Выбор Ана П. Белинская
Счастлив ли тот, кто имеет право выбора? Не знаю, не пробовал. Мне не дали выбора, его сделали за меня, когда навязали роль «плохиша», когда выбрали за меня профессию и работу, когда отобрали любимое дело и мечту. Я всегда был вторым, в тени старшего брата. И как бы я не старался, я всегда не дотягивал, всегда не соответствовал. Я просто существовал в мире навязанных ценностей, стереотипов и обязанностей. А потом появилась она - девчонка с веснушками и маленькой родинкой над губой…
Эта книга о прощении, принятии себя, о дружбе и, конечно, о любви! Немного неправильной, порой жестокой, но обязательно взаимной!
Ана П. Белинская
Выбор
1
МАКСИМ
Бах, бах, бах….
Твою ж….
Баааах…бах….бах…
Да выключите уже эту зубодробилку! Или это перфоратор?
Я открываю один глаз, потом второй, щурюсь…
Яркое солнце ослепляет, как его отключить?
Вожу глазами по комнате, пытаюсь отыскать настенные часы, но голова ужасно кружится, зрение расфокусировано, все плывет…
С трудом приподнимаю голову и тут же адские «вертолетики» начинают свое авиашоу. Блть. Переворачиваюсь на бок, шарю по полу рукой в поисках телефона. Пусто. Сколько ж время? Подушка подо мной неприятно мокрая.
Бах, бах бах…Виски долбит, голова раскалывается. Во рту, как в помойной яме. Нет, хуже. Как будто там кто-то сдох. Или что-то. Наверное, моя совесть. Хочется пить. Да, дико хочется пить.
Бах, бах, бах…
Рррррр-рр-ррррр… А это еще что?
К звукам перфоратора добавляется другой, похожий на собачий грубый лай и рычание. Откуда у нас дома кобель? Или я не дома?
- РРР-ррр, рав-гав…ррр-рррр…совсем охренел?
Ух ты, не хило я вчера надрался, уже собаки говорящие мерещатся…причем голосом отца.
- Гав-гав, ррррррр….лишу, на хрен, денег тебя, щенок неблагодарный… - а, все-таки отец.
- Очнулся? - рычит Иван Сергеевич, мой отец.
- И тебе доброе утро, - в подушку мычу я.
Он стоит у окна, сложив руки на груди, и испепеляет меня взглядом. Ууух! Глаза дьявольски горят, брови сведены к переносице, губы поджаты. Бесится! Шикарное зрелище!
- Через 15 мин. В столовой. И только попробуй не притащить свою пьяную задницу, - цедит сквозь зубы.
Уходит, демонстративно хлопнув дверью. Специально, потому что знает, как мне сейчас хреново.
* * *
Поднимаюсь. Меня ведет из стороны в сторону, в ушах звенит, а к горлу подступает противная тошнота. Резко срываюсь с места и еле успеваю добежать до туалета, благо в моей комнате он свой, как содержимое моего желудка извергается в унитаз.
Н-дааа… Последний стакан был явно лишним. Или несколько последних. Усмехаюсь. Смотрю на себя в зеркало, висящее над раковиной, любуюсь. Синие круги под глазами, волосы растрепаны в разные стороны. Тааак. А это что? На шее багровеет красное пятно. А вот еще одно, около уха. Стараюсь вспомнить, что вчера было. Пятница, клуб, столик, громкая музыка, выпивка… много выпивки, какие-то люди, танцы, потом пьяные танцы, смех, толпа, темнота, запах пота и алкоголя, мужской туалет… Наташка! Точно Наташка! Вчера перестаралась. Или она не Наташка? Оля? Лена? Похрен…Наклоняюсь к раковине и прямо из-под крана жадно пью воду. Так-то лучше.
Приняв наспех контрастный душ, почистив зубы и переодевшись в свежую одежду, спускаюсь в столовую. Отец сидит за столом, в длинном банном халате, держит газету, якобы читает. На самом деле он делает вид, будто ему это интересно. Так себе пародия на итальянского мафиози! Ему еще сигары в зубах не хватает! Откуда у него эта манера, я не знаю, но мне дико смешно, и каждый раз приходится стискивать губы, чтобы не заржать! Аль Капоне фигов!
- Доброе утро! - здороваюсь со всеми я.
Отец, комкая газету, бросает ее на стол и смотрит на меня.
- Сынок, милый, доброе утро! - мать начинает суетиться, увидев меня. Ее настороженный взгляд мечется то ко мне, то к отцу. Она знает, чем дело пахнет! Мать старается быть амортизатором между мной и отцом. Всегда пыталась сгладить наши ссоры и конфликты. А они у нас, на минуточку, каждодневные. И с каждым разом все изощреннее и изощреннее.
У нас с отцом сложные отношения. Вернее сказать нездоровые, катастрофически токсичные отношения.
- Сынок, тебе кофе сделать? Ой, а это что? - мама подходит ближе и вглядывается куда-то в область моей шеи. - Аллергическая сыпь что ли?
Я непроизвольно трогаю это место. А! Наташка! Или Ленка, или Олька!
- Ага, ма, аллергия! - давлю довольную лыбу. - На Ивана Сергеевича! - откровенно начинаю ржать!
Мать охает, прикладывая ладонь ко рту.
Отец бесится, когда я называю его по имени-отчеству дома. А мне бальзам на душу!
Вскидывает на меня озлобленный взгляд. Знаю, батя, как ты меня «любишь»! И это взаимно!
- Веселишься? Ну-ну! Скоро я повеселюсь, когда лишу тебя денег, машины и всего, что у тебя есть! - взрывается отец.
Ну вот, начинается, даже кофе допить не успел! Скрещиваю руки на груди, откидываюсь на спинку стула. Я готов принимать удар, готов к словесному бою, упрекам, обвинениям и приказам. Все это не ново.
Мне плохо. Меня все еще мутит, голова кружится, хочется завалиться на кровать и уснуть. Но вместо этого я сижу напротив отца и слушаю его гневную тираду.
- Это уже ни в какие ворота не лезет. Наше с матерью терпение лопнуло! - сокрушается отец, размахивая перед моим носом руками. - Ты посмотри на себя, на кого ты похож, в кого превратился!
Я опускаю взгляд и делаю вид будто рассматриваю себя, стряхиваю невидимые пылинки с плеч.
Любаня, наша повариха, незаменимая помощница, человек, которого я искреннее уважаю в этом доме, прыскает со смеху, когда ставит на стол завтрак. Отец бросает на нее гневный взгляд и Любаша, от греха подальше, тут же испаряется на кухню. Забери меня с собой, а!?
- Во сколько ты вчера пришел? Да и, спрашивается, зачем? Ну и оставался бы там, где надирался со своими тупыми дружками! Ты меня не уважаешь, это давно понятно, но мать хотя бы побереги! Она места себе не находит. Вчера опять давление подскочило. - Продолжает отец.
Смотрю на эту худенькую женщину с печальными глазами и не чувствую ровным счетом ничего. Во мне нет ни жалости, не сочувствия, не чувства и вины и раскаяния. Пусто.
Она смотрит на меня с жалостью, без осуждения, но с тревогой и отчаянием. Да, ма, твой сын такая вот скотина. Но, как говорится, что посеешь…
- У тебя одни гулянки, попойки и веселье на уме. Не надоело еще? Тебе самому не противно от себя? Тебе 25 лет!
25 лет, а прозвучало как 55 лет! Морщусь.
- Тебе 25 лет уже, - продолжает отец, - я в эти годы уже был женат, воспитывал сына и пахал, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась! У меня была ответственность! И мозги!
- Сочувствую! - ухмыляюсь я.
Зря, я это ляпнул. Черт меня тянул за язык. Сейчас бы дослушал и спокойно свалил в свою комнату досыпать, а теперь же придется задержаться на неизвестно сколько времени.
- Что ты сказал? - уже конкретно так орет Иван Сергеевич. - Полин, ты слышала? - обращается он к притихшей матери. - Он мне сочувствует?! Да я тебя обеспечил всем, у тебя было и есть все. А что ты добился в свои годы, мерзавец?
- А я просил? - теперь уже взрываюсь я, - просил меня обеспечивать?
Наши взгляды сталкиваются в немом поединке. Мы смотрим друг другу в глаза.
- Я бы добился! Но ты на корню обрубил все мои цели и планы. Забыл?
Он понимает, о чем я говорю. Молчит. Дышит рвано. Зубы стиснуты так, что кажется сейчас раскрошатся.
Вскакиваю. Иду в холл, нахожу на комоде ключи от Камара, хватаю куртку с вешалки и выхожу во двор.
Солнце печет изрядно. Жарко. Или это у меня внутри всё полыхает?
Сажусь в машину, завожу движок и срываюсь с места, подняв облако пыли. Подальше, подальше от этого дома.
2
САША
- Маам, я устал, мне жарко, я хочу пить, - хнычет Никитка.
Мы пешком идем домой. С рынка. Сегодня суббота, у меня выходной, день, когда я затариваюсь продуктами на всю неделю. А больше мне некогда. Завтра я буду убираться, готовить, гладить…
На улице действительно жарко. Я и сама взмокла, но то ли от жары, то ли от неподъёмных сумок. Погода в этом году удивляет. Конец апреля, а тепло как в июне. Безветренно, солнечно, сочная свежая травка, зеленые пышные деревья, одуванчики! Мне нравится! Люблю весну! Жду весну! Весна пахнет! Пахнет обещанием и надеждой. Каждый раз кажется, что именно эта весна принесет нам с Никиткой что-то новое, хорошее…Но ничего не происходит, вот уже 6 лет…весна приходит и уходит, забирая несбывшиеся мечты с собой до следующего года.
Я иду впереди, в обеих руках полные пакеты. Ручки больно впиваются в ладони, на лбу проступила испарина. Тяжело. Сын плетется сзади, несет пакет с хлебом, булочками и печеньем, а на спине тащит рюкзак с формой. По субботам у Никитки тренировки по футболу. Он устал, это правда. Двухчасовая интенсивная тренировка, марш-бросок пешком до рынка, базарная толкотня, обратная, груженая продуктами, дорога домой - вымотают кого угодно. Что уж говорить про шестилетнего ребенка.
- Я пииить хочу, - жалобно подвывает сын.
Мы подходим к супермаркету. Собираемся уже войти в магазин, как пакет с луком и картофелем рвется. Овощи рассыпаются по дороге, а у меня наворачиваются слезы на глаза. Да что ж это такое? Бросаю пакеты на землю, ползаю на коленках, собирая овощи, мимо проходят люди, перешагивают, некоторые пинают в мою сторону укатившийся лук, но никто не пытается помочь. Мне жутко стыдно, неловко и обидно. Сын бросается мне помогать, но я останавливаю его, указывая на свободную скамейку у дороги и прошу ее занять. Кое-как собираю овощи в рваный пакет и отношу на лавочку.
- Никит, посиди здесь. Я оставлю сумки, поохраняй, пожалуйста! Быстро куплю воду и новый пакет, хорошо? - спрашиваю сынишку.
Никитка - очень ответственный ребенок, мой бессменный помощник, мой единственный заботливый мужчина. Я ему доверяю. Знаю, что если говорю посидеть и никуда не ходить, он не ослушается, сделает всё так, как прошу.
Никита молчит и его внимание направлено не на меня. Он стоит с открытым ртом и, кажется, не дышит. Смотрю и пытаюсь понять, что так завладело вниманием моего ребенка. Ярко-желтая машина! Я и сама на время зависаю, но быстро прихожу в себя.
- Мама, мама, это же Camaro! - кричит восторженно сын.
- Чтооо? - не понимаю.
- Ну КамАро, мам, ты че?! Вот это тачка, мам. Ты знаешь, что у него восьмицилиндровый двигатель, мощностью 445 лошадиных силы? - поучительно объясняет мне Никитка.
- Пфф, конечно, знаю! Только всякими комарами и интересуюсь! - Господи, откуда он это все берет?
- Не комарАми, а КамАро! - вздыхает Никитка. И лицо такое снисходительное делает, что чувствуешь себя тупицей.
- Ладно. Я пошла. Никуда, ни с кем ходи, - напутствовала я и понеслась в магазин.
3
МАКСИМ
Выхожу из маркета и открываю бутылку с холодной водой. Руки трясутся, не слушаются. То ли от вчерашней попойки, то ли от разговора с отцом. Или от одного и другого вместе. Залпом опустошаю практически всю бутылку и бросаю в рядом стоящую урну. Мимо. Черт. Сегодня явно не мой день. Прохожие неодобрительно косятся на меня, хмыкают, но никто ничего не говорит. Потому что всем насрать. Насрать на друг друга, насрать на этот город, страну и землю в целом. Каждый думает только о себе. Лучше промолчать, не связываться, сделать вид, что не заметил. Так проще и безопаснее. Гребаный эгоизм. Они все смотрят, осуждают, но молчат. Ну же, давай, скажи мне что-нибудь, сделай мне замечание, ткни в это дерьмо носом! Молчат.
Поднимаю бутылку и опускаю в урну.
Мне по-прежнему хреново: тошнота не отпускает, голова тяжелая, а ярость раскаленной лавой обжигает все нутро. Забрасываю в рот две подушечки мятной жвачки. Иду к машине.
Впереди около моего Камара трется какой-то пацан. Заглядывает в окна, приседает и подтягивается на носочках, чтобы лучше разглядеть. Не трогает. Хочу шугануть, но отчего-то передумываю. Вспоминаю себя мелкого, я вот так же восхищенно разглядывал крутые тачки и мечтал, что когда-нибудь обязательно куплю себе спорткар. Пусть смотрит пацан, материализует мечты.
Подхожу ближе, останавливаюсь рядом с мальчуганом. Он меня не замечает. С открытым ртом смотрит в салон.
- Нравится?
Пацан испуганно дергается, хлопает глазами, но не отходит.
- Еще бы! Шестое поколение, 6,2 литра, восьмиступенчатая трансмиссия! Я такие только в энциклопедиях видел!
Ну них… себе! Задвинул пацан!
- Десяти… - говорю ему.
- Что?
- Десятиступенчатая автоматическая трансмиссия, - ухмыляюсь я.
У пацана отвисает нижняя челюсть, и он так и стоит с открытым ртом. На его лице смесь удивления и восторга.
Щелкаю брелоком сигнализации, и двери начинают подниматься вверх. Да, мой кровопийца умеет произвести впечатление! Пацан от изумления вскрикивает и начинает радостно подпрыгивать на месте.
- Ваааау! - пищит пацан. - Как в крутых фильмах! Дядь, а можно за рулем посидеть? - смелеет пацан и смотрит умоляющими глазами.
Я не успеваю подумать, как говорю:
- Валяй.
Я сегодня в ударе. Никому никогда не позволял прикасаться к своему Камару, а уж тем более садиться. Около него всегда собиралось куча зевак, но лишь этот мальчуган смог так ненавязчиво меня уделать!
Уступаю ему место, жестом приглашая садиться. Голубоглазый осторожно присаживается, трогает ласково руль, водит ручками по приборной панели, губами что-то шепчет. Смешной! Я стою рядом, привалившись к двери. Хлопаю по карманам, ищу пачку сигарет, но ничего не нахожу.
- Никита! Никита! Что происходит? - мои перепонки разрывает истошная сирена.
4
САША
- Отойдите от моего ребенка, я вызову сейчас полицию, - ору я не своим голосом.
Я старалась по-быстрому сбегать в магазин за чертовым пакетом и водой. Но на кассах такие очереди, что пришлось задержаться. Я нервничала, все-таки ребенок там один. Хоть Никитка - умный и ответственный мальчик, но он - ребенок, а страшных случаев с похищением детей немыслимо много.
Я выбегаю из супермаркета и глазами ищу Никиту. Вон лавочка, на ней пакеты с продуктами, а вот моего ребенка нет. Оглядываюсь по сторонам, а внутри все холодеет. У меня начинают трястись руки, а ноги становятся ватными. В голове мгновенно всплывают факты о похищениях, насилии и всей той мерзости. Страх окутывает меня. Кручу головой, взгляд мечется по людям, но Никитку я не вижу.
Подбегаю к скамье, сажусь, пытаюсь отыскать в своём рюкзаке телефон. Что нужно делать в таких ситуациях? Куда звонить, куда бежать? Ругаю себя последними словами. Господи, как можно быть такой непутевой мамашей?
- Вааау! Вот это тачка! - где-то рядом слышу родной голосок.
Оборачиваюсь и вижу ту самую яркую желтую машину. Двери открыты, подняты вверх. Рядом стоит какой-то мужик в солнцезащитных очках, улыбается. А в салоне машины…Господи… в салоне мой сын!
Срываюсь с места и начинаю истошно кричать.
- Никита, Никита! Что происходит?
Подбегаю к мужику, на ходу ищу газовый баллончик в рюкзаке. С недавних пор он всегда при мне. Какое счастье! Все-таки Агата, моя близкая подруга, молодец, что посоветовала мне его купить!
- Отойдите от моего ребенка, я вызову сейчас полицию! - наставляю баллончиком на мужика.
- Так, спокойно, мамаша, - мужик выставляет вперед ладони. Показывает, что он не опасен. Медленно начинает снимать очки.
А мужик вовсе и не мужик. Молодой парень.
- Мама, мама, - испуганно говорит Никитка.
- Сынок, выходи из машины. Что этот дядя тебе сделал? Что он сказал? Он тебя обижал? Может что-то предлагал? Господи! - меня просто прорывает, как водосточную трубу. Поток вопросов сыплется из меня, как песок.
5
МАКСИМ
- Ээй, дамочка! - пытаюсь перекричать заведенную мамашку. Но она меня в упор не слышит.
- Сынок, родной, с тобой все в порядке? - осматривает парнишку.
- Да все с ним в порядке! Успокойтесь уже! И аккуратнее с этой штукой, - кивком головы указываю на баллончик в ее руке.
Эта ненормальная забыла, что ли про него, размахивая им во все стороны. Только я успеваю об этом подумать, как чувствую сильнейшее жжение в глазах.
- Твою мать, - ору я. - Какого хрена?
Глаза начинают непроизвольно слезиться, а горло першить. Закашливаюсь.
- Ребенка убери отсюда, - все также ору я.
Пацаненок начинает кашлять и судорожно хватать воздух. Сквозь пелену слез вижу в открытом рюкзаке этой идиотки бутылку с водой. Выхватываю довольно резко и даю пацану пить. Смачиваю руки, плескаю себе в лицо водой, умываю пацана. Девчонка ошарашенно стоит и смотрит с застывшим ужасом на лице. Пришибленная.
- Никитка, Никитка, сынок…Господи, прости, милый, - отмирает эта ненормальная и кидается к сыну.
Сегодня однозначно хреновой день! А он, на минуточку, только начался…
Мамаша уводит голубоглазого к скамье и начинает суетиться над ним.
Сажусь в машину.
Ну нахрен. Пусть сами разбираются.
Вот какого черта я повелся на пацана?
Опускаю двери, завожу мотор. Последний раз бросаю взгляд на мальчишку, но встречаюсь с ее полыхающими страхом, злостью и ужасом, глазами.
- Истеричка, - напоследок кричу в окно.
- Маньяк, - слышу в ответ и срываюсь с места.
Кем я только не был в этой жизни и, кажется, меня уже ничего не могло удивить. Но маньяк? Серьезно?
6
САША
- Никит, ты как?
Господи, мне так страшно: сердце бешено колотится, того и гляди выпрыгнет из груди, слезы застилают глаза. Я ведь не собиралась распылять баллончиком, всего лишь хотела припугнуть, но, видимо, случайно нажала. Ничего не соображала, чисто материнский инстинкт сохранения и защиты своего дитя. Незнакомый человек затащил под каким-то предлогом ребенка в машину. Сколько таких случаев в жизни?! Вот, о чем я думала в тот момент. Жаль, что не успела запомнить номера. Хотя машина запоминающаяся, вряд ли в городе найдется с десяток таких ярких желтых иномарок.
- Мааам, да все нормально.
- Никита, вот скажи, зачем ты сел к чужому дяде в машину? Ведь мы столько раз с тобой это обсуждали, смотрели ролики. Сынок? Он тебя чем-то заманил? Что он тебе сказал? Может игрушку или конфеты предложил? - я села перед сыном на корточки и взяла за руки.
- Ничего мам. Ничем он меня не заманивал. Я сам, - виновато шепчет Никитка и опускает головку.
- Что сам? - удивленно смотрю на сына.
- Сам попросил посидеть за рулем.
- Ох…
- Прости, мам, я подвел тебя, расстроил. Но мне так хотелось ее потрогать, - плачет сын и вытирает мокрые щечки кулачками.
У меня сжимается сердце. Мой наивный, любимый сынок. Крепко обнимаю своего автолюбителя и реву вместе с ним. Больше ни за что и никогда не оставлю его без присмотра!
Никитка - самое дорогое, что у меня есть. Я воспитываю его одна. Горе-папаша слился сразу как-только узнал о моей беременности. Я тогда училась на втором курсе института, а Рома был пятикурсником. Мой первый парень, первый мужчина оказался козлом. Что ж, бывает…
Никита-лучшее, что со мной случилось за всю 26-летнюю жизнь. Можно долго рассказывать, как мне было тяжело одной, без мужской поддержки, студентки факультета психологии. Как сложно было потом совмещать грудного ребенка и учебу. Спасибо моим родителям.
Мои родители живут в области, но когда я родила Никитку, мама переехала на время ко мне в город, в мою однокомнатную съемную квартирку. Папа работал, помогал деньгами, а мама сидела с новорожденным внуком. Я через 3 месяца после родов вернулась в институт, доучиваться последние курсы. Трудные были времена, сессии вперемешку с бессонными ночами под крики неспящего Никитки, детские болезни вперемешку с практикой, нервные срывы, истерики и прочие материнские радости. Казалось, вот отдадим Никитку в садик и станет легче. Но ни тут-то было! Начались непрекращающиеся болезни: неделю мы ходили в садик, две недели лечились, и так по замкнутому кругу. Но мы справились!
Я успешно закончила Институт. Мой научный руководитель дипломной работы предложил работу в научно-практическом центре медико-социальной реабилитации, где занимал хорошую должность. Я согласилась на неполный рабочий день, до обеда.
После четырех лет, Никитка адаптировался, иммунитет окреп и в садик мы начали ходить стабильно. Мама вернулась домой к папе, а я вышла на полный рабочий день.
7
САША
Ненавижу понедельники! Как же я ненавижу понедельники! Это просто сюр какой-то! Со мной всегда что-то случается именно по понедельникам! Я практически ни разу не пришла на работу в понедельник вовремя. Вот и сейчас я дико опаздываю. А по понедельникам, как на зло, у нас планерка.
Всё из-за чертовых шишек! Да-да, сегодня виноваты шишки.
Не знаю почему в чате группы садика не проинформировали, что сегодня нужно принести шишки для поделок. И Никитка почему-то мне не сказал. И вот, сплавив ребенка воспитательнице, я как партизан, бегала по кустам вокруг детского сада в поисках сосновых шишек. Насобирала корявых, совершенно отвратительных, но тут уж не до эстетики было, отнесла в группу и рванула на работу.
Мое утро расписано по минутам. Поход за шишками совершенно не входил в утреннее расписание. В это самое время я должна была ехать по направлению Центра, однако стою на остановке и смотрю в «зад» ушедшему автобусу. Прекрасно.
Научно-практический центр медико-социальной реабилитации, в котором я вот уже 4 года работаю реабилитационным психологом, считается одним из лучших в России. По сей день неустанно благодарю своего наставника, научного руководителя моей дипломной работы и заведующего отделением, высококвалифицированного врача-психотерапевта, да и просто прекраснейшего человека - Манукяна Георгия Артуровича за то, что когда-то проникся моей ситуацией, поддержал и помог устроиться в этот центр.
У нас сплоченный коллектив, мы-одна дружная семья. Все мы делаем одно большое дело - помогаем людям с заболеваниями и травматическими поражениями опорно-двигательного аппарата, черепно-мозговыми травмами, с острыми нарушениями мозгового кровообращения.
* * *
Каждый понедельник я прохожу квест под названием «Как не спалиться». Суть заключается в том, чтобы проскочить в кабинет незамеченной. Мой рабочий день начинается в 9 утра, а сейчас на часах 9.45 и у меня есть 10 минут до начала всеобщей планерки в конференц-зале.
Осторожно забегаю в холл, озираясь по сторонам, сворачиваю налево на лестницу для посетителей. Вообще лестница для персонала и служебный лифт находятся по правой стороне, но туда мне нельзя, обязательно встречу кого-нибудь из коллег. Поэтому отточенными движениями поднимаюсь по лестнице на третий этаж, выглядываю в длинный коридор, убеждаюсь, что заведующего в зоне видимости нет, и ныряю в свой кабинет.
Я сказала в свой кабинет? Забудьте! Это я погорячилась, выдаю желаемое за действительное! Здесь нас 4 реабилитационных психолога, у каждого свое рабочее место. Но я мечтаю, что однажды у меня будет свой личный приемный кабинет с удобным диванчиком, расслабляющей обстановкой и приятной атмосферой! Ну знаете, такие, как фильмах показывают: пациент лежит, закинув ногу на ногу, руки заложены под голову, а рядом я - с гипнотическим маятником в руке!
- Жукова! - Жукова-это я, - 9:52! - подмигивает мне Леша. - Привет! Сегодня на 3 минуты раньше, - уже не стесняясь ржет мой коллега.
Леша- единственный мужчина в нашем бабьем царстве. Он каждый раз сообщает мне время и делает ставки на следующий понедельник. Такая у нас с ним забава.
- Иду на рекорд! Привет! - улыбаюсь виновато я.
- Вика с Еленой Васильевной уже ушли. Идем скорее, - поторапливает меня Леша.
Мы заходим в большой конференц-зал. Народу уже собралось полно. По понедельникам в 10 утра у нас общее собрание всех отделений Центра. За кафедрой уже стоит глав врач, высокий крупный мужчина. Мы с Лешкой переглядываемся, не в силах сдержать улыбки. Наш главный где-то под два метра ростом, но халат он, почему-то, надевает на несколько размеров меньше. Это настолько смотрится комично и нелепо, что каждый понедельник вызывает у нас с Лешей приступ несдержанного хохота. И почему ему никто не скажет об этом?
Мы пробираемся сквозь ряды в поисках свободных мест. Вся середина и последние ряды заняты. Правильно, никто не хочет попасть под раздачу глав врачу. Нам ничего не остается делать, как сесть на второй ряд. Эх, а вот если бы я не опоздала, то сидела бы сейчас на галерке и спокойно искала в интернете идеи для поделки к празднику 9 Мая в детском саду.
Пока Александр Владимирович активно вещает о новейших высокотехнологичных методах реабилитации, о новых поступивших пациентах, согласовывает с зав отделениями схемы лечения и комплексной реабилитации, я в этот момент с волнением думаю, что сегодня у меня по расписанию работа с «особенным пациентом».
Принято считать, что психолог- это не врач. Мы не ставим диагнозы, не выписываем лекарства и потому люди, обращающиеся к нам, - не пациенты. Но тогда кто? Клиенты, посетители? Лично я всех своих подопечных называю «пациентами». Ведь мы тоже лечим! Лечим душу, лечим сердце, помогаем справиться с болью, не медикаментозно, а словами, разговорами, добрыми поступками и человеческим отношением.
8
САША
- Александра Вячеславовна, Андрей Павлович сообщил об успехах Филатова, - обращается ко мне зав отделением Георгий Артурович. - Весьма похвально! Я доволен своим решением передать Филатова вам. - Стараясь быть незаметным для всех, подмигивает мне наш зав.
После общей планерки, Георгий Артурович собирает наше отделение медико- социальной реабилитации у себя в приемной: психотерапевтов и нас, четверых психологов.
На таких совещаниях мы совместно обсуждаем и обговариваем принципы и схемы лечения каждого пациента в индивидуальном порядке.
Верник Андрей Павлович- опытный врач-психотерапевт, сидит на стуле, закинув ногу на ногу, убедительно кивает нашему заву, в знак подтверждения сказанных Манукяном слов.
Я довольно улыбаюсь и скромно опускаю глаза в стол. А сама мысленно танцую победную чачу!
Четыре года я работаю в этом Центре, два из которых я набиралась опыта, как говорил Георгий Артурович, сидя на приемах в платном консультативном центре при нашем НПЦ (научно-практический центр), обычным психологом. Я наблюдала за коллегами- опытными психологами, психотерапевтами во время их работы с пациентами. Спустя два года меня перевели в отделение медико-социальной реабилитации под началом Манукяна в должности клинического психолога. Помню, как тогда прыгала от счастья! Мой максимализм и уверенность зашкаливали, я считала, что достаточна умна и теоретически подкована, чтобы сидеть на приеме и слушать душевные изливания депрессивных подростков и их неуравновешенных родителей, толстосумов, с их страхами о потери доходов, молодых мамочек, стрессирующих после рождения ребенка, или разведенок, поливающих грязью бывших мужей.
Я рвалась в бой. Хотела по-настоящему помогать, я чувствовала, что мое место там, где идет ожесточенная борьба жизни и смерти, где преодолеваются тяжелейшие преграды на пути к восстановлению, излечению, а, возможно, и принятию неизбежного.
У 70 % людей, попадающих на реабилитацию, механизмы преодоления проблем не работают. Прежде всего потому, что никто из них не ожидает таких проблем, не готовит себя к ним. Любому пациенту, а тем более находящемуся в инвалидном кресле или прикованному к постели, очень важно укрепить в нем уверенность, что он может справиться с возникшими трудностями, сможет найти силы принять сложившуюся ситуацию и начать жить дальше. Вот тогда начинается наша работа - реабилитационного психолога, человека, готового слышать и слушать.
Моих первых «пациентов» Георгий Артурович «отбирал» сам. Курировал, подсказывал, советовал, всегда присутствовал во время моей работы. В свободное плавание отпускать меня не решался, тем самым давал возможность набраться опыта и квалификации.
За неполные два года работы у меня были разные случаи: и страх падения у мужчины после производственной травмы на нефтяной платформе, и панические атаки после аварий, работа с постинсультными пациентами, расстройства сна и когнитивные нарушения у пациентов с черепно-мозговыми травмами. И, в принципе, все эти случаи были обратимые, то есть подлежали корректировке и стабилизации эмоционального состояния.
Четыре месяца назад мы проводили на пенсию еще одного члена нашего коллектива - Анну Ивановну. И, естественно, Георгию Артуровичу пришлось в ускоренном режиме распределять ее пациентов среди нас. Благо у нее их было не много, все-таки человек возрастной, уже тяжело было справляться с большой нагрузкой. И вот тогда наш зав впервые, не боясь, доверил мне одного из пациентов Анны Ивановны. Совершенно особенный случай, интересный (для меня, как клинического психолога), требующий предельного внимания.
- Александра Вячеславовна, задержитесь, пожалуйста, - просит Манукян по окончанию совещания.
Коллеги, шумно переговариваясь, покидают приемную, и мы остаемся одни.
- Саш, ну теперь рассказывай! - не церемонясь начинает зав.
Наедине Георгий Артурович обращается ко мне на «ты». Это фривольное обращение не оскорбляет меня, даже наоборот, создает между нами некую родственную связь. Я ведь помню, когда была его студенткой, как он по-отечески меня поддерживал, сопереживал, помогал. От его «Саш» всегда на душе как-то тепло становится! Я знаю, Георгий Артурович благосклонен ко мне, он не раз говорил, что хочет сделать из меня высококвалифицированного специалиста, что видит во мне потенциал и какое-то особенное, присущее мне качество.
- Филатов- большой молодец! - улыбаясь говорю я. - Он…он старается!
Мой новый «особенный пациент»…Целых два года Анна Ивановна работала с Филатовым. Диагноз - сенсорная афазия[Афазия- (утрата речи) - повреждение речевого центра в головном мозге], нижняя параплегия[Нижняя параплегия - утрата движений в двух нижних конечностях] в следствие черепно-мозговой травмы.
- Удивительно, за два месяца такие результаты! Анна Ивановна за 2 года не смогла добиться того, что мы имеем сейчас.
Это правда. Когда Анна Ивановна передавала мне Филатова, у нас был долгий разговор. Она рассказала, что пациент сложный, всякий контакт и попытки восстановления когнитивных функций пресекал, отказывался от работы с логопедом-дефектологом, игнорировал занятия. Но при этом лечащий врач-невролог сообщает о положительной тенденции изменения в состоянии больного.
- Нууу… у него не было мотивации, - пожимаю плечами.
- А сейчас, стало быть, есть?! - приподнимает свои широкие темные брови Георгий Артурович.
- Он раскрывается! Начал прилагать усилия, поверил в себя и свои силы! Мы нашли общий язык! - воодушевлённо рассказываю я.
Была б моя воля, я бы вообще кричала о наших с ним успехах! Но сейчас я боюсь спугнуть это тонкое, хрупкое, по кирпичикам выстроенное доверие между нами.
- То есть ты считаешь, что спустя 4 года, он только сейчас поверил в свои силы и начал бороться?
- Он находился в стадии отрицания и долгое время не мог принять сложившуюся ситуацию, - я начинаю нервничать, не понимая, к чему клонит Манукян.
- А может его мотиватором выступила именно ты, Саша? - прищуриваясь вглядывается мне в лицо заведующий. - В пятницу приходила его мать с просьбой о дополнительном времени с тобой. Им мало тебя два раза в неделю.
- Серьезно? Я этого не знала…
Я удивлена. Очень. Помню, как рассказывала Анна Ивановна, что Филатова чуть ли ни силком отправляли к ней на занятия, он устраивал истерики, проявлял агрессию, отказывался всячески с ней контактировать. Значит я на верном пути. И это не может ни радовать!
- Ну. я…поищу свободное для него время, если вы считаете это возможным и необходимым.
- Нет, ты не поняла. Они хотят с тобой заниматься в индивидуальном порядке, Саш. Платно.
- О… - это всё, что я могу выдавить из себя.
Если честно, я никогда не рассматривала свою работу с коммерческой стороны. И как бы это пафосно не звучало, я хочу помогать людям и видеть результат, желательно позитивный.
- Я даже не знаю…я никогда…
- Я посоветовался с Верником, - перебивает меня Манукян. - Он утверждает, что в последнее время Филатов заметно оживился, приступов агрессии не наблюдается, а самое главное, Филатов согласился поработать с логопедом. Поэтому, не вижу оснований для отказа. И, Саш, тебе с Никиткой нужны деньги, как ни крути. В этом нет ничего особенного, - совершенно спокойно говорит Георгий Артурович.
На самом деле мне нужны деньги, это правда. Я хотела летом свозить Никитку к морю, перед школой немного закалить. Поэтому лишняя копейка не помешает.
- Хорошо, - так же спокойно стараюсь отвечать и я. - Подберу для Филатова удобное время.
- Хорошо, - то ли себе, то ли мне говорит зав. - Передам Филатовой твои контакты, договоритесь что, да как.
Киваю и собираюсь уходить.
- Саша! - неожиданно зовет меня Манукян, когда я практически уже выхожу. - Хотя….нет…ничего….иди работай, - опускает глаза зав.
Странно. И что это все значит?
9
МАКСИМ
- Максим? - удивляется мать, когда входит на кухню. - Почему ты не на работе?
Время три часа дня, а я сижу дома, пью кофе и болтаю с Любашей. Правильный вопрос, мам!
- Устал, - театрально вздыхаю я, показывая нечеловеческую усталость.
Любаня смеется. Вообще, мне кажется, в этом доме Любаня единственная, кто понимает юмор. Ну и, собственно, меня. Обожаю эту полную, пахнущую корицей и булочками, женщину!
- Ааа… - протягивает мать. И недоверчиво косится то на меня, то на Любашу.
На самом деле я свалил с работы.
Вчера опять лег спать под утро, отмечали чей-то день рождения, но почему-то платил снова я. К 9 утра отец притащил меня на завод, посадил в отдел технического контроля, что-то наказал перепроверить и ушел. Там я и преспокойно уснул. Прямо за столом.
И всё бы ничего, но я проспал совещание со всеми завами, замами, начальниками и другими «несчастными». Отец ураганом ворвался в кабинет и разорался, как ненормальный, схватил за шкирку, как дворового вшивого кота, и потащил на собрание. Полчаса я пытался слушать, честно. Даже убедительно кивал, когда какой-то «замзавначальника чего-то там» распинался о несоответствии чего-то чему-то там. А потом я зевнул…Громко. И отец меня удалил с совещания…Вернее вышвырнул, как всегда, приправляя отборным матом.
- К 4 - м к Дане придет психолог, - воодушевленно сообщает мать.
Равнодушно пожимаю плечами. Мне не интересно.
- Михаил Андреевич сказал, что появились улучшения! - продолжает мать. - Да я и сама это вижу! - деланно радостно обращается мать к Любаше, хотя эта вся информация предназначена специально для меня. Я это знаю.
- Улучшения? - так же равнодушно спрашиваю я. - Теперь он громче молчит?
Знаю, что грубо, знаю, что жестоко. Но я и не претендую на звание «Брат года».
Мать смотрит на меня с упреком и осуждением, но ничего не говорит. Да, ма, ничего не изменилось, я, по-прежнему, та еще скотина.
- Максим… - качает головой Любаня и отворачивается.
И эта туда же…
* * *
- Проходите, пожалуйста…вот сюда можно повесить….конечно….будьте как дома, - слышу обрывками щебетание матери из холла.
- Как добрались? - уже отчетливее доносится до меня.
Понятно, мать ведет мозгоправа сюда, знакомить.
- Спасибо, хорошо, - о, а это уже интересно. Мозгоправ оказался мозгоправкой. - У вас очень уютно.
- Максим, познакомься, - ну кто бы сомневался, - Александра Вячеславна, психолог Дани.
Я сижу в гостиной на диване и листаю инстаграм. Поднимаю голову, чтобы поздороваться и спотыкаюсь…спотыкаюсь о знакомое лицо.
Она смотрит на меня огромными глазами, узнала. Мы прожигаем друг друга взглядом и первым нарушаю давящую тишину я.
- Психолог? Серьезно? Ты-психолог? - смотрю на девчонку, которая совсем недавно прыснула мне в лицо газовым баллончиком, на ту, которая обозвала меня маньяком.
- Максим, я прошу тебя проявить уважение к нашей…
- Ты считаешь, что человек, который не может совладеть со своими эмоциями, может помочь другому? - перебиваю ошарашенную мать я. - Ты в своем уме?
- Ну знаете ли…Да вы… - вот и пришибленная отмерла и подала голос. - Да как вы смеете меня так оскорблять? - срывается с места и несется к входной двери.
- Истеричка ты, а не психолог! - кричу ей вдогонку.
Мать стоит, как вкопанная, и непонимающе смотрит то на меня, то в след убегающей девчонке.
- Мужлан неотёсанный, - доносится из прихожей.
Мужлан? Кто вообще сейчас так говорит?
10
САША
- Мужлан неотесанный, - как-то само по себе вырывается из меня. Плевать, что могла услышать хозяйка. Мне плевать сейчас на все. Я хочу уйти.
Господи, это же надо?!
Пытаюсь отыскать свою кожаную куртку (ха-ха, кожаную, ага, из кожи овцы, такой же, какой я сейчас и являюсь по сути), но внутри кипит ярость и обида, поэтому судорожно перебираю куртки на вешалке.
- Александра Вячеславна, простите ради Бога. Господи! Да что же это такое… - да-да, именно, милая женщина, вот и мне интересно, что это, мать его, такое?! - Максим, он…он…
- Он хам, - помогаю закончить мысль Полине Андреевне, кажется так ее зовут.
- Он бывает груб, да….Господи, мне так стыдно… - сокрушается бедная женщина и устало качает головой.
Мне ее жаль. Искренне жаль. Не знаю уж, кем ей приходится этот недоумок, но она явно не в восторге от него и его поведения.
- Прошу вас, останьтесь. Данила вас так ждал, - умоляюще смотрит на меня Полина Андреевна.
Я нашла свою куртку и стою в одном надетом кроссовке.
Мне неприятна вся эта ситуация, но я немного остыла и готова рассуждать трезво. Почему, собственно, из-за какого-то козла я должна менять свои планы? Мне с ним не работать и, надеюсь, пересекаться мы больше не будем, может он вообще гость или сосед, который просто зашел на чай.
- Я не отказываюсь от работы с Данилой. Давайте просто вы будете привозить его в Центр?
- Даня сам попросил, чтобы вы приезжали к нам домой, - очень тихо говорит Полина Андреевна. - Это для нас многое значит. Он практически 4 года никого не подпускал к себе, даже друзья не могли к нему попасть. Закрывался. А вас вот… - она замолкает и мне отчетливо видно, как по ее лицу катится горькая слеза отчаяния.
- Хорошо, - вздыхаю и сдаюсь. - Проводите меня к Даниле.
Вешаю свою «кожаную» курточку, снимаю один кроссовок и иду за Полиной Андреевной. Мы проходим через гостиную, и я краем глаза смотрю в сторону дивана, но наглеца там не вижу. Хорошо. Его нет. Выдыхаю.
* * *
- Сынок, к тебе пришли! - осторожно приоткрывая дверь, говорит мама Дани.
Ее тон смягчился, в нем появилось тепло и умиление. На лице легкая печальная улыбка. Она горюет. И уже давно. Это заметно. Когда она разговаривала с тем самым Максимом, кем бы он ей не приходился, от нее исходила покорность, смирение…а может и страх. Только вот чего она боится?
- Здравствуй, Данила, - прохожу в комнату, бесшумно ступая по полу. А шумно и не получилось бы - весь пол застлан ковровым покрытием с мягким, высоким ворсом. Это приятно.
Данила Филатов сидит в инвалидном кресле у большого панорамного окна. В комнате очень светло, легкие шифоновые шторы полностью пропускают дневной свет. Мне очень хорошо видно парня в кресле: сегодня его отросшие светлые волосы идеально уложены назад, белая футболка и серые домашние брюки подчеркивают худощавую, но спортивную фигуру. Наверное, этот парень раньше не вылезал из спортзала. Раньше. До страшной аварии.
Данила тщательно выбрит и в целом выглядит свежим и бодрым. Его глаза улыбаются, я знаю. За четыре месяца работы с ним, я научилась распознавать его эмоции по глазам и жестам. Сейчас его глаза улыбаются. Мне. И я улыбаюсь в ответ.
Слышу, как закрылась дверь.
Даня кивает и рукой показывает проходить. У него паралич нижних конечностей, но руки здоровы.
Я подхожу к большому письменному столу, стоящего тут же, у окна, раскладываю вещи, которые нам понадобятся.
- Данила, Георгий Артурович сказал, что ты согласился позаниматься с логопедом? - смотрю на парня. Говорю спокойно, выделяя интонационно каждое слово.
Кивает.
- Меня это очень радует, Даня, - улыбаюсь. Мне важно вызвать в нем положительные эмоции, показать, что его успехи- мои успехи.
Улыбается.
В начале наших первых занятий, речь Данилы была похожа на бессмысленный и бессвязный поток звуков. Понятно, что молодой парень комплексовал и раздражался. Кому хочется выглядеть в глазах собеседника слабоумным? Поэтому он выбрал одну единственную, по его мнению, правильную тактику - молчать. Мне пришлось научиться понимать его молчание.
Спустя 4 месяца наших занятий, мы научились справляться со стеснением и дискомфортом, понемногу выстраивая отдельные слова в короткие легкие фразы.
Сейчас же, когда Данила согласился на занятия с дефектологом, при усердной и планомерной работе, потерянные функции можно восстановить, пусть и не в полной мере. Поэтому моя задача как специалиста - стабилизировать его эмоциональное состояние и сформировать устойчивую мотивацию к лечению.
Каждое наше занятие начинается с артикуляционной и дыхательной гимнастики. Но так было не всегда. В самом начале Филатов отказывался от всего, иногда импульсивно проявлял незаинтересованность, но чаще всего равнодушно отворачивался от меня к окну и уходя глубоко в свои мысли. Мне даже казалось, что Анна Ивановна была абсолютно права, когда говорила о бесполезности занятий с ним. Были дни, когда мне хотелось вскочить, схватить его за руки и трясти до тех пор, пока не вытрясла бы из него всю ту дурь, которая засела в его голове. Но я держалась. Я не должна поддаваться эмоциям, иначе какой из меня специалист?
На все мои вопросы - он молчал, рассказы-молчал…Молчал…молчал…Но слушал…И тогда я начала читать. Просто читать вслух…
* * *
- Расскажешь, как прошел твой день? Чем занимался, о чем думал…
Кивает.
Я пошла на хитрость. Когда я заметила, что ему нравится мое чтение, я решила его «шантажировать». Да-да! Не удивляйтесь. Я встала в позу, отказываясь читать. Товар за товар! Положила перед Филатовым цветные карандаши и лист бумаги. Рисуешь свой день, я читаю.
Многие знают, что по рисункам можно сказать о человеке многое. Для нас, психологов, рисунки - это информационная кладезь, наглядно иллюстрируя динамику улучшения или ухудшения психического состояния рисующего. Цвета, штриховка, размеры фигур и объектов, их расположение, характер линий, даже сила нажима карандаша - для нас всё имеет значение.
Достаю цветные карандаши и альбом с его рисунками. Все рисунки, начиная с самого первого, хранятся в этом альбоме. Ни один не потерян и не выброшен. Когда-нибудь, когда мы оба справимся, я подарю ему этот альбом, в память о днях тяжелейшей работы над собой, своими страхами и веры в себя. Я знаю, этот день будет.
Даня начинает рисовать, а у меня есть возможность рассмотреть его комнату: она светлая. И дело вовсе не в панорамном окне. Светлая мебель, бежевые выкрашенные стены, белые тонкие шторы, мягкий ковер молочного цвета, постельное покрывало из плотного персикового шелка. Я бы подумала, что это комната молодой девушки, если бы не знала ее хозяина.
Большой книжный шкаф вдоль всей стены. Но книг в нем, на удивление, мало. За стеклом выстроены в ряд грамоты и дипломы, кубки и медали. На стенах в рамках висят фотографии: на них везде улыбающийся голубоглазый парень - Данила. Вот он с ребятами на байдарках, а вон там Даня с Полиной Андреевной и мужчиной, наверное, с отцом, на вручении диплома. Даня в горах, Даня за шахматной доской, Даня в боксерских перчатках…Но нигде на фото не видно того самого Максима. Интересно, кем он приходится Филатовым?
Я сказала интересно? Пфф, совершенно не интересно, и почему я вообще о нем вспомнила?
Перевела взгляд на Данилу и застыла. И давно он так смотрит? Видимо я слишком увлеклась рассматриванием комнаты, что не заметила, как аккуратно сложены карандаши, а готовый рисунок в ожидании лежит на столе.
- Давай посмотрим, что тут у нас, - беру альбомный лист, - о! Да здесь не что-то, а кто-то! - восклицаю я.
На рисунке изображена девушка. Нарисована так, как это может сделать простой мужчина, не художник, но я все равно понимаю, что это-девушка. Тонкая, в летящем голубом платье, она улыбается, широко на пол-лица, а ее длинные оранжевые волосы развиваются в разные стороны. Это….Это я.
- Это девушка, - стараюсь спокойно, не выдав волнения, говорю я.
Данила кивает. Смотрит так пронзительно и глубоко в душу, что мне приходится опустить глаза. Я взволнована, а он это чувствует.
- Ты…к тебе приходила гостья? - мой голос слегка дрожит, и я не знаю, что сказать. Похоже мне нужен психолог.
Отрицательно качает головой.
- Нет, - медленно проговариваю я. - Хорошо.
Мне трудно говорить, когда он так смотрит: выжидательно, будто ждет от меня тех самых слов, которые я не в силах сказать.
- Ты…ты думал о девушке?
Молчит. Смотрит. И молчит.
Вы знали, что молчать можно громко, что молчание может о многом сказать? Вот прямо, как сейчас.
- Таак, - хлопаю в ладоши и пытаюсь разрядить гнетущее напряжение между нами. - Что почитаем сегодня? Я принесла абсолютно две разные книги…
Я натянуто улыбаюсь, стараюсь вести себя, как ни в чем не бывало, а у самой внутри всё бушует. Он нарисовал меня…Меня…
11
МАКСИМ
Бесит.
Меня бесит, что эта ненормальная сейчас в моем доме.
- Сколько ей? Восемнадцать хоть есть? Какой из нее психолог? У нее опыта, наверное, никакого, - вопросы сыплются из меня, как из рога изобилия.
Я ворвался в комнату матери сразу, как только она проводила эту блаженную к брату.
- Даня начал оживать, он снова начал тренироваться, согласился на занятия с дефектологом. Разве этого мало? Да мне абсолютно плевать, сколько ей лет и есть ли у нее опыт, когда у Александры получается! - возмущается мать.
Она не кричит. При мне она никогда не кричит. Сдерживается, но я вижу, как ей хочется взорваться, выплеснуть на меня всё то, что я заслуживаю.
- А может у него просто встал на нее? М? За четыре года-то? Прежняя была старуха в толстой оправе, - поигрываю бровями, хотя мне совсем не смешно.
- Это мерзко даже для тебя, Максим, - качает головой мать.
Согласен. Но если уж быть дерьмом, то до конца.
- Я серьезно. Она девчонка совсем. Да ей самой, в конце концов, лечиться надо, - начинаю закипать. Меня до сих пор потряхивает от ее «маньяк» и «мужлан».
- Ей 26 лет, она даже старше тебя, если что, - мать прищуривается и всматривается в мое лицо. - И я не могу понять, с чего такая реакция? Не тебе ли все равно, что происходит с братом?
Всё верно. Мне пофиг. Только вот эта мелкая дрянная девчонка успела несколько раз меня выбесить и, черт возьми, мне это понравилось. Я давно не получал живых эмоций. Ссоры с отцом уже не вставляют.
26 лет. Ей 26 лет. Никогда бы не подумал. Она кажется такой юной: у нее светлая тонкая кожа, еще нетронутая летним жарким солнцем. А оно любит ее, это видно по нескольким веснушкам на лице, которые успели выскочить вместе с первым весенним теплом. Уверен, к началу лета у нее их будет много! Её волнистые волосы цвета зрелой пшеницы с медным отливом, зеленые огромные глаза и тонкие бледные губы, её острые плечи с выпирающими ключицами, её худое тело, лишенное ежедневных фитнес-тренировок, не делают из нее неотразимую обольстительницу или писаную красавицу. Но она привлекает внимание, выделяется ярко-огненным цветом среди толпы, умиляя своей необузданной простотой и природной женственностью.
Это я сейчас так подумал? Черт. Надо заканчивать бухать.
- Максим, тебе стоит извиниться перед Александрой, - не дождавшись от меня ответа, продолжает наступление мать.
- Уже бегу.
- Ты выставил себя не лучшим образом.
Начинаю открыто ржать! Но мой смех пропитан горечью, детской обидой и злостью.
- Серьезно, ма? А когда я был в своем лучшем образе? Ну-ка, напомни! - уже невесело говорю я и яростно хлопнув дверью, срываюсь наверх, к себе.
Когда я подхожу к своей комнате, открывается дверь соседней, и из нее выходит девчонка. Наши с братом комнаты напротив друг друга. Меня это всегда раздражало.
- До встречи, Данила! - мягко улыбается эта блаженная.
Она не видит меня, но я вижу, что в дверях в инвалидном кресле ее провожает мой брат. На его лице дебильная улыбочка озабоченного подростка.
- Здорова, брат! - деланно весело оповещаю свое присутствие.
- Боже! - пугается девчонка, приложив ладошку к груди.
- Всего лишь я, детка. Но мне приятно! - подмигиваю, играя бровями.
- Вот дьявол, - бесится эта рыжая бестия и направляется к лестнице.
- Ты уж определись: Бог или Дьявол!
- Чертов клоун, - еле слышно бормочет она, спускаясь вниз.
- Ведьма!
Смеюсь.
Брат испепеляет меня взглядом, если можно было бы убить, давно сгорел бы заживо. Но все, что он сейчас может, это захлопнуть дверь перед моим носом.
12
САША
Брат?
Он сказал брат? Данила и этот полоумный-братья?
Вот ни за что бы не поверила. Как могло у одной женщины родиться два совершенно разных сына?
Они как тьма и свет. Даня, светловолосый парень, всегда аккуратный, опрятный. От него исходит добро, тепло и уют. Рядом с ним спокойно и комфортно. А этот мерзавец, как черт из табакерки: темные, практически смоляные волосы вечно находятся в беспорядке, темно-карие глаза, дьявольски жгучие, обжигающие, полные губы, черные пушистые ресницы и эти бесовские ямочки на щеках, когда этот гаденыш ухмыляется своей наглой физиономией. Его внешний вид ему соответствует: отросшая темная щетина, небрежно накинутая впопыхах одежда, слегка помятая, создает хулиганский образ. Он ведет себя настолько нагло и самоуверенно, словно ему плевать, кто и что о нем думает и как он сейчас выглядит. Женский пол таких любит: опасных, дерзких, свободных. А у меня, наверное, пожизненный иммунитет на таких. Спасибо бывшему…
Хотя нет, все-таки некоторые эмоции он определённо вызывает - меня он дико бесит!
Выбегаю на улицу, когда на телефон приходит уведомление, что мое такси ожидает. Иду по выстланной брусчаткой тропинке и зачем-то оборачиваюсь. На втором этаже у панорамного окна, все также сидит в кресле Данила и смотрит на меня. Улыбаюсь ему напоследок и выхожу за ворота.
Всю дорогу до детского садика мысли скачут от рисунка Дани, где, я точно уверенна, изображена я, до наглого мужлана с дьявольскими ямочками. Непроизвольно улыбаюсь. Господи, я назвала его мужланом при его матери! А еще маньяком, хамом и клоуном. Н-дааа, Жукова, ты определенно умеешь произвести впечатление! Закрываю лицо руками и начинаются смеяться.
* * *
Уже три недели мы занимаемся с Данилой у него дома. Сегодня среда и наше крайнее занятие перед майскими праздниками. Как я их жду! Мы с Никиткой уже третий год уезжаем на майские к бабушке с дедушкой в область. Уже предвкушаю теплые деньки, рыбалку с отцом, огород, шашлыки, катания на великах с Никиткой и мамины пирожки с капустой, ммм!
Настроение отличное, и даже моросящий дождик мне нисколько не портит его.
В комнате Дани играет музыка Моцарта. Я всегда использую ее, когда провожу занятия на развитие когнитивных функций. Сейчас Филатов разгадывает специальные загадки, подготовленные мной, на улучшение мышления и памяти, а я опять рассматриваю его комнату.
Мое внимание привлекает фотография, где Даня с друзьями на байдарках. Молодые ребята заразительно улыбаются, и я тоже не могу сдержать улыбку.
- Данила, - очень тихо зову парня, он очень сосредоточен, ведь на решение задач я выделила определенная время.
Даня поднимает голову и смотрит на меня, я вижу, он удивлен, ведь ранее я никогда не отвлекала его от выполнения заданий.
- Данила, я хотела спросить, ты мне позволишь?
Кивает.
- Твои друзья…они навещают тебя? - смотрю на фото и замолкаю.
Филатов прослеживает за моим взглядом и тоже смотрит на фотографию. Я вижу, как меняются его эмоции: брови хмурятся, кулаки сжаты, а дыхание учащается. Он нервничает.
- Нет? Они перестали с тобой общаться после аварии?
Легкое движение головой, еле заметное, но я улавливаю.
- Ниее, - протягивает Даня. Ему очень сложно дается речь, но логопед уверяет, что успехи уже есть.
- Нет. Ты перестал общаться с ними? - внимательно наблюдаю за реакцией.
Молчание.
Значит я на верном пути. Вижу, что эта тема пока для нас закрыта. Но я обязательно к ней вернусь, а пока позволяю Даниле доделать его задания.
Почему он закрывается от общения? Зачем отвергает друзей и обрекает себя на одиночество. Ставлю мысленно пометку, поговорить об этом с его матерью.
Мои размышления прерывает сильнейший гром так, что я вздрагиваю. Смотрю в окно, там разворачивается настоящее стихийное бедствие: графитовое небо низко опустилось на землю, мощные порывы ветра закручивают пыль и мелкие ветки, а моросящий дождь перерос в сильнейший грозовой ливень.
Мы смотрим друг на друга, а потом Даня выдвигает ящик стола, вынимая аккуратно сложенный вдвое лист бумаги. Долго смотрит на него, будто решая, что дальше с ним делать, но в итоге, протягивает мне. Читаю.
Александра. Всё в имени твоем прекрасно:
Оно как роза: красиво, но опасно.
Красиво нежностью своей, душой чистейшей.
Оно звучит, как музыка, как песня…
Мы снова смотрим друг на друга. В его глазах уверенность и спокойствие, в моих - смятение и паника…
- Даня…это…это красиво. Спасибо.
Он смотрит и, наверное, ожидает, какого-то ответного действия или слова.
