Их тайный гость Яна Перепечина
        Покупая дачу, Константин Соколан мечтал о тихой жизни. Но его соседкой становится мать-одиночка Арина с двумя чрезвычайно активными дочерьми. И буквально с первых дней жизни на даче начинает происходить неладное: на его попечении оказывается младшая из дочек соседки, сама женщина со старшей девочкой исчезают и вдобавок сгорает только что купленный дом Константина.
        Соколану случайно удаётся помочь соседям и спасти старшую дочь. Но в его жизни всё только запутывается. Раз за разом кто-то неизвестный пытается убить его. Не виноваты ли в этом его загадочные соседки, о которых он так толком ничего и не знает? Кто эта женщина, и какая тайна скрывается в прошлом её самой и её дочерей?
        Яна Перепечина
        Их тайный гость
        ИЮНЬ 2008 ГОДА
        ИЗ ГАЗЕТ
        Как стало известно нашему корреспонденту Стасу Кургузову, 13 июня скоропостижно скончался Даниил Сытиков, больше известный широкой общественности как Венцеслав, основатель и бессменный руководитель Братства Чистых Душ. Ему было всего 40 лет.
        Этот незаурядный человек при жизни привлекал к себе внимание многих. Детство его было вполне обычным: единственный ребёнок в интеллигентной московской семье, родители - преподаватели одного из столичных вузов, А сам Даниил с красным дипломом окончил психологический факультет МГУ и подавал большие надежды. Собственно, он их вполне оправдал. Правда, весьма оригинальным образом – создав организацию, в ряды которой постоянно вливались всё новые и новые члены.
        В последние годы о Братстве почти ничего не было слышно. Но многие наверняка помнят плакаты, которые десять-пятнадцать лет назад можно было увидеть практически везде: в транспорте, в поликлинике, на автобусных остановках и в магазинах. Высокий привлекательный молодой мужчина в белых одеждах спрашивал, казалось, глядя в самое сердце тому, кому на глаза попался плакат: «А вы позаботились о своей душе?» Созданную и возглавляемую им организацию, в которой, как нетрудно догадаться, как раз о душах и радели (во всяком случае, это радение декларировали во всеуслышание), некоторые считали сектой. Другие же безоговорочно верили Венцеславу. Настолько, что уходили из нашего мира, корыстного, жестокого и неискреннего, как они считали, в Мир Чистых Душ.
        Деятельность детища Венцеслава, Братства Чистых Душ, со дня основания и до сегодняшнего дня была овеяна тайной и вызывала множество противоречивых слухов. Но если в девяностые Братство активно рекламировало себя, то в двухтысячные – наоборот – ушло в тень. Но это не означает, что оно прекратило своё существование. Отнюдь. Наоборот, в ряды Братства вливалось всё больше и больше новых членов.
        Чем привлекал Венцеслав адептов? Что предлагал он им взамен нашего мира? Почему «братья» и «сёстры» боготворили его? Что же скрывали Чистые Души за высокими заборами своего поселения, расположенного в тайге? Все эти вопросы так и остались без ответа. А загадочная гибель Даниила Сытикова породила новые. И только время покажет, распадётся ли Братство или продолжит своё существование, будут ли всё так же тянуться в тайгу страждущие…
        Газета «Наша Московия» 15 июня 2008 года
        ИЮНЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Молоденький риэлтор заливался соловьём:
        - Прекрасный большой участок правильной формы, близость соснового бора, хорошие соседи…
        Константин Соколан слушал, осматривался и кивал. Дача ему пока вполне нравилась. Участок и вправду оказался немаленьким, умиротворяющее пахло хвоей, дом был совсем новым и, хотя он планировал строить жилище под себя, на первое время сгодился бы и этот.
        Когда парень дошёл до «хороших соседей», штакетина в заборе в конце участка, рядом с тем местом, где они стояли, закачалась, отодвинулась и в неё просунулась смешная девчачья мордашка, выражавшая крайнюю степень любопытства. В это же время, как по команде, со стороны соседей слева, где до этого царила благостная тишина, раздался дружный разноголосый вопль аж нескольких детей, судя по всему двух-трёх мальчишек, вышедших из младенческого возраста, и стольких же или около того крох, чей пол по голосам Константин определить затруднился. Соколан замер. Риэлтор тоже, тут же покраснел и испуганно уставился на клиента. Он хорошо помнил странные, на его взгляд, требования этого симпатичного, молодого ещё мужика, совершенно не похожего на мизантропа: поменьше соседей и никаких детей. Категорически.
        Константин посмотрел на розовые от смущения щёки мальчишки-риэлтора, на забавную любопытную мордаху между штакетинами с облупившейся зелёной краской и неожиданно для себя самого подмигнул обоим. Риэлтор оторопело моргнул и уставился на него во все глаза, даже рот приоткрыл совсем по-детски, а девчонка потешно задёргала круглой щёчкой, тоже пытаясь изобразить что-то похожее на подмигивание.
        Соколану стало жалко старательного парня, который, как тот сам рассказал, пока они добирались до этого дачного посёлка, был старшим сыном в многодетной семье, учился на врача, а летом помогал маме-риэлтору. Мальчишка обожал своих троих младших братьев и сестёр, да и всех детей скопом, и собирался стать педиатром. И дикие, на его взгляд, требования клиента были ему явно непонятны, хотя он и старался это не демонстрировать.
        В его возрасте Константин тоже бы никогда не стал настаивать на отсутствии в округе детей. Но тогда он ещё ничего не знал о своём будущем… А если бы даже и знал… Иногда, когда он думал об этом, ему казалось, что, знай он о том, что случится, непременно что-нибудь придумал и смог бы всё изменить. А порой он очень в этом сомневался…
        Немного отойдя от потрясения, риэлтор попытался исправить ситуацию и вновь зачастил, уже, впрочем, не надеясь на благополучный исход дела:
        - …Развитая инфраструктура, водопровод, магистральный газ. Соседи только слева и сзади. Справа от этого участка, вот, посмотрите, пожалуйста, начинается сосновый бор, ухоженный, без бурелома. А ещё, - мальчишка даже сделал театральную паузу, так ему самому нравилось то, что он собирался сказать, - а ещё буквально в ста метрах за деревьями есть прекрасное чистое озеро с песчаным дном. Причём оно расположено на территории дачного кооператива и чужим сюда путь закрыт. Большая, большая редкость!
        Константин зачем-то – ведь было уже понятно, что покупать участок с таким соседями он ни за что не станет - слушал. Девчонка, которая так и торчала, просунув круглую голову между штакетинами - тоже. Орава детей на участке слева вопила, судя по всему, играя в индейцев. А ещё щебетали птицы, пахло летом и давно забытым счастьем… И Константин вдруг кивнул:
        - Меня всё устраивает. Назначайте сделку. – И не поверил сам себе.
        Парень тоже не поверил, снова вытаращился на него, похлопал длинными ресницами, похватал воздух ртом и, сглотнув, ошарашено пробормотал:
        - Хорошо, Константин Дмитриевич. Конечно.
        Вышло это у него не слишком внятно, сдавленно. И Соколан с девчушкой дружно рассмеялись, посмотрели друг на друга и захохотали уже в голос. Потом девочка, так ничего и не сказав, исчезла. Только штакетина закачалась на единственном удерживающем её гвозде. Константин даже расстроился. Но уже через пару минут поверх забора слева, затянутого буйно разросшимся диким виноградом, показались сразу четыре головы: уже знакомая девчачья и ещё три мальчишечьи.
        - Вот он, - беспардонно ткнула пальцем в Соколана девчушка.
        - Здрасьте, - хором поздоровались вежливые мальчики. А потом старший, лет восьми, пацан, полностью игнорируя присутствие Константина, авторитетно сказал остальным:
        - Не, он не купит. Крутой слишком. Я его тачку видел у ворот. Таким дома нужны – во, - он широко растопырил руки и чуть не упал назад, но каким-то чудом удержался, - а тут дом небольшой, бассейна или ещё чего такого нету. Папа говорит, у нас место неста… несту… нестатусное. Вот. Так что не, не купит.
        - А вот и купит, правда, дядь? – обратилась к Константину за подтверждением девочка, словно он был её старым добрым знакомым. И тот в очередной – третий уже за последние десять минут раз – удивив самого себя, кивнул:
        - Куплю.
        Риэлтор позади него довольно запыхтел, напомнив Соколану этим ёжика, который жил у него в детстве и вот точно так же пыхтел, когда маленький Костик приносил ему еду.
        Из-за детей и винограда вынырнула темноволосая женская головка:
        - Здравствуйте! Простите нас, пожалуйста, – приветливо улыбнулась Константину и риэлтору молодая женщина и строго скомандовала детям:
        - Дамы и господа, брысь с забора. Неприлично заглядывать на чужие участки. Не мешайте людям.
        - А к вам я заглядываю, - тут же заметила неуёмная девчушка.
        - А мы не чужие, - женщина, судя по всему, стала по очереди снимать детей с какой-то опоры, на которую они взгромоздились, чтобы увидеть происходящее за забором. Те попытались протестовать, но соседка погасила протесты на корню:
        - Бегом мыть руки и есть мороженое.
        - И я? – спросила уже не видимая из-за буйно разросшегося винограда малышка.
        - Конечно.
        - И я! И я! – радостно запела девочка и, судя по дружному топоту, вместе с мальчиками унеслась куда-то вглубь соседнего участка.
        - Ещё раз прошу нас извинить, - снова выглянула соседка, - мы не всегда такие буйные и приставучие.
        Из-за забора раздался дружный младенческий рёв. Женщина засмеялась и развела руками:
        - Хотя, наверное, в это трудно поверить. – Она обернулась назад и ласково пообещала ревущим детям:
        - Надя, Люба, иду.
        - До свидания, - улыбнулся ей Константин.
        - До свидания, - она помахала ему рукой и скрылась, негромко уговаривая невидимых дочек:
        - Всё, всё мои хорошие, вот и я. Что случилось? Не плачьте.
        Тут же стало тихо, будто кто нажал кнопку и выключил звук. Константин постоял молча, глядя по сторонам. Риэлтор с сомнением в голосе спросил откуда-то из кустов жимолости, где собирал в ладошку созревшие уже ягодки:
        - Ну, так как, Константин Дмитриевич?
        - Назначайте сделку, Слава. Назначайте.
        - Да? – снова обрадовался парень, с треском выбрался из жимолости и протянул фиолетовые длинненькие, похожие на бусины, ягодки клиенту:
        - Ваш первый в этом году урожай.
        Константин подставил ладонь, почувствовал, как стучат о неё пересыпающиеся ягоды, и с удовольствием сунул их в рот. Они чуть горчили, но ему почему-то показалось, что жизнь начинает налаживаться.
        Вторая половина июня пролетела в работе. Но в самом конце месяца Константин выкроил в своём плотном графике неделю, собрал вещи и приехал-таки на дачу. Свою собственную дачу. О которой он так давно мечтал, но которую никак не мог купить. Потому что крепче крепкого был привязан к Москве и её больницам…
        Эта самая дача самым радикальным образом отличалась от того, к чему Соколан привык за последний год. Почти каждый день в его жизни были шикарные отели, изумительная еда, вышколенный персонал, самые разные, в том числе экзотические, страны, многочисленные удовольствия и радости жизни. А так же прекрасные машины, СВ (редко) или перелёты только бизнес-классом (часто, очень часто, до двухсот перелётов в год). Суета сует.
        Здесь же, на его собственной, первой в жизни даче, всё было совсем по-другому. Никакой экзотики, простой дом, несколько грядок с трудноразличимыми среди пышных сорняков посадками неизвестно чего и родная неяркая подмосковная природа. По его субъективному мнению, самая лучшая природа на Земле.
        Едва выйдя из машины, Константин ощутил себя попавшим в другое измерение. В котором время течёт медленнее и не хочется никакой роскоши. Он глубоко вздохнул и неторопливо отправился осматривать свои владения.
        На большом довольно запущенном участке стоял дом – не дом, баня – не баня. А этакий гибрид того и другого. Домобаня. Или банедом. На первом этаже размещалась сауна, судя по виду которой, ей ни разу никто и не пользовался. Рядом с ней имелся душ, тоже новый, вполне современный. Там же, внизу, хватило места и для просторной комнаты, одновременно выполняющей функции кухни, столовой и гостиной. На втором этаже располагались три спальни. Никаких излишеств. Всё очень добротное, чистое, но совсем не похожее на то, что окружало его на работе. Абсолютно не похожее. И это ему очень нравилось.
        Было часов восемь утра – Константин, накануне вернувшийся из очередной командировки в Грецию, специально выехал пораньше, чтобы весь день провести уже здесь, на своей свежеприобретённой даче. И сейчас он наслаждался тишиной и нежарким пока солнцем. Соседских детей не было слышно, видимо, ещё спали. Он неспешно перетаскал вещи в гибрид дома и бани, налил воды в ведро и забрался по крутой лестнице на второй этаж - собрался мыть там полы.
        В это время захлопали двери у соседей слева. Немного стыдясь своего интереса, Константин всё-таки не удержался и подошёл к окну. Первым из дома выскочил самый маленький – лет четырёх – мальчишка. За ним, как горох, – старшие братья, возраст которых Соколан ещё в первую их встречу определил на глаз: среднему лет шесть, старшему – около восьми. Следом за мальчиками вышел высокий русоволосый парень, судя по всему, отец детей. На руках он нёс двух хорошеньких девчушек, светленьких и совсем маленьких, едва ли не годовалых. Константин присвистнул: в жизни ему пока ещё не встречались такие многодетные семьи. А тут вдруг подряд: риэлтор Слава с его братьями-сёстрами и новые соседи с пятью детьми от года до восьми лет.
        Молодая женщина, которая в первый его приезд снимала детей с забора, вышла на высокое крыльцо, залитое солнцем, и весело крикнула:
        - Доброе утро! Умывайтесь и бегом есть!
        - А что у нас на завтрак? – громко поинтересовался один из мальчишек, уже добравшийся до уличного умывальника и двумя указательными пальцами осторожно и безо всякого удовольствия моющий глаза и щёки.
        - Блины с клубникой.
        - Блинчики! Блинчики! – вразнобой обрадовались остальные дети и помчались умываться.
        - Мамины блинчики – самые вкусные на свете! – провозгласил старший брат. Остальные поддержали его лозунг и, умывшись, дружно принялись скандировать:
        - Блины нашей мамы – лучшие на свете!
        Большая семья в полном составе скрылась в доме. Константин невесело улыбнулся. Его сын никогда не был таким, как эти дети. Никогда не бегал, не смеялся, не маршировал под собственные лозунги, не радовался солнцу, утру и обещанным блинчикам с клубникой. И даже никогда не сидел на руках у него, Константина. Потому что не мог делать ничего из того, что так легко делали соседские чада. А ещё его сын умер два года назад. Ему было восемь лет. Столько же, сколько сейчас старшему сыну его соседей.
        1997 – 1998 ГОДЫ
        КОНСТАНТИН
        Женился он не так чтобы рано. Но и не поздно. В двадцать четыре года. Его юная жена была на шесть лет моложе и только что стала совершеннолетней. Они познакомились случайно, на улице. Костя помог встречной девушке дотащить тяжеленные сумки. Как оказалось, она получала учебники на новый учебный год в институтской библиотеке. Тренированный, крепкий лейтенант Соколан легко подхватил ношу и играючи донёс её до общежития, в котором обитала Светлана, так звали девушку. А донеся, пригласил её погулять. Сентябрьский вечер был довольно тёплым, и они долго бродили по улочкам, разговаривали и смеялись, смеялись. Почему-то им было очень весело тогда. Теперь уже Константин и не вспомнил бы почему.
        Хорошенькая миниатюрная блондинка Света рассказала ему, что она из подмосковного Клина. Но ездить оттуда в институт далековато, да и живёт она там с тётей, потому что мама уже давно умерла, а отца у неё никогда не было, вот и обосновалась в общежитии. Костя был сыном разведённых родителей, отца с тех пор, как тот женился на молодой женщине, не видел ни разу. А мама его умерла за год до этого. И он тоже, как и Света, чувствовал себя одиноким. Ни братьев, ни сестёр у обоих молодых людей не было. Поэтому ли, или по какой-то другой причине, но встретившись всего несколько раз, Костя со Светой уже не мыслили жизни друг без друга. Вскоре Светлана со своими тремя сумками, в двух из которых лежали всё те же учебники и лишь в одной её личные вещи, перебралась в однокомнатную квартиру Кости. Там они и зажили, удивительно легко и быстро привыкнув друг к другу.
        Светлана оказалась неплохой хозяйкой. Костя в свою очередь старался во всём ей помогать. Дома он из-за работы бывал нечасто. Но молодая жена не сердилась, не устраивала скандалов, а училась, занималась хозяйством и с удовольствием хлопотала вокруг мужа, когда тот всё же оказывался дома. И оба чувствовали себя вполне счастливыми. Костя даже умудрился взять на работе путёвки в их ведомственный дом отдыха, и они отправились в настоящее свадебное путешествие. Света до этого на море никогда не бывала. И всё, от пицундских сосен до длинного Маркхотского хребта, вытянувшегося вдоль берега Чёрного моря аж на несколько десятков километров, приводило её в неописуемый восторг. Она то и дело брала Костю за руку и шептала:
        - Костик, спасибо тебе!
        И он чувствовал себя волшебником.
        Дело было в ноябре, дули холодные ветра, вода в море была чересчур бодрящей, а бассейна в доме отдыха не имелось, но их ничто не огорчало. Они часами бродили вдоль серого неласкового моря, иногда даже не разговаривая, а просто довольствуясь молчаливой близостью родного человека. Светлана собирала красивые оранжевые и сиреневые ракушки и камни, а Костя с готовностью носил их за ней в пакете и любовался почти опустевшим приморским городом. Им обоим было хорошо и спокойно.
        А через два месяца после свадьбы оказалось, что ещё до конца недавно наступившего тысяча девятьсот девяносто восьмого года у них родится ребёнок. Этого ни Костя, ни, тем более, совсем юная Света не ожидали. Им хотелось не вопящего младенца, а свободы и праздника. Но, когда они узнали, что скоро станут родителями, то снова, как и после свадьбы, на удивление быстро перестроились под новую реальность. Стали мечтать уже о том, что будут брать во все поездки маленькую хорошенькую дочку или славного, крепенького сына. А значит, и дома сидеть не придётся. Зато у них будет настоящая семья. И жизнь стала казаться им обоим ещё лучше, чем раньше.
        Узнав, что они ждут мальчика, Костя и Света очень обрадовались и принялись скупать одёжки, игрушки, пелёнки и прочее младенческое добро, нужное не столько ребёнку, сколько родителям. И ждали, очень ждали рождения Костика. Света настаивала на том, что хочет назвать сына только так, в честь мужа. Будущему отцу эта идея не слишком нравилась, но он любил жену и не хотел спорить, а потому согласился.
        На пятом месяце беременности Света прочитала статью про совместные роды и очень захотела, чтобы Костя был рядом с ней во время рождения их ребёнка. Она даже нашла в одном из городков ближайшего Подмосковья роддом, где практиковали такое. Там ей подсказали, что есть специальные курсы, на которых готовят будущих мам и пап к совместным родам. Света громко, с выражением прочитала статью мужу, пока он ужинал, рассказала про удивительный роддом, сделала умоляющие глаза, и Костя согласился два раза в неделю ходить на подготовительные занятия.
        Курсы оказались интересными, и Косте даже понравились. Весёлые муж-доктор и жена-воспитатель детского сада рассказывали слушателям, как отрабатывали свою систему на себе, показывали фотографии свои и своих детей, а так же счастливых семейных пар, уже рожавших у них, и красивых малышей, сидящих на руках у сияющих родителей. Это и на Костю, и на Светлану произвело сильное впечатление. Было решено рожать только в этом потрясающем роддоме при помощи этих замечательных людей. Доктор Семён Степанович Синьков пообещал собственноручно принимать их ребёнка. Светлана была счастлива и рожать совершенно не боялась.
        Так получилось, что у всех из их довольно большой группы подготовки к родам дети родились раньше, чем у Соколанов. И Света восторженно рассказывала, что ей звонили уже и Лиза, и Оксана, и Маша, и у всех всё прошло замечательно. Как по маслу прошло. Родились здоровые, крепенькие детишки. Все сокурсницы взахлёб хвалили доктора Синькова и были ему очень благодарны.
        И это, разумеется, было правдой. Он и вправду был хорошим, опытным врачом и многим помог. Но с Соколанами всё вышло по-другому.
        Света перехаживала беременность, и её положили в предродовое отделение, ожидая начала родов с минуты на минуту. В тот день Костя задержался на работе. Ставший уже старшим лейтенантом Соколан себе всё так же не принадлежал и был вынужден подчиниться приказу. Освободившись, наконец, он, волнуясь, позвонил в роддом, и ему сказали, что жена уже рожает. Костя на своей голубой «шестёрке» мчался, нарушая все мыслимые правила, и не попал в аварию только чудом. Но, когда он прилетел-таки к жене, мальчик, их сын, уже появился на свет. И Светлана счастливая, хотя и очень бледная, лежала в чистенькой красивой одноместной палате.
        - Светка, прости, я опоздал, - почти простонал чувствовавший себя подлецом и негодяем, бросившим жену в самый важный момент, Костя и сунул ей в руки огромный букет роз. Света не удержала его, и цветы усыпали одеяло. Жена улыбнулась и устало откинулась на подушку, на мгновение прикрыв глаза.
        «Как в гробу лежит», - в ту же секунду уколола страшная, несвоевременная мысль. Костя сердито мотнул головой и прогнал её. Он был счастлив: у него родился сын.
        - А можно я мальчика посмотрю? – спросил он у доктора Синькова, которого встретил, выйдя из палаты в коридор, чтобы попросить у медсестёр вазу для цветов (в этом потрясающем роддоме были продуманы даже такие мелочи). Доктор пробежал было мимо, но, узнав Костю, остановился.
        - Можно, отчего нет, - ответил он, чуть поспешно, пожал плечами и провёл молодого отца в большую светлую палату в конце коридора, где в специальных кроватках лежали сразу несколько младенцев. Семён Степанович подвёл его к малышу, лежащему у окна. Прошелестела какая-то бумажка, и врач отступил в сторону, рукой показав на ребёнка:
        - Вот ваш сын.
        Малыш, туго стянутый пелёнкой с жёлтыми утятами, спал. Красное, чуть припухшее личико было спокойно. Головка ребёнка показалась Косте ассиметричной и несоразмерно большой. Но он тут же вспомнил всё то, что рассказывали им на занятиях и успокоился. Новоиспечённый отец пару минут поразглядывал ребёнка, благодарно пожал доктору руку и снова пошёл к жене. Семён Степанович остался в детской, переходя от кроватки к кроватке.
        - Ты его видел? – спросила Светлана, с надеждой и волнением вглядываясь в его лицо.
        - Да. Он очень красивый, - уверенно соврал Костя, которому младенец не слишком понравился, но который знал, что почти все дети поначалу не отличаются красотой, а потом хорошеют и начинают походить на ангелочков (об этом им тоже рассказывали на курсах). Света спокойно и гордо улыбнулась.
        А Костя, чтобы доставить ей удовольствие, добавил ещё несколько деталей:
        - У него пелёнка с утятами и голубой чепчик. А одеялко в клеточку, зелёненькое.
        - Там не холодно? – заволновалась Света.
        - Нет. Тепло. Ты не переживай. Он спал и был совершенно доволен жизнью.
        - Его, наверное, скоро кормить принесут, - блаженно улыбаясь и глядя мимо Кости нежным, ласковым взглядом, тихо сказала жена. И Костя понял, что у него в её сердце теперь появился конкурент. Но не заревновал, а умилился.
        Посидев у жены ещё немного, счастливый отец собрался ехать домой. Ему нужно было сообщить радостную весть родным и друзьям.
        В роддоме было тихо. Врачи, кроме дежурных, уже разъехались по домам. Медсёстры, выполнив все назначения, отдыхали. В полутёмном пустом коридоре к Косте подошла немолодая санитарка и, озираясь по сторонам, шепнула:
        - Вас обманули. Вам показали чужого ребёнка. А ваш сын сейчас в реанимации. Так получилось, что его уронили почти сразу после рождения.
        Выглядело всё это, словно сцена из какого-то глупого сериала, но почему-то Костя ей сразу поверил. И тут же заработала его профессиональная наблюдательность, до этого притупившаяся из-за сумасшедшего счастья, накатившего на него, когда он узнал о рождении сына. Вспомнились растерянные взгляды медсестёр, когда он шёл, вернее, почти бежал с огромным букетом к Свете и то, как одна из них вскочила при его появлении и поспешила куда-то. Вспомнился странный, преувеличенно бодрый тон врача. И шелест бумажки, когда доктор подошёл к кроватке с ребёнком. С чужим ребёнком. Он просто снимал с бортика бумажный ярлычок с фамилией матери. Потому что ребёнок был не их и фамилия тоже.
        Костя с полубезумным видом кивнул нянечке и, резко развернувшись, пошёл к детской палате. Из сестринской доносился звук включённого телевизора, в котором весёлый громогласный дядька радовался, что кому-то выпал сектор «Приз». С того дня Костя ненавидел эту передачу и дядьку тоже. Хотя он-то, конечно, ни в чём не был виноват.
        В детской тоже никого, кроме малышей, не было. Костя подошёл к окну. На кроватке ребёнка в пелёнке с жёлтыми утятами и голубом чепчике висела табличка с незнакомой фамилией – уже успели вставить. На всякий случай Костя просмотрел таблички на всех кроватках. И своего сына не нашёл.
        Он вышел в коридор и снова отыскал ту нянечку. Увидев его, женщина отставила в сторону швабру и сострадательно посмотрела на Костю.
        - В этой палате все дети? – Костя махнул рукой в сторону детской. – Или они в нескольких местах лежат?
        - Все здоровые здесь, - вздохнула нянечка, - а ваш на другом этаже, в реанимации.
        - Как это получилось? – спросил Костя, в голове у которого билась одна мысль: как он будет об этом рассказывать жене?
        - Он родился крепеньким и совершенно здоровым. Но его случайно уронили. Так бывает.
        - Часто? – страшным мёртвым голосом спросил зачем-то Соколан.
        - Что «часто»? – не поняла добрая нянечка.
        - Часто у вас детей роняют?
        - Нет, что ты. На моей памяти только раз такое было. Но это ещё в другом роддоме.
        - Понятно. Значит, нам не повезло.
        Косте Соколану было двадцать пять лет, и он многое повидал на своей работе. Но, когда он представлял, как крохотного голенького новорождённого малыша чьи-то равнодушные руки выронили на холодный твёрдый кафель пола, ему хотелось выть. И он застонал, сжав зубы так, что они заскрипели.
        Нянечка потянулась и шершавой тяжёлой рукой погладила его по голове. Он отшатнулся, не в силах принять эту простую человеческую поддержку.
        - Он будет жить?
        - Врачи говорили, что да. Но вот только что это будет за жизнь? - еле слышно прошептала нянечка.
        - Почему они нам сразу не сообщили?
        - Мне подруга, она медсестра, сказала, что надеялись, что в ближайшие дни отказничек какой будет, они бы его за вашего сына и выдали, а вашего - за того отказничка. У нашего главврача связи и в других роддомах. Так что они нашли бы и поменяли…
        - А что бы они жене сказали, почему кормить ребёнка не приносят?
        - А ей приносят. Тут мамочка одна лежит, кормить сразу отказалась, за грудь боится. Так ей говорят, что малыша кормят смесью. А на самом деле носят вашей жене.
        - И что, если бы нашли отказничка, моя жена не поняла бы, что это не тот ребёнок, которого они ей приносили кормить?
        - Ну, придумали бы что-нибудь. Сказали бы, что дети меняются, или ещё что наплели.
        - Понятно, - Косте не хотелось жить, и он от отчаянья сорвался на ни в чём не повинную нянечку:
        - А вы что? Денег хотите? Поэтому рассказали?
        Женщина посмотрела на него грустно и покачала головой:
        - Если бы ваш ребёнок умер, я бы молчала. Вы бы взяли отказничка и были счастливы. Но ваш ребёнок жив. Доктор говорит, он будет инвалидом. Но жить будет. А ты знаешь, каково живётся больным детям, от которых отказались родители?.. Я посмотрела на твою жену, на тебя и подумала, что вы его не бросите. Не такие вы люди. Поэтому и рассказала. Чтобы у вашего сына был шанс.
        Костя помолчал и тяжело кивнул:
        - Спасибо… Извините меня.
        - Да ничего, ничего, - кивнула нянечка, - тебе тяжело сейчас. Но будет легче. Вот увидишь.
        Но следующие восемь лет им не было легче.
        Тогда, в девяносто восьмом, Костя поднял на уши весь роддом. Им все рассказали, конечно, и даже извинились. Света была в шоке и дня два вообще не говорила. Только лежала, повернувшись лицом к стене. А Костя бегал, пытаясь найти врачей, которые могут хоть чем-то помочь. И нашёл. Мальчик, их сын выжил. Костя по наивности тогда подумал, что всё закончилось. Но это было не так. Потому что на самом деле всё только начиналось. Даже врагам, если бы они у него были, Константин не пожелал того, что пережили они со Светланой в следующие восемь лет. Невыносимо долгие восемь лет без надежды.
        ИЮНЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Её заслуженный выходной день начался с громких криков старшей дочери:
        - Мама! – звонко вопила Мира с первого этажа. – Ма-а-ам! Ты не видела моё свидетельство о рождении?!
        Арина потянулась сладко и открыла глаза. Сквозь тонкую бамбуковую рулонную штору видно было, что утро солнечное и уже совсем не раннее. Она любила их дачу. Тем более, что другого дома у них пока не было. Здесь они жили и летом, и зимой. А крохотную квартиру в Москве сдавали. На эти деньги и Аринину зарплату и перестроили старую дачу, где всегда было вдоволь места, а теперь ещё и стало тепло, уютно и комфортно. Так что на жизнь Арина не жаловалась. Последние два года, очень насыщенные, полные перемен и не самые простые в бытовом плане, стали для неё самыми счастливыми за прошедшие четырнадцать лет. Подумав об этом, Арина улыбнулась, быстро встала, вышла из комнаты и, перегнувшись через перила, негромко ответила:
        - Я тебе вчера утром его давала. Помнишь?
        - Помню! – снова прокричала Мира, словно Арина находилась очень далеко или страдала тугоухостью. – Я его на стол положила и уехала к Ане, а вечером уже не нашла. Думала, ты переложила.
        - Я не перекладывала, я на работе была и вернулась поздно, - вздохнув, Арина начала спускаться по деревянным ступеням крутой лестницы, - но вчера вечером на столе его, действительно, не было. Давай у Марты спросим, может, она видела. Она уже проснулась.
        - Мар-та-а! – тут же ещё громче завопила Мира. – Мартинка!
        - Ась?! – прошлёпала босыми пятками по полу и тоже свесилась вниз с площадки второго этажа младшая дочка Арины пятилетняя Марта. Она любила смешные словечки и выражения, которые собирала везде, где только могла: в детском саду, в мультиках, по соседям и даже цепляла у случайных людей. Вот и сейчас она солидно спросила:
        - Что за шум, а драки нету?
        - Ты не видела моё свидетельство о рождении? - спросила у младшей сестры Мира. – Мне сегодня документы на паспорт отдавать, а оно пропало. - Ей скоро должно было исполниться четырнадцать, и она страшно хотела получить подтверждение своей взрослости – паспорт. А тут вдруг такая незадача.
        - Ничего я не видела. Просто ничегошеньки. Вчера утром, когда мама тебе его давала, видела. А потом вы уехали, а я весь день у тёти Майи и дяди Ильи провела. С мальчишками и Надей и Любашей играла. Домой не приходила.
        - А дверь на замок закрывала? – грозно поинтересовалась у неё старшая сестра.
        - Разумеется, - важно кивнула Марта, - само собой. Можешь у тёти Майи спросить. Она проверяла. А то, говорит, мы не заметим, а кто-нибудь через забор махнёт и из дома всё вынесет. Лес, говорит, близко. Мало ли там каких разбойников?
        - Тогда я вообще ничего не понимаю, - нахмурилась Мира и с несчастным видом посмотрела на мать, - украл кто-то моё свидетельство. Но вот как?
        - Ну, это вряд ли, - подбадривающе улыбнулась дочери Арина, - подумай сама, ну, кому оно нужно?
        - Мне, - обиженно засопела девочка.
