не загоняешь ли ты себя в тупик? Как будто сама умираешь…
        - Да нет же, - отмахнулась Ксения, - я ведь не отвергаю вовсе теоретической возможности влюбиться в нормального, живого человека… Если я встречу в ком-нибудь хоть тень того волшебства, я же не буду противиться. Я, честно, буду счастлива… - но в голосе при этом у неё звенела такая застарелая тоска, что Полина не поверила. На душе отчего-то сделалось совсем тяжко.
        - Ну, а какая здесь связь с моей историей? - устало спросила девушка. - Меня-то зачем ты высмеивала в своём интернет-романе?
        - Да это я себя больше высмеивала. Героиня только внешне была списана с тебя, а на самом деле Алина - моё альтер-эго, если хочешь знать. Влюбиться в человека, которого просто нет на этом свете… Так что не суди меня строго за историю с Вадимом. Она во многом - про меня… И то, что моя героиня в итоге влюбляется в живого, нормального человека… это как путь к спасению, который открылся тебе, но пока недоступен мне. Понимаешь?
        Полина пожала плечами. Нельзя сказать, что она всё до конца поняла и поверила, но ей стало легче. А ещё всё жальче и жальче становилось эту глупую Ксению с её идиотскими выдумками, пленницей которых она сама в итоге и оказалась.
        Наверное, взгляд у Полины всё-таки был слишком сострадающий, как на тяжелобольную, потому что, искоса посмотрев на неё, Ксения бодренько проговорила:
        - Ты меня не оплакивай раньше времени, Полинка! Летом я буду ходить на пляж. Я тыщу раз читала, что самая искренняя и возвышенная любовь часто прихлопывает героев на краю какого-нибудь водоёма. Герой видит героиню обнажённой и… вдруг и мне повезёт?.. К тому же, мужчины в плавках всегда мне нравились. Ну, ты знаешь, все эти обнажённые торсы, кубики пресса, "дорожка тёмных волос, убегающая вниз, под резинку трусов"… да не кривись ты, это я тебе сейчас цитирую самый расхожий штамп из современных любовных романов! - и она засмеялась.
        Полина молча слушала, помогая Ксении замкнуть наглухо ту минуту искренности, что была между ними. Что-то подсказывало ей, что подруга не снизойдёт до подобных откровений больше никогда, вновь перевоплотившись в насмешливую язвительную наблюдательницу.
        Больше ни о чём серьёзном они не говорили. Болтали о новых фильмах, книгах и музыке, о Кате с Киром. И вечер, в целом, можно было бы считать практически идеальным, если бы не…
        Дёрнувшись, как от удара, Полина с изменившимся лицом сказала Ксении:
        - Слушай, пойдём домой. Что-то мне как-то нехорошо… Воздуха не хватает и голова кружится.
        Но Ксению нельзя было провести так просто. Она тут же огляделась по сторонам и, быстро обнаружив то, что искала, понимающе хмыкнула:
        - Тебе мешают два симпатичных преподавателя, которые пьют кофе вон в том углу…
        И в самом деле: за столиком у окна сидели Марк Александрович и Илона Эдуардовна.
        Раньше проницательность Ксении раздосадовала бы Полину, но в этот раз она только горько усмехнулась. Словно в их дружеских отношенях и правда произошла перемена, стало больше доверия.
        - Ладно, только не называй ничего определёнными словами, - попросила Полина, всё-таки не готовая пока обсуждать с Ксенией свои отношения с Громовым. - А то знаю я тебя: ты из букета ромашек моментально сделаешь банный веник.
        - Ни в коем случае! - с жаром поклялась Ксения. - Я ведь помню, что ты теперь и сама знаешь обо мне столько, что…
        - …тебе придётся меня убить, - мрачно докончила Полина.
        - А то, ты ж непременно начнёшь меня шантажировать!
        Немного нервно перекидываясь шуточками, они быстро расплатились по счёту и собрались домой. На душе у Полины было горько, и она молилась только об одном: чтобы ни Марк Александрович, ни Илона Эдуардовна её не заметили, избегая даже смотреть лишний раз в ту сторону.
        - Расслабься, - тихонько сказала ей Ксения, - у них тут, похоже, не свидание романтического характера, а дружеские посиделки с коллегами… Вон к ним и Буранков пристроился.
        Не веря, боясь поверить, Полина перевела взгляд на столик в углу и чуть не расплакалась от облегчения: к Громову и Саар действительно подсел молодой преподаватель с кафедры журналистики. Значит, ей всё показалось! Просто показалось… Обычное кофепитие коллег в студенческом кафе неподалёку от университета. А почему бы и нет, у преподов каникулы короче, чем у студентов…
        Она, конечно, была в курсе, что Громов не одинок, он и сам ей в этом признавался. Но почему-то именно Илона Эдуардовна в качестве его потенциальной спутницы особенно больно царапала по сердцу. Может, потому, что русичка ей искренне нравилась?.. Хорошо, как же хорошо, что это всё-таки не она. А кто его женщина - Полина не знает и знать не хочет.
        В общежитие вернулись в молчании.
        Полина легла на кровать с недочитанной книгой и мыслями, далёкими от перипетий сюжета. Ужасно хотелось накрыться одеялом с головой и выплакаться всласть, взахлёб, до самого донышка, чтобы ни одной слезинки не осталось… Но мешало присутствие Ксении. Та же торопливо покидала несколько вещей в свою дорожную сумку и уселась за ноутбук. Нет, всё-таки хорошо, что она едет в Москву. Пусть всего на несколько дней, но Полине нужна эта маленькая передышка, это добровольное одиночество, эта непозволительная роскошь…
        Около часа прошло в абсолютной тишине, если не считать шелеста переворачиваемых страниц и постукивания пальцев по клавиатуре. Наконец, не отрываясь от экрана ноута, Ксения негромко сказала:
        - Перванш.
        Полина подняла недоуменный взгляд от книги.
        - Что?
        - Цвет барвинка, - пояснила Ксения. - Ну, знаешь… такой бледно-голубой, с сиреневым оттенком. Тебе тоже был бы к лицу.
        - В каком смысле "тоже"?
        - Да эту… Илону Эдуардовну вспомнила. На работе - зануда занудой, а в кафе, гляди-ка, прелестнейшая милая женщина. И кофточка красивая, хотя блондинкам такой цвет не очень идёт, ты бы в подобном наряде лучше смотрелась.
        Поскольку Полина ничего на это не ответила, Ксения осторожно добавила:
        - Ты мне запретила называть вещи своими именами, поэтому я иносказательно… На тебя смотреть больно, вот правда. От всей души советую наплевать на ромашки, пока они и в самом деле не превратились в банный веник!
        И, проговорив это, точно доказав, что она и впрямь может обходиться без конкретных формулировок и влезаний в частную жизнь, Ксения снова забарабанила по клавишам ноутбука: строчила до полуночи, писала незвестно что, но уж точно не дипломную работу. За ту даже не бралась, непонятно, когда и успеет. И ведь сколько чепухи в голове у этой девицы, в который раз уже подивилась Полина, а какое при этом умное, одухотворённое лицо!..
        Хорошо, хорошо, что она уезжает завтра.
        Глава 16
        Полина и подумать не могла, что желанное одиночество на деле обернётся не благом, а наказанием. На неё невыносимо давили стены комнаты, и она с самого утра срывалась из общежития - куда-нибудь, лишь бы побыть среди людей.
        Полина уже миллион раз пожалела о том, что не поехала домой хотя бы ненадолго: всего лишь обнять отца, уткнуться лицом в его пропахшую табаком клетчатую рубашку… Позволить, чтобы ласковые руки тёти Насти взяли деревянный гребень и осторожно, даже нежно, успокаивающими движениями расчесали длинные Полинины волосы, как в детстве… Вволю потискать толстое плюшевое тело Пельменя, сладко зажмуриться, когда он притопает ночью на подушку и начнёт оглушительно и щекотно мурчать прямо в ухо…
        Был только один человек в целом мире, который мог полноценно заменить для неё тепло и уют родительского дома. Но, несмотря на то, что они с этим человеком находились в одном городе, он всё равно был от Полины очень и очень далеко, будто на краю света… И даже если она наберётся наглости и поедет к нему домой (чего она, разумеется, делать не станет, хотя и знает, где он живёт) - расстояние между ними не сократится ни на миллиметр.
        Из Москвы Ксения приехала весьма воодушевлённая, без умолку болтая о своих впечатлениях, о визитах к знакомым и о спектаклях, которые посетила.
        - Эх, Полинка, как освежает столица!.. - ностальгически вздыхала писательница. - Всё-таки надо жить в большом городе. Вот где настоящая движуха, а не наше провинциальное болотце!
        - Ты почти по Островскому шпаришь, - хихикнула подруга; удивительно, она была даже рада видеть Ксению. - Помнишь: "Да, Полина, я уж теперь совсем не та стала. Ты не можешь представить, как деньги и хорошая жизнь облагораживают человека. В хозяйстве я теперь ничем не занимаюсь, считаю низким…"*
        - Смейся, смейся, - Ксения не обиделась. - А я и в самом деле убеждена, что после получения диплома нужно валить либо в Москву, либо уж в Питер. Там - перспективы!.. Опять же, все крупнейшие книжные издательства - тоже там. Кстати, поговорила я с одним… редактором… обещал напечатать рассказ или даже повесть в литературном журнале.
        - Поздравляю, - откликнулась Полина не без иронии. - Надеюсь, это повесть не про меня и Вадима?
        - Ну перестань, - Ксения непритворно смутилась. - Знаешь же, что ту тему мы закрыли раз и навсегда. Я теперь ни-ни, клянусь!
        Разобрав сумку, сбегав в душ и съев вкусный ужин, приготовленный Полиной, Ксения, ворча, села-таки за дипломную работу: каникулы заканчивались, нужно было представить Астарову хотя бы несколько идей по теме.
        - Как меня удручает вся эта официальная безжизненная писанина, - привычно бурчала она, - столько формалистики, весь интерес к делу пропадает. Эх!.. Ну недельку на диплом всё-таки придётся потратить.
        Полина только захлопала глазами от такой наивной наглости.
        - Ты с ума сошла? - поразилась она. - Это же нереально!
        - Вполне реально, если есть, от чего отталкиваться.
        - Может, проще заказать за деньги нормальную качественную работу? - робко предложила Полина. - Вон в интернете полно объявлений…
        - Ну не-е-ет, - протянула Ксения, - мне писательская гордость не позволит воспользоваться плодами чужого труда, выдав их за свои. Так что, если и наделаю косяков - то уж сама, я без претензий.
        Немного непривычным было то, что Катя не вернулась в общежитие после каникул. Никого новенького к девушкам не подселили, так что Катина кровать по-прежнему пустовала. Накануне, отправившись в магазин за продуктами, Полина по привычке чуть было не купила её любимой яблочной пастилы, но, спохватившись, вспомнила, что Катя с ними больше не живёт… Да, конечно, они общались по телефону и в соцсетях, но всё равно ощущение незаполненной пустоты так и поселилось в душе и вспыхивало с новой силой всякий раз, когда Полина возвращалась в общагу.
        ___________________________
        *Цитата Юлиньки из пьесы А.Н. Островского "Доходное место"
        Громов появился в университете только через неделю после начала занятий. Полина не знала, что с ним, но увидела его и поняла, что, скорее всего, доцент был болен. Или он и сейчас болен?.. Похудел, глаза запали, скулы резче выделяются… Против воли сжалось сердце, и Полина, остановившись, ещё некоторое время пыталась отдышаться. Слава богу, он, кажется, её не заметил - так и прошёл мимо неё по коридору, весь погружённый в себя. Не человек - тень от человека…
        "Что же вы сделали с нами обоими, Марк Александрович", - подумала она в отчаянии, хотя его проблемы вполне могли быть обусловлены вовсе не ею. Даже наверняка чем-то - или кем-то - другим.
        Через пару дней он снизошёл: написал ей по мейлу, чтобы она пришла завтра на кафедру. Задумчиво полистал страницы её работы, хотя это было скорее формальностью, добавил пару названий книг в список литературы и милостиво кивнул:
        - Мне не к чему придраться, всё отлично.
        Это ведь можно было обсудить и по электронке, запоздало сообразила Полина. Опять придумал неуклюжий предлог, чтобы повидаться с ней - как тогда, после возвращения из Питера?.. Хотя, быть может, это она сама придумывает нелепые, притянутые за уши объяснения его простым и незамысловатым поступкам. С чего она вообще вообразила, что он хочет её видеть? Вон, сидит, даже не смотрит на Полину… губы сжаты, взгляд в окно.
        
        - Вы в порядке, Марк Александрович? - нерешительно спросила она. Он дёрнулся от её вопроса, точно застигнутый врасплох. На несколько бесконечных мгновений их глаза пересеклись. Его - серые, и её - серые…
        - Не надо выстраивать баррикады, - сказала Полина тихо-тихо, не отрывая от него взгляда. - Я не собираюсь нападать, Марк Александрович. Не бойтесь.
        - Я себя боюсь, а не тебя, - ответил он, снова нечаянно переходя на "ты", как у себя дома, хотя в стенах университета обычно поддерживал вежливо-официальное обращение.
        Полина подхватила сумку и, даже не попрощавшись, выскочила из аудитории - скорее, скорее, куда-нибудь, бегом отсюда… только бы он не заметил её слёз.
        МАРТ
        Илона
        Наконец, пришла долгожданная весна. И пусть пока только календарная, так как температура на улице держалась преимущественно минусовая и по-прежнему лежал снег - всё равно явственно и свежо веяло влажным дыханием молодого ветра. С каждым днём предвкушение надвигающегося тепла всё усиливалось, солнце светило уже совсем не по-зимнему, днём иногда капало с крыш, и Илона специально распахивала в квартире все окна, чтобы послушать эту звонкую и переливчатую весеннюю песню.
        В эти дни она особенно полюбила в одиночестве бывать на набережной. Брала с собой тёплый плед, термос с чаем - и часами просиживала на лавочке, глядя на пока ещё скованную льдом поверхность Волги.
        Она старалась ни о чём не думать. Просто дышала полной грудью, словно училась этому заново. Будто возрождалась, восстав из пепла. Её не на шутку измучили эта осень и эта зима… Хотя, казалось бы, всё прекрасно: Илона впервые за несколько лет не одна, у неё появился любимый мужчина. Но…
        Всё чаще и чаще ей вспоминались Асины слова о том, что Марк всё равно уйдёт. Но куда ему идти, к кому? Он ведь совсем один, у него в этом городе никого нет, кроме Илоны. Она - самый близкий ему человек. На Полину Кострову он в последнее время даже не смотрит, да и студентка тоже, кажется, успокоилась и остыла. Кто не увлекался в юности? Для неё, видимо, это как раз и было мимолётным увлечением. Странно было бы не увлечься - такой привлекательный и импозантный научный руководитель, тут у любой голова пошла бы кругом… Нет, Илона не винила Полину. Она понимала её. А Марка это наваждение тоже рано или поздно отпустит. Обязательно отпустит!
        И всё-таки его поведение тревожило Илону. Всё регулярнее в глазах Марка она ловила странное выражение, которое не могла толком расшифровать. Отчаяние? Безысходность?.. Она знала, что существуют разные типы депрессии. Есть, к примеру, та, что диагностируется врачами: это когда человек, просыпаясь, каждое утро хочет выйти в окно. А есть депрессия вялотекущая - когда объективно, вроде бы, всё в порядке, и из окна прыгать не хочется, а ничего не радует. Вот и у Марка, скорее всего, был именно второй случай.
        Может быть, стоит уговорить его сходить к психотерапевту? Но Илона тут же отказалась от этой мысли: да не нужен, не нужен никакой психотерапевт! У Марка не так уж всё запущено. Он просто устал, вот и всё. У него был непростой год. Надо заваривать ему чай с ромашкой, с мятой… ещё больше окружить любовью и заботой… Правда, иногда ей казалось, что чем большей заботой она его окружает - тем больше он задыхается. Но Илона гнала от себя подобные догадки. Если бы в самом деле хотел - давно ушёл бы, уговаривала она себя, прекрасно понимая, что не давала ему ни малейшего шанса уйти с миром.