Что нужно делать в такой ситуации? И как мне ее воспринимать? Это просто знак уважения или комплимент? А если комплимент, то, как кому: женщине или специалисту? Ох, Жукова…
* * *
Полчаса пытаюсь вызвать такси. Но никто не хочет ехать в такую погоду. Уже не на шутку нервничаю, потому что в саду Никитка остался один - звонила воспитательница и слезно просила скорее его забрать. Я задержалась с Полиной Андреевной, расспрашивая ее о друзьях Дани. Она мне рассказала, что первое время после ужасной катастрофы ребята из его компании навещали Данилу, поддерживали его. А потом Филатов впал в долгую депрессию и не хотел никого видеть. Он игнорировал звонки, отвергал встречи и прекратил всякое общение с друзьями. Отгородился от людей, замкнулся в себе и отказался от дальнейшей реабилитации.
- Машина не найдена… - шепчу я, в который раз….
Что же делать?
- Опять отказ? - Полина Андреевна сочувственно заглядывает в мой телефон. - И я, как на зло, отпустила водителя. Что же делать? Так…Я сейчас позвоню мужу.
- Что вы, не нужно…
Я не успеваю договорить, как Филатова уходит в глубь гостиной и начинает звонить супругу.
Стою одетая в дверях и обзваниваю все службы такси. Мне жарко и душно.
Бесполезно. Черт, черт, черт!
Резкий толчок в спину, и я лечу вперед. Падаю на колени, успевая задержаться ладонями. Потрясающе. Хуже быть не может. Сегодня случайно не понедельник?
- Твою мать! Ты другого места не могла найти? Че трешься у двери? - слышу над собой знакомый, ненавистный голос.
Максим.
Три недели мы не пересекались, чему я была несказанно рада. Я даже начала забывать про существование этого человека, ведь каждая наша случайная встреча заканчивалась взаимными оскорблениями.
- Я, конечно, понимаю, что наши полы выглядят дорого и богато, а для простого психолога, - выделяет именно эти слова, - так вообще…Но, позволь спросить, ты долго еще будешь здесь отдыхать?
Господи, как стыдно! Надо что-то сказать! Жукова, соберись и ответь этому засранцу.
Поднимаюсь, а в это время из сумочки, которая перевернулась во время моего фееричного падения, вываливается все ее содержимое.
Что я там говорила, на счет хуже быть не может? Забудьте! Может. Это эпик фейл, товарищи!
- Браво! - хлопает в ладоши, пока я ползаю у него в ногах, собирая свои пожитки, - слу-ууу-шай! Случайно не ты получила в этом году титул «Неудачница года»? Очень на тебя была похожа…
- Знаешь что? - не даю ему договорить. - А не пойти бы тебе…
- Максим, какая удача, что ты пришел! - Полина Андреевна входит в холл и спасает своего сына от направления последнего в место, где всегда темно и сыро.
- Правда? - наигранно удивляется мерзавец. - Помню, последний раз радовался моему приходу Батюшка в церкви, когда под кайфом заставил его продать святой воды за пятизначную сумму! Пить хотелось страшно! - ржет этот недоумок.
Ну ни идиот?
13
МАКСИМ
Они обе смотрят на меня, как на идиота.
- Максим, - обращается ко мне мать. - Александра не может от нас уехать.
- Досадно. Помочь вызвать такси?
- Господи, Максим, а мы что, по-твоему, делаем? Уже 40 минут вызываем, - сокрушается мать. - Отвези Александру домой, пожалуйста.
- Что? Ты видела погоду? - деланно удивляюсь я, показывая за дверь.
- Так поэтому-то и такси не едет. Максим, - всплескивает руками мать.
- Нет, нет, не нужно Полина Андреевна, спасибо, я сама как-нибудь, - обходит меня эта бестия, направляясь к двери.
Пожимаю плечами и двигаюсь в сторону столовой.
- Александра, ну что вы, подождите! Такая погода… - пытается остановить ее мать. - Максим!
Оборачиваюсь и вижу около обувной тумбы валяющийся, сложенный вдвое белый листок. Поднимаю, но не успеваю его развернуть, как эта чокнутая с бешенством вырывает его у меня.
- Дайте сюда. Это мое, - рычит ненормальная и сует бумажку в карман своего пальто.
- Да пожалуйста, - усмехаюсь.
- Максим, будь мужчиной, отвези девушку домой. Имей уважение и совесть.
Я уже хотел было сострить про то, как совесть давно поимела меня, но по выражению лица матери понял, что сейчас это неуместно.
- Хорошо.
- Я никуда с вами не поеду, - она еще и выделывается.
- Вот видишь, - наставляю пальцем на эту блаженную. - Я пытался быть чертовым джентльменом.
- Хорошо. Я согласна, - вдруг обреченно сдается она и ее плечи повисают.
Да ладно?
- Ну окей. Кстати, у меня нет прав, отобрали полгода назад, а еще я пил, - делаю паузу. - Вчера, - пауза. - Но много. Едем?
- Максииим. Не пугай девушку, - это мне. - Он шутит, - а это ей.
Девчонка устало качает головой, но выходит следом за мной на улицу.
* * *
- Сразу предупреждаю, если бы не погода, я бы в жизни не села с вами в одну машину, - пристегиваясь, говорит мне эта блаженная.
- Мне тоже, знаешь ли, твоя компания не по душе.
- Вот и прекрасно.
Сидит, спину выпрямила, смотрит исключительно вперед, руки прилежно на коленях сложила, отличница, блть.
Мой Камар низкий, поэтому стараюсь ехать аккуратно, объезжая большие лужи. Дождь хлыщет по лобовому стеклу, ни черта не видно, дворники не успевают стирать плотные потоки водопада. В салоне гнетущая тишина. Девчонка смотрит перед собой, иногда в боковое окно, перебирает в руках ручку от сумки. Нервничает?
- Ты очень громко думаешь, - прерываю наше затянувшееся молчание. - Говори уже.
- Что? Вы о чем? - поворачивается ко мне и делает удивленное лицо.
Даа, уважаемая, актриса из тебя никудышняя. Да и психолог, мне кажется, тоже.
- Ну я же вижу, что ты хочешь что-то сказать.
- Интересно, - приподнимает брови она и разворачивается всем корпусом ко мне. - Из каких соображений вы сделали такой вывод? Мне, как психологу, будет полезна данная информация.
- Нуу…во-первых, перестань мне «выкать». Кстати, тем более ТЫ меня старше, - подмигиваю ей я, делая акцент на «ты».
Хмыкает и отворачивается к окну, потом резко разворачивается обратно.
- Что? Откуда вы..
- Во-вторых, - не обращаю на нее внимания и продолжаю, - ты так рьяно мучаешь ручки сумки, что я даже переживаю за них, - она опускает глаза на свою сумку, а потом резко разжимает руки. - В- третьих, ты прикусываешь нижнюю губу, - касается пальцами губ и тут же одергивает их. - Отсюда вывод: ты нервничаешь, тебя что-то мучает, ты хочешь спросить, но твоя гордость не позволяет первой заговорить со мной. Я прав? - улыбаясь смотрю на нее.
Она долго молчит.
- Из нас двоих психологом работаю я, - приподняв свой упрямый подбородок, деловито нарушает молчание.
- Да. Но у кого-то из нас двоих получается это делать лучше, - подмигиваю и нагло улыбаюсь.
Я чувствую, прямо кожей ощущаю, как моя пассажирка бесится. Если бы было возможно, она бы давно набросилась на меня и выцарапала мне глаза, но ей приходится молчать и терпеть, потому что сейчас она на моей территории.
Выезжаю из нашего микрорайона на центральную улицу города.
- Ты не хочешь сказать мне, куда ехать? - опять прерываю наше молчание. - Я пока еще не научился читать твои мысли.
- Господи, точно! Ленина, 53, - спохватывается ведьма.
* * *
Мы подъезжаем к указанному адресу, и я отчетливо понимаю, что это детский сад.
Вот черт. Я вспоминаю первую нашу встречу и в принципе из-за кого всё пошло не так. Пацан. С ней тогда был голубоглазый пацан.
- Вот здесь остановите, пожалуйста, - девчонка указывает на калитку в заборе, по-прежнему «выкая».
Отстегивает ремень, бросает мне скупое «спасибо» и выскакивает из машины под проливной дождь.
Я смотрю на то место, где только что сидела рыжая, пытаясь осознать, точно ли она была здесь или мне все это привиделось, но вижу свернутый тот самый листок, который она выхватила у меня. Наверное, пока удирала от меня, он выпал из кармана пальто. Я, честно, хотел открыть окно и вернуть ей его, но девчонка уже скрылась за калиткой.
Со своей совестью мы давно заключили контракт: она спит, а я ей не мешаю. Поэтому я, не сомневаясь, открываю бумажный лист и начинаю водить по нему глазами.
Это напечатанное четверостишие. Но даже так я узнаю чертов слог своего брата. Он что, блть, ей стихи пишет? Вот такой херней брат занимался, когда встречался с Кристинкой. Долбанный романтик…Я комкаю лист и крепко сжимаю его в кулаке.
Не знаю, что меня так взбесило больше: то, что мой брат подкатывает свои синие яйца к психологичке или то, что она сумела так быстро его взять в оборот. А почему нет? Увидела, как мы живем, поулыбалась, втерлась в доверие, а братцу сейчас любые сиськи покажи, он тут же и женится.
А она не такая уж и дура.
Пока я погряз в свои размышления, краем глаза заметил, как две маленькие фигурки выбежали на дорогу. Девчонка и пацан. Она, промокшая насквозь, и он, в тонкой худой курточке, шапке и целлофановым пакетом поверх нее, с открытым, то ли от радости, то ли от удивления, ртом.
По идеи мне нужно было уезжать, я не чертов принц, и не, тем более, герой. Но глядя на голубоглазого с пакетом на башке, я махнул им рукой и открыл дверь.
- Здорова, Шумахер! - поворачиваюсь к пацану, который вместе с мамашей сидит на заднем кресле. У него по-прежнему открыт рот, а глаза широко распахнуты. Я помню, как голубоглазый прошлый раз задвинул мне про машину. Поэтому это прозвище, как ничто другое, подходит ему.
- Здравствуйте, - ошалело произносит голубоглазый.
- Ну вот видишь, хотел просто посидеть за рулем, а сейчас даже прокатишься!
- Маам, правда? - пацан смотрит на мать, как бы спрашивая у той разрешения, - дядя нас покатает?
- Ну если дяде будет не сложно, то скорее всего да, - встречаемся взглядами в зеркале заднего вида.
- Э-э-э, пацан, давай без этих - дяди, тети…я - Макс, - поворачиваюсь к нему и протягиваю руку. Пацан радостно пожимает ее.
- Я - Ник! - в тон мне отвечает голубоглазый.
Ухмыляюсь. Прикольный малый. Определенно пацан мне нравится больше, чем его чокнутая мамаша.
14
САША
Я очень удивилась, когда мы с Никиткой вышли из садика и обнаружили все еще стоящий яркий спорткар. Никак не ожидала, что этот бесчувственный болван проявит такую на него непохожую заботу.
Конечно, Никита заметил его сразу. Ярко-желтое авто даже в такой темный дождливый вечер привлекало внимание. И уж тем более я удивилась, когда водитель нам махнул рукой и открыл дверь. Я - не гордая, и ради ребенка я готова еще немного потерпеть его общество. Мы живем недалеко от детского сада, но в такую погоду, без зонта, дождевика и резиновых сапожек, сын промок бы насквозь.
Никитка долгое время не мог поверить в такое внезапно привалившее счастье: он не избалован ездой в машинах, а тем более на такой крутой. Странно, но этот напыщенный индюк и мой Никитка очень легко нашли общий язык и мне стало казаться, что в нашем случайном коллективе лишняя именно я.
Мы сели сзади водителя, Никитка сразу за Максимом, а я правее. Когда я сидела на соседнем пассажирском сидении, не могла как следует рассмотреть водителя, это было бы слишком очевидно. Но сейчас у меня есть такая возможность: он сидит расслаблено, управляя машиной одной правой рукой, а левую облокотил на дверной подлокотник. Его колени высоко задраны и широко разведены. Ну еще бы, машина довольно низкая, а рост у наглеца приличный. Я еще в первую нашу встречу у него дома заметила, какой Максим высокий. У него широкие плечи и крепкая грудная клетка. Но он не перекаченный альфа, зависающий в тренажёрном зале, это натренированное спортом телосложение, возможно профессиональным спортом. Интересно, чем он занимается? Гандбол, водное поло, хоккей? Естественно, я не спрошу.
Его темные волосы от высокой влажности завились и несколько прядей упали на лоб. Он опять не брит. Но легкая щетина совсем не портит его, даже наоборот, придает брутальности и мужественности. Даня всегда идеально выбрит, разительно, как два брата друг на друга не похожи.
Максим одет в черную кожаную куртку, а под ней виднеется белая рубашка. Черные джинсовые брюки, а вот обувь мне не видно. На правой руке часы, я не разбираюсь в марках, но выглядят они дорого и стильно. А еще у него много кожаных браслетов, что очень не вяжется с его образом- отвязного пофигиста. Да вы - чертов модник, Мистер Наглец!
- Да. Здорова, - мои разглядывания прерывает телефонный звонок. - Нормально. Не дождешься, - хрипит недоумок. Теперь в правой руке у этого индюка телефон, а левая по-прежнему лежит на подлокотнике и мне страшно подумать, чем он там рулит. Господи, хоть бы добраться домой живыми! - Во сколько и где? - продолжает как ни в чем не бывало разговор. - Где, блть? Да ты охре…
- Максиим! - визжу я.
Я не ожидала, что получится так громко и истошно, потому что в одно мгновение нас кидает на встречную полосу, а дальше я слышу скрежет тормозов, резкое движение вправо и полная остановка.
Сижу с закрытыми глазами, вцепившись в Никитку и прикрывая собой, боюсь пошевелиться. В салоне машины стоит гробовая тишина, за исключением чьего-то шумного дыхания.
Он поворачивается. Медленно. Я это чувствую. И смотрит. Открываю сначала один глаз, потом второй. Лучше бы я этого не делала и не видела перекошенное от злости лицо. М-мамочки.
- Ты совсем ненормальная? - начинает орать дьявол. - Угробить нас всех решила? Чокнутая баба какая-то, - а вот это уже обидно.
- Я ненормальная? Да ты на себя посмотри, псих недоделанный, - закипаю я. - Ты, видимо, забыл, что не один в машине, а здесь, между прочим, ребенок, - а вот не нужно на меня орать, я ведь тоже умею, - и в моей семье не принято ругаться при детях, ясно?
- А зачем так вопить? Что, нормально сказать нельзя было? Ты напугала меня до усрачки, - выплёвывает Максим.
- Потому что ты, - наставляю на него указательный палец, - вместо того, чтобы следить за дорогой, трепался по телефону, не забывая при этом материться.
- Какой же я дурак….
- С этим полностью соглашусь, - перебиваю его и складываю руки на груди.
- Что согласился на вот это вот все. С тобой одни проблемы.
- То есть это я проблемная? - вот это заявления.
- А разве нет?
- Да ты…да вы…просто осел.
- Маам…
- А ты раздражающая пробка в заднице.
- Чтоо?
- Маам, Маакс…
- Здесь ребенок…я предупре…Никита? - Господи, я совершенно забыла про собственного ребенка, пререкаясь с этим психом, а он все это время слушал?
Мы одновременно замолкаем и смотрим на Никитку. Он преспокойно сидит и поочерёдно осматривает то меня, то мерзавца.
- Прости пацан, - ох, да неужели мы знаем такие слова.
- Да все нормально, - сынок пожимает маленькими плечиками. Он единственный из нашей троицы выглядит адекватным и сдержанным. - Единственное, я не понял, что такое «пробка в заднице», - задумчиво произносит Никитка, как бы перебирая в голове подходящее определение.
В машине снова воцаряется тишина.
15
МАКСИМ
Я хотел высадить её прямо там, на обочине дороги. И если бы не пацан, я бы, не сомневайтесь, так и сделал. Это же какой надо быть идиоткой, чтобы орать на ухо человеку за рулем? Ладно, я согласен, был не прав. Когда позвонил Андрюха, я просто реально забыл, что сзади кто-то сидит. Да потому что, черт возьми, я никогда никого не возил в своем Камаре.
Захожу в комнату, нервно бросаю часы, браслеты на комод. Андрюха пригласил попариться в сауну, но все желание и настроение исчезли. Спасибо одной прицепившейся заразе. Андрюха Юдин - единственный настоящий друг со времен спорта. Его спортивная карьера закончилась, не начавшись, но друг стал неплохим тренером. Я тоже когда-то мечтал быть тренером. Ключевые слова - «мечтал» и «когда-то».
Снимаю брюки, кидаю на спинку стула и вижу, как на пол из кармана падает тот самый листок со стихом. И почему я не вернул ей его, а сунул себе в карман? Разворачиваю лист и снова читаю. Гребаный Ромео.
Бросаю смятый лист в комод и иду в душ. Меня переполняет злость и ненависть к ней, к брату и ко всему чертову миру.
* * *
Бам, бам, бам…
Бам, бам…
- Просыпайся, никчемное существо!
Бам, бам… Снова эти удары.
- Если ты и сегодня опоздаешь на совещание, я тебя уволю!
Кто-то сказал «уволю»? Да я готов вообще не прийти, только увольте меня!
Отец еще пару раз лупит по двери и быстро ретируется.
Я опять надрался. С четверга отмечали на какой-то базе Мир, Труд, Май. Смотрю на себя в зеркало, вроде все прилично, сегодня «аллергической сыпи» не наблюдается. Маринка-Наташка-Светка - как-же-ее-там отлично постаралась. Забрасываю уже заранее подготовленное обезболивающее, запиваю водой из-под крана, но таблетки не успевают добраться до желудка, как меня выворачивает прямо над раковиной.
Спускаюсь в столовую, готовый принимать удар, но к моему удивлению, а возможно даже разочарованию, отца не наблюдается. Зато на кухне за столом, в инвалидной коляске сидит мой брат. Это странно - видеть его здесь. После аварии брат перестал принимать пищу здесь, оставаясь в своей комнате.
На кухне суетится Любаша, для нее тоже это неожиданно.
- Доброе утро!
Любаша улыбается мне своей самой лучезарной улыбкой, а брат просто кивает. Он свеж, опрятен и стал выглядеть более живым. Мать была права. Он заметно поправился. И даже то, что брат сегодня завтракает в столовой, а не у себя - говорит о положительных изменениях. Неужели это все из-за психологички?
Неприятно прокалывает в области солнечного сплетения, но я стараюсь не зацикливаться на еле уловимом ощущении.
На кухне приятно пахнет свежеиспеченной запеканкой. Обожаю ее с детства, Любаня знает, как порадовать меня.
- Мммм, - закрываю глаза и тяну аромат носом, - этот запах. Любаша, ты золото, а не женщина! Выходи за меня? - подхожу к ней и чмокаю ее в теплую, морщинистую щеку.
Она хохочет и машет на меня рукой, заметно смущаясь.
Брат морщится. Его всегда раздражала моя с Любашей фамильярность. А меня раздражало его лицемерие. Он мог часами лазить со своими дружками-по-идиотизму-волонтерами по трущобам, помогая бомжам с ночлежкой и едой, потом распинаться перед камерой, что все мы равны вне зависимости от социального статуса, а дома воротить нос от нас с Любаней со словами «это же прислуга».
- А где Иван Сергеевич? - спрашиваю Любашу и окунаю аппетитный кусок запеканки в джем.
- Уже ушел.
- Орал?
Любаня смотрит на брата и поджимает губы. Были бы мы одни, она бы всё подробно рассказала, без прикрас.
- Он был зол, - тактично проговаривает Любаня.
- Это его обычное состояние. Я даже не помню, когда отец был весел и как он улыбается. Ты помнишь? - обращаюсь к брату. Я сам не понимаю, как это вышло.
Брат тоже, видимо, не сразу понял, что вопрос был предназначен ему, потому как замешкался, его глаза забегали от меня к Любане и обратно.
Он ничего не ответил. Это понятно, что в его состоянии и не смог бы. Но даже ни одной сраной реакции, ни одной мимолетной эмоции не проскочило в его взгляде.
Ничего не изменилось. Мы по-прежнему чужие друг другу люди.
* * *
Я, конечно же, опоздал. В принципе, я и не старался успеть. Почему бы лишний раз не побесить Ивана Сергеевича?
Они все: замы, зам замов, начальники отделов и другие «несчастные» уже сидели в зале совещаний. Когда я вошел, все стихли и уставились на меня. Стояла напряженная тишина, но только один звук разрывал эту тишину - скрипящие зубы моего отца. Об был зол. Нет, он был в бешенстве.
Я поздоровался со всеми, отвесив низкий поклон, и медленной походкой направился к свободному месту. К скрипящим зубам добавился лихорадочный стук сердца. Бешенство перерастало в агонию. Но отец, надо отдать ему должное, держался изо всех сил. Я даже немного зауважал его.
Со звенящим скрипом отодвинул стул и сел на него, обводя глазами лица присутствующих: у кого-то из них была отражена мольба, у кого-то страх, ненависть, ярость, зависть. Эгоистичные ублюдки, думающие о себе. Им страшно, если я разозлю отца, то отрикошетит на них.
- Ниночка, милая, а принеси-ка мне чашечку кофе, будь добра! - я повернулся в сторону двери, где в проеме замерла секретарша отца с выпученными глазами. - Можете продолжать, коллеги!
- Пошел вон! - гаркнул отец, ударяя ладонью по столу. Все-таки я поспешил с выводами. Нервишки сдают…
- С удовольствием, Иван Сергеевич, - я встал и направился к двери, но у самого выхода развернулся.
Все смотрели на меня.
- Коллеги, адьес! - я отсалютовал ладонью прощальный жест и скрылся за дверью.
- Ниночка, не нужно кофе, принесите мне стакан и коньяк. В мой кабинет.
- Но… - замялась она.
- Н-И-Н-А…В мой кабинет. Сейчас же, - я посмотрел на нее таким взглядом, что Ниночка опустила голову и поторопилась к бару. Умница, девочка.
* * *
Я знал, что он придет. Но не думал, что так скоро.
Отец ворвался ко мне в кабинет с целью убивать.
Я сидел в рабочем кресле, закинув ноги на стол, и потягивал коньяк.
- Я, надеюсь, уволен? - лучше первым начну нападать я.
- О нет, я не окажу тебе такую услугу, - отец отодвинул стул напротив и сел. - Это будет слишком благодушно для тебя.
Я хмыкнул и опрокинул в себя остатки коньяка в бокале. Голова уже ощутимо кружилась, а желудок начало сводить больными спазмами. Какова вероятность, что в 25-ть я сдохну от цирроза печени или какой-нибудь язвы?
- Ненавидишь меня? - я пытался ловить четкий фокус, но перед глазами плыло. Я пьянел.
Отец промолчал, но мне и так понятно.
- Хорошо. Ведь это взаимно, - я потянулся за бутылкой, но отец успел перехватить ее.
Он встал, забирая коньяк с собой. Подошел к двери и собирался уже уходить, но зачем-то обернулся.
- Знаешь, я часто думаю, что лучше бы та авария…. - он замолчал. - Его жизнь забрал несчастный случай, он хотел жить. - Продолжил отец, - а ты свою убиваешь сам.
Сейчас в его глазах не было злости и ярости. В них было сожаление и чувство несправедливости. Сожаление о том, что лучше бы та авария, произошла со мной, а не с братом…
Так было всегда. Я всегда был лишним, ненужным, неудобным.
В семье из нескольких детей, всегда есть покладистый, беспроблемный ребенок и трудный. Так вот мне досталась роль второго. Самое печальное, что я её не выбирал, мне навязали эту роль. Но я не родился таким, мне пришлось им стать…
Изначально мне не дали выбора, его сделали за меня, а мне пришлось лишь соответствовать. Когда все вокруг ожидали от меня проблем, я их устраивал. Я всегда был вторым, в тени старшего брата. И как бы я не старался, я всегда не дотягивал, всегда не соответствовал.
«А вот Даня..», «А наш Даня…», «А вы знаете, что Даня победил в конкурсе чтецов?», «Даня пишет такие изумительные стихи», «А нашему Дане присвоили кандидата в мастера по шахматам» и так далее…И ничего, что годом раньше я стал мастером спорта по плаванию, а через два года - уже мастером международного класса?! Зато, когда Даня вступил в волонтерское движение и насобирал кучу дерьма из пластика, отец подарил ему настоящий телескоп, такой, какой хотел я. Я о нем мечтал, а старший брат просто нагло спер мою мечту, подслушав наш с Любашей разговор на кухне. Брат убедительно кивал родителям и посылал мне сладко-приторную улыбку, когда обещал родителям со мной делиться. Но Даня не то, чтобы делиться, он сам в него ни разу не взглянул. Коробка так и простояла закрытой.
В тот день, когда отец вручил ему телескоп, я стал ненавидеть брата. Тайно. Но сейчас мне кажется, что об этом знала Люба. Поэтому у нее такое трепетное отношение ко мне. Она всегда жалела меня, считала недолюбленным ребенком. Мать, наверное, любила меня. Я не был брошенным, материнское внимание периодически доставалось и мне. Но передо мной была материнская ответственность, ведь ребенка не выбросишь, как ненужную вещь. А Данилу она боготворила.
Отец меня просто не замечал, для него я просто был. Зато старшего брата таскал везде с собой. Лет с 12- ти Данила начал присутствовать на совещаниях, отец брал его с собой на работу, в командировки, а позже на деловые встречи. Он готовил его. Готовил вместо себя. Именно Даня должен был продолжать отцовское дело.
Я до сих пор не уверен, нравилось ли это брату по-настоящему или он играл роль: лучшего, правильного, благодарного сына.
Я ненавидел брата. А он меня.
У нас никогда с ним не было близких отношений.
Мы не воевали открыто друг с другом, мы ненавидели друг друга молча.
Когда я был мелким, я пытался понять почему? Почему родители так не радуются моим успехам, почему все внимание обращено на Даню, что я делаю не так, почему меня не замечают?
А потом, став старше, я даже обрадовался, что до меня никому нет дела. Ведь от тебя ничего не требуют, не ожидают, ты просто занимаешься тем, чем хочешь, дружишь, с кем хочешь, поступаешь так, как знаешь. Вот тогда, плавание-стало смыслом моей жизни, моей мечтой. Да, я мечтал…Тогда еще мечтал. Все свое свободное время я посвящал тренировкам. И это время не осталось в долгу: очень скоро я стал мастером спорта международного класса. Мне сулили блестящее спортивное будущее. В тот момент моя ненависть к брату впала в спячку, ушла в глубокий сон. Не поверите, но я даже стал благодарить брата за то, что все внимание приклеено к нему, за то, что я спокойно могу заниматься любимым делом, когда как ему приходилось все время доказывать, что он лучший.
А потом случилась авария. И я возненавидел брата еще больше…
- Привет, брат, - мой язык заплетается, но я отчаянно борюсь с собой.
- Ооо, какие люди…Здорова! - Андрюха, как всегда, весел и трезв. Ненавижу его за это!
- Выпьешь со мной?
- Понедельник…Так, сколько сейчас? - друг замолчал, видимо смотрел время. - 11 часов утра.
- Я в курсе.
- Все так хреново? - в его голосе прозвучали нотки беспокойства. Вот только этого не надо, а. - Послушай, Макс, мне кажется тебе уже хватит и….
- Я не спрашивал тебя, хватит мне или нет, - грубо перебил друга. - Я лишь спросил, ты выпьешь со мной?
- Я понял. Где ты?
- На работе.
- Выезжаю, - и отключился.
16
САША
Понедельник. Как же я ненавижу понедельники! Опять опаздываю.
Отпросилась сегодня у Георгия Артуровича немного пораньше, чтобы заскочить за продуктами. Нас с Никиткой не было в городе с четверга, а дедушка вчера привез нас только ближе к вечеру. И вот я с полными пакетами в две руки еду на маршрутном автобусе к Филатову. Конечно, можно было взять такси, но три раза в неделю туда-обратно мне выходит в копеечку. Поэтому сейчас я трясусь в душном автобусе, который еле волочится, обтекаю потом и делаю дыхательную гимнастику, чтобы удержать себя в руках.
Данила встречает меня с улыбкой на лице, это приятно. У меня для него хорошие новости: реабилитация проходит успешно, последняя МРТ головного мозга показала положительные изменения, да он и сам это понимает.
Сегодня парень, в отличие от прошлых занятий, сидит на кровати. На нем кипельно-белая футболка-поло и голубые джинсы, волосы как всегда аккуратно зачесаны назад, и, если не знать, можно подумать, что перед вами сидит абсолютно здоровый молодой человек.
Я прохожу к рабочему столу и рядом пристраиваю сумки. В них есть молочные продукты, но не просить же мне положить их в холодильник? Надеюсь, они не пропадут за полтора часа занятий и получасовой дороги домой. Даня удивленно приподнимает бровь, а я развожу руками. Да, что поделать? Оказывается, продукты сами себя не покупают.
Наши занятия проходят по отработанной схеме: дыхательная гимнастика, рисунок, логопедические упражнения, решение задач на мышление и память, слушание музыки, чтение книги. Мы пробуем разговаривать. Без бумаги и ручки. Пробуем связывать звуки в слова. Данила сам над собой смеется, когда получается что-то нелепое и непонятное. Я радуюсь этим эмоциям. Он раскрепощен, больше не замкнут и, кажется, доволен своими успехами.
У меня в голове давно созрела идея, но осуществлять ее пока рано. Данила пока не готов, я чувствую это.
Сегодня мы начали читать Дэниела Киза «Цветы для Элджернона». Я люблю эту книгу и полностью погружаюсь в фантастический мир произведения, но меня периодически выдергивает Данин взгляд. Я чувствую, что он смотрит, даже рассматривает. Мне не комфортно, ощущение, будто что-то липкое тебя обволакивает и проникает глубоко под кожу. Я поднимаю глаза и встречаюсь с его серыми омутами, в которых плещется…интерес? Так, Жукова, тебе это все кажется, в его глазах благодарность и только благодарность, уверяю я себя.
* * *
- Данила, ты сегодня отлично поработал! - хвалю парня.
Встаю и начинаю собирать сумку.
- Сааш, - очень тихо зовет меня Даня.
Я поворачиваюсь к парню и вижу, что в руках у него сверток, обернутый крафтовой бумагой. Данила протягивает его мне и приподнимает брови. На его лице добрая улыбка, а глаза горят ожиданием. Я беру сверток и кручу в руках, не понимая, что с ним делать дальше.
- Распаковать? - спрашиваю я. Данила кивает.
Бумага приятно шелестит в руках. Аккуратно расправляю все уголки и заломы, будто чувствуя всю ценность содержимого.
- Это же…Господи… - я хватаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Мне не хватает слов и эмоций, чтобы выразить свои чувства.
Сейчас мы с Филатовым в одной лодке: оба не можем связать и двух слов. Он- по понятной причине, а я - от переизбытка эмоций.
В моих руках - коллекционное издание книги Шарлотты Бронте «Джейн Эйр» и мне страшно представить, сколько она может стоить.
Данила широко и довольно улыбается.
- Те-бе, - по слогам произносит Филатов.
- Что? Мне?
Кажется, я потеряла не только дар речи, но и рассудок.
Смотрю на книгу и не могу поверить своим глазам. «Джейн Эйр» - моя любимая книга. Самой первой книгой, которую я прочитала Даниле, была именно она. Он был удивлен моему выбору и тогда я рассказывала, что безумно влюблена в эту невероятную историю.
Он помнит. И это так…трогательно и приятно.
Я оглаживаю красный кожаный переплет с золотым тиснением, перелистываю странички. Белая плотная бумага хрустит в руках, а некоторые странички склеены между собой. Вдыхаю. Свежая печатная краска и типографский клей - непередаваемый запах.
- Данила, спасибо, но я не могу принять такой подарок. Прости.
Осторожно кладу книгу на стол и в последний раз прикасаюсь к шедевру, но я не успеваю убрать руку, как Данила накрывает ее своей теплой, слегка шершавой ладонью. Смотрю на наши сцепленные руки и ощущаю всю неправильность ситуации. Мне неловко, но парня, кажется, это не смущает. Перевожу взгляд на Данилу, от доброй улыбки не осталось и следа, зато появились обида и разочарование. Мне не хочется огорчать парня, когда у нас установились такие доверительные отношения, но и принять такой дорогостоящий подарок тоже не могу. Это ведь к чему-то, да обязывает? Или я опять накручиваю себе то, чего и нет?
17
МАКСИМ
Я еду в сторону нашего коттеджного поселка практически трезвый.
После телефонного разговора, друг приехал за мной через полчаса и забрал мою пьяную задницу с собой. Но вместо того, чтобы составить мне компанию по уничтожению моей печени, Андрюха, чертов праведник, заставил меня прыгать в бассейн.
Друг привез в меня в спортивный комплекс, где сам работал, и поставил мне ультиматум: либо я плыву гребаные два километра, либо он-мне больше не друг. Так себе угроза.
Обматерив и послав Юдина во всех направлениях, я сдался и принялся разрезать водную гладь мощными, агрессивными движениями. Я плыл с остервенением, вымещая накопившуюся злость и ярость, плыл до боли в мышцах и суставах, плыл, пока меня не начало трясти то ли от холода, то ли от опустошения.
Ну а потом мы с Андрюхой отправились в сауну и там я окончательно протрезвел, когда друг исступленно колотил меня веником, выбивая из меня остатки алкоголя, гнева и всякого дерьма.
Я заметил ее медовые волосы еще издалека, их трепал теплый майский ветер. Интересно, какие они наощупь? Уверен, они мягкие и шелковые, как персидский атлас.
Девчонка шагает к остановке, уткнувшись себе под ноги, груженная полными пакетами. Её руки напряжены под весом сумок, спина ссутулена, а губы что-то тихонько шепчут себе под нос. Ну точно, ненормальная!
Знаю, что мне нет никакого дела до нее и нужно просто проехать мимо, но я отчего-то медлю, а потом и вовсе останавливаю своего Камара. Она не замечает меня и проходит мимо. Отстегиваюсь, выхожу из машины и догоняю девушку, выхватывая у нее из одной руки пакеты. Что, черт возьми, она туда наложила?
- Что…Что происходит? - оглядывается с испуганными глазами. - Ааа, это вы?
- Ага. Остальные сумки давай.
- Зачем?
Аррр, что ж сложно так?
- Подвезу, говорю, тебя, - терпение - не мой конек, я быстро закипаю и уже жалею, что остановился.
Но к моему огромному удивлению, мегера не сопротивляется и с радостью впаривает мне свои баулы.
- Вот, оказывается, куда пропадает сваленный дикий камень возле беседки, - выворачиваю руль в сторону центральной дороги.
- Что, простите? Я не понимаю, - озадаченно смотрит на меня своими колдовскими зелеными глазами, пристегивая ремень безопасности.
- Сумки, говорю, неподъемные.
- Ааа, да, подворовываю у вас, - парирует она.
- Куда? В детский сад?
- Конечно, - устало вздыхает и прикрывает глаза.
Сейчас, когда ее глаза закрыты, когда ее несносный рот молчит, а тело максимально расслаблено, она выглядит юной и беззащитной. Маленькой большой женщиной. Я рассматриваю ее лицо, на котором веснушек стало больше, ее подрагивающие ресницы, маленькую, едва заметную родинку над губой, аккуратный прямой нос и бледные губы. На девчонке, кроме туши на ресницах, нет никакой косметики, а на ногтях ее рук, удерживающих тот самый рюкзак с нашей первой встречи, бесцветный лак. Голые острые коленки крепко сведены вместе, а серое плотное платье слегка задралось. В ней нет ничего особенного, говорю я себе, она совершенно не соблазнительна и не в моем вкусе, но этот открывшийся моему взгляду небольшой участок светлой кожи на бедре, действует на меня, как красная тряпка на быка. А еще, мне до безумия хочется дотронуться до ее волос, пропустить их сквозь пальцы, проверить, на сколько они мягкие и шелковистые. Кручу головой, пытаясь стряхнуть с себя накативший дурманный морок.
- И как? - вдруг говорит девчонка, уставившись на меня одним глазом.
Поднимаю вопросительно бровь.
- Ну вы смотрели. Вернее, рассматривали меня, - ее открытые оба глаза блестят игривостью. Она, что, флиртует со мной? Да быть такого не может.
- Я проверял дыхание. Слишком долго длилось твое молчание.
- Значит, переживали за меня? - вот опять. Это она так заигрывает?
- С чего бы? Думаю, у тебя есть тот, кто должен это делать.
- Вы хотите узнать, замужем я или нет? - она прищуривается, а на лице играет ухмылка. Ей идет эта игривость: румяные щеки, блеск в глазах, милые морщинки, появляющиеся вместе с улыбкой.
- Мне не нужно узнавать, чтобы быть абсолютно уверенным в том, что мужа у тебя нет, - смотрю на нее и растягиваю губы в злорадной ухмылке. - И отсутствие кольца на пальце тут не причем.
Она молчит и выжидательно смотрит на меня, мысленно требуя продолжения.
- Я думаю, вряд ли найдется на свете такой несчастный, который смог бы тебя вытерпеть.
Она ничего не отвечает, лишь обиженно задирает подбородок и отворачивается к окну. Закусываю губу, чтобы не заржать. Сейчас она похожа на маленького огорченного ребенка, которого хочется пожалеть. До сих пор не понимаю, как она работает с людьми. Ее место в детском саду- лепить с малышней птичек из пластилина.
* * *
Мы подъезжаем к знакомому мне адресу, и девчонка резво выскакивает из машины, оставляя свои пожитки на заднем сидении. То есть она уверенна, что я повезу их дальше. Ухмыляюсь. То ее под угрозой расстрела в машину не затащишь, то избавиться не можешь.
Первым выходит голубоглазый, вернее не выходит, а выпрыгивает и несется в сторону машины. Я невольно улыбаюсь, этот парень мне определенно нравится.
Выхожу из машины, когда голубоглазый подбегает, и протягиваю ему руку, приветствую.
- Привет, Шумахер!
- Привет, Макс! Привет Бамблби! - улыбается во все свои молочные.
- Что ты там сказал? Бам…кто?
- Бамблби! Ты что, не смотрел Трансформеров? - удивляется пацан, будто я сказал, что Земля- плоская.
Я смотрю на подошедшую к нам девчонку и пытаюсь найти в ней поддержку. Она закатывает глаза и улыбается.
- Бамблби - это герой фильма про роботов, - пздц, помогла, блть, аж стало сразу все понятно.
- Да, мой любимый автобот! - воодушевленно рассказывает пацан.
- Окей, дружище, я понял, а мой Камар - то тут причем? - делаю вид, что понял.
- Бамблби превращался в точно такого же Сhevrolet Camaro. Это, - указывает на мою машину, при этом закатывая глаза, будто это всем известный факт, как дважды-два-четыре, - прототип Бамблби.
Я ничего не понял, но раз режиссёры выбрали для фильма эту модель, значит у меня хороший вкус.
Перекладываю сумки в багажник, освобождая задние кресла. Пацан ловко запрыгивает назад, а его мамаша, к моему удивлению, садится на переднее пассажирское.
Останавливаю машину возле старой панельной девятиэтажки и выхожу вместе со всеми. Беру неподъемные пакеты, а девчонка непонимающе смотрит на меня. Она думает, что я позволю ей тащить эти гири? Я не благородный рыцарь, но и не последняя сволочь. Хотя я сволочь, но и не последняя.
- Я донесу.
- Спасибо, но не стОит.
- А я не спрашивал.
- Пошли, Макс, - тянет меня за собой мальчонка. Никитос все-таки умнее своей бестолковой мамаши. - Пока Бамблби!
Мы с парнишкой идем впереди, а вредина плетется за нами сзади.
Когда мы заходим в подъезд, я мысленно готовлюсь увидеть и прочувствовать все прелести старых панелек: невыносимый смрад от мусоропровода, старые разбитые окна, обвисшие почтовые ящики, окурки, грязь, обоссаные углы и лифт-«привет клаустрофобам». Но каково мое изумление, когда я вижу цветы в горшках на окнах и чистые выкрашенные стены.
- А вы, должно быть, ожидали алкашей с наркоманами увидеть? - слово читает мои мысли, спрашивает девчонка.
- Честно, да.
Девчонка пожимает плечами и поднимается на второй этаж, копошится в сумке, ищет ключи.
Первым запрыгивает в квартиру Шумахер, а его мамаша придерживает дверь, пропуская следом меня. В прихожей тесно и нам втроем крайне сложно разойтись, не задев друг друга. Я ставлю пакеты на пол и поворачиваюсь лицом к выходу, но сталкиваюсь в дверях с рыжей ведьмой, которая смотрит на меня своими изумрудами. Она намного ниже меня и едва ли достает до плеч. Мы стоим очень близко к друг другу, и я отчетливо слышу ее учащенное дыхание, или это мое?
Меня волнует. Волнует ее запах, так упоительно наполняющий мои легкие ароматом магнолии, сладкой ванили и медовыми яблоками. Он, несомненно, подходит к ее солнечным пшеничным волосам, зеленым глазам и янтарным веснушкам. Я опять чувствую дикую потребность прикоснуться к ее волосам и втянуть в себя их запах: чувственный, обволакивающий, женственный. Меня волнуют ее бледные, слегка потрескавшиеся губы, по которым хочется провести языком, увлажняя и наполняя живительной влагой.
- Макс, а ты с нами поужинаешь? - меня выдергивает из мира фантазий и бросает сюда, в эту тесную квартирку, где живут двое и где мне совершенно не место.
18
САША
Этот неловкий момент.
И ты, вроде понимаешь, что по правилам приличия, должна пригласить пройти в квартиру, предложить чай или кофе, но вы - не друзья, и даже не знакомые, вы - ненавидящие друг друга люди. Но как же неловко, Господи.
- Маам, - дергает меня за рукав Никитка, - Макс же останется с нами покушать?
- Эмм… Я не знаю…Ему, наверное, нужно торопиться и …. - смотрю на этого огромного обезьяна в надежде, что он попрощается и покинет наш с сыном дом.
- Я останусь, - перебивает меня нахал и начинает разуваться.
- Урааа! - кричит Никитка и несется в комнату, а я стою, ошарашенно моргая глазами.
Останусь? В смысле? Как это? Нет, нет, нет!
Я хочу возразить, но этот наглец хватает с пола сумки и направляется в сторону кухни. Откуда он знает, где здесь кухня? Следую за ним, и когда мы остаемся на кухне одни, прикрываю дверь.
- Если ты…вы согласились, чтобы не обидеть Никиту, то вовсе не обязательно нарушать твои…ва….
- А че на ужин? С утра ниче не ел, - вот так просто, да?
- Тушеное мясо с рисом, - зачем-то говорю я. Господи, Жукова, очнись, ты и правда собралась его кормить?
«Но он же ехал с работы, возможно голодный, но изменил своим планам и помог тебе с тяжелыми сумками», - подзуживает мой внутренний голос. Мне хочется крикнуть ему «Заткнись», но я не успеваю.
- Это типа плов? - спрашивает меня наглец.
- Это типа отдельно тушеного мяса и отдельно сваренного риса, - он что, никогда не ел обычную человеческую еду? Какими же деликатесами баловала их повариха?
- Годится, - лениво бросает Филатов, будто делает мне огромное одолжение. Неужели его Высочество Заносчивая Задница снизойдет до нас смертных и отведает нашу мирскую пищу?
Дверь резко открывается и в кухню влетает Никитка.
- Макс, пойдем, я покажу тебе, кто такие Трансформеры, - сын утягивает нашего непрошенного гостя в комнату, а я остаюсь одна, в полном непонимании и смятении.
У меня очень странные и незнакомые мне до сих пор ощущения. Я здесь, на своей кухне, все, как обычно, за исключением того, что я знаю, сейчас там, в комнате, мой сын не один. Там мужчина. И это не мой отец, это не Леон с Агатой, редко, но захаживающие ко мне, там Мужчина. Чужой и не мой. Не близкий и не знакомый, но отчего-то волнующий до вспотевших ладошек. Я совершаю привычный порядок действий: мою овощи, нарезаю салат, подогреваю кастрюли с едой. Но зачем-то я достаю салатник вместо привычной глубокой суповой тарелки, аккуратно нарезаю треугольничками хлеб, расставляю тарелки маминого сервиза. Я собираюсь произвести впечатление на вот этого наглеца с дьявольскими ямочками? Брось, Жукова, он даже не заметит твоих сервизных тарелок. «Я просто проявляю гостеприимство», - уверяю себя.
Смотрю на стол: три тарелки, три вилки. Это так непривычно и странно, будто твой прежний, сложившийся годами уклад, вмиг без твоего разрешения изменили, вторглись на твою личную территорию, а как с этим существовать не объяснили.
Я стою в дверном проеме нашей единственной комнаты и вижу картину, поражающую меня точно в сердце. Сейчас смесь из моих чувств подобна ядерному взрыву: эти двое сидят на ковре, бок о бок, смотрят пресловутых Трансформеров, Никитка что-то объясняет, а мерзавец кивает ему в ответ. Мужская идиллия. В носу начинает щипать, а глаза увлажняться. Я не должна проникаться и придумывать себе того, что нет, поэтому сдерживаю себя, крепко зажмурившись, и ухожу обратно на кухню.
Так, наверное, выглядит обычная среднестатистическая семья? Уютный дом, заботливая жена, накрывающая стол к ужину, счастливый ребенок и любящий муж и папа. Только мы не семья, а мужчина, находящийся в моей квартире, ненавидит меня так же, как и я его.
- Ужин готов! - кричу из кухни, развязывая фартук. Я не успела переодеться, собрала только волосы в высокую гульку на голове.
Они заходят вместе и на кухне тотчас становится слишком тесно. Какой же он все-таки высокий, а эти широкие плечи…чем же они так натренированы? Академической греблей?
Никитка садится на свое привычное место, а я замечаю, что наглец уселся на мое. Ладно. «Гостеприимство. Гостеприимство», - как мантру повторяю я.
Мне не стыдно за свою еду, и я уверенна, что получилось вкусно. За те годы, что мы прожили здесь с мамой, она поднатаскала меня в этом.
- Приятного аппетита! - желаю всем сидящим за столом.
- И тебе, мам!
Наглец замер с вилкой в руке и молчит. Я не могу считать его эмоции, но выражение такое, будто он в первый раз слышит подобное и не знает, что нужно ответить.
- Спасибо, - опускает глаза в тарелку. - И вам.
Максим некоторое время разглядывает содержимое своей тарелки, не решаясь пробовать. Потом переводит взгляд на меня, прищуривается и пытается что-то прочесть в моем лице.
- Надеюсь, я выживу?
Что? Да за кого он меня принимает? Хотя…
- Позже узнаем! - пожимаю плечами и берусь за свою вилку.
Наглец посылает мне ответную улыбку, полную страдания и страха, но подцепляет кусочек мясо и отправляет себе в рот.
Никита ковыряет вилкой рис, а Мистер «Дьявольские ямочки» с аппетитом уплетает мясо. Его тарелка уже наполовину пуста, что не скажешь о моей. Мне не лезет кусок в горло. Всё это слишком для меня: мужчина, ужинающий на моей кухне, его близость, так всполохнувшая мое собственное тело, сын, который смотрит с восхищением чуть ли в рот этому мужчине.
- А можно мне еще отдельно тушеное мясо и отдельно сваренный рис? - смотрю на пустую тарелку наглеца и понимаю, что он не наелся. Вот это здоровый мужской аппетит.
- К-конечно, - подрываюсь к кастрюлям и выгребаю остатки еды. - Вот, Никита, смотри, как должны питаться настоящие мужчины!
Это я сейчас так сказала? Не хватало еще, чтобы этот осел решил, что я считаю его «настоящим мужчиной». Ругаюсь на себя и со злостью шмякаю уже слипшийся рис в тарелку наглецу.
На его лице улыбка, ему весело. Ставлю перед ним тарелку и сажусь на место.
- Спасибо, - не сводит с меня глаз. Улыбается так пригаденько. - Значит «настоящий мужчина»?
И ведь знает, гад, что сейчас я не смогу ответить обратное, и пользуется этим.
- Конечно! Все спортсмены хорошо кушают, им нужны силы.
- Макс, ты тоже футболом занимаешься? - загораются глаза у сына.
- Нет, я пловец, - ах, вот оно что! Пловец. Как же я раньше не догадалась. - И твоя мама абсолютно права, правильное и хорошее питание-залог успеха. Так что ешь, иначе я твою порцию доем.
Никитка заорудовал вилкой так, как никогда ранее. Во так просто? Сколько я танцев с бубнами перетанцевала, сколько уговоров, спекуляций и шантажа конфетами и мультиками перепробовала, бесполезно.
- Мам, Макс, смотрите, я все съел! - гордо произносит сын, демонстрируя пустую тарелку!
Никитка встает, благодарит меня за ужин и очень близко подходит к нашему гостю.
- А ты посмотришь со мной еще Трансформеров? - шепчет сын на ухо мерзавцу так, будто их личный секрет.
Я напрягаюсь. Это выглядит настолько лично и сокровенно, что я чувствую себя здесь лишней и виноватой, что подслушала то, что сказано не для моих ушей.
Мужчина с потрясающими ямочками выглядит растерянным, его взгляд мечется от тарелки ко мне. Неужели Мистер «Мне на всех и на все пофиг» нервничает? Боится отказать ребенку или боится меня, что не разрешу и выгоню?
Я пожимаю плечами и даю права выбора ему, и тогда наглец едва заметно кивает головой.
- Спасибо, - все так же на ухо шепчет ему Никитка и уносится в комнату, оставляя нас одних.
Наша кухня маленькая, но сейчас она сжалась до микроскопических размеров, где ясно ощущается напряжение. Воздух вокруг нас наэлектризован и мне становится трудно дышать. Рядом с этим мужчиной.
- Спасибо, - одновременно произносим мы.
Смотрю на сидящего рядом мужчину, а он на меня. Я не понимаю, что происходит, но меня штормит, как подростка. Не знаю, куда деть руки, хватаю салфетку и начинаю рвать ее на мелкие кусочки. Кажется, мне самой нужен психолог, сейчас, вот в эту самую секунду, потому что то, что происходит со мной сейчас, необъяснимо.
Мерзавец наблюдает за салфеткой, чему-то своему ухмыляясь.
- Спасибо за ужин.
- Спасибо за сына, - черт, неоднозначно прозвучало, и я спешу себя поправить. - Ну в смысле, что убедил Никиту поесть. У нас с этим небольшие проблемы. Еще с младенчества.
Господи, Жукова, что ты несешь? Зачем ты это рассказываешь, ведь ему нет до этого никакого дела.
- Прости, не знаю, зачем я это тебе…вам… - кажется, я схожу с ума, а мой диплом психолога сгорает от стыда.
Мой поток несуразного бреда прерывает мелодия моего мобильника. Где-то из прихожей разносится трель, и я прошу Никитку принести мне его.
Сын прибегает на кухню, держа в одной руке мой телефон, а в другой….книгу.
- Мам, а это что?
Мой телефон разрывается, а на экране высвечивается имя Георгия Артуровича, и мне нужно срочно ответить, потому что просто так вне работы и тем более вечером Манукян звонить не будет.
- На работе подарили, - первое, что приходит в голову, бросаю я и выбегаю из кухни.
В принципе, я не соврала, книгу мне Даня подарил во время нашей с ним работы, но почему-то чувствую себя лгуньей.
Георгий Артурович сообщает, что после обеда, в то время, когда я была у Филатовых, у моей «пациентки», которая лежит у нас в стационаре на реабилитации, случилась паническая атака. Дежурный психотерапевт назначил женщине феназепам, от чего она вскоре уснула. Меня это крайне удивило и огорчило, потому что сегодняшним утром мы с ней встречались и ее эмоциональное состояние было стабильно. Женщина даже пыталась шутить.
В то время, как Георгий Артурович просит меня отнестись со всей внимательностью к «пациентке», из прихожей доносится громкий удар, от чего чуть не роняю телефон. Я выбегаю из комнаты, попутно прощаясь с начальством, и натыкаюсь на стоящего в прихожей Никитку.
- Что случилось? - обращаюсь к сыну. - Откуда грохот?
- Макс ушел.
- Как ушел?
- Не знаю. Просто встал и ушел, - обиженно надул губки Никитка. - Он обещал досмотреть Трансформеров со мной.
- Просто взял и ушел? Ничего не сказав? - я непонимающе смотрю на сына.
Что могло произойти за пять минут моего отсутствия, чтобы человек, не попрощавшись, выскочил из квартиры, хлопнув при этом дверью?
Никитка понуро пожимает плечами, разворачивается и уходит в комнату.
Захожу на кухню, книга лежит на стуле, в раковине - одна тарелка с вилкой, а на столе моя с нетронутым ужином и пустая Никиткина. Будто тут и не было никого. Только запах цитруса и древесных переливов говорит о том, что мне не показалось. Он здесь был…Мужчина…
19
МАКСИМ
Ударяю кулаком по почтовым ящикам на первом этаже. Мне срочно нужно выплеснуть свою разрушительную энергию, пока я не разнес все к чертовой матери.
Я не собираюсь сейчас садиться за руль, поэтому устраиваюсь на лавочке детской площадки, прикуриваю сигарету. Достаю телефон, набираю Андрюху и предупреждаю, что собираюсь подъехать к нему в бассейн. Остудить мозги и пыл мне сейчас крайне необходимо.
Когда девчонка убежала с телефоном из кухни, мы остались с пацаном вдвоем. В руке он держал книгу, которая заинтересовала меня ни сколько ее содержанием, сколько до боли знакомым блинтовым штампом. Такой штамп использует только единственная мастерская, выпускающая коллекционные издания в эксклюзивном оформлении, и эта студия мне хорошо известна. Ее основатель, Вяземский, хороший знакомый моего отца. На мое шестнадцатилетие Адам Давидович подарил мне книгу ручной работы с точно таким же тиснением. Это достаточно дорогие издания, и чтобы приобрести такие коллекционные книги, нужно выложить круглую сумму.
«Джейн Эйр». Слезливый английский роман, но рыжей ведьме он подходит. Это определенно ее книга. Собираясь уже закрыть и вернуть пацану, случайно натыкаюсь на надпись, сделанную на обложке книги с внутренней стороны. Мне хорошо знаком этот почерк, витиеватый, крупный и размашистый.
С любовью и благодарностью,
Д.
Не сложно догадаться, кто подразумевается под буквой Д.
«На работе подарили», - соврала мерзавка.
Меня переполняет убийственный коктейль из эмоций. Курю на детской площадке уже третью сигарету подряд, а меня все никак не отпускает. Долбанный Ромео сначала пишет ей стишки, потом дарит подарки, что, мать вашу, происходит? Мой братец втюрился в свою мозгоправку?
Что ж, видимо ты прекрасный специалист, Александра Вячеславна, раз так качественно сумела промыть брату мозг и влезть туда же. Мне хочется зааплодировать, но вместо этого я бросаю окурок в песочницу и иду к своему автомобилю.
«С любовью…».
Я не понимаю, на кого сейчас злюсь больше: то ли на брата с его «любовью», то ли на нее, так искусно умеющую притворятся и добиваться своего, то ли на себя, потому что мне не все равно. Мне, вашу мать, отчего-то не все равно.
Мне не должно быть никакого дела до нее, до него и до их отношений. Мне на всех плевать. Но зачем-то я втапливаю педаль газа в пол и сжимаю руль до побелевших костяшек.
Мне все равно…
Но мне, черт возьми, не все равно…
20
САША
В этом году невероятная весна: таких продолжительных теплых дней я уже давно не помню.
Я разглядываю белые пушистые облака, плывущие по голубому небу. Теплый майский ветерок подгоняет незамысловатые фигурки облаков, а в воздухе витает запах цветущего ириса. Этот запах дарит ощущение гармонии, спокойствия и я прикрываю глаза, вдыхая сладкий, цветочный аромат.
Сегодняшнее занятие мы решили провести на свежем воздухе. Здесь, в беседке на заднем дворе, Данила описывает на бумаге свою весну, такую, какой он ее видит. Я же наслаждаюсь теплыми лучами солнца и свежей зеленью.
Для сегодняшнего чтения я приготовила книгу Анны Гавальда «Глоток свободы», но не просто так. Этот замечательный рассказ о семейных ценностях, маленьких радостях жизни и весенней любви должен помочь мне подготовить Даню к предстоящей пятнице. Хоть бы все получилось! Надеюсь, Полина Андреевна и Люба не подведут!
За десять минут до окончания занятий, Люба приносит нам мятный чай и настроение достигает своего максимума. В этом самом моменте прекрасно все: воздух, запах, теплый чай и смеющийся светловолосый парень. Он рассказывает смешной случай во время сплава на байдарках, пусть медленно, порой неразборчиво, но мы РАЗГОВАРИВАЕМ. И именно сейчас, когда я вижу его искреннюю счастливую улыбку, здоровый внешний вид и огромное стремление победить, я отчетливо понимаю, Даня готов. Готов продолжать жить.
Данила собирается меня проводить, но я прошу подождать немного, потому что хочу забрать свои оставленные вещи в комнате Данилы.
