Лас-Вегас Клейтон Мэтьюз
        Артур Мур

        Лас-Вегас. Город, где можно вознестись к вершине и рухнуть в бездну. Город, где пахнет шальными деньгами. Город, где творятся безумства. Здесь можно заглянуть ненароком в церковь возле казино — и через пять минут оказаться… женатым. Здесь можно забыть про святые узы брака, предавшись страсти в объятиях дорогостоящей молодой красотки. Здесь жизнь — азартная игра.
        Здесь рискуют, блефуют и преступают закон. Испытайте свою судьбу, дамы и господа!!!
        Клейтон Мэтьюз, Артур Мур
        Лас-Вегас
        ПРОЛОГ
        Обветшавшее здание железнодорожной станции, кучка жалких домишек, прижавшихся к пыльной автостраде; дьявольская жара летом и лютый холод зимой. И резкий ветер, вечный ветер, неутихающий ветер.
        И вдруг в один прекрасный день игорный бизнес стал легальным.
        Лас-Вегас.
        Сущий ад. Гнуснейшее место для постройки города. Но шоссе рядом, и к тому же в Неваде это ближайший к Лос-Анджелесу населенный пункт.
        Содом и Гоморра двадцатого века.
        «Господа! Выигрывает одиннадцать!»
        «Проклятие!.. Сукины дети!.. Дерьмо!..»
        «Ваш выигрыш. Делайте ставки, господа».
        Багдад американской пустыни.
        Кусок земли, застроенный отелями, казино, игорными заведениями разного пошиба, на все вкусы и возможности. Неоновые рекламы не дают отдыха глазам. Можно, если очень захочется, найти игральный автомат за цент. Гораздо больше приходят в движение от пятицентовой монетки. Миллионы машин гремят, стоит опустить десятицентовик. А есть и такие, что не оживут без вливания в целый доллар. Раньше бросали серебряные доллары, но они теперь редко встречаются. Маленькие старушки в теннисных туфлях с сосредоточенными и немного печальными лицами дергают за рычаги.
        «Боже милосердный! Сжалься, помоги хоть немного выиграть!»
        В бумажные стаканчики складывают мелочь.
        Обычно играют на двух или трех автоматах одновременно. Машины трудятся исправно, день и ночь, день и ночь, круглые сутки выкачивают звонкую монету у людей с остановившимся взором.
        Лас-Вегас.
        Город денег.
        На улице жуткое пекло. А здесь прохладный кондиционированный воздух остужает потные дрожащие ладони, перемешивающие кости. Окон в казино нет, нет часов — словом, ничего такого, что могло бы напомнить о существовании огромного мира за этими стенами.
        «Желаете выпить чего-нибудь, сэр?»
        Напитки подают бесплатно, пока вы играете, делаете ставки, пока в состоянии подпитывать деньгами кровеносную систему этого города американской мечты.
        Шутники-острословы называют его проходным двором.
        Сан-Фернандо-Вэлли — спальня Лос-Анджелеса, а Лас-Вегас, в сорока пяти минутах полета от города ангелов,  — его прихожая, зал для приемов и вечеринок.
        «Давай-ка сгоняем в Лас-Вегас, детка. Мне один парень рассказал, что изобрел классную систему».
        Среднегодовая температура воздуха тридцать градусов. Хуже всего летом, когда от обожженной земли поднимается знойное марево, а сверху немилосердно палит раскаленное солнце. Так было с самого сотворения мира, так будет и через миллионы лет.
        Лас-Вегас.
        «Бросайте кости, ваша очередь. Ото, сильный ход!»
        «О, привет, крошка! Ты одна?»
        Мекка для тусовщиков, любителей шумных сборищ, туристов, заядлых игроков, неприкаянных искателей приключений, авантюристов всех возрастов и мастей. Повсюду мотели с цветными телевизорами в каждом номере и бассейнами прямо возле дверей.
        Среди всевозможных казино приютились брачные конторы, словно заправочные станции на автостраде.
        «Брат мой, ты можешь жениться всего за пять минут. Если нет девушки, найдем!»
        Обслуживание двадцать четыре часа в сутки. Цветы не покупайте, их выдают напрокат.
        История Лас-Вегаса чертовски скудна на события.
        Да и коротка. Основан в 1885 году, население — три крысы да один мул. Сегодня в городе сто двадцать пять тысяч жителей, а то и больше. Зависит от времени года.
        Число приезжих можно определить лишь весьма приблизительно, а время их пребывания зависит от благосклонности фортуны. Но порой гостей бывает раза в два больше, чем хозяев. Жизнь здешних горожан так или иначе связана с обслуживанием игорного бизнеса, и азартные игры, выпивку, девочек можно получить без проблем в любое время суток. (В черте города проституция не узаконена, но шлюх бесчисленное множество.
        Дорогие, но всегда к вашим услугам.) «Ну-ка, приятель, давай сюда новые кости. Гони-гони, не жмотничай, у тебя их до черта!»
        Клубы Стрипа и Фремонт-стрит никогда не закрывают свои двери, никогда не гасят огней. Официанты непрерывно меняют пустые бокалы играющих на полные.
        Госпожа Удача — девка, больная триппером.
        Говорят, ежегодно через игровые столы в штате Невада проходит более семи миллиардов долларов. Да, да, детка, ты не ослышалась. Не миллионов, а миллиардов! В 1971 году налоги, собранные в Лас-Вегасе, составили треть бюджета всего штата.
        «Навар? О чем ты говоришь? Какие доходы? Мы здесь все порядочные люди».
        Невозможно сделать ни шагу, чтобы не наткнуться на школу для крупье. Даже тюрьма штата закупает игровые автоматы для своих обитателей.
        «Что, дорогуша, удача отвернулась?»
        Лас-Вегас, город пустых карманов и разбитых надежд, штат Невада.
        Ломбарды вырастают словно грибы после дождя.
        «Оставь немного денег на обратную дорогу, дорогой. На всякий случай».


        ЧАСТЬ 1
        Расклад
        Реактивный лайнер готовится заходить на посадку. Внизу в темноте раскинулся аэропорт Маккаран.
        За полетом огромной машины, одной из множества, следит хмурый и сосредоточенный диспетчер, ссутулившийся, уставший человек; он смотрит на экран, а руки механически тасуют колоду карт.
        У Дебби Грин перехватило дыхание, когда самолет накренился, делая вираж, и Лас-Вегас неожиданно выскользнул из-под крыла, словно сияющее покрывало, сотканное из ослепительного света, наброшенное на гладкую, абсолютно ровную поверхность.
        — Вот он! Смотри, Лас-Вегас!  — звонко воскликнула она, тыкая тоненьким пальчиком в иллюминатор и счастливо распахнув глаза.
        Пол, сидевший рядом, попытался заглянуть в круглое окошко через ее плечо. Самолет сделал еще более крутой вираж, и Пол невольно навалился на Дебби.
        — Вот так-то, милая!  — немного снисходительно проговорил он, по-хозяйски положил руку ей на бедро и сильно сдавил упругое нежное тело. Они поженились буквально только что, еще и суток не прошло.  — Тебе наверняка здесь понравится!
        Дебби посмотрела на мужа. От теплого прикосновения в ней все затрепетало. Они поженились вчера вечером в Канзас-Сити, провели ночь в мотеле и днем сели в самолет. Оба перебрали шампанского, и в постели у них ничего не получилось.
        Дебби улыбнулась и подалась к Полу. Ей стала видна пробивающаяся щетина на его подбородке, жесткая, как терка. Она почувствовала это, на мгновение прижавшись щекой к его щеке.
        — Почему ты так думаешь? Ты же не бывал здесь раньше.
        Пол усмехнулся и многозначительно сжал ее колено.
        — Детка, это же Вегас. Тут всем нравится.  — Он расплылся в улыбке и с легким урчанием стал покусывать ее ушко.  — Погоди немного, сама увидишь.
        Вот попадешься на крючок, приклеишься к какому-нибудь игральному автомату. Это здесь проще простого.
        — По мне, лучше бы… — Дебби хихикнула и отвернулась к иллюминатору. Потом принялась старательно поправлять пристежной ремень, искоса поглядывая на мужа. Она убрала его руку со своей ноги, слегка шлепнув при этом, и почувствовала, как Пол наваливается на нее плечом, придвигаясь поближе. Как приятно чувствовать его рядом — С ним так уютно и спокойно.
        Дебби недавно исполнилось двадцать два года. Она была невысокая, можно даже сказать миниатюрная, при этом с прекрасной фигурой, хотя сама считала, что грудь у нее маловата, во всяком случае, гораздо меньше, чем ей самой хотелось бы. Блондинка с большими голубыми глазами и личиком в форме сердечка, с пухлыми щечками и остреньким подбородком.
        Одной из ее замечательнейших способностей, прямо-таки талантом, было умение внимательно слушать собеседника, глядя прямо ему в глаза, так что создавалось впечатление, будто она непритворно интересуется разговором и жадно впитывает каждое слово, хотя на самом деле мысли ее обычно витали далеко-далеко.
        Дебби не отрывала глаз от иллюминатора, пока самолет приближался к взлетно-посадочной полосе.
        Ей вспомнилась прошлая ночь.
        Они с Полом познакомились два года назад. В свои тридцать лет он сделал неплохую карьеру, и перед ним открывалось блестящее будущее в компании по расфасовке мяса и мясных продуктов — он уже занимал пост помощника вице-президента по сбыту. Дебби работала там же, стенографисткой. Они встречались, то реже, то чаще, в течение этих двух лет. Бывало, Пол несколько месяцев не приглашал ее на свидание.
        Но совсем недавно их встречи возобновились, а взаимное влечение стало расти с небывалой силой.
        Дебби не была девственницей, но, похоже. Пола это нисколько не волновало, и он не задавал лишних вопросов. Вот в этом и заключалась одна из проблем, которая ее сейчас беспокоила. Ее невеликий опыт интимного общения с мужчинами оказался, мягко говоря, не слишком удачным, но все же она знала (во всяком случае, так говорили подружки), что близость с мужчиной должна приносить невероятное наслаждение. А привлекательности и сексуального магнетизма Полу не занимать. Именно это притягивало Дебби к нему в самом начале их знакомства и стало лишним доводом в пользу Пола, когда она согласилась принять его предложение, кстати, давно ожидаемое. Они ни разу не были в постели до свадьбы, до прошлой ночи, потому что Дебби отвергала все его попытки, хорошо запомнив предостережение матери: «Мало ли что они обещают, девочка. Мужчина всегда предпочитает провести свою первую брачную ночь с девственницей».
        Пол особенно не настаивал и не предъявлял ультиматумов. Он соглашался потерпеть до свадьбы.
        И вот сейчас Дебби сидела смущенная, сбитая с толку и не на шутку обеспокоенная. Ее мучили невысказанные вопросы, особенно после того, как неуклюже и неумело он обошелся с ней в постели. Все попытки Пола окончились полным провалом, у него ничего не вышло. Потом он принялся слезно извиняться и вдруг как-то сразу заснул и громко захрапел.
        Дебби разочарованно глядела на мужа и успокаивала себя. Просто он устал, думала она, да к тому же слишком много выпил. Надо потерпеть немного. «А может, я сама виновата. Вдруг я просто фригидна?»
        Такая мысль прежде не приходила Дебби в голову. Правда, ей еще ни разу не приходилось испытывать полного блаженства, по крайней мере такого, о котором рассказывали подружки. Но фригидность?!
        Какое страшное слово! Сразу представилась унылая картина: высохшие бесплодные старые девы с блеклыми лицами — их увядшие тела не знают мужской ласки, они проводят долгие бессонные ночи в своих узких жестких кроватях… По сравнению с этим все ее собственные неприятности могли бы показаться легким облачком на ясном небе.
        Неужели на нее свалилось такое несчастье?
        Нет! Быть этого не может! Ее тянуло к Полу, он привлекал ее как мужчина, она испытывала томительное желание близости. Разве она чувствовала бы все это, если бы была фригидной? Ведь ее тело с такой готовностью отзывалось на его прикосновения…
        Пол словно подслушал ее мысли и ласково прошептал ей на ушко, почти промурлыкал:
        — Милая… Мне очень жаль, что все так вышло прошлой ночью. Я был не на высоте. Наверное, слишком много шампанского… Но сегодня обещаю исправиться. Погоди немного и увидишь, на что я способен.
        Он слегка прикусил ей мочку уха. Дебби поежилась и засмеялась, когда Пол начал перечислять то, что намеревался проделать с ней сегодня ночью в постели.
        У Дебби камень свалился с души, все проблемы вмиг улетучились, все сомнения растаяли без следа.
        Она повернула к мужу сияющее лицо.
        — Ты все обещаешь, обещаешь…

        Через проход от молодоженов, двумя рядами ближе к хвосту самолета, сидел мужчина в старомодном коричневом деловом костюме. Его коротко остриженные, светлые волосы торчали, словно стерня на только что убранном поле. Руки легко и свободно покоились на солидном кейсе, лежащем на коленях.
        Возраст этого пассажира определить было довольно сложно: можно дать сорок, а можно — и все пятьдесят. Как правило, его считали старше, чем он был на самом деле: возможно, сбивала с толку своеобразная манера вести себя, общаться с окружающими несколько свысока. Бледное узкое лицо выражало сдержанность и спокойствие, но в глубине светлых глаз пряталось напряжение.
        Он сидел в кресле у прохода и нисколько не интересовался открывшейся за стеклом иллюминатора сверкающей панорамой знаменитого города. Пару недель назад он уже прилетал сюда ненадолго. В тот раз он был одет совсем по-другому, да и весь облик был иным: супермодный костюм, темные волосы до плеч и усы, как у Кларка Гейбла. Такое обличье позволяло шляться по всем казино Лас-Вегаса, просиживать в любом заведении ночи напролет, небрежно сорить деньгами направо и налево и даже иногда выигрывать.
        То была пробная поездка, как говорится, разведка. Теперь же исследования закончены, план действий разработан. Настало время для серьезной работы.
        В списке пассажиров он значился как Карл Десантис. Конечно, это имя не настоящее, а лишь одно из многих, которыми он время от времени пользовался — при необходимости, в особых случаях. Те, кто знал его, хотя ни один человек на свете не знал этого господина достаточно хорошо, называли его Теоретик. Иногда рядом с этим словом употреблялись те или иные прилагательные. По-другому его называли крайне редко.
        Он не почувствовал ни волнения, ни возбуждения, когда самолет приземлился. Игра как таковая его мало интересовала. Просто Лас-Вегас — город, в котором азарт и желание играть полностью узаконены, и народ приезжает сюда выложить денежки. Вот и все. А в остальном — самый заурядный город. Он ему не особенно нравился, к тому же в самой игре ему здесь не везло. Сколько он ни делал ставки, удача приходила считанные разы. В Лас-Вегасе всегда выигрывает казино.
        Он окинул быстрым взглядом женщин, летевших в самолете, задержался на Дебби, долго и оценивающе рассматривал ее. Но сексуальные забавы его не интересовали, во всяком случае в данный момент.
        Настанет время, и можно будет как следует развлечься. Позже, когда дело успешно завершится и он приберет все деньги к рукам. Тогда можно будет устроить грандиозное секс-шоу и вволю насладиться премилыми картинками. Что может быть восхитительнее созерцания голых тел, совокупляющихся всеми возможными способами на большой круглой кровати, окруженной зеркальными стенами?!

        Стать в тридцать пять лет управляющим в клубе типа «Клондайка» может лишь человек, обладающий исключительными способностями. Он должен быть шоуменом, обладать качествами специалиста по связям с прессой, соединять в себе навыки полицейского, воспитателя, надсмотрщика и уметь профессионально жульничать.
        Брент Мэйджорс был именно таким человеком.
        К сожалению, эта фамилия кое у кого вызывала неприятные ассоциации, и некоторые не слишком удачливые посетители мрачно огрызались: «Чертовы сержанты мне порядком надоели в армии. И здесь от них не продохнуть. Это уж слишком!»
        Зато было у Мэйджорса еще одно ценное качество: он страшно походил на Хэмфри Богарта. Это являлось несомненным и неоспоримым достоинством в глазах многочисленных особ женского пола, с которыми ему приходилось иметь дело, ведь культ поклонения и обожания Богарта находился в самом расцвете.
        Вне всякого сомнения, человек, занимающий столь ответственную должность, обязан обладать острым умом, способным разрешить одновременно множество проблем. Под его началом трудилось более пяти сотен человек. Они обслуживали большое казино, два ресторана, зал для приемов, вмещавший полторы сотни гостей, и концертный холл, представления в котором шли непрерывно, номера сменяли друг друга, словно мозаики калейдоскопа. «Клондайк» включал в себя гостиницу на триста номеров, аптеку, газетный киоск, парикмахерскую и тому подобные заведения, в которые можно было попасть прямо из центрального вестибюля. Кроме того, под открытым небом располагались три плавательных бассейна, детская площадка и площадка для игры в гольф с девятью лунками.
        Естественно, такая работа хорошо оплачивалась, да и еще кое-какие соображения личного характера заставляли Мэйджорса высоко ценить свою должность.
        Когда он принял на себя обязанности управляющего, «Клондайк» был на пороге банкротства. До полного разорения оставалось не больше двух месяцев. Брент взялся задело с энергией и упорством. Тяжелый труд не остался без вознаграждения — «Клондайк» не только не обанкротился, но стал процветать. Будучи искренним с самим собой, Брент всегда признавал, что ему нравится ощущать собственную силу и могущество, даже если он при этом будет всего лишь самой большой лягушкой в маленьком болотце.
        Сейчас Мэйджорс стоял наверху лестницы, ведущей в вестибюль, и закуривал тонкую сигару. Вокруг него все двигались — спешили по делам служащие, суетились посетители,  — но звуки шагов приглушал толстый ковер. Так что все действо совершалось под гул голосов и щелканье игральных автоматов. Внезапно мерное гудение огласил вопль. Какая-то женщина восторженно завизжала, и бешено зазвонил колокол.
        Джекпот!
        Мэйджорс улыбнулся. Покуривая сигару, спустился по лестнице и подошел к конторке.
        — Что слышно про молодоженов?
        — Они только что выехали из аэропорта на нашем лимузине, мистер Мэйджорс,  — ответил Гарольд, служащий регистрационного бюро.  — Будут здесь минут через пятнадцать.
        — Позови меня, когда они приедут. Я буду в казино.
        Мэйджорс прошел в арку и оказался в казино. В эти ранние послеобеденные часы народу было не так много и игра шла не слишком крупная. Вдоль стен, будто однорукие стражи, вытянулись игральные автоматы. В центре зала двумя рядами стояли четыре стола для игры в крап, два стола с рулеткой, три — для игры в блэк-джек, стол для баккара, колесо фортуны и большой круглый покерный стол. В задней части казино в нише находилась комната для игры в кено[1 - Кено — игра типа лото, бинго и т.п.].
        Интерьер казино, форма служащих, многочисленные стилизованные рисунки на стенах — все соответствовало названию заведения и должно было напоминать о 1898 годе — времени золотой лихорадки на Аляске. Перед зданием клуба на улице высился стофутовый тотемный столб — огромный, в зазубринах фаллос, покрытый, словно презервативом, светящимися неоновыми трубками.
        Недавно Мэйджорс задумал новый проект — гонки на собачьих упряжках, с искусственным снегом, эскимосами и прочими соответствующими прибамбасами.
        Он намеревался осуществить его на рождественской неделе, когда жизнь в казино Лас-Вегаса замирает. Даже самые заядлые игроки, пропащие люди, проводили праздники дома со своими родными, и любая затея, способная привлечь сюда целые семьи, стоила пристального внимания и энергичной разработки.
        Наверное, немного преждевременно так говорить, но последнее изобретение Мэйджорса, его детище — покерный турнир, который должен начаться завтра и закончиться в ближайшие выходные, в День труда,  — оказалось весьма удачным еще до того, как состязания начались. Весть о таком исключительном событии разнеслась со скоростью света, и любители покера съехались со всей страны, как мухи слетаются на мед.
        Мэйджорс задумчиво курил; взгляд его упал на высокого пожилого мужчину с мягкими длинными седыми волосами и маленькой острой бородкой, одетого в белый костюм из плотного шелка и с черным галстуком-шнурком на шее. В его фигуре Бренту почудилось нечто знакомое. Что-то до боли знакомое некогда в прошлом.
        Когда мужчина повернулся и стал пробираться сквозь толпу с ловкостью и изяществом, совершенно необычными для человека его возраста, в голове Мэйджорса будто что-то щелкнуло и память подсказала ему: Эндрю Страдвик. Полковник.
        Мэйджорс последовал за ним, но не успел сделать и двух шагов, как путь ему преградила какая-то пара.
        Ему пришлось притормозить и пропустить их, а когда — он смог двигаться дальше, полковник уже растворился в толпе.
        Мэйджорс снова остановился, ругаясь про себя на чем свет стоит. С досады он вцепился зубами в сигару. И тут увидел приближающегося Сэма Хастингса, начальника местной службы безопасности.
        Сэму было примерно столько же лет, сколько Мэйджорсу. Этот гигант, производивший обманчивое впечатление медлительного человека, обладал мгновенной реакцией, быстрым и четким умом в тех случаях, когда это было необходимо, и отличался необыкновенной мягкостью и тактом, какие часто свойственны крупным мужчинам.
        Когда Мэйджорс занял пост управляющего, все работники службы безопасности «Клондайка» носили ярко-красную форму конной полиции и были так же хорошо заметны, как и шлюхи, заигрывающие с посетителями. Пришлось срочно положить конец этой нелепой традиции. Правда, несколько охранников в форме Брент все же оставил. Они следили за порядком в казино и на улице, а красный мундир полицейского символизировал власть и силу.
        Прежде чем Сэм успел открыть рот, Мэйджорс спросил:
        — Видел того типа с бородой в белом костюме?
        Сэм уставился на него блестящими карими глазами.
        — Да, Брент, видел. А что?
        — Это Эндрю Страдвик. Слышал о таком?
        — Полковник? Конечно, слышал. Старый шулер, один из самых известных и изворотливых. Хитрый черт. Правда, встречаться мне с ним не приходилось.
        И фотографии не видел. Как думаешь, что он здесь делает?
        — Именно это мне и самому очень хотелось бы узнать. Еще раз увидишь его здесь, задержи. Хочу сказать ему пару слов.
        — Ладно, Брент, сделаем… Гарольд послал меня за тобой. Только что подъехал лимузин из аэропорта.
        Мэйджорс коротко кивнул. Его голова все еще была занята мыслями о неожиданном появлении в казино Эндрю Страдвика. Наконец он на некоторое время отложил размышления о шулере в сторону и быстро зашагал к конторке портье. Через большие стеклянные двери было видно, что перед входом стоит черный лимузин, а швейцар выгружает багаж.
        — Фотограф на месте?  — спросил Мэйджорс.
        Гарольд мотнул головой в сторону стоящего неподалеку мужчины с фотоаппаратом в руках.
        Швейцар уже вкатил в вестибюль тележку с чемоданами, а следом за ним вошла, держась за руки, молодая пара: она — очень юная, хорошенькая пепельная блондинка, а он — красавец со жгучими черными глазами. Мужчина деловито оглядывался по сторонам, изучал интерьер и расположение различных заведений клуба.
        Мэйджорс сделал шаг вперед и приветливо произнес:
        — Мистер и миссис Грин? Меня зовут Брент Мэйджорс, я управляющий «Клондайка». Рад приветствовать вас в Лас-Вегасе.
        Грин опешил, но в то же время не смог скрыть, что весьма польщен подобным приемом. Он переглянулся с женой и пробормотал:
        — Мы не ожидали…
        — Джордж, отнеси багаж мистера и миссис Грин в номер для новобрачных,  — приказал Мэйджорс подошедшему рассыльному.
        — Нет-нет, мы не заказывали… — испуганной скороговоркой выпалил Пол Грин.
        — Не волнуйтесь, мистер Грин,  — мягко прервал его Мэйджорс,  — эта услуга за счет клуба. Ведь у вас медовый месяц, не так ли?
        — Да, но…
        В этот момент фотограф щелкнул аппаратом, вспышка ослепила молодых. От неожиданности они чуть не подпрыгнули, а новобрачная испуганно прижалась к мужу.
        — Не считайте это чистым альтруизмом с нашей стороны, мистер Грин,  — улыбнулся Мэйджорс.  — Завтра ваша фотография будет украшать все газеты под броскими заголовками типа «Молодожены мистер и миссис Грин проводят неделю в гостях у „Клондайка“ по приглашению администрации». Как видите, обычная реклама для создания достойного имиджа.  — Мэйджорс учтиво поклонился Дебби.  — Добро пожаловать в «Клондайк», миссис Грин. Мы рады сообщить вам: пока вы гостите у нас, все здесь, кроме игровых столов, оплачивает клуб. Если повезет, о нас еще не раз напишут в прессе. Кто-нибудь из вас прежде бывал в Вегасе?
        — Нет,  — ответил за обоих Пол.  — Могу я спросить вас кое о чем, мистер Мэйджорс? В вашем городе игральные автоматы стоят повсюду, буквально на каждом шагу. Это первое, что бросилось в глаза, лишь только мы вышли из самолета. Если вы скажете, что их не установили в ванных комнатах, я буду очень удивлен. Или все же установили?
        Мэйджорс расхохотался, запрокинув голову.
        — Пока нет. Но поверьте, нам предлагали, и не раз. Правда, до сих пор удавалось устоять перед подобным искушением,  — ответил он и, заметив, что рассыльный Джордж нетерпеливо переминается с ноги на ногу, добавил уже более официальным тоном:
        — Джордж покажет вам ваши апартаменты. И запомните: все за счет нашего заведения. Если возникнут вопросы, любые, не стесняйтесь, обращайтесь ко мне.
        Мэйджорс проводил взглядом удаляющуюся пару.
        Стоявший неподалеку Сэм Хастингс задумчиво протянул:
        — До чего лакомый кусочек эта девочка.
        Мэйджорс кивнул, не слишком прислушиваясь к его словам, и, помахав рукой, направился к своему кабинету.
        — Брент! Подожди минутку!
        Он тут же остановился, развернулся кругом. От звука этого голоса радость переполнила его, кровь побежала быстрее. К нему приближалась женщина. Линда Фостер. Светлая мулатка. Кожа у нее не шоколадная, а чуть коричневатая, и черты лица правильные, почти европейские. Ей двадцать восемь лет, у нее острый ум и роскошное, сводящее с ума тело. Глядя на нее, Мэйджорс всегда вспоминал — надо сказать, с некоторым стыдом — замечание, которое когда-то отпустил его многоопытный дядюшка: «Брент, мальчик мой, если тебе придется трахаться с негритянкой, выбирай ту, что посветлее. Они гибкие, как норки, и знают толк в этом деле». Да, они это действительно знают, дядюшка был прав!
        Линда улыбалась, но выражение лица у нее было встревоженное.
        — Жаль, что приходится сообщать тебе плохие новости, Брент, но Джей Ди опять дурит. Если так пойдет, то он не сможет выступать вечером.
        Мэйджорс шумно выдохнул и выругался:
        — Черт побери! Где он?
        — В гримерной, изрядно налакался и ругается последними словами, накидывается на каждого, кто по неосторожности приблизится к нему.
        — Пойдем посмотрим, что там творится. Может, нам удастся привести этого сукина сына в надлежащее состояние.
        Он сердито зашагал через холл, энергично переставляя длинные ноги. Линда ухватила его за руку и чуть не вприпрыжку, чтобы не отстать, поспешила за ним.
        Нона Эдриан, зевая, вышла из спальни и взглянула на часы, стоящие на телевизоре. Сегодня ей на работу в «Клондайк» во вторую смену, так что впереди еще целый час.
        Она почувствовала, что замерзает, и поплотнее закуталась в халат. В гостиной было прохладно. Нона подошла к кондиционеру. Ну конечно, установлен на восемнадцать. Работа Лэша, ясное дело. Он терпеть не может жару, а на улице сейчас, пожалуй, не меньше тридцати восьми градусов.
        Лэш, Лэш…
        — Черт побери, у нас кончается кофе, Нона!  — крикнул он из кухни.  — Пойдешь на работу, купи.
        Ага, разбежалась.
        — А почему бы тебе самому не купить?  — огрызнулась Нона, оглядываясь по сторонам в поисках сигареты.  — Целыми днями торчишь здесь, небось уже всю задницу себе отсидел.  — Она отыскала полупустую пачку, вытащила из нее сигаретку и прикурила.
        Нона услышала звук отодвигаемого на кухне стула и обернулась. В дверном проеме нарисовался Лэш.
        Уолтер Лэшбрук. Смуглый брюнет, мощный, волосатый, словно обезьяна. Могучая грудь густо заросла шерстью, грубой и жесткой, как у животных; крепкие руки тоже сплошь покрыты жесткой кудрявой растительностью. На нем были только трусы, мужское добро выпирало, будто увесистый кулак.
        Он вынул изо рта недокуренную сигарету и свирепо посмотрел на Нону.
        — Ладно тебе ныть. Не будь дурой. Знаешь ведь, я занят…
        Лэш запнулся, взгляд его потемнел: Нона нарочито небрежным жестом распахнула халат. Подобное зрелище всегда действовало на него одинаково — он терял способность говорить и думать о посторонних вещах.
        В свои тридцать пять лет Нона выглядела великолепно, и она прекрасно это знала. А Лэшу полезно лишний раз напомнить, насколько он сам похож на обезьяну, если он вдруг невольно забудет об этом. К тому же красота была не единственным ее достоинством. Нона работала кассиром в казино. Меняла фишки на деньги, выплачивала выигрыши счастливчикам и ежедневно имела доступ к сорока тысячам долларов.
        Нона выжидательно разглядывала выпуклость на трусах Лэша, но он развернулся и тяжело потопал на кухню. Нона усмехнулась и расстегнула заколку, поддерживающую волосы. Рыжеватые локоны рассыпались по плечам. Она тряхнула ими и снова заколола.
        У нее были прекрасные плечи. Все мужчины говорили ей это, даже Лэш, а от него комплимента дождаться — что у скупердяя доллар выпросить. Грудь у нее была большая и высокая; Нона всегда носила одежду, выгодно подчеркивающую ее прелести, особенно в «Клондайке». Мужчинам нравятся женщины с объемистыми дынями за пазухой и пышными буферами, они любят как бы случайно касаться их, пожирать взглядом или украдкой тянуть руки и как бы невзначай ласкать их. Они считают, что таким образом успокаивают расшатавшиеся нервы, а возле игровых столов нервы у людей взвинчены до предела.
        Нона сделала последнюю затяжку, затушила сигарету и тоже пошла на кухню. Лэш сидел за столом и читал газету; тут же стояла пепельница, полная окурков (вид столь же привлекательный, что и у кучки собачьего дерьма), и чашка с остывшим кофе.
        — Есть хочешь?  — поинтересовалась Нона. Он ведь сам себе ничего не сделает.
        — Ага. Поджарь-ка яичницу.  — Он встряхнул газету и перевернул страницу.  — Где бы раздобыть деньжат, детка?
        Нона достала сковороду с длинной ручкой и поставила на плиту.
        — Как это «где раздобыть»? Да я же отдала тебе все деньги два дня назад! Все! Что, уже все просадил?
        — Ничего я не просадил! Но мне нужно как можно больше, чтобы сработал мой план. Я же говорил тебе.
        Нона потянулась к холодильнику за яйцами.
        — Да, говорил, но не слишком распространялся.
        Я ничего не поняла и теперь не понимаю.
        — Господи Иисусе! Да смени же пластинку! Мы обсуждали эту тему миллион раз!  — рявкнул Лэш.  — Я расскажу тебе все в деталях, когда придет время. Но не раньше! Не начинай опять этот дурацкий разговор, не лезь!
        — Буду лезть,  — спокойно заявила Нона, разбивая яйца над сковородкой,  — пока ты не объяснишь, в чем дело. Имею полное право.
        — Нет у тебя никаких прав! Кроме одного: закрыть пасть и молчать в тряпочку!  — завопил Лэш. Потом — махнул рукой и ухмыльнулся, уже совеем по-доброму.  — Правда, у тебя ведь голова работает только в одном направлении.
        Уолтер обладал удивительной способностью мгновенно переходить от неистовства к безмятежному добродушию. Когда он не хмурился и не сердился, можно было назвать его почти красивым. Такой тип мужчин, с впалыми щеками и грубоватыми чертами лица, всегда нравился Ноне, она находила его очень привлекательным.
        — Правильно, в одном,  — кивнула она.  — Я хочу убраться из этого города. И если у меня это когда-нибудь получится, ноги моей здесь больше не будет.
        Никогда не вернусь. Никогда.
        — Все так, куколка. Только сейчас ты здесь. Соберем урожай с этого дерева и смоемся. Смоемся из города и вообще из этой проклятой страны! Как насчет Испании? Или Южной Америки?
        — Южная Америка?  — Нона подозрительно посмотрела на него.  — Судя по всему, то, что ты собираешься провернуть,  — дельце опасное, слишком опасное. А в Южной Америке тебя запросто разыщут и приволокут обратно.
        — Ну ладно, ладно. Да мы сможем поехать куда угодно. У тебя будет все: дорогие шмотки, денег полный кошелек, любые машины. Все, что пожелаешь, кроме мужиков. Для этого занятия у тебя есть я, правильно?
        Нона подошла к нему и поцеловала влажными губами.
        — Верно, для этого у меня есть ты, Лэш.  — Она лениво шлепнула его по рукам, которые принялись ощупывать и оглаживать ее.  — Прекрати. Яичница подгорит.
        Он со вздохом отпустил ее.
        — Ладно, детка, вернемся к нашему разговору. Капуста нужна. Я тут недавно пересчитал: у меня всего двадцать пять баксов. Этого недостаточно.
        Нона нахмурилась.
        — Раньше пятницы мне не заплатят. А воровать фишки каждый день я побаиваюсь.
        — Мы же с тобой договорились, куколка. Ты взялась за это дело!
        Она разрезала яичницу пополам, разложила на тарелки и подтолкнула одну из них Лэшу.
        — Сделать тебе тост?
        Он кивнул и стал ковырять в тарелке вилкой.
        — Знаю, что ты думаешь обо мне, Нона, но я стараюсь выполнять свою часть работы по-честному.
        Небось считаешь, что и сама могла бы вынести эти фишки оттуда без моей помощи? Думаешь, мне очень нравится наряжаться старухой и шнырять по женским туалетам? Перед тем как идти на дело, мне каждый раз приходится так тщательно выбривать физиономию, что рожа потом неделю болит!
        — Да знаю, знаю.  — Нона чуть не прыснула, но подавила смех и отвернулась. Закинула хлеб в тостер, зажгла газовую конфорку и поставила на плиту кофейник, потом подошла к стене и записала в висевшем там блокнотике «кофе», чтобы не забыть купить.
        Всякий раз, когда она представляла Лэша в бабьих тряпках, не могла удержаться от смеха. Он напяливал на себя длинное старушечье платье с подложенными в нужных местах подушечками, чтобы создать образ тучной и неповоротливой особы и заодно скрыть свою мускулистую фигуру; надевал на свои огромные лапищи перчатки, а на голову — седой парик; пудрил и румянил лицо и красил губы. В казино нелепые, странные, мягко говоря, люди — что мужчины, что женщины — кишмя кишели, поэтому он не привлекал никакого внимания. Но сам Лэш был уверен, что все вокруг потешаются над ним. А самым мерзким, отвратительным для него был последний этап операции, когда приходилось заходить в женский сортир, где Нона тайком отдавала ему украденные фишки. В постели Лэш не отличался особой стеснительностью, даже наоборот. А вот во время этих тайных встреч всегда отворачивался, если женщины усаживались на толчке, а дверь в кабинку оставляли открытой.
        А Лэш продолжал бубнить:
        — Да что тебе, трудно, что ли? Ты же хитрая бестия. Мужики во все глаза пялятся, как трясутся твои сиськи, и всем наплевать, что в это время вытворяют твои руки.
        «Опять пудришь мне мозги,  — подумала Нона.  — Сколько же ты мне лапши навешал за эти годы!»
        — А если меня поймают? Что тогда?  — резко обернулась она к Лэшу.
        — Черт тебя побери. Нона, придержи язык!  — Он оглушительно хлопнул ладонью по столу.  — Просто не попадайся, и все!
        — Отлично. Значит, по-твоему, ты в последнее время влез в дерьмо по уши, потому что некому было твердить тебе изо дня в день: «Не попадайся, не попадайся»?
        — Да не будь ты дурой! Прекрасно понимаешь, о чем я говорю!  — Он указал на тостер.  — Кажется, готовы.
        Нона обернулась, вытащила кусочки поджаренного хлеба, намазала их маслом, положила на тарелку и поставила ее на стол, затем села напротив Лэша.
        — По-моему, Мэйджорс что-то почуял. Он далеко не дурак. Я собиралась тебе рассказать… — Нона устало пожала плечами,  — Последнее время он что-то слишком внимательно наблюдает за мной. Знаешь, смотрит с таким подозрением…
        — Да он просто пялится на твой бюст, детка,  — похотливо ухмыльнулся Лэш.
        — Это у тебя вместо мозгов бюст,  — огрызнулась Нона.
        — Значит, на пуговку твоей блузки,  — злобно процедил Лэш. От его добродушия сразу не осталось и следа.
        Он откусил приличный кусок тоста. Нона прекрасно видела, что ее несговорчивость раздражает его; Уолтер сидел насупившись, между черными бровями залегла глубокая вертикальная складка. Это дельце, или как там его лучше назвать, слишком важно для него, чертовски важно. В конце концов Лэш расскажет ей обо всем, если она будет держаться за него. И она будет, потому что для нее это не менее важно, без всякого сомнения. Если дельце выгорит, она избавится от всего дерьма, в котором оказалась, от липких рук, лапающих тайком и открыто, от непристойных предложений, от свиданий по принуждению. Нона работала в игровом зале, и все это было частью ее работы.
        В ее обязанности входило не только обслуживание посетителей в кассе. Приходилось еще всячески угождать субъектам, сорящим деньгами направо и налево, иногда даже помогать им отнести вещи в номер. Ей не слишком это нравилось, особенно когда попадались совсем уж мерзкие типы, но она мирилась с некоторыми издержками. Иногда ее приглашали к себе симпатичные парни, но гораздо чаще это были мужики с отвисшими животами и тонкими как палки ногами, дряблые и ни на что не годные. Над их съежившимся отростком приходилось изрядно потрудиться, чтобы привести его в рабочее состояние.
        Естественно, Лэш знал, что другие мужчины время от времени укладывают ее в постель, но редко заговаривал на эту тему. Нона вообще подозревала, что ему это безразлично. Он и вида не подавал, что хоть немного беспокоится по такому поводу. Она частенько спрашивала себя, любит он ее или нет на самом деле. Лэш так редко выдавал свои чувства. Нона от души надеялась, что эта его новая идея не несбыточная мечта, не журавль в небе. У него в голове всегда было полно гениальных планов, но, как правило, на деле ничего путного не получалось. Правда, таким воодушевленным она его раньше никогда не видела.
        Лэш продолжал:
        — Ты в самом деле считаешь, что Мэйджорс что-то заподозрил?  — В его голосе прозвучала нерешительность, словно он и в самом деле обеспокоился.  — Ты заметила что-то конкретное? Или он просто подолгу смотрит на тебя без всякой причины?
        Нона какое-то время обдумывала ответ, поджав губы.
        — Я это чувствую. У меня такое странное ощущение иногда возникает, будто мурашки по спине пробегают, особенно если под платьем спрятана пара стодолларовых фишек. А когда оборачиваюсь, то, как правило, вижу, что Брент на меня пялится.
        — Он мог заметить, как ты берешь их?
        — Не знаю. Вряд ли это возможно. В любом случае, если бы он и в самом деле заметил, то не стал бы молчать. На этот счет можешь не беспокоиться.
        — Значит, нечего забивать себе голову глупостями!  — отрезал Лэш, словно ставя точку в обсуждении этой проблемы, и жадно набросился на еду.
        Нона налила кофе, и Лэш залпом выпил свою чашку.
        — Нам нужно добыть как можно больше «зеленых»,  — сказал он.  — Это самое главное.
        — Может, займешь у кого-нибудь?
        — Ха! Займу! Не смеши! Кто даст мне в долг? Я никого не знаю в этом паршивом городишке!  — Он поднял голову и пристально посмотрел на нее.  — Так что, детка, еще немного фишек, и мы смоемся отсюда. Совсем немного. Постарайся.
        Нона глубоко вздохнула. Она с самого начала, с той минуты, как Лэш завел этот разговор, знала, что ей придется сделать так, как хочет он. Она всегда подчинялась его желаниям. Всегда.
        — Все равно денег тебе вечно будет мало. Завтра ты попросишь еще больше. Или послезавтра. Или в другой день.
        — Знаю, знаю. Но пока нам это поможет. А потом я еще что-нибудь придумаю.
        Нона опять вздохнула и поднялась из-за стола. Собрала чашки и тарелки, поставила их в раковину, открыла кран. Услышала, как Лэш шлепает по полу босыми ногами, и обернулась как раз в тот момент, когда он обхватил ее руками за талию. Выражение его лица не оставляло никаких сомнений в его намерениях.
        «Вот так всегда,  — безо всякой злости подумала Нона,  — сначала он льстит мне, а потом портит настроение. И всегда ему это удается».
        Она попыталась отвязаться от него:
        — Мне некогда, Лэш. Пора идти в клуб.
        — Не правда, у тебя уйма времени,  — ухмыльнулся он,  — а нужно-то всего несколько минут. Ну, давай же.
        Лэш изнемогал от желания, обезумел, будто самец перед случкой, и, как всегда, его страсть передалась ей и затуманила рассудок.
        Лэш поцеловал ее, потом еще и еще, наваливаясь, прижимая ее к раковине. Словно клин, его язык раздвинул ее губы и проник в рот. Он распахнул на ней халат, волосатые руки принялись шарить по ее телу.
        Нона почувствовала, как наливаются силой его чресла. Ей стало вдруг ужасно смешно: наверное, ему чертовски жмут эти узкие трусы.
        Она слабо ткнула его в грудь.
        — Не здесь, Лэш.
        — Тогда в спальне.
        Он повернулся и, не убирая руки с ее талии, стремительно повлек Нону из кухни через холл в спальню. Она, задыхаясь, летела за ним, ноги едва касались пола, полы халата развевались за спиной, словно крылья. В спальне Лэш подтолкнул ее к кровати, с которой она совсем недавно встала. Нона упала на нее, раскинув в стороны руки. Ее нагота буквально приковала его горящий взгляд. Лэш стянул с себя тесные трусы, и на свободе его плоть мгновенно налилась, встала, огромная до неприличия, в обрамлении черных волос.
        Лэш подошел к кровати, и Нона раздвинула ноги, уже готовая принять его. Когда колени его коснулись простыни, в дальней комнате зазвонил телефон. Лэш было поднялся, чтобы послушать.
        — Оставь, пусть трезвонит,  — хрипло потребовала Нона.  — Раз начал, так трахай меня!
        Она ухватила его за пульсирующий орган и потянула к себе.
        Лэш навалился на нее.
        Никаких ласк, никакой прелюдии. Впрочем, такого никогда и не бывало.
        Нона вцепилась в спутанные волосы на его груди.
        — Ну же, трахни меня хорошенько!  — простонала она.
        Лэш вонзил свое орудие, сразу безошибочно найдя цель.
        Нона знала, что кончит сразу, как только он начнет двигаться.
        Так и случилось.

        Пол и Дебби, сопровождаемые рассыльным, поднялись в номер для новобрачных на верхнем этаже.
        Апартаменты включали в себя огромную гостиную, спальню и ванную комнату. Мебель темного дерева, массивная, в стиле эпохи золотой лихорадки, как и все здесь, в «Клондайке». Дебби сразу отметила это своеобразие интерьера клуба. В номере был даже огромный камин — передняя стенка имитировала каменную кладку, язычки газового пламени трепетали над сложенными в глубине очага дровами. В углу гостиной располагался низкий бар со стойкой красного дерева, медными ручками и медной же пепельницей.
        Над баром висело изображение полуобнаженной женщины; картина была написана в чувственной манере Лили Лэнгтри, весьма модной в конце прошлого века художницы. Даже телевизор был спрятан в старинный деревянный шкафчик, а экран закрывали створки его дверок.
        Единственным штрихом современности оказалось огромное, во всю стену, окно от пола до потолка.
        Рассыльный дотронулся до кнопки, и тяжелые шторы бесшумно раздвинулись.
        Пока Пол разбирался с рассыльным, отсчитывал ему чаевые, Дебби подошла к окну. Оно выходило на запад. Деловую часть города отсюда не было видно, поскольку «Клондайк» расположился практически на самой западной окраине Стрипа. Взгляд мог остановиться лишь на нескольких мотелях да на извивающейся ленте огней вдоль шоссе, уходящего из города и заканчивающегося, как знала Дебби, в Лос-Анджелесе.
        Пол отпустил слугу, и дверь номера закрылась за ним. Дебби повернулась к мужу с необъяснимым ощущением растерянности, смущения и беспокойства, будто опасалась, что он тотчас же набросится на нее и изнасилует.
        Однако он не кинулся к ней, а сделал от двери только три шага. Потом еще один.
        — Дебби…
        Она засмеялась, немного нервно, и, обойдя мужа, вошла в спальню; оттуда донесся ее радостный вопль:
        — Пол! Кровать с балдахином! В жизни такой не видела!
        Муж подошел и встал рядом. Дебби взглянула на него. Странное дело. Пол смотрел на нее, а не на роскошную кровать с пологом.
        — Дебби, это же Лас-Вегас,  — снисходительно улыбнулся он.  — Наверное, нам стоит спуститься вниз и попробовать свои силы на каких-нибудь игральных автоматах. Или хотя бы зайти в ресторан и посмотреть вечернее шоу за ужином. Мистер Мэйджорс говорил, что клуб оплатит такие развлечения.
        Дебби замотала головой.
        — Я страшно устала, Пол! У нас был такой долгий, такой тяжелый день. И я совсем не голодна, честное слово, ни капельки!
        — Правда?
        — Да, конечно.
        — Отлично, тогда поступим таким образом,  — быстро проговорил он,  — ты сейчас примешь горячую ванну. Посиди подольше, отдохни, расслабься. Потом спокойно разложи вещи, устройся по своему вкусу.
        Ей вдруг показалось, что Пол ведет себя немного странно. Он покраснел, глаза лихорадочно блестели.
        — Ты все очень правильно говоришь, дорогой.  — Она изучающе вглядывалась в его лицо.  — Но чего ты добиваешься? Я не совсем понимаю.
        — Ничего я не добиваюсь!  — раздраженно огрызнулся Пол и тут же постарался сгладить свою резкость, заговорил извиняющимся тоном:
        — Я просто думал пока спуститься вниз и… побродить здесь, осмотреться. А у тебя будет возможность отдохнуть и заняться собой.  — Он смущенно улыбнулся.  — Говорят, невесты перед первой брачной ночью очень нервничают.
        «Немного поздно говорить об этом,  — так и вертелось у нее на языке,  — первая ночь была вчера».
        Однако Дебби удержалась и ничего не сказала. С немалым удивлением она обнаружила, что даже рада неожиданно представившейся возможности немного побыть одной. В конце концов, строго говоря, первая брачная ночь будет именно сегодня.
        — Хорошая мысль, Пол, сходи прогуляйся. Я пока помоюсь, разберусь с вещами и с собой.
        — Ты в самом деле не против?
        — Я не против,  — ответила Дебби немного более резко, чем собиралась.  — Ступай один.
        — Ладно, милая.  — Пол шагнул к ней, собираясь поцеловать в губы, но промахнулся и скользнул губами по щеке.  — Я скоро вернусь.
        И ушел, тихо прикрыв за собой дверь. Дебби медленно осмотрелась по сторонам, постояла неподвижно минутку-другую, потом начала раздеваться. Сбросив с себя все, она стояла совершенно обнаженная в центре роскошной комнаты, а вещи валялись вокруг, словно обломки на месте автокатастрофы…
        Дебби направилась в ванную, но резко остановилась, когда в большом зеркале, висевшем на двери, неожиданно появилось ее отражение в полный рост.
        Она стояла голая, словно младенец. Тонкие светлые волоски на ее теле напоминали пух. Повернувшись боком, она увидела в зеркале легкое облачко внизу живота, указывавшее дорогу к наслаждению.
        Фигура хорошая, без всякого тщеславия подумала Дебби, хотя груди слишком маленькие. Но зато они отличной формы, упругие, нисколько не обвисшие, большие коралловые соски похожи на наперстки. Что касается остального, то и там тоже все в порядке, все на своих местах.
        Тогда почему нормальный вроде бы мужчина предпочитает ей игральный автомат?
        Ну хватит, это нечестно. И несправедливо. Нужно ценить его деликатность. Пол просто хотел дать ей время побыть немного одной. Надо воспользоваться такой возможностью наилучшим образом: принять горячую ванну с ароматными солями и выполнить все ритуальные действа, предписанные новобрачной: нарядиться в голубой пеньюар, специально купленный для брачной ночи, прозрачный и невесомый, как дымка, и умастить тело изысканными духами. Когда Пол вернется и увидит ее в этом соблазнительном наряде, нежную и душистую, неудача вчерашней ночи ни за что не повторится.
        Дебби быстро распаковала чемоданы, нашла душистую соль для ванны и пеньюар. Потом пустила горячую воду, пошла к бару, налила себе виски с содовой и отнесла стакан в ванную. Над водой клубился пар, напоминая туман над болотом.
        Она сделала большой глоток виски, попробовала ногой воду и решила, что это как раз то, что надо.
        Поставив стакан поблизости, чтобы легко дотянуться, когда понадобится, она с протяжным вздохом погрузилась в ванну.
        Дебби лежала в душистой воде, потягивая маленькими глоточками виски, пока стакан не опустел, а вода не начала остывать. Пару раз она чуть не задремала. Наконец поднялась, вышла из ванны, старательно вытерлась пушистым полотенцем, напудрила и надушила все, что полагается, и надела пеньюар. Посмотрела на себя в зеркало и с удовлетворением убедилась, что груди и пушистый треугольник внизу живота хорошо заметны через прозрачную ткань.
        В спальне Дебби взглянула на свои часики и с изумлением обнаружила, что Пол отсутствует уже почти два часа. Налила себе еще виски и улеглась. Свет из соседней комнаты проникал через открытую дверь спальни, но кровать оставалась в полутьме.
        Дебби провалилась в сон, не выпив и половину стакана. Через некоторое время проснулась, но ничего не изменилось: Пола рядом с ней все еще не было.
        Она перевернулась на живот и дотянулась до часов. Почти час ночи. Пол ушел пять часов назад. Вдруг с ним что-то случилось? Дебби уже хотела было позвонить и отправить рассыльного поискать его, но потом раздумала. В конце концов, Пол взрослый человек. Он может и разозлиться, если она всполошит из-за него весь клуб.
        На этот раз ей долго не удавалось заснуть, а когда сон все-таки пришел, то не принес желанного отдыха — ее мучили кошмары.

        Лэш повесил телефонную трубку, выкопал из пепельницы недокуренный огрызок сигары и задымил.
        Звонил Теоретик. Он был зол, потому что ему пришлось перезванивать. Лэш объяснил, что принимал ванну и просто не успел добежать до телефона в первый раз. Лэш прошлепал голышом в спальню с сигарой в зубах. В душе шумела вода. Он ухмыльнулся.
        Эта Нона — лакомый кусочек, баба с классным задом, самым шикарным из всех, какие ему доводилось видеть.
        Он часто думал, впрочем, без особого беспокойства, сколько у Ноны мужиков на стороне. Сама она об этом не говорила, но Лэш знал, что она спит с другими — и сейчас, и раньше спала. Это часть ее работы — служить подстилкой для богатеньких транжир. Ей не позволялось брать деньги за подобные услуги, она не шлюха, но нет ничего страшного, если удовлетворенный клиент даст ей на чай стодолларовую фишку.
        Билли Рэй Томпсон. Интересный субъект. Этот техасец большой мот, азартный игрок; иной раз судьба улыбается ему, и он выигрывает за вечер кругленькую сумму, а иногда спускает за ночь все, что имеет.
        Сейчас Билли Рэй приехал в Вегас на покерный турнир.
        Лэш привалился к изголовью кровати, подложив под спину подушку. Если Нона в самом деле хочет помочь с деньгами, то запросто придумает, как попасть в номер к Билли Рэю в «Клондайке», и вытянет у него эту сотню любым способом.
        Правильно? Правильно.
        Нона вошла в спальню уже одетая, в широких брюках и блузке. В «Клондайке» ее ждал другой наряд, служебный.
        — Мне пора бежать, милый. Ты слишком задержал меня,  — усмехнулась она.
        — Судя по твоим воплям, я бы сказал, что ты, наоборот, поторопилась.
        Лэш потянулся к ней, но она отскочила.
        — Ты уже получил свое, ненасытный.  — Нона засмеялась, обошла кровать и направилась к двери.
        — А поцеловать?  — обиженно проворчал он.
        Она послала ему воздушный поцелуй.
        — До вечера, дорогой. Встретимся во время моего перерыва.
        Нона ушла. Он слышал, как хлопнула дверь, завелся мотор «кадиллака», потом звук затих вдали. Лэш вздохнул. Чертова баба! Они работают и живут вместе уже три года, а он до сих пор возбуждается от одного только взгляда на нее. У него встает, даже когда она полностью одета. А вообще, если девку хочется трахать и трахать, если промеж ног не висит что-то сморщенное — это хороший знак.
        Правильно? Правильно.
        Лэш вздохнул еще раз, загасил окурок сигары и взглянул на часы. Господи! Хватит валять дурака. Они с Теоретиком договорились встретиться через час.
        Надо обсудить некоторые вопросы. Кое-какие дела необходимо уладить заранее.
        Черт возьми, почему он не сказал Ноне, чтобы ехала на такси? Но с другой стороны, не следует появляться у Теоретика на ярко-красном «кадиллаке».
        Такая машина слишком привлекает внимание. А Теоретик не один раз предупреждал: необходимо вести себя как можно незаметнее.
        Все еще не одетый, Лэш вызвал такси, потом торопливо натянул на себя штаны и рубаху. Теоретик остановился в небольшом мотеле, на полдороге из деловой части города в Стрип, и зарегистрировался под именем Карла Десантиса. Лэш отпустил такси за два квартала и дошел до мотеля пешком. Оба входа были открыты, так что Лэшу удалось войти через заднюю дверь никем не замеченным.
        Теоретик занимал крайнюю комнату. Лэш четко осознавал, что сейчас делает первый шаг к тому, что может стать самым значительным событием всей его жизни. И возможно, постучав в дверь номера, он начинает дело, которое приведет его к огромному богатству. Его переполняло волнение, некое возбуждение, похожее на сексуальное. Лэш усмехнулся. Вот будет номер, если Теоретик сейчас откроет, а у гостя штаны оттопырены.
        Карл Десантис распахнул дверь, кивнул, повел головой налево, потом направо, осмотрел веранду; Лэш проскользнул внутрь. Теоретик повернул ключ в замке и подошел к гостю. Мужчины пожали друг другу руки.
        — Привет. Добро пожаловать в Вегас.
        Десантис буркнул что-то под нос и осмотрел Лэша с головы до ног. Они уже встречались прежде, но только мельком, в машине на стоянке. Все другие беседы проходили исключительно по телефону.
        Лэшу пришлось приложить некоторые усилия, чтобы подыскать человека, способного помочь в разработке плана такого серьезного мероприятия. Он порасспросил сведущих людей и добыл номер телефона. Теоретик согласился заняться этим делом, обдумал ситуацию, потом приехал в Лас-Вегас, прошелся по казино и лишь после этого встретился с Лэшем во взятой напрокат машине.
        Сейчас у них есть возможность и время поговорить по-настоящему.
        — Выпить хотите, Лэшбрук?  — Десантис мотнул головой в сторону открытого бара.
        Лэш хотел, но чутье подсказало ему, что следует отказаться. Улыбка одобрения появилась на неприветливом лице Десантиса — значит, решение Лэша оказалось верным.
        Сегодня Теоретик произвел на него еще большее впечатление, чем при первой встрече. Сосредоточенный, хладнокровный, с цепкими и непроницаемыми глазами, он, казалось, ежесекундно ожидал, что на него может обрушиться самая неприятная неожиданность, и всегда был готов к подобному повороту. Этот парень не признает случайностей. Он рассчитывает каждый свой шаг и всегда настороже.
        Лэш чувствовал себя молокососом, салагой-бойскаутом, в первый раз попавшим в летний лагерь.
        Десантис — исключительный человек, выдающаяся личность, а он, Лэш,  — всего лишь ноль, пустое место.
        Да и работа предстоит необычная. Лэш успел попробовать свои силы в разных сферах: он и сводничал, если нужно было добыть деньжат на жратву, и занимался угоном машин, даже ограбил несколько бензозаправок и винных магазинов. Но ни один из его подвигов даже близко не стоял рядом с тем, что предстояло на сей раз.
        — И каков же ответ?
        — А ответ простой. Если бы я сделал это, хоть раз, хоть один-единственный раз ссучился, то для меня все было бы кончено. Понятно? Никто и никогда не обратился бы ко мне. Да еще, вполне возможно, прислали бы деятеля с пером. А я предпочитаю не иметь дырок в теле. Так что я не обманываю парней, которые выполняют работу.
        — Учту,  — кивнул Лэш. Он чувствовал себя облитым помоями: ему не нравилось, когда его называли ослом. Но сейчас не время возмущаться по этому поводу.
        — Ну так что?  — снова спросил Десантис.
        — Вы об условиях?
        Выражение лица Десантиса едва уловимо изменилось. Он дважды стукнул сигаретой по краю пепельницы и произнес тем же спокойным тоном, но с чуть заметной ноткой нетерпения:
        — Да, об условиях.
        — Выбор у меня невелик. Правильно я понимаю?
        — Правильно, если вы все еще хотите, чтобы план действий составил я. Я работаю со всеми заказчиками по одной схеме. Или вы выполняете мои условия, или я выхожу из игры.  — Десантис пожал плечами.  — Не торопитесь с ответом. А коли уж согласитесь, то не нарушайте слова. Если вы хоть на полшага отступите от условий, пока мы работаем вместе, то разговаривать будем по-другому.
        Лэш беспокойно зашевелился и опять потянулся за сигарой.
        — Ну, это немного…
        — Послушайте, я не работаю с новичками,  — жестко заявил Десантис,  — а вы никогда не были даже рядовым участником настоящего дела. Я навел справки. Значит, это у меня есть великолепная возможность, а не у вас. Это мне может улыбнуться удача, а не вам.
        Кроме того, я уже занимался такими вещами. Так что или будет по-моему, или можете убираться к черту!
        Лэш пялился на свою сигару. Он никак не мог принять решение. Его «я» протестовало, слова застряли в горле, словно кость. Ему не хотелось выпускать такое дело из рук. Оно должно выгореть, обязательно выгорит, только вот боссом будет Теоретик, а не он, Лэш. Это яснее ясного. Досада жгла его, разъедала, словно соль, насыпанная на свежую рану.
        Надо же, первое крупное дело в жизни — и уплывает из рук!
        Но ведь в итоге он станет богатым. Не было такого случая, чтобы дело, спланированное Теоретиком, проваливалось,  — во всяком случае, Лэш о подобном не слышал. Потому он помялся-помялся и со вздохом сказал:
        — Ладно, пусть будет по-вашему.
        Десантис кивнул, но выражение его лица не изменилось.
        — Тогда еще одно. Эта операция отличается от многих других. Здесь будут деньги, живые, настоящие, хрустящие доллары, а не чеки, не фишки, не ценные бумаги. Значит, мы сможем сразу же разделить добычу, без промедлений.
        Лэш послушно кивнул, но насторожился.
        — Итак,  — продолжал Десантис,  — я сам назначу день. И хочу уехать из Вегаса не позже чем через час после дела.
        Лэш помрачнел. Теоретик, заметив это, улыбнулся. Правда, улыбка не слишком смягчила выражение его лица.
        Лэш набрал в грудь побольше воздуха, словно перед прыжком в воду.
        — Ладно, я же сказал: играем по вашим правилам.
        Десантис кивнул:
        — Отлично. Вы говорили, у вас есть свой человек среди служащих казино. Так?
        — Да, говорил.
        — Кто он такой? Расскажите.

        Все-таки некоторые из своих обязанностей Брент Мэйджорс терпеть не мог — к примеру, общение с певцами и комиками. Не со всеми, конечно. Некоторые из них были весьма милыми и приятными людьми. Но большинство — самое настоящее мерзкое и вонючее дерьмо.
        Джей Ди Фэлкон представлял последнюю группу.
        И даже, по мнению Мэйджорса, возглавлял этот парад мерзости.
        Мэйджорс возражал против приглашения Фэлкона — слухи о нем ходили самые, мягко говоря, нелестные. Но владельцы «Клондайка» не согласились с управляющим.
        Номер у Фэлкона был исключительный, отрицать невозможно. Все билеты на месяц вперед расхватали моментально, стоило лишь объявить о его гастролях.
        — Шутки Фэлкона отличались непристойностью и особой скабрезностью. Он жутко гордился надписью на афише: «Джей Ди Фэлкон, грязные шуточки!» Помимо непристойных хохм, почти половина представления сводилась к тому, что он всячески оскорблял и поносил зрителей, заплативших кругленькую сумму за билет, как это проделывал и Дон Риклес. Но Джей Ди использовал все нецензурные бранные слова, какие только существуют на свете, и ни на секунду не задумывался перед тем, как назвать человека «дерьмо» или «член».
        И странное дело, зрители с удовольствием проглатывали подобные помои. Пожирали за милую душу.
        Один из журналистов, пишущих про ночные клубы, сделал вывод, что подобным образом удовлетворяется присущая американской публике страсть к мазохизму. Мэйджорс не читал эту статью, любовь публики к Фэлкону ставила его в тупик. Если бы какой-то языкастый клоун посмел обозвать его подобными словами, да еще на публике, он просто врезал бы ему в зубы.
        Конечно, поступить так возможно лишь в теории.
        Мэйджорс знал, что не стоит срываться из-за похабщины, произнесенной в переполненном зале. Но неприязнь к Фэлкону была вызвана вовсе не его сквернословием на эстраде. Брент знал и других комиков, использующих в своих выступлениях нецензурные выражения и задирающих публику. Но в частной жизни, с друзьями и знакомыми, они были вежливыми и воспитанными людьми, разговаривали тихо и спокойно и не говорили грубостей.
        Только не Фэлкон. Похабщина так и перла из него, он грязно ругался на сцене и еще сильнее во все остальное время, хотя сильнее, казалось, уже невозможно.
        Фэлкону было лет сорок — пятьдесят. Внешне он походил на драчливого петуха. Роста в нем было пять футов четыре дюйма (если без каблуков), он уже начал оплывать и старался с помощью корсета прятать во время выступления свой выпирающий животик. У него был нос картошкой и такое неуемное либидо, что он и ослицей не побрезговал бы, если бы не нашел никого другого.
        Мэйджорс хорошо помнил, с чего возникла его неприязнь к этому субъекту. Во время их первой встречи, за два часа до того момента, как Фэлкону предстояло появиться перед публикой в «Клондайке», он заявил:
        — У меня всегда стоит, начальник. Я слишком занятой человек, чтобы рыскать в поисках шлюх. В твои обязанности входит обеспечивать мои потребности.
        Понял?
        — Я не сводник, ни тебе и никому другому девочек не поставлял и поставлять не буду!
        Фэлкон, еще почти трезвый и потому настроенный довольно дружелюбно, захихикал:
        — Посмотрим, начальник, посмотрим.
        …Сейчас разъяренный Мэйджорс решительно шагал по коридору к гримерным, что располагались за сценой концертного холла, тащил за собой Линду и думал: «Вот сейчас и посмотрим».
        Он без стука вломился в гримерку Фэлкона, следом за ним влетела Линда.
        Джей Ди сидел за туалетным столиком, перед ним стояла полупустая бутылка водки. Услышав, что дверь распахнулась, он резко обернулся.
        — Стучать надо, когда входишь, осел!  — Рука Фэлкона непроизвольно дернулась, чтобы прикрыть лысый череп.
        Мэйджорс уже знал, что Джей Ди просто не выносит, когда его застают без парика. Сейчас эта деталь его туалета валялась на столике, словно коричневый мохнатый зверек, свернувшийся в клубок и уснувший возле бутылки водки.
        — Здесь женщина, Фэлкон,  — процедил сквозь зубы Мэйджорс.
        — Где женщина?  — глумливо осклабился комик.  — Я тут вижу только черное дерьмо.
        Ярость захлестнула Мэйджорса, он рванулся было вперед, но Линда удержала его и спокойно сказала:
        — Не надо, Брент, не стоит. Не пачкай руки.
        Мэйджорс остановился, гнев душил его.
        Фэлкон с явным вызовом и подчеркнутым пренебрежением потянулся за бутылкой и отхлебнул прямо из горлышка. Он уже почти полностью оделся для выступления, осталось натянуть туфли, но выглядел совершенно неприглядно: красная рожа, мутные глаза, язык заплетается.
        — Тебе уже достаточно, и так напился,  — заметил Мэйджорс.
        — Я никогда не напиваюсь, начальник. В меня можно влить три бутылки, и никто не заметит. А пью я для того, чтобы выдержать целый вечер со стадом ослов, которые собрались там… — Он ткнул рукой, в сторону сцены.
        — Хватит. Ты же на ногах не стоишь.
        — Ты кто такой, чтобы мне указывать? Только я имею право решать, хватит мне или не хватит!
        Тут Мэйджорс не выдержал. Он сорвался с места и бросился к Фэлкону. Не успел тот опомниться, понять, что происходит, как Мэйджорс точно рассчитанным движением двинул опешившему комику прямо в челюсть. Тот покачнулся и начал сползать на пол.
        Мэйджорс сгреб его в охапку.
        — Линда, открой воду в душе.  — Брент резко мотнул головой в направлении маленькой ванной комнаты.
        Она метнулась туда, настежь распахнула стеклянную дверцу душевой кабинки. Мэйджорс со своей ношей вошел следом.
        — Давай холодную, на всю.
        Мэйджорс сунул комика в кабинку под барабанящие струи ледяной воды, потом закрыл дверь и подпер ее спиной. Невозмутимо вытащил сигару из кармана. Линда чиркнула спичкой, и Мэйджорс прикурил. Он втягивал в себя воздух до тех пор, пока сигара не начала тлеть так, как ему нравится.
        Темное лицо Линды приняло озорное выражение.
        — Начальник, у тебя сейчас будет раскисший комик.
        — Уж лучше раскисший, чем надравшийся. Прости, детка, за грубости, какие тебе пришлось выслушать.
        — Ты думаешь, я раньше ничего такого не слышала? Я же выросла в гетто, забыл?  — И рассудительно добавила:
        — Тебе не стоит обращать внимания на его выходки, Брент. Он просто неуверенный в себе человек.
        — Черт! Мне тошно слышать, когда пытаются объяснить, почему ублюдок ведет себя как ублюдок.
        Он мразь и никто больше.
        Линда протянула руку, и он дал ей сигару. Она глубоко втянула дым, потом вернула ее Мэйджорсу.
        Внезапно ему в голову пришла неприятная мысль.
        — Фэлкон к тебе приставал?
        — Конечно. Джей Ди пристает ко всему, что движется и имеет более или менее длинные волосы.  — Линда равнодушно пожала плечами.  — Но это ерунда, Брент. Ему дашь промеж ног, он и отстанет.
        — Если он еще сунется к тебе, скажи мне. Мне нужен только повод, чтобы разорвать с ним контракт.  — Брент прислушался. В душе по-прежнему шумела вода, других звуков не было.
        — Думаешь, он там утонул?  — спросила Линда.
        — Если бы!  — Мэйджорс рывком дернул дверку.
        Фэлкон скрючился в углу кабинки, жалкий, промокший. Мэйджорс выключил воду. Джей Ди заморгал, сощурился, по лысой голове стекали струйки воды.
        — За это я оторву тебе яйца, Мэйджорс,  — не слишком уверенно пригрозил он.
        — Ну-ну, попробуй.
        — Посмотри на мой костюм! На что он похож?  — жалобно заныл Фэлкон.  — В чем мне теперь выступать?
        — А в чем мать родила. Наверняка на голого Фэлкона приятно будет посмотреть. Публика с ума сойдет от восторга.
        Мэйджорс наклонился и рывком поставил артиста на ноги.