        Был бы он хоть чуточку посильнее, пожёстче… наверное, у них изначально не зародилось бы никаких отношений, а если бы всё же зародились - он давно послал бы её подальше в самых недвусмысленных выражениях. С другой стороны - будь он слабее, чем есть… наверное, сейчас вполне успешно ходил бы "на сторону", к той же Полине, и плакался обеим, что просто не может определиться.
        Стоп, стоп - ну какая Полина? С чего вдруг мысли о ней опять лезут в голову? Ведь там всё кончилось, даже не начавшись… И не могло начаться. Потому что Марк - это Марк. И он сейчас с Илоной. Почему-то…
        Ладно, всё это пустяки, какая разница - почему он с ней? Главное - именно с ней, а не с кем-то ещё. Может, даже получится выкроить время и слетать с ним вместе к морю, хотя бы на майские праздники… И всё у него пройдёт. И апатия, и отчаяние, и хандра, и… тоска о несбывшемся.
        Досадно, что в Петербурге у него до сих пор никак не продастся квартира. Вобще-то, Марк жил там с женой, но принадлежала она ему, он купил её ещё до свадьбы. А теперь вот словно сама судьба не желает его отпускать, Питер всё держит и держит… Каждый раз Марк уезжает на встречу с потенциальными покупателями, которых подбирает ему риелтор, и всякий раз сделка по разным причинам срывается. А действительно ли он хочет окончательно разорвать все свои связи с северной столицей, в страхе думала иногда Илона - может, подсознательно сам оттягивает и оттягивает прощание?.. Надеется в глубине души, что когда-нибудь вернётся обратно в Питер?..
        Подобные думы всегда расстраивали Илону. Вот и сейчас она невероятным усилием воли заставила себя переключиться на что-нибудь другое, более приятное. К примеру… к примеру, на Кирилла Рыбалко.
        Женился… Сам ещё ребёнок, мальчишка, и голубоглазый младенец - жена. Обоим ещё понадобится много тепла человеческого… Очень хотелось верить, что они справятся. Ася держала её в курсе профессиональных успехов Кирилла, но ведь важно ещё и то, что у него на сердце…
        Илона всматривалась в ледяную гладь реки и не понимала, отчего на глаза наворачиваются слёзы - то ли от яркого слепящего света, то ли от ветра… Она не сразу заметила, что вдоль кромки берега лёд существенно потемнел. Это означало, что он был тонким, прогретым солнцем… готовым вот-вот вскрыться и начать своё мощное, завораживающее движение. Как ни заковывай сердце в ледяные оковы, как ни удерживай… а всё равно выглянет солнце и растопит эту толщу льда. И всё тщательно сдерживаемое неизбежно вырвется наружу.
        Илона очень любила наблюдать каждую весну за ледоходом. Вот и сейчас, поднимаясь со скамейки и забирая плед, она с рассеянной улыбкой подумала, что надо будет непременно прийти сюда с Марком.
        
        От тревожных мыслей и печальной смуты не осталось и следа. Всё ещё улыбаясь, она заспешила домой.
        АПРЕЛЬ
        Дни неслись с совершенно неконтролируемой скоростью. Если зима была нудной, тягучей, бесконечной - то весной как никогда остро хотелось жить, ловить каждое ускользающее мгновение, чувствовать на всю катушку, дышать взахлёб… Студенты поголовно крутили романы: даже пятикурсники, которым сейчас надо было думать о предстоящих госах и защите диплома, с головой погрузились в любовные переживания. Молодые преподавательницы сменили тяжёлые пальто, шубы и пуховики на яркие легкомысленные курточки. Секретарша Муся с облегчением избавилась от ненавистной зимней шапки и навертела на голове задорных кудрей.
        Впрочем, преподаватели-мужчины оставались верны себе: разговоры на кафедре, даже самые бурные, велись исключительно об учёбе. В последние дни всё чаще и чаще вспыхивал спор по поводу дипломной работы студентки Ксении Далматовой.
        Вот и сейчас, не успела Илона войти и повесить куртку на вешалку, как тут же сообразила - нешуточные страсти кипят на ту же тему. Она не вникала особо, погружённая в свои заботы - их и так хватало, но суть конфликта всё же уловила. Похоже, дипломантка вместо приличной работы наваяла какую-то халтуру, Астаров - научный руководитель - её принял, а вот рецензент сильно удивился и поставил вопрос ребром. Громов неожиданно поддержал рецензента, и теперь, после поднятого шума, неясно было, допустят ли работу Далматовой даже к предзащите.
        - …Это не дипломный проект, а смертный грех! - горячо возмущался Марк; он улыбнулся, завидев вошедшую Илону, но глаза при этом оставались холодными - очевидно, из-за "смертного греха". - Не говоря уж о легкомыслии дипломантки, её развязности, совершенно недопустимой в научной работе, о наборе пустозвонных изречений… А вместо анализа - болтовня и "вода".
        - Почему же пустозвонных? - вяло отбивался Астаров. - Ммм… вполне блестящая современная терминология. Укажите на конкретные недочёты, Далматова переделает, исправит.
        Марк схватился за голову.
        - Исправит?! Да тут надо переписывать всё от и до, переделать ахинею просто невозможно!
        - Этими словами, Марк Александрович, вы оскорбляете и меня, как… ммм… научного руководителя Далматовой.
        - Ну, стало быть - оскорбляю, - невозмутимо согласился тот. - Мнение моё не изменится.
        Астаров недобро прищурился.
        - Метите на моё место, уважаемый?
        - Нет, ваше место меня не прельщает, - презрительно отозвался Марк.
        - Я буду настаивать на том, чтобы эта работа была допущена к защите! А вы не диктуйте свои правила, вам здесь не Питер. Я добьюсь своего, так и знайте!
        - Можно и так, - согласился Марк. - Пожалуй, ещё лучше. Добивайтесь допуска к защите, а мы с коллегами позаботимся, чтобы все члены комиссии ознакомились с дипломной работой и вашим отзывом на неё. И, ради бога, пусть Далматова защищает. Её, к сожалению, придётся смахнуть с доски, но игра крупная и стоит того, чтобы пожертвовать одной незначитальной фигурой…. Впрочем, дипломантке это пойдёт только на пользу. А вот вам, как научному руководителю и заведующему кафедрой, - мат.
        Астаров онемел. Трясущимися пальцами он пошевелил листы дипломной работы. Никто на кафедре не мешал ему собираться с мыслями, все молчали, только Муся заботливо и предупредительно поставила перед ним стакан воды.
        - Далматова не успеет теперь написать новую работу, - наконец, заговорил Астаров. - Она… ммм… одна из самых способных студенток на курсе, но времени же мало… Предзащита в мае.
        - Она способная, это факт, - кивнул Громов. - Но слишком уж самоуверенная. Увидит, что халтурой не проживёшь, и к следующему году напишет толковую работу. Позволим ей защищаться вместе с нынешними четверокурсниками.
        - Терять целый год… - простонал Астаров. Громов пожал плечами - мол, а что ещё поделаешь?
        - И учтите, как научный руководитель, что к её новой дипломной мы проявим особо пристальное внимание. Будем читать чуть ли не под микроскопом. Так что если Далматова опять решит схалтурить и, допустим, закажет работу в интернете… это сразу же будет выяснено.
        - "Злой ты, Морозко, безжалостный!" - процитировала Илона фразу из старого советского фильма, когда они с Марком вышли из университета и двинулись к её дому. Он обычно провожал её, иногда - если бывал не в мрачном настроении - заходил в гости и даже оставался на ночь, но случалось это в последнее время всё реже и реже.
        - Я? Да я в душе - трепетная незабудка, - усмехнулся Марк. - Просто, понимаешь… тут такая ситуация, что жалость просто неуместна. Далматова - девушка с мозгами, даже с выдающимися способностями, поэтому то, что она сдала под видом дипломной работы - это беззастенчивая наглость и неуважение, если хочешь знать. Считает нас всех за дураков… и ведь с Астаровым почти прокатило, - он с досадой поморщился. - В подобных ситуациях я безжалостен. Если бы у неё были какие-то личные обстоятельства, или состояние здоровья, или… да я не знаю, если бы она просто была глупа, наконец!.. Я, наверное, промолчал бы. Сжал зубы и промолчал. Но не сейчас!
        - Вот как, - поддела она его. - Сирых и убогоньких, значит, жалеем, а сильные пусть сами справляются…
        
        Марк не ответил. Илона взяла его под руку и прислонилась головой к его плечу, ненадолго прикрыла глаза. Хорошо… Хорошо! Вот так идти бы и идти с ним по весенним улицам, долго-долго, не думая ни о чём серьёзном…
        - Астаров на тебя теперь зуб заимеет, - лениво произнесла она, хотя о делах кафедры не хотелось говорить вовсе.
        - Да он давно уже… - отмахнулся Марк. - Чуть ли не с самого моего появления здесь волком глядит.
        - Конкуренции боится, - улыбнулась она.
        - Ну, его право… Разубеждать, утешать и утирать сопельки я ему не намерен. Нам с ним, слава богу, детей не крестить. Да и вообще… - он хотел что-то сказать, но вдруг запнулся, точно чуть было не выдал себя.
        Илона почувствовала холодок, пробежавший вдоль позвоночника. "Да и вообще" - что? Что Марк имеет в виду? Не то ли, что с Астаровым ему осталось работать совсем недолго? Не собирается ли он… уехать?
        - Марк, - начала она нерешительно, - ты никогда не подумывал о том, чтобы вернуться обратно в Питер?
        Он долго молчал.
        - Если я скажу, что эта идея вообще ни разу не приходила мне в голову - то совру, - отозвался он наконец. - Да только ехать мне некуда.
        - Ну почему - некуда? - она очень старалась, чтобы голос не дрожал. - У тебя там есть своя жилплощадь, а это главное. Что касается работы, то… извини, на одном-единственном университете свет клином не сошёлся. Я уверена, что в городе найдётся немало других высших учебных заведений, где тебя примут с распростёртыми объятиями. Ты же очень талантливый…
        Он засунул руки в карманы куртки и некоторое время бессознательно посвистывал. Несмотря на горечь поднятой темы, Илона не могла не хихикнуть: совсем как мальчишка-хулиган…
        - Не терпится от меня избавиться? - наконец, улыбнулся он. Улыбка вышла невесёлая.
        - Просто я хочу, чтобы ты был счастлив, - ответила она, так и не решившись озвучить вслух свою жалкую просьбу: чтобы, в случае переезда в Питер, он взял её с собой…
        Полина
        Пятый курс бурлил, потрясённый неслыханным событием: Далматову не допустили к предзащите дипломной работы!
        Больше всего Полину поразила реакция самой Ксении - она не выглядела шокированной, не злилась и не протестовала.
        - Твой Громов умён, - мрачно сказала она, - я его недооценивала. Как и рецензента, чтоб он, гадёныш, жил здоровеньким до ста лет… Думала, если Астаров проглотит мою стряпню - то и все остальные тоже, на фига им вчитываться, время тратить… Кто же знал, что поднимется такая буча. Мою писанину, наверное, уже даже охранники и уборщицы прочитали, - она фыркнула, стараясь казаться независимой и насмешливой, как обычно, но Полина видела, понимала, как ей сейчас непросто. Какой это мощный удар по самолюбию и по репутации среди однокурсников…
        - А зачем ты вообще так настряпала? - спросила Полина, соболезнующе глядя на подругу. Она не представляла, что чувствовала бы, если бы сама оказалась в подобной ситуации. Честно говоря, вообразить себя на месте Ксении было в принципе большим трудом. Полина слишком много сил, времени и души вложила в свою дипломную работу, и если бы её не допустили к защите, она добивалась бы справедливости всеми возможными способами. Если надо - пошла бы с палкой и в деканат, и даже в ректорат…
        - Ой, оставь, Полинка, не спрашивай, не сыпь мне соль на рану, - отмахнулась Ксения. - Знаешь же, хотела побыстрее отделаться, чтобы освободить время для другого. Стрёмно так, что словами не передать - особенно когда на кафедре пришлось признаться в наплевательском отношении к делу. До сих пор как вспомню, так глаза жжёт от стыда…
        - И что ты теперь собираешься делать? - спросила Полина. - Неужели согласишься с этим решением?
        - Ну, выбор у меня не такой уж большой, - хмуро резюмировала Ксения. - Астаров, похоже, слился - он теперь больше за собственную шкуру трясётся. Как всегда, сделал вид, что выше скандалов и вообще ни при чём, это подлая бяка-студентка подсунула ему плохую работу, он же - ни сном, ни духом. Я ведь у него, разумеется, не первая и не последняя с бездарным дипломом. Начнут копать, поднимут архивы - и должность заведующего кафедрой улетит от Астарова со свистом. Это он в кругу своих готов был меня отстаивать, а если дело дойдёт до ректора…
        - Но… терять целый год? - с болью спросила Полина.
        - Знаешь, уж лучше получить недопуск к защите, чем с треском провалить эту самую защиту на глазах у комиссии. В первом варианте хотя бы есть шанс выкрутиться из неловкой ситуации более-менее красиво, с чувством собственного достоинства. Разумеется, я напишу им новую работу к следующему году… куда я денусь.
        Вопреки своему обыкновению колобродить за полночь, Ксения уснула в этот вечер раньше обычного. Видимо, ситуация с дипломом расстроила её куда больше, чем она пыталась показать: выпила валерьянки и завалилась спать уже в десять часов.
        Полина же долго не находила себе места. Сначала она сновала туда-сюда, из угла в угол, а затем, решившись, схватила телефон и тихо выскользнула из комнаты.
        В кухне, к сожалению, толпились студентки - что-то шумно и весело готовили, дым стоял коромыслом. Тогда Полина ушла в дальний конец коридора, чтобы никто не подслушивал и не мешал, и, волнуясь, набрала заветный номер. Колени дрожали, руки тряслись, в животе было холодно и неуютно…
        Громов откликнулся сразу же, после первого гудка.
        - Да, Полина?
        - Добрый вечер, Марк Александрович. Простите, что поздно… я вам не помешала? - смущённо проговорила она, только сейчас сообразив, что названивать научному руководителю в одиннадцать вечера - это явное нарушение границ и вообще моветон.
        - Нет-нет, всё в порядке. У тебя что-то случилось? - быстро спросил он.
        - У меня - нет. Я звоню по поводу своей подруги… Ксении Далматовой, - пояснила Полина. В трубке повисла многозначительная пауза. Затем, откашлявшись, Марк суховато произнёс.
        - Твоя подруга написала скверную работу и теперь закономерно расплачивается за это.
        - Ей… очень плохо сейчас, Марк Александрович, - сбивчиво заговорила Полина. - Дайте ей шанс, прошу вас! Честное слово, она всё поняла и осознала, она больше никогда не будет так легкомысленна. Если в этом году Ксения останется без диплома… боюсь, это её сломает. Как личность сломает, понимаете?
        - Понимаю и верю. Во всяком случае, хочу поверить. Однако от меня, на самом деле, мало что зависит, - уже мягче сказал он. - Да, в данной ситуации я выступаю в противовес мнению научного руководителя Далматовой, но решение в конечном итоге всё равно принимается другими людьми. Я… всего лишь не собираюсь поддерживать лень и халтуру, - брезгливо произнёс он.
        - Я не прошу вас поддерживать халтуру, - Полина почувствовала, что голос предательски срывается. - Просто предоставьте Ксении возможность хоть что-то исправить. Пусть она защищается вместе со всеми, ну пожалуйста! Да, знаю, времени осталось очень мало, но… она сможет, я точно знаю! Соберётся и сделает. Больше она не подведёт!
        - Слишком много посторонних сюда уже вовлечено. Ты действительно продолжаешь верить, что по щучьему велению, по моему хотению ситуация может волшебным образом перемениться?
