Нейвин Жаклин, Наследница Из Гайд Парка- библиотека РусЛит

Наследница из Гайд-Парка Жаклин Нейвин
        Невесты из Мэйфейра #2 Могла ли Триста Нэш, дочь скромной гувернантки, мечтать, что лорд Эйлсгарт, в которого она страстно влюблена, вступит с ней в законный брак? Ни у кого не вызывало сомнений, что ему придется жениться не по любви, а по расчету. Но однажды в жизни девушки случилось чудо - и юная бесприданница в один миг стала завиднейшей невестой Лондона...
        Теперь руки Тристы добиваются блестящие аристократы, но сердце ее по-прежнему отдано жестоко оскорбившему ее лорду Эйлсгарту!
        Любовь без надежды? Любовь с привкусом горечи и обиды?
        Или - любовь ВСЕПОБЕЖДАЮЩАЯ?!
        Жаклин Нейвин
        Наследница из Гайд-Парка
        Пролог
        Леди Мэй Хейуорт, отодвинувшись от небольшого секретера в будуаре, который служил ей для работы, отложила прочитанные бумаги и с кошачьей грацией поднялась в полный рост, чтобы от души потянуться, разминая затекшие мышцы.
        Взглянув на высокого широкоплечего мужчину, лежащего на диване, она удовлетворенно улыбнулась. Глаза Роберта были закрыты, а обнаженная грудь поднималась и опускалась медленно и ровно. Он спал. Очки для чтения, которые он так и не снял, сейчас портили его красиво очерченный нос. Кожа на его резко обрисованных скулах была слегка румяной, чувственные губы расслабленно приоткрылись. В порыве нежности Мэй захотелось поцеловать его губы, но она быстро подавила этот порыв. Не надо будить спящего.
        Как Роберт сейчас великолепен! Ему очень шел смуглый цвет кожи. Иногда она дразнила его, намекая на испанскую кровь, когда он пытался исполнять романсы, впрочем, сильно их коверкая. Хотя откуда владельцу конюшен научиться испанскому в совершенстве? Эти романсы то приводили ее в восторг, то - из-за манеры исполнения - заставляли смеяться. А рассмешить женщину пятидесяти пяти лет нелегко.
        Они были возлюбленными где-то около года, и, по мере того как развивался их тайный для всех роман, между ними появлялось все больше того, что они не высказывали словами.
        Роберт Карсонс владел и управлял большими конюшнями в Лондоне. На его долю выпадало много тяжелой ручной работы. Она же была дочерью графа. Между ними лежала непреодолимая пропасть, но они совершенно не обращали внимания на разницу в их социальном статусе.
        Бесшумно подойдя к Роберту, Мэй позволила себе небольшую вольность. Запустив пальцы в чуть седеющие у виска волосы, она расправила один из его густых локонов. Потом повернула голову набок и с улыбкой прошептала:
        - Кто вы, Роберт Карсонс?
        Она не сошла с ума. Мэй прекрасно знала, что спящий человек занимался разведением лошадей и зарабатывал на этом немалые деньги. А его происхождение было не менее благородным, чем у нее. Об этом свидетельствовало не только безупречное произношение - его речью она буквально наслаждалась в их тихие вечера. Благородная кровь выдавала себя и в гордой посадке головы, и даже в некоторой надменности. Правильно говорила ее мама - порода себя показывает во всем. Так это и было с Робертом, несмотря на его покрытые мозолями руки и обветренную кожу. Но почему Роберт решил стать обычным владельцем конюшен, Мэй понять не могла.
        Об этом они разговаривали только однажды. Мэй опасалась, что тема может оказаться для Роберта крайне неприятной и положит конец их отношениям. Поскольку Мэй сама отличалась уязвимым самолюбием, она уходила от этого вопроса каждый раз, когда они к нему приближались, не желая потерять человека, которого любила.
        К тому же и у нее были свои секреты. И потому между ними установилось как бы негласное соглашение - никаких вопросов, никаких воспоминаний о прошлом, только настоящее. И этот уговор принес прекрасные плоды: полные чувственности ночи, долгие философские споры, а также разного рода дурачества, заставлявшие ее задыхаться от смеха.
        Внезапно Роберт открыл один глаз и улыбнулся. От неожиданности она вздрогнула.
        - Ты собираешься весь день провести, играя с моими волосами?
        - Так ты все это время не спал! - воскликнула Мэй. Она попыталась шутливо ударить его в плечо, но Роберт перехватил ее руку, притянул Мэй к себе на колени и обнял.
        - Ты уже закончила с дневником? - спросил он.
        - Пройдет несколько лет, пока я закончу. Так много там имен. Мой брат оказался непревзойденным ловеласом и негодяем. К тому же мне иногда морально тяжело разыскивать детей, которые остались от него после его многочисленных приключений.
        - Ну, по крайней мере Мишель пристроена неплохо.
        Мэй нахмурилась:
        - Ты все еще помнишь об этом. Разве я не призналась, что была не права насчет Эйдриана Коури? Они оба счастливы в браке. Теперь я занимаюсь другим делом.
        - Кем? Сыном или дочерью?
        - Еще одна дочь. Були очень любил Джудит Нэш. Он пишет о ней в самых восторженных тонах. Когда у них испортились отношения, он очень по ней скучал. Представь, что Були тоже страдал. Он даже согласился, чтобы имя их ребенку дала мать. Это имя - Триста Джозефина.
        - М-м-м... - произнес Роберт, наматывая на палец прядь ее волос.
        - Ты меня совсем не слушаешь.
        - Слушаю, честное слово. Эта женщина очаровала Вулрича. Вот негодяйка. - Он ткнулся носом в ее плечо. - Дочери дали имя Триста. Удивительно, что столь практичная женщина дала ребенку такое романтичное имя.
        Мэй уютнее устроилась на его теплой груди и вздохнула.
        - Почему ты считаешь ее практичной?
        - Потому что она рассталась с Вулричем.
        - Он просил ее стать его любовницей и остаться в его доме, но она не захотела.
        - Вот как? Некоторые женщины на это не соглашаются. У них чувственные натуры, но рассудка хоть отбавляй. Жаль. Хорошо, что ты не такая.
        - У меня не чувственная натура?
        Роберт протестующе поднял руку и рассмеялся:
        - Нет, я имел в виду не это. Я говорил про чрезмерную рассудочность.
        - Да, конечно. Наверное, поэтому я, как добрая фея, занимаюсь всей этой чепухой: ищу отбившихся ягнят, нахожу, какое наследство они должны получить, проверяю, все ли с ними в порядке, забочусь о них - то есть делаю вещи, которыми должен был заниматься мой беспечный и на удивление равнодушный брат.
        - И ты хочешь разыскать всех до единого? - спросил Роберт.
        - Да, я должна это сделать, но последний случай оказался очень трудным. После смерти матери девушка несколько лет работала в доме, где выросла, у вдовы четвертого лорда Эйлсгарта, но потом бесследно исчезла.
        Роберт снова рассмеялся.
        - Тебе доставляет удовольствие сам поиск, радость от удачи. И ты считаешь их членами своей семьи. Ты любишь этих отбившихся ягнят.
        Хотя его губы прижались к се коже ниже уха, Мэй смогла спокойно произнести:
        - Семья - это все. И мои потерянные племянники и племянницы - это вся семья, что у меня осталась.
        Она замолчала, раздумывая о детях брата. Знают ли они, что он умер? Интересно ли это им вообще?
        Она всегда запрещала себе размышлять об этом - вот и сейчас у нес перехватило горло. С трудом сглотнув, Мэй повернулась к Роберту, чтобы ему было удобнее ее целовать.
        Когда в голову начинали приходить опасные мысли, она всегда стремилась сосредоточиться на чем-то, что могло отвлечь ее от невеселых дум. И сейчас она отдалась поцелуям Роберта, чтобы забыть о своих поисках пропавшей Тристы Нэш - хотя бы на время.

        Глава 1
        Тому, что запросы леди Мэй Хейуорт насчет Тристы Нэш оказывались безрезультатными, было объяснение. Девочка давно выросла, превратилась в девушку и сменила фамилию. Теперь она была Тристой Фэрхевен. Это имя не было законным, но никто ее фамилию и не проверял. Никому и в голову не могло прийти, что Триста вовсе не вдова и просто выдумала своего умершего мужа.
        Однажды в полдень, ранней осенью, в шумной рабочей комнате модного магазина в лондонском Вест-Энде Триста решительно расхаживала мимо столов с перьями и сеточками, давая распоряжения Бетти.
        - Боже, детка, - воскликнула она, когда улыбающаяся девочка наконец принесла нужную катушку лент из выстроившегося на полке ряда, - если ты не будешь поворачиваться быстрее, я заверну тебя в эту материю. - Она изобразила на лице суровость и погрозила пальцем: - И буду щекотать тебя так же долго, как ты заставила меня ждать.
        Бетти лишь облизала губы. От такого пренебрежения Триста насупила брови.
        - Бетти, ты сделала уроки? - спросила крупная женщина, хозяйка магазина. - Ты не должна пренебрежительно относиться к учебе.
        Бетти, младшая из двух дочерей мистера Хайнса, надула губки. Но это было притворство. Она чувствовала себя в магазине совершенно свободно. Никто не воспринимал всерьез ее добродушную мать, на которой лежало много дел. Здесь ее мало кто слушал.
        - Нет, мэм.
        - Тогда иди немедленно заниматься. А после того как напишешь все буквы, вернись сюда. Не забудь.
        - Вы уверены, что она сказала «гнездо»? - с сомнением спросила Триста у миссис Хайнс, недоуменно поворачивая в руках пучки коричневой соломы. Они получили заказ на шляпку от одной из богатейших герцогинь в городе. У этой женщины было на уме только одно - привлечь внимание к богатству своего наряда. Ее заказ был рассчитан на показную роскошь и столь вычурен, что Триста очень неохотно сооружала для нее этот огромный головной убор.
        - Да, так она и сказала, - ответила миссис Хайнс и указующе выбросила руку вперед: - И не делай никаких художественных добавлений. Твой вкус для графини слишком тонок. Жаль, что у моей кузины его нет. Люси!
        - Обещаю, что шляпа выйдет очень яркой, - рассмеялась Триста. - Постараюсь показать так мало вкуса, как только смогу.
        - Тогда используй больше тюля, моя дорогая, - произнесла миссис Хайнс, отматывая несколько ярдов тюля от свертка. - Можно попробовать этот, вишневого цвета.
        Триста простонала:
        - Может, этим заняться Люси?
        - Или Бетти, - заговорщически подмигнула ей миссис Хайнс. - Я знаю, с твоей чувствительностью тебе трудно уродовать столь качественный материал, но ничего не поделаешь. Приходится идти на компромисс между эстетикой и требованиями заказчика. Приучайся к этому - когда вы с Люси приобретете магазин, вам такая наука окажется полезной. Я с нетерпением жду, когда наконец, смогу отойти от дел, и тогда уж мне будет совершенно все равно, что вы тут делаете с 10 перьями и лентами...
        - И птичьими гнездами, - сказала Триста, возвращаясь к предмету, который портил ей настроение. Гнездо держалось на крючке, расположенном наверху шляпы. В него герцогиня была намерена поместить птицу, чей яркий хвост свешивался бы со шляпы на спину ее владелицы. Ее служанка Грейс, делая заказ на шляпу, заявила, что «у зрителей должно замереть сердце», с чем все в магазине согласились, имея в виду, впрочем, совсем другую причину, чем ту, на которую рассчитывала герцогиня.
        - Разве ты в первый раз выполняешь вздорные требования покупателей, дорогая Триста?
        Посмотрев на созданную своими руками пеструю шляпу, Триста пожала плечами:
        - Я знаю, что прежде всего надо выполнять пожелания покупателей. Но я вовсе не обязана любить то, что делаю по их прихоти.
        Вздохнув, она вернулась к своей задаче. Оставалось надеяться, что столь неразумное использование хороших материалов не испортит репутации магазина, который скоро должен будет перейти в ее руки. Именно ради этого она здесь и работала, стараясь беречь каждый фартинг ради будущего Эндрю. Ее сыну было уже около пяти лет. Он был главным в ее мыслях, и она мечтала, чтобы у него была хорошая жизнь.
        Звякнул дверной колокольчик, сообщая, что в лавку вошел посетитель. Миссис Хайнс поспешила за занавес, отделяющий рабочую комнату от изысканно отделанного зала, чтобы приветствовать гостей с той неизменной энергией, с которой она встречала всех заглянувших в магазин.
        Продолжив свое занятие, Триста довольно скоро отметила для себя, что далеко продвинулась в работе. Излишней пестроты удалось избежать. Почти.
        - Нас посетили две грудастые дамы, - произнесла Люси, появляясь из-за занавеса. - Я так называю всех, кто ходит с декольте при дневном свете. Да, надо сказать, у них и груди. Одна издам потеряла шляпу, которую сдуло с ее головы и унесло под колесо кареты. Ее спутник купил для нее шляпу, так что Дина опять в волнении.
        Старшая дочь миссис Хайнс, Дина, занималась покупателями в примерочной.
        - У Дины волнение - обычное состояние, - проговорила Триста. - Подержи это, пока я привязываю ленту.
        - Нет, она разволновалась из-за спутника этой дамы. Он очень красив.
        - Передай мне эти нитки.
        - Тебе это совсем не интересно? - спросила Люси и, прищурившись, посмотрела на шляпу. - О, мой Бог!
        - Что, совсем плохо? Я думала, что смогла сделать что-то приличное.
        - сделала все, что могла, но ты не всесильна, кузина. Иди сюда, - сказала Люси. Взяв шляпу, она повернулась к зеркалу.
        - О нет, - произнесла Триста и засмеялась.
        - Это было бы справедливо, - подбодрила ее Люси и, подтолкнув Тристу к зеркалу, торжественно водрузила замысловатый головной убор ей на макушку. - Ты выглядишь как герцогиня! - со смехом объявила она.
        - Если только герцогиня ада.
        - Ну, если оставить на шляпе вот эту часть, - показала Люси. - Представь, что ее здесь нет.
        Повернув голову, Триста прикинула, как бы она могла выглядеть. Как и все шляпы миссис Хайнс, этот головной убор был сделан из добротного материала и хорошо подходил к светлым мягким вьющимся волосам Тристы. У Тристы никогда не было времени заниматься прической, потому она обычно забирала волосы в очень свободный пучок. Только две пряди с обеих сторон лица были завиты и живописно спускались вниз. Но даже бесхитростность прически нисколько не портила элегантный изгиб полей шляпы.
        Триста прикинула, что можно еще изменить. Форма шляпы хорошо подчеркивала ее большие серые глаза. Резкий угол шляпы хорошо гармонировал с носом, немного дерзким и чуть острым, и твердым подбородком. Это была шляпа для езды верхом, рационально скроенная и требующая минимума украшений - только ленты, а возможно, всего лишь одного пера. 12 В рабочее помещение сунула голову Дина:
        - Триста, где ты? Люси... Ах вот ты где. Что за?.. Триста, эта шляпа просто ужасна. Ты хочешь распугать всех наших покупателей? Черт возьми, у меня нет времени на твои глупости, дай мне шляпу, которую ты только что сделала для графини Дафринии. И быстро. Пришел джентльмен, он говорит, что заплатит цену, втрое большую, чем ту, что мы назначили графине. Для нее мы можем сделать еще одну, попозже. Они очень спешат. Он необычайно галантен по отношению к даме.
        Ни Триста, ни Люси не сказали Дине, что она может взять шляпу сама. Дина никогда не заходила в рабочую комнату. Ее сферой была примерочная, и она царила там. И потому Люси пошла передать ей шляпу.
        Заглянув через плечо, Дина понизила голос:
        - Вы видели его? Какой великолепный мужчина! Конечно, он очень надменный. Но, придя с улицы и объясняя, что его спутнице нужна шляпа, он был очень обходителен. Я не поверила своим ушам, когда он назначил тройную цену. Но такой мужчина вполне способен на подобное, верно?
        Через узкий дверной проем Триста могла увидеть человека, о котором шла речь. Он был очень высок, с довольно небрежно подстриженными длинными темно-каштановыми волосами. Одна непослушная прядь падала на большой лоб.
        Триста сделала шаг вперед и вдруг во всем своем теле ощутила слабость и раскрыла рот от удивления.
        Этот человек казался поразительно знакомым. Он напоминал ей...
        Мужчина повернулся и какое-то время смотрел на Тристу. От этого взгляда у нее неистово забилось сердце. Время остановилось, а все мысли куда-то исчезли. Остались одни инстинкты, как у оленя при виде охотника. У мужчины сделались большие глаза. В таком же оцепенении, как и она, он смотрел на нее, а потом вдруг поманил пальцем.
        Роман. Боже правый! Роман.
        И он ее узнал.
        Триста тихо вскрикнула и неловко отступила назад, словно борясь с желанием пойти навстречу манящему пальцу.
        - Боже, что ты делаешь? - воскликнула Дина. - Где Люси? Триста, пожалуйста, выброси глупости из головы. Если покупатели увидят тебя, это их отпугнет.
        Уверенные, разумные слова Дины подействовали как лекарство. Они развеяли дурман.
        - Что? - Триста повернулась и, возвратившись из утраченного прошлого, не сразу поверила, что находится в рабочей комнатке магазина. На полу, словно цветы на поляне, лежали обрывки лент и тюля.
        Магазин миссис Хайнс. Она все еще здесь. А всего пару секунд назад... на какое-то мгновение она мысленно побывала в Уайтторне.
        Сняв с головы шляпу, Триста бросила ее на стол.
        - Осторожнее, - недовольно посмотрела на нее Дина. - Отчего такая небрежность? Это на тебя не похоже. Триста? Куда ты идешь?
        - Я плохо себя чувствую. - Триста поспешила к задней двери. Она чуть не столкнулась с Люси, когда та отошла от шкафа, где обычно хранили законченные шляпы.
        - Я нашла ее! - воскликнула Люси и тут же, недовольно буркнув, посторонилась, чтобы дать дорогу кузине. Та торопливо схватила накидку и выскочила в дверь, что вела к аллее.
        - Дай мне. Присмотри за Тристой: похоже, она заболела, - произнесла Дина. Взяв сделанную по последней моде шляпу, одно из лучших творений Тристы, она сдула с нее невидимую пыль и направилась в переднюю часть магазина, произнеся: - Возможно, ее поразило, как она выглядит в этом чертовом головном уборе.
        - Эйлсгарт, что с тобой? - Реймонд хлопнул его по плечу.
        Роман, седьмой лорд Эйлсгарт, воспринял толчок совершенно равнодушно. Он только растерянно моргал, потрясенный. Он мог поклясться, что секунду назад видел Тристу Нэш в комнате за занавесом. На ней было... у нее на голове покоилось птичье гнездо.
        Нет, похоже, он до сих пор не пришел в себя после вчерашнего - хотя, казалось бы, пил не так много.
        - Ты выглядишь так, словно встретил привидение, - рассмеялся его друг.
        Роман ответил хмурым взглядом, стараясь не глядеть на занавес, скрывший Тристу. Не призрак ли это был?
        - Что с тобой, Роман? - спросил Реймонд участливо. «Только что перед моими глазами стоял призрак единственной женщины, которую я любил».
        Он не сказал этого. Реймонд бы в ответ только рассмеялся. Как и любой другой на его месте. Всем известно, что холодный и распущенный лорд Эйлсгарт не может любить. Он играл с женщинами, желал их, развлекался с ними, затевал хитроумные комбинации, от которых покоробило бы и черта, но ни к одной из женщин он не испытывал серьезных чувств. Такой человек мог любить только экипаж, запряженный хорошо подобранными по цвету лошадьми, красивый и быстрый фаэтон, хорошую сигару после крепкого виски, а также пышные бедра, принадлежащие какой-нибудь хорошенькой кроткой девушке, не требующей постоянных обязательств. Он был человеком со скверным характером и нисколько не заботился, чтобы его улучшить. Такие люди не могут любить.
        И тем не менее он мог, и это уже было однажды.
        - Я подумал, что увидел кое-кого, с кем был знаком, - ответил Роман.

«Знаком». Это слово не говорит ничего.
        - Какую-то женщину, верно? - поинтересовался Реймонд. В его голосе слышался обычный юмор. Он еще раз дружески толкнул Романа в плечо, но в ответ получил такой взгляд, от которого смущенно кашлянул. - Я сюда зашел только убедиться, что Аннабелла выбрала себе шляпу.
        Роман его не слушал. Он направился к занавесу, чувствуя, что в нем растет злость. Если он действительно видел Тристу Нэш, как она может прятаться от него?
        - Извините. - Дорогу ему загородила дочь хозяйки магазина. - Могу я чем-то вам помочь?
        На щеках девушки алел румянец. Роман привык, что девушки смущаются в его присутствии. Обычно это мешало.
        - Я хотел... пройти за занавеску кое-кого поискать. - Роман выпрямился, собираясь с мыслями. - Мне показалось, что я увидел знакомую. Я... В этом магазине работает Триста Нэш? Девушка хотела ответить, но в этот миг с легким шумом откинулся занавес и перед Романом возникла еще одна девушка в простой хлопчатобумажной рабочей одежде. Она смотрела ему прямо в лицо. На ней была именно та шляпа, которую он видел только что. Похоже, он ошибся.
        - Нет. Триста Нэш здесь не работает. - Девушка склонилась в неловком реверансе. - Меня зовут Люси Миллер, милорд. Извините, если я вас испугала.
        У этой девушки совсем другие волосы. Хоть они и светлые, но оттенок темнее, и они не вьются. Глаза у нее голубые, а у Тристы Нэш - серые. Он помнил это очень хорошо. Но рост был примерно таким же, так что он вполне мог обмануться, увидев ее издалека.
        Одна из продавщиц магазина недоуменно перевела взгляд с него на Люси, а затем снова на него.
        - Простите, милорд, могу я вам чем-нибудь помочь?
        - О, Эйл, - позвал женский голос.
        Роман закрыл глаза от досады - он не любил этот резкий голос, принадлежавший тучной супруге Реймонда Мэриан. Она обычно звала его Эйл - так она сократила его фамилию Эйлсгарт. Эта бесцеремонность только увеличила неприязнь, которую Роман чувствовал к ней с первой же встречи. Недовольно буркнув, он повернулся.
        - Что ты думаешь об этой шляпке? - Повертев головой перед зеркалом, Мэриан застыла неподвижно.
        Стоящий позади нее Реймонд рассмеялся.
        Роман не мог понять привязанности своего друга к этой женщине. Она говорила чересчур много и слишком громко. Впрочем, тем же отличался и Реймонд, так что эти двое очень друг другу подходили. Поженились они совсем недавно и в Лондоне появились во время свадебного путешествия. Роман и сестра Мэриан Аннабелла познакомились благодаря этой паре и сразу почувствовали взаимную симпатию, достаточно сильную, чтобы провести вместе несколько интересных дней и вечеров. Это в какой-то мере избавило их от повседневной городской скуки. Иногда они собирались вчетвером. Но для Романа такие встречи всегда были утомительны.
        Роман поспешил присоединиться к своим спутникам, пытаясь понять, почему он мог спутать Люси Миллер с Тристой Нэш. Было ли это вызвано совпадением цвета волос или стройностью фигуры? Ведь он совсем не думал о Тристе. Хотя это бывало раньше, и довольно часто. Однако все же не так часто, чтобы она мерещилась ему в совершенно незнакомых людях.
        Скорее всего, заключил Роман, он действительно видел Тристу.
        Это противоречило разуму - однако всеми своими чувствами, кровеносной системой, теплотой, что разлилась по телу, Роман ощущал, что это так и было. Его тело напряглось, стало тугим и упругим, готовым к действию. На что оно отреагировало - на реального человека или на вспыхнувший в голове образ?
        Наверное, все эти фантазии возникли в его голове от скуки. День оказался на удивление серым. Рей был любезен, но Мэриан постоянно играла у него на нервах. Аннабелла оказалась безнадежно заурядной. Она полностью его разочаровала. Но от этих женщин в ближайшие дни избавиться будет нелегко.
        Роман заплатил за шляпу и поспешил открыть перед дамами дверь. Когда его спутники прошли, Роман посмотрел на занавес и увидел, что Люси наблюдает за ним с тревогой. И тут его кольнуло предчувствие, что он упустил что-то очень важное.
        А он всегда верил предчувствиям.

        Глава 2
        Триста сидела в небольшой гостиной дома, который снимала вместе с Люси и ее мужем Дэвидом. Дом, расположенный в очень фешенебельном районе, был довольно скромным, хотя и вполне удовлетворял своих жильцов - Люси, Дэвида, Тристу и ее маленького сына Эндрю.
        Триста посмотрела на кузину:
        - Мне многое нужно объяснить.
        Лицо Люси засветилось вниманием. В тишине был хорошо слышен шум воды с кухни - там их единственная служанка и кухарка Эмили присматривала за Эндрю, устраивавшим в тазу морские битвы - от столкновений викингов до Трафальгарского сражения.
        Дэвид Миллер был в маленькой комнате, которую он использовал как контору. Потеряв работу в банке, он стал все больше времени проводить здесь, читая медицинские труды. Это занятие его очень увлекало. К сожалению, он частенько воображал, что страдает от того множества болезней, о которых прочитал.
        Таким образом, оба мужчины дома занимались любимыми делами, оставляя женщинам возможность вволю наговориться.
        - Я впервые обратила внимание на Романа, когда мне было шесть лет. - Голос Тристы смягчился, когда она вспомнила, как Роман выглядел ребенком - с длинными руками и ногами, немного худым, с непропорционально большим носом и круглыми тревожными глазами. Тогда Роман вызывал в ней и нежные чувства, и страх. Теперь, много лет спустя, когда она видит его, испытывает те же чувства.
        Люси поднялась, взяла два бокала и налила вина. Это она делала редко, но сегодняшний вечер был исключением. Передав бокал Тристе, она приподняла свой в знак солидарности, а затем пригубила.
        Триста молча смотрела на нее, занятая своими мыслями.
        - Это долгая история. Ты об этом можешь и сама догадаться из того, что я рассказывала тебе про Эндрю.
        - Насколько я понимаю, ты не хочешь, чтобы Роман знал...
        - Про Эндрю. Да. Он даже не подозревает, что у него есть сын. - Триста тяжело и протяжно вздохнула. - Как я могла ему рассказать? Если бы ты знала все, ты бы сочла меня дурочкой. А я такой и была... Ты будешь думать обо мне очень плохо, если узнаешь обо всей лжи, на которую я пошла, о том, как я обманывала даже тебя.
        Люси безразлично пожала плечами:
        - Я хотела бы, чтобы ты мне все рассказала. Впрочем, я тебя и так понимаю. Когда я представляю, что должна вынести женщина, родившая незаконного ребенка, мне ясно, как ты мучилась.
        Тристе никогда и в голову не могло прийти, что ее ребенок будет внебрачным. Она хорошо понимала, как трудно остаться одной с ребенком на руках в совсем еще юном возрасте. Но это произошло, и потому Тристе пришлось пойти на решительные и, возможно, не совсем законные меры для защиты своего чада.
        - Я ненавижу ложь, но, Люси, скрывая это от Эндрю, я была бы дурой, если бы начала рассказывать всем остальным. Это только мой секрет.
        - А капитан Фэрхевен? Он вообще существует?
        - Только в моем воображении. Ты же понимаешь, что мне нужно было выдумать мужа ради сына. И я его выдумала.
        Внезапно Триста замерла, с силой сжав кулаки.
        - Сейчас трудно представить себе мою безрассудную беспечность. Но в юности я была совсем другой. Не такой холодной и рассудительной. - Она сделала жест рукой в сторону Люси. - В этом частично виновата и моя мать.
        - Твоя мать? Какое отношение к этому имеет тетя Джудит?
        - Она первая влюбилась в Романа. Когда она смогла, наконец устроиться в Уайтторн-Мэнор, мы были счастливы, что нам больше не грозит очутиться на улице. Мама решила, что все и дальше будет так же замечательно. И когда мы в Уайтторне познакомились с этим ужасным мальчиком, она считала его прямо божеством. Она была очень романтична, а я во всем следовала за ней.
        Мне нужно было больше доверять своему первому впечатлению. Я сразу поняла, что с этим человеком трудно найти общий язык. Тем не менее я сделала его для себя идеалом, хотя прекрасно видела все его недостатки - несдержанность, стремление подавить, чертовскую надменность, а порой и редкую злость.
        - Я помню письма тети Джудит моей матери, - улыбнулась Люси. - Мальчик относился к ней с почтением. Но у меня создалось впечатление, что они ссорились по какому-то поводу.
        - Мама была единственной женщиной, которую он уважал. И иногда он прислушивался к ее словам, даже когда ему не хотелось. Его отец уехал от семьи в Лондон, совершенно бросив Романа, его сестру и мать, которую... пожалуй, нельзя плохо говорить об умерших, но леди Эйлсгарт очень любила выпить. Вино, шерри, настойка опия. Она была очень несчастной женщиной. Когда лорд Эйлсгарт прикатил в Лондон, он открыто жил вместе с любовницей и, по отзывам, очень был доволен. Его собственная жена в это время прозябала в нищете, заражая мрачностью всех, даже своих детей. Ее дом представлял собой печальное зрелище, всюду царила бедность. Ее дети выглядели совсем жалко, больше я никогда не видела ничего подобного.
        - Неудивительно, что все это тронуло сердце твоей матери. Она решила, что плохой характер юного Эйлсгарта объясняется обстановкой в семье.
        - Плохой характер выражался не в том, что он сидел в углу и ныл, наоборот, он носился по дому сломя голову. Когда я приехала в Уайтторн, он был старше меня в два раза, злой и вредный, как тролль. Только тролли еще и уродливы, а он был очень красив, хотя и несколько угловат и долговяз, да еще с взъерошенной шевелюрой, поскольку не причесывался и не использовал помаду для волос. Но и в таком виде он был просто великолепен.
        Люси задумчиво отхлебнула вина.
        - Похоже, он тебе нравился?
        - Он нравился всем... хотя было в нем и что-то неприятное. О, поначалу он относился ко мне просто отвратительно. Он дразнил меня и пугал, утверждая, что в доме полно привидений, которые едят детей. Иногда он воровал мой десерт, запускал в детскую насекомых, чтобы напугать свою сестру и меня, все время подшучивал над нами и - что было для нас хуже всего - называл нас сосунками.
        - Какой ужасный ребенок! - рассмеялась Люси.
        Триста улыбнулась своим воспоминаниям, думая, что рассказывать все это ей бы не следовало, но остановиться она уже не могла.
        Роман был подобен урагану, который, проносясь по дому, оставляет после себя опустошение. Но в нем была и притягательность, он не оставлял равнодушным, он был загадкой, которую всем хотелось понять... или, может, только ей. Поскольку она уже тогда что-то к нему чувствовала.
        - Временами он был просто ужасен. Но мама сказала, что я должна быть к нему терпимой. А я всегда слушалась маму.
        Триста задумчиво мерила шагами комнату. Люси молча следила за ней взглядом.
        - Да. Тетя Джудит всегда отличалась добротой. Она была тактичной и очень красивой. Но когда ты поняла, что в него влюбилась?
        - Это произошло через несколько месяцев после того, как мы приехали в Уайтторн. Он часто отправлялся надолго в лес. В доме начиналась настоящая паника - и вдруг он возвращался, равнодушный и безразличный, считая, что весь шум относительно его исчезновения поднят зря. - Она вздохнула и тут вдруг заметила, что нервно сжимает руки. - Однажды после очередного долгого отсутствия он вернулся домой и увидел, как я воюю с его сестрой, пытаясь вернуть куклу, которую мама сумела мне купить на свои небольшие деньги. Грейс очень мне тогда завидовала. И не только из-за куклы, но и потому, что у меня такая мама. Ее собственная мать на нее почти не обращала внимания. Так что сердиться на Грейс я не могла. В ней не было присущей всем Эйлсгартам энергии, и, не получая никакой заботы, она словно увядала день за днем.
        - Твоя мать, должно быть, ее жалела?
        - Мама была очень добра к ней, но Грейс все равно меня не любила. А когда мне подарили эту куклу, она меня просто возненавидела. Она пыталась отобрать у меня куклу, и когда мы боролись, фарфоровое личико куклы разбилось. Совершенно. Когда Роман увидел меня, я плакала навзрыд, как какой-то сосунок, как он меня часто дразнил.
        - Должно быть, это его порадовало. Ты говорила, что он любил, когда ты попадала в неприятности.
        - На сей раз это было не так. Он не стал надо мной смеяться - наоборот, он меня пожалел. Хоть и неуклюже, но он нашел для меня несколько добрых слов, от которых мне стало легче. Он сказал, что такая храбрая девочка не может плакать над разбитой куклой. Я ответила, что это был подарок моей матери. И он заговорил о другом. Похоже, он меня понял.
        Люси пересела ближе:
        - Как интересно. Так, значит, в его широкой груди есть сердце.
        - В то время она была совсем не такой широкой - но да, сердце у него было. Однако дальше события развивались еще удивительнее. - Она запнулась, с изумлением обнаружив, что у нее на глаза навернулись слезы. - На следующий день он принес мне эту куклу со склеенным лицом. Результат был ужасен. Но почему-то меня до боли тронул его поступок. Он очень старался.
        На лице Люси появился интерес.
        - Поразительно, что он это сделал.
        - С того момента он стал для меня кумиром.
        - Похоже, он был очень одинок, - с жалостью произнесла Люси.
        - У него был один друг. Или, вернее, товарищ по проказам. Джейсон Найтсбридж. Он жил в деревне, и его мало кто у нас знал. Они с Эйлсгартом сутками бродили по болотам, и из-за этого у нас была куча проблем.
        - Эйлсгарт сказал тебе что-нибудь, когда вернул куклу?
        - Ничего особенного. Ну... он только сообщил, что его мать велела купить другую куклу или отдать мне куклу Грейс. Но он ответил ей, что это разные вещи. Деньги могут исправить далеко не все. Сколь проницателен оказался этот мальчик!
        - Ты думаешь, что он был прав? - посмотрела на кузину Люси.
        - О, Люси, неужели тебя заинтересовала эта история? Люси пригубила бокал.
        - Она довольно занятна.
        Триста вздохнула:
        - Я тогда решила, что он просто великолепен. Но, - мрачно добавила она, - это оказалось не так. Он меня и после этого продолжал высмеивать. Он не был больше ко мне жесток, но и тем, кем я хотела бы его видеть, он становиться не собирался. Иногда на него находило просветление, но такое случалось не часто. К сожалению, мама была убеждена, что люди с благородной кровью и ведут себя по-рыцарски, я верила этому и потому долго питала относительно него пустые иллюзии.
        - Тетя Джуди не могла быть столь простодушной. Скажи мне, - спросила Люси, поднимаясь, чтобы передать Тристе ее бокал, - он никогда не оправдывал твоих надежд?
        Глядя на содержимое бокала, Триста сжала губы.
        - Нет. В конце концов, не оправдал.
        Люси какое-то время молчала.
        - Все дальнейшее легко угадать. Ты выросла, и... это произошло.
        - Я расскажу, как все было. Ты все поймешь. Может, и я кое-что уясню. Когда дети выросли и им стала не нужна гувернантка, леди Эйлсгарт не захотела расставаться с моей матерью. Она взяла ее себе в компаньонки. А когда мама умерла, компаньонкой стала я. Тогда мне было уже шестнадцать, я была достаточно взрослой. Это была хорошая, безопасная работа. Но...
        Острый взгляд Люси уловил сожаление на лице Тристы.
        - Я была довольно одинока, - призналась Триста. - И мне приходилось много времени проводить вместе с Грейс, которая меня терпеть не могла, и с леди Эйлсгарт, уже мало что соображавшей. Естественно, для меня было праздником, когда в дом вернулся из университета красивый, хотя и сумасбродный сын хозяйки.
        Триста посмотрела в окно, но сквозь пелену воспоминаний она видела не выстроившиеся вокруг площади аккуратные домики, а далекую усадьбу, где все словно ожило с появлением молодого человека.
        - Знаешь, к тому времени я была почти в него влюблена. Это началось еще с куклы, с проявленной им чуткости, которая меня тогда очень тронула. Жизнь стала не такой беспросветной.
        - Ты влюбилась.
        - Я была на это обречена. Мама говорила, что после рождения меня поцеловали феи - они такое делают с не многими детьми, - и это означает торжество большой любви. Мне суждено судьбой найти человека, с которым я проведу остаток жизни и кого буду сильно любить.
        Люси рассмеялась, но тут же умолкла.
        - Твоя мать была очень деловой женщиной. Просто не могу представить, чтобы она говорила такие невероятные вещи.
        - Мама оказалась романтиком. Я многие годы провела в ожидании чего-то удивительного, что обязательно меня настигнет. И когда появился Роман, я решила, что чудо произошло. Это было словно в сказке - я спала, но явился принц и разбудил меня.
        Она вздохнула и стала разглаживать юбку, смахивая с нее невидимые пылинки. В эти мгновения она вся была в тех временах, которые когда-то запретила себе вспоминать.
        - Едва ли ты поймешь, как это случилось. Наверное, его ударила та же молния, что и меня. Мы выросли, и наши чувства стали взрослыми, потеряли свою невинность. И... думаю, я ищу логику там, где ее нет. На самом деле я была просто доверчивой девчонкой, которая попалась в ту же ловушку, куда угодили тысячи наивных девушек до меня.
        - Я понимаю. Этот человек... его трудно не заметить. И ты сама сказала, что чувствовала себя одинокой.
        - О, это не то, Люси. Я была полной дурой. Он меня обманул. Я знала, что не должна этого делать, но он обещал мне ни много ни мало, как женитьбу. И я ему поверила! Я знаю, что это звучит просто смешно, но сейчас мы взрослые женщины, которым хорошо известно, что лорды не женятся на служанках. Тогда же, еще не успев расстаться с детством, я верила в разные сказки. Мне принадлежал мир, который сулил бескрайние возможности, - почему же не поверить в его любовь? Я ведь считала, что он хочет стать моим мужем.
        Люси наклонила голову:
        - Понимаю, Триста, вполне. Но если вы так сильно друг друга любили, почему он тебя покинул?
        - Его отец вернулся в Уайтторн и приказал ему жениться. Роман сделал это, но очень неохотно. Семье нужны были деньги, и единственным способом поправить дела была женитьба. А у меня, конечно, не было ничего. Я ведь всего лишь состояла компаньонкой при его матери и получала от нее жалованье.
        - О, дорогая, как это ужасно! Он предал тебя. Ты ему поверила, а тебе тогда было, наверное, восемнадцать? И он...
        - Мне было семнадцать. Ему в это время было двадцать четыре. Сразу после свадьбы скончалась его мать. Удивительно, но вскоре умер и его отец. Так уж совпало. Они не были супругами, не способными жить друг без друга. Лорд Эйлсгарт достаточно хорошо себя чувствовал и без леди Эйлсгарт. Говорили, что он со своей любовницей живет в Лондоне просто счастливо. Как оказалось, его сын к женщинам относится так же. Он предложил, чтобы я была при нем на положении любовницы, ведь его отец открыто жил с женщиной, которая не была его женой.
        - Вот негодяй! А я-то восхищалась им, сочла его привлекательным.
        Триста улыбнулась на этот неожиданный всплеск эмоций. Люси очень редко выходила из себя. Обычно она была спокойной и приветливой.
        - Я была в замешательстве, - продолжала Триста. - Это ни на что не похоже! Я просто потеряла себя от возмущения. И мне было нестерпимо горько. Впрочем, как бы плохо ни было то, что со мной случилось, я ни о чем не жалею.
        - Знаю, из-за Эндрю, - проговорила Люси.
        Да, из-за Эндрю. Ребенок стал смыслом ее жизни. Она не хотела в этом признаваться даже себе, но в глубине души знала, что он заполнил ту пустоту, которая образовалась после разрыва с Романом, сделал ее мир снова красочным и живым.
        Люси, нахмурившись, взглянула на кузину:
        - О, дорогая! А что произошло сегодня в магазине?
        Что? Кошмар, ужасный сон. Когда она увидела Романа, то не сразу смогла в это поверить. Но теперь его образ стал даже чересчур реальным. Она чувствовала какую-то смутную тревогу. Но что Роман может сейчас сделать ей плохого?
        И тут же, когда она задала себе этот вопрос, в ее голове вспыхнул ответ. Эндрю. Она боялась Романа не потому, что он разбил ей сердце и бросил ее. Он был отцом Эндрю и мог узнать об этом.
        - Я... смутилась, - ответила Триста и взяла бокал, чтобы справиться с замешательством, в которое ее поверг вопрос Люси.
        Однако от дальнейших расспросов ее спас приход Дэвида. Держа в руке книгу, он широко улыбался.
        - Я нашел, что искал! Слушайте!
        - О мой Бог! - простонала Люси и тут же поспешила прикрыть рот ладонью, чтобы ее не услышал Дэвид. - Так что это, дорогой? - спросила она более приветливо.
        - Слушайте. Помните, я говорил, что мое сердце имеет особый ритм: тут-тук-тук-тумп-тук-тук-тук-тумп?
        - Я думаю, твое сердце неровно бьется от любви ко мне, дорогой, - лукаво произнесла Люси и чуть заметно улыбнулась кузине.
        - Ты очень проницательна, моя радость. Но я нашел объяснение в книжке. Доктор Хэркам написал о том же самом. Вы никогда не поверите в то, что он утверждает. Он пишет: «Ритм сердца непостоянен, поскольку количество гормонов в крови изменяется». А вот здесь он говорит: «У сердца очень изменчивая природа». Разве не о том же говорил и я, Люси? Разве я не говорил, что сердце - штука довольно занятная и совершенно непредсказуемая?
        - Говорил, моя любовь, - ответила Люси.
        - В самом деле, - подтвердил Дэвид, наслаждаясь этим открытием. Оторвавшись от чтения, он задумчиво прибавил: - И он много пишет о шмыгании носом. Он считает, что мокрота образуется, когда нарушен правильный баланс состава крови.
        - Но ты же не шмыгаешь носом. - Люси начинала терять терпение.
        - Иногда. - Он попробовал шмыгнуть носом. - У меня в носу какое-то скопление.
        Триста опустила глаза, стараясь скрыть улыбку. В действительности все было печально. Дэвида уволили, чтобы освободить место для племянника одного из попечителей банка.
        Люси отнеслась с пониманием к трудностям в жизни мужа. По секрету она сказала Тристе, что считает чтение хорошим отвлечением для Дэвида от его неприятностей. К сожалению, он чересчур увлекся медицинскими книгами.
        - У тебя нет ничего подобного. Хватит об этом. Скажи Эндрю, чтобы он перестал плескаться в тазу и пришел сюда. Ты расскажешь ему что-нибудь интересное.
        Единственным, что могло отвлечь Дэвида от книг, был Эндрю. Дэвид с симпатией относился к мальчику и любил рассказывать ему длинные и интересные истории.
        Дэвид направился к двери.
        - Поскольку ему сейчас вскружили голову корабли, я рассказываю ему про Одиссея и стараюсь это делать захватывающе. Про Цирцею я пропустил. Как Одиссей был у нее пленником, мальчику не должно быть интересно. Не хочу, чтобы он увлекался любовными историями. - Сурово нахмурившись, он вышел.
        Люси рассмеялась. По крайней мере Дэвид не лишился чувства юмора. Триста завидовала - Люси повезло с мужем. Незадолго до того как Дэвид потерял работу, они с Люси подумывали о приобретении шляпного магазина. Поскольку они жили в одном доме, то совместными усилиями могли бы кое-что сэкономить. К тому же Эмили могла на протяжении дня присматривать за Эндрю, а Дэвид занимался мальчиком в свободное время. Все получалось просто замечательно.
        Но сегодня, после того как она увидела Романа... Нет. Только не Роман. Она решила выбросить его из головы раз и навсегда. С семьей Эйлсгартов покончено.
        Однако ее не оставлял страх. Что-то изменилось, и ее спокойная жизнь подходит к концу. Переживаемый период - лишь передышка между двумя очень важными вехами ее жизни. От этой мысли у нее перехватило дыхание.
        Это же глупость - так бояться! Ну и что с того, что Роман ее случайно увидел? Она была всего лишь одной из женщин, с которыми он временно завязывал интрижки. Как и его отцу, ему была совершенно безразлична судьба женщин, которых он бросал. Наверняка Роман и не стал бы думать об Эндрю, узнай он о его существовании. В его кругах таких детей называли побочными и считали их досадной помехой.
        Она знала об этом достаточно хорошо. Поскольку сама была такой.
        - С тобой все в порядке? - спросила Люси, положив руку на плечо Тристы.
        - Все замечательно, - ответила она. - Я просто устала. Люси с сочувствием посмотрела на нее:
        - Да. Сегодня был насыщенный день. Тебе нужно немного поспать. Мы должны завтра утром отправиться в магазин и закончить этот шедевр. Герцогиня очень просила, чтобы шляпа была готова к вечеринке на открытом воздухе под Минтоном, а это будет уже послезавтра.
        - Тогда надо поспешить. Спокойной ночи, Люси. И спасибо тебе.
        - Спокойной ночи, Триста. - Они быстро обнялись, прижавшись щеками друг к другу, как это делают во Франции. Этот обычай они унаследовали от своих матерей, которые были очень дружными сестрами. - Приятных снов.
        В эту ночь сны у Тристы действительно были приятными. Ей снились смеющиеся и теплые карие глаза и мужская рука на ее обнаженной талии.
        Ей снился Роман.
        Нет, решила она, когда утром потягивалась в кровати. Она не должна думать об Эйлсгарте как о мужчине. Это уже давно не Роман, а лорд Эйлсгарт. Не следует забывать, что у него есть титул, а у нее нет.
        Лорд Эйлсгарт постучал в дверь дома, где жила его сестра. Ему открыл дворецкий. Молча отстранив его, Эйлсгарт прошел внутрь.
        - Сообщите леди Грейс о моем приходе, - холодно произнес Роман.
        Дворецкий был сухим человеком, которому доставляло удовольствие быть старшим над другими слугами. Он всегда вел себя строго официально. Роману он не нравился, а тот не любил лорда за развязность.
        - Очень хорошо, милорд. Пройдите в прихожую, а я посмотрю, дома ли она.
        - Конечно, она дома, любезный, она никуда не выходит. Этим она похожа на мать. Та не выносила простых людей и, когда ее просили отправиться по делам, начинала препираться. Боже милосердный, когда-нибудь эти шторы открывают? Я ощущаю себя здесь словно в могиле.
        Лицо слуги не отразило никаких чувств.
        - Очень хорошо, милорд.
        Роман направился в гостиную, расположенную сразу за коридором. Откуда-то снизу до него донесся голос Грейс:
        - Если ты закончил приставать к Фостеру, можешь пройти в библиотеку. Я приму тебя, поскольку ты все равно знаешь, что я дома. Хотя, вообще говоря, я сегодня не в настроении.
        Он повернулся и увидел сестру в двери прихожей. Она была высокой, как и он, и такой же стройной. Темные волосы, прямые и чуть поблескивающие, были бесхитростно закручены. Грейс всегда ставила практичность выше красоты разного рода завитушек. Она выглядела строгой, и это ей шло. Хоть Грейс и была на семь лет моложе брата, она казалась старше из-за своей серьезности.
        - Твое настроение улучшится, если дом как следует проветрить, - буркнул Роман.
        Грейс только улыбнулась на это едкое замечание. Когда он вошел в комнату, ее глаза блеснули.
        К ее удивлению, дворецкий и в самом деле начал отдергивать шторы. Солнечные лучи высветили летающую в воздухе пыль, что придало гостиной чарующий вид. Облаченная в сизо-серое платье, строгое, но достаточно модное, Грейс прошла к стулу.
        Ее походка была грациозной, и Роман не мог не отметить, в какую красивую женщину превратилась его сестренка. Долговязая, неуклюжая и непослушная в детстве, она со временем стала высокой, гибкой и держалась отстраненно, даже высокомерно. Однако она сохранила застенчивость, которая соседствовала с храбростью. Грейс осталась единственной его прямой родственницей, и хотя она совсем на него не походила, он чувствовал их родство.
        - Разве у тебя нет слуг для того, чтобы убираться в доме? - недовольно пробурчал Роман, ударив по подушке, прежде чем опуститься на сиденье.
        - Я стараюсь иметь дома поменьше людей. Они меня раздражают.
        - Если ты не возражаешь, я бы выпил чашку чая. У тебя есть кухарка, или ты сама готовишь себе ужин?
        Грейс бросила на него терпеливый взгляд и позвонила в маленький колокольчик.
        - Можно и повежливей, особенно когда я такая гостеприимная. У меня даже есть твое любимое песочное печенье.
        Роман критически осмотрел сестру.
        - Ты совсем худая. И бледная, оттого что все время сидишь взаперти.
        Грейс нисколько не опечалило это замечание.
        - Бледность сейчас в моде.
        - Но мне она не нравится. Не думаю, что городская жизнь пошла тебе на пользу, Грейс.
        Он мысленно сравнил свою модно одетую, но белую как полотно сестру с полной жизни Тристой. Поняв, что он думает о том, что себе запретил, Роман мысленно обругал себя. Впрочем, Триста всегда затмевала его сдержанную сестру. Когда они были детьми, Триста и Грейс смотрелись вместе как бриллиант и его жалкая тень.
        Грейс так же, как и он, была лишена родительского внимания, но девочке всегда труднее перенести мрачную атмосферу в собственном доме. Роман с запоздалыми угрызениями совести пожалел, что часто кричал на сестру, требуя, чтобы она оставила его в покое. Он любил одиночество, уединение, и когда был ребенком, ему позволяли держаться особняком, как он этого и хотел. От него совсем бы не убыло, бери он иногда с собой на прогулки сестру.
        Роман не любил терзаться и всегда старался избавиться от подобных мыслей. Но сегодня он был в настроении поразмышлять о прошлом, и глубоко похороненные воспоминания совершенно неожиданно начали всплывать одно за другим в его голове.
        Он действительно видел Тристу или же это плод его воображения?
        - Ты такой же сварливый, как и раньше, - произнесла Грейс.
        Он усмехнулся:
        - Рад тебя повидать.
        - Но сюда ты пришел не из-за радости меня увидеть. Если бы тебя привела эта причина, ты бы появлялся здесь гораздо чаще.
        - Я сюда приходил, - извиняющимся тоном ответил Роман, зная, что Грейс права.
        - Но только на несколько минут. Я тебе так скучна? А впрочем, не утруждай себя ответом. Я знаю, что это так.
        - Дело не в тебе, а в этом месте. Как ты можешь жить, где жил он - и жил с ней?
        Грейс безразлично пожала плечами:
        - Он был моим отцом, а если он и жил со своей любовницей, так это делают многие мужчины. У тебя ведь тоже есть несколько, не так ли? И в конце концов, какое мне дело до того, что было много лет назад? Они оба давно мертвы. И мама тоже.
        - Ты так же лежишь в темноте, как и она.
        - Да, мне нравится быть одной. Я предпочитаю почитать книгу.
        - Ты делаешь визиты?
        - У меня есть несколько подруг, - произнесла Грейс в свою защиту. - Тебе они не понравятся. Они не такие разбитные, как ты любишь.
        Роман закусил губу.
        - Синие чулки. - Он наклонился вперед. - Невозможно сосчитать, сколько раз меня о тебе спрашивали. Не могу понять, почему ты предпочитаешь обществу этих мымр.
        - С ними мне интересно. Значительно интереснее, чем со скучными занудами, которые в наши дни отираются в высшем свете. Все, кто посещает балы, театры, музыкальные вечера и тому подобное, просто ищут себе мужа. И при этом они сплетничают про всех на свете.
        Ее лицо помрачнело.
        - А это неплохая для тебя идея. Муж.
        На лице Грейс появился испуг, а щеки залил румянец.
        - Чтобы лишиться свободы и умирать от тоски? Нет, спасибо.
        Роман пожал плечами. Зачем он затеял этот разговор? Она если не счастлива, то вполне довольна.
        Эту тему они затрагивали уже не в первый раз, и на лице Грейс появилась досада.
        - Беседы об этом мне надоели. Боюсь, в этом вопросе я твоих надежд не оправдаю.
        Ему хотелось сказать, что его волнует ее дальнейшая судьба, но Грейс избавила его от этого, переменив тему:
        - Я читала в газетах, что ты ведешь дела со своим кузеном Реймондом.
        - Он хороший компаньон. Почему бы тебе к нам не присоединиться?
        - Нет, - негромко ответила Грейс. - Я тебе быстро надоем. Оставь меня в покое и перестань на меня ворчать.
        - Я не собака и ни на кого не ворчу.
        - Ворчишь. И это тебе очень не идет.
        Роман какое-то время внимательно смотрел на нее.
        - Возможно, кое на что мне и впрямь следует поворчать. - Чуть помолчав, он продолжил: - Похоже, я вчера нашел Тристу.
        - Тристу? Здесь, в Лондоне? Но я думала, что она умерла.
        - Ты так решила, когда я не смог ее разыскать.
        - Но где ты ее видел?
        - В шляпном магазине. Она была в задней комнате. На ней... на ней была какая-то странная шляпа. С гнездом, фруктами и цветами.
        Грейс с подозрением посмотрела на него:
        - Ты, похоже, пьян.
        - Не сегодня. Но вчера - определенно.
        - Тогда у тебя алкогольная интоксикация. Помнишь маму? Когда она была не в настроении, ей часто мерещились сумасшедшие собаки.
        - У меня нет никакого алкогольного отравления. Я и в самом деле видел ее. Мне сказали, что она у них не работает, и ко мне вышла другая женщина в этой амбициозной шляпе, так что я подумал, что, должно быть, ошибся. Но это не... - Он умолк и сделал в воздухе неопределенный жест. Грейс молчала, и он наконец нашел нужное слово. - Я почувствовал, что это она.
        На лбу Грейс появилась вертикальная складка.
        - Просто она очень занимает твои мысли, ведь верно? Почему ты ее не забудешь?
        Роман откинулся назад и закинул ногу на ногу.
        - Я сам не могу этого понять. Это было бы лучше всего.
        - Тебе почти тридцать, Эйлсгарт. Ты совсем не мальчик.
        - Просто старик, - невесело вздохнул Роман.
        - Я хотела сказать, что тебе пора бы научиться владеть собой.
        Роман бросил на нее угрюмый взгляд, на который Грейс не обратила внимания.
        В комнату вошла горничная, толкая перед собой тележку с чаем и булочками. Роман и Грейс повернулись к ней.
        - Отличные булочки, - заметил Роман, взяв сразу две. Грейс улыбнулась:
        - Ты всегда безумно любил сладости. Каким образом тебе удается сохранить фигуру и не разжиреть, как куропатка?
        - Я очень много двигаюсь: гуляю, езжу верхом, танцую. Тебе было бы полезно попробовать то же самое, Грейс.
        Грейс фыркнула - это был особый звук, который милосердные дамы оставляют для надоедливых братьев. Роман пожал плечами:
        - Я думал об Уайтторне, о днях, которые там провел. Мне хотелось бы знать. - Он помолчал, не решаясь продолжить. - Ты вспоминаешь о них?
        - Для меня они были плохими. Я стараюсь вычеркнуть их из памяти, но у меня не получается.
        - Ты вспоминаешь мисс Джудит Нэш?
        Грейс опустила глаза:
        - Да.
        - Она была великолепной дамой, - негромко, но с чувством сказал Роман.
        - Да, она была очень доброй. Меня восхищало ее изящество. Если ты хочешь спросить, думаю ли я о ее дочери, я скажу решительное «нет». Это был высокомерный ребенок, который набрался наглости считать себя лучше нас. Представь себе, она нас жалела. Она считала себя хозяйкой в доме и смотрела на нас как на слуг. Я знаю, ты жалеешь, что тебе не разрешили на ней жениться, но было бы просто несчастьем, если бы она преуспела в этом. Ты был очень огорчен, но все оказалось к лучшему.
        Роман замер, поднеся чашку к губам. Смотрел он куда-то в сторону.
        - Если ты видел ее, - продолжала Грейс, - или просто подумал, что увидел, это вряд ли что-нибудь изменит.
        Роман со звоном опустил чашку на блюдце.
        - Это ничего не изменит. - Он расправил плечи, сменив неловкую позу. - Но я начал над всем этим думать.
        - Об Уайтторне. Но это просто дом, Эйлсгарт. Здесь вспоминать нечего.
        Он сжал губы. Тогда почему ему являются призраки? Много призраков одной и той же женщины, но в разных возрастах.
        Эти призраки выглядят на удивление живыми.. Вот он видит Тристу совсем юной - у нее длинные, свободно падающие волосы, ее светлые локоны придают ей вид стройной нимфы. Однажды она застигла его ревущим, он уже забыл, по какой причине. Он помнил лишь, как она смотрела на него, и он не знал, куда спрятаться, когда его застигли в столь неприятный момент.
        В его памяти всплыл еще один момент - когда он подшучивал над ней, а она молча уязвленно смотрела на него.
        Но чаще всего в его памяти возникала взрослая Триста, с улыбкой на лице, с сияющими на солнце волосами, похожими на золотистое пламя. Они тогда в поисках уединения отправились к полуразрушенному старинному аббатству. Именно там он поцеловал ее в первый раз. Она трепетала в его руках. Он был мужчиной, уже опытным, и тем не менее дрожал, как желторотый юнец, и этот поцелуй поразил его в самое сердце.
        В его голове всплыло и другое воспоминание. Триста с большими серыми глазами, несдержанная, плачущая и выкрикивающая обвинения. Триста, покидающая его.
        А он, болван, молча смотрел, как она удаляется, не веря, что это может быть правдой. В нем тогда взыграла гордость, и он сказал себе, что ненавидит ее. Она предала его, играла с ним, пыталась заставить его забыть свой долг, делать то, что хотелось ей.
        Теперь он об этом жалеет. Наверное, он бы повел себя иначе, если бы знал, что она тогда уходила всерьез. Возможно, он пошел бы за ней и уступил.
        Вряд ли. Только не тогда.
        Только тут он понял, что Грейс о чем-то говорит.
        - Извини?
        - Я говорила, что мы были не единственной несчастливой семьей в Англии. Других даже били. Я была знакома в школе с девочкой, у которой в доме был настоящий кошмар. Бедный ребенок, отец регулярно ее порол. Нам еще повезло.
        - Ты, конечно, права. - Роман задумчиво огляделся. Этот дом он не любил. В этих стенах он всегда чувствовал себя неуютно. Вот почему он оставил его Грейс и приобрел себе другой.
        - У нас слишком серьезный разговор, - заметила Грейс, - и мне не нравится, что он завершился на... Тристе Нэш. Но раз ты пришел ко мне, поговорим о чем-нибудь более приятном. Ты останешься на ужин?
        Роман согласился. Вечер они посвятили игре в карты. И Роман сделал то, чего никогда не делал раньше. Он позволил сестре выиграть.

        Глава 3
        Эндрю был очень похож на отца: такой же чуть волнистый чуб, волевой подбородок и чуть поднимающиеся кверху уголки губ. Он так же опускал глаза; взрослые принимали это за грусть и пытались его утешить.
        Триста думала об этом, сидя рядом с сыном. После встречи с Эйлсгартом, глядя на Эндрю, она постоянно вспоминала человека, которого снова увидела после шестилетнего перерыва.
        - Я хочу на день рождения кораблик, какой был у Одиссея. Точно такой, как у него. Мог бы я пустить его плавать в парке, мама?
        - Сначала научись просить правильно. - Она взъерошила волосы Эндрю. Они были густыми и мягкими.
        - Пожалуйста, у меня будет такой кораблик?
        - Пожалуйста, можно мне? - поправила она. Эндрю закатил глаза и с выражением произнес:
        - Пожалуйста, можно мне?
        - Дорогая мамочка, - продолжала она.
        - Дорогая мамочка, - улыбнулся Эндрю.
        Они часто играли в подобную игру, при этом каждая следующая фраза была все веселее. Наступил ее черед.
        - Самая чудесная и восхитительная в мире, отчего я счастлив быть ее сыном.
        Эндрю хихикнул.
        - Самая... чудная и восхитительная в мире, отчего я счастлив быть ее сыном.
        - И кого я люблю и обожаю больше всех и хочу поцеловать.
        - О нет, я не буду этого говорить.
        Рассыпавшись смехом, он упал на диван. Триста нахмурилась:
        - Тогда я победила!
        - Это нечестно. Ты сказала «поцелуй», а обещала это слово не произносить!
        - Ну, чтобы заставить тебя смеяться, это всегда работает, так что я побеждаю. - Она защекотала у него под мышками, и Эндрю засмеялся еще звонче. Только в детстве можно смеяться так беззаботно. Для Триста всегда было счастьем слышать этот смех.
        - Я могу идти в сад? - Его глаза стали большими. - О! Можно мне устроить лужу в саду, где я буду пускать кораблик? Ну пожалуйста, мама. Я даже тебя поцелую.
        - Такая жертва! Ладно, посмотрим. Ты опять перепачкаешься в грязи, но я поговорю с тетей Люси и дядей Дэвидом.
        - О, спасибо! Я знаю, что они согласятся!
        Здесь он наверняка прав, подумала Триста, глядя, как он убегает. Она все еще улыбалась - как всегда, когда смотрела на сына, - но вдруг сообразила, что ее улыбка выглядит глупо и ей давно пора переодеться в рабочую одежду. Обычно она не ходила в магазин по средам, но миссис Хайнс попросила ее об этом, поскольку у нее самой были какие-то дела.
        Однако для переодевания уже поздновато. Ей не хотелось идти на работу в одном из нескольких модных платьев, что оставались у нее с той поры, пока еще не началась жестокая экономия ради покупки магазина, но приходилось идти в чем была. Окликнув находившегося наверху Дэвида, она сказала, что уходит. Потом она зашла к Эмили.
        - Эндрю в саду?
        - Да, - ответила Эмили, не отрываясь от чистки картошки.
        - Он пробежал мимо всего минуту назад, приглядите за ним. Триста видела в окно, как ее сын выстраивает солдатиков на земле, и вздохнула:
        - И почему дети всегда лезут в грязь?
        - Это обычно для мальчиков, - пожала плечами Эмили. - Хорошо еще, что он любит мыться.
        - Как ты думаешь, можно ли сделать небольшой пруд во дворе? Он хочет, чтобы на день рождения ему подарили кораблик, который бы он стал пускать в пруду.
        - Боже, что этот ребенок придумает в следующий раз? У него богатое воображение.
        - Да, но исключительно насчет морских сражений.
        - Я уверена, это у него от отца, капитана Фэрхевена. - Эмили начала промывать очищенную картошку в воде.
        Триста улыбнулась:
        - Да. До свидания, Эмили, я приду домой только к ужину.
        - До свидания, миссис Фэрхевсн. Вы возьмете тележку?
        - Сегодня хороший день. Я прогуляюсь.
        - Может, попросить молодого Стюарта проводить вас? - Это был ее сын, которому уже было под двадцать, и который собирался жениться. Молодым Стюартом его называли, чтобы отличить его от отца, старого Стюарта.
        - Он подметает переднюю лестницу. Я сама поговорю с ним, когда буду выходить из дома.
        В компании молодого Стюарта они неспешно пошли по лондонским улицам. Стюарт развлекал ее разговором, рассказывая главным образом о себе, пока они пережидали, когда мимо проедут экипажи. Триста улыбалась, кивала и всячески демонстрировала интерес, когда Стюарт рассказывал ей об их планах с красавицей Бетси. Поскольку он не задавал вопросов, ей было легко его слушать, раздумывая об Эйлсгарте.
        Она была так поражена вчера, увидев его в магазине, что не посмотрела на женщину, с которой он пришел. Триста не была с ней знакома. Кем бы эта женщина ни была, очевидно, Роман к ней привязан. Он проявил на удивление много энергии, чтобы немедленно заменить испорченную шляпу его спутницы. Неужели женитьба усмирила этого беспутного шалопая? Интересно, что стало с деньгами той богатой наследницы, на которой он женился? Возможно, он любит эту женщину.
        Когда они вошли в магазин, Стюарт приложил руку к шляпе и сказал, что вернется за ней в шесть часов. Триста вошла в магазин, ожидая, что ее приветливо встретят. Странно - но вокруг была тишина.
        - Здесь есть кто-нибудь? - спросила она, снимая с себя шляпу и шаль и складывая их в угол. Куда все подевались? - Миссис Хайнс? - позвала она, направляясь к занавесу. Но как только подошла ближе, занавес внезапно отдернулся и ей навстречу вышла Дина. Ее глаза были круглыми от изумления.
        - Триста, прости.
        - Прости? Почему? Что случилось?
        - Он не уходит, мама не устояла, и он сидит здесь весь день.
        - О чем ты говоришь? Твоя мама упала? С ней все в порядке?
        - Она говорит обо мне, Триста, - услышала она мужской голос.
        Вскрикнув, Дина отскочила, когда за край занавеса взялась мужская рука. Триста молча уставилась на кольцо с печаткой - фамильное наследство, столь ей знакомое. Она видела это кольцо уже много раз, мечтала о нем и вспомнила, как оно ощущается на пальце, с такой живостью, словно сама носила его сейчас.
        Занавес покачнулся, и перед ней появился сам Эйлсгарт.
        - Не устояла - в смысле проболталась. Она рассказала про тебя.
        Триста разинула рот. Она могла только молча смотреть в твердые темные глаза, которые словно пригвождали ее к месту, как булавка бабочку.
        - Ты должна ее простить. Она не сообразила, что ты хочешь остаться неузнанной. Когда я вернулся и снова стал спрашивать о тебе, она начала отрицать, что знает тебя, но ее мать, которая не была в курсе дела, все раскрыла.
        - Он просидел весь день на стуле для посетителей, просто ожидая тебя.
        Миссис Хайнс стремительно двинулась к нему, при этом ее юбки чуть слышно зашуршали.
        - Мне не нужно неприятностей, милорд. Я могу позвать констебля. - Она повелительно махнула пухлой рукой. - Мне все равно, кто вы.
        Любезное лицо Романа выразило удивление. Он чуть поклонился:
        - Я лорд Эйлсгарт, мадам, и я сказал это сразу, как только вошел. Все, что мне нужно, - это поговорить с мисс Нэш.
        - Я уже говорила вам, что это не мисс Нэш. Для вас она миссис Фэрхевен.
        Роман удивленно взглянул на нее:
        - Миссис?
        Триста все еще никак не могла обрести дар речи. И потому она лишь кивнула, не очень уверенно, слегка наклонив голову.
        - Триста? - На хмуром лице миссис Хайнс было написано участие. - Если нужно, я и в самом деле позову констебля.
        - Нет, все в порядке. Лорд Эйлсгарт - мой старый друг. - Триста с трудом выдавливала из себя слова, но в конце ее речь звучала уже спокойно. Она даже смогла изобразить на лице улыбку.
        - Тогда, наверное, мне можно вернуться к своим делам?
        - Да, пожалуйста, миссис Хайнс. Все нормально. Иди, Дина. Отправляйся в примерочную. Я уверена, что лорд Эйлсгарт не будет...
        Она хотела сказать «задерживаться долго», но нечаянно посмотрела на него, и слова застряли у нее в горле. Этим самым утром, всего час назад, она смотрела на его миниатюрный портрет.

        - Привет, мисс Нэш, - произнес он в тот солнечный полдень, когда появился в будуаре своей матери, где Триста читала вслух рассказы. Леди Эйлсгарт сидела рядом, глядя перед собой распухшими глазами.
        Он скакал всю дорогу от далекой деревушки за водопадом, у которой его высадил почтовый дилижанс. От ветра его волосы торчали в разные стороны, а лицо раскраснелось. Его глаза светились; ему было приятно их удивление. Прошли годы с того времени, когда он был здесь в последний раз, и у них и в мыслях не было, что он может внезапно появиться. Тем не менее он был здесь, материализовавшись, словно расколдованный эльф.
        С ней он поздоровался небрежно, быстро и с интересом оглядывая все вокруг. Но затем он снова подошел к ней, прищурившись, как всегда, когда он чем-то интересовался.
        Он снова поздоровался, но его голос был теплее, и в нем звучала не только любезность. Он сказал: «Ну, здравствуй, мисс Нэш».