Аккуратно прикрываю за собой дверь в комнату Дани, когда мое внимание привлекает слегка приоткрывая дверь напротив. Комната Максима. Она всегда было наглухо закрыта, так же, как и ее хозяин.
Я медлю и кручу головой по сторонам, словно неопытный воришка. Меня будто невидимой силой притягивает подойти и широко открыть эту манящую неизвестность. Именно так я и делаю.
Границы нарушены. Я стою в Преисподней. По-другому не скажешь. Темные коричневые стены, плотные шоколадного цвета шторы, скрывающие дневной свет, массивная темная мебель и тяжелый пряный запах. Запах мужчины.
Прохожу в глубь комнаты и провожу рукой по темно-коричневому глянцевому комоду. Останавливаюсь у книжного шкафа. Открываю стеклянные дверцы. Здесь столько собраний сочинений, авторских сборников и редких изданий, что мои глаза начинают разбегаться в разные стороны, пытаясь узнать знакомые фамилии и зрительно сфотографировать авторов и названия книг. Вожу взглядом по корешкам аккуратно расставленных книг и вынимаю первую попавшуюся. Это Д.Д. Сэлинджер «Над пропастью во ржи». Интересно, все эти книги здесь находятся в качестве интерьера, или Мистер «Дьявольские ямочки» действительно любитель чтения. Почему-то я уверенна, что второе.
Обхожу деревянный стол, на котором абсолютно пусто, и рядом стоящее кресло, с наброшенной на спинку кожаной курткой. Мне хочется взять ее в руки и вдохнуть этот мужской запах, но я одергиваю себя и лишь мимолетно дотрагиваюсь подушечками своих пальцев. Ни одной фотографии, картины или грамоты, абсолютно голые стены. Строго, грубо, по-мужски скупо…Комната полностью соответствует своему хозяину.
Кровать не заправлена. Одеяло сбито в ноги, а на подушке, будто слепок, остался глубокий смятый след. Беру ее в руки и не могу, да и не хочу сдерживать себя в нетерпимом порыве крепко закрыть глаза и глубоко вдохнуть этот терпкий запах цитруса и древесных переливов, который еще некоторое время оставался тогда в моей кухне.
- Сюрприз?!
Я вздрагиваю и подскакиваю с кровати, как с электрического стула. Максим. Здесь. Стоит прямо передо мной. С обнаженным торсом, лишь прикрытый полотенцем на бедрах. Мой взгляд мечется от лица, ниже и обратно к лицу. Я не знаю, что отображено сейчас на моем, но этот чертов искуситель смотрит мне в глаза и ухмыляется своими бесовскими ямочками.
- Что ты здесь делаешь?
Действительно, что я здесь делаю? Мои шестеренки начинают активно работать, но я не могу ничего вразумительного придумать.
- Перепутала комнаты? - щурится и медленно, словно тигр во время охоты, наступает на меня. - Так комната ангелочка напротив, а здесь темное царство.
Мне страшно. Правда страшно. Чувствую себя той самой жертвой перед опасным и хищным тигром. Я пячусь назад, но упираюсь ногами в кровать и в этот момент наглец толкает меня на нее, а сам всем своим мощным телом наваливается сверху. Я тону. Тону в его запахе, проникающим в каждую клеточку моего тела и души, тону в ощущениях, дарящих разгоряченным крепким телом, тону в его глазах, янтарных, глубоких, тягучих, как древесная смола. И мне мало. Мне мало всего этого. Я хочу больше и поэтому прикрываю глаза. И жду. Жду прикосновения его губ, горячих, настойчивых, грубых. Но вместо этого чувствую, как он проводит носом по моей щеке и вдыхает. Дышит. Рвано, горячо, часто. А потом его рука трогает мои волосы, всего одну прядку, пропускает между пальцами, слегка поглаживая, и снова вдыхает. Дышит. Глубоко, обжигающе, оглушающе.
Мое тело дрожит, я вся словно оголенный провод, наэлектризована.
- Боишься? - спрашивает шепотом, обжигая дыханием мое лицо.
- Боюсь.
Еще как боюсь. Тебя боюсь, своей реакции на тебя боюсь, тела своего боюсь, которое отказывается меня слушать и отзывается на грубые прикосновения.
- Правильно.
Я не успеваю ничего понять, как меня резко выдергивают из водоворота смешанных ощущений, поднимая с кровати. Мои ноги еле меня выдерживают, а сама я будто канатоходец, теряющий равновесие и опору.
- Проваливай. Сеансы психотерапии проходят напротив.
Наглец сдергивает с себя полотенце, а я срываюсь с пылающими щеками и рвущимися наружу слезами и бегу, не оглядываясь.
* * *
Ну какая же я идиотка! Как же стыдно. Ругаю себя всю дорогу до дома. Нормально с Данилом не смогла попрощаться, выскочила, как ошпаренная. Вот черт меня дернул открыть эту злосчастную дверь? Твоя любопытство, Саша, тебя погубит. Чувствую себя сталкером. Теперь этому мерзавцу будет казаться, что я намеренно его караулю, выжидаю, навязываюсь. А он? Почему он так груб со мной? Сначала сбежал из моей квартиры, ничего не сказав, а сегодня прогнал, как какую-то надоедливую фанатку. Мне начало казаться, что в последнее время наше общение свелось к более-менее нейтральному положению, без взаимных ядовитых нападок. «Проваливай», - до сих пор звучит в моей голове, как сигнал, держаться как можно дальше от этого хама с дьявольскими ямочками.
Я очень надеюсь, что в пятницу все получится и наши занятия с Даней можно подводить к концу. Моя работа, как психолога, успешно проделана, остается дело за реабилитологами, лечащим неврологом и желанием Данилы продолжать бороться, которое, к счастью, у него сейчас стабильно растет.
Мне не хочется больше приезжать в дом Филатовых и встречаться с наглой физиономией Максима. Не хочу чувствовать то, что не должна чувствовать рядом с ним. Не хочу краснеть, не хочу терять рассудок и становится расплавленной карамелью. Я просто хочу пережить эту пятницу и вернуть свою устоявшуюся годами зону комфорта.
21
САША
Я очень волнуюсь и моя собственная дыхательная гимнастика, которую я так рьяно пропагандирую своим «пациентам», со мной не работает. Вчера вечером мы созванивались с матерью Филатова и она подтвердила, что все готово. По голосу я поняла, что женщина безумно нервничает, но это приятное и будоражащее волнение.
Я заранее обговорила свой план с Георгием Артуровичем и лечащим неврологом Филатова, получила рекомендации и одобрение. Не хотелось экспериментировать без утверждения начальства, ведь то, что я планирую, может проявиться в двух совершенно разных стезях. Мы либо растеряем все то, что удалось собрать по маленьким крупинкам, либо приобретем гораздо больше.
К Филатовым я приехала за час раньше, чем обычно для того, чтобы подготовиться к празднику. Да, я надеюсь, что это будет праздник!
Данила в комнате и не знает о моем здесь присутствии.
В той самой беседке, где мы прошлый раз занимались, практически все готово. Я улыбаюсь Любе, когда она с особым трепетом заканчивает расставлять чашки с блюдцами. Стол просто ломится от огромного количества десертов, пирогов, выпечки и фруктов. Сколько же времени невероятная Люба потратила на приготовление всего этого лакомства?
Мы натянули распечатанные гирлянды-плакаты вроде «Данила, с возвращением!», «Данила, мы тебя любим!», а Полина Андреевна по периметру всей беседки расставила цветы. Как же красиво! И главное, сама погода будто благоволит этому потрясающему майскому дню, радуя нас теплой, солнечной погодой.
Я стараюсь не думать, что возможно где-то в доме находится чудовище, рядом с которым я не узнаю себя. Сейчас мне нужна ясная голова. Поэтому я по максимуму загружаю себя подготовкой к празднику.
Остается совсем мало времени, и я пытаюсь настроить Никиткину портативную колонку, которую сын мне любезно одолжил.
- Добрый день! - подпрыгиваю на месте и прикладываю руку к груди. - Простите, ради Бога! Мы не хотели вас напугать.
А вот и первые гости. Здороваюсь с двумя симпатичными парнями, примерно такого же возраста, как Данила.
- Вы, наверное, Александра? Полина Андреевна нам рассказывала про вас.
- Да, это я! - улыбаюсь молодым людям, приглашая внутрь беседки. - Располагайтесь. А вы…
- Андрей и Михаил! - продолжают за меня ребята. Они два родных брата, однокурсники Данилы. - Спасибо, Вам. Большое спасибо.
Я ошарашена и удивлена.
- За что?
- За это, - обводит рукой беседку парень, кажется Михаил. - За Даню.
Мне очень неловко принимать похвалу, ведь мне не известно, как Филатов воспримет мою инициативу. Получается, я влезла без приглашения и спроса в его личные границы. То, что он раскрывается со мной наедине, совсем не говорит о том, что так будет и с другими.
Постепенно беседка начинает наполняться людьми. Я некоторых узнаю по фотографиям из комнаты Дани, но большинство мне не знакомы. Молодые люди непринуждённо общаются между собой, шутят, смеются, а я поглядываю на часы. Скоро мама Дани должна привезти его сюда.
* * *
Я обращаю на себя внимание присутствующих и прошу установить тишину.
Полина Андреевна написала мне сообщение, что они в пути к беседке. Мы договорились, что она завяжет Даниле глаза, ссылаясь на то, что об этом попросила я для нашего занятия.
Мы все видим Данилу и Полину Андреевну, женщина улыбается, а вот Даня предельно серьезен.
Мои ладони вспотели, а сердце делает кульбит и скачет, словно гончая лошадь.
Я кивком головы показываю Полине Андреевне, что можно снимать повязку. Мне кажется, нервы натянуты сейчас у всех, потому что то напряжение, которое ощущается воздухе настолько сильное, что я ощущаю, как пульсирует кровь в венах.
Данила щурится. Яркое солнце и темная повязка сделали свое дело, лишая парня на несколько секунд зрения. Он прикрывает глаза рукой у лба, делая ее козырьком, и замирает. Кажется, невыносимо долго рассматривает каждого. Даже фоновая музыка не спасает от напряженной тишины и ожидания.
Данила обводит лица каждого, на ком-то задерживаясь чуть дольше, на ком-то меньше. Выражение его лица настолько выдержанное и ровное, что я начинаю волноваться. Ни одной эмоции, ни одной мимической подсказки. Обычно я легко считываю настроение Дани, его глаза всегда разговаривают со мной. Но сегодня в них тишина. Тишина до тех пор, пока не начинает катиться одинокая, едва-заметная слеза, а губы трогает робкая искренняя улыбка. И всё. И большего не надо, чтобы кинуться обнимать, целовать, кричать, смеяться и плакать. Я облегченно выдыхаю, глядя на то, как парни обнимаются, обмениваются рукопожатиями и дружескими похлопываниями по спине, а девушки ревут, целуют и вытирают от слез мокрые щеки.
Молодые люди обступили Даню и каждый старается что-то рассказать, дотронуться, прикоснуться. Общее возбуждение, громкие голоса, смех и музыка создают необыкновенную атмосферу праздника. Определенно, праздника!
Я смотрю на маму Дани, на милую женщину, которая стоит неподалеку и плачет. От счастья. Перевожу взгляд на Даню, он оживленно жестикулирует и старается говорить, не пытаясь скрыть или спрятать свои недостатки. Без стеснения, страха быть непонятым или высмеянным. Он живой, сейчас он живой. Я смотрю на лица людей, полные обожания, радости, у кого-то удивления и восторга, у кого-то поощрения и благодарности, но ни у кого я не вижу жалости, наигранного сочувствия и лицемерия. Праздник! Сегодня определенно праздник!
* * *
Музыка ненавязчиво играет, но ее практически не слышно. Шумные, возбужденные голоса и звонкий смех девушек заглушают мелодию. Рассматриваю окружающих, пребывая в невероятном, расслабленном состоянии: кто-то пьет чай, кто-то разбился на небольшие группы и разговаривает, кто-то делает селфи с виновником торжества, кто-то курит недалеко от беседки. Я не сразу распознаю, что меня кто-то зовет, но когда четко улавливаю свое имя, нахожу источник, зовущий меня- это Даня. Он машет мне рукой, подзывая к себе, и широко улыбается. Мне так тепло от его искренней улыбки, что я не в силах сдержать свою.
Подхожу к Даниле и встаю рядом. Филатов просит невысокую девушку выключить колонку, но при этом не отпускает мой взгляд.
- Друзья, прошу внимания, - громко, стараясь четко выговорить каждую букву, произносит Данила.
Шум моментально стихает и все внимание окружающих обращено к нам.
- Мне сложно пока говорить, но буду стараться, - последнее слово и вовсе вызвало затруднение у парня. - Мама, Люба, подойдите ближе, - машет им Данила.
Я стою рядом и понимаю, что что-то сейчас произойдет, но не понимаю, что именно. Волна беспокойства накатывает внезапно, оставляя после себя рой мурашек. Мне не очень комфортно среди этого излишнего внимания, но улыбку стараюсь держать.
- Друзья, - Данила замолкает и обводит взглядом каждого. - Спасибо, что пришли, это бесценно для меня. Хочу у каждого из вас попросить извинения, что когда-то так опрометчиво оттолкнул, возможно обидел или ранил. Простите.
Лица присутствующих трогает сожаление и печаль. Парни ободряюще улыбаются и кивают, а девчонки не сдерживают слезы. В который раз. Мне тоже становится грустно. Столько безвозвратно потерянного времени, столько нерассказанных новостей, столько потраченных нерв, столько неполученных счастливых мгновений и эмоций.
- Но сейчас я хочу по-бла-го-да-рить, - по слогам продолжает Филатов, - одну хрупкую, но такую сильную девушку. Саша, - Данила протягивает мне руку, а я машинально вкладываю в нее свою.
Он всем корпусом разворачивается ко мне и теперь смотрит только на меня. Мы держимся за руки, а внутри меня бушует ураган эмоций: волнение, восхищение, страх, радость, смущение.
- Саша. Сначала ты была для меня просто «врачом», - Данила смазано улыбается, но потом возвращает серьезность интонации, - потом стала для меня стимулом, затем другом.
Мне безумно приятно слышать от Данилы все эти слова, потому что подобное чувствую и я.
- Но в один момент я понял, что ты гораздо больше, чем просто друг. Ты-мое спасение, живительный глоток, подаривший силы и вернувший к жизни. Мы сделали это вместе, - Данила в этот момент берет меня за вторую руку и крепко сжимает, - я я хочу спросить, дальше мы вместе?
Мне кажется, я сейчас упаду.
Голова кружится, а улыбка медленно сползает с моего лица. Чувствую, как становятся ватными ноги, а мои руки - холодными и влажными. Я смотрю на парня, который преданно смотрит на меня. Его глаза мерцают, они теплые, как летнее озеро, в них теплится ожидание и надежда.
Вокруг нас полно народу, которые тоже чего ждут. Вот только чего? «Дальше мы вместе» …Что это значит? Я ничего не понимаю. Мне нужно что-то сказать, но я не могу подобрать ни одного слова, потому что я вообще не знаю, что нужно говорить.
- Данила…я…Боже… - аккуратно забираю правую руку и устало провожу по лицу. Мне хочется спрятать лицо в ладони и ничего не ощущать. А когда открыть - остаться одной и не помнить ничего. - Мы, безусловно, вместе, - вместо этого тихо говорю я.
Я совершенно не знаю, что это значит. Но сейчас разбираться не место. Нам начинают хлопать, кто-то свистит, кто-то улюлюкает, но всем радостно. Почему они радуются? Данила подъезжает ближе ко мне и утыкается лбом мне в живот. От этого, казалось, безобидного действия, мне неловко и неприятно, а еще я чувствую, что так неправильно. Это первый раз, когда я ощущаю дискомфорт рядом с Данилой. Мне приходится улыбаться, вымученно, неискренне и бездушно.
22
МАКСИМ
Чертовски раскалывается голова. Я опять накосячил на работе, за что и получил отцовских люлей.
Захожу на кухню и вижу суетящуюся Любаню. Она носится как оглашенная от холодильника к столу, при этом лицо такое довольное, будто ей дали отпуск, в котором она не была, кажется, уже несколько лет.
Оглядываю кухню, которая находится в таком беспорядке, что не верю своим глазам: стол завален продуктами, в раковине полно грязной посуды, на столешнице обрезки фруктов и рассыпанная мука. Может и правда отец сжалился и подарил Любане отпуск, отчего она решила наготовить нам на каждый день своего отпуска?
- Любаааня, привет! - зову ее, наливая в стакан воды.
Мне кажется, она меня не слышит и не видит, находясь в своих мыслях. Тогда ловлю ее в объятия на пути к раковине. Она вздрагивает и обращает на меня внимание.
- Святые угодники, - перекрещивается Любаша, - Максим! Напугал, окаянный.
- Я тебя звал, но ты где - то витаешь. Что случилось?
В тот момент, когда я задаю свой вопрос, слышу музыку, которая доносится в приоткрытую форточку. Я подхожу к окну и зависаю.
- Что здесь происходит?
Любаня подходит и становится рядом со мной, вглядываясь в окно.
Задний двор усыпан людьми, половину которых мне хорошо знакомы. В беседке накрыт стол, играет музыка, расставлены цветы. Я вижу в этой толпе своего брата. Он сияет своей белоснежной улыбкой и фотографируется с девчонками.
- Этот дом давно не слышал столько смеха. Когда в последний раз здесь отмечали праздники? - я чувствую, что Любаша смотрит на меня и ждет моей реакции.
- Так это праздник? - я не поворачиваюсь к ней, шаря глазами по присутствующим.
- Конечно, Максим! Это наша Сашенька все организовала! Ну какая она все-таки умница.
Меня передергивает от этих слов.
«Наша Сашенька»…
И когда это она успела стать нашей?
Мой взгляд выдергивает среди толпы пшеничные распущенные волосы. Девушка одета в белую футболку и широкие джинсы. Она сидит за столом и пьет чай. Ее взгляд отрешенный и задумчивый, будто ее что-то тревожит. Она подносит чашку ко рту и делает глоток, совершенно механически, как робот, а ее мысли где-то далеко. О чем она сейчас думает? И почему не улыбается своей фирменной добродушной улыбкой?
К ней подъезжает брат и берет ее за руку. Она вспыхивает и возвращается в реальность, долго разглядывая их переплетенные пальцы, но так и не улыбается.
- Посмотри на свою мать, Максим. На Даню. Как они счастливы. Эта девочка вернула счастье в дом. Хоть бы у них все получилось, - Люба складывает руки на груди, ладонь к ладони.
- В смысле? - из всей ее восторженной бравады я цепляюсь лишь за последнюю фразу.
- Максим, ну ты правда ничего не видишь? У ребят же взаимная симпатия. А еще, - Любаня переходит на заговорщицкий шепот, будто собирается мне поведать тайну, - Даня предложил Александре быть вместе. И она согласилась. - Люба смущенно улыбается и вздыхает. - Эх, красивая пара.
Я стою и пытаюсь переварить услышанное, которое почему-то не вяжется с увиденным. Я вижу довольного брата, который похож на влюблённого придурка, и совершенно не фонтанирующую счастьем девчонку.
Не знаю, что со мной происходит, но мне хочется перевернуть стол, полный праздничной закуски, и разогнать нахрен всю собравшуюся толпу. В области солнечного сплетения неимоверно жжет, а руки сжимаются в кулаки. Я стискиваю челюсть и ударяю ладонью по навесному шкафу, отчего раскрываются дверцы.
Ненавижу ее. Все-таки добилась своего и охмурила брата. Стерва. Так какого черта плыла подо мной тогда в моей комнате, будучи в отношениях с моим братом? Сука. Мне же не могло показаться, как стучало ее сердце, когда я придавил своим телом. Как полыхали ее глаза, полные желания, как часто дышала, но не от страха, как она сказала, а от возбуждения и ожидания. Меня и самого в тот момент шарахнуло так, что искры из глаз брызнули. И, слава яйцам, сдержался. Как оказалось не зря. Ненавижу. Двуличная сука.
Хватаю ключи от Комара и вылетаю с этого праздника жизни, где мне нет места.
23
САША
Мне хочется поскорее уйти. Последние полчаса я сижу как на иголках и не нахожу себе места. Но прежде, чем я покину порог этого дома, мне просто необходимо поговорить наедине с Даней. Распутать этот клубок недосказанности и недопонимания.
Я ищу глазами Филатова, но случайно натыкаюсь на девушку. Очень красивую. Высокую, стройную, с густой копной белокурых волос, которые собраны в хвост. Она такая яркая и модная, что не заметить ее сложно. И ее определенно не было с начала праздника. Она смотрит неморгающим взглядом, а руки крепко вцепились в ремешок стильной сумочки. Поворачиваю голову и вижу, что девушка смотрит на Данилу. В ее взгляде нет радости, любопытства от предвкушения встречи. В них щемящая тоска и адская боль…
Она стоит отдаленно и, кажется, не собирается подходить. Возможно, она даже не хочет, чтобы ее заметили.
Смотрю на Филатова, он так возбужденно что-то обсуждает с друзьями, что не замечает никого вокруг.
До определенного момента.
Их глаза встречаются. Его улыбка меркнет. А она прикрывает глаза и из-под опущенных ресниц начинают катиться слезы. Он не улыбается. И она тоже. Он не стремится ей на встречу. И она тоже. Он молчит, а она плачет. Но они понимают друг друга, разговаривая глазами.
Всего несколько минут. И она уходит…
Кто она? Почему не подошла, почему они даже не поздоровались? Единственное, в чем я уверенна, что они близки, и что им обоим безмерно больно.
После ее ухода, Данила больше не улыбается. Он опять замкнулся в себе, отвечая односложно, кратко и нервно, хоть и старается не показывать этого.
Я попросила Михаила помочь проводить гостей, ссылаясь на то, что Дане за один день достаточно эмоций. Все ребята понимающе засобирались и поочередно стали прощаться с Данилой. Он держится отстранённо, но пытается никого не обидеть и остаться предельно вежливым.
Когда в беседке мы остаемся одни, я придвигаюсь к парню ближе, но никак не решаюсь начать разговор. А сделать это нужно. Потому что мне бы не хочется, чтобы вся моя работа и Данины усилия пошли коту под хвост. Я даже в этот момент неимоверно злюсь на эту девушку, хоть и не знаю, кто она и что их связывает.
- Данила, ты здесь? - начинаю довольно грубо.
Я не собираюсь его щадить и жалеть.
- Да.
- Мне кажется нам есть, о чем поговорить.
Он кивает.
Смотрит вперед, не поворачивая ко мне головы.
- Кто она, Данила? - не вижу смысла ходить вокруг да около, спрашиваю прямо.
Знаю, что он понимает, о ком я, но отвечать не торопиться.
- Кто она? - повторяю уже с нажимом. - Даня, я не знаю, кто эта женщина и что вас связывает, или связывало, но после ее появления ты изменился, снова ушел в себя и замкнулся. Послушай, - беру его руку в свою, пытаясь обратить его внимание на себя, - мы столько времени, сил, нерв потратили, чтобы добиться такого результата, а ты собираешься одним махом обесценить наши с тобой труды? - он так и не поворачивается ко мне, смотрит прямо. - Это, как минимум, обидно. Даня, ты обижаешь меня. Мне…
- Мы собирались пожениться.
Я замолкаю, подбираюсь, боясь спугнуть этот момент откровений. Филатов держит мою руку, слегка поглаживая большим пальцем ладонь, но на меня по-прежнему не смотрит.
- Мы встречались два года до аварии, планировали будущее, - он говорит медленно, растягивая слова, справляясь с трудностями дефекта речи.
- Что случилось потом? - спрашиваю мягко, не тороплю, давая собраться с мыслями, потому что я, кажется, знаю, что случилось потом.
- Авария, - крепко сжимает глаза, будто проживает тот день снова. - Инвалидное кресло не входило в ее картинку о красивой и счастливой жизни.
Я понимаю, о чем он.
- Ты поэтому закрылся потом?
- Она стала приходить реже, а потом пропала окончательно. Когда я нуждался в ней, она предала меня, - его левая рука сжимает подлокотник кресла, а правая яростно сжимает мою. Сейчас он в эту силу вкладывает всю свою невыплаканную боль и обиду. - Мне не хотелось жить.
Теперь я понимаю, почему он отказывался от реабилитации, почему сложил руки и не боролся, оставляя нести себя течением вниз, по реке к обрыву.
Мне хочется его обнять, но я не могу проявить жалость. Я не должна его жалеть и поддаваться эмоциям. Ему сейчас нужно все его мужество и упорство, чтобы окончательно поправиться и вести вполне обычный образ жизни.
- Ты должен простить. И ее, и себя, - прошло много лет, и я вижу, что эта обида и боль, которые он так тщательно спрятал в укромных уголках души, снова обострились. С ее приходом зашитые плотными нитками раны закровоточили, загноились, запуская в теле процесс воспаления. - Не каждый может найти в себе силы принять сложившуюся ситуацию. Возможно, она испугалась, возможно давно жалеет о своем поступке, возможно несколько лет мучается и ночами просит у тебя прощения. Возможно, она наказала себя сильнее…Ты не можешь знать, как поступил бы ты…И я не могу знать, как поступила бы я….
- Я бы никогда не бросил ее и не отказался, я любил ее, - гневно прерывает меня Данила.
- Ты не можешь этого знать. Сейчас в тебе играет обида. Люди по своей натуре малодушны.
Он выдыхает, а потом долго и глубоко вдыхает, обращаясь к дыхательной гимнастике.
Мы сидим молча, оставляю ему самого себя, чтобы переварить и обдумать вышесказанное. Он уже может самостоятельно управлять эмоциями, пусть старается.
Куда больше меня беспокоит другое.
- Данила, я бы хотела расставить точки на i. Я не люблю недосказанности и недопонимания, и, кажется, с нами это и произошло, - парень смотрит прямо, открыто, расслаблено. - Даня, я больше не могу приходить к тебе домой.
Выражение парня мгновенно меняется, лоб хмурится, а на лице появляется тень непонимания.
- Я сделала все, что было в моих силах, как от специалиста. Теперь, все зависит только от тебя: ты либо останавливаешься, принимая и смиряясь с тем, что есть, либо продолжаешь трудиться, а я, бесспорно всегда буду рядом. Но, как друг, Даня.
О молчит. А потом говорит, то, от чего мои щеки начинают пылать.
- Ты тоже бросаешь меня? - невесело ухмыляется парень и отводит в сторону глаза.
- Что значит бросаешь? - вспыхиваю, как спичка, - я не отказываюсь от тебя, всегда готова помочь, провести с тобой время, ты можешь заглядывать ко мне на чай, когда будешь на реабилитации. Но занятия наши подошли к концу. Мы остаемся друзьями, Даня.
- Друзьями, - повторяет парень.
- А разве я давала повод считать иначе? - всматриваюсь в лицо, но Данила демонстративно не желает смотреть в мою сторону. Что за ребячество? - Данила? Я давала повод?
- Мне казалось, что мы больше, чем друзья.
- Несомненно. У меня особенное к тебе отношение. Но…
- Но ни как у девушки к нравящемуся ей парню, - продолжает за меня Данила, с досадой и горечью в словах.
- Ни как… - соглашаюсь с ним я. - Все, что я могу предложить - дружбу. И решать тебе, принимаешь ли ты ее или нет. А сейчас мне пора. Прости.
Мне действительно уже пора. А еще я хочу поскорее сбежать из этого дома, где атмосфера стала для меня одновременно давящей и тяжелой.
24
САША
- Ну как дела? Как там твой подопытный? - спрашивает Агата, развалившись на мягком диване и поджав ноги под себя.
Закатываю глаза и делаю глоток прохладного белого вина. Вчера после обеда мне позвонила подруга и слезно умоляла встретиться. Ее муж укатил в командировку и все выходные ей придется коротать в одиночестве. Собственно, как и мне: дедушка с бабушкой забрали Никитку до воскресенья к себе в область.
- Ты о ком? - делаю вид, что не понимаю вопроса.
- Ой, вот не надо, а! Ты прекрасно понимаешь, - подругу не проведешь. Но мне почему-то сейчас совершенно не хочется о нем говорить.
- Ты была права, - обреченно вздыхаю. - Я ему нравлюсь, как девушка, и он хочет продолжить наше общение.
Я рассказывала подруге и о подарках Данилы, и о том, как ловила на себе его задумчивые взгляды, из чего Агата сделала вывод, что я ему нравлюсь. Я тогда отмахнулась от нее, потому что мне было удобно не замечать проявлений симпатии, хотя глубоко в душе я подспудно понимала это.
- А я говорила тебе, что он запал. Слушай свою еврейскую подругу! - Агата делает глоток вина и смешно морщится. - Парень прикован к креслу, но это совершенно не означает, что там, - подруга опускает голову и глазами указывает в область паха, - у него тоже полный паралич, - пожимает плечами и поджимает губы, пряча улыбку.
Я долго пытаюсь переварить полученную информацию, а потом не сдержавшись, начинаю хохотать так, что вино идет носом. Агата тоже смеется. Обожаю свою шальную подругу!
Агата-потрясающей души человек. Мы дружим со школы, поступили в один Университет, но на разные факультеты: я - на психологический, подруга- экономический. Если честно, я никогда не могла представить Агату, сидящей за отчетами, финансовыми сводками или экономическим анализом. Ее призвание делать этот мир красивым. Подруга переучилась, и сейчас является одним из лучших визажистов и гримером города. Она - фея красоты. Все ее клиентки - Богини, Красотки, Королевы. Подруга с легкостью внушит тебе, что ты - настоящий бриллиант, и ты поверишь в это.
- Ну а ты что? - отсмеявшись, подруга возвращается к неприятной мне теме.
- А что я? Всё, что могу предложить, это-дружбу.
Подруга фыркает и закатывает глаза.
- Сдалась ему твоя дружба. У мужика яйца кипят рядом с такой Богиней, а ты ему дружить предлагаешь, - да, Агата бывает чересчур прямолинейна, - он тебе совсем не нравится? Или дело в инвалидном кресле?
- Что? Нет, конечно! Если бы у меня были чувства, никакое кресло не помешало. Просто…. - замолкаю и опускаю глаза.
Просто в моей голове с некоторого времени упрямо засел образ совершенно другого мужчины: совершенно мне неподходящего, с колючим взглядом и бесячими ямочками на щеках. Этот образ как заноза с ядовитым наконечником, не вытравить, не вытащить, не обезвредить.
- Что? - выпытывает подруга, поймав меня с поличным.
- Ничего. Просто, как мужчину, я его не рассматриваю.
Хочу немедленно перевести тему, потому что воображение начинает усиленно подкидывать картинки: Максим на моей кухне, я на кровати Максима в его комнате, а мне это совершенно не нужно.
- Ну а вы? - переключаюсь на Агату и в воздухе повисает напряжение.
- Нет, - подруга качает головой и закусывает губу, мы обе понимаем, о чем я спрашиваю.
Это больная тема для Игнатовых и я глубоко сожалею, что так опрометчиво коснулась ее.
Вот уже около года они с мужем пытаются завести ребенка. Агата с Леоном поженились по окончании университета и уже четыре года живут в счастливом браке. Они оба здоровы, но при таком активном трудовом графике ее супруга, им сложно удается поймать «нужный момент». Агата очень переживает по этому поводу, но старается не показывать вида.
Долго рефлексировать - это не про подругу, поэтому она хлопает в ладоши и моментально превращается в прежнюю, игривую красотку.
- Так. Все. Хватит. Что мы как старые калоши? Мы молоды, красивы, муж в командировке, у тебя его вообще нет, поэтому предлагаю продолжить в «Галактике»! - Агата салютует фужером и опрокидывает в себя остатки вина.
«Галактика» - популярный бар в городе, но я там ни разу не была. А, собственно, по чему бы и нет?
Мы вскакиваем с дивана и несемся в гардеробную Агаты, там просто девочкин рай!
25
МАКС
Сегодня суббота и я по обыкновению хочу напиться в хлам. Хочу, но не могу. Вернее, не дают. Вот этот рядом сидящий козлина, что следит и считает, словно коршун, сколько я в себя влил.
- Нахрена мы тогда сюда вообще приперлись? - бросаю на Андрюху свой самый суровый взгляд.
Этот довольный котяра развалился на диванчике и хитрыми глазами облизывает хорошенькую официантку, то и дело мельтешащую перед нами в своем ярком неоновом наряде, будто вспыхнувшая звездочка на ночном небе. Андрей не пьет, завтра везет своих ребят на соревнования, но друг умеет расслабляться и получать удовольствие без допинга, а вот я так не умею.
- Отдохнуть. Необязательно напиваться в свинью. Сегодня обещали развлекательную программу, вот и развлекайся, отдыхай, братишка, - он переводит глаза с молоденькой официантки на меня и моментально мрачнеет.
Да. Я умею одним своим видом испортить настроение. Но я никому не навязываю свою компанию, и, если вы еще здесь, терпите.
- Слушай, это тебе завтра работать, а у меня выходной. Ты можешь и дальше пускать слюни, а я хочу напиться, и ты мне в этом не помешаешь, - поднимаю руку и подзываю официанта.
Делаю заказ из нескольких шотов и незатейливой закуски.
Огромный стенд на входе призывно кричал, что сегодня в клубе намечается какая-то супер-вечеринка года. Мне по большей степени пофиг. Я не собираюсь следить за предстоящим шоу, и уж тем более в нем участвовать. А вот Андрюха любитель таких забав и всегда вперед паровоза бежит участвовать в конкурсах.
Бар забит под завязку. Встречаю много знакомых. Кто-то подходит, пожимает руку, кто-то кивает издалека.
Полуголые девицы, которые уже успели принять для храбрости, извиваются в эротичных танцах, а те, кто только пришел, толкаются у бара. Здесь хорошая музыка, и даже я, отпетый мудак, иногда ловлю себя за покачиванием головы в такт мелодии.
Персонал одет в неоновые отражающие костюмы, создавая мерцание звезд. Даже бармен выглядит как пришелец с другой галактики.
Музыка становится тише, а на небольшой сцене появляется какой-то чувак в зеленом парике. Этот гребаный водяной что-то втирает, отчего наблюдающая за ним толпа взрывается смехом, вон даже Андрюха ржет, точно конь. А у меня ощущение, что мы попали на утренник в детский сад, мне одному не смешно и как-то ровно. Водяной, он же оказывается ведущим, сообщает, что нас ожидает вечер конкурсов и невероятных подарков. Андрюха потирает ладони и подмигивает мне, предвкушая свое фееричное участие.
Водяной скрывается за сценой и танцпол вновь разрывает попсовая мелодия.
Хочется курить. Беру пачку сигарет и зажигалку, предлагаю Андрюхе, но друг отказывается. Ждет конкурсы. Усмехаюсь. Взрослый мужик. Смешно же.
Иду на выход.
На улице толпится народ. Мда, желающих поучаствовать в конкурсах, сегодня как никогда много. В зоне входного контроля, на специальной черте ожидает своей участи компания молодых ребят, вглядывающихся в камеру сверху. Всегда удивлялся, кто там, блть, сидит такой, который решает, подходит твоя морда и тебя пропустят, либо отправят нахуй. И по какому признаку проходит этот долбанный отбор.
Курю в стороне, около урны, жадно глотая ядовитый дым. Вечер теплый, пахнет приближающимся летом.
Боковым зрением улавливаю какую-то возню слева, поворачиваю голову и наблюдаю интересную картину: блондинка в коротком платье ожесточенно спорит с двумя непрошибаемыми амбалами на входе.
- Почему меня вы пропустили, а ее нет? Мы одного возраста, - пытается что-то доказать этим двум толстолобам. Нашла, с кем связываться.
- Девушка, вы задерживаете очередь. Вы либо проходите, либо забирайте свою подругу и вместе на выход, - вот психика у парней, позавидуешь.
Прослеживаю взглядом и пытаюсь найти ту самую подругу, из-за которой блондинка так рьяно жопу надрывает.
Недокуренная сигарета вываливает из рук, когда я понимаю, кто стоит на черте.
Рыжеволосая ведьма. Скромно опустив голову и потупив взгляд, жмется на месте, нервно одергивая подол короткого платья. Не могу отвести от нее глаз, такой я ее никогда не видел: слишком откровенный наряд, слишком яркий макияж, слишком длинные стройные ноги, слишком высокий каблук, всего слишком. Ее пшенично-медовые волосы идеально ровные и блестящие прикрывают плечи, а вот темно-зеленое платье ничего не прикрывает, и мне хочется проорать, какого черта она так вырядилась.
- Это же просто безобразие! - всплескивает руками блондинка. - Кто у вас тут главный? - не теряет надежды боевая подружка.
Блондинка хватает за руку рыжую, которая молчит и хлопает своими колдовскими зелеными глазами. Пытаются обойти громилу на входе, но тот преграждает им путь своим массивным телом. Блондинка сражается в словесной перепалке со здоровяком, а мелкая зараза останавливает ее, стараясь утащить подальше от клуба. Чертов ангелочек!
Ндааа….У этой ненормальной все ни как у людей, в клуб без проблем пройти не может, да и подружка у нее, что не удивительно, такая же чокнутая, как и она сама.
- Парни, девчонки со мной.
Подхожу к мужикам, которые меня хорошо знают, пожимаем в приветствии руки. Я - частый гость «Галактики», и не раз эти двое вытаскивали отсюда мою пьяную задницу и усаживали в такси, за что получали неплохие чаевые.
Парни недоверчиво косятся на меня, но согласно кивают и отступают в сторону.
- Дамы, прошу, - открываю дверь и рукой приглашаю пройти внутрь.
Блондинка весело взвизгивает и ныряет в дверь, а ненормальная не торопится проходить, прожигая меня ненавидящим взглядом.
- Особое приглашение нужно? - начинаю заводиться и жалеть о своем необдуманном поступке. Какого черта я опять с ней связался? Разве мне не все равно? Пусть братец беспокоится о своей ненаглядной.
- Агата, я передумала. Не хочу туда идти, - кричит мелкая своей подружке, сложив руки на груди.
- Саш, ты чего? - блондинка искренне делает непонимающее лицо и стреляет в меня глазами.
- Ничего. Думаю, там будет слишком тесно, - выпаливает эта стерва.
Ах, вон оно что! Слишком тесно для нас двоих. Согласен, солнышко, я тоже не горю желаем находится с тобой в одном помещении.
Злость разливается по венам со скоростью света. Только эта чертовка может так молниеносно вывести меня из себя. Раньше отец уверенно держал первую позицию, но теперь даже он не может сравниваться по силе ядерного взрыва, что испытываю я к этой ненормальной.
Рывком дергаю дверь и прохожу в бар. Пусть обе катятся к черту, мне все равно.
26
САША
- Санька, Сань? - дергает меня за руку Агата и пытается привести в чувства.
Меня до сих пор пошатывает, а сердце заходится тахикардией. Потираю ладошки о тонкое синтетическое платье, оставляя на ткани влажные следы. Я искренне верила, что с Максимом мы больше никогда не встретимся, но сегодняшняя встреча еще раз подтверждает - насколько мир тесен. Я хотела выкинуть его манящие ямочки из головы, хотела вытравить его дьявольский образ и забыться. Но теперь, зная, что он здесь, в этом самом клубе, вряд ли у меня получится расслабиться. Так стоит ли вообще идти?
- Агат, я не пойду, извини.
Разворачиваюсь и собираюсь уходить, но подруга ловко ловит меня за руку и поворачивает лицом к себе.
- Что случилось? Нам ведь так повезло! Если бы не тот парень, нас мы не пустили! Саш?! - заглядывает в глаза Агата и умоляюще всматривается мне в лицо.
Если бы не тот парень…Знала бы она, что именно из-за того парня я и не хочу идти в бар.
Один из охранников косится в нашу сторону и раздраженно хмыкает. Я чувствую, что он хочет подойти и вышвырнуть нас отсюда. И Агата складывает ладошки в умоляющем жесте, а из бара доносятся звуки популярной мелодии. Все это заставляет задуматься, а какова вероятность, что там среди толпы людей мы снова можем встретиться? Ну зная мою везучесть - определенно можем.
- Ладно, идем! - обреченно соглашаюсь я, а Агата бросается мне на шею.
Попробую абстрагироваться, ведь атмосфера внутри помещения располагает к этому. Когда мы заходим, мои глаза широко распахиваются. Наверное, со стороны я выгляжу нелепо, будто дикарка, попавшая в мегаполис. Шарю восхищенным взглядом по танцующим молодым людям, по мерцающим костюмам официантов, по гигантским планетам под самым потолком, по россыпи искрящихся фонариков, точно далекие звезды, и вдруг четко понимаю, мне нравится! Мне здесь, черт возьми, нравится!
Когда я последний раз вот так выбиралась куда-то? На первом курсе с Леоном и Агатой? Боже мой, Жукова, да ты превратилась в старую клячу. Чужие проблемы, тяжелейшие болезни, страхи, слезы - вот, что я видела последние годы. Помогала другим, напрочь забыв о себе. Пропускала через себя каждого пациента с его личной историей. Поэтому сегодня, я готова отрываться! И ни один мерзавец с очаровательными ямочками на щеках мне не помеха.
Все столики заняты. Агата сообщила, что бронировать нужно заранее, поэтому мы пытаемся примоститься у бара. Но и здесь сложно найти свободный барный стул. Таких, как мы, тут много.
Я постоянно одергиваю подол платья. Такое ощущение, что все только и смотрят на меня, осуждающе показывая пальцем «Ты ж мать». Оно эффектное, согласна, но очень короткое, и эти туфли…Я не умею ходить на каблуках и сейчас чувствую себя каракатицей или коровой на льду. Агата тоже в коротком платье, но ведет она себя раскрепощенно и уверенно, и на ней все это смотрится женственно и не пошло. А вот макияж, который мне сделала Агата, мне очень нравится. Мои тонкие и всегда сухие губы сейчас выглядят сочными и объемными, скулы выгодно подчёркнуты, а глаза выразительно подведены. Ничего кричащего, только умело дополнено рукой мастера. Волосы мы решили выпрямить утюжком и сейчас они идеально ровные и гладкие. Подлиннее бы платье и мои любимые кроссовки, и, возможно, я бы тоже чувствовала себя Богиней.
- Да не дергайся ты, - Агата сбрасывает мои руки с низа платья, которое я опять пыталась оттянуть.
- Мне не уютно. Оно очень короткое, - ною я.
- Короткое у нее, - подруга указывает за мою спину, и я вижу на девушке вопиюще короткую юбку. Юбку? Это же ведь юбка? Или пояс? Даже мне, глядя на нее, становится стыдно и неловко, и я опять нервно одергиваю свое платье. Но девушку, кажется, все устраивает, потомку что она плавно изгибается в танце, приковывая внимание не только мужчин, но и женщин. И теперь мое платье мне не кажется столь коротким, а практически монашеским.
Пока я во все газа пялюсь на танцующую девушку, пытаясь запомнить парочку движений, Агата успевает занять один свободный стул у бара. Она тянет меня за руку и приказывает садиться, сама же остается стоять рядом.
Мы заказываем по коктейлю, а в этот момент музыка становится тише и на сцене появляется парень в смешном зеленом парике. Я разворачиваюсь всем корпусом в сторону сцены и вижу, как этот самый парень приглашает на сцену желающих поучаствовать в конкурсе.
- Сегодня какая-то вечеринка или здесь всегда так? - наклоняюсь к Агате и громко спрашиваю подругу.
- Кажется вечеринка, - пожимает плечами подруга и делает глоток розового напитка из трубочки.
На сцене появляются шесть парней. Ведущий раздает участникам боксерские перчатки и приглашает всех присутствующий в клубе на настоящий боксёрский ринг. Пространство рядом со сценой мигом наполняется наблюдателями, кто-то свистит, кто-то ободряюще кричит, но равнодушных нет. Даже я увлеченно наблюдаю за происходящим. Парни деловито разминаются, как перед настоящим боем. Но вдруг каждому из них вручают по небольшому шоколадному батончику, который им необходимо развернуть, не снимая боксерских перчаток. Зал взрывается хохотом, а парни, посмеиваясь, жалостливо стонут. И только один из парней, самый высокий и крупный, искренне радуется.
По команде они начинают бороться с батончиком шоколадки, это так нелепо и смешно, что у меня начинают болеть скулы от смеха. Парни изо всех сил стараются, но это сделать чертовски сложно.
Весь клуб ободряюще поддерживает участников, а ведущий объявляет конец конкурса. Мне отсюда плохо видно, насколько ребятам удалось развернуть батончик, но парень в зеленом парике выводит на середину сцены того самого высокого парня и поднимает вверх его правую руку. Очевидно, он и есть победитель!
Молодой человек широко улыбается, радуясь своей победе. Ему вручают приз: один любой бесплатный напиток в баре и …семейные трусы в горох огромного размера! Весь бар содрогается всеобщим гоготом, а парню предлагают совершить почетный круг победителя. Включают знаменитую песню Tom Jones «Sex Bomb» и молодой человек начинает пританцовывать, размахивая в воздухе трусами, как флагом. Он выглядит настолько счастливым и довольным, словно выиграл путешествие на Бали, а не трусы в горошек! Мы с Агатой хохочем! Какой бы я была дурой, если бы все-таки не пошла.
27
МАКСИМ
Андрюха возвращается мерзко довольным. Смотрю на друга, и не могу сдержать ответную ухмылку. Думаю, эти трусы- не последний сегодняшний приз, потому что друг не собирается останавливаться на достигнутом.
Мне одному не весело и кажется все происходящее дешевым цирком? Будто я попал на свадьбу с недалеким тамадой и скучными конкурсами.
Андрей садится за стол и кладет рядом со мной выигранные труханы.
- Видал? - спрашивает друг с таким видом, будто выиграл не сраные семейки, а как минимум ключи от Бугатти.
- Ага! - показываю верх большой палец. - И с размером угадали.
Подцепляю пальцем труханы и бросаю в друга. Тот ловко ловит и делает обиженную физиономию.
- Эй, полегче! Это подарок.
Аккуратно складывает и кладет в карман.
Дите малое, ей-Богу!
Скольжу взглядом по лицам, пытаясь отыскать среди них веснушчатое, с милой родинкой над губой. Интересно, она все-таки здесь или удрала? А брат, в курсе ли он, что его ненаглядная развлекается в клубах? А хотя - плевать, мне абсолютно плевать на них обоих.
* * *
Андрюха участвует еще в одном конкурсе, но вокал, как оказалось, не сильная его сторона, поэтому друг возвращается огорченным. Я ободряюще хлопаю его по плечу, ведь искренне желал другу победы, потому что в этом конкурсе призом оказалась мужская майка. Неплохой вышел бы комплект.
Слишком эмоционально товарищ принял поражение и не сдержавшись, опрокинул в себя стопку текилы, хотя и не собирался сегодня пить.
- Я в сортир, - оповещает Юдин.
На сцене происходило очередное безобразие, когда я почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Повернув голову в сторону источника раздражителя, увидел за соседним столиком компанию девушек. Одна из них в упор смотрела на меня, а потом улыбнулась. Симпатичная. Определенно в моем вкусе: стройная, светленькая, аккуратные мягкие черты лица. Ненавижу рыжих.
Я поднял бокал и подмигнул девушке. Блондинка наигранно зарделась и смущенно отвела кукольные глаза. Ой, да брось. Максимум через час ты этими невинными глазами будешь смотреть снизу вверх, сидя на полу кабинки мужского туалета. Все вы такие скромницы.
За этими гляделками я потерял счет времени и опомнился лишь тогда, когда понял, что друга слишком долго нет.
С танцпола я завернул в темный длинный коридор, ведущий в сторону туалетов. Здесь музыка была приглушенной, а дым не так разъедал глаза.
В конце коридора различалась какая-то возня, когда я услышал голос Андрюхи:
- Тебя же по-хорошему попросили отвалить.
- Слышь, твое какое дело? Ты ссать шел? Вот и иди, - в ответ ему раздался хриплый баритон. - Мы сами разберемся, правда красавица?
Я притормозил, услышав снова какое-то копошение.
- Убери от меня руки, - завопил писклявый женский голос.
- Да вы охренели, мужики? - Андрюха метнулся в сторону мужика, которого я не мог видеть из-за спины девушки.
А потом я услышал глухой удар и испуганный визг нескольких голосов. Твою мать.
Я рванул в темную бездну и увидел сидящего у стенке друга, прижимающего ладони к носу, по которым алыми ручейками стекала кровь.
- Сука! - рявкнул я, а дальше ярость настолько затмила мое сознание, что опомнился я только тогда, когда один из охранников крепко удерживал мои сцепленные за спиной руки, а двое мудаков валялись с разбитыми рожами.
- Господи, Господи… - шептала себе под нос девица у стены, прижимая руки ко рту, и смотря куда-то в сторону.
Я увидел стонущего друга и склонившуюся над ним знакомую копну пшенично-медовых волос. Она сидела на корточках и прижимала к Андрюхиному носу пресловутые трусы в горошек.
28
САША
- Почему там, где ты оказываешься, всегда проблемы? - орал, как бешенный, дьявол с ямочками. - Ты какая-то ходячая катастрофа!
- Я? А тебе не кажется, что проблемы преследуют тебя? Потому что стоит тебе оказаться где-то поблизости, мир превращается в хаос, - сложив руки на груди, парировала я, прокричав последнюю фразу ему прямо в лицо.
Мы стоим на выходе из клуба после того, как нас и тех двух уродов, что пристали к Агате, попросили покинуть заведение. Не больно-то и хотелось оставаться в помещении, где творится беспредел.
Они заприметили нас на танцполе, два неприятных типа, мерзко облапывая нас взглядом. Пытались познакомиться, угостить коктейлем, бросали неудачные комплименты и неуместные шутки, пригашали к ним за столик. Наверное, мое выражение лица было красноречивее всего, потому что от меня эти прилипалы как-то быстро отстали, а вот Агату атаковали своим ненужным вниманием. Но спустя полчаса, непрошенные ухажеры заскучали, поняв, что с нами им мало что светит. И мы, наконец, расслабились. Пока Агате не приспичило в туалет.
Я видела, как они пошли вслед за ней. Видела, как заговорщицки переглянулись. И мне стало душно, страшно и липко, будто попала в клейкую паутину. Не теряя времени, я рванула за подругой. В темном коридоре никого не было и мое волнение достигло своего апогея. Я забежала в женский туалет и стала звать Агату. Но к моему счастью, подруга откликнулась и вышла из кабинки, поправляя, как ни в чем не бывало, платье. Я облегченно выдохнула. Агата смерила меня непонимающим взглядом и мне пришлось рассказать ей о причине моего столь странного поведения.
Мы выходили из туалета настороженно, вглядываясь в темноту коридора. Сердце обеспокоенно тарахтело, а ноги отказывались идти. Из-за угла вывернули две хохочущие девушки, и я расслабилась. Как оказалось, зря. Когда девушки скрылись в туалете, нас окликнул мужской неприятный голос. Мы одновременно с Агатой обернулись и увидели двух парней, которые липли к нам на танцполе. Один из них хищно смотрел на подругу, полуулыбаясь, полускалясь, а второй стремительно надвигался на нас. Я схватила подругу за руку и попыталась скорее увести нас отсюда, но нам преградили путь отступления. Мы оказались в ловушке между двух неадекватных животных. Вот тогда мне стало по-настоящему страшно.
- Что вам нужно? - еле слышно промямлила я. - Мы же ясно дали вам понять, что не расположены знакомиться.
- Че это вы такие не сговорчивые, девчонки? - ехидно произнес тот, кто стоял сзади.
- Ну вот и нашли бы себе посговорчивее, к нам чего прицепились? - с вызовом прокричала Агата.
Я дернула подругу за руку, призывая ту поубавить воинственный настрой, силы очевидно не равные. И дразнить разъяренного зверя, как подписать себе приговор.
- А у тебя, смотрю, длинный язычок, малышка, - скалясь, прошипел бритоголовый и притянул Агату к себе, больно впиваясь в тонкое запястье. - Я найду ему лучшее применение.
- Отвали, придурок! - подруга попыталась вырвать руку из крепкого захвата, но мерзавец сжал ее сильнее. Агата взвизгнула, а меня накрыло волной паники и безысходности нашего положения. Я озиралась по сторонам, в надежде увидеть хоть кого-нибудь, но в коридоре, как назло, было темно, задымлено и безлюдно.
- Отпусти ее, - я кинулась к подруге, но тот, который стоял сзади неожиданно обхватил меня за талию и оттащил к стене. - Пожалуйста, отпустите, - захныкала я.
- Спокойнее, девочки. Че дерганые такие. Мы всего лишь хотим приятно провести вечер.
- Убери руки. Убери, мать твою, руки, - выплюнула в лицо бритоголовому подруга.
Я зажмурилась, когда увидела, какой яростью налились глаза лысого, как исказилось его мерзкое лицо извращенной гримасой. С нескрываемой злостью от впечатал хрупкую Агату в стену и обхватил ее шею огромной ладонью.
- Тебя же по-хорошему попросили отвалить, - услышала я и резко распахнула глаза, не веря своим ушам и не надеясь на чудо.
Высокий молодой человек, довольно крепкий на вид, стоял напротив нас, опустив руки в передние карманы джинсов. Прищуриваюсь и пытаюсь вспомнить, где я его видела. Ну точно, это тот самый парень, который выиграл в конкурсе на сцене. Я облегченно выдыхаю и, пытаясь, перекричать грохочущую музыку, ору со всей дури:
- Помогите!
Но пустоголовый грубо затыкает мне рот своей вонючей ладонью и сквозь зубы сипит на ухо: «Рот свой закрой, дура».
- Слышь, твое какое дело? Ты ссать шел? Вот и иди, - хрипло пробасил тот, кто удерживал Агату. - Мы сами разберемся, правда красавица?
- Убери от меня руки, - истошно закричала подруга, когда бритоголовый приблизил свое поганое лицо слишком близко и провел ладонью вдоль оголенного бедра Агаты. - Не трогай, ублюдок.
- Да вы охренели, мужики? - парень, не раздумывая, бросился в сторону лысого мерзавца, хватая того за плечи и оттаскивая к противоположной стене.
Но тот, который сжимал меня в своих отвратительных руках, неожиданно кинулся к ним, выкрикивая отборные ругательства.
Я закрыла рот руками и оторопело пялилась на противоположную сторону, находясь в тупом оцепенении, когда услышала глухой, хрусткий удар, а потом и испуганный крик Агаты. Подруга кричала и звала на помощь, а я ошалело смотрела в одну точку, где высокого парня бьют по лицу.
- Сука!
Из ступора меня вывел требовательный мужской возглас, а потом началось такое, что не увидишь в обычной мирской жизни, а только на экранах кино. Хлесткие удары, крики, стоны, мат, наш с Агатой визг и кровь - всё смешалось в одно.
Когда подбежали уже непонятно кому на помощь охранники, двое отморозков валялись на грязном полу, плюясь кровью и неразборчивой бранью, а над ними возвышался демон, с раздувающимися от ярости ноздрями, как у быка. Максим.
- Господи, Господи… - еле-еле шевелила губами Агата, прижимая руки ко рту.
Ее растерянные, испуганные глаза смотрели на высокого парня, из носа которого тонкой линией стекала кровь. Он стонал, пытаясь остановить кровотечение рукой, но от этого толку не было.
Я не задумываясь подбежала к невинно пострадавшему парню, намереваясь оказать хоть какую-то помощь.
- В кармане, - с огромным усилием сказал парень, а я непонимающе уставилась на него.
- Что?
- В кармане возьми, - повторил молодой человек и кивнул в сторону кармана джинсов.
Я так и не поняла смысл сказанного, но вдруг он нехорошо ударился головой и это последняя воля раненого? Недоверчиво поглядывая на горе-спасителя, опустила руку в карман его джинсов и обнаружила аккуратно сложенный кусок ткани. Носовой платок что ли? Соображает! Значит, с головой у нашего героя все в порядке, а это определенно радует.
29
МАКСИМ
- Ненормальная! Всегда об этом говорил, - выплевываю в лицо истеричке, которая словно мелкая шавка прыгает около меня и от беспомощности только и может противно тявкать.
- Не ори на меня! - тычет в меня своим маленьким пальчиком рыжая ведьма.
- Ребята, брейк, вы чего? - гундосит друг, прижимая к носу запачканные кровью семейки.
Блондинка ошарашенно переводит свои огромные глаза с меня на свою чокнутую подругу и обратно.
- Саша, вы что знакомы? - недоверчиво косится девчонка.
- НЕТ! - одновременно с ведьмой отвечаем мы и смотрим друг на друга.
Ведьма воинственно складывает руки на груди и отворачивает свой аккуратный носик.
- Понятно, - ухмыляется ее слишком проницательная подружка. - Как ты? Может все-таки в травмпункт? - жалостливым голоском интересуется блондинка, переключаясь на Андрюху.
Тот отрицательно качает головой, проводит языком по отколотому верхнему зубу и разглаживает выигранные трусы от засохшей крови.