        - Может, - убеждённо заявила Полина. - Вы поговорите с Астаровым, с другими преподавателями, с рецензентом, который отклонил её работу… И вообще, в универе болтают, что в основном зарубить диплом Ксении было вашей инициативой, - докончила она совсем тихо.
        - Вот как. Я прямо-таки всесильный и всемогущий, - он усмехнулся. - Понимаю, конечно, что стою костью в горле у нашего прекрасного Астарова, но уж в этой ситуации… всё выглядит как какой-то античный рок: внезапно на милую и славную кафедру свалилось стихийное бедствие в виде постороннего гада-доцента, который всюду суёт свой нос и порочит честь и достоинство педагогов и студентов.
        Полина не выдержала и засмеялась:
        - Но ведь именно так все и болтают! Вы же очень принципиальный, Марк Александрович. И… только не обижайтесь… очень упрямый, даже упёртый, если дело касается работы.
        - Я не обижаюсь, - его голос потеплел. - Просто… так удручают безграмотность и непрофессионализм во всех областях. Впрочем, чего ожидать от кафедры с таким-то заведующим? Принимают бездарей, выпускают бездарей, а ни к чему не причастный Астаров романтично бродит в отдалении, закатив глаза, и слушает, как поют соловьи.
        Она невольно хихикнула.
        - Прости, - смутился Громов. - Я и сам сейчас поступаю крайне непрофессионально, позволяя себе обсуждать коллегу. Такого больше не повторится.
        - Я никому не скажу, - заверила Полина. - И я… я вас поддерживаю в этом вопросе.
        - Ты - одна из немногих по-настоящему талантливых студенток в этой, прости господи, шарашкиной конторе, дающей путёвку в жизнь липовым специалистам, - с иронией произнёс он. - Честно говоря, мне ужасно жаль, что ты собираешься вернуться в этот вуз в качестве аспирантки. С твоими-то способностями… перед тобой открыто много других дверей, поверь.
        Она смутилась, не зная, что ответить на это. Сказать честно: я хочу остаться с университете, чтобы иметь возможность и дальше хоть изредка видеть вас?..
        - Так что с Ксенией? - напомнила она, деликатно уходя от темы.
        - Ты можешь поручиться за неё головой? - усмехнулся Громов.
        Полина вздохнула.
        - Я… очень хочу поручиться.
        Марк Александрович помолчал.
        - Ну хорошо. Я подумаю, что тут можно сделать.
        - Спасибо, - стискивая трубку до боли в пальцах, прошептала она.
        - Ты… очень хорошая подруга, Полина, - сказал он напоследок, - Далматовой повезло. Честно говоря, не думаю, что она сама вот так же пошла бы хлопотать за тебя… или за кого-то ещё. Спокойной ночи.
        Глава 17
        МАЙ
        Государственные экзамены мало волновали Полину: она не сомневалась, что сдаст, и была почти уверена в том, что на "отлично". Единственное, что её по-настоящему заботило - это возможность ещё раз встретиться на госах с Марком Александровичем. Нет, ей ничего не нужно было от него, просто ещё разок увидеть… хотя бы в такой официальной обстановке. Им ведь так мало осталось этих случайных-неслучайных встреч… И, чем стремительнее приближался конец учебного года, знаменующий также и выпуск из университета - тем тоскливее сжималось её сердце.
        Она вошла в аудиторию в первой пятёрке - бесстрашных и самых нетерпеливых. Билеты были веером разложены на длинном столе. Тихая скука ещё не успела осенить комиссию: декан, завкафедрой и доценты негромко, чтобы не мешать студентам готовиться, переговаривались между собой. Заглянув в свой билет, Полина окончательно успокоилась: ответы на все вопросы были ей известны.
        Делая вид, что старательно пишет что-то на листе бумаги, она исподтишка посматривала на Громова. Он сидел, не особо участвуя в беседе с коллегами, только изредка вежливо кивал. Чужой, для всех чужой, хоть и проработал на этой кафедре с самого сентября - а так и не стал здесь своим… Сколько ещё Полине осталось любоваться на него украдкой? Речь шла о считанных днях. Защита, вручение диплома… а потом долгая, невыносимо долгая разлука на целое лето. Это в лучшем случае, конечно - если всё устроится с аспирантурой. Но… прожить без него два месяца? Немыслимо, невозможно, невыносимо…
        Минут через двадцать после начала экзамена члены комиссии решили выпить чаю и наскоро перекусить: в небольшой аудитории рядом с кафедрой для них был накрыт стол с бутербродами, фруктами и выпечкой. Вышли все, кроме Марка Александровича - он сказал, что пока не голоден.
        Студенты оживились и слегка расслабились. Ирина Селиванова, сидевшая позади Полины, негромко зашуршала заготовленными шпаргалками. А Полина всё продолжала смотреть на Громова, не реагируя больше ни на что. И когда Марк Александрович, до этого внимательно читающий что-то в телефоне, вдруг поднял голову и упёрся в неё взглядом - она даже не удивилась.
        Так они и сидели - без единого слова или жеста, без намёков, вопросов и обещаний… Молча смотрели друг на друга, не нарушая тишины аудитории и не отвлекаясь на посторонних. Глаза в глаза. Один на один. Потому что никого, кроме них, сейчас здесь просто не существовало. И во время этого безмолвного контакта глазами было сказано бесконечно много… сказано то, что они оба хотели, но не так никогда и не решились произнести вслух.
        Вскоре вернулись члены комиссии, и Марк Александрович снова уткнулся в телефон, а Полина принялась торопливо набрасывать на своём листке конспект ответа. Сердце продолжало бешено колотиться, щёки горели, и она с трудом удерживалась от неуместной сейчас улыбки. Ну не смотрят так, не смотрят, если человек безразличен! Это значит, что она дорога ему. Что нужна… Сколько можно врать самому себе, Марк Александрович, сколько можно играть в прятки, господи, ну почему вы такой баран?!!
        Первая студентка пошла отвечать. Размякшие после чаепития преподаватели едва не уснули во время её монолога: эта здоровая и румяная девица вещала на редкость расслабленным голосом.
        Затем напротив членов комиссии сидела Ирина Селиванова, и сыпались общие фразы - настолько общие, что трудно было в принципе догадаться, о каком писателе и литературном периоде идёт речь. На наводяшие вопросы она отвечала очень медленно, запинаясь, мучительно подбирая слова, и педагоги даже шевелили вместе с ней в нетерпении губами, точно подталкивая.
        Следующей вызвалась отвечать Полина. У неё и так уже голова шла кругом, она устала: когда русская литература подаётся разрозненными кусочками, перемешанными к тому же самым странным образом, в мозгах непременно заваривается каша.
        Спрашивали её долго и придирчиво. Особенно свирепствовал завкафедрой, и Полина не сразу догадалась, почему: видимо, хоть таким образом, через любимую дипломантку доцента Громова, Астаров пытался ему досадить. До сих пор не мог простить историю с Ксенией - какой удар по самолюбию заведующего кафедрой, на которой он мнил себя царём, почти богом!
        - У меня вопросов больше нет, - нехотя выдавил, наконец, Астаров, и Полину отпустили с миром.
        Вопрос с защитой Ксении, кстати, был решён положительно: студентке дали этот шанс. С предзащитой по времени она уже пролетела, но в обход всех правил и предписаний, заручившись поддержкой деканата, ей позволили явиться сразу на защиту диплома в июне, вместе с остальными однокурсниками. Если поначалу пятый курс офигевал, как жестоко была наказана Далматова, то теперь он недоумевал ещё больше - от того, что всё сошло ей с рук и скандал был спущен практически на тормозах.
        Ксению в эти дни как будто подменили: она сутки напролёт проводила за ноутбуком, начисто переделывая свою печально прославившуюся работу, и прерывалась только на сон, еду и сигареты. Полина ходила по комнате на цыпочках и даже не ругалась на подругу за то, что та, как обычно, дымит прямо в комнате: процесс курения помогал ей думать. Свою страницу на самиздате вместе со всеми опубликованными произведениями она удалила, пояснив, что это отвлекало бы её от дела. "Потом жалеть будешь!" - пожурила её Полина, но горе-писательница только грустно покачала головой.
        А о том, что Полина звонила Громову и просила за неё, Ксения так и не узнала…
        ИЮНЬ
        Защитой диплома всех пятикурсников пугали, как малышей - сказочкой о бабайке. На деле же всё оказалось не так страшно. Никого не собирались специально "топить", благосклонно даруя шанс выплыть на поверхность даже самым безнадёжным троечникам путём наводящих вопросов.
        Ирина Селиванова раскопала в интернете информацию о том, что во время защиты нужно как можно чаще повторять: "мой научный руководитель", "мы с руководителем", "по совету руководителя"…
        - Это делается для того, - щедро делилась она новыми познаниями с однокурсниками, - чтобы члены комиссии ассоциировали диплом в первую очередь с научруком, а уже потом - со студентом. Ну, сами понимаете - поставить хреновую оценку коллеге сложнее.
        Во время её выступления словосочетание "мой руководитель" в разных вариациях прозвучало столько раз, что сам многажды помянутый руководитель сидел красный, как свёкла, и мечтал провалиться сквозь землю, а члены комиссии с трудом сдерживали смех.
        Даже к Ксении не слишком придирались - впрочем, и она не подвела: работа получилась немного сыроватой, но вполне достойной. Правда, "отлично" ей так и не поставили, ограничившись четвёркой, но Далматова была безумно рада и тому, что получила, прекрасно понимая, что всё справедливо и заслуженно.
        И вообще, к чести Ксении, основное своё внимание в день защиты - искренне и нежно - она отдала Полине. Было видно, что она действительно волнуется за подругу, зная, как много для неё значит эта дипломная работа.
        Сама же Полина почти не нервничала. Разве что самую капельку - в момент, когда всё тот же Астаров принялся забрасывать её каверзными вопросами, никак не желая угомониться, хотя остальные члены комиссии были весьма довольны её выступлением. Она с честью держала удар, потому что была готова к подобному. Она не лукавила, когда думала, что способна защищать свою работу с палкой в руках, пусть даже перед сотней Астаровых.
        - В зале, конечно, все смотрели на тебя, пока ты говорила, - поделилась Ксения с Полиной, когда они оказались в общежитии, - а я смотрела на твоего "научного руководителя", - пропищала она, подражая голосу Ирины Селивановой. - Он сиял вместе с тобой…
        - Глупости, - пряча смущённую улыбку, отозвалась Полина, - он никогда не сияет.
        - Ну да, а тут, понимаешь ли, засиял, но - односторонне.
        - Это ещё как?
        - Да так: с одной стороны сияние, а с другой - мрачная тень. Его что-то сильно тревожит. Вероятно, эта общая неопределённость облика тебя в нём и привлекает… ах, он такой загадочный, содержательный и нешаблонный, ах, у него в душе всё поперёк!
        - Не начинай, - миролюбиво попросила Полина. Странно, шуточки Ксении больше не царапали и не обижали, просто хотелось немного посидеть в тишине, наедине со своими мыслями: вспомнить взгляд серых глаз… и радостную улыбку… и торжествующее пожатие горячей руки…
        - Понимаешь, - задумчиво протянула Ксения, - твой Громов…
        - Он не "мой", - возразила Полина, хотя слышать это было весьма приятно.
        - Твой Громов, - с нажимом повторила подруга, - прежде всего, учёный. Ну, а девушки потом, однако. И это несмотря на то, что вокруг него постоянно вертятся какие-то бабы, буквально разрывают на части… вспомни ту питерскую историю со студенткой. Ведь не зря она домогательства выдумала. Небось, втайне сама о них мечтала… А как наша Илона Эдуардовна на него смотрит, не замечала?..
        - Замечала, - с вызовом ответила Полина. - И что с того?
        - Да ничего. Его это всё заметно напрягает. Он, как в том бородатом анекдоте про Ленина, знаешь? Любовнице говоришь, что идёшь к жене, жене говоришь, что идёшь к любовнице, а сам залезаешь с книгами на чердак - и начинаешь учиться, учиться, ещё раз учиться, - Ксения засмеялась.
        - Он тоже может любить и чувствовать, - возразила Полина.
        - Не сомневаюсь, - тут же согласилась подруга. - Извини, что я снова влезаю, но по-моему, тебе надо бороться за него, а не сидеть у косящатого окошечка и ждать, когда добрый молодец прискачет на лихом коне. Ты нестерпимо старомодна, Полинка, ну просто девица из прабабушкиных романов. Воображаешь, что Марк Александрович прилетит на крыльях любви на твой захолустный остров, а ты будешь сидеть в светлице, перекинув русу косу через плечо, и кобениться…
        Полина не выдержала и фыркнула.
        - Ксень, нужно выдерживать какой-то стиль, если ты писательница. Ты не имеешь право говорить "кобениться", для этого надо иметь совсем другое лицо, и очки тогда нельзя. Прямо когнитивный диссонанс!
        - Ты мне зубы заговариваешь и уводишь от темы разговора… ладно, отныне я буду говорить с тобой языком Хераскова*. Итак, ты воображаешь, что твоему герою будут милы трясины твоего острова и захолустны те дороги, твои касалися которых сухощавы ноги…
        Полина захохотала в голос. Ох уж эта Ксения!..
        - У меня совсем не сухощавые ноги, между прочим.
        - Это для стиля, - отмахнулась та. - Так вот, Полин: твой герой на остров не поедет.
        
        Девушка немного помолчала.
        - Приезжай ты, Ксень, если он не приедет, - сказала она наконец. - Папа с тётей Настей будут очень рады. Я им много о тебе рассказывала.
        - Я-то приеду, - Ксения вздохнула. - Но Марк Александрович… Понимаю, что тебе это интересно: свернуться в клубок и ждать, чтобы тебя распутывали, вот только…
        Она не закончила свою мысль. Полина не переспросила.
        ___________________________
        *Михаил Матвеевич Херасков - русский поэт, писатель и драматург эпохи Просвещения. Наиболее известен как автор эпической поэмы "Россиада", посвящённой взятию Казани Иваном Грозным.
        На вручении дипломов в конце июня царила совсем иная атмосфера: забылась предшествующая этому событию нервотрёпка, схлынуло адское напряжение последних месяцев, канули в лету недосып и мандраж. В сердце - праздник, голову кружит пьянящий дух свободы, а в душе зарождается уверенность, что ты можешь изменить весь мир, потому что он, этот мир, целиком и полностью принадлежит исключительно тебе.
        Церемония вручения проходила в актовом зале главного корпуса университета. Многие выпускники привели с собой родителей, кто-то - даже бабушек и дедушек. Но, откровенно говоря, это был достаточно однообразный и скучный процесс: дипломантов вызывали на сцену по списку, где они по очереди пожимали руки всему руководящему составу вуза во главе с ректором, а затем ставили свою подпись и возвращались на место уже с дипломом, красным или синим. К счастью, вручение чередовалось концертными номерами в исполнении студентов младших курсов.
        Все девушки принарядились, как на бал (каждая вторая была в вечернем платье), навертели замысловатых причёсок, позаботились о макияже. Полина надела новое синее платье - немного смелое, даже вызывающее, но удивительно ей идущее: с открытой спиной, облегающее фигуру, как перчатка. Его в самый последний момент заставила купить Ксения.
        - Полинка, ты просто секс-бомба! - завопила она восторженно, когда подруга вышла из примерочной. - Я и не подозревала, что у тебя такие классные сись… грудь.
        - А не слишком откровенно? - с сомнением спросила Полина, тем не менее, с явным удовольствием рассматривающая своё отражение в зеркале.
        - Самое то! Громов будет сражён прямо в сердце, вот увидишь.
        За подругами должна была заехать на своей машине Ирина Селиванова: главный корпус располагался далековато, так что трястись в общественном транспорте нарядными и красивыми было бы просто кощунством. Ксения, к слову, тоже была при параде: в новеньком светлом сарафане, с распущенными по плечам волнистыми локонами.