        Роман сильно изменился с того дня, когда она впервые увидела его взрослым. Прошло почти восемь лет. На лбу его появились легкие морщины, а у уголков рта прорезались скобки. Его волосы, хоть и были по-прежнему непокорными, немного потемнели. Жизнь в Лондоне наложила на Романа печать усталости. Судя по всему, ему приходилось много времени находиться вне дома.
        - Ты замужем? - спросил Роман, проходя в рабочую комнату. Когда он встал в середине комнаты, его высокая широкоплечая фигура словно сделала помещение теснее.
        - Нет. А ты?
        - Вдовец, - сказал он. Триста начала искать шелк, чтобы начать новую шляпу. - Когда ты приехала в Лондон?
        У Тристы комок застрял в горле, ей было неприятно произносить ложь.
        - После смерти мужа я переехала в Лондон. Здесь работала моя кузина, она помогла мне найти работу. Как видишь, я прекрасно устроилась. - Она не смогла удержаться от того, чтобы не добавить с гордостью: - Я делаю сбережения, чтобы приобрести магазин. Возможно, если ничто не помешает, через два-три года я стану собственницей.
        Роман передвинулся к другому концу стола. От его изучающих глаз ей стало неуютно. Она уже успела забыть этот взгляд, словно раздевающий для внимательной оценки.
        - Почему ты вчера от меня убежала? - спросил Роман.
        - Я не убегала, - отрывисто произнесла Триста и тут же почувствовала, что ее лицо запылало от замешательства, страха и смущения. - Я...
        - Ты увидела меня и убежала. Когда я зашел посмотреть на тебя, меня встретила какая-то другая девушка. Она сказала, что ты здесь больше не работаешь. Я сомневаюсь, что она не получила на этот счет твоих указаний.
        - Я ей в самом деле ничего не говорила, - возразила Триста, злясь на себя, что ведет себя в его присутствии так по-детски. - Очевидно, она заметила, что я не хочу с тобой разговаривать, и сделала соответствующие выводы. Кроме того, она знает меня как Тристу Фэрхевен. Это мое... имя после замужества.
        - Если бы тебя звали Мэри или как-то в этом духе, я бы мог поверить в эту ошибку, но женщин с именем Триста очень мало. - Он сделал шаг вперед, а она - шаг назад. - Мне известна только одна.
        - Может, она подумала, что ты сказал «Патрисия». Мое имя иногда путают.
        - Возможно. Ты до сих пор не сказала, почему ты бежала.
        Тристе была безразлична эта тема, и она пожала плечами:
        - Наверное, не хотела с тобой говорить. Так ли уж это важно? Мы не видели друг друга много лет, и не о чем разговаривать.
        - Ясно. - Он еще раз пристально осмотрел ее с головы до ног. Тут Триста запоздало пожалела, что не привела волосы в порядок, поскольку собиралась в рабочую комнату. Хорошо еще, что чисто случайно она сегодня оказалась в одном из своих лучших нарядов.
        - Здесь на улице есть кафе. Давай сходим туда. Я хочу с тобой поговорить.
        Триста отрицательно покачала головой, но это предложение было ей приятно.
        - Я не могу. Я только пришла, и мне нужно закончить свою работу.
        - Об этом не беспокойся, - звонко заявила Дина. Триста увидела в дверях Дину и ее маленькую сестру, смотрящих на них через открытую дверь.
        - Я со всем справлюсь, - уверила Дина, с заговорщическим видом посмотрев на Эйлсгарта. - Я и не знала, что вы знакомы. Но это просто замечательно. По тому, как ты отреагировала вчера, Триста, я думала, что у тебя какие-то проблемы. Но я не вижу, зачем тебе здесь оставаться. Если дело в работе, ни о чем не волнуйся. Я за всем прослежу.
        В глазах Романа мелькнуло хитрое выражение. Он побеждал в своем поединке с Тристой.
        - Думаю, мисс Хайнс может помочь.
        - Вчера я просто неправильно все поняла, - объяснила Дина, польщенная, что лорд разговаривает прямо с ней. Когда Роман беседовал с девушками, они от смущения часто начинали заикаться и опускали глаза. - Сегодня у нее выходной, а встреча с другом детства - это всегда большое событие.
        Он повернулся к Тристе, высоко подняв брови:
        - Ты пришла в магазин в свой выходной. Какое трудолюбие! Теперь я понимаю, почему твоя работодательница так тебя ценит.
        Проигнорировав эти слова, Триста повернулась к Дине с хмурым выражением лица, смысл которого понять было нетрудно.
        - Я обещала твоей матери зайти в мастерскую, чтобы дать ей возможность отправиться по своим делам.
        - Но сегодня почти нет посетителей. Я могу обо всем позаботиться, а у нас нет никаких срочных заказов. Я скажу маме, что это была моя идея.
        - Вот как, - просиял Эйлсгарт. - Все улажено. Спасибо, Дина.
        - Но...
        - Мы только выпьем кофе, - сказал Эйлсгарт.
        Видя, что против нее собралась целая коалиция, Триста извинилась и поспешила в туалетную комнату, чтобы привести в порядок волосы. При помощи расчески и воды удалось уложить их чуть теснее, за исключением нескольких завитков, которые никак не удавалось приколоть заколками. Кусать губы и щипать щеки не понадобилось - ее лицо уже залилось краской. Проверив, как на ней сидит платье, Триста опустила руки.
        Что изменится, если ее одежда будет не в порядке? Она ведет себя глупо, как Дина. Ей совсем не нужно быть привлекательной для этого человека.
        Но женское тщеславие глухо к доводам логики. И потому Триста еще раз поспешно пригладила волосы, туже натянула шляпу на голову, чуть сместив ее под углом и закрепив булавкой. Она подняла плечи и глубоко вдохнула, прогоняя напряжение. Теперь она могла войти в комнату и с равнодушным видом сообщить, что готова.
        Кофе, сказала она себе. Это будет только кофе.
        - Расскажи мне о себе, - попросил Роман, опираясь на локти.
        Триста опустила глаза, не желая смотреть на него. Это нежелание Романа явно задело.
        Перед ним была какая-то новая Триста, кое в чем совершенно не похожая на прежнюю. Он знал добрую Тристу, знал чувственную, смеющуюся, презрительную. Но чинная, таинственная Триста была для него чем-то новым.
        Конечно, не стоило ожидать, что она останется прежней после стольких лет. Жизнь меняет людей, их взгляды и настроение. Он и не ожидал, что она будет ему рада. Их расставание было для них обоих неприятным.
        Но почему она выглядит такой... холодной? Совершенно закрытой для него?
        Он раньше не чувствовал ничего подобного.
        - Мне особенно нечего рассказывать. Я работаю в шляпном магазине. И хочу приобрести его...
        - Ты уже это говорила. - Его голос выдавал интерес и нетерпение. Роману хотелось перегнуться через стол и взять ее за руку. Думала ли она о нем? Кем был Фэрхевен? Любила ли она его? Горюет ли о нем, и если да, то о чем больше - об утрате мужа или о расставании с ним, Романом?..
        И почему она тогда ушла?
        - В целом у меня довольно однообразная жизнь, - сухо произнесла Триста.
        - Сколько времени ты вдова?
        Она опустила ресницы:
        - Очень долго.
        Роман замолчал. Он знал, что иногда следует сделать паузу, чтобы собеседник мог собраться с мыслями и начал говорить, не выдержав неловкой тишины. Роман уже не первый раз пользовался этим приемом.
        Но Триста только пила свой кофе мелкими глотками. Вдруг она внезапно подняла на него глаза. Они были серыми, обычно светлого и чуть туманного оттенка, но на этот раз, видно, от волнения зрачки расширились и ободки вокруг них стали казаться стальными. Роман внезапно вспомнил, как впивались эти зрачки в него, когда они занимались любовью, и притягивали его, да так, что он был не в силах отвести взгляд. От воспоминаний все его тело захлестнула волна удовольствия.
        Роман отвел взгляд:
        - Жаль это слышать.
        Боже, каким же странным он стал! Он не был знаком с этим человеком и тем не менее готов танцевать от радости, что тот скончался. У него не было никаких шансов с Тристой - она на него почти не глядела. У них все кончилось уже давно. И все-таки он чувствовал ревность.
        - Леди Эйлсгарт умерла, - внезапно сообщил он.
        - Я знаю. Мне это сказали друзья из пригорода.
        - Не моя мать. Я говорю о жене.
        - О, - без особого интереса произнесла Триста, - мне жаль.
        - Да. Оказалось, что после ее смерти я ничего не получил в наследство от ее отца. Она меня невзлюбила и настроила против меня отца. Она считала, что я испортил ей жизнь, и я остался без единого фартинга, хотя мне и обещали приданое при женитьбе. Разве это не забавно?
        - Забавно?
        - Ну, смешно. Возможно, это было возмездие.
        - Жаль, что она умерла. - Глаза Тристы затуманились, а ноздри раздулись от тяжелого дыхания. - Я вижу, что ты очень о ней горюешь.
        - Мне жаль, что она скончалась, но не могу сказать, что это сильно на меня подействовало. Мы не были близки.
        - А... у нее... были дети?
        Какое-то мгновение Роман молча смотрел на нее.
        - Нет. И в значительной степени из-за этого мы стали чужими. Она считала, что детей у нее нет по моей вине. Она была уверена, что у нас нет детей по моей вине. Она вообще считала, что у нее нет недостатков, была высокого мнения о себе и совершенно избалована родителями. Они сочли, что ее смерть вызвана тем, что я не обеспечил ей достойных условий жизни.
        - От чего она умерла?
        - От воспаления легких. Она умерла очень быстро, за неделю. У меня не было даже времени позвать ее родителей. Для них особенно тяжело было, что она умерла так внезапно, и они даже не повидались с ней.
        - Но если они думали, что ты виноват, их реакция не вполне понятна, - произнесла Триста и тут же отметила про себя, что в ее голосе появилось участие. Эта сердечность раньше возникала в разговорах с Романом часто, когда он был еще мальчиком, а она - неловким подростком. Он относился к ее вниманию равнодушно - он был баловнем дома, а она дочерью служанки. Однако в его трудные минуты эта дочка показывала не презрение, а заботу, и его невольно тронуло, что кто-то находит в нем хорошее там, где этого не видит никто другой.
        Хотел он получить сейчас сочувствие? Возможно. Но он не имел обыкновения жаловаться на судьбу и растравлять раны.
        - Им было нужно кого-нибудь ненавидеть. Такие уж они люди - и я стал подходящей кандидатурой, когда они потеряли дочь. Хотя я и не считал Терезу приятной компанией, они ее любили.
        Триста деликатно кивнула.
        - Ты часто бываешь в этом городе?
        - Сейчас я в нем живу. У Грейс дом на Хановер-сквер. Я приобрел себе дом на Сент-Джайлз-Креснт.
        - Рада это слышать. - Она поставила пустую чашку и потянулась за ридикюлем. - Все это было очень интересно. Спасибо. Желаю тебе удачи.
        Он поднялся так быстро, что столкнул стул.
        - Разреши мне посмотреть на твой дом?
        - О, я не могу.
        - Ты не можешь возвратиться домой одна. Я настаиваю.
        Она бросила на него презрительный взгляд:
        - Я не балованная мисс, милорд, и не леди из вашего класса, а вдова и работающая женщина. И вполне могу возвращаться домой одна без какого-то ущерба для своей репутации.
        - Но тебе могут встретиться грабители и воры, - произнес он, идя следом, когда Триста быстро шла к выходу. - Лондон - опасный город. Только вчера я прочитал в газетах о двух женщинах, которых ограбили прямо около Чаринг-Кросс средь бела дня.
        Триста твердо произнесла:
        - Я не желаю больше злоупотреблять твоей любезностью. Я вполне могу вернуться домой одна.
        - Я хочу пойти за тобой, Триста. - Он усмехнулся, видя, какое раздражение вызвали эти слова.
        - Ты никогда не признавал отказа. Ты жалуешься, что родители твоей жены избаловали свою дочь. А избалован ты - ты всегда поступаешь так, как хочешь.
        Открывая перед ней дверь, Роман подумал: «Тогда почему я получил так мало из того, что хотел?»
        Солнце на улице было таким ярким, что Роману на миг показалось, что он вышел из пещеры. Как и положено джентльмену, он пошел между Тристой и дорогой. Бросив на него тревожный взгляд, Триста двинулась вперед по тротуару.
        - Думаю, нам больше не о чем говорить, - напряженно сказала она. - Если ты захотел что-то узнать обо мне, то за кофе ты получил достаточно информации.
        В этих словах содержался намек, что она не собирается говорить о прошлом.
        - Ты когда-нибудь думала о прошедших днях, Триста?
        Ее спина напряглась. Триста ускорила шаг.
        - Нет. Никогда.
        - Даже иногда? О, а я часто. Особенно осенью.
        Они расстались осенью, и Триста была польщена этим откровением.
        - Я стараюсь не думать о том, что мне неприятно. Этому научила меня мать. - Ее глаза вспыхнули огнем. Это всегда ей очень шло.
        Роман с трудом подавил улыбку.
        - Она всегда была мудрой женщиной.
        - Да. Она говорила - когда раздумываешь о прошлом, то жалеешь о том, что сделал, а страданий и так достаточно.
        Это замечание несколько обескуражило Романа. Наконец она кинула в него кинжал - и довольно умело. К месту и очень точно.
        - Из-за меня?
        - Не только, - сказала она, бросив на него осторожный взгляд. Роман читал ее мысли как открытую книгу, но это было давно. - Я осталась без мужа, и это была куда большая потеря.
        Это был выпад против него, и он достиг своей цели. Роман чуть приостановился, но в следующую минуту рассмеялся, стараясь, чтобы это прозвучало беспечно:
        - Конечно, ты скорбишь об этом бедном Фэрхевене.
        - Он был капитаном и очень хорошим человеком. Но мне приходится мириться со многими потерями - и я смирилась и с этой. Все, что мне сейчас нужно, - это спокойно работать и жить так, как я хочу, без постороннего вмешательства. Думаю, я имею на это право.
        - Ты хочешь, чтобы я ушел.
        - По-моему, я ясно дала это понять, когда ты еще появился в магазине.
        Некоторое время Роман шел молча, раздумывая над ее словами. Она держится недружелюбно, но, хоть это и задевает его, она имеет на это право. Не мог же он сказать: «Я не хочу уходить, потому что при встрече с тобой я словно нашел что-то очень ценное, чего мне не хватало на протяжении многих лет, и я готов кричать от радости».
        Он привык думать о Тристе как о ком-то близком. Она была с ним с детства - ангел, попавший в обыденную жизнь. Он был нахален и высокомерен, но она как-то смогла медленно его изменить и открыла его к жизни. И к чувствам.
        Но теперь перед ним была не его Триста. Та уже исчезла. Можно ли надеяться на то, что у них все продолжится с того места, где они прервались много лет назад? Конечно, нет. Обманывать себя - это быть полным болваном. Впрочем, он и так ведет себя глупо, полагая, что может вернуть что-то из того, что потерял навсегда.
        Они свернули с Марилебон на Камдентаун, и Роман нахмурился, раздумывая, не находится ли ее дом в этой части города, который считался довольно скромным. Однако они прошли немного по направлению к Олбани, и Триста повернула на маленькую площадь, граничащую с Риджентс-парком. Здесь стояли небольшие дома, но аккуратные и ухоженные.
        На протяжении всего их пути Триста смотрела куда угодно - только не ему в лицо.
        - Здесь нам нужно расстаться. Спасибо за то, что проводил. Была рада повидать тебя, но...
        - ...Но не надейся на что-то еще.
        - Думаю, так будет лучше. - Она бросила нервный взгляд на дорогу.
        Чего она так боится?
        - Думаю, лучше будет, если я провожу тебя до дверей, - сказал Роман. Ему не хотелось с ней расставаться.
        Триста нетерпеливо переступила с ноги на ногу. Она показала на последний дом в ряду:
        - Мне туда. Я уверена, что по пути на меня никто не нападет.
        Видя, что она не трогается с места, Роман выпрямился. Его явно гнали, и это уязвляло его гордость. Ему всегда говорили, что он до крайности самолюбив. Сейчас эта черта снова дала о себе знать. И поскольку сердце бешено колотилось в груди, а в голове была неразбериха, он не мог справиться с собой. Ему хотелось спросить:
«Когда мы увидимся снова?» Но вдруг ему стало ясно, что его видеть не хотят, и осознание этого было таким болезненным, словно его ударили в живот. Может, у нее есть другой мужчина и она не хочет о нем говорить? Кто-то, за кого она собирается замуж и кому не хочет показывать бывшего любовника?
        Такая мысль легко объясняет ее поведение, пугливость, неопределенность ответов, откровенную враждебность. По всей видимости, она боится, что он испортит что-то важное для нее.
        От этой горькой мысли Роман выпрямился. Каким же дураком он был! Он считал, что ее холодность объясняется их неприятным расставанием, что все можно поправить, если сильно постараться. Он тешил себя иллюзиями, поскольку ему и в голову не могло прийти...
        - Думаю, мой визит был ошибкой, - произнес Роман, после чего церемонно поклонился. - Спасибо за терпение к моей болтовне. Я всегда говорю разную чушь, когда встречаю старых друзей. Иногда даже страдаю сентиментальностью. Желаю всего хорошего, миссис Фэрхевен. Надеюсь, когда вы приобретете шляпный магазин, ваши дела пойдут успешно. Я буду рекомендовать ваш магазин всем своим знакомым.
        Триста была озадачена этим внезапным изменением его поведения, но понимала, что им надо расставаться, и как можно скорее. Повернувшись, она направилась через площадь.
        С каждым шагом в ее душе росла тревога. Идет ли он следом, наблюдает ли за ней? Она направилась к зданию, стоящему в самом конце, - тому, на которое указала. Делая вид, что ищет ключ, она открыла ридикюль и начала перебирать платок, флакон духов и мелочь для сдачи. Краем глаза она посмотрела назад.
        Его видно не было.
        Триста огляделась и вздохнула с облегчением. Метнувшись к дереву, она затаилась за ним, выжидая, не появится ли он снова. Через несколько минут она оттолкнулась от ствола и поспешила по дороге прочь от аллеи, которая тянулась вдоль переделанных в жилые помещения конюшен.
        Когда она вошла адом через дверь кухни, Эмили с удивлением подняла голову:
        - Боже, миссис Фэрхевен, почему вы входите в заднюю дверь, словно простая служанка? Я думала, что вы отправились в полдень на работу. У вас лихорадка? Все лицо раскраснелось.
        - Нет. Я решила вернуться домой. Где Эндрю?
        - Проходит уроки с господином Дэвидом. Но откуда вы узнали, что вам нужно возвратиться?
        - А что? Что-то не так?
        Она уже сделала три шага по ступенькам, когда слова Эмили остановили ее:
        - Нет. Этот маленький хозяин ничего не сделал. Дело в даме, которая пришла из-за вас. Я сказала ей, что вы не придете до обеда, но она ответила, что искала вас так долго, очень желает вас видеть и посидит в столовой, если я не возражаю, и подождет вашего прихода. Она сейчас здесь.
        - Дама? Кто? Ищет меня? - Триста почувствовала, как от страха покрывается гусиной кожей. Не связано ли это с настойчивым преследованием Романа?
        Эмили протянула визитную карточку дамы. На карточке было напечатано: «Леди Мэй Хейуорт», ниже от руки было написано: «Я была бы благодарна, если бы вы приняли меня немедленно».
        Это имя было Тристе незнакомо. Кем была эта женщина, и почему она так хотела встретиться с ней?
        Заинтригованная, Триста направилась к задней лестнице, бросив через плечо:
        - Я пойду наверх и приведу себя в порядок. Пожалуйста, сходи к ней и скажи, что я скоро приду.
        Снобом леди Хейуорт не была, однако она имела свои представления о доме, и тот дом, куда она попала, этим представлениям не соответствовал. Здесь было достаточно чисто, но бедная мебель и выцветшие занавески выглядели убого. Архитектура была чересчур простой - от модной ныне неоклассики здесь не было ничего. Пуританская простота обстановки для леди Мэй была тем же, что и полное отсутствие вкуса. А комната, где она находилась, была как раз пуританской. Круглоголовые[Имеются в виду солдаты Кромвеля. Кромвель был протестантом и выступал против церковной роскоши. - Примеч. пер.] чуть не погубили Англию, и слава Богу, что от них удалось избавиться, со всеми их смехотворными претензиями на святость.
        Именно соборы и вздымающиеся ввысь колонны длинных галерей заставляют задуматься о Боге. От роскошных куполов Ватикана, Флоренции, Парижа и Венеции замирает сердце. Определенно лучшее, что человек может сделать, - это создать какое-нибудь творение во славу Божию.
        Она так глубоко погрузилась в раздумья, что испугалась, когда неожиданно в комнате появилась женщина.
        - Боже! - произнесла Мэй, прикладывая руку к груди, как раз туда, где на платье было несколько розовых перьев. Она всегда гордилась как цветом, так и пышным убранством своих платьев, тщательно продуманным, чтобы красиво выглядеть по отдельности и в общем ансамбле наряда. - Как вы меня испугали!
        - Миледи, - промолвила женщина, делая глубокий реверанс.
        Мэй почувствовала, что у нее на глаза наворачиваются слезы. Подобное было у нее, когда она нашла Мишель Стэндиш, но тогда Мишель показалась ей копией Були, и, глядя на нее, она будто возвращалась в далекое прошлое.
        Впрочем, что вспоминать. Перед ней стоял другой потерянный ребенок ее дорогого братца - и тоже красавица.
        - Вас зовут Триста Нэш?
        У женщины были очень красивые глаза. Хотя и не похожие на глаза Були даже формой. Но зато явно его были светлые волосы, все эти завитушки на голове.
        - Да. - Она вернула карточку, что Мэй передала служанке. - Я с вами знакома?
        - Нет, моя дорогая, но я очень бы хотела, чтобы мы стали друзьями. Знаешь ли, я твоя тетка. Я - сестра графа Вулрича, твоего отца.
        Триста побледнела. Мэй бросилась к ней:
        - Возможно, вам следует сесть. Я знаю, это может потрясти.
        С ее помощью Триста опустилась на стул. Мэй похлопала ее по плечу:
        - Твоя мать говорила о нас, о Вули и обо мне?
        - Да, но я... я не ожидала вас увидеть. Я думала, что ваша семья ничего не хочет слышать ни о моей маме, ни обо мне.
        - О, бедная девочка! Ты должна простить своего папу. Он был очень безответственным. Он не был плохим человеком, просто о многом не задумывался.
        Она изучающе смотрела на собеседницу.
        - Твой отец любил женщин, был не прочь повеселиться, - объяснила Мэй. - Но у него не было дурных намерений, и ты должна это понять. Он никогда не говорил о твоем существовании. Он ни на кого не держал зла. Он просто считал, что то, что было между ним и твоей матерью... ну, его частное дело.
        - Вы ничего не знали? Но тогда...
        - Тогда как я тебя нашла? Это очень просто. Мой дорогой братец скончался год назад, и мне перешел в наследство его дневник. Возможно, он не предназначался для моих глаз, но я так горевала после его смерти! Я мельком просмотрела дневник и нашла там подробное описание его приключений, а также их последствия.
        Триста неуверенно улыбнулась:
        - Думаю, я - одно из последствий?
        - Совершенно верно. Мне оставалось только тебя разыскать. Пришлось приложить немало сил, чтобы найти Тристу Нэш, я ведь не знала, что ты вышла замуж и взяла фамилию мужа. Последнее упоминание о тебе было семилетней давности. Мои адвокаты не знали о твоем замужестве. Мне придется упрекнуть их в том, что они не проявили должной сообразительности, поскольку я сама приложила большие усилия, чтобы тебя найти. А у меня много другой работы.
        - Вы хотите сказать, что были и другие... результаты?
        - Конечно. Я уже нашла одну из твоих сестер. Не могу дождаться, когда вы встретитесь. Но скажи мне, твоя мать готовила тебя к этой новости, говорила она тебе о твоем отце?
        - Я знала его имя, знала, что они любили друг друга. Это было все, что она могла сказать.
        Видя ее замешательство, Мэй рассмеялась:
        - О, он действительно ее любил! Он обожал ее, как следует из его дневников. Это не было просто интрижкой. Он хотел поселить ее в своем доме, предложить ей обеспеченную жизнь.
        - Но моя мама не хотела быть содержанкой, - возразила Триста. - Она родила меня и поступила на работу гувернанткой. Однажды она встретила его в парке и, поскольку он вел себя неучтиво, ушла, выбранив его. Он сказал, что она была единственной женщиной, которая его отчитала.
        Мэй рассмеялась.
        - Я уверена, что Вули очень ее тогда любил.
        - Думаю, что да, поскольку он ее буквально преследовал, пока она не согласилась с ним встретиться. Он был красив, смел, к тому же имел благородное происхождение, и это произвело на нее впечатление. Она подумала, что может его полюбить и иметь с ним серьезные отношения. Но скоро ее иллюзии развеялись.
        - Да, - кивнула Мэй. - Это было временное увлечение.
        - Не хочу вас обидеть, но мама говорила, что для вашего брата не существовало ничего, кроме развлечений. Он не имел цели в жизни, никого не любил. Он никогда не был серьезным, а ей часто хотелось что-то обсудить, обменяться мыслями. Он, видно, был настолько обеспечен, что мог относиться к жизни беззаботно. Он впустую терял время и деньги, и она перестала его уважать, пока они не расстались.
        - Как печально для нашего дорогого Були. Да, он таким и был. Надо сказать, он мало отличался от других представителей своего класса. Точно так себя ведут и другие джентльмены.
        - Да, примерно то же говорила мне мама. - Триста умолчала, что мама считала джентльменов бездельниками.
        - Расставание разбило Були сердце. Он желал, чтобы его отношения с твоей матерью стали постоянными. Но она не захотела этого. Очень, очень жаль.
        - Как вы можете так говорить? - резко спросила Триста. - Она не хотела быть любовницей. И больше его не любила.
        Мэй эта вспышка застала врасплох.
        - Ну, я сказала это потому, что мы должны узнать друг друга лучше. Мне хотелось бы получить представление о том, какая ты. Зови меня «тетя Мэй», как это делает Мишель. Она наполовину твоя сестра, первая из детей Вулрича, кого я нашла. В прошлом году. Она просто прелесть, и ты ее непременно полюбишь. Но посмотри на себя в зеркало. Ты выглядишь ужасно. Наверное, мы наговорили слишком много?
        - Я не знаю никого со стороны моего отца и даже не думала вас встретить. Я считала, мама и лорд Вулрич порвали друг с другом навсегда.
        - Я знаю, что было несправедливо лишать тебя семьи, но обстоятельства сильнее нас. Я очень хотела бы сейчас все исправить.
        - Очень благодарна вам за ваши усилия. Рада нашему знакомству и надеюсь с вами подружиться. Мне всегда было интересно узнать родственников моего отца.
        - Спасибо, милочка. Я тоже считаю, что семья - это очень важно. Но я здесь и по иному вопросу, очень существенному и большому. По вопросу о твоем наследстве.
        Увидев, что ее прелестная собеседница лишилась дара речи и с трудом понимает, о чем идет речь, Мэй довольно рассмеялась:
        - Что, это для тебя новость? Ты дочь очень состоятельного графа, у которого не осталось законного наследника. Наследство перешло бы к кузену, ужасному человеку, я не хочу о нем даже говорить. Но, милочка... его состояние... Ты понимаешь, о чем я говорю? Ты наследница.

        Глава 4
        Роман не выполнил своего решения забыть о Тристе. Он снова пришел в магазин. Через десять дней он понял, что не может больше терпеть. В тот день шел дождь, и Роман остановился на другой стороне улицы, под обрызганным грязью фонарем. Пока он мок под проливным дождем, к фонарю подошел мальчик и потушил его с помощью длинной палки.
        Мальчик с подозрением посмотрел на Романа: не задумал ли тот что-то недоброе? Роман вытащил из кармана несколько шиллингов и протянул деньги мальчику. Парень улыбнулся и при-гладшьчуб.
        - Добрый день, хозяин, - произнес он с улыбкой, и стало видно, что у него не хватает двух зубов.
        Через час прибыла миссис Хайнс, за которой чинно шли ее дочери. Затем мимо него проскользнула та женщина, которую он видел в странной шляпе Тристы. Она нырнула под навес над дверью, отряхнулась и исчезла в доме.
        Вскоре в помещении зажглись все огни, парадную дверь открыли, и магазин стал доступен для посетителей. Роман продолжал следить за домом. Наступило время ленча, напомнив о себе пустотой в желудке. Холодные капли, падая со шляпы, забирались под воротник. Но Роман не покидал своего поста, опасаясь пропустить Тристу.

        - Мальчик, разве ты не понимаешь, что в дождь лучше не выходить из дома?
        Это произнесло очень миниатюрное существо, притулившееся на ступеньках задней лестницы. По этой лестнице он крался обратно, после того как выскользнул из дома, чтобы выкурить с Джейсоном украденную сигару. Но хлынул ливень, и Роман поспешил тихо, как только мог, проскользнуть в свою комнату, где его ожидали тепло, сухость и удобство кровати. Это должно было облегчить покалывание в желудке и боли в голове. Затянувшись всего два раза, он почувствовал себя ужасно. Как мужчины ухитряются курить эту дрянь ?
        Роман с вызовом посмотрел на нежеланную помеху.
        - Я лорд и знаю, что делаю, - высокомерно ответил он. - И не называй меня больше мальчиком. Я мужчина.
        - Нет. И ты знаешь, кто ты. Ты сын хозяина дома.
        - Ты дочка новой гувернантки. Что ты делаешь, бегая здесь в этот час в ночной рубашке ? Посмотри на себя. Бог мой, у тебя дырка. Ты нищенка?
        Большие серые глаза стали стальными, очень напоминая по цвету облака, что висели весь день в небе.
        - Ячинила ее утром. У меня нет одежды лучше, потому что у нас были трудности. Но мы не бедны, - уточнила она. - Просто попали в тяжелые обстоятельства. Потом все изменится.
        Она произнесла все таким заученным голосом, словно часто это повторяла. Должно быть, так говорила ей ее мать.
        - Ты босиком. У тебя нет даже тапочек ?
        - Я часто так хожу. Мне так нравится. Это очень приятно.
        Еще не утихшая враждебность заставила его изречь:
        - Ты выглядишь как ведьма. Ведьма в молодости. Тебе нужно лучше следить за собой. А то тебя сожгут на костре.
        Эти слова были рассчитаны на то, чтобы довести ее до слез- и как-то компенсировать собственную досаду. Но маленькая чертовка лишь взмахнула ресницами и ответила:
        - Почему ты вышел в дождь? Это глупо. Ты схватишь простуду.
        - У меня часто простуды. Я люблю это.
        Она лишь холодно посмотрела на него как на дурачка. На него! Ее надо проучить. Порция его лучшего средства против насекомых- и она не будет больше путаться под ногами.
        Его желание осуществилось не так скоро. Прошло двенадцать лет, прежде чем она рассталась с ним навсегда.

        Его ноги уже промокли. Но он оставался до шести часов, когда магазин закрылся, наблюдая за каждой женщиной, которая выходила из дверей. Тристы не было. Возможно, подумал он, направляясь домой, у нее опять выходной.
        Через два дня он снова пришел к магазину, а в середине дня послал мальчика спросить о Тристе Фэрхевен. Мальчик принес весть, что она здесь больше не работает. Снова посмотрев на магазинчик, он обнаружил, что из окна рабочей комнаты на него смотрит та девушка, которая была немного похожа на Тристу.
        Через неделю он пришел в тот дом, последний в ряду, на который указала Триста, когда он ее провожал. Здесь никто о Тристе Фэрхевен не слышал. И она определенно никогда не жила в этом доме, объяснил ему дворецкий, с подозрением принюхиваясь к нему, не тянет ли от него спиртным.
        Получив эти сведения, Роман вернулся в дом Грейс, надеясь в разговоре с близким человеком забыть о преследующем его прошлом.
        Сразу заподозрив неладное, Грейс спросила:
        - Ты выглядишь совсем чужим. Что случилось?
        - Она ушла, - неловко сидя на стуле, ответил Роман. Вокруг него свет выхватывал из темноты облако пыли. - Я потерял ее. Снова.
        Грейс с сочувствием посмотрела на него:
        - Братец, она никогда тебе и не принадлежала. Забудь о ней.

        Жизнь Тристы изменилась. В один день все ее волнения, ее беспокойство за судьбу Эндрю, ее деловые перспективы, каждодневная экономия денег, чтобы оставить что-то сыну, исчезли.
        Она теперь состоятельная женщина. Чтобы привыкнуть к этой мысли, понадобится много дней, а возможно, и недель. Как только Триста вспоминала о своем богатстве, у нее начинала кружиться голова. Если бы леди Мэй не была постоянно с ней, подстегивая и советуя, она бы и не узнала, как свалившееся на нее наследство может подарить ей совершенно другую жизнь.
        Эта новая жизнь означала лучшую судьбу для Эндрю, а также безопасность и мир для нее самой.
        Она могла бы просто оставить все деньги на своем счету, но леди Мэй не хотела об этом и слышать. Она буквально заставила Тристу приобрести роскошный дом около Гайд-парка. Как только Триста увидела его, то не смогла больше противиться.
        Это было четырехэтажное городское здание с тремя гостиными: одна располагалась у входной двери и предназначалась для официальных посетителей, вторая служила уютной комнаткой для членов семьи, третья же, с большим сводчатым окном и мраморным камином, над которым возвышалось огромное зеркало, предназначалась для неформальных встреч. В доме были кухня, утренняя комната, столовая, помещения для слуг, несколько спален, большая часть - с туалетами, музыкальная комната и кабинет. В задней части дома находилась небольшая застекленная веранда, с которой можно было спуститься в роскошный, окруженной стенами сад. С противоположной стороны сада виднелись парковые сооружения с куполами - казалось, вот-вот здесь должна появиться Афродита для своих веселых забав.
        - Но мне нужно купить шляпный магазин, а потом подумать о вложениях...
        Мэй отмахнулась от этих слов:
        - Тебя не примут в высшем обществе, если ты будешь заниматься ремеслом. Перестань думать о своем магазине. Твои перспективы гораздо шире. Когда ты приобретаешь недвижимость в Мейфэре, ты делаешь вложения в свое будущее.
        Ее будущее - это грядущая жизнь Эндрю, и потому Триста согласилась. Она купит этот дом и шляпный магазин, но последний передаст в управление Люси. Миссис Хайнс отправится на пенсию, а Дину можно сделать компаньоном Люси.
        Простившись с работой, Триста была вынуждена осваиваться с новой жизнью. Теперь ей предстояло стать праздной женщиной - по крайней мере после того, как ее дом будет обставлен и обзаведется новым внутренним убранством. Ее обрадовало, что Эндрю понравился этот их дом. Единственным неудобством было большое расстояние до дорогого дяди Дэвида, но тот с супругой часто сам стал их навещать.
        Мэй постоянно была рядом. Она была в восторге, когда Эндрю назвал ее дорогой тетушкой. Она очень привязалась к мальчику, а он - к ней, так что это даже вызвало ревность Тристы. Но Мэй нельзя было не любить. Эта женщина буквально заражала всех энтузиазмом и безграничной энергией.
        Вскоре после приобретения дома около Гайд-парка выпавший из камина на первом этаже уголек вызвал пожар, от которого пострадал весь этаж. Мэй, не желавшая до того навязывать свое общество, пришла к выводу, что на время ей придется переселиться к Тристе, поскольку та призналась, что не имеет навыка в управлении столь большим домом.
        - Конечно, моя дорогая. Если ты нуждаешься в помощи, я окажу ее тебе, - ответила тетя Мэй. Теперь Триста могла не волноваться за свое будущее.
        Первое, что решила сделать Мэй, - это познакомиться со слугами. Триста привела Эмили, молодого и старого Стюартов. Для мальчика они стали словно членами семьи, и Триста не хотела их терять. Были также наняты и другие слуги. Мэй взяла на работу дворецкого, двух лакеев, которые работали бы вместе с молодым Стюартом, повара и двух горничных. Эмили была повышена в звании до домоправительницы, старший же Стюарт должен был заняться лошадьми. Он был доволен, что будет далеко от суеты большого дома. Кое-что поначалу получалось не вполне гладко, но в конце концов все трудности были преодолены. Спокойная когда-то жизнь Тристы теперь стала бурной, насыщенной бесконечными проблемами, решение которых доставляло Тристе массу удовольствия.
        После того как были заказаны для дома все требуемые материалы, шторы на окна и разного рода ткани, настало время обратить внимание на свой гардероб. Дорогая модистка леди Мэй, блистательная мадам Бонван, согласилась приодеть Тристу. Результаты были изумительными. Триста выглядела блестящей, воздушной и модной в тонком муслиновом платье, богато украшенном шелком. Платье сидело на Тристе как влитое. После нескольких визитов модистки облик Тристы, как и дома в целом, начал меняться.
        Как могла произойти эта сказочная перемена, спрашивала себя Триста, проходя по своему великолепному дому, который казался ей волшебным сном, или случайно увидев себя в зеркале с красивой прической и в элегантном платье. Иногда вечерами, глядя, как засыпает ее сын, она думала над его будущим, и тут в ней внезапно вспыхивало сомнение - реально ли все, что с ней происходит?
        - Вы моя добрая фея, - однажды сказала она Мэй, когда они перелистывали журналы мод.
        Мэй покраснела.
        - Вот как? Но когда я нашла тебя, дела у тебя шли прекрасно.
        - Да, прекрасно, но не так, как сейчас.
        В который уже раз ее жизнь полностью изменилась. Благодаря покровительству тети Мэй ее приглашали на все главные события сезона. Конечно, ее принимали не как девушку, а как почтенную вдову. Это отчасти лишало ее поклонников, но некоторые все же были. На балах ее танцевальная карточка быстро заполнялась, и она никогда не испытывала недостатка в джентльменах, желающих принести ей пунш или подержать ее тарелку, пока она набирала закуски с буфета.
        - Ты счастлива, Триста? - спросила тетя Мэй, когда они сонно покачивались в карете после затянувшегося до утра бала.
        - О, тетя Мэй, я самая счастливая женщина в мире!
        Тетя просияла.
        - Не могу дождаться момента, когда ты увидишься со своей сестрой. Когда она вернется из свадебного путешествия, я собираюсь немедленно познакомить вас.
        Триста действительно была счастлива. И не переставала удивляться повороту в своей судьбе. Когда она вспоминала Романа Эйлсгарта и на нее нападала грусть, она спешила отогнать непрошеные мысли. Эта страница жизни была закрыта много лет назад. Поначалу было тяжело, почти мучительно, но она справилась с собой, и сейчас у нее новая жизнь, полная надежд. Роман ушел в прошлое. А ее ожидает блестящее будущее.
        В ней росла уверенность, что ее жизнь станет легче и более предсказуемой. Но тут наступил вечер в Линхоуп-Болле.
        - Ты уже обещала все танцы? - удивилась леди Мэй, поправляя ожерелье из перьев.
        Триста справилась в карточке.
        - Я отказала полковнику Хармону и лорду Биллингси, поскольку просто не вынесу четыре танца подряд. Но полковнику я пообещала, что сяду с ним за ужином, а Биллингси поклялся, что он заедет за мной на неделе, чтобы взять меня на прогулку в своем новом ландо.
        - И? - с намеком поинтересовалась леди Мэй.
        - Они приятные люди, но для меня неинтересны.
        - А. Но сезон только начинается, а потом будет лето и всякого рода домашние вечеринки, не говоря уж о водах в Брайтоне и Тарнбридж-Уэллсе. Будет много возможностей развлечься. А теперь улыбнись. Ты выглядишь восхитительно. Боже, твой отец сейчас заплакал бы от гордости. Знаешь, ты очень на него похожа. Но глаза у тебя, как у матери.
        - У моей матери голубые глаза; серые, как у меня, у моей тети.
        - Они просто восхитительны. У тебя очень тонкие черты лица. А моя служанка сделала тебе превосходную прическу, хотя в этом и заслуга мадам Бонван, которая дала точные указания, что идет к этому платью. Она все очень хорошо знает. Ты выглядишь просто по-королевски. Наслаждайся тем, что ты молода и красива, Триста. Что ты на балу среди самых интересных и состоятельных людей Лондона.
        Триста машинально провела руками по юбке. Сегодня публика была самой изысканной, а бал - один из самых больших, на которых ей приходилось бывать. И без сомнения, она не испытывала недостатка внимания, с ее полностью заполненной карточкой.
        Она чувствовала себя превосходно в платье, сшитом по последней моде. Высокую талию окружал покрытый жемчугом пояс, мягкие юбки со складками спускались вниз по ногам и куполом летали над ее коленями. Декольте было на редкость низким. Чистый зеленый цвет ткани подчеркивал персиковую кожу Тристы. Мадам Бонван оказалась просто гением в своем искусстве. Она знала, какой цвет лучше подойдет, а линии платья выглядели безукоризненно.
        Мадам Бонван посоветовала ей завить волосы в мелкие локоны «а-ля грек», как зовут этот стиль дамы, а также спрятать в прическе нитку жемчуга. Наряд дополняли жемчужное колье и крупные серьги из жемчуга. Триста постоянно дотрагивалась до них, боясь потерять. Под ее пальцами жемчуг казался теплым.
        Заметив ее нервозность, леди Мэй улыбнулась. Она собиралась сказать, без сомнения, что-то ободряющее и успокаивающее, но тут ее внимание привлек подошедший к ним мужчина.
        Он низко поклонился, и Мэй улыбнулась ему:
        - Лорд Шарбонно, какое счастье вас видеть!
        Его улыбка была лукавой, а глаза сияли.
        - Надеюсь, я первый, кто сегодня вас поймал. Я ждал вашего прибытия.
        - Я хочу представить вам свою племянницу, - проговорила Мэй.
        Лорд Шарбонно вежливо поклонился, но было ясно, что ему не терпится увести леди Мэй на паркет для первого танца. Сразу после представления он сделал это предложение.
        - О, это невозможно, милорд. Мы только что прибыли, а моя племянница в этом кругу впервые. Я не могу ее сейчас оставить.
        - Не беспокойтесь обо мне, - возразила Триста. - Я знаю здесь кое-кого, так что мне будет с кем поговорить. Кроме того, я хочу взять пунша, и он меня вполне займет на ближайшее время. Так что, пожалуйста, не волнуйтесь.
        Мэй помолчала.
        - Если ты так уверена...
        Стоящий рядом с ней лорд Шарбонно, человек среднего роста с приятным лицом, явно испытывал нетерпение. Он был деликатен, но в его глазах Триста была помехой. Он очень хотел потанцевать с ее тетей и не желал отступать.
        Триста рассмеялась:
        - Идите. Со мной все будет в порядке. Улыбнувшись, леди Мэй повернулась к лорду Шарбонно.
        Тут она заметила кого-то в толпе и нахмурилась. Но лорд Шарбонно уже увел ее, а Триста решила посмотреть, кто вызвал неудовольствие тетушки. Что-то в повадке этого человека показалось ей знакомым. Внезапно он повернулся к ней лицом.
        У нее упало сердце, она вся похолодела и чуть не лишилась сил. Меньше всего она ожидала увидеть лорда Эйлсгарта. Скорее бежать, спрятаться за миниатюрной фигуркой Мэй, насколько это возможно, избегать встречи с этим человеком любой ценой. Но она не была в состоянии сделать ни шагу.
        Он направился к ней, несмотря на ее недружелюбный взгляд, странный для таких старых знакомых. Приблизившись, он протянул руку. Триста машинально положила свою руку в его. Он учтиво поклонился, не отводя глаз от ее лица, словно боялся, что она, как фантом, исчезнет в следующую секунду.
        - Добрый день, миссис Фэрхевен. Вам удалось попасть в самое высшее общество.
        Ее сердце затрепетало, посылая кровь в голову с такой быстротой, что через мгновение она уже не могла ни о чем думать. Тем не менее Триста что-то произнесла и даже смогла чуть согнуть колено в легком реверансе.
        Их руки были в тонких белых перчатках, но оба ощутили прикосновение, словно ожог. Он привлек ее к себе, но Триста чуть отстранилась.
        - Как изготовительница шляп смогла попасть в список гостей одного из самых изысканных балов Мейфэра?
        - Это все благодаря моей тете, - ответила Триста, пытаясь высвободить пальцы из его ладони. Однако Роман держал их крепко.
        - Это маскарад? Ты выглядишь как Золушка.
        Триста смогла наконец освободить руку.
        - Моя тетя, - произнесла она, чувствуя, как в ней растет негодование, - леди Мэй Хейуорт. Я здесь с ней.
        Роман недоверчиво нахмурился.
        - Ты знал, что моим отцом был граф Вулрич. Его сестра решила меня признать.
        - Понятно. Какое удивительное превращение! То ты в поте лица работаешь в шляпном магазине в Лондоне, то танцуешь в доме герцога и герцогини Линхоуп. А ты очень хорошо выглядишь. Богатство пошло тебе на пользу.
        От его пристального взгляда Триста затрепетала, забыв об осторожности. От близости этого человека ее бросало в жар.
        Триста открыла веер и начала им обмахиваться, но не столько чтобы остыть, сколько создать между ними препятствие.
        - Прошу меня извинить, я уже обещала этот танец.
        Она направилась прочь от многоярусного фонтана. Однако он тотчас же загородил ей дорогу:
        - Я не извиняю. Я хочу немного побыть с вами, миссис Фэрхевен.
        Она остановилась, испуганная его тоном. Почему он так говорит? Что он знает?
        - Я не люблю, когда меня считают за дурачка. Тебе следует это помнить. Я пришел в тот дом, который ты показала, когда я провожал тебя. Там о тебе никто не слышал и даже не знает твоего имени.
        О, вот в чем дело!
        - Просто я приобрела новый дом, - уклончиво ответила она. - Этот дом около парка, напротив того. Ты мог бы увидеть его из переднего окна.
        Тут она поняла, что проболталась, и тут же с силой сжала челюсти, чтобы не выболтать еще чего-нибудь.
        - Вот как? Очень интересно. Но это не объясняет, почему ты умышленно указала мне чужой дом. У тебя глаза бегают, когда ты врешь. Это выдает тебя с головой.
        - Ты мог легко сообразить, что я не желаю тебе сообщать, где живу. - Тут она заметила тетю Мэй, глядящую на нее из-за широкого плеча какого-то мужчины.
        То, что тетя была рядом, придало Тристе уверенности. Хотя она и не была лорду Эйлсгарту ровней, но не являлась больше служанкой и вовсе не обязана терпеть его грубое поведение.
        Она подняла голову и, уничтожающе посмотрев на собеседника - а подобному взгляду она научилась у своей повелительной тетушки, - произнесла:
        - Меня не интересует, извиняете вы меня или нет, милорд, поскольку вы продолжаете вести себя грубо. Доброго вечера, милорд.
        Она сделала шаг в сторону, но его широкое плечо загородило ей дорогу. Тем не менее было видно, что Роман чуть обмяк, и его поза перестала быть высокомерной и вызывающей.
        - Вы даете мне отставку? - ответил он, не веря тому, что услышал.
        О, если бы она могла просто оставить его! Но она была на это не способна.
        - Вам женщины раньше не давали отставку? Вы забыли, милорд, что я была знакома с вами двенадцать лет и смогла выработать к вам иммунитет. Иммунитет к вашему шарму.
        - Но после нашего расставания прошло много времени, - насмешливо произнес он, а потом добавил: - И еще - я не верю, что у тебя выработался столь сильный иммунитет, как ты бы хотела.
        - Ты всегда был невыносимо упрям. И очень высокого о себе мнения. А я-то думала, что с возрастом это у тебя пройдет. Почему ты так нахмурился?
        - Я просто думал.
        - И о чем же?
        - Что эта дама слишком дерзко себя ведет.
        Триста закрыла веер и подняла подбородок.
        - Ты - высокомерный человек, - произнесла она, стараясь, чтобы ее голос звучал ровно. Тетя Мэй, находясь справа от нее, время oт времени поглядывала на них, но без особого беспокойства.
        Чтобы взглянуть ему в лицо, Триста чуть приблизилась. Это оказалось ошибкой, поскольку она тут же ощутила исходящий от Романа дразнящий запах мужчины, всегда восхищавший ее.
        - Я давно поняла, что твои достоинства не перекрывают твоих недостатков. Пусть другие женщины слабеют от вида внушительного тела и шикарных манер, которыми ты пускаешь пыль в глаза своим жертвам. Я считаю, что все это не заменит тех качеств, которых у тебя нет и которые я в последнее время стала ценить в мужчинах.
        Роман вздохнул:
        - Вижу, что я за эти годы не вырос в твоих глазах и ты со мной холодна. Но ты залилась краской, моя дорогая. И я хорошо помню, как это с тобой случалось в порыве чувств.
        - Ты намекаешь... - Она не могла продолжать дальше. Она опустила руку в перчатке на край фонтана, чтобы не упасть. Пальцы при этом попали в воду, и Триста поспешно отдернула руку. Смятение охватило ее.
        - О, прошу вас, миссис Фэрхевен, я не имел в виду что-то интимное. Просто ты возмущенно подняла подбородок, и я вспомнил, как ты краснела от ярости.
        Он имел в виду совсем другое, и они оба знали это.
        - Думаю, вам следует удалиться, - надменно произнесла Триста. - Вы мне очень надоели, и я не хочу закатывать здесь скандал.
        - Но я пришел попросить тебя о танце. - Роман изобразил галантный поклон, настолько официальный, что несколько человек в недоумении посмотрели в их сторону. Теперь, возможно, пойдут сплетни. Любопытствующие не сразу вернулись к своим разговорам.
        Сквозь зубы Триста произнесла:
        - Так уж случилось, что все мои танцы уже обещаны.
        - Не могу в это поверить. Ты снова меня хочешь обмануть. - Он помахал указательным пальцем.
        - Так ты считаешь меня лгуньей. Как мило! За этот вечер ты уже оскорбил меня дважды.
        - Но я говорил только правду. А ты изворачиваешься, уклоняешься и уходишь от темы. Я уверен, что ты не обещала всех своих танцев, готов поспорить на что угодно.
        - Я обещала, - ответила Триста, вынимая карточку из-за пояса. Когда она помахала карточкой перед его носом, на ее лице было выражение триумфа. - У меня было больше просьб, чем я могла записать.
        Что она делает? Он провоцирует ее с такой же легкостью, как в детстве. Но он знал ее уязвимые стороны как никто, и она ничего не могла противопоставить этому. Ей было еще девять, а ему четырнадцать, когда он уже знал, как легко 66 довести ее до слез.
        - Вот как? Да ты просто звезда. Тогда дай мне посмотреть на эту карточку.
        Она отдернула карточку:
        - Нет. Я ее никому не доверю.
        Он понимающе улыбнулся:
        - Ясно. Очень удобное объяснение. Он снова считает ее лгуньей!
        - Ладно. Вот она, посмотри. Я не притворяюсь.
        Он с сомнением взял карточку и, поджав губы, начал ее изучать. Прошло немало времени, пока он не произнес:
        - Вижу, что я был не прав. Мои извинения. Я тебя сильно рассердил. - Взяв карточку, он поднес ее к бурлящей у основания фонтана воде и, прежде чем Триста смогла что-либо предпринять, бросил ее.
        Триста не верила своим глазам, потрясенная и сердитая. Роман же смотрел, как расплываются чернила на карточке. Прошло всего несколько секунд, и ни одной записи нельзя было разобрать.
        - О Боже! - тоскливо воскликнула Триста.
        Ей следовало знать. Мальчиком он всегда любил жестокие шутки, став мужчиной, он нисколько не изменился. Медленно подняв глаза, она произнесла:
        - Если ты надеешься, что после этого я буду танцевать с тобой, то ты забыл, какая я.
        - Я знаю о твоем упрямстве. Все, о чем я тебя прошу, - это быть разумной. Мы на балу, и здесь вдруг внезапно обнаружилось, что ты свободна, так что самое для нас лучшее - это отправиться на центральную площадку. Пойдем. Я не кусаюсь. Вернее, кусаюсь, как ты помнишь, но только когда мы наедине. И это было тебе приятно.
        - Не говори о таких вещах. - Она начала энергично обмахивать себя веером, отчаянно раздумывая, как может проскользнуть мимо него, не привлекая внимания.
        Роман вздохнул:
        - Ты знаешь меня уже давно, Триста. Сопротивляться мне бессмысленно. Не из-за моего шарма. Похоже, по этой части я уже слаб. Но у меня все еще осталась
«неукротимая воля», как любил говорить мой бедный учитель. Пойдем. Как насчет одного танца?
        - Если я тебе уступлю, ты будешь считать себя победителем.
        - Мне нужен танец, а не твой флаг. Я практически молю тебя об этом. Я обещаю встать на колено, если ты не уступишь, и твоя гордость успокоится при виде просящего всего один танец.
        Видя, что иначе от него не отвязаться, Триста неохотно кивнула, отчего Роман буквально просиял. Триста поспешно пошла с ним, опасаясь, что сейчас подлетит тот, кому она обещала этот танец, и возможна неприятная сцена.
        Она удовлетворит его желание потанцевать, а потом немедленно исчезнет.
        Они заняли позиции для кадрили. Триста мысленно посетовала на судьбу. И почему музыканты именно сейчас выбрали сельский танец? В кадрили все танцующие разбиваются в группы по четыре, что даст партнерам много времени для разговоров. И для прикосновений. Триста положила руку на его плечо и стала ждать.
        - Твоей подруге понравилась ее новая шляпа? - спросила она, чтобы заполнить неловкую паузу.
        - Очень. Миссис Хайнс отлично поработала.
        - Не знаю, чье это было мастерство - мое или Люси. Мы обе занимаемся дизайном. Вернее, занимались. Сейчас это ее магазин.
        - Ты говоришь это так, словно скучаешь об этом времени, а ведь здесь ты танцуешь в особняке. Ты просто загадка, миссис Фэрхсвен.
        Началась музыка, и они повернулись друг к другу лицом. Триста сделала красивый книксен, а Роман, усмехнувшись, изобразил элегантный поклон.
        После этого он снова взял ее за руку - танец требовал пройти несколько шагов вместе.
        - Я не боюсь работы, - сказала Триста.
        - Но предпочитаешь богатство и праздную жизнь?
        - Частично. В этой жизни, конечно, есть преимущества. У тебя к Аннабелле серьезный интерес?
        Он испытующе посмотрел на нее. Танец развел их в стороны, и прошло несколько секунд, прежде чем он смог ответить.
        - Она представляет определенный интерес, - холодно сказал он. - Но танцует она неуклюже - мешает мозоль.
        Эти слова были так неожиданны, что Триста рассмеялась. Его глаза смягчились, как и улыбка.
        - О чем мы говорили... о, об Аннабелле. Я сопровождал ее в поддень, на протяжении всей недели, пока мой кузен и его новая жена, сестра Аннабеллы, живут у нас. Это несерьезное знакомство. Но хорошо, что это вызвало у тебя интерес.
        Она захотела возразить, но потом сдержалась - он опять начнет обвинять ее во лжи. Впрочем, ей действительно это было любопытно.
        - До меня время от времени доходили слухи о тебе, - сказала она, стараясь, чтобы ее слова прозвучали небрежно и он не догадался, с какой жадностью она собирала о нем информацию. - Ты наслаждался жизнью в Лондоне, но не особенно...
        Дамы сошлись вместе в круг со своими партнерами, затем повернулись направо, к одному из своих партнеров, затем налево - к другому.
        Когда Триста снова осталась с Романом, то продолжила:
        - Не особенно любишь быть в свете.
        - Не то чтобы не люблю, - спокойно возразил Роман, - скорее предпочитаю другие развлечения.
        Как азартные игры в «Уайте», подумала Триста. Еще она слышала, что ему очень везет. И женщины его интересуют.
        - Тогда что ты делаешь на балу?
        - Я слышал, что в обществе появилась миссис Триста Фэрхсвен, и решил проверить, правда ли это.
        - Ты пришел сюда из-за меня. - В ее тоне ясно слышалось сомнение.
        - Ты в этом сомневаешься? Послушай, если бы я лгал, я бы покраснел. А раз этого нет, я говорю правду.
        - Ты всегда хорошо умел притворяться, Роман, - сказала она и тут же себя обругала. Не следовало называть его по имени, даже мысленно. Чтобы скрыть замешательство, Триста поспешно добавила: - И ты наверняка слышал, что у меня есть деньги. Как мне известно, твоя первая наследница оказалась не столь выгодной, как ты надеялся...
        Нахмурившись, он поправил:
        - Как надеялся мой отец.
        Она проигнорировала эту поправку.
        - Теперь ты ищешь другую наследницу?
        - Ты думаешь, что в этом зале ты единственная женщина с деньгами? - Он иронично рассмеялся. - И единственная женщина, с которой у меня была «дружба»?
        - А, вот ты и признался. После меня у тебя была целая серия любовниц.
        - Нет, конечно, нет, - ответил Роман. В его голосе было столько иронии, что Триста только стиснула зубы. - Я ушел в монастырь, чтобы хранить чистоту. - Взявшись за руки, они сделали круг. - А ты?
        - Я уехала на Кипр и наслаждалась там жизнью. У меня миллион любовников.
        Они замолчали. Требовалось обнять друг друга - и это получилось у них так напряженно, что они сбились с такта.
        Триста поспешила на то место, где она должна быть в следующей фигуре, ругая себя за то, что чересчур сильно реагирует на его присутствие. Для ее чувств требовался какой-то выход.
        Но она была в центре толпы, и если бы она направилась прочь, это бы привлекло внимание. Приходилось думать о репутации в обществе - если не для себя, так ради сына.
        - Здесь не место для разговоров, - сказала она, решив прервать этот неприятный диалог. Это лучше, чем участвовать в дурацком танце. - Я забыла остальные позиции. Прошу простить.
        - Тогда я зайду к тебе.
        - И не смей, - предупредила она. - Когда бы ты ни зашел, меня не будет дома.
        Он направился за ней следом. Наклонившись к ее уху, он низким и резким голосом произнес:
        - Если ты вынудишь меня на крайние меры, я могу повредить твоей репутации. Я не хочу тебя унижать, но я не остановлюсь. - Он решительно сжал губы. - Я тебя увижу. Возможно, ты поймешь, что тебе меня не хватает. Так что можешь наслаждаться этим приятным вечером, Триста, и не прячься от меня. Я уже нашел тебя дважды. Я начинаю думать, что удача на моей стороне.
        - Отправляйся к дьяволу, - язвительно улыбнувшись, произнесла Триста и скользнула мимо него к своей тетке.
        Мэй задумчиво наблюдала за ней.
        - Кто это? - прошептала она. - Не думаю, что знаю его, но это лицо мне удивительно знакомо. Никак не могу вспомнить.
        - Не напрягайся. Это просто один из бездельников, которые не стоят внимания. Жаль, что он втянул меня в бесплодные разговоры. Мне нужен мой пунш больше, чем раньше.
        Мэй кинула на нее острый взгляд и произнесла:
        - Тебе лучше выпить шампанского. Оно успокоит нервы.

        Глава 5
        Апрельский день был дождливым и пасмурным. Но после нескольких промозглых дней с той стороны, откуда дул ветер, на небе наконец показался просвет, и Триста решила рискнуть взять в парк сына. Этим утром Люси сообщила хорошую новость о Дэвиде. Она специально пришла рассказать Тристе подробности.
        - Рекомендации леди Мэй все изменили. На лорда Петерсона произвело впечатление, что у Дэвида есть лестные отзывы столь влиятельной леди. Готова поклясться, твоя тетя знает здесь всех!
        - Она удивительная женщина. И она самая щедрая из всех, кого я встречала. Она очень радуется каждой возможности сделать людей счастливыми. Так Дэвид получил место?
        - Лучшую работу себе и не представить. О, он будет богатым! Как только лорд Петерсон узнал о специальности Дэвида, он тут же вручил ему кучу папок и спросил, как быстро он сможет выправить счета.
        - Удивительно! - воскликнула довольная Триста. - Наверное, Дэвид был очень этим польщен.
        - Прошлой ночью он пришел в кабинет и немедленно заперся. И когда я утром спросила его об этом, он сказал, чтоработал до трех часов ночи и закончил, только когда начало светать. Он почти ничего не ел перед тем, как отправиться в банк. И когда я посоветовала ему поберечь сердце - я не могла не поддразнить его, - он сказал, что временами надо погружаться в работу с головой, поскольку это улучшает настроение. Представь себе.
        Рассмеявшись, Триста заключила Люси в объятия.
        - Теперь ты будешь скучать о тех днях, когда он шатался по дому.
        - У него много работы. Как все это вовремя!
        - Мама! - окликнул Эндрю. - Я могу пустить кораблик?
        - Но не уходи далеко. Не на большое озеро. Попробуй свой кораблик здесь.
        Он наклонился, явно недовольный, но подчинился.
        - Что за чудный мальчик! - воскликнула Люси, с интересом глядя на Эндрю.
        - Это так. Совсем не как его па... - Триста осеклась. - Пойдем-ка за Эндрю на берег. Там скользко. Я хочу быть к нему поближе.
        Эндрю пробежал по берегу, пытаясь угнаться за стремительно несущимся корабликом. Он уже был довольно далеко.
        - Подожди меня, - позвала Триста, и Эндрю остановился. Они стояли на тропинке, вьющейся среди травы, чтобы по дорожке могло проехать ландо. Эндрю вытащил из воды кораблик и направился к ним.
        То, что произошло потом, промелькнуло мгновенно, словно серия отдельных картин, - направляющийся к ней Эндрю, два пассажира в ландо: женщина в дорогой шляпе и удобно откинувшийся на спинку сиденья Роман рядом с ней.
        Люси застыла на месте с разинутым ртом, а затем с такой силой сжала руку Тристы, что та почувствовала боль.
        Прошло всего несколько секунд, но они показались Тристе годами. Она вдруг поняла, что стоит на лужайке совершенно открытая и ей негде спрятаться. Как и Эндрю, столь похожий на Эйлсгартов, что одного взгляда достаточно, чтобы все понять. А для подтверждения требовалось только узнать возраст мальчика.
        Но ландо проехало, и Роман ни разу не обернулся. Он не увидел ни ее, ни ее сына.
        Эндрю произнес:
        - Поспеши, мама! - Он повернулся, чтобы снова побежать к краю пруда. Триста и Люси сошли с тропинки и направились по лужайке к скамейке, где можно было посидеть, присматривая за мальчиком.
        Прошло немало времени, пока Триста заговорила:
        - Я знаю, ты не одобряешь, что я не сообщила Эйлсгарту об Эндрю.
        - Не мне тебя судить, Триста.
        - Но ты и в самом деле думаешь, что я поступила неправильно.
        - Эйлсгарт имеет право знать, что у него есть ребенок.
        Триста глубоко вздохнула.
        - Другие мужчины очень не похожи на твоего Дэвида, Люси.
        - И чем Дэвид от них отличается?
        - Дэвид любит тебя. И он не... один из них. Не из «благородного» сословия... Они так отличаются. Взять хотя бы моего отца. Он любил мою мать так сильно, что очень горевал после ее кончины, но он смирился с этим, поскольку был графом, а она - гувернанткой. А что касается меня... он никогда меня даже не видел. Я получила наследство от него только благодаря леди Мэй, поскольку она хотела какого-то напоминания о своем дорогом Були. Мой отец же не интересовался, где я на хожусь.
        - И как это связано с Эйлсгартом?
        - Оба они из одного теста, будь уверена. Ты знаешь, что моя мать отказалась быть любовницей Були? Когда она уходила со мной на руках, она рисковала оказаться в полной нищете. О, он предложил ей дом, но моя мать отказалась. Она говорила, что чувствовала бы себя после этого как... словно она продавалась.
        - Я очень любила твою мать, Триста. Но она была своевольной, а таким людям часто бывает трудно.
        - Но она была сильной. Несколько лет она занималась черной работой, но потом увидела объявление о месте в Лондоне. Это было в доме отца Романа. Поскольку у нее было хорошее образование и отличные манеры, отец Романа решил отправить ее в Кент в качестве гувернантки для своей дочери - и меня с ней. Мать тогда очень нуждалась в работе, в доме и хлебе. Вот на какую судьбу обрек ее Вулрич! Сам же он обратился к другим женщинам и удовольствиям, совершенно не думая о тех, кого оставил.
        - Я все еще не пойму, - терпеливо произнесла Люси, - к чему ты это говоришь и почему Эйлсгарт не должен знать о своем сыне.
        - Когда Эйлсгарту сказали, что он должен жениться на богатой наследнице, он не стал противиться, хотя обещал жениться на мне. Вместо этого он сделал мне довольно интересное предложение. - Она скривилась: - Он предложил мне стать его любовницей.
        - О, ясно. И это делает его похожим на твоего отца?
        - Это делает его похожим на всех мужчин его класса. Он лорд, а я служанка. То же самое было с моей матерью и лордом Вулричем. Почему существование у меня ребенка должно что-то изменить?
        - Значит, ты ничего не говорила ему, поскольку считала, что ему это безразлично и он не захочет выполнять свои отцовские обязанности? Теперь все ясно.
        - Да, я ничего не говорила ему из-за этого. А теперь... - Триста вздохнула. - Все может плохо обернуться. Вдруг он проявит интерес и захочет стать частью моей жизни? Если все узнают, что он отец, то мой сын станет считаться незаконнорожденным. Нет. Нынешнее положение дел много лучше. Его нельзя назвать совершенным, оно несправедливо, но это лучшее, на что я могу надеяться. Я придумала капитана Фэрхевена для того, чтобы мой сын мог считаться законным.
        - Хотя это ложь.
        - Роман был занят своей супругой и пробовал завести с ней сыновей и наследников, и к нам он не проявлял никакого внимания.
        - Мама! Тетя Люси! Посмотри, как он плывет! - крикнул Эндрю, хлопая в ладоши и прыгая по берегу, когда ветер надул паруса одного из кораблей и понес его по воде.
        - Не бегай по грязи, - сказала ему Люси. - Он летит как птица!
        - А ты отважный моряк! - подбодрила Эндрю Триста.
        - Как и его отец, - тихо произнесла Люси. Триста вздрогнула. - Вот почему он так любит воду. Он считает, что его папа был капитаном. Это как бы часть его самого.
        - Это лучше, чем если бы он думал, что его отец негодяй, который бросил его мать и совершенно не думает о нем. Мне следовало бы знать его лучше.
        - Да, следовало.
        Какое-то время они молчали, потом Триста произнесла:
        - Знаешь, я не так уверена. Насчет Эндрю и Романа. Боюсь, не допустила ли я ошибку. Я никогда особо не ощущала отсутствия в моей жизни отца. Но может, для мальчика это имеет значение?
        - Ты решила вообще не говорить Эйлсгарту о его ребенке? Ты же снова с ним встретилась. Может, сама судьба дает возможность Эндрю узнать о своем отце.
        - О Боже! Если Роман узнает, что я от него скрывала, он меня возненавидит. Его женитьба кончилась ничем. Вдруг он попытается забрать Эндрю? А с деньгами Вулрича и влиянием леди Мэй я могу дать ему прекрасное образование и ввести в высшее общество. Если же рассказать все Роману, это может стать полной катастрофой. И мне сейчас не важно, что чувствует Роман, - главное для меня Эндрю.
        Люси недовольно фыркнула.
        Триста поспешила защитить свою позицию:
        - Что это даст, кроме всякой грязи? Почему я должна все ему рассказать, рискуя загубить свое будущее?
        Она была благодарна кузине, что та не стала говорить вслух то, что очевидно.

        Мэй потягивала утренний кофе в семейной гостиной. Это было время ленча. Проснулась она поздно, поскольку весь вечер ее мучила тревога и смутное беспокойство, с которыми она никак не могла справиться. Ее отношения с Тристой были непрочными. Несмотря на множество приятных часов, которые они провели в компании друг друга, они все еще были знакомы поверхностно. А Триста оказалась очень необычной, совсем не похожей на Мишель. Мишель напоминала проснувшегося жеребенка, всегда готового и очень желающего броситься в самую гущу жизни. Триста же была себе на уме, ее уже помяла жизнь, она побывала замужем и имела ребенка, о котором должна заботиться. Она была более осторожна, более взвешенна в своих оценках - как и сама Мэй.
        От внезапного звука в передней леди Мэй поспешно опустила чашку, пролив несколько капель кофе на блюдце.
        В комнату вошел Роберт.
        - Боже, как тихо ты ходишь! - взволнованно произнесла Мэй, приложив руку к сердцу. - Это действует мне на нервы.
        - Но это то, что я и хотел сделать, - ответил он, быстро подходя к ней, чтобы обнять. - Ты раньше никогда на это не жаловалась.
        Рассмеявшись, Мэй поцеловала его. Роберт крепко ее обнял и на мгновение застыл, скользя по ее лицу губами, что немедленно зажгло огнем ее тело.
        - Я скучала без тебя.
        - Глупышка, ты видишь меня и...
        - Не так часто, как хотела бы. Последнее время ты очень занят.
        - Кроме того, я не могу сюда приходить с такой легкостью, как в твой загородный дом. Когда ты туда вернешься?
        - Это еще не скоро.
        - Так ты скучала без меня? - В его голосе слышалось удовольствие.
        - Ужасно. Как ты сюда попал?
        На его лице появилось озорное выражение.
        - Должен сказать, это непросто. Сам я стар для подобных штук, так что мне помогает сам Бог. Кстати, когда ты будешь уезжать в Парк-Лайн, ты должна распорядиться заколотить окошечко на первом этаже, которое ведет в котельную. Оно плохо закрывается на защелку.
        - Но я просила дворецкого тщательно проверить помещения перед тем, как Триста купит... А как ты об этом узнал?
        Он пожал плечами:
        - Мужчина должен быть изобретательным. Но мы слишком много разговариваем. Иди сюда.
        - Какое у тебя выражение лица, Роберт! Оно предвещает что-то дурное.
        - Тогда почему ты улыбаешься?
        - Потому что мне нравится, когда твои глаза обещают что-то дурное. - Она с жадностью смотрела на его лицо. Роберт часто приходил в ее дом, и всегда тайно. Было мало ночей, которые они бы не проводили вместе. Она и не подозревала, где он жил, когда не был с ней. Ей приходилось бороться со своим любопытством и ревностью. На нечто большее в отношениях с Робертом она претендовать не могла.
        Ее глаза опустились к открытому вороту его пальто. На Роберте под пальто была только одна рубашка из легкого батиста, подшитая аккуратными маленькими лентами. Рубашка была розовой.
        - Ты почти не одета, значит, меня сегодня ждала.
        - Я тебя всегда жду, - ответила Мэй. Ее руки коснулись его волос и тут же ощутили, как пружинят его кудри.
        - Ты захотела меня увидеть. Признайся. Эта мысль заставила меня покинуть своих посетителей и броситься сюда, подобно хорошо натренированному псу. - Он провел рукой по ее щеке, по шее, а потом скользнул в вырез ее платья.
        - Но ты же не собираешься заняться этим сейчас, - произнесла она, поначалу отпрянув. Но поскольку он продолжал ласкать ее кожу, она сдалась. - Приходи вечером.
        - Я не могу ждать до вечера. Иногда дверца на первом этаже закрыта на засов, и это меня очень расстраивает.
        - Я распоряжусь, чтобы окно было открыто. Но... не сейчас. Я должна одеться.
        - Ты ждешь Шарбонно? - В его голосе слышалось беспокойство. У любого другого мужчины это можно было принять за ревность - но не у него. Роберт, ревнующий к Шарбонно, - это такой же абсурд, как газель, завидующая фации бабуина.
        - Да, а что?
        Он убрал руку. Мэй облегченно вздохнула и, справившись с собой, села. Однако оказалось, что она недооценила его страстность и решительность. На лице Роберта появилось злое выражение, словно он вспомнил о чем-то неприятном.
        - Что с тобой? - спросила она.
        - Это меня начинает раздражать, - ответил он.
        - Что?
        - То, что у меня остаются одни лишь ночи. Я помню, что мы решили никогда об этом не говорить, но временами мне становятся невыносимы наши половинчатые отношения. И когда ты переехала сюда, они стали совсем нестерпимыми.
        Мэй разволновалась.
        - Мне самой тоскливо без тебя, - призналась она. - Но тебе глупо расстраиваться из-за лорда Шарбонно.
        - Он тебя любит.
        - Но я... - Она чуть не сказала «я люблю тебя». Они никогда не говорили о любви. Эта была одна из многих тем, которых они старались избегать. Оба хорошо знали правду. Вместо этого она произнесла: - Но я его никогда не любила. Он был лишь моим поклонником. Я встречалась с ним раньше, но он мало что для меня значит.
        - Хорошо. - Его глаза жадно прошлись по ее телу и вернулись к вырезу у шеи. Мэй почувствовала, что у нее от этого взгляда покалывает в груди, а соски твердеют, жаждая его прикосновений.
        Он опустил голову в изгиб ее шеи, и Мэй услышала его удовлетворенный вздох. От этого она расслабилась, но только до того момента, как почувствовала прикосновение его длинных сильных пальцев. Она поняла его намерения, и ее охватили разноречивые чувства - возбуждение и страх.
        - Триста вышла погулять в парке. Она может в любой момент вернуться.
        - Это будет еще не скоро.
        Мастерство, с которым он принялся ее возбуждать, было несравненным. Оно лишало ее всяких сил для сопротивления. Мэй буквально впилась в его рот. Роберт рассмеялся.
        Этот смех привел ее в чувство и разозлил. Но Роберт не отстранялся и продолжал все так же вжиматься в ее тело.
        - Я слышу, как открылась передняя дверь. Уходи, быстро.
        - Ну и что, если она войдет? - усмехнулся Роберт. - Она найдет здесь тебя и меня..
        в таком виде... в таких деликатных позах. Она сразу поймет, что мы делаем. Это меня еще больше возбудит, а тебя?
        - Нет! Я просто умру.
        Он прильнул губами к ее шее.
        - Страх обостряет чувства, - пробормотал он, чуть касаясь губами ее покрасневшей кожи. Он чуть сместился, так что его грудь прошла по ее. Она почувствовала острое удовольствие. - Опасность разогревает кровь.
        Выгнув спину, она оттолкнула его руки. Она действительно чувствовала, как закипала ее кровь.
        - Это... Роберт, я не могу...
        - Ты можешь.
        Она совершенно не знала, как ей быть.
        - Они идут сюда.
        - Нет, дорогая. - Он рассмеялся. - Это ты идешь.
        По ее телу прошли могучие волны наслаждения. Мэй закусила губы, чтобы не закричать, и с силой сжимала своего возлюбленного, пока любовный шторм не угас. Когда она успокоилась, то закрыла глаза и откинулась назад, тяжело дыша, пытаясь собраться с силами.
        У самого ее уха голос Роберта произнес:
        - Эх, Мэй! Когда-нибудь ты меня погубишь.
        Она услышала, что он поднимается, но не открыла глаз. Ей всегда причинял боль его уход.
        А потом она услышала быстрые шаги маленьких ножек Эндрю, бегущих через дверь гостиной. Мэй поспешно поднялась, чтобы привести себя в порядок.
        Не прошло и минуты, как двери распахнулись и в комнате появились Триста и Люси, все еще в своих легких плащах и с перчатками на руках.
        - На улице просто восхитительно! - воскликнула Триста. Сняв шляпу, она пригладила волосы. - Поднялся ветер и немного щиплет морозец, но солнце ярко светит, когда его не закрывают тучи. Апрель такой непостоянный... Тетя Мэй, что вы делаете у открытого окна? - вскричала Триста. - Еще слишком холодно, а вы только в халате.
        Мэй выпрямилась. Потом обернулась на окно, словно удивляясь, что оно открыто.
        - Я... мне стало жарко. - Она вспыхнула, поняв, как двусмысленно прозвучали ее слова.
        - Я это вижу. Ты совсем красная. Ты себя хорошо чувствуешь? О Боже! У тебя из губы течет кровь.
        С расширенными глазами Мэй проверила свои губы и обнаружила капельку крови на раздувшейся нижней губе.
        - Я... Думаю, это случайно. Мне надо прилечь. Я чувствую себя... уставшей.
        Триста молча смотрела, как ее тетя почти бегом покинула комнату, после чего они с Люси обменялись недоумевающими взглядами.
        Дом около парка оказался не особняком. Это был высокий городской дом с тремя этажами, выстроенный в стиле Палладио[Итальянский архитектор, представитель позднего Возрождения, основатель так называемого палладианства - нового стиля в архитектуре.] . Под карнизами виднелось множество мансардных окон. Фасад был богато украшен. Расположенный перед домом сад ограждали чугунные решетки. Здание выглядело великолепно, и Роману пришлось признаться, что он восхищен.
        Этот дом он разыскал без особого труда. Триста Фэрхевен была уже хорошо известна в высшем обществе. Она считалась одной из завидных невест города и уже имела знатных поклонников.
        Она не могла больше от него скрыться.
        Роман постучал чугунным кольцом в дверь и увидел, что за окном кто-то на него показывает рукой. Он ожидал, что его не примут, и когда вышедший лакей попросил его подождать в гостиной, был удивлен.
        Появления Тристы он ждал с волнением, оглядывая со вкусом обставленную комнату. Эта комната произвела на него большое впечатление. Лучших он не видел. Похоже на то, что у Тристы в этом деле был знающий учитель. Особенно его удивила дорогая обстановка. Он почувствовал себя неловко. Комната словно напомнила ему, как изменилось положение Тристы.
        Дверь приоткрылась, и Роман повернулся к ней, но единственное, что он увидел, была черноволосая головка на уровне дверной ручки. Головка тут же исчезла, и он услышал быстро убегающие шажки. Роман поднялся, раздумывая, не отправиться ли ему следом, чтобы посмотреть, кто это был. Он знал, что у Тристы есть сын. Последнее время он собирал все крохи информации о ней. И почти все его знакомые упоминали об этом сыне.
        Зависть мучила его - Триста любила какого-то неизвестного героического капитана Фэрхевена и родила от него сына. Они поженились и достаточно быстро заимели ребенка. Должно быть, это была сильная любовь.
        Когда в двери появилась Триста, он почти испугался - так глубоко он был погружен в раздумья. Она вошла в комнату уверенно и спокойно.
        - Очень любезно с твоей стороны, что ты ко мне зашел, - с подчеркнутой вежливостью сказала она. - Хотя ты и злоупотребляешь нашим старым знакомством. Все, что нас связывало, в прошлом. И ничему из того нет места в настоящем.
        Роман постарался, чтобы его поза казалась более непринужденной, и всмотрелся в ее лицо.
        - Ты сразу меня приняла, чтобы сказать мне это?
        Она чуть заметно, подобно королеве, наклонила голову.
        - Ты знаешь, что я говорю правду. Нужно, чтобы между нами было все ясно. И на этом покончим.
        Эти слова его разозлили. Он и так плохо владел своими чувствами. Они были для этого чересчур бурными. Он уже попадал из-за своей вспыльчивости в ряд историй, и его даже звали за глаза «маленький лорд Грозный».
        Когда он стал взрослым, его темперамент несколько поостыл. Сейчас он, опытный мужчина, умел справляться со своими вспышками. Но когда он был с Тристой, прошлое и настоящее каким-то странным образом перемешивались в его голове и он снова превращался в прежнего необузданного юнца.
        Он поднялся и направился к окну, занавешенному синими шелковыми шторами. Собранная в складки ткань мягко ниспадала до самого пола.
        - Ты знаешь, я скучаю о прошлом. - Он заметил, что ее спина напряглась. - О тех днях, что мы провели на болотах. Помнишь середину лета?
        - Нет, - решительно произнесла Триста. Потом она подняла колокольчик, и тот громко зазвонил. - Где Белинда? Я просила ее немедленно принести чай.
        Роман отметил, что Триста стала еще прелестнее. Ее волосы, мягкие, как прядильный шелк, поблескивали в неярком свете.
        - Помнишь полночь, Триста? Мы танцевали как язычники.
        - Не могу вспомнить, - чуть запнувшись, ответила она.
        - Ты тогда в первый раз выпила вина и тут же порядком набралась. Ты выглядела просто восхитительно со своими чашками той ночью. Ты сбросила туфли и подняла юбку до колен...
        - Роман, прошу тебя! - выкрикнула она.
        Его имя, произнесенное Тристой, резануло его, словно нож. О чем она говорит?
«Роман, прошу тебя, люби меня, пожалуйста, прекрати всю эту чушь и обними меня!» Именно это он хотел сейчас услышать.
        - Я не желаю говорить о прошлом, - настойчиво повторила она. - Для меня это слишком болезненно. Я давно приняла решение забыть о старом и не собираюсь вспоминать то печальное время ради твоего развлечения.
        - Почему ты так плохо к нему относишься? - спросил Роман. - Странно. Как я помню, тебе то время очень нравилось.
        Ее глаза вспыхнули. Хоть она осталась сидеть недвижимо, Роман заметил, с какой силой она сжала подлокотники кресла.
        - Мне это нравилось, поскольку ты можешь быть привлекательным, когда захочешь.
        - Так что ты не так холодна, как пыталась показать это на балу? Рад это слышать.
        - Я не недооцениваю тебя, Роман. Ты не потерял своих способностей. Это вызывает у меня тревогу, а я нынче не люблю играть с опасностью. Я уже женщина, а не глупая девчонка. Немногим мудрее, но куда прагматичнее. Даже циничная. Если ты не уйдешь, я попрошу тебя вывести, и ты можешь делать что хочешь, даже закатить скандал. - Ее голос перешел на крик, почти истерический. - Я не желаю вспоминать прошлое, понятно это тебе?
        Она выпрямилась на стуле. Лежащие у нее на коленях кулаки побелели от напряжения. Роман почувствовал сожаление - как всегда после того, как с кем-то обменивался колкостями.
        Он снова опустился на стул.
        - Очень хорошо. Тогда о чем мы будем говорить?
        - Ни о чем. Разве ты не видишь, что нам не о чем говорить? Я пытаюсь быть с тобой вежливой, но это невозможно. О, я вспоминаю, как ты себя вел, когда чувствовал себя забытым и отвергнутым. Ты ругался как сумасшедший. Надеюсь, ты меня поймешь. Между нами не может быть даже дружбы.
        - От этого примирительного тона меня тошнит. Когда ты на меня сердилась, было значительно лучше. - Он чуть наклонился вперед и буквально впился в нее глазами. - Чувственнее.
        Она широко открыла глаза:
        - Я говорю с тобой, используя доводы разума, так что ты не сможешь воспользоваться нашей былой связью. Ни в каком виде.
        - Может, ты боишься меня? - озадаченно спросил он. Триста вздрогнула, какое-то мгновение пыталась справиться с собой, а потом наклонила голову.
        Хоть она так ничего и не произнесла, он знал ответ. И от этого ему стало горько. Неужели нет ничего, что изменило бы ее отношение? А он должен его изменить. Где-то в доме раздались звонкие голоса, и Триста подняла голову. Ее сын над чем-то смеялся. Ей стало тревожно.
        - Я должен был жениться на ней, - внезапно сказал Роман. Она опустила веки и замерла.
        - Я знаю. Мы можем это не обсуждать?
        - Мой отец... ты знаешь... - А об этом он все еще не мог говорить. - У меня с нею было не так, как с тобой. Тереза не стала настоящей женой. Для такой семьи, как у меня, женитьба - это что-то вроде бизнеса. Ты это знаешь. Она совершенно не была на тебя похожа.
        - Не была. Она была леди и имела наследство. Именно это тебе и требовалось, Роман. Знаешь, сейчас, по прошествии времени, я понимаю, что ты, как и я, стал жертвой обстоятельств. И ни один из нас не обрел счастья.
        - Я предлагал тебе решение.
        - Чтобы я стала твоей любовницей? Да. Для тебя это было решение. Люди твоего класса считают это в порядке вещей.
        - Мне не нравится, когда ты так говоришь - «твоего класса», словно мы разновидности животных.
        - Это понятие выдумала знать, чтобы отделить свою породу от всех прочих. Выше других людей и даже выше морали. Вряд ли ты сам считал, что я буду при тебе любовницей, когда ты вступишь в брак, благословленный Богом и церковью. Это нарушение моральных ценностей, понятий добра и зла, издевательство над любовью.
        От тоски ему хотелось завыть. Он не мог никак возразить на то, что она сказала, ее логика была, словно веревка на его шее.
        - Да, мы имеем титулы и деньги в отличие от простого народа. Скажи мне, Триста, когда тебя признали одной из нас, твои взгляды на мир изменились? Нет, я вижу, что ты продолжаешь цепляться за старую плебейскую мораль. Ты всегда держала себя так, словно мое предложение тебя оскорбило. Но многие женщины мое предложение приняли бы и были очень довольны. Но ты, Триста Нэш, на это не пошла. Ты считала себя выше этого. Ты отнеслась к моему предложению с надменностью, возможно, ты и не могла поступить иначе. Впрочем, ты всегда отличалась от всех. До тебя и после я не встречал никого, кто бы с тобой мог сравниться. Наверное, именно поэтому я никак не могу с тобой расстаться.
        Триста на него даже не взглянула.
        - Напротив, ты расстался со мной на редкость легко.
        - Я не разрешал тебе уходить. Я никогда не хотел этого.
        - Ты сделал это, Роман. Ты обменял меня на богатую наследницу.
        - Ладно, черт побери. Я выполнил свой долг. Это была ошибка. Да, иногда я делаю промахи. Но я их не повторяю.
        Служанка принесла чай, но Роман подумал, что беседу пора заканчивать. Зачем он вообще сюда пришел? Он не думал об этом. Все, что ему нужно было, - это встретиться еще раз, вновь поговорить, снова провести время в ее присутствии. Возможно, ему было просто одиноко.
        Не говоря ни звука, служанка налила чай, и Роман начал машинально размешивать сливки. От неприятного звука ложки по дну чашки по его телу словно прошел электрический ток. Он хмуро уставился в чашку, раздумывая над своим глупым поступком.
        Провидение вернуло им то, что когда-то было потеряно, - удивительным и странным образом. Однако они этим не воспользовались. Только сейчас Роман со всей ясностью осознал, что обманывал себя и в результате неправильно все оценил. Он поставил чашку на столик, что располагался между ними, и поднялся.
        - Ты совершенно права. Это было плохой идеей. Не знаю, о чем я думал, собираясь сюда.
        Почти дойдя до двери, он остановился.
        - Если мы когда-нибудь встретимся, знай, что я не остался без денег. Может, ты решила, что я интересуюсь тобой, потому что ты получила наследство? Это не так. Хотя семья Терезы забрала акции, которые обещала мне, я получил ее приданое, которое весьма ощутимо. Я вложил эти деньги, и если бы ты действительно навела обо мне справки, как утверждала, то узнала бы, что я состоятелен. Короче, Триста, мне не нужны твои деньги. У меня денег больше, чем ты получила в наследство от Вулрича. Но живу я скромно. Не могу сказать, что аскетично, но и мотать деньги не хочу. Я хочу накопить побольше денег и потому живу экономно. Как ты думаешь, почему?
        Он помолчал, не ожидая ответа, а лишь для того, чтобы его следующие слова прозвучали эффектнее:
        - Потому что у меня когда-нибудь может появиться наследник, и я не хочу, чтобы он оказался перед выбором, который стоял передо мной. Он будет свободен в определении своей судьбы, волен встречаться с теми, с кем хочет, идти туда, куда желает. Женится на той, кого сам выберет.
        Тут до него снова донесся слабый звук детского голоса, и Роман заметил, что у Тристы дрогнули губы. Он почувствовал, словно что-то кольнуло в сердце, и решил, что оставаться здесь - это только еще больше унижать себя.

        Глава 6
        Леди Мэй даже не упомянула о посещении Романа, но Триста понимала, что та теряется в догадках. Она была благодарна за отсутствие расспросов, тем не менее надо было что-то объяснить. Но она не успела этого сделать - им нанесли визит Мишель Стэндиш Коури и ее супруг, майор Эйдриан Коури, которые вернулись в Лондон после продолжительного путешествия за границей.
        Увидев первый раз свою сестру по отцу, Триста была потрясена. Схожесть с отцом показалась ей просто невероятной. Такие же толстые, дико спутавшиеся кудри, глаза той же странной формы, зеленые и пронзительные.
        Триста и Мишель сразу же стали друзьями. Мишель тоже была выдернута из обычной жизни доброй феей леди Мэй.
        - Ерунда! - воскликнула леди Мэй, когда услышала свое имя из уст Мишель.
        Майор Эйдриан Коури, муж Мишель, задержался нежным взглядом на своей супруге.
        - Именно ты привела ее на бал в тот вечер, когда мы встретились. Помнишь, Мишель? Меня довольно своеобразно отрекомендовали. Я никогда этого не забуду.
        Покраснев, Мишель посмотрела на него укоризненно:
        - Я тоже это хорошо помню.
        Рассмеявшись, майор перестал ее поддразнивать. Триста нашла его спокойным и проницательным человеком. Она слышала о нем, но личное впечатление оказалось другим. Он совсем не походил на ту легендарную фигуру, что сложилась в ее представлении. Он не был самоуверенным или лаконичным. Это был спокойный, понимающий, негромко говоривший человек, но за его благородными манерами чувствовался твердый характер.
        Он обожал Мишель, и это проявлялось так трогательно, что у Тристы наворачивались слезы на глаза. Он не обхаживал ее и даже не старался показывать свои чувства; они выражались сами собой - взглядом, прикосновением, когда они оба считали, что на них никто не смотрит. Между ними двоими была какая-то связь, которую они остро ощущали.
        Они были так сильно заняты своей любовью, что совсем ее не скрывали и не думали, что для законных супругов такое выражение чувств вовсе не обязательно. Как Триста им завидовала!
        Она подумала о Романе и тут же обругала себя, постаравшись направить мысли в другое, более практичное русло. Но она не могла не отметить, что Роман на последней их встрече был другим. Возможно, он изменился и внутренне. Она-то переменилась, почему бы подобному не произойти и с ним?
        Триста боялась в это поверить. Опыт научил ее не доверять Роману. К тому же он по-прежнему имел над ней какую-то сверхъестественную власть. Она таяла от одного его взгляда, а когда он поднимал бровь, буквально трепетала. Ее все еще влекло к этому человеку. Никакой другой мужчина не оказывал на нее подобного действия. С того времени когда ей было шесть лет и он ей повстречался, он стал для нее главным в окружающем мире.
        Раз она чувствует слабость к нему, она должна себя от него оградить. Ради Эндрю.
        На той же неделе все три дамы из семейства Вулрича в сопровождении майора Коури нанесли визит леди Виоле Каррауэй. Они были приглашены на небольшое чаепитие в полдень. Это был их первый выход вместе. Леди Виола была одной из самых близких подруг леди Мэй, и потому она отправилась на встречу с радостью. Однако, пройдя по изысканно обставленным комнатам особняка Каррауэй, леди Мэй внезапно остановилась в коридоре.
        - О Боже! - произнесла она, когда дамы передавали свои шерстяные жакеты лакею и разглаживали юбки. - Опять эта Уитроу, - сказала она с неприязнью. - Если бы я знала, что она придет, я ни за что бы не приняла приглашения. Не выношу ее общества. Она ужасный сноб. Не хочу видеть ее кислого лица.
        Майор Коури прошел в прихожую и снял плащ.
        - Какие-то проблемы?
        - О, не обращай внимания. Просто поменьше говорите, леди. - Мэй подняла бровь, глядя на майора Коури: - У тебя с собой, случайно, нет штыка?
        Майор вздохнул:
        - Боюсь, что нет. В будущем я не покину дом без него.
        - Крайне жаль. Ну, дорогие друзья... в атаку. - Изобразив улыбку, Мэй направилась к хозяйке. Перья на ее платье переливались разными оттенками. Все присутствующие при виде ее оживились, последовали радостные приветствия.
        Мишель и Триста с удивлением переглянулись.
        - Она здесь популярна, - отметила Мишель.
        - Вижу, - откликнулась Триста. - Желала бы я когда-нибудь узнать хотя бы четверть того, что она знает о людях.
        - Вам не стоит заходить так далеко, - произнес майор Коури, стоя со сложенными на животе руками. - Леди?
        Все трое последовали за леди Мэй в гостиную.
        И тут Триста с изумлением увидела Романа. Он сидел в углу, разговаривая с какой-то дамой.
        Роман, по-видимому, знал, что она появится здесь, поскольку, взглянув на нее, коротко кивнул и тут же отвернулся. Это было очень небрежным приветствием, и его смысл был ясен: Роман уважал ее желание оставаться от него на расстоянии.
        Трудно было не заметить, как хорошо он выглядел. На Романе были серый костюм и бледно-лимонный жилет из мягкой ворсистой ткани. Девушка, что с ним разговаривала, сидела к Тристе спиной, однако Триста заметила, что волосы у нее темные. Она почему-то обрадовалась, что это не Аннабелла, которую Роман сопровождал в шляпную мастерскую миссис Хайнс. Но радость тут же переросла в ревность. Кто же эта черноволосая дама?
        Но на свой вопрос она ответа получить не могла. Галантный лорд Неверс тут же занял ее разговором, так что Триста пропустила представление новоприбывших, да и неудобно было раскланиваться, когда Неверс держал ее за руку. Она хотела отвести в сторону леди Мэй, поскольку та чересчур тепло поздоровалась с Романом, что не предвещало ничего доброго. Но леди Виола тут же рассадила новых дам на стулья, лишив Тристу этого шанса.
        Тристу задело за живое, когда Роман и его спутница продолжали беседовать, не обращая внимания на сидящих рядом, словно их и не существовало.
        Кто эта женщина? Она сидела наклонив голову, так что большая часть ее лица оказалась скрытой от посторонних глаз. Все ее внимание было отдано Роману, и он выглядел довольным, как кот, устроившийся на солнышке.
        Роскошные волоеы спутницы Романа были уложены в классическом стиле. Однажды она чуть обернулась, и Триста заметила тонкий нос и волевой подбородок. У Тристы замерло сердце. Эту женщину, без сомнения, можно назвать красавицей.
        Леди Виола, очень милая дама, в свои почти шестьдесят лет во многом сохранила детскую непосредственность. Она с увлечением и непринужденно вела беседу, энергично жестикулировала и буквально порхала вокруг гостей, стараясь создать приятную атмосферу.
        Мишель и Мэй хорошо знали большую часть присутствующих и сразу почувствовали себя как дома. Триста смотрела на окружающих с интересом. Она заметила, что после приветствий майор деликатно удалился, заняв место у окна вместе с другими мужчинами.
        В комнате установилась благожелательная атмосфера - если бы не леди Уитроу, которая удостоила леди Мэй только королевским кивком, чтобы тут же перевести любопытный взгляд на Тристу.
        - Так вот какая ваша племянница, - произнесла она сухо.
        Все знали - хотя не говорили об этом вслух, - что Триста была незаконной дочерью. Леди Мэй уверила Тристу, что это не имеет значения, поскольку в высшем свете таких людей немало. Главную роль играет влиятельность семьи, а не законность наследников. Скоро Триста обнаружила, что это во многом соответствует истине.
        Но для некоторых людей - Мэй посоветовала не обращать на них внимания - законность происхождения была важна. Триста постоянно боялась, что из-за этого может попасть в какой-нибудь скандал. Бросив только один взгляд на выкатившиеся глазки леди Уитроу и ее прямой, почти безгубый рот, Триста поняла, что над ней нависла угроза.
        - Откуда ваша семья, моя дорогая? - поинтересовалась леди Уитроу.
        - Из Кента, - ответила Триста.
        Леди Уитроу ждала продолжения, но Триста, посмотрев на нее, только улыбнулась, не желая продолжать беседу. Общий разговор перешел на другую тему. Леди Уитроу была недовольна, что ей так ничего и не ответили.
        Но Тристу это не волновало. Она куда больше интересовалась мужчиной, который сидел за ее левым плечом. Казалось, от него исходил жар, обжигая ее кожу и нервы через украшенный узором муслин. Должно быть, она чересчур была занята своими ощущениями и только после того, как тетя Мэй произнесла ее имя несколько раз, поняла, что обращаются к ней.
        - О, извините, - поспешно произнесла она и приложила руку к голове, словно пытаясь прояснить мысли. - Мы вчера вернулись домой очень поздно, и я немного не выспалась.
        Было видно, как загорелись глаза леди Уитроу, словно она только и ждала этих слов.
        - Но, дорогая, я знаю, что вы работали. Вы должны были вставать с рассветом и ложиться спать рано. Теперь вам придется привыкнуть к обычаям нашего общества.
        Триста замерла, не донеся до губ бокал. Наступила тишина, и все смотрели на нее. Триста перевела взгляд на тетю. Выражение лица Мэй изменилось, она было открыла рот, но ее опередила Мишель:
        - Вы когда-нибудь бывали в магазине миссис Хайнс? Поверьте, это очень хороший магазин, вы обязательно должны его посетить. В наши дни так редко можно увидеть людей, которые разбираются в модах. Чаще всего посетителям позволяют наваливать на шляпы побольше плюмажа, лишь бы это выглядело богато. Люди порой слишком серьезно относятся к деньгам и из-за них совершают просто глупые поступки.
        В углу майор как-то странно фыркнул. На его губах появилась улыбка, которую он согнал с лица лишь с большим трудом. Посмотрев на него, Мишель вопросительно подняла бровь.
        Если леди Уитроу и поняла, что ее укололи, она не подала вида.
        - Хороший вкус дается далеко не всем. К примеру, среди нас, людей высшего круга, постоянно крутятся выскочки, считающие себя равными с людьми чистой дворянской крови.
        Мэй привстала на месте, но и на этот раз ее опередил Роман. Его мужской мягкий голос привлек всех в комнате.
        - Люди чистой дворянской крови. Я последнее время слышал столько разговоров об этом, но видел так мало примеров.
        Леди Уитроу улыбнулась и наклонила голову.
        - Да, милорд, - буквально промурлыкала она, - я редко слышала, чтобы кто-то правильно употреблял эти слова.
        Роман пробормотал извинения своей собеседнице, а затем протянул руку к чайному столику за небольшим бисквитом.
        - Благодарю вас, леди Уитроу. Но думаю, вы меня не так поняли. У меня нет предубеждения против аристократов. Я сам из их числа. Но я заметил, что личные качества человека нередко важнее, чем родовитость. К сожалению, часто путают социальное происхождение с общественной полезностью человека. Сплошь и рядом приходится иметь дело с людьми из знатного сословия, но с ограниченным умом. Нет ничего более печального. - Все молчали. Он откусил бисквит, прожевал его, после чего продолжил: - Думаю, вы служите этому прекрасной иллюстрацией.
        Его перебила леди Виола:
        - Осмелюсь сказать, то, что вы говорите о титулованных особах, полная правда. Помните лорда Герренфорда? Он просто ничтожество. Его бедная жена - не знаю, как она его терпит, - как-то доверительно мне сказала... о, возможно, мне об этом не стоит говорить.
        Она повернулась к Мэй в надежде получить совет. Леди Мэй похлопала ее по руке:
        - Ты очень правильно заметила, дорогая Виола, думаю, тебе нечего смущаться. Мы все знаем лорда Герренфорда достаточно хорошо, чтобы согласиться с такой оценкой.
        - О, спасибо, дорогая, - поблагодарила Виола.
        Все это произошло очень быстро. Роман снова повернулся к своей собеседнице. Должно быть, он очень к ней привязан. Когда все мужчины были у окна, он все время сидел возле нее.
        Прошло всего две недели с тех пор, как этот непостоянный человек приходил в дом Тристы. На балу он увивался за ней, изображал страдание и раскаяние, а теперь, как собачка, не отходит от какой-то новой знакомой.
        В Тристе вспыхнул огонь мщения. Теперь она знает, что он не изменился! Его характер определенно не улучшился с того времени, когда он беззаботно играл ее чувствами. Как хорошо, что она ничего не сказала ему об их сыне! Могли такой ветреник заботиться об Эндрю? Определенно нет.
        - Триста, дорогуша, - обратилась к ней леди Виола, - я слышала, что у тебя очаровательный сын. Твоя тетушка души в нем не чает. Как он себя чувствует в новом доме?
        - Спасибо, хорошо. Он любит парк, и для него одно удовольствие бывать там.
        - Ты хочешь послать его в Итон или Харроу?
        - Я... не решила.
        - А в каком учился его отец?
        - Ну... мой муж. А... э... Думаю, в Харроу.
        - У мальчика есть учитель?
        - Сейчас нет. Я учу его кое-чему, но он еще очень мал.
        - Я уверена, что он захочет пойти по стопам своего отца, - произнесла Мишель, не подозревая, насколько опасную тему начинает. - Он восхитительный мальчик. Но сейчас он занят только игрой с корабликами. Похоже, он хочет стать морским капитаном. Как и его отец.
        - Так его отец был капитаном? Он был убит в бою? - заинтересовалась леди Виола.
        - Капитан Фэрхевен? - подхватилаледи Уитроу, заинтересовавшись разговором, когда услышала знакомую фамилию. - Я знаю Фэрхевенов из Суррея. Он им не родственник? - Она задумчиво постучала пухлым пальцем по подбородку. - Хотя я не помню, чтобы они потеряли сына. Какое у него было второе имя?
        О Боже! Какое имя можно выдумать для мужчины? У нее в голове не нашлось ни одного! Когда-то она рассказала Эндрю героическую историю о том, как погиб его отец, пытаясь спасти экипаж. Но если бы такая история действительно произошла, она бы непременно попала в газеты. Так что надо для этих дам выдумать что-нибудь другое.
        Положив руки на колени, Триста нерешительно открыла рот.
        - Разве вы не видите, что она не хочет о нем говорить? - вступилась леди Мэй, накрыв ладонью трясущуюся руку Тристы. Она повернулась к леди Уитроу: - Это все еще очень болезненно.
        По лицу леди Уитроу было видно, что ей не понравилось вмешательство тети Тристы. Они не демонстрировали свою нелюбовь друг к другу, но и не скрывали. Уитроу мрачно посмотрела на леди Мэй, не желая прекращать разговор.
        - Мне сказали, что это было всего несколько лет назад. Мальчику сколько сейчас - пять лет?
        - Она очень его любила, - не отступала Мэй. - Ей трудно о нем вспоминать. Они провели всего год вместе, прежде чем он погиб в море. - С повлажневшими глазами она произнесла: - О, бедный мальчик!
        Но тут Триста толкнула ее коленом, и она осеклась. Триста опасливо оглянулась на Романа и пожалела об этом. Она могла выдать себя, если бы он заметил страх на ее лице.
        Он заметил не только страх, но и колено и очень удивился.
        - Ты видел, как пренебрежительно она ко мне отнеслась? - прошептала Грейс, когда они выстроились в очередь к столу с закусками.
        Держа ее тарелку, Роман решил не отвечать, рассудив, что его сестре нужно просто меньше обращать внимания на мелкие уколы.
        Именно из-за таких уколов сестра решила больше не появляться в свете. Она не хотела, чтобы другие видели, как она волнуется и у нее перехватывает дыхание. Ее сердце билось так быстро, что начинало болеть, так что она боялась упасть от сердечного приступа. Однако пять докторов, последовательно приглашенных Романом, не нашли у нее никакой сердечной болезни. Позднее он понял причину жалоб Грейс. У нее разыгрались нервы. Его худшие опасения подтвердились.
        Он решил все же брать ее в свет. Роман обнаружил, что его волнует ее судьба. Именно к Грейс он вернулся, когда после встречи с Тристой понял, что у него больше никого нет. Он обнаружил, прожив многие годы отдельно от Грейс, что она все еще понимает его лучше всех. Точнее, она была одной из двух женщин, которые его понимали. Ему захотелось иметь близкого человека. Да и сестре с ее страхами перед городским обществом нужна была поддержка.
        Поначалу он решил проводить ее в сад се городского дома; непрерывно поддерживая разговор, он смог продержать сестру за стенами дома около четверти часа. Потом они совершили прогулку по улице, огибающей ее дом. Затем отправились в парк в центр города. Каждая победа придавала Грейс смелости, но только в обществе Романа, который постоянно занимал ее разговором. Он спокойно беседовал, прогоняя ее тревожные мысли, и постепенно она несколько успокоилась.
        Пользуясь ее радостью от победы над собой, Роман убедил ее принять приглашение на чай у леди Виолы. Грейс согласилась только при условии, что он не оставит ее, и как только она почувствует сердцебиение или ей станет неприятно, она сможет извиниться перед присутствующими, и Роман проводит ее обратно.
        Роману доставляло удовольствие его новое занятие. Он даже отказался от полуденной встречи с Аннабеллой в ее постели - это уже не рождало в нем такого нетерпения и интереса, как раньше, - чтобы быть здесь, со своей сестрой, и разговаривать с ней.
        То, что здесь появилась Триста, было досадно. Это могло смутить Грейс. Потому, завидев Тристу, он тут же постарался занять свою собеседницу оживленным разговором. А ему не терпелось посмотреть - она такая же красавица, как и прежде? Он не мог понять - ему ли одному она кажется очаровательной? На его взгляд, она была одной из самых красивых женщин, каких он только знал. Она всегда его восхищала. И худеньким ребенком с умными глазами. Когда он начинал дразнить ее, эти глаза становились узкими и злыми. Вернувшись из университета, он увидел просто ошеломляющее создание, в которое влюбился с первого взгляда. Когда Триста уходила от него, она выглядела как разъяренная кошка, не желая понять, что его поступки объясняются всего лишь несовершенством мира.
        - Она даже не посмотрела в нашу сторону, когда нас представляли обществу, - сказала Грейс, бросив взгляд в направлении женщин. - Наверное, она считает себя лучше нас, после того как семья ее отца решила ее признать. И не говори мне, что она меня не узнала. Я же не изменилась за это время так сильно, верно?
        - Она лжет, - негромко произнес Роман, не заботясь, слушает его сестра или нет. - Когда она говорила, то перебирала ногами под юбкой, словно схваченный за уши кролик.
        - Да, я стала выше, - продолжала Грейс. - И мои волосы потемнели. Может, она на самом деле меня не узнала?
        - Она не желает говорить о сыне или муже.
        Только тут Грейс сообразила, что они говорят на совершенно разные темы.
        - О, черт возьми! Я не собираюсь весь день обсуждать Тристу Нэш или Фэрхевена. Мне не стоило сюда приходить. Я чувствую себя все более и более неудобно.
        - Она вовсе не относится к тебе пренебрежительно, - уверил Роман, удивив тем, что он ее слушал, даже несмотря на размышления вслух. - Лучше чем-нибудь угостись. Уйти ты всегда успеешь.
        - Я не могу есть. - В ее голосе был страх.
        - Тогда положи что-нибудь на тарелку и катай по кругу, пока я ем. Если ты ничего не возьмешь, это может обидеть хозяйку.

«Почему я так не хочу покидать дом?» - с удивлением подумал Роман. Потому что он остался эгоистичным и в нем ничего не изменилось с тех времен, когда он ребенком носился по окрестностям, ломая все вокруг? Почему он не принимает во внимание желание сестры покинуть этот дом?
        Триста... может, ему надо поговорить с ней наедине? Потому что он заметил, что она лгала.
        От внезапной догадки у него захватило дух. Ему нестерпимо захотелось немедленно поговорить с ней без посторонних. Но как это сделать? Это он организует, он просто мастер выходить из подобных ситуаций.
        - Ее тетушка в своих перьях выглядит просто смешно, - фыркнула Грейс. - Что за глупая женщина!
        Роман предупреждающе посмотрел на нее:
        - Леди Мэй имеет самое прочное положение в обществе, Грейс. Думай, о ком говоришь. Большинство людей относятся к ней с уважением и сердечностью.
        Эти слова Грейс не понравились.
        - Я хочу уйти, Роман. Ты должен немедленно проводить меня домой.
        - Почему? Потому что у леди Мэй розовые перья?
        - Конечно, нет. Когда я вижу... эту женщину, - конечно, имелась в виду Триста, - это действует мне на нервы. Она для меня настоящее проклятие - и всегда им была.
        - Эта женщина получает несколько тысяч фунтов в год процентами за наследство. Сейчас она выше нас, но это еще не дает ей права выгонять тебя из твоего круга.
        Грейс выпрямила спину. Она была из семьи Эйлсгарт. Но на этот раз Роману сыграть на этой гордости не удалось.
        - Ты легко мной манипулировал, когда мы были детьми, но с тех пор я стала много умнее.
        Роман помолчал, удивляясь, как легко его раскусили. Но несмотря на это, теперь Грейс не собиралась уходить. Похоже, ему удалось задеть ее за живое.
        В конце концов, человеком правит не разум, а чувства - ревность, враждебность, страсть...
        И они остались. Возможность, которую искал Роман, появилась, как только все занялись своими тарелками. Окно на террасу открыли, и несколько гостей вышли, чтобы сесть за столы и стоящие у дверей стулья. Царила очень свободная атмосфера. Все гости разбились на несколько групп из мужчин и женщин. Роману удалось пристроить свою сестру между леди Виолой - весьма умелой хозяйкой - и очень доброжелательной миссис Бленхейм.
        Грейс чувствовала себя неловко, но противиться Роману не стала. Справившись со своей задачей, Роман оказался совершенно независимым. И тут он заметил, что Триста, извинившись, отправилась в заднюю часть дома к ватерклозету. Роман вспомнил, как часто он подкарауливал ее одну в Уайтторне, чтобы испугать. Позднее, когда они стали любовниками, он увлекал ее в какую-нибудь пустую комнату, чтобы подержать в объятиях, ощутить ее запах, с жадностью целовать и пообещать, что вечером он обязательно прокрадется в ее комнату.
        Роман отогнал от себя волнующие мысли и тут вдруг понял, что вспотел. Он хотел ее соблазнить... но это было невозможно. В его голове путались мысли, но один вопрос постоянно крутился на языке: почему она лгала? Ему самому было непонятно, зачем он хочет получить ответ на свой вопрос, тем не менее он был полон решимости этот ответ найти.
        Да, крайне нагло требовать от чужого человека информации о его жизни... Но он все же задаст этот вопрос, он должен это сделать.
        Стараясь ступать неслышно, он проскользнул по коридору в пустую комнату, ожидая, когда Триста пройдет мимо. Ему даже не пришло в голову, что он выглядит смешно. Он был слишком взволнован, чтобы думать об этом.
        Когда она направилась по коридору, он вышел навстречу, перегородив дорогу.
        - Бу-у-у! - произнес он.
        Триста закрыла глаза, словно не желая его видеть.
        - Не могу поверить, что ты по-прежнему ведешь себя как мальчишка.
        - Почему? Я не прекращал этого никогда.
        Она подняла веки, и Роман увидел то, что и ожидал, - гнев в стальных глазах.
        - Ты так и не повзрослел?
        - В некоторых отношениях нет. Я до сих пор люблю пугать людей. И ничего не могу с собой поделать.
        Склонив голову набок, Триста какое-то время внимательно его изучала.
        - Куда делось то раскаяние, которое я видела всего несколько недель назад? Должна сказать, я тебе почти поверила, но твое нахальство вернулось. Больше тебе не удается обмануть меня никогда.
        - В тот день я тебе не лгал, - уязвленный, ответил он.
        - Не старайся выглядеть так, словно тебя оскорбили.
        Она попыталась пройти мимо него, но Роман этого ей не позволил. Отступив, она с гневом посмотрела ему в глаза. Он вздохнул:
        - Ты бессердечная.
        - У меня есть сердце, - подняв подбородок, возразила она. - Однако оно к тебе не расположено.
        - Тогда его покрыла короста.
        Она бросила на него злой взгляд:
        - Знаешь, почему сердце покрывается коростой? Начинается это с маленьких шрамов. Когда с ним плохо обращаются, чрезмерно нагружают и злоупотребляют им. Появляется нарыв. Довольно болезненный, раздутый и чувствительный к прикосновениям. Но со временем нарыв проходит. На его месте появляется уплотнение, чтобы предохранить сердце в будущем.
        - Очень умно. Я и забыл, как умело ты все объясняешь.
        - Уверена, что ты обо мне забыл вообще все. Но я тебя не осуждаю. У тебя было много женщин - зачем тебе помнить всех? Кстати, ты совсем забыл про ту, с которой. . кого я не знаю.
        - Сестру, - подсказал он. - Так ты ее не узнала?
        Глаза Тристы округлились.
        - Это Грейс? - С нее мгновенно слетела надменность. Теперь она казалась даже робкой. Триста отвела глаза в сторону. - Не знала. Я думала... Боже, как она изменилась! Она стала такой красавицей!
        - Ты и впрямь ее не узнала? И похоже, начала меня ревновать?
        - Ты забываешься, - предупредила она и тут же чуть скривилась: ее резкий голос не понравился ей самой.
        - Может, и забываюсь, но не забыл. - Он придвинулся ближе и понизил голос: - К примеру, я очень хорошо помню шрам на твоем бедре. Ты получила его в восемь лет, когда упала с забора. Я порвал рубашку и сделал повязку. Меня тогда выпороли за порчу рубашки, а тебя посадили на хлеб и воду, чтобы не лазила по заборам.
        - Ты меня на это подбил.
        Роман пожал плечами:
        - Я был тогда чертом, и ты это знала. Ты была вполне разумным ребенком и могла не поддаваться на мои уловки. Обычно ты так и делала.
        - Мне это удавалось с трудом. Ты начинал меня дразнить и мог подбить на что угодно.
        - Не помню, чтобы я тебя дразнил. Пытался убедить, это было, с помощью лести. - Его проницательные глаза смягчились, но на губах появилась дьявольская улыбка. - Я помню лесть. В этом я был очень искусен. Возможно, потому, что мне это нравилось.
        Он оперся рукой о стену, так близко к ее уху, что если бы он отогнул большой палец, то коснулся бы ее.
        - Я и сейчас в этом искусен. - Его голос стал тих, как мурлыканье.
        - Я в этом сомневаюсь.
        - Не слышу уверенности в голосе. Как и тогда, когда ты говорила о своем дорогом муже.
        - Мне это не важно, - безразлично произнесла Триста. Но на него она старалась не смотреть.
        - Ты отводишь глаза, Триста. Я спрашиваю себя - почему?
        - Это не твое дело, вот почему. А теперь, если ты не хочешь скандала, отойди в сторону.
        - Ты не будешь устраивать скандал, - уверенно сказал он. - Расскажи мне о своем храбром капитане. Где ты его повстречала?
        - В деревне, куда убежала, чтобы избавиться от тебя. Странно, что ты им заинтересовался. Ты совершенно был ко мне равнодушен, когда мне на помощь пришел капитан Фэрхевен, так откуда сейчас этот интерес?
        - Капитан Фэрхевен? Ты так его называешь?
        - Он был капитаном, - неуверенно пролепетала Триста.
        - Да. И его имя было Фэрхевен. Но в постели, в порыве страсти, ты тоже называла его капитаном?
        - Я не буду отвечать на этот вопрос.
        - Конечно же, не будешь. Не будешь говорить человеку, чье имя ты произносила снова и снова в порыве страсти.
        Триста толкнула его в грудь. Она бы ударила его по щеке, если бы могла. Наверное, следовало все же попытаться, поскольку от ее толчка пользы не было никакой. Он насмешливо вскинул бровь.
        Роман сказал:
        - Прости мою настойчивость, но я просто хочу знать. Дорогая Триста, твои колени сейчас выдали тебя с головой. Они трясутся, как у пони, когда его пускают в галоп. Ты так и не ответила, каким было имя. В конце концов, ты знаешь его?
        - Конечно. Эндрю.
        - Эндрю. Ты назвала в честь его своего сына.
        - Я назвала сына в честь отца - что тут необычного?
        - Ты звала его Дрю? Нет, не гляди за мое плечо. На этот раз никто не придет тебя спасти.
        - Ты говорил, что оставишь меня в покое. - Ее голос звучал жалобно, почти отчаянно. - Я ничем не заслужила такого отношения.
        - Нет, заслужила. Ты лгала. - Он сделал шаг ближе. - Должен сказать, я очень интересуюсь этим человеком, капитаном Эндрю Фэрхевеном. И еще больше - почему ты не хочешь о нем говорить даже этим сочувствующим матронам, которые просто обожают романтические истории.
        - Это не секрет. Он был моим мужем. Его потеря для меня до сих пор очень болезненна.
        - Для человека в горе ты чересчур сердита. От горя, моя дорогая, у людей отвисают вниз уголки рта - а у тебя губы побелели, до того ты их сжала. В глазах должна быть грусть, а не ярость. Люди становятся мягкими, бледными, а ты вся полна огня и прямо переливаешься всеми цветами радуги. Посмотри на свои щеки! Но больше всего, дорогая Триста...
        - Прекрати меня так называть!
        - ...человек лишается сил, сгибается и чувствует себя подавленным, оплакивая потерю близкого. А у тебя при упоминании о муже начинают дрожать колени, и это выдает тебя с головой.
        - Ты просто помешался на моих коленях!
        - Не только на коленях, дорогая, на лодыжках и - о! - на твоих ногах. Я отчетливо помню грациозную линию твоей ноги и аккуратные маленькие ступни. Мне нравилась и твоя талия. Она была такой тонкой, что это меня просто изумляло. И я любил твои плечи. Любил осанку... Да, я был совершенно помешан на всем этом. У тебя была восхитительная спина, а на твою шею можно было смотреть часами.
        Триста несколько секунд лишь разевала рот, не в силах произнести ни звука.
        - Ты развращенный.
        - А, - произнес он улыбаясь, - так ты помнишь и это. Да, я был развращенным, но тебе это нравилось. Скажи мне, капитан Эндрю Фэрхевен был изобретателен в постели?
        - Не говори о нем. Ты отвратителен.
        - Как замечательно ты изображаешь негодование! Я очерняю его память?.. Но каждый мужчина хочет, чтобы его любящая жена помнила, как непревзойден он был в постели, так что, поверь мне, мы не оскорбим его. Ну а теперь скажи мне: он знал, как следует дотрагиваться до тебя, чтобы ты начала часто дышать и бормотать бессвязные слова, поскольку ты так теряла разум, что была не в состоянии логично мыслить?
        Она глядела на него молча. Роман был убежден, что это из-за того, что она потеряла дар речи. Это польстило ему, и он продолжал:
        - Ты пускала ногти в его спину? Думаю, полученные от тебя шрамы я буду носить вечно. И укусы - Боже, я словно чувствую эти острые маленькие зубки, вонзающиеся в мои плечи, когда ты теряешь над собой контроль!
        - Хватит, - произнесла Триста. - Ты...
        - Да, развращенный, я знаю. Ты помнишь...
        - Нет! - резко выкрикнула она так громко, что это его удивило.
        Только тут Роман подумал, что он делает. И зачем это ему надо? Он замолчал. Триста смотрела на него со злостью.
        - Нет, Роман. Остановись. Я не помню. Ничего. И не хочу помнить.
        Он поднял голову, чтобы не ощущать ее духи. Впрочем, не только духи, но еще и какое-то магическое влияние, и ее образ, и память о том, что у них было, и невыносимость непреодолимого желания.
        Он сделал шаг назад, чувствуя себя отвратительно. Она лгала ему. Она лгала. О капитане Эндрю Фэрхевене. Но хуже всего было то, что она яростно защищала своего мужа и вряд ли стала бы столь же яростно защищать его.
        Он возненавидел капитана Фэрхевена. Для Романа не играло роли, что он не знал его, не имело значения, что его ненависть была бессмысленной и этот человек ничего ему не сделал. Важно было только то, что этот человек женился на Тристе и имел от нее ребенка.
        Это причиняло такую боль, что Роман с силой вдохнул, и именно в этот момент собственной слабости он услышал шелест юбок и легкий ветерок на своей горячей щеке. Триста уходила, и он не стал ее задерживать.
        Но его мысли продолжали крутиться вокруг одного и того же. Эндрю Фэрхевен. Капитан... морской капитан, армейский капитан? Кто он? Почему Триста так таинственно держится? Из-за того, что она его сильно любила и переживает его потерю? Нет. Что-то здесь не так. Он знал ее достаточно хорошо - свое горе она явно изображала.
        Шестое чувство подсказывало ему, что здесь скрыта какая-то тайна, какой-то глубоко спрятанный секрет - и очень, очень важный. И черт побери, он собирался узнать, что это был за секрет!

        Глава 7
        Мэй тихо рассмеялась, наблюдая за играющим Эндрю, и подивилась воображению мальчика. Какое-то время он прыгал, затем принялся за сооружение из подручных материалов домика для игрушечной лошадки. Три остальные лошадки стояли в разных местах ковра - им уже выпала своя доля приключений и разговоров друг с другом.
        Он протянул руку за лошадкой каштанового цвета. Раскрашенные деревянные лошадки принадлежали брату Мэй, когда он был мальчиком. Недавно она вспомнила о них и подарила Эндрю.
        - Теперь тебя мучает жажда, и тебе нужно выпить воды.
        Поставив лошадку на свое колено, Мэй произнесла тонким голосом:
        - О, я так хочу пить! Дай мне немного воды.
        Эндрю побежал за лошадкой с белой звездой на лбу. Голосом, который должен был выражать отвагу, он произнес:
        - Здесь вода, Мисти. Можешь попить.
        Мэй изобразила звук, словно она пьет, и Эндрю хихикнул.
        - О, Ураган, - произнесла Мэй. - Это так замечательно. Спасибо.
        Просияв, он отправился за Клинком, серой лошадкой. Они находились в передней гостиной, предназначенной для приема официальных гостей. Эту комнату Эндрю предпочитал всем остальным, поскольку здесь был узорчатый ковер, больше подходивший для его воображаемого мира. Однако сейчас кто-то начал бить дверным кольцом у входа. Эндрю остановился. Когда дворецкий направился к дверям, Эндрю побежал за ним и спрятался за углом.
        Мэй молча наблюдала за ним, удивляясь, почему он себя так повел. Гостем оказался джентльмен, с которым Мэй недавно познакомилась. Когда он вошел, Эндрю вытянул шею, чтобы из-за угла его разглядеть. Однако человек оставил свою карточку и поспешно вышел. Мальчик тут же перебежал к окну, чтобы посмотреть, как тот уходит.
        - Эндрю, - мягко произнесла Мэй, - подойди сюда.
        Он побрел через комнату на своих коротких ножках, чтобы встать перед ней, опустив голову вниз.
        Мэй похлопала по сиденью рядом с собой:
        - Сядь сюда.
        Он уселся. Улыбнувшись, Мэй погладила его волосы:
        - Ты кого-то ждешь?
        - Я не хочу, чтобы приходил плохой человек, - сдавленным голосом произнес Эндрю.
        Мэй чуть отстранилась, чтобы расслышать его лучше.
        - Кто этот плохой человек?
        - Это высокий человек, который приходил поговорить с мамой. Она не любит его. Она из-за него плачет.
        Эндрю направил печальный взгляд на дверь. В эту минуту он выглядел очень маленьким и вместе с тем очень сердитым. У Мэй буквально перевернулось сердце.
        - Я не хочу, чтобы он к нам приходил.
        Нахмурившись, Мэй погладила его шелковые волосы. Она не сомневалась, что мужчиной, о котором говорил мальчик, был лорд Эйлсгарт. Триста всегда странно реагировала на этого человека, когда встречала его в обществе. Она как-то упомянула, что он заходил к ней. Это из-за него она плакала?
        Леди Мэй почувствовала растущий интерес. Когда они посетили леди Виолу, она узнала в этом человеке того же, которого видела на балу в Линхоуп-Болле. Но знакома она с ним не была, а это было странно. У нее была прекрасная память на лица.
        Леди Мэй поцеловала мальчика в макушку.
        - А если я поговорю с твоей мамой об этом?
        Он сжал ее руку крепче:
        - Я хочу, чтобы она его прогнала. Чтобы она из-за него не плакала.
        - Я знаю. - Она обняла малыша, но он тут же начал сопротивляться и высвободился. Ей стало горько, что у нее нет своего ребенка, чтобы его обнять.
        Ее брак в этом отношении оказался неудачен. О замужестве леди Мэй вспоминала только с болью, а потому и сейчас постаралась изгнать из памяти прошлое.
        Впрочем, то, что от такого брака, какой был у нее, не осталось детей, можно было даже назвать благословением.
        - Хочешь еще поиграть? - спросила леди Мэй.
        Эндрю отрицательно покачал головой, глядя на разбросанных по ковру лошадок. И вдруг он сделал жест, который объяснил леди Мэй все. Это было и в том, как он поджал губы, и в наклоне его головы. Словно пелена слетела с глаз леди Мэй.
        - О Боже! - пробормотала она, откидываясь на сиденье. Она молча смотрела, как Эндрю собирает игрушки и бредет к двери.
        Она должна немедленно разыскать Тристу. Та была в саду позади дома, наблюдая за посадкой декоративных кустов. Поскольку работа в шляпном магазине была в прошлом, Триста удовлетворяла свою потребность в творчестве в саду. Сейчас ее деятельность по преобразованию парка была в самом разгаре.
        Когда Мэй пришла в сад и предложила Тристе пойти в дом выпить стаканчик лимонада, та согласилась.
        - В самом деле, мне пора перевести дух, - сказала она, после чего стянула с рук рабочие перчатки, разгладила юбку и направилась в дом.
        Бросив взгляд на изменившееся лицо тетки, она удивленно спросила:
        - Что-то случилось?
        - Пойдем в дом, - просто ответила Мэй. Больше она не произнесла ни звука, пока они не сели в семейной гостиной. На столике между ними стоял покрытый каплями кувшин с лимонадом. - Я хочу задать тебе деликатный вопрос, Триста. Возможно, я не права, подозревая тебя во лжи. И тем не менее... не думаю, что я не права.
        Лицо Тристы стало непроницаемым. Мэй пришло в голову, что обе дочери Вулрича похожи на своего отца. Но если Мишель повторяет его и в поведении, то Триста была полной загадкой. По всей видимости, характер Триста унаследовала от матери, о которой Мэй не знала ничего, кроме того, что было написано в дневниках Вулрича. Судя по этим записям, Джуди Нэш была упрямой, гордой, вежливой, веселой, но очень скрытной. Все эти качества в точности повторились и у ее дочери.
        Мэй нерешительно вздохнула, раздумывая, не испортит ли их отношения то, что она собирается сказать.
        - Является ли лорд Эйлсгарт отцом Эндрю?
        Триста от изумления разинула рот, но тотчас же отвела глаза в сторону.
        - Не бойся и расскажи мне правду. Я тебя не выдам.
        Триста ответила не сразу.
        - Как вы узнали?
        - Когда я думала о лорде Эйлсгарте, я как раз смотрела на твоего сына и тут поняла свою глупость, поскольку он точная копия этого человека. Когда я в первый раз увидела Эйлсгарта, я подумала, что где-то его видела. Теперь я понимаю, что именно из-за сходства с Эндрю он показался мне знакомым.
        Триста нервно сжала руки, тревога охватила ее.
        - Бог мой, неужели это бросается в глаза? Я думала, только я вижу, как они похожи. - Она в отчаянии осмотрела комнату, словно разыскивая кого-нибудь, кто бы пришел ей на помощь. - Мне страшно, тетя. Что, если Роман обнаружит...
        - Он не знает, - констатировала Мэй.
        Триста отрицательно покачала головой:
        - Все это очень сложно, тетя Мэй. Но я никогда не говорила Роману, что Эндрю - его сын.
        - Конечно, я не знаю, что у вас было в прошлом, - осторожно начала Мэй, - но мне кажется, что лорд Эйлсгарт более чем... интересуется тобой. Как я догадываюсь, у вас были близкие отношения, раз он тебя преследует.
        - Он хочет возобновить наши отношения, но я отвергла его. - Видя сомнение на лице тети, она объяснила: - Да, он кажется культурным человеком и внешне привлекателен. Но он лгал мне, предал меня. Он обещал жениться. Он меня соблазнил, воспользовавшись моими к нему чувствами. Но женился на богатой наследнице.
        Мэй спокойно посмотрела на Тристу:
        - Но это бывает часто...
        - Потом он предложил - нет, умолял меня стать его любовницей.
        Мэй вздохнула и на пару секунд отвлеклась, чтобы разгладить свои юбки.
        - Из дневников Були я знаю, что он предлагал то же твоей матери, и я могу понять, что ты, как и она, отнеслась к этому без восторга. Но, дорогая, это предложение совсем не предательство.
        - А как же Эндрю? Теперь на нем лежит печать незаконнорожденного. Я сама ходила с этим клеймом и знаю, что это такое.
        - Но никто ничего тебе по этому поводу не говорил.
        - Открыто не говорил, но я помню все эти взгляды и намеки.
        - Да, но поначалу каждый человек вызывает любопытство и пересуды. Мы обе знаем, что это так. Всегда найдутся недоумки, которые ищут в других одни только недостатки, чтобы возвысить себя в собственных глазах.
        - Вот с ними я и столкнулась. Меня приняли в общество только благодаря вашему влиянию. Но если мы с Эндрю наскучим вам и вашим родственникам, у мальчика будут проблемы.
        Мэй протянула руку, чтобы успокоить Тристу.
        - Да, я вижу, выбор у вас с ним небольшой. Но как быть с отцом Эндрю? Этот человек должен знать, что у него есть сын.
        - О, прошу вас, не говорите так. Это и без того постоянно у меня в голове.
        - Но тогда...
        - Могу ли я ему доверять? Он делает то, что желает, не задумываясь о последствиях. Он не сдерживает себя и не думает о людях, которым наносит вред.
        В глазах Мэй мелькнуло недоверие.
        - Я не заметила у него признаков плохого характера. Может быть, Триста, ты судишь о нем по прошлому? Ваша связь была долгой и глубокой, и, возможно, потому ты не можешь полностью... быть объективной, моя дорогая.
        - Я знаю его лучше, чем кто-либо другой на всей земле, - ответила Триста и замолчала, подбирая слова. Как бы получше описать характер Романа? Труднее всего было определить, с чего следовало начать. Были в нем и черты, которые ее восхищали, но в целом это был опасный для нее человек. - Он избалован, невыдержан. . Часто поступает необдуманно. - Потом она тихо добавила: - От него Эндрю может быть только вред.
        - Эндрю? Или тебе? - Мэй сделала жест рукой, словно отмахиваясь от своего вопроса. - В прошлом он нанес тебе большой удар, но ты ошибаешься, если думаешь, что всегда сможешь быть самодостаточной. Я вижу, что ты очень независима, Триста. Это не недостаток, но не всегда самое лучшее - отталкивать всех подряд. Некоторые люди просто не в состоянии оставаться в одиночестве. Думаю, твоя мать как-то могла с этим справляться, но посмотри на себя... ты же мучаешься.
        Триста опустила голову:
        - Моя мама часто говорила то же самое. Вы ее знали?
        - Нет, дорогая, мы никогда не встречались. Но тебе следует хорошенько подумать над своим будущим. Ты так и собираешься жить одна? О, Триста, поверь мне, я знаю, что говорю, - не надо давать прошлому определять твои поступки. Я почти настроила Мишель против Эйдриана, потому что в моем собственном прошлом произошло много неприятного... Впрочем, это сейчас не важно. Но в свое время это было для меня уроком. Я поняла, что надо видеть вещи такими, какие они есть на самом деле.
        Триста откинулась на сиденье, от чего оно жалобно скрипнуло.
        - Ты думаешь, что ему нужно сказать?
        Мэй ничего не ответила, но Триста прекрасно ее поняла. Она отвернулась, не в силах выдержать терпеливый взгляд тетки.
        - Этот вопрос преследовал меня днем и ночью. Но, тетя Мэй, он такой непостоянный, и я не знаю, каким он будет в следующую минуту. Он то внимателен, то вдруг становится сердитым...
        - А мужчины всегда сердятся, когда идет не так, как они хотят. Не в их природе терпеть разочарования. Они люди действия и всегда борются за то, что считают принадлежащим им.
        - Я не принадлежу ему, и этот выбор он сделал сам много лет назад. Но вы правы в том, как его описываете. Он никогда не смиряется с тем, что происходит вопреки его воле.
        - Он сильный, влиятельный человек. Это тебя пугает.
        Вздохнув, Триста с горечью сказала:
        - Я предпочла бы, чтобы наши пути больше никогда не пересекались. - Она взяла Мэй за руку и повернулась к ней лицом. - Обещаю, я подумаю об этом. Но я должна учитывать интересы своего сына.
        Видя доброжелательный взглядледи Мэй, она словно прочитала мысли тети. Не только ее сына. Но и сына Романа.
        Во вторник дороги Романа и Тристы снова пересеклись. Триста совершала конную прогулку по Роттен-Роу с леди Мэй и сестрой по отцу Мишель Коури. Муж Мишель, довольно известный майор Коури, умело правил лошадью рядом с супругой.
        Нарядная и модно одетая Триста держалась в седле так естественно, будто занималась верховой ездой с детства. Из шляпы торчало три пера, а талия была так узко обтянута искусно сшитым жакетом, что у Романа прямо руки зачесались - так ему хотелось обнять ее.
        Но Триста даже не посмотрела в его сторону. В следующий понедельник он проехал мимо нее и Мишель, когда провожал в магазин Грейс. Завидев Тристу, Грейс недовольно фыркнула.
        Обе пары остановились и поздоровались - сдержанно, но любезно. На Тристе было простое пурпурное платье. По ее уличным нарядам нельзя было сказать, что она леди, хотя для простолюдинки она всегда выглядела очень эффектно, а ее волосы, собранные в узел, ярко сияли при свете дня. Нервно сжимая руки, Триста попросила извинения у Грейс за то, что не узнала ее на чаепитии у леди Виолы.
        - Ты так изменилась, - сказала она. - С трудом могу поверить, что это ты.
        - Я стала выше, - безразлично, даже почти враждебно произнесла Грейс. Держась за локоть Романа, она с силой сжала его мышцы пальцами.
        Триста улыбнулась:
        - Не только это. Ты похорошела, Грейс.
        Но комплимент не тронул ее. В Уайтторне Триста часто жаловалась, что Грейс ею всегда недовольна. И ее отношение явно не изменилось.
        Прошло еще две недели. Танцуя котильон, Роман снова увидел Тристу. Она поспешно отвернулась, и это задело его самолюбие. Роман с трудом подавил гнев. Он вспомнил, как бросил в воду ее карточку с расписанием танцев, и подумал - не стоит ли сделать что-либо подобное еще раз? Впрочем, такими выходками он только унизит себя.
        Было ясно, что она не желает с ним говорить.
        Это просто удручало.
        Что бы он ни делал, положение переменить не удавалось. Он только отпугивал ее еще больше, постоянно следуя за ней по пятам. Увы, держа человека в страхе, заслужить его любовь невозможно.
        Роман танцевал с Грейс, которая неотвязно следовала за ним, а потом отвез ее домой, когда она стала нервничать. Было похоже, что она заметила Тристу.
        На следующий день он отправился посетить Аннабеллу, думая, что ему сейчас нужна женщина. Аннабелла в прошлом всегда была отличным лечебным средством. Однако, приехав к ней, Роман вдруг обнаружил, что проводить Аннабеллу в ее спальню он так же мало желает, как учиться вышивке. Поспешно распрощавшись, Роман удалился, довольный, что Аннабелла восприняла его бегство легко.
        Вечером того же дня он увидел Тристу в театре и решил, что определенно должен выбросить эту женщину из головы. Но в следующую среду пришло письмо, которое перевернуло буквально все. Роман доверял человеку, приславшему письмо, но новость оказалась столь важной, что он решил проверить сообщение лично. В ту же среду Роман уехал в Гемпшир.
        Только в субботу он смог лично переговорить с нужным ему человеком, мистером Корди. Это был мужчина средних лет, очень худой, с тонкими светло-каштановыми волосами и резкими, энергичными, как у хорька, движениями. Он был очень любезен и полон желания помочь. Вопрос Романа, похоже, его заинтересовал, и он немедленно начал стаскивать одну за другой книги с полок, постоянно поправляя очки, поскольку они все время норовили сползти с его короткого носа.
        - Вот это, - объявил он, наконец найдя нужный том и раскрыв на требуемой странице. Потом он показал запись Роману. В книге были записи о бракосочетаниях начиная с осени запрошенного Романом года. В каждой записи аккуратно перечислялись все детали - дата, время, имена свидетелей и так далее. Роман внимательно просмотрел книгу страница за страницей, до самого конца.
        Никаких упоминаний о Тристс Нэш и капитане Эндрю Фэрхевене.
        Роман откинулся на стул, задумчиво потирая нос указательным и большим пальцами.
        Мистер Корди проявил участие:
        - Но заметьте, милорд, все это было до того, как я начал здесь работать. Я только недавно приехал из Нортумбрии. Не мог переносить тамошних зим. Ужасные морозы.
        Роман был разочарован. Он нанял детектива, и тот раскопал, что Триста жила со своей кузиной Люси и ее мужем Дэвидом в деревеньке Кеннет в Гемпшире, после того как покинула Уайтторн, но каких-либо подробностей детективу обнаружить не удалось.
        Это было странно, и Роману захотелось узнать все о любовной истории и браке Тристы с капитаном Фэрхевеном. Как они встретились и где? Почему у нее так дрожали колени на чаепитии у леди Виолы? Ее увертки заставляли подозревать, что дело тут нечисто. Что такого он спросил, что заставило ее нервничать? Должно быть, здесь...
        Человек, к которому он обратился, имел доступ к записям о браке в любой деревушке между Кентом и Гемпширом. Может, Триста оформляла брак в каком-то другом месте - таком, о котором он не знает и даже не может догадаться? Всю Англию прочесать в поисках капитана Фэрхевена Роман был не в состоянии.
        Она вышла замуж вскоре после того, как покинула Уайтторн. Он мог представить, какой она была после их расставания - взъерошенной, ранимой. Они наговорили друг другу много ужасных вещей.
        Она ненавидела его, обвиняла в том, что он сделал ее шлюхой... Он до сих пор с болью вспоминает ее слезы и ярость, ее непримиримость и враждебность. И он тогда наговорил много такого, чего на самом деле не думал.
        - Даже если меня подводит память, я доверяю этим книгам. Я веду их очень пунктуально, как это делал мой предшественник. Он был хорошим работником, очень аккуратным.
        - Он сейчас на пенсии?
        - Он скончался. Сердечная болезнь. Но я знаю, что миссис Фэрхевен действительно проживала здесь со своей кузиной, после того как овдовела. Я отчетливо помню ее траурный наряд во время осеннего фестиваля, который мы проводим каждый год на празднике всех святых. Жена приходского священника упомянула в дневнике, что даже этот скромный наряд очень хорошо смотрелся на танцах.
        Он передал Роману пухлый том. Это был дневник.
        - Не стесняйтесь, читайте. Здесь нет ничего личного - просто рассказы о деревне, о людях, о церкви и о том, что здесь происходило. Больше похоже на летопись событий.
        - Вы читали это?
        - С большим удовольствием. Когда я приехал сюда, этот дневник оказал мне неоценимую помощь в том, чтобы познакомиться с людьми и здешними обычаями. Я прочитал все очень внимательно. Именно на танцах местные жители имели возможность поближе познакомиться с миссис Фэрхевен. Как вы понимаете, соседи проявили к ней интерес. В небольших деревушках с особым любопытством относятся к приезжим. Я уверен, что в Кенте те же порядки.
        - Да, в самом деле. И это было в ноябре.
        Они расстались в начале августа. На повышенных тонах, очень злые друг на друга. Он сейчас чувствовал вину за свои слова.
        - Да. Конечно, никто не спрашивал миссис Фэрхевен о ее умершем муже. Мисс Люси попросила нас об этом, для ее несчастной кузины это было так свежо и горько. А потом моя жена сказала, что мы должны помочь ей как можем. Конечно, Нетти Уэлпул слышала сплетни, в том числе и о ребенке, но никто не мог сказать ничего определенного о миссис Фэрхевен. Мы все просто хотели помочь ей и ее мальчику.
        Роман нахмурился:
        - Мальчику?
        Разыскивая мифического капитана Фэрхевена, он как-то совсем забыл о ребенке. Возможно, этот вопрос был для него чересчур болезненным. Триста любила другого мужчину, имела от него ребенка. Наверное, ей теперь тяжело смотреть ему в лицо, которое напоминает ей о муже, а вырастая, мальчик все больше будет походить на капитана Фэрхевена.
        Только сейчас он подумал о мальчике. И что-то шевельнулось в нем, какое-то смутное подозрение.
        - Когда она овдовела?
        - Этого никто не знает. Я говорил вам, здесь не задавали вопросов о капитане, и это было правильно. Она ведь понесла такую тяжелую утрату.
        Да. Он уже заметил, какую боль вызывают у нее расспросы. Мистер Кодри продолжал:
        - Но брак не мог быть очень долгим. - Он направился к своему столу, чтобы вытащить еще одну книгу. Полистав страницы, он показал Роману запись о рождении Эндрю Мишеля Фэрхевена.
        - Ее сын родился двадцать девятого марта следующего года, всего через пять месяцев после того, как Триста сюда приехала.
        Март.
        Его сердце забилось сильнее.
        - Какого года? - переспросил Роман. Внимательно прочитав аккуратную строчку с датой рождения, он перечитал ее еще и еще раз.
        Он не верил своим глазам. Этого не могло быть. Он никак не мог сформулировать, что именно было странным, поскольку, казалось, у него кровь застыла в жилах.
        Он остолбенел, затаив дыхание, широко раскрытыми глазами глядя в книгу, размышляя и сомневаясь. Наконец его тело расслабилось, и он с силой вдохнул в легкие воздух. Сердце бешено билось, а пульс стучал в ушах, буквально оглушая.
        Теперь ему было все ясно. Почему же он не догадался об этом раньше?
        Март. Март.
        - Милорд? - поинтересовался мистер Корди. Он с участием наклонился вперед: - Лорд Эйлсгарт? С вами все в порядке?

        - Когда приезжают ваши гости? - спросил Роберт. Леди Мэй подставила ему лицо для поцелуя. Оно было грустным.
        - Довольно скоро, - пробормотала она. - Мне нужно одеться, но не хочется двигаться с места.
        Они были в маленькой комнатке Мэй, где лежали, предаваясь утренней неге. Раньше Роберт исчезал с наступлением ночи. Но теперь он стал протестовать, заявив, что они проводят вместе слишком мало времени и он устал вылезать из дома через окно.
        Он проворчал:
        - Я уже имел достаточно таких приключений в молодости. Я слишком стар для всего этого.
        Роберт был серьезно расстроен. Мэй заподозрила это по двум признакам. Во-первых, он упомянул свой возраст, что раньше делал только один раз. А пятьдесят четыре года - это еще не возраст для жалоб. Во-вторых, он вспомнил прошлое. Это он тоже делал редко. Поэтому его жалобы убедили Мэй, и она согласилась провести с ним такое расслабленное утро.
        Она знала, что он любит эти полные неги, бесконечно тянущиеся часы в ее обществе. Она сама любила тишину, уют и интимную атмосферу. Приятно было и его присутствие. Даже сознание того, что он рядом, создавало у нее чувство комфорта.
        Они выпили кофе, а потом распределили между собой газеты. Все это Мэй взяла у удивленной служанки, встретив ее у входа час назад и отправив в неожиданный выходной.
        Допив чашку кофе, Мэй вернулась к чтению газеты.
        - Это была замечательная мысль. Нам следует это делать чаще.
        Роберт посмотрел на нее поверх очков:
        - Мы бы делали это достаточно часто, если бы ты не разрешила этому идиоту уговорить себя переклеить обои.
        Мэй перевернула страницу.
        - От дыма старые обои испортились и начали пахнуть.
        - Да, в комнате с камином. Но как насчет остального дома? Его нужно переделывать?
        Мэй обидчиво пожала плечом:
        - Ну нельзя же переклеивать обои только в одной комнате. Когда затевается ремонт, его обычно делают во всем доме.
        - Не думая о потерях. Я говорю не о затратах, ты расходуешь свои деньги. Я имею в виду, что это займет слишком много времени, - произнес Роберт, с шумом перелистнув газету, выплескивая досаду. - Я слишком...
        - Если ты собираешься сказать «стар», то, Роберт, прошу тебя этого не делать. Ты молод, полон жизни и красив. Я всегда удивляюсь, что ты можешь взбираться на такую большую высоту, чтобы меня повидать. Но это неудобство не будет длиться вечно. А теперь помолчи. Я хочу дочитать до конца эту совершенно уничтожающую статью Лоурснса Флэтбаша.
        - От этого человека надо держаться подальше. - Роберт замолчал, чтобы прочитать подпись к политической карикатуре. Рассмеявшись, он перевернул страницу. - Он любит показать свою власть, не думая о морали. Ему нужна сенсация. Это привлекает читателей, но почему он ведет себя так, словно он судья? Это просто смешно.
        - Я удивлена, что ты это говоришь. Он герой. Он подкрепляет свои обвинения фактами, и они настолько достоверны, что их можно предъявить суду. - Мэй отложила в сторону статью и поднялась. - На прошлой неделе один человек из казначейства был обвинен в тех преступлениях, которые раскрыл Флэтбаш в серии статей о фальшивых обязательствах. Благодаря Лоуренсу Флэтбашу многие спасли свои сбережения.
        Роберт посмотрел на нее поверх газеты:
        - Но об этом писал не только блистательный Флэтбаш. Разве тебе не ясно, Мэй, что он просто получил материалы расследования, первый их опубликовал и вся слава досталась ему?
        - Знаешь, - со вздохом произнесла Мэй, - иногда я думаю, что ты интересуешься моим мнением только для того, чтобы возразить. Ты слишком любишь спорить.
        - «Нет» по поводу твоего первого замечания и «да» по поводу второго. - Поднявшись, Роберт торопливо ее поцеловал и начал одеваться.
        Мэй накинула на себя простое дневное платье и подобрала волосы. Роберт должен был уйти, да так, чтобы не заметили слуги.
        Убедившись, что путь свободен, Мэй проводила его вниз по лестнице.
        - Мы стоим перед выбором, - произнесла она, задержавшись в коридоре. - Через подвал не пройти, поскольку выход видно с улицы. Днем это большой риск. Задним выходом тоже нельзя пользоваться - там постоянно крутятся слуги.
        - Можно воспользоваться садом, - ответил Роберт, направляясь к библиотеке. Они тихо проскользнули внутрь. - Я пройду через эту дверь на террасу и перелезу через ограду. - Он нахмурился, вспомнив свой возраст, но не стал об этом говорить вслух. - Я уже исследовал эту возможность, хотя никогда ею не пользовался. Не хотел оставлять дверь после себя незапертой. Ну, а теперь попрощаемся как следует.
        Мэй ожидала, что будет достаточно только быстрого объятия, но Роберт обнял ее с такой теплотой и любовью, что она прильнула к нему и положила голову на его плечо. Закрыв глаза, она наслаждалась его мужским запахом и чувством безопасности на его мускулистой груди.
        - Возможно, - пробормотала она, - мне следует отменить ремонт. Второй этаж делать вовсе не обязательно. Все это отнимет слишком много времени.
        Рассмеявшись, Роберт пригладил волосы.
        - Делай так, как хочешь. Это временное неудобство...
        Мэй улыбнулась, ожидая продолжения, но он не закончил.
        - О! - произнес какой-то голос. Обернувшись, Мэй увидела Тристу, с изумлением смотревшую на нее.
        Мэй поспешно сделала шаг назад.
        - Я только искала Эндрю, - смущенно проговорила Триста. - Мы должны отправиться в парк. - Она застыла в дверном проеме, не решаясь войти и не отрывая глаз от Роберта.
        Наконец Мэй справилась с собой и начала объяснять.
        - О, Триста, это мистер Карсонс. - В ее голосе слышалось волнение. - Он владеет конюшнями на Хановер-сквер. Знаешь, это рядом с Сент-Джорджем. Его конюшни одни из лучших в Лондоне.
        - Как поживаете? - произнесла Триста. Роберт учтиво поклонился.
        - Мы сейчас говорили... об экипажах. Я подумываю о новом ландо. То, что у меня есть, конечно, еще вполне приличное, но, полагаю, его пора заменить.
        Мэй старалась вернуть себе присутствие духа, но никак не могла остановить дрожь и не понимала почему. Ее трезвый ум прикидывал, так ли страшно честно рассказать Тристе о Роберте. Это было бы против ее с Робертом желания держать свои отношения в тайне. Впрочем, отчего она так смущается? Она вовсе не обязана извиняться за то, что другие могут о ней подумать.
        Однако помимо разума в ней говорили и эмоции. Чувство растерянности совершенно путало ее мысли. Она поспешно протянула руку к двери и натянуто улыбнулась:
        - Он уже уходит. Благодарю вас, мистер Карсонс. Я подумаю о том, что мы обсудили, и пришлю к вам человека, чтобы сообщить о своем решении.
        Роберт укоризненно посмотрел на нее, и Мэй стало стыдно. Но что делать, если Триста стояла рядом?
        - Если вы вернетесь на кухню, кто-нибудь покажет, как выйти, - сказала Мэй.
        Роберт напрягся. Он не выносил, когда к нему относились как к слуге. Даже по отношению к самым богатым клиентам он вел себя с достоинством, не кланяясь и не мелочась, хотя и выказывая уважение. Она всегда вела себя с ним как с равным, и теперь этот негласный порядок был нарушен.
        Но ничего поправить она уже не могла. Роберт коротко ей поклонился - учтиво, но совсем не сердечно - и насмешливо приложил руку ко лбу: так на Востоке выражают почтение господину.
        Она видела, как вспыхнула в его глазах уязвленная гордость, когда он произнес:
        - Всего хорошего, мэм.
        Ей захотелось немедленно его окликнуть. Как она могла его так оскорбить?! Но Триста продолжала на них смотреть. Стоя неподвижно, она молча проводила Роберта взглядом, а потом повернулась к Мэй:
        - Мне нужно одеться. Меньше чем через час сюда придет мистер Шарбонно.
        Она не могла видеть, как Роберт запнулся и как опустились его плечи. Но она слышала, как с грохотом захлопнулась за ним дверь.

        Глава 8
        Прибытие лорда Эйлсгарта в дом у Гайд-парка произвело фурор. Люси, которая в это время тоже нанесла свой визит, заняла прибывшего разговором в гостиной, пока Триста поспешно приводила себя в порядок.
        Стремительно поднявшись на второй этаж, чтобы персодеться и подправить прическу, Триста обнаружила, что она едва может перевести дух. Сказать, что она была потрясена, когда лакей объявил о прибытии лорда Эйлсгарта, - это не сказать ничего. Она почувствовала буквально ужас от того, что Эйлсгарт снова появился у ее дверей с просьбой его принять..
        Люси сказала, что нет никаких причин его бояться, но Триста знала лучше. Роман для нее всегда будет связан с опасностью, особенно если это касается Эндрю.
        Когда она вошла в гостиную, то увидела, что Люси сделала все необходимые приготовления к чаю. Она молча сидела в кресле, Роман же откинулся на спинку стоящего справа кресла, его ноги были вытянуты вперед, он с отсутствующим видом крутил в руке золотую монетку.
        Его поза выглядела вызывающе, а на лице Романа была видна злость. Скорость, с которой Люси поднялась с кресла, как только Триста вошла, достаточно красноречиво рассказала о его настроении.
        И Триста прекрасно все поняла - никто не мог быть так неприятен в общении, как разъяренный Роман.
        Изобразив улыбку, она вошла в комнату, чтобы начать обычные разговоры о том, как рада видеть гостя и как прекрасно, что он нанес им визит, но Роман резко ее оборвал:
        - Ваша кузина пыталась начать со мной вежливый разговор, и мне пришлось сказать, что я не могу ответить любезностями, поскольку пришел по очень важному делу.
        Люси в недоумении переводила взгляд с Романа на Тристу. В ее глазах застыла обида. Триста пожалела, что выслала навстречу Эйлсгарту Люси, пока сама собиралась с силами.
        Внезапно Роман поднялся с кресла - так стремительно, как чертенок вылетает на пружинке из коробки.
        - Не хочу вас обидеть, но мне нужно поговорить с миссис Фэрхевен наедине.
        Люси упрямо вздернула подбородок.
        - Едва ли это будет правильно, - ответила она.
        Бедная Люси, она пыталась противостоять урагану, поскольку Роман шел на все, когда чего-то очень хотел. Триста не раз с жалостью наблюдала, как он расправлялся с теми, кто стоял у него на пути.
        - Спасибо, Люси, твоя помощь не нужна.
        - Возможно, - произнес Роман, хитровато посмотрев на собирающуюся уходить Люси, - вы займете себя игрой с мальчиком. Он здесь?
        - Он делает уроки, - поспешно ответила Триста. Роман помолчал. Несколько секунд стояла напряженная тишина, потом он двинулся к столу и взял в руки игрушечный кораблик.
        - Ему может понадобиться это, когда он завершит уроки. Думаю, он оставил кораблик, играя здесь. Когда здесь никого не было, он проник сюда, чтобы поиграть. Часто я делал так же. Не странно ли, что у нас это общее? Или все мальчики любят это?
        Было видно, что вот-вот разразится гроза. Лучше ее встретить наедине.
        - Думаю, в последнем вы правы. Полагаю, мальчики любят создавать свой маленький мир, где можно устроить соревнования или что-то смастерить. - Повернувшись к Люси, она попросила: - Извини нас. Я хочу поговорить с лордом Эйлсгартом. Спасибо.
        Но Люси не успела дойти до двери, когда ее вдруг громко окликнул Роман:
        - Миссис Миллер!
        Вздрогнув, Люси повернулась:
        - Да, лорд Эйлсгарт.
        Он протянул ей игрушку:
        - Это для мальчика. Должно быть, он ее ищет.
        - О да, конечно. - Подойдя, она взяла игрушку из его рук.
        Роман холодно улыбнулся:
        - Благодарю вас. И скажите юному Эндрю... чтобы он лучше следил за своими игрушками. Для нас, мужчин, просто проклятие, что мы часто теряем важные для себя вещи.
        Люси озадаченно взглянула на Тристу. Та лишь пожала плечами и чуть заметно кивнула, разрешая Люси уйти.
        Когда они остались одни, Триста расправила плечи и повернулась к Роману:
        - Думаю, вы не хотите напитков.
        - Виски, если оно у вас есть.
        - Я говорила о чае. - Она показала на поднос.
        - Это пустая трата времени. Хотя, если на то пошло, и виски тоже.
        - Почему ты пришел, Роман?
        - А. Да. Ну, это деликатный вопрос.
        - Хватит играть со мной в кошки-мышки. Ты имеешь ясную цель, и я хочу знать ее.
        - Чтобы потом снова меня обмануть? Не выйдет. Мне требуется некоторая компенсация за то, что ты со мной сделала. Ты против?
        У нее упало сердце.
        - Что ты имеешь в виду?
        - Я интересуюсь, - произнес Роман, не обращая внимания на ее вопрос, - самым главным мужчиной в твоей жизни.

«Он собирается говорить об Эндрю!» - подумала Триста. Под ней закачался пол.
        - Ты знаешь, что я имею в виду, - насмешливо произнес Роман, подходя ближе с сатанинской улыбкой на лице.
        Триста открыла было рот, но в голову не пришло ни единой мысли, и она не произнесла ни звука.
        - Конечно, я говорю о капитане Фэрхевене.
        - Что? - Она не смогла скрыть удивления.
        - Да. Старина капитан Фэрхевен. Он, кажется, был героем войны? Знаешь, меня одолевали сомнения в этом. Было обидно, что он лучше, чем я. А он должен быть лучше, поскольку ты вышла за него замуж, после того как оставила меня. Я вспомнил, какой решительной ты была, когда мы повздорили последний раз в Уайтторне. Когда тебя что-то действительно задевает, у тебя краснеют щеки, а глаза приобретают удивительный стальной оттенок. А сейчас мы встречались несколько раз, и ты всегда была холодна. Я почувствовал в тебе перемену. И я догадываюсь, почему эта перемена произошла.

«Он спрашивает о капитане Фэрхевене. Он просто ревнив», - успокаивала себя Триста.
        - И я начал размышлять - почему ты много лет назад порвала со мной так решительно? Может, ты уже тогда встречалась со своим будущим мужем? Если это так, это объяснило бы все. - Он наклонил голову, и его голос смягчился. - Я просто не мог поверить, что ты можешь со мной расстаться так просто. Я тогда раздумывал о своей женитьбе - и вдруг однажды ты ушла.
        - Что тут непонятного? Ты был намерен жениться ради денег. Я не собиралась становиться твоей любовницей. Мы не нашли общего языка. Я ушла.
        - Да, но это произошло так внезапно, что меня всегда удивляло. Ты оставила все, все вещи в своей маленькой комнатке, всю свою одежду, даже носовые платки. И не попрощалась. Должен признать, меня это больно задело.
        - Я боялась, что ты не позволишь мне уйти. Если навсегда рвешь с человеком, лучше сделать это без прощаний.
        - А! Так никакого капитана Фэрхевена тогда не было?
        - Нет.
        - Ты встретила его позже?
        - Да, это так. Когда я пришла к Люси, которая меня приютила.
        - Ясно. - Он задумчиво кивнул. - Теперь, когда ты все объяснила, я могу понять. И ты была права, когда исчезла, не сказав ни слова. Если бы я знал, что ты намерена сделать, я бы украл тебя и стал держать дома помимо твоей воли. Я бы не расстался с тобой ни за что.
        - Но ты сделал это. - Когда на нее нахлынули воспоминания, ее голос стал холоднее. - Ты выполнил желание твоего отца, а он просил тебя жениться на богатой наследнице.
        - У меня не было выбора. Знаешь, как я от этого мучился?
        Триста изумленно захлопала глазами. Она и не задумывалась о том, что принесла Роману женитьба помимо денег. У нее хватало своих проблем.
        Вскоре после того, как она узнала, что Роман женился на другой, она обнаружила, что беременна. От ее симпатий к Роману не осталось и следа. Единственным, что отныне составляло все ее помыслы, было желание обеспечить ребенку достойную жизнь, а это означало необходимость постоянно лгать о его отце.
        - Я не думала об этом, - признала она.
        - Не думала, - мягко повторил он. - По-моему, это не очень справедливо с твоей стороны. Все же мне как-то легче от того, что ты не наслаждалась обществом капитана Фэрхевена, пока не ушла от меня.
        - Зачем мы снова это обсуждаем? - внезапно выкрикнула Триста. У нее появилось подозрение, что Роман с ней играет. В его голосе была слышна насмешка, а в глазах - затаенная угроза.
        Она видела этот взгляд много лет назад.
        - Что «это»? Нас? Или твоего драгоценного капитана? Тебе больно о нем вспоминать? Я уже несколько раз видел, что даже при простых вопросах о нем ты теряешься. Бедняга, ты забыла подробности о нем так быстро. Такое может быть только тогда, когда речь идет о вымышленном человеке. О выдуманном персонаже много не скажешь. Не так ли?
        Все вокруг поплыло. Триста на мгновение потеряла равновесие. Собравшись с силами, она выпрямилась:
        - Что ты сказал?
        - Я сказал, что его не существовало. Ты его выдумала. - Он сделал к ней три размеренных шага и словно навис над ней. - А причиной того, что ты покинула меня не попрощавшись, была паника. Ты поняла, что беременна, и бежала. А теперь скажи мне, что я ошибаюсь, Триста. Я хочу посмотреть, как ты лжешь.
        Ее колени дрогнули, и она чуть не упала. Но Роман удержал ее. Она оказалась прямо напротив него, чувствуя его тепло и силу.
        - Открой глаза, Триста, и взгляни на меня. Не будь настолько трусливой.
        Она повиновалась, жалкая и беззащитная. И увидела холодное лицо и крепко сжатый рот.
        Какое-то время они молча смотрели друг на друга, почти соприкасаясь носами. Но затем черты его лица смягчились. Какой-то огонек оживил его глаза, и даже руки стали держать ее как-то иначе.
        - Триста, - пробормотал он. Чуть склонив голову, он оказался еще ближе. Она почувствовала, как напряглись его мускулы.
        Она крепче сжала сильное плечо Романа. Голова кружилась от его близости. Странно, что ей хотелось спрятать голову на его груди - ведь именно от него нужно было сейчас скрыться.
        Он был скроен крепко, как кузнец. Джентльмены его круга имели элегантные фигуры, носили несколько вычурные наряды, чтобы походить на Байрона, или старались выглядеть как денди. Роман же был высоким и сильным и не отличался утонченностью. Однако в его присутствии все прочие джентльмены меркли. Ни один мужчина не мог с ним сравниться ни в работоспособности, ни в энергии, ни в остроте интеллекта. Роман склонил голову ниже, и его губы нашли ее.
        Это был жадный поцелуй, глубокий и долгий. Триста почувствовала себя так, словно вернулась домой. Она чуть было не вскрикнула, но то ли оттого, что находилась в объятиях Романа, то ли от сознания, что Роман знает об Эндрю, она не издала ни звука.
        Многоцветье чувств переполнило ее. Это был и трепет от его близости, и облегчение, что не надо наконец ничего скрывать, и страх перед грядущим, - все это захлестнуло ее с такой силой, что Триста готова была взорваться в его руках. Однако каким-то образом кости остались целы, а ее самое продолжало тянуть к Роману, к его сильному и чувственному телу.
        Она мягко взяла его лицо в свои ладони. Его кожа оказалась все такой же на ощупь, как и прежде. Триста помнила ощущения от его шелковой кожи, его твердые, упругие и жесткие мышцы. Она никогда не целовала другого мужчину и даже не дотрагивалась ни до кого. Ей это было просто не нужно. Она всегда желала только этого человека. Казалось, время вернулось обратно к тем дням, когда она любила его. Только один поцелуй - и все, что разделяло их, исчезло. Испарилось.
        Он отстранился, и Триста подняла глаза, изумленная и разочарованная тем, что этот долгожданный поцелуй оказался так короток. Его лицо снова стало холодным. Роман покачал головой, борясь с собой и стараясь скрыть от нее, что и ему этот поцелуй доставил наслаждение. Триста издала короткий звук, не желая, чтобы он снова стал отстраненным.
        Роман сделал шаг назад, и она пошатнулась на нетвердых ногах. Однако хотя его высокое тело больше ее не поддерживало, его руки все еще касались ее. Но недолго. Роман подвел ее к креслу; она села и опустила голову.
        Триста с горечью посмотрела на него. В его глазах была ненависть. Он слишком горд, чтобы понять ее. Он ненавидит ее за то, что она скрывала от него его сына. Он будет ненавидеть ее всегда. Это было особенно больно теперь, когда она поняла, что Роман остался единственным человеком, которого она желает.
        Ей потребовалось собрать всю свою волю, чтобы поднять подбородок и снова посмотреть ему в лицо. Он был очень красив, но кипящие в нем страсти исказили его лицо. Роман произнес только одну фразу волевым и тихим голосом:
        - Приведи его ко мне.
        О нет! Он же не хочет сказать...
        - Он не знает, - заикающимся голосом произнесла она.
        - Я должен его увидеть. Ему, конечно, нужно сказать, но это можешь сделать и ты. Я не хочу его ранить. Ты должна выбрать нужное время и осторожно рассказать ему это. Однако сегодня я все равно хочу увидеть его.
        Она молча покачала головой. Такого она позволить не могла. Она должна поговорить с Эндрю до того, как его сюда приведут. Приведут к Роману... Все это так внезапно, так быстро...
        Ей следовало бы рассказать Роману все еще тогда, когда она впервые поняла, что он заслуживает, чтобы знать о сыне. Тогда бы она диктовала правила. Но она скрывала сына, и теперь у нее не было выбора.
        - Триста, - произнес Роман, - приведи ко мне сына.
        - Кто тебе об этом сказал? - задала она вопрос.
        - Я отвечу на твой вопрос позже. Я уверен, что у тебя много вопросов. Я тоже хочу знать очень многое. Но сейчас... Я хочу его увидеть.
        - Не травмируй его, - поспешно возразила Триста. Увидев недовольство на его лице, она тут же добавила: - Ты не в том настроении, чтобы быть достаточно деликатным.
        Его глаза блеснули.
        - Мне не нужны какие-либо указания, когда я хочу видеть своего сына.
        Легкая дрожь, которую ощущала Триста, усилилась. Теперь ее буквально трясло от страха. Она взяла колокольчик, чтобы позвонить горничной, но тот выскользнул из рук. Тристе пришлось наклониться, чтобы поднять его, и она чуть не упала: ноги совсем се не держали. Роман смотрел на нее совершенно спокойно. Его лицо излучало непримиримую холодность.
        Триста наконец смогла позвонить, и почти сразу в комнате появилась служанка.
        - Сандра, пожалуйста, позови сюда сына. Я хочу, чтобы он познакомился с лордом Эйлсгартом.
        Сандра исчезла - конечно, не подозревая, что должна привести юного хозяина для встречи с отцом. Несмотря на явное сходство мальчика с лордом Эйлсгартом, чтобы догадаться о родстве, требовалась определенная подсказка, как это было с тетей Мэй и Люси.
        Наступила тишина. Триста закусила губу, чтобы не разрыдаться. Ее положение было хуже некуда. Скоро на мраморном полу в фойе послышались легкие шажки Эндрю - и с каждым шажком в Тристе росло чувство приближающегося несчастья.
        Не в силах сдерживать нервного напряжения, она поднялась. Эндрю уже подошел к двери, и она не знала, что Роман собирается сделать. «Пожалуйста!» - сказала она, перед тем как дверь открылась и мальчик вошел в комнату.
        - Мама? - произнес Эндрю. Он пошел прямо к ней, но задержал взгляд на Романе. Эти глаза были настороженными, большими и лучистыми. На Романа словно глядели его же глаза, но с маленького личика. Только сейчас, видя их обоих вместе, Триста поразилась, насколько отец и сын были похожи.
        Роман не тронулся с места и ничего не сказал. Он только чуть поднял руку. Эта рука дрожала - но только секунду, пока Роман с силой не сжал стол позади себя. Но он не оперся о стол - он продолжал внимательно смотреть на мальчика.
        - Мама? - снова произнес Эндрю. На сей раз он произнес это чуть громче.
        - Это лорд Эйлсгарт, Эндрю. Он просил меня познакомить его с тобой.
        - Я знаком с ним, - ответил Эндрю, в его голосе угадывалось недовольство.
        Роман продолжал смотреть, словно вбирая в себя все - лицо мальчика, его настроение, устремленные на него сердитые глаза. Только после паузы он произнес:
        - Здравствуй, мистер Эндрю.
        - Здравствуйте, - ответил Эндрю, поскольку его учили быть вежливым. Но это было очень сдержанное приветствие.
        Они какое-то время молча смотрели друг на друга. Это выглядело нелепо, но эти двое нелепости не замечали. Во взгляде мальчика читалась воинственность, в глазах Романа была целая гамма чувств.
        Триста положила руку на плечо Эндрю:
        - Где твои манеры?
        - Я сказал «здравствуйте», - ответил он и повернулся, чтобы посмотреть ей в лицо.
        - Это лорд Эйлсгарт нашел твой маленький кораблик. Тетя Люси передала его тебе?
        На Эндрю эти слова не произвели никакого впечатления. Тем не менее он буркнул
«спасибо» себе под нос.
        Триста была озадачена. Обычно Эндрю был общителен и совершенно не стеснялся посторонних. Он привязался к леди Мэй с первых же дней, а слуги в доме буквально страдали от того, что он постоянно рассказывал им о своих воображаемых приключениях и приставал с просьбами поиграть в шашки. Однако эта встреча была ему явно неприятной.
        - Я хочу печенья, - сказал Эндрю. Он показал на чайный поднос. Не успела Триста поправить его, как он исправился сам: - Можно мне взять это печенье?
        Триста посмотрела на Романа. Тот чуть кивнул.
        - Бери. Только положи его в салфетку, если хочешь взять печенье с собой. Можешь вернуться к урокам.
        Мальчик подошел к подносу и начал накладывать лучшее печенье в полотняную салфетку. Это движение словно пробудило Романа от оцепенения. Наконец он заговорил:
        - Ты любишь кораблики?
        Эндрю пожал плечами:
        - Мне они нравятся. Мой отец был морским капитаном.
        Повисла короткая пауза.
        - Да. Сейчас я это вспомнил.
        - Однажды я тоже стану морским капитаном, - произнес Эндрю, завязывая узлом края салфетки.
        - Постой, - вмешалась Триста. - У тебя все рассыплется. Дай мне.
        Схватив свой маленький сверток, Эндрю поспешно выбежал.
        - Эндрю! - позвала Триста, чтобы тот вежливо попрощался. Но Роман удержал ее за руку. Триста вспыхнула, смущенная плохими манерами сына - все ее уроки пошли прахом - и тем, что Роман ведет себя как отец, навязывая свою волю.
        Ей захотелось настоять на своем, но она не посмела этого сделать.
        Роман молча глядел мальчику вслед. В этой тягостной тишине Триста со страхом думала, что он может предпринять дальше. Не в состоянии выдержать затянувшееся молчание, она прямо задала ему этот вопрос.
        Роман посмотрел на нее так, словно только что вспомнил, что и она находится в комнате. Но он не ответил ей. Повернувшись, он подошел к окну и стал смотреть в сад.
        Потом он наконец ответил. К ее удивлению, его голос оказался ясным и звонким.
        - В дальнейшем мальчику следует все сказать. Но до этого времени мне нужна возможность сюда приходить. Когда он узнает, что я его отец, это не должно быть для него шоком. Он относится ко мне с недоверием. С этим нужно справиться.
        - Если ты будешь приходить в дом, чтобы повидать сына, начнутся... пересуды. Ты хочешь, чтобы все знали, что он внебрачный ублюдок?
        Она намеренно использовала это слово, чтобы уколоть его побольнее. Роман повернул к ней голову. В его взгляде были гнев и боль.
        Нет, Триста не будет винить себя за грубость. Она защищает своего ребенка. Она хочет сохранить сына от судьбы незаконнорожденного. О том, что ожидает такого ребенка, она сама знает достаточно хорошо. И она не собирается отступать.
        - Ты прятала его от меня пять лет.
        - И я бы продолжала его прятать, чтобы уберечь от той судьбы, которая была у меня. Знаешь, быть незаконнорожденной - это не подарок.
        - Но ты выглядишь достойно, - отрывисто произнес он.
        - Да. Недавно я стала наследницей. Это улучшило мое положение в обществе. У меня есть деньги, в моих жилах течет голубая кровь, и у меня влиятельные родственники. Потому я не боюсь, что окажусь на улице и буду голодать. Единственное, чего я боюсь, - что какой-нибудь скандал испортит жизнь моего сына и я не смогу его от этого защитить.
        - Как благородно с твоей стороны, - саркастически произнес он. - Если ты хочешь, чтобы я тебя пожалел, это не сработает. Ты делала это, потому что ненавидела меня. Ты украла у меня ребенка.
        - Это мой ребенок.
        - Ты забыла, как он получился? - внезапно произнес Роман, уверенно шагнув вперед. - Ты забыла эти длинные, расслабленные ночи без сна, полные наслаждения и страсти? Уверяю тебя, что я их не забыл, так что если ты заявляешь на него свои права, то и я могу их заявить. Эти воспоминания не выветрились из моей памяти. Он и мой сын. Этот факт ты, похоже, совершенно забыла.
        - Мне достаточно только посмотреть на него, чтобы это вспомнить, - выдохнула она, но тут же отвернулась, сожалея, что это вырвалось у нее.
        - Тебе неприятно, что он на меня похож?
        - Нет. - Это был честный ответ. Она не стала распространяться на эту тему дальше.
        Он пересек комнату и взял свои шляпу и перчатки.
        - Я хочу познакомиться с ним поближе, и если ты сможешь ему дать понять, кто я, как-нибудь деликатно, я был бы тебе очень признателен. Я не хочу, чтобы на меня смотрели исподлобья. Я его отец, и однажды он должен об этом узнать.
        Сколько повелительности было в его голосе! Однако Триста знала его достаточно хорошо и помнила, что Роман напускал на себя важность, когда был в себе не уверен. Степень его высокомерия была тем выше, чем неувереннее он себя чувствовал.
        - Мне нужно какое-то время, - сказала она.
        - У тебя есть неделя. - Он натянул перчатки. - Я был без него достаточно долго.
        - Что ты намерен сделать?
        Роман помолчал.
        - Пока точно не могу сказать. Я лучше знаю то, что не намерен. А не намерен я быть посторонним для собственного сына. Когда я приду в следующий раз, мы обсудим его образование и другие вопросы.
        - Я уже позаботилась об этом. Его учитель...
        - Но ты теперь принимаешь решения не одна, не так ли? - Он изобразил на лице улыбку. - Я дам ему деньги на карманные расходы. Мои адвокаты свяжутся с тобой по этому поводу.
        - В этом нет необходимости, - возразила она, но он направил на нее такой взгляд, что слова застряли у нее в горле.
        Взяв шляпу, он направился к выходу, но в дверях внезапно остановился. Не оборачиваясь, он спросил более мягко:
        - Ты думала... что я не захочу его?
        - Тогда было все другое, а я была... молодая, глупая, наивная, испуганная.
        Она не извинялась. Она не стала вдаваться в объяснения... Но у нее словно само вырвалось:
        - Что еще я могла тогда сделать? Стать любовницей, как ты этого хотел? Тогда бы все знали, что он незаконнорожденный ребенок. Этого я не хотела. Ты знаешь достаточно хорошо, чем это было бы для меня.
        - Ты всегда чувствовала бы себя в Уайтторне в безопасности.
        - Нет, Роман, не думаю, что ты бы дал мне то, что мне было нужно. Ты должен был жениться, у тебя была бы жена, от которой ты мог иметь детей. Это было невыносимо, и я подумала, что для Эндрю лучше всего, если я уйду.
        - А когда ты встретила меня в Лондоне? Ты прятала его от меня все время.
        Вздохнув, она с сожалением покачала головой:
        - Я думала сказать тебе. В самом деле думала. Но это не такая простая вещь.
        Он неопределенно кивнул. Тем не менее это был знак, что он принял объяснение. Потом Роман посмотрел на нее, но глаза его были недобрыми.
        - Я привык думать, что я знаю тебя, и был уверен, что ты не будешь меня обманывать. Это была ошибка. Похоже, я был не прав. Ты прекрасная лгунья.
        И только после этого он ушел. Триста же продолжала стоять как вкопанная, испытывая небывалую тяжесть на сердце.

        Глава 9
        Утро было чудесным. Сидя с Мэй и Люси на залитой солнцем застекленной веранде, Триста рассказывала о визите Романа. От переживаний ее одолела нервная икота.
        - Как ты думаешь, откуда он узнал о мальчике? - спросила Люси.
        Триста вздохнула:
        - Скрывать что-либо всегда трудно. Он мог узнать правду многими путями. Роман не захочет, чтобы его родная кровь была вдали от него. Боюсь, что мои попытки скрыть Эндрю он мог как-то неверно истолковать. Я очень неуклюже изворачивалась, когда он спросил о капитане... Мне следовало рассказать то, что было на самом деле...
        Протянув руку, Мэй сжала ее запястье:
        - Ты знаешь, что у меня есть некоторое влияние. Он всего лишь лорд, а не повелитель этого города.
        - Нет. Я этого не хочу. В конце концов, он прав, верно? Ты сама сказала, что мне нужно было ему все рассказать.
        - Возможно, ты бы так и сделала со временем.
        Триста подумала. Да, пожалуй. То, что Роман сам все узнал, даже принесло ей какое-то облегчение. Все худшее уже позади, и теперь надо думать, как жить в сложившейся ситуации.
        - Наверное, он будет очень внимателен к Эндрю, - сказала она, - хотя мальчик и настроен против него. Не знаю почему.
        - О дорогая! Он просто не любит человека, который тебя расстраивает.
        - Ты же знаешь, какой он, - добавила Люси.
        - Конечно. - Триста протяжно вздохнула. - Без сомнения, он унаследовал упрямство от Романа.
        Люси и Мэй обменялись взглядами. Заметив это, Триста требовательно спросила:
        - Что вы хотите сказать?
        - Возможно, эту черту он получил от тебя, - рассмеялась Люси. - Ты упряма... ну, как баран.
        - Мне приходится такой быть, - попыталась оправдаться Триста.
        - Может быть, - дипломатично вставила леди Мэй. - Вопрос это спорный. Никто не скажет, что ты не заботишься об Эндрю. Мы тоже любим его и хотим, чтобы он был в безопасности, счастлив и чтобы его ждало хорошее будущее. Вот об этом и стоит поговорить. Ты знаешь, Триста, что собирается предпринять лорд Эйлсгарт?
        Триста отрицательно покачала головой.
        - Мне ясно только, что он чувствует себя уязвленным и очень рассержен.
        - Естественно, - кивнула Мэй. - Мужчины не любят, когда ущемляют их права. Они считают, что именно они должны принимать решения, а ты лишаешь его одного из самых важных прав - вырастить собственного сына. Понадобится некоторое время, чтобы он тебя простил.
        - Не думаю, что это когда-нибудь произойдет.
        - Триста, - произнесла леди Мэй слегка назидательным тоном, - если ты не хочешь, чтобы лорд Эйлсгарт судил тебя, то не суди его.
        - Но я знаю его.
        Мэй загадочно улыбнулась:
        - Ты знала его, дорогая. Это совсем другое дело.
        Знала. При этих словах Триста вспомнила последний вечер, что она провела с Романом. В тот вечер был ураганный ветер. Тогда она еще не подозревала, что у нее будет ребенок, что любовью они занимаются в последний раз. Триста словно заново ощутила себя в той маленькой комнатке в Уайтторне.
        Она сейчас не могла вспомнить предметы, что были в комнате. Они казались ей обычными и потому не остались в памяти.
        Она помнила лишь веер, который мать подарила ей на ее семилетие, куклу, которую сломала Грейс, охапку полевых цветов, подаренных ей Романом, когда она болела воспалением легких. Книги, которые ей подарили на Рождество, ровно выстроились на полке. Она уже давно переросла эти простенькие романы, но перелистывала их иногда, когда ей хотелось вспомнить мать и ее выразительный голос, которым она читала эти книги при свете свечи.
        В тот вечер она лежала, слушая ветер за окном и удары капель по стеклу маленького домика. Потом повернулась, крепче схватившись за мягкое покрывало - одно из излишеств, которое мама приобрела, став компаньонкой хозяйки дома.
        Она натянула на себя покрывало, наслаждаясь уютом кровати. Как ей было хорошо! Она любила свою комнатку. Это был ее дом, и ничего другого она не знала. Она была влюблена и счастлива. Ей не хотелось, чтобы что-либо изменилось.
        Внезапно Роман пошевельнулся, и только тут она вспомнила, что он лежит рядом с ней. От внезапной вспышки молнии она в страхе подалась к нему. Роман рассмеялся и обнял ее.
        - Как ты грубо меня разбудила, - мягко произнес он.
        Она втянула в себя его запах, прищурив глаза от вспышек за окном. Она чувствовала себя испуганной, хотя обычно любила грозы. Страх лишил ее последних остатков сна.
        - Тебе ничто не угрожает, - произнес Роман уже серьезно. Он поцеловал ее, и она откинулась назад, бледная и страстно желающая оказаться сейчас где-то на другом конце планеты.
        - Это всегда будет так, - прошептала она в темноту.
        Он снова ее поцеловал. Когда он смотрел на нее, его глаза были мягкими, в них светилась пронзительная нежность. Его волосы были все еще взъерошены после сна, а губы раздуты от поцелуев и укусов. Роман начал играть с локоном ее волос, и от ощущения его пальцев Триста расслабленно закрыла глаза...
        Потом пришло на ум другое воспоминание. Они были уже не в кровати. Они стоят у болот, на наваленных камнях, которые они сами принесли сюда, чтобы создать место для встреч.
        - Кое-что произошло. Я должен жениться.
        Она сразу поняла, что речь идет не о ней.
        - Этого желает мой отец. Я недавно с ней повидался. Она богатая, нудная, глупая и плоская, как доска. Но семье нужны деньги.
        У нее в глазах все почернело и куда-то поплыло. Триста не была в силах что-то ответить. Она только слышала его голос:
        - Ничего не изменится, Триста. Мы по-прежнему будем вместе.
        Он улыбнулся, пожал ей руку - и внезапно пошел прочь. Пошел так стремительно, что ей пришлось кричать, чтобы ответить. Ее голос прозвучал глухо, как в пещере.
        - Но ты обещал жениться на мне.
        Он что-то произнес, но она уже не могла его слышать. Он почти ушел.
        И тут в ее памяти всплыл голос ее матери. Она словно снова сидела рядом, поучая:
        - Мужчины из высшего сословия отличаются от нас, Триста. Деньги и положение для них более важны, чем любовь, и они плохо разбираются в том, что действительно имеет значение. Они признают только власть.
        Но не Роман, говорила себе Триста много раз, лежа рядом с ним или смеясь вместе с ним.
        Оказалось, что мать права. Она начала мысленно растворяться в пустоте, в которой исчез и Роман.

        Чтобы навестить сына, Роман пришел один, хотя повидать Эндрю высказала желание и Грейс. Роман пообещал ей, что после того, как он познакомится с мальчиком поближе и тот перестанет его чураться, он приведет его для знакомства.
        Он знал, но не хотел ей говорить, что Эндрю отнесся к нему откровенно враждебно. У него было такое злое и упрямое лицо - и вместе с тем так напоминающее его собственное, - что Роман был поражен. Он хотел опуститься на колени и обнять малыша. Возникло желание даже прикрикнуть на него: «Я твой отец, так уважай меня, черт побери!»
        Но от этого привязанности Эндрю он бы не снискал.
        За то, что мальчик так не любит его, он должен винить только себя самого. Он сам был мрачным, когда в первый раз пришел посмотреть на своего ребенка. Это он испугал мальчика и заставил его бояться.
        Но он обязательно исправится. С тем, что он приготовил на сегодня, будет нетрудно завоевать его благосклонность.
        Дети - существа простые, без сложной психологии. По крайней мере в нормальных домах.
        Со временем Эндрю наверняка станет проще. Поскольку у Тристы была хорошая и преданная мать, то и сама Триста наверняка сможет хорошо справиться со своими материнскими обязанностями. К нему будут относиться со вниманием, будут его беречь. Когда сам Роман был ребенком, он был лишен чуткости окружающих, оттого вырос подозрительным и вспыльчивым. Но у Эндрю вовсе не обязательно должен выработаться такой характер. Так что его симпатию заслужить будет нетрудно.
        С этой оптимистичной мыслью Роман вошел в переднюю дверь.
        Триста появилась одетая в дневное роскошное платье с перьями павлина, и Роман на какое-то мгновение забыл, что он пришел ради ребенка. Он просто смотрел на нее, и волнение, которым он был охвачен в ожидании встречи с сыном, возросло многократно.
        Она была прелестна. Мягкая и женственная, манящая каждым своим изгибом. Единственное, что в ней не привлекало, - это неприветливое выражение лица.
        - Это плохая мысль, - сказала Триста.
        - Я просил, чтобы Эндрю был готов к часу. Время уже почти подошло. У вас какие-то затруднения? Послеполуденный отдых, о котором я не знал, или какое-то наказание за плохое поведение? - Он говорил отрывисто, стараясь скрыть волнение и надеясь, что это у него получается. - Я настаиваю на том, чтобы прогулка состоялась. Я ждал очень долго.
        - Он не готов.
        - Тогда я подожду. - Роман опустился на стул.
        Триста нервно сжала руки:
        - Ты не понимаешь. Когда я говорю, что он не готов... я имею в виду, что он еще не хочет идти. Я сказала ему, что ты друг и хочешь прогуляться с ним и угостить его, но он отказался. Он не понимает, зачем тебе это. Ты посторонний.
        - Если мальчик не хочет, то это разумно. Я для него посторонний. - Особо четко выговорив последнее слово, он замолчал. - Но поэтому я и затеял прогулку, - после паузы произнес он, словно обращаясь к самому себе. Потом снял перчатки. Ему всегда не нравилось их носить. - Я не хочу быть посторонним вечно.
        - Тогда поговори с ним здесь, в доме. Я приведу Эндрю. Ты будешь знакомиться с ним постепенно.
        - Нет. Этот дом - не мой. Он не захочет иметь со мной дело.
        - Ты испугаешь его, если заберешь на прогулку. Это совсем не поможет ему узнать тебя поближе.
        - Я не стремлюсь становиться его другом, - произнес Роман. - Он должен относиться ко мне как к отцу. Именно этого я добиваюсь. Однако я не хочу, чтобы он стал на меня коситься. Мне нужно сделать это деликатно, учитывая чувства мальчика. Но я от своего не отступлюсь. Не путай меня, Триста.
        Триста была смущена и встревожена. Роман понимал, что это обычная материнская тревога, и что-то теплое шевельнулось в его душе. Весь его гнев улетучился.
        - Тогда почему бы тебе не отправиться вместе с нами? Мальчику это было бы легче.
        - Я думала, что ты хочешь провести время наедине с ребенком.
        Роман пожал плечами, пытаясь изобразить, что это ему безразлично. На самом деле мысль о ее присутствии успокаивала его. Он признавался себе, что побаивается прогулки с собственным сыном. Его единственным сыном. Не хватало еще, чтобы после первой же встречи сын его невзлюбил.
        - Я тебя подожду, - произнес он таким тоном, как будто вопрос о ее участии уже решен.
        Триста кивнула; ее мягкие завитки чуть колыхнулись, щеки заалели, и она едва не заулыбалась, очень довольная, что дело так просто уладилось. Роману захотелось обнять ее и утешить, сказав, что все будет в порядке.
        Потом она сходила за Эндрю. Мальчик смотрел на Романа с недоверием и опаской. Роман через силу сглотнул, стараясь справиться с застрявшим в горле комком. Почему он его так не любит? Может, он так держится по отношению ко всем?
        - Ты помнишь лорда Эйлсгарта? - спросила Триста с натянутой улыбкой.
        Мальчик кивнул.
        Роман бросил взгляд в огорченные глаза Тристы и улыбнулся:
        - Конечно, он умный мальчик и не забыл меня. Но пойдемте. Хватит возиться.
        Он пытался произнести это отрывисто и бодро, но получилось чересчур повелительно. Мальчик опустил подбородок и поплелся за матерью. Триста крепко держала его за руку.
        Когда они подошли к стоянке экипажей, Роман вдруг понял, что идея прогуляться втроем имела свои неудобства. Мать и сын поедут в экипаже, он же будет в это время находиться снаружи.
        Сегодняшний день он хотел посвятить как раз знакомству - но, похоже, поездка в экипаже только сделает очевидным, что он не может принадлежать этому счастливому, самодостаточному маленькому миру. Ему места в нем нет.

«О Боже, - с тоской подумал Роман, - я не продвинулся ни на йоту!»

        Эндрю в экипаже не проронил ни слова. Обычно любой ребенок относится к поездке с интересом, даже с водторгом. Однако по Эндрю было видно, что ему не нравится даже сама идея куда-то ехать.
        Когда Роман подарил Эндрю перевязанный красной лентой ящик, Эндрю на него даже не взглянул.
        - Возьми, - произнес Роман. Его голос чуть дрожал. - Это для тебя.
        Эндрю вопросительно взглянул на мать.
        - Открой это, - сказала она мягко. Но прищуренные глаза ясно говорили, что это команда. Эндрю потянул за ленту, открыл жестяную коробку и молча уставился на аккуратно выстроившихся деревянных солдатиков.
        Роман показал на них:
        - Это конные гвардейцы. Майор Коури был одним из конных гвардейцев. Посмотри сюда. - Он поднял одного солдатика, несколько отличающегося в раскраске. - Это, должно быть, майор.
        Эндрю продолжал молча смотреть на подарок, не притрагиваясь к солдатику.
        - У меня есть игрушечные солдатики.
        - Но это особенные. - Триста тут же обругала себя за то, что вмешалась, но она не могла сдержать себя. - Помнишь, ты восхищался майором Коури. Тебе ведь интересно получить этих солдатиков, поскольку они напоминают его полк.
        Эндрю пожал плечами. Роман усмехнулся:
        - Если они тебе не понравились, я верну их продавцу игрушек и выберу что-нибудь еще. Надеюсь, корабль наверняка заслужит твою улыбку.
        Он сказал это искренне, без тени горечи. Это удивило Тристу.
        То, как тяжело Эндрю опустился на сиденье, стало еще одним свидетельством его плохого настроения. Вытащив один из своих маленьких игрушечных кораблей, он принялся играть с ним, не обращая никакого внимания на взрослых. Было видно, что он не желает ни с кем иметь дела. И тут Роман совершил ошибку. Он попытался вовлечь мальчика в разговор.
        - Какой предмет тебе нравится больше всего, Эндрю?
        Эндрю был обучен отвечать взрослым, даже если ему этого не хочется. Не отрывая глаз от кораблика, он ответил:
        - Арифметика.
        - И ты уже хорошо научился счету?
        Эндрю неопределенно пожал плечами. Это можно было принять и за «да», и за «нет». Триста сказала:
        - Эндрю уже может считать до ста.
        - До двухсот, - поправил Эндрю. Оторвавшись от своего занятия, он укоризненно посмотрел на мать, которая его так недооценила.
        - Это замечательное достижение.
        - Он уже умеет складывать и вычитать. - Триста надеялась, что это прибавит Эндрю гордости за его знания и сделает его разговорчивее. - Ты мог бы провести какие-нибудь операции с числами, чтобы показать свое умение лорду Эйлсгарту?
        - Я не хочу заниматься числами, - ответил Эндрю. - У меня болит живот.
        Роман сразу встревожился.
        - Он болен? - Он взялся за ручку двери, словно желая немедленно ее открыть, чтобы поискать доктора.
        - С ним все в порядке, - уверила его Триста.
        - Со мной не все в порядке. У меня болит живот. Я хочу лечь.
        Роман бросил испуганный взгляд на Тристу:
        - Его вырвет?
        - Не подсказывай ему эту мысль, - с иронией ответила Триста. - Эндрю тут же поправится, как только увидит, куда мы едем. А куда мы едем, лорд Эйлсгарт?
        - В парк, я думаю. Не в Гайд-парк. Я уверен, что вы были там довольно часто. Мы можем отправиться в Сент-Джордж, где, я слышал, сегодня пускают воздушные шары. Думаю, это может заинтересовать Эндрю.
        - А там есть пруд? - спросил Эндрю, в первый раз проявляя интерес.
        Триста объяснила:
        - Эндрю любит воду, где он может поиграть со своими корабликами.
        - Я хочу стать морским капитаном, - объявил Эндрю.
        Роман побледнел:
        - Ясно. Ну, я не знаю, есть ли там пруд. Но мы...
        Он замолчал, поскольку оживление на лице Эндрю быстро исчезло и он разочарованно откинулся на подушки.
        - Эндрю, - мягко произнесла Триста и замолчала, ясно давая сыну понять, что ждет, когда он на нее посмотрит. - Воздушные шары - это тоже очень интересно. Разве ты не согласен?
        Эндрю скривился, но перечить не осмелился и потому неохотно кивнул в знак согласия.
        - Думаю, это просто замечательно, - произнесла Триста, но было уже поздно. Роман выпрямился, подняв головой люк в крыше. Голова и плечи исчезли в отверстии люка, и Триста уже не могла видеть, как Роман говорил с кучером.
        Огорченная поведением сына, Триста забрала игрушку у мальчика. На его негодующее возражение она тихо сказала:
        - Я верну тебе это, когда у тебя улучшатся манеры.
        Роман снова сел на сиденье с глубоким вздохом. Потом он пригладил волосы - обычно это означало, что он устал. Позади нее Эндрю сделал то же самое.
        Они направились к Гайд-парку. На дороге было видно совсем немного экипажей. В этот час не было принято появляться в парке, чтобы людей посмотреть и себя показать, но они ехали не для этого.
        - Вот этот пруд, - выкрикнул Эндрю, прильнувший к окну, как только понял, куда они направляются.
        - Ты не должен этого делать, - сказала Роману Триста. Ей не хотелось, чтобы он уступал. Она давно поняла, что из поездки с Романом мало что получится, но ей было неприятно, если это станет ясно так быстро.
        Роман не обратил внимания на ее слова.
        - Это не пруд. Это Серпантин. Настоящее озеро.
        Эндрю косо посмотрел на него. В первый раз он отреагировал на слова Романа, когда тот к нему не обращался.
        Когда они вышли из экипажа, Эндрю выпрямился и сказал Роману, что ему понравилась поездка и он очень за нее благодарен. Триста сразу поняла, что он просил ее вернуть его кораблик.
        Триста подумала, что напрасно вмешивается в отношения отца с сыном, и потому она выудила кораблик из ридикюля и вручила Эндрю.
        - Вот, возьми.
        - Можно мне пойти...
        - Да.
        Роман направился за ней следом. Похоже, он понял причину того, что кораблик побывал у Тристы. Она видела, как внимательно он смотрел, когда она отдавала кораблик.
        Вздохнув, Триста двинулась за ними следом. Возможно, тетя Мэй права, утверждая, что Триста знает Романа не очень хорошо. В прошлом она его прекрасно знала. Но с той поры минуло шесть лет. Мог он измениться за это время? Кое в чем он казался другим.
        Хотя во многом он явно остался прежним.
        Они прошлись по берегу, Роман и Эндрю держались поодаль друг от друга, но шли почти в ногу, с той лишь разницей, что когда Роман поднимал ногу, Эндрю опускал. Затем Эндрю спустился к воде со своим кораблем. Роман же наклонился, чтобы поднять несколько камней.
        Триста следовала за ними, наблюдая, как Роман внимательно оглядывает камни, прикидывая их вес. После изучения камни отправились в карман, разом испортив ровные линии хорошо скроенной одежды.
        У Тристы на глаза внезапно навернулись слезы - на нее нахлынули воспоминания. Она прежде часто видела, как он собирает камни на берегу.
        Роман снова взял камень и повернул его в руке указательным пальцем. При этом он принял свою особенную позу - откинув полусогнутую руку - и с силой кинул камень. Тот пролетел какое-то время, отскочил от воды, сделал еще один отскок... всего получилось пять раз, пока камень не утонул в глубинах Серпантина.
        Эндрю поднял голову.
        Роман вытащил еще один камень из кармана и изготовился для броска. Он произвел бросок очень мощно - эта сила всегда восхищала Тристу. Но бросок получился неудачным, камень нырнул в воду.
        Пробормотав проклятие, Роман нахмурился. Триста невольно улыбнулась. Вылавливая в кармане еще один камень, Роман вынул то, что не было гладким камнем. Триста не могла разглядеть, что это было, и когда Роман опустил это обратно в карман, она была заинтригована.
        Следующий бросок вызвал его довольную улыбку. Роман правильно замахнулся и метко кинул. Камень подекочил семь раз. Было видно, как Роман по-детски этому рад.
        - Как ты этому научился? Этот вопрос задал Эндрю.
        - Я часто ходил к пруду, когда был таким же, как ты.
        - Ты плавал под парусом?
        - Бывало. Я кидал камни, ловил рыбу, учился плавать. Мой лучший друг Джейсон умел кидать лучше меня, но, черт подери, я не знаю, как это ему удавалось.
        - Лорд Эйлсгарт, - рассмеялась Триста, - следите за языком.
        - О! - Он был удивлен, не понимая, что он произнес не так. Или, возможно, он только сейчас вспомнил, что и она здесь. Роман как-то странно, с робостью, посмотрел на нее, и в этом выражении было что-то трогательное и родное.
        Он показал Эндрю несколько камней - они были тяжелые и с ровной поверхностью, благодаря которой могли отскакивать от водной глади. Эндрю тут же отыскал несколько камней, которые Роман нашел стбящими. Триста заметила, что Роман не относился к мальчику снисходительно. Он тщательно осмотрел камни и большую часть выбросил. Эндрю, однако, это нисколько не обескуражило.
        Когда настало время бросать камни, Эндрю произнес:
        - Нет, спасибо. - И он вернулся к своему кораблику.
        Триста села на скамейку, чтобы оттуда наблюдать за ними и поразмыслить, что сейчас изменилось в ее жизни. Скоро она пришла к заключению, что все идет к лучшему. Теперь ей не надо мучиться, пытаясь скрыть свой секрет.
        Роману пришлось сесть рядом с ней. Они оба молчали, наблюдая за Эндрю. После долгой паузы Роман спросил:
        - И что он за ребенок?
        - Он всегда был замечательным. Очень любознательным, энергичным. У него есть характер.
        - Это естественно, с такой наследственностью. - Триста не поняла, кого он имеет в виду - себя или ее, но расспрашивать не стала. Он был прав. Во всем Эндрю повторял своих родителей, и они могли гордиться тем, что он унаследовал их черты.
        - А чем он увлекается? Что он любит, чего желает?
        - Он очень интересуется насекомыми с двухлетнего возраста. Собирает их уже долгое время, с того лета, когда мы переехали в Лондон. Мне часто приходилось брать его на продолжительные прогулки, чтобы он мог найти новые образцы для своей коллекции. Он увлечен своей коллекцией, каждому любимому насекомому он делает удобный дом, обеспечивает едой, а в конце дня мы освобождаем их, поскольку он боится, что их мамы скучают без своих детей.
        Роман рассмеялся, и Триста засмеялась тоже.
        - Он любит кораблики. - Роман прищурился на солнце.
        - И лошадей.
        - Но кораблики - в честь своего отца, морского капитана. Наверное, он очень интересуется отцом.
        - Да, он спрашивал меня о нем, и я рассказала то, что, думаю, могла сказать. Его отец не может быть с нами, поскольку он морской капитан и пропал в море.
        - Возможно, именно поэтому он и хочет стать морским капитаном. Чтобы найти отца. Может, он дословно понимает слово «пропал».
        - Я не думала над этим. Его интерес к кораблям и его отцу появился совсем недавно, после переезда в Лондон. Дэвид, муж Люси, часто учил Эндрю по книгам, и среди них истории про корабли и плавания в море были его любимыми. Они погружались в них вместе, и Дэвид, великолепный рассказчик, имеет в запасе множество историй о пиратах, капитанах и тому подобном. Скорее всего именно они внушили Эндрю уважение к своему героическому отцу. Роман кивнул.
        - Каждый мальчик хочет иметь примером отца, и, думаю, когда отца нет, стремление подражать ему сильнее.
        Триста вспомнила, как Роман боготворил собственного отца, ежегодные визиты которого в Уайтторн переворачивали вверх дном весь дом. Леди Эйлсгарт поднималась с кровати, чтобы обследовать весь дом, и - часто под руководством мамы - начинала даже интересоваться своей внешностью.
        Весь дом оживал, но никто так не изменялся, как молодой лорд. Роман постоянно был в волнении. Однако он никому бы не признался, что это было вызвано появлением отца. Он категорически отрицал бы, что очень ждал его приезда. Но это так и было. Роман признал это, только став взрослым.
        Приезды отца длились недолго - несколько недель в самое теплое время года. Эти визиты всегда приносили разочарования. Лорду Эйлсгарту не нравилось за городом. Он тяготился обществом жены, а интерес к детям быстро гас.
        И он возвращался в Лондон, к обожаемой любовнице. Леди Эйлсгарт снова сутками не выходила из спальни, Грейс же, которая к визитам отца относилась прохладно, становилась заметно веселее и добрее. А Роман надолго уходил из дома бродить по лесам и болотам. Порой его путешествия по окрестностям занимали несколько суток.
        Триста часто замечала на его лице грусть. И сейчас инстинкт подсказал ей, что Роману крайне неприятна явная отчужденность его собственного сына.
        - Это не тот случай. Я говорила ему о тебе, - сказала Триста. Было видно, как изумили Романа эти слова. Триста тут же поправилась: - Но я изменила имя. Я не хочу, чтобы Эндрю знал твое имя, пока он не станет старше.
        - Ты намерена рассказать ему обо мне?
        - Я благодарна матери за то, что она поведала мне об отце, даже если это была не самая приятная правда. Кое-что я, конечно, утаю - наверное, Эндрю будет на меня за это сердиться, но я как-нибудь это переживу. Но не могу же я сейчас рассказать ему все и потребовать, чтобы он врал всем остальным. Он бы меня просто не понял, да и не хочу я учить ребенка вранью. - Она пожала плечами, играя с пальцами своей перчатки. - Надеюсь, когда он станет взрослым, то поймет. А до этого я постараюсь честно отвечать на вопросы о тебе, которые он задаст. Я описала ему Уайтторн - дом, местность, все, что с этим связано. Конечно, я не упоминала этого названия. Но он знает об этом доме все.
        - Ты рассказала ему об Уайтторне? - Роман медленно покачал головой, осмысливая то, что услышал.
        - Он спрашивал о твоей семье. Я сообщила ему о Грейс. Он захотел с ней встретиться, но я объяснила, что она леди и очень занята и в будущем может нанести визит, когда найдет время. - Взгляд Тристы упал на сына, и она улыбнулась. - Он воспринял это легко и больше этим не интересовался. Видно, решил, что вопрос исчерпан.
        - И...
        - Я рассказала ему о тебе, Роман, то, что знала. Он легко усвоил все это. Его капитан Фэрхевен - это ты.
        - Он хорошо соображает?
        - У него интересный ум. Я раньше говорила, что он любознателен. Конечно, у меня нет возможности сравнить его с другими детьми, но мне кажется, что у него горячее желание знать, как устроен мир. Он задает самые неожиданные вопросы, и мне приходится брать книги в платной библиотеке, чтобы узнать ответ.
        Ей показалось, что у Романа от гордости раздулась грудь. К ним подбежал Эндрю:
        - Я видел жабу.
        - О, не дотрагивайся до нее! - воскликнула Триста, в тревоге вскакивая на ноги. - Где она?
        - Покажи мне, - произнес Роман, глядя на берег. Триста тревожно посмотрела на траву, выискивая покрытое бородавками создание.
        - Там! - радостно воскликнул Эндрю, и Триста вздрогнула, издав короткое восклицание, когда увидела коричневую жабу, выпрыгнувшую из травы. Эндрю быстро побежал за ней.
        - Остановись! - позвала она, опасаясь, что мальчик оказался слишком близко к воде.
        Закрыв глаза, Триста пробормотала короткую молитву. Она с трудом пережила увлечение Эндрю насекомыми, Бог ей поможет, если Эндрю не заинтересуется еще и жабами.
        Роман поспешил следом. Через несколько секунд он уже что-то объяснял Эндрю. Что именно, она расслышать не могла. Жаба сделала еще один прыжок, и Роман направился за сыном к пруду. До Тристы донеслось:
        - Пойдем, Эндрю. Ты можешь за ней наблюдать.
        Эндрю обернулся, чтобы посмотреть, идет ли она за ними. Триста знала, что он этого хочет, но она не могла приблизиться к жабе. Одна мысль о ней заставила ее вздрогнуть от омерзения.
        Но Эндрю быстро наскучила жаба, и он побежал к матери. Усевшись на скамейку, он повертелся на месте и вынул кораблик из кармана. Наклонившись над скамейкой, он принялся двигать корабликом, губами изображая шум волн.
        Триста вздохнула. Потом посмотрела на Романа. Он стоял на берегу Серпантина и в одиночестве бросал камни в воду.

        Грейс внимательно смотрела на маленькую копию брата. Эндрю так же пристально разглядывал ее.
        - Я твоя тетя Грейс, - произнесла она. На нее странно подействовал вид этого серьезного личика. Ей казалось удивительным, но она сразу почувствовала привязанность к копии брата. Хотя он и выглядел как Эйлсгарт, он все же не был членом семьи, да еще и являлся сыном Тристы Нэш.
        Роман стоял за спиной Эндрю с мрачным выражением лица. Она видела боль в морщинах вокруг его глаз и глубоких складках, что обрамляли, подобно скобкам, его рот.
        Это был его сын. Однако было видно, что мальчик относится к отцу недружелюбно. В сердце Грейс снова загорелся огонек злобы к Тристе. Это из-за нее сын Романа не знал о собственном отце.
        - Рада с тобой познакомиться, - сказала она мальчику.
        - Вы красивая, - ответил Эндрю.
        Столь откровенный комплимент был очень лестным, возможно, что мальчик был искренен.
        - Спасибо, - смущенно ответила Грейс. - Очень любезно с твоей стороны сказать это.
        Он на миг улыбнулся и тут же смешался. Знакомство получилось на редкость официальным и неловким. Грейс не знала, о чем говорить с детьми, но что-то в этом мальчике, может, явное сходство с братом, заставило ее попытаться завести разговор.
        Грейс добавила:
        - У меня прекрасно начался день, молодой сэр.
        Эндрю просветлел, на его лице снова появилась улыбка. Он так походил на Романа, когда тот был мальчиком, что Грейс почудилось, что она перенеслась на много лет назад. Она с трудом подавила в себе желание опуститься на колено и привлечь к себе ребенка.
        Но, напомнила она себе, это ребенок Тристы. Собираясь встретиться с мальчиком, она постоянно говорила себе это - и все же, когда глядела на него, то видела в нем только племянника, часть своей семьи.
        Роман сделал шаг вперед и положил руку на плечо сына. Но тот отстранился, и рука повисла в воздухе.
        - Я хотел познакомить тебя с Эндрю. Мы направляемся в парк на небольшую прогулку. Потом я хочу вернуть его матери.
        Грейс неожиданно возразила. Она не хотела, чтобы ее племянника уводили от нее так скоро.
        - Давайте попьем чаю, - объявила она. - И не спорьте. Иди сюда, Эндрю. Ты любишь пирог с патокой?
        Эндрю очень любил - но то, как недружелюбно он обернулся на Романа, ясно сказало, что ее компанию он любит больше.
        Когда Эндрю устроился со своим угощением, Грейс посмотрела на брата. В его глазах было написано страдание. Грейс поняла, что должна что-то предпринять.
        - Эндрю, мы можем поиграть. Если ты не возражаешь, мы попросим твою маму, чтобы ты остался немного дольше, чем планировалось. Это, конечно, тебе решать, но я не очень люблю шахматы. Я бы охотнее поиграла в шашки. Или во что-нибудь еще, что ты предпочитаешь. Ты любишь настольные игры, верно?
        - Да, люблю. Спасибо. - Он улыбнулся ей, но это была небрежная улыбка. Тем не менее она придала ему какое-то обаяние. У Грейс что-то дрогнуло в груди. Она почувствовала в мальчике что-то родное. Так быстро?
        И этот мальчик, ребенок ее брата и ненавистной ей женщины, тоже смотрел на нее полными доверия глазами. Они на удивление скоро привязались друг к другу. В это было невозможно поверить.
        Но это событие произошло и стало началом решительной перемены в жизни Грейс.

        Глава 10
        Триста подумала, что если бы Роман лучше приготовился к визиту и узнал вкусы Эндрю, все прошло бы гораздо удачнее. Эти мысли она доверила бумаге и отправила письмо Роману.
        Прошло немного времени, и она получила ответ с просьбой к ней и Эндрю оказать ему честь, посетив сад Воксхолл в субботу. Это приглашение удивило и обрадовало Тристу. Когда она сообщала новость сыну, то ее голос срывался от ликования.
        - Мы едем в Воксхолл, Эндрю! - воскликнула она. Триста давно мечтала туда попасть.
        Увидев ее радость, Эндрю тоже загорелся.
        - Ура! - Он начал прыгать по комнате, хлопая в ладоши, но вскоре внезапно остановился. Его лоб прорезала озадаченная складка. - А что такое Во-хо?
        Триста весело рассмеялась и медленно произнесла название.
        - Это сад для отдыха, туда люди ходят развлечься. Там подают чудесное мороженое и очень тонко нарезанную ветчину, просто чудесную, и замечательных цыплят Ты можешь там пообедать на свежем воздухе. В Воксхолле очень красиво, там бывают разные выставки и развлекательные представления - акробаты, фокусники, а также волшебный фонарь, который показывает картинки на экран.
        Глаза Эндрю стали большими.
        - Дядя Дэвид пойдет? - спросил он. - Я хочу, чтобы он посмотрел на акробатов и волшебный фонарь.
        - Посмотрим. Нас пригласил лорд Эйлсгарт. Я пошлю ему сообщение и спрошу, не возражает ли он против того, чтобы с нами были дядя Дэвид и тетя Люси.
        Радость исчезла с лица мальчика.
        - Почему он должен там быть?
        - Это была его мысль. Эндрю, ты должен лучше себя вести с лордом Эйлсгартом. Он хочет стать твоим другом. - Ответом был упрямый взгляд. - Я знаю, ты думаешь, что я расстроилась после одного его прихода. Он и я когда-то были хорошими друзьями. - Она тщательно подбирала слова, желая не говорить ему неправды. Но она и не хотела, чтобы Эндрю догадался о ее отношениях с Романом. Ее материнский инстинкт говорил ей, что для этого не настало время. - Он знал твою бабушку, и она его всегда любила. Когда он был мальчиком чуть старше тебя, моя мама считала, что он очень хороший парень.
        Эндрю скривился:
        - Почему она так думала?
        Вздохнув, Триста спросила:
        - Ты можешь сказать, почему ты так его не любишь?
        - Он как-то странно смотрит на тебя, - выпалил Эндрю. - Мне это не нравится. Он хочет тебя забрать.
        Триста откинулась на спинку кресла, изумленная таким заявлением.
        - Что за чепуха! Он желает быть твоим другом.
        - Ну, он не может им быть. Я друг дяди Дэвида.
        Триста призадумалась. Она может настаивать на своем, к примеру, потребовать, чтобы он изменил свое отношение к лорду Эйлсгарту, если хочет пойти в Воксхолл.
        Но это вряд ли лучший способ действий. Да и поведение Эндрю нельзя назвать невежливым. Он просто чувствует себя с Романом неуверенно. Похоже, он его боится. Триста пожала плечами:
        - Ну, тогда ты упускаешь возможность получить хорошего друга. Вспомни, как ловко он бросал эти камни. Они летали над водой словно птицы. И на прогулках по Серпантину всегда полезно иметь кого-нибудь, кто не боится жаб.
        Но Эндрю только молча смотрел на нее, не зная, что ответить. Триста поняла, что не сможет убедить его, что бы она ни сказала.
        Похоже, Бог обрек ее иметь дело только с упрямцами.
        Люси и Дэвид тоже приняли участие в прогулке по Воксхоллу. Триста решила, что это уменьшит страх Эндрю, и Роман с этим согласился.
        Правда, поначалу вышла заминка - мужчины поспорили о том, кто будет платить за входные билеты. Роман настаивал на том, что это он всех пригласил, но Дэвид отказывался, чтобы за него платили. Для обоих вопрос оказался важным. Дэвид был рад новой работе и хотел показать свою щедрость, Роману же уступить не позволяла гордость.
        Устав спорить, Роман, к изумлению Тристы, повел себя бесцеремонно - оттеснив Дэвида в сторону, он положил деньги в кассу. После чего, сочтя конфликт исчерпанным, зашагал прочь.
        Дэвид задохнулся от гнева и вытащил платок. Кашлянув, он внимательно посмотрел на платок и прислушался, нет ли шумов в легких. Это был плохой признак. Люси обняла его за локоть и прошептала:
        - Ты заплатишь в следующий раз, дорогой.
        Они обменялись заговорщическими взглядами и пошли своей дорогой. Это они сделали по просьбе Тристы, которая боялась, что Эндрю проведет весь день рядом с дядей, вместо того чтобы побыть с отцом.
        Когда Триста направилась вслед за Романом, Эндрю потянул ее в другую сторону, за Люси и Дэвидом, но Триста проигнорировала его стремление. Взяв его за руку, она потянула Эндрю за собой. Роман подождал их, потом пристроился к их шагу, и они направились по Большой аллее - обсаженной вязами дороге.
        На протяжении всего времени, когда Триста жила в Лондоне, она не могла позволить себе поездку в Воксхолл. Каждое заработанное пенни, если оно не шло на насущные нужды, она откладывала на приобретение шляпного магазина. Теперь время бедности казалось ей чем-то далеким, хотя с той поры прошло всего несколько месяцев. Но она так привыкла себя ограничивать, что мысль посетить парк развлечений ей пришла в голову только после предложения Романа.
        За ней следом плелся Эндрю с широко раскрытыми глазами, в которых отражался свет расставленных между деревьями фонарей. Сияние фонарей казалось волшебным, призрачным, впрочем, вся атмосфера парка была сказочной. Роман посмотрел на Эндрю, затем на Тристу, и на его губах появилась довольная улыбка.
        Внезапно ее захлестнула волна блаженства, такая сильная, что Триста захотела броситься в объятия Романа. Только сейчас она поняла, как хотела, чтобы в ее жизни произошло нечто подобное. Однако ее счастье отравляла мысль, что по отношению к Эндрю она поступила нечестно, пообещав, что дядя Дэвид будет с ними.
        Однако по Эндрю было незаметно, что он от этого сильно переживает. Его быстро захватили чудеса парка.
        - Гляди-ка, мама! - воскликнул он, показывая на кукольный театр.
        Они остановились, чтобы посмотреть игру. Когда одна кукла начала колотить другую, Триста недовольно скривилась, но Эндрю завыл от восторга. Роман просто сиял от успеха своего предприятия. Он надеялся, что, если Эндрю здесь понравится, это изменит их отношения.
        На это рассчитывала и Триста, но когда они покинули маленькую площадку для зрителей, Эндрю снова занял место рядом с матерью.
        - Мы пойдем по южной аллее, - сказал Роман. - Видишь эти арки? За ними находится знаменитая картина «Развалины Пальмиры». Она написана так правдоподобно, что, когда смотришь издали, можно принять ее за настоящие развалины древнего города, расположенные прямо в центре Лондона.
        - Развалины Пальмиры, - благоговейно произнес Эндрю.
        Триста с сомнением подумала, что он не знает, что такое развалины и где находится Пальмира, но это звучало так экзотично, что даже пятилетний ребенок мог почувствовать благоговейный восторг.
        Они повернули на широкую аллею и прошли мимо продавцов и лотков. Посетителей было немного, так что они могли разглядеть диораму во всем ее великолепии.
        - Это просто восхитительно, - чуть слышно промолвила Триста.
        Роман воспрянул духом.
        - Лучше полюбоваться всем этим, сидя за столом. Здесь можно пообедать «аль фреско».
        - Это значит - обед на свежем воздухе, - объяснил Эндрю.
        Это был первый раз, когда мальчик по своей воле говорил что-то Роману, и оба - и Роман, и Триста - поняли важность этого события.
        - Отлично. Тогда я все организую.
        Когда они расположились в домике в древнегреческом стиле, Триста заметила:
        - Похоже, ты здесь не в первый раз. Ты приходишь сюда часто?
        Роман пожал плечами. Триста хорошо его знала, и в ней вспыхнула ревность. Она не смогла удержаться от того, чтобы не задать вопрос:
        - Ты приводил сюда других женщин?
        - Да. Ревнуешь?
        - Да.
        - Хорошо. - Он усмехнулся, и Триста нахмурилась. - Но я в первый раз приглашаю даму прийти с сыном.
        - Конечно, я особый случай. И ценю это.
        Он весело взглянул на нее, и Триста вспомнила, как они когда-то любили подшучивать друг над другом. Сейчас, в этом волшебном месте, она могла бы продолжить давно забытую традицию.
        - Я покажу тебе лошадь Дэнди, - сказал Роман, когда они покончили с обедом. - Это новое изобретение, довольно сложное, на котором может ездить человек.
        Он повел их к продавцу, торговавшему странными конструкциями с двумя колесами, грудой наваленными на прилавке. Роман оплатил одно устройство и выбрал самое большое.
        У механизма было два колеса, очень тонких, похожих на колеса кареты, но расположенных друг за другом. Между ними помещалось сиденье, а спереди был руль.
        - Это очень необычно. Что это такое?
        - Это велосипед. Посмотри, как он работает.
        Оттолкнувшись могучими руками, Роман выехал на открытую часть аллеи и, слегка поворачивая руль, стал маневрировать. Казалось, он должен был выглядеть смешно, однако все оказалось наоборот. Он показал себя мастером, уверенно держась в седле лошади Дэнди. Тристу даже кольнула зависть, что она так не умеет.
        Эндрю эта сцена явно заинтриговала. Это действительно казалось чудом и произвело бы впечатление на любого мальчика.
        - А у тебя большая практика! - заметила Триста. В ее голосе слышались ядовитые нотки.
        - Я катался всего несколько раз, - произнес Роман, проезжая мимо. С силой оттолкнувшись ногами, он сделал еще один круг.
        - Без сомнения, ты занимался этим, когда бывал в Воксхолле раньше. Женщины могут ездить на этой штуке так же хорошо?
        - Могут, но только если не бояться, что юбки попадут между спицами и порвутся.
        - О, тогда, надо думать, твоим спутницам приходилось ждать, когда ты накатаешься.
        Он лишь таинственно улыбнулся и, направив велосипед прямо на нее, затормозил совсем рядом.
        - А! - воскликнул он с выражением удовольствия на лице. Потом повернулся к Эндрю: - Ты хотел бы попробовать?
        - О да!
        - Нет! - произнесла Триста.
        - Тебе не следует чересчур опекать мальчика, - смело не согласился с ней Роман.
        - Это слишком опасно.
        - Не опасней, чем взбираться на лошадь. Бросьте, миссис Фэрхевен, вы не можете лишать мальчика такого удовольствия. Я возьму ему один из самых маленьких велосипедов, предназначенных для детей, и буду держать его за седло, чтобы он сохранял равновесие. Я побегу следом, чтобы он не упал. Это не причинит ему никакого вреда.
        Однако Тристе его идея все равно не нравилась. При виде этой странной машины она начинала нервничать.
        - Я так не думаю, - возразила она. - Есть и другие развлечения. - Ее тон достаточно ясно говорил, что ее решение окончательно.
        Триста ожидала, что он будет возражать. Она давно знала Романа и помнила, что он не любит, когда ему противоречат. Но она была готова к бою. Однако Роман так грустно опустил голову, что ей даже стало его жалко. Впрочем, его печаль могла быть и притворством - уж слишком удрученным он выглядел.
        - Ладно, - вздохнул Роман. - Тогда, Эндрю, покончим с этим. Так сказала твоя мама.
        Лицо Эндрю вытянулось, казалось, еще мгновение - и он заплачет. Его обвиняющий взгляд был направлен на Тристу, а не на Романа. Роман сочувственно положил Эндрю руку на плечо, и тот не отстранился.
        Триста нахмурилась:
        - Ты сделал это нарочно.
        Роман посмотрел на нее ясными невинными глазами. Это он умел, как это ни было трудно человеку с квадратной челюстью и выступающими скулами.
        - Можно это понимать как согласие?
        Каким же невыносимым он мог быть!
        - Только один маленький круг, и ты будешь держать его все время, - сдалась она и тут же подумала, что совершила ошибку.
        - Прекрасно! Теперь, Эндрю, устраивайся на сиденье. Посмотри, как это делаю я. Ты сможешь повторить так же?
        Эндрю сказал «да», но это нисколько не ободрило Тристу. Он бы согласился на все ради одного круга на велосипеде. С нетерпением он выслушивал инструкции Романа, кивая, но не вдумываясь в смысл. Триста это поняла и хотела было вмешаться. Но тут Роман громко заявил, что если Эндрю хочет ехать, то должен внимательно слушать.
        К ее удивлению, Эндрю повиновался. Он начал повторять те указания, которые сделал ему Роман. Триста не знала, чему удивляться больше - понятливости сына или терпению Романа.
        Когда настало время пуститься в путь, Эндрю поехал, отчаянно работая рулем. Прижав руку ко рту, Триста кусала губы, наблюдая за вихлянием велосипеда.
        - Держи его! - воскликнула она.
        - С ним все в порядке, - ответил Роман сдавленным голосом.
        Эндрю так ни разу и не упал. Работая рулем, он сделал неровный круг. Роман объяснил, как лучше управляться с велосипедом, но и на втором круге машина продолжала отчаянно вихлять.
        Внезапно Эндрю опасно наклонился, и из груди Тристы чуть не вырвался крик. Но Роман был начеку, и он схватил Эндрю за пальто до того, как тот упал на землю. В другой его руке был велосипед; сейчас Роман выглядел прямо Геркулесом, с легкостью держа две свои ноши.
        Эндрю освободился от его рук и снова оседлал лошадь Дэнди.
        - Еще раз, - скомандовал он. Его тон нисколько не потеплел по отношению к Роману, но по крайней мере Эндрю уже с ним говорил - хотя только потому, что в этом нуждался.
        - Пожалуй, хватит, - окликнула она.
        Они притворились, что не слышат, и Эндрю сделал еще круг. Тристу раздосадовало, что эти двое действуют в союзе против нее. Эта машина ей перестала нравиться. Так неестественно лететь с большой скоростью, отталкиваясь ногами, но Роман - конечно, этот сумасбродный человек любит все, что опасно и безрассудно, - был без ума от этого устройства, как и ее сын. Роман взапуски несся за мальчиком, подталкивая велосипед и приводя Эндрю в восторг от скорости, и уже не было заметно, что Роман поддерживает седло.
        Наконец они перестали ее мучить, и Эндрю спустился с велосипеда.
        - Ты видела, мама?
        - Видела, - ответила она, с силой прижимая к себе малыша.
        Роман торжествующе улыбнулся.
        Остальная часть вечера не могла идти ни в какое сравнение с таким захватывающим приключением, но и она прошла достаточно хорошо. Купив мороженое, они прогулялись по аллее, осматривая выставки или задерживаясь, завидев какое-нибудь представление. Встретив Дэвида и Люси, Эндрю взял дядю за руку. Когда вся компания вернулась домой, он уже едва держался на ногах.
        - Давай я занесу его наверх.
        - Я привыкла носить его, - ответила Триста, но, заметив решимость на лице Романа, не стала возражать. Он взял мальчика на руки. Тот не протестовал, когда Роман нес его в детскую.
        Эндрю в руках отца выглядел совсем маленьким. Лицо Романа было каменным, не выражая никаких чувств. Он положил Эндрю на кровать и немного отступил назад. Триста же опустилась на кровать и стянула с Эндрю башмаки и носки, раздела его до нижней одежды и натянула ему через голову ночную рубашку.
        Уложив его, Триста подоткнула одеяло и поцеловала сына в лоб. Он поежился и легонько вздохнул во сне. Выпрямившись, она увидела, что Роман затих в углу, молча наблюдая за обычным вечерним ритуалом.
        - Хочешь что-нибудь выпить в гостиной? - спросила она и тут же удивилась - зачем она это спросила?
        - Хочу, - просто ответил Роман и последовал за ней вниз по лестнице.
        Когда они сели в гостиной - Триста со сладким вином на донышке бокала, а Роман со стаканчиком бренди, - она сказала:
        - Спасибо тебе за этот вечер. Эндрю замечательно провел время.
        - А ты? Тебе понравилось?
        - Кроме того времени, когда вы испытывали мое терпение с лошадью Дэнди, я получила море удовольствия.
        - Странно.
        - Почему?
        - Там был я. Думаю, если бы ты посетила парк отдыха с Люси или со столь почитаемым дядей Дэвидом, вы бы провели время гораздо интереснее. Эндрю определенно был бы больше рад.
        - Тебе не стоит обижаться. Он привыкнет.
        - Ты так думаешь? - бросил на нее изучающий взгляд Роман.
        Она не ответила, не будучи уверена в этом. Вторжение Романа в жизнь их маленькой семьи многое перевернуло. Она теперь не могла сказать, что хорошо, а что плохо.
        Триста никогда не считала сына нелюдимым - тем не менее Романа он продолжал чураться. Что бы он ни испытывал по отношению к этому человеку, это чувство было глубоким, и, похоже, ничто не могло его изменить.
        Но вот что касается ее самой... это было для нее сюрпризом. Она не могла объяснить почему, но она оттаяла по отношению к Роману. Может быть, просто потому, что все, чего она боялась, произошло, так что Романа можно было больше не опасаться. Он узнал ее самый большой секрет и никак не попытался отомстить за ее бегство.
        Она думала, что он по-прежнему будет груб. Но она ошиблась. Оказалось, что Роман может быть не только терпеливым - непонятно, где он мог этому научиться, - но и вполне тактичным. И даже на редкость обходительным. И Триста не могла понять, почему ее сын продолжает держаться с ним так враждебно.
        Но она-то к этой обходительности относилась иначе. Роман встряхнул бренди в стаканчике и посмотрел на него сквозь стекло.
        - Ты укладываешь его в постель каждый вечер? И у тебя нет для этого служанки?
        - Иногда, когда меня вечером нет дома, это делает нянечка, но обычно я укладываю его сама. Не забывай, пять лет у меня не было прислуги. Эта обязанность была моей.
        - Тебе она не нравилась?
        - Совсем напротив. Какой матери может не нравиться ухаживать за собственным ребенком?
        Она тут же пожалела об этих словах, поскольку наступила на больную мозоль Романа. Его-то мать совершенно не обращала внимания на своих детей.
        Триста попыталась выйти из неловкого положения:
        - Моя мама всегда заботилась обо мне. Я знала, что если у меня будут дети, я поступлю так же. А вот чего я и не предполагала, так это что у меня будут деньги. Но я не хочу из-за них как-то меняться.
        - Тем не менее ты сильно изменилась.
        - Вот как? Стала старше?
        Может, она и впрямь стала старше в его глазах. Триста опустила голову, стараясь сосредоточиться на вине.
        Это было ее любимое вино, сладкое, с запахами импортированных из Германии фруктов; но сейчас оно напоминало ей уксус. Она была не в настроении пить и отставила бокал.
        - Ты выглядишь намного лучше, - уверенно заявил Роман. - Ладно, не притворяйся, что ты этого не знаешь. У тебя есть зеркало, и в нем ты видишь, что время тебя пощадило. Зрелость сделала тебя привлекательнее. Ты всегда была хорошенькой, а сейчас просто красавица.
        Триста снова взяла бокал, только для того, чтобы скрыть замешательство.
        - Спасибо. Можно было обойтись и без комплиментов.
        - Ты думаешь, я тебя соблазняю?
        - Нет. - Она посмотрела на него и неожиданно покраснела.
        - Конечно, нет.
        - Тогда я должен удвоить свои усилия. Я пытаюсь тебя соблазнить. - На его лице появилась многозначительная улыбка. - Ты наверняка догадалась, что я все еще тебя хочу. Я дал понять это достаточно откровенно.
        Триста обругала себя за то, что ей льстит слышать подобное.
        - Я знаю, что ты стремишься обольстить всех на своем пути.
        - Не думай, что ты хорошо меня знаешь, Триста. Прошло немало времени, и многое изменилось. Ты и я уже не те зеленые юнцы, которыми мы были.
        - Итак, ты меня соблазняешь. - Она произнесла это с насмешкой, а не с волнением. Но именно волнение она чувствовала, как бы ни осуждала себя за это.
        - Ну, сейчас я радуюсь тому, что мой сын уже не шарахается от меня в страхе. Он даже позволяет подходить к нему. Думаю, мне очень помогла лошадь Дэнди. Иногда мне в голову приходят гениальные идеи.
        - Ты слишком скромен.
        - Никогда этим не страдал. Ты не могла забыть, каким я был бесстыдным.
        - А... Теперь вспоминаю.
        - Итак, я радуюсь своему успеху, наслаждаюсь этим бренди и твоим обществом. И надеюсь, что и дальше меня что-то ждет.
        Ее сердце ёкнуло и забилось быстрее. Триста подняла подбородок и постаралась выглядеть ироничной.
        - Нацелился на мою кровать?
        - Или на ковер. Он кажется достаточно удобным.
        Это было так неожиданно, что Триста рассмеялась, хотя следовало презрительно нахмуриться. Но смешливость неизменно была ее недостатком. Его озорное поведение всегда забавляло ее, обезоруживало и очаровывало. Вот и теперь ее сердце медленно таяло от чувства, которому трудно было противиться.
        - Никто так не смеется над моими шутками, как ты, - заметил Роман. - К слову, это замечательный смех. Обычно мою иронию люди воспринимают неправильно. Они принимают всерьез, когда я иронизирую над собой, или просто считают меня чудаком.
        - Ты чудак и есть.
        - И нахал?
        - Конечно. Похоже, тебе это польстило. А это не комплимент.
        - Это мне пригодится. К примеру, вспомни ночь, когда мы впервые поцеловались. Я дразнил тебя и говорил очень смело. Я желал знать, как ты будешь реагировать. Поразит ли тебя это и ударишь ли ты меня? Будешь ты возражать, притворно меня осудив, но в то же время поощряя? И надо сказать, ты не сделала ни того, ни другого. Ты просто смотрела на меня, ожидая каких-то действий. Мне надо было либо идти дальше, либо, поджав хвост, убраться восвояси.
        Это было правдой. Она действительно ждала от него поцелуя. Когда герой ее детства вернулся домой мужчиной и заметил, что она стала взрослой, она приняла его ухаживания.
        На его лице появилась чуть заметная улыбка.
        - Каким же неловким я был! Я подкрался ближе, а ты отстранилась, но продолжала смотреть мне в глаза, и только это подбадривало меня. Тебе не следовало на меня так смотреть.
        Триста почувствовала, как у нее учащается пульс. Когда Роман пускался в погоню, он становился опасным, но это и волновало больше всего.
        - Но ты смог сократить расстояние, - сказала она.
        Он прищурил глаза:
        - Ты мне это позволила. Это так и было.
        - А ты просто стоял, - прошептала она, бросив на него дразнящий взгляд, хотя и сама не могла понять зачем, - разговаривая без конца и края, пока я не решила, что ты никогда не замолчишь и не сделаешь этого.
        - А в конце, когда я наклонился, чтобы тебя поцеловать, ты прямо прыгнула в мои объятия.
        Триста сообразила, что улыбается. Она тут же спохватилась и отвернулась.
        - Нам не следует обо всем этом вспоминать.
        - У тебя были другие любовники? - откровенно спросил Роман.
        - Нет, - решительно мотнула она головой. - А как насчет тебя?
        - Никого, кто бы представлял интерес.
        - За шесть лет ты не встретил никого, кто бы заинтересовал тебя хотя бы немного?
        - Никого, - спокойно повторил он.
        - И даже никого из тех леди, кого ты водил в Воксхолл?
        - А они тем более. - Он чуть заметно иронично улыбнулся. - И это были не леди.
        - А как насчет той женщины, для которой ты пришел в магазин покупать шляпу? Он должна быть для тебя чем-то особым.
        Вздохнув, он откинулся назад:
        - Я ждал, что ты задашь этот вопрос. Думаю, мне нужно все объяснить. Она была особой только в том смысле, что является сестрой крикливой жены моего кузена. Я, кузен, его жена и Аннабелла составляем две пары, которым удобно отправляться вместе на прогулку. В тот день ветер сдул ее шляпу, и она начала причитать, что даме неприлично идти с непокрытой головой. Реймонду и мне не оставалось ничего, кроме как тотчас же что-то предпринять. Неудивительно, что мой кузен пьет. Мы поспешили к ближайшему шляпному магазину, готовые заплатить хоть в десять раз большую цену за шляпу, лишь бы она перестала ныть.
        Триста рассмеялась:
        - Она перестала?
        - К сожалению, нет. Я как-нибудь познакомлю тебя с ней, и ты узнаешь дальнейшую историю от нее самой. Хотя в обществе я с тех пор их не видел.
        Триста опустила глаза. Не означают ли его слова, что с Аннабеллой он больше не встречался?
        - Мой кузен и его жена вернулись в Гемпшир, где они живут.
        - А эта сестра?
        - Она довольно мила, но... - Он замолчал, подбирая слова. Триста замерла в напряженном ожидании. - Но мне не подходит.
        Триста решила, что он над ней издевается. Паузу он сделал специально, чтобы она решила, что он произнесет: «Она не ты».
        Ей не следует забывать, как любит Роман подобные розыгрыши.
        - Это все так знакомо, - внезапно сказал он. - В Уайтторне мы провели много вечеров вместе - ты и я. Я никогда больше не испытывал той особой атмосферы пикировки и удовольствия, которую всегда ощущал в твоем обществе.
        - Нам лучше, всего не вспоминать Уайтторн.
        - Почему? - Он допил бренди. - Это было приятное время. Пока Грейс куксилась, а мать страдала от одиночества, мы могли вволю поговорить. Если бы у меня не было возможности с тобой поспорить, я бы сошел с ума. Мы были так горячи в спорах, что всех отпугивали. Они отправлялись спать, и тогда ты и я...
        - Уже поздно! - прервала его Триста, поднимаясь.
        Роман не двигался с места.
        - ...мы занимались любовью.
        Триста стояла неподвижно, в изумлении, не веря, что он это сказал.
        Роман медленно поставил пустой стакан. Потом неторопливо стал подниматься. Когда он выпрямился, он оказался с ней рядом.
        Триста словно окаменела, не способная пошевелиться. Но как только он протянул руку, оцепенение прошло.
        Какой смысл бороться, если она прекрасно знает, что эту битву ей не выиграть? Разрыдавшись, она наконец дала выход тому напряжению, что сковывало ее на протяжении уже нескольких часов - нет, многие дни, недели. Ей показалось, что из-под ее ног ушла земля.
        Она упала в его объятия, и он поцеловал ее.