- Это что такое? - спрашивает блондинистая подружка, наблюдая за Андрюхиными действиями по реабилитации труханов.
- Трусы, - гундосит друг и показывает нижнее белье со всех сторон.
- Трусы? Чьи? - губы белобрысой вытягиваются большой буквой О, а глаза распахиваются так, словно ей отдавили ногу.
- Мои, - гордо отвечает Юдин, задирая свой сломанный нос.
- А как же? - блондинка опускает ошалелый взгляд ниже пояса Андрюхи, а потом обращается к подруге. - Саша?
- Что? О чем ты подумала? - непонимающе всматривается в нее рыжая бестия.
Я откровенно начинаю посмеиваться, глядя на эту троицу: испуганная рыжая ведьма, недалекая блондинка и друг с разбитым шнобелем, получивший пиздюлей, спасая этих двух ненормальных.
- Я их выиграл в конкурсе, - оправдывается Андрюха, прижимая свой приз к носу. - Они новые.
- Как удачно пригодились! - весело вскрикивает блондинка. - Ой, прости. - Уже не так весело бурчит еще одна ненормальная. Ничего удивительного, с чокнутой рыжей найти общий язык могут только такие же чокнутые. Все правильно.
- Такси приехало, - кивает в сторону клубной парковки зеленоглазая дьяволица. - Ваше, кажется.
Я смотрю в телефон, который действительно оповещает о том, что наше с Андрюхой такси подъехало.
- Наше, - громко сообщаю и не прощаясь двигаюсь в сторону машины.
- Спасибо вам большое, - слышу кроткий голос блондинки позади себя. - И извини еще раз.
- Без проблем. Аккуратнее будьте, девчонки. Пока, - прощается Юдин и я слышу его торопливые шаги, следующие за мной.
Мы садимся в такси, и когда машина начинает выруливать со стоянки, бросаю невольный взгляд на девушек.
Блондинка топчется на месте, переминаясь с ноги на ногу на своих высоченных каблуках, а зеленоглазая обняла себя руками, прикрывая изящные плечи в попытке согреться. Вечерами прохладно.
Ну и какого черта она так откровенно вырядилась? А потом плачут, жалуются, что их обижают. Да вы, бабы, сами провоцируете всяких мудаков своим поведением, а нормальные пацаны потом выхватывают из-за вас.
Из бара вываливается компания подвыпивших мужиков и я вижу, как трое из них направляются в сторону девушек.
Ну твою ж дивизию.
- Тормози, начальник, - хлопаю по плечу водилу.
Я и сам не понимаю себя и что сейчас делаю, но это ее изумрудное платье и голые ноги действуют на меня, как красная тряпка на быка. Я зверею, внутри закипает ярость неясной этиологии. Меня бесит, бесит эта зеленоглазая чертовка.
Водила смотрит выжидательно, а Андрюха удивленно раскрыл рот. Да я и сам, блть, удивлен.
- Секунду подожди. Сестренку с подругой заберу. Я накину сверху.
Выскакиваю из машины и твердой походкой иду в сторону двух девиц, ищущих на свои упругие задницы приключений.
- Девчонки, вас подвезти? - подкатывает свои яйца один из утырков.
Поплывший сальный взгляд скользит по стройным ножкам зеленоглазой, поднимается выше, похотливо задерживаясь в области декольте. Козел. Мне хочется и ему набить морду, но приходится сдерживаться, сегодня я уже здесь отметился и вряд ли ребята из охраны в этот раз будут ко мне столь благосклонны.
- Спасибо, наше такси уже подъезжает, - бурчит зеленоглазая и отводит в сторону глаза, встречаясь с моим недовольным взглядом.
На ее лице вся гамма эмоций: от удивления до раздражения. Не рада меня снова видеть, крошка? Это взаимно.
- А вы же… - отмирает ее подружка и изумленно хлопает глазами.
- Поехали, - резко обрываю ее и ничего больше не сказав, разворачиваюсь на 180 градусов и шагаю к машине такси.
- А вот и наш таксист! - хихикают девчонки, и я слышу стук каблуков за спиной.
Искренне удивлен, что рыжая катастрофа не вставила свои несносные пять копеек и легко последовала за мной. В чем подвох? Стоит опасаться?
Андрюха, гаденыш, перебрался на переднее пассажирское кресло, и мне ничего не осталось, как сесть назад вместе с этими двумя катастрофами.
Блондинка уселась у окна, посередине рыжая, тесно прижавшись к подруге так, что между нами могло уместиться еще два человека. Подруги о чем-то перешептывались, периодически посмеиваясь и бросая то на меня, то на Юдина изучающие взгляды.
Первым нас покинул Андрей. Девушки еще раз пылко провожали друга словами благодарности, а тот плыл и, кажется, совершенно не жалел своих сломанных носа и зуба.
Дальше по пути была квартира блондинки. Я слышал, как она уговаривала рыжую переночевать у нее, но та деликатно отказывалась.
- Сашуль, только Леону не рассказывай про то, что сегодня случилось, - перед самым выходом попросила блондинка, виновато потупив глаза.
Дождавшись убедительного кивка, она дернула ручку двери, напоследок бросив мне небрежное «До свидания». Нормально да? Андрюхе значит всё: и трусы в горошек, и дифирамбы, и благодарности, и звание героя вечера, а мне разбитые пальцы и вшивое «до свидания»?
Я хмыкнул. Громко.
- Что? - повернулась ко мне зеленоглазая, когда такси тронулось.
- А вас с сестрой куда? - не оборачиваясь спросил таксист, что-то вбивая в навигатор.
Ты смотри-ка, а память-то у мужика отличная.
- На Ленина, - ответил я.
Зеленоглазая дьяволица недоуменно уставилась на меня, пронзая ледяными стрелами.
- Сестра? - еле слышно прошептала девчонка.
- А Леон - это…? - вопросительно изогнул бровь, не собираясь ей отвечать.
- Муж. Агаты.
Серьезно? Видимо мое лицо отразило весь спектр оттенков ярости, что зеленоглазая опять спросила свое коронное «что?».
- То есть муженек преспокойно пускает слюни в подушку, пока его женушка вертит одним местом, выискивая проблем на это место?
Зеленоглазая вспыхнула. Обожаю ее вот этот блеск раздражения с примесью ненависти.
- Леон в командировке, а не преспокойно спит, - выдала чертовка как-то не убедительно, отчего сама же смутилась.
- Прекрасно. Муж в командировке, жена гуляет. Все по канонам классики.
- Да что ты несешь?
- А что, разве не правда? Для чего нужно было так выряжаться и тащиться в место, где полно мужиков? - чувствую, как начинаю откровенно закипать, а мой голос становится громче и тверже. - Пьяных мужиков.
- Для себя мы так выряжались. Для себя, - рыжая тоже не собирается сдаваться и передразнивает мой гневный тон. - Без какой-либо пошлой цели. Отдохнуть, потанцевать. Это разве запрещено?
- Не запрещено. Свободным. А не замужним и мамашкам с детьми, - выплюнул зеленоглазой стерве.
- Что за средневековые замашки? Я глубоко сочувствую твоей девушке или будущей жене, - рыжая обороняюще скрестила руки на груди, отчего та заметно поднялась в открытом декольте.
Я искренне старался держать взгляд на уровне ее лица, но мое внимание то и дело сползало вниз, к двум упругим полушариям.
- У моей девушки или жены не будет желания и времени ходить по таким местам, я найду, чем заинтересовать ее, - я поиграл бровями и демонстративно опустил глаза в вырез ее платья.
- Деспот, - хмыкнула дьяволица и отвернулась к окну, прикрывая руками грудь.
- Ленина, молодые люди.
За нашими словесными перепалками, я и не заметил, как такси доставило нас к дому зеленоглазой.
- Спасибо, сколько с меня? - девчонка полезла в сумочку, пытаясь отыскать кошелек.
- Я оплачу, - строго пробурчал и обратился к водиле. - Сестру провожу, подождешь?
- Да без проблем, - отозвался мужик.
- Это не обязательно. Я дойду сама, - обернулась рыжая, когда я шел за ней до подъезда, пялясь на стройные ноги.
- Обязательно. Проблемы тебя находят даже там, где их не ждешь, - мы зашли в подъезд, и я в который раз был приятно удивлен: чистый, освещенный, с тем же раскидистым цветком на окне, с красочными почтовыми ящиками. - Надеюсь, брат мне скажет спасибо.
- В каком смысле? - непонимающе уставилась на меня зеленоглазая. - Я не поняла.
И лицо такое сделала невинное, будто и правда не понимает ничего. Хороша актриса. Большой театр скорбит, что потерял такую самобытность.
- Топай давай. Меня таксист ждет, - слегка подтолкнул девушку, не собираясь участвовать в ее спектакле.
- Ну так иди. Я не просила за мной тащиться, - вздернув свой аккуратный носик уверенно поцокала на свой этаж.
На ее лестничной площадке очень светло, удивительно, что энергосберегающую лампочку еще не сперли.
Кто все эти люди, которые здесь живут? Ангелы? Или участники проекта «Лучший и чистый подъезд города»?
30
САША
Мне кажется, что я слишком долго копаюсь в сумочке в поисках ключей. Максим выжидательно стоит рядом, наблюдая за моими действиями. Почему он не уходит? Миссия выполнена, я у дверей своей квартиры, так в чем дело? Может ждет приглашения на чай? Так не дождется! Мы не в том положении, чтобы распивать чаи, к тому же его ожидает такси. Но, блин, так неловко, когда за тебя заступились в баре, довезли до дома, да еще и проводили до двери, а ты просто зайдешь в квартиру и закроешь перед человеком дверь. Я понимаю, что Максим- не тот человек, о чувствах которого стоит переживать, но я так не могу, знаю, что буду потом мучаться всю ночь. Уж лучше бы он не стоял вот так, дыша горячим воздухом мне в спину, а сам ушел, и не было бы вот этого момента неловкого прощания.
Я хочу уже было поблагодарить за проявленное беспокойство и пожелать доброй ночи, как случайным взглядом цепляюсь за руки Максима, а точнее кисти. В подъезде светло, и я легко различаю разбитые в кровь костяшки. Мерзавец с дьявольскими ямочками на щеках рефлекторно потирает их друг о друга, слегка щурясь. Ему больно, я понимаю это, когда вижу опухшие синие пальцы.
- У тебя пальцы разбиты, - зачем-то констатирую я и прикасаюсь ладонью к его руке.
Максим замирает и смотрит на наши руки, которые почему-то, не спрашивая разрешения, соединяются в крепкий замок.
- Нужно обработать, - еще крепче сжимаю его ладонь и втягиваю в квартиру.
А он идет. Идет за мной. Закрывает свободной рукой за собой дверь, разувается, не расцепляя замок.
Я сбрасываю туфли, включаю свет в тесной прихожей, кидаю сумочку на обувницу. Мне приходится разорвать наш телесный контакт, потому что вот так за руки мы не сможем пройти в ванную.
Мою руки под пристальным вниманием Максима, который стоит в дверях ванной комнаты, ожидая своей очереди. Встречаемся взглядами в зеркале, все так же не произнеся ни слова.
Максим пропускает меня, и я ловко выныриваю из ванной, направляясь в сторону кухни, там аптечка. Пока парень в моей квартире моет руки, я пытаюсь собрать свои мозги в кучу и начать думать рационально.
Так, перекись - в холодильнике, заживляющая мазь- тоже здесь, ватные диски- в ванной. Я мечусь по скромной кухонке и не замечаю, как приходит Максим и усаживается на то же место, на котором сидел в прошлый раз - на мое.
- Где Шумахер?
Я вздрагиваю от громкого мужского голоса, глубоким баритоном отражающегося от стен маленькой кухни, когда несусь обратно в ванную комнату.
- Никитка? Он у бабушки с дедушкой в гостях, - пожимаю плечами и закрываюсь в туалете.
Прислоняюсь спиной к двери, закрываю глаза и делаю глубокий вдох и медленный выдох. Дыхательная гимнастика, которая на мне, почему-то, совершенно не работает.
Это странно: еще час назад мы с Максимом отчаянно орали друг на друга у бара, а сейчас он сидит на моей кухне, смиренно ожидая помощи, мы молчим, ощущая неловкость и еще что-то, чего, в принципе, быть не должно.
Обильно смачиваю ватный диск перекисью водорода и …и не знаю, что дальше делать? Передать диск Максиму, чтобы он сам обработал руки, или же сделать это нужно мне? Я не решаюсь и слишком долго стою с опущенной головой, глядя на мокрый ватный кружок. Мне нужен хоть какой-то знак- позволит ли Максим прикоснуться к нему, чтобы помочь, либо оттолкнет.
Мистер «Дьявольские ямочки» вытягивает по столу руки, словно подслушивая мои мысли, и я понимаю, что мне дают зеленый сигнал. От столешницы до кухонного стола - один шаг, но я преодолеваю это расстояние бесконечно долго, ожидая, что парень опомнится, выхватит диск, обзовет или нагрубит, как обычно.
Но ничего такого не происходит, и я сажусь напротив, наклоняюсь к рукам. Вблизи пальцы выглядят еще хуже: гематомы, царапины, содранная кожа. Поочередно обрабатываю каждую ранку и царапину, на более открытые и глубокие участки щедро поливаю перекисью, отчего парень вздрагивает, а я начинаю прерывисто дуть. Материнский инстинкт. Максим хмыкает, и я поднимаю глаза и встречаюсь с его, цветом горького шоколада. Замечаю мелкие ссадины на подбородке, около губы, на левой щеке. Непроизвольно дотрагиваюсь ватным диском до волевого мужского подбородка и провожу влажную линию к губе. Смотрю на его пухлые губы и неосознанно облизываю свои. Они такие яркие, манящие, что хочется дотронуться. И я трогаю- провожу указательным пальцем по верхней губе, наблюдая за своим действием и боясь поднять глаза. А потом чувствую практически невесомое прикосновение, словно перышко, к своим губам. Влево-вправо, влево-вправо порхает большой палец Максима, задевая нижнюю губу.
Я поднимаю руку выше и провожу ладонью по щеке, несмело, рвано, царапаясь о легкую щетину. Его рука спускается ниже, к шее, далее к ключице и возвращается обратно к губам.
Касаюсь его лба и провожу по линии морщинки, выступившей на лице своего хмурого хозяина. Он проводит ладонью по моей щеке, нежно, но гораздо смелее и увереннее. Так и сидим, глаза в глаза, трогая друг друга. Мы будто знакомимся. Наши тела знакомятся. Я не слышу, как он дышит, но чувствую, как стремительно опускается-поднимается его грудная клетка, а еще слышу гул своего сердца. Оно аритмично несется галопом, подскакивает, делает резкий кульбит и срывается вниз.
Что с нами происходит? Или это только со мной? Одна я сейчас чувствую что-то тугое, сворачивающееся в прочную пружину в груди, а потом стремительно падающее вниз живота, разливаясь теплой истомой? Это не долбанные бабочки, это острые иголочки, покалывающие жарко-жарко, это желание, да, это оно. Я хочу этого наглого мерзавца, дьявола во плоти, хама и грубияна, да, черт возьми, я его хочу! Я не буду обманываться, как и делать вид, что мне неприятны его прикосновения и горячие взгляды, я хочу вновь почувствовать себя женщиной, отпустить в себе маму, подругу, дочь, коллегу…Я так давно не чувствовала себя желанной, что просто забыла, какого это. И сейчас я делаю то, чего никогда не делала, но чего очень хочу.
Я резво подрываюсь со стула и усаживаюсь к нему на колени: без приглашения, без спроса. Вижу, как вспыхивают его глаза, но в них не привычные ярость и раздражение, в них коктейль из интереса, азарта, удивления и возбуждения. Последнее слишком ощутимо упирается мне в живот, и от осознания этого, меня накрывает крышесносной волной.
Хватаюсь за пуговицы его рубашки и с остервенением срываю по одной. Мы смотрим друг другу в глаза, все так же разговаривая молча. Руки Максима свободно висят вдоль корпуса, он не касается меня, не трогает, только смотрит. Снимаю рубашку, поочередно освобождая из рукавов, бросаю на пол. Смотрю на его голый торс, крепкий, рельефный, спортивный. Сегодня я смелая. Только сегодня, а завтра я подумаю над своим поведением, поругаю, возможно пожалею себя и возненавижу его за то, что позволяет, может немного пореву или истерично посмеюсь над своей глупостью, но всё это будет завтра, а сейчас….
Сейчас я трогаю его каменную грудь, так открыто реагирующую на мои прикосновения россыпью острых мурашек, я хочу их собрать, каждую, поэтому вожу ладонью по рельефному животу. Максим громко выдыхает мне в волосы, отчего я поднимаю глаза и вижу, что его- закрыты. Крепко зажмурены, а брови напряженно сведены.
Глубокий вдох и его глаза открываются, встречаясь с моими. Вижу, как он сопротивляется- себе, мне, вижу, как сдерживается из последних сил, потому что то, что я чувствую, сидя у него на коленях, крепнет с каждой секундой сильнее. Ну же, расслабься! Дотронься до меня!
- Ненавижу тебя, - шепчет мне в губы, - и хочу.
Наверное, услышав эти слова от кого-нибудь другого, я бы обиделась, и всё закончилось бы, не успев начаться, но от мерзавца Филатова - это как комплимент. Поэтому судорожно сглатываю вязкую слюну и шумно выдыхаю.
Он резко поднимает меня, удерживая за ягодицы, и грубо усаживает на кухонный стол. Нет, Жукова, он не будет с тобой ласков. Филатов-опасный дикий зверь, сожрущий тебя, даже не поперхнувшись. Я знаю об этом, и именно так я сейчас и хочу.
Одной рукой он собирает мои волосы в хвост, открывая шею. Впивается зубами, слегка прикусывая, а потом, точно животное, зализывает больное место. Я шиплю: от боли, от возбуждения и охватившей меня неистовой похоти. Охватываю его плечи и дико врезаюсь в кожу своими короткими ногтями, сжимаю сильно, до побелевших костяшек. Ему тоже сейчас больно. Больно и сладко одновременно. Хватает меня за горло, задирая подбородок, заставляя смотреть на него. Обводит глазами мои щеки, нос, лоб и останавливается на губах. А потом кусает их, оттягивая нижнюю. Толкаю его в грудь, но разве такую скалу сдвинешь? Поэтому провожу ногтями по его груди, оставляя красные длинные полосы. Вздрагивает, но прижимается еще теснее, ближе, не оставляя ни единого миллиметра между нами. Что мы делаем? Почему причиняем друг другу боль, словно наказываем, при этом неимоверно кайфуя? Мы оба ненормальные….
Максим тянет вверх мое платье, оставляя в нижнем белье. На мне простой комплект: гладкий бюстгальтер цвета нежной пудры и бесшовные стринги такого же цвета. На моей бледной коже он выглядит ярче и эффектнее, чем на загорелом манекене в салоне, поэтому стесняться мне нечего. Но вот фигурой похвастаться не могу, времени, да и денег на тренажерные залы не хватает, поэтому в моем бюстгальтере ничего выдающегося нет, а вот ноги крепкие, фактурные- спасибо отсутствию личного транспорта и пешим прогулкам. Почему я сейчас о этом думаю? Наверное, потому, что у такого, как Максим Филатов, и девушки скорее всего под стать ему- ухоженные, фигуристые, красивые, а не худые, бледнокожие, рыжие, одинокие мамашки, как я. Нет, не хочу об этом думать. Сейчас мне нужна разрядка, выброс негативной энергии, что копилась годами отсутствия мужчины. Да и парня, стоящего между моих разведенных в стороны ног, кажется, совсем ничего не смущает.
Он внимательно рассматривает мое тело, не скрывая, скользит обжигающим взглядом по груди, вниз к животу, задерживая внимание на трусиках, возвращаясь к губам. Под таким откровенным разглядыванием немного тушуюсь и хочу прикрыться руками, но Максим ловко пресекает мои неудачные попытки и разводит руки в стороны, прижимая ладони к столу своими горячими руками.
Что дальше, Мистер Наглец? Смотрю с вызовом, приоткрываю рот, облизываю губы. Не знаю, сексуально ли это выглядит, но мне хочется раздразнить дикого зверя. Ох, Жукова, играешь с огнем! Но мне нравится. Нравится, как животным, необузданным блеском вспыхнули его глаза, как глубоко вздымается его обнаженная грудь, как горячо упирается мне в живот его неистовое желание.
«Ну же, целуй меня!» - кричит мое возбужденное тело. И он жадно припадает к моим губам, терзает их, выпивает, как обезвоженный путник в пустыне, а у меня в животе взрываются фейерверки, всеми цветами радуги, мощными разрядами, оглушающими залпами. Мы целуемся, как сумасшедшие, как оголодавшие, как безумцы, стонем друг другу в рот, кусаемся. Обхватываю ногами его торс, теснее вжимаясь в разгоряченное мужское тело. Больше! Мне нужно больше! Наверное, я сошла с ума, но мне хочется лишиться рассудка и потеряться в забвении.
- Ведьма! - шепчет мне в губы, ловко подхватывая меня под ягодицы, и несет в комнату.
Опускает на диван, а сам наваливается сверху. Беспорядочно глажу его стальной пресс, задевая твердое желание, скольжу по крепким плечам, упрямому подбородку. Хочу запомнить все, потому что понимаю, что это разовая акция и завтра мы будем по-прежнему друг друга ненавидеть.
31
МАКСИМ
У меня было много женщин: и молоденьких студенток, и опытных любовниц, скромных монашек и распутных оторв. Разные женщины- разные эмоции. Но ни к одной я не испытывал то, что чувствую сейчас. Как можно одновременно ненавидеть, ощущать дикую потребность сделать больно, но при этом сгорать от безумного желания вознести чертовку до пика наивысшего удовольствия, раствориться друг в друге, наполнить собой, взлететь так высоко, насколько хватит сил и там же остаться, вдвоем.
Что в этой ведьме такого, отчего по ней все сходят с ума? Какими чарами она околдовала мою мать, брата, Любашу? Неужели они не видят ее меркантильную, хитрую, продуманную сущность. Я сразу смекнул и раскусил ее наполеоновские планы касательно моего брата. Старался держаться дальше, сопротивлялся, открыто демонстрируя свою неприязнь. Так какого черта сейчас утопаю в ванильно-яблочном запахе ее хрупкого тела, втягиваю, точно наркоман, аромат бледной кожи? Пропускаю сквозь пальцы ее огненные волосы, так давно мечтая это сделать. На ощупь они мягкие, шелковистые, гладкие. Целую маленькую родинку над губой, считаю веснушки. Её губы больше не бледные и тонкие, они яркие, сочные, мерцающие после мои поцелуев. Мне хочется сжать ее всю, маленькую, теплую, отзывчивую до боли, до хруста костей, но в то же время спрятать собой, обернуть в невидимый кокон, защитить, уберечь.
Откуда такие мысли? Когда я успел стать гребаным романтиком? Надо заканчивать, Филатов, а то скоро начнешь блевать радугой и молиться розовым единорогам.
Эта чертовка подо мной извивается, трется небольшой упругой грудью о мой голый торс, впиваясь мелкими коготками в плечи. Нет, она не нежный цветочек, она - дикая кошка, так умело прикидывающаяся святой. Я не буду с тобой нежен, малышка, оставлю эту ванильную херню слепцу-братцу. Тебя я буду иметь жестко, наказывать, выверну наизнанку и докажу всем, но больше самому себе, что ты такая, как многие, ничем не лучше, умело скрывающая свое истинное лицо охотницы за красивой жизнью. Я хочу развеять это навязчивый морок, опутывающий меня днями и ночами, хочу избавиться от гнетущего наваждения и непомерного желания, хочу вытравить из головы образ, запах, цвет глаз и долбанные веснушки, преследующие меня во сне. Я хочу ее. Хочу попробовать на вкус и убедиться, что нет никакого проклятого притяжения между нами, утолить азарт и погасить пламя, так изнуряюще выжигающее меня изнутри. И плевать, что она-девушка брата. Я не обязан щадить ничьи чувства. Когда у меня отнимали мою жизнь, никого не заботило, что чувствовал я. Скажете, детские обиды и комплексы? Пусть так, но именно они сделали из меня того, кто я
теперь есть - бездушную скотину, прожигающую не свою жизнь…
Остервенело сжимаю в руке девичью грудь, сминаю, поглаживаю через бюстгальтер. Девушка стонет, выгибаясь волной и притягивает мою голову для поцелуя. Чувствую ее руки на молнии джинсов. Нетерпеливая ведьма! Не разрывая наших губ, непослушными пальцами пытается справиться с пуговицей, хнычет.
Нужно помочь нам обоим, ведь и я уже не в состоянии сдерживаться и терпеть. Вскакиваю с чертовки и рывком стягиваю с себя джинсы вместе с трусами. Рыжая садиться на диване и одновременно со мной освобождает грудь из тесного бюстгальтера, не стесняясь оставаться практически обнаженной передо мной. Смотрю на женскую красивую грудь, тонкую шею, острые ключицы и испытываю невероятный прилив крови и возбуждения. Да что ж это такое? Что я женских титек не видел, что ли? Натуральных, пышных, искусно сделанных, упругих мячиков разных размеров и форм, но только эти вишенки с острыми вершинками вызывают такой адский пожар.
Мой младший напарник судорожно дергается и истошно умоляет выбросить белый флаг. Сдаться во власть этой зеленоглазой ведьме, так вожделенно следящей за моим приближением.
Я - не чертов Аполлон, но уверен, что мое тело в форме. Никогда не смущался своей наготы, черт его знает, но под внимательным взглядом девчонки, тушуюсь, как желторотик. Хочется расправить сильнее плечи и напрячь пресс, поиграть мышцами. Охренеть, Филатов, тебя шторит, ты еще перед ней задницей покрути и писюном потряси, чтобы уж наверняка впечатлить.
Наваливаюсь на девчонку всем телом, она такая мелкая, тоненькая, как тростинка, того и гляди переломаю. Прикипаю к губам, неистово терзая ее сладкий рот, одной рукой сжимаю грудь, собираю умопомрачительные стоны. Я хочу напиться ее сполна, утолить чертову жажду, пресытиться, чтобы потом разочароваться и опять ненавидеть. Обычно это так работает: получив желаемое, интерес быстро пропадает. По крайней мере у меня всегда было так.
Между нашими телами преграда, размером в крошечные трусики, поэтому эту смешную проблему я решаю в считанные секунды- просто срываю их к чертовой матери. Девчонка подо мной вскрикивает, пугается, смотрит опьяненными страстью глазами, вижу, что хочет, когда притягивает меня за плечи, раздвигая широко стройные ножки.
Сил сдерживаться не остается, да и надо ли, когда сам воздух пропитан сексом, а тела изнывают необузданным желанием слиться в едином ритмичном танце.
Что хочет нормальный мужик услышать от нормальной женщины во время секса? Да что угодно: свое имя, крик удовольствия, удовлетворенный стон, просьбы, мольбы, да пусть даже грубые ругательства, пофиг. Но вы ведь помните, что я - не нормальный мужик, а полное дерьмо, а подо мной- не нормальная женщина, а дьявольское отродье, которое в самый ответственный момент орет не «Еще!», а:
- Такси! - я замираю в ней, не двигаясь, и смотрю в ошалелые зеленые глаза, пытаясь сообразить, что было сказано. - Там таксист ждет. Оплатить нужно, - добавляет блаженная и выгибается дугой, когда я затыкаю ее глупый рот поцелуем, одновременно толкаясь в тугое теплое лоно.
- Ненормальная… - шепчу ей в губы и улетаю.
32
МАКСИМ
Мы проснулись около получаса назад и сейчас лежим, молча. Я слежу за тонкой органзой, играющей в объятиях утреннего ветра. Дверь на балкон немного приоткрыта, запуская в комнату свежий воздух. Обвожу глазами маленькую комнатушку, в которой мне, к удивлению, дышится легче и свободнее, чем в наших хоромах. Здесь все на своих местах: небольшая стенка, письменный стол, кресло-кровать, диван и даже эта нелепая пальма. На стенах развешаны фотографии зеленоглазой и Шумахера, кажется, с момента его рождения, до сегодняшних дней, несколько снимков рыжей неизвестных мне женщины и мужчины в возрасте. Наверное, ее родители. Но нигде не вижу фото с отцом голубоглазого. И это наблюдение отчего-то приятно царапает. Стена над письменном столом увешана детскими рисунками, а в одном из открытых отделений стенки красуется коллекция маленьких машин. Когда-то я тоже собирал такие.
Играю с прядью пшенично-медовых волос и нарочно прислушиваюсь к себе: я всё еще жду момент отвращения, хоть что-то, за что можно зацепиться, схватить разбросанные вещи и вырваться из кольца ее рук, умеющих так крепко обнимать и ласкать, сбросить ее закинутую по-хозяйски ногу на мое бедро, оттолкнуть теплое, сонное, молочное тело, так близко прижимающееся ко мне. Я хочу ненавидеть девушку брата, лицемерную, лживую, алчную стерву, переспавшую со мной бессовестно, без оглядки, не чувствующей вины, расслаблено нежась в моих объятиях. Мне нужно бежать, кричать всему миру, как я был прав, рассказать брату, матери, наказать зеленоглазую мерзавку и нелюбимого брата, снова почувствовать себя сволочью, каким привыкли меня считать все. Я хочу ненавидеть…но не могу. Не получается. Мне слишком хорошо, слишком уютно и легко, чтобы добровольно отказаться от принятой дозы. Я обещаю себе завязать, пока не подсел, пока могу контролировать, но чуть позже, сегодня хочу передоз.
- Олимпийские кольца? Почему? - девчонка несмело обводит тоненькими пальцами каждое вытатуированное олимпийское кольцо, набитые на ребрах слева, практически под сердцем.
Я не собираюсь с ней откровенничать и вести задушевные беседы. Мы - не гребаная влюбленная парочка, она-девушка моего родного брата, и мы оба сейчас его предаем. Только с разницей в том, что я- ничтожество и не скрываю этого, а она-меркантильная стерва, прячущаяся под маской невинности.
- Без всякого смысла. Сдуру набил.
На самом деле, эта единственная татуировка на моем теле, как напоминание, что когда-то у меня была жизнь и мечта. Кольца-проводники, связывающие меня с тем самым амбициозным мальчишкой, чью жизнь забрали, навязав чужую. Сейчас я ее практически не замечаю и забываю про ее существование вообще. Но 7 лет назад она значила для меня важнее всего, даже собственной семьи.
Я сделал ее на свое восемнадцатилетние, весной, перед летними Олимпийскими играми.
Когда Всероссийская федерация плавания утвердила меня в списке спортсменов, участвующих в Олимпиаде, я не мог поверить своим ушам. Да, нас всех усердно готовили к соревнованиям, мы знали, что лучшие. Но знать и понимать-оказалось разные вещи. Осознавать, что именно тебе нужно достойно представлять государственный флаг, нести ответственность перед собой, перед командой, тренерами и целой страной - сложно. Каждый из нас в составе основной национальной команды по плаванию был достоин Игр. Каждый из нас был одержим спортом, тренировками, победой. Мы были одновременно одной спортивной семьей и злейшими врагами, конкурирующими друг с другом. Мы могли публично огорчаться, сопереживая в моменты неудачи, и тихо радоваться допущенным ошибкам и тем самым неудачам «товарища» по команде.
Многие считали, что место в сборной мне купил состоятельный отец. Я бы тоже так думал, если бы не знал, насколько плевать отцу было и на меня, и на то, чем я занимаюсь. Мои победы в спорте воспринимались несерьезным юношеским увлечением, не более. Но никто не запрещал, потому что, повторюсь, всем было плевать. Ведь есть ответственный перед семьей старший брат, готовый посвятить себя отцовскому бизнесу.
Тот день я помню поминутно, ведь именно тогда моя жизнь разделилась на «до» и «после». Утро, когда нас, ребят основного состава национальной команды, собрали на тренировочной базе, было самым счастливым в моей жизни. Помню, как сотоварищи по команде, хлопали меня по плечу, поздравляли, а я не мог поверить, что моя мечта, то, о чем я грезил днями и ночами, упахиваясь до изнеможения, до невыносимой крепатуры[Крепатура - синдром отсроченной мышечной боли.] мышц, до гипотермии - оказалось реальностью, ожившим сном, сбывшимися грезами.
Олимпийские игры для спортсмена как непокорный Эверест для альпиниста- наивысшая вершина, нетерпящая слабаков и трусов. Я мечтал покорить свой Эверест, мечтал доказать себе, родителям, всем, что я - есть, что мной тоже можно гордиться. Амбициозный, недолюбленный мальчишка…хотел простого родительского внимания…Но старший брат, как всегда, снова перетянул одеяло на себя…
В тот же самый вечер мне позвонила рыдающая мать. Новость, что мой брат попал в страшную автодорожную аварию я принял равнодушно. Еще под действием утренней эйфории, я не совсем различал степень случившегося. Но когда позвонил отец и приказал срочно явиться домой - я сполна ощутил панику, страх и чувство безысходности. Но тогда я еще не знал, что этот день будет последним, когда я прыгну в бассейн, как профессиональный спортсмен.
В тот роковой день мои родители так и не узнали, что меня отобрали в состав олимпийской сборной. Да впрочем, не узнали они и потом. Потому что до меня опять не стало никому дела.
Три сложнейших операции перенес мой старший брат. Мать убивалась горем, не переставая истерить и молиться. Отец же старался держаться хладнокровно и сдержанно, но всё чаще я стал видеть его агрессивным, нетрезвым, с холодным стеклянным взглядом. Каждый справлялся с эмоциями как мог. Я же испытывал противоречивые чувства: мне было жаль брата, как бы не складывались наши отношения, но мы не чужие друг другу люди и такого не пожалеешь даже злейшему врагу. В душе я сочувствовал брату, но мыслями был там-со своей командой по плаванию.
Меня искали, обрывали телефон, ставили ультиматумы, угрожали, упрашивали. Мой тренер несколько раз приезжал к нам домой, пытаясь достучаться до отца и отпустить меня на сборы, рассказывая тому, каких трудов мне стоило оказаться в сборной команде, но каждый раз встречался с отрешенным взглядом отца и неконтролируемыми истериками матери.
Меня ломало и выкручивало, когда вместо тренировок я проводил время под дверью реанимации. Пару раз срывался, встречая гневный поток ругательств, потому что вместо того, чтобы горевать со всеми, я думал, как скорее покинуть дом и приступить к тренировкам.
Я пропускал тренировки, терял форму, время и терпение. Мой психологический настрой начал сбоить, раздирая изнутри, порождая безумства и помутнение рассудка. Когда брат впал в кому, я начал молиться, просил Бога и всех святых, чтобы он скорее поправился и отпустил меня к мечте, так неумолимо утекающей от меня. В тот момент я желал его выздоровления, кажется, больше него самого, одержимо дежурил в реанимации, боясь пропустить малейшие изменения.
Но чуда не произошло. Меня больше не искали и не звонили…меня просто исключили из состава участников Олимпийских игр…
Думаю, боль, которую испытывает человек в сознании при ампутации какой-либо конечности, схожа с той, которую я испытал в тот момент, когда тренер сказал: «Прости, сынок, но ты больше не в команде. Мне жаль». Шок, на грани безумства, непринятие, неверие, обида, страх, злость, гнев, собственное бессилие…Кажется, в тот вечер я плакал, выл, как израненный зверь, сотрясаясь лихорадкой, чувством никчемности и нежеланием дальше жить…Больше не в команде….БОЛЬШЕ НЕ В КОМАНДЕ….Эти слова еще долго звучали в моей голове, пока не пришлось их вытравить ненавистью к себе, брату, отцу и всему несправедливому миру.
33
САША
Я вижу, что Максим закрывается от меня. Его задумчивый, долгий взгляд красноречивее всего. Определенно, эти кольца значат для него гораздо больше, я - психолог, и вижу, что его что-то гнетет.
Я понимаю, что Максим не собирается пускать меня в свои мысли, ставит защиту, блокирует. Он сам мучается, страдает от разъедающей внутри кислоты. Возможно, я смогла бы ему помочь, но захочет ли он этой помощи?
Максим-жесткий, агрессивный, сложный человек и порой я его боюсь. Но я уверенна, что в нем осталось что-то человечное, доброе, спрятанное под семью замками. А вот почему он это прячет - вопрос. Но мне очень хочется узнать, залезть в его голову и навести там порядок.
- Даже не пытайся, - словно прочитав мои мысли, шепчет Максим. - Со мной это не прокатит.
Вот об этом я и говорю. Я боюсь его, меня пугает эта его удивительная способность - читать мои мысли. То, что хочется сделать мне, удивительно получается у него - пробираться в мою голову, при этом блокируя все входы-выходы в свою. Иногда мне кажется, что из нас двоих психолог именно он.
- О чем ты? - делаю невинный вид, будто не понимая смысл сказанного.
- Ой, вот не надо. Выключай психологичку, - Максим приподнимается, отчего моя нога, заброшенная на его бедро, скатывается, а голову, покоящуюся на его широкой груди, приходится переложить на свою подушку. - Лучше сделай кофе.
Вот так, Жукова. А что ты хотела? Что этот самоуверенный павлин сейчас вывернет перед домой душу, упадет на колени и признается в светлых чувствах?
Я прекрасно вчера понимала, когда ложилась с ним в постель, что утро принесет разочарование, но я не жалею. Никакой неловкости я не ощущаю, никакого стыда, никакой обиды. Мы - друг другу никто и никем останемся. А прошедшая ночь - всего лишь приятное недоразумение. Поэтому я встаю в след за Максимом, обвожу глазами комнату в поисках нижнего белья. Я абсолютно обнажена, но стесняться уже поздно, ведь мы видели друг у друга всё. Максим в боксерах, лениво наблюдает за моими поползновениями, когда я на коленках ползаю по ковру. Мои трусы забились каким-то образом под диван и мне приходится встать на четвереньки, оттопырив кверху зад, чтобы достать злополучные стринги. Чувствую, как мои ягодицы обжигает взглядом, отчего по всему телу пробегают горячие мурашки. Я не успеваю подняться, как ощущаю теплое прикосновение ладони: сначала легкое поглаживание, потом слабый шлепок. Вскрикиваю, когда чувствую упорное давление руки между лопаток, призывающее прогнуться в спине. И я подчиняюсь. Если разовую акцию решили продлить, то я непременно собираюсь ею воспользоваться, ведь неизвестно, когда еще мне выпадет
такой шанс.
Желание растекается ртутью, собираясь в один плотный комок внизу живота. Понимаю, что со стороны выгляжу вызывающе-пошло, но мне плевать, надоело быть сильной, хочу слабовольно подчиниться и получить свою порцию удовольствия.
- Максим! - вскрикиваю я, когда ощущаю первый толчок.
Почему с этим чертовым мерзавцем все ощущения на грани? Если боюсь, то до подкашивающих ног, если злюсь, то до скрежета зубов, если смеюсь, то от всей души, если ненавижу - всем сердцем, если хочу, то до изнеможения. Все чувства обострены, все прикосновения как иглы: острые, колкие, болезненно-мучительные. Мне хочется кричать, но я тихонечко стону, утыкаясь лбом в сидение дивана.
Может это действие гормонов в следствие долгого отсутствия мужчины? А как иначе объяснить то, что со мной происходит? Почему мое тело так отзывается его умелым рукам? Льнет к нему, ласкается. Мы же не перевариваем друг друга с самой первой нашей встрече, а сейчас как ненормальные готовы сожрать друг друга.
- Кричи, - ощутимо шлепает меня по ягодицам Максим.
Как он это делает? Какой-то специальный радар настроен на меня? Или он тоже ощущает эту потребность? Тогда я не буду сдерживаться, только не с ним. И я кричу, бессовестно, неприлично-вульгарно, но так правильно.
* * *
- Завтракать будешь? Я сварила кашу и гренки пожа…
- Только кофе.
Максим выходит из ванной комнаты полностью одетым. Его лицо по-прежнему мрачное и недовольное.
Не знаю, чего ты ожидала, Саша, когда варила эту кашу и опять расставляла чашки от маминого сервиза. Что вы после умопомрачительного секса сядете завтракать как милые голубки? Я не должна обижаться, не должна чувствовать вот этого саднящего чувства горечи, но оно есть и мне это не нравится.
- Хорошо, - стараюсь вести себя невозмутимо и сдержанно.
Максим снова садится на мое место и что-то печатает в телефоне.
- Тебе с молоком или без? - спрашиваю ненавязчиво, спокойно.
Максим поднимает голову, смотрит на меня так, будто не расслышал вопроса, слегка прищуривая глаза.
- Я спросила, с молоком или без.
- Черный, - возвращается обратно к своему и телефону. - С одной ложкой сахара.
Накладываю себе овсяную кашу, на блюдце аккуратно раскладываю гренки, делаю чай, Максиму-кофе. И все это под звуки гнетущей тишины.
Как должны вести себя любовники, которые ненавидят друг друга и у которых нет никакого будущего? Может есть инструкция поведения? Удивительно, конечно, что мы еще не наорали друг на друга и не поубивали, но вот это молчание и упорные попытки изображения, что ничего не произошло, - не облегчает ситуацию.
Сажусь на место Никитки, ставлю чашку кофе перед Максимом. Он бессознательно делает глоток и морщится. Смотрит то на меня, то на чашку. Я даже от его выражения лица жевать гренку перестаю.
- Что за помои? - фыркает Максим и отодвигает от себя чашку из маминого немецкого сервиза.
Пытаюсь переварить услышанное, а когда до меня доходит, взрываюсь петардой.
- Ну простите, Ваше Величество, - вспыхиваю я. - Не накопила на кофемашину, - развожу в сторону руками, хватаю чашку и выплескиваю кофе в раковину.
Вот же осел.
Да, у меня обычный растворимый кофе в банке. А что он ожидал от одинокой девушки с ребенком, перебивающейся от зарплаты до зарплаты и живущей в съемной панельной однушке?
Ненавижу.
- Проваливай. Тебе уже пора, - указываю рукой в сторону прихожей и складываю руки на груди.
Этот недоумок пристально вглядывается мне в лицо, чему-то ухмыляется, но встает. Ленивой походкой направляется в прихожую, а я плетусь за ним.
Медленно, словно нарочно, надевает свои стильные кроссовки, задевая локтями стены. Мда, такие квартирки явно не для его роста и статуса.
Выпрямляется, и мы смотрим другу в глаза. Вот и настал момент прощания. Если честно, я долго представляла, каким он будет. Опять же повторюсь, где взять инструкцию для «недолюбовников» с конкретными пунктами действий?
У Максима дергается кадык, он собирается что-то сказать, но отворачивается и проворачивает замок. Выходит в подъезд, и я мысленно готовлюсь к звуку захлопывающейся двери, как слышу:
- Всё было круто, малышка. Но кофе и правда дерьмовый, - нагло подмигивает и закрывает за собой дверь.
Прикрываю глаза и прислушиваюсь к себе: я же должна чувствовать раздражение, обиду, злость? Но их нет, мне отчего-то легко и смешно: глупо улыбаюсь, а потом и вовсе начинаю смеяться в голос.
34
САША
- Рассказывай! - я легко угадываю, что хочет выпытать Агата. Почти уверенна, что она сидит на удобном диване с поджатыми коленками, обложившись попкорном и колой.
Но я строю из себя дурочку, будто и впрямь не понимаю, о чем она.
- Нечего рассказывать, - равнодушно отвечаю я, пожимая плечами, как будто она может увидеть.
- Нечего рассказывать? Ты издеваешься, Жукова? - переходит на ультразвук Игнатова. - Я, конечно, понимаю, почему ты решила скрыть такого красавчика, но мы же подруги и у меня есть Игнатов вообще-то. - Деланно обиженно произносит Агата. - Кто он такой?
Кто он такой? Грубиян, хам, мерзавец с дьявольскими ямочками, нахал - вот, кто он. А еще тот, кто доставил мне неземное удовольствие.
- Нууу…Он-младший брат Данилы. Максим, - пытаюсь звучать отчужденно и сдержанно, а сама заливаюсь краской от воспоминаний вчерашней ночи.
- Ты не рассказывала, что у Филатова есть такой секси-младший братишка.
- Потому что у нас, как ты выразилась, с секси-младшим братишкой, изначально сложились недружелюбные отношения. Мы терпеть друг друга не можем.
Ага, как же. Так терпеть не можем, что моя шея вся в засосах и укусах, а на бедрах чуть ли не синяки, в глубоком порыве ненависти приобретенные.
- Слушай, вот правда. Он, конечно, привлекательный мужчина, но взгляд у него такой тяжелый, прям брр, - чувствую, как Агата передернула плечами. - Как вспомню, как он тех уродов уложил хладнокровно, так мороз по коже. Опасный тип.
Еще какой опасный. И чертовски притягательный этой своей опасностью. Опять начинаю краснеть, а внизу живота чувствую томление.
- Угу, - бурчу я. - Поэтому и рассказывать нечего, - нагло вру. - Они разительно отличаются с братом. Знаешь, как свет и тьма. Как черное и белое. Даня-он тихая гавань, Максим- шторм, ураган, цунами. Он…такой… - замолкаю, подбирая правильные слова. - Знаешь, когда он смотрит своими темными глазами, я его боюсь, он словно читает меня, - прислушиваюсь, в трубке тишина. - Агата?
- Кхм… - прокашливается подруга. - Понятно, - каким-то странным голосом говорит Игнатова. - Тогда будь аккуратнее с ураганом. Иногда он ничего не оставляет после себя.
- К чему ты это говоришь? - мне не нравится ее интонация. Будто она знает или видит то, что не вижу я. Или не хочу видеть.
- Ладно, подруга, меня Леон зовет. Давай позже созвонимся. Целую. Пока, - оставив мой вопрос без ответа, как - то поспешно сворачивает наш диалог Агата.
* * *
В среду утром, пробегая мимо зала механотерапии, я заметила знакомую фигуру. Данила Филатов выполнял комплекс реабилитационных упражнений на роботизированном тренажере. С того самого последнего нашего разговора в беседке, мы больше не виделись. Я интересовалась у лечащего невролога Дани о его состоянии, занятиях и успехах. Искренне боялась, что неожиданная встреча с прошлой любовью могла откатить нашу совместную работу на несколько шагов назад. Но врач убедительно заверил, что Филатов все медицинские показания ответственно выполняет, от реабилитационных занятий не отказывается, проявляет даже чрезмерное усердие. Эти слова не могли не радовать: ведь для этого мы, реабилитационные психологи, и нужны, чтобы направить психоэмоциональное состояние на борьбу с недугом, заставить принять себя и свое положение.
Наблюдаю за парнем, стараясь не выдать себя. Данила заметно поправился, особенно в сравнении с нашей первой встречи, его ноги уже не такие худые, руки окрепли, набрав мышечную массу, сейчас под футболкой четко прослеживаются фактурные очертания. Но самое главное, что отчетливо бросается в глаза - его лицо, сосредоточенное, направленное на одну конкретную цель - поправиться. Я больше не вижу апатичного парня, так легко смирившегося с телом, так легко сдавшегося в неравной борьбе с болезнью. Сейчас передо мной волевой, целеустремленный, полный решимости молодой человек. Мое сердце трогает приятная волна гордости, облегчения и радости.
Разворачиваюсь, чтобы уйти и не мешать парню заниматься, как в спину доносится:
- Саша!
Поворачиваюсь и смотрю на Даню, улыбающегося, искреннего, счастливого. Улыбаюсь в ответ, а он машет мне рукой, призывая подойти и я, не раздумывая, иду.
* * *
Мой рабочий день подошел к концу. На часах начало пятого и я судорожно пытаюсь вспомнить, какие у меня есть несделанные дела. Не привыкла иметь свободное время, ощущение, будто что-то важное упускаю. Смотрю в окно, погода сегодня потрясающая - тепло, на солнышке даже жарко, можно забрать Никитку пораньше из садика, прогуляться и побаловаться мороженым.
Прохожу вдоль парковки и цепляюсь взглядом за яркое, выделяющее пятно, среди припаркованных машин. Сложно не заметить ярко-желтую спортивную машину.
Замедляю шаг, кручу по сторонам головой. Знаю, кого пытаюсь высмотреть, но уверяю себя, что возможно в городе такая заметная машина ни одна, да и, в принципе, хозяину здесь явно нечего делать. Вряд ли он приехал справиться о здоровье брата, который уехал из Центра еще в обед. А о том, что он здесь может быть из-за меня, я и вовсе не имею права думать. Но где-то в области солнечного сплетения самый смелый лучик надежды разливается теплом и мелкой дрожью.
Мое сердце начинает отбивать ритмичные биты, точно такие же, как те, что доносятся из открытых окон машины.
Подхожу ближе и слышу, как сотрясается басами спорткар, а у самой в животе бабочки запорхали быстро-быстро. Наклоняюсь к открытому окну, но к удивлению, хозяина в машине не нахожу.
Он стоит недалеко, курит около урны. Странно, что я его раньше не заметила. Модные солнцезащитные очки скрывают его глаза, но я чувствую, что смотрит он на меня. Его поза максимально расслаблена, а темно-серая футболка и потертые джинсы вкупе с зажатой между пальцами сигаретой, создают образ парня-плохиша.
Щурясь от слепящего солнца, делаю руку козырьком и смотрю на парня. Он делает глубокую затяжку, потом долго выдыхает сигаретный дым и ловким движением бросает окурок в урну. Что-то сексуальное есть в этой его небрежности.
- Привет! - первой здороваюсь я.
- Привет.
- А ты здесь…
- Поехали, - тоном, не терпящим возражения, перебивает меня Максим.
- Куда? - совершенно ошарашенно спрашиваю я.
- Подвезу, - от расслабленной позы не осталось ни следа. В его голосе опять раздражение. Когда я успела вывести его из себя? - Тебе же в садик?
- Нууу… дааа… - неуверенно протягиваю и смотрю в спину парню, быстро шагающему к машине.
Ну и манеры. Такое ощущение, будто я оторвала его от важных дел и принудительно навязала свое общество. Не понимаю, откуда такое раздражение. Никто не просил меня подвозить.
Грубиян открывает переднюю дверь и ждет, когда я сяду. Но мне не нужны одолжения и его закидоны.
- Спасибо за предложение подвезти, но не стоит беспокоиться, я сама доберусь.
- А это не предложение. Садись, - рявкает мерзавец.
Ну и замашки. Все признаки диктаторской власти.
Закатываю глаза, когда двери его крутой тачки плавно опускаются, а из-под капота рвется нетерпеливый рев мотора. Чертов нарцисс!
35
МАКСИМ
Я не знаю, чем объяснить свой порыв припереть свою задницу к Центру и, как долбанный сталкер, караулить зеленоглазую. Возможно, из-за утреннего конфликта с отцом, когда моя отравленная душонка требовала противоядия в виде сильнейших подавляющих эмоций, а такие способна дать лишь она. Возможно, мне хотелось видеть ее растерянное лицо, при виде меня, а возможно мне просто хотелось видеть ее. В любом случае я уже здесь, а она- в моей машине.
Девчонка смотрит в раскрытое окно, не замечая, как жадно я ее разглядываю. Сегодня она, как самый настоящий подсолнух! Легкое, летнее, ярко-оранжевое платье, такое по-детски милое, невероятно подходит к ее солнечным веснушкам. Распущенные пшенично-медовые волосы танцуют зажигательную польку вместе с ветром. Они падают на лицо, рвутся в окно, подпрыгивают к потолку, отчего девушка пытается усмирить непослушную копну. Невольно улыбаюсь и тут же прячу случайную эмоцию.
Дороги пока еще свободны, и я легко маневрирую по пустым улицам, не боясь слегка превысить скорость. Девчонку это тоже видимо не пугает, потому что ее глаза закрыты, голова лежит на сгибе локтя, опираясь на стекло. Она ловит лицом встречный ветер, смешно морщит веснушчатый нос, а на губах играет блаженная улыбка. Я понимаю, что она расслаблена. Это открытие невероятным образом пробивает мою невидимую броню и больно ударяет в солнечное сплетение. На свете мало людей, кто в моем обществе чувствует себя расслаблено и комфортно. А это мелкая задиристая выскочка удобно устроилась в моем отрицательном биополе и, кажется, ловит кайф.
А потом внезапно меня озаряет, будто кто-то проезжал мимо и плеснул мне в лицо очевидное. Сейчас рядом со мной сидит уставшая женщина, позволившая себе мизерную слабость - отдохнуть. Мимолетно, быстро, до тех пор, пока движется машина, а потом она снова запустит механизм, станет сильной, взрослой, непоколебимой.
Мне не хочется нарушать этот момент, я хочу дать ей немного этого свободного времени, поэтому перестраиваюсь в другой ряд и двигаюсь в сторону набережной.
Девчонка приоткрывает глаза и разглядывает пустые улицы. Она прекрасно понимает, что движемся мы в противоположную от садика сторону. Ну раз она молчит, значит совсем не против спонтанной смены маршрута.
Мне нравится за ней наблюдать: как играет с подолом ее платья свежий ветер, когда мы мчимся вдоль набережной, нравится слышать ее озорной смех, когда раскрытой ладонью она ловит встречный ветряной поток, нравится, как подставляет свои веснушки летнему солнцу.
- Что с твоим лицом? - лукаво спрашивает чертовка, слегка прищуриваясь.
Дерьмо. Меня, кажется, спалили. Опускаю солнцезащитный козырек и пытаюсь разглядеть текущие по подбородку слюни, глупое выражение лица или начальные признаки деменции. Но, к счастью, ничего не нахожу.
- Что с ним? - я перевожу вопросительный взгляд на улыбающуюся девушку и жду пояснений.
- Ты улыбался. Ну или было что-то похожее на улыбку, - пожимает плечами она и хихикнув, отворачивается к окну.
Что, мать вашу? Улыбался? Наверное, мне стоит держаться подальше от девчонки. Она слишком отрицательно на меня влияет. Мои мозги плавятся, а тело живет отдельной от меня жизнью. Сначала дебильные улыбочки влюбленного идиота, а потом что? Сахарная вата, слезливые мелодрамы и плюшевые мишки? Вот так и пропадают мужики.
- Сильно торопишься? - спрашиваю, надеясь получить положительный ответ. Тогда бы в моей бестолковой голове не было бы вот этой всей романтики и мне не оставалось бы выбора, как только подвезти зеленоглазую до детского сада и рвануть к Андрюхе. Пусть бы друг веником выбил из меня всю эту розовую хрень.
Но вопреки моим ожиданиям оранжевый Подсолнух смотрит время на приборной панели и отрицательно качает головой. Вот же блин.
- Пройдемся? - я намеренно не говорю «прогуляемся». Это не свидание и не дружеские прогулки. Это…это…Не знаю, что это.
- Давай! - довольно улыбается Подсолнух и выглядит такой радостной, как если бы только и ждала этих слов. Правда, что ли ждала?
Останавливаюсь в парковочном кармане и уже собираюсь помочь девчонке выйти, как та, не дожидаясь моих услуг, ловко выпрыгивает из тачки. Мда, Филатов, джентльменство - не твое, смирись.
Мы спускаемся вниз по лестнице, ведущей к основному променаду нашего города- Набережной. Сегодня в будний день здесь мало народа: редкие мамашки с колясками, рыбаки, забрасывающие лески с причала, компания молодых ребят на самокатах.
Мы неспеша идем по Набережной, молчим и не смотрим друг на друга. А мне столько всего хочется спросить и узнать, но я не знаю, как. Не умею я вести разговоры, не знаю, что вообще нужно делать. Не доводилось раньше. Да и если честно, у меня и свиданий-то не было, ни отношений, ни девушек. До 18 лет я хранил верность только спорту, с плаванием у меня были серьезные отношения, не терпящие измен, слабости, свободы. Я был полностью погружен в тренировочной процесс, поэтому все эти первые поцелуйчики, вечерние прогулочки и прочая подростковая херня обошли меня стороной. Нет, у меня были девушки, подружки на вечер для быстрого перепиха, а после поддержания болтовни с пацанами в мужской раздевалке о том, кто кого и сколько раз.
Студенческие годы прошли под девизом «ненавижу отца». Вся мое никчемное без спорта существование было направлено на сопротивление, непринятие и отрицание своего положения.
После того, как брат вышел из комы, ему окончательно поставили два страшных диагноза - паралич нижних конечностей и повреждение речевого центра. «Инвалид» - это слово всё чаще я стал слышать от отца. Казалось, он сам пытался себя убедить этим словом, что некогда любимый сын, опора и надежда семьи - теперь инвалид. Когда возникла в его безумной голове эта бредовая идея о том, что теперь я обязан нести ответственность перед семейным бизнесом, не знаю. Отец, словно помешался и переключил всё свое внимание на нелюбимого, неправильного сына, при этом всё реже и реже интересуясь здоровьем и дальнейшим будущим старшего обожаемого сына.
После выступления на Олимпиаде я планировал поступать на отделение физической культуры и спорта. В своем будущем я видел себя, тренирующим молодых спортсменов, да, я мечтал стать тренером. Но за меня опять сделали выбор: каким-то образом меня зачислили на экономический факультет Университета, каким-то образом моих баллов хватило для поступления на бюджет, каким-то образом я стал студентом первого курса «Экономики и менеджмента».
Вот так неожиданно мы поменялись с братом ролями: теперь я стал надеждой и продолжением семейного дела Филатовых, теперь я стал тем, кого таскали на бизнес-встречи и совещания, а брат- лишь тенью себя.
Но только мне это нахрен не сдалось. Моя ненависть к отцу достигла своего апогея и всё, что я мог - сопротивляться и протестовать.
Я не ходил на занятия, неделями пропуская учебу. Но каждый раз моя зачетная книжка пополнялась отметками о сданных экзаменах и зачетах. Я зависал в сомнительных компаниях, курил траву и вливал в себя литры алкоголя, напиваясь до беспамятства. Все мои отношения с противоположным полом заканчивались в кабинке туалета или в каком-нибудь темном углу клуба. Иногда, чтобы позлить отца я притаскивал пьяную девицу и свою наглую рожу домой. Отец орал, выставлял меня и мою «леди» за дверь, а мать плакала.
На вручение диплома я не пошел. Лежа на кровати, подыхал от ужасного накануне похмелья. Ближе к вечеру «мой диплом» доставили прямо мне в руки. Вот тогда мои сотоварищи по команде смело могли бы утверждать, что образование мне купил отец. И были бы абсолютно правы.
Впрочем, ничего со студенческих лет не изменилось. У меня по-прежнему та же куча беспорядочных связей и неиссякаемая ненависть к отцу.
Вот поэтому сейчас я иду рядом с девушкой и думаю, чем заполнить эту звенящую тишину.
Мое внимание привлекает яркая уличная палатка, где продают мороженое, сладкую вату и холодные напитки. Не раздумывая, направляюсь в сторону прилавка, оставляя растерянную девушку хлопать глазами.
Покупаю мороженое, огромную вату и оранжевый воздушный шар.
Девчонка прикрывает ладошкой рот, а потом начинает громко хохотать. Вот клоуном я еще точно не был.
36
САША
У меня в одной руке тающая на солнце сахарная вата, а в другой мороженое и яркий оранжевый шарик. Мне кажется, что я сейчас похожа на маленького ребенка, которого родители вывезли погулять в город с программой максимум: вата, шарик, мороженое. Не хватает похода в цирк и фото с обезьянкой. Хотя то, как Максим справлялся с трепыхающимся на ветру непослушным воздушным шаром, как этот брутальный парень в стильных очках морщил нос от необъятного воздушного облака ваты, которое так и норовило дотянуться своими сладкими лапами до упрямого подбородка, гораздо комичнее цирковой клоунады!
- Тебе придется потом оплачивать услуги стоматолога! Столько сладкого мои зубы не выдержат, - подшучиваю я, отщепляя большой кусок ваты и сминая его до меньшего размера.
- Это моя сладкая месть, - усмехается парень. - За выбитый Андрюхин зуб.
Мое шутливое настроение вмиг улетучивается. Как вспомню тот случай, так передергивает. Бедный парень. Опускаю лицо и смотрю на свои подарки, теряя аппетит и желание их есть.
- Я пошутил, - толкает меня локтем в плечо этот несносный мерзавец, как ни в чем не бывало.
Может же одним словом испортить настроение. Вот с ним всегда так: не знаешь, когда рванет.
- Как он? Как его нос? - спрашиваю, потому что действительно переживаю за парня.
- Да нормально все с ним. Зуб пришили, нос вправили, - улыбается гаденько.
Качаю головой. Вот как с ним можно разговаривать?
Поочередно облизываю мороженое и отщипываю вату, пока ни то, ни другое не растаяло. Десны во рту сводит от приторности и огромного количества сладкого, но мне так хорошо, как никогда. На мгновение чувствую укол совести и вины перед Никиткой. Ведь планировала забрать его пораньше и побаловать мороженым, а сама иду довольная и не хочу никуда торопиться. Но это чувство краткосрочно и быстро вытесняется эгоистичным порывом.
Мы по-прежнему идем молча, бок о бок. Ветер трепыхает привязанный к сумочке шарик и мои волосы. Я-психолог и моя задача наладить контакт с собеседником, сделать так, чтобы человек говорил. Но я не могу. Не в случае с Максимом. Все мои профессиональные навыки и умения с ним не работают. В общении с Филатовым мне самой нужен психолог, а лучше психиатр. Я начинаются теряться, нервничать и замечаю, как снова тормошу ремешок сумки, а ладошки потеют.
- Это странно… - начинаю я.
Максим поворачивает голову в мою сторону и вопросительно изгибает бровь.
- Странно, что мы идем вот так вот вдвоем…Это похоже на свидание, - улыбаюсь и слегка прищуриваю глаза. Мне интересно проследить за поведением Максима и поймать реакцию на мои провокационные слова. Ведь умом я понимаю, что слова «Я-Максим-Свидание» не сопоставимы. Их даже страшно ставить в один ряд слов. Но я готова его удивлять, так же, как и он меня своим приездом.
- Да, что-то такое в этом есть… - уклончиво отвечает парень и с ухмылкой смотрит на меня.
Мои щеки вспыхивают и я, чуть ли не с открытым ртом смотрю на Максима. Это что, он просто поддержал мою игру или действительно считает нашу спонтанную прогулку свиданием и его не смущает этот факт? Мне катастрофически не хватает воздуха в груди, хотя мы находимся у воды. Проверила, Александра? Так вот теперь он изучает твою реакцию, а ты опять проиграла. Что происходит со мной, с нами? Как-то всё неправильно у нас складывается. С самого начала.
- Тебя это смущает? - тут же задает встречный вопрос.
- Скорее напрягает, - отвечаю я.
- Почему?
Останавливаюсь и поворачиваюсь всем корпусом к парню. Долго собираюсь с мыслями, прежде, чем сказать:
- Какую игру ты затеял, Максим? Я не понимаю тебя.
- Так же, как и я тебя, - игривость в его голосе пропадает, отворачивается от меня и смотрит в сторону горизонта. Атмосфера мгновенно накаляется, а наш временный нейтралитет сменяется уже привычным напряжением и недопониманием.
Его последние слова сбивают с ног. О чем он?
- Что ты имеешь ввиду? - он молчит и упрямо отворачивает от меня свое лицо, опять закрывается и превращается в несносного мерзавца. - Максим! - трогаю за плечо и заставляю посмотреть на меня. - Я правда не понимаю, что происходит, но уверенна, что нам нужно поговорить. И раз уж я затеяла этот разговор, то скажу, что волнует конкретно меня, - выдыхаю и собираюсь с мыслями. - С нашей самой первой встречи у нас не заладилось, - Максим ухмыляется, видимо вспоминает наше нелепое знакомство, - я постоянно ощущала на себя твое неприязненное отношение. Но случилась та ночь…И я даже не берусь анализировать причины, по которым мы оказались в одной постели, но сегодня ты здесь, случайно или нет встретил меня с работы, а сейчас мы прогуливаемся по Набережной. Поэтому я спрашиваю: «Какую игру ты затеял?». Твои мотивы мне абсолютно не ясны. Гораздо более ожидаемо было бы, если бы мы больше вообще не встретились. Но ты здесь….
Я замолкаю и вглядываюсь в его янтарные глаза, которые исследуют мои. Максим неспешно прикуривает и медленно выдыхает сигаретный дым. Кажется, он даже не собирается продолжать разговор, но неожиданно произносит:
- Нам пора, - выбрасывает окурок в ближайшую урну и быстрыми шагами направляется в сторону припаркованной машины.
Вот и поговорили. Стою и ошарашенно смотрю в след удаляющейся мужской фигуре. Как же он бесит и раздражает. Вот почему он такой? Зачем так усложнять, когда можно просто поговорить? Что в его голове? С какими демонами он ведет борьбу? Но я не малодушная девочка, готовая броситься в след и принимать навязанную игру. Я - взрослая самодостаточная женщина, у меня есть сын, обязанности и ответственность и я не собираюсь разбираться с его неадекватным поведением. Этот детский сад я закончила тогда, когда увидела две полоски на тесте. Вот поэтому я разворачиваюсь и не оглядываясь, перехожу через дорогу и иду в сторону автобусной остановки. Мой телефон вибрирует и разрывается настойчивой мелодией. Мне даже не нужно смотреть, кто звонит. Я и так чувствую, что это ОН. А о том, откуда он знает мой номер телефона, даже думать не хочу. Для меня все это слишком странно: его частые перепады настроения, его неподдающиеся логическому объяснению поведение и поступки. Ставлю беззвучный режим, сажусь в автобус и еду за сыном. Дура я все-таки…Вообразила себе свидание какое-то, эгоистично променяв время с сыном на
неблагодарного мудака.
37
САША
Эта пятница с самого утра не задалась: во-первых, мы с Никиткой проспали. Не знаю почему, но будильник не сработал так же, как и мои внутренние биологические часы. Обычно я сама просыпаюсь задолго до будильника, но сегодня сразу всё пошло как-то не так. Засовывая огромный бутерброд в рот, Никита вдруг вспомнил, что сегодня их фотографируют на площадке и всем необходимо быть в белых футболках. Класс! Очень вовремя. Это был один из немногочисленных моментов, когда я орала на сына. Не кричала, а истошно орала. Благо футболка оказалась постиранной, но не глаженной. Печатая одной рукой слезливое извинение Манукяну о том, что скорее всего опоздаю, а другой разглаживая складки на футболке, не заметила, как ненадолго задержала утюг на белом хлопке. Опомнилась, когда, отлепив утюг от футболки, обнаружила коричневое пятно на спине. Супер! А другой нет, вернее есть, но грязная. Взвыла от досады. Пусть надевает такую, все равно пятно на спине, на фото видно не будет, ведь сам виноват, что не предупредил заранее. Возможно, в чате группы и писали о мероприятии, но я благополучно туда несколько дней не
заглядывала, просто было некогда. Да и постоянный бесполезный треп мамашек-домоседок как-то не хочется читать.
Мы выбежали из подъезда, спотыкаясь на ходу, и помчались в сторону детского сада. Миновав двор и выходя на главную улицу, меня осенило. Я даже остановилась, как вкопанная. Вспомнила, что забыла в ноутбуке флешку, а сегодня она мне катастрофически нужна. Я завыла. Не поверите, но я действительно стояла и выла. Да что ж за день-то такой! Рванули обратно. Никитка остался ждать у подъезда, а я, перескакивая ступеньки, неслась вверх. Ключ, как на зло, не попадал в замочную скважину, я злилась и обтекала пОтом. Мне казалось, что я насквозь пропахла, и меня это нервировало. Дома, выдернув флешку, решила больше не надевать босоножки, нашла старые балетки, в них бежать будет удобнее и быстрее. На автомате закрыла квартиру, ринулась к лестнице…Вернулась, еще раз дернула ручку двери-закрыто. Пока сбегала с лестницы, чувство беспокойства никак не покидало меня. Перебрала в уме всё: дверь закрыла, утюг выключила, ноутбук из сети выдернула, свет, вода, газ, зарядка…И уже выбегая из подъезда, я поняла, что меня так мучило - я не посмотрела в зеркало, когда вернулась за флешкой. Да, я из тех людей, которые не
верят в приметы, но старательно выполняют все ритуалы по их предотвращению: возвращаясь - смотрюсь в зеркало, даже язык себе показываю, обхожу стороной черных котов, не прохожу через «чертовы ворота» двух столбов, стучу об пол ложкой, когда та случайно упала.
На работу я опоздала на час. Планерка нашего отделения успешно прошла без меня и дальше день шел своим чередом. Казалось, все утренние приключения закончились и я в очередной раз убедилась в архаичности и глупости примет.
Однако, после обеда моя убежденность благополучно попрощалась со мной.
В полном составе нашего отделения медико-социальной реабилитации второй час мы держим руку на пульсе и следим за новостями по телевизору. Мы все прибываем в состоянии ужаса и страха, но нам нельзя, мы попросту не имеем права поддаваться панике и отчаянию, ведь мы профессиональные психологи. Но как же сложно оставаться хладнокровным, когда ты, в первую очередь, человек.
На местном заводе по производству железобетонных изделий произошел взрыл, повлекший за собой обильный пожар. На данный момент площадь возгорания составляет 20 тысяч квадратных метров, обрушились стены, кровля и перекрытия. Число жертв с каждым новым экстренным выпуском новостей неумолимо растет, что заставляет наши сердца сжиматься в неконтролируемом ужасе.
Георгий Артурович дал четко понять, что домой мы сегодня вряд ли попадем, а если и попадем, то очень поздно. Мы все ждем указаний и инструкций от руководителя психологической службы МЧС. Иногда, в условиях масштабных чрезвычайных ситуаций и нехватки специалистов-психологов службы МЧС, привлекают сотрудников нашего Центра. Слава Богу, такие ситуации единичны, а за время моей трудовой деятельности такого не было ни разу. К великому счастью.
Настенные часы показывают 6 вечера, и я начинаю мандражировать еще больше. Мой ребенок в детском саду, а я не знаю, когда смогу выбраться с работы. Я пыталась тактично и ненавязчиво подойти к Манукяну и попробовать отпроситься на время, чтобы забрать ребенка из сада. Но зав отделением окатил меня таким взглядом, что мои проблемы по сравнению с той катастрофой, которая происходит сейчас на заводе, показались лишь мелкой пешкой.
Первым делом я хотела позвонить Агате и попросить подругу забрать Никитку из сада. Но потом я вспомнила, что подруга с мужем улетели в Израиль к ее родственникам. Просить родителей бессмысленно, они живут в области и добираться им до города очень долго. Я перебрала в голове всех, кого можно, позвонила тем немногим знакомым, которые у меня есть, но так и не нашла того, кто смог бы помочь. Все-таки пятница, вечер, и чужой ребенок никак не вписывался в намеченные планы. Я совершенно отчаялась, когда позвонила воспитательница и сказала, что в группе мой ребенок остался один.
Я не знаю, каким образом в моей голове появилась эта, казалось бы, бредовая идея. Но я смотрела на экран телефона и гипнотизировала взглядом одиннадцать цифр номера, на который я бы никогда не смела позвонить. Я принципиально не стала записывать ЕГО номер телефона, так как не собиралась с ним больше контактировать вообще. Вообще- от слова совсем. Но я сейчас готова переступить через свою гордость и попросить о помощи человека, которому меньше всего хочется звонить. Тем более после нашей последний встречи, где он повел себя как настоящий козел.
Я не была уверенна, что он возьмет трубку так же, как и в том, что сможет мне помочь. Вечер пятницы этот мерзавец мог проводить где угодно, а то, что я знаю о нем и в каком состоянии мне приходилась его видеть, только усугубляют мои сомнения.
Но больше мне просить некого, поэтому я жму на зеленую трубочку и крепко зажмуриваюсь. Гудок, два, три…
- Слушаю.
Фууух. Хотя бы взял. Прислушиваюсь. Тихо. Долбящей музыки не слышно, шума и криков тоже. Поэтому продолжаю, пытаясь определить состояние абонента на трезвость и вменяемость.
- Привет, - говорю с опаской и вкрадчиво.
- Ага.
Ну не мудак, а?!
- Это Саша.
- Я понял.
Молчим. Даже не пытается съязвить? Хороший знак! Наверное.
Спросить у него как дела? Или перейти сразу к делу?
- Максим, я дико извиняюсь, что беспокою и…
- Ближе к делу, - нервно обрывает меня этот грубиян.
- Мне нужна помощь. Твоя, - на одном вдохе проговариваю я и жмурюсь. Фууух.
- Моя? - удивленно спрашивает он.
- Да, так получилось, что больше некого попросить. Моя подруга с мужем….
- Короче, - опять перебивает меня этот засранец. Ему не интересно слушать меня и мои объяснения. Что ж, ладно, так даже лучше.
- У меня на работе чп и мне придется задержаться, - я не буду рассказывать ему, почему задерживаюсь, ведь он дал четко понять, что ему этот не интересно, так зачем попусту сотрясать воздух, - я бы хотела попросить тебя забрать Никитку из детского садика и отвезти к нам домой. Если, конечно, тебе не сложно и это не нарушит твои планы на вечер.
Он молчит долгих несколько секунд, и я решаю, что скорее всего он обдумывает как поизощреннее меня отфутболить.
- Хорошо.
Хорошо? В смысле хорошо? Хорошо-это значит, он согласен?
- Хорошо, - повторяю я и облегченно вздыхаю. Может ведь быть не мудаком. - Тогда я сейчас позвоню соседке с 5 этажа, у нее есть ключи от квартиры. Она посидит с Никитой.
- Понял, - а он определенно прекрасный собеседник.
- Спасибо, Максим. Буду тебе…
Но я опять не успевая договорить, потому что этот мерзавец самым наглым образом меня отключает.
Я, конечно, зла на него, но безгранично благодарна. Не отказал! Лидер мудаков всего мира согласился помочь! Невероятно! Улыбаюсь и собираюсь позвонить соседке Ольге Игоревне, но прежде сохраняю номер Филатова и присваиваю контакту имя - «Дьявольские ямочки». Готово!
38
МАКСИМ
Я, наверное, тронулся умом, раз в пятницу вечером трезвый мчу в детский сад. В ДЕТСКИЙ, мать его, САД! Разрешите представиться, Филатов Максим, недоспортсмен, мудила и сволочь, с начинающими признаками деменции.
Когда на дисплее высветилось имя Ведьмы, я аж поперхнулся кальяном, а трубка в самом прямом смысле выпала изо рта. Я не верил, что зеленоглазая может мне когда-нибудь позвонить, тем более после нашей последней встречи. Она вроде как обиделась.
Мы с Андрюхой отдыхали в сауне его центра. Ничего криминального: баня, кальян и чай. Праведники, черт возьми. Но если честно, то ничего и не хотелось, опротивело вмиг и какая-то апатия накатила.
Я не сомневался в том, чтобы принять звонок. Просто так эта колючка звонить не будет. А может соскучилась?
Не соскучилась. Помощь ей моя нужна была. Старался держаться холодно и отстраненно, звание мудака ведь просто так не получают. Внутри же всё кипело, и это не от раскаленного банного пара. Я, как преданная шавка, чуть ли не подсыкивал от радости, когда слушал, как неловко просит и жмется.
Не помню, как выскочил из набедренного полотенца и шлепок, не помню, что говорил Андрюха, не помню, как садился в тачку.
- Маааакс! - как только открыл калитку, услышал знакомый голос. Голубоглазый несся ко мне на всех парах.
Не осознавая, пацан бросился ко мне, а я подхватил парнишку на руки. Черт, я кажется, рад видеть этого малого.
- Здоров, Шумахер! - поставил пацана на ноги и протянул ему руку.
- Привет! - голубоглазый гордо ее пожал и уставился на женщину, которая торопилась к нам.
- Добрый вечер, вы Максим Филатов? - с надеждой спросила приятная женщина средних лет.
- Добрый. Да, - ответил я и подмигнул парнишке.
- Можно ваши документы?
Не понял.
- В смысле?
- Мы не передаем детей лицам, которые не указаны в документе о том, кто будет забирать ребенка. - Деловито произнесла эта женщина.
- Его мать должна была вас предупредить, тем более вы назвали мое имя. Да и Никитос меня знает, - Кивнул в сторону голубоглазого, который внимательно слушал наш диалог.
- Александра и предупредила. Но я все равно обязана проверить вашу личность. Может вы не Максим Филатов, - и улыбнулась, по-доброму, без ехидства и злобы, так, что мне не хотелось ее послать.
Наверное, это правильно. Столько жути показывают по телеку, как воруют детей, а потом…даже думать не хочу…
- Водительское подойдет?
В общем я прошел полную проверку: сначала капитан в юбке долго изучала мое удостоверение, потом сфотографировала его, еще раз уточнила у пацана, знает ли он меня, но даже после этого позвонила мамаше и передала мне трубку, чтобы та подтвердила мою личность. Надо бы посоветовать эту милую женщину отцу на место нашего начальника охраны. Мимо этой капитанши и муха не пролетит просто так.
- Мама на работе задерживается? - спросил пацан, вроде как для проформы, а сам пожирал глазами моего Камара.
Нажал на брелоке автоматическое поднимание дверей и крылья моего кровопийцы взмахнули вверх.
- Ваау! - прошептал голубоглазый.
Прикольный!
* * *
Я стою в тесной прихожей и смотрю в грустные умоляющие глаза Шумахера. Понимаю, парень, я бы и сам страдал, если бы меня оставили с этой тучной, противно пахнущей какими-то лекарствами соседкой, той самой Ольгой Игоревной. Пока мы спускались с пятого этажа на второй, эта премилейшая дама раз 5 переспросила, когда вернется Александра. И когда я каждый раз отвечал, что не в курсе, она демонстративно закатывала глаза и удрученно вздыхала. Кажется, ее не впечатляет перспектива провести пятничный вечер в компании чужого ребенка.
Я отчитался, что доставил пацана домой, отправив сообщение Ведьме, и, в принципе, меня больше ничего не держало. Но какое-то неведомое чувство предательства не отпускало меня.
Я подпрыгнул на месте, когда Ольга Игоревна гаркнула откуда-то из кухни:
- Руки мыть, сидеть тихо, мне не мешать. У меня голова болит, - даже я чуть не обделался.
Почему - то я был уверен, что именно эта командирша и держит весь подъезд в таком порядке и в страхе. Попробуй плюнуть на площадке, тебе сразу этот плевок прилетит обратно, от нее.
Пацан обреченно вздохнул и поплелся в ванную комнату.
- Ольга Игоревна, милая, а давайте я посижу с Никитой. Что-то вы бледная какая-то, идите отдыхайте, - приподнял за локоток эту милейшую особу и повел в сторону прихожей.
Женщина круглыми глазами всматривалась в мое лицо и, кажется, не верила в свое счастье.
- Вы серьезно? А как же…
- Мы справимся с Никитой. Спасибо вам. Доброй ночи! - и закрыл перед носом входную дверь.
Филатов, поздравляю, ты-идиот.
- А где Ольга Игоревна? - удивленно спросил голубоглазый, вертя головой.
- Я ее отпустил. Ей не здоровится.
- Ты останешься со мной? - глаза заблестели, полные надежды и ожидания, а на губах появилась мальчишеская неловкая улыбка.
- Придется, - театрально вздохнул.
- Ура! - заорал на весь дом Шумахер так, что у меня заложило ухо, и с криком понесся в комнату.
Возможно я поспешил с решением!
* * *
- Что тут у нас…то есть у вас есть похавать, - мы с Шумахером в две пары глаз всматриваемся в пустой холодильник, - н-да, не густо.
Голубоглазый печально вздыхает и опускает в глаза в пол:
- Мама не успела приготовить.
И я охотно в это верю. Уверен, что зеленоглазая ведьма как раз из тех мамаш-наседок, у которых всегда есть первое, второе и компот. Помню, как она тащила полные пакеты.
- Есть хочешь? - повернулся к пацану и заговорщицки на него уставился. Тот весело кивнул. - Тогда придется потрудиться. Собирайся.
Пока пацан одевался, загуглил ближайший торговый центр. Он оказался как раз недалеко. Ну что, давненько я не ходил за продуктами, последний раз, кажется, никогда! Черт. Я реально никогда не ходил за продуктами и этот внезапный инсайт меня взбудоражил. Пора начинать когда-то!
Мы шли вдоль рядов и крутили головами по сторонам. Я катил тележку, в которой лежал батон, творог и молоко. Не густо. Всё это пацан деловито выбирал сам, потому что, как он сказал, это они покупают с мамой. Эти три продукта мы выбирала полчаса, если не больше: пока изучили состав муки в батоне, процент жирности у творога и срок годности молока, потому что так делает мама. Я готов был бросить эту тележку, пацана и бежать, не оглядываясь. Поднял глаза к небу, спрашивая, какого хрена я на это подписался. Причем самолично, меня никто не заставлял.
- Что мы будем готовить? - спросил этот зануда, вычитывая в куске сыра какие-то Е и пальмовое масло.
Мдаа, пацану явно не хватает мужского воспитания, иначе бы не стоял сейчас с видом профессора-академика по правильному питанию. Я в его возрасте жрал все подряд и не задумывался о его составе. Это потом уже, в подростковом возрасте, Любаша готовила мне полезную пищу, а на тренировочной базе у нас было спортивное меню, но даже тогда я не задумывался, сколько там калорий и витамин.
- А кто сказал, что мы будем готовить? - мне порядком надоело эта бесполезная прогулка по рядам, да и жрать хотелось не по-детски, а с этим малолетним диетологом, чувствую, похаваем мы только утром, шпинатом и сельдереем.
Я вытащил телефон, нашел пиццерию и заказал две огромные пиццы.
- Ну что, парень, готов, к настоящей мужской вечеринке? - дождался азартного огонька в детских глазах и рванул вперед, забрасывая по пути в корзину всё подряд.
Никитос с визгом бежал за мной и сметал с полок совсем не полезные товары. Гуляем!
Мы сидим в комнате на ковре, облокотившись спинами на тот самый диван, на котором мы с ведьмой кувыркались. В паху неожиданно дернулось, и младший Филатов встал по стойке смирно. Спокойно. Сейчас не время.
Я посмотрел на часы, время - половина одиннадцатого, а зеленоглазой до сих пор нет. Не знаю, что у нее произошло на работе, но я начал нервничать. Странное беспокойство опутало мое тело, пробивая неприятным холодком. Позвонить что ли?
Перевел взгляд на мальчишку. Пацан спал, откинув голову, а на его лице прыгали блики от Трансформеров. Голубоглазый сточил половину пиццы, полпачки чипсов, запил газировкой, а на десерт закидался разными сладостями. Надеюсь, его мамаша меня не убьет. Мы уселись в зале на полу и смотрели любимый фильм Шумахера, пока тот не отключился. И вот я в гордом одиночестве досматриваю хренотень про роботов и офигеваю от того, что мне это нравится. Как так получилось, что вечер пятницы я провожу на полу чужой однокомнатной панельки, в компании чужого ребенка, с газировкой в руке и странным образом чувствую себя комфортно? Да, вот в эту самую минуту здесь и сейчас мне хорошо. Но для полного счастья, пожалуй, не хватает одной маленькой рыжей катастрофы. Я опять глянул на часы и покачал головой. Надеюсь, зеленоглазая не соврала, и сейчас не зажимается в какой-нибудь тачке с каким-нибудь мужиком. Или с братом.
Неприятно кольнуло в области грудной клетки слева, сжал кулаки, стискивая зубы. Меня моментально окатило гневом и яростью. Надо ей позвонить, но сначала переложить пацана на диван, пока тело не затекло в неудобной позе.
Парнишка промычал что-то бессвязное и уткнулся в диванную подушку, когда я услышал, как провернулся ключ в замочной скважине. Прислушался. Явилась. Слышу, как снимает обувь, кладет сумку и еле слышно подходит к комнате. Не знаю, в курсе ли она о моем здесь нахождении или для нее это будет….
- Максим?
Сюрприз! Все-таки не знает!
- Что ты здесь делаешь? - ошарашенно бегает глазами по мне, спящему Никитосу, включенному телеку и по раскрытым коробкам с пиццей.
39
САША
Меня посадили на телефон горячей линии для оказания психологической помощи родственникам, близким погибших и пострадавших в пожаре. Три часа беспрерывных звонков: истерики, крики, мольбы, плачи и проклятия. Да, человек, потерявший близкого или, наоборот, не имеющий информации о жизни и здоровье пропавшего, и на такое в стрессе и панике способен.
Я видела пропущенный звонок Ольги Игоревны, но у меня не было свободной минуты, чтобы перезвонить. И раз уж она больше не перезванивала, значит критичного ничего не случилось. Да и Никитка мне присылал пару сообщений, что всё хорошо.
Это был мой самый первый опыт общения с людьми в условиях чрезвычайного ситуации. Да, нас к этому готовили, но в жизни всё совсем не так, как в теории. Спустя три часа я была морально выжата и истощена. Это сложно, это катастрофически сложно, и как бы ты не пытался абстрагироваться, эмоции берут верх. Я проникалась в каждого звонящего, пропускала через себя каждую чужую слезу.
Уверенна, Манукян заметил мое состояние, потому что в 10 вечера велел отправляться домой, выспаться и к восьми утра приступить к работе. Я чувствовала, как мои коллеги провожают меня недовольными взглядами, не понимая, почему у меня такие привилегии. Да, не приятно. Но у меня дома ребенок с чужим человеком и в первую очередь, мне нужно думать о нем, а не о том, что обо мне будут сплетничать.
Я позвонила отцу и попросила забрать с раннего утра Никитку на выходные, зная, что все эти дни буду работать.
Квартира меня встретила тишиной и яркими бликами из комнаты. Скорее всего, Никитка уже спал, а Ольга Игоревна смотрела телевизор. Мысленно приготовилась к ее недовольному ворчанию, ведь так долго я еще не оставляла с ней сына. Но, с другой стороны, я ей плачу за услуги, пусть не жалуется.
Крадусь на носочках в комнату и вздрагиваю, как от удара молнией, когда нос улавливает знакомые запахи цитруса. Наверное, я не отошла от шока и мое сознание спутанно, раз мне мерещится то, чего быть априори не может.
Но когда я захожу в комнату и вижу темную крупную фигуру на диване, я пугаюсь, решая, что скорее всего тронулась умом.
- Максим? Что ты здесь делаешь? - вырывается из меня.
Я смотрю на него, на Никитку, который свернулся калачиком и спит, на бардак на полу и снова на него.
- Подрабатываю няней, - хмыкает Максим и аккуратно встает с дивана.
- А где Ольга Игоревна?
- Я за нее. Ей не здоровиться, - подходит слишком близко и встает напротив меня.
Руки в карманах джинсов, взгляд прямой, холодный, внимательный скользит по моему лицу.
- Ааа… - всё, что могу вымолвить я.
Сейчас я не готова задавать вопросы и выяснять, почему в моей квартире он, а не соседка с пятого этажа. Я слишком устала.
- Ты долго, - слышу в спину, когда направляюсь в ванную.
- Да, - и закрываю за собой дверь.
Хочу умыться, хочу смыть с себя чужие слезы, муки и страхи. Я дома, здесь я- мама и просто женщина. Все остальное завтра, на работе…
* * *
Он сидит на кухне и занимает собой всё пространство. Почему он не ушел?
Прохожу на балкон, вешаю мокрое полотенце сушиться и возвращаюсь обратно на кухню. Всё это я делаю на автомате.
На столе дымятся две чашки чая, неопрятно - нарезанными кусками на блюдце лежит сыр, три маковых рогалика источают сдобный аромат, а рассыпанные по столу цветные конфеты украшают случайный натюрморт. Красиво.
Перевожу взгляд на Максима. Это для меня?
Филатов внимательно наблюдает за мной, а я смотрю на него. Не понимаю. Его не понимаю.
Я сажусь на Никиткино место и притягиваю к себе чашку с чаем. Мое, естественно, занято. В полной тишине мы пьем чай, не спрашивая, не разговаривая. И это так правильно. Будто я пришла домой, где ждут, где заботятся и любят.
- Спасибо, - в это слово я пытаюсь вложить всё: благодарность за Никиту, за чай, за понимание и тишину.
Максим еле заметным движением головы кивает, так ничего не сказав. Ведь и без слов понятно. Бесшумно встаёт, проходит в прихожую и так же бесшумно уходит.
Не знаю, сколько я так сижу, грея о чашку ледяные пальцы. Нужно идти спать.
Встаю, оборачиваю пленкой нетронутый сыр и открываю холодильник. Из меня рвется наружу беззвучный крик удивления: мой холодильник до верху забит продуктами. Чего здесь только нет. И как они его еще закрыли? Несчастный Индезит за всю свою жизнь не видел столько продуктов.
В комнате скучает недоеденная пицца, валяются пустые тарелки и стаканы. И только сейчас до меня доходит, что приготовленного ужина у меня не было. Я ведь планировала забрать Никиту пораньше и приготовить что-нибудь вкусненькое.
Перевожу внимание на спонтанный пикник на полу. Улыбаюсь Вот, значит, как выглядят мужские посиделки!
Беру телефон и не раздумывая строчу сообщение:
«Спасибо!»
Спасибо за продукты, спасибо за накормленного сына…
Дьявольские ямочки: «Доброй ночи, Саша»
Саша…Это первый раз, когда он назвал мое имя….Мамочки, я же теперь не усну…
40
МАКСИМ
- Вот черт! - недовольно фыркает брат, вглядываясь в свой телефон.
Никак не привыкну к тому, что слишком часто мы стали пересекаться здесь, в столовой зоне. Данила пьет кофе и с таким аппетитом поглощает свой завтрак, что даже мне захотелось чем-нибудь вкинуться. Брат по обыкновению в последнее время выглядит с иголочки: свежий, выбритый, лощеный, мерзко довольный. Это его омерзительное выражение лица влюбленного идиота стало постоянно околачиваться на его лице, чем изрядно меня вымораживая. Что или кто его так вдохновляет?
- Максимка, доброе утро, мой мальчик! - Любаша, заметив меня расплывается в лучезарной улыбке. - Что случилось, Даня? - стремительно переводит внимания с меня на брата.
Мы киваем друг другу в знак приветствия и, в принципе, это наш с братом максимум общения.
- Да с Сашей сегодня должны были встретиться, а она работает. Слышала же про пожар? - печатает что-то в телефоне Данила.
Мой слух моментально обостряется и я, как дрессированный пудель, инстинктивно реагирую на слово «Саша».
- Такая трагедия, - качает головой Любаня и прижимает руку к груди. - Господи, столько людей, страшно-то как… - причитает она.
Что за трагедия? Я чего-то не знаю?
- Да. Психологов из их Цент-рра па-подключи-ли для оказания помощи, а Сааашу на горячую линию паа-посади-ли, - медленно, растягивая слова, но достаточно уверенно рассказывает брат. Я уже и забыл, как звучит его голос. И меня каждый раз передергивает.
Вот оно что. Новости я не смотрю и не читаю. Мне, если честно, фиолетово, что происходит в мире. Но вот это сообщение меня задело.
- Ох, - вздыхает Люба. - Максим, завтракать будешь?
Киваю и усаживаюсь за стол. Достаю телефон и пролистываю новостную ленту.
«Вчера в поселке Белозерный произошел пожар на заводе по производству железобетонных изделий. Площадь возгорания составила более 20 тысяч квадратных метров. По данным МЧС, борьбу с огнем вели 170 человек и 61 единица техники. В результате пожара погибло 17 человек, 89 госпитализировано, судьба еще 4 человек не известна».
Хера себе.
Так вот почему у нее был вчера такой отрешенный вид. Я сразу заметил, что с ней что-то не так. Обычно вредина о чем-то начинала трещать, лепетать, а это даже ни слова не сказала. Взгляд потухший, пустой, холодный. Подумал, что устала, а оказывается вон что.
Я чувствовал, что не нужно лезть с расспросами, чувствовал, что комфортнее было помолчать. Сделал нам чай, нарезал сыр, как смог, ее любимый, между прочим. Пацан так сказал.
Мне невыносимо мучительно хотелось ее зажать в объятиях, посадить на колени и покачать, как маленького ребенка. Погладить по голове, прошептать что-нибудь отвлекающее и глупое. Но я не мог. Я и так не понимаю, что сейчас происходит со мной, когда брат говорит про Сашу. Неправильно и странно слышать о ней от кого-то другого. Это я, я должен рассказывать. Черт.
Стискиваю кулаки и скреплю зубами. Гневно стреляю глазами в брата, сидящего напротив и не поднимающего головы от телефона. С ней переписывается?
Мне до сих пор не известно, в каких они с братом отношениях. Он выглядит неприлично счастливым, иногда вечерами я слышу, как брат с кем-то подолгу разговаривает по телефону, смеется, кажется, флиртует.
Меня по большей части не бывает дома, а все сплетни я узнаю утром за завтраком от Любани. Она рассказывает, что брат стал часто выбираться из дома, много времени проводит в спортивном зале, при этом многозначительно подмигивая глазом. Мне неприятно думать, что такие метаморфозы связаны с его отношениями с моей Ведьмой. Моей? Я сказал моей?
Но если у них все серьезно, так какого хрена она отзывается мне? Почему не пошлет куда подальше, почему просит о помощи меня, а не братца? На двух стульях пытается усидеть? Выбирает, где выгоднее и удобнее? С кем получится, а какого на хер пошлет? Не знаю…Не вяжется у меня ее образ с видом меркантильной суки. И при мне, она ни разу не разговаривала с ним по телефону, да и пацан не упоминал никого во время нашего случайного мальчишника.
Растираю пальцами виски. Ааа, как же сложно! Нафига я вообще об этом думаю?!
- Максимушка, ты чего такой хмурый? Случилось чего? - всматривается в мое лицо Люба и ставит передо мной порцию горячих блинов. Брат отвлекается от своего телефона и тоже внимательно рассматривает меня.
- Всё нормально, - бурчу я.
- Ладно. Мнее по-ра. Дел пол-но. Спасибо, Лю-ба, - брат благодарит Любаню и откатывается в своем кресле от стола. Провожаю его спину.
Дел у него полно. Интересно каких? Это связано с рыжей? Твою мать, я опять о ней думаю. Бросаю с грохотом вилку, от чего Любаша вздрагивает и оборачивается. Смотрит гневно, вопросительно. Что? Я и сам, блть, не понимаю себя.
* * *
Время 11 утра, а мне кажется, что уже полдня прошло. Мои прошлые субботы обычно начинались не раннее полудня и проходили всегда по одному и тому же сценарию: жуткий сушняк и головная боль, разборки с отцом, где я отгребал по полной, Любашин куриный бульон, ну а вечером продолжал то, что не успел в пятницу ночью. В понедельник утром просыпал и опаздывал на работу, где опять выхватывал пиздюлей от отца.
Но сегодня я сижу в спортивном комплекса у Юдина и наблюдаю за тренировкой мелких сопляков. Я всё утро промаялся, не знал куда себя засунуть: трезвый, злой бездельник. Позвонил Андрюхе, он работал.
Наблюдаю за пацанами, ловко рассекающими водную гладь. Вон тот чернявый паренек, на пятой дорожке не плох. На меня чем-то похож в его возрасте. Понимаю, что скучаю.
Андрюха и руководство комплекса не раз приглашали меня тренировать. Я принципиально отказывался. Это как бередить еле затянувшуюся рану. Я ведь мечтал после завоёванных всех возможных титулов стать тренером. Хотел иметь свой центр, хотел передать свою невозможную любовь к спорту детям, подросткам.
После окончания тренировки направляюсь к другу и останавливаюсь поодаль, наблюдая, как Юдин с каждым спортсменом прорабатывает слабые места.
Чернявый паренек случайно проходится взглядом по мне, отворачивается, а за тем вновь смотрит. Только более внимательней, с детским неподдельным интересом.
Вижу, что медленно от ходит от группы и движется в мою сторону. Узнал, что ли?
- А вы Максим Филатов?
Да ладно! Узнал значит… Это странно, ведь моя спортивная карьера была весьма короткой, да и я старался не отсвечивать, редко мелькая в информационных источниках.
- Филатов, - киваю и смотрю на парнишку, который сумел удивить. - Неужели узнал? - не могу не задать этот вопрос.
- Еще бы! Я пересмотрел в интернете все ваши спринты! Тоже так хочу! - и смущённо отпускает голову, разглядывая свои мокрые голые ступни.
- Раз хочешь, значит будет! - треплю пацана по голове. У него, несомненно, есть потенциал, нужно просто профессионально его направить.
- Вот тебе совет, - присаживаюсь на корточки, чтобы быть на уровне его лица и тихо говорю, - сгибай ноги сильнее, делая удар в большей степени в направлении назад, а не вниз, - пацан кивает, внимательно слушая. - Захват воды фактически не делается - как только рука вошла в воду, она тут же начинает гребок, - показываю правильную технику, - ну и тренировку задержки дыхания никто не отменял.
Поднимаюсь на ноги и вижу, как пацан смотрит в одну точку, будто пытается записать всё то, что я ему сказал, себе на подкорку.
- Спасибо большое! - довольно улыбается и протягивает мне руку.
- Беги давай! - пожимаю в ответ его.
Чернявый убегает к своей группе, а я глубоко выдыхаю. Как-то вдруг волнительно стало на душе, трепетно что ли.
Андрюха прощается с оравой и отпускает ребят в душ.
- Отбираешь мой хлеб? - беззлобно скалится Юдин.
Я знаю, что он шутит. Между нами никогда не было конкуренции, недопонимания и зависти. Андрюха-тот человек, кому я искренне доверяю и кого глубоко уважаю. Пожалуй, единственный такой человек…
- Забыл, кто был лучшим в спринте? - ухмыляюсь я и пихаю друга в плечо.
- Урод, - ржет Юдин, - а если серьезно, может попробуешь? Столько лет прошло, Макс, пора бы уже…
- Я подумаю, - обрываю его. Я сам всё прекрасно понимаю. У меня и так, блин, последнее время какая-то переоценка ценностей произошла, и я пока не уверен, нравится ли мне это или нет.
- Ооо, это уже хоть что-то. Хотя бы подумаешь, - довольно лыбится друг, - ну че, погнали обедать?
До вечера мы торчим дома у Юдина. Сначала собирали новый шкаф в прихожую, а потом устроились на диване с орешками и безалкогольным пивком за просмотром футбольного матча. Вот тогда, впервые, я и подумал о собственном жилье. Резкое понимание, что мне осточертело жить под одной крышей с отцом и братом, накрыло железобетонной стеной. Еще один внутренний инсайт. Что-то определённо происходит со мной, и перспектива обраться за психологической помощью уже не выглядит сумасбродной. Захотелось вот так, по-домашнему, в своем личном углу, чтобы не слышать каждый раз: «Ты ничего не заработал в этой жизни, щенок. Всё, что у тебя есть, дал тебе я».
41
МАКСИМ
Дома тихо. Тусклый свет пробивается из гостиной. Мать с отцом смотрят в экран планшета и негромко посмеиваются.
- Привет, сынок! Уже вернулся? - мать замечает меня, и не веря собственным глазам, внимательно рассматривает. - Даже раньше брата.
Действительно, она не привыкла видеть меня субботним вечером дома, обычно я приползал ближе к утру воскресенья.
В смысле «раньше брата»? Вдруг доходит до меня:
- Я не знал, что его нет. А где он?
И когда это меня стало интересовать местонахождение брата?
- Гуляет! - мать пожимает плечами и загадочно улыбается. - Вырядился, надушился и довольный умчался!
Отец же за все это время даже головы не поднял от планшета. Меня для него нет, впрочем, как и для меня его.
Довольный умчался! На инвалидной коляске!
- Понятно. Я пойду.
Как заключенный в одноместной камере, хожу по кругу в своей комнате. Достал книгу, пролистал, поставил на место. Повтыкал в соц сетях - не помогает. Меня выворачивает наизнанку, я просто обязан знать, где эта рыжая ведьма. Может она реально обладает какими-то колдовскими чарами? Ну а как объяснить эту болезненную тягу к ней. Я словно помешался, меня ломает, штормит, кромсает. Не зря же рыжих в Средневековье сжигали. И эту надо!
Хватаю толстовку, телефон и ключи от машины. Я должен проверить, иначе свихнусь.
Свет в ее окнах не горит. Значит дома ее нет. Я даже в домофон звонил. Вот и проверил. И от этого понимания мне становится еще хуже. Возможно, они сейчас проводят время вдвоем. Пинаю носом кроссовка пластиковую бутылку, нарушая тишину этого вечера. Уже стемнело. Двор выглядит пустым и одиноким, таким же, как и я. Снова сажусь на ту же самую лавочку детской площадки, как и тогда, когда первый раз побывал в логове зеленоглазой. Чего я жду? Увидеть, как мой старший брат привезет свою девушку домой? Допустим, увижу. А дальше что? Как ревнивый муж, брошусь бить морду и качать права на ту, которая тебе не принадлежит? Бред.
Сажусь в машину и еду домой. Всю дорогу меня так и подмывает ей позвонить: узнать, где она и с кем, и почему, мать твою, она еще не дома.
Стремительно несусь в свою комнату, когда вижу слегка приоткрытую дверь в комнату брата. Уверен, в ней никого нет. На дверях наших противоположных комнат замков нет. Никто из нас двоих не сунется в обиталище другого. Это негласное правило уходит своими корнями еще в детство, когда два родных брата испытывали друг друга на прочность, ожидая нарушения этого правила противоборствующей стороной, как стартового выстрела, позволяющего открыто объявить войну. Но никто это правило не нарушал, и, скорее всего, именно сегодня я это и сделаю. Запомните этот день.
Бесшумно толкаю дверь, но входить не спешу. Стою на пороге и вглядываюсь в темноту позднего вечера. Если переступлю этот порог - назад дороги не будет.
И я переступаю.
Глаза начинают привыкать к мраку, и я обвожу комнату брата любопытным взглядом. Я заглядывал сюда из коридора и в целом ориентируюсь, но никогда не приглядывался к мелочам. Его комната разительно отличается от моей так же, как и мы с братом. Так странно, у нас одна кровь, но мы чужие друг другу.
В комнате стерильно, как в морге. Под ногами мягко и я, опустив глаза в пол, недобро ухмыляюсь. Ковер! Ковер, твою мать!
Шарю взглядом по стенам и натыкаюсь на стеклянный шкаф, заставленный дипломами и грамотами. «Иконостас, - думаю про себя, - наверное молится на них перед сном». Брат всегда любил выставлять на показ свои успехи.
На рабочем столе идеальный порядок, чертов педант! Глазу не за что зацепится, разве что за кожаный блокнот. Беру его в руки и листаю. Это стихи. Стихи моего брата. Их много и практически все посвящены одной девушке. Здесь и признания в любви, и другая романтичная хренотень.
Брат начал страдать этой поэтичной фигней еще в студенчестве, когда познакомился с Кристиной. Откуда я знаю? Да помню, как мать восторгалась его авторскими способностями, убеждая всех, что пара четверостиший в рифму, обязательны должны быть изданы на бумаге! Я - не ценитель поэзии, но ничего особенного в его строчках не вижу. Так, для любителя-обывателя сойдет, но не более.
После аварии, естественно, брат забросил сочинительство, да и некому стало писать, Кристинка свалила в закат. Она не плохая девчонка, и мне всегда хотелось узнать, что она нашла в моем брате, человеке, эгоистично обожающего только себя. С одной стороны, я ее понимаю, кому захочется связать свою молодость с инвалидом. Но случись со мной такая история, как с братом, я бы сам ее отпустил, не дожидаясь, пока меня кинут.
И вот брат снова пишет…Я думал, он завязал с эти подростковым занятием, оказывается нет. Вспоминая тот листок с четверостишием, понимаю, что пишет он для нее. Для МОЕЙ Ведьмы. И это значит, у него все серьезно. А у нее?
Бросаю долбанный блокнот на стол и чувствую, что раздражение и злоба душат. Мне становится невыносимо дышать в этой комнате. Но я не уйду, дождусь брата и выясню, иначе сгорю заживо.
Я слышу голоса из холла: брата и водителя. Сергею приплачивают за услуги личного помощника.
Дверь открывается, и брат шарит рукой по низкому выключателю, чтобы зажечь свет. Тусклое освещение по периметру потолка неприятно бьет в глаза и мне приходится сощуриться. Данила видит меня и замирает в дверях. Сергей неуверенно топчется сзади, но нарушать наш зрительный диалог не решается.
- Спасибо, Сергей. На сегодня мне помощь не нужна, - членораздельно проговаривает Данила.
Водитель понимающе кивает, желает всем доброй ночи и торопливо уходит.
- Неожиданно, - брат въезжает в комнату и начинает неспешно расстёгивать темный приталенный пиджак. Он и правда принарядился: брючный костюм, белая рубашка, волосок к волоску, дорогие часы. Глянцевый франт!
- Какие у вас отношения? - выплевываю я. Вести задушевные беседы- не про меня. Я говорю всегда предельно кратко, без увиливаний и лишних прелюдий.
Брат изгибает вопросительно бровь и ухмыляется.
- И те-бе добрый ве-чер! Пооо-можешь? - кивает на кровать.
Я понимаю, о чем он просит. Но я ни разу этого не делал, даже в самые тяжелые для брата времена.
Меня удивляет, что он решился попросить, но что-то такое щемящее мимолетно проскальзывает в моем сознании. Я поднимаюсь и подхожу к брату. Не знаю, как правильно, но наклоняюсь и подхватываю брата на руки. Он обвивает одной рукой мою шею, а второй придерживает себе ноги.
Сглатываю образовавшийся тягучий ком в горле. Я младше брата, но выше и крупнее, занятие плаванием сделало мое тело крепким и выносливым, поэтому мне не составляет особого труда перенести его на кровать.
Брат подворачивает длинные рукава сорочки и расстёгивает пару верхних пуговиц.
- Так на чем мы оостаа-новились? - совершенно спокойным и ровным тоном произносит Данила. Да я, блин, уже и забыл! После тактильного общения с братом, я не могу вернуть тот воинственный настрой, с которым приперся сюда.
- Что у вас с Сашей? - прямо говорю я. - Ты ведь с ней был?
- Инте-ресс-но, - брат задумывается и прищурено смотрим на меня. - А те-бе какое дело?
Действительно, какое мне дело?
Я вижу, что брат пытается прочитать меня, заглянуть в мою голову, но ставить защиту и блоки у меня выработано годами, поэтому, дорогой братец, бесполезно.
Не собираюсь уступать. Мы смотрим друг другу в глаза, и никто не собирается отводить взгляд первым. Наконец у брата на лице появляется улыбка, которую я не могу распознать.
- Она мне дорогА, - медленно проговаривает брат, - очень. А вот твой инте-рес мне не понятен.
ДорогА. Что, блть, это значит? Крепко стискиваю столешницу пальцами и чувствую, как волна гнева поднимается с новой силой.
- Ты ревнуешь? - щурится брат и расплывается в еще более широкой ухмылке так, как будто только что узнал обо мне то, чего не знаю даже я. - Да ты точно ревнуешь!
Что? Он совсем спятил? Я РЕВНУЮ? Да пошел он со своими тупыми выводами.
Вылетаю из комнаты брата, со всей дури хлопая дверью.
Медленно выдыхаю, стараясь обуздать свою ярость. О какой ревности он говорит? Это что угодно: злость, гнев, раздражение, обида, бешенство, но точно не ревность. НЕ РЕВНОСТЬ!
42
САША
У меня болит всё: ноги, спина, голова, глаза и главное - сердце. 14 беспрерывных морально-тяжелых часов. Нам нельзя на долго оставлять телефон, поэтому за всё это время я пару раз отлучилась в туалетную комнату и несколько раз попила чай с чем-то. Я даже не помню, с чем. Изможденная, уставшая, обессиленная, голодная…Завтра еще один такой же день, а с понедельника наш Центр снимают с обязанностей. Манукян уже предупредил наше отделение, что в понедельник у нас выходной, заслуженный.
Я так рада домашней тишине. И слава Богу, что Никитка у родителей до вечера понедельника, иначе моя голова просто разорвалась бы. 14 часов наушники насиловали мою голову плачем, воем, криками и угрозами, а сейчас эта тишина непривычно давит на уши.
Мне срочно надо в душ и что-нибудь поесть. К счастью, холодильник забит битком и мне не нужно думать, что бы быстренько перехватить и лечь спать. Спасибо одному вредному человеку, который на самом деле не такой, но тщательно старается всем доказать обратное.
А ведь я совсем не так планировала провести эту субботу. Пока Никитка был бы на тренировке, собиралась встретиться с Даней. Я, наконец, доделала ему подарочный альбом с его рисунками, начиная с самого первого. Сейчас он как никогда готов к встрече с тем самым Данилой, с которым я познакомилась полгода назад. Потом хотела погулять с сыном, которому в последнее время уделяю мало внимания, ну а вечером, когда дедушка забрал бы Никитку в область, мечтала обновить маникюр. Вздыхаю, глядя на свои, заросшие кутикулой ногти.
Блаженно прикрываю глаза и кладу в рот ложку любимого творога, когда вечернюю тишину нарушает требовательный звонок в дверь. Я чуть ли не подпрыгиваю на месте с испуга. Кто может прийти в такой поздний час? Я никого не жду.
Настойчивый звонок повторяется, и я крадусь в прихожую. Сердце отбивает чечетку, мне так страшно, что тело покрывается мелкими, острыми мурашками. Вспоминаю про газовый баллончик, который постоянно ношу с собой в рюкзаке. Нащупав его и сжимая в руке, подхожу к двери и всматриваюсь в глазок.
Глубоко выдыхаю и отпираю дверь.
Он стоит, уперевшись одной рукой о стену, и смотрит на меня. Его взгляд колючий, жалящий, острый, будто он пришел убивать. Мне неуютно и холодно под его пристальным разглядыванием. Глаза скользят по моим босым ступням, поднимаются по голым ногам, замирают на тонких коротких пижамных шортах и топе, слегка задевают лицо и устремляются вниз, к руке.
Я чувствую его запах. Этот запах я смогу различить из сотен других, он обездвиживает, парализует. Так на меня действует только он. Максим.
- А ты не изменяешь себе, да? - кивает на сжатый в руке баллончик.
Пфффф! Закатываю глаза и бросаю баллончик на тумбу.
- Ко мне не каждый день вечерами ломятся мужики. Я же должна себя как-то защитить.
Он самовольно и грубо проталкивает меня вглубь и заходит в квартиру. Закрывает за собой дверь и принимается расшнуровывать свои белоснежные кроссовки.
- Я тебя вообще-то не приглашала, - смотрю на его огромную фигуру, так нелепо смотрящуюся в этой тесной прихожей.
Максим ничего не отвечает, проходит мимо меня, не сильно задевая плечом. Заглядывает в комнату, обводит глазами помещение и двигается прямиком на кухню. Снова садится на мое место и разглядывает мой незатейливый ужин.
- Где Шумахер?
- У бабушки с дедушкой.
- А ты, значит, развлекаешься? - с гадкой ухмылкой произносит он.
Что? Я не ослышалась? Развлекаюсь? Ага! 14 часов непрерывного веселья! Козел!
Складываю руки на груди и уже готовлюсь послать этого мерзавца далеко и надолго.
- А что, тебя ужином не накормили? - кивает на баночку с недоеденным творогом.
Мне не нравится его тон. По какому праву он со мной так разговаривает? С издевкой, ехидством и пренебрежением.
- Представь себе, не накормили. Зачем ты пришел? Оскорблять меня? У меня нет ни сил, ни настроения с тобой разговаривать. Уходи, Максим.
Он опять молчит, крутит головой и чему-то своему ухмыляется. Я снова чувствую себя уязвимой перед ним, обнимаю руками голые плечи, пытаясь прикрыться от его колючего взгляда.
Его пальцы отстукивают непонятный ритм по столу, а потом он резко вскакивает и несется в прихожую.
Иду вслед за ним. Обсессивно-компульсивное расстройство. Это уже диагноз.
Нервно завязывает шнурки, задевая локтями обувницу, чертыхается и хватается за ручку входной двери.
Я стою и смотрю на этого придурка широко распахнутыми глазами и не понимаю, что происходит.
Максим выскакивает в подъезд, не удосуживаясь закрыть за собой дверь. Я подхожу и тяну ее на себя. Но закрыть не удается, потому что снаружи ее грубо возвращают обратно. Максим взъерошенный и с бешенными глазами залетает в квартиру. Успеваю лишь коротко вскрикнуть, когда этот недоумок хватает меня за руку и притягивает к себе. Впечатывает так сильно, что ударяюсь лбом об его подбородок. А потом накрывает своими требовательными губами мои в необузданном, жестком поцелуе. Бесстыже сминает ягодицы под тонкими шортами и вдавливает мои бедра в свой пах. Чувствую каменную выпуклость и, уверенна, это не телефон. Он понимания происходящего, вспыхиваю как лампочка и загораюсь новыми силами. Мой язык сплетается с его в ритуальном танце, а в уголках губ саднит и покалывает. Поджимаю пальчики на ногах и обхватываю мерзавца за шею. Запускаю руки в темные отросшие волосы и стону. Стону так сильно, что становится стыдно за свое похотливое поведение. Дьявольские ямочки лукаво ухмыляются, а сильные руки подхватывают под ягодицы. Чувствую под своей несчастной задницей ключи, рассыпанные монеты, телефон, резинку для
волос и понимаю, что сижу на обувнице. Предметы неприятно впиваются в мое «заднее полушарие», но мне сейчас плевать. Вытаскиваю из его джинсов футболку с таким откровенным остервенеем, что на миг мне кажется, будто сейчас порву. И откуда только силы взялись?
Максим опускает тонкую лямочку с топа и прикусывает плечико. Долго ведет языком к ушку, а я выгибаюсь от сладкой судороги. Теряюсь в этих упоительных ощущениях и чувствую, как меня стаскивают с поверхности и разворачивают спиной. Упираюсь головой в согнутые на столешнице локти, и вновь моя поза становится откровенно-приглашающей. Шорты болтаются на щиколотках, а лямки топа сползли, обнажая грудь.
Неустойчивая обувница, словно метроном, бьется о стену, нарушая ночную тишину ритмичными ударами, нашими стонами и звуками падающих монет…Бам, бам, бам…
43
МАКСИМ
Я хотел наказать ее. И брата. Но теперь мучаюсь сам. Сбежал, оставив ее распластанной в тесной прихожей, на дешевой тумбочке, со стекающим по ее обнаженным внутренним бедрам моим удовольствием.
Я - ничтожество, знаю. Сам себе противен, поэтому бьюсь лбом о руль и стискиваю зубы. Я поступил с ней, как со шлюхой. Я хотел ее наказать. Их наказать. Вывернуть наизнанку, доказать всем, но больше самому себе, что она такая же как все: алчная, искусно-притворяющаяся, лживая сука.
Но эти ее стоны, от которых вибрировали стены, они настоящие. Я легко могу распознать, имитирует ли женщина свое наслаждение и действительно получает его. Эта рыжая ведьма воистину сходит с ума от удовольствия рядом со мной, тогда я ни черта не понимаю. Они с братом что, за ручку, блть, ходят и стишки друг другу читают? Откуда этот голод в глазах, жажда и отзывчивость тела? Не дает тебе братец-инвалид этих животных эмоций? Голодаешь? Ну тогда я буду иметь тебя жестко, наказывать, а потом сломаю, чтобы было больно, обоим.
«Ты совсем спятил!» - кричит мой внутренний голос.
«Да», - отвечаю ему.
«Оставь их в покое».
«Не могу. Не хочу».
«За что ты так с ней?»
«Я ее ненавижу».
«Врешь. Ты хочешь ее. Ты, вляпался в нее, Филатов».
«Заткнись! Хочу, да!»
«Ты ревнуешь ее, поэтому бесишься, признайся уже самому себе».
«Заткнись! Я не ревную!»
«Просто скажи ей!»
«О чем?»
«Поговори с ней, как человек, а не животное».
ААААА! Снова бьюсь лбом и выжимаю газ. Как только выезжаю на главную дорогу, приходит сообщение. От нее.
«Ненавижу тебя! Исчезни из моей жизни».
И я даже слышу, как она орет эти слова, вижу ее прекрасное лицо в момент гнева: подрагивающие ресницы и тонкие губы, распахнутые зеленые глаза, мечущие ядовитые стрелы, воинственно сжатые маленькие кулачки. Исчезнуть? Нет, малышка, этого я тебе обещать не могу, слишком мне вкусно, чтобы отказываться от десерта.
* * *
Она сегодня опять работает. Я узнал. Как чертов сталкер уже третий час караулю ее на стоянке Центра. Я не знаю, во сколько она освободится, поэтому покорно жду. Мне ж, блть, больше нечем заниматься в воскресенье вечером.
«А зачем?» - вновь разговариваю с собой.
Вот и я думаю, зачем?
Возможно, они с братом сегодня опять встречаются, и я своим глазами смогу увидеть эту вожделенную парочку.
«А дальше что?»
А дальше….Черт…Я не знаю, не знаю!
«Просто ты хочешь увидеть ее!»
Нет!
Это была плохая идея притащиться сюда. Да! Я - идиот! После вчерашнего она меня видеть не захочет. Надо валить. Завожу мотор и последний раз бросаю взгляд на центральный вход огромного комплекса.
Она выходит вместе с какой-то девушкой и обе, понуро опустив плечи, плетутся в сторону остановки. Не поднимая голов, о чем-то переговариваются, изредка обмениваясь усталыми улыбками. У обоих измождённый вид. Девушки идут медленно, никуда не торопясь, не обращая внимания на окружающих.
Рассматриваю девчонку: легкий летний сарафан темно-синего оттенка, в руках тонкий пиджак, незатейливые белые кеды и собранные в пучок волосы. Отсутствие макияжа и оттенок печали на ее лице делает эту девушку совсем юной, беззащитной и болезненно-уязвимой. Не знаю, как это работает, но сейчас я ощущаю что-то давящее и тяжелое в груди, сродни тому, что, возможно, сейчас чувствует она.
Зеленоглазая настолько глубоко погружена в собственные мысли, что даже не замечают мою яркую машину на парковке Центра. Девушки останавливаются на остановке и вглядываются в номер подошедшего автобуса. Молниеносно срываюсь с места, чтобы не дать девчонке удрать от меня.
Автобус не торопится отъезжать от остановки, а я дико тороплюсь занять его место. Я же говорил, что терпение-не самая моя сильная сторона? Поэтому вызывающе-нагло жму на клаксон сигнала своего Камара и моргаю автобусу фарами. Пусть сваливает нахрен. Несколько зевак на остановке пялятся в мою сторону, и от девушек тоже не укрылось мое маленькое хамское представление.
Кряхтя и заваливаясь на один бок, автобус не спешно отъезжает от остановки, а я паркуюсь вместо него рядом с рыжей. Открываю окно и салон моментально наполняется душным, горячим воздухом. Контраст уличной температуры и прохладой моего салона вызывает неприятное ощущение сдавленности и удушья.
- Садись, - мне приходится повысить громкость, потому что уличный дорожный шум перебивает мой голос.
Зеленоглазая дерзко хмыкает и отворачивает свою бедовую голову. Зато ее подружка заметно оживилась и больше не выглядит несчастной. Кокетливо улыбается и поправляет свои сухие безжизненные волосы. Мимо, милая, я не по твою душу.
- Садись. В. Машину, - чеканю каждое слово.
Меня порядком начинает выводить из себя эта ситуация, потому что сзади меня подпирает другой подошедший автобус и сейчас делает то же самое, что минутой раньше делал я: истошно басит сигналкой.
- Я с тобой никуда не поеду. Отстань от меня.
У нашего шоу собралось достаточно много зрителей, что изрядно подбешивает.
- Сядь или я тебя сам посажу, - зверею я, - но тебе это не понравится.
- Думаешь напугал? А когда мне что-то от тебя нравилось?
Так значит?
Ну всё, мелкая, пиздец тебе! Сама напросилась.
Выскакиваю из тачки и за пару секунд оказываюсь рядом с Ведьмой.
Ее спесь мгновенно испаряется, а на ее место приходят страх и неверие. Под звонкий визг и ошарашенные взгляды свидетелей драмы, хватаю заразу за талию и утягиваю в машину. Одной рукой удерживаю ее непослушные руки, а второй пытаюсь пристегнуть эту истеричку. Она брыкается, сопротивляется и сыплет в меня милыми ругательствами. Но из ее сладкого ротика они получаются слишком нежными, что заводит нешуточно.
Пока катастрофа пытается отстегнуть ремень безопасности, быстро обегаю машину, прыгаю в салон и блокирую двери. Всё.
Гневно смотрит друг друга, шумно дыша.
Мимо проезжает тот самый сигналящий автобус, с водительского места которого слышу отборный мат. Совсем не мило.
Откидываю голову на сидение, прикрываю глаза ладонью и начинаю тупо ржать. С одной стороны орущая на меня девчонка, с другой - автобусный водила, плюющий в меня проклятиями. Филатов, ты просто редкостный козел!
- Больной, - бубнит зеленоглазая и опускает стекло, - Вик, извини, я перезвоню потом.
Закрывает окно, складывает руки на груди в защитном жесте и смотрит прямо в лобовое. Ее дыхание глубокое, шумное, частое. Скулы шевелятся, а губы сомкнуты в тонкую линию. Злиться, малышка.
Выезжаю на дорогу и еду просто вперед.
- Ненавижу тебя, - ну наконец-то!
Слишком долго молчала, я уже переживать начал.
- Знаю.
Она разворачивается ко мне и всматривается в лицо. Ловлю ее взгляд и весело подмигиваю.
Она качает головой и прикрывает глаза.
- Весело тебе? - прищуривается.
- Нормально, - пожимаю плечами.
- Нормально? - переспрашивает она, - нормально? Это всё НЕНОРМАЛЬНО! - последнее слово орет мне в лицо. - Ты опозорил меня перед коллегой. Завтра все будут судачить об этом. Господи, как стыдно, - она прикрывает лицо ладонями и ложится головой на сумку.
- Надо было сразу садиться, когда я просил.
- Просил? В том то и дело, что ты не умеешь просить. Ты приказываешь, - орет истеричка.
Молчу. Да! Я не умею просить! Не научили! Я вырос в категоричных «должен» и «обязан». Отец отдавал приказы, не терпящим возражения тоном, поэтому просить было бесполезно. На любую просьбу я получал один и тот же вопрос - «А что ты для этого сделал?». Я перестал просить. Навсегда. Не спрашиваешь - не получаешь отказ, вроде как удобно всем.
А потом происходит то, к чему я не был готов априори. Она начинает реветь. Не просто плакать, а горько, навзрыд, громко реветь, захлёбываясь собственными слезами. Я ненавижу слезы. Насмотрелся в свое время на мать. Слезы - это именно то, что не подвластно контролю и пониманию. Я боюсь слез, боюсь беззащитности и уязвимости в этот момент. Слезы - это слабость, и только сильный человек может ее так открыто обнажать. Слезы пугают, поэтому рефлекторно хочется защититься. А лучшая защита-нападение. Поэтому слезы вызывают приступ агрессии, я злюсь, да. Я орал на мать во время ее истерик, а она еще сильнее тонула в собственном отчаянии.
И вот сейчас я должен наорать на нее, нагрубить, встряхнуть, сделать хоть что-то, чтобы она не плакала, а я не могу. НЕ МОГУ!!!
Вместо этого я паркуюсь под запрещающим знаком, отстегиваю свой и ее ремни безопасности, притягиваю к себе и качаю. Качаю, как маленькую девочку. Она утыкается макушкой мне в грудь и жалобно всхлипывает, а я вдыхаю медово-яблочный аромат ее волос и улыбаюсь. Я дурак, я знаю.
- Сашка, - само по себе вылетает из меня, и мы оба вздрагиваем. Она поднимает на меня свои красные, заплаканные глаза и удивленно смотрит.
Я никогда не называл ее по имени, даже в своих мыслях. Намеренно хотел обезличить, обидеть, задеть. Ворох унизительных прозвищ, и ни разу по имени. Почему - то считал, что обращение по имени-слишком лично, глубоко, интимно. Это другая ступень отношений, где есть доверие, близость, забота… Мой личный возведенный барьер, переступив который, обратной дороги не будет.
Ты переступаешь этот барьер, Филатов? Ты уверен?
Я не знаю. Но чувствую, что так правильно.
- Саш, не плачь, пожалуйста, - поразительно, как легко мне удается произносить ее имя. Мне хочется говорить его чаще, смаковать каждую букву имени и наслаждаться звучанием. Саша! Александра. Нет, никакая не Александра. Сашка! Моя Сашка…
- Ну почему ты такой? - поскуливает она.
Моя футболка напрочь пропитана ее солеными слезами, но мне плевать.
- Шикарный?
Зеленоглазая хмыкает, и я чувствую, как расплываются ее губы в улыбке прямо на моей груди.
- Шикарный, - обреченно соглашаясь, вздыхает она.
Мы сидим так еще минут пять, пока моя плакса не сообщает:
- Я кушать хочу.
Отстраняю ее, но не выпускаю из рук, рассматриваю отекшее лицо, яркие веснушки и слипшиеся ресницы. Видок так себе, но хотя бы она больше не выглядит измученной, тело расслаблено и спокойно.
- Заедем куда-нибудь? - одной рукой включаю поворотник и пробую втиснуться в вечерний поток.
Девчонка задумывается, а потом качает головой.
- Пиццу. Домой. И десерт, - и улыбочка такая дьявольская-дьявольская.
Прищурено смотрю на нее и вижу хитрые смешинки в ее глазах. Десерт говоришь? Будет тебе десерт!
44
САША
После обеда мама привезет Никиту и мне нужно привести квартиру в порядок. Перестелила уже постель, открыла окна, но все равно мне кажется весь воздух пропитан Максимом и запахом нашего секса. Или это мое изощрённое воображение так со мной играет. Присаживаюсь на диван и прикрываю глаза, вспоминая, что мы творили на нем ночью, а потом еще разок утром. Краска заливает мои щеки, и я смущенно свожу колени. Ох, а ночью я так не скромничала!
Иду на кухню и смотрю на остатки нашего совместного завтрака. Сегодня Максим не сбежал, а соизволил съесть мою кашу. Тарелка стоит вылизанная, а вот чашка с кофе даже не тронута. Прыскаю, когда вспоминаю искривленное брезгливой гримасой лицо Максима. Я специально решила его побесить, сделав снова так «полюбившийся» ему кофе. Тот же дешевый и растворимый. Не могла оказать себе в удовольствии немножко напакостить!
Мы так и не поговорили. А ведь это моя работа- разговорить человека. А я не смогла найти в себе сил, чтобы начать неприятный разговор. Вчера вечером было не до этого, ведь после двух таких обалденных пицц, меня ждал такой же обалденный десерт. Ну а утром… Утром не хотелось разрушать эту мнимую видимость женского счастья. Почему мнимую? Потому что я так и не знаю, кто мы друг другу, потому что я не могу дать адекватной оценки его поведения. Сейчас мне хорошо с ним и уютно, а ровно через минуту я готова его убить. То ненавижу его всеми фибрами души, то задыхаюсь, потом сгораю и вновь возрождаюсь в его умелых руках. Максим импульсивен, по-мальчишески порывен и бескомпромиссен. Я чувствую, это идет еще из детства: комплексы, обида, озлобленность, но не могу его понять. Если бы он хоть немножко приоткрыл для меня свою дверцу, я обязательно помогла бы ему. Я хочу помочь ему. Но мы практически не разговариваем, а если разговариваем - значит ругаемся. Зато наши тела отлично синхронизировались, кажется, им без разницы, что у нас в головах, когда от такого единения летят искры, взрываются фейерверки и
коротит электричество.
Но ведь для отношений этого мало.
А кто, Александра, тебе говорил об отношениях?
Не говорил, да.
Ну тогда и не придумывай себе лишнего, получай удовольствие, пока есть возможность.
А если я хочу большего?
А оно тебе действительно нужно? С ним?
Нужно. Как и любой одинокой женщине. А вот с ним ли…Не знаю. Был бы, к примеру, это Данила, я бы и раздумывать не стала: добрый, отзывчивый, понимающий. С ним было бы спокойно, надежно и безопасно.
И скучно…
Нет! Не скучно, а стабильно! Я не восемнадцатилетняя девочка, мне не нужны эмоциональные качели. Я не имею права бросаться в омут с головой. У меня есть ребенок и ответственность перед ним. Я должна быть уверенна в своем мужчине и в завтрашнем дне. А не держать на пульсе руку и ждать, что выкинет в очередной раз мужчина с детскими комплексами. Чем плоха стабильность?
Она прекрасна! Но не для тебя. Тебе нравится гореть, сгорать, плавится, вспыхивать, падать и подниматься, спорить и вместе молчать…
Это лишнее сантименты….мне они ни к чему…только больнее от них…
* * *
Никитка с мамой приезжают в четыре дня. К этому времени у меня все прибрано, выстирано, приготовлено.
- Маам, ты что пиццу покупала? - удивленно смотрит на пустую сжатую картонную коробку в мусорном ведре, - а мне осталось? - с надеждой спрашивает сын.
О, черт! Как же я могла забыть! Собиралась ведь выбросить мусор до прихода сына.
Я очень редко балую нас такими покупками: картофель фри, газировка, пицца и прочий фастфуд-под запретом. От того и желаннее.
- Эмм…на работе заказывали и всем по кусочку раздали. А я свой принесла домой и на ужин съела, меня же не было весь день, я ничего не готовила… - пытаюсь объяснить доходчиво, а выходит будто оправдываюсь, да еще и так жалко и неумело.
Вру и краснею. Никогда ничего не прятала и не скрывала от своего ребенка. Никогда его не обманывала.
- Понятно, - Никитка обиженно опускает голову и захлопывает дверцу шкафчика.
Чувствую себя предателем. И опять всплывает перед глазами та сахарная вата и мороженое. К этому списку теперь добавляется и пицца. Отлично, Жукова! Ты-мать года!
45
САША
- Мам, а ты знала, что совы умеют плавать? - Никитка едет рядом со мной на самокате, - и еще у них нет зубов!
- Ммм, как интересно! Не знала! А как же они жуют?
Мы идем спокойным, неспешным шагом в сторону дома. Вернее, я плетусь, а у Никитки, кажется, неиссякаемый источник сил. Уже темнеет, наша прогулка слишком затянулась. Мне завтра на работу, а Никите в садик. Глаза слипаются, и я начинаю зевать. Поспать-то ночью не удалось.
От вспыхнувших картинок, вновь заливаюсь краской и смотрю по сторонам, будто по моему лицу можно прочитать, о чем я только что подумала.
- А они не жуют, а целиком проглатывают свою добычу. Она даже бывает крупнее их самих, - рассказывает мой умный ребёнок.
- Откуда ты знаешь?
- Мне дедушка рассказал.
О, да! Мой отец, кажется, остался единственным на планете человеком, не пропускающим ни одного выпуска «В мире животных».
В кармане пиликает телефон.
Дьявольские ямочки: Ты где?
Резко останавливаюсь и смотрю на экран. Этот вопрос…В качестве простого любопытства? Или он знает, что дома никого и …О, Господи…Я уверенна, что второе. Нервно оглядываюсь в поисках знакомой широкой фигуры.
У меня, наверное, диссоциативное расстройство личности, потому что в данный момент одна моя половина радостно отплясывает чечетку и стремится всем существом к нему, а другая сопротивляется и противиться, выкрикивая «Нельзя»!
И пока мои противоборствующие личности выясняют, кто из них прав, Никитка со скоростью света несется к желтому припаркованному у нашего подъезда спорткару.
А я замедляю шаг и не тороплюсь. Смотрю, как Никита отбивает «пять» Максиму, как последний треплет моего ребенка по отросшим волосам, как крутится заднее колесо брошенного самоката, как открывается дверь машины и две мужские макушки скрываются в салоне авто.
- Помогай, Шумахер. Вот этот держи, - вручает небольшой пакет Никите.
- Привет, - растерянно шепчу я, останавливаясь за спинами мужчин.
- Ага. А ты этот возьми, - небрежно сует мне в руки белый пакет-майку.
Несмело заглядываю внутрь - торт.
- А эти возьму я. Шумахер, самокат не забудь, - распоряжается Максим.
Никитка преданно выполняет все порученные указания, а я так и стою, разинув рот.
Филатов аккуратно достает крупную коробку, обмотанную скотчем в виде ручки. Внимательно присматриваюсь и вспыхиваю, узнавая на картинке кофемашину. В другую руку берет еще один пакет-майку, видимо гораздо тяжелее, чем у меня в руках.
- Идем? - спрашивает, а сам уже идет в сторону моего подъезда.
Молчу и не понимаю, что происходит. Я никого не приглашала. Но, кажется, меня и не спрашивают.
Мы по очереди проходим в квартиру и Максим уверенным шагом идет сразу на кухню. «Как у себя дома», - крутится в моей голове.
Следуем с Никиткой за самоутверждённым хозяином и останавливаемся в дверях кухни. Максим занял своей могучей спиной всё кухонное пространство. И почему-то я ощущаю себя гостем в своей собственной квартире, а Максим очень даже уместно смотрится в ней.
Наблюдаем, как выкладывает молоко, сливки, огромную пачку кофе, торт.
Стоп. Торт?
Смотрю в свой пакет в руках.
- Два торта? - не выдержав, спрашиваю я.
- А? - вдруг вспоминает о нашем присутствии и поднимает лицо, - да, не смог определиться с выбором.
Ну понятно, это же Максим Филатов.
- Мам, мы будем пить чай с тортом? - несмело спрашивает у меня Никитка.
- Будем! Кто с чаем, кто с кофе, - отвечает вместо меня Филатов и задумчиво разглядывает самую огромную коробку, - Шумахер, ножницы есть?
Никитка кивает и несется в комнату.
- Ты купил кофемашину? - стараюсь звучать непринужденно и ровно, но внутри бурлит котлован с ворохом вопросов.
- Ага! - улыбается этот искуситель, являя миру свои дьявольские ямочки.
- А зачем?
Смотрит на меня непонимающе.
- В смысле зачем? Кофе пить будем. Хороший, - кивает на яркий пакет с кофе.
Я вижу, что он хороший, но вопрос-то был не в этом.
Ничего не понимаю. Он купил эту дорогую штуковину сюда, в мою квартиру, чтобы пить кофе? Себе? Мне? Или нам?
То есть, я правильно понимаю, он собирается здесь часто бывать?
- Максим, это же…
- Спасибо, Шумахер! - перебивает меня Филатов и забирает из рук появившегося Никиты детские ножницы. - А за это ты получаешь подарок. Держи, - вручает ему пакет с фирменным логотипом детского магазина.
Никитка довольно ныряет в пакет и с визгом достает коробку с нарисованным роботом.
- Это же Бамблби! Вауу! - загораются глазенки Никитки, - спасибо, Макс! Мам, это Бамблби! - поднимает свое детское наивное личико и смотрит на меня.
Его восторженный взгляд мгновенно потухает, а выражение лица становится опасливым и тревожным.
- Можно мам? - шепчет ребенок и смотрит такими умоляющими глазами, что мое сердце обливается горькими слезами.
У Никитки нет таких дорогих игрушек, а то, что этот робот стоит недешево, и гадать не надо. Один раз я зашла в этот отдел, посмотрела на цены и с чувством своей материнской никчемности и беспомощности, вылетела из него, как пробка.
Я не покупаю игрушки и не делаю подарки просто так, только на праздники и по особому поводу. Мой ребенок не избалован вниманием. Поэтому сейчас он стоит и ждет от меня позволения его принять. В его глазах детский страх, что не разрешу, а в моей голове каша из многочисленных «но».
Зачем это всё: кофемашина, подарки? Зачем? Мы до сих пор друг другу никто, а в глазах моего ребенка Максим-классный дядя на крутой тачке, спасающий от дождя, дарящий желанные подарки и позволяющий есть пиццу, сладости и запивать газировкой. Просто волшебник какой-то!
Зачем это всё Максиму? Одинокая мамашка с ребенком, которую искренне ненавидит, но с которой периодически спит. Какой-то особый вид развлечения у богатеньких мальчиков?
- Маам, - трогает меня за руку Никитка.
- Можно, - выдыхаю я. Ну а как не разрешить, когда такая надежда в глазах.
Счастливый Никитка уносится в комнату с роботом, а мы с Филатовым остаемся на кухне одни.
Мою в раковине руки и ставлю греться чайник.
- Куда поставим? - спрашивает, крутя головой по сторонам.
Здесь совершенно нет места такой глянцевой шикарной громадине. На старой кухне эта современная красотка смотрится вызывающе-броско.
Это как одеться в старое рваное тряпье, но при этом держать в руке изящную сумочку от кутюр. Ни к селу, ни к городу. Вот так и с этой машиной - нелепо и неуместно.
- Максим, я думаю, что…
- Давай на подоконник. Есть удлинитель? - снова перебивает Филатов.
Да что ж это такое!
- Почему ты меня постоянно перебиваешь? Ничего не даешь сказать! - вспыхиваю я.
Мне это надоело. Сколько можно пренебрегать моим мнением, не спрашивать, а делать только по-своему.
- Потому что я знаю, что ты хочешь сказать. И это, к моему глубокому сожалению, ни слова благодарности, - в тон мне отвечает Максим.
- Конечно! - развожу руками я. - Я просто не понимаю, за что должна благодарить? Для кого это все? - неопределенно машу рукой. - Я не понимаю мотива.
- А ты что следователь, мотив тебе нужен? Я купил эту чертову кофемашину, потому что твой кофе- сущая дрянь. Пацану игрушку, потому что не мог прийти к ребенку с пустыми руками. Что еще тебе не понятно?
Действительно! Это ж всё объясняет!
Мне хочется зарычать! А еще стукнуть его по голове вот этим новеньким холдером от кофемашины.
Разворачиваюсь и ухожу в комнату. Пусть делает, что хочет. К черту! Все мои попытки поговорить сводятся вот к таким бесполезным диалогам и ссорам. Разговоры-не наш фирменный конек, видимо, куда лучше у нас получается… Ох, я сейчас реально об этом подумала?
Я успела несколько раз переложить подушки с места на место, пару раз не за что рявкнуть на сына, разобрать и снова собрать сумку на работу, когда в дверях комнаты появился омерзительно довольный Максим с потрясающей живой улыбкой на лице. Даже залюбовалась. Нечасто такое природное явление встретишь. Обычно его фейс источает скучнейший пофигизм, либо недовольство и хмурь.
Он стоит, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди. Красивый, гад, тут не поспоришь. Но вредный и наглый.
- Мы будем пить чай? - спрашивает, наблюдая за моими жалкими попытками впихнуть толстую папку в сумку. Не понимаю, как я ее туда умещала до этого? Мои движения нервные, рваные и чрезмерно показные.
- Мам, я хочу торт! - подскакивает Никитка.
- Мы так поздно не чаевничаем. Тем более с тортом, - снова рявкаю я. Да, я тоже не одуванчик!
Максим хмурит брови и укоризненно смотрит на меня. Да, я веду себя как истеричная стерва! А ты что хотел? Чтобы я снова проглотила твои бзики и сделала вид, что всё нормально?
- Ну мам, пожалуйста, - канючит Никита и умоляюще смотрит на Филатова.
Вот о чем я и говорю! Максим у нас-небожитель! А мать- мегера!
- Пошли, Никит. Самое время для чаепития! Ты какой торт будешь? А давай и тот, и другой? - подмигивает моему ребенку этот наглый искуситель.
И самое обидное, что мой сын встает и идет за ним следом. Смотрю шокировано им в след и мой рот безмолвно то открывается, то закрывается, как у бешеной рыбы.
Хочется крикнуть: «Предатели»! Но вовремя затыкаюсь. «Ведешь себя, Жукова, как обидчивая малолетка», - вопит мой противный внутренний голос. Ну и что? Да, мне обидно. Вот так растишь ребенка, холишь его, лелеешь, а потом приходит дядя с тортом и ты больше не авторитет.
Молча сижу на диване и прислушиваюсь к звукам кухни. Слышу стук чашек о стол, журчание льющейся из чайника воды, хруст открывающейся сначала одной коробки, следом другой, тихие перешептывания и смешки.
И мне обидно, да. Потому что тоже хочу с ними пить чай с тортом. Я - девочка, и да, хочу, чтобы за мной пришли, поуговаривали, взяли за ручку и отвели к столу.
- Саш, ну че ты бесишься? - вздрагиваю от этой неизведанной ранее мне интонации в его голосе. Никогда. Никогда он не разговаривал со мной так. Разве он умеет? Так проникновенно и практически ласково. Без злобы и вечного ехидства. По-домашнему уютно и нежно. А это его «Саш»…
Растекаюсь лужицей и готова забыть и простить все его прежние нападки, только пусть говорит: «Сааааш»!
- Пойдем пить чай! - и я встаю и, как под гипнозом, иду на этот манящий голос. Это практически тоже самое, как в моих мыслях: за мной пришли и позвали. Но только в Филатовской интерпретации.
- Мы без тебя не можем… - и тут я окончательно пропадаю в своих ванильных облачках, купаюсь в нежном маршмэллоу и улыбаюсь розовым пони. Мне кажется это всё нереальным, - …нарезать торт. - А вот это уже реальней. И тихий смешок в кулак.
Ванильные облачка застилает тучами, нежный маршмэллоу стремительно тает, а розовые пони превращаются в летучих мышей. С небес обратно на землю.
* * *
Никитка уплел по куску каждого торта и счастливый смылся к роботу. Мы с Филатовым сидим на кухне вдвоем, я показательно вожу ложкой в недопитой чашке с чаем, от кофе я капризно отказалась, ибо на ночь не пью кофе - это первое, а второе - кофе, приготовленное этой адовой машиной. Да, я всё еще злюсь.
- Иди сюда, - Максим протягивает мне раскрытую ладонь и ждет моего решения. Мне очень хочется забраться к нему на коленки, и чтобы меня покачали, убаюкивающе поглаживая по голове. Но я отрицательно кручу головой. Не хочу, не хочу телесных ощущений, иначе моя голова снова откажется здраво рассуждать и мыслить. А пока мы не поговорим, никаких тактильных манипуляций.
- Иди, иди, - мурлычет он.
Что ж ты творишь, гад? Словил момент, когда я поплыла под этим гипнотическим воздействием и нагло теперь пользуешься?
Снова отрицательно кручу головой. Нет.
Максим привстает и тянет меня за руку к себе. Сопротивляюсь, но не сильно, потому что, знаю, как умеет убеждать.
Сажусь к нему на колени и обхватываю руками его крепкую шею. Там, на загривке, мне нравится ощущать ежик его волос. Провожу ладонью вверх-вниз и млею от этих прикосновений. Демон откидывает голову к стене и блаженно прикрывает глаза, его обе руки по-собственнически покоятся на моих ягодицах, а пальцы лениво выводят узоры.
Очерчиваю указательным пальцем упрямый подбородок и линию скул, провожу по бровям, отчего длинные черные ресницы вздрагивают, веду вдоль носа к губам и медленно скольжу по ним большим пальцем: влево-вправо. Такой красивый. Кожа не грубая, смуглая, ровная, чистая, с легкой щетиной на щеках. Ну почему ты такой сложный, а? Поговори со мной!
- Поговорим? - спрашиваю тихо и снова обвожу пальцами его манящие губы. Зависаю на них и пропускаю момент, когда мой средний палец ловко ловят губы и несильно прикусывают. Вскрикиваю.
Он смотрит на меня опьяневшими глазами, а на губах играет та самая беспечная, уютная улыбка. Она так ему идет! Даже упрямая складка между бровей разглаживается, делая своего хозяина значительно моложе.
Это сильнее меня. Не выдерживаю и чмокаю его в нос, в лоб, туда, куда попаду. Максим начинает укрываться от меня, отворачивая голову то в одну сторону, то в другую, а я не собираюсь останавливаться. Мусолю его лицо, облизывая, покусывая, зацеловывая, как любвеобильный пес своего хозяина. И в какой-то момент происходит очередной инсайт этого вечера - Максим смеется! В голос, хрипло, по-мужски, открыто и так откровенно, что застываю каменной статуей. Он смеется! Не надо мной, чтобы унизить или оскорбить, он смеется, потому что ему весело, искренне хорошо и весело!
- Дурочка, перестань! - хохочет Максим, но я не остановлюсь.
Это самый лучший звук, который я слышала за последнее время! Хочу его смех на звонок будильника.
Неожиданно он убирает руки с моих ягодиц и обхватывает мое лицо. Устойчиво фиксирует ладонями, чтобы смотрела прямо на него, а потом целует. Глубоко, жадно, настойчиво так, что вышибает окончательно мозги. Я не просто растекаюсь лужицей, я, как сахар, растворяюсь в нем, безвольно отдаваясь ощущениям.
Одна его рука уже пробралась под футболку и умело там хозяйничает, выбивая из меня стон удовольствия. Каким-то чудесным образом я еще помню, что мы не одни, поэтому, как могу, сдерживаю себя. Его настойчивые губы скользят по шее, а я бессовестно ее подставляю, мне так сладко, что зубы сводит от приторности этих поцелуев. Чувствую, как крепнет подо мной его желание. Огромное такое желание. Я кайфую, когда понимаю, что это из-за меня.
Ласки становятся откровеннее, тело-непослушнее, голова-опустошеннее, поэтому собираю в кулак все свои внутренние ресурсы и шепчу:
- Нельзя, - утыкаюсь своим лбом в его, - Никитка.
Максим отстраняется и пьяно смотрит на меня, пытаясь сконцентрироваться и сообразить, что я сейчас сказала.
- Никитка может зайти в любую секунду, - поясняю я.
Филатов обреченно прикрывает глаза и громко сквозь зубы выпускает воздух. Дышит учащенно, жарко, шумно.
- Макс, смотри, что он умеет! - Никитка с воплем залетает в кухню, а я, как ошпаренная, вскакиваю с колен Максима. Задеваю рядом стоящий табурет, он с грохотом падает на пол и на мою стопу.
Мммм…Как же это больно, черт возьми! Шиплю и обхватываю лодыжку руками, прыгая на одной на ноге.
- Мамочка, тебе больно? - жалостливо спрашивает сынок. - Я виноват? - глаза наполняются слезами, и Никитка бросается ко мне обнимать.
Обнимаю его в ответ одной рукой и целую в любимую макушку:
- Ну что ты, конечно нет. Никто не виноват.
Чувствую, как на плечи ложится тяжелая рука, укладывая мою голову на крепкую широкую грудь. Одной рукой Максим обнимает меня за плечи, а другой треплет тонкие светлые волосики моего сына. Так и стоим: Никитка, прижимающийся щечкой к моему животу, пострадавшая я и Максим, обнимающий нас обоих.
Я не чувствую боли от ушиба, мне не хочется ни о чем сейчас думать и раскладывать этот момент по крупицам, мне просто тепло, комфортно и надежно в этом кольце рук моих любимых мужчин.
46
САША
Сбегаю по своей любимой лестнице для посетителей, потому что вот никак не хочу пересекаться с коллегами и долго прощаться. На ходу поправляю шифоновую белую блузку без рукавов, заправленную в темно-коричневые брюки-палаццо. Я знаю, что он уже ждет и тороплюсь скорее повиснуть на его шее, хотя этого и не сделаю, потому что подозреваю, что на работе начинают уже активно обсуждать ежедневное появление Филатова - младшего в нашем Центре.
Вот уже две недели Максим встречает меня после работы на парковке, потом мы забираем Никитку из садика и едем домой, чтобы вместе поужинать. Наши будни стали отдалённо напоминать семью, но я боюсь об этом думать, поэтому наслаждаюсь тем, что есть.
Мы не обсуждаем наши отношения, отдаваясь в полное распоряжение судьбе. Я перестала анализировать и искать всякий смысл слов и поступков Филатова. Единственное, о чем я переживаю и слишком часто думаю, так это Никитка. Я вижу, как ребенок с каждым днем все сильнее и крепче привязывается к Максиму. Он его ждет, с ним советуется и скучает. Мне нравится, что Максим не пытается играть роль отца, не делает вид любящего и заботливого, чтобы набрать себе пару лишних баллов в моих глазах. Максим для Никиты - авторитет и и их взаимоотношения чем-то напоминают отношения между тренером и его учеником. Но я боюсь будущего. Я не знаю, что нас ждет, и если я сумею собрать свое разбитое сердце, то ребенок не справится.
Сегодня Максим сидит на скамье прямо на территории Центра, рядом со входом. Я сбавляю шаг и решаю полюбоваться этим великолепным мужчиной. Каждый раз при виде него мое сердце сначала замирает, а потом несется галопом. Поистине эталонная мужская особь! Раздавая этому засранцу красоту, Господь переборщил, но компенсировал внутренней гадливой составляющей!
Если честно, я впала в зависимость от этих ежедневных встреч! Весь рабочий день я с нетерпением жду окончания смены, чтобы скорее окунуться в любимый аромат цитруса и древесных переливов. Поначалу меня это настораживало и пугало, а сегодня воспринимается как саморазумеющееся.
Со скучающем видом Максим что-то разглядывает в телефоне, периодически щурясь от солнца. Песочного цвета бермуды открывают вид на крепкие стройные мужские ноги, и я слегка подвисаю. Белая однотонная футболка и фирменные белые слипоны на босою ногу смотрятся ультрамодно! Но весь этот образ не обращал бы на себя внимания, если бы не сам вид парня, одетого в эти брендовые шмотки. Разведённые в сторону колени, закинутая на спинку скамьи рука, расслабленная поза и этот наглый самоуверенный взгляд делают этого парня чертовски сексуальным.
Видимо, так считаю не только я, потому что проходящие мимо него две молоденькие медсестрички заливисто хихикают, обращая на себя внимание. Мерзавец лениво отрывается от телефона, весело подмигивает девушкам и нагло применяет свое абсолютное оружие массового поражения - улыбается своими дьявольскими ямочками. Чертов Нарцисс!
- И что это было? - я плюхаюсь рядом, грубо бросив на скамейку сумку-мешок.
Максим вздрагивает и оборачивается ко мне.
- Привет! - улыбается мерзавец этими самыми ямочками.
- Ага, - я складываю руки на груди и упрямо смотрю вперед.
- Ты о чем? - наглец придвигается слишком близко, отчего в нос ударяет такой любимый запах цитрусовых фруктов.
- Об этом, - пытаюсь подмигнуть одним глазом, изображая его, но вместе с одним подмигивающим глазом, одновременно подмигивает и второй, а моя нижняя челюсть при этом съезжает на бок.
Максим как-то странно хмурится и всматривается мне в лицо:
- У тебя лицевой нерв что ли защемило? Слушай, не переживай, думаю это лечится.
Вот же гад! Вспыхиваю.
- Это в твоей тупой голове защемило, идиот! - ударяю его в плечо кулаком, - я спрашивала, про твои миленькие подмигивания вон тем, - кивая в сторону удаляющихся девушек, которые периодически оборачиваются на нас.
- Ааа, - довольно расплывается этот котяра, - ревнуешь, малыш?
- Малыш у тебя в штанах, - необдуманно брякаю я и тут же краснею. Уж мне-то не знать, какой «малыш» в его штанах!
- Ой, договоришься, - угрожающе качает головой, - придется напомнить.
А я и не возражаю, я только за!
- Это всё? - Максим обхватывает мой подбородок ладонью и поворачивает к себе. Теперь мы смотрим друг другу в глаза.
- Ты с ними флиртовал, я видела.
- Я просто проявил дружелюбие, у девчонок было веселое настроение, я поддержал.
- И часто ты так поддерживаешь? - не удерживаюсь уточнить я.
- Ты все-таки ревнуешь, - щурится Максим, - но мне это нравится!
- Тебя? Ревную? Пфф! - цокаю я.
Мы смотрим друг на друга, не прерывая зрительного контакта, а потом неожиданно Максим облизывает мой нос! Черт! Я расслабляюсь и начинаю хохотать! Как у него так получается?
- Девушка, говорят вы делаете отменный кофе? - Мистер-Дьявольские ямочки игриво подмигивает и вальяжно забрасывает руку мне на плечо.
- Верно говорят! Отменный растворимый баночный кофе! - подыгрываю ему.
Лицо Максима искажается такой гримасой, будто его сейчас стошнит, а я смеюсь еще громче.
На самом деле я до сих пор не научилась пользоваться адовой машиной. Каждое утро я нежно протираю поверхность глянцевого монстра, нахваливаю и стряхиваю невидимые пылинки, а потом со спокойной душой делаю себе растворимый дешевый кофе!
* * *
Смотрю на огромную эмалированную миску клубники, привезенной Максимом, и соображаю, что с ней делать. Бессонная ночь мне гарантирована. Плохо, что мама далеко, уж она - то быстро с ней справилась: и варенье наварила бы, и компот накрутила, и пироги спекла.
Вообще, с появлением Максима наш холодильник не справляется! Он отродясь не видел столько продуктов, сколько их в нем стало находится. Максим каждый день балует нас чем-нибудь вкусным и полезным.
- Я завтра лечу в Москву, - под негромкий шум кофемашины неожиданно произносит Макс.
Пенная губка замирает в руке, и я пытаюсь переварить услышанное. Летит в Москву. Интересно, мы в тех отношениях, когда я имею право спросить «зачем»? Или это будет выглядеть навязчиво и неуместно?
- В командировку, вместо отца, - продолжает Максим, избавляя меня от мучений.
Выдыхаю, но в голове рождается новый вопрос, который заставляет меня нервничать - «когда вернется?».
- В четверг вернусь. Потерпишь?
Я же говорила, что он умеет читать мои мысли? Все еще не верите?
Максим обвивает мою таллию и утыкается носом в затылок, глубоко вдыхая мой запах. Я заметила, что зарываться носом в мои волосы, ему доставляет огромное удовольствие. Прикрываю глаза и утопаю в этой нежности. По телу пробегает орда мурашек, низ живота наполняется приятным теплом, и я невольно поджимаю пальчики на ногах.
Ну как тут можно потерпеть? Я же совершенно зависима от него. Только в четверг, а сегодня понедельник. Это значит мы потеряем нашу среду, день, когда я освобождаюсь пораньше, и мы неистово любим друг друга. Всего два дня в неделю, когда я могу беспрепятственно трогать его руками, ласкать каждую клеточку его потрясающего тела, наслаждаться любимым запахом и отдаваться чувствам, а не украдкой зажиматься по углам и целоваться, как подростки в подъезде.
- Конечно, - я стараюсь придать своему голосу твердости, но понимаю, что звучит слишком жалко.
47
САША
- Я соскучилась, - переступая через себя, тихонько говорю в трубку.
Имею ли право? До сих пор не знаю, но не сказать не могу. Потому что я правда дико соскучилась. Прошло всего полтора дня, а мне кажется, будто мы не виделись месяц.
Зажмуриваюсь как в детстве, ожидая его реакции, словно это может спасти. Слышу в трубке долгий выдох. Курит. При нас с Никиткой никогда не курил, да и запах никотина от него перестала ощущать. Нервничает?
- Как дела по работе, всё уладил? - перевожу тему, чтобы избавить от лицемерного и обязательного «Я тоже». Я не принуждаю, проявление чувств должны исходить искренне, а не в угоду шаблонам и правилам.
- Решаю, - снова шумно выдыхает.
- А я ведь до сих пор не знаю, кем и где ты работаешь, Филатов, - пытаюсь пошутить и вернуть нашему разговору легкость и непринужденность.
- Я, если честно, тоже не знаю…Кем и где работаю, - невесело отвечает он.
И что-то такое щемяще-тоскливое, печальное и обреченное проскальзывает в его голосе.
- Ладно, перекур закончен, мне пора, - стремительно уходит от темы.
- Угу, давай, пока.
Собираюсь класть трубку, потому что, знаю, что Филатов никогда не прощается, но слышу:
- Саш?
- Ммм…?
- Я тоже… - и кладет трубку.
Улыбаюсь, как дурочка! Два коротких слова, но каких объемных по смыслу! «Я тоже»…
Сейчас я, как никогда, понимаю, что нам нужно поговорить! Это его такое несмелое, но такое важное признание что-то всколыхнуло во мне. Я чувствую, что пора определяться, дать название нашим отношениям, а не плавать в придуманном мире «мнимой семьи».
Хватит жить утопическим «Мне сейчас хорошо, а завтра будь, что будет», мне нужна уверенность в завтрашнем дне, поэтому завтра, в четверг, мы обязательно обо всем поговорим.
* * *
Стою перед зеркалом и пытаюсь стереть с лица дебильную улыбочку счастливой дурочки, но та совершенно не собирается покидать моего лица.
- Прихорашиваешься перед встречей с тем красавчиком, который встречает тебя каждый день? - Вика становится рядом, облокачиваясь плечом к стене. - Что-то вчера не видно его было.
Вика - неплохой специалист и в принципе, как человек, она тоже достаточно адекватна. Но Вике в этом году тридцать пять и она не замужем, без детей и даже без намеков на личную жизнь. Поэтому чужая личная жизнь её интересует куда больше, чем отсутствующая своя.
- Он в командировке, - думаю этой информации ей будет достаточно.
- Это же младший брат Филатова Данилы, так? - не унимается Вика.
- Так, - достаточно грубо отвечаю я, давая понять, что не намерена больше продолжать этот бессмысленный разговор, но нас прерывает мой трезвонящий телефон.
По началу я вздрагиваю, мимолетно надеясь, что звонит Максим, но потом прислушиваюсь к себе и понимаю, что сердце не екает от всплывшего имени на экране, не бегут мурашки, не учащается дыхание, не дрожат коленки и не потеют ладошки.
- Здравствуй, Данила! - выхожу в коридор, чтобы коллеги, в особенности любопытная Вика, не грели уши.
- Привет, Саа-ша! - тянет Данила, - как твои дела?
- Все хорошо, спасибо! А твои? - на самом деле я очень рада его слышать.
- Мои? - парень ненадолго задумывается, - я как раз по этому поводу и звоню.
- О, Господи, Даня, что случилось? Ты меня пугаешь? - в моей голове проносится калейдоскоп картинок, что могло произойти, и все они, отнюдь, не радужные.
- Саа-ша, прости, я не хотел тебя напугать, - Данила меня интонацию и его голос звучит виновато, - случилось только хорошее!
Шумно выдыхаю.
- Рассказывай!
- Мы можем встретиться? Когда у тебя будет свободное время?
- Данила, что-то со здоровьем, тебе стало хуже? Может ты подъедешь в Центр и мы обо всем поговорим? - начинаю тараторить я, потому что действительно волнуюсь за этого парня.
- Нет, Саа-ша! - смеется Данила и я расслабляюсь, - мне нужна твоя помощь, как друга, ну и совет, как специаа…, - последнее слово Даня сглатывает.
- Специалиста, - помогаю. Сложные слова еще трудновато ему даются, но это дело времени и работы с дефектологом-логопедом. - Хорошо! Когда? В выходные?
- Это поздно. Дело срочное.
Теряюсь на мгновение. Настолько срочное, что не терпит отлагательств? Почему - то сразу всплывает лицо Максима. Может это связано с ним? Данила узнал о наших отношениях и хочет об этом поговорить?
- Даже не знаю, я ведь работаю… - задумываюсь я.
- А сегодня? Сегодня, кажется, у тебя короткий день или ты занята?
Сегодня среда, да. Среда - наш с Максимом день, но сегодня я свободна, поэтому, почему в принципе, и нет?
- Нет, не занята! Давай сегодня! Где встретимся? Сюда подъедешь? Я тебя подожду.
- Подъехать? - задумывается Данила, - Саш, а может ты приедешь ко мне? - воодушевленно говорит парень, - я хочу тебе кое-что показать.
Ох, только не это! Мне отчего-то совершенно не хочется возвращаться в тот дом.
- А мы могли бы встретиться где-нибудь на нейтральной стороне?
- Саша, это важно, пожалуйста, - убеждает меня Данила.
Господи! Что же там такое важное? Начинаю нервно перечислять и думать, что это может быть, но мои мысли опять сводятся к Максиму. Это уже паранойя.
- Ммм…хорошо…я приеду, - соглашаюсь я, хотя все мое нутро противится этому.
- Спасибо, Саш! Буду ждать! - в его голосе столько благодарности и упоения, что невольно улыбаюсь.
Кладу трубку и снова ухожу в свои мысли: о чем Даниле нужно со мной поговорить, что показать? Даже если речь пойдет о нас с Максимом, какое Даниле до этого дело? Я никому ничего не должна, мы остались в добрых дружеских отношениях, а моя личная жизнь никого не касается.
Не касается, Александра? Максим - родной брат Данилы вообще-то! Возможно, нам действительно стоит объясниться.
Но на душе отчего-то тревожно.
Набираю Максима, хочу рассказать, что собираюсь к ним домой и поделиться своими волнующими мыслями и переживаниями, но его телефон отключен.
Вызываю такси, но чувство тревоги не покидает меня всю дорого до дома Филатовых.
48
САША
Пока ехала в такси, перебирала в голове множество сюжетов и сценариев предстоящего разговора с Данилой, но я даже близко не могла подумать, о чем Филатов-старший собирался со мной разговаривать. Сейчас же чувствую такую эйфорию и легкость, что даже тяжеленный альбом в бумажном пакете, приготовленный для Данилы, не ощущается в моих руках. Да, я снова его не отдала, как изначально планировала это сделать. А всё потому, что после разговора у меня созрела совершенно потрясающая идея - подарить альбом с рисунками в качестве свадебного подарка!
Данила галантно придерживает дверь своей комнаты и пропускает меня вперед. Улыбаюсь своей самой искренней и широкой улыбкой. Но бросив взгляд на противоположную дверь, чувство тревоги вновь возвращается. Комната Максима. Почему его телефон до сих пор отключен?
Проходя мимо столовой, откуда доносятся восхитительные запахи еды, мой бедный желудок припоминает мне съеденную в столовой скромную ватрушку еще в 12 дня громким рычанием. А сейчас - начало седьмого, и я до невозможного хочу есть. И эти невероятные ароматы сбивают меня с ног и дразнят мой животный аппетит.
- Александра? - Полина Андреевна, кажется, искренне удивлена видеть меня в их доме. - Здравствуйте! Как я рада Вас видеть!
Женщина подходит ближе и заключает меня в дружеские объятия. Мне немного неловко от такого внимания, но стараюсь этого не показывать и улыбаюсь:
- Добрый вечер, Полина Андреевна! Я Вас тоже!
- Данечка, а почему ты не сказал, что у нас гости? Да еще и такие важные! - укоризненно смотрит на сына, слегка сощурив свои правильные брови.
Данила закатывает глаза и пожимает плечами.
- У нас с Сашей был дружески-деловой разговор, - подмигивает мне, - прости, мам, не успел сообщить.
- Прощу, если вы с Александрой присоединитесь к ужину. Любаша приготовила изумительную индейку!
- Саш, ммм? - Данила кивает головой в сторону кухню. - Не откажешься? Поужинай с нами!
От этих слов мой желудок, соглашаясь, кричит: «Едааа!», а голова настоятельно требует: «Саша, тебе пора, тебе ждет сын»!
- Спасибо, большое за приглашение, но мне и правда пора, - извиняющимся голосом говорю я.
- Сашенька, не отказывайтесь, пожалуйста! - умоляюще смотрит Полина Андреевна и я опять попадаюсь в сети ее печальных, уставших глаз. Ну что ж я такая слабовольная! И как меня до сих не уволили с работы за профнепригодность!
Поворачиваюсь к Даниле в поисках поддержки, но парень обезоруживающе выставляет ладони, соблюдая нейтралитет в этом вопросе.
- Хорошо, - сдаюсь я, - но только не долго, меня сын ждет.
Смотрю на часы, в принципе немного времени у меня еще есть. В такси я предусмотрительно договорилась с Агатой, что она заберет Никитку из садика и отвезет его домой на случай, если вдруг наш разговор с Даней пойдет не по плану и затянется. Ну а дома еда есть, разберутся.
- Конечно, Александра! Я так рада, что вы согласились! Люююба, - разворачиваясь в сторону кухни, кричит Полина Андреевна, - приготовь еще один прибор, у нас гости!
- Прошу! - Данила указывает рукой в направлении столовой и приглашает пройти следом за Полиной Андреевной.
* * *
Помещение, где суетится Люба, сложно назвать кухней или столовой. Это царская трапезная, ни больше, ни меньше. Длинный деревянный светлый мощный обеденный стол, с резными позолоченными ножками величественно разместился посередине комнаты. Обеденная зона отделена от зоны приготовления столешницей, на которой расставлены милые вещицы: подсвечники, стильная ваза с прекрасными ирисами, я видела их прошлый раз на заднем дворе дома Филатовых, керамические фигурки и статуэтки. Всё расставлено не просто в хаотичном беспорядке, а выверенно продуманно. Уверенна, что это дело рук Полины Андреевны, а не Любаши. Эта полная добрая женщина не выглядит любительницей таких интеллигентных вещичек. Над обеденным столом свисают три белых плафона на золотой цепочке, а на стенах красуются крупные картины в золоченых рамках. Я не сильна в живописи, поэтому не знаю, оригиналы ли это или репродукция, но смотрится по-царски величественно и помпезно.
Большие окна в пол зрительно создают больше пространства, а белые струящиеся из вуали шторы- легкость и воздушность.
Мне нравится, но это не мое. Вся эта кричащая величественность и роскошь, словно пытается компенсировать то, чего нет в этом доме. А вот чего именно, я пока понять не могу.
Меня усаживают рядом с Данилой, напротив Полины Андреевны. Стол сервирован отменно, несколько закусок, стеклянный графин с вишневого цвета содержимым, догадываюсь, что это домашний морс, белоснежные салфетки, тонко-нарезанный хлеб, греческий салат в овальном позолоченном салатнике и запахи, будоражащие мои обонятельные рецепторы.
Во главе стола, по правую руку от Полины Андреевны стоит пустой стул, принадлежащий, скорее всего, отцу семейства Филатовых. Я никогда не пересекалась с этим человеком и даже не представляю, как он выглядит.
Люба ставит в центр стола поистине огромное блюдо, в котором аппетитными кусочками томится индейка. Раскладывает по тарелкам тушеные овощи, и я замечаю, что в тарелку, где отсутствует глава семьи, Люба тоже накладывает овощной гарнир. Только я успеваю об этом подумать, как слышу громкое:
- Я вовремя?
Поднимаю глаза и вижу мужчину среднего роста, в однотонной серой футболке и домашних тонких брюках. Мужчина выглядит вполне ухоженным и не старым, лишь легкая седина выдает его немолодой возраст. На лице несколько глубоких морщин на лбу и в уголках глаз.
- Дорогой, - вскакивает со своего места Полина Андреевна, - у нас гости! Александра, - указывает на меня, - психолог Дани, помнишь я тебе рассказывала? - по-щенячьи заглядывает в глаза супругу мама Дани.
Она сейчас похожа на преданного пса, которого подобрали, откормили и дали дом, поэтому она готова в знак вечной благодарности облизывать руки и смиренно вилять хвостом.
- Добрый вечер, - уверенно здороваюсь.
Наши взгляды встречаются, и я понимаю, где видела и вижу этот суровый, хмурый взгляд. Он точно такой же, как и у его сына Максима. Брови насуплено сдвинуты, а глаза смотрят прожигающе и с некоторым презрением. У Дани глаза теплые, мягкие, слегка печальные, как у Полины Андреевны.
Вот, значит, как, уважаемая чета Филатовых, вы распределили наследственность!
Отец Данилы равнодушно кивает, не произнося ни слова. «Еще один хам в семействе», - прыскаю я.
- Иван Сергеевич, - пытается исправить равнодушие и негостеприимство своего мужа Полина Андреевна, - папа Данилы и Максима.
- Приятно познакомиться, - улыбаюсь, но моя улыбка, уверенна, выглядит ненатурально и неестественно, и я думаю, что это заметно.
Иван Сергеевич снова молчит и берется за вилку. Никого не дожидаясь и не произнося ни слова, начинает есть.
- Приятного аппетита! - всё так же пытается соответствовать всей этой помпезной обстановке Полина Андреевна.
За столом царит тишина, только легкие удары столовых приборов нарушают эту пустоту.
Мне некомфортно. И мой зверский аппетит, и прекрасное настроение от разговора с Даней улетучиваются как этиловый спирт, оставляя после себя тот самый жгучий привкус и характерный неприятный запах.
- Разрешишь поухаживать за тобой? - мягкий, заботливый голос Данилы выдергивает из размышлений.
Одобрительно киваю, и Данила одаривает меня внушительным куском индейки.
У них всегда так тихо за столом? «Когда я ем, я глух и нем», - видимо в этой семье придерживаются этого негласного правила. Мне не привычно. В моей семье, во время совместных обедов или ужинов, мы спешим поделиться новостями, рассказать о том, как прошел день, вместе посмеяться или посочувствовать друг другу.
- Сколько раз говорил, не нарезать так тонко хлеб. Мы что, бедствуем? - рявкает Иван Сергеевич и бросает в тарелку надкусанный кусок хлеба, потом снова его берет и показательно всматривается в него. - Он аж светится. Люба, - орет Иван Сергеевич, - отрежь мне нормальный кусок хлеба, - чеканит по словам мужчина.
Я вздрагиваю и перестаю жевать, отчего нежный кусок индейки застревает в горле.
- Дорогой, - Полина Андреевна, успокаивающе накрывает ладонью его стиснутый кулак, - не нервничай, сейчас все исправим. У нас гости, не забывай, - достаточно громко шепчет ему супруга.
Она переводит внимание со своего мужа на меня и смотрит виновато и извиняюще. Я помню этот затравленный, боязливый взгляд. Так она смотрела на Максима, в нашу самую первую встречу здесь, в их доме.
Разворачиваюсь в сторону Данилы и наблюдаю, как парень преспокойно разделывается со своей едой. У него настолько отрешенное и безучастное выражение лица, что становится понятным - подобные инциденты здесь частые явления.
Смотрю на Ивана Сергеевича - злого, раздраженного самодура, на Полину Андреевну, старающуюся быть удобной одновременно всем, на Даню, равнодушно и апатично ковыряющегося в тарелке, вспоминаю безразличного, пассивного Максима и понимаю, чего именно не хватает в этой роскошной столовой. В этом богатом убранством доме нет основного богатства - семьи.
Индейка скорее всего и правда изумительна, только вот я совершенно не чувствую ее вкуса. Тягостная аура этого ужина давит словно поршень в цилиндре, и мне хочется сжаться до мизерных размеров и улететь сквозняком в открытое окно.
Неожиданно гробовую тишину нарушают глухой удар двери и какие-то звуки со стороны прихожей. Вижу, как напрягается спина Полины Андреевны, а ее глаза начинают метаться по замершей фигуре Ивана Сергеевича. Последний, кстати, выглядит как ледяная скульптура со стеклянными выпученными глазами и мертво-стиснутой вилкой в руке. Если бы не ходящие ходуном желваки на его лице, можно было подумать, что перед нами сидит мумия, а не человек.
Внезапно мое тело простреливает короткая судорога, а сердце заходится аритмией. Так я могу реагировать только на одного человека.
- Добрый вечер! - дергаюсь от знакомого голоса.
Господи, что он здесь делает? Он должен прилететь только завтра. А почему мне не позвонил? Мысли мечутся, как бактерии в свете микроскопа, и меня начинает неслабо потряхивать.
Максим стоит в дверях и улыбается. Но с той улыбкой, которая ему так идет и которую я так обожаю, нынешняя ухмылка не имеет ничего общего.
- Вся семья в сборе! Очаровательно! - обводит глазами нас всех с показным умилением. - А почему меня не пригласили на семейный ужин? - его зловещий и пугающий взгляд перемещается на отца.
Я тоже смотрю на Ивана Сергеевича, у которого чуть ли не пар валит из ушей. Его ноздри раздуваются как у скаковой лошади, а губы сжаты в тонкую линию. Кажется, он в бешенстве.
Полина Андреевна кладет свою ладонь поверх сжатого кулака супруга и одними губами шепчет:
- Спокойно, дорогой, у нас гости, - а потом переводит свое внимания на Максима, - сынок, присаживайся.
Я боюсь смотреть на Максима, но чувствую его взгляд на себе. Поднимаю голову, и мы встречаемся глазами. Он больше не улыбается, на его лице гамма каких-то растрепанных чувств, и я не могу расшифровать этот взгляд. Он злится на меня? Обижается? Презирает? А за что?
«Я ни в чем перед тобой не виновата», - кричу глазами я.
«Я тебе звонила, но ты был не доступен», - ну же, услышь меня!
Максим прерывает наш зрительный диалог, проходит в столовую и с мерзким скрежетом о мраморный пол выдвигает себе стул.
- Пойду принесу еще один прибор, - жалобно воркует Полина Андреевна.
Хочу посмотреть на женщину, но снова попадаю в объектив темно-карих глаз. Максим сидит напротив и сверлит меня тяжелым, укоризненным взглядом. Почему я ощущаю себя виноватой? Что я сделала не так?
- Сидеть! - рявкает Иван Сергеевич так, что тот застрявший комок в моем горле, с грохотом ухает вниз в желудок. - Его никто не приглашал. Пусть проваливает.
Я снова смотрю на Максима, а он также смотрит только на меня, но теперь улыбается уголками своих красивых губ. Сейчас, когда он так близко, я могу разглядеть его покрасневшие глаза и помятый вид, а еще до меня доносится терпкий запах алкоголя. Максим пьян?
Никогда не видела его таким. Грубым, высокомерным, скучающим, расхристанным и растрепанным - да, но нетрезвым - никогда.
- Дорогой, - испуганно блеет Полина Андреевна, но ее жестко перебивают.
- Ему не место за столом, - тяжелая рука с грохотом ударяется о стол, а я от испуга прикрываю глаза.
- Отец, - вмешивается Данила, который до этого равнодушно наблюдал за происходящим.
- Ваня, ну что ты такое говоришь? Что случилось? - женщина мечется от сына к мужу.
Мне становится плохо, с каждым чертовым словом этого мерзкого мужчины. Я явно ощущаю, как стою посередине площади и меня обливают помоями перед собравшейся толпой. Вот, как я себя чувствую. Вязкая тошнота подкатывает к горлу, а кровь долбит в виски. Мне хочется встать и вылить этот морс из графина на голову этого унижающего своего сына человека, а потом прижаться всем телом к Максиму и крепко закрыть его уши своими руками, чтобы он не слышал, не слышал этих ужасных слов. Я хочу защитить, закрыть его собой и шептать, что он лучший, для меня самый лучший. Не знаю, что произошло между ними двумя, не знаю, что мог сделать такого Максим, чтобы так разгневать отца, но то, как себя сейчас ведет Иван Сергеевич, вынуждает его ненавидеть.
- Случилось Это, - с гримасой полного отвращения мужчина тычет пальцем в сторону сына, - пошел вон, стервятник!
Ни один мускул не дернулся на лице Максима. С виду полное равнодушие и безразличие. Но я знаю-его душа плачет, мужскими скупыми слезами, но такими глубокими и сильными, что чувствую всю его боль. Я хочу забрать ее всю, вылечить, приласкать, успокоить…
Не знаю, что Максим видит в моем лице, но его глаза мгновенно чернеют, лицо искажается отвращением и презрением, а руки сжимаются в кулаки.
- Я пойду. И в сторонке подожду, пока ты, Иван Сергеевич, старый жадный шакал, будешь гнить и разлагаться от своей алчности и подлости. А потом… - замолкает и задумывается, - всем известно, что стервятники питаются падалью?
- Ох… - вскрикивает Полина Андреевна и прикрывает ладонью рот.
Максим отшвыривает стул и уходит, пошатываясь, из кухни, а у меня перед глазами стоит его обезображенное ненавистью лицо.
49
САША
Его телефон так и не включался. Звоню ему с вечера той злополучной среды, а сегодня пятница. Эти два дня я не нахожу себе места, что сказывается на моей работе. Сегодня неожиданно сорвалась на пациентке, нелестно при этом ей нагрубив. Хотя, говорить, что неожиданно - будем не честно с моей стороны. Мне давно хотелось это сделать, а сегодня я была как раз в нужном настроение. Да, я повела себя непрофессионально, да, не сдержала эмоции и возможно меня ждет выговор, но когда в твоей душе беспорядок и нестабильность, сложно правильно реагировать на внешнее окружение, да еще и такое неадекватное.
Постинсультная депрессия довольно частое явление, возникающее в виде ответной реакции психики на поражение головного мозга. Женщина жаловалась на нарушение сна, снижение концентрации внимания, пессимистические и мрачные мысли. Мы долго и упорно прорабатывали каждый эпизод и к концу наших занятий я видела абсолютный положительный результат, о чем сообщила и пациентке, и ее лечащему врачу. Но чем ближе приближался наш с ней момент прощания, тем чаще стали появляться новые, необоснованные и порой совершенно абсурдные жалобы.
Так, например, в понедельник женщина пожаловалась на то, что когда ей ставят капельницу ранним утром, именно в это время приходит уборщица и обшаривает ее тумбочку с целью, по ее мнению, что-нибудь украсть пока пациентка обездвижена. Я спросила, замечали ли она пропажу каких-либо вещей после уборки, на что получила отрицательный ответ. Я попыталась объяснить, что в Центре по утрам проводят уборку, которая просто совпадает со временем ее процедуры. В среду на очередном занятии эта женщина уже забыла про уборщицу и пожаловалась на резко возникшую потливость. Я посоветовала почаще проветривать палату, потому что последние дни стояла невозможная жара, возможно, потливость связана с духотой. Но и проконсультироваться со своим лечащим врачом и эндокринологом тоже не помешает. В пятницу женщина уже не потела, но появилось нарушение сна. Оказалось, что в палату поступила новая пациентка, которая храпит.
Всё это напоминало бред сумасшедшего, а наши занятия стали всё больше походить на анекдот из серии «На что будете жаловаться сегодня?». Во время прошлой работы я деликатно попыталась объяснить, что все предыдущие жалобы не имеют никакого отношения к психологическим последствиям инсульта. И малодушно понадеялась, что женщина больше не придет.
Но сегодня она пришла снова с парочкой новых историй. Я сделала вывод, что женщина приходит для того, чтобы ее слушали, просто поболтать как с подружкой! Увы, но сегодня я была в ненастроении и подружка из меня вышла так себе.
- Вы меня слушаете вообще? - возмутилась пациентка.
Я раздраженно вздохнула.
- Что вы от меня хотите?
- Хочу, чтобы вы помогли! - удивленно уставилась на меня.
- Простите, но вам не психолог нужен, а психиатр, - рявкнула я.
* * *
Снова набираю Филатова и снова слышу механический голос автоответчика. Жгучий мороз сковывает конечности и концентрируется плотным комком в области желудка. Не вдохнуть, не выдохнуть. Это похоже на паническую атаку, но это не она. Это неясная тревога. С неопределенностью, отсутствием информации и незнанием хуже всего справляться. Мозг находится в пограничном состоянии между паникой и надеждой. Изнутри тебя рвет противоречиями. Сложно анализировать, когда рациональное мышление подавляется эмоциями. Ты беспомощен, уязвим и напуган.
Но я- профессионал, я умею и должна взять себя в руки, но народная мудрость «сапожник без сапог», как обычно оказалась права. Мне нужен психолог.
В моей голове осиное гнездо, где мысли беспорядочно гудят и хаотично носятся. Почему его телефон отключен? Что произошло у Максима с отцом? Почему он приехал раньше? И почему сразу не сообщил?
Я прокручиваю в голове варианты ответов, но все они меня не удовлетворяют. Я даже хотела позвонить Даниле и уточнить, все ли у них дома в порядке, не акцентирую внимания на Максиме. Но передумала.
Перед глазами до сих пор стоит искаженное злостью лицо Ивана Сергеевича, полное ненависти - Максима, равнодушное - Данилы и потерянное - Полины Андреевны.
Отчаянно шарю глазами по парковке Центра, но вот уже как четыре дня меня никто не встречает. Не понимаю, что произошло, потому что мне стало казаться, что у нас с ним может получиться. Почему он пропал? Почему смотрел на меня тогда там, на чертовом ужине, как на вероломного предателя. В чем моя вина?
Уже поздним вечером, лежа в постели, я за пару часов прохожу все стадии принятия ситуации. Непонимание сменялось отрицанием, отрицание как-то быстро переросло в стадию гнева, где я, черт возьми, злилась в первую очередь на себя! За то, что позволила ему играть с чувствами, за то, что расслабилась и поверила, за то, что пустила глубоко в сердце, за то, что несмотря ни на что, переживаю и беспокоюсь за этого подлеца, когда как он сам даже не соизволил объясниться. Наигрался в отношения? Наскучило и решил уйти по-английски, не прощаясь? Но что же тогда было в среду утром, когда он сказал, что скучает? И сказано было так искренне, в этом я не сомневаюсь.
Потом я торговалась сама с собой и пыталась найти ему оправдания, связанные с проблемами на работе, ведь не просто так он вернулся раньше положенного и тот непонятный диалог между отцом и сыном был явно не просто так. Стадия депрессии была самой короткой, когда я тихонько всплакнула, но быстро взяла себя в руки и с поднятой вверх головой прошествовала в стадию принятия.
Завтра я должна источать уверенность, спокойствие и позитивный настрой. Завтра, в такой знаковый день, я должна быть с Данилой, должна помочь справиться с эмоциями, поддержать, настроить.
Я надеюсь увидеть там Максима и возможно нам удастся поговорить. Это же семейное торжество и он там должен быть, ведь должен?
Мне нужно успокоится и выспаться, поэтому подключаю положительные установки, которыми нередко пользуюсь. Кто бы что не говорил, но аффирмации работают. Если вы постоянно повторяете про себя какую-либо позитивную мысль, со временем она начинает безусловно и без анализа приниматься вами - то есть вы начинаете верить в это. Сила самовнушения исцеляет, если использовать ее правильно, но и способна разрушать, программируя в себе негатив и неправильные установки.
Закрываю глаза, расслабляюсь, глубоко выдыхаю и говорю: «Я спокойна, в моей жизни всё хорошо». «Я… спокойна…».
50
САША
После неприятного инцидента в среду, оказаться снова в этом доме было не просто. Всё мое существо противилось возвращению сюда. А когда перед глазами всплывало уродливое ненавистью лицо главы семейства, тело покрывалось липкой испариной. Но мне катастрофически необходимо было увидеться с Максимом и поддержать Данилу в такой важный и судьбоносный для него день. Я обещала.
Смотрю на парня и инстинктивно улыбаюсь. Так приятно на него смотреть. Живой, жизнерадостный человек, светящийся искренним счастьем. Белая рубашка аккуратно заправлена в светлые джинсы, удачно скрывающие худобу его ног. Данила сидит на огромном кожаном диване, слегка покачивая левой ногой. Разве мог этот сияющий парень еще пару месяц назад мечтать о таком? Совсем недавно в его ногах появилась чувствительность и слабовыраженные рефлекторные функции. Впереди огромная работа и адский труд, результат которого стоит того. Тем более, когда теперь рядом с ним такая безусловная мотивация.
Из кухни снова доносятся аппетитные запахи выпечки, и я уверенна, Люба сегодня нас удивит изумительными десертами. Полина Андреевна выглядит превосходно: шифоновое легкое платье в мелкий горох, высокая прическа и бежевые туфли на устойчивом мощном каблуке создают образ истиной леди. На ее лице мягкая улыбка, мимика подвижна и расслаблена, а движения суетные и неравномерные. Женщина волнуется, но это волнение вызвано положительными переживаниями. Сегодня Полина Андреевна - не затравленный щенок, а счастливая мать, радующаяся за сына.
Обостренные первоначальные эмоции поутихли, оставляя после себя приятное послевкусие. Атмосфера вполне дружелюбная и расслабленная, а все потому, что в гостиной кроме Данилы остались одни женщины. Десять минут назад Иван Сергеевич скрылся в своем кабинете, и я мгновенно выдохнула и расслабилась. Какой все же неприятный человек с угнетающей аурой.
Максима так и нет. Я была уверенна, что такое событие он не мог пропустить и искренне надеялась встретить его здесь. Но такой исход событий лишь подтверждает мои наблюдения- Максим и Данила не близки, точно так же, как и Максим с отцом. А вот отношения старшего брата и Ивана Сергеевича я пока определить не могу. Но всего лишь на миг я заметила легкое потепление в глазах сурового Ивана Сергеевича, когда Данила уверенным голосом сообщил: «Мы хотим пожениться».
Снова непроизвольно улыбаюсь. Да я практически весь вечер улыбаюсь. Я безумно счастлива!
Мой телефон пиликает, оповещая о входящем сообщении. Спешу скорее открыть, надеясь увидеть послание от НЕГО. Но это не он. Открываю прикреплённое фото и снова улыбаюсь. В сообщении от мамы прикреплено фото перепачканного в муке Никитки. Я знаю, что они лепят с бабушкой вареники. Мама приехала сегодня рано утром, чтобы посидеть с Никиткой, пока я буду здесь. Папа приболел, поэтому отправить Никиту к родителям я не рискнула.
- Саша, - я и не заметила, уткнувшись в телефон, как Данила оказался возле меня.
Наши глаза находятся практически на одном уровне, потому что я сижу в широком раскидистом кресле, а Данила в инвалидной коляске.
- А где… - кручу головой я.
- Она вышла в туалет, - не дав мне договорить, отвечает Данила. - Я хочу сказать еще раз спасибо.
- Перестань постоянно благодарить меня, - теперь уже я перебиваю парня.
- Нет, - отрицательно крутит головой Данила, - ты не понимаешь, это не просто спасибо, - он смотрит мне в глаза, - это СПАСИБО. Понимаешь?
Понимаю. Еще как понимаю. Но не считаю своей односторонней заслугой.
Я накрываю лежащую на коленях руку Данилы своей ладонью и слегка сжимаю, давая понять, что чувствую то, что он хочет сказать.
- Ты заслуживаешь счастья, - тихонько шепчу я.
- Как мило, - громкие хлопки ладоней друг о друга нарушают атмосферу этого вечера. - Мой старший брат оказывается жениться, а я узнаю об этом последним, ммм? Нехорошо, БРАТ, - цокает Максим, с особенной неприязнью выделяя последнее слово.
Смотрю на Максима, стоящего напротив, рядом с Любой. Только вот он смотрит не на меня, а на наши соединенные с Данилом руки. Мне хочется вырвать ладони, но Данила сильнее сжимает мои запястья и удерживает их в своих руках.
Атмосфера праздника молниеносно рассеивается, наполняя комнату удушливой духотой, как в знойный день перед дождем. Аура Максима в стократ разрушительней его отца. По телу растекается свинец, и я чувствую опасность, исходящую от Максима.
- Прости, но иногда я забываю, что у меня есть брат, - пожимает плечами Данила, при этом беззлобно усмехаясь.
Господи, да что происходит-то?
Все вокруг замолкают и наблюдают за разыгравшейся картиной. Любаша суетливо перекладывает обильно политые шоколадом профитроли на блюдо, а Полина Андреевна замирает в немом ступоре.
- Это взаимно, брат. Поэтому тебя я прощаю, а вот почему твоя будущая женушка не поделилась со мной такой прекрасной новостью, - переводит свои пылающие яростью глаза на меня, - когда, как лживая змея, извивалась подо мной, не понимаю. Пока ты долбанные стишки ей писал, она трахалась со мной, как шлюха.
Керамический поднос выпадает из рук Любы и разбивается на десятки осколков. Точно так же, как и мое сердце. Я не слышу вскриков Полины Андреевны, не слышу, что кричит Данила, я никого не слышу. Я словно в небытии. Где я? В аду?
В моих ушах бьет кровь, и она оглушает. Я не чувствую сердцебиения, потому что его нет, оно разбилось. Я умерла? Но в груди начинает давить и жечь, болезненно перемещаясь в левую руку, я чувствую. Значит я жива. Возможно, у меня инфаркт?
В мгновение, словно яркой вспышкой меня возвращает в реальность, и я уже слышу голоса и даже способна их идентифицировать.
- Умело притворялась наивным ангелочком, так легко запудривая мозги и затуманивая рассудок, - плюет в меня этот совершенно чужой человек с глазами разрушительной мглы.
- Закрой свой поганый рот, - орет Данила.
- А что, брат? Лучше скажи спасибо, что не дал совершить ошибку и жениться на алчной, лживой суке. Она поимела нас обоих, брат. Тебя окучивала ради денег, а со мной жестко трахалась.
Я не дышу. Мне не хватает воздуха, судорожно хватаю открытым ртом кислород, словно выброшенная на берег рыба. Меня начинает тошнить. Всё, что мне сейчас нужно, доползти хоть как - то до унитаза. Бессвязно мычу, когда ощущаю что-то мокрое на своем лице. От безостановочного мельтешения перед глазами начинает мутить еще сильнее. Почему всё кружится? Почему они все танцуют передо мной?
- Саша, Саш, - кто-то меня зовет.
Я хочу сказать, но меня что-то плотное душит, не давая произнести ни слова. Устало прикрываю глаза и чувствую, как щеки становятся обжигающе влажными. Это слезы. Я плачу? А разве я еще могу плакать?
* * *
Сижу на опущенной крышке унитаза в ванной, дышу в ладони, плотно прижатые к носу и рту. Это такая техника дыхания, при отсутствии кислородной маски или пакета для дыхания. И если я могу об этом думать, значит я разбилась не полностью.
Умываюсь холодной водой, наплевав на потекшую тушь. Смотрю в зеркало, облокотившись руками о раковину, и не узнаю себя: размазанная тушь, искусанные до крови губы, узкие отекшие глаза и пустой, совершенно безжизненный взгляд.
Понемногу прихожу в себя и на место аффекта приходит другое чувство. Чувство стыда. Прикрываю глаза и снова делаю глубокий вдох. Мне ужасно стыдно. Стыдно перед теми людьми, которые находятся сейчас за этой дверью и ставшие свидетелями моего унизительного падения. Ведь ниже больше падать просто некуда, когда тебя прилюдно выставляют шлюхой. Кажется, так он сказал.
Я хочу смыться вместе с водой в этом дорогом унитазе. Не хочу и не могу выйти отсюда. Это слово словно клеймо у меня на лбу, горит красными буквами. Мне кажется, если я выйду из своего временного укрытия, на меня будут тыкать пальцами и скандировать: «Смотрите, шлюха идет! Она- шлюха!».
Я до сих пор не понимаю причину произошедшего и сейчас я не в силах анализировать ее, возможно, я сделаю это позже, дома, одна, лежа в постели и уткнувшись в подушку, но сейчас меня разрывает на части от того, что мое личное, интимное, запретное выставили напоказ, обнажили, а потом надругались. Не могу поверить, что ОН сделал это. За что?
Горячие слезы вновь катятся по моему лицу, и я не в состоянии их остановить.
Тихий стук в дверь и еле слышное:
- Сашенька, - Полина Андреевна, - как ты там, милая?
Теперь они все знают и тоже считают меня шлюхой?
Я хочу уйти. Уйти из этого разрушающего жизни дома. Бежать от всех этих людей, приносящих друг другу боль и страдания.
Последний раз брызгаю в лицо водой и проворачиваю замок.
51
МАКСИМ
Я не думал, что смогу ненавидеть кого-то сильнее, чем отца. Оказалось, могу. Только эта ненависть не вдохновляет, не побуждает сопротивляться, а убивает, мучительно, выкорчевывая все внутренности. Я ненавижу ее, искусную притворщицу.
Усмехаюсь сам себе, качая головой. Не верю, что смог так легко попасться в ее ловко расставленные сети. Опрокидываю в себя третий стакан коньяка, жмурюсь и кашляю в рукав. Жгучая жидкость обжигает горло так, что выступают слезы, но мне плевать, я хочу сжечь в себе все органы и не чувствовать, а потом сдохнуть. Паренек за барной стойкой внимательно следит за мной, я уже пару раз послал его на хрен и всячески спровоцировал. Я хочу получить по морде, чтобы переключиться на другую боль, а не ту, что сжимает в груди.
Как я мог не заметить? Как мог увязнуть так глубоко, по самые уши в этом болоте из чувств. Я ведь действительно начал верить, что у нас может получиться. Две недели. Две гребаных недели я практически чувствовал себя пиздатым счастливчиком. Я утопал в ее нежности, ласках, веснушках и шелковых волосах.
Когда они успевали крутить любовь, ведь всё свободное время она проводила со мной? Я смиренно решил забить на мысли об их возможном романе и успокоился. Они не встречались, не созванивались, а я сгорал в ее руках и тепле. Как можно так искусно притворяться? Ради чего? Ради, сука, траха, которым не мог обеспечить мой инвалид-братец? А на что она рассчитывала дальше? Что я просто пожелаю им на свадьбе «долго и счастливо»?
Бью ладонью по стойке, отчего пустые фужеры ударяются друг о друга. Бармен гневно смотрит на меня. Ну наконец-то. Давай, врежь мне, ну. Но у парня, видимо, крепкие нервы и стальные яйца, раз он подходит ближе и наливает очередную порцию коньяка.
Закрываю глаза и улетаю в маленькую уютную квартирку, с обшарпанным диваном, но таким, сука, родным. Я же чувствовал, ощущал, как ее уносило под моими прикосновениями, как вибрировали стены от ее стонов и криков, как плавилась кровь. Так невозможно сыграть, так какого хрена? Что тебе не хватало, зараза? Денег, подарков, признаний, обещаний?
Почему снова выбирают его, а не меня?
«Я соскучилась», - в голове набатом бьют ее последние мне слова. Так соскучилась, что согласилась выйти замуж за моего брата?
Там, в Москве, куда отправил меня отец вместо себя, меня ломало от тоски. Я скучал. Дико скучал. Но не мог открыто об этом говорить. Что-то не давало. Просто я не умею вот так открыто показывать чувств, не научился, да и не для кого было. Не мог переступить через себя и сказать ей эти важные слова, что тоже неистово скучаю, что бьюсь в агонии в разлуке. А она ждала. Знаю, что ждала этих слов. Нежности тебе не хватало? В старшем брате ты ее находила, дрянь?
Когда отец поставил меня перед фактом о том, что я должен лететь в Москву вместо него, я слегка прифигел. Он ни разу за годы совместной работы не доверял мне подписание договоров и никогда не брал с собой на бизнес-встречи, как когда-то Данилу. Потому что он знал, что мне на хрен не сдался его бизнес и контракты. Его отцовские надежды на меня стали таять, как мороженое на жаре, когда я в первый раз облажался на работе. Но не потому, что я - тупой спортсмен, с купленным отцом экономическим дипломом, а потому, что все это было не мое, не нужное мне. Я косячил специально, на зло отцу и маниакально получал от этого удовольствие. Почему он держал меня все эти годы и не вышвырнул пинком под зад-остается загадкой. Возможно, он тоже таким образом мне мстил. А вот за что?
Но зарплата исправно падала каждый месяц на карту. А я ее пропивал, прогуливал и растрачивал на всякое ненужное дерьмо. Потому что эти деньги не мои, не заработанные мной, а брошенные подачкой отцом. И находясь в Москве, я отчетливо понял, что больше не хочу такой жизни, чужих денег, я в первые захотел попробовать жить. С ней и для нее.
Я хотел по-быстрому разобраться с делами и рвануть к ней. Но что-то неуловимое заставило меня присмотреться в самый низ чертова контракта, на сноску с мелким шрифтом, ссылающуюся на протоколы испытаний в лаборатории, а потом в глаза бросилась сумма, которая разительно отличалась от закупочной цены у прошлого поставщика. Много лет отец работал с одним и тем же местным поставщиком фасонных деталей и заготовок. Поначалу я не мог понять, зачем нужно было менять поставщика, тем более на иногороднего, но потом картинка потихоньку начала складываться.
Всё было четко продумано. Рассчитывая на мой отсутствующий интерес и беспечность, я должен был тупо подписать контракт, не вникая, не разбираясь. Как обычно. И я бы так и сделал. Но, одно дело гадить непосредственно отцу, а другое- нести ответственность перед людьми. И брать грех на душу, в случае чего, я не собирался.
Я запросил у испытательной организации результаты анализов и испытаний, документы технического учета брака и дефектов, которые фиксируются в соответствующих журналах. Мне пришлось надавить на техника, проводившего испытание и получить от него достоверную информацию. Я держал в руках акт, в котором чёрным по белому красовалось решение о признании наличия микроскопического брака, несоответствующего требованиям стандартов и техническим условий утвержденным образцам, подписанный гендиректором литейного завода и принятого для дальнейшей поставки и использования. То есть нами.
Чтобы вы понимали всю важность ситуации, стоит объяснить процедуру литейного производства. При заливки расплавленного металла в форму в следствие механических ошибок персонала, из плавильного агрегата в полость литейной формы может проникнуть шлак вместе с расплавом. Мелкие шлаковые частицы, образующиеся вследствие физико-химических реакций в расплаве, обычно не приводят к образованию существенных дефектов, но вот крупные (такие, как здесь) имеют разрушающую силу. Они легко влияют на прочность и пластичность металла, придают ему хрупкость и заметно уменьшают коррозийную стойкость. Каким будет будущий исход сварной конструкции из такого бракованного метала, думаю, вы прекрасно понимаете. И мне не хотелось бы жить с чувством понимания и вины, что эта дефектная конструкция когда-нибудь может убить человека.
Такой микроскопический брак в последствии очень сложно доказать и определить, а значит никаких рекламаций, виновных и виноватых.
Я не подписал договор и тем самым днем, на день раньше, выдвинулся обратно.
По дороге в аэропорт мой телефон разрывался звонками отца. Видимо уже успели доложить. Мне пришлось выключить гаджет, чтобы не слушать его вопли. Мне и так предстоял нелегкий разговор, так как после прилета я планировал сразу поехать в офис с подготовленным заранее заявлением об увольнении по собственному желанию. Я собирался начать новую, независимую жизнь. С моей рыжеволосой ведьмой.
По обыкновению в офисе мы переругались с отцом, и я был послан на все четыре стороны. Мое заявление было порвано, сам я был проклят, а моя зарплатная карта была успешно заблокирована.
Я не мог ехать в таком состоянии к своей девочке, всё, что мне больше всего хотелось после общения с родным отцом, так это надраться в хлам. Что я и сделал. Устроил себе поминки по прошлой жизни, уверяя себя, что завтра наступит новый день, я смогу увидеть свою девочку и начну вместе с неё новую жизнь. Сука, в тот момент я был счастлив.
Но свою девочку я увидел гораздо раньше. У нас дома, в кругу семьи. Знаете, это как неожиданно получить по затылку кирпичом. Она сидела, невинно хлопая глазами, в которых прочитывалось неподдельное удивление от факта моего фееричного появления. Не ожидала, крошка. Я тоже не ожидал там ее увидеть. Что она там делала? И как часто у них проходят вот такие семейные вечера?
Отец, так и не отошедший от моего прощального подарка, что-то орал, я даже не помню, о чем мы говорили, а я смотрел на нее. И чувствовал, как придуманное мной счастье скоротечно стекает сквозь пальцы. Я ощущал себя преданным, обманутым, ненужным. Четверо их против меня одного.
Я не помню, как и на чем уехал из дома, не помню, как оказался в каком-то обкуренном притоне, не помню, что пил и курил, но, сука, помню маленькую родинку над губой на светлом лице, которая отдалялась от меня все дальше и дальше…
Андрюха нашел меня к вечеру четверга и вытащил мое бессознательное тело на свет Божий. Всю пятницу я блевал и, кажется, выблевал все свои мозги, потому что не мог не о чем думать, кроме дичайшего головокружения, тошноты и боли в желудке. А еще ныли ребра. Это уже Андрюха приложился в качестве воспитательных мер.
В субботу ближе к обеду я окончательно оклемался и смог трезво мыслить. Встретился с покупателем моего Камара. Еще будучи в Москве, я выложил его на продажу. Это всё, что у меня осталось. Этих денег должно было хватить, чтобы осуществить то, о чем я не смел даже думать, но украдкой мечтал. Да, я не заработал даже на него, но мне плевать, пусть это будет в качестве компенсации отца за мою разрушенную жизнь.
Моя голова светлела, а мысли обретали форму и смысл. Я уже не понимал, почему так отреагировал на присутствие Саши в нашем доме. Я был пьян и не соображал рационально. Сейчас мне кажется, что я переборщил. Возможно, ее пригласила моя мать на ужин, она боготворила мою ведьму. Я собирался поговорить с Сашей, развеять недосказанности, признаться в чувствах и просить принять меня таким, какой я есть-бывший спортсмен-неудачник с пустыми карманами, но огромным желанием жить. Вместе с ней.
В субботу вечером я собирался забрать свои немногочисленные пожитки и навсегда покинуть дом. Дом, который никогда не был родным.
Я надеялся никого не повстречать на своем пути, но мимо меня прошмыгнула довольная Любаша с подносом ароматных пирожных. Я попытался ухватить одно, но получил за это знатный подзатыльник.
- Явился, - хмыкнула она и наградила меня очередным строгим взглядом. - Голодный, наверное, как всегда.
Вот, по кому я буду искренне скучать, когда покину этот ненавистный дом.
Я кивнул и снова попытался урвать аппетитный десерт.
- Не воруй, - шикнула Люба, - это для гостей. Иди на кухню, покормлю тебя нормально.
- У нас снова гости? - удивленно изогнул бровь.
- А ты, как всегда, не в курсе, - качая головой, пробурчала Любаня, - что ж вы как не родные. Твой брат жениться, а ты «ни сном, ни духом».
Что?
С полным подносом Любаша завернула в гостиную, а я двинулся следом. Что-то неприятное кольнуло в грудине, а пульс заметно ускорился.
Она сидела в кресле невыносимо красивая. Белый летний сарафан открывал стройную шею, на которой поблёскивала тонкая серебряная цепочка с кулоном. Волосы заплетены в аккуратную косу, а у висков распущены тонкие волнистые пряди. Легкая, летняя, воздушная…словно …невеста. Невеста…
Рядом с ней в инвалидном кресле находился мой брат, они смотрели друг другу в глаза, как влюбленная пара, а их руки были сцеплены в крепкий замок. Я не мог отвести глаз. Я смотрел на их руки, а в душе в этот момент разрасталась черная дыра. С каждой секундой она становилась всё больше и больше, поглощая в свою темную бездну. Руки сами сжались в кулак, я хотел сделать ей больно. Настолько, насколько чувствовал сам. Я не мог ударить физически, но бить словами научился давно.
* * *
Сжимаю в кулаке стакан, и он трескается прямо в руке. Я не чувствую боли, но вижу, как капли крови падают на барную стойку. Раскрываю ладонь и смотрю на стекла, мелкими кристаллами воткнувшиеся в кожу. Пусть одно из них достигнет моего разбитого сердца и к чертовой матери заморозит его. Чтобы не чувствовать.
- Всё нормально, я уберу, - бармен примирительно выставляет перед собой ладони, показывая, что никаких проблем нет.
Поднимаю выше ладонь к свету и вижу, как огромная капля крови медленно стекает по руке. Кручу рукой, меняя ее траекторию. Она похожа на ее слезу, так отчетливо сохраненную моей памятью в тот момент, когда я последний раз взглянул на ее лицо.
52
МАКСИМ
Я не хочу возвращаться в тот дом, но выбора у меня нет. Я в хлам, но не настолько, чтобы уснуть прямо здесь, в баре. Я пытался надраться, но раз я сейчас могу рассуждать, значит, у меня не получилось. Мне надо проспаться. А после собрать манатки и свалить нахрен в закат.
В доме темно и тихо. Ну еще бы, ведь на часах половина третьего ночи. Покачиваясь, крадусь на кухню, задевая напольную индийскую вазу, между прочим, любимую Полины Андреевны. Ваза опасно раскачивается и в принципе, хоть я и пьян, я бы успел ее словить. Но я не хочу. С каким-то зверским удовольствием смотрю, как индийский кувшин, инкрустированный серебром и камнями, разбивается вдребезги. Всегда терпеть ее не мог. Еще в детстве брат пугал меня, что в ней сидит индийский джин, и если в нее заглянуть, он утащит тебя с собой. И сейчас я смотрю на осколки вазы и прощаюсь с одним из детских страхов. Неплохое начало.
Осушаю половину графина воды и плетусь в свою, только на сегодня, комнату. Дверь приоткрыта, и я замечаю тусклый свет, исходящий из комнаты.
Данила сидит в инвалидной коляске посередине моей комнаты. Теперь он нарушил мои границы, ровно так же, как совсем недавно я. Он в домашних шортах и майке, волосы растрёпаны, будто он только что вскочил с кровати. Но он не может вскочить, значит ждал? И долго?
- Решил пожелать мне доброй ночи, брат? - прохожу в комнату и швыряю бумажник на комод.
- Думаю, тебе не светит доброй ночи, брат, точно не сегодня, - в тон мне отвечает Данила.
- Тогда зачем приперся? За благословением?
- Ты - долбанный придурок, - руки брата крепко сжимают подлокотники коляски. Он взбешен.
- Я знаю. Это всё? - я не хочу его видеть, не хочу разговаривать, я хочу тупо спать.
- Не всё. Она любит тебя, только не понимаю за что, - ухмыляется брат и смотрит на голые стены моей комнаты. Да, братишка, здесь ничего интересного ты не найдешь.
- Мне по хрен. Что-то еще? - показательно растягиваюсь на кровати прямо в вещах, давая понять, что этот разговор мне не интересен. - Она любила их двоих и не могла определиться. Запиши, кстати. Неплохая фраза для твоих стихов.
- Ты совсем больной? Ты че устроил, дебил?
- Раскрыл тебе глаза, разве не очевидно?
- Мне очевидно, что ты окончательно чокнулся. Я женюсь, брат. Женюсь на Кристине. Ты слышишь меня? - орет этот ненормальный.
Нет! Я не слышу! Это не правда. Закрываю уши и как полоумный кручу головой. На Кристине? Он женится на Кристине?
- Я попросил Сашу быть рядом, поддержать в такое важное для меня время. Но если бы я знал, чем для нее это обернется, никогда бы не сделал ей так больно. Какой же ты мудак, - выплёвывает старший брат мне в лицо.
Мудак? Неет, я - конченный мудак. Мразь, саморучно разрушавшая самое светлое, что было в моей никчёмной жизни. Я сажусь на кровати и опускаю голову на колени, зажимая уши руками. В моей голове барабаном бьют все те паскудные слова, что я ей сказал. Мне страшно. Мне, черт возьми, страшно так, что начинаю метаться по комнате, как загнанный в ловушку зверь. Мне хочется орать и рвать на себе волосы, от бессилия, вины и беспомощности.
Кажется, я моментально протрезвел. Это как неслабая пощечина-удар и ты в себе.
- У вас ничего не было? Вы не встречались? - зачем я спрашиваю очевидное, но не могу не спросить. Мне нужно услышать от него.
- Нет. Мы были друзьями. По крайней мере до сегодняшнего вечера. Теперь не знаю. Она трубку не берет, и я ее прекрасно понимаю, - бьет по живому брат.
- Но я же видел…
- Что ты видел? - перебивает Данила, - как мы сидели рядом, взявшись за руки?
Молчу. Именно это я и видел.
- Ты появился в тот момент, когда Кристина ушла в туалет, а мы разговаривали с Сашей. Я ее благодарил за все, что она сделала для меня. Но ты, - тычет в меня пальцем, - идиот, не разобравшись, унизил ее, растоптал, окунув в грязи.
Закрываю глаза и шумно выдыхаю. Теперь я понимаю выражение «резать без ножа». Каждое сказанное братом слово, словно иглы с ядовитыми наконечниками, вонзается в мое тело. Всё прошлое время я беспросветно верил в их отношения, накручивая себя и разъедая изнутри беспочвенной ревностью. А ничего не было. Ничего. Блть, я же видел, как она смотрит на меня, как отдавала себя полностью, без остатка и условностей. Как я мог не видеть, не верить, ошибаться?
- Как вы…
- С Кристиной? - снова будто читая мои мысли, перебивает брат. - С того дня, когда Саша собрала моих друзей там, в беседке, - на мгновении он замолкает, словно погружаясь в события того дня, - Кристина тоже пришла. С тех пор мы не расстаёмся, - улыбается брат, так мягко и по-доброму.
Рядом друг с другом в нас никогда не было таких эмоций.
- Не буду лукавить, - продолжает Данила, - поначалу я запал на Сашу. Знаешь, - замолкает он, словно подбирая слова, - ведь она первая, кто после аварии не жалела меня. Она смотрела на меня, как на человека, обычного, здорового парня. Она кричала, грубила, ругалась, но ни разу в ее глазах я не увидел жалости. Конечно, я поплыл, - от этого откровения я инстинктивно начинаю закипать, но вовремя себя одергиваю, - я даже признался ей в чувствах, путая влюбленность с благодарностью, - невесело усмехается Данила. - А она технично поставила меня на место.
Вспоминаю тот день, когда опять поддавшись домыслам и догадкам, не разобравшись, поверил в собственный придуманный бред. Она ведь просила поговорить, сколько раз просила, а я всё глубже утопал в своей искаженной правде.
Моя жизнь снова летит к чертям, как когда-то семь лет назад, только в этот раз я сам всё разрушил. Она не простит, я бы не простил. Но я буду грызть землю, валяться в ногах, вымаливать, но растоплю ее большое светлое сердце, чего бы мне это не стоило. Потому что по отдельности уже никак, мы как черная и белая клавиши одного рояля, мы настроены в одной тональности и без одной из нас музыка не зазвучит.
- Теперь ты понимаешь, какое дерьмо натворил?
Понимаю, потому что сам по уши в этом дерьме.
- Ты ее любишь? - не унимается брат, пока в моей голове одним за другим рождаются наполеоновские планы.
Хмыкаю, не думал, что когда-нибудь буду обсуждать с Данилой такие личные темы.
- Слушай, если для тебя все это не серьезно, просто оставь ее в покое, она заслу…
- Я сам разберусь, окей? - рявкаю я и устало прикрываю глаза. - Прости.
Растираю руками лицо и ближе придвигаюсь к брату, я хочу задать ему самый важный на данный момент вопрос, но не ожидаю, как слева прилетает увесистый джеб:
- Это тебе за Сашу.
И пока я пытаюсь переварить, что сейчас было, следом прилетает еще один:
- А это за испорченный наш с Кристинкой праздник.
Перед глазами темно и я чувствую, как меня ведет. Не то, чтобы я никогда не получал по морде и для меня это впервые, но, во-первых, я-пьян и не ожидаю такого положения дел, а, во-вторых, брат всю юность занимался боксом, и хоть сейчас он не в лучшей своей форме, но профессионально - поставленный удар это вам не ладошкой по щечке поводить.
- Давно хотел это сделать, - шипит Данила и трясет левой рукой.
- Согласен, заслужил. Полегчало?
Брат кивает и лыбится своими белоснежными зубами. Ну хоть кому-то из нас двоих.
Двигаю челюстью влево-вправо, трогаю нос - вроде всё цело, но правая щека адски горит.
- Что будешь делать? - на лице Дани не тени улыбки, сейчас он серьезен, и этот вопрос, как никогда, кстати.
- Поеду к ней, - подрываюсь и хватаю бумажник с комода.
- Ты идиот? Время видел?
- Плевать, мне нужно с ней поговорить.
- Ты уже наворотил дел, проспись и хорошенько подумай. Дай ей время, - тоном психолога поучает Данила. У девочки моей нахватался?
- У меня нет времени, я должен всё исправить.
- Не гони, Макс. Поступи хоть раз в жизни правильно.
- Так же, как ты в тот день? - не подумав, брякаю я.
Это больно, знаю.
Данила замолкает и отворачивает голову в сторону. В нашей драме жизни положительным и правильным героем всегда был Даня, ну а я, по закону жанра, - его антагонистом.
- О чем ты? - спрашивает брат.
Он понимает, о чем, я это вижу по хаотично бегающим по пустым стенам глазам, мелкому, едва заметному тремору рук и учащенному дыханию. Но брат не спешит отвечать, а я не могу промолчать.
- Ты простил его? - напираю я, глядя в упор на Даню. - Когда мы сидели под дверью реанимации, Кристина рассказала, что ты ехал к ней, но потом перезвонил и сказал, что тебе срочно нужно вернуться в офис.
Данила закрывает глаза и крепко сжимает пальцы на подлокотнике коляски. Его грудная клетка тяжело поднимается и опускается, а веки подрагивают. Он словно сейчас там, в том самом дне, в машине на скользкой дороге. Я не жду от него объяснений и признаний, я оставляю его снова прожить тот день, где у него тоже был выбор.
- Мы собирались с Крис в кино, она ждала эту премьеру, - вдруг произносит брат. - Постоянно звонила и поторапливала, потому что я катастрофически опаздывал. Отец задержал в офисе, - невесело усмехается Даня. - Знаешь, в тот день погода словно сошла с ума, наказывая проливным дождем так, что дворники не справлялись, - брат замолкает и опускает голову, глядя на руки. Я вижу, как ему тяжело говорить об этом, погружаясь в пучину воспоминаний, - до ее дома мне оставалось пару перекрёстков, когда позвонил отец. - Данила делает глубокий вдох и медленный протяжной выдох, это дыхательная гимнастика - Сашкина работа, - он требовал, чтобы я срочно вернулся в офис. А дальше… - брат замолкает и зарывается руками в волосы, крепко сжимая их.
А дальше на размытой дороге брат не справляется с управлением автомобиля и вылетает на встречную полосу, не доезжая до офиса отца всего каких-то пятьсот метров.
- Осуждаешь? - заглядывает мне в глаза Данила. - Безотказный, удобный Даня, не умеющий говорить «нет». Я хотел быть лучшим, во всем, показательным сыном, мне было необходимо чувствовать себя значимым. Родители ведь с самого рождения подпитывали во мне состояние полного превосходства. И я себя таким и считал, - усмехается мой старший брат.
Его слова полны горечи и сожаления. Вижу, как брату сложно открывать и принимать себя настоящего. А в то, что он сейчас самый настоящий - я нисколько не сомневаюсь. Он ждет от меня каких-то слов, но мне нечего ему сказать. Никогда не видел брата таким: уязвимым, слабым, потерянным. Мы оба оказались заложниками обстоятельств, и только сейчас я отчетливо понимаю - у моего брата, точно так же, как и у меня, не было права выбора, но разница в том, что меня лишили этого права, а брат отказался от него добровольно.
Один звонок - две сломанных жизни…
Интересно, сам отец понимает, что натворил? Чувствует хоть толику вины за испорченные судьбы? Или его бизнес так и не останется для него самым важным и любимым ребенком?
- Так ты простил? - повторяю свой вопрос.
- Я сам виноват. Потому что слабак.
Мы молчим еще какое-то время, оба обескураженные этими откровениями, когда ломаются выстроенные годами барьеры, обнажая наши истинные души. Мы оба сейчас уязвимы и открыты, но именно в этом, я чувствую, разорванные родственные нити начинают срастаться, скрепляясь узлами и прочными невидимыми швами.
Каждому из нас есть о чем подумать и правильно будет это сделать наедине с собой. Поэтому сейчас я срываюсь с места и мчусь к той, рядом с которой моя неугомонная душа находила спокойствие и комфорт, но которые я саморучно превратил в хаос.
- Макс, - у самой двери окликает меня брат. - Верни ее.
Верну. Обязательно верну, чего бы мне это не стоило.
53
САША
Мама с Никиткой спят в комнате, а я сижу на кухне и гипнотизирую взглядом глянцевого монстра. Завтра уберу ее в коробку.
Пытаюсь согреть ледяные руки о чашку чая, но мелкий озноб сотрясает мое тело, не давая согреться.
Кресло-кровать разложено, но уснуть мне сегодня не удастся, я уверенна. Хорошо, что завтра воскресенье и мне не нужно на работу, потому что пугать своим видом пациентов и без того с нарушенной психикой, мне не хочется. А выгляжу я, как труп. Моя обычно бледная кожа сейчас синего оттенка, а мешки под глазами, как у заядлой пьяницы. Это столько я плакала. Сейчас не плачу, просто смотрю в одну точку, на кофемашину. Мне хочется выдавить из себя еще немного слез, но не получается. Наверное, у меня обезвоживание.
Я чувствую, как на моих плечах лежит тонна грязи. Я уже несколько раз принимала горячий душ, до покраснения кожи сдирала с себя мочалкой невидимый слой помоев, что вылил на меня Максим. Но мне кажется, даже воды священного Иордана не смогут очистить мою запятнанную душу и тело.
Мне нужно разложить по полочкам ситуацию, чтобы помочь себе справиться, я не собираюсь утопать в жалости к себе, я просто хочу разобраться, возможно даже найти объяснения поступку Филатова. Пытаюсь вспомнить, о чем говорил Максим, но кроме слова «шлюха», пульсирующей в голове назойливым маячком, ничего не приходит на ум. Только его брезгливый, озлобленный взгляд и некогда любимые губы, извергающие ядовитый поток оскорблений. Я не могу определить, что ранило сильнее: унизительные слова, брошенные при Кристине и ее родителях, либо бессовестное осквернение личного, касающегося только нас двоих, публично обнаженное перед всеми.
Снова закрываю лицо руками, прячусь в домике, сгорая от стыда и позора.
Данила и Полина Андреевна звонили несколько раз, но я не смогла взять трубку, черт, да я теперь никогда не смогу смотреть им в глаза.
Что же ты натворил? Глупый, импульсивный мальчишка…
Громкий стук в дверь, пугает до чертиков. Подскакиваю со стула и несусь в прихожую под нетерпеливые удары по входной двери. Мне так страшно, что мое воображение начинает истерически рисовать кошмарные картинки. Я боюсь подходить к двери и смотреть в глазок, но ручку с обратной стороны кто-то настойчиво дергает, побуждая прильнуть к двери.
- Саша, открой, это я.
Не могу поверить. Мне же не кажется?
Дергаюсь с очередным крепким ударом.
Господи, да он сейчас перебудит весь подъезд.
Срываюсь в комнату и закрываю дверь, чтобы не разбудить маму с Никитой.
Зачем он пришел? Что ему еще от меня надо? Мало было унижений, так решил рассказать всему подъезду, какая я шлюха?
- Саша, открой, блть, - орет этот ненормальный.
Что мне делать? Хватаюсь за голову и начинаю метаться по прихожей. Встаю на цыпочки и вижу Максима, облокотившегося на мою дверь.
Удар. Отскакиваю от двери, нервно сминая губы.
- Нам нужно поговорить, открой, мать твою, дверь. Я знаю, что ты не спишь.
Господи, да за что мне все это?
«Перцовый баллончик», - вдруг осеняет меня.
Роюсь в рюкзаке, когда дверь в комнату тихонько приоткрывается.
- Саша, что происходит? Кто там? - мама в длинной хлопковой сорочке стоит в дверях и щурится от исходящего из кухни света.
- Саша, открой, пожалуйста, - снова орет придурок.
Ошарашенная мама смотрит на меня глазами, полными удивления и непонимания.
- Мам, все в порядке, иди ложись. Я разберусь, - пытаюсь говорить спокойно, но мой голос дрожит, и от мамы это не скроешь.
- Саша, кто там? - не унимается мать.
- Мам, иди, - рявкаю я.
Мама хмурится, но уходит, прикрывая за собой дверь. Выдыхаю.
Нащупываю заветный предмет, зажимаю в руке и резко распахиваю дверь.
Выставляю вперед руку, пока Филатов не успевает опомниться и среагировать.
- Убирайся! - не разжимая губ тараторю я, - убирайся, пока я не вызвала полицию! - направляю на него баллончик, вставая в воинственную позу.
- Саш, - Филатов обороняюще поднимает руки ладонями вперед, давая понять, что безоружен.
- Уходи отсюда и больше никогда здесь не появляйся, ты меня понял? - повышаю голос я.
- Саш, давай поговорим, прошу. Я был не прав, Саш.
- Ты совсем ненормальный? Зачем ты приперся? Я не хочу тебя не видеть, не слышать, - хватаюсь за ручку, собираясь зайти в квартиру, но эта сволочь хватает меня за локоть, принуждая обернуться.
- Не трогай меня, не трогай, - шиплю я и одергиваю руку, - не смей прикасаться своими грязными руками.
- Саша, прости. Саш, выслушай меня, пожалуйста, - стонет Филатов.
Я принципиально не смотрю ему в лицо, не хочу видеть его лживые, наглые глаза.
- Убирайся.
- Я никуда не уйду, слышишь.
- Разговор окончен, с меня хватит, - вновь берусь за ручку и открываю дверь, но Филатов удерживает ее своей огромной медвежьей лапой.
- Я не дам тебе спать. Если ты уйдешь, я буду всю ночь долбить в дверь, пока не откроешь и не поговоришь со мной.
- Ты пугаешь ребенка, - хнычу я.
У меня не хватает сил вести с ним словесную борьбу, я хочу домой, чтобы не видеть и не слышать его.
- Шумахер дома? А разве…
- Дома, вместе с бабушкой, - толкаю его в грудь, - и если сейчас я не зайду домой, мама вызовет полицию. Так что отвали от меня.
Максим одной рукой перехватывает мои кисти и зажимает их за спиной, а другой притягивает к себе и утыкает носом в свою грудь. Я чувствую, как долбит его сердце и с каким невыносимым давлением перекачивает его отравленную кровь. Чувствую, какой он горячий, вдыхаю его запах, от которого буквально сходила с ума, перемешанный с запахом алкоголя. Позволяю себе лишь на секунду прикрыть глаза и утонуть в таком родном и любимом аромате.
- Уходи, пожалуйста, - устало шепчу я, - ненавижу. Я тебя ненавижу.
- Я никуда не уйду, - так же тихо шепчет на ушко Максим, обдавая горячим воздухом, - не уйду, слышишь? Буду сидеть здесь, под дверью, пока не простишь.
Это невыносимо. Я совершенно измотана и выжата. Сейчас кроме равнодушия и отстраненности я не чувствую ничего. НИЧЕГО.
- Делай, что хочешь. Мне все равно. Отпусти меня, - вырываюсь и его адского плена.
- Никогда больше не отпущу, - сильнее сжимает меня.
У меня не остаётся другого выхода. Глубоко делаю вдох, закрываю глаза и нажимаю спусковой клапан перцовника.
54
МАКСИМ
Уже ровно две недели я не сдаю свою оборонную позицию. Встречаю ее после работы, веду до детского сада, потом до продуктового магазина, а потом домой. Она видит меня и знает, что я всегда рядом. Я не подхожу, но и не прячусь. Я хочу, чтобы она вновь научилась мне доверять, и раз уж я сказал, то не уйду, пока не простит, именно так я и делаю. Я поднимаюсь по лестнице вслед за ней и потом сижу возле ее двери до полуночи. Я все еще надеюсь, что она ко мне однажды выйдет. А потом я ухожу. В свою съемную пустую панельную однушку, в соседнем доме. Я снял ее, чтобы спать и принимать душ, я даже не знаю, какого цвета обои в комнате и есть ли в кухне холодильник. Утром я также провожаю ее до детского сада, потом до остановки, а следом до работы.
Весь день я кручусь с проектом, обивая пороги своими двумя. Без тачки хреново, но не катастрофично, чуть позже возьму себе что-нибудь под жопу. Пока моя рыжая Веснушка меня упорно динамит, я усердно рву задницу, прокладывая дорогу в наше счастливое будущее. А в том, что оно будет счастливым- я ни грамма не сомневаюсь.
- Доброе утро, - здоровается со мной мужчина с четвертого этажа.
Рядом с ним крутится рыжий мохнатый пес Адик. Адольф. Не самое лучшее прозвище для шпица. Адик обнюхивает меня и как-то странно корячит свой маленький зад. Ну нет, давай еще ты меня обоссы. Даже глупая псина понимает, какое я ничтожество. Что ж, если это в качестве наказания, я готов принять даже это дерьмо, только пусть она меня простит.
- Доброе, - киваю я.
- Сегодня как? - спрашивает мой собеседник с четвертого этажа.
Все, кто здесь живут, меня уже знают. Точно так же, как и я их. Да мы за две недели стали, блть, одной семьей. Это в первые дни мне приходилось отстаивать свое место, потому что чужой, здоровенный мужик, сидящий весь вечер в подъезде у стены, согласитесь, выглядит, как минимум, подозрительно и опасно.
А потом они привыкли. Я даже обзавелся здесь группой поддержки, вот, как сейчас, например.
- Пока так же, но я не отчаиваюсь, - отвечаю своему сочувствующему.
- Ну держись, сынок, - мужчина протягивает мне руку, и я крепко пожимаю ее.
Мне кажется, что меня уже воспринимают в качестве сторожевого пса. И я предполагаю, что в скором времени, у меня появится собственная миска с водой и кормом. И коврик.
В первые дни я пытался поговорить с Сашей. Отлавливал ее после работы, извинялся, клялся, уговаривал, но каждый раз сталкивался с пустым отсутствующим взглядом. Она заблокировала меня. Просто закрылась. Она ничего не говорила, не отвечала и даже не плакала. Я ждал хоть какой-то сраной эмоции: пусть бы кричала, ругалась, обзывалась, угрожала и проклинала всеми проклятиями мира, я был бы счастлив. Но она просто молчала. И это меня бесило, убивало надежду и рвало на части. Я даже притащил ей букет цветов. Букет, мать его, цветов. Только они потом украшали уличную урну. Больше я не экспериментировал.
Если честно, я соврал. Я начинаю отчаиваться. И всё, что мне сейчас хочется, вынести к херам эту чертову дверь, закинуть любимую гордячку себе на плечо и утащить куда-нибудь подальше, связать и зацеловывать до тех пор, пока не простит.
Я не ожидаю, как дверь квартиры, которую я охраняю, тихонько отворяется и из нее показывается белобрысая голова Шумахера. Пацан смотрит то на меня, то озирается назад. Дверь снова закрывается, но через минуту, открывается снова. Растрепанный, как после сна, Никитос, в домашней футболке, тапочках и трусах с зелеными динозаврами, выходит в подъезд, пытаясь бесшумно прикрыть за собой дверь. Молчу и наблюдаю, как в тоненькой ручке ребенок держит блюдце, а подмышкой зажимает спортивную термо-бутылку.
- Здорова, Шумахер, ты чего?
- Привет, Макс, - протягивает тарелку, на которой лежат два горячих пышных сырника. - Это тебе. Мама приготовила.
Я беру тарелку и смотрю на пацана. Как можно быть таким идиотом, как я? Как можно было принять женщину за коварную охотницу за богатством, у которой растет такой сын? Сейчас я ненавижу себя еще сильнее, глядя в глаза ребенку, самого важного и дорогого человека которого, я так бесчеловечно унизил и растоптал.
- Это мама передала? - мне не верится, что моя Веснушка вдруг сжалилась надо мной, но маленькая надежда уже разливается по венам теплом.
- Эээ… - мнется Шумахер, почесывая свою белобрысую макушку, - ну…я сам взял, пока мама умывается, - опускает головку, будто в чем-то виноват передо мной. - Для тебя.
- Спасибо, Шумахер, - треплю его по голове, - ты-настоящий друг, - протягиваю ему руку и голубоглазый ее уверенно пожимает.
Я тронут. Да что уж там говорить, меня буквально размазали по стенке и ткнули в свое же говно лицом, указывая на никчемность и тупость. Маленький ребенок оказался гораздо великодушнее и мудрее нас, взрослых людей. Вот, у кого нужно учиться жизни: любить безусловно, радоваться открыто, сопереживать искренне и помогать бескорыстно, не притворяться, а быть честным перед собой и другими, жить, как чувствуешь, вопреки чужим ожиданиям.
- Мама злится на тебя. Один раз я слышал, как она назвала тебя козлом, - шепчет Никитос, словно доверяет мне страшную тайну.
- Твоя мама права, - вздыхаю я, еле сдерживая смешок.
Ну рыжая, ну зараза мелкая! За козла ответишь!
- А еще она плачет, - садится на корточки рядом со мной, ковыряя торчащую из футболки нитку, - очень часто.
А вот это серьезно. И мне невыносимо стыдно и больно, что эти слезы из-за меня. Сглатываю образовавшийся в горле комок. С меня будто заживо кожу сдирают, а потом сверху посыпают солью.
- Из-за тебя? - заглядывает в глаза своими бездонными океанами, отчего я теряюсь и отвожу взгляд в сторону.
Не могу. Не могу смотреть ему в глаза. Я чертовски виноват перед этой маленькой большой семьей.
- Из-за меня, - признаю я. И готов отвечать за свои поступки, пусть даже всю оставшуюся жизнь.
Мальчишка вздыхает и резко спохватывается. Вытаскивает зажатую подмышкой бутылку и протягивает мне.
Открываю термо-кружку и делаю глоток - там теплый чай. Беру с тарелки пышный, уже остывший сырник, а другой протягиваю Нику. Мальчишка на удивление принимает и засовывает в рот.
Так и сидим: вдвоем на корточках, в душном подъезде, пережевывая нежнейшие сырники. И мне так хорошо…
- Никогда и никому не позволяй обижать твою маму, ты меня понял, Шумахер? - кивает, - а теперь беги домой.
Голубоглазый поднимается, вытирая о футболку жирные пальцы, забирает тарелку с бутылкой и скрывается в квартире, где мне пока нет места, но куда отчаянно рвется моя душа.
55
САША
Мне кажется, что я не плохо справляюсь. Я не рву не себе волосы, не закидываюсь шоколадом и картофелем фри, не смотрю слезливые мелодрамы. Я мою голову, крашу ресницы и хожу на работу. Всё, что я позволяю себе - тихонько всплакнуть в подушку перед сном. Теперь придется и с этим завязать, потому что пару раз Никитка меня ловил за мокрым делом.
Я не буду делать вид, что моя жизнь закончена, биться в конвульсиях и страдать по человеку, который совершенно не достоин моих слез. Во-первых, у меня есть ради кого жить, во-вторых, а что, собственно произошло такого, чтобы сложить ручки и предаться жалости к себе. Все живы, практически здоровы, никто не умер, ну кроме моего оскорбленного достоинства, но это я переживу. Конечно, это не говорит о том, что я всё забыла, смирилась и простила. Да, я до сих пор обижена, но тех первоначальных эмоций, когда я сгорала от стыда и унижения - больше нет. А за что мне должно быть, в принципе, стыдно? В том, что один психологически незрелый мерзавец выдумал себе дичь и сам в нее поверил? С другой стороны, Филатов всегда предельно открыто давал понять, что не испытывает ко мне глубоких чувств, мы ничего друг другу не обещали, а та близость между нами- всего лишь взаимное влечение, не больше. То, что я сама себе придумала какие-то отношения и поверила в них - это моя проблема. Не нужно было терять голову. Максим никогда не строил из себя того, кем он не является: он был груб, молчалив, замкнут. Я видела и знала
какой он, но это не помешало мне вляпаться в него по самые помидоры. А теперь на что я собралась обижаться? Разве что на оскорбительные слова, брошенные прилюдно. Сейчас мне глубоко все равно, поверил ли кто-нибудь в них или нет. Оправдывать себя я не собираюсь, так же, как и кричать каждому - «что я не такая». Я просто выбираю удалить все раздражающие факторы из своей жизни. Ведь именно этому я и учу своих «пациентов». Как я могу помочь другим, когда не могу помочь себе? Это в красивых романах она не пила, не ела, умирая от предательства и неразделенной любви. Но я ем, пью, дышу и живу, потому обязана, ради сына, родителей, любимой работы и ради себя.
Я убрала кофемашину в коробку и ближайшее время собираюсь отправить ее по адресу дома Филатовых. Я не отвечаю на звонки Данилы, но написала ему сообщение, что со мной все в порядке. Но самый раздражающий фактор я стараюсь попросту игнорировать. Я умею, когда нужно, отключать чувства, иначе бы я не смогла работать тем, кем работаю. Порой нам приходится видеть и слушать такое, о чем даже подумать страшно. И если бы каждую личную трагедию мы пропускали глубоко через себя, думаю, что каждый из нас рано или поздно, оказался в кресле напротив, только, увы, не психолога, а психиатра. Поэтому абстрагироваться я умею, хотя и чертовски сложно.
Я стараюсь не думать, о том, что оба мужчины в моей жизни предали меня, не видеть в этом карму, проклятие и всякую эзотерическую суть. Я не собираюсь превращать свое сердце в холодный гранитный камень, я до сих пор верю в любовь. И я заслуживаю любви: настоящей, без условностей, всепоглощающей, взаимной, без полутонов и приукрас. Любовь - это игра в одной команде, взаимодополняющая, взаимозаменяемая, объединённая общей целью. А с Филатовым мы играли в разных командах: я в защите, а он-в нападении.
Максим две недели упорно не давал забыть о своем существовании. Знаете, он не из тех, кто с извинениями бросается целовать ноги, кто задаривает подарками и поражает находчивостью, обивает пороги, вымаливая прощение. Всё это не про него. И если честно, то я не понимаю, что ему от меня нужно. Зачем приходить каждый день? К алчной, лживой шлюхе. Не слишком много чести для человека, которого ненавидишь? Две недели систематичного надзора. К концу второй недели мне даже стало интересно, насколько Филатова хватит.
Первую неделю он пытался поговорить. Но я находилась в стадии отрицания, когда мозг прекращает свою полноценную работу в отношении рационального анализа входного потока информации, выставляет барьер к восприятию внутренних и внешних факторов, притупляя полноценное осознание. Я практически заставила себя не испытывать эмоций, ограждая от негативных чувств. Я не слушала, о чем он говорил Филатова, я смотрела сквозь него.
Надо отдать ему должное, он соблюдал мои личные границы, но был предельно близко. Каждое утро провожал до работы, каждый вечер встречал. Он методично заставлял привыкнуть к пониманию, что он рядом. Выбор оставался за мной: уступить или дождаться, пока Филатову надоест ежедневно меня караулить.
Я решила уступить, я чувствую, что готова к разговору, но вот уже два дня Филатов не приходит. Пропал с радаров.
Еще утром в понедельнике я мгновенно почувствовала, что Филатова рядом нет. Вечером он тоже не пришел. И утром во вторник. А к вечеру вторника я заволновалась. Я шла домой и выискивала среди людей любимые ямочки, озиралась по сторонам, оборачивалась, пыталась отыскать, но тщетно. Стоит признаться, когда он был рядом, я чувствовала себя защищенно и безопасно несмотря на то, что он-моя самая большая опасность.
Меня злит, что он так легко сдался. Две недели-всё, на что его хватило.
Нервно одергиваю занавеску и отхожу от окна. Здесь прекрасно просматривается парковка и центральный вход. Максима я вновь не увидела. Ругаю себя, что вообще об этом думаю.
Надоело мальчику, Саша, забудь, ты не представляешь для него никакой значимости.
Сегодня среда и у меня есть время не торопится за Никитой. Решаю доехать до Набережной и прогуляться. Но удушающий зной категорически меняет мои планы. Как только я вышла из Центра, где кондиционированием поддерживается оптимальная свежая температура, тело моментально сковало.
Июльская духота с высокой влажностью создает парниковый эффект. Такой, как перед проливным дождем. Тело прошибает озноб, дышать совершенно нечем, а на коже мелкими горошинками выступает испарина. Моя ситцевая юбка неприятно прилипает к ногам, а от шеи прямо в бюстгальтер стекает капля пота. Я как будто нахожусь в бане, упакованная в термокостюм, с намордником на лице.
Мне становится душно и начинает кружится голова. Хочу поскорее укрыться в тени, но кто-то ловко подхватывает меня под руку и впечатывает в голубую мужскую рубашку. Мне даже не нужно глубоко вдыхать, потому что рецепторы уже давно уловили родной запах. Он со скоростью света проник в кровь, разнесся по сосудам и словно шампанское ударил в голову. Вот так бесстыже я пьянею от него.
Пытаюсь вырваться и оттолкнуть, но Филатов сильнее вжимает в себя, опуская свою челюсть мне на макушку. Слышу, как дышит мной и чувствую, как улыбается.
- Ты что творишь? А ну-ка отпусти меня, Филатов, - извиваюсь словно селедка в сетях.
- Я же сказал, что не отпущу, - ощутимо щипает меня за задницу, отчего неожиданно вскрикиваю. Вот же гад. - Заканчивай, Сашка. Я тебе дал достаточно времени, не находишь?
- Ты мне дал достаточно времени? - перехожу на ультразвук. Вот это самомнение! Сказать, что я поражена- ничего не сказать. - Для чего?
- Чтобы ты успокоилась, и мы нормально поговорили. Саш.
Вот не надо, а! Вот этого его «Саш». Это противозаконно.
- Отпусти меня, сказала, - рычу я и кусаю мерзавца куда-то в области груди. Надеюсь, в пупок!
Филатов шипит, но не отпускает, а я получаю по заднице, увесистый такой шлепок. Серьезно? На территории комплекса, где я работаю и куда выходят окна нашего кабинета меня лупят по заднице? Я зверею и готова вгрызться зубами в его выпирающий кадык, но мне, к сожалению, до него не достать. Козлина!
- Отпущу, когда пообещаешь, что мы поговорим, - Филатов одной рукой удерживает за спиной мои руки, а другой поднимает мой подбородок. Мне приходится поднять на него глаза, хоть я этого катастрофически не хочу. Он скользит по мне глазами, жадно рассматривает, цепляясь за губы. Нет, нет, нет! Не смей меня целовать, мерзавец! После того, какие ничтожные слова выплевывал в меня его красивый рот, я брезгую к нему прикасаться. - Я соскучился, Сашка.
Да что ж это такое! А я - то как соскучилась! Вот только сейчас я отчетливо это понимаю. Соскучилась по этим ямочкам, хмурым бровям, широким плечам и горячему телу. По грубости, по нашему молчанию, по дерзким обидным шуткам в мою сторону, по игривой ухмылке и редкой мальчишеской улыбке. Господи, как же я скучала!
- Я так скучал, - утыкается своим влажным от пота лбом в мой, заглядывая в глаза. - Ты позволишь мне всё объяснить? Знаю, что должен был сделать это давно.
- Хорошо, - киваю я.
Нам это нужно. Ему это нужно. Возможно, сейчас как раз то самое время открывать его потаенные двери.
- Только не здесь, где твоя машина? - кручу головой по парковке, но не наблюдаю ярко-желтого монстра.
- Ее больше нет, - загадочно улыбается Филатов, а я не понимаю. В смысле нет? - Могу предложить автобус, маршрутку, ну или можно сброситься на такси! Ммм? - ржет недоумок.
- В смысле нет? - повторяю свой вопрос, - разбил? - Почему-то зная Филатова, в голову приходят только такие идеи.
- Какого ты обо мнения? - хмурится Филатов, переплетая наши пальцы и двигаясь в сторону остановки.
- Хренового я о тебе мнения, - парирую я. Мне хочется выдернуть руку из вражеского захвата, но Макс сжимает ее крепче и мне приходится сдаться. Вообще я не против, но…Короче не против я, окей.
* * *
Мы добираемся до моего дома на маршрутке. Серьезно! На маршрутке! Можно было дождаться автобуса, но это была моя маленькая месть!
А теперь представьте: здоровенный детина, в крутых солнцезащитных очках, брендовых шмотках и белоснежных кроссовках, стоимостью больше, чем всё барахло на людях в маршрутке вместе с автомобилем, пахнущий как утренний рассвет в этом июльском смраде из пота и копченой рыбы, зажат с двух сторон тучными потными женщинами с огромными баулами, а его голова упирается в прокуренную обивку салона.
Я сидела в другом конце автомобиля и, честное слово, хотела сфотографировать невероятное зрелище. Видеть лицо Филатова в этот момент- особый тип удовольствия. Клянусь, я слышала, как крошатся его зубы и бьется в агонии венка на его виске! Но самый смак начался тогда, когда его стали всю дорогу просить передавать за проезд! К концу поездки я всерьез начала опасаться, что Максим не выдержит и на полном ходу выкинет кого-нибудь из машины. Возможно, даже меня. Но ведь слово не воробей! Я не заставляла его предлагать мне поездку на общественном транспорте! Ему будет полезно узнать, как живем мы, простые смертные.
56
МАКСИМ
Если вы хотите узнать, как выглядит ад - добро пожаловать в маршрутку летом в жару! Это настоящее дьявольское обиталище! Я не понимаю, как я выжил, такое ощущение, что я побывал в помойной яме и от меня смердит за километр. Принюхиваюсь и морщусь, а вот моя вредина, устроившая мне супер-экскурсию, чувствует себя, как рыба в воде.
Я хотел купить колеса чуть позже, но с таким успехом они мне нужны прямо сейчас.
Мы с моей Ведьмой заходим в квартиру. Я до последнего боялся верить в то, что она решилась на разговор, но когда за нами закрылась входная дверь, я окончательно расслабился. В нос ударяет такой родной, уютный запах. Запах дома. Я вернулся домой. Черт, я две недели просидел на ступеньках под дверью, не имея возможности быть рядом, а сейчас каждая клетка моего тела отчаянно трепещет от эйфории счастья.
Прохожу в комнату и вижу не застеленный диван. Кто-то, очевидно, сегодня опаздывал. Максимка-младший предательски дергается в брюках, замечая небрежно брошенные пижамные шорты. Добро пожаловать, домой, братишка!
В комнате пахнет теплой негой, запахом моей утренней женщины. Ими пропитаны подушки, простынь, легкое покрывало. Мне хочется зарыться носом в белье и вдыхать, вдыхать, но лучше сгрести мою Веснушку в объятия и нежить до изнеможения, потому что сегодня среда, и мое тело, черт возьми, помнит, что это его день! Но вместо сладкого времяпрепровождения, нам предстоит трудный, непростой разговор.
Саша переоделась в домашний сарафан, ее волосы заплетены в косу и намотаны на макушке точно блин. В этом цветастом сарафане и блином на голове моя Веснушка похожа на украинскую дивчину, только венка из одуванчиков не хватает и букета из пшеничных колосьев. И тут происходит очередной парадокс: у меня встает! У меня, блть, встает, на девчонку практически в монашеском облике, и эти открытые ключицы, белые носочки на ногах и сарафан в подсолнухах меня заводят похлеще самого откровенного наряда. Как я смогу начать разговор, когда в штанах давит и жмет? Я смертельно соскучился.
Я два дня ее не видел, был занят новой работой, но мне кажется, что целую вечность.
Я хочу мою летнюю девочку. Себе, для себя, под собой…Как я вообще мог подумать, что эта маленькая, худенькая летняя девочка могла притворяться? Каким же я был идиотом и слепцом. Поддавшись черной ревности, не увидел самого главного, настоящего, важного.
Мы сидим за кухонным столом, передо мной стоит чашка с домашним компотом и пиала с вафлями. Саша сидит ровно, с прямой вытянутой спиной, сцепив руки в замок и ждет, когда я начну говорить, но я не знаю, с чего начать. И она мне в этом нисколько не помогает: мне, кажется, она сейчас скажет: «Ну рассказывайте, пациент, что вас беспокоит?».
Пожалуй, стоит начать с извинений…
А потом слова льются из меня горной беспокойной рекой. Я, человек, который в принципе не многословен, изливаю душу и всё, что копилось во мне годами, не стесняясь, не скрывая, не утаивая ни одного момента моей жизни. Мне за что-то стыдно, за что-то больно, где-то обидно, а в чем-то приятно и гордо. Я всё это рассказываю не психологу, а человеку, которого люблю и которому всецело доверяю.
* * *
Выдыхаю и делаю большой глоток компота.
У меня пересохло в горле, и, кажется, натерлась мозоль на языке от того, сколько я говорил. Поднимаю глаза на Сашу и всматриваюсь в ее лицо. Оно точно такое же, каким было в начале. За все время моего длительного рассказа, на ее лице не прошмыгнуло ни одной эмоции: только на мгновение я заметил, как микроскопически дернулась ее бровь на словах «ревность» и «любовница», как слегка сморщился ее лобик во время рассказа о детстве, как глубоко вздохнула, услышав об аварии брата.
Я не могу считать ее реакцию. И она молчит. Либо это профессиональное- скрывать эмоции, либо она находится в дичайшем шоке от услышанного. И мне, если честно, становится стремно: возможно мне уже выставлен неутешающий диагноз, и она оттесняет момент мне об этом сообщить, возможно, я - будущий клиент «Палаты № 6».*
- Ты серьезно считал, что я встречаюсь с вами двумя? - отмирает Саша и округляет глаза. Наконец-то она выходит из образа психотерапевта и возвращается в мою рыжую Ведьму.
- А что я мог подумать, когда нашел записку брата с признаниями в любви? А его подарки? Скажешь не было?
* «Палата № 6» - повесть А.П. Чехова. Шестая палата-палата для душевнобольных.
- Ты рылся в моих вещах? - вскрикивает моя Ведьма? - Откуда ты знаешь про записку?
- Случайно нашел, она выпала из твоего кармана.
- Бред какой-то, - качает головой Саша. Согласен, малышка, звучит по-идиотски, - ну допустим. А подарки?
- Коллекционная книга. Знаешь, такими подарками не разбрасываются. Такие подарки дарят близким людям.
- Знаешь, Филатов, иногда ты бываешь настоящим придурком, - хоть это и правда, но меня задевают ее слова, - во-первых, книга была, соглашусь, и она-единственный подарок, который я приняла от Данилы, всё. Да ты сам вслушайся, Макс! Книга! Мне подарили КНИГУ! Господи, да если бы мне нужны были деньги вашей семьи, вряд ли бы я раскручивала твоего брата на книгу. Я бы попросила что-нибудь… - Сашка игриво задумывается, прикладывая указательный пальчик к уголку своих красивых губ, - ну, не знаю даже, - разводит руками малышка, - видишь, я даже не знаю, что можно просить у обеспеченного мужчины! - хохочет Сашка.
Мне и самому смешно и печально. Печально от своей тупости.
- И потом, а почему, собственно, мне нельзя подарить подарок? Не как любовнице, а как другу, человеку в знак благодарности и уважения? Разве я не заслуживаю?
Еще как заслуживаешь, только я, глупец, этого не замечал.
- А по поводу того, что ты там услышал в беседке: где-то недослышал, что-то недопонял, здесь сам додумал, а потом в это поверил. Точно так же, как и в тот день, у вас дома, - поучительным тоном объясняет Жукова, а я чувствую себя школьником-двоечником, не понимая таких элементарных вещей. Из ее уст, всё происходящее действительно выглядит полной нелепицей. - А можно было просто спросить, просто поговорить и обсудить, - замолкает Саша. - Знаешь, Филатов, открою тебе секрет, - делает выжидательную паузу, - люди иногда разговаривают.
Всё действительно так. Я во всем сам виноват. Не разобравшись, заключал выводы такие, какие мне были удобны, чтобы ее ненавидеть. Возможно, я делал это намеренно, чтобы не прикипать, не чувствовать зависимости от нее, которую я начинал испытывать радом с ней, возможно меня пугали новые, неконтролируемые эмоции, сильное магнитное притяжение. Я не знал, что со всем этим делать, мне проще было жить, так, как у меня получалось лучше всего - ненавидеть, презирать, держать на расстоянии.
- Все равно, Филатов, я не понимаю, как можно было думать, что я одновременно спала с тобой и собиралась замуж за Даню? Мы же последнее время, практически не расставались, блин, да ты жил у нас с Никиткой. Или ты считал, что когда ты уходил домой, я укладывала сына спать, а сама убегала в ночь к твоему брату? Максим?
Ну что мне ответить? Кретинизм чистой воды, да.
Пожимаю плечами.
Саша смотрит на меня, как строгая училка, а мне хочется залезть под парту и зажевать галстук.
- Прости, Саш. Я был идиотом.
- Был? - удивляется Веснушка, презрительно хмыкая, - а мне кажется это твое постоянное состояние.
Скорее всего она права.
- Ты меня простишь? - накрываю ладонью ее руку.
Девчонка дергается, но руку не убирает.
- Прощу.
Ээээ… И это типа всё? Мы помирились?
Я улыбаюсь как дурачок и готов наброситься на нее всем своим исполинским телом, но…
- Тебе пора. Мне нужно собираться за Никитой в садик.
Моя Вредина встает и уходит в комнату, а я, как парализованный после укуса синекольчатого осьминога, смотрю в одну точку.
Не понял.
- В смысле, Саш? - встаю и иду следом за девушкой в комнату.
Саша начинает переодеваться, не обращая на меня никакого внимания.
- Саша, - практически рявкаю я.
- Что? - выглядывает из-за дверцы шкафа.
- Я ни черта не понимаю.
- Что ты не понимаешь? Я собираюсь за Никитой, а тебе пора.
- Ну хорошо, пойдем вместе.
- Я пойду за своим ребенком сама, - твердо чеканит моя Ведьма.
- Но я думал…
- Ты просил поговорить, - перебивает меня мелкая зараза, и мне совершенно не нравится ее тон. Он не предвещает ничего хорошего, - мы поговорили. Ты извинился, я тебя простила. Вроде всё, ты как считаешь?
- Я так не считаю, - начинаю откровенно закипать. Что не так? - Мне кажется, мы всё прояснили и ….черт, - сажусь на диван, закрывая лицо руками, я морально выдохся. Что опять я сделал не так? - Саш, я скучаю. По тебе, по Никитке.
Она распускает волосы, и они рыжей волной ложатся по плечам и спине. Я чертовски соскучился по её волосам, мне хочется зарыться в них лицом.
- Сочувствую, - мой взгляд жадно скользит по стройной фигурке, облаченной в черные лосины и широкую оверсайз-футболку. Ее маленькая аккуратная попка обтянута лайкрой и мне до умопомрачения хочется стать этой тряпкой, чтобы вот так близко прикасаться к ее нежной бледной коже. Но ее монотонный, равнодушный тон меня несказанно бесит.
- Тебе вообще, что ли плевать? - ору я.
Я понимаю, что не в том положении, чтобы что-то требовать, но, черт, меня катастрофически задевают ее ровные интонации.
- На что мне плевать? - повышает голос малышка. Ну наконец-то, хоть какие-то живые эмоции!
- На нас!
- А разве есть мы, Макс? - впяливается в меня требовательным взглядом.
Блин, да что она хочет от меня? Я не понимаю. Блть, я не понимаю.
- Саш, ты нужна мне, - мой голос вибрирует и срывается, будто я умоляю.
- До каких пор, Максим? Пока очередная моча не ударит тебе в голову? До следующего приступа неконтролируемой ревности? До того, как тебе снова что-то покажется, почудится, послышится? Да рядом с тобой, как в артиллерийском погребе - не знаешь когда и с какой силой рванет, - я вижу, как в уголках ее глаз собираются капельки слез, она смахивает их маленьким кулачком точно ребенок, а у меня сжимается сердце. Девочка моя любимая, только не плачь.
- Такого больше не будет, я обещаю, - хотя сам в себе не уверен.
- Никогда не обещай того, что не сможешь выполнить.
- Я буду стараться! - звучит отчаянно, - ты должна нам дать шанс. Давай попробуем? - знаю, что выгляжу слабо и неуверенно, но черт возьми, разве этого мало? Я и так вывернул перед ней душу, наплевав на свои принципы и правила.
- Мне не нужен второй ребенок, - заявляет малышка, складывая руки на груди.
- Не понял, я пока не планировал…
- Ты ведешь себя, как незрелый подросток. Максим, я не хочу с тобой нянчиться, а рядом с тобой я себя так и ощущаю. С тобой нужно работать, у тебя куча детских комплексов. Ты застрял в своем восемнадцатилетие, в том самом дне. Ты словно обиженный на весь мир ребенок. Тебе удобно ненавидеть всех и жить в состоянии вселенской обиды. Вроде, как и спрос меньше, да, Максим? Тебе нравится жалеть себе и чувствовать жертвой, считать, что у тебя отняли жизнь, но ты ведь даже ничего не сделал, чтобы вернуть ту самую жизнь. Вы все виноваты, каждый из вашей семьи. Ты - здоровый мужчина, с руками-ногами, но ты словно мертвый, ты похоронил себя заживо и живешь в вечной скорби по несбывшимся мечтам. И пусть судьба каждого сложилась не так, как хотелось бы, но жизнь на этом не перестала существовать, стоит только принять ее, возможно подстроиться под нее, где- то переиграть, а в чем- то уступить, - ее монолог, как слова проповедника, вещающего с трибуны и призывающего к всеобщей любви и миру. - Взрослей, Максим, уже давно пора это сделать, - замолкает она и отворачивает голову в сторону окна.
- То есть это все? Ты бросаешь меня? - нет, нет, нет, даже не пытайся!
- Мне нужен взрослый, ответственный мужчина, на которого я смогу положиться, кто будет сильнее и крепче меня духом, а не беспечный мальчишка, для которого я буду амортизационной подкладкой. Я хочу быть любимой женщиной, Максим, а не личным психологом.
Она смотрит на меня в упор, давая понять, что разговор окончен. С виду можно подумать, что она предельно сдержанна и собрана, но я - то знаю, что она нервничает. Саша теребит края широкой футболки, сжимая и разжимая их. Грудная клетка часто вздымается, значит ее сердце не спокойно, а глаза тусклые, печальные. Ей не все равно, я уверен, ей сложно дается такое решение, но принять меня таким, какой я есть, она не может.
Сейчас я уйду, но это не значит, что я сдаюсь. Как она сказала? Пора взрослеть?
57
МАКСИМ
Три недели спустя…
Я много думал последнее время. Слова Саши, как на зажёванной пленке, прокручивались в моей голове.
Первые дни, после нашего расставания, я злился на нее. Ох, как меня накрывало, особенно вечерами. И если бы не хренова туча работы и дел, отвлекающие меня, я бы давно сорвался и помчался к ней, требуя свое. Я мог бы, как раньше надавить, взять грубостью и просто заставить любить себя, а потом меня осенило: что сделал для нее я? Что смог предложить? Я эгоистично только требовал, пользовался, просил, унижал, навешивая свои проблемы. Так на кой черт ей выбирать меня? Отношения подразумевают взаимность: берешь- отдавай вдвойне. Отношения - это про доверие, тотальное, безусловное, обоюдное. Отношения - это работа, усердная, кропотливая, порой изнуряющая, без четкого графика, но самая высокооплачиваемая. Пока я всего лишь стажер, но я готов работать днями и ночами, чтобы получить повышение. Я больше не собираюсь прятать голову в песок при очередном поджопнике жизни. Я буду зубами выгрызать свое место под солнцем, а лично мое находится рядом с ней. Она хотела видеть рядом с собой настоящего мужчину? Значит она его получит.
За три недели я основательно подготовился: теперь мне есть, что ей предложить.
Я снова стою у нее под дверью и сжимаю в руках цветы - букет крупных ромашек. Ромашки для Веснушки! Карманы брюк приятно оттягивают ключи от квартиры, которую я снял на первое время для нас. Просторная, уютная двушка в новом жилом комплексе.
Все строительные работы нашего с Юдиным будущего спортивного водного комплекса идут по плану. Стоит, наверное, сказать, что, когда я увольнялся от отца, я уже знал, чем буду заниматься. Но мне нужны были деньги, которых у меня, к сожалению, не было. Я корил себя всеми непотребными словами за то, что в свое время так опрометчиво и глупо просирал заработанные бабки. Ненависть застлала глаза, ум и мышление. И вместо того, что откладывать и скапливать, я тупо их пропивал и прогуливал.
У меня оставалась дорогая машина, но даже после ее продажи, я не выкручивался. Потому что часть ушла на оплату съемного жилья, а часть - на гнилую Приору.
Андрюха долго вчитывался в составленный мною бизнес-план, да так ни хера не понял. Из нас двоих, как бы только я закончил экономический, да и годы работы в бизнесе отца, прошли всё-таки не в пустую.
Мы нашли независимого юриста, который предельно ясно объяснил Юдину все тонкости и пункты проекта.
У друга были накопления, и этого хватило, чтобы нам стать компаньонами в долях 60 процентов моих вложений, 40-его.
В Уставе мы прописали каждый чертов момент, каждую ситуацию, которая может вызвать спор, недопонимания, размолвку. Я не собирался потерять в будущем близкого друга из-за сраного бабла. «В бизнесе нет места дружбе», - так вроде говорят. Я глубоко верю, что наша проверенная годами дружба с Андреем перечеркнет это убеждение.
Крупный водный комплекс станет домом для многих спортсменов. Два полноценных бассейна, с вышками для прыжков в воду, тренировочные, тренажерные залы, комнаты восстановления, отдыха, массажа, мед помощи. Но самое главное- я буду тренировать. Я возвращаюсь обратно, в большой профессиональный спорт! Спустя 7 долгих, мучительных лет…
Поднимаю руку, чтобы постучать, но замираю. Знаю, что они с Никиткой дома. Три недели я не упускал их из виду, по-прежнему сталкерил вечерами.
Я несся сюда окрыленный, полный уверенности в себе, а сейчас сдулся. Десятки «если» мигают проблесковым маячком: если я ей не нужен, если я не достоин, если не поверит, если ничего не чувствует, если…если…
Снова сажусь к стене, прижимая к колени к груди, даю себе немного времени.
Я слышу приближающиеся шаги и голоса, но меня они не пугают. Я просидел так две недели, меня здесь практически все знают.
- А вы, молодой человек, кто? - спрашивает приятный женский голос.
Надо мной возвышаются мужчина и женщина, которую я с легкостью узнаю. Видел на развешанных Сашкой фотографиях и на утро, после того, как одна мелкая вредная девчонка распылила на этаже перцовым баллончиком. Я сидел на лавочке напротив и видел, как Саша, Никитка и эта женщина выходили из подъезда. Это Ведьминские родители.
Встаю и отряхиваю зад. Теперь уже женщина и лысоватый мужчина смотрят на меня снизу вверх.
- Ваш будущий зять! - по крайней мере я надеюсь на это.
Черт, не так я планировал встречу со своими будущими родственниками, но раз уж так вышло, то придется ориентироваться на месте. Протягиваю опешившей Сашиной маме ромашки, под тихий смешок мужчины.
- Вот как! - женщина переводит хитрый взгляд на мужчину, а потом вновь обращается ко мне. - А что вы, будущий зять, на ступеньках сидите? Не пускают?
- Пока не пробовал, - пожимаю плечами и кошусь на злосчастную дверь.
Мужчина снова улыбается и нажимает звонок. Они с Сашей совершенно не похожи, а вот с матерью-практически одно лицо.
- Кто? - слышится детский голос Ника по ту сторону двери.
- Открывай, внучок, - ласково говорит мужчина.
Дверь распахивается и на пороге нас встречает счастливый Шумахер, расплывающийся в довольной улыбке. Но что-то в ней не так. Присматриваюсь и замечаю дырку между передними верхними зубами, вот те здрасте!
- Деда, баба! - орет голубоглазый, а потом замечает меня. - Мааакс! - срывается с места и запрыгивает словно обезьянка мне на руки.
Я стою с Никитосом на руках в подъезде, меня ведь никто пока не приглашал.
Сашка появляется в том самом цветастом халате, который был на ней в нашу последнюю встречу. Будто и не было этих трех недель. Румяная, свежая, худенькая, родная.
Мы встречаемся глазами и смотрим друг на друга, как в немом кино. Здесь обычно включается лирическая музыка, все плачут, а потом обнимаются. Хеппи энд. Занавес.
А в реальной жизни так:
- А ты что здесь делаешь? - прищуривается Саша и хмурит свои тонкие бровки. Но от меня не укрылись промелькнувшие искорки радости в ее глазах. Определённо, хороший знак. Моя девочка скучала.
Не успеваю ответить, как меня опережает Сашин отец.
- Саш, а почему ты держишь нашего будущего зятя на холодных ступеньках? Мы с твоей мамой внучку еще хотим, а если он отморозит…
- Папа! - вскрикивает Сашка.
Да я чертов счастливчик! Мне нехило повезло с будущими родственниками! Я уже их обожаю!
- Будущего…кого? - Сашины глаза точно блюдца. Моя малышка пыхтит, как паровоз, и только пара из ушей ей не хватает.
- Саша, принеси вазу. Посмотри какие шикарные ромашки мне подарил… - запинается будущая теща и оборачивается ко мне, - как вас зовут, будущий зять?
- Макс! Его Максим зовут! - кричит Никитос, висящий до сих пор на моей шее.
- Максим. Что ж, очень приятно! А меня Александра Ивановна, - представляется родственница.
Александра. Надеюсь, я потяну двух Саш.
- Вячеслав, - протягивает руку мужчина, и я пожимаю ее.
- Ну вот и познакомились! - расплываясь в улыбке, чеканит будущая теща и разувается. - Сашк, чайник ставь!
- Мам, пап? - мелкая мечется глазами по родителям, стреляя в меня гневными взглядами.
Ох, какая горячая малышка! Как же я скучал по этим настоящим эмоциям!
- Я вообще-то здесь! Меня не хотите спросить, нет? - всё еще не унимается злючка.
С Никитосом на руках прохожу в прихожую и пытаюсь снять кроссовки. Никитка спрыгивает с рук и несется в след за дедушкой и бабушкой, которые скрылись в кухне. Я намереваюсь пройти туда же, но мелкая засранка преграждает мне путь, упираясь своим маленьким пальчиком мне в грудь:
- Стоять! А ты куда собрался?
Она старается выглядеть суровой и холодной, но я - то вижу, что она давно растаяла. Смотрю на ее тонкие, снова сухие губы, жаждущие моих жадных и влажных поцелуев, впиваюсь глазами в нежную родинку над верхней губкой, ласкаю глазами ее стройную шейку и острые ключицы, по которым давно схожу с ума, пересчитываю веснушки. Их на парочку стало больше. Чуть позже я перецелую каждую. Скоро, моя маленькая, скоро я подарю тебе рай, удовольствие и любовь.
Она тоже пожирает меня глазами. От нее прямо пахнет желанием, женственностью и сексуальностью. Скучала моя злючка. Злится за это на себя.
- Руки мыть. Чай же пить будем, - как ни в чем не бывало отвечаю я, игриво подмигивая.
- Тебя никто не приглашал, - складывает руки на груди и задирает свой остренький подбородок. Моя воинственная малышка!
- Мои будущие родственники приглашали! - парирую я.
У меня замечательное настроение, до конца жизни буду благодарить этих святых людей, которые мне так сегодня помогли!
- Здесь хозяйка я, - упрямится Веснушка, а потом чуть ли не хныча, опускает плечи и голову, - как тебе это удается, Филатов? - впяливается в меня мучительным взглядом.
- Что именно?
- Когда ты успел очаровать моих родителей?
Я подхожу ближе и закидываю свою лапу ей на плечи, приобнимаю и притягиваю к себе. Она утыкается носом в футболку, а потом обвивает меня за талию.
Вот оно!
Мы тихонько покачиваемся из стороны в сторону, как парусник на легких волнах.
Вот оно, мое личное место под солнцем!
- Макс, - Никитос дергает меня за джинсы.
Мы с Сашкой одновременно опускает головы, но не прекращаем обниматься, смысл уже скрывать?
- Смотри, - мальчонка раскрывает ладошку, и я вижу маленький белый зуб.
- Ого! У тебя выпал первый молочный зуб? - искренне удивляюсь я.
- Нуу…вообще-то мне его в садике во время драки выбили, - жмется пацан и опускает виновато глаза, - ну он все равно шатался уже!
- Ни хре…
- Максим, - бьет кулачком в бок моя малышка и строго на меня смотрит.
Черт, мне придется долго привыкать, что у меня теперь есть ребенок и нужно сдерживаться в выражениях. Да мне вообще предстоит еще многому учиться, отчего-то отказаться, в чем- то подчиниться. Я начинаю жизнь с нуля, но я, уверен, что справлюсь.
- Ты подрался? Извини, дружище, но ты больше не Шумахер. Теперь ты- Тайсон! - жму пацану руку, а тот довольно сияет, точно начищенный рубль.
Сашка прячет лицо где-то у меня подмышкой и тихонько подсмеивается, а Никитка уносится с визгом в комнату. Малышка тесно прижимается ко мне и поднимает свои невероятные глаза. Мне столько всего хочется ей сказать и рассказать, но это всё потом, когда мы останемся одни, а сейчас:
- Малышка, я смертельно хочу твой дерьмовый растворимый кофе. Я так по нему скучал. Сделаешь?
Сашка пару секунд внимательно рассматривает меня, а потом начинает громко заливисто смеяться! Ее смех- лучшая музыка для моих ушей! Играй чаще, Веснушка!
- Звучит, как признание, Филатов, - подмигивает моя Ведьма и тянет меня за руку в кухню, туда, где собралась за крохотным столиком моя Большая семья.
- Так и есть, малышка, так и есть…
Эпилог
9 месяцев спустя…
- Ну что ж, незамужние, в ряд становитесь!
Кто замуж не хочет-поберегитесь!
Невеста бросает прекрасный букет,
И мы наконец-то узнаем ответ.
- Приглашаем в центр зала всех незамужних дам!
Ведущая - молодая приятная женщина, громко зазывает барышень в микрофон, направляясь к столу молодоженов. Прослеживаю взглядом и наблюдаю, как Данила вместе с ней пытаются выдернуть Кристину из-за стола. Почему выдернуть? Потому что огромный живот Кристины не даёт с легкостью подняться из него. И она не переела. Кристина, с сегодняшнего дня, Филатова беременна уже как 8 месяцев.
Вообще, их свадьба должна была состояться в конце сентября, но в августе Кристина с братом узнали, что они в положении, и всё было бы ничего, если бы Кристина вплоть до конца октября не обнималась с белым другом. Унитаз отодвинул моего брата на второй план. У бедняги Крис был такой жуткий токсикоз, что даже мои похмельные позывы даже рядом не стояли. По понятной причине, свадьбу отложили до лучших времен.
Честно, я не уверен, что сейчас лучшее время. У Кристины сильные отеки ног, а под глазами темные мешки. Как бы не старалась подруга Саши- Агата, скрыть ее изможденный и нездоровый вид практически не удалось. К тому же, Кристина с этим огромным пузом чрезвычайно неповоротлива. Если бы вы видели их первый с Данилой танец, то решили бы, что брат перемещает вокруг собственной оси большой воздушный шар, который вот-вот лопнет. Зато сейчас у Кристины прекрасный аппетит: малосоленая семга с мороженым вызывает у меня приступ тошноты, а у бедняги аж слюни текут от удовольствия.
Я думаю, рассматривая их будущие свадебные фотографии, через пару лет Кристина вынесет брату мозг из-за того, что не настоял узаконить брак уже после родов.
Но сейчас для нее важно, чтобы ребенок родился в законном браке. Поэтому сейчас я сижу за столиком молодежи и друзей и разглядываю всю эту свадебную вакханалию. Ну а как назвать то, что здесь происходит? Бросание голубей у Загса, завязывание ленточки на Дереве семьи, скрепление замка на мосту любви и банкетный зал с тамадой и тупыми конкурсами! Почему брат и Кристина остановились на классической русской свадьбе, я не знаю. Смею предположить, что смена гормонального фона Кристины сказалась на ее умственных способностях не лучшим образом. Ну а брат, видимо, решил не спорить со своей беременной невестой. Ему и так приходилось не сладко последнее время.
- Я пошла, - сообщает Сашка и одернув короткое спереди платье, встает из-за стола.
- Ты куда? - бросив на нее оценивающий взгляд, хватаю за руку.
Моя рыжая Ведьма бесподобна: воздушное платье цвета пудры, короткое спереди и удлиненное сзади, медово-пшеничные волосы собраны в высокую прическу с волнистыми свободно спадающими прядями, нежная длинная цепочка, уходящая глубоко в декольте, аккуратные босоножки на стройных ножках. Она точно греческая Богиня! Множество браслетов из белого золота на левом запястье ее руки игриво поблёскивает в искусственном освещении зала. Я подарил их Саше в день ее рождения. Я сам обожаю различные украшения на руках и рад, что малышке они пришлись по душе.
- Пойду ловить букет невесты, - высокомерно отвечает моя гордячка, слегка задрав подбородок, - может и мне повезет когда-нибудь выйти замуж. Пусти.
Не понял. Это что сейчас было? Я отпускаю ее ладошку и слежу за ее движениями. Моя Веснушка плавно плывет по залу и встает рядом с другими девушками.
Я так и не понимаю, что она там делает среди одиноких подружек Кристины. Смотрю на Даню, тот почему-то тоже смотрит на меня и ржет. Ну и чего смешного, олень? Или олень здесь я?
Ведущая начинает отсчет, и на счет «три» Крис запускает букет в толпу страждущих. Ловит его какая-то совсем молоденькая девчонка, беспечно прыгая и радуясь своему счастью. Моя Веснушка обреченно пожимает плечами и возвращается ко мне. На ее лице тень печали и разочарования. С чего бы? Она нервно хватает фужер с остатками вина и мигом его опрокидывает в себя. Полегче, малышка! Что случилось - то?
- Ты расстроилась из-за букета что ли? Не пойму, - отодвигаю подальше от нее фужер и разворачиваюсь к ней всем корпусом.
- Да, - коротко отчеканивает она.
- Серьезно? Ну хочешь я пойду и отберу его у той пигалицы? - я реально не понимаю, чего она в него так вцепилась. На мой скромный взгляд, букет вполне себе посредственный.
- Ты идиот, Филатов? - впяливается в меня гневным сверлящим взглядом моя Веснушка. От греческой нимфы не осталось ни следа. Сейчас она как Гаргулья. И я ее боюсь. - Тот, кто поймает букет, выйдет следующей замуж, - поучительно объясняет мне очевидное. Но ей-то это зачем?
- А ты че замуж хотела?
- Филатов, ты дурак или прикидываешься? Я до сих пор так и не научилась распознавать, когда ты правду говоришь, когда прикалываешься. И да, я хочу замуж, - моя Ведьма хватает с пиалы оливку и отправляет себе в рот, остервенело ее пережевывая. - Это очевидно, когда находишься в отношениях, нет?
Вот тебе и новости!
- А че молчишь тогда? Могла бы и предложить. Я- то откуда знаю, - ну правда, мы же вроде как договорились всё обсуждать, говорить, слушать.
- Ты серьезно сейчас? - теперь уже Сашка разворачивается ко мне и округляет свои и без того большущие глаза. - То есть это я должна тебе предложение делать? Как интересно, Филатов.
Честно, я и не задумывался об этом. Мне казалось, что у нас всё гладко, налажено и счастливо. Полная, мать ее, гармония. Всё, как она хотела. Чего не хватает-то?
Мы девять месяцев живем вместе в просторной, уютной квартире. Да, пока она съемная, но я думаю, что в скором времени мы обзаведёмся свои жильем. Наш с Андрюхой Водный комплекс открылся два месяца назад и пока мы работаем в ноль, но это только начало. Мы уже начали сдавать бассейны в свободное от тренировок время в аренду, а также у нас открылся тренажерный зал с несколькими инструкторами и фитнес-программами.
Я считаю мы и так справились предельно ускоренно и оперативно, в условиях всей бюрократии и неидеального законодательства. И подспудно я знаю причину такого благоприятного течения событий. Я уверен, что без вмешательства моего отца здесь не обошлось. Слишком гладко, быстро и дешево. С его связями в городе, думаю, ему не составило труда договориться с администрацией, пожаркой, управлением Роспотребнадзора и другими инспекциями.
Но я не бежал к отцу с поклоном в знак благодарности, да и он не спешил раскрывать свое инкогнито. Мы по-прежнему не общаемся, но я больше не испытываю той жгучей ненависти. Мне равнодушно. Я, конечно, удивлен его тайной помощи, но лицемерить перед ним и собой не собираюсь. Я не держу на него зла, больше нет. Он-глубоко несчастный человек, годами разъедаемый чувством вины и бессилия, он сам страдает от этого. Возможно, эта его скрываемая помощь - начало осознания и принятия допущенных за многие годы ошибок. Возможно…но не факт.
Я стараюсь, чтобы моя семья ни в чем не нуждалась. Всё самое необходимое у нас есть, а остальное-дело наживное.
Сашка по-прежнему работает в своем обожаемом Центре, но мне удалось затащить ее к себе в Комплекс. Поначалу моя Веснушка упрямилась, ссылаясь на то, что не хочет работать под моим руководством. Но когда я ей сказал, что у нее будет свой личный кабинет, моя упрямица бросилась с поцелуями мне на шею. Я и не думал, что моя милая Веснушка такая тщеславная. Теперь моя Ведьма-штатный психолог в моем Водном Комплексе. Два дня в неделю рыжуля занимается с подростками, вправляя их незрелый мозг в правильное русло, помогая найти себя, верить в себя и делать правильно выбор. Если бы когда-то со мной, мальчишкой с нестабильной психикой, поработал бы такой специалист, возможно, сейчас я не имел столько проблем и комплексов.
Никитос в сентябре пошел в первый класс, хотя семь лет ему исполнилось только в ноябре. Черт, да я чуть не расплакался, когда мой пацан тянул слезливую песню первоклассников. Мы с Веснушкой стояли на линейке первоклассников, и я ощущал небывалую гордость и благодарность мирозданию, за то, что имею такую великую ценность в своих руках.
Сейчас в нашем Комплексе идет полным ходом работа по подбору персонала. На данный момент наш коллектив небольшой, но достаточно профессиональный: инструктор по стретчингу, мастер спорта по прыжкам в воду, несколько ребят в тренажерном зале, мед работник, массажист, психолог, я с Юдиным и самый главный человек в каждой организации - охранник, он же сторож, водитель, зам начальника, вахтер и человек, который знает абсолютно всё. Эта должность принадлежит моему тестю- мировому мужику, кстати!
Сашины родители переехали на первое время к нам в город, чтобы помочь с Никиткой-отвезти в школу, забрать, покормить. Они теперь живут в той панельной однушке, где раньше жили Саша с Никитосом. Александра Ивановна помогает с внуком, а Вячеслав Аркадьевич работает со мной.
Я говорил, что у меня мировые теща с тестем? Так мне не сложно повториться!
Когда я первый раз попал к ним в гости, я долгое время не мог прийти в себя от увиденного. Это такая неземная идиллия, что-то поистине святое, что своим присутствием я боялся осквернить их благочестивый алтарь.
Как они сумели сохранить такие благородные отношения столько лет- понятия не имею. Но я безмерно счастлив, что стал частью этой прекрасной семьи. Я получил столько тепла и любви, сколько не получал…да черт возьми, я никогда ничего из этого не получал. Они заменили мне родителей, приняли в свою семью, окружили вниманием и заботой. Мне достаются самые красивые пельмени, самые пышные пирожки, самые вкусные кусочки мяса и самые нежнейшие вареники с вишней. Я переплюнул самого Никитоса!
Я сделаю для этих людей все, я вечно буду им благодарен и в будущем постараюсь обеспечить достойную старость.
Я уверен, наше детище принесет нам с Юдиным в будущем успех, и я сейчас не о деньгах. Поэтому, работаем!
И вот сейчас я сижу на свадьбе брата, смотрю в глаза моей женщины и не понимаю, что снова я сделал не так. Вернее, не сделал.
Сашка встает и уходит, оставляя меня в полном непонимании и раздрае.
- Ну че, брат, готов словить подвязку? Может, хоть у тебя получится, - не замечаю, как рядом со мной материализуется новоиспеченный жених.
- Не понял, - они либо сегодня намеренно издеваются, либо я реально тупой. Но судя по хитрой ухмылке брата- скорее второе.
- Ну подвязку, - крутит на пальце какую-то кружевную фигню, - типа, кто поймает, тот следующий женится, - подмигивает брат.
Да че вы сегодня с ума что ли посходили?
- Ооо, нет я в этом дерьме не участвую, без меня справитесь, - еще чего не хватало. Я че олень, жопу рвать из-за шнурка.
- Мне показалось, Саша расстроилась, что не поймала букет невесты, - брат устраивается рядом так, будто впереди нас ожидает долгий и трудный разговор.
- Тебе показалось, - фыркаю я.
Ищу глазами Сашу, но нигде не вижу ее.
- У вас все нормально? - допытывается брат.
Они сговорились что ли?
- Шел бы ты разбираться в своих отношениях, - киваю в сторону его супруги, - а то Кристинка, вон, ревет и баранье ребро облизывает, - ухмыляюсь.
- Это еще ничего, - вздыхает брат, - позавчера мы полдня ходили вдоль дороги, где укладывали новый асфальт.
- Зачем? - удивляюсь я.
- Нюхали, - обреченно выдыхает Данила, - оказывается от этого запаха у Кристины прекращается изжога.
Меня передергивает, когда представляю себе всю картину, вплоть до изжоги. Это со всеми беременными так? Если да, то какого хрена мужикам не дают декретный отпуск? Это же сколько терпения нужно иметь, чтобы не сорваться и не начать просить Бога вернуть всё назад, до первичных настроек по умолчанию. На миг задумываюсь о том, как бы вела себя моя Ведьма во время беременности? Тоже гоняла бы меня среди ночи за мелом и трын-травой?
Наши с братом взгляды пересекаются и после недолгой паузы, начинаем ржать!
Брат. Теперь в моем лексиконе и телефонной книжке есть такое слово. Никогда бы раньше не подумал, что мы можем о чем-то разговаривать и смеяться над общими шутками. Нет, мы не стали с братом «кровь за кровь» и всё такое, но мы определённо стали близки. Во многом благодаря Саше. Это она так тонко и филигранно сводила нас лбами. Она-стала нашим связующим звеном: шустро вошла в доверие к Крис и за нашими спинами эти две партизанки устраивали нам с братом засады.
Я совершенно по-новому смотрю на Даню. Я не имел права винить брата в своих несчастьях, ведь, по сути, он такой же заложник обстоятельств, как и я. Ему тоже выбрали его роль, взращивали ее, подкармливали и поливали, ежедневно уверяя его в собственной превосходности и величия. Быть может, если бы с детства мы получали одинаковые количество любви и заботы, в нас бы не родились чувства соперничества, превосходства и эгоизма. Нельзя делить материнскую любовь на достойного и недостойного. Нельзя выбирать между двух, всегда-только двоих. Когда ты утопаешь в безмерной заботе и восхвалении, ты начинаешь смотреть на мир через призму высокомерия. Ты готов всеми способами и средствами подкармливать свое эгоистичное я, превращаясь в тщеславную сволочь. А когда всё свое детство ты борешься за частичку внимания и тепла, а получаешь при этом поджопник, то накопленные годами обида, чувство несправедливости, зависть, детская наивность и ревность впоследствии перерастают в злобу и ненависть. И тогда именно они становятся энергетическим топливом, способствующим твоему бесполезному существованию.
Мы с братом только в начале пути к друг другу, но я уже чувствую его родное братское плечо.
Кстати, Данила занимается оздоровительным плаванием в моем Комплексе, я лично инструктирую его. И могу с полной уверенностью сказать, что брат за последнее время неплохо набрал в весе, подтянулся, стал шире в плечах. Медленно, но его ноги обретают утерянную чувствительность, он уже может недолго стоять с опорой. Пока полностью отказаться от коляски не получается, но я уверен, что в ближайшем будущем мы увидим практически здорового Даню. К тому же, у него скоро родится пацан, с которым в футбол гонять нужно будет, так что тут без вариантов - только вставать на ноги.
- Вы когда собираетесь? Уже решили? - Данила наливает в свободный чистый стакан воду без газа и смотрит на танцпол, где Кристинка, придерживая свой бегемотский живот, пытается танцевать, вращая талией, которой нет. Она машет Даниле, призывно зазывая его.
- Куда? - уточняю, - ну летом хотел свозить своих к морю, а там, как получится, - пожимаю плечами и тоже делаю глоток воды.
- Да я не об этом. Жениться когда собираетесь? - у меня вода идет носом, и я начинаю кашлять. Брат неласково постукивает меня по спине, отчего начинаю давиться еще сильнее.
- Да у нас и так всё хорошо, - фыркаю я и хватаю бумажные салфетки, обтирая лицо и брюки. - Я не пойму, вы сговорились с Сашкой? Одна что-то пытается мне сигнализировать, другой заладил с женитьбой. Вы о чем-то говорили? Что я должен знать?
- Брат, иногда, на правах старшего брата мне хочется дать тебе подзатыльник, чтобы вставить мозги. Ты - полный осел, раз не замечаешь очевидного, - брат выворачивает коляску и намеревается отправиться к жене, когда оборачивается и смотрит в глаза:
- Ей нужна уверенность в своём мужчине, в завтрашнем дне, понимаешь? А уверенной она себя почувствует тогда, когда на ее пальчике будет сиять колечко с камушком, - деловито вещает Данила.
Скептически смотрю на брата и не верю, что мы - родственники. И где он этого ванильного дерьма понабрался?
- Не смотри на меня так, - усмехается Данила. - Это Кристинкины слова.
Понятно. Я уж было хотел отречься от него.
Неужели моя Сашка обиделась из-за какой-то свадьбы? Мы никогда не заводили об этом разговор. Ну хорошо же живем, че. Без штампа в паспорте. Что он изменит?
Уверенность в своем мужчине, в завтрашнем дне…
Так она, получается, не уверена?
Она носки мои носит - я молчу, в футболках моих спит- тоже не возникаю, я стричь ей себя позволяю и кабинет в Комплексе выделил больше своего, а она еще сомневается?
Выхожу из-за стола с целью найти где-то застрявшую засранку. Рыщу по залу глазами, но спотыкаюсь о чужие лица.
Узнаю у персонала, где находятся туалетные комнаты и направляюсь туда.
В пустом коридоре две одинаковых двери с табличками WС. Дергаю ручку, когда одновременно со мной с внутренней стороны двери кто-то толкает ее на меня.
- Максим? - Саша пугается и поднимает на меня покрасневшие глаза. В их уголках слегка потекла тушь, и нос подозрительно шмыгает. Ревела, балда.
- Ага, - озираюсь по сторонам и убедившись, что за нами никто не подглядывает, вталкиваю девушку обратно, - ты долго что-то.
- Что ты делаешь? - округляет заплаканные глазки и следит за тем, как проворачиваю замок.
- Соскучился, - и это правда.
Надвигаюсь словно голодный тигр, загоняя бедняжку в капкан. Саша прижимается поясницей к столешнице и наблюдает, как я буквально раздеваю ее глазами. Сейчас буду тебя успокаивать, малышка, долго и горячо, всё, как ты любишь. Подхожу ближе, опуская руки по обе от нее стороны, заключая в кольцо. Моя Ведьма вздергивает подбородок и провоцирующе смотрит на мои губы. Дразнит, мерзавка. Значит тоже в игре.
Хочу ее поцеловать, но неожиданно получаю смачный укус в подбородок. Эй!
Потом мне прилетает под ребра кулачком.
Че за дела?
И напоследок рыжая заноза обхватывает мои яйца в кулак и нехило так сжимает.
- За что? - воплю я, сжимаю поверх ее ладошки свою руку, пытаясь отодрать, но Веснушка вцепилась клещами.
- Не отпущу, пока не сделаешь мне предложение. Считаю до трех. Раз, - Веснушка сжимает крепче, а у меня искры из глаз, кажется, сыпятся, - двааа…
Блть, да что там сказать-то надо? Я сейчас готов пообещать что угодно и подписать любые бумаги, только пусть прекратит эту невыносимую пытку.
- Ты выйдешь за меня замужжж? Ааа, черт, - шиплю я, практически сгибаясь, словно мне дали под дых.
- Боже, Филатов, из твоих уст, даже предложение о замужестве выглядит так, будто тебя сейчас стошнит, - прищуривается, а потом расплываясь в широкой улыбке, отпускает мои посиневшие яйца и запрыгивает на меня сверху, обвивая вокруг живота ногами, - но я все равно согласна! - А меня реально сейчас стошнит. От боли.
Облегченно глубоко выдыхаю: то ли от того, что моя мошонка на свободе, то ли от того, что она сказала «да». Не знаю. Не понял пока.
Сашка одаривает мое лицо россыпью мелких поцелуев, и я уже полностью готов закрепить свое предложение конкретной печатью, как в дверь начинают ломиться и дергать ручку. Да е-мое…
Смотрю на себя в зеркало, тот еще видок: в области паха заметный бугор, на подбородке красуется красный след от укуса, рожа такая недовольная, что самому себе втащить хочется. А Сашка сияет. Одергивает платье, поправляет прическу, при этом бессовестно улыбаясь.
Мы выходим, взявшись за руки, и плевать, что там о нас подумают. Обидно то, что именно того, о чем подумают, и не было-то. А в паху горит.
На нас смотрит запыхавшаяся Кристинка.
- Ааа, это вы туалеты занимаете? Тут люди умирают, - подпрыгивает на месте моя невестка, - а вы…
- А мы женимся! - выпаливает Сашка. - Макс мне предложение сделал!
- Правда? - загораются глаза Кристинки и она забывает про то, как смертельно хотела в туалет.
- Правда, - бубню я. - После того, когда за яйца взяли! В прямом смысле.
Конец
|