        - Офигеть, - сказала Селиванова, увидев их обеих. - Вот учишься пять лет с людьми, учишься… и перед самым получением димплома узнаёшь, что они, оказывается, женского пола!
        - Так себе шутка, - отозвалась Ксения, торопливо роясь в своей тумбочке. - Блин… куда я задевала свой браслет? Полин, ты его не видела?
        - Далматовой понадобился браслет, - покачала головой Селиванова. - Тяжёлый случай. Может, реальную Ксению похитили инопланетяне?.. Где ты вообще купила этот браслет? В круглосуточном супермаркете, по акции вместе с сигаретами?
        - Твоё натужное красноречие меня не задевает, - гордо отозвалась Ксения, выуживая, наконец, браслет из недр тумбочки. - Можем ехать.
        Громов сидел в первом ряду, вместе с другими преподавателями филологического факультета. Полина поймала его взгляд, когда поднималась на сцену за своим красным дипломом. Не отвела глаза, не смутилась, а смело и открыто улыбнулась в ответ.
        Череда покровительственных рукопожатий, чужие потные ладони… ничего общего с тем ощущением, когда Марк Александрович пожал ей руку сразу после защиты, поздравляя с отличным результатом.
        Она спускалась со сцены под аплодисменты, одной рукой придерживая подол платья, а другой прижимая к груди диплом. Внутри у неё все пело и танцевало от радости. Папа, тётя Настя, ах, как жалко, что вас сейчас нет рядом со мной!.. Ваша Полинка - дипломированный специалист. Самой не верится…
        В зале было душно, в горле пересохло от переизбытка эмоций, и Полина решила ненадолго отлучиться, чтобы купить в фойе воды или лимонада. Не успела она сделать и нескольких шагов по коридору, как услышала вслед знакомый голос, окликающий её по имени.
        Обернулась, не веря своим глазам и одновременно понимая, что именно так оно и должно быть, только так и никак иначе… Громов вышел из зала следом и сейчас торопливо приближался к ней.
        - На защите мы с тобой так и не успели толком поговорить… - сказал он, подойдя. - У тебя получилась великолепная работа. Ещё раз поздравляю… и с получением диплома тоже, коллега, - он улыбнулся той особенной улыбкой, которую так любила Полина и которую она почти перестала видеть в последние месяцы. Он улыбался так очень давно, в самом начале их знакомства…
        - Всё благодаря вам, - отозвалась она, ничуть не лукавя. Громов покачал головой.
        - Неправда. Ты написала бы свою работу так же хорошо и при другом руководителе.
        - Не написала бы, - она взглянула ему в лицо. - Вы… меня вдохновляли, - и тоже несмело улыбнулась ему. Да гори оно всё синим пламенем, всё равно ей скоро уезжать, они теперь не скоро увидятся… Пусть знает.
        - Послушай, Полина… - он сделал ещё один шаг, приблизившись к ней почти вплотную. - Нам с тобой надо серьёзно поговорить… о многом.
        - О чём, например?
        - О тебе. Обо мне. О… нас, - закончил он, точно решившись наконец объединить себя и Полину в одно короткое, но ёмкое определение.
        - Сейчас? - уточнила Полина, затаив дыхание.
        - Нет-нет… не то место, да и время… Вы что с курсом после вручения делаете? Наверняка, гулять и отмечать будете?
        - Да, - кивнула Полина. - У нас на набережной в девять вечера ресторан забронирован. Ну, тот самый, на воде - как корабль, знаете?.. - зачем-то добавила она.
        - Хорошо, тогда давай встретимся в семь. Если тебе удобно.
        - Удобно, - кивнула она, стараясь не завизжать от счастья. - А где?
        - Ну… хотя бы в сквере возле набережной. Чтобы тебе потом проще было добираться на встречу со своими, - он снова улыбнулся.
        - Хорошо, - кивнула Полина, по-прежнему сохраняя относительное внешнее спокойствие, в то время как внутри у неё, похоже, прямо в данную минуту разыгрывался бразильский карнавал, - я буду.
        - Ну, тогда беги, - отпустил он её. - Ты же куда-то торопилась?
        Полина и забыла, что хотела пить.
        - До свидания, Марк Александрович, - не двигаясь с места, произнесла она.
        - До вечера, - кивнул он. - И знаешь, что?..
        - Что?
        - Ты потрясающе выглядишь, - отозвался Громов.
        Вынести это счастье Полина была уже не в силах. Она зажмурилась, круто развернулась и помчалась от него прочь, улыбаясь до ушей и подскакивая, как первоклашка.
        Илона
        Она пожалела, что пришла на церемонию вручения, когда увидела Полину Кострову, поднимающуюся на сцену. Девушка была чудо как хороша, и не только из-за красивого платья: было в ней сегодня что-то новое - доверчиво-счастливое, и эта её чуть застенчивая, но открытая улыбка, и сияющие глаза, и несокрушимое обаяние молодости… Илона знала, что Марк не мог всего этого не отметить. Она знала также, что он ждал выхода Полины, готовился к нему. Едва со сцены прозвучала фамилия его дипломантки, Марк выпрямился в кресле, непроизвольно чуть подавшись вперёд, чтобы не упустить ни мгновения. Он так смотрел на Кострову, что даже у постороннего человека не осталось бы ни малейшего сомнения на его счёт.
        Илона закусила губу и вот тогда-то подумала, что лучше бы ей вовсе остаться дома. В самом деле, она не такая уж важная шишка на факультете, её отсутствия ровным счётом никто бы не заметил. Даже… даже Марк, как ни горько это признавать.
        Добило её то, что она перехватила ответный взгляд Костровой, обращённый на своего научного руководителя. Вернее, теперь уже - бывшего руководителя. Господи, да у них всё на лицах написано, и как это до сих пор никто ни о чём не догадался?..
        Напряжённо улыбаясь, Илона хлопала вместе со всеми, пока Полине вручали диплом. Марк тоже хлопал и казался таким гордым, таким невероятно счастливым в этот самый момент, что хотелось зажмуриться или отвернуться.
        Боковым зрением Илона отметила, что Кострова направилась к выходу из зала. И в ту же секунду даже не увидела, а почувствовала, как Марк тоже поднялся.
        Наверное, на уход дипломантки и доцента никто не обратил внимания. Зал был заполнен народом, было шумно, весело и празднично, сцена утопала в букетах цветов и воздушных шарах… вон уже какой-то хореографический коллектив выскочил на подмостки, студенты закружились в зажигательном современном танце… Никому не было дела до того, куда подевались выпускница Полина Кострова и Марк Александрович Громов.
        Илона на всякий случай тоже сделала вид, что ничего не происходит, несмотря на пустующее кресло в первом ряду. Мало ли, куда он вышел. Тем более, вот уже и вернулся… Сколько его не было? Три минуты? Пять? Десять?.. За это время ничего невозможно успеть. Если только сказать: “Полина, давайте увидимся с вами сегодня после церемонии…” Чепуха, чепуха, ничего подобного он не говорил!..
        И всё-таки, когда дипломы были вручены их законным владельцам, праздничная программа подошла к концу и торжественное мероприятие можно было официально считать завершённым, Илона не выдержала и окликнула Кострову. Та пробиралась к выходу вместе со своей подругой Далматовой, но, услышав зов русички, остановилась. Хорошо, что Марка не было рядом - его отвлёк беседой кто-то из профессоров, при нём Илона не решилась бы на подобный отчаянный поступок.
        Извинившись перед Ксенией, Полина подошла к преподавательнице. Да, да, к бывшей преподавательнице… Илона очень старалась, чтобы голос не дрожал. Она поздравила Кострову, затем они перекинулись парой ничего не значащих фраз о планах Полины на будущее, об аспирантуре… Кострова упомянула также, что лето проведёт у родителей, на острове. Милая, славная, умная и красивая девочка… но как же хорошо, как же замечательно, что она уезжает, подумала Илона, готовая расплакаться от облегчения.
        - Да, Полина, я вот что ещё хотела… Нам бы поговорить кое о чём. О Кирилле Рыбалко, о вашей подруге Кате Таряник… вы же поддерживаете с ними связь?
        - Да, конечно, - немного удивлённо кивнула Полина.
        - Я хотела бы узнать об их жизни в Москве поподробнее. Если это возможно.
        - Сейчас? - уточнила Кострова.
        - Нет-нет, сейчас у меня просто нет времени. Знаете, что… а приходите ко мне домой. Попьём чаю, поболтаем… вы же помните, где я живу?.. Прекрасно. Вы когда уезжаете?
        
        - В субботу.
        - Ну, вот прямо сегодня и приходите. Скажем, часиков в семь-восемь.
        - В семь-восемь я не могу, - отозвалась Полина. - Можно чуть пораньше?
        - Давайте к шести. Устроит?
        - Да.
        - Тогда до встречи!
        Илона отошла от дипломантки с приклеенной улыбкой, чувствуя, как немеют губы от собственной неискренности.
        "В семь-восемь я не могу…"
        Ну подумаешь - мало ли, куда Полина Кострова собирается в семь часов вечера, тем более, после получения диплома! Наверняка будет отмечать с друзьями.
        Дома нервозность только усилилась. Илона заварила свежий чай и уселась с чашкой за столом в кухне, старательно отгоняя назойливые мысли, но они всё жужжали и жужжали, как мухи, ввинчивались в мозг, разрывали сердце…
        Итак, давайте посмотрим правде в глаза, Илона Эдуардовна. Впервые за эти долгие месяцы не станем убегать и прятать голову в песок. Если ваши дикие предположения верны - а они, скорее всего, верны - то Марк, как порядочный человек, непременно придёт сегодня к вам для прощального разговора. Он должен быть свободен к семи часам - потому что в семь у него встреча с Полиной Костровой. Он непременно должен с ней встретиться, ведь она скоро уезжает, как же он сможет её отпустить?!
        Илона машинально сделала глоток чая, но поперхнулась, обожгла горло и закашлялась. Всё сегодня шло не так, всё валилось из рук, абсолютно всё…
        Марк запутался. Просто запутался. Счастье зовёт к себе, а жалость не отпускает, держит, умоляюще цепляется за рукав…
        Когда они прошли точку невозврата? В ту самую ноябрьскую ночь, когда она позвонила ему и, узнав, что он собирается в отель, упросила приехать к ней. Отвоевала. Отбила. Хотя ведь знала, не могла не чувствовать - он тогда приехал попрощаться… Не отпустила. Не смогла.
        Если всё это так, если её “ясновидение” - не ошибка, то следует безжалостный, неумолимый вывод. Сегодня в семь Марк должен быть свободен. Ведь он не негодяй, не ловелас, не обманщик. Он, чёрт его побери, порядочный человек. Он и так дотянул до последней минуты, он страшно затянул неизбежный разрыв с Илоной, но только потому, что с ним сыграла злую шутку его проклятая доброта. Он всегда был слишком добр к ней - чуть больше, чем она того заслуживала.
        Илона тоже затянула. Нужно было отпустить его раньше, намного раньше, пока ещё не было так больно ни ей, ни ему самому. Но теперь - ещё до семи часов - ему необходимо прийти к ней и честно сказать, глядя прямо в глаза: "Я ничего не могу с собой поделать, я не люблю тебя, прости и прощай".
        Чтобы справиться с нарастающим ощущением холода внутри, она закуталась в шаль и прилегла на диван. Взяла планшет, принялась рассеянно блуждать по страницам интернета. Скоро должна прийти Кострова… хорошо, хорошо, что в субботу она уезжает. Ненадолго к Илоне вернулась глупая радостная надежда: а может, ещё не всё потеряно? Полина уедет, а они с Марком могут пойти в субботу в кино. Или в театр. Они так давно никуда не выбирались вместе…
        В дверь постучали. Стук был характерный, знакомый, и Илона обмерла. Это была не Кострова - так стучал только Марк. "Не может быть… ошиблась…" - думала она, идя к двери и моля о спасении. Пожалуйста, пусть это будет не он!
        Дверь открылась. Марк вошёл в прихожую, улыбнулся одними губами.
        - Я тебе не помешал?
        - Ну, что ты… проходи, раздевайся, - Илона радостно и немного преувеличенно засуетилась. - Садись, сейчас чаю или кофе выпьем… Ты не предупредил, что придёшь. Снимай пиджак, да снимай же, в квартире тепло!..
        В ванной над раковиной висело большое круглое зеркало.
        Илона пару раз нервно провела щёткой по волосам, с тревогой вглядываясь в своё отражение. Муся сказала ей однажды: “Волосы у тебя всегда, как сияние - даже завидно… Чудесный, редкий, дивный оттенок от природы, практически золотой. Одним словом, Златовласка!”
        Лицо, на удивление, тоже выглядело довольно милым - оживлённое, радостно разрумянившееся. Но глаза… глаза выдавали её, с ними ничего нельзя было поделать - они были такие несчастные!
        В голове, точно птица в клетке, отчаянно билась одна-единственная мысль: "К семи часам он должен быть свободен…. к семи часам он должен быть свободен…" Не веря этому ни секунды, она всё же в страхе подсознательно ждала, что вот сейчас вернётся в комнату - и Марк неизбежно произнесёт эти безжалостные слова: "Илона, давай разойдёмся по-хорошему. Останемся добрыми друзьями".
        - Голова опять болит? Кофе тебе сделать или чай? - с деланой беззаботностью защебетала она, впорхнув в гостиную. Он сидел на диване, выпрямившись и серьёзно глядя перед собой. Готовился к нелёгкому разговору?..
        А может быть, она всё себе просто придумала. Ну конечно, придумала! Тоже мне, доморощенная ясновидящая из шоу “Битва экстрасенсов”… И нет у Марка никакого важного разговора, он просто пришёл к ней - своей любимой женщине, потому что это нормально, он соскучился. Хватит придумывать себе несуществующее несчастье, горе имеет куда более резкие и определённые очертания.
        - Нет, голова не болит, - глухо откликнулся Марк, помедлив. - Я…
        И в этот миг раздался звонок в дверь.
        - Это Кострова пришла, - как можно непринуждённее произнесла Илона и тут же отметила, как моментально потемнели его глаза, как окаменело лицо и непроизвольно сжались челюсти. "Жаль, что я её позвала…" - мелькнуло запоздалое раскаяние, но одновременно с этим чуточку злорадно подумалось: ничего, пусть она узнает! Следом шевельнулась в голове трусливая подлая мыслишка: а не за этим ли она заставила Марка снять пиджак?.. Ах, как мелко, ничтожно, жалко, глупо… и стыдно. Илона пошла открывать дверь, терзаясь совсем уж идиотским вопросом: наденет он пиджак или нет?
        Она ввела Полину в комнату… Пиджак лежал на диване: в жизни воспитанного человека бывают такие моменты, когда порядочнее не надеть. Сам же человек стоял у окна.
        На этом силы у неё иссякли. Илона поняла, что проиграла. Она увидела их лица… Увидела - и поняла, что собственная подлость сейчас её просто задушит.
        Но - даже полузадушенная - она сделала напоследок ход конём. С жестокостью, затмившей разум, Илона чётко, медленно и раздельно произнесла (и пусть хоть умрут сейчас оба!):
        - Извини, милый. У нас с Полиной важный разговор, мы тебя оставим ненадолго. Потом будем все вместе пить чай!
        Ага, прямо-таки идиллия: Он, Она и… Она. Классический любовный треугольник, как непременно сказал бы Кирилл Рыбалко, иронизируя то ли над нею, то ли над самим собой. Похоже, в её треугольнике тоже победит хорошая девочка. А как иначе…
        На Марка она смотреть боялась. Перевела взгляд на хорошую девочку… Полина стояла, побледнев до пепельного оттенка и закусив губу, неумело и отчаянно пытаясь справиться с охватившими её эмоциями. Ресницы её едва заметно подрагивали.
        - Извините, Илона Эдуардовна, - наконец, выговорила она, неловко попятившись. На щёки медленно-медленно возвращались нежные краски юности. - Я совсем забыла. Мне нужно срочно бежать… я не могу сейчас… Простите! - и, развернувшись, торопливо бросилась прочь, действительно практически бегом.