        Глава 11
        Спальня Тристы была выполнена в розовых и желтых тонах. В ней использовалось много изысканных тканей, оборок, подушек и мебели из орехового дерева с утонченной резьбой. Это была чисто женская комната, отделанная по вкусу Тристы, но как только в нее вошел Роман, ее дух мгновенно изменился. Нет, это уже не убежище одинокой женщины, которое она пыталась сотворить, тщательно подбирая ткани и мебель. Теперь спальня выглядела роскошной, словно специально созданной для сладострастия.
        Триста закрыла дверь на защелку, и тут Роман, пристально глядя на нее, прижал ее к двери и поцеловал снова. Длинное, с налитыми мускулами тело вжалось в нее, и она затрепетала. Его руки скользнули вниз по ее спине, стягивая жакет. Не прерывая поцелуя, Роман как-то справился с жакетом и уронил его на пол.
        Теперь она могла вполне ощущать силу его мышц под тонкой рубашкой. Его запах пробудил в ней воспоминания о прошлом. У Тристы закружилась голова.
        Она выдохнула его имя, и Роман победно рассмеялся. Отступив, он взял ее за руку и, пятясь назад, повел к кровати, не отрывая взгляда от ее лица. Вожделение мощными ударами пробежало по ней. Он коснулся губами ее ладоней, а потом начал целовать палец за пальцем. У нее потемнело в глазах. Дыхание Романа стало тяжелым, словно он бежал марафон.
        Когда край кровати ударил его под колено, Роман упал, увлекая за собой Тристу. Потом он медленно стал играть с ее пальцами, покусывая их.
        - Если ты голоден, мы можем заглянуть на кухню, - тяжело дыша, проговорила она.
        - Думаю, мой аппетит быстрее утолить здесь, - ответил он и повернулся на кровати так, чтобы им обоим было удобнее. - Хотя, если ты имеешь склонность к кухне, мы можем попробовать и там, когда закончим здесь. Уверен, там есть прочный стол.
        Она не успела и глазом моргнуть, как оказалась на спине.
        - Здесь. - Вздохнув, он дьявольски улыбнулся.
        - Тебя и на это хватит? - лукаво заметила она.
        Сев на кровати, Роман стянул с нее высокие ботинки и поспешно сбросил их на пол. Те с шумом упали. Затем он принялся за свою обувь.
        - Как умело я тебя повалил! Если бы я промахнулся, пришлось бы долго объяснять врачу, как мы получили свои травмы. Все было тщательно рассчитано, без малейшей ошибки. - Он удобнее разместился рядом с ней. - Но это было романтично, разве не так?
        - Очень романтично. - Она отчаянно боролась с лихорадкой, которая охватывала все ее тело. - Я чуть не задохнулась.
        Приблизив губы к ее плечу, он произнес:
        - Если тебе уже не хватает дыхания, то что будет через несколько секунд?
        Она начала судорожно глотать ртом воздух. К тому времени, когда он снял ее платье, ее игривость уже сменилась бешеным голодом.
        Роман посмотрел на нее темными глазами. Ее тело едва прикрывала сорочка, но она была тонкой, не из грубой хлопчатобумажной ткани, какую Триста носила раньше, и домысливать, что под тканью, не было нужды. Поскольку он продолжал смотреть, Триста машинально прикрыла грудь перекрещенными руками.
        - Твоя грудь изменилась. Стала больше, полнее, - произнес он. Затем мягко отстранил ее руки, чтобы не лишать себя зрелища.
        Триста молча лежала под его изучающим взглядом, ее дыхание становилось все более быстрым и менее глубоким. Она хотела крикнуть: «Ну дотронься же до меня!» От его откровенного изучения она испытывала одновременно и смущение, и возбуждение.
        Его глаза жадно пожирали ее. Роман стянул сорочку с ее плеч и обнажил грудь. Какое-то время он возился со своей рубашкой, затем нетерпеливо взялся за воротник и снял ее через голову.
        Он снова протянул руки к ней.
        - Твое тело изменилось, - произнес он благоговейно. Словно ребенок, в нетерпении разворачивающий подарок, он внезапно потянул ее рубашку и наконец убрал последний разделяющий их барьер. - Я хочу увидеть тебя всю, - горячо прошептал он.
        Она лежала совершенно обнаженная, а его потемневшие глаза медленно изучали ее тело. Потом Роман улыбнулся:
        - Ты просто великолепна. Я забыл об этом. Как я мог позабыть?
        Его рот опустился к ее плоскому животу. Его руки скользнули над лоном, которое родило его сына, и он поцеловал трепещущую плоть.
        Триста закусила губы, но сдержала крик. Прикосновение его рук привело ее в лихорадочное состояние. Она притянула к себе его за брюки. Теперь настало ее время изучать его тело. Он стал длиннее, крепче и стройнее - и все изменения были в лучшую сторону. Встав на колени, она повернулась к нему.
        - Шесть лет, - сказал он, взяв ее лицо в ладони. - Прошло шесть лет.
        Затем потянул ее на кровать рядом с собой и накрыл ее рот губами.
        Сразу стало ясно, что за прошедшие годы Роман многому научился. Он стал увереннее в себе и нетерпеливее. Впрочем, возможно, его нетерпение объяснялось тем, что они слишком долго ждали этого, с первой секунды, как встретили друг друга.
        Его раздражала ее стыдливость. И было странно снова видеть ее обнаженной после стольких лет разлуки. Но и раздражение, и удивление испарились под напором наслаждения. Его умелые руки возбуждали ее, а его зубы нежно покусывали се трепещущую кожу. Триста словно снова знакомилась с его телом, с мужским телом - теплым, шелковистым на ощупь и вместе с тем грубоватым.
        Его руки ходили по ее коже, понемногу ускоряя темп. Роман что-то чуть слышно произнес, когда его губы прошлись по соскам ее груди. Внутри Тристы зажигался огонь, распаляясь медленно, но все горячее. Движения рук Романа стали неуклюжими - он слишком спешил, чтобы действовать умело. К тому же и ему начало мешать растущее в теле напряжение. Жадно хватая воздух ртом, тяжело дыша, они переплели пальцы, и Роман опустился на нее, вжимая ее в шелковое покрывало. А потом он стал частью ее; ее тело выгнулось в порыве страсти, и он выкрикнул ее имя.
        Каждое их прикосновение словно возвращало их на многие годы назад. Тристу охватило чувство, что ею обладают. Но это только возвращало все на место, объединяло ее с частью ее самой - той частью, что она оставила, порвав с ним.
        Роман долго не открывал глаз, опасаясь, что если сделает это, то все происходящее окажется сном или иллюзией, навеянной долго сдерживаемыми желаниями. Но он ощущал рядом с собой Тристу. Чувствовал ее запах - от кожи, цветов и духов, - обычный запах женщины, и он подумал: «Открой глаза, все в порядке. Это она».
        Триста тихо спросила:
        - Ты уже спишь?
        Он широко открыл глаза:
        - Я думаю.
        Перед ним и в самом деле лежала Триста. Она была великолепна. Ее лицо раскраснелось, легкий пот на коже создавал ощущение едва заметного свечения.
        - О чем ты думаешь? - Вытянувшись на кровати, она обняла его за талию.
        - Как снова заняться с тобой любовью.
        Она положила голову ему на грудь.
        - Ты не можешь заснуть. - Она сказала это так лениво, что он заподозрил, что она сама готова задремать.
        - Я не засну. - Спать? В такой момент? - Клянусь.
        Он думал о ней очень часто, проигрывая в мозгу те взлеты страсти, которые они пережили вместе. Но со временем эти воспоминания становились все слабее и туманнее.
        Но зато теперь она перед ним, живая и новая. Он услышал ее ровное дыхание. Она спала. Роман глядел на нее, не веря своему счастью. Как ему ее всегда не хватало!
        Ее рот, немного приоткрытый, был алым, как вишня, и очень соблазнительным. Ее бок, касающийся его тела, излучал притягательное тепло.
        Она принадлежала ему. У него было предчувствие, что она предназначена ему с самого начала. Когда он был ребенком, то еще не понимал своих желаний. Она была еще девочкой. Очень красивой, но тогда в его чувстве к ней еще не было ничего плотского. Он только знал, что в ее присутствии он испытывает что-то необычное. Каждый раз, когда он смотрел на нее, его сердце было не на месте. Он по-детски думал, что просто желает ее поддразнить или как-то показать свое превосходство.
        Только став мужчиной, он понял силу этого чувства. Когда он вернулся домой из университета и увидел ее снова, то внезапно осознал, что его стремление дразнить ее, бороться с ней, утешать и учить ее было только предтечей растущего в нем желания.
        Это возвращение получилось очень нелепым. Ему было двадцать четыре, и он был совсем не рад вернуться в дом, где провел жалкое и одинокое детство. Он хотел отправиться в большое путешествие по Европе, но отец решил, что его сыну пора заняться семейными делами.
        Старый лорд Эйлсгарт, вызывая сына, не упомянул, что намерен его женить. Отец окружил сына вниманием, в котором отказывал столь долго, польстил ему, доверив участие в семейных делах, передал ему часть ответственности за них, чтобы Роман почувствовал гордость, считая себя занятым важным делом.
        И Роман с готовностью взял на себя эту ответственность. Теперь он имел цель в жизни и достойное занятие.
        Но после того как он вновь увидел Тристу, они оба влюбились друг в друга. Это было замечательное время. Роман чувствовал, что нашел женщину, которой можно навсегда отдать сердце. И на него полагался единственный человек, доверия которого он искал.
        А потом его поставили перед выбором.
        Триста не только отказалась понять его выбор, она прокляла Романа. Словно он был способен пойти наперекор судьбе. Будто он мог встать против всех и крикнуть: «Нет, я должен жениться на Тристе Нэш и ни на ком больше, поскольку она единственная, кого я люблю!»
        Что бы произошло, сделай он это? Семья оказалась бы в отчаянном положении. Они все были бы на краю бедности, если не в тюрьме. Его сестра, у которой в жизни не было ни одной своей вещи, теряла надежду получить что-то в будущем. А его женитьба давала хотя бы стабильность.
        В этой истории именно он был пострадавшей стороной. Триста ненавидит его за то, что он ее предал, но это она предала его. Возможно, он простит это, простит, что она утаила от него Эндрю. Может, он будет прощать ей все потому, что она до сих пор желанна.
        За прошедшие шесть лет это ненасытное желание стало только глубже, сильнее, а теперь оно, словно прорвавшаяся через дамбу река, стало неудержимым и заполнило его всего страстью.
        Триста чуть слышно вздохнула во сне и передвинулась. Роман чуть оттолкнулся, чтобы высвободить ее, и Триста повернулась на другой бок, так и не проснувшись. Роман поднялся с кровати и начал одеваться. Его конечности были тяжелыми, и их чуть покалывало. Он чувствовал себя вялым - как у него всегда было после секса, только на сей раз куда заметнее, поскольку его тело не желало делать те движения, которых требовал мозг. Когда он натянул на себя брюки, что-то выпало из его кармана. В темноте и тишине звук удара прозвучал неестественно громко.
        Роман поднял игрушечного солдатика. Это было изображение майора Коури из конной гвардии - он принес его Эндрю в первый день их встречи. Его сын отверг игрушку - подарок, который Роман тщательно отбирал, уверенный, что сыну он понравится.
        Этот маленький деревянный человечек с ничего не выражающим раскрашенным лицом и прямым телом стал для Романа чем-то вроде талисмана. Он положил его в карман, выбросив упаковку, и стал носить с собой. Это было напоминанием. Роман пробежал пальцами по фигурке, чтобы удостовериться, что она не раскололась, и снова положил в карман.
        Бросив на Тристу взгляд, Роман остановился у двери. Он увидит ее завтра, пообещал он себе и уже от одной этой мысли почувствовал себя лучше. Когда он шел по коридору, то продолжал ощущать аромат ее кожи.
        Когда Триста проснулась, то первым делом потянулась, пробежав руками по шелковому одеялу. И тут она заметила в мышцах нечто новое. Непривычным был и запах. А еще тревожило ощущение какой-то потери. Открыв глаза, она обнаружила, что Роман ушел. Часы на столе показывали уже почти три утра. Ее лампа все еще горела, но количество масла заметно уменьшилось.
        Сев в постели, она осмотрелась. Никаких следов присутствия Романа. Она вздохнула. Не надо было так внезапно засыпать. Откинувшись на кровать, она попыталась разобраться в своих чувствах. Их было много, и очень противоречивых. Здесь были счастье и страх, замешательство и беззастенчивая радость. А над всем этим преобладало удивление, что она оказалась столь слабой перед ним. Она-то воображала, что может быть строгой к Роману, лорду Эйлсгарту.
        Это все чертова лошадь Дэнди. Когда она увидела его на этом велосипеде, гордого и самоуверенного, как петух, с сияющими глазами и откровенно желающего произвести впечатление на сына, у нее дрогнуло сердце. Она уступила ему во всем, и вот она теперь здесь, через десять часов, размышляющая над тем, как она оказалась с ним в постели.
        Но теперь-то она должна научиться ему сопротивляться.
        С этой мыслью она стала снова уплывать в сон. Как славно было в полудреме раздумывать, что хорошо бы снова повидаться с Романом, чтобы видеть, как он погружается в сон вместе с ней. И вдруг Триста проснулась от внезапной мысли, что сжала все ее нервы в комок и заставила с жадностью глотнуть воздух.
        Она вспомнила, почему покинула его шесть лет назад.
        Они спорили, но обычно эти словесные перепалки становились преддверием их занятий любовью. Не всегда она тяготела к ним, но они были для нее интересны.
        Они падали в кровать, и их спор тонул в страсти, а потом он уходил, а она лежала так же, как и сейчас. И думала, что ей придется стать его любовницей, потому что она слишком слаба перед его чарами. Она не в меру влюблена, чересчур привязана к нему. Нет, решила она тогда, она немедленно уедет. Пусть он для начала поймет, что все не так просто и она не собирается с ним спать, когда ему вздумается. Пусть поймет, что она для него значит.
        А потом она узнала о своей беременности, и это заставило ее бежать. Ставки были очень высоки. Но скорее всего она переоценила себя. И сейчас, в предрассветных сумерках, Триста думала о том же. Она покинула Романа, поняв, что женщина ее социального слоя может быть для знатного мужчины только любовницей. Или шлюхой, что более грубо выражает суть дела.
        Именно в таком положении она оказалась и сейчас. Роман ей ничего не предложил. Сколько раз надо переспать с каким-то мужчиной, чтобы официально считаться его любовницей? Один раз? Десять? Или, может, всего два?
        Она повторила все во второй раз, и ничего не изменилось. Этот чертов лорд сделал ее такой, какой она была шесть лет назад, - влюбленной в него и тяжело дышащей от его прикосновений.
        О Боже! Она была бы счастлива, если бы его обаяние тревожило ее хотя бы вдвое меньше.
        Она не будет с ним больше спать. Когда Триста поднялась с кровати и начала одеваться, она была настроена совсем иначе, чем вчера. С холодной решимостью она отмела все сомнения относительно того, что ей делать дальше. То, что было шесть лет назад, удивительно переплелось с сегодняшним днем. Прошлое упорно повторялось.
        В тот день Роман появился снова. Он взбежал по лестнице с радостной легкостью. В его руках были цветы, на лице играла улыбка.
        Ему сказали, что миссис Фэрхевен нет дома.
        Вместе с цветами он оставил визитную карточку, написав на ней, чтобы ему прислали сообщение, когда он может зайти. Однако никакого ответа не последовало.
        На следующий день Роман поднимался по лестнице уже не так стремительно. Это было в тот час, когда весь город наносит визиты, и ему сказали, что миссис Фэрхевен отправилась делать визит. На сей раз Роман уже не оставил карточки.
        Через день он появился вновь. Уже без цветов и без улыбки он постучал в дверь. Ему отворили, чтобы провести в заднюю часть дома, где Триста и Мишель Коури сидели вместе в семейной столовой.
        Расстроенный, он притих в кресле, надеясь переждать посетительницу, но ее пригласили на чай. Время тянулось, однако Роман старался не терять терпения.
        Он был вежлив, хотя это удавалось ему с трудом. Он даже затеял разговор с миссис Коури. Триста явно стремилась не замечать его присутствия, но Роман упорно дожидался своего часа. Она не может игнорировать его вечно. Бросив сочувственный взгляд на сводную сестру, Мишель сказала:
        - Ну, мне пора. Майор должен этим вечером вернуться из путешествия, и потому нужно прибрать в доме. - Она объяснила Роману: - Мы закрываем дом на лето. Мой муж предпочитает сельскую местность, но позволяет мне приезжать в Лондон повидать миссис Фэрхевен.
        Роман кивнул:
        - Это очень хорошо. Было приятно познакомиться с вами.
        Несмотря на обстоятельства этого знакомства, он нисколько не кривил душой. Мишель Коури была грациозной и доброй, хотя и достаточно проницательной, чтобы понять, что тучи сгущаются. Когда Мишель наконец ушла, Роман недовольно выдавил из себя:
        - Ты должна мне все объяснить.
        Триста сжала губы.
        - Пожалуйста, не устраивай сцен.
        - Думаю, нам стоит устроить сцену. У нас был долгий перерыв.
        Триста сделала нетерпеливый жест рукой и выпрямилась, словно готовясь к бою.
        - Что случилось, после того как я отсюда ушел? - резко спросил он, пристально глядя на нее.
        - Я поняла, что делаю ошибку. Снова.
        - О, ради Бога! Я думал, мы уже установили, что ошибся я.
        - Ты так думаешь? - У нее перехватило дыхание, в глазах вспыхнуло пламя. - Боже, как ты невероятно высокомерен! И очень забывчив. Виновата я - и твое поведение ни при чем.
        - Ты сказала, что жалеешь, что не рассказала мне об Эндрю.
        - Я сожалею об этом, но не раскаиваюсь в том, что отказалась быть твоей любовницей. Я тебе уже говорила, что никогда не пересматриваю своих решений. И я не буду меняться - ни для тебя, ни для кого-нибудь еще.
        - Любовницей?
        Триста повторила все снова, но более спокойно:
        - Роман, мы знакомы уже давно, и оба знаем, что у нас были некоторые... отношения. Мы выросли вместе, и оба были довольны этим - я нашла друга, а моя мама во многом заменила тебе собственную мать. И вполне естественно, что, став взрослыми, мы оба думали, что влюблены. Но мы скорее всего принимали за любовь что-то еще, поскольку она оказалась не столь сильной и умерла. Но у нас все еще есть... ну, скажем, некоторая привязанность.
        Роман молча слушал ее логические доводы, чувствуя, что у него падает сердце. Когда Триста говорила, она держала спину очень ровно и даже казалась чопорной.
        - Ты узнал, что у тебя есть сын, и он будет теперь связывать нас на протяжении всей оставшейся жизни. Плохо, что эта связь снова привела нас в спальню. Будем считать, что это был просто интерес. Мы встретились после долгого перерыва, и наше прошлое...
        Он сложил руки на груди и провел указательным пальцем правой руки по верхней губе, глядя на нее тяжелым немигающим взглядом. Это всегда пугало ее. Он это знал.
        Триста неуверенно кашлянула, но подняла плечи, и ее голос стал строже. Она твердо произнесла:
        - Теперь твой интерес удовлетворен, и мы не должны принимать наши чувства за что-то еще...
        Роман оторвал от губ палец и направил его на нее:
        - Ты не спрячешь от меня моего сына.
        Это было произнесено тихо и спокойно, но тем не менее в словах ясно слышалась угроза. Триста испуганно заморгала, но потом ее лицо исказилось, словно он ее оскорбил.

«Да как она смеет»?! - подумал Роман. Она несколько дней не позволяла к себе войти, а теперь читает ему нотации, словно он слабоумный ребенок, да еще прикидывается оскорбленной.
        Он нахмурился, собираясь с мыслями.
        - Это моя кровь, - сказал он. - Я не уйду просто так только потому, что ты переоценила свое... отношение ко мне. Прошлое невозможно переделать. Он мой сын, и он со мной должен лучше познакомиться.
        - Только не трогай Эндрю.
        - Черт побери! В любом случае он - самое главное, что меня интересует в этом вопросе.
        Он хорошо знал, как нанести удар, когда его обидели. А он был обижен. Его голос стал резким и хриплым.
        - Ты можешь удовлетворять свои переменчивые прихоти сколько хочешь. Можешь следовать своей ненормальной женской логике. Не думай, что я упаду на колени и буду молить тебя снова отправиться в постель. Я не стану терять на это времени. Все, что мне от тебя нужно, - это чтобы ты не чинила мне препятствий и я мог видеть сына.
        Триста лишь молча смотрела на него, но Роману показалось, что она сдерживается с большим трудом.
        Сознание этого доставило ему удовольствие. Свое унижение он хотел компенсировать ее страданием. Ему сейчас нравилось причинять ей боль, пугать ее. В детстве он мстил зло и жестоко. Став взрослым, он изменился. Но сейчас ему доставлял удовлетворение страх в ее глазах. Он давал ему ощущение собственной власти. Это мало утешало, но по крайней мере он отомстил за свою уязвленную гордость.
        - Он должен привыкнуть к нашим прогулкам и перестать меня бояться. Если хочешь, ты можешь посылать с ним служанку. Тебе нет нужды нас больше сопровождать. Я зайду за ним послезавтра, чтобы взять его в поддень и вернуть после чая.
        Он вышел, стараясь взять себя в руки. В эту минуту его больше волновал не Эндрю, он хотел нанести Тристе ответный удар, хотел понять, что она думает, почему она снова бросила его.
        Возвращаясь домой, он снова и снова посылал мысленные проклятия ей - и себе, за то, что дважды его оставляла в дураках одна и та же непостоянная женщина.

        Глава 12
        -Тебе стоит потанцевать, - сказала Мэй Тристе, после того как та отвергла уже пятую просьбу сделать тур танца на паркетном полу.
        - Мне не хочется танцевать, - ответила Триста и еще энергичнее замахала веером, стараясь не встречаться взглядом с леди Мэй.
        - Дорогая, ты сегодня выглядишь просто великолепно, и здесь вокруг столько интересных людей. Ты же еще не устала от светского общества.
        - Нет. Но я сегодня не в духе. Не знаю, что на меня нашло. - Она с трудом изобразила на лице улыбку и пожала руку леди Мэй. - Конечно, здесь положено веселиться. И ничто не оправдывает плохого настроения. Возможно, мне просто нужно подкрепиться, чтобы пополнить запас энергии.
        Эта прозвучало так решительно, что тронуло Мэй, и та пожала руку в ответ.
        - Возьми бокал шампанского. Оно просто великолепно, развеселит кого угодно.
        Мэй хорошо знала причину, по которой испортилось настроение ее племянницы. Этой причиной был Эйлсгарт, хотя Триста упорно отказывалась о нем говорить. Все мягкие попытки Мэй вмешаться были решительно отвергнуты.
        Это было странно. Мэй терялась в догадках. Она не могла представить, что могло произойти между этими двумя, но то, что у них что-то серьезное, было очевидно.
        Ей понравился Роман. Она хорошо разбиралась в мужчинах и находила заслуживающим уважения то, что он осознает свои обязанности перед Эндрю, действительно интересуется мальчиком и желает углубить их отношения.
        Но Мэй заметила, что последнее время Роман не заходит за Тристой. Однако он навещает сына и делает для него кое-какие дела, к примеру, поменял учителя и подобрал ряд новых занятий. Это Мэй понравилось. Вместе с тем ей стало горько от мысли, как ее собственный брат пренебрегал своими дочерьми. Роман в этом сильно отличался от лорда Вулрича.
        Было странно, что Триста этого не ценит.
        Мэй вздохнула и неторопливо пригубила бокал шампанского. Она взяла этот бокал специально, чтобы составить компанию одиноко стоящей Тристе. Однако довольно скоро ее мысли перешли с Тристы на совсем другой предмет, который доставлял ей много волнений.
        Ее беспокоил Роберт, который в последнее время стал невыдержанным и нетерпеливым, очень грубым по отношению к лорду Шарбонно и делал относительно него ехидные замечания. А когда тот наносил визит, просто выходил из себя. Но это не могло быть ревностью. Ревность Роберта - это полный абсурд. Роберт, ревнующий к лорду Шарбонно!
        - Они так любят друг друга, - произнесла Триста. Вздрогнув, леди Мэй секунду вдумывалась в ее слова. Но когда поняла, что Триста говорит о Мишель и Эйдриане, успокоилась.
        - Этим двоим в самом деле можно позавидовать, - проговорила Мэй, наблюдая, как эти двое смотрят друг на друга.
        - Удивительно, что его хромота сейчас его совершенно не тревожит.
        - Военные раны мало значат, когда ты молод и на великолепном балу танцуешь с кем-то, кто может отвлечь тебя от забот.
        Эти слова сорвались с ее губ легко, но ей почудилась в них напыщенность и легковесность, и Мэй в смущении покраснела. Ее слова могут быть восприняты как сожаление о том, что она сама уже не молода.
        Мэй вздохнула. Ей нужно серьезно поговорить с Робертом. Он в последнее время стал часто жаловаться, а она никогда не выносила плаксивых людей.
        - Моя дорогая леди Мэй, - произнес лорд Шарбонно, подходя к ней ближе. Выставив вперед ногу, он отвесил глубокий грациозный поклон. Его правая рука при этом выписала странный пируэт.
        Мэй улыбнулась, глядя на это приглашение. Шарбонно любил театральность, над этим смеялись и подшучивали. Но он был умен, а это главное. Он мог высказать любопытные суждения на сложные темы и с интересом выслушивал ее мнение. Он не только спокойно относился к тому, что она высказывала более здравые мысли, чем он, но воспринимал ее мнение без обычного мужского высокомерия. В этом отношении он напоминал Роберта, и именно по этой причине Мэй предпочитала его компанию. Если он и не был идеальным собеседником, то по крайней мере его можно было терпеть и даже находить его общество приятным.
        А она часто оказывалась одна, когда появлялась в обществе. Танцы с Шарбонно скрашивали одиночество.
        - Ты пришел просить о танце? - спросила она с лукавой улыбкой. - У меня от танцев кружится голова. На этой неделе у меня совсем нет сил. Возможно, у меня началась лихорадка.
        - Тем не менее ты выглядишь очень хорошо, - произнесла Триста, повернувшись, чтобы приветствовать Шарбонно. Они нравились друг другу и всегда получали удовольствие от общения. - У вас новый жилет? Красный - такой замечательный цвет.
        Шарбонно, явно польщенный, тут же вернул комплимент, объявив, что она сегодня просто очаровательна. Так оно и было. Триста выбрала для этого вечера бледно-зеленое платье с небольшим количеством кружев, чтобы они не очень нарушали классический стиль. Это платье подчеркивало ее красоту. Однако глаза Тристы были печальны и бурлящая энергия, что так украшала ее, куда-то исчезла.
        Впрочем, внезапно поняла она, какие-то проблемы были и у Шарбонно. Он был вялым, без искры в глазах.
        Заметив нескольких знакомых, Триста оставила Мэй и Шарбонно, чтобы к ним присоединиться. Мэй молча проводила ее глазами. Новые знакомые радостно приветствовали появление Тристы. Было приятно увидеть улыбку на ее лице и то, что она отвлеклась от своих огорчений, включившись в оживленный разговор.
        - Итак, что это будет, леди Мэй? - спросил лорд Шарбонно, снова привлекая внимание Мэй. - Карты или прогулка в саду?
        - Думаю, карты. В игре вчетвером мне последнее время не везет, и я горю желанием отыграться.
        Шарбонно проводил ее в гостиную, где было установлено несколько столов для карточной игры.
        - Надеюсь, ты не потеряешь голову.
        - Если ты спрашиваешь, буду ли я делать большие ставки, то могу ответить - нет. Но когда на кону большая сумма и карта идет тебе в руки, очень возбуждаешься и чувствуешь прямо-таки лихорадку. В таких случаях я рискую, несмотря на то что могу много проиграть.
        Шарбонно неодобрительно нахмурился:
        - Мне не нравится игра на деньги. Очевидно, потому, что я неудачлив. Только тот, к кому благосклонна судьба, может получать удовольствие от такой игры.
        Мэй внезапно испытала раздражение.
        - Тогда сядь рядом и, ради Бога, не говори таких скучных слов. Это отпугнет мою удачу.
        Опустившись на стул справа от нее, Шарбонно чуть отстранился от стола, показывая, что он не будет участвовать в игре. Мэй же начала любезный разговор со своими партнерами.
        Ей везло, и Мэй полностью погрузилась в игру. Шарбонно куда-то испарился. Игрок слева от Мэй тоже ушел, уступив место кому-то другому, кого Мэй едва замечала. Она с нетерпением ожидала сдачи карт, когда заметила на себе пристальный взгляд сдающего.
        Мэй удивленно взглянула на этого человека. У него была сгорбленная спина, а седые волосы свободно свисали на лоб, делая его лицо неприятным. У Мэй остановилось сердце. На нее пристально глядели глубоко запавшие темно-карие глаза с черными ресницами. У человека был резко выступающий орлиный нос. Это был... Роберт.
        Должно быть, она как-то отреагировала - изумлением или радостью, - так что ему пришлось напомнить, что они не одни, предупреждающе нахмурившись.
        Не зная, что ей делать, Мэй опустила голову, якобы изучая свои карты. Мысли беспорядочно прыгали, мешая сосредоточиться.
        - Ваш ход, - мягко произнесла женщина позади нее. Подняв голову, Мэй обнаружила, что весь стол ожидает, когда она сделает ставку.
        Она смутилась, хотя обычно умела держать себя в руках. Не думая, она двинула в центр стола кучку монет. А потом метнула взгляд на Роберта.
        - Этим вечером тебе сопутствует удача? - спросил он. Его голос прозвучал низко, тяжело, с хрипловатостью, которая для него не была характерна. Роберт не хотел себя выдавать.
        Он замаскировался очень убедительно. Его волосы были совсем седыми и казались жесткими, кожа выглядела желтушной, под глазами расплылись темные круги, а стройной элегантной фигуры как не бывало. Чтобы казаться массивнее, он, наверное, привязал к животу подушку.
        Однако его чувственный рот был все таким же, а в глазах светилось озорство. Он оставался притягательным, несмотря на живот, седые волосы и желтушную кожу.
        Мэй побледнела как смерть. Роберт пошел на огромный риск, чтобы побыть с ней.
        - Сегодня, похоже, в моде безрассудство, - тихо сказала она.
        Его глаза заблестели, в них промелькнуло что-то неприличное. Мэй сразу бросило в жар от явного сладострастия в этом взгляде. Ее сердце бешено застучало.
        Но потрясение от неожиданности стало проходить. Мэй уже была способна продолжить игру - если Роберт пришел сюда играть в карты. Кто-то окликнул:
        - Лорд Карстерс?
        Роберт тут же уткнулся в карты.
        Мэй поняла - Роберт представился вымышленным лордом Карстерсом. Перевоплощение было столь полным, что при других обстоятельствах Мэй непременно бы обманулась. Но она слишком любила каждую черточку этого лица, знала оттенки его глаз, форму носа, пухлые губы.
        Роберт бросил свою карту, после чего наклонился к ней, опершись на локоть:
        - Есть такая пословица. Ты, возможно, ее слышала. Кому везет в картах, не везет в любви.
        - Едва ли это верно. - Она встретилась с ним глазами и почувствовала себя наверху блаженства.
        Кто-то кашлянул, привлекая их внимание.
        - Милорд, ваш ход, - произнес один из игроков.
        Роберт бросил пригоршню монет в центр стола. Мэй попыталась сосредоточиться на картах. Обычно она в них хорошо разбиралась. Но на сей раз у нее были особые обстоятельства, и она проявила осторожность, сделав умеренную ставку.
        Как только ход перешел к партнеру, она почувствовала, что Роберт под столом положил руку ей на бедро. С испугу она чуть не вскрикнула. Даже через несколько слоев шелка Мэй ощущала тепло его ладони.
        Она гневно повернула голову, но Роберт только улыбнулся в ответ. Нет, оставаться здесь дальше она не может. Роберт что-то негромко произнес, чуть сжал ее бедро, и его рука вернулась обратно, так же тайно от всех, как и появилась.
        Мэй решила, что больше не будет играть. Но не успела она объявить об этом, как Роберт пригласил ее на танец. Она никогда раньше с ним не танцевала, а ведь она очень любила танцы.
        С трудом справившись с застрявшим в горле комком, Мэй согласилась, и Роберт повел ее на площадку для танцев. Как раз в этот момент музыканты закончили мелодию, и танцующие на миг застыли, чтобы через пару мгновений закружиться в вальсе.
        - Это ты заказал вальс, - прошептала она.
        - Мне пришлось. Я не мог вспомнить ни одного из этих глупых шагов кадрили - и все другие танцы.
        Он закружил ее, заставляя вспомнить порядком забытые движения. - Но я люблю вальс.
        Мэй рассмеялась:
        - Ты танцуешь просто божественно для мужчины в возрасте и с огромным животом.
        - Для тебя я снова стал молодым.
        - Это очень лестно слышать. Но уверена, тебе доставляет удовольствие твоя маленькая авантюра.
        Его глаза вспыхнули. Потом Роберт оглядел зал. Но сделал это так, словно он и в самом деле был стариком. Он двигался уверенно, хотя и делал вид, что не столько танцует, сколько по-стариковски топчется, Мэй получала наслаждение: танцором он был безукоризненным.
        - Похоже, ты делал это раньше. - Она внимательно следила за выражением его лица. Оно не изменилось.
        - Танцевал? Да, пожалуй.
        - Нет, переодевался. Ты держишься очень уверенно.
        - Нет, я немного волнуюсь. Я был бы полным болваном, если бы не волновался. И еще большим глупцом, если бы показал это всем.
        - Зачем ты сделал это?
        Его взгляд стал загадочным.
        - Меня беспокоит, что ты часто ходишь везде с этим проклятым Шарбонно.
        - Ты ревновал? - недоверчиво спросила она, но тут же отбросила эту мысль как смешную.
        Лицо Роберта стало высокомерным.
        - Ревную только к тому, что этот человек может при всех выражать тебе свои чувства.
        - И потому ты решил это сделать тоже.
        - По-моему, тебе это нравится.
        - Даже не могу поверить, что ты мог решиться на такое. Последнее слово она произнесла с явным удовольствием. Роберт усмехнулся, и Мэй рассмеялась, не очень заботясь, как к этому отнесутся другие. Роберт закружил ее в танце и потом отпустил на пару шагов. И тут Мэй заметила лорда Шарбонно. Он хмуро смотрел на них.
        Мэй это было безразлично. Она веселилась от души, и лорд тут же вылетел у нее из головы. Танцевать с Робертом было просто восхитительно.
        Они покружились еще немного, а затем отправились в миниатюрный сад. Здесь Мэй увидела своих подруг. Ее странный спутник их озадачил.
        Роберт притворился, что он о чем-то с ней спорит. Мэй скоро поняла смысл этой хитрости: все старались держаться от них подальше и делать вид, что их не замечают. Только этого ему и было нужно.
        Они смеялись, когда шли домой. Роберт изображал присутствовавших на балу снобов так натурально, что Мэй хохотала до упаду. От смеха и от его поцелуев она чуть не задохнулась. Они упали на кровать, их руки быстро и неуклюже сплелись от внезапной страсти.
        Это был восхитительный вечер. Она не могла припомнить, когда столь замечательно проводила время. От жара они обессилели. Позднее, когда зажглись свечи и все вокруг замерло, Мэй тихо спросила:
        - Кто ты, Роберт?
        Она задавала этот вопрос много раз, когда он спал рядом. Сейчас он бодрствовал. Но она снова не получила ответа.

        Эндрю сидел в гостиной, ожидая прихода лорда Эйлсгарта. В его руке был старый, покрытый щепками деревянный игрушечный кораблик, который ему очень давно подарил дядя Дэвид. Эндрю с интересом вертел кораблик в руках. Как бы к этому ни относился лорд Эйлсгарт, но у Эндрю это была любимая игрушка.
        Лорд Эйлсгарт подарил ему несколько куда более искусно сделанных кораблей. Один из них был точной копией испанского галеона, с высокими мачтами и тонкими сводчатыми окнами на корме. Маме корабль очень понравился, и она сказала, что он стоит больших денег. Эндрю нашел корабль интересным - но в нем не было чего-то особенного, как у его старого корабля.
        Ему дарили и меньшие по размеру игрушки, набитые куклы и разные механические чудеса, которые приводились в движение при помощи поблескивающего ключика. Лорд Эйлсгарт принес ему вырезанную из дерева конную голову с палкой, на которой можно было скакать.
        Но Эндрю все эти игрушки не нравились. Как и лорд Эйлсгарт.
        Дядя Дэвид и тетя Люси пытались поговорить с ним. Он не мог им все рассказать - да и не захотел бы, если б смог. Его нелюбовь к лорду Эйлсгарту объяснялась неприятным и тяжелым чувством, до колик в животе, когда он видел лорда.
        Все, что он знал о лорде Эйлсгарте, - это то, что от него мама плакала. Но потом..
        из-за него мама улыбалась. Это обескураживало еще больше. Говоря по правде, он ужасно боялся лорда Эйлсгарта. Не того, что этот человек с широкими плечами и странной, слегка печальной улыбкой может принести какой-то вред. Было в этом человеке что-то повелительное, словно он считал себя вправе распоряжаться ими. И когда он стал приходить, мама изменилась.
        Если он был рядом, мама смотрела только на него. Она начинала вести себя совершенно иначе, и Эндрю это не нравилось.
        Это было несправедливо. Лорд Эйлсгарт не был частью их семьи.
        Теперь мама уже не встречалась с лордом Эйлсгартом, что было хорошо. Но все равно приходилось ходить с ним на прогулки, чего Эндрю не понимал. Если Эйлсгарт ей больше не друг, почему он должен видеть этого лорда?
        Однако временами эти прогулки доставляли ему удовольствие - особенно когда они вдвоем навещали леди Грейс. Эндрю она очень нравилась. Она всегда давала ему ириску и не суетилась рядом с Эйлсгартом, как другие женщины, включая маму. Леди Грейс хорошо относилась к лорду Эйлсгарту, но она разговаривала с ним резко и даже время от времени с ним спорила, что они оба считали нормальным, а Эндрю казалось удивительным.
        Лорд Эйлсгарт тоже был с ним добр. Даже когда он был сердит, он никогда не кричал ни на него, ни на леди Грейс. Он просто оставлял Эндрю одного на какое-то время и держался от него на расстоянии, не произнося ни звука. Он начал Эндрю даже нравиться, что было странно, ведь Эндрю по-прежнему считал, что этот человек должен уйти.
        Вот и сейчас Эндрю услышал, что перед домом остановился экипаж - по-видимому, лорда Эйлсгарта, приехавшего для очередной прогулки. В дверях появилась мама, ее лицо было напряженным, а улыбка натянутой.
        Именно поэтому Эндрю не любил лорда. Увидев, как изменилось лицо мамы, он почувствовал, что у него заболело что-то в животе.
        - Лорд Эйлсгарт пришел, - объявила она то, что было очевидно.
        На ее лице было понимание. Мама знала, что он хочет остаться с ней. Знала, что Эндрю хотел бы съездить посмотреть на корабли с дядей Дэвидом, а не с лордом Эйлсгартом. Но спорить с мамой было бесполезно. Она не признавала отговорок, когда это касалось прогулок с лордом.
        Эндрю соскользнул с сиденья и поспешно запихнул свою старую, потрепанную игрушку в карман. Стук двери в прихожей был для него подобен звону поминального колокола.
        Мама тут же смутилась, ее лицо порозовело, а руки нервно заметались, словно пара испуганных птиц. Эндрю крепко сжал губы, наблюдая за ней.
        - А вот и он. Пойдем. - Голос мамы был каким-то странным. Как будто она задохнулась, быстро поднявшись по лестнице.
        Нравится ли самой маме лорд Эйлсгарт? Или же она ненавидит его также сильно, как он сам? Понять этого Эндрю не мог.
        В прихожей появился лакей Джон. Мама вывела Эндрю вперед, и ее руки легко легли на его плечи. Эндрю не стал артачиться, но и пошел он без особой охоты.
        Эйлсгарт был много выше, чем дядя Дэвид. Эндрю всегда удивляло, насколько тот высок. На голове лорда Эйлсгарта было много черных волос, тогда как дядя Дэвид был коротко пострижен. Лицо лорда было красивым, но в нем не было доброты.
        Лорд Эйлсгарт настороженно улыбнулся Эндрю, и тот наклонил голову. Как трудно быть вежливым, когда хочешь убежать!
        Мама спросила:
        - Вы вернетесь до чая или после?
        Лорд Эйлсгарт даже не взглянул на маму. Он молча возился со своими перчатками, высоко подняв нос, и лишь через пару секунд произнес:
        - Мы попьем чаю в гостинице. - А потом он обратился к Эндрю: - В карете ждет леди Грейс. Она будет нас сегодня сопровождать.
        Эндрю кивнул, хотя и едва расслышал эту приятную новость. Он продолжал тревожно смотреть на маму.
        Мама изобразила улыбку и сказала, что рада это слышать. Это прозвучало так печально, что Эндрю захотелось крикнуть на лорда Эйлсгарта, но он не был уверен, что именно из-за этого человека мама так грустна. Все же было похоже, что лорд Эйлсгарт чем-то маму снова расстроил.
        Когда вечером Эндрю вернулся домой, он сказал маме, что прогулка была приятной. Лорд Эйлсгарт взял его на борт корабля. Похоже, он был владельцем кораблей или чего-то в этом роде, поскольку все люди в доке относились к нему с таким уважением, что Эндрю удивился.
        Мама поблагодарила Эйлсгарта, но ее поведение было все таким же неловким, как и всегда в его присутствии. А потом произошло кое-что интересное. К двери подошел какой-то человек. Он был другом леди Мэй, и Эндрю когда-то был уже ему представлен. Он был лордом, и его имя для Эндрю всегда звучало как «charred bones»[Обугленные кости (англ.).] . Однако он был совсем не страшным. И даже, наоборот, очень приятным.
        Он предложил маме выйти за него замуж. Сам Эндрю хотел бы, чтобы мама вышла замуж за дядю Дэвида, но дядя Дэвид был уже женат на тете Люси, так что мама сказала, что она не может выйти за него замуж, к тому же она не любит дядю Дэвида, как это надо для успешного брака.
        Было похоже на то, что мама любит лорда «Обугленные кости». Хотя он и не был так высок и красив, как лорд Эйлсгарт, она всегда улыбалась ему, и они очень легко и непринужденно разговаривали. В их беседах не чувствовалось тайного напряжения, какого-то облачка, как в общении с неравным по положению.
        И Эндрю в голову пришла очень интересная и очень хорошая мысль. Может, когда мама выйдет замуж, лорд Эйлсгарт перестанет к ним ходить и так сильно расстраивать маму?
        Служанка Нэнси пришла, чтобы уложить Эндрю спать, поскольку мама уже оделась, чтобы отправиться из дома вместе с тетей Мэй. Лорд Эйлсгарт ушел очень быстро. Когда Эндрю поднимался по лестнице вслед за Нэнси, он слышал его прощание. Эндрю твердо знал, что она была рада тому, что он ушел.
        С мыслью, что мама может выйти замуж за лорда «Обугленные кости», Эндрю погрузился в сон - удивительный и счастливый, где они все вместе жили в домике. Проснувшись, он рассказал о сне Нэнси. Она рассмеялась и воскликнула: «Вот как! Думаю, эти старые «Обугленные кости» приходили за леди Мэй, молодой господин».
        От этих слов Эндрю рассердился. На протяжении нескольких последующих дней он только об этом и думал. Не надо было ни у кого спрашивать. Мама всегда говорила, что ему не следует вмешиваться в дела взрослых. Но это его дело. Он хотел, чтобы его мать вышла замуж за лорда «Обугленные кости», и решил, что Нэнси ничего не знает. В своем воображении Эндрю убедил себя не только в том, что женитьба может произойти, но и в том, что она обязательно случится.
        И когда через неделю лорд Эйлсгарт пришел на чай с ним, принеся в подарок ящик с пятью ярко раскрашенными матросами, достаточно маленькими, чтобы поместиться на борту корабля, Эндрю больше не смог сдерживаться.
        Он был слишком рад тому, что должно было, по его мнению, произойти. Он думал, что просто обязан сообщить новость, что его мама скоро выйдет замуж.
        Лорда Эйлсгарта эта новость совсем не обрадовала.

        Глава 13
        Роман сидел со своей сестрой Грейс молча. Оба переваривали новость, которую Роман узнал этим утром. По всей видимости, Триста собиралась выйти замуж за лорда Шарбонно и переехать в роскошный дом поблизости от океана.
        - Она же не думает увозить ребенка из Лондона? - спросила Грейс, размешивая кофе. Стук ложечки о чашку действовал Роману на нервы. - Она просто не посмеет.
        - Она имеет право поступать с собой и своим сыном так, как этого желает.
        - Но ты его отец.
        - Что я не могу официально объявить. Если я это сделаю, Триста и ребенок станут объектом скандала.
        Грейс плотно сжала губы и продолжила помешивать кофе с той же силой.
        - Мальчик этого не заслуживает. Ему нужна моя защита. - Он пробежал руками по волосам. - Мне придется разрешить ему уехать. Из моих посещений ничего не выходит. Он все так же смотрит на меня косо. Не могу понять, почему он меня так ненавидит.
        - Может, это она настроила мальчика против тебя? Очевидно, она что-то сказала, чтобы мальчик не любил эти прогулки.
        Роман покачал головой:
        - Триста не могла сделать Эндрю предметом мести.
        Грейс фыркнула. Иногда, когда она выпрямляла спину таким образом, она напоминала ему мать в ее худшие дни.
        - Нам придется смириться с тем, что она выходит замуж за этого человека, если уж она его любит.
        - Не смеши. Она любит тебя. Всегда так было и будет.
        Роман хотел бы, чтобы это было правдой. Иногда в его голове вспыхивала мысль, что Триста - это его судьба и альтернативы ей Нет. Он покраснел до кончиков ушей, хотя и знал, что о его мыслях никто не догадывается.
        Но он же чувствовал это! Видел ее взгляд, знал, как она его целует, как занимается с ним любовью. Но потом она снова становилась холодной.
        Благодарение Богу, что он никому не говорил ни о тех странных мыслях, что бродили у него в голове, ни о возможностях, которые скорее всего были лишь шаткими иллюзиями.
        - Это может быть уловка, чтобы заставить тебя ревновать и побудить к каким-то действиям, - заявила Грейс.
        Нелюбовь ее к Тристе стала раздражать Романа. Она была застарелой, надоевшей и совершенно несправедливой.
        - Триста никогда не пускалась на подобные уловки, - возразил Роман. - Ты уже высказывала много подозрений на ее счет, но все они оказывались неправдой. Ты можешь ненавидеть ее, но в хитроумном замысле ради достижения своих целей обвинить ее невозможно. Разве ты до сих пор не заметила, что Триста желает от меня скрыться?
        Она скоро может быть потеряна для него снова. От этой перспективы ему стало горько.
        Он никогда больше ее не увидит. Она постареет и заведет еще детей. От этой мысли у него сжалось сердце.
        - Она уедет, как уже делала, - назидательно, словно объясняя ребенку, произнесла Грейс, - но только для того, чтобы ты за ней последовал.
        Роман старался держать себя в руках.
        - Тогда мне будет проще ее отыскать. Почему у тебя, когда ты сама стала взрослой, нет никакого сочувствия к другой женщине?
        - Я никогда не попаду в такую ситуацию, как она, - важно объявила Грейс.
        Роман глубоко вдохнул, стараясь не терять самообладания.
        - Она думала, что любит, а ты этого чувства не испытывала никогда.
        Он больно уколол ее этим замечанием и почувствовал сожаление, но отступать был не намерен.
        - Ты прекрасно знаешь, что я собирался жениться на ней до того, как в Уайтторн приехал отец.
        - Конечно. Но у тебя была ответственность перед семьей. Ты сделал правильный выбор.
        От этих слов у него все поплыло перед глазами. Только сейчас он понял, что именно он принял решение. Он как-то привык винить в своей женитьбе отца. И Тристу - за то, что не смогла понять, что выбора у него не было.
        Но он имел этот выбор. Он поступил как послушный мальчик. Он думал, что приносит себя в жертву - но ее ему никто не навязывал. Выбор был сложным, это верно, но он был. И не надо себя жалеть.
        - Она могла бы понять. Но вместо этого удрала, забрав ребенка и даже не сообщив тебе о его существовании, - сказала Грейс.
        - Этим она сняла с меня ответственность, - мягко возразил Роман.
        - Ты защищаешь ее, словно она святая...
        Что-то внутри его надломилось.
        - Почему это я ее защищаю от тебя, а не наоборот?
        - Она, возможно, отзывается обо мне так же.
        - Это не так. Она никогда, ни разу не говорила ничего против тебя. Ты похожа на нашу мать. Она ревновала ко всем, и ей казалось, что весь мир настроен против нее. Скажи мне, кто завидовал ее жалкой, ограниченной жизни? Она была больной, постоянно страдала меланхолией, а из-за пьянства не понимала окружающего мира. Почему ты уподобляешься ей, я не могу понять.
        Он внезапно остановился, поняв, что зашел слишком далеко. Тем не менее он не жалел о том, что сказал.
        - Ты и в самом деле думаешь, что я похожа на мать? - Голос Грейс упал до шепота.
        Роман с силой сжал челюсти.
        - Мне хотелось бы ответить «нет», но это было бы ложью. Да и тебе не следует спрашивать меня о том, что ты сама знаешь. - Он замолчал, боясь слишком больно задеть ее. - Грейс, я не хочу причинить тебе никакого вреда. На этом мы завершим разговор. Я сейчас сам не свой и не в состоянии делать справедливые оценки. У меня все путается в голове. Эндрю...
        Эндрю будет ненавидеть его до конца своих дней. А Триста найдет счастье с другим человеком. Роман почувствовал ужас, от которого у него голова готова была лопнуть. Он скоро лишится сына. Он потеряет свою любовь.
        - Я должен идти. - Он поднялся, не произнося на прощание обычных любезностей. В его голове теснились разные мысли, и любезные фразы было строить нелегко.
        - Роман...
        - Я поговорю с тобой, когда смогу.
        - Ты должен что-то придумать. Мы не можем потерять твоего сына. Он дорог для нас обоих.
        Он кивнул и вышел, чувствуя себя совсем обессиленным. От слабости он не мог соображать. Сейчас ему хотелось забраться в какую-нибудь нору и никогда оттуда не выходить.
        Раньше ему не доводилось еще ощущать себя столь беспомощным. Обычно он умел преодолевать препятствия. Плохая женитьба, финансовые трудности - все это он прошел без особых потерь. Трудности выковали его характер. Они принесли немало вреда, но и кое-какую пользу. Он стал самостоятельным человеком. Он престал считать каждое пенни. Он думал, что способен теперь встретить любую трудность.
        Но почему же он сейчас в таком смятении? Лорда Эйлсгарта охватило беспросветное уныние и буквально лишило его сил.
        Женщины, собравшиеся в Гайд-парке, были разного мнения о лорде Эйлсгарте.
        После ленча со всеми дамами Триста пила чай со своей тетей, сестрой по отцу Мишель и кузиной Люси. Темой их беседы был все тот же Роман.
        Эта тема была подсказана странным и тревожным заявлением, которое Эндрю сделал рано утром Дэвиду. Он сказал, что больше не будет ходить на прогулки с Романом.
        Вместе с тем Триста не видела никаких признаков того, что Роман хотел бы прекратить прогулки с Эндрю. И потому ей потребовался совет всех трех самых близких людей - как ей вести себя с сыном?
        Мэй считала, что понимает желание Эндрю.
        - Он чувствует, что Эйлсгарт угрожает счастью его дома. Он заметил, что между вами двоими что-то есть, и это его пугает. Он не понимает, что вас связывают сильные чувства. Ты должна ему все объяснить, Триста, дорогая. Но до этого тебе нужно признаться себе самой, что тебя неудержимо влечет к этому человеку.
        - И как мне объяснить? - Триста была в отчаянии. Ей не хотелось признавать, что тетя права. Чувства к Роману остались, и она чуть не стала снова его любовницей. Что за жизнь бы ее ждала - любовь к мужчине и ненависть к нему же, поскольку он когда-то не захотел на ней жениться?
        Мишель дала совет.
        - Думаю, тебе надо отложить этот вопрос, - сказала она. - Я знаю, это сейчас странно звучит, но подобные вещи разрешаются сами собой.
        Мишель верила в мистику. Для нее действительно дела решались сами собой, но их решал ее любящий муж, так что Триста не могла особо полагаться на ее мнение.
        - А ты? - спросила она Люси.
        Та только пожала плечами и ответила:
        - У меня нет абсолютно никаких идей. Я счастлива, что не оказалась на твоем месте.
        По крайней мере это был честный ответ. Триста внезапно рассмеялась, и все присоединились к ней.
        И в этот момент вошел лакей Джон. Он с неприязнью объявил, что прибыл лорд Эйлсгарт.
        Женщины посмотрели друг на друга, немного смущенные тем, что разговаривали о человеке, который уже находился у дверей дома.
        Триста поднялась:
        - Спасибо, я встречу его в синей гостиной.
        Она бы заплатила по пять шиллингов за каждую минуту, которую смогла бы сейчас использовать, чтобы привести себя в порядок. Но такая роскошь была ей недоступна, и пришлось тотчас же направиться в гостиную. Роман, конечно, был великолепен. У Триста дрогнуло сердце. Он выглядел примерно так же, когда пришел после поездки у болот, - обветренный, раскрасневшийся и столь привлекательный, что от одного его вида у нее подгибались колени.
        Нет. Не следует этого вспоминать. Это мешает сосредоточиться, делает ее слабой и ранимой, а ей сейчас нужно быть сильной.
        Она не поклонилась, лишь немного опустила голову.
        - Спасибо за визит.
        Роман был очень любезен. Но в нем буквально бушевала энергия, готовая вырваться наружу. Подойдя к креслу, он сел, широко расставив ноги.
        Его лицо было спокойным, но в глазах застыла тревога. У Триста мурашки забегали по спине.
        - Что-то связанное с Эндрю? - спросила она, опускаясь в кресло напротив.
        - В некотором смысле. Я... - Он нахмурил брови. Было заметно, что он в смятении. Он наклонился, положив локти на колени. - Не знаю, как начать.
        Сложив руки на коленях, Триста ждала, когда он соберется с мыслями.
        - Прежде всего должен сказать, я понимаю, что мои слова могут показаться очень самонадеянными.
        Он на мгновение смущенно улыбнулся - так он делал, когда просил прощения. А извинялся он перед ней столь часто, что невозможно было сосчитать.
        Триста глубоко вздохнула, решив не поддаваться воспоминаниям.
        Он произнес:
        - Я хотел поговорить с тобой о браке.
        О Боже! Он снова собирается жениться.
        - О твоем браке? - выдавила она, звуки словно царапали ее пересохшее горло.
        Он с иронией усмехнулся:
        - Думаю, скорее о твоем. Я хотел бы знать, любишь ли ты лорда Шарбонно.
        - Конечно, нет, - ответила она не задумываясь.
        Романа явно обрадовали эти слова. Он улыбнулся и не сразу продолжил.
        - Тогда ты делаешь это по другой причине, и я догадываюсь, по какой. Надеюсь, я смогу тебя убедить передумать. - Он поднялся с кресла. - Я все понял. Это достаточно просто, хотя и не совсем очевидно. Я изложу тебе последовательно мои мысли, а ты укажи мне, если я ошибаюсь.
        Триста с удивлением посмотрела на него:
        - Что?..
        Он выставил вперед указательный палец:
        - Я знаю тебя очень хорошо, Триста. Если ты даже будешь отрицать мои слова, ты меня не убедишь. Мы долго жили раздельно, но не перестали прекрасно понимать друг друга. Я знаю твой образ мыслей. Что может означать твое замужество, если ты выходишь за человека, которого не любишь? Только то, что ты хочешь от меня бежать. Странно - ты знаешь меня так долго и считаешь, что я могу это позволить. - Он замолчал на миг и пожал плечами. - Я не могу тебя потерять... конечно, из-за Эндрю. Ты знаешь, что я чувствую по этому поводу. Твои действия принуждают меня прибегнуть к решительным мерам, чтобы я его не лишился. Вот почему я предлагаю альтернативу - и она много предпочтительнее, поскольку это я - отец твоего ребенка. Я прошу тебя рассмотреть мою кандидатуру вместо Шарбонно.
        Триста не могла поверить своим ушам. То, что говорил Роман, казалось ей бессвязным набором слов. Кроме того, ей не нравился ни его тон, ни его взгляд. Ей уже приходилось встречаться со всем этим во время их споров.
        - Я надумал вернуться домой, - продолжал Роман. - Я хочу взять Эндрю в Уайтторн, показать ему дом, земли, которые принадлежат ему по наследству. Не какую-то береговую пристань, а место, где ты выросла и где я бегал в детстве. Это теперь его.
        - Ты собираешься взять Эндрю в Уайтторн, - повторила Триста. Из всей странной речи Романа она уловила только это.
        Вот оно. То, чего она боялась. Он хочет забрать ее ребенка. Он начинает утверждать свои права, и она может потерять Эндрю.
        Триста почувствовала легкую слабость. Она с силой сжала подушку кресла.
        Она будет бороться с ним. Она не потеряет Эндрю.
        - Ты не заберешь его у меня, - сдавленно произнесла она. Роман с удивлением посмотрел на нее:
        - Я думал, ты тоже хочешь вернуться домой. Я хочу, чтобы мы поехали вместе.
        Внезапно вспыхнув, она выпрямилась:
        - Сколько раз мне еще говорить тебе «нет», Роман? Я не буду никогда твоей любовницей. Я отказывала тебе уже дважды. Ты надеешься, что я передумаю? Или ты хочешь купить меня тем, что Эндрю получит то, что ты хочешь? Как ты только мог вообразить...
        - Я не прошу тебя стать моей любовницей, - внезапно прервал ее Роман. - Я прошу тебя стать моей женой.
        Ошеломленная, Триста замолчала. Уголком глаза она заметила какое-то движение, но она была слишком поражена, чтобы понять, что это было.
        Он пожал плечами:
        - В этом есть смысл, Триста. Подумай хорошенько. Это более разумно, чем выйти замуж за Шарбонно. Я уверен, что ближе тебе, чем этот человек. У нас общее прошлое, у нас Уайтторн. Мы в чем-то похожи, ты и я.
        Его жена... Замужество...
        Триста раздумывала над этими словами, мысленно повторяя их снова и снова.
        Когда-то это было единственным, чего она хотела. Но сейчас? Она могла бы принять это предложение. Ее муж, ее на весь остаток жизни... но он приносит эту жертву ради Эндрю.
        Да и жертва ли это? Она чувствовала себя так, словно камень потянул ее к земле. Ей было трудно думать ясно.
        Роман подошел ближе, видя, что ее переполняют чувства и она от них слабеет. Триста знала, что позади неё кресло, но Роман внезапно оказался совсем рядом и взял ее за талию, чтобы поддержать.
        - Это будет самым правильным. Все станет проще. Это лучшее решение, чем Шарбонно.
        - Никакого Шарбонно нет, - поспешила сказать Триста, не уверенная, что произнесет эти слова в следующий миг. У нее перехватило дыхание. Даже в смятении чувств она поняла, что Роман ошибочно считает, что она выходит замуж за Шарбонно. - Эндрю говорил тебе что-нибудь про Шарбонно? Я не понимаю, почему он сказал это Дэвиду... Но это не важно. - Она заставила себя посмотреть ему в глаза. - Я не собираюсь замуж за лорда Шарбонно. Он ухаживает за леди Мэй. Он и я только друзья.
        - Да, конечно. - Он наклонил голову и с силой вдохнул. - Так, без сомнения, лучше для Эндрю, и очень желательно для нас, чтобы мы... поженились, когда он узнает правду. - Сделав шаг ближе, он взял ее за подбородок и поднял, чтобы она снова взглянула ему в лицо. - Это хорошо для нас обоих, Триста. Мы хотим друг друга - и это не просто любопытство. Я верну тебя домой как мою жену, хозяйку Уайтторна. В конце концов, именно это я обещал тебе когда-то.
        Если бы он не держал ее, она бы рухнула на ковер.
        - Триста, - нежно произнес Роман.
        Его голова стала опускаться для поцелуя. Какой-то вскрик заставил их замереть. Дружно обернувшись, они увидели в дверях Эндрю.
        Его маленькое лицо было красным, глаза большими и сердитыми. Он крикнул:
        - Нет! Она не выйдет за тебя замуж. Ты не сможешь ее заставить. Мы будем жить у моря.
        Триста и Роман отпрянули друг от друга. Триста успела сделать только шаг навстречу Эндрю, а он уже подбежал к Роману и с размаху ударил его по ноге.
        Тот с изумленным криком согнулся от удара.
        - Убирайся! - крикнул Эндрю. Его губы дрожали.
        - Эндрю! - воскликнула Триста. Твердость ее голоса удивила Эндрю. - Как ты смеешь!
        - Я не хочу, чтобы ты ушла с ним. - Он снова занес ногу для удара. На этот раз Триста действовала быстро, не думая.
        - Прекрати! Немедленно прекрати это! - приказала она, хватая Эндрю за плечо и оттаскивая его, пока он не успел сше чего-нибудь наделать. - Ты не должен так себя вести со своим отцом.
        Эти слова сорвались раньше, чем она успела их удержать. Наступила пауза.
        С лица Эндрю исчез гнев. Его глаза казались огромными.
        Сообразив, что она произнесла, Триста поспешно прикрыла рот рукой. Потом отступила назад, переводя взгляд с Романа на мальчика.
        Роман застыл на месте, настороженно глядя на сына. Эндрю молча смотрел в ответ.
        - Это правда, - мягко сказал Роман. - Ты мой сын. - Он сделал шаг вперед, но потом остановился. - Ты даже выглядишь, как я. Разве ты не заметил?
        Эндрю бросил на Тристу злой взгляд.
        Она очень медленно кивнула:
        - Да.
        Он какое-то время стоял молча и вдруг, повернувшись, стремительно выбежал из комнаты.
        Наступившая пауза длилась, казалось, вечно. Наконец Роман ее прервал негромким вопросом:
        - Ну ладно, Триста. Так что ты скажешь о замужестве?
        Она могла ответить «да» по многим причинам. Но она упомянула только об одной.
        - Ради Эндрю я выйду за тебя замуж.
        Его глаза потемнели - и она вызывающе посмотрела на него, словно ее сердце не рвалось на куски. Единственным, что он произнес в ответ, было низкое, мрачное
«отлично».
        Это было его согласие.
        - Замужество! - воскликнула леди Мэй, в восторге хлопая в ладоши. - Это замечательная новость.
        - Ради Эндрю, - поспешно уточнила Триста. Потом она перевела взгляд с Мэй на Мишель. - Роман хочет быть со своим сыном. Конечно, это логично.
        Люси почувствовала беспокойство.
        - Это... мероприятие для тебя будет благом?
        - Да, это... - Она внезапно почувствовала неуверенность. Подняла ладонь, подыскивая слова, но рука замерла в воздухе. - Это много лучше. Эндрю не будет презираем в обществе.
        Мэй и Мишель с сомнением переглянулись. Кашлянув, Мэй заметила:
        - Но, Триста, дорогая, ты любишь его. Я знаю, что это так, ведь верно?

«Любишь его». Она просто без ума от любви. За все это время она ни на секунду не переставала его любить.
        - Да, люблю, - ответила она, стараясь, чтобы это прозвучало спокойно.
        - Но... о дорогая! - Мишель казалась взволнованной. - Если он любит... Что я хочу сказать - он желает это только ради ребенка или... Дорогая Триста, я очень волнуюсь - будет ли он обращаться с тобой достаточно хорошо?
        Триста отвернулась, не в состоянии выдержать взгляд этих зеленых глаз. Тетя Мэй говорила, что такие же глаза были у их отца. Они были чересчур проницательными. Они видели в человеке то, что он не хотел никому открывать.
        - Он хороший человек, - ответила она, зная, что отвечает не на тот вопрос, который задала Мишель. Она сама желала бы знать, любит ли ее Роман.
        Она хотела продолжить, но увидела, что глаза Мишель светятся надеждой, и отвернулась, поскольку надежда жила и в ее сердце. Мишель обрела в жизни большую любовь и хотела, чтобы такая же любовь была у Тристы.
        - Он хочет жениться на мне потому, что я мать Эндрю. - Это во многом было правдой. А все остальное было только из области предположений. - Ни о чем не беспокойся. Он будет относиться ко мне с уважением хотя бы потому, что я его жена.
        Но тревога с лица ее сестры так и не сошла, словно Мишель чувствовала неуверенность Тристы. Чтобы изобразить радость, Триста улыбнулась:
        - Это будет прекрасный брак, вот посмотришь.
        - Знаю, что так и будет, - вмешалась тетя Мэй, 196 похлопав по руке Мишель, словно успокаивая ее. Поднявшись, она подошла к Тристе, чтобы ее поцеловать. - Тебя надо поздравить. Лорд Эйлсгарт - весьма внушительный мужчина, моя дорогая. Я всегда к нему благоволила. Я знаю, что это будет правильный выбор, Триста. Я чувствую это.
        Но Мишель не могла так легко замолчать. Она спросила:
        - А Эндрю доволен этим?
        У Тристы улыбка замерла на губах. Она не могла лгать на этот счет.
        - Он привыкнет к этой мысли. Со временем.
        Мэй успокаивающе дотронулась до нее:
        - Ты отвечаешь уклончиво, но ты знаешь, что увертки со мной не помогут. Люси и Мишель тоже не просто обмануть. Что в точности сказал ребенок?
        - Ничего. - Триста прекратила притворяться оптимистично настроенной. - Я сказала ему, что ему нужен новый отец, и он ничего не сказал. Ни одного слова. Я боюсь, что он надеется на мой брак с лордом Шарбонно, если вы можете поверить в такую чушь, и на то, что мы будем жить у моря. Он сказал об этом лорду Эйлсгарту, и именно это побудило его сделать предложение.
        - О дорогая! - простонала Люси. - У этого ребенка болезненное воображение. Он не хочет думать о том, что ему не нравится. Он может не... смириться с тем, что произойдет.
        Мишель задумалась.
        - Извини, но ты сказала, что лорд Эйлсгарт сделал тебе предложение, решив, что иначе ты выйдешь за Шарбонно?
        - Да. Боюсь, что Эндрю сказал ему это... Но это не вранье. Думаю, это была надежда. Он хотел, чтобы я вышла замуж за кого-нибудь еще. Если не за Шарбонно, так за кого-то еще. Почему-то он очень плохо относится к Роману.
        Лицо Мишель просветлело.
        - Тогда понятно. Он просто ревнует. - Мишель подняла голову, и ее кудри упали ей на плечи. - Ревность - это хороший знак, верно, тетя Мэй?
        - Это так. О, не будем волноваться об этом. Все будет хорошо. - Она запустила руку в сумочку и вытащила гусиное перо и лист бумаги. - Мы должны приступить к этому немедленно. Это очень срочное дело. Брак по специальному разрешению... А чем скорее это будет улажено, тем лучше, думаю, будет для всех. О, Триста, позволь нам об этом позаботиться. И не волнуйся о мальчике. Он привыкнет к этой мысли.
        Триста вздохнула. И она, и Мэй с оптимизмом смотрели в будущее, тогда как оснований для этого не было.
        А что, если Роман тоже окажется ревнив? Он до сих пор думает о ней как о своей собственности. И Эндрю может не привыкнуть к Роману. Ему очень не понравилась мысль об этом браке, и он не переворачивает все вверх дном по этому поводу, понимая, что это ему не поможет.
        Но она собирается выйти замуж за Романа независимо от этого, так что ей не следует больше говорить о своих опасениях...
        Брак был оформлен быстро и без помпы. Церемония прошла в церкви Святого Георгия на Хановер-сквер. Люси и Мишель были свидетелями Тристы. Грейс стояла в большой толпе друзей Романа.
        После этого Мэй организовала роскошное угощение. Самым большим сюрпризом было то, что Грейс предложила для свадебного пира свой дом. Юридически этот дом принадлежал Роману, и Триста подумала, не по этой ли причине свадьбу справляли именно здесь. Не было секретом, что Грейс так же неохотно смирилась с этим браком, как и Эндрю.
        Мальчик так и не изменил своего отношения к замужеству матери за короткое время перед свадьбой. Он терпеливо высидел всю церемонию, но на всем ее протяжении держал за руку дядю Дэвида. Вопрос о том, что Роман - его отец, он обсуждать отказался, хотя Триста несколько раз пыталась завести с ним разговор на эту тему. Только однажды он сказал:
        - У тебя будут другие дети, и ты забудешь обо мне.
        Триста пыталась его убедить, что это не так. На что Эндрю заявил, что лучше бы она вышла замуж за дядю Дэвида.
        Триста спросила его:
        - Почему ты думаешь, что с лордом Эйлсгартом я тебя забуду, а с дядей Дэвидом нет?
        - Потому что дядя Дэвид меня любит, - просто ответил Эндрю.
        - Твой отец тоже тебя любит, - сказала она.
        В глазах Эндрю засветился огонек, и он поднял подбородок, словно желая что-то сказать. Но было видно, что он не решается.
        - Давай, - подбодрила его Триста.
        После секундной паузы Эндрю ответил:
        - Он никогда не рассказывает хороших историй.
        - О, дорогой, он просто другой. А ты относишься к людям, которые не любят перемен. Но в жизни изменения неизбежны, и они часто к лучшему. Обещаю, что в конце концов тебе понравится. Мы будем счастливы.
        - Ты счастлива, мама? - спросил он. Его голос был тонким, и в нем слышалось отчаяние. Ему нужно было, чтобы его утешили.
        Была ли она счастлива? Да. Да, потому что выходила замуж за человека, которого хотела всю жизнь. И вместе с тем ей было грустно от мысли, что этот человек взял ее замуж, чтобы утвердить свои права на сына, а не из любви к ней. Это было горько сознавать, поскольку она надеялась на большее.
        Когда-то она получила его любовь - но не его фамилию. Теперь у нее есть его фамилия... но есть ли его любовь?
        - Я очень счастлива, - сказала она Эндрю. Было видно, что у него с лица немного сошла тревога. Она обняла его, и он это ей позволил. Иногда он не допускал нежностей, считая себя взрослым.
        Обняв его после долгого перерыва, Триста вдруг поняла, что он за последнее время здорово подрос. Он рос на удивление быстро.
        В тот момент Триста была рада, что все так получилось. Если бы она и дальше скрывала от Эндрю правду, могло быть гораздо хуже. Став старше, он мог возненавидеть ее за то, что она ему лгала. А теперь он был достаточно мал, чтобы ее простить.
        Хоть она и волновалась за сына, ей пришлось в этот день выполнять множество обязанностей. Весь день прошел как в чаду, приходилось улыбаться каждому гостю, говорить полагающиеся случаю любезности и при этом постоянно помнить о Романе.
        Не было никаких признаков того, что он статус жениха носит неохотно. Он был вежлив с гостями и с родственниками Тристы, внимателен к ней и Эндрю. Его глаза светились, а рот охотно растягивался в приветливой улыбке.
        Когда все гости удалились, а слуги принялись за уборку дома, Триста, Роман и Эндрю направились к выходу. Прибыв в дом у Гайд-парка, Триста вдруг предложила Роману то, что ей внезапно пришло в голову. Пусть Роман этим вечером уложит Эндрю в постель сам.
        Ее сын эту мысль встретил без восторга. Роман лишь наклонил голову в знак того, что он понял предложение, но было видно, что эта мысль понравилась и ему.
        Прошло несколько минут, и Триста отправилась взглянуть, что вышло из ее затеи. Эндрю лежал на маленькой кроватке, Роман, сидя в кресле и читая низким голосом детскую книгу, казался очень большим рядом с ним. Роман читал монотонно, театральным голосом, тогда как Дэвид всегда рассказывал свои истории увлекательно, что Эндрю очень любил. Эндрю лежал к отцу спиной.
        Триста неслышно прокралась в спальню. Когда пришел Роман, она встретила его, стараясь изобразить на лице приветливость.
        - Эндрю уже спит? - спросила она.
        - Полагаю, что да, - сказал Роман, - хотя он мог и притворяться, чтобы я оставил его в покое.
        - Он скоро привыкнет, - сказала она.
        - Когда мы переедем в Уайтторн, все будет гораздо лучше.
        Он сунул левую руку в карман брюк и вытащил предмет, который она не могла разглядеть. На какое-то время он замер. Затем поднял на нее глаза, улыбнулся и отвернулся в сторону. Триста почувствовала, словно ее кожу колют булавками. Упоминание об Уайтторне всегда производило на нее слишком сильное впечатление.
        Уайтторн и Роман. Они были вместе частью ее прошлого, а теперь стали частью ее настоящего. Ее захлестнули воспоминания. Подвижный, как ртуть, юноша, нежный любовник с необузданными чувствами, тихий, немного печальный мужчина - все это всплыло в ее голове. Теперь она - его жена, как и хотела. Но достаточно ли ей этого?
        Роман внимательно смотрел на нее, и она поняла, что стоит в середине комнаты, глядя в пустоту и пытаясь справиться со своими мыслями.
        Он улыбнулся, подходя к ней, а потом мягко взял ее за подбородок:
        - Если бы я не знал тебя так хорошо, я мог бы подумать, что ты нервничаешь.
        Триста совсем не была застенчивой невестой в свою свадебную ночь, однако ей все равно было трудно смотреть ему в глаза. Роман мог угадать, о чем она думает, чего хочет. Мог угадать, что она до сих пор любит его.
        И он всегда знал, как справиться с ее сдержанностью. От его медленного поцелуя она начала таять. Из ее головы улетучились все мысли, исчезло все вокруг, кроме них двоих. Ушли все сомнения, все проблемы, все, что осталось нерешенным и недоговоренным. Он взял ее как свою жену, и она пустила его внутрь себя, наслаждаясь этими мгновениями и запрещая себе желать чего-либо еще.
        И всего этого ей было достаточно. Пока.
        На следующий день, когда Роман начал готовиться к отъезду, Триста запротестовала: слишком рано. Но он не уступил.
        Он хотел привезти свою семью домой.

        Глава 14
        При виде знакомого здания Триста чуть не разрыдалась. Но она смогла справиться с этим порывом, помня, что за ней внимательно следит Эндрю, опасливо и настороженно.
        Триста вытерла лицо носовым платком. Потом улыбнулась сыну, желая его подбодрить.
        - Я очень рада снова оказаться здесь, - объяснила она. - Женщины иногда очень чувствительны.
        Эндрю приложил щеку к ее руке. Подняв глаза, Триста увидела, что Роман внимательно смотрит на нее. На его лице не было никаких эмоций. Затем он повернулся к окну и начал молча изучать приближающийся дом.
        Чтобы заполнить неловкую паузу, Триста произнесла:
        - Этот сад выглядит уже зеленым.
        - Здесь было много дождей.
        - Мне не нравятся дожди, - тихо сказал Эндрю.
        - Ну, дожди уже кончились, - ответил ему Роман. - И они оставили после себя прекрасные лужайки, где можно бегать, заросли, в которых прячутся кролики, и чудесную местность на многие мили вокруг. Здесь можно найти разные занятия, игры и приключения. Я это знаю. Когда я был в твоем возрасте, все это у меня было.
        Он нахмурился и, предаваясь воспоминаниям, опустил свои удивительно длинные ресницы.
        Слуги выстроились у дома. Триста в волнении подняла плечи и направилась к ним. Она нервничала. Теперь она хозяйка дома. Эта мысль ее волновала и страшила. Здесь она выросла, здесь ее соблазнил Роман. В ее памяти дом был каким-то мистическим, замечательным и ужасным одновременно.
        Рядом шел Эндрю, держась за ее юбку. Здание поразило Тристу своими размерами. Как она сможет быть хозяйкой такого большого дома?
        По другую сторону от нее шел Роман, высокий и гордый. Он обозревал свои владения спокойно и с удовольствием, что внушило те же чувства и Тристе. Она думала так же, как и он. Она вернулась домой.
        К ней сделали шаг новая домоправительница миссис Уэллс и дворецкий Джон. Триста поздоровалась с ними. Они называли ее леди Эйлсгарт. Конечно, к ней обращались так и раньше, но здесь, на огромных каменных ступенях дома, которыйтеперь должен быть ее, она впервые почувствовала себя женой лорда.
        Роман придерживал ее за локоть, и когда Триста подняла взгляд на него, то увидела добрую улыбку. Похоже, он догадался о ее чувствах. Роман провел ее в дом.
        - Это Уайтторн, Эндрю, - сообщил он, когда они остановились в большом величественном зале. В массивном очаге высотой с Тристу приветливо горел огонь. - Это твой дом.
        Эндрю перестал быть мрачным. Разинув рот, он осматривал все окружающее, и зал явно произвел на него впечатление. Заметив это, Роман улыбнулся. Он перевел глаза на Тристу, и она тоже ответила ему улыбкой.
        Накрытый стол для обеда выглядел величественно. Увидев его, Роман нахмурился и начал все переставлять ближе, чтобы было удобнее. Затем, немного подумав, он позвал Эндрю и посадил рядом с собой.
        - Только на первый вечер, - объяснил он мальчику.
        Эндрю, все еще с круглыми от удивления глазами, забрался на стул. Триста рассмеялась - Эндрю буквально утонул в огромном резном стуле с обивкой. Он выглядел как лилипут, попавший в нормальный мир.
        Роман посмотрел вниз, на сына:
        - Что ты думаешь об Уайтторне, Эндрю?
        - Здесь очень красиво, сэр.
        Роман сжал губы. Триста поняла, что он пытается сдержать улыбку.
        - Вот как? Спасибо. Но будет лучше, если ты будешь обращаться ко мне «отец». Сейчас мы одна семья.
        Лицо Эндрю перекосилось. Было видно, что он борется с собой. Потом он повернул голову к Тристе:
        - Я должен это, мама?
        Она хотела сказать, что он должен, но Роман заговорил первый:
        - Я бы хотел этого, но если ты не желаешь...
        Триста вмешалась:
        - Конечно, он должен называть тебя «папа».
        - Чушь. - Роман положил локти на стол и скрестил пальцы. - Ты ничего не понимаешь в мальчишках. Им нужна возможность выбирать, что они хотят, они не терпят, когда их что-то заставляют делать.
        - Напротив, - возразила Триста. - Мальчикам нужна твердая рука. И некоторым больше, чем остальным. Я ожидаю от него хороших манер, и он это понимает.
        - Манеры - это для женщин. - Он заговорщически посмотрел на Эндрю, как бы делясь с ним раздражением от женских манер. Затем откинулся назад и, вздохнув, сказал Эндрю: - Ты находишь дом большим, не так ли?
        - Моя кровать такая высокая, - ответил мальчик, - что мне приходится взбираться на стул, чтобы на нее залезть.
        - Постарайся не падать с нее во сне. Я помню эту кровать.
        Эндрю хмуро кивнул:
        - Там много игрушек.
        - Ты видел лошадь на пружинах?
        - Она для меня слишком детская, - ответил Эндрю.
        - Конечно, - спокойно ответил Роман. - Но там еще есть оловянные солдатики.
        - У меня есть оловянные солдатики.
        - Да, я вспоминаю, что у тебя были, довольно много. Я принес тебе еще, и ты сказал, что у тебя их больше, чем нужно, и я должен вернуть их в магазин игрушек.
        Эндрю выглядел смущенным.
        - А какие игрушки тебе нравятся? - спросил мальчик. - Или...
        - Корабли, - произнесли они одновременно.
        - Ты все еще хочешь стать моряком?
        - О да! - ответил Эндрю.
        - Тогда нам нужно отправиться на озеро.
        - Озеро?
        Какое-то время Роман раздумывал и потом сказал:
        - В Уайтторне есть собственные озера, не слишком много, но одно из них очень красивое. И там хорошо бросать камни.
        - А как насчет лодок под парусом?
        Роман кивнул, продолжая интересный для обоих разговор:
        - Есть. Мы можем спустить на воду даже лодку с веслами. И твой игрушечный кораблик там тоже будет чудесно плавать. Там очень живописно.
        - Живо-пис-но?
        - Очень красиво, - пояснила Триста, наклоняясь вперед. - А теперь ешь.
        Довольный, Эндрю взял вилку и занялся едой, тщательно ее пережевывая. После обеда он отправился наверх.
        - Спокойной ночи, мама, - сказал он, подходя к Тристе, чтобы ее поцеловать. Его вела за собой Нэнси.
        - Я зайду повидать тебя, после того как ты помоешься? - спросила Триста.
        - Да, спасибо. - Он поколебался, потом неуверенно перевел взгляд на Романа: - Спокойной ночи.
        - Спокойной ночи, Эндрю.
        Эндрю повернулся к Нэнси.
        Роман был необычно молчалив. Триста тоже чувствовала себя неуверенно. Поднявшись из-за стола, она подумала, как снять это напряжение. Возможно, ей следует разложить пасьянс. Она нашла карты и разложила. Но потом смела их в одну кучу, поскольку сосредоточиться ей никак не удавалось.
        - Ты хочешь его повидать? - спросил Роман.
        - Через какое-то время, - ответила она, поднимаясь, чтобы положить карты на место.
        Потом она повернулась к нему. Роман продолжал сидеть на стуле, глядя куда-то перед собой. Ей вдруг пришла в голову мысль, что не она одна сегодня вернулась домой - Роман возвратился тоже.
        Триста подошла к нему:
        - Дом сохранился очень хорошо.
        - Я постарался, чтобы так было.
        - Ты всегда любил этот дом.
        Роман как-то странно взглянул на нее:
        - Нет, не всегда.
        Это замечание застало ее врасплох.
        - Но ты хотел сюда вернуться?
        Он чуть опустил глаза:
        - Раненый зверь возвращается в свое логово умирать.
        Что он имел в виду, говоря «раненый» и «умирать»? Он вздохнул:
        - У меня не столь однозначное отношение к Уайтторну, как у тебя. В этом доме прошло мое детство, все - и плохое, и хорошее. - Он горько рассмеялся. - Здесь я нашел то, что для меня значило очень много, и здесь я это потерял. В Уайтторне у меня были самые счастливые дни и самые позорные.
        - Но разве ты не любишь Уайтторн? - ошеломленно спросила Триста.
        - Я ненавижу его, - ответил Роман. Поднявшись, он выпрямился, а затем рассмеялся. - Но я это преодолею. - Он посмотрел прямо на нее. - Я должен это сделать. А теперь тебе лучше всего отправиться посмотреть на Эндрю. Уайтторн - довольно мрачное место, а он здесь впервые.
        Комната, которая была приготовлена для нее, была обставлена для леди. Триста испытала легкое потрясение, когда миссис Уэллс стала ей показывать эту комнату как хозяйке дома.
        То, что миссис Уэллс относилась к ней как к госпоже, успокоило Тристу. Другие слуги подражали миссис Уэллс и относились к Тристе соответственно ее теперешнему положению - даже если были знакомы с ней со времен, когда Триста сама была здесь в услужении.
        Когда они обходили комнаты, домоправительница рассказала Тристе все новости в доме: кто вышел замуж, кто уехал, кто скончался, а кто ушел на покой.
        Слушая, Триста огляделась. Ей была хорошо знакома каждая комната, и не все вызывало приятные воспоминания. Здесь каждый день бывала ее мать, ухаживая за леди Эйлсгарт. После ее смерти Триста сама провела немало часов около кровати старой женщины, заботясь о ней. Эти обязанности не были трудными или неприятными, но воспоминания о них наполнили Тристу тоской.
        Кое-что здесь было обновлено, в комнатах был свежий воздух. Но во всем прочем ничего не изменилось. Когда мистер Уэллс зажег для нее лампы, Триста поблагодарила за теплый прием.
        - Мы хотели бы, чтобы вы знали, что мы рады видеть вас здесь, - просияла миссис Уэллс.
        Триста не могла сдержаться и обняла ее. Миссис Уэллс со счастливой улыбкой пожелала ей доброй ночи и ушла готовить постель. Но Триста была одна совсем недолго - постучал Роман, после чего его голова показалась из-за двери.
        - Привет, - сказал он. - Как ты здесь?
        Ей было приятно увидеть его в этой комнате.
        - Очень хорошо, - солгала она.
        - Грейс сказала, что она была бы рада к нам присоединиться. Я ответил, что это хорошая мысль.
        - Может быть, она предпочтет эту комнату? - поспешно произнесла Триста.
        Роман огляделся, в его взгляде было что-то зловещее.
        - Это будет неправильно. Эта комната предназначена для хозяйки дома. Правильно было бы сразу твердо определить твое положение.
        - Но я не думаю, что эта комната мне подходит.
        Роман рассмеялся:
        - Что подумают слуги, если ты не займешь комнату хозяйки дома? Ладно, со временем это будет казаться не таким странным. Ты же не можешь занять свою старую комнату на чердаке?
        Стоя у порога, Роман напряженно смотрел, когда Триста переходила от резного кресла к окну с роскошными малиновыми шторами и к дубовым сундукам, обильно украшенным резьбой. Было видно, что вся эта древность Тристе не нравится.
        - Ты привыкнешь к этому, - произнес он неуверенно. - В конце концов, мы приходили сюда разгонять привидения. Помнишь?
        Она повернула голову:
        - Не помню.
        Он невидящим взглядом смотрел куда-то прямо перед собой.
        Триста подумала, что в этом помещении она вряд ли сможет по-настояшему расслабиться. Тем не менее она должна находиться здесь. Дело было не в слугах или соседях - им было все равно, где она живет. Но раз Роман хочет подчеркнуть, что она хозяйка дома, его желанию следует уступить.
        К тому же в комнате вполне можно жить. Пусть она вызывала неприятные воспоминания, но со временем к ней придется привыкнуть.
        - Теперь я тебя покину, - сказал Роман. - Желаю приятного вечера.
        Триста была поражена и не могла скрыть удивления. Она полагала, что он захочет остаться с ней в этот вечер. Все время после свадьбы он был очень внимателен и казался влюбленным. Хотя их отношения еще не определились, кровать была средством разрешения проблем. Только сейчас Триста поняла, что ждала его с того времени, как ей показали эту комнату. Ждала неистово, чтобы заглушить кипящие в ней чувства.
        - Очень хорошо, - негромко ответила она каким-то чужим голосом.
        Отступив назад, он закрыл дверь, оставшись в коридоре.
        Ей захотелось окликнуть его, но не хватило смелости.
        Когда она осталась в комнате одна, на нее вдруг нахлынули воспоминания. Она видела в дымке прошлого леди Эйлсгарт, свою мать, себя. Когда она появилась в этом доме ребенком, для нее Уайтторн стал благословенным убежищем, защитой от мира, где презирают незаконнорожденных детей. Однако этот особняк домом для нее не стал.
        И вот она снова здесь. Найдет ли она наконец здесь свой дом?
        Несмотря на прошедшие годы и множество изменений в ее жизни, она по-прежнему чувствовала себя здесь чужой.

        Лорд Шарбонно сидел с торжествующим видом и самодовольством на лице. Леди Мэй со сдержанной улыбкой заметила блеск в его глазах, как у кота, который только что съел канарейку.
        Как правило, она не доверяла мужчинам. Чтобы прийти к этому, ей пришлось получить несколько горьких уроков.
        Тем не менее она не стала ненавидеть мужчин. Их компанию она даже любила. Мужчины очень забавны... в некотором смысле. Через пятнадцать лет, после того как она овдовела, один из них смог прервать ее отшельничество.
        Роберт буквально открыл для нее мир, о котором она не подозревала. Связь с ним должна была бы стать ни к чему не обязывающей интрижкой. Однако...
        Однако у него было прошлое, с привидениями и со скелетами в шкафу. Что-то говорило, что они рано или поздно заявят о себе.
        - Дорогая леди Мэй, - обратился к ней Шарбонно. Он так радостно посмотрел на нее, что ее мимолетная тревога разом улетучилась. - Вы совершенно восхитительны. Это платье просто великолепно. В нем вы словно светитесь.
        - Вы преувеличиваете. Это очень простое платьице.
        Они рассмеялись, довольные шуткой, поскольку ни один из нарядов, которые она носила, нельзя было назвать платьицем. Шарбонно откинулся на спинку кресла.
        - Хочу поблагодарить вас за приглашение на чай.
        - В вашем письме было упоминание, что у вас есть несколько очень интересных новостей - просто замечательных, как вы выразились. Я не могла сдержать любопытства. - Она чуть нахмурилась. - Вы наверняка знали, что это так и будет. К тому же я не видела вас очень долго и решила, что нам надо встретиться, чтобы поделиться новостями.
        - Да. Точно так подумал и я. Вы были... очень заняты. - В его голосе ясно читалась горечь.
        У Шарбонно была какая-то важная новость, но он не хотел делиться ею сразу, видимо, желая насладиться своей важностью. Когда служанка принесла поднос, Мэй разлила чай, изображая, что очень занята этой процедурой. Шарбонно был особенно рад рассказать ей потрясающую новость о том, что сын леди Мастерсон бежал с дочкой викария.
        - Конечно, она весьма преуспела в умении, как сделать мужчину своей игрушкой. - Он поднял брови, и Мэй понимающе рассмеялась. - Впрочем, кто его будет осуждать? Да, дорогая, а вы слышали, что лорд и леди Бекинсдейл обручили свою семнадцатилетнюю дочь Ларису со старым герцогом Хенли?
        - С этим старым развратником!
        - Да, просто позор. Я мог бы пожалеть эту чертовку, но она пошла сама, желая стать герцогиней. - Произнеся это, Шарбонно вонзил зубы в середину глазированного пирожного.
        - Конечно, когда выходишь за кого-то, кто много старше, это может сулить выгоду, если рассчитывать на то, что скоро станешь вдовой. Это имеет свои преимущества. Не говоря уж о том, что она будет герцогиней и получит большое состояние. Возможно, эта девушка не так глупа.
        Они обменялись улыбками, продолжая светский разговор, который постепенно клонился к тому, ради чего пришел лорд Шарбонно.
        Шарбонно приступил к этому, после того как была налита вторая чашка чая.
        - О, я почти забыл упомянуть, что я слышал о лорде Карстерсе, которому вы последнее время демонстрировали столько любви.
        У леди Мэй замерло сердце. Меньше всего она ожидала услышать что-то о Роберте.
        - Ладно, Мэй, ты знаешь, что я имею в виду. Несколько недель назад ты играла с ним в карты, не так ли?
        - О да, - ответила она. - С тех пор я была в его компании несколько раз. Но я бы не назвала это любовью.
        - Да. Но мы заметили, что ты нашла его общество особенно привлекательным. Все об этом говорили, - сказал он уверенно. Леди Мэй поняла, что Шарбонно мучается от ревности.
        Странно, она никогда не думала об этом раньше. И это было ошибкой. Боже, она вообще не думала о чьих-то чувствах! Она слишком была поглощена общением с Робертом, которое приносило ей столько удовольствия.
        Но Шарбонно... он был просто друг - и довольствовался этим. Хотя и желал большего, но, как и многих других мужчин, леди Мэй быстро лишила его иллюзий на этот счет. Но она всегда делала это так умело, что они расставались как лучшие друзья.
        Теперь по ее спине пробежали мурашки. Мэй сожалела, что была слишком беспечна, позволяя себе участвовать в фарсе Роберта с изменением внешности, как бы весело и увлекательно ей это ни казалось.
        Похоже, это привлекло интерес. И возможно, представляет угрозу для Роберта. 210 Шарбонно вытер губы о полотняную салфетку.
        - Знаете, об этом человеке ходит множество сплетен. Было довольно странно, когда он появился в обществе в подобном виде. Когда хозяек вечеринок спрашивали о нем, они заявляли, что не приглашали этого человека. Но скорее всего они просто не признавались в этом, поскольку его присутствие было очень интригующим и делало их приемы занимательными.
        Мэй глубоко вдохнула, чтобы успокоить нервы. В ней нарастала тревога.
        - Лорд Кэмрик первым заметил сходство этого «лорда Карстерса», как тот себя называл, с людьми из известного дворянского рода. Кэмрик был очень хорошим другом скончавшегося лорда Лайлса и заметил, что Карстерс очень похож на него. Но этот друг, к сожалению, скончался, так что это не мог быть он.
        Мэй рассмеялась. Это был резкий, грубый смех, в котором слышалось облегчение.
        - Тогда зачем об этом упоминать?
        - Он вспомнил, что один сын лорда Лайлса был очень похож на отца. Самый старший, Маркус.
        Улыбка сползла с ее лица.
        - Я знакома с лордом Кэмриком. Определенно могу сказать, что не всему, что он говорит, следует доверять. У него старческое слабоумие. Он почти потерял память, а глаза совсем ослабели.
        - У памяти стариков есть интересная особенность - они не запоминают того, что с ними происходит, но прекрасно помнят далекое прошлое. Зная это, я опросил несколько человек преклонного возраста, были ли они знакомы с лордом Карстерсом. Им было на вид примерно столько же лет, как и ему, и я надеялся, что они помогут его опознать. Они также отметили его сходство с лордом Лайлсом. Тогда я спросил о его сыне. Они подтвердили слова лорда Кэмрика. Разве это не удивительно?
        Он улыбнулся. Мэй сидела молча, чувствуя себя скверно.
        - Однако это еще не самое странное. Сын Лайлса, этот Маркус Роберте, которого все звали просто Робертс, тоже скончался.
        Он замолчал, чтобы дать возможность переварить новость, и нахмурился.
        - Ты знаешь это имя? - продолжил он. - Это тот самый изменник, который прыгнул с Лондонского моста, чтобы избежать наказания за убийство.
        - И какое это отношение имеет к лорду Карстерсу?
        - Он очень на него похож, - самодовольно изрек Шарбонно.
        - Но как может столь пожилой человек, как лорд Карстерс, иметь что-либо общее с сыном лорда Лайлса? У них совершенно разный возраст. К чему все эти разговоры о покончившем с собой сыне? Я ничего не понимаю.
        - Все это довольно загадочно. Но, дорогая леди Мэй, я вспоминаю парня, с которым был знаком в университете. Он был моего возраста, выглядел вполне нормально. Но когда я повидал его через год, он словно состарился вдвое. Он выглядел просто ужасно. Жизнь может сильно изменить человека, не так ли?
        Он протянул руку, и в первый раз Мэй заметила, какой мягкой и белой она была. Мэй передернуло от отвращения.
        - Может быть и такое, - продолжал он, - что этот Робертс, подозреваемый в убийстве и измене, просто бежал, а потом стал выглядеть много старше.
        - Но ты сказал, что он мертв.
        - Я сказал, что он прыгнул с моста. Занятно... - Он замолчал, но было видно, что его прямо распирает от самодовольства. - Я кое-что проверил. Тело было найдено. Тело утонувшего человека. Но уже прошло много времени после исчезновения Робертса, и река не пощадила труп. Опознать мертвеца было невозможно. По часам и одежде решили, что это Робертс. Но подобные вещи легко подделать.
        - Если я правильно поняла, вы подозреваете, что лорд Карстерс и есть Маркус Робертс. Но этого не может быть, сэр, поскольку были люди, которые видели, как он прыгал с моста.
        - Были - но можем ли мы им верить? Не забывайте, что Маркус Робертс был очень искусным. В конце концов, он хладнокровно убил этого французского графа.
        Мэй почувствовала, что голова ее готова разорваться. Теперь она вспомнила тот случай. Французского графа звали де Нансье. После Французской революции он с родственниками перебрался в Лондон. Его нашли с перерезанным горлом.
        Мог Роберт это сделать?
        Нет. Однако Маркус Робертс это сделал. Могли эти два человека оказаться одним и тем же лицом?
        Мэй постаралась, чтобы на ее лице не отразились обуревавшие ее мысли. Изображая интерес, она смотрела прямо в глаза Шарбонно, была вся внимание.
        - Какое ужасное дело! И все из-за этой маленькой девочки.
        Мэй подумала, что может потерять сознание. Комната качнулась, но она сумела сохранить равновесие. Собрав силы, она спокойно спросила:
        - И это убийство приписывают ему?
        - Кто был настоящим убийцей, неизвестно. Девочка сказала, что какой-то незнакомец гнусно над ней надругался, и ее семья решила, что это Робертс. Она чуть не умерла, и увечья у нее сохранились до сих пор. Бедная малышка. Ее ногу не удалось удачно вправить.
        - Вы очень далеко ушли от темы. Было много причин полагать, что Маркус Робертс скончался. И это серьезное обвинение - без всяких на то оснований утверждать, что лорд Карстерс способен нанести такое серьезное увечье.
        - Это только возможность. Конечно, я не могу ее проверить. Я только пытался сопоставить факты. Я не мог не сделать этого, когда люди начали вспоминать о Кэмрике в связи...
        Он сделал эффектную паузу, давая Мэй возможность обдумать его слова. Теперь было ясно, что вместе с Робертом они не смогут появляться публично. Пусть прямых улик против него нет, но разговоры уже идут.
        И Мэй была уверена, что к этим разговорам приложил руку Шарбонно. Она почувствовала себя плохо. Но она ни за что на свете не позволила бы Шарбонно это увидеть.
        - Все это интересно, - проговорила она. - Вы уже ознакомили лорда Карстерса - или кем бы он ни был - с этим всем.
        Вопрос ужаснул Шарбонно.
        - Конечно, нет. Если Кэмрик прав, этот человек опасен. Не мне, должен сказать, а вам, поскольку вы постоянно находитесь в его компании. Если он действительно тот злоумышленник, как его подозревают, он может нацелиться и на вас.
        Именно ее связь с этим человеком заставила Шарбонно заняться Робертом. Мэй почувствовала вину и страх. Непреодолимый страх.
        - Ладно, я внимательно изучу, с кем я имею дело, - уверила она своего гостя. - О, не волнуйся, я никак не покажу, что это из-за тебя у меня в голове появились подозрения. Я просто с ним расстанусь. Время от времени я меняю знакомых. Надеюсь, я найду кого-нибудь, с кем будет интересно проводить время на вечеринках. К примеру, с лордом Дэлрамплом. В конце концов, он граф, и последнее время он проявляет ко мне признаки внимания.
        Шарбонно нахмурился. Судя по всему, он надеялся, что она вернется к нему в благодарность за спасение от грозящей опасности и сохранение ее репутации в обществе. Но Мэй решила расстроить его планы. Было неблагодарностью ответить этим, но она не жалела.
        - Ты огорчена, - бросил пробный шар Шарбонно.
        Ее мозг бешено работал. Самым лучшим сейчас было бы выдворить Шарбонно, а для этого надо было уверить его, что его тактика сработала.
        - О, дорогой, если то, что ты сказал, правда, то меня очень беспокоит, что я водила компанию с этим человеком.
        Шарбонно наклонился вперед, и на его лице ясно отразилась радость.
        - Но тебе не следует так поступать в будущем. Ты больше не станешь встречаться с лордом Карстерсом. Я не знал, следовало ли тебе это все рассказывать, но страх за тебя оказался выше деликатности.
        Мэй захотелось ударить его по щеке. Но ради Роберта ей пришлось опустить глаза, чтобы выглядеть спокойной и чинной.
        - Я не буду с ним больше встречаться.

        Глава 15
        Джейсон Найтсбридж смотрел на Уайтторн, испытывая странное чувство, которое невозможно описать. Он провел здесь чуть ли не половину жизни, забираясь в окна и прыгая с них, прокрадываясь по лестнице черного хода в комнату Романа. Он и сын хозяина дома были в детстве друзьями: настоящие чертенята, бич для расположенных возле особняка деревушек. Проказливые и озорные сорванцы, они были уверены, в отличие от остальных мальчишек, что за свои проделки не попадут за решетку.
        Не в пример Роману он вырос в хорошей и дружной семье, и его мать не могла понять, почему он себя так ведет, хотя и обучен хорошим манерам. Его старый дедушка обычно говорил, что во внуке поселился черт. Джейсон частенько думал, что это может быть правдой. Он любил бегать сломя голову, обожал розыгрыши, всегда был не прочь нарушить общепринятые нормы и ненавидел бесконечные уроки, монотонные церковные гимны и тихие вечера у камина.
        Однажды на ярмарке старая, вся в морщинах, цыганка, взглянув на него, сказала, что его душа находится в поиске. Он рассмеялся ей в лицо. Но она оказалась права. Возможно, она говорила это половине всех, кто к ней приходил, но здесь попала в точку. Он начал поиск... или это происходило само собой.
        Джейсон поправил воротник. Может быть, от него избавиться, хотя бы только для этой первой встречи? Но в конце концов он решил оставить все как есть. Он знал: Роману уже известно, что его товарищ по мальчишеским проказам стал приходским священником.
        Постучав в дверь, Джейсон выпрямился. Его длинные, откинутые назад волосы опустились между лопаток. Он напряженно раздумывал над тем, что занимало его с самого утра. Приехала ли Грейс?
        И в который раз он обругал себя за глупость. Если и приехала, так что с того? Какое для нее он имеет значение? Конечно, он стал приходским священником, и образ озорника, каким он был в детстве и юности, не имел ничего общего с ним теперешним. Но вряд ли его новый статус изменит ее отрицательное отношение к нему. Перед Богом все равны, но в этих краях люди имеют разное социальное положение и каждый знает свое место.
        Она была утонченной молодой леди, живущей в большом загородном доме, а он - никудышным человеком, на которого она всегда смотрела с едва сдерживаемой неприязнью. Эта антипатия возникла еще в детстве. Он уводил ее брата в различные походы и сомнительные приключения, а ее, изнеженную принцессу, они оставляли в одиночестве. Да, она сильно невзлюбила его за то, что ей приходилось оставаться одной.
        К несчастью, он увидел в ней что-то, что не смог забыть на протяжении всех прошедших лет. Он помнил ее большие глаза - темные окна, которые, казалось, таили в себе какую-то тайну. Ребенок, которого они с Романом долгое время считали лишь досадной помехой, превратился в интересную женщину с неброской красотой. Это Джейсон заметил, перед тем как покинуть Уайтторн, чтобы последовать за Романом в лондонское Сити.
        - Преподобный Найтсбридж, - с уважением объявил старый дворецкий. Он был прихожанином и активным членом маленькой церковной общины по другую сторону холмов, где совершал службы Джейсон.
        Джейсон снял шляпу:
        - Уильяме, рад вас видеть. Так вот какая в вашем доме парадная дверь!
        - Входите, сэр, - добродушно рассмеялся слуга. - Вы видите ее в первый раз, не так ли?
        - Я больше знаком с черным ходом. Из него я бросал камешки в окна, когда мне нужно было кое-кого вызвать. Пользовался я и служебными входами, чтобы тайно проникнуть в дом. Но парадную дверь я вижу впервые. Она довольно привлекательная. Дуб, наверное?
        Они оба улыбнулись, и Джейсон пробежался рукой по густым золотистым волосам. Он чувствовал себя неуверенно.
        - Вы не спросите, захочет ли принять меня лорд Эйлсгарт?
        После того как дворецкий выяснил, что хозяин дома, то есть Роман, хочет его увидеть, - Джейсону показали дорогу в библиотеку.
        - Боже! - изумленно воскликнул Роман, увидев воротник Джейсона. - Ты - и священник?
        - Всего лишь скромный пастор, - ответил Джейсон смеясь. - Сильно отличаюсь от тебя - лорда Эйлсгарта и хозяина Уайтторна. Конечно, я всегда знал, что ты будешь наследником, но наши дороги и впрямь разошлись далеко.
        - Ну и черт с ними, - ответил Роман, решительно делая шаг вперед. Он с силой тряхнул руку Джейсона. - Рад тебя видеть. Хотел тебе написать, но все мои благие начинания кончаются ничем.
        - Не могу поверить, что ты приехал домой, - усмехнулся Джейсон. - Да еще женился на Тристе Нэш. После стольких лет! Это замечательно.
        Роман нахмурился:
        - Да. В это трудно поверить.
        Уловив сарказм, Джейсон спросил:
        - У тебя снова какие-то трудности?
        - Боюсь, твои ангелы не стали бы впутываться вдела, которыми я занимаюсь.
        - Раньше у тебя все дела были такими.
        - Да, пожалуй, кое-что не изменилось, - задумчиво сказал Роман. Затем он в досаде развел руками: - Я уж и не знаю, что мне больше нужно - выпить или поговорить со священником.
        Джейсон тоже раскинул руки:
        - Можно и то и другое.
        Когда они расположились в креслах, Роман потребовал от Джейсона ответа - какого дьявола тот стал священником?
        - Эта мысль пришла мне в голову неожиданно. Поскольку я не стремился разбогатеть, мне не было нужды обучаться торговле. А я очень люблю читать. Возможно, я тебе об этом не говорил - боялся, что ты назовешь это женским занятием. Сорванцы, какими мы были, книг читать не должны.
        - Да, в самом деле, это просто позор. Непростительно. Слишком мирное занятие. Мальчики-озорники должны были в три часа утра устроить в курятнике нашего беспокойного мистера Фицберта такой переполох, который бы поднял на ноги и мертвого.
        - Или украсть белье у старого мистера Хеншоу и повесить его на церковной колокольне.
        Они засмеялись, вспоминая свои самые веселые проделки. Первым спохватился Джейсон.
        - Но это все было нехорошо, - произнес он, хотя его губы продолжали улыбаться.
        Роман кашлянул.
        - Очень нехорошо. Нас следовало выпороть.
        - Помнишь, как Кенли из соседней деревни пытался это сделать?
        Они снова взорвались смехом.
        - Оставайся на ленч, - сказал Роман. - Триста спустит с меня шкуру, если узнает, что ты был, но с ней не встретился.
        Они отправились на прогулку в окрестностях дома. Роман расспрашивал о том, что случилось поблизости от Уайтторна за прошедшее время. К его изумлению, Джейсон дал очень подробное и обстоятельное описание. Романа удивило, как изменились его манеры. Может, и Джейсон нашел в нем большие перемены?
        Вернувшись домой, они сняли верхнее платье, и Роман попросил принести напитки.
        - Да, жизнь изменчива, и время оставило на нас свои следы. Но многое сохранилось, - заметил Джейсон. - Мы, повзрослев, стали другими. Никто не мог предположить, что ты вернешься в семейное гнездо...
        - И что у тебя будет воротник священника, - вставил Роман.
        - И что ты и Триста снова будете вместе. Скажи, она сильно переменилась?
        Роман старался избегать взгляда Джейсона.
        - Она красавица. Очень энергичная. Но жизнь изменила и ее. - Он поджал губы и нахмурился: - Она... у нее сын. - Он помолчал, давая возможность Джейсону переварить эту новость. - Ему уже пять лет. Официально считается, что Триста вышла замуж за капитана Фэрхевена, который и является отцом мальчика. Я сам думал так еще несколько месяцев назад. Но этот капитан - чистая выдумка. Триста никогда не была замужем. Однако я не хочу, чтобы все это знали. Мы пришли к компромиссу. Я усыновлю Эндрю легально и воспитаю его, истинное же положение вещей будут знать только члены семьи. Если кто-то заподозрит правду, ее надо отрицать. Только так можно уладить это дело.
        Джейсон молча смотрел на старого друга. Они не виделись уже шесть лет, если не больше. Однако ему сейчас казалось, что их дружба не прерывалась ни на один день.
        - Сын. И Триста - твоя жена. Должно быть, ты доволен, что наконец все обернулось так счастливо.
        - Счастливо? Я так расстроен как никогда раньше. Не могу понять, почему она вышла за меня замуж. Думаю, из-за того, что я ее заставил.
        - Заставил? Что, черт...
        - Из-за мальчика, - терпеливо объяснил он. - Этот ребенок не выносит меня, и положение ничуть не улучшилось с того времени, как мне пришла в голову великолепная мысль перевезти всех в это забытое Богом место. Я чувствую себя здесь словно в гробу и вспоминаю много неприятных вещей, которые хотел бы забыть.
        Джейсон поднялся, подошел к окну и сделал вид, что разглядывает окрестности.
        - Лужайки в прекрасном состоянии. Дом выглядит так же добротно, как всегда.
        - Потому я и держу много слуг, чтобы содержать в порядке дом и лужайки.
        - Странно для человека, который не любит своего дома, тратить большие деньги на его содержание. Ты всегда говорил, что не выносишь Уайтторна и, когда вырастешь, уедешь отсюда, чтобы никогда не возвращаться.
        - Я этого не говорил.
        Джейсон повернул к нему голову:
        - Тогда почему ты вернулся?
        По лицу Романа было видно, что он колеблется. Он было открыл рот, но ничего не произнес и только пожал плечами.
        - Не уходи от ответа, - сказал Джейсон. - Ты был всегда совершенно откровенен по этому вопросу.
        - Я не ухожу, - сердито возразил Роман.
        Джейсон улыбнулся про себя. Фамильная гордость Романа как была, так и осталась. Стоило только ее чуть затронуть - и отклик последовал незамедлительно.
        Роман какое-то время помолчал.
        - Не знаю, что мне действительно нужно. И нужно ли вообще. Я просто... чувствую, что это очень важно. - Он подчеркнул последние слова. - Это покажется тебе странным, но я уверен - если мы с Тристой хотим вернуться к прежним отношениям, нам необходимо жить в Уайтторне, в тех местах, где все началось. - Он провел рукой по лицу и невесело рассмеялся: - Я прожил большую часть жизни в этом доме, постоянно желая уйти отсюда. И вот я снова здесь, не зная еще, что мне делать.
        Джейсон задумчиво добавил:
        - Как израненный волк, возвращающийся в логово зализывать раны.
        Роман внимательно посмотрел на него:
        - Я хочу, чтобы все, что было у меня с ней, вернулось. Я пошел бы на что угодно, лишь бы все стало по-прежнему.
        - Но она у тебя уже есть.
        Роман удрученно сказал:
        - Она у меня есть меньше, чем когда-либо. Она никогда не забудет, что я променял ее на богатую наследницу.
        - Это был твой долг перед семьей.
        Роман нахмурился:
        - Как будто это имеет значение!
        - Это имеет значение. Для твоей семьи.
        - Для чего? Чтобы иметь деньги для переустройства уже много раз перестроенного дома? Заказывать последние новинки из Парижа? Вращаться в высшем свете?
        Помолчав, Джейсон произнес:
        - Ты, наверное, считаешь, что тебя использовали.
        Роман поднял на него удивленные глаза:
        - А разве не так?
        Джейсон пожал плечами. Он не считал, что разбирается в сердечных делах. Вот вопросы веры - это его область. Он прочитал много книг и был способен вселить надежду в людей, когда они ее теряли.
        - Мне придется смириться с обстоятельствами, - произнес Роман, немного помолчав. Он говорил медленно, задумчиво, словно высказанные им мысли первый раз приходили ему в голову. - Я как-то привык к тому, что отец считает меня чем-то вроде домашнего животного, которое можно время от времени навещать, чтобы с ним поиграть, и затем возвращаться к более увлекательной жизни. И потом он явился сюда и потребовал, чтобы я, как мужчина, побеспокоился о семье. Он сказал, что я для этого достаточно взрослый. Я был польщен, прямо-таки раздулся от гордости... Боже, как же я был глуп!
        - Триста все изменила.
        - Да. Триста сделала все много лучше, а потом - значительно хуже. Мое положение было... просто невозможным. Я понял, чтб потерял. - Он глубоко вздохнул и пожал плечами: - Но я это заслужил. Я ведь никогда не думал, к чему приведет мое поведение, что она может меня оставить.
        - Тебе с ней очень повезло, - произнес Джейсон. - Ее Бог послал тебе в тот день, когда она появилась в этом доме в рваном платье.
        Роман молча улыбнулся и задумчиво опустил глаза. Но через несколько мгновений он заставил себя вернуться к разговору:
        - А как ты чувствуешь себя в роли священника? Придется выслушать твою историю.
        Джейсон безнадежно махнул рукой. Он ни с кем не делился, как из озорного мальчишки превратился в преподобного отца, но старому другу он мог рассказать все.
        - Тебе покажется это странным, но у меня была небольшая драма. Я оставался таким же сорванцом, как и прежде, на протяжении двух лет, после того как ты покинул Уайтторн. Когда ты уехал, я поначалу чувствовал себя одиноко, но потом у меня завелись новые дружки, и я приналег на джин, так что жизнь стала снова сносной. Однажды я возвращался из таверны, и меня сбросила лошадь, а мои приятели были слишком пьяны, чтобы это заметить. Я сломал ногу и лежал на дороге. Протрезвев, я понял, как это ужасно. Меня два дня никто не искал.
        У Романа дернулась бровь. Когда он разговаривал с Тристой, он также не хотел углубляться в сентиментальные детали. И Джейсон не стал рассказывать о тех днях и ночах, которые он провел в одиночестве, ощущая острую боль. Он думал, что умирает - мучительно, медленно, всеми покинутый. Какая нелепая смерть - ведь есть столько людей, которые его любят!
        Но Роман понял, что чувствовал Джейсон, поскольку сам уже ощущал нечто похожее. Джейсону не было нужды описывать физическую боль, размышления о прожитом, осуждение своих поступков, сожаление и, наконец, проклятие, посланное самому себе, которое сменилось спокойным ожиданием смерти.
        - Так вот что произошло, - тихо сказал Роман. И Джейсону стало ясно, что друг понял его.
        - После этого я и обратился к церкви.
        - Это, - сказал Роман с восхищением, - просто невероятное чудо. Но оно произошло. Ты женат?
        Улыбка медленно сползла с губ Джейсона.
        - Нет. Пока что это недостижимо. - Он пожал плечами. Потом, проклиная себя за то, что не может удержаться, задал вопрос: - А как Грейс? Ты видел ее в Лондоне?
        - Я просил ее приехать в Уайтторн, чтобы она не думала, что я ее совсем бросил. Она будет здесь через несколько дней. Надеюсь, ей хочется снова очутиться дома. Она за эти годы ничуть не изменилась.
        - Четыре года. - Джейсон спохватился и пожал плечами, словно ему безразлично, как долго отсутствовала Грейс.
        - Когда она последовала за мной в Лондон после смерти моей жены, я считал, что это правильно. Но в городе ей не понравилось. Она еще больше, чем я, хотела вернуться в Уайтторн, но, конечно, она не могла сделать этого без меня. Я раньше сюда приехать не мог.
        - Она не вышла замуж?
        - Она... городское общество не пришлось ей по вкусу. Она замкнулась в себе... и нет, она не вышла замуж.
        - Грейс всегда сильно зависела от тебя.
        - Возможно, слишком сильно. Думаю, именно поэтому она не любит Тристу. Она ведет себя так, словно между ними двоими какое-то соревнование, в котором должен быть победитель. Но Эндрю она понравилась. Надеюсь, что это поможет ему привыкнуть к изменениям в жизни. Он до сих пор горюет, что ему пришлось уехать из Лондона. Я не очень-то рассчитываю, что ему здесь понравится. Он любил своего дядю...
        Джейсон знал, что Роман обычно не обсуждает своих проблем, но на сей раз он, видно, не мог их скрыть. Но он все-таки взял себя в руки и оставил разговор.
        Роман позвал лакея и, подмигнув Джейсону, приказал:
        - Сообщите леди Эйлсгарт, что на ленче с нами будет этот пастор. - Джейсону же он предложил: - Пойдем, интересно, что она скажет, увидев воротник священника.
        Сюрприз удался. Триста просто онемела, когда они оба вошли в столовую. Леди Эйлсгарт стояла, выпрямив спину, облаченная в сдержанное, но элегантное платье. Увидев Джейсона, она разинула рот, переводя взгляд с его лица на воротник.
        - Джейсон! - наконец воскликнула она и ринулась ему навстречу.
        Он обнял ее за плечи, не давая приблизиться больше, поскольку заметил нахмуренное лицо Романа.
        - Я очень рад видеть тебя, Триста! Какой красивой женщиной ты стала!
        Это было правдой. Триста и раньше выглядела привлекательной, еще в детстве, когда подростки часто довольно неуклюжи. Но теперь она прямо расцвела. Ее взволнованное лицо выражало целую гамму чувств, а глаза лучились, как всегда при общении с людьми, которые ей были близки и интересны.
        - И ты - священник! - Она взяла его за воротник. - Как это могло произойти?
        Джейсон рассмеялся:
        - Чему ты так удивляешься? Я же не был совсем уж испорченным, верно?
        - Ты был просто ужасен. Я вспоминаю время, когда ты украл мою муфту, и пока я шла до церкви, у меня замерзли руки.
        - А, я и забыл. Теперь мне надо в этом покаяться.
        Триста бросила взгляд на Романа, и тот просветлел, взглянув на нее. Подобные обмены взглядами Джейсон часто замечал и раньше.
        Не было ничего удивительного в том, что после замужества Романа Грейс почувствовала себя лишней и начала бороться с Тристой за внимание брата. Для этих двоих порой весь остальной мир, казалось, исчезал. Даже когда они отпускали друг другу колкости, демонстрируя свою сдержанность, всегда можно было ощутить их внутреннюю близость.
        Весь остаток дня Джейсон, Триста и Роман провели вспоминая, смеясь и почти не притрагиваясь к еде, несмотря на то что ленч затянулся на добрые три часа.
        Потом позвали за Эндрю. Джейсон не поверил своим глазам, увидев маленькое личико, повторяющее облик Романа в мельчайших деталях. Заметил Джейсон и стремление мальчика держаться ближе к матери, которая явно им гордилась. На Романа же Эндрю поглядывал с опаской. Джейсон тут же вспомнил слова Романа, что мальчик его чурается.
        Джейсон почувствовал беспокойство. Он был пастором, он должен был безоговорочно верить в то, что Бог всегда прав, направляя жизни людей по их руслу. Но если это так, то почему эти двое - а теперь трое, с ребенком, - столь любящие друг друга, так разделены? Ну, Роман может страдать за то, что одержим грехом гордыни, но почему наказание распространяется на всех троих?
        Когда Джейсон собрался уходить, то хлопнул своего друга по спине.
        - Я буду за тебя молиться, - сказал он, поворачиваясь к Тристе.
        Роман нахмурился и пробормотал про себя что-то вроде «спасибо».

        Грейс появилась вместе с весенним штормом, который свирепо свистел над болотами. Она вошла в дом насквозь промокшей и в дурном расположении духа.
        Когда встретившая ее у порога Триста стала причитать по поводу дождя, Грейс утомленно вздохнула.
        - Не нужно об этом говорить, - сказала она Тристе, сдержанно принимая энергичные объятия. - Это только вода.
        Однако как только навстречу ей бросился Эндрю с криком «Тетя Грейс!», его ждал намного более теплый прием. Она прижала его к себе, а затем отстранилась, чтобы разглядеть получше.
        - Здравствуй, малыш, - нежно произнесла она.
        Эндрю просиял:
        - Здравствуй. Я рад, что ты приехала. Хочешь поглядеть мою комнату?
        - Сначала я просохну и посмотрю, не найдется ли для меня чашечка чая. А потом уж пройду в твою замечательную комнату.
        - Входи, - произнесла Триста, смущенная холодностью, с какой ее встретили. - Конечно, мы закажем чай.
        Грейс проследовала в комнату, проигнорировав жест Тристы, приглашающий ее в гостиную.
        - Джон, принесите чай для меня. Огонь уже зажжен? - Она взглянула через плечо на Тристу, которая шла следом: - Где мой брат?
        - Он в конюшнях, показывает несколько новых лошадей, которые приобрел в Лондоне...
        Триста замолчала, поскольку Грейс начала разговаривать с Эндрю.
        - Нет, нет, - произнесла Грейс, - приходи посидеть с тетей Грейс и рассказать ей все о том, как тебе тут понравилось.
        - Дом большой, - бодро ответил Эндрю.
        Грейс опустилась на один из тяжелых, явно предназначенных для мужчин стульев и протянула руку, приглашая Эндрю тоже сесть, что он незамедлительно и сделал.
        - Конечно, он большой. Здесь огромное имение, и ты теперь часть одного из самых красивых и самых значительных семейств во всей Англии. В будущем этот дом будет твоим, и когда ты вырастешь, ты узнаешь все его секреты - я тебе их расскажу. Я жила здесь маленькой девочкой, довольно одинокой, - она бросила быстрый взгляд на Тристу, - и я знаю все тайны этого дома, так что мне есть чему тебя научить.
        Качнувшись на стуле, Эндрю хлопнул в ладоши:
        - Научишь?
        - Конечно, - сказала она, - ты можешь расспросить о своем отце. Когда он был мальчиком, он много странствовал по окрестностям. У него было секретное место, где он прятался, и он бродил...
        - Эндрю не станет бродить по округе, - прервала ее Триста.
        - Это очень интересное место. Эндрю должен обязательно на него посмотреть. Роман его очень любил.
        - Надеюсь, у Эндрю не будет нужды бродяжничать по болотам и лесам, - сказала Триста.
        Грейс подняла на нее высокомерный взгляд:
        - Мальчики любят путешествовать. Это в их природе.
        - Когда мой сын, - подчеркнула Триста, - привыкнет к жизни за городом, он не будет иметь обыкновения шляться по округе, словно цыган.
        На лице Грейс проступила досада.
        - Я думала, что его отец захочет показать ему свои любимые места. Я полагала, что они могут быть интересными для Эндрю, но если ты возражаешь...
        Триста хотела возразить, но Эндрю вдруг взвыл, что он очень хочет посмотреть местные чудеса.
        Чтобы снова взять инициативу разговора в свои руки, Триста заметила:
        - Но Роман уже брал его на озеро. Эндрю трижды бросал камни.
        - Четыре, - уточнил мальчик.
        - Четыре.
        Грейс в ответ только фыркнула.
        - Эндрю должен знать об отце не только то, что он умеет бросать камни. - Не давая Тристе возможности ответить, она снова повернулась к Эндрю: - Там есть много тропинок, о которых знает только твой отец. У него здесь были удивительные приключения. Иногда он уходил на многие дни, а когда возвращался домой, то рассказывал о разных невероятных вещах, которые он делал.
        Эндрю притих, раздумывая над новой заманчивой возможностью.
        - В самом деле?
        - О да. Тебе следует его когда-нибудь об этом расспросить. Я уверена, он с удовольствием тебе это расскажет.
        Тристе хотелось найти что-нибудь, что стерло бы самодовольство с лица Грейс, но ей пришлось признать, что рассказы Грейс довольно соблазнительны. К тому же если Эндрю заинтересуется всеми этими тайнами, в нем возникнет интерес и к отцу, а эту цель, без сомнения, и ставила Грейс. Помимо того, чтобы ей досадить.
        Горничная Милли вкатила тележку с подносом и приветливо улыбнулась Грейс.
        - О, как приятно тебя снова увидеть, - произнесла Грейс тем покровительственным и любезным тоном хозяйки, которым Триста еще не успела овладеть.
        - Добрый день, мисс, - произнесла Милли. Даже не взглянув на Тристу, горничная поставила поднос прямо перед Грейс.
        - Ты выглядишь просто великолепно, Милли. Я слышала, ты обручена?
        - Да, мисс, - гордо произнесла Милли. - С Патриком, который совсем недавно назначен главным конюхом. Лорд Тенфри сказал, что он очень ценит его.
        Триста нахмурилась. Она об этом не знала.
        - Прекрасно, прими мои поздравления, - улыбнулась Грейс. - Надеюсь, что из-за этого ты нас не покинешь.

«Нас»? Это слово подразумевало всех в комнате - и Грейс, и Эндрю, который смотрел на свою тетку с той же любовью, как когда-то на тетю Мэй, кузину Люси и обожаемого дядю Дэвида. «Нас» подразумевало Эйлсгартов. Триста теперь тоже была одной из Эйлсгартов. Однако она почувствовала, что в «нас» Грейс ее не включает.
        Вошел Роман, за ним следовал Джейсон. Они были целиком заняты разговором.
        - Должен признать, это отличные лошади, - говорил Джейсон.
        - Об этом я тебе и толкую. Ты должен ехать к Карсонсу. У него можно купить самых лучших скакунов. Грейс! Ты так рано приехала!
        Грейс снисходительно улыбнулась брату и протянула ему руку. Такое формальное приветствие доставило ей удовольствие, и Роман взял ее руку с важностью. Тристу это укололо.
        - Ты оставил меня в Лондоне, - фыркнула она с той обидчивостью, которая делала ее невыносимой, еще когда она была ребенком. - Но я не хочу думать, что мой единственный брат оставит меня ради кого-то... Джейсон?
        Недовольство на ее лице мигом исчезло, как только она заметила пастора. Грейс изумленно захлопала глазами. Она только сейчас поняла, с кем разговаривал Роман.
        - Джейсон Найтсбридж?
        - Здравствуй, Грейс, - сказал он, отвешивая официальный поклон.
        - Боже! - воскликнула Грейс и зарделась. - У тебя... ты стал... ты...
        - Ты выросла в красивую женщину. Я был убежден, что ты станешь такой, когда видел тебя в последний раз. - Джейсон говорил негромко, но в его голосе Триста уловила благоговение. Однако ей показалось, что это заметила лишь она одна.
        Роман усмехнулся:
        - Моя сестра поражена тем, что друг нашего детства стал священником.
        - Он не был моим другом, когда ты был мальчиком. - Грейс высоко подняла брови. - И ты меня ни на миг не обманешь своим смешным нарядом, - обратилась она к Джейсону.
        - Моим воротником? - спросил Джейсон.
        Триста заметила, как он неловко выпрямился, слегка прищурился.
        - Ладно, Грейс, - возразил Роман. - Джейсон теперь начал новую жизнь.
        - Не могу в это поверить. - Она пристально посмотрела на своего племянника: - Ни при каких обстоятельствах, малыш, не верь этому притворщику.
        Триста долго боролась, чтобы сохранить спокойствие, но все же ей это не удалось.
        - Это непростительно грубо. И пожалуйста, не давай указания моему сыну. - Она положила руку на плечо Эндрю. - Я его мать, и это мне определять, с кем ему водить компанию.
        - И ты думаешь, я соглашусь с этим? - насмешливо спросила Грейс.
        - Я предпочла бы, чтобы Эндрю имел дело с пастором, чем с теми, с кем он имеет дело сейчас.
        Намек был совершенно ясен. Грейс его поняла, и ее лицо побелело. Роман поспешил сделать шаг вперед, чтобы поставить жену на место.
        - Ты приказала миссис Джоунс приготовить старую комнату Грейс?
        - Это давно сделано, и ты знаешь это, - прошипела Триста, повернувшись к нему. - Ты сомневаешься в том, что я могу выполнить такую простую задачу?
        - Не надо говорить это при мальчике! - предупреждающе воскликнул Роман, и Триста поняла, что зашла слишком далеко. Быстрый взгляд на Эндрю показал, что тот озадачен разыгравшейся перед ним сценой.
        Она села на стул, стараясь успокоиться и разобраться, что се так взволновало. Сейчас ей было стыдно.
        Ненависть Грейс была застарелой. Ей всегда не хватало внимания Романа, и Триста была для нее соперницей. Но почему она так не любит Джейсона? Когда они были детьми, она никогда не выказывала своей ненависти к нему. Однако, глядя на се прямую спину и раскрасневшееся лицо, можно было подумать, что Джейсон возглавляет список ее врагов.
        - Ну, думаю, вы хотите чаю, - надменно произнесла Грейс, снова беря на себя роль хозяйки.
        В их вечном поединке наступил новый этап - борьба за первенство в доме. И Грейс первой кинула камень в этой борьбе. Маленькое пренебрежение имеет большие последствия. Грейс намеренно не стала следовать этикету, вкладывая в это особый смысл. Она хотела Тристе напомнить, что та не принадлежит к миру избранных. Триста была из слуг, дочерью служанки и забытым побочным ребенком от внебрачной связи. И потому должна знать свое место.
        И Триста это поняла. Она с трудом сдерживалась. Но все же промолчала, поскольку было бы смешно, закричи она сейчас: «Это теперь мой дом, я хозяйка Уайтторна, и это я буду предлагать чай».
        И она не стала что-либо отвечать. Только сказала сыну:
        - Пойдем, Эндрю, в твою комнату.
        - Разреши ему остаться, - великодушно предложил Роман. - Теперь, когда со всеми сюрпризами покончено, мы можем сесть и с удовольствием попить чаю.
        Посмотрев на него, Триста молча покачала головой. Глупый, глупый Роман. Он не понимает, что теперь просто так сесть и с удовольствием попить чаю невозможно. Он был слишком уверен в том, что справится с любой ситуацией, возникшей в гостиной.
        - Я хотел бы остаться, мама, - осторожно произнес Эндрю. Он был намного проницательнее, чем его безнадежный отец, но все же не встал на ее сторону.
        Триста почувствовала себя так, словно ее предали. Это было горько.
        - Конечно, - ответила она после секундного колебания, - ты можешь остаться. Ты скучал по своей тете. Но если ты меня извинишь, я хотела бы этим утром написать письма Мишель и тете Мэй.
        Она вышла из комнаты, направляясь к себе наверх, когда ее внезапно окликнул Джейсон.
        Думая только о том, как бы ей побыстрее удалиться, Триста приостановилась, не решаясь смотреть в красивое лицо пастора.
        - Давай прогуляемся, - предложил он и шагнул на ступеньку, ведущую вниз. - Проводи меня на лужайку. Или... Роман говорил, что вы следите за реставрацией сада. Почему бы тебе не показать, что получилось.
        - Я сегодня буду не очень хорошей хозяйкой, преподобный.
        - Боже, если ты меня назовешь так еще раз, я никогда не буду с тобой разговаривать, - уязвленно заметил он. - Я всегда был для тебя Джейсоном Найтсбриджем и надеюсь и в дальнейшем им быть. Мне не хочется, чтобы ты была для меня хозяйкой, я хотел бы просто побеседовать со старым товарищем.
        Триста неловко переступила с ноги на ногу, пытаясь придумать себе какое-то извинение. Поскольку ничего не пришло на ум, она спустилась по лестнице и взяла шляпу со страусовым пером, которую хранила у двери. Потом она повела Джей-сона из дома через восточную гостиную.
        Они прошли немного по залитым солнцем, еще не просохшим после дождя лужайкам. Наконец Джейсон прервал молчание и спросил, нужен ли ей зонтик от солнца. Триста ответила, что нет.
        - Не будет ли с моей стороны некорректно, если я задам вопрос о тебе и Романе?
        - Будет.
        Снова наступило молчание. Через какое-то время его прервала Триста:
        - Не будет ли с моей стороны неучтиво, если я спрошу, почему тебя так не любит Грейс?
        - Не будет. Спрашивай, о чем хочешь. У меня нет никаких тайн на этот счет.
        - Может, она не любит всех, кто забирает у нее Романа?
        - Вполне возможно, но вспомни Эндрю. Похоже, он с ней хорошо поладил. - Он что-то буркнул про себя, затем произнес: - Тебе не следует позволять ей собой помыкать.
        - Грейс?
        - Да. Она именно это и намерена сделать.
        - Похоже на то, что она нас не особенно любит - тебя и меня.
        Джейсон неопределенно повел плечом:
        - Это больше похоже на шипение кошки, чем на рычание львицы. Ее поведение скорее говорит о страхе, чем о гневе.
        - Хотелось бы разобраться в этом. Она меня очень задела. - Триста вздохнула. - Почему все обязательно должно быть так сложно?
        - Как я понял, ты говоришь не только о Грейс.
        Она догадалась, что он имеет в виду и Романа. Триста бросила на Джейсона взгляд, который подтвердил его невысказанное предположение.
        - Если бы я говорил с кем-либо из моего прихода, - ответил Джейсон с лукавой улыбкой, - я бы сказал, что трудности приходят, когда человек сопротивляется - разные люди называют это по-разному - судьбе, року, божественной воле., .
        Триста посмотрела на него, изумленная, что слышит подобное от человека, который когда-то вместе с Романом запустил трех грязных свиней в безупречно чистую гостиную миссис Гиббонс.
        - Ты думаешь, что моя судьба здесь? Улыбнувшись, Джейсон пожал плечами.

        Глава 16
        Грейс кипела от гнева.
        В первую очередь из-за этой... женщины. Этой узурпаторши, избалованной, невежественной, жадной... ну, для таких, как она, можно подобрать много эпитетов, но такая леди, как она, Грейс, не должна о них даже думать. Все же ей в голову пришло еще одно определение - «ведьма».
        Она ненавидела Тристу Нэш... Фэрхевен... какие еще у нее имена?
        Эйлсгарт. Теперь она Эйлсгарт.
        Ее охватило негодование.
        Грейс решительно ходила из угла в угол в своей комнате. В ней все переворачивалось от несправедливости и унижения. Казалось, сердце разорвется на куски. Почему Триста всегда побеждает? Всегда! Как бы ни поворачивались дела, она непременно получает преимущество, а ей, Грейс, остается лишь молча наблюдать, оставаясь с пустыми руками и с болью в сердце.
        Опустившись на кровать, Грейс закрыла глаза руками. Триста... Это словно рок, который она никогда не была в состоянии побороть. Все ей доставалось легко - все, чего хотела сама Грейс. Боже, Триста ведь была никем, незаконнорожденным ребенком, дочерью никому не известной служанки! Почему же она получила так много?
        Было унизительно вспоминать, как Роман игнорировал ее, свою сестру, чтобы поговорить с Тристой. А потом заявил, что ей следует смириться с тем, что в доме теперь хозяйка его жена.
        Когда она с этим не согласилась, Роман ответил:
        - Тогда ты покинешь этот дом.
        Его голос был мягок, совершенно без гнева, но в нем слышалась твердость.
        - Покинуть мой дом?
        - Теперь это ее дом. Она моя жена. Она леди Эйлсгарт.
        - Ты всегда предпочитал ее мне! - вспыхнула Грейс. - Ты только о ней и думал. И всегда забывал обо мне...
        Она остановилась, сообразив, что в ее словах звучит обида. Почему она не в силах сформулировать свои мысли? Ее горе так велико, но когда она пробует его выразить, слова звучат просто жалко.
        Роман покончил с этим разговором, сказав:
        - Ты должна смириться с этим, Грейс, или ты уедешь.
        Ей следовало знать, что он скажет что-то подобное. Он принадлежал Тристе, как и раньше. И так будет всегда. Из всех неприятностей, которые причинила ей Триста, с потерей Романа Грейс смириться было труднее всего. По странному капризу судьбы Триста, едва появившись в этом доме, получила власть над ее братом.
        Ладно. Жаль этой нелепой сцены в библиотеке. Она была там грубой. И Триста здесь ни при чем. Досадно и то, что свидетелем этой стычки стал Эндрю. Роман отослал его в детскую сразу после того, как Триста так драматически покинула комнату, но Эндрю уже понял, что взрослые ссорятся, и встревожился. Грейс захотелось обнять его и успокоить. Она безумно любила детей. Но за всю жизнь один только Эндрю оказался к ней близко, и в Грейс пробудилась такая зависть к тому, что у Тристы есть ребенок, какой у нее не было никогда.
        Эта зависть прибавила ей сердечной боли. А будет ли она сама когда-нибудь матерью? Раньше она об этом не думала. Она смотрела на замужество как на обременительную ношу и радовалась свободе. Однако внезапно ей захотелось иметь ребенка. К тому же, если бы в ее жизни появился мужчина, она перестала бы быть столь чувствительной к вниманию брата к своей жене, которое, ей приходилось признать, вполне естественно.
        Странно, но, размышляя об этом, она подумала о Джейсоне Найтсбридже. В его облике было что-то заслуживающее доверия, видимо, от одеяния священника. При мысли о нем у нее неожиданно чаще забилось сердце.
        Ей всегда не нравился Джейсон. Он был другом Романа, этот невоспитанный и неуправляемый паренек. Они никогда не имели ничего общего.
        Кроме одного раза. Он навестил ее, после того как Триста убежала из дома и Роман уехал в город. Джейсон сказал, что хочет быть ее другом. Это ее даже оскорбило - он заметил ее, только когда более интересные личности исчезли. И она отказала ему, а потом не вспоминала о нем несколько лет.
        А теперь он внезапно появился в облачении священника! Впрочем, он выглядел несерьезно. Приходские священники должны быть тонкими, иметь ученый вид. А он... ну, он смотрелся так, словно только что вернулся с болот, его лицо было загорелым, а волосы поблескивали золотом. Его наряд был слишком длиннополым, а какой священник шагает так широко? Да и массивен он для священника не в меру. Его плечи могут заслонить от прихожан половину алтаря. Без сомнения, после того как он возглавил приход, число юных прихожанок утроилось, и все они смотрят на него влюбленными глазами.
        Грейс решила перевести мысли на что-нибудь другое. У нее достаточно дел, чтобы еще думать о Джейсоне Найтсбридже.
        Она снова дома. Жизнь завершила полный цикл.
        Грейс начала наводить порядок в комнате. В мягком свете лампы она быстро расставила вещи по своим местам. Чтобы не нарушать тишины, она старалась двигаться бесшумно. Когда она закончила, то огляделась по сторонам.
        Теперь ее комната снова выглядела знакомой. Точно так, как в детстве.
        Тут ей внезапно вспомнилась мать, лежащая на кровати, с дрожащей головой; из ее рта несло джином. Она взяла Грейс за подбородок, пальцы были мягкими. Это было, когда отец уехал после своего ежегодного визита. Мать тогда сильно напилась. Глядя в лицо Грейс, она сказала ей: «Никто не хочет нас видеть».
        И это оказалось правдой.

        После встречи с Шарбонно, при которой ей пришлось призвать на помощь все свое умение держать себя в руках, леди Мэй начала раздумывать, как ей вести себя с Робертом после обвинений, что она услышала в его адрес.
        Но придумать что-либо не удавалось. Расхаживая из угла в угол, Мэй с нетерпением ждала, когда он вечером к ней придет. Она даже начала кусать ногти, чего не делала с двенадцатилетнего возраста. Как только Роберт отворил дверь, она встретила его словами:
        - Шарбонно считает, что ты - Маркус Робертс.
        Роберт почти не прореагировал. Он только на мгновение замер, затем вошел в комнату. Потом сел, посмотрел на бокал, который Мэй.ему приготовила на столе, и вздохнул:
        - Да. Я Маркус Робертс.
        Мэй ожидала этого признания, однако все равно оно застало ее врасплох.
        - Да, тот Маркус Робертс, который был назван предателем и убийцей графа де Нансье. Ты хочешь знать, убил ли я его. Да, я сделал это, поскольку выполнял в то время одну шпионскую миссию. Я перерезал ему горло, это был самый быстрый и тихий способ.
        Он говорил откровенно, как об обычном деле, которое можно обсуждать в салонном разговоре.
        - Если ты думаешь, что я ужаснулась, то ошибаешься, - произнесла Мэй тоже спокойно.
        - Тогда ты дурочка. Нет ничего страшнее, чем лишить кого-то жизни.
        - Это значит, что ты сожалеешь о том, что сделал?
        Роберт неожиданно запнулся. Глядя перед собой, он погрузился в воспоминания.
        - Нет. Я об этом не сожалею.
        - Тогда скажи мне, почему ты его убил.
        Роберт помолчал, раздумывая. Наконец он пришел к какому-то решению. Взяв бокал, он опустился в кресло и начал рассказывать:
        - Во время войны я служил разведчиком его величества. В мои обязанности входил шантаж. Я состоял в группе, которая собирала сведения о недостойной деятельности известных людей. Когда удавалось найти свидетельства этого, можно было склонить их к сотрудничеству с нами. Под шантажом люди очень легко выдавали государственные тайны. Порой мы были неразборчивы в средствах. Но в конце концов, мы вели войну. - Он замолчал, чтобы глубоко вдохнуть и рассказать остальное. - Некоторые из этих людей оказались легкой добычей. Их грехи были такими тяжелыми, что я не осмеливаюсь о них даже говорить. Я знаю, что ты смотришь на вещи широко, Мэй, но на земле есть то, о чем тебе лучше не знать. - Его глаза потемнели, словно Роберту пришло на ум что-то мрачное. - Но скоро я понял: главная наша проблема в том, что эти люди продолжали грешить. А нам это было невыгодно, ведь если бы они были разоблачены, мы не могли бы их шантажировать. В какой-то мере мы пытались покрывать этих людей, но они продолжали свою преступную деятельность. Мне говорили, чтобы я не забивал себе голову этим вопросом, что моя задача - разведка в
интересах короля и страны. Убитые женщины или украденные французские дети - это не моя забота.
        Мэй закрыла рот рукой.
        - Один человек имел наклонности, от которых похолодел даже такой закаленный и циничный человек, как я. Во Франции его обвинили в деятельности против государства, но мы его выкрали из страны и переправили в Англию. Он осел в Лондоне, у дальних родственников, которые приветствовали его появление. Конечно, у него был ореол героя за все, что он сделал ради его величества во время войны. Ему предоставили убежище. - Роберт погрузился в воспоминания. - Надо сказать, его боялись, поскольку он знал некоторые грязные секреты. В половине этих темных дел он сам принимал участие. Я считал, что он представляет опасность, и потому неотвязно следовал за ним, пытаясь поймать момент, когда он снова станет совершать преступления.
        - И он начал, - негромко произнесла Мэй.
        - С маленькой девочки из семьи, что его приютила. Ей было десять лет. Должно быть, он думал, что она мертва, но ее быстро нашли, и она выжила. Однако раны на ее ноге оказались опасными. Она на всю жизнь так и осталась калекой.
        Наступила долгая пауза. Потом Роберт просто произнес:
        - Я убил де Нансье на следующий же вечер.
        Мэй затаила дыхание.
        - Я не стал ничего лгать об этом случае своему начальству, - продолжал Роберт, - но я никак не ожидал, что оно меня предаст. Заместителем министра в то время был человек по имени Кэвет. Он был очень амбициозен и не любил меня. Я тогда действовал сам по себе, иногда нарушая дисциплину, был неуправляем. К тому же я знал много государственных тайн. Он сдал меня властям за убийство де Нансье. Но конечно, меня не собирались препровождать в суд, где я мог рассказать такое, что Кэвету бы не понравилось. И он дал приказ отвезти меня в другую тюрьму через Лондонский мост, где я должен был якобы совершить попытку бегства, бросившись в воду.
        Мэй с силой сжала пальцами голову:
        - Но они не сделали этого?
        - О, они сделали. У Кэвета была мания величия, и никто не осмеливался с ним спорить. Однако его и ненавидели. К тому же у меня были друзья, так что в этот план были внесены изменения. Меня провели по низкому участку и позволили прыгнуть в воду самому. Это была относительно безопасная высота, хотя те, кто меня сопровождал, могли рапортовать, что они бросили меня с моста. С того времени никто больше ничего не слышал о Маркусе Робертсе. Он ушел в небытие.
        - Ты расстался со всем.
        - Пришлось, для того чтобы сохранить жизнь.
        - И что ты делал после этого?
        - Во время войны я действовал во Франции, и именно там я научился искусству переодевания. Первое, что мне было нужно, - это ускользнуть из Лондона, что я и сделал. Я знал, что дворяне даже не смотрят на слуг. И я сразу же переоделся в слугу.
        - Но твои друзья, твоя семья... я хочу сказать, они должны были тебе помочь, рассказать правду.
        - Я поначалу думал, что мне следует обратиться к родственникам, но затем решил, что это глупая мысль, поскольку я с ними никогда не был в близких отношениях и мы даже не обменивались любезностями. Я направился в их загородное владение, устроился конюхом в соседнем имении и решил посмотреть, как обстоят дела. Скоро стало ясно, что мои родители и сестры с братьями хотели бы держаться от меня подальше. Они считали меня позором для семьи. Думаю, они опасались публичного скандала, который повредил бы их положению в обществе. Таким образом, я остался в одиночестве. Я не хотел связываться с моими друзьями, боясь подложить им свинью, и принялся за работу, надеясь что-нибудь придумать и расквитаться.
        - И ты расквитался?
        - Об этом за меня позаботилась судьба. Однажды вечером Кэвет подавился цыплячьей ножкой и умер от удушья. А я примирился со своим положением. Тяжелая работа меня не пугала, семьи у меня больше не было. Я жил на то, что зарабатывал своими руками. Благодаря тяжелому труду я смог забыть о том, что жизнь обошлась со мной несправедливо. Это может показаться странным, но я не жалел о прежнем. Я был вполне доволен своей свободой.
        На Мэй это произвело впечатление. Только сейчас она поняла, что больше всего любила в этом человеке его уверенность, его твердое знание, чего он хочет. Этот человек был скромным, но в нем чувствовалась сила. У него было то, что многие мужчины только изображают. И ему нравилась его жизнь.
        Вместе с тем в его словах угадывалась горечь. Она теперь знала отчего.
        - А та маленькая девочка? - мягко спросила Мэй.
        Роберт лукаво улыбнулся:
        - Конечно, я чувствовал себя ответственным за эту девочку. Ее зовут Энн Несбит.
        Он тяжело вздохнул, и Мэй захотелось подойти к нему, чтобы дотронуться до него и утешить. Но она не могла сдвинуться с места.
        - Когда все успокоилось, я перебрался в Лондон. Это было выгоднее с финансовой стороны. Но еще я хотел узнать, что случилось с этой девочкой. Меня мучила мысль, что если бы я действовал проворнее, она бы не пострадала.
        - О, Роберт...
        - Как выяснилось, она оправилась, хотя на всю жизнь осталась калекой. Сейчас она уже выросла. Ей семнадцать лет, и она помолвлена.
        - С хорошим человеком? - Она была убеждена, что он это проверил.
        Роберт кивнул:
        - По любви. Она счастлива.
        Он неловко качнулся под ее пристальным взглядом. Он не был вполне спокоен за судьбу Энн Несбит, но хотел, чтобы Мэй этого не знала.
        - А ты? - спросила она. - Ты нашел покой?
        - А я... ну, я нашел тебя. - Он остановил глаза на ней, они были полны нежности. - К счастью, созданный мной образ соответствовал тому, что ты искала. Ты хотела иметь дело с каким-нибудь простым человеком из низшего класса, достаточно интеллигентным, но без претензий на большее. Я был тем, кто требуется земной и очень чувственной вдове.
        - Поначалу да, - ответила Мэй.
        - Теперь я уже не соответствую этому определению. Ты уже знаешь, что я совсем не простой человек.
        - И теперь из-за меня ты в опасности и можешь быть разоблаченным.
        - О нет, дорогая Мэй, это из-за меня. Это я появился на балу. Мне надоела шкура, которую я натянул на себя. Я захотел поговорить с твоими друзьями, посмотреть на тебя на балу, когда ты в полном блеске. Я раньше говорил тебе, что мы должны довольствоваться скрытной жизнью тайных возлюбленных, но я больше этого не могу. Я хочу тебя всю и потому должен признать, что это я подверг тебя опасности.
        Он пожал плечами, виновато глядя на нее. Этот взгляд казался странным для мужчины столь преклонных лет.
        - Я забыл первое и главное правило для тех, кто скрывается, - делай так, чтобы на тебя никто не посмотрел. Но если я стал тебя сопровождать, как я мог не привлечь внимания? Я недооценил того, с каким интересом к тебе относится Шарбонно - и как он заинтересуется мной. Мне не следовало этого допускать.
        - Но это ты сделал ради меня.
        - Ты думаешь обо мне слишком хорошо. Я сделал это потому, что был ревнив.
        Он рассмеялся, видя, какой довольной она стала от этих слов. Этот смех снял напряжение с них обоих. Роберт шагнул к ней и взял ее лицо в ладони - большие и покрытые мозолями, как у всех трудовых людей.
        - Я попал в это положение по собственной вине. - Раздумывая, он помолчал. - Но я сам хотел этого. Возможно, я уже готов встретить судьбу.
        - Но я не готова! - выкрикнула она.
        - Не бойся, - мягко произнес он.
        Она отпрянула:
        - Как это похоже на мужчин! Ты думаешь, я перестану бояться только потому, что ты велел мне это? Словно ничто не способно разлучить нас, если ты не захочешь.
        Роберт был озадачен.
        - Мэй?
        - Люди, которые хотели убить тебя, уже исчезли, но тебя до сих пор считают предателем, и если ты объявишься, тебя в этом немедленно обвинят. Ведь все уверены, что это ты совершил преступление против ребенка и являешься опасным убийцей. Любой, кто тебя разоблачит, может убить тебя, даже не обращаясь в суд, и будет считаться героем.
        Отчаяние в ее голосе слышалось все отчетливее. В конце концов она почувствовала себя совсем плохо.
        - Мэй, успокойся.
        - Я сердита, Роберт. Подумай, что уже случилось. Но это не самое худшее. О, Роберт, я боюсь! Мне так страшно!
        Она никогда не выходила из себя, даже когда речь шла о ее собственной жизни, когда она была новобрачной и перед ней стоял пьяный муж со сжатыми кулаками и с искаженным яростью лицом, в котором не было ни следа прежней любви. Это было много ужаснее Мэтью, даже в худшие его минуты.
        Мэтью. Ее секрет.
        Да, у нее тоже была тщательно скрываемая тайна.
        Он почувствовал, что у нее сменилось настроение, и снова попытался до нее дотронуться. Но она не была готова к этому прикосновению и поспешно убрала руку.
        - Я могу потерять тебя, - выпалила она. Повернувшись к нему, она подняла вверх палец: - И не говори мне, что ничего страшного не будет, своим уверенным тоном, которым ты всегда пытаешься меля успокоить. Мне не надо снисходительности. Я знаю, что рискую лишиться тебя, Маркус Робертс.
        Его словно ударили по лицу. Маркус Робертс - это было его имя. Потом он улыбнулся, печально и сдержанно. Как это ни было трудно, он признал, что она права. Тогда она подошла к нему и горячо обняла. Роберт поцеловал ее, и они так и застыли обнявшись. Роман чувствовал жалость к себе. Однажды поздно ночью в библиотеке он стал раздумывать, как все запутано.

        Грейс ненавидит Тристу. Она не любит и Джейсона, и это странно. Она была непреклонной, и Роман не мог понять почему.
        Эндрю тоже его до сих пор чурается. Переезд в Уайтторн ничуть не изменил их отношений.
        Триста... Ну а Триста напряжена и напугана, и он не знает, как себя с ней вести. Она к тому же на удивление тепло встретила Джейсона...
        Когда они с Джейсоном шли по дорожке и разговаривали, она попалась навстречу и очень непринужденно вступила в разговор, начав делиться с Джейсоном своими горестями. О Боже, он уже ревнует к Джейсону!
        Это ему она должна была сообщить о своих невзгодах, чтобы ее успокоил ее собственный муж. Но ему пришлось утешать Грейс. Все получилось очень странно.
        И этот мальчик. От него Роберт приходил в отчаяние. Будет ли когда-нибудь его сын относиться к нему лучше? Почему он так враждебен?
        Роман потушил лампу, которую нес в руке, и стал подниматься по лестнице. На самом верху он остановился. Всей душой он стремился в комнату хозяйки дома. Он хотел Тристу.
        Однако в нем заговорила гордость. Какая это вредная вещь - гордость, подумал Роман, поворачивая налево. И зачем он вообще приехал в фамильный дом? Чтобы поправить положение дел. Но здесь все стало только хуже.
        Роман до сих пор никак не мог понять, почему Триста решила выйти за него замуж. По всей видимости, ей нужен секс. Но о каком сексе между ними может идти речь, если их двоих столько разделяет?
        Триста готова все сделать для своего сына. Даже выйти замуж за его отца.
        Он непроизвольно замедлил шаг. Здравый смысл покидал его. Роман повернулся и посмотрел на спальню Тристы. Надо решить все эти загадки - здесь и сейчас. Он чувствовал страх, хотя скорее позволил бы содрать с себя кожу, чем признался в этом. Роман нерешительно стоял, глядя, как свет играет на ковре, освещая дверь спальни Тристы.
        Эта дверь до сих пор осталась для него дверью его матери. Он стоял на месте, не в силах пошевелиться. «Подойди, Роман. Подойди ближе, я не вижу тебя».
        Она не видела его, потому что комната была закрыта, шторы плотно закрывали окна, а свет ламп был убран до минимума, так как у нее болели глаза.

«Не уходи. Почему ты всегда уходишь от меня? Ты не любишь свою мать?»
        Он не любил сюда приходить, потому что от нее сильно пахло спиртным, и от этого запаха Роман чувствовал себя плохо.

«Ты плохой мальчик. Сейчас ты подойдешь. Ты... думаешь, что ты лучше меня, как твой отец? Ты поэтому убегаешь все время? Ты убегаешь от меня точно так же, как и он».
        Да. Да!
        Роман с силой ударил кулаком по ладони другой руки и крепко зажмурился, пытаясь выбросить из головы воспоминания.
        Он должен все это забыть.
        Но чувства, которые он испытывал, когда перешагнул в первый раз порог комнаты хозяйки дома, как он ни надеялся, со временем не утихли. Роман мысленно обругал себя - в который раз - за то, что предложил Тристе комнату матери. Но это была комната хозяйки дома. Он хотел, чтобы все - и она, и слуги - твердо знали, кто теперь хозяйка.
        Он вспомнил Грейс - она никогда бы не согласилась переселиться в эту комнату, - и это воспоминание оживило в его памяти сложность отношений между живущими в доме.
        Роман расправил плечи. Он не уступит унынию. Роман приник к двери.
        - Триста, - негромко позвал он. Он не стал заходить внутрь, даже не постучал, чтобы узнать, заперта дверь или открыта для него.
        Ответа не последовало. Видно, она спала. Роман почувствовал разочарование.
        Это смехотворное положение больше не может продолжаться. Но что-то менять следует не здесь, где все напоминает о прошлом. Не то место и не то время. Да и он чувствовал себя уставшим, без прежних сил.
        И он пошел прочь. Но в его груди уже была решимость. Этот дом с его потрескавшейся мебелью и щелями в стенах долго ждал, чтобы его обновили для счастливой жизни. Он очистит здесь все и прогонит тени прошлого.
        С этой мыслью Роман отправился спать. С ней он проснулся на следующее утро, чувствуя себя значительно лучше.
        Теперь у него наконец была цель.
        Новость, что лорд Эйлсгарт вернулся в свое имение в Уай-торне, собрала в воскресенье всю округу. Маленькая церковь Святого Алвина с трудом вмещала всех зевак, желающих поглазеть на вернувшегося блудного лорда.
        Он оказался не только очень красив, как и в юные годы, шептали юные леди, энергично обмахиваясь веерами, но у него были все такие же вызывающие манеры, видно, он не изменился с тех времен, когда сорванцом наводил страх на окрестности, чтобы потом внезапно уехать из этих мест ради стремительной городской жизни.
        А теперь он привел в церковь свою жену - и это было самой потрясающей новостью. Все, конечно, помнили Тристу Нэш. Все тут же начали обсуждать новость, что лорд женился на одной из своих служанок!
        Триста вошла в церковь, держа за руку Эндрю. Другая ее рука покоилась в твердой руке Романа. Она прекрасно понимала, что думают стоящие вокруг. Люди открыто глазели на нее, а когда она вместе со своей семьей прошла по центральному проходу к фамильной скамье Эйлсгартов, в церкви наступила мертвая тишина.
        - Зеваки так вытягивают шеи, что завтра они будут болеть, - негромко произнес Роман, натянуто улыбаясь окружающим. - Помаши им, дорогая.
        Триста помнила большинство присутствующих, но здесь не было ни одной из ее подруг. Когда она жила в Уайтторне, они с матерью держались особняком. Это отчасти объяснялось тем, что местные жители сторонились хозяйского дома. Кроме того, в последние годы почти все время Джудит было посвящено уходу за матерью Романа, и у нее не было возможности для отдыха и общения.
        Когда Триста была еще ребенком, у нее, конечно, были подруги, но сейчас они были замужем. А из-за разницы в социальном статусе они уже тогда не могли общаться с дочерью Джудит, которая стала компаньонкой хозяйки дома.
        Ни одной подруги, подумала Триста. Никто, увидев ее, не наклонил голову в знак приветствия.
        У Грейс не было подобных мыслей. Она беспечно болтала, когда они шли к фамильной скамье. Она знакомила с Эндрю местных матрон, которые смотрели на него с явным одобрением. Если они даже и заметили сходство с Романом, по мнению Тристы, явное, то никак на это не отреагировали.
        Роману было приятно поведение его сестры. Триста с удивлением посмотрела на него.
        - Смотри, как комфортно она себя здесь чувствует, - показал Роман подбородком на Грейс, которая с легкостью двигалась сквозь толпу. - Возвращение домой пошло ей на пользу.
        Лицо Романа выражало удовольствие. Он потянул Тристу вперед.
        Триста с трудом гасила в себе гнев. Хотя ей следовало бы поблагодарить Грейс, которая редко думала о ком-нибудь, кроме своей персоны, а теперь представляла всем Эндрю, Триста считала, что это она должна знакомить всех со своим сыном.
        Направляя ее к сиденью, Роман сжал ее руку:
        - Пусть делает это. Посмотри на ее довольный вид.
        Триста была поражена, что он так точно угадал ее мысли.
        - Ты слишком сердита, - пожурил он.
        Триста сжала губы:
        - Я не жалуюсь на твою сестру.
        - Ну так давай. Она очень часто жалуется на тебя.
        Триста была изумлена этим признанием. Она не сразу прошептала сдавленно:
        - Роман!
        - Ты надеялась на другое?
        Триста мгновение молчала, борясь с собой, но потом не выдержала:
        - Хорошо, должна сказать, что я устала от ее выходок. Странно, что это она знакомит всех с Эндрю, тогда как здесь есть его родители. Это мое место. И твое, - напомнила она, - как его отца.
        - Да, но эти люди меня ненавидят, - невесело произнес Роман. - А ты была служанкой в доме лорда, и твоей удаче завидуют. Но не волнуйся. Поначалу они будут относиться к нашему браку неважно, но постепенно привыкнут.
        Тристу охватило раздражение.
        - Она полна решимости утвердить свои права в качестве хозяйки Уайтторна.
        - Да, да. Я уже просил ее перестать. Прошу тебя, не приставай ко мне с этим.
        Тристу эти слова ошеломили.
        - Приставать к тебе? Я ничего не говорю тебе по поводу того, как она распоряжается в доме и что делает. Не нужно быть очень наблюдательной, чтобы видеть, какой это наносит урон мне как хозяйке дома. Это унижает меня. И я думаю, что именно эту цель она преследует.
        - Успокойся, - произнес он и тут же улыбнулся: - Ты слишком серьезно относишься к тому, что она заказала чай.
        - Почему ты такой занудный? - прошипела Триста и тут же подумала, что похожа на старую каргу. Такие выражения - из словарного запаса сварливых старух. Но Роман только широко улыбнулся. В его глазах играл огонек, что делало его просто неотразимым.
        - Тебе все равно, что обо мне думают, - обвиняюще сказала она.
        - Меня никогда не волновало, что думают другие. Почему это тебя удивляет?
        Издав утомленный вздох, Триста опустилась на скамью и посмотрела перед собой. Когда Роман снова заговорил, это был шепот у самого ее уха.
        - Наконец к тебе вернулся румянец и ты перестала себя контролировать. Я знаю тебя, Триста. Лучше всего тебя успокоит немного сна.
        - Ты просто несносен, - тихо прошептала она.
        - Это звучит как похвала.
        Раздался церковный гимн, начиная службу, и перед прихожанами появился Джейсон. Триста была удивлена, увидев скорбное выражение его лица - как у... ну, как и должно быть у священника. Он смотрелся на кафедре как у себя дома.
        Повернув голову налево, Триста увидела, с какой гордостью Роман смотрит на своего друга. А вот Грейс смотрела на Джейсона с неприязнью.
        Проповедь была прекрасной. Джейсон без всяких усилий приводил длинные цитаты, рассказывал истории в доказательство своих тезисов, мог заинтересовать и растрогать аудиторию. Эндрю, который обычно в церкви крутился, теперь внимательно слушал, улыбался шуткам и даже иногда смеялся так громко, что Триста положила ладонь ему на колено, чтобы он утихомирился.
        - Но это смешно, мама, - запротестовал он громким шепотом.
        - Да, это так, но мы в церкви.
        И, к ее изумлению, он поднял взгляд на отца. Тот с улыбкой пожал плечами, как бы давая Эндрю знак, что, может, мать и права, но он совершенно с ним согласен.
        Эндрю ответил сочувственным взглядом. Было видно, что они оба были в едином блоке против Тристы. Она чуть не застонала. Это что, против нее теперь коалиция? Лицо Романа сияло, он заговорщически ей подмигнул. Должно быть, это означало радость, что сын не считает больше его своим врагом.
        Триста с усилием вернула лицу строгое выражение. Однако ее сердце ликовало.

        Глава 17
        Когда служба закончилась, Триста снова заволновалась. Наступило время, когда прихожане должны были покинуть церковь и собрались у церковной лестницы на лужайке для общения.
        Едва поднявшись со скамейки, Грейс решительно направилась к экипажу. Но ее подстерегала группа молодых дам, которые приветствовали ее громкими восклицаниями. Роман остановился, чтобы понаблюдать.
        - Что случилось? - спросила Триста.
        - Грейс. Она иногда... нервничает в подобных ситуациях.
        - Она не нервничала, когда мы пришли.
        Романа эти слова озадачили.
        - В самом деле, похоже на то, что она стала свободнее. Возможно, она чувствует себя лучше.
        - Лучше? Она была больна?
        Его глаза сверкнули.
        - Свежий воздух вылечит кого угодно. Она дома. Она здесь выросла. Наверное, я был прав, когда решил привезти ее сюда.
        - Мы должны идти, чтобы поздороваться с Джейсоном, - сказала Триста, показывая на людей у основания ведущей в церковь лестницы.
        - Чепуха. От ожидания в толпе можно сойти с ума.
        - Он твой друг, а ты лорд этих мест.
        Люди ожидают вашей встречи.
        - Мы встретимся с ним позже, и я скажу ему, что он был просто превосходен. Он придет к нам на обед. - Он потянул ее через толпу, стараясь, чтобы их никто не задержал. - Он действительно был великолепен. Ты так не думаешь? Это меня довольно удивило. Кое в чем его проповедь меня тронула.
        - Он всегда был талантлив, особенно на всякие проделки.
        Роман добродушно встретил это замечание, поскольку в голосе Тристы не было злости.
        У церковной стены началась беготня - дети играли в пятнашки. Триста была уверена, что Эндрю это интересно.
        - Ты хочешь пойти к ним поиграть? - спросила его Триста. Она знала, что он хочет, но у Эндрю на лице был страх.
        - Нет, спасибо.
        Роман наклонился, чтобы поговорить с сыном.
        - Это дети местного лендлорда, Эндрю. Думаю, им так же любопытно поговорить с тобой, как тебе с ними. Я уверен, что они хотели бы поиграть вместе. Неловко будет только сначала, когда ты с ними познакомишься, а потом все станет отлично.
        Но Эндрю нахмурился и уткнулся в мамину юбку. Роман выпрямился, и по его лицу было видно, как он расстроился, что его дружба с Эндрю оказалась столь короткой.
        - Тогда ладно, - произнес он, встретив взгляд Тристы, - мы устроим небольшой праздник после полудня, чтобы Эндрю мог увидеть своих соседей.
        Триста почувствовала беспокойство. Ей придется играть роль хозяйки для родителей детей, а этого ей не хотелось. У нее не было никаких иллюзий по поводу того, как ее встретит местное общество. Все будет натянуто, медленно и нелепо.
        Но у Эндрю должны быть друзья.
        - Конечно, - согласилась Триста.
        И тут она остановилась. К ним приближалась крепко сбитая женщина. Триста узнала ее по уверенному взгляду и по той решительности, с которой она преградила им дорогу.
        - Дейм Бейтли, - произнесла Триста.
        Она хорошо помнила эту женщину. Дейм Бейтли всячески старалась подружиться с матерью Тристы, и они даже ходили вместе в церковь. Мотивы Бейтли так и остались неизвестными - то ли она действительно испытывала дружеские чувства, то ли хотела иметь знакомую в Уайтторне, для того чтобы узнавать сплетни о жизни особняка.
        Хотя мать Тристы держала эту женщину на расстоянии, Дейм Бейтли была всегда любезна и никогда не обижалась.
        Однако сейчас взгляд Дейм Бейтли был совсем не дружелюбным. Ее брови сдвинулись. Она постаралась изобразить на лице улыбку, но ее суровый взгляд выдал ее истинные чувства.
        - Триста Нэш, - произнесла она своим звучным властным голосом.
        Роман сделал шаг вперед, закрывая плечом Тристу.
        - Могу я представить вам, Дейм Бейтли, мою супругу?
        - Убирайся с дороги, ты мешаешь мне увидеть девочку, - повелительным тоном сказала Дейм Бейтли, махнув рукой, на которой покоилось огромное кольцо с печаткой. - Вы никуда не годный негодяй, я никогда не понимала, почему вы тратите свои способности на то, чтобы носиться по окрестностям, придумывая, как бы досадить соседям.
        - Я изменился, - спокойно ответил Роман. - Я никогда не буду делать ничего подобного.
        Лицо Бейтли дрогнуло, но только на одно мгновение. Ее рот перекосился, но это не было улыбкой. Она снова махнула кольцом с печаткой, и Роман опасливо отстранился. Триста смотрела на эту сцену с изумлением. Как он мог так легко уступить ее Дейм Бейтли?
        - Наконец я могу тебя видеть. - Она подошла совсем близко. - Ты по-прежнему прекрасно выглядишь. Я слышала, у тебя все хорошо. Незаконный ребенок Вулрича? А я знала его. Это был веселый парень, но совсем безответственный. Одним словом, повеса.
        Она бросила быстрый взгляд на Романа, словно мысленно добавив: «Прямо как ты».
        Тот улыбнулся в ответ и кивнул, готовый согласиться.
        - Дейм Бейтли, - произнесла Триста, - вы знакомы с моим сыном Эндрю?
        Бейтли не отвела взгляда от лица Тристы.
        - Ты до сих пор одинока. Еще больше, чем раньше. А... Бренная красота увядает, но дух только начинает проявлять себя по прошествии лет...
        Триста бросила тревожный взгляд на Романа, словно спрашивая, в своем ли уме миссис Бейтли.
        Но пожилая женщина прекратила говорить загадками. Она посмотрела на мальчика, который только моргал глазами, глядя на ее громадную фигуру, и произнесла:
        - Он очень мил. Он будет хорошим Эйлсгартом. - Фыркнув, она повернулась к Роману: - Итак, нас ожидают перемены?
        - Вы имеете в виду...
        - Я имею в виду, молодой Эйлсгарт, что вы вернулись в фамильный дом, который ждал многие годы, чтобы в нем появилась семья. Вы не уедете в Лондон - или собираетесь снова туда, как ваш отец?
        Роман изменился в лице. Какое-то время он молчал, подбирая слова, потом ответил:
        - Я не хочу, чтобы в Уайтторне продолжалось то, что было в прошлом. Я приехал сюда с женой и сыном. Если я и поеду в Лондон, то это будет не так, как с моим отцом. Но и жене, и сыну нравится Лондон. - Он посмотрел на Эндрю. - Особенно когда ездишь на велосипеде.
        - На чем? А, не важно. Ну, я рада, что ты наконец образумился. Я не любила тебя и твоего дружка с того дня, как вы поймали мою козочку и нарядили ее в нижнее белье, что стащили с бельевой веревки. - Она посмотрела на него так, словно видела впервые. - Но ты оказался достаточно умен, чтобы жениться на этой девушке, так что и в тебе должно быть что-то хорошее.
        - Ваша оценка очень меня тронула, - уверил ее Роман, - и возвысила мой дух до божественных высот, о которых я и не подозревал.
        Ее лицо смягчилось, но только на мгновение.
        - Ты оказался умен. Вот уж не думала. Когда ты был мальчиком, я считала, что у тебя не в порядке с головой. Почему же тогда ты все вокруг ломал и уходил из дома на многие дни? Джудит верила в тебя, но я считала ее сентиментальной дурочкой, которая судила о людях по внешности. Ты и сейчас красив. Но у тебя еще оказались и мозги.
        - Этот день я не забуду никогда.
        Наконец она улыбнулась.
        - Ну ладно, - буркнула она. - С тебя хватит. Пойду расскажу о тебе, ты прошел смотрины.
        В ее голосе все еще слышалось недовольство, но она улыбнулась, когда Роман взял ее руку и склонился над ней, чтобы поцеловать кольцо с печаткой.
        - Будьте ко мне милосерднее, - попросил он.
        - Дерзкий негодяй, - пробурчала она, уходя. Она направилась к группе женщин, которые в нетерпении ждали от нее новостей.
        - Мы обычно звали ее Бетти Бейтли, - дружелюбно сказал Роман, глядя, как она уходит. - Мать порядком меня обругала, когда мы нарядили ее козу. Тогда мне было очень плохо.
        - Почему ты сделал это? И зачем все другие проделки, которые ты совершал? Они не приносили никому особого вреда, не были опасными, но мешали людям.
        Он сжал губы.
        - Ну, я мог бы сказать, что мои выходки не были совсем бессмысленными, что в них была своя логика. Мне было скучно и одиноко, и временами...
        Он опустил глаза, а его ноздри раздулись.
        - Были времена, - продолжал он, - когда я чувствовал себя совсем скверно. Только от охоты мне было лучше. Но я не мог причинить вред живому существу и потому стал искать что-то еще. Оказалось, я лучше себя чувствую, когда веду себя как сорвиголова.
        - Ты был просто бедствием для местного населения.
        Он надул щеки, как ребенок, которого бранят.
        - Не всегда.
        - Не всегда, - подтвердила она, с улыбкой глядя на него. - Ты мог быть просто очаровательным, когда этого хотел, и это не раз спасало тебя от порки.
        - Почти всегда. Мама не любила порку. Она поручала это дворецкому, а у него было доброе сердце. Один-два удара - это все, на что он был способен.
        - Он был глуп, - мягко возразила она. - Если бы он вздул тебя покрепче, он бы спас соседские участки от твоих проказ.
        Роман чуть кивнул:
        - Или старую Бетти Бейтли.
        - О, Роман, ты сейчас лорд Эйлсгарт. Она - Дейм Бейтли.
        Он поцеловал ее пальцы и внимательно посмотрел на нее:
        - Как прекрасно, что ты мне это напомнила.
        И несмотря на то что она знала, что это только игра, в которой Роман очень искусен, се сердце запело.
        Грейс была изумлена, увидев Джейсона в центральном коридоре.
        - Что ты здесь делаешь? - спросила она, всплеснув руками. Джейсон как-то странно посмотрел на нее:
        - Я приглашен на обед.
        Она пожалела, что не знала об этом, иначе бы улизнула из дома. Подняв голову, Грейс сообщила:
        - Они здесь. - И повернула голову к гостиной. - Триста и Роман.
        - А куда ты идешь? - спросил он. От его пристального взгляда Грейс почувствовала себя неловко. Оттого, что на нем воротник священника? Или от его глаз? Они, оказывается, серые. Она заметила это впервые.
        - В свою комнату.
        - Убегаешь? - Он усмехнулся, и эта улыбка показалась ей привлекательной. - От меня?
        - Конечно же, нет. Какого высокого ты о себе мнения! Я... я плохо себя чувствую.
        - Тебе сегодня не понравилась проповедь. Что именно тебя не устроило?
        - Это была прекрасная проповедь.
        - Ты все время хмурилась. Ладно, скажи мне, что ты думаешь на самом деле.
        - Почему ты хочешь узнать мое мнение? - спросила она. Он сделал шаг к ней, и Грейс машинально отступила.
        - Я хотел бы, чтобы ты хорошо относилась ко мне. Не могу понять, почему это не так. Ты даже злишься на меня. И не только на меня. Триста тоже выводит тебя из себя, верно? Я подозреваю, что ты приехала в Уайтторн с мыслью расстроить брак Романа.
        - Нет, - искренне ответила Грейс. - Я никогда бы этого не сделала. Ты обо мне очень плохого мнения. Почему?
        - Совсем напротив, - загадочно сказал он. - Я думаю о тебе самое лучшее. Если я даже этого и не говорил.
        Она помолчала, размышляя, был ли это комплимент. Странно, что он стал с ней разговаривать. Раньше он ее никогда не замечал.
        - Я рад слышать, - продолжил он, - что ты примирилась с Тристой. Роман глубоко тебя любит, и ваши раздоры были ему неприятны.
        Грейс насторожилась. Поэтому он обратил на нее внимание - ради Тристы?
        - Ну, спасибо тебе большое за твой совет, но лучше бы ты занимался своими делами. Я не маленькая робкая овечка и не нуждаюсь в поводыре.
        - Ты насмехаешься надо мной, потому что я пастор. Что тебя раздражает? Ты не любишь мужчин на религиозной службе?
        У Грейс вытянулось лицо, и она повернулась, направляясь к лестнице. Она прошла три ступеньки, когда Джейсон двинулся следом.
        - Я хотел бы сначала услышать ответ.
        Она повернулась. Он уже сделал шаг на первую ступеньку и положил руку на колено, ожидая.
        - Ладно. Это не из-за твоего воротника... И не из-за того, что твое положение изменилось. Это... антипатия. Ты мне никогда не нравился, Джейсон. И ты меня недолюбливал, так что не изображай из себя доброго пастора со смиренной улыбкой и милосердием для всех мирян. Ты не обращал внимания на меня многие годы. Ты был просто черт, а теперь изображаешь из себя заботливого проповедника.
        - Так ты думаешь, я лицемер? - Он выпрямился, и Грейс смутилась, чувствуя раскаяние, что нанесла ему такой сильный удар.
        - Я думаю, ты самоуверенный парень и сноб, - ответила она.
        Он протянул вперед руки. Они были большими, грубыми, не такими, как у джентльмена. Такие руки иногда бывают у священников.
        - Я сноб? Тебя подводит память, дорогая Грейс. Ты забыла, что много лет назад я предложил тебе свою дружбу. Я для тебя был слишком обычным. Ты отправилась в Лондон, как ты сказала, ради веселых вечеринок и куда более серьезных людей, чем такое ничтожество, как я.
        - Я... я не говорила этого, - сказала Грейс, чувствуя неловкость оттого, что против нее использовали ее же собственные слова. Да, она говорила нечто подобное, чтобы скрыть свою обиду.
        Она направила на него палец:
        - Я сказала это только потому, что... ну, ты был сноб. Ты никогда меня не замечал, пока не потерял своих друзей. Вот тогда-то я и заслужила твою дружбу. Когда я говорила это, я только хотела тебе показать, что не побегу по первому зову.
        - А. Понятно. Я тебя обидел. - Он вздохнул. - Позволь тебе все объяснить. Да, я игнорировал тебя, - терпеливо объяснил он, - потому что ты была девочкой. Представь, что я бы попытался дружить с тобой на глазах других мальчишек. Это превратилось бы в ужас. - Он опустил глаза. - И когда я не замечал тебя... это было по той же причине. Потому что ты была девочкой.
        Ее сердце с силой застучало в груди, она чувствовала сейчас и боль, и удовольствие. Грейс испугалась этих чувств и попыталась с ними справиться.
        - Был один вечер, когда ты пришел к Роману, - произнесла она. - Ты бросал камни в его окно, и я услышала, как он уходит. Я направилась следом. Я не хотела, чтобы он заметил меня, но я боялась... Я обычно спала одна, а в ту ночь забралась в его комнату. Он позволил мне это, если я не буду мешать. Роман говорил тебе в тот вечер, что не может идти с тобой. И знаешь, что ты ответил?
        Он опустил глаза и напряженно выпрямился.
        - Не помню, - тихо проговорил он. - Но могу предположить.
        - Ты сказал: «Она глупый сосунок. Ей полезно самой перебороть свой страх». Ты убедил его уйти. И он ушел.
        Джейсон долго молчал.
        - Бедная Грейс, это верно, что мы оба были с тобой грубы. Я был просто невежа, сопляк, не имеющий представления о хороших манерах. Я никогда не думал о чувствах других. В те дни моя мать часто обвиняла меня в этом. Ставя себя на твое место, я понимаю, что ты имела основания меня ненавидеть.
        У нее упало сердце. Грейс хотела сказать, что вовсе его не ненавидит. Это не ненависть. Она просто не может простить это так легко.
        На лице Джейсона была написана неловкость.
        - Я очень сожалею об этом, Грейс. Но я должен поговорить с тобой о Тристе. - Он кашлянул, прочишая горло. - Ей скоро понадобится твоя помощь. Ей придется преодолеть разные трудности, когда она будет утверждать себя в здешней округе. Она не так сильна, как ты думаешь.
        - И не так беззащитна, как считаешь ты.
        Он долгое время изучал ее.
        - Как же ты жестока, не желая ей помочь! Чем она тебя обидела?
        Грейс отвернулась, слезы жгли ей глаза, и она, моргая, пыталась с ними справиться. Внезапно ей стало стыдно - ей нечего было сказать в свое оправдание.
        - Никто из нас не был совершенством в детстве, - продолжал он, - и меньше всех я, но мне грустно видеть, что ты больше всех не способна преодолеть воспоминания о том времени, несчастливом для тебя.
        Грейс уже была не в силах сдерживаться. Слезы побежали по ее щекам. Она направила палец на Джейсона:
        - То, что ты сейчас священник, не дает тебе права меня поучать. Мне не нужно никаких указаний от вас, святой отец.
        Его тон внезапно изменился.
        - Ты сердита на меня, и я согласен, что ты имеешь на это право. Роман, Триста и я, похоже, относились к тебе с недостаточным вниманием. Но когда ты прекратишь нас за это мучить?
        - Это действует тебе на нервы? Они у тебя не в порядке?
        Джейсон нахмурился, и его голос стал строже.
        - В этом коридоре нервы не в порядке только у тебя.
        Вот! Она заставила его сердиться. Грейс сама не могла понять, почему это доставило ей удовольствие. Наконец он уйдет.
        Он и в самом деле собирался повернуться - и тут Грейс с изумлением поняла, что не желает этого. Она помолчала, пока Джейсон раздумывал, что ему предпринять.
        - Грейс, - наконец спросил он, - это все потому, что никто тебя не любил?
        Ей вдруг захотелось ударить его по лицу, но руки ее не слушались. Она стояла молча, пытаясь понять, не насмехается ли он над ней. Но голос Джейсона выражал бесконечное терпение.
        И внезапно из нее хлынуло наболевшее.
        - Да, - выпалила она. - Если хочешь знать, то да. Никто меня не любил, и я это говорю не из желания вызвать жалость. Что о таких, как я, говорит твоя умная Библия?
        - Для этого нет лекарства, - признал Джейсон.
        - А только задал вопрос.
        Он сделал шаг вперед, и ее удивило доброе выражение его лица.
        - Грейс Эйлсгарт, когда вы позволите этим двоим жить своей жизнью?
        И он ушел, оставив ее с изумленно разинутым ртом. Пока за Джейсоном не закрылась дверь в гостиную, где Роман и Триста ждали гостей на обед, она не шелохнулась.

        В Лондоне моросил дождь. Мэй стояла около своего экипажа, игнорируя тревожные взгляды горничной по поводу ее намокавшего плаща. Она пришла встретиться с Энн Несбит.
        Из дома вышла девушка и произнесла:
        - Это не дождь, Джордж. По крайней мере не сильный. Люди гуляют, и стыдно его бояться.
        Девушка была совсем молоденькая, ее белые локоны покачивались, как пружинки, при ходьбе. Она увидела Мэй и воскликнула:
        - О, привет!
        Мэй улыбнулась и сделала шаг вперед.
        - Здравствуй, - . ответила она.
        Девчушка расплылась в улыбке. - Ты здесь живешь?
        - Да. Я Оливия Несбит. А вы кто?
        Леди Мэй представилась, и Оливия спросила:
        - Вы знакомая Энн?
        - Энн Несбит? Она ваша сестра?
        - Моя кузина. Я с ней живу. Она мне разрешила, поскольку ее дом очень большой, а папа постоянно на работе.
        - Похоже, она очень добра.
        - О, это так, - уверила ее Оливия. - Она сказала, что я могу остаться, даже когда она выйдет замуж. Папа этого не ожидал. Он начал плакать, когда Энн сказала ему это. Представьте!
        - Представить щедрость Энн или чувства папы?
        Девушка секунду раздумывала, а потом пожала плечами:
        - И то, и другое. Вы хотите ее увидеть? Поэтому вы пришли?
        - Поэтому. Вот моя карточка.
        Оливия вгляделась в надпись:
        - Боже! Я передам ей.
        Она повернулась и стала подниматься по лестнице, но через несколько ступенек внезапно повернулась, словно пораженная какой-то мыслью.
        - Это не вы посылали деньги?
        Леди Мэй от удивления широко раскрыла глаза:
        - Извините?
        - Вы... - Оливия остановилась в замешательстве. С трудом выговаривая слова, она повторила, что передаст карточку кузине, и поспешила в открытую дверь.
        Прошло немного времени, и на пороге появилась пожилая женщина с облаком седых волос на голове. Она пристально посмотрела на Мэй:
        - Бог мой, этот несносный ребенок оставил вас мокнуть под дождем! Пожалуйста, простите нас, миледи, и входите скорее.
        Мэй вошла в коридор подождать Энн. Ждать пришлось недолго.
        Энн двигалась медленно, при помощи костылей. На ее лице была приятная, но настороженная улыбка. Энн произнесла:
        - Чем могу быть вам полезна, миледи?
        - Спасибо за то, что вы согласились со мной встретиться, - ответила Мэй. - Уверена, что мой визит показался вам странным.
        - Входите, - предложила Энн.
        У нее был хорошо поставленный голос, но в нем не было повелительной интонации, которой представители высшего класса стремятся подчеркнуть свое происхождение. Ее лицо хоть и нельзя было назвать красивым, определенно было привлекательным с его правильными чертами и прелестными глазами. Мэй отправилась за ней, и они вошли в официально обставленную гостиную, находившуюся сразу возле главного входа.
        - Могу я предложить вам напитки? - вежливо поинтересовалась Энн.
        - Нет, спасибо. Едва ли я останусь надолго. - Мэй неуверенно оглянулась на Оливию: - Могу я поговорить с вами лично?
        Оливия не сумела скрыть разочарования, когда Энн, секунду поколебавшись, приказала ей покинуть комнату.
        - Прежде всего позвольте вас уверить, что мне не хотелось бы причинять вам беспокойство, - начала Мэй. Энн наклонила голову в знак согласия, и Мэй продолжила: - Недавно мне стали известны некоторые подробности о дорогих для меня людях. Там было и упоминание о вас. Это может быть для вас довольно болезненным, но поверьте, я пришла сюда ради восстановления справедливости.
        - Боюсь, что я вас не понимаю. - Голос Энн звучал уже холоднее. Мэй заподозрила, что эта холодность объяснялась как раз тем, что Энн стала догадываться о причине ее визита.
        - Чтобы сказать все прямо, мне, возможно, придется быть грубой. Я хочу напомнить о неприятных событиях в вашем детстве, которые привели вас к увечьям.
        Глаза женщины заледенели, в них мелькнул страх. Мэй пришлось говорить быстрее:
        - Человек, которого вы обвинили, Маркус Робертс...
        Энн от волнения бросило в жар.
        - Как вы смеете напоминать мне об этом?! - Ее голос был глухим, словно она говорила из колодца.
        - Человек, который нанес вам увечья, не Маркус Робертс. Это сделал де Нансье.
        Пылавшее лицо женщины вдруг стало белым, как у привидения. Глаза блестели, а подбородок дрожал, когда Энн отыскивала руками подлокотники кресла, а потом сжала их с такой силой, что пальцы побелели. Она тихо произнесла два слова, которые Мэй скорее угадала, чем услышала:
        - Я не...
        - Этот человек, Маркус Робертс, убил де Нансье, - продолжала Мэй, - и за это его чуть не убили самого.
        Энн скривилась.
        - О Боже, - с отсутствующим видом произнесла она. Потом ее взгляд стал осмысленным. - Вы сказали «чуть не убили». Это значит...
        - Он жив, - кивнула Мэй.
        - Боже, - растерянно произнесла Энн.
        Давая ей время усвоить эту новость, Мэй молчала, оглядывая комнату. Она была удобна, обставлена со вкусом и вместе с тем не помпезно. Внезапно ей вспомнился странный вопрос, который задала ей Оливия.
        Мэй снова повернулась к Энн:
        - Это он посылал деньги, Энн. Маркус Робертс, сын лорда Лайлса.
        Эта весть ошеломила ее. К ней вернулся страх, хотя она и пыталась сохранять спокойствие.
        - Что вы говорите? Как это может быть он?
        - Он выжил, но испытывал чувство вины по отношению к вам, поскольку он знал это чудовище де Нансье еще до того, как граф приехал в нашу страну. Он проклинал себя за то, что не смог предотвратить злодеяний де Нансье.
        В Энн боролись противоречивые мысли и чувства. Ее тело напряглось. Она замерла. Прошло немало времени, прежде чем она заговорила вновь.
        - Мой отец, - произнесла она шепотом, - очень гордился, когда этот граф жил с нами. Это возвышало нас, было престижно. Тогда все увлекались французскими дворянами, эмигрирующими с континента.
        - Вы знали, что на вас напал де Нансье?
        Она не ответила, лишь опустила лицо и застыла в таком положении.
        - Я не говорила отцу. Я думала, он мне не поверит. Он очень высоко ценил графа.
        - И потому вы обвинили Маркуса Робертса.
        - Нет! Я никогда его не обвиняла. Но и не говорила правду. Знаю, что это нехорошо, но я была ребенком и боялась, что люди сочтут меня лгуньей.
        Она явно ничего не скрывает. На ее успокоившемся лице не было заметно никаких чувств.
        Мэй наклонилась вперед.
        - Отец пришел в ярость, когда узнал, что Робертс убил де Нансье. Теперь у него не было возможности попасть в высший свет. Когда Робертса назвали убийцей, отец решил, что он напал и на меня. Обстоятельства дела не были внимательно изучены. Люди отнеслись к этому слишком эмоционально, чтобы спокойно обдумать. Все негодовали, был мерзавец, которого можно было обвинить, но он погиб, трусливо пытаясь скрыться, - и на этом дело можно было считать закрытым. Его легко забыли. Все уладилось, и это было главным.
        - Но когда на вашем счету появились деньги... вы никогда не подозревали, что эти деньги пришли от него?
        - От покойника? Я думала о многих, но только не о нем. Когда наше наследство было потрачено, мы решили продать дом, но внезапно наши налоги были заплачены, и наш поверенный сообщил, что нам на жизнь назначено содержание. С тех пор деньги приходили регулярно, а когда со мной стала жить Оливия, то они увеличились. Кем бы ни был наш благодетель, он очень постарался остаться неизвестным. Я безуспешно пыталась узнать, кто он.
        Энн нахмурилась, потом с трудом сглотнула.
        - И теперь вы говорите, что человека, который столько для меня сделал, я неправильно обвинила в ужасном преступлении. Но почему? Почему он на мои заблуждения ответил такой щедростью?
        У Мэй на глаза навернулись слезы.
        - Если бы вы знали его, то поняли бы.
        Энн снова наклонила голову и надолго замолчала. Наконец она произнесла:
        - Как вы думаете, он меня простит?
        - Ох, моя дорогая, как он хочет, чтобы вы его простили! Если сможете, я бы очень попросила вас его простить.
        Энн изумилась:
        - Если вы просите от его имени, то я его прощаю. Но не знаю, за что.
        Мэй рассмеялась. От радости и облегчения у нее закружилась голова.
        - Вы наверняка знаете, что мужчины смотрят на вещи не так просто, как мы. Они обязательно должны спасать мир, и если им это не удается, они страдают. Пожалуйста, извините меня ради человека, который сделал для вас столько добра.
        Энн кивнула:
        - О, я обязательно это сделаю, обещаю. Как необычно, что вы пришли ко мне с подобной просьбой. Вижу, что вы его любите.
        Мэй почувствовала такое волнение, что у нее сжалось горло и на миг остановилось дыхание.
        - О да, очень.

        Триста проснулась от того, что негромко вскрикнула. Сев в кровати, она вгляделась в темноту и не сразу поняла, где находится.
        Комната леди Эйлсгарт... нет, ее комната.
        Она снова откинулась на кровать и вздохнула. Ее охватила усталость. Она ощутила на лице слезы и поняла, что кричала во сне. Ей снился Роман, когда они были юными возлюбленными. Он брал ее с собой и показывал места, где обычно скрывался в детстве. Она чувствовала себя там такой счастливой!
        И тут она окончательно проснулась.
        Триста выбралась из кровати. Ее глаза уже немного привыкли к темноте, но она никак не могла разобрать что-либо знакомое. Эта комната ее подавляла. Она оставалась здесь, потому что этого хотел Роман, но в этом месте она постоянно видела кошмары, полные ужаса, печали и разочарований.
        Она чувствовала себя чего-то лишенной и ощутила пустоту и беспокойство. Она тихо выскользнула в коридор, еще не зная, что собирается делать. Пройдя коридор до самого конца, она поднялась по узкой лестнице. Там стены были неровно оштукатурены и побелены, а не обиты искусными тканями, перила сделаны из простого дерева, без резьбы, не было и металлических штырей, чтобы держать ковер. Эта лестница предназначалась для слуг. Она бегала вверх и вниз по ней столько раз, что знала ее во всех подробностях, словно 262 лицо собственного сына. Ее ноги будто узнали лестницу, и Триста стремительно взлетела вверх, на чердак, в свою старую спальню.
        На пороге она остановилась, затем толкнула от себя дверь, сделала шаг внутрь и вгляделась в темноту. Ее поступок был необъяснимым, но она шагнула в комнату, хоть у нее и не было свечи. Впрочем, ей было даже уютнее, когда ее скрывала эта темень.
        На койке лежал матрас, который мама достала для нее, - все такой же, без постельных принадлежностей. Перед ней был знакомый стол, как и крючки на стене, и полки, на которых когда-то размещались все ее вещи. Простенькие занавески по-прежнему закрывали маленькие окна.
        В зимние ночи эти окна покрывались инеем, и она дышала на них, чтобы возвратить им прозрачность. В этой кровати она спасалась от холода под одеялами - благодаря матери у нее их было два, - а позднее ее согревало большое мускулистое тело, которое каким-то образом умещалось здесь вместе с ней.
        Да, они ухитрялись лежать на узкой кровати, очень тесно прижавшись друг к другу. И им было хорошо. От этого воспоминания она улыбнулась.
        - Триста?
        Разинув рот, она повернулась. В дверях стоял Роман.
        - Что-то случилось?
        Она коротко вскрикнула и схватилась за грудь.
        - Боже, Роман. Я тебя не слышала. Он вошел в комнату.
        - С тобой все в порядке? - Он оглядел комнату. - Что ты здесь делаешь?
        Она отвела глаза:
        - Ты помнишь это место?
        Он помолчал.
        - Конечно.
        Его голос слегка дрожал. Она неловко начала обходить комнату, осматривая каждый уголок.
        - Я помню, как ты приходил сюда ко мне. Ты обычно останавливался точно так же, как сейчас, в дверях и окликал меня, не сплю ли я.
        Если бы луна была ярче, Триста могла бы увидеть его лицо. Но возможно, даже лучше, что он остался в тени. Она могла бы сгореть со стыда, если бы взглянула на него.
        - Мне страшно оставаться в комнате твоей матери, - проговорила она.
        - Это твоя комната.
        Она в ответ только безнадежно махнула рукой.
        - Комната вполне нормальная, - сказал он.
        - Да, это так. Но только...
        - Триста, почему ты здесь?
        - Не знаю. - Она лгала. Она хотела вернуться в прошлое. Чтобы все стало таким, как тогда, когда они были счастливы и любили друг друга в этой комнате.
        Она не говорила этого вслух, но тем не менее он внезапно произнес ее имя и сделал шаг, чтобы ее обнять. Она тоже двинулась ему навстречу и оказалась там, где бывала когда-то очень часто, - у него в объятиях. Его запах был знакомым и таким восхитительным!
        - Триста, - произнес он негромко у ее головы. Его губы коснулись ее кожи.
        Она хотела ответить, но его губы помешали ей это сделать. Его поцелуй усилил все ее чувства, и у нее вообще пропало желание говорить. Она отклонилась, уступая напору его могучего тела. Роман снова мог касаться, волновать ее после многолетнего перерыва. Это не было простым физическим влечением, обостренной чувственностью. Что-то более глубокое, часто заявлявшее о себе и долго сдерживаемое, вдруг охватило их.
        Он легонько укусил ее за нижнюю губу. Она ощутила его дыхание на губах.
        - Иди в мою...
        - Нет. Здесь. - Она потянула его.
        - Здесь?
        - Здесь. Как и раньше. Пусть это будет, как раньше.
        Он уступил. Из его груди вырвался хриплый, первобытный звук. Роман снова прижал ее к себе.
        - Да. Именно этого я и хочу. Как и раньше, снова и снова.
        Она взяла его руку и положила ее себе на грудь. Тело Триста напряглось. Под его ладонью ее грудь стала чувствительной, тяжелой, горячей и болезненной. Он с силой поцеловал ее, и его язык встретился с ее.
        Его руки сняли с нее ночную сорочку. Его прикосновение было легким, как прикосновение шелка. По коже пробежала дрожь. Триста закрыла глаза и откинула назад голову, отдавая себя всецело в его власть.
        - Роман, - прошептала она, и он ответил ей тем, что произнес ее имя низким, едва различимым голосом.
        Его рот опустился в изгиб ее шеи, прямо под ухом. Его рука, такая легкая, такая волнующая, прошла по линии ее груди, когда его язык легко коснулся рта. Оттого, что делали его руки, она задохнулась и так обессилела, что едва могла стоять.
        Она протянула к нему руку, и он взял ее. Потом он положил ее на спину. Единственное, что можно было услышать в темноте, было его дыхание и скрип обтянутого полотном матраса. Ее спина коснулась грубого материала. Он был таким холодным, что у нее захватило дух. Но его дыхание грело ее кожу. Когда Роман стянул с себя одежду, ее буквально обдало жаром от его тела.
        Он начал языком ласкать ее тело, спускаясь все ниже и ниже, дотрагиваясь до нее, дразня ее, возбуждая. Она с трудом задышала и выгнулась под его тяжестью. Когда его рот коснулся ее кожи, она испытала невыразимое наслаждение и снова выгнулась.
        Словно взлетев в неведомые сферы, она почувствовала, как он подвинулся, ощутила его горячую твердую плоть у своего паха. У нее стали путаться мысли.
        Триста села в кровати, удивив его. Он был застигнут врасплох, и когда она ткнула его в грудь своей слабой рукой, он от неожиданности упал на спину.
        Она оседлала его, глядя вниз на красивые очертания его тела, на крупные, мощные и такие соблазнительные мышцы. А потом откинулась назад, положив руки на его бедра. Теперь Роман с восхищением мог видеть ее всю.
        Что сделало ее столь откровенной, она не знала, но была уверена, что поступила правильно. Она теперь имела женскую власть, волю пробуждать в мужчине чувственность. Роман пробормотал что-то, но она не разобрала. В его голосе слышалось нетерпение.
        Нет, она хотела испытать все, о чем раньше запрещала себе и думать.
        Она опустила руки на его бедра, и Роман издал приглушенный стон. Ей понравилось, что он не пытается остановить ее. Он протянул к ней руки, но она отвела их.
        Потом она взяла двумя руками его плоть, сжала ее, и он выгнулся, издав приглушенный возглас.
        Она поднялась, и его руки обняли ее бедра - как было раньше, когда он хотел войти в нее. Но Триста отстранилась, и его руки застыли в воздухе - он не понял, что она хочет сделать.
        Согнувшись, она прижалась ртом к его коже выше пупка. Потом стала целовать его кожу все ниже и ниже. От этого он чуть не упал с кровати. Это доставило ему немыслимое наслаждение.
        - Внутри тебя, - сказал он. Его сильные руки помогли им изменить позицию, после чего он сразу вошел в нее грубым, но показавшимся ей восхитительным толчком. Ее пальцы с силой вонзились в плотные мускулы его спины. Он с восхищением смотрел на нее, и она видела восторг и блаженство на его лице.
        Потом он переместился в более удобное положение, и она прильнула к его боку. Он погладил ее, и в этой ласке была пронзительная нежность. Закрыв глаза, Триста глубоко вздохнула.
        - Что? - пробормотал он.
        В ее памяти всплывали воспоминания о прошлом, о минутах любви. Это уже не доставляло ей сердечной боли. Все плохое ушло в небытие. И она внезапно стала вспоминать все хорошее, что было в её жизни.

        Глава 18
        -Мы до сих пор легко умещаемся в этой кровати, - тихо проговорила Триста.
        Роман пожал плечами:
        - Но не очень удобно.
        - Зато уютно, - ответила она.
        - Да, здесь есть свои преимущества.
        Она рассмеялась, но затем посерьезнела:
        - Моя кровать более удобна.
        Он уронил голову ей на плечо, больно уязвленный.
        - О Боже, но это так унизительно. Я не могу заставить себя прийти в твою комнату.
        Она поднялась на локте, чтобы посмотреть на него.
        - Что?
        Он сжал губы, словно в смущении.
        - Эта комната так...
        - Поняла. Я тоже не люблю ее.
        - Почему ты этого мне не сказала?
        - Ты был так убежден, что я должна остаться в ней. В комнате хозяйки и все такое.
        - Но я думал, что эта комната тебе понравится. Там чудесный вид и просторный шкаф для одежды.
        - Ну... это достаточно хорошая комната...
        - Достаточно хорошая? Боже, женщина, этот дом стоит целое состояние. Я хорошо знаю это, поскольку многие годы за него плачу.
        Она вздохнула:
        - Он очень богат, элегантен и построен с большим вкусом. Но это так... так... - Триста нетерпеливо махнула рукой, подбирая слова. - Она красная, - наконец произнесла она.
        - Хорошо. Красный - это королевский цвет. Красный - значит дорогой.
        - Пестрая, - выбрала она более удачное слово.
        - Если я оставлю эту комнату пустой, у меня будет такое чувство, словно я выброшу из памяти мать. Это было ее место, это единственная комната, где она жила, и я...
        - Роман, - произнесла она, опираясь на локоть, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо, - ты только что сказал, что не можешь ступить в ее комнату. Зачем тебе все эти неприятные воспоминания? С ними нужно покончить.
        Он отвел глаза и тяжело вздохнул:
        - Мне не хотелось бы ее ненавидеть. Я желал ее любить. Иногда я думал, что мне это удалось.
        - Конечно, ведь она была твоей матерью.
        - Если бы она была лучше, отец переехал бы домой и оставался в нем постоянно.
        - Я знаю, как сильно ты восхищался своим отцом.
        - Слишком сильно.
        - Почему слишком?
        Он долго молчал.
        - Потому что он очень дорого мне стоил. Он мне стоил тебя, а ты была для меня всем. - Наступила продолжительная пауза. - Когда я был мальчиком, я убегал из дома с твердой решимостью не возвращаться обратно. Но ты каждый раз приводила меня обратно. Я думал: «Что Триста делает? Она скучает без меня? Она не выносит колкостей Грейс!» И я возвращался.
        - И я обычно очень терпеливо ждала тебя...
        Она замолчала, опасаясь проболтаться. Ей не следует говорить ему, что она знала, что он вернется, поскольку уже тогда между ними установилась невидимая связь.
        - Возможно, нам не следует об этом говорить, - сказала она упавшим голосом. Время для этого еще не пришло. Прошлое представлялось ей каким-то болотом - много сожалений и совсем мало счастливых минут. И она не была уверена, что Роман ее правильно поймет. О, это было замечательно - ощущать себя в его руках, лежать рядом с ним, но она до сих пор не знала, что он к ней чувствует.
        Они испытывали друг к другу сильную страсть, но между ними было не только физическое притяжение. Наверное, поэтому он заговорил о времени, когда они были вместе. Может, в нем кричала любовь, когда он вспомнил давно прошедшее?
        Триста хотела получить ответы на эти вопросы. Она знала, кем она раньше была для него. А теперь она его жена. Но ей не было известно, что налагает на нее это звание. Должна ли она вести себя так, как его первая жена? Ведь для Романа брак вовсе не обязательно означал любовь. Именно ее он оставил для того, чтобы повести в церковь женщину, которую не любил.
        А теперь он обвенчался с ней, но ради чего? Ради их общего ребенка, ради того, чтобы стать его законным отцом?
        Эта грустная мысль не давала ей покоя. Очень многие были бы довольны и этим. Возможно, и ей тоже следовало бы радоваться. Поскольку тишина явно затянулась, Роман произнес:
        - Вероятно, нам следует изменить убранство твоей комнаты. Пусть она больше соответствует той леди Эйлсгарт, которая теперь там находится.
        Триста поблагодарила его, но от невеселых мыслей ее настроение ухудшилось. Услышав, каким тоном она согласилась, Роман спросил:
        - С тобой все в порядке?
        Если бы она сказала, что нет, этим бы она только унизила себя. И потому она улыбнулась и уверила его в обратном. Ей было горько, что пришлось лгать.

        - Что ты сделала? - грозно вскричал Роберт.
        От взгляда на его лицо любой другой бы испугался, но леди Мэй на Роберта даже не взглянула. Ее переполняла радость.
        - Я ходила поговорить с леди Несбит! - Она была очень довольна собой. - И она мне все рассказала. Она призналась, что это был де Нансье! Роберт, я знаю, что могу тебя убедить восстановить свое честное имя. - Роберт был вне себя, но Мэй это нисколько не заботило. - Я сказала ей, что это ты посылал деньги.
        Его загорелое лицо побледнело.
        - Разве это делал не ты? - понизила голос Мэй.
        - Как ты могла?..
        - Я не хотела, - сказала она. - Но ее молоденькая кузина проболталась, что кто-то посылает деньги. Она думала, что этот таинственный благотворитель - я. Я люблю тайны, но, зная тебя, было легко догадаться, кто это делал.
        - И ты сказала им? - Только сейчас Роберт овладел собой. Но в его голосе продолжали бушевать штормовые нотки.
        - Ну конечно.
        Она не узнавала его. Ноздри Роберта раздулись, а губы вытянулись в тонкую линию. Его голос понизился до глубокого свистящего шепота.
        - Ты сказала, что эти деньги посылал я, Маркус Робертс?
        - Да, - негромко ответила Мэй. - Но я сообщила это только после того, как она призналась, что это не ты напал на нее...
        - Кто разрешил тебе вмешиваться в мои дела?
        Она попыталась рассмеяться:
        - Ладно-ладно, Роберт, ты все неправильно понимаешь. Я не хотела причинить тебе вреда.
        - Ты думаешь, что понимаешь в моих делах лучше, чем я? Ты считаешь, что я недостаточно умен, чтобы понять, что нужно делать, и только ты - умная, мудрая и столь очаровательная леди Мэй Хейуорт - можешь все исправить? Какое высокомерие!
        - Высокомерие? - Она вздернула подбородок. - Я хотела помочь.
        - Ты не верила мне! - крикнул он так громко, что от стен отразилось эхо, а Мэй разинула рот от изумления.
        - Слуги...
        - Ну и черт с ними! - снова закричал он. - Мне плевать на слуг! - Он провел рукой по волосам, но они так и остались взъерошенными. - Ты побежала к Энн Несбит и беспечно все ей разболтала: «О да, я знаю Маркуса Робертса. Он мой лучший друг, и он посылает вам деньги, потому что чувствует за собой вину». Как ты могла быть такой... своевольной?
        Мэй уже была готова выпалить столь же эмоциональную отповедь, но передумала.
        - Почему это тебя так разъярило?
        - Потому, маленькая дурочка, что ты вовлекла себя в опасность. Почему, как ты думаешь, я раньше не объявил, кто я такой? За мою голову все еще назначена цена, и ты... Мэй, опасность теперь грозит и тебе. Ты же объявила Несбит, что знаешь, кто я такой.
        Мэй попыталась на это презрительно фыркнуть, но серьезность на его лице остановила ее.
        - Ты действительно так думаешь?
        - Есть такая возможность. - Он зашагал из угла в угол. - Никак не ожидал, что ты сунешь нос в мои дела. - Повернувшись, он направился к двери. - Я должен посмотреть, что можно предпринять. У меня есть кое-какие связи.
        И он ушел не простившись. Мэй хотела окликнуть его, но удержалась. В ней самой начало расти чувство тревоги.
        Он не дал ей ничего объяснить. Энн Несбит не сделает такого, что могло бы ему повредить. Он просто не мог этого понять, поскольку не был в гостиной Энн, не слышал, что она сказала, и не чувствовал искреннюю благодарность, сорвавшуюся с ее дрожащих губ.
        Он обвинил ее в том, что она ему не доверяла, но на самом деле это он не полагался на нее. И он обвинил ее в том, что она сует нос не в свои дела. Да, она вмешалась в его судьбу, но очень осторожно. Это только пошло во благо, она была уверена.
        Но, подумав, Мэй вдруг усомнилась, правильно ли она поступила. Что, еели ее вмешательство разбудит осиное гнездо, как этого боится Роберт?
        В последующие дни Роберт не появлялся, чего не было даже тогда, когда он был ею недоволен. Мэй запаниковала. Отвлечься от пугающих мыслей она не могла. Триста уехала в Уайтторн, а Мишель и Эйдриан перебрались в загородный дом. Как же ей не повезло, ведь она оказалась одна именно тогда, когда ей нужны близкие люди!
        Тем не менее она часто думала о них, особенно об Эндрю и Тристе. Из Уайтторна пришло первое письмо. Оно было спокойным по тону, но без труда угадывалось, что возвращение Тристы в дом юности принесло больше разочарования, чем радости. Кроме того, мальчику Уайтторн не понравился.
        Прочитав письмо, Мэй какое-то время молча сидела за бюро, раздумывая, как ей уладить дела с Робертом... Но внезапно ей пришла в голову другая мысль. Мэй быстро опустила перо в чернильницу и стала писать небольшую записку, которую надо было отослать немедленно. После этого она поднялась по лестнице и распорядилась тотчас же упаковать чемоданы. Она уезжает в Уайтторн.
        Ей нужна была ее семья, и, возможно, семья нуждалась в ней. Хорошо, если бы так и было.
        Служанка передала Роману просьбу Тристы прийти к ней в библиотеку. Когда он вошел, Триста хмуро читала письмо.
        - Что там? - спросил он. - Тебя что-то расстроило?
        Она протянула ему лист:
        - Я получила письмо от своей тети. Она хочет нас навестить.
        - Прекрасно, - сказал Роман, радуясь, что новость оказалась такой незначительной.
        Триста закусила губу.
        - Она пишет, что когда я буду читать это письмо, она уже будет в пути.
        - А, - чуть удивился Роман.
        - Это тебе не помешает?
        - Напротив. Эта женщина хорошо ко мне относится, а значит, неплохо разбирается в людях. Ее всегда с радостью встретят в нашем доме.
        Триста улыбнулась, а потом снова опустила глаза на письмо. На ее лице появилось беспокойство.
        - Дай мне посмотреть, - попросил он. Он протянул руку с вопросом: - Можно?
        Триста не стала возражать. Роман пробежал письмо глазами.
        - Похоже, что у нее большие неприятности. Как ты думаешь, по какой причине?
        Триста отрицательно покачала головой.
        - Не волнуйся, - сказал он. Он отложил письмо в сторону. Потом подошел к ней и осторожно коснулся ее щеки. - Мы побеспокоимся о ней, когда она приедет. Это хорошо, что она нас навестит. Если у нас проблемы, она поможет их выявить. Кроме того, теперь она и моя родственница. К тому же Эндрю будет рад ее повидать. Триста посмотрела на него счастливыми глазами:
        - Спасибо тебе за доброту.
        - Ты так считаешь? Но ты обвиняла меня в том, что я поступал по отношению к тебе жестоко, когда мы были детьми. А теперь ты благодаришь меня за доброту. Ты считаешь, я изменился?
        - Нисколько. Ты тот же самый. Ты всегда был добрым. Я помню, как ты починил мою куклу.
        Он застыл на мгновение, пытаясь припомнить. Потом закрыл глаза и сморщился:
        - Боже, какой уродливой она получилась!
        Она рассмеялась. Потом снова взяла письмо, чтобы перечитать.
        - Надеюсь, что она снялась с места не потому, что произошло что-либо ужасное.
        Он вырвал из ее рук письмо и отложил его в сторону.
        - Перестань об этом беспокоиться. Ты скоро ее увидишь и все выяснишь сама. А до этого я хочу предложить тебе кое-что другое.
        - Что? - заинтересовалась она.
        - Одно место, которое, я знаю, тебе понравится. Ты пойдешь со мной?
        Ее глаза загорелись - он любил это выражение.
        - Это одно из твоих секретных мест?
        Он взглянул на нее, и она поняла, что это так и есть.
        - Я поклялся никогда никому не показывать его. Но если мы отправимся на прогулку и внезапно найдем что-то интересное, это не будет нарушением клятвы.
        Как она могла этому противиться?
        - Я захвачу Эндрю.
        Триста поднялась с места, но Роман остановил ее за руку:
        - Нет. Только ты и я.
        Это ее удивило. Она привыкла к мысли, что главным для Романа был его сын.
        - Ты уверен?
        - Я хочу взять тебя. Только тебя. - Он привлек ее ближе, его руки покоились на ее плечах. - Ладно?
        Она произнесла:
        - Ладно. Я только захвачу шаль.
        Он вывел экипаж, запряженный пони. Триста рассмеялась, увидев Романа в повозке. На нем была широкополая соломенная шляпа, когда пони медленно повез их через двор к дороге.
        - А где твой фаэтон и прекрасные скакуны? - удивленно спросила Триста.
        - Им не понравится то место, куда мы отправляемся, - я имею в виду лошадей. Что касается фаэтона, то он слишком громоздкий. Нам хватит и этого.
        - Если бы Аннабелла, Реймонд и его жена... как там ее имя? О, черт! В любом случае они, без сомнения, были бы изумлены, увидев, как такой городской человек ведет повозку в соломенной шляпе!
        Роман прищурился, словно от солнца, хотя широкие поля закрывали его лицо.
        - Знаешь, мне ее мнение никогда не было интересным.
        - Чье мнение?
        Он усмехнулся:
        - Ты хорошо знаешь чье. Аннабеллы.
        - Ты хочешь сказать, что мне нет нужды ревновать?
        - Именно.
        - Ты меня убедишь в этом, если пообещаешь меня не ревновать к Джейсону.
        - Джейсону? Ты серьезно? Мне ревновать к нему? - Он с досадой стеганул пони.
        - Ты был выбит из колеи, когда он пришел поговорить со мной в тот день, когда приехала Грейс и я внезапно покинула салон. Признай это.
        - Ревновать к Джейсону! Вот это новость! Ладно, я согласен на эту сделку.
        Он с такой готовностью согласился, что она рассмеялась. Роман посмотрел на нее через плечо:
        - Конечно, я нисколько не ревную. Этот человек - пастор.
        - Я знаю это.
        - А ты добродетельная женщина.
        Искоса бросив на него взгляд, она улыбнулась:
        - Ну, спасибо.
        - Пожалуйста. Кроме того, ты знаешь, я покалечу всякого, кто как-либо тебя тронет. Помимо меня, конечно.
        - О, вот как? - Она едва могла сдержать смех. - Ну, это определенно меня сдержит.
        - И поскольку ни ты, ни Джейсон не дураки, мне нечего волноваться. Так что я не ревнив. Чисто из соображений логики.
        - Какой ты самодовольный! Просто невыносимо! Роман постучал по голове указательным пальцем.
        - Логика, - повторил он.
        Но когда Триста увидела, куда он привез ее, ее улыбка погасла.
        Не то чтобы она была разочарована. Напротив, она очень обрадовалась, хотя и попыталась это скрыть. Сюда они приезжали много раз, когда были влюблены. Много дней, проведенных здесь, были заполнены долгими, казалось, бесконечными разговорами, в которых они делились всем, что у них было на сердце.
        Это место словно предназначалось для романтических встреч. Изолированное от мира, оно было сказочно красиво. Здесь громоздились огромные булыжники с плоскими поверхностями. Время от времени они скатывались вниз. Но на них было так замечательно сидеть в солнечные дни! Вдалеке виднелось озеро, над водами которого склонялись деревья. Еще дальше по плодородной земле неспешно струилась река. Ее можно было разглядеть сквозь кроны деревьев и крыш и фермерских домиков.
        - Но ты приводил меня сюда раньше. Мы... - Они здесь занимались любовью.
        - Я никогда никому не собирался показывать это место.
        Она пристально посмотрела ему в глаза:
        - Ты помнишь?
        - Я никогда не забывал. Ни на одну секунду, - ответил он. - Но пойдем. Мы должны подняться вверх.
        Он выбрался из повозки и подошел к ней, чтобы помочь ей спуститься. Это произошло так быстро, что у нее не было времени возразить. Подняться вверх? Волшебство этого места вдруг захватило ее. Было немного страшно, но сердце радостно забилось.
        Она начала взбираться вверх, босая, чтобы легче было подниматься по камням. Себе она в эту минуту напоминала беспризорника. Роман же был похож на пирата, когда он встал на высокую скалу, чтобы оглядеть окрестности, и рубашку раздуло ветром.
        Роман дотронулся до ее лица и вдруг понял, что она улыбается. Он провел большим пальцем по ее верхней губе.
        - Нам здесь было так замечательно.
        Триста кивнула.
        Роман широко улыбнулся:
        - Боже! Ты обычно смеялась чисто и невинно.
        Триста закрыла глаза, погрузившись в прошлое. В ее памяти всплывал не вид этих мест - не знакомые пейзажи, а те чувства, которые она испытывала здесь, таившиеся где-то в закромах ее памяти.
        - Не знаю, смеешься ли ты так и сейчас.
        Триста пожала плечами:
        - Думаю, Эндрю заставляет меня так смеяться.
        - Теперь он доставляет тебе радость, - сдавленно заметил Роман.
        Она почти физически ощущала его взгляд.
        - Я скучала по тебе, - сказала она, чувствуя, что волшебное мгновение готово уйти. - Когда я смотрела на него, я злилась, что тебя нет со мною, чтобы разделить мою радость.
        Как она могла так проболтаться? Выбранив себя, Триста попыталась отвернуться, но он ей не позволил. Он обнял ее, и она подумала, что правильно сделала, что это сказала. На сердце стало легче.
        - Я жалела, когда ты забирал Эндрю у меня, - тихо произнесла она. - Но была рада, что он бывает с тобой. Это была компенсация за годы твоего полного отсутствия в нашей жизни.
        Роман молча смотрел на нее, не зная, что сказать.
        - Я думаю, - тихо сказал он, тщательно подбирая слова, - ты должна найти в себе силы простить меня.
        Она изумилась. Это он должен простить ее за то, что она скрывала Эндрю.
        Она хотела спросить, что он имел в виду, но он начал взбираться по куче камней. Прикрыв глаза от солнца, Триста следила, как быстро перебирается он с камня на камень. Вдруг Роман задержался с согнутыми ногами и расправленными плечами. Ветер раздувал его волосы.
        - Ты идешь? - спросил он с озорной улыбкой.
        - У меня платье.
        - Так сними его. Как ты обычно делала.
        - Я не язычница, чтобы так ходить.
        Откинув голову, он рассмеялся:
        - Да, ты не язычница. Давай.
        Она выругалась, отчего он рассмеялся еще громче, стянула с себя платье и последовала за ним в нижнем белье. Скала была холодной и грубой для кожи ног. Триста прищурилась, глядя на него, и подняла руку, чтобы закрыть глаза от солнца. Высота была такой, что при взгляде вниз кружилась голова.
        - Ты же не боишься, верно? - насмешливо спросил он.
        - Ты совсем сошел с ума.
        - А вы, мадам, трусиха.
        - Черт бы тебя побрал! - Она подхватила край нижней юбки и завязала его в узел, обнажив ноги до колен. Потом опасливо взобралась на возвышенность.
        - Ты не забыла, как это легко? - соблазнял он. - Ты уже делала это.
        Теперь она вспомнила. Она стала искать знакомую ступеньку, а затем следующую.
        Ей удалось легко взобраться по склону, осторожно перебираясь с булыжника на булыжник. Когда она была ребенком, высота ее не страшила, теперь же ее бросало в дрожь при мысли, как далеко она от земли. Она старалась не смотреть ни вниз, ни вверх, и только тогда у нее не заходилось сердце. Когда она со страхом прыгнула на высокий уступ, Роман уже ждал ее. Он схватил ее рукой за талию и прижал к себе.
        - А вот и ты, - произнес он и, внезапно наклонив голову, поцеловал ее в раскрытые губы.
        - Скажи это, - потребовала она, когда он отстранился.
        - Сказать что?
        - Что я очень храбрая. - Подняв подбородок, она с вызовом посмотрела на него.
        - Но ты еще не на вершине, - ответил он и преодолел еще три ступеньки. Поднявшись, он повернулся посмотреть, идет ли она следом.
        - Ты думаешь, что я сама не смогу этого сделать? - задыхаясь, спросила она.
        - Нисколько. - Черт бы его побрал, он даже не устал. - Мне просто не хватает твоей компании.
        Рука в руке, он проводил ее на вершину. Когда они взобрались на самый верх, он остановился, глядя на нее, сияя от счастья и чувствуя себя победителем.
        Триста тоже была взволнована. На ее лице появилась гордая улыбка.
        - Теперь я скажу это, - произнес он. - Мы очень смелы и очень ловки. - Он шагнул к ней. - И это относится не только к лазанью по скалам. Иногда храбрость объясняется глупостью. Ты же проявила храбрость в куда более опасных обстоятельствах.
        Ветер здесь был резче. У Тристы появилось ощущение, что ветер кружит вокруг них смерчем, притягивая их друг к другу.
        - Ты вышла за меня замуж.
        Триста рассмеялась. Несколько прядей волос выбилось у нее из прически и закрывало лицо. Протянув руку, Роман вернул их на место, но ветер снова вырвал волосы. Триста улыбнулась.
        - Знаешь, почему я такой храбрый? - спросил он.
        - Потому что ты знал, что здесь увидишь.
        - Я бы сказал, что это сделало меня ловким. - Роман улыбнулся.
        - Ты очень хорошо научился себя хвалить, - укорила она его.
        - Да, я себя похвалил Но разве я не стою похвалы?
        - Да, да, стоишь. - Триста ткнула его в бок. - А теперь похвали меня.
        - Я уже сделал это. Я сказал, что мы очень храбрые, - сказал он.
        - Ты сказал это про себя.
        - Хорошо, ты ловкая.
        - Ну ладно, я тебя прощаю, - внезапно сказала она.
        Вдруг его настроение изменилось. Лицо Романа стало неподвижным, как маска. На нем появилось недовольство.
        - Не делай этого.
        - Чего?
        - Ты уступила слишком просто. Что ты простила?
        - Что ты надменный глупец, который прошел мимо лучшего, что было у тебя.
        Он немного подумал, и его лицо просияло.
        - Странная вы особа, леди Эйлсгарт. Вы предлагаете мне утешение, а затем нападаете. - Он внезапно рассмеялся. - Но по делу. Я был не прав, женившись на Терезе. Это никому не принесло счастья.
        Триста наклонила голову:
        - Может, сейчас время сказать, как я жалею, что я... Роман, я была не права в том, что делала. Я имею в виду Эндрю. Мне не нужно было прятать его от тебя. Я не давала тебе шанса или по крайней мере возможности стать ему отцом.
        Она повернулась к нему, в ее лице была мольба. Повисла неловкая пауза.
        - Ты сделала это со злости?
        - Нет! - искренне возразила она.
        Он кивнул и чуть улыбнулся.
        - Я прощаю тебя, - произнес он. - Но не уверен, что прощу себя.
        Она тяжело сглотнула, не понимая, о чем он говорит. Того, что он простил ее, ей было недостаточно.
        Все это останется в прошлом только тогда, когда Эндрю перестанет хмуро смотреть на своего отца. Пока же положение только ухудшается. Эндрю не привыкает к Роману, а в последние дни он держится с ним все более настороженно.
        Пока Эндрю не полюбит отца, это дело нельзя считать завершенным.
        Роман шагнул, чтобы сократить разделяющее их расстояние.
        - Кто знает, Триста, возможно, ты и была права. Я не уверен, что если бы я тогда узнал про Эндрю, это изменило бы мою жизнь. Я был столь сосредоточен на себе, на своем «долге». К тому же, когда ты отказалась стать моей любовницей, я решил, что это ты меня предала. Как ты могла не смириться с моей женитьбой, когда я наконец обрел ощущение своей значимости, которого я так долго ждал... - Он запнулся и вздохнул.
        Триста положила голову ему на грудь, на свежую зеленую рубашку. Она чувствовала теплоту его тела и мерное биение его сердца.
        Отстранившись, он пристально посмотрел на нее:
        - Может, мы просто сделали то, что было лучшим в тех обстоятельствах? Что ты думаешь об этом?
        - Лучшим? Но результаты получились не очень хорошими, - ответила она.
        - Но мы были так... ну, глупы. Молоды, неопытны, самоуверенны.
        Она рассмеялась:
        - Да. Не хотелось бы признавать это, но да. Я думала, что в мире есть идеалы и можно не вступать в компромиссы, сохраняя чувство собственного достоинства.
        Он пожал плечами:
        - Все не без недостатков.
        Он играл ее волосами, и Триста откинула голову, отдавая себя во власть его рук. Он вынул заколки, и ее золотистые пряди упали каскадом на спину.
        - Да, - произнес Роман, разглядывая ее так внимательно, словно она была картиной. В его глазах промелькнуло странное выражение. - В моих воспоминаниях ты всегда так и смеялась. Всей душой, с искренним весельем, не сдерживаясь. Смех извергался из тебя в окружающий воздух, так что я мог физически его почувствовать и вдохнуть.
        Она наконец справилась со смехом.
        - Когда ты стал поэтом? - озорно спросила она.
        - Когда мне внушили вдохновение.
        Ей очень хотелось сказать, чтоона любит его. Это был подходящий момент. Но где были слова, почему они все вылетели из головы?
        Их глаза встретились.
        - Как ты думаешь, мы не очень стары, чтобы заняться любовью, как мы обычно здесь делали?
        - Конечно, стары. Не могу представить ничего более недостойного. Ты лорд Эйлсгарт, я твоя жена и мать твоего сына. И кроме того, скала твердая, а у нас дома отличная кровать.
        Он прищурился:
        - А если яснее?
        - Ты лишился разума, если думаешь, что я сниму всю одежду и лягу на эту скалу.
        Он начал опускаться на колени, увлекая ее за собой.
        - Тогда я лишился разума, поскольку это именно то, о чем я думаю.

        Глава 19
        В детской Уайтторна Эндрю уныло дожевывал бисквит. Нянечка поглядывала на него с улыбкой, но ее рот был решительно сжат.
        Нянечка, Нэнси, во многом напоминала Эндрю маму. Она всегда хорошо знала, когда ему что-то не нравилось.
        Он ходил вниз, чтобы найти кое-какие игрушки, которые оставил в гостиной, и случайно услышал, что папа собирался взять маму в какое-то особое место, и когда мама захотела захватить и его, Эндрю, папа сказал «нет».
        Это наполнило Эндрю горечью. Он побежал в детскую. Он не мог забыть, что папа отказался. Нэнси сразу поняла, что он расстроен. Она не знала почему, но хотела знать. Она задавала ему вопросы и с беспокойством следила за ним.
        - Ну ладно, - обратилась она к Эндрю. - Ты можешь налить немного сливок в чай. Ты же любишь это? Вкусно и сладко, верно?
        - Ладно, - сказал Эндрю, но только чтобы ее не огорчать. Он не хотел доедать бисквит и допивать чай. Он был не в состоянии это сделать. У него уже сводило живот.
        Нэнси налила еще сливок в его кружку и помешала, с надеждой улыбаясь:
        - Вот так-то лучше. Теперь... как насчет прогулки после небольшого отдыха?
        Эндрю равнодушно пожал плечами:
        - Да, пожалуй.
        Наклонившись, она отвела волосы от его лица. Так всегда делала мама. Он хотел, чтобы сейчас здесь была мама. Хотя он и любил Нэнси и она к нему хорошо относилась, маму заменить она была не способна.
        - Похоже, ты немного устал, - сказала она, положив на лоб Эндрю ладонь, чтобы проверить, нет ли у него температуры. Убедившись, что все в порядке, она успокоилась. - Немного отдохнув, ты снова повеселеешь. Я уверена в этом.
        Она оставила его и принялась наводить чистоту в детской. Время от времени Нэнси отрывалась от работы, и на ее лице можно было заметить некоторое беспокойство. Эндрю изображал, что он прихлебывает чай и доедает бисквит. Нэнси решила, что ничего серьезного не случилось, и покинула комнату, чтобы принести свежие постельные принадлежности. Покончив с чаем, мальчик должен был лечь в кровать.
        Эндрю перелил свой чай в чайник, а бисквит выбросил в окно. Затем забрался в кровать, натянул одеяло поверх головы, закрыл глаза и стал думать о папе и маме. Его маленькое сердце трепетало, как пойманная птичка.
        Эндрю с силой сжал глаза, желая быстрее заснуть и забыть о том, о чем думает. Они никогда раньше не оставляли его, собираясь на прогулку. Его брали всегда, даже когда он поначалу этого не хотел.
        А мама обещала, что всегда будет его любить. Папа говорил, что любит его больше, чем когда-либо прежде, но он в это не верил. Если мамину любовь он чувствовал всегда - сильную и постоянную, то про папу этого сказать было нельзя.
        Папа вел себя вежливо, иногда с ним даже было весело. Но его глаза смотрели только на маму, и Эндрю был уверен, что он любит ее, а не его.
        Наверное, именно поэтому папа и не захотел сегодня взять его, Эндрю, с собой на прогулку. Возможно, он боится, что Эндрю будет себя плохо вести. А может, он хотел увести маму одну.
        Об этом было горько думать, ведь папа начал ему нравиться. Папа знал много такого, о чем было не известно маме. Он любил приключения, веселые розыгрыши, от которых Эндрю почти всегда приходил в восторг. И мама обычно не возражала против этих проделок, хотя папа и совершал при этом поступки, за которые бы ему, Эндрю, попало. Иногда папа смотрел на нее как-то странно, от чего она краснела.
        Эндрю почти привык к этим взглядам. Ему пришлось, поскольку замечал их все чаще и чаще. Со временем он перестал относиться к ним с тревогой. Пусть папа смотрит на маму, а мама на папу - это не значит, что они его забудут.
        Но в этот день они его забыли. Они его оставили. И сделали это умышленно.
        Может быть, они хотят отправить его обратно в Лондон? Он сможет жить с тетей Люси и дядей Дэвидом.
        Мысль о возвращении к дяде Дэвиду была уже не столь волнующей, как раньше. Он до сих пор любил их и скучал без них, но он уже привык к этому дому и к папе. Конечно, тот не был морским капитаном, но с ним было интересно и удивительно, и Эндрю не мог им не восхищаться. Люди в церкви хорошо к нему относились, а другие мальчики стали его друзьями, как этого папа и хотел. Может, жить в Уайтторне было не хуже, чем плавать по морям на огромном корабле.
        Наверное, ему не следовало плохо относиться к папе с самого начала. Но он не мог себя побороть. К тому же, похоже, папа на это мало обращал внимания.
        Внезапно Эндрю пришла в голову мысль, от которой он глубже зарылся под одеяло.
        Может быть, папа и обращал на это внимание.
        Триста внимательно изучала счета за домашние покупки, когда в комнате появилась Грейс. Увидев Тристу в кабинете, Грейс в удивлении резко остановилась.
        Триста произнесла:
        - Если ты ищешь брата, он и Джейсон сейчас объезжают владения. Он сказал, что они будут заниматься этим очень долго.
        - О, какая досада! - Грейс застыла на мгновение в неловкой позе.
        - Если хочешь, можешь сесть. Я как раз собиралась сделать перерыв. - Триста потянулась. Она чувствовала себя усталой, тело ныло от долгого сидения за приходорасходными книгами. - Было трудно разобраться с отчетной системой, которую использовала миссис Бэндури.
        Положив руку на талию, она медленно подошла к стулу. Грейс молча смотрела на нее.
        - Это старая система, - продолжила Триста, расслабленно опускаясь на стул. - Ты не будешь возражать, если я позвоню и попрошу немного чая?
        - Не хочу занимать твое время, - ответила Грейс. По ее лицу было видно, что она недовольна, обнаружив Тристу, когда искала Романа.
        - Я тебя не задержу, - сказала Триста, - хотя думаю, что нам следует прояснить наши отношения. Ты согласна?
        Эта мысль Грейс не понравилась. Нахмурившись, она поспешила сменить тему:
        - Не думала, что он, как феодал, будет скакать по полям. Хотя отец часто делал это во время своих визитов в Уайтторн. Он говорил, что работникам нравится, когда он разговаривает с ними. Это пробуждает в них чувство избранности и собственной ценности. Эти дурачки не знают, что ему наплевать и на них, и на собственную семью.
        - Похоже, ты не любишь своего прошлого, Грейс, - осторожно начала Триста, - и, возможно, из-за этого у тебя трудности в настоящем. Это был несчастливый дом для тебя и Романа.
        - Тебе этого не понять. У тебя была мать.
        - Она очень любила тебя и Романа. У нас было сложное прошлое, но мы должны теперь жить в настоящем.
        - Да, и ты сейчас на коне. Хозяйка Уайтторна, жена Романа, мать его сына и наследника.
        - А ты - любимая сестра моего мужа и тетя моего сына, двух самых для меня дорогих людей. Я бы очень хотела, чтобы мы лучше поладили.
        Лицо Грейс выразило неудовольствие.
        - А мы плохо ладим? Разве я проявила какое-то неуважение, после того как получила отповедь от твоих поклонников?
        - Поклонников?
        - От Романа. И Джейсона. - Последнее имя она произнесла сдавленно.
        - Мне жаль, что так получилось. Им не следовало вмешиваться. - Но ей было приятно, что Роман ее защищал. - Я должна сама улаживать собственные дела.
        - Да. - В ее голосе появилась насмешка. - Триста, всегда способная за себя постоять. Неутомимая Триста. Есть что-либо на свете, что ты не можешь делать?
        - Я не могу сделать тебя такой, как я, - сказала Триста. - Хотя я пыталась это почти всю жизнь.
        От этих слов Грейс надолго замолчала. Потом недоверчиво прищурилась:
        - Тебе недостаточно, что Роман у твоих ног? И похоже, Джейсон? Ты хочешь, чтобы тебя обожали все?
        - Нет. Я хочу твоей дружбы. Мы здесь единственные женщины. В детстве мы росли вместе, и у нас могли бы быть особые отношения. Однако ты этого не хочешь, и я принимаю это спокойно. Было бы нормально, если бы ты и дальше старалась казаться любезной. В конце концов, это твоя семья.
        - О, прошу, не притворяйся, что ты заботишься обо мне. Ты делаешь это только ради Романа и Эндрю.
        - Конечно. Что в этом плохого? Я стараюсь сохранить в семье мир ради нас всех. Если бы не они, я бы не потратила ни минуты на такую высокомерную, мелочную, неблагодарную, озлобленную особу, как ты.
        Грейс сжала губы и ответила:
        - Если бы ты не родила такую хорошую копию моего брата и затем не вышла бы за него замуж, я бы нашла способ избавиться от тебя.
        - Я прекрасно это понимаю.
        Грейс стояла неподвижно, изучая свою собеседницу.
        - Мы никогда не станем друзьями.
        - Мы для этого зашли слишком далеко, - кивнув, согласилась Триста.
        Грейс медленно улыбнулась:
        - Ну, по крайней мере мы поняли друг друга.
        Триста кивнула с любезной улыбкой:
        - Совершенно. А, вот и чай. Ты уверена, что не присоединишься ко мне?
        Грейс опустилась на стул, сложила руки на груди и с равнодушным видом стала ждать, когда Триста нальет ей чаю.
        - А теперь, - сказала Грейс, откинувшись назад с чашечкой в руках, - нам хорошо бы поговорить об Эндрю. Как познакомить его с соседскими детьми?
        - Я хочу устроить в доме детский праздник.
        - Это интересная мысль. Но праздник может привести к непредсказуемым последствиям. Вспомни об обстоятельствах. Ты когда-то была в этом доме служанкой. Теперь ты хочешь, чтобы к тебе относились как к хозяйке. Надо сделать так, чтобы это не привело к неприятным случайностям.
        - Ты считаешь, что я не смогу справиться с обязанностями хозяйки дома? - насмешливо спросила Триста. - Ты так хвалила меня всего минуту назад.
        - Во мне говорила злость. Но у тебя же нет никакого опыта. - Пока Триста жевала бисквит, она отпила чай. Триста прекрасно могла бы встретить гостей, но Грейс очень хотелось ее уколоть. - Однако я могла бы помочь. Наши не очень просвещенные соседи могут смотреть на тебя свысока, но они не откажутся от приглашения от нас обеих. Конечно, я сделаю это только ради Эндрю, - поспешно добавила она. - Он должен чувствовать себя хорошо, и если мы выступим с тобой единым фронтом против всех этих сплетников, у них не будет предлога игнорировать нашу семью. Вся семья должна показать свою поддержку тебе, так что им придется признать тебя леди Эйлсгарт.
        Хотя ей было больно слышать эти слова, Триста не могла не признать их правоты.
        - При твоем участии дело примет совсем другой оборот. Спасибо за предложение.
        - Да, но не будем лить слезы умиления. Это всего лишь праздник - ради Эндрю.
        Триста наклонила голову:
        - Конечно.
        Грейс поправила платье.
        - Это не такое значительное событие, как, к примеру, вопрос о том, следует ли строить новое крыло дома.
        - О! - воскликнула Триста. - Но я меняю обстановку моей комнаты и не могу сделать выбор. Ты не посмотришь, какие цвета там лучше подойдут?
        - Что? Ты собираешься переделать комнату моей матери? - Грейс недовольно выпрямилась. - Это все было сделано для нее и за большие деньги. Там очень мило, и я определенно не шевельну пальцем, чтобы что-либо изменить.
        - Тогда я прибыла вовремя, - прозвучал чей-то новый голос. - Похоже, как раз, чтобы вы не поссорились. Я отлично разбираюсь в декоре комнат.
        - Тетя Мэй! - воскликнула Триста и бросилась к маленькой женщине, буквально ворвавшейся в комнату в облаке перьев.
        Мэй рассмеялась.
        - Я просила дворецкого не сообщать обо мне. Я хотела застать тебя врасплох. Вижу, что мне это удалось. О дорогая! - добавила она, когда Триста обняла ее слишком горячо.
        - Я скучала без тебя, - сказала Триста. - И я знаю, что Эндрю тоже. Он будет очень рад.
        - Тогда приведи его немедленно, чтобы я могла сообщить ему хорошую новость, что я приехала. Я заметила, что, упоминая тех, кто скучал без меня, ты не упомянула своего мужа.
        - Чепуха. Роман будет очень рад. Он был счастлив, что ты приедешь, когда я показала ему твое письмо.
        Мэй похлопала руку Тристы и повернулась к Грейс:
        - Привет, леди Грейс. Рада видеть тебя снова.
        - Грейс и я как раз раздумывали, как устроить детский праздник, - объяснила Триста.
        Мэй радостно хлопнула в ладоши. Потом решительно сдернула перчатки с рук.
        - Тогда я была права, когда сказала, что приехала как раз вовремя. Я просто мастерица устраивать праздники.
        - Да, тетя Мэй, но я хотела бы попросить руководить всем Грейс, - беспокойно сказала Триста, когда Мэй устраивалась в кресле. Тетя Мэй всегда любила всем командовать сама.
        Мэй улыбнулась, глядя на племянницу. В ее глазах было понимание.
        - Грейс, тогда ты должна рассказать мне о здешних обычаях. Каждая округа имеет свои порядки, и как наш эксперт ты должна помочь нам разобраться в них.
        Появление Мэй Грейс приняла настороженно, но, рассказывая о праздниках, она совсем успокоилась и даже не раз рассмешила своих собеседниц, упомянув несколько забавных происшествий.
        Мэй поняла, что Грейс достаточно хорошо знает быт соседей, и решила не волноваться. Грейс вполне справится со своими обязанностями. Возникший было задор испарился, и Мэй начала раздумывать о Роберте. Эти мысли заставили ее злиться то на Роберта, то на себя. Наконец она решила, что ей не стоит осуждать Роберта за то, что он ее так обругал. Она и в самом деле могла нанести ему вред, и если это будет так, она этого не переживет. Она скорее бы приняла причитающееся ему наказание на себя - и так, чтобы он этого не узнал.
        Все эти думы разволновали ее. Плохо было и то, что ей оставалось только ждать. Если ее визит к Энн Несбит был ужасной ошибкой, она узнает о последствиях этого очень скоро.

        Триста отметила для себя, что ее тетя была не такой яркой и приветливой, как обычно. То, что она почти не приняла участия в планировании праздника, а это было ее любимым занятием, уже указывало на какое-то неблагополучие. Мэй извинилась и объявила, что хотела бы повидать Эндрю, а затем отправиться отдохнуть перед ужином. Но тетя совершенно не выглядела уставшей. Триста все же решила дать Мэй немного вздремнуть. Поговорить же можно позже.
        Она продолжала разрабатывать с Грейс план праздника, удивленная, с каким энтузиазмом ее-золовка принялась за дело, составляя вместе с ней список гостей, блюд и развлечений.
        Когда вернулись мужчины, Грейс взглянула поверх своих записей и сухо заметила:
        - Лорд усадьбы прибыл из путешествия по своим землям, где он осматривал владения. Надо убить и зажарить поросенка, наложить куски мяса на доску и откупорить бочонок эля. А потом выйти к нему навстречу для приветствий.
        Роман быстро поцеловал Тристу в лоб.
        - Грейс и я собираемся устроить праздник, - сказала ему Триста.
        - Эндрю, - поспешно вставила Грейс, с тревогой бросив взгляд на удивленно поднявшего брови Джейсона.
        - Это будет что-то в духе средневекового праздника? - озадаченно спросил Роман.
        Триста рассмеялась и посмотрела на Грейс. Та встретилась с ней глазами и улыбнулась тоже:
        - Нет, нет. Грейс сказала, что ей вспомнился феодал, когда ты поскакал... ну, я объясню потом. Наверху тетя Мэй. Она приехала несколько часов назад.
        - А! Я с нетерпением хочу ее повидать. - Роман направился к столу, где в графинах стояли спиртные напитки. - Это очень любезно с твоей стороны - помочь, используя твой опыт. Мы благодарны тебе за это. Джейсон, тебе налить этого яда?
        - Два пальца виски. - Он сел и, улыбаясь, посмотрел на Грейс: - Праздник... Хорошо.
        Поскольку в его голосе звучала насмешка, Грейс ответила ему мрачным взором.
        - Для того, чтобы Эндрю завел друзей.
        - Извините меня, - проговорила Триста, вставая. - Раз уж речь зашла об Эндрю, я хотела бы провести с ним время, перед тем как переоденусь на обед.
        - Но я только приехал домой! - возразил Роман с разочарованным видом. - А ты уже убегаешь.
        - Это не моя вина, что тебя не было все утро. Тогда пойдем со мной.
        Роман пожал плечами:
        - Хорошо. Вот, Джейсон. - Он передал свое виски другу. - Я скоро вернусь.
        Грейс и Джейсон не успели возразить, а Грейс определенно была намерена это сделать, как они уже оказались одни в кабинете. Роман и Триста удалились, дружески переговариваясь между собой. Издали доносился их смех.
        Грейс решила тоже уйти:
        - Простите, но я хотела бы немного... отдохнуть. И переодеться к обеду.
        - Снова устала? Ты должна поговорить с врачом. Почему на тебя нападает слабость, когда я появляюсь в доме?
        - Не насмешничай, - спокойно ответила она. - Такое поведение не подобает пастору.
        - Это у меня старые грехи. - В его глазах горело озорство. И что-то еще, от чего у нее по спине пробежала дрожь. - В конце концов, я всего лишь человек из плоти и крови. Не святой.
        Ее голос стал ядовитым.
        - Твои прихожане не разочаруются, когда узнают об этом?
        - Я верю, что ты сохранишь мой секрет в тайне. - Он направил на нее тонкий палец. - А я сохраню твои тайны.
        - Но у меня нет тайн. - Она помолчала. - По крайней мере таких, которые тебе известны.
        - Я знаю, что ты совсем не такая холодная, как пытаешься изобразить. Твоя помощь в организации детского праздника это подтверждает. Могу я надеяться, что здесь сыграл свою роль наш последний разговор? - Он намеренно поддразнивал ее, довольно незамысловато, но это сработало.
        - Это смешно. Мне просто скучно. И это все ради...
        - Эндрю, которого ты обожаешь, конечно. Ты дважды сказала это, с особым ударением, чтобы я не пропустил. Хотя я не сомневаюсь, что тебе действительно скучно без города. - Он энергично махнул рукой. - Я уверен, что тебе все здесь кажется унылым после нескольких лет восхитительной жизни в Лондоне и вращения в свете.
        Грейс выпрямилась.
        - Это не твое дело, - с раздражением ответила она и решительно направилась к окну. Обхватив плечи, она стала смотреть во двор.
        Наступила долгая пауза. Нахмурившись, Джейсон размышлял о чем-то своем.
        - Грейс?
        - Мне не нравится, что на тебе воротник священника.
        Он кивнул и подошел к ней.
        - Я знаю.
        - Почему ты всегда так терпелив со мной? - спросила она. - Из-за твоих обязанностей? Потому что ты пастор?
        Какое-то мгновение он размышлял над ее словами.
        - Ты всех стараешься от себя отпугнуть?
        - Тогда почему ты не уходишь? - спросила она. Но в ее голосе не было злости.
        - Я знаю тебя слишком хорошо и долго. Ты ничего не можешь от меня скрыть.
        - И чего я от тебя не могу скрыть? - Она посмотрела на него в упор, не стараясь придать лицу какое-либо выражение. Джейсон подумал, что у него есть какая-то надежда.
        И он сказал просто:
        - Твое сердце.
        Она была поражена, но отнюдь не огорчена. Было видно, что в ней борются противоречивые чувства. Наконец она пришла к решению, неуверенно произнеся:
        - Это, возможно, грех - лгать священнику.
        - Грех.
        Она опустила глаза:
        - Ты, возможно, услышишь об этом рано или поздно. Что ты говорил о праздниках и вращении в свете? Я... вела тихую жизнь в городе. Я не посещала праздников. Совсем напротив.
        - Но ты не хочешь сказать, что никогда не бывала в свете?
        - Бывала, конечно, когда только приехала, но, обнаружив, что люди столь... Я не ожидала, что увижу это в городе.
        - Тогда почему ты там оставалась? - спросил он. Она посмотрела ему прямо в глаза:
        - Потому что я не могла вернуться сюда. Я не переносила этот дом, это место. Здесь я чувствовала себя совсем одинокой.
        Он медленно покачал головой:
        - Нет, ты не была бы здесь одна.
        Она отвернулась, ее лицо покраснело. Ей и в голову не приходило, что она может вернуться сюда к Джейсону. Их разделяли многие годы, и он вряд ли думал о ней. Джейсон взял ее за локоть. Его пальцы были сильными, она через тонкую ткань платья ощущала его тепло.
        - Скажи мне, почему ты не чувствовала себя в Лондоне счастливой?
        - Люди там... другие... Я с ними не была знакома. Как оказалось, мне с ними не о чем говорить. На общественных мероприятиях я никогда не знала, что сказать. Они были такие утонченные, имели хорошие манеры, а я выглядела как простая сельская девушка. Наверное, я им казалась совсем дурочкой.
        - Ты никогда не выглядела глупой.
        Она прервала его, поняв, что он как-то желает ее утешить.
        - Я была уверена, что все считают меня неполноценной. Роман несколько раз пытался переубедить меня, что это не так. Иногда ему это удавалось. Но как только я представляла, что начну говорить с этими людьми, меня охватывал дикий страх, и я никак не могла с ним справиться. Я пыталась призвать на помощь силу воли, пробовала себя уговорить, но это не помогало, и я опустила руки. Когда я встречала на прогулке кого-то из знакомых и он спрашивал, не может ли он меня проводить, и говорил, что он думал обо мне, я готова была провалиться сквозь землю. В конце концов я перестала вообще выходить из дома.
        - Боже, Грейс! - Он подвинулся ближе. Она почувствовала исходящий от Джейсона дразнящий мужской запах. От него слегка кружилась голова.
        Повернувшись, чтобы посмотреть ему в лицо, она сказала:
        - Вот так. Можешь радоваться. Избалованная богатая маленькая девочка оказалась в Лондоне совсем жалкой. - Слезы жгли ей глаза. Черт побери, она не заплачет перед ним снова. - Все получилось наоборот. Ты меня считал снобом, а я оказалась ниже их всех. Какой же я сноб?
        Она направилась к двери, но Джейсон ее опередил, быстро метнувшись наперерез и поставив руку на стену, чтобы не дать ей уйти.
        У Грейс перехватило дыхание. Она старалась не смотреть на него.
        - Не знаю, зачем я рассказываю все это, - проговорила она. - Если у тебя есть талант заставлять людей сообщать о своих провалах, если ты научился обезоруживать их и вынуждать показывать собственные слабости, тогда ты должен предупреждать о таком оружии.
        - Грейс, - прошептал он. Она закрыла глаза, пытаясь скрыть волнение. - Ты сама захотела мне все рассказать.
        Это так и было. Она почувствовала облегчение.
        Грейс заставила себя повернуться к нему. От его красивого лица, от его уверенной твердости и мужественности у нее замерло сердце. Сейчас она была очень чувствительна к его чарам. Грейс попыталась отвернуться, но он поймал ее за подбородок свободной рукой и не дал этого сделать. Его глаза скользили по ее лицу, и она ответила на его взгляд, зная, что больше не может от него что-либо скрывать.
        К счастью, именно в эту минуту в комнату вошла леди Мэй Хейуорт. Грейс направилась к выходу, не став ничего объяснять изумленной леди Мэй и не простившись с мрачно нахмурившимся Джейсоном Найтсбриджем.
        На следующее утро леди Мэй нашла Тристу завтракающей в одиночестве. Это была прекрасная возможность поделиться своими тревогами и рассказать о Роберте.
        Триста положила вилку. Еда ее больше не интересовала.
        - Так человек, которого я встретила в доме, Роберт... он...
        - Карсонс. Он этот Маркус Робертс. Да, он и в самом деле держит конюшни и продает экипажи, как я и сказала. Он занимался этим, когда мы встретились. В настоящее время он этим зарабатывает на жизнь.
        - Но... он также и разведчик?
        - Был разведчиком. - Погрузившись в размышления, Мэй похлопала пальцем по щеке. - Знаешь, я всегда это чувствовала. В нем было всегда что-то... скрытное.
        Триста собиралась ответить, когда в комнату вошел Роман. Он дружелюбно улыбался. Мэй с Тристой обменялись тревожными взглядами.
        Ощутив напряженность, Роман нахмурился.
        - Я говорила Тристе об одной проблеме, с которой столкнулась, - объяснила Мэй.
        - Я могу чем-нибудь помочь? - спросил он, опускаясь на сиденье и разворачивая салфетку.
        - Речь идет о моем... ну, он мне друг. Если вам не скучно, я хотела бы продолжить разговор.
        - Не скучно, - улыбнулся Роман, положив на тарелку яйца.
        Он внимательно слушал, когда Мэй повторяла свою историю, время от времени вставляя вопросы. Особенно его заинтересовала мисс Несбит.
        - Она виновата, - сказал он, в раздумье прищурившись. - Но она не относится к Маркусу Робертсу враждебно и не стала отрицать, что лгала.
        - О да. Она даже почувствовала облегчение, когда этот груз упал с ее совести, - подтвердила Мэй.
        - Тогда ее можно привлечь для установления истины.
        Лицо Мэй выразило нерешительность.
        - Одно дело - рассказать лично мне все это запутанное дело и другое - выступить на публике. Я думаю, что она была просто покалеченным ребенком, у которого не было сил не соглашаться со взрослыми, выдумавшими всю эту ложь.
        - Тем не менее, пока она не расскажет правду, Робертс будет в розыске. Захочет ли она смириться с тем. что этого человека приговорят к смерти, или же решит не ввязываться?
        - Ну, определенно я не могу сказать, - ответила Мэй, застигнутая врасплох таким поворотом разговора. - Я говорила с ней всего один раз. - Она посмотрела на Романа, и ее лицо осветилось надеждой. - Не исключено, что ее можно убедить.
        Роман взял ее за руку:
        - Мы нанесем ей визит вместе - ты и я. Наверное, мы сможем дать ей хороший совет.
        Триста заметила, как Мэй в надежде сжала руку ее мужа. Ее охватила гордость. Он выглядел очень солидным, уверенным и могучим по сравнению с маленькой тетей Мэй. Было видно, что Мэй довольна его желанием помочь.
        - Это хорошая мысль, - сказала она. - Давайте ее осуществим. После праздника мы составим план.
        - Да, - сказала Триста. - Мы все отправимся в Лондон. Эндрю может навестить Люси и Дэвида. Я скажу ему.
        Остаток дня они провели дома. Пошел сильный дождь, и пришлось играть в карты. Роман показал разные карточные игры - и в каждой из них он оказался искусен. После нескольких проигрышей Триста и Мэй так разъярились, что объединили свои усилия, чтобы его победить. Когда это им удалось, Роман потребовал реванша. На чай явился Джейсон и присоединился к карточной игре.
        Триста заметила, что Джейсон взволнован. Он постоянно посматривал на дверь, словно кого-то ожидая. Возможно, он хотел поговорить с Грейс, однако сестра Романа в этот день не выходила из комнаты. Триста чувствовала себя в этот вечер превосходно и была рада, что Грейс не испортит ей настроения.
        Игра проходила весело, они часто смеялись, до колик в животе. День получился совсем отличным от обычных дней - бессмысленных, скучных и тихих. О них Триста сейчас даже не вспоминала. Ей было весело.
        Завершив уроки, к чаю спустился Эндрю. Триста сообщила ему хорошую новость: скоро приедут дядя Дэвид и тетя Люси. К ее удивлению, Эндрю не выразил по этому поводу восторга. Он чуть поблеинел и бросил злой взгляд на отца.
        Триста хотела поговорить с ним, но когда она пыталась притянуть его к себе, он отстранился, и Триста не стала настаивать. Она поговорит с ним позже.
        Она вздохнула, решив немного подождать. Джейсон и Роман в это время начали спорить по поводу ставок в игре, и, глядя на них, Триста рассмеялась.
        Тетя Мэй обняла Эндрю и что-то тихо начала ему говорить. Напряженное выражение исчезло с его лица. Возможно, подумала Триста, ни один день нельзя назвать совершенством, но сегодняшний был к этому очень близок.

        Глава 20
        Крики детей заглушали звуки небольшого оркестра, который настраивал музыкальные инструменты на террасе. Когда мимо нее пронеслись трое ребятишек, Триста посмотрела на Романа и улыбнулась:
        - Я бы сказала, что праздник удается.
        От звука скрипки Роман сморщился:
        - Посмотрим.
        Он обнял Грейс, которая шла мимо с чашкой пунша.
        - Где вы нашли такой оркестр? - спросил ее он.
        - В портовом публичном доме, - отрезала она, но затем озорно улыбнулась и повернулась к Тристе: - Эндрю явно счастлив. Я рада видеть его таким. Последнее время он был довольно мрачен. Ты не заметила?
        - Да, Грейс, это бросается в глаза. Я рада, что ему наконец весело. Игра в прятки - одна из его любимых.
        - Я уже обратила на это внимание. Мне самой приходилось прятаться в шкафу детской, когда он настоял, чтобы я играла с ним.
        Триста увидела детей, которые бежали вниз по ступенькам террасы, направляясь к саду.
        - Тогда сегодня у тебя не только отличный праздник, но еще и передышка, поскольку у Эндрю есть друзья его возраста, с которыми он может развлечься.
        - А как насчет тебя? - спросила Грейс. - У тебя тоже отличный праздник?
        Тристу удивила эта забота. Пожав плечами, она ответила:
        - Не очень уверена. - Хотя никто из приглашенных открыто не выразил своего высокомерного отношения, некоторые гости держались довольно прохладно. Но Тристу это нисколько не волновало. Эти люди для нее были совершенно чужими. К тому же она увидела много дружелюбных лиц. И эти гости явно стремились завязать с ней разговор. - Думаю, день удастся.
        Грейс улыбнулась. Тристе пришло в голову, что Роман, по всей видимости, неправильно оценивал сестру. Он говорил, что Грейс чувствует себя неуютно при больших скоплениях народа. И когда она выходила в церковь или на какие-нибудь общественные мероприятия, он присматривал за ней. Наклонившись к мужу, Триста сказала ему: - Бейтли очень интересно объявила мой титул, громким голосом, а потом оглядела всех грозным взором, на случай, если кому не понравится. Я была в восторге.
        - Грозным взором? - задумчиво произнес Роман. - Мне нравится это определение, оно очень удачно.
        Грейс посмотрела на них:
        - Она здесь задает тон, и с ней считаются.
        - Как и с тобой. - Он поднял бокал, чтобы произнести тост. - За успех праздника. Ты много для этого сделала.
        Грейс вспыхнула от удовольствия. В этот момент она казалась особенно красивой.
        - Это не все сделала я.
        - О, хватит, Грейс, - лукаво произнес Роман, - скромность тебе не идет. Особенно поддельная.
        - Я не опоздал преподнести свои комплименты хозяйке? - спросил Джейсон, подходя к ним.
        Триста просияла:
        - Спасибо. Я рада, что пришло так много людей.
        Грейс извинилась и отошла. Джейсон смотрел на нее какое-то время и, тоже попросив прощения, направился следом.
        - Кто, как ты думаешь, победит? - с легкой задумчивостью произнесла Триста, глядя на них обоих.
        - Моя сестра упряма.
        - Но Джейсон упорен.
        Он взял ее руку в свою и подмигнул:
        - Тогда я сделаю ставку на любовь.
        У Тристы замерло сердце. Ей понравилось, что Роман это сказал. Она с силой сжала твердые мускулы его руки и улыбнулась, но ее губы дрожали. Она сказала просто:
        - И я тоже.
        Джейсон догнал Грейс рядом со столом с закусками.
        - Почему ты преследуешь меня? - спросила она с досадой.
        - Потому что ты меня избегаешь, - небрежно ответил он. - И я хочу с тобой потанцевать.
        - Я не буду танцевать. Я слишком занята. Теперь, пожалуйста, извини меня, но мне надо повидать гостей.
        - Я твой гость, - весело произнес он. Ее ответом был мрачный взгляд.
        - Знаешь, - сказал Джейсон, - у тебя не получается, как раньше. По морщинкам у твоих глаз и поднятым уголкам губ видно, что ты улыбаешься. Не покидай праздника. Он очень важен для Тристы.
        - Я не собираюсь это делать для Тристы. Или для Романа.
        Он закатил глаза:
        - Я знаю... Эндрю. Единственный мужчина, к которому ты питаешь симпатию.
        Они оба посмотрели на счастливого мальчика, окруженного новыми друзьями. Джейсон наклонился к ней и прошептал на ухо:
        - Он для тебя не слишком мал? Теперь, когда он нашел друзей своего возраста, ты должна сделать то же самое. А теперь пойдем погуляем.
        Он потянул ее за руку и повел к расположенной на западе усадьбы лужайке. Там не было много народа, лишь несколько молодых людей, устроившихся на расстеленных одеялах, переговаривались между собой. Грейс не стала упрямиться и позволила себя отвести в сторону.
        - Это, честно говоря, - сказал он, когда они оказались ото всех на почтительном расстоянии, - очень хорошо.
        - Что? - Она подумала, что ему хорошо от того, что его рука обнимает ее за талию.
        - Хорошо, когда делаешь что-то доброе для других.
        Она вздохнула:
        - Это еще одна проповедь о пользе добрых дел?
        - Нет, просто наблюдение. Ты выглядишь счастливой. Ты изменилась, Грейс. Я много думал о том, что ты сказала мне в последний раз, когда мы беседовали, о твоих страхах в Лондоне. Я столько раз хотел зайти к тебе и поговорить еще. Но я вижу, что тебе не нужно мое участие. Я никогда не видел тебя такой довольной.
        - Это праздник, - сказала она. - Праздники и устраивают, чтобы подарить людям радость.
        - Тебе нравится помогать Тристе, верно?
        - О, какая досада - я знала, что ты не можешь без своих лекций!
        Он поднял подбородок, оценивающе глядя на нее:
        - Признайся, помогать Тристе было приятнее, чем мучить ее.
        - Я никогда ее не мучила. Я в этом совершенно уверена.
        Он поднял брови и негромко насмешливо рассмеялся.
        - Запомни, это грех - лгать священнику.
        - Посмотри на себя, - с вызовом сказала она. - Это не грех - тащить женщину в укромное место, когда она должна наблюдать за порядком?
        - Придя домой, я справлюсь в Библии и сообщу тебе ответ. - Он постарался произнести это искренне, и это заставило Грейс улыбнуться. Но она тут же спохватилась и сделала строгое лицо.
        Он дотронулся до ее щеки с ямочкой:
        - Почему ты не хочешь мне даже улыбнуться?
        - А с чего мне хотеть? - От его прикосновения у нее путались мысли. Все же она не отвернулась. - Ты ведешь себя глупо, и я не хочу тебя в этом поощрять.
        Он покачал головой. Его глаза пристально смотрели в ее, в них горел огонь.
        - А почему бы тебе меня не поощрить? Как ты думаешь, что тогда произойдет?
        - Я... ты... - Тяжело сглотнув, она подалась назад. - Я хочу вернуться на праздник. В самом деле. Если увидят, что меня нет, пойдут сплетни.
        - Я верну тебя назад, - сказал он, его голос был ровным и рассудительным, - если ты пообещаешь танцевать со мной. В конце концов, я одинокий холостяк, сельский пастор...
        - Одинокий? О, я в этом сомневаюсь. Я никогда не встречала более популярного пастора. У всех молодых женщин в твоей пастве глаза как у коров во время всей службы, так что не говори мне про свое одиночество.
        - Я прекрасно вижу с кафедры все эти глаза. В моей кладовой множество кулинарных чудес, которые мне подарили. Но я хочу танцевать с тобой. Пообещай мне, что ты подаришь мне танец.
        - О, ну ладно. - В ее голосе слышалась усталость, но ей была так приятна эта настойчивость, что хотелось рассмеяться. - Могу я теперь вернуться к гостям? - отрывисто спросила она.
        Он усмехнулся, и она поняла, что провести его не удалось.
        - Это не твои гости. Вечеринка устроена ради Эндрю, и оставь все заботы его матери.
        Грейс прищурилась:
        - Насчет танца я могу и передумать...
        Он поднял руки, словно моля о сдаче:
        - Тогда я снимаю свои возражения.
        Она рассмеялась. Джейсон отвел ее обратно и оставил, чтобы она могла пообщаться с гостями. Достаточно было короткого взгляда, чтобы убедиться, что на празднике царит Эндрю. Его лицо раскраснелось от смеха. Или от бега. Или и от того и от другого.
        Когда после обильного ужина начались танцы, Грейс тревожно стала искать глазами Джейсона. Когда она увидела его, ее душа ушла в пятки. Он смотрел на нее, и в его лице была решимость. А потом он направился к ней за обещанным танцем.
        Они не разговаривали. Он согнул руку, предлагая ей свой локоть. Грейс почувствовала его мышцы. Оба проследовали на танцевальную площадку.
        Первый танец напоминал простую прогулку, он был из тех, которые она считала скучными. Но на сей раз он стал совершенно другим, поскольку Джейсон смотрел на нее все время, не проронив ни слова. От его взгляда она раскраснелась, а на коже выступил мелкий пот.
        - Пойдем со мной еще раз, - сдавленно предложил он, когда танец завершился.
        У нее дрогнуло сердце.
        - Я...
        Он не стал ждать ответа и просто потянул ее за собой. Она шла за ним словно марионетка, слишком взволнованная, чтобы чувствовать свои руки и ноги. Но на сей раз он направился не на лужайку, а в дом. Она не сопротивлялась, пока он не привел ее в пустую комнату.
        - Я не пойду сюда, - слабо воспротивилась она.
        - Ну уж нет, ты пойдешь, - буркнул он, протягивая к ней руку. Рывком он притянул ее к себе, и она буквально упала в его объятия.
        - Это должны делать пасторы? Соблазнять женщин? - Она попыталась дать ему отпор. От волнения у нее перехватило дыхание. Она проклинала свой голос за то, что он выдавал ее.
        Он, затаив дыхание, смотрел на ее лицо, которое было совсем близко от его.
        - Нет, это не должны делать священники. Но мужчины должны.
        Она открыла рот, но он помешал ей что-либо сказать своим поцелуем.
        Это было так неожиданно, так шокирующе, так хорошо, что ей в голову не пришло противиться. Он не держал ее очень сильно - и если бы она хотела высвободиться, ей бы это легко удалось. Но она не хотела.
        У нее не было желания ни прекратить этот поцелуй, ни отстраниться от его широкого тела. Ощущения от его мягких губ, исходящий от него будоражащий запах заставили ее дышать чаще и разбудили ее чувства.
        Когда он прервал поцелуй, Грейс увидела, что он не отводит от нее глаз.
        - Ладно, Грейс, настало время сказать мне, что ты чувствуешь. Я преследовал тебя, а ты убегала, так что я мог изображать охотника-мужчину. Теперь я меняю правила. Скажи мне, что ты хочешь этого так же, как и я, что тебе понравился мой поцелуй.
        Она в ужасе слабо вскрикнула, но он крепко держал ее.
        - Я хочу услышать это от тебя, Грейс. Даже пастору нужно кое-что еще, кроме веры.
        Грейс не пыталась высвободиться из его рук и словно оцепенела. Странно, но она сейчас не желала снова его оттолкнуть. Ей хотелось нового поцелуя.
        Джейсон отпустил ее и сделал шаг назад, чтобы одернуть пиджак. Это был хороший пиджак, без изысков, но ладно скроенный. Джейсон смотрелся в нем великолепно. Грейс никогда не приходило в голову расспросить его о семье, но она всегда воспринимала Джейсона как ровню Роману. Возможно, у него не было благородного происхождения или состояния, но он держал себя независимо среди высокородной публики.
        Его лицо помрачнело. Грейс пришла в отчаяние при мысли, что больше он ее не обнимет. Он не будет преследовать ее, отчитывать или настаивать на танце. Она имела шанс ему все высказать, но им не воспользовалась.
        О Боже, она была просто не в состоянии говорить!
        Грейс открыла рот и с трудом выдавила: - Да.
        Остановившись, он бросил на нее острый взгляд: - Что?
        - Мне понравился...
        На его лице показалось удивление. «О, Джейсон, не заставляй меня говорить это. Мне понравился твой поцелуй».
        Он понял. Его лицо смягчилось.
        - Тогда ладно. - Он улыбнулся. - Надеюсь, ты от этого не перенапряглась.
        Она не смогла удержаться и рассмеялась. Он не сердился - это бьио такое облегчение!
        - Возможно, нам не нужно спешить. - Он поправил упавший ей на лоб локон. - Теперь я должен идти. Ты можешь возвращаться обратно к своим обязанностям.
        Она кивнула. Наверное, она его разочаровала. Он был с ней добр, но она так и не сказала того, что он желал. Ей хотелось, чтобы он понял, как она об этом сожалеет.
        Неприятности Романа начались в тот момент, когда он проснулся в кровати в полном одиночестве. Он уже привык к тому, что рядом лежит Триста, - она перебралась к нему на время, когда завершится переделка ее комнаты.
        Он позвонил, вызывая лакея, который его брил. Когда Баррет вошел, Роман спросил:
        - Ты утром видел хозяйку?
        Сухопарый седой лакей, столь же внимательный к своей внешности, как и к внешности хозяина, отрицательно покачал головой и принялся за изучение гардероба Романа. Наконец он вытащил темно-синий костюм.
        - Этот, думаю, с белой рубашкой будет смотреться хорошо.
        Роман махнул рукой, соглашаясь на выбор Баррета. Он понимал, что ему нужно выглядеть аккуратным, носить хорошо сшитый, тщательно отглаженный костюм, но он сам для таких мелочей не имел времени. И он нашел человека, который этим занялся.
        Однако у Баррета была любовь к шейным платкам, раздражавшая Романа. Однажды Баррет начал пробовать на Романе разные узлы, и после пяти попыток, каждую из которых можно было считать очень удачной, Роман потерял терпение. С тех пор, спускаясь вниз, он всегда повязывал шейный платок сам.
        Он нашел Тристу в утренней комнате вместе с Эндрю.
        - Здравствуй, дорогая, - сказал он, целуя ее в лоб. - Здравствуй, Эндрю.
        На лице Эндрю было подозрение. Роман недоуменно посмотрел на Тристу:
        - Все в порядке?
        - Все просто прекрасно. Только ночью у Эндрю был кошмар.
        - Мама! - крикнул Эндрю.
        - Я обещала тебе только то, что не расскажу, что ты видел в кошмаре. - Она объяснила Роману: - Только так он соглашался мне рассказать. - Она устремила тревожный взгляд на Эндрю: - Но я не говорила, что утаю этот случай от твоего отца. У меня от него нет никаких секретов.
        И на ее лице появилось то же насупленное выражение, что и на лице сына.
        Роман положил руку на плечо мальчика, желая сказать что-нибудь, что могло бы сделать атмосферу веселее. Но Эндрю быстро сбросил руку с плеча, вскочил со стула и выбежал из комнаты. Роман в недоумении смотрел ему вслед.
        - Возможно, мне следует с ним поговорить. - Он опустился на стул и устало откинулся на спинку.
        - Он выглядел таким счастливым со времени праздника с новыми друзьями. - Триста выпрямилась и подбоченилась. - У него прошедшей ночью был плохой сон. Я думаю, он сейчас в замешательстве: хочет остаться со мной, но боится, что его будут считать совсем маленьким. Он хотел бы, чтобы ты думал о нем хорошо. Именно это его и выводит из себя. Я должна поговорить с ним.
        Роман посмотрел на дверь, за которой исчез Эндрю:
        - Я не слышал, как ты поднялась ночью.
        - Я очень чутко спала. Материнский инстинкт. Я слышала, как Нэнси подошла кдверям моей комнаты, и пошла встретить ее.
        - Но почему ты меня не разбудила?
        Этот вопрос ее озадачил.
        - Потому что Эндрю спрашивал меня.
        - Конечно. - Эндрю никогда для утешения не бежал к папе.
        Надо было признать, что все изменения в поведении Эндрю были связаны с тем, что он научился терпеть своего отца. Он не нуждался в отце, не уважал его, не делился с ним своими увлечениями.
        Роман так до сих пор и не обрел полноценной семьи. И уже смирился с этим. Наверное, можно было потребовать от Эндрю, чтобы он иначе относился к отцу, но Роман этого не хотел. Ему нужна была привязанность Эндрю, а ее не потребуешь. Тогда как поступить? На этот вопрос Роман не находил ответа уже несколько месяцев.
        - Похоже, он снова на меня рассердился. Возможно, я мало уделял ему внимания. Я слишком много времени посвятил моим обязанностям лорда.
        Триста рассмеялась и подошла, чтобы встать рядом.
        - Грейс считает, что это феодальные пережитки.
        - Отец считал это важным, - стал защищаться Роман. Внезапно он замолчал. - Я пренебрегал своими обязанностями чересчур долго.
        Она положила руку ему на плечо:
        - Ты воспринимаешь все слишком серьезно. Пойдем домой.
        - Положение следует изменить, - сказал он.
        - Я считала, что ты любишь Уайтторн, поскольку ты привез нас именно сюда, а потом ты сказал, что его ненавидишь. Я не знаю, что и думать.
        - Я действительно ненавижу Уайтторн. Потому что здесь все не так, как следовало. А перевез я вас сюда, Триста, доверяя своему инстинкту. К тому же здесь был Джейсон. Это тоже сыграло свою роль. Когда я увидел, что Джейсон стал священником, я подумал: возможно все, что угодно.
        Они рассмеялись. Триста в шутку ткнула его в бок. Он перехватил руку и поцеловал ее.
        - А ведь многое действительно изменилось. Даже Грейс.
        Триста провела руками по его груди:
        - Но не Эндрю.
        - Нет. Не Эндрю. - Он вздохнул и положил голову ей на живот.
        В это мгновение вошел лакей. Стараясь привлечь внимание, он отчетливо щелкнул каблуками. Триста немедленно отстранилась, а Роман встал со стула.
        - Милорд, прибыл лорд Маркус Робертс, чтобы повидать леди Мэй. Я думал, что должен предупредить вас, поскольку этот человек... - Он неловко пожал плечами, подбирая подходящие слова. - Я не уверен, что он тот, за кого себя выдает. Его одежда...
        Триста посмотрела на Романа. Тот сказал лакею:
        - Проводите его в библиотеку, Том. Я хочу поговорить с ним наедине.
        Но Маркус Робертс не собирался тихонько отправляться в библиотеку, чтобы поговорить с Романом. Дойдя до библиотеки, Роман встретил встревоженную служанку, которая сообщила, что Том все еще беседует в коридоре с несговорчивым посетителем. Тот по-прежнему требовал встречи с леди Мэй.
        Направившись в коридор, Роман обнаружил человека немного больше ростом, чем он сам, но шире в плечах, с легкой сединой в волосах и морщинами вокруг глаз. Обычно такие люди ведут себя дружелюбно. Но этот случай был исключением. Хотя на нем была одежда рабочего человека, она не могла скрыть благородного происхождения. Перед Романом стоял истинный аристократ, который смотрел на хозяина дома спокойно и с оттенком повелительности.
        Гость начал говорить первым:
        - Я скажу вам то, что уже говорил вашей домоправительнице и лакею. Я должен поговорить с леди Мэй. Сообщите ей, что ее желает видеть Роберт.
        Роман быстро понял, что незваного гостя придется выдворять из дома силой.
        - Леди Мэй может и не оказаться дома, - уклончиво ответил он. Когда появляется нежеланный гость, всегда можно сказать, что нужного ему человека нет дома, независимо от того, правда это или нет.
        В ответ на это гость заявил:
        - Она захочет быть дома, как только узнает, что я пришел.
        - Роберт? - вдруг раздался голос леди Мэй. Повернувшись, Роман увидел Тристу и ее тетку, стоящих на лестнице. Должно быть, Триста зашла за Мэй.
        Мэй появление Роберта нисколько не испугало. Наоборот, она очень обрадовалась, и потому Роман успокоился.
        - Роберт, что ты?..
        - Я пришел... показать тебе эти статьи, - произнес Роберт. Он явно был взволнован.
        Он стремительно двинулся к ней, протягивая газеты. Роман поднял руку, чтобы преградить путь, - скорее ради очистки совести, чем действительно пытаясь задержать непрошеного визитера, но Роберт с такой силой оттолкнул эту руку, что Роман был озадачен.
        Поскольку Мэй сама спускалась с лестницы, Роман не стал мешать, но продолжал внимательно наблюдать, чем это кончится.
        - Мэй, - тихо произнес Роберт, не обращая никакого внимания на смотрящих на него Тристу и Романа. Он обнял маленькую блондинку и начал тихо говорить низким голосом: - Все кончилось. Она все сказала.
        Мэй откинулась назад с широко открытыми глазами.
        - Почему... нет... о, Роберт - Энн Несбит рассказала?
        Роберт рассмеялся - приглушенно и отрывисто.
        - И ты никогда не поверишь, кому она рассказала.
        На лице Мэй было написано удивление.
        - Не могу и представить.
        - Лоуренсу Флэтбашу.
        Роман обменялся взглядами с Тристой, но она, похоже, столь же мало понимала то, что происходит, как и он. Их удивило, что при упоминании одного из самых скандальных репортеров ведущих лондонских газет эти двое разразились смехом.
        - О, но, Роберт, ты же ненавидел его!
        - Должен сказать, что он вырос в моих глазах. Он заставил говорить обо мне весь город. Посмотри на это.
        Роман подошел к Роберту, энергично перелистывающему страницы газет, и положил руку ему на плечо. На этот раз Роберт ее не оттолкнул.
        - Возможно, - тихо произнес Роман, - вам нужно поговорить наедине.
        Мэй благодарно улыбнулась Роману и поцеловала его в щеку. После этого она взяла Роберта за руку и повела в библиотеку. За ними закрылась дверь.
        Посмотрев на Тристу, Роман поднял руки вверх.
        - Наверное, хозяину следует знать, что происходит у него дома. Однако у меня нет в голове ни единой мысли.
        Триста улыбнулась и бочком подошла к нему:
        - О, Роман, не будь таким феодальным.

        Глава 21
        Выводя лошадь из стойла, Грейс радовалась тому, что ей удалось это сделать незаметно. Это давало ей свободу. Не нужно отвечать ни на какие вопросы. Полная независимость. Как замечательно быть одной! Она всегда любила одиночество.
        Грейс прижалась щекой к шее гнедой, которую она вывела для прогулки. Вот эта полная свобода и есть то, что ей нужно. Она может делать все, что ей вздумается.
        Только не может любить.
        Внезапно ей стало горько. Она не должна жалеть себя. Лучше всего - самостоятельность. Она хотела скакать на коне, чувствуя дуновение ветра в лицо и зная, что между ней и остальными - огромное расстояние.
        - Миледи, могу я вам помочь? - Неподалеку стоял один из работников конюшни. Она чуть не вскрикнула, услышав его вежливый вопрос.
        - Да, я хочу... Мне нужно повидать кое-каких друзей.
        Он кивнул:
        . - Позвольте вам помочь. Хорошо, что он не смотрел на нее как на ненормальную из-за того, что она попыталась оседлать лошадь сама. Ей не терпелось почувствовать себя умелой, энергичной, совсем не похожей на ту застенчивую слабую мисс, в какую она каким-то образом превратилась.
        - Подождите немного, я позову Роба, чтобы он вас сопровождал, - предложил работник, когда кончил возиться с седлом.
        - Нет. Не надо его беспокоить. Со мной все будет в порядке. Я совершала поездки к болотам, еще когда была девочкой. И... я предпочитаю побыть одна.
        Он вывел лошадь из стойла. Сельская жизнь была гораздо свободнее. Строгие ограничения, к которым она привыкла в Лондоне, здесь не мешали. Она жила полной жизнью и могла быть самой собой.
        Но последнее время быть собой уже не удавалось. А ей хотелось. Как этого достичь?
        У двери конюшни она с удивлением заметила Эндрю.
        - Я хочу убежать, - сказал он. - Ты можешь взять меня с собой?
        Ее поразили его слова. Это было лучшее, что она слышала за долгие годы.

        Первое, что сделал Роберт, когда остался наедине с Мэй, - это поцеловал ее. Она прижалась к нему, но через пару секунд он отстранился.
        - Сиди, - скомандовал он, и она подчинилась, несколько озадаченная.
        Он сел напротив и вручил ей одну из газетных вырезок.
        - Это та, что пришла с запиской от Энн. Здесь. - Он прибавил маленькую записку к общей кипе бумаг.
        Мэй быстро пробежала глазами заметку.
        - О, Роберт, она так благодарна тебе!
        Он кивнул. Она сжала его кисть:
        - Она знает, что это ты ее спас.
        Кашлянув, он постучал пальцем по статье:
        - Прочитай, что пишет этот Флэтбаш.
        Какое-то время Мэй внимательно изучала статью. Потом она внезапно вскрикнула, ее руки от волнения задрожали.
        - Здесь говорится, что ты герой.
        - Не это. Читай дальше. Он сделал запрос в министерство, и там не нашлось на меня никаких записей.
        Мэй смутилась:
        - Это хорошо?
        - Заместитель министра уничтожил несколько папок, чтобы убрать концы в воду. Он хотел спрятать кое-какие свои делишки, и заодно исчезло все, что касается меня.
        - Если записи потеряны, тогда нет никаких доказательств, что это ты убил де Нансье.
        - Тем не менее я сделал это, и если меня привлекут к суду, я скажу правду. В этой статье Несбит называет меня убийцей де Нансье.
        - Но она признает, что это спасло ее жизнь, и она даже утверждает... О, взгляни, Флэтбаш делает все, чтобы это подчеркнуть - что ты спас ее невинность. Он даже приводит несколько свидетельств людей, что знали де Нансье по Франции, и они утверждают, что он монстр. Суда не будет. Никто не может осудить человека, который спас чью-то жизнь.
        - Ты права. Я сомневаюсь, что против меня возбудят судебное преследование. Надеюсь, что это дело наконец будет для меня в прошлом.
        Мэй глядела на него с радостью, ее глаза были полны слез.
        - Ну ладно, что ты, - сказал Роберт, становясь перед ней на колени. - Это очень хорошие новости.
        - Я счастлива. О, Роберт, я думала, что сделала что-то непоправимое. Ты был так сердит. Но я была в отчаянии от мысли, что с тобой что-нибудь случится...
        - Нет, нет, моя любовь, я не сержусь. Это просто... Боже, Мэй, если бы ты жила так, как пришлось мне, не имея ни единой души рядом, никого, кто бы тебя любил, ты бы к этому привыкла. Я был просто потрясен и, возможно, немного вышел из себя. Я не хотел, чтобы ты оказалась впутанной в эту историю. Я боялся, что ты навлекла на себя беду, признавшись Энн Несбит, что знаешь меня.
        - Но я бы не сделала этого, если бы не была уверена, что она тебе захочет помочь, - сказала ему Мэй. - Я не юная девочка, я взрослая женщина, и я знаю людей.
        Роберт улыбнулся:
        - Это верно. Ты просто необыкновенная женщина. Неудивительно, что я в тебя влюбился.
        Мэй долго молчала.
        - Ты любишь меня?
        - Конечно. И ты меня тоже.
        - Ты... ты знаешь?
        - Я всегда знал, как к тебе отношусь. Но я не мог заявить на тебя права тогда, когда лгал по поводу моего происхождения.
        Она хотела сказать, что и она кое в чем говорила неправду, но подавила это желание.
        - Теперь я могу звать тебя Маркусом?
        - Я не уверен. Тебе это нравится?
        Она подумала какое-то мгновение.
        - Я привыкла звать тебя Робертом. Когда мы будем на людях, я буду называть тебя
«лорд Робертс и, возможно, «Маркус», если это окажутся наши близкие друзья.
        - У нас нет близких друзей, Мэй.
        - Будут. Я хочу, чтобы ты стал полноправной частью моей жизни. Ты дворянин, и я тебя люблю. Теперь ты будешь мне ровней.
        Он улыбнулся:
        - Я рад этому, миледи Мэй. И я хочу воспользоваться всеми преимуществами моего нового положения.
        Она с интересом выгнула бровь:
        - Какими?
        Улыбнувшись, он притянул ее ближе:
        - Больше я не буду лазить в окна первого этажа.

        Появление Тристы в библиотеке позволило Роману передохнуть от приходорасходных книг, над которыми он работал большую часть утра.
        - Ты пришла спасти меня, - приветливо сказал он, откладывая книги. - Какое скучное дело! Управляющий моего отца и его помощники провели огромную работу. Но мне нужно научиться самому наблюдать за исполнением ими служебных обязанностей.
        Триста мягко рассмеялась. От его присутствия она словно таяла, и ей становилось тепло. Со временем это не исчезло, но даже стало сильнее. Она любила Романа сейчас больше, чем когда-либо раньше. Каждый день приносил ей чувство безопасности, комфорта и любви, столь полной и яркой, что, казалось, сердце не выдержит и разорвется.
        - Мне нужно поговорить с тобой. - Она взяла его за руку. - Роман, я собираюсь тебе кое-что сообщить, но обещай, что ты будешь искренен. Мне нужно знать твое мнение, а не то, что ты считаешь долгом сказать...
        - Случилась какая-то неприятность?
        - Нет, это не неприятность. - Она надеялась, что так и есть. Собравшись с духом, она продолжила: - Я хочу вызвать доктора для консультации. Я недавно заметила некоторые изменения и думаю... ну, я полагаю, у меня будет ребенок.
        Он замер.
        - Ребенок?
        В его голосе не было раздражения, просто он не верил своим ушам.
        - Если это так, будешь ли ты счастлив?
        - Счастлив?
        - Роман, ты должен сказать что-нибудь, а не повторять мои слова...
        Он обнял ее, прижал к себе, но быстро отпустил.
        - Я... Боже, я не имел в виду... - Он посмотрел вниз, на ее плоский живот.
        Триста рассмеялась. Он повел себя глупо, и это был хороший признак.
        - Ты теперь меня будешь всегда так сжимать?
        - Я тебе не повредил? - спросил он.
        - Нет. Когда ты меня обнимаешь, это не может нанести никакого вреда. Я даже требую, чтобы ты меня обнял.
        Он сделал это, и его объятия были бережными. Она спросила его:
        - Ты рад ребенку?
        - Я просто без ума.
        Она улыбнулась и тут с удивлением поняла, что у нее мокрые от слез щеки.
        - Садись, я скажу, что думаю. - Он отстранился и осторожно усадил ее в кресло. Триста не любила, когда ее опекали, но он опустился перед ней на колени, а на его лице было написано такое счастье, столь неподдельное беспокойство за нее, что она не стала сердиться.
        - Роман, - сдавленно произнесла она. - Ты не должен суетиться.
        - Я не суечусь. Тебе не надо стоять. Все знают, что беременная женщина не должна напрягаться.
        - Я могу стоять, ходить. Могу делать все, к чему привыкла. Я уже проходила через все это. Это не так трудно, как многие считают. Я располнею, это верно. Но если ты будешь вести себя так каждый раз, когда я сделаю шаг, я сойду с ума. А сумасшедшая мать - это плохо для детей.
        По его лицу, было видно, как он встревожился. Похоже, он не понял, что она шутит. Но вскоре сообразил, в чем дело, и робко улыбнулся.
        У нее дрогнуло сердце. Как замечательно выглядел Роман, когда он так улыбался. Она положила руку на его щеку:
        - Мы пройдем через все это вместе.
        На его лице мелькнула печаль. У него до сих пор не ладилось с Эндрю. Это продолжало его тревожить.
        Щека Романа под ладонью Тристы была совсем гладкая, словно шелковая: он только что побрился. К вечеру на ней появится щетина, и ощущение от прикосновения будет совсем иным.
        - Эндрю любит тебя.
        Роман опустил глаза. Он не мог в это поверить.
        - И ты знаешь, что любишь его, - мягко добавила она.
        - Я хотел бы, чтобы наши отношения с ним изменились до того, как мы... Я счастлив от того, что у тебя появится ребенок, поверь мне, Триста, но...
        - Все будет хорошо. Ты просто ошеломлен этой новостью. За короткое время столько произошло! Но постепенно все встанет на свои места.
        - Ты не так уверена в этом, как хочешь мне показать. Ты тоже волнуешься.
        Она не могла ему лгать.
        - Мать всегда беспокоится. Такова ее судьба. Эндрю имеет все, чтобы чувствовать себя счастливым. Возможно, правда, что он скучает по Люси и Дэвиду и будет рад побывать у них в гостях.
        Она вдруг поняла, что не должна была этого говорить. Роман внезапно выпрямился. Она хотела его снова обнять и как-то утешить, но нужных слов не находилось, и она решила, что лучше всего промолчать.
        - Хватит об этом. - Роман изобразил улыбку. - Сегодня у нас очень хорошая новость. Лучшая, которую только можно услышать.
        Триста смотрела на него, тревожно подняв бровь.
        - Могу я теперь подняться? Я хотела бы, чтобы ты меня снова обнял.
        Он протянул ей руку:
        - Ты можешь встать.
        - Спасибо, мой сеньор.
        Внезапно в комнату вошла Мэй. За ней следовал лорд Робертс.
        - Вот вы где, - произнесла она. - Я искала тебя.
        Она официально представила им Роберта, и тот поклонился.
        - Извините мое внезапное появление, - пробормотал он. - Я полагаю, леди Мэй говорила вам о довольно необычных обстоятельствах, в которых я оказался.
        - Да, мы знаем об этом кое-что, - ответил Роман. - Входите и садитесь. Не хотите ли бренди?
        - Будь так добр, Роман, налей мне немного вина, - произнесла Мэй. - Триста, где Эндрю? Его нет в детской. Я хотела бы, чтобы он к нам присоединился.
        - Он с Нэнси.
        - Его там нет. Когда я заглянула в комнату, Нэнси там прибирала.
        Триста нахмурилась. Извинившись, она отправилась искать свою домоправительницу. Миссис Уэллс просматривала заказы в своем офисе.
        - Нет, мэм, я не знаю, где они могут быть, - сказала миссис Уэллс, поднимаясь на ноги. На ее лице появилась та же тревога, которую чувствовала и Триста. - Но я пошлю Джеймса и Фрэнсиса поискать.
        Триста вернулась в столовую. Она не стала сообщать о своем беспокойстве, только сказала, что Эндрю скоро будет. Через три четверти часа у ее двери появилась домоправительница:
        - Миледи, я должна с вами поговорить.
        Роман успокаивающе положил руку на кисть Тристы:
        - Что случилось, миссис Уэллс?
        - Нэнси сказала, что мальчик отправился повидать свою тетю. Он видел ее из своей комнаты, и Нэнси считает, что он отправился в конюшню, чтобы к ней присоединиться. Но Джозеф сказал, что он видел леди Грейс на прогулке. Он седлал лошадь для нее, и она.уехала одна, как она сказала, навестить друзей.
        - Тогда где Эндрю? - Тристу удивила резкость собственного голоса. Ее голос поднялся на октаву.
        - Стивен нашел вот это, - сказала миссис Уэллс, передавая ей бумагу.
        Это была картинка, нарисованная Эндрю. Под ней было написано: «Я люблю тебя». Фигура на картинке улыбалась и махала рукой.
        Роман взял бумагу. Триста вгляделась в его лицо, отчаянно надеясь, что он поймет смысл этого послания. Роман побледнел.
        Триста почувствовала, что у нее слабеют колени.
        - Думаю, - со страхом произнесла Триста, - он ушел.
        Роман бросил на нее мрачный взгляд, словно эти слова были изменой.
        - Что ты хочешь сказать? Ушел куда?
        Лорд Робертс сказал:
        - Вы же не хотите сказать, что он убежал?
        - Он умеет писать только несколько слов. Он попытался сказать нам картинкой, что он планирует. - Триста посмотрела на всех по очереди в надежде, чтохго-нибудь ее опровергнет.
        Роман отложил картинку:
        - Я пойду его искать. Миссис Уэллс, пошлите кого-нибудь за приходским священником. Пригласите сюда немедленно преподобного отца.
        - Почему... - начала Триста, но Роман ее тут же оборвал:
        - О Боже, Триста, не для этого. Он мой лучший друг. Я хотел бы, чтобы он был рядом, чтобы помочь мне искать.
        Он направился в коридор, по ходу отрывисто отдавая приказания.
        - Я пойду с тобой, - окликнул его лорд Робертс. - Я не знаю окрестностей, но могу сопровождать кого-нибудь. Все-таки это будет лишняя пара глаз.
        Роман с благодарностью кивнул и двинулся вверх по лестнице. Через короткое время он вернулся, переодевшись для верховой езды.
        Уходя, он чуть задержался, взяв Тристу за руку.
        - Подумай о будущем малыше, - тихо сказал он. - И постарайся не волноваться. Я приведу его домой. Клянусь, что я это сделаю.
        Триста кивнула. Когда Роман ушел, Мэй успокаивающе положила руку ей на плечо:
        - Не волнуйся. Роман его найдет.
        - Да, - произнесла Триста, с трудом пытаясь собраться. - Он знает эти болота. Он знает их лучше, чем кто-либо, он и Джейсон. И лорд Робертс поможет им. Они приведут Эндрю домой.

        Глава 22
        Расположенные далеко за деревенским и домами и отдельными фермами болота с их длинными незаросшими протоками для Романа были когда-то настоящим прибежищем. Теперь же, когда он вместе с Джейсоном, лордом Робертсом и своими слугами ехал мимо них в поисках Эндрю, эти болота казались ему зловещими и опасными.
        Он ездил по этой дороге столько раз, что невозможно сосчитать. Бывало, что здесь от радости ему хотелось смеяться, приходилось и плакать, но еще никогда он не ехал вот так, с упавшим сердцем.
        - Ты думаешь, что он отправился к деревьям? - крикнул Джейсон, стараясь перекричать топот копыт.
        - Давай сначала посмотрим на утесы, - ответил Роман. Он повернулся в другую сторону. Лорд Роберте сидел с важным видом, держа поводья в одной руке. Роман показал Джейсону жестом налево, на большую кучу булыжников, где они разбивали лагерь много раз.
        Они поскакали к болоту с такой скоростью, что топот копыт почти оглушал. Роман постоянно оглядывал окружающую местность. Его ум лихорадочно работал. Где может быть Эндрю?
        На утесах они никого не заметили. Роман дважды объехал их, потом сошел с лошади и забрался на кучу камней. Затем он повел всех к лесу, к местам, которые знал и которые нужно было обследовать. Его беспокойство росло.
        Солнце опустилось низко, и тени стали длинными, когда он вернулся из леса. За ним легким галопом двигался Джейсон.
        - Давай вернемся в Уайтторн, - сказал он.
        Роман направил на него убийственный взгляд. Джейсон поспешно добавил:
        - Они могут сообщить что-нибудь новое. Отрицательно покачав головой, Роман повел лошадь в противоположную от дома сторону.
        - Триста бы послала кого-нибудь, чтобы сообщить. Мы направляемся на север.

        Уже перед рассветом Триста услышала топот у парадной двери. Она выбежала, крича:
        - Роман, он дома!
        Она бросилась прямо к нему, и Роман поймал ее.
        - Он пришел поздно, после десяти. Я хотела послать кого-нибудь сказать тебе, но нам пришлось ждать первых лучей. Мы не знали, где вы находитесь.
        - С ним все в порядке? - отрывисто спросил Роман. - Он не ушибся?
        - Он прекрасно себя чувствует. Просто чудесно. Он наверху.
        - Нет, мама, я здесь, - произнес тонкий голосок. Они повернулись и увидели Эндрю стоящим на верху лестницы.
        Роман бросился вверх через две ступеньки. Внезапно он остановился. Триста поняла, что Роман пытается взять себя в руки, но он был не в состоянии сдержать чувства. К тому же он устал, проведя всю ночь в седле. Возможно, он решал дилемму: выпороть ребенка либо его поцеловать?
        - Ты знаешь, что пережила твоя мама, когда ты удрал? - спросил он сдавленным голосом. Эндрю никогда не слышал, чтобы его отец так говорил. Роман всегда обращался с сыном мягко.
        - Нет, сэр. Я хочу сказать, да, сэр. Я этого не хотел.
        - Куда ты ходил? - требовательно спросил Роман.
        - Он был со мной, Роман, - сказала Грейс, выходя из столовой, где Триста, Мэй и она прождали всю ночь.
        Позади себя Триста услышала короткий вздох. Это был Джейсон. Он подошел к ней. Грейс произнесла:
        - Мне следовало оставить записку, но я не думала, что задержусь так надолго. Лошадь...
        Роман повернулся к ней, у него был дикий взгляд.
        - Как, черт тебя побери, ты ведешь себя с моим сыном?
        - Роман, позволь ей все объяснить, - попыталась вмешаться Триста.
        Роман жестом попросил ее замолчать.
        - Это касается меня и моей сестры, Триста. Она принесла в наш дом беду, пытаясь отомстить за свое невезение. - Повернувшись к Грейс, явно пораженной вспышкой гнева брата, он понизил голос, так что он стал напоминать рык. - Ради той девочки, которой ты была когда-то, невинной и забытой всеми, и того грубого парня, каким я был, я терпел твои выходки. Я пытался помочь тебе понять себя самое. Но ты оказалась раздражительной и избалованной...
        Триста прервала его, в ее голосе звучала властность.
        - Это Грейс привезла его назад. Они встретились случайно.
        Роман почти не расслышал ее.
        - Ты знаешь, сколько эта безответственная дама заставила нас волноваться? Мы от беспокойства чуть не сошли с ума.
        - Мне очень жаль! - выкрикнула Грейс. - Я знаю, что вы потеряли голову. Я не думала...
        - Я знаю, о чем ты думала, - о себе. Но хватит с тобой. Эндрю!
        Он повернулся к Эндрю, который быстро убегал по ступенькам. Роман какое-то время смотрел ему вслед, затем выпрямился и пригладил волосы. Возможно, своим криком он испугал мальчика.
        Триста коснулась его руки:
        - Я пойду поговорю с ним вместо тебя.
        Она сделала три шага по ступенькам, но он ее остановил:
        - Тебе не нужно вмешиваться.
        Она повернулась и с изумлением посмотрела на него.
        - Я делал то, что ты хотела, только с твоего разрешения. Я думал, что лучше всех его знаешь ты и разумнее прислушаться к твоему совету. Но все это кончилось ничем. Мне больше не следует оглядываться на тебя. Я буду поступать так, как считаю нужным.
        Мэй выступила вперед:
        - Тебе, возможно, не стоит торопиться и говорить такое после бессонной и беспокойной ночи.
        - Прошу прощения, - сдавленно ответил ей Роман, - но с меня хватит женских советов.
        - Роман, - попытался вмешаться Джейсон, но замолчал под мрачным взглядом друга.
        Триста повернулась к мужу:
        - Ты меня обвиняешь?
        Роман отрицательно покачал головой:
        - Все это не из-за тебя, Триста. Это из-за Эндрю и меня. Мне нужно самому поговорить с Эндрю. - Он мрачно направился к лестнице, добавив: - Я и мой сын многое можем сказать друг другу. Я наконец должен действовать как его отец.
        После того как Роман ушел, а с ним и Триста, люди, занимавшиеся поисками ребенка, откланялись и покинули дом. Леди Мэй подошла к весьма импозантно выглядевшему пожилому джентльмену, с которым Грейс не была знакома. От Тристы она знала, что этого человека зовут лорд Маркус Робертс.
        В ее теле была свинцовая тяжесть. Она не сомкнула глаз всю ночь, к тому же волновалась за Романа и корила себя за собственное безрассудство.
        Она направилась к лестнице. Ей хотелось отдохнуть.
        - Грейс, - окликнул ее Джейсон.
        Грейс остановилась.
        - Думаю, я знаю, что ты хочешь сказать, - устало проговорила она. - То, о чем умолчал Роман. Почему я думаю только о себе? А впрочем, он это говорил. Что я самая безответственная особа из всех? Но он и этого коснулся. Боюсь, он не оставил тебе ничего свежего, чтобы прочитать мне лекцию, преподобный, так что тебе придется повторить уже избитую тему о моей распущенности... или, может, глупости?
        - Ты хочешь сказать, что тебя не за что порицать? - негромко спросил он. - Как ты могла довести своего брата до такого состояния?
        Она повернулась:
        - Могла.
        Хотя она еще секунду назад выглядела спокойной, на ее глаза внезапно навернулись слезы. Когда она смотрела на Джейсона, с ней всегда что-нибудь происходило. Он словно сверлил ее взглядом.
        - Я думала взять его только на небольшую прогулку верхом, - сказала она. - Поговорить с ним, успокоить. Мы разговаривали, и я была так поглощена своим желанием ему помочь, что не заметила, как далеко мы отъехали. Лошадь захромала, и нам пришлось возвращаться домой пешком.
        - Тебе следовало рассказать это Роману.
        - Он не стал меня слушать.
        - Он думает, что ты уехала к своим друзьям и Эндрю отправился в дорогу один. Тебе нужно рассказать кому-нибудь, как было дело.
        - Да. - Она нахмурилась и потерла пальцами голову, стараясь избавиться от пульсирующей боли. - Теперь понимаю. Я не хотела всех этих душераздирающих сцен. Но поправить ничего нельзя. Независимо от своих намерений я не в состоянии все вернуть назад.
        - У тебя просто талант портить отношения, - мрачно заметил он.
        Грейс посмотрела на него с удивлением:
        - Насколько я понимаю, в обязанности священника входит утешать людей.
        Он сделал к ней шаг, в его глазах был вызов.
        - Я утешил бы тебя, Грейс, но не думаю, что ты это примешь.
        Она хотела опустить глаза, но сочла, что это было бы трусостью.
        - Ты предлагаешь утешение?
        - У меня сильные руки и понимающее сердце. Может, тебе это нужно? Если да, то наберись смелости это сказать. Ты смелая, Грейс?
        - Да! - почти выкрикнула она, опасаясь, что в следующую секунду гордость заставит ее сжать губы. - Да, Джейсон, я действительно хочу стать смелой.
        - Тогда иди. - Он протянул руки, и она буквально упала в них. С силой ее обняв, он прижал ее к себе. Грейс положила голову на его плечо, чувствуя, каким сильным и массивным оно было.
        - Роман никогда не простит меня, - сказала она.
        - Он просто устал от всех испытаний, и, как я помню, твой брат всегда злой на пустой желудок. Он помирится с тобой.
        Она сдавленно прыснула со смеху, поскольку Джейсон снова привлек ее к себе.
        - Ты предлагаешь подобное утешение всей твоей пастве? - спросила она.
        . - Только тем, кто, как я считаю, меня любит.
        Резко отстранившись, Грейс увидела, что он чуть улыбается, но в этой улыбке не было насмешки.
        - И не отрицай этого, Грейс. Вспомни...
        - Это грех - лгать пастору.
        Он улыбнулся, а потом поцеловал ее.
        Она замерла в его объятиях, наслаждаясь близостью. Все страхи, что преследовали ее так долго, начали рассеиваться. Это казалось сказкой. Она любила его. Она могла любить.
        Грейс улыбнулась ему и дотронулась до его лица.
        - Я люблю тебя, Джейсон. И мне нравятся твои поцелуи.
        Его улыбка стала натянутой.
        - Ты действительно смелая.
        Он поцеловал ее. Она блаженствовала в тепле его объятий. «Вот это мой дом», - говорила она себе, а не место, подобное Уайтторну или какому-нибудь другому зданию. Дом - это любовь, терпение и полное приятие, которое дал ей Джейсон.
        Но поцелуй окончился, и Грейс подняла голову, чтобы посмотреть в его глаза.
        - Ты самый лучший пастор. Мне нравятся твои проповеди. И...
        - Да, Грейс. - Взгляд Джейсона был мягким. Его глаза ее больше не пугали. От них исходило чувство безопасности. То, как он смотрел на нее, наполняло ее сердце надеждами.
        - И я собираюсь сделать тебя счастливым на всю оставшуюся жизнь.
        - Ты делаешь предложение? - удивленно спросил он.
        - Нет. - Она вспыхнула. - Я, конечно, оставлю это тебе. Но, чтобы ты знал, я приму это предложение.

        Когда Роман появился в детской, он нашел там почти обезумевшую Нэнси.
        - Он забаррикадировался в комнате, - сказала Нэнси.
        - Он боится. - Триста остановилась рядом с Романом. - Роман, ты его испугал.
        - Я знаю, - ответил Роман, на которого, однако, эти слова не произвели впечатления. Он продолжал смотреть на дверь.
        - Ты же не собираешься ломать дверь? - крикнула Триста.
        - Я могу, если он не выйдет по своей воле. Если тебя это беспокоит, тогда уходи, я не позволю, чтобы меня опять отталкивали.
        Нэнси вскрикнула, когда Роман с силой налег на дверь и жалобно скрипнули петли.
        - Выходите оттуда немедленно, молодой человек! - громко крикнул он. - Клянусь, я не побоюсь вас отшлепать.
        - Роман!
        - Не вмешивайся в это, Триста. - Когда он повернулся к двери, его голос был спокойным и властным. - Если он боится меня или ему не нравится живой отец и он предпочитает фантазию, тогда мы должны выяснить это сейчас, чтобы все стало понятно. Эндрю, если ты сейчас же не выйдешь, я сочту, что ты не хочешь слушаться. .
        Он замолчал, когда в дверном проеме появилось маленькое личико с большими, полными страха глазами.
        - Ты можешь побежать за утешением, когда я закончу с тобой. А теперь ответь мне, малыш. Ты собирался убежать?
        Эндрю открыл и закрыл рот, явно испуганный.
        - Да, сэр, - наконец выдавил он.
        Роман стиснул зубы.
        - Я хочу узнать почему.
        Эндрю перевел взгляд на Тристу.
        - Не смотри на мать. Это я разговариваю с тобой.
        Эндрю снова взглянул на высокую внушительную фигуру.
        Было видно, как часто поднимается и опускается его маленькая грудь. Эндрю был готов разрыдаться.
        - Ты кричал на тетю Грейс.
        - Я знаю. Я был в это время слишком взволнован. Всю ночь я провел в розысках. Я боялся, что ты пропадешь ночью в этих болотах. От волнения я почти обезумел.
        Эндрю часто заморгал.
        - У нас захромала лошадь, - сказал он тонким голоском. - И нам пришлось идти домой пешком.
        - Ты ушел от ответа. Ты собирался убежать?
        Густые ресницы опустились, закрывая глаза. Эндрю молчал.
        - Ответь мне, Эндрю. Ты хочешь убежать от меня... от нас? - Его тон смягчился, но остался требовательным. - Мне ты можешь говорить без страха. Я не буду наказывать тебя за то, что ты скажешь. Скажи мне. Почему ты хочешь покинуть Уайтторн?
        - Я не хочу уходить! Ты заставил меня! - выпалил Эндрю. - Ты собирался меня отослать!
        Роман в изумлении отпрянул:
        - Отослать? С чего это пришло тебе в голову?
        - Мама сказала, что мы переезжаем в Лондон. Я должен жить с дядей Дэвидом и тетей Люси.
        - Что? - разинула рот Триста. - Эндрю, нет, это неправда. Ты неправильно понял.
        Роман прервал ее:
        - Я знаю, что мои слова тебе не понравятся, но ты так действительно думаешь. Ты хочешь жить с дядей Дэвидом. Но это невозможно. Та страницы твоей жизни закрыта, как бы ни было неприятно тебе об этом думать.
        Эндрю икнул, и на его лице появилось смущение. Он с силой сжал губы.
        Роман наконец понял, что мальчик хотел сказать.
        - Ты думал, что я собираюсь тебя отослать. Это тебя расстроило. - Он какое-то время молчал с сосредоточенным лицом. - Могу тебя уверить, что ничего не может быть дальше от правды. Ты мой сын, Эндрю. Я никогда не отошлю тебя прочь.
        Роман протянул руку, чтобы дотронуться до Эндрю, но тот поспешно отпрянул.
        - Нравится тебе это или нет, - продолжал Роман, - но в твоих жилах течет моя кровь, и это мой темперамент настраивает сейчас тебя против меня. И на твоем лице - мои черты. Этот дом - твой дом, хоть он тебе и не нравится. Когда я умру, это будет твой дом, где будут твои дети. Это все твое, Эндрю, потому что... ты мой. И ничто, ничто не разлучит нас.
        Эти слова успокоили мальчика. Настороженное выражение медленно исчезало с его лица. Крепко сжатый рот расслабился.
        Опустившись на колени, Роман обнял мальчика за плечи:
        - Знаешь, как я испугался, когда обнаружил твое отсутствие? Ведь с маленьким мальчиком, который оказался один на болотах, может случиться несчастье. Я знаю, как там опасно, я часто туда убегал, потому что ненавидел этот дом. Я устал, Эндрю, от своих напрасных попыток сделать этот дом таким, чтобы ты не хотел его покинуть.
        Эндрю смотрел на него как зачарованный. Роман продолжал, глядя куда-то перед собой:
        - Когда я ехал ночью, меня мучил вопрос: что я сделал неправильно, раз ты стал убегать из дома, как когда-то поступал я? Я пытался показать, что этот дом в тебе нуждается, но, похоже, ты никогда не понимал, что я люблю тебя.
        - Ты любишь маму, - сказал Эндрю, но его голос был неровным, а губы дрожали. В глазах же была надежда.
        - И тебя. И твоих братьев и сестер, которые будут после тебя. Как ты не можешь понять, как бесценен ты для меня?
        Роман умолк. Навернувшиеся слезы жгли глаза. В горле застрял комок. Он попытался успокоиться, избавиться от нахлынувших чувств, но это не удавалось.
        - Папа, - спросил Эндрю, его глаза стали большими от удивления и страха, - почему ты плачешь?
        Покачав головой, Роман сказал ему:
        - Я не плачу. Мужчины не должны плакать, даже когда им очень больно. - Он помолчал, затем взял маленькую ручку и прижал пальчики к своим губам. - Ну, возможно, иногда плачут от радости. Знаешь, я был очень напуган.
        - Почему?
        - Потому, - хрипло произнес он, - что боялся не увидеть тебя снова.
        - И это сделало тебя таким печальным?
        Роман кивнул:
        - Да.
        Эндрю посмотрел на заплаканную Тристу, потом снова на отца.
        - Я не хочу уходить.
        - Хорошо. Это очень хорошо. Потому что, знаешь ли, без тебя здесь ничего не получится, Эндрю. Ты нужен нам.
        Эндрю долго молчал, обдумывая эти слова и глядя на своего отца - сильного, могучего отца, стоящего перед ним на коленях и целующего его руку с повлажневшими глазами. Он с удивлением и участием прикоснулся к слезам на обросшем щетиной лице.
        А потом мальчик внезапно бросился вперед, обхватил тонкими ручками толстую шею Романа и крепко прижался к нему.
        - Прости меня, папа. Прости!
        Роман опустил лицо в шелковистые волосы сына. В его руках трепетало маленькое родное тельце.
        - Ладно, ладно, - произнес он вполголоса и закрыл глаза, чтобы взять себя в руки.
        - Я люблю тебя, папа. Я не хочу, чтобы ты или мама меня покидали.
        - Ладно, - тихо произнес он. И в первый раз Роман обнял своего сына.

        Глава 23
        Роман хорошо знал свои слабости. Вот почему сразу после того, как все было улажено, он принялся за еду. Насытившись, он отправился спать, поскольку уже плохо соображал. Он не уходил отдел, а лишь набирался сил, чтобы их продолжить.
        Триста любила говорить, что когда у него урчит желудок, то ворчит и он сам. Проснувшись, Роман также плотно позавтракал. После этого он рассудил, что можно приступить к следующей фазе сражения.
        Теперь все представлялось ему именно так - в виде непрерывных сражений. Передышки были короткими и нечастыми перед следующими атаками. Именно эта мысль мелькнула в его голове, когда Грейс прислала ему сообщение, что хочет его повидать.
        Роман не был настроен заниматься делами своей сестры. Но после того как он узнал от Эндрю всю историю, он счел, что должен перед ней извиниться. Хотя он не очень жалел о том, что сказал. Просто надо было сказать то же, но иначе. Ему было больно видеть, что она продолжает тяжело переживать, рассерженная и злая.
        Роман попросил Грейс, чтобы она пришла к нему в библиотеку. Пока он ждал ее, он пытался решить, как ему следует вести себя с ней.
        Когда она вошла, Роман был поражен ее видом. Грейс не была взвинченной и с безумными от ярости глазами, как он ожидал. Она выглядела спокойной или, возможно, слегка взволнованной. Сегодня она была прелестна, похожая на фею, с ее шелковыми темными волосами и в блестящем платье. Уже давно он не видел ее такой хорошенькой. Лицо Грейс было безмятежным, словно все тревоги прошедшей ночи ее не коснулись.
        Грейс начала говорить первой:
        - Роман, пожалуйста, прими мое глубочайшее сожаление по поводу того, что я не оставила записки, когда взяла с собой Эндрю. Для этого моего упущения нет оправданий. Я просто не могу представить, что вы пережили, когда не обнаружили Эндрю.
        Все фразы, что Роман тщательно подготовил, вылетели у него из головы.
        - Ты застигла меня врасплох. Я приготовился говорить, что это я сожалею. Я неправильно тебя обвинил. Эндрю объяснил, что случилось.
        Она улыбнулась:
        - Мы оба переутомились. Я знаю, как ты любишь Эндрю. И то, что ты сказал, было справедливым.
        - Странно это слышать, - сказал Роман. - Я ожидал, что ты будешь меня обвинять. Ты стала совсем другой.
        - Мне кажется, что весь мир изменился.
        Он ответил на ее улыбку, а потом как-то странно взглянул на нее:
        - И конечно, ты останешься в Уайтторне. Это твой дом.
        - Нет. Я перееду в пасторский дом. - Она рассмеялась, глядя на его изумленное лицо. - Знаешь, я и Джейсон решили пожениться. О нет, он меня еще не спрашивал. Возможно, он желает сначала поговорить с тобой. Это традиция.
        Роман был потрясен. Он не знал, как и реагировать. Грейс весело рассмеялась. Наверное, прошла целая вечность с тех пор, когда он слышал ее смех в последний раз.
        - Тебе придется примириться с этим. Мы поговорим обо всем этом позже. Это счастливая новость.
        - Да. Да. Рад видеть, как ты довольна, Грейс. В самом деле замечательно. Ты просто не представляешь, что это значит для меня!
        Она взял его за руку:
        - Я знаю, что ты любишь меня. Я хочу поблагодарить тебя, Роман. Ты был хорошим братом, ты помогал мне в Лондоне и позволил мне вернуться домой, хотя я была для тебя настоящей занозой. Но тебе заботиться обо мне больше нет нужды. Я люблю Джейсона, и у меня будет собственный дом, собственная жизнь. Я счастлива, Роман.
        - Это очень важно для меня, - искренне признал он.
        Она улыбнулась:
        - Я знаю. У тебя всегда было доброе сердце. Прошу, скажи мне, что и ты счастлив.
        Помедлив, он проговорил:
        - Я хотел бы.
        Грейс сказала:
        - А я не сомневаюсь. С твоим упорством...
        - Я понял, сестра, - осторожно произнес он, - что только воли, даже железной, для успеха недостаточно.
        Она прижала руки к груди:
        - Я знаю, что ты используешь все, чтобы победить. Сердце, волю и, конечно... - Она замолчала, задумчиво подняв брови. - Ну и любовь.
        В маленькой комнатке на чердаке, где когда-то жила девочка Триста Нэш, Роман положил на полки последние предметы и, отступив, оглядел свою работу. Он пытался вспомнить, выглядела ли комната раньше точно так же, как сейчас. Он стремился достичь полного соответствия. Скрип пола от чьих-то шагов заставил Романа обернуться. С досадой он увидел на пороге жену.
        - Роман? Миссис Уэллс сказала, что видела, как ты входишь в эту комнату. Что ты?.. - Она медленно вошла в комнату и благоговейно огляделась. - Роман... что ты сделал?
        Он беспомощно опустил руки. Он хотел все завершить раньше, чем это увидит его Триста.
        - Это должно было стать сюрпризом, - сказал он, стараясь не обнаружить своего разочарования.
        Триста, взволнованная, молчала.
        - Это мои вещи. Все, что у меня было, когда я оставил Уайтторн. - Он показал рукой на полки. - Я хотел расставить их в таком порядке, в каком они были тогда. Но я уже не все помню.
        - Ты сохранил их?
        - А ты думала, что я их уничтожил?
        - Нет, я не думала этого. Я просто считала, что слуги очистят комнату. - Она дотронулась до вышитой подушки: - Моя мама сделала это для меня. Где ты все это нашел?
        - Это было на одном из чердаков засунуто под карниз. Я упаковал все и убрал, после того как ты исчезла.
        Триста быстро прошла вдоль полки и сняла с нее куклу, которую он только что дрожащими руками почтительно туда положил. Это была та самая кукла, которую он неумело пытался для нее починить.
        Триста держала куклу бережно, как ребенка. Она провела пальцем по растрескавшемуся лицу.
        - Я хотел ее починить для тебя.
        Когда она повернулась к нему, в ее глазах стояли слезы.
        - Роман.
        Он прижал палец к ее губам:
        - Я хочу починить не только это. Мне не следовало говорить тех слов, которые я тогда сказал. Я бы не нанес тебе такого удара.
        Она быстро покачала головой:
        - Нет, Роман, мы всегда должны говорить друг другу правду. Я действительно была помехой. Я хотела сделать как лучше, но получилось обратное. В том, что произошло, есть и моя вина. Думаю, что это из-за меня у тебя не ладилось с Эндрю. Мне нужно было больше тебе доверять.
        - Я не всегда заслуживал доверия, но никогда не повторю этой ошибки. Я не позволю больше никому встать между нами, Триста. Ты знаешь, что ты - самое важное в моей жизни, и когда я думал иначе, мне за это пришлось горько заплатить. Я хочу, чтобы наши отношения стали лучше. Есть многое, что я хотел, чтобы ты знала. - Он показал рукой вокруг.
        - Ты сделал все это для меня? - Она снова огляделась. - Да?
        - Когда я начал воссоздавать комнату, я думал, что делаю это для тебя, чтобы ты поняла то, что я не в силах сказать. Но теперь я знаю, что на самом деле это все для меня. - Роман взял куклу и внимательно вгляделся в покрытое трещинами лицо. - Я любил эту комнату. Мне нужна была ты, и потому я приходил сюда, где мы провели немало часов, беседуя или занимаясь любовью. Мы были здесь очень счастливы. Как долго я не понимал, что только в этой комнате познал счастье! Думаю, что мое желание вернуться в Уайтторн было на самом деле желанием вернуться в эту комнату.
        Она взяла его за руку и посмотрела прямо в лицо:
        - Но нам сейчас это не нужно. Ты уже сделал этой комнатой весь дом. Я знаю, почему ты ненавидел Уайтторн: ты был здесь когда-то несчастным. Но ты привез нас сюда, и все вокруг изменилось. Мы стали семьей. Ты вернул нам то, что мы потеряли.
        Роман сжал ее руку, но она не позволила себя обнять и продолжала всматриваться в его лицо.
        - Любовь, которую я чувствую к тебе, теперь совершенно другая, не та, что была, когда мы встречались в этой комнате, - сказала она. - Мы были молодыми, неопытными и эгоистичными, еще мало знавшими жизнь. Теперь наши чувства сильнее. Нам нужно больше, чем одна комната. Нам нужен весь дом.
        Он улыбнулся, глядя на нее, а потом уперся лбом ей в плечо:
        - Это я должен был произнести такую речь.
        - Тогда скажи.
        - Я могу добавить только то, что я тебя люблю. Но это неподходящее слово, чтобы описать мои чувства. Во мне столько любви, что я могу от нее растаять, раствориться. Ты во мне, Триста, навсегда. Не было ни одного дня, когда бы я не думал о тебе и ты не была бы в моем сердце. Ты для меня все. Ты и Эндрю, семья, которую мы составляем.
        Она упала в его объятия и поцеловала. Он обнял ее и закрыл глаза, наслаждаясь.
        Она наткнулась на куклу, которую он продолжал держать в руке. Роман улыбнулся. Он положил куклу обратно на полку и неопределенно повел плечом.
        - Вот так, - тихо сказал он. - Она дома.

        Эпилог
        Триста положила письмо на колени. От яркого солнца ее защищал зонтик. Перед ней бросали камни муж и сын, громко подбадривая друг друга.
        - Великолепно! - объявил Эндрю.
        Роман рассмеялся вместе с ним, вручил ему еще один камень, дал совет и отступил, чтобы Эндрю мог как следует размахнуться и обеспечить много отскоков камня от водной поверхности.
        Этот камень подпрыгнул на воде семь раз. Отец и сын разразились радостными, полными самодовольства криками.
        - Мне нужны еще камни! - объявил Эндрю.
        Роман вернулся на одеяло и сел, тогда как Эндрю обыскивал берег реки для пополнения запасов.
        - Как там в Лондоне? - поинтересовался Роман, показывая на письмо.
        - Тетя Мэй пишет, что ее принимали повсюду. Похоже, что лорд Робертс стал героем дня. Наши страхи были напрасны.
        - Светское общество имеет странные вкусы. Ему понравился Браммел, и им везде восхищались, даже когда он был на пороге тюрьмы для должников. Если вас полюбят, вы будете приняты везде.
        - Они тебя полюбили?
        - Конечно. Хотя меня считали затворником. Если ты не волочишься то за одной, то за другой девушкой, тебя считают затворником.
        Триста с изумлением посмотрела на него:
        - Ты никогда не ухаживал за дамами? Почему?
        - Потому что я не мог найти женщину, за которой хотелось бы ухаживать. - Он повернулся и оперся на локоть, но тут внезапно его лицо перекосила боль. Роман поспешно сунул руку в карман.
        В следующую секунду он вытащил деревянного солдатика. С отсутствующим видом он подбросил солдатика и произнес:
        - Я уже встретил любовь моей жизни, так что смысла не было, верно?
        - Почему ты не сказал мне этого, когда мы встретились?
        - Почему ты не сказала мне, что никакого капитана Фэрхевена не было и после меня ты даже не думала о других мужчинах?
        Триста открыла рот, затем закрыла и с такой растерянностью посмотрела на Романа, что тот рассмеялся.
        - Выражение твоего лица заставляет меня вспомнить мою сестру в прошлом, хотя с того времени, как она начала мучить Джейсона, я не видел на ее лице ничего, кроме улыбок.
        - О, Роман, не иронизируй над ее желанием переделать дом пастора. Она показывала мне его - книги навалены от пола до потолка.
        - Ну и что?
        - А что будет, когда у них появятся дети?
        Роман рассмеялся:
        - Ну, я уверен, к сроку, когда у них появятся дети, дом будет полностью переделан. Ты знаешь мою сестру.
        - Да, непоколебимая воля Эйлсгартов. Она всегда проявляется в семье.
        - Папа, смотри! - Эндрю вывалил на одеяло все собранное. Триста стряхнула грязь, попавшую вместе с четырьмя совершенно круглыми плоскими камнями.
        - А, - кивнул Роман, глядя на камни с одобрением. - Отличные камни.
        - А это что? - спросил Эндрю, забирая солдатика из руки Романа.
        Поглядев на Тристу, Роман улыбнулся:
        - Кое-что, что я храню для тебя.
        - Это конный гвардеец. Отлично! Он поплывет на корабле, который я принес. Хотя мы можем и бросать камни.
        - Делай что хочешь, - небрежно ответил Роман. - Я посижу здесь, чтобы составить компанию маме.
        Эндрю нахмурился:
        - Не сиди на солнце слишком долго, мама. Ты же не хочешь, чтобы твой будущий ребенок перегрелся.
        Рассмеявшись, Триста пообещала поберечься.
        Они снова остались одни. Эндрю принялся готовить кораблик для того, чтобы пустить его в озеро. Роман подвинулся к Тристе ближе и положил голову ей на колени. Она отвела волосы с его лба.
        - Ты больше не собираешься бросать камни? - спросила она.
        Он посмотрел вверх на облака, быстро пробегавшие по лазурному небу. Подул свежий ветерок. Солнце уже поднялось высоко, а внизу стелился легкий туман. Земля дышала, и ее дурманящий запах бил в ноздри. Роман устроился поудобнее и закрыл глаза.
        - Я собираюсь остаться здесь.
        Триста улыбнулась.

        notes
        Примечания

1
        Имеются в виду солдаты Кромвеля. Кромвель был протестантом и выступал против церковной роскоши. - Примеч. пер.

2
        Итальянский архитектор, представитель позднего Возрождения, основатель так называемого палладианства - нового стиля в архитектуре.

3
        Обугленные кости (англ.).