Королевская пешка Джоанна Мэйкпис

        # Шестнадцатилетняя красавица Крессида вынуждена оставить отчий дом и отправиться в Лондон: король во имя государственных интересов решил выдать ее замуж за своего верного друга графа Мартина Рокситера. Немало испытаний ждет молодых супругов, ведь в Англии идет жестокая междоусобная война Алой и Белой розы.
        Джоанна Мэйкпис
        Королевская пешка
        ГЛАВА ПЕРВАЯ
        Питер Фэйрли поднялся по лестнице, но перед спальней графа, уже взявшись за ручку двери, на секунду замешкался. Он поглядел вниз - там, в зимней гостиной, его господина ждал высокий гость. Но граф Рокситер совсем недавно удалился к себе, строго-настрого приказав ни под каким видом его не беспокоить.
        Питер на собственном горьком опыте знал, сколь сурово наказывает граф за неповиновение, и решительно сжал зубы. Как бы ни обошелся с ним его господин, придется принять гнев на себя. Такого посетителя не заставляют ждать и тем более не отсылают прочь, не допустив к графу. Питер поднял руку и громко постучал.
        Разрешения войти не последовало, но и приказания убираться - тоже. Питер вздохнул, не зная, как поступить, но все же взял себя в руки, постучал еще раз и, отворив тяжелую дубовую дверь, вошел.
        Мартин Телфорд, граф Рокситер, сидел в мягком кресле, вытянув ноги к камину. Было холодное ноябрьское утро 1484 года, и туман, поднимавшийся от реки, проникал, казалось, во все уголки этого прекрасного особняка на Стрэнде.
        На полу возле кресла валялась небрежно брошенная книга - словно соскользнула с колен. Граф смотрел в застекленное окно, выходившее в сад, который протянулся до самой реки, но Питер мог бы поклясться, что его господин не видит ни красивого пейзажа, затянутого пеленою тумана, ни ближних подстриженных лужаек.
        Когда шаги оруженосца замерли невдалеке от кресла, граф резко обернулся и прорычал свирепо:
        - Что, в доме пожар?!
        - Нет, сэр.
        Питер не посмел улыбнуться; он волновался и не отрывал глаз от сверкавших лаком досок пола.
        - Кажется, я приказал тебе не беспокоить меня без крайней необходимости. Коль скоро дому не грозит опасность, значит, в городе бунт? Но тогда почему я не слышал никаких воплей?
        - Нет, сэр, не бунт. - Волнение Питера достигло крайней точки.
        - В таком случае ты, может быть, сообщишь мне, по какой такой причине осмелился столь дерзко нарушить мое приказание?
        Карие глаза юноши молили графа о понимании.
        - К вам пришли, милорд.
        Темные брови графа саркастически приподнялись.
        - Разве я не учил тебя, как обходиться с докучливыми посетителями?
        Питер проглотил комок в горле и беспокойно оглянулся на дверь, словно боялся быть услышанным.
        - Посетитель не пожелал назвать себя, милорд…
        - Ну, так скажи ему, пусть отправляется по своим делам.
        - Не могу, сэр. Он прибыл из королевского дворца, и мне кажется… Он закутан весь… должно быть, из-за дурной погоды, милорд… и на дворе его ждут два вооруженных всадника, они сопровождают его, поэтому… - заторопился Питер, - я не мог ему отказать, милорд. Он, мне кажется, по поручению короля. Настаивает, чтобы вы приняли его немедленно… Говорит, что ваше желание скрыться от всего мира ему известно и понятно, но он должен увидеться с вами сейчас же.
        Сонные почти черные глаза Рокситера вперились в карие глаза юноши. Граф сжал губы, потом вздохнул и наклонился, чтобы поднять дорогую книгу; положив ее на низенький столик возле кресла, он встал и выпрямился во весь рост.
        - Ну что ж, ладно. Проследи, чтобы нашему важному гостю подали вино и предложили позавтракать, да скажи, что я спущусь к нему через несколько минут. Полагаю, ты проводил его в зимнюю гостиную?
        - Его проводил господин Ролингс, милорд. Он, как и я, считал…
        - Довольно. Ступай вниз, мой мальчик, и пригляди, чтобы нашему гостю подали все, что нужно. - Он мрачно усмехнулся. - Надо хоть причесаться, коль уж ты так подчеркиваешь знатность неизвестного визитера. Все в порядке, Питер, я не собираюсь томить его ожиданием… - И, поколебавшись, добавил с ледяной усмешкой: - Нелюбезным тоже не буду, хотя не слишком настроен ублажать гостей.
        Юноша поспешил выйти, а граф подошел к стоявшему на шкафчике зеркалу. Он все еще носил глубокий траур. На нем не было никаких драгоценных украшений, кроме двух колец, одно - с неограненным изумрудом огромной ценности.
        Проведя костяным гребнем по взъерошенным волосам, он, поколебавшись, со вздохом взял со шкафчика лежавшую там парадную цепь, изукрашенную Йоркскими солнцами и розами [Солнце и роза (белая) - символы Йоркской королевской династии, изображенные на ее гербе. - Здесь и далее прим. перев.] , и надел на себя; затем одернул отлично скроенный бархатный камзол и приготовился к встрече с посланцем двора, которого Питер счел столь важной птицей.
        Войдя в зимнюю гостиную, он увидел, что гость сидит у стола, все еще завернувшись в плащ. Если он прибыл из Вестминстера [Имеется в виду не сохранившийся до нашего времени дворец, резиденция английских королей.] , как предположил Питер, то и в самом деле должен был сильно промерзнуть, пока переправлялся вниз по реке.
        - Я вижу, мои слуги предложили вам подкрепиться, - сказал Рокситер от дверей. - Прошу прощения, что заставил ждать. Последнее время я живу отшельником, но мой оруженосец говорит, что дело у вас спешное.
        Незнакомец поднялся с кресла и повернулся. Его бархатный капюшон был низко надвинут на глаза, шея обернута платком, перекинутым через плечо. Резко отбросив платок - Рокситер заметил при этом блеснувший из-под серого бархата рубин, - он посмотрел графу прямо в лицо. Мгновенно узнав гостя, граф ахнул про себя; он быстро пересек гостиную и опустился на колено.
        - Ваше величество, какая честь! Но отчего вы не приказали мне явиться в Вестминстер, если я вам понадобился? Зачем согласились терпеть неудобства, выехав из дворца в такую непогоду?
        Король Ричард улыбнулся другу и знаком повелел ему встать. Затем снял плащ с капюшоном и перчатки, бросив все это на стул возле себя.
        - Мартин, - проговорил он с мягким укором, - тебя не было видно последние недели. Знаю, придворные церемонии тебе не по вкусу. Сказать по правде, мне они тоже доставляют мало радости, но я хотел поговорить с тобой о деле сугубо личном, однако же, очень важном, и не желал, чтобы этот разговор был подслушан. Потому и решил навестить тебя втайне от окружающих.
        Король указал Мартину на другое кресло, также стоявшее возле камина.
        - Нет-нет, слуг не зови. Бургундское просто превосходно. Налей и себе, Мартин.
        Стол был придвинут к креслу гостя, и граф с облегчением увидел, что Питер подал королю его любимое вино в серебряном кувшине и поставил два серебряных кубка; принес он и большое блюдо с мясом и свежайшие белые булки. Король явно даже не притронулся к еде, хотя вино пил с удовольствием.
        Мартин Телфорд, улыбнувшись, послушно налил себе вина и сел напротив своего повелителя.
        - По-моему, Питер узнал вас, ваше величество, вот и подал ваше любимое бургундское. Он просто измучился, стараясь убедить меня, что мой посетитель - важная особа, но так и не осмелился прямо назвать вас. Король усмехнулся.
        - Тебе повезло с этим юношей, Мартин. Мне говорили, что он и на ристалище хорош, но главное - на него можно положиться, а уж этому достоинству и вовсе цены нет.
        - Питер хороший парень, - согласился Мартин. - В последнее время ему пришлось претерпеть немало.
        Король пристально смотрел на друга. Он отметил и темные круги под глазами, и напряженный взгляд, и жесткую складку, губ, обычно таких подвижных. Особой красотой Рокситер не отличался, однако слыл весьма привлекательным мужчиной. Высокий и стройный, хорошо сложенный и мускулистый, с продолговатым, еще недавно таким добродушным лицом, крупным, резко очерченным носом, темными глазами под тяжелыми веками и черными красивыми дугами бровей он вполне заслуженно считался любимцем придворных дам.
        Король знал, что за нередко сонным, словно бы скучающим выражением его лица скрывался недюжинный ум, способный на лету ухватить все самое важное и не менее острый, чем у него самого, когда требовалось мгновенно разобраться в хитросплетениях дворцовых интриг. Брат Ричарда, покойный король Эдуард [Имеется в виду Эдуард IV (1442-1483) - первый английский король из династии Йорков; был женат вторым браком на Элизабет Вудвил, после его смерти признанным незаконным.] , создал целую сеть соглядатаев и шпионов, что позволяло ему быть всегда в курсе событий, происходящих при дворе, в королевстве и за его пределами.
        Когда обнаружилось, что дети короля Эдуарда - бастарды, и парламент предложил трон Ричарду, тот решил сохранить столь полезную систему и счел молодого Мартина Телфорда с его незаурядным умом весьма подходящим человеком, способным возглавить тайное ведомство. Графу Рокситеру вменялось в обязанность оповещать короля о том, чего не удавалось разведать обычными средствами военным лазутчикам. И последнее время Ричарду остро не хватало в Вестминстере столь умного и доверенного друга.
        - Я знаю, Мартин, каким ужасным ударом стала для тебя смерть Элинор Модели, - произнес он ровным тоном. - Ведь и я испытываю нечто подобное.
        Мартин повернул к королю искаженное горем лицо, и на миг в его темных глазах сверкнули слезы: он увидел следы мучительных страданий на узком умном лице своего сюзерена, которого любил, которым восхищался.
        На долю короля выпало немало испытаний в этот первый год его царствования: восстание Джорджа Букингемского, нежно любимого кузена, которому он полностью доверял, интриги в королевстве и за его рубежами, положение на шотландской границе, безопасность которой он, тогда еще герцог Глостер, одиннадцать лет оберегал из своей крепости Мидлхэм в Уэнслидейле, будучи назначен по воле покойного короля правителем северного края. Теперь же, когда он сам стал королем, подлые мятежники сговорились воспользоваться тем, что он далеко.
        Были тогда у Ричарда и более неотложные заботы, в том числе как противостоять коварным замыслам короля Франции. Его извечный недруг удерживал на своей земле в качестве заложника последнего отпрыска Ланкастерской династии [Ланкастерская королевская династия и продолжившая ее династия Тюдоров боролись за английский трон с династией Йорков.] ; мысли об этом не давали покоя английскому монарху.
        Генрих Тюдор, окруженный недовольными дворянами - сторонниками Ланкастеров, бежавшими из Англии после победы Йоркской династии под Тьюксбери, упорно строил козни; главной поддержкой Генриха стал его дядя, Джаспер Тюдор, живущий в изгнании граф Пембрук Уэльский. В задачи Мартина входило внимательно следить за каждым придворным и каждым сельским дворянином, который мог бы поддаться искушению изменить своему королю и предложить поддержку Тюдорам.
        Помимо всего прочего на короля обрушилась еще и личная трагедия - смерть Эдуарда, принца Уэльского, его единственного сына и наследника, происшедшая девятого марта, когда король и королева совершали путешествие по стране. Ужасная весть настигла их в Ноттингеме, и убитый горем Ричард назвал эту крепость «Замком беды».
        Мартину слишком хорошо было известно, что добрая королева Анна больна и вряд ли сможет подарить королю второе дитя. Он вздохнул, признаваясь в своей слабости, в том, что позволил себе, терзаясь собственной потерей, отойти от возложенных на него обязанностей и не был рядом со своим королем.
        - Ваше величество, - сказал он с запинкой, - простите меня. Можно ли сравнить мою потерю с вашей?
        Король покачал головой.
        - Горе у всех одинаково. Ты знал Элинор Модели с детских лет, но возобновилось ваше знакомство совсем недавно, и ты полюбил ее по-настоящему. Ты надеялся жить вместе с ней долго и счастливо. Когда летом она заболела, так неожиданно, и скоропостижно умерла, представляю, какой это был ужасный удар для тебя.
        - Я просто не мог поверить, - медленно проговорил Мартин. - Она пожаловалась на боль в правом боку… и вдруг ужасно ослабела. Сперва я даже подумал о яде, хотя ни один человек, ее знавший, не мог желать ей зла. Врачи оказались бессильны. К вечеру ей стало хуже, а наутро она умерла в невыносимых мучениях. Я ничего не мог поделать. Благодарение Пресвятой Деве, что я хотя бы находился с нею рядом…
        Внезапно он оборвал себя, заметив, что изможденное лицо короля еще больше осунулось.
        - О Господи, ваше величество, простите меня еще раз за чудовищную бестактность. Я знаю, вы не могли быть рядом с лордом Эдуардом…
        - Именно это и терзает королеву, - негромко проговорил король. - Мы узнали о его смерти лишь несколько дней спустя. Она так по нему скучала, и вдруг - потерять его… - От волнения голос Ричарда стал хриплым; прочистив горло, он заговорил вновь: - Из того, что ты рассказал мне, я вижу, что симптомы у сына были те же, что и у леди Элинор. Он тоже умер в мучениях и столь же внезапно.
        Некоторое время они оба молчали, затем Мартин сказал:
        - Если я вам нужен, буду в Вестминстере нынче же.
        - В этом нет необходимости, Мартин. Как говорит мой секретарь мастер [Обращение к молодому человеку или старшему сыну в дворянской семье или к человеку более низкого звания.] Джон Кенделл, твой помощник Стэндиш справляется прекрасно… Но, конечно, сейчас очень важно постоянно быть начеку, особенно же не выпускать из виду границу с Уэльсом. Как раз об этом я и хотел с тобой посоветоваться.
        - Какие-нибудь беспорядки, сир?
        - Нет, пока нет, но кое-кто из приграничных баронов способен поддаться искушению. Мне известно, что посланцы Тюдора все время мутят там воду, выискивают, в чем мы сильны, а в чем слабы, и направо-налево сулят всяческие милости, если Генрих добьется своего и взойдет на мой трон.
        - Мы все молим Бога о том, чтобы этого никогда не случилось, милорд.
        Король сухо усмехнулся.
        - Не более горячо, чем я, милорд.
        Теперь его серо-зеленые глаза невесело смеялись, поблескивая в отсветах огня.
        - Все время распускаются слухи о судьбе моих племянников [Имеются в виду два незаконных сына короля Эдуарда IV, чья судьба так и осталась неизвестной.] . Ты прекрасно знаешь, что эти сплетни насквозь лживы и распространяются сознательно. Мальчики в безопасности там, куда я поместил их, и юный Эдуард Варвик, наконец, несмотря на несколько замедленное развитие, начал делать заметные успехи под заботливым попечением Шериффа Хаттона… Но слухи эти снова и снова распаляют людей. Эти южные лорды, - продолжал король, - совсем не спешили поверить мне и присягнуть на верность, хотя охотно подчинились моему брату Эдуарду. Они плохо знают меня, плохо знают и моих соратников с севера. Кроме того, кое-кто все еще недоволен нашей победой под Тьюксбери - те, кто не бежали за границу, как Пембрук и Оксфорд, но остаются по-прежнему горячими сторонниками дела Ланкастеров… например, Дэниел Греттон.
        Мартин вскинул брови, и король подался на кресле вперед.
        - Он ведь почти сосед твой. Ты знаком с Греттоном?
        - Я встречал его, - проговорил Мартин осторожно. - Право, не думал, что его преданность под сомнением. Насколько я знаю, он счастливо женат и, кажется, вполне доволен судьбой.
        - Мне стало известно, что он укрывает людей, засылаемых, видимо, Пембруком.
        Мартин помрачнел.
        - Вы желаете, чтобы я арестовал его?
        - О нет, крутых мер тут не нужно. Этот человек богат и имеет влияние в пограничных с Уэльсом районах. У него поместье неподалеку от Ладлоу. Естественно, он должен был так или иначе видеть юного лорда Эдуарда, когда тот проживал там с Риверсом, его воспитателем.
        - Да, сэр.
        - Греттон и его отец сражались под Тьюксбери на стороне Маргариты Анжуйской
[Маргарита Анжуйская (1430-1482) - жена Генриха vi (Ланкастера), прославившаяся храбростью в войне «Двух роз».] . Во время отступления старый сэр Джон Греттон был убит. Дэниел с Сомерсетом и другими рыцарями, сторонниками Ланкастеров, укрылись в монастыре Тьюксбери, и на следующий день после битвы, когда Сомерсет сдался и вместе с другими зачинщиками предстал предо мною, они были отпущены по домам. Как тебе известно, Главарей казнили на рыночной площади в Тьюксбери. Сэр Дэниел Греттон, без сомнения, хорошо помнит те жестокие дни, как помню их я.
        Король со вздохом повернулся к камину и устремил глаза на огонь, словно вспоминая ту страшную бойню во время погони, уже после сражения, и суровый долг, лежавший на нем, лорде-коннетабле [Лорд-коннетабль - высшее должностное лицо, комендант Тауэра, крепости в Лондоне, служившей в разное время и тюрьмой для государственных преступников, и королевской резиденцией.] Англии, тогда всего лишь восемнадцатилетнем юнце.
        Исполняя волю брата, он должен был тогда лишить жизни главных военачальников Маргариты Анжуйской, дабы они не могли более противостоять новой Йоркской династии в лице Эдуарда IV, а вскоре после того, как Эдуард и его братья - он, Ричард Глостер и Кларенс - возвратились в Лондон, несчастный, помешавшийся король Генрих VI умер в Тауэре.
        Мартин думал о том, что многие, среди них и Греттон, оплакивают жертв той страшной битвы и что недовольство, вероятно, растет. Но станет ли Греттон теперь рисковать жизнью и всем достоянием, присоединившись к каким-либо мятежникам, которые хранят преданность молодому Генриху Тюдору, проживающему в изгнании претенденту на престол? Мартин сжал губы. Скорей всего, нет… Впрочем, он слишком хорошо знал, что честолюбцы в надежде возвыситься, готовы идти на любой риск.
        Король повернулся к нему с горькой улыбкой на губах.
        - Греттон, как ты сказал, счастливо женат, по крайней мере, так я слышал, но у него нет наследника, и теперь уже вряд ли будет. Однако же у него есть дочь, Крессида, ей почти шестнадцать, и она созрела для брачного ложа.
        Мартин посмотрел на него с удивлением. Король опять горько улыбнулся.
        - Боюсь, тебе трудно признать, что ты понимаешь, о чем я сейчас говорю.
        - Ваше величество, ведь вы не можете… не можете желать, чтобы я… чтобы я вступил в брак с этой… с этим ребенком?
        - Да, Мартин, именно это я имею в виду.
        - Но…
        - Я желаю слишком многого? Даже от того, кто так мне предан?
        Мартин стремительно поднялся на ноги, столь же удивленный, сколь и рассерженный, но, увидев, что глаза его сюзерена устремлены на него и требуют, чтобы он выслушал все до конца, снова опустился в кресло и, глубоко вздохнув, мрачный как туча, приготовился покорно слушать.
        - Поверь, я знаю, о какой тяжелой жертве прошу тебя. - На мгновение король отвернулся и неловко забарабанил пальцами по подлокотнику кресла. - Мартин, королева больна. Врачи сообщили мне, что ей уже не поправиться - во всяком случае, окончательно. Возможно, и мне придется однажды принести такую же жертву - во благо королевства.
        - Ваше величество, признаюсь, я в смятении. Все это так неожиданно, что просто голова идет кругом. Но мне хотелось бы услышать подробно, что вы задумали и как, по-вашему, это может послужить вашим целям.
        - Ты граф, ты богат, ты сосед Греттона. Греттон же, несмотря на свое богатство и значительный вес среди приграничных рыцарей и лордов, все-таки не может мечтать о подобном жребии для своей дочери, а она, как мне говорили, свет очей его. Если я смогу поманить его надеждой на столь высокий брак, это приведет его сюда, он будет ждать и останется у меня на глазах… по крайней мере, на те несколько месяцев, пока маячит опасность мятежа.
        Мартин все еще хранил молчание, но король видел, что его проницательный, живой ум уже взвешивал ситуацию.
        - Тебе нужен наследник, Мартин. Девица молода, восприимчива. Люди, знающие в этом толк, говорили мне, что она более чем хороша собой, впрочем, тут я молчу: ведь у каждого свое представление о красоте. Во всяком случае, мне думается, с этим браком ты не прогадаешь.
        - Ваше величество, вы более чем великодушны. Я не хотел бы…
        - Дослушай меня спокойно, Мартин. Как я сказал, у Греттона, судя по всему, наследника уже не будет. Девица унаследует огромные поместья, совсем рядом с твоими собственными. По всем меркам это будет блестящий союз. Позволь один личный вопрос, друг мой. Нет ли у тебя на примете среди здешних дам… может, ты кого-то имеешь в виду?
        - Клянусь всеми святыми, ваше величество, нет! - В голосе Мартина звучали страдание и протест. - Я все еще не в состоянии думать о чем бы то ни было, кроме Элинор. Вот почему я не мог до сих пор сосредоточиться на докладах ваших лазутчиков.
        Король спокойно кивнул головой.
        - Так я и полагал. Ты обдумаешь мое предложение, Мартин? В настоящее время я хотел всего лишь пригласить сэра Дэниела с женой и дочерью на рождественские празднества и церемонию ношения короны. Где и собираюсь объявить ему, что желаю устроить весьма выгодный брак его дочери. Отказаться он не посмеет. Мы должны увидеть его дочь и решить, подойдет ли она. Если ты все же будешь возражать против этого брака… - он пожал плечами, - что же, найдем ей кого-нибудь другого.
        Мартин закрыл лицо ладонями. Он сидел, наклонившись вперед и чуть заметно покачиваясь в кресле. Король ласково коснулся рукой его плеча и встал.
        - Мне пора, Мартин. Я собираю в Тауэре Совет. От тебя незамедлительного ответа не требую. Обдумай то, что я сказал. Ты ведь будешь во дворце на рождественских праздниках? Надобно уже справиться с горем, дружище. Господь забирает к себе наших любимых, такова Его воля, и мы не можем, не имеем права позволять себе отдаваться горю и пренебрегать нашими обязанностями.
        Мартин поспешил встать вслед за королем, хотя ноги едва держали его; он скрипнул зубами, признавая справедливость этого мягкого укора, и проговорил с низким поклоном:
        - Ваше величество вправе напомнить мне о моем долге верноподданного в это сложное время. Если я чем-то могу быть полезен, вам достаточно лишь приказать мне… - Он замялся на секунду, но тут же договорил: - …касается ли это дел государственных… или личных.
        Ричард улыбнулся.
        - Благодарю тебя. Кое-кто из моих лордов с юга страны не спешит с изъявлениями преданности, но я знаю, что всегда могу положиться на особо близких мне друзей. - Его губы слегка дрогнули. - К сожалению, только ты один годишься на то, чтобы сослужить мне эту особенную службу.
        Мартин почтительно склонил голову.
        - Я понимаю, ваше величество.
        Он позвонил в колокольчик, и Питер Фэйрли тотчас вбежал в гостиную.
        - Питер, проводи нашего высокого гостя. Полагаю, вы не желали бы сейчас, чтобы меня видели с вами, сэр?
        - Именно так, милорд. Я не хотел бы, чтобы мои замыслы были разгаданы… кем бы то ни было. - Король надвинул на глаза капюшон и обмотал бархатным платком нижнюю часть лица. - Прощай, Мартин. Надеюсь вскоре увидеть тебя в Вестминстере.
        Мартин поклонился и поцеловал руку в перстнях. А затем взглядом проводил короля, уходившего с его оруженосцем. После чего вернулся к камину и, положив руки на резную дубовую панель, опустил голову, невидящим взглядом уставившись на пылавшие угли.
        Ему было двадцать три года. В эти неспокойные времена и в самом деле следовало подумать о наследнике. Юношей он служил оруженосцем у сэра Фрэнсиса, ныне виконта Ловелла, пока не был посвящен в рыцари герцогом Ричардом Глостером (как именовался в ту пору нынешний король), вместе с которым должен был оберегать границу с Шотландией.
        Тогда ему было около двадцати, и он полностью погрузился в военные заботы, так что о женитьбе даже не помышлял. Отец не настаивал, в детские годы он ни с кем не был помолвлен, а позднее пришел к выводу, что это и к лучшему, так как видел вокруг себя немало несчастливых браков. Потом лорд Рокситер внезапно скончался от воспаления легких, и Мартина, его наследника, срочно затребовали на юг, чтобы передать ему отцовский титул.
        В прошлом году бывшему герцогу Ричарду Глостеру пришлось поспешно взойти на трон, а последовавшие за этим интриги и мятежи потребовали от молодого Рокситера преданности и полной самоотдачи, так что он стал невосприимчив к блестящим глазкам придворных дам, до тех пор пока в Вестминстер не прибыла Элинор Модели, чтобы служить королеве Анне.
        В детстве Мартин и Элинор знали друг друга и даже дружили. Встреча была приятна обоим и вскоре переросла в любовь. С милостивого благоволения короля они обручились. Мартин с нетерпением ожидал осени, когда должна была состояться свадьба, как вдруг жестокая судьба нанесла нежданный удар. Четыре месяца тому назад Элинор внезапно заболела и умерла.
        Он даже представить себе не мог, что будет так страдать из-за своей потери. Элинор была женственна и при этом умна, образованна, с ней было всегда интересно, и Мартин знал: она станет превосходной хозяйкой его замка и всех его владений. Он тосковал по ней постоянно. Она появилась на его горизонте словно яркая звезда и покинула его внезапно, как метеор. Он жил с тех пор будто потерянный, целиком уйдя в свое горе.
        И вот король просит его подумать о женитьбе на незнакомой девице, почти ребенке, предназначенной ему единственно из необходимости скрепить союз с лордами пограничных с Уэльсом земель. Сильно прикусив нижнюю губу, он почувствовал соленый вкус крови во рту.
        Что ж, да будет так. Он нужен королю. Он больше никогда никого не полюбит - не сможет полюбить. Тогда почему бы и не эта незнакомая девушка? Если, женившись на ней, он укрепит тем верность Греттона короне и к тому же приумножит свои земли и обретет признательность короля… не глупо ли от всего этого отказаться?
        Внезапно приняв решение, Мартин выпрямился и с чувством сожаления и раскаяния бросил взгляд на свой траурный костюм.
        Что ж, он сегодня же появится в Вестминстерском замке, а потом, может быть уже завтра, призовет своего портного и обсудит с ним более подходящий наряд для встречи с мисс Греттон - ведь рождественские празднества не за горами.

        Крессида из окна спальни заметила подъезжавшего к замку всадника. В течение последнего года она не раз видела в их доме незнакомцев, явно старавшихся остаться незамеченными; отец принимал их наедине, и они вскоре так же неприметно уезжали. Однако на этот раз приезд таинственного курьера вызвал в ней странное, ей самой непонятное беспокойство. На незнакомце были обыкновенная солдатская кожаная куртка без рукавов, шлем и нагрудник, но под воинским одеянием она разглядела темно-красную с голубым ливрею Йоркского королевского дома. Значит, этот человек прибыл из Вестминстера.
        Крессида встревожилась еще больше.
        Может, ее отец под подозрением? Но если бы его собирались арестовать, посланец прибыл бы, вероятно, не один, а с вооруженным конвоем?
        Кликнув свою няньку Алису, которая теперь именовалась горничной, Крессида попросила принести ей теплый плащ с капюшоном и послать кого-нибудь на конюшни, чтобы грум оседлал и привел на внутренний двор замка ее любимую лошадь.
        Как обычно, Алиса стала ворчать:
        - Нынче очень холодно. И чего это вам вздумалось ехать верхом? Да еще отправитесь, небось, одна. Не нравится мне это, вот что я вам скажу. Такие времена настали, с молоденькой леди всякое может случиться. А вы-то уже большая, вам не годится эдак выезжать, не дай Бог, какой-нибудь простолюдин обидит, а не то и похуже…
        - Алиса, всего несколько месяцев назад ты уверяла, что я еще маленькая. И поеду я всего-навсего в рощу. Даже за границы наших владений не выеду. Разве мне здесь хоть что-нибудь угрожает? Ты ведь знаешь, ненавижу, когда за мной присматривают.
        - Знаю, знаю, вам лишь бы все делать по-своему, - проворчала няня. - Ну, ничего, скоро найдется и на вас управа.
        Крессида набросила отороченный мехом капюшон поверх простого полотняного чепчика: дома она предпочитала носить его, а не те искусно расшитые головные уборы, которые отец недавно заказал для нее вышивальщице в Ладлоу. Она надела перчатки для верховой езды и, озабоченно сдвинув брови, пристально посмотрела в лицо няньке.
        - А ну-ка скажи, на что это ты намекаешь?
        - Сами прекрасно все знаете. Ваш отец уже присматривает для вас подходящего мужа, а мужья, позвольте вам доложить, не любят, да и не разрешают женам своевольничать. Они требуют, чтоб жена была терпеливой и покорной.
        - Вечно ты меня запугиваешь. Разве отец обращается с мамой как с рабыней? Он ее любит и охотно уступает, когда ей чего-нибудь захочется.
        Алиса выразительно хмыкнула.
        - Да, маменьке вашей куда как повезло, а только бывает и так, что она ни словечка не вымолвит, когда хозяин о своих планах объявит, особенно ежели они ей не по душе. Так что вы бы лучше поучились у нее кой-каким хитростям, и побыстрее.
        - Может, мне лучше поучиться, как водить мужа за нос, чтобы он и не заметил ничего!
        - А уж это какой человек попадется. Молитесь, чтобы вам достался такой же уступчивый, как ваш папенька.
        Озорная улыбка появилась на губах Крессиды.
        - Я уверена, что отец найдет мне такого мужа, который будет любить меня и считаться с моими желаниями.
        Крессида вызывающе смотрела служанке в лицо. Алиса промолчала, потом сказала:
        - Он устроит ваш брак как нельзя лучше. Только вряд ли его помыслы будут схожи с вашими. Отцы редко про это думают. Вы ведь богатая наследница, мистрис
[Почтительное обращение слуг и лиц, стоящих ниже на социальной лестнице, к знатной молодой девушке; также обращение к женщине среднего сословия.] . Он для вас ищет кого повыше.
        - Думаешь, герцога какого-нибудь или графа? - Крессида звонко расхохоталась. - Благодарю покорно, я вполне буду довольна простым сельским рыцарем или сквайром.
        - Вот как? - Алиса отошла к сундуку с платьями Крессиды, чтобы опустить тяжелую крышку. - Словом, поедете кататься - будьте поосторожней, я только того и прошу, - кинула она через плечо. - Ваш отец, ежели с вами что приключится, шкуру с меня спустит и всех грумов забьет до полусмерти за то, что мы вас одну отпустили скакать куда вздумается… Ну да вы же, говори вам, не говори, что хотите, то и делаете.
        - Обещаю тебе быть осторожной. - Крессида ласково коснулась руки няньки. - И вернусь через час. Просто сегодня мне что-то душно, не хочу сидеть взаперти.
        Низкорослая лошадка, уже оседланная, ожидала ее во дворе. Пожилой конюх помог Крессиде сесть в седло, бормоча те же предостережения, что и Алиса. Крессида приветливо ему улыбнулась и повторила те же заверения, что и Алисе. Этот старик искренне любил ее.
        Крессида прекрасно знала, что слуги баловали ее так же, как и родители. Иногда она чувствовала себя даже виноватой за то, что злоупотребляла их симпатией и поступала, как заблагорассудится, но естественная для девушки жизнерадостность быстро к ней возвращалась после подобных укоров совести, и она вновь и вновь использовала свои чары, чтобы добиваться желаемого.
        Сперва она быстрым аллюром промчалась через рощу в сторону старинного городка Ладлоу и придержала поводья, лишь оказавшись на небольшой поляне, где несколько лет назад углежоги сладили себе хижину, теперь заброшенную. Отсюда, сквозь сетку голых ветвей, она могла видеть издали крепость Ладлоу. Она любила это место с раннего детства - с тех пор, как отец взял ее сюда впервые; позднее она осмеливалась подъезжать еще ближе и восторженно озирала место, куда приезжал на соколиную охоту юный принц Уэльский, теперь уже бывший.
        Крессида спрыгнула на большой, плоский сверху валун, с которого было удобно садиться на лошадь, привязала поводья к нижней ветке старого дуба и поднялась на невысокий холм, откуда открывалась более широкая панорама.
        Она никогда не видела юного принца вблизи. Сейчас ему должно быть почти столько же лет, как и ей, подумала она печально. Как изменилась вся его жизнь! Открытие, что его отец, покойный король, состоял в тайном браке с леди Элеонор Батлер, дочерью великого Талбота, графа Шрусбери, и при живой жене женился на вдовствующей королеве Элизабет, прежде вдове лорда Грея Гроуби, стало для принца крахом всех надежд. Он сам, его брат и сестры были объявлены незаконными, и на трон взошел его дядя, нынешний король Ричард III.
        Крессида знала, что ее отец считал это узурпацией трона и был глубоко возмущен. Он никогда ни словом не обмолвился об этом, а, услышав горькую весть, лишь молча сжал губы. Его симпатии были не на стороне Йорков. Под Тьюксбери он воевал на стороне Ланкастеров, но ведь сама нынешняя королева до брака с Ричардом была из Ланкастеров, а юный Эдуард последние годы вообще жил здесь, среди них, в Ладлоу… Словом, то, что его оттеснили от трона, явилось для него жестоким ударом. И вот теперь королевский курьер прибыл в поместье Греттонов…
        Опершись о ствол лиственницы, Крессида глубоко задумалась. Нет-нет, ее отец не мог сделать такую глупость, чтобы открыто выражать недовольство новым королем! Но если все-таки… это стало бы катастрофой для всей семьи.
        Знакомый голос окликнул ее, и она живо обернулась, чтобы приветствовать всадника, выезжавшего на полянку. Хауэлл Проссер, сын ближайшего их соседа, взбежал на холм. Это был среднего роста плотный молодой человек с темными волосами и открытым, добродушным лицом.
        - Маленькая мистрис Греттон! Что вы делаете здесь в такое ненастье?
        Крессида так глубоко ушла в свои мысли, что даже не замечала ледяного ветра, сопровождавшего ее всю дорогу. Только сейчас, словно опомнившись, она плотнее завернулась в свой коричневый ворсистый плащ.
        - Не такая уж я маленькая, мастер Проссер, - возразила она, вскидывая голову. - В следующем месяце мне исполнится шестнадцать.
        Хауэлл Проссер подошел к ней, смеясь, и отбросил капюшон, прикрывавший его каштановые волосы. Появление юноши не смутило Крессиду. Хауэлл был старше ее всего на три года. Она давно привыкла к его поддразниваниям и нередко встречала его во время своих одиноких прогулок верхом. Он часто бывал у них в доме, и она знала, что отец относится к нему и его отцу с полным доверием.
        - Сегодня и в самом деле холодно, - согласилась она, - но мне хотелось на воздух. Мама проверяла белье, отец занят с управляющим. А я просто нуждалась в…
        - …в достойном спутнике, - договорил за нее молодой Проссер, и она рассмеялась.
        - Каким вы себя и считаете, не так ли?
        - Я всегда считаю себя достойным. Что же до слова «маленькая», то вы для меня всегда будете маленькой и совершенно замечательной особой.
        - Перестаньте поддразнивать меня, Хауэлл. Вы знаете, моему отцу это не понравилось бы.
        - Из-за того, что в следующем месяце вам стукнет шестнадцать?
        Ее глаза затуманились и вдруг стали серьезными.
        - Ну что, уже идет речь о помолвке?
        Хауэлл Проссер был всего-навсего сквайром; конечно, между его отцом и сэром Дэниелом Греттоном установились вполне непринужденные и дружеские отношения, но Греттон слишком богат и, хотя испытывал искреннее расположение к сыну своего друга, все-таки желал для дочери более высокого нареченного. Хауэлл знал это.
        Крессида покачала головой.
        - О нет, ничего похожего. Хотя, мне кажется, вы правы, я до сих пор как-то не считала себя по-настоящему взрослой, но последнее время Алиса то и дело предостерегает меня… - Она неуверенно примолкла. - Думаю, скоро мне придется покинуть наши края. А я так люблю здесь все, Хауэлл! Здесь я была так счастлива… И все это может измениться в одночасье, как изменилась внезапно судьба принца. Всякий раз, как я вижу этот замок, я о нем думаю… о том, как-то им с братом живется. Лицо Хауэлла потемнело.
        - Если они вообще еще живы.
        - Вы считаете, что они… что их могли убить?
        В ее голосе слышалось такое страдание, что он почувствовал себя виноватым.
        - Пусть мои мрачные мысли вас не тревожат, Крессида. Кто знает, что сейчас с принцами? - Он пожал плечами. - Ходили тут разные слухи… кое-что просочилось из французского двора… говорили, будто вскоре после коронации нового короля мальчики были преданы смерти. Действительно, они не появлялись на людях именно с той поры, но никаких доказательств, что они мертвы, нет. В самом деле, нет никаких данных, что их дядя как-то замешан… в каком-либо инциденте. - Он с горечью сделал ударение на последнем слове.
        - Но вы склонны верить этим слухам? Хауэлл быстро обвел глазами полянку, желая убедиться в том, что они одни, затем опустил голову и тихо сказал:
        - Судьбы свергнутых королей всегда имели плохой конец. Трагически умер король Эдуард II, то же случилось с королем Ричардом II. Можно ли верить, что с королем Эдуардом V [Малолетний сын Эдуарда IV - Эдуард (1470-1483?) - был королем Англии с апреля по июнь 1483 года; объявленный бастардом, был смещен его дядей Ричардом (королем Ричардом III).] , оказавшимся в руках узурпатора, дело обернется иначе?.. Ну да ладно, Крессида, вам вообще не следует задумываться о таких вещах. И говорить о них открыто не стоит, даже с друзьями. Никогда ведь не знаешь, вдруг услышит кто-то чужой. И отца про это не спрашивайте. Держите свои мысли при себе.
        Крессида задумчиво кивнула головой. Мрачный тон Хауэлла совсем не утишил ее страхи.
        - Перед тем как я выехала, в усадьбу прибыл курьер, - проговорила она с запинкой. - Могу поклясться, что на нем были королевские цвета.
        Карие глаза Хауэлла Проссера потемнели, брови сошлись над переносьем.
        - Он приехал один?
        - Да, вооруженных людей с ним не было.
        Хауэлл немного успокоился.
        - Не думаю, что тут есть причина для тревоги. После восстания графа Букингемского в 1483 году король боится вооруженного мятежа. Ричмонд хотел высадиться в Англии и почти попался в ловушку. Король рассылает своих фаворитов присматривать, все ли спокойно в королевстве, особенно здесь, в пограничных районах с Уэльсом, и на шотландской границе.
        Сжав губы, она опять кивнула, ее голубые глаза расширились от волнения.
        - Надеюсь, отец не совершил никакой глупости…
        - Конечно, нет. - Он подал ей руку, чтобы подвести к лошади. - Мне кажется, вам лучше вернуться домой. В ноябре дни короткие. Скоро совсем стемнеет.
        Он посадил ее в седло и тоже вскочил на своего коня. Крессида порадовалась, что часть пути он будет с ней рядом. С ним она всегда чувствовала себя в безопасности.
        Неподалеку от усадьбы Греттонов Хауэлл осадил коня.
        - Ну, здесь вам уже ничего не угрожает. Сейчас вам не следовало бы выезжать одной, Крессида. Если в окрестностях бродят люди короля… - Он неловко оборвал фразу. - Словом, даже на собственных землях лучше бы соблюдать осторожность.
        Крессида протянула ему руку в перчатке, и Хауэлл пожал ее. Еще год назад он спокойно заехал бы с нею прямо во двор усадьбы. Но в последнее время она стала замечать, что он как будто не хочет, чтобы его видели с нею наедине, особенно ее отец. Это служило безмолвным подтверждением правоты Алисы. Она уже не ребенок, и ей не пристало показываться с мужчиной без компаньонки.
        Крессида вскинула свой искусно изукрашенный хлыст в знак приветствия, и Хауэлл поскакал прочь, она же поехала прямо домой.
        Она всегда радовалась, подъезжая к своему дому. Он был построен из золотисто-желтого камня и выглядел надежным и приветливым; за ним простирались красивые луга, а вдали виднелись смутные очертания Кли-Хиллз. Здесь, на уэльской границе, у ее отца имелось несколько поместий, но Греттон она любила больше всех остальных, и они жили тут почти постоянно.
        Едва она вошла в свою комнату, Алиса, сидевшая у окна, подшивая оборку на платье Крессиды, сразу вскочила.
        - Отец спрашивал вас. Он в верхней гостиной вместе с матушкой. Но сперва прихорошитесь маленько.
        Крессида заторопилась, дергая шнурки плаща, и Алиса бросилась помогать ей.
        - Я видела, какой-то курьер приехал. Надеюсь, никаких дурных новостей?
        Алиса нетерпеливо проворчала что-то и, сняв с молодой хозяйки плащ, критически оглядела ее. На Крессиде было темно-синее шерстяное платье, простое, но совсем свежее и почти не помявшееся после прогулки. Лучше уж пусть идет в нем, решила она, не следует заставлять сэра Дэниела ждать слишком долго. Когда хозяин поднялся сюда час тому назад, Алисе показалось, что он взволнован и в большом нетерпении.
        - Откуда же мне знать, какие у вашего папеньки новости? Никак не похоже было, чтобы он желал поделиться со мной. Если поторопитесь, так, может, сами узнаете.
        Родители Крессиды сидели возле нового бокового камина, в котором пылал огонь. Гостиная была роскошно обставлена, беленые стены завешаны гобеленами, даже пол покрывали два красивых ковра. Несмотря на холодный ноябрьский день, здесь было тепло и уютно.
        Леди Греттон подняла глаза и улыбнулась дочери, приостановившейся в дверях, чтобы сделать короткий реверанс. Мать Крессиды была миниатюрна, как и сама Крессида, только с годами фигура ее сделалась приятно округлой. Ее лицо казалось не столь изящным, как у дочери, но еще не было тронуто морщинами - вероятно, оттого, что по природе своей она была покойна и добра и, в отличие от всех знакомых Крессиде женщин, почти никогда не сердилась.
        На ней было несколько вышедшее из моды бархатное платье цвета клюквы; как и Крессида, она предпочитала парадному геннину [Геннин - высокий головной убор знатных дам различной формы на проволочной основе.] с вуалью более удобный вышитый полотняный чепчик, из-под которого на лбу и висках вились все еще прекрасные белокурые волосы.
        Невозможно было усомниться в том, что это - мать и дочь и что сэр Дэниел Греттон, возвышавшийся над ними и обнимавший за плечи жену свою, любит обеих всей душой и, в отличие от многих своих современников и равных ему по положению мужчин, не стесняется в том признаваться.
        Он раскрыл объятия подбежавшей к нему дочери и прижал ее к груди.
        - Я тревожился о тебе, - проговорил он, мягко отстранив ее. - Ты уехала одна и долго не возвращалась.
        - Я встретила Хауэлла на полянке возле хижины углежога.
        Крессида улыбнулась отцу и, подойдя к матери, села на низенький стул у ее ног.
        Сэр Дэниел Греттон вышел из-за кресла, на котором расположилась его жена, и сел напротив, устремив на дочь внимательный взгляд. Даже сейчас, одетая в простое домашнее платье, она, такая тоненькая, но уже с развитыми формами, была необыкновенно прелестна; ее дивные волосы волной падали ей на плечи из-под чепца.
        - У меня был посетитель, - объявил он без всяких предисловий.
        Леди Греттон легко положила руку на склоненную голову дочери.
        - Я видела, что приезжал курьер. - Крессида вопросительно посмотрела на отца. - И боялась, что он привез дурные вести, но вы смотритесь таким веселым, отец.
        - Я и в самом деле доволен. Этот человек приезжал по поручению короля из Вестминстера. Король оказывает мне честь, приглашая на церемонию ношения короны во время рождественских празднеств.
        Крессида с сомнением нахмурила брови.
        - А это не может оказаться опасным? После коронации нынешнего короля вы не бывали при дворе, и ваши симпатии всем ведомы. Вы их не скрывали, рассказывая про резню после битвы при Тьюксбери. Вы говорили, что едете ко двору только на коронацию, ибо считаете, что надо так поступить из политических соображений, и получили охранную грамоту на этот случай.
        Сэр Дэниел ласково улыбнулся. Это был крупный мужчина, грубо сколоченный, почти безобразный рядом с двумя красавицами - женой и дочерью.
        - Я не сомневаюсь в добром отношении его величества. Он просил меня приехать ко двору вместе с женой и дочерью. По-видимому, он знает, Крессида, что тебе скоро исполнится шестнадцать, и желает представить тебя ее величеству королеве. Возможно, ты станешь ее фрейлиной, пока… покуда не выйдешь замуж, вот так-то.
        Крессида вскочила на ноги так стремительно, что едва не упала, наступив на подол платья. Выпрямившись, она посмотрела отцу в лицо и слегка притопнула ножкой.
        - Отец, но мы не можем покинуть Греттон на Рождество! Все наши люди целый год ждали этого праздника. Мы же всегда приглашали к себе Проссеров и других соседей… и наши слуги всегда так радовались веселью…
        Сэр Дэниел встал и большими своими ручищами взял за плечи рассерженную дочь.
        - Боюсь, дитя, придется обойтись без привычных нам увеселений, и наши соседи поймут нас. Но, уверяю тебя, ты не будешь разочарована. Ты даже представить себе не можешь, как великолепны королевские празднества, и у тебя будет немало случаев покрасоваться в самых лучших твоих туалетах…
        - Разве я кукла, чтобы меня наряжать всем на обозрение? - возмущенно возразила Крессида. - Не хочу туда ехать. Хочу остаться с моими друзьями.
        Лицо ее пылало гневом, тугие юные груди высоко вздымались.
        - Отец, вы не понимаете. Я знаю, шестнадцатый день рождения - веха в моей жизни, знаю, что у вас есть планы относительно меня. Быть может, это мое последнее Рождество дома. Прошу вас, позвольте мне провести его с моими друзьями.
        Улыбка сбежала с лица сэра Греттона, оно стало суровым.
        - Ты не понимаешь, дочь моя. Приказ короля должен быть исполнен. Он желает видеть меня при дворе, а также тебя и твою мать. Он специально подчеркнул это. Ты, дочь простого рыцаря, станешь одной из фрейлин королевы. Он заверил меня также, что принимает твои интересы близко к сердцу и считает себя обязанным найти тебе достойного мужа.
        Она отскочила от него и, взволнованная, повернулась к матери.
        - Этого не может быть. Я не телка, которую продают на базаре тому, кто больше заплатит. Я знаю, что вскоре должна выйти замуж, но выйти за того, кого изберете мне вы, отец, а не за придворного старца из окружения короля. Я так надеялась, что моим мужем станет кто-нибудь из соседей. И мне не придется покидать наши места. Я хочу жить где-нибудь здесь, близко от вас обоих.
        По щекам ее заструились слезы, и сэр Дэниел совсем растерялся. Крессида обладала редкой способностью плакать так, что слезы нимало ее не портили. Ее ярко-голубые глаза сияли, как незабудки, орошенные чистыми каплями весеннего дождика. Отца буквально завораживала красота дочери; совершенно практический человек по натуре, он никогда прежде не ведал поэтических настроений. Необходимость во что бы то ни стало устоять перед мольбами дочери, когда она в таком отчаянии, была для него мучительна.
        Он громко прочистил горло, стараясь скрыть свое замешательство.
        - Крессида, королю сейчас немногим больше тридцати. Знатные господа, его окружающие, судя по всему, не старше его, а то и помоложе. Поверь, я не позволю отдать тебя какому-нибудь слабоумному старцу или распутному щеголю, каким бы он ни был богатым и высокорожденным.
        - Значит, вы найдете способ отказаться от поездки? О, пожалуйста, отец, молю вас! Скажите, что я больна… что…
        - Это невозможно, Крессида. Я уже принял приглашение короля. - Сэр Дэниел посмотрел на жену, взывая о помощи. - Отказаться нельзя, это неумно и в самом деле опасно. Такой отказ будет воспринят как ужасное оскорбление, меня могут заподозрить в… - Он оборвал фразу и, отведя глаза, посмотрел на огонь. - Это невозможно, дитя мое. Нам приказано явиться в Вестминстер, и мы должны поспешить, потому что погода портится, и скоро ехать будет трудно.
        Лицо Крессиды выражало глубокое отчаяние, поэтому он опять приблизился к ней и, ободряюще обняв за плечи, продолжал более мягким тоном:
        - Поверь, для тебя это путешествие станет настоящим приключением. На твоем месте, Крессида, любая другая девушка пришла бы в восторг. Я слышал, что королева Анна очень добра и фрейлины все ее обожают… и я тебе обещаю, мы останемся с тобой в Лондоне до тех пор… - он опять прочистил горло, - пока твое будущее не определится.
        Крессида бросилась к матери. Милдред Греттон тяжко вздохнула и крепко обняла дочь. Она слишком хорошо понимала, что сейчас чувствовала Крессида. Когда-то и она испытывала те же сомнения и страхи, пока не обрела истинное блаженство в объятиях мужа. Она молилась о том, чтобы и дочери даровано было такое же счастье.
        - Еще ничего не решено, но твой отец обязан повиноваться королю. Ведь ты не захочешь навлечь на него беду из-за глупых страхов? - (Крессида отчаянно помотала головой.) - Ну, конечно же, нет. А теперь ступай расскажи обо всем Алисе Крофт, и пусть та приготовит твои самые красивые наряды. Она, разумеется, поедет с нами. - Леди Греттон обеими руками приподняла подбородок Крессиды. - Ты так прелестна, дитя мое. Все будут у твоих ног. В столице у тебя появится масса дел, ты захочешь многое посмотреть, словом, ты и не вспомнишь о том, как огорчилась, что на этот раз проведешь рождественские праздники не в Греттоне. - Она склонилась к лицу дочери и заговорила почти шепотом: - Таков наш жребий, деточка. Ты должна взять от жизни самое лучшее. Твой отец надеется, что твоим мужем станет знатный вельможа. Король сам намекнул на это. Он нуждается в поддержке твоего отца.
        - И я - та цена, которая будет заплачена за королевское благоволение?
        Милдред Греттон опять вздохнула.
        - Все мы в каком-то смысле рабы, детка, даже самые высокоценимые. - Она заставила себя улыбнуться. - У тебя есть дар, Крессида, побуждать других исполнять твои желания. Так воспользуйся им с умом, когда выйдешь за своего будущего супруга. Такой дар ценнее бриллиантов и поместий. Подумай о моих словах. Мы еще поговорим, прежде чем отправиться в путь.
        Крессида обернулась и посмотрела на отца. Изо всех сил, постаравшись храбро ему улыбнуться, она сказала:
        - Простите меня, отец. Я глупа и ребячлива. Конечно же, вы должны повиноваться королю. А теперь я пойду, чтобы подготовиться к путешествию.
        Он кивнул ей с облегчением, видя, что дочь покорилась, и с признательностью посмотрел на жену.
        В дверях Крессида негромко сказала:
        - Вы пошлете к Проссерам сообщить о нашем внезапном отъезде? Мне не хотелось бы, чтобы они сочли нас нелюбезными.
        - Да-да, - кивнул ей отец. - Мы должны оповестить наших соседей. Не беспокойся, Хауэлл будет уведомлен, почему ты уезжаешь так поспешно, не попрощавшись.
        Она вспыхнула, он улыбнулся ей.
        - Не тревожься, девочка. Он все поймет. Он был хорошим товарищем твоих детских игр все эти годы, но ты не для него. И он это прекрасно знает.
        Ее фиалковые глаза опять затуманились. Она никогда всерьез не думала об этом… Крессида с трудом перевела дух. Нет, если быть честной с собой, ей все-таки иногда приходила в голову смутная мысль о том, что, может быть, когда-нибудь они с Хауэллом Проссером поженятся. Это было бы так удобно! Она по-прежнему жила бы в этих краях, совсем близко от своих любящих, снисходительных родителей.
        Она никогда не спрашивала себя, каковы ее чувства к Хауэллу. Знала, что он ей приятен и ей с ним всегда хорошо. Да, лучшего союза и не придумать!
        И вот король, этот непонятный, недобрый и опасный человек, где-то там, в далеком Вестминстере, заявляет вдруг, что намерен сам распорядиться ее будущим, и весь уклад ее жизни мгновенно разрушился. Нет, она никогда не простит этого непрошеного вмешательства в ее судьбу.