        Илона закрыла за нею дверь, помедлила несколько мгновений, собираясь с духом, как перед прыжком с моста, и вернулась в комнату.
        Марк стоял на прежнем месте. Лицо его было застывшим, словно маска. Уж хоть бы орал, кричал на неё, что ли… Да лучше бы даже пощёчину влепил, чем вот так казнить своим холодным, вежливо-отстранённым молчанием.
        Илона поняла, что избежать откровенного разговора невозможно. И пусть слова эти убьют её, но они будут, чёрт возьми, непременно будут сказаны прямо сейчас!
        - Марк, по-моему, пришло время определиться и сделать, наконец, окончательный выбор, - выдохнула она, глядя в его серьёзные глаза. - Не надо меня щадить, пожалуйста, я приму любое твоё решение, я ко всему готова. Просто ответь - она или я?..
        Он взглянул на неё с искренним мучением, боясь причинить ей ещё больше боли. Даже убивая - он жалел её, всё медлил, всё не решался нарушить своё молчание беспощадным ответом. И эту жалость так легко, так заманчиво было принять за любовь, что сердце в который раз дрогнуло, поддаваясь. Так сладко тешить себя иллюзиями, принимая одно - за другое. Так похоже, так близко… но не то. Хватит! Достаточно она обманывала себя и мучила их обоих.
        - Ты любишь меня? - спросила она у него в первый и последний раз в жизни, решительно отвергая жалость. И тут же, струсив, не давая паузе затянуться, добавила:
        - А её?
        - Люблю, - ответил он тихо, но твёрдо.
        Илона быстро отвернулась, села на диван. Она не поверила бы другому ответу, но… за что, за что? Чтобы справиться с леденящим холодом внутри, с лихорадочной дрожью, она изо всех сил сжала ладони, задержала дыхание.
        
        - Ты говорил ей об этом?
        - Нет. Но она знает.
        - Теперь она тебе не поверит, - через силу усмехнулась она. - И всё-таки спасибо, что выдержал моё бестактное обращение “милый” и не стал устраивать сцену… А особенно - за то, что не побежал за ней и не поставил меня в неловкое положение. Мужчины редко бывают так жалостливы…
        - Илона! - протестующе выдохнул он. Она не видела его лица, поскольку всё ещё сидела к нему спиной, но ощущала, что он сейчас на неё смотрит. Смотрит, жалеет, сам страдает, быть может… но не любит. Не любит. Не лю-бит.
        - Подожди, Марк. Сейчас всё кончится, кончится, наконец, моё унижение, - заговорила она быстро и сбивчиво. - Сколько мы были в отношениях? С сентября? Десять долгих месяцев нелюбви, десять месяцев стыда… Ты никогда не любил меня, я это знала сразу, понимала, но почему-то терпела. Надеялась - полюбишь… Сейчас мне легче, поверь. Давно уже надо было тебе сказать…
        Губы у неё болели от вымученной улыбки, а глаза были полны слёз. Он сел на диван с ней рядом, сцепил руки в замок. Бывает трудно покончить с прошлым, но покончить с настоящим - безжалостная, бесчеловечная расправа с самим собой…
        - Это мне давно надо было сказать. Не доводить до таких крайностей… Но я ведь тоже надеялся - может быть, и правда… получится полюбить. Ты замечательная, прекрасная во всех отношениях женщина. Вы похожи. Вы похожи с ней так, что аж страшно. И если бы можно было выбирать рассудком, у меня не было бы ни секунды сомнений, что это должна быть ты.
        - Однако выбирают не рассудком… - докончила она за него. - А сейчас уйди, Марк, прошу тебя… Мне надо побыть одной. Ты за меня не беспокойся, пожалуйста. Я буду жить, я теперь очень хорошо буду жить…
        Сколько бы ни продолжался такой разговор, финал неизбежен: Марк всё равно уйдёт. Даже если у человека очень мягкий характер, после такого разговора он обязательно навсегда уходит. Он уступил тому огню, который сжигал его столько времени. А уж кому не знать, как ни ей - какой бывает огонь.
        А теперь… теперь надо просто вытерпеть.
        Глава 18
        Полина
        Уехать, поскорее уехать отсюда… Может быть, дома ей станет легче.
        Она бы и прямо сейчас уехала, хоть на попутках, да придётся объяснять папе и тёте Насте, почему глаза красные. Нужно подождать, пока душа будет не такая заплаканная…
        Ни на какую встречу в сквере Полина, конечно же, не пошла. Просто не смогла. Да он, наверное, и сам не пришёл… Хотя он звонил, упорно звонил весь вечер, но она сначала сбрасывала его звонки, а потом и вовсе отключила телефон. Невыносимо было бы слышать сейчас этот лживый голос - нельзя, нельзя! И не видеть эти предательские глаза, и не думать, и даже не вспоминать о нём!..
        Никогда ещё Полина не чувствовала себя такой униженной, такой по-нищенски обобранной. Значит, назначив ей встречу в семь часов вечера, он преспокойно отправился “пить чай” к Илоне Эдуардовне. Значит, она всё поняла неверно, в том числе и его желание поговорить. “Поговорить” означало: обсудить её будущую аспирантуру, погоду на улице, международное положение, актуальные цены на картошку, хромую собаку…
        Но разве так смотрят, когда приглашают поговорить о погоде?!
        Полина и сама не заметила, как снова начала плакать: неудержимо, бездумно, с опустошённой душой, как будто уже и ни о чём. К счастью, в комнате она была одна - Ксения, вероятно, зажигает в ресторане с остальными свежедипломированными филологами… может быть, гадает, куда запропастилась Полинка…
        "Вот выйду замуж, назло ему выйду, - думала Полина, по-детски захлёбываясь плачем и в отчаянии кусая уголок подушки. - Пусть не воображает, что на нём весь белый свет клином сошёлся! А потом встретимся случайно на улице - и он обалдеет от того, какая я стала красивая и счастливая, не сдохла и не загнулась в его отсутствие… Или, ещё лучше, пусть я буду в этот момент не одна, а с мужем! А муж - молодой, высокий, широкоплечий, и лицо у него не кривится в брезгливой гримасе, как у некоторых, и угол рта не дёргается, и губы не улыбаются презрительно… да к чёрту, к чёрту его, молодого, широкоплечего!.."
        Но какая страшная, какая оглушающая пустота… Как будто не осталось ни единой причины, ради которой следует жить дальше. Всё то, что так радовало раньше, чем она горела и интересовалась, казалось смешным и ненужным теперь. Аспирантура… диссертация… да катись оно всё к дьяволу!
        Наплакавшись до изнеможения, Полина уснула. Сон - спасение, дверь в царство поддельной жизни, где никогда не бывает ни предательства, ни печали, ни слёз.
        На третий день Ксения не выдержала, подошла к Полине и бесцеремонно сдёрнула с неё одеяло. Та лишь зажмурилась: опухшие, слезящиеся глаза болели от яркого солнечного света.
        - Ну, хватит уже валяться! - заявила писательница. - Всю постель насквозь проревела, лежишь, как солёный огурец в рассоле.
        На это можно было бы и обидеться, но Полина знала: так коряво Ксения выражает своё самое искреннее участие. Она была в курсе произошедшего, Полина поделилась с ней своей бедой в общих чертах. Ксения сразу же выхватила из рассказа то, что самой Полине до этого даже в голову не приходило:
        - А может, Илона Эдуардовна специально тебя пригласила, чтобы вы с ним столкнулись у неё дома? Этакая изящная месть коварной соперницы…
        - Если это и так, я могу быть ей только благодарна за то, что она мне глаза раскрыла, - хрипло и гнусаво отозвалась Полина. - А то бы так и порхала до сих пор в своих розовых очёчках…
        Ксения тогда смолчала, признавая её правоту.
        В этот же раз молчать она не стала, всем своим видом выражая решительный протест против океана хандры, в который с головой погрузилась Полина. Расстелила на одеяле салфетку и собралась подать подруге завтрак в постель, как тяжело больной. От еды Полина категорически отказалась, а вот кофе всё же выпила.
        - Учти: я собираюсь вытаскивать тебя из депрессии! - честно предупредила Ксения, заметив, что, опустошив чашку, подруга снова намеревается улечься и страдать. - В твоих интересах поддаться сразу, а не ждать, пока я применю грубую физическую силу.
        - Я не в депрессии. Просто… ужасно чувствовать себя доверчивой наивной дурой. Очень стыдно, понимаешь?..
        - Да брось! Ты же не в курсе, что у Громова с Илоной Эдуардовной за отношения. Вдруг несерьёзно всё. Так… потрахиваются время от времени.
        - А неважно, - упрямо отозвалась Полина. - Если любишь кого-то одного, как может возникнуть близость с кем-то другим - даже лёгкая, ничего не значащая, мимолётная? Он меня обманул. Я знала, что у него кто-то есть, но это было давно. Думала, раз теперь пригласил на… - Полина запнулась, - свидание, значит - там уже всё решил. А он ничего не решил, его всё абсолютно устраивает!
        - Ну с чего ты это взяла? Ты же не пошла на встречу, - справедливо возразила Ксения. - Вдобавок и трубку не берёшь.
        - А он что, не знает, где находится общежитие? - самолюбиво отозвалась Полина. - Если ему это так важно и так нужно - пусть приходит и объясняет сам, глаза в глаза, а не по телефону. Я не собираюсь прятаться от него под кроватью. Уже два дня прошло - и где он, спрашивается?
        Незаметно Полина опять уснула, просто резко провалилась в сон, как будто потеряла сознание, а когда очнулась - Ксении уже не было. Ну правильно, что ей сидеть рядом с депрессивной подружкой, третий день тоска в комнате, её можно понять… Интересно, сколько она проспала? Час, два, три?..
        С трудом поднявшись и сев на кровати, Полина решила выпить чаю. Встала на ноги - и её тут же повело от слабости, голова закружилась… Кое-как, хватаясь за стены, Полина доковыляла до кухни с чайником в руках.
        Слава богу, здесь никого больше нет… все уже разъехались или постепенно разъезжаются по домам на лето. Плита заляпанная - смотреть страшно, раковина забита какой-то дрянью… а ещё женское общежитие. Уезжают - и после них хоть потоп.
        Дождавшись, когда чайник закипит, Полина осторожно сняла его с плиты и понесла обратно в комнату. В конце коридора, возле лестницы, она вдруг заметила Ксению с каким-то парнем. Та тоже увидела подругу, стрелой метнулась к ней, прижала губы вплотную к уху и быстро шепнула:
        - Вадим!..
        В ухе зазвенело. Полина не успела опомниться, как все трое очутились в комнате.
        - Познакомься! Это Полина! - произнесла Ксения с таким победоносным видом, словно была циркачом, только что проделавшим удачный трюк. Ещё бы руки вскинула вверх для пущего эффекта… - А это мой двоюродный брат из Москвы, я тебе про него рассказывала.
        Полина ошалело хлопала глазами, рассматривая гостя. Он был невысокого роста, очень подвижный, светловолосый, глаза смотрели простодушно и весело. Ну, писем-то он никаких не писал, за это можно было ручаться, слишком спокойный и прямой взгляд Полине в лицо… Но вообще неловко и непонятно - что, чёрт возьми, здесь происходит?!
        Полина в смятении оглянулась на свою кровать, кое-как уже застеленную, и неловко поправила сбившееся одеяло.
        - Вы, кажется, нездоровы? - понятливо спросил Вадим. - Тогда мне, наверное, лучше уйти? Не хочу мешать…
        - Нет, нет! - бодро затараторила Ксения. - Полинка немного приболела, но как раз твой приезд очень кстати - ты нас немножко развеселишь, отвлечёшь, и у неё скорее пройдёт. Это у неё даже не болезнь, а так, недомогание… психического… то есть, психологического характера.
        Вадим с опаской покосился на психическую, а затем перевёл взгляд на Ксению:
        - Ксю, а где же твои чемоданы? Ты сказала, что надо помочь перевезти вещи из общаги домой, а сама ещё даже не начинала собираться…
        - Да мне собраться - только подпоясаться, - беззаботно отозвалась Ксения. - И потом, куда ты так торопишься? Зачем обязательно уезжать сегодня? Вот завтра проводим Полину на вокзал, и тогда уж быстренько упакуем мои чемоданы…
        По обрывкам разговора Полина сложила в уме более-менее полную картинку: мама Ксении, проживающая в небольшом городке в области, собирала всю родню на предстоящий пятидесятилетний юбилей. Вадим специально сначала заехал к кузине, чтобы помочь ей с вещами - а потом они вместе должны были явиться на праздник.
        - Да вы садитесь, Вадим, - сказала Полина, чтобы прервать сумасбродную и бестолковую болтовню Ксении, от которой у неё уже начинала болеть голова.
        Парень посмотрел на неё удивлённо и ещё более опасливо, чем раньше, а затем осторожно спросил:
        - Позвольте… а почему именно Вадим? Это ваше любимое имя?
        Хоть Полине и было не до смеха в эти дни, а всё же она засмеялась от души, глядя на сконфуженное лицо Ксении.
        - Простите… мне послышалось. А как вас зовут?
        - Андрей.
        - Хорошо, Андрей. Садитесь же!
        Вадим, он же Андрей, сел, оглянувшись на Ксению. Очевидно, что-то здесь казалось ему странным, но он пока ничегошеньки не понимал. Сестрица его вновь завертелась, как уж на сковородке.
        - Ничего, ничего! Ты к Полинке скоро привыкнешь. Она очень интересная, милая. Это у неё сейчас меланхолия, совершенно излишняя. Но она ещё лучше, чем я тебе говорила, честное слово!
        - А что она вам обо мне говорила? - коварно спросила Полина. Вадим заморгал, послушно задумался, добросовестно припоминая:
        - Да ничего особенного, всё хорошее… Она очень быстро говорила, всю дорогу, пока мы от вокзала ехали. Сказала, что у вас блестящее будущее, что вы получили красный диплом и будете поступать в аспирантуру… - он отчитывался, точно боясь расстроить психическую.
        Взгляд Ксении упал на чайник, принесённый Полиной из кухни.
        - А давайте чай пить! - оживлённо воскликнула она. Вадим вскочил.
        - У меня вафли есть! И конфеты ещё… - он потянулся к своей дорожной сумке. - А где можно руки помыть? Я прямо из поезда, и вообще…
        - По коридору направо, - подсказала сестрица.
        Едва он вышел, Ксения стрельнула в Полину любопытным зелёным взором:
        - Ну, и как тебе прототип Вадима?
        - Зачем ты его вызвала? - хмуро спросила Полина. - У тебя вещей не так уж и много, чтобы человек специально из Москвы тащился сюда и помогал перевозить твоё добро…
        - Я хотела немного разрядить обстановку. А ну, попробуй-ка при нём лечь обратно на кровать и погрузиться в мировую скорбь! И не надо укорять меня взглядом - на распухшем лице это не очень убедительно смотрится. Ничего дурного я не сделала. Андрей тоже развеется, посмотрит город, погуляет… Он у меня вообще славный парень. Видишь, как я стараюсь тебя взбодрить!
        - Спасибо за старания, но я, кажется, не просила…
        - А дружба на что тогда? - удивилась Ксения. - Ты же вытаскивала Катю из депрессии, не давала ей плакать. Удивительно, сколько в этой комнате сырости и огненных страстей… Прямо-таки, не побоюсь излишнего пафоса, испытываю неопреодолимое желание тоже кинуться в омут любви, глядя на вас!
        - Кидайся на здоровье.
        - Какое уж тут здоровье, сначала парня надо найти, а это ох как хлопотно…
        Полина впервые за неколько дней посмотрела на неё внимательно. Ксения даже как будто похудела. Так привычно её вечное зубоскальство, что невольно забывается главное - и она молодая девушка, и у неё есть свои печали… Любит кого-то, кого нет на свете. Так странно…
        
        Но тут вернулся Андрей, и разговор о любви прекратился.