        - И мне, - Арина ласково притянула её к себе и поцеловала в тёплый висок. Дочка ростом была уже почти с неё. Наверное, и в этом в отца пошла, высокой будет, - мелькнула мысль. Но тут же была задавлена и выброшена прочь. В последнее время мысли об отце девочек приходили в голову Арине всё реже и реже. Чему она была несказанно рада. Потому что больше всего на свете хотела забыть те тринадцать лет, что провела рядом с ним. И то, какой невозможной дурой она была все эти годы.
        Мира постояла недолго, прижавшись к матери, потом высвободилась и растерянно спросила:
        - Ну, и что мне теперь делать?
        - Для начала – не переживать. Найдётся в ближайшее время твоё свидетельство. Мы всё равно собирались делать генеральную уборку. Вот сегодня и начнём. А заодно всё перетрясём и наверняка отыщем нашу дорогую пропажу… Ну, а в крайнем случае, закажем в загсе копию. Я слышала, их быстро делают.
        - Ладно, - кивнула Мира и немного повеселела, - мам, а давай сырники на завтрак, а?
        - Давай. Ты тогда иди, меси тесто, раз уж успела одеться. Творог в холодильнике. А я пойду кровати застелю, приведу себя в порядок и присоединюсь к тебе. Хорошо?
        - Хорошо, только ты скорее приходи. У меня пока такое тесто, как у тебя не получается. Я лучше пока муку просею. А ты мне дальше поможешь, ладно?
        - Договорились, - Арине стало весело от того, что страшно самостоятельная дочь-подросток, призналась в том, что ей хоть в чём-то нужна помощь матери, - только ты причешись, а то будем сырники с волосами есть.
        - Фу-у, - сморщилась прыгавшая рядом и внимательно слушавшая разговор Марта, - не хочу с волосами, хочу со сгущёнкой.
        - Будет тебе со сгущёнкой, - милостиво кивнула старшая сестра.
        Марта радостно выскочила на улицу и побежала умываться. Ей вслед тут же понеслись крики Миры:
        - Мартинка, опять ты мою расчёску взяла?!
        - Не брала я её! – тут же не менее громко отозвалась младшая. – Мне мама новую купила, взамен старой сломанной. И я больше твою не беру. Тем более, что ты на своей лаком для ногтей написала: «Собственность Миры». А мне чужая собственность не нужна! У меня своя есть!
        - Тогда где она?! – в полный голос возмутилась старшая сестра.
        - Не знаю! Спроси у мамы! Может, там же где это твоё… свидетельство, вот!
        - Глупости ты говоришь!
        - А ты глупости делаешь! Сама теряешь свои вещи, а потом с нас с мамой спрашиваешь! – Марта показала сестре язык и ускакала к умывальнику. Мира сердито погрозила той кулаком и скрылась в доме.
        Ни расчёску, ни свидетельство о рождении они так и не нашли.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Пока ели блины соседи слева, на участке сзади тоже послышались голоса. Уже знакомая ему смешная девчонка громко обсуждала с довольно взрослой девушкой, наверное, сестрой, исчезновение какой-то расчёски и наотрез отказывалась брать вину на себя. Ещё одна девушка, чуть постарше, громко звала младших сестёр есть сырники.
        Константину тоже очень захотелось блинов или сырников. Его мама, которая виртуозно готовила и то, и другое, умерла уже давно. А Света… Света после рождения их сына ни блины, ни сырники не делала. Ей было некогда. И сил не хватало. Да и не хотелось. Ей вообще ничего не хотелось…
        От грустных мыслей его отвлёк звонок. Кто-то дёргал за верёвочку колокольчик, повешенный на забор ещё старыми хозяевами. Удивившись, Константин спустился вниз и вышел из дома. У калитки стояла его новая соседка, мама пятерых детей.
        - Доброе утро! – весело поприветствовала его она. – А мы проснулись, видим, у вас машина стоит. Ну, и решили, что вы приехали с утра пораньше…
        - Да, - кивнул Константин и тоже улыбнулся, ещё не очень понимая, к чему клонит соседка.
        - Вы простите, пожалуйста, мою бесцеремонность, - тем временем продолжала та, - но мы подумали, что вы наверняка проголодались, а дом у вас пока ещё не обжитой, и поесть вам толком негде. И поэтому мы взяли на себя смелость, угостить вас блинами.
        В этот же миг из кустов черноплодки, росших за забором, выскочили её трое сыновей с тарелкой, на которой невысокой горкой виднелись блины, и мисочкой с клубникой.
        - Мальчишки, осторожно, не уроните, - попросила их мать. А Константин уставился на мальчиков, а потом посмотрел на неё.
        - Вы знаете…
        - Майя, - подсказала соседка.
        - Вы знаете, Майя, - с улыбкой кивнул Константин, - я вот только что мечтал о блинах.
        - Не может быть! – весело обрадовалась соседка. – Вот и замечательно! Приятного аппетита! Ну, не будем вам мешать. Мальчики, за мной! – скомандовала она.
        - Приятного аппетита! – громко гаркнули её сыновья, сунули в руки Константину тарелки и послушно потянулись за матерью. Один из них, самый маленький, не выдержал, оглянулся и со сдерживаемым ликованием сообщил:
        - А мы послезавтра на море уезжаем!
        - Антош, не приставай, - нахмурилась обернувшаяся Майя, а Константин преувеличенно вытаращил глаза, изображая восторг, и показал малышу оттопыренный большой палец правой руки. Тот просиял и махнул ему рукой. Майя благодарно улыбнулась Константину, и вся процессия снова двинулась в сторону соседнего дома.
        Константин посмотрел мальчикам и их матери вслед. Меньше всего Майя была похожа на многодетную мать, какими их обычно представляют себе. По траве в сопровождении скачущих за ней мальчишек шла молодая стройная невысокая женщина, хорошо одетая. Дети тоже были чистыми и опрятными. Константину, которому раньше почему-то казалось, что многодетные семьи – это всегда неблагополучие, бедность и неухоженность, стало даже неловко. Он вдохнул умопомрачительный аромат блинов и закрыл калитку.
        Блины он съел все до одного. Клубничины тоже. И на мгновение позавидовал мужу Майи. И даже удивился, как при таком рационе, он выглядит вполне подтянутым и спортивным. Потому что, если бы у него, Константина, была жена, которая пекла такие тонкие, ажурные и невероятно вкусные блины, он бы ел только их и уже давно растолстел и обрюзг. А сосед ничего, держится. «Наверное, он не любит блины», - подумал Константин и сам себе не поверил: не любить такие блины было невозможно.
        Убирая посуду после завтрака и размышляя, чем бы таким угостить в ответ славных соседей слева, поверх забора высокий Соколан увидел, как у соседей сзади на крыльцо вышла старшая из девушек и постояла в задумчивости. Константин старался не глазеть в открытую, но не мог. Соседка показалась ему невероятной красавицей. Настоящей русской красавицей. Она была высокая, светлокожая, с пшеничными волосами, собранными, видимо, в хвост и совершенно не походила на современных засушенных красоток. Потому что была… Константин поискал определение и нашёл: статная, она была статная. Не упитанная, не худая, а… в самый раз. То что надо…
        В этот момент она повернулась, чтобы войти в дом, и Константин обомлел. Не было у неё никакого хвоста. Пшеничные волосы соседской девушки были заплетены в простую косу невероятной длины и толщины. Таких кос он никогда в жизни не видел. Тут же вспомнился чудесный мультфильм про длинноволосую красавицу Василису Микулишну, который он обожал в детстве. Коса соседки, конечно, была не до пола, но спускалась значительно ниже бёдер, почти до колен. Константин поймал себя на том, что давно уже не моет посуду, а стоит, раскрыв рот, и совершенно неприлично таращится на соседку. Он рассердился на себя и принялся с утроенным усердием отмывать тарелку.
        В этот момент штакетина в заборе сзади снова отодвинулась и в образовавшейся щели показалась уже знакомая круглая головка со странно короткой смешной чёлкой. Константин обрадовался гостье и пригласил:
        - Заходи.
        - Спасибо, - поблагодарила вежливая малышка и ловко протиснулась на его участок.
        - Доброе утро, - поприветствовал её Константин.
        - Здравствуй. Значит, ты и вправду участок купил. Не правы были мальчишки, - серьёзно кивнула девочка и спросила строго:
        - А знаешь, что мы с тобой забыли?
        - Что? – удивился он. Что такое они могли позабыть, если толком и знакомы-то не были?
        - Мы с тобой познакомиться забыли.
        - А-а… Да, действительно, забыли, - ему было весело слушать её и смотреть на забавную умненькую мордашку.
        - Давай навёрстывать, - не менее серьёзно продолжила девочка, - меня Мартиной зовут. Или просто Мартой. А тебя как?
        - Костей, - не менее серьёзно ответил он и протянул ей раскрытую ладонь. Марта доверчиво сунула в неё свою не слишком чистую тёплую ладошку и улыбнулась:
        - Ну, вот теперь правильно. А можно я у тебя пока побуду? А то мальчишки, - она кивнула головой в сторону соседей слева, - заняты. Тётя Майя с ними по утрам занимается, к школе готовит. А мне скучно.
        - А ты что, не занимаешься?
        - У мамы сегодня выходной, - обстоятельно начала объяснять Марта, - обычно она меня читать в такие дни учит, а потом мы гуляем, играем. Но сейчас она доче помогает её свидетельство о рождении искать. Пропало у нас свидетельство куда-то. Было и нет. А доче надо паспорт получать. И она волнуется. Вот они с мамой и делают эту, как её... гереральную уборку, вот!
        - Генеральную, - уточнил Константин и сел на крыльцо, чтобы не смотреть на Марту сверху вниз.
        - Да, точно, гереральную, - согласилась девочка, но снова не смогла произнести правильно и сама засмеялась над своей неудачей.
        Болтать с ней Константину было неожиданно интересно и легко. Он осторожно протянул руку и поправил растрепавшиеся легкие и мягкие, как пух кипрея, который ещё называют иван-чаем, волосики. В них застряли ошмётки сухой зелёной краски со штакетника. Наверное, зацепились, когда она пролезала к нему в гости. Константин аккуратно вынул их. «Надо будет договориться с её родителями и сделать калитку, чтобы Марте было удобно ходить в гости», - подумалось почему-то. Вслух он спросил:
        - А доча – это кто?
        - Доча – это моя старшая сестра Мира.
        - А, понятно. То есть одну твою сестру зовут Мирой? – уточнил он. – А вторую как?
        - А никак, - сморщила загорелый носик Марта, - у меня только одна сестра.
        - Подожди, как одна? – удивился Константин. – Я же видел сегодня двух девушек у вас на участке. А со зрением у меня всё в порядке. Вроде бы, - тут же усомнился он, глядя на маленькую соседку, которая смотрела на него, как ему показалось, с насмешкой.
        - Одна девушка с косой, а вторая с распущенными волосами, рыженькая? – деловито поинтересовалась Марта, всё так же, с затаённым смехом, глядя на него.
        - Ну, да.
        - Лохматая – это Мира. А с косой – это наша мама.
        - Не может быть! – невежливо удивился Константин. – Она же совсем молодая.
        - Очень даже может. Ты что, не веришь мне? – возмутилась Марта.
        - Верю, верю, - поспешил он успокоить девочку. Но удивляться не перестал. Правда, теперь молча.
        - Дядя Костя, а можно я пойду иргу у тебя поем? - Марта резко сменила тему и затараторила. - У нас куст ещё маленький. Ягод на нём было три с половиной штуки, и я их уже оборвала. А я так люблю иргу! У тебя она уже созрела, а у мальчишек ещё нет пока. Мама говорит, что это потому, что твоя на солнце целый день. Можно, а?
        - Можно, - разрешил слегка обалдевший Константин, а потом на всякий случай поинтересовался:
        - А что такое ирга? И где она у меня?
        - Сейчас! – подскочила Марта и тут же унеслась куда-то за дом. Константин удивлённо проводил её взглядом, встал со ступеней крыльца и пошёл за девочкой. У забора рос высокий куст, довольно тонкими длинными ветвями устремившийся ввысь. Малышка прыгала около него, пытаясь сорвать некрупные тёмно-фиолетовые ягодки. Он подошёл к ней.
        - Это и есть ирга?
        - Ага, - пропыхтела Марта и очередной раз подпрыгнула. Не слишком результативно.
        - И что, вкусная? Я такую не ел никогда.
        - Ага, очень. – В этот момент она, наконец, сорвала первую ягодку, перестала прыгать и великодушно протянула трофей Константину:
        - На. Попробуй.
        Он сел на корточки и хотел было взять ягодку рукой. Но девочка ткнула ладошку ему в лицо, и Константину ничего не оставалось, как аккуратно подобрать её губами прямо с детской ладони. Ручка была тёплая, сладко и нежно пахла, а непрезентабельная на вид ягодка на вкус оказалась вполне приятной.
        - Спасибо, - поблагодарил он Марту, - ирга и правда очень вкусная.
        - Пожалуйста, - расплылась в довольной улыбке малышка. - Я же говорила. Только я внизу уже всю оборвала. Ты прости, дядя Костя, но, когда тебя не было, я к тебе ходила иргу есть. Мама не разрешает, конечно. А я иногда, когда она не видит, всё равно хожу. – Виновато посмотрела она на него снизу вверх. – Ты же не против, правда?
        - Не против, - Константин покачал головой и огляделся, - можешь маме так и сказать, а я подтвержу, если нужно будет… Сейчас мы с тобой что-нибудь придумаем, чтобы ты могла повыше забираться и рвать ягоды.
        Он сходил за дом, где прежние хозяева хранили разные разности, которые вроде бы и не нужны, но и выкинуть жалко. Там среди старых санок, корыта, нескольких штырей арматуры, обрезков каких-то труб, остатков сетки рабицы и прочего добра он отыскал металлическую конструкцию, из которой вполне можно было сделать что-то вроде столика, и останки какого-то шкафа. Полка от него прекрасно подходила на роль столешницы.
        Среди привезённого с собой на новую дачу добра были дрель и отвёртки с саморезами, и Константин быстренько соорудил для Марты крепкий устойчивый помост. Девочка, которая неотступно следовала за ним и даже порывалась помогать, пришла в восторг и смотрела на него такими глазами, будто он был волшебником и сотворил сейчас для неё какое-то невообразимое чудо. Когда Константин водрузил конструкцию около куста, она с готовностью забралась на столик и, удовлетворённо вздохнув, принялась рвать ягоды.
        Следующий час Константин занимался своими делами, изредка заглядывая за дом. Малышка, по мере необходимости самостоятельно передвигая помост, сосредоточенно и неторопливо объедала ягодки с недоступной до этого для неё высоты и выглядела совершенно счастливой. Счастливым, непривычно счастливым, чувствовал себя и Константин. Иногда среди дел он вспоминал мальчишку-риэлтора, который привёз его сюда, и испытывал к тому огромную благодарность. Ему не хотелось думать о том, что было бы, откажись он покупать эту дачу, которая теперь казалась ему самым лучшим местом на свете.
        В первую свою дачную ночь он спал как младенец. Крепко и сладко. Без тяжёлых сновидений и мучительных терзаний. Широкая надувная кровать, которую он купил на первое время, за ночь чуть спустила воздух, и проснулся Константин в мягкой уютной ложбинке. За окном сияло едва ли не полуденное солнце, и громко и весело переговаривались соседи слева. Он потянулся и удивлённо посмотрел на старые часы, задорно тикающие на стене. Так поздно и таким отдохнувшим он не просыпался уже давно. Пожалуй, целых сто лет. С тех пор, как родился его сын.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Ещё после первого визита на дачу их нового соседа Марта прожужжала ей про него все уши. Арина слушала восторги дочери и удивлялась. Обычно Марта относилась к чужим людям значительно настороженней. А тут вдруг такая буря эмоций.
        Арине стало даже интересно, чем же так хорош их новый сосед. Но сейчас, когда он, наконец, появился на своём участке, ей было не до него. Они с Мирой с утра искали свидетельство о рождении, ну, и расчёску, конечно.
        Марта, позавтракав, унеслась, сказав, что отправляется к сыновьям их соседей. Арина не возражала. С соседями они подружились сразу, как только стали жить на даче. И дети, семь штук на две семьи, свободно кочевали с участка на участок, зная, что им везде рады.
        Арина с Мирой как раз передвигали старый неподъёмный деревянный комод, за который, по предположению девочки, могло завалиться злополучное свидетельство о рождении, когда после долгого отсутствия в дом с топотом влетела довольная Марта.
        - Ну что, поиграли? – поинтересовалась Арина, не глядя на младшую дочь и расстроенно вздыхая: за отодвинутым наконец комодом нашёлся только пыльный рецепт какого-то салата.
        - Нет! Мальчишки заняты. Я к дяде Косте ходила! – радостно сообщила Марта.
        - К какому это дяде Косте? – тут же напряглась Арина. И обернулась. Марта была вся перемазана соком обожаемой ей ирги и сияла.
        - К нашему соседу!
        - Марта, это неприлично, - постаралась как можно спокойнее пожурить дочь Арина, заглядывая за диван, - ходить без приглашения в гости, тем более, к малознакомым людям нельзя.
        - Ага, тем более к дядькам, - поддержала её пребывающая в мрачном расположении духа Мира.
        - Он не дядька! То есть, дядька, конечно, но не просто дядька, - не согласилась Марта, - он наш сосед. И он очень хороший. Я у него иргу ела, а он мне подставку сделал. Вот!
        - Какую подставку? – не поняла Арина и даже отвлеклась от дивана, за которым совершенно точно что-то виднелось, но вот что, искомое свидетельство или снова какая-нибудь ненужная бумаженция, она пока ещё не разобралась.
        - Подставку под меня, - не без гордости сообщила Марта и приосанилась.
        - Час от часу не легче, - Арина подошла к младшей дочери и села на корточки, с тревогой глядя в ясные серые глаза:
        - А зачем под тебя подставка, доченька?
        - Чтобы я иргу могла есть.
        - А без подставки ты её есть не можешь? – окончательно оторопела Арина. А Мира неодобрительно и насмешливо фыркнула, демонстрируя своё отношение к странному рассказу сестры.
        - А без подставки я её не достану, - Марта с сожалением посмотрела на несообразительную мать, осуждающе – на скептически настроенную сестру и покачала головой.
        - То есть, подставка под тебя – это что-то вроде лестницы? – осторожно попыталась-таки разобраться в ситуации Арина.
        - Подставка – это подставка! – отказалась принять компромиссный вариант Марта.
        - А-а, - малодушно сдалась Арина, - ну, тогда всё ясно.
        - Мам, помоги мне, пожалуйста, - пропыхтела из другого угла комнаты Мира, - тут, кажется, что-то за шкафом застряло.
        - А я что-то за диваном разглядела, но пока отодвинуть этот гроб не смогла. Он деревянный и страшно тяжёлый. Давай всё же сначала за диваном посмотрим, а потом за шкафом. Вот увидишь, мы обязательно найдём это свидетельство. «Кто ищет, тот всегда найдёт», - пропела она несколько мимо нот, но зато с воодушевлением. Которое, впрочем, найти пропажу им не помогло.
        1998-2006 ГОДЫ
        КОНСТАНТИН
        Они со Светой тогда не сразу поняли, что сыну, их крохотному мальчику, нельзя помочь. И вылечить тоже нельзя. А можно только поддерживать в нём то, что и жизнью-то назвать язык не поворачивался.
        После того падения он стал инвалидом. В первые месяцы им, неопытным родителям, да и окружающим тоже, отличие мальчика от других, здоровых, детей не было заметно. И лишь педиатр в поликлинике, пряча глаза, заметно грустнела, когда Света клала на пеленальный стол их сына.
        Но шли недели и месяцы. Другие дети уже поднимали головки, улыбались родителям, переворачивались на животик и обратно. И радость от этих маленьких побед перекрывала все трудности первых месяцев. А их сын ничего этого делать не мог. И ничто не поддерживало их со Светланой.
        Но молодые родители сдаваться не собирались. И продолжали бороться. Маленькому Косте требовались дорогие лекарства, массаж, лечебная гимнастика и многое другое. Что-то, конечно, делали в районной поликлинике, но этого было мало, очень мало. И они со Светой и крутились, как могли. Константин тайком от начальников и сослуживцев – в их системе подработки были категорически запрещены – «бомбил» на своей «шестёрке» и хватался за любой другой приработок. Светлана научилась сама делать массаж и ставить уколы.
        Сын был беспокойным, ночами плохо спал. И Света, жалея мужа, который вставал чуть свет, а ложился заполночь, ставила ему на кухне раскладушку, а сама в комнате, закрыв поплотнее двери, ночь напролёт носила маленького Костю на руках, чтобы он поменьше кричал и давал отцу хоть немного поспать.
        Константин порывался помогать Свете, но ночью она эти попытки решительно пресекала, отправляя его на кухню. Он стыдился своей слабости, но сил у него после работы и долгих часов подработки больше ни на что не оставалось. Константину почти постоянно ужасно хотелось спать, и он, после всех необходимых маленькому Косте ежевечерних процедур, уходил на свою раскладушку и проваливался в тяжёлый сон. Жене за эту возможность хоть немного отдохнуть он был благодарен. А она – он видел – была благодарна ему. Сначала он не понимал за что. Но потом случайно услышал один разговор.
        В тот вечер он пришёл домой чуть раньше, чем обычно. На кухне довольно громко беседовали Света и её школьная подруга Соня. Та с состраданием в голосе, приторным и неискренним, как показалось Константину, говорила:
        - Свет, мне больно тебе говорить это, но я бы на твоём месте потихоньку копила деньги.
        - Зачем? – удивилась Светлана.
        - На чёрный день.
        - Куда уж чернее, - безнадёжность в голосе жены заставила Костю, который уже разделся и хотел пройти к подругам, замереть.
        - Ох, Светка, - вздохнула Соня, - говорила я тебе, что надо было вам отказаться от ребёнка. Но ты ведь у нас не от мира сего. Всё твердила, что вы его на ноги поставите, что это ваш сын и вы будете его любить любым…
        - Мы не сдаёмся, - еле слышно произнесла Света, - Костя узнал, что есть специалисты…
        - Вот про твоего Костю я и веду речь. Он ведь мужчина, а мужчины часто бросают жён с больными детьми. Да и без больных тоже, - вздохнула Соня, которую недавно покинул очередной кавалер. – Вот и копи деньги, чтобы потом не совсем уж на хлебе и воде сидеть.
        - Костя не такой, он нас не бросит, - попыталась заступиться за него жена.
        - Поживём – увидим, - интонации Сони были безжалостны.
        Константину показалось, что, вздумай он и на самом деле уйти от жены и сына, Соня бы обрадовалась. Нет, не зря он никогда не любил её. Не желая больше слушать притворные сочувствия подруги жены, он накинул куртку, хлопнул входной дверью и громко объявил:
        - Светик, я пришёл!
        Жена обрадовалась, выскочила на встречу и не заметила, что муж стоит уже без ботинок. Зато глазастая подруга её всё увидела и покраснела, глядя на него. Он ответил ей твёрдым холодным взглядом и сам себе поклялся, что не станет тем, кто бросает жену с больным ребёнком. Чтобы не было у Сони повода позлорадствовать, а Света, которая так ему верит, не разочаровалась.
        Обещание он выполнил. Врачи давали Костику два – три года жизни. Старания и любовь родителей подарили мальчику восемь лет. И все эти долгие и очень трудные восемь лет сына Константин был рядом с ним и женой. И вместе со Светой боролся за ребёнка. Но в этой неравной борьбе они потеряли самое главное – любовь. А, может, и не было её у них никогда. Только привязанность и желание избавиться от горького, изнуряющего чувства одиночества.
        Когда Костик тихо угас, они не менее тихо развелись, испытывая друг к другу безмерное уважение и благодарность. Но и только.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        ИЗ ГАЗЕТ
        Чуть больше двух недель назад мы сообщали о смерти основателя Братства Чистых Душ Даниила Сытикова или, как его называли последователи, - Венцеслава. Тогда было ещё неясно, что произойдёт с его детищем, распадётся ли оно или нет. Но сегодня мы можем с уверенностью сказать, что одиозное создание Венцеслава не канет в Лету.
        Наш корреспондент Стас Кургузов встретился с правой рукой скончавшегося, а теперь руководителем Братства – Светломиром. И тот рассказал, что никаких изменений в деятельности их общества после смерти отца-основателя не происходило и не произойдёт.
        Вот что рассказывает сам Стас Кургузов:
        - Светломир выглядел воодушевлённым, во время разговора многозначительно и загадочно улыбался и сообщил: «Венцеслав умер, но дело его продолжает жить. Плоть и кровь его остались в этом мире. Братство будет расти и крепнуть, предоставляя всем желающим возможность уйти из корыстного и суетного мира в наше поселение и присоединиться к Чистым Душам».
        Но подробнее пояснить мне, что он имел в виду, Светломир отказался. Пообещав, впрочем, рассказать об этом позже.
        Итак, Братство живёт, более того – обещает интригу. А нам остаётся только ждать новостей, о которых мы непременно расскажем нашим читателям, как только узнаем.
        Газета «Наша Московия», 1 июля 2008 года
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        К вечеру он, наконец, вычистил и вымыл дом, протопил баньку и долго нежился в ней, чувствуя себя счастливейшим из смертных. Улёгшись на своё надувное ложе, Константин подумал с тихим удовольствием, что и эту ночь будет спать так же безмятежно, как предыдущую.
        Сначала так и было. Но под утро ему стали мерещиться какие-то тревожащие звуки, шаги, приглушённые голоса, хлопанье дверей и звук мотора. Он даже встал, посмотрел по очереди во все окна, но ничего в кромешной предрассветной темноте не увидел. Вздохнув, Константин лёг, думая, что теперь до утра не заснёт. Однако в следующий раз проснулся, когда уже было светло, вполне отдохнувшим.
        На соседних участках было тихо. Пребывая в очень благодушном настроении, Константин немного повалялся на своей снова слегка сдувшейся кровати и встал. Едва он натянул джинсы, в колокольчик несколько раз требовательно позвонили. Удивившись, он поспешил на улицу, распахнул калитку и обнаружил за ней свою маленькую соседку Марту и незнакомого молодого парня.
        - Дядя Костя, а я теперь у тебя буду жить! – вместо приветствия весело сообщила девочка и, игнорируя его вытянувшееся лицо, ловко внедрилась в неширокую щель между ним и забором и побежала вглубь участка. Константин впервые в жизни понял, почему говорят, что от удивления у кого-то «отпала челюсть». Потому что его нижняя челюсть после такого заявления натурально коснулась земли, да так и осталась там лежать. Усилием воли он взял себя в руки, вернул челюсть на традиционное место и сказал ей в быстро удаляющуюся спинку:
        - Я, конечно, польщён оказанным доверием. Но хотелось бы узнать, где твои мама и сестра.
        - Позвольте, я объясню, - выступил вперёд незнакомый парень, - мы можем где-то поговорить?
        - Прошу, - шагнул в сторону и показал рукой в сторону беседки, увитой виноградом, Константин. Парень кивнул, благодаря, и направился туда. Марта, не обращая на них внимания, радостно скакала по участку, а потом убежала за дом, туда, где росла её обожаемая ирга. Хозяин недоуменно пожал плечами и закрыл калитку.
        Предложив гостю чаю, Константин уселся напротив него и вопросительно повёл бровью. Парень помялся немного, явно подыскивая слова, и негромко, постоянно оглядываясь на то и дело отвлекавшуюся от ирги и слоняющуюся поблизости от них Марту, начал:
        - Я работаю медбратом в местной больнице. Сегодня на рассвете к нам поступила женщина после автомобильной аварии. Ничего страшного: сотрясение мозга, ссадины и синяки, но пару дней ей рекомендовали побыть под наблюдением специалистов. Однако женщина не желала никого слушать и рвалась домой. У нас дежурил очень хороший доктор, который категорически отказывался её отпускать. Тогда женщина сказала, что у неё на даче осталась одна пятилетняя дочь, и попросила меня съездить к ней домой и объяснить всё соседям, чтобы те пока взяли девочку к себе…
        - А дядя Илья с тётей Майей, мальчиками и малышками отправились на море! Они давно собирались! Мальчишки мне все уши прожужжали! Всё рассказывали о том, как там хорошо! - влетела в беседку перемазанная соком ирги Марта, которой надоело одной бродить по участку. – А мама про это забыла! И уехала по делам! Вместе с Мирой!
        Услышав последнее заявление девочки, Константин вопросительно посмотрел на парня. Тот кивнул и преувеличенно бодро сказал:
        - Да, Марта, маме и твоей сестре пришлось срочно уехать по делам, но она скоро вернётся. А ты пока поживёшь у дяди…
        - Кости! Я поживу у дяди Кости! – захлопала в ладони малышка, отхлебнула вчерашнего чаю из чашки Константина, которую он накануне забыл в беседке, и снова унеслась, оставив хозяина в состоянии оторопи.
        Второй раз за утро подобрав челюсть с земли, Константин, не узнавая себя, пробормотал:
        - Но это совершенно невозможно… Мы едва знакомы… Я только купил этот дом и…
        Парень, который до этого смотрел на него с симпатией, нахмурился и строго сказал:
        - Мама Марты очень переживала, плакала. А ей нервничать нельзя. Я пообещал, что договорюсь с соседями…
        - Она имела в виду других соседей, а никак не меня! – начал закипать Константин.
        - Но те, кого она имела в виду, уехали! – не остался в долгу и тоже повысил голос парень. – А вы на месте. И Марта сказала, что у вас ещё неделя отпуска…
        - Ага! Неделя! – встряла девочка, вновь вернувшаяся в беседку, и ловко влезла к Соколану на колени. – Да мы поладим, дядя Костя! Не волнуйся! – утешила она его, погладив по щеке фиолетовой ладошкой.
        - Не неделя, а пять дней, - процедил сквозь зубы Константин, с неприязнью глядя на сердобольного медбрата. – Если вы такой человеколюбивый, то сами бы и взяли Марту себе. Тем более, что её мама наверняка готова вам приплатить…
        - Во-первых, ничего подобного. Да и не взял бы я. Денег, в смысле. А во-вторых, мне вечером снова на дежурство. На сутки. У нас не хватает персонала. Сегодня я был в ночь. Теперь день отсыпной и потом снова заступаю. У нас все в отпусках, работать некому. – Всё это он сказал совершенно спокойно, не рисуясь и не драматизируя. И тут Константину стало стыдно. Когда-то и он работал так же, совершенно не щадя себя и считая это своим долгом. Работал бы и по сей день. Но умер его сын. И всё, что было так или иначе связано с ним, стало немилым.
        - Ладно. Я возьму Марту к себе, - согласился он. И медбрат, уже раскрывший было рот для дальнейших уговоров, со стуком закрыл его и просто, хорошо улыбнулся:
        - Спасибо вам, Константин. Тогда я в больницу позвоню и Арину успокою. А то она просто места себе не находила, пока я не пообещал помочь. Всё порывалась сбежать. – Он встал, протянул руку, и Константин крепко пожал её.
        - Вы не волнуйтесь, через пять дней Арина совершенно точно будет дома. - Подбодрил его неравнодушный медбрат. - А может, и раньше. Я оставлю вам свой телефон, и вы мне звоните, если будут вопросы. И, давайте, я ваш тоже запишу, мало ли что.
        - Действительно, мало ли… - вздохнув, пробормотал Константин. Жизнь сделала очередной неожиданный поворот. Но он, в очередной раз удивившись, обнаружил, что почему-то уже ничему не удивляется и даже рад таким вот её выкрутасам.
        ЯНВАРЬ 2006 ГОДА, ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        В больнице было тихо. Соседки по палате уже уснули, и теперь она могла, наконец, спокойно подумать о том, что произошло прошлой ночью, и понять, как теперь быть. Если бы вчера утром, когда старшая дочь искала свидетельство о рождении и расчёску, она, её мать, могла бы только предположить, кому и зачем они понадобились, если бы только могла…
        Арина застонала глухо и безнадёжно и отвернулась к стене: яркий свет луны, льющийся в не слишком чистое больничное окно, мешал сосредоточиться. А ей непременно нужно было придумать, что теперь делать.