        Билли Рэй Томпсон — крупный человек во всех смыслах. Шесть футов и два дюйма роста и, как он любил говаривать, «три обхвата в талии». Он предпочитал пить виски большими глотками и обожал разгромные попойки — с битьем посуды и потасовками.
        Он любил большие выигрыши, крупных женщин и все в этом роде. Даже когда он проигрывался в пух и прах, не расстраивался.
        Томпсон мог позволить себе такое развлечение.
        Он владел пятьюстами акрами земли в Западном Техасе, к северу от Одессы. На его пастбищах паслось несколько тысяч голов скота, а около десятка скважин выдавали на поверхность — день и ночь, круглосуточно и без перерыва — баррель за баррелем черное золото. Причем золото притекало к нему гораздо быстрее, чем он успевал потратить, как ни старался.
        Томпсон наезжал в Лас-Вегас часто и бывал здесь то дольше, то меньше, в зависимости от настроения.
        На этот раз он приехал на покерный турнир. Брент Мэйджорс позвонил ему в Саванну, куда он отправился на несколько дней «погреться на солнышке».
        Брент нравился Билли Рэю и внушал доверие — он ведь тоже был из старых техасских парней. Брент сказал, что на турнир должны приехать несколько хороших ребят, сильных игроков, и Билли Рэй не мог не ответить на вызов. Он не из тех трусов, что уклоняются от состязания, и никогда не был таким, тем более если сражаться приходилось за зеленым сукном с картами в руке. Эта маленькая слабость не раз прибавляла солидности его бумажнику; пока на его земле не обнаружили нефть, она принесла ему пару миллионов прибыли.
        Сейчас Билли Рэй чувствовал себя абсолютно счастливым, как молодой бычок, который удрал на волю и оказался посреди поля люцерны. Фред Уайли заманил его на маленькую «дружескую встречу» с несколькими приятелями в одном из уединенных кабинетов «Клондайка». Джонни Доббс будет и Хэнк Пэррот, обещал Фред.
        И Билли Рэй пришел. Они играли по маленькой.
        (Королевский размах, ехидно подумал он про себя.)
        — Ставлю двадцать пять центов,  — вступил в торг Джонни Доббс.
        — Согласен.
        — Поднимаю вдвое,  — объявил Билли Рэй, у него на руках были две пары, семерки и валеты.
        — Откроемся,  — предложил Хэнк Пэррот.
        Томпсон забрал банк и разбогател на один доллар и пятнадцать центов. На загорелом лице появилось детское выражение счастливого удовлетворения, когда он аккуратно раскладывал на кучки блестящие монетки, словно это были тысячедолларовые банкноты.
        — Кажется, я сдаю, джентльмены?
        — Говорят, Френчи собирался приехать на турнир,  — заговорил Джонни.  — Явится сюда прямиком из Нового Орлеана.
        Джонни Доббса, рыжеволосого, худого как палка, издалека можно было принять за восемнадцатилетнего юнца, а вблизи становилось ясно, что он уже приближается к шестидесяти.
        — Френчи?  — переспросил Билли Рэй, шустро перетасовывая карты.  — Точно? Ты не ошибся? Помнится, мне говорили, что он сейчас где-то в Южной Америке.
        — Он в городе,  — подтвердил Фред Уайли,  — я видел его своими глазами. Ну, Билли Рэй, играем?
        — Сдаю пять,  — сказал Билли Рэй,  — первую закрытой, остальные четыре рубашкой вниз.  — Он отсчитал каждому по две карты, потом перечислил те, что лежали открытыми:
        — Король, семерка, черная десятка, а у меня — дама. Король начинает.
        — Ставлю двадцать пять центов.
        В центре стола зазвякали монетки.
        — Оставляю.  — Билли Рэй снова раздал карты, у каждого теперь оказалось по три.  — Ничего, еще семерка, опять ничего, у меня двойка,  — равнодушно улыбнулся он.  — Пара заказывает.
        — Пятьдесят центов. Как дела у Френчи? Он процветает?
        — Да что ты будешь делать!  — с досадой выдохнул Фред.  — Что за черт! В этой колоде, похоже, нет ни одной пары.
        Билли Рэй раздал еще по карте.
        — Семерка, осталась еще одна, красная десятка, ничего, а у меня еще одна дама. Дама играет, парни.
        Попробуем рискнуть, ставлю доллар.  — Он кинул монету в плошку.  — Кто еще приехал в город?
        — Соупи,  — отозвался Доббс.  — Я видел, как он в «Дюне» играл в кости.
        — Соупи? Ха!  — усмехнулся Билли Рэй.  — Небось рассчитывает подзаработать деньжат.  — Он посмотрел свою нижнюю карту — оказалось, это еще одна дама — и улыбнулся. Его удача такая же стремительная и неутомимая, как техасский торнадо. Одно плохо, что игра идет по мелочи.  — Все поставили.  — Он раздал оставшиеся карты.  — Ничего, пятерка, валет, и у меня тоже ничего. Раскошеливайтесь, джентльмены, с вас по доллару. Дама проголодалась.
        Джонни бросил свои карты. Остальные остались в игре, и Фред предложил:
        — Раскрываемся.
        А потом громко хмыкнул, когда Билли Рэй раскрыл припрятанную даму.
        Доббс опустошил свой стакан и собрался заказать выпивку.
        — На этот раз я угощаю,  — заявил Билли Рэй.  — Как-никак выиграл три, нет, четыре доллара. Целое состояние!  — Он кинул карты на стол.  — Хочется повидать старину Соупи. На ком он сейчас женат?
        — Кто его знает,  — отозвался Фред,  — наверное, ни на ком. А что случилось с Лил?
        — Сбежала с каким-то парнем. Не баба, а просто подстилка. Ложилась под первого встречного,  — заметил Хэнк Пэррот, ковыряя в носу. Руки у него были покрыты огромными веснушками, размером с серебряный доллар; он всегда ходил в коричневой шляпе, сдвинутой на затылок.
        — Да Соупи любая девчонка вокруг пальца обведет,  — сказал Фред Уайли и оглянулся, потому что в этот момент открылась дверь.  — Ба, ребята, смотрите, кто к нам пришел! Привет, крошка!
        — Привет, мальчики,  — весело проговорила Нона.
        Она обольстительно улыбнулась Томпсону и обошла вокруг стола. Он видел, как под блузкой с глубоким декольте колышутся умопомрачительные груди с огромными, твердыми, выступающими сквозь ткань сосками. Нона носила такую же юбку, что и большинство девушек, работающих в «Клондайке», со множеством сборок на талии, очень короткую спереди, а сзади длинную, чуть не до пола, с маленьким турнюром. Чрезвычайно соблазнительный наряд.
        И у нее были классные ноги. Это первое, что восхитило в Ноне Билли Рэя. Черт возьми, такие ноги нельзя пропустить!
        — Кто звонил?  — спросила Нона.
        — Почему ты разносишь выпивку, детка?  — удивился Хэнк Пэррот.  — Ведь ты же работаешь внизу?
        — Обычно да. Но сейчас там мало народа. Все тихо.
        Никто по-крупному не играет. Вы все здесь собрались.  — Она подмигнула.  — Я узнала, что у вас тут маленький междусобойчик. И вот пришла! Чего желаете?
        — Эй, забудь про эти бутылки,  — сказал Джонни Доббс,  — останься и станцуй для нас. Нона. Что-нибудь знойное, южное.
        Нона засмеялась. Она изогнула спину, подняла руку и положила ее на затылок.
        — Ты про это говоришь, дорогой?  — Она повела бедрами и, притопывая, прошлась по комнате.
        Доббс и Уайли принялись пронзительно свистеть, а Пэррот хлопал в ладоши, подбадривая:
        — Ах, ах, ах!
        Томпсон не отрывал взгляда от ее подрагивающих ягодиц. Зрелище весьма интересное и пробуждающее определенные мысли. Нахлынули воспоминания о прежних встречах с Ноной. Он почувствовал возбуждение. А такое не часто случается с мужчиной, которому вот-вот стукнет шестьдесят, как старине Билли Рэю.
        Он поманил Нону пальцем, она присела к нему на колени. И сразу вскинула на него глаза, удивленная.
        — Эй! Что такое? Или мне показалось?  — прошептала она.
        — Пять одиннадцать,  — сказал Томпсон ей на ухо,  — это мой номер, дорогая.
        — Я подумаю,  — ответила Нона и чмокнула его в щеку. Потом соскользнула с его коленей и засмеялась.  — Ладно, ребята, концерт окончен. Что будете пить?
        — Бурбон со льдом,  — сказал Джонни Доббс.
        — То же самое,  — попросил Фред Уайли.
        — Скотч с водой,  — заказал Хэнк Пэррот.
        Нона посмотрела на Томпсона.
        Он громко зевнул.
        — Сам не люблю, мужики, отпускать других с выигрышем, но мне сейчас надо подняться в номер. Пойдем-ка со мной, детка, поможешь ботинки снять и нальешь рюмочку перед ужином.  — Он тяжело поднялся на ноги.  — Запиши их выпивку на мой счет, я их сегодня оставил без гроша.

        Пол Грин не много знал об азартных играх, пожалуй, меньше, чем большинство мужчин. Каким-то образом в школе его миновало всеобщее увлечение, когда пацаны после уроков собирались на заднем дворе и резались в кости. Став взрослым, он никогда не интересовался еженедельными покерными посиделками, которые устраивали его приятели. Единственным азартным развлечением, известным до сих пор Полу, был бридж, по паре центов за роббер. Да еще время от времени, как правило по средам днем, играл в гольф с каким-нибудь из своих начальников. И хотя он был отличным игроком, всегда старательно проигрывал.
        То есть играл не в гольф, а в поддавки.
        На этом его познания и опыт в области азартных и неазартных игр заканчивались.
        Но для того чтобы дергать за рукоятку игрального автомата, много знать и не нужно. Именно к автоматам отправился Пол, оставив Дебби в апартаментах.
        Он разменял пятидолларовую бумажку и с горстью мелочи пристроился к незанятому автомату. Левой рукой забрасывал монетки в машину, а правой резко дергал за рычаг.
        Сначала немного проиграл, потом немного выиграл, потом опять проиграл, потом снова выиграл. Следующая попытка неожиданно оказалась счастливой, и ему выпал джекпот, пятнадцать долларов. Звонок, возвещающий о его удаче, испугал Пола; серебряные монетки посыпались из автомата, да так быстро, что несколько штук отскочили и покатились по полу.
        Пол издал торжествующий крик и принялся радостно отплясывать перед машиной. Потом опомнился, остановился и смущенно огляделся по сторонам. Ему стало неловко. Оказалось, всего лишь несколько человек обратили на него внимание, да и те немногие смотрели с завистью, а не осуждением.
        Полу понадобился еще почти час, чтобы проиграть эти пятнадцать долларов. В кармане не осталось мелочи. Он взглянул на часы, и лицо его вытянулось.
        Он ушел из номера почти два часа назад! Должно быть, Дебби уже рвет и мечет.
        Пол направился к лифту. Его пути пролегал мимо стола для игры в кости, нет, не в кости, а в крап.
        Народу там собралось немного, всего лишь человек шесть. Вечернее шоу было в самом разгаре. Из концертного холла доносились взрывы смеха и аплодисменты. Эти звуки Пол слышал в течение следующих тридцати минут. Он остановился только посмотреть, как играют, из пустого любопытства. Усталым голосом, нараспев, крупье произнес:
        — Семерка проигрывает.
        Пол увидел, как он придвинул своей лопаточкой небольшую стопку фишек и несколькими точными движениями рассчитался с двумя игроками, сидевшими у нижнего края стола. Фишки выплывали из-под его ловких пальцев словно по волшебству.
        Пол обратил внимание на худощавую женщину, напряженную как струна. Она взяла кости, подула на них, пробормотала заклинание на каком-то неизвестном Полу языке и бросила их на стол, с трудом сдерживая нетерпение.
        Кубики подпрыгнули один раз, потом другой и остановились. На одном выпало четыре очка, на другом три.
        — Семерка выигрывает. Казино платит.
        Пол наблюдал за игрой, совершенно очарованный.
        Он легко понял правила. Нащупал деньги в кармане.
        Сколько у него с собой? Двадцать пять долларов наличными. Наверху в чемодане еще три сотни в дорожных чеках.
        Соседка Пола опять схватила кости, ей явно понравилось выигрывать. На этот раз она выбросила восемь очков. Потом пять. Девять. И семь. Женщина выругалась неприличным словом и стукнула рукой по краю стола. Пол поглядел на нее с удивлением; он даже немного отодвинулся, неприятно пораженный ее грубостью и той страстью, с какой она играла. Это так… не по-женски.
        — Сэр?
        Пол вздрогнул. Крупье подтолкнул к нему кости.
        Не раздумывая долго, Пол достал из кармана сложенные пополам банкноты, отсчитал две десятки и отдал их главному кассиру. Тот снова сложил банкноты, опустил их в прорезь в столе и выдал соответствующее количество фишек.
        Пол выдвинул половину фишек на середину стола и взял кости.
        — Новый игрок вступает в игру,  — монотонно прогудел крупье.
        Пол собрал кубики в горсть и дунул на них. Он вдруг осознал, где находится и что собирается делать.
        Оглядев игроков, крупье, наблюдателей, почувствовал себя полным идиотом. Все смотрели на него, он был в центре внимания. Правда, никто и не думал смеяться над ним. Все с нетерпением ждали его хода.
        Немолодой мужчина с густой бородой, сидевший у нижнего края стола, невнятно бормотал себе под нос:
        — Давай же, парень! Чего тянуть? Бросай эти проклятые кости.
        Пол бросил, но так неумело и торопливо, что только один из кубиков действительно закрутился в воздухе и по-настоящему отскочил от покрытой сукном доски. Он почти сразу остановился. На верхней грани оказалось четыре очка. Другой кубик, отскочив от доски, бешено завертелся, прежде чем остановиться.
        На нем было два очка.
        — У новичка шесть очков.
        Крупье сгреб кубики и придвинул их к Полу.
        Четыре. Десять. Снова шесть.
        Кучка фишек возле Пола стала больше. Необычайное возбуждение охватило его. Он часто-часто задышал и вдруг с удивлением заметил, что ладони у него стали липкими от пота.
        Он выбросил семь очков. Стопка фишек перед ним опять удвоилась. Поставил их все.
        Выбросил тройку. И на третий раз проиграл.
        Отчаяние и пустота охватили Пола, когда он смотрел, как стопку фишек забирают у него из-под носа.
        Надо идти, подумал он, Дебби ждет. Но не двинулся с места, стоял там же, перебирая в кармане оставшиеся деньги и внимательно наблюдая за тем, как кости медленно передвигаются по кругу. Сам он не пытался делать ставки. Понимал, что еще слишком мало знает, чтобы делать это по-умному. Все тут чересчур сложно и запутанно. Пол дождался, когда кости, обойдя весь стол, вернулись к нему.
        А потом опустошил свой карман и обменял доллары на фишки.
        Первый круг, одиннадцать. Потом семь. Потом он начал с пятерки.
        Кучка фишек перед ним выросла, удвоилась, еще раз удвоилась.
        Пол заметил краем глаза, что из концертного холла вышла толпа зрителей. Они окружили стол плотной стеной.
        — Новичкам всегда везет!
        — Во дает! Во жарит!
        — Правильно, мужик! Давай, раскрути их! Мы за тебя болеем!
        Грин забыл обо всем на свете, кроме перекатывающихся в горсти кубиков и все увеличивающейся груды фишек на столе перед ним, причем ему казалось, что на каждой выдавлено его имя.
        Официантка подкатила к столу поднос с напитками и остановилась возле Пола.
        — Желаете выпить, сэр?
        Пол молча покачал головой.
        — Это за счет заведения, сэр.
        — Черт побери, нет!  — рассердился он.
        Во всех движениях появился какой-то гипнотизирующий, завораживающий ритм. Собрать кости в горсть, размахнуться и бросить. И выиграть. Гора фишек непрерывно растет.
        Он не проиграет. Это невозможно.
        Пол не решался даже прикинуть, сколько выиграл.
        От подобных мыслей у него начинала кружиться голова. Наверное, что-то около тысячи или даже больше.
        Он будто стал футов на десять выше ростом, а люди вокруг превратились в жалких пигмеев, копошащихся у его ног…
        — Крапе! Двенадцать очков, господа! Джентльмен! проиграл.
        Грин шлепнулся с небес на землю. Ему пришлось ухватиться за край стола, чтобы удержать равновесие,  — пол поплыл у него под ногами, когда он увидел, как, забирают огромную гору его фишек.
        Гул соболезнующих голосов пронесся над столом, но Пол словно оглох и ничего не слышал.
        Невозможно! Как такое могло случиться? Почему так быстро?
        Он заметил, что главный кассир пристально смотрит на него, и попытался взять себя в руки, чтобы унять разбушевавшиеся эмоции. С сожалением пожав плечами, похлопал себя по карманам и выдавил:
        — Я на мели.
        С трудом передвигая непослушные ноги. Пол пошел от стола. Не успел он сделать и десяти шагов, как его окликнули:
        — Сэр?
        Пол остановился и обернулся. Это был главный распорядитель.
        — Если вы хотите продолжить игру, мистер Грин, кассир может принять ваш чек. Вы ведь мистер Грин, я не ошибся?
        — Да… — Надежда всколыхнулась было в нем, но сразу умерла. Чековая книжка наверху, в номере, вместе с дорожными чеками, но если он придет туда и сразу же уйдет снова, Дебби не простит ему этого.  — У меня нет с собой чековой книжки.
        — Ничего страшного, мистер Грин, мы впишем в ваш счет.
        Нона Эдриан передала заказ на напитки для компании картежников, сообщила, что ей надо уйти на часок, и забежала в свою так называемую гардеробную переодеться. Это было ее убежище; в комнатушке висело на стене зеркало и стоял шкафчик, запирающийся на ключ. Она сбросила форменную одежду и через пять минут уже была в простой легкой блузке и короткой юбке и ничем не отличалась от обычной туристки. Руководство казино не одобряло, когда девушки путались с постояльцами, исключение делалось только для солидных клиентов после крупного выигрыша или проигрыша.
        Еще пять минут ушло на то, чтобы праздной походкой, небрежно поглядывая по сторонам, дойти до лифта и взлететь на пятый этаж.
        Билли Рэй сказал: пятьсот одиннадцатый номер.
        Господи, хоть бы он расщедрился сегодня! Даст сто долларов «на чай», отлично. Тогда Лэш отвяжется. В прошлый раз Томпсон столько и заплатил. Другим способом денег не раздобыть.
        Господи, до чего же противно делать это за деньги!
        Но тогда она сможет вырваться из своей тюрьмы и исчезнуть из этого проклятого города. Несмотря на то что Ноне не раз уже пришлось воровать фишки, чтобы обеспечить проведение операции, ей нелегко было решиться зарабатывать деньги ремеслом шлюхи.
        Билли Рэй распахнул дверь, лишь только она коснулась ее. Должно быть, он прислушивался к шагам в коридоре, дожидаясь ее прихода. Хорошее начало.
        — Проходи, сладкая моя, проходи.  — Он обнял ее за талию и прильнул к щеке.  — Что будешь пить?
        — Ничего. У меня лучше получается на трезвую голову.
        — Ты прямо как индеец,  — разразился хохотом Томпсон.  — Нона, ты такая славная детка, такая аппетитная штучка! Тебе об этом говорили?
        — Иногда,  — ответила она.
        Билли Рэй не слишком расстроился из-за такого ответа.
        Он хорошо подготовился к встрече. Пиджак снял и небрежно бросил на стул, и теперь глазам Ноны явилось огромное, выпирающее во все стороны брюхо. Пожалуй, в нем фунтов пятьдесят лишних, подумала она и нацепила наимилейшую из своих улыбок.
        Чтобы дать ему возможность по достоинству оценить ее ноги, Нона принялась вышагивать по комнатам, осматривая номер.
        Билли Рэй занимал один из самых шикарных номеров, с прекрасным видом на поле для гольфа и на золотистые песчаные холмы за городом. Гостиная выдержана в таких же золотистых тонах, оживляемых кое-где темно-зеленым и белым. Комнатка что надо!
        Кушетка длинная, мягкая, уютная; кофейный столик весьма оригинальный — ножкой служит покрытое лаком, причудливо изогнутое корневище какого-то дерева, в качестве столешницы использовано толстое стекло.
        Нона обернулась. Билли Рэй не мог оторвать взгляда от ее ног.
        — Все в твоем распоряжении,  — сказала она и выразительно посмотрела на него.
        Билли Рэй захохотал, потом похлопал по кушетке рядом с собой.
        — Поди-ка сюда. Присядь.
        Он отхлебывал из высокого стакана, в котором позвякивал лед. Одутловатое лицо побагровело, маленькие голубые глазки прятались в складках жира. Черные с проседью волосы растрепались.
        — Ты исключительная женщина, детка.
        Нона села рядом и прильнула к нему. От его тела исходил жар, хоть воздух в комнате охлаждался кондиционером.
        — Спасибо, Билли Рэй. Ты такой милый.
        — Черт возьми, всякий будет милым с такой сладкой девочкой, как ты.
        — Как бы не так!  — вздохнула она, потом обхватила его лицо руками и прижалась к его губам.  — Большинство мужчин не такие. С тобой мне хорошо.
        — Ты ведь не станешь обманывать меня, старого козла, куколка моя? Ведь правда?  — Он поставил стакан и обнял ее за плечи.  — Тебе здесь нравится, в Вегасе?
        — Господи, да я терпеть не могу этот город!
        — Мне кажется, это место не для женщин. Мужчины тут только и делают, что играют. Я раньше тебя не спрашивал, Нона. Ты замужем?
        — Нет,  — покачала она головой.
        — Вот и я тоже свободен. Был один раз женат. Но она умерла десять лет назад. Я чертовски сентиментальный человек, детка. С первого взгляда не скажешь, да? Я построил для нее самый лучший дом в Техасе, самый лучший из всех, что можно купить за деньги.
        Очень я любил ту маленькую старушку.
        — Я же говорила, ты славный человек, Билли Рэй.
        — Что же ты не поцелуешь меня, девочка?
        Она коснулась его губ.
        — Мне показалось, ты хочешь раздеть меня.
        — Считай, что я к этому подбираюсь.  — Он опять взял стакан, осушил его «и пропыхтел:
        — Дьявольщина, выпивка все время куда-то девается…
        — Давай, сделаю еще,  — заторопилась Нона.
        На буфете стояла бутылка отличного дорогого бурбона и ведерко со льдом. Нона наполнила стакан льдом, потом долила виски. Нельзя торопить его. Но ей так хотелось покончить с делом и уйти. Чего доброго, внизу хватятся и станут разыскивать ее, если она слишком задержится.
        Нона быстро оглянулась и через плечо посмотрела на Томпсона. Он, сгорбившись, сидел на кушетке и с угрюмым видом смотрел в окно. Нона мигом сбросила блузку, выскользнула из короткой юбки, оставив ее на полу, расстегнула лифчик, стянула с себя маленькие трусики и подала Билли Рэю выпивку абсолютно голая.
        — Господи Иисусе, детка!  — изумился он и расплылся в улыбке.  — Ты и в самом деле, исключительная женщина!
        — Рада, что ты это заметил, Билли Рэй поставил стакан и поманил Нону пальцем. Он попытался уложить ее прямо на кушетку, однако Нона потянула его за руку, подняла на ноги и повела в спальню. Билли Рэй громко хохотал и торопливо дергал пуговицы на рубашке. Нона толкнула его, и он грузно упал поперек кровати. Она быстро стащила с него ботинки, отбросила их назад, потом взялась за ремень на брюках. Билли Рэй продолжал хохотать, но вскоре его смех перешел в кудахтанье.
        Так, кудахтая, он помог ей справиться со штанами, и они полетели следом за ботинками, Под огромным отвислым животом показались заросли черных волос. И из этой чащи торчал маленький, красный, дрожащий отросток. Нона не медлила ни минуты, влезла на постель, примерилась хорошенько и села.
        — О-о-о, чертовка!..
        Кровать ходила ходуном, когда Билли Рэй дергался вверх-вниз, колыхал своим огромным пузом, задыхался и пыхтел. Нона работала бедрами, двигалась ритмично, размеренно и улыбалась во весь рот. Прошло всего несколько минут, и он бурно содрогнулся, оглашая комнату стонами. И сразу же все силы оставили его.
        Нона сидела, легонько поводя бедрами. Через некоторое время Билли Рэй со вздохом открыл глаза и с обожанием посмотрел на нее.
        — Ты просто дьяволица, Нона, исключительная женщина.
        — Ты говоришь так, потому что это чистая правда.  — Нона встала с кровати, взяла полотенце и вытерла Билли Рэя.
        — Дай-ка мне сигарету.
        Она пошла в другую комнату за сигаретами и сразу вернулась с пачкой в одной руке и зажигалкой в другой. Билли Рэй следил за ее движениями. Его глаза казались сейчас яркими, они сверкали, как серебряные бубенчики, скользили по ее нагому телу, ощупывали, трогали. Нона села рядом с ним, подала сигарету, поднесла зажигалку, потом прикурила сама и поставила на постель между ними пепельницу.
        — Это правда,  — повторил Билли Рэй, подчеркивая первое слово,  — ты самая лучшая.
        — Мне просто хотелось понравиться тебе, доставить несколько приятных минут.
        — У тебя это отлично получилось, девочка.  — Томпсон выпустил клуб дыма, поглядывая на нее.  — Я все ж таки немного старше тебя и знаю, что говорю.
        Но у меня есть чем компенсировать это различие.
        — И чем же?  — Нона сдвинула брови.
        — Деньгами,  — коротко ответил он.
        Нона засмеялась. Разговор принимает благоприятный оборот, если он заговорил про деньги. А вдруг он даст ей больше тысячи.
        — Значит, ты ничего не имеешь против того, что я постарше тебя?
        — Конечно, нет. Не говори глупостей!
        Билли Рэй улыбнулся:
        — Завтра начинается покерный турнир.
        — Знаю.
        — Как только он закончится, я улетаю в Мехико.
        Ты бывала там когда-нибудь, милая?
        — Нет, ни разу.
        Он взял ее руку и сжал.
        — Тогда почему бы тебе не поехать вместе со мной?
        Нона вздрогнула от неожиданности и заморгала, оторопело уставившись на него. К такому предложению она совсем не была готова. Билли Рэй предлагает ей сопровождать его в поездке!
        — Не понимаю. Точнее, не совсем уверена, что правильно поняла твои слова. Что ты имеешь в виду?
        — Только хорошее. Для тебя. Нам ведь неплохо вдвоем, ты сама сказала. Денег у меня достаточно, волноваться об этом нечего. И тебе никогда не придется больше пахать на других. Я позабочусь об этом.
        Что ты думаешь о таком предложении. Нона?
        Дышать стало трудно, кровь застучала в висках.
        Деньги! Господи! Разве не в них все дело? Ведь об этих проклятых бумажках она думала дни и ночи, пытаясь раздобыть хоть малость. Билли Рэй даст их ей. А от нее всего-то и требуется позволять ему трахать ее в любой момент, как только он пожелает.
        Надо решать. Только получится ли?
        Нона посмотрела на Томпсона. Огромный, жирный, немолодой, пышущий жаром даже в прохладе кондиционированного воздуха. И преотвратительный любовник. Она невольно вспомнила Лэша. Сравнение явно не в пользу Билли Рэя. Лэш молод, строен, отлично сложен. Хорошо, если у Билли Рэя встанет чаще, чем один раз в неделю. А Лэш мог неутомимо любить ее всю ночь.
        Но у Билли Рэя есть деньги.
        — Что же ты молчишь?
        — Я… Просто предложение такое неожиданное…
        Билли Рэй усмехнулся:
        — Хорошо, детка, все правильно, тебе нужно время. Это серьезный шаг, я думаю.
        — Да, наверное, самый серьезный в моей жизни.
        — Ладно. Я буду здесь, пока не выиграю этот турнир. Так что дай мне знать за это время о своем решении.
        Нона вздохнула:
        — Ладно, Билли Рэй, я скажу. Обязательно.

        Брент Мэйджорс стоял за кулисами сцены и смотрел, как Линда исполняет свой последний номер. У нее был прекрасный голос, глубокий, сильный, чистый или немного хриплый, когда она играла им. Она никогда и нигде не училась петь, и опыта у нее не хватало, но, несмотря на это, фальшивила очень редко. К тому же у нее был удивительный диапазон, и ее репертуар включал и старинные баллады, и песни в стиле кантри. Перед ней открывалось блестящее будущее.
        Линда на сцене не наряжалась в облегающие платья, не виляла бедрами и не обнажалась до неприличия, не пела двусмысленных песенок, но тем не менее вокруг нее возникала необычайно сексуальная атмосфера. И это, Мэйджорс знал, была не простая видимость, как у большей части профессиональных певиц. В постели Линда была тоже хороша, неутомима и изобретательна до бесстыдства.
        Линда закончила номер и, пританцовывая, удалилась со сцены в ту сторону, где стоял за кулисами Мэйджорс. Ее провожал гром аплодисментов.
        Джей Ди Фэдкон вприпрыжку выскочил на сцену с противоположной стороны. Шнур от микрофона волочился за ним, словно пуповина. Он выглядел бодрым, свежим, полным сил и энергии, трезвым как стеклышко. Не осталось и намека на вдрызг пьяного Фэлкона, каким он был еще четыре часа назад. Но от Мэйджорса и Линды потребовались неимоверные усилия, чтобы поставить его на ноги и вывести на вечерний концерт. И теперь, к полуночи, Джей Ди выглядел так, будто у него уже неделю во рту не было ни капли спиртного.
        Линда остановилась возле Мэйджорса.
        — Привет, дорогой.
        Ее лицо блестело от выступившей испарины, а платье кое-где потемнело от пота. Хоть в зале работали кондиционеры, стоять под прожекторами — все равно что жариться на сковородке в аду. Слуга подал ей полотенце, и Линда вытерла лицо.
        Аплодисменты затихли, Мэйджорс стал слушать Фэлкона.
        — Хороша штучка, правда, граждане? Вам нравится?  — Комик понизил голос до интимно-заговорщического шепота:
        — У них это дело запросто получается, точно вам говорю. Они рождаются и сразу поют, как канарейки. А как шейку-то вытягивает, как ротик открывает, губки складывает… Сразу видно, доставит удовольствие кому угодно. Я, конечно, имею в виду — пением…
        — Ублюдок,  — сквозь зубы процедил Мэйджорс.
        — Что ты говоришь, милый?
        — Кем он себя возомнил? Он что, считает себя Арчи Банкером? Жалкий шут.
        Линда рассмеялась.
        — Держу пари, он бы не отказался стать им. Да если бы ему предложили такое, Джей Ди сам бы себя кастрировал каждый вечер.
        — Это я его кастрирую.
        — Дорогой, он же всего-навсего маленький, жалкий мужичок. Если бы ты был таким, что бы стал делать?
        — Сравниваешь меня с этим?  — с кривой улыбкой проговорил Мэйджорс.  — Да ладно, черт с ним!  — Он взял ее за руку.  — Поужинаем вместе?
        Ужин в полночь в комнате Мэйджорса стал их почти ежевечерним ритуалом.
        — Дорогой, мне страшно жаль, но сегодня вряд ли получится,  — сжала она его руку,  — такой тяжелый день выдался. Сплошная суета. А возня с Фэлконом и вовсе выбила меня из колеи. Я как выжатый лимон.
        Несмотря на охватившее его разочарование, Мэйджорс улыбнулся. Ничего не скажешь, морока с Фэлконом оказалась тяжелым испытанием.
        — Хорошо, милая, все нормально. Иди отдыхай.
        Он поцеловал ее в щеку.
        — Мой любимый,  — чуть хрипло проговорила Линда. Она взяла Брента за обе руки и крепко их сжала, потом отпустила его, слабо улыбнулась и пошла в свою гримерную.
        Мэйджорс смотрел ей вслед. Она вызывающе покачивала бедрами. Весьма соблазнительная походка.
        Он улыбнулся, вытащил сигару и принялся раскуривать ее. Выпустив дым, направился в игровой зал.
        Толпа собралась приличная, но играли довольно умеренно. Вот закончится шоу, и через пару часов здесь будет просто сумасшедший дом.
        Тут Мэйджорс чуть не столкнулся с быстро идущим наперерез ему мужчиной, но успел вовремя отскочить в сторону. Мужчина не остановился и, казалось, даже не заметил управляющего. Мэйджорс узнал Пола Грина. Лицо его было мрачнее тучи. Он исчез где-то возле лифтов.
        Брент оглянулся вокруг, пытаясь вычислить, откуда шел Грин. Наконец решил, что это должен быть ближайший стол для крапа. Прошелся по залу, выискивая глазами главного распорядителя казино. Наконец увидел его и подозвал к себе кивком головы. Тот подошел.
        — Джек, Пол Грин, наш гость, который приехал со своей женой в свадебное путешествие, играл за этим столом?
        — Да, мистер Мэйджорс. Он тут проиграл кое-что. Да, кстати, он выписал чек на двести долларов.
        Вы вроде говорили, что так можно.
        Мэйджорс рассеянно кивнул, но в тот же момент будто что-то щелкнуло у него в голове, словно раздался сигнал тревоги. Уж слишком бегали глаза у Джека, и улыбка была заискивающей и неискренней.
        — Это была его идея или твоя?
        — Что вы имеете в виду, мистер Мэйджорс?
        — Нечего вилять, Джек. Ты отлично понял, о чем я говорю. Он сам попросил разрешения выписать чек, или это ты оказался добрым и чутким и предложил такой выход?
        — Ну… — протянул Джек и отвел глаза, в них появилось загнанное выражение.  — Возможно, я и предложил ему. Ведь мы всегда так поступаем с нашими новыми гостями, если знаем, что им это по карману.
        — Всегда? Это раньше вы так делали, но не теперь, когда я здесь управляющий,  — отрезал Мэйджорс.  — Мы не будем подталкивать игроков к такому решению вопроса, понял? Если кто-нибудь из них пожелает выписать чек, пусть сам обратится к нам с просьбой. Сам, слышишь! Мы не станем предлагать ему этот вариант. Я понятно объяснил?
        — Да, мистер Мэйджорс,  — хмуро проговорил Джек.
        — Отлично, тогда считай, что я тебя предупредил.
        В первый и последний раз. Если еще раз повторится подобное, я тебя уволю!

        Дебби Грин проснулась от какого-то шума. Сначала она никак не могла понять, в чем дело, где она находится.
        Потом наконец вспомнила.
        — Пол? Дорогой, это ты?
        Из соседней комнаты послышались невнятные звуки. Там все еще горел свет. Дебби потерла глаза, стараясь проснуться, взяла с тумбочки часы и всмотрелась в циферблат.
        Уже третий час ночи!
        — Пол… Что случилось?
        Она услышала звяканье стекла, потом бульканье жидкости, вытекающей из бутылки.
        Через минуту Пол вошел в спальню в расстегнутой рубашке, галстук висел через плечо. В руке он держал высокий стакан, до краев заполненный темной жидкостью.
        — Дорогой, тебя так долго не было! Что случилось?
        Он приложился к стакану, сделал большой глоток и сердито огрызнулся:
        — Что ты вечно придираешься, Дебби? Ничего не случилось.
        Она замолчала и круглыми от удивления глазами смотрела, как муж идет через комнату к кровати. Он поставил стакан, скинул рубашку, сел на край постели, спиной к Дебби, и принялся расшнуровывать ботинки.
        Неужели за этого человека она вышла замуж? Он что, напился? Да вроде бы не похоже.
        — Пол, я вовсе не собиралась упрекать тебя и вообще вести себя как надоедливая ворчливая жена. Но ты ушел очень давно. Тебя не было слишком долго.  — Она положила ладошку на его обнаженную спину.  — И я очень волновалась. Вот и все.
        — Прости, Дебби. Я сегодня проиграл кругленькую сумму и не слишком рад этому. К тому же я очень устал.
        Пол поднялся, перешагнул через упавшие на ковер брюки и оставил их валяться возле кровати. Потом взял свой стакан и пошел прочь из комнаты. Возле двери остановился и обернулся к жене:
        — Ты бы ложилась спать. Я, пожалуй, пропущу еще пару стаканчиков перед сном., Дебби лежала неподвижно, в голове проносились самые разные мысли, одна за другой. Она то злилась, то начинала паниковать. Неужели это медовый месяц? Можно было бы понять, что он засиделся в казино, заигрался, забыл про время и даже проиграл сколько-нибудь. Да, понять она это могла, но сможет ли простить? Почему он такой сердитый? И почему не идет к ней в постель? Ведь они до сих пор не стали по-настоящему мужем и женой, и, судя по всему, сегодня этого тоже не произойдет. А если не сегодня, то когда?
        Вдруг он гомосексуалист? Или, может, нашел за это время другую женщину и переспал с ней?
        Самые дикие и нелепые мысли одолевали ее мозг, но Дебби отогнала их, отмела как глупые и невозможные.
        Она не спала и лежала неподвижно, словно окаменела. Свет в соседней комнате погас не раньше чем через час. Она едва дышала от нетерпеливого ожидания и волнения, когда Пол залез под одеяло. От него разило виски. Он даже не прикоснулся к ней. Просто повернулся к ней спиной и почти сразу же захрапел.
        Дебби все никак не засыпала, а когда наконец смогла уснуть, провалилась в тяжелый, густой кошмар.

        Теоретик сидел за небольшим письменным столом в комнате мотеля. Сейчас он был один. Недавно рассвело, свет пробивался сквозь тонкие занавески.
        Перед ним на столе в беспорядке лежали бумаги, несколько смятых листков валялись на полу. Пепельница битком забита окурками. Он выпил полдюжины чашек крепчайшего кофе, который сам сварил в кофеварке, предоставленной мотелем. Листки бумаги были исписаны четким, убористым почерком, на них начерчены аккуратные схемы, снабженные пометками и объяснениями.
        Десантис рассеянно потянулся за сигаретной пачкой, вытащил одну сигарету, сунул ее в рот, но прикурить забыл. Он не мог допустить, чтобы его загнали в угол. Он ненавидел подобные ситуации. Поэтому, планируя операции, исследовал все пути до единого, чтобы выяснить, куда может привести каждый. Иногда, очень редко, случалось неожиданное. Не часто, конечно, но все предугадать невозможно. Поэтому на всякий случай он считал самым разумным заготовить парочку реальных планов. Теперь он уже узнал все, что возможно, о предстоящем деле, и у него имелось два вполне осуществимых варианта.
        В «Клондайке» серьезно относились к обеспечению безопасности. Единственным, пожалуй, слабым местом Десантис считал ворота, через которые въезжал и выезжал бронированный автомобиль, перевозящий деньги. У него было с полдюжины фотографий, сделанных скрытой камерой, Лэшбрук предоставил в его распоряжение свои отчеты, расписание движения и маршруты. Все совпадало с собственными наблюдениями Десантиса. Он сделал попытку затянуться сигаретой, вынул ее изо рта и только сейчас понял, что так и не прикурил. Полез по карманам за спичками.
        Оба его плана включали в себя эту бронемашину.
        Может, попробовать объединить планы, используя лучшие идеи каждого? И тут же мысленно проделал эту операцию.
        В «Клондайке» над задним входом был построен портик. В его галерее всегда останавливался бронеавтомобиль. Это сооружение имело некоторые специфические особенности: ни снаружи, ни изнутри, если только не приближаться почти вплотную, машина была не видна никому — этому мешала неизвестно для чего возведенная стена.
        Теоретик зажег спичку и прикурил. Он внимательно рассматривал схему. Без сомнения, сотрудникам службы безопасности стена в портике доставляет массу беспокойства. Будь он на их месте, эта стена ему бы наверняка не нравилась. Но это прочное, крепкое сооружение. Чтобы снести ее или хотя бы перестроить, нужна не одна тысяча долларов — вот она и остается там, где стоит. Бронированный автомобиль останавливается в портике, получает «добро» от находящегося внутри сотрудника, потом берет резко вправо, выезжает на улицу через охраняемые ворота и попадает на дорогу за оградой.
        Десантис сосредоточил мысли на портике. Фотографий, какими он располагал, было явно недостаточно. На них можно увидеть дорожку, несколько ступенек к входной двери и часть высокого, закрашенного голубой краской окна. Вероятнее всего, бронемашина останавливается именно здесь, получает разрешение на выезд от охранника, сидящего внутри и наблюдающего и за воротами, и за дорогой, а потом продолжает свой путь. Охранник нажимает кнопку, открывает ворота, а потом, когда автомобиль уезжает, . закрывает их.
        Вероятно, эта процедура надоела им до чертиков, они привыкли к ней. Во всяком случае, Десантис очень надеялся на это. Но все равно надо лучше изучить портик, посмотреть самому. Это место стало центром всего плана, а ряд вопросов остался без ответа. Сколько охранников внутри, за этим окном? Какое стекло в рамах — пуленепробиваемое или обычное? Держат ли дверь все время закрытой на замок или иногда оставляют незапертой?
        Ограждение сделано из обычной цепи. Если понадобится, бронеавтомобиль легко прорвется через нее. Замок сломается, когда машина на ходу налетит на цепь. Но Десантису не хотелось, чтобы события разворачивались подобным образом. Слишком уж велика вероятность различных случайностей. Лучше всего, конечно, подкупить охранника за этим голубым окошком. Значит, в казино нужно иметь еще одного своего человека помимо уже завербованного Лэшбруком — для него найдется другая работа.
        Но самое главное — необходимо получить больше информации.
        Надо все проверить самому, посмотреть своими глазами, изучить обстановку с близкого расстояния.
        Он докурил сигарету и загасил окурок. Придется самому посетить «Клондайк». Другого пути получить нужные сведения нет. Десантис посмотрел на часы.
        Еще слишком рано, но интуиция подсказывает, что лучше идти сейчас, чем ждать вечера. По вечерам они там наверняка гораздо бдительнее следят за посетителями.
        Он поднялся из-за стола, собрал все бумажки, все заметки и наброски, запаковал их в большой конверт, положил этот конверт в свой кейс и закрыл его на ключ. Десантис не опасался, что в комнату проникнут посторонние,  — ни у кого не было для этого повода. Все эти действия он проделывал автоматически, чтобы исключить всякие случайности и не искушать любителей совать нос в чужие дела.
        Он зашел в ванную комнату и посмотрелся в зеркало. На подбородке появилась едва заметная щетина, но растительность на его лице была очень светлой.
        С близкого расстояния можно увидеть, что он небрит, но это как раз ему и нужно — выглядеть как субъект, который не слишком стремится выскабливать свое лицо. Он надел неяркую тенниску, мятые широкие штаны и стоптанные башмаки. Десантис хотел быть как все, не выделяться из толпы и не привлекать к себе внимания. Последнее, что он сделал перед выходом из мотеля,  — нацепил парик на свои коротко стриженные волосы. Темные, довольно длинные пряди закручивались теперь у воротника.
        Десантис приехал в «Клондайк» часов в десять утра.
        Туристы лихорадочно дергали за ручки игральных автоматов, забыв о времени. Казалось, жизнь и счастье зависели от того, сорвут они приз или нет. Люди топтались у столов для крапа, сквозь многоголосый гул время от времени прорывался монотонный речитатив крупье. Три женщины хихикали и пронзительно вскрикивали у рулетки. Сотрудник службы безопасности окинул Теоретика равнодушным взглядом.
        Десантис мысленно улыбнулся и бросил десятицентовик в игральный автомат. Выпали две вишенки.
        Хороший знак. Он сложил выигрыш в карман и пошел бродить по казино.
        По фотографиям он понял, что из некоторых окон отеля — тех, что выходили на заднюю сторону,  — можно увидеть портик. Неторопливо прогуливаясь, он оказался в дальней части здания и обнаружил коридор, в котором сейчас не было ни души. Из коридора вела наверх широкая лестница.
        Десантис поднялся по застеленным толстым ковром ступенькам на второй этаж и подошел к окну.
        Отсюда была видна лишь малюсенькая часть портика, и он понял, что исследовать объект из окна не удастся. Надо подобраться поближе.
        Теоретик потащился обратно по лестнице, задержавшись на минутку у последней ступеньки, чтобы прикурить. Согласно наблюдениям Лэшбрука, бронеавтомобиль приезжает в казино один раз в сутки, в три часа пополуночи, плюс-минус пара минут, и стоит в галерее минут пятнадцать, пока не загрузят деньги.
        Значит ли это, что комната охранников пустует в течение дня? Вполне вероятно. Чего ради сажать сюда человека на весь день и платить ему, если он почти ничего не делает? Ворота с этой стороны здания тоже Практически не используются. Все снабжение клуба осуществляется через другие ворота. Пожалуй, попасть в комнату охранников можно, и без особого труда.
        Вся операция займет пару минут, не больше.
        Десантис был из тех людей, что не верят в предчувствия и не полагаются на удачное стечение обстоятельств. Правда, сейчас он чувствовал, что ему везет, но неожиданная мысль заставила его улыбнуться: везение, удача не сваливаются с неба, человек создает их сам, хотя, конечно, бывают исключения… Но исключения только подтверждают правило.
        В глубине коридора Десантис заметил уборщицу, невзрачную женщину с тупым взглядом. Она орудовала пылесосом, повесив шланг через плечо. Пройдя ярдов десять — двенадцать, она скрылась за серой дверью, причем открыла ее просто так, без ключа. На двери висела табличка с надписью: «Только для сотрудников. Посторонним вход запрещен».
        Десантис подождал, но женщина не вышла. Значит, это не туалет. Возможно, там еще один коридор.
        Не раздумывая дольше, он толкнул дверь. Действительно, за ней оказался коридор, покрашенный в две серые краски — снизу потемнее, сверху посветлее; на потолке горел ряд маленьких тусклых лампочек. Десантис знал, что в казино несколько сотен людей персонала, работают в три смены, так что сотрудники разных смен вряд ли знают друг друга в лицо. Значит, здесь он не особо рискует, если только не наткнется на кого-нибудь из начальников.  — Ему встретились двое мужчин, они оживленно беседовали. Ни один из них даже головы не повернул в его сторону. Десантис пошел дальше по коридору, миновал несколько открытых дверей; одна из них вела, по-видимому, в подсобку основной кухни — запахи, что доносились оттуда, нельзя было назвать тонкими.
        Он прошел еще дальше, мимо двух дверей, одной металлической и одной обычной, и начал уже было подумывать о возвращении обратно. Здесь заблудиться ничего не стоит. Служебные помещения казино занимают гигантскую площадь.
        Ковровая дорожка доходила до металлической двери. Направо открывался холл, из которого можно было попасть в какие-то офисные помещения. До Десантиса донеслось стрекотание пишущих машинок, трели телефонных звонков.
        Двое мужчин вышли из ближайшей двери. Десантис услышал обрывок разговора, они явно обсуждали бюджет:
        — ..мы потратили сорок три тысячи на аудит, а теперь правление постановило перевести еще…
        Десантис тотчас же направился в сторону офисов.
        Мужчины поравнялись с ним, один из них кивнул, Десантис тоже кивнул и улыбнулся в ответ. Мужчины завернули за угол и исчезли из вида.
        Десантис последовал за ними и вскоре оказался возле портика.
        Двери на улицу, высокие, двухстворчатые, были сделаны из стали, но покрашены под дерево. Они закрывались изнутри на засовы сверху и снизу и запирались на замок. Окон в них не было. Комната налево от дверей оказалась открытой. Теоретик проскользнул внутрь.
        Он принялся осматривать помещение, при этом напевая что-то себе под нос. Опытным взглядом примечал детали, размеры, подробности, все запоминал.
        Память у него была прямо-таки фотографическая.
        Комната маленькая, узкая, с высоким, закрашенным краской окном, выходящим на галерею. Десантису даже не потребовалось ощупывать стекло, чтобы понять, что оно пуленепробиваемое. Небольшая панель с кнопками установлена на подоконнике — нажатием кнопок открывались и закрывались ворота.
        У одной стены стояла узкая койка, аккуратно заправленная. Толстое одеяло лежало на ней свернутым. Остальную меблировку составляли стул, плитка и небольшой столик. Для других предметов обстановки просто не было места. Стены покрашены в бежевый цвет. На стену скотчем прилеплены картинки, выдернутые из «Плейбоя».
        Вполне удовлетворенный, Десантис кивнул и пошел обратно той же дорогой. Никто не видел, как он выходил из комнаты.

        Сэм Хастингс раньше служил в полиции, так же как и Брент Мэйджорс. Это, пожалуй, единственное, что было у них общего. Они с симпатией и уважением относились друг к другу. А во все остальном были совершенно разными. Сэм, крупный, склонный к полноте, двигался медленно, медленно принимал решения, был расположен к приступам лени. Мэйджорс же был строен, сухощав, стремителен, энергия била в нем буквально через край.
        Сэм никогда не забывал об этих различиях и не позволял им как-то влиять на их отношения. Большей частью ему это удавалось.
        Еще одно отличие состояло в том, что Сэм бросил полицейскую службу, потому что был недоволен зарплатой, тогда как Мэйджорс ушел, считая, что его способности не востребованы полностью или, как он однажды заявил Сэму, просто пропадают даром, не используются.
        Теперь Сэм получал в два раза больше, чем в полиции. Он был начальником службы безопасности «Клондайка» с соответствующим столь высокой должности окладом.
        Работа по охране местных казино заключалась в простом наблюдении за посетителями, изредка чересчур разошедшихся выводили на улицу. И все. Кому придет в голову ограбить казино в Лас-Вегасе? Только законченному дураку. За считанные минуты по сигналу тревоги все дороги, ведущие из города, будут перекрыты, по ним и мышь не проскочит.
        А если даже какому-нибудь особо удачливому налетчику удастся быстренько провернуть дельце и выскочить за пределы города, деваться ему с пустынного, прямого, как линейка, шоссе будет совершенно некуда, некуда свернуть. На двенадцать, а то и пятнадцать миль от города все дороги покрыты сетью постов, и любой, даже самый матерый, бандит неизбежно попадется. Конечно, и сейчас, и раньше находились придурки, которые, проиграв все свои денежки, пытались ограбить пункты обмена. Но никому не удавалось и не удастся скрыться с добычей. Этого не может быть, потому что не может быть никогда.
        Будь такая работка выполнимой, Сэм Хастингс зарабатывал бы гораздо больше, чем теперь.
        Временами, правда, Сэма точило какое-то смутное беспокойство, неясная неудовлетворенность, но причины этого он не понимал;
        Оставалось одно спасение от приступов тоски — бабы.
        У Сэма были широкие плечи и узкие бедра, одним словом, хорошая фигура для тридцатипятилетнего мужчины, пока он следил за своим весом. Его смело можно было назвать привлекательным — шапка пшеничных волос, широкий рот, хорошие зубы и темный загар круглый год. И он обладал колоссальной сексуальной энергией. Казалось, потоки ее действуют на женщин на расстоянии. Им всем не терпелось попасть в его постель и удостовериться в его любовной силе, неутомимости и нежности.
        Сэм всегда был окружен женщинами и гордился своим успехом у них.
        А Лас-Вегас в смысле баб то еще местечко.
        Разведенные дамы, не удовлетворенные личной жизнью домохозяйки и матери семейств, члены Лиги свободных женщин, щеголяющие сексуальной раскрепощенностью, провозгласившие ее чуть не религией, девушки из Лос-Анджелеса, которых больше интересовал секс, чем азартные игры,  — Лас-Вегас прямо-таки кишел ими, жалкими копиями журнальных красоток.
        Сэм никогда не был женат, но не потому, что выступал против института брака вообще, и не потому, что исповедовал принцип «поимел и бросил». Просто он до сих пор искал, но не находил женщину, которая привлекла бы его настолько, чтобы он задумался об алтаре. Из-за этого он порой впадал в состояние меланхолии. Годы идут, а у него до сих пор нет ни детей, ни постоянной подруги.
        Конечно, те особы, что крутились в Вегасе, не могли вызвать у всякого нормального мужчины особого желания создать с ними семью. С такими приятно проводить время, веселиться, кутить, тратить деньги в казино. Но никаких душевных чувств они не затрагивали.
        У Хастингса не было определенных часов присутствия на работе — Мэйджорс не настаивал на этом.
        Сэм находился в казино почти всю ночь, потому что именно это время для работников службы безопасности самое горячее — наплыв народа максимальный, а неприятности наиболее вероятны. Бывало, он проводил в казино целую ночь, иной раз всего несколько часов. Но в любое время суток его можно было легко найти. Хозяева клуба предоставили ему номер в отеле для проживания, рестораны в «Клондайке» были великолепны, и девочки всегда под рукой. Чего еще может желать мужчина? Сэм даже редко выходил за пределы владений казино. Он очень неплохо играл в гольф, и они с Мэйджорсом по крайней мере два раза в неделю встречались на поле и загоняли мячики в лунки.
        Еще Сэм любил плавать, а бассейны в «Клондайке» всегда открыты для него. Он был одним из немногих работников, получивших подобную привилегию.
        Летом ему нравилось плавать рано утром, сразу после рассвета, до того как неистовое солнце пустыни начнет невыносимо палить. В эти часы народу в бассейне обычно немного, всего несколько человек.
        Так было и этим утром. Сэм вышел к бассейну через служебный вход и увидел белую женскую фигуру в купальнике. Сам он давно приобрел несмываемый, почти черный загар, потому все нетронутые солнцем тела казались ему густо посыпанными мукой.
        Женщина плавала на спине.
        Сэм узнал ее. Это была Дебби Грин, которая вместе с мужем проводила здесь медовый месяц. Что она тут делает так рано утром, после брачной ночи?
        Сэм отогнал от себя похабные мысли и поднялся на трамплин для прыжков в воду. Прыжок удался отлично, Сэм чисто вошел в воду, изогнулся у самого дна и вынырнул на поверхность. Он увидел, что девушка сидит на краю бассейна и наблюдает за ним очень внимательно.
        Сэм поплыл в ее сторону, и она поднялась на ноги.
        — Простите, кажется, я помешал вам,  — проговорил он.
        Девушка смотрела на него сверху вниз, капельки воды блестели на ее коже.
        — Я здесь уже долго, почти час.  — Она сняла шапочку, и длинные светлые волосы рассыпались по ее спине.  — Мне пора идти.
        Сэм ухватился за бортик. Ее купальник скрывал не многое и позволял хорошо разглядеть отличную фигуру. Возможно, грудь у нее маловата, но зато ноги великолепные. Кожа белая, как молоко, и тонкая — под ней виднелся ажурный узор из голубых жилок.
        Она будто прочитала его мысли и немного неестественно рассмеялась.
        — Дома я не часто загорала. Должно быть, я похожа на личинку.
        Сэму не понравилась неискренняя скромность, или, скорее, самоуничижение или неуверенность в себе, прозвучавшая в ее словах. Если сам себя не ценишь, то кто другой будет относиться к тебе с уважением?
        — Тогда вам надо быть осторожнее с нашим солнцем. Оно сжигает моментально,  — грубоватым тоном посоветовал он.
        Сэм оттолкнулся от бортика бассейна и поплыл, сделал несколько кругов туда-обратно и, когда через пятнадцать минут осмотрелся по сторонам, с удивлением обнаружил, что девушка все еще здесь, сидит на пляжном полотенце и курит сигаретку. Она смотрела на него серьезно и внимательно. Оказывается, у нее ярко-синие глаза.
        Он подошел и присел на корточки рядом с ней.
        — Меня зовут Сэм Хастингс. Я работаю здесь, в службе охраны.
        Она совершенно неожиданно ослепительно улыбнулась.
        — То-то мне показалось, что я где-то вас уже раньше видела. Вы были вчера вечером в фойе, когда мы приехали. Я Дебби Грин. Мы с мужем живем в номере для молодоженов… — Она запнулась, краска залила ее лицо.  — Бедняга Пол, у него разболелся живот, и я не… Я подумала, пусть он поспит подольше. А сама пошла поплавать. Дома обычно не удается. Хотите сигарету?
        Она говорила взволнованно, неуверенно, но Сэм изумился ее проницательности: второй раз подряд она сумела отгадать его мысли.
        Сэм кивнул в ответ на ее предложение, вытащил из пачки одну сигаретку и прикурил от ее тлеющей сигареты. В эту минуту на востоке из-за горизонта выкатилось солнце. Температура воздуха сразу же ощутимо повысилась.
        Дебби повела плечами.
        — Вы правы, солнце действительно жарит!
        — Ничего страшного, если вы будете постепенно привыкать к нему, пока не загорите достаточно.
        — Не знаю, успею ли… — У нее снова дрогнул голос.  — Как хорошо сейчас здесь, ни души кругом.
        — Обычно здесь полно народу. Я поэтому и плаваю так рано… — рассеянно пробормотал Сэм. Его внимание привлек обосновавшийся неподалеку от них мужчина, высокий, бодрый, в летах, с бородкой и длинными седыми волосами. Он сидел за столиком под зонтом с высоким стаканом в одной руке и сигарой в другой.
        — Извините, мне тут надо побеседовать с одним человеком,  — неожиданно прервал разговор Сэм и поднялся. Сделав пару шагов, он обернулся.  — Простите, Дебби… Миссис Грин, я не хотел… я вот о чем хочу спросить. Я прихожу сюда в это время почти каждое утро. А вы будете здесь завтра?
        — Мы приехали в Лас-Вегас на неделю, но я… — Она замолчала, потом снова улыбнулась, будто расцвела.  — Утром я приду сюда снова, Сэм.
        — Буду ждать вас.  — Хастингс кивнул и пошел к столику.
        Седовласый мужчина медленно поднял глаза, когда Сэм остановился перед ним.
        — Эндрю Страдвик? Полковник?
        Мужчина долго и изучающе рассматривал Сэма, прежде чем ответить. Глаза у него были черные, взгляд цепкий и необычайно живой для человека такого возраста. Покрой его одежды был несколько старомодным, но вещи опрятные, безукоризненно чистые, а туфли хоть и слегка поношены, зато начищены до блеска. Когда он вынимал сигару изо рта, Сэм заметил потертый манжет.
        — Да, молодой человек, меня зовут Эндрю Страдвик. И меня иногда называют полковником. Исключительно в знак уважения, знаете ли.  — Его голос оказался мягким, густым, как выдержанный бурбон, речь была неторопливая и размеренная.
        — Вы знакомы с Брентом Мэйджорсом?
        — Брентом Мэйджорсом?  — Мужчина минуту молчал, словно освежая память.  — Конечно, отличный парень!
        — Он здесь работает управляющим.
        — Неужели?  — Лицо полковника прояснилось.  — Достойнейший молодой человек, этому заведению очень повезло.
        — Он хотел бы сказать вам несколько слов.
        — Прямо сейчас?  — Улыбка все так же сияла на лице Страдвика.  — А вы кто будете, молодой человек?
        — Сэм Хастингс, служба безопасности.
        — И что же, мистер Хастингс, вы считаете, что я представляю угрозу для безопасности вашего заведения?
        .По непонятной причине Сэму не нравился этот фрукт. Он придал голосу больше суровости.
        — Именно это мы и намерены выяснить. Мистер Мэйджорс обычно приходит в офис в половине десятого — десять утра. Надеюсь, вы тоже там появитесь.
        Страдвик поднес сигару ко рту, покручивая ее между холеными пальцами, и неторопливо втянул в себя воздух с таким видом, словно сейчас это дело было для него самым важным в жизни.
        Потом он выпустил дым и проговорил:
        — Возможно, лучше приставить ко мне охранника до той поры.
        Тут до Сэма дошло, правда, немного запоздало, что скорее всего ему удалось так легко зацепить этого хитрого лиса, старавшегося держаться независимо и невозмутимо, благодаря тому, что на нем, кроме плавок, ничего не было.
        — Никуда не уходите,  — коротко сказал он, повернулся на пятках и зашагал в направлении казино.
        Теперь у бассейна собралось уже довольно много людей, некоторые плавали, другие загорали на полотенцах. Появился юноша в форме официанта и начал принимать заказы на напитки.
        Эндрю Страдвик — опасный человек? Это просто смешно! Или, может, следует гордиться подобным мнением о своей персоне?
        Но полковник никогда не смеялся и практически никогда не чувствовал себя польщенным.
        «Такова цена славы,  — философски заключил он, глядя вслед удаляющемуся Сэму Хастингсу.  — За все рано или поздно приходится платить. А я в этом деле уже слишком долго».
        Семьдесят — почтенный возраст, весьма солидное количество лет для пребывания человека на грешной земле, даже в наши дни, когда открыли чудесные лекарства и мгновенно действующие средства. Но как и чем вылечить старость? о; Если не считать пропитанной насквозь джином печени и сосудов, на глазах теряющих эластичность, будто покрывающихся слоем цемента, здоровье у Эндрю Страдвика было в порядке.
        Полковник вздохнул, сделал большой глоток «Тома Коллинза» и затянулся сигарой. «Коллинз» был отменный, а вот: сигара так себе. По доллару за пять штук.
        Раньше он курил только долларовые, не дешевле.
        Раньше он был великим маэстро, мошенником высшего класса, в свое время о нем ходили легенды.
        Теперь ему приходилось жульничать помаленьку, добывая деньги на пропитание и выпивку, шустрить и ловчить по мелочи, где придется.
        Полковник никогда не работал. Ни одного дня за всю свою жизнь. Но сделал не меньше двух миллионов долларов на различных аферах и надувательствах.
        Любимым его трюком была афера с нефтяной вышкой. В этом он достиг необыкновенного мастерства.
        Правда, в последний раз полковник провернул подобную операцию больше десяти лет назад. Спектакль с нефтяной вышкой требовал большого количества времени, тщательной подготовки и крупного начального капитала.
        Когда-то он несколько небрежно отнесся к приобретению последнего, был схвачен, прежде чем успел смыться с добычей, и пять лет оттрубил за решеткой. Надо сказать, что это была всего лишь вторая ходка в тюрьму за весь сорокапятилетний период творческой деятельности. Полковник вышел на свободу без цента в кармане. И заначки он никакой не припрятал. Все, что заработал в свое время, утекло тогда же сквозь пальцы. У него в те годы не было необходимости копить деньги. Всегда на пастбище можно найти дойную корову.
        Но без крупной суммы денег нельзя ворочать большими делами. По какой-то совершенно необъяснимой, непонятной причине полковник растерял в тюрьме все навыки и способности. Он старался как мог, но солидные деньги ускользали от него. Он даже еще раз угодил за решетку, правда, ненадолго. Если быть честным, то случилось это в результате знакомства с Брентом Мэйджорсом.
        Полковник не знал, что теперь этот парень работает управляющим в «Клондайке». Здесь много других казино, так что он вполне мог бы работать и там.
        Хотя в общем-то какая разница? Раз его узнали здесь, то и в других местах теперь все начеку. Мэйджорс — хороший парень, вот только немного помешан на работе. Если Мэйджорс не позволит ему действовать, кто другой разрешит?
        Полковник опять вздохнул и опорожнил стакан.
        Уже больше восьми часов, воздух становился горячее.
        Он нисколько не возражал против жары — блаженно замирал на солнышке, словно ящерица, прогревал свои старые кости. Страдвик заметил официанта и подозвал его рукой.
        Алкоголь помогал ему действовать. Стаканчик-другой время от времени в течение дня помогал забыть о неприятностях и жестокости реальной жизни, притуплял боль от неудач, оживлял слабеющие способности. Полковник никогда не пил слишком много, до такой степени, чтобы потерять контроль над собой, как физический, так и умственный.
        Всю жизнь, с тех пор как начал употреблять спиртное, полковник знал свою норму. Раньше он ничего не пил, кроме отличного кентуккского бурбона, и с презрением отзывался о джине как о бабском питье.
        Но с годами ему показалось, что бурбон слишком резок для него. Джин в определенных количествах производил как раз ожидаемое благотворное действие.
        Кроме того, высокий запотевший стакан с холодным «Томом» отлично вписывался в общую картину изнуряющей жары Вегаса, а если заказывать слишком часто низкий и широкий стакан бурбона с содовой, то это может вызвать у окружающих справедливое удивление.
        Оправдания, алиби, жалость к себе, с кривой улыбкой подумал он. Неужели и это тоже старость?
        Полковник вздохнул и отхлебнул из нового стакана.
        Необходимо выпить еще, прежде чем встать из-за столика и пойти в кабинет к Бренту Мэйджорсу. Он пойдет прямо, аккуратно переставляя ноги, будто по струночке, одну за другой, одну за другой, раскурит новую сигару и будет держать ее небрежно, как Франклин Делано Рузвельт в последние годы жизни.
        Несколько наигранно, несомненно. Он и не отрицает этого. Но разве он не имеет права немного поиграть?
        Старик Франклин наверняка не стал бы возражать, ведь он и сам был в некотором роде мошенником.
        Этот бедолага давно помер, а вот Эндрю Страдвик еще топает, коптит воздух и пытается изо всех сил соблюсти традиции.
        Полковник насмешливо фыркнул — его самого позабавил подобный взлет фантазии — и вошел в отель.

        Кабинет Брента Мэйджорса не отличался кричащей роскошью, но его нельзя было назвать и аскетичным, как монашеская келья. Комната достаточно большая, чтобы вместить широкий, в современном стиле, без излишних украшений письменный стол, два кресла возле него, два шкафа с папками и шкафы с книгами вдоль одной из стен. Из окна открывался вид прямо на площадку для гольфа. В кабинете оставалось еще место для кушетки. У предшественника Мэйджорса кушетка была, и потому все стены оказались увешанными фотографиями женщин в различной степени оголения, от бикини до костюма Евы.
        Мэйджорс велел убрать кушетку и красоток, а на их место повесил три фотографии в рамках: Брент Мэйджорс получает благодарность за хорошо проделанную работу; Бренту Мэйджорсу вручают памятный подарок; Брент Мэйджорс, полузащитник, получает на память бейсбольный мяч после важнейшей игры сезона. Он считал, что эти фото выдают его как немного тщеславного человека, но если говорить честно, он всегда гордился теми своими заслугами, о которых напоминали фотографии, висящие теперь в кабинете.
        Мэйджорс проводил здесь не много времени, он обычно справлялся со всеми бумажными делами и кабинетной работой к полудню и оставшееся время бродил по самому «Клондайку». Некоторые вопросы Приходилось решать каждый день. Полномочия у него были самые разнообразные: начиная с того, какое постельное белье закупать для отеля, и заканчивая решением, какого артиста пригласить следующим.
        Конечно, в «Клондайке» был сотрудник, ответственный за развлечения, но последнее слово всегда оставалось за Мэйджорсом. Если, конечно, не вмешивались хозяева, как было в случае с Фэлконом.
        В связи с этим появилась проблема, которая беспокоила Брента, подтачивала уверенность в себе уже почти две недели. Совсем недавно у заведения сменились владельцы. Теперь оно принадлежало некоему синдикату, богатым дяденькам с востока. Мэйджорс поморщился. Ему не нравилось слово «синдикат». Он никогда в глаза не видел ни одного из новых хозяев, но в секретных сообщениях содержался намек на присутствие в деле мафии. Он не раз слышал, что многие клубы контролирует мафия, но никакой достоверной информации у него не было, одни только слухи.
        Недавно, правда, позвонил некий Энтони Ринальди, представитель новых владельцев в Вегасе. А до Брента доходили упорные слухи про связи Ринальди с мафией. Мэйджорс, конечно, не знал, насколько они обоснованны, и намеревался в скором времени выяснить это. Ринальди предложил управляющему встретиться, возможно, даже на этой неделе.
        На столе Мэйджорса зажужжал вызов внутренней связи. Он щелкнул выключателем.
        — Слушаю, мисс Доннел.
        — Здесь вас спрашивают, мистер Мэйджорс,  — раздался голос Джун Доннел. Она досталась Бренту в наследство от предшественника — сорокалетняя старая дева в огромных очках в роговой оправе. Голос ее в те моменты, когда она была раздражена, а это случалось довольно часто, напоминал то ли жалобный вой, толи хныканье. Но при всем при этом мисс Доннел была превосходным секретарем.  — Тут один наш гость утверждает, что вы хотели его видеть. Он назвал свое имя: Эндрю Страдвик. Говорит, что вы можете помнить его как полковника.
        — Пропустите его, мисс Доннел.
        Мэйджорс закурил тонкую сигару и, откинувшись в кресле, приготовился к встрече.
        Дверь открылась и закрылась, и Эндрю Страдвик вошел в кабинет, такой же прямой, как и прежде, с несколько неопределенной улыбочкой на лице. Мэйджорс решил, что он уже изрядно набрался джина.
        Прошедшей ночью управляющий порасспрашивал барменов и узнал, что Стйадвик тянул джин практически непрерывно.
        — Полковник!  — Брент поднялся и протянул руку через стол.  — Давно не виделись.
        Рукопожатие у Страдвика было крепким, улыбка — обаятельной. Именно таким его и помнил Мэйджорс.
        — Не так уж и давно, юноша. Восемь лет не такой уж большой срок для старика. По-моему, мы встречались в Лос-Анджелесе, точно. Вы служили в департаменте полиции.
        — Отряд по борьбе с мошенничеством.  — Мэйджорс жестом указал на одно из кожаных кресел. Полковник сел, оберегая стрелки на тщательно отутюженных брюках.  — Вы тогда устроили в Вестлэйк-парке сбор пожертвований в фонд помощи юным гениям.
        — А вы поймали меня, и это стоило мне двух лет в кутузке — двух бесценных лет жизни.
        — Прошу прощения, полковник,  — усмехнулся Мэйджорс,  — служба. Значит, ваше положение пошатнулось?
        — Человек должен платить за свой хлеб. Но в некотором смысле действительно дела пошли хуже, не стану отрицать.  — Улыбка полковника стала печальной. Но он собрался, высоко поднял голову и настороженно, словно птица, посмотрел на управляющего.  — Чему обязан этим приглашением, мистер Мэйджорс? Ваш охранник сообщил, что вы желаете встретиться со мной.
        — Обыкновенному любопытству, полковник. Я увидел вас в казино вчера вечером и удивился. Не могу понять, что вы здесь делаете.
        — Вы предлагаете здесь свой товар. Разве я не могу приехать к вам, чтобы подобрать что-нибудь для себя подходящее?
        — Вы играете? Полковник! Не смешите меня! Я на двести процентов уверен, что вы считаете все эти развлечения игрушками для недоумков. Должно быть еще нечто весьма привлекательное.
        — Вы правы,  — согласился полковник,  — я действительно считаю, что азартные игры созданы исключительно для простаков. У меня здесь новое дело, молодой человек. Теперь я продаю систему. Конечно, тем, кому она необходима.
        — Систему? Как обыграть казино?  — Мэйджорс откинулся назад и захохотал. Правда, быстро умолк, увидев выражение лица собеседника.
        Похоже, полковника всерьез задели эти откровенные насмешки.
        — Нет ничего недостойного или незаконного, молодой человек, в том, что я продаю системы,  — оскорбленным тоном заявил он.  — Их используют многие игроки. Многие верят в них.
        — Точно. Но ни один из них не заслужил того, чтобы его водили за нос.
        — Играть по моей системе ничем не хуже, чем по любой другой или вообще как угодно. Если уж человеку так приспичило играть. А если он проиграет, то может во всем обвинить систему, а не свое собственное неумение или невезение. За это стоит заплатить.
        — И какой же из них вы тут промышляете?
        — Я продаю систему Алемберта. Вам она знакома?
        — Да, конечно. Полагаю, такая же надежная, как и все остальные. Один из вариантов метода удвоения ставок.
        — Гораздо более надежная. Если игрок от души поверит в нее и будет делать ставки по намеченному плану, он выиграет. Возможно, не очень много, но, во всяком случае, больше, чем проиграет. Так что в ней плохого, Брент? У азартных людей есть слабость — страсть к игре. А моя система помогает им не пропасть.
        Мэйджорс внутренне содрогнулся, услышав просительные нотки в голосе Страдвика. Он наклонился вперед и заговорил тоном, не допускающим обсуждений и объяснений:
        — Ладно, полковник Поступим таким образом.
        Пока все будет нормально, пока наши клиенты будут довольны, я вас не стану трогать. Но если хотя бы один человек пожалуется — всего один, слышите?  — вам плохо придется. Я лично прослежу, чтобы вас ни в одном казино и на порог не пускали. Все понятно?
        У полковника словно камень с души свалился.
        — Конечно, Брент, все предельно ясно,  — улыбнулся он с явным облегчением.
        Они опять пожали друг другу руки, и Страдвик с достоинством удалился.
        Мэйджорс затушил сигару.
        До чего может опуститься человек! Какая деградация! Какое унижение! Ведь когда-то полковник был весьма ловким и удачливым мошенником! А теперь вынужден продавать системы, чтобы заработать несколько жалких центов!
        Мэйджорс проработал в лос-анджелесском отряде по борьбе с мошенничеством недолго, но успел узнать достаточно много о тех выдающихся личностях, которыми славится новейшая криминальная история.
        Самые именитые вызывали у него тайное восхищение. Он считал это проявлением романтических черт своей натуры. Эти люди казались ему чрезвычайно привлекательными, умными, независимыми, осколками старых времен, не признающими законов. Их жизнь зависит только от смелости, дерзости, изобретательности и мастерства. А жертвы… ну, за исключением пожилых людей и пенсионеров, жертвы заслуживали и даже напрашивались, чтобы их обдурили, надули, облапошили. Их одолевала жадность.
        Не будь ее, ни один мошенник, даже самый ловкий и умный, ничего не смог бы сделать.
        Мэйджорс вздохнул, отогнал мысли о полковнике подальше и вернулся к своим бумагам. Надо поскорее покончить с этой работой. Четырехдневный покерный турнир начинается сегодня вечером и должен завершиться в понедельник, в День труда. Надо еще встретиться с Билли Рэем Томпсоном и другими игроками и обговорить основные правила.
        — Бабки отдал?  — Энтони Ринальди изучал тлеющий кончик своей сигареты.  — Я имею в виду, отдал по-тихому, не раззвенел на всю южную часть города?
        — Какого черта, Тони? Ты что, не знаешь меня?  — возмутился Мэнни Перино, низенький, плешивый, похожий на продавца жвачки в привокзальном ларьке.
        — Знаю, знаю, недомерок. Рассказывай, как было дело.
        — Слушай, сначала он ничего не просек. Ну, не догонял, и все. Мне пришлось целый час из кожи вон лезть, разжевывать, раскладывать по полочкам, расписывать подробно и терпеливо каждый момент, пока до него дошло.
        Тони хрюкнул и проворчал:
        — Но он так и не купился?
        — Не-а, не купился.
        Тони снова хрюкнул и нахмурился. На нем был отличный костюм (еще бы не отличный, Тони тратил на портных изрядную сумму!), и он был красив. Сам Ринальди считал себя похожим на Рудольфе Валентине, парня в потертом пиджаке из старых немых картин, который имел девок налево и направо. У Тони дома с полдюжины этих фильмов с Валентине, и всякий раз, просматривая какой-нибудь из них, он отыскивал все большее и большее сходство. За одним исключением: у Валентине не было маленьких черных усиков. Да и хрен с ним, Тони не собирался уступать какому-то древнему красавчику. Усы чертовски идут ему, все бабы говорят. Даже жена.
        Он почесал усики полированным ногтем.
        Как-то не клеится дело с Оуэном Роуном. Роун — полицейский, который не желает даже руку протянуть, чтобы собрать падающие с неба деньги.
        — Он что, обиделся?  — спросил Тони. Ему было трудно поверить, а тем более понять, как это человек может отказаться от приличных бабок. Но по опыту он знал, что такие чудаки встречаются на белом свете. Они казались ему странными существами, уродцами с тремя ушами, причем на одной стороне головы.
        Втолковать что-либо разумное им было невозможно.
        — Не, он не обиделся. Просто велел мне отвалить.
        — Может, ты ему мало предложил?
        — Господи помилуй, Тони, я все сделал, как ты сказал!
        Тони кивнул и снова погрузился в молчание. Во что бы то ни стало надо заполучить Оуэна Роуна, прибрать его к рукам. Приказ сверху. Только они, черт побери, не сказали, как это сделать. Их такие мелочи не интересуют. Сделай, и все. Задание понятно? Ведь ты теперь Дон в Вегасе, правильно? Тони осознавал свое новое положение, и гордость прямо-таки распирала его. Большинство Донов были уже в возрасте, далеко за пятьдесят, а то и за шестьдесят, а Тони едва стукнуло сорок пять.
        Теперь об Оуэне Роуне. Он полицейский в отделе надзора за деятельностью игорных заведений. Командует отделением и может причинить кучу неприятностей, если только учует неладное. А вот если приручить начальника отряда полиции, можно творить великие дела. Тони подсчитал, что сможет собирать хороший урожай и выжимать из туристов больше миллиона долларов в год.
        У Тони были и другие планы. Эта честная игра в крап — и кубик не подрезан, и карточки на столе не убирают, и все прочее — развлечение для идиотов.
        Тони намеревался все изменить. Судя по донесениям, Мэйджорс, управляющий «Клондайка»,  — упрямый человек, но соответствующее воздействие, возможно, заставит его смягчиться. В противном случае его придется убрать.
        Но сначала Роун, а потом Мэйджорс. Сколько бы ни пришлось заплатить, все равно дело выгодное.
        Только вот Тони не хотелось выкладывать слишком много парню вроде Роуна. Этот коп еще чего доброго начнет сорить «зеленью» туда-сюда, а кто-нибудь заметит и призадумается.
        Надо быть достаточно умным человеком, чтобы оставаться в тени и не высовываться, подумал Тони, да еще никогда не забывать даже о мелочах.
        — Главная проблема в том,  — говорил Мэнни,  — что этот парень — хороший полицейский. Я таких с первого взгляда узнаю. Бедные, как церковные мыши.
        Тони выпустил клуб дыма и взглянул на Мэнни, тихого, маленького и похожего в своем бесформенном пальто на шарик. Мэнни вовсе не тупица, он мужик сообразительный. Потому Тони и держал его при себе.
        — Слушай,  — задумчиво проговорил Тони,  — а этот Роун девок любит?
        — Конечно. Он до этого дела большой охотник.
        — И на кого же он охотится? Куда стреляет из своего ствола?
        — Не маленький. Сам знаешь куда.
        Тони сдержался. Медленно, отчетливо выговаривая слова, он произнес, изображая стоическое терпение:
        — Я спрашиваю, какие бабы ему нравятся, Мэнни.
        Мэнни пожал плечами и развел в стороны свои пухлые ручки.
        — Да любые, всякие, были бы сиськи да задница.
        Официантки, горничные, все. Он женат, у него есть ребенок, девочка то ли пяти, то ли шести лет. Живет в маленькой квартирке, у него четырехлетней давности «форд». Имеет порядка девятисот баксов в месяц.
        Тони кивнул. Официантки. Мелочевочка. Ха! Этот парень не слишком много тратит на шлюх, правда, и денег у него не навалом. Похоже, это его маленькая слабость. Вообще народ бывает чудной, с такими вывертами. Однажды в Огайо Тони познакомился с парнем, Вилли каким-то там — Тони не помнил его фамилии. Так вот, он тащился от похорон. И по крайней мере раз в неделю присутствовал на каких-нибудь, даже если понятия не имел, что за человек лежит в гробу.
        — У него здесь поблизости фургон припаркован?  — спросил Тони.
        — Не знаю. Не думаю. Он же трахает любую телку, которая не возражает. Тут выше по Брюер-стрит есть мотель «Звезда». Он таскает девок туда, одну за другой, потому что знаком с владельцем.
        Тони опять кивнул и принялся изучать свои идеально отполированные ногти. Ухоженные руки сами за себя говорят, свидетельствуют о достигнутом уровне, поэтому он сам много внимания, времени и средств уделял маникюру.
        Мысль постепенно приобрела очертания, прояснилась, пробилась из глубины подсознания. Этот коп любит женщин, значит, надо дать ему баб, а не бабки.
        Если бы ему были нужны деньги, ему дали бы деньги.
        Но парню плевать на «зелень», так пусть получит кошечку, и не одну. Дадим ему таких, чтобы он и дышать не мог.
        — Где Уэнди?
        — Уэнди?  — Мэнни заморгал.  — Господи, Тони, понятия не имею. Хочешь, чтобы я нашел ее?
        Тони усмехнулся.
        — Мы подсунем этому копу несколько шлюх, понял? Не обязательно разыскивать именно Уэнди, просто я хочу, чтобы ты подыскал несколько смазливых красоток вроде нее. Поймаем этого парня на крючок, на размалеванных веселых малюток. Понял, что я имею в виду?
        Мэнни улыбнулся и стал похож на жабу, приготовившуюся прыгнуть.
        — Тони, да ты просто гений! Здесь полным-полно этого добра.
        Тони скромно отмахнулся.
        — Тогда ступай, собирай команду,  — распорядился он.
        Мэнни моментально испарился.
        Офис Тони располагался в кабинете его дома стоимостью сорок тысяч долларов. Строение было небольшим и малоприметным. Ни к чему привлекать к себе излишнее внимание. Все соседи считали его честным, добропорядочным и законопослушным гражданином с годовым доходом несколько выше среднего.
        Он был женат и имел двоих детей школьного возраста. По воскресеньям вместе с семьей посещал церковь. Тони не слишком близко общался с соседями, приглашал их в гости на коктейль или ужин один-два раза в год и весьма неопределенно беседовал о своем бизнесе, связанном с импортными поставками.
        Действительно, он уже примерно год занимался ввозом товаров — девочек, наркотиков, словом, всего, что можно продать с большой выгодой. Теперь переключился на новое дело, игорный бизнес, и ему предстояло многому научиться.
        Тони был уверен в успехе, он легко усваивал новое.
        Оставшись один, Ринальди сел, откинулся на спинку стула и задумался. Этот парень Роун — полицейский, причем очень неплохой. Он человек крепкий, выносливый и должен все понять, когда проиграет. Может, недостаточно подсунуть ему девок и ждать, что он запрыгает на крючке? Ведь он способен попользоваться шлюхами, а потом не согласиться плясать под дудку Тони. И что тогда делать? Что делать, если упрямый полицейский пошлет тебя куда подальше? Замочить? Нет. Нельзя убирать копа, кроме как в самом крайнем случае. Застрели копа, и дорога в тюрьму тебе открыта.
        Есть другой способ, получше. Правда, называется не слишком красиво. Шантаж. Тони не нравилось звучание этого слова. Он теперь занимает приличное положение в обществе, а шантаж — занятие для подонков-плебеев. Хотя, как правило, срабатывает.
        Он подошел к окну, пуская клубы дыма, и стал смотреть на ослепительную полоску неоновых огней, прорезавшую город. Это был Стрип. Тони обдумывал новую идею, оценивал ее с различных позиций. Вроде все отлично, никаких изъянов. Должно получиться.
        Он ухмыльнулся, развернулся и пошел обратно к столу. Там взял свою записную книжку и просмотрел ее. Вот. Ленни Петтис. В народе Лензи. Лензи как раз тот человек, что нужен для выполнения подобного задания. И он сейчас в Лос-Анджелесе.
        Тони набрал номер. Пока в трубке раздавались длинные гудки, он почесывал усики ногтем.
        — Алло,  — раздался пронзительный женский голос.
        — Пригласите Лензи,  — попросил Тони.
        — Минуточку.  — Трубку грохнули на что-то твердое. Потом он услышал, как женщина громко кричит, зовет Лензи.
        Прошло некоторое время, и мужской голос произнес:
        — Да?
        — Лензи, это Тони. Только давай без фамилий, хорошо?
        — Господи… надо же… Привет, мистер… Ага, понял.
        — Для тебя есть работа, Лензи. Можешь приехать сюда ко мне?
        — Конечно. Конечно, я могу выбраться. Брать с собой причиндалы?
        — Да,  — ответил Тони. Какого хрена! Что ему там взбрело в голову? Можно подумать, фотографа приглашают, чтобы проникнуть в банковское хранилище! Придурок. И опять очень спокойным голосом Тони терпеливо стал объяснять:
        — Нужно сделать несколько снимков в комнате при слабом освещении.
        Необходимо, чтобы они получились четкими, с мельчайшими деталями.
        — Нет проблем,  — сказал Лензи.  — Когда я должен приехать?
        — Вчера. Если нет денег на самолет, закажи так, я потом оплачу счет. Договорились?
        — Конечно, мистер… Э-э-э, ладно, Тони.
        — Из аэропорта приезжай сразу ко мне и не вздумай трепаться о нашем разговоре. До завтра, Лензи.
        Тони повесил трубку, выпустил клуб дыма и довольно улыбнулся. Лензи должен отлично справиться с заданием. Он один из лучших фотографов, каких Тони когда-либо встречал.
        Он стряхнул пепел с сигареты и хихикнул.
        — Боже мой, приятель,  — обратился он к воображаемому гостю,  — ты отлично получился на фото. До чего фотогеничен!

        Собрание по окончательному уточнению правил проведения Мирового покерного турнира (название придумал Брент Мэйджорс) проходило в номере Томпсона. Кроме самого Билли Рэя, присутствовали Мэйджорс, Джонни Доббс, Хэнк Пэррот и Фред Уайли.
        Они тщательно прорабатывали правила за бутылочкой «Джека Дэниельса» и содовой.
        Хэнк Пэррот в своей непременной шляпе, сидевшей на самом затылке, выступал за игру без ограничений:
        — Давайте сделаем все с размахом. Пусть все будет как в старые добрые времена, когда игрок мог встать из-за стола с миллионом долларов выигрыша.
        — Постой, постой, не шурши,  — вмешался Билли Рэй.  — Никто из вас на такое уже не способен. Надо установить предел.
        — Согласен,  — поддержал Мэйджорс.  — Каждый игрок должен располагать определенной ограниченной суммой.
        — Вы хотите сказать, когда он остается без денег, то выбывает из состязания?  — спросил Джонни Доббс, сморщив старое и одновременно мальчишеское лицо.  — И что же это получается за турнир?
        — Похоже, тебе хочется протирать здесь штаны до самого Рождества,  — заключил Билли Рэй.  — Народ замучается смотреть на нас, а мы устанем играть. И все завянет.
        — А что, если допускать игроков к состязанию с двадцатью тысячами? И все, больше ни цента.
        — У меня и двадцати-то нет,  — сказал Джонни Доббс,  — давайте снизим до десяти.
        — Сколько участников допускается к игре?  — спросил Фред Уайли.
        — Да сколько угодно, все, у кого наберется нужная сумма,  — ответил Мэйджорс.  — Мы не имеем права их не допускать.
        — Точно, не имеете,  — согласился Билли Рэй.  — Они сами со временем отсеются. Кто еще хочет выпить?  — Он пустил бутылку по кругу.
        — Значит, участвовать будет каждый, кто захочет,  — опять заговорил Мэйджорс,  — если у него будет достаточно денег. С другой стороны, оставим за собой право вносить со временем некоторые изменения. К тому же при этих условиях победа для таких любителей крупной игры, как вы, будет еще приятнее.
        — Аминь!  — провозгласил Хэнк Пэррот.
        — Только давайте все-таки остановимся на десяти тысячах,  — попросил Джонни Доббс.  — Большую сумму мне никто не одолжит.
        Билли Рэй плеснул немного «Джека Дэниельса» в свой стакан.
        — У каждого игрока по десять кусков. Десять игроков — сто тысяч долларов. Как думаешь, сколько будет участников?
        — Я уже говорил: не должно быть никакого ограничения в числе участников. Есть нужная сумма денег — садись играй. Лишние и так довольно скоро отсеются, тут я с тобой согласен,  — ответил Мэйджорс.
        — Выпью-ка я за это.  — Фред Уайли потянулся за бутылкой.
        — Значит, договорились: взнос за участие в игре составляет десять тысяч?  — спросил Джонни Доббс.
        — А что, если кто-нибудь захочет добавить еще десять тысяч к первоначальному взносу?  — поинтересовался Хэнк Пэррот.  — То есть довести общую сумму до двадцати?
        — Тогда вся игра слишком затянется,  — покачал головой Мэйджорс. Он добавил льда в свой стакан и подлил немного из бутылки. Потом закурил тонкую сигару, изысканный аромат разлился по комнате.  — Участник начинает игру с фиксированной суммой денег, а когда они закончатся… просто выходит…
        — Послушайте, мужички,  — заговорил Билли Рэй,  — надо сделать так. Каждый выкладывает перед собой на столе десять кусков. Деньги должны все время быть на виду. Если выигрываешь, то добавляешь к своей куче. Если проигрываешь, она уменьшается.
        Если ничего не остается, игрок выбывает. И никаких одалживаний. Никто никому не дает взаймы.
        — Естественно, никаких займов,  — согласился Мэйджорс. У него на коленях лежал блокнот, в котором он время от времени делал пометки.  — Тут вот еще что. Это дело может запросто продолжаться до ночи понедельника. Вы, ребята, не сможете выдержать такую нагрузку, если не будет нескольких десятиминутных перерывов.
        Билли Рэй задумался, отхлебнул из стакана.
        — Верно. А если сделать так: играем не все двадцать четыре часа в сутки, а делаем перерыв на шесть часов. Тогда у нас будет время вздремнуть.
        — Дельное предложение,  — кивнул Мэйджорс.  — Остановим игру на шесть часов утром, до полудня. В это время здесь меньше всего народу.
        Он медленно обвел взглядом лица собравшихся за столом. Возражений не последовало.
        — Может ли желающий вступить в игру уже после того, как она началась?  — спросил Хэнк Пэррот.
        — Я голосую против,  — заявил Билли Рэй и посмотрел на остальных.
        Джонни замотал головой.
        Хэнк вздохнул:
        — Ну ладно, все начинают одновременно.
        Мэйджорс зачитал свои заметки:
        — Каждый желающий начинает игру, положив перед собой на стол десять тысяч долларов. Деньги остаются на столе все время, пока участник не победит или не выйдет из игры. Он не имеет права ни добавлять к этой сумме, ни отнимать от нее…
        Билли Рэй молча кивнул и залпом опорожнил стакан.
        — Это значит, что кто-нибудь один уйдет отсюда с приличным кушем,  — сказал Джонни.
        — Так всегда,  — проворчал Хэнк,  — одному все, другому ничего.
        — Да ведь весь смысл турнира в этом и состоит, Джонни,  — сказал Билли Рэй.  — Счастливчик уносит; весь котел. А для чего, по-твоему, мы все сюда приехали?
        Мэйджорс продолжил чтение:
        — Каждому участнику полагается десятиминутный перерыв один раз в час. Если по какой-то причине он не может продолжать игру, его деньги переходят в банк.
        — Однако, круто,  — протянул Джонни.
        — Нормально, за все надо платить. Не хочешь или не можешь играть — катись домой,  — возразил Билли Рэй. Он снова окинул взглядом лица друзей.  — Что еще?
        — Еще один вопрос,  — спохватился Хэнк.  — Как играем?
        — По семь карт, с открыванием,  — предложил Фред Уайли.
        — Сдаем по пяти,  — не согласился Джонни,  — классический вариант.
        Билли Рэй втянул в себя воздух, потом с шумом выдохнул, поджал губы и, насупясь, уставился на бутылку «Джека Дэниельса».
        — По пять карт с открыванием,  — наконец решил он.
        — По пять карт,  — согласно кивнул Хэнк Билли Рэй посмотрел на Джонни Доббса. Тот почесал затылок и, пожав плечами, произнес:
        — Договорились, по пять.
        — Согласен,  — протянул Фред Уайли.
        Билли Рэй взглянул на Мэйджорса.
        — Не надо смотреть на меня,  — усмехнулся Мэйджорс.  — Вы ведь будете играть, а не я.
        — Значит, договорились,  — заключил Билли Рэй, сдерживая улыбку. Мэйджорс дал ему возможность самому установить большую часть правил игры. Брент — отличный парень, нежно подумал он.
        — Так и запишем.  — Мэйджорс сделал пометку в блокноте.  — Играть будем нашими картами, из запасов казино. Здесь пока недовольных не было. Все согласны?
        — Отлично,  — ответил за всех Билли Рэй.  — Желающие могут проверить все колоды и отбраковать если что не понравятся.
        Мэйджорс записал и это.
        — Как насчет сдающего? Он тоже участвует в игре?
        — Нет, им просто заплатим, от каждого стола,  — сказал Билли Рэй и поинтересовался:
        — У тебя ведь есть люди, Брент?
        — Есть. Теперь все согласны?
        — Да,  — отозвался Джонни Доббс.
        Хэнк Пэррот и Фред Уайли одновременно кивнули.
        — Значит, обо всем договорились и можем скоро начинать.  — Мэйджорс со стуком захлопнул блокнот.
        — Лично я намерен обставить всех,  — заявил Билли Рэй и сделал приличный глоток бурбона,  — а потом на выигранные деньги совершить небольшую развлекательную поездку в Мексику. Уж я им задам жару! Пусть знают, как умеют развлекаться настоящие мужчины.
        Мэйджорс поднялся из-за стола.
        — Турнир начинается ровно в восемь. Не опаздывайте. Мне пора вниз, надо еще кое-что организовать, проследить, чтобы все шло как полагается. В начале восьмого я проведу пресс-конференцию.
        Билли Рэй проводил своих гостей и лег спать, попросив дежурную разбудить его в шесть часов вечера.
        Если удастся играть до самого конца, а он был настроен весьма решительно, то еще неизвестно, когда у него появится возможность хорошенько отдохнуть.
        Проснувшись от телефонного звонка дежурной, он встал, прошел в ванную и, налив горячей воды, погрузился в нее. Когда вода остыла, Билли Рэй вылез и вытерся. Побрился и тщательно оделся, не в повседневный костюм. Причесался и придирчивым взглядом осмотрел свои ботинки. Пожалуй, все в порядке.
        Прежде чем выйти из номера, подошел к туалетному столику, выдвинул средний ящик и вытащил оттуда пухлый коричневый хрустящий конверт. Билли Рэй заглянул в него, и на круглом лице заиграла довольная широкая улыбка. Конверт был битком набит стодолларовыми купюрами. Десять тысяч долларов. Он положил конверт во внутренний карман пиджака и вышел из номера, заперев за собой дверь.
        Внизу он буквально столкнулся с Джонни Доббсом. Тощий Джонни вырядился в новый костюм, надел белую шляпу с широкими полями и повязал черный галстук-шнурок.
        — Эк ты расфуфырился, Джонни,  — усмехнулся Томпсон.
        — Великие дела предстоят. Билли Рэй. Хочешь выпить?
        — Ну, если только один стаканчик, дружище.
        В баре они встретили Френчи. Тот был в черном костюме с белой гарденией в петлице. Завидев Джонни и Билли Рэя, он заулыбался, показав крепкие белые зубы.
        — Ты просто вылитый владелец похоронного бюро, Френчи,  — прогудел Билли Рэй, пожимая ему руку.  — Давай-ка, присоединяйся к нам. Джонни угощает.
        — Ты откуда приехал?  — спросил Доббс.
        — Из Сент-Луиса,  — ответил Френчи.  — Видел тут твоего старого дружка, Билли Рэй, гуляку Пита Хиггинса, л Томпсон хлопнул себя по ляжкам и расхохотался.
        Все уселись за стол.
        — Неужто еще жив?
        Джонни подозвал официантку и сделал заказ.
        — Пит теперь немного угомонился, остепенился.
        Женился и обзавелся двумя детишками. По крайней мере всем говорит, что это его жена,  — рассказывал тем временем Френчи.
        — Ужасно,  — вздохнул Джонни.
        Официантка принесла заказанное и исчезла.
        Доббс закурил и улыбнулся Френчи.
        — Не думал, что у тебя найдется десять кусков, Похоже, дела у тебя пошли неплохо.
        — Не. Взял взаймы.  — Френчи пожал плечами.  — Выигрыш пополам, если дойду до финиша. Кто разрабатывал правила?
        — Некоторые из нас,  — ответил Джонни Доббс.
        — Если я что-нибудь смыслю в этой жизни, то это значит, что Билли Рэй приложил к этому свою руку.  — Френчи со стуком поставил стакан.  — А правду говорят, что брать в долг запрещено?
        — Френчи, чужие деньги хуже наркотика. Играй на свои, пока все не спустишь,  — сказал Билли Рэй.  — Что-то ты неважно выглядишь. Болел?
        Френчи засмеялся:
        — Не волнуйся, я еще покажу, на что способен. Я намерен собрать здесь богатый урожай.
        — Тогда выпьем за любезную нашу подругу,  — поднял стакан Билли Рэй,  — за госпожу Удачу!
        Они сдвинули стаканы, чокнулись и выпили.

        Сначала Мэйджорс хотел проводить турнир в основном помещении казино, но потом отказался от этой мысли. Толпы народа, шум, гам, суета, непрошеные советчики — словом, множество отвлекающих моментов. Это помешает игрокам сосредоточиться. В конце концов решили превратить одну из комнат отдыха в центральном холле в зал для проведения покерного турнира. Поставили восемь столов и соответствующее количество стульев для участников состязания. Тридцать четыре человека, только мужчины, внесли по десять тысяч. Место, где расставили столы, отгородили от остальной части зала толстыми бархатными канатами, протянутыми через тяжелые чугунные опоры, а вдоль этой ограды поставили через небольшие интервалы сотрудников службы безопасности в красной форме. Таким образом игроки останутся на виду у публики, но зато болельщики и любители давать советы не будут дышать им в затылок.
        Мэйджорс раздобыл большую черную доску, на которой написал имя каждого из участников. Доску установили на небольшом возвышении за баром, который на время турнира будет закрыт для доступа публики. Один бармен и одна официантка будут обслуживать исключительно участников состязания.
        Все телеграфные агентства были извещены о предстоящем событии. Газеты, радио — и телеканалы разнесли по стране весть о необычном мероприятии.
        Наплыв туристов оказался огромным. Такое было в новинку; всем хотелось своими глазами посмотреть на выдающихся игроков, рискующих солидными суммами. Правила проведения турнира вывесили на видных местах в центральном холле.
        Народ охал и ахал, узнав необходимое условие участия: желающий вступить в игру обязан положить перед собой на столе десять тысяч долларов.
        Мэйджорс случайно услышал разговор одной пары, мужчины и женщины средних лет.
        — Боже мой, Бен, сколько денег!  — благоговейно понизив голос, воскликнула женщина,  — Да-а-а. Тридцать четыре участника.  — Бен быстренько подсчитал.  — Значит, победителю достанется триста сорок тысяч долларов!
        За вычетом расходов, подумал Мэйджорс, процентов клубу и чаевых.
        Для обслуживания состязания выбрали восемь дилеров, которые уже заняли свои места. За каждым столом будет по четыре игрока и один работник казино — дилер, сдающий карты; еще два участника, которым не хватило места за столами, станут дожидаться своей очереди, которая придет, если кто-нибудь пожелает прекратить игру.
        Может, конечно, случиться и так, что этим двоим вообще не придется поиграть. Этот щекотливый вопрос и разъяснял сейчас Мэйджорс собравшимся зрителям и участникам. Места за столами распределялись жеребьевкой. Каждый должен был вытащить из барабана небольшой запечатанный конверт с номером, указывающим на место за одним из столов. Два конверта были пустыми.
        Все это Мэйджорс уже рассказал журналистам на пресс-конференции, а теперь готовился объявить об открытии Мирового покерного турнира. В зале было полно репортеров. Телевизионные камеры установлены, щелкают фотоаппараты, сверкают вспышки.
        Когда Мэйджорс объявлял имя очередного участника, болельщики дружно аплодировали.
        Фред Уайли пробормотал:
        — Черт побери, я просто чувствую себя кинозвездой!
        За одним столом с ним Мэйджорс увидел Томпсона. Тот уже начал обильно потеть и развязал галстук. Мэйджорсу и раньше приходилось наблюдать старину Билли Рэя в деле, и он знал: не долго ждать момента, когда он расстегнет ремень, снимет ботинки и будет шевелить под столом большими пальцами ног.
        Мэйджорс взглянул на часы.
        — Турнир объявляется открытым!  — торжественно провозгласил он.  — Желаю удачи каждому из участников!
        Раздались громкие аплодисменты.
        — Ну ладно, ребята,  — сказал Билли Рэй, когда хлопки затихли,  — вот вам для начала!  — И он шлепнул перед собой пухлую пачку денег.


        ЧАСТЬ 2
        Деньги
        Брент Мэйджорс подошел к столу, за которым сидел Томпсон, и встал рядом с дилером, Чарли Флиндерсом. Тот взял новую, запечатанную колоду и пустил ее по кругу, чтобы каждый из четырех игроков имел возможность придирчиво осмотреть ее. Потом вскрыл упаковку, отбросил лишние карты и принялся тасовать.
        — Джентльмены,  — обратился Флиндерс к сидящим за столом,  — играем в покер, по пять карт, с открыванием. Ограничений в ставках нет. Каждый игрок держит деньги перед собой. Он не имеет права ни добавлять к начальной сумме, ни забирать выигрыш. Все понятно? Вопросы есть?
        — Черт побери, ты, похоже, думаешь, что мы здесь все любители-дилетанты. Нашел простачков,  — проворчал Билли Рэй.  — Сдавай лучше карты!
        Флиндерс остался невозмутимым.
        — Желаю удачи, джентльмены,  — вежливо улыбнулся он. И начал сдавать.
        Мэйджорс направился к выходу. Когда он проходил через канаты возле одного из охранников, узнал в толпе зрителей пару молодоженов, Пола и Дебби Грин. Пожалуй, доводилось встречать и более счастливых новобрачных, подумал он. Пол жадным, каким-то голодным взглядом следил за игроками, а вот на лице его жены вообще отсутствовало всякое выражение.
        Мэйджорс подошел к ним.
        — Мистер и миссис Грин? Все в порядке?
        Пол метнул на него быстрый взгляд. Он казался возбужденным и почему-то испуганным. Улыбнулся деланно, с явным усилием.
        — Все прекрасно, мистер Мэйджорс. Покерный турнир — это просто замечательно. Подумывал сам поучаствовать… но я не слишком силен в покере.
        — Вернее сказать, у тебя нет десяти тысяч долларов,  — едко заметила Дебби.
        Пол никак не отреагировал на ее слова, даже не посмотрел на жену.
        Мэйджорсу стало неловко.
        — Не хотите ли посмотреть наше вечернее шоу в ресторане?
        — Спасибо, мистер Мэйджорс, но мы уже поели,  — ответил Пол.
        — Не имеет значения. На ужин вы все равно опоздали, а на шоу еще успеете. Оно начнется через пятнадцать минут.
        — Пол, давай сходим!  — Дебби схватила мужа за руку, забыв недавнюю размолвку, или что там у них было еще. Лицо ее оживилось.  — Ну пожалуйста, дорогой!
        — Э-э… Ладно… Хорошо, мистер Мэйджорс, спасибо.
        — Я провожу вас.
        Брент прошел через казино и направился в арку к концертному холлу. Некоторые говорили, что для открытия покерного турнира выбрано не самое лучшее время, что не следует начинать состязание, когда идет вечернее шоу. Но Мэйджорс посчитал, что концерт поможет уменьшить скопление зрителей на турнире.
        Заядлые игроки, да и те, кто интересуется покером из чистого любопытства, представляют собой совершенно особую породу людей и коренным образом отличаются от любителей концертов, развлекательных программ и всяческих шоу.
        Хотя представления здесь стоили гораздо дороже, чем в прежние годы в Лас-Вегасе, по доллару за билет, шоу «Клондайка» считались самыми лучшими среди ночных клубов страны. А встречали здесь артистов просто превосходно. Поначалу представления устраивали исключительно для привлечения туристов.
        Концертные залы при этом несли убытки. Но все рассчитывали, что толпы туристов будут проводить достаточно времени в казино, сорить деньгами до и после шоу, и таким образом потери окупятся.
        Все билеты на сегодняшнее представление, насколько было известно Мэйджорсу, давно раскупили.
        И все благодаря появлению в программе имени Фэлкона. Но Мэйджорс давно завел правило придерживать дюжину билетов на всякий случай — вдруг какой-нибудь важный гость пожелает развлечься или друзья неожиданно нагрянут.
        Мэйджорс подошел к столу, где продавали билеты, и, понизив голос, сказал сидящему там молодому человеку:
        — Проводите мистера и миссис Грин к столику.
        Они гости нашего клуба.
        Тот снисходительно наклонил голову, словно оказал Мэйджорсу царскую милость уже одним тем, что услышал его.
        — Отдыхайте, развлекайтесь,  — обратился Мэйджорс к Гринам.  — Вам приходилось раньше видеть Джей Ди Фэлкона?
        Они оба ответили отрицательно.
        — Это совсем не то, что нравится мне,  — усмехнулся Мэйджорс,  — но многие считают его великим артистом.
        Заметив, что церемонный распорядитель концертов недовольно нахмурился, Брент пожал плечами и отошел в сторону. На ходу достал сигару и тут же пожалел о сказанных словах. Если до хозяев «Клондайка» дойдет слух, что управляющий плохо отзывался о приглашенном ими артисте, они наверняка изрядно обозлятся. А то и чего похуже.
        Войдя в кабинет, Брент услышал звонок и снял трубку телефона.
        — 1 С вами хочет поговорить мистер Энтони Ринальдо — сообщила секретарша.
        Брент подумал: «Это совпадение неспроста, некий знак»..
        Он подождал, пока его соединят. Прозвучал вежливый голос:
        — Тони Ринальди.
        — Это Брент Мэйджорс, мистер Ринальди.
        — Что такое? Тони, пожалуйста. Называйте меня просто Тони! Эти формальности не по мне, запомните.  — Ринальди хохотнул и, прежде чем Мэйджорс успел возразить, заговорил снова:
        — Послушайте, Брент, мы с вами уже предварительно договаривались о встрече. Так вот, пора нам увидеться.
        — Я в вашем распоряжении, мистер… Тони,  — осторожно проговорил Мэйджорс.  — Я бываю у себя в офисе с…
        — Нет-нет, не там, у вас! А здесь, у меня дома.
        Послушайте, не сочтите меня слишком крутым и решительным, но не в наших с вами интересах… словом, нам не стоит показываться в казино вместе. Вы меня поняли?  — Он опять засмеялся.  — Кроме того, потерявшие от азарта разум люди всегда выводят меня из равновесия. Эти игры — развлечения для молокососов или придурков.
        «Ага, ты прямо как полковник»,  — подумал Мэйджорс.
        — Хорошо, как скажете, Тони.
        — Как насчет завтрашнего дня, скажем, часа в три?
        Вы знаете, где я живу?
        — Да, знаю. И это время меня вполне устроит.
        — Хорошо, хорошо! Тогда до завтра, Брент.
        В трубке щелкнуло, их разъединили. Мэйджорс медленно повесил трубку на рычаг. Он вдруг обнаружил, что вспотел, ладони были влажными и липкими. Но не от страха. Просто от незнания — он не знал, чего хочет от него Ринальди. Конечно, это всего лишь знакомство. Но интуиция подсказывала ему, что за всем этим кроется нечто большее.
        Он вытер руки носовым платком и прошел за кулисы.
        Линда ждала своего выхода на сцену. Как всегда перед выступлением, она держалась отстраненно, выглядела замкнутой и отчужденной, полностью погруженной в себя. Казалось, она и не заметила его присутствия.
        Сейчас Мэйджорс уже привык к этому и знал, что в этой холодности нет ничего относящегося к нему лично. Он покуривал сигару и в четверть уха слушал начало выступления Фэлкона.
        Как только комик, возвысив голос, объявил выход Линды, она обернулась к Мэйджорсу и ослепительно улыбнулась. Взяла его за руку и прошептала:
        — Поужинаем сегодня вечером после шоу?
        — Конечно, детка,  — усмехнулся он,  — я страшно проголодался.
        — Милый мой!
        И она удалилась в умопомрачительном вихре длинных воздушных юбок, оставив Мэйджорса полным сладких надежд и благодарности. Он стоял за кулисами еще какое-то время и слушал ее песню.

        Мэнни нарыл четырех девчонок и помчался к Тони за одобрением. Он появился в кабинете Ринальди сразу после телефонного разговора с Брентом Мэйджорсом и раскинул веером на столе цветные фотографии.
        — Самые классные телки в Вегасе,  — радостно сообщил он.
        — А ты хоть одной из них вставил?  — спросил Тони.  — Откуда знаешь?
        Он придирчиво рассматривал фотографии и почесывал усики. Девки и впрямь неплохие. Все четыре снимка сделаны в одной и той же комнате, девицы голые, ноги длинные, сиськи пышные, задницы аппетитные. Одна блондинка, одна рыжая, две темноволосые. С такими он и сам бы не прочь побаловаться.
        — С блондиночкой перепихнулся,  — поделился разговорчивый Мэнни,  — трахается, как кошка. Ее зовут Бесси…
        Тони оборвал его:
        — Мне не нужны имена. Беру блондинку и еще одну. Надеюсь, они все умеют, работают по полной программе?
        — Естественно. А ты как думал?
        — Отлично. Две телки должны быть в нашем мотеле, номер ты знаешь, завтра днем… м-м-м… скажем, в три.
        Тони замолчал, потом довольно ухмыльнулся, вспомнив, что завтра именно в это время будет диктовать условия Бренту Мэйджорсу!
        Взглянув на изумленную рожу Мэнни, он осознал, что смеется вслух. Тони сделал строгое лицо и резко сказал:
        — Дашь этому копу, Роуну, адрес мотеля. Скажешь, что удовольствие будет стоить ему всего лишь двадцать баксов.
        Мэнни выпучил глаза. Потом разразился диким хохотом.
        — Черт тебя побери, Тони! Никто, ни один человек в стране не смог бы организовать такую ловушку!
        Ловко. Получается, что этот честный, несгибаемый коп сам заплатит за дорожку к нам в лапы!  — На сияющей физиономии Мэнни появилось выражение неподдельного и безмерного восхищения.  — Я уже говорил раньше и еще раз повторяю: ты просто гений, Тони! Я до такого в жизни бы не додумался.
        — Он тоже. Хе-хе! Ты предоставляешь парню самому платить за кошечку, и потому он никогда и ни в чем тебя не заподозрит. Правильно я рассуждаю?
        Мэнни энергично закивал:
        — Правильно. Но ведь двадцатка за двух девок — это не слишком много. Думаешь, он поверит?
        — Да ведь он полицейский! Ты оказываешь ему любезность, просто в особой форме. Полицейские всегда ждут подношений. Можешь сказать ему, что это твой подарок ему. И будь уверен, свои двадцать долларов ты получишь.
        — Уж я его раскручу,  — пообещал Мэнни и умчался.
        «Наш» мотель был собственностью синдиката, но работал под вполне законной вывеской. Он являлся частью сложной, многоотраслевой структуры «Клондайка», но Тони знал наверняка, что Мэйджорс не имеет об этом ни малейшего понятия. Мотель использовали не только по прямому назначению, но также и для особых целей. В данный момент Тони интересовало именно последнее.
        Он позвонил домой Уитни Лумису и приказал тому немедленно приехать. Лумис появился через пятнадцать минут.
        Этому суровому, с резкими чертами лица, широкоплечему блондину было лет сорок. В его послужном списке числились и два изнасилования, и мошенничества. Теперь он со всем этим завязал, сменил имя и стал вести себя как подобает добропорядочному гражданину. Лумис работал на Тони в других городах, в других заведениях; теперь Тони перетащил его с собой в Вегас и устроил работать в «Клондайк» в отдел технического обслуживания.
        — Ты должен быстро провернуть для меня одно дельце,  — сказал Ринальди.  — Сделай все один. И держи язык за зубами. Запомни, никто ни о чем не должен знать, кроме нас с тобой. Понял?
        — Конечно, мистер Ринальди,  — хмыкнул Лумис.  — Кого замочить?
        — Очень смешно.  — Тони даже не улыбнулся. Он расстелил на столе перед собой план мотеля и провел пальцем вдоль стены между двумя комнатами. Потом жестом пригласил Лумиса придвинуться поближе.  — В этом крыле здания семь номеров. Комната в конце коридора и соседняя должны быть свободными. Или стать свободными.
        Лумис кивнул, внимательно рассматривая план.
        Когда-то он был отличным плотником.
        Тони продолжал:
        — В каждом номере на стене висит большое зеркало,  — он ткнул указательным пальцем в предпоследнюю комнату,  — я хочу, чтобы здесь ты врезал вместо зеркала одностороннее зеркальное стекло, чтобы мы могли наблюдать за всем происходящим из соседнего номера. Ясно?
        — Да-а-а… — Лумис прищурился.  — Придется, наверное, пробить…
        — Меня абсолютно не волнует, что там тебе придется пробивать. Сделай, как я сказал, и все. Возьмешь ключи у Овербери — это управляющий — и сделаешь все сегодня вечером. К завтрашнему дню все должно быть готово.
        Лумис улыбнулся и стряхнул пепел сигареты.
        — Не волнуйтесь, мистер Ринальди.
        На лице Тони появилась и тут же исчезла улыбка.
        — А завтра же вечером все вернешь на место, повесишь зеркало, как было.
        — Сделаю, мистер Ринальди, не волнуйтесь.
        — Тогда вперед, за дело,  — сказал Тони, сворачивая план.
        Он дождался, пока Лумис выйдет из комнаты, придвинул к себе телефон и набрал номер Овербери в мотеле. Пять минут втолковывал ему, что в двух номерах мотеля нужно кое-что подремонтировать. Но что именно, объяснять не стал.
        Овербери захотелось поспорить.
        — Крайняя комната занята. Я могу… — начал было он.
        — Так освободи ее!  — рявкнул Тони.  — Если надо, посели их в другой номер, предоставь скидку. Парня, что придет от меня, зовут Лумис. Дай все, что ему понадобится. И не спорь со мной больше, понял?
        Овербери вздохнул:
        — Да, сэр.
        Тони повесил трубку и откинулся на спинку стула. На сегодня у него осталось только одно дело: дождаться Лензи и объяснить, что от него требуется. А именно: позаботиться об Оуэне Роуне.
        Следующий в списке — Брент Мэйджорс. Убрать с дороги излишне честного Мэйджорса, и дельце пойдет.
        Тони хищно улыбался, поглаживая усики.

        Дебби не слишком понравилось шоу, во всяком случае, она ожидала большего. Певица Линда Фостер порадовала ее великолепным голосом, к тому же Дебби смогла разобрать все слова. Она считала, что у всех современных певцов неразрешимые проблемы с дикцией — понять, о чем они поют, совершенно невозможно.
        Но Джей Ди Фэлкон представлял собой нечто невообразимое! Некоторые из его шуток были ужасно смешными, но непристойные словечки смутили бы даже пьяного сапожника. Дебби не считала себя ханжой и слышала все эти выражения не раз и не два, в разных ситуациях. Но вот так, на публике, при таком скоплении народа!
        Хорошо, что в зале было темно и никто не видел ее лица. Хотя, похоже, всем вокруг этот номер нравился. Правда, время от времени у многих захватывало дух от очередной скабрезности, но тем не менее зрители хохотали, запрокинув головы, и бешено аплодировали.
        Дебби решила, что в ней говорит сейчас строгое религиозное воспитание, полученное в детстве.
        Но Пол был еще более шокирован, чем она. По крайней мере он таким казался.
        Наконец он наклонился к ней и с жаром прошептал:
        — Дебби, пойдем отсюда! Мерзкий тип, его нужно засадить за решетку!
        При мысли о том, что сейчас придется встать и демонстративно уйти на глазах у всех, привлечь к себе внимание, ей стало жутко. Лучше уж потерпеть.
        — Мы не можем этого сделать, Пол,  — зашептала она.  — Вдруг мистер Мэйджорс обидится. А ведь он так любезно и предупредительно относится к нам.
        Давай уж досидим до конца.
        Когда шоу закончилось, Дебби испытала настоящее счастье. Теперь они смогли спокойно покинуть зал вместе с толпой зрителей. В казино к этому времени набилось множество народу. В игральном зале стоял оглушительный шум: лязгали автоматы, раздавались выкрики, визг — люди выражали так свои эмоции, если выигрывали или проигрывали.
        Дебби не терпелось уйти отсюда, она рвалась поскорее оказаться в номере. Пол был довольно неразговорчив весь вечер, но вежлив и предупредителен.
        Дебби желала его. Она хотела оказаться с ним в постели, хотела почувствовать его ласки и объятия, хотела… да, хотела ощутить его внутри себя! , о.
        Она попыталась поторопить мужа, но эта задача оказалась ей не по силам. Пол еле передвигал ноги, останавливался поглазеть возле каждого стола. Дебби же азартные игры нисколько не интересовали, ей было здесь скучно.
        Наконец ей удалось вывести его в фойе, и они направились к лифтам.
        Внезапно Пол остановился.
        — Дебби, мне нужно переговорить с одним человеком. Буквально пару слов сказать. Может, поднимешься наверх? А я догоню тебя через минуточку.
        И, даже не глядя на нее, он высвободил свою руку и быстро пошел через фойе.
        У Дебби заныло сердце и все внутри похолодело.
        Она не могла сдвинуться с места, просто смотрела ему вслед.
        Она видела, как Пол остановил высокого седого мужчину с бородкой. Ей показалось, что она уже где-то видела этого человека, только никак не могла вспомнить, где и когда. Они с Полом перебросились несколькими фразами, потом вместе ушли, растворившись в толпе.
        Дебби устало побрела к лифту.
        Похоже, вчерашняя ночь повторится. Она уже не сомневалась в этом. Пол не придет «через минуточку». Он заявится через несколько часов, может, даже на рассвете, и ей опять придется провести ночь в одиночестве.
        Поднимаясь на лифте, она наконец вспомнила, где видела того седого господина. Сегодня утром, у бассейна. Это с ним отошел поговорить славный огромный парень, Сэм Хастингс.

        Карл Десантис расхаживал по комнате от окна к противоположной стене и обратно, разбрасывая за собой клочки бумаги. Теоретик был погружен в размышления. Ему не хотелось спать, хотя уже было около полуночи. Так с ним обычно бывало, когда он планировал очередное дело. В такие периоды он почти не спал.
        Смогут ли справиться со всем парни Лэшбрука?
        Очень нужен, просто необходим свой человек в комнате дежурного в галерее. Лэшбрук обещал подыскать кого-нибудь подходящего, но пока ничего не сделал.
        Удастся ли обойтись без стрельбы? Пальба, кровь всегда приводят к ненужной суете и накалу страстей.
        Куда лучше выполнять работу без лишнего шума, тихо и вовсе без оружия. Идеальный вариант — вообще провернуть дело так, чтобы ни одна душа об этом не знала некоторое время. Но сейчас не тот случай.
        Десантис помотал головой и полез в карман за пачкой сигарет.
        В плане слишком много «если»! Дело слишком сложное. Требуется буквально секундная точность. Это не слишком хорошо. В этом слабость плана.
        Со временем на сей раз вообще было много проблем. Вернее, с его отсутствием. Как правило, столь сложное дело он обдумывал и планировал неделями.
        Хотя бывали такие мероприятия, которые он разрабатывал за несколько дней, а то и часов. И все всегда отлично получалось. Тогда его мозг работал с максимальной интенсивностью, а недостаток времени лишь стимулировал скорость мыслительного процесса.
        Тут он сообразил, что на этот раз ему придется испытать еще большее давление из-за цейтнота. Вместо утра вторника, трех часов или что-то около того, как намечали раньше, придется брать бронеавтомобиль утром в понедельник, в День труда. Возможно, Лэшбруку такой перенос не слишком понравится, но так будет лучше. Десантис знал, что Лас-Вегас всегда гудит, шумит и веселится напропалую во время национальных праздников, и потому все вокруг будут менее настороженными. К тому же люди, вынужденные работать в праздники, не любят эти дни, что вполне естественно, и потому будут вялыми и апатичными.
        Теоретик вздохнул и направился к столу, шаря в карманах в поисках спичек. Закурил сигарету и в очередной раз принялся рассматривать схемы, хотя помнил их наизусть, знал вдоль и поперек.
        План хороший, крепкий: напасть на бронемашину сразу, как только она выедет из казино, может, даже прямо в портике. «Клондайк» для этой цели особенно подходящий объект, потому что сюда машина заезжала в последнюю очередь и, погрузив здешнюю выручку, увозила все деньги в хранилище, расположенное в деловой части города. Так что отсюда она поедет, битком набитая долларами, собранными и в других казино, и в «Клондайке».
        Он сел за стол и разложил перед собой диаграммы. Лампа На столе замигала, погасла, потом опять ярко загорелась и снова погасла, на сей раз окончательно; комната погрузилась в темноту.
        Десантис выругался вполголоса и снял с дампы абажур. Так и есть: перегорела.
        Он вспомнил, что видел пару запасных лампочек в маленькой кухоньке. Аккуратно, на ощупь обыскал полки и добыл одну, на сто ватт. Вернувшись в комнату, добрался, осторожно ступая, до стола и тут прямо-таки застыл на месте от внезапно осенившей его идеи.
        А если отрубить все освещение в «Клондайке»?
        Или вообще отключить электричество в этой части Стрипа?
        Попробуем соединить с уже разработанным планом. Захватив броневик с деньгами, ребята в темноте выезжают на нем за пределы казино и двигаются по улице, которая уже проверена,  — Хиггинс-авеню.
        Вдоль этой дороги, примерно в миле от «Клондайка», развернулось строительство, выросли новые дома.
        Примерно половина из них уже достроена, а огромный участок земли подготовлен к началу работ. Там он Встречает бронемашину с вертолетом, который уже заказал, забирает свою долю и быстренько смывается. Лэшбрук и его люди останутся в Вегасе. Он перебросит их на вертолете от выпотрошенной машины к старому дому в противоположной части города, где они отсидятся, пока не утихнет шум. Там он с ними и расстанется.
        Допустим, полицейские вычислят, как все произошло. Вполне возможно, они догадаются, что вся команда слиняла вместе с добычей на вертушке. Почему бы и нет?
        Надо не забыть предупредить пилота вертолета об изменении плана: утро понедельника, а не вторника.
        Он отвалит сразу после дела, попросит высадить его где-нибудь недалеко от автобусной станции, доберется до Лос-Анджелеса, а там сядет на самолет, и только его и видели.
        Десантис улыбнулся в темноту. Неплохо, очень даже неплохо. Теперь все стало четче вырисовываться. Такой план должен сработать. Если, конечно, каждый выполнит свою часть работы безупречно.
        Правда, это его задача — проследить, что и как они будут делать.

        Линда сказала Бренту, что выросла в гетто. На самом деле ее детство прошло в Уаттсе, который, строго говоря, не был густонаселенным, многоэтажным, многоквартирным гетто, о каких постоянно твердили особо чувствительные общественные деятели.
        Но во всех остальных отношениях Уаттс был самым настоящим гетто. Линда выросла не в огромном человеческом муравейнике, а в маленьком домике, который ее семья арендовала, в двух кварталах от Сто третьей улицы. Дом пребывал в запущенном состоянии, хозяин его жил в западной части Лос-Анджелеса. Найти его, добраться, дозваться, когда, к примеру, древний водопровод выходил из строя, было совершенно невозможно. Но если вдруг, не дай Бог, по какой-нибудь причине чек об оплате аренды задерживался на несколько дней, он мог и самолично нагрянуть к своим жильцам.
        Только в десятилетнем возрасте Линда впервые совершила путешествие за границу Уаттса, который, казалось, рос гораздо быстрее, чем она сама. Первоначально Уаттс, населенный чернокожими жителями, с севера был ограничен Манчестерским бульваром, но потом, к тому времени когда Линда навсегда покинула родительский дом, этот район разросся до самого бульвара Вашингтона, то есть более чем на пять миль.
        В раннем детстве жизнь Линды была ограничена школой, домашним хозяйством и кинотеатром на Сто третьей улице. Школа находилась в десяти кварталах от дома. Кроме старших Фостеров, Джона и Грэйс, в семье было шестеро детей. Линде, как самой старшей, приходилось выполнять и всю домашнюю работу, вести хозяйство, нянчиться с младшими братьями и сестрами. Родители целыми днями работали. Отец был дворником сразу в нескольких домах Голливуда; мать каждое утро садилась в старый красный автомобиль (пока он не сломался), добиралась до центра города, там пересаживалась на другой транспорт и ехала в Белэйр. На дорогу у нее уходило три часа. Она работала уборщицей у одного из голливудских продюсеров.
        Так жизнь Линды и крутилась между посещениями школы, попытками содержать дом в более или менее ухоженном виде и заботами о малышах. Если у нее скапливалось немного денег и ей удавалось выкроить время, она ходила в ближайший кинотеатр, пока его не прикрыли и не заколотили досками окна.
        Больше всего она любила музыкальные фильмы. Став постарше, Линда, конечно, поняла, что эти ленты были слишком прилизанными, сияющими и благополучными и не имели ничего общего с унылой каждодневной обыденностью жизни в Уаттсе. Но в те годы воображение уносило Линду далеко-далеко от убожества ее существования. Она выучивала наизусть слова и мелодии и возвращалась домой, пританцовывая и напевая.
        Когда годы спустя Линда обращалась мысленным взором к тому времени, ей казалось, что в детстве она не видела ни одного белого лица. Наверняка это было не так, ведь во многих магазинах на Сто третьей улице владельцами да и продавцами были белые. Возможно, такое ощущение связано с тем, что рядом, среди соседей или друзей, не встречалось ни одного белокожего ребенка. А те немногочисленные белые, которых она все-таки видела, были взрослыми людьми.
        Таким образом, Линда долго не сталкивалась с расизмом, за исключением пары не слишком серьезных случаев,  — до самого своего отъезда из Уаттса. Это было и плохо, и хорошо одновременно. Шок, какой она испытала, столкнувшись, уже взрослой, с расовыми предрассудками, предубеждениями и ненавистью, был сильным, но горечь и ожесточение, которые появляются у большинства чернокожих буквально с рождения, не настолько глубоко укоренились в Линде.
        Ее отъезд из Уаттса произошел благодаря счастливой случайности. Однажды она просто так, ради шутки, записала одну песню в киоске звукозаписи и принесла домой. Мать послушала ее и, ничего не сказав дочери, взяла пластинку и дала прослушать своему хозяину в Белэйре. Продюсер сразу понял, что здесь явный природный талант, и передал запись агенту. И почти сразу же, практически без усилий, Линда очутилась в новом мире шоу-бизнеса. Сначала пела с маленьким оркестриком, затем записала пару пластинок. Она отлично понимала: ей невероятно, потрясающе повезло, и никогда не подвергала сомнению этот факт.
        Вскоре Линда поняла, что двери в мир искусства и шоу-бизнеса открыты для темнокожих гораздо шире, чем во все другие области человеческой деятельности, и люди здесь гораздо меньше подвержены расовым предрассудкам.
        Естественно, все складывалось не так уж легко и просто. Были и препятствия, и неудачи, как на личном фронте, так и на профессиональном. Линда объездила с оркестром почти всю страну, и порой ей приходилось бывать в таких местах, где цветным предоставляли жилье отдельно от их белых коллег. Это ужасно злило ее, но она сумела превозмочь себя и не ожесточиться.
        Сейчас она потихоньку лепит свою карьеру. Тот факт, что у нее здесь, в Лас-Вегасе, постоянный контракт,  — значительный шаг вперед. Линда зарабатывает неплохие деньги, пластинки хорошо продаются, а ее агент полон новых идей и планов.
        Джон Фостер, ее отец, умер, братья и сестры разъехались кто куда, одного из братьев убили во время негритянских волнений. Мать до сих пор живет в Уаттсе, но сейчас не работает; Линда купила для нее дом.
        Линда решила: ничто в мире не остановит ее, не помешает добраться в своей карьере да самой вершины или хотя бы как можно выше. Ведь иначе она может оказаться такой же изолированной от остального мира, как и в детстве, живя в гетто. Правда, эта граница не была бы столь явной, но тем не менее совершенно непреодолимой, как непреодолима стена расовой неприязни, утыканная колючками первобытной ненависти.
        Так зачем же ей понадобилось влюбляться в белого мужчину? Из этого не выйдет ничего хорошего.
        Ничего, кроме боли и разочарования. Ей очень нравился Брент Мэйджорс, и она уважала его, пожалуй, даже любила. Но чем все это закончится? Свадьбой?
        Маловероятно. Она черная, он белый. Все очень просто. Плюс то обстоятельство, что Брент родился и вырос в Техасе. Хоть и в очень незначительной степени и в крайне редких случаях, но предубеждения проявлялись и у него; Брент наверняка даже и не подозревал об этом.
        Но даже это было не самым важным. Линда могла бы вытерпеть, пережить, стерпеть. Замужество, не важно с кем, черным или белым мужчиной, вообще не входило в ее жизненную программу. Если и найдется человек, который согласится занять место на втором плане, то со временем он наверняка превратится в капризного альфонса. А если будущий муж окажется человеком с характером сильным и независимым, как у Брента, он в конце концов неизбежно начнет требовать, чтобы она стала просто женой, а не артисткой, отдающей большую часть своего времени и сил сцене и публике. Можно, конечно, попробовать договориться, начать семейную жизнь с компромисса, постараться распределять время равномерно между сценой и семьей. Но Линда знала, что это невозможно, сколько усилий она ни приложила бы.
        Любовь, секс, дружеское общение — все это много значило для нее. Хотя, конечно, успех и карьера были на первом месте. Так она решила много лет назад и не собиралась отступать от своего принципа.
        Итак, еще раз спросила себя Линда, для чего нужны эти игры с Брентом Мэйджорсом?
        Она сама не знала. Ведь, возможно, придется причинить ему очень сильную боль — потом, когда все закончится. Но как избежать этого? Неизвестно. В конце концов, сейчас все чудесно, так зачем отказываться?!
        Несколько минут назад закончился ее последний номер. Теперь Линда сидела перед туалетным столиком почти раздетая — в бюстгальтере и колготках.
        Брент сейчас ждет ее в своем номере, на столе расставлены угощения: холодный цыпленок, салат, клубника со взбитыми сливками и бутылка шампанского.
        Мысли ее перелетели далеко вперед, к ожидаемому наслаждению. Ужин у них всегда состоял из холодных блюд, потому что они никогда заранее не знали, что будет раньше — секс или еда.
        Ее размышления прервал скрип двери. К ней ввалился Фэлкон со стаканом в руке и с самодовольной улыбкой на лице. Он еще не был пьян вдрызг — ушел со сцены не более получаса назад,  — но уже вплотную подобрался к этому состоянию. Джей Ди облачился в расшитый золотыми нитками халат, и у Линды создалось впечатление, даже скорее уверенность, что под халатом у него ничего нет. Она неподвижно сидела под его изучающим взглядом, не делая никакой попытки прикрыть свою наготу.
        Фэлкон ухмыльнулся, привалился к дверному косяку и приветственно поднял вверх стакан.
        — Отлично выступила сегодня, цыпа!  — Он выпил.
        — Спасибо, Джей Ди,  — сухо поблагодарила Линда.
        — Что ты, детка, не нужно благодарности. Мне самому приятно сознавать, что знаком с талантливой певицей. В конце концов, я же выделил тебя из всех и подписал с тобой контракт, ведь так?
        Насколько Линда знала, это было не совсем так.
        Она слышала от своего агента, что Фэлкон ревел подобно раненому зверю, когда услышал, что ему придется представлять никому не известную чернокожую певицу, и успокоился лишь тогда, когда ему однозначно пообещали, что в подобной роли он выступает последний раз.
        — Может, выпьем вместе по стаканчику и съедим по сандвичу, цыпа?  — предложил Фэлкон.
        — У тебя в номере, Джей Ди?
        — Гм-м… да… — Он явно чувствовал себя неуютно. Потом вдруг рассердился.  — Ты же знаешь, такой человек, как я, не может спокойно есть и пить на людях. Меня сразу же окружит толпа ублюдков и станет требовать автографы!
        Ну-ну, как же, подумала Линда, просто не хочет, чтобы все видели, как он ужинает с черной. А вслух сказала:
        — Благодарю, Джей Ди, нет.
        — Почему нет?
        — У меня уже назначена встреча.
        Он свирепо глянул на нее.
        — С кем это? Наверняка с этим придурком Мэйджорсом!
        — Вообще-то тебя не касается, Джей Ди, с кем и когда я встречаюсь.
        Он презрительно ухмыльнулся.
        — Пытаешься задобрить его? Да ведь он же пустое место, никто, деточка. Куда его повернут, туда и пойдет. А вот я фигура! Когда мы уедем отсюда, а он останется, обо мне все равно будут говорить. К тому же ты работаешь на меня, птичка, а не на Брента Мэйджорса!  — Тут выражение его лица изменилось, глазки забегали по ее полуобнаженному телу, словно ощупывая.  — Тебе небось просто надоели белые? Ну да, я белый, и нисколько не хуже его. Не бойся, попробуй!
        Тебе понравится!
        — Ты просто поганый стручок, Джей Ди,  — спокойно сказала Линда, будто мимоходом обмолвилась о неком малозначительном факте.
        Лицо Фэлкона побагровело, глаза вспыхнули бешенством. Он шагнул к ней и прохрипел:
        — Ни одна черномазая сучка не смеет говорить мне подобные вещи!
        — А я говорю, Джей Ди.
        Линда замолчала, ожидая продолжения, на темном лице не отразилось ни гнева, ни обиды, ни раздражения. Она была совершенно спокойна.
        Фэлкон в ярости швырнул стакан в стенку, и он разлетелся на мелкие осколки. Потом с силой схватил ее за плечи и рывком поднял на ноги, притянул к себе и почти коснулся своими слюнявыми губами ее лица. Какой-то краткий момент Линда стояла совершенно прямо и неподвижно. Потом отвращение захлестнуло ее, и она стала вырываться. Джей Ди пытался удержать ее за обнаженные плечи и сильно поцарапал ей руку длинным ногтем, будто ножом.
        Линда всерьез разозлилась, глаза ее метали молнии, грудь высоко вздымалась. Она отступила к дальней стене комнаты. Гримерка была совсем маленькая, и Фэлкон перекрыл выход. Он опять ухмыльнулся и стал надвигаться на нее. Линда стояла не двигаясь, пока он не приблизился к ней вплотную и не начал шарить своими липкими ручонками по ее телу. Он прижался к ней, и Линда через халат почувствовала его возбуждение.
        Тогда она резко подняла коленку и со всей силы ударила его промеж ног. Фэлкон взвыл от боли. Он согнулся пополам, обеими руками схватился за пах и закатил глаза.
        Когда наконец Джей Ди смог распрямиться, он свирепо глянул на Линду слезящимися глазами.
        — Ах ты вонючая черножопая сука!  — задыхаясь, прошипел он.  — Ты еще пожалеешь! Запомни, я этого так не оставлю. Ты у меня еще прощения будешь просить! На коленках ползать!
        — Возможно,  — спокойно, даже умиротворенно произнесла Линда,  — хотя сомневаюсь. У тебя кишка тонка, Джей Ди, ничего ты не будешь делать. Я от всей души надеюсь, что отбила у тебя желание и возможность трахаться хотя бы на несколько дней. Так что у нескольких бедных девчонок будет передышка.
        Фэлкон повернулся и, все еще полусогнутый, заковылял из комнаты. Линда дождалась, пока он выползет, и быстро захлопнула за ним дверь. Потом прижалась к ней спиной и почувствовала, что ее всю колотит, словно в лихорадке. Задвижки не было. Хотя она вряд ли остановила бы такое грязное животное, как Фэлкон, ведь двери здесь непрочные, будто из фанеры.
        Тут Линда почувствовала, что у нее горит рука, и с удивлением обнаружила длинную глубокую царапину. Кровь уже запеклась. Она разделась и быстро приняла душ, потом обработала рану. Невесело хмыкнула, представив, что было бы, если бы на нее напал столбняк и она не оказала бы сопротивления.
        Линда оделась и поспешила на второй этаж, в номер Брента. Он ждал ее и сразу же открыл дверь, лишь только она тихонько постучала. Линда постаралась, чтобы он не заметил и следа ее недавнего возбуждения.
        — Как ты долго!  — проговорил он, целуя ее в щеку.
        — Меня задержали.
        Он насторожился:
        — Что случилось? Расскажи.
        — Ничего особенного. Так, ерунда.  — Она посмотрела мимо него на стол в центре комнаты. Он был весь уставлен блюдами со всякими вкусностями, а в ведерке со льдом охлаждалось шампанское.
        Брент взял ее за руку, подвел к столу, торжественно открыл шампанское и разлил его по бокалам. Они молча сдвинули зазвеневшие бокалы и выпили. Линда пила маленькими глоточками и оглядывала комнату, хотя здесь не появилось ничего нового, ничего такого, чего она раньше не видела. Ей просто нужно было время, чтобы собраться, взять себя в руки.
        Номер был абсолютно безликим, как, впрочем, любой номер, во всякой гостинице, в каждом городе. Он состоял из спальни, ванной комнаты и гостиной, в которой они сейчас находились. Брент даже не пытался придать своему жилью нестандартность и уют Своего у него здесь ничего не было. И ничего лишнего. Кроме, пожалуй, столика, уставленного едой из ресторана. Все было простым и функциональным.
        — Я здесь мало бываю. Сплю, моюсь… вот, собственно, и все,  — однажды сказал ей Брент.  — Знаешь, здесь даже ремонт года три не делали, пока я не подумал, что сюда можешь прийти ты.
        — Разве у тебя не было других женщин?
        — Конечно были, две,  — пожал он плечами,  — я же не монах, да и не был им никогда. Но они не стали… они были не настолько важны для меня, чтобы устраивать из-за них канитель.
        Линда допила шампанское. Брент забрал у нее пустой бокал, поставил на стол, потом привлек ее к себе и заключил в объятия. Линда откликнулась сразу же и очень страстно. Такой пыл удивил даже ее саму.
        Она приоткрыла рот, впустила его язык, тесно прижалась к Бренту, изгибая талию и постанывая.
        Брент первым оторвался.
        — Милый,  — протянула Линда низким голосом.
        — Похоже, ужин у нас откладывается?
        — Похоже.
        Рука об руку они прошли в спальню.
        Свет из соседней комнаты падал на кровать, и казалось, что здесь лежит огромный кусок масла. Они снова целовались, раскачиваясь в томном ритме.
        На Линде был только пояс с чулками, трусиков она не надела. Рука Брента скользнула по бедру, пальцы принялись ласково поглаживать обнаженные ягодицы. Его прикосновение разбудило в ней странную смесь чувств, дикую комбинацию из острого желания близости и ненависти ко всем белым мужчинам, спровоцированной нападением Фэлкона.
        Она вцепилась в его рубашку и попыталась раздеть его, не прерывая поцелуя. Пуговицы отлетели в стороны, как воздушная кукуруза. А вот молния отказалась повиноваться. Линда застонала от огорчения, сильно укусила его за губу и отступила назад.
        — Снимай свои чертовы тряпки!  — грубо потребовала она.
        В этот момент ноги Линды коснулись кровати; она упала поперек нее и начала сладострастно извиваться, одновременно освобождаясь от последних деталей одежды.
        Линда дрожала от нетерпения, когда он наконец скинул с себя все и лег на кровать. Она раздвинула колени, без дальнейших церемоний направила его горячую, твердую плоть в свое лоно. Брент вошел в нее сразу, довольно грубо и яростно, и они, словно лютые соперники-враги, принялись колыхаться в безумном танце совокупления.
        Неистовство охватило обоих, тела их содрогались в животном ритме, зубы скрипели, ногти царапали, страстные стоны срывались с пылающих от укусов губ.
        И хотя в тот самый момент, когда Брент вошел в нее, Линду переполняли ненависть и враждебность, если можно так назвать ее состояние, теперь она полностью отдалась любви.
        — Я люблю тебя, Линда,  — хрипло проговорил Брент.
        — Милый мой,  — прошептала она.
        Страсть жаркой волной пронзила ее и вознесла на вершину. Она закричала, потом со всхлипом простонала:
        — Ну же, любимый! Давай!
        Поток семени толчками начал извергаться внутри ее содрогающегося в оргазме тела и постепенно прекратился одновременно с ее угасшими судорогами.
        — Господи!  — воскликнул Брент.  — Почему сегодня все так получилось?! Откуда взялась эта дикая ярость? Раньше такого никогда не было.
        — Все получилось отлично, дорогой.
        — Я не говорю, что плохо.
        — Настоящее блаженство,  — устало проговорила Линда.
        Они лежали рядом, утомленные и довольные. Линда немного приподняла голову и оглядела их обоих.
        Черная и белый рядом, она — на свету, он — в тени.
        Она никогда не предполагала, что цвет кожи может иметь для нее значение. Их взаимоотношения не выиграют от этого. Как унизительно!
        Презрительные слова Фэлкона всплыли в ее голове, словно мерзкая, вонючая жижа: «Тебе небось просто надоели белые?» В горле у нее что-то булькнуло.
        Брент зашевелился.
        — Что, детка? Что случилось?
        — Так, ерунда.  — Она лениво потянулась.  — У тебя есть сигара?
        — Наверное, в тумбочке лежит несколько штук.
        Брент приподнялся, чтобы достать через Линду сигару из тумбочки возле кровати. И тут замер, прямо похолодел, заметив длинную царапину на ее руке.
        — Это я сделал? Милая, прости… Погоди-ка, я не мог тебя поцарапать! У меня ногти короткие.  — Он перевел взгляд на лицо Линды и пристально посмотрел ей в глаза.  — Что произошло? Откуда это?
        Она инстинктивно попыталась прикрыть руку Другой.
        — Да говорю же тебе, ничего. Это простая царапина.
        — Вижу. Но как это случилось? Думаю, теперь я понял. Ты потому и опоздала. Это Фэлкон сделал?
        Линда передернула плечами. Ей стало не по себе от необычного тона Брента. Она попыталась успокоить его:
        — Да обычное дело. Старый Джей Ди предпринял очередную еженедельную попытку. Ерунда. Пустое.
        — Вот сукин сын!  — Его голос стал жестким от ярости.  — Мое терпение кончилось, я уничтожу эту дрянь.
        — Нет, Брент.  — Она села и легонько тронула его за плечо.  — Не делай этого, не нужно. Зачем так напрягаться из-за того, что дерьмо вроде Фэлкона вдруг начинает много возникать? Я с ним сама разберусь.
        Уже разобралась. Двинула ему хорошенько промеж ног. Теперь с недельку походит согнутым и будет греть свое добро в горсточке.
        Бренту не стало легче. Он буквально взвился от ярости:
        — Нет, он ответит за это! Я же говорил тебе, мне нужна лишь причина, маленькая зацепочка, чтобы разорвать с ним контракт!
        — Только не я! Не хочу, чтобы ты прижимал его из-за меня. Мне с ним работать. Когда он двинется дальше, я поеду с ним. А если ему придется убраться отсюда из-за меня, он превратит наше сотрудничество в сущий ад.
        — Тебе не обязательно уезжать вместе с ним.
        — Неужели? Как у тебя просто! Я ведь столько работала, отказалась от семьи, от всего, чтобы добиться того, что имею сейчас. Работа с Фэлконом — редкая возможность, такой шанс выпадает раз в жизни. И я не собираюсь терять этот шанс только из-за того, что ты ревнуешь меня к нему!
        — Ты считаешь, что я ревную?
        — А разве нет?
        — Пожалуй, да,  — неохотно согласился Брент.
        — Ну так не надо ничего предпринимать.
        — Неужели карьера настолько важна для тебя?
        — Да, важна.
        Он сумрачно посмотрел на нее и с горечью спросил:
        — Тогда, значит, ты согласишься на все, что он потребует, если будет нужно для дела?
        Тут ее характер дал о себе знать. Линда вспыхнула и резко села на кровати.
        — Ты хочешь спросить, буду ли я с ним трахаться? Говори прямо, к чему все эти любимые белыми словесные игры и хождения вокруг да около?!
        — Хорошо! Станешь ли ты с ним трахаться, если это тебе потребуется для карьеры?
        — Да, я стану трахаться с Фэлконом! Это не будет приятно, но… — Она горько улыбнулась.  — В конце концов, ведь мы, цветные, как животные, всегда рады перепихнуться. И все об этом знают.
        — Линда… Не говори так!  — Его лицо исказила гримаса боли. Он протянул к ней руку и попытался приласкать ее.
        Линда отклонилась, спрыгнула на пол и принялась торопливо натягивать на себя одежду. Ярость клокотала в ней. Она заплакала и никак не могла остановиться. Это привело ее в еще большее бешенство.
        — Что ты делаешь?
        — Хочу убраться отсюда подальше! Разве не понятно?
        Брент встал с кровати.
        — Не делай этого, Линда, не надо.
        — Неужели? А мне показалось, что ты все очень ясно дал мне понять!
        — Я даже не понимаю, из-за чего мы с тобой сейчас воюем.
        — Неужели? Зато я понимаю!  — Она уже оделась и посмотрела ему прямо в глаза.
        — Если я чем-то обидел тебя, сказал лишнее, извини, я не нарочно.  — Брент сделал шаг в ее сторону.
        — Засунь свои извинения куда подальше!
        Дрожащей рукой Линда смахнула слезы с глаз и решительно вышла в другую комнату.
        Брент пошел следом за ней.
        — А как же ужин, Линда?
        — Можешь съесть его сам.
        Потом метнулась к двери, открыла ее и стремительно вылетела в коридор. Дверь хлопнула так, что стена задрожала.
        Дебби проснулась, едва рассвело, и почти сразу спустилась к бассейну.
        Ей спалось гораздо лучше, чем она предполагала.
        Оказавшись в кровати, она сразу же провалилась в крепкий сон и почти не слышала, как довольно поздно притащился Пол. Когда проснулась на заре, он лежал на спине, растянувшись, совершенно одетый, только без обуви, и громко храпел. Дебби с отвращением посмотрела на него, быстро натянула купальник и тихо вышла из комнаты.
        В бассейне и возле него никого не было. Дебби вдруг призналась себе, что ужасно разочарована. До сих пор она не понимала, как ждет новой встречи с Сэмом Хастингсом.
        Она проплыла несколько раз туда-обратно и ни разу не взглянула по сторонам, словно такое подчеркнутое безразличие могло вызвать внезапное и волшебное появление Сэма. Когда она наконец осмотрелась вокруг, Сэма не увидела, но зато теперь у бассейна появился еще один человек. Высокий седой мужчина сидел, как и вчера, под зонтиком возле столика, в одной руке он держал стакан, в другой — сигару. Это был тот самый человек, которого вчера вечером остановил в фойе Пол.
        Дебби вылезла из бассейна, вытерлась полотенцем, закурила сигаретку. Все это время она исподтишка рассматривала мужчину. Потом все-таки решилась. Направилась прямо к нему и объявила:
        — Меня зовут Дебби Грин.
        Мужчина поднялся и поклонился.
        — Рад познакомиться с вами, мисс Грин,  — с церемонной вежливостью проговорил он.
        — Миссис Грин,  — поправила Дебби.  — Вчера вечером в казино вы беседовали с моим мужем.
        Он насторожился.
        — Да, помню.
        Дебби села за столик напротив него, пожилой господин тоже опустился на свое место.
        — Я полковник Эндрю Страдвик, миссис Грин.
        Дебби решила не вилять и заговорила прямо:
        — Как и когда вы познакомились с моим мужем, полковник?
        — Я не знал его до вчерашнего вечера. Он сам нашел меня.
        — Для чего?
        Полковник поднес к губам стакан, сделал большой глоток, потом поставил стакан на стол и, кивнув на него, спросил:
        — Может, выпьете чего-нибудь, юная леди?
        Дебби отрицательно покачала головой.
        — Что нужно было от вас моему мужу, мистер Страдвик?
        — Мы., гм-м-м… нам надо было кое-что обсудить.
        — Что за дела он мог обсуждать с незнакомым человеком? У нас же медовый месяц!
        Полковник изумленно захлопал глазами.
        — Я, право… примите мои поздравления, миссис Грин.
        Дебби раздраженно махнула рукой.
        — Да, да, конечно!  — вздохнул полковник.  — Я продаю системы игры, миссис Грин. Ваш муж купил у меня одну из них.
        — Системы?! Вот оно что!  — Дебби вздохнула с облегчением.  — Мистер Страдвик, мой муж только и делает, что играет, с тех пор как мы сюда приехали.
        Это обошлось нам…
        — Моя система стоит недорого,  — поспешно вставил полковник,  — всего лишь двадцать пять долларов. И она одна из лучших среди существующих.
        — Это не имеет значения! Пол проиграл, причем я даже не знаю сколько. У него было по крайней мере двести долларов в дорожных чеках. Их теперь не осталось.
        — Мне очень жаль.  — Полковник внезапно почувствовал себя очень старым. Он осушил свой стакан, мышца на морщинистой шее беспрестанно подергивалась.  — Человек — существо слабое, подверженное страстям. Все мы грешны, моя дорогая. И пожираем друг друга, будто каннибалы.  — Он сосредоточил на ней свой взгляд.  — Вы мне очень симпатичны, юная леди. Страсть к игре приводит к моральной смерти, уничтожает личность так же, как алкоголизм. Но вы должны понять и запомнить одну вещь… Если ваш муж не может не играть, если он не может обойтись без системы, моя — самая надежная из доступных.
        Тут Дебби потеряла всякий интерес к разговору.
        Она заметила Сэма Хастингса. Одетый в одни плавки, он приближался к бассейну. Дебби поднялась из-за стола.
        Полковник наклонился вперед и быстро и настойчиво проговорил:
        — Моя дорогая, могу я попросить вас об одном одолжении?
        Дебби приостановилась, но вид у нее был такой, будто она в любой момент готова сорваться с места и побежать. Она разве только ногой не притопывала от нетерпения.
        Полковник вдруг заробел.
        — Меня предупредили… Я не делаю ничего нечестного или незаконного, поймите, пожалуйста, это.
        Но мистер Мэйджорс предупредил, что запретит мне появляться в «Клондайке», если получит хотя бы одну жалобу. Дорогая моя, я живу только этими доходами, у меня это единственный источник средств к существованию, последний из оставшихся.
        Дебби пошла от столика. Она почувствовала, что полковник не просто стареющий, но все еще обаятельный мошенник, способный и защищать, и взывать к помощи одновременно. Чем-то он ей безотчетно нравился.
        — Не беспокойтесь, мистер Страдвик,  — мягко произнесла она, обернувшись.  — Я не стану на вас жаловаться. Я вовсе не сторож Полу, всего лишь жена — Благодарю вас, юная леди.  — Он приветственно поднял свой пустой стакан.  — И еще раз примите мои заверения в искренней симпатии.
        Дебби поспешила навстречу Сэму.
        — Я уже думала, что вы не придете!  — задыхаясь, выпалила она.
        — Я ведь говорил вам, что плаваю каждое утро,  — сказал Сэм,  — разве не так?