        На следующее утро Полина проснулась ещё до звонка будильника, на рассвете. Тут же подорвалась с кровати Ксения и начала быстро одеваться, сонная, но полная решимости причинять подруге добро.
        - Андрей обещал заскочить пораньше, от его гостиницы сюда рукой подать, так что я сейчас быстренько нам всем завтрак сварганю. Хочешь, уговорю его прокатиться с тобой до острова? Тебе будет веселее…
        - Нет, спасибо, веселее мне не будет.
        - Жаль, - вздохнула Ксения. - Полное писательское фиаско: Вадим материализовался, но и в таком виде годен лишь на то, чтобы нести твой чемодан… Поверь, он хороший человек, пусть всего-навсего Андрей. Да, ты смотришь на него сверху вниз, потому что он кажется тебе простым и понятным, в отличие от той туманной фигуры, у которой вообще неизвестно, что в голове водится…
        - Наша песня хороша, начинай сначала.
        - Полина! - патетически изрекла Ксения, прижав руку к левой стороне груди. - Нас ждёт разлука. А вдруг на веки вечные?! Должна же я сделать для тебя напоследок всё возможное и невозможное. Андрей золотой парень, и главное - цельная натура. А эти надтреснутые герои, не будем называть поимённо, которые так нравятся интеллигентным женщинам, зародились ещё в старинных романах. Нафталинище!.. Но, к сожалению, битая посуда два века живёт.
        - Что, поругаемся с тобой на прощание? - сказала Полина, шутя. Сегодня утром боль обманчиво затихла. Горе ещё не нашло в душе постоянного укромного местечка, давало ей передышку…
        - А ты сегодня лучше выглядишь, Полинка. И даже глазищи вон прорезались на личике. Откровенно говоря, грусть тебе к лицу, и не называй меня циничной. Тебе даже нужна была такая душевная встряска, ты теперь никогда не сможешь просто плыть по течению… Выдумывая Вадима, я смутно намечала себе именно такую цель… Всё, всё, молчу, через час ты от меня избавишься! - Ксения, наконец, заткнулась и принялась кромсать сыр и колбасу к завтраку.
        Полина не выдержала и отняла у неё нож - смотреть было страшно, как он вихляется в руках у этой несносной Ксении, с которой всё-таки немного жаль расставаться…
        - Обидно за нашу комнату, - вздохнула напоследок Ксения. - Только Катя и получила в итоге своего принца, но эти два кретина реально заслуживали счастья… Я, Полинка, всегда за счастливые концы, так и знай. И как писатель, и как человек.
        На улице Полина не выдержала, оглянулась ещё раз на здание университета с шестью белыми колоннами. Можно, конечно, увидеть его ещё не раз, можно даже войти в эти тяжёлые двери, но всё равно это будет не то… Она будет уже в другом статусе. Не студентка. Странное ощущение своей чужеродности овладело вдруг Полиной. Она всего лишь гостья - и на этом холме, и в этом городе…
        До речного вокзала было совсем недалеко. Сначала они проехались на трамвае, а затем пешком дружно двинулись вниз, к Волге… Андрей катил её чемодан по мощёной дороге, а сам с любопытством озирался по сторонам. Здесь, в старом городе, было очень красиво. Жаль, сегодня нет солнца. Пасмурный, туманный день. Впрочем, так же пасмурно и туманно на душе. Просто погода под стать настроению…
        Полина покупала в кассе билет на теплоход, когда раздался звонок её мобильника. Сердце ушло в пятки, но быстро вернулось - ошибка, ошибка, не он…
        - Полина Валерьевна, вы где? - услышала она в трубке голос своей бывшей ученицы Ани Бычковой. Полина говорила ей, что уезжает сегодня, и та вызвалась её проводить. А вот и она сама - торопится, несётся на роликах…
        - Это вам! - поспешно сунула девушке в руки букет слегка растрёпанных пионов. - Приходите осенью работать к нам в школу, Полина Валерьевна! Мы будем очень вас ждать…
        - Для меня самой учёба ещё не закончена, - усмехнулась Полина. Аня недоверчиво взглянула на неё.
        - Да ладно! Вы же такая взрослая…
        Да уж, взрослая… Большая, опытная, умная. Всё на свете знает, всё умеет. Вот только пока не научилась, как следует жить, если жить, в общем-то, и незачем…
        Она поправила выбившийся из Анюткиной косички вихор, слабо улыбнулась.
        - Приезжай ко мне в гости летом. Я тебя встречу, только позвони.
        - Обязательно приеду, Полина Валерьевна! - пообещала девочка с жаром. - Правда, чуть позже, в августе. В июле меня в лагерь отправляют.
        - Здорово. А дома как?
        - Тоже всё хорошо, - и, поднявшись на цыпочки, заговорщически шепнула Полине в ухо:
        - Папа стал меньше пить…
        Полина перевела взгляд на стоявшую рядом подругу и радушно пригласила:
        - Ты тоже приезжай, Ксень.
        Писательница пожала плечами.
        - Обещать не буду, Полинка, не обижайся. Я в Москву поеду. Поищу там работу, попробую устроиться… - и вдруг крепко обняла Полину.
        Андрей подал ей руку на прощание, просто и открыто улыбнулся.
        - Желаю вам никогда не грустить, Полина. Всего доброго!
        - Не кисни, моя дорогая, я обещаю, что напишу о тебе роман! - пылко произнесла Ксения напоследок.
        - Спасибо, уже написала, - хмыкнула Полина язвительно, но Ксения лишь отмахнулась:
        - Это не считается… Я напишу настоящую книгу! Дочь рыбака, родившаяся и выросшая в камышах, достигла небывалых высот в своей научной карьере!…
        - Господи, ну почему же в камышах, - засмеялась Полина, а из глаз вдруг брызнули слёзы. Она торопливо отвернулась, подхватила свой чемодан и направилась на посадку.
        Качнулась палуба теплохода - и вот уже город поплыл, как мираж, бесследно теряясь в густом утреннем тумане…
        Несколько часов дороги прошли в лёгкой дремоте. Голова чуть кружилась, с реки дул ощутимый ветер, и Полина куталась в свою тоненькую ветровку, жалея, что убрала все свитера глубоко в чемодан. Справа от неё сидели две женщины - тоже закутанные и грустные, вероятно, тоже кем-то обиженные… Слева от Полины расположился почтенный белобородый старик, даже не старик, а - старец. Задумчиво хрустел свежим огурцом. Какие-то парни сходили в буфет, принесли чипсов, сухариков и пива, даже раннее утро их не смущало. Впрочем, Полине было всё равно. Не буянят, не орут, ведут себя тихо…
        Так и шли по реке в белёсом тумане - деревья и береговые кусты просвечивали сквозь эту ватную мглу. Полина закрыла глаза. Никогда она ещё не ехала так по своей Волге - настолько равнодушной и усталой. Вспомнила отца, тётю Настю, но сердце от этого не согрелось. Вот и вернулась Полинка домой. И зачем только её отпустили?..
        Что это - малодушие? Так она привезёт на остров свой долгожданный диплом? Слабачка, сдалась при первом же ударе…
        Нет, не сдалась! В работе всё по-прежнему светло и ясно, в работе можно будет дышать. Но всякий раз, садясь за работу, нужно будет говорить: "Уйдите, Марк Александрович. Я после о вас подумаю. О том, как вы обманули меня, не сказав при этом ни единого лживого слова…" Любить его издали, радоваться тому, что он живой и здоровый?.. Нет, не для неё это, не желает она делать из него икону, как некоторые… Нельзя дать ему убить себя. Надо просто жить!..
        Кто-то вздохнул рядом. Это старик что-то вспомнил, жалеет кого-то. Полина глянула сквозь полуопущенные ресницы и удивилась - смотрит прямо на неё. Да это он её жалеет, оказывается! Но жалость эта не была обидной. Понятный старик, свой, и, кажется, Полина тоже ему вся понятна, со всеми её радостями и печалями… Она широко открыла глаза, встретила добрый взгляд, с благодарностью улыбнулась.
        А когда вдали показался остров и стал стремительно расти, приближаясь, у Полины внезапно ёкнуло в груди от радости, на секунду замерло дыхание, и она улыбнулась, точно оттаивая потихоньку - вернулось что-то забытое, невесомое, детское…
        - Пока молодой, ничему конца нет. Это мы, старики, дно видим, - сказал старец, обращаясь к Полине.
        Туман потихоньку рассеивался. Как же зелено кругом! Как пахнет травой июньский берег!..
        - А вода-то, как вся наша жизнь - неучерпаемая, - добавил Полинин мудрый собеседник, поднимаясь и подхватывая свою сумку, - сколько ни гляди.
        Родная, знакомая с детства, неучерпаемо-бездонная, как жизнь - лазоревая вода…
        Глава 19
        Илона
        Первые пару дней после прощального разговора Илона занималась тем, что пыталась принять очевидное. Как просто звучит - и как невыносимо трудно это сделать!.. То и дело тянуло найти какое-нибудь оправдание себе или Марку, вновь нырнуть в спасительные иллюзии, поддаться сладкому самообману… это было очень заманчиво: к примеру, обвинить во всём нежный возраст соперницы. “Вы с ней похожи”, - сказал Марк, и теперь Илона изо всех сил отгоняла от себя мерзкое, обеляющее её саму, объяснение: он ушёл лишь потому, что Кострова моложе. Думать так было несправедливо по отношению к Марку, несправедливо по отношению к славной доброй девочке, но… это так успокаивало саму Илону.
        “Да не потому он ушёл! - снова и снова повторяла про себя она. - Марк действительно любит Кострову, только и всего”. Так просто. Так больно. Мы выбираем, нас выбирают…
        Она не помнила, ела ли в эти дни. Что-то, кажется, всё-таки ела: поднималась с дивана, заставляла себя выходить на кухню, заваривала чай, машинально жевала какую-то сухомятку, потому что так было надо. Необходимо было учиться жить заново. А затем снова возвращалась в комнату и ложилась на диван, не раздеваясь. Сил дойти до спальни уже не было.
        На третье утро подобного существования Илону разбудил звук ковыряющегося в замке ключа, и она поняла, что ей грозит вторжение извне: ну конечно же, мама… Самый неподходящий в мире момент для визита. А впрочем, всё равно. Сил делать приветливое лицо и изображать радушие нет и не будет.
        - Что происходит? - с ходу бодро вопросила мать, влетая в комнату. - Трубку какой день не берёшь и не перезваниваешь… А почему ты в таком виде? С Марком поссорились?
        - Мы расстались, - сказала Илона чужим, даже на собственный слух, голосом.
        - Я так и знала! - мама всплеснула руками. - Ты в своём репертуаре: неужели так сложно просто удержать мужика?!
        - Ты тоже в своём репертуаре, - не выдержала Илона. - Почему, ничего ещё толком не зная, ты с ходу решила, что это именно он меня бросил, а не я сама, к примеру, от него ушла?!
        - Ты бы бросила, как же, - мама сложила губы куриной гузкой. - Вешалась ему на шею, как кошка… Даже смотреть неловко было.
        - Так не смотрела бы. Никто тебя не заставлял, - Илона устало опустила голову на валик дивана и прикрыла глаза.
        - А вообще… - мать ненадолго задумалась, после чего решительно тряхнула головой. - Всё к лучшему. Он мне никогда не нравился. Слишком высокого о себе мнения, напыщенный и чересчур смазливый. Привык, что бабы постоянно вешаются ему на шею, только пальчиком помани… Вот и не ценит то, что имеет.
        Поскольку Илона никак не отреагировала на эту пламенную речь, символизирующую, должно быть, самое искреннее родственное участие, мама искоса взглянула на неё и добавила:
        - Кстати, я совсем недавно кое-что о нём узнала… Не хотела тебя расстраивать, но теперь уж чего, раз вы всё равно не вместе…
        - Что? - хрипло спросила Илона, приподнимая голову и открывая глаза.
        - Говорят, этот твой Марк к студенткам слабость испытывает. До меня слухи дошли, через питерских знакомых… была там у него одна не очень красивая история. Ты как, не замечала за ним ничего подобного? - каждое слово было, как нож в сердце. - Ни за кем из девушек он у вас в университете не увивался? А то мало ли… седина в бороду, бес в ребро.
        - Мама! - снова не выдержав, закричала Илона. - Ну что ты несёшь, сама подумай?! Какая “седина в бороду”? Ему всего тридцать семь недавно исполнилось.
        - Ладно, ладно, чего ты так заводишься, - мать миролюбиво подняла ладони. - Кстати, ты же, наверное, не в курсе? У него тётка умерла на днях. Ну, та самая, которая после гибели его родителей жила в их квартире… Он, получается, был ей единственным родственником. Родной племянник, как-никак. Вчера похоронили…
        - Вот как! - Илона встрепенулась было: наверное, следует позвонить… выразить соболезнования… но тут же осадила себя. Не надо, не надо, не стоит. Это его жизнь. Илоне в ней больше нет места…
        - Может, Марк теперь вернётся обратно в свою квартиру, он же на съёмной жил? Придётся волей-неволей чаще его видеть, в одном дворе ведь… - вздохнула мать. - Ох, ну попадись он мне только под горячую руку - я не удержусь, всё ему выскажу!..
        - Только попробуй, - сказала Илона, внезапно успокаиваясь. - Тебя вообще это не должно не касаться никаким боком, с какой стати и по какому праву ты собралась ему что-то высказывать?
        - По какому праву? Ты же моя дочь! А он тебя обидел! - вскинулась мать.
        - Мне не пять лет, чтобы ты бегала разбираться с моими обидчиками из песочницы. И, кстати, раз уж мы заговорили об этом… Отдай мне ключи.
        - Что? - не поняла мама.
        - Ключи, говорю, запасные верни. От этой квартиры. Я взрослый человек, мам, и меня давно бесит, что ты можешь в любую минуту бесцеремонно вломиться в мою частную жизнь, даже если я совсем не хочу тебя видеть…
        Обиделась. Ну конечно, обиделась. Связка ключей была демонстративно, со звоном, брошена на журнальный столик, а дверь через секунду шарахнула так, что с потолка, наверное, посыпалась штукатурка.
        А Илона, не чувствуя ничего, кроме невероятного облегчения - точно камень с души сняла - вновь закрыла глаза и быстро уснула.
        Она не знала, когда, в какой момент, ей пришла в голову идея встретиться с Костровой и поговорить. Возможно, терзало липкое чувство вины… Ведь, как ни крути, а она тогда поставила их обоих - и Марка, и Полину - в весьма двусмысленное и затруднительное положение. Нет, Илона не сомневалась, что теперь у них всё хорошо - Марк не стал бы тянуть ещё больше, душа его давно рвалась к Полине, он буквально не мог дождаться того момента, когда развяжет себе руки. Но всё-таки… всё-таки не слишком порядочно вышло с девочкой. И если с Марком они всё обговорили и выяснили, то Полина… Нужно было попросить у неё прощения. Илона не была уверена, кому это больше нужно - Костровой или ей самой, но на всякий случай решила не откладывать разговор и на следующее же утро отправилась в общежитие.
        Впрочем, там её ждало разочарование: на вахте сообщили, что Кострова уже выехала. Да-да, с вещами, насовсем - буквально вчера, вы опоздали…
        Однако милостиво разрешили пройти в комнату: кажется, соседка Костровой, Ксения Далматова, должна быть там. Хотя и она тоже скоро уезжает…
        Машинально, бездумно, Илона поднялась вверх по лестнице, прошла по коридору и, уже остановившись перед дверью, вдруг опомнилась: что она здесь забыла? На что ей сдалась Далматова? Не обсуждать же с ней, право слово, тонкости взаимоотношений внутри некоего нескладного любовного треугольника… Впрочем, лишний угол отвалился за ненадобностью. У двух оставшихся углов всё в порядке. Должно быть в порядке…
        Развернувшись, Илона двинулась обратно, невольно с любопытством озираясь по сторонам. Домашняя, изнеженная девочка, она никогда не жила в общежитии и не представляла, как это в принципе возможно. Комната, которую приходится делить с кем-нибудь ещё… совместный быт… общий душ, туалет и кухня… а вот, кстати, и кухня. Проходя мимо, Илона не удержалась и сунула туда нос. Срач, разруха и запустение: студентки разъезжались, и каждая оставляла после себя какую-нибудь гадость на столе - закопчёную кастрюлю, старую грязную расчёску с недостающими зубчиками, рваный пакет из супермаркета… На подоконнике в стеклянной банке Илона разглядела чайный гриб - склизкий, противный… Её передёрнуло, а потом к горлу подкатил такой ком тошноты, что Илона бросилась вон из кухни, зажимая себе рот руками. Скорее, скорее на воздух!
        Она уже знала по недолгому опыту: это скоро пройдёт. Так бывает в первые месяцы. Это нормально…
        Илона сидела на набережной, на любимом своём месте, ждала Мусю и смотрела на воду. Вечер был мягкий, тёплый, ласковый…
        Говорят, к старости человек начинает испытывать успокоение. Что ж… прожита всего только неделя после расставания, об успокоении говорить ещё рановато. Дни эти были мелкие, пустые, какие-то ничтожные и серые… Но ничего, скоро она поедет туда, где дни посветлеют под южным солнцем.
        Муся позаботилась о восстановлении душевного равновесия подруги: через знакомого врача сделала ей справку о болезни и достала путёвку в отличный санаторий. Илоне нужны тишина, покой, сбалансированное питание, море и… полное одиночество. Астаров отпустил её без пререканий. Видимо, она и в самом деле выглядела больной.
        На соседней скамейке сидела молодая мать: девушка, почти девочка. Покачивала коляску с только что уснувшим младенчиком… Лицо осунувшееся, бледное, под глазами синяки от недосыпа. Она смотрела на своего ребёнка, не отрываясь - всё в нём, всё ушло в него - смех, задор, юная беззаботность, покой…
        Марк любит детей, Илона давно обратила на это внимание. Он всегда находил с ними общий язык.
        …А ведь он тоже скоро уедет. Когда Илона приходила в последний раз в университет, услышала краем уха разговор на кафедре… Судачили, что его зовут обратно в Питер.
        Пока ещё Илоне не всё равно. Но когда-нибудь обязательно будет всё равно. А сейчас нужно терпеть плеск реки, зовущую музыку из многочисленных кафе на набережной, запах шашлыка… Впрочем, почему - терпеть? Здесь очень мило.
        - Всё будет хорошо, Илоночка, - Муся обняла её на прощание. - Ты отдохнёшь, наберёшься сил, поправишься… может, даже курортный роман завяжешь, тебе бы это не помешало. Вон какая худющая стала, одни глаза на лице торчат, - и нечаянно, не думая, попала прямо в цель:
        - Жаль, что у вас с Громовым нет ребёнка. Могла бы и залететь от него. Мне кажется, он бы тогда от тебя не ушёл, вы бы не расстались…
        Илона промолчала.
        …Ещё в марте она обратилась к гинекологу с жалобой на нерегулярный и болезненный цикл. Ей выписали оральные контрацептивы, но у Илоны с ними с самого начала как-то не заладилось. Она постоянно забывала принимать таблетки вовремя, нередко приходилось пить по две одновременно. Пару раз и вовсе пропустила… в конце концов, плюнула и решила, что это не для неё, и они вернулись к барьерному методу предохранения. Но, видимо, в тот короткий период приёма таблеток всё и произошло…
        Она долго раздумывала, когда удобнее и лучше сообщить эту новость Марку. Гадала, какой может быть его реакция. Боялась и радовалась одновременно. А потом… в один прекрасный день вдруг отчётливо поняла, что их отношения это всё равно не спасёт. Они давно были обречены. И подсознательно она понимала этого с самого начала - с той их совместной ночи на даче.
        Поначалу, конечно, её кидало из одной крайности в другую - захлёстывали то отчаяние и паника, то какая-то сумашедшая эйфория, но у беременных, она слышала, такое бывает. Гормоны…
        Муся давно уже убежала по своим делам, а Илона, оговорившись тем, что хочет ещё немного посидеть у воды, еле заметно улыбалась своим мыслям.
        Жаль, что нет ребёнка?..
        Ребёнок будет, Марк Александрович, а вот драм не будет никаких. К чему бессмысленные жертвы и отказы? Мне не нужны такие дорогие и бесполезные подарки. Сначала ты должен устроить своё окончательное счастье с Полиной, я не хочу и не буду вмешиваться…
        Я не стану скрывать от малыша, что у него есть отец, и, если захочешь, Марк, ты сможешь его видеть. Но я не буду тебя ни к чему принуждать.
        Слёз тоже больше не будет. Не должно быть. Наступает прекрасное, чистое, светлое, спокойное время. Я просто до сих пор люблю отца своего ребёнка, но теперь мне не стыдно за эту любовь.
        Возможно, я буду любить тебя ещё долгие, долгие годы. Но больше никогда (слышишь? никогда!) не приду к чужому дому.
        Не лягу в чужую постель.
        И не загляну в чужое окно…
        Полина
        Не успев сойти на берег, она услышала знакомый голос:
        - Полинка, ты?..
        Вот так-то жить в деревне: каждая собака тебя знает. Нехотя обернувшись, девушка увидела Костю Николаева. Свою первую наивную влюблённость.
        Смешно сейчас вспоминать - смешно, глупо и стыдно, а она ведь даже дневник вела тогда, изливала душу бумаге… Куда всё уходит? Почему исчезает любовь? Теперь только и остаётся смотреть на него да радоваться, что не сложилось тогда, не склеилось, не срослось. Чужой, совсем чужой… и уже не вообразить, каково это - если бы её обнимали Костины руки, целовали его губы… Неужели и с Марком Александровичем когда-нибудь будет так же? Однажды ей станет смешно и стыдно, что она мечтала о его глазах, руках и губах?.. Однажды ей станет просто всё равно?..
        - Ты в порядке? - озабоченно спросил Костик. Полина помотала головой.
        - Укачало в дороге…
        - А отец тебя ещё в пятницу ждал. Что, кончилась твоя учёба?
        - Кончилась, Костя. Ты извини меня, я хотела бы сейчас побыть одна. Не до разговоров.
        - Да я же не навязываюсь, - обиделся парень. - Просто… по-дружески подошёл… Помочь хотел, вон хоть чемодан тебе донести до дома.
        - Чемодан отнеси, если не шутишь, - смилостивилась Полина. - А я пойду вдоль берега, так давно здесь не была, соскучилась - хочется прогуляться… Скажешь моим заодно, что я приехала.
        Костик легко подхватил её чемодан (везти его по таким ухабам да пригоркам было бы кощунством) и быстро, не оглядываясь, зашагал вперёд.
        - Спасибо, Костя! - чуточку виновато крикнула она ему вслед. - Динке привет.
        А вот теперь, идя налегке по знакомой до каждого камушка, до каждой травинки дороге, можно было действительно остаться наедине со своими мыслями и обдумать, какой она покажется дома. Ни в коем случае нельзя выдавать папе с тётей Настей свою боль и растерянность. Нужно войти в дом сильной, независимой и уверенной в себе.
        Она двинулась вперёд по узкой тропе, чувствуя, как касается щиколоток влажная густая трава, и вдруг услышала негромкое:
        - Полина!..
        Она остановилась, оглушённая ударами собственного сердца. Не может, этого просто не может быть… Не слишком ли часто в последнее время она оборачивается на этот голос?
        Так и не найдя в себе сил оглянуться, она молча стояла и ждала, слушая неумолимо приближающийся звук торопливых шагов. Прежде, чем он успел что-либо сказать, Полина ощутила спиной тепло, а затем его ладони знакомо и осторожно опустились на её плечи. Снова это проклятое "дежа вю", всё это уже было, было, и она поддалась тогда этому наваждению, а надо было бежать прочь, мчаться без оглядки!..
        Полина, не поворачивая головы, резко повела сначала одним плечом, а потом другим, сбрасывая его руки.
        - Ты хотела обидеть меня? - сказал он тихо. - Что ж, пусть так - понимаю, что заслужил. Но только я всё равно не обижаюсь, как ни не старайся.
        Он обошёл Полину и встал, преградив ей дорогу. Теперь они оказались лицом к лицу, друг напротив друга.
        Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Молчать было невозможно, говорить - ещё невозможнее… Сказать ему, чтобы убирался немедленно, не смел приближаться, смотреть на неё и разговаривать с ней, как ни в чём не бывало… Сказать, что она ненавидит его и всех женщин, которые смеют говорить ему “милый”!.. Обнять, прижаться лицом к клетчатой рубашке, не отпускать никуда…
        Он смотрел на неё, чуть наклонив голову. Молчал. Ага, и у него губы сжаты мучительно, и он волнуется, и у него сердце рвётся!..
        - Вы говорили, что слова в отношениях - не самое главное. И всё-таки сейчас я жду от вас именно слов, Марк Александрович, - произнесла она дрогнувшим голосом.
        - Я люблю тебя, - сказал он просто.
        Полина вздрогнула. Она рассчитывала на долгие пространные объяснения, на извинения, на доводы… а он сразу начал с главного. Обезоружил её. И что теперь на это возразить?
        - А… Илона Эдуардовна? - прошептала она, боясь, что сейчас разрыдается. Вся её мудрость, показная рассудочность и выдержка отступили - она снова чувствовала себя маленькой девочкой с трясущимися губёшками, которая боится услышать, что чудес не существует.
        - Мы с Илоной Эдуардовной расстались, - сказал он. - В тот вечер я пришёл к ней, чтобы попрощаться.
        Вот и всё. Всё?.. Да кому нужны эти длинные разбирательства, упрёки и взаимные обиды, если самое главное уже сказано?
        Она облизнула вмиг пересохшие губы.
        - Почему вы не приехали в общежитие? - спросила она наконец, не зная, что ещё может предъявить ему в качестве обвинения.
        - Прости, Полечка, - он впервые назвал её так, - у меня скоропостижно умерла тётя. В тот самый вечер… И я сразу же закрутился с похоронами. Я звонил тебе, но ты не отвечала.
        - Это вы меня простите, - опомнилась она. - Я вам очень… соболезную.
        - Тебе не за что просить у меня прощения. Во всём виноват я сам. Не надо меня идеализировать… - он нашёл в себе силы улыбнуться.
        - Идеализирую? Вас? - Полина даже опешила на миг от подобного самомнения. - Нисколько, не обольщайтесь. Я прекрасно отдаю себе отчёт, какой вы мерзкий зануда, упрямый осёл и вообще… редкостная сволочь, - не удержавшись, добавила она. Отомстила за все эти дни, когда чуть было не умерла без него - там, в общежитской комнате.
        - Мощно, - отозвался он. - Вот, значит, какого ты на самом деле обо мне мнения? - брови его взметнулись, в глазах заплясали чёртики.
        - А то. Это я ещё стараюсь быть вежливой… - она уже сдавалась, уже понимала, что не сможет долго делать хорошую мину при плохой игре, но продолжала изображать, что злится. К чему врать самой себе? Она ведь подсознательно надеялась на это. Не верила, что он приедет к ней на остров - и всё-таки ждала…
        - Тем лучше, - усмехнулся он. - Будет меньше разочарований в будущем. Тогда мне остаётся только спросить: ты поедешь со мной в Питер?
        - Зачем? - выдохнула она.
        - Ну, в аспирантуру можно поступить и там, - он пожал плечами.
        - Я не об этом, - с нажимом повторила Полина. - Зачем мне туда ехать? Ради чего? Ради кого?
        - Мне предложили работу в одном из питерских вузов, - отозвался он серьёзно. - Ну, а я, в свою очередь, делаю предложение тебе…
        Полина молчала. Тогда он взял её ладони в свои - горячие, сухие, легонько и ободряюще сжал.
        - Может быть, это тоже слишком самонадеянно с моей стороны… но я не могу привезти тебя в Питер просто в статусе “подруги”. Ты заслуживаешь большего, а уж никак не сплетен, которые непременно будут…
        - Кому что за дело, в каком я статусе… - тихо отозвалась Полина, ещё не веря в то, что он всерьёз предложил ей выйти за него замуж.
        - Мне есть дело. Поэтому - и не только поэтому, разумеется - я хочу, чтобы ты стала моей женой, - повторил он.
        - Но мы же совсем не знаем друг друга, - пролепетала она, не понимая, что несёт и почему протестует. Наверное, делала это просто по инерции. - А вдруг мы не сможем жить вместе? Брак - это ведь совместный быт, какие-то общие увлечения, неприятные недостатки, которые непременно вылезут на поверхность со временем…
        - Угу. Я, к примеру, иногда храплю, а ты? - спросил он с убийственно серьёзным видом.
        - Марк Александрович!.. - вскинулась Полина. А он притянул её к себе и сделал то, о чём она так долго мечтала - взял в ладони её лицо, нежно очертил пальцами контур губ, тронул нежную кожу щёк, погладил распущенные волосы…
        - Я знаю о тебе достаточно, чтобы хотеть прожить с тобой всю оставшуюся жизнь. И это не ради красного словца, поверь. Я знаю твою душу. Я знаю твой характер. И пусть мне неизвестны твои привычки в быту, какие-то детали твоей биографии… всё, что я уже о тебе узнал, меня бесконечно привлекает и восхищает. Этого достаточно. При условии, - он запнулся, - при условии, конечно, что ты испытываешь ко мне те же чувства.
        Полина смотрела ему в глаза. Его удивительные глаза: расплавленное серебро, утреннее предрассветное небо, пасмурный хмурый день… Но его взгляд сейчас не был ни хмурым, ни пасмурным.
        Слабая?.. Не справилась, не смогла совладать с искушением?.. Побоялась жить без него?.. Пусть так. А она прощает его, все его проступки и ошибки… прощает за эту, одну-единственную, встречу.
        - Поцелуйте меня, - попросила Полина.
        - Честно говоря, я об этом думаю с самой первой секунды. Просто боялся, что ты сразу же огреешь меня чем-нибудь тяжёлым по голове, - улыбнулся он.
        - Вам повезло, Марк Александрович, что я вовремя избавилась от чемодана, - пошутила она в ответ.
        И тут же его губы нетерпеливо прижались к её губам. Полине сейчас было наплевать на то, что их могут увидеть: она подняла руки и запустила пальцы в его волосы, прижалась крепче, притянула к себе, не боясь и не стесняясь ничего на свете. Она ощущала его лёгкую небритость… ловила ртом его сбившееся дыхание в промежутках между поцелуями… вкус его горячих губ - куда более настойчивых, чем в тот первый раз у него дома… и его плохо скрываемое нетерпение, и дрожь - всё она ощущала… И ей было хорошо, как никогда.
        - После того, что между нами было, - немного нервно пошутила Полина, когда они, наконец, с сожалением оторвались друг друга, - вы обязаны пойти к моему отцу и официально попросить моей руки. А как вы хотели, всё по старинному русскому обычаю… отвесить земной поклон, упасть в ножки… не побоитесь?
        Он засмеялся и одёрнул рубашку, пригладил волосы.
        - Я готов. Полагаю, он будет меня очень сильно бить?
        - Пренепременно выпорет. После бани. Но так уж и быть, я замолвлю за вас словечко… - засмеялась и Полина. - Пойдёмте?
        Помедлив, Громов взял её за руку. Полина несмело переплела его пальцы со своими, искоса взглянула ему в лицо: он довольно улыбался…
        Люди непременно станут судачить - такова уж их природа.
        Даже теперь, когда они пройдутся вместе по деревенской улице, сколько человек окинет их любопытным сканирующим взглядом? Сколько - сделает многозначительные выводы? Сколько - начнёт перешёптываться? Она ведь здесь своя, Полинка, все её знают, а вот Громов - чужак, незнакомец, к тому же ещё и старше…
        Люди непременно будут осуждать. Упрекать за слишком юный или слишком зрелый возраст. За излишнюю скромность или чрезмерную решительность. За счастье и за страдания. Такая уж она - эта несовершенная, неидеальная жизнь, и проживают её - и в печали, и в радости - далеко не безупречные люди.
        Полина знала теперь, что может случиться всё, что угодно. Они могут прожить долго и счастливо в любви - а могут навсегда разбежаться спустя какое-то время. Никто не даёт гарантий, даже господь бог. Но она была к этому готова.
        Ведь жизнь - это то, что происходит сейчас. Не вчера и не завтра. Сейчас она идёт по узкой тропинке, и её пальцы слегка подрагивают в горячей ладони мужчины, которого она любит, любит всем сердцем, всей душой, давно и искренне.
        Он тоже не идеален, о нет. Но ведь он нужен ей именно таким, без лакировки и ретуши…
        Ей просто очень хорошо идти сейчас с ним вместе по этой земле - родной, любимой, знакомой с детства. И слушать крики чаек. И видеть, как пронзительно синеет река.
        Мороз крепчал, а море рокотало, как непременно добавила бы невыносимая Ксения…
        Эпилог
        Год спустя. Илона
        Я научилась просто, мудро жить,
        Смотреть на небо и молиться Богу,
        И долго перед вечером бродить,
        Чтоб утомить ненужную тревогу.
        Когда шуршат в овраге лопухи
        И никнет гроздь рябины желто-красной,
        Слагаю я весёлые стихи
        О жизни тленной, тленной и прекрасной.
        Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь
        Пушистый кот, мурлыкает умильней,
        И яркий загорается огонь
        На башенке озёрной лесопильни.
        Лишь изредка прорезывает тишь
        Крик аиста, слетевшего на крышу.
        И если в дверь мою ты постучишь,
        Мне кажется, я даже не услышу.
        Анна Ахматова
        Осень по-прежнему оставалась её любимым временем года.
        Любимым, несмотря на чуть подслащенные воспоминания о самом горьком, самом трудном, но одновременно - самом счастливом периоде её жизни. Илона давно уже научилась думать о том времени спокойно, без сожалений и слёз.
        Наверное, весь запас своего негатива и отрицательных эмоций она исчерпала ещё тогда. Выплеснула до донышка. Приняла, отпустила и научилась “просто, мудро жить”. А может быть, первые месяцы материнства вымотали её настолько, что она и думать забыла о каких-то высоких материях: какая любовь, какая романтика, я вас умоляю, когда самое большое счастье - это поспать без перерыва хотя бы два-три часа?! Когда высшее из блаженств, недопустимая роскошь - просто принять ванну в тишине и спокойствии?
        Она не знала, что будет так трудно. Да, морально готовилась, читала форумы, изучала статьи в интернете, советовалась с приятельницами, у которых уже были дети… и всё равно никто не предупреждал её, что будет настолько тяжело. Иногда, просыпаясь среди ночи от плача малютки, Илона чувствовала себя совершенно разбитой и сама готова была заплакать от усталости, бессилия, замкнутого круга, этого проклятого, бесконечного “дня сурка”…
        И всё-таки, даже этот период остался позади. А когда малышке Сонечке исполнилось полгода, Илона вдруг как-то… ожила. Встрепенулась, огляделась по сторонам, улыбнулась яркому солнцу и высокому прозрачному небу. Ей внезапно захотелось накупить себе новых платьев, сделать причёску, прекратить затворничать, почаще выходить в люди, встречаться с подругами в кафешках, гулять по набережной… Разумеется, наличие ребёнка не позволяло начать осуществлять все свои “хотелки” сразу, прямо сейчас, но Илона принялась потихоньку двигаться в этом направлении.
        Она была очень благодарна родителям - они всегда готовы были помочь с обожаемой внучкой. Даже мама, которая поначалу пришла в шок от известия об Илониной беременности, как-то оттаяла и стала мягче, нянчась с Сонечкой. Конечно, и сейчас не обходилось без непрошенных советов, но Илона научилась стоять за себя и резко пресекать все попытки ею манипулировать. Матери ничего не оставалось, как принять новую модель их отношений, и обеим, как ни странно, сразу стало заметно легче общаться друг с другом.
        Марк, разумеется, тоже поддерживал, как мог. Он регулярно приезжал из Питера, привозил подарки для дочки, помогал материально… Его вообще ни в чём нельзя было упрекнуть. Он был хорошим, любящим отцом - насколько это в принципе было возможно в ситуации, когда отец и ребёнок живут в разных городах.
        Суммы он перечислял приличные, и Илоне поначалу даже неудобно было их принимать. Так заманчиво было бы красиво отказаться - нет, не швырять деньги в лицо, конечно, но гордо и с достоинством произнести: “Спасибо, мы с Соней не нуждаемся, нам всего хватает”. Однако верная Муся, с которой Илона как-то поделилась этими крамольными мыслями, покрутила пальцем у виска, обозвала её дурой и велела не выпендриваться:
        - Это и его ребёнок тоже! Хочет баловать дочь - пусть балует!
        Илоне казалось, что личные встречи с Марком будут даваться ей тяжело. Поначалу возникла даже трусливая идея уходить из дома, когда он будет приезжать к малышке - пусть общается в присутствии родителей Илоны, а она пока… погуляет где-нибудь. Но всё оказалось не так страшно. Неловкость первых минут была быстро залакирована общением с Сонечкой - и, объясняя неопытному отцу, как надо обращаться с младенцами, Илона внезапно поймала себя на том, что даже почти не волнуется. Всё было как-то… отвлечённо, словно она наблюдала за собой и Марком со стороны.
        Он изменился. Брак и возвращение в Питер, несомненно, пошли ему на пользу. Появилось больше спокойствия во взгляде, жестах и словах, он часто и открыто улыбался, не уходил в себя и не сидел каменным истуканом, как это бывало раньше… Наверное, всё у него было хорошо - и в работе, и в семье. Сам Марк не говорил, а Илона не спрашивала.
        Лишь однажды что-то дрогнуло в его лице, и она на секунду увидела в нём прежнего Марка… когда пригласила его выпить чаю с яблочным пирогом. Он дёрнулся, как от удара. Ей даже показалось, что поморщился, словно от резкой боли.
        - Прости меня, - не выдержала Илона.
        - За что? - тихо спросил он.
        - За те яблоки…
        - Это ты меня за них прости, - серьёзно отозвался он.
        Всё прошло, всё забылось, бесследно истаяло в дымке весенних туманов и осенних костров…
        Стоял октябрь. Чудесная, тихая, золотая пора, Илонино любимое время. Она гуляла с десятимесячной Сонечкой в парке - водила её за ручки по шуршащему ковру из опавших листьев, и малышка весело смеялась, топая ножками и демонстрируя четыре крошечных зубика. Сама, без поддержки, ходить Соня пока не умела, и у Илоны после подобных прогулок - согнувшись в три погибели - начинала болеть спина, но как отказать ребёнку в подобной радости?
        Наконец, Соня устала и выдохлась. Пора было возвращаться домой, кормить ребёнка и укладывать на дневной сон.
        - Давайте я коляску повезу, - предложил Кирилл Рыбалко.
        - Ну, вези, - усмехнулась Илона.
        - В магазин вам не надо - может, завернём? Или я потом сбегаю, вы мне только дайте список того, что нужно купить…
        - Что ты опекаешь меня, как маленькую, - рассмеялась она. - Мне, конечно, приятна твоя забота, но я ведь, слава богу, не немощная и не больная. В магазин и сама сходить могу.
        - Люблю отдавать долги, - улыбнулся он то ли шутя, то ли всерьёз.
        Илона поняла, что Кирилл имеет в виду. Он ведь только недавно узнал, благодаря кому ему удалось устроиться в столице - Ася рассказала.
        Откровенно говоря, Илона боялась реакции Аси на известие о беременности. Ведь журналистка была, прежде всего, знакомой Марка - а не встанет ли она в этой ситуации на его сторону, не обвинит ли Илону в специальном залёте, в котором её подозревали многие знакомые?.. Дескать, с паршивой овцы - хоть шерсти клок, как понимающе кивали доброжелатели. Не удалось женить на себе мужика - так пусть теперь алименты платит. Все эти разговоры были Илоне глубоко отвратительны, потому что шли поперёк самой её природы… Но Ася, к счастью, поддержала её в решении рожать и от души порадовалась за будущую мать.
        - Ты знаешь, - поделилась она как-то с Илоной в порыве дружеской откровенности, - всё это, конечно, правда: про тяжесть жизни матери-одиночки, про ворох проблем и забот, про огромную ответственность и усталость… Но я сейчас сужу со своей субъективной колокольни и, поверь, если бы мне пришлось выбирать между бездетностью и возможностью в принципе родить ребёнка… я, наверное, тоже выбрала бы ребёнка. Даже если бы осталась совсем одна.
        Как только Ася узнала, что Кирилл собирается ненадолго съездить в родные края, она немедленно собрала посылку для Илоны - с кучей детских вещичек, развивающих игрушек, подгузников и пюрешек. Получился едва ли не целый чемодан, но в этом искреннем порыве, в этом жесте поддержки не было ничего, что унизило бы Илону и заставило её чувствовать себя побирушкой. Она знала, что Ася сделала это от чистого сердца, а не от желания оскорбить её.
        - Ася говорила, вы после нового года на работу выходите? - поинтересовался Рыбалко. Илона кивнула.
        - Да, предложили место в частном колледже. Он совсем новый, недавно открылся, директриса - моя бывшая однокурсница. Работа обещает быть интересной, это учебное заведение с литературным уклоном, для творческих ребят. Сонечке уже год исполнится, мама согласна с ней сидеть, да и я пока не на полный день выхожу… хотя там даже на полставки зарплата получается в два раза больше, чем была у меня на прежнем месте, - Илона засмеялась. - Муж однокурсницы - известный бизнесмен, он всё это дело и спонсирует… Говорят, сам - неудавшийся писатель. Вот, решил помогать и развивать юные таланты.
        Кирилл улыбался, слушая её. Илона сейчас выглядела очень воодушевлённой: щёки разрумянились, глаза блестели.
        - Ты знаешь… - сказала она, - напрасно я боялась одиночества. Я даже не представляла раньше, что у меня столько хороших друзей!
        - Друзья - это прекрасно, - согласился Кирилл. - Вот ещё бы замуж вас выдать - и будет совсем хорошо!
        Она расхохоталась, не обижаясь от такой фамильярной бесцеремонности.
        - Ты, что ли, выдавать будешь?
        - А почему бы и нет? Я в Москве с такими крутыми мужиками общаюсь каждый день, выбирай - не хочу! Знаменитости, артисты… и многие не женаты! - подмигнул он. - Неужели вы отказались бы заполучить себе в мужья какую-нибудь звезду?
        - Ты пришли мне полный каталог всех кандидатур, - пошутила она. - Я проведу тщательный кастинг.
        Так они и шли до её дома, перебрасываясь дурацкими щуточками. Кирилл катил коляску по тротуару, усыпанному жёлтыми листьями, и щурился на октябрьском солнце. Многие прохожие взирали на них с умилением и некоторым удивлением - вероятно, думали, что это пара с разницей в возрасте. Молодой муж, не слишком молодая жена и ребёнок…
        - Тренируешься? - беззлобно поддела его Илона, когда они оказались у её подъезда и Кирилл осторожно достал малышку из коляски.
        - Ага. Ещё четыре месяца есть на подготовку, - довольно отозвался он, имея в виду срок, оставшийся до Катиных родов.
        - Ты будешь замечательным отцом, - сказала она ему.
        - А Громов… он хороший отец? - не глядя на Илону, спросил вдруг Кирилл. Впервые он заговорил с ней о Марке. Наверное, до этого просто боялся причинить ей боль, слишком мало времени прошло…
        - В тех условиях, в которых мы с ним находимся - я бы даже сказала, что идеальный. Вряд ли он мог бы сделать для дочери что-то большее, - искренне отозвалась она. Прислушалась к себе… Боли не было.
        - Вы не сердитесь на Кострову, - сказал вдруг Рыбалко, держа на руках малышку и всё ещё упорно пряча взгляд. - На самом деле, она неплохая девчонка и очень отзывчивая. Катька моя её обожает. Кто же знал, что у них с Марком Александровичем так всё получится…
        - Никто не мог знать, Кирилл, - она спокойно кивнула ему, ободряюще улыбнулась. - Никто ни в чём не виноват. С чего мне на неё сердиться? Я искренне надеюсь, что она с ним счастлива.
        - Ну, вот и прекрасно! - сразу повеселел он. - Слушайте, пойдёмте-ка скорее домой, ваша принцесса, по-моему, обкакалась - и не могу сказать, что сей дивный аромат ласкает моё обоняние.
        - Привыкай, папаша, - Илона снова расхохоталась, открывая перед ним дверь подъезда.
        Два года спустя. Полина
        - Поздравляю вас, дорогой профессор! - она налетела сзади, обхватила мужа руками, затормошила, поцеловала в одну щёку, затем в другую…
        - Пока ещё не профессор, ты же знаешь, - улыбнулся он. - И учёная степень, и звание присваиваются далеко не сразу, нужно, чтобы высшая аттестационная комиссия изучила документы и вынесла окончательное решение.
        - Ай, это всего лишь формальность, - перебила она. - Главное - что защита состоялась!
        Заседание учёного совета длилось около полутора часов - включая доклад соискателя и, собственно, дискуссию, после чего, наконец, было устроено голосование и защиту докторской диссертации кандитата филологических наук Марка Александровича Громова признали успешно свершившейся.
        - Ты теперь большая шишка, - заявила Полина, посмеиваясь. - К тебе, небось, и на кривой козе не подъедешь… На секс, наверное, придётся записываться за полгода вперёд? По каким дням принимаете, профессор? - озабоченно спросила она.
        Он расхохотался.
        - Для вас, Полина Валерьевна, - вне очереди и в любое время суток!
        Она заговорщически сжала его руку.
        - Тогда хочу прямо сейчас.
        - Сейчас? - поразился он, весело глядя на неё. - А как же - отметить защиту, посидеть в ресторане с друзьями и коллегами?
        - Ну вот, а говорил - в любое время суток, - поддела его она. - Уже отговорочки пошли? Сливаемся, да? Ай-ай-ай, а ещё доктор наук…
        Его глаза сверкнули.
        - Поехали домой.
        - Да ладно? - Полина окровенно забавлялась, провоцируя и поддразнивая мужа, повторяя его же слова. - “А как же - отметить защиту, посидеть в ресторане с друзьями и коллегами?”
        - О женщина, ты сама-то знаешь, чего хочешь? - он с шутливой укоризной покачал головой, глядя на Полину.
        - Ну хорошо, - сжалилась она. - Сегодня - твой день, твой праздник… В конце концов, даже неудобно будет перед иногородними оппонентами, которые специально приехали на твою защиту. Но после ресторана… - она многозначительно улыбнулась, - после ресторана ты мой, и только мой!
        - Клянёшься ли ты любить и беречь меня в горе и в радости, в болезни и в здравии, до и после банкета? - усмехнулся он.
        - Да уж какое “здравие” после банкета, - тоже засмеялась Полина, но затем внезапно посерьёзнела и торжественно произнесла:
        - Клянусь.
        Он взял её за плечи, развернул лицом к себе, долго и внимательно вглядывался в глаза.
        - Я люблю вас, Марк Александрович, - она потёрлась щекой о его ладонь.
        - А я вас - больше, Полина Валерьевна, - он отвёл упавшую на её лицо прядь волос, прикоснулся к ямочке на щеке, нежно поцеловал жену в улыбку.
        - Нет, я больше! - тут же, по-девчоночьи задиристо, вскинулась она.
        - Нет, я!
        …Они шли по осеннему Питеру, взявшись за руки, как влюблённые подростки, и всё продолжали и продолжали этот бессмысленный спор.
        Самый дурацкий.
        Самый глупый.
        Самый нежный.
        Самый важный спор в мире…
        КОНЕЦ
        Сентябрь - ноябрь 2019