        О Марте можно было пока не беспокоиться. Они с Мирой совсем разные внешне. Старшая – вся в отца, рыжеволосая, тонкокостная, высокая. Про таких говорят – породистая. А Марта – её, Аринина, копия: простая, хотя и симпатичная, круглолицая, с веснушчатой мордашкой, на которой буквально написано далёкое от благородного происхождение. Да ещё и совсем маленькая. Поэтому им и нужна Мира: она уже почти взрослая, и, к несчастью, по ней сразу видно, чья она дочь. Вдобавок те перестраховались, сначала выкрали, когда никого дома не было, свидетельство о рождении и расчёску. Так что теперь они и сами точно знают и смогут доказать другим, ради которых, собственно, и затеяли всё это, что Мира не случайный человек.
        Она горько усмехнулась и плотно уткнулась в подушку лицом, чтобы не заплакать в голос. Как?! Ну, как она не догадалась?! Почему не поняла, что только этим людям могли понадобиться свидетельство и расчёска? Ведь тогда бы она успела увезти девочек, спрятать… Хотя… Где бы она их спрятала? Денег немного, а больше у них никого нет. Родители умерли, родственники и прежние друзья отвернулись.
        Но Арина всё равно что-нибудь придумала бы, обязательно. Если бы только догадалась. Но она за два последних года привыкла жить в безопасности и расслабилась, перестала быть настороже. За что и поплатилась.
        А ведь поначалу чувствовала себя зайцем, чудом сбежавшим от целой стаи лис и постоянно прислушивающимся: нет ли погони. Даже не спала почти. Но всё было тихо. Никто их не искал. Никому они не были нужны. Только однажды, уже больше года назад, появился отец её дочерей, возник ниоткуда и в никуда же ушёл. При этом вёл себя так, что Арина до сих пор не поняла, а зачем, собственно, он вообще приходил.
        После той их встречи всё снова было спокойно. И она поверила, что теперь всегда будет жить, как хочет она и мечтают её дочери, а не так, как требует этот странный и страшный человек. Тем более, что теперь его и вовсе нет на свете.
        Когда она увидела заметку в газете, то поначалу даже не поверила тому, что там написано, и позвонила в редакцию, чтобы уточнить. Там ей ответили, что да, он умер. Совершенно точно умер. Она положила трубку и заплакала. От счастья. Теперь они были свободны… И от горя. Ей было всё равно жаль его. И себя, ту, молоденькую, которая любила его… Но потом она вспомнила долгие и беспросветные годы жизни с ним и тот счастливый день, когда они с дочерьми наконец-то выбрались, убежали, спаслись, и успокоилась. Держа в руках газету с заметкой о его смерти она думала, что теперь им и вовсе нечего опасаться. Оказалось - зря она в этом была так уверена.
        Два года назад они с девочками приехали к дому, где когда-то Арина жила вместе с родителями. Ключей от замков у Арины не было. За одиннадцать лет до этого дня она, думая, что уезжает навсегда, и, заперев дверь, опустила свою связку в почтовый ящик вместе с прощальным письмом родителям. А теперь вот вернулась. Да не одна.
        Нажав на кнопку звонка, она с замиранием сердца услышала знакомый перелив, всё тот же, что помнила с детства. Щёлкнул замок и, не спрашивая, кто там, дверь открыла её троюродная сестра Инна. Открыла и едва в обморок не упала. Во всяком случае, побледнела так, что Арина испугалась за неё. Пару секунд Инна смотрела на неё с ужасом в глазах, наконец, отмерла и, не вымолвив ни слова, захлопнула дверь.
        Мира застонала от усталости, трёхлетняя Марта захныкала на руках у матери. И спокойная, уравновешенная Арина озверела. Она застучала в надёжную и красивую дверь ногами и свободной рукой и закричала:
        - Инна! Где мои родители?! Мамочка! Папа! Откройте! Откройте, пожалуйста! Это я, Арина! Я ваших внучек привезла!
        Инна из-за двери безжалостно и зло ответила:
        - В могиле уж давно твои родители! Опомнилась, дура! Ты бы ещё лет двадцать ошивалась, где ни попадя, а потом про них вспомнила!
        - Как, в могиле?! – похолодела Арина. Ей захотелось умереть. – Как в могиле? Открой, Инна!
        - Не открою! Это теперь мой дом! И тебе с твоими детьми здесь места нет, полоумная! Вогнала родителей в гроб, а теперь опомнилась! Ты здесь никто и звать тебя никак! Из квартиры тебя уже выписали! Катись отсюда! А то я милицию вызову!
        Не веря собственным ушам и не зная, что ей теперь делать, Арина поднялась на пол-этажа и села на широкий подоконник. Одиннадцатилетняя Мира приткнулась рядом и хлюпнула носом. Она смертельно устала. Все они устали. Стараясь сбить с толку возможную погоню, они ехали на перекладных, дали огромный крюк и несколько недель скитались по маленьким городкам. И вот, наконец, добрались до дома. Которого, как оказалось, у них теперь нет.
        Все эти долгие недели, с того самого момента, как они решились бежать, Арина поддерживала своих девочек рассказами об их бабушке и дедушке и о маленькой квартире в старом зелёном районе Москвы. И дочки всё вытерпели. Они добрались, наконец, до дома. Но бабушка с дедушкой оказались далеко. Слишком далеко. Недосягаемо далеко. Думая об этом, Арина почувствовала, что погружается в беспросветное, чернее чёрного, отчаянье.
        В этот момент на последнем, верхнем, этаже щёлкнул замок, и приоткрылась одна из дверей. Арина безнадёжным взглядом посмотрела туда и вдруг выпрямилась и, не веря своим глазам, прошептала:
        - Надежда Фёдоровна, вы?! Вы живы?
        Старушка, которая вышла на площадку с мусорным ведром в руках, встрепенулась и посмотрела в их сторону. Лиц она, конечно, не увидела – робкое зимнее солнце светило им в спины. Но как-то узнала и тоже ахнула:
        - Арина?! Ариночка?!
        - Я! – спрыгнула с подоконника та, аккуратно передала клюющую носиком младшую дочку старшей и быстро взлетела по лестнице. Они с соседкой обнялись, и старушка заплакала тихо, без надрыва:
        - Приехала! Вернулась… А как отец с матерью ждали. И вот, не дождались.
        Арина тоже заплакала и спросила:
        - Как? Как это случилось?
        - Ну… Как… - соседка горестно вздохнула. – Сначала Маша от рака умерла. А потом и Стас за ней… Плохо ему одному было. Не хотел он жить. Вот и ушёл следом. Ты же знаешь, они ж неразлучники были…
        - Да, - кивнула, глотая слёзы Арина, и произнесла то, о чём думала последний год, и что привело её домой:
        - Я перед ними очень виновата.
        - И-и-и, детка, - покачала головой Надежда Фёдоровна, - ты ни в чём не виновата. Это он, всё он, ирод. Я ведь читала про него. Бесовщина всё это. Мы с Машей так за тебя молились, так молились. И вот услышал Господь. Помог.
        - Помог, - сквозь слёзы кивнула Арина и перекрестилась. Надежда Фёдоровна смотрела на неё во все глаза:
        - По-нашему крестишься, по-православному. Одумалась, значит?
        - По-нашему. Одумалась. Потому и вернулась.
        - Вот и славно, вот и хорошо. Вернулась – и молодец. А за смерть родителей себя не вини. Они тебя ни в чём не винили, и ты не живи с таким камнем на душе... Тебе бы исповедоваться, Аришенька.
        - Я уже, Надежда Фёдоровна.
        - Правда?! – совсем обрадовалась старушка. – Ну, тогда и вовсе дела на лад пойдут. – Тут она вдруг погрустнела и спросила:
        - Не пустила тебя Инна-то?
        - Нет, - покачала головой Арина.
        - И не пустит. Обманула она твоего отца, уговорила всё себе отписать. Обещала, что, если ты объявишься, всё до последней копейки тебе отдаст. Он и поверил. Все в подъезде понимали, чем дело кончится. Один Стас не видел, какая она. Всё твердил, что Инна родная кровь и что она тебе обязательно поможет. Вот и помогла.
        - Да и ладно, - вдруг легко махнула рукой Арина, - да и пусть живёт. Ведь и вправду родная кровь. А я что-нибудь придумаю.
        - Придумает она, - покачала головой старушка, потом улыбнулась и посмотрела вниз, на притихших девочек, - дочки твои?
        - Да.
        - А зовут как?
        - Мирой и Мартой.
        - Мудрёно.
        - Я потом расскажу, почему так.
        - Как зовут, так зовут. Тебе нравится, да и ладно. Ты мне не обязана докладывать. Прости, что я так, неласково, - Надежда Фёдоровна виновато вздохнула и негромко позвала:
        - Мирочка, Марточка, внученьки, пойдёмте в дом.
        Мира с надеждой приподнялась и вопросительно посмотрела на мать. Та улыбнулась подбадривающе и кивнула: пойдём.
        - Спасибо, Надежда Фёдоровна, - поблагодарила Арина, не ожидавшая помощи от старой соседки и теперь очень растроганная, - мы отдохнём немного и уедем, не будем вам мешать.
        - Уедут они, - притворно сердито проворчала старушка, - никуда вы не поедете. Со мной станете жить.
        И они зажили все вместе. Несколько раз Арина сталкивалась в подъезде с Инной. Та отводила глаза и, презрительно фыркая, старалась поскорее разминуться. Вскоре она продала квартиру родителей Арины и уехала куда-то. Куда именно, Арина не знала. Да и не хотела знать. У неё началась новая жизнь, в которой было столько дел, что времени на обиду и пустые размышления не оставалось.
        2006 ГОД
        КОНСТАНТИН
        Квартиру он, разумеется, оставил Светлане. Она поначалу предлагала разменять. Но это было смешно, потому что крохотную их однушку можно было разменять разве что на две основательно потрёпанные жизнью конуры в дальнем Подмосковье. Поэтому Константин нежно поцеловал бывшую жену в висок совершенно братским поцелуем и ушёл из дому.
        Первое время жил по друзьям. Благо, те были настоящими, и сами предлагали помощь. Он надеялся, что от работы дадут комнату в общежитии. Но вместо этого ему быстро дали понять, что, был бы молоденьким только что пришедшим на службу лейтенантом или вообще прапорщиком, которого во что бы то ни стало следовало удержать, не дать уволиться, тогда да, помогли бы. А тридцатитрёхлетний майор и так никуда не денется. Куда уж ему увольняться. У него подполковничья должность и очередная звезда через четыре месяца. Так что помогать не нужно. Сам справится.
        У них почему-то вообще так было принято. Путёвки в санатории и дома отдыха – новичкам. Квартиры – им же. А те, кто пришёл, как он, ещё в середине девяностых, ни тогда, ни сейчас никаких преимуществ не имели. Тогда – время было непростое и денег у государства не было, а сейчас они уже дослужились до старших офицеров и – по мнению руководства – должны были быть довольны и этим.
        Так, наверное, и было. Мало кто уволился бы на его месте. Пообижались бы, поругали высшее руководство, но остались. Но у майора Соколана была совсем, совсем другая ситуация. И сил бороться у него уже не осталось. И надо было помочь Светлане, хоть немного поддержать. А ещё во всём случившемся в тот страшный день, когда у них со Светой родился красивый здоровый мальчик, который по недосмотру медицинского персонала и по страшной, трагической и нелепой случайности в один миг стал инвалидом, он винил только себя и свою работу. Потому что Светлана, будто предчувствуя беду, очень хотела, чтобы на родах он был рядом с ней. А он не смог. И всё из-за треклятой своей службы. Приехал слишком поздно. Не успел, недоглядел. И всё вышло так, как вышло…
        И теперь оставаться на этой работе Константин больше не хотел и не мог.
        Его непосредственный начальник, полковник Вадим Валдайцев, неплохой, умный мужик, с которым они несколько лет проработали бок о бок и почти дружили, уговаривал остаться. Но не убедил. А Константин вдруг вспомнил о своей давней мечте, вспомнил о том, что ему всего тридцать три, а жизнь, хоть, конечно, и дала крен, но всё-таки не закончилась. А потому ещё есть время всё изменить. И он уволился. О чём иногда жалел, конечно. Но не слишком. Потому что теперь у него была совсем другая жизнь. И он твёрдо и уверенно шёл к своей мечте.
        Необычной своей мечтой он обзавёлся ещё лет в пятнадцать, когда в каком-то журнале увидел дом на дереве. Вокруг огромной секвойи на высоте десяти примерно метров был сооружён симпатичный деревянный домишко с большими окнами и настоящей крошечной верандой. Под фотографией шёл текст о том, что такие дома хоть и редки, но не уникальны и их даже можно купить.
        Когда-то в детстве у Константина тоже был дом на дереве. Не такой, как в журнале, конечно, но, как тогда казалось, совершенно замечательный. И другие мальчишки – он знал – частенько устраивали себе «воздушные» дома. И уже почти взрослому Костику вдруг захотелось иметь такой дом, когда он совсем вырастет.
        Постепенно мечта его трансформировалась. Сам став взрослым, он понял, что во многих мужчинах живут мальчишки, а в женщинах – девчонки, которые не отказались бы день или даже несколько пожить на деревьях. И он решил для себя когда-нибудь, лет через… через много-много лет… непременно открыть лесную гостиницу, в которой можно было бы выбрать понравившийся дом на дереве и пожить там, сбежав от повседневности, шума и суеты.
        Вот к этой мечте он и решил идти теперь, а не когда-нибудь. В России, конечно, секвойи не растут и баобабы тоже. Но зато у нас есть корабельные сосны и чистые редкие сосновые леса, все пронизанные воздухом и солнечным светом, с мягким мхом и опавшей хвоей вместо ковра. Домики ведь можно строить и вокруг нескольких деревьев или даже просто на высоких сваях в особенно живописных и тихих уголках. И баобабы с секвойями для этого не нужны. Константин подумал, подумал и стал действовать.
        Для начала он решил набраться опыта в гостиничном бизнесе. Вместо очевидной при его послужном списке работы в службе безопасности какого-нибудь крупного отеля он начал с другого и устроился в отдел приёма и размещения гостей. И так увлёкся, что с невероятной скоростью стал продвигаться по служебной лестнице.
        А потом, вдоль и поперёк изучив работу гостиницы, Константин уволился, чем несказанно удивил новых коллег, наблюдающих за его головокружительным взлётом с удивлением и даже восторгом.
        Весь последний год Константин зарабатывал на жизнь и исполнение мечты, инспектируя по заказу крупнейших отельеров гостиницы. Проверяя лучшие отели страны и мира, он смотрел, учился, запоминал, желая, чтобы его будущий, пока существующий лишь в его голове и на бумаге необычный отель стал местом, где уставшие люди смогут по-настоящему отдохнуть в уединении и близости с природой.
        Новая работа его была, чего уж греха таить, на любителя. Хорошо воспитанному Константину и вовсе в первое время было тяжело. Но постепенно он втянулся и стал даже получать удовольствие от того, что делал. Потому что видел, его оценка работы персонала и вправду делает отдых людей ещё более комфортным, беспроблемным и незабываемым.
        Его услуги стоили дорого. Годы государевой службы сделали Константина наблюдательным, проницательным, выдержанным и умеющим быстро реагировать на всё происходящее. Кроме того, он сам знал работу отелей изнутри, хорошо разбирался во всём происходящем и мог заметить и верно оценить то, что простым постояльцам даже в голову не пришло бы. Поэтому его услугами пользовались крупнейшие монстры гостиничного бизнеса, планы были расписаны на несколько месяцев вперёд, а доходы только росли.
        О том, что существует такая работа, какой он занимался, мало кто из обычных людей вообще слышал. А сам Константин был законспирирован подобно агенту внешней разведки. Большинство друзей, родственников и знакомых считали, что у него маленький, но успешный бизнес, по делам которого он и ездит по стране и миру. Но всё обстояло совсем не так.
        1994 – 2006 ГОДЫ
        АРИНА
        И они стали жить у Надежды Фёдоровны. Небольшая квартирка старушки была точно такой же планировки, как и та, в которой выросла Арина. И это обстоятельство ещё больше усугубляло её страдания. Она прекрасно понимала, что в смерти родителей виновата сама. И свою теперешнюю бездомность воспринимала как справедливое и даже слишком малое, несоизмеримое с виной, наказание.
        Надежда Фёдоровна, с которой они частенько проводили долгие вечера за стряпаньем пирогов и беседами, старалась, как могла, избавить свою гостью от чувства вины. Но Арина к себе была безжалостна. Она постоянно вспоминала, вспоминала, вспоминала и всё не могла понять, как, почему оказалась такой глупой и легковерной…
        До двадцати лет жизнь её протекала ровно и вполне безоблачно. Единственная дочь у любящих родителей-инженеров она была окружена заботой и вниманием. Даже в тяжёлые годы начала девяностых папа с мамой умудрялись делать всё, чтобы подросшее чадо вкусно ело, хорошо одевалось, и, по возможности, ни чём не нуждалось. Правда, к чести Арины надо сказать, что при этом была она девушкой нетребовательной, скромной и, вполне в соответствии с известным изречением, лучшим подарком на любой праздник искренне считала книги.
        У них в доме была большая библиотека, которую она прочла вдоль и поперёк. И потому её желанию поступить на филологический факультет родители не удивились. Немного обеспокоились, правда, когда дочь сообщила, что будет сдавать экзамены в МГУ, но спорить не стали и рассудили, что, в конце концов, девочке в армию не идти. А потому, даже если она и завалит экзамены и не поступит, то никакой катастрофы в этом не будет.
        Но семнадцатилетняя Арина неожиданно легко даже для самой себя в университет поступила и первые три года училась очень неплохо. А потом в её жизни появился он.
        Даниил был на шесть лет старше и в студенческой компании считался непререкаемым авторитетом. Единственный сын интеллигентных родителей, выпускник психологического факультета главного вуза страны, он умел вести себя так, что его слушали с открытыми ртами, с восторгом внимали каждому его слову и верили безоговорочно.
        Не стала исключением и Арина. Она безоглядно влилась в толпу обожателей Даниила, состоявшую, как ни удивительно, не только из тонко чувствующих романтичных девиц, но и из большого числа представителей мужского пола.
        Собирались они на квартире старенькой бабушки одного из данииловцев, как иногда себя называли. Хозяйка частенько хворала и подолгу лежала в больницах, что и позволяло большим компаниям проводить вечера в её доме.
        Даниил в свои двадцать шесть лет нигде постоянно не работал, зато целыми днями занимался тем, что собирал вокруг себя людей. О том, зачем ему это было нужно, двадцатилетняя Арина даже не задумывалась. Ей было не до этого. Попав под абсолютное влияние своего кумира, она безоглядно влюбилась.
        Почему именно её Даниил выделил из многочисленных обожательниц, Арина поняла много позже. А тогда, в девяносто четвёртом, она об этом не думала и была безоговорочно счастлива уже тем, что он обратил на неё своё внимание. Вскоре они стали называть себя мужем и женой, хотя официально свои отношения так никогда и не оформили. Что потом, спустя двенадцать лет, очень помогло Арине.
        Когда Даниил, вдруг ставший называть себя Венцеславом и требующий того же от своего окружения, решил, что они должны уехать в Сибирь и основать там поселение, Арина с готовностью последовала за ним. Там и прожила следующие одиннадцать лет, родив Венцеславу двух дочек, которых он назвал странными именами. Но она и тогда не спорила с мужем, во всём, абсолютно во всём подчиняясь ему. Только почему-то чувствовала себя всё более и более несчастной. Венцеслава она уже давно, очень давно не любила и про себя называла Василиском, чувствуя, как он сосёт и сосёт из неё силы и жизнь. Ей даже казалось, что уже высосал почти совсем, и она скоро умрёт. И было невозможно жаль дочерей, особенно маленькую Марту, которая, кроме неё, никому была не нужна. Но сил бороться уже не было. И она просто безвольно ждала, когда придёт её черёд умирать.
        А потом случилось то, что сама Арина про себя иначе как чудом и не называла.
        Совсем уже сломленная и совершенно не понимающая, в чём черпать силы и как жить дальше, однажды в самом начале осени Арина пошла за грибами. Вернее, так она сказала в Братстве. А сама просто хотела побыть одна, без постоянных соглядатаев, наушников и фискалов, каких в вотчине Венцеслава было великое множество.
        Она всё рассчитала совершенно верно. День был пасмурным, то и дело принимался моросить мелкий, но от этого не менее неприятный дождь, и желающих составить ей компанию не нашлось. На что, впрочем, она очень надеялась.
        Никаких грибов она, разумеется, не искала. Собирала их разве уж, совсем под ноги лезли. И поэтому через пару часов на дне большого лёгкого лукошка сиротливо перекатывались несколько разномастных трофеев.
        Почти налегке, погрузившись в какое-то забытьё, Арина ушла далеко. Эти места ей, прожившей в тайге столько лет, были не знакомы. Она с вялым интересом разглядывала еле видную тропку, убегавшую за начавшие уже желтеть лиственницы, большую поляну, высокие кедры… И вдруг услышала за деревьями близкий звон колокола.
        Ни о какой православной церкви в окрестностях она не знала, очень удивилась и зачем-то пошла на звук.
        Оказалось, она была уже почти на опушке леса. Чуть в отдалении Арина разглядела довольно большое, но – даже издалека видно – наполовину нежилое село. На его окраине, на невысоком холме стояла церковь.
        Арина и сама не понимала, для чего пошла на звук колокола. Очевидно, измученная душа её будто бы сама вела почти лишившееся сил тело туда, где надеялась найти исцеление. Ничем другим ни тогда, ни по прошествии времени Арина тот свой поступок объяснить не могла. Ведь она была не просто не верящим в христианского Бога человеком. В её голове царила полная каша, образовавшаяся в начале безумных девяностых в голове многих людей. Этим и воспользовался Даниил, основательно перемешав всё и заправив смесью невообразимых и часто несовместимых друг с другом обрывков знаний, слухов, домыслов и даже полных вымыслов. Члены Братства верили в дохристианских славянских богов и мифологических существ, носили странные имена, иногда не имеющие никакого отношения к славянским, поклонялись силам природы, самого Венцеслава называли Учителем и считали живым воплощением бога. Только вот какого из множества значительных и не очень, добрых и злых, известных и совсем не знакомых случайному человеку древних богов и божков – не смог объяснить бы никто из адептов. И Арина тоже не смогла бы. Хотя и прожила с Венцеславом столько
лет.
        Но в тот день, когда сил для жизни уже не хватало, и оставалось только медленно умирать, Арина инстинктивно потянулась к храму.
        Двери церкви были не заперты, но внутри никого не оказалось. Усталая от давно уже царящего в душе разлада, от непрерывной тоски и много, так много недель толком не спавшая Арина села на скамеечку, стоявшую вдоль стены, вытянула ноги и… уснула. Проспала она, очевидно, долго, потому что, очнувшись, обнаружила себя свернувшейся калачиком всё на той же лавке, а солнце, которое пробилось через тучи и выглянуло, когда она вышла из леса, лилось уже не в южные окна, а в распахнутые двери, выходившие на запад.
        Смутившись, она резко села, спустив ноги на пол и быстро, воровато огляделась. В храме по-прежнему никого не было. Но рядом с ней на лавке стоял небольшой подносик с чашкой, в которой темнел, очевидно, квас, и куском хлеба. А на то место, где только что лежала её голова, был заботливо подстелен сложенный в несколько раз тулуп.
        Чувствуя себя почему-то героиней сказки про аленький цветочек, о которой всемерно заботится невидимый хозяин, Арина встала, оправила волосы, длинное своё домотканое платье и косынку и негромко благодарно сказала, обращаясь к иконостасу:
        - Спасибо.
        Ей никто не ответил. Она села и аккуратно съела свежайший вкусный хлеб и выпила квас, который вообще-то не любила, но тут просто не могла оторваться – так вкусен тот был.
        Едва она успела расправиться с немудрёным своим то ли обедом, то ли ужином, как раздались быстрые шаги и в храм вошёл священник. Тогда она ничего о нём не знала и так и подумала: священник. Испугавшись, она вскочила.
        Невысокий пожилой батюшка ласково улыбнулся и констатировал:
        - Проснулась, пташка.
        - Здравствуйте, - еле слышно произнесла Арина и покраснела.
        - Здравствуй, здравствуй, девочка, - батюшка подошёл к ней, сел на скамейку и похлопал по дереву:
        - Садись, деточка. Поговорим.
        Она послушно села. И они поговорили.
        С того дня жизнь Арины изменилась. Она теперь знала для чего и как надо жить. И знала, что совсем рядом с ней служит Господу и людям иеромонах Серафим, человек, который спас её и который молится за неё.
        НОЯБРЬ 1987 ГОДА – ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Через пять дней он должен был лететь в рабочее турне по Сибири. Ещё полгода назад он ездил с инспекцией исключительно по дальним странам. Но в последнее время и российские отельеры стали пользоваться его услугами. Поначалу Константин ожидал от родных просторов исключительно неприятных сюрпризов. Но был поражён сервисом высокого уровня и прекрасным, квалифицированным персоналом, которым могли похвастаться многие российские отели. И теперь он с удовольствием летал по работе на Урал, за него или на юг России.
        Покормив Марту завтраком, которым послужили сырники, найденные им в холодильнике соседки и заботливо подогретые в её же микроволновке (своей он пока не обзавёлся), он сел за работу. Девочка смотрела мультфильм про непонятного сиреневого четырёхухого, но довольно симпатичного зверька, свалившегося с Луны, и ему не мешала.
        Константин сверился с записями и набрал номер одного из отелей Екатеринбурга и забронировал номер. Он никогда не делал этого по интернету. Только лично, чтобы оценить, насколько быстро, аккуратно и вежливо примут заказ. Первое впечатление было неплохим. Милая девушка внимательно выслушала его многочисленные пожелания, помогла определиться с выбором, подробно рассказав обо всех интересующих его услугах (а его, разумеется, интересовало всё, что мог предложить своим постояльцам отель). В конце довольно долгого разговора она пообещала, что, несмотря на позднее время (Константин собирался нагрянуть в отель ночью) его будет ждать подготовленный с учётом всех его требований номер.
        Константин удовлетворённо покивал и, довольный, заполнил первые пункты анкеты, которую он заводил на каждый отель. Он любил давать хорошие отзывы. И искренне переживал, если не мог этого сделать. С этим отелем всё пока складывалось неплохо, а потому Константин, предвкушая приятную поездку, убрал документы в портфель и вышел на улицу. К нему тут же присоединилась Марта.
        - Ты же мультики смотрела, - удивился он.
        - Это я, пока ты занят был. А теперь я лучше с тобой побуду. Можно? – она просительно посмотрела на него. Круглая, уже почему-то чумазая её мордаха, окружённая лёгкими пшеничными волосами, выражала готовность принять любой ответ. И Константин вдруг понял, что девочке страшно хочется общения.
        - Конечно, можно, - улыбнулся он, - давай-ка мы пока с тобой делами займёмся.
        - А какими? – радостно отозвалась она, глядя на него почти с обожанием.
        - Мужскими, - предложил Константин, уже успевший сообразить, что в доме его соседок мужчины не было если не всегда, то давно, и накопилась уйма мелочей, которые он мог исправить.
        - Я же девочка, - сморщила носик Марта.
        - Зато я мужчина. Поэтому я буду делать свои мужские дела, а ты мне помогать. Договорились?
        - Договорились, - вновь кивнула она.
        - Тогда я за инструментами, - и он быстро зашагал к машине, где в багажнике у него лежал большой специальный кофр со всем, что, по его мнению, могло пригодиться ему на даче для починки-постройки, и что он предусмотрительно захватил с собой. Марта торопливо семенила рядом, на каждый его широкий шаг делая три-четыре своих и разве что не виляя изо всех сил хвостиком, как делал когда-то в его детстве щенок, которого он нашёл на помойке и притащил домой. Тот тоже был готов на всё, лишь бы Костик не оставлял его дома и брал с собой. Вот и соседская девочка сейчас бежала рядом, благодарно заглядывая ему в лицо и ожидая распоряжений, которые она готова была с рвением броситься исполнять.
        Глядя на неё, Константин вдруг почувствовал, как поперёк горла встал тяжёлый, не дающий дышать ком. Ему захотелось прижать Марту к себе и посидеть так, чувствуя, как быстро бьётся детское сердечко. У него восемь лет был ребёнок. Все эти восемь лет он в редкие свободные минуты только и делал, что читал журналы для родителей и медицинские журналы, надеясь найти в них то, что поможет их сыну. Не нашёл, конечно. Зато теперь точно знал, что детские сердца бьются быстрее, чем у взрослых. Может быть, именно поэтому дети часто живут так, будто каждый их день и даже миг – последние. Дышат полной грудью, любят всем своим существом и страдают тоже так, будто каждая их клеточка корчится и кричит от боли и обиды. Обнимать славную соседку он не стал, зато протянул ей ладонь и со странным тёплым чувством ощутил, как маленькая ручка ткнулась в неё и тоненькие пальчики неудобно, но цепко схватили его за большой палец и затихли.
        До обеда они успели вернуть на место упавший карниз на веранде, починить ступени крыльца, смазать петли во всех дверях и прочистить забитые водопроводные трубы на кухне старого дома соседей. Марта каждый раз сосредоточенно замолкала рядом, когда Константин закручивал саморезы или стучал молотком, – боялась помешать. Его эта деликатность маленькой девочки страшно умиляла. Когда же она по его просьбе кидалась помогать, сопела от усердия и высовывала кончик языка, то снова в горле появлялся этот ком, который он уже и не пытался прогонять.
        В итоге к трём часам дня все мелкие проблемы были устранены, и Константин с Мартой, довольные друг другом и результатами проделанной работы, уселись обедать у него в беседке. Проглотив последнюю ягоду клубники, которые она по собственному почину нарвала, помыла и выставила в красивой мисочке на стол, пока он грел суп, Марта раззевалась так заразительно, что Константин тоже зевнул и скомандовал:
        - После сытного обеда, по закону Архимеда, полагается поспать!
        - А книжку почитать? – то ли попросила, то ли напомнила девочка.
        - Обязательно, - кивнул он. И они вдвоём завалились в огромный гамак, который висел у соседей между соснами, и в котором, как сообщила ему Марта, она всегда спит днём. Гамак был хоть и гигантский, но то ли одноместный, то ли просто Константин не умел в нём лежать. Потому что маленькая его подопечная всё время заваливалась на него, и читать было не слишком удобно. Но он изо всех сил старался. И книжку про Элли, Страшилу, Тотошку и остальных их друзей читал в лицах. Марта слушала, затаив дыхание и живо откликаясь на каждый поворот сюжета. В итоге они читали целый час, и заснула девочка уже после четырёх.
        Константин, демонстрируя чудеса ловкости и чувствуя себя то воздушным гимнастом, то эквилибристом, то пауком, застрявшим в собственной паутине, выбрался из гамака, умудрившись не уронить и даже не разбудить малышку. Несколько мгновений умилённо постояв над ней, он пошёл к себе в дом, где в кухне-столовой-гостиной от старых хозяев остался большой шкаф с книгами.
        Ещё накануне вечером, разбираясь в своём новом пристанище и слушая голоса соседских детей, он вдруг ощутил вместо ставшей за последние десять лет привычной боли, жгучее чувство счастья и любви к жизни. И неожиданно ему, человеку, хоть и любящему читать, но далёкому от литературы, вспомнился толстовский князь Андрей с его дубом. Вспомнился так остро, будто он недавно читал «Войну и мир» или смотрел потрясающий фильм Бондарчука.
        И вот сегодня он нашёл среди других книг, оставшихся от прежнего хозяина, две толстенные серо-голубые, в каждой по два тома, и вытащил их в сад. В тридцать пять лет он, удивляясь сам себе, решил добровольно прочитать то, что когда-то, в десятом классе, поначалу читал из-под палки. Пока не пришла к ним однажды на замену Валерия Алексеевна.
        Сидя на крыльце в тени куста орешника, Константин, бережно, не спеша, одну за другой перелистывал страницы про салон Анны Павловны Шерер, про смерть старого графа Безухова, про именины Наташи. И узнавал. И радовался этому узнаванию. А когда дошёл до военных глав, вдруг вспомнил то, о чём, казалось, давно забыл.
        … В их маленьком подмосковном городке все были на виду. А уж врачи и учителя – особенно. И поэтому когда в их воинскую часть приехал капитан с молоденькой женой-учительницей, местные сплетницы тут же принялись судачить.