        Лензи приехал часов в девять утра. Тони разговаривал по телефону, и Лензи пришлось подождать возле кабинета, пока он не закончит беседу.
        Звонили издалека, с востока. Подобные звонки раздавались два-три раза в неделю. Тони понимал, что те, кто наверху, стараются держать его на коротком поводке, и это раздражало его. Но он постарался спрятать подальше свое раздражение.
        — Как дела, Тони?  — раздался тихий, ласковый голос на другом конце провода.
        — Все идет гладко, как по маслу,  — бодро заявил Ринальди.  — Лучше и быть не может!
        — Это хорошо. Уже все уладил?
        — Работаю.
        — А что с управляющим? Как там его зовут? Брент Мэйджорс, кажется?
        — Мы с ним встречаемся сегодня днем.
        — Хорошо. Только смотри, не облажайся.  — И после короткой паузы:
        — Я буду следить за твоими успехами, Тони.
        Еще бы, подумал Тони, повесив трубку.
        Впрочем, все эти звонки не доставляли ему особого беспокойства. Организация всегда пристально следила за людьми, занимающими особо важные места, пока они не проявят себя как следует. Тони был уверен, что зарекомендует себя наилучшим образом, надо только прижать к ногтю копа и выжить Мэйджорса.
        Он подошел к двери и впустил Лензи.
        Тот появился в кабинете с большой сумкой в руках. Это был долговязый человек, тощий и какой-то узкий, как макаронина. У него был большой рот и старушечьи очки. Наряд его составляли мятые джинсы, стоптанные башмаки и клетчатая рубашка.
        Тони с неприязнью посмотрел на него. В Лензи не было шика, стиля — словом, класса.
        — Бабки занимал?
        — Не, своих хватило. Так что там у тебя за работа?
        — Дело совершенно секретное,  — спокойно и терпеливо сказал Тони, подняв палец.  — Я готовлю один закрытый документ для ЦРУ. Возьми-ка свое барахло и пойдем со мной.
        Они покинули кабинет, прошли из дома в гараж.
        Тони велел Лензи уложить сумку в багажник синего «форда». Сам сел за руль и включил зажигание.
        Лензи захлопнул дверцу и покрутил головой по сторонам.
        — Куда едем?
        — Я же сказал тебе: не шуми, дело секретное. Надо сфотографировать одного типа в мотеле.
        — Понял, не маленький,  — кивнул Лензи.  — Выходит, тот мужик — шпион?
        Тони выкатил глаза. Господи, да этот чокнутый поверил!
        — Да, он шпион.  — «Придется подыграть,  — подумал Тони,  — устрою небольшой спектакль, как новый Валентине…»
        — Если нужно будет фотографировать документы,  — пожевал нижнюю губу Лензи,  — мне понадобится хорошее освещение.
        — Ты будешь фотографировать людей в помещении, дружок, а никакие не документы.
        — Без добавочного света?
        — Да. Но надо, чтобы изображение получилось четким и мы смогли бы легко узнать этих людей. Это чрезвычайно важно.
        — Хм. А зачем тебе нужны фотографии, Тони?
        — Чтобы с их помощью шантажировать того мужика,  — объяснил Тони.  — Еще вопросы есть?
        — О-о-о… — Лензи быстро-быстро заморгал.
        Подъехав к мотелю, Тони припарковал машину поближе к крайнему номеру и отправил Лензи в контору Овербери за ключом. Сам закурил сигарету и остался ждать в машине с кондиционированным воздухом. На улице было настоящее пекло, почище, чем в преисподней.
        Вернулся Лензи с ключом, и они вместе вошли в номер. Это была симпатичная комната с коричневым ковром на полу, светло-бежевыми стенами, серо-зеленой мягкой мебелью и двуспальной кроватью. Тони закрыл дверь на ключ и сразу же направился к большому зеркалу, которое вчера вечером установил Лумис. Из него открывался замечательный вид в соседний номер. Лензи подошел тоже и присвистнул.
        — Стекло?!
        — Нет, одностороннее зеркало,  — сказал Тони.  — Ты отсюда можешь их видеть, а они тебя нет.  — Он повел пальцем в сторону огромной кровати в соседней комнате:
        — Вот здесь должно развернуться основное действие.
        — На постели?  — удивился Лензи.
        — Люди обычно трахаются на постели, малыш,  — терпеливо пояснил Тони, поглаживая усики.  — Сегодня днем, примерно в три часа, там будет парень, о котором мы говорили, и с ним две шлюхи. Я хочу получить все снимки, какие ты сможешь сделать. Ты должен запечатлеть все, что там будет происходить, и особенно мне важно видеть лицо этого парня. Понял?
        — Понял,  — кивнул Лензи. По его лицу было ясно, что мысль о борьбе со шпионами проняла его до глубины души.
        — Ты останешься здесь, пока все не сделаешь.
        Мэнни Перино, ты его знаешь, скоро закончит свою часть работы. Будь готов начать, как только он появится, понял?
        — Хорошо, Тони.  — Лензи открыл сумку и принялся выкладывать оборудование. Но когда Ринальди собрался уходить, он поднял голову.  — Э-э-э, Тони!
        — Да, малыш?
        Лензи заискивающе улыбнулся:
        — Мы еще не договорились… Ты не сказал…
        Сколько я получу за работу?
        — Все зависит от тебя. Чем лучше будут фотографии, тем больше будет заработок. Согласен?
        Лензи сложил кольцом большой и указательный пальцы.
        — Сделаю все на высшем уровне. Можешь не сомневаться!

        Оуэн Роун, худощавый рыжеволосый мужчина с большими руками и ногами, с вечной улыбочкой на лице, служил в полиции уже больше двадцати пяти лет. Большую часть этих лет он провел в отрядах по борьбе с проституцией. Служил во многих городах и любил выходить на дежурство, потому что это был самый легкий и удобный способ заполучить новую девицу.
        Ему никогда не хватало денег, чтобы как следует ухаживать за девушками, снимать для них квартиры, покупать им безделушки, а он так этого хотел. Потому приходилось иметь дело с проститутками. Что может быть проще для полицейского, находящегося при исполнении обязанностей, чем сказать: «Ну-ка, детка, лучше соглашайся, не то тебе придется некоторое время отдохнуть за решеткой»?
        Они и соглашались.
        И сейчас, и раньше, все эти годы, он жутко маялся. Его сексуальный аппетит удовлетворить было не так-то просто. Однажды в Денвере с разрешения начальника полиции Роун подмял под себя практически целый округ; он не требовал денег, но многочисленные сутенеры и сводники должны были обеспечивать его женщинами. Круглосуточно в его распоряжении были девушки, девки, тетки, маленькие и большие, толстые и тонкие — словом, всех размеров, на любой вкус. Он чувствовал себя пашой в гареме. Так продолжалось до тех пор, пока среди его поставщиков не завелся стукач. Комиссар лично обрушился на отдел с гневной отповедью и потребовал положить конец произволу полиции и оставить сутенеров в покое. Да, у проклятых денверских сводников оказалась мощная поддержка в лице сильных мира сего.
        Дважды Роуна действительно выгоняли со службы, вежливо, но твердо предлагали уйти в отставку по состоянию здоровья. Но это не мешало ему найти себе работу в других городах, в других отделах. Доказать его преступление было невозможно. Он требовал девочек, но никогда не брал денег. Деньги можно пометить. А слова, обычный разговор пометить нельзя.
        Одна женщина как-то назвала Роуна сатиром. Он обдумал эти слова и сделал вывод, что так оно и есть.
        Но почувствовал себя даже польщенным, а не оскорбленным.
        Когда Оуэн наконец женился на Эвелин, жизнь его резко изменилась. Он никак не предполагал, что возможны такие радикальные перемены. Нельзя было больше по вечерам охотиться на женщин, ловить их, прыгать из одной постели в другую. Приходилось проделывать все это днем. Самое смешное заключалось в том, что Роун действительно любил свою жену. Не важно, скольких баб он заваливал за неделю,  — на его чувства к Эвелин это совершенно не влияло. Конечно, он вел себя подло, лживо и в глубине души осознавал это. Невозможно постоянно залезать на других баб и одновременно любить свою жену. Но так было.
        Значит, ложь ему необходима, и он никогда не смотрел на свои прегрешения слишком строго.
        Роун приехал в Лас-Вегас, чтобы работать под руководством одного из своих прежних начальников.
        Тому капитану непонятным образом не довелось прослышать про сексуальный терроризм Роуна. Сейчас, в свои пятьдесят лет, Оуэн все еще был лейтенантом.
        Больше года он вел себя чрезвычайно осмотрительно.
        Конечно, он имел несколько делишек с сутенерами.
        Для начала устроил нечто вроде чистки района и для некоторых дельцов сделал ряд поблажек. В благодарность за услугу они поставляли ему женщин. Шикарное соглашение, просто безупречное.
        Не так давно в «Клондайке» Роун познакомился с Мэнни Перино. Мэнни показался ему довольно безобидным парнем — сутулый коротышка, похожий на жабу. Полицейский толком не знал, чем занимается Мэнни, а тот не слишком распространялся. Но у Мэнни всегда были деньги, и он никогда не скупердяйничал. И что плохого в том, что полицейский выпьет пару стаканчиков за чужой счет, тем более что в ответ от него ничего не требуют?
        Однажды Мэнни заметил, как он разглядывает официантку, разносящую коктейли, девицу с умопомрачительным бюстом по имени Кларисса. Роун отпустил пару-тройку замечаний в ее адрес, и Мэнни предложил оплатить ее услуги.
        Принимать услуги и ничего не давать взамен — такое поведение не соответствовало принципам взаимоотношений Роуна с окружающими. Но устоять перед роскошными сиськами он не смог. Мэнни предоставил ему маленькую комнатку, и он торопливо завалил ее. Кларисса оказалась не столь хороша в постели, как он ожидал, но сам процесс принес ему некоторое облегчение.
        А потом оказалось, что Мэнни работает на Тони Ринальди, представителя новых владельцев «Клондайка».
        Роун был не дурак и знал, что собой представляет Ринальди. Но поскольку их пути пока не пересекались, этот факт не слишком волновал Оуэна Роуна.
        Потом Мэнни подкатился к нему и предложил деньги. Роун холодно отверг это подношение. Мэнни с глуповатой улыбкой выслушал отказ.
        — Понимаешь, я должен был попытаться,  — промямлил он, разводя пухлыми ручками,  — мне приказали. Не сердишься на меня, Оуэн?
        — Не сержусь.
        А что еще он мог ответить? Этот Мэнни такой безобидный коротышка.
        Но потом Перино подъехал с новым предложением, которое удивило Роуна. И очень заинтересовало.
        — Слушай-ка,  — сказал Мэнни, глазки его воровато бегали по сторонам,  — я тут нашел таких сладких девочек. На редкость аппетитные штучки.
        — Ну и что?  — осторожно спросил Роун. Непонятно, для чего Мэнни говорит ему об этом.
        Тот будто прочитал его мысли.
        — Вдруг мне понадобится твоя помощь, понимаешь?
        — Что это ты задумал, Мэнни?
        — Да я хотел поразвлечься с ними, но не могу сегодня, не успеваю, дела. Если хочешь, они твои.
        Блондинка и рыжая…
        Он показал две небольшие, размером с игральные карты, фотографии. Роун рассматривал их и облизывался. Девицы молоденькие, смазливые, с большими сиськами и вполне фигуристые. Роун изо всех сил старался сдержать дрожь в руках, пока разглядывал снимки. И впрямь эти красотки лучшие из всех, что ему когда-либо доводилось иметь.
        — Славные штучки,  — услышал он свой хриплый голос.
        — В самом соку, высший сорт,  — вкрадчиво пропел Мэнни.  — И обойдутся тебе совсем недорого, почти что даром. Двадцать баксов за весь день. Девочки должны вернуться к себе к пяти.
        — На кого они работают?
        — Не спрашивай меня об этом,  — ответил Мэнни,  — они мне достались по особому случаю.  — У него в пальцах появился клочок бумаги.  — Вот адрес, где ты сможешь найти их. Это мотель. Я собирался приехать туда к трем.  — Он сунул бумажку Роуну.  — Просто оставь двадцатку на постели, когда будешь уходить.
        Полицейский часто-часто заморгал и взял записку, узнал адрес и номер комнаты. Ему известно, где находится этот мотель. И еще он был уверен, что не сможет отказаться. Две телки. Две! При одной только мысли о них его охватывало непреодолимое желание.
        Мэнни улыбнулся и пожал Роуну руку.
        — Слушай, давай-ка отдыхай, развлекайся и передавай привет от меня красоткам. Может, в другой раз и я смогу потешиться. Сегодня прямо зашиваюсь.
        — Спасибо, Мэнни.
        Роун взглянул на часы. Всего лишь час дня. Чем же, черт побери, занять себя в оставшееся время?!
        Придется думать о том, что будет через два часа.
        Он вышел на улицу, сел в машину и принялся бесцельно колесить по городу.

        Мэнни Перино, как и Роун, всю свою взрослую жизнь вынужден был пахать. Он начинал рядовым членом организации на востоке. Используя свою безобидную внешность и практичный ум, он упорно пробивался наверх и теперь стал вторым человеком после Тони Ринальди в вегасском отделении организации. Мэнни решил: надо всегда выполнять задания на «отлично». Конечно, у него не было никаких иллюзий, он понимал, что никогда не станет фигурой номер один. Но чем лучше сделаешь дело, тем больше бабок получишь.
        Вот как сейчас, например. Если с копом получится все как надо, Тони наверняка подбросит несколько сотен в качестве премиальных. Мэнни был в этом абсолютно уверен.
        В мотель он приехал рано, хотя не сомневался:
        Роун не появится здесь до самой последней минуты.
        В номере Лензи установил два штатива, на которых закрепил по фотоаппарату. Объективы их были направлены, словно дула ружейных стволов, на постель в соседней комнате. Лензи ржал, как лошадь; бусинки пота выступили у него над бровями, хотя воздух в комнате охлаждался кондиционером.
        — Чего это ты так вспотел, Лензи?  — поинтересовался Мэнни, заходя в комнату.
        Лензи мотнул головой в сторону зеркала.
        — Там эти шлюхи пришли, несколько минут назад.
        Мэнни неторопливо пересек комнату и приник к одностороннему стеклу. Обе девицы уже оголились, и теперь рыжая потягивалась. Эта картина вызвала у Мэнни протяжный вздох. Да и как не охнуть при виде четырех больших сисек. Бесси, блондинка, расчесывала волосы, глядя на себя в зеркало, то есть практически прямо на Мэнни. У него даже мурашки по коже побежали. Она не могла его видеть, но странно было находиться буквально в нескольких футах от голой девки, которая смотрится в зеркало, причесывается, а груди ее при этом так и подпрыгивают.
        — Они правда ничего не знают?  — спросил Лензи сиплым шепотом.
        Мэнни покачал головой:
        — Ни черта. Им известно только, что в три часа придется немного поразвлечься.
        Господи Иисусе! Что же это такое; он слишком возбудился. В штанах вдруг стало тесно. Он придвинул стул, сел и закинул ногу на ногу. Отсюда прекрасно видно все, что происходит за стеклом. Комната невелика и представляет собой зеркальное отражение той, в которой он сейчас находится. Лензи крутился около своих фотоаппаратов, что-то там подстраивал, подлаживал, прицокивал языком и искоса поглядывал в соседнюю комнату.
        Мэнни старался держаться спокойно, но на самом деле страшно нервничал. Похоже, здесь состоится настоящее представление. Он закурил сигарету и улыбнулся, разглядывая блондинку.
        В тот раз, когда он трахал ее, она вела себя прямо как сумасшедшая. А сейчас такая милая и скромная, если, конечно, не считать того, что стоит совсем голая.
        В этот момент рыжая открыла маленький саквояжик, вынула коротенький шелковый халатик и надела его. Халатик доходил как раз до того заветного местечка, откуда начинались ноги.
        Бесси сделала то же самое — накинула светло-голубой халат, практически прозрачный. Девицы без умолку болтали, по крайней мере их губы шевелились, но Мэнни не слышал ни слова. Это походило на немое кино.
        Потом в комнате появился Оуэн Роун.
        — Сними-ка его, пока он не разделся,  — прошептал Мэнни.
        Лензи утробно хрюкнул, и аппарат щелкнул несколько раз подряд.
        Мэнни сразу забыл о фотоаппаратах. Тони поручил это дело Лензи, так что Мэнни счел для себя возможным не беспокоиться об этой технике и позволить фотографу делать свое дело, а сам полностью сосредоточился на зрелище.
        Теперь коп целовал девиц, сначала одну, потом другую, потом обеих сразу. Его руки блуждали по женским телам, не оставляя без внимания ни одного, даже самого укромного, местечка. Девицы, похоже, визжали; они ерзали, корежились, хихикали и терлись о Роуна. Этот момент даже больше, чем другие, напоминал сцену из немого кино. Эдакий порнографический фильмец. Правда, в эпоху немого кино такого не снимали. Когда-то, на заре своей карьеры, Мэнни пришлось заниматься производством и продажей порнофильмов.
        Неожиданно рыжая скинула халатик. Мэнни задышал часто и глубоко. Он и не думал раньше, что ему придется смотреть секс-шоу подобного рода, особенно такое, когда участники представления не знают, что играют спектакль перед невидимыми зрителями. В его голове сразу же возникли различные замыслы, он стал оценивать открывающиеся возможности. Интересно, можно на таком дельце подзаработать денег для организации?
        Девицы принялись стаскивать с Роуна одежду.
        Судя по всему, у них там стоял жуткий балаган. До Мэнни доносились слабые звуки — это взрывы хохота проникали даже через стены. Куртка Роуна полетела на пол, ботинки тоже сняты, и сейчас Бесси стягивала с него носки.
        Ну и задница у нее!
        — Никак не могу поймать его лицо в объектив!
        Черт!  — пробормотал Лензи.
        — У тебя еще три часа,  — спокойно сказал Мэнни,  — если, конечно, этот коп выдержит так долго.
        — Бог ты мой!  — восхищенно протянул Лензи.  — А эта блондинка — лакомый кусочек!
        — Все в твоей власти,  — хихикнул Мэнни,  — сделаешь все как надо — сможешь попасть туда во втором заходе.
        — Да-а?  — Лензи произнес это робко, как школьник.
        Сигарета догорела и начала жечь пальцы Мэнни.
        Он загасил ее и опять сосредоточил все внимание на зрелище в соседней комнате. Рыжая, расставив ноги, опустилась над лицом Роуна, она вся извивалась и поглядывала через плечо на Бесси, которая встала на колени и работала с его прибором.
        — Кто этот парень все-таки?  — неожиданно спросил Лензи.
        Мэн ни так посмотрел на него, что фотограф вздрогнул.
        — Да я подумал, может, он захочет заказать для себя дюжину снимков на память,  — объяснил Лензи.
        — Ясно, фотограф решил пошутить,  — спокойно произнес Мэнни.  — Очень смешно.
        Он закурил еще одну сигарету в ожидании, когда коп выберется из-под рыжей. Роун в конце концов сбросил ее и сел. Лензи засуетился. На лице копа застыло изучающее выражение, пока он созерцал Бесси за работой. Потом он что-то сказал ей, и она кивнула.
        Шлепнулась на спину, и Роун влез на нее. Рыжая принялась хихикать и игриво подталкивать его в зад.
        — Сними это,  — сказал Мэнни. Лицо Роуна было хорошо видно в этот момент.
        — Само собой,  — немного раздраженным тоном отозвался Лензи.  — А как зовут эту блондинку?
        — Бесси.
        Мэнни увидел, как Роун кончил. Потом коп завалил рыжую и проделал с ней то же самое, что и с блондинкой. Ему понадобилось почти десять минут.
        Мэнни вздохнул. В следующий раз, если он, конечно, будет, надо оборудовать комнату и звукопроницаемой дверью. Должно получиться гораздо интереснее, если действие будет сопровождаться звуковыми эффектами.
        За следующие полчаса девицы довели Роуна до полного упадка сил. Отвалившись от блондинки, он в изнеможении откинулся на спину, его мягкая, съежившаяся плоть почти совсем спряталась в густых волосах. Лензи сделал еще несколько довольно интересных снимков, когда красотки изо всех сил пытались вдохнуть в него новые силы для утех. Но ничего не получилось.
        Мэнни заметил, как Роун украдкой взглянул на часы.
        — Похоже, сдох,  — сказал Лензи.
        — Ну и ладно. У нас вполне достаточно материала, чтобы подвесить его за яйца.
        Смешно было наблюдать за копом, когда он, одевшись, вытащил бумажник и сунул одной из девиц двадцать долларов. Дойдя до двери, Роун обернулся, помахал красоткам рукой и ушел. Мэнни подскочил к окну на улицу и проследил, как полицейский сел в свою машину и уехал. Мэнни улыбнулся. Все прошло гладко, как по маслу. Тони будет доволен.
        Лензи продолжал пялиться в стекло. Женщины в соседнем номере собирали свои шмотки.
        — Мэнни, как насчет этой блондинки, Бесси?  — поинтересовался он.
        — Ты ее честно заработал.  — Мэнни по-жабьи улыбнулся.  — Иди туда. Скажешь ей, что я разрешил.
        — Господи Иисусе! А ты будешь смотреть?
        Мэнни захохотал. И пошел к телефону сообщить Тони о блестяще выполненном поручении.

        Брент Мэйджорс приехал на встречу с Тони Ринальди в крайне возбужденном состоянии, которое можно было определить как с трудом сдерживаемую ярость. Во-первых, он злился из-за того, что его вызвали на ковер к Ринальди, как мальчика-посыльного. Но гораздо больше он бесился из-за Линды. Из головы никак не шла вчерашняя сцена. Ее поведение озадачило Брента. Эмоциональные всплески женщин всегда сбивали его с толку, ставили в тупик, а уж сцена, которую закатила Линда, вовсе выбила из колеи.
        Почему она вдруг так взбесилась? Возможно, он и сказал кое-что, чего не следовало бы говорить. Но интересно, а чего она хотела?! Особенно после того, как заявила, что будет спать с Фэлконом, если понадобится! С Джей Ди Фэлконом, ублюдком, каких свет не видел!
        В глубине души Мэйджорс понимал, что причина его взвинченного состояния не только в этих ее словах. Линда привлекала его в сексуальном плане гораздо сильнее, чем все другие женщины, которых он знал в своей жизни. И более того…
        Как только размышления Мэйджорса о Линде достигли этой границы, в голове что-то повернулось и мысли потекли несколько в ином направлении.
        Приближается к концу срок контракта с Фэлконом. Еще две недели, и он уедет отсюда и увезет с собой Линду. Как убедить ее остаться? Она не согласится, во всяком случае, Мэйджорс не мог придумать веских доводов. Линда слишком увлечена своей карьерой.
        Он дважды звонил ей сегодня, но она не брала трубку.
        Мэйджорс свернул на дорожку к скромному дому Ринальди и постарался не думать сейчас о Линде. Он внутренне сосредоточился и напрягся перед предстоящей встречей. Его не покидало ощущение, что сегодня придется использовать все запасы разума, выдержки и спокойствия.
        Служанка в мини-юбке и с застенчивым личиком проводила его в кабинет Ринальди. Тот поднялся из-за массивного письменного стола и направился навстречу Мэйджорсу с протянутой рукой, широко улыбаясь.
        — Добрый день, Брент! Насколько я знаю, вы курите сигары. Угощайтесь.  — Он потянулся за изящной коробочкой на столе и подмигнул Мэйджорсу.  — Привезли с Кубы. Только ничего не спрашивайте.
        Но Мэйджорс вытащил сигару из кармана, .
        — Нет, спасибо. Привык курить свои.
        Он сел в предложенное хозяином огромное, обтянутое кожей кресло возле стола. Ринальди отошел к окну. Он, казалось, позировал и использовал окно в качестве рамы.
        Ринальди оказался моложе, чем ожидал Мэйджорс.
        Он казался таким уравновешенным, спокойным, мягким и любезным. Великолепно владел собой. Если не считать слишком вычурной одежды, его можно было бы принять за руководителя какой-нибудь преуспевающей компании. Хотя Мэйджорс интуитивно почувствовал, что в нем есть и жесткость, даже жестокость. Ринальди может быть беспощадным, особенно с врагами.
        — Что ж, Брент… — сказал Тони,  — по-моему, нам надо поговорить.  — Он привычным жестом погладил свои усики.  — До сих пор нам не удавалось толком пообщаться.
        — Поговорить о чем?  — Вопрос Мэйджорса прозвучал резко.
        — Да об этом чертовом казино.  — Глаза Тони, черные, как пуговки, стали непроницаемыми.
        — А что казино?
        Улыбка исчезла с лица Ринальди. Его красивый рот сжался в твердую складку. Хозяин кабинета уже не изображал любезность. Он закурил сигарету.
        Мэйджорс понимал, что неверно повел себя, но не знал, как исправить положение.
        Ринальди выпустил дым от сигареты и проговорил:
        — Мы вместе работаем, Брент. У нас общие задачи. Если у вас возникли какие-то трудности, я хочу услышать о них. У меня есть возможности уладить ваши проблемы.
        — Да в общем-то особых проблем и нет. Сейчас казино работает нормально, ровно. Есть одна-две загвоздки, но это естественное рабочее состояние. Я с ними справлюсь. Не хочу вас беспокоить внутренними разборками.
        — Что вы, никакого беспокойства!  — Тони снова заулыбался.  — К примеру, мне известно, что у вас произошла стычка с этим комиком, Фэлконом.
        Мэйджорс насторожился. Откуда он узнал?
        — Значит, вам известно, что теперь все в порядке.  — Лицо Мэйджорса приняло непроницаемое выражение.
        — Разумеется, в порядке,  — пожал плечами Тони,  — и будет в порядке, иначе этому придурку придется уносить свою задницу подальше. Хотите» я сам с ним поговорю?
        — Не нужно. Это моя работа. Я сам справлюсь.
        Вы для этого хотели со мной встретиться, Тони?
        — Не-е-т, причина кое в чем другом.  — Ринальди втянул в себя воздух, шумно выдохнул и посмотрел на свою тлеющую сигарету.  — Нужно приложить много усилий, чтобы поддерживать на должном уровне такое заведение, как «Клондайк». Приходится содержать сотни ртов…
        — Мне все это известно, Тони, но казино дает неплохую прибыль.
        — Семь с половиной процентов на крапе. Тридцать — блэк-джек. И от тридцати до, ну, скажем, семидесяти — рулетка.  — Он усмехнулся.  — Я знаю все цифры, парень. Они везде одинаковые. И это не изменить.
        — Но что-то другое можно поменять,  — медленно проговорил Мэйджорс.  — Я правильно вас понял?
        — Правильно! Ты же не тупица, Брент.  — Ринальди улыбнулся и сел за свой огромный Письменный стол.  — Кое-что вот-вот изменится.
        Мэйджорс выпрямился в кресле.
        — Слушаю вас.
        — Я хочу получать десять процентов от прибыли.
        Мэйджорс не поверил своим ушам.  — Начиная с этой недели. Десять процентов,  — вежливо улыбнулся Ринальди, но глаза его оставались серьезными.
        — Однако другие владельцы не забирают денег,  — осторожно возразил Мэйджорс.
        — Не надо,  — махнул рукой Ринальди.  — Все в Вегасе берут деньги. Кроме того… чем там они занимаются, меня не волнует.
        — Но десять процентов? Это слишком много.
        — Мне лучше знать, что такое слишком много. А это нормальная сумма. Совсем немного. Думаешь, я не знаю цифр?  — Ринальди погладил свои усики.  — И вообще, чего ты беспокоишься? Это же самый лучший способ снизить налоги!
        — Бред! Глупости! Думаете, я не знаю, куда пойдут эти деньги?
        — Ты поаккуратнее, следи за своими словами,  — нахмурился Ринальди.  — То, что глупо здесь, в этом кабинете, и то, что глупо там,  — разные вещи.
        Понятно?
        — Это все?  — Мэйджорс поднялся.
        Ринальди задело поведение управляющего.
        — Ты что выпендриваешься, Брент? Что тебе не нравится? Я эти бабки из твоего кармана, что ли, вытаскиваю, черт побери?! Тебе-то какое дело? Ты же получаешь свою долю, и не маленькую!
        — Свои деньги я зарабатываю.
        — Зарабатываешь, зарабатываешь. Это я их тебе даю.
        Мэйджорс уже собирался повернуться и уйти, но тут зазвонил телефон на письменном столе. Ринальди сделал знак, чтобы он задержался, и снял трубку.
        — Да?
        Он молча слушал, поглаживая усики, кивая время от времени, словно невидимый собеседник мог видеть его. На лице Тони расцвела улыбка удовлетворения.
        — Отлично! Прекрасная работа, Мэнни!  — И он с сияющим видом повесил трубку.
        — Это все? Я могу быть свободным?  — спросил Мэйджорс.
        — А?  — Ринальди понадобилось некоторое время, чтобы вернуться мыслями в кабинет.  — Ах да, Брент, вы свободны. Рад был побеседовать с вами. Пожалуй, нам следовало бы встречаться вот так… скажем, раз в неделю.
        — Не знаю, смогу ли я,  — пожал плечами Мэйджорс.
        Ринальди громко захохотал. Судя по всему, телефонный звонок принес хорошие вести и привел его в отличное расположение духа. Он все еще смеялся, когда Мэйджорс закрыл за собой дверь кабинета.

        Лэш всегда спал днем. По двум причинам. Во-первых, он терпеть не мог жару, а в это время года Лас-Вегас днем смело можно было сравнить с преисподней.
        Ночью не намного легче, но все же чуть попрохладнее. К тому же Нона работала по ночам, и ночью же они вместе воровали фишки.
        Телефонный звонок, словно пожарная сирена, резко выдернул его из глубокого сна. Лэш схватил трубку, телефонный аппарат он заранее поставил возле кровати.
        Звонил Теоретик. Он хотел познакомиться со вторым «своим» человеком, работником казино, которого нашел Лэш.
        — Времени остается все меньше и меньше, Лэшбрук. Вы говорили, он у вас есть. Пора бы уже предъявить его.
        — Погодите еще немного,  — пробормотал Лэш,  — парень работает всего ничего. Я заеду к вам сегодня, в течение дня.
        — Значит, так и договоримся, сегодня. И я хочу посмотреть на остальных участников операции. Обеспечьте их явку.
        В трубке раздались короткие гудки, и Лэш с грохотом бросил ее на аппарат. Потом вылез из постели, широко зевая и почесывая ухо.
        — Нона!  — громко позвал он.
        Ответа не последовало. Он в одних трусах прошаркал на кухню. Ноны не было. По-видимому, она уже ушла в казино. Лэш поставил кофейник подогреваться и закурил.
        .Он уже выбрал нужного человека среди служащих казино, но еще не обращался к нему с соответствующим предложением. Этот парень пока работал временно — дилером. И ждал своей очереди, чтобы получить постоянное место в «Клондайке». Это был беспечный малый по имени Джим Оберон.
        Оберон был приятелем журналиста Ричарда Коула, частенько посещавшего различные игорные заведения. Коул и познакомил их примерно месяц назад.
        С тех пор Лэш раз десять успел побеседовать с Обероном на различные темы, потихоньку прощупывая его. И сделал вывод, что Оберон из тех людей, что ищут легкой добычи, не желают особо утруждать себя работой и не отличаются твердыми принципами и убеждениями. Единственная проблема, которая действительно волновала его,  — женщины. Оберон был слишком падок до них. Но Лэш посчитал, что это даже к лучшему. Значит, ему постоянно не хватает денег.
        Лэш позавтракал, оделся и вышел из дома. Хорошо, что Нона оставила ему машину.
        Сегодня вечером они собирались вместе поехать в казино и стащить несколько фишек. От Билли Рэя Томпсона Нона не получила ни цента, а Лэшу были позарез необходимы деньги на карманные расходы.
        На этот раз она была какой-то покорной, необычайно задумчивой и согласилась без особых уговоров.
        До обиталища Оберона Лэш добрался минут за двадцать. Это был жилой автоприцеп на окраине города, на дешевой стоянке. Управляющий этого «мотеля» сообщил Лэшу, что искать Оберона нужно в номере пятнадцать.
        Лэш оставил машину на улице и вошел на стоянку. Он крутил головой по сторонам, разыскивая нужный номер. Пятнадцатый вагончик оказался предпоследним на первой улице. Джим Оберон, смуглый, долговязый, заменял на двери вагончика сетку от насекомых. На нем были линялые джинсы, старая рубашка и стоптанные ботинки.
        — Ты откуда свалился?  — удивился Оберон.
        — Надо поговорить,  — объяснил Лэш,  — дело важное.
        Оберон огляделся по сторонам, в руке он держал отвертку.
        — Дай-ка я закручу эту штуку.  — Приложил верхнюю петлю и быстро вкрутил медный винт.  — Хоть дверь будет держаться… — Он мотнул головой, приглашая:
        — Заходи, Лэш.
        Фургончик был старый, насквозь пропах едой и весь скрипел при малейшем движении. Он, казалось, тихонько покачивался от каждого шага. Оберон указал на стул возле кухонного столика в конце прицепа, и Лэш уселся, упершись локтями в пластиковую столешницу.
        — Кофе будешь, Лэш? Как раз только что сварил.
        Или, может, хочешь выпить?
        — Кофе будет в самый раз.
        Оберон налил две чашечки горячего кофе и сел напротив.
        — Ну… В чем дело?
        Лэш сделал глоток. Горький, как желчь.
        — То, о чем я хочу поговорить, незаконно. Еще интересуешься?
        — Ты че, смеешься, что ли? Еще как интересуюсь!
        Что эти паршивые законы? Кому они нужны?  — Оберон отыскал на полке пачку сигарет и, вытряхнув несколько штук, предложил одну Лэшу. Тот отрицательно замотал головой и вытащил сигару.
        Оберон выдвинул большую пепельницу на середину стола и чиркнул спичкой.
        — Надеюсь, это не ограбление бензозаправочной станции?
        — У нас мало времени.  — Лэш выдохнул дым.  — Не просто мало, а практически нет. Ты нигде не наследил? На тебя у копов ничего нет?
        Оберон покачал головой.
        — Все чисто. Я с ними вообще дела не имел.
        Парень явно заинтересовался, подумал Лэш. Судя по обстановочке в прицепе, Оберону деньги очень даже нужны. Мебель здесь древняя и даже в лучшие свои дни не была новой, а явно досталась от добровольцев Армии спасения. Все требовало ремонта, на всем видны следы бедности и убожества. Долгие годы в это обиталище человеческое не вкладывали ни доллара.
        И сегодняшний мелкий ремонт проводился только из-за крайней необходимости.
        — Я не собираюсь выкладывать тебе слишком много с самого начала,  — заговорил Лэш.  — И если ты решишь, что не желаешь участвовать во всем этом, так и скажи. Я заткнусь. Если же согласишься вместе с нами провернуть это дельце, введу тебя в курс.
        — Значит, ты не один?
        — Не один. У нас группа.
        — Выходит, дело большое,  — догадался Оберон и захлопал глазами.  — Ты уже его продумал?
        — Дело действительно большое, и оно отлично продумано. Нам нужен еще один человек…
        — Понятно, это я,  — перебил его Оберон.  — И что же вам конкретно от меня нужно? Физическая сила? Или придется пострелять?
        Лэш удивился:
        — Умеешь обращаться с оружием?
        — Еще бы, черт возьми. Пистолет или винтовка?
        Лэш отрицательно покачал головой:
        — Нам не это от тебя нужно. Нам необходим свой человек в клубе. Так ты участвуешь?
        — Господи, да конечно же! Слушай, у меня не было двадцатки, которую я мог бы назвать своей, с самого… — Оберон перевел дыхание.  — А что вы затеваете?
        — Крупное дело. Самое крупное, какое ты только можешь себе представить.
        — Где, в Лос-Анджелесе?
        — Нет, здесь.  — Лэш постучал по столу коротким указательным пальцем.
        Оберон заморгал.
        — Прямо здесь? В Вегасе? Еще и крупное?  — Несколько секунд он сидел совершенно неподвижно и переваривал услышанное.  — Боже правый! Неужто казино?!
        Лэш кивнул и слегка раздвинул губы в улыбке.
        — Но это же невозможно!  — выдохнул Оберон.
        — Черта с два!
        — Так ведь никто этого никогда не делал.
        — А мы сделаем. Хотя бы потому, что до нас никто и не пытался. Ведь когда-то должен быть первый раз. Так что, ты все еще не раздумал?
        — Господи Иисусе! Казино!  — Оберон откинулся на спинку стула и закусил нижнюю губу. Потом задумчиво проговорил:
        — Казино… свой человек… Не иначе речь идет о «Клондайке». Наверняка!
        — Этот вопрос мы обсудим попозже,  — остановил его Лэш.  — Нам просто нужен парень, который поможет сверить расчеты, разузнает график движения и в указанное время откроет нужные двери. Тут и риску-то практически нет никакого. А когда сделаешь что надо, смешаешься с толпой. Тебя даже никто не заподозрит. Останешься чистым, как праведник после причастия.
        — И сколько ты мне положишь?
        Лэш открыл было рот, но запнулся. Он не слишком хорошо продумал эту часть соглашения. «Не буду слишком раззадоривать его»,  — подумал Лэш и сказал:
        — Седьмую часть от всей добычи.
        — От всей? А это сколько, вся добыча? Ты мне скажи конкретные цифры, парень.
        Лэш улыбнулся.
        — Ну, скажем, от… миллиона до двух.
        Оберон аж закрыл глаза и принялся молитвенно шевелить губами, загибая пальцы. Наконец с благоговением произнес:
        — Господи! Да ведь это же… больше ста пятидесяти кусков?
        — Вполне вероятно. Ладно, короче: ты с нами или отказываешься?
        — Да конечно же с вами, родной! Малыш Джим входит в дело!
        — Машина есть?
        — Древняя, но пока бегает,  — кивнул Оберон.
        — Запиши-ка адресок. Будь там сегодня вечером в восемь.  — Лэш подождал, пока хозяин прицепа найдет карандаш и клочок газеты.
        Они обсудили еще некоторые детали, причем Лэш ни разу не подтвердил догадки Оберона о «Клондайке» как о цели планируемого ограбления. Потом Лэш уехал.
        Он уже подобрал двоих напарников, которые займутся непосредственно бронированным автомобилем.
        Элфи Хайрам и Рик Робинсон. Лэш знал обоих уже несколько лет, а Элфи — даже больше семи. Он был родом из Чикаго, жил сейчас в Лос-Анджелесе и занимался тем, что чистил игральные автоматы. Дело приносило мизерный доход.
        Пару недель назад Элфи приезжал в Лас-Вегас, и они договорились о совместном деле.
        — Возьми меня в долю,  — попросил Элфи,  — хочу хоть раз в жизни пожить как человек. А потом можно и на тот свет. Оружие брать?
        — Возьми, только не заряжай.
        — Понял.
        Элфи когда-то давно успел наследить на востоке страны, попасть в архивы. После этого он несколько раз менял имя. И к тому же клятвенно заверил, что у калифорнийской полиции нет оснований интересоваться его судьбой. Это был костлявый мужчина с желтоватым, нездоровым цветом лица, лет сорока пяти — пятидесяти. Он до сих пор не женился и время от времени срывался в запой. Такие длительные попойки случались у него один-два раза в год; потом он приходил в себя, трезвел и жил нормально, пока тоска и уныние вновь не одолевали его. Обычно Элфи держался довольно сдержанно, если не сказать хмуро.
        Как правило, он везде видел одну только темную сторону Жизни, но зато здраво рассуждал и обладал трезвым и холодным умом. Лэш успел предупредить его, что мероприятие намечено на выходные, поэтому Элфи уже приехал из Лос-Анджелеса и поселился в дешевом мотеле в дальнем районе города.
        Рик Робинсон был моложе Хайрама лет на пятнадцать. Этот ворюга из маленького городка не отличался особыми талантами и умом. Школу он в свое время бросил, ничего не умел делать, не получил никакой профессии и даже не пытался чему-либо научиться. Единственное, что ему удалось развить,  — свое природное воровское дарование. Всю жизнь он скитался по тюрьмам да исправительным учреждениям. Лэш не сразу решился привлечь в сообщники Рика, в основном потому, что не знал, как тот поведет себя после дела. Он опасался, что Рик начнет кутить, сорить в городе деньгами, привлекая к себе всеобщее внимание. Но с другой стороны, Лэш был абсолютно уверен, что Робинсон никогда и никого не заложит, что бы ни произошло. Наверняка копы заметут его и повесят на него это ограбление, упекут за решетку.
        Но Рик не выдаст сообщников, в этом нет никаких сомнений. В любом случае Лэш не собирался оставаться здесь и планировал убраться подальше еще до того, как Рика сцапают. Так что пусть себе делает все, что захочет. Он, Лэш, смоется в Южную Америку или в другое какое-нибудь укромное местечко вместе с Ноной. Если, конечно, возьмет ее с собой. Эта сучка что-то слишком нагло ведет себя в последнее время, и он никак не мог придумать, как лучше с ней поступить.
        Итак, Лэш поговорил и с Риком. Этот парень со словарным запасом в несколько десятков слов с готовностью согласился участвовать в пока еще непонятном деле за не совсем определенную плату.
        Рик не интересовался деталями, поскольку речь шла о больших деньгах.
        — Я с тобой. Мой телефон знаешь?
        — Знаю,  — ответил Лэш.
        Теперь Теоретик захотел познакомиться со всеми тремя. Порой Теоретик раздражал Лэша хуже головной боли. Он согласился показать ему участников дела, исполнителей плана. Мало того, Теоретик пожелал, чтобы его при этом никто не видел. Ну как тут не раздражаться?
        Однако Лэш все подготовил, как было ведено, сняв , для этой встречи гараж, рассчитанный на две машины. Вместо заднего окошка гаража установил полупрозрачное стекло, чтобы Теоретик мог, стоя на улице, спокойно разглядывать собравшихся, не будучи сам замеченным.
        Лэш позвонил Десантису, потом привез всех троих, Оберона, Робинсона и Хайрама, в гараж. Лэш сел посредине. Остальные расположились вокруг него и начали знакомиться. Затем Лэш посвятил их в детали предстоящей работы. Всех было хорошо видно в окошко, а они сами даже не обратили на него внимания.
        После того как встреча закончилась, Лэш поехал в мотель к Теоретику. Тот выглядел, несомненно, довольным.
        — Оберон будет нашим человеком, нашим агентом в казино,  — размышлял вслух Десантис.  — Он хорошо знает место, потому что там работает. Если он четко выполнит свою часть задания, то никто даже не заподозрит, что он участвовал в деле.
        — Остальные двое нужны только в качестве физической силы.  — Лэш закурил сигару, не обращая внимания на неодобрительно сдвинутые брови Десантиса.  — У Рика мозгов вообще нет, он сделает что прикажут и не будет свистеть, Элфи тоже никогда не предаст, если возникнут проблемы.
        Теоретик закурил сигарету и принялся расхаживать по комнате.
        — Хорошо, с их задачами все ясно. Теперь следующее. Как с отключением электричества?
        — Это моя работа,  — сказал Лэш.
        — Надо отключить свет вовремя, точно в заданный момент.
        — Да.  — Лэш нахмурился и глубоко задумался.
        Можно, конечно, вырубить электрическую сеть при помощи взрывного устройства. Только вот как рассчитать нужное время?..
        — После войны остались запасы сигнальных ракет,  — внезапно проговорил Десантис.
        — Что?
        — Вы видели когда-нибудь ракетницу? Из нее стреляют сигнальными ракетами. Их используют в артиллерии, чтобы направлять залпы, и для других подобных целей. В центре города на Фремонт-стрит в оружейном магазине я видел пару таких штучек в стеклянной коробочке.
        — Вы хотите сказать, что кто-нибудь подаст мне сигнал ракетой, чтобы я выключил свет?
        — Именно,  — сказал Десантис.
        — Но ведь ракету увидят все!
        — Ну и что? Подумают, что это в честь праздника.
        Лэш хмыкнул. Этот Теоретик хуже занозы в заднице.
        — И еще одно, Лэшбрук. Я изменил время операции. Мы захватим машину утром в понедельник, а не во вторник.
        — Господи!  — завопил Лэш.  — Времени осталось всего ничего!
        — Так удобнее.
        И Теоретик принялся излагать причины. Лэш слушал его с недовольным видом, хотя в душе соглашался со всеми доводами. Конечно, этот Десантис хуже занозы в заднице, но котелок у него варит нормально.

        Билли Рэй снял ботинки и вытянул ноги под столом. Он то поджимал, то растопыривал пальцы. Второй тур игры был в самом разгаре. За столом возникла некоторая напряженность, но никто не показывал явных признаков усталости от слишком затянувшейся игры. В первом круге все мало-помалу привыкли друг к другу, раскачались, начали изучать особенности поведения, манеру игры партнеров, нащупывать их слабые места.
        Игроки за столиком Билли Рэя выигрывали и проигрывали понемногу, причем ни один из них особо не разбогател, но и не слишком разорился. Толпа зевак вокруг уменьшилась, зрители отошли к соседним столикам, где события развивались более энергично.
        Несмотря на шестичасовой отдых, Билли Рэй чувствовал себя усталым. А ведь турнир только начался!
        Похоже, он здесь окажется самым замученным к понедельнику, если выдержит так долго. Но хоть старые кости и ноют, мозги работают, как всегда, четко и быстро. Черт побери, однажды он провел за карточным столом три дня и три ночи, ни на минуту не смыкая глаз.
        Но тогда он был помоложе.
        Во время отдыха участников место игры охраняли сотрудники службы безопасности казино в красной форме конной полиции; все на столах до начала следующего тура оставалось точно в том положении, что и до перерыва.
        Кроме Фреда Уайли, за столом Билли Рэя сидел Айра Макфи, крупный, грубовато-добродушный человек с копной рыжих волос над усеянным веснушками лицом, левый глаз его определенно косил; четвертым был Уорд Слейтер, худой, седоватый тип, молчаливый, с ястребиным взором.
        Дилер, сдававший карты, Чарли Флиндерс, работал как автомат. Один раз на час его подменили, но теперь он опять вернулся к столу. Седой коротышка Уорд Слейтер немного раздражал Билли Рэя. Он требовал менять колоду карт на новую каждый час, приговаривая при этом:
        — Всех выведем на чистую воду, ребята.
        Флиндерс никак не реагировал на подобную сентенцию, спокойно доставал новую колоду, давал Слейтеру проверить ее, распечатывал и продолжал сдавать.
        Новые карты не слишком помогали Слейтеру. Из четверых он проиграл больше всех, порядка нескольких сотен. Этот парень слишком осторожничает, решил Билли Рэй. Похоже, Слейтер никогда не выигрывал помногу. И вполне возможно, понятия не имеет, что такое блеф.
        Теперь Макфи. Его потруднее разгадать. Этот рыжий то трепался в перерывах между сдачами, то замолкал и не открывал рот без крайней необходимости в течение получаса. Один раз увлекся, начал повышать ставки, кинул на кон чуть не тысячу и проиграл.
        Вполне возможно, он ловко изобразил этот азарт, притворился простачком, чтобы все вокруг сочли его любителем-дилетантом. Еще слишком рано говорить о нем что-нибудь определенное, подумал Билли Рэй.
        Фред Уайли играл в своей обычной профессиональной манере. Но Фред не был обычным любителем, к тому же он единственный человек за этим столом, с которым Билли Рэю доводилось играть раньше. Иногда его лицо принимало особое, покерное, абсолютно непроницаемое выражение, а порой на нем появлялись некие гримасы. Причем трудно было сказать, что они означают. Его темные прямые волосы все время падали на широкий лоб, как у Гитлера, а вроде бы ленивые карие глаза ничего не пропускали.
        Он отличался исключительной выдержкой, вывести его из себя было просто невозможно.
        — Давайте сменим колоду,  — снова предложил Слейтер.
        — Черт побери, я только-только начал привыкать к этой!  — возмутился Макфи.
        Билли Рэй поправил стопку денег перед собой.
        — Джентльмен имеет на это право,  — проговорил он, нащупывая сигару и внимательно разглядывая Слейтера. Этот мелкий ублюдок, похоже, тянет время. Тощие и маленькие легко переносят длительные нагрузки. Билли Рэй внимательно наблюдал, как Флиндерс отбросил лишние карты и принялся перетасовывать колоду.
        — Давай сдавай,  — прорычал Макфи.
        Флиндерс профессионально улыбнулся и вежливо обратился к игрокам:
        — Приступим, господа.
        Быстрыми движениями он выкинул четыре карты, положил колоду перед собой на стол и наклонился вперед, опершись на руки.
        — Туз, семерка, красный валет и пятерка.
        Час спустя, имея на руках короля, полученного при закрытой сдаче, Билли Рэй получил еще одного в первом круге и третьего напоследок. На кону было почти шесть сотен долларов.
        У тощего Слейтера выпало два туза.
        Билли Рэй внимательно посмотрел на него. Внешне Слейтер казался совершенно спокойным. Он приподнял краешек своих карт, словно хотел убедиться, что там ничего не изменилось. Промелькнуло в его глазах нечто или это только показалось?
        — Пара тузов начинает,  — пробасил Флиндерс.
        — Сто долларов,  — объявил Слейтер.
        Фред Уайли буркнул что-то под нос и бросил карты.
        Макфи молча отложил карты и взглянул поверх головы Слейтера на толпу. Один из зрителей хихикал.
        — Согласен на сто,  — сказал Билли Рэй,  — и еще сто сверху.
        Он положил на кон две сотни. Слейтер даже глазом не моргнул. Черт возьми, блефует этот сукин сын или нет?
        — Двести долларов вам,  — ровным голосом проговорил Флиндерс, глядя через стол на седенького коротышку.
        Слейтер кивнул, положил деньги на центр стола, помолчал, задумавшись, и добавил туда же еще две сотни.
        — Двести сверху,  — объявил он.
        Билли Рэй сжал пальцы на ногах. Похоже, у мелкого сопляка они есть. У него есть эти три туза, можно поспорить на что угодно. «Коровы начнут лазить по деревьям, если я ошибаюсь»,  — подумал он. Этот недомерок не блефует.
        — Двести долларов, джентльмены,  — проговорил Флиндерс, устраивая локти на столе.
        Билли Рэй взял в руки пачку денег и пролистал ее. Две банкноты упали из стопки на центр стола, словно огромные хлопья зеленого снега. И все-таки, блефует Слейтер или нет? Вряд ли, он слишком осторожный игрок. Так старательно вглядывается в каждую карту, буквально считает крапинки на ней. Он требовал новую колоду через десять-одиннадцать кругов, все время проигрывал из-за своей дурацкой осторожности. Он не блефует. У него два туза открытых и один закрытый.
        — Две сотни кладу и на столько же поднимаю,  — сказал Билли Рэй и добавил еще две сотенные бумажки в банк.
        Легкий, едва слышный вздох донесся до Томпсона с другого конца стола. Казалось, Слейтер еще уменьшился и съежился. У Билли Рэя мурашки пошли по коже. Этот умник надеялся, что соперник больше не будет поднимать ставки. И новый круг торговли заставил его нервничать. Или не так?
        — Принимаю,  — уверенно проговорил Слейтер,  — кладу сверху еще тысячу.
        Билли Рэй вздохнул. Он оказался прав. Так и есть, Слейтер ждал, что он прекратит торг и бросит карты.
        Теперь же, когда соперник этого не сделал, Слейтер поспешил резко повысить ставку, чтобы не упустить свой выигрыш. Молокосос. Дилетант. Все ясно, у Слейтера три туза. Билли Рэй теперь был в этом уверен. Он посмотрел на свои карты спокойно, как только мог; на его лице не дрогнул ни один мускул.
        Слейтер двигал деньги на середину стола, счастливо улыбаясь.
        Мимолетный взгляд на закрытую карту простака Слейтера заставил Билли Рэя похолодеть. Она немного приоткрылась, когда Слейтер передвигал банкноты через нее. Это была тройка.
        Слейтер дурачит его! Он блефует!
        «Черт возьми,  — мысленно сокрушался Билли Рэй,  — похоже, я стал слишком стар для подобных игр».
        Он еще раз вздохнул и проговорил:
        — Ладно, сдаюсь. Сделаем небольшой перерыв.
        Он поднялся из-за стола и потянулся, с интересом разглядывая Слейтера. Никогда не следует судить о человеке по его внешнему виду! Этот Слейтер вытянул из него пару тысяч! Этот седенький плюгавый мужичонка сорвал банк один раз и сравнял счет, вернул все проигранные до этого бабки и даже кое-что подзаработал.
        Но во всем этом эпизоде есть и хорошее, есть надежда. Похоже, Слейтер так и не узнал, что Билли Рэй разгадал его, понял, что он блефует. Как, впрочем, и все остальные.
        Возможно, эта крупинка информации сослужит в свое время добрую службу.

        — Четыре. Принято. Кто-нибудь еще желает сделать ставки? Леди и джентльмены, делайте вашу игру.
        Начинаем…
        Нона Эдриан вкатила в зал поднос на колесиках.
        На покерный турнир съехалось такое огромное количество игроков и болельщиков, что в «Клондайке» не хватало официанток. Поэтому Ноне пришлось разносить напитки. Она осторожно пробиралась меж столов с подносом, уставленным бутылками. Какому-то счастливчику возле второго стола для крапа улыбнулась удача.
        — Семь очков, дамы и господа. Джентльмен выиграл. Получите выигрыш. Ставки на поле. Джентльмен ходит еще раз, тот же самый удачливый господин.
        Девять! Казино проигрывает.
        Нона почувствовала, что ее тронули за ногу, как раз там, где кончалась короткая юбка. Она поставила поднос на стол и с улыбкой проговорила:
        — Пожалуйста, сэр.
        Оказалось, за нее схватился старикан, рядом с которым восседала жирная тетка. Судя по всему, они пришли вместе. Нона мельком взглянула на него, когда убирала деньги. Красная рожа, улыбка идиота. Она не отошла сразу, и рука поползла вверх.
        Эта маленькая шалость стоила ему трех долларов. Она пошла от старикана вокруг стола, не удержавшись от вздоха. Три доллара за то, что тебя малость полапали в заполненном толпой зале. Не так уж плохо!
        — Приветствуем следующего игрока, леди и джентльмены. Делайте ставки. Благодарю вас. Прошу, пожалуйста. На одиннадцать… принято.
        — Привет, Нона,  — послышался мужской голос за ее спиной. Это оказался Ричард Коул, журналист.
        Довольно неприятный, похожий на сварливую бабу тип с седыми волосами и кривой улыбкой.  — Как дела, дорогая?
        — Прекрасно, мистер Коул.
        — Рад тебе представить своего хорошего друга, Джима Оберона.  — Коул приобнял за плечи стройного молодого человека с черными как смоль глазами. У него были иссиня-черные волосы, смуглая кожа и заискивающая улыбка. Лицо Оберона показалось Ноне знакомым.
        — Добрый вечер. Нона,  — со страстью в голосе произнес Оберон.
        — Привет, Джим.
        Она протянула ему руку, а потом с трудом высвободила ее. Его глаза так и шныряли, ощупывая ее, заползали в декольте, раздевали.
        — Шесть. Ждем шесть очков, господа. Кто желает увеличить ставки? Девять… шесть уже есть, напоминаю. Делайте ставки, господа. Пять… шесть уже выпало. Шесть побеждает в этом раунде. Семь!
        — Прошу прощения,  — сказал Коул,  — мне тут надо переговорить с одним человеком. Буквально пару слов.
        Он ускользнул, оставив Нону наедине со своим приятелем.
        — Когда ты заканчиваешь работу?  — спросил Оберон, придвигаясь поближе.
        — Остынь, малыш,  — с улыбкой ответила она. Интересно, чего там Коул наговорил этому жеребцу?  — Я сегодня работаю две смены,  — произнесла она небрежно,  — и вообще я занята.
        — Мне очень хотелось бы познакомиться с тобой поближе.  — Он уставился прямо в вырез ее блузки.  — Что скажешь об этом, Нона?
        В зале промелькнула фигура Брента Мэйджорса.
        Она заметила его краем глаза.
        — Приятно было познакомиться с вами, мистер… э-э-э, мистер Оберон. Мне нужно работать, извините.  — Нона повернулась, чтобы уйти, но почувствовала, что ее схватили за руку. Оберон мило улыбался, но удерживал ее запястье стальной хваткой.
        — Не убегай, куколка. Мы ведь только начали.
        — ..восемь. Четверка имеет преимущество. Четверка заберет банк. Делайте ставки, леди и джентльмены. Четверка… Три очка! Крапе! Джентльмен проиграл…
        — Пусти, черт! Мне надо работать!  — Нона сердито глянула на Оберона. Придурок! Он что, хочет залезть на нее прямо здесь, посреди толпы? Она дернула руку, но не смогла освободиться.
        — Какие-нибудь проблемы, Нона?
        Она оглянулась. Брент Мэйджорс стоял совсем рядом с легкой улыбкой на губах. Он сунул в рот сигару и мрачно посмотрел на Джима Оберона. Похоже, у этого Мэйджорса глаза на затылке, подумала Нона.
        Как только он умудрился разглядеть ее здесь и понять, что у нее возникли проблемы? Рядом с управляющим она всегда чувствовала себя не в своей тарелке.
        И сейчас тоже. Она еще раз дернула руку, и на этот раз Оберон отпустил ее.
        — Все в порядке, мистер Мэйджорс, спасибо.
        И Нона поспешила убраться подальше. Оглянувшись, она увидела, как Мэйджорс что-то говорит Оберону. Тот внимательно слушал, лакейская улыбка стала еще более угодливой.
        Нона расстроилась. Какая досада! Этот сукин сын привлек к ней внимание начальства в совершенно неподходящий момент. Этим утром она пообещала Лэшу, что стащит несколько фишек. Нона приняла заказы на коктейли, потом пошла в бар и, дожидаясь у стойки, пока их приготовят, осмотрела зал. Ни Мэйджорса, ни Оберона нигде не видно. Нона вздохнула с облегчением.
        Возвращаясь с подносом, она увидела Сэма Хастингса у входа в казино. Он дружески беседовал с какой-то молодой женщиной. Хастингс никогда не смотрел на Нону. Пожалуй, все чисто. Нона направилась к ближайшей рулетке.
        По дороге она намазала кончик пальца клейкой мазью, которую Лэш специально приготовил для нее; маленький тюбик с этой гадостью она прятала под оборками юбки. Мило улыбаясь игрокам, взяла пустой стакан и при этом испачкала мазью донышко.
        — Мисс,  — окликнул ее плотный седобородый мужчина,  — принесите мне еще виски с содовой, пожалуйста.
        — Хорошо, сэр!  — ответила Нона.  — Сию минуту.
        Ей удалось поставить пустой стакан точно на стодолларовую фишку, потом она взяла его и переставила на свой поднос, быстро собрала все пустые стаканы, до которых смогла дотянуться, приняла еще два заказа и быстренько пошла прочь. Сзади никто не поднял крик, не начал возмущаться и искать пропажу.
        Сердце у нее бешено колотилось. Оно всегда начинало прыгать как заяц, когда приходилось воровать фишки. Нона постаралась сосредоточить внимание на заказах, стараясь выполнить их правильно. Все-таки кража выбила ее из колеи. Она нервничала.
        В баре все в данный момент оказались заняты, и Нона сама составила пустые стаканы, осторожно смахнув фишку в ладонь. Потом подала бармену листок с новыми заказами, заскочила в женский туалет и спрятала фишку в лифчике. Вся операция заняла буквально секунду. Но когда Нона работала исключительно в игровом зале, ей было гораздо удобнее и проще. Она надевала норковую пелеринку с особым потайным карманом, который сама пришила. Воровать фишки в такой пелеринке было значительно безопаснее.
        Когда она вернулась в зал, все как завороженные следили за вращением колеса рулетки. Похоже, пропажу фишки никто не заметил. Нона успокоилась и задышала ровнее.
        Она снова направилась к столу для крапа. Какой-то тип подозвал ее, показав свой пустой стакан.
        — Шесть. Выигрывает шесть, леди и джентльмены. Делайте ваши ставки. Все поставили? И снова бросает леди в синем платье. Все, ставки приняты.
        Четыре очка. Продолжаем, четыре очка есть. Еще раз.
        Семь. Выпадает семь очков… Семерка проигрывает!
        Освободите поле. Играет следующий джентльмен, прошу вас!
        Украсть фишки с рулеточного столика было проще всего, потому что игроки обычно складывали их стопочками возле себя и тут же, рядом, ставили стаканы с выпивкой. Фишки за двадцать первым столиком были обычно сложены более аккуратно, потому что ставки здесь были меньше. Обслужив игроков в крап, Нона вернулась к рулетке.
        Через час после первой кражи она очень осторожно придавила пустым стаканом пятидесятидолларовую фишку на втором столе. Собрала пустую посуду, приняла заказы от игроков и только повернулась, чтобы отойти от стола, как кто-то громко воскликнул:
        — Эй! Куда, черт возьми, подевался мой полтинник?
        Нона не остановилась, катила свой поднос, не ускоряя шага, а сердце ее грохотало, словно молот по наковальне. Никто не пытался задержать ее.
        Она смахнула фишку в ладонь и, снова забежав в туалет в баре, сунула ее в лифчик.
        Когда собралась выходить оттуда, у нее вдруг возникло жуткое ощущение неминуемой беды, даже в ушах зазвенело. Все нормально, убеждала она себя, ты просто нервничаешь. Только вот этот Брент Мэйджорс, он опять промелькнул в толпе минуту назад…
        Нона поежилась. Его пристальный взгляд всегда вызывал у нее нервную дрожь. Она было взялась за дверную ручку и замерла на месте. «Что я делаю? Выхожу отсюда с двумя фишками в лифчике?! Не могу. Нет, это слишком опасно».
        Она вытащила фишки, огляделась вокруг, отчаянно стараясь придумать, куда бы их припрятать. К счастью, туалетная комната была сейчас пустой. Надо положить их в укромное местечко, из которого потом легко можно будет их достать. Нона намазала каждую фишку липкой дрянью из тюбика и прилепила их к донышку второй от конца раковины.
        Дыхание Ноны так и осталось учащенным и неровным, когда она опять появилась в баре.
        Она подошла с подносом к рулетке и поняла, что сейчас у нее возникнут серьезные проблемы. Ей оставалось лишь попытаться не думать о неумолимо надвигающейся беде. Там стоял Сэм Хастингс и пытался успокоить без остановки тараторящего низенького мужчину.
        — Говорю же вам, кто-то украл у меня фишку!  — громко утверждал коротышка.  — Меня не интересует ваше мнение. У меня была эта фишка. Я это точно знаю. И я уверен, она лежала на столе. А теперь ее здесь нет! Ваше заведение несет всю ответственность.
        Нона напустила на себя невинный вид, во всяком случае, ей так казалось. Она похолодела, когда раскипятившийся игрок с подозрением посмотрел на нее.
        Он ткнул пальцем в ее сторону и завопил:
        — Ты здесь крутилась, разносила выпивку!
        — Успокойтесь, сэр, прошу вас,  — сказал Сэм Хастингс.
        — Она вертелась у стола как раз в тот момент, когда пропала моя фишка!
        — Что произошло, Сэм?  — спокойно спросила Нона.
        — У меня украли фишку на пятьдесят долларов, вот что!  — заорал недомерок. Крупная женщина, увешанная звякающими украшениями, шагнула вперед из толпы любопытных и положила ладонь ему на руку.
        Он резко оттолкнул ее.  — Оставь, Джинни, я сам знаю, когда прав!
        Женщина ужасно переживала из-за поведения своего мужа.
        — Эммет, прошу тебя, это же всего пятьдесят долларов! Ради Бога!
        — Если хотите, вы можете подать жалобу, сэр,  — предложил Сэм Хастингс.
        — Отлично! Вот сейчас я это и сделаю,  — не успокаивался Эммет.  — Я утверждаю, что эта девица стянула мою фишку.
        — Погодите, погодите!  — воскликнула Нона.  — Я ее не трогала!
        — Я требую, чтобы ее обыскали!
        Хастингс взглянул на Нону с кривой улыбкой и пожал плечами, она неуверенно улыбнулась ему в ответ. Сэма Хастингса можно не опасаться. Вокруг собрался народ, словно на соревнованиях по армрестлингу; публика с любопытством глазела и слушала.
        Игра за рулеточным столом прекратилась вообще.
        — Кто-нибудь собирается платить за поданную выпивку?  — осмелев, спросила Нона.
        — Боже правый!  — взорвался Эммет.  — Украла мою фишку и, теперь еще требует, чтобы я заплатил за виски!
        — Эммет, что ты говоришь! Следи за своими словами,  — снова попыталась успокоить его жена.
        — Я говорю правду!
        — Может быть, нам всем лучше пройти в другое место,  — примирительным тоном предложил Сэм Хастингс.  — Там мы сможем обсудить все проблемы.
        — Я требую встречи с управляющим,  — заявил Эммет, не сводя с Ноны глаз.  — Я хочу немедленно поговорить с управляющим этого заведения.
        — Конечно, сэр,  — успокаивающе сказал Сэм Хастингс.
        И он направился к выходу, указывая всем дорогу.
        Сердце Ноны колотилось как очумелое. Она без остановки твердила себе: «Тебе нечего бояться, бояться нечего, ничего страшного». Но это мало помогало. Она кожей ощущала, что все вокруг смотрят на нее. А Эммет, тот прямо-таки наступал ей на пятки и буравил глазами ее спину.
        — Прошу, господа, проходите сюда, пожалуйста,  — пригласил Хастингс. Он привел всех в служебную комнату и немедленно позвонил Мэйджорсу. Всю обстановку здесь составляли пять стульев и маленький стол, по стенам висели картинки с ковбоями.
        Эммет снова открыл рот и принялся говорить, лишь только Хастингс повесил телефонную трубку.
        Сэм поднял руку и остановил его:
        — Давайте подождем, пока подойдет мистер Мэйджорс. Вы сможете все рассказать ему лично, сэр.
        Эммет недовольно замолчал. В комнату вошел улыбающийся Мэйджорс. Двух-трех минут ему хватило, чтобы уяснить суть дела. Коротышку звали Эммет Пинней.
        Мэйджорс вытащил сигару, закурил, задумчиво поглядывая на Пиннея.
        — Вы выдвигаете серьезное обвинение. Должен вас предупредить, что…
        — Другая версия просто невозможна. Я вовсе не легкомысленный человек и привык отвечать за свои слова. Эта девица украла у меня фишку, уверяю вас!
        — Прекрасно!  — воскликнула Нона.  — Можете в таком случае обыскать меня!  — Она заметила, как в круглых глазах Пиннея промелькнуло сомнение.  — Только предупреждаю, мистер Пинней: если не найдете у меня вашу фишку, я подам на вас в суд.
        — Давайте не будем говорить про суд,  — быстро вмешался Мэйджорс.
        — Этот господин обвиняет меня в воровстве!
        Жена Пиннея поднялась со стула.
        — Нет, мы вас не обвиняем,  — твердо заявила она.  — Все это глупая ошибка, и Эммет приносит свои извинения. Верно, Эммет?
        — Она могла припрятать ее где-нибудь,  — неуверенно пробормотал Пинней.
        — Так обыщите меня,  — решительно потребовала Нона. Страх куда-то исчез. Появилась уверенность, что все будет в порядке.  — Я настаиваю, чтобы меня обыскали сию же минуту.  — Она бросила гневный взгляд на Пиннея.  — Мистер Мэйджорс, запишите, пожалуйста, его адрес.
        — Мы приносим извинения,  — громко сказала миссис Пинней и толкнула мужа в бок. Он пробормотал что-то нечленораздельное себе под нос.
        — Вот и отлично,  — проговорил Мэйджорс и бросил предостерегающий взгляд на Нону.
        — Я не расслышала, что мистер Пинней сказал,  — все больше наглея, заявила Нона.
        — Извиняюсь,  — пробурчал Эммет.
        Мэйджорс подошел к двери и широко распахнул ее.
        — Благодарю вас, мистер Пинней… миссис Линией. Я очень рад, что недоразумение исчерпано…
        Но они уже удалились.
        Мэйджорс закрыл дверь и повернулся к Ноне.
        — Итак, в чем дело? Что скажешь?
        — Что скажу? Это ложь!  — резко ответила она.  — Я не брала его чертову фишку!
        — А если я сам обыщу тебя?
        Она вскинула голову и с вызовом ответила:
        — Давайте! Все равно ничего не найдете.
        Его зеленые глаза смотрели холодно и строго. Под этим испытующим взглядом Нона внутренне съежилась, и ей пришлось приложить максимум усилий, чтобы не задергаться и не начать бегать глазами. В конце концов она разозлилась.
        — Почему вы на меня так смотрите?
        Мэйджорс вздохнул.
        — Иди, Нона, работай.  — Он кивком указал ей на дверь.
        — Думаю, вам все же следует обыскать меня. Раз меня обвинили…
        — Нет, Нона. Возвращайся к работе… Сэм, задержись на минутку.
        Нона прикусила губу и вышла из комнаты, оглушительно хлопнув дверью. Но в холле ей пришлось замедлить шаг и остановиться, прислонившись спиной к стене. Ноги стали совсем ватными. Она же чуть не попалась!
        Лэш, проклятый Лэш! Все из-за него!
        Правда, победа в разборке с Эмметом Пиннеем придала ей воодушевления и смелости, и Нона стащила еще три фишки в течение следующих двух часов — две по сотне и одну десятидолларовую. Все три она приклеила под ту же раковину в женском туалете.
        Напряжение, вызванное необходимостью таскать по казино фишки в лифчике, отпустило. Эта липкая гадость, которую изготовил Лэш, работала отлично.
        Теперь он сам сможет забрать фишки из-под раковины, не встречаясь с ней. И опасность быть пойманными значительно уменьшится. Все-таки Лэш далеко не дурак, с неохотой призналась себе Нона, совсем не дурак.
        Она взглянула на часы. Пора ему звонить. Она оставила поднос у стойки и сказала бармену:
        — Я отойду на пять минуточек, Вилли.
        Бармен кивнул, и Нона пошла в холл, где висели телефоны-автоматы. Набрала свой номер и приготовилась ждать. Лэш, как и обычно, долго не отвечал.
        Она уже собралась повесить трубку, когда на другом конце провода раздался голос Лэша, приглушенный, настороженный:
        — Да?
        — Привет, дорогой. Это я. Я достала…
        Его голос тут же изменился, зазвучал нетерпеливо и энергично:
        — Хорошая девочка! Сколько?
        Нона не смогла не похвастаться:
        — Целых триста шестьдесят!  — И улыбнулась, услышав, как он присвистнул.
        — Отлично поработала, Нона!
        — Меня чуть не сцапали. Этот чертов Мэйджорс меня подозревает. Я чувствую!
        — Подозрения к делу не пришьешь, детка. Просто не попадайся ему на глаза.
        — Не беспокойся, именно это я и делаю. Почему ты так долго не брал трубку?
        — Я выходил из дома. Только вошел и услышал, как телефон звонит. У меня было… дело.
        — Ладно. Надеюсь, у тебя все получится.
        — Не беспокойся, детка, все получится. Все уже более-менее проясняется. Через несколько дней мы с тобой уедем отсюда и будем как сыр в масле кататься.
        — Хорошо бы, ловлю тебя на слове,  — не слишком радостно улыбнулась Нона.
        — Где фишки? При тебе?
        — Та липучка, что ты мне дал, отличная штука. Я прилепила фишки под раковиной в женском туалете, за баром возле казино.
        — Ладно, понял.  — В голосе его слышалось самодовольство.  — Значит, хорошая штука? Я же говорил тебе.
        — Совершенно… — Тут внимание Ноны привлек мужчина в соседнем автомате. Он повернулся к ней спиной и стал перелистывать телефонную книгу.
        В трубке раздался нетерпеливый голос Лэша:
        — Ты где, детка? Под какой, говоришь, раковиной?
        — Второй,  — ответила Нона шепотом, чтобы ее не было слышно в соседней кабинке.
        — Что значит «второй»? Под второй раковиной?
        Откуда вторая? С какого края?
        Мужчина в соседней кабинке оглянулся. На нее?
        Не может быть. Нона решила, что это, вероятно, лишь игра ее воображения. Но потом она узнала в нем одного из сотрудников службы безопасности, и сердце у нее подпрыгнуло. Она сразу вспомнила, как Мэйджорс попросил Сэма Хастингса задержаться на пару слов. Неужели они установили за ней слежку?
        — Я не могу больше разговаривать,  — быстро прошептала она, повесила трубку и выскользнула из кабинки. Ей потребовалось собрать всю свою волю, чтобы держаться спокойно и идти через холл как ни в чем не бывало. На самом деле Ноне хотелось сжаться в комочек и исчезнуть отсюда поскорее. У самого входа в зал она рискнула оглянуться назад. Мужчина все еще стоял в кабинке телефона-автомата и сосредоточенно просматривал страницы телефонного справочника.
        Он даже не обратил на нее внимания!
        Загружая в баре поднос напитками, Нона думала про Билли Рэя и его предложение. Господи, ну почему она сразу не согласилась принять его и убраться из этого проклятого места, из этого мерзкого города и, самое главное, подальше от Уолтера Лэшбрука и его делишек?!

        — Проклятая идиотка!
        Лэш с грохотом швырнул трубку, ругаясь на чем свет стоит.
        Значит, она прилепила эти фишки под раковиной. Только под какой! Он отшвырнул попавшийся на пути стул. Ладно, там их не слишком много, с полдюжины, не больше.
        Лэш достал одежду из шкафа и разложил на кровати. Проклятие, как же он ненавидит эти тряпки! Но так удобнее всего. Он сам лично придумал такой способ и весьма этим гордился. Уже целый год он проникал в дамские комнаты «Клондайка» и забирал там у Ноны ее добычу. Ничего более гениального изобрести просто невозможно, Сейчас нужно быстро одеться. Потом он поедет в казино, войдет туда через боковой вход, пройдет через холл к служебному бару и проникнет в туалет. На то, чтобы найти фишки и смыться подальше, хватит нескольких секунд.
        Лэш разделся до трусов, сел на кровать и натянул на себя плотные черные чулки. Потом просунул голову в вырез платья, просунул руки в рукава, потянул за подол и принялся одергивать его перед зеркалом, поправлять на боках и плечах. Наряд этот состоял из сплошных складочек, оборочек, кружавчиков. У платья были рукава до запястий и очень широкая, свободная юбка до пят. Лэш напялил парик с длинными седыми волосами и, как всегда при подобном преображении, вздрогнул. Теперь его могли выдать лишь волосатые руки. Уж слишком густой и жесткой была поросль. Лэш тяжело вздохнул, натянул перчатки и аккуратно заправил их под длинные рукава платья.
        Потом стал рыться в шкафу в поисках темно-синей шали. Платье тоже было темным, с неброским серым рисунком. Такой наряд никогда не привлечет внимания.
        И вообще он неплохо замаскировался. В шали, наброшенной на широкие плечи, перчатках, скрывающих волосатые руки, его было сложно узнать. К тому же Лэш немного ссутулился, чтобы казаться пониже ростом. Он посмотрел на себя в зеркало и решил, что похож на дородную вдовушку. Так подумает всякий, кто не затеет познакомиться с ним поближе.
        Предпоследний штрих — он влез в туфли на низком каблуке. Самым сложным для него оказалось научиться ходить в женских туфлях. Сначала он пытался освоить высокие каблуки. Ноги тут же сложились гармошкой, и он грохнулся на задницу.
        Нона, которая натаскивала его, обучала небольшим женским премудростям, чуть не надорвала тогда живот от хохота.
        И в последнюю очередь Лэш взял скромную сумочку. Выйдя из дома, сел в «кадиллак» и поехал в «Клондайк».
        Он вошел в казино, движения его были степенными, неспешными (ему приходилось проявлять осторожность даже при ходьбе на невысоких каблуках).
        Игра шла некрупная. Лэш приостановился у первого стола для крапа.
        — Восемь. Выпало восемь очков. Леди и джентльмены, начинаем с восьми. Господин выбрасывает четыре очка…
        Ни один человек не обратил на него внимания.
        Лэш шмыгнул глазами туда-сюда, выискивая Нону.
        Ее не было видно. Это хорошо. Они договорились когда-то, что им лучше не встречаться в казино, разве что в туалете.
        Лэш прошел мимо игральных автоматов. Какой-то подвыпивший мужик отчаянно ругался и непрестанно дергал за ручки.
        — Ну, давай же, вшивый ублюдок, гони деньги!
        В баре оказалось полно народу. Лэш проскользнул через толпу и пробрался в туалет.
        Там он тихо чертыхнулся. У одной из раковин стояла белокурая девица. Такую возможность им с Ноной всегда приходилось учитывать. Зачастую приходилось дожидаться, пока из всех кабинок не уйдут тетки и помещение не освободится. Туалетные звуки — журчание мочи, шум спускаемой в унитазе воды — страшно смущали Лэша. На этот раз ему по крайней мере не придется крутиться поблизости.
        Блондинка бросила на него быстрый взгляд и сразу же отвела глаза, как будто застеснялась, и стала плескать на лицо холодной водой. Она стояла у второй раковины слева.
        Лэш подошел и встал у второй раковины справа (всего их было здесь пять), притворившись, что рассматривает себя в зеркало. Он повернулся к девице спиной, чтобы пошарить под раковиной рукой. Фишек здесь не было! Лэш сердито выругался себе под нос.
        Он выпрямился и оглянулся на блондинку. Фишки приклеены под ее раковиной. Девица плакала, глаза у нее покраснели и опухли, волосы растрепались. «Интересно, что с ней случилось?  — подумал Лэш.  — Может, ее трахнули или она просто продулась вдрызг за одним из столов?»
        Блондинка склонилась над раковиной и шлепала себя пальцами по векам.
        К ужасу и удивлению Лэша, неожиданно она обернулась к нему с вопросом:
        — Мадам, скажите, ваш муж тоже азартный игрок?
        Лэш быстренько отвернулся, низко склонился над раковиной, пряча лицо, и изобразил приступ кашля.
        Блондинка продолжала:
        — Знаю, я не должна плакать, но никак не могу сдержаться.
        Лэш был в ярости. Какого черта он влип в подобную ситуацию?!
        Судя по всему, подчеркнутая недружелюбная неразговорчивость Лэша не произвела на девицу никакого впечатления и не лишила ее желания говорить.
        Она что-то лопотала, лопотала. Наконец оборвала себя на полуслове, к огромному облегчению Лэша, и снова плеснула себе в лицо водой.
        — Кошмар, на кого я похожа! Вся растрепанная!
        Она принялась рыться в сумочке, откопала там расческу и провела по спутанным волосам. Лэш старательно изображал сильную занятость, но ему в общем-то нечего было делать. Он даже не мог притвориться, что моет руки, ведь для этого пришлось бы снять перчатки, и тогда ему не скрыть свою звериную волосатость. Может, лучше зайти в кабинку и переждать, пока она не уйдет?
        Эта сучка все испортила. Он уже мог бы давно забрать эти фишки и убраться отсюда. Лэш решился посмотреть на блондинку, и у него перехватило дыхание. Она задрала юбку почти до пояса и начала приглаживать и поправлять и без того плотно облегающие трусики. От подобного зрелища, от вида шелковистой нежной кожи Лэша бросило в жар, и он почувствовал, что густо покраснел.
        Девица теперь не обращала на него абсолютно никакого внимания. У нее были длинные, очень красивые ноги, и она умудрилась продемонстрировать их в наивыгоднейшем виде, пока крутилась и похлопывала себя по попке. Лэш забыл о смущении и заинтересовался. Еще немного, и он возбудится. Этого только ему сейчас не хватает!
        Девица опустила юбку, горестно вздохнула, еще раз посмотрелась в зеркало и вышла из туалета, не сказав больше ни слова.
        Лэш мигом подскочил к раковине, возле которой только что вертелась блондинка, и быстро залез под нее рукой. Фишки здесь. Из его груди вырвался вздох облегчения. Лэш отковырял фишки и быстро засунул их в сумочку.
        Теперь ему стало хорошо, и он принялся машинально ощупывать карманы в поисках сигары, пока не вспомнил, что одет не в тот наряд.
        В туалет вошли три женщины, они оживленно болтали, перебивая друг друга и размахивая руками. Лэш собрался уходить. Ему пришлось немного постоять у стеночки, опустив голову, чтобы пропустить их всех внутрь, и только тогда он получил возможность смыться.

        Дебби вышла из туалета. «Я похожа на черта,  — думала она.  — Впрочем, какое это имеет значение?
        Мое состояние и внешний вид никого не волнуют, и меньше всего Пола». Она задрала повыше голову и гордо направилась в толпу.
        Неподалеку стоял Сэм Хастингс и не сводил глаз с двери в дамскую комнату. Она крайне удивилась, заметив его здесь. Естественно, что и он ее увидел.
        Не было никакой возможности избежать встречи с ним, спрятаться или убежать обратно.
        Сэм заулыбался и пошел к ней навстречу.
        — Дебби! Рад с вами встретиться!
        Но сам все же поглядывал в сторону входной двери туалета.
        — О, Сэм!  — Неожиданно для себя она разрыдалась.
        — Эй, что такое? Да будет вам!  — Теперь он полностью переключил свое внимание на нее.  — Что случилось?
        — Ничего. Я не знаю… Нет, знаю. Это из-за Пола!
        — Вашего мужа? А что он? Послушайте… — Сэм метнул еще один взгляд на дверь за ее спиной.  — Если хотите, расскажите мне обо всем. Пойдемте, я возьму чего-нибудь выпить.
        — Я, наверное, и говорить-то не смогу, буду плакаться вам в жилетку, и все.  — Дебби шмыгнула носом и смахнула ладошкой слезы.
        — Ничего страшного, Дебби, у меня большая жилетка,  — мягко проговорил Сэм,  — к тому же быстро сохнущая.
        Он взял ее за руку и повел через толпу в концертный холл. Дебби полезла в сумочку за носовым платком и немного отвернулась, чтобы вытереть слезы.
        Уголком глаза она заметила седую крепкую женщину, ту самую грубиянку, которая даже не удостоила ее словечком. Она торопливо выскочила из туалета и исчезла в толпе. Похоже, Сэм не обратил на нее внимания.
        Хотя «Клондайк» рекламировал свои представления как непрерывные, это было не совсем так. Дебби уже имела возможность обнаружить подобное несоответствие, когда забрела сюда случайно, чтобы выпить в одиночестве. Оказалось, шоу организованы здесь следующим образом: полчаса — концерт, следующие полчаса — перерыв.
        Сейчас как раз был перерыв. И это было очень кстати, потому что сегодня на сцене выступал сборный ансамбль рок-музыкантов и рок-певцов. Они вместе производили такой грохот, издавали такой вой, что вполне могли заглушить шум при крушении поезда. В полупустом зале легко нашелся свободный столик. Сэм заказал себе пиво и скотч с содовой для Дебби. Когда официант принес напитки и каждый сделал по глотку, Сэм задал вопрос:
        — Итак, Дебби, что произошло? Что-то случилось с вашим мужем?
        — Он все время проводит в казино, Сэм. Он только и делает, что играет!
        — Так… Ну, Дебби, для этого люди и приезжают в Вегас, и для этого существует наш клуб. Постойте-ка… — Сэм внимательно посмотрел на нее.  — Вы сказали, все время?
        Дебби почувствовала, что начинает краснеть, но глаз не отвела.
        — Да, я именно это и сказала.
        Сэм вдруг обнаружил что-то необычное в своем стакане с пивом и принялся внимательно его изучать.
        Потом слегка осипшим голосом произнес:
        — И это сейчас, когда у вас медовый месяц. Простите, но ваш муж редкий дурак, по-моему.
        — Вы все-таки не поняли. Он проиграл очень много денег, почти две тысячи долларов, может, даже больше. Он и сейчас играет. Я пыталась уговорить его уйти, прекратить это, грозилась закатить сцену. Но он даже внимания на меня не обратил.
        — Мне очень жаль, Дебби. Такое иногда случается. В этом заключается трагедия Лас-Вегаса. Люди здесь теряют голову. Но к сожалению, я ничем не могу помочь вам, разве только запру вашего мужа в номере на некоторое время.
        — Один человек, мистер Страдвик, сказал мне…
        Сэм перебил ее:
        — Полковник? Он-то здесь при чем? Он имеет какое-то отношение к вашему мужу? Он его как-то поощряет к игре?
        Дебби вспомнила просьбу полковника.
        — Нет, нет! Просто, я с ним разговорилась сегодня утром, и он мне сказал, что страсть к игре такая же тяжелая болезнь, как и алкоголизм. Это правда?
        — К сожалению, чистая правда, Дебби. Я сам вижу таких людей каждый день. Вы, наверное, слышали, что наркоман за дозу готов продать собственную мать?
        Так вот иной азартный игрок ради горстки фишек тоже не пожалеет и мать родную.
        Дебби уныло повела плечами.
        — Значит, я здесь бессильна? Да?  — Она допила виски.
        Артисты тем временем вышли на сцену.
        — Мне очень жаль, Дебби,  — сказал Сэм.  — Я очень хочу помочь вам.
        — Я ценю вашу доброту, Сэм.  — Она вдруг порывисто протянула ему руку.
        — Вы мне очень нравитесь, Дебби. И я хочу, чтобы вы об этом знали.
        Дебби отдернула руку, будто обожглась. Непонятно почему, но ее глаза опять наполнились слезами., Сэм оглянулся и жестом подозвал официанта.
        — Еще виски?
        Ансамбль заиграл в бешеном, неистовом ритме, а длинноволосый юнец завыл что-то в микрофон.
        Дебби резко вскочила и испуганно пролепетала:
        — Нет, Сэм. Спасибо за все. Мне надо идти.
        — Дебби…
        Она остановилась. Сквозь грохот музыки и завывание певца голос Сэма был едва слышен.
        — Утром я буду в бассейне. Вы придете?
        Она помолчала несколько секунд. Сердце ее тревожно билось. Потом она сказала:
        — Хорошо, Сэм, я приду.

        Брент Мэйджорс злился целый день и весь вечер.
        Его планы казались полностью расстроенными. Во-первых, ссора с Линдой до сих пор не улажена. С прошлой ночи он не смог и минутки побыть с ней наедине. А если он попытается поговорить с ней сейчас, перед ее выступлением, или в перерыве между номерами, будет только хуже. Если они опять поругаются, то выступление Линды будет сорвано. Он слишком уважал и ценил ее как артистку, потому не хотел рисковать.
        Разговор с Тони Ринальди терзал его, словно незаживающая рана, не давал о себе забыть, как назойливая зубная боль. Мэйджорс знал, что это можно запросто уладить, без лишних вопросов. Честно говоря, предложение Ринальди не слишком его удивило.
        Он знал, что во многих казино занижают суммы доходов, даже приличные владельцы часто идут на такого рода нарушения. Подобные вещи не осуждались теми, кто подавал о себе честные сведения. Так можно было уменьшить налоги. А когда это считалось большим грехом обвести вокруг пальца ребят из налоговой службы? Да еще и неплохо заработать.
        — И все же ему самому это не слишком нравилось. Но что делать? Ринальди — начальник. И если начальник дает недвусмысленное указание, ему не возразишь. Если не хочешь, чтобы тебя уволили. И какой же тогда остается выбор? Уйти? Уволиться самому? Так всегда он поступал раньше. Но теперь, достигнув приличного положения, заняв такую высокую должность?..
        Мэйджорс знал, что о нем неплохо говорят на Стрипе. Он сумел сделать себе хорошее имя и мог бы запросто перейти работать в другое заведение. Со временем. Тепленького местечка управляющего казино на Стрипе добивались слишком многие желающие. И такие вакансии освобождались не часто.
        Надо найти иной выход. Обязательно! Должно быть какое-то еще решение, кроме увольнения. Он сможет работать и при таких условиях. Раз Ринальди так хочет, так старается обратить на себя внимание, с какой стати Мэйджорс должен беспокоиться? Это же не его деньги.
        И еще есть одна проблема — Нона Эдриан. Хотя ей удается всегда выглядеть чистенькой, что-то в ее поведении настораживало и раздражало Мэйджорса.
        Он решил присматривать за ней повнимательнее. Если он хоть раз поймает ее на краже фишек, то ей больше не найти работы ни в одном из лас-вегасских казино.
        Ее не возьмут даже туалеты мыть. Он уж приложит для этого все силы.
        Сейчас уже немного за полночь. Мэйджорс поспешил за кулисы. Линда закончила свой последний номер, и в зале раздались дружные аплодисменты.
        Брент решил прояснить отношения между ними. Если надо, он попросит прощения. Но и она должна кое за что извиниться.
        Мэйджорс поднялся за кулисы. Раскрасневшаяся, вся взмокшая, Линда как раз выбежала со сцены. Он встал в стороне, закурил сигару, дожидаясь, пока она вытрет лицо полотенцем..
        Линда заметила его и ослепительно улыбнулась, показывая, как рада его видеть.
        — Милый! Поужинаем сегодня?
        От изумления Мэйджорс чуть не выронил сигару.
        Женщины! Разве их можно понять?
        — Конечно,  — сумел выговорить он.  — Сейчас же прикажу все принести в номер.
        — Хочешь сказать, что еще ничего не готово?
        Он заулыбался. Разве так уж необходимо понимать женщин? Все неприятности сегодняшнего дня вмиг куда-то улетучились.
        — Я был сегодня немного занят, детка. Пара минут, и все будет готово. Давай, поднимайся ко мне, когда переоденешься.

        Полковник предупредил Пола Грина, что система Алемберта дает настоящие результаты только в том случае, если игрок четко соблюдает все правила.
        — В Лас-Вегасе существует одна поговорка, мистер Грин,  — просвещал своего клиента полковник.  — Здесь говорят: «Системный игрок балдеет от своей системы, бумаги и карандаша. А деньги ему даже не нужны!» Естественно, все были бы только рады этому, ведь задача ваших соперников самим получить выигрыш покрупнее. Но система Алемберта непременно сработает, если только вы проявите терпение и не станете рисковать. Другими словами, подвести может игрок, а не система. Конечно, идеальная игра для системы Алемберта — рулетка, так как и та и другая имеют самое непосредственное отношение к числам.
        Пол играл по системе полковника уже несколько часов и за все это время выиграл всего несколько долларов. Если дело будет продвигаться такими темпами, он может сидеть здесь еще целый год и даже не мечтать о том, чтобы отыграться. Ведь его проигрыш превышал две тысячи долларов!
        Система была довольно простой. Игрок начинает, закрыв ставками все номера с одного до десяти. После каждого круга, выигрыша или проигрыша, один номер вычеркивается, и следующие ставки делаются на оставшиеся. Когда все номера таким образом будут исчерпаны, игрок начинает пытать удачу заново тем же способом. Теоретически каждый подобный проход по ставкам должен приносить игроку около тридцати долларов выигрыша. При этом требовалось делать много записей и быстро считать, но это как раз не составляло никакого труда для Пола.
        Но вот сидеть час за часом на маленьком стуле, сгорбившись возле рулеточного стола, казалось ему крайне утомительным и унизительным. Его глаза покраснели, во рту все спеклось от сигаретного дыма, усталость навалилась на плечи тяжелым грузом.
        Пару часов назад Дебби пыталась уговорить его уйти, выманить из-за этого стола, даже пробовала угрожать. Пол просто не обратил на нее внимания. Последние двое суток он вообще едва замечал жену, словно она была ничтожным, раздражающим фактором, едва затрагивающим его сознание.
        Колесо замедлило вращение и остановилось. Пол опять выиграл, всего несколько долларов. Он вычеркнул последний номер и вырвал листок из блокнота.
        Пока колесо рулетки крутилось, на этот раз без его ставок, Пол подсчитал выигрыш. Так и есть, последний проход по системе принес ему ровно тридцать долларов прибыли. Потом он пересчитал фишки. Перед ним лежала стопка на сто сорок долларов.
        Пол отвлекся ненадолго, чтобы закурить сигарету и немного оглядеться вокруг. С удивлением заметил, что уже больше двух часов ночи. Толпа народу в казино немного поредела, но в зале все еще оставалось немало любителей игры.
        Пол вертел в руках свои фишки. Он взглянул на чистый лист блокнота, потом перевел взгляд на колесо, которое вот-вот должно было остановиться.
        Крупье собрал фишки со стола и заплатил одному игроку. За столом вместе с Полом сидели еще трое.
        — Делайте ваши ставки, леди и джентльмены,  — пригласил крупье.
        В усталом мозгу Пола вдруг всплыла шутка, которую он не так давно случайно услышал. Один из игроков рассказывал другому: «Системы? Сейчас я тебе все про эти системы расскажу. Тут был как-то один парень, играл по-крупному. Так вот, он однажды притащил шлюху к рулетке. Дал девке фишку на двадцать пять долларов и велел поставить на ту клетку, в которой написано, сколько ей лет. Она поставила на двадцать четыре. Выпало двадцать пять. А девка шлепнулась в обморок. Ей, оказывается, было как раз двадцать пять. Так что вот тебе самая лучшая система: ставь на свой возраст».
        Пол на секунду задумался, вспоминая, сколько ему лет. Тридцать. Он едва успел поставить все свои фишки на номер тридцать, как крупье запустил колесо.
        Если он выиграет на этот раз, то вернет все, что проиграл раньше, и даже останется с прибылью. Но победит он или потеряет, подумал Пол, все равно он слишком в большом долгу перед Дебби.
        Колесо жужжало. В тот момент, когда вращение замедлилось, звякнул шарик. Колесо крутилось все медленнее и медленнее. Шарик покачался возле тридцатой ячейки, потом все-таки перескочил на тридцать первую. Лопатка крупье метнулась к стопке Пола и сгребла ее.
        Отчаяние тисками сдавило голову Пола. Он был как в тумане, и в памяти всплыла фразочка из подслушанного разговора: «Девка шлепнулась в обморок».
        В какой-то момент ему показалось, что сейчас он сам потеряет сознание.
        Он медленно поднялся из-за стола, словно старик, оберегающий свои хрупкие кости. Едва передвигая ноги, побрел к фойе. Здесь располагались кассы, здесь можно было обменять деньги на фишки, и здесь еще работали два дежурных кассира.
        Пол замедлил шаги, похлопал себя по карманам и нащупал чековую книжку. Сегодня днем он уже выписал чек на двести долларов. Значит, на его банковском счете в Канзас-Сити ничего не осталось. Чек, который он выпишет сейчас, будет недействительным.
        Но сегодня суббота, вернее, утро воскресенья. В понедельник — День труда. Банки будут закрыты до вторника, следовательно, до того времени никто не сможет проверить его счет. А ему-то и нужно совсем немного — всего одна улыбка фортуны, один выигрыш. Он все отыграет, и у него еще будет время слетать домой и внести деньги на счет.
        Пол вытащил чековую книжку и подошел к окошечку кассы.

        Тони Ринальди стоял в своей ванной комнате, отделанной белым кафелем и сверкающей хромированными трубами, и разглядывал себя в зеркале. Похоже, он набрал лишнего веса. Лицо какое-то одутловатое.
        Он установил правую створку зеркала точно под углом в сорок пять градусов. Может, это только кажется? Похоже, освещение не слишком удачное. Он принялся изучать свой профиль. Ну точь-в-точь Валентине… если бы Валентине носил усики.
        Хорош, ничего не скажешь. Тони погладил усики, смахнул с воротничка воображаемую соринку и вернулся в кабинет. Часы в стиле барокко на противоположной от стола стене показывали одиннадцать часов утра. Сегодня воскресенье.
        День начался отлично. Рано утром он сходил с семьей к мессе, а полицейский Оуэн Роун должен появиться через несколько минут. Когда встреча закончится, этот вегасский коп будет у него в руках.
        Достаточно только взглянуть на фотографии, которые сварганил Лензи. Роуна крепко подцепили на крючок. Ему не сорваться.
        Лишь одно не давало Тони покоя. Брент Мэйджорс. Этот парень ушел вчера отсюда не слишком испуганным. И Тони не очень-то был уверен в том, что Мэйджорс уступит. Все-таки он раньше служил в полиции. Естественно, у Тони было досье на Мэйджорса, в котором прослежен весь его служебный путь. А копу нельзя доверять, если не знаешь его слабости и промахи, если не держишь его крепко в руках. Коп однажды — коп навсегда.
        Тони взял мундштук, вставил в него сигарету и закурил. Он повернулся к большому окну. Кабинет выходил на север. Отсюда был виден дворик с плавательным бассейном, а за ним стройный ряд деревьев, высаженных по границе соседского участка. Стройная девушка приплясывала на трамплине для прыжков в воду и что-то кричала. Тони видел, как открывается ее рот, но ничего не слышал. С улицы в кабинет не проникало ни звука.
        .В дверь тихо постучали. Он отошел от окна и откликнулся:
        — Войдите.
        В кабинет вразвалочку ввалился Оуэн Роун. Он не скрывал раздражения и всем своим видом показывал, какое великое одолжение сделал, придя сюда.
        Тони радушно улыбнулся:
        — Доброе утро, мистер Роун. Прошу прощения, лейтенант Роун!
        — Привет, Ринальди. Что все это значит?
        — Пожалуйста, присядьте.  — Тони указал на стул перед письменным столом.  — Полагаю, наша беседа займет некоторое время.
        — Мне некогда. Давай, не тяни резину, ближе к делу.
        Голос Тони стал жестким:
        — Сядьте, лейтенант.
        Роун усмехнулся, запустил пятерню в рыжую шевелюру и покачал головой.
        — Я постою, Ринальди. Давай, выкладывай свои новости. Ты выходишь из дела, завязываешь с рэкетом?
        Тони глубоко вздохнул и сделал приятное лицо.
        Этот хренов коп пытается разозлить его. Не выйдет.
        Тони заставил себя улыбнуться и вежливо, но твердо сказал:
        — Я не занимаюсь рэкетом, господин полицейский.
        — Вранье!  — махнул рукой Роун.  — Можешь вешать эту лапшу старушкам из благотворительного комитета.
        — Не стоит разговаривать со мной в таком тоне — Ринальди наклонился к нему, опершись руками на стол.  — А теперь вам лучше послушать меня, чтобы потом не пожалеть. И сядьте вы, ради Бога! Я не собираюсь кричать через всю комнату!
        Роун довольно долго недоуменно пялился на Тони, потом со вздохом подошел поближе и сел на указанный стул. Каждым своим движением полицейский демонстрировал, что ему все это неприятно и обременительно и что он согласился сесть, только желая на несколько минут проявить терпение.
        — Закуривайте,  — предложил Тони, все еще вежливо.
        Роун отказался, холодно мотнув головой.
        Тони выдохнул дым, откинулся на спинку стула и мягко проговорил:
        — Во-первых, хочу поздравить вас. Отныне вы будете получать от меня жалованье. Я…
        Роун заморгал и выпрямился.
        — Что?
        — Вы не ослышались, друг мой. Теперь вы работаете на меня.
        — Какого дьявола?  — Роун вскочил на ноги, дико озираясь по сторонам.  — У тебя здесь везде «жучки» понаставлены?
        — Для чего мне делать подобные вещи? Сядьте!
        — Ах ты проклятый макаронник! Сукин сын'..  — Роун приблизился к столу и угрожающе навалился на него. Его лицо стало багровым, руки сжались в кулаки.  — Ну у тебя и шуточки!
        Тони не шелохнулся, не отодвинулся ни на дюйм.
        Он только положил палец на кнопку под столом. Если этот коп рванется к нему, он успеет нажать на эту кнопку, в комнату влетят двое горилл и Роуну придется худо. Тони погладил свои усики..
        — Я вовсе не шучу, коп.
        Роун медленно пошел вокруг стола.
        Тони нажал кнопку. Дверь слева от него с шумом распахнулась, и полицейский резко остановился. Он в изумлении хлопал глазами, глядя, как в кабинет ворвались двое крепких парней и остановились, когда Тони поднял руку.
        — Еще раз настоятельно предлагаю вам сесть, Роун.
        Вы меня поняли? Если не хотите сделать это добровольно, нам придется применить силу.
        Роун все еще пялился на двух громил. По его напряженному лицу было ясно, что он крайне озадачен и сбит с толку. Потом полицейский вздохнул и едва заметно кивнул. Он отступил назад и сел на стул.
        Тони кивнул своим силачам. Они вышли и тихо прикрыли за собой дверь. Тони сказал:
        — Ладно, давай начнем сначала. Согласен?
        Роун подавил вздох.
        — Наверное, так будет лучше.
        — Здесь нет подслушивающих устройств, так что мы можем разговаривать совершенно свободно. С сегодняшнего дня ты принят ко мне на работу, и я буду платить тебе восемьсот баксов в месяц. Наличными, без всяких расписок.
        Лицо Роуна перекосилось, и он взорвался:
        — Конечно, я не самый лучший полицейский в мире, но в жизни не брал взяток.
        — Теперь будешь,  — резко возразил Тони.  — Потерпи минуту, и я объясню тебе почему.
        Полицейский тяжело дышал. В нем боролись замешательство и ярость. Он молча кивнул.
        — Дело в том,  — улыбнулся Тони,  — что ты, голубчик, у меня в руках. С прошлой среды я повязал тебя по рукам и ногам. Тебе придется играть по нашим правилам, или ты не будешь играть вообще. Ты не будешь играть нигде в старых добрых Штатах. Нигде, понял меня?
        Роун моргнул.
        — Я не понимаю, о чем ты говоришь, Ринальди.
        — Сейчас поймешь.  — Тони нажал на кнопку селектора и распорядился:
        — Принеси сюда все, Мэнни.
        Забавно было смотреть на Роуна, совершенно сбитого с толку, растерявшегося. Можно было подумать, что у него только что отвалились яйца и он никак не мог понять причину. Тони прямо-таки наслаждался.
        Совсем как сцена из кинофильма. По большому счету, успех вегасской операции означает успех всего дела.
        Но эта часть предприятия — особая, и он непременно доведет ее до конца.
        Дверь снова открылась, и в кабинет вкатился Мэнни. Он тянул за собой столик на колесиках, на котором стоял небольшой проектор, уже заряженный.
        Мэнни улыбнулся и стал похож на лягушку с зубами.
        — Привет, Оуэн,  — ухмыльнулся он.
        Роун промычал что-то нечленораздельное. Он не сводил глаз с проектора, его лоб прорезали глубокие вертикальные складки.
        — Сейчас включу,  — сказал Мэнни и наклонился к аппарату.
        — Направь его на стену,  — посоветовал Тони и с улыбкой посмотрел на лейтенанта. Встал из-за стола и задернул шторы на окне.  — Обойдемся без экрана.
        Мы тут приготовили небольшое зрелище для тебя, коп.
        Прошу прощения за то, что не в цвете, но, сам понимаешь… Нам пришлось снимать через одностороннее зеркало, и это не работа студии «Юниверсал». Так, любительские снимки, только для узкого круга…
        Он оборвал себя на полуслове и громко расхохотался. Его развеселила смена выражений на лице лейтенанта.
        Роун был уже вполне готов. Проектор включили.
        На противоположной стене вспыхнул освещенный квадрат, и Мэнни быстренько навел резкость. В комнате царила полная тишина, только слышалось тяжелое дыхание Роуна. На стене появилось изображение мужчины, который пристроился между ног извивающейся девушки, а вторая в это время радостно хлопала его по ягодицам.
        Когда следующий снимок показал улыбающееся лицо мужчины, Роун застонал.
        Тони захихикал.
        — Оуэн Роун без штанов. Как вам это нравится, лейтенант?  — съехидничал он.
        — Ты очень фотогеничен, Оуэн,  — добавил Мэнни.
        — Да выключи ты эту проклятую штуку!  — Роун рванулся к столику.
        Мэнни отключил проектор и шагнул к полицейскому. В комнате опять повисла тишина.
        Роун совсем поник головой, когда Тони бросил на стол перед собой стопку фотографий.
        — У меня много таких картинок. Неплохо смотришься, лейтенант.
        — Ах вы, грязные подонки!  — проговорил Роун дрожащим голосом. Лицо его побагровело от ярости.  — Вы мерзкие, паршивые негодяи…
        Тони подошел к окну и раздвинул шторы. Потом вернулся на место и вежливо спросил:
        — Хочешь получить экземпляр на память?  — Он мотнул головой в сторону проектора.  — Пленка хранится у нас в сейфе.  — Тони подвинул пачку фотографий к Роуну.  — Возьми все, какие тебе нравятся, парень. Негативы останутся у меня.
        Роун рухнул на стул и зажмурился. До него наконец дошло.
        — Мотель, все правильно, парень,  — спокойно подтвердил Тони его догадку.  — Там тебя и поимели.
        Две шлюхи, двадцать долларов за пару.  — Он развалился в своем кресле.  — Что ж, такова жизнь, коп.
        Ничего не поделаешь. Теперь ты работаешь на нас.
        Роун повернул к мучителю сморщившееся, тоскливое лицо, и Тони ласково улыбнулся ему. Лейтенант тяжело вздохнул, уткнул лицо в ладони и застонал. Хозяин подмигнул Мэнни.
        — Чего вы хотите от меня, Ринальди?  — каким-то неживым голосом спросил Роун.
        — Убери-ка эту ерунду отсюда, Мэнни,  — велел Тони и наклонился вперед.  — Я скажу тебе, что мне нужно, коп…

        После полудня солнце палило немилосердно, дышать было нечем. Дебби решила пойти в бассейн. Народу в такое время там наверняка нет… Какой-то мужчина все же сидел под зонтиком. Тот самый, что называл себя полковником. Он расположился на том же месте и в той же позе, так что казалось, что он ни разу не пошевелился с тех пор, как Дебби видела его в последний раз.
        Она подошла к нему.
        — Вы сидите на улице в такую жару, мистер Страдвик?
        Полковник поднялся со стула, на ногах он держался не слишком твердо.
        — В моем возрасте, дитя мое, всегда радуешься возможности согреться,  — сказал он и кивнул в сторону высокого стакана на столе,  — как снаружи, так и внутри.
        Дебби села за его столик. На ней были шорты, и, хотя стул стоял в тени зонтика, пластиковые полоски обожгли ей ноги.
        Полковник в высшей степени учтиво подождал, пока она устроится, и лишь потом сел на свое место.
        Он потянулся к стакану и спросил:
        — Хотите выпить?
        — Нет, благодарю вас, мистер Страдвик.
        Он выпил, закурил сигару.
        — Ваш муж все еще играет?
        — Боюсь, что да,  — безрадостно призналась она.
        — Жаль,  — крякнул полковник,  — очень жаль.
        Раньше с ним подобное случалось?
        — Я про это ничего не знаю.
        — Скорее всего он просто сломался. Подобное иногда случается. Несколько лет назад я знавал одного молодого человека, кстати, очень похожего внешне на вашего мужа. Он вообще не знал, что такое азартные игры. Приехав в первый раз в Лас-Вегас, начал с игры в кости. Проиграл машину, свой дом, словом, спустил все. Остался только в том, что было на нем надето, и зарекся садиться играть. Поклялся и с тех пор, насколько мне известно, не рисковал ни одним центом.
        Полковник еще что-то говорил, но Дебби уже его не слушала. Ее охватило уныние, но, честно говоря, это не было связано только с отвратительным поведением Пола. Сегодня рано утром, на рассвете, она уже приходила к бассейну и пробыла здесь до тех пор, пока лютая жара не загнала ее под крышу. Сэм так и не показался, а ведь он обещал!
        Дебби понимала, что ведет себя неразумно. Это же не свидание, в конце концов. Она замужняя женщина, у нее сейчас медовый месяц!
        И все-таки она чувствовала себя так, словно пришла на свидание. До сих пор в Лас-Вегасе ее порадовали только несколько встреч с Сэмом в бассейне.
        Она прервала бесконечный монолог полковника:
        — Мистер Страдвик, вы не видели сегодня Сэма Хастингса?
        — Сэм Хастингс… Это парень из охраны?  — Полковник проницательно посмотрел на нее.  — Нет, дитя мое, не видел. Сегодня не видел. Похоже, он славный малый.
        — Я тоже так думаю,  — Дебби почувствовала, что заливается краской, и добавила немного смущенно:
        — то есть… да, так и есть, так я и думаю.
        — Не нужно мне ничего объяснять, Дебби,  — мягко сказал полковник,  — мне кажется, я все понимаю.
        Дебби смотрела мимо него. Сердце подпрыгнуло у нее в груди: к бассейну приближался Сэм Хастингс.
        Его крупное тело двигалось быстро и очень пластично.
        Дебби вскочила на ноги.
        — Извините, мистер Страдвик.  — И поспешила навстречу Сэму.
        Первые несколько шагов она почти бежала, потом заставила себя идти помедленнее. Они встретились у края бассейна.
        — Сэм…
        — Дебби… — Он расплылся в улыбке.  — Простите, что не пришел сюда сегодня утром. Я был очень занят. Не мог даже прислать записку.
        — Все в порядке, Сэм,  — немного задыхаясь, проговорила она.  — Просто я испугалась, что с вами что-нибудь случилось.
        Они взялись за руки, это получилось само собой, и ее крошечная ручка совсем утонула в его большой ладони.
        — Дебби, вы поужинаете со мной сегодня вечером? Здесь, в отеле, или где-нибудь в другом месте, если вам так удобнее?
        — Да, я поужинаю с вами,  — без всяких колебаний согласилась она и, вскинув голову, добавила:
        — Здесь, в отеле, будет очень удобно.

        Альберт Венджер, он же Ульрих, он же Вит, он же Винер, сошел с трапа самолета с кожаной аккуратной сумкой через плечо. Большой, квадратный и сильный, он походил на быка. Венджер был еврей, но обликом смахивал на немца, поэтому обычно использовал немецкие имена и зачастую добавлял для пущего эффекта легкий акцент. Он родился в Юнион-Сити, штат Пенсильвания, потом переехал в Нью-Йорк, где и началась его преступная жизнь — с вооруженного грабежа в тринадцатилетнем возрасте.
        Он шесть раз побывал в разных тюрьмах и один раз — в исправительном доме. Но те времена давно прошли. Уже без малого двадцать лет он вел жизнь добропорядочного гражданина, лишь изредка выполняя весьма выгодные, не занимающие много времени поручения, в основном Теоретика. Альберт Венджер имел хорошую специальность, и Теоретик часто включал его в свои тщательно продуманные схемы. Большой Эл Венджер был пилотом вертолета.
        Его не встречали, да и не должны были. Венджер знал адрес, потому скромно и незаметно прошел через здание аэропорта, сел в такси и доехал до города.
        Там пересел в другую машину, которая доставила его к нужному дому.
        Теоретик встретил его радостно.
        — Шесть часов. Я добрался сюда за шесть часов плюс-минус несколько минут. Но это так, к слову,  — говорил Венджер, пожимая руку Теоретику.
        — Планы несколько изменились. Сядь пока, выпей для начала, а я потом все объясню,  — сказал Десантис.
        Он запер дверь на ключ и поставил на стол свою единственную бутылку бурбона. Венджер хорошо выглядел. Они не виделись почти год. Тогда Эл снял с крыши здания в центре Детройта ребят, которые только что почистили ювелирный и забрали камушков на семьдесят тысяч долларов. Венджер вывез людей, взял свою долю и исчез. Но у Теоретика был записан номер телефона, по которому он всегда мог разыскать Эла.
        — Ну, какую вертушку ты приготовил для меня на этот раз?  — спросил Венджер и отхлебнул из своего стакана.
        — Не знаю.  — Десантис едва заметно улыбнулся.  — Говорят, он средних размеров и, как правило, используется для переброски групп инженеров в горы. Вот и все, что мне известно о самом вертолете.
        — Все?
        — Я его еще не видел.
        Венджер вздохнул:
        — Во мне зародилось страшное подозрение. Скажи мне, что я ошибаюсь.
        Десантис отпил порядочный глоток бурбона и улыбнулся уголками губ.
        — Нет, по-моему, ты прав.
        — Ты хочешь сказать, что мне придется украсть его?!
        Десантис кивнул.
        — Но это будет несложно сделать. Там всего один сторож, жирный и ленивый, и больше ни души в полумиле вокруг. Вертолет стоит в небольшом сарае, дверь деревянная. Ее можно легко разбить топором.
        — А со сторожем что делать? Связать?
        — Да. И запри его где-нибудь. Я не хочу, чтобы машины хватились до полудня понедельника — это самое раннее. Займешься сторожем, когда стемнеет, скажем, около десяти. Потом проверишь вертолет, топливо там и все прочее, вылетишь в пустыню и дождешься там назначенного времени.
        — Но я же не знаю этого города.
        — У меня есть карты и аэрофотоснимки окрестностей. Давай, допивай виски и приступай к изучению.
        Венджер вздохнул, отставил в сторону стакан, поднялся из-за стола и скинул с себя куртку.

        — Вот подстанция на Третьей улице,  — сказал Дэвис.  — Она обеспечивает электричеством весь Стрип, с южной окраины и вот до этого места.  — Он ткнул карандашом в схему.  — Есть еще аварийный блок, который должен включиться, если на Третьей подстанции произойдут неполадки, но этого не случится.
        — Чего не случится?  — не понял Лэш.
        — С Третьей ничего не случится. Никогда такого не было.
        — Где находится аварийный блок?
        — Здесь,  — сказал Дэвис и очертил карандашом кружок,  — железобетонная коробка.
        — Замок на двери есть?
        — Да, висячий, и цепь.
        Лэш кивнул, задумчиво пожевывая незажженную сигару. Он сидел в пикапе Дэвиса на окраине города.
        Было жарко, хотя близился закат. Слева вдалеке высились холмы, они казались волдырями, вздувшимися на теле земли от ожога солнечными лучами; пылевые смерчи, будто неугомонные джинны, ввинчивались в воздух над песками.
        Дэвис, немолодой мужчина в бежевых брюках и такой же рубашке, нахлобучил помятую шляпу на уши, похожие на ручки кувшина. Поджав свои толстые губы, он вглядывался в схему, разложив ее на костлявых коленях.
        — Как туда пробраться?  — спросил Лэш.
        Взгляд Дэвиса оторвался от схемы и устремился в сторону холмов. Но на самом деле он их не видел, а просто смотрел в никуда и размышлял.
        — Нужно взорвать что-нибудь вроде ручной гранаты. Чем сильнее взрыв, тем больше разрушения и тем больше времени понадобится на ремонт.
        — А если и подстанция, и аварийный блок выйдут из строя?.. Сколько времени займет ремонт?
        Дэвис вздохнул и пожал плечами.
        — Несколько часов. Я точно не знаю, Лэш. Если хорошо бабахнет, хрен знает сколько времени уйдет на то, чтобы только найти, какие концы соединять. А передвижных генераторов не хватит, чтобы обеспечить током и десятую часть Стрипа. Один-два клуба, не более.
        Лэш довольно улыбнулся и кивнул. Он закурил сигару и перевел взгляд на изборожденное морщинами лицо Дэвиса. Это был старый и опытный сотрудник энергетической компании, хотя занимал он какую-то совершенно незначительную должность. Его не продвигали, долгие годы обходили с повышением из-за слабого здоровья. По этой же причине, из-за здоровья, он и оказался в Лас-Вегасе. Десять лет назад доктора сказали, что смотреть на белый свет ему остается года два от силы, если он не уедет из Индианы. Сухой воздух пустыни добавил ему несколько лишних лет, но Дэвис не питал иллюзий. Он понимал, что ему осталось не много.
        За незначительную услугу — некоторую информацию и молчание — Лэш пообещал Дэвису тысячу долларов. Он даже выдал ему сотню в качестве аванса — одну из тех фишек, что Нона стащила в казино. Любой человек в Лас-Вегасе принимает такие средства платежа столь же охотно, как и славные зеленые бумажки Дяди Сэма.
        Лэш последний раз взглянул на схему, сложил ее и сунул в карман. Он весь вспотел. Проклятая жара!
        Скорее прочь отсюда, сесть в свой «кадиллак» с кондиционером. Он кивнул Дэвису на прощание, вышел из машины, сделал несколько шагов по улице, но остановился и повернул обратно. Дэвис сидел, облокотившись на руль, и смотрел на Лэша усталыми глазами.
        — Думаю, не стоит лишний раз напоминать вам, что рот надо держать на замке?  — сказал Лэш.
        — Кусок не слишком большая сумма, Лэш,  — вздохнул Дэвис,  — быстро закончится.
        — Вы же согласились.
        — Я поторопился, плохо подумал.
        — Не надо думать.  — Лэш легонько стукнул костяшкой пальца по раскаленной дверце пикапа.  — Вы просто поговорили со мной пять минут о том о сем и заработали штуку. Это хорошие деньги.
        — А вы сколько заработаете, Лэш?
        — Вас это не касается. Не стоит забивать себе этим голову.
        Дэвис выпрямился и включил зажигание.
        — Вот так всю жизнь. Я обеспечиваю информацией, а кто-то другой получает барыши.
        — И вы получите еще девять сотен,  — напомнил Лэш.
        Он пошел к «кадиллаку» и сел за руль. В первую очередь включил кондиционер, потом завел мотор и поехал в мотель к Теоретику.
        Десантис размышлял. Он непрестанно теребил свои короткие светлые волосы, закрывал блеклые глаза, чтобы лучше сосредоточиться, курил одну сигарету за другой и расхаживал по комнате.
        — Как с отключением электричества?  — хмуро спросил Десантис у вошедшего Лэша.
        — Все готово.
        Теоретик сдвинул брови.
        — Что ты меня кормишь этим дерьмом! Готово, готово! Мне надо точно знать, как именно!
        — А зачем вам это надо знать?  — взорвался Лэш.  — Я же сказал, что все в порядке. Все пройдет так, как запланировано.  — Его впалые щеки пылали. Он же не какой-то там наемный мальчишка. Это его идея, с самого начала! А теперь этот тип собирается все забрать в свои руки!
        Теоретик смотрел на него, плотно сжав губы.
        — А как ваша часть работы?  — спросил Лэш.  — Готова?
        Теоретик подошел к столу, взял пачку сигарет, вытащил одну, и все это в полном молчании. Он задумчиво посмотрел на Лэша, закурил и кивнул головой.
        — Значит, все в порядке,  — сказал Лэш.
        — Что в порядке?
        — Ну, можно приступать к делу, верно?
        Десантис криво улыбнулся.
        — К делу приступать можно, Лэшбрук.  — Он замолк и не открывал рот почти целую минуту.  — Вы сможете взять все на себя?
        Лэш в замешательстве хлопал глазами. Чего этот умник добивается, что он имеет в виду?
        — Я хочу сказать вот что.  — Теоретик говорил отрывисто, будто отрезал одно слово от другого.  — Если я сейчас уйду, сможете вы взять на себя руководство делом и довести его до конца?
        — Если вы сейчас уйдете?  — Лэш запаниковал.
        Десантис посмотрел на тлеющий кончик сигареты.
        — Я задал вам вопрос, Лэшбрук. Не нужно тупо повторять мои слова. Отвечайте мне сейчас же, или я выхожу из игры. Сейчас!
        Лэш почувствовал, как по спине пробежали мурашки. Этот сукин сын выполнит угрозу!
        — Вы спрашивали про отключение электричества?  — слабым голосом пробормотал Лэш.
        — Именно.
        Лэш сдался. Всегда ему приходится уступать! Проклятие! Но сейчас нельзя рисковать. Иначе вся проделанная работа, деньги, надежды на хорошую, беззаботную жизнь — все пойдет к черту! Он рассказал Теоретику про силовую подстанцию и про аварийный блок.
        Десантис кивнул.
        — Сколько вы пообещали этому парню, как там его?
        — Дэвис. Штуку.  — Лэшу стало немного полегче.  — Я дал ему сотню задатка.
        Теоретик опять кивнул:
        — Хорошо. Тогда мы готовы. Операцию проведем в ночь с воскресенья на понедельник, в три часа.
        Он поманил Лэша пальцем, тот поднялся со стула и подошел к столу, на котором были разложены схемы и чертежи. Теоретик ткнул карандашом в большой участок, обозначенный словом «Клондайк».
        — Вот как все сделаем. Броневик проедет по этой дороге, повернет здесь, въедет в «Клондайк» и попадет в портик через эти ворота. Вы увидите, как загорятся тормозные фары в тот момент, когда машина притормозит в портике,  — и выстрелите сигнальной ракетой.
        — Я?  — изумился Лэш.
        — Вы,  — отрезал Десантис.  — Потом ворветесь в портик. При вас должна быть сумка.
        — Но я думал, что займусь…
        — Элфи взорвет подстанцию.
        — Но мы не так…
        — Элфи умеет обращаться с динамитом,  — не дал ему договорить Десантис.  — Я уже проверил его. Ведь я же говорил вам с самого начала, что всегда лично проверяю всех, с кем собираюсь работать. Вам известно, что Элфи Хайрам служил в десантных войсках?

        Сегодня вечером Нона чувствовала себя гораздо увереннее. Никто из руководства ни разу не упомянул об исчезнувших фишках. Да и Лэш был так ей благодарен, что этой ночью в постели вел себя необычайно страстно и любил ее как никогда. Он ушел из дома рано утром, на прощание улыбнулся, подмигнул и обронил:
        — Уже скоро, куколка. Все складывается на редкость удачно.
        И все же Нону охватили дурные предчувствия, когда в казино, вскоре после того как она заступила на смену, к ней подошел Брент Мэйджорс.
        Но он заговорил вполне дружелюбно:
        — Нона, нужно часок поработать в покерном зале.
        У Розы насморк, ей пришлось уйти домой.
        Ноне удалось не показать, насколько у нее стало легче на душе.
        — Только час поработать?
        — Потом я пришлю тебе кого-нибудь на замену.  — Мэйджорс полез за сигарой.  — Может, тебя покажут по телевизору. Там сейчас как раз полно телевизионщиков с камерами.
        — Вы не шутите?  — выдохнула Нона.  — Вот здорово, мистер Мэйджорс!
        Она забежала в дамскую комнату подправить макияж. Раз уж ее будут показывать по телевизору, надо выглядеть наилучшим образом.
        Но она опоздала. Когда Нона вошла в зал, телевизионщики уже прикрыли на сегодня лавочку. Народу было много. Люди стояли группками у бархатных канатов, перешептывались и наблюдали за спокойным течением игры. Дилеры тасовали колоды и монотонно бубнили что-то хорошо поставленными голосами, карты летели и шлепались на стол, деньги складывали в банк. Зрители смеялись, кашляли, острили. До Ноны донесся характерный голос Билли Рэя.
        Немного погодя она подошла к столику Томпсона. Один стул был не занят. Похоже, кто-то уже вылетел из игры. Билли Рэй заметил Нону, подмигнул ей и обратился к партнерам:
        — Ну что, джентльмены, как насчет десятиминутного перерыва?
        Чарли Флиндерс посмотрел на часы и, слегка ударив рукой по краю стола, объявил:
        — Перерыв десять минут.
        Билли Рэй поднялся на ноги, потянулся и с улыбкой посмотрел на Нону сверху вниз. Он стоял на полу без ботинок, в одних носках и все равно казался огромным. Похоже было, он намеревался хлопнуть ее по попке, но потом сдержался.
        — Дай-ка я надену ботинки, детка.  — Он опять сел и с пыхтением и сопением обулся.
        Судя по всему, Билли Рэй выигрывал. Нона поняла это, когда взглянула на стол. Возле него высилась приличная стопка денег. У остальных игроков лежало примерно одинаковое количество зеленых купюр, у кого побольше, у кого поменьше. Значит, они остались при своих.
        — Пойдем, крошка,  — проговорил Билли Рэй и обнял ее за талию.  — Побудь со мной эти десять минут.  — Он провел ее сквозь толпу зрителей.  — Проклятие, как болят ноги! Хорошо бы сунуть их в воду.
        Но некогда. Погуляем где-нибудь, разомнем их. Должно полегчать.
        — Тогда пойдем на улицу,  — сказала Нона,  — подальше от толпы.
        Билли Рэй выглядел очень усталым, но не подавленным. И ему наплевать было на взгляды любопытных. Они с Ноной вышли на улицу, в душную, жаркую ночь, и пошли к бассейну. Здесь народу было немного, всего несколько человек.
        — Я думал о тебе, девочка.
        — Билли Рэй, я была занята. Меня поставили работать в покерном зале всего лишь на час; Скорей бы крупные игроки вернулись в казино. Тогда я смогу работать как обычно. Похоже, ты выигрываешь?
        — Думаю, пять-шесть тысяч. Один малый спекся примерно час назад. Айра Макфи… — Томпсон печально покачал головой.  — Вот уж не думал, что он так скоро вылетит.
        — И сколько это еще продлится?
        Он пожал плечами.
        — Наверное, до завтра. За другими столами народу тоже поубавилось.
        — Желаю тебе выиграть, Билли Рэй.
        Он наклонился и приложился мокрыми губами к ее лбу.
        — Очень мило с твоей стороны, детка.  — Хихикнул, оглянулся по сторонам, желая убедиться, что они здесь одни, и хлопнул ее пониже спины.  — Ты подумала о моем предложении?
        — Ты насчет того разговора? Насчет моего отъезда с тобой?
        — Хе-хе.
        — Да, Билли Рэй, я думала, но… Дай мне еще немного времени, ладно?
        — Конечно, детка. Думай сколько нужно… до окончания турнира.
        Они повернули обратно, возвращаясь в казино.
        Билли Рэй со вздохом сказал:
        — О, ногам стало легче. Может, успеем по-быстрому выпить кофе.
        В кафетерии Томпсон рассказал Ноне пару забавных историй про этот турнир, и когда она вошла вместе с ним в покерный зал, у нее было отличное настроение.
        Как только игроки вернулись к столам, некоторые пожелали выпить, и Нона была занята в течение получаса, пока обслуживала их. За это время еще двое закончили игру и один стол опустел.
        За столом Билли Рэя никаких особых изменений не произошло, как определила Нона, остановившись за его спиной, когда у нее возникла передышка в работе.
        Чарли Флиндерс начал новую игру. Он сдал карты по первому кругу, объявляя:
        — Пятерка, красный король, пусто. Король играет.
        Нона огляделась по сторонам и увидела Брента Мэйджорса. Он пристально смотрел на нее с другого конца комнаты. Как только их глаза встретились, он сразу отвернулся. Нона нахмурилась и закусила губу.
        Неужели Мэйджорс действительно подозревает ее?
        Всякий раз, когда она останавливалась перевести дыхание, ей казалось, что управляющий сверлит ее взглядом. Послышался голос Томпсона:
        — Поднимаю ставку еще на пять сотен.
        Нона опять сосредоточила внимание на игре. Может, все-таки умнее будет удрать подальше отсюда вместе с Билли Рэем? Поехать с ним вместе в Мехико?
        Но ведь Лэш обещает почти то же самое? Обещать-то обещает. Только он уж слишком много говорит, не скупится на красивые слова, как сегодня утром, а ведь можно смело поспорить, что завтра, или послезавтра, или в какой-нибудь другой день он опять заставит ее воровать фишки.
        С Билли Рэем ей никогда не придется работать.
        Господи, как же все это заманчиво! Надо только решиться. Билли Рэй не будет долго ждать. Как только закончится турнир, он смоется отсюда, как ошпаренный кот.

        Незадолго до полуночи Брент Мэйджорс зашел в покерный зал взглянуть напоследок, как идут дела.
        Несмотря на поздний час, толпа не разошлась — болельщики шумели, толкаясь возле ограждения. Каждому хотелось занять местечко получше, чтобы заглянуть через плечо кого-нибудь из игроков или увидеть весь стол целиком.
        Среди зрителей появилось несколько газетчиков, и они тоже волновались и нервничали.
        Один особо энергичный репортер поработал локтями и проложил себе дорогу к управляющему.
        — Мистер Мэйджорс, скажите, кто, по-вашему, станет победителем этого состязания?
        Ну как ответить на такой дурацкий вопрос? Мэйджорс в подобных случаях обычно улыбался и старался как можно более незаметно испариться, не показывая своего раздражения. Несомненно, покерный турнир удался на славу, но и сил на него было положено немало. Газетчики требовали к себе особого внимания. Операторы боролись за лучшее место, лучший план. Крупнейшие газеты и журналы наперебой предлагали значительную мзду за право эксклюзивного освещения мероприятия. Мэйджорсу пришлось изобрести особую тактику поведения, чтобы имя и репутация клуба не пострадали от этих акул пера. Он давал понять каждому, что именно ему оказывает предпочтение, и в то же время никому особой информации не предоставлял. Иногда Мэйджорс чувствовал себя запуганным политиком, который всем старается угодить.
        Но в целом он был доволен собой. С Линдой все наладилось, по крайней мере на какое-то время. Прошлой ночью во время ужина о произошедшей ссоре не было сказано ни слова, а потом они занимались любовью, и это были чудесные мгновения.
        Не давали покоя, держали в напряжении лишь проблемы с Тони Ринальди, его требование десяти процентов, да еще Нона Эдриан и пропавшие фишки.
        Если бы не это, ничто не нарушало бы безмятежного течения мыслей Мэйджорса.
        Он прошел за ограждение, закурил и несколько минут понаблюдал за игрой. Сейчас только три стола были заняты. Остальные участники турнира продулись. Правда, для игроков такого уровня это не совсем точное слово. Ведь они, освободив места за игровыми столами, распрощались не с последними деньгами и, если захотят, найдут еще достаточно средств, чтобы потешить свою страсть к азартной игре.
        Билли Рэй играл сильно. Мэйджорс поймал его взгляд, и техасец подмигнул ему. Должно быть, он очень устал, подумал Брент, хотя держится здорово.
        Он в отличной форме. Перед ним высится внушительная гора долларов, их гораздо больше, чем в начале игры.
        По мнению Мэйджорса, личному мнению, которым он ни с кем не делился, победителем игры скорее всего станет Томпсон. Во всяком случае, он обязательно дойдет до финала.
        Толпа, окружавшая площадку для игры, начала понемногу редеть. Выходные перед Днем труда всегда сложное, напряженное время для клуба, а эти оказались еще более насыщенными, чем обычно. Казалось, тысячи людей захотели лично понаблюдать за крупной игрой, поглазеть на игроков, способных рискнуть сумасшедшими деньгами, и на невообразимые вороха зеленых купюр на столах.
        Мэйджорс счел необходимым устроить движение зрителей в покерном зале искусственно, как в музее.
        Днем и вечером служители направляли потоки любопытствующих и порой напоминали:
        — Пожалуйста, дайте возможность посмотреть и другим желающим. Пройдите сюда, сэр, если вам не трудно, благодарю вас. Проходите, господа.
        Во время регулярных, раз в час, десятиминутных перерывов количество охранников в красной форме удваивали, потому что все деньги оставались на столах. Игрокам не разрешалось забирать их с собой даже на время шестичасового отдыха.
        Но никаких неприятных инцидентов не происходило. Никто не пытался перепрыгнуть через ограждение и покуситься на доллары. Какие-то невзрачные личности в изрядном подпитии важно расхаживали по казино или, спотыкаясь, бродили по фойе и пытались внушить каждому встречному, что покерный турнир не настолько интересен и динамичен, как крап, и что он сам лично наверняка победил бы, если бы только захотел.
        Подруги и жены игроков приехали сюда, чтобы наблюдать за своими мужчинами, примечать на их лицах признаки усталости и напряжения или, наоборот, свидетельства успеха и силы. Знакомые собирались в тесные группы и обсуждали шансы участников турнира. Ставки в игре были очень велики, настолько велики, что для некоторых проигрыш мог стать ощутимой потерей.
        И ребятки из налоговой службы тут крутились, переписывали или запоминали имена участников и выжидали момент, чтобы вцепиться в победителя.
        Мэйджорс в последний раз взглянул на игроков.
        Он снова поймал взгляд Билли Рэя и, улыбнувшись, кивнул ему. Вышел за канаты и двинулся по направлению к концертному холлу.
        Полночь. Пришло время встретиться с Линдой.

        В этот поздний час Билли Рэй был вполне доволен собой. Теперь он играл за одним столом с седеньким Уордом Слейтером и новым игроком, Доном Шейдом. Фред Уайли, как и Айра Макфи, слишком быстро спекся. Карты совсем не шли к нему.
        Толстяк Шейд очень старался казаться веселым и общительным, но у него это плохо получалось. Словно спохватившись, он начинал улыбаться, но по большей части действовал быстро и беспощадно, как голодная акула. Уорд Слейтер продолжал играть довольно неплохо, во всяком случае, достаточно хорошо, чтобы не вылететь. Он действовал азартно и решительно. Иногда у него были приличные карты на руках, иногда не очень, но Билли Рэю никак не удавалось догадаться, блефует Слейтер или нет. Его манера игры была настолько необычной, нетрадиционной, что всем остальным приходилось приспосабливаться к его стилю.
        Билли Рэй чувствовал усталость. Он разулся и шевелил под столом пальцами ног. Сейчас он ничего не пил, кроме воды со льдом или имбирного пива. Бурбон слишком туманил уставший мозг. Томпсону казалось, что они сидят за этим столом, не вставая, уже чуть ли не месяц и играют уже совсем буднично, без всякого торжества и волнения объявляют покер и выкладывают карты.
        — О, десятка. Все играют?
        — Выигрывает стрит, старшая карта — король.
        — Я-то думал, у вас три десятки.
        — Такого быть не могло, ведь у меня их две.
        Еще одна тысяча добавилась. Неплохо. Тридцать четыре штуки, а Уорду Слейтеру на этот раз не повезло. Этот мелкий гаденыш еще два раза надул всех, удачно блефовал, но теперь его время кончилось. Если Слейтер снова вздумает проделать такой фокус, это будет его последний маневр. Томпсон усмехнулся в душе и отхлебнул воды. Уголок рта Слейтера задергался. Билли Рэй замечал уже дважды подобное подергивание, и как раз тогда, когда подозревал Уорда Слейтера в блефе. Это не случайно. Когда-то Билли Рэй знавал одного человека, который отлично играл в карты, но при этом у него был один совершенно неискоренимый недостаток. Когда к нему приходили хорошие карты, он начинал часто-часто моргать. Это предательское моргание для соперника, умеющего читать по чужим лицам,  — прямое указание, подсказка. А Билли Рэй всегда внимательно изучал привычки, манеру поведения своих партнеров.
        Вот сейчас наступил идеальный момент для блефа, насмешливо подумал Билли Рэй. Все вялые, полусонные, который час сидят за столом, делают ставки автоматически, словно зомби. В игре есть какой-то завораживающий, усыпляющий ритм. И Билли Рэй точно знал, что Слейтер не упускает все это из виду и пока до поры до времени скрывается, как дикий кот в зарослях, выжидая удобного момента, чтобы наброситься на свою жертву.
        И Билли Рэй был наготове, когда этот момент наступил.
        — Поднимаю ставку на пять сотен,  — спокойно заявил Слейтер, помахивая купюрами. Перед ним лежал открытый валет.
        — Валет — хорошая карта,  — кивнул Шейд и похлопал себя по двойному подбородку. У него был открыт туз. Шейд подтолкнул к центру стола деньги и сказал:
        — Согласен.
        Билли Рэй сделал строгое, непроницаемое лицо и подмигнул девушке, стоящей за спиной Шейда среди зрителей. Она напомнила ему Нону. Может, задница у нее и не такая соблазнительная, но во всем остальном очень мила.
        У Томпсона одна тройка лежала картинкой вверх и еще одна была в руках. Если у Слейтера валеты, то…
        Билли Рэй деланно пожал плечами и, не говоря ни слова, положил деньги в банк.
        — Все играют?  — прогудел Флиндерс.  — Прошу внимания, сдаю следующий круг.  — И он раздал карты рубашкой кверху.  — Валет делает ставку.
        — Прекрасно, второй раз,  — с улыбкой произнес Слейтер,  — чтобы вам было удобнее, еще пять сотен.
        — Вот сукин сын! У него три валета!  — проворчал себе под нос Шейд, хмуро поглядывая на Слейтера; он очень внимательно рассматривал свои карты, почти целиком спрятанные в толстых ладонях, потом кинул деньги в банк.  — Ну и дурак же я, таких еще поискать.
        Билли Рэй задумчиво смотрел на тройку и короля. Флиндерс только что перетасовал карты, и большая часть колоды еще находится в его длинных, тонких пальцах. Никто из игроков не получил ни разу за много часов три карты одного типа с первого захода — с первых трех карт. Во всяком случае, по ставкам этого было не видно. А сейчас? Вдруг у Слейтера сейчас есть эта тройка?
        Билли Рэй кивнул в знак согласия и тоже поставил пять сотен, снова улыбнувшись девушке.
        Флиндерс сдал ему еще одну тройку.
        Три тройки.
        Билли Рэй долго изучал их, словно надеялся, что случится чудо и тройки превратятся в дам или королей, и опечаленно вздохнул, когда ничего подобного не произошло. Слейтер вертел в руках деньги. Уголок рта у него время от времени подергивался, и Билли Рэй, отметив это, порадовался в душе.
        — Тысяча,  — все так же спокойно проговорил Слейтер и кинул пачку денег на середину стола.
        — Так я и знал, валеты у него!  — Шейд сложил свои карты.
        — Надеюсь, что нет,  — отозвался Билли Рэй.  — Но даже если так, то мне не хватает только семерки, чтобы собрать стрит.  — Он лучезарно улыбнулся Слейтеру и отсчитал купюры.  — Поднимаю еще на тысячу, дружище Слейтер.
        Тот часто-часто заморгал, снова посмотрел в свои карты, потом, словно желая удостовериться, проверил ставку, помедлил, не убирая руки от денег, и опять заглянул в свои карты.
        — Согласен. И еще поднимаю.
        — Не пугайте меня,  — сказал Билли Рэй, делая вид, что волнуется.
        — Поднимаю на пять тысяч.
        — Ох ты черт!
        Шейд захихикал:
        — Говорил же, есть у него эти валеты! Да, похоже, даже не тройка, а каре!
        Билли Рэй вздохнул и печально покачал головой.
        Осталось получить еще одну, последнюю карту.
        — Мне нужна семерка… или двойка.
        — Ваше слово, мистер Томпсон,  — мягко напомнил Флиндерс.  — Мистер Слейтер поставил пять тысяч.
        Билли Рэй еще раз тяжело вздохнул и медленно отсчитал пять тысяч.
        Чарли Флиндерс посмотрел на Слейтера, тот кивком указал на колоду. Флиндерс сдал по последней карте.
        Томпсону досталась пятерка. Уголок рта Слейтера опять дернулся. Этот мелкий ублюдок наверняка блефует!
        Или нет?
        Флиндерс аккуратно выровнял карты в колода и положил ее перед собой, скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула.
        — Валет начинает.
        Губы Слейтера превратились в тонкую линию.
        — Ну хорошо, по пять тысяч, и открываемся.
        Он метнул взгляд на Томпсона и бросил в банк деньги. Рот опять задергался.
        — Боже мой,  — пробормотал Билли Рэй и закатил глаза. Он скрючил пальцы на ногах под столом и изобразил на лице страдание.  — Как я не люблю, когда меня размазывают по столу!
        В комнате воцарилась мертвая тишина. Билли Рэй чувствовал, что взгляды всех присутствующих устремлены на него. Девица, которой он все подмигивал, смотрела на него огромными круглыми глазами, полуоткрыв рот. Уорд Слейтер был похож на старого опоссума, забившегося в нору и высунувшего наружу лишь черный нос.
        — Играю,  — сказал Билли Рэй уже уверенным тоном и шлепнул пачку денег об стол,  — и поднимаю ставку… — Он бросил взгляд на соперника. И очень вовремя, потому что успел заметить тень удивления на лице Уорда Слейтера.  — Еще десять штук.
        По толпе пронесся вздох, прошелестела волна шепота.
        Билли Рэй добавил свои десять тысяч в банк.
        Кто-то из зрителей сказал:
        — Похоже, он получил-таки свою семерку.
        Слейтер закашлялся и с трудом перевел дыхание.
        Он смотрел в свои карты, кусал губы, и тик у него то возникал, то проходил. Он вперил тяжелый взгляд в лежащую перед Томпсоном тройку. Затем набрал в грудь побольше воздуха, отсчитал десять тысяч, улыбнулся и положил их в банк.
        — Нет у вас никакого стрита, Томпсон,  — прищурился Слейтер.  — Поднимаю еще на пять тысяч.
        Билли Рэй схватился за сердце.
        — Вы меня уморить хотите…
        По толпе пробежал хохоток. Откуда-то послышался хриплый шепот:
        — Три валета выше, чем три тройки.
        Билли Рэй отсчитал трясущейся рукой пять тысяч и добавил их к огромной горе долларов посередине стола. Он шумно дышал и закатывал глаза. Конечно, все эти фокусы не помогут, если у тощего паршивца хорошие карты.
        — Я… п-поднимаю еще н-на десять тысяч.
        Слейтер побледнел. Вне всякого сомнения. Он стал белым, как привидение, а глаза его чуть не вылезали из орбит.
        — Десять?..  — проквакал Слейтер и в изумлении откинулся назад.
        — Говорю же, у меня стрит,  — ответил Билли Рэй.
        Слейтер перебирал пальцами свои деньги и изо всех сил старался сделать бесстрастное лицо. Рот у него опять задергался, перестал, потом снова задергался и снова перестал. Вопрос, терзавший его мозг, был написан у него на лице: неужели Томпсон выиграл?
        Три тройки. Блефует этот гаденыш или нет?
        — Я… — начал было Слейтер и умолк. Потом стал откашливаться, прочищая горло.
        — Десять тысяч к вам,  — напомнил Чарли Флиндерс.
        Слейтер принял решение. Он посмотрел на сидящих за столом, внес в банк полагающиеся десять тысяч и сказал:
        — Сдаюсь.
        Билли Рэй торжествовал. Слейтер испугался, и напрасно. Значит, он, Билли Рэй, выиграл!
        — У меня всего лишь три маленькие троечки,  — улыбнулся он и выложил карты перед собой.
        Слейтер чуть не лишился сознания. Его челюсти клацнули, и скрежет зубов услышали все в затихшем зале. Он швырнул карты на стол.
        — Банк ваш, мистер Томпсон,  — раздался голос Чарли Флиндерса.

        За время работы в «Клондайке» Сэм Хастингс имел Многочисленные романы и любовные приключения, покорил немало женщин. Но при этом старался избегать замужних дам. По крайней мере не связывался с замужними дамами, если их сопровождали мужья. И вот теперь увлекся женщиной, которая не просто приехала сюда с мужем, но проводит здесь с ним медовый месяц. А хуже всего, с его точки зрения, было то, что из этого приключения начинало вырисовываться нечто большее, чем обычная интрижка.
        Как будто ему больше не о чем думать, особенно сейчас!
        Сэм никогда не заблуждался насчет женщин и умел отлично разбираться в их чувствах. Он понял, что разбудил в Дебби Грин довольно сильное влечение, как эмоциональное, так и сексуальное. Это было одновременно и хорошо, и плохо. Покорить ее не составит труда, но последствия могут быть самыми непредсказуемыми. Неудавшийся брак, развод никогда не казались Сэму криминальными, особенно если отношения зашли в тупик и если не страдают дети.
        Он считал безнравственным и глупым для мужчины и женщины оставаться вместе, если не складывается семейная жизнь.
        Только это и подтолкнуло его к окончательному решению пригласить Дебби на свидание.

        За ужином в ресторане «Клондайка» Дебби была веселой и оживленной, глаза ее блестели и словно излучали тепло. Хорошенькая, будто куколка! Голубые брючки плотно обтягивали ее ладную фигурку, как перчатка руку хирурга. Казалось, она забыла о своем отчаянии и, если хоть раз вспомнила за это время о муже, не показала этого.
        За ужином они рассказывали друг другу, о себе.
        Сэм поведал о том, как служил в полиции Лос-Анджелеса, как познакомился с Брентом Мэйджорсом и как тот пригласил его в Лас-Вегас начальником службы безопасности «Клондайка», когда сам стал управляющим.
        Сэм рассказал еще несколько интересных историй из своей практики, кое-какие страшные или забавные случаи. Ему нравилось, как Дебби слушает и смотрит огромными глазами прямо ему в лицо. Приятно было видеть, как она смеется над шутками, запрокидывая голову, и ее славное личико светится непритворной радостью.
        А Дебби рассказала ему о своем детстве, о том, как выросла на маленькой ферме неподалеку от Канзас-Сити. Сэм, в полном смысле дитя большого города, знал, что подобные истории, с небольшими вариациями, можно услышать от многих американцев, выросших на просторах Среднего Запада. Но история Дебби почему-то показалась ему особенно интересной и захватывающей. Полицейские в большом городе частенько с тоской подумывали, бывало и вслух, о спокойной и тихой, размеренной и безмятежной жизни и мечтали укрыться где-нибудь на ранчо или небольшой ферме и разводить цыплят.
        А ему понравилась бы тихая жизнь в сельской глуши? Смог бы он поселиться на ферме с женой, похожей на Дебби? Или уже через месяц полез бы на стену от скуки? Сэм вдруг ощутил щемящую тоску и страстное, едва одолимое желание немедленно очутиться в деревне, которое, конечно, выглядело смешным и нелепым, потому что он в жизни не бывал на ферме.
        Да и никто из его родственников, насколько ему известно, не был связан с землей.
        Он отметил про себя, что ни разу в рассказе Дебби не промелькнуло упоминания о том, как она познакомилась с Полом Грином.
        Ужин доставил удовольствие обоим (Сэм считал, что в «Клондайке» лучшая кухня изо всех казино Стрипа) и завершился двумя рюмками бренди.
        Сэм поднял свою и многозначительно произнес:
        — Предлагаю тост, Дебби. За нас!
        Ее безмятежное настроение мигом улетучилось, и на лице застыло изумленно-испуганное выражение.
        — О, Сэм!
        — По-моему, пришло время поговорить откровенно, Дебби. Тебе так не кажется?
        — Я… наверное… может быть… — Она отвела взгляд.
        — Ты можешь не говорить мне про своего мужа.
        И слепому ясно, что ваша семейная жизнь не получается,  — он глотнул бренди,  — а в моей жизни, признаюсь, было много других женщин. Очень много женщин, Дебби. Я не хочу тебя обманывать, дорогая, потому говорю начистоту. Но ты первая… ты единственная… ты меня интересуешь всерьез, по-настоящему. Ты должна знать об этом.
        Она смущенно и нерешительно подняла глаза.
        — Да, мне казалось… я надеялась… О!  — Дебби закрыла ладошкой рот.
        — Дебби, мы взрослые люди.  — Он протянул через стол руку и накрыл ладонью ее кисть.  — Здесь, в гостинице, у меня есть комната. Конечно, номер не такой роскошный, как ваши апартаменты для новобрачных… — говорил он нарочито грубо, ':
        — но вполне приличный. Ты согласна?
        — Да, Сэм,  — прошептала Дебби. Отступать было некуда, и она посмотрела прямо ему в глаза.
        Выйти из ресторана и занять место в лифте было делом нескольких минут. В лифте было полно народу, люди приглушенно разговаривали. Сэм и Дебби стояли совсем близко друг к другу, и он чувствовал тепло ее тела через тонкую ткань брючного костюма.
        После двух остановок лифт опустел, но Дебби не отстранилась.
        Они оказались на нужном этаже, прошли через холл, не произнося ни слова. Сэм чувствовал некоторую скованность, да и вообще разговаривать было не время. Он открыл дверь и отошел в сторону, пропуская Дебби вперед. Номер состоял из спальни и ванной комнаты и имел некоторые особые черты, отличающие его от стандартного гостиничного номера.
        Сэм, войдя, закрыл за собой дверь и спросил:
        — Хочешь бренди, Дебби?
        — Не очень. Не сейчас,  — негромко ответила она.
        В ее огромных глазах застыл немой вопрос. Сэм положил большие руки ей на плечи и мягко притянул к себе. Ротик Дебби приоткрылся, горячее дыхание обжигало его щеку. Они приникли друг к другу, губы их соединились. Совсем скоро она обмякла в его объятиях, поцелуй ее был покорным.
        Сэм почувствовал, что не в силах больше сдерживать желание. Дебби ощутила животом упругую твердость и словно очнулась. Она глухо застонала и впилась ногтями в его спину. Провела руками вниз, потом еще раз, словно пыталась расцарапать, раскопать клад.
        Он повернул ее к постели, отпустил и отступил назад. Дебби стояла с закрытыми глазами, руки бессильно повисли. Сэм нащупал пуговицы на рубашке, ослабил галстук. Потом протянул руку и прикоснулся к ее груди. Дебби положила сверху обе свои ладони, и он почувствовал, как напряглись ее соски.
        Сэм опять отступил на шаг и отвернулся, чтобы сбросить одежду. Он слышал шуршание шелка за спиной, но не оборачивался, пока полностью не разделся. И даже после этого он остался на несколько мгновений стоять спиной к ней. Его плоть была твердой и торчала вперед, будто кость. Ему не хотелось поворачиваться к Дебби лицом. Как странно, подумал Сэм, раньше такого никогда не случалось. Он знал, у него гигантский пенис, многие женщины говорили об этом. Некоторым такое очень нравилось. Других пугало, и близость с ними была довольно трудной.
        Он повернулся.
        Дебби, уже обнаженная, лежала на кровати. Его возбужденный орган сразу же приковал ее взгляд. Она втянула в себя воздух и, когда Сэм приблизился, выдохнула:
        — Бог мой! Ты такой… большой.
        Сэм наклонился и поцеловал ее грудь, он ласкал языком твердый сосок, то будто жалил, то покусывал.
        — Слишком маленькие, да?
        — Нет, я так не думаю. Мне вообще не нравятся большие груди.
        — А я всегда считала их слишком маленькими.
        — Ш-ш-ш.
        Он положил руку на пушистый треугольник и стал ласково водить пальцем по самому ее чувствительному местечку. Он целовал живот Дебби, и под жалом его языка она дрожала от желания.
        Дебби начала метаться по постели. Он пробрался рукой между ее ног и проник пальцем внутрь. Она была горячая, влажная и открытая.
        — Сэм… Пожалуйста!
        Он лег между ее разведенных ног. Дебби потянулась обеими руками к его чреслам.
        — Какой большой, какой большой… Осторожнее, дорогой.
        — Ш-ш-ш…
        Поначалу проникнуть в нее было непросто. Дебби вся сжалась и немного отпрянула. Глаза ее были закрыты, она изо всех сил прикусила губу, так что даже выступила маленькая капелька крови.
        — Спокойнее, Дебби. Расслабься.
        Он раздвинул ее ноги пошире и нежно погладил.
        Попробовал еще раз, начал двигаться, сначала очень медленно. Потом — одно стремительное движение, и он оказался внутри ее.
        — Сэм! Ты…
        Дебби притихла; он ритмично двигался, и она поднимала бедра ему навстречу.
        А потом Сэм потерялся, пропал, лишился способности рассуждать, унесся в потоке страсти. Как в тумане он слышал голос Дебби, но слова не достигали его разума. Он входил в нее еще и еще, и всякий раз она приподнималась навстречу, ее тонкие пальчики царапали его спину.
        Невыразимое наслаждение обрушилось на него.
        Он в последний раз вошел в нее. Дебби выгнулась, прильнула к нему, содрогаясь, и громко вскрикнула.
        Потом она упала на простыню и отвернулась, ее волосы золотым облаком лежали на подушке.
        Сэм приподнялся на руках и лег рядом с ней.
        Через некоторое время Дебби повернулась к нему; она оказалась так близко, что он видел одни лишь ее глаза.
        — Ты, может быть, не поверишь мне, но со мною такое случилось в первый раз.
        Сэм озадаченно уставился на нее.
        — Ты была девственницей?
        — Нет, конечно, нет! Но у меня никогда… Я никогда раньше не испытывала наслаждения. И считала, что у меня не все нормально.  — Она улыбнулась и утомленно потянулась.  — Но это, оказывается, не так.
        Спасибо тебе, Сэм.
        Он, похоже, смутился.
        — Ну, перестань, Дебби, не надо.
        — Ты стесняешься, дорогой? Не нужно.  — На лице Дебби расцвела улыбка. Она нежно погладила его по щеке.  — Я люблю тебя, Сэм. Ты мой медвежонок, мой большой медведь.
        Она приподнялась, оперлась на локоть и, едва касаясь, провела рукой вдоль его широкой груди.
        — Ты такой загорелый, а я совсем белая,  — проговорила Дебби почти благоговейно. Ее рука задержалась немного, замедлила свое движение, потом все же поползла вниз и легла на его обмякшие чресла.
        Она робко взглянула на него и, набравшись смелости, спросила:
        — Сэм, мы можем с тобой еще раз сделать это? Сколько тебе нужно времени, чтобы .
        — Сейчас узнаем,  — усмехнулся он.

        Теперь в покерном зале осталось только два стола с игроками. Уорд Слейтер так и не оправился после своего неудавшегося блефа. Пару часов назад он продулся вчистую, так же как и Дон Шейд. Теперь Томпсон сидел за столом с еще двумя игроками, взявшими крупный куш. Одним из его партнеров был Френчи, беспрестанно цыкавший своими вставными зубами, другого звали Джил Карлински.
        Карлински был строен, шикарно одет. Казалось, он только что сошел с подиума в своем супермодном костюме. Это особенно бросалось в глаза на фоне Френчи, обрядившегося в церемонно-похоронный черный костюм. Сейчас удача изменила Карлински.
        Гора долларов перед ним уменьшалась с каждой ставкой. Он совсем перестал выигрывать. Френчи играл ровно, спокойно, не зарывался, не рисковал… разве только изредка. Его лицо не позволяло прочесть что-либо определенное. Он был более хитер и ловок, чем Уорд Слейтер, и отлично запоминал карты.
        Зрителей осталось немного. Туристы давным-давно разошлись; вокруг столов грудились только самые упорные игроки и болельщики, зорко следившие за ходом поединка: кто же все-таки станет победителем в этом затянувшемся состязании. На одном столе собралась огромная гора зеленых купюр.
        Билли Рэй устал, у него болели все кости, ныли суставы. В двадцать минут третьего утра (или ночи, черт его знает!) они вернулись за стол после очередной десятиминутной передышки. Во время последнего длинного перерыва Билли Рэю удалось поспать часа четыре, но это было черт знает когда! Конечно, осознание того факта, что он один из сильнейших и выиграл больше других своих партнеров, воодушевляло его. Он обогнал и Френчи, и Карлински. Кроме того, Карлински вообще вот-вот все спустит. Но игра еще не закончена. Ведь Френчи, несмотря на свои годы, выглядит весьма недурно. Этот ублюдок, похоже, хорошо отдыхал последние месяцы. Билли Рэй не уставал напоминать Френчи, что видок у него паршивый, но тот в ответ только улыбался.
        Игра возобновилась, Чарли Флиндерс сдал всем по первой карте, картинкой кверху.
        — Начинаем, джентльмены.
        Билли Рэю досталась дама, как и Карлински. Карлински ставил первым. Вероятно, он решил, что удача вернулась к нему, поставил пять сотен на эту королеву и в итоге потерял их и все последующие ставки.
        Билли Рэй постарался ускорить ход событий. Он повышал ставки, положившись на свою удачу… и удача его не подвела.
        Немногочисленные зрители, прилипшие к бархатным канатам, шептались и обсуждали ходы, ставки и все растущую посередине стола кучу денег.
        Карлински хмуро посмотрел в свои отвратительные карты и со стуком бросил их на стол.
        — Дайте новую колоду, дилер.
        Флиндерс обвел взглядом сидящих за столом.
        — Джентльмены?
        — Новую так новую,  — согласился Билли Рэй.
        Френчи тоже кивнул.
        Но Карлински уже ничто не могло помочь. Удача окончательно отвернулась от него. Он все больше и больше суетился, стал делать непродуманные, можно сказать, идиотские ставки, забывать карты и проигрывал еще чаще и больше. Спекся голубь, радостно подумал Билли Рэй, готов. Лицо серое, мозги размягчились, паника гложет нутро все сильнее и сильнее, а пачка «зеленых» перед ним все меньше и меньше.
        Билли Рэй выиграл у Френчи неплохую сумму. Тот считал, что с бубновым флешем возьмет банк, но Билли Рэй обставил его своим фул-хаусом.
        Томпсон принялся сгребать к себе деньги. В этот момент в зале погас свет.
        — Черт побери,  — буркнул Билли Рэй.
        Потом он услышал властный голос:
        — Включи аварийное освещение, Джонни!
        Но ничего не изменилось.
        Люди в темноте громко заговорили, начали чертыхаться и зажигать спички. Билли Рэй при этом скудном мерцающем свете аккуратно разложил свои деньги по стопкам и накрыл их все большими руками.
        — Не беспокойтесь, господа, освещение сейчас включат,  — сказал Чарли Флиндерс.  — А пока следите за деньгами, джентльмены.


        ЧАСТЬ 3
        Налет
        Серый приземистый фургон тащился по дороге, словно деловитая черепаха. Окна покрыты толстым слоем пыли, на бронированных стенках кузова темнеют ряды задвижек. Машину опоясывает черная полоса, по которой идет надпись: «Восс. Бронированные автомобили. Перевозка грузов. № 5».
        Лэш приехал в условленное место уже полчаса назад и спрятался за покосившейся изгородью. Он всматривался в огни Стрипа, прислушивался к шуму машин, въезжающих на огромную автостоянку и выезжающих с ее территории, и при этом жевал незажженную сигару. В руке у него была ракетница, и он нервно барабанил ногтями по холодному стволу, кусая губы. Он был сильно взвинчен. К тому же ему ужасно хотелось помочиться, но Лэш боялся отвести взгляд от дороги даже на секунду.
        Когда послышался гул приближающегося тяжелого автомобиля, он чуть не подпрыгнул на месте, прищурился и высунул голову в дыру, которую успел проделать в ограде, готовый в любую минуту отскочить в тень, если свет фар машины упадет на него.
        Но этого не случилось. Бронеавтомобиль замедлил ход, развернулся на улице и остановился перед цепью ограждения. Шофер просигналил один раз.
        Ворота медленно открылись, автомобиль взревел и въехал на территорию позади здания казино, к портику. Лэш прислонил ракетницу к деревянной ограде, палец его замер на спусковом крючке. Он ждал.
        Когда задние фары машины засветились красными огнями, Лэш нажал на спуск.
        Из ракетницы с грохотом и свистом вылетел в ночное небо заряд и там, в сотне футов над землей, разорвался на множество ярко-зеленых звездочек.
        Где-то вдалеке раздались радостные крики. Лэш бросил ракетницу в яму, которую заранее выкопал, и быстренько набросал сверху земли.
        Сумасшедшее возбуждение охватило Лэша, у него прямо в ушах звенело. Он чуть не свалился, когда второпях перебирался через изгородь, и со всех ног помчался к открытым воротам.
        Сделано! Налет начался.

        Элфи Хайрам нервно расхаживал взад-вперед, курил без остановки и каждую минуту вглядывался в циферблат часов. На улице была бы кромешная тьма, если бы несколько неоновых фонарей не торчали на перекрестках.
        Элфи два раза обошел квартал. Лэш приказал ему стоять спокойно и никуда не уходить, но он не мог оставаться на одном месте. К счастью, на улице никого не было. Когда изредка проезжала машина, Элфи прижимался к стене дома или приседал на корточки за кустарником.
        Да, работка сегодня будет чистая. Верная работка.
        Ему приходилось принимать участие в куда менее надежных делах, особенно во время войны. Тогда он нисколько не был уверен в успехе. Особенно тяжело пришлось в последнем. Ох, и пришлось тогда понервничать! Нужно было высадиться на французском побережье, чтобы забрать и вывезти в тыл двух радистов.
        До деревушки, в четырех милях от берега, они добирались ночью на лодке. Проводником была худенькая девчонка лет десяти-одиннадцати из местных. Эта часть операции оказалась не слишком сложной, хотя страх попасться в лапы немцам терзал душу и непрерывно точил мозг. С ним шли еще двое. Они наконец нашли радистов, забрали их и повернули обратно к морю. Самое худшее началось, когда они вышли на лодке в море, чтобы пересесть на корабль. Тут-то их и обнаружил немецкий торпедный катер. Ослепительный свет прожектора вырвал их жалкую лодчонку из спасительной темноты, и на них обрушился шквал огня. Элфи единственный, кому удалось уцелеть в этом пекле. То, что немцы не заметили его,  — просто чудо, ведь эти ублюдки обшарили все обломки своими прожекторами и на море стало ночью светло, как ясным днем.
        После этого случая он ушел из разведки.
        Элфи выругался вполголоса. Треклятая ракета должна взлететь уже сейчас, с минуты на минуту. Он пролез через дырку в ограде, которую проделал заранее, загнув края разреза, чтобы не зацепиться за проволоку. «Клондайк» примерно в полумиле отсюда, но в ясном ночном воздухе ракета будет хорошо видна.
        «Ну давай же, Лэш, сволочь ты такая! Стреляй!»
        Элфи потрогал запальный шнур и потряс коробок со спичками. Он сделал все так, как в старые времена, изготовил ранцевый заряд, сложил все в мешочек из плотной джутовой ткани и вывел наружу шнур.
        Здание подстанции большое, построено из железобетонных блоков. Ни одна душа не заметит горящий шнур. Элфи проверял его тысячи раз. У него будет четыре минуты, чтобы смыться отсюда. Уйма времени. Он успеет не слишком торопливо пройти по улице, впрыгнуть в свою развалюху и свалить отсюда.
        «Давай же, Лэш!»
        После подстанции ему нужно доехать до запасного блока и поджечь шнур там.
        Элфи застыл на месте, вглядываясь в небо. Черноту ночи прорезал зеленый след, светящаяся ниточка устремилась вверх и взорвалась снопом зеленых звездочек. Элфи с облегчением вздохнул. Наконец-то. Пора.
        Он чиркнул спичкой и зажег шнур.

        Джим Оберон резко дернулся и очнулся. Он задремал, и звонок будильника грубо разрушил его сон.
        Джим включил в вагончике свет и поднес к глазам часы. Час ночи. Пора двигаться. Он свесил ноги на пол и потянулся. Потом обернулся и похлопал по заднице лежащую в постели девицу, укрытую простыней.
        — Отстань,  — пробурчала та спросонья.
        — Ты что, решила остаться здесь? Мне пора идти.
        — Посплю еще немного. Потом уйду. Вернешься — меня уже не будет.
        — Как хочешь.
        Оберон встал с постели, отыскал брюки и натянул их на себя. Потом надел носки, ботинки и, дотянувшись рукой до шкафчика, достал оттуда темный галстук.
        Девица заворочалась, повернулась к нему, подняла припухшие веки и удивленно вытаращила на него сонные глаза.
        — Чего это ты так вырядился?
        — Спи, спи, детка.
        — Собрался на работу?  — Она зевнула, села на кровати и покосилась на часы.  — Ты же говорил, что сейчас не работаешь?
        — Не работаю. Но мне нужно повидаться с одним человеком — как раз по поводу места. Он сегодня в ночную смену. Давай, спи.  — Оберон достал темный плащ и накинул его на плечи.
        — Что-то во рту пересохло. Принеси водички, а?
        — Возьми сама. Мне некогда.  — Джим посмотрел на девицу. Она сидела на кровати, развесив голые сиськи. Зевнула и почесала длинными ногтями голову. У нее были каштановые блестящие волосы. Оберон вспомнил, как она извивалась и визжала несколько часов назад. Да, эта штучка хороша в постели.  — Ну ладно, черт побери!  — Он налил полный стакан воды и подал ей.
        Оберон осторожно вышел на улицу и плотно закрыл за собой дверь вагончика. Ночь была совсем черной.
        Джиму показалось, что он очутился внутри бутылки темного стекла. Тихо ступая, он подошел к своей древней машине, уселся на сиденье и включил зажигание.
        Он подъехал к «Клондайку» и припарковался на стоянке для работников клуба. Обошел здание, оказался у входа на кухню, вошел внутрь, не встретив ни одного знакомого. Насколько ему удалось понять, на него никто не обратил внимания. Оберон пробрался через кухню и попал в коридор. Примерно в два часа ночи он проверил комнату дежурного рядом с портиком. Она была свободна.
        Оберон с облегчением вздохнул. Он не знал точно, когда здесь появится охранник, чтобы открыть ворота. Скорее всего не раньше, чем подъедет бронеавтомобиль. Но нельзя было рисковать и опаздывать.
        Оберон вошел в комнатку и спрятался за дверью. Сел на пол. В руке у него был наполненный песком старый носок. Он вертел его в руках, перекладывал из одной в другую. Закурить не решился. Запах дыма привлечет внимание охранника, когда тот войдет в дверь, насторожит его.
        Шестьдесят минут никогда не тянулись для Оберона так долго… да и для нервов его это было серьезным испытанием. Несколько раз в коридоре раздавались шаги. Люди проходили мимо двери. Один подошел, постучал, ругнулся и ушел прочь. Другой приоткрыл дверь, просунул внутрь голову и окликнул:
        — Ханки? Ты здесь?  — И ушел, не зажигая света.
        Прошла еще целая вечность. Наконец в коридоре послышались шаги. Открылась дверь, и в комнату вошел человек. Он потянулся к выключателю. Оберон неслышно, будто привидение, поднялся на ноги, ударил охранника песочной колотушкой по голове, за ухом, и подхватил его, прежде чем тот успел грохнуться на пол. Потом аккуратно устроил поверженного на полу, связал ему руки и ноги веревкой, которую специально принес для этой цели, и заткнул кляпом рот.
        На охраннике была форменная фуражка. Оберон надел ее на себя, прежде чем подойти к окну и выглянуть на улицу. Пока пусто. Он запер дверь на замок и приготовился ждать дальше. Машина должна вот-вот появиться. Оберон нервничал. Связанный охранник зашевелился и застонал, но Оберон даже не повернул к нему головы.
        Бронемашина может появиться в любую минуту.

        Дебби появилась в холле довольно поздно, было уже больше двух часов ночи. Сэм уговаривал ее остаться в номере.
        — Мне надо проследить за кое-какими делами.
        Ты поспи здесь, малышка. Я вернусь к тебе еще до рассвета. Потом вместе сходим поплаваем.
        Но Дебби никак не могла уснуть. Слишком многое нужно обдумать, слишком сильные, неожиданные и новые для себя ощущения она пережила за последние несколько часов. После того как Сэм ушел, она еще некоторое время оставалась в постели. Потом тоже встала, оделась и выскользнула в коридор.
        Спустившись вниз, Дебби заглянула в казино. В центральном зале оставалось всего несколько игроков. Она увидела мужа, он застрял у рулетки. Пол не посмотрел в ее сторону, и Дебби не стала подходить к нему.
        Что она ощущает сейчас? Стыд? Раскаяние? Чувство вины? Дебби подумала-подумала, но ничего похожего в себе не обнаружила. События этой ночи просто увеличили пропасть между ними, а сама трещина образовалась сразу после церемонии бракосочетания. Она не считала, что изменила мужу. Это Пол предал ее, изменил ей. Конечно, не физически, но в некотором смысле его измена гораздо более жестока и безжалостна. Физическую измену Дебби, наверное, могла бы и простить, по крайней мере понять.
        Нет уж, она ничего не должна Полу! Ничем ему не обязана! Между ними все кончено, и сегодня же она ему об этом скажет. Если, конечно, сможет удержать его вдалеке от игральных столов достаточно долгое время, чтобы успеть нормально поговорить.
        Дебби вышла на улицу в ночь, в жаркий и душный воздух. Казалось, она нырнула в горячую ванну.
        Возле бассейна никого не было. Дебби медленно побрела к воде, глубоко задумавшись. Она встала на бортике и устремила взгляд на поблескивающую гладь.
        Тут до ее слуха донеслось покашливание. Она огляделась вокруг и увидела Эндрю Страдвика, сидящего под зонтиком. Дебби не особенно удивилась, снова встретив его здесь. Он казался ей неизменным атрибутом этого бассейна, постоянно присутствующим здесь — и днем, и ночью.
        Дебби вдруг поняла, что ужасно рада видеть этого человека. Она пошла к его столику. Полковник с усилием поднялся на ноги.
        — Здравствуйте, мистер Страдвик.
        — Добрый вечер, юная леди. Или, наверное, лучше сказать «доброй ночи».
        Полковник стоял покачиваясь. Сегодня он был куда сильнее пьян, чем она привыкла видеть. Дебби придвинула стул для себя.
        — Почему вы здесь, а не там? Почему не распространяете ваши системы?
        — Моя дорогая, о чем вы говорите! В такое время здесь остаются одни завсегдатаи, а они твердолобые консерваторы!  — Полковник хихикнул.  — Мои покупатели — туристы, новички, те, кто попадает сюда в первый раз.
        — Мой муж еще там, в зале. Он крепко завяз,  — с горечью в голосе проговорила Дебби.
        Полковник сочувственно крякнул.
        — Поверьте, дитя мое, мне очень жаль, что все так получилось. Знай я об этом заранее, никогда не стал бы продавать ему свою систему.
        — Что вы, ваша система здесь совершенно ни при чем. Он начал играть буквально сразу, как только мы попали сюда. Просто голову потерял. И я уверена, вел бы себя точно также даже без вашей системы.
        — Может, мне следует поговорить с ним…
        — Этот разговор ничего не изменит и не исправит.
        — Пожалуй, вы правы.  — Полковник вздохнул и отхлебнул из своего стакана. Потом, прищурясь, внимательно, изучающе посмотрел на нее.  — К тому же подозреваю, что у вас появились и другие проблемы.
        — Верно, так и есть.
        — Может, вы хотите поговорить об этом?  — деликатно предложил полковник.  — Знаю, я старый гриб, иногда не в меру болтливый. Но я умею и слушать. Я хорошо слушаю. И как-то так получилось, что мы с вами не совсем посторонние люди.
        Дебби вдруг пришло в голову, что это в общем-то правда. И она выложила полковнику все, включая и то, что произошло между ней и Сэмом Хастингсом сегодняшней ночью. Ничего не утаила. Немного позже Дебби поняла, почему она вывернула душу наизнанку перед едва знакомым человеком. Ее отец был замкнутым, неразговорчивым, все держал в себе, ни с кем не делился своими мыслями, чувствами. Работа на ферме была для него самым важным делом. Он не был суровым отцом, но Дебби никогда не считала возможным довериться ему, рассказать о своих переживаниях. Несколько раз, в юные годы, она пыталась поговорить с ним откровенно. Отец слушал вполуха, поглаживая ее по голове, отпускал несколько заезженных советов и возвращался к своим занятиям.
        Сегодня впервые в жизни Дебби встретилась с человеком, которому смогла раскрыть душу.
        Полковник оказался внимательным, сочувствующим слушателем. Закончив рассказ, Дебби почувствовала полное эмоциональное опустошение, но ей стало неизмеримо легче. В какой-то момент ей вспомнился отец, и это тоже было хорошо. Она чувствовала огромную благодарность полковнику за это ощущение.
        — Что вам посоветовать, дитя мое?  — Полковник допил виски и теперь смотрел в сторону.  — Я никогда не имел своих детей. Но если бы у меня была дочь, пожалуй, я был бы рад, если бы она хоть чем-нибудь походила на вас.
        — Спасибо вам, мистер Страдвик.
        Дебби дотянулась до его сухой руки и пожала ее.
        Хоть ночь была жаркой и душной, пальцы полковника показались ей холодными.
        — Моя жизнь никогда не была образцовой и достойной подражания,  — медленно проговорил полковник.  — Большая часть моих поступков не одобрялась обществом, и деяния мои считались незаконными. Я не могу оспорить подобную оценку. Но когда речь заходит об отношениях мужчины и женщины, я становлюсь не в меру щепетильным блюстителем нравственности, как это ни странно звучит. Я всегда с неприязнью относился к той распущенности и неразборчивости, которые проявляют большинство современных молодых людей.
        Возможно, это обычное непонимание между представителями разных поколений,  — засмеялся он сухо,  — но ваш случай, Дебби… Понимаете, я всегда считал, что физические отношения между мужчиной и женщиной ничего не значат и не стоят, если за ними нет любви., Вы говорите, что любите Сэма Хастингса и больше не любите своего мужа, если даже любили его когда-нибудь раньше… Я вам верю, моя дорогая. Да кто я такой, чтобы утверждать, что вы совершаете ошибку?! Если ваше сердце подсказывает вам, что вы поступаете правильно…
        — Да, так и есть,  — просто ответила Дебби.
        — Тогда будьте счастливы, дитя мое,  — опять засмеялся он,  — послушайте меня! Я говорю с вами словно древнее языческое божество, которое благословляет истинно верующую.
        Внезапно Дебби почувствовала жуткую усталость.
        Она взглянула на часы. Было начало четвертого. Она не сдержалась и широко зевнула.
        — Кажется, теперь я смогу уснуть.
        Полковник взял стакан и удивленно посмотрел на него, словно не ожидал обнаружить его пустым. Затем поднялся на ноги, подал руку Дебби, чтобы помочь ей встать.
        — Я провожу вас. Мне, оказывается, нужно добыть стаканчик выпивки.
        Возле самой входной двери Дебби спросила:
        — Вы не знаете, нельзя ли как-нибудь попасть в холл, не проходя через казино? Не хочу встречаться с Полом. Не сейчас. Я слишком устала, чтобы даже думать об этом.
        — Честно говоря, не знаю,  — протянул полковник и пожал плечами, осматриваясь.  — Взгляните, вон там, слева, есть дверь. Давайте попробуем пройти через нее. Кажется, я припоминаю, в отеле есть коридор, который проходит через все служебные помещения.
        Дверь оказалась незапертой. Они вошли в нее и оказались в небольшом коридорчике. Миновав его, попали в другой, длинный, который поворачивал вправо.
        — Да, похоже, мы попали куда нужно,  — сказал полковник.
        Они уже одолели половину длинного коридора, когда неожиданно погас свет и они оказались в кромешной тьме.
        — Что случилось?!  — воскликнула Дебби.
        — Наверное, отключили электричество. Может, авария где-нибудь. Подождем минуточку. Уверен, скоро свет включат.
        Они стали ждать. Дебби почувствовала смутную тревогу, непонятное волнение. Полковник закурил сигару, и огонек его зажигалки смог выхватить из непроглядной тьмы лишь крошечный участок пространства. Некоторое время Страдвик держал зажигалку включенной, даже поднял ее над головой.
        — Знаете, я всегда плохо ориентировался на местности,  — уныло проговорил он.  — Кажется, я потерял направление, не знаю, куда идти дальше. А вы знаете, дорогая моя?  — Пожалуй, нет,  — неуверенно засмеялась Дебби.  — Честно говоря, я и не смотрела по сторонам, у меня голова совсем другим занята.
        — Так… похоже, свет дадут не скоро. Давайте пойдем в эту сторону,  — предложил полковник и осторожно двинулся с места.
        — Давайте.
        Коридор казался им бесконечно длинным. Два человека, девушка и старик, медленно двигались в неверном свете зажигалки. Они миновали несколько закрытых дверей, расположенных асимметрично по обеим сторонам коридора. Наконец полковник остановился возле одной из них.
        — Кажется, мы сейчас находимся на уровне холла. Давайте попробуем войти сюда, вот в эту дверь.
        — Хорошо,  — опять согласилась Дебби.
        Полковник открыл дверь, и в этот момент его зажигалка мигнула в последний раз и погасла.

        Лэш торопливо прошел по улице и заскочил во двор. Он тихо ступал по мягкой земле, звука его шагов почти не было слышно. Из бронемашины, стоящей сейчас в портике, вылез охранник в форме. Из-за кустарника, посаженного вдоль дорожки, возник Рик Робинсон. Он находился примерно в дюжине ярдов от стены.
        Они вдвоем бросились к машине. В это время охранник поднялся на ступеньки и постучал в служебную дверь.
        Водитель остался в кабине, но сидел расслабившись, дверца с его стороны была слегка приоткрыта.
        Именно такую информацию получил Лэш от своего человека из «Клондайка». Скорее всего водитель открывал дверцу кабины потому, что машина не была оборудована кондиционером. Охранники тоже чувствовали себя здесь, в портике, в полнейшей безопасности и потому теряли бдительность.
        Легкомысленная привычка водителя послужила основой, ключевым звеном для всего дела. Лэш выстроил первый этап налета именно на ней. Теоретик, правда, выработал принципиально иную схему захвата бронемашины, но такой способ показался Лэшу самым легким.
        В задачу Рика входило незаметно подкрасться к шоферу и, оглушив, вытащить его наружу, выбросить из кабины. Ведь Рик был мощным, как буйвол, и обладал на удивление бесшумной поступью. Они вдвоем обошли машину кругом. Лэш пошел вперед, чтобы выполнить свою часть работы, а громила Рик замедлил шаги и осторожно подкрался к кабине. Лэш направился к охраннику, дожидавшемуся на ступеньках, когда откроют дверь. Он рискнул бросить единственный мимолетный взгляд через плечо и увидел, что Рик уже вытащил водителя из кабины. Он нанес ему удар, прежде чем тот успел пикнуть, и бросил его на землю вниз лицом.
        Лэш подскочил к охраннику, двинул ему кулаком по голове, и тот осел, обмяк, свалился на ступеньки.
        Форменная фуражка отлетела к двери, и Лэш подобрал ее.
        Дверь распахнулась. На пороге стоял Джим Оберон. Он жестом пригласил Лэша войти, в руке его был пистолет.
        В этот момент погас свет.
        Лэш раздал подельщикам фонарики. Он ткнул Рика в грудь и мотнул головой в сторону охранника и шофера:
        — Свяжи-ка этих парней.
        Рик с готовностью склонился над охранником.
        Все прошло гладко как по маслу. Лэш приободрился. Он надел фуражку, на Джиме была такая же.
        Переодеваться в форму было некогда, но Теоретик уверял, что никто ничего не заметит, во-первых, из-за темноты, во-вторых, отключение электричества произойдет слишком неожиданно. И знакомые всем в казино форменные фуражки позволят нападающим приблизиться на достаточно близкое расстояние к людям, отвечающим за деньги «Клондайка».
        — Сюда,  — коротко сказал Оберон и пошел вперед, освещая себе дорогу фонариком.
        Они быстро прошли по коридору, лучи света плясали и прыгали по стенам. Дверь в кассу бухгалтерии была открыта, в проеме стоял человек и внимательно следил за их приближением.
        — Эй, освещение вырубилось!  — Мужчина средних лет в белой рубашке и галстуке-бабочке поднял руку, чтобы прикрыть глаза от слепящего луча — Лэш светил своим фонариком прямо ему в лицо.
        Лэш ткнул пистолетом в мягкий живот мужчины.
        — Ну-ка назад! Быстро в комнату!
        Служащий удивленно чертыхнулся. Потом до него постепенно стало доходить, в чем дело, и он испугался. Лэш подтолкнул его, и тот отступил в комнату, спотыкаясь. Двое других служащих повернули головы к двери. Они безуспешно щелкали выключателями своих настольных ламп. Их глаза ярко блестели в ярких лучах фонариков.
        — Это ограбление. Всем молчать!  — скомандовал Лэш.
        — Давай их сюда.  — Оберон высветил фонариком еще одну комнату справа.  — Здесь только одна дверь и нет окон. Никуда не денутся.
        — Быстро все в ту комнату!  — приказал Лэш и махнул пистолетом. Трое мужчин засуетились и второпях чуть не повалили друг друга на пол. Этот ужас, исходящий от взрослых, довольно крепких людей, порадовал Лэша и вселил в него еще большую уверенность. Должно быть, они с Обероном выглядели безумными, сверхъестественными существами, размахивающими пистолетами в неверном, пляшущем свете фонариков. Когда все трое служащих оказались в глухой комнате, Лэш захлопнул дверь и повернул в замке ключ. Хороший замок, сразу видно, подумал он и зашвырнул ключ , в угол.
        Деньги уже ждали их. Они лежали на столе в серых полотняных сумках с кожаными укрепляющими вставками. На каждой сумке сверху был маленький стальной замочек, и на каждой висела картонная бирка с неразборчивой, сделанной фломастером надписью:
        «Клондайк». Оберон схватил в каждую руку по сумке и потащил к выходу. Ликование охватило Лэша, он громко рассмеялся и тоже ухватил две сумки.
        Выскочив за дверь, он резко остановился, потому что Оберон направил луч своего фонарика прямо ему в глаза и почти ослепил его.
        — Да убери ты этот свет, черт возьми — рявкнул Лэш.
        Оберон опустил фонарик.
        — Посмотри-ка сюда,  — сказал он.
        В луче света, будто пришпиленные к стене, стояли два человека: седоволосый старик с бородкой и юная девушка. Лицо девушки показалось Лэшу знакомым.
        — Это возмутительно, сэр! Безобразие!  — сердито воскликнул старикан.
        — Заткни пасть!  — взревел Лэш. Мысли в голове перемешались, образовали спутанный клубок. В чем дело? Почему это произошло?
        Оберон подошел ближе и спросил, понизив голос:
        — Что будем делать с этими? Уберем?
        — Какого черта ты сунул фонарь прямо мне в лицо?  — прорычал Лэш.  — Придется забрать этих с собой, они меня видели. К тому же, кажется, девка меня знает. Я ее где-то встречал.
        — Но…
        — Выбора нет. Ты знаешь приказ. Никаких убийств без крайней необходимости. Эй вы, двое!  — окликнул он.  — Шевелитесь! Живо вперед по коридору перед нами и не пытайтесь делать глупости!  — Он вытянул руку с пистолетом, осветил ее лучом фонарика и мотнул в направлении движения.
        Девушка при виде пистолета отпрянула и вскрикнула от страха. Старикан сделал шаг вперед, словно хотел заслонить ее собой.
        — Не представляю, сэр, что все это значит, но…
        — Ты че, оглох?  — грубо оборвал его Оберон.  — А ну иди быстро!
        На улице все было спокойно. Серый фургон неясно вырисовывался в темноте. Охранник, которого Лэш тюкнул по голове, лежал связанный и с кляпом во рту. Рик ждал возле машины. Он зажмурился, когда луч фонарика Лэша осветил его лицо. Лэш неловко перехватил обе сумки в одну руку, а другой подтолкнул пленников к бронемашине.
        Он остановился, когда его нога наткнулась на какое-то препятствие, и посветил фонариком. На земле лежал шофер.
        — Это что такое?  — прорычал Лэш и посмотрел на Рика.  — Почему ты не связал его, как я приказал?
        — Да он сдох, Лэш,  — ответил Робинсон, явно нервничая. Носком ботинка он легонько пнул человека, лежащего на земле; голова его дернулась. Рот шофера был открыт, глаза остекленели.
        Сердце у Лэша подпрыгнуло, дыхание перехватило. Прошло несколько минут, прежде чем он обрел дар речи.
        — Как это произошло?
        — Наверное, я его слишком сильно ударил.
        — Господи Иисусе!  — застонал Оберон.
        Волна ярости захлестнула Лэша, и он изо всех сил стиснул в руке пистолет.
        — Ax ты тупица! Идиот! Недоумок!
        — Ты сам велел мне вырубить его, Лэш,  — захныкал Рик.  — Я же не виноват, что этот хиляк вздумал подохнуть.
        — Ладно, все!  — отрезал Лэш. Черт! Черт! Все хорошее настроение улетучилось. Мертвец — неприятная штука, премерзкая. Чистое ограбление испорчено, испоганено. Мало того что двоих пришлось взять в заложники, так тут еще и убийство!  — Засуньте тело в машину. Второго охранника и этих двоих туда же.
        Свяжи их, Джим, как следует и заткни рты. Только чтобы на этот раз все было сделано нормально.
        Оберон обыскал шофера, нашел связку ключей, затем подтолкнул старика и девушку к задней дверце машины и открыл ее. Лэш забросил сумки с деньгами внутрь и обошел броневик кругом, внимательно и настороженно осматриваясь по сторонам, пока Рик с Обероном связывали пленников и затыкали им рты.
        Поблизости никого не было. «Клондайк» и близлежащие окрестности оставались погруженными во мрак.
        Было темно как в могиле.
        Раздался тихий голос Оберона:
        — Все в порядке, сделано.
        Лэш захлопнул заднюю дверцу, Оберон запер ее изнутри. Понятно, что всем здесь будет тесно, но это уже не важно. Времени нет. Кто-нибудь придет проверить кассу, и наверняка уже скоро.
        Лэш включил двигатель, дал задний ход и стал выводить машину из портика. Она скрипела, дребезжала, стучала, грохотала и отчаянно сопротивлялась. Это оказалась самое тяжелое средство передвижения, за рулем которого когда-либо приходилось сидеть Лэшу. Автомобиль слушался руля с такой же легкостью, что и железобетонный мост на жестяных колесах. Развернуть и направить его к воротам было чертовски тяжело.
        В душе Лэша все бурлило и кипело. Этот проклятый Рик подставил всех! Все шло так хорошо, так гладко, если не считать случайно подвернувшихся старика и девки. Но это одно из тех непредвиденных событий, которые всегда могут случиться, как бы хорошо ни было задумано и спланировано дело.
        Изо всех сил вцепившись в руль, Лэш вывел машину из ворот и повернул направо. Она подпрыгивала на всех неровностях, будто в ней рессоры вообще отсутствовали.
        Лэш бросил взгляд на часы. Света приборного щитка оказалось достаточно, чтобы разглядеть стрелки.
        Налет занял всего четырнадцать минут. Это очень хорошо. Теоретик отвел им пятнадцать, но его план предполагал иной, более безопасный способ забраться в бронемашину. Лэш сделал по-своему, быстрее, но при этом Рик замочил шофера.
        Безголовый громила! Теперь из-за него над всеми нависла опасность.
        Лэш нахмурился, вглядываясь в лобовое стекло, и вытащил сигару изо рта. Если бы он не нарушил инструкции Теоретика, теперь не вез бы в машине мертвяка…
        Тут он вдруг вспомнил, где прежде видел эту блондинку. В женском туалете, когда искал спрятанные Ноной фишки. Он тогда был наряжен старухой. Эта девка никогда в жизни не узнала бы его! Вовсе ни к чему было похищать ее. Достаточно было заткнуть рот, связать, и все! Они могли бы смыться без лишнего груза.
        Лэш застонал и стукнул кулаком по тяжелому рулю.
        — Господи! Господи!  — вырвалось у него.
        Интересно, Теоретик когда-нибудь напивался из-за неудач?

        Брент Мэйджорс проводил Линду до ее комнаты.
        Она всегда возвращалась к себе в номер. Однажды, после их первой ночи, она сказала ему:
        — Даже у нас, простых людишек, есть свои принципы. Мама не уставала напоминать, чтобы я никогда не оставалась на всю ночь в комнате у мужчины.
        Они поднялись на этаж, где жила Линда, вышли из лифта и пошли по коридору рука об руку. Мэйджорсу было хорошо. Они отлично провели вдвоем этот вечер. Смеялись, шутили, занимались любовью. Никаких намеков и воспоминаний о недавней ссоре.
        Подойдя к своему номеру, Линда вручила ему ключ.
        Брент отпер дверь, повернулся и взял ее лицо в свои руки.
        — Все было здорово, Линда. Прекрасно как никогда.  — Он нежно поцеловал ее в губы.
        — Да, милый, но я так устала, ты совсем меня вымотал. Мне недели не хватит, чтобы как следует выспаться.  — Она чмокнула его в щеку.  — Спокойной ночи, дорогой.
        — Спокойной ночи, Линда.
        Она вошла к себе и закрыла дверь. Мэйджорс услышал, как щелкнул выключатель. Он вытащил из кармана сигару, закурил и глубоко затянулся. Потом сделал пару шагов по коридору, но вдруг резко остановился и обернулся. В комнате Линды раздался какой-то странный звук. Он внимательно прислушался.
        Звук повторился, он походил на заглушенный крик.
        Брент вернулся к двери и тихо позвал:
        — Линда! Что случилось? У тебя все в порядке?
        Никакого ответа. Он прислушался, но ничего не услышал. Ему не хотелось будить соседей, но если так…
        Мэйджорс постучал в дверь и снова позвал, уже погромче:
        — Линда, ответь мне!
        И снова услышал тот же звук. Несомненно, это был приглушенный крик, потом до него донесся шум борьбы, глухой стук, будто кресло опрокинули или другой какой-то тяжелый предмет.
        Мэйджорс больше не колебался ни минуты. Он отыскал в кармане отмычку, открыл дверь и влетел в номер безо всяких предосторожностей.
        В центре комнаты Линда боролась с крепко державшим ее мужчиной, пытаясь освободиться. Он поймал ее сзади, со спины, одной рукой зажал ей рот, а другой обхватил за талию. Увидев Брента, Линда перестала вырываться.
        Брент быстро шагнул вперед и только сейчас узнал напавшего.
        — Ладно, Фэлкон, отпусти ее! Хватит!
        Фэлкон разжал руки и отступил. Он был одет очень странно, в какой-то маскарадный костюм. Парик был на месте, Джей Ди не казался особенно пьяным.
        — Не ожидал, что ты вернешься, начальник.
        — Как ты попал сюда?
        — Осел, заказать дубликаты ключей совсем не сложно. Деньги могут все.
        — Не совсем,  — покачал головой Мэйджорс и угрожающе двинулся на Фэлкона.  — Они не смогут остановить меня. Я сделаю из твоей рожи лепешку.
        Фэлкон скрипуче рассмеялся.
        — Да что за проблема? Великое дело, подумаешь.
        Ты уже позабавился со своей черной кошечкой. Теперь моя очередь. Не жадничай, начальник. Господь велел делиться.
        Мэйджорс подошел уже так близко, что спокойно мог дотянуться до него, но комик ничуточки не испугался. Он был абсолютно уверен в собственной безопасности — вряд ли Мэйджорс рискнет попортить лицо звезде вечернего шоу и сорвет его выступление.
        — Не надо, Брент. Он мне ничего не сделал,  — вмешалась Линда.
        Мэйджорс пропустил ее слова мимо ушей и правым кулаком от всей души двинул Фэлкону прямо в рожу. Кровь потекла из носа ручьем, и артист упал навзничь. На его лице появилось выражение крайнего недоумения. Мэйджорс почувствовал небывалое удовлетворение. Он схватил Фэлкона за грудки, поднял на ноги и врезал еще, на сей раз размазав его по стене.
        Теперь недоумение на лице Фэлкона сменилось страхом и болью.
        — Мэйджорс, ты не смеешь делать подобные вещи!  — завопил он.
        — Уже сделал.
        — Я буду жаловаться! Я упеку тебя за решетку!
        — Ну-ну, давай, жалуйся.
        И Мэйджорс ударил его снова, на этот раз в солнечное сплетение. Кулак почти до запястья погрузился в обмякшее тело комика. Тот охнул и сложился пополам, схватившись за живот, у него перехватило дыхание.
        Мэйджорс взял Фэлкона за плечи и прислонил к стене.
        — Теперь слушай внимательно, что я собираюсь сделать. Твоя работа в «Клондайке» закончена. С этой самой минуты…
        — Но ты не имеешь права,  — с трудом выговорил Фэлкон, ему все еще не хватало воздуха.  — У меня контракт.
        — Я его разрываю. В договоре есть пункт о нарушении нравственных норм. Но даже если я не смогу выгнать тебя на этот раз, больше тебе никогда не удастся выступить здесь, в «Клондайке». И я уж прослежу, чтобы тебя к Лас-Вегасу близко не подпускали!
        — Брент… — Линда подошла и встала так, чтобы он ее видел.  — Дорогой, не делай этого!
        — Слушай, у меня появилась идея.  — Он улыбнулся ей, все еще удерживая сипящего Фэлкона прижатым к стене.  — Как ты посмотришь на то, чтобы стать звездой, главной участницей нашего вечернего представления в концертном холле? Скажем, с завтрашнего дня., . Да, с завтрашнего вечера. А?
        — Ты о чем? Что ты хочешь сказать?  — Она сделала шаг назад, на лице отражались обуревавшие ее противоречивые чувства.
        — Я говорю…
        В это мгновение погас свет.
        Мэйджорс тихо выругался. Несколько секунд он стоял не двигаясь. Потом подошел к окну, волоча за собой Фэлкона. Лас-Вегас сиял и сверкал, переливался разноцветными огнями, но это море света плескалось в четверти мили от «Клондайка». Сам «Клондайк» был погружен в непроницаемую черную мглу.
        — Что там, Брент? Что случилось?  — шепотом .спросила Линда.
        — Отключили электричество. Никогда бы не поверил, что подобное может случиться,  — пробормотал он. И тут до него дошел весь смысл происходящего.  — Господи! Мне же нужно идти. Я должен разобраться, в чем дело. Одному Богу известно, что там происходит. Линда, запри за мной дверь и не открывай никому. Как только дадут электричество, все образуется. Ну, пойдем, шут гороховый.
        Мэйджорс заломил руку Фэлкона за спину, крепко ухватил его за запястье и вытолкал из комнаты, спотыкаясь в темноте о мебель-. Он подождал в коридоре, пока не услышал, как щелкнул замок, и только после этого отпустил Фэлкона.
        — Держись подальше отсюда, проваливай прочь с этого этажа. Если попытаешься снова приставать к Линде, то сегодняшний вечер будешь всю жизнь вспоминать с благодарностью и побои, что ты сейчас схлопотал, покажутся тебе нежной лаской.
        — Как же я уйду отсюда?  — заскулил Фэлкон.  — Ведь ни черта не видно.
        — Это твои проблемы. Убирайся!  — отрезал Мэйджорс.
        Сам он через пару секунд сориентировался и пошел по направлению к лифтам, но через несколько шагов резко затормозил, кляня себя за глупость и несообразительность. Электричества же нет, так какие могут быть лифты! Ничего же не работает!
        Сейчас он на каком?.. На пятом этаже? Чтобы добраться до первого на ощупь, в темноте, по лестнице, нужно по меньшей мере четверть часа. Но выбора, к сожалению, нет. Возможно, свет дадут через несколько минут. Только ему нельзя ждать: там, внизу, может случиться все что угодно, любая чертовщина!
        Он осторожно пошел по коридору к лестнице, время от времени дотрагиваясь кончиками пальцев до стены.

        Пол Грин сидел, ссутулившись, возле рулетки, когда во всем «Клондайке» погас свет.
        За вечер он проиграл всего лишь около сотни долларов — половину суммы, полученной по последнему подписанному им фальшивому чеку. Он то выигрывал несколько долларов, то проигрывал столько же.
        Пол так устал, что не чувствовал своего тела и совершенно не мог соображать. Он механически делал ставки и уже не испытывал никаких чувств: ни радости от выигрыша, ни огорчения от проигрыша. Пол давно перестал играть по системе Алемберта, плюнул на все эти сложности и теперь ставил как Бог на душу положит, просто выкладывал свои фишки на случайные номера.
        В казино почти не осталось народа, за рулеточным столиком, кроме Пола, сидел только один игрок.
        Когда в зале погас свет, Пол не сразу понял, что произошло. Ему понадобилось для этого несколько секунд.
        В темноте раздались недоуменные возгласы. Люди зачиркали спичками. Желтые тусклые огоньки выхватывали из темноты бледные лица существ, похожих на привидения.
        — Следите за вашими фишками, джентльмены,  — раздался голос крупье.  — Свет скоро включат. Не волнуйтесь, господа.
        Пол выпрямил ноющую спину. Он был рад неожиданной передышке. Достал сигарету, закурил. Он сидел какой-то оглушенный, мысли его крутились возле недавних проигрышей. Он уже потерял счет тем деньгам, которые утекли у него сквозь пальцы, но точно помнил, что подписал больше чем на тысячу долларов чеков, которые скоро вернут неоплаченными из-за отсутствия денег на счете. А может, уже завтра, когда все банки откроются, из бухгалтерии казино позвонят в его банк в Канзас-Сити.
        Сейчас ему нужно всего лишь немного везения.
        Совсем чуть-чуть! Должна же удача когда-нибудь улыбнуться ему. Нет никакой логики в том, что он бесконечно проигрывает!
        Тут Пол осознал, что прошло уже довольно много времени, а света все нет. Он аккуратно собрал свои фишки, положил в карман и поднялся из-за стола.
        В первый раз за последние дни он вспомнил про Дебби. Вдруг она сейчас проснется и обнаружит, что отключили электричество? Еще, чего доброго, испугается, бедняжка. Она ведь там совсем одна, в полной темноте. Пол решил, что нужно подняться в номер. К тому же он так устал, что ему просто необходимо поспать.
        Осторожно ступая. Пол вышел из игрального зала, при этом несколько раз столкнулся с другими блуждающими в темноте людьми, и направился к лифтам.
        Нажал кнопку вызова и стал апатично ждать. Не дождавшись, еще раз надавил на кнопку и в следующее мгновение состроил сам себе кислую гримасу. Естественно, лифты не работают, ведь нет электричества.
        Перспектива лезть пешком на верхний этаж не слишком радовала. Пол отошел от лифтов. Телефоны-то наверняка работают. Он поплелся через фойе к конторке портье. Здесь собралось несколько человек, они что-то говорили наперебой, обращаясь к встревоженному и усталому портье. Рядом с ним на конторке лежал большой фонарь. Его лицо то появлялось, то исчезало из пучка света, причудливые тени преображали его; он с трудом отражал огонь раздраженных вопросов, обрушившийся на него.
        Пол повернул в сторону телефонных автоматов.
        Все оказались занятыми. Ему пришлось подождать несколько минут. Наконец какой-то мужчина раздраженно повесил трубку со словами:
        — Что за поганое обслуживание!
        Прошло еще несколько минут, прежде чем Полу удалось связаться с телефонисткой и она набрала номер апартаментов для новобрачных. Пол ждал, слушая длинные гудки.
        Дебби не отвечала. Глупость какая-то. Она же должна быть там! Где еще она может находиться в три часа ночи?!
        В его душу закралось смутное подозрение. Пол вернулся к конторке, спросил, в какой стороне находится лестница, и побрел туда через темноту. Ему даже не пришло в голову, что ситуация совершенно нелепая: он столько дней практически не вспоминал о жене и вот теперь вдруг так забеспокоился.

        Когда-то вымощенная камнем узкая дорога была теперь вся в выбоинах. Колеса проезжающих машин выдавили глубокие колеи по бокам, и теперь в них росла сорная трава. Лэш понял, что туристы здесь не появляются: те улицы, по которым гуляют приезжие, ремонтируют и содержат в порядке.
        Бронированный автомобиль двигался по дороге, дергаясь и громыхая, подпрыгивая на каждом камешке, словно подбитый танк. Внутри машины стояло адское пекло. Это была древняя, видавшая виды колымага. Вонь и гарь от работающего двигателя лезли в ноздри и не давали дышать. Лэш весь вспотел. Из-за жары. А может, перенервничал?
        Сквозь шум мотора Лэш слышал гудки машин вдалеке. По правую руку от них, там, где обычно колышется море неоновых огней, зияла чернота.
        Редко-редко темноту прорезал свет зажженных автомобильных фар, но разноцветные гигантские неоновые надписи и рекламы погасли, да и в гостинице света не было. Где-то завыла сирена. Может, пожар, подумал Лэш. Скорее всего. Они не могли так быстро обнаружить пропажу денег. Или могли?
        В броневике имелся радиоприемник, и Лэш включил его. Раздалось потрескивание, и послышался искаженный помехами голос ведущего, рекламирующего какие-то продукты. Лэш не нашел станцию, передающую новости, и выключил радио. Оно его раздражало.
        По плану через десять минут они должны добраться до вертолета. Лэш немного увеличил скорость. Все они подвергаются огромной опасности, пока остаются в этом проклятом шкафу. Особенно если учесть наличие пленников и трупа. Ох уж этот мертвец! Лэш выматерился и стиснул в зубах незажженную сигару.
        Он попытался один раз зажечь ее, но потом плюнул и перестал мучиться.
        Фургон переехал деревянный мостик, под которым проходила водосточная труба, и тут Лэша осенило. Он нажал на тормоза. Машину немного занесло, и она остановилась. Лэш быстро выскочил из кабины, подбежал к задней двери и тихонько постучал.
        Оберон открыл.
        — Давай сюда мертвяка и охранника. Сбросим их здесь.
        Робинсон и Оберон стащили труп на дорогу. Рик вопросительно посмотрел на Лэша:
        — Куда его?
        Лэш махнул рукой в сторону оврага:
        — Под мост.
        Рик с Обероном сначала оттащили к оврагу труп и засунули его в дренажную трубу. Потом отвели туда же охранника. Заставив его лечь на землю, Рик крепко перевязал ему лодыжки.
        — Эй, да меня же здесь никто никогда не найдет,  — запротестовал тот.
        — Ничего, ты кричи погромче,  — посоветовал Лэш.  — Рано или поздно кто-нибудь здесь пройдет.
        Лэш не опасался этого человека, но вот труп…
        Он пошел к машине, кликнув с собой Оберона и Рика.
        На следующем перекрестке Лэш слегка притормозил и сделал широкий поворот. Ему пришлось изо всех сил налечь на руль, чтобы заставить автомобиль ехать налево. Он сопротивлялся, раскачивался из стороны в сторону, ерзал, елозил туда-сюда и наконец с большим трудом выправился сам. Поворот оказался слишком крутым. Узкая грязная дорога вела на стройку. Далеко справа виднелись темные очертания домов и гаражей. Кто-то из жителей зажег фонарики, в некоторых окнах мелькали желтые огоньки горящих свечей.
        Вскоре все дома остались далеко позади.
        Лэш вел машину, и мысли его были далеко не радостными. Если хотя бы один из участников преступления совершил убийство, значит, все остальные тоже несут за это ответственность. Верно? Виноваты все.
        Даже если это всего лишь несчастный случай, все равно убийство есть убийство. Мертвого не оживить. Лэш вытер вспотевшие ладони о брюки. Но винить некого. Он сам привел Рика, привлек его к делу. Это его человек. Угораздило же вляпаться в дерьмо!
        Доехали до стройки. Впереди начали вырисовываться громоздкие силуэты строящихся зданий, появился огромный щит с названием компании, ведущей здесь работы, потом горы песка и чудовищных размеров грейдер, выкрашенный в ярко-желтый цвет.
        Лэш с усилием повернул руль и повел автомобиль вправо, туда, где рядами стояли недостроенные дома.
        Возле них высились штабеля стройматериалов. Лэш притормозил и повернул налево. Теперь машина ехала по большому пустырю, с трудом продвигаясь по рыхлой земле. Лэш выключил двигатель, и они остановились. Броневик на пустыре походил на огромного стального кита. Кабина наполнилась зловонием сгоревшего масла.
        Здесь их должен был ждать вертолет. Но его не оказалось.
        Лэш чертыхнулся сквозь зубы и спрыгнул на землю. Фары выключать не стал. Они светили в сторону пустыни, как и намечал в своем плане Теоретик.
        Оберон и Рик тоже выскочили из машины, выволокли пленников, и Лэш увидел девчонку, которая уставилась на него огромными испуганными глазами.
        Еще он заметил, что Рик тайком косится в его сторону. Ясно, этот ублюдок понял, что облажался.
        Но в данный момент не это главное. Куда запропастился чертов вертолет?
        Лэш наконец смог раскурить свою обслюнявленную сигару и зашагал взад-вперед возле машины.
        Прошло не менее десяти минут, прежде чем он услышал рокот работающего двигателя и шум лопастей вертолета. Лэш трижды мигнул фарами и оставил их включенными до тех пор, пока шумная птица не вынырнула из мрака и не приземлилась на поле, подняв облака пыли. Только после этого Лэш выключил фары.
        — Грузимся,  — приказал он.
        Оберон тычками подгонял пленников к вертушке, а Лэш с Риком тащили тяжелые сумки. Им пришлось дважды сбегать к броневику за деньгами.
        Вертолет оказался большой машиной, рассчитанной на шесть пассажиров, внутри было весьма просторно. На бортах в красном овале можно было прочитать надпись, сделанную желтой краской: «Джи-Эм-Эс»; вся остальная поверхность вертолета была покрашена в черный цвет. У штурвала спокойно сидел крупный мужчина.
        Лэш раньше не видел пилота, но знал, что его зовут Альберт Венджер.
        — Задерживаемся,  — сказал Венджер, когда Лэш забросил в кабину последнюю сумку. Потом тяжелым взглядом окинул пленников и сдвинул брови.  — Кто эти двое?
        — Они с нами,  — ответил Лэш и последним забрался в вертолет.
        Оберон захлопнул дверцу.
        — Ладно,  — проговорил Венджер,  — извиняюсь за опоздание. Ночью в темноте еще несколько мест выглядят точно так же, как и этот пустырь. А потом я увидел ваши огни.  — Венджер легко поднял в воздух громоздкую машину.
        — Я думал, вы здесь побывали заранее,  — подал голос Оберон.
        — Не успел, времени не было. До этой вертушки я добрался только вчера поздно ночью. Все равно сейчас, без света, местность выглядит совершенно по-другому.
        Как только земля стала удаляться, Лэш вздохнул с облегчением. Он разглядывал открывающуюся внизу панораму. Большая часть Стрипа была погружена во мрак. Дэвис сказал правду. Подстанция обслуживает весь этот район, а до вспомогательного блока никто еще не добрался. Естественно, Элфи взорвал и его тоже. Автомобили ползли в темноте, как огромные жуки со светящимися усами, а более шустрые машины-букашки, помигивая красными огоньками, обгоняли неповоротливых и спешили в самый центр мрака.
        Лэш поежился. Вовремя они выскочили. Похоже на полицейские машины.
        Венджер поднял вертолет повыше. Потом, совершенно неожиданно, за их спиной засияли огни. Пилот качнул вертолет в сторону пустыни, вывел его из потока света и, сделав широкий круг, начал уводить машину из города.
        — Высадимся на противоположной стороне,  — пояснил Венджер и, оглянувшись на Лэша, спросил:
        — Это что за странная парочка?
        — Заложники,  — коротко бросил Лэш.  — Пришлось прихватить с собой.
        — Господи! Не знаю, как Десантис смирится с этим.
        — Договоримся,  — сказал Лэш.
        Но он совсем не был в этом уверен. Он весь издергался в ожидании встречи с Теоретиком. Как Десантис поведет себя, увидев двух пленников? Теперь, когда у него было время, Лэш все равно никак не мог придумать, что дальше делать с этой парочкой. Он обернулся. Старик какой-то хилый и жутко встревоженный и, похоже, на грани обморока. Девушка держится стойко, кусает губы, но пытается ухаживать за стариком. Она не испугалась на сей раз пристального взгляда Лэша и с вызовом посмотрела на него.
        Хорошенькая птичка, равнодушно подумал Лэш, снова повернулся к Венджеру и спросил:
        — Все в порядке?
        — Как по маслу.
        Венджер оглянулся на мешки с деньгами: четыре были из «Клондайка», остальные шесть лежали в бронемашине до налета. Лучше бы он повнимательнее следил за этой бандурой, подумал Лэш. Уж слишком небрежно этот Венджер ведет себя, слишком легкомысленно. Сидит за штурвалом — будто за столом гоголь-моголь лопает.
        Они облетели город кругом, добрались до северной, освещенной, окраины и начали снижаться.
        — Осторожнее, там линия электропередачи.  — У Лэша от волнения пересохло в горле.
        Венджер ухмыльнулся.
        — Я могу посадить вертолет с закрытыми глазами.
        Будем на месте через две минуты.
        Лэш вцепился зубами в сигару. У этого типа, похоже, вовсе нет нервов. Теоретик говорил, что Венджер сможет летать даже на тачке, если ее заправить горючим.
        Потом Лэш перевел взгляд на угрюмого и молчаливого Рика. Что, если открыть дверь да и выкинуть его отсюда? Лэш вздохнул и чиркнул спичкой. Нет, им вдвоем и даже втроем с ним не справиться.
        — Приехали,  — сказал Венджер.

        Брент Мэйджорс находился в своем кабинете и прилагал титанические усилия, чтобы как-то навести порядок в царящем кругом хаосе. В здании удалось отыскать пару переносных ламп. Их установили у него в офисе, и здесь теперь стало более или менее светло.
        Сэм Хастингс тоже был здесь. И он не сидел на месте, ему приходилось улаживать массу проблем, возникших в гостинице. Дверь офиса буквально не закрывалась, служащие «Клондайка» беспрерывно сновали туда-обратно.
        Мэйджорс уже дважды звонил в энергетическую компанию. Ему сообщили, что какой-то взрыв, причины которого еще не установлены, разрушил и электрическую подстанцию, и вспомогательный блок.
        Ремонтные работы сейчас проводят на обоих участках. Нет, они не располагают информацией, когда будет подана электроэнергия. К сожалению, это пока не известно.
        — Мистер Мэйджорс… — В кабинет вошел Флиндерс.
        — Слушаю, Чарли.
        — Я насчет покерного турнира… Может, нам попытаться соорудить какое-нибудь освещение? Или будем дожидаться окончания ремонта на подстанции?
        — Даже не представляю, когда они там все исправят, Чарли.  — Мэйджорс провел рукой по лицу сверху вниз.  — Пожалуй, вот что надо сделать. Объявим перерыв до завтрашнего дня. Оставшиеся игроки наверняка будут рады отдохнуть. А завтра здесь на турнире соберется большая толпа зрителей. И проблема с освещением решится сама собой. Правильно?
        — Возразить вроде бы нечего.
        — Так почему же нам так и не поступить?
        Когда Чарли Флиндерс вышел из кабинета, Мэйджорс откинулся на спинку кресла и закурил.
        — Ну и дела, Сэм. Чертовщина какая-то.
        — Это точно,  — согласился тот.
        Мэйджорс обратил внимание, что Сэм сегодня как-то уж слишком озабочен, поглощен своими мыслями.
        Хотя причина для подобного состояния есть, и достаточно веская.
        Мэйджорс протянул руку к телефонному аппарату, чтобы еще раз позвонить в энергетическую компанию, но тут в открытую дверь кабинета ворвался чрезвычайно возбужденный человек.
        — Мистер Мэйджорс, бухгалтерия… касса…
        Мэйджорс напрягся.
        — Что случилось?
        — Налет! Все деньги украли!
        Так, все одно к одному. Все полетело к черту! Сначала отключилось электричество, потом их ограбили…
        Это не просто совпадение. Мэйджорс сразу понял, нутром почувствовал, что это детали одного целого.
        Он встал из-за стола.
        — Пойдем посмотрим, Сэм.
        Хастинге взял одну из переносных ламп, и они поспешили по коридору к бухгалтерии. Там увидели четырех человек: трое из них обычно работали здесь в это время, а четвертым был охранник, ответственный за встречу бронемашины, перевозящей деньги. Все они заговорили одновременно, но Мэйджорс остановил их и велел рассказывать по очереди.
        После того как бандиты исчезли вместе с деньгами, трое служащих, которых закрыли в маленькой комнатке, начали стучать в дверь и в стены и кричать во все горло, пока их наконец не услышали и не выпустили на свободу. Они побежали к комнате дежурного, выходящей в портик, и нашли там охранника со связанными руками и ногами и с кляпом во рту.
        Подытожив в уме всю полученную информацию, Мэйджорс спросил:
        — Значит, ни один из вас не видел лиц грабителей и не сможет опознать никого из них, хотя вы и говорите, что на бандитах не было масок?
        — Понимаете, мистер Мэйджорс,  — попытался оправдаться один из служащих,  — в комнате было темно, а у них в руках фонарики. Конечно, мы могли видеть только очертания фигуры.
        — Да, пожалуй,  — уныло согласился Мэйджорс.
        — Но я уверен в одном,  — вмешался второй,  — я могу утверждать, что на них были форменные фуражки, как у охранников, которые сопровождают машину с деньгами.
        — Это существенно,  — сказал Мэйджорс.  — Наверняка они перехватили где-нибудь по дороге броневик. Должно быть, таким путем они вошли сюда и, сделав дело, так же вышли… Пойдем, Сэм. Думаю, больше мы здесь ничего не узнаем.
        Они уже были на пороге, когда один из служащих с некоторым сомнением в голосе окликнул:
        — Мистер Мэйджорс!
        — Да?
        — Не знаю точно, что бы это значило, но… В общем, когда они нас здесь заперли, я стал прислушиваться. И вот, я уверен, что слышал женский крик.
        Женщина кричала прямо здесь, за стеной, возле двери, как раз тогда, когда эти парни вышли отсюда.
        Мэйджорс нахмурился.
        — Не представляю, что бы это могло быть. Если и был свидетель, никто пока не объявил об этом, точно.
        Пойдем, Сэм.
        Они поспешили обратно в кабинет, Мэйджорс всю дорогу шел впереди.
        — Брент, хочешь, я вызову полицию?
        — Я сам,  — рассеянно отозвался Мэйджорс,  — через минуту. Торопиться уже некуда. Бычок убежал из стойла. И далеко.
        В офисе их ждали. Молодой человек весьма привлекательной наружности беспокойно расхаживал по кабинету.
        — Мистер Мэйджорс! Вы помните меня? Я Пол Грин!
        — Да, мистер Грин. Чем я могу помочь вам?
        — Дело в моей жене, Дебби. Ее нет в номере. Должно быть, с ней что-то случилось.
        — Ну что вы, этого не может быть. Она где-нибудь здесь, в здании,  — успокаивающе заверил его Мэйджорс.  — В общей суматохе, при отсутствии освещения многие растерялись и даже заблудились.
        — Но ее нет в номере! Я звонил, звонил, а она не взяла трубку! Я поднялся наверх, в номер. Ее там нет!
        Где она? Куда подевалась?! Сейчас уже начало пятого!
        — В Вегасе не существует такое понятие, как время,  — натянуто улыбнулся Мэйджорс.  — Уверен, с вашей женой все в порядке. Если вы не возражаете, мистер Грин, я займусь другими делами. Сэм, будь добр, помоги мистеру Грину. И пожалуйста, закрой дверь, мне нужно позвонить.
        Мэйджорс потянулся к телефонной трубке, и тут ему в голову пришла забавная мысль. Он даже расхохотался вслух. В конце этой недели Тони Ринальди не получит ни цента! Денег нет.
        К телефону долго никто не подходил. Мэйджорс терпеливо слушал длинные гудки. Потом на другом конце линии послышался сердитый, ворчливый голос Ринальди:
        — Кто тут названивает в такое время?! Какого черта!
        — Это Мэйджорс, Тони.  — Брент все еще улыбался.  — Нас только что ограбили.
        — Что-о-о! Чего ты несешь?
        — Кто-то отключил электричество в нашей части Стрипа, под покровом темноты пробрался в здание и выпотрошил кассу дочиста.
        — Не вешай мне лапшу!  — Судя по голосу, Тони уже полностью проснулся, но изумлению и недоверию его не было предела.  — Такого в Вегасе никогда не было! Здесь казино не грабят!
        — И все-таки ограбили. Я еще не знаю всех деталей, но…
        — Погоди, помолчи минутку. Дай мне подумать.
        Мэйджорс успел вытащить сигару и закурить, пока длилось молчание. Он отлично понимал, что это ограбление плохо скажется на его репутации, но сейчас не мог не наслаждаться беспокойством и озабоченностью Тони.
        — В полицию уже сообщили?  — спросил Ринальди.
        — Пока нет. Как раз сейчас собирался…
        — Не надо. Я сам. Это моя забота.
        — Но я и так тянул дольше, чем полагается.
        — Слушай внимательно, Мэйджорс.  — Ринальди полностью взял себя в руки.  — Я сам доведу это дело до конца. И ты не болтай лишнего, понял? Если хоть словечко об этой истории просочится наружу, если мы не сможем удержать все в секрете, каждое дерьмо в Штатах начнет делать попытки обворовать казино.
        А теперь о том, как мы все уладим…

        При разработке идеи и планировании очередной операции Теоретик проявлял неимоверную скрупулезность и бесконечное терпение. Но ему всегда очень трудно было пережить период практического осуществления его планов — от начала до завершения дела. После того как обдуманы все действия, составлены графики и даны четкие инструкции, остается только ждать, как другие парни осуществят твои замыслы. И не имеет абсолютно никакого значения, насколько хорошо ты спланировал дело — теперь все зависит от исполнителей. Десантис имел богатый жизненный опыт и хорошо знал, что человек, будучи существом не слишком разумным, попадая в чрезвычайные обстоятельства, способен на самые непредсказуемые поступки.
        И вот сейчас он ждал, без устали расхаживая по веранде большого старого дома, и непрестанно выглядывал на улицу. Свет в доме не горел. Конечно, темнота не улучшала обзор, но электричества здесь вообще не было. Дом пустовал уже с полгода, как сообщил Теоретику агент по продаже жилья.
        — Вы можете купить его очень дешево,  — уговаривал агент, которому Десантис позвонил по телефону,  — причем в рассрочку. Небольшой первый взнос, и далее равными частями.  — У агента был гнусавый голос и тяжелый кашель заядлого курильщика.
        — Я обдумаю ваше предложение,  — сказал Теоретик, придав своему голосу несколько визгливый оттенок.  — Пожалуй, смогу осмотреть его через пару дней.
        Скажите, за домом есть свободный участок земли?
        — Конечно, и огромный. Давайте я прямо сейчас за вами заеду и отвезу туда.
        — Нет, сейчас не могу, занят.
        — Тогда вот что. Ключ висит возле задней двери на гвоздике. Вы можете сами съездить туда в любое удобное для вас время и все осмотреть. А потом просто позвоните мне. Договорились?
        Возле задней двери на гвоздике. Прекрасно.
        Дом оказался двухэтажным. Когда-то он был выкрашен в белый цвет, но краска облупилась и обсыпалась под лучами солнца. Судя по всему, дом построили лет тридцать — сорок назад. Он и до сих пор выглядел весьма внушительно, стоял за оградой, среди высоких деревьев и выжженной травы, примерно в двухстах футах от пыльной дороги. К дому вела разбитая дорожка с двумя глубокими колеями. Место отменное. Падение цен на недвижимость и отсутствие крепкой хозяйской руки привели к запустению. Участок выглядел совершенно необитаемым.
        Десантис осмотрел дом примерно в час дня, в самом начале второго. Он подъехал сюда на машине, взятой напрокат, и долго бродил по комнатам, пока не удостоверился, что его здесь все устраивает. Он оставил в доме пачку газет, горсть чертежных кнопок и несколько свечей.
        На расстоянии примерно одной мили по дороге располагался жилой район и небольшой захудалый торговый центр с автостоянкой. Вечером Теоретик взял в городе такси и доехал до этого торгового центра — он не собирался пешком идти до места встречи жаркой ночью. По дороге к дому ему не встретилось ни одной машины. Другого жилья поблизости не было.
        За час он успел завесить газетами окна в двух комнатах. Время от времени выходил на улицу, чтобы удостовериться, что наружу не просачивается ни единого луча света. Здесь им предстоит поделить деньги.
        Теперь на веранде он ждал вертолета.
        Теоретик доверял одному только Элу Венджеру, и больше никому. С особенным подозрением он относился к Лэшбруку и двум подонкам, которые сейчас с ним. Потому под легким бежевым плащом у пояса у него был спрятан «смит-и-вессон» тридцать восьмого калибра.
        Так как избежать встречи и общения со всеми участниками налета во время дележа добычи невозможно, Десантис переоделся и хорошенько загримировался. Черный парик, тонкие черные усики, кусок жевательного табака за щеку, чтобы изменить голос и форму лица. Этот грим он уже использовал раньше, но Оберон и Рик Робинсон будут видеть его совсем недолго и при плохом освещении, так что Теоретик счел его вполне достаточным. Они никогда не смогут опознать его, если их вдруг поймают и им придется спасать собственные шкуры.
        Вертолет появился неожиданно буквально в нескольких ярдах над землей и поднял густое облако пыли. Теоретик отметил, как мастерски Венджер посадил такую громадину: она приземлилась легче, чем сухой лист. Молодец, Эл! Десантис услышал, как прилетевшие возбужденно переговариваются, спрыгивая на землю. Он нахмурился и стал пристально вглядываться в темноту.
        Женщина? Женский голос?
        Десантис выругался. Какой придурок притащил сюда с собой шлюху?! Лэшбрук? Неужели он настолько глуп?
        Он мигнул фонариком, чтобы указать им, куда идти, и вышел навстречу. Венджера он предупредил заранее, чтобы тот остался возле вертолета и не выключал двигатель.
        Появились Лэшбрук, Джим Оберон и громила Рик Робинсон. А следом старик и девка, у обоих заткнуты рты и руки связаны за спиной. Он немного отступил в сторону, пока все входили в дом, потом захлопнул дверь и закрыл ее на щеколду. Деньги были при них: трое тащили тяжеленные полотняные мешки.
        — Сюда.  — Десантис указал на дверь в спальню, там горели две свечи.
        — Мы тут влипли в одну неприятность,  — сказал Лэш, мотнув головой в сторону старика и девушки.
        — Вижу,  — отозвался Десантис, стараясь оставаться в тени.  — Давай их вон в ту комнату. Ты,  — фонариком указал он на Рика,  — последи за ними.
        — Ладно,  — покорно согласился Рик, втолкнул заложников в комнату и сам вошел туда.
        Десантис следил за ними, пока они не скрылись за дверью. Он весь кипел, но сумел сдержать свою ярость. Вернулся в комнату, где лежали деньги. Лэш вошел следом.
        — Ну, Лэшбрук. Откуда взялись старик и девица?  — Десантиса переполнял гнев.
        — Да мы наткнулись на них в коридоре,  — попытался оправдаться Лэш.  — Выскочили из кассы, а они там стоят. Наверное, заблудились в темноте. А что еще нам надо было с ними делать?
        — Что еще! Ты осел, теперь они нас хорошо запомнили!
        — Говорю же вам, так получилось. Ничего нельзя было сделать.
        — Ты должен был оставить их там!  — На щеках Десантиса заиграли желваки.  — Остальных же ты нашел куда пристроить. Надо было… — Он замолчал.
        Что толку кричать и злиться на этого кретина. Этот Лэшбрук долгое время находился под большим напряжением. Подобно большинству людей, с которыми Десантису приходилось работать, он сразу раскис, когда напряжение спало. Теоретик вздохнул. Деньги у них. И это главное. С какой стати ему беспокоиться о судьбе двух пленников? Он их даже толком и не разглядел. Пусть Лэшбрук сам думает, что с ними делать.
        — Я разберусь с ними. Я их…
        Теоретик махнул рукой:
        — Можешь не говорить. Не хочу ничего знать об этом. Это твоя забота. Ты их привез, вот сам и улаживай дело. И покончим с этой темой.
        Они быстро вытряхнули деньги из сумок. Крупные купюры в одну сторону, мелкие — в другую. Все ценные бумаги — чеки, облигации, векселя и тому подобное — в один из пустых мешков. Бумаги им не нужны. Так решил Теоретик.
        — Я могу продать все это,  — робко не согласился Лэш,  — со скидкой.
        — Забирай.  — Десантис пожал плечами. Он уже успел прикинуть, что маленькая кучка чеков и векселей не идет ни в какое сравнение по ценности с огромной кучей «зеленых». Он даже изумился достигнутому результату. Только крупных купюр было больше чем на миллион!
        С мелкими купюрами пришлось повозиться подольше, потому что все они были различного достоинства. Теоретик настоял, чтобы они прежде перебрали всю мелочь и отбросили однодолларовые бумажки. Их затолкали в две сумки. Полчаса ушло на подсчет общей суммы. Мелких денег оказалось еще на полмиллиона.
        Нетерпение Десантиса росло. Время шло. Ему хотелось убраться отсюда, и подальше, еще до наступления дня. Он быстро подвел итог и разделил сумму на пять.
        — Пятая часть составляет триста шестьдесят тысяч. Вам остаются все чеки и ценные бумаги. Так что я забираю ровно четыреста тысяч долларов.
        Джим Оберон перестал считать и хмуро посмотрел на Лэша. Он собрался было что-то сказать, но Лэш жестом приказал ему заткнуться.
        Десантис веселился в душе. Лэшбрук чересчур жадный тип, и они наверняка перегрызутся, когда примутся делить оставшуюся добычу. Но его это не касается. Он уже закончил это дело.
        Пять минут ушло на то, чтобы отсчитать его долю, и еще три минуты Лэш ее проверял. Теоретик сложил свои деньги в одну из сумок и двинулся к двери, больше не сказав ни слова.
        Лэш пошел проводить его. На пороге, понизив голос, сказал:
        — Я насчет доли Элфи. Он ведь даже не знает, где находится это место…
        — Это твои проблемы,  — отрезал Десантис,  — поступай как знаешь. Меня здесь не будет. Сам разбирайся, Лэшбрук.
        — Не беспокойтесь,  — уверенно проговорил Лэшбрук,  — разберемся. Никто ничего не заподозрит. Вы теперь куда направляетесь?
        — На Гавайи,  — не задумываясь ответил Десантис,  — первым же самолетом. Только не пытайся разыскать меня. Ни к чему.
        Он вышел из дома, даже не предложив на прощание обменяться рукопожатием. Легкая, едва уловимая дрожь возбуждения беспрерывно пульсировала, раздражая мозг. Дело сделано. Все прошло так, как и предполагалось… за исключением заложников.
        Но Эл Венджер ждет. Им нужно одолеть не одну сотню миль до восхода солнца.
        Отойдя подальше от дома, Десантис расхохотался.
        Гавайи! Воистину это самое распоследнее место, в которое он заявился бы сейчас.
        Он пригнул голову, нырнул под бешено крутящиеся лопасти и с трудом закинул тяжеленную сумку в кабину вертолета.

        Тони Ринальди швырнул трубку на телефонный аппарат и, разразившись проклятиями, принялся расхаживать по кабинету.
        Ни один ублюдок не может ограбить казино в Лас-Вегасе! Не способен! И вот только что Мэйджорс сообщил, что «Клондайк» обчистили. Может, он просто пошутил? Нет, Мэйджорс, конечно, способен на многое, но не на подобные шуточки.
        Тони сел за стол и вытащил маленькую записную книжечку, отыскал нужный номер и позвонил Оуэну Роуну домой. Через пять минут коп дотащился до аппарата и что-то бессвязно забормотал в трубку.
        — Роун, это Тони Ринальди. Слушай внимательно. Пришло время и поработать. Адское пламя вырвалось на свободу, и ты уже хрипишь, задыхаясь от жара.
        — Ринальди! И у тебя хватает наглости звонить мне домой?!
        — Только что ограбили «Клондайк». Я хочу, чтобы ты был там уже десять минут назад.
        — Сегодня я не дежурю.
        — Ты будешь дежурить тогда, когда я тебе прикажу. Я тебе за это деньги плачу. Стрип — место твоей работы, не так ли? Ты же полицейский, вот и давай, поднимай свою задницу и будь полицейским. Делай свое дело. Я хочу, чтобы вся эта история была похоронена. Никто и ничего не должен узнать. Если просочится в газеты хоть словечко, хоть слух о том, что казино можно ограбить так же легко, как открыть банку бобов, к нам сюда ринутся грабители со всей страны, словно мухи на мед. Кроме того,  — уже примирительным тоном добавил Тони,  — если ты сумеешь сохранить все в тайне, тебе же самому будет легче работать.
        Тони услышал вздох Роуна.
        — Ладно, Ринальди. Поеду туда, посмотрю, что можно сделать.
        — Давай, давай. Если ты поймаешь этих ублюдков, вернешь мои деньги и дело не получит никакой огласки, заработаешь неплохую премию. Обещаю.
        — Ты удивительно чуткий и душевный человек, Ринальди.  — Роун швырнул трубку.
        Проклятый коп. Все они одинаковые. Пытаешься оказать им маленькую любезность, а благодарности от них не дождешься, одно только нахальство.
        Но сейчас Тони чувствовал себя несколько получше. Если налетчиков поймают, деньги вернут и в прессе не начнут пережевывать подробности этой истории, все обернется не так уж и плохо.
        Пресса, подумал Тони и погладил усики.
        Как зовут того газетчика? А-а, Ричард Коул. В свое время Тони оказал этому парню кое-какие услуги. Теперь надо срочно подбавить медку, а может, и немного поднажать на него… может быть, разместить в его газете несколько рекламных объявлений в обмен на обещание сохранить историю с ограблением в секрете, если она все-таки дойдет до его ушей…
        Тони потянулся к телефону, но рука его застыла на неснятой трубке. Его охватили сомнения. Скорее всего Коул дрыхнет без задних ног в такое время. Если Мэйджорс выполнил свое обещание, то об ограблении еще ничего никому не известно. Не следует предпринимать действия в этом направлении раньше времени.
        Но Мэнни… Надо позвонить Мэнни. Пусть он срочно поднимет на ноги всех сыщиков и ищеек, прямо сейчас. Если мои ребята уладят это дело раньше, чем за него возьмутся полицейские, думал Тони, будет лучше. Они знают всех местных шишек, всех главарей. Если хоть один из них участвовал в этом нападении…
        Телефон зазвонил под его рукой, и Тони подпрыгнул от неожиданности. Что там еще? Может, все уже закончилось?
        Он поднес трубку к уху и нетерпеливо прокричал:
        — Да?
        — Тони, ты вляпался по уши,  — печально произнес тихий, ласковый голос на другом конце провода.
        — Только мы назвали тебя лучшим, и что же происходит? Ты облажался, и тебя сделали.
        — Меня сделали? О чем вы говорите?
        — Не пытайся морочить мне голову. Тони. Я говорю об ограблении твоего заведения. Именно это я имею в виду.
        «Откуда они обо всем узнали там, на востоке, да еще чуть ли не раньше меня?» — поразился Тони.
        — Как вы можете винить меня в подобном происшествии? Какие-то придурки…
        — Не надо кричать на меня, Тони.
        — Простите, я не хотел… Просто я немного расстроен.
        — Думаешь, я не огорчен? А все остальные? Как ты считаешь, нам здесь сейчас хорошо? Придется собрать стол, Тони.
        — Им не уйти отсюда, клянусь! Мы все исправим, все уладим. Поймаем этих мерзавцев, открутим им головы и вернем все деньги.  — Тони не удалось скрыть страх, его слова прозвучали жалобно и даже плаксиво.
        — Ладно, Тони. Я подожду, но только не долго,  — произнес ласково его собеседник.  — Уладь все, и поскорее. Ты хороший мальчик, Тони. Я всегда это говорил. Только смотри, больше не попадайся. Береги задницу.
        Когда Тони положил трубку на место, она была вся липкая от пота. Больше всего его выбило из колеи то, что они там уже обо всем знают. Господи Иисусе! Боже правый! Это может означать только одно: у них здесь есть свой человек, который наблюдает за ним, проверяет его и отправляет донесения на восток. Он столько лет состоит в организации, а они до сих пор ему не доверяют.
        Тони начал судорожно крутить диск телефона.
        Мэнни Перино не отвечал. Значит, его нет дома. Где его черти носят? Тони знал, что Мэнни ночная птица. Он обычно всю ночь рыщет по Вегасу и сует свой нос в каждое мало-мальски интересное действо.
        Тони нервно потирал усики и перебирал в уме все заведения, где мог бы появиться Мэнни и куда можно позвонить.

        За дверями кабинета Мэйджорса Сэм Хастингс поспешил отделаться от Пола Грина.
        — Я немедленно займусь поисками вашей жены, мистер Грин. Но дело в том, что я хорошо знаю гостиницу, прекрасно в ней ориентируюсь даже в темноте, а вы нет. Мне будет проще искать ее одному.
        — Вы только разыщите ее, мистер Хастингс. Прошу вас.
        Освободившись от Грина, Сэм сразу же понесся к лестнице. Взлетел, задыхаясь, на третий этаж, резким движением распахнул дверь своего номера и осветил комнату фонариком, обследуя все уголки.
        Дебби не было.
        На самом деле он и не ожидал ее здесь увидеть.
        Это ощущение, предчувствие появилось у него сразу, как только он услышал рассказ о женщине, которая кричала во время ограбления. Тогда ему почему-то показалось, что речь идет о Дебби.
        Для подобных подозрений не было абсолютно никаких оснований, ведь в гостинице полно других женщин. Дебби могла просто заплутать в темноте, сбиться с дороги.
        Но в таком повороте просматривалась некая неизбежность. Его можно рассматривать как последний кусочек сложной головоломки, который наконец-то лег на свое место, и теперь вся картина событий приобрела вполне законченный вид.
        Сэм помчался по лестнице вниз и выбежал из клуба. Мэйджорс, наверное, удивится, куда это исчез начальник службы безопасности в такое сложное время. Ну и пусть удивляется. Сейчас у Сэма есть гораздо более важные дела, требующие немедленных действий.
        Он сел в машину и вывел ее со служебной стоянки. Все еще было темно, но на востоке небо немного посветлело. Скоро рассвет.
        Оказавшись на улице, Сэм развернул машину и сорвался с места на бешеной скорости.

        Лэш понял, что многие вопросы он не успел обдумать до операции. Прежде он был слишком сосредоточен на том, чтобы налет удался, беспокоился о случайностях, которые могут при этом возникнуть, и ни разу, ни на мгновение не задумался о своих действиях после ограбления.
        Теперь Теоретик отвалил, забрав свою долю, и Лэш остался один. Один, да с такой огромной кучей «зеленых», которая даже пугала его. Скоро рассветет, и к тому времени нужно завершить много разных дел. Например, решить проблему с Джимом Обероном.
        Оберон как-то странно посматривает на него. К тому же у него есть оружие. Лэш обещал ему седьмую часть добычи.
        Видно было, что именно об этом Оберон сейчас и думает. Этот сукин сын прозрачен, как стеклышко. У него на лице все написано. Его сейчас охватила лютая жадность. Просто душит его и не дает дышать.
        Лэш отлично знал, о чем сейчас грезит этот красавчик. О женщинах, которых сможет купить на деньги!
        О шмотках, о машинах и дальних путешествиях.
        С Риком проблем будет гораздо меньше. Он понятия не имеет, даже представить не способен, что ему делать с такой огромной суммой, и потому обрадуется тому, что ему дадут. К тому же он все еще озабочен нечаянным убийством шофера, его единственная извилина сильно напрягается по этому поводу.
        Без особых церемоний Лэш велел Рику выкатываться на веранду и следить за дорогой.
        — Если кто-нибудь появится, дай мне знать. Тебе не нужно ничего делать самому, просто сообщи мне.
        Понял?
        — Ладно, Лэш.  — Рик с трудом оторвал взгляд от горы денег и, чуть не пятясь, вышел из комнаты.
        Лэш ухватил клочок бумаги и быстро сделал расчет, наклонившись поближе к свече.
        — Твоя доля составляет четверть миллиона, как я и говорил.  — Он улыбнулся хмурому Оберону.  — Двести пятьдесят кусков. Как, нравится?
        — Это же седьмая часть.
        — Точно. Как и обещано.
        — Тот забрал пятую.  — Оберон мотнул головой в сторону двери, за которой исчез Десантис.
        Лэш сдержался и не вспылил. Надо вести себя осторожно и расчетливо с этим субъектом.
        — Это же Теоретик. Я говорил тебе про него. Не станет же он заниматься разработкой дела за гроши.
        И вообще ты согласился на седьмую долю.
        Оберон молчал, пристально глядя на Лэша.
        — Кроме того, есть другие участники, про которых ты не знаешь,  — добавил Лэш.  — Им я тоже должен заплатить.
        — Какие такие другие?  — недоверчиво скривился Оберон.  — Единственный, кого я видел,  — это Элфи, и его здесь нет.
        — Я не обязан докладывать тебе об остальных.
        — Знаешь, что я думаю, Лэш? По-моему, ты собираешься свалить на юг со всеми оставшимися бабками.
        Лэш пропустил его слова мимо ушей. Он отсчитал деньги, довольно солидного размера пачку, и придвинул их к Оберону.
        — Пересчитай.
        Оберон даже не шелохнулся.
        — А как насчет Рика?
        — Дам ему десять штук. Он будет счастлив.
        — Давай позовем его сюда и проверим.
        Лэш ткнул пальцем в пачку денег и, настороженно глядя на Оберона, сказал:
        — Забирай свои деньги и уматывай отсюда. Ты должен убраться из города до рассвета.
        — Мне казалось, мы должны остаться здесь, пока шум не уляжется.
        — Я передумал. В этом нет необходимости.
        — Сдается мне, Лэш, ты слишком сильно изменил свои планы. А что остальные парни? Они появятся здесь?
        — Возможно. И они будут только рады, если здесь окажется как можно меньше любопытных глаз,  — быстро ответил Лэш. Он подровнял пачку денег, постучав ею по столу.  — Так что не лучше ли тебе забрать свою долю и топать отсюда?
        — Нет, думаю, мне лучше немного подождать…
        Лэш дернулся и уставился тяжелым взглядом на Оберона. Рука его сделала короткое движение к пистолету и замерла.
        Оберон не уступил. Его рука оказалась проворнее и раньше легла на рукоятку пистолета, висевшего в кобуре на поясе.
        — Я хочу посмотреть на этих парней. Уж слишком много ты про них рассказываешь.

        Связанные руки онемели. Но Дебби чувствовала себя гораздо спокойнее. Когда в темном коридоре они неожиданно натолкнулись на бандитов, Дебби решила, что их сейчас убьют. Потом, лежа в броневике, который увозил их все дальше от «Клондайка», она каждую секунду ждала выстрела. Она представляла, как их трупы выбросят из машины, и эти мысли, естественно, не придавали ей сил. Теперь, когда она провела больше часа в темной комнате, в ней зародилась надежда. Она слышала, как улетел вертолет, а в соседней комнате зазвучали голоса — там шел какой-то разговор, слов Дебби не могла разобрать.
        Совместными усилиями они с полковником сумели освободиться от пластыря, которым были заклеены их рты, причем Страдвику пришлось потерпеть — часть его бороды была вырвана с корнем. Но руки и ноги у них оставались связанными. Это было не больно, но весьма неудобно. Полковник лежал на грязном полу. Он спал, но очень беспокойно и все время вздрагивал. Дебби удалось, правда, с большим трудом, сесть и прислониться спиной к стене.
        В комнате было душно и жарко, и всякий раз, когда Дебби шевелилась, пыль поднималась столбом. У нее начинали слезиться глаза, свербило в носу, и она принималась чихать. Теперь, когда рот был свободен, Дебби раздумывала, не позвать ли на помощь.
        Сомнительно, что крики помогут. Когда они высадились из вертолета, она успела осмотреться и заметила, что других домов поблизости нет. Так что на крики сюда прибегут только бандиты из соседней комнаты.
        И самое меньшее, что сделают,  — это снова залепят им рты. Или, еще хуже, вконец разозлятся и просто-напросто прикончат своих пленников, нежелательных свидетелей преступления.
        Полковник пошевелился на полу и застонал.
        — Мистер Страдвик, как вы, в порядке?
        Полковник перевернулся и теперь лежал лицом к ней.
        — Смотря что понимать под выражением «в порядке», моя милая. Я жив. Но я бы сейчас с удовольствием выпил. Боже, как я хочу выпить!  — Он судорожно вздохнул.  — У меня уже целую вечность ничего во рту не было.
        — Как вы думаете, что они с нами сделают?
        Он помолчал.
        — Дебби, я мог бы, конечно, солгать вам, сказать, что они непременно отпустят нас на свободу… или, к примеру, оставят нас здесь связанными, а сами исчезнут. Кстати, они еще здесь?
        — Во всяком случае, некоторые.
        — Так… Что ж, по правде говоря, я просто не знаю, как они поступят. Намерения преступника предсказать невозможно.  — Полковник печально усмехнулся.  — Я-то знаю. В самом деле, я это хорошо знаю!
        — Но если они собираются… убить нас, почему они до сих пор этого не сделали? Чего ради таскали нас за собой? Зачем им лишняя морока?
        — Все так, Дебби. Это и дает нам некоторые основания надеяться на лучшее.
        Они замолчали. Дебби посмотрела на окно, завешенное газетой, и увидела, что на улице стало значительно светлее. Рассвет.
        Ей показалось… Дебби насторожилась. Нет, все правильно, этот звук… Машина! Это машина! На большой скорости приближается к дому. Взвизгнули тормоза, хлопнула дверца, и на улице раздались громкие голоса. Потом они стали громче, зазвучали уже в доме.
        Дверь в комнату открылась, и на пороге появились двое мужчин. Один из них, с мрачным лицом, судя по всему, был членом банды. Второй…
        — Сэм!  — Дебби подалась вперед и чуть не свалилась.
        Мрачный тип осклабился и сказал:
        — Они в твоем распоряжении, Сэм. У тебя несколько минут. Не задерживайся долго.
        Хастингс уже был около Дебби. Другой мужчина пожал плечами и вышел, закрыв за собой дверь.
        Сэм опустился на корточки.
        — Дебби, ты как?
        — Если ты спрашиваешь, испугана ли я до смерти, то так оно и есть. Но что ты здесь делаешь?  — спросила она и тут же поняла, что знает ответ.  — Ты участник всего этого?
        — Да, Дебби.
        Он осторожно обнял ее, прижал к себе и стал развязывать веревки на руках.
        — Сэм! Как ты мог? Как ты попал в эту компанию? Зачем ты участвуешь в этом?
        — Ну, как люди обычно попадают? Жажда легких денег, жадность, проще говоря. Все казалось таким легким сначала. Когда мне предложили участвовать в налете, в «Клондайке» меня ничего хорошего уже не ждало. Никаких шансов на продвижение по службе.
        Раз в год премия и подарок на память. Я достиг возможного максимума. К тому же «Клондайк» купила мафия. Столько лет я боролся с организованной преступностью, и что в результате? Тогда я решил, что имею полное право ударить их в самое больное место, залезть к ним в бумажник.
        — И какую роль ты сыграл? Я даже не подозревала…
        — В том-то и состояла вся прелесть.  — Он уже развязал веревки на ее запястьях и теперь растирал их своими большими руками.  — Я был у них информатором. До сегодняшнего дня меня в лицо знал только один человек. Я установил расписание движения бронемашины, достал планы этажей «Клондайка», графики дежурств и тому подобное. Весь план нападения был построен на моей информации о том, что водитель броневика приоткрывает дверцу на несколько дюймов, пока выносят мешки с деньгами.  — Сэм наклонился над полковником и принялся развязывать стягивающие того веревки.  — Слушайте, а что случилось с охранником и шофером? Предполагалось, что их оставят связанными позади казино.
        Ему ответил Страдвик:
        — Один убит — громила слишком сильно ударил его по голове. Другого, само собой, связанного, вместе с мертвым оставили в овраге. По моим оценкам, примерно в миле от казино.
        — Что теперь будет, Сэм?  — спросила Дебби.  — Что они собираются с нами делать?  — Она сказала «они», потому что не в силах была заставить себя даже на словах связать Сэма с этими бандитами.
        Хастингс освободил руки полковника.
        — Не вижу особого выбора. Я увезу вас обоих отсюда.  — И он потрогал кобуру у пояса.
        В душе Дебби росла надежда. Она спросила:
        — Но, Сэм, как тебе удастся? Сколько их там?
        Трое? И все вооружены!
        — И боюсь, от меня будет не слишком много пользы, молодой человек,  — с сожалением проговорил полковник.  — Я никогда не умел драться. И в жизни не держал в руках оружия.
        — Не могу же я вас здесь бросить!
        Дебби быстро обдумала ситуацию.
        — Слушай, они до сих пор нас не трогали. Никого из них я не знаю в лицо и в полиции не смогу описать их внешность… — Она хотела было попросить Сэма сообщить в полицию, у нее даже чуть с языка не сорвалась эта просьба, но она вовремя вспомнила, чем это грозит ему самому.  — Кроме того, теперь и ты знаешь про нас. Неужели они посмеют что-нибудь сделать?
        — Не знаю. Не уверен. Сегодня скорее всего нет.
        Им придется остаться здесь, по крайней мере до наступления темноты.
        В дверь тихо постучали.
        — Сэм! Слишком долго.
        — Еще минуту,  — откликнулся Хастингс. Он посмотрел на Дебби. Его душу раздирали противоречивые чувства, и эта борьба отражалась на его лице.  — Ты права. Но если здесь начнется перестрелка, вы можете пострадать от шальной пули. И если им удастся убить меня, вас они тоже уберут. Вот что я сделаю.
        Скажу Лэ… скажу, что им придется иметь дело со мной, если с вами что-нибудь случится. Это удержит их от опрометчивых поступков, а я тем временем придумаю, как действовать дальше, и вернусь сюда. Я вернусь еще до наступления темноты, обещаю. А теперь давайте я накручу на ваши руки веревки, чтобы они ничего не заметили и думали, что вы крепко связаны.
        Он быстро намотал на запястья пленников веревки. Потом наклонился и нежно поцеловал Дебби.
        — Клянусь тебе, дорогая, все будет хорошо. Мне очень нужно сейчас вернуться в казино, пока Брент не заметил моего отсутствия.
        Он поднялся и направился к двери.
        — Сэм…
        Он оглянулся.
        — Береги себя, дорогой,  — тихо проговорила Дебби.

        Хастингс вошел, закрыл за собой дверь и остался стоять спиной к ней, внимательно оглядывая комнату. Оберон и Рик стояли возле денег, будто в карауле.
        Сэм скользнул взглядом по добыче и перевел его на Лэша.
        — Хочешь получить свою долю прямо сейчас, Сэм?  — громко спросил Лэш.
        Сэм пожал плечами.
        — Не к спеху. Мне нужно срочно вернуться в казино.
        Он сделал знак, и Лэш вышел вместе с ним.
        На веранде Сэм резко остановился.
        — Лэш, слушай меня внимательно. Я хочу, чтобы ты все хорошенько запомнил,  — тихо, угрожающе проговорил он.  — Если с этими двумя хоть что-нибудь случится, я убью тебя! Даже если мне после этого не жить, все равно. Я тебя уничтожу!
        — Сэм, Сэм!  — Лэш изобразил обиду.  — За кого ты меня принимаешь?
        — А я не знаю, что про тебя думать! Угораздило же тебя взять заложников! Какого черта ты вцепился в них?! Девчонка никогда не видела твоих ребят, а я уж позабочусь, чтобы она молчала обо всем. Даю слово. А старик… да он сам жулик. Профессиональный мошенник. Он не станет трепать языком. Тебе все ясно?
        — Конечно, Сэм, конечно. Как скажешь.
        — Ну, раз все ясно, хорошо.  — Он повернулся, чтобы идти.  — Вернусь днем. Тогда решим, что делать.
        — До свидания, Сэм,  — сказал Лэш, но его занимали уже совсем другие проблемы. Он подождал, пока Хастингс заведет машину и уедет, потом вытащил из-за пояса пистолет, быстро и бесшумно прошел по коридору обратно в комнату. Парочка не сразу сообразила, что происходит.
        — Слушать сюда! И не пикать!
        Он махнул пистолетом. Его палец лежал на курке и аж побелел. Вот дрогнет, пронеслось в голове у Лэша, палец дрогнет, и еще четверть миллиона в кармане.
        Господи, какой соблазн! Какая разница, один мертвяк или два?
        Оберон, похоже, угадал мысли Лэша. Он слабо улыбнулся и подальше убрал руку от своего пистолета.
        — Перестань размахивать этой штукой, ради Бога!
        Вижу, есть у тебя другие парни. Верю я тебе, верю.
        — Тогда забирайте свою долю и уматывайте отсюда. Заворачивайте в газетку и линяйте.
        — Нам что, пешком идти?
        — Пешком. За мной приедет машина. Что ты таращишься на меня, Джимми, мальчик мой? Забирай свою долю и топай.  — Лэш шагнул к столу и взял пачку денег, предварительно отложенную в сторону.  — Это твои, Рик. Десять штук.
        Рик насупился.
        — Десять штук? Не слишком щедро, Лэш.
        — Ты убил охранника, подставил нас. По-хорошему, тебя нужно вообще оставить без вознаграждения.
        Оберон хмурился и сердито косился, но все же послушно заворачивал деньги в газету, стараясь сделать сверток покомпактнее. Вид у него был мрачный.
        Рик тоже взялся паковать свои доллары.
        Когда они закончили, Лэш приказал:
        — Пушки оставьте здесь!  — Он махнул пистолетом.  — Бросайте на пол, живо.
        Оберон вздохнул и подчинился. Рик тоже выполнил требование. Револьверы тяжело грохнулись на пол.
        Лэш ногой оттолкнул их в угол.
        — Запомните хорошенько: начнете трепать языком — вам плохо придется.
        Оберон кивнул. Они с Риком вышли из комнаты.
        Лэш торжествующе захохотал и поднял их оружие. Потом подошел к входной двери и полюбовался, как они с трудом передвигают ноги по пыльной дороге и все время оборачиваются. Солнце уже взошло, на улице стало жарче. Лэш смотрел на сообщников, пока они не скрылись из вида, потом запер дверь, вернулся туда, где были сложены деньги, и молча уставился на эту гору. Он испытывал почти сексуальное возбуждение.
        Лэш похлопал себя по карманам в поисках сигары. Черт! Пусто, а ждать еще долго. Он не знал точно, когда все закончится, поэтому велел Ноне приехать за ним к старому дому в полдень.
        Жаль, нет ничего выпить. И хорошо бы телку сюда, вставить ей как следует… Эх! У него отличный повод, чтобы поразвлечься, отпраздновать, так сказать.
        Лэш подумал о блондинке в соседней комнате. Лакомый кусочек. Он ухмыльнулся, вспомнив разговор с Сэмом Хастингсом и свои обещания. Неужели Сэм на самом деле думает, что он оставит в живых двоих свидетелей? Один человек уже убит. Где один, там и три, ведь за троих не повесят три раза.
        Только сначала он от души позабавится с этой белобрысой шлюхой.
        Хотя лучше не сейчас. Вдруг Оберон с Риком сваляют дурака и попытаются незаметно пробраться сюда, чтобы застать его врасплох. Лучше подождать и удостовериться, что они убрались подальше.
        Лэш снова вышел на веранду и стал смотреть на дорогу.

        Сэм Хастингс возвращался в «Клондайк». Он был чрезвычайно озабочен. Последние два часа оказались слишком значительными и насыщенными событиями. Его разум отказывался воспринимать их, оценивать и находить верные решения. По крайней мере так ему сейчас казалось.
        В данный момент он не слишком гордился собой.
        Там, в старом доме, он был готов силой освободить Дебби и полковника и забрать их с собой. И нехотя согласился с доводами Дебби, хотя и был благодарен ей за полученную отсрочку. Но все же в нем сидело сильное подозрение: дело может зайти далеко, и насильственные действия не исключаются.
        Другой возможный вариант спасения пленников, и, похоже, единственный,  — обратиться в полицию, навести их на след Лэша и остальных. Естественно, его заметут вместе со всеми. Это однозначно. Лэш заложит его, не сомневаясь ни доли секунды. Вот насмешка судьбы! Всю жизнь провел на стороне закона и правопорядка. Стоило единственный раз стать участником преступления, и вот он уже почти на пороге тюрьмы.
        Сэм не был наивным человеком. Он и не надеялся, что Лэш готов сохранить жизнь Дебби и полковнику. Эта пара всегда будет представляться ему угрозой, как бы сильно ни колотил себя в грудь Сэм, уверяя в противном.
        Так что сейчас главный вопрос: оставит ли их Лэш в покое до вечера? Сэм был почти уверен, на девяносто девять процентов уверен, что Лэш не осмелится ни на какие действия, пока ему не представится абсолютно безопасная возможность улизнуть под покровом темноты. Но один процент сомнения все равно оставался.
        Сэм знал Лэша достаточно хорошо, чтобы понять, насколько непредсказуемо поведение этого человека.
        Например, эти кражи фишек из казино. Сэм давно подозревал Нону Эдриан и Лэша. Тот наряжался старухой, и Нона передавала ему украденные фишки в женском туалете. Сэм чуть было не поймал их с поличным, но тут к нему подвалил Лэш и предложил участвовать в ограблении казино. Позавчера Сэм был практически уверен в своих подозрениях: он видел, как Лэш выскользнул из дамской комнаты в своем маскарадном наряде следом за Дебби. Он хотел подойти к нему и заговорить, но тут Дебби отвлекла его внимание.
        Человек, настолько безмозглый, чтобы рисковать быть схваченным за руку на мелком воровстве и таким образом подвергать опасности успех полуторамиллионного дела, способен на любую глупость!
        Сэм клял себя последними словами, пока машина мчалась по автостраде по направлению к Стрипу. Ладно, он вернется в «Клондайк», разузнает, что там стало известно в его отсутствие, и поступит по обстановке.
        Возможно, решение придет неожиданно.
        Потом он вспомнил слова полковника. Парня-охранника оставили связанным в овраге. Вероятно, он еще лежит там, и уж наверняка умрет от жары еще до конца дня, если его не найдут в ближайшее время.
        Надо привезти в «Клондайк» этого охранника и убитого шофера, тогда можно легко объяснить свое отсутствие Бренту Мэйджорсу и полицейским, которые уже наверняка там. Скажет им, что действовал интуитивно. Они не будут слишком приставать.
        Добравшись до Стрипа, Сэм развернулся недалеко от «Клондайка», проехал по боковым улочкам и добрался до дороги, ведущей в сторону стройплощадки. По случаю праздников работы на стройке не производились, и дорога была пустой. Сэм медленно ехал по дороге, пока в миле от казино не увидел овраг.
        Остановил машину и вышел.
        — Помогите! Эй, кто-нибудь! Спасите!  — доносился едва слышный голос.

        Ярость душила Джима Оберона. Он шагал по дороге с Риком и злобно матерился себе под нос. Им надо вернуться и потребовать честного дележа. Но сейчас идти туда не слишком разумно, тем более что Лэш отобрал их оружие.
        Рик не совсем понимал, что происходит.
        — А почему нам надо уходить?
        — Он обдурил нас, нечестно поделил добычу.
        — Десять штук. Он дал мне десять штук. Ведь это не слишком много.
        — Этот сукин сын обжулил нас! Обобрал!
        — Кто? Лэш?
        — Лэш, ублюдок хренов!
        Оберон погрузился в молчание. Ему плевать на Рика, плевать, сколько он там получил. Этот качок все равно их просадит и не заметит. Но если все-таки решиться нанести Лэшу ответный удар, Рик очень пригодится.
        И тогда все оставшиеся деньги, славные полноценные зеленые доллары, достанутся ему. Без малого полтора миллиона! Невозможное богатство, непостижимое, колоссальное!
        Оберон не верил всем этим басням про дележ, про то, что еще кому-то там надо отдать долю. Вранье.
        Ладно, хорошо, может, этот Сэм Хастингс и должен получить долю. У Лэша в руках все равно остается слишком много. И Оберон сильно сомневался, что он заплатит Эдфи…
        Элфи! Ха! А если прихватить с собой Элфи и заявиться обратно втроем?
        — Раз мы не получили своей доли, чего же тогда ушли?  — снова заговорил Рик.
        Оберон с отвращением посмотрел на тупого качка.
        — Да потому, что у него была пушка. Этот ублюдок заставил нас!  — раздраженно ответил он.
        — И все бабки достались ему?
        Оберон вздохнул. Даже этот дурень понял.
        — Слушай, давай доберемся до моей берлоги, и я позвоню Элфи. А потом все вместе что-нибудь придумаем.
        — Десять штук,  — проворчал Рик.  — Я бы мог получить и побольше.
        — Может, и получишь.  — Хорошее настроение вернулось к Оберону, и он дружески похлопал Рика по плечу.  — Очень вероятно, что ты их получишь, дружище Рик!

        Покерный турнир продолжился в десять утра на следующий день, и Билли Рэй продолжал выигрывать. Но он устал. Черт побери, как он устал!
        Теперь осталось только четыре игрока, все собрались за одним столиком. Пятый игрок, человек по фамилии Джеймсон, не в состоянии был явиться к десяти часам, ссылаясь на нервное и физическое истощение. Миссис Джеймсон настаивала на том, что имеет полное право занять место своего мужа, но правила проведения турнира гласили: участник не может выставить за себя кого-то на замену, если сам окажется не в состоянии продолжить игру.
        Деньги Джеймсона поровну разделили между оставшимися игроками. Игра возобновилась, но у каждого из четырех партнеров собралась такая огромная сумма, что деньги пришлось сложить в большие металлические контейнеры, предоставленные казино.
        Перед каждым участником на столе лежала лишь небольшая стопка купюр.
        Вопреки расчетам Мэйджорса зрителей собралось немного. Самые верные болельщики обступили единственный игровой стол и наблюдали за поединком.
        Отсутствие света, нервозная обстановка поубавили энтузиазма и снизили интерес к состязанию. Или же всем просто-напросто надоела затянувшаяся игра, подумал Билли Рэй.
        В течение первого часа положение всех четырех игроков практически не изменилось. Игра шла ровно. Френчи, Хэнк Пэррот и маленький седой мужичок по фамилии Орбис играли четко и ошибок не допускали. Билли Рэй ощущал растущее беспокойство и нервно поджимал пальцы на ногах. В первом же перерыве он высмотрел в толпе Брента Мэйджорса и подозвал его к себе.
        — Слушай, Брент, ну и дурака же мы сваляли.  — Билли Рэй постукивал друг об друга сжатыми кулаками.  — Разрабатывая правила, забыли продумать одну деталь.
        — Что именно?  — удивился Мэйджорс.
        — С этим старым, хитрым, нудным типом Френчи мы еще черт знает сколько будем сидеть за столом без толку.  — Билли Рэй обратился к Хэнку Пэрроту:
        — Ты как, рассчитываешь выиграть у Френчи сотню к концу следующей недели или, может, через две?
        — Надеюсь,  — ответил Хэнк Пэррот.
        — Или проиграешь ее мистеру Орбису?
        Хэнк Пэррот только вздохнул в ответ.
        — Так что вы предлагаете?  — рассеянно спросил Мэйджорс. Похоже, он тоже потерял интерес к турниру или же нечто более важное занимало его мысли.
        — Предлагаю на этом закончить соревнование и объявить четверых победителей. Занявших первое, второе, третье и четвертое места. Это единственный выход. Черт возьми, не могу же я до конца года надрываться, чтобы обыграть этих ушлых парней.
        Хэнк Пэррот согласно кивнул:
        — Билли Рэй прав.
        Орбис улыбнулся.
        Мэйджорс потер подбородок.
        — Все согласны с этим предложением?  — Он по очереди обвел глазами сидящих за столом, все кивнули в знак согласия.  — Тогда так и порешим. Чарли, подсчитай, сколько там денег у каждого игрока, и запиши суммы в убывающем порядке на доске: первое место, второе, третье, четвертое.
        — Дружище Брент, ты классный парень,  — с сияющим видом проговорил Билли Рэй.
        Чарли Флиндерс немедленно приступил к подсчету. В этот момент у бара раздался грохот. Билли Рэй посмотрел туда. Оказалось, Нона Эдриан уронила поднос с напитками. Мэйджорс сдвинул брови и пошел к ней.
        Чарли Флиндерс оторвал взгляд от листка с записями и провозгласил:
        — Победил мистер Томпсон!
        — Билли Рэй!  — воскликнул Френчи.  — Ну и сукин же ты сын! С тебя причитается.

        День для Ноны начался не слишком удачно. Примерно в девять утра ее разбудил звонок Брента Мэйджорса.
        — Нона, нам не хватает рабочих рук. Не могла бы ты прийти сюда и снова поработать в покерном зале?
        Это ненадолго, ты рано освободишься.
        Первым побуждением Ноны было отказаться. Но воспоминания о недавнем скандале из-за фишек наверняка еще не потускнели. Нельзя рисковать и совершать поступки, которые могут вновь пробудить подозрения управляющего. Пришлось согласиться.
        Но гораздо больше ее обеспокоил ночной звонок Лэша. Он позвонил, как только Нона вернулась домой после работы.
        — Детка, все получилось! Я же говорил тебе! Мы с тобой будем как сыр в масле кататься! Домой приехать сегодня не смогу, потому что все должно утрястись только к утру. Сделай для меня кое-что, прошу тебя. Когда дельце закончится, я останусь без колес.
        Тебе придется заехать за мной… — И он продиктовал адрес.  — Надо быть здесь ровно в полдень, и ни одной минутой позже!
        Нона попыталась расспросить его поподробнее, но Лэш отговорился, пообещав, что вскоре она все узнает. Потом еще раз предупредил, чтобы она не опаздывала, и повесил трубку.
        И вот она пришла на работу, обслуживает игроков в покер и, похоже, застрянет здесь допоздна. Как же слинять отсюда и забрать Лэша?
        Нона стояла возле стойки бара, расставляла напитки на подносе, одновременно обдумывая свои проблемы, и едва обратила внимание на какого-то типа, который не слишком уверенно подкатился к ней.
        — Слышала про то, что здесь случилось ночью?  — прошептал он.
        Она вгляделась в него и не сразу, но все же узнала в нем одного из служащих бухгалтерии, кассира.
        — Ты имеешь в виду аварию на подстанции?  — Она подняла поднос.  — Да, слышала.
        Он покачал головой:
        — Нет-нет, не то! Прошлой ночью ограбили казино, вычистили всю кассу.
        Все события, намеки Лэша моментально связались в единое целое в голове Ноны. Она онемела, застыла с открытым ртом. Поднос выскользнул из ее рук и с ужасающим грохотом полетел на пол. Нона была не в силах шелохнуться и только тупо смотрела на разлетевшиеся осколки стекла. Наконец она подняла глаза и осмотрелась. К ее невыразимому ужасу, к бару большими шагами приближался Брент Мэйджорс.
        — Что случилось, Нона?  — Казалось, он своим взглядом сверлит ее насквозь.
        Стоящий рядом кассир захихикал.
        — Я только что рассказал Ноне про ночной налет, мистер Мэйджорс, а она поднос выронила. Похоже, не на шутку разволновалась, а?
        — Идиот!  — рявкнул Мэйджорс.  — Я же приказал тебе молчать про это дело!
        — Но ведь Нона работает здесь, мистер Мэйджорс,  — испугался кассир.  — Откуда я знал, что ей тоже нельзя говорить?
        — Он не знал!  — уже поспокойнее проворчал Мэйджорс.  — Если ты не уймешься и сболтнешь кому-нибудь еще, пусть даже родной маме, считай, что здесь ты больше не работаешь. Я тебя уволю. Понятно?
        — Да, мистер Мэйджорс,  — пробормотал тот и испарился.
        — Пойдем-ка со мной. Нона,  — строго сказал Мэйджорс,  — нам надо поговорить.
        — А кто будет обслуживать…
        — Это не твоя забота. Да и вообще турнир завершен.
        Нона покорно пошла следом за управляющим из покерного зала, холодея от ужаса и дурных предчувствий. Возле кабинета Мэйджорса они неожиданно столкнулись с Сэмом Хастингсом.
        — Идем, Сэм!  — махнул рукой Мэйджорс.
        Он пропустил их в кабинет и плотно закрыл дверь.
        Нона опустилась в кресло, коленки у нее дрожали.
        Мэйджорс прошел к своему столу, сел и закурил сигару.
        — Сэм, что удалось узнать от охранника, которого ты привез?
        — Ничего полезного, Брент. Его ударили по голове сзади и, связанным, затолкали в машину. Там было темно, да и позже, когда бандиты вытаскивали его, он не смог разглядеть лиц. Слышал только голоса, но я сомневаюсь, что это нам поможет. Правда, он все же сообщил кое-что интересное.  — Сэм запнулся.  — Похоже, Пол Грин прав. Его жена действительно в недобрый час столкнулась с налетчиками. С ней был и полковник Страдвик. Бандиты увезли их с собой. Для чего, никому не известно.
        Мэйджорс рассеянно кивнул, остановив тяжелый взгляд на Ноне.
        — Нона, почему ты выронила поднос, когда тот придурок рассказал тебе про налет?
        — Просто от неожиданности,  — деланно засмеялась Нона.
        — Не правда. Дело не только в неожиданности. Я видел твое лицо. Тебе что-то известно про ограбление. Если ты не расскажешь нам все сейчас же, у тебя возникнут очень серьезные проблемы. Возможно, ты просто не все знаешь. Был убит человек. А это значит, что каждый, кто хоть как-то связан с налетом, становится соучастником убийства.
        Нона медленно набрала в грудь воздуха. Мысли с бешеной скоростью проносились в ее голове. Выходит, «выгодное дельце» Лэша — это вооруженное ограбление с убийством?! Нона обхватила свои плечи руками, она обливалась холодным потом. С дрожью в голосе выговорила:
        — Я не участвовала в этом деле, мистер Мэйджорс, честное слово! Богом клянусь, нет! Но может быть, Лэш…
        — Лэш?
        — Уолтер Лэшбрук. Мой… приятель.
        — Ясно.  — Голос Мэйджорса звучал напряженно.  — Расскажи нам обо всем.
        — Да особо и рассказывать нечего. Он последнее время много говорил о каком-то выгодном деле, о больших деньгах, но никогда не объяснял, какое именно это дело. Вчера ночью, когда я вернулась домой с работы, он позвонил откуда-то и сказал, что дело будет улажено к утру.
        — И все?
        — Все. Да, вот еще… — Она порылась в кармане и вытащила сложенный вчетверо листок бумаги, на котором записала адрес.  — Он сказал, чтобы я заехала за ним вот по этому адресу сегодня, не позже полудня.
        Мэйджорс взял протянутую бумажку и некоторое время сосредоточенно изучал ее. Потом решительно проговорил:
        — Сэм, этот лейтенант, полицейский… Как там его?
        — Лейтенант Роун. Оуэн Роун.
        — Он еще в казино?
        Сэм кивнул.
        — Разыщи его. Расскажи все, что мы узнали от Ноны. Скажи, чтобы срочно пришел ко мне в кабинет, я хочу поехать с ним. И не забудь напомнить Роуну, что мы держим это дело в секрете.
        — Хорошо, Брент.  — Сэм вышел из кабинета.
        — Мистер Мэйджорс… что теперь будет со мной?
        — Посмотрим, Нона, зависит от многого. Если ты сказала нам правду, то ничего особенного. А ты все мне рассказала? Может, ты знаешь кого-нибудь еще из тех, кто может быть связан с этим налетом?
        — Все. Нет, погодите… — Она вспомнила Джима Оберона, которого видела в казино вчера вечером. Позже она поняла, почему его лицо показалось ей знакомым. Ведь он работал в «Клондайке» дилером, временно. Но теперь до нее дошло еще кое-что.  — Этот человек, Джим Оберон, который работал здесь…
        В последнее время я видела несколько раз, как Лэш с ним разговаривал.
        Мэйджорс задумчиво кивнул головой.
        — Наверное, он был у них информатором. Без такого человека им не обойтись.  — Он подвинул к себе внутренний телефон.  — Мэри, у нас здесь работает временный сотрудник, Джим Оберон. В архиве должен быть его адрес. Разыщите его, пожалуйста, для меня.
        Пока Мэйджорс ждал, прижав телефонную трубку к уху, Нона расслабилась и сидела, с облегчением опустив плечи. Она злилась на Лэша и вовсе не считала, что предала его. Воровать фишки — это одно, вооруженное ограбление и убийство — совсем другое.
        Да как он посмел вовлечь ее в такое дерьмо?! Нона окончательно решилась: надо принять предложение Билли Рэя. Она больше не сомневалась. С Вегасом надо завязывать, это ясно. Если только еще не слишком поздно! Что, если Билли Рэй обо всем узнает?
        — Вы не могли бы повторить еще раз, Мэри?  — попросил Мэйджорс. Он быстро записал что-то в блокноте.  — Благодарю вас.
        Он повесил трубку и сидел хмурый, не отводя невидящего взгляда от телефона и стиснув в зубах сигару.
        — Мистер Мэйджорс?  — робко окликнула его Нона.
        Он вздрогнул и поднял на нее глаза.
        — Можешь идти, Нона. Но держи рот на замке, пока мы не проверим твою информацию.  — Еще не договорив фразу, он снова взялся за телефон.
        Выходя из кабинета, Нона услышала начало разговора:
        — Тони? Это Брент Мэйджорс…

        Еще никогда в жизни Мэнни Перино не видел Тони Ринальди таким разъяренным. Тони стучал кулаками по столу и орал:
        — Ты ублюдок! Где тебя черти носят?!
        Вот проклятие! Когда Мэнни узнал про ограбление в «Клондайке», он сразу понял, что Тони будет бушевать. Мистер Ринальди вообще не признавал полутонов. Для него вся жизнь окрашивалась в два цвета: белый и черный. И для него существовало лишь два состояния: он либо безмятежно радовался бытию, либо погружался в пучину тоски и ярости. Причем чаще пребывал во втором.
        — У меня увели больше полумиллиона баксов, а тебя найти невозможно, шляешься хрен знает где!
        — Успокойся, Тони.
        Ринальди выпучил глаза и метнул на него злобный взгляд.
        — Ты кому это говоришь? Ты, грязный, вонючий коротышка! Макаронник! Сучонок, твою мать! Да я зажарю тебя и скормлю с потрохами койотам! Я…
        — Я знаю, кто взял казино,  — спокойно произнес Мэнни.  — По крайней мере кто спланировал дело.
        Тони так и остался стоять с открытым ртом. Прошло какое-то время, и по глазам стало ясно, что до него наконец-то дошел смысл сказанного. Искаженные гневом черты лица немного разгладились, а сжатые в кулаки руки тихо опустились на стол. Он вытянул шею и поднял голову, его поза показалась бы совершенно уморительной во всякой другой ситуации.
        — Кто? Кто это сделал?  — прошептал он.
        Мэнни не спешил отвечать. Он заранее знал, какой взрыв последует за его сообщением.
        — Теоретик.
        Глаза Тони полыхнули. Он навис над столом, потом грохнулся в кресло, ловя ртом воздух, побелев как мел.
        — Теоретик? Проклятый Теоретик?
        Мэнни кивнул. Он знал: Тони никогда не встречался с этим человеком, но был весьма и весьма наслышан о нем. Всем членам синдиката было известно это имя. Теоретик имел отвратительную привычку: он регулярно вставал на пути мафии, нарушал все планы и срывал подготовленные операции. В последнее время несколько раз крупно нагадил лично Тони, поломав спланированные им дела.
        — Уверен, я его здесь видел,  — сказал Мэнни.
        — Ты его видел?  — не поверил своим ушам Тони.
        — Ага. Сначала, правда, подумал, что ошибся. Ведь я встречал его только один раз в жизни, много лет назад. К тому же… н-да, знаешь ли, никак не ожидал столкнуться с ним здесь, в Вегасе. Я и удивился, какого дьявола его сюда принесло.
        — Теоретик… — на выдохе повторил Тони, глядя поверх головы Мэнни в пространство. Рука его потянулась к телефону, но замерла на полпути.
        — Я видел, как он садился в такси примерно около полуночи.
        — Так-так, продолжай.
        — Но я не успел запомнить номер. Сдается мне, что последняя цифра была девятка, но это не точно.
        Тони мгновенно вскочил на ноги и грохнул кулаком по столу.
        — Какого хрена ты мне ничего не сказал?!  — завопил он.
        Мэнни вздохнул и развел руками. Да, видно, Тони сильно перенервничал, ни фига не соображает.
        — Господи, Тони, да это же было до ограбления!
        Откуда мне было знать, что готовится нечто подобное?
        Ринальди свирепо глядел на него и кусал губы.
        Похоже, он попал в весьма затруднительное положение, догадался Мэнни. Наверное, хозяева с востока хоть и находятся далеко отсюда, но уже капнули ему на мозги за ночное ограбление. И это может стать предвестником весьма дурного поворота для Тони.
        — Но я проследил за тачкой,  — продолжил свой рассказ Мэнни и увидел, как лицо Тони прояснилось.
        — И что?
        — Он проехал на такси несколько кварталов и вылез на большой стоянке возле супермаркета. Скорее всего пересел в другую машину, старый трюкач.
        — Так ты ничего не узнал, болван. Остался с носом,  — раздраженно бросил Тони.
        На лице Мэнни появилась его обычная жабья улыбка.
        — Я точно знаю — это был Теоретик. Он спланировал это нападение. У него были исполнители, четверо, может, пятеро парней… большинство из них местные жители, и, возможно, они хорошо знают «Клондайк».
        Черные глаза Тони зажглись холодным огнем, хищная улыбка искривила губы.
        — Да-а-а…
        — Отыщем этих деятелей, а потом…
        — Доберемся до этого проклятого Теоретика,  — заключил Тони и хлопнул ладонью по столу.
        — Само собой,  — подтвердил Мэнни. С Тони, когда он в таком состоянии, лучше не спорить. Лично он думал несколько иначе. Возможно, им и удастся выйти на ребят, чьими руками была выполнена вся работа, но добраться до Теоретика еще никому не удавалось. Мэнни считал, что Теоретик уже скрылся где-нибудь в Патагонии или Западном Китае.
        — Тебе известно, что Теоретик уже несколько раз подгадил мне. Этот случай — последний.
        — Конечно, Тони.
        Ринальди вставил в мундштук сигарету и выпустил кольцо дыма. Откинувшись на спинку кресла, он продолжал вслух рассуждать о Теоретике и о своей деятельности во Флориде…
        Зазвонил телефон. Тони сгреб трубку.
        — Да? А, Мэйджорс, что нового?
        Тони слушал, и на его лице расцветала улыбка.
        — Погоди-ка, дай я запишу.  — Он выдвинул ящик стола, покопался, вытащил оттуда карандаш и листок бумаги и что-то нацарапал на нем.  — Отлично, Брент!
        Великолепная работа. Потом расскажешь, как у вас все пройдет. А я позабочусь о другом поганце.  — Тони положил трубку и ликующе воскликнул:
        — Есть! Мы их достали! Мы их схватим за задницу! Мэйджорс с копом сейчас едут туда, где предположительно скрывается один из гаденышей. А вот, Мэнни, адресок, где мы с тобой найдем другого.  — Он подтолкнул листок бумаги через стол.  — Стоянка для автоприцепов! Возьми с собой еще парочку ребят, Мэнни. Сделайте из его фургона решето, сито! Только сначала удостоверьтесь, что деньги на месте, прежде чем начнете палить.

        Лэш злился. Он поглядывал на часы, на скулах играли желваки. Еще один час или около того, и Нона заберет его отсюда. Лучше бы этой шалаве приехать вовремя, не то он ее хорошенько вздует. Он целое утро расхаживал без остановки по комнате, мерил шагами пространство от окна до двери. Теперь-то он был уверен, что Оберон и Рик сюда не вернутся. У них кишка тонка.
        Лэш подошел к столу, чтобы закончить упаковку добычи в газеты. Услышав какой-то стук, вскочил на ноги и схватил пушку. Потом понял, что звук доносится из комнаты, в которой заперты старик и девка.
        — Чего нужно?  — рявкнул он, подойдя к запертой двери.  — Вы не позволите юной леди воспользоваться ванной?  — спросил старик.
        Лэш подумал секундочку.
        — Что ж, почему бы и нет?
        Можно, наверное, немного позаботиться об этих…
        Старикан да девица, им и не нужно много внимания.
        Да и беспокойства от них сейчас никакого.
        Он присел на корточки возле девушки и протянул руку, чтобы развязать ее. Веревки соскользнули на пол от одного его прикосновения.
        Лэш отпрянул назад.
        — Кто тебя развязал? Этот умник Хастингс, да?
        Дебби яростно посмотрела на него и с вызовом вскинула подбородок.
        Лэш встал.
        — Да ладно, не важно.  — Он махнул пистолетом.  — Давай, иди. Вперед. По коридору.
        Девушка пошла вперед. Лэш показал на открытую дверь в конце коридора:
        — Сюда, дорогуша.  — И добавил, глумливо усмехаясь:
        — И не вздумай выкидывать фокусов. Да тебе, впрочем, особо и не разгуляться здесь. Окошки маленькие — и кошка не пролезет.
        Дебби решительно вошла в ванную и закрыла дверь.
        Лэш беззвучно покатывался со смеху. Вот ей вышел облом! Воды-то в доме нет.
        За спиной Лэша послышалось какое-то шевеление. Он обернулся и увидел, что старик хромает к нему со сложенными, за спиной руками. Лэш отступил в сторонку, дед прошаркал мимо и вышел в коридор.
        — Что вы намерены с нами делать?  — спросил старик. Он казался испуганным, говорил дрожащим голосом, но стоял с высоко поднятой головой, выпрямив спину, насколько возможно в его годы.
        — Вывезу вас подальше в пустыню и оставлю там,  — ответил Лэш,  — чтобы у нас было время исчезнуть.
        — Оставьте нас здесь…
        — Невозможно.
        — Ведь я ничего никому не скажу.  — Старик зачарованно смотрел на пистолет в руке Лэша.  — И девушка тоже будет молчать.
        — А как ее зовут?
        — Дебби Грин. Бедное дитя, у нее ведь сейчас медовый месяц.
        Лэш выкатил глаза.
        — Медовый месяц? Так какого черта она болталась по коридорам посреди ночи?
        — Она была расстроена…
        Лэш с омерзением плюнул, мотнул головой и отвернулся. Этот старый козел пытается вызвать у него сочувствие. Он в любом случае убьет их. Пристрелит или просто оставит где-нибудь подыхать, без разницы. Им не жить.
        Звук шагов насторожил его, и Лэш резко обернулся как раз в тот момент, когда старик замахнулся тяжелой перекладиной, карнизом для штор, и с силой опустил ее на руку, в которой Лэш держал пистолет.
        Лэш выругался и отдернул руку как раз вовремя.
        Перекладина обрушилась на стальное дуло пистолета.
        Черт возьми, дохляк чуть не выбил у него из руки оружие.
        Старик совсем остервенел, как загнанная в угол крыса. Он снова поднял карниз и теперь нацелился в голову Лэша. Лэш перехватил палку одной рукой и изо всех сил дернул ее, быстро отступив в другую комнату. Старик качнулся, потерял равновесие и, не выпуская из рук карниз, почти упал на Лэша. Тот отшатнулся от перекладины и со злостью врезал пистолетом по голове старого придурка. Металл проскрежетал о черепную кость. Старик упал на пол. На его голове зияла глубокая рана, из которой потоком хлынула кровь. Он совсем обмяк, лежал в неловкой позе, открыв рот.
        Лэш присел на колени, чтобы пощупать пульс.
        Пульса нет. Отлично! Одной проблемой меньше. К тому же без особых забот — не пришлось переводить на него пули.
        Дебби влетела в комнату как раз в ту минуту, когда Лэш поднялся на ноги.
        — Что вы с ним сделали?
        Он принялся заталкивать пистолет в боковой карман. Дебби пробежала мимо него и кинулась на колени рядом со стариком. Лэш пялился на ее гладкие бедра, которые аппетитно обтягивала короткая юбка.
        — Он умер! За что? Зачем вы это сделали?  — обернулась Дебби. Слезы стояли у нее в глазах.  — Ведь он не сделал вам ничего плохого!
        — Да? Этот старый осел напал на меня с карнизом!
        — Бедный мистер Страдвик,  — тихо проговорила она.  — Он так не любил жестокости, так боялся насилия, и вот теперь сам…
        Девчонка сидела и вытирала слезы. Она была такая маленькая и беспомощная. Похоже, ей едва исполнилось двадцать. Но Лэш продолжал пялиться на ее округлые бедра.
        — Да встань ты, ради Бога!  — неожиданно прорычал он, схватив ее за плечо.
        Она скинула его руку, живо вскочила на ноги, повернулась к нему и плюнула ему прямо в рожу. Лэш размахнулся и врезал ей по щеке. На лице запылал красный отпечаток пятерни. Она пронзительно закричала.
        — Заткнись, тупая сучонка!  — взревел он и опять ударил ее.
        Дебби увернулась, и он прыгнул на нее. Они сцепились и стали клубком кататься по полу. Дебби продолжала кричать. Надо заткнуть ей пасть, вдруг кто-нибудь окажется поблизости, подумал Лэш и сжал ей горло. Она начала задыхаться.
        Теперь он оказался сверху. Дебби извивалась и корчилась под ним, брыкалась, юбка у нее вздернулась и собралась в гармошку вокруг талии. Лэшу начинало нравиться это кувырканье. Он хохотнул, почувствовав под собой плавные изгибы ее тела. Потом просунул колено между ее ног и сильно надавил. Через секунду он уже стоял на коленях между ее раздвинутых ног.
        Она широко распахнула глаза и, тяжело дыша, в изумлении уставилась на него. Лэш снова ударил ее, довольно-таки сильно, чтобы она хорошенько поняла ситуацию.
        — Прекрати орать, куколка, не то отправишься следом за стариканом.
        Она побелела от ужаса, белокурые волосы в беспорядке рассыпались, обрамляя хорошенькую мордашку.
        Лэш почувствовал возбуждение, ему стало тесно в штанах.
        — А сейчас мы с тобой немного позабавимся, куколка. Я слышал, у тебя сейчас медовый месяц.  — Он грубо захохотал.  — Значит, ты вся горишь от нетерпения.
        Он ухватил пальцами резинку на колготках и резким движением сорвал их с нее.

        Сэм Хастингс выехал из «Клондайка» сразу же, как только передал указания Мэйджорса лейтенанту Роуну.
        Он понимал, что непременно возникнут вопросы по поводу его отсутствия, но тут уж ничего не поделаешь. Ему непременно нужно добраться до старого дома раньше полицейских. Лэша-то предупреждать не обязательно, хотя это тоже важно. Если он предупредит Лэша, что полиция уже напала на их след, то, возможно, ему удастся без лишних сложностей вытащить Дебби и полковника. Лэш будет озабочен главным образом тем, как бы смыться с добычей. Сэм уже решил отказаться от своей доли, пусть эти деньги забирает Лэш.
        Хастингс гнал на полной скорости по автостраде Хоть в одном повезло, думал он. Если бы дело было обычным, Роун давно сообщил бы в управление, оттуда передали бы по рациям всем патрульным машинам и все находящиеся поблизости давно мчались бы к тайному убежищу. А сейчас, когда дело держат в секрете и к расследованию подключены всего лишь несколько полицейских, Сэм, по его подсчетам, должен опередить стражей закона на несколько минут. И ему хватит времени, чтобы выпроводить всех из старого дома.
        Сэм свернул на пыльную дорогу, машину бросало из стороны в сторону на сыпучем песке. Он приблизился к дому, даже не пытаясь не шуметь, резко затормозил и выскочил из машины, оставив открытой дверцу. Протопал по веранде, ворвался в дверь и вбежал в комнату со словами:
        — Лэш! Тебе придется…
        И тут же резко остановился. У противоположной стены переступала с ноги на ногу Дебби. Юбка задрана, разорванные колготки свисают с ноги… Она смотрела на него полными ужаса глазами. Уголком зрения Сэм заметил еще одну фигуру возле другой стены.
        Кажется, это был полковник.
        Но основное внимание Хастингс сосредоточил на Дебби. Он сделал пару шагов вперед. Дебби открыла рот, чтобы закричать, и Сэм начал оборачиваться назад, следуя предупреждению внутреннего голоса.
        Это его и спасло. Он не получил удар пистолетом по голове. Зато пострадало плечо. От удара оно сразу онемело.
        Вне себя от злости, Сэм уставился на ухмыляющегося Уолтера Лэшбрука.
        — Разве я не говорил, что тебе не поздоровится, если ты их тронешь?
        — Говорил, говорил,  — ответил Лэш.  — Только ты мне не указ, Сэм. Я на тебя плевать хотел.
        Он поднял пистолет, и Сэм тут же пошел в атаку.
        Он сумел ухватить рукой кисть Лэша и дергал и крутил ее, пока не раздался выстрел; пуля, не причинив никому вреда, с глухим стуком вошла в потолок. Мужчины схватились, сцепились, раскачиваясь из стороны в сторону. Сэм был крупнее и выше ростом, но силы у них оказались примерно равны. Правда, ярость, казалось, прибавляла Сэму мощи. Схватив обеими руками руку Лэша с зажатым в ней пистолетом, он резко вывернул ее, а потом ударил по стене его кистью, будто молотком. Лэш взревел и выронил оружие.
        Сэм немного ослабил захват и два раза короткими рубящими ударами заехал Лэшу по лицу. Потекла кровь.
        Затем Сэм сделал шаг назад и еще раз приложил ему справа. Удар был таким сильным, что Лэш тяжело грохнулся на пол, а у Сэма даже заныло плечо. Лэш упал как раз рядом с пистолетом, который только что вылетел у него из руки. Он схватил его и прицелился.
        Сэм прыгнул на распростертого Лэша. Он уже оторвался от пола, когда пистолет выстрелил во второй раз. Пуля попала Сэму в грудь, но он по инерции довольно неуклюже шлепнулся на Лэша, который в это время пытался выстрелить еще раз.
        Раздался третий выстрел. Сэм с удивлением подумал: «Странное дело: почему я не почувствовал, как вошла вторая пуля? И вообще, почему вдруг стало так тихо?» Да и Лэш под ним лежал без движения.
        Сэм поднял голову. Он почувствовал, как в ноздри лезет запах горелого пороха. Глаза Лэша были открыты и смотрели бессмысленно. С огромным усилием, совершенно не ощущая левой половины своего тела, Сэм скатился с лежащего под ним человека.
        Лэш был мертв. Сэм, падая, наткнулся на руку с пистолетом за мгновение до выстрела и по счастливой для него случайности повернул дуло в грудь противника. На рубашке Лэша, как раз напротив сердца, чернело пятно от ожога, а на ткани расплывалось кровавое пятно.
        Сэм попытался сесть и тут же упал, он чувствовал себя слабым, как котенок. Он осмотрел себя. Кровь медленно проступала и на его рубашке. Ниже сердца.
        Потом рядом с ним очутилась Дебби, она опустилась на колени, бледная и расстроенная.
        — Дебби… Как ты?  — Сэм слышал свой голос как будто издалека. И у него совсем не было сил.
        — Все в порядке, Сэм. Он услышал, что ты подъезжаешь, и отпустил меня… Сэм, ты ранен!
        Она осторожно расстегнула пуговицы на его рубашке и взглянула на рану.
        — Дорогой, у тебя сильное кровотечение! Его обязательно нужно остановить!
        Это были последние слова, которые услышал Сэм, прежде чем погрузиться в черную мглу.

        Брент Мэйджорс не слишком хорошо знал лейтенанта Оуэна Роуна. Конечно, он не раз видел его в казино, ведь Стрип — его вотчина. Но им никогда не приходилось разговаривать, разве только несколько раз перебросились друг с другом парой слов. Оуэн производил впечатление спокойного, уверенного в себе и дельного человека, словом, профессионального полицейского. И Мэйджорс несколько удивился, когда Роун без протестов и возмущений согласился отправиться к старому дому без сопровождения большого отряда полиции. Он, казалось, принял такой вариант как должное.
        Сейчас они ехали по шоссе, и Роун наконец заговорил, в первый раз с тех пор как они выехали из «Клондайка»:
        — Ну и как вам нравится работать на Тони Ринальди?
        — Хм… Я бы не сказал, что работаю на него,  — ответил Мэйджорс.  — Просто так получилось, что он представляет новых владельцев казино.
        — Получилось… Бросьте, Мэйджорс,  — махнул рукой Оуэн,  — вы же знаете, что он человек мафии.
        — Я этого не знаю. Я только слышал об этом…
        — Уж поверьте мне, дружище. Так и есть.
        — Во всяком случае, я едва знаком с этим Ринальди. Разговаривал с ним пару раз по телефону и один раз встречался лицом к лицу.
        — Сколько он хотел получить от вас?
        — Знаете, лейтенант, по-моему, вас это нисколько не касается.
        Роун рассмеялся:
        — Я бы так не сказал. Мне известно, как действует Ринальди, и уверен — он вас крепко прижал.
        Мэйджорс ничего не ответил. Он достал из кармана сигару и закурил, сохраняя полное молчание.
        Когда сворачивали с автострады, он оглянулся назад.
        За ними следовала машина, в которой сидели четверо переодетых полицейских.
        Роун будто прочитал его мысли и сухо проговорил:
        — Да, помощников у нас не слишком много, но если я сейчас привлеку к делу больше полицейских, то будет довольно трудно держать дело в секрете. А по всему видно, что желательно сохранить происшествие в тайне.
        — Вы же понимаете, что будет, если просочится слух о том, что обчистить казино проще простого. Все психи и придурки страны примутся испытывать судьбу и попытаются сделать то же самое.
        — Вот-вот, точно такими словами и мне говорили,  — вздохнул Роун.  — Конечно, вы правы. Но если мы сегодня же с этим не покончим, нам придется раскинуть сети пошире или даже позволить им смыться отсюда.
        — Возможно. Но у меня такое ощущение, что все сейчас и закончится.
        — Если пташки еще не улетели.
        Они увидели большой старый дом, стоящий в конце пыльной дороги.
        — Должно быть, нам туда,  — указал Мэйджорс.  — Похоже, они еще на месте. Вон стоит машина во дворе.
        — Вижу.
        Роун затормозил, дал задний ход и приблизился к следовавшей за ним машине. Из нее вышел офицер и склонился к окошку со стороны Роуна.
        — Нам придется попотеть, Лес. Я уже объяснял тебе, почему мы не можем окружить этот дом и спокойно ждать, когда они двинутся отсюда. Остается надеяться, что они там уснули. Не то перестреляют нас как пацанов. Возьми троих своих ребят и обойди дом сзади. Я подожду здесь, пока вы выйдете на позицию, а потом мы одновременно атакуем.  — Роун усмехнулся.  — Прямо как в кино. Как увидите, что мы пошли, сразу начинайте. Все. Удачи вам.
        Роун закурил сигарету. Он сидел и барабанил пальцами по рулю. Четверо полицейских рассыпались по двору, они обходили дом, делая короткие перебежки.
        — Я намерен взять этот дом. Попрем на него, как в танке,  — сказал Роун.  — Вам лучше подождать здесь.
        — Нет, я хочу пойти с вами. Меня вся эта история тоже касается.
        — Героя из себя строите?  — криво усмехнулся Роун.  — А получится?
        — Я ведь раньше тоже служил в полиции.
        — Да, я и забыл.
        — К тому же у меня есть разрешение, лейтенант, если вас это волнует.
        — Тем лучше для вас.  — Роун включил передачу.  — Тогда вперед, герой. Держись.
        Он направил машину прямо к дому, она ревела и подпрыгивала на рытвинах. Мэйджорс вытащил из плечевой кобуры пистолет тридцать восьмого калибра. Выражение его лица было решительным и непреклонным.
        Он ждал, что сейчас из дома посыплется свинцовый град и вдребезги разнесет ветровое стекло.
        Ничего не произошло.
        Роун резко затормозил, когда передние колеса поравнялись с деревянными ступеньками, и быстро выскочил из машины. Буквально в несколько скачков преодолел веранду и рванулся к широко распахнутой двери. Мэйджорс, следовавший в двух шагах позади Роуна, сделал одобряющий знак рукой. Этот лейтенант не слабак.
        Без происшествий и лишнего шума им удалось проникнуть в одну из комнат. Очевидно, это была гостиная. Но сейчас в ней не было ни мебели, ни людей.
        — Птички все-таки вылетели из клетки,  — мрачно констатировал Роун,  — если они вообще здесь были.
        И тут они услышали крик:
        — Сюда! Пожалуйста! Помогите!
        Роун махнул пистолетом, приказав Мэйджорсу держаться позади. Они осторожно пошли по короткому коридорчику. Оказавшись возле открытой двери с правой стороны коридора, Роун жестом велел Мэйджорсу оставаться на месте. Сам бесшумно подкрался к дверному проему, слегка пригнулся и, резко прыгнув, оказался в комнате.
        Через несколько мгновений послышался его голос:
        — Все в порядке, Мэйджорс, заходите.
        В комнате царил полумрак, окна были завешены газетами. Пахло кровью и порохом. На столе догорала оплывшая свеча. Кроме Роуна, в комнате находилось четыре человека — трое мужчин и женщина.
        Сначала Мэйджорсу показалось, что все трое мужчин мертвы. В одном он узнал полковника, второго никогда раньше не видел. Рядом с третьим сидела женщина.
        Лицо ее было белее мела, глаза огромные и полные мольбы.
        — Пожалуйста, помогите! Он умирает!
        Мэйджорс быстро подошел к ней. Третьим оказался Хастингс!
        Рубашка у Сэма была расстегнута, и из раны на левой стороне груди, пульсируя, вытекала кровь.
        Одежда женщины вся была перепачкана кровью.
        Мэйджорс узнал в ней Дебби Грин.
        — Тяжелое ранение?
        — Никак не могу остановить кровотечение, мистер Мэйджорс!
        — Сейчас вызову по рации «скорую помощь», мисс,  — раздался голос лейтенанта Роуна.  — Деньги здесь, Мэйджорс. По крайней мере большая часть.
        Завернуты в старые газеты. Мисс, а где остальные?
        — Все давно уехали, не знаю куда. Один улетел еще до рассвета на вертолете.
        — Сколько их было всего?
        — Я видела четверых, включая и этого, мертвого, который здесь лежит. Кажется, он был у них главным… И еще пилот вертолета. Пожалуйста, вызовите «скорую помощь»!
        — Да, конечно, сейчас! Это займет буквально несколько минут!
        Мэйджорс опустился рядом с лежащим Хастингсом на одно колено.
        — Только круглый дурак мог сунуться сюда в одиночку! Лейтенант сказал бы: «Еще один герой нашелся!»

        Мэнни прихватил с собой двух парней, лучших стрелков в Лас-Вегасе. Ему не слишком хотелось являться на стоянку автоприцепов посреди ясного дня, но выбора не было. С автостоянки возле супермаркета он угнал машину. Как только закончат дело, тачку где-нибудь бросят. Так чего страшного, если их и увидят разъезжающими в украденной машине?
        Он припарковался как можно ближе к прицепу, развернув машину носом к улице и не выключая двигателя. Парочка на заднем сиденье занялась накручиванием глушителей на стволы своих пистолетов.
        Мэнни подхватил небольшую сумку и сказал:
        — Не высовывайте пушки, пока не войдем внутрь.
        И не начинайте палить, пока не выясним, где деньги.
        Понятно?
        Те молча кивнули. До сих пор они не сказали и полудюжины слов.
        Вход в фургон загораживала сетка. Мэнни осторожно отодвинул ее и кивнул стрелкам. Они друг за другом поднялись по небольшой лесенке. Шедший первым навалился плечом на хлипкую дверь. Она поддалась, и парочка вихрем ворвалась внутрь.
        Мэнни вошел следом за ними. Двое мужчин сидели за кухонным столиком в дальнем конце фургона. Деньги были в беспорядке рассыпаны перед ними. Оружия не видно. Один из них, смуглый, темноволосый красавчик, привстал и хлопнул ладонью по столу.
        — Это что за чертовщина?  — растерянно спросил он.
        Стрелки выразительно пошевелили пушками, и парень плюхнулся на место. В его глазах отразился ужас.
        Другой мужик, здоровый и сильный, молчал и тупо пялился на незваных гостей.
        Мэнни тронул одного из своих подручных за плечо и мотнул головой. Тот обошел фургончик и проверил все углы. Царила мертвая тишина.
        — Все чисто, Мэнни,  — доложил подручный.
        — Что, ребятки, все посчитали?  — ласково улыбнулся Мэнни.
        — Слушайте, если вы решили ограбить нас,  — подал голос красавчик,  — берите деньги и уходите.
        Оставьте нас…
        — Естественно, деньги мы возьмем.
        Мэнни вручил пустую сумку одному из своих людей. Парочка двинулась к столу, один держал на прицеле сидящих, второй быстренько сгреб доллары в сумку, после чего парочка спокойно отошла назад.
        Как только до бугая дошло, что у него отбирают деньги, он поднялся на ноги и проревел:
        — Сучьи дети! Что это вы так запросто вваливаетесь сюда и забираете наши…
        — Пора,  — скомандовал Мэнни.
        Помощники выстрелили четыре раза, каждый дважды, пистолеты с глушителями произвели не больше шума, чем кошачий чих. Бугай схлопотал пулю стоя, поэтому упал на стол. Красавчик был убит сидящим на лавке, он медленно сполз с нее на пол.
        — Пошли отсюда,  — сказал Мэнни,  — убирайте пушки.
        Они вышли из фургончика и спокойно загрузились в свою машину. Насколько Мэнни заметил, их компания не привлекла особого внимания.
        Как только Перино расстался с помощниками и бросил машину, он отправился искать телефон-автомат: надо было позвонить.

        Дебби держала голову Сэма на коленях. Мэйджорс, лейтенант и остальные полицейские разбрелись по дому. Газеты с окон сорвали.
        Сэм застонал, его веки дрогнули. Дебби ласково убрала ему волосы со лба. Он медленно открыл глаза.
        Поначалу не узнал ее, взгляд его был мутным и бессмысленным.
        — Постарайся не двигаться, дорогой. Сейчас приедет «скорая».
        — Дебби… — Ему удалось сконцентрировать взгляд.  — Что?..
        — Все закончилось, дорогой. Здесь мистер Мэйджорс и полиция.
        Он попытался пошевелиться.
        — Мне нужно…
        Она осторожно, но твердо уложила его обратно.
        — Не двигайся, Сэм. Кровотечение почти прекратилось, но рана может опять открыться.
        — Мне нужно рассказать Бренту…
        — Нет!  — Дебби быстро огляделась по сторонам.
        Они были в комнате вдвоем.  — Мистер Мэйджорс считает, что ты приехал сюда только для того, чтобы спасти меня. Ему ничего не известно о твоей причастности к налету. Мистер Страдвик и грабитель убиты.
        Никто ничего не знает, кроме меня. Ты понимаешь?
        Он попытался покачать головой.
        — Я должен сказать Бренту…
        — Ты не должен говорить ничего и никому!  — резко возразила Дебби.  — И вообще, прекрати разговаривать, Сэм. Попозже все обсудим.
        Он сделал еще одну неудачную попытку подняться и тяжело упал, опять потеряв сознание. Дебби воспрянула духом, когда услышала вдалеке вой сирены.
        Сэм так и не пришел в себя. Ей позволили сопровождать его в машине «скорой помощи». Он не очнулся и когда они добрались до больницы. Его быстро переложили на каталку и увезли.
        Рядом с вестибюлем Дебби обнаружила маленькую комнату ожидания. Она почувствовала, что у нее сильно кружится голова, и тут вспомнила, что ела в последний раз вчера вечером за ужином вместе с Сэмом и с тех пор у нее маковой росинки во рту не было. В комнате стояли два автомата: один продавал шоколадные батончики, другой — кофе. Она купила пару шоколадок, стаканчик жидкого кофе и присела на диван.
        Ей стало немного полегче, дурнота отступила, к тому же беспокойство за Сэма не позволяло ей расслабиться. Рана находится так близко от сердца, и он потерял много крови!
        Прошел один час, потом другой, время тянулось еле-еле. Дебби то принималась расхаживать по комнате, то садилась на диван, два раза подходила к регистратуре справиться о Сэме. Новостей никаких не было, он все еще находился в операционной.
        В комнате ожидания было окно, выходящее на улицу. Отсюда открывался унылый вид на коричневую, выжженную беспощадным солнцем пустыню. Дебби стояла и смотрела в окно, когда кто-то произнес ее имя.
        Она оглянулась и увидела Пола. Вид у него был измученный: небритое лицо, одежда в беспорядке, глаза красные и воспаленные.
        — Дебби, я чуть с ума не сошел! Все волновался, куда ты пропала!
        Он попытался заключить ее в объятия, но она отстранила его.
        — Мэйджорс сказал, что ты здесь. Почему ты не вернулась в гостиницу? Ты, должно быть, так измучилась, бедная моя девочка!
        — Я жду, пока сообщат…
        Он кивнул.
        — Да, я все знаю. Мэйджорс сказал, этот парень вроде как спас тебе жизнь. Понимаю, ты благодарна ему, я тоже. Но для чего оставаться здесь? Тебе нужно вернуться в гостиницу. Принять горячую ванну и немного отдохнуть. Мы можем позвонить в больницу оттуда и обо всем узнать.
        — Нет! Я останусь здесь!
        Его глаза потемнели от душевной муки.
        — Дебби! Я все понимаю, я вел себя отвратительно, пренебрегал тобой! Мне ужасно стыдно. Но… я ничего не мог тогда поделать с собой. Это было… как болезнь!  — Он попытался улыбнуться.  — Но теперь с азартными играми покончено! Клянусь, я больше не проиграю ни одного цента!
        — Слишком поздно, Пол.
        — Дебби, я люблю тебя.
        Он снова попытался обнять ее, и опять она отстранилась от него.
        — Но я тебя больше не люблю… Впрочем, никогда и не любила. Пол, я должна сказать тебе… Между нами все кончено. Если что-то и было. Я люблю другого человека.
        Пол широко раскрыл глаза.
        — Кого?
        — Сэма Хастингса,  — просто ответила она.
        — Этого охранника? Но это невозможно! Ты ведь здесь только потому… ты просто благодарна ему. Он же спас тебе жизнь. Я понимаю твои чувства, но ведь это не причина…
        — Все произошло раньше, до этого. Пол. Извини, мне очень жаль.
        — Но как ты можешь так поступать, Дебби? У нас же медовый месяц!
        — Как я могу?  — Она вскинула голову.  — И про какой такой медовый месяц ты говоришь?
        Усталый человек в зеленом комбинезоне вошел в комнату, и Дебби подбежала к нему.
        — Миссис Хастингс?
        Она не стала поправлять его.
        — Как Сэм?
        — С ним все будет хорошо. Опасности удалось избежать.  — Он устало улыбнулся.  — Мы извлекли пулю. Он потерял много крови, но теперь должен быстро поправиться.
        — Когда мне можно навестить его?
        — Он еще не пришел в себя. Проснется через пару часов. Тогда можете с ним повидаться.

        Ночь в Лос-Анджелесе. Теоретик аккуратно вел взятую напрокат машину по загруженному транспортом бульвару Сансет. Работало радио. Он слушал новости весь день и весь вечер. Ничего, полная тишина.
        За все это время ни слова об ограблении казино.
        Наконец диктор заговорил про то, что интересовало Теоретика:
        — Сегодня в Лас-Вегасе произошли странные убийства. В заброшенном доме на окраине города обнаружены двое мертвых мужчин. Они были опознаны как Уолтер Лэшбрук и Эндрю Страдвик. Кроме того, еще двое, Ричард Робинсон и Джим Оберон, были застрелены на стоянке автоприцепов. У полиции пока нет версий, объясняющих причину этих преступлений, связь между ними также не установлена. В центре Лос-Анджелеса сегодня…
        Теоретик улыбнулся и выключил радио. Все случилось так, как он и рассчитывал. Всех накрыли, а он успел уехать. Интересно, кто стрелял, лениво подумал он. Полицейские? А, не важно. Главное, что теперь все мертвы. И теперь его самого никак нельзя связать с ограблением. Все ниточки оборваны. Он чист, как после святого причастия. Инстинкт, как обычно, не подвел его. Он вовремя смылся и был прав.
        Он засмеялся и свернул на стоянку возле небольшого клуба. Здание выглядело со стороны как частный дом, но Десантис знал, куда едет. Он уже бывал здесь.
        Музыка, шум голосов, запах дыма поглотили Теоретика, стоило ему перешагнуть порог клуба. Мужчина в темном пиджаке и бабочке увидел вошедшего, и уголки его рта приподнялись в любезной улыбке.
        — Рад снова видеть вас, мистер Тернер.
        Теоретик коротко кивнул и проследовал за человеком с бабочкой через заполненную народом комнату к двери в дальнем конце зала. Они миновали короткий коридорчик и вошли в небольшую уединенную комнату.
        — Официант подаст вам напитки, мистер Тернер,  — сказал человек с бабочкой и взмахнул рукой в направлении длинного, от потолка до пола, занавеса.  — Они будут готовы начать в любой момент.
        Теоретик опять кивнул и на этот раз позволил себе слегка улыбнуться. Как только провожавший его человек ушел, он сбросил с себя пиджак и повесил его на спинку стула. Сам удобно устроился в большом, обитом черной кожей кресле. Закурил сигарету, с наслаждением глубоко вдохнул горький дым.
        Теперь можно расслабиться. Дело сделано, заработанные деньги он положил в банки на разные счета, часть спрятал в банковском сейфе. Да, Теоретик мог гордиться собой. Самое большое, волнующее наслаждение доставляло ему осознание того, что он снова перехитрил синдикат. Он их сделал! Когда-то, еще в начале своей карьеры, он работал на главарей мафии. Но такая жизнь его совсем не устраивала. Еще бы, всякие сволочи командую г, помыкают, заставляют рисковать и подставляться и гребут ни за что огромные проценты. Тогда он послал всех подальше и устроил показательное выступление. Почти на два миллиона долларов! Самое крупное дело за все годы работы. Господи, как ему хотелось тогда посмотреть на главного мафиози в тот момент, когда он обо всем узнал!
        Официант принес поднос со стаканами, ведерко со льдом, графин с водой и бутылку самого лучшего бурбона. Расставив все на столике, он удалился, не произнеся ни слова. В комнате было тихо, шум из клуба сюда не доносился благодаря хорошей звукоизоляции. Теоретик бросил несколько кубиков со льдом в стакан, наполнил его до половины виски, плеснул немного воды и снова откинулся на спинку кресла. Он сделал маленький глоток и надавил на кнопку звонка, вмонтированную в подлокотник кресла.
        Занавес с шорохом раздвинулся, и взгляду Теоретика открылась огромная круглая кровать, стоящая в зеркальном алькове. На кровати уже расположились две голые девицы, они расслабленно полулежали на подушках и обольстительно улыбались ему. Десантис еще отпил из стакана и принялся разглядывать их. Недурны.
        Одна рыжеволосая, высокая и стройная, с красивыми бедрами и большой высокой грудью. Она потянулась и продемонстрировала всю себя и пушистый рыжий треугольник между ног. Другая девица была темноволосая, маленькая, но с хорошей фигурой. Ее глаза горели нетерпением, она смотрела куда-то в сторону.
        Теоретик почувствовал первый прилив возбуждения, где-то глубоко внутри все сладко сжалось. Он не отрывал стакан ото рта, а взгляд — от женщин на круглой кровати.
        Потом из-за занавеса, как на сцену, вышел, важно ступая, высокий, молодой, загорелый и крепкотелый жеребец; его прибор был уже готов к делу — огромных размеров, твердый, торчащий вперед.
        Десантис почувствовал, как растет в нем возбуждение.
        Красавчик пристроился на кровати между двумя девицами. Они сразу же облепили его, руками и языками оглаживали золотистое тело жеребца, прижимались грудями, извивались и елозили. Тот, в свою очередь, трогал, гладил, ласкал и тискал все, что попадалось ему под руку или в рот.
        Представление началось.
        Теоретик следил внимательно за всеми движениями троицы, голодный взгляд его непрерывно перескакивал с одного на другого. Хороши, все хороши!
        Надо будет похвалить человека в бабочке за то, что он так постарался и всех удачно подобрал.
        Особый, специфический способ достижения сексуального удовлетворения сделал Теоретика частым посетителем этого заведения, а также аналогичных клубов в других городах. Он хорошо платил за свое удовольствие, но оно того стоило.
        Его дыхание перешло в похрюкивание, когда рыжая вскарабкалась на парня и села на его аж хрустящий от прилива крови орган, как на кол, со всего размаху.
        Теоретик опять почувствовал прилив жаркой волны, тепло наполнило его внутренности. Он возбудился до дрожи. Он уже опустошил свой стакан и на ощупь дотянулся до бутылки, налил себе чистого виски, не отрывая взгляда от действа на круглой постели. В сверкающих зеркалах отражались извивающиеся тела.
        Десантис подался вперед. Давление у него подскочило. Он тяжело дышал и одним глотком выпил бурбон. Представление, развернувшееся на кровати, поглотило все его внимание. Он не мог отвести глаз и, когда стакан опустел, просто отставил его в сторону. Теперь из алькова доносились громкие возгласы и страстные стоны, добавляя огня его возбуждению.
        Рыжая ритмично двигалась, сидя верхом на красавчике. Она посмотрела на Десантиса и подмигнула.
        Потом сложила губы в смачном поцелуе.
        Теоретик шумно дышал ртом. Отличное шоу, лучшее из тех, что ему приходилось видеть. Или, может, так только кажется, потому что он слишком переволновался из-за операции, боялся, что этот чертов Лэшбрук завалит дело или обдурит с деньгами.
        Возня на кровати оживилась, когда девицы поменялись местами; одна слезла, а другая влезла на красавчика.
        Десантис забыл обо всем, кроме зрелища. Он пылал от вожделения, остекленело таращился на непрерывно шевелящийся клубок обнаженных переплетенных тел.
        Он хрипло, прерывисто дышал ртом. Троица, резвящаяся на кровати, вопила и стонала уже в полный голос.
        Десантис почувствовал, как внутри у него что-то сжалось, потом прорвалось горячим потоком. У него закружилась голова, и он чуть не потерял сознание.
        Потом слабость и тепло растеклись по телу, он обессиленно откинулся на спинку кресла, не отрывая взгляда от участников шоу.
        Это не был оргазм. Потому что Теоретик был импотентом.

        Тони Ринальди повесил трубку, повернулся лицом к окну и уставился в ночь.
        Теперь все факты налицо. Сначала Тони переговорил с полицейским, Оуэном Роуном. Теперь, только что, побеседовал с Брентом Мэйджорсом. Тот уже пересчитал деньги.
        Не хватает четырех сотен кусков. Конечно, надо разделить эту недостачу со всеми остальными казино, пользующимися услугами той фирмы, которой принадлежит бронированный автомобиль. Но факт остается фактом: им не удалось вернуть все деньги.
        Роун уверял, что они достали всех участвовавших в налете и в живых никого не осталось.
        Но Тони знал лучше, чем они. Одному удалось уйти, причем самому главному и важному. Теоретику.
        Он не стал посвящать копа в свои дела, не стал рассказывать про Теоретика. Какой в этом смысл? Тони сам должен разделаться с ним.
        И он доберется до этого ублюдка и пригвоздит его яйца к дереву, даже если на это уйдет вся оставшаяся жизнь!
        Зазвонил телефон. Тони снял трубку.
        — Да?  — немного настороженно отозвался он.
        — Тони, ты пролетел,  — печально произнес тихий, ласковый голос.  — А ведь я тебя предупреждал.
        — Но мы вернули деньги!  — Тони взволнованно теребил свои усики.
        — Не все. Не все деньги, Тони. На четыреста кусков меньше.
        Откуда он так быстро обо всем узнал?
        — Мы разделались с этими ублюдками,  — сказа Тони.
        — И тоже не со всеми. А Теоретик?
        — Откуда вы… Его я тоже достану! Клянусь могилой моей матери!
        — Мы уже все решили, Тони. Мы переведем тебя в какое-нибудь другое место. Не волнуйся, это будет хорошее местечко. Я еще не изменил своего мнения о тебе и считаю тебя отличным парнем. Хоть ты и оказался в обломе…
        Тони обозлился. Он понимал, что спорить, возражать, что-то доказывать — только даром тратить время и силы. Коли решение принято, его ничто не может изменить. Но независимо от того, куда ему придется уехать, он все равно достанет Теоретика и пришьет его! Если они вдвоем с Мэнни займутся поисками, то непременно разыщут его, из-под земли достанут!
        Тихий голос заговорил снова:
        — Дело в том. Тони, что мы собираемся обосноваться в Вегасе надолго и намерены вести дела в соответствии с законом. С рэкетом и подобной деятельностью покончено. А у тебя не слишком подходящий имидж, Тони. У нас есть другие кандидаты, вполне подходящие для легальных операций. Они принесут нам большую пользу…
        — Мэнни поедет со мной, не так ли?
        — Нет, Тони,  — ответил тихий голос.  — Мэнни останется в Лас-Вегасе.

        Мэйджорс стоял за кулисами, курил сигару и слушал последнюю в сегодняшнем шоу песню Линды.
        Она закончила петь и сошла со сцены под жидкие аплодисменты. Неожиданная отмена выступлений Джей Ди Фэлкона привела к тому, что зал сегодня был заполнен лишь наполовину.
        Линда пробежала мимо Мэйджорса не останавливаясь, отмахнулась даже от протянутого, как обычно, полотенца.
        Мэйджорс поспешил за ней.
        — Эй, детка, поужинаем сегодня?  — Он поймал ее за руку.
        — Нет!  — Линда повернула к нему мокрое от слез лицо.
        — Что такое? Ну-ка прекрати! Все не так уж и плохо!
        — Не плохо? Да это же полный провал! Школьные соревнования по волейболу собрали бы больше зрителей и вызвали бы в них больше энтузиазма.
        — Ну да, возникли некоторые трудности, шероховатости. Но ведь этого можно было ожидать.  — Они шли в ее гримерку, и Мэйджорс старался шагать с ней в ногу.  — Мы срочно вызвали другого комика из Голливуда для завтрашнего ночного шоу. Он, конечно, не такой знаменитый, как Фэлкон, но, насколько я знаю, это веселый парень, полный желания работать. С ним будет легко сработаться.
        — Легко сработаться!  — Линда свирепо зыркнула на Брента.  — По-моему, я поняла, почему ты вышвырнул Фэлкона из шоу. Ревность, примитивная ревность самца!
        — Ревность? Детка, брось! Что за ерунда! Ревновать к этому уроду?  — Он попытался обратить все в шутку, но не удержался и добавил:
        — Ты же сказала, что не спала с ним.
        — Вот видишь?  — Линда резко засмеялась. Она зашла в свою гримерную и захлопнула дверь прямо перед носом у Мэйджорса, потом открыла ее.  — Давай, заходи!
        Она села за туалетный столик и принялась снимать грим.
        — Когда я предложил тебе стать звездой нашего шоу, ты была обеими руками «за»,  — сказал Мэйджорс. Он говорил и безостановочно расхаживал по комнате.
        — Естественно. А кто же откажется? Но ты посмотри на вещи реально, Брент. Я пока не готова. Я не могу вытащить все представление на своих плечах.
        Не в состоянии.
        — Да ты же поешь лучше других клубных исполнителей. По крайней мере лучше большинства из них.
        — Верно, пою я неплохо, даже лучше, чем просто хорошо. Но одного этого умения мало, ты сам понимаешь, Брент.
        — Ладно… ты вполне сможешь продержаться несколько дней, пока не подготовим еще один номер.
        Это тебе не повредит. Линда… — Он тронул ее за плечо и повернул к себе лицом.  — Не уезжай из Вегаса.
        Выходи за меня замуж и оставайся здесь.
        Ее лицо смягчилось.
        — Милый мой!  — Она погладила его по щеке кончиками пальцев.  — Нет. Спасибо за предложение, но нет.
        — Мне казалось, ты любишь меня.
        — Да, я очень сильно тебя люблю.
        — Тогда почему?  — Он пытался понять ее.  — Из-за… разницы в цвете кожи?
        — Брент, любимый, мы же с тобой совсем разные люди.  — Она дразнила его своей нежной улыбкой.  — Дело, конечно, частично и в цвете кожи. Я черная, ты белый. Такой брак влечет за собой множество проблем, дорогой, поверь мне. Но главное препятствие — это моя карьера.  — На ее лбу появилась упрямая складочка.  — Любовь, секс, мужчины, замужество и семейная жизнь — все это не имеет для меня абсолютно никакого значения. Знаю, знаю! Ты хочешь сказать, что не станешь мешать мне, не будешь стоять у меня на пути. Но ведь наступит время и мне нужно будет отправляться в дорогу. И я не стану сомневаться ни минуты. И тогда тебе будет очень больно. А если все оставим как есть, я уеду, но потом вернусь. Шоу-бизнес вращается, как колесо, вокруг Стрипа. Я люблю тебя, Брент. Других мужчин для меня в данный момент просто не существует. Сомневаюсь, что смогу испытывать подобные чувства к кому-нибудь другому. Вряд ли я переживу столь чудесные минуты еще раз. Я непременно вернусь. Через месяц, через год.
        Мэйджорс смотрел на нее, ощущая страшное разочарование. Все его надежды рухнули. Он знал, какой упрямой и настойчивой может быть Линда. Если он станет настаивать, она только утвердится в своем решении, застынет, как цемент, либо вспылит, разозлится, и они просто-напросто поссорятся.
        — Ну хорошо, в этом раунде ты победила. Жаль, что ты не сможешь сегодня поужинать со мной.  — Брент собрался уходить.
        — Ты что-то сказал про ужин?  — Линда повернулась на стуле.  — Милый! Я уж думала, ты меня никогда больше не пригласишь!
        — Да?
        — Почему бы тебе не пойти пока вперед и все подготовить? Я поднимусь наверх сразу, как только приму душ и переоденусь.

        Сэм проснулся незадолго до рассвета. В поле его зрения не было часов, но он просто почувствовал, что скоро встанет солнце. В больничной палате стояла тишина, трое других пациентов крепко спали. В боку еще сидела тупая, ноющая боль.
        Первое, что он увидел, когда вчера днем пришел в себя, было склонившееся над ним личико Дебби Грин.
        Какие-то другие люди смутно маячили вдалеке, но ее лицо он видел четко и ясно.
        — Я люблю тебя, Сэм Хастингс,  — горячо прошептала она, низко наклонившись над ним.  — И у тебя все будет хорошо.
        — Я тоже люблю тебя.  — Вспомнив что-то, он попытался отрицательно помотать головой.  — Но не все будет хорошо, не все, далеко не все.
        — Нет! Никто ничего не знает! Понимаешь? Только я. Все остальные убиты, я только что слышала. И тебе придется держать рот на замке, а не то я просто зашью его.
        — Дебби, как ты не понимаешь! Погиб охранник.
        Я виноват в не меньшей степени, чем все остальные.
        — Ты никак не мог помешать. И вообще, ты даже не приближался к этому броневику.
        — Не важно. Закон…
        — Закон?! Какое мне до него дело?
        — К тому же деньги…
        — Большую часть денег удалось вернуть. Да ведь ты сам говорил, они принадлежат синдикату, или мафии, не важно, как их назвать. И какой смысл бить себя кулаком в грудь и кричать о своей вине? Кому от этого станет лучше? Зачем тебе добровольно идти в тюрьму?
        — Я больше не смогу работать в «Клондайке». Никогда.
        — А кто говорит, что тебе непременно нужно туда возвращаться? Сэм… ты спас мне жизнь, ты уничтожил главаря бандитов. Разве этого мало, чтобы искупить вину?  — Она улыбнулась.  — Знаешь, все считают тебя героем. Немного безрассудным и рисковым, но героем.
        Он попытался засмеяться, но не смог, потому что рана напомнила о своем существовании резкой болью.
        — Я кто угодно, только не герой.
        — Для меня герой, Сэм. И я очень прошу, чтобы ты всегда об этом помнил. И не нужно выкладывать все полицейским, когда они придут поговорить с тобой.
        Насколько я понимаю, они заявятся сюда, как только тебе станет получше. Сэм, я очень хочу быть с тобой, и я умею проявлять настойчивость, чтобы получить то, что хочу. Обещай мне, что подумаешь о моих словах.
        — Обещаю.
        — То-то же, мой славный медведь.  — Она нежно поцеловала его в губы.  — Люблю тебя. А теперь отдыхай и набирайся сил.
        Сэм уснул практически сразу после ее ухода. Теперь он лежал и думал о словах Дебби. В некотором смысле она, конечно, права. Все налетчики убиты, большую часть денег вернули. Ему, правда, было известно, что в деле участвовал еще один человек. Его пригласил Лэш, чтобы тот разработал план нападения в деталях, конкретизировал его. Но Сэм понятия не имел, что это за человек. Если признаться в своей причастности, придется сесть за решетку. Как Дебби сказала? «Кому от этого будет лучше?» От ограбления он никакой выгоды не получил. А теперь точно знал, что впредь близко не подойдет ни к чему противозаконному.
        Он слабо улыбнулся, припоминая разговор с Дебби. Куда они поедут, если он оставит работу в Лас-Вегасе? Чем он займется? Может быть, фермой?
        Интересно, способен он стать хорошим фермером?
        Ему удалось скопить немного денег…
        Сэм огорченно замотал головой. Нет, прежде нужно преодолеть несколько препятствий.
        Он попытался сесть на кровати, и тут же от его движений вспыхнула боль: словно внезапно разбуженный голодный хищник, она накинулась на него. Все другие ощущения исчезли, и все мысли вылетели у него из головы.
        Сэм нащупал кнопку вызова ночной сестры.

        Билли Рэй проспал целые сутки. Проснувшись, поскреб свои бакенбарды, залез в ванну и вышел оттуда чистым и бодрым, словно заново родился. Сейчас его чемоданы стояли открытыми на кровати, он собирал вещи. Ему осталось только забрать свой выигрыш у распорядителя внизу и сесть на самолет до Мехико.
        В дверь постучали. Он широко распахнул ее.
        Пришла Нона.
        — Ты, наверное, устал, Билли Рэй,  — робко сказала она,  — но мне нужно поговорить с тобой. Я несколько раз звонила, все не могла дозвониться.
        — Я велел девчонке с коммутатора не соединять с моим номером. Устал до полного изнеможения.  — Он жестом пригласил ее войти и поотстал немного, оглядывая ее с ног до головы.  — Детка, ты такая сладкая, прямо съесть хочется!
        Нона выглядела весьма элегантно и благопристойно в желтом, не слишком коротком, подчеркивающем линии великолепной фигуры платье, которое сильно отличалось от ее обычного клубного наряда.
        — Ты бы не пришла сюда, чтобы сказать «нет».  — Томпсон улыбнулся.  — Какая удачная у меня неделя, детка! Тебе это известно? Ты же не собираешься становиться на пути удачи старого Билли Рэя, верно?
        — Нет, не собираюсь.
        Он взял ее руки в свои большие лапы и стиснул их.
        — Правда, Нона, дорогая?
        — Правда, Билли Рэй. Если хочешь, я буду с тобой.
        Он расплылся в улыбке:
        — Ай да я, ай да сукин сын!
        Он подхватил ее на руки и закружил по комнате.
        Билли Рэй смеялся, и Нона смеялась вместе с ним.
        Они кружились и кружились, пока он не начал задыхаться. Опустился в кресло, похлопывая себя по огромному животу, и признался:
        — Ноги у меня болят, сладкая моя. Надо немного посидеть.
        — Хочешь выпить, Билли Рэй?
        — Еще слишком рано пьянствовать. Иди, присядь ко мне на колени.
        Она послушалась.
        — Мы едем в Мехико?
        — Едем в Мехико, детка. Два билета на самолет я уже купил. В первый класс. Где твои вещи, сладенькая моя?
        — Все вещи, которые у меня есть, уже уложены, чемоданы здесь, в казино. Я продала машину и поместила объявление о продаже квартиры. Знаешь, я в любом случае уеду отсюда. Билли Рэй… — Она запнулась.  — Вчера произошло нечто такое, о чем я хотела бы тебе рассказать…
        Билли Рэй закрыл ладонью ее рот.
        — Не хочу ничего слушать.  — Другая его рука соскользнула вниз и принялась ощупывать ее зад.  — До самолета два часа. Думаю, нам хватит этого времени, чтобы по-быстренькому?..
        — Времени больше чем достаточно, Билли Рэй,  — серьезно сказала Нона.

        Брент Мэйджорс стоял в фойе и курил сигару.
        Одиннадцать часов утра, и некоторые гости уже начали выезжать и сдавать номера. Праздники закончились. Сегодня сюда приедут новые туристы, желающие попытать удачи в казино.
        Мэйджорс чувствовал себя вполне удовлетворенным. Ему пришлось согласиться с предложением Линды, если и не с радостью, то по крайней мере с покорностью и смирением. Она много раз повторила, что вернется, и он тоже будет здесь, будет ждать ее.
        Теперь историю с ограблением перестали скрывать.
        Да и как можно замолчать происшествие, если четыре человека убиты? Но теперь это было уже не опасно.
        Большую часть денег удалось вернуть, грабители уничтожены. Теперь эту историю можно рассматривать как серьезный урок и предостережение всякому придурку, задумавшему поживиться в лас-вегасских казино.
        Покерный турнир успешно закончился, и намечены сроки проведения следующего. И лишь одна забота грозила испортить хорошее настроение Брента — Тони Ринальди. Странно, он до сих пор не позвонил, чтобы подтвердить свои требования. Ведь Ринальди прекрасно знает, что деньги удалось вернуть. Чем же объяснить его молчание?
        Мэйджорс не спеша прошелся до казино. Игра шла вяло. Лишь возле пары-тройки игральных автоматов торчали одинокие фигуры. Все столы пустовали, за исключением одного рулеточного и одного стола для крапа. У рулетки сидел, сгорбившись. Пол Грин.
        Вид у него был ужасный: лицо осунувшееся, одежда мятая, будто он спал прямо в ней.
        Тут Брента словно что-то толкнуло, и он вспомнил. Вчера главный кассир сообщил, что они приняли от Пола Грина несколько чеков. Поскольку Мэйджорс в рекламных целях предоставил молодоженам широчайший круг услуг и возможностей, он распорядился продолжать принимать от Грина чеки.
        Но делу не повредит, если сегодня, попозже днем, он позвонит в Канзас-Сити, в банк, на который эти чеки выписаны. Да, мысль очень неплохая, так и сделаем.
        Мэйджорс вернулся в фойе.
        Билли Рэй у конторки сдавал ключи. С ним рядом стояла Нона Эдриан.
        Нона казалась взволнованной. Мэйджорс подошел к ним.
        — Покидаете нас, Билли Рэй?
        — Да. Поедем погреемся на юге, в Мехико. Я подумал, хватит напрягать удачу. Пора дать ей отдохнуть.  — Билли Рэй просиял и обнял Нону за плечи.  — Надеюсь, вы тут не станете возражать, Брент? Я забираю ее с собой.
        — Нет, Билли Рэй, я не против,  — медленно ответил Мэйджорс.  — Только я хочу сказать пару слов Ноне.
        Он отвел ее в сторонку.
        — Нона, твои отношения с Билли Рэем — это твое личное дело. Теперь о том, что произошло. Обвинений против тебя выдвигать не будут. И судя по тому, как повернулось дело, никаких последствий тоже не будет.
        Но до отъезда тебе не мешает переговорить с лейтенантом Роуном. Может быть, он пожелает получить от тебя официальное заявление и, вероятно, захочет узнать адрес, по которому в случае необходимости сможет связаться с тобой.
        — Хорошо, мистер Мэйджорс. Я заеду в полицию.
        — И еще, Нона… только для того, чтобы ты не уезжала отсюда в уверенности, что я полный идиот. Я подозревал, что ты воруешь фишки. Поэтому не советую тебе пытаться найти другую работу в городе.
        Мне придется известить здесь всех.
        — Мистер Мэйджорс, вы можете быть абсолютно уверены в одном: вы никогда не увидите меня в Лас-Вегасе, независимо от того, как сложится моя дальнейшая жизнь!
        Билли Рэй размеренной походочкой приблизился к ним.
        — Что, детка, готова?
        — Готова, Билли Рэй.  — «Нона взяла его под руку.
        — Будь здоров, Брент.  — Томпсон подмигнул управляющему.  — Вот устроите в следующий раз турнир, я непременно приеду. А может быть, и раньше.
        — Не забывайте нас, Билли Рэй.
        Мэйджорс проводил их взглядом. Они вышли через стеклянные двери, и Билли Рэй подозвал такси.
        Осмотревшись по сторонам, Мэйджорс увидел Дебби Грин. Она стояла возле конторки, а посыльный нес ее чемоданы к выходу.
        — Уезжаете, миссис Грин?
        — Да, мистер Мэйджорс.
        — Ваш муж в казино.
        — Я знаю.  — Она вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на него.  — Я сняла комнату в мотеле недалеко от больницы. Буду жить там, пока Сэм не поправится настолько, чтобы уехать.
        — Понимаю.  — Мэйджорс полез за сигарой.  — Передайте Сэму: я непременно навещу его сегодня попозже. Желаю вам удачи, миссис Грин! От всей души!
        — Обязательно передам. И спасибо.
        Дебби уехала на такси, и тут же к входу подкатил черный лимузин из аэропорта. Открылась дверца, и новые гости высыпали из машины, возбужденные, без умолку гомонящие.
        Что бы ни случилось, подумал Мэйджорс, жизнь в Лас-Вегасе не замрет. Игральные автоматы будут так же тренькать и звякать, кости — подпрыгивать на столах, рулетки — крутиться, карты — с шелестом падать на сукно, туристы будут приезжать и уезжать с регулярностью и неизменностью морских приливов и отливов.
        И любители легких денег, и богатые транжиры всегда будут здесь. А шулеры всегда будут рыскать в толпе, словно голодные хищники, и выискивать добычу пожирнее. Но львиную долю прибыли казино приносят все-таки обычные туристы.
        Эта последняя мысль напомнила Бренту об одном важном деле — надо составить план проведения бегов на собачьих упряжках, которые намечены на зиму.
        Пора этим вплотную заняться, надо начинать рекламную кампанию.
        Мэйджорс отправился в свой офис. В фойе образовалась очередь — это новые гости выстроились к конторке портье.
        notes

        Примечания
        1
        Кено — игра типа лото, бинго и т.п.