        ГЛАВА ВТОРАЯ
        К счастью, погода благоприятствовала Греттонам, пока они добирались до Вестминстера. Несмотря на дурные предчувствия, Крессида находилась под сильным впечатлением от увиденного и с увлечением открывала для себя новые места; зато Алиса всю дорогу ворчала не переставая.
        Алисе, как и ее подопечной, не хотелось покидать Греттон перед самым Рождеством: она обещала непременно навестить родню, которая проживала неподалеку от усадьбы. Теперь же ей предстояло провести несколько дней в дороге, а когда они достигнут места назначения, придется и вовсе быть начеку: уж очень странно была настроена ее непокорная юная хозяйка, приказывая ей готовиться к поездке.
        - Нам придется ехать невесть куда в самое плохое время года и отказаться от встречи Рождества в Греттоне! - гневно воскликнула она. - Мало этого, отец уже решил выдать меня за какого-нибудь трухлявого лорда по выбору короля! - Теперь в ее голосе звучало презрение. - Это же невыносимо! Чтобы кто-то, кто даже меня не знает, был вправе так грубо вмешиваться в мою жизнь!
        - Король есть король, - бесстрастно отозвалась Алиса, словно объяснила этим все; на самом же деле лишь подлила масла в огонь: Крессида с большим негодованием подумала о человеке, который живет от них так далеко и, несмотря на это, позволяет себе распоряжаться чужой судьбой.
        Она решила не показывать вида родителям, что ей уже начинает нравиться первое в ее жизни путешествие. Она со слезами распрощалась с Хауэллом и теперь желала, как следует помучить своим дурным настроением отца, которого винила в том, что он слишком легко подчинился воле своего сюзерена.
        Любя дочь всем сердцем и видя, что она подчеркнуто не желает замечать его попыток приласкать ее, сэр Дэниел томился и чувствовал себя не в своей тарелке; он с тревогой думал о том, как нелегко ему будет в Вестминстере. Леди Греттон относилась к раздражительным вспышкам Крессиды со свойственной ей невозмутимостью, но все же раз или два побранила ее за то, что та дурно обращается с Алисой.
        - Право же, Крессида, ты ведешь себя как испорченный ребенок, и боюсь, ты именно такова и есть. Мой отец просто взял бы арапник и отхлестал меня, веди я себя, как ты… Нельзя быть такой неблагодарной к тем, кто изо всех сил старается услужить тебе. Это непростительно!
        Оскорбленной в своих чувствах Крессиде совсем не помогало сознание, что ее мать совершенно права. Все они во власти короля, и она должна спокойнее принимать то, что назначено ей судьбой. Она часто корила себя за свои ребяческие выходки, но, увы, отнюдь не могла назвать себя «терпеливой Гризельдой» [Героиня одного из рассказов Боккаччо.] , хотя часто давала себе клятву, что постарается больше не быть такой злючкой.
        Крессида была прекрасной наездницей и не испытывала усталости, проводя по нескольку часов в седле. Дороги в глубоких колеях, погода холодная, хотя и не морозная, солнце стоит низко, и почти все время облачно, однако, несмотря на голые коричневые поля вокруг и окоченевшие голые ветки, сплетавшиеся над их головами, Крессида с наслаждением озирала края, по которым они проезжали.
        С особенным восторгом обозревала она города. Прежде ей казался большим городом Ладлоу, но Хирфорд и Глостер, с их кафедральными соборами и оживленными улицами, поразили ее до глубины души.
        Они остановились на несколько дней возле Уитни, чтобы повидаться с братом ее матери, сэром Джоном Пейнтоном, и здесь двадцать восьмого ноября Крессида отметила свой шестнадцатый день рождения. Получился веселый праздник, и ее дородный дядюшка всячески ублажал ее: он всегда мечтал о дочери, но жена подарила ему лишь четверых здоровяков сыновей, двое из которых были старше Крессиды, а двое других еще слишком малы, чтобы определить их к соседним дворянам, где они обучились бы пажеским обязанностям.
        Крессида получила великолепные подарки от своих любящих родственников - дорогие шелка, парчу, драгоценности. Она старательно выражала восторг, хотя для нее это было лишь напоминанием о том, что, как только они доберутся до цели своего путешествия, она будет выставлена всем напоказ и продана на торжище невест.
        Сэр Джон проводил их до Оксфорда, и Крессида зачарованно смотрела на шпили и стены величественных, респектабельных колледжей и удивленно таращила глаза на черные одеяния священнослужителей и профессоров, спешивших по своим делам.
        Наконец, когда они уже были недалеко от столицы, погода испортилась, а вместе с этим пропали и всплески оптимизма, которые поддерживали Крессиду во время их долгого пути. Ее мать заметно утомилась, и шестеро сопровождавших их телохранителей недовольно перешептывались между собой, с нетерпением ожидая скорого прибытия на место.
        Алиса, трясясь за спиной одного из стражей, облегченно вздохнула, когда копыта лошади зацокали по зловонным и многолюдным улицам Лондона.
        - Слава Пресвятой Деве! У меня, кажется, все косточки ноют, больше мне эдакой тряски не выдержать. Лишь бы нашлось жилье поудобнее, тут ведь, я слышала, нынче дворцов-то на всех не хватает.
        Дурные предчувствия Алисы не оправдались; сэр Дэниел признал, что комнаты, оставленные для него в Вестминстерском дворце, вполне удобны - о таких он не мог и мечтать, при том, что в столицу съехались самые знатные семейства страны, дабы присутствовать на старинной церемонии рождественского ношения короны, и старый, беспорядочной застройки дворец, с его флигелями и пристройками, был набит битком до самой крыши.
        Крессиде и Алисе предназначалась одна небольшая комнатка на двоих - пожалуй, далековато от комнаты родителей. Алиса, войдя, так и закудахтала от удовольствия. На Крессиду же ее дворцовое обиталище не произвело особого впечатления. Ее собственная комната в Греттоне была куда лучше. Она не представляла, в какой тесноте живет большая часть придворных, и не понимала, что получить отдельные комнаты в эту пору - знак особого внимания короля к ее семейству.
        Поразили ее размеры дворца и оглушительный шум, здесь царивший; когда она отворила маленькое застекленное оконце своей спальни, в ноздри ей ударило зловоние, исходившее от реки; сморщив нос, она глядела на суматошную суету внизу, на королевской лестнице, позади маленькой прогулочной площадки, потом перевела глаза на коричневые воды Темзы, забитой баржами с углем и всяким рыночным товаром; между ними сновали лодки перевозчиков, которые без устали переправляли знатных особ и чиновный люд вниз по реке в город и обратно.
        - Ох, Алиса, - воскликнула она с отчаянием, - как ты думаешь, нам долго придется жить в этом ужасном месте?
        Алиса подняла голову; она разбирала дорожный сундук с вещами Крессиды, вынимая самые нарядные ее платья и расправляя слежавшиеся складки. Ей было приказано выбрать для молодой хозяйки подходящий наряд к ужину, который в этот же день давал король в парадном зале.
        - Это Вестминстер, - сказала она спокойно. - В самом-то городе, у Большого моста и Тауэра, народу еще больше и воздух куда вреднее. Ваш отец привозил сюда вашу матушку, когда приезжал засвидетельствовать свое почтение покойному королю Эдуарду. Тогда мы жили неподалеку от Чипа, и я думала, что задохнусь от вони из-за этих открытых канав, к тому ж дело было летом. Ох, и радовались мы, что возвращаемся в наши родные места, где такой чистый воздух!
        Крессида с размаху упала на узкую кровать.
        - Ты видела тогда короля, Алиса? Говорят, он был самый красивый мужчина в Европе - совсем не то, что его брат, новый король, который, по слухам, и темен лицом, и ростом мал, и вообще нехорош собой.
        - Да, Эдуард был красавец - высокий, крупный, просто загляденье. Недаром его прозвали «Цветком Руана». Вы же знаете, он там родился. И молодого Глостера я тоже видала, ну, нынешнего короля. Росточком он, конечно, поменьше, да и смугловат, и не такой представительный, а все же он показался мне вполне симпатичным. Ему тогда только-только восемнадцать исполнилось. - Она вздохнула. - С тех пор, каких только бед не пришлось ему пережить! Должно быть, сильно состарился…
        - Он сам себе много бед нажил, - перебила ее Крессида. - Не надо было трон принца Уэльского захватывать.
        Алиса вскочила, бросилась к своей питомице и гневно схватила ее за руку.
        - Замолчи, глупышка! Или хочешь всех нас погубить эдакими изменническими опасными речами?! Король - помазанник Божий, и, когда тебя представят ему, ты будешь вести себя с подобающим смирением, слышишь? Разве ж я учила тебя быть такой непочтительной к тем, кто старше и лучше тебя?
        Крессида печально улыбнулась.
        - Прости, Алиса. Я просто очень устала и взволнована. Мама без конца твердила мне, что я должна вести себя почтительно и быть благодарной… вот только не понимаю за что.
        - Да многие девицы ничего не пожалели бы за ту честь, какой ты удостоена! Видать, королю очень уж нужна поддержка твоего отца, коли он его так отличает.
        Крессида наклонилась к самому уху Алисы и прошептала ехидно:
        - А теперь кто ведет изменнические речи?
        Круглое красное лицо Алисы выразило почти комический испуг, она прикрыла рот рукой, но Крессида звонко расхохоталась и затрясла головой, от души забавляясь растерянностью няньки.
        Леди Греттон послала за Крессидой служанку по имени Бронвин. Сэра Дэниела в их комнате не оказалось, у него были свои заботы - возможно, он решил посмотреть, как размещены его люди.
        - Ну что ж, - с улыбкой сказала леди Греттон, - кажется, о наших удобствах позаботились. А теперь, Алиса, приготовь Крессиде подходящее платье. Сэра Дэниела известили, что сегодня вечером король ждет нас к ужину неофициально, так что она еще не будет представлена по всей форме. Поэтому самый лучший наряд пока прибереги, но все же и нынче мы не должны ударить лицом в грязь перед придворной знатью. Одним словом, постарайся.
        Она критически оглядела дочь.
        - Поди ляг, поспи часок-другой. До ужина время еще есть, а ты должна выглядеть как можно лучше.
        Крессида сделала реверанс, но тут же горячо обняла мать и возвратилась в свою комнату. Волнения, связанные с приездом, немного улеглись, но она была все еще слишком взвинчена, чтобы заснуть средь бела дня.
        Девушка стояла у окна, беспокойно наблюдая жизнь внизу; тем временем Алиса вынула из сундука голубое бархатное платье для первого появления своей питомицы в большом зале за ужином, затем вытащила из-под кровати Крессиды низенькую кушетку на колесиках и, со вздохом облегчения скинув башмаки, легла на свое ложе.
        - Ваша матушка правильно говорит, деточка, как, впрочем, и всегда. - Алиса приглашающе похлопала рукой по кровати Крессиды. - Вы сейчас слишком устали и растревожены. Я же все вижу, вон, как щеки-то горят. Настоящие леди не ведут себя как малые дети. Так что прилягте да отдохните и успокойтесь. Вашему отцу приятно будет представить вас королю.
        Крессида неохотно отошла от окна, откуда могла, по крайней мере, видеть, что происходит внизу, и собралась снять дорожное платье и последовать совету матери.
        Алиса уже легла, и Крессиде не хотелось беспокоить ее, чтобы распустить шнуровку на спине, сделать же это самой было затруднительно. Измученная путешествием и волнениями, связанными с приездом, Алиса уже легонько похрапывала, разомлев от тепла: в их комнату поставили на всякий случай две жаровни - одну возле окна, а другую у двери.
        Крессида не знала, на что решиться. Она ни за что не хотела тревожить Алису, горячо любя свою няньку, которая неусыпно пестовала ее с младенческих лет; однако строгость Алисы и ее вечная воркотня на естественное стремление повзрослевшей Крессиды к независимости постепенно развивали в последней и чувство протеста.
        Ей не хотелось, чтобы Алиса проснулась и опять пустилась вспоминать о том, как была здесь в прошлый раз, или начала пенять на ее поведение, или - еще хуже - рассуждать о том, какая Крессида счастливая оттого, что ей скоро подыщут знатного супруга.
        Крессида с тоской посмотрела на дверь. Сколько должно быть интересного в этом дворце! Вечером родители поведут ее в парадный зал. Они ни на миг не спустят с нее глаз. Их постоянный надзор душил ее. Но до ужина еще оставалось немного времени. И она попробует сама осмотреться здесь.
        Коридор оказался совершенно безлюден. Но откуда-то доносились голоса, чей-то смех - кажется, женский? А может быть, это пажи пользуются свободной минуткой, чтобы немного развлечься, пока, их не позовут в зал прислуживать господам за столом?
        Крессида набросила на плечи дорожный плащ и надвинула капюшон. Она дрожала от холода в неотапливаемых переходах, но все же ей приятен был свежий воздух после духоты нагретой жаровнями комнаты, и она свернула в коридор, который, как полагала, должен был вывести ее наружу. Ей очень понравилась площадка над рекой, она видела из своего окна спокойно прогуливавшихся там мужчин и женщин. Конечно же, никто не обратит на нее внимания.
        Дворец оказался настоящим лабиринтом. Она шла по коридорам, минуя одно помещение за другим - некоторые были пустыми, в других слуги склонялись над пергаментными свитками, в третьих полно было разодетых придворных, которые беспечно болтали, расположившись перед высокими, ярко пылавшими каминами. Крессида никуда не входила, она спешила вперед, надеясь отыскать выход во двор.
        Наконец она увидела перед собой большую дубовую дверь, за которой глазам ее открылся вымощенный булыжником двор, однако прежде ей пришлось миновать маленькое караульное помещение, где солдаты попивали эль и играли в кости. Но когда она уже готова была выйти на воздух, ее резко остановили два стражника: они скрестили перед ее лицом алебарды и грубо оттеснили назад, ошеломленную и испуганную.
        Заикаясь, она попыталась объясниться, но тут один из стражников увидел, что это женщина, притом совсем молоденькая, и, вероятно, принял ее за служанку, посланную хозяйкой с каким-нибудь поручением. Он знаком велел своему товарищу отвести алебарду и кивком разрешил ей пройти, ухмыляясь до ушей и отпустив крепкую непристойность, от которой ее щеки вспыхнули огнем. Крессида проскользнула между стражниками, радуясь, что ей не пришлось назвать себя.
        С двух сторон просторного двора шли длинные приземистые строения; Крессида решила, что это сараи, где держат соколов, и конюшни. Из одного из них доносились посвисты сокольничих, хлопанье крыльев садившихся на жерди птиц, их резкие сердитые крики. Вокруг не было ни души, и с вопросом не к кому было обратиться, но она решительно пошла к воротам, уверенная, что оттуда какая-нибудь дорожка выведет ее на площадку, которую она видела из окна, а потом и на набережную реки.
        Очевидно, она заплуталась в переплетении многочисленных дворцовых коридоров, потому что теперь оказалась в другом внутреннем дворе; здесь отовсюду слышался звон металла, стук топора и визг пилы - словом, это было, по-видимому, царство кузнецов, оружейников и плотников.
        С приближением темноты становилось все холоднее, из дворца никто не показывался. Крессида заколебалась, продолжать ли ей путь, но сама мысль о том, чтобы вернуться и насильно заставить себя улечься в постель, показалась ей невыносимой. Для этого у нее было слишком неспокойно на душе, и она пошла дальше, надеясь набрести на какую-нибудь дорогу, которая могла все же привести ее к заветной дворцовой площадке.
        Миновав вторые ворота, она услышала смех и стук лошадиных копыт. На мгновение она остановилась в растерянности, но тут же поняла, что это, должно быть, ристалище.
        Ее отец не имел оруженосцев, так что арены для турниров в Греттоне не было, но Крессида часто слышала разговоры сэра Дэниела с отцом Хауэлла о том, как они в молодости обучались боевым наукам. Рыцарь должен уметь управляться с лошадью только с помощью колен, так как в одной руке у него копье либо иное оружие, другой же рукой он держит щит, защищая себя от ударов противника. Прежде чем выйти на поединок, рыцарь обязан научиться метко действовать копьем: на специальном столбе укреплялся на перекладине деревянный щит-мишень; и всадник на полном скаку наносил по нему удар.
        Именно это деревянное сооружение и увидела сейчас во внутреннем дворе Крессида в нескольких ярдах от себя. Два всадника изготовились уже испытать свою сноровку; но тут голубые глаза Крессиды удивленно расширились: на противоположном конце перекладины висел явно очень тяжелый мешок. Один плохо рассчитанный удар - и грубо раскрашенный щит отлетит прочь; если скачущий под перекладиной рыцарь чуть-чуть замешкается, мешок обрушится на него всей своей тяжестью и вышибет его из седла.
        Крессида как завороженная смотрела на арену. Она никогда не видела рыцарских турниров, но в воображении своем представляла все краски и блеск этого зрелища, напряженное ожидание, от которого замирает сердце, когда галантный рыцарь бросает перчатку противнику - и вот они уже мчатся навстречу друг другу с копьями наперевес… Ах, если бы какой-нибудь рыцарь носил на рукаве ее цвета и готов был рискнуть жизнью, лишь бы доставить ей удовольствие!
        Но эти двое, Крессида понимала, выехали поупражняться; оба в латах, с опущенными забралами, так что, нанося удар, они не могли ранить друг друга. Рыцари явно не были соперниками - оба смеялись и шутили совсем по-приятельски.
        Боевые кони нетерпеливо били копытами о землю, и Крессида видела, что оба всадника с трудом их сдерживают на месте. Она с восторгом смотрела на мощных животных, покрытых сверкающими попонами.
        Всадники, по-видимому, ее не заметили; тот, что был повыше, издал предупредительный крик и направил коня к покачивавшейся перекладине. Он ударил по щиту, безошибочно попав в самый центр его, и проскакал дальше, в то время как тяжелый мешок балансировал над его головой, не причинив никакого вреда; затем он ловко повернул коня.
        Второй всадник уже готов был последовать за первым, но тут Крессида, очевидно, шевельнулась или как-то еще выдала свое присутствие, потому что он резко обернулся в ее сторону. Не успев сосредоточиться, он слишком быстро оказался у щита. У него не хватило времени, чтобы точно нанести удар, и, когда он по инерции проехал вперед, мешок с силой ударил его в плечо. Всадник вскрикнул от неожиданности и тяжело грохнулся наземь.
        Крессида с ужасом смотрела, как его лошадь, уже без всадника, продолжала скакать вперед, затем громко заржала и поднялась на дыбы. Казалось, испуганное животное сию минуту повернется и растопчет своего беспомощного хозяина. Не успев подумать о втором рыцаре и о том, что он, вероятно, уже спешит на помощь, она подобрала свои юбки и бросилась к упавшему, чтобы попытаться либо оттащить его в сторону, либо схватить за уздцы обезумевшую лошадь.
        Оказавшись рядом с упавшим рыцарем, Крессида тотчас пригнулась, насмерть испуганная бешеным, неумолимо приближавшимся топотом. Потом послышался яростный крик, а затем ржанье и визг оставшегося без всадника животного. Слишком поздно поняла она, что ее вмешательство лишь еще больше испугало боевого коня. Она слышала, как он храпит и в бешенстве бьет копытами.
        Затем раздалось несколько командных окриков и каких-то грозных слов, весьма похожих на проклятия, не слишком внятно прозвучавших из-под забрала, - и вдруг она почувствовала, что ее подняли с земли и перебросили через седло; это был второй рыцарь, отъезжавший к краю ристалища.
        Крессида бешено боролась. Она лежала на коне самым позорным образом, словно мешок с зерном, лицом вниз, придерживаемая сильной мужской рукой, сводившей на нет все ее попытки, хотя бы поднять голову.
        В конце концов, ей пришлось прекратить яростное сопротивление; задохнувшись от бесплодной борьбы, она не могла даже высказать свой протест, когда ее бесцеремонно поставили на ноги в дальнем конце ристалища.
        Ее положение и вправду было опасно, и она, неловко пошатываясь, сделала несколько шагов вперед, чтобы удержаться на ногах. Конь ее спасителя храпел и норовил встать на дыбы, как и конь того, другого рыцаря, и лишь мастерская сноровка всадника удерживала его. Даже сейчас, все еще негодуя на рыцаря, обошедшегося с нею столь неподобающим образом, Крессида понимала, что рядом с ним она в безопасности. Железные руки заставили животное стоять смирно, и рыцарь, наконец, сошел с коня.
        Опустив забрало, он проговорил негромко и спокойно, хотя и с металлом в голосе:
        - Детям не разрешается выходить на ристалище. Где твоя няня?
        Уперев одну руку в бок, он высился над Крессидой, устрашающе огромный.
        Она вскинула голову и посмотрела ему прямо в глаза. Было уже довольно темно, и она не видела отчетливо его лица, к тому же полуприкрытого шлемом. И с огорчением осознала, что капюшон давно слетел с ее растрепавшихся волос. Оставалось только надеяться, что он видит ее не более отчетливо, чем она его.
        Нельзя, чтобы ее узнали. Мама будет в ярости, если об этом ее злоключении станут судачить при дворе. Крессида прекрасно понимала, что самое лучшее сейчас - быстро попросить прощения и сбежать, пока этот человек не разглядел ее как следует, однако столь трусливое отступление было не в ее натуре. Нетерпеливым движением руки она отбросила пышное облако волос назад.
        - Я не ребенок, сэр, - сказала она холодным тоном. - И давно уже не нуждаюсь в заботах няни. Сожалею, что мое внезапное появление напугало одну из лошадей. Мне показалось, что тот всадник ранен, и нужно поспешить ему на помощь.
        - Боюсь все-таки, что за вами нужен пригляд, - отозвался мрачно ее собеседник. - Любой здравомыслящий человек сообразил бы, что мешать тем, кто занят на ристалище, нельзя. Тут нужно все внимание. Боевые кони бесценны. Из-за вашего глупого вмешательства животное могло поранить себя.
        Крессида была потрясена тем, что подразумевали его слова: лошадь была ценней, чем она! За всю свою короткую жизнь она не могла не прийти к выводу, что в мире ее родителей она - самое дорогое создание на свете, и все слуги в поместье обращались с нею не менее бережно, чем с драгоценнейшим венецианским стеклом, которое отец выписал для верхней гостиной в Греттоне.
        Никто не смел проявить к ней меньше уважения, чем проявил бы к ее отцу. Грубость этого незнакомца не должна остаться безнаказанной!
        - Весьма сожалею, что лошадь для вас ценнее, чем просто человеческая жизнь, - высокомерно произнесла она. - Повторяю, это была всего лишь попытка спасти всадника от копыт его лошади.
        - Боевые кони приучены слушать команду, но незнакомый человек, так неожиданно появившийся на арене, мог стать причиной несчастья. Разве тебе неизвестно, что они обучены также топтать и кусать врага, оказавшегося под ногами? Тебе угрожала смерть.
        Теперь он чуть-чуть наклонился, желая разглядеть, кого только что спас. И был поражен. Ведь он полагал, что перед ним один из дворцовых пажей, но широкие юбки подсказали ему, что догадка его неверна.
        Уже совсем стемнело, так что он не мог, как следует разглядеть девушку, но, судя по ее речи, это явно была не служанка. Достоинство, с каким она держалась, несмотря на суровое испытание, показало ему, что перед ним отнюдь не ребенок, как он сперва подумал; она была миниатюрна и еще совсем молода, однако теперь ему вспомнились мягкие формы ее гибкого тела, когда он на мгновение прижал ее к себе, перед тем как опустить на землю; одним словом, все говорило о том, что эта юная особа вскоре превратится в настоящую женщину.
        Но, Боже правый, что она делает одна на задворках королевского замка? Разве не знает, что ее могут обидеть даже здесь, возле самого дворца?
        - Питер, - позвал он властно, - проводи эту молодую леди во дворец, доставь в целости и невредимости.
        Оруженосец поспешил подойти. Тяжелое падение на минуту оглушило его, но теперь он совершенно пришел в себя. Он слышал, забавляясь про себя (ибо засмеяться вслух не посмел бы), разговор графа, своего господина, с этой молоденькой, но весьма дерзкой незнакомкой.
        - Слушаюсь, сэр.
        Она тотчас отпарировала:
        - Должна ли я повторить уже сказанное? Я не нуждаюсь в присмотре и прекрасно сумею сама позаботиться о собственной целости и невредимости.
        - Мистрисс, до сих пор у меня было слишком мало тому свидетельств. - Он повернулся к девушке спиной и занялся лошадью. - Независимо от заверений сей юной дамы делай, как я приказал.
        Оруженосец мягко предложил свою руку в железной перчатке мятежной незнакомке.
        - В самом деле, мистрисс, вам следует быть осторожней, особенно в вечернюю пору. Тут поблизости полно мошенников и нищих, некоторые из них приходят сюда из Вестминстерского аббатства, они запросто перережут вам горло, чтобы получить хоть вот этот ваш теплый плащ. Позвольте мне проводить вас во дворец.
        Крессида обернулась, чтобы поглядеть вслед удалявшейся спине своего недавнего спасителя, затем положила ладонь, довольно грязную после соприкосновения с землей и лошадью рыцаря, на предложенную ей руку.
        - Благодарю вас, сэр, - сказала она спокойно, смягченная его любезностью. - Я с радостью принимаю ваше предложение, так как во дворце недавно и, боюсь, немного заблудилась.
        Между тем рыцарь взял обеих лошадей под уздцы и повел их к конюшням. Крессиду еще больше разозлило его решение препоручить заботу о ней своему подчиненному. А то, что хозяин именно он, этот же, куда более добрый и внимательный, человек его слуга, она поняла по властному тону первого.
        Она негодовала. Этот грубиян еще раз показал, что отдает предпочтение своим бесценным лошадям, вместо того чтобы исполнить очевидный рыцарский долг, проявив к ней надлежащую любезность. Она наградила своего провожатого ослепительной улыбкой и позволила ему отвести себя к сводчатому входу.
        Отыскать свою комнату было непросто.
        Все коридоры казались Крессиде одинаковыми; уже совсем стемнело, и во дворце суетились слуги, торопясь зажечь канделябры; эта суматоха показывала, что в парадном зале все приготовлено для ужина. Когда Крессида добралась, наконец, до цели, Алиса уже не спала и в панике металась по комнате.
        Крессида принялась развязывать шнурки плаща, и Алиса поспешила к ней на помощь; но тут она увидела растрепавшиеся волосы своей подопечной, и глаза ее тревожно округлились.
        Крессида не стала дожидаться ее сетований и попреков.
        - Ты уже доложила маме, - спросила она резко, - что меня не было в комнате?
        - Ох, нет, конечно, нет.
        Даже сейчас служанка трепетала от страха: вдруг леди Греттон узнает, что Алиса на какое-то время оставила свою подопечную без присмотра!
        - Ну что ж, - воскликнула Крессида бодро. - Займись-ка мною, наряди получше для этого их ужина.
        - Где вы были? И… - Алиса запнулась, потом докончила почти с ужасом: - И зачем уходили? Ваши родители разгневаются…
        - Конечно. Если узнают, - невозмутимо отозвалась Крессида. - И если так случится, для тебя это кончится очень плохо, Алиса, так что поскорее одевай меня. Матушка может позвать меня в любую минуту, чтобы посмотреть, как я выгляжу.
        В том, что Крессида горячо любит ее, свою няньку и верную служанку, Алиса не сомневалась и была достаточно уверена в себе, чтобы всерьез обидеться на столь резкую отповедь; не ввели ее в заблуждение и увертки строптивицы. Если случилось что-то дурное, когда девочка, одна, бродила по незнакомому ей замку и вокруг него, она должна об этом узнать, и немедленно. Подбоченившись, Алиса встала напротив Крессиды, которая все еще сражалась с непослушными шнурками дорожного плаща.
        - Ну, вот что, мистрисс, я хочу знать сейчас, сию минуту, что вы такое набедокурили, и предупреждаю: плохо мне будет или нет, а я про все доложу леди Греттон, вашей матушке, ежели сочту, что так надобно.
        Крессида неуверенно прикусила губу. С одной стороны, она не желала рассказывать кому бы то ни было о своей унизительной и неловкой встрече с неизвестным рыцарем на турнирной площадке; с другой стороны, ей совсем не хотелось, чтобы Алиса преувеличивала возможные последствия ее приключений. Она коротко вздохнула.
        - Алиса, я просто захотела немного погулять. Думала выйти на площадку над рекой, но запуталась в переходах.
        - И?
        - Я ошиблась и попала на турнирную площадку. И… и меня там чуть не затоптали…
        - Что?! - едва выговорила Алиса, вне себя от тревоги.
        - Нет, нет, со мной ничего не случилось, ты же видишь. Какой-то рыцарь посадил меня на свою лошадь и отвез в сторонку.
        - Он знает, кто ты? - спросила Алиса, боясь самого худшего.
        - Нет, разумеется, нет. Мы сказали друг другу всего несколько слов. Его… его оруженосец, как я думаю, проводил меня до двери дворца. - Она легонько пристукнула ногой, хотя держалась скорей просительно, чем властно: - Пожалуйста, Алиса, помоги мне, не то мама заподозрит, что что-то не так.
        - Потом я хочу еще кое-что услышать об этом человеке и о том, что произошло, - проговорила Алиса сухо. - А сейчас мы должны поспешить, вам уже следовало быть готовой. Право же, девочка, стоит мне на миг отвернуться, и ты тотчас устраиваешь какое-нибудь глупое озорство… и опасное к тому же. Я отвечаю за тебя, Крессида. Неужто тебе все равно, что будет со мной, если родители твои выбросят меня вон?
        Крессида победоносно улыбнулась и горячо обвила руками шею служанки.
        - Глупенькая Алиса, да неужели я позволю это! Я люблю тебя, и ты это знаешь. К тому же скоро я сама стану хозяйкой в собственном доме, и ты будешь там самой почитаемой особой.
        - Ничего этого не будет, ежели вы собираетесь эдак вести себя и заслужите дурную славу, - проворчала Алиса, но ее славное лицо, только что озабоченное и сердитое, вспыхнуло от удовольствия.
        Тем временем Крессида была уже готова предстать пред очи ее заботливой матери. Алиса совершенно ее преобразила. Из растрепанной девчонки-сорванца она превратилась в элегантную придворную даму. Желая подчеркнуть цвет ее глаз, леди Греттон настояла на платье из темно-голубого бархата, отороченном серым мехом по подолу и обшлагам узких модных рукавов, а также вокруг глубокого выреза спереди в форме буквы «V». Скромная жилетка и небольшая накидка на усеченном геннине были из серебристо-голубой парчи.
        На лбу Крессиды из-под геннина виднелись завитки золотистых волос: леди Греттон заявила, что мода выбривать спереди волосы, чтобы лоб казался больше, не годится для такой молодой девушки, к тому же светлые сверкающие волосы Крессиды были столь необычного цвета и столь прекрасны, что мать сочла разумным хоть чуточку показать их.
        Сложные складки вуали, наподобие бабочки натянутой на проволочный каркас геннина, затеняли юное лицо и лишь намеком давали почувствовать его безукоризненную красоту. Леди Греттон ворчливо выразила свое удовлетворение тем, что летнее солнце все же не оставило веснушек на белой коже дочери, которую никакими уговорами нельзя было заставить умащивать лицо мазями и кремами перед тем, как выйти из дому.
        Сама леди Греттон была в туалете из темно-красного бархата, уверенная, что никто не обратит внимания на его далекий от нынешней моды покрой. К ним присоединился сэр Дэниел; поверх его зеленого бархатного камзола красовалась прекрасной работы золотая цепь. Увидев дочь, он изумленно раскрыл глаза.
        - Ну-ну, ты и впрямь очень хороша. Гляди же не забывай об этикете, дочка, ведь при дворе, поверь, любую оплошность заметят и осудят.
        За ужином Крессида ела мало, хотя с утра у нее не было во рту ни крошки: ее слишком захватили яркие краски и многоголосый шум парадного зала.
        Пожилой распорядитель, роскошно одетый, проводил их, потрясая своим белым жезлом, на предназначенные им места неподалеку от королевского стола. Крессида догадывалась, что никто из сидевших поблизости аристократов и рыцарей с супругами, по-видимому, не знал ее отца, хотя все они и приветствовали их появление легкими кивками головы или полупоклонами.
        Было очевидно, что распорядитель ждал их и усадил на заранее отведенные им места. Крессиду посадили между родителями, и она, впервые в жизни, нервничала из-за обращенных на нее взглядов.
        Как только они сели, шум вокруг возобновился; подбежали слуги, подали им тарелки и ножи, два молоденьких пажа подали чашу с розовой водой для омовения пальцев, кувшин и чистые салфетки.
        Крессида смотрела, как ее мать погрузила в воду пальцы и приняла салфетку у мальчика, который держал ее, став на одно колено. Пажи были одеты в цвета Йорков, темно-красный и голубой, с личной эмблемой короля - белым вепрем.
        Сэр Дэниел и Крессида последовали примеру леди Греттон; Крессида осторожно огляделась из-под своей тонкой накидки: не наблюдает ли за нею слишком пристально какая-нибудь из дам, готовая осмеять ее за любой промах или неловкость?
        Здесь не было на столе привычных досок, на каких дома подавали еду, и оробевшая Крессида неуверенно взяла в руки новомодную столовую принадлежность - вилку с двумя зубцами. Поскольку за ней не ухаживал ни муж, ни внимательный поклонник, Крессиде оставалось довольствоваться помощью отца, который подкладывал ей на тарелку разные яства.
        Блюда следовали одно за другим, но на вкус Крессиды все они были слишком жирные и слишком напичканы пряностями. Она ела с оглядкой и пила мало - мальвазия показалась ей чересчур сладкой. Места короля и королевы за высоким столом под богато расшитым государственным стягом пустовали, хотя по обе стороны от них восседало несколько лордов с женами.
        Отец указал Крессиде на виконта Ловелла, управляющего двором короля, и рассказал, что тот - друг короля с самого детства и верно служил ему много лет на шотландской границе и в Совете северных территорий. Надменная дама, сидевшая рядом с виконтом, которую Крессида сразу приняла за его жену, казалось, больше времени уделяла ему, чем своему супругу, постоянно вовлекая виконта в беседу.
        Вскоре леди Греттон разговорилась со своей соседкой, и сэр Дэниел с увлечением накинулся на еду, позабыв обо всем вокруг. Крессида с тревогой поглядывала по сторонам, боясь увидеть кого-то, кто смотрел бы на нее слишком пристально, хотя была уверена, что рыцарь, с которым она повстречалась на ристалище, не сможет узнать ее, одетую совсем по-другому, тем более что тогда было почти темно. Тем не менее, она продолжала тайком вглядываться в лица сидевших неподалеку мужчин, полагая, что сама, может быть, узнает того рыцаря по движениям и манере держаться.
        Однако никто на первый взгляд ничем не напомнил его, и она, вздохнув с облегчением, села удобнее. Алиса с горничной ее матери находилась далеко, в конце зала, вместе с другими слугами, так что на время Крессида освободилась от ее неусыпного контроля.
        Все вокруг болтали не умолкая, однако приглушенными голосами, словно придворные ни на минуту не забывали о том, что их могут подслушать и доложить, кому следует, кто и о чем говорил. Должно быть, дворец - рассадник интриг, уныло подумала Крессида. Отцу следует здесь постоянно быть начеку и не говорить лишнего. То же относится и к ней.
        Она была, пожалуй, почти испугана, когда к концу трапезы у их стола появился распорядитель и попросил их пожаловать в приемную короля.
        - Соблаговолите, сэр Дэниел, вместе с супругой и дочерью следовать за мной. Его величество желает лично приветствовать вас.
        Отец Крессиды тотчас поднялся, поспешно вытирая губы салфеткой. Разговоры вокруг них мгновенно смолкли, и они оказались в центре общего внимания.
        Сэр Дэниел произнес в ответ несколько учтивых слов и предложил жене руку. Крессида замешкалась, вставая, и бросила возмущенный взгляд на сидевшую напротив элегантную длинноносую даму, которая скривила губы в презрительной усмешке. Впрочем, она тут же поспешила за удалявшимися родителями: они были столь ошеломлены оказанной им необыкновенной честью, что даже не взглянули, следует ли за ними дочь.
        Личные покои короля охраняли, скрестив алебарды, два стража в ливрее Йорков. Повинуясь знаку распорядителя, они мгновенно посторонились. Двери распахнулись, распорядитель чинно прошествовал перед гостями короля, звучным голосом объявив об их приходе. Крессида в эти мгновения думала только о том, как бы не споткнуться, и потому ничего не видела вокруг.
        Отец ее опустился на колено, мать склонилась в глубоком реверансе. Крессида тоже сделала низкий реверанс, памятуя о бесконечных наставлениях на этот счет во время их путешествия. Ее столько муштровали, объясняя, как она должна держаться, что говорить и чего не говорить, как стоять, скромно потупив глаза, и не открывать рта, пока к ней не обратятся прямо, что сейчас, казалось бы, она могла быть уверена в себе, а между тем все выходило иначе.
        Она так боялась уронить себя перед этим человеком, который был причиной внезапной и пугающей перемены в ее жизни, что у нее дрожали коленки, и ей пришлось напрячь все мускулы, не то она упала бы к его ногам.
        И тут она услышала мягкий, приятный голос, тепло, обращавшийся к ним:
        - О, сэр Дэниел, миледи, мистрисс Крессида, поднимитесь, прошу вас. Сожалею, что не мог приветствовать вас раньше, в зале, но мне нужно было обсудить кое-что во время вечерней трапезы, так что пришлось поужинать отдельно. Королева и я сердечно приветствуем вас в Вестминстере. Надеюсь, вас устроили надлежащим образом и предоставленные вам комнаты относительно удобны? Дворец переполнен, как я вижу, и удобства оставляют желать лучшего, тем более в эти святые недели, когда съехалось отовсюду столько народу.
        Отец Крессиды поднялся и с поклоном приблизился к королю, чтобы поцеловать протянутую ему руку, унизанную перстнями.
        - Ваше величество, приглашение во дворец - высокая честь для меня. Уверяю вас, нас устроили превосходно.
        Выпрямившись после глубокого реверанса, Крессида увидела, что король встал со своего кресла с высокой спинкой и протянул руку ее матери. Леди Греттон поцеловала руку короля и сделала шаг назад, уступая место дочери.
        Сэр Дэниел сказал быстро:
        - Могу ли я представить вашему величеству мою дочь? Ей известно, что вы желаете устроить ее брак, и она потрясена вашей добротой.
        Король проговорил, словно слегка поддразнивая:
        - Возможно, так и есть, сэр Дэниел. Но может быть, мистрисс Крессида предпочла бы сама говорить за себя в таком вопросе?
        Опустив глаза долу, как и подобало, Крессида поцеловала сильные смуглые пальцы. Наступила небольшая пауза. Родители с тревогой ждали, на какую выходку отважится сейчас их дочь.
        Она все еще не могла разглядеть, как следует лицо короля, слишком озабоченная необходимостью должным образом соблюсти этикет. И быстро, почти шепотом сказала:
        - Ваше величество оказывает высокую честь моему отцу, принимая так близко к сердцу наши заботы, и я должна быть вам благодарна, сэр.
        - Прекрасно сказано, мистрисс. - В мягком голосе короля слышалась едва уловимая ирония. - Вижу, вас отлично вышколили.
        Крессида быстро подняла глаза и взглянула королю в лицо: в его смешливых серо-зеленых глазах плясали озорные огоньки. Она сжала губы и в растерянности отступила назад, готовая разрыдаться. Неужели она, несмотря на все свои старания держаться как должно, сказала что-то не так?
        Король жестом предложил ее матери сесть на стул, стоявший около его кресла, и повернулся к королеве:
        - Анна, перед вами та самая молодая леди, чье будущее мы обсуждали недавно. Верю, что она будет вам преданной и надежной помощницей.
        Ласковый голос попросил Крессиду приблизиться, и она поспешно вновь склонилась в глубоком реверансе, на этот раз перед королевой.
        - Ваше величество, я всеми силами буду стараться услужить вам, но я всего лишь деревенская девушка и придворной жизни не знаю.
        - Подойди, дитя мое. Мы не собираемся требовать от тебя слишком многого. Подойди же и стань возле меня.
        Крессида растерянно взглянула на мать. Леди Греттон незаметно кивнула ей, приказывая повиноваться.
        Девушка подошла к королеве, лорд Греттон стоял позади стула своей жены. Теперь, когда король стал расспрашивать его о положении на уэльской границе, а королева заговорила с леди Греттон о том, достаточно ли удобны помещения, отведенные им в Вестминстерском дворце, Крессида впервые могла по-настоящему оглядеться.
        Королевская приемная не была особенно велика, но обставлена превосходно и не без роскоши. На крашеных стенах висели яркие живописные гобелены; один изображал младенца Христа перед старцами в храме, сюжет второго был классический, пасторальный: прекрасная женщина держала в руках лук и колчан со стрелами - вероятно, то была греческая богиня Артемида.
        В камине ярко пылал огонь, дубовый, сверкающий лаком пол покрывали великолепные восточные ковры. В настенных канделябрах и нескольких серебряных подсвечниках на столике возле королевы горели восковые свечи, наполняя помещение ярким приятным светом. Для короля и королевы здесь стояли два мягких кресла с высокими спинками, складной аналой и, в углу, мягкая скамеечка для молитвы.
        Быстрый глаз Крессиды разглядел и то, что говорило об интересах королевской четы. На столе лежали печатные книги - несколько религиозных и одна об охоте - и обитая бархатом рабочая корзинка из тростника с шелковыми и шерстяными нитками для вышивания. Когда Греттоны вошли, королева отложила в сторону круглые пяльцы, на которые был натянут кусок белого шелка. Крессида подумала, что это, должно быть, незаконченное покрывало для алтаря.
        У зашторенного окна послышалось какое-то движение, и оттуда показалась старая ищейка; подойдя к креслу короля, она тяжело опустилась у его ног. Крессиду удивило, что вокруг королевской четы никого не было. Она ожидала, что даже здесь, в личных королевских покоях, будет полно придворных и фрейлин. Судя по всему, король и королева предпочитали свободные часы проводить вдвоем, в уютной домашней обстановке. Крессида догадывалась, что таких часов им выпадает немного и оттого они еще более ценимы.
        Королева, как решила Крессида, никогда красотой не блистала. У нее были правильные черты лица, безупречно белая кожа, однако на скулах горели яркие красные пятна. Лет ей было, должно быть, немногим более тридцати, но выглядела она старше и казалась больной. Во время беседы она раза два закашлялась, тут же попросив извинить ее.
        На ней было голубовато-серое платье, отороченное соболем; Крессида вдруг вспомнила, что около года назад королева потеряла своего единственного сына, принца Эдуарда. Под ее скромным геннином, обрамленным черной бархатной лентой на лбу, виднелись светлые, но словно бы потускневшие волосы. При всей мягкости манер у королевы был решительный подбородок, и Крессида поняла, что та не прощает своим фрейлинам ни малейших упущений.
        Вдруг она заметила, что король уже не беседует с ее отцом и смотрит прямо на нее с некоторой долей иронии. Она вспыхнула и потупилась, стараясь уйти от холодного одобрительного взгляда его серых глаз.
        - Ваш отец уверяет меня, что вас воспитали отличной хозяйкой… при этом вы любите свои родные места и с удовольствием принимаете участие в деревенской охоте? Вы хорошо ездите верхом, мистрисс?
        Крессида проглотила комок в горле.
        - Мне говорили, что это так, ваше величество.
        - Значит, вы любите соколиную охоту и охоту на лис?
        Крессида немного подумала.
        - Я очень люблю состязания в сноровке и волнение во время охоты, но не люблю убивать.
        Он кивнул головой, как бы одобряя ее слова.
        - Умеете вы читать?
        - Да, ваше величество. Наш приходский священник учил меня.
        - Хорошо. Мне приятно видеть женщин, обученных думать и имеющих свой взгляд на вещи. Мои племянницы читают отлично. Я люблю беседовать о литературе с леди Элизабет [Элизабет - старшая (незаконная) дочь короля Эдуарда IV; после гибели Ричарда III - жена короля Генриха VII.] .
        Крессида подумала мельком, что обучением племянников короля занимался их другой дядя, Энтони, лорд Риверс. Теперь он, казненный в Понтефракте, лежит в холодной могиле. И где же сейчас принцы, его воспитанники? Эта домашняя сцена на мгновение пригасила ее привычную настороженность по отношению к королю.
        Ричард был среднего роста, худощав, но мускулист - именно так описывала его Алиса. Крессида знала, он был доблестный воин. На его умном узком лице, не отличавшемся особой привлекательностью, выделялся крупный нос Плантагенетов. Светлые глаза были хороши, но губы слишком узки. Крессида подумала, что он, должно быть, привык очень уж крепко сжимать их, стараясь сдержаться в минуты крайнего напряжения или душевной боли.
        Как и королева, он выглядел старше своих тридцати двух лет, и Крессида подумала о том, что суровые испытания и горестные события последних месяцев оставили на нем свой след. Тем не менее, было что-то покоряющее в этом человеке, особенно когда он улыбался - а он сейчас улыбался, побуждая ее к открытости, и не было в этой улыбке и намека на мучительную для нее иронию по поводу ее неловкости, как сочла она поначалу.
        Как и королева, одет он был скромно, в простой темно-синий камзол; однако на его смуглых пальцах и в прекрасной цепи на груди ярко сверкали драгоценные камни.
        Пока король расспрашивал Крессиду, ее родители хранили молчание; внезапно она вспыхнула, поняв, что ее сочли подходящей невестой.
        В дверь почтительно постучали, и король разрешил вновь прибывшему войти. На пороге появился молодой паж, за ним следовал знатный придворный - Крессида поняла это по его дорогому камзолу из тонкого лилового бархата и серым, плотно облегающим ноги чулкам. Остановившись в дверях, он низко поклонился королю.
        - Ваше величество приказали мне явиться в этот час.
        Король, улыбаясь, тотчас встал.
        - Войдите, милорд. Вы пришли как раз вовремя. Недавно я говорил вам о том, что намерен пригласить сэра Дэниела Греттона на наши рождественские празднества в этом году. Он ведь сосед ваш. Позвольте мне также представить вам его супругу, леди Греттон, и их очаровательную дочь, мистрисс Крессиду. Ее отец рассказал мне, что несколько дней назад, когда они были на пути к нам, ей исполнилось шестнадцать лет.
        Он повернулся к сэру Дэниелу:
        - Милорд граф Рокситер, доверенный член моего Совета, человек, которого я с радостью называю своим другом.
        Сэр Дэниел почтительно, как того требовал титул вошедшего, поклонился. Он бросил быстрый взгляд назад, на короля: тот улыбался почти заговорщически. Потрясенная Крессида сразу поняла, что человек этот призван был королем специально, чтобы поглядеть на нее. В полной растерянности она наблюдала, как отец и граф обменялись рукопожатием, затем граф отвесил дамам низкий поклон. Чувствуя на себе обеспокоенный взгляд матери, она присела в глубоком реверансе.
        Граф любезно повернулся к ней - и вдруг так и замер, чуть-чуть приоткрыв в изумлении рот.
        Никогда прежде не встречал он столь пленительного, волшебного создания. Девушка была невысока ростом, почти миниатюрна, в сущности, еще дитя, но он чувствовал инстинктивно, что каждое ее движение будет исполнено природной грации и королевского достоинства. Несмотря на ее молодость, он сразу увидел, что у нее высокие округлые груди, красивый изгиб бедер и живота под мягким голубым бархатом платья.
        Он быстро посмотрел ей в лицо, чувствуя на себе взгляд ее фиалковых, затененных темно-золотистыми ресницами глаз, устремленных на него внимательно и почти враждебно. Безупречно красивое матово-белое лицо суживалось книзу. Кончик изящно очерченного носа был чуть заметно вздернут, и это придавало ее чертам такой восхитительно дерзкий вид, что он не мог удержаться от легкой улыбки, хотя ее полные чувственные губы не улыбались и были крепко сжаты, словно всеми силами старались удержать готовые вырваться наружу мысли.
        Лишь одна прядка волос скромно выглядывала из-под ее геннина, но у него просто дух захватило от их дивного цвета. Сказать, что они золотистые, значило ничего не сказать. Они были цвета темного золота, самого ценного металла Уэльса, с которым не сравнится никакое другое золото в мире, цвета зрелой пшеницы под яркими лучами солнца.
        Он был поражен в самое сердце и охвачен острым желанием. Но тотчас ему стало мучительно стыдно. Как мог он так взволноваться при виде этого ребенка - и так скоро после смерти обожаемой Элинор?
        Через силу он заставил себя поклониться еще раз и опустил глаза, стараясь не видеть напряженного взгляда ее голубых глаз.
        - Мистрисс Крессида, - обратился он к ней формально любезным тоном, - я уже имел удовольствие видеть ваших родителей. Но их очаровательную дочь вижу впервые. Надеюсь, вы приятно проведете здесь рождественские праздники.
        - Благодарю вас, сэр, - проговорила она тише, чем он ожидал; у нее был приятно высокий и ясный голос, при этом совсем не резкий. - Король оказал нам честь, и, хотя мне жаль пропустить праздник, который мы так любим в Греттоне, я, конечно, уверена, что празднества здесь, во дворце, поистине способны ошеломить своим великолепием.
        У него слегка дрогнули губы.
        - Не думаю, мистрисс, чтобы вас что-либо могло ошеломить.
        Маленький острый подбородок чуть приподнялся - казалось, она поняла, что он поддразнивает ее, словно ребенка, и возмутилась.
        Это движение, хотя и совсем мимолетное, как и только что выслушанная отповедь на его предположение, что она будет ослеплена необычайным блеском и великолепием придворных празднеств, что-то напомнили ему, и он опять пристально взглянул ей в лицо.
        Невероятно - и, тем не менее, правда. Стоявшая перед ним модно разодетая особа, державшаяся с такой уверенностью, словно с пеленок жила во дворце, была та самая девица, которую он недавно спас от неминуемой смерти на дворцовом ристалище. Она как будто его не узнала; впрочем, он не был в этом уверен.
        Он вопросительно взглянул на ее отца, но подумал, что сообщение об уже состоявшейся ранее встрече с его дочерью пока следует отложить. Скорее всего, родители не подозревают о ее проделке. Несомненно, она рассердится, если он бестактно раскроет ее секрет.
        Королева Анна приветливо с ним заговорила. Крессида видела, что оба монарха относятся к графу как к другу. Он склонился над креслом королевы, без зазрения совести отпуская ей комплименты, и усталые глаза Анны засветились от удовольствия.
        Когда Греттонов, наконец, милостиво отпустили, и они возвратились в отведенные им покои, Крессида была молчалива. Ее отца явно переполняла радость оттого, что подразумевалось под этим свиданием.
        Король достаточно ясно дал понять, что с удовольствием одобрил бы брак Крессиды с графом. Почему? Она терялась в догадках. Этот человек по своему положению стоял намного выше ее. Итак, она может стать графиней! Однако же и эта мысль отнюдь не приглушила острого негодования.
        Сэр Дэниел обнял дочь, мать радостно ей улыбалась. Крессида знала, что должна быть благодарна. Граф молод, представителен, вероятно, богат и, надо полагать, значительная фигура в королевском Совете.
        Она покорно стояла, пока Алиса раздевала ее, готовя ко сну. Каким-то образом служанка прослышала о чести, какой вскоре удостоится ее питомица, и без умолку расписывала ей, какая чудесная жизнь предстоит Крессиде, когда она станет женой столь важной персоны.
        Крессида не мешала близким радоваться. И думала лишь о том, что же ей делать дальше. Как ей дать понять родителям, а самое главное - королю, что у нее нет ни малейшего желания стать графиней и жить так далеко от родных мест.
        Крессида лежала в темноте рядом с Алисой, мирно спавшей на низеньком ложе, и пыталась собрать воедино первые впечатления о графе.
        Он был совсем еще молодой, моложе короля, ему, вероятно, лет двадцать пять - двадцать шесть? Рядом с ним, таким высоким, когда он склонялся над ней, она чувствовала себя карлицей. Ей не хотелось разглядывать его, хотя он смотрел на нее во все глаза. У него были темные, слегка вьющиеся волосы до плеч; зачесанные назад, они открывали длинное, с высокими скулами лицо. Глаза были полуприкрыты тяжелыми веками, они показались ей сонными - впрочем, не тогда, когда он пристально изучал ее.
        Нет, красивым его не назовешь, хотя он хорошо сложен, гибок, мускулист, очень представителен. Она удивлялась: отчего граф не был еще женат? Может быть, он вдовец? Во всяком случае, ее об этом не поставили в известность. Ей вспомнились его глаза. Когда они прощались, эти глаза явственно подмигнули ей. Ее щеки вспыхнули. Если он принял ее за ребенка, которого следует успокаивать и наставлять, то он глубоко ошибся.
        И вдруг она так и подскочила, сев в постели; ее сердце бешено заколотилось. Эти глаза… и голос… Пресвятая Дева, да ведь он посмеивался над ней потому… потому, что всего несколько часов назад спас ее из-под копыт испугавшейся лошади там, на ристалище. Итак, он знает! А она была дерзка с ним… Так станет ли он и дальше хранить про себя такую забавную и весьма пикантную историю?
        Противостоять желанию отца выдать ее за этого человека, кажется, будет нелегко. Но может быть, она ему не понравилась? Ее поведение действительно должно было не слишком прийтись по вкусу тому, кто вознамерился сделать ее графиней. Она опять упала на подушки, с трудом переводя дух. Кажется, в этой истории вполне можно будет положиться на графа, и, в конце концов, все закончится к удовольствию самой Крессиды.


        ГЛАВА ТРЕТЬЯ
        Но все вышло не так, как она надеялась. В середине декабря Крессиду позвали к королю, чтобы в его присутствии она дала формальное согласие на обручение с Мартином, графом Рокситером. За минувшие недели были оговорены все условия брачного контракта. Сэр Дэниел пребывал в самом прекрасном расположении духа и с радостью согласился на все предложения.
        Он намеревался дать за дочерью великолепное приданое в обмен на счастье вскоре увидеть ее графиней, обладательницей всех привилегий, соответствовавших столь высокому положению, не говоря уж о том, как много выигрывал он сам, согласившись на брак, по-видимому королю весьма желанный.
        Мнение Крессиды, в сущности, не спрашивали. Мать в упоении щебетала о том, как они гордятся дочерью, так что упираться было бы просто бессмысленно. Что же касается отца, то, как ни горячо любил он ее и всячески баловал, Крессида прекрасно знала: на этот раз он будет непреклонен и потребует, чтобы она согласилась.
        Граф, судя по всему, против брака не возражал. Она редко видела его после того неприятного столкновения на ристалище, и происходило это всякий раз при родителях, а в нескольких случаях - в присутствии короля и королевы. Сэр Дэниел и леди Греттон никаких разговоров об этом не заводили, и Крессида рассудила, что граф решил сохранить ту историю в тайне. Только однажды она рискнула заговорить с ним об их первой встрече, когда на минутку оказалась с графом наедине на дворцовой площадке над рекой; Алиса, как всегда начеку, держалась на несколько шагов позади.
        - Милорд, - произнесла Крессида напряженным тоном и, заметно нервничая, - надеюсь, в тот день ни одна из лошадей не пострадала от моего внезапного вторжения на ристалище?
        Он немного замедлил шаг, его сонные глаза холодно посмотрели на нее.
        - А, вижу, вы узнали во мне того рыцаря, который подхватил вас столь бесцеремонно. Сожалею, если оскорбил ваши чувства, но должен сказать, что вам грозила серьезная опасность.
        Она опустила глаза.
        - Мне кажется, милорд, что вы не сказали об этом… ни моим родителям… ни королю.
        - Разумеется, нет. - Уголки его длинных губ дрогнули от сдерживаемого смеха. - Это должно остаться нашей тайной, мистрисс Крессида. Ведь вы хотели бы этого?
        - Да… о да, - быстро проговорила она. - То есть… я думаю, это огорчило бы маму…
        - И очень огорчило бы, не правда ли? Но ведь ничего порочащего вашу честь не произошло.
        Крессида посмотрела на него с вызовом. Она не сомневалась, что он смеется над ней, однако лицо его опять было абсолютно серьезно.
        - Вот именно, ничего, - сказала она резко. - Разумеется, вы не могли подумать, будто я пошла на площадку, чтобы…
        - …чтобы полюбоваться военными играми мужчин? - Его губы опять дрогнули. - О нет, конечно же, нет, мистрисс. Вы же сами объяснили, что просто заблудились в незнакомых вам переходах дворца.
        Девушка испытывала странную неловкость в его присутствии. Хотя она и знала, что ему всего двадцать три года, но отчетливо сознавала, что на самом деле он взрослее ее на целую вечность. Граф воспитывался в знатных домах, считался одним из самых доверенных рыцарей нынешнего короля, находился всегда с ним рядом еще там, на севере, а теперь и здесь, в насыщенной интригами атмосфере Вестминстера.
        Он вел себя неизменно любезно, даже с нею наедине, преувеличенно любезно, как будто она еще ребенок, которого принято баловать, а не женщина из плоти и крови. Да только, скорей всего, это сразу изменится, думала она со злостью, как только они обвенчаются и лягут в постель.
        Возможно, порадовав короля угодным ему браком, граф решит отослать ее в свое родовое поместье под Шрусбери, и она будет видеть его лишь от случая к случаю. Что ж, думала Крессида, во многих отношениях такая жизнь была бы для нее предпочтительней. По крайней мере, она вновь окажется в милых ее сердцу краях на границе с Уэльсом.
        Быстро, не глядя на него, она проговорила:
        - Благодарю вас, сэр, за тактичность. Я… я незнакома с жизнью дворца и не знаю, как это невинное приключение было бы здесь воспринято.
        На этот раз он откровенно рассмеялся вслух.
        - Уверяю вас, никто не подумает о вас сколько-нибудь дурно…
        - Но могут посмеяться надо мной, - сказала она вызывающе.
        Он медленно покачал головой.
        - Ни у кого не будет для этого повода. Впрочем, мистрисс Крессида, вы, как я понимаю, в состоянии поставить на место любого - будь то мужчина, женщина или ребенок, - кто осмелился бы посмеяться над вами.
        В его голосе ей опять послышалась поддразнивающая нотка. В бессильной ярости она сжала зубы и, сделав реверанс, ушла.

        Обручение состоялось семнадцатого декабря в церкви св. Стефана в присутствии короля и королевы. На Крессиде было платье из розового бархата, ей было тепло в нем, несмотря на лютый холод.
        Прежде чем принять руку Крессиды, граф спокойно произнес:
        - Позвольте мне, сэр Дэниел, задать мистрисс Крессиде два вопроса.
        - Разумеется, сэр, но моя дочь…
        - …знает свой долг. Я совершенно в этом уверен, сэр, и все же прошу вас об этой милости.
        Сэр Дэниел с тревогой бросил взгляд на жену, но та ободряюще ему улыбнулась. Рано утром она уже успела переговорить с Крессидой и взяла с нее обещание держаться во время церемонии как должно.
        Крессида подняла голову и несколько неуверенно посмотрела на графа, который, стоя с ней рядом, казался особенно высоким. До сих пор он лишь вскользь упоминал при ней о предстоящем обручении, и она считала, что он вполне удовлетворен. Но сейчас она не была в этом так уж уверена.
        - Во-первых, мистрисс Крессида, не занято ли ваше сердце кем-то другим?
        - Милорд, моя дочь очень молода. Она никогда не позволила бы…
        Граф опять поднял руку, жестом прервав негодующую реплику сэра Дэниела.
        - Позвольте ей самой ответить за себя. Несмотря на то, что ей всего шестнадцать лет, она могла бы сблизиться с кем-то, кого знала с детства. Я не желаю никакого принуждения.
        На мгновение перед Крессидой возник образ Хауэлла Проссера. Он действительно ей нравился. Было бы очень удобно связать свою жизнь с ним и остаться в тех самых местах, которые так ей дороги, и все же она никогда не смотрела на него как на возможного супруга. У Крессиды чуть порозовели щеки. Ведь только теперь она стала думать о мужчинах с этой точки зрения - то есть о том, чтобы разделить с кем-то стол и дом… и постель. Скоро этот человек окажется с нею связан навсегда, и будет решать, как ей жить.
        Она качнула головой и твердо ответила:
        - Нет, милорд, мое сердце свободно.
        И услышала, как отец за ее спиной издал глубокий вздох облегчения, но тут же затаил дыхание, с тревогой слушая второй вопрос графа:
        - Быть может, мистрисс Крессида, я вам по какой-либо причине стал неприятен?
        Крессида тоже замерла на миг и, проглотив в горле ком, подняла глаза и взглянула графу в лицо, которое не было сейчас ни сонным, ни ироничным.
        Непослушными губами она выговорила:
        - О нет, милорд. Да и отчего бы? Вы ничем не обидели меня.
        Граф коротко ей поклонился, взял ее холодную руку в свою и повернулся к ожидавшему их священнику.
        - В таком случае продолжим.
        Когда они выходили из церкви, и она ощущала на пальце непривычную тяжесть обручального кольца, он сказал ей, четко выговаривая каждое слово:
        - Я с нетерпением буду ждать свадебной церемонии, которая свяжет нас нерасторжимыми узами, Крессида. Конечно, я понимаю, что вам нужно хотя бы несколько недель, чтобы узнать меня лучше, но совсем скоро наступит Великий пост, запрещающий бракосочетания, так что мы должны пожениться до него.
        Она поспешно кивнула ему и отняла руку. Как всегда, она чувствовала себя скованно в его присутствии; глаза его опять стали сонными под полуопущенными веками, притягивая к себе ее взгляд - так глаза змеи притягивают кролика, принуждая его покорно ждать смерти. Отчего эта мысль пришла ей сейчас на ум? Она сказала, что не испытывает к нему неприязни или недоверия, но страх - это что-то совсем другое.
        А между тем граф Рокситер никогда, ни малейшим словом или жестом не давал ей повода бояться его, даже там, на ристалище. Нет, причина страха в ней самой - ей страшно оттого, что ее жизнь неумолимо меняется и детство ушло навсегда и что, обручившись с этим человеком, она добровольно приняла свою судьбу, ибо инстинктивно чувствовала: он этой церемонии не допустил бы, если бы она сказала
«да» в ответ на любой из его двух вопросов.
        Во время пира, последовавшего за обручением, граф проявлял к ней исключительное внимание, усердно потчевал всевозможными яствами, и она неожиданно для себя выпила больше сладкой мальвазии, чем за всю свою предыдущую жизнь. Однажды она бросила на него мимолетный взгляд и заметила странное выражение его лица, вызвавшее в ней недоброе предчувствие. А что, если и его принудили к этому браку против воли, по каким-то политическим мотивам?
        Но граф Рокситер был человеком непреклонным, к тому же влиятельной фигурой в королевском Совете. Это она уже успела понять, хотя еще и не обвыклась в придворных кругах. Никто не заставил бы его согласиться на неугодный ему брак. За нею давали значительное приданое. Не собрался ли он благодаря браку с нею пополнить свои сундуки? Однако она уже знала, что его собственные владения были достаточно велики, чтобы даже ее отец поглядывал на них не без зависти.
        Король приветливо им улыбался. Она понимала, что он сейчас торжествует, и на мгновение в ней вспыхнул гнев при мысли о том, что все эти сидевшие за столом знатные особы целиком зависят от его каприза.
        Как ни настроена была Крессида против короля, служба фрейлины при королеве Анне доставляла ей большое удовольствие. Ее обязанности оказались совсем необременительны, и Анна была ласкова, хотя и требовательна. Королева быстро уставала и страдала тяжелыми приступами кашля, которые совсем лишали ее сил.
        Было очевидно также, что мужа она обожает. Крессида часто ловила ее тоскливый взгляд, обращенный на короля, когда тот занимался делами; когда же его не было рядом с ней, она сидела, погрузившись в печаль. Старшие фрейлины горячо любили королеву, но дамы помоложе нередко сплетничали за ее спиной о том, что она слишком уж вялая и не способна подарить королю еще одного ребенка.
        На следующий день после обручения Крессида вместе с двумя другими дамами была занята в гардеробной: они разбирали и проветривали самые изысканные туалеты королевы для грядущих рождественских празднеств. Крессида время от времени выходила, чтобы вытрясти какое-нибудь платье на открытом воздухе, оставляя двух других дам наедине. И раз они не заметили, что она возвратилась, так как за приотворенной дверью гардеробной ее не было видно, и продолжали свой разговор. Крессида услышала вдруг, как леди Мэри Болтон говорит другой фрейлине:
        - …да она просто обязана родить ему ребенка.
        - Чему не бывать, тому не бывать, - прошептала в ответ леди Джоанна Скроуп. - На днях я слышала, как доктор Хоббс говорил с королем, и у обоих были чрезвычайно мрачные лица. Я уверена, она проживет недолго, бедняжка, хотя, по правде сказать, ее смерть дала бы королю возможность еще раз жениться и произвести на свет наследника.
        - Мой дядя утверждает, что король любит жену и сейчас, когда красота ее увяла. Если она умрет, для короля это станет тяжелым ударом. Он не захочет искать ей замену, даже ради блага королевства.
        - Люди женятся и по другим причинам, не только из любви, как вы знаете, - прошептала леди Джоанна. - Вчерашняя церемония всем нам показала это. Рокситер быстро позабыл о нежных чувствах к леди Элинор, чтобы жениться на этой крошке с монотонным уэльским говорком, а он ведь никак уж не может любить ее, и все это знают. Говорят, он потому только и согласился, что хотел угодить королю… к тому же, как я слышала, за нею дают большое приданое.
        Крессида с трудом перевела дух, уязвленная в самое сердце. До сих пор она не сознавала, что привязанность к ней королевы вызывает у других фрейлин недобрые чувства - ведь она во дворце совсем новенькая; конечно, кое-что позволяло догадаться о том и раньше, но на этот раз презрение в голосе леди Джоанны прозвучало слишком явно. Она чуть-чуть отступила назад, не желая показываться на глаза сплетницам до тех пор, пока не уверится, что выглядит совершенно спокойной.
        Вдруг Крессида испуганно обернулась: из коридора за ее спиной послышался ясный властный голос:
        - Я полагала, вы обе способны на нечто большее, чем стоять и болтать здесь, когда ее величеству требуются ваши услуги. Что же до акцента, леди Джоанна, то вы произносите гласные слишком открыто - это определенно показывает, что росли вы на широких просторах севера. Вы и сами прекрасно бы поняли это, если бы вместо глупой болтовни прислушались к собственному голосу. А теперь поспешите, вы обе. Вы нужны королеве, ступайте к ней.
        Появившаяся из коридора высокая и стройная женщина имела царственный вид, несмотря на то, что ее фиолетовое платье, когда-то роскошное, сейчас выглядело довольно потертым и поношенным, а шнуровка потускнела.
        Обе дамы, к которым она обращалась, торопливо положили одежду, которую держали в руках, и, повернувшись, склонились в глубоком реверансе.
        - Леди Элизабет, мы… мы не знали, - пробормотала леди Джоанна. - Королева приказала нам заняться этим…
        - Сейчас ей неможется, и она желает поскорее лечь на часок. Леди Мэри, возьмите полотенце и душистую воду, оботрите ее величеству лоб, а вы, Джоанна, тем временем приготовьте постель.
        Обе фрейлины опять низко поклонились, бросив при этом быстрый взгляд на Крессиду, и поспешили выполнить приказание.
        Крессида собралась, было присоединиться к ним, однако леди Элизабет удержала девушку, коснувшись ее рукава.
        - Мистрисс Греттон, вы останетесь со мной и поможете мне развесить платья. Леди Мэри и леди Джоанна прекрасно справятся и без вас.
        Крессида уже видела эту даму раз-другой при дворе, слышала, как отец шепотом рассказывал о ней матери. Это была леди Элизабет Плантагенет, старшая племянница короля, сестра лишенного престола юного короля Эдуарда V. Крессида, немного нервничая, сделала реверанс, когда принцесса прошла мимо нее в гардеробную, и последовала за ней, чтобы под присмотром принцессы развесить в шкафу тяжелые платья.
        Леди Элизабет, как и ее знаменитая мать, вдовствующая королева, которая сперва звалась Элизабет Вудвил, затем леди Грей, а потом стала супругой покойного короля Эдуарда IV, слыла истинной красавицей. У нее было сужающееся книзу, с правильными чертами лицо, хотя и ей достался немного великоватый, пожалуй, нос Плантагенетов.
        Принцесса зачесывала волосы назад, Крессида заметила лишь маленькую светлую, почти серебристую прядку, выбившуюся из-под бархатной ленты на лбу. Такими волосами славилась ее мать, и злые языки говорили, что из них-то и сплела она паутину, в которую поймала покойного короля. Принцесса устремила на Крессиду большие серые глаза и улыбнулась ей.
        - Не обращайте внимания на этих злючек. Вы выиграли приз, о котором мечтали все молодые леди двора, - Мартина Рокситера.
        - О! - Крессида даже несколько растерялась, поняв, что ей достался самый вожделенный из всех неженатых рыцарей. - Я… я не знала, что мой говор такой…
        - …такой певуче уэльский? - улыбаясь, договорила принцесса. - Уверяю вас, он очень мил. И поскольку он должен напоминать Рокситеру о его родных краях, ему он покажется именно таким.
        - Ваше высочество…
        - Сейчас я просто леди Элизабет, с тех пор как установлена незаконность детей короля, моего отца. Те, кто знает меня близко, называют просто леди Бесси.
        Крессида смешалась еще больше, но принцесса говорила о своем изменившемся положении так спокойно и беззлобно, что ответить ей и в самом деле было нечего.
        - Я приняла свое новое положение, - невозмутимо продолжала леди Элизабет, - и с тех пор, как мы покинули монастырь [Вдова Эдуарда IV с дочерьми после прихода к власти Ричарда III временно нашли убежище в Вестминстерском монастыре.] и вернулись ко двору, жизнь вновь стала гораздо приятнее, хотя я и знаю, что здешние дамы перешептываются за моей спиной точно так же, как перешептывались о вас, когда я застала их. Двор - особое место, здесь необходимо научиться сохранять хладнокровие. Со временем вы это освоите, тем более что скоро станете женой графа Рокситера и будете недоступны злословью.
        - Они… они говорили о леди Элинор. Она… это его бывшая возлюбленная?
        - Невеста. Она умерла, - прямо ответила принцесса. - Леди Элинор Модели и Мартин, граф Рокситер, собирались сочетаться браком этой осенью, но она заболела какой-то странной болезнью, и врачи не могли ее спасти. Мартин не появлялся во дворце несколько месяцев, блюдя траур по ней.
        Крессида тревожно нахмурилась. Если бы речь шла об оставленной любовнице, она с этим как-нибудь примирилась бы, но желанная невеста, память о которой может преследовать ее будущего супруга и впредь, - это гораздо серьезнее.
        - Мне никто ничего не сказал о ней, - медленно проговорила она. - Вчера вечером во время пира я заметила, что граф был очень печален, когда полагал, что на него никто не смотрит. Должно быть, он сильно любил ее.
        Принцесса вздохнула.
        - Думаю, так оно и было. Они дружили с детства. Не сомневаюсь, она оказалась бы отличной хозяйкой его дома, хотя кто знает, сколь глубоко он любил ее? Но в любом случае живое тянется к живому. И с уходом наших любимых все меняется.
        Она говорила спокойно, но Крессида поняла: принцесса все еще горевала из-за смерти отца и ужасной перемены, происшедшей в ее жизни.
        - Рокситер выбрал вас, и я не удивляюсь этому. Вы прелестны, Крессида Греттон, и это достаточная причина, чтобы подобные глупенькие девицы испытывали к вам ревность. Он богат, благороден. Я всегда относилась к нему с уважением. Вам повезло. Мы, женщины, должны покоряться судьбе, которую для нас избирают другие, и стараться распорядиться ею как можно лучше.
        Крессида кивнула.
        - Моя матушка говорила мне то же самое.
        Принцесса весело рассмеялась.
        - Если я заговорила уже, как говорят матушки, значит, и в самом деле наболело.
        Приготовления к рождественским празднествам скоро закипели вовсю, и у Крессиды не оставалось ни одной свободной минутки. Она с радостью обнаружила, что многие обычаи, которые она так любила в Греттоне, соблюдаются и здесь, в Вестминстере.
        Во дворец принесли праздничные рождественские поленья, во всех официальных и представительских апартаментах появились падубовые и лавровые ветки. Фрейлины королевы озорно пересмеивались, поглядывая на развешанные ветки омелы - откровенный призыв к поцелуям [Святочная традиция в Англии: оказавшись под ветками омелы, положено целоваться.] . Священники не одобряли подобные языческие обычаи, но в эти радостные дни старались их не замечать. Даже король и королева, известные строгим соблюдением религиозных обрядов, куда более набожные, чем покойный король Эдуард, закрывали на все глаза и не мешали всеобщему веселью.
        Весь дворцовый люд был занят подновлением парадных туалетов для предстоящих двенадцатидневных празднеств. Крессида была от души благодарна матери, настоявшей, чтобы перед поездкой в Лондон тщательно подготовили гардероб дочери, по крайней мере, она теперь знала, что ее наряды далеко не хуже других.
        Ее дружба с леди Элизабет становилась все теснее. Крессиду глубоко оскорбили подслушанные пересуды, и доброта принцессы стала поистине бальзамом для ее души. С помощью Элизабет она теперь узнавала кое-кого из самых важных лиц королевства, и, хотя тема о недавней узурпации трона не возникала ни разу, Крессиде было известно о подспудных изменнических речах, не смолкавших в комнатах и коридорах дворца.
        Во время бесед с леди Элизабет она ни разу не осмелилась заговорить о судьбе двух юных принцев, братьев принцессы. Ей казалась несколько странной непринужденность, с какой держалась принцесса в присутствии короля, но это же и вселяло в нее надежду на лучшее.
        При дворе и в народе о здоровье королевы ходили тревожные слухи. Знала об этом и сама Анна и потому решила пресечь их хотя бы отчасти, появившись на празднествах во всем блеске и величии.
        Она призвала к себе леди Элизабет, чтобы та помогла ей выбрать самые роскошные наряды и драгоценности. Элизабет неотлучно находилась теперь при королеве, своей тетке, и Крессида, видя их рядом, поражалась резкому контрасту между ними. И та, и другая унаследовали светлые волосы и белую кожу статных Невиллей, но в то время как Элизабет вся сияла, словно маяк, бессилие и слабость королевы казались еще более очевидными, несмотря на ее мужественные старания выглядеть молодой и оживленной.
        Однажды Крессида заметила, что граф Рокситер пристально смотрит на их склоненные над новыми образцами бархата головы - королева советовалась с племянницей, прежде чем окончательно остановить на чем-то свой выбор. Взгляд Рокситера сделался грозен, его темные глаза выражали явное неодобрение.
        Крессида поспешно сказала:
        - Леди Элизабет очень помогает во всем королеве, она всегда внимательна и ласкова с ней.
        - В самом деле? - возразил он почти грубо. - Что ж, думаю, для леди Элизабет весьма приятно вновь оказаться при дворе после нескольких месяцев одиночества.
        - Король постоянно выражает ей свою благодарность за ее преданную заботу о королеве.
        Граф устремил тяжелый взгляд на Крессиду.
        - Да, я это заметил. Лучше бы он нашел ей мужа… и поскорее.
        Крессида глубоко задумалась. В самом деле, принцесса уже перешагнула тот возраст, когда большинство девушек выходит замуж. Она знала, что прежде принцессу прочили за дофина Франции, но из этого союза ничего не вышло. Теперь же она осталась без денег и полностью зависела от своего дяди.
        Несмотря на то что королева, ее мать, после коронования Ричарда III укрылась с детьми в Вестминстерском аббатстве и долго отвергала все требования передать второго сына, Ричарда Йоркского, на попечение дяди - проявив, таким образом, страх и недоверие к новому королю, - пока ее не заставили так поступить, она в конце концов все же покинула убежище вместе с дочерьми, по-видимому примирившаяся с судьбой, и Ричард встретил ее хорошо, обещал устроить достойные браки ее молоденьким дочерям, старшую же, Элизабет, подчеркнуто привечали при дворе.
        Неудивительно, что она рада служить своей тетушке и не скрывает привязанности и благодарности к королю. Тем не менее, Рокситер относится к ней подозрительно. Почему? Каким образом эта беззащитная девушка могла повредить делу короля?
        Такого блеска, с каким праздновалось Рождество 1484 года, Крессида все-таки не ожидала. Задолго до начала торжеств дворец бурлил и волновался, но действительность превзошла все ожидания.
        Крессида сидела с родителями и Рокситером совсем близко от королевского стола, где Ричард и Анна восседали под государственным стягом. Монаршая чета была облачена в великолепные одежды, отороченные мехом и расшитые драгоценными камнями, и Анна изо всех сил старалась казаться веселой, хотя сердце ее все еще томилось по умершему сыну.
        В течение всех двенадцати дней длилось нескончаемое застолье, блюда подавались одно за другим. Похоже, король решил показать всему двору и простонародью, что никакие слухи из Франции о намерениях Генриха Тюдора отвоевать английский трон его нисколько не тревожат.
        Нареченный жених без устали ублажал Крессиду всевозможными яствами: щукой под восхитительными соусами, ростбифом из оленины, заливным линем, кроликом, язычками жаворонков и в заключение самыми разными сладостями. Изысканнейшие изделия из витого сахара и марципана поражали взгляд - великолепные замки и галеоны, птицы и звери, и, прежде всего личный символ короля - белый вепрь, гордо красовавшийся на королевском столе. Хотя Крессида начинала привыкать к пряным яствам роскошного королевского застолья, это изобилие казалось ей чрезмерным, и с каждым следующим пиршеством она все больше мечтала о какой-нибудь самой простой пище.
        Все это время на галерее играли менестрели на флейтах, флажолетах и лютнях. Ведь король объявил во всеуслышание, что намерен покровительствовать искусствам, и всегда держал при себе группу музыкантов. Когда столы были отодвинуты, шарманки, трубы и волынки заиграли танцевальную музыку.
        Крессида с увлечением смотрела, как король, сойдя с трона, повел принцессу Элизабет танцевать. Они танцевали хорошо, грациозно выполняя все сложные фигуры, и, когда танец кончился, им аплодировали от души. Элизабет радостно смеялась, порозовев от напряжения.
        Крессида как-то слышала, что король немного покалечен - злые языки утверждали, что он и вовсе калека, - но она видела своими глазами, и не сейчас только, а гораздо раньше, что все это попросту ложь. Говорили, что он горбат, но и это никак не походило на правду. Действительно, одно плечо у него чуть возвышалось над другим, но совсем немного, не больше, чем у других мужчин, которым приходится орудовать мечом и секирой, отчего мускулы на одной руке и плече всегда более развиты.
        Сейчас она видела, что он ловок в танце, легок на ногу, без труда поднимал высоко в воздух свою партнершу; одним словом, все это, вместе взятое, сводило на нет глупые сплетни. Королева аплодировала им вместе со всеми, но сама не принимала участия в танцах. Крессида, которая всего лишь несколько часов назад видела ее в постели, обессиленную и задыхающуюся от кашля, прекрасно понимала, что подобные увеселения уже не для нее; но все же Анна поднялась и вместе с Ричардом величественно вышла на балкон дворца, где состоялась церемония ношения короны, и милостиво выслушала шумные веселые аплодисменты и добродушно-шутливые советы толпы поскорей подарить королю другого наследника. Увы, Крессида слишком хорошо знала, что этим пожеланиям, скорей всего, не суждено сбыться.
        Она повернулась к своему жениху, который также смотрел, как танцевали король и леди Элизабет.
        - Король прекрасно танцует, - тихо проговорила она. - Приятно видеть его таким довольным - ведь для него это отдых от множества государственных забот.
        Рокситер кивнул. Казалось, в этот вечер он был не так озабочен близостью принцессы к королевской чете, а если и был, то не желал показывать этого.
        Он обернулся к ее отцу.
        - Вы разрешите мне, сэр Дэниел, пригласить на танец мою невесту?
        Рука Крессиды, державшая бокал, дрогнула. Ей уже доводилось танцевать во дворце, но сегодня здесь столько народу! Она сомневалась, что с честью выйдет из испытания.
        Сэр Дэниел широко заулыбался и с готовностью дал согласие; леди Греттон ласково улыбнулась дочери.
        - Конечно, дорогая. Ступай же повеселись хорошенько.
        Крессида встала и взяла руку, предложенную графом. Выходя в центр зала, она заметила двух своих недавних мучительниц, которые наблюдали за ней с жадным любопытством.
        Как она и ожидала, граф танцевал отлично. Она уже знала из разговоров вокруг нее за последние дни, что он все делает хорошо. Фрейлины королевы относились к нему с симпатией за его неизменную любезность и добродушие. Должно быть, холодно усмехнувшись, подумала Крессида, никто, кроме нее, не видел его в минуты гнева, как это было на ристалище или когда он так несправедливо сердился на принцессу Элизабет из-за ее постоянного присутствия во дворце.
        Она слышала и о том, что в рыцарских поединках он также отличается ловкостью. Что ж, в этом нет ничего удивительного, думала она отстраненно, ведь он немало времени посвящает воинским играм. Куда больше изумляла девушку его всеми восхваляемая доблесть на поле битвы. Именно в сражениях у шотландской границы он и завоевал горячую дружбу короля.
        Крессида почему-то не представляла себе своего суженого храбрым воином. Его сонный взгляд внушил ей ошибочное представление о его натуре. Она считала, что он слишком любит роскошь, чтобы смириться с суровыми испытаниями войны, предпочитая им опасность поединка, когда ставка больше, чем возможная потеря коня или доспехов.
        Леди Элизабет говорила ей, что дамы из окружения королевы завидуют ее удаче, тому, что она получила руку всеобщего любимца, самого богатого холостого мужчины при дворе. Сейчас она чувствовала на себе множество устремленных на нее глаз, тайно желавших, чтобы она оказалась неловкой в танце и даже споткнулась о собственное платье. В конце концов, она всего-навсего деревенская простушка, совсем недавно появившаяся в городе.
        Менестрели заиграли веселую мелодию, и граф умело, как и все, что он делал, повел ее, ободряюще улыбаясь с высоты своего роста. Он чувствовал, что ее пальцы, лежавшие на его ладони, холодны как лед, а сердце бешено колотится от волнения, однако танец был такой стремительный, что ей поневоле пришлось полностью сосредоточиться на его фигурах.
        Он повел ее вдоль длинной шеренги танцующих, ловко кружа вокруг себя, потом его руки, сильные и надежные, обхватили ее за талию, он высоко поднял ее в воздух, а затем, смеясь, бережно поставил на пол. Огромный зал с его живописной толпой кружился у нее перед глазами, когда он вновь увлек ее вперед, виртуозно выполняя одну фигуру за другой, пока музыка не умолкла, и они не остановились, задыхаясь и торжествуя.
        Он поклонился ей и, выведя из круга танцоров, повел к боковой скамье, под ярко пылавший факел.
        - Подождите меня здесь, я принесу вам бокал вина. В зале становится слишком жарко. - Он огляделся с усмешкой. - Пир в самом разгаре, многие упились и вовсю сквернословят. Боюсь, ваша матушка скоро пожелает увести вас отсюда.
        Когда он вернулся с бокалом вина, она уже отдышалась и с благодарностью отпила глоток.
        - Спасибо, хотя я, кажется, выпила сегодня больше, чем следовало.
        - Чтобы набраться храбрости?
        Она вскинула на него глаза, неприятно удивленная его полушутливым вызовом, и быстро опустила их.
        - Да, вероятно, вы правы, сэр.
        - Вы, кажется мне, слишком взволнованы нынче. Отчего, Крессида? Уверяю вас, решительно все восхищаются вами.
        - Не думаю, что это так. Многие фрейлины считают меня ужасно провинциальной. Они часто посмеиваются над моим говором.
        Он стоял, возвышаясь над нею, и упивался волшебной красотой своей невесты. В тот вечер на ней было небесно-голубое парчовое платье, завитки восхитительных белокурых волос выбились из-под геннина и отбрасывали розовый отблеск на нежные щеки. То, что Крессиде приходится слышать ехидные замечания в свой адрес, его не удивляло. Какая девица в этом зале могла бы надеяться на победу, какая из них могла бы выдержать сравнение с ее неземной красотой?
        - Я не имел в виду присутствующих здесь дам, - отозвался он сухо.
        - О! - Она сама удивлялась собственному смущению. В обществе Хауэлла она никогда не чувствовала себя такой безнадежно глупой и неловкой, но ведь он никогда и не говорил ей столь неискренних комплиментов, от которых ей становилось не по себе.
        - Не прячьте глаза от меня. Вы моя невеста, и я горд честью танцевать с вами, заявляя перед всем светом, что скоро вы станете действительно моей.
        Чуть прикрытый намек на то, что должно последовать за брачной церемонией, вновь заставил ее вспыхнуть, и она поспешила отвернуться, беспокойно отыскивая глазами родителей.
        Он добродушно рассмеялся.
        - Вам не придется бояться меня, Крессида, клянусь вам.
        - Я никого не боюсь, сэр, - решительно объявила она, вновь становясь той Крессидой, которая так заносчиво возражала ему при первой их встрече.
        Он опять засмеялся.
        - Ну конечно. Я и не думал, чтобы вы кого-нибудь боялись, будь то мужчина или женщина… кроме, может быть, вас самих.
        - Не понимаю, о чем вы, сэр! - Теперь ее необыкновенные фиалковые глаза смотрели ему прямо в лицо.
        - Мне думается, все девушки с некоторой тревогой думают о том… о том, что еще неведомо.
        Он произнес это очень ласково, а ее твердо сжатые губы приоткрылись, и она так беспечно улыбнулась, что у него перевернулось сердце. Как она по-детски ранима и как хочет, чтобы никто не проведал об этом!
        Крессида опять искала глазами родителей; он задержал на минуту ее пальцы в руке, желая ободрить, словно ребенка, взывающего о помощи.
        - Я буду бережным с вами, я дам вам возможность получше узнать меня и лишь затем предъявлю свои права. По-моему, вам лучше остаться на некоторое время при дворе в распоряжении королевы. У меня есть свои обязанности в королевском Совете, но позднее, если вы пожелаете, мы ненадолго уедем в наше поместье на уэльской границе и сможем часто навещать ваших родителей.
        У нее вырвался вздох облегчения. Ведь она знала, что многие молодые женщины, выйдя замуж, были совершенно отлучены от своих родных и близких, и втайне боялась, что и ее ждет такое будущее. Между тем она всей душой любила дом в Греттоне и знала, что ее сердце разобьется, если ей не удастся посещать его как можно чаще.
        Этот человек, который вскоре получит право приказывать ей, был, по-видимому, добр. Все, от короля до леди Элизабет, твердили, что ей выпала большая удача. Но тогда почему ее томит странное предчувствие, что он не таков, каким представляется на первый взгляд; что, если она не проявит уступчивости, он окажется настоящим тираном? Какая буря поднялась в ее груди, когда он обхватил руками ее талию во время танца и потом, когда он подал ей бокал вина, и пальцы их соприкоснулись!
        Она заставила себя храбро улыбнуться ему.
        - Вы очень добры, сэр. Ваши слова меня в том убеждают. Я надеюсь… что сумею быть вам… приятной, как вы того заслуживаете.
        Углы его рта странно искривились.
        - Отчего мне показалось, что в этом ответе больше политики, чем искреннего чувства?
        - Мне известен мой долг, и…
        - …и вы намерены исполнять его неукоснительно, дабы заслужить мое одобрение. Нет, моя Крессида, я не хочу иметь вместо жены робкого мышонка.
        Он забрал пустой бокал из ее безжизненных пальцев и помог ей подняться. Не прошло и нескольких секунд, как он предоставил ее заботам матери и, быстро отойдя, внимательно склонился к подлокотнику кресла, в котором сидела смертельно уставшая королева.
        Рождественские празднества продолжались до самого кануна Крещения, со всеми традиционными играми и развлечениями.
        Однажды вечером труппа мимов разыгрывала пьесу о «Сэре Гоуейне и Зеленом Рыцаре»
[Одна из легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.] . Крессида сидела между отцом и графом Рокситером и заранее дрожала от страха, что вот сейчас сэр Гоуейн одним мощным ударом меча обезглавит Зеленого Рыцаря. Когда актер наклонился, чтобы поднять с подмостков набитую соломой голову, только что слетевшую с покачивавшихся
«плечей», граф, от души веселясь, повернулся к ней, но тут же встревожился, заметив, как она побледнела.
        - Крессида, вы расстроены? Я полагал, эта история вам давно известна и последняя сцена не явилась для вас неожиданностью. Зеленый Рыцарь олицетворяет умирающую зиму, а сэр Гоуейн - пробуждающиеся силы весны.
        - Нет, нет, - покачала она головой, - конечно, эту историю я знаю, но мне никогда раньше не доводилось видеть ее на сцене. Это… это напомнило мне о подлинных казнях. И на минуту у меня кровь застыла в жилах.
        Услышав необдуманные слова Крессиды, ее отец нахмурился.
        - Помолчи, Крессида. Вестминстер не место для разговоров о казнях, - прошептал он чуть слышно, покосившись при этом на короля.
        Ричард сидел совсем близко, громко хохоча над непристойными выходками героя, сэра Гоуейна, когда тот разыскивал повсюду дряхлого Зеленого Рыцаря, а затем, верный своей клятве, храбро стоял перед ним, ожидая, когда тот обрушит ответный удар на его голову.
        Дрожь опять охватила Крессиду; она думала о том, какое страшное место - королевский дворец, даже сейчас, в эти рождественские дни, несмотря на видимость веселья. Всего несколько месяцев назад в Тиберне умер ужасной смертью Коллингбурн из-за того, что посмел написать оскорбительные стишки о короле и его ближайших советниках, а кузен короля, Георг Букингем, был обезглавлен на рыночной площади в Салисбери после неудавшегося мятежа 1483 года.
        Там, в своем Греттоне, она чувствовала себя такой бесконечно далекой от этих ужасных событий… Но вскоре, став женою Рокситера, она вынуждена будет жить среди людей, которые служили своему сюзерену с преступлением в сердце и улыбкою на губах.
        Ей хотелось бы знать, так ли предан королю Мартин Рокситер, как это кажется. Могла ли и она безвинно оказаться замешанной в подобных хитросплетениях? Эта мысль привела ее в ужас. Вновь она всем сердцем желала вернуться живой-невредимой в Греттон после всех этих празднеств и жить там бестревожно, вдали от опасностей и гнусных интриг.
        Канун Крещения должен был стать кульминацией празднеств. Королева оделась с особенным тщанием и старалась весело шутить с суетившимися вокруг нее фрейлинами, которые ее наряжали для заключительного официального действа. Крессида думала про себя, что Анна, должно быть, ждет не дождется, когда собравшиеся на Рождество знатные лорды с супругами разъедутся, наконец, по своим поместьям и она отдохнет хоть немного после всей этой кутерьмы.
        Отступив слегка назад вместе с другими фрейлинами, чтобы оценить результаты усердной работы, Крессида убедилась, что их усилия были не напрасны. Королева выглядела великолепно. Пурпурная с золотом ткань ее платья - рождественский подарок короля - была заткана солнцами и розами. Мантия из белого бархата, наброшенная поверх него, была оторочена соболем и расшита жемчугами.
        Золотистые волосы королевы свободно лежали на плечах под золотой короной, и, когда король галантно явился в апартаменты королевы, чтобы сопровождать ее в парадный зал, Крессида заметила, как его зеленовато-серые глаза вспыхнули торжеством и любовью при виде жены. В этот вечер она и в самом деле выглядела как новобрачная, обожаемая своим супругом.
        Ричард склонился к ее руке и поцеловал в ладонь.
        - Вы так прекрасны! Ни одна женщина не сравнится с вами сегодня, моя Анна!
        Он откровенно восхищался женой, совершенно не замечая, казалось, наблюдавших за ним фрейлин.
        Анна мило улыбнулась ему.
        - Вы и сами прекрасно выглядите, милорд.
        Король также был при полном параде соответственно случаю; облаченный в алый бархатный камзол, он надел поверх него золотое ожерелье Йорков, которое поблескивало в свете свечей, а рубиновые глаза висевшего на нем геральдического вепря сверкали точно живые.
        В этот вечер в парадном зале было еще многолюднее, чем всегда, и Крессида буквально задыхалась от шума и жирных, пряных запахов умопомрачительных яств. За последние дни она по горло насытилась подобной пищей и с благодарностью удовольствовалась бы чем-нибудь попроще. Рокситер, казалось, был того же мнения, ибо ел он мало, хотя старательно накладывал ей на тарелку самые лакомые кусочки.
        Между тем гости разгулялись уже не на шутку, забывая о пристойности, словно желая в полной мере насладиться последним праздничным пиршеством за королевский счет. Все это время королева в своем роскошном наряде сидела рядом с Ричардом, пока придворный люд раболепно возглашал им обоим пышные здравицы.
        Пир уже близился к концу, когда управитель двора объявил о появлении леди Элизабет Плантагенет. Крессида вытянула шею, чтобы видеть своего друга - принцесса как раз подходила к королевскому столу. Последние несколько дней Элизабет не появлялась в королевских апартаментах, и Крессида лишь три дня тому назад мельком перекинулась с нею словечком на дворцовой площадке, так как спешила вернуться к королеве.
        Внезапно в зале наступила тишина, замер смех и многоголосый говор. Крессида не сразу разглядела племянницу короля за спинами тех, кто оказался между нею и королевским столом. Она почувствовала, как сидящий рядом с нею Рокситер тяжело задышал, и, обернувшись, увидела его искаженное гневом лицо.
        Остановившись перед королевской четой, ее дядей и тетей, Элизабет сделала еще шаг, и Крессида, наконец, увидев ее, тоже сдавленно ахнула, неприятно пораженная.
        Как только леди Элизабет, склонившаяся в глубоком реверансе, выпрямилась, Крессида тотчас поняла, что послужило причиной внезапной тишины, воцарившейся вдруг в этом многолюдном сборище.
        Туалет леди Элизабет представлял собой точную копию туалета королевы. Правда, пурпурная парча платья была не столь тонка, как у королевы Анны, но покрой его и накидка из белого бархата, отороченная соболем, были почти неотличимы. Анну украшали жемчуга, а Элизабет - хрустальные подвески, сверкавшие в свете факелов.
        Но еще более чем полное тождество нарядов двух царственных особ, присутствовавших поразил непреложный факт: юность и жизнерадостность Элизабет являли собою разительный контраст с внезапно побледневшей королевой, устало поникшей в кресле. Казалось, солнечный луч, ворвавшийся в зал, мгновенно затмил красу луны.
        Как внезапно смолкли ошеломленные гости, так же внезапно парадный зал вновь наполнился веселым гомоном, когда король поклонился юной красавице и пригласил ее занять место за королевским столом рядом с собой; и опять, оказавшись подле королевы, на глазах теряющей силы, племянница лишь подчеркнула, сколь велика разница между ними, несмотря на сходство наряда.
        Крессида тайком бросила взгляд на своего жениха и поняла, что он наблюдает короткую сцену за королевским столом с напряженным вниманием. Вскоре зал освободили от пиршественных столов, и начались танцы. Крессида скорей угадала, чем услышала коварные перешептывания, когда король вывел свою очаровательную племянницу на середину. Анна же осталась спокойно сидеть в своем кресле, по-видимому с удовольствием наблюдая за танцорами и время от времени отпивая глоток вина из инкрустированного драгоценными камнями бокала; однако Крессида видела, что другой рукой она судорожно сжимает украшенный резьбой подлокотник.
        Неожиданно Рокситер встал и, повернувшись к Крессиде, повелительно протянул ей руку, приглашая к танцу. Лицо его было хмуро. Он даже не обратился к ее отцу, чтобы испросить разрешения, как поступал всегда.
        В этот вечер Крессиду слишком тревожило мрачное выражение лица ее нареченного, чтобы беспокоиться еще и о том, достаточно ли хорошо она танцует. Они ловко выполняли самые сложные фигуры танца - главным образом благодаря графу, умело руководившему ею. Крессида не удивилась, но и не почувствовала облегчения, когда он повел ее к двери.
        Она озабоченно обернулась, ища глазами родителей, потом бросила взгляд на кучку слуг, среди которых находилась и Алиса, о чем-то шептавшаяся с расфуфыренной и весьма объемистой дамой средних лет.
        Рокситер нетерпеливо схватил Крессиду за запястье, увлекая в коридор, и она подумала, что у нее непременно появится на этом месте синяк.
        - Куда мы идем? - задыхаясь, выговорила девушка. - Нам не следует покидать общество без моей служанки. Я кликну Алису…
        - В этом нет никакой нужды, - сказал он спокойно. - Ведь вы моя невеста. Никому не придет в голову судачить о нас. А, кроме того, мы удалимся совсем ненадолго. Я хочу поговорить с вами, причем наедине.
        Волей-неволей ей пришлось пройти вслед за ним еще несколько ярдов по коридору. По-прежнему крепко держа Крессиду за руку, Рокситер ввел ее в какую-то комнату. Канделябр напротив двери осветил небольшое помещение, где не было ничего, кроме стола, двух кресел и табурета. Ни коврика на полу, ни гобеленов на стенах - одним словом, ни малейшего намека на уют. Было ясно, что комната использовалась исключительно в деловых целях - вероятно, здесь работал какой-нибудь писарь или секретарь из окружения короля.
        Рокситер зажег две свечи с помощью трута и кремня, лежавших наготове, захлопнул дверь и задвинул тяжелый засов. Затем указал на кресло возле стола.
        - Сядьте, Крессида.
        С надутым видом она повиновалась, не без тревоги озираясь вокруг. Она не могла избавиться от мысли, что помещение это используется для допросов, и, хотя ничто не свидетельствовало здесь о пристрастных методах дознания, ей все-таки стало не по себе.
        Рокситер же, по-видимому, чувствовал себя здесь как дома. Он сел за стол напротив нее и внимательно посмотрел ей в лицо. Вдруг его сонно полуопущенные веки широко распахнулись, открыв темные требовательные глаза.
        - Итак, леди Элизабет, - процедил он холодно. - Когда вы последний раз говорили с нею?
        - Что? - Крессида посмотрела на графа с недоумением.
        Значит, вот что его так взвинтило? По какой-то причине он не жаловал леди Элизабет и даже сказал однажды, что лучше бы ей держаться подальше от двора, но все-таки он не мог ни повлиять на столь важную особу, как принцесса Элизабет, ни воспрепятствовать общению с ней Крессиды. Она закусила губу и сердито вскинула подбородок.
        - Я вас решительно не понимаю. Зачем вы увели меня из зала? Моя мама, верно, беспокоится…
        - Не думаю. Она видела, что вы со мной. А теперь не уклоняйтесь от ответа, Крессида. Когда вы говорили с леди Элизабет о том, какой туалет избрала королева для нынешнего вечера?
        Губы Крессиды раскрылись от неожиданности.
        - Вы считаете меня виновницей того… Я понимаю, это вышло неудачно, что она… что принцесса явилась в туалете, так похожем на туалет королевы, но…
        - Неудачно? Нет, это сделано специально, - сказал Рокситер резко, - и я желаю знать, не вы ли дали знать упомянутой леди, что намерена была надеть королева. Отвечайте же!
        Голубые глаза Крессиды широко распахнулись.
        - Сознательно? О нет, никто не стал бы… - И вдруг она вскипела: - Какая чепуха! И как вы смеете допрашивать меня в таком тоне?..
        Он перегнулся через стол и вновь схватил ее все еще ноющее запястье так, что она сморщилась от боли.
        - Крессида, ответьте: вы описывали или не описывали леди Элизабет, какое платье будет на королеве в эту крещенскую ночь?
        Теперь ее сердце гулко билось о ребра. Обычно добродушное, лицо графа внезапно совершенно изменилось, и она поняла, что этот человек и в самом деле способен оказаться чрезвычайно опасным врагом.
        - Да, - призналась она, наконец, сдавленным голосом. - Ткань так прекрасна, и мы ею восхищались… Это рождественский подарок короля, но…
        - Она спрашивала вас об этом?
        - Да…
        - Когда и где?
        - Она… она несколько дней не появлялась в покоях королевы. Я… я думала, уж не заболела ли она… и вдруг увидела ее на площадке над рекой… и мы поговорили…
        Она с трудом проглотила комок в горле, смутно встревоженная холодным выражением непроницаемых темных глаз, пристально смотревших на нее.
        - Да, мы действительно говорили о планах на последний рождественский вечер. Она спросила, что я собираюсь надеть, и… и потом спросила, как здоровье королевы и… и какой на ней будет… - Голос Крессиды жалобно сник. - Я не думала, что это секрет. Ведь принцесса - племянница королевы и…
        Он резко отпустил ее запястье, откинулся в кресле и, нахмурясь, раздраженно выбивал пальцами дробь на лакированной столешнице.
        Она молча ждала, не зная, как поступить. Постепенно чувство оскорбленного самолюбия взяло верх над смутным страхом, которому она было поддалась. Какое право он имеет указывать ей, что она должна говорить и чего не должна?! Никаких неблагоразумных речей она не вела, про короля ни одного худого слова не сказала…
        - Это все, о чем вы желали поговорить со мной? - произнесла она внезапно. - Если так, я хотела бы вернуться к моим родителям. Если вам интересно мое мнение, то все это - буря в стакане воды. Когда одна дама появляется на празднике в таком же наряде, как другая, это, конечно, неловко, но и страшного ничего нет! - Она сжала губы, не скрывая гнева за несправедливые попреки. - Королева не брала с нас клятву хранить тайну.
        - Вероятно, она полагала, что в этом нет надобности, - проговорил он устало. - Никто, кроме Элизабет, не посмел бы так поступить.
        - Отчего вы так сердитесь? Конечно, королева вправе огорчаться из-за этого, но…
        - Неважно, - поспешно перебил он ее. - Как вы сказали, мне следует проводить вас обратно в парадный зал, однако… - Он встал с кресла и наклонился над столом, упершись в него руками. - Выслушайте меня внимательно. Скоро вы станете моей женой и, надеюсь, будете мне послушны. Отныне вы не должны беседовать с леди Элизабет наедине.
        Крессида побледнела от гнева.
        - Леди Элизабет была удивительно добра ко мне, не то, что другие фрейлины. Я дорожу ее дружбой. Она относится ко мне с уважением. Вы не имеете права…
        - Я имею все права, - резко перебил он ее. - Я занимаю официальный пост в окружении короля… Впрочем, не стоит говорить об этом. Как будущий супруг ваш, я вправе сказать, с кем вам надлежит поддерживать знакомство, а с кем нет. Разумеется, вы будете вежливы с принцессой, это ваша обязанность, но никаких доверительных разговоров с ней! Вы меня поняли?
        Она неохотно кивнула и, как только он убрал свои руки со стола и выпрямился, встала.
        - При дворе происходят события, которых вы не понимаете, Крессида. Вам это представляется мелочью, но на самом деле сегодня вечером было совершено недоброе дело, к тому же при вашем участии - хотя и невольном, разумеется. Послушайтесь меня, Крессида. Постарайтесь, как можно реже видеться с леди Элизабет. Вас использовали, и это может обернуться для вас бедой… и для других тоже.
        Она перевела дух, опять вскинула на него широко распахнутые глаза - ей так хотелось, чтобы он понял.
        - Я никогда бы сознательно не обидела королеву, - прошептала она, наконец. - Знаю, это выглядело… я хочу сказать, когда мы все увидели их вместе…
        - Вот именно, - поспешил подтвердить он. - Вижу, вы начинаете понимать. Королева больна. Ей нужна вся наша любовь и забота. Ее необходимо оберегать от злых языков, от сплетен. Вы должны дорожить ее доверием. - Он вздохнул. - Вы еще совсем дитя. Мне следует научиться быть с вами более терпеливым.
        Он отодвинул засов на двери и повернулся, чтобы погасить свечи. Крессида чувствовала невыразимое облегчение оттого, что, наконец, ей можно покинуть эту комнату, но в то же время и нарастающее раздражение из-за его покровительственного тона. Когда он, вновь превратившись в любезного кавалера, отвесил ей поклон, она в ответ лишь склонила голову с обиженным видом и молча разрешила проводить себя по коридору в парадный зал, откуда по-прежнему доносился гул голосов и громкий смех.


        ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
        - Я не могу выйти за него замуж. Я не хочу быть его женой!
        Крессида стояла перед родителями в своей маленькой комнатке, ее голос звучал почти истерически, в нем звенели непролитые слезы.
        Сэр Дэниел и леди Греттон беспомощно повернулись к Алисе, с замкнутым лицом прислонившейся к двери. Они неожиданно были вызваны Алисой и, не мешкая, пришли в комнату дочери. Но теперь Алиса молчала и лишь пожала плечами, столь же беспомощная, как они. Она перевела глаза на свою юную госпожу, стоявшую посреди комнаты и выглядевшую глубоко несчастной - еще дитя, Крессида, тем не менее, воинственно вздернула подбородок с самым решительным и вызывающим видом.
        - Может быть, ты скажешь, что с ней такое, Алиса? - Леди Греттон казалась совершенно сбитой с толку.
        - Не знаю, миледи. Мистрис Крессида была вроде как в раздражении, когда мы вышли из парадного зала, а потом, когда мы пришли сюда, и я стала раздевать ее, она вдруг расплакалась. Я ничего не могла из нее вытянуть, ну и, в конце концов, решила послать за вами.
        Сэр Дэниел нетерпеливо махнул обеим женщинам, приказывая замолчать. Он сел на край постели Крессиды и скрестил руки.
        - А ну-ка, девочка, что это за глупости? Значит, ты не желаешь стать женой графа Рокситера? Но почему? Ты вместе с ним выходила из зала. Он что же, был груб с тобой, оскорбил?
        Леди Греттон сердито шагнула вперед, но он опять знаком приказал ей оставаться на месте.
        Крессида проглотила слезы.
        - Нет, - сказала она так тихо, что ему пришлось наклониться к ней, чтобы услышать ответ.
        - Но тогда, ради всего святого, что означает весь этот переполох? Право же, Крессида, я считал тебя более стойкой и уж совсем неспособной на подобные глупые женские штучки.
        Крессида отвернулась, теребя тонкий шелк своего платья.
        - Говорю вам, я за него не выйду. Я… я боюсь его.
        - Боишься? - Сэр Дэниел, казалось, окончательно растерялся. - Ты мне говоришь, что он не притронулся к тебе и ничем не оскорбил, а теперь, оказывается, ты его боишься. Но ведь он, по-моему, и любезен, и деликатен. Король самого высокого о нем мнения…
        - Ах, ну конечно, король! - взвилась Крессида. - Король всегда прав, и ему положено повиноваться, какие бы последствия…
        - Да, Крессида, королю должно повиноваться, - взволнованным голосом проговорила леди Греттон. - Право, я тебя решительно не понимаю. Перед церемонией обручения лорд Рокситер спросил тебя, не предубеждена ли ты против него. Ты ответила - нет. Уж не хочешь ли сейчас сказать нам, что тебе пришелся по душе кто-то другой здесь, при дворе?..
        - Конечно, нет, - с отчаянием воскликнула Крессида. - Я никогда не сделала бы ничего такого, чего бы вам пришлось стыдиться. Никого другого нет… но лорд Рокситер - могущественный вельможа, у него такое высокое положение при дворе… он подавляет меня. Он… он уже приказывает мне, с кем я должна дружить, кого избегать…
        - Он твой жених, будущий муж, - сказала леди Греттон спокойно. - Это его право. Если какой-то мужчина…
        - Нет никакого мужчины. Я же сказала. - Крессида заметила вдруг, что по-детски топает ногой, и тотчас остановилась: она увидела, как Алиса осуждающе прикусила губу, и поняла, что ведет себя просто глупо. - Речь шла о… о фрейлинах… вернее, об одной из них… он желает, чтобы я держалась от нее подальше. Я не хочу, чтобы мною распоряжались. Он не заставит меня отказываться от тех, кого я люблю. В следующий раз он пожелает, чтобы я отказалась от Алисы.
        Леди Греттон поджала губы. Ей было слишком хорошо известно, что многие женихи предпочитают сразу же удалить компаньонок своих молодых жен. Ей-то самой повезло - муж охотно оставил при ней всех ее любимых старых слуг и с радостью принял их в своем доме. Она надеялась, что у Крессиды все получится так же.
        - О ком мы говорим? - взорвался вдруг сэр Дэниел. - Вероятно, у Рокситера нашлись веские причины невзлюбить какую-то твою приятельницу. Быть может, она нескромно высказывается о замужней жизни и пугает тебя. Если это так, ты должна подчиниться указаниям Рокситера. Скоро ты будешь с ним обвенчана и покинешь двор.
        Крессида уже собралась рассказать о своей беседе с женихом, но отчего-то слова вдруг замерли у нее на губах. «Вас использовали, - сказал он тогда, - и это может обернуться для вас бедой… и для других тоже». Она не могла забыть, как испугалась за отца в тот день, когда в Греттоне появился королевский посланец.
        Почему Рокситер враждовал с леди Элизабет? Несколько дней ее не допускали во дворец. Может, по его приказу? Крессида вздрогнула. Каким же могущественным должен был быть Рокситер, если мог распоряжаться приближенными королевы и даже племяннице короля запретить появляться в покоях Анны.
        - Я не хочу этого брака, - сказала она упрямо. - Отец, если вы меня любите…
        Сэр Дэниел пришел внезапно в дикое бешенство.
        - Я вырастил безмозглую дуру! - заорал он грубо. - Тебя торжественно обручили в королевской часовне. Чтобы разорвать такую помолвку, нужно разрешение папы. Ты уже жена, вас только не обвенчали, вы только не разделили ложе…
        Он оборвал фразу, поймав на себе недовольный взгляд жены.
        - Вы обручены в присутствии короля. Ты хоть на минуту задумалась о том, как он встретит мою просьбу обратиться с подобным прошением в папскую курию? Какие я могу дать ему объяснения, кроме того, что тебя одолевают глупые девичьи страхи? Подумай здраво, Крессида. Ваш брак решен, контракт подписан. Ты пойдешь с Рокситером к алтарю, и закончим на этом.
        Сэр Дэниел решительно встал, мать подошла обнять дочь. Крессида покорно стояла перед ней, но тут же сдержанно отстранилась, как только могла себе это позволить, не нарушая приличий. Она почтительно склонилась в реверансе, когда родители направились к себе, потом сквозь стиснутые зубы сказала:
        - Алиса, поди принеси горячий кирпич, я промерзла до костей.
        Алиса на мгновение заколебалась, но все же поспешила выполнить поручение. Крессида постояла, опустив руки и сжав, маленькие кулачки, затем начала медленно раздеваться. Алиса еще до того, как призвать родителей Крессиды, успела расстегнуть крючки на ее платье и бережно снять геннин, со всем же прочим та могла справиться и сама. Но на самом деле ей было просто стыдно, ее всю трясло, и попросила она горячий кирпич в постель лишь затем, чтобы избавиться от Алисы, хотя бы на несколько минут.
        Ей мучительно хотелось остаться одной. В сущности, ее совсем не возмутило то, как отнесся отец к ее мольбе. Она и не ждала, что тот поведет себя как-то иначе, но все же ей было важно, чтобы отец и мать поняли ее.
        Однако логика подсказывала ей - это невозможно, так как она не в состоянии объяснить им, что именно она чувствует. Да и себе она не способна это объяснить. Знает только, что охвачена паникой и бессильна против нее. С той самой минуты, когда посланец короля приехал в их дом, судьба ее была решена, и ей оставалось только томиться страхом за тех, кого она любит: ведь при этом решалась и их судьба, хотя она и не знала, как и почему.
        В зеркале, привезенном с собой, она увидела при свете двух свечей неясные очертания собственного тела. Впервые в жизни она критически оглядела себя, поворачиваясь то так, то эдак. Он сказал, что она еще совсем дитя. Значит, вот какой она ему представлялась? Но чувствовала-то она уже совсем не по-детски. И сомнения ее и страхи были какими угодно, только не детскими.
        Крессида разглядывала свою, такую хрупкую, фигуру. Интересно, какой была возлюбленная Рокситера - высокой, статной? Крессида встряхнула головой, золотистые ее волосы, освободившись от шпилек, каскадом рассыпались по плечам, спине, до самой талии и ниже. Она была тоненькая - может быть, такому мужчине, как граф Рокситер с его изощренными придворными вкусами, она показалась слишком тоненькой? У нее были маленькие, но твердые груди, с розовыми сосками, слегка золотившимися при слабом свете свечей. Крессида встала на цыпочки, обеими руками приподнимая свои груди.
        Он сказал, что она похожа на фею… но феи хороши в снах да в сказках, которые рассказывают простые люди в ее родном краю и кельтские крестьяне. Такому мужчине, как Рокситер, вероятно, хочется держать в руках нечто более весомое.
        Предательский жар, охвативший ее тело во время бурных объяснений с женихом и с отцом, постепенно угасал. Теперь ее била дрожь, она потянулась за отороченным мехом халатом, и, когда Алиса вернулась, разогретый кирпич был ей уже более чем кстати. Наконец она нырнула в постель, под меховое покрывало, радуясь теплу завернутой в тряпицу грелки.
        Алиса стояла возле кровати, уперев руки в бока; она все еще выглядела встревоженной и как бы сбитой с толку.
        - Вы, мистрис, верно, сердитесь на меня за то, что я послала за вашей матушкой? Мне ведь невдомек было, что и отец ваш придет с ней, но я беспокоилась…
        Крессида выпростала руку и приглашающим жестом похлопала по краю кровати.
        - Я все понимаю. Просто ты не привыкла видеть меня в истерике, в слезах. Поверь, - добавила она с отвращением, - мне и самой такие сцены… такие выходки не по вкусу.
        Алиса села и обеими руками обняла свою воспитанницу.
        - Не вини отца, птичка моя. Он поступает так, как считает лучше для тебя. А ты не очень-то понятно толковала ему про то, чего боишься. Может, объяснишь своей старушке Алисе?
        Крессида ответила коротким смешком.
        - Нечего тебе твои старые трюки на мне испытывать. Никакая ты не старушка, Алиса, и не глупая деревенская гусыня - ты очень даже мудрая и знаешь о мирских делах куда больше, чем моя матушка, которая видела от мужа всегда только обожание и надежную защиту.
        - Ну ладно, ладно… Но может, ты мне все-таки скажешь, что тебя на самом деле так беспокоит?
        Крессида вздохнула.
        - Не уверена, что сама это знаю. Отчасти дело, может быть, в том, что пришлось мне так внезапно повзрослеть и грядет брак этот страшный и все, что затем последует… К тому же, - добавила она, чтобы успокоить Алису и торопясь предупредить ее надоедливые рассуждения о жребии женщины, - вся эта атмосфера здесь, при дворе… Я боюсь, что отец может оказаться в большой беде… И я знаю, что Рокситер предан душой королю, и только одному королю. Ради него он пожертвует всеми нами, если это понадобится.
        Она рассказала Алисе, что произошло между нею и женихом, сказала и о том, о чем предупредил ее граф напоследок.
        - Я не совсем понимаю, отчего он так рассердился, - проговорила она задумчиво. - Конечно, леди Элизабет поступила бестактно, и я отчасти заслуживаю упреков за то, что разболтала, в каком наряде будет королева… Но все-таки граф как-то слишком уж встревожился - право же, он был вне себя от ярости и считал меня виноватой.
        Она на минуту умолкла, вновь вспоминая случившееся.
        - Как ты думаешь, принцесса могла поступить так нарочно? Может, она думает, что ее братья, в самом деле, мертвы; и если так, то, как старшая дочь своего отца, она считает себя законной наследницей. Королевой. Потому и оделась так, чтобы дать понять это всей знати, собравшейся по случаю торжественного ношения короны… - Губы Крессиды задрожали. - Если это так, то Рокситер должен считать ее поведение вызовом королю, непризнанием его права на престол, поощрением тех, кто не прочь переметнуться на другую сторону…
        Ее вновь затрясло - ведь она знала о симпатиях отца к Ланкастерскому дому. Нет, нет, он не должен открыто примыкать ни к той, ни к другой клике в этом переплетенном интригами, охочем до скандалов дворце.
        Алиса слушала молча, потом покачала головой.
        - Похоже, скорей, что принцесса просто хотела внимание к себе привлечь, - сказала она, наконец, и тут же, не дав Крессиде времени задать следующий вопрос, нагнулась над своей любимицей, подоткнула одеяло и встала, чтобы вытащить из-под ее ложа свою низенькую кушетку. - А насчет жениха своего не волнуйся. Мужчины ведь почти все такие: пошумят-пошумят, а наутро все позабудут.
        Однако, отвернувшись от Крессиды, она помрачнела, потому что заметила синяк на ее запястье. Этот человек, выходит, не так-то добродушен, как ей показалось вначале. И она тяжело вздохнула при мысли о том, что скоро ее питомице придется приспосабливаться к нелегкому нраву мужа.

        Крессида со страхом думала о встрече с женихом после их ссоры, однако, как и предсказала Алиса, он, появившись на следующий день в апартаментах королевы, самым любезным образом приветствовал ее, словно между ними и не пробегала кошка.
        - Как чувствует себя ее величество? - спросил он, понизив голос.
        Крессида быстро оглянулась на двери королевской спальни.
        - Она… она ужасно утомлена.
        В самом деле, едва войдя утром к королеве, Крессида с грустью заметила темные круги под глазами Анны и ее явное нежелание встать и на ногах встретить наступающий день.
        - Этого следовало ожидать после таких изнурительных празднеств. - Рокситер говорил спокойно, без тени гнева, но Крессида увидела, что он помрачнел. Состояние королевы глубоко его волновало.
        Они стояли совсем близко друг к другу, остальные фрейлины дали им возможность поговорить наедине. Граф невольно бросил взгляд на синяк на ее запястье, которое она нервно прикрывала другой рукой.
        - Это по моей вине?..
        Кристина вспыхнула, испытывая ужасную неловкость.
        - Пустяки, я уверена, что вы не хотели меня… обидеть. Наверное, это случилось, когда я так торопилась покинуть вас.
        Он виновато опустил голову.
        - Я действительно не хотел причинить вам боль. Простите, если я слишком настойчиво старался объяснить вам свою позицию. - (Она молча кивнула, глядя себе под ноги.) - Будьте осторожны, Крессида, беседуя с кем-либо при дворе. Не повторяйте ничьих слов сомнительного характера.
        Она вскинула голову и быстро взглянула на него. В его голосе все еще слышалось раскаяние, но широко открытые темные глаза смотрели на нее в упор, и она чувствовала, что он всеми силами старается дать ей понять, сколь серьезно то, о чем он сейчас говорит.
        Она еще раз ему кивнула.
        У дверей королевской опочивальни возникло вдруг некоторое смятение, и Крессида услышала холодный, ясный голос леди Элизабет, прервавший почтительный шепот одной из старших фрейлин:
        - Если, по вашим словам, ее величество, моя тетушка, нездорова, меня должны допустить к ней немедленно. Я уверена, его величество король одобрит мое желание ухаживать за ней. Мои услуги могут ей понадобиться.
        Крессида метнула быстрый взгляд на Рокситера, желая увидеть, как он отнесется к такому повороту событий, но тот лишь сосредоточенно наблюдал, как леди Элизабет, властно отстранив двух фрейлин у двери, вошла в опочивальню королевы. Его глаза опять скрылись под тяжелыми веками, он поклонился дежурным фрейлинам и удалился. Крессида проводила его взглядом, несколько успокоенная. И вдруг подумала о том, что он, быть может, направляется сейчас в ту самую, отчего-то жутковатую, комнатушку, в которой накануне учинил ей допрос…
        Шли дни, королева чувствовала себя все хуже. Погода испортилась, от реки поднимался холодный сырой воздух, и королева кашляла все мучительнее. Приступы кашля сделались, так длительны и так ее истощали, что Крессида часто впадала в панику, когда дежурила при ней одна, но посылать за доктором королева обыкновенно отказывалась.
        Король, по-видимому, опять с головой погрузился в государственные дела, но когда все же приходил к королеве, она всячески старалась успокоить его и показать, что ей лучше. Король держался при ней весело, но Крессида заметила, что веселость его мгновенно исчезала, как только королева теряла его из виду; несмотря на свое предубеждение против короля, она не могла не признать, что он горячо любит жену и с каждым днем тревожится за нее все больше.
        Доктора приходили, прописывали ей пилюли от кашля и различные снадобья, королева принимала их мужественно и, не жалуясь, но, судя по всему, ничто не приносило ей облегчения.
        - Весной мне станет лучше, - убежденно твердила она, но глаза ее блестели слишком ярко, а на щеках горел чахоточный румянец.
        Крессида то и дело думала про себя, доживет ли больная королева до весны.
        Леди Элизабет каждый день появлялась в апартаментах своей тетки, и Анна ценила ее помощь. Ни та, ни другая не поминали об инциденте в крещенскую ночь, во всяком случае, при Крессиде, и леди Элизабет вновь вошла в избранный круг приближенных королевы.
        Она по-прежнему выделяла Крессиду и вела с ней доверительные беседы. Крессида твердо решила не обращать внимания на предписания своего жениха и радовалась этим проявлениям дружбы со стороны члена королевской семьи. Принцесса рассказывала ей о своих сестрах, их надеждах на безоблачное будущее, говорила о том, что король намерен подыскать им молодых и богатых мужей. О своей матери, вдовствующей королеве, которую Крессида никогда не видела при дворе, она говорила редко, о младших же братьях не упомянула ни разу.
        Однажды Мэри Болтон разболталась о том, что она своими ушами слышала, как отец говорил матери, будто подлый претендент на трон Генрих Тюдор, граф Ричмонд, нашедший пристанище при французском дворе, осмелился объявить о своем намерении жениться на принцессе Элизабет, когда вернется на родину и взойдет на английский престол, якобы по праву принадлежащий ему, законному наследнику Ланкастеров.
        - Отец сказал маме, что, по его суждению, королю следовало бы поторопиться и поскорее выдать ее за кого-нибудь из своих приближенных, тем самым, прекратив бесконечные пересуды на эту тему при дворах Европы.
        - И что же ответила ваша мама? - спросила приятельница, подставляя ухо, чтобы лучше слышать.
        Но Мэри, вместо того чтобы ответить шепотом, что было бы, конечно, разумнее, откинула голову назад и громко - так, что ее не могла не слышать Крессида, находившаяся в нескольких ярдах от нее, - заявила:
        - Она сказала, что король нипочем этого не сделает, потому что очень любит свою племянницу и не захочет лишиться ее общества.
        Собеседница Мэри захихикала, Крессида же недовольно сдвинула брови.
        - Ее величеству королеве очень не хватало бы принцессы, если бы та сейчас вышла замуж, - сказала она, поравнявшись со сплетницами.
        Мэри Болтон наградила ее двусмысленной улыбочкой.
        - Вы так думаете? Как знать, может, она еще и обрадовалась бы, что леди Элизабет удалена из дворца.
        - Королеве всегда становится лучше, когда около нее леди Элизабет. Я знаю, она рада ее присутствию и сразу оживляется.
        Мэри Болтон передернула плечами и бросилась вон из комнаты, ее подружка поспешила за ней. Крессида посмотрела им вслед; на душе у нее скребли кошки. Рокситер предупреждал ее, чтобы она не позволяла втянуть себя в эти скандальные, можно сказать, изменнические пересуды. Если Ричмонд открыто претендует на руку леди Элизабет, это означает только то, что он измыслил еще один способ лишить короля покоя, и подобные разговоры здесь, в Вестминстере, вестись не должны. Случись королеве услышать их, ей стало бы еще тяжелее.

        Родители Крессиды решили повременить с возвращением в Греттон, пока не состоится свадьба дочери, и наняли квартиру позади лавки аптекаря в Чипе; Крессида же, под присмотром Алисы, осталась в Вестминстере на службе королевы.
        Однажды утром в начале февраля королева разрешила Крессиде съездить в город, чтобы навестить родителей; Крессида была счастлива хоть на время избавиться от ядовитой атмосферы двора, и они с Алисой спустились по реке вниз на одной из барж, которые отвозили в город обитателей Вестминстера.
        Крессида всякий раз испытывала облегчение, когда они благополучно достигали Лондонского моста и всходили по ступеням вверх, так как течение под пирсами моста было очень сильным и считалось опасным. Слуга в королевской ливрее с геральдическим белым вепрем проводил обеих женщин до аптеки в Чипе. У дверей Крессида любезно отпустила его, зная, что отец позаботится о сопровождении для нее, чтобы, когда придет время, она без помех могла вернуться во дворец.
        Аптекарь, сухонький маленький человечек в темном камзоле грубого сукна, с редкими волосами, топорщившимися вокруг лысины на макушке, подобострастно ей кланялся и потирал руки; наконец он отступил назад, давая дорогу Крессиде. Вместе с Алисой она поднялась по лестнице в квартиру родителей.
        Алиса громко постучала. Они подождали немного. Крессида услышала два мужских голоса, затем дверь распахнулась, и она с изумлением увидела на пороге Хауэлла Проссера.
        Он был удивлен не менее чем она, но тут же расплылся в радостной улыбке.
        - Сэр Дэниел, вот радость так радость! Мистрис Крессида приехала навестить вас.
        Сэр Дэниел поспешно подошел к нему. Крессиде показалось, что он слишком уж поражен, как будто ее неожиданный приезд был не ко времени, но потом улыбнулся и, раскинув руки, заключил ее в свои объятия.
        - Входи, дочь, входи. А я и не ожидал тебя… Ну, как видишь, Хауэлл здесь, в Лондоне, как раз подоспел к вашей свадьбе.
        Крессида прошла в гостиную; неожиданная новость на время заставила ее забыть о присутствии друга детства. Сэр Дэниел, видимо, понял, что сплоховал, столь внезапно объявив ей о свадьбе, так как разразился неестественным смехом.
        - Ну и дела, дочка… выходит, я выболтал новость, прежде чем твоя мать подготовила тебя как должно!.. Вчера вечером сюда заходил Рокситер и попросил, чтобы венчание состоялось в будущем месяце, никак не позднее, потому что король в любой момент может отправить его куда-нибудь с поручением, возможно на север. Я как раз собирался послать за тобой и сообщить об этом, а ты вдруг явилась сама, да так неожиданно, что я, не подумавши, все тебе и выложил. Достанется мне от твоей матушки, это уж точно. Садись-ка, деточка, к огню, ты, верно, продрогла до костей. По реке приехала? Он говорил слишком быстро, как будто чувствовал себя при дочери не в своей тарелке. Почему? Может быть, тот случай, когда она восстала против брака, так испугал его, что он не знал теперь, как она отнесется к его сообщению? Конечно, Крессида понимала, что свадьба не за горами, старалась подготовить себя к этому, но в душе все-таки надеялась, что ее можно будет отложить еще хотя бы на несколько месяцев. - Понимаю, - проговорила она неловко. - Я видела графа вчера за обедом, но он ничего не сказал мне об этом. Видимо, он хотел прежде
объясниться с вами.
        Крессида решила держаться спокойно, особенно в присутствии Хауэлла. Ей не хотелось, чтобы тот понял, как ее страшит этот последний шаг, когда она по-настоящему станет женой Рокситера.
        - А где мама? - спросила она, окинув комнату озабоченным взглядом.
        - Поехала что-то еще купить для свадьбы. Удивительно, как это вы не встретились.
        Сэр Дэниел принес ей кружку эля с пряностями, который самолично подогрел для нее, обмакнув в напиток раскаленную в камине железку.
        - Выпей, дочка, согрей душу.
        Хауэлл приблизился к ней. Она ему улыбнулась, и он поднес к губам ее свободную руку.
        - Вы не представляете себе, как я рад видеть вас в добром здравии и такой счастливой, Крессида.
        Она удивилась, что кажется ему счастливой. Возможно, подумала она, я просто раскраснелась на холодном воздухе, пока добиралась сюда. Алиса сняла с нее плащ, и Крессида опустилась в покинутое отцом кресло. Алиса заметила взгляд, брошенный на нее сэром Дэниелом, и вышла. Внизу была еще одна комната, где несколько слуг, взятых Греттонами с собою в столицу, коротали днем время, ожидая приказаний.
        Хауэлл с интересом расспрашивал Крессиду о ее обязанностях при дворе, и она рада была заверить его, что королева очень добра, и она счастлива служить ей.
        - Мы все ужасно за нее тревожимся, - сказала она печально. - Ее величество так слаба последние дни, доктора от нее не отходят. Говорят… - Она замялась, подумав, что ей, пожалуй, не следует доканчивать начатую фразу, но, увидев, с каким интересом и беспокойством устремлены на нее глаза Хауэлла и отца, все же добавила: - Говорят, что врачи советуют королю не приближаться к ее постели - боятся, как бы он не заразился…
        Хауэлл нахмурился, а сэр Дэниел сочувственно прищелкнул языком:
        - Бедная королева.
        - Принцесса Элизабет постоянно при ней, и для королевы это великая отрада.
        Внизу хлопнула дверь, послышались голоса леди Греттон и ее горничной. Крессида поспешила встать навстречу стремительно вошедшей в гостиную матери.
        - Дорогая моя, как давно мы тебя не видели! - Леди Греттон горячо обняла дочь. Ее кожа была холодной от морозного воздуха, она радостно всем улыбалась. - Как это чудесно, не правда ли, что Хауэлл в Лондоне: он расскажет о твоем замужестве в имении и нашим соседям.
        - Да-а. - Крессида не испытывала особого восторга и равнодушно бросила взгляд на бесчисленные пакетики, обернутые в полотно, которые мать принесла с собой наверх, отправив горничную с более громоздкими покупками в комнату для слуг.
        Леди Греттон, по-видимому, не заметила, сколь мало оценила Крессида ее усердие, и с благодарностью приняла из рук Хауэлла кружку теплого душистого эля, как только сэр Дэниел помог ей раздеться. Она без умолку болтала об ужасных лондонских ценах, восторгаясь при этом изобилием товаров в лавках; наконец она увела Крессиду в свою комнату, чтобы показать новые ткани и ленты, потом кликнула горничную, велев принести еще не совсем законченное подвенечное платье, чтобы Крессида примерила его и стояла смирно, пока его будут прилаживать.
        Хауэлл сам изъявил готовность проводить Крессиду и Алису в Вестминстер, и сэр Дэниел с улыбкой дал согласие. Пока они шли к причалу у моста, Крессида напряженно ждала, что Хауэлл станет расспрашивать ее о женихе. Но тот, быстро оглянувшись на шедшую чуть позади них Алису, спросил только, довольна ли она выбором родителей, и больше не делал попыток поставить ее в затруднительное положение.
        Едва разжимая губы, Крессида ответила:
        - Рокситер молод, представителен и занимает высокое положение при дворе. Что же до выбора моих родителей, то о нем речи нет. Выбрал мне мужа король Ричард, и они, разумеется, были польщены его вниманием.
        - Но не вы, - сказал Хауэлл резко.
        - Должна признать, мне хотелось бы, чтобы все устроилось по-другому, - чуть слышно отозвалась Крессида.
        - Благодаря Рокситеру вы станете графиней… - прошептал Хауэлл с оттенком горечи.
        Крессида не закончила за него: «…и теперь, по-видимому, уже очень скоро», но думала именно об этом, пока он подзывал перевозчика.
        Когда они уселись в лодке, она спросила:
        - А что привело вас в Лондон? Не моя свадьба, я думаю?
        Он усмехнулся.
        - Нет, нет, я здесь по делам отца. Он хочет знать из первых рук цены на шерсть - думает, что купцы в Ладлоу его обманывают… Это с одной стороны. Но, конечно, он знает, что я был бы рад встретиться с вашими родителями в надежде, хотя бы мельком взглянуть на вас.
        - Вы долго пробудете в Лондоне?
        - Завтра я еду в Саутгемптон, но через неделю вернусь - и буду на вашей свадьбе.
        Когда Хауэлл помогал ей выйти из лодки у королевского причала в Вестминстере, Крессида увидела Рокситера: сопровождаемый Питером Фэйрли, граф как раз выходил на берег из только что причалившей лодки. Он тотчас подошел к ней, и она представила своему жениху Хауэлла Проссера.
        - Мастер Проссер наш добрый сосед, они живут рядом с Греттоном. Он приехал в Лондон по делам своего отца и нанес визит моим родителям, так что мог проводить меня во дворец, - объяснила она.
        Неизвестно отчего у нее вдруг пересохло во рту. Хотя в услуге, оказанной ей Хауэллом, не было ничего особенного, Крессида предпочла бы, чтобы Рокситер не видел ее с ним. Возможно, выражение лица Хауэлла слишком ясно говорило о том, что он думает об этом столь поспешно устраиваемом браке.
        - Очень удачно, что вы оказались здесь именно в то время, когда вот-вот состоится наша свадьба, - сказал Рокситер с поклоном. - Можете ли вы отложить свой отъезд, чтобы оказать нам честь быть гостем на этой церемонии?
        Хауэлл также поклонился в ответ.
        - Я, в самом деле, могу задержаться в Лондоне, милорд. Наши друзья там, дома, засыплют меня вопросами, захотят узнать все подробности. Мистрис Крессида пользуется среди наших друзей большим уважением.
        Губы Рокситера изогнулись в улыбке.
        - Нимало в этом не сомневаюсь. Не меньше ценят ее и здесь, в Вестминстере. Благодарю вас, сэр, за то, что вы позаботились о моей невесте, а теперь, если у вас нет своих дел во дворце, это будет уже моею обязанностью, и я сам провожу ее в покои королевы.
        Крессида обернулась, чтобы бросить последний взгляд на Хауэлла, которого так решительно отстранили, но Рокситер повелительно, хотя и не сильно, сжал ее руку, и она так и не успела увидеть, какое впечатление на Хауэлла произвело высокомерное поведение ее жениха. Наконец, задыхаясь от быстрой ходьбы и злости, она остановилась перед дверьми в апартаменты королевы. Рокситер движением головы приказал Алисе уйти; служанка, следовавшая за ними неотступно, отошла на некоторое расстояние, но осталась в коридоре, не выпуская свою питомицу из глаз.
        - Почему вы были так грубы с ним? - спросила Крессида, вне себя от гнева. - Я не видела Хауэлла несколько недель, и он оказал мне любезность, проводив сюда.
        - Груб? - Темные брови Рокситера удивленно поднялись. - Но, мне кажется, я вовсе не был с ним резок. Я даже пригласил парня на нашу свадьбу.
        - Он не нуждался в вашем приглашении, - отрезала Крессида. - Мои родители уже пригласили его. Он очень близкий друг, его отец и другие наши соседи захотят услышать от него о свадьбе и…
        - Близкий друг?
        - Друг детства, - упрямо повторила Крессида. - Отец доверял ему и…
        - Он часто бывал с вами наедине?
        Крессида, собиравшаяся продолжить атаку, так и замерла с открытым ртом. Но тут же взвилась вновь:
        - Повторяю, мы росли вместе. Хауэлл никогда не произнес чего-то неподобающего. Он относится ко мне как к сестре.
        - Вот как? В самом деле? - Брови Рокситера сошлись, а голос опять стал сонным, как обычно. - Полагаю, и вы смотрите на него как на брата?
        Крессида опять смешалась, уловив вполне определенную направленность его вопроса.
        - Да, конечно. - Ей стало не по себе от его вроде бы равнодушного, но вполне уверенного тона, явно предполагавшего, что она чувствует к Хауэллу нечто большее, чем сама готова признать. - Я никогда… никогда не думала… - Она неловко оборвала фразу.
        - Понимаю.
        Теперь он опять улыбался, но это была сухая улыбка, и она чувствовала, что не убедила его.
        Крессида испытывала неловкость оттого, что приходится обороняться, и вновь перешла в наступление:
        - Милорд, если вас хоть в какой-то мере беспокоит моя прошлая дружба с мастером Хауэллом, обратитесь за разрешением разорвать нашу помолвку и остановите приготовления к свадьбе.
        Он повернулся и холодно посмотрел на нее.
        - Крессида, мы обвенчаемся в назначенный день. Ничто не помешает этому. Потом уже я буду решать, с кем вам дружить, а с кем нет.
        Он стоял, все еще удерживая ее за запястье, и она сердито дернула руку, пытаясь освободиться; от обиды из ее глаз вот-вот готовы были брызнуть слезы, щеки и шея пылали.
        Он проговорил с искусственной улыбкой:
        - Полагаю, ваши родители передали вам мои пожелания относительно дня свадьбы?
        Она молча кивнула головой.
        - Король намерен оказать нам честь своим присутствием. Надеюсь, вы будете вести себя осмотрительно и не опозорите меня и ваших родителей.
        - Вы по-прежнему говорите со мной как с ребенком, - сказала она возмущенно.
        - А вы и есть пока что ребенок, но контракт подписан, и не могу сказать, что я слишком этим недоволен. У вас еще будет достаточно времени, чтобы повзрослеть и справиться со всем, что из этого следует.
        Он отпустил ее руку, подозвал Алису и, круто повернувшись, ушел. Крессида боролась со слезами. Она должна была вернуться к своим обязанностям, и в коридоре к тому же в любой момент мог появиться паж или слуга. Ей вовсе не хотелось стать предметом сплетен, тем более что некоторые фрейлины по-прежнему относились к ней с едва скрываемым пренебрежением.

        Свадьба Крессиды и Мартина, графа Рокситера, состоялась в последний день февраля в королевской часовне. Подвенечное платье из серебристой ткани, отороченное белым мехом, было великолепно. День клонился к вечеру, и освещенная свечами тоненькая фигурка Крессиды казалась поистине волшебной, словно сотканной из морозных узоров, когда отец повел дочь к алтарю; там ее уже ожидал Рокситер в сопровождении оруженосца, Питера Фэйрли; рядом с графом стоял король, его посаженый отец.
        Мать Крессиды встретила дочь у входа в часовню вместе с королевой и леди Элизабет. Алиса стояла чуть позади них, ее глаза сияли от гордости.
        Когда сэр Дэниел появился в дверях часовни со своей дочерью, среди собравшихся пронесся легкий вздох восхищения. Впервые придворным довелось увидеть ее изумительные золотые волосы во всем блеске - на сей раз они свободно лились по плечам до самого пояса. Найти цветы в эту зимнюю пору было нелегко, и она надела лишь простой серебряный браслет, инкрустированный жемчугом, - подарок королевы.
        Стоял страшный холод. Даже в коридорах Вестминстера от губ собеседников вился пар, поэтому у входа в часовню и возле алтаря установили пылающие жаровни. Однако они не могли растопить ледяной панцирь, сковавший сердце Крессиды, хотя на мгновение она все же испытала чувство триумфа, когда увидела племянницу короля. Рокситер не посмел воспротивиться ее присутствию!
        По крайней мере, в этом Крессиде удалось отстоять свою волю. Она нисколько не сторонилась леди Элизабет, несмотря на предписания своего жениха. Часовня св. Стефана была очень мала, так что на церемонии присутствовали, помимо королевской четы, лишь ближайшие родственники, но во время свадебного пиршества в парадном зале дворца она скоро увидит и Хауэлла; навряд ли ей представится другой случай, думала она, свободно поговорить с ним.
        В часовне душно пахло ладаном, и в какой-то момент она почувствовала, что близка к обмороку, но заставила себя выпрямиться, вскинула подбородок и без возражений позволила отцу вложить ее окоченевшие пальцы в руку Рокситера. Она не вслушивалась в обращенные к ним слова священника и повернулась лишь тогда, когда граф надел ей на палец кольцо и ясным, отчетливым голосом произнес слова обета.
        Только теперь она увидела - поскольку раньше не решалась поднять глаза на него, - что он одет в бархатный камзол шафранового цвета, который очень шел к его смуглому лицу. Высокий, худощавый, он выглядел весьма элегантно. Король в своей синей мантии рядом с ним казался маленьким, хотя никто и никогда не счел бы Ричарда Плантагенета незначительной фигурой. Само его поведение и осанка свидетельствовали о воинской доблести и подлинно королевском достоинстве.
        Деревянными губами она в свою очередь произнесла слова обета и, преклонив перед алтарем колени, чтобы принять благословение, вдруг с удивлением осознала, что отдала себя полностью во власть стоявшего рядом с ней мужчины, которого и не любила, и боялась, хотя открыто не выражала протеста.
        В дверях часовни королева обняла ее, а король сердечно поцеловал в щеку. Крессида сумела сдержаться и не отпрянула от него.
        Король был явно доволен, что его план удался и этот брак заключен.
        - Миледи, - сказал он ласково, - желаю вам большого счастья. Я не мог бы найти вам другого мужа, который был бы мне столь же дорог, ибо у этого человека верное и правдивое сердце. Убежден, что таким он будет и с вами.
        Она присела в почтительном реверансе, затем мать заключила ее в объятия, а сэр Дэниел с широкой улыбкой смотрел на них, довольный донельзя тем, что все прошло так благополучно. Он знал, что всегда слишком потакал своей любимой дочурке, и втайне боялся, что она способна, даже в самый последний момент, воспротивиться и опозорить его в глазах короля. Но теперь все было кончено. Она, необыкновенно прекрасная, стояла рядом с этим высоким, представительным мужчиной, ее мужем.
        На мгновение сердце его сжалось. Будет ли Рокситер добрым с нею, его любимой девочкой, на которую он никогда, за все ее детские и юные годы в Греттоне, не поднял руки? Она совершенно не подготовлена к тому, как вести себя с требовательным, властным мужем.
        Он искоса бросил короткий взгляд на его сонное, непроницаемое лицо. Нет, нет, насколько он мог судить, эти узкие чуткие губы отнюдь не свидетельствуют ни о жестокости нрава, ни о буйной чувственности, и ни разу ни от кого не слышал он каких-либо порочащих графа сплетен. Нет, удачный союз! Он должен верить этому, выбора-то у него, в сущности, не было: король с самого начала повел себя крайне решительно.
        На свадебном пиру Крессиду усадили справа от короля, ее родителей - около королевы. Все еще не опомнившись после брачной церемонии, она сидела за королевским столом, в верхнем его конце, рядом с мужем, и глядела с помоста вниз, на придворных с их дамами, которые явились, чтобы почтить графа Рокситера. Она видела виконта Фрэнсиса Ловелла, управителя двора и друга короля с детских лет, который, весело смеясь, беседовал с ее отцом. Он был хорош собой, остроумен и очень привлекателен.
        Ее отец намекнул как-то, что не все приближенные короля, приехавшие с ним на юг из Мидлхэма, приняты при дворе. Но здесь находились сэр Ричард Рэтклифф, сэр Роберт Перси и Уильям Кэтсби, который еще совсем недавно признавал себя вассалом казненного лорда Уильяма Хастингса.
        Крессида вспомнила, содрогнувшись от ужаса, что всего несколько месяцев тому назад был насмерть замучен в Тауэре Уильям Коллингборн за сатирический стишок, в краткой форме выразивший суждения многих лордов с юга:


        Кот, Крыса, с ними Ловелл, верный пес,
        За борова спиной всю Англию подмяли.[В стихотворении обыграны фамилии Кэтсби (cat - кот) и Рэтклиффа (rat - крыса); под «боровом» подразумевается король, в чьем гербе изображался вепрь.]

        Принадлежал ли к этой компании Мартин, граф Рокситер? Она считала, что да. Ему повезло, что его личный герб с серебряным крестом на зеленом поле, ввиду родства его с великим родом Невиллей, не был опозорен в метком пасквиле.
        Крессида поймала на себе тревожный взгляд матери и храбро ей улыбнулась.
        Вдруг она услышала голос мужа и с беспокойством повернулась к нему. Он улыбался, и на этот раз его глаза не казались сонными.
        - Я говорил, - сказал он ласково, - что решительно все, кто веселится в этом зале, завидуют мне: вы так дивно прекрасны!
        Он смеется над ней? Она неловко задела пальцами стоявшую перед ней золотую тарелку, но Мартин успел подхватить ее.
        - Паж уже подле вас… обмакните пальчики в воду, любовь моя.
        Обращение покоробило ее, но казалось, он говорил без всякой насмешки. Она быстро обернулась к ставшему на колено пажу, погрузила пальцы в золотую чашу с розовой водой, которую тот протянул ей, и вытерла руку салфеткой из тонкого льна. Король не пожалел затрат, чтобы оказать честь своему другу и верному слуге. На белой скатерти этого праздничного стола красовался роскошный золотой сервиз, инкрустированный драгоценными камнями, и яства подавались отменные.
        Крессида уже свыклась с придворным обычаем позволять своему спутнику подкладывать даме на тарелку самые лакомые кусочки, но едва не воспротивилась обязательной церемонии, когда ей вручили «чашу любви», до краев наполненную мальвазией. Под устремленными на нее взглядами всех собравшихся она торопливо пригубила бокал и передала его Рокситеру, который с самым любезным видом поднес к губам бокал той стороной, которой коснулись губы Крессиды, и выпил вино до дна.
        Все придворные встали и под одобрительные возгласы выпили за здоровье новобрачных. Слегка повернувшись, Крессида увидела в конце нижнего стола Хауэлла Проссера, смотревшего на нее с глубокой печалью. И внезапно ее глаза наполнились слезами.
        Она обрадовалась, когда подошла леди Греттон, чтобы увести ее из зала; за нею обеспокоено следовала Алиса. Предстояло достойно выдержать последнее испытание этого ужасного дня. Крессида шла вдоль шпалер улыбавшихся ей придворных, мужчин и женщин, и сознавала, что многие сейчас завидуют ей. И только один человек - она знала это точно - испытывал совсем другие чувства. Хауэлл Проссер намеренно не смотрел в ее сторону, когда она проходила мимо.
        Лорду Рокситеру предоставили во дворце роскошные апартаменты, где ему предстояло провести брачную ночь. Утром Крессида должна будет переехать в его прекрасный особняк на Стрэнде. На некоторое время она еще останется в услужении у королевы, но, разумеется, теперь ей не придется дежурить в спальне Анны по ночам.
        От пылавшего в большом камине огня в комнате было тепло и светло, но, как и жаровни в храме, этот огонь не мог согреть Крессиду. Словно ледышка стояла она посреди комнаты, пока мать и Алиса раздевали ее и облачали затем в простую сорочку из белого расшитого батиста. Она молилась только о том, чтобы они приписали охватившую ее дрожь этой стылой ночи, а не откровенному ужасу.
        Крессида бросила взгляд на широчайшее ложе с одеялом из меха и пурпурным бархатным покрывалом. Она с удивлением обнаружила вышитый на нем герб дома Рокситеров и поняла, что покрывало, видимо, привезено сюда из дома на Стрэнде.
        На столике рядом с кроватью стоял бокал с вином; ароматные свечи были из чистейшего воска. От постельного белья исходил запах душистых трав, майорана, розмарина и лепестков роз. Пурпурные бархатные занавеси спускались с балдахина, и Крессиде показалось, что она заперта в душистой тюрьме. Она старалась унять дрожь.
        Мать шепнула что-то Алисе на ухо, и та, поцеловав Крессиду, удалилась. Крессиде показалось, что щеки Алисы влажны от слез, и она понадеялась только, что хоть у нее-то самой щеки сухие.
        Леди Греттон тихо проговорила:
        - Ты сказала… что боишься его. Я… я была против этого брака. Дитя мое, таков был приказ, и твой отец ничего поделать не мог. Ты должна простить его, если…
        Крессида пылко обняла свою мать.
        - Я вас обоих ни в чем не виню. Я все понимаю.
        - Все знали, что твой отец прежде держал сторону Ланкастеров. А сейчас пошли эти слухи об измене, о том, что провинции бунтуют, особенно у нас, на границе с Уэльсом… Твой отец не посмел противиться воле короля.
        Крессида храбро ей улыбнулась.
        - Я знаю. Скажи ему, что я понимаю. Леди Греттон с облегчением перевела дух, услышав, что дочь вполне осознает трудность их положения.
        - Этот человек… он не был груб с тобой?
        - Нет, - чуть слышно прошептала Крессида. - Просто он такой… важный. Я привыкла к большей свободе… и… и мне так хотелось вернуться домой.
        Ну вот. Эти слова вырвались внезапно, глупые, ребяческие слова, и назад их уже не вернуть.
        Леди Греттон прижала к сердцу дочь и откинула назад ее роскошные золотистые волосы. У нее и у самой ком стоял в горле. Все случилось так внезапно. Только что их любимое чадо полностью принадлежало им, и трудно было даже вообразить, что она их покинет, - но вступили в действие расчеты вестминстерского двора, и с ужасающей быстротой последовала эта свадьба.
        Она боялась за Крессиду - и ничего не могла поделать. Чуть отстранившись, она криво улыбнулась и наклонилась, чтобы благословить и ласково поцеловать дочь.
        - Будь храброй, моя Крессида. Ты все знаешь. Не дай повода мужу школить тебя. Понимаю, - сказала она, - тебе покажется нелегко быть покорной и послушной… но постарайся. Это необходимо для твоего собственного счастья. Используй свой шанс.
        Леди Греттон встала и, покинув сидевшую на кровати Крессиду, вышла из комнаты. Ибо знала: останься она дольше, ей не удержаться от слез. Но плакать нельзя.
        В дверях она встретилась с королевой и двумя ее фрейлинами; с ними был капеллан короля, пришедший благословить брачное ложе. Леди Греттон склонилась в низком реверансе, когда Анна прошла в комнату, улыбаясь своей юной фрейлине.
        - Ну, встань же, дай мне посмотреть на тебя. Да, ты так прелестна и так молода. Я была едва ли старше тебя, когда разделила ложе с моим супругом. Тогда я не могла еще знать, какой счастливой он сделает меня, и теперь, после страшной трагедии в моей жизни, я желаю тебе такого же счастья, Крессида. Мартин Телфорд хороший человек, и он достоин тебя.
        Королева наклонилась и ласково поцеловала Крессиду в лоб, как только что сделала мать.
        - Не может быть, чтобы Мартина не покорила твоя красота, моя милая. Хотела бы я, - продолжала она, запнувшись, - иметь дочь, чтобы благословить ее в брачную ночь, но сегодня я смотрю на тебя как на дочь. Будь же счастлива, дорогая, как счастлива я с моим дорогим супругом.
        Крессида не долго оставалась одна. Король проводил новобрачного до двери в спальню, она услышала его радостный, довольный смех, хотя и не уловила последних веселых наставлений другу. Дверь отворилась, и она оказалась наедине с супругом.
        Съежившись на краю постели, она глядела, как он приближается к ней. Оруженосец еще раньше помог ему снять парадное одеяние, и теперь на нем был халат из зелено-серебристой парчи. В этом великолепном наряде он выглядел устрашающе огромным. Она прикусила нижнюю губу, решив твердо, что не расплачется и не покажет ему, как ей страшно.
        Рокситер постоял над нею минуту, разглядывая, и она невольно подалась назад.
        Тогда он сложенными вместе ладонями взял ее под подбородок и улыбнулся с высоты своего роста.
        - Итак, они оставили вас одну. Надеюсь, это продолжалось не слишком долго.
        Она молча покачала головой.
        Он обошел кровать с другой стороны и откинул одеяло.
        - Хотя в камине пылает огонь, вы превратитесь в сосульку, если еще немного посидите в этой тоненькой сорочке.
        Крессида послушалась и скользнула под одеяло. Он отвел глаза. Она была так потрясающе прекрасна и так беззащитна… Он почувствовал, как его охватывает желание. Она принадлежала ему, и он вправе овладеть ею… он будет последним глупцом, если не сделает этого… Но нет, все-таки нельзя.
        Он уступил, хотя и неохотно, своему сюзерену. Со временем она приучится ему подчиняться, не будет так бояться его - он явственно чувствовал ее покорное отчаяние и страх перед ним. Нет, надо подождать, прежде он должен приручить ее. Взять ее сейчас было бы просто насилием.
        Она услышала шуршание упавшего на пол парчового халата - он сбросил его и лег в постель с нею рядом. Ее сердце так колотилось, что она была уверена: он слышит его стук, - и постаралась глубже дышать, чтобы успокоиться. Как близко от нее его тело! Оно было жарким и грубым рядом с ее холодным, неподатливым телом.
        - Вы не должны бояться меня, леди Крессида, - сказал он спокойным тоном. - Я и не думаю прикасаться к вам какое-то время. Вам предстоит еще немного повзрослеть, прежде чем вы по-настоящему станете моей женой.
        Крессида едва смела верить его словам: облегчение пришло так неожиданно! Она проглотила ком в горле.
        - Милорд?..
        - Учитесь называть меня Мартином, хотя бы когда мы одни.
        - Да, милорд… Мартин. Я…
        - Теперь постарайтесь уснуть. Вы, верно, очень устали.
        - Да, милорд.
        Он улыбнулся в темноте; прежде чем лечь с нею рядом, он погасил свечи.
        - Разумеется, сегодня я должен буду остаться в вашей постели, чтобы избежать пересудов. Потом, в доме на Стрэнде, у вас будет отдельная спальня. У меня очень много работы, и зачастую ложиться приходится поздно, так что я не хотел бы тревожить ваш сон.
        Она не отозвалась, обдумывая его слова и стараясь освоиться с мыслью, что ее самые отчаянные страхи оказались беспочвенными. Наконец она выговорила сквозь стиснутые зубы:
        - Милорд, моя служанка Алиса сказала… что простыни будут осмотрены и… и…
        - Никто, - сказал он холодно, - не посмеет любопытствовать или противиться моей воле. Так что спите спокойно, моя милая супруга. Никто и никогда не усомнится в подлинности этого брака.
        Крессида молчала, не находя слов для ответа. Она испытывала глубокое облегчение оттого, что ей не придется против воли отдать ему свое тело, и все же не могла не испытывать чувства странного разочарования, затуманивавшего сердечную благодарность за его терпимость.
        Она с обидой думала о том, что он все еще считает ее ребенком, и эта насмешка ранила и терзала ее самолюбие. Хуже того, она знала, что между ними вновь встал призрак его бывшей невесты. Он бы не был так сдержан и деликатен, если бы рядом с ним лежала Элинор Модели.
        И тотчас ею овладело чувство вины. Как она может ревновать к мертвой женщине, не испытывая любви к тому, кто является ее мужем?
        Сможет ли она когда-нибудь стать настоящей женой Мартину Телфорду, графу Рокситеру? Теперь она - его законная супруга, графиня, и свидетельства своего обретенного ныне высокого положения она уже успела почувствовать ныне по тому, как обращались с нею на этом великолепном празднестве даже те дамы, которые еще недавно смотрели на нее сверху вниз. Леди Элизабет не пришла к ней с королевой. Крессиде хотелось бы услышать и от нее добрые пожелания, но леди Элизабет, вероятно, знала, что Рокситер ее не жалует, и решила не ставить подругу в затруднительное положение в его присутствии.
        Крессида беспокойно ворочалась в постели с ним рядом, но он не пошевелился. Она должна быть достойной титула, должна научиться разумно управлять домом своего супруга, быть приветливой и деятельной хозяйкой. Это будет нелегко. Станет ли он постоянно сравнивать каждый ее шаг с тем, как держалась бы на ее месте Элинор - его былая любовь, куда более подходящая ему жена? Она прерывисто, стараясь сдержаться, вздохнула в темноте, повернулась на бок и постаралась заснуть.


        ГЛАВА ПЯТАЯ
        Крессида понимала, разумеется, что дом на Стрэнде много удобней и просторнее квартиры, которую снимал в городе ее отец, и все же была ошеломлена роскошью и блеском городской усадьбы Рокситера. Четверо гребцов в графской ливрее перевезли ее туда из Вестминстера на собственной барже графа. Часть кормы была крытой, чтобы уберечь благородных пассажиров от непогоды.
        Она сидела в лодке бок о бок с Мартином, укутанная в подбитый беличьим мехом плащ, оруженосец Питер Фэйрли сидел напротив. Крессида следила за игрой мышц на спинах гребцов, мерно работавших веслами, противоборствуя свирепому, напоенному солью ветру. Вода была серой, как олово, небо - свинцовым. Крессида подумала, что погода отражает самую суть ее настроения в этот несчастный день - день ее приезда в новое обиталище.
        Она со слезами распрощалась с родителями, лишь немного утешенная тем, что они решили еще ненадолго задержаться в столице. В любом случае дурная погода не позволит им отправиться в длинный обратный путь к границе Уэльса и задержит, по крайней мере, на несколько дней. Она заручилась их обещанием навестить ее перед отъездом.
        Алиса должна была добираться до Стрэнда вместе с вьючными мулами и повозками с приданым Крессиды - посудой и постельным бельем, - помимо сундуков с платьем и прочими ее вещами. Что ж, во всяком случае, старая няня останется с ней, ее верный друг и компаньонка. Крессида просто не перенесла бы, если бы лишилась сразу всех, кто связывал ее с прошлой жизнью.
        Королева освободила ее от обязанностей фрейлины на две недели, а может, и больше, если об этом попросит Рокситер.
        - Дорогая моя, - сказала она сердечно, - тебе понадобится время, чтобы ознакомиться с усадьбой и принятыми там установлениями, не говоря о прислуге. Воспользуйся каждой минутой, которую сумеет выкроить Мартин, чтобы побыть с тобой. Я знаю, он сейчас особенно занят делами короля, но это время важно для вас обоих. Используй его хорошо.
        Крессида была совсем не уверена, что хочет проводить свободное время вместе с мужем, и уж вовсе не думала, что он жаждет проводить свое свободное время с ней. В это первое утро их совместной жизни они позавтракали в полном молчании.
        Крессиде не хотелось встречаться глазами с Алисой, когда та пришла будить ее. Она провела бессонную ночь, лежа тихо и неподвижно, ощущая рядом с собой сильное тело мужа и боясь его потревожить. Но под утро, когда первые проблески серого рассвета начали пробиваться сквозь закрытые ставнями окна, все же впала в бесчувственную дрему.
        Проснувшись от ласкового, но решительного прикосновения Алисы, Крессида обнаружила, что ее супруг уже встал и вышел в соседнюю комнату, чтобы одеться. Алиса принесла ей теплой воды для умывания и помогла натянуть платье, но предварительно сдернула простыни и бросила в плетеную корзинку, чтобы их забрали дворцовые прачки.
        Алиса ничего не сказала и ни о чем не спросила Крессиду, к величайшему ее облегчению, но, когда та к ней повернулась и внезапно обняла ее, она мягко погладила ее волосы, как это сделала мать накануне, и этой ласки оказалось достаточно, чтобы успокоить измученную девушку.
        Крессида покосилась на графа, желая увидеть его лицо. Он, слегка отвернувшись, рассеянно смотрел вдаль поверх речных вод. Рокситер не казался сердитым, но его брови сошлись на переносье, как будто он о чем-то напряженно думал. Что его так беспокоит? - гадала она. Во всяком случае, не оскорбленные чувства его юной жены.
        Не без раздражения она в который раз сказала себе, что ей повезло, конечно, - ведь он не был требователен, как она опасалась, - и все же ей хотелось бы получить хоть какое-нибудь свидетельство его внимания к себе сейчас, когда весь ее привычный мир разрушился, и все вокруг сделалось ужасающе незнакомым.
        Баржа подошла к принадлежавшему графу причалу, и гребцы разом вскинули весла. Ливрейный слуга, ожидавший их прибытия, поспешил пришвартовать баржу, и граф выскочил из нее, затем наклонился и протянул руку Крессиде, помогая сойти на берег. Он быстро повел ее через дышавший сыростью сад к заднему фасаду, и они вступили в холл.
        Нижний этаж был сложен из красного кирпича, второй ярус - из бревен и дранки, но еще снаружи, окинув дом быстрым взглядом, она заметила, что все окна застеклены, а штукатурка подновлена и сверкает свежей побелкой. Величественного вида дворецкий вышел им навстречу, приветствуя своих господ низким поклоном. Он был преисполнен такого достоинства, что Крессида едва не ответила ему реверансом. Дворецкий вызвал наверх старших служащих, чтобы представить их новой хозяйке дома, но граф знаком отклонил его намерение, поспешив добавить, что графиня замерзла и желает только, чтобы в верхнюю гостиную подали подогретый эль и лепешки.
        - Пришли наверх горничную графини, мистрис Крофт, как только она приедет. Да последи, чтобы выгрузили и разложили вещи графини. У ее светлости будет довольно времени, чтобы познакомиться с остальной прислугой. Мне прошу подать ужин в мою комнату. Днем меня ожидают в государственном Совете, так что прикажи к двум часам держать баржу у причала наготове.
        Крессида улыбнулась дворецкому; тот опять поклонился и прошествовал впереди них к подножию лестницы. Граф собственноручно снял с жены плащ, тут же передав его Питеру, следовавшему, как всегда, за ним по пятам.
        Дом показался Крессиде огромным, даже на ее взгляд, привычный к удобному замку в Греттоне. Через раздвижную дверь она увидела мельком столовую; другая приоткрытая дверь напротив лестницы вела, по-видимому, в зимнюю гостиную. Они поднялись по ступеням, и граф ввел ее в уютную и роскошно обставленную верхнюю гостиную, в которой ярко пылал огонь; стены гостиной были красиво расписаны, а отполированный до блеска пол устилали восточные ковры. Крессида изумленно ахнула при виде буфетов, уставленных серебряной посудой, и гобеленов на стенах жемчужных тонов.
        У камина по обе стороны стояли два мягких кресла, и граф с улыбкой знаком предложил ей сесть.
        - Здесь будут ваши владения. У меня тут небольшой кабинет и контора, где я занимаюсь счетами по дому и объясняюсь со слугами. Я позабочусь, чтобы вам поскорее показали вашу опочивальню. К ней примыкает небольшая комната для Алисы. Дом ведется как должно. Вы увидите, мастер Ролингс справляется превосходно. Иначе и нельзя. В последнее время я редко бываю дома. Королю надобна моя служба, да и дела во Франции таковы, что требуют постоянного внимания.
        Я распорядился, чтобы ваши пожелания выполнялись немедленно. Возможно, вы захотите внести какие-либо изменения в управление домом, а мастер Ролингс, увидите сами, человек сговорчивый, но, прошу вас, пока не спешите, сперва приглядитесь, что именно требуется. Знаю, ваша матушка научила вас прекрасно вести дом, но не тревожьтесь: я не жду от вас многого слишком скоро.
        Крессида заставила себя улыбнуться. Ну вот, опять он напоминает без слов, что считает ее слишком юной и незрелой, чтобы справляться с обычными делами, каких ждут от жены. Элинор Модели точно знала бы, что от нее требуется.
        Вошла служанка с подносом; молоденький паж, придержавший для нее дверь, поспешил к своим господам, чтобы налить эль в их кружки. Крессида посмотрела на него с тревогой. Должна ли она будет обучать его музыке и пению? [Все это, а также обучение чтению и письму входило в обязанности знатных дам, которые готовили, таким образом, своих пажей, обычно - дворянских сыновей, к предстоявшему им со временем посвящению в рыцари.] Она неплохо играла на лютне, и ей говорили, что у нее довольно приятный голос, но она, пока жила в Греттоне, никогда не относилась к этим занятиям серьезно, предпочитая больше времени проводить на свежем воздухе.
        Граф явно очень торопился оставить ее и заняться делами. Она чувствовала себя в своем теперешнем доме совершенно чужой и потерянной. Опять ее душили слезы, но она следила, чтобы ни одна слезинка не скатилась с ее ресниц. Она была не из тех, кто прибегает к подобным уловкам, чтобы привлечь к себе внимание. С поддержкою мужа или без нее, она возьмет под контроль огромное хозяйство, и, пожалуй, сделать это ей будет легче в его отсутствие, а он, судя по всему, отсутствовать собирался часто.
        Днем, когда граф отбыл, Крессида печально села перед камином, глядя в огонь. Она не привыкла к безделью. В Греттоне она постоянно была занята по хозяйству либо выезжала верхом на прогулку.
        Вместе с Алисой она осмотрела назначенную ей спальню и проследила за тем, как распаковывают ее вещи. Комната была великолепна - впрочем, она такой ее и представляла - и заново отделана для нее. Парчовые занавеси вокруг кровати и такое же покрывало были, очевидно, куплены совсем недавно, хотя у нее и промелькнула мысль, уж не для прежней ли своей возлюбленной готовил граф Рокситер эту спальню. Она тотчас отбросила ее, не сомневаясь, что Элинор, конечно же, спала бы вместе с мужем.
        Нет, все это, в том числе великолепный гобелен на стене - французский и безумно дорогой, - изображавший охотничью сцену из греческой мифологии, и резная, тонкой работы скамеечка для молитвы с обивкой того же цвета, что и покрывало, было приготовлено именно для нее.
        Утомленная, она, наконец, признала, что все здесь совершенно безупречно и ей решительно не к чему приложить руку. Рукоделие никогда ее не привлекало, как ни старалась мать обучить дочь этому искусству, но сейчас она охотно взялась бы подштопать какие-нибудь старые шпалеры, чтобы занять себя, - однако здесь не было в том ни малейшей нужды.
        Алиса, наконец, вышла - ей понадобилось подобрать нитки, чтобы подшить оторвавшуюся подпушку на подвенечном платье Крессиды, которое зацепилось за кресло во время пира, - и Крессида вздохнула с облегчением. Конечно, она чувствовала себя одинокой, но сидеть лицом к лицу со служанкой и старательно делать вид, что все хорошо, было выше ее сил. Алиса отличалась необыкновенной проницательностью. Конечно, она уже догадалась, что между ее хозяином и хозяйкой не все ладно.
        Крессида нетерпеливо топнула ногой. Так не пойдет! Она не собирается сидеть в этой комнате взаперти, как наказанный сорванец мальчишка. Схватив со стола серебряный колокольчик, она позвонила. Не прошло и нескольких секунд, как тот же паж, который прислуживал им в гостиной, постучал и вошел. Она не сомневалась, что все это время он стоял за дверью и ждал приказаний.
        Мальчик отвесил низкий поклон. Она ободряюще ему улыбнулась, заметив, что его еще совсем детское лицо выражает беспокойство. Неужто граф настолько жестоко обращается со слугами, что те боятся физических наказаний, если замешкаются и не явятся на зов незамедлительно?
        - Как тебя зовут, мой мальчик?
        - Филипп, миледи. Филипп Кентон. Она подумала, что ему, должно быть, лет десять. Он был темноволосый, маленького роста, ужасно худенький и очень славный. Мальчик стоял, беспокойно переминаясь с ноги на ногу.
        - Подойди ко мне ближе. И ничего не бойся. Тебе приказано прислуживать мне?
        - Да, миледи. Граф сказал, что я не должен отходить от вас ни на минуту.
        - Значит, ты ждал за дверью?
        - Да, миледи. Вам нужно только позвонить в колокольчик.
        - Ну что ж. Думаю, тебе ни к чему ходить собачонкой за мной по пятам, по крайней мере, когда я познакомлюсь с домом. Давай-ка вместе осмотрим его, Филипп, я хочу видеть зимнюю гостиную и комнаты внизу.
        Он опять поклонился и, как только она встала, бросился к двери, чтобы отворить ее перед нею.
        - Ты похож на Питера Фэйрли, - сказала она, знаком приказав идти с нею рядом. - Вы родственники?
        - Да, миледи. Питер - мой двоюродный брат. Наши матери - сестры. Мой отец умер в прошлом году, и милорд граф сразу же взял меня к себе в услужение. Мама очень ему благодарна.
        Крессида кивнула. Бедное дитя: потерять в одночасье отца и родной дом и сразу оказаться слугой строгого господина, которого мальчик явно боится…
        Крессида кивком одобрила состояние зимнего сада, кивком же приняла к сведению торопливые реверансы двух служанок, проскользнувших мимо нее в коридор, и, подойдя к противоположной двери, взялась за ручку.
        - Это кабинет моего хозяина, миледи, - поспешно сказал Филипп. - Он никому не разрешает входить туда без его приказания.
        Она усмехнулась.
        - Ты полагаешь, что он и мне не разрешил бы войти? Какие же у него там секреты? Как у Синей Бороды?
        Мальчик побагровел, но промолчал. Он не знает этой сказки, подумала Крессида, и не понял ее мрачной шутки. Она не настаивала на своем праве войти в кабинет. Филипп, судя по всему, не сомневался, что его накажут, если госпожа поступит по-своему, и ей совсем не хотелось встревожить мальчика еще больше. Она видела кабинет мужа в Вестминстере. Если эта комната такая же угрюмая, у нее нет ни малейшего желания посетить ее.
        - А теперь веди меня на кухню - ведь это самое важное место в доме, не так ли, Филипп? Может быть, мы уговорим повара испечь нам медовых пряников. По-моему, тебе не повредит немного подкрепиться.
        - Надо бы спросить мастера Ролингса…
        - Глупости. Зачем его беспокоить? Мне кажется, я имею право войти в мою собственную кухню?
        - Мастер Уэйнрайт очень вспыльчивый…
        - Не сомневаюсь в этом. Я тоже, Филипп.
        У мальчика вытянулось лицо, но он покорно повел ее на заднюю половину дома.
        Она не успела еще вступить в таинственные владения повара, как услышала его яростные проклятья:
        - Ах ты, лживый воришка, поганец ты эдакий! Или я затем взял тебя к себе на кухню, чтобы ты тут баклуши бил?! Я посадил тебя присматривать за вертелом, а ты и этого сделать не можешь!
        Громовый голос сопровождался звонкими шлепками и протестующими воплями незадачливого поваренка. Крессида подхватила юбки и, позабыв о приличествовавшем ей достоинстве, распахнула дверь в пышущую жаром главную кухню, где все бурлило и кипело.
        Жертва обвинений и скорой расправы тщетно старалась прикрывать себя от тумаков самого огромного мужчины, какого доводилось видеть когда-либо Крессиде. Настоящий гигант, могучий, грудь колесом; нагнувшись над своим щуплым пленником, он одной лапищей держал его за плечо, другою же отвешивал удар за ударом по спине мальчонки длинной, плоской деревянной лопатой, которой достают свежеиспеченный хлеб из печи.
        Мальчишка, вызвавший его ярость, уже не протестовал и не кричал; более не сопротивляясь, он повалился на пол ничком.
        Паж хотел предостеречь Крессиду, остановить, но та, не обращая на него внимания, не заметив испуганных глаз девушек-судомоек и поварят, вихрем влетела на кухню и решительно приказала повару прекратить избиение:
        - Прекратите! Немедленно! Вы убьете мальчика. Или не видите, как он испуган?
        - Вижу. Я его и не так еще отделаю, - рявкнул повар и отвесил своей жертве новый удар.
        Мальчонка скорчился на полу, стараясь прикрыть руками голову.
        Крессида стремительно подошла к ним, ее голубые глаза пылали от ярости. Она не выносила жестокости. В Греттоне никого, будь то поваренок или мальчик на конюшне, так не наказывали.
        - Я сказала, прекратите! - закричала она, почти провизжала, чтобы быть услышанной сквозь громовые проклятия великана. - Как вы смеете, сэр, так обращаться с ребенком, совсем еще маленьким, вы, громадный как буйвол?!
        Повар отпустил мальца, выпрямился и, подбоченясь, уставился на нее. Его крупное круглое лицо сверкало капельками пота от жара пылавшего очага, непослушные темные короткие волосы, откинутые назад, открывали большой выпуклый лоб.
        - А кто вы, черт вас побери, такая, чтобы распоряжаться у меня на кухне?
        - Я графиня Рокситер, - объявила Крессида гневно, - и ваша госпожа. Извольте подчиниться и больше не смейте избивать мальчика.
        - Мальчика, вот как? - Великан откинул назад голову и так расхохотался, что слезы выступили на глазах. - Да, по годам-то он мальчик, а на самом деле сущий дьяволенок. Вы уж предоставьте его мне, миледи, как сделал бы его светлость. Он бы сказал вам: не вмешивайтесь не в свое дело, вот так-то.
        - Может быть, и так, - высокомерно отпарировала Крессида, - но теперь кухня и благополучие слуг - на моей ответственности, и я говорю вам, что не потерплю заведомой жестокости в обращении с любым из моих слуг. Вы слышите меня?
        Повар опустил лопату и, не мигая, уставился на нее. Он не двигался, просто стоял, расставив ноги, и вызывающе смотрел ей в лицо.
        - Да, миледи, я слышу вас как нельзя лучше и скажу вам в глаза: напрасно вы сомневаетесь в моем праве распоряжаться здесь. Парень получил по заслугам.
        Крессида тяжело задышала. Она перевела взгляд с него на остальной кухонный люд, глядевший на нее вытаращенными глазами. В кухне шла обычная перед ужином усердная работа, но при этом порядок был полный, как и во всем доме. Крессида не сомневалась, что этот грубый мужлан здесь на месте. Она медленно повернулась к нему и сказала холодно, чеканя слова:
        - Милорд уведомил меня, что все в этом доме будут повиноваться мне немедленно и безоговорочно. Повторяю, жестокости я не потерплю, какова бы ни была причина. Отошлите мальчика туда, где он спит. Надо позаботиться о нем, подлечить спину, прежде чем он вернется к работе. Попробуйте не подчиниться мне еще раз, и я прослежу, чтобы вас сместили, мастер повар. Я здесь хозяйка, и я не допущу, чтобы со мной не считались.
        Испуганный вздох пронесся по кухне - служанки замерли с раскрытыми ртами, ножи в их растрескавшихся от тяжелой работы руках застыли над разделочными столами. Повар со свистом выдохнул воздух, его глаза были устремлены поверх ее головы на дверь. Спокойный повелительный голос дворецкого прорезал напряженную тишину:
        - Что-нибудь не так, миледи? Прошу вас, вернитесь в свою гостиную, я разберусь здесь сам вместо вас.
        Сквозь стиснутые зубы она прошипела:
        - Я не желаю, чтобы вы что-то делали вместо меня. Я способна сама добиться послушания. Этого мальчика избили. Позаботьтесь, чтобы ему оказали помощь. - Она круто повернулась. - О том, что произошло, я поговорю с его светлостью, как только граф вернется домой. Филипп, проводи меня в верхнюю гостиную.
        Чуть позже, когда Алиса вошла к ней, она уже не дрожала от ярости, а сидела, погрузившись в чтение книги, вышедшей в печатне мастера Кэкстона в Вестминстере
[Кэкстон, Уильям (1422-1491) - английский первопечатник; типография в Вестминстере основана в 1476 году.] , она читала никогда прежде не попадавшееся ей сказание о рыцарях легендарного короля Артура. В памяти вновь возник тот вечер, когда мимы изображали на сцене ужасную историю о Зеленом Рыцаре, и она опять содрогнулась, вспомнив его отрубленную голову. О том, что произошло на кухне, она Алисе не рассказала.
        Ужинала Крессида одна. Мужа, по-видимому, дела задержали в Вестминстере допоздна. Крессида рассеянно ковыряла подаваемые ей блюда, Филипп старательно прислуживал ей. Все было приготовлено и подано великолепно, она фыркнула про себя, подумав о противном мужлане, заправлявшем на кухне. Надо узнать о нем поподробнее… интересно, давно ли он состоит на службе у лорда Рокситера.
        Закончив одинокую трапезу, она вернулась в гостиную и опять взялась за книгу. Алиса, усевшись напротив, нанизывала мелкий жемчуг на налобную ленту. Крессида тихонько вздохнула. Если бы можно было вернуться во дворец и по-прежнему прислуживать королеве!.. Ей сделалось тоскливо и беспокойно на душе. Она хотела бы знать, какие дела задерживают ее отца в столице и как скоро Хауэлл Проссер вернется домой, в их родные места.
        В дверь постучали, и Крессида крикнула: «Войдите!» Вошел Питер Фэйрли и поклонился.
        - Миледи, милорд просит вас к себе в кабинет. Он задержит вас недолго, понимая, что вскоре вы пожелаете удалиться на отдых.
        Крессида испытующе посмотрела на оруженосца. Ее вызывают в кабинет - как нашалившего ребенка? Почему граф сам не пришел к ней сюда, в ее гостиную? Она уже готова была ответить отказом, но встретила предостерегающий взгляд Алисы, и резкие слова застыли на ее губах. Подобный ответ лишь обрушил бы гнев на голову бедного Питера, а она уже понимала, что в этом доме кара мгновенно настигает непокорного слугу. Она кивнула и встала.
        - Алиса, ступай приготовь мне постель, хорошо? Я задержусь недолго.
        Теперь уже не было нужды, встречаясь с мужем наедине, брать с собою Алису, и все же Крессида не могла отделаться от сознания, что она еще не настоящая жена.
        Питер почтительно отворил перед нею дверь в кабинет и удалился. Ее муж сидел за дубовым столом, разостлав пергаментный свиток, с пером в руке. Значит, он сам писал свои письма и не держал писца, как многие аристократы.
        Крессида подошла ближе, Рокситер поднял голову и ленивым движением откинулся в кресле. Она немного успокоилась. Ей ведь казалось, что он сердит на нее, хотя она и считала, что тому нет причины… если только не… Она нахмурила брови. В самом деле, не мог же он возражать против того, что она желает быть хозяйкой в собственном доме? Крессида вскинула подбородок и топнула ногой.
        - Питер сказал, что вы желаете говорить со мной. Отчего вы не могли…
        - Пожалуйста, сядьте. - Он вежливо встал и указал на кресло перед столом.
        - Питер сказал, что дело срочное, но я как раз собиралась…
        - Прошу вас, Крессида, сядьте же. Я попросил вас прийти сюда, так как эта комната совершенно изолирована. Сюда никто не посмеет приблизиться, тем более войти, без моих на то приказаний, а я не хотел бы, чтобы наш разговор кто-то услышал.
        Крессида подавленно опустилась в кресло. Опять она испытывала чувство беспомощности, потерянности, какое, должно быть, испытывает узник перед теми, кто допрашивает его, или перед тюремщиком… Сейчас она была собственностью, имуществом графа; она чувствовала себя узницей в этом доме, как ни роскошна была ее тюрьма.
        - Ролингс рассказал мне о том, что произошло на кухне. Полагаю, мы можем обсудить это спокойно.
        Она вскинула на него глаза, пылавшие синим огнем.
        - Вы желаете отчитать меня за то, что я пришла на помощь мальчику, с которым дурно обращались?..
        - Я никого не собираюсь отчитывать. Я сказал, что хочу поговорить с вами об этом.
        Крессиду раздражал его легкий, шутливый тон и то, что эти полуприкрытые глаза прятали от нее истинное его отношение к случившемуся. За неторопливой, ленивой манерой скрывалась сталь, а ей, как ни странно, хотелось, чтобы он говорил прямо и не таил гнева, если он его чувствует.
        Мартин опять откинулся в кресле.
        - Я просто хочу объяснить вам положение. Этот «мальчик, с которым дурно обращались», как вы выразились, ленивый, никчемный бездельник, которого я привез с собой из моего имения в Уэльсе, потому что, вот уже в третий раз, хочу спасти его от виселицы за браконьерство и кражи. Я охотно предоставил бы его той судьбе, какую он вполне заслужил, если бы не его мать, которая со слезами молила меня спасти его. Она - моя глупая нянька, и я люблю ее всей душой…
        Уот Форрестер - ее последыш, и она любит этого мошенника до безумия. К несчастью, он совсем не похож на нее и на своих братьев - моих молочных братьев - и постоянно попадает в беду. Я решил, что единственное, чем я могу помочь, - это увезти его от искушений подальше, привезти сюда, в город, и определить под начало Джека Уэйнрайта. Если кто-то и может его вышколить, то это именно Джек.
        - Жестоко его наказывая?!
        Ленивые веки вдруг вскинулись, он пристально посмотрел на нее.
        - Вы предпочли бы, чтобы я предоставил парня его судьбе?
        - Я не выношу жестокости к слабым. Этот человек груб…
        - Джек Уэйнрайт солдат и к тому же превосходный повар. Полагаю, ужин не вызвал у вас нареканий.
        - Разумеется, нет. Но это не дает ему права избивать поварят.
        Граф свирепо улыбнулся.
        - Крессида, я уверен, что вашему отцу приходилось иной раз у себя в имении школить кое-кого. - В его темных глазах промелькнул огонек. - Возможно, и собственную дочь.
        - Мой отец никогда не поднял на меня руку в гневе!
        Он улыбнулся, и она сердито подумала: он размышляет сейчас, что, будь это не так, она выросла бы не столь порывистой и трудно управляемой. И опять ей захотелось, чтобы он высказался в открытую, а не играл в эту мучительную игру, пытаясь ее урезонить.
        - Последние шесть лет Джек во всех компаниях всегда был со мной. Он бесценный слуга… и мой друг. Я доверил ему мальчонку. Он-то легко нашел бы себе место в любом доме. Подозреваю, что, будь его воля, он бы меня сейчас оставил и вернулся на солдатскую службу, но Джек знает, что нужен мне. Я был бы благодарен вам, Крессида, если бы вы не подталкивали его к иному решению.
        Она сделала глубокий вдох.
        - Иначе говоря, я ни во что не должна вмешиваться и я не хозяйка в своем доме?
        - Я этого не говорил. Я только просил вас не спешить и сперва ознакомиться с тем, как ведется дом. Никто не будет отменять ваши приказания. Ролингс не сказал бы мне о том, что произошло, Джек тоже, но мальчишка исчез, а Ролингс знает, как я не хочу, чтобы он попался на какой-нибудь глупой выходке в городе, и его схватила бы стража.
        А теперь остается только надеяться, что он вернется, когда заурчит в животе и не представится какого-нибудь нечестного способа наполнить желудок. Я просто хотел, чтобы вы знали все обстоятельства этого конкретного случая и избегали бы в дальнейшем конфликтов из-за парнишки.
        Крессида чувствовала себя ребенком; она была разбита наголову. Конечно, ей не следовало вмешиваться с налету, не познакомившись со всеми обстоятельствами дела. Дворецкий все уладил бы вместо нее, если бы она с ним посоветовалась. Мама непременно побранила бы ее за необдуманную поспешность в суждениях. Она проглотила комок в горле, чтобы удержать слезы. Да, она вела себя как дитя, и теперь вся прислуга в доме будет видеть в ней лишь капризную, вспыльчивую барыньку, для которой главное - настоять на своем.
        - Вы желаете, чтобы я поговорила с этим человеком, с Уэйнрайтом, попросила прощения…
        - Разумеется, нет. Вы здесь хозяйка. Это произвело бы совершенно неправильное впечатление. Джек прекрасно все понимает. Я не собираюсь говорить с ним об этом ни сейчас, ни когда бы то ни было. И только надеюсь, что вся эта история не лишит юного Уота шанса выжить. Однако, честно говоря, не думаю, что он проживет долго, если не изменится… а надежд на это в ближайшем будущем маловато.
        Крессида встала, сделала реверанс.
        - Я буду советоваться с мастером Ролингсом, прежде чем предпринимать что-либо для исправления прислуги. А теперь, с вашего разрешения, я пойду к себе. Я очень устала.
        Меньше всего ей хотелось сейчас уйти, и все же она должна была как можно скорее его оставить, пока он не довел ее до бессмысленных слез.
        Граф, улыбаясь, встал, любезно проводил ее до двери, за которой Питер Фэйрли терпеливо дожидался приказания отвести молодую хозяйку в ее комнату.
        Алиса уже приготовила постель и ждала Крессиду, чтобы помочь ей раздеться. Она испытующе посмотрела на свою госпожу, но спрашивать ни о чем не стала. Когда она уже собралась выйти в свою смежную комнату, Крессида попросила:
        - Алиса, будь добра, разыщи Филиппа Кентона, того юного пажа, который прислуживал мне нынче за ужином, и попроси его зайти ко мне.
        Алиса неодобрительно пожала плечами и отправилась выполнять поручение. Приведя мальчика, она упрямо стала в дверях. У Филиппа, как всегда, лицо выражало тревогу, и Крессида поспешила его успокоить:
        - Я хочу, Филипп, чтобы ты разузнал, есть ли какие-нибудь новости о том поваренке, которого побили сегодня. Как я поняла, он сбежал.
        Лицо пажа просветлело.
        - Он уже вернулся, миледи. Мастер Уэйнрайт - наш повар - ходил искать его с двумя солдатами. Они нашли его в таверне на Саут-Варк, мастер Уэйнрайт, как говорят, наградил его оплеухой и приволок обратно в Рокситер-Хаус.
        - О! - Крессида с трудом улыбнулась. - Я рада, что он в безопасности. Как ты думаешь, мастер Уэйнрайт не станет снова бить его?
        Мальчик ухмыльнулся.
        - Он больше лает, чем кусает, миледи. Однажды он поймал меня, когда я стянул яблочный пирог, я уж думал, что мне конец, но он только дал мне затрещину и прогнал с глаз. И даже его светлости графу не сказал ни словечка. Про него говорят, что он строгий, но справедливый.
        - Ну, хорошо, спасибо, Филипп. Я думала, мальчик мог попасть в беду в каком-нибудь воровском притоне. А теперь ступай, спокойной ночи.
        Когда паж убежал, Алиса грозно сказала:
        - И о чем же тут шла речь, позвольте спросить?
        Крессида с замиранием сердца ответила:
        - О, я тут вмешалась, когда наказывали одного мальчонку, а потом узнала, что он совершенно отпетый мошенник. Милорду графу то и дело приходится вызволять его из беды.
        - Гм… - только этим и выразила Алиса свое отношение к вмешательству Крессиды в порядки Рокситер-Хауса.
        Минут двадцать спустя Крессида уже лежала в постели, удивляясь про себя, отчего, собственно, постель кажется ей одинокой. Всю жизнь она спала одна и была этим вполне довольна. А сейчас, как ни странно, чувствовала себя обманутой. Ей только что порекомендовали не вмешиваться в то, как идут дела в доме, муж избегает ее постели… Нет-нет, маме все это явно не понравилось бы.
        На следующее утро, когда Крессида, все в той же верхней гостиной, вместе с Алисой вышивала еще одну бархатную налобную ленту к парадному геннину, постучал Филипп и попросил разрешения впустить мастера Ролингса.
        Низко поклонившись ей, дворецкий сказал:
        - Приехал мастер Проссер, миледи. Он спрашивает, примете ли вы его.
        Крессида живо поднялась с кресла.
        - О, разумеется, зовите его поскорей, мастер Ролингс. Мастер Хауэлл Проссер старый друг нашей семьи, он недавно приехал в Лондон. Я буду очень рада увидеть его.
        Дворецкий важно склонил голову.
        - Могу ли в чем-либо быть вам полезен сегодня, миледи?
        Она вспыхнула, вспомнив, что он присутствовал при недостойной сцене на кухне.
        - Нет, нет, благодарю вас. В доме все идет превосходно под вашим присмотром, мастер Ролингс.
        Он опять важно наклонил голову и удалился, чтобы тут же вернуться и пропустить в гостиную Хауэлла Проссера.
        Крессида пошла навстречу гостю, радостно улыбаясь и приветливо протягивая к нему руки.
        - Как это чудесно, Хауэлл, что вы приехали навестить меня.
        Алиса отошла к оконной нише, и Крессида не могла не заметить, как служанка неодобрительно поджала губы, склоняясь над рукодельем.
        Хауэлл коснулся губами щеки Крессиды, шепнув, что надеется получить разрешение на родственный поцелуй. Поцелуй был более долгим, чем когда-либо прежде, когда он здоровался с нею на людях, и она, еще больше разрумянившись, подвела его к креслу у камина и сама села напротив него.
        - Надеюсь, это не означает, что вы заехали попрощаться, Хауэлл. Вы ведь не собираетесь покинуть столицу?
        - Я заехал попрощаться, но ненадолго. Мне надо съездить в Дувр по поручению отца. - Он поморщился. - Нужно кое-что выяснить относительно цен в Кале. Но вам все эти скучные мелочи ни к чему.
        Хауэлл думал о том, как она восхитительна, порозовевшая от радости, что видит его. На ней было зеленое бархатное платье, и он впервые заметил зеленоватые оттенки в радужной оболочке ее сияющих глаз, которые казались сейчас, при свете, падавшем из оконной ниши, почти аквамариновыми: Этот особенный мягкий оттенок зеленого, цвет страны эльфов, заставил его сердце забиться сильнее, отчего волшебная красота девушки представилась ему еще ослепительней.
        - Я боялся, что граф не позволит мне увидеться с вами.
        - Его нет дома. Он в Вестминстере или в Тауэре. Последние дни у них там, кажется, без конца заседает Совет.
        - Он покидает вас так скоро после свадьбы?
        Крессида опустила глаза на бесценный персидский ковер, стараясь не выдать своего замешательства.
        - Он очень занят делами короля. Из Франции, как я слышу, приходят дурные вести.
        - Да, - произнес мрачно Хауэлл. - Во всяком случае, для короля. Должно быть, вы слышали о том, что Генрих Тюдор открыто объявил о своем намерении жениться на леди Элизабет?
        - Не думаю, что это возможно, - засмеялась Крессида. - По крайней мере, до тех пор, покуда он не узурпирует трон короля Ричарда.
        - Вы называете это узурпацией? Но ведь Генрих и есть король, единственный живой потомок Ланкастеров.
        Она быстро обвела взглядом комнату, предостерегающе прижав палец к губам.
        - Вы ведете изменнические речи, Хауэлл. Притязания Генриха Тюдора совсем не основательны, да и те опираются лишь на незаконную линию Бофортов. В любом случае Ричард прочно сидит на троне.
        - Не все этим довольны, - проговорил он тихо. - Ваш отец - один из них, мой тоже. Вы, вероятно, слышали о казни сэра Роджера Клиффорда?
        Крессида вздрогнула.
        - Сэра Роджера Клиффорда? Нет, я ничего об этом не знаю.
        - Да, он был схвачен, обвинен в измене и казнен. - Хауэлл пожал плечами. - Он не мог ожидать помилования. Принцы Йоркские не простили Клиффордам то, что те поддержали дело Ланкастеров. Когда его везли казнить на Тауэр-Хилл, процессия проехала мимо храма св. Мартина Великого. Разъяренные приговором, простолюдины попытались стащить сэра Роджера Клиффорда с повозки и помочь ему бежать. Его исповедник умолял собравшийся вокруг народ спасти его, и попытка бегства наверняка бы удалась, если бы солдаты шерифа не позвали на помощь. Они сумели задержать его, пока не явилась подмога, и затем поволокли на казнь.
        Крессиду трясло.
        - Значит, он умер… умер ужасной смертью предателя?
        - Он был обезглавлен, но потом, говорят, его тело рассекли надвое.
        Крессиду потрясла столь бессмысленная жестокость.
        - Пресвятая Дева, никогда бы не подумала, что король способен быть таким злобным.
        Хауэлл кивнул.
        - Он боится, слухи о вторжении носятся в воздухе. Очень неспокойно в Хэммс-Кастле, неподалеку от Кале. Граф Оксфорд находился там в заключении, его взяли под стражу вскоре после гибели несчастного короля Генриха [Имеется в виду Генрих VI (1421-1471) из династии Ланкастеров, дважды низложенный и убитый в Тауэре.] . Оксфорду удалось подкупить коменданта, Джеймса Блаунта, и уговорить отпустить его, а в довершение всего сам Блаунт вместе с бывшим своим узником переметнулся к Генриху Тюдору, и теперь замок готов выдержать осаду королевского войска.
        - Но у короля Ричарда довольно сил, чтобы сокрушить осажденных и захватить замок!
        - О, я и не сомневаюсь, но все эти события говорят о том, что даже его люди отворачиваются от него. Вашего отца такие новости обрадуют, я уверен.
        - Тсс! - Крессида по-настоящему испугалась. - Мой отец хорошо отзывается о короле. Король был очень внимателен к нему, он устроил мой брак.
        - Да, - с горечью выговорил Хауэлл. - Мне это слишком хорошо известно. Как я только выдержал ваш свадебный пир!.. Мне невыносимо представить вас в объятиях этого субъекта.
        Забыв об осторожности, она сказала быстро:
        - Об этом можете не печалиться, Хауэлл.
        Тот посмотрел на нее ошеломленно, и она поняла, что выдала себя, дала понять, что ею пренебрегли… Но было уже поздно.
        - Он не… - выдавил он хрипло. - Он вас не…
        Он наклонился к ней совсем близко, и Крессида, уже испуганная тем, что открыла ему слишком много, услышала, как Алиса беспокойно ерзает в оконной нише.
        Вспыхнув, она опустила голову и прошептала:
        - Он все еще принимает меня за ребенка.
        - Клянусь всеми святыми, этот человек форменный идиот! - яростно прошипел Хауэлл. - Выходит, надо понимать так, что вы еще не жена ему?
        Она медленно покачала головой, чувствуя, как жар от груди поднимается к горлу.
        - Ваш отец знает?
        - Нет, разумеется, нет… и ему не надо говорить про это. Хауэлл, вы не должны… не позорьте меня. Мне не следовало вам говорить…
        Он пристально смотрел на нее, она же старалась не встретиться с ним глазами.
        - Нет никакого позора в том, что вы все еще девственны, Крессида. Что до меня, то я лишь благодарю Бога за это. Кто знает!.. Вполне может случиться… настанет время, когда вы еще порадуетесь, что так все сложилось.
        - Хауэлл, - проговорила она, запинаясь, вконец испуганная его твердым, решительным тоном, - после свадьбы прошло лишь несколько дней. И при любых обстоятельствах король никогда не согласится расторгнуть наш брак.
        - Он-то не согласится, - кивнул Хауэлл. - Но дела могут обернуться совсем по-другому… не так, как сейчас.
        Крессида протянула руку и коснулась груди своего гостя, чувствуя, как бешено колотится его сердце.
        - Хауэлл, берегитесь! Такие слова произносить не следует, даже мысли такие держать в голове и то опасно. Вы не представляете, каким жестоким может быть граф, мой муж. Пусть вас не обманывают его вкрадчивые повадки.
        Он взял ее руку и повернул ладонью кверху, чтобы поцеловать ее.
        - Не бойтесь ни за меня, ни за своего отца, Крессида. Берегите себя и не отчаивайтесь. Вернувшись из Дувра, я опять навещу вас, если буду допущен. Вы останетесь по-прежнему фрейлиной королевы?
        - Да, через несколько дней я вернусь к своим обязанностям. Я рада этому. Мне тут нечем заняться. Все в доме поставлено так хорошо, что я не знаю, куда девать себя.
        Он кивнул ей с улыбкой; оба встали, и он попросил разрешения удалиться.
        - Мне надо еще до темноты проделать большой путь.
        Она с тоской смотрела ему вслед. Он был для нее той ниточкой, которая связывала ее с минувшими счастливыми днями в Греттоне, и ей так не хотелось отпускать его.


        ГЛАВА ШЕСТАЯ
        Крессида выслушала мессу и уже собралась позавтракать у себя, как вдруг в ее комнату вошел граф Мартин. Он коротко приказал Алисе выйти и бросился в кресло, стоявшее у стола.
        Крессида спокойно спросила:
        - Милорд уже позавтракал?
        - Да. Пожалуйста, завтракайте, если еще не кончили.
        Рокситер беспокойно заерзал в кресле.
        - Как я понял, этот господин, Проссер, навещал вас вчера в мое отсутствие.
        - Значит, мастер Ролингс уже доложил вам?
        - Нет, я получил сведения… из другого источника. - Он постарался не встретиться с ней глазами. - Ролингс лишь подтвердил это, когда я спросил его.
        Крессида ждала продолжения, но, так как Рокситер молчал, спросила кротко:
        - Должна ли я понять это так, что принимать гостей я могу, лишь получив на то ваше разрешение, милорд?
        - Я желал бы, чтобы в дальнейшем вы так ко мне не обращались, - раздраженно отозвался тот. - Когда мы одни, пожалуйста, называйте меня Мартином.
        - Мне это непривычно.
        - Это легко исправить, и тогда это скоро станет привычным.
        - Да, но вы не ответили на мой вопрос. Мне кажется, вы сердитесь, что я приняла Хауэлла Проссера, не посоветовавшись предварительно с вами. Вы дали бы мне разрешение?
        - Нет.
        Она еще не видела его таким раздраженным и внутренне трепетала, однако храбро старалась не показать виду.
        - По-моему, я вам уже объяснила, что мастер Проссер - мой давнишний друг. Он навестил меня просто затем, чтобы пожелать мне счастья и сказать, что скоро покидает Лондон.
        Рокситер пожевал нижнюю губу.
        - Да, мне известно, что он уже выехал из города по кентерберийской дороге.
        Крессида удивилась:
        - Значит, ваш соглядатай информировал вас и об этом?
        Он повернулся и прямо посмотрел ей в лицо.
        - Знаю, вам нелегко примириться с ограничениями, какие я налагаю на ваши знакомства, Крессида, но у меня имеются серьезные основания для этого. Сейчас трудное время, вы сами знаете. Для вас будет лучше, если вы воздержитесь от общения с этим человеком.
        Его глаза опять были полуприкрыты веками, и Крессида понимала, что ничего не добьется протестами или дальнейшими вопросами. Она тихонько вздохнула.
        Он откинулся на спинку кресла и скрестил свои длинные ноги.
        - Надеюсь, все в доме были к вам внимательны?
        - Да, ми… Мартин, - поправилась она равнодушным тоном.
        - Я сожалею, что обстоятельства принуждают меня быть вдали от вас в эти первые дни после нашей свадьбы.
        Она взяла ломтик хлеба и стала намазывать на него золотистый мед.
        - Вероятно, занятия с осужденными забирают у вас большую часть времени, - проговорила она холодно. - Я слышала, сэр Роджер Клиффорд был подвергнут жестокой казни как изменник. Присутствовали ли вы, милорд, при этом и приятно ли было вам наблюдать агонию одного из врагов короля?
        Он подскочил в кресле, и глаза его опасно сверкнули.
        - Нет, меня там не было, но я рад слышать, что вы сами называете этого человека изменником. Полагаю, вы слышали это от Проссера?
        - А если и так? Он всего-навсего рассказывал мне о настроениях простых людей. Как я поняла, была сделана попытка освободить Клиффорда?
        - Да. Это были его сторонники. - Он постучал пальцем по столешнице, четко отбивая сигнал вечерней зари. - Сожалею, что вы огорчены, но этого человека судили по справедливости и приговорили к смерти. Он был схвачен в Саутгемптоне, и при нем найдены письма изменнического содержания.
        - Может, его осуждали и справедливо, но разве была необходимость, удовлетворяя злобу короля, так варварски растягивать казнь?
        Брови Рокситера сошлись над переносьем.
        - Отнюдь не варварски. Клиффорд был обезглавлен, как и положено казнить преступников его ранга. Король вовсе не кровожадный противник.
        - Но над телом его надругались. Он опять нахмурился.
        - Существует, как вы сами знаете, обычай четвертовать тела изменников и выставлять их на всеобщее обозрение, чтобы неповадно было другим. Злоба не имеет к этому никакого отношения.
        - Но ведь Клиффорды всегда считались противниками Йоркского дома… по крайней мере, я… мне так говорили, - добавила она с запинкой, встревожившись за того, от кого все это узнала.
        - А сказал ли ваш информатор о том, что именно Клиффорд зарубил брата короля, юного Эдуарда Рутландского, на мосту Уэйкфилд? - спросил он жестко. - Битва уже закончилась, для герцога, тогда еще почти мальчика, это было первое сражение. Пощадить его ничего не стоило, но Клиффорд не посмотрел ни на что и безжалостно зарубил его.
        Рассказ мужа потряс Крессиду. Перед ее внутренним взором возникла эта ужасная картина: юный герцог на мосту, окруженный врагами, быть может, молит сохранить ему жизнь…
        Она с трудом проглотила ком в горле. Без всякого сомнения, семейные междоусобицы вырастают именно из таких вот случаев во время войн. Итак, короля можно понять в его неприязни к Клиффордам, и если верить Мартину, он все же не захотел самолично вынести приговор своему врагу, изобличенному в ужасной измене и осужденному на мучительную смерть.
        - Я… мне жалко любого человека… погибшего такой смертью, - запинаясь, сказала она.
        - Разумеется, - ответил он сдержанно, - именно поэтому я избавлял вас от подобных разговоров. - Он встал и, опершись обеими руками о стол, посмотрел на нее сверху вниз. - Проссеру незачем обсуждать с вами политические дела, и вы поступите разумно, если не станете пересказывать суждения этого господина… кому бы то ни было, - закончил он твердо. - Вы меня поняли, Крессида?
        - Я не глупа, сэр.
        - Да, вы не глупы, - проговорил он медленно. - Никто вам не простит неосторожной болтовни на эту тему. И, прежде всего вы не должны обсуждать такие вещи при королеве, когда вернетесь к исполнению своих обязанностей. Она нездорова, и нельзя огорчать ее, нельзя, чтобы она услышала, что кто-то выражает недовольство волей короля.
        Рокситер требовательно посмотрел на нее своими темно-карими глазами; она с трудом отвела, наконец, от него взгляд и кивнула, выражая согласие исполнить его приказ. Он вздохнул. Она явно настроилась противостоять ему, и было очень важно оградить ее от опасных влияний. Позже он попытается завоевать ее сердце, чтобы им легче было сосуществовать долгие годы, которые им предстояло прожить вместе.
        Граф уже собрался выйти, как вдруг в двери настойчиво постучал Питер Фэйрли. Мартин разрешил ему войти.
        - Что там стряслось, Питер? Я сейчас спущусь и тотчас уеду.
        Глаза Питера беспокойно перебегали с хозяина на хозяйку. Ему было ясно, что между ними пробежала кошка.
        - Милорд, только что спешно прибыл курьер из Вестминстера от леди Элизабет Плантагенет. Она просит миледи графиню приехать как можно скорее, чтобы дежурить при королеве. Та почувствовала себя хуже. - Он опустил глаза, сам огорченный вестью, которую сообщил. - Курьер сказал, что, как он понимает, у бедной нашей королевы случилось сильное кровоизлияние, и к ее ложу были срочно вызваны королевские врачи.
        Крессида горестно ахнула.
        - Конечно, я поеду немедленно. Ее величеству понадобятся сейчас все ее фрейлины.
        Она с вызовом взглянула на мужа, не намереваясь ждать его разрешения, но его суровый взгляд уже смягчился, и он только кивнул ей.
        - Да, да, Питер, миледи будет на сходнях через полчаса. К счастью, баржа уже готова, ведь я как раз собирался ехать. Отправь пажа к мистрис Алисе, пусть приготовит баул, соберет все, что потребуется миледи и ей самой из одежды на несколько дней. - Он поспешно обернулся к Крессиде: - Алиса будет сопровождать вас.
        - Да, конечно.
        Крессида уже отошла от стола и вынимала из сундука теплый плащ, соображая при этом, какую обувь разумнее взять для такой погоды.
        Она услышала, как Мартин спросил:
        - Королю сообщили?
        - Я не знаю, милорд. Не знаю даже, в Вестминстере ли он или отправился на Совет в Тауэр.
        Мартин отослал Питера выполнять поручение и повернулся к Крессиде, наблюдая, как та выбирает одежду потеплее для поездки по реке. «Господи, помоги Ричарду, - пробормотал он с тревогой, - ему необходимо сейчас утешение».

        Съежившись, чтобы по возможности сохранить тепло, Крессида сидела напротив Алисы на барже, только что отплывшей от сходней, и печально смотрела на свинцово-серые воды Темзы. За нею послала сама леди Элизабет. Значит, несмотря на все попытки отстранить ее от королевы, принцесса все еще находится при ней. Если у королевы кровохарканье, значит, она действительно очень больна. Похоже, все их дурные предчувствия начинают сбываться.
        На глазах у Крессиды заблестели слезы. Бедная добрая королева, ей выпало столько горя за последние несколько месяцев… Крессида сжала губы и с вызовом посмотрела на сидевшего против нее мужа; она всеми силами постарается услужить королеве Анне и утешить ее. Леди Элизабет тоже нуждается в ее дружбе и помощи. Ничто не помешает ей трудиться рядом с племянницей королевы.
        Когда они прибыли во дворец, там царила непривычная тишина. Как и всегда в таких случаях, людей собралось великое множество - офицеров, курьеров, солдат, священников и клерков, - все они переговаривались между собой, но совсем тихо, то и дело оглядываясь через плечо, словно их речи могли быть кем-то подслушаны, могли кого-то обидеть.
        Крессиду била дрожь, а суровое лицо Мартина сделалось еще суровее. Если королеве суждено умереть, начнутся бесконечные пересуды о будущем короля. Недавняя смерть единственного сына лишила его наследника, и очень скоро Ричарда начнут уговаривать жениться снова. Как могут эти люди думать в такой момент о чем-то еще кроме королевы? Крессида содрогнулась при мысли, что лорд Мартин тоже вынужден был жениться вскоре после смерти своей невесты и понуждал его к этому сам король!
        У входа в покои королевы Мартин попрощался. На глазах у нескольких фрейлин, проходивших по коридору, он прижал ее к себе и поцеловал в губы. Понимая, что многие из них завидуют ей, она отстранилась сразу, как только это можно было сделать, не нарушая приличий. Если бы они знали об их истинных отношениях! - подумала она с горечью.
        - Я буду неподалеку, в моем кабинете. Там есть скамья, которая при нужде служит мне кроватью. Если я вам понадоблюсь, пришлите Алису.
        Она сделала чинный реверанс и отправила Алису поискать леди Элизабет, не зная, можно ли ей войти в спальню королевы сразу же, не дожидаясь вызова.
        Доктор Хоббс, врач короля, показался из дверей королевской опочивальни; за ним следовал его ученик, держа в руках чашу, покрытую салфеткой из тонкого полотна. Губы врача были крепко сжаты, слившись в тонкую линию; заметив Крессиду, он коротко приветствовал ее кивком головы и плотнее запахнул на своем тощем теле суконную мантию.
        Следом за ним шла Элизабет Йоркская. Врач на минуту остановился, продолжая что-то говорить ей, потом низко поклонился, кивнул своему ученику и, повернувшись, торжественно проследовал по коридору.
        Леди Элизабет тотчас подошла к Крессиде, протягивая ей руки.
        - Спасибо, что поспешили приехать. Положение трудное и… щекотливое. Разумеется, все фрейлины рады служить ее величеству, но они… много болтают. - Принцесса сжала губы. - Вы мой друг, Крессида. С вами я могу быть откровенна.
        - Что королева?
        Элизабет покачала головой.
        - Больше кровотечения не было, но она постоянно кашляет и совершенно измучена. Доктор Хоббс обеспокоен, но, - она беспомощно пожала плечами, - он слишком озабочен тем, чтобы не встревожить короля, хотя…
        - А он-то понимает, как серьезно больна королева?
        - Ричард? - Голубые глаза Элизабет потемнели от жалости. - О да, как же может быть иначе. Ричард не из тех, кто боится смотреть в лицо правде. Он видел слишком много ужасного в жизни, чтобы обманывать себя.
        - А королева? - спросила Крессида с болью. - Понимает ли она, в самом деле, как… как серьезно ее состояние?
        Глаза Элизабет увлажнились.
        - Она отчетливо сознает, что умирает. Она… она всеми силами старается держать себя в руках, чтобы… не огорчить короля еще больше. Он - свет очей ее.
        Крессида безмолвно раскрыла губы.
        - Да поможет им обоим Пресвятая Дева, - шепнула она чуть слышно.
        - А теперь пойдемте. Я сказала ей, что послала за вами, и она непременно хочет вас видеть.
        Королева полулежала на высоко поднятых расшитых подушках. Когда леди Элизабет и следовавшая за нею Крессида приблизились к ее ложу, остальные фрейлины удалились. Лицо Анны покрывала смертельная бледность, ее губы были совсем бескровны, только на щеках ярко горели чахоточные пятна; однако на минуту ей стало дышаться легче, и она встретила Крессиду почти озорной улыбкой.
        - А, наша прелестная девочка-жена. Как вам нравится быть замужней женщиной, маленькая Крессида?
        Девушка присела в низком реверансе. Она храбро улыбнулась, решив, что королева ни в коем случае не должна заметить, как она испугана ужасными переменами в ее самочувствии и внешнем виде, происшедшими всего лишь за несколько дней.
        - У меня все хорошо, ваше величество, и я рада видеть, что вы отдыхаете. Мне сказали, что вас беспокоит кашель.
        Улыбка Анны стала еще шире.
        - Скоро он уже не будет беспокоить меня. Нет, нет, - продолжала она, положив нежную руку на плечо Крессиды, - не отворачивайтесь, не пытайтесь скрыть жалость. Вижу, что, несмотря на молодость, вы разумны, храбры и честны - слишком честны, чтобы стараться обмануть меня бесполезными утешениями. Я рада, что вы рядом со мной, хотя предпочла бы не портить вам медовый месяц.
        - Ваше величество знает, что лорд Мартин любит вас всей душой и охотно позволяет мне быть вам полезной.
        - Он преданный друг, - тихо проговорила Анна. - Ричарду нужно бы побольше таких, как он, когда… когда придет время. Благодарение Пресвятой Деве, такие люди около него есть - Фрэнк Ловелл, Дик Рэтклифф, Роб Перси, много верных сподвижников. Я не буду бояться за него… что бы ни случилось. Знаю, он смелый и стойкий. Конечно, он будет страдать, но… потом… потом он поступит так, как нужно для королевства.
        Крессиду поместили в прежней ее комнате, и последовавшие несколько дней она служила королеве бок о бок с леди Элизабет. Их обязанности стали теперь менее сложны, так как королева была слишком тяжело больна, чтобы подниматься с постели. Они ничем не могли ей помочь, кроме как заботиться о ее удобствах и развлекать, насколько это им удавалось. Приступы кашля то и дело сотрясали ее слабое тело, лишая последних сил.
        Когда сидеть рядом с ложем страдающей королевы выпадала очередь Крессиде, она вся трепетала от страха. Ей никогда еще не приходилось ухаживать за кем-либо, стоявшим столь близко к могиле, ощущать ледяное дыхание смерти. Родители Крессиды всегда пребывали в добром здравии, и за все детские годы ей доводилось горевать разве что по любимым собачкам. И теперь эта долгая мучительная агония переворачивала ей душу.
        Король все свое время, которое мог освободить от государственных дел, проводил с умирающей королевой. Он вел себя с нею необычайно ласково и помогал ухаживать за нею, когда это требовалось. Под глазами его залегли тени, губы были плотно сомкнуты. Невозможно было измерить глубину его страдания. Он отходил в сторону с доктором Хоббсом и мрачно кивал головой, слушая его указания; все замечали, как глубоко благодарен он леди Элизабет.
        Однажды, выйдя из опочивальни, Крессида увидела, как король схватил обе руки Элизабет, наклонился, судорожно поцеловал их и чуть не бегом бросился в свои апартаменты, словно был не в состоянии дольше находиться там, где умирала его жена.
        Лорд Мартин часто навещал больную. Королева каждый раз встречала его радостно, а он садился с нею рядом, шутил, болтал о счастливых днях, когда они жили еще в Мидлхэмском замке.
        Однажды, когда у королевы случился приступ кашля, и вызвали доктора Хоббса, Мартин отвел Крессиду в другую комнату.
        - Вы еще слишком молоды, - сказал он охрипшим от волнения голосом. - И если вам такое служение не под силу, если вам страшно…
        Она посмотрела ему в лицо, ее широко распахнутые глаза засверкали.
        - Конечно, мне страшно… Мы все боимся за нее, особенно леди Элизабет. Но это не значит, что мы хотим ее покинуть.
        Он пристально посмотрел ей в глаза и, наклонившись, пальцем ласково приподнял ее подбородок.
        - Вам пришлось повзрослеть слишком быстро, маленькая Крессида. Я сожалею об этом, но восхищаюсь вашей силой духа. Делайте для Анны все, что в ваших силах. Она заслуживает наших молитв и просто помощи.
        - Ее ни на минуту не оставляют одну, леди Элизабет специально следит за этим, - воскликнула Крессида.
        Мартин отвернулся на мгновение; когда же вновь посмотрел на нее, она увидела в его глазах тревогу.
        Вскоре он покинул ее, чтобы вернуться к своим обязанностям, и она была одновременно взволнованна и сердита. Отчего он по-прежнему обращается с ней как с ребенком? Почему не хочет признать, что обстоятельства сделали ее взрослой и за королевой ухаживает теперь зрелая женщина, хотя она и трепещет в душе в преддверии смерти, ждать которой уже оставалось недолго?
        Позднее, уже утром, она попросила разрешения ненадолго покинуть комнату больной и села у окна в нише парадного зала; к ней тотчас подошел незнакомый паж:
        - Миледи графиня, там внизу, на лужайке, что над рекой, один человек хочет поговорить с вами. Он назвался другом вашей семьи и сказал, что у него есть для вас новости…
        Крессида посмотрела на него испытующе.
        - Он не назвал себя?
        - Нет, миледи. Это молодой человек, одет хорошо, хотя и просто. У него темно-каштановые волосы…
        - Да, я его знаю. - Она быстро встала; ее сердце отчаянно заколотилось. - Если меня спросит королева, тотчас беги за мной. Смотри же, не медли.
        - Слушаюсь, миледи.
        Покидая спозаранок свою комнату, она захватила плащ, так как допускала, что ей захочется выйти ненадолго из слишком жарко натопленных апартаментов королевы, тогда как в других помещениях дворца было еще прохладно. Хотя наступил март, весной пока что и не пахло. Минуя один за другим дворцовые дворики, Крессида печально вздохнула. От реки дул холодный ветер, и на бурой земле дворцовой площадки еще нигде не пробивалась трава. Навряд ли королеве доведется увидеть, как все вокруг зазеленеет.
        Итак, Хауэлл возвратился из Дувра. Она всей душой надеялась, что сэр Мартин сидит сейчас, запершись, с королем. Он запретил ей встречаться с Хауэллом без его разрешения, и, судя по всему, Хауэлл догадывается об этом, не случайно ведь он пожелал встретиться с ней конфиденциально.
        В известиях от родителей у нее не было нужды. Они приезжали во дворец всего два дня тому назад. Увидеть королеву им не удалось: она спала, - но Крессида смогла урвать часок, чтобы встретиться с ними; они заверили ее, что у них все благополучно и что в Греттоне все как обычно.
        Она почти радовалась тогда, что времени на эту встречу у нее было в обрез, и родители просто не имели возможности расспрашивать о ее отношениях с Мартином. Отец вообще говорил мало; что же касается матери, то она, как показалось Крессиде, что-то почуяла, хотя сама едва разжимала губы и всячески старалась обходить эту тему. Крессида надеялась, что родители объяснят себе сдержанность дочери ее тревогой за королеву.
        Хауэлл ждал в углу, у стены над рекой, завернувшись в коричневый плащ и надвинув на лоб капюшон, так чтобы люди, проходившие мимо от сходней к дворцу и обратно, не могли разглядеть его лицо. Крессида запахнула свой отороченный мехом плащ, спасаясь от промозглого утреннего холода, и набросила капюшон поверх придворного геннина с замысловатыми складками вуали над проволочной бабочкой.
        - Мне непременно нужно было встретиться с вами. Мальчик не согласился взять монетку, но обещал подойти к вам, как только увидит вас одну.
        Крессида с трудом перевела дух, так как шла быстро, но она понимала при этом, что отчасти задыхается от волнения: ведь она согласилась на запретную встречу.
        - Я, конечно, рада видеть вас, Хауэлл, но вам не следовало приходить сюда.
        - Ваш светлейший милорд запретил вам вступать со мною в любые контакты, а?
        - Не совсем так, но он настаивает, чтобы наши встречи проходили в его присутствии или, по крайней мере, с его разрешения.
        Хауэлл склонился к ее руке и с такой страстью поцеловал ее пальцы, что Крессида нервно подалась назад.
        - Нам нужно вести себя осторожно. Нас не должны видеть вместе.
        Он небрежно передернул плечами.
        - Здесь, во дворце, столько людей, они без конца снуют взад и вперед, так что на нас никто не обратит внимания.
        Крессида проводила взглядом двух придворных, которые быстро прошли мимо них, погруженные в какую-то серьезную беседу.
        - Как чувствует себя королева? - негромко спросил Хауэлл. - Причина всех нынешних волнений и домыслов - в ее болезни. Горожане встревожены. Будущее династии под сомнением.
        Крессида печально склонила голову.
        - То, что я знаю, навряд ли ободрит их. Ей очень худо, моей дорогой государыне.
        Его глаза сузились.
        - Вы постоянно при ней? Но вы, надеюсь, не едите того, что готовят на королевской кухне? Поговаривают о яде.
        Потрясенная Крессида даже рот открыла от изумления.
        - О яде? Какая глупость! У королевы чахотка, ужасно изнурительная болезнь. Всем известно, что и родная ее сестра, Изабелла, умерла от того же.
        - Да, это все знают, но от чахотки умирают не сразу, а король, говорят, торопится.
        - Что за глупые сплетни ходят по городу! - возмущенно выдохнула Крессида. - За королевой ухаживают с любовью, и больше всех печется о ней ее супруг. Это очевидно для каждого, кто видел его с нею. А племянница не спускает с нее глаз…
        - Ах, леди Элизабет? - Его веки странно мигнули.
        Она посмотрела на него с недоумением.
        - Что вы хотите сказать? Леди Элизабет горячо любит свою тетушку…
        - А своего коронованного дядюшку?
        На этот раз у Крессиды перехватило горло от возмущения.
        - Хауэлл, как вы смеете!.. Чтобы леди Элизабет… чтобы она желала смерти своей тете… потому что… Нет, это возмутительно и… и совершенно нелепо!
        - Значит, слухи о том, что он, если королева умрет, может вступить в брак с любимицей народа Элизабет, ни на чем не основаны? И что он уже совещался об этом с ее матерью, вдовствующей королевой?
        Ошеломленная Крессида смотрела на него широко открытыми глазами.
        - Жениться на своей племяннице? Но это запрещает церковь… это кровосмешение…
        - Все мы знаем: короли всегда могут добиться разрешения, если очень того пожелают.
        - Она никогда не пойдет на такое… и…
        Крессида смотрела перед собой, шокированная безмерно, но при этом… Перед ее глазами снова ожила сцена в коридоре - король, склонившийся перед Элизабет, целует ей руки, а его глаза полны благодарных слез. В самом ли деле то были слезы благодарности? Она отринула недостойную мысль и вновь повернулась к Хауэллу.
        - Так люди и вправду судачат об этом? Но, Хауэлл, какой ужас! Вы сами говорили, что Генрих Тюдор объявил о своем намерении просить руки принцессы!
        - А вы мне на это сказали: «Не раньше, чем узурпирует королевский трон». - Он мягко продолжал: - Она наследница своего отца и любима лондонцами. Если Ричард женится на ней, все надежды Тюдоров рухнут раз и навсегда.
        - Но ее братья-принцы?
        Он издал короткий неискренний смешок.
        - Да кто же, в самом деле, верит, что принцы еще живы?
        Крессида, задохнувшись, возразила:
        - Я не могу поверить, что король вынашивает подобные планы. И леди Элизабет тоже не…
        - Между тем весь Лондон говорит о том, что в канун Крещенья она явилась на праздник в туалете - точной копии туалета королевы.
        Крессида в замешательстве прикусила губу, вспомнив, как рассвирепел тогда лорд Мартин. Может, и до него дошли эти слухи? Нет-нет, сразу же отогнала она от себя эту мысль. Он не может думать, что…
        Словно услышав ее мысли, Хауэлл наклонился к ней и прошептал в самое ухо:
        - Говорят также, что она писала герцогу Норфолку о том, что любит короля, желает служить ему и просит герцога замолвить за нее словечко перед его величеством.
        - Это может свидетельствовать просто о ее добрых чувствах к нему, и особенно сейчас, когда король так нуждается в нашей любви и поддержке, - горячо сказала Крессида. - Хауэлл, вы не должны повторять эти безобразные сплетни. Такие разговоры могут стоить вам головы.
        - Только в том случае, если это неправда.
        Внезапно Хауэлл выругался: человек, спешивший от дворца вниз, низко опустив голову против ветра, задувавшего от реки, неловко на него наткнулся. Сразу остановившись, незнакомец поднял голову и рассыпался в извинениях:
        - Прошу прощения, сэр, я нынче страшно неловок, только что ступил на берег. Река разбушевалась, волны так и швыряют лодки.
        Хауэлл холодно кивнул ему в знак того, что извинения приняты, и незнакомец удалился.
        Крессида смотрела ему вслед, волнуясь и приподняв брови в напряженном раздумье.
        - Я видела его где-то во дворце, - неуверенно проговорила она, прикусив нижнюю губу. - Надеюсь, он не подслушал…
        - Нет, нет. - Хауэлл искусственно рассмеялся. - Вы же слышали, он сказал, что только что ступил на берег.
        - Да, сказал. - Крессида отвела глаза от удалявшейся фигуры и опять посмотрела на Хауэлла. - И как долго вы собираетесь на этот раз оставаться в Лондоне?
        - Несколько дней. Дождусь ответа от делового партнера… по поводу стрижки овец. - Он сделал гримасу. - А потом я должен вернуться домой… Это слишком далеко от вас, Крессида.
        Она заставила себя улыбнуться.
        - Мне будет не хватать вас всех, мамы и отца тоже, когда вы покинете меня. Хауэлл, мне больше нельзя оставаться здесь с вами. Меня могут хватиться… я могу понадобиться королеве.
        Он кивнул ей.
        - Будьте осторожны. Обещайте мне внимательно следить за всем, что происходит вокруг королевы, но подозрения свои не высказывайте открыто. Иначе вы окажетесь в опасности.
        Она склонила голову. Несмотря на то, что она решительно отказывалась слушать возмутительные домыслы Хауэлла, он все же вселил в ее душу тревогу. Он поклонился, на этот раз не сделав попытки взять ее руки в свои, так как она отступила назад, словно старалась поставить преграду между его ужасными речами и собственными суждениями. Крессида выдавила на губах улыбку.
        - Передайте мои наилучшие пожелания всем в Греттоне. Храни вас Бог, Хауэлл, и… и держитесь подальше от всяких изменнических замыслов, особенно же забудьте об этих глупых сплетнях.
        - Клянусь в том. Но мне страшно за вас.
        - Уверяю вас, никакой опасности нет, - сказала она, однако, когда шла прочь от него, глаза ее потемнели от тревоги, и в мыслях царил сумбур.
        Алиса встретила ее у дверей в апартаменты королевы.
        - Леди Элизабет вас спрашивала. - Она испытующе смотрела на Крессиду. - Я заглянула в вашу комнату и в зал. Какой-то паж сказал, что видел, как вы шли к речному причалу.
        - Вот как? - напряженным, ломким голосом отозвалась Крессида. - Любопытно, с чего бы ему интересоваться, куда я хожу. Он что, приставлен следить за мной?
        Алиса сразу почуяла неладное. Она достаточно хорошо знала свою молодую госпожу и понимала, что та не говорила бы с ней таким тоном, если бы ей нечего было скрывать.
        - Навряд ли, - мягко сказала она. - Пажи ведь известные сплетники. Они добиваются расположения своих хозяек, развлекая их разными пикантными историйками, особенно непристойными, так что лучше уж не вкладывать им карты в руки. На реке сейчас холодно.
        Крессида засмеялась. Последнее замечание было сделано словно бы мимоходом, но своей цели достигло. Мало что удавалось утаить от Алисы, но довериться ей было, безусловно, можно.
        - Что, королеве хуже? - с тревогой спросила Крессида. - Ты что-нибудь слышала?
        - Не думаю. Ничего такого не говорилось, и не было никакой суеты - докторов не призывали. Его величество все время с нею.
        Крессида отогнала от себя ужасные сомнения, посеянные Хауэллом. Итак, король по-прежнему внимателен к своей больной жене, но… что, если он хочет таким казаться… по крайней мере, внешне? Однажды возникнув, ужасное подозрение лишь возрастало, как ни старалась она его отринуть.
        - Спасибо, Алиса. Где сейчас леди Элизабет?
        - Должно быть, там, с королем и королевой.
        Крессида кивнула и вошла в переднюю комнату. Здесь сидело несколько фрейлин: одни беседовали, другие вышивали, третьи читали украшенные картинками часословы. Одна-две фрейлины с любопытством посмотрели на Крессиду, и лишь некоторые приветливо ей улыбнулись. Она все еще чувствовала себя чужой среди них, хотя теперь, когда она стала миледи, графиней Рокситер, ей не приходилось больше слышать язвительные замечания в свой адрес.
        Она развязала воротник плаща и села поодаль от остальных, в оконной нише. Прямо пройти в опочивальню королевы сейчас она не могла, поскольку там находился король. Нужно было просто ждать, чтобы выяснилось, нужны ли леди Элизабет именно ее услуги.
        Наконец появился король вместе с леди Элизабет: они, стоя совсем близко друг к другу, опять совещались о чем-то. Фрейлины присели в глубоком реверансе. Ричард любезно им поклонился и сразу ушел. Крессида в сомнении кусала губы: она видела, каким тоскливым взглядом смотрела Элизабет вслед уходившему королю. Но тут принцесса заметила Крессиду и сделала ей знак приблизиться.
        - Вы меня спрашивали, миледи?
        - Вас спрашивала королева, но сейчас она уснула. Она ужасно утомлена. С нею осталась леди Оллард. Мы должны дать ей отдохнуть. - Она задумчиво посмотрела на плащ Крессиды. - Вы выходили из дворца?
        - Только на площадку, чтобы подышать немного. Мне не хватало воздуха.
        Элизабет кивнула.
        - Да, в комнатах душно. А я, представьте себе, радуюсь, что так тепло. Вы не можете вообразить, как холодно было в Вестминстерском монастыре… Там даже в самые жаркие летние дни от стен, казалось, веяло холодом.
        Впервые она заговорила о том времени, когда ее мать, вдовствующая королева, поспешно бежала и укрылась с ними, детьми, в монастыре; это случилось вскоре после смерти короля Эдуарда и во время короткого царствования ее старшего сына.
        Прошли месяцы, прежде чем вдовствующая королева позволила убедить себя, что она и ее дочери будут в безопасности под покровительством короля Ричарда… И вот теперь Элизабет прочно обосновалась при дворе, она старшая фрейлина, ближайшая наперсница королевы - и своего коронованного дяди. Возможно, тогда была заключена какая-то сделка? Хауэлл намекал ведь на то, что вдовствующая королева желала брака своей старшей дочери и короля - если королева умрет…
        Крессида нервно содрогнулась. Все это совершенно невероятно. Впервые за время их знакомства она чувствовала себя неловко в присутствии Элизабет.
        В этот вечер граф не пришел, как обычно, справиться о ее самочувствии и о здоровье королевы.
        Крессида была благодарна ему за это. Ибо понимала, что ей трудно было бы скрыть от него свою провинность. Она не только нарушила его волю, тайно встретившись с Хауэллом Проссером, но еще и сознавала к тому же, что их беседа отдавала изменой, а значит, это могло не только вызвать неудовольствие лорда Мартина, но, возможно, заставило бы его предпринять какие-то действия против Хауэлла.
        В течение нескольких последующих дней королева оставалась в постели и, обессиленная, большую часть времени спала, приподнимаясь и проявляя какой-то интерес к жизни только при появлении короля - а он навещал ее часто.
        Крессида обнаружила, что тайком наблюдает за ним, когда в опочивальне находится и леди Элизабет, но вскоре поняла, что все внимание Ричарда было отдано больной жене. Он обращался с нею необычайно нежно, и, хотя мужественно улыбался при ней, Крессида видела, каким подавленным выходил он из ее комнаты. Страдание проложило глубокие борозды от его носа к уголкам губ, вокруг глаз залегли черные тени.
        Когда Крессиде все же случалось видеть своего мужа, она чувствовала, что и он тоже страшно напряжен. Брови графа буквально сошлись на переносице, что свидетельствовало о его чрезвычайной сосредоточенности, а обычное сонное выражение лица сменилось выражением тревожной настороженности. Он проводил в своем кабинете долгие часы, и Крессида думала: должно быть, он ужасно обеспокоен вестями из-за границы, да и из самого королевства тоже, а волновать своего сюзерена в столь печальные дни еще и этими проблемами он, разумеется, не хочет…
        Днем шестнадцатого марта Крессида вместе с леди Элизабет дежурила в комнате больной, когда солнце вдруг странно начало темнеть. Крессида подошла к окну и с любопытством смотрела вниз на толпу слуг, конюхов и прочих служащих, выбежавших во двор и глазевших, разинув рты, на снижавшееся над головами небо. Она слышала, что ожидается затмение солнца, но ей еще не доводилось наблюдать этот феномен. Хотя была лишь середина дня, в комнате неестественно стемнело, и ее охватил вдруг непонятный страх, как будто вот-вот должен был наступить конец света.
        Леди Элизабет сидела у постели королевы, которая только что уснула. Все утро умирающая дышала с трудом и почти не спала ночь из-за кашля. Но сейчас у Крессиды и Элизабет стало чуть легче на душе, потому что кашель на какое-то время унялся, и королева могла хоть немного отдохнуть. Утром доктор Хоббс наведывался несколько раз и выслушивал ее; наконец, глубокомысленно кивнув, он удалился, считая, что опасный приступ миновал.
        Крессида высунулась из окна, напряженно вглядываясь в сгустившуюся тьму, но вскоре перевела дух: солнце светлело на глазах, и сгрудившиеся внизу люди издали дружный вздох облегчения.
        - Кажется, все уже позади, - сказала она леди Элизабет. - Признаюсь, страшное зрелище. Неудивительно, что в прошлом суеверные люди считали подобные явления грозным предупреждением о надвигающейся катастрофе.
        Элизабет не ответила, и Крессида резко обернулась к кровати, услышав тяжелое дыхание королевы. Анна пыталась приподняться на подушках. Элизабет склонилась над ней, чтобы поддержать, но вдруг тело Анны сотряс ужасный приступ кашля, и из бледных губ струей хлынула кровь, оросив тонкую ночную рубашку королевы и руки и платье Элизабет.
        Элизабет отчаянно вскрикнула, и Крессида, в мгновение ока, оказавшись у постели, замерла, слишком испуганная, чтобы предпринять что-то.
        Голубые глаза королевы расширились от ужаса, она пыталась вздохнуть, порывалась сказать что-то, ее пальцы судорожно цеплялись за одеяло. Кровь, пенясь, все еще струилась изо рта, и Элизабет рукой зажала себе рот, удерживая рыдания.
        Леди Оллард, одна из старших фрейлин королевы, услышав, как вскрикнула Элизабет, вбежала в опочивальню. Она сразу поняла, что происходит, и взяла все в свои руки.
        - Миледи Рокситер, ступайте поскорее, велите пажу разыскать доктора Хоббса; необходимо также предупредить короля. - Затем она повернулась к принцессе: - Попробуем поднять ее повыше. Надо позвать слуг, чтобы подвели под изголовье кровати подпорки. И пусть служанки принесут воды. - Она опять обратилась к Крессиде, уже выходившей из комнаты, и убийственно спокойным тоном произнесла: - Вызовите духовника королевы. Он, должно быть, где-то здесь… на всякий случай.
        Крессида еще успела услышать, как она ласково говорит испуганной королеве:
        - Ну-ну, дорогая моя. Такое уже случалось. Скоро все кончится. Сейчас придет доктор. Все будет хорошо.
        Леди Оллард служила королеве много лет, была при ней еще до того, как она вышла замуж за Ричарда, тогда герцога Глостера. Супруг леди Оллард, сэр Доминик, был одним из рыцарей королевского дома, он, как и граф Мартин, служил королю верой и правдой вместе с лордом Фрэнсисом Ловеллом, сэром Ричардом Рэтклиффом и другими известными сторонниками короля.
        Крессида едва держалась на ногах от ужаса, но все же отыскала пажа и отправила его выполнять поручение. Большинство дворцовых служащих находилось все еще внизу, наблюдая затмение, и мальчик показался ей каким-то растерянным - то ли оттого, что у нее было такое испуганное лицо, то ли из-за непонятных небесных явлений.
        Она вместе с ним отправилась на розыски его товарищей и тотчас разослала их по дворцу - искать короля, духовника королевы и служанок, которые должны были принести в опочивальню королевы воду и полотенца. Затем она, как ни была испугана, вернулась к ложу Анны, чтобы помочь леди Оллард.
        Леди Оллард быстро оглядела ее с головы до ног, затем коротко кивнула.
        - Миледи, - обратилась она к леди Элизабет, - вам следует пойти к себе и сменить платье. Леди Рокситер поможет мне переодеть королеву, пока не явились остальные фрейлины.
        Крессида целиком сосредоточилась на том, что делали ее руки, стараясь не потревожить королеву, убирала простыни и одеяло, запачканные кровью, поторапливала смертельно бледных служанок, принесших воду, полотенца и свежее белье. Кашель сейчас утих, а вместе с ним и кровотечение, но королева больше не силилась говорить и лежала неподвижно, как кукла, пока они переодевали и убирали ее.
        Наконец появились врач и его ученик, и Крессида с благодарностью взглянула на леди Оллард, когда та шепотом предложила ей покинуть комнату:
        - Благодарю вас, миледи. Теперь мы справимся сами. Подите отдохните немного. Вы можете нам позднее понадобиться.
        В коридоре Крессида увидела короля. Он с такой силой прикусил нижнюю губу, что на ней показались капельки крови. Лицо его было совсем белым, как те простыни, которыми она только что застилала постель королевы, а серые глаза на осунувшемся лице выражали муку. Следовавшие за ним придворные отводили глаза в сторону, как будто не в силах были видеть страдания короля.
        Двумя часами позднее Крессиду вместе с другими фрейлинами и старшими служащими королевского двора пригласили в переднюю комнату апартаментов королевы; в опочивальне Анны капеллан короля читал молитву. Крессида опустилась на колени рядом со своим мужем и через открытую дверь слушала торжественные слова мессы, вдыхая острый, удушающе сладкий запах ладана.
        После мессы доктор Хоббс приказал всем покинуть апартаменты, так как король желал остаться с женою один. Леди Оллард тихо плакала, друзья короля, не стесняясь, вытирали покрасневшие глаза. Мартин вышел с Крессидой в коридор и повел ее в ее комнату; она чувствовала, как по ее щекам струятся слезы. Обернувшись, она увидела леди Элизабет: принцесса стояла в дверях, белая как мел, и не плакала. Глаза ее скорбно застыли на спине короля, стоявшего на коленях у смертного ложа.
        Алиса была, как и всегда в такие минуты, спокойно деловита и молчалива. Крессида провела на дежурстве несколько часов, и Алиса помогла ей раздеться, уговаривая хоть ненадолго прилечь. Им показалось, что прошли считанные минуты, как вдруг гулко заговорил колокол, оповещая о том, что Анна, королева Англии, преставилась.
        Крессида села на постели, обхватив поднятые колени, и тихо заплакала, слезами облегчая измученное сердце. Она знала королеву всего четыре месяца, но за это время полюбила ее всей душой. Она не без страха думала о том, что ее, вероятно, позовут обряжать усопшую, однако никто не пришел за ней, и Алиса сказала, что, скорее всего, эту последнюю службу исполнят ее самые старые и близкие друзья. Будет ли среди них леди Элизабет?
        Прикусив губу, Крессида сидела на постели и думала о том, как все сложится в будущем. Какое-то время король должен будет соблюдать траур по жене, но потом… потом ему придется снова вступить в брак… и скоро… Но жениться на леди Элизабет?! Как примут этот брак злые языки лондонцев? И простят ли короля те его приближенные, которые искренне любили королеву?
        Лорд Мартин, проводив Крессиду, сразу ушел: его ждали неотложные дела в королевском Совете, следовало определить ритуал похорон королевы, размножить официальное сообщение, выработать инструкции для разных лиц в связи с королевским трауром. Крессида тупо думала о том, что суеверные люди, пророчившие всяческие бедствия после солнечного затмения, сочтут, что они оказались правы. В это неспокойное время может ли быть для страны большее несчастье, чем смерть королевы?
        Заметив, что Крессида пошевельнулась, Алиса подошла к ней. На руках у нее было траурное платье из черного шелка. Увидев его, Крессида отшатнулась. Алиса склонила голову.
        - Что ж, все мы знали, что это скоро случится, - сказала она твердо. - Поэтому следовало приготовиться… Разрешите, я помогу вам одеться.
        - Лорд Мартин будет горевать. Он очень любил королеву.
        - Да. Ее, как я слышала, все до единого здесь любили.
        Крессида пристально посмотрела на нее.
        - А не слышала ли ты среди слуг разговоров о том… - Она проглотила ужасные сомнения, которые не умела выразить словами.
        Алиса тяжело вздохнула.
        - Всегда найдутся злые языки, готовые извалять в грязи порядочных людей.
        - Поговаривают, король… желал ей смерти? - со страхом прошептала Крессида.
        - Все знали, что это случится скоро, ну, а пока все так неопределенно… - Алиса хмыкнула и пожала плечами. - Она-то не могла дать ему наследника. Вот люди и станут теперь говорить, будто он хотел, чтобы все поскорее закончилось, да и кто в него, беднягу, бросит камень? Последние несколько месяцев врачи запрещали ему делить с нею ложе.
        - Леди Элизабет, я думаю, совсем убита. Я должна пойти к ней. - Крессида помолчала; Алиса закрепляла черную вуаль на ее маленький геннин.
        - Да уж, ей приятно будет услышать от вас утешения. Боюсь, мамаша ее не слишком понимает дочку, - коротко и едко отозвалась Алиса.
        Крессида не смогла удержаться от почти истерического смеха, вспомнив уверения Хауэлла, что вдовствующая королева жаждала заключить брачный контракт между своей дочерью и королем.
        - А что мне сказать его светлости, ежели он спросит, где вы?
        От Алисы, без сомнения, не укрылось, что граф Мартин не слишком доволен дружбой между женой и принцессой.
        Крессида прикусила губу.
        - Скажи ему… скажи ему правду. Я уверена, он поймет, что мой долг - найти слова утешения для леди Элизабет, когда она так страдает.

        Молоденькая горничная сказала Крессиде, что леди Элизабет в ее комнате нет. Она выглядела растерянной и явно не знала, что ей следует говорить о том, где сейчас находится принцесса. Крессида замешкалась перед закрытой дверью в комнату Элизабет. Неужто она, даже сейчас, рядом с королем?
        Крессида тут же отбросила эту мысль как недостойную. Если и так, разве не естественно племяннице быть подле короля и пытаться утешить его? Крессида решила посмотреть, нет ли ее приятельницы в передней комнате королевских апартаментов, куда, по всей вероятности, сойдутся и остальные фрейлины.
        Увидев, что там никого нет, она собралась уже удалиться, как вдруг ее внимание привлек странный звук из комнаты покойной королевы. Она приблизилась к чуть-чуть приоткрытой двери и заглянула внутрь.
        Ричард, король английский, стоял на коленях возле кровати. Ужасные рыдания сотрясали его тело, склонившееся над постелью; вытянутые вперед руки, словно с мольбою, сжимали покрывало. За всю свою короткую жизнь Крессида никогда еще не видела рыдающего мужчину. Это был пароксизм горя, отчаяния, захлестнувшего душу. Она понимала, что должна уйти. Знала, что нельзя быть свидетельницей такого страдания, - и все-таки не могла пошевельнуться.
        И вдруг ей все стало ясно как день. Хауэлл оклеветал короля. Человек не может так страдать - и при этом лицемерить. Она видела подлинное выражение глубочайшего отчаяния. Ричард действительно любил Анну. Все сомнения оставили ее, и она стояла, преображенная, прижимая руку ко рту, чтобы удержать собственные рыдания. Все эти месяцы король беспомощно наблюдал, как Анна медленно покидает его, с ужасом ждал этой последней минуты, и вот любимая жена, в самом деле, ушла - и он не мог долее скрывать горе.
        Сильная рука схватила Крессиду, увлекая назад, в то время как другая рука закрыла ей рот, чтобы она не вскрикнула от страха и неожиданности. Она чувствовала, что ее неумолимо подталкивают к двери в коридор. Дверь затворилась, ее круто повернули кругом, и она увидела пред собою разъяренное лицо мужа.
        - Что вы здесь делаете, черт побери? Неужели непонятно, что он желает остаться один? О Господи, неужели ему нельзя хоть ненадолго уединиться?
        У нее вырвалось ужасное рыдание; захлебываясь слезами, она уронила голову ему на грудь.
        - Простите меня. Я не хотела подглядывать, как он страдает. Я… я не знала… не знала, что он там. Я думала… думала… люди говорили, что он… О Мартин, я не понимала, как сильно… как сильно он любил ее. Если бы… если бы мой отец потерял мою мать, он не мог бы горевать сильнее…
        Лицо Мартина смягчилось, он отодвинул ее от себя, держа обеими руками за плечи, и улыбнулся, глядя в ее голубые глаза, мокрые от слез. А затем, покачав головой, сказал:
        - Все мы, знавшие его на протяжении многих лет, понимали, как горячо он любит ее, как страдал все эти месяцы и как долго еще будет страдать. Маленькая моя Крессида, вам очень трудно дались эти последние часы. Я же сказал вам: вы должны отдохнуть.
        Обеими руками он приподнял ее подбородок и поцеловал в губы. Когда он выпрямился, его губы изогнулись понимающей улыбкой.
        - Вы вели себя очень мужественно. Леди Оллард рассказала мне, как вы помогали ей ухаживать за королевой, когда началось кровохарканье. Должно быть, вам было безумно страшно. Я очень горжусь моей женой. Теперь вы будете свободны до самых похорон. На некоторое время мы поедем домой, на Стрэнд. Я вызову баржу и пошлю сказать Алисе, чтобы она приехала чуть позже с вашими платьями и всем прочим.
        Словно в тумане, она позволила отвести себя в его кабинет, где он задержался ненадолго, давая указания помощнику, затем взял свой подбитый мехом плащ и закутал в него Крессиду.
        Она сидела на корме баржи, прижавшись головой к плечу мужа, оцепеневшая от горя, от всего пережитого, и при этом испытывала глубокое облегчение оттого, что он так быстро перешел от ярости к нежной, любовной приязни. Она чувствовала внутри ужасную боль, там, внутри, все в ней как будто рыдало.
        Она тайком бросила взгляд на напряженное лицо графа: он смотрел поверх нее назад, на реку. Он тоже горевал, потеряв дорогого ему друга. Она тихонько вздохнула и теснее прижалась к его сильному телу, нуждаясь в этот момент только в одном - чувствовать его умиротворяющую близость.
        Войдя в верхнюю гостиную, она обрадовалась, что в камине горит огонь, излучая приятное тепло. Слуги, по-видимому, уже знали, что королева умерла, и двигались по дому неслышно, с опаской поглядывая на мрачного хозяина.
        Лорд Мартин попросил подать легкий ужин для него и миледи в верхнюю гостиную. Крессида была вне себя от радости, что он решил ужинать с нею вместе. Ей было страшно подумать о том, чтобы остаться одной в этот час. За столом им прислуживал Филипп Кентон и по окончании трапезы тотчас удалился, почтительно закрыв за собою двери.
        Крессида вдруг заметила, что по ее щекам опять катятся слезы, но ничего не могла с собою поделать. Мартин обернулся к ней и, увидев, что она плачет, подошел к креслу и, приподняв ее, прижал к себе.
        - Извините меня, - всхлипнула она. - Это так глупо… Я…
        - Вовсе не глупо. Смерть королевы сама по себе - достаточная причина для слез, да и жизнь при дворе, столь напряженная и новая для вас, создает множество проблем.
        Он опустился в кресло напротив и, усадив Крессиду к себе на колено, стал нежно покачивать ее, прижав к груди. Она слышала, как гулко бьется его сердце, и вдруг почувствовала себя надежно защищенной и в полной безопасности. Ее отец всегда открыто выказывал свою нежность к дочери, и она была этим счастлива, но чувства, которые она испытывала сейчас к своему мужу, были совсем иного свойства. Он ласково целовал ее, большим пальцем утирая катившиеся из ее глаз слезы.
        - До сих пор я считал, жена моя, что вы еще дитя, но сейчас прихожу к мысли, что это уже не так.
        Крессида вдруг почувствовала прилив острого желания, и он, как бы в ответ на ее невысказанную мысль, наклонился к ней и жарко поцеловал в губы. Она страстно отозвалась на его поцелуй, прижавшись к нему всем телом, жаждая, чтобы он ласкал ее так, как - она инстинктивно знала это - мужчина ласкает свою возлюбленную. Он был необходим ей сейчас; они были живые, они были вместе, и ей страстно захотелось ощутить свободный порыв чувств, который доказал бы ей, что она так же сильно желанна, как желанен ей он, и потому, когда он вдруг отстранился от нее, она пристально посмотрела ему в лицо.
        - Вы так глубоко сочувствуете горю короля, потому что и сами страдали так же… из-за… из-за леди Элинор, - прошептала Крессида. - Вы… вы все еще ее любите?
        Он сдвинул брови и задумчиво смотрел в прелестное лицо; оно было залито слезами, но при этом ничуть не утратило своего очарования. Жена напоминала ему сейчас легендарную волшебницу-королеву, которая взяла в свою ладью умирающего Артура, чтобы сопровождать его на остров Авалон [Имеется в виду фея Моргана из цикла кельтско-валлийских легенд о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола. Авалон -
«остров блаженных», потусторонний мир.] . Черное траурное платье лишь подчеркивало красоту Крессиды. Да, она обладала редким свойством - ее веки не опухали от слез и не краснели, как у других женщин.
        На мгновение у него замерло сердце. Он желал ее так, как никогда еще не желал женщины ранее, и если бы они… это убедило бы его, что он действительно жив… И все-таки нет, сейчас не время. Она бы ответила на его чувство, она не менее чем он сам, нуждается в утешении, но взять ее сейчас, когда она не понимает толком, что делает, было бы бесчестно.
        - Да, я любил Элинор, - проговорил он ласково, - и в моем сердце всегда останется для нее место, но, дорогая, ее уже нет. Никому не дано жить с тем, кто умер. Она была красивая, нежная, и я любил ее, но вы - моя жена. После когда-нибудь я докажу вам, что мое сердце не закрыто для любви. А теперь вам нужно время, чтобы прийти в себя. Позвольте мне проводить вас в вашу комнату. Думаю, ваша служанка, Алиса, теперь уже там. Вы должны постараться уснуть, и хотя утром мы все еще будем печальны, потому что потеряли обоим нам дорогого друга, тем не менее, смиримся с Божьей волей и возрадуемся тому, что королева более не страдает.
        У дверей в комнату Крессиды он наклонился и поцеловал ее снова. Но ту охватило вдруг острое чувство обиды, так что она даже чуть ли не оттолкнула его с ожесточением. Мартин ее муж. И его место сегодня - здесь, в ее комнате, его долг сейчас - утешить ее!
        Крессида нисколько не поверила словам Мартина, что любовь к Элинор для него уже прошлое. Она все еще здесь, между ними, этот милый призрак… та, кто более чем Крессида, достойна была разделить с ним ложе. Но тут же ей стало совестно за себя.
        Ведь у него горе. И он не в состоянии сейчас думать о чем бы то ни было, кроме долга быть опорой для своего сюзерена в трудное для того время. Она присела в реверансе и скрылась за дверью.


        ГЛАВА СЕДЬМАЯ
        Граф Рокситер недоверчиво смотрел на лорда Ловелла, правителя двора, который сидел напротив него в кресле возле ярко пылавшего камина зимней гостиной.
        - Милорд, ваше предположение абсурдно. Я не могу поверить, что моя жена на это способна.
        Лорд Ловелл неловко подвинулся в кресле.
        - Послушай, Мартин, мне чертовски неприятно было являться к тебе со всей этой историей, но, взвесив все, как следует, приняв во внимание твое положение в Совете, я решил, что обязан поставить тебя в известность немедленно. Честно говоря, сомнений тут быть не может. Как говорит Дик Рэтклифф, ему рассказал это его грум, - парень слышал, как леди Рокситер говорила о намерении короля жениться на своей племяннице. Он прошел тогда мимо нее на площадке над рекой и обознаться не мог.
        - О Господи! Король знает об этом?
        Лорд Ловелл отвернулся и, глядя на огонь, сказал:
        - Дик пошел к королю и потребовал ответа.
        - Что?!
        - Ты знаешь Дика. Олицетворение прямодушного йоркширского рыцаря. Он искренне любит Ричарда, но, как все мы, королеву, можно сказать, боготворил. Он прямо объявил Ричарду, что если это так, то преданные делу короля северяне отойдут от него.
        Мартин с трудом перевел дух.
        - Ты был при этом?
        - К счастью… или к несчастью - это уж как посмотреть, - да.
        - И… и что король?
        - Как и ты, сперва был ошеломлен. О Господи, Мартин, ведь он еще не оправился от своей потери. Он просто сидел и молча смотрел на Рэтклиффа. Я уж подумал, что он впадет в неистовство, в праведный королевский гнев. Я боялся шевельнуться. Просто стоял как вкопанный и смотрел на них обоих. Ричард сидел, вцепившись в подлокотники, и его пальцы побелели. А потом произнес очень спокойно - зловеще спокойно: «Я желаю знать, Дик, от кого ты слышал эти клеветнические речи».
        Думаю, к этому времени Дик уже пришел в себя от первого потрясения и понял, что натворил. Он побагровел, почти тут же сделался белым как мел, потом открыл рот, хватая воздух, точно рыба, вытащенная из воды, и, наконец, рассказал все, что услышал от грума. И, закончив, взревел: «А теперь скажите мне, сир, ведь это неправда?» Ричард молча посмотрел на него, и тогда Дик упал на колено и, рыдая, взмолился о прошении.
        Мартин смотрел гостю прямо в глаза, ни один мускул не дрогнул на его лице. Лорд Ловелл понимал: его другу необходимо время, чтобы осознать услышанное. Наконец Мартин проговорил ровным голосом:
        - Будьте любезны, милорд, повторите мне слово в слово, что именно сказал сэр Ричард Рэтклифф о моей жене.
        Ловелл нервно откашлялся.
        - Все так, как я уже рассказал тебе. Грум Рэтклиффа пристал на лодке к королевским сходням. Он поднялся на набережную и тут увидел леди Рокситер, беседовавшую с каким-то мужчиной…
        - Он описал его?
        Ловелл заколебался, но все же продолжил:
        - Я, разумеется, потребовал, чтобы грума привели ко мне. Король настоял на том, чтобы присутствовать при допросе, хотя я советовал ему держаться в стороне, пока мы окончательно не разберемся, откуда идет клевета. Этот грум человек новый. Дик говорит, что нанял его недавно, уже здесь, в Лондоне, остальные-то слуги у него все из Йоркшира, так что они его толком и не знают. Я допросил парня с пристрастием, предупредил, что за ложь он жестоко поплатится… ну, а на короля он уж и вовсе смотрел со священным трепетом.
        Его рассказ подтвердил то, что сказал Дик. Хотя леди Рокситер и тот человек плотно закутались в плащи от холода, грум, по-видимому, все же узнал ее, потому что видел на свадебном пиру. Он сказал, что разговаривали они громко и он, услышав, что речь идет о любви короля к племяннице, навострил уши… А еще было сказано, что ходят слухи, будто король не прочь ускорить смерть королевы… и тот человек посоветовал леди Рокситер остерегаться яда, находясь в комнате больной…
        Мартин поднялся и принялся беспокойно мерить комнату большими шагами. Ловелл увидел, что его друг крепко сжал кулаки, и вздрогнул от следующего вопроса:
        - Ну, а тот мужчина? Что сказал грум о нем?
        Ловелл слегка пожал плечами.
        - Как я уже сказал, он завернулся в плащ, и разглядеть что-либо было трудно. Он молод, хорошо одет; волосы скрывал капюшон.
        - Проссер, - скрипнув зубами, сказал Мартин. - Да, думаю, я знаю этого парня.
        - Она лишь повторяла то, что слышала от кого-то, Мартин, - проговорил Ловелл мягко. - Леди Крессида очень молода, не обжилась во дворце. Она не могла понимать в должной мере, какой урон нанесен репутации короля. Не будь с нею слишком резок.
        Мартин остановился перед креслом лорда Ловелла.
        - Что ты посоветовал королю?
        - Коль скоро такие слухи уже ходят, ему необходимо дезавуировать их публично.
        У Мартина задвигались желваки, глаза подозрительно увлажнились.
        - Как он принял это?
        - Думаю, он все еще оглушен. Но слушал очень внимательно. По-моему, он не может поверить… поверить, что кто-нибудь способен предположить такое… Ты ведь знаешь его, Мартин: он никогда не унижался до того, чтобы объяснять или отрицать всевозможные толки на свой счет. Ты знаешь, сколько грязи на него вылили в связи со смертью молодого Эдуарда Ланкастера и убийством бедняги короля Генриха, хотя самого Ричарда даже не было в то время в Лондоне… помнишь и злокозненные слухи о том, будто он желал смерти своему брату Георгу. Он ни разу не снизошел до объяснений. Но на это - на это нужно ответить. Ни малейший намек на скандал не должен нанести урон памяти Анны. Он поручил мне выбрать место и время, чтобы он мог сделать заявление о своих намерениях. Мартин со вздохом кивнул головой.
        - Один Бог ведает, откуда он найдет в себе силы для этого, но слава Богу, что он так захотел. А говорил ли он… говорил ли о леди Элизабет?
        - Он считает разумным немедленно удалить ее от двора. Она должна будет уехать в Шерифф-Хаттон.
        - Хорошо. - Мартин с облегчением вздохнул. - Это нужно было сделать несколько месяцев тому назад. Я ни разу не посмел заговорить с ним на эту тему.
        - Так, значит, ты считаешь, что какое-то зерно истины в этой подлой клевете есть?! - Лорд Ловелл даже привстал в кресле.
        Мартин знаком показал, что желает объясниться.
        - Вам известно, милорд, что в мои обязанности входит изучение слухов и любых сообщений, касающихся возможной опасности для короля лично и для его репутации. Так, злокозненные обвинения в смерти его племянников-принцев исходили, как мы прекрасно знаем, от клики Генриха Тюдора. Во имя поддержки дела Генриха Тюдора. Какою бы грязью ни пытался он забросать Ричарда, это с полным удовлетворением воспринимается противниками короля и теми замухрышками лордами, которые просто завидуют ему и ничего не выиграли от того, что он взошел на трон. Я близко наблюдал леди Элизабет, - продолжал он. - Совершенно очевидно, что она искренне любит своего дядю и, вероятно, достаточно невинно. У нее нет ничего дурного на уме, и она любила королеву, я в этом уверен, но ее близость к королю подогревает сплетни. - Мартин сдвинул брови. - Злосчастное происшествие в крещенскую ночь, когда она появилась, одетая как королева, было следствием неосторожного разговора Крессиды с принцессой. Именно Крессида, сама, о том не ведая, по ее словам, рассказала принцессе, в каком наряде будет в ту ночь королева. Она не придала этому
значения, посчитав обычной женской болтовней о последней моде, и я ей поверил. - Он устало потер бровь. - Король хотел вернуть дочерям своего брата их законное место при дворе, опровергнуть этим злобные басни об их братьях. Он танцевал с нею, по-родственному принимал в ней участие самым сердечным образом, но королева была больна - и он не мог представить себе, какие грязные домыслы вызовет эта дружба в развращенных умах. Я запретил Крессиде поддерживать близкие отношения с принцессой, - продолжал он, помолчав, - но не мог помешать тому, чтобы они были возле королевы в ее последние дни… И все-таки не могу поверить, чтобы она сознательно распространяла подобную мерзость. Лорд Ловелл встал.
        - Я должен вернуться к Ричарду. Возможно, я ему нужен.
        - А что будет с моей женой? Ведь за такие речи ее могут обвинить в измене.
        - Мартин, об этом даже не думай. Все произошло по ее неведению и наивности. Вероятно, было бы разумнее какое-то время держать ее подальше от двора. Сделай, пожалуй, вот что: пусть она временно оставит Вестминстер, вернется в свои родные края.
        - Но не могу же я покинуть свой пост в столь опасное время!
        - У меня и в мыслях не было этого. Знаю, вы только что поженились, но… - Ловелл опять пожал плечами, - королю будет немного легче, если некоторое время ему не придется встречаться во дворце с леди Крессидой. Не может ли она уехать со своими родителями? Греттон нынче явится ко двору, чтобы выразить соболезнование, после чего испросит разрешения вернуться в свое поместье, где его ждут неотложные дела…
        Мартин мрачно кивнул головой.
        - Мне не хотелось бы в такое время отсылать ее в Греттон, но я подумаю над твоим предложением. Ты, конечно, прав, я сделаю так, чтобы она не попадалась королю на глаза.
        Ловелл шагнул к другу и положил руку ему на плечо.
        - Послушайся моего совета, не будь с нею слишком жестоким, Мартин. Вероятно, она и не подозревает, какой причинила вред.
        Мартин проводил лорда Ловелла до двери, вызвал мастера Ролингса, приказав позаботиться об отъезжающем госте, и сказал себе сквозь стиснутые зубы: «Теперь я обязан так поговорить с ней, чтобы она поняла все до конца».

        Лежа на своей удобной просторной постели, Крессида вдруг остановила готовую удалиться в свою комнату Алису вопросом:
        - Алиса, что такое любовь?
        Алиса вернулась к кровати и внимательно посмотрела на свою бывшую воспитанницу.
        - Думаю, у каждого это по-разному… ну, в общем, я тебе так скажу: когда любишь, так уж сам это знаешь и ни в каких подсказках не нуждаешься, - ответила она, озабоченно хмурясь.
        От Алисы не укрылось, что между ее хозяином и хозяйкой не все ладно, и этот испытующий вопрос встревожил ее не на шутку. Она подозревала, что в тот день, когда Крессида исчезла на некоторое время из апартаментов королевы, она с кем-то встречалась. Алиса понапрасну искала ее всюду, где обычно бывали фрейлины.
        Крессида так и не сказала ей, где была тогда, хотя обычно не таилась от своей наперсницы. Как знать, если лорд Рокситер не позаботился о том, чтобы должным образом изъявить свои чувства к жене, не обратилась ли та душой к кому-то другому, чьи заверения показались ей более лестными? Тут уж и впрямь недалеко до беды.
        Крессида вздохнула.
        - Должно быть, я никогда не узнаю того восторга, о котором твердят трубадуры в своих песнях, - сказала она с тоской. - По их словам, стоит только появиться возлюбленному, как сердце начинает бешено колотиться и тебя вдруг охватывает необъяснимое волнение, и…
        - Вот что, миледи, - сурово произнесла Алиса, - уж не случилось ли чего такого, что рассердило бы вашего мужа… или, того хуже, опозорило бы ваших родителей?
        Синие глаза Крессиды недоуменно расширились.
        - Нет, конечно, нет… хотя… - В ее голосе появилась неуверенность. - Ну, в общем, не совсем так.
        Алиса присела на край кровати.
        - По-моему, тебе следует что-то рассказать мне.
        - Ну… - виновато поглядела на нее Крессида, - когда ты искала меня, помнишь… я была на террасе над набережной… с Хауэллом.
        Алиса, задохнувшись, спросила:
        - Ты хочешь сказать, что условилась с ним там встретиться?
        Крессида дерзко вскинула подбородок.
        - Ко мне подошел паж и сказал, что меня хотят видеть. Я никогда бы не согласилась… не поступила так, если бы милорд не запретил мне принимать его. Мы не сделали ничего такого, чего следовало бы стыдиться. Хауэлл покидает Лондон, он хотел всего-навсего проститься со мной, но… милорд рассердится, если узнает, что мы встречались тайком.
        С минуту Алиса молчала, переваривая услышанное, потом спросила медленно:
        - Ты говорила… вот только что… о Хауэлле?
        Крессида ошеломленно смотрела на нее широко распахнутыми потемневшими глазами.
        - О Хауэлле? О том, чтобы я могла… чтобы я любила Хауэлла? Нет, конечно, нет. Он просто друг и всегда был другом, и…
        - Благодарение Пресвятой Деве, - пылко пробормотала Алиса. - Я уж испугалась… Ну да ладно, неважно. Что же все это значит, миледи? Все эти разговоры о любви и о чувствах?
        Крессида густо покраснела и обхватила руками согнутые в коленях ноги.
        - Милорд… он обращается со мной… как будто я еще ребенок. Прошлой ночью он был очень добр. Понимая, что я страшно подавлена… просто убита смертью королевы, привез меня домой, как ты знаешь, и мы вместе поужинали… - ее голос странно сник, - проводил меня до моей двери… и ушел, оставил одну. - Слабым испуганным шепотом она договорила: - Алиса, я хочу быть ему настоящей женой!
        - Значит, вот в чем дело? - Алиса тяжело перевела дух. - Деточка моя, этот брак был устроен по сговору, и все случилось слишком быстро… Ты должна набраться терпения.
        - Я знаю. - Крессида высунула руку из-под одеяла и сжала пальцы Алисы. - Я не могу довериться маме. Отец придет в ярость, если только заподозрит… - Она проглотила комок в горле. - Я не знаю, как мне быть с моими чувствами. Когда он рядом… я о милорде Мартине говорю… мне вроде бы страшно, и я только что не больна от волнения. Сама не знаю почему, ведь он никогда не говорит мне комплименты, как другие мужчины во дворце, и даже дотрагивается до меня редко, только поцеловал раз-другой, утешал просто, когда я была чем-то расстроена… Он так же вел бы себя и с любимой собакой. Но иногда… иногда он так смотрит на меня… Единственное, что я знаю, - он не может забыть свою прежнюю любовь, ту, что умерла… Я хочу любить его, Алиса, - прошептала она чуть слышно, - и хочу, чтобы он любил меня так, как отец любит маму. Разве я хочу слишком многого? - Ее губы дрожали. - Кажется, я часто сержу его, хотя не пойму чем. Когда мы в первый раз встретились, я сделала какую-то глупость, и теперь… я думаю, он считает меня дурочкой. - Помолчав немного, она воскликнула вдруг со страстью: - Я не дитя больше, Алиса. Я понимаю,
что чувствую, когда он рядом… и знаю, дети так не чувствуют. Как же мне сделать, чтобы он понял…
        Алиса ласково отвела назад ее прелестные светлые волосы.
        - Еще раз скажу тебе, радость моя, потерпи. Если я хоть что-то понимаю в мужчинах, то лорд Мартин - настоящий порядочный муж, который не хочет спешить, чтобы не разрушить поспешностью то, что старается создать между вами. И как ты ни артачься, все ж таки ты еще слишком молода, да и к здешним порядкам непривычна. А он сильно занят делами короля, и сейчас не время ему отвлекаться. А что до мастера Проссера, так ты глупо поступила и непослушно, что встречалась с ним. Обещай мне больше не делать эдаких глупостей.
        Крессида торжественно кивнула ей.
        - Обещаю. Сказать правду, хотя я хочу, чтобы… чтобы лорд Мартин… любил меня, я и боюсь его тоже. Боюсь даже подумать, что он может узнать об этой последней встрече.
        - Да, - поджав губы, сказала Алиса и встала. - Лучше уж держи это про себя. Твой отец был бы мной ох как недоволен, если бы узнал, как неразумно ты вела себя. А теперь постарайся уснуть, девочка, и помолись святой Екатерине, чтобы желания твоего сердца исполнились.
        Крессида свернулась калачиком под одеялом, ей уже стало лучше. Весь день в мыслях у нее царил кавардак, но исповедь перед Алисой ей всегда помогала.
        Алиса была уже почти у порога, как вдруг дверь распахнулась, и в комнату, крупно шагая, вошел лорд Мартин. Его лицо было черным от ярости.
        - Оставь нас, - приказал он Алисе свирепо.
        Алиса бросила тревожный взгляд на свою хозяйку, затем покосилась тайком на хозяина, сделала реверанс и вышла.
        Мартин тем же широким шагом приблизился к кровати. Наклонившись, он резко отдернул покрывало.
        - Встаньте.
        Крессида приподнялась на подушках и, увидев гневное выражение его лица, накрылась снова. Она была не из пугливых, хотя ей уже случалось волноваться, видя лорда Мартина в приступе гнева, о чем она и говорила Алисе, но на этот раз его взбешенный взгляд по-настоящему испугал ее.
        - Я сказал, встаньте.
        Она потянулась за халатом, лежавшим поперек мехового одеяла; он схватил его сам и швырнул ей.
        Крессида быстро встала, хотя ноги ее не слушались, и поспешно закуталась в опушенный мехом халат. Она не смела взглянуть на мужа, но всем телом ощущала, как он разъярен.
        Он нетерпеливо, рывком повернул ее лицом к себе - она пыталась непослушными пальцами завязать пояс.
        - Смотрите мне в глаза. Смотрите мне в глаза, я сказал.
        Она с усилием повиновалась. Он стоял, раздвинув ноги, спиною к камину, все еще одетый как за ужином; значит, что-то помешало ему лечь спать. Поздний гость?
        Внезапно Крессида поняла: он узнал о ее тайной встрече с Хауэллом! - и тотчас ее губы обиженно сжались в тонкую полоску оттого, что он гневается на нее. Как он смеет бранить ее? Да будь он справедлив к ней, она могла бы встретиться с Хауэллом открыто, и ей не пришлось бы нарушать его волю. Он не имеет никакого права запрещать ей встречаться с друзьями.
        И, перехватывая у него инициативу, она воскликнула:
        - Простите, сэр, но что означает весь этот шум? Из-за чего вы так бесцеремонно вытащили меня из постели и перепугали мою горничную? Какова бы ни была причина, разве не мог этот разговор подождать до утра?
        Глаза Мартина грозно вспыхнули, и она, несмотря на всю свою решимость, чуть-чуть отступила назад.
        - Известно ли вам, что вы натворили? Его тон был таким злобным, что она встревожилась еще больше, однако решила не подавать вида и держаться храбро.
        - Я не понимаю, о чем вы говорите. Если бы вы соблаговолили объяснить…
        - Объяснить?! - Мартин засмеялся коротким резким смехом. - Что же вам объяснить? Что моя жена совершила прямую измену, о чем мне только что стало известно?! Почему, ради всего святого, я должен что-то объяснять? А вам не кажется, что объяснить должны вы, мадам?
        Это обвинение поставило Крессиду в тупик. Неужто он сошел с ума? Как можно ее невинную встречу с Хауэллом счесть изменой?
        - Измену? - эхом повторила она. - Я вас не понимаю. Разве есть такой приказ короля, чтобы его придворные не общались с людьми, не имеющими отношения к дворцу? .
        - Как вы смеете делать вид, будто ничего не произошло? Вы не только себя поставили под удар - вы разрушили, быть может, доверие короля ко мне, одному из самых верных его советников! - Он опять шагнул к ней и, схватив за плечи, так грубо тряхнул, что ее волосы рассыпались по плечам, и у нее перехватило дыхание. - Вам известно, какой казни подвергают женщину, уличенную в измене? Мужчину четвертуют на Тайберне
[Место публичной казни в Лондоне; использовалось до конца XVIII в.] , но женщин, мадам, сжигают, привязав к столбу.
        Крессида обмерла и безвольно поникла в его руках. Она поняла только одно - каждое его слово сейчас сказано с убийственной серьезностью. Но что же она натворила? Может быть, Хауэлла схватили и он под пыткой назвал ее участницей какого-нибудь бесчестного замысла? Но какого?
        Ее глаза молили Мартина объяснить происходящее, но тот опять лишь нервно рассмеялся.
        - Вы, разумеется, не понимаете, какой вред нанесли? - (Она качнула головой, слишком испуганная, чтобы защищаться.) - Вы обвинили короля в том, что он желал отравить жену и вступить, прости нас, Господи, в кровосмесительный брак, - и все это до того, как королева испустила последний вздох; и в довершение всего вы сказали это во всеуслышание возле набережной, где без конца снует туда-сюда народ. И после этого еще просите у меня объяснений?
        Ее глаза потемнели и сделались огромными на смертельно побледневшем лице, на котором не осталось ни малейшего признака недавнего гнева.
        - Но вы не поняли, - прошептала она жалобно. - Все происходило не так, как вы говорите. Я лишь повторила то, о чем болтают другие…
        Он резко отпустил ее и стал мерить шагами комнату, сжимая в руке инкрустированную рукоятку кинжала, который носил за поясом. Казалось, он вовсе не слушал ее.
        - Сэр Ричард Рэтклифф вынужден был потребовать объяснений у короля. Его северное воинство хранит верность памяти королевы, дочери великого Варвика, позвольте вам напомнить. Любое нанесенное ей оскорбление может лишить короля поддержки его сторонников.
        Крессида онемела от ужаса, наконец, все осознав, и судорожно ухватилась за резной столбик кровати, чтобы не упасть. Медленно, неумолимо жестокая правда случившегося проникала в ее затуманенный мозг.
        - Король, верховный сюзерен, должен будет теперь унизиться до того, чтобы объяснять подданным свои поступки, и притом именно тогда, когда надеялся на глубокое сострадание и поддержку. Ему придется отправиться на Клеркенуэлл, в рыцарский зал Сент-Джона, и публично заявить, что он никогда не собирался жениться на собственной племяннице. Какое унижение! Право, не понимаю… - продолжал он, - не понимаю, прежде всего, как мог кто-нибудь поверить, что такое возможно. Чтобы король женился на незаконнорожденной девице, неважно даже, племянница она ему или нет, когда его собственные притязания на трон объяснялись именно тем, что дети его брата - бастарды. Вы хоть об этом подумали? Или вам так задурманила голову ваша дружба с леди Элизабет, что вы готовы поверить всем ее словам?
        Крессида чувствовала, что, если не соберет сейчас все свои силы, дело кончится трусливым обмороком. Она заставила себя выпрямиться и унять дрожь.
        - Милорд, - выговорила она чуть слышно, - вы не можете верить, что я хотела повредить делу короля. Если нас подслушали…
        - «Если нас подслушали», вот как! - Его лицо исказила жестокая гримаса. - Вы, я полагаю, имели в виду себя и мастера Проссера?
        Голос не слушался ее, и она лишь кивком подтвердила его догадку.
        Он опять подступил к ней вплотную и наклонился так, что его дыхание обдало ей щеку. От него сильно пахло вином. Когда лорд Ловелл уехал, он попытался найти утешение в графине с бренди.
        - Итак, вы сознательно не подчинились моему приказу.
        - Я не собиралась… Просто…
        - Просто ваши желания сильнее страха? Она смотрела на него, не веря своим ушам. Неужели он мог подумать, что она испытывает к Проссеру сколько-нибудь глубокие чувства, что она способна изменить собственному мужу?
        Он опять схватил ее за плечи, и она услышала его тяжелое, хриплое дыхание.
        - Значит, вы пожелали еще раз увидеть мастера Проссера, несмотря на мои распоряжения. Неужели это было столь важно, что вы не побоялись быть там застигнутой?
        - Он… он собрался уезжать…
        - Ах, вот что, вам нестерпима мысль об этом. Полагаю, он не предложил вам отправиться с ним вместе? Его галантность не простиралась так далеко или он испугался последствий?
        Теперь и она задышала быстрее, а страх обернулся гневом, оттого что он так несправедлив к ней.
        - Ваши предположения недостойны, - резко перебила она. - Между нами никогда не было ничего, кроме дружбы. Мой отец не потерпел бы ничего иного. Хауэлл знал это и относился ко мне почтительно.
        - И вас, как послушную дочь… принудили вступить в брак без любви, - насмешливо проговорил он. - Но это ведь не смирило ваши чувства, не так ли? Вы видите его снова и не можете устоять…
        Она рванулась к нему и рукой, на которой было обручальное кольцо, ударила по щеке. Он слабо охнул от боли, но не выпустил ее из рук. Она чувствовала его напряженные пальцы сквозь парчовый халат.
        - Как вы осмелились? - воскликнула она с яростью. - Да, я вышла за вас по приказу отца, как и вы, женились на мне по воле короля. Ни один из нас не был рад этому, но я не нарушу своего обета, как бы меня ни провоцировали и… и потом, я вам не настоящая жена…
        На миг Мартин, обуреваемый яростью, отпустил ее, но тут же вновь протянул к ней руки и схватил две густые пряди рассыпавшихся на груди волос. Он крепко вцепился в них у самого ее лица, и Крессиде пришлось собрать все силы, чтобы не вскрикнуть от боли. Куда только подевалось его обычное лениво-добродушное выражение лица! Она видела набухшие на висках вены, видела, как напряглись мускулы на шее; его глаза пылали страшным огнем.
        - Вот как, - процедил он сквозь стиснутые зубы. - Вот, оказывается, о чем вы беспокоитесь, не так ли?.. Что вы не настоящая жена?.. Что я, считая вас еще ребенком, хотел поберечь вас, избавить от того, что могло бы оказаться для вас жестоким испытанием? Но я, по-видимому, неправильно понял ситуацию. Вы не ребенок. Все ваше поведение свидетельствует об этом. Ладно же, если так, - переведя дыхание, продолжал он, - я больше не собираюсь считаться с вашими чувствами. Я могу обращаться с вами как с женой, даже бить вас, это мое право, и, клянусь Богом, вы заслуживаете этого. Только благодаря доброй воле лорда-управителя двора и великодушию короля вы избегнете наказания за ваши изменнические поступки. Они, слава Господу, все еще считают вас ребенком.
        Теперь он еще крепче закрутил в руках ее волосы, и она застонала от боли, но не посмела заплакать.
        - Что ж, можете избить меня… выцедить всю мою кровь до капли. Это ведь ваше право, как вы сказали! Но не смейте думать обо мне дурно. Я всего лишь попрощалась с мастером Проссером. И готова поклясться в этом перед алтарем.
        - Что там вы делали с мастером Проссером или любым другим мужчиной, узнать будет нетрудно, - сказал он хрипло и, отпустив одну прядь, свободной рукой обхватил ее за плечи и поднял, притиснув к себе. Она не успела опомниться, как он бесцеремонно швырнул ее на кровать и с яростью стал рвать крючки ее халата.
        Крессида негромко вскрикнула. Ее охватил ужас. Он был пьян и совершенно невменяем; в приступе безумного гнева он вполне мог задушить ее на месте.
        Еще недавно она страстно желала оказаться в его руках, стать настоящей женщиной, но не так же! Он не должен овладеть ею в пароксизме ярости. Да, она жена его, но такое скорее походило бы на насилие, а не на брачную ночь.
        Теперь желание покинуло ее от страха перед его безумной решимостью. Нельзя, чтобы он совершил это. Иначе им никогда не жить в согласии. Она никогда его не простит. По ее щекам струились слезы, она отчаянно царапала его нетерпеливые руки, все еще безжалостно занятые неловкими попытками развязать кушак ее халата.
        - Нет, милорд, нет, вы не должны - только не так! Молю вас, не…
        Ее отчаянная мольба проникала понемногу в его замутненное сознание, и он сдержал себя. Халат ее распахнулся, и он ошеломленно взглянул на лежавшее перед ним юное тело цвета слоновой кости, позолоченное отсветами огня. Гордые юные груди упруго приподнимались над изогнутым в ужасе телом.
        Его вдруг словно окатили ледяной водой. Опершись на руки и стоя на коленях над нею, он отстранился, а она чуть слышно, умоляюще прошептала:
        - Пожалуйста, выслушайте меня, прошу вас… Накажите меня, если нужно, но… но только не так. Если вы все-таки пойдете на такое… вы будете сожалеть об этом всю оставшуюся жизнь. - Из его груди вырвалось ужасное рыдание, и тогда она протянула руку и нежно погладила мокрый от пота завиток его волос. - Прошу вас, поймите. Я поступала глупо. Вы правы - я слишком долго делала все по-своему и… и я действительно хорошо отношусь к Хауэллу, но вовсе не так, как вы думаете. Он просто друг. И я, только как друг, пошла, чтобы встретиться с ним и попрощаться, и… и, тоже как друг, слушала то, что он говорил мне… как прежде слушала и про Клиффорда. Теперь я понимаю… он желал… желал, чтобы нас услышали… чтобы вышел скандал. Он… он использовал меня. Я не хотела бы думать, что он пришел нарочно, чтобы навредить… ради прошлой дружбы не хотела бы… но между нами нет ничего… совсем ничего.
        - Боже милостивый, - хрипло прошептал Мартин, - как я мог…
        - Вы были вне себя, милорд, и имели все основания гневаться на меня. Я нанесла вам урон… вашему положению, встала между вами и вашим сюзереном, но, клянусь вам, я не хотела этого! Прошлой ночью… когда я видела короля в приступе горя… я поняла… поняла, как сильно любил он свою жену. Я не знаю, как… не знаю, возможно ли мне надеяться на прощение за…
        - Значит, это Проссер говорил вам о матримониальных планах короля?
        - Да, но тот, кто слышал это, должно быть, неправильно понял…
        - Нет, - отрубил Мартин, - о непонимании не может быть и речи. Этот человек намеренно сплел эту ядовитую паутину, и вы в нее попались. - Его губы искривила циничная усмешка. - Именно вы, моя супруга. Заговорщикам отлично известна моя роль в окружении короля. Вовлечь в это дело вас, действительно, было не глупой идеей.
        - И Хауэлл в этом участвовал? - Вся глубина нанесенной ей раны выразилась в том, каким тоскливым, потрясенным голосом она это спросила.
        - У короля много врагов, - сказал он. - Они не знают жалости. Вас хотели использовать и отбросить. Но не чувствуйте себя опозоренной. Это не ваша вина.
        Как она прелестна, как хороши эти огромные фиалково-синие глаза, с мольбой устремленные на него, это залитое слезами лицо, чьи скульптурные очертания влажно отсвечивали в полутьме!
        - Что вы собираетесь делать теперь? - Ему пришлось наклониться к ней еще ближе, чтобы уловить едва слышный шепот.
        На его губах заиграла нежная улыбка.
        - Что ж, насиловать вас я не буду, если вы этого боитесь.
        От ее груди к горлу прихлынула жаркая волна, перебросилась на щеки.
        - Теперь… теперь не боюсь, милорд.
        Он моргнул, не веря своим ушам, и с удивлением посмотрел на нее.
        - Клянусь всеми святыми, я оказался прав. Вы действительно уже не дитя, ведь так?
        - Так, милорд.
        Он тихо засмеялся и, наклонившись, крепко поцеловал ее в губы.
        - Значит, время пришло, и теперь я вправе сделать вас совсем моей.
        Она услышала, как он, стоя возле кровати, быстро сбрасывает с себя одежду, и вдруг ее охватила паника; но тут он, опершись на вытянутые руки, склонился над ней.
        - Вам не страшно?
        Она покачала головой.
        - Теперь уже нет.
        Он ласково погладил ее по волосам, тонкую прядку намотал на палец, на этот раз очень нежно.
        - Ты самое прекрасное создание, которое мне приходилось когда-либо видеть. Нет, не говори ничего! - И он поцелуем закрыл ей рот. - Ты очаровательна и полна жизни и… непослушная, но мне это в тебе нравится - если ты не грозишь обрушить на наши головы все мироздание.
        - Милорд, вас не накажут за то, что…
        - Нет-нет, любовь моя, но, если бы и так, я ни о чем не пожалел бы.
        Он нежно - сладостно-нежно - целовал ее губы, едва касаясь, целовал шею, грудь, изгиб живота. Крессида тихо постанывала от острого наслаждения. Наконец он взял ее; минутная боль мгновенно исчезла, уступив место полной эйфории.
        Крессида оказалась гораздо более отзывчива на ласки, чем он смел мечтать. За время, прошедшее после их свадьбы, он приучил себя ждать; теперь он знал: она так же жаждала познать наслаждения любви, как он - обучить им ее.
        После смерти Элинор он хранил целомудрие, чувствуя, что любая связь станет оскорблением ее памяти. Его чувства были притушены и вспыхнули вновь лишь при первом взгляде на эту волшебную деву. Весь его гнев испарился мгновенно, как только до его сознания дошло, что он готов был в гневе взять ее силой, навеки утратив надежду на истинную любовь меж ними. Сейчас он тихо лежал подле нее, радуясь обретенному блаженству.
        Крессида шевельнулась, и он прижал ее к груди. Она робко обхватила шею Мартина руками и с легким вздохом притянула к себе его голову, вновь жаждая поцелуев. Он тотчас приподнял пальцем ее подбородок, а другой рукой отвел назад сияющее облако белокурых волос, чтобы лучше видеть ее лицо.
        - Ты вздохнула… Ты сожалеешь…
        Она пылко помотала головой.
        - Нет! Нет! Я хотела…
        Она отвернула от него лицо, избегая его взгляда, но он с мягкой настойчивостью повернул ее к себе и заставил посмотреть ему прямо в глаза.
        - Скажи мне. Чего бы ты хотела? Чего я не дал тебе?
        - Нет, вы не понимаете. У меня есть все, чего я хочу - сейчас. Мои родители всегда любили друг друга. Я знала это, еще когда была совсем маленькая. А вы держались все это время так отчужденно… бывали иногда добрым и снисходительным, но… но не любящим. Думаю, будь я вашей любимой собакой, вы обращались бы со мной так же по-доброму и ласково… и так же бранили бы за провинности. И я всегда чувствовала себя как бы в опале, как бы провинившейся в каких-то детских проделках, до тех пор… - ее голос чуть-чуть дрогнул, - до нынешней ночи, когда поняла, что, действительно, привела вас в ярость, и подумала… испугалась… что в этой ярости вы можете оскорбить меня так, что я не смогу простить. Мне казалось, я этого не заслуживаю, потому что… - она опять отвела от него глаза, - потому что, мне кажется, я начинаю любить вас, милорд.
        Он засмеялся коротким горловым смехом.
        - Я обязан поверить этому, мадам, иначе ваше поведение нынешней ночью следовало бы назвать безнравственным.
        Некоторое время они лежали молча, потом она, запнувшись, спросила:
        - Вас заставят… отослать меня? Он помолчал.
        - Думаю, это возможно… и правильно. Ты должна какое-то время не показываться королю на глаза.
        Она высвободилась из его рук и села.
        - Мартин, вы не можете отослать меня от себя - только не сейчас!
        - Любовь моя, ты знаешь, как обстоят дела во дворце. В это критическое время я не могу оставить Совет. У меня есть работа - важная работа.
        Тон его сделался мрачен, и она закрыла глаза, подумав о том, какая страшная, верно, эта работа.
        - Вы будете разыскивать тех, кто хотел навредить делу короля?
        - Это мой долг. Королю это необходимо. Думаю, тебе придется на какое-то время уехать.
        - В ваше поместье Рокситер?
        Он сдвинул брови, глядя в сумрак освещаемой камином комнаты.
        - Я думал об этом, но хотел сам отвезти тебя туда. К сожалению, сейчас это невозможно. Я должен как следует все обдумать и… и подождать распоряжений короля. Она тихо спросила:
        - А что будет с леди Элизабет?
        - Ей придется покинуть Лондон и уехать на север - в Шерифф-Хаттон, один из йоркширских замков короля. Там она присоединится к другим слугам его величества.
        - Я… я нанесла ей огромный вред, ведь она, думаю, мало что знала… обо всем этом и о последствиях. Я должна повидаться с ней, попросить у нее прощения.
        - Крессида, - ответил он, но голос его при этом прозвучал определенно холодно, - ты должна мне поклясться, что никак не будешь общаться с леди Элизабет. Это мой приказ. Я рассержусь на тебя по-настоящему, если ты ослушаешься меня в таком серьезном деле.
        Он повернулся к ней и снизу вперил взгляд ей в лицо; она молча кивнула.
        - Как вы думаете, мне разрешат присутствовать на похоронах ее величества? О, Мартин, я так хочу быть там, так хочу в последний раз проститься с нею вместе с другими фрейлинами…
        Он тяжело вздохнул.
        - Я должен испросить на это разрешения у его величества.
        Она горестно кивнула ему в ответ. Приходилось удовольствоваться этим, ведь она понимала, как безмерно трудно Мартину обратиться к королю с подобной просьбой после того, как она причинила ему так много вреда.

        Крессида так никогда и не узнала, чего стоило Мартину вымолить у короля разрешение его жене следовать вместе с прочими фрейлинами за телом королевы, когда его переносили в Вестминстерское аббатство на вечное упокоение, но такое разрешение было ей даровано. Позднее, когда гроб опустили в приготовленное для него углубление возле кресел для хора, Крессида увидела, что король плачет, не скрывая своего горя.
        Сама она и не пыталась сдержать слезы - ведь королева была к ней необыкновенно добра, хотя она совсем недолго ей прослужила; впрочем, Крессида обнаружила, что другие фрейлины тоже плачут, показывая всем своим видом, что никогда уж больше им не доведется служить столь терпимой владычице, но при этом умной и твердой, умевшей, как и ее отец, великий граф Варвик, настоять на своем перед кем бы то ни было.
        Затем в дворцовом зале началась поминальная тризна, но застолье проходило тихо, гости не спешили наброситься на яства, под которыми ломились столы, не злоупотребляли и винами.
        Король сидел, как всегда, на помосте, отдельно от гостей, под государственным стягом; Крессида видела, что он почти ничего не ел и пил даже меньше, чем обычно. По обе стороны от него, как бы оберегая, сидели самые старшие его друзья - лорд Ловелл и сэр Ричард Рэтклифф, и Крессида с облегчением отметила, что между прямодушным йоркширским рыцарем и его сюзереном не заметно никакого охлаждения.
        Судя по всему, сплетня, подкинутая Хауэллом Проссером, особого вреда все же не нанесла. Крессида беспокойно перевела взгляд на Мартина, сидевшего с нею рядом; ей было видно, как мучит его мысль о том, что королю еще предстоит тяжкое испытание в рыцарском зале Сент-Джона на Клеркенуэлле: ему придется выступить там с декларацией о намерениях, и к этому все уже подготовлено, о чем Мартин рассказывал ей накануне.

«Его величество, - говорил он, - обратился также письменно к мэру и олдерменам Йорка, напоминая об их долге пресекать столь необоснованные, отвратительные слухи и арестовывать любого, кто бесчестит короля подобным образом».

«Но это ведь не выйдет за пределы столицы?» - с несчастным видом спросила тогда Крессида.
        Мартин пожал плечами.

«Слух пущен затем, чтобы очернить репутацию короля, пущен мятежниками, желающими ему зла, - ответил Мартин, - и вполне может гулять по всему королевству точно так же, как по Лондону и Вестминстеру».
        Король очень рано покинул зал, но велел передать придворным, чтобы они не расходились и продолжили поминки по усопшей королеве; однако и после его ухода все оставались столь же сдержанны и печальны.
        Мартин наклонился к Крессиде.
        - Я должен заглянуть в свой кабинет, там у меня неотложное дело… но я скоро освобожусь. Ты подождешь меня в зале?
        - Нет, нет, - торопливо возразила она. - Я хочу с вами… Я… я буду чувствовать себя неловко здесь… после того, что случилось.
        - Навряд ли другим придворным известно, что в этом замешана ты, - заверил ее Мартин. - Лорд Ловелл обещал не называть твоего имени в связи с этой историей.
        Она проглотила комок в горле и, выходя из зала, бросила признательный взгляд на лорда-управителя двора.
        - Я подожду вас в передней возле опочивальни королевы, - сказала она.
        Мартин кивнул ей и повернулся к Питеру Фэйрли, что прислуживал им за столом и теперь последовал за ними, когда они вышли из зала.
        - Питер, найди юного Филиппа Кентона и скажи, чтобы он оставался со своей госпожой в прихожей королевы.
        Питер поклонился и поспешно отправился выполнять поручение.
        Прихожая королевы оказалась пустой и всеми покинутой. Крессида села на банкетку возле окна и печально оглядела комнату, свидетельницу более счастливых дней: забытую, украшенную лентой лютню, куски незаконченных вышивок, пяльцы для гобелена. Придется ли ей служить новой королеве, когда король женится опять? А он должен будет жениться, она это понимала.
        Она поспешила смахнуть слезы раскаяния и печали, мучительно сожалея о той роли, которую невольно сыграла и принесла ему тем самым лишнее горе.
        Несмотря на пылавший в камине огонь, комната казалась такой заброшенной и унылой, что она не могла больше ждать маленького пажа и решила сама отправиться на поиски кабинета Мартина.
        В коридорах было так же уныло и пусто, и в них царила печаль, овладевшая обитателями дворца; по рассеянности Крессида свернула не в тот коридор и оказалась рядом с приемной короля, где впервые была представлена ему и королеве и, увидев Мартина, поняла, что он, возможно, и есть ее нареченный.
        Дверь оказалась распахнута настежь, и возле нее не было стража, обычно стоявшего там на посту. Отпустил ли его король, послал ли с каким-нибудь поручением? Или сам удалился в свои личные апартаменты? Но даже если так, алебардщику все равно следовало быть у дверей. Крессиде показалось это странным, она заволновалась. Зная все то, что теперь узнала, она испугалась, не отвлекли ли стражников нарочно под каким-нибудь лживым предлогом, хотя считала подобную небрежность совершенно немыслимой.
        Она тревожно заглянула в двери, точно так же, как в ту ночь, когда увидела короля, в приступе горя упавшего на колени возле ложа покойной королевы.
        Настороженно обведя глазами комнату, она встретилась с холодными серовато-зелеными глазами короля, бессильно сидевшего в кресле у камина. Он был совершенно один, и ее глаза опять тревожно расширились.
        Его губы изогнулись в горькой усмешке.
        - Войдите, леди Крессида.
        - Ваше величество, - проговорила она, запинаясь, - у меня и в мыслях не было потревожить вас… Я только подумала… я испугалась, что…
        - …что я лежу здесь, убитый, на полу? - Улыбка сделалась мягче, хотя Крессиде сразу бросились в глаза следы безмерного горя на его лице. - Нет, я просто отослал стражу во внешний коридор. Не хотел, чтобы за мной подглядывали, оттого и удалился из зала. Стражник отказывался уходить, но мне необходимо было остаться одному хоть на час. Короли, - продолжал он, помолчав немного, - редко имеют такую роскошь - побыть в одиночестве, леди Крессида, да и, сказать по правде, стража мне ни к чему. Не хочу, чтобы за мной вечно подсматривали. Когда нужно, я сам могу позаботиться о себе, даже если буду атакован столь прелестной и прекрасной особой, как ваша милость.
        - В таком случае я немедленно удаляюсь, ваше величество.
        - Коль скоро вы здесь, войдите.
        - Ваше величество, я думаю, мой супруг не одобрит мое вторжение, и уверена, ему не понравилось бы…
        - Не понравилось бы, что я столь мало забочусь о своей жизни? Конечно, не понравилось бы, - признал он. - Это же его обязанность, как и других моих рыцарей, защищать мою спину, и я согласен с вами, он станет бранить меня - о, конечно, в самых почтительных выражениях, но твердо, ради моей же пользы.
        Она сделала низкий реверанс и, по его знаку, подошла ближе. Ей надо было так много сказать ему, но она не могла вымолвить ни слова и, к великому стыду своему, вдруг разрыдалась. Он подождал, пока утихнут слезы, и жестом повелел ей сесть на стул, стоявший с ним рядом.
        Наконец, судорожно всхлипнув, она прошептала:
        - Ваше величество, простите ли вы меня когда-нибудь? Возможно ли это?
        Он ответил с глубоким вздохом:
        - Я же понимаю, Крессида, вас просто обманули, так что бранить вас мне не за что.
        - Но тот вред, который я принесла…
        - Это сделано другими. Вы должны выбросить все это из головы, Крессида. Так должен поступить и я. Королева любила вас, и вы хорошо ей служили.
        - Мы все с радостью отдали бы за нее жизнь.
        - Да, я верю, - сказал он тихо. - Я, видите ли, знаю, каково это - быть обвиненным в том, чего ты не делал.
        Он умолк, задумчиво глядя вдаль, и Крессида почтительно ждала, когда он пожелает объяснить последние слова.
        - Я любил Анну всей душой с юных лет и, когда она овдовела, подумал, что мы еще будем счастливы… потому что знал: она не любила Эдуарда Ланкастерского - и надеялся, что она с охотой пойдет за меня.
        - А она?.. - спросила Крессида, не желая поверить, что между королем и королевой когда-либо могло существовать какое-то несогласие. Анна ведь не скрывала, что обожает мужа всей душой.
        Он печально взмахнул рукой с обручальным кольцом.
        - Кому-то угодно было посеять зло между нами… ей сказали, будто принца Эдуарда убил я. - Он задумчиво постукивал пальцем по подлокотнику. - Он был убит под Тьюксбери, во время погони, когда преследовали ланкастерцев.
        - Но если… если вы в том не повинны, ваше величество, отчего вы не объяснили?
        Он грустно ей улыбнулся.
        - Его искромсали мечами, затоптали конники. Это было ужасно, я не хотел, чтобы она узнала. Мне понадобилось немало времени, чтобы доказать ей мою любовь, и, несмотря на происки моих ненавистников, она все-таки вышла за меня, и мне никогда не пришлось пожалеть об этом, я благодарен за каждую бесценную минуту, проведенную с ней. Никогда не забывайте этого, Крессида, - добавил он, помолчав. - Если пришла любовь, надо всеми силами беречь ее. Поклянитесь мне, что не забудете о моих словах… ибо в нашем неустойчивом мире все может оборваться куда раньше, чем мы надеемся…
        - Я буду помнить, ваше величество.
        Он легко провел рукой по ее траурной вуали.
        - Надеюсь, Мартин не слишком сурово обошелся с вами. Фрэнк Ловелл говорил мне, что поначалу он совершенно рассвирепел.
        Крессида пристыжено опустила голову.
        - Да, милорд, и я уж думала… я боялась, что… но теперь все хорошо, милорд.
        Он удовлетворенно кивнул, а она вскинула голову и прямо посмотрела ему в лицо глазами, полными слез.
        - Я надеялся, что этот брак принесет ему счастье. Я еще не разуверился в своей способности судить верно.
        Она жарко вспыхнула.
        - Я думаю… думаю, что научусь любить его.
        На мгновение горькая складка вокруг его губ исчезла.
        - Хорошо. Мне необходимо верить, что те, кого я люблю, могут довериться своему окружению… Я тоже нуждаюсь в этом.
        Она понимала, что должна оставить короля одного, и ждала только его знака; он с улыбкой кивком отпустил ее, но в дверях она приостановилась.
        - Ваше величество, мне… мне страшно за леди Элизабет. Она почтила меня своей дружбой, а я, боюсь, причинила ей огромный вред, - проговорила она, с ужасом ожидая, что он сейчас разгневается на нее за безрассудную смелость.
        Но король лишь вздохнул и сказал мягко:
        - Леди Элизабет знает, что я отношусь к ней с глубокой симпатией и неизменно пекусь о ее интересах. Вам нет нужды бояться за нее.
        - Мой супруг запретил мне встречаться с ней, ваше величество. Если бы только я могла выразить ей, как я…
        - Вы умеете писать, леди Крессида?
        - О да, ваше величество. Меня хорошо обучали.
        - В таком случае напишите ей от самого сердца, выскажите все, что вы чувствуете, и я обещаю, что послание это будет передано ей в руки, и никто другой его не увидит.
        Она подбежала к нему и низко склонилась, чтобы поцеловать его руку, все еще лежавшую на подлокотнике.
        - Дорогой милорд, - выговорила она, опять разрыдавшись, - я не знаю, как благодарить вас. Я чувствую себя такой виноватой…
        - Чувство вины - бесполезное и вредное чувство, - печально отозвался король. - Я научился отстранять его от себя. Не будьте к себе слишком суровы. А сейчас пройдите в соседнюю комнату и напишите письмо. Я позабочусь о том, чтобы лорд Мартин не узнал о нем.
        Она поднялась, подобрала юбки и, пятясь, была уже у двери, как вдруг резкий голос позади нее заставил ее застыть от ужаса:
        - Милорд, почему у дверей нет стражи, почему вы остались без охраны? Бесстыжие лентяи поплатятся за это жизнью, клянусь вам!
        Лорд Мартин быстро приблизился к королю и вдруг замер на месте, увидев Крессиду. Лицо его потемнело от гнева.
        - Ваше величество, не знаю, какими словами умолять вас простить меня за это вторжение. Понять не могу, что делает здесь моя жена, как посмела приблизиться к вам!
        - По правде сказать, Мартин, она, мне кажется, была столь же обеспокоена моей безопасностью, как и ты, - мягко проговорил король. - Она испугалась за меня, не увидев стражи, и вошла, чтобы выяснить, не случилось ли какой беды. Я объяснил, что сам отослал парня, и немного задержал ее, чтобы поговорить… о том, как она любила королеву.
        Последние слова он произнес совсем тихо и немного хрипло, словно его душили слезы.
        - Так что не брани ее за это и позволь моему проштрафившемуся стражнику оставаться и впредь с головой на плечах. А сейчас я попросил ее написать для меня несколько слов, которые, по ее суждению, могли бы внести покой в мою душу. Вы ведь сделаете это, леди Крессида, и вручите записку мне лично, прежде чем покинете Вестминстер, не так ли?
        Мартин стоял ошеломленный и только моргал; Крессида, бросив на него испуганный взгляд, за его спиной проскользнула в соседнюю комнату.
        Когда она возвратилась, король был погружен в серьезную беседу с Мартином. Увидев ее, он с улыбкой протянул руку и взял запечатанное послание.
        - Благодарю вас, Крессида. Это поможет нашим сердцам обрести покой.
        Она низко склонилась перед королем в реверансе, сознавая себя вечной его должницей. Мартин тоже откланялся и вышел с нею вместе.
        - О Господи, - кипя от негодования, проговорил он, - неужто мне ни на минуту нельзя оставить вас без того, чтобы вы опять не пустились в какую-нибудь опасную авантюру?! По-моему, именно ваше лицо королю хотелось бы видеть сейчас меньше всего.
        Крессида густо покраснела, вполне сознавая собственную вину. Ее вспотевшие от страха пальцы судорожно сжимали складки черной шелковой юбки.
        - Милорд, простите меня. Я совсем не хотела ставить вас в неловкое положение, но все было так, как сказал король. Я запуталась в переходах, увидела, что у его дверей никого нет, и испугалась… испугалась самого худшего. Ведь я более чем кто-либо, имела основание бояться злодеев, умышляющих против короля. Он, как всегда, был милостив ко мне.
        Мартин тяжело вздохнул.
        - Ты права, он гораздо более снисходителен к нам, чем мы могли бы надеяться, чем заслуживаем. Я верю, что отныне ты будешь относиться к королю с большей симпатией, чем, кажется мне, относилась прежде.
        Она подняла голову и посмотрела ему в лицо.
        - Мартин, теперь я знаю, как неверно судила о короле прежде, и буду неустанно молить Пресвятую Деву ниспослать ему утешение в его глубоком горе.
        - Аминь, - горячо шепнул он и опять повел ее в парадный зал, где его оруженосец и другие слуги ожидали графа и его супругу, чтобы сопроводить домой.


        ГЛАВА ВОСЬМАЯ
        Вернувшись домой на Стрэнд, Крессида почувствовала, что, хотя на сердце все еще тяжело, груз вины не так давит на нее благодаря пониманию, проявленному королем. Она была ему признательна за то, что он сохранил в тайне от Мартина ее желание объясниться с леди Элизабет, так как и теперь еще боялась его гнева, если бы он узнал об этом.
        В ту ночь он не пришел в ее спальню. Она говорила себе, что он просто занят королевскими поручениями и работает допоздна, но до конца убедить себя в этом не могла. Она так долго ждала, когда же, наконец, станет его настоящей женой, что теперь одна мысль о том, что он вовсе не так, как она, жаждет уединиться с нею под занавесями балдахина над ее кроватью, наносила жестокий удар по ее гордости.
        Она вспомнила, с каким торжествующим видом оглянулась на нее Алиса, торопливо собирая утром запачканные кровью простыни, и лицо ее жарко вспыхнуло. И вот - она опять лежит в своей постели одна, моля о том, чтобы Мартин пришел… как угодно поздно… Но он не пришел.
        Однако завтракал он с нею вместе, и, когда паж, прислуживавший им, вышел, она рискнула спросить:
        - Вы работали ночью допоздна, милорд? Он кивнул с рассеянным видом, намазывая мед на ломоть белого хлеба.
        - Нужно еще очень многое подготовить перед тем, как король появится на Клеркенуэлле. Лорд-управитель двора возложил на меня ответственность за личную безопасность короля.
        У нее слегка задрожали губы. Как ни милостив был к ней король, она понимала, что люди, посвященные в дело, все же будут хотя бы отчасти винить ее и эта вина, так или иначе, скажется на репутации Мартина.
        - Его будут хорошо охранять?
        - Я позабочусь об этом. Можешь не сомневаться.
        Дрожащей рукой она нервно подвинула свою кружку с элем.
        - Я боялась, что вы все еще сердитесь на меня… ведь вы так и не пришли ко мне ночью.
        Слегка нахмурившись и не глядя на нее, он сказал:
        - Я, в самом деле, окончил работу очень поздно. День для тебя выдался тяжелый. Я не хотел помешать тебе выспаться.
        Она не ответила; тогда он посмотрел ей прямо в лицо - его темные глаза на этот раз совсем не казались сонными. Немного поколебавшись, он потянулся через стол и обеими ладонями взял ее руку.
        - Крессида, нас ждут тяжелые времена. Я не хочу, чтобы ты понесла…
        Теперь и ее синие глаза распахнулись.
        - Вы хотите сказать, у меня может быть ребенок? Но я всей душой желаю дать вам наследника, Мартин! Это мой долг.
        Он вздохнул.
        - Потом, Крессида. Когда жизнь станет спокойнее. - Он опять отвел глаза в сторону. - Думаю, лучше бы тебе с полгода пожить как можно дальше от столицы.
        Она едва удержалась от протестующего возгласа. Этого она и боялась - жить вдали от Мартина теперь, когда они только-только начали лучше понимать друг друга… любить друг друга… И вот, из-за того, что она так глупо и наивно себя повела, ее удаляют от двора, от мужа. Это было жестокое наказание.
        - Я мешаю вам… - Она с трудом подавила слезы. - Я понимаю.
        - Нет, ты не понимаешь. - От волнения его голос звучал сдавленно. - Если бы дело было только в этом, мы могли бы оставаться здесь… вместе… Но впереди тяжелые дни, опасные дни, и я хочу, чтобы ты была как можно дальше отсюда.
        Теперь она испугалась.
        - Ваша жизнь в опасности? Но если так, я должна быть с вами рядом.
        - Крессида, возможно, жизнь всех нас в опасности. Шпионы Тюдора рыщут повсюду. Доброе имя короля порочат. Народ одурманивают лживыми сплетнями, рассказывают всякие небылицы о смерти королевы. Самое подходящее время для Тюдора, чтобы выступить. И он его не упустит. Он не захочет ждать еще год.
        - Вы полагаете, он вторгнется в Англию? - спросила Крессида с сомнением.
        - Думаю, это произойдет… уже летом. Король тоже знает это… но сейчас, отдавшись своему горю, боюсь, не так встревожен, как бы следовало. Тебе нужно быть подальше от Лондона. И твоему отцу тоже.
        Последние слова прозвучали как констатация факта, и Крессида опять задохнулась.
        Сэр Дэниел - уэльский барон, а многие уэльские лорды подозреваются в симпатиях к Тюдорам…
        У нее сжалось сердце от страха; она молча кивнула головой… И все-таки она постарается повременить с отъездом! Да, ее родители должны уехать, но она всеми способами попробует убедить Мартина, чтобы он разрешил ей остаться с ним. Сейчас для такого разговора не время, но она дождется удобного случая…
        Чуть позже она стояла у окна, смотрела, как муж уезжает, и знала, что совсем скоро ему придется стоять рядом со своим сюзереном на том унизительном действе в рыцарском зале Сент-Джона… Она с трудом проглотила горький ком в горле, понимая, что и сама отчасти повинна в том, что это стало необходимо.
        Последующие дни тянулись долго и нудно, двор пребывал в трауре, и для нее там не находилось места, и не видно было конца этим долгим часам, которые предстояло ей провести в одиночестве. Она решила лучше ознакомиться с домом и с тем, как ведется хозяйство; однажды утром в сопровождении мастера Ролингса она отправилась в инспекционный обход. Встреча с Джеком Уэйнрайтом на кухне прошла без особого замешательства с той и с другой стороны - к тому же быстрый взгляд, брошенный ею в сторону вертела, обнаружил, что Уот Форрестер вернулся к своим обязанностям.
        В это трудное время, когда Мартин подолгу отсутствовал, Крессида была особенно благодарна Алисе за ее дружбу, а юному Филиппу Кентону, которого Мартин определил прислуживать ей, - за его усердие и внимательность.
        Однажды, дня через три после похорон королевы, мастер Ролингс доложил своей хозяйке, что к ней прибыл с визитом ее отец. Крессида встала и, когда дворецкий ввел сэра Дэниела в зимнюю гостиную, радостно протянула руки ему навстречу.
        - Отец, как я счастлива видеть вас! Ведь вы собираетесь вот-вот отправиться в Греттон, и я боялась, что буду в Вестминстере, когда вы заглянете попрощаться со мной.
        Сэр Дэниел горячо обнял дочь, и она подвела его поближе к камину.
        - Пока еще холодновато, даже для марта, но весна уже чувствуется. На лужайке на набережной пробиваются первые ростки. Если так пойдет дальше, вам в дороге будет сопутствовать хорошая погода… - Обрадованная его визитом, она болтала без умолку и сперва не замечала, как напряжен отец.
        Тот бросил выразительный взгляд на юного Филиппа Кентона, который отошел к стене, чтобы повесить на гвоздь лютню, на которой бренчал потихоньку, когда Крессида занималась вышиванием.
        - Может, твой паж раздобудет мне эля на кухне, а, дочка?
        Чуть-чуть смущенная своей оплошностью, Крессида уже открыла рот, чтобы предложить ему мальвазии из кувшина, стоявшего на столе, и повернулась, было, как и он, к Филиппу, но тут сообразила, что отец желает говорить с нею наедине, без свидетелей.
        - Ну, конечно, отец. Ведь так рано утром вино не слишком полезно… куда лучше кружка теплого эля с пряностями. Ступай поскорее, Филипп, и подожди там, пригляди, чтобы эль выбрали самый лучший, подогрели как должно и сдобрили пряностями.
        Филипп, всегда готовый услужить, тотчас умчался. Как только дверь за ним закрылась, Крессида стремительно повернулась к отцу.
        - Ах, отец, с мамой ведь ничего не случилось?
        - Нет, нет, дитя мое. Через пару деньков, как сама ты говоришь, мы должны отправиться в путь. Твоей матери я сказал, что еду к тебе предупредить об этом. В то дело, из-за которого я приехал, мне посвящать ее не хотелось.
        Крессида почувствовала тревогу. Это было на отца не похоже - скрывать что-либо от ее матери; только теперь она заметила, наконец, что отец, в самом деле, очень бледен и мрачен.
        - Уж не больны ли вы?..
        - Нет, нет. Скажи мне, девочка, твой муж дома?
        - Нет, он рано уехал в Тауэр. В последние дни он бывает там часто и…
        - Есть у него здесь комната, где он занимается делами?
        - Да, кабинет… он там читает все бумаги, которые имеют отношение к Совету.
        - Сейчас там работает секретарь?
        - Нет. Мастер Стэндиш с ним в Тауэре. Я видела, как они оба шли к пристани.
        - Ты можешь войти туда? Крессида побледнела.
        - В кабинет? Без разрешения Мартина? Я не хотела бы делать этого. Он…
        - Но если речь идет о деле чрезвычайной важности?
        Она заколебалась.
        - Ну что ж, пожалуй. Кабинет, скорей всего, заперт, но здешние слуги подчиняются мне беспрекословно.
        Ее лицо теперь стало белым как мел. Она поняла, что у отца стряслась какая-то беда, и он пришел к ней за помощью.
        - В чем дело, отец?
        - Хауэллу Проссеру угрожает арест. Она вздрогнула.
        - Я думала, он уже покинул Лондон.
        - Клянусь Богом, я хотел бы, чтобы это так и было. - Отец мерил шагами комнату, стиснув за спиной руки. - Твой муж контролирует все порты. Положение серьезное, совет боится вторжения. Каждого, кто покидает страну, подозревают в шпионаже в пользу Тюдора и подвергают строжайшему допросу… если нет официально выданного разрешения на выезд.
        - Я знаю, - сказала она рассудительно. - Мартин думает, что вторжения можно ждать скоро.
        Сэр Дэниел кивнул.
        - Этот дурень Проссер связался с партией Тюдоров. Ему необходимо выбраться из Англии подобру-поздорову. В любой момент его могут арестовать. Он знает, что находится под подозрением, и сейчас скрывается, где - тебе лучше не знать. Я должен добыть для него разрешение на выезд из страны. Такие лицензии дает лорд Рокситер. Думаю, в его кабинете имеются соответствующие бланки. Если ты сможешь достать один такой бланк, я бы вытащил Хауэлла, под чужим именем, разумеется, из Лондона, и он спокойно добрался бы до Дувра или даже до Линна за несколько дней.
        Крессида тяжело перевела дух.
        - Ты толкаешь меня на измену, отец. Король был добр ко мне - и к тебе тоже. Каким бы ни был мне другом Хауэлл, я не хочу принимать участие в том, что может оказаться во вред королю.
        - Да, - проговорил сэр Дэниел со вздохом. - Король был добр ко мне, и клянусь тебе, дочь, я верный его подданный… по крайней мере, стал им теперь.
        У Крессиды замерло сердце, она подошла к нему совсем близко.
        - Отец, в чем ты замешан?
        - Еще до того, как нас пригласили во дворец, я… - Он облизнул пересохшие губы. - Словом, в прежние времена я был на стороне Ланкастеров, Крессида. Меня возмущало, что король Ричард захватил трон и оказался причастным к печальной судьбе юных принцев.
        Он отвернулся, пряча от нее глаза.
        - В мыслях я хотел предложить свою поддержку Генриху Тюдору - только в мыслях… - продолжал он чуть осевшим от неловкости голосом. - Подстегиваемый Проссерами, я писал письма и… и получал ответы от кое-кого из находящихся в изгнании ланкастерских лордов.
        - Пресвятая Дева! - горячо воскликнула Крессида. - Неужели ты не понимаешь, что моему супругу поручено обеспечивать безопасность его королевского величества и преследовать каждого, заподозренного в измене или в укрывательстве таких людей?
        - Я это знаю, вернее, подозревал об этом. Но истина состоит в том, что, если Хауэлл Проссер будет схвачен, я сам окажусь под угрозой ареста, а в эти критические времена, когда мотивы поведения вообще всех людей под вопросом, вряд ли можно сомневаться в том, что меня немедленно обвинят в измене - да и, скорее всего, сочтут виновным.
        У Крессиды побелели даже губы. Она вспомнила рассказ Мартина о том, что случилось с сэром Роджером Клиффордом всего несколько недель назад. Сердце ее бешено заколотилось.
        - И ты думаешь, такие бланки находятся у Мартина и выдаются его секретарем?
        Сэр Дэниел кивнул.
        - Эти лицензии на выезд в портах принимаются без возражений. С нею Хауэлл доберется до места пребывания Генриха целым и невредимым. Мы должны помочь ему, Крессида. Если его схватят, он выдаст своих единомышленников.
        Он нервно проглотил застрявший в горле ком.
        - Каким храбрецом он себя ни считает, его могут заставить заговорить, и тогда я обречен.
        Она согласно кивнула.
        - Документ должен быть подписан?
        - Возможно, и нет. Возможно, секретарь лорда Рокситера выдает их просто с печатью лорда. Ведь многим служащим и офицерам короля приходится иной раз спешно отправляться по делам в Кале, даже не переговорив с графом лично. Дочь моя, это единственный шанс. Итак… ты пойдешь в кабинет графа и поищешь бланки лицензий на выезд… для Хауэлла… а тем самым и для меня?
        Она сжала губы.
        - Я это сделаю для тебя, отец, но ты должен мне поклясться, что никогда больше не вступишь ни в какие переговоры с Тюдорами. Я не хочу ставить на карту честь моего мужа, действуя за его спиной, - только твое безвыходное положение толкает меня на это.
        Он прижал ее к себе и крепко поцеловал.
        - Никогда я не обратился бы к тебе с такой просьбой, Крессида, когда бы не суровая необходимость. Если я буду повержен, это может повредить и твоему мужу… погубить его вместе со мной.
        Ее глаза расширились от ужаса, но в эту минуту постучал Филипп и попросил разрешения войти с подогретым элем, поэтому она лишь молча кивнула отцу и разрешила мальчику войти.
        Филипп подал эль, и Крессида тут же отправила его с новым поручением:
        - Ступай на конюшни, Филипп, и проследи, чтобы мою кобылу вывели погулять. Я сегодня никуда не поеду, так что ей надо размяться.
        Мальчик уже повернулся, чтобы уйти, как вдруг сэр Дэниел произнес тихо:
        - Может, пошлешь его сперва в кабинет взять для тебя документ?
        Крессида яростно потрясла головой.
        - Нет, я предпочитаю сделать это сама. Иди же, Филипп, делай, что я сказала.
        Мальчик посмотрел на нее вопросительно, однако она знаком приказала ему уйти, и он поспешил вон из гостиной.
        - Напрасно ты… Мальчика ведь не стали бы слишком корить, если бы там увидели, так-то оно получилось бы лучше.
        - Нет, отец, - сказала Крессида тихо, но твердо. - Я не желаю, чтобы юного Филиппа наказали за то, что вынуждены сделать мы сами. - И она содрогнулась, представив, как жестоко мог быть наказан мальчик.
        Она встала и знаком попросила отца остаться в кресле.
        - Жди меня здесь. Я недолго.
        Он кивнул, но лицо его выражало тревогу.
        Как она и предполагала, дверь в кабинет ее мужа оказалась заперта. К счастью, по коридору шел мастер Ролингс, и она попросила его дать ей ключ.
        - Лорд Мартин обещал показать мне письмо из поместья Рокситер. Но в спешке, по-видимому, забыл об этом. Оно должно лежать на его столе. Дайте мне ключ, мастер Ролингс.
        Дворецкий застыл в нерешительности. Однако его госпожа явно проявляла нетерпение, и он, выбрав ключ из связки, висевшей у него на поясе, открыл дверь.
        - Приехал мой отец, как вы знаете, - пояснила она, входя, - и хотел бы сам увидеть отчет.
        Мастер Ролингс, как видно, намерился подождать, пока она выйдет из кабинета с письмом, чтобы снова запереть дверь, но она решительно отослала его на кухню.
        - Скажите мастеру Уэйнрайту, что ужин сегодня будет попозже, так как милорд может надолго задержаться в Тауэре.
        Он неохотно пошел прочь, оглядываясь на дверь, а она стояла на пороге, явно решив проследить, как выполняется ее поручение. Она горько улыбнулась про себя. Конечно, достоинству мастера Ролингса был нанесен жестокий удар: он ведь не привык к тому, чтобы его посылали с поручениями к его же подчиненным, словно он паж или служанка… Но она не могла допустить, чтобы и он был наказан, если дело обернется худо, и пропажу лицензии обнаружат. Если это случится, всю ответственность она должна взять на себя.
        На столе она увидела несколько пергаментных свитков, а также гусиные перья, перочинные ножи для их заточки, флаконы с чернилами. Один свиток был развернут, рядом с ним лежал раскрытый ножик - должно быть, сам граф или мастер Стэндиш соскребали написанное, чтобы использовать пергамент вновь. Крессида стала лихорадочно проглядывать другие свитки, но то были всего лишь различные хозяйственные расчеты-отчеты, а также памятка о необходимых распоряжениях по поместью Рокситер на случай возможного в конце года приезда графа и его жены.
        Крессида нервно закусила губу и выпрямилась. Право же, она была слишком оптимистична, надеясь, что лицензии на выезд из страны будут лежать на самом видном месте.
        Ее внимание привлекли два маленьких ящичка, и она нетерпеливо дернула крышку того, что был слева. Ящик оказался заперт, и подходящего к нему ключа нигде не было видно. Скорее всего, граф или его помощник держат ключи от этих хранилищ секретной корреспонденции при себе, так что звать мастера Ролингса и требовать ключи у него бессмысленно. Да он и не согласился бы на такое. Значит, ничего не вышло? Для нее это было бы почти облегчением - но ведь отцу ее по-прежнему грозила бы опасность!
        На всякий случай Крессида тронула крышку второго ящичка, и, к ее удивлению, она открылась. Либо там не было ничего важного, либо мастер Стэндиш так неожиданно был вызван, чтобы сопровождать графа, что забыл замкнуть ящик. Стараясь не ворошить без толку бумаги, чтобы не выдать, что здесь что-то искали, она осторожно приподнимала один документ за другим. И вдруг с радостью обнаружила четыре маленьких листка пергамента, которыми предъявителю - место для имени было оставлено - давалось разрешение на выезд из королевства.
        Крессида схватила один бланк, быстро положила остальные в ящик и закрыла его. С сильно бьющимся сердцем она выпрямилась, прислушиваясь, не возвращается ли мастер Ролингс. Ключа он ей не оставил, значит, без сомнения, скоро придет.
        И тут она вдруг поняла: он непременно доложит своему господину о том, что она побывала в его кабинете; ее брови сошлись над переносицей. Необходимо придумать какое-то объяснение. Ладно, она обдумает это позже, а теперь надо поскорей отдать документ отцу.
        Внезапно из коридора послышались голоса, и Крессида застыла на месте. Ошибиться она не могла - то был властный голос ее мужа. Отчего он так неожиданно вернулся из Тауэра? Она стояла растерянная, слушая, как оправдывается мастер Ролингс.
        - Я просто шел проверить, не покинула ли миледи графиня ваш кабинет. Да, конечно, ваше распоряжение запирать кабинет на ключ, когда вы или мастер Стэндиш в отсутствии, мне прекрасно известно.
        Дверь резко распахнулась; на пороге стоял Мартин и через всю комнату смотрел на нее. Она взглянула на обеспокоенное лицо стоявшего позади него управляющего и постаралась ободряюще ему улыбнуться.
        - Все в порядке, мастер Ролингс. Прежде чем покинуть кабинет, я послала бы за вами пажа, чтобы вы опять заперли дверь.
        - Можешь идти, - коротко бросил Мартин управляющему.
        Плотно закрыв дверь, как бы заперев тем их обоих в кабинете, чтобы укрыть себя и ее от любопытных глаз, он подошел к Крессиде. С пересохшим вдруг горлом она ждала, когда он потребует от нее объяснений. Наконец он заговорил, холодно и без каких-либо вежливых предисловий:
        - Полагаю, ты отдашь мне то, что вынула из ящика.
        Она молчала, умоляюще глядя на него и положив руку позади себя на крышку ящика, словно опираясь на него, чтобы удержаться на ногах.
        - Ну же, Крессида, повинуйся мне. Я ведь знаю: вся эта чепуха, будто ты хотела ознакомиться с отчетом из поместья, - просто обман. Вероятно, ты явилась сюда, чтобы почитать мою личную переписку, и не из любопытства, а по гораздо более опасной причине. Дай мне то, что ты взяла или переписала… немедленно!
        Чуть заметно вздрогнув, она вынула клочок пергамента из-за скромного выреза платья и молча отдала ему в руки.
        Он бросил на пергамент внимательный взгляд и подписал его.
        - Полагаю, ты не собираешься говорить мне, для кого это предназначено, однако я догадываюсь. Для Проссера.
        Она побелела как полотно; когда она подняла на него взгляд, ее глаза сияли, как примятые дождем бархатные фиалки. Но не было ни слез, ни истерических рыданий, как он ожидал.
        - Ну? - произнес он, едва сдерживаясь. - Я достаточно корректен?
        - Да, - ответила она чуть слышно.
        - Вам известно, что этот человек - изменник?
        - Да, - повторила она.
        - Ваши прежние заявления о том, что вас связывает всего лишь дружба, выглядят весьма неубедительно, моя дорогая. Уверен, что вы не желаете сообщить мне, где скрывается этот господин или, может быть, каким образом вы получили от него весть.
        Она молча опустила голову.
        Он опять вздохнул и сделал к ней еще шаг. Она отшатнулась, и его темные брови оскорблено приподнялись.
        - Вы полагаете, я собираюсь выбить из вас правду?
        - Я не знаю, - сказала она безжизненным голосом, - но вы имели бы на то право. Пожалуйста, не требуйте от меня выдачи Проссера. - Она запнулась. - Пожалуйста, Мартин, умоляю вас. У меня есть на то причины, и вовсе не те, о которых вы думаете. Говорю вам еще раз: между Хауэллом Проссером и мной нет ничего, что могло бы угрожать нашему браку.
        Он еще раз вздохнул, потом отошел к окну и, стоя спиной к ней, стал смотреть в сад.
        Она тихо проговорила:
        - Ради меня, милорд, вы позволите Хауэллу уехать? Если нет, в опасности могут оказаться другие… те, кого я люблю. Меня заверили: этот человек больше не сможет вредить делу короля. Клянусь, я не стала бы помогать ему, если бы не верила этому.
        Он обернулся, пожав плечами, затем, подойдя к столу с другой стороны, бросил ей через стол разрешение на выезд.
        - А теперь предлагаю вам как можно скорее передать это вашему… связному… пока я не передумал.
        Она направилась к двери, у порога обернулась, желая что-то сказать ему, но он опять стоял к ней спиной.
        Крессида проглотила слезы и вышла.
        Когда она вернулась в зимнюю гостиную, отец с тревогой поднял на нее глаза. Она молча вручила ему лицензию. Он напряженно смотрел на ее измученное бледное лицо.
        - Это оказалось трудно? Тебя не застали там?..
        Бессмысленно было еще больше волновать его. Лорд Мартин сдался на ее жаркие мольбы так неожиданно… У нее перехватило дыхание при мысли, что за отцом могут проследить, когда он поедет обратно, и последовать за ним. Это был риск, но на него придется пойти.
        Отчего-то ей верилось, что Мартин понял, чего она страшится, и позволит ее
«связному» уехать беспрепятственно. Ей стало еще страшнее, когда она подумала, что он прекрасно знает, кто этот «связной». Если бы он хотел арестовать ее отца, то, конечно, уже сделал бы это. Она помолится Пресвятой Деве о спасении своей семьи…
        - Нет, нет, все в порядке, - ответила она поспешно. - Но, я думаю, теперь вам следует незамедлительно уехать из Лондона. Так будет безопаснее… для всех нас.
        С медвежьей силой он сдавил ее в объятиях.
        - Не думай, будто я не понимаю, что ты для нас сделала, и чего это тебе стоило. Ты быстро взрослеешь, дочка, слишком быстро… Знай, я очень люблю тебя. Больше я тебя никогда не подвергну опасности. Обещаю.
        Она заставила себя улыбнуться.
        - С Богом, отец! Поцелуйте за меня маму. Я буду молиться о том, чтобы скоро повидаться с вами.
        У дверей он остановился.
        - Хочешь передать через меня что-нибудь Хауэллу?
        На ее щеках вспыхнули яркие гневные пятна при воспоминании о том, как низко он использовал ее во время последнего их разговора на набережной Вестминстера.
        - Нет, - сказала она сдавленным, напряженным голосом. - Скажи только, что я желаю ему как можно скорее выбраться из Англии.
        Сэр Дэниел чуть-чуть склонил голову, словно угадал скрытое послание по ее презрительной интонации, и вышел; Крессида слышала, как он, подозвав пажа, наказывает передать в конюшни, чтобы оседлали его лошадь.

        В эту ночь Мартин пришел в ее спальню. Алиса, не дожидаясь приказа, неслышно удалилась. Крессида с тревогой ждала, когда муж подойдет к кровати. Она прекрасно понимала, что он кипит яростью против нее, но пока он ничем не выражал намерения ни бранить ее, ни наказывать.
        Он бесстрастно смотрел на нее сверху вниз, и она с трудом заставила себя не отпрянуть от него опять, как там, в кабинете.
        - Я послал нарочного к твоему отцу с просьбой забрать тебя с собой в его поместье… Ты будешь жить там несколько месяцев, пока я не смогу приехать и отвезти тебя в Рокситер.
        Она растерянно смотрела на него.
        - Как, уже завтра? Так скоро… У меня совсем не будет времени собраться…
        - Я распорядился, чтобы твоя горничная и другие слуги позаботились об этом… рано утром все должно быть готово.
        - Я знаю, вы говорили, что мне лучше покинуть Лондон на лето, но нельзя ли мне подождать, пока вы сможете сами отвезти меня в Рокситер? - взмолилась она.
        Он холодно произнес:
        - Мое решение вам известно. Извольте на этот раз подчиниться безоговорочно.
        - Как… как долго мне там оставаться до…
        - Понятия не имею. Но о дальнейших моих распоряжениях вы будете уведомлены через курьера.
        Он говорил таким ледяным тоном, словно решил избавиться от надоевшей ему докучливой любовницы. Крессида проглотила горькие слезы. Она дорого обошлась мужу, ведь то и дело вынуждала его прощать ее. Значит, вот каков результат их совместной жизни - и отныне обоим им остается лишь пристойно терпеть эти узы, которыми их связали? Но Крессиде было этого мало! Она вкусила от плода любви, и он показался ей сладок. Ей хотелось притянуть к себе Мартина, заставить его любить себя, как это уже было однажды, но она знала, что у нее не хватит духу. Ей не оставалось ничего иного, как надеяться и молиться, что когда-нибудь в будущем он найдет в своем сердце силы простить глупенькую девочку-жену, которая столько раз ставила его в ложное положение, а сегодня еще и вынудила совершить измену.
        Ей хотелось заплакать, умолять Мартина не оставлять ее, но это было бы бесполезно, и она не желала бередить его раны бессмысленным ребяческим поведением.
        Она откинула назад волосы и постаралась улыбнуться плотно сомкнутыми губами.
        - Как пожелаете, милорд. Родители будут рады, что я проведу какое-то время с ними.
        Он выразительно поглядел ей в глаза.
        - Ваше присутствие, быть может, помешает вашему отцу участвовать в каких-либо неблаговидных акциях.
        Ее глаза расширились, и он холодно кивнул ей; затем, уже направляясь к двери, сказал:
        - Я пошлю с вами Филиппа Кентона. Питер Фэйрли в ближайшие месяцы будет нужен мне самому.
        У нее опять пересохло во рту. Питер Фэйрли - его оруженосец. Значит, он допускает, что юноша может понадобиться ему на поле боя?
        Он поднял дверную щеколду, и она едва удержала готовый вырваться из груди крик. Быть может, она видит его в последний раз. И, словно в подтверждение ее мысли, он сказал холодно:
        - Я покину дом до вашего отъезда, убедившись, что для вашей поездки все готово. Без сомнения, отец ваш отправит курьера, чтобы уведомить меня о вашем благополучном прибытии и о том, что вы в добром здравии.
        Ни прощального поцелуя, ни заверений в преданности. Лишь эти холодные слова - последние перед расставанием, а ведь, по его словам, расстаются они на долгие месяцы… Она дождалась, когда двери за Мартином закрылись, и, уткнувшись в подушки, долго рыдала, выплакивая накопившееся горе.

        Они возвращались в родные места без особых приключений, впрочем, как и тогда, когда ехали в Лондон, и на сердце у Крессиды скребли кошки. Она изо всех сил старалась выглядеть веселой, а приступы отчаяния объясняла мыслями о смерти королевы, к которой, как знали ее родители, она была глубоко привязана.
        Даже вид любимого родного поместья не мог полностью развеять ее тоску, хотя домочадцы встретили ее радостно и она снова почувствовала себя в той любовной атмосфере, которая так много значила для нее с самого раннего детства.
        Сэр Томас Проссер часто навещал сэра Дэниела, и они, по-видимому, сохранили прежние дружеские отношения, однако о Хауэлле ни разу не было сказано ни слова, и Крессида не знала, удалось ли ему благополучно покинуть королевство.
        Хотя она по-прежнему сердилась на него за то, как постыдно он использовал ее тогда в королевском дворце, ей все-таки не хватало старого друга. И когда она, как и в былые дни, выезжала верхом в сторону Ладлоу, ей часто мерещилось, что вот-вот навстречу появится он. Во всяком случае, никаких известий о том, что он схвачен, не приходило, а поэтому оставалось надеяться, что с ним все хорошо.
        Вскоре после приезда в Греттон сэр Дэниел отправил к лорду Мартину курьера, как тот и просил, с сообщением, что жена его жива и здравствует. Граф прислал в ответ формальное письмо сэру Дэниелу с изъявлениями благодарности за его заботу о Крессиде и столь же формальное письмо Крессиде, заверяя ее в своей неизменной преданности и в надежде скоро увидеть ее в поместье Рокситер. Он ни словом не упомянул о том, что происходит во дворце, и, казалось, сознательно решил не давать ей пищу для дальнейших открытий: вдруг что-то дойдет до ушей кого-либо из баронов, которых подозревают в тайном сговоре с Генрихом Тюдором, и делу короля опять будет нанесен урон.
        Крессида страстно надеялась, что дело обстоит именно так, но недели шли за неделями, надежд оставалось все меньше, и, хотя ее мать деликатно избегала скользкой темы, Крессида знала: родители считают ее брак несостоявшимся.
        По-видимому, Хауэлл все-таки кое-что им рассказал из того, что Крессида сгоряча ему открыла, как ни просила она сохранить их разговор в тайне. Без единого сказанного слова родители дали ей понять, что они этим обстоятельством даже довольны, и она не стала разуверять их. На Алису она всегда могла положиться, Алиса будет молчать.
        Новости доходили до них через странствующих торговцев, менестрелей и скотоводов, гнавших свои стада на запад, к приграничным с Уэльсом городам Херифорд и Глостер.
        Король объявил своим наследником Джона Линкольна, сына своей сестры. Притязания молодого графа Варвика, сына покойного брата, даже не были приняты во внимание. Земли Кларенса и его права на наследование престола все еще признавались незаконными по акту о лишении гражданских и имущественных прав за измену, а его сына и наследника объявили слабоумным.
        Крессида знала, что мальчик жил в Шерифф-Хаттоне вместе со своей кузиной, леди Элизабет, и много дала бы за весточку от нее. Намерен ли король ради укрепления трона объявить о новых матримониальных планах? Крессида понимала, что политически это очень важно, но, вспоминая тот час, когда видела его, сраженного горем, понимала, как дорого будет стоить ему подобное решение.
        Медленно тянулись дни за днями, недели за неделями - по крайней мере, так казалось Крессиде, которой уже не терпелось соединиться с мужем и увидеть, наконец, поместье Рокситер, как он обещал. Она всегда любила приход весны и теплые летние дни в Уэльсе - любила сверкающую под солнцем траву, кружащихся над головой в светло-голубом небе птиц, изобилие полевых цветов, - но на этот раз весенние дни тянулись утомительно медленно.
        Ее раздражала необходимость сидеть с матерью в те дни, когда было слишком сыро для прогулки верхом, и трудиться над алтарным покрывалом для церкви или штопать гобелены, готовясь к пронизывающим осенним и зимним ветрам.
        В один прекрасный майский день она выехала верхом в сопровождении Филиппа Кентона, а когда вернулась, на конюшне кипела работа. Конюхи старательно скребли незнакомых ей лошадей, которых, судя по их виду, гнали во весь опор. Крессида почувствовала, как у нее внезапно сжалось сердце. Однажды уже так было - правда, зимой: она приехала с прогулки и узнала, что прибыл курьер с приглашением от короля явиться всей семьей во дворец.
        Тогда она испугалась за отца. Но и сейчас встревожилась не меньше. Последнее время до них доходили лишь обрывки новостей, хотя все их соседи открыто обсуждали неминуемое вторжение Тюдора. Значит ли это, что опасность, давно предвиденная Мартином, уже на пороге и ее грозная тень нависла над отцом и над всеми ними?
        Она ничего не спросила у конюхов, но, отдав на их попечение лошадь, поспешила с Филиппом в дом. Ее мать стояла в верхней гостиной у окна, выходившего на восток, и, прижав руку к сердцу, смотрела вниз на зеленую лужайку. На лице ее было явно написано волнение. Увидев Крессиду, леди Греттон через силу улыбнулась.
        - Сегодня такая чудесная погода… я думала, ты вернешься еще не скоро.
        - Вы хотели, чтобы меня не было дома?
        Вопрос прозвучал дерзко, и мать предупреждающе показала глазами на Филиппа, неуверенно остановившегося на пороге.
        Крессида резко сказала ему:
        - Ты мне пока не нужен, Филипп. Ступай и разучи ту новую балладу, которую ты собирался спеть нам вечером.
        Мальчик поклонился и вышел.
        - Известия от моего мужа?
        Леди Греттон покачала головой и сказала с усталым вздохом:
        - Нет, это приехали от Риса Эп Томаса. - Она опустилась на обитую бархатом скамью под окном и растерянно посмотрела на дочь. - Их двое, они требуют от твоего отца клятвы в верности… Мне бы очень хотелось, чтобы он не поддался их уговорам.
        - Вы за него боитесь?
        - Конечно. Эп Томас человек хитрый, и, по-моему, доверять ему нельзя. Он еще сам не решил, мне кажется, чью сторону принять, но соседей своих способен завести гораздо дальше, чем диктует благоразумие.
        Крессида, задохнувшись, спросила:
        - Есть ли… есть какие-нибудь вести о Хауэлле?
        - Я не знаю. Он же скрывается. Сомневаюсь, чтобы именно сейчас он решился появиться в Англии.
        - Отец не собирается вступить в союз с врагами короля?
        - Нет. Какое-то время тому назад он, мне кажется, подумывал об этом, но после твоей свадьбы ни в чем, что направлено против короля, не участвовал. Хотя одно уже появление этих людей в доме может пахнуть изменой. Если бы только мы могли прямо отказаться принять их…
        - Почему отец не скажет им открыто, что считает себя вассалом короля?
        Леди Греттон медленно повернулась и посмотрела дочери в лицо.
        - Думаю, он считает правильным ни с кем не ссориться в такое опасное время.
        Слова матери потрясли Крессиду.
        - Но он же не будет сражаться за Тюдора?
        - Нет, твой отец никогда не пойдет так далеко. Но ведь он пограничный барон. И ему приходится думать о нашей безопасности… на тот случай, если на королевском троне вдруг окажется кто-то другой.
        - Но король не потеряет корону, даже в открытой борьбе. Он опытный воин, и потом, - закончила она с возмущением, - он наш сюзерен, он помазан на трон.
        Леди Греттон улыбнулась немного натянуто.
        - Я вижу, ты переменила о нем свое мнение, познакомившись с ним. Еще год назад, даже меньше того, ты горой стояла за его врагов.
        - Теперь я замужняя женщина, - печально проговорила Крессида, - и мой муж - особо доверенное лицо короля. Что будет с ним, если я окажусь на другой стороне?
        Крессида залилась густой краской.
        - Поначалу так и было, но потом, я уверена, он понял, когда появилась такая возможность… что и для меня в этом браке есть преимущества.
        - Ты любишь Мартина, дитя мое? Вопрос был прямой, и Крессида опять с трудом перевела дух.
        - Я… я думаю, да, - сказала она, наконец. - Я должна его любить. Он мой муж.
        Леди Греттон ласково положила руку на руку дочери.
        - Это хорошо, что у тебя есть чувство долга, но… но я предпочла бы, чтобы он не пренебрегал так явно тобою все эти месяцы. У нас с твоим отцом все происходило не так…
        Вскоре двое посланцев выехали со двора, и в гостиной появился сэр Дэниел с багровым мрачным лицом. Крессида поняла, что между ним и его посетителями произошел бурный обмен мнениями и жаркий спор. Он ничего не сказал об этом жене и дочери, а Крессида и ее мать, со своей стороны, предпочли вопросов не задавать.
        Сэр Дэниел опустился в мягкое кресло и вытянул ноги.
        - Говорят, король снарядил эскадрон под началом сэра Джорджа Невилла, чтобы наблюдать за побережьем и предотвращать возможные попытки вторжения. А Ловелл назначен командующим флотом в Саутгемптоне.
        Крессида была потрясена. Положение, должно быть, крайне серьезное, если король отсылает от себя своего ближайшего друга в столь критическое время. Она решила, что Мартин, вероятно, остался с королем и теперь слишком занят, чтобы писать ей.

        Коробейник, заходивший к ним вскоре после Троицы, рассказал, что король выехал из столицы на север.
        - Пущен был слушок, миледи, - застрекотал он фальшивым голоском и с наигранным оживлением, - будто он поедет в Ноттингем, чтобы поохотиться там с ружьецом да ловчими соколами, но люди-то знают, что его величество король никогда не отличался приверженностью к охоте. Ноттингем ведь расположен в самом центре королевства, ну вот, он, должно быть, и подумал: самое лучшее местечко, чтоб дожидаться новостей о…
        Он не договорил, сообразив, что такие речи куда как смахивают на измену. Леди Греттон наградила его самой ледяной улыбкой.
        - Вот эти пуговицы я возьму, больше ничего, - холодно поставила она его на место. - Вероятно, ты желаешь продать что-нибудь служанкам. Ступай же на кухню.
        Низко кланяясь, он пятился до самой двери, словно перед ним находились особы королевской крови.
        На коленях у Крессиды лежала груда ярких пуговиц; ее мысли были заняты услышанными новостями.
        Разумеется, Мартин отправится вместе с королем в Ноттингем, готовый к самому страшному. Она не станет праздно болтаться здесь, ожидая известий. Понравится это Мартину или нет, она не потерпит больше разлуки. Ее место рядом с мужем, и она будет с ним, что бы ей ни говорили.
        Крессида резко встала, так что пуговицы, ярко блестевшие на ее темно-коричневом платье (она все еще продолжала носить траур по королеве), раскатились по дубовому полу. Она понимала, что скоро ее темные одежды уже не понадобятся: траур при дворе за время ее отсутствия должен был окончиться.
        - Решено, - твердым голосом сказала она. - Я отправляю Филиппа в Рокситер за эскортом. Я еду в Ноттингем.
        Поняв по тону дочери, что ее решение непреложно, леди Греттон проглотила протест, уже готовый сорваться с губ, и заставила себя заговорить как можно более доброжелательным тоном:
        - Коль скоро лорд Мартин до сих пор не прислал за тобой, значит, он слишком занят государственными делами. Разумеется, он будет рад твоему приезду.
        Про себя она полагала, что все обстоит как раз наоборот, но убеждать Крессиду, когда она в таком настроении, показалось ей бессмысленным, и она бросила на мужа предупреждающий взгляд, так как он обеспокоено вскинул голову, услышав решение дочери.
        Сэр Дэниел нахмурился, обдумывая, как поступить.
        - Хорошо, - согласился он, помолчав. - Если из поместья твоего мужа прибудет вооруженный эскорт, ты будешь в достаточной безопасности, но без вооруженной охраны я тебя не отпущу. Время сейчас неспокойное.
        Крессида решила, что уедет при любых обстоятельствах, но возражать отцу не сочла нужным. И только одобрила его слова улыбкой.

        В жаркий светлый день начала июля Крессида выехала из Греттона, сопровождаемая десятью вооруженными людьми. Филипп, радостный, трусил с нею рядом, и было очевидно, что ему так же не терпится присоединиться к своему господину, как и ей. Дородный сержант, начальник отряда, казался далеко не таким довольным. Он был вызван новоявленной графиней в Греттон, и, несмотря на все его объяснения, почему отъезд невозможен, и все протесты, основанные на том, что от графа никаких распоряжений покинуть поместье он не получал, ему все же пришлось подчиниться настояниям своей новой хозяйки.
        С самого начала их разговора он понял, что эта решительная, уверенная в себе молодая леди отнюдь не та девочка-жена, какую ожидали увидеть он и все остальные обитатели поместья Рокситер. Крессида твердо ему заявила, что, с его помощью или без нее, она поедет к мужу, и он, как ни сопротивлялся, все-таки уступил и согласился привести необходимых для эскорта всадников. Конечно, наказание падет на его злосчастные плечи, если что-либо случится с графиней во время столь неосмотрительно задуманного путешествия, но, тем не менее, он склонился перед ее решимостью.
        Теперь он угрюмо ехал впереди отряда, впиваясь взглядом во все мало-мальски подозрительные ложбины и взгорья, леса и буераки, откуда могла явиться опасность, и постоянно ожидая увидеть отблеск солнца на металле, что означало бы для него присутствие затаившихся вдоль дороги всадников.
        Старый сержант клял про себя все на свете. Во время этого скоропалительно затеянного путешествия могла стрястись любая беда, и, что бы ни случилось, виноват будет он. Ему уже представлялось, какими синяками разукрасит его граф, как только они приедут в Ноттингем. Ведь сержанта оставили в поместье Рокситер, чтобы оборонять его при возможных беспорядках в этих непредсказуемых пограничных землях, и он с большим трудом подыскал себе замену.
        Оно, конечно, его первейшей обязанностью являлось защищать графиню, но это его совсем не радовало, и он мрачно поглядывал на нее, когда думал, что его не видят.
        Крессида была слишком занята своими мыслями, чтобы замечать унылое недовольство сержанта. Она вновь слышала вопрос, заданный ее матерью: «Ты любишь Мартина, дитя мое?» Если она его не любит, отчего так спешит оказаться с ним рядом? И к тому же он вовсе не будет этим доволен. Она в растерянности закусила губу: ей подумалось вдруг, что ведь он мог прекрасно найти себе другую, более удобную даму, которая бы согревала его постель.
        Она была постоянной занозой в его душе, с самого первого дня ее приезда в Вестминстер. Она была ему навязана против воли его сюзереном, и сомнительная преданность ее отца делала связь с ее семьей опасной сверх всякой меры. Она явно раздражала его, заставляла злиться, но… и вдруг щеки ее вспыхнули - она вспомнила блаженство их единственной ночи любви… да, он должен был все же любить ее, если мог дать ей такое счастье.
        Что она чувствовала к нему? С самого начала он вызвал интерес к себе. Ее оскорбляло его обращение с ней как с ребенком, хотя по тому, как волновалась ее кровь, когда он находился рядом, было ясно: она не ребенок! Такого волнения она никогда не испытывала за все ее долгое знакомство с Хауэллом. Она с нетерпением ждала, когда Мартин захочет, чтобы она стала его настоящей женой, - и, когда это свершилось, не испытала разочарования.
        Мысленно она рисовала себе его облик: этого высокого, сильного мужчину, с крутыми мускулами, с обманчиво сонными глазами, создававшими впечатление неспешного ума и добродушия. Теперь она знала, что его ум остр как бритва, и боялась его способности наносить беспощадные удары по тем, кого он считал врагами короля. Он мог быть любезным и преданным другом и мог быть опасным и жестоким врагом. В предстоящей борьбе за корону он будет нужен Ричарду, как и ему, самому будут нужны все те верные северные дворяне, которые были его товарищами с самого детства.
        Мартин может погибнуть в сражении. При этой мысли ледяной холод объял ее тело. Она должна добраться до него, вымолить прощение за свой последний проступок, злоупотребление его доверием. Ответом на вопрос ее матери был этот мучительный страх за него. Она любила Мартина, жаждала близости с ним. Все эти долгие дни разлуки стали для нее пыткой. И как бы он ни сердился теперь за ее приезд, она должна быть с ним рядом.


        ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
        Лорд Мартин подал королю последний рапорт. Несколько дней тому назад Ричард оставил Ноттингемский замок и расположился в охотничьем домике близ Бествуда, решив занять тревожные часы ожидания лихорадкой охоты. Сейчас он сидел, откинувшись в любимом своем кресле. Взяв рапорт, он сел прямо и повернулся к свету, чтобы внимательно изучить документ. Мартин смотрел на него.
        Эти дни вынужденной бездеятельности были трудными для всего окружения короля. Мартин видел, что за последние месяцы, после смерти Анны, Ричард сильно постарел. Под глазами появились багровые мешки, от носа до углов рта пролегли глубокие морщины, прочерченные страданием, а губы, всегда сосредоточенно и напряженно сжатые в узкую линию, сейчас обрели выражение жестокости, свидетельствуя о непреклонной устремленности к цели, - жестокости, которой прежде никогда не замечал на этом лице Мартин.
        Что ж, так оно и должно было случиться, со вздохом сказал себе граф. Ричард был всегда слишком доверчив и слишком легко прощал изменников. Но теперь настал час, когда он должен, ради блага королевства, откровенно признать вину тех, кто жаждет погубить его самого и беспощадно уничтожить их всех.
        Король поднял глаза и вздохнул.
        - Итак, ты не веришь объяснениям лорда Стэнли, по какой причине он не присоединился к нам здесь со своим войском и почему так упорно не желает покидать свои чеширские владения? Считаешь, что его ссылки на плохое здоровье подозрительны?
        - Ваше величество, нельзя забывать о том, что жена лорда Стэнли, леди Маргарет, - мать Генриха Тюдора. Конечно, лорд Томас постоянно заверяет в своей преданности, но он выиграл бы немало, окажись граф Ричмонд на троне. Вы поступили мудро, попросив лорда Стрэйнджа оставаться при дворе, пока его отец отсутствует.
        - Заложником? - Губы короля искривила саркастическая усмешка. - Подобные меры мне не по вкусу, Мартин.
        - Однако же вашему величеству ясна необходимость такого шага.
        - Да, да, - с некоторым раздражением согласился король. - В твоем рапорте сказано, что маркиз Дорсет как будто сожалеет о том, что предложил Генриху Тюдору свою поддержку, и, видимо, намерен оставить его и вернуться домой.
        - Мой агент уверен, что его подвигло на это письмо вдовствующей королевы, в котором она советует ему возвратиться к своему сюзерену. Увы, - лорд Мартин огорченно пожал плечами, - покинув Париж, он направился во Фландрию, где собирался сесть на корабль и отплыть в Англию, но в Компьене был схвачен людьми сэра Хамфри Чини и насильно возвращен в Париж. Король опять усмехнулся.
        - Бедняга Том… похоже, ничего ему толком не удается. Ну что ж, по крайней мере, я теперь знаю, что вдовствующая императрица поверила, наконец, что я делаю все возможное для блага ее детей.
        Мартин кивнул.
        - Думаю, это заставляет нас усиленно следить за лордом Стрэйнджем, наследником лорда Стэнли.
        Король собрался ответить, но в кабинет постучали, и Мартин резко повернулся к двери.
        - Ваше величество, я приказал строжайшим образом нас не беспокоить и оставил у дверей Питера Фэйрли следить, чтобы приказ выполнялся неукоснительно.
        - Ну, значит, либо Питера увели силой - ведь ничто иное не заставило бы его покинуть пост, - либо он считает необходимым сообщить нам нечто чрезвычайно важное. Полагаю, кто бы там ни был, нам следует впустить его.
        Оруженосец лорда Мартина, услышав грозный рык своего господина «войдите!», переступил порог и, поклонившись, встревожено глянул в его угрюмое лицо.
        - Ваше величество, милорд, простите меня за вторжение, но я подумал, что вы должны знать, сэр… - он опять бросил тревожный взгляд на своего господина, - что… что прибыла миледи графиня.
        Лорд Мартин застыл, словно пораженный громом.
        - Графиня? Какая графиня?
        - Насколько я понимаю, Питер пытается довести до твоего сведения, что графиня - жена твоя - прибыла в Бествуд. - Король теперь широко улыбался.
        - Крессида? Здесь?! - Мартин уже готов был разразиться громким проклятьем, но король укоризненно покачал головой и глазами указал на Питера.
        В ответ на вопрос своего господина Питер лишь молча кивнул головой.
        - Впусти свою госпожу, Питер, - вмешался король. - Право же, это нелюбезно - заставлять ее ждать.
        - Как она посмела нарушить мой приказ и покинуть Греттон без моего разрешения? - негодовал Мартин.
        - Да, эта леди и в самом деле с характером.
        - Но, ваше величество, сейчас не время для…
        - Знаю, Мартин, и она это знает. Думаю, ее приезд продиктован не капризом, а искренним желанием быть рядом с тобой в это суровое время. - Он отвернулся, и Мартин догадался, что в эту минуту Ричард подумал о покойной королеве, о том, что, будь это возможно, она перевернула бы сейчас небо и землю, лишь бы быть подле него.
        У дверей послышался легкий шум, и Мартин, обернувшись, увидел склонившуюся в низком реверансе Крессиду, за спиною, которой высилась крупная фигура Алисы Крофт.
        Король жестом предложил Крессиде приблизиться.
        - Рад приветствовать вас в Бествуде, леди Крессида.
        Крессида, стараясь не встретиться глазами с Мартином, склонилась к протянутой ей руке короля.
        - Ваше величество, я никогда не решилась бы явиться сюда без приглашения, но, приехав в Ноттингем, узнала, что мой муж здесь, и побоялась, что без его согласия кастелян не захочет отвести мне комнаты в замке, и тогда я…
        - Разумеется, мы будем рады видеть вас в замке, - жестом прерывая ее извинения, сказал король. - Вот что, Мартин, проводи жену в Ноттингем и останься там с нею немного. Если понадобится, ты всегда сможешь прискакать сюда с докладом.
        Мартин запротестовал, но король стал настаивать:
        - Ты пойдешь сейчас к моему секретарю и продиктуешь ему письмо, о котором мы говорили… относительно лорда Стрэйнджа. - Он встал и, положив руку Мартину на плечо, пошел с ним к двери. - А потом вернись сюда. Я прошу леди Крессиду пообедать с нами, прежде чем ты лишишь нас ее общества.
        Он добродушно улыбнулся.
        - А я тем временем проведу минутку-другую с нею наедине. Надеюсь, ты не откажешь мне в этом удовольствии, хотя я и понимаю, как тебе хочется поскорее забрать ее себе.
        У дверей он наклонился к Мартину и проговорил чуть слышно:
        - Знаю, что ты рассержен, Мартин, но успокойся. Послушайся моего совета, друг мой, побудь с женой подольше. Такого случая может ведь больше и не представиться. Убежден, это будут незабываемые минуты, и кто знает, когда они могут повториться, и повторятся ли вообще?
        Мартин молча смотрел на своего сюзерена. Одна и та же мысль проскользнула у них, и Мартин вздохнул.
        - Милорд…
        - Знаю, ты любишь ее.
        - Больше жизни…
        - Не потеряй эти часы, Мартин. Нам обоим известно, что времени для сожалений бывает потом с избытком.
        Мартин опустил голову, не желая, чтобы король увидел слезы на его ресницах. Он был слишком близок к королю эти последние месяцы, чтобы не понимать, как мучительно страдает этот человек из-за своей потери. Ни постоянные заботы в связи с угрожавшим королевству вторжением и внимательное чтение бесчисленных донесений лазутчиков, ни новые назначения в армии не спасали Ричарда от одиночества, когда он на несколько часов оставался наедине с собой.
        Мартину и самому нелегко было жить вдали от Крессиды. В одинокие ночные часы он испытывал невыносимо острое желание видеть ее, но понимал при этом, что для ее же благополучия ей лучше находиться подальше. Но вот она здесь - и душа его и тело ликовали. Нет, не мог он сейчас играть роль тирана, немедленно отослать ее обратно, не позволив себе и ей, хоть немного насладиться друг другом… тем более что это и вправду может оказаться последней их встречей.
        - Да, ваше величество, - отозвался он немного севшим вдруг голосом. - Я буду ласков с нею эти несколько дней, но скоро должен буду отправить ее назад, туда, где все же спокойнее.
        - Ты будешь извещен, когда настанет час.
        Король проводил Мартина взглядом, пока тот не скрылся из виду в конце коридора. Потом взглянул на растерянную физиономию Питера Фэйрли и усмехнулся.
        - Оставайся на своем посту! И не бойся: не думаю, чтобы гнев твоего господина обрушился на твою голову. Скорее он падет на голову сержанта, сопровождавшего графиню.
        Крессида широко раскрытыми глазами смотрела на короля, который, прикрыв за собой дверь, пересек комнату и подошел к походному сундучку, стоявшему на стуле у окна.
        - Мне хотелось удалить Мартина на несколько минут.
        Крессида явно была в замешательстве, и король засмеялся.
        - У меня кое-что для вас есть, и, сдается мне, вы предпочтете не показывать это ему.
        Он поднял крышку сундучка и, вынув оттуда маленькую книжицу, вручил ее Крессиде.
        - Здесь вы найдете письмо от леди Элизабет. Я несколько дней ломал себе голову, как его доставить вам, не привлекая ничьего внимания. - Он слегка подмигнул, она же опустила глаза на тисненый кожаный переплет и тут же прямо взглянула в его проницательные серые глаза. - Этот часослов принадлежал моему брату. Элизабет подумала, что мне захочется иметь его. Свое послание она спрятала меж страниц.
        Крессида попыталась нащупать письмо, но король обеими руками чуть-чуть сжал ее руки.
        - Пусть часослов останется у вас. Я знаю, как вы цените ее дружбу. У меня же есть другие подарки брата, покойного короля. Мне будет приятно сознавать, что эта книга дорога вам. И знаю, Анне тоже это понравилось бы.
        Крессида склонилась, чтобы поцеловать его руки; ее глаза были полны слез, но выказать свою благодарность она не успела - вернулся Мартин, и король отпустил их, весело приказав немедленно удалиться и поскорей привести себя в порядок, чтобы в час дня разделить с ним обед.

        Возвращение в Ноттингемский замок прошло почти в полном молчании. И до этого, во время обеда, Крессида едва ли обменялась с мужем двумя-тремя словами, так как король полностью завладел беседой, любезно рассказывал об окрестностях этого охотничьего домика, об удачах и неудачах королевской охоты, вежливо интересовался здоровьем ее родителей. Все это время Крессида сознавала, что сидевший рядом с ней Мартин кипит от ярости.
        Отчасти радуясь тому, что обед закончился, а вместе с ним и надобность в соблюдении дворцового этикета, отчасти же с беспокойством ожидая, что гнев мужа вот-вот обрушится на ее беззащитную голову, стоит им только наконец остаться вдвоем, Крессида соскочила с лошади в самом растревоженном состоянии духа, лишь бросив короткий взгляд на сержанта; выражение его лица сказало ей, что он не менее ее трепещет от перспективы в любой момент оказаться перед лицом взбешенного хозяина.
        Лорд Мартин приказал перенести багаж Крессиды в комнаты, которые примыкали к предоставленным ему апартаментам, и, размашисто шагая, прошел через холл. Крессида и Алиса с трудом за ним поспевали.
        Комнаты графа оказались на удивление хорошо обставлены. Крессида уже привыкла к тесноте Вестминстера - впрочем, сейчас король взял с собою совсем немного придворных, в основном самых испытанных соратников, с которыми намеревался держать совет относительно стратегии грядущих сражений.
        Крессида обнаружила, что, хотя спальня и отличалась роскошью, Мартин, судя по всему, даже не удосужился распаковать вещи - а может быть, подумала она, просто не брал с собою много поклажи, желая на всякий случай путешествовать налегке.
        Алиса быстро огляделась и тут же начала раскладывать платья Крессиды. Вскоре в комнату стремительно вошел весьма мрачный граф Мартин и тотчас приказал служанке:
        - Поди и позаботься о своем устройстве. Пошли кого-нибудь из моих людей за складной кроватью для себя, пусть поставят ее в комнату рядом с комнатой твоей госпожи. Когда понадобится, я пришлю за тобой.
        Филипп также был отослан в большой зал вместе с Питером Фэйрли. Филипп, разумеется, быстро заведет себе приятелей среди прочих пажей. А Крессиде придется позаботиться о том, чтобы мальчонку не попало из-за ее непокорства.
        Оставшись с мужем наедине, она решила взять инициативу в свои руки:
        - Право же, нет никакого смысла сердиться на бедного Филиппа или сержанта Чабба. Я, и только я, ответственна за решение покинуть Греттон.
        Высоко подняв голову и упрямо вскинув подбородок, она мужественно смотрела мужу в лицо, а он… он просто задохнулся при виде этого восхитительного юного тела, со стальной решимостью вытянувшегося перед ним в струнку.
        - В этом я не сомневаюсь, - отозвался он мягко, - и вовсе не собирался наказывать ни того, ни другого.
        Его дружелюбный тон несколько сбил Крессиду, и в ее взгляде выразилось некоторое замешательство.
        - Это я настояла… я сказала, что поеду одна, если Чабб не даст мне охрану. Ему пришлось согласиться, но, как я поняла, он сделал необходимые распоряжения для обороны Рокситера, если в том возникнет надобность… - Она поняла вдруг, почему он желал держать ее вдали от двора, и ее голос дрогнул.
        Он молча сидел на скамье в оконной нише, глядя на лужайку перед замком, за минувший год поросшую бурьяном, однако же вьющаяся белая роза, несмотря на то что о ней не заботились и лишних побегов не обрезали, цвела пышным цветом, и ее пьянящий аромат заполнял всю комнату. Мартин повернулся к Крессиде и сказал:
        - Подойди ко мне.
        Она заколебалась, потом все же неуверенно подошла к нему.
        - Простите меня, милорд, но я должна была приехать. Тревожные новости доходили до нас. Одно событие сменяло другое так быстро, что я… я…
        - Да? - мягко спросил он.
        - Я… я хотела быть с вами, если… если… - И вдруг выпалила почти бессвязно: - Я понимаю, вам не до меня в такое трудное время, но, клянусь вам, я не стану вам обузой и… не причиню никакого беспокойства…
        - Крессида, вы постоянно причиняете мне беспокойство.
        Она проглотила ком в горле, боясь разрыдаться. Как объяснить ему свои чувства?
        - Я ваша жена! - с отчаянным видом объявила она, отбрасывая назад волосы: когда они с Алисой вошли в эту комнату, Крессида сняла геннин и вуаль, полагая, что они с Алисой будут одни, но тут вдруг появился он.
        Мартин смотрел на сияющие золотые кудри жены, свободной волной рассыпавшиеся по спине, видел ее яркие глаза, блестевшие от непролитых слез… Никогда еще она не казалась ему столь прелестной, недаром он так страстно желал ее в эти долгие месяцы! Свет от окна обрисовывал ее округлившиеся, храбро топорщившиеся груди; их тесно облегал костюм для верховой езды из тонкой летней ткани, скроенный по последней моде, с высокой талией, - отправляясь в путешествие, Крессида сняла траур.
        Перед ним стояла не девочка-невеста, а зрелая и страстная молодая женщина. Он издал невнятный гортанный звук, резко встал и с силой сжал ее в своих объятиях.
        Испуганная, Крессида тут же покорилась, губы нежно раскрылись под его губами, а тело ответно прижалось к его телу с безудержной силой. Его поцелуй опалил ее, волнами тепла прокатился по всему ее существу. Она так долго мечтала об этом! Крессида страстно возвращала ему поцелуи, чувствуя его безоглядное желание. На несколько мгновений они молча слились воедино, ее руки обвились вокруг его шеи, а он сжимал ее все крепче.
        Наконец он оторвался от нее и, нежно отстранив от себя и держа за плечи вытянутыми руками, проговорил:
        - Дай мне посмотреть на тебя.
        Она тоже посмотрела на него горделиво, и ее щеки цвета слоновой кости вспыхнули жарким сияньем любви.
        - Пресвятая Дева, как же я мечтал о тебе все эти месяцы! И вот ты здесь, волшебная королева, да, теперь ты - волшебная королева, а не то волшебное дитя, каким я тебя помнил.
        - Нет, милорд, - сказала она тихо, - по-моему, я и тогда была не дитя, каким вы меня представляли. Я не была ребенком даже на ристалище в Вестминстере, когда вы увидели меня впервые.
        Он усмехнулся.
        - Может быть, ты и права. Ведь ты такая маленькая, такая изящная, дотронуться до тебя тогда казалось кощунством.
        - А вы считали себя и без того кругом виноватым, потому что еще не истек полный срок траура по леди Элинор.
        - Может, и так. Кто ведает, куда нас заводит чувство вины? Я знаю только, что возжелал тебя сразу, как только увидел в королевской приемной.
        Теперь ей захотелось немного помучить его.
        - Так, значит, вы рады меня видеть?
        - О Господи, как ты можешь спрашивать! И как мне, во имя всего святого, теперь отправить тебя обратно? Ведь сейчас тебе повсюду грозит опасность, везде рыскают вооруженные люди. Я же отослал тебя в Греттон ради твоей безопасности. Сам я проводить тебя туда не могу. Я…
        - Поэтому вы должны оставить меня при себе, как я и желала, - сказала она решительно. - Где же я могу себя чувствовать в большей безопасности, как не рядом с мужем?
        - Крессида, мне предстоит сражаться за короля.
        - Это будет скоро? - спросила она тихо.
        Он кивнул головой.
        - Нам известно, что Генрих занял солидное количество золота у французского короля. Известно также, что он отправился в Нормандию. Ежеминутно я жду сообщения от моих осведомителей, что он уже погрузился на корабли.
        - Но ведь серьезная опасность королевству не угрожает? - воскликнула она с недоумением. - Военная сила на стороне короля, у Генриха лишь горстка бездомных повстанцев.
        - Их больше, чем ты думаешь.
        Он отпустил ее, и чуть было не начал ходить взад и вперед по комнате, как часто делал в минуты сомнений. Но тут он увидел, как изменилось ее лицо, и властно взял ее за руку.
        - Твой отец, надеюсь, не дал себя вовлечь во все это?
        Она покачала головой.
        - Недавно приезжали два посланца от Риса Эп Томаса, но отец поклялся, что не примет никакого участия в открытом бунте; скорее он предоставит в распоряжение его величества тех немногих людей, какие у него есть.
        Мартин нахмурился.
        - Лучше бы он позаботился об обороне своих поместий. Была бы возможность, я тотчас отправил бы тебя к нему.
        - А если Генрих вторгнется со стороны Уэльса?
        Тяжелые веки Мартина широко открылись, и она заметила, как странно сверкнули его глаза.
        - У тебя есть основания так думать?
        - Нет, разумеется, нет. Просто… просто говорят, что Эп Томас союзник сэра Джона Стрэйнджа и Джаспер Тюдор был графом Пембрукским. Если Уэльс смотрит на Генриха как на своего вождя…
        - Он не больше уэльсец, чем король, - возмутился Мартин. - Готов держать пари, Ричард лучше говорит по-валлийски, чем Тюдор. Да ведь Генрих и выглядит как француз, всю свою юность он провел во Франции и опирается только на французское золото и поддержку.
        Она протянула вверх руку и дотронулась до его щеки.
        - Вы боитесь, Мартин? Это так на вас не похоже.
        Он печально улыбнулся.
        - Как и король, я буду достаточно уверен в успехе, когда мы выступим, и будем знать, чего следует ожидать, но моя работа - изучать все эти постоянно меняющиеся сведения, и мне совсем не нравится то, что я читаю.
        - Вы боитесь измены?
        - Да. - Это единственное слово прозвучало зловеще. - После Тьюксбери Англия жила в мире, не считая мелких тревог и стычек, но люди способны рисковать многим ради земли и привилегий, а ланкастерцы вечно всем недовольны. К тому же, как тебе хорошо известно, народ будоражат гнусными сказками о вероломстве короля, и неясная судьба принцев висит на нем тяжелым грузом.
        Крессида сжала губы.
        - Но вы не верите, что король способен…
        - Нет, нет. Мне это известно лучше, чем кому-либо другому, однако, по вполне понятным причинам, Ричард не хочет разглашать правду об этом, особенно сейчас, даже ради того, чтобы не потерять доверие сомневающихся подданных. Он боится за безопасность мальчиков.
        Крессида вздрогнула. Она слишком ясно представила себе, в какой опасности окажутся принцы, если Генрих Тюдор женится на их сестре и таким образом заявит о своем праве на престол.
        Мартин опять притянул ее к себе.
        - Кажется, мне теперь ничего иного не остается, как самому оберегать тебя. Конечно, обстановка меня очень тревожит, не стану отрицать, но все же мне будет гораздо спокойнее, если в такое время ты будешь рядом со мной. Ладно, раз уж ты здесь, засажу тебя за работу: будешь штопать потрепанные знамена и вести хозяйство.
        Она с сожалением покачала головой.
        - Боюсь, мои руки не в ладу с иголкой, это подтвердит и Алиса, а дом ваш ведется, насколько я могу судить, безукоризненно. Просто ума не приложу, чем бы я могла быть вам полезной.
        Он громоподобно расхохотался.
        - Ах, вы этого не знаете, вот как, миледи? Хорошо же, очень скоро я обучу вас всему, что мне требуется.
        Он снова расхохотался, отчего не только щеки ее, но и шея и грудь покрылись краской.
        - Я постараюсь быть прилежной ученицей, милорд.
        Только оставшись в своей комнате одна, в ожидании, когда Мартин снова к ней вернется, она вспомнила, что даже не заглянула в письмо от леди Элизабет.
        Письмо оказалось совсем коротким, но достаточно теплым, так что у Крессиды сразу полегчало на душе.


«Дорогая моя Крессида,
        для меня было великой радостью получить ваше письмо, которое великодушно соизволил передать мне король. Пожалуйста, не вините себя за то, что я отставлена от двора. Увы, все мы лишь пешки в руках тех, кто нас окружает. Я сожалею только о том, что невольно повредила, быть может, делу его величества, искренне желая служить ему. Всегда и во всем следует быть осторожной. Ваш любящий и смиренный друг, Элизабет Плантагенет».


        Письмо было адресовано «Леди Крессиде, графине Рокситер, от леди Элизабет Плантагенет. Писано в Шерифф-Хаттоне июня четырнадцатого дня 1485 года от Рождества Христова».
        Крессида поспешно спрятала письмо туда же, где оно лежало прежде, - в часослов, подаренный королем. Печать на послании не была сломана, по крайней мере, так казалось, но весь тон письма, в самом деле, был осторожен, и полной уверенности в том, что читано оно лишь ее глазами, у Крессиды возникнуть не могло.
        Читал ли король письмо племянницы? Крессида так не думала, полагая, что он не стал бы наносить удар по ее вере в его скромность. Во всяком случае, Крессида не желала, чтобы Мартину стало известно о том, что она все еще поддерживает связь с леди Элизабет. Их дружба всегда была яблоком раздора между нею и ее мужем, и сейчас, когда она видит по всему, что он жаждет ее любви, ей совсем не хотелось, чтобы это вновь встало между ними.
        Когда Мартин, наконец, появился, Крессида сразу заметила, что он по-прежнему обеспокоен.
        - Еще какие-то новости, милорд? Он покачал головой.
        - Нет… по крайней мере, ничего существенного. Один из моих соглядатаев прибыл час назад. Он информирует меня о передвижениях некоторых лордов, в чьей лояльности я сомневаюсь… впрочем, ничего серьезного, что внушало бы нам тревогу, пока не происходит.
        Он посмотрел на жену, и лицо его прояснилось. Ее ночное одеяние из розовой парчи раскрылось, и ненасытному взору Мартина представились ее груди с розовыми сосками, круглые и крепкие, будто спелые яблоки, которые сами просятся, чтобы их сорвали. У нее был плоский и упругий живот, но бедра уже становились восхитительно округлыми, свидетельствуя о расцветающей женственности. Он, торопясь, сбросил с себя одежды и жадно притянул ее к себе.
        Он был нежен с нею в постели, хотя Крессида угадывала, что он сдерживает себя, твердо решив обращаться с ней бережно. Опять, как и в ту первую их ночь, он потихоньку разжигал ее тело, осыпая нежными дразнящими поцелуями, пока не почувствовал, что она отвечает ему. И Крессида действительно ему отвечала с такою же жадностью, наслаждаясь полнотой ощущений, а потом лежала с ним рядом, усталая и удовлетворенная.
        Среди ночи она внезапно проснулась и увидела, что он сидит на постели и смотрит на нее; должно быть, подумалось ей, ее пробудила сила его желания. Она засмеялась легким вибрирующим смехом, потянулась к нему и обвила руками его шею, наслаждаясь близостью его сильного, мускулистого тела.
        Он взял ее на этот раз быстро и жадно, удовлетворяя собственную страсть, и она подумала, что, пожалуй, он не искал утех у других женщин в эти долгие месяцы, как ей иной раз казалось. Конечно, она никогда его не спросит об этом. Она была вполне довольна, что сейчас он хотел ее, и испытывала лишь одно желание - сделать его счастливым.
        В последующие недели Крессида познала ночи страстной любви, омраченные лишь сознанием того, что в любой миг им может настать конец. Днем Мартина зачастую не было с нею рядом, его обязанности в королевском военном Совете полностью занимали его время в Бествуде, где оставался король, по-прежнему делавший вид для своих подданных, что увлечен охотой.
        В начале августа королевский двор вернулся в Ноттингемский замок, и Крессида радовалась, что Мартину теперь не нужно покидать ее по утрам так рано.
        В эти жаркие ночи, когда пьянящие ароматы лаванды и розы вливались в их спальню через открытое окно - ибо Мартин в отличие от ее родителей любил прохладный воздух и отказывался верить, что он приносит заразу, - Крессида лежала в его объятиях, переполненная любовью и почти не смея заснуть, пока он в безопасности, пока она может обнимать его.
        Она часто просыпалась и, приподнявшись, смотрела на него, спящего, наслаждалась зрелищем этого так хорошо уже знакомого ей тела, его мягкими темными волосами и светло-золотистым пушком на груди, его тонкой талией и сильными мускулистыми бедрами, так туго сжимавшими ее, когда они предавались любви, даже одним-двумя белевшими шрамами, памятью о битвах, в которых он бывал ранен.
        Однажды вечером она осторожно пробежала пальцами по глубокой ложбинке, протянувшейся от его шеи до плеча. Здесь кожа была все еще стянута узелком, а самый шрам оставался красноватым.
        - Где это случилось?
        Он взял ее легкие, как перышко, пальцы и перевел их вниз, к талии.
        - На границе. Мы столкнулись там с разбойничьей бандой, они набросились на нас из засады. Боюсь, я в тот день был не на высоте. Один поганец угодил мечом в щель между латным воротником и нагрудным панцирем, так что нашему хирургу пришлось прижечь рану.
        Ее внутреннему взору представилась ужасная картина - Мартин распростерт на земле, а из щели в латах торчит острый меч…
        - Вы убили того человека? Он усмехнулся мрачно.
        - Нет. Благодарение Пресвятой Деве, милорд Ричард все видел и затоптал конем разбойника, сокрушив его боевым топориком.
        Она сжала губы. Любовь Мартина к своему сюзерену безмерна и способна подвигнуть его на самые рискованные поступки во имя дела, которому он служил столь преданно. Крессида вздрогнула от страха, но тут же подавила дрожь и, наклонившись, прижала губы к свежему еще шраму.
        Она неустанно молилась о том, чтобы ей дано было счастье зачать дитя от Мартина. Раз-другой она ловила на себе его испытующий взгляд, он словно боялся, что это произойдет, и вспоминала его слова о том, что он хотел бы, чтобы ее семья по-прежнему считала их брак не вполне свершившимся.
        Было ли это предчувствием неудачного исхода кампании и он хотел, если случится худшее, оставить ее совершенно свободной? Казалось бы, страх должен был пронизывать ее до мозга костей, но Крессиду успокаивало уверенное выражение лица короля, а многочисленность окружавших его офицеров высшего ранга наполняла ее радостью. Если король не сомневается в успехе, чего ей бояться?

        Одиннадцатого августа ранним утром Крессиду испугал решительный стук в двери их спальни. С трудом, пробудившись от глубокого сна, Мартин приподнялся в постели, опершись на локоть, и осовело моргая.
        - Что там еще, черт побери? - рявкнул он.
        - Это Питер Фэйрли, милорд. Срочные известия с запада. Агенты прискакали ночью и…
        - Ясно. - Мартин сразу проснулся. - Через десять минут я буду внизу в зале. Зайди в мою комнату и помоги одеться.
        Он наклонился и поцеловал спутанные волосы жены.
        - Не знаю, смогу ли я позавтракать сегодня с тобою, любовь моя.
        - Но вы сообщите мне?
        - Да, как только уверюсь в том, что королю обо всем доложили, и все необходимое сделано.
        Крессида смотрела, как он, туго стянув пояс ночного халата, направился в смежную комнату, где обычно одевался. Ей было слышно, как он говорил с Питером, но слов разобрать не удалось. Вздохнув, она позвонила в маленький серебряный колокольчик, призывая Алису; было очевидно, что заснуть уже не удастся.
        - Ну, что? - спросил Питера граф, уже надев узкие штаны и сорочку.
        Питер нагнулся, чтобы помочь хозяину завязать шнурки.
        - Это случилось, милорд. Тюдор высадился в Милфорд-Хейвене. Королю уже доложили, и он призывает вас на Совет.
        - Ладно, - буркнул лорд Мартин. - Кто там сейчас с ним, Питер?
        - Сэр Ричард Рэтклифф, милорд. Лорд Ловелл все еще на юге. Несколько рыцарей с севера - сэр Доминик Оллард, сэр Ги Джарвис…
        - Джарвис? Значит, он все-таки прискакал на юг, вон что! - Голос Мартина прозвучал резко. - Слушай, Питер, срочно пошли курьера мастеру Стэндишу. Скажи, что я прошу его допросить сэра Стрэйнджа. И пусть не колеблется: я передаю ему поручение короля. Скажи также, чтобы он заручился поддержкой сэра Джеймса Тирелла и действовал с ним заодно.
        - Слушаюсь, милорд.
        Одевание было закончено, и Питер вышел, повинуясь нетерпеливому жесту графа. Мартин окунул лицо в чашу с холодной водой, которую налил туда из глиняного кувшина его оруженосец, и досуха вытерся полотенцем. Затем, уже окончательно проснувшись, поспешил вниз, в большой зал.
        Король весело его приветствовал.
        - Вижу, тебе уже сообщили, Мартин. Значит, Уэльс, а? Я-то думал, они высадятся на юге. Твоя жена, кажется, говорила о возможной высадке в Уэльсе?
        - Потому лишь, что в Греттон зачастили разные посланцы и соседи. Она заверила меня, что ее отец совершенно лоялен, ваше величество.
        - Сэр Дэниел курьером известил меня о том, что намерен присоединиться ко мне с войском в полтораста человек.
        - Дай-то Бог, чтобы ему не помешало продвижение Генриха, - пробормотал Мартин.
        - Я вызову на Совет Норфолка вместе с Шарри и Брекенбери. Уже посланы войска в Нортумберленд. Сэр Томас Бушиер и сэр Уолтер Хангерфорд заверили меня, что также готовы скакать на север.
        Сэр Ричард Рэтклифф поднял глаза от тонкой пергаментной карты, которую изучали собравшиеся в зале соратники короля, и посмотрел на Мартина.
        - Его величество считает, что самое лучшее - собрать войска у Уотлинг-стрит. Генрих Тюдор, без сомнения, попытается прорваться в Лондон и пойдет, скорее всего, по этой дороге… там и надо поставить ему заслон.
        Мартин согласно кивнул. Король, отдав распоряжения своему оруженосцу, вернулся к ним.
        - Не могу сказать, чтобы эти вести меня встревожили, Мартин. Я давно уже рвусь в бой. Теперь мы в руках Господа, друг мой.
        - Да, милорд.
        - Но ты, кажется, озабочен. Однако все предосторожности приняты…
        - Все так, ваше величество. Я совершенно уверен в том, что мы способны ответить на вызов. Моя тревога личного свойства, я боюсь за безопасность жены. Прежде я намеревался отправить ее домой. Но теперь, как вижу, это невозможно.
        Король сверкнул глазами.
        - Она должна ехать с нами, Мартин. Я направляюсь в Лестер. Меня уведомили, что крыша зала в замке не совсем в порядке, но я, как бы там ни было, надолго в городе не останусь. Леди Рокситер вполне можно устроить в сторожке замка. Присмотри за этим, когда мы приедем.
        Он слегка сжал руку Мартина.
        - Знаю, что ты сейчас чувствуешь, старый дружище, но там она будет в относительной безопасности. - И, устремив глаза куда-то вдаль, он добавил: - Анна тоже хотела бы в такое время быть рядом со мной.

        Армия короля выступила из Ноттингема на Лестер шестнадцатого августа, на следующий день после годовщины восшествия Ричарда на престол. Крессида ехала верхом рядом с Мартином; она любовалась сверкающими боевыми доспехами и ничуть не дивилась тому, что на пути их встречали толпы горожан и крестьян, сбегавшихся отовсюду, чтобы посмотреть на королевское войско, выступившее на юг.
        Мартин восседал на своем любимце, белом боевом коне - Уайт Шарри, - облаченный в доспехи, которые были на нем, как рассказал он Крессиде, в битве под Тьюксбери, когда ему едва исполнилось восемнадцать. С тех пор он почти совсем не прибавил в весе. Крессида лишь однажды видела мужа в доспехах, в ту первую их встречу на ристалище, да и доспехи тогда были не боевые, а турнирные. Питер Фэйрли с суровым лицом ехал следом за своими господами.
        Армия шла через Ноттингемшир строем по четыре в ряд, обоз двигался в центре колонны. Сам король и его приближенные рыцари, в том числе Мартин и Крессида, скакали следом, защищенные с обеих сторон телохранителями.
        Сердце Крессиды больно колотилось о ребра, но боялась она не за себя - только за Мартина и за успех справедливого дела короля. Она получила весточку от отца, сообщавшего о том, что он будет ждать короля в Лестере, так что ей предстояло вскоре увидеть его. Довольно мужественно подчинилась она и распоряжению Мартина остаться в Лестере, когда королевская армия выступит оттуда.
        Итак, до сражения оставались считанные дни - последние дни, когда она видит Мартина. Интересно, промелькнула вдруг мысль, вступил ли Хауэлл Проссер в мятежное войско Генриха Тюдора, неудержимо двигающееся сейчас через Уэльс?
        В последнюю ночь похода Крессида спала в объятиях Мартина в занавешенном углу зала старого лестерширского особняка, принадлежавшего некоему сквайру, который согласился разместить в своем доме свиту короля. Мартин был с нею нежен, полон любви, она же из последних сил старалась удержать слезы, так как чувствовала, что дела обстоят не слишком хорошо.
        Мартин наклонился к ней, чтобы стереть губами одинокую слезинку.
        - Будь храброй, любимая. Все дело займет каких-нибудь несколько дней, а затем мы вместе вернемся в Лондон, в наш дом на Стрэнде.
        - Вы были моим так недолго, я только-только узнала, что люблю, и вот… - беспомощно проговорила она, глотая слезы. - Я так боюсь за вас… Вы сами сказали, что за границей полно изменников. Когда лорд Стрэйндж попытался бежать из-под домашнего ареста и был пойман, он признался, что его дядя сэр Уильям Стэнли и сэр Джон Сэвэдж стоят за Тюдора. Так можно ли доверять отцу его, лорду Томасу?
        - У меня были кое-какие сомнения на его счет, - неестественно весело ответил Мартин, - но Стрэйндж клянется, что его отец по-прежнему верен королю, и Ричард не желает думать о нем дурно. Конечно, предатели есть, но у короля много истинных друзей, и его армия значительно превосходит армию Тюдора.
        Наклонившись, он потерся носом о ее ухо.
        - Ты совсем не доверяешь воинским талантам своего мужа? Но поверь, я опытный воин и слишком люблю свою женушку, чтобы идти на ненужный риск. Да и вообще, риск отнюдь не лучшая стратегия в бою.
        Ради него она заставила себя улыбнуться, улыбалась и позже, когда они верхом въезжали в город Лестер, где их встречали горожане и деревенский люд; все они, разинув рты, глазели на короля, который медленно проследовал вместе со свитой по главной улице, мимо свиного базара, к постоялому двору «Белый вепрь», где намерен был остановиться.
        Навстречу, вытирая о передник жирные руки, выскочил взволнованный потный хозяин; он всячески старался услужить своему сюзерену и вызвался сам проследить, чтобы огромная кровать короля, которую он возил с собой, была поставлена в самой лучшей комнате.
        Город был уже набит до отказа солдатами лордов, поддерживавших короля: лорда Джона, графа Норфолкского, а также его сына, графа Шарри, сэра Роберта Брэкенбери, констебля лондонского Тауэра, и других - словом, всех тех, кто со своими людьми собрались здесь, чтобы разбить войска изменника-уэльсца, посмевшего оспаривать у Ричарда корону Англии.
        Приближенные короля уже разместились в гостинице и готовы были выслушать его указания, а также внести свои предложения относительно намеченного на утро марша, так как король желал выступить без промедления. Мартин, извинившись, попросил разрешения проводить Крессиду в сторожку замка. Король, как ни был занят самыми неотложными делами, приказал графу зайти к нему вместе с женой.
        - Вы будете там сравнительно неплохо устроены, миледи Крессида, пока ваш превосходный во всех отношениях супруг не явится за вами. Я отошлю его к вам, как только смогу. Не сомневайтесь в этом.
        Он выглядел уверенным в себе, но утомленным, и Крессида заметила на его умном лице следы тяжких переживаний. Она низко склонилась, чтобы поцеловать его руку.
        - Храни вас Бог, ваше величество.
        Он нагнулся и слегка коснулся губами ее сияющих волос, с которых соскользнул капюшон дорожного плаща.
        - Благодарю вас, дитя мое. Я знаю, вы поначалу не слишком радовались браку, который я уготовил вам, но я буду молиться о том, чтобы вы были счастливы. Молитесь же и вы за меня, Крессида, и за всех нас.
        - Да, сир.
        Она решила, что не даст волю слезам, когда Мартин оставил ее на попечение опытной, хотя и очень встревоженной женщины, служившей в замке. Он оставил при ней также двух седых ветеранов, в свое время сражавшихся при Барнете, Тьюксбери и Таутоне. Оба были весьма недовольны тем, что не смогут принять участие в решающем сражении, но знали, что должны повиноваться и оберегать супругу своего господина, хотя бы и ценой жизни.
        С нею остались также Филипп и Алиса, и Крессида с улыбкой на губах махала рукой Мартину, возвращавшемуся на военный совет в «Белом вепре», но сердце ее сжималось от волнения.

        Лорд Мартин стоял немного в стороне от группы придворных, рыцарей и лордов, окружавших короля на вершине холма над деревушкой Саттон-Чини. Отсюда он мог видеть на мили вокруг зеленые невозделанные поля, местами заболоченные, особенно у подножья холма и вдоль речушки позади нее, где его оруженосец Питер Фэйрли купал сейчас боевого коня Мартина и свою лошадь.
        Накануне вечером король стал лагерем неподалеку от деревни, и Мартин, выйдя ночью из палатки, смотрел на огни костров королевского лагеря и на далекие огни лагеря противника. Джек Уэйнрайт, настоявший на том, чтобы, оставив кухню, присоединиться к армии, сказал ему, что враг расположился возле Дадлингтона. У Джека в Лестере жили родственники, другие - в Шентоне, совсем близко отсюда, так что он легко здесь ориентировался.
        Было раннее утро двадцать второго августа, только-только стал рассеиваться туман в преддверии жаркого дня, и Мартин опять мог внимательно наблюдать, как собираются и выстраиваются в боевые порядки вражеские солдаты.
        С сомнением оглядел он войско графа Нортумберленда, оставленное возле деревни Саттон; это был резерв, который должен был по команде поддержать главные силы - авангард Норфолка и следующий за ним основной отряд под командованием короля, как решено, было накануне на военном совете. Мартин и его соратники по былым кампаниям на границе королевства должны были сражаться рядом с королем.
        С радостью узнал он лица друзей - сэра Ричарда Рэтклиффа и сэра Роберта Перси с лордом Чемберленом, а также лорда Ловелла, оживленно говорившего что-то в эту минуту королю, который внимательно его слушал. Там были также сэр Роберт Брэкенбери, лорд Феррерс Чартли и другие рыцари, рангом пониже, которые верно служили Ричарду в прошлом, такие, как сэр Доминик Оллард и сэр Ги Джарвис.
        Законник Уильям Кейтсби, некогда служивший лорду Хастингсу, а теперь пользовавшийся полным доверием короля, нервно теребил кольчужную перчатку, разговаривая с секретарем короля, грубовато-добродушным Джоном Кенделлом. Обоим еще не приходилось участвовать в сражениях, но оба взяли в руки оружие, чтобы быть вместе со своим сюзереном в этот знаменательный день - так же как и Уэйнрайт, пожелавший сражаться рядом с Мартином, как это бывало в прежних военных кампаниях.
        Король прослушал мессу в простенькой церквушке Каттона, и Мартин опустился рядом с ним на колени на грубый пол; он молился не только за победу, но и за безопасность любимой Крессиды.
        Он коснулся пальцами маленькой ладанки, висевшей у него на груди на изящной цепочке. Когда Мартин, ранним утром двадцать первого августа, вернулся с военного совета в «Белом вепре», Крессида сама надела ладанку ему на грудь после того, как помогла Питеру застегнуть пряжки на кольчужных наручах. Несмотря на предрассветный час, она уже была на ногах и тотчас вышла к мужу, как только ей доложили о его возвращении; он с такой силой прижал ее к себе, что даже испугался, не поломал ли ей ребра.
        Она жадно расцеловала его и лишь посмеялась над его страхом за нее.
        - Несколько синяков - что за беда! Ох, мой любимый, когда вы уехали в гостиницу, я уж и не чаяла снова вас увидеть.
        - Тебе здесь удобно?
        - Да, Алиса заботится обо мне, и юный Филипп всячески старается мне услужить, без конца теребит здешних увальней слуг, хотя больше всего желал бы уехать вместе с вами. В замке все слуги напуганы до смерти, бедняжки. Мартин, как король?
        - Весел и уверен в себе, по крайней мере, с виду.
        - Был ли Нортумберленд на Совете? Я знаю, вас беспокоило то, что он не спешит принять командование войском.
        - Да, он был, хотя и не в восторге от происходящего, но со всеми решениями согласился. Приехал Ловелл. Король страшно рад ему. Фрэнсису пришлось скакать во весь опор, чтобы поспеть вовремя. - Он нагнулся к ней, крепко сжал ее плечи, зачарованно любуясь чудесными волосами, струившимися вниз, до тоненькой талии. - Есть ли у тебя известия от отца?
        Она покачала головой.
        - Нет. Ни словечка. Он ехал через границу. Молю Бога, чтобы на него не напали какие-нибудь повстанцы.
        - Может быть, он просто задержался, - поспешил успокоить ее Мартин. - Что бы ни случилось, что бы ты ни услышала, оставайся здесь, возле замка, тут ты в безопасности. Жди, когда я приеду или дам о себе знать.
        Ее глаза тревожно расширились, и он поспешил горячо расцеловать ее.
        - Это просто предосторожность. И, что бы ни рассказывали тебе о сражении, не верь никому, кроме тех, кого ты хорошо знаешь.
        Крессида молча кивнула, и по ее бледным щекам скатились две слезинки.
        - Я пойду в часовню, и все время буду молиться. О, берегите себя, любовь моя, я знаю, что не смогу жить без вас.
        Тогда-то она и дала ему ладанку.
        - Здесь эмалевый портрет святого Мартина туринского. Я берегла его к вашему дню рождения в октябре, но теперь хочу, чтобы он был вдвойне вашим заступником.
        Она надела ладанку ему поверх кольчуги. Цепочка была длинная, тонкой работы, и хотя для такой задачи ей следовало бы быть покрепче, он ни за что на свете от нее не отказался бы.
        Крессида с отчаянием припала к нему; уже светало, и он ласково отстранил ее. От двери он обернулся, чтобы в последний раз запечатлеть ее образ, и тотчас же быстро вышел.
        Теперь он стоял на горе, вокруг бушевала гроза, гремел гром, оставленные сзади лошади ржали и били копытами. Мартин заметил, что люди вокруг него торопливо крестились, и тоже перекрестился. Он видел, как плещется на ветру знамя со львом, когда Норфолк двинулся вниз с Амбьенского холма, чтобы занять позицию. Интересно, подумал он, как отнесся герцог к стишкам, приколотым к его палатке и предупреждавшим:


        Не слишком храбрись, мошенник Норфолк,
        И куплен и продан твой Ричард-осел.

        Мартин одобрил решение короля командовать сражением с вершины холма. Вдали он увидел зеленые пятна - мундиры авангардных отрядов Генриха, которые также стали выдвигаться вперед под командой графа Оксфордского. Мартин различил знамя графа: на нем выделялась звезда с характерными обтекаемыми очертаниями. Обернувшись, он увидел короля, надевшего свой боевой шлем, поверх которого сияла корона Англии.
        Мартин недовольно проворчал что-то про себя. Он не раз вместе с Фрэнсисом Ловеллом доказывал, что Ричард не должен так открыто подставлять себя врагу. Но он знал своего сюзерена. Приближенным хорошо было ведомо упрямство короля. При случае он вполне способен был проявить во всей красе свойственный Плантагенетам нрав, и его вспышки достойны были знаменитого Генриха II. Он сражался за Англию, за королевство, он был помазанный король. Все подданные должны были видеть этот сверкающий нимб вокруг его головы, гордо свидетельствовавший о том, кто их властитель.
        Мартин пока не видел знамени Тюдора с красным драконом, но личный стяг Ричарда с белым вепрем королевский знаменосец уже держал над его головой, а рядом развевался королевский флаг Англии с леопардами и лилиями. Мартин знаком приказал Питеру развернуть собственное знамя с серебряным крестом на зеленом поле; он был рад подчеркнуть в этот день свое родство с Невиллами, семейством покойной королевы Анны.
        - Питер, пока будь со мной. Когда же прикажу, отойди назад, к лошадям. И повинуйся без промедления.
        Оруженосец уже открыл, было, рот, чтобы протестовать, но мрачный вид графа заставил его придержать язык, и он молча подал Мартину боевой шлем.
        Люди Оксфорда немного рассредоточились, заходя с флангов, чтобы миновать болотистые земли вокруг подножья холма, и теперь оказались лицом к лицу с авангардом Норфолка, выстроенным в виде изогнутого лука. С позиций Генриха прогремели пушки, и грозная тишина, нарушавшаяся до сих пор лишь редким ржаньем лошадей да топотом сапог, сразу взорвалась. В кого-то угодил каменный снаряд, и он громко завопил; томившиеся в ожидании пешие солдаты разразились насмешками, проклятиями и яростными боевыми кличами.
        Тяжелые орудия, по-видимому, не причинили серьезного урона, и вскоре войска пошли в рукопашную. В тихий покой сельского края ворвались громкие проклятья и стоны, лязг скрещенных алебард и копий, глухой стук падающих наземь тел - люди яростно кололи и крушили друг друга. Пыль столбом стояла над взмокшими воинами, так что военачальники с вершины Амбьена не могли по-настоящему наблюдать за ходом кровавой схватки, но Мартину и прежде доводилось видеть подобное, так что он закалил свое сердце и не позволял себе испытывать жалость к тем, кто сейчас погибал там, внизу, в этой жестокой бойне.
        Он услышал, как охнул Питер, когда мучительный вопль о помощи прозвучал совсем близко. Рукой в железной перчатке он удержал юношу, схватив его за плечо.
        Хотя времени прошло сравнительно немного, им всем казалось, что они уже несколько часов ожидают дальнейших приказаний короля; и вдруг снизу к ним донесся крик, от которого мороз пробежал по коже:
        - Норфолк сражен! Добрый герцог убит! Мартин увидел, как король взволнованно повернулся к окружавшим его соратникам, но слов не расслышал.
        Мимо него пробежал королевский герольд, направляясь к лошадям, а к Мартину подошел Кейтсби, неуклюже двигаясь в непривычной ему кольчуге.
        - Король приказал Нортумберленду привести подкрепление.
        Мартин коротко кивнул головой. Разве перекричишь шум сражения, к тому же на нем был шлем. Он увидел, как пронесли назад, к лошадям, тело сраженного герцога. Норфолк был верный и испытанный сподвижник, добрый друг Ричарда, и его гибель стала жестоким ударом для короля.
        Мартин не удивился, когда герольд вернулся из расположения Нортумберленда один. Он чувствовал, что этот человек, которого он давно подозревал в мелкой зависти к Ричарду, еще с того времени, когда они совместно правили на севере, придумал сейчас какое-то оправдание, чтобы немного придержать свое войско.
        Между тем яростная битва не утихала, и тяжелые запахи пороха и свежепролитой крови поднимались к военачальникам, угрюмо наблюдавшим за ходом боя с холма.
        На командный пост прискакал на взмыленной лошади другой герольд и спешился. Мартин всматривался пристально. Этот человек еще раньше был послан к лорду Томасу Стэнли с приказом привести подкрепление королю; по тому, как Ричард набычил голову, и вскинул плечи, Мартин догадался, что лорд Томас отказался повиноваться.
        Рэтклифф повернулся и проревел:
        - Лорд Рокситер, король желает говорить с вами!
        Мартин подошел. Ричард поднял забрало, и Мартин по лихорадочным пятнам на обычно бледных щеках короля и по его плотно сжатым губам понял, что тот вне себя от гнева.
        - Мартин, ты был прав. Лорд Стэнли отказывается присоединиться к нам. Я грозился казнить моего заложника, его сына лорда Стрэйнджа. Пошли какого-нибудь оруженосца, пусть проследит, чтобы это было исполнено немедля.
        - Слушаюсь, ваше величество.
        Но не успел Мартин отойти, как Ричард снова окликнул его:
        - Нет, Мартин, погоди. Давай пока подождем. Какой смысл вымещать мою ярость на Стрэйндже? Он не повинен в вероломстве отца своего!
        Мартин был рад, что настроение короля изменилось. У него не лежала душа казнить, кого бы то ни было, когда эта ужасная мясорубка внизу уже собрала богатую жатву убитыми и ранеными. Он знал - и был уверен, что король тоже это понимает: битва проиграна. Нортумберленд и оба брата Стэнли, как, оказалось, лелеяли измену, и, хотя войско короля численностью превосходило мятежников, когда они подошли к Редмуру, теперь, когда Генрих и Стэнли объединили силы - а уж тем более, если и Нортумберленд примет участие в битве на стороне восставших, - победа будет за Генрихом.
        Кейтсби настойчиво, бубнил о том, что король должен покинуть поле боя и вновь сразиться с Генрихом на следующий день. Рассудок говорил Мартину, что совет этот правильный и его следовало принять, но он знал и то, что никто не может убедить Ричарда в его разумности, и потому лишь утомленно вздохнул.
        Он видел, что оруженосцы уже бросились к боевым коням, чтобы привести их; король же обратился к своим приближенным:
        - Джентльмены, похоже, измена сбила нас с толку. Существует один путь покончить со всем этим, и только один. Разведчик доложил мне, что Генрих наконец-то присоединился к своим войскам. Я намерен прорваться через боевые порядки противника и сразиться с ним. Я никому не приказываю сопровождать меня. Пусть со мною пойдут только те, кто знает, что делает это, защищая королевство и честь своего короля.
        Мартин резко сказал Питеру, когда тот подвел к нему его боевого коня:
        - Я еду с королем. Ступай назад, к источнику, туда, где лошади.
        - Но, милорд…
        - Не возражай, Питер. Ты должен подумать о госпоже. Позаботься о том, чтобы графине рассказали все, как бы ни обернулись теперь дела, и… скажи ей, парень, что моя любовь к ней будет жить вечно.
        Питер, глядя испуганными, широко открытыми глазами, придержал коня, пока Мартин садился на него, и сразу отскочил от бивших о землю копыт. Великолепно обученное животное чуяло кровь и рвалось в бой не меньше, чем его хозяин.
        В сердце Мартина не было страха, была лишь спокойная примиренность. Еще оставался шанс. Ричард был доблестный воин, способный повернуть удачу к себе лицом, но Мартин знал: многие из них падут, исполняя воинский долг. Королевские рыцари окружили своего сюзерена. Кони медленно спускались с вершины холма; когда же крутизна осталась позади, и склон стал пологим, они мгновенно перешли в галоп.
        Мартину видно было знамя с белым вепрем, развевавшееся над головой короля, и он галопом поскакал вслед. Они оказались в самой гуще конницы Генриха.
        Впереди маячила гигантская фигура на коне - то был сэр Уильям Брендон, знаменосец Генриха. Неистовый, словно викинг, предок его, Ричард рассек его надвое своим боевым топориком, и великан рухнул, увлекая с собою наземь знамя с красным драконом, которое тут же было затоптано в схватке.
        Мартин пробивался вперед, не обращая внимания на крики вокруг, твердо решив быть рядом с королем; теперь и его, как и всех вокруг, охватил боевой азарт. Он яростно взмахивал своим широким мечом, разя направо и налево, не обращая внимания на лязг оружия о доспехи, почти ничего не видя из-за забрала и комьев земли и дерна, летевших из-под копыт боевых коней.
        Ужасный удар свалил короля с коня, но и спешенный он продолжал геройски сражаться. Вокруг закричали, требуя, чтобы кто-нибудь привел королю свежую лошадь; Мартин делал отчаянные усилия, чтобы пробиться к Ричарду.
        Он увидел вдруг отблески солнца на красных куртках и во весь голос крикнул, предупреждая, что к ним устремляются люди сэра Уильяма Стэнли, присоединившиеся к войску Генриха. Король был окружен, но все еще упорно сражался.
        В этот миг Мартин почувствовал мощный удар по шлему, отчего рука его, вскинутая для удара, сразу упала, не коснувшись противника. Несколько мгновений он еще продолжал сидеть в седле прямо, ничего не соображая. Его последней мыслью перед тем, как красный туман замутил зрение, и затем все окончательно поглотила тьма, была мысль о Крессиде - он увидел, как она, высунувшись из окна в Ноттингеме, нюхает вьющуюся белую розу, - и затем, покачнувшись в седле, он упал прямо под копыта вражеских лошадей.


        ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
        Возвращаясь к себе в привратницкий домик - она ходила помолиться в церковь Пресвятой Девы Марии, расположенную в стенах замка, - Крессида услышала снаружи громкие крики толпы. Она задержалась на мгновение в замковом дворе и, приложив руку к сердцу, прислушалась. Может, уже есть известия с поля боя? Она заспешила в дом, ее тревога передалась следовавшей за ней Алисе.
        - Да это, должно быть, пустяки какие-нибудь, девочка. Толпе ведь много не надо, лишь бы поглазеть да посудачить. Наверно, жулика булочника поймали и теперь волокут по улицам в наказание.
        Крессида рассеянно кивнула ей. Она с нетерпением ждала вестей, но, когда они приходили, боялась их услышать. Она помнила последний совет Мартина: «Не верь всяким россказням о сражении, верь только тем, кого хорошо знаешь».
        Филипп, белый как мел, ожидал свою госпожу у дверей в ее комнату.
        - Миледи, на улицах говорят, что король проиграл битву и Генрих Тюдор коронован прямо на поле боя золотым венцом… короля сбили с коня, а когда он был убит, корона упала наземь со шлема.
        Алиса буркнула что-то, пытаясь остановить его, но мальчик взволнованно продолжал:
        - Лорд Томас Стэнли самолично короновал графа Ричмонда. Венец нашелся под сломанным кустом, и какой-то солдат принес его лорду Стэнли.
        Крессида подтолкнула пажа в комнату и знаком попросила Алису запереть дверь на засов.
        - Говоришь, на улицах толкуют, что король погиб?
        - Да, миледи. - Мальчик поморгал с несчастным видом. - Я слышал, как один мужчина говорил, что победу Генриху принесли братья Стэнли. Они выжидали до последней минуты, а затем бросили свои силы, чтобы отрезать Ричарда от его соратников, а короля уже сбили с лошади, и он дрался пеший, пока его не убили…
        - Значит, войско короля отступает? Мальчик проглотил ком в горле, он явно старался не встретиться с нею взглядом.
        - Похоже… похоже, что так, миледи. Я… я не стал ждать, что скажут еще, и поспешил к вам.
        Крессида тяжело опустилась на кровать; Алиса тотчас подошла к ней и ободряюще коснулась плеча.
        - Не годится вам терять надежду. Граф вполне мог уйти с поля живым.
        - Мой отец рассказывал, как преследовали отступавших после сражения под Тьюксбери, - бесцветным голосом проговорила Крессида. - Тогда пролилось больше крови, чем во время самой битвы, сказал он, все, кто носил цвета Ланкастеров, были окружены, а зачинщики… зачинщиков казнили…
        Крессида словно окоченела и оттого не могла найти облегчения в слезах. Она так долго страшилась такого конца, все эти последние мучительно-сладостные дни с Мартином! Где он сейчас? Пал ли на поле боя? Или его и в эти минуты преследуют, гонят, словно затравленного зверя?
        Все это не укладывалось у нее в голове. Мартин постоянно твердил ей, что королевские войска превосходят силы Тюдора, что король Ричард гораздо более опытный военачальник, чем Генрих Тюдор или любой из его приверженцев, - и, тем не менее, Филипп говорит сейчас, что Ричард потерпел сокрушительное поражение.
        Короля подло предали. Мартин в душе знал, что это вполне возможно, но храбрился перед нею. Крессида повернула испуганное лицо к няне, издала страдальческий стон и спрятала голову в складках широких юбок Алисы.
        - Ступай-ка прочь отсюда на время, - грубовато сказала мальчику Алиса. - На улицы больше не высовывай носа, но ухо держи востро, прислушивайся, о чем толкуют слуги в замке. О графе ни слова, да не вздумай напомнить кому-нибудь, пока суд да дело, что госпожа твоя сейчас находится в замке.
        - Но… но кто ж тогда будет прислуживать? - испуганно заикаясь, воскликнул паж.
        - Справлюсь без тебя. Да гляди у меня… когда опять явишься сюда с еще более страшными известиями, сперва расскажешь все мне. - Последние слова она произнесла грозным шепотом.
        Мальчик молча кивнул и поспешил выскользнуть из комнаты.
        Крессида все еще не могла плакать. Внезапно она выпрямилась, одной рукой по-прежнему держась за юбку няни.
        - Что нам делать? Что с нами будет? Я ни за что не уеду отсюда до тех пор… - губы Крессиды задрожали, - до тех пор, пока не узнаю что-нибудь о лорде Мартине. - Внезапно у нее вырвалось рыдание. - О, Алиса, ну как, как он мог спастись? Ведь он наверняка сражался рядом с королем, я же знаю.
        Алиса сжала губы.
        - Нам про это ничего не известно. Ты сама только что сказала, отец твой спасся под Тьюксбери.
        - Его взяли в плен, и спасся он лишь по милости герцога Глостера.
        Последние слова она выговорила с трудом, вспомнив о самой горькой вести, принесенной Филиппом, - что Ричард, который был тогда герцогом Глостером и спас ее отца, теперь сам погиб на поле боя - если слухи верны. И это не слухи, по-видимому, это правда. Иначе, отчего бы так волновались люди на улицах? Она сама слышала гомон издали, возвращаясь из церкви, и даже тогда страшилась узнать причину.
        Крессида отказалась от позднего обеда, который принес ей в комнату встревоженный слуга. Несмотря на протесты своей подопечной, Алиса взяла поднос с яствами и, поставив его на стол, спросила слугу, не слышал ли он что-нибудь новое о битве. Крессида устало поднялась с молитвенной скамеечки, где она молилась за упокой души короля.
        Слуга беспокойно покосился на графиню.
        - Ожидают, что новый король вот-вот въедет в город, может, и часу не пройдет, - неловко переминаясь с ноги на ногу, проговорил он. - По улицам уже ходили солдаты, кричали, что сюда везут тело покойного короля… то есть узурпатора… чтобы показать его народу.
        Алиса быстро спровадила слугу и вернулась к Крессиде, которая смотрела на них с ужасом.
        - Нет, нет, они не могут так поступить. Это недостойно… Это…
        Алиса увлекла ее вновь к кровати.
        - Миледи, таков обычай. Новый король должен показать народу, что король Ричард действительно мертв. Так же было с покойным королем Генрихом Шестым, и тело короля Эдуарда было выставлено на всеобщее обозрение, чтобы его подданные могли попрощаться с ним.
        Крессида закрыла лицо руками. Она присутствовала на похоронах королевы Анны, видела, с каким благоговением было все устроено, теперь же король, которого она полюбила, которым начала уже восхищаться, должен был стать объектом любопытства любого здешнего горожанина или нищего, которые все сбегутся и будут тупо таращить на него глаза.
        - Я должна пойти и увидеть его. - Она сказала это с холодной решимостью, зная, что Алиса будет яростно протестовать. - По крайней мере, там будут две-три души, которые оплачут его достойно.
        Возражать Алиса не стала, зная, что это совершенно бесполезно, однако призвала двух солдат-ветеранов, которых лорд Мартин оставил для охраны, и приказала им сопровождать госпожу на заполненные толпами улицы Лестера. Филипп заявил, что не оставит миледи и пойдет вместе с ней. И Крессида, надев темное платье и скромную шляпку, накинув легкий плащ, так как день стоял жаркий, вышла из замка, давшего ей убежище. Телохранители прокладывали ей дорогу сквозь жадную до зрелищ, возбужденно перешептывавшуюся толпу туда, где главная улица пересекалась с дорогой, ведущей на запад, к маленькому городку Маркет-Босворт.
        Вскоре показался отряд нового короля. Крессида лишь мельком увидела того, кто у короля Ричарда так долго был бельмом на глазу; в самое ближайшее время он будет, уже более торжественно, коронован в Лондоне и назовется Генрихом VII, королем Англии. Телохранители в зеленых мундирах, украшенных его фамильным символом - красным драконом, окружали его тесным кольцом.
        Рядом с ним и позади него ехали те лорды, которые помогли ему дотянуться до короны, и, по меньшей мере, двое из них - с помощью предательства, с горечью думала Крессида. Она лишь мельком увидела высокого худощавого мужчину, одетого весьма скромно, с гладкими каштановыми волосами; лицо его скрывала черная бархатная шляпа с низкой тульей. Рядом с ним гордо вздымались штандарты братьев Стэнли и графа Оксфорда.
        А дальше… Позднее Крессиде просто не верилось, что она видела дальнейшее собственными глазами. Сперва высыпавшая на улицу толпа разразилась приветственными криками, которые новый король, по-видимому, оставил без внимания, но потом славословия странно оборвались, и все головы повернулись в хвост процессии; люди вытягивали шеи и растерянно перешептывались.
        Кто-то ехал верхом на белой лошади. У Крессиды сразу пересохло во рту - она узнала Уайт Шарри, любимого боевого коня Ричарда; лошадь шла, низко опустив голову, словно глубоко стыдилась того действа, в котором ее вынудили принимать участие. Крессида узнала и всадника: то был юный герольд Бланк Санглиер, это он гордо нес знамя Ричарда с белым вепрем, когда королевская армия выступила из Ноттингема.
        Герольд прямо сидел в седле, его юное лицо напоминало каменную маску, а позади него свисало поруганное тело мертвого короля, с которого сорвали доспехи и одежду, - он был наг, окровавлен, с веревочной петлей на шее, словно преступник; голова короля, свисавшая вниз, нелепо болталась, словно кланялась любопытствовавшим подданным.
        Крессида сделала движение, словно собираясь выйти перед людьми, призвать их воспротивиться этому бесчестью, но Алиса перехватила ее и силой оттянула назад. Лицо служанки выражало откровенный ужас, и она сделала знак сопровождавшим их двум старым солдатам, чтобы они помешали госпоже вновь броситься вперед.
        По щекам Крессиды текли слезы, она знала, что плачет навзрыд. Люди вокруг оборачивались, но ей было уже все равно. Однако никто не стал отпускать какие-либо замечания на ее счет. Кое-кто даже отвел глаза, соблюдая благопристойность, а старый седой горожанин, вероятно мясник, судя по его переднику, запятнанному кровью, пробормотал срывающимся голосом: «И впрямь негоже так-то. Он ведь был помазанник Божий…» Стоявшая рядом с ним толстуха быстро и испуганно шикнула:
«Замолчи!»
        Крессида услышала жаркий шепот Алисы:
        - Теперь уж ничем не поможешь, деточка моя дорогая. Он ничего не чувствует, ничего не видит. Ради Бога, не привлекай к себе внимания.
        Несмотря на предупреждение няни, Крессида отчаянно вскрикнула, когда белый конь ступил на мост через Сор, и бессильно болтавшаяся голова стукнулась о плиту парапета; люди, видевшие это, дружно охнули. Они настороженно следили глазами за белым боевым конем, который продолжал скорбный путь с ужасной ношей к замку и церкви Девы Марии, известной как малая церковь в отличие от той, что находилась в пределах замка.
        Тело Ричарда должно было валяться там, в течение нескольких дней, выставленное на публичное обозрение, как и предсказывала Алиса. Весть о смерти Ричарда разнесут по городам и весям нарочные Генриха, она растечется повсюду слухами и кривотолками. Вскоре вся Англия будет оповещена о том, что корона досталась новому королю.
        Крессида была почти в обмороке, Алиса с трудом заставляла ее держаться прямо. Они вынуждены были оставаться на том же месте, так как люди расходились медленно и неохотно, негромко переговариваясь между собой, пока в замок въезжали конные рыцари, завершавшие процессию, а за ними следовали, едва передвигая ноги от усталости, пешие солдаты. Наконец появился обоз, а с ним связанная веревкой череда несчастных пленных.
        Теперь появилась возможность вернуться в замок, и Алиса вздохнула свободнее, когда благополучно доставила Крессиду в ее комнату и заперла за нею двери; она всю дорогу боялась, что ее хозяйка станет громко возмущаться тем, как недостойно обошлись победители с телом павшего в бою короля.
        Алиса не была уверена, что король Генрих уже водворился в королевских апартаментах замка, но она знала, что крыша над большим залом все еще ремонтировалась, так что ему и не могли предоставить там апартаментов, приличествовавших его сану.
        Крессида отказалась ужинать, и весь остаток дня провела в церкви Девы Марии в молитве. Наконец Алиса настояла на том, чтобы она легла в постель, и не отходила от нее, пока та не забылась тяжелым сном.
        На следующее утро Крессида согласилась, что ей лучше не выходить из комнат, и Алиса сама спустилась в кухню замка, чтобы получить что-нибудь на завтрак для госпожи, себя и Филиппа. Два ветерана, она понимала, сумеют сами раздобыть себе пропитание; именно о них и заговорила Крессида, как только они покончили со своей скромной трапезой:
        - Они должны уехать отсюда, Алиса. Позови их ко мне. Я отошлю их домой. Им нельзя оставаться здесь в мундирах воинов лорда Мартина. Самое лучшее для них - немедленно отправиться в Рокситер.
        - Но мы же ничего не знаем о судьбе их господина. Что они скажут людям, приехав в поместье?
        Лицо Крессиды словно застыло, но она ответила спокойно:
        - Какова бы ни была его судьба, ясно одно: он вряд ли вернется в свое поместье, и слугам надо об этом сказать. А этих двоих могут схватить в любой момент. Мы видели тех несчастных в процессии. Ответственность за моих людей лежит на мне, и я должна позаботиться об их безопасности.
        Алиса внимательно смотрела на свою питомицу. Крессиде еще не было и семнадцати - всего год назад Алисе то и дело приходилось журить ее за детские проказы. И вот девочка уже берет на себя роль единственного вершителя судеб во владениях ее мужа. Слишком быстро она повзрослела, невесело подумала Алиса.
        Служанка уже собралась отправиться на поиски какого-нибудь обеда, как в дверях показался Филипп и угрюмо, запинаясь, доложил, что к госпоже пришли.
        Крессида между тем разговаривала с двумя ветеранами-телохранителями, которые, хотя и почтительно, никак с нею не соглашались, твердя, что хозяин поручил им оберегать ее и как же можно в такую пору ей остаться одной в этом, ставшем теперь вражеским замке. Она подняла руку, пресекая дальнейшие возражения, и кивнула Филиппу, чтобы он впустил визитеров.
        Сердце ее бешено колотилось - ей казалось, оно вот-вот выскочит из груди; она вся трепетала, с трудом удерживаясь на ногах.
        Вдруг она издала напоминавший рыдание возглас удивления и радостного облегчения: в комнату решительно шагнул сэр Дэниел Греттон; он на секунду остановился, ожидая приглашения, но тут же быстро подошел к дочери и заключил ее в свои медвежьи объятия. Наконец-то она позволила себе заплакать; слезы хлынули неудержимым потоком, и она, рыдая, припала к отцовскому плечу.
        - Ну-ну, девочка, - пробормотал он грубоватым голосом и с неловкой нежностью похлопал ее по плечу. - Благодарение Пресвятой Деве, я теперь здесь. Можешь положиться на меня, я буду блюсти твои интересы.
        Крессида подняла голову и через его плечо взглянула на дверь: там стоял Хауэлл Проссер, а за его спиной она разглядела покрытого пылью, бледного как смерть Питера Фэйрли. Она сдавленно вскрикнула, выпрямилась и, протянув к нему руки, вырвалась из оберегающих объятий отца.
        - Но что делает в моем доме этот изменник? - высокомерно спросила она. - Вам мало того, что вы предали помазанного короля, сэр, вам угодно было явиться сюда, чтобы посмеяться надо мной?!
        Хауэлл поклонился, его карие глаза молили о пощаде, однако он не сделал попытки приблизиться.
        - Бог свидетель, я ни за что не обидел бы вас ни действием, ни словом, Крессида, - проговорил он очень тихо. - И оправдываться не буду. Вам прекрасно известно, мои симпатии всегда были на стороне Ланкастеров. Моему королю я служил верой и правдой и могу лишь радоваться его победе, но сожалею, что эта победа принесла вам страдание. Но такова война.
        Внезапно Крессида обернулась к отцу.
        - А что вы делаете в обществе этого человека? - спросила она гневно. - Вы тоже сменили свой плащ после того, как король Ричард так отличил вас совсем недавно?
        - Нет, Крессида, - ответил он сдержанно. - Я направлялся в Лестер, чтобы присоединиться к армии покойного короля, но войска Тюдора преградили нам путь. Мы не могли пробиться. И в сражении я не участвовал. - Поколебавшись, он добавил: - Может, оно и хорошо, что я был остановлен, по крайней мере, сейчас мне будет проще защищать тебя и охранять твои права. А с Хауэллом я встретился уже здесь, в Лестере, когда вместе со своими людьми вступил в город вслед за войсками короля Генриха.
        Ее глаза гневно сверкали, и он даже отступил назад при виде столь безумной ярости.
        Не обращая внимания на отца и Проссера, она протянула руку Питеру.
        - Какие вести принес мне ты, Питер? - спросила она, наконец, едва слышно.
        Он открыл, было, рот, чтобы заговорить, но вдруг отвернулся с убитым видом. Тогда Хауэлл шагнул в комнату:
        - Я понимал, как вы жаждете узнать о том… о судьбе лорда Мартина после битвы. К счастью, я встретил оруженосца графа среди других оруженосцев и пажей неподалеку от вершины холма. Как только по-настоящему рассвело, я взял его с собой, чтобы осмотреть поле боя.
        Он прочистил горло.
        - Мы решили, что… что если лорд Мартин еще там… на поле боя, то искать его надо среди тех, кто был рядом с королем, у подножья Амбьенского холма. Там лежали вражеские трупы…
        Он сделал паузу, проглотив ком в горле, а Крессида пристально смотрела ему в лицо, и теперь ее голубые глаза блестели от сдерживаемых слез. Слегка отвернувшись, чтобы избежать ее пронизывающих, прямо на него устремленных глаз, он продолжал:
        - Мы долго искали. Наконец обнаружили труп высокого рыцаря… Полной уверенности быть не могло, потому что с большинства погибших доспехи были наполовину сорваны. Ночью их обобрали эти вурдалаки мародеры - охотники за мертвецами, наживающиеся после сражений.
        - Да? - Это коротенькое, шепотом брошенное словцо прозвучало командой продолжить рассказ.
        - И тут Питер подумал… то есть он узнал своего хозяина. На шее графа было вот это, хотя, видит Бог, не пойму, как такая вещица могла избежать лап грабителей, - быть может, их все же загрызла совесть… то ли они понимали, что это священная реликвия, то ли боялись, что ее заметят и узнают позднее.
        Он покачал головой и протянул Крессиде ладанку со святым Мартином, которую она дала мужу в то утро, когда он вместе с королевскими войсками выехал из Лейстера. С мучительным стоном она приняла у него талисман.
        - Оруженосец графа сказал, что, когда граф, спустившись с холма, вместе с королем бросился в атаку, это было на нем.
        Глаза Крессиды встретились со скорбными глазами Питера Фэйрли.
        - Он, в самом деле, мертв, Питер? - спросила она совсем тихо.
        Оруженосец не мог ответить. Он лишь молча кивнул головой.
        - Благодарю вас, мастер Проссер, - непослушным голосом проговорила Крессида. - Я… мне непременно нужно было знать… пусть самое худшее. Что… что следует сейчас сделать? Прежде всего, забрать с поля боя тело моего мужа. Если можно, доставить его сюда…
        - Нет, нет, Крессида, мне очень жаль. - От неловкости голос Хауэлла прозвучал почти грубо. - Это невозможно. Король распорядился похоронить убитых врагов прямо там, в поле. Позвольте мне самому проследить, чтобы граф был погребен достойно.
        - Не так, как его сюзерен, - ломким голосом проговорила Крессида.
        Он слегка поморщился.
        - Вы должны понять, Крессида, что такие вещи необходимы, и я уверен, король впоследствии… он позаботится о…
        - Верю, что он так и поступит, - ледяным тоном отозвалась Крессида, - в противном случае его подданные сочтут его бесчестным победителем и заклеймят позором.
        - Крессида, дитя мое, - нерешительно вмешался ее отец, - умоляю, будь осторожна…
        Коротко взглянув на него, она опять повернулась к Хауэллу:
        - Мне не позволят увидеть тело моего супруга и оплакать его, как подобает?
        Проссер тяжело вздохнул и посмотрел на сэра Дэниела, ища поддержки.
        - Поверьте мне, Крессида, вам лучше его не видеть. Он… во время битвы он был весь покалечен. Надо думать, его почти сразу сбили наземь, и… и кони всадников, следовавших за ним…
        Она все еще не плакала, хотя, как ни старался Хауэлл скрыть от нее горькую правду, безмерно мучилась, явственно представляя себе всю обрисованную им картину.
        - Я понимаю, - холодно сказала она. - Еще раз благодарю вас, мастер Проссер. А теперь… теперь, если позволите, я хотела бы ненадолго остаться с Алисой.
        Сэр Дэниел увлек Проссера к дверям, предварительно знаком отослав двух ветеранов, которые стояли, вытаращив глаза от ужаса.
        - Мы расквартированы на постоялом дворе, в городе, - сказал он, обращаясь к Алисе. - Как только твоя госпожа оправится, я тотчас вернусь.
        Питер с убитым видом поплелся вслед за ними.
        Крессида стояла, застыв и глядя в никуда, пока Алиса не подошла к ней и не прижала к своей груди. И тут, наконец-то, хлынули слезы. Крессида рыдала так, что казалось, у нее разорвется сердце. Потом, отстранившись, она сказала твердым голосом:
        - Я должна взять себя в руки, ведь нужно столько всего сделать. Проследи, чтобы этим двум солдатам выдали денег, и отошли их в Рокситер. Им незачем оставаться здесь долее, рискуя жизнью: теперь, когда придет время мне уехать отсюда, люди отца меня проводят. А сейчас я иду в церковь Девы Марии, договорюсь о панихиде по Мартину.
        Алиса кивнула и отправилась выполнять поручение. Крессида позвала Филиппа и пошла в церковь. Даже сейчас, зная самое страшное, она не могла осознать в полной мере, что отныне никогда больше не увидит Мартина, не будет лежать с ним в постели, положив голову ему на плечо после наслаждений любви, никогда не увидит этих сонных век, вдруг поднимающихся и открывающих темные глаза, затуманенные желанием обладать ею, никогда не услышит полушутливый упрек: «Ты всегда причиняла мне беспокойство, Крессида».
        Она испытывала ужасную боль в горле и знала, что боль эта - от непролитых слез, но слезы ей заказаны. Если она сейчас поддастся слабости, ей никогда не сделать того, что сделать необходимо. Панихиды должны быть отслужены здесь! Хотя Проссер и обещал похоронить ее мужа достойно, она настоит на том, чтобы отец повел ее на церковный двор, где должен найти упокоение Мартин. Позднее она распорядится, чтобы приготовили траурное платье для всех их слуг…
        Церковь оказалась пуста, и Крессида была благодарна судьбе за это. Священник тоже пока что не появлялся. Надо будет позвать его и распорядиться о поминальных мессах. Совсем одна, она опустилась перед алтарем на колени, приказав Филиппу остаться в задней части нефа; ее губы взывали о заступничестве к Деве Марии и святому Мартину, чтобы душа супруга ее не слишком долго мучилась в чистилище.
        Она была уверена, что Мартин не очистил душу перед смертью. Король же, известный своей набожностью, без сомнения, отслужил молебен накануне битвы. И сама она все это время без устали возносила молитвы за Ричарда. Королям всегда есть, в чем каяться. Им поневоле приходится быть жестокими. Мартин уверял ее, что король не повинен в убийстве, что его племянники не пострадали от рук его, но ведь были другие, пострадавшие во имя того, чтобы король Ричард захватил трон и даровал Англии мир, - а Мартин был членом его Совета, трудился с ним вместе.
        Закрыв глаза, она с жаром молилась за всех храбрецов, с обеих сторон, которые пали в тот день.
        Она знала, что шок еще не прошел, что полное осознание происшедшего придет скоро, а вместе с ним и боль, все возрастающая боль, но в эти минуты она заставляла себя думать только о спасении души Мартина.
        С отчаянием и раздражением Крессида услышала вдруг за спиною шаги. Ей страстно хотелось остаться один на один со своим горем. Она ни за что не желала обернуться, надеясь, что вновь прибывший поймет ее нужду и поспешит покинуть церковь, - но тут услышала характерный звук: тот, кто вошел, опустился на колени в нескольких шагах позади нее. Она крепко сжала четки и продолжала молиться.
        И тут в сумраке нефа она услышала шепот:
        - Миледи, не отчаивайтесь. Лорд Мартин жив.
        В первый момент она решила, что это галлюцинация, и поскорее закрыла глаза. Она должна обратиться к Богу и не позволять лживой надежде лишить ее сил и не дать исполнить задуманное.
        Шепот раздался снова, на этот раз почти у самого ее уха, словно кто-то наклонился к ней совсем близко:
        - Я выжидал, чтобы застать вас одну, миледи. Он был ужасно изранен…
        Вне всякого сомнения, это был голос Питера Фэйрли! Она хотела обернуться, но он поспешно остановил ее:
        - Нет, нет, не оборачивайтесь, миледи, просто слушайте, что я вам скажу. Если кто-то войдет - вы меня не видели.
        Мы стали искать его сразу же, прошлой ночью, пока солдаты Генриха еще преследовали отступавших, и поле боя осталось мародерам, грабившим мертвых. - В голосе Питера звучала горечь. - Джек Уэйнрайт и я были совсем неприметны среди этой компании, оба мы сорвали с наших мундиров эмблемы Рокситера.
        Мы нашли его, полумертвого. Он лежал без сознания, и мастер Уэйнрайт сказал: поскольку шлем глубоко вдавлен, выходит, он получил удар по голове булавой либо боевым топориком. У графа сломана рука. Мы боялись, что он вот-вот помрет, но он дышал, хотя и очень слабо.
        Мы высвободили его из доспехов, раздели, чтоб было похоже на других, ограбленных, нашли еще несколько несчастных покойников примерно его роста и уложили поверх него… оставили на верхнем трупе продавленный нагрудный доспех графа и часть наручей… и… и я надел ладанку на шею незнакомцу. Мастер Уэйнрайт, он… - Питер прерывисто вздохнул, - позаботился о том, чтобы человек тот не был опознан.
        Он ничего не соображал, миледи, так что это не грех, хотя я не смог бы это сделать.
        Нам удалось вынести лорда Мартина с поля и спрятать в обводной канаве. Я оставался с ним, пока не вернулся мастер Уэйнрайт с телегой, и мы его увезли оттуда.
        Опять послышалось, как он с трудом проглотил ком в горле, и Крессида поняла, какой ужас и страх преследовал юношу все это время; она сжала четки так, что побелели косточки на пальцах. Она все еще не оборачивалась, хотя сердце ее сильно билось, и крик рвался из груди - она жаждала засыпать Питера вопросами.
        Он, задыхаясь, продолжил:
        - Мы набросали поверх него соломы, потом навоза и повезли с поля прочь. У одной из обозных повозок бражничали люди лорда Стэнли, но, хвала Пресвятой Деве, они нас ни о чем не спросили. Милорд чуть слышно стонал, но еще был в беспамятстве. И мы благодарили за это Господа. Потом я вернулся. Джек сказал, так будет спокойней, чтобы, значит, никто ничего не заподозрил.
        - Где он сейчас? - настоятельно спросила Крессида. Ее сердце переполнила радостная надежда… хотя, по словам Питера, он изранен ужасно… и этот удар по голове…
        - Он находится в доме родственницы мастера Уэйнрайта, здесь, в Лестере. Мы не решились звать врача, и мастер Уэйнрайт сам заботится о нем. Он много раз выхаживал тяжелораненых в прежних кампаниях, миледи. Мы боялись… не пострадал ли мозг, но раза два лорд Мартин вроде как приходил в сознание и, кажется, понимал, что происходит вокруг. Он узнавал нас, но тут же опять впадал в беспамятство… но мастер Джек говорит, что так тому и следует быть. Мы надеемся, что он совсем поправится, хотя, может быть, не вполне будет владеть правой рукой. Мастер Джек…
        - Ты должен отвести меня к нему.
        - Нет, миледи, вам нельзя к нему приближаться, по крайности пока люди короля не покинули город… но и то лишь когда мы уверимся, что поиски тех, кто скрывается, прекращены.
        Она тяжело вздохнула. Мартин находился так близко… И все же она понимала: нельзя. Она не должна навлечь беду на него и на тех, кто приютил его… О Боже, но ведь даже сейчас он может умереть, а ее нет возле него!..
        - Мастер Уэйнрайт, - пояснил Питер, - говорит, что… что Генрих Тюдор никогда не простит милорда - из-за той должности, в какой он был при короле. Уже идут разговоры о том, что мастера Кейтсби казнят.
        Изо всех сил, стараясь говорить спокойно, она спросила:
        - Что же мне тогда делать, Питер? О, Питер, передай ему, что я люблю его…
        - Он знает это, миледи. В бреду он твердит ваше имя.
        Она проглотила слезы радости и вновь ожившего страха за его безопасность.
        - Вам следует по-прежнему оплакивать его, миледи. Даже ваш отец не должен догадываться, а тем более мастер Проссер. При всякой возможности я буду приносить вам свежие новости.
        Она услышала шорох его одежды, когда он встал и через весь неф пошел к главному выходу. Она оставалась неподвижной, пока не услышала, как затворилась тяжелая дверь, и вдруг упала вперед, лицом на каменный пол церкви, и шепотом вознесла жаркую хвалу Господу, и Пресвятой Деве Марии, и всем святым за то, что те услышали ее молитвы и даровали ей жизнь того, кого она любила.

        Крессида то и дело неловко меняла позу на жесткой скамье в передней комнате покойной королевы: она ждала, когда паж передаст леди Элизабет Плантагенет ее просьбу об аудиенции. Прошло три недели с того дня, когда она услышала ошеломляющую весть о том, что ее муж выжил после сражения при Редмуре. Теперь она приехала в Вестминстер и горячо молилась о том, чтобы ее приняла леди Элизабет, друг ее, ибо только она могла подать ей хоть какую-то надежду на прощение для лорда Мартина.
        Генрих Тюдор стал за это время признанным королем Англии и, вступая на престол, объявил о своем намерении сдержать обещание, данное леди Элизабет, и жениться на ней. Элизабет предстояло стать новой королевой Англии и скрепить союз двух домов - Йорков и Ланкастеров, сделав тем самым более вероятным, что простой люд Англии примет без возмущения притязания Генриха на английский трон. Войнами все уже были сыты по самое горло; лондонцы любили ее отца; они с радостью приветствовали обещанный союз.
        Крессиде оставалось лишь уповать на то, что Элизабет по-прежнему благосклонно смотрит на их прежнюю дружбу и согласится удовлетворить ее просьбу.
        Там, в Лестере, она поступила так, как посоветовал Питер, - вернулась к себе в домик у ворот замка с видом скорбящей вдовы. В последующие дни отец несколько раз навещал ее, неловко выражая свою отеческую к ней привязанность. Он хотел, чтобы она сразу же вместе с ним вернулась в Греттон, но она решительно отказалась, зная, что не может покинуть Лестер, не собрав по крупицам сведения о том, как идет выздоровление Мартина.
        Лишь с одним человеком на свете поделилась она своей несказанной радостью - с Алисой. Алиса должна была знать, потому что, если и была хоть самая отдаленная надежда увидеть Мартина, верная служанка все равно настояла бы, чтобы сопровождать ее.
        Алиса была потрясена, но обрадовалась, как и ее хозяйка. Она заслуживала полного доверия и при этом способна была притворяться, коль скоро все требовалось держать в абсолютном секрете. Она достала черное шелковое платье Крессиды, которое было на ней, когда хоронили королеву, и продолжала по-прежнему всячески опекать молодую вдову.
        Со своей стороны, желая доиграть свою роль до конца, Крессида умоляла разрешить ей отправиться в селение Дадлингтон, где возле церковного двора были захоронены тела погибших в сражении роялистов. Хауэлл мягко, но решительно возражал ей, объясняя, что любое открытое выражение симпатии к делу покойного короля может лишь раздражить Генриха и усилить его враждебность к семьям павших рыцарей-роялистов. Сэр Дэниел также не уставал напоминать ей о том, что лорд Мартин, несомненно, желал бы, чтобы она сберегла хоть что-нибудь из имущества Рокситеров.
        - Как удачно, что Проссеры всегда поддерживали нового короля, - говорил он. - Уж Хауэлл постарается, он проследит, чтобы твои права как вдовы были полностью соблюдены.
        Поскольку это отвечало ее желаниям, Крессида сделала вид, что соглашается вынужденно. Неизвестный рыцарь, которого хоронили как графа Рокситера, был погребен тихо, но достойно, и Крессида послала золото священнику в Дадлингтоне, чтобы он продолжал отправлять заупокойные службы по графу Рокситеру. Сама же она потихоньку от всех молилась о душе неизвестного, новопреставленного раба Божия.
        Хауэлл оказался прав. Генрих был полон жестокой решимости замарать бесчестьем память покойного короля. Было издано официальное сообщение, в котором Ричарда обвиняли во всевозможных грехах, и неопределенно говорилось о пролитой невинной крови, однако Крессида заметила, что новый король не осмелился, открыто обвинить короля Ричарда в убиении племянников.
        Она раздумывала, в чем здесь причина. В том, что Генрих и сам не ведал об их судьбе и боялся, что один из них или оба могут однажды явиться и потребовать у него корону, - или, того хуже, это он повинен в смерти мальчиков, приказав убить их? Ей не хотелось задерживаться на этой мысли.
        Тело короля Ричарда, наконец, было предано земле в церкви францисканцев. Крессида слышала, что Кейтсби казнен, однако, в чем его вина, кроме верного служения своему сюзерену, так и не узнала. Еще двое были повешены в Лестере, но никаких слухов о казни других аристократов до нее не дошло.
        Ей сказали, что сына Норфолка, графа Шарри, а также графа Нортумберленда, которые, как ни удивительно, в сражении не участвовали, собираются заточить в Тауэр. О судьбе лорда Ловелла ничего не было известно, и она решила, что ему удалось спастись.
        На Амбьене вместе с королем погибли сэр Ричард Рэтклифф, сэр Роберт Брэкенбери, сэр Роберт Перси, даже Джон Кенделл, секретарь короля. Крессида всех их знала и скорбела о них.
        В эти кошмарные дни Крессида не находила себе места, надеясь и боясь надеяться, что Питеру Фэйрли все-таки удастся снова встретиться с нею тайно. Он часто заходил к ней, но им ни разу не случилось видеться наедине.
        Однажды она, как всегда, возвращалась из церкви, как вдруг какой-то долговязый парнишка, по-видимому поваренок, побежал через двор, потом споткнулся и упал прямо ей под ноги. Когда Алиса принялась ругать его на чем свет стоит за невнимательность, Крессида, к вящему своему изумлению, услышала шепот:
        - Миледи, если желаете увидеть милорда, наденьте что-нибудь попроще и ждите меня у покойницкой на церковном дворе нынче вечером. Приходите только со своей служанкой.
        Подросток вскочил на ноги, хриплым голосом попросил прощения и улепетнул прежде, чем Алиса успела наградить его подзатыльником. Крессида ошеломленно посмотрела ему вслед.
        После ужина она рассказала все Алисе, которая тоже была поражена и крайне встревожена.
        - Ты уверена, что можешь положиться на такого посланца?
        - Алиса, я должна. Разве у меня есть другая возможность узнать, как чувствует себя лорд Мартин? Ты одолжишь мне какое-нибудь свое шерстяное платье и простой капор?
        - Это само собой, но только я пойду с тобою. Сейчас надо сделать так… ты, мол, не совсем здорова - голова разболелась, наплакалась сверх всякой меры. Филипп останется у двери в твою опочивальню, покуда мы не вернемся.
        - А ему что мы скажем?
        Алиса поджала губы.
        - Скажешь, что в церковь пойдем, ко всенощной. По правде, говоря, он, скорее всего, догадывается, но он парнишка преданный. Все сделает так, как ты ему прикажешь, и вопросов задавать не будет.
        Алиса была права. Филипп ни словом не возразил на то, что его хозяйка собирается покинуть замок без него, ничего не сказал и тогда, когда Крессида вышла из своей комнаты с Алисой, одетая в коричневую фланелевую юбку и белую полотняную блузу. Ее золотые волосы спрятались под полотняным капором. На руке у нее покачивалась корзинка Алисы.
        Хотя час был поздний, и большинство слуг суетилось в замке, прислуживая тем сторонникам нового короля, которые еще оставались в Лестере после отъезда Генриха в столицу, Алиса заверила Крессиду, что именно в эту пору многие женщины отправляются купить сыру и хлеба в открытых допоздна лавках.
        - Бедняки покупают снедь вечером, когда продукты уже не такие свежие и стоят дешевле. Нас никто не заметит.
        У церковных ворот они остановились, с тревогой оглядывая безлюдную улицу. Тот же долговязый парнишка, который днем налетел на них, осторожно показался из-за угла и поманил их. Крессида поспешила подойти к нему, но он, не дожидаясь, сразу зашагал дальше. Было ясно, что он не хочет идти с двумя женщинами вместе, и они должны просто следовать за ним, не теряя его из виду.
        Они подошли к распятию на главной улице, затем миновали постоялый двор, где в последнюю перед сражением ночь Ричард держал совет со своими приближенными. У Крессиды перехватило горло - она вспомнила, как ласково говорил с нею король. Хозяин гостиницы решил позаботиться о себе и поспешил закрасить белого вепря, на своей вывеске, синей краской.
        Их проводник вдруг нырнул в переулок. Начало быстро смеркаться, и Крессида с трудом различала мальчика в темноте; наконец она увидела, что он остановился, поджидая ее, возле старого дома, второй этаж которого несуразно выдавался вперед, к дому напротив. У одного из соседних домов горел фонарь, и когда парнишка к ней повернулся, она, показалось ей, признала его: неужто это тот самый поваренок, которого она старалась спасти от побоев повара там, в их доме на Стрэнде?
        Он постучал в перекошенную дверь и опять обернулся, показывая, что, как только дверь откроется, им следует войти.
        Крессида и Алиса вступили в крохотную комнату, которую почти целиком заполняла знакомая грузная фигура Джека Уэйнрайта. Крессида, увидев его, с облегчением перевела дух.
        - Мастер Уэйнрайт, где лорд Мартин? Не стало ли ему хуже?..
        Он решительно покачал головой.
        - Мы держим его в комнате наверху. Скоро нам придется его увезти отсюда, вот я и подумал, что сейчас вам будет сподручнее повидать его.
        Алиса предпочла остаться с их проводником внизу. Из кухни вышла женщина и склонилась в поклоне.
        - Рада приветствовать вас в нашем доме, миледи. Позвольте предложить вам эль и закуску…
        - Нет, нет, - горячо возразила Крессида. - Пожалуйста, не тратьтесь на нас. Вы сделали более чем достаточно, рискуя собой и близкими ради моего супруга.
        - Моя кузина, мистрис Джоан Уэйнрайт, - кивнув в сторону полненькой, улыбчивой женщины, одетой просто, но очень прилично, сказал Уэйнрайт. - Ее муж, Дик, служит конюхом в «Синем кабане», как нам велено теперь называть гостиницу. Поднимитесь по лестнице, миледи. Идите осторожно, здесь совсем темно.
        С сердцем, бившимся в самом горле, задыхаясь от нетерпения увидеть Мартина и от быстрой ходьбы, Крессида ни о чем не спрашивала Уэйнрайта.
        Он прошел через спальню, где стояло два скромных ложа, по всей видимости хозяина и хозяйки дома. В дальней стене виднелась низенькая дверь, и он, наклонив голову, открыл ее. За нею оказалась комнатка, скорее похожая на чулан и, по всей видимости, используемая обычно для хранения яблок или бочонков с солониной. Комнатка была скудно освещена, но Крессида все же разглядела постель с соломенным тюфяком, на которой лежал человек. Не прикрытое ставнями окно источало слабый свет; она подошла к постели мужа и опустилась возле него на колени. Уэйнрайт стоял, ожидая, в дверях.
        Мартин лежал, отвернувшись к стене. Одет он был точно так же, как их поваренок: в коричневые штаны и рваную фланелевую рубаху непонятного цвета. Он был небрит, и на подбородке и на щеках его отросла темная щетина; однако никакого дурного запаха она не учуяла, значит, за ним хорошо ухаживали и заботились о чистоте. Голова его была обернута полотняной тряпицей, кое-где пропитавшейся кровью. Он дышал ровно и, по-видимому, спокойно спал.
        Она наклонилась и поцеловала его в щеку. Его кожа не утеряла загара, ведь он провел лето в Бествуде, часто выезжая на охоту, однако черные круги под глазами говорили о переносимых страданиях. Она прошептала чуть слышно:
        - Мартин, любимый…
        Он беспокойно зашевелился, когда же она коснулась пальцами его руки, открыл глаза и ошеломленно уставился на нее. Крессида испугалась, было, что злосчастный удар по голове помутил его разум, но постепенно сознание его прояснилось, и тяжелые сонные веки широко открылись. Его темно-карие глаза зажглись радостью, и он сделал слабую попытку повернуться и приподняться на соломенной своей подушке.
        - Крессида, это, в самом деле, ты?
        - Да, любовь моя. Я здесь. Но вам не надо много говорить, вы еще слишком слабы.
        Он озорно подмигнул ей.
        - Как тот котенок. Говорят, я здесь уже несколько дней.
        - Да, любовь моя. Вы знаете, где вы?
        - Ну да, в Лестере.
        Чуть дрогнувшим голосом она спросила:
        - Вы знаете… про короля?
        Его темные глаза затуманились, он сказал:
        - Знаю. Да упокоит Господь душу его. Она погладила его по лицу, затем провела пальцем по глазам, носу, подбородку.
        - Вы обязаны вечно благодарить мастера Уэйнрайта. Вы должны слушаться его теперь и следовать всем его советам.
        Она обернулась к их бывшему повару:
        - Вы сказали, что хотите перевезти его отсюда. Все еще есть опасность?
        Великан нахмурился.
        - Кто знает? До сих пор казнили немногих, но милорд граф - случай особый. Многие сторонники Генриха пострадали из-за него.
        Внезапно пальцы Мартина сжали руку Крессиды.
        - Ты должна как можно скорее вернуться домой, в Греттон. Тебе ни в коем случае нельзя оказаться причастной к плану Уэйнрайта вывезти меня отсюда.
        - Тсс, тсс. Мы все будем очень осмотрительны, обещаю. А теперь отдыхай. - Она с тревогой видела, как утомляет его малейшее движение.
        - Поцелуй меня еще раз, прежде чем уйти. - Эти слова прозвучали как приказ, и она наклонилась с мокрыми от слез ресницами, чтобы поцеловать его в губы, потом в глаза, в подбородок… - Проследи, чтобы она благополучно вернулась в замок, Джек. Пусть твои родители по-прежнему считают меня мертвым, Крессида. Не беспокойся обо мне. Я сумею скрыться. Джек по возможности будет посылать тебе вести обо мне.
        Крессиде не хотелось оставлять его так скоро, но она боялась, что ее долгое отсутствие заметят в замке. Она отошла к двери чулана и обернулась, чтобы еще раз взглянуть на Мартина; вдруг она быстрым шагом снова подошла к его ложу и вложила ему в руку ладанку.
        - Береги ее. Она помогла спасти тебе жизнь.
        Он слабо покашлял и приподнял голову, чтобы поцеловать ее пальцы; вместе с Уэйнрайтом она поспешно вышла.
        Внизу она немного расспросила его:
        - Каково его состояние на самом деле?
        - Он еще слаб. Поначалу он приходил в сознание лишь ненадолго, но теперь ему лучше. Он потерял много крови, но рука его заживает, и вскоре мы попытаемся выбраться к морю. Ему опасно оставаться в Англии.
        - Но я слышала, будто бы Генрих хочет выглядеть милостивым королем и собирается простить многих сторонников короля Ричарда.
        Уэйнрайт устало сощурил свои выпуклые глаза.
        - Поверьте, миледи, он никогда не простит милорда графа. Слишком много всякого между ними.
        - Куда вы собираетесь увезти его?
        - Если нам удастся, возможно, в Бургундию. Только все порты сейчас под контролем. Чтобы нанять корабль, нужно разрешение.
        С горечью вспомнила она лицензию, которую выкрала для Хауэлла. Как ей добыть разрешение для Мартина? Может ли она довериться Хауэллу? И тотчас же поняла: нет, не может. Только один человек на свете мог бы ей помочь. Леди Элизабет скоро станет супругой нового короля. Мартин не скрывал, что относится к ней враждебно. Согласится ли она во имя былой дружбы с Крессидой помочь ему?
        Отец Крессиды и не думал возражать против ее твердого желания отправиться в Вестминстер и дал ей сопровождающих из числа своих греттонцев.
        - Непременно поезжай, дочь моя. Твоя дружба с принцессой должна иметь определенное влияние на короля Генриха, какое бы он ни принял решение о секвестровании владений твоего мужа. Твои права как вдовы будут защищены.
        Он умолчал о том, что со временем новый король, быть может, предложит овдовевшей Крессиде нового мужа.
        И вот теперь она сидела в приемной и ожидала, надеясь, что принцесса захочет ее увидеть и вспомнит часы, проведенные ими в дружбе и согласии. Ее пальцы неприметно касались выреза скромного платья, за которым она прятала письмо, отправленное ей Элизабет из Шерифф-Хаттона.
        Дверь в комнаты принцессы отворилась, и паж надменно произнес:
        - Графиня Рокситер?
        Крессида поспешно встала, и он знаком разрешил ей войти.
        Элизабет сидела в мягком кресле; на ней было красивое платье темно-красного цвета. Она тотчас поднялась и сердечно протянула руки, приветствуя подругу.
        - Крессида, как я рада вас видеть здесь! - Она повелительно посмотрела на двух пожилых придворных дам, усердно вышивавших что-то, сидя подле окна. - Вы обе свободны. Ступайте же.
        Дамы неохотно пошевелились, но принцесса не спускала с них холодных глаз, и они, наконец, пятясь, вышли, затворив за собою двери.
        Элизабет заставила Крессиду сесть рядом с собой.
        - Простите, что заставила вас ждать. У меня была леди Стэнли, она почти ежедневно меня навещает, и вы сами видели - мне не так-то просто остаться одной.
        Она посмотрела на закрытые двери, и Крессида поняла, что принцесса, как и покойный ее дядя, уже успела осознать, что монархи лишены права уединяться, особенно ради того, чтобы отдаться своему горю.
        Элизабет бросила взгляд на траурное платье Крессиды и тяжело вздохнула.
        - Не могу выразить, как мне жаль, что вы потеряли Мартина в том ужасном лестерском сражении. - Она на миг отвернулась, словно не желая, чтобы Крессида видела выражение ее лица. - Но вы, по крайней мере, имеете право оплакивать его. Мне же это заказано.
        В ее шепоте слышалось столько горечи, что Крессида протянула руку и нежно коснулась руки подруги. Внезапно Элизабет резко к ней повернулась:
        - Вам известно, что я должна выйти замуж за короля Генриха?
        - И стать королевой Англии. Да, миледи, и вся Англия будет радоваться в день вашего бракосочетания. Я желаю вам счастья.
        - Так ли? - ломким голосом спросила Элизабет. - Я поступлю так, как необходимо, как поступили и все другие члены моей семьи. Этим предложением король оказал мне честь, и я должна принять его с почтительной благодарностью. - И тут же она добавила: - Я буду королевой лишь по имени, не так, как моя тетушка: ее муж прислушивался к ее советам, даже когда не мог, ради блага королевства, принять их.
        Крессида молчала. Со стесненным сердцем она понимала, что Элизабет доверяет ей то, чего не может доверить никому другому. Она подняла голову и, заглянув прямо в голубые глаза принцессы, прочитала в них, наконец, всю правду. Элизабет действительно любила своего дядю настоящей любовью, любила его как мужчину, понимая, что любовь эта безответна, но ни о чем не сожалела, только знала - теперь - ужасную правду, что никогда уже не испытает этого чувства ни к кому другому.
        - Могу ли я чем-нибудь помочь вам, Крессида? - мягко проговорила Элизабет. - Я еще в состоянии улаживать кое-какие дела личного свойства. Хотите вернуться ко двору, когда кончится ваш траур? Я была бы счастлива видеть вас рядом.
        Крессида медленно покачала головой, ее глаза были полны слез. Какое же одиночество ожидает Элизабет впереди!
        - Нет, миледи, я… - Она колебалась, не зная, даже сейчас, можно ли довериться этой женщине, и вдруг решилась: - Я пришла умолять вас… то есть спросить, не могли бы вы получить для меня… разрешение на поездку за границу.
        Элизабет внимательно посмотрела на нее:
        - Для себя?
        Крессида мучительно проглотила ком в горле и опять покачала головой. Элизабет быстро к ней наклонилась:
        - Вы хотите помочь кому-то бежать из королевства?
        - Да, миледи… до тех пор, пока он не сможет надеяться на прощение короля…
        Элизабет все еще смотрела на нее так пристально, что Крессиде казалось, будто она заглядывает ей прямо в душу.
        - Для Мартина? - шепнула она, не решаясь поверить.
        Крессида склонила голову.
        Элизабет откинулась назад в своем кресле, и Крессида почти видела, как в голове ее мчатся мысли; наконец она сказала самым решительным тоном:
        - Не надейтесь на прощение, Крессида. Ни король Генрих, никто другой при его дворе ни в коем случае не должен узнать, что ваш муж жив. Нет, не говорите мне, где он. Даже это было бы опасно. - Закрыв рукой рот, она смотрела вдаль, в окно. - Он должен перебраться в Бургундию, к моей тетушке Маргарите.
        - Но как, миледи? - страстно шепнула Крессида. - Я надеялась… я молилась о том, чтобы вы сумели помочь мне. Я знаю, он был холоден с вами, но…
        - У него были на то свои причины, и хотя меня это порой раздражало, я в то же время понимала его. - Элизабет встала и, подойдя к окну, посмотрела на террасу внизу. - Мне кажется, есть только один способ. Он был ранен?
        - Да, миледи. Он… он получил тяжелый удар в голову, и, я думаю, если б не это, он мчался бы навстречу смерти… вместе со своим королем.
        - Да. - Голос Элизабет прозвучал хрипло из-за сдерживаемых слез. - Может он пуститься в дорогу, сидеть на лошади?
        - Теперь, думаю, да.
        - Скоро я отправляюсь в Норфолк поклониться мощам Богоматери Уолсингемской. Буду молиться там о ребенке, наследнике Генриха. Это недалеко от порта Линн. Если его переодеть и изменить внешность, он мог бы ехать в моей свите как один из конюхов. - Поколебавшись, она добавила: - В Линне есть люди… которым мой дядя доверял… которые выполняли для него особые поручения… у этих людей есть свои суда, и они тайно переправлялись во Францию и далее, до Бургундии. Лорда Мартина могло бы незаметно перевезти какое-нибудь такое суденышко. Вы можете известить его?
        - Да, миледи. Со мною мой паж и люди отца, но им ничего не известно о… Мой отец не знает, что лорд Мартин жив.
        - Так должно быть и впредь, Крессида, я беру вас с собой. Это же вполне естественно. Вы хотите просить утешения у Богородицы Уолсингемской, как я буду молить ее о ниспослании великой благодати. Все уже подготовлено, чтобы я могла выехать через неделю.
        Она вздохнула.
        - Каким облегчением будет оказаться вдали от испытующих глаз леди Маргарет, матери Генриха, и даже от неусыпного контроля моей собственной матери. По дороге я остановлюсь на ночь в монастыре святого Эдмунда в Бери. Пошлите сказать Мартину, чтобы он там присоединился к моему кортежу. Капитану, возглавляющему мой эскорт, можно довериться полностью, он устроит так, чтобы лорд Мартин заменил одного из моих слуг и дальше ехал с нами. Так он сможет добраться до берега никем не замеченным.

        Крессиду известили, что она должна пройти на конюшни женского монастыря, в котором остановилась на ночь принцесса. Все шло точно так, как обещала Элизабет, и притом легче, чем могла надеяться Крессида. Они выехали из Вестминстера в сопровождении двадцати четырех вооруженных людей, большинство из которых носило мундиры покойного короля Эдуарда, отца Элизабет, с его гербом - ярко сияющим солнцем.
        На мундирах шестерых сопровождающих красовался красный дракон - герб Генриха, и Крессида знала, что им следует остерегаться этих людей, приставленных, по-видимому, чтобы следить за принцессой, пока она находится вдали от глаз короля. Элизабет, казалось, не беспокоило их присутствие, но она явно отличала своим доверием немолодого капитана эскорта, который, как она говорила Крессиде, был совершенно ей предан.
        В эту третью ночь их путешествия они прибыли в монастырь святого Эдмунда в Бери, где Крессиде и Алисе была выделена маленькая, похожая на келью комнатка. У Крессиды отчаянно колотилось сердце в ожидании и тревоге.
        В Лестер она отправила юного Филиппа. Мальчик был вне себя от радости, когда услышал от нее добрую весть; Крессида знала: несмотря на его юность, она вполне может довериться ему. Мальчик уже не вернется к ней, пока длится это паломничество. После Лестера она приказала ему ехать в Греттон и сообщить ее родителям, что она согласилась на поездку к святым местам, желая услужить принцессе.
        С тех пор у нее не было о Мартине никаких известий. Конечно, она их и не ожидала, но теперь терзалась страхом: а вдруг Филиппу не удалось выполнить поручение или, того хуже, Мартин еще не так здоров, чтобы пуститься в путь? Сердце ее замирало от ужаса, когда она думала о том, что Мартина могли узнать и арестовать при выезде из Лестера или в любом другом месте по дороге к Бери.
        Когда Питер Фэйрли постучался к ней, она на радостях едва не кинулась обнять его. Он был одет как слуга, темно-каштановые волосы спутаны, словно неделями не видели гребня, но в глазах светилось торжество.
        - Милорд на конюшне. Если хотите увидеться, вам надо немедля идти туда, покуда солдаты ужинают в монастырской кухне, а сестры на молитве.
        Она мигом надела фланелевое платье Алисы и тотчас пошла с ним. В воротах конюшни стоял Джек Уэйнрайт, а рядом с ним - Уот Форрестер.
        - Все в полном порядке, миледи. Он здесь, внутри. Но встреча должна быть короткой. Вы понимаете?
        Она кивнула и поспешила войти в темную конюшню. Там приятно пахло соломой, и сеном, и лошадьми - даже знакомые острые запахи лошадиной мочи и еще более едкий запах навоза ее не смутили.
        Поначалу она не разглядела его в густом сумраке конюшни, но тут же он заключил ее в свои объятия, обнял умело и сильно, как прежде, и крепко поцеловал в губы, жадно, требовательно.
        Она ему горячо отвечала и, вскинув руки, обхватила за шею и еще ближе притянула к себе его голову.
        - О Крессида, любовь моя!
        Это был голос человека, изголодавшегося за долгие недели и вот, наконец, увидевшего перед собой изысканнейшие яства. Она бессвязно лепетала ему о своей любви, и он еще крепче прижимал к себе ее тело.
        - Иди сюда, - прошептал он хрипло. - Сюда, на сено. Джек посторожит снаружи, ведь Бог весть, когда мы увидимся снова.
        Она не могла даже разглядеть его как следует, но ей была знакома каждая пядь этого любимого тела, скрытого сейчас от нее какой-то фланелевой рубахой и грубыми шерстяными штанами. Она охнула, когда его обросший щетиной подбородок потерся о ее щеку, но тут же и засмеялась, поняв, что он отрастил настоящую бороду.
        Она радостно обняла мужа, ощущая блаженный трепет от его близости, чувствуя, как страстно он жаждет обладать ею. Смерть была так близко и могла приблизиться вновь, даже сейчас. Крессида была в его объятиях, и он воспользовался этим в полную меру. Но потом, когда она, обессиленная, лежала на его руке, он склонился над нею, оправляя ее сбившиеся одежды, и шепотом стал просить прощения за несдержанность и грубость.
        - Не надо, - тихо шепнула она в ответ. - Даже не говори об этом. Я желала тебя так же страстно, как и ты меня. О, Мартин… Мартин, я думала, что потеряла тебя… и тут явился Питер… и я даже вначале не смела поверить ему. Моя радость была слишком велика…
        Обросшей щекой он потерся о ее нос, затем о волосы.
        - Я сам не мог поверить, когда пришел в себя там, в Лестере, в той комнате наверху. Мне пришлось ощупать себя всего, чтобы убедиться, что я не призрак.
        - Но даже сейчас - разве ты в безопасности? О, Мартин, я не вынесу, если…
        - Мы же добрались сюда без всяких происшествий, любовь моя, благодаря заботам и поддержке этих трех добрых людей. Питеру пришлось возмужать очень быстро, что же до Джека, - он глубоко вздохнул, - то это, действительно, золото высокой пробы, он и всегда был таким. Если бы не его сообразительность, я давно бы уже гнил в какой-нибудь тюрьме Генриха, ожидая… кто знает чего?
        Он наклонился и снова поцеловал ее, чувствуя, что вся она дрожит от страха.
        - Ну, а Уот… - засмеялся он громко, - его знакомство с теми, кто живет на самом дне общества, сейчас сослужило нам хорошую службу. Этот мальчишка, благослови его Бог, знает, что я спас ему жизнь, и он стал по своей воле отличным посланцем, проводником и… ну да, и продувной бестией, конечно. Он говорит, что поедет со мной, и, видит Бог, нам его особые уменья очень пригодятся.
        - Принцесса говорит, что ты будешь пробираться в Бургундию.
        - Да, ко двору герцогини Маргариты в Малине, если Бог не оставит нас.
        Они услышали от двери предупреждающий шепот Уэйнрайта:
        - На кухне слышен шум, должно быть, скоро оттуда выйдут люди, милорд.
        - Я должна идти. Нельзя, чтобы из-за меня ты подвергся опасности. - Она вскочила на ноги. - О Мартин, как же трудно будет сделать вид, что мы незнакомы, когда я увижу тебя в поезде принцессы.
        - Знаю, любимая. Вряд ли я осмелюсь даже взглянуть в твою сторону.
        Он опять прижал ее к себе, и она почувствовала, как напряглось его тело при мысли о расставании; через секунду он бережно отстранил ее от себя, и она пошла к дверям.
        Какая-то лошадь заржала и беспокойно задвигалась; Крессида обернулась.
        Полоска лунного света, пролегшая через открытую дверь, осветила его для нее. Она увидела его высокую прямую фигуру с шапкой темных волос, слишком сильно отросших, как у Питера, и совсем разлохматившихся после того, как они вместе упали на сено. Глаза его светились, а губы, почти скрытые бородой, сдержанно раздвинулись в улыбке. Он прощально вскинул руку, и она вышла на холодный, залитый лунным светом двор.

        Поздно ночью леди Элизабет послала за ней. Она отпустила свою старшую фрейлину и осталась с Крессидой одна.
        - Он поправился?
        - Кажется, да, миледи. - Крессида жарко вспыхнула, и Элизабет рассмеялась.
        - Рада это слышать. А теперь, Крессида, вы должны рано утром вернуться к вашему отцу в Греттон. Вам обоим будет трудно оставаться в моем поезде и стараться не поглядывать друг на друга с такой явной любовью.
        У Крессиды зашлось сердце.
        - Так скоро? О миледи, почему я не могу ехать с ним вместе? Я не говорила об этом на конюшне, потому что знала: он будет возражать, но…
        - Нет, Крессида. Ему никак не удастся сесть на корабль с вами вместе. Ради его безопасности вы обязаны его оставить.
        - Но я должна еще раз его увидеть, только один раз… пожалуйста!
        - Вы хотите, чтобы ему было еще труднее вынести расставание? Он теряет все: титул, дом, друзей и, прежде всего, вас, - но сейчас сама жизнь его зависит от того, чтобы все по-прежнему верили: его нет в живых. Поверьте, Крессида, я знаю, как вам тяжело принять это условие. Я тоже должна прекратить все контакты с тем… с тем, кого я люблю… чтобы, может быть, сохранить ему жизнь.
        Крессида с мольбой смотрела на нее, но Элизабет решительно покачала головой.
        - Вы должны отпустить Мартина одного. Если его схватят, пострадает не только он.
        - Но увижу ли я его еще когда-нибудь? И не станет ли он выглядывать меня, чтобы в последний раз сказать мне «прости»? Он может подумать, что я покинула его ради собственной выгоды, зная, что ему нечего мне предложить в изгнании, кроме жизни, полной невзгод!
        Элизабет не ответила. Ее глаза странно блестели, и Крессида не была уверена, слезы ли были причиной тому или твердая решимость. Вздохнув, она сделала реверанс и готова была удалиться.
        - Я собираюсь послать моего нового слугу с поручением, - тихо сказала Элизабет. - Он не увидит, когда вы ранним утром отправитесь в путь. Доверьтесь мне. Мои друзья довезут его в полной безопасности, даже ценою собственной жизни.
        На следующее утро Крессида выехала спозаранку с Алисой и двумя доверенными лицами из эскорта Элизабет; она обернулась, проезжая мимо конюшен, где сейчас кипела жизнь: слуги и конюхи суетились, готовя лошадей к отъезду принцессы в Уолсингтон. Мартина нигде не было видно. Она ехала на своей лошади к воротам монастыря, чувствуя, что сердце вот-вот разорвется в груди.

        Мартин Рокситер поднял глаза на своего друга, лорда Ловелла, и невесело улыбнулся.
        - Хотел бы я поехать вместе с тобою, Фрэнк, - сказал он.
        Ловелл осушил свой бокал вина и встал.
        - Здесь, в Малине, ты намного полезнее для дела, - ответил он. - Твои обзоры сведений, полученных из самых разных источников, будут бесценны. Ты нужен герцогине Маргарите, сам понимаешь.
        Мартин покачал головой.
        - Я это знаю, но ненавижу прятаться здесь, в безопасности, когда ты рискуешь жизнью в Англии, призывая северных лордов к восстанию. У Генриха везде шпионы.
        Ловелл мрачно усмехнулся.
        - Стаффорды все еще на свободе, и у меня тоже имеются сподвижники, готовые положить жизни, чтобы свергнуть Тюдора.
        Мужчины пожали друг другу руки, и Ловелл направился к выходу. Уже спустившись до середины лестницы, он обернулся и спросил:
        - Хочешь, чтобы я как-то связался с леди Крессидой?
        Мартин с сожалением покачал головой.
        - Нет, не хочу делать ничего такого, что могло бы навлечь на нее беду. Поезжайте с Богом, милорд.
        Он вернулся на прежнее место у окна и стал смотреть на улицу внизу. Дом, который он занимал, был не велик, но удобен и удачно располагался неподалеку от дворца герцогини Маргариты Бургундской, где ему постоянно приходилось бывать.
        Он явился сюда, в сущности, гол и наг, но сестра Ричарда Маргарита встретила его радушно, как и других рыцарей, уцелевших в битве под Амбьеном. Как и сказал Ловелл, он тотчас продолжил работу, которую выполнял для короля Ричарда, став главным информатором герцогини и собирая в своих руках все сведения, которые достигали Малина и могли помочь собрать силы, чтобы нанести Генриху Тюдору достаточно мощный удар и сбросить его с узурпированного им трона.
        Мартин никогда не жаждал жить в роскоши, он размещался сейчас на втором этаже вместе со своим оруженосцем Питером Фэйрли. На первом этаже находилась кухня, где Джек Уэйнрайт добродушно командовал служанками и молодыми кухарками. Уот Форрестер спал в мансарде вместе с Уэйнрайтом, под самой крышей, и по большей части пропадал в городе, слоняясь по улицам безо всякого дела, но при этом и от него была определенная польза. В тавернах он прислушивался к разговорам английских и бургундских торговцев и являлся домой с целым ворохом новостей.
        Мартин задумчиво обвел взглядом свою комнату. Обстановка и гобелены на стенах были, пожалуй, не слишком хороши, но во время кампаний ему не раз приходилось довольствоваться куда более скромными условиями. Нет, задумчивая печаль в его карих глазах, и горькая складка губ вызваны были отнюдь не физическими неудобствами.
        Близилось Рождество. В прошлом году в эту пору ему еще не повстречалось то волшебное дитя, которое стало его обожаемой женой. Она была всего лишь королевской пешкой, выданной замуж, чтобы обеспечить Ричарду лояльность ее отца, и, хотя уловка удалась, с гибелью короля на Редмуре все пошло прахом.
        В то время Мартин и думать не мог, что полюбит это дивное создание со всей страстью своего сердца. Он отчаянно тосковал по ней, знал, что во владениях отца, в Греттоне, она в безопасности, но сейчас всем своим существом жаждал, чтобы она была здесь, с ним рядом.
        Он почти ничего не мог предложить ей. Его титул здесь ничего не значил, у него не было роскошного дома в городе, не было богатых поместий на границе с Уэльсом. Несмотря на все их усилия низложить Генриха, Мартин не мог прогнать мысль о том, что все это, может быть, никогда больше к нему не вернется.
        Нет, Крессиде лучше оставаться в Англии. Ее родители все еще считают ее девственницей. Она еще могла бы получить освобождение от обета и вновь выйти замуж за какого-нибудь фаворита Генриха. Он заскрипел зубами, невыносимо страдая при одной только мысли об этом.
        В дверь постучали, и он крикнул Питеру Фэйрли: «Войди!»
        Мартин не поднял глаз сразу, только удивился, почему юноша не говорит, по какому делу явился. Затем он обернулся.
        Она стояла в дверях, словно в раме, рядом с нею высилась дородная фигура Алисы, а позади них, на тесной лестничной площадке, неловко переминались с ноги на ногу юный Филипп Кентон и доблестный великан сержант Чабб, бывший начальник отряда телохранителей.
        В первую секунду Мартин решил, что у него галлюцинации, но тут девушка-видение невнятно вскрикнула и бросилась к нему. Алиса знаками поспешила выпроводить своих спутников и вышла сама, оставив супругов наедине.
        Это была Крессида, настоящая, из плоти и крови - он чувствовал это, прижимая ее к своему сердцу. Страстно поцеловав ее в лоб, он тут же отбросил назад капюшон, приподнял ее подбородок и стал целовать губы, щеки, влажные от счастливых слез, глаза и опять подбородок. Наконец он отстранил Крессиду от себя и, все так же держа за плечи обеими руками, оглядел ее всю.
        Голосом, охрипшим от волнения, он проговорил:
        - Я… я не могу поверить, что это ты. Скажи, ты не исчезнешь словно фея?.. Ведь ты и есть фея.
        Она весело рассмеялась.
        - Уверяю вас, милорд, я весьма солидная дама, более солидная, чем когда-либо, потому что… потому что я везу с собой вашего наследника. - И она смущенно порозовела.
        Он опять ошеломленно поглядел на нее и вдруг обнял обеими руками. На этот раз он не сумел удержаться и всхлипнул, радостно потрясенный.
        - Я хотела сообщить это поторжественней, - призналась она, - но… о, Мартин, я так долго мечтала увидеть тебя, что уже не могла больше ждать.
        Теперь она с любопытством окинула его взглядом. Он опять был тем элегантным придворным, каким она видела его в Вестминстере. Никакой бороды, щеки гладко выбриты, темные волосы зачесаны назад и мягкими волнами падают на плечи. Она глубоко вздохнула и опять засмеялась от радости, что, наконец, добралась до него.
        Он подтянул кресло и, усадив ее, опустился перед ней на колени.
        - Должно быть, Пресвятая Дева отозвалась на мои молитвы, или ты сама, волшебница, услышала, как я зову тебя через море. О, моя любимая! Как же случилось, что ты здесь?
        - Принцесса убедила меня, что я не должна ехать с тобою вместе. Она сказала, что это может оказаться для тебя очень опасным и что я должна вернуться в Греттон и вести себя так, будто ты и в самом деле убит. Я так и делала.
        Это было сказано настолько просто, без малейшего намека на то, как невыносимо трудно было ей притворяться, что он не мог не рассмеяться вслух.
        - Хотя все было сложнее, - призналась она, - особенно когда я поняла, что… что ношу дитя твое. Конечно, я сказала об этом Алисе. - Ее лицо вдруг омрачилось. - Но маме и намекнуть не могла… Потом в Греттон приехал Хауэлл. - Ее чистые голубые глаза смотрели прямо в лицо ему. - Хауэлл любит меня. Он считал, что я вдова, и… и он сделал мне предложение… конечно, после окончания траура.
        - И что ты сказала?
        - Сказала, что это невозможно, и он… он догадался, наверное, потому что любит меня. Он сказал, что мы все-таки могли бы добиться освобождения меня от обета, если будет по-прежнему считаться, что я так и не была настоящей женой… и… и что он скажет, что дитя - его.
        Мартин издал протестующий возглас.
        - Тогда мне пришлось сказать ему, как горячо я тебя любила… что, даже если бы ты был мертв, я никогда не отдала бы моего сердца никому другому. - Чуть помолчав, она сказала: - Хауэлл очень достойный человек, даже притом, что поддерживал Тюдора. Он был всегда ему предан, как ты - Ричарду. Под конец он сказал, что постарается помочь мне уехать к тебе, если я и вправду хочу этого. О, Мартин, я так хотела!
        Он сел, глядя на нее с несколько напряженной улыбкой.
        - Ты и приехала. Ведь маленькие трудности никогда не мешают тебе делать то, что ты хочешь, не так ли, жена моя?
        - Никогда. - Она наклонилась и поцеловала его. - Конечно, Алиса должна была ехать со мной, Филипп тоже. Просить отца я не могла, так что… сержант Чабб сказал, что никак не может позволить, чтобы его графиня путешествовала по морю одна, без своего начальника эскорта. А, кроме того, он непременно желает остаться с тобой.
        Он встал и протянул ей руку, помогая подняться, потом снял с нее плащ и опять залюбовался ее красотой. Никаких внешних признаков близившегося материнства еще не было заметно. Она, как и раньше, оставалась тоненькой, решительной, по-королевски грациозной, и ее голубые глаза сияли любовью к нему. Внезапно лицо ее затуманилось.
        - Ведь ты не отправишь меня обратно? Голосом, прерывающимся от сдерживаемых слез, он сказал:
        - Никогда, никогда, любимая!
        Она обеспокоено огляделась вокруг.
        - Тебе хорошо здесь, милый? Принцесса намекнула, что ты будешь трудиться для герцогини Маргариты. - Поколебавшись, она продолжила: - И еще она сказала: если тебя схватят, то не только тебе одному придется поплатиться жизнью. Она… она имела в виду одного из своих братьев, да, Мартин?
        Он медленно кивнул головой.
        - Ричард Йоркский жил здесь, в Бургундии, почти два года. Теперь мой долг - служить ему.
        - А другой принц?
        Он печально покачал головой.
        - Я не знаю. Эдуарда отправили на север, в замок Бернарда, с сэром Ги Джарвисом. Ги приехал на юг, чтобы сражаться при Редмуре. Не знаю, что сталось потом с мальчиком. Как я слышал, оба, Джарвис и Оллард, живы, они заплатили большую мзду и вернулись в свои поместья. - Мартин решил не говорить, что оба, как он считал, будут деятельными участниками готовившегося Ловеллом восстания против Генриха.
        - Элизабет спасла тебе жизнь, Мартин, - тихо сказала Крессида. - Мне кажется, она по-настоящему любила Ричарда.
        - Я знаю. В том-то и заключалась опасность.
        Она опять вздохнула.
        - Как она будет одинока и несчастна долгие годы! В январе ей придется выйти замуж за Генриха. Все мы будем оплакивать смерть короля. Он подарил мне часослов, и я буду хранить его вечно.
        - Будем молиться, чтобы желания его исполнились, и он вновь соединился бы с горячо любимой им Анной. Он всегда хотел умереть, сражаясь по-рыцарски за свое королевство. - Мартин ласково погладил ее ладонь. - Но ты так и не рассказала, как прошло путешествие.
        - Хауэлл нашел нам судно, отправлявшееся из Милфорд-Хейвена, - какая ирония судьбы, правда? - Она содрогнулась. - Это был очень неприятный переезд. Нам всем чуть не сразу стало худо, да и дальнейшее путешествие оказалось трудным. Алиса настаивала, что я должна ехать неспешно, из-за ребенка.
        - А теперь ты здесь, и у нас впереди бездна времени для рассказов о тех бесчисленных днях, когда мы были разлучены, но сейчас мы должны подумать о том, как нам устроить здесь свое счастье. Дорогая моя Крессида, я мало, что могу предложить тебе, кроме той жизни, какую предоставляет мне ее милость герцогиня, за что я ей благодарен. Я привез с собою из Англии совсем немного денег, но никаких драгоценностей.
        - Зато я привезла, - воскликнула она радостно. - Мы с Алисой зашили драгоценности в наши платья, и, по крайней мере, какое-то время это поможет нам жить вполне респектабельно.
        Он откинул голову и расхохотался.
        - Ты, в самом деле, достойнейшая графиня Рокситер и будешь всегда возлюбленной женой моей.
        Крессида бросилась к нему, и Мартин сжал ее в объятиях. Скоро в Малин придет Рождество, и он радостно встретит его вместе со своей любимой женой.

        notes
        Примечания


1
        Солнце и роза (белая) - символы Йоркской королевской династии, изображенные на ее гербе. - Здесь и далее прим. перев.

2
        Имеется в виду не сохранившийся до нашего времени дворец, резиденция английских королей.

3
        Имеется в виду Эдуард IV (1442-1483) - первый английский король из династии Йорков; был женат вторым браком на Элизабет Вудвил, после его смерти признанным незаконным.

4
        Ланкастерская королевская династия и продолжившая ее династия Тюдоров боролись за английский трон с династией Йорков.

5
        Обращение к молодому человеку или старшему сыну в дворянской семье или к человеку более низкого звания.

6
        Имеются в виду два незаконных сына короля Эдуарда IV, чья судьба так и осталась неизвестной.

7
        Маргарита Анжуйская (1430-1482) - жена Генриха vi (Ланкастера), прославившаяся храбростью в войне «Двух роз».

8
        Лорд-коннетабль - высшее должностное лицо, комендант Тауэра, крепости в Лондоне, служившей в разное время и тюрьмой для государственных преступников, и королевской резиденцией.

9
        Почтительное обращение слуг и лиц, стоящих ниже на социальной лестнице, к знатной молодой девушке; также обращение к женщине среднего сословия.

10
        Малолетний сын Эдуарда IV - Эдуард (1470-1483?) - был королем Англии с апреля по июнь 1483 года; объявленный бастардом, был смещен его дядей Ричардом (королем Ричардом III).

11
        Геннин - высокий головной убор знатных дам различной формы на проволочной основе.

12
        Героиня одного из рассказов Боккаччо.

13
        Элизабет - старшая (незаконная) дочь короля Эдуарда IV; после гибели Ричарда III - жена короля Генриха VII.

14
        Вдова Эдуарда IV с дочерьми после прихода к власти Ричарда III временно нашли убежище в Вестминстерском монастыре.

15
        Святочная традиция в Англии: оказавшись под ветками омелы, положено целоваться.

16
        Одна из легенд о короле Артуре и рыцарях Круглого стола.

17
        В стихотворении обыграны фамилии Кэтсби (cat - кот) и Рэтклиффа (rat - крыса); под
«боровом» подразумевается король, в чьем гербе изображался вепрь.

18
        Все это, а также обучение чтению и письму входило в обязанности знатных дам, которые готовили, таким образом, своих пажей, обычно - дворянских сыновей, к предстоявшему им со временем посвящению в рыцари.

19
        Кэкстон, Уильям (1422-1491) - английский первопечатник; типография в Вестминстере основана в 1476 году.

20
        Имеется в виду Генрих VI (1421-1471) из династии Ланкастеров, дважды низложенный и убитый в Тауэре.

21
        Имеется в виду фея Моргана из цикла кельтско-валлийских легенд о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола. Авалон - «остров блаженных», потусторонний мир.

22
        Место публичной казни в Лондоне; использовалось до конца XVIII в.