        Капитан был высок и красив. А его молодая жена казалась всем совершеннейшей серой мышкой. И Косте Соколану и его приятелю Жорке Частичкину тоже. Светленькая, невысокая, в очках. На лице у неё было несколько родинок, которые могли бы быть пикантными, если бы их не было так много. В общем, не уродина, конечно. Но если и запомнишь такую, то только из-за довольно крупных – с чечевицу – коричневых пятнышек у губы, над левой бровью и на щеке. Всё остальное в её внешности было совершенно заурядным.
        Все откуда-то знали, что капитан в части ненадолго. Поэтому его жене вместо постоянной нагрузки в их школе отвели роль учителя на заменах, неблагодарную и непростую. Для многих учеников не было большего счастья, чем утром на стенде, специально повешенном внизу у раздевалок, обнаружить листок с фамилией своего учителя в графе «Замены». Больше везло тем, у кого заболевший учитель вёл первый или последний уроки. Тогда можно было надеяться на то, что занятия будут отменены. Остальным приходилось с тоской тащиться к заменяющему учителю.
        Обычно такие уроки проходили однообразно. Педагог предлагал ученикам заниматься своими делами и требовал только одного – тишины. Но в тот раз к ним, вместо их учительницы литературы Зои Марковны, пришла молоденькая жена капитана. Пришла с двумя книгами «Войны и мира» и какой-то тетрадью. Десятый их класс недовольно загудел. Меньше всего они хотели слушать о Пьере Безухове и Наташе Ростовой, которые за десять дней или около того, что они уже изучали роман-эпопею, им порядком надоели. Но учительница сделала вид, что не замечает их недовольства и весело, но решительно начала вести урок.
        Когда прозвенел звонок на перемену, никто в классе не вскочил и даже не дёрнулся. А главный заводила Серёга Москвин недовольно протянул:
        - Как? Уже всё?
        В тот день они впервые поняли, что это такое – любить русскую литературу и гордиться ей.
        Нет, Зоя Марковна была чудесная, невредная старая дева, они относились к ней с симпатией и несколько свысока. Но жена капитана вдруг задела в их подростковых душах, привыкших всё в жизни воспринимать сквозь призму скепсиса и иронии, какие-то неожиданные для них самих струны. Вернее, задел, конечно, роман Толстого. Но помогла ему в этом молодая учительница.
        Константин навсегда запомнил, как, когда они обсуждали военные сцены она, совершенно преобразившаяся и показавшаяся ему вдруг почти красавицей, спросила:
        - А какая разница, на ваш взгляд, в том, быть ли артеллиристом или идти врукопашную?
        Они задумались ненадолго, а потом всё тот же Серёга Москвин ответил:
        - Ну, в артиллерии, наверное, меньше шансов погибнуть. Ненамного, но всё же...
        - И это тоже, - кивнула учительница, - но не главное. А что ещё?
        И тогда Костик, который обычно на литературе предпочитал отмалчиваться, сказал:
        - Убивать издалека проще. А когда видишь лицо врага и то, что это такой же человек, как и ты, гораздо сложнее. Для многих – почти невозможно.
        В классе повисла тишина. Жена капитана внимательно посмотрела на него и в глазах её засветились уважение и симпатия.
        - Вам надо стать военным…
        - Костя, - с готовностью подсказала ей староста Жанка Грядкина.
        - Костя, - чуть улыбнулась учительница, - вы будете настоящим русским офицером…
        Тогда она заменяла Зою Марковну ещё две недели. И впервые они не чувствовали себя так, будто уроки литературы - это повинность. И впервые не хотели поскорее уйти с них. Оказалось, что юношам вполне могут быть интересны сцены мира, а девушки готовы читать и про войну, а не, как в основном бывает, избирательно.
        А в конце второй недели жена капитана внешне спокойно сказала:
        - Ну, вот и всё, ребята. В понедельник выходит на работу Зоя Марковна.
        Класс замер, а неуёмный Серёга Москвин расстроено выдохнул:
        - Ка-а-ак?
        - К счастью, она выздоровела, - улыбнулась учительница, - и готова снова работать с вами. Говорит, что очень соскучилась.
        Костя видел, что ей грустно, как и им, и она изо всех сил бодрится и старается не показать своего разочарования от того, что придётся расставаться с их классом. И его осенило:
        - Валерия Алексеевна, а давайте создадим литературный кружок, а? Хотя бы один раз в неделю. Например, в четверг? У нас в этот день всего шесть уроков. Я думаю, многие бы с удовольствием оставались на седьмой, правда? – он обернулся к одноклассникам, чувствуя, как замирает сердце: а вдруг не поддержат? Но те закивали:
        - Я бы ходил.
        - И я.
        - И я тоже.
        Жена капитана просияла и, благодарно и радостно улыбаясь, пообещала:
        - Я поговорю с директором.
        У них всё получилось. И до конца учебного года они по обязанности ходили на уроки Зои Марковны и ждали четверга, когда можно будет собраться в кабинете, который им выделили для занятий кружка. Никакого особенного плана у Валерии Александровны не было. Они просто обсуждали то, что читали по школьной программе и помимо неё, спорили, смеялись. Но каждый из тех, кто ходил туда, понял для себя, почему жена капитана часто повторяет:
        - Русская классика всегда актуальна. Вы обязательно это поймёте. И обязательно ещё вернётесь к ней.
        Потом они ушли на каникулы, а в августе, вернувшись из лагеря, Костя нашёл в почтовом ящике письмо. На нём стоял обратный адрес: Еврейская автономная область, город Биробиджан. И фамилия Валерии Александровны. Всё оборвалось у него внутри. Ставшими вдруг непослушными пальцами он неровно разорвал конверт и прочитал:
        «Здравствуй, Костя!
        Так получилось, что моего мужа перевели служить далеко от вашего города. Мне грустно думать, что я больше не увижу никого из вас. Те полгода, что мы были вместе, стали одними из самых счастливых в моей жизни.
        Я буду считать, что добилась в этой жизни многого, если хотя бы один из вас через десять, пятнадцать или двадцать лет решит взять с полки книги Толстого и перечитать их. И не только Толстого.
        Не забывайте: русская классика всегда актуальна. Надеюсь, вы это поняли. А если ещё нет, то обязательно поймёте. Я в этом уверена. Надо только не бояться её читать.
        До свидания, Костя. Передайте, пожалуйста, всем ребятам, что я очень всем благодарна за ваши неравнодушие, увлечённость и умение слышать, видеть и чувствовать».
        … С того дня прошло почти двадцать лет. И вот Константин взахлёб читал про Андрея Болконского и его дуб. Подростком он не понимал, просто не мог понять почему молодой ещё князь ощущал себя опустошённым стариком и очень радовался, когда тот, наконец, ожил. И даже Валерия Алексеевна не смогла помочь ему понять это. А два года назад, в тридцать три года оставшись без семьи, и сам однажды почувствовал, что жизнь его заканчивается, почти закончилась. И впереди не будет уже ничего нового и светлого, а только доживание. Жизнелюбивая его натура изо всех сил боролась со страшным этим ощущением. Вот и в историю с отелями он ввязался. И даже увлёкся. Но людей сторонился. И детские крики его раздражали. Как больного старика… Раздражали до недавнего времени, - понял тут Константин и замер на секунду. А потом поискал глазами, нет ли поблизости какого-никакого дуба.
        Дуб обнаружился за забором, как раз на границе его и соседского участков. Да не какой-никакой, а огромный, раскидистый и очень красивый. Чувствуя себя князем Андреем, Константин посмотрел на дерево, потом на сопящую в гамаке Марту и улыбнулся.
        ЯНВАРЬ 2006 ГОДА – ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Первый их год в Москве прошёл настолько мирно и спокойно, что Арине стало казаться, будто предыдущие двенадцать ей просто приснились. Приснились в пусть в кошмарном, пусть в невыносимо затянувшемся, но всего лишь сне. Никто ими с девочками не интересовался. Никто их не искал. И они могли жить обычной жизнью.
        Марту Арина устроила в детский сад, а Миру получилось отдать в школу. Поначалу директор, услышав о том, что одиннадцатилетняя девочка ни дня не посещала детских учреждений, усомнилась в том, что та сможет учиться наравне со своими сверстниками. Но всё же составила график, по которому Мире предстояло пройти собеседования с учителями. И тут оказалось, что не зря втайне от Венцеслава Арина занималась с дочерью русским и английским языками, литературой (произведения приходилось пересказывать, а не читать, но, дорвавшись до книг, Мира навёрствывала упущенное с невероятной скоростью), географией, которую неплохо знала, историей и биологией. С этими предметами у девочки не было никаких проблем. Те незначительные пробелы, которые были в её знаниях, в глазах поражённых учителей с лихвой компенсировались живым умом, усидчивостью и огромной тягой к знаниям. Старенькая учительница биологии, беседуя с директором и Ариной о Мире, то и дело восторженно повторяла:
        - Самородок! Просто Ломоносов с косичками!
        Неплохо обстояли дела и с другими предметами. Подтянуть математику, в которой Арина была не слишком сильна, помогала бывший инженер Надежда Фёдоровна. Хуже всего было с физкультурой. Потому что заниматься с дочерью спортом втайне от Венцеслава и его шпионов было почти невозможно. И физически укреплять дочь Арина могла только при помощи долгих походов в лес по грибы и ягоды. Ни плавать, ни бегать, ни прыгать никому из девочек, живущих в Братстве, Венцеслав не позволял. Его родная дочь не была исключением. Но проблемы с физической подготовкой не стали препятствием, и Миру приняли в школу неподалёку от их нового дома.
        Сама Арина поначалу просто не знала, как быть с работой. Одиннадцать лет она жила вдали от цивилизации, жизнь её была почти ничем не отличима от жизни какой-нибудь крестьянки шестнадцатого или любого другого, вплоть до двадцатого, века. И вот вдруг она оказалась в веке аж двадцать первом. И ей было тяжело, очень тяжело. И ещё очень страшно. В отличие от дочерей она помнила жизнь в городе, но совершенно отвыкла от неё и, вернувшись, долго не могла освоиться. Москва с её забытым ритмом и при этом сильно изменившаяся за одиннадцать лет внушала Арине страх. Но постепенно и это удалось пережить, пересилить, перебороть.
        Примерно через месяц после их «возвращения в жизнь», как сама называла свой поступок Арина, Надежда Фёдоровна, ходившая в гости к подруге, принесла стильно и лаконично оформленный рекламный буклет крупной сети гостиниц. Арина заинтересовалась и между делом решила полистать его. В буклете среди прочего подробно рассказывалось о вакансиях, предлагаемых отелями желающим работать в гостиничном бизнесе. И Арина вдруг решила рискнуть.
        Так Арина попала на работу в пятизвёздочную гостиницу. Без протекции, без образования, без опыта работы и с далёким от совершенства знанием английского языка. Иначе как чудом сама она это никогда не называла.
        Ночами она вспоминала старого иеромонаха Серафима и его обещание молиться о них и шептала:
        - Спасибо, спасибо, батюшка. Я чувствую вашу помощь.
        Решающую роль в решении иностранца-управляющего взять Арину на работу сыграла её внешность. Весёлый итальянец, едва увидев скуластое лицо со спокойными серыми глазами, косу почти до колен и нежную улыбку, пришёл в состояние близкое к экстазу. Из его экспрессивной тирады, примерно в равной мере состоявшей из итальянских и русских слов, Арина поняла, что он хотел видеть за стойкой в фойе девушку типично русской, в его представлении, конечно, внешности и нашёл её.
        - Bella donna! Красавица! Bellissima! Belloccia! Душа!.. В её глазах – душа России! Радость! Любовь! Мудрость! Всепрощение! И затаённая боль! Вот она – настоящая русская женщина! – заламывал он руки, нарезая круги вокруг Арины. Та, поражённая обширным словарным запасом итальянца, изо всех сил старалась стоять спокойно и не таращиться на потенциального работодателя, чем и вовсе привела того в неуёмный восторг. Причин такой радости она не понимала, потому что красавицей себя не считала, да и – приходилось смотреть правде в глаза – никогда ею и не была. А за годы жизни в Братстве и вовсе почти позабыла, что она женщина. Но, очевидно, итальянец думал совершенно по-другому. Потому что, побегав в восторге вокруг Арины, категорично заявил, что она принята на работу и завтра же должна приступить к исполнению обязанностей. Когда она уже собралась уходить, управляющий с надеждой в голосе спросил:
        - Арина, а у вас нет сестры-близнеца? Ну, или хотя бы просто сестры?
        - Нет, - разочаровала его та.
        - Какая жалость! – вскричал итальянец и, повернувшись к помощникам, потребовал:
        - Теперь вы знаете, кто нам нужен! Найдите нам вторую такую же девушку, а лучше двух! Нет! Трёх!! Как она! – ткнул он пальцем в дверь, закрывшуюся за Ариной.
        Надо сказать, что эмоциональный управляющий был, вероятно, ещё и весьма профессионален и прозорлив. Потому что буквально каждый иностранный гость, неважно, откуда он прибыл, из Японии или Соединённых Штатов, из Британии или одной из её бывших колоний, увидев за стойкой в фойе Арину, моментально попадал под её обаяние и находился в этом состоянии всё время пребывания в отеле. Арина могла решить почти любую проблему. Если нужно было успокоить капризную туристку, утешить усталого ребёнка, внушить доверие самому недоверчивому постояльцу, то звали её. Даже через переводчика она умудрялась найти общий язык с любым из гостей. А уж когда подучила английский язык, то и вовсе стала исполнять роль штатного психолога. Помогали характер, незаконченное образование и годы жизни с Даниилом, то есть, с Венцеславом, конечно.
        Самой Арине её новая – и первая в жизни! – работа неожиданно понравилась. Она чувствовала себя нужной, с удовольствием учила языки (вслед за английским в ход пошёл и итальянский), повышала квалификацию, и делала всё от неё зависящее, чтобы постояльцам в их отеле было комфортно и спокойно. Начальство отвечало ей уважением и симпатией, коллеги – искренней дружбой, а постояльцы - восторженными отзывами и рекомендациями друзьям и знакомым. И уже через год Арина с трудом могла поверить, что это она прожила в тайге почти двенадцать лет, родила там в едва ли не первобытных условиях двух дочерей и чуть не исчезла, не растворилась вовсе, как многие из тех, кто последовал за Венцеславом.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Ближе к вечеру Марта загрустила. Константин поначалу ничего не спрашивал, лишь приглядывался к девочке, ожидая, что та сама захочет поделиться переживаниями. Так и вышло. С неизменным аппетитом съев омлет с колбасой, помидорами и луком, который на удивление успешно состряпал страшно довольный собой Константин, она вздохнула и сказал:
        - А мама нам перед сном книги читает.
        - Замечательная традиция, - одобрил Константин, - предлагаю не отступать от неё. Мы же с тобой днём тоже читали, давай продолжим. Где у нас «Волшебник Изумрудного города»?
        - Она ложится ко мне в кроватку и читает, - ещё горше вздохнула девочка.
        - А кто нам мешает тоже так сделать? – преувеличенно бодро спросил невольный нянька и всем видом выразил готовность читать где угодно. – Пойдём, выберешь у меня дома, в какой комнате хочешь спать, там и устроим тебя.
        - Я люблю спать у себя в комнате, - твёрдо обозначила свою позицию Марта, а Константин растерялся. Спать в чужом доме ему совершенно не хотелось.
        - Ты же мне рассказывала, что в садик ходишь. А ведь там дети днём спят, - предпринял попытку переубедить девочку Константин.
        - Днём я могу спать где угодно, - не дрогнула Марта и явно приготовилась плакать, - а вот ночью – только дома.
        - А я где буду спать? Я же не могу тебя одну оставить, – сдался Константин и от души пожелал скорейшего выздоровления маме Марты.
        Малышка тут же ожила и радостно засуетилась, вцепившись в ладонь Константина и пытаясь тут же потащить его в сторону их дома:
        - А в маминой комнате! Она очень хорошая, и тебе непременно понравится. Вот увидишь.
        - Мама или комната? – хотел пошутить Константин. Но тут же прикусил язык. Подобные двусмысленные шутки, разумеется, не для детских ушей. Поэтому он просто придержал торопящуюся малышку и сказал:
        - Подожди, Марта, мне нужно постельное бельё взять. И зубную щётку.
        - Да я тебе дам! Я знаю, где у мамы бельё! – Марта была непреклонна.
        - Нет уж, - пробурчал Константин и пошёл в сторону своего дома, - без ссоры, без спору делаем так: идём ко мне за моими вещами, а потом к вам – спать. Договорились?
        - Ну ладно, - согласилась девочка, припустив за ним.
        Читали они долго. Потом Марта сладко зевнула, чмокнула Константина в щёку – он тут же испытал приступ острого счастья – и, отвернувшись к стене, засопела. А вот у него заснуть на чужой, непривычной постели получилось не сразу. Но всё же получилось. И уснул он в итоге так крепко, что разбудили его только чьи-то перепуганные голоса.
        Проснувшись, Константин явственно услышал запах гари, и понял, что где-то поблизости случился пожар. Он тут же вскочил, чтобы посмотреть, где и что горит и не нужна ли помощь, и обомлел: на фоне тёмного неба весело и жизнеутверждающе полыхал его собственный свежеприобретённый дом. Он в ужасе уставился на гигантский факел, потом экспрессивно выругался и рванул вниз, спасать то, что ещё можно было спасти. Но ни он сам, ни прибывшие позже пожарные, вызванные бдительным сторожем, ничего сделать не смогли.
        Уже с треском провалилась внутрь крыша, тяжело осела вниз мансарда и догорал первый этаж, когда Константин, сам не зная для чего, осторожно обошёл вокруг дома. В свете ещё довольно больших языков пламени он и разглядел то, что, по его мнению, обычный, вроде него, человек мог увидеть только в кино. Но никак не у своего собственного дома. Он даже пару раз с силой зажмурился и снова открыл глаза. Но и после этого увиденное никуда не исчезло. Тогда Константин безжалостно ущипнул себя за руку. Бесполезно. Морок не развеялся. Всё осталось на месте: и дверь, и лом.
        В полном отупении Константин стоял и смотрел на полыхающую, но ещё не до конца сгоревшую входную дверь. Снаружи она была подпёрта ломом, обычным металлическим ломом, который упирался одним концов в ручку на двери, а другим - в ограждение крыльца таким образом, что, если бы в доме находился человек, то выйти он бы не смог. Ошалело посмотрев на лом, Константин перевёл взгляд на окна: на обоих этажах они были забраны решётками. Как объяснил ему мальчишка-риэлтор, прежний хозяин боялся воров и постарался обезопасить своё жилище. И если бы не Марта, настоявшая на том, чтобы Константин на время перебрался к ним в дом, а не наоборот, он, возможно, до утра бы и не дожил. Они вместе с девочкой не дожили.
        В этот момент деревянная дверь с протяжным вздохом рухнула внутрь дома, лом тоже упал и откатился в сторону. Все следы того, что кто-то очень хотел смерти Константина, были уничтожены. На миг ему даже показалось, что он просто не до конца проснулся. Вот и мнятся ему лом и собственная возможная кончина. Но это, разумеется, было не так. И лом ему не привиделся. И сгореть вместе с домом он тоже вполне мог.
        Константин вдруг резко повернулся и быстро зашагал в сторону дома соседей. Ему было просто необходимо увидеть Марту.
        Окна комнаты малышки выходили на лес, и зарево пожара и шум, не мешали девочке спать. Она и спала, крепко и сладко, обеими загорелыми ручками обняв большого мягкого слона.
        Ночь была довольно жаркой. Марта сбросила лёгкое одеяло и раскидала ножки, одетые в пижамные штанишки в розовый цветочек. Обычно совершенно не склонный к сантиментам Константин сел на краешек её кровати, нагнулся и поцеловал свою маленькую спасительницу в закрытые глаза. Он был благодарен ей за своё пусть и случайное, но вполне реальное спасение. Умирать теперь ему почему-то не хотелось ещё сильнее, чем обычно.
        И уж совсем ему не хотелось, чтобы Марта, чудесная, весёлая девочка Марта, так похожая на свою мать, сгорела в страшном пожаре вместе с ним. Подумалось, что её смерть совершенно точно никому не нужна. А его? Его смерть нужна? Кому?
        АВГУСТ 2006 ГОДА – ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Через полтора года умерла Надежда Фёдоровна. Смерть её не была скоропостижной. Зимой она стала хворать, всё реже выходить по делам из дома и меньше хлопотать вокруг своих ненаглядных «внученек», как она называла искренне привязавшихся к ней Миру и Марту.
        Арина забеспокоилась и договорилась об обследовании в хорошей больнице. Две недели Надежда Фёдоровна провела в клинике и была выписана домой. Немолодой, внушающий доверие доктор попытался успокоить встревоженную Арину. Она сидела в его большом, со вкусом обставленном кабинете и, судорожно сжимая и разжимая шарфик, который, нервничая, стянула с шеи, с надеждой вглядывалась в спокойное располагающее лицо.
        - Ваша бабушка для своих лет вполне бодра и в весьма и весьма неплохой форме, - негромко рассказывал доктор, и ему хотелось верить.
        - Но ещё полгода назад она была гораздо бодрее.
        - Надежде Фёдоровне скоро девяносто лет, - разводил руками седовласый красавец, - она вполне дееспособна, пребывает в здравом уме, чем могут похвастаться далеко не все её ровесницы и, уж тем более, ровесники. Мы провели полное обследование, ничего внушающего опасения не нашли. И потому можем прописать лишь поддерживающие препараты, которые помогут вашей бабушке вести полноценный, активный, ну, в рамках разумного, конечно, образ жизни.
        - В рамках разумного? – не поняла Арина.
        - Ну, с парашютом прыгать и канкан ночь напролёт отплясывать я бы всё-таки не рекомендовал, - улыбнулся доктор.
        - Понятно, - Арине было не смешно и по-прежнему неспокойно, но очень хотелось поверить авторитетному специалисту. Она купила в аптеке все прописанные весьма и весьма недешёвые препараты и внимательно следила за тем, чтобы Надежда Фёдоровна принимала их. Старушка не отказывалась, аккуратно исполняла все предписания, но Арине постоянно казалось, что жизнь уходит из неё. Медленно, но неуклонно. И от этого ей было страшно. Вспомнились стихи, которые она когда-то написала:
        Ну, откуда на сердце вдруг такая тоска?
        Жизнь уходит сквозь пальцы жёлтой горсткой песка…
        С этими её стихами была связана невероятная история. Потому что написала она их на скучной лекции в институте. А потом, спустя много лет, уже вернувшись из поселения, в одном из журналов прочла статью о режиссёре, сценаристе и поэте Геннадии Шпаликове. Рассказывая о нём, автор статьи использовал фотографии и стихотворения Геннадия. И Арина с замиранием сердца увидела строки, почти дословно повторяющие её собственные. Вернее, это её стихи повторяли шпаликовские, потому что были написаны много позже. Но Арина готова была поклясться, что никогда не читала произведений Геннадия. И, тем не менее, совпадение было почти полным. И это напугало Арину. Она вспомнила о трагической судьбе Шпаликова и сердце тревожно заныло.
        Весной стало совсем плохо. Надежда Фёдоровна слегла. Измученная ожиданием самого страшного, Арина вспомнила о бумажке с адресом, которую сунул ей перед расставанием батюшка Серафим. Тогда он ласково и настойчиво сказал ей:
        - Аринушка, ты обязательно сходи к отцу Иоанну, обязательно. Он мой семинарский друг и замечательный человек.
        - Спасибо, - искренне поблагодарила она и добавила:
        - Неудобно вашему другу навязываться.
        - Ах, Ариша, Ариша, - вздохнул тогда отец Серафим, - для настоящего священника каждый, кто пришёл в храм, - радость. А Иоанн – настоящий священник.
        И вот теперь, глядя на умирающую – в этом Арина уже почти не сомневалась – Надежду Фёдоровну, она решилась съездить к отцу Иоанну.
        Все полтора года она не забывала о своём спасителе, несколько раз писала ему и на большие праздники отправляла посылки с немудрёными подарками. В церковь тоже ходила. Но нечасто. И чувствовала себя не в своей тарелке. Ей вспоминались тихие службы в маленькой таёжной церквушке, слабые дребезжащие голоса старушек-певчих, бьющиеся вспугнутыми птичками о стены и окна, и радостное, ясное лицо отца Серафима, обращённое к немногим прихожанам. И в такие минуты Арине казалось, что своим отъездом в Москву, она предала всё это, вернувшее её к жизни, отказалась от чего-то настоящего и правильного. И ей было стыдно. Потому в храмы она входила со смятенной душой и старалась поскорее уйти.
        Но видя, осознавая, что дни её обожаемой Надежды Фёдоровны сочтены, Арина должна была помочь ей. Конечно, лучше всего было бы пригласить к старушке её духовника, но батюшка из ближайшей церкви, в которую долгие годы ходила Надежда Фёдоровна, недавно сам умер. И не к кому, кроме отца Иоанна, о котором его друг Серафим говорил с восторгом и тихой гордостью, было теперь обратиться.
        Друг иеромонаха Серафима служил в крохотном старинном храме в центре Москвы. Несмотря на то, что рядом был большой монастырь, на Литургию пришло так много прихожан, что Арина даже растерялась. Стоя почти у дверей, она искоса поглядывала по сторонам. К её удивлению, на службе было много молодых семей с детьми, а не только старушки и несколько стариков, как внушал им Венцеслав и искренне полагала раньше сама Арина. В Братстве всегда говорили о том, что православие – умирающая вера, а место молодёжи только у них. И вот теперь Арина видела совсем, совсем другое.
        Шла исповедь, и немолодой батюшка с удивительно добрым лицом внимательно слушал каждого подходящего к нему. Желающих исповедоваться было много, но ни в какую очередь они не выстраивались. Просто спокойно стояли в отведённом для этого месте и ждали.
        Прочитав разрешительную молитву над очередным исповедником, батюшка сам подзывал к себе следующего. И Арина с удивлением поняла, что он знает почти каждого, кто пришёл в храм, и понимает, кого и когда нужно подозвать. Вот с улыбкой поманил молодую женщину, та передала маленького сынишку на руки мужу и быстро подошла к батюшке. Они тихо разговаривали, и Арина не могла оторвать глаз от лица священника: так сочувственно, с таким пониманием слушал он свою прихожанку. Отходила она от него совершенно счастливая, с ясным, сияющим взглядом. А ведь до этого – Арина обратила внимание – нервно теребила пальцами записочку с перечисленными, чтобы ни одного не забыть, грехами.
        Следом за женщиной батюшка подозвал её мужа. Высокий молодой мужчина с большим уважением слушал, что говорил ему отец Иоанн. Было видно, что они прекрасно понимают друг друга. На какие-то слова священника парень закивал и тихо засмеялся. Батюшка улыбнулся понимающе и похлопал того по плечу. До Арины донеслись слова:
        - Давай, давай, Женя. Правильно всё делаете, молодцы. И Анюту береги. Молодцы вы у меня! Всё. С Богом!
        Парень наклонил голову, отец Иоанн накрыл её епитрахилью, а потом ласково, совершенно по-отечески потрепал своё духовное чадо по волосам.
        Арина, не отрываясь, смотрела на происходящее в храме и понимала, что прав, прав её драгоценный отец Серафим. Всякие священники есть, но большинство – искренние подвижники. И за непростым, требующим полной отдачи трудом такого настоящего священника она с восторгом наблюдала сейчас.
        Вот направилась к батюшке старушка, такая древняя, что просто не понять, как до храма дошла. Небольшой путь в три метра до священника она шла бы очень долго. Но отец Иоанн все с той же ласковой и немного озорной улыбкой встретил её на полпути, подставил свой надёжный локоть и помог дойти до аналоя. Арина услышала:
        - Вот молодец, Людмила Васильевна, что пришла. Не сдаёшься, не капризничаешь.
        - Господь силы даёт, - тихонько прожурчала довольная старушка. А Арина поймала себя на том, что вместе с другими прихожанами улыбается, глядя на эту трогательную сцену.
        Потом священник подозвал к себе девочку лет семи, едва ли не в первый раз пришедшую на исповедь. Чтобы ей было удобнее, батюшка сел на корточки, и маленькая исповедница что-то горячо зашептала ему на ухо. И её не менее внимательно и уважительно, чем взрослых, слушал немолодой отец Иоанн.
        После подошёл к нему мальчишка-подросток, похоже, брат девочки. Заговорил с жаром о чём-то, очевидно, очень личном, заставляющем страдать или сомневаться. Долго, не прерывая, слушал его священник, потом сказал несколько слов. Мальчик покраснел так, что сзади было видно, как заполыхали его уши. Батюшка посмотрел на него испытующе, добро и озорно улыбнулся и снова негромко заговорил. Подросток, не отрываясь, смотрел на него, уши его постепенно приобретали первоначальный цвет. И Арина поняла, что отец Иоанн говорит тому что-то такое, что очень важно, очень правильно и понятно мальчику, и тот ловит каждое слово, боясь упустить хоть одно. Отходил он от священника всё с тем же счастливым видом, что и предыдущие исповедники.
        Глядя на это, творящееся на её глазах Таинство, Арина вдруг поняла, как не правы были Венцеслав, она сама и другие, хулящие Церковь и священство. Сама она в юности в храмы не ходила, ничегошеньки о жизни православных не знала, но при этом огульно ругала их мир. А слушая отца Серафима, пыталась даже спорить с ним. С кем? Монахом, почти в одиночку восстанавливающим разрушенный храм? С подвижником, который спал всего по три-четыре часа в сутки, а все остальные, если не трудился в поте лица, то проводил в молитве? И он не гнал её, спорщицу, в три шеи, а жалел, слушал, помогал…
        Арине стало так стыдно, что она тихонько заплакала. За локоть её аккуратно потрогала та самая молодая женщина, за исповедью которой она так внимательно наблюдала. Как называл её батюшка? Анютой? Да, точно. Анютой.
        - Вы простите меня, ради Бога, - шёпотом попросила та, - я смотрю, вы хотите к батюшке подойти и не решаетесь?
        Арина, которая и подумать боялась о том, чтобы подойти к священнику, вдруг кивнула, глотая набегавшие и набегавшие слёзы.
        - Вы не бойтесь, подойдите. И вам легче станет. Вот увидите. У нас необыкновенный батюшка. К нему со всей Москвы едут. Мы вот с окраины сюда каждое воскресенье приезжаем. Подойдите. Обязательно. - сочувственно улыбнулась девушка, вложила в дрожащую ладонь Арины упаковку одноразовых платочков и хотела отойти.
        Но Арина удержала её за руку.
        - Простите, пожалуйста, но я даже не знаю, как исповедоваться. Давно на исповеди не была…
        - А вы просто расскажите отцу Иоанну про это и про то, что ваша совесть вам подсказывает. И дальше он поможет.
        Арина кивнула благодарно и принялась вытирать платочком слёзы, по-прежнему независимо от её воли льющиеся по щекам. Ей казалось, что все прихожане неодобрительно смотрят на неё. Но когда она быстро, украдкой осмотрелась, то увидела, что большинство из них погружены в свои мысли – готовятся к исповеди. А в глазах тех немногих, с кем встретилась взглядами, она с удивлением прочла только понимание и сострадание.
        Из храма она вышла потрясённой. Отец Иоанн не только не посмеялся над ней, не только был бесконечно добр и терпелив, но и допустил до Причастия. Она пока совершенно не понимала ни хода церковной службы, ни того, какие Таинства творятся в старинных стенах, но всей душой чувствовала, что, наконец, после стольких лет, нашла свой дом, который так долго искала, да всё не там. Но нашла, нашла всё-таки.
        Отец Иоанн на следующий же день приехал к ним, исповедовал, причастил и соборовал Надежду Фёдоровну. Потом они долго о чём-то говорили за закрытой дверью. Когда батюшка ушёл, Надежда Фёдоровна подозвала Арину и благодарно сжала её ладонь в своих больших, изуродованных артритом руках.
        - Спасибо тебе, Аришенька, - улыбаясь, прошептала она. В глазах её стояли слёзы.
        - Ну, что вы, Надежда Фёдоровна, это вам за всё спасибо, - попыталась запротестовать Арина.
        - Тихо, тихо, - приложила палец к губам старушка, - не надо. Меня благодарить не за что. Вы с девочками подарили мне два года счастья. И ещё подарите, я уверена, радость отхода среди любящих людей.
        - Надежда Фёдоровна! – Арина едва не заплакала. – Я вас прошу! Ну, куда вы торопитесь?
        - Ничего себе – тороплюсь, - хмыкнула старушка, - скоро за девяносто перевалит, а ты говоришь, тороплюсь. Пора мне. И уже давно пора было, но я теперь поняла только, для чего Господь меня так долго здесь держал. Чтобы тебе было куда вернуться. А вот теперь я своё дело до конца довела. Ты на ногах крепко стоишь, девочки наши умницы, помогают тебе. Могу теперь и помирать. Замуж только тебя не выдала. Ну, с этим ты и без меня справишься, - лукаво посмотрела на неё Надежда Фёдоровна.
        И Арина невольно улыбнулась. Если до прихода к ним в дом отца Иоанна ей всё казалось, что она делает что-то не то и не так, не понимает, что нужно её любимой Надежде Фёдоровне, то теперь, глядя на умиротворённое и даже счастливое лицо старушки, она была спокойна. Покой и тишина воцарились в их доме. И так же покойно и тихо покинула их Надежда Фёдоровна через три дня. Покинула, оставив всё своё имущество Арине и её дочерям.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Оглушённый произошедшим Константин, совершенно не понимающий, как оценивать то, что он увидел на пожарище, и чувствуя себя героем какого-то плохого, с туманным и нелогичным сценарием фильма, причесал проснувшуюся Марту и принялся варить кашу. Девочка вертелась рядом и непрестанно щебетала, отвлекая Константина от мрачных и на редкость бестолковых мыслей.
        Выглянув между делом в окно, она вдруг громко ахнула и, помолчав с полминуты, спросила:
        - У нас что, был пожар?
        - У нас был, а у вас, к счастью, - нет, - нашёл в себе силы улыбнуться Константин.
        - А почему? Ты курил в постели?
        - Я вообще не курю. А сегодня спал у вас. Ты что, забыла?
        - Ага, забыла. А тогда почему?
        - Не знаю, - соврал Константин. Он не мог рассказать своей маленькой трогательной соседке, что кто-то решил разделаться с ним, для чего и поджёг его новый дом, загодя подперев дверь ломиком. Чтобы он, Константин Соколан, остался в этом самом доме навсегда.
        - Ты очень расстроен? Тебе жалко дом? – в голосе Марты, сосредоточенно всматривающейся в его лицо, прозвучало сожаление.
        - Да так, не слишком, - на этот раз честно ответил он, - мне этот дом не очень подходил.
        - А зачем же тогда ты его покупал?
        - Сам не знаю. Место понравилось. И соседи, - Константин посмотрел на неё с интересом: оценит ли малышка шутку.
        - Да, мы хорошие, - серьёзно ответила она, и, когда он уж совсем было решил, что иронии в его голосе девочка не услышала, Марта прыснула, с интересом исследователя глядя на его реакцию.
        Каша заклокотала угрожающе, и Константин отвернулся к плите. Он помешивал овсянку и думал о своём.
        - А ты кто? – вдруг спросила Марта настойчиво и очень громко, видимо, уже не в первый раз. Вероятно, он не сразу услышал её вопрос, вот она и повторяла его до тех пор, пока он не очнулся.
        - Как кто? – удивился Константин. – Человек. Взрослый дядька. Твой сосед.
        - А работаешь ты кем?
        - Работаю… - он растерялся. Как назвать свою работу, чтобы поняла пятилетняя девочка, он не знал. Подумав немного, загадочно улыбнулся и сказал правду:
        - Я – тайный гость.
        - Кто-о-о? – протянула до нельзя изумлённая Марта, и глазки её округлились.
        - Тайный гость, - улыбнулся Константин и помешал кашу.
        - Вор, что ли? – неодобрительно уставилась на него девочка.
        - Почему – вор? – опешил он.
        - Ну, а кто ещё ходит в гости тайно? – резонно рассудила соседка. – Честным людям скрывать нечего.
        - Действительно, честным людям скрывать нечего, - хмыкнул Константин, - но я не вор. А работаю кем-то вроде инспектора.
        - ГИБДД? – серьёзно уточнила Марта.
        - Почему ГИБДД? – снова удивился он, напрочь забыв, что перед ним всего лишь пятилетний ребёнок.
        - А какие ещё инкс… икс… экспекторы бывают?
        - Ну, я, например, проверяю работу гостиниц. Ты знаешь, что это такое?
        - Гостиница? – насмешливо сморщила носик Марта. – Конечно! Наша мама работает в гостинице.
        - Да? – в очередной раз удивился Константин. В его понимании девушка с невероятно длинной косой, которую он видел на соседнем участке, меньше всего походила на сотрудницу отеля. Хотя и на мать двух дочерей, впрочем, тоже. Она вообще была какая-то совершенно особенная…
        Мысли его так далеко ушли от темы разговора, что он не сразу понял, о чём опять толкует ему его маленькая собеседница. А она настойчиво повторила:
        - Да, в гостинице. В Москве.
        - Ну, тогда ты должна понимать, - с трудом поймал упущенную нить разговора Константин. – Я приезжаю в отель и проверяю, как там относятся к гостям.
        - А-а-а, ясно, - кивнула Марта, - ты – комиссия! К нам в садик весной комиссия приезжала. И наша Анастасия Ивановна очень переживала, что мы ударим в грязь лицом. Поэтому на прогулке не разрешала нам бегать и прыгать. Чтобы мы в неё, в грязь, то есть, лицами не попадали.
        Константин, который в этот момент половником разливал получившуюся чересчур жидкой кашу, по тарелкам, хрюкнул и поинтересовался:
        - Она что, плохая, ваша Анастасия Ивановна?
        - Нет, хорошая. Нас любит, не ругает почти. Мама говорит, нам с ней очень повезло. Только она комиссию боялась. Потому что не хотела, чтобы комиссия ругалась. Она злая – эта комиссия, наверное. Была бы добрая – Анастасия Ивановна не боялась бы. Вот мы же её не боимся. Даже Петька Данилин не боится, хотя он у нас трусишка.
        - Ты знаешь, комиссия – это не всегда плохо. – Назидательно пояснил Константин. – Люди, которые проверяют ваш садик, хотят, чтобы вам в нём лучше было. Чтобы вас хорошо кормили, чтобы игрушки у вас были чистые и целые, чтобы с вами занимались и не обижали вас. Вот и я тоже хочу, чтобы в гостиницах людям хорошо жилось, чтобы к ним относились по-доброму и заботились о них. Понимаешь?
        - Понимаю, - серьёзно кивнула Марта, - то есть ты тайно ходишь в гостиницы, чтобы там всё делали как надо. Правильно?
        - Правильно, - поразился детской догадливости Константин.
        - То есть ты добрый тайный гость? Пришёл – и научил всех работать? Как фея?
        - Ну, примерно. Я очень стараюсь быть добрым и после того, как поживу в гостинице, подсказываю их хозяевам, что и как нужно исправить. А за хорошее отношение к гостям всегда хвалю и прошу как-то наградить работников гостиницы.
        - Тогда ты точно – добрый, - удовлетворённо вздохнула Марта и принялась за кашу, - и кашу варишь вкусную. Я бы тебя тоже похвалила, если бы ты работал в гостинице, а я была тайным гостем. А так я тебя могу только маме похвалить. Хочешь?
        Константин думал уже было смутиться и отказаться от благодарности, но тут глянул в окно и увидел, как в калитку входит мама Марты собственной персоной. Неожиданно для себя он растерялся и принялся суетливо снимать белый фартук в весёлый красный горох, который зачем-то повязал вокруг талии. Но за узел дёрнул неловко и вместо того, чтобы развязать его, лишь затянул. Поэтому вошедшая Арина застала его за тем, что он, передвинув узел вперёд, на живот, судорожно пытался его распутать. Константин тут же вспыхнул, представив, как выглядят его пассы руками в районе молнии джинсов, торопливо вернул фартук в первоначальное положение и поздоровался:
        - Здрасьте…
        - Дядя Костя, это моя мама Арина... Мама, это мой дядя Костя, - чинно представила их друг другу догадливая девочка Марта, до этого сосредоточенно уплетавшая кашу, потом, выполнив обязательный в её понимании ритуал, радостно взвизгнула и кинулась на шею маме:
        - Мамочка! А у нас тут пожар был! А мальчишки, тётя Майя и дядя Илья уехали на море! И меня взял к себе дядя Костя! Он меня кормил и мне книжки читал! И даже причёсывал!
        - Спасибо вам, простите, что я вас нашими проблемами загрузила, - безжизненно, но вежливо улыбнулась соседка, не выказавшая ни какого удивления тем, что о её маленькой дочери вместо уехавших друзей заботится посторонний мужчина. На слова дочери о пожаре, как и на раскинувшееся на соседнем участке пепелище, она и вовсе не отреагировала. Впрочем, на его двусмысленную возню то ли с фартуком, то ли с молнией – тоже. Константин оторвался от кастрюльки и половника, к которым вернулся, чтобы выскрести остатки каши для вернувшейся Арины, и с тревогой посмотрел на неё.
        - Мамочка! – тем временем громко вопила темпераментная Марта, будто у соседки были проблемы со слухом. – А где Мира, мамочка?!
        Константин, который всё смотрел на свою загадочную соседку, готов был поклясться, что, услышав имя старшей дочери, Арина вздрогнула.
        - А… она не звонила? И не приходила?
        - Мамочка, ну ты что?! – куда же она позвонит?! Твой мобильник был с тобой, а у меня пока нету! А дяди Костин номер она не знает!
        - А… да-да, конечно… - по Арине было видно, каких титанических трудов стоили ей попытки сосредоточиться и адекватно подавать реплики в ответ на слова Марты. - Она уехала в гости, доченька… Но скоро вернётся, - отрешённо покивала её мать.
        Глядя на неё, Константин решил, что стоит позвонить по номеру, который дал сердобольный медбрат, навязавший ему Марту, и узнать, выписали ли его соседку или она сама сбежала из больницы, потому что её поведение меньше всего походило на поведение здорового человека. Да и внешний вид тоже. Невероятно длинная коса её была растрёпана, на лице виднелись ссадины и кровоподтёки, руки разбиты, под глазами – бледно-голубые полукружья. Встретишь такую на улице, подумаешь, что помирать собралась, и срочно вызовешь скорую. Да и милицию, пожалуй, тоже. На всякий случай.
        Он заботливо поставил напротив Арины тарелку с овсянкой, в которой плавал кусочек сливочного масла, и положил чистую ложку. Но соседка этого не заметила. Она вытащила из сумки мобильный телефон и посмотрела на него с явной надеждой. Но, видимо, ничего хорошего для себя на экране не увидела и с еле слышным полустоном-полувздохом сунула его в карман джинсов.
        - Ну, я пойду, пожалуй, - негромко то ли сказал, то ли спросил он.
        - А? Да… Да… - кивнула соседка и совершенно точно не поняла, о чём он говорил…
        Константин с тревогой посмотрел на неё, махнул Марте и вышел. Девочка кинулась за ним, сильно потянула его за руку, принуждая нагнуться, и ласково поцеловала в щёку. Константин в ответ погладил её по голове. Ему почему-то было невыносимо грустно. В распахнутую дверь он посмотрел на соседку. Та по-прежнему сидела над нетронутой тарелкой каши и в их сторону даже не повернула головы.
        Ещё утром он собирался уехать в свою городскую квартиру, как только сдаст Марту на руки матери. И очень надеялся, что это произойдёт как можно скорее. Но теперь вместо того, чтобы срочно покинуть пепелище, вышел в Интернет, нашёл там то, что было ему нужно, сделал несколько звонков и пошёл ещё раз осматривать то, что осталось от его гибрида дома и бани.
        Несколько дней назад… да что там, ещё даже позавчера ему казалось, что его жизнь устоялась и идёт своим чередом. Но события последних двух суток заставили его усомниться в этом. И надо было с этим что-то делать.
        Вечером Константин Соколан, бывший майор одной из спецслужб, выросшей из всесильного КГБ, и нынешний тайный гость, с приемлемыми удобствами расположился в купленном днём и привезённым под вечер крошечном домике-бытовке. Он достал из кожаного портфеля, который прошлой ночью по счастью взял с собой в дом к соседям и потому не потерял в огне пожара, блокнот и на одной странице написал «Мои проблемы», а на второй – «Проблемы соседей». Он не был любопытным, но потерянный вид матери Марты вкупе с тем, что он слышал сквозь сон позапрошлой ночью и с исчезновением старшей девочки, заставляли задуматься. А быть в неведении он не любил. И бросать в беде слабых – тоже. Но, после долгих размышлений в блокноте почти ничего не написал. Потому что абсолютно не представлял, кто хочет убить его, и почти ничего не знал о своих соседях.
        - Ладно, поживём – увидим, время покажет, - недовольно вздохнул Константин, закрывая блокнот. И был прав.
        ЯНВАРЬ 2007 ГОДА
        АРИНА
        Снова в их жизни Венцеслав появился через год после того, как она с девочками вернулась в Москву. Появился, как и любил, абсолютно неожиданно, в тот момент, когда намеченная им жертва совершенно не ожидала беды.
        День был такой замечательный: морозный, солнечный, ясный-ясный. И снега для Москвы было много. Мира с утра отправилась в школу, Марту Надежда Фёдоровна отвела в детский сад. Поэтому Арина, возвращаясь после суток из отеля, никуда не торопилась. Она шла по улицам красивая, хорошо одетая и с удовольствием замечала восторженные взгляды мужчин. Как давно этого не было в её жизни: лёгкости, беззаботности, ощущения безоблачного счастья. А теперь появилось. И Арина наслаждалась этим.
        Она выбрала свой излюбленный маршрут и по пути к метро свернула в тихий переулок, которых много в старой Москве и о существовании которых, если передвигаться по городу только на автомобиле, можно даже не догадываться. Но Арина выросла в столице, училась здесь, и укромные уголки были ей хорошо известны, она любила их и никогда не упускала возможности открыть какой-нибудь новый, неизведанный ещё, потаённый путь.
        Вот и в тот день она неспешно шагала между невысоких старых домов, с удовольствием отмечая, что в них живут люди. Иногда ей тоже хотелось жить в каком-нибудь столетнем особнячке, ходить по старым стоптанным ступеням и чувствовать себя причастной к истории. Размышляя об этом, она в очередной раз свернула за угол, зная, что сейчас увидит свой любимый крохотный уютный дворик, и заранее предвкушая тихое удовольствие.
        В этом дворике её и ждал Василиск. То есть, Венцеслав. То есть, Даниил. Арина едва не налетела на него и замерла, чувствуя, что готова умереть на месте от нахлынувшего ужаса. После побега она каждый миг ждала, что их найдут и заставят вернуться. Но шло время. Никто их с девочками не искал и не тревожил. И она ожила, поверила, что Венцеславу нет до них дела.
        И вот теперь он стоял перед ней в сонном дворике, в котором как на зло не было в этот дневной час ни одной живой души, кроме них двоих. Арина замерла, как кролик перед удавом, глядя на того, кого много лет считала мужем. Невероятно, но с того дня, когда они познакомились, Венцеслав почти не изменился. Он был всё так же невероятно притягателен, всё так же мягко и внимательно смотрели на собеседника его холодные голубые глаза и в густых вьющихся тёмно-медных волосах, которые от него унаследовала Мира, не было ни одного седого.
        Но теперь Арина хорошо знала цену этой его внешней привлекательности. Поэтому она, собрав все силы и всю волю, чтобы не показать своего страха, молча шагнула в сторону, пытаясь обойти Венцеслава. Он не стал преграждать ей дорогу, а просто ласково позвал:
        - Ариша, здравствуй.
        Она дрогнула, будто он её ударил, и обернулась, сама понимая, что этого ни в коем случае делать нельзя, но не умея противостоять этому голосу.
        - Ариша, я скучал по тебе, - в голосе Венцеслава были только любовь и всепрощение. – Но я понимаю, что ты выбрала другой путь, и не могу настаивать на том, чтобы ты вернулась.
        Она молчала, глядя на него.
        - Я тебе очень благодарен за те годы, что ты провела со мной в нашем поселении. Помнишь, как мы ехали туда?
        - Да, - против своей воли кивнула Арина. И сразу, будто наяву, представила долгий путь, который они проделали в тайгу. Поначалу место для него ездил выбирать один Венцеслав. Но когда земля была куплена и началось строительство, туда сразу же переехали все братья и сёстры. Арина, со дня на день ожидавшая рождения своего первенца (делать ультразвуковое исследование Венцеслав ей запретил, и она не знала, мальчик или девочка родится у неё), ехала в одной машине с Венцеславом в никуда и не капли не боялась неизвестности. Тогда она ещё была влюблена, совершенно не понимала, какого страшного человека считала своим мужем и не представляла себе, что её ждёт.
        Венцеслав сам был за рулём и рассказывал счастливой Арине о том, как прекрасна и дика тайга, раскинувшаяся вокруг их нового дома. Иногда казалось, что он пересказывает какие-то не известные ей литературные произведения, так красиво и складно он говорил, но в следующий миг она вспоминала, как талантлив и щедро одарён богами её муж. И тогда её глупое юное сердце замирало от восторга и предвкушения долгого-долгого счастья рядом с любимым.
        Мелькали мимо столбы с указаниями того или иного населённого пункта. Арина, с детства любившая географию, иногда узнавала их, чаще же – видела впервые и теперь жадно впитывала новые, незнакомые слова, некоторые нараспев повторяя, пробуя на вкус. Они свернули с трассы в сторону. Арина с восторгом вертела головой по сторонам, не веря, что в конце двадцатого века ещё существует такая дикая, первобытная красота…
        - Помнишь, как мы обустраивали наш новый дом, продумывали подземные ходы, тайники, стены и двери с секретом? – в голосе Венцеслава, вернувшем её из тайги в центр Москвы, звучала лёгкая грусть.
        Арине даже стало немного жаль его, и она снова выдохнула:
        - Да, помню…
        Тогда ей казалось, что он просто ещё совсем мальчишка. Поначалу первые приехавшие и Венцеслав с Ариной в том числе жили просто в палатках, много работая на строительстве их поселения. Там же, в палатке, родилась их старшая дочь, Марта. Арине казалось, что Венцеслав был счастлив. Роды прошли легко, как радостно сообщила им одна из последовательниц её мужа, работавшая раньше акушеркой и принявшая маленькую красивую девочку. Молодая мать быстро восстановилась и снова стала помогать тому, кого считала мужем и самым близким человеком на свете.
        В первую очередь обнесли огромный кусок тайги высоченным частоколом. Места здесь были дикие, поселенцы видели не только белок и куниц, но и росомаху, как просветил всех бывший зоолог Витя, ставший в одночасье Велесветом, и даже медведя. Так что забор был делом первоочередным. Он вышел совершенно таким, каким в потрясающем фильме «Звезда пленительного счастья» был огорожен рудник. В первое время у Арины даже мороз по коже пробегал при виде огромных заострённых стволов деревьев, поставленных друг к другу плотно-плотно, так что не было между ними ни единой щели. Но потом ничего, привыкла. И в первые годы даже любовалась иногда суровой красотой края, куда завела её любовь, и вполне соответствующего этому краю поселения.
        Обезопасив себя от внешних угроз, члены разрастающегося Братства принялись за постройку домов. Вечерами Венцеслав показывал Арине планы и схемы задуманного им поселения. В первый раз увидев на плане подземный ход и потайную дверь, Арина несказанно удивилась.
        На её вопрос, зачем, муж ответил коротко и, как ей показалось, недовольно:
        - Надо.
        Не желая огорчать его, она кивнула и больше неуместных вопросов не задавала, объяснив себе удивительное пристрастие Венцеслава к тайне мальчишеством. Это показалось ей даже трогательным. И она с удовольствием обсуждала с мужем все возможные варианты секретных комнат, дверей и ходов, иногда даже придумывая что-то такое, что ему самому в голову и не приходило.
        В первые, счастливые, как тогда казалось, годы их жизни в поселении они иногда любили развлекаться, неожиданно для других членов Братства «пропадая» в одном месте и «появляясь» в другом. Конечно, она помнила и длинный подземный ход, ведущий к небольшой речонке и выводивший прямо к её крутому берегу. Выход был спрятан за густыми кустами, и, если не знать об этом, заметить его было почти невозможно. Но Арина знала и иногда пользовалась им. Знала она и о секретной комнате в доме, где раньше они жили с Венцеславом. Помнила и несколько тщательно замаскированных калиток в частоколе.
        - Да, ты всё помнишь. - Венцеслав улыбнулся ласково, протянул руку и погладил её по щеке. - Только зачем тебе это? Ты выбрала другую жизнь. И о той, общей нашей жизни надо забыть. Теперь это всё тебе не нужно. – Он смотрел на неё строго и внимательно.
        Арина не отводила глаз. С удивлением она почувствовала, что совсем перестала бояться его. Венцеслав помолчал немного, глядя ей прямо в глаза, и негромко сказал:
        - Всё, Ариша. Иди. Иди своим путём. А про тот забудь.
        Арина беспрекословно подчинилась. Войдя в арку, она оглянулась и увидела, что Венцеслав стоит, глядя ей вслед. Арина подняла руку и помахала ему. Он улыбнулся странной, ускользающей улыбкой и кивнул. Арине показалось, что он чем-то доволен. Она прошла под аркой и свернула за угол, в переулок. Зачем Венцеслав ждал её тогда, она поняла только много позже.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        С того дня, как они со Светланой развелись, прошло почти два года. Поначалу Константину казалось, что они с бывшей женой больше никогда не увидятся. Но общая беда, тяжёлые годы, прожитые вместе, навсегда объединили их и, что удивительно, не сделали врагами, а привели к тому, что каждый из них очень жалел другого и всей душой хотел помочь. Порознь они выдержали недолго. Уже через пару месяцев начали довольно часто созваниваться, всегда поздравляли друг друга с праздниками и каждый из них хотел, чтобы у другого наладилась жизнь. Если бы Константин вдруг потерял память и забыл, что Светлана его бывшая жена, то вполне мог бы решить, что она его любимая младшая сестра, настолько тёплыми и в то же время совершенно лишёнными даже намёка на воспоминани о чём-то большем, чем дружба, были их отношения.
        Константин после смерти сына поначалу опасался за рассудок Светланы. Но страдания долгих восьми лет подготовили её предстоящему потрясению. Она горевала, конечно, но горе её было не чёрным, иссушающим, не дающим дышать, а тихим, очищающим душу и делающим лучше, добрее и мудрей.
        Когда они встречались на могилке их общего сына, Константин не без удивления всматривался в прекрасное женское лицо, которое теперь ему казалось много красивее, нежнее и тоньше, чем даже тогда, когда они только поженились, и когда он был очень влюблён. Он смотрел на бывшую жену и чувствовал к ней большую нежность и желание защитить от всех бед, уберечь, поддержать.
        И поэтому буквально сразу после развода Константин принялся помогать Светлане устраивать новую жизнь. Для начала он уговорил её поменять однокомнатную квартирку, бывшую когда-то их общим домом на другую. Далёкий от их прежнего район, хлопоты с ремонтом, новые соседи и отсутствие рядом тех, кто мог напомнить о прошлом сделали своё дело. Светлана стала оживать.
        На первый после развода день рождения Константин подарил бывшей жене – у него тогда уже появились деньги, пусть и небольшие, – поездку в Таиланд, в тур красоты, который ему взахлёб расхваливала девушка-менеджер в туристической фирме. Светлана поначалу противилась, просила не ставить её в неудобное положение таким дорогим подарком. Но он настоял, самолично отвёз бывшую жену в аэропорт и убедился, что она всё-таки улетела. Встречая её через три недели, он даже не сразу узнал Светлану, так она ожила и похорошела.
        По пути из аэропорта они много смеялись и со стороны, наверное, казались влюблённой парой. Но не были ей. Хотя в это мало кто из их общих знакомых верил. Некоторые даже подтрунивали над ними. Мол, Соколаны развелись, чтобы потом опять пожениться. Но всё это не соответствовало правде.
        Два не слишком серьёзных и очень непродолжительных романа Константина даже закончились из-за того, что девушки никак не могли поверить, что их кавалер относится к бывшей жене по-родственному, но не более. Первая из его подруг неоднократно устраивала сцены ревности и, наконец, ушла, хлопнув дверью, когда узнала, что Константин помогает Светлане оплачивать учёбу в институте. Со второй он расстался сам, случайно услышав, как по-хамски та разговаривает с позвонившей Светланой.
        К его большой радости, у бывшей жены в личной жизни было всё гораздо лучше и проще, чем у него самого. Однажды, дело было ещё на их старой квартире, в дверь позвонил незнакомый Светлане мужчина. Он представился Георгием Частичкиным, школьным приятелем Константина. Женщина вспомнила рассказы мужа о некоем Жорке, с которым они не виделись с институтских времён, и пригласила того войти.
        Весь вечер они проговорили друг с другом. Каждый рассказывал о своём. Так Георгий узнал о трагической истории Соколанов, а Светлана о непростой, но интересной жизни Частичкина. Тот трудился на буровой где-то в Сибири и в Москве бывал редко, но относился к этому с юмором. Только-только начинавшая оживать после долгих лет, проведённых у постели тяжелобольного ребёнка, Светлана внимательно слушала друга бывшего мужа, смеялась, когда было смешно, и сопереживала, если он рассказывал о чём-то грустном. Георгий пробыл у неё несколько часов и ушёл только поздним вечером. А через два месяца позвонил на мобильный телефон, номер которого Светлана дала ему в тот первый визит, и сказал, что на ближайшее время закончил свои дела в Сибири и очень хотел бы отметить это событие в ресторане с ней, Светланой. С того вечера они начали встречаться, а потом и жить вместе. Константин иногда приезжал к ним в гости в новую квартиру Светланы, и все трое с удовольствием засиживались допоздна. Георгия, в отличие от ревнивых подруг Константина, общее прошлое любимой женщины и друга детства не волновало.
        Вот и через пару дней после пожара Константин поехал в Гольяново. Ему вдруг захотелось убедиться, что с Светой и Жорой всё в порядке.
        Дверь открыла Светлана, увидела бывшего мужа и, радостно охнув, обняла его за шею и чмокнула в твёрдую, слегка колючую щёку. Константин тоже ласково поцеловал её, в очередной раз удивившись тому, что чувствует к бывшей жене исключительно братскую любовь.
        - Костик, - радовалась Светлана, хлопоча вокруг него, пока он разувался и мыл руки, - как хорошо, что ты приехал! – она убрала его туфли в калошницу, а лёгкую летнюю куртку повесила на плечики и сунула в шкаф-купе. - Жалко, Жорик ещё с работы не вернулся. Я сегодня последний экзамен сдала, и теперь мне осталось только год отучиться, и я стану дипломированным дизайнером, представляешь?
        - Представляю. И несказанно рад, - Константин улыбнулся, - ты у нас молодец. Жорик уже знает?
        - Пока нет. Я сейчас праздничный ужин готовлю. Пойдём пока на кухню. Я буду на стол накрывать, а ты посидишь, отдохнёшь, подождёшь Жорика, и все вместе будем ужинать. Или ты голодный и тебя сейчас покормить?
        Константин усиленно потряс головой сверху вниз в знак того, что он с удовольствием посидит на кухне и подождёт Жорика, вместе с которым после и поужинает, а потом из стороны в сторону: мол, нет, не голодный и сейчас кормить не надо. Светлана прыснула и тут же зазвенела столовыми приборами: торопилась.
        - Ну, как у вас дела? – с искренним интересом спросил Константин. – Жорка всё так же по командировкам мотается?
        - Да, Кость. Жалко мне его бывает. Постоянно дёргают. То одно, то другое. Он же такой ответственный, обязательный. И вообще, перфекционист. Любит, чтобы всё было безупречно. На работе своей горит. Вот опять только сегодня утром из очередной командировки примчался.
        - Ой, Свет, ты бы видела, какой он в школе был! – засмеялся Константин. – Оболтус оболтусом. Впрочем, как и я. Зато теперь смотри, какой стал! Важный, солидный, серьёзный... Хороший он у тебя, Свет.
        - Да, Кость, хороший. Надёжный. Спасибо тебе.
        - Мне-то за что? – удивился Константин.
        - А за всё, - Светлана подошла к нему, нежно чмокнула в затылок и тут же снова захлопотала, - родной ты мне, такой родной. Заботишься обо мне. И с Жориком-то я благодаря тебе познакомилась. Он же к тебе пришёл…
        - Тебе тоже за всё спасибо, Свет, - Константин был тронут, но постарался не показать виду. За Светлану он был невероятно рад. И очень благодарен Жорке за её счастливые глаза и цветущий вид. Константину иногда казалось, что в последнее время она выглядит чуть ли не моложе, чем на заре их совместной жизни. Ну, уж точно лучше, чем все те долгие годы, что она провела, практически ни на минуту не отходя от маленького Костика. – Я очень за тебя рад, Светик.
        Она на миг перестала суетиться у плиты и обернулась к нему. Постояла несколько секунд, внимательно глядя ему в глаза, и спросила ласково:
        - Кость, а как ты-то?
        - Замечательно, - быстро ответил Константин и посмотрел на неё честными глазами.
        - Всё ясно, - погрустнела Светлана, - я тебя очень прошу, Костик, пообещай мне, что постараешься влюбиться, а?
        - Торжественно клянусь влюбиться в ближайшее время! – дурашливо взял на себя обязательство Константин. Светлана покачала головой и швырнула в него полотенце, которое перед этим держала в руках.
        - Кость, у меня такое ощущение, что я твоя старшая сестра, которая пытается наставить на путь истинный беспутного братца, - сердито посетовала она.
        - А у меня ощущение, что это я твой старший брат. И что я недавно очень удачно выдал свою сестру замуж, а теперь заслуженно почиваю на лаврах и на правах близкого родственника столуюсь у молодых и мешаю им жить…
        - Ну, пока что ты не столуешься, а только сидишь и ждёшь хозяина и обещанной еды, - засмеялась Светлана и выглянула в окно, - Жорик что-то сегодня долго. Может, покормить тебя всё-таки?
        - Нет уж, потерплю как-нибудь.
        - Ну, терпи. Соберёшься падать в голодный обморок – кричи. Я тебе сразу положу хоть что-нибудь.
        - Договорились.
        Жорика они ждали ещё минут сорок и к его приходу успели уже обсудить все дела. И на протяжении всех этих сорока минут Константин всё боялся проговориться о пожаре. А ещё у него постоянно было ощущение, что и Светлана что-то не договаривает. Несколько раз ему казалось, что она уже набирала воздуха, чтобы сказать нечто очень важное. И он замолкал, всем своим видом показывая, что готов внимательно выслушать. Но Светлана будто бы останавливалась в последний момент и ни о чём серьёзном не заговаривала, а болтала о пустяках.
        Константинн смотрел на её счастливое, чуть загадочное лицо и не мог понять: неужели это окончание сессии её так радует. В тот момент, когда, наконец, щёлкнул замок во входной двери и Жорик зашумел в коридоре, Константина вдруг осенило. Наверное, Светлана ждёт ребёнка и не знает, как ему об этом сказать. Его тронула эта тактичность, забота и желание уберечь от боли, и он с нежностью посмотрел на Светлану, которая в этот момент радостно крикнула:
        - Жорик! Жорочка! Иди на кухню. Я здесь. Давай ужинать!
        Константин собирался было пойти навстречу приятелю и приподнялся уже, но Светлана заговорщицки прижала палец к губам и покачала головой из стороны в сторону. Она хотела сделать мужу сюрприз.
        Поняв это, Константин кивнул ей и спрятался за дверь, встав так, чтобы Жора не заметил его, войдя на кухню. Светлана весело улыбнулась и принялась раскладывать столовые приборы с самым безмятежным видом.
        Жорик, помыв руки, вошёл, поцеловал её и собрался садиться за накрытый стол. Константина, который давился смехом, чувствуя себя школьником, желающим подшутить над приятелем, он не замечал.
        - Мы ждём гостей? – удивлённо спросил Жора, заметив на столе три прибора.
        - А гость уже тут как тут! – негромко, чтобы не напугать хозяина, объявил Константин и, сияя, шагнул из-за двери. Жора, который в этот момент уже отхлебнул сока из стакана, поданного ему женой, вытаращил глаза, поперхнулся и шумно закашлялся. Светлана и Константин, чувствуя себя виноватыми, смущённо переглянулись и принялись хлопотать вокруг него.
        - Костька! – наконец смог выдавить из себя Жора. – Ты?! Ты как здесь?! Ты откуда здесь?! Чуть не уморил, балбес!
        - Да с дачи, - отмахнулся Константин, - Жор, ты прости меня. Я тупо пошутил.
        - Это я виновата, - тут же вступилась Светлана, - прости, Жорочка. Костя не хотел шутить, я его попросила. Извини меня.
        - Да, ребят, - вытер выступившие от долгого кашля слёзы, хозяин, - вы меня едва не угробили. Больше так не шутите, а то получите мой хладный труп.
        - Не будем, - искренне пообещали Светлана и Константин.
        - Тогда давайте есть, а то я с голоду помираю, - попросил Жора. – Как дела-то у тебя, Кость? Всё в порядке? Никаких неприятностей не случилось?
        - Ты это про то, с чего бы я вдруг в гости к вам завалился? Да я просто так. А у меня всё хорошо. Спасибо за заботу, Жор. – Константин решил всё же ничего не говорить друзьям о пожаре. Пугать их ему совершенно не хотелось.
        Они ещё довольно долго посидели, болтая о том о сём. Когда Константин поднялся из-за стола и собрался уезжать, Жорка вызвался проводить его. Был уже вечер. Во дворе под присмотром родителей и бабушек играла разновозрастная ребятня. И Константин поймал себя на мысли, что, оказывается, теперь может спокойно смотреть на детей. И даже умиляться. И не чувствовать боли, а только лёгкую светлую грусть. И благодарность за то, что было в его жизни. Это открытие удивило его. Он постоял недолго, глядя на резвившихся малышей, и слушая Жору вполуха.
        Наконец он вспомнил о друге, всё это время рассказывающем ему что-то. Тот стоял за его спиной с чрезвычайно интригующим выражением лица. «Сейчас скажет про ребёнка», - подумал Константин и приготовился выказывать буйную радость.
        Но вместо этого Жора поманил его на стоянку. Там он с невероятной гордостью ткнул пальцем в огромный приглушённо блестящий джип, словно вернулся в те времена, когда они были детьми и приходили в восторг почти от каждой машины (впрочем, в те времена большого разнообразия легкового автотранспорта на дорогах страны не наблюдалось).
        - Красавец, - похвалил Константин и тут догадался:
        - Твой, что ли?
        - Мой, - кивнул до нельзя довольный Жорка, снова став похожим на себя двадцатипятилетней давности.
        - Давно?
        - Две недели.
        - Обалденная тачка, - похвалил Константин, тоже почувствовав себя мальчишкой, - ну, ты крут, Жорка. Свете нравится?
        - Да не слишком. Говорит, большой очень для Москвы.
        - Большой, конечно, но до чего хорош! Я тебя могу понять. Мимо такого пройти не всякий сможет.
        - Я в него просто влюблён! Давно о нём мечтал, и вот теперь – он мой, – Жорка ласково погладил бок автомобиля.
        - Ну и замечательно. Главное, что тебе нравится, - поддержал его Константин и отошёл чуть назад, чтобы окинуть весь громадный чёрный корпус машины взглядом. Полюбовался, покачал восторженно головой и попросил:
        - Проводи меня, Жор. Поеду я. Мне пора. Надо ещё вещи собрать, которые с собой в командировку взять хочу. И погоду посмотреть. Не на Мальдивы ведь лечу – в Сибирь.
        - Давай, Кость. И будь осторожен, - Жора похлопал его по плечу. У Константина снова стало тепло на душе. Он уезжал в командировку, но знал, что в Москве у него остаются друзья, почти родня, которые любят его и ждут.
        - Спасибо, Жор, - кивнул он и сел в свою машину. Выезжая из двора, он увидел, что друг стоит у подъезда с задумчивым видом. «Надо всё-таки выпытать у Светы, что у них происходит, - подумал Константин, - хотя… не стоит лезть в душу. Расскажет сама, когда будет готова».
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Из больницы она, конечно, не сбежала. Хотя сосед явно это подозревал. У него на лице тяжкие сомнения были написаны аршинными буквами. В другой ситуации Арине было бы очень смешно наблюдать за ним. Но сейчас она могла думать только о Мире. И о том, что с ней и где она.
        Вечером, уложив спать довольную, ни о чём не подозревающую Марту, Арина вышла в сад. Она привычно задвинула шпингалет на калитке, горько усмехнувшись: ни старый невысокий забор, ни задвижка уберечь их с Мартой, разумеется, не могли. Да и не было такой силы, что могла бы их защитить. Но сейчас им – Арина была в этом уверена – опасность не грозила. Во всяком случае, опасность, исходящая оттуда, из их прошлого. Всё, что им было нужно, те люди уже забрали. Ни Марта, ни сама Арина им были не нужны.
        Она постояла у калитки, вслушиваясь в мирные звуки затихающего дачного посёлка, и пошла к дому. Сквозь деревья было видно, что у соседа в бытовке горел свет. «Какая бытовка? А где дом?» – вяло шевельнулись мысли. Но и только. Абсолютно всё в этом мире с той ночи касалось её сознания вскользь. И только одна мысль с неумолимостью метронома билась в утомлённом мозгу. И только одно чувство раздирало в клочья измученное сердце.
        Та ночь… Ночь, будто вышедшая из самых страшных её кошмаров…
        Иногда, слушая рассказы других о каких-то трагических событиях, Арина удивлялась, если говорили, что ничего не предчувствовали. Как это? – всегда думала она. Неужели сердце молчало? Неужели не старалось предупредить? Ей всегда казалось, что вот уж её-то обязательно уловит опасность, обязательно подскажет, почувствует, предугадает.
        А вот нет. Не уловило. Не подсказало. Не… Да ничего «не»…
        И в больнице, и после она постоянно прокручивала в голове тот день и ту ночь, вспоминая, анализируя, пытаясь увидеть что-то, что поможет ей найти выход и спасти Миру и Марту. А, если получится, и себя…
        В ту ночь они уже давно и крепко спали, как обычно ничего не опасаясь. Уже больше двух лет они жили спокойной жизнью, и никто их не тревожил. Ведь не считать же, в самом деле, тревожащим обстоятельством ту единственную встречу с Венцеславом в зимнем московском дворике.
        Вот и вели они себя, как вполне обычная семья на отдыхе: окна даже на первом этаже – настежь, калитка – на расшатанной щеколде, дверь – на примитивном замке. В их довольно старом дачном посёлке, где проводили лето семьи сотрудников крупного оборонного предприятия, всегда было тихо и очень мирно. Вот и не опасался никто всерьёз. И она тоже. Даже она. Как оказалось - зря. Ох, как зря. Должна, должна была опасаться и ждать. А она расслабилась, поверила, что всё позади. Ах, кабы вернуть всё назад…
        Как и большинство матерей, она спала чутко. Вернее, не так. Она спала хорошо. Но любой звук из комнат дочерей – девочки жили в разных – слышала великолепно и тут же просыпалась. Когда-то давно, ещё только начав встречаться с Даниилом, она читала книгу о занимательных психологических фактах. В ней в числе прочего рассказывалось и о так называемых «сторожевых центрах». Оказывается, мамы спят, как и все здоровые люди, довольно крепко. Но есть у них этот самый «сторожевой центр», связанный с необходимостью оберегать своих детей, который всегда начеку. Пискнет ребёнок или даже вздохнёт чуть громче – мама проснулась. А громкие слова мужа может и не услышать – спит себе дальше, будто ничем и не потревожена.
        Вот и Арина в ту ночь не услышала ни стука щеколды, ни шума, когда кто-то влезал в одно из окон первого этажа, ни щелчка отпираемой двери, ни звуков шагов по старой лестнице, которая хоть и не скрипела душераздирающе, но всегда вздыхала под ногами. Однако лишь только отворилась дверь в детскую, как она встревоженно приподняла голову с подушки и прислушалась. Сначала ей показалось, что это ветерок качнул прикрытую дверь, и от этого чуть задребезжало стекло в ненадёжном переплёте. Но в этот же миг она вспомнила, как, поцеловав уже уснувших дочек, плотно закрыла дверь каждой из комнат. Не прикрыла, оставив щели, а повернула ручки и услышала щелчки язычков.
        Но и тут сердце ничего не подсказало Арине. Она просто решила, что одной из девочек не спится, и по привычке стала ждать звука шагов босых ножек по доскам пола. Но не дождалась. И лишь тогда встала и почти в полной темноте – из экономии в их дачном посёлке после полуночи выключали уличное освещение – пошла к дочкам. Марта спала спокойно, тихо посапывая и, как всегда, широко разметавшись по постели. Она вообще давно уже спала очень крепко, почти не просыпаясь ночами. Арина поцеловала её в тёплую щёчку, прикрыла простынкой и вышла.
        В тот момент, когда она приоткрывала дверь комнаты старшей дочери, оттуда послышался какой-то звук, Арина по инерции шагнула вперёд, в темноту. Тут же чьи-то твёрдые, недобрые руки схватили её, зажав рот, и вспыхнул свет. В комнате у Миры не было верхнего освещения, лишь торшер, мягкий тёплый свет которого всегда казался Арине очень умиротворяющим и неярким. Но после темноты и он резанул по глазам, заставив зажмуриться. С трудом приоткрыв их, она, не осознавая ещё, что произошло, в ужасе уставилась на кровать дочери. Та была жива. И даже не ранена. И на её девичью честь тоже никто не покушался. Но то, что увидела слезящимися от света глазами Арина, стало одним из самых страшных потрясений в её жизни. Вернее, не то, а кого. Потому что испугали её люди, а не что-то неодушевлённое. Увы, всех троих, что оказались в комнате её старшей дочери в ту ночь, она знала. Слишком хорошо знала.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        В самолёте Соколан снова достал свой блокнот и уставился в записи. Мысль от странных событий постоянно убегала то к таинственно-счастливому виду Светланы, то к стройке, которую он затеял на месте пожарища. Перед отъездом Константин созвонился с бригадиром строителей, успел собственноручно сделать чертежи будущего дома и набросать список необходимых покупок и теперь волновался, не напортачат ли за те несколько дней, что он будет отсутствовать, мастера. Поэтому новые записи в блокноте появлялись медленно.
        Константин ещё раз пробежал глазами немногое написанное. В графе «Проблемы соседей» он отметил исчезновение старшей девочки, Миры, голоса и звуки, которые он слышал сквозь сон как раз в ту ночь, когда это произошло, и странное поведение матери пропавшей. Все эти обстоятельства вызывали у него вопросы, ответов на которые не было. Он надеялся, что пока не было.
        С его собственными проблемами дела обстояли ещё хуже. Потому он совершенно не представлял, кто мог хотеть его смерти. Подумав об этом такими вот словами, Константин не выдержал и засмеялся про себя. Очень уж наивно это прозвучало. Потому жизнь его, естественно, не была беспроблемной. Случались конфликты, недопонимания, обиды. Но Константин абсолютно не мог вообразить себе какого-нибудь портье, который оказался настолько недовольным оценкой тайного гостя, что решил отмстить. Жена у него имелась только бывшая. Но никаких претензий у Светланы к нему не было. Наоборот, она всегда считала, что Константин слишком много помогает ей и мягко упрекала его за это... Его мозг отказывался представлять в роли злоумышленников и бывших коллег, и родственников, и просто знакомых. Да... Мстить ему, вроде бы не за что. Если и мешал он кому случайно, то только в мелочах, а вот так – до смерти – кажется, никому.
        Теперь следующий вариант: выгода от его смерти. Деньги у Константина были, он целенаправленно копил на исполнение своей мечты. Но это была такая смешная, такая незначительная сумма... Да и завещание он пока не писал... И родственники остались только очень-очень дальние... Такие дальние, что доказать родство будет почти нереально... А значит, и в материальном смысле никто не был заинтересован в его смерти.
        А что если… Константин замер, боясь спугнуть появившуюся мысль, посидел немного, успокаивая сбившееся дыхание, и теперь уже чётко сформулировал: а что если его пугали? Ну, или предостерегали? И это не месть, не стремление обогатиться после его смерти, а предупреждение? Если поджигатель или поджигатели следили за ним и видели, что он собирался спать в доме у соседей, и подожгли дом, желая не убить, а предупредить его?
        От этой мысли Константин едва не подпрыгнул в кресле самолёта. Так, а о чём его могли предупреждать? Что он делал в последнее время? С кем общался? Какими новыми знакомствами обзавёлся? Кому мог перейти дорогу?
        Он начал вспоминать все события последних нескольких дней, и пришёл к выводу, что среди них, разумеется, были странные и тревожащие. И эти странные и тревожащие события были связаны с его новыми соседками. Кроме него, рядом с ними больше никого не было. Многодетные соседи укатили на моря. Но тогда получалось, что его дом подожгли, скорее всего, чтобы он и испугался и уехал с дачи. Он не испугался, но уехал. И теперь страшно волновался за своих соседок, не понимая, для чего нужно было убирать его с дачи. Чтобы он не помешал сделать что-то плохое Арине и её детям? Вернее, только одной её дочери. Потому что Мира была в отъезде, как объяснила при нём соседка Марте. Хотя... Ведь Арина врёт, пожалуй. Слишком уж расстроенный и взволнованный у неё вид. Или она просто впервые отпустила девочку от себя и из-за этого так нервничает и переживает?.. Уф-ф... Как тут разберёшься, если соседок даже толком не знаешь?
        Мысль о том, что за те дни, которые он проведёт в командировке, с Мартой и её мамой может произойти что-то плохое не оставляла Константина. Правда, тут же на смену этой пугающей мысли пришла другая, отрезвляющая: сама Арина явно беспокоилась только за старшую дочь. Значит, она не ждёт ничего плохого для себя и Марты. Придя к такому выводу, Константин немного успокоился, но решил, что постарается как можно скорее вернуться на дачу и разобраться в непонятной ситуации. И вообще, куда делась Мира? Потому что Соколан, ещё раз прокрутив в памяти события последних дней, уже не сомневался в том, что Аринины слова про внезапный отъезд старшей дочери в гости – враньё... И этот ломик ещё... Зачем им подпирали дверь, если пожар устроили всего лишь для того, чтобы выкурить его с дачи? Или он всё-таки ошибается?
        Командировка шла своим чередом. Те три отеля, что он инспектировал, произвели на него вполне благоприятное впечатление, особенно вот этот, красноярский. Оставалось ещё два, один здесь же, в Красноярске, второй в Новосибирске.
        Пока Константин успевал всё, что запланировал. Даже с одним из отельеров, заказывавших инспекцию, уже встретился и лично озвучил тому свои впечатления и дал рекомендации. Встречи с другими были назначены в Москве. На каждый из посещённых отелей он тщательнейшим образом подготовил многостраничные отчёты. Отметил, были ли учтены высказанные им при заказе номеров пожелания, оценил все мыслимые и немыслимые услуги, которые предоставляли своим гостям отели и которые он непременно заказывал, дал отзывы работе ресторанов гостиниц. В его обязанности входила и проверка блюд на соответствие по вкусу, запаху, цвету, температуре и размерам порций тому, что заявлено в меню. Влияли на оценку и приветливость и расторопность официантов и метрдотелей.
        Для человека стороннего, знавшего о его работе лишь понаслышке, это, пожалуй, прозвучало смешно, но за те шесть дней, что тайный гость Константин Соколан жил в отелях, – по двое суток в каждом – он ужасно устал. Константину всегда было немного неловко перед персоналом, ведь он внимательно отслеживал и фиксировал все их ошибки. Его мучили одновременно чувство вины и огромная ответственность. И после командировок всегда очень, просто очень хотелось домой. Побыть наедине с самим собой и ничего и никого не оценивать.
        Но в этот раз его неудержимо тянуло не в городскую квартиру, а на дачу. И он даже боялся спрашивать себя, почему, собственно… Но нужно было ещё продержаться четыре с половиной дня, почти пять. И тогда, выполнив наконец все обязательства, он сможет вернуться...
        Вечером, накануне переезда в очередной отель, Константину отчего-то взгрустнулось, и он решил спуститься в ресторан. В полутёмном зале было не слишком многолюдно. Тайный гость, который свою работу уже выполнил, чувствовал себя простым постояльцем и, откинувшись в мягком кресле, потягивал коньяк и бесцельно смотрел по сторонам. Была уже почти полночь, когда в двери вошла очередная маленькая компания. Константин равнодушно мазнул по ним взглядом. Двое мужчин в хороших костюмах, а с ними девушка. Сели они по диагонали от Константина и стали делать заказ.
        Соколан вспомнил о приличиях, отвернулся от вошедших, жестом подозвал расторопного официанта и попросил принести местные газеты. Было у него такое излюбленное развлечение: погрузиться в мир посещаемого города. А в этот раз всё времени не хватало, и он чуть не забыл, да вот сейчас вспомнил.
        Газет было несколько, и он вяло листал их, вчитываясь в незамысловатые местные новости. На окраине в реке утонул человек: полез спасать собаку и не рассчитал силы. Вот ведь судьба... В центре найдена сумка с деньгами. Сумма указана крупным шрифтом, до того велика. Константин с долей восторга представил себе глаза милиционеров того отделения, в которое честный человек принёс найденное, предварительно позвонив в газету и сообщив, где именно будет отдавать деньги стражам порядка, чтобы не провоцировать бедолаг. Вот было бы забавно посмотреть. Пришёл кристальной честности гражданин, выложил на стол сумку с сумасшедшей, особенно по местным понятиям, суммой, а из-за его плеча за реакцией какого-нибудь дежурного капитана уже пара-тройка журналистов наблюдает. «Бедолага», – пожалел дежурного Константин и продолжил листать газеты. Интеллигентная публика ждёт гастролей одного из московских театров, менее интеллигентная, но зато более многочисленная, - выступления группы юмористов… Жизнь бьёт ключом…
        Соколан перевернул очередной лист и замер на секунду. Потом, с трудом беря себя в руки, медленно выдохнул, положил газету на стол, снова взял и всмотрелся в знакомое лицо, смотревшее на него с газетного листа. Изменившееся, конечно, лицо, всё же больше десяти лет прошло, но вполне узнаваемое.
        Что ж… Довольно высоко залетел… В главное кресло большого города метит… И ведь попадёт… На секунду поднялось в душе желание сделать какую-нибудь гадость, чем-нибудь помешать, навредить. Но тут же вступили в игру воспитание и природная порядочность. Константин лишь длинно выпустил сквозь зубы воздух, сложил газету и, стараясь унять нахлынувшие недобрые чувства, снова рассеянно оглядел зал, не зная, что и как теперь делать.
        Глаза медленно скользили по сидящей довольно разношёрстной публике. Вот местные братки, старательно маскирующиеся под приличную публику, - аж покраснели от натуги, сердешные: не ругнуться, ни на пол плюнуть, ни девицу свою за аппетитное бедро ущипнуть. И что уж их в такое приличное место занесло? Ведь не ужин, а сплошное издевательство. У окна устроились явно командировочные. Ага, из Питера: то и дело, будто специально поддразнивая сидящих за соседним столиком москвичей, щеголяют своими «поребриками» и «парадными». Москвичи посмеиваются чуть снисходительно и в знак протеста нарочито громко рассказывают друг другу о «бордюрах» и «подъездах». Интересно, когда им всем это надоест?.. У выхода трогательная парочка. Явно не богаты и женаты уже лет десять. Что-то отмечают. Возможно, годовщину свадьбы. Наверное, для них выход в такое недешёвое место – редкость…
        Взгляд переместился дальше, скользнул по группе мужчин и девушке, направился вглубь зала и вернулся обратно к всё той же ничем не примечательной, на первый взгляд, компании, которую он заметил когда они только пришли. Все сидели тихо, не привлекая к себе внимание. К ним, пока Константин изучал местную прессу, прибавился ещё один человек, устроился спиной к проходу и сейчас ел. Соколан хотел уже уходить, но что-то в этой компании… нет, не показалось странным, не встревожило, не позабавило, а… просто зацепило. Будто спешащего человека слегка локтем задели, несильно, чуть-чуть. Константин хоть и отвык за два года от своей прежней службы, но навыков всё же не растерял. А потому чуть подобрался, стараясь сделать это незаметно, и исподволь снова глянул на ту компанию.
        Двое мужчин сидели к нему спинами. Того, чьё лицо он видел, Константин совершенно точно не знал. Память на лица у него была великолепная. И ошибиться он не мог.
        Мужчины сосредоточенно ели, изредка бросая реплики девушке, которая сидела вполоборота к Константину. Та тоже ела, но явно без аппетита, скорее просто ковыряла еду вилкой. И она тоже показалась Константину незнакомой: высокая небрежная причёска, сооружённая из слегка вьющихся волос, цвет которых в полумраке зала от определить затруднился, изящный профиль, тонкая шейка совсем юной особы.
        Ничего подозрительно в ужинающей компании не было. И Соколан совсем уж было пришёл к выводу, что ошибся, когда девушка вдруг довольно резко тряхнула головой, заколка, удерживающая её густые волосы, то ли расстегнулась, то ли сломалась, тяжёлые волосы упали на спину, и он – тут же – узнал её. Через проход от него больше чем в четырёх тысячах километров от своей едва не обезумевшей от горя матери и младшей сестрёнки сидела в обществе троих мужчин Мира, старшая дочь Арины.
        Константин так растерялся от неожиданности, что пару раз моргнул обескураженно и сам себя нещадно обругал: теряет, ох, теряет он квалификацию. Взяв себя в руки, он отвёл взгляд и принялся наблюдать за происходящим краем глаза. Насколько он видел и понимал, девушка сидела совершенно свободно. Никто её не удерживал. Никакого насилия к ней не применяли. Оружием не угрожали. И тем не менее, четырнадцатилетняя Мира была здесь, с чужими людьми, а не рядом с матерью… Хотя… Может быть, что мужчины эти вовсе никакие не чужие, а очень даже свои, родственники или друзья семьи… Ага, а Арина пребывает почти в невменяемом состоянии просто так. Хобби у неё такое – трепать себе на досуге нервы…
        В этот момент полубредовый поток его мыслей был прерван. Продолжая делать вид, что она ест, Мира быстро и остро глянула на него. Константин замер: было совершенно очевидно, что она его не просто заметила, но и узнала. Он просидел в ресторане ещё десять минут, успев перехватить несколько столь же очевидных взглядов. Наконец, он поднялся и громко сказал подбежавшему официанту:
        - Запишите на мой счёт, пожалуйста. Семьсот седьмой номер.
        Тот кивнул и с лёгким поклоном удалился, красиво и изящно лавируя между столиками. Но Константин смотрел не на него, а на Миру. Та на его слова тоже еле заметно кивнула и даже едва уловимо улыбнулась краешками губ. И ему оставалось гадать: правильно ли он её понял, и правильно ли она поняла его?
        - Константин Дмитриевич, благодарим за визит, - профессионально душевно отозвался метрдотель. А Константин снова излишне громко, чтобы услышала Мира, поделился:
        - Завтра я уезжаю. На шесть тридцать уже такси заказал. Так что тоже благодарю вас и всего хорошего.
        Метр распахнул перед ним двери:
        - Счастливого пути. Надеемся, вам у нас понравилось.
        - Спасибо, - кивнул Константин, - очень. – И быстро пошёл через холл к лифтам. Надо было хоть немного поспать. Если он правильно понял, ночь ему предстояла весёлая и, скорее всего, бессонная.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Она поскреблась в его дверь уже под утро. День хоть и сократился уже, всё же почти середина июля, но светало ещё очень рано. С его седьмого этажа был виден просыпающийся город. Константин, подняшвись к себе после ресторана, так и не спал и то сидел на балконе, чутко прислушиваясь, к происходящему в коридоре, то ходил по номеру.
        Сначала он обострившимся слухом уловил лёгкие шаги, потом небольшую заминку у его двери и, наконец, негромкое царапанье. Тут же шагнул и тихо отворил. Умница Мира стремительно и беззвучно скользнула внутрь, подождала, пока он запрёт дверь и только потом рухнула в кресло.
        - Спасибо вам, я думала, вы меня не узнали! Я вот вас сразу узнала, хотя только пару раз видела и в… - она помялась, но всё же продолжила, - несколько в другом виде.
        Константин улыбнулся, вспомнив драные джинсы и растянутую футболку, в которых он щеголял на даче.
        - Ты специально волосы в ресторане распустила? Чтобы я обратил на тебя внимание?
        - Да, а то вы меня до этого только лохматой видели, - девочка быстро кивнула и на мгновение стала похожа на свою младшую сестру. – Вы мне поможете?
        - Ты здесь не по своей воле? – на всякий случай уточнил Константин.
        - Вы что?! Нет, конечно.
        - Но тебя же не на привязи держат.
        - Не на привязи. Но мне пришлось основательно поупражняться в притворстве, чтобы они мне поверили и перестали опасаться, что я сбегу. Теперь вот можно было бы и попробовать. Но у меня ни телефона, ни документов, ни денег, ничегошеньки. И куда я такая денусь?
        - В милицию, например.
        - Тоже вариант, - кивнула Мира, - я, собственно, так и собиралась сделать. Но тут вас увидела и просто обомлела. Лучше я с вами уеду. А то с милицией свяжешься – потом долго расхлёбывать будешь.
        - Какое глубокое знание жизни, - хмыкнул Константин.
        - А вы так не считаете? – Мира сразу ощетинилась. – Представьте себе, что будет. Я, например, не уверена, что мама заявляла о моём исчезновении. Скорее всего, собиралась меня сама выручать. А тут я в отделение явлюсь и скажу, что меня похитили. Они по своим каналам проверят, а заявления-то от мамы нет. И что тогда?
        - Что?
        - Да возьмут и обвинят маму в ненадлежащем исполнении родительских обязанностей, а нас с Мартинкой упекут в детский дом. Оно нам надо?
        - Маловероятно.
        - Вот именно. Поэтому милиция – это уж если совсем край.
        - Я не про это. Маловероятно, что маму обвинят в чём-то подобном. Она всегда может сказать, что просто боялась за тебя и опасалась мести похитителей.
        - То есть вы мне рекомендуете идти сдаваться в милицию и помогать отказываетесь? – Мира уставилась на него строгими голубыми глазами. Совсем не такими, как у её матери. Константин вспомнил об Арине и тут же удивился: к чему бы это?
        - Нет, конечно, я тебя обязан доставить матери. Она там с ума сходит. У меня здесь ещё дела, но я потом вернусь, а пока… Пока едем домой.
        - Спасибо, - тут же оттаяла девочка, - давайте думать, как мы домой попадём. Документы мои у этих… - она мотнула головой куда-то за спину.
        - Кстати, а кто они такие и что им от вас нужно?
        - Вы и вправду хотите это прямо сейчас узнать? – саркастически поджала губки Мира. Константину стало неловко:
        - Ты права. Сейчас не время и не место.
        - Ценное наблюдение, - без тени иронии похвалила его девочка, а он чуть не рассмеялся в голос. Старшая сестра ему нравилась ничуть не меньше младшей. И смешила его тоже не меньше. Интересно, это они в маму такие? – возник вдруг откуда-то крайне своевременный вопрос. Константин усилием воли отогнал его и показал на свою одежду, которую он заранее отобрал для Миры:
        - Переодевайся.
        Она кивнула, сгребла в охапку джинсы и рубашку и скрылась в ванной.
        Когда через три минуты она вышла оттуда, Константин удовлетворённо кивнул. Девочка была хоть и очень худенькой, но высокой. И его рубашка и джинсы, пусть и не слишком изящно, но вполне приемлемо сидели на ней, делая похожей на нескладного мальчишку-подростка. С обувью было хуже. К нему Мира прибежала вовсе босиком. А его кроссовки, хотя и не слишком большого сорок третьего размера, были ей безбожно велики. Константин принёс рулон мягкой туалетной бумаги, и они в четыре руки принялись набивать ею мыски кроссовок.
        - А у вас носки запасные есть? – спросила Мира, когда они закончили с набивкой.
        - Три пары.
        - Доставайте. Я их на ноги надену, чтобы хоть немного ступни больше и полнее сделать.
        Константин кивнул, соглашаясь, и достал из своего полупустого чемодана носки. Через пару минут они с Мирой были готовы. Из-под козырька бейсболки, которую он ещё на выходе из ресторана, примерно представляя дальнейшее развитие событий, купил в круглосуточной сувенирной лавке, на него смотрел симпатичный юноша с голубыми глазами и тонким породистым лицом. Константин кивнул Мире, и они тихо вышли из номера.
        Проводя инспекцию отеля, он прекрасно разобрался в системе служебных ходов и теперь вёл девочку по ещё спящей гостинице в обход портье, горничных, лифтёров и прочей гостиничной братии. На улице он велел ей подождать его на скамейке в тихом переулке, а сам тем же путём вернулся обратно в номер. Для того, чтобы через пять минут уже не тайно, а явно покинуть его традиционным образом и с багажом.
        Такси он заказал, когда Мира переодевалась в ванной. И теперь машина, ожидая его, стояла у входа. Повернув в переулок, они забрали Миру. Водитель удивлённо посмотрел на своих странных пассажиров, но промолчал. Минуя аэропорт, они поехали в соседний город.
        Из машины Константин позвонил своему заказчику, весьма довольному проведённой инспекцией, и, вопреки своим обычным принципам, никого ни о чём не просить, поинтересовался, нет ли у того возможности помочь им взять билеты на самолёт до Москвы и пройти паспортный контроль, не имя на руках свидетельства о рождении ребёнка. Отельер жизнерадостно посмеялся, услышав просьбу Константиа, и сообщил, что он пока находится в соседнем городе, но ближе к вечеру на собственном самолёте собирается в столицу и удовольствием возьмёт на борт двух незапланированных пассажиров.
        Таким образом уже вечером того же дня Константин доставил совершенно счастливую Миру матери. И только собираясь ложиться спать, он понял, что девочка так ему ничегошеньки ни про своих похитителей, ни про причины похищения не рассказала.
        ЯНВАРЬ 2003 ГОДА. ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Эти трое их, конечно, не тронули. Вернее, с Мирой обращались едва ли не как с наследной принцессой, а ей, Арине, сунули пару раз под рёбра, чтобы не вырывалась и не орала, но больше не били. Зато держали на виду здоровенный острый нож. Так, для острастки. Но это уж они зря. Ей бы и в голову не пришло вырываться и провоцировать их на резкие действия. Дочери ей были нужны живыми. А она им.
        - Ну, здравствуй, Арина, - приторно ласково улыбнулся ей тот, кого она последние годы жизни в послелении ненавидела едва ли не больше Венцеслава. Его правая рука, старый друг и такой же циничный негодяй. Своих простых имени и фамилии, указанных в паспорте, он стеснялся, предпочитал цветисто именоваться Светломиром.
        - Здравствуй… - она хотела поддразнить его, назвав нелюбимым именем, но решила не играть с огнём и ограничилась паузой, приветствием без обращения.
        - Долго мы тебя искали.
        - Разве это долго? – чуть усмехнулась она, изо всех сил стараясь казаться спокойной, чтобы не пугать ещё больше и без того напуганную дочь. Мира сидела, сжавшись в комок, и с ужасом переводила взгляд с матери на мужчин. Лицо её было настолько белым, что голубые глаза казались чёрными впадинами. Мирианскими впадинами - пришла в голову глупая и неуместная игра слов.
        - Разве это долго? – снова спокойно и насмешливо повторила она. – Он умер всего три недели назад. Пока вы разобрались что к чему, пока похоронили его с подобающими почестями, пока панически соображали, как быть дальше и не упустить утекающие сквозь пальцы возможности… Вы очень быстро нас нашли. – Она посмотрела на каждого из них по очереди.
        Светломира она знала ещё в той, далёкой, первой своей жизни, с тех пор, когда он носил обычное имя, данное ему родителями. Двое других появились уже в Братстве. Один переименовал себя из Юрия в Святополка, другой из Николая – в Благояра. Однажды она не выдержала и рассказала Святополку историю его печально известного тёзки, метко и безжалостно прозванного мудрым народом Окаянным за убийство своих братьев, его тёзки Бориса и Глеба, причисленных потом к лику святых. Она ожидала, что он ужаснётся, расстроится. Но вместо этого их, доморощенный Святополк почувствовал себя польщёнными и заявил, что о двойном своём тёзке не знал, но теперь лишний раз убедился: новое имя себе выбрал правильно. По характеру и по душе. Арина хорошо помнила, как ей тогда стало жутко.
        Но сейчас она их не боялась. Не могла себе позволить бояться.
        - Тебе не интересно, как и отчего он умер? – продолжая изуверски приторно улыбаться, спросил Светломир.
        - Нет. Не интересно. – Она не лукавила. Ей и вправду было всё равно. Единственное, чего она хотела, чтобы прошлое навсегда исчезло из её жизни и жизней её дочерей, которые, к несчастью, были одновременно и дочерьми Даниила. То есть, Венцеслава, конечно.
        Светломир пожал плечами, но посчитал нужным пояснить:
        - Сердце.
        - Понятно, - сухо кивнула она.
        - Тебе его совсем не жаль?
        - Почему? Жаль, конечно. Как любого человека. Тем более, умер он совсем молодым. Жаль. Но не слишком.
        Святополк и Благояр насупились и негромко зароптали. Любого, кто не скорбел по Венцеславу, они автоматически причисляли к врагам. А уж подобное непочтение к их лидеру со стороны бывшей жены его верные псы и вовсе посчитали оскорбительным. Светломир резким движением руки заставил их замолчать и обернулся к сидевшей тише мышки Мире:
        - А тебе отца жаль, Мирония?
        Девочка ещё сильнее сжалась и снова затравленно посмотрела на мать. Та чуть заметно кивнула.
        - Да. Мне его очень жалко, - еле слышно выдавила из себя девочка и уткнулась лицом в колени.
        - Видишь, дочь помнит и любит своего отца, - с пафосом констатировал Светломир.
        Арине слышать это было неприятно и очень хотелось сказать какую-нибудь колкость. Но вместо этого она спросила:
        - Зачем вы приехали к нам? – она, конечно, примерно представляла себе для чего. Но ей было важно выиграть время и попытаться спасти девочек, вот и задавала вопросы, одновременно лихорадочно соображая, что она может сделать. Арина отчаянно надеялась как-нибудь выбраться из западни. Только вот как? Как?!
        - Нам нужна твоя дочь. Его дочь.
        - У нас с ним две дочери, - холодно поправила она зачем-то.
        - У него одна дочь, - не согласился Светломир, - вторую ты родила неизвестно от кого.
        - Это ты мне рассказываешь? – Арине стала смешно.
        Она вспомнила, как бесновался Венцеслав, когда увидел новорождённую Марту, вернее, Мартынию, как он повелел назвать ребёнка. Так же как и странное, неясного происхождения имя старшей – Мирония – оно Арине страшно не нравилось. И она звала девочек Мирой и Мартой. Впрочем, славные женщины в загсе, в котором Арина по указанию Венцеслава регистрировала девочек (это рядовым последователям он запрещал иметь любые документы, а сам от них не отказывался) не согласились вносить в свидетельства о рождении такие имена. Поэтому официально девочек звали Мирославой и Мартиной. Тоже замысловато, но всё-таки привычнее и красивее.
        Венцеслав в тот день, когда она, едва не умерев сама, родила Марту, вдруг соизволил прийти к ней. Новорождённая девочка, их дочь, лежала под тоненьким самовязанным одеялком – в избе было жарко натоплено – и спала. Ни слова не говоря Арине, не сняв медвежью шубу и даже не прикрыв за собой дверь, в которую тут же ворвался холодный зимний ветер и клубами ввалился пар, Венцеслав подошёл к люльке и откинул рукой в меховой рукавице одеялко. Арина уже совершенно точно не любила его тогда. На место любви пришла ненависть. Но почему-то – слабость ли после родов сказалась, гормоны ли сыграли злую шутку или память о прошлой любви – ей захотелось, чтобы он улыбнулся при виде хорошенькой крепенькой новорождённой малышки и, если уж не сказал своей невенчанной жене спасибо, то хотя бы похвалил. Бред, конечно. Зачем ей его благодарность и похвалы? Но она была тогда такая измученная, такая слабая. И ей очень хотелось, чтобы кто-то любил её и новорождённую дочку и был рад приходу малышки в этот мир.
        Но обычно бледное, анемичное лицо Венцеслава при виде младшей дочери вдруг покрылось некрасивыми красными пятнами, он несколько раз шумно глотнул воздух, швырнул на малышку одеяло и бешеным, яростным шёпотом поинтересовался:
        - Это кто?
        - Твоя дочь, - удивилась Арина, с трудом приподнявшись на локте и заботливо укрыв безымянную ещё девочку, - кто же ещё?
        - Это кто? – вновь повторил он, и она физически ощутила его ненависть, вместе с ледяным уличным воздухом безжалостными волнами накатывающую на неё саму и на их крошечную дочь. Ей захотелось спрятать девочку, закрыть, уберечь от этой непонятной ей злобы.
        - Ну, да. Это не мальчик, - неожиданно смело и даже дерзко ответила она и твёрдо посмотрела прямо в холодные глаза. – Это девочка. Твоя младшая дочь.
        - У меня одна дочь, Мирония, - в ярости прошипел он. Арине вдруг показалось, что он похож на змея. Страшного змея из сказов Бажова, Василиска.
        - Была одна, а теперь две, - упорствовала Арина.
        - Это. Не. Моя. Дочь.
        - Твоя, - она тоже разозлилась. – Ровно на столько же твоя, как и Мира.
        - Мирония – моя копия. А это… А эта… - он брезгливо указал на по-прежнему сладко спящую малышку, - а эту ты прижила неизвестно от кого.
        - Ты что, Дань? Ну, от кого я могу ещё родить, кроме как от тебя? Ко мне же ни один мужчина в Братстве подойти не осмелится. Все знают, что я твоя жена. А больше я нигде не бываю, - с трудом сдерживая обиду и злость, попыталась поговорить с ним как с нормальным человеком Арина. Даже назвала его прежним, тёплым и ласковым именем, которое когда-то ей очень нравилось. Но это окончательно вывело его из себя, и он злобно глянул на неё, быстро вышел из избы, снова не потрудившись закрыть дверь и через несколько минут вернулся, неся на руках легко одетую восьмилетнюю Миру. На время родов Арина отослала её от себя, отправив к одной из более-менее вменяемых женщин. Девочка обрадовалась маме, завертелась на руках отца, пытаясь выскользнуть и подбежать к Арине. Тот сердито поставил её на пол, повернул к матери и прошипел:
        - Вот, смотри. Это моя дочь. У неё моё лицо, мои волосы, моя стать, моя порода… А это… это…
        Мира и вправду была невероятно похожа на отца и обещала стать настоящей красавицей. Арина очень любила её. Но теперь ей стало жарко, мучительно, нестерпимо обидно за младшую, только что родившуюся и никому ничего плохого не сделавшую. Она с трудом села и тоже прошипела прямо в лицо мужу:
        - А это моя дочь. Моя копия. У неё моё лицо, мои волосы, моя стать. Ты сам выбрал меня. Тебе для красивой убедительной картинки была нужна типично русская жена, и ты её получил. Я не напрашивалась. Ни девять лет назад, ни, тем более, теперь. Ты сам зачем-то после стольких лет сам пришёл ко мне, хотя к твоим услугам все женщины поселения. Наверное, захотел ещё одного ребёнка от меня. Зачем? Не знаю. Это известно только тебе. Ты со мной своими соображениями не делился. Так вот он, этот ребёнок, наш с тобой общий ребёнок, перед тобой. Это чудесная девочка. Да, она, может быть, не такая породистая, как ты, и не такая красивая, как Мира. Но в ней столько же твоей крови, как и в старшей. Она тоже человек. И очень симпатичный человек… А то что непохожа на тебя… Так это ты что-то недоработал.
        Венцеслав снова стал красно-пятнистым, словно леопард кисти художника с нарушением цветовосприятия, помолчал пару секунд и процедил сквозь зубы:
        - Назовёшь её Мартынией. И на меня её не записывай, - и ушёл, закрыв, наконец, дверь. Вернее, изо всех сил хлопнув ей.
        - Ну, Мартиной, так Мартиной, - весело подмигнула окаменевшей от ужаса старшей дочери Арина. Та робко улыбнулась. Арина протянула руку и погладила девочку по рыжим волосам. Мира была невероятно похожа на давно уже ставшего ненавистным мужчину, но это не мешало матери любить её…
        Больше Венцеслав к Арине не приходил, младшей дочкой не интересовался, но и Миру не забрал. То ли всё же не нужна она ему была, то ли руки не дошли. В его добрую волю Арина уже давно не верила. Но, так или иначе, а обе дочери постоянно находились при ней. А ей больше ничего и не нужно было.
        Младшая дочь стала Мартой Станиславовной, отчество она получила в честь дедушки. И они зажили дальше уже втроём: Арина и её дочери. А больше им никто и не нужен был.
        С того дня Венцеслав больше к ней ни разу не приходил. Члены Братства, прознавшие про охлаждение Венцеслава к жене, стали сторониться её, точно она могла заразить их своей отверженностью. Сама же Арина от этого не только не страдала, но и – впервые за десять лет – почувствовала себя почти свободной. За ней перестали следить и тут же доносить о каждом её шаге Венцеславу. Она теперь могла иногда без сопровождающих выходить за пределы поселения и гулять по лесу с детьми или даже, если удавалось уговорить одну из женщин приглядеть за девочками, в одиночестве. Именно это обстоятельство и сделало возможной её встречу с отцом Серафимом. Встречу, снова изменившую её жизнь. Именно благодаря этой встрече она поняла, что должна спасти себя и дочек. Правда, не сразу придумала, как именно. Но это было уже техническим вопросом, который ей предстояло решить. А принимать смелые решения и брать на себя ответственность за них она никогда не боялась.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Они с Мирой приехали на дачу глубокой ночью. Константин предлагал девочке до утра отдохнуть в его съёной квартире, пока он съездит и предупредит Арину, а потом уж мчаться к матери и сестре, но та и слышать ни о каком отдыхе не хотела и рвалась домой. К счастью, улетая в командировку, машину он оставил на стоянке аэропорта. И теперь не было необходимости связываться с такси. Они с Мирой быстро вышли из здания аэровокзала и через пару минут уже выезжали на дорогу.
        Подумав, Константин всё же решил заехать на минуту к себе. На свой двадцать пятый этаж в новом доме он поднялся один и вскоре вышел из подъезда с длинным предметом в чёрном чехле в руках.
        - А что это, Константин Дмитриевич? – полюбопытствовала Мира.
        - Много будешь знать – скоро состаришься, - неоригинально отшутился Соколан и аккуратно положил предмет на заднее сиденье.
        - Да я и так знаю. Это у вас какое-то оружие. Судя по всему, карабин. Возможно, «Сайга», - обиженно пожала плечами невероятная девчонка и отвернулась к окну.
        - Нормально, - не сдержал изумления Константин, - и откуда у нас такие познания?
        - Много будете знать – скоро состаритесь, - проявила вредность девочка.
        - Я вообще-то и естественным образом довольно скоро состарюсь, - усмехнулся Константин, - во всяком случае, уж точно раньше тебя.
        - Тем более, не стоит ускорять процесс, - фыркнула маленькая язва и демонстративно уставилась на проплывавшие мимо городские пейзажи.
        - Спасибо за заботу, - рассмеялся Константин. Ему с этой языкастой девчонкой было на удивление легко и весело. Ссориться с ней он не захотел, и поэтому просто сделал погромче музыку. Но и тут Мира удивила его, да так, что он на пару мгновений забыл про дорогу и уставился на неё, едва не открыв рот. Услышав голос его тёзки Константина Кинчева, она принялась негромко подпевать ему:
        - Завтра может быть поздно, ты ещё не разучился любить. Завтра может быть поздно жить...
        Песня была старая, малоизвестная, даже не каждый алисоман, фанат группы «Алиса», мог похвастать тем, что знает её. А тут простая четырнадцатилетняя девчонка явно слышит её не в первый раз и подпевает с чувством. Уловив изумление Константина, Мира милостиво соизволила пояснить:
        - У меня мама обожает «Алису» со школы, на концерты их даже ходила раньше. Вот я на их песнях и выросла, она мне их частенько пела. А вы что, тоже алисоман?
        - Ну, да.
        - Давайте угадаю, кого ещё из русских рокеров любите? – предложила Мира.
        - Давай, - с удовольствием согласился он на игру, ожидая, что девочка ошибётся. Но она, будто и не сомневаясь в своей прозорливости, принялась загибать пальцы:
        - Я думаю, что ещё «Кино» и «Крематорий». Верно?
        - Верно, - в изумлении покачал головой Константин. Потом постарался вспомнить, не валяются ли у него в бардачке диски этих групп. Тогда догадливость Миры объяснялась бы элементарно – пока он ходил за оружием, девочка могла от скуки порыться в бардачке. Но больше никаких дисков в машине не было. Константин лишь недавно купил себе этот «Ленд Крузер» и ещё не успел его полностью обжить. Только обожаемую «Алису» притащил буквально в первый день. А «Кино» с «Крематорием» ещё оставались дома.
        Тем временем, Мира продолжала его удивлять. Немного помолчав, словно давая ему возможность переварить услышанное, она тихо добавила:
        - А вот «Аквариум» и БГ, Бориса Гребенщикова, в смысле, я думаю, вы не любите.
        - Не люблю.
        Девочка удовлетворённо кивнула, снова помолчала, а потом добавила:
        - Мама тоже не любит. Вы с ней очень похожи, просто удивительно. Можно, я вам ещё один вопрос задам, а вы ответите?
        - Ну, давай.
        - А «Чёрный Обелиск» вам как?
        Вместо ответа Константин вынул телефон, краем глаза глядя на дорогу, перелистал список песен, ткнул пальцем в экран и перебросил аппарат на колени к Мире. Та посмотрела и вслух прочла:
        - «Я остаюсь», «Ещё один день», «Билет на ту сторону»... Всё с вами понятно, Константин Дмитриевич, вы с моей мамой просто из одной песочницы. Бывает же такое!
        - Из одной песочницы? – не понял он.
        - Ну, люди одного воспитания, с одинаковыми ценностями и взглядами на жизнь, будто бы выросшие вместе, - пояснила Мира, - я слышала, что такое бывает. Но своими глазами вижу впервые.
        - Одинаковые музыкальные пристрастия – это ещё не «одна песочница», - не согласился Константин.
        - Константин Дмитриевич, - снисходительно улыбнулась Мира, - я с вами уже больше шестнадцати часов почти без перерыва общаюсь. И все эти шестнадцать часов у меня стойкое ощущение, что я разговариваю с моей мамой в другом обличье. Музыка – это, конечно, ещё не всё. Но вы и в других вопросах просто на удивление совпадаете. Я ж говорю, просто близнецы-братья. Вы в детстве, случайно, сестру не теряли?
        - Не терял. У нас не индийское кино, а российская действительность. Вот только сестры-близняшки мне для полного счастья сейчас и не хватало!
        - Удивительно, - притворно озабоченно проговорила Мира и успокоила его:
        - Да вы не переживайте так, Константин Дмитриевич. Вы не во всём с мамой похожи.
        - Да что ты? – ему стало даже интересно, чем это они с соседкой отличаются, раз уж во всём так совпадают, и он покосился в её сторону.
        - Ага. – С самым невинным выражением лица кивнула Мира. – Вот вы, например, мужчина, а она совершенно определённо женщина. А ещё у неё коса…
        Тут Константин не выдержал и даже не засмеялся, а заржал в голос. Две соседки-сестрички действовали на него абсолютно идентичным образом: слушая их, ему постоянно хотелось смеяться. Ну, или хотя бы улыбаться.
        Мелькнула неожиданная мысль: интересно, а их мама тоже на него так будет действовать?.. Но он эту крамольную мысль тут же прогнал.
        … Ещё в Сибири, когда они только отъехали от гостиницы, он достал телефон и сунул в руку Мире:
        - Звони маме.
        - Не могу, - та явно растерялась.
        - Почему не можешь? – не понял Константин.
        - Я номера не знаю, - Мира была почти в отчаянье.
        - Номера телефона родной матери? Как это?
        - Ну, вот так. Мама себе и мне мобильники одновременно купила. До этого у неё тоже не было. И мне не приходилось на него с городского звонить. А потом она телефоны приобрела и сразу сама мне свой номер в память вбила. Вот я и не учила его никогда. Зачем, если он в мобильнике имеется?
        - Понятно, - Константин слегка удивился таком подходу, но комментировать не стал: у каждого свои причуды, - я-то хотел, чтобы ты маму успокоила. Но раз так, придётся ей немного подождать.
        - Да поняла я уже, что затупила конкретно, - загрустила девочка, - вот приеду домой и сразу мамин номер выучу. И в следующий раз такого не повторится.
        - А что, ты собираешься ещё раз стать жертвой киднепперов? – решил позанудствовать Константин.
        - Нет уж, спасибо, мне не понравилось, - пробурчала Мира, но тут же повеселела, - да и вас может не оказаться поблизости.
        - Да уж. Тут нам с тобой просто случай помог. Я же не Бэтмен или ещё кто-нибудь в том же роде, чтобы каждый раз спасать от злодеев прелестных детей.
        Мира посмотрела на него почти с нежностью и не согласилась:
        - Да. Вы не Бэтмен. Вы круче…
        И вот теперь тот, кто круче Бэтмена, подъехал к дому своих соседок и почувствовал, что волнуется. Ему очень хотелось, чтобы Арина больше ни минуты не страдала от разлуки с дочерью и неизвестности. Поэтому он от самого аэропорта гнал, что было мочи. И дома не задержался. Только вынул из сейфа «Сайгу», которую удивительным образом точно распознала под чехлом загадочная девочка Мира. Поэтому домчались до дачи они очень быстро. Но в доме у соседей было уже темно.
        - Ну, что? Будить будем?
        - Не придётся, - покачала головой Мира, едва различимая в темноте, - я уверена, что она не спит.
        - А что делает? Пьёт кофе, курит и ест себя поедом? – зачем-то уточнил Константин. Но девочка серьёзно ответила:
        - Нет, конечно. Она у нас не курит, поэтому времени на всякую ерунду не тратит. Я уверена, что она молится.
        В этот момент раздался звук быстрых лёгких шагов по гравийной дорожке, и навстречу им из темноты выскочила Арина.
        - Мира! Мира! – страшным шёпотом закричала она, распахнув калитку и буквально вцепившись в дочь. Пару минут они стояли, не в силах разомкнуть объятья и вообще пошевелиться. В блёклом свете единственного на всю улицу фонаря Константин разглядел слёзы на щеках соседки.
        Он хотел деликатно удалиться и даже сделал несколько шагов к своей калитке. Но тут затуманенный до этого взгляд Арины прояснился, сосредоточился на нём, а потом заледенел и стал опасно острым:
        - Вы? Вы?! – выдохнула она, отстранив от себя дочь, и встала так, чтобы закрыть девочку собой.
        - Я, - подтвердил Соколан, не понимая, чему она так удивляется, - здравствуйте, Арина.
        - Вы-ы-ы?! – в голосе её послышалась явная угроза.
        - Я, - снова кивнул он, недоумевая. На миг ему показалось, что она сейчас кинется на него. И снова он подумал о том, вменяема ли она вообще, и не стоит ли ему срочно позвонить сердобольному медбрату и не сдать ли её врачам.
        Но тут из-за матери выскочила Мира и встала между ними.
        - Мама! Ты что! Константин Дмитриевич здесь ни при чём! Он не с ними. Он, наоборот, меня спас! И сюда привёз!
        - Спас? Привёз? – эхом отозвалась Арина, будто приходя в себя. – Это правда?
        - Ну, таких громких слов как «спас» я бы не употреблял, конечно, - почему-то застеснялся он.
        - Спас, спас! – не стала слушать его Мира. – Без него бы я пропала!
        - Это просто случайность, что мы оказались в одном и том же месте, - попытался приуменьшить свои заслуги некичливый Константин. А Мира фыркнула насмешливо:
        - Это не случайность! Правда, мамуль? Ты какие молитвы вечером читала? Наверное, свою любимую, «Не имамы иныя помощи?»
        - Конечно, - смущённо улыбнулась её мать.
        - Вот видите? Теперь догадываетесь, почему мы с вами встретились? – в упор посмотрела на Константина Мира, будто её совершенно непонятные ему, человеку, далёкому от церкви, слова могли хоть что-то объяснить.
        На всякий случай он малодушно решил кивнуть, чтобы не ввязываться в ночи в неуместный богословский спор. Его осторожный, не слишком определённый кивок вполне устроил Миру, и та отстала от него, шагнула в сторону и широко зевнула, прикрыв узкой ладошкой розовый рот.
        - Константин Дмитриевич, - позвала Арина. Голос её теперь звучал вполне вменяемо, и он несколько успокоился, а то ведь, признаться, опасался оставлять девочек с матерью, адекватность которой ему казалась сомнительной.
        - Я пока ещё никак не могу поверить в то, что Мира дома, и совсем не понимаю, как вам удалось найти её и спасти, но я хочу, чтобы вы знали: мы вам очень благодарны. Очень.
        Константин никогда не умел принимать благодарности. И теперь ему стало неловко, так неловко, что он жарко покраснел, радуясь в душе тому, что в тусклом голубоватом фонарном свете Арина вряд ли это заметит. Не зная, как ответить на её слова, он вдруг начал зачем-то рассказывать о делах и о том, что через два дня снова улетает в Сибирь.
        - Надолго? – поинтересовалась Арина. И в её голосе Константину послышалась грусть. Сам не понимая, отчего это обстоятельство вдруг ему так приятно, он заверил, что скоро вернётся.
        - Как хорошо, а то мы с девочками хотели бы пригласить вас к нам в гости на пироги… Хотя, может быть, вы сможете к нам завтра прийти? – оживилась соседка.
        - Простите, но завтра я не могу, никак.
        - Он обещал бывшей жене, что заедет к ней на «Семёновскую», чтобы помочь её нынешнему мужу холодильник старый вывезти на помойку, - жизнерадостно пояснила матери Мира, которая за время пути умудрилась выпытать у Константина всю подноготную и теперь на правах давнишней уже – скоро как сутки – подруги взяла на себя роль его пресс-секретаря.
        Константин опешил от такой непосредственности, а Арина явно смутилась и с мягким укором протянула:
        - Мира-а.
        - Что Мира? А что, собственно, Мира? Константин Дмитриевич, я что, какие-то ваши тайны раскрыла?
        - Да, в общем-то, нет, - с трудом подавил нервный смех Соколан, - я имею привычку чуть ли не в первые полчаса знакомства с человеком рассказывать ему о своей бывшей жене, её нынешнем муже и их старом холодильнике, который нам необходимо всем маловразумительным коллективом выкинуть на свалку…
        - Упс, - глухо пробормотало непосредственное дитя и, прикинувшись хорошо воспитанным чадом интеллигентных родителей, добавило светским тоном:
        - Кажется, я переборщила и рассказала неуместно много. Прошу меня извинить.
        - Извинения принимаются, - улыбнулся Константин. - Милые дамы, я тоже прошу меня простить, но сейчас ваш покорный слуга вынужден откланяться. Завтра меня ждут великие дела, и следует хорошенько выспаться, чтобы не уронить холодильник на какую-нибудь из конечностей нового мужа моей прежней жены или даже на все конечности скопом.
        С этими словами он удалился в свою бытовку, думая, что заснёт быстрее, чем коснётся головой подушки. Но вместо этого он проворочался ещё часа полтора, вспоминая свою соседку с косой невероятной длины и обеих её дочерей, таких разных и таких похожих.
        О том, кто подпер ломиком дверь его дома-гибрида, и о человеке, чью фотографии он увидел в красноярской газете, он за эти сумасшедшие сутки и думать забыл. Инстинкт самосохранения у него почему-то притупился.
        ЯНВАРЬ 1994 ГОДА – ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Её заявлению о том, что обе девочки, и Мира, и Марта, были дочерьми Венцеслава, не произвело на ночных гостей ровным счётом никакого впечатления.
        - Мы забираем Миронию, - поднялся с диванчика Светломир, - принеси ей одежду и собери немного вещей с собой.
        - Что? – ахнула Арина. Она предполагала, что им может понадобиться её старшая дочь, но всё же надеялась, что обойдётся. Но нет, не обошлось. Не обошлось…
        - Собери ей немного вещей с собой. Смену белья, резиновые сапоги…
        - Что-о?! – снова повторила Арина. Её голос был так страшен, что Святополк и Благояр, в один миг вскочили и закрыли собой не слишком габаритного Светломира. Как двое из ларца одинаковы с лица – не к месту подумалось Арине.
        - Как это вы забираете Миронию? Она ещё ребёнок и без меня не может никуда ехать.
        - Думаю, что не открою тебе Америки своими словами, Арина, - нехорошо усмехнулся Светломир, - ты и без этого прекрасно знаешь, что не нужна нам. И твоя вторая дочь тоже.
        - Зачем вы стащили расчёску и свидетельство о рождении Миры? – снова попыталась выиграть время Арина, хотя, конечно, всё уже сама поняла. Да и бесполезно было это самое время тянуть. Ни убежать, ни справиться с ночными гостями они с дочерьми всё равно не смогли бы.
        - Я думал, ты догадалась, - презрительно скривился Светломир, - раньше ты была умнее, гораздо умнее. Сразу разобралась, кто из нас двоих, Данька, - произнеся мирское имя почившего друга и создателя Братства, он покосился на своих мордоворотов, но те то ли не услышали, то ли не поняли, о ком говорит их начальник, - или я дальше пойдёт.
        Арина невесело усмехнулась. Тогда, четырнадцать с лишним лет назад Светломир тоже пытался ухаживать за ней. Вернее, не так. Венцеслав-то не пытался, и не ухаживал, а просто остановил на ней свой выбор. А вот его дружок и прихлебатель Светломир поначалу тоже положил на неё глаз. Да вовремя понял, что тягаться с Венцеславом не сможет. И отошёл в тень. Но обиду, оказывается, затаил. Причём, что удивительно, не на приятеля, а на неё, Арину.
        Сейчас Светломир явно наслаждался своей властью и красовался перед ней. Арине он неуловимо напоминал Табаки, шакала из «Книги джунглей».
        - Что же ты так? – насмешливо пожурил он её. – Думать разучилась? Волосы нам были нужны, чтобы провести анализ ДНК Миронии.
        - На предмет того, чья она дочь? – удивилась Арина. – Разве это не очевидно, при взгляде на неё?
        - Вполне, - соизволил согласиться Светломир, - но нашей пастве нужны доказательства. А что надёжнее, чем выводы науки?
        - Ваша паства не верит в науку. Она верит в антинаучную чушь, - не выдержала Арина.
        - А это смотря как научные факты преподнести. А уж мы-то, можешь нам поверить, умеем их преподносить.
        - Да уж. Особенно трактовать и перевирать, - насмешливо улыбнулась Арина. Светломир раздражённо дёрнул уголком рта, но сдержался и на её реплику не ответил.
        - А свидетельство о рождении-то вам тогда зачем?
        - Для того же. Венцеслава призвали к себе боги, - он заговорил пафосно и высокопарно и стал ещё противнее, - смерь в молодом возрасте – это высшее проявление их любви и избранности человека. Но среди нас живёт его дитя, красавица дочь, похожая на него как две капли воды не только внешне, но и внутренне (подтверждением этого как раз и служит анализ ДНК), а в её свидетельстве о рождении русским языком написано, что Венцеслав её отец и всегда признавал это. В отличие от той байстрючки, твоей младшей дочери. – При этих словах он мотнул головой в сторону комнаты Марты. И Арина передёрнулась от ужаса и отвращения: ей стало страшно за младшую дочь и невыносимо противно.
        Светломир тем временем продолжал:
        - Я уверен, что Мирония наследовала от отца не только внешность, но и талант. И не только я. Сам Венцеслав был уверен в этом. Мы наймём ей лучших педагогов, и она станет равной отцу, а то и превзойдёт его. Юная красавица – дочь Учителя, невероятно похожая на него внешне и получившая в наследство дар.
        - Понятно, а вы при её помощи будете и дальше оболванивать людей, - кивнула Арина. Мысль её работала с невероятной скоростью, подсказывая реплики. – Но вы не сможете увезти Миру без меня. Она не поедет. И вас не пустят в самолёт с сопротивляющимся ребёнком, который будет кричать, что не хочет ехать с вами и что вы чужие люди.
        - Она не будет кричать, мы об этом позаботимся, - равнодушно пожал плечами Светломир и кивнул Благояру. Тот жестом фокусника извлёк из кармана шприц.
        - А не подающего признаков жизни ребёнка тем более не возьмут на борт! – почти выкрикнула Арина и, движимая не разумом, но инстинктом матери, защищающей своё дитя, рванулась к светломировым амбалам, чтобы не дать им вколоть Мире неизвестно что. Святополк шагнул ей навстречу, легонько ткнул, и Арина сползла на пол. Всё, что было дальше, она видела, слышала, ей даже почти не было больно, но двигаться какое-то время не могла: Святополк знал много весьма действенных приёмов. Этого времени последователям Венцеслава вполне хватило на то, чтобы усыпить Миру, прихватить её одежду и уехать. Напоследок Светломир обернулся и сказал:
        - Мы поедем на машине. Так что можешь не искать нас в аэропортах… И в милицию советуем не обращаться. Пожалеешь…
        Постепенно ноги и руки вновь обрели чувствительность и стали хоть как-то повиноваться ей. Она встала, понимая уже, что опоздала. Кинувшись к окну и едва не упав, – ноги ещё плохо слушались её – она увидела, как со стороны леса отъехал от дома какой-то тёмный джип. Ни номеров, ни даже модели или марки она в темноте, разумеется, не различила и тихо завыла от ужаса и отчаянья. Страшная мысль обожгла леденящим холодом. Арина доползла до спальни Марты и рывком распахнула дверь, ожидая увидеть пустую разорённую постель. Но младшая дочь была на месте и всё так же сладко спала, негромко посапывая.
        С трудом добравшись до машины, Арина села за руль и, уже почти не надеясь на удачу, выехала за ворота. Несмотря на глубокую ночь, на трассе было довольно много машин. Полубезумная от ужаса мать вглядывалась в их габаритные огни, пытаясь узнать те, что лишь одно мгновенье видела в темноте рядом с дачей. Она водила чуть больше года и уж кем-кем, а гонщицей не была совершенно точно. Но в этот миг она выжимала из своей «Сонаты» всё, что та могла. Не слишком подходящая женщине, но такая любимая ей машина старалась изо всех сил. Будто прижимаясь к дороге широким низким корпусом, неслась вперёд, помогая своей хозяйке. В голове лихорадочно составлялся план: документы, телефон, зарплатная карта с доволно крупной сэкономленной суммой и немного наличных у неё с собой есть, значит, даже если она не догонит сейчас преследователей, то просто поедет сразу на место. А там она всё знает, ведь не зря же столько лет прожила бок о бок с Венцеславом и даже довольно долгое время была к нему ближе, гораздо ближе других. Там она точно сумеет выкрасть Миру...
        Марта… Как быть с Мартой?.. Так, думать, думать… Ну, конечно, как же она сразу не сообразила? Утром надо будет позвонить Майе, и её чудесные соседи и друзья возьмут дочку на несколько дней к себе. Вот и эта проблема будет решена. На работе её ценят и с пониманием отнесутся к просьбе дать несколько дней за свой счёт по семейным обстоятельствам. А через неделю она совершенно точно вернётся. Семи дней ей хватит, чтобы съездить туда и сюда и…
        Тут вдруг леденящий холод резко окатил её и сковал всё тело. Она, прожившая с Венцеславом в поселении Братства Чистых Душ столько лет, неожиданно поняла, что совершенно не помнит, где находится это самое поселение, как оно выглядит и сколько до него добираться. А значит, и понятия не имеет, где искать дочь. От потрясения Арина заложила слишком крутой вираж и на повороте машина вылетела с дороги. К счастью, ни другие автомобили, ни дома, ни деревья не остановили её стремительный полёт и, выскочив далеко в поле, «Соната» удивлённо замерла в жнивье. Последней мыслью в безумной спешке забывшей пристегнуться и сильно ударившейся головой Арины была одна: «Теперь понятно, зачем тогда Венцеслав поджидал меня в том дворике»…
        Даниил Сытиков, в которого она когда-то влюбилась, не зря учился на психолога. Немалые природные способности, отшлифованные и приумноженные прекрасным образованием, превратили его в великолепного профессионала. Уже придумав, как он сможет получить богатство и – главное – власть, он без труда и даже с удивительным изяществом заманивал в ряды своего на пустом месте придуманного Братства десятки людей. Тонкое знание психологии, владение разнообразными методиками влияния на других и, конечно, гипноз помогали ему полностью подчинять людей своей воле.
        Её, Арину, он тоже, разумеется, неплохо обработал. И этой обработки хватило на долгие годы. До поры до времени она смотрела на мир глазами Венцеслава, говорила его словами, думала его мыслями и не хотела ничего другого, кроме как быть рядом с ним. Примерно то же самое испытывали и другие члены Братства…
        Лёжа на неудобной койке маленькой районной больницы, куда её привезли после аварии, Арина вспоминала юность.
        … В тот день Даниил, который не был тогда Венцеславом, а был (во всяком случае, казался) искренне влюблённым в неё молодым психологом, встретил её после успешно сданного экзамена с густо-бордовой розой на длинном твёрдом стебле в руках. Подружки-студентки восхищённо и чуть завистливо завздыхали, глядя на высокого красавца Даниила и стали легонько подпихивать Арину вперёд, к нему. А она, счастливая, порозовевшая от мороза и смущения, быстро сбежала по ступеням ему навстречу и ткнулась не успевшим ещё замёрзнуть носиком в его холодную щёку.
        Потом они ехали на метро в центр и долго гуляли, и Арина с сожалением смотрела на бедную розу, которая, конечно, мёрзла на таком морозе. С пониманием глядя на её страдания, Даниил за руку потянул её в крошечное кафе. В зале было почти темно, и на каждом столике в глубоких стеклянных подсвечниках горели толстые свечи. Арина грела над свечой замёрзшие ладони и слушала Даниила. Тот рассказывал ей о гипнозе. И рассказывал так, что она заслушалась и не могла отвести глаз от его красивого, с правильными чертами лица и выразительных глаз в густых медных ресницах.
        - Гипноз – удивительное явление, - рассказывал Даниил, - ведь современные психологи-гипнологи – наследники традиций шаманов и жрецов. Одарённый и опытный гипнолог может внушить другому человеку всё, что пожелает. И этот человек, его называют гипнотик, будет не только этому верить, но даже и не думать о возможности того, что всё совсем не так…
        Сейчас, вспоминая тот разговор, Арина с ужасом понимала, что Даниил ни слова не сказал о том, что при помощи гипноза можно лечить и делать много хорошего. Нет. Все его слова были только о подчинении воле гипнолога, о власти того над гипнотиком. Но влюблённая юная Арина не слышала предупреждающих звоночков, словно сама находилась под воздействием гипноза. А, может, так и было?..
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Надежды Константина на то, что ночь пройдёт спокойно, вполне оправдались. И его карабин «Сайга» (права была глазастая и сообразительная Мира), вполне легальный и зарегистрированный по всем правилам, так и пролежал на всякий случай до утра у него под кроватью, а потом перекочевал в чехол.
        Утро выдалось самое что ни на есть расчудесное. Когда Константин вышел из своей бытовки, на глубоком и невыносимо ярком небе не было ни облачка. Он, воровато оглянувшись по сторонам и не увидев никого, кроме крупной вороны, задумчиво переступавшей по металлической крыше соседского дома, обрадовался тому, что можно не думать о приличиях, и широко зевнул и сладко потянулся. Иногда ему хотелось забыть о грузе воспитания и вести себя просто как счастливый человек. А он, едва проснувшись, отчего-то ощутил себя именно счастливым. Удовлетворённо вздохнув, Константин сел на перила крохотного крылечка, которым была снабжена бытовка, и прикрыл глаза, греясь на мягком утреннем солнце.
        У соседей было тихо. Те, что слева, ещё не вернулись с отдыха. Те, что сзади, очевидно спали, после позднего отбоя. Подумав об Арине и её дочках, Константин снова ощутил сладкое и одновременно щемящее чувство абсолютного счастья. Ощутил и напрягся. Ничего подобное в его планы не входило. Он совершенно не хотел серьёзных отношений, ему не нужны были подрощенные дети в количестве двух штук, и он абсолютно не представлял, что теперь ему делать с непонятного происхождения счастьем, не желающим выдворяться за пределы его организма.
        Настроение от подобных размышлений немножко подпортилось. Константин прислушался к себе, уловил произошедшие изменения и хотел уже было удовлетворённо кивнуть и погрузиться в привычное не слишком оптимистичное зато весьма саркастичное мироощущение, но тут как на грех на соседнем участке раздались смех и весёлое повизгивание. Константин с ужасом ощутил всё усиливающийся разлад: на звуки голосов его мозг и сердце, до недавнего времени всегда выступавшие единым фронтом, отреагировали совершенно по-разному. Сердце на миг замерло сладко и тут же забилось с утроенным рвением. А мозг уныло констатировал: ну вот, влип, пора тикать, пока не стало ещё хуже.
        «Тикать» он решил немедленно. И, не дожидаясь, когда между штакетинами появится мордашка Марты или не придёт пожелать доброго утра Мира, сел в машину и уехал. По-английски. Не прощаясь. Но, едва вырулив за пределы дачного кооператива, громко вздохнул, недовольно пробурчал "да что ж такое-то?!", развернулся и поехал обратно. Пожилой сторож, сидевший на крылечке весёленькой жёлтой сторожки, удивлённо посмотрел на него. На его месте Константин тоже удивился бы. Да и на своём он тоже себе удивлялся. Впервые за последние два года он испытывал непреодолимое желание заботиться о ком-нибудь. И это желание мешало ему жить уже ставшей привычной спокойной и размеренной жизнью...
        Едва он вошёл в соседскую калитку, Марта тут же выкатилась ему под ноги жизнерадостным колобком и запрыгала вокруг:
        - Дядя Костя! Дядя Костя! Мира вернулась!
        - Ну, видишь, как хорошо, - Константин протянул руку и погладил девочку по волосам. Она схватилась за него обеими ручками и потащила вглубь участка.
        Мира, умывавшаяся прямо на улице, радостно высунулась из-за угла:
        - Константин Дмитриевич! Доброе утро! Как вы спали? – и, не дожидаясь ответа, оптимистично сообщила:
        - Я – прекрасно! Я теперь ничего не боюсь. Знаю, что если что, вы нас спасёте!
        - Хм… - неопределённо промычал Константин, неожиданно для себя возведённый в ранг спасителя.
        - Девочки, что, Константин Дмитриевич пришёл? – из летней кухни прокричала Арина и тут же сама появилась на пороге. Увидев Константина, она просияла:
        - Здравствуйте! У нас на завтрак сегодня кабачковые оладьи из собственных кабачков. И со свежей сметаной. Я уже в деревню за ней съездила. Или вам чего-нибудь посерьёзнее приготовить?
        - Спасибо, но я не завтракать, - ему очень хотелось кабачковых оладьев, но нужно было ехать, а разговор не терпел отлагательств, - Арина, нам нужно поговорить.
        Лицо её стало тревожным.
        - У меня там сковорода на плите, - она мотнула головой вглубь домика, коса тяжело качнулась из стороны в сторону, и Константин неприлично уставился на неё. Ему страшно хотелось протянуть руку и погладить Арину по волосам, так же, как несколькими минутами раньше он гладил её младшую дочку.
        Вместо этого он кивнул и шагнул за ней следом. Марта тут же оказалась рядом, преданно заглядывая ему в глаза. Константин с улыбкой посмотрел на неё и попросил:
        - Нам с твоей мамой нужно поговорить наедине. Ты можешь подождать немного на улице?
        В глазах девочки плеснулась обида. Он вздохнул, присел на корточки, и, с нежностью глядя в эти огромные обиженные серые глаза, объяснил:
        - Это очень важно, Марта. Очень. Мы недолго поговорим, а потом мама, если посчитает возможным, сама передаст вам с Мирой наш разговор. Хорошо?
        - Хорошо, - угрюмо буркнула девочка. Умытая Мира подошла к ней и взяла за руку:
        - Мы всё поняли, Константин Дмитриевич, и пойдём пока постели уберём. Вы позовите нас, когда можно будет.
        - Спасибо, девочки. Вы молодцы, - он благодарно улыбнулся. Марта исподлобья посмотрела на него, но тоже не выдержала: уголки рта дрогнули и растянулись в улыбке. Константин испытал прилив необыкновенной нежности к этим славным девчонкам. Подмигнув обеим, он пошёл на запах потрясающих оладий.
        Арина стояла у плиты. Она обернулась – коса снова пришла в движение. Константин зачарованно сглотнул. Неверно (но это и к лучшему) поняв его, Арина улыбнулась:
        - Скоро всё будет готово. Буквально через пять минут. Потерпите немного, Константин Дмитриевич… Вот, садитесь за стол, куда вам больше нравится.
        - Спасибо, - он готов был сквозь землю провалиться от стыда за своё не слишком приличное поведение, но ничего не мог с собой поделать. Удивительная женщина эта действовала на него так, как за всю его жизнь никто и никогда не действовал.
        Она принялась быстро и ловко накрывать на стол. Константин вскочил, желая помочь, потом вспомнил о цели своего визита, сел сам и попросил хозяйку:
        - Арина, сядьте, пожалуйста. Нам необходимо серьёзно поговорить.
        Она внимательно посмотрела на него, послушно села, но тут же вскочила вновь:
        - Простите, Константин Дмитриевич. Я сейчас последние оладьи сниму… Ну, всё. Теперь я могу слушать вас и не отвлекаться на всякую ерунду.
        Константину было неловко, и он начал с места в карьер:
        - Арина, вы знаете тех, кто увёз Миру? Я ведь правильно понял: её увезли силой, против воли?
        Он ожидал слёз, растерянности, страха. Но она спокойно кивнула и сказала:
        - Да. Конечно.
        - Вы не хотите рассказать мне, в чём дело? Тогда бы я лучше понимал, как вам помочь.
        Арина помолчала, потом встала и тихо, но твёрдо сказала:
        - Простите, Константин Дмитриевич, но пока я не готова посвящать в наши семейные дела посторонних. Вы очень помогли нам. Спасибо вам за Миру. И за Марту. Вы очень нас выручили. Я и подумать не могла, что Майи нет и что с Мартинкой придётся сидеть вам. Совсем про это забыла... Спасибо… И я, конечно, постараюсь всё вам объяснить. Но не сейчас. Чуть позже. Простите…
        Константина неожиданно больно резануло то, что она отнесла его к посторонним. Хотя, конечно, он был для них чужим человеком. Кем же ещё? Знакомы без году неделя. А он туда же, в душу лезет и рвётся в защитники несчастной женщины и двух её дочерей. Что? Получил?
        А с чего ты, мил человек, вдруг решил, что она несчастная? Что её некому защитить, кроме тебя? Чуть больше суток в няньках у младшей дочери и чуть меньше суток в спасителях у старшей не дают тебе никаких прав. Помог – и ладно. С трудом поборов разочарование, необидчивый обычно Константин, тоже встал.
        - Арина, я всё понимаю. Прошу вас только об одном: будьте осторожны. Меня несколько дней не будет. Ваших друзей, - он кивнул в сторону дома Майи и Ильи, - тоже пока нет. Вы останетесь здесь совсем одни. Я очень сомневаюсь, что наш замечательный сторож встанет грудью на вашу защиту.
        - Спасибо вам, Константин Дмитриевич, - она посмотрела на него с такой искренней благодарностью, что он сразу оттаял и стал беспокоиться за них ещё сильнее. – Вы не волнуйтесь. Я сегодня в три часа заступаю на сутки и возьму с собой девочек. Здесь им оставаться нельзя, разумеется. У меня есть возможность несколько дней пожить на работе. А потом… Потом я что-нибудь придумаю…
        - Ну, что ж. Это тоже вариант, - кивнул Константин, - теперь мне будет спокойнее. Вы скоро уезжаете на работу?
        - Примерно через час. Сейчас позавтракаем, вещи соберём – и поедем.
        - Кстати, а на чём вы поедете? Ваша машина, как я понимаю, разбита?
        - «Соната» моя не сильно пострадала. Мне её уже привели в порядок. Она в гараже. Так что не беспокойтесь.
        Константин стоял, слушал её и с тоской думал, что они говорят всё не о том. Он кивнул ещё раз, попрощался и вышел. У его машины маялись Мира с Мартой. Быстро глянув в его напряжённое лицо, старшая сестра сунула ему в руку листок.
        - Я на всякий случай написала вам номера телефонов: моего и маминого, по вашему совету я его теперь выучила. Держите. Вдруг пригодятся.
        - Спасибо, - улыбнулся Константин. Как всегда, при общении с этими девочками ему становилось легче дышать и веселее жить, - если ты не против, я буду звонить утром и вечером, чтобы узнавать, как у вас дела. Хорошо?
        - Конечно! – обрадовалась Марта. – Вы ей звоните, дядя Костя!
        Мира тоже улыбнулась ему и, посмотрев на сестру, снисходительно покачала головой.
        - Константин Дмитриевич, вы на маму не обижайтесь, пожалуйста. Она у нас очень хорошая. И вы ей нравитесь. Просто она пока сама не знает, что ей делать и как быть. А вас втягивать не хочет…
        - Та-а-ак, - грозно протянул Константин, притворно хмурясь, - разве можно подслушивать?
        - А мы не подслушивали! – невинно захлопала длиннющими ресницами Мира, и Марта закивала усиленно: мол, да-да, точно-точно, верно-верно, совершенно точно не подслушивали и даже не собирались. – Просто мы свою маму хорошо знаем.
        - А меня, вы что, тоже хорошо знаете?
        Мира хитро улыбнулась:
        - Ну-у, и вас мы тоже уже немного изучили.
        - Да что вы? И что поняли?
        - Что вы не из тех, кто бросает людей в трудной ситуации. Даже если и очень хотите казаться равнодушным чурбаном…
        - Да! Вы не чурбан! – встряла Марта, которой очень понравилось новое слово.
        - Ах, ну да, конечно, как я мог забыть? - не выдержал и рассмеялся Константин. - Я не чурбан. Я круче Бэтмена.
        - Вот именно. Я рада, что вы это поняли, - с невероятной мудростью во взгляде кивнула Мира.
        Константин внимательно посмотрел на них и не удержался – притянул сестёр к себе и поцеловал обеих в макушки. Они не отпрянули, а с готовностью прижались к нему и притихли.
        - Будьте осторожны, девочки. И, если что, сразу звоните. Я тебе, Мира, сейчас наберу, мой номер у тебя высветится. Ты его себе сохрани. Хорошо?
        - Обязательно, Константин Дмитриевич, - серьёзно кивнула она.
        Когда он отъезжал, в зеркале заднего вида ему махали две фигурки. И Константину казалось, что он уезжает от своей семьи. Обидно было только, что фигурок две, а не три. Не хватало одной, самой главной.
        ЗИМА 2006 ГОДА – ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        В окно она видела, как Константин направился к машине и о чём-то недолго разговаривал с её дочерьми. Когда он вдруг шагнул к девочкам и обнял их, а они – обе! – с явным удовольствием приняли его ласку, сердце Арины сжалось. Она не впервые задавала себе вопрос, а не чувствуют ли Мира с Мартой себя обделёнными в их неполной семье? И снова не знала, как на него ответить.
        Поначалу, сразу после их побега из поселения, она вообще ни о чём, кроме того, что они теперь на свободе, думать не могла. У них был дом, была их славная, добрая Надежда Фёдоровна, ставшая девочкам лучшей бабушкой на свете. А Арине казалось, что больше никто им не нужен. Ну, во всяком случае, она-то совершенно точно тогда ни в ком не нуждалась. И ей казалось, что и её дочери тоже.
        Трёхлетняя Марта, ни разу за свою коротенькую жизнь не видевшая от не принявшего её отца ни ласки, ни улыбки, ни подарка, совершенно не страдала. Однажды, за несколько дней до очередного двадцать третьего февраля, придя из садика, она спросила:
        - Мамочка, а где мой папа? А то мы открытки на праздник папам делаем. А кому её дарить, я не знаю.
        Услышав вопрос дочери, Арина принялась судорожно перебирать в голове все советы психологов, как себя вести в подобной ситуации. Предвидя такой поворот событий и то, что её маленьким дикаркам нелегко будет прижиться в огромном городе, она, немного освоившись в Москве, пачками скупала журналы для родителей и книги по детской психологии и штудировала их с карандашом в руке. Вспомнив все, что рекомендовали специалисты, Арина как можно спокойнее ответила:
        - Доченька, мы с папой решили пока пожить отдельно друг от друга. Он сейчас далеко. Работает в Сибири. Поэтому приезжать к нам не может. Но он помнит о вас и любит. Если хочешь, мы отправим ему твою открытку по почте. Или можем пока положить в коробку, а когда-нибудь позже ты сможешь отдать ему сама. Если тебе интересно, я могу на карте или глобусе показать, где находится Сибирь и где сейчас ваш папа. Ты увидишь, какая огромная у нас страна и поймёшь, почему он не может приехать.
        Марта ко всем объяснениям матери отнеслась очень легко. Выслушав всё и с удовольствием изучив на стареньком глобусе Надежды Фёдоровны Сибирь, она кивнула:
        - Понятно. Далеко он сейчас. Туда, наверное, и открытки долго идут, да?
        - Ну, довольно долго, - согласилась Арина.
        - А на этот праздник поздравляют только пап?
        - Нет, почему? Это мужской праздник. Чаще всех поздравляют тех мужчин, которые или воевали, или служили в армии, а может быть, служат сейчас.
        - А ты таких знаешь, мамочка?
        - Конечно, - кивнула Арина, - помнишь твоего любимого дядю Борю с моей работы?
        - Дядю Боречку? Да! – обрадовалась Марта, вспомнив начальника службы безопасности Арининого отеля. – А он что, военный?
        - Да. Он даже воевал и был ранен. У него и награды есть.
        - А можно тогда я его поздравлю?
        - Конечно, - с облегчением выдохнула Арина, поняв, что разговор от скользкой темы про папу ушёл совсем в другую сторону, - я думаю, что ему будет очень приятно.
        - Ур-р-ра! – звонко прокричала Марта. – Я буду поздравлять настоящего солдата!
        - Бери выше, - уточнила слышавшая большую часть их разговора Мира, - ты будешь поздравлять настоящего полковника. Он же полковник, да, мам?
        - Да.
        - Ур-р-ра! – ещё громче возликовала её младшая дочь.
        С того дня вопросы про папу она больше не задавала.
        Но, разумеется, значительно больше Арину беспокоила старшая дочь. Мира помнила отца, который, пока она была совсем маленькой, довольно много времени уделял ей. Тогда она любила его. И Арина, когда готовила побег из поселения, вообще сомневалась, что одиннадцатилетняя Мира захочет ехать с ней и младшей сестрой.
        Когда она осторожно завела разговор об этом с дочкой, то была готова ко всему: слезам, категоричному нежеланию уезжать и даже к тому, что Мира расскажет обо всём Венцеславу. Но, как оказалось, она плохо знала свою дочь. Выслушав торопливые, сбивчивые объяснения Арины, та негромко ответила:
        - Я всё поняла, мама. Ты правильно решила. Нам давно следовало выбираться отсюда. Папа плохо поступает с другими людьми и совсем не любит ни тебя, ни Марту. Я хочу уехать с вами. Ты уже придумала, как мы убежим?
        Тогда Арина не сдержала слёз и долго обнимала свою оказавшуюся такой чуткой и понимающей дочку.
        В Москве Мира разговоров об отце и их прошлой жизни не заводила. Друзьям, которые у открытой и общительной девочки появились почти сразу, она говорила, что родители развелись и папа остался в Сибири, где они раньше жили, а мама вернулась в родной город. Дети, многие из которых не понаслышке знали, что такое развод родителей, лишних вопросов не задавали и в душу к Мире не лезли. Что вполне устраивало всех.
        Но иногда Арине всё же казалось, что ставшей уже почти взрослой Мире не хватает рядом любящего отца. Почему-то мысль попробовать найти себе мужа, а девочкам хорошего отчима ей в эти годы даже в голову не приходила. И теперь, глядя на дочерей, так быстро и явно привязавшихся к соседу, она растерялась. Удивительнее всего было то, что она Миру и Марту прекрасно понимала. И ей самой рядом с Константином было спокойно и надёжно и хотелось, чтобы он никуда не уезжал.
        Это, разумеется, было невозможно. Меньше всего Арина желала бы навязываться своему новому соседу. Поэтому и играла так старательно независимую женщину, не нуждающуюся в поддержке. Играла, и сама себя за эту игру ненавидела. Но у Константина была своя жизнь, свои проблемы. В анамнезе, как накануне выяснилось, имелась и бывшая жена с новым мужем и старым холодильником в придачу. И от этого Арина ещё сильнее боялась стать для хорошего человека, который уже дважды за короткое время очень помог им, обузой. Поэтому, поразмыслив, она решила поддерживать отношения с Константином исключительно в рамках добрососедских. На всякий случай. От греха подальше.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        С дачи Соколан выехал в состоянии, которое, честно порывшись в себе, определил, как влюбленно-романтическое.
        - Этого только не хватало, - сердито проворчал Константин и не менее сердито ткнул пальцем в кнопку магнитолы. Быстро перещёлкав все запрограммированные радиостанции, он с неудовольствием убедился в том, что на них крутили песни исключительно про любовь. Причём совсем не к Родине. Никаких тебе берёзок или осинок, а также кустов ракиты над рекой. А сплошные охи-вздохи, муси-пуси и прочие нежности. Надув щёки и с силой выпустив сквозь сжатые губы воздух, Константин снова включил диск своей любимой «Алисы», в репертуаре которой за все годы существования группы, как хорошо известно большинству любителей рока, ни одной песни про любовь к женщине не было. Что его как раз вполне устраивало. Прослушав «Дождь», «Трассу Е-95» и «Джаз», Соколан слегка успокоился и к Частичкиным и их холодильнику прибыл в настроении вполне благодушном и умиротворённом.
        Светлана увидела его в окно и радостно помахала. Константин помахал в ответ и с благодарностью подумал о том, как ему с ней повезло. Он всю жизнь мечтал о такой сестре. И обрёл её не совсем традиционным образом. Всем его девушкам, да и просто знакомым, осведомлённым о его отношениях со Светланой, такое положение вещей казалось странным и даже ненормальным.
        Константина это очень удивляло. То есть прожить с человеком много лет, съесть не один пуд соли и расстаться врагами, ненавидя друг друга, – нормально. Напоследок отсудить у более успешного супруга или супруги львиную долю состояния – естественно. Долго делить детей, используя их в качестве спортивного снаряда «канат», - правильно. Вырывать друг другу волосы, трепать нервы, портить репутацию – в порядке вещей. А разойтись, испытывая к мужу или жене безмерную благодарность и уважение, – странно. Искренне жалеть друг друга – дико. Желать счастья – не по-людски.
        В таком случае Константин предпочитал идти вразрез общепринятым нормам. И Светлану продолжал искренне любить. Как родного и близкого человека.
        Думая об этом, он вошёл в подъезд. После солнечного двора лестница старой пятиэтажки казалась совсем тёмной. Небольшие окна были затенены разросшимися перед ними берёзами и клёнами. Константин несколько секунд постоял, привыкая к темноте и, вдохнув знакомые запахи, стал подниматься вверх, на третий этаж. Этот подъезд был очень похож на тот, в котором они жили со Светланой и маленьким Костиком. Даже пахло здесь так же.
        Когда Светлана в первый раз после переезда пригласила его в свою новую квартиру, он очень удивился её выбору. Стоило менять шило на мыло, да ещё и на другом конце Москвы. Ведь, пожалуй, правильнее было подождать, поискать другой вариант. Но Светлана, сначала воспринявшая его идею с обменом, без энтузиазма, теперь, переехав в свою новую квартиру, светилась от счастья. И Константин понял, как невыносимо было женщине, свои лучшие годы просидевшей у постели больного ребёнка, матери, потерявшей сына, жить в тех стенах, что стали для неё тюрьмой. А этот дом, хотя и был ничуть не лучше старого, всё же стал шагом в другую жизнь. Поняв это, он пообещал себе, что обязательно разбогатеет и купит Светлане чудесную светлую квартирку, которую она сама себе выберет и в которой непременно будет счастлива. А ещё лучше – дом. Но до этого было ещё далеко, и пока он неоднократно предлагал бывшей жене денег на съемную квартиру. Но она, смеясь, отказывалась:
        - Ты обо мне уже столько лет заботишься, пора мне и самой взрослеть.
        Константину в этой её браваде слышалась грусть. Но настаивать он не мог. И, тем не менее, продолжал мечтать о квартире или доме для бывшей жены. Но об этой своей мечте тоже до поры до времени никому не рассказывал, полагая, что надо не болтать на каждом углу, а молча делать своё дело.
        Думая обо всём этом, он уже почти миновал второй этаж, как вдруг из-за выступа, за которым скрывалась дверь одной из квартир, метнулась тень. Прежде, чем он успел осознать, что происходит, когда-то неплохо тренированные мозг и тело среагировали самостоятельно, независимо от его желания. Именно поэтому он успел чуть отступить в сторону и прижаться к стене. Страшный удар пришёлся вскользь, по уху и левому плечу. Константин не удержался на ногах и рухнул на колени, ожидая второго удара и понимая, что не сможет избежать его: места для маневра не было. В этот же миг наверху открылась дверь и весёлый Светланин голос громко поинтересовался:
        - Костик, ты где? Изучаешь внутреннее убранство подъездной группы типичного образчика советской архитектуры начала второй половины двадцатого века?
        Тот, кто хотел раскроить ему голову, отшатнулся и тяжело и не слишком ловко, но быстро устремился вниз.
        - Вот ты загнула, Свет. Это ж надо так замысловато сформулировать, - нервно усмехнулся Константин и попытался встать, чтобы увидеть того, кто на него напал. Подняться у него получилось с большим трудом: сильно болели ушибленное во время подения колено и пострадавшее плечо. Тут же внизу уже противно заскрипела и через несколько секунд хлопнула дверь, и стало понятно, что нападавший, кто бы он ни был, благополучно скрылся. Константин сквозь зубы выругался.
        По ступеням быстро застучали тапочки, и над ним нависла крайне испуганная Светлана:
        - Костя! Костенька! Ты что? Что это у тебя?! – она протянула руку и с высоты двух ступеней коснулась его горящего уха.
        - А что там у меня? – поморщившись, поинтересовался он.
        - Кровь, - прошептала она, на глазах бледнея.
        - А… «Шёл, поскользнулся, упал, потерял сознание… закрытый перелом… очнулся – гипс», - использовал традиционное киношное объяснение Константин и бодро улыбнулся. Вышло не очень. Слова – не слишком убедительными. Улыбка – кривоватой. Но Светлана, бывшая почти десять лет женой офицера и матерью ребёнка-инвалида, мужественно и с готовностью улыбнулась ему в ответ и пожурила:
        - Ты ещё скажи «бандитская пуля».
        - О! Точно! Как же я про это забыл?
        - Нужно почаще пересматривать классику советского кинематографа, - Светлана спустилась со ступеней, подставила ему плечо и потянула его наверх, в квартиру.
        - Этим и займусь на досуге, - с рвением пообещал он, снял свою тяжёлую руку с худенького плеча бывшей жены и сам пошёл по лестнице.
        Внизу снова со страшным скрипом открылась и закрылась дверь. Через минуту их догнал Жора.
        - Привет, гость дорогой!
        - Ой, Жорик! Как ты быстро вернулся! – обрадовалась Светлана.
        Жора хотел было подать руку своему приятелю, но замер, увидев кровь и полыхающее ухо Константина.
        - Что это с тобой, Кость? – встревоженно поинтересовался он. Голос его дрогнул, и он обеспокоенно посмотрел на друга.
        - Да вот, видимо, какой-то наркоман хотел поживиться за мой счёт. А я не успел увернуться. Света меня спасла. Слышишь, Светик, ты спасла меня! Спасибо тебе.
        Светлана улыбнулась Константину.
        - Светик у нас такая. Вечно всем помогает, - умилился Жорик, - вот и тебе тоже. А ты-то что ж, майор Соколан? Совсем на гражданке расслабился?
        - Позор на мою седую голову. Видел бы меня полковник Валдайцев, шкуру бы с меня снял за такое. Зря, что ли, он меня всему учил?
        - Да подожди ты со своим полковником, - сердито перебил его Частичкин, - ты хоть видел, кто на тебя напал?
        - Да в том-то и дело, что ничегошеньки я не видел, - Константин, не смотря на браваду, был страшно зол на самого себя. Так зол, что желваки ходили ходуном и глаза побелели от бешенства. А паясничал он, чтобы хоть немного успокоиться.
        - Ну, хоть что-нибудь? Одежду, рост, комплекцию, цвет волос? – продолжал допытываться порядком напуганный друг.
        - Ни-че-го. Говорю же, позор мне. Стыд и позор.
        - Жора, я тебя прошу, - взяла мужа за руку Светлана и втянула в квартиру, - не трогай ты Костю, ему и так досталось. И давайте, наконец, в квартиру войдём, а то уже всему подъезду рассказали, что стряслось… Кстати, а ведь надо в милицию сообщить! – вспомнила она и кинулась было к телефону. Но Константин остановил её:
        - Свет, я тебя прошу, не надо. Нарика этого всё равно не найдут. А мне в командировку завтра улетать. Не хочется отменять. Сразу весь график полетит. Он у меня и так немного сбился, - тут он запнулся, не желая рассказывать о Мире, из-за которой он вернулся в Москву раньше времени.
        - Действительно, Свет. Милиция здесь ничем не поможет. А вот хлопот не оберёшься, - поддержал друга детства Жора.
        - Да ну вас, - рассердилась Светлана, - до чего вы несознательные! А если этот тип ещё на кого-нибудь нападёт?
        - Вряд ли, - не согласился с ней муж, - если это нарик, а в этом я с Костиком абсолютно согласен, его милиция всё равно не сегодня-завтра возьмёт на какой-нибудь аналогичной забаве.
        - А если он кому-нибудь череп раскроит? Посмотри, что он с Костиным ухом сделал, гад, - тут она глянула на пламенеющее ухо бывшего мужа, всплеснула руками и убежала за аптечкой.
        - Откуда кровь-то идёт, Свет? – заинтересованно спросил Константин, когда она принялась обрабатывать его рану.
        - Я не знаю, как это правильно называется, - усмехнулась Светлана, - в общем, из того места, где ухо присоединяется к голове. Там от сильного удара кожа лопнула, вот и кровоточит.
        - Понятно, - Константин тоже хмыкнул и тут же со свистом втянул воздух: ухо опухло и болело, и даже лёгкие прикосновения Светланы были неприятны.
        - Потерпи, Костенька, - жалеюще попросила бывшая жена.
        - Да всё нормально, Свет, совсем не больно, - успокоил он её. А сам подумал, что предпочёл бы, чтобы на её месте была бы сейчас совсем другая женщина. Подумал и снова рассердился на себя. Усилием воли отогнав возникший перед ним образ Арины, Константин направил ход своих мыслей в другую сторону. Тем более, что пищи для размышлений было предостаточно.
        Не случись пожара или не обнаружь он на пепелище ломика, припирающего дверь, ему бы и в голову не пришло, что нападение в подъезде Частичкиных было спланированным. Но пожар был, и ломик тоже. А вот теперь, всего через несколько дней, он едва не остался лежать на лестнице с проломленной головой. И что-то ему подсказывало, что напал на него вовсе не случайный наркоман. После всех этих событий даже у абсолютно не мнительного Константина возникали вопрос за вопросом. И пока ни на один из них ответов у него не было.
        - Это всё я виноват, Кость, ты прости меня, - вывел его из задумчивости голос Жоры, - это я с этим холодильником упёрся. Надо было грузчиков нанимать, а я всё сэкономить хотел, растяпа. Жмот и растяпа. Вот ты и пострадал. Как теперь в командировку с таким вареником с вишней вместо уха поедешь?
        - Да нормально поеду, Жор. Если уж совсем неудобоваримый вид буду иметь, напялю парик. У меня имеется парочка для конспирации. На тот случай, если вдруг в отеле знакомых примечу. А то бывает, что кто-нибудь из персонала в другую гостиницу работать перейдёт, а тут я приезжаю. Могут ведь два и два сложить и выводы сделать о том, что я не случайный постоялец. Так что я шифруюсь. Если уж лоб в лоб с бывшими знакомцами столкнусь, то инспекцию переношу. А в случае, когда издалека кого приметил, просто усы клею или парик надену и работаю. Так что под париком я чудесным образом своё ухо и спрячу.
        - Ну, такое ухо, - с сомнением протянула Светлана, - можно спрятать только под париком Аллы Пугачёвой или Ирины Аллегровой.
        - Да уж, - согласился с ней Жора, - не хило тебе дали. Это всё я виноват…
        - Жор, не начинай, - прикрикнул на него Константин, - говорю же: ты здесь ни при чём. И даже хорошо, что этот нарик обдолбанный на меня налетел, другого бы и убить мог. Так что считай, что ты жизнь человеку спас.
        Жора задумчиво почесал в затылке, но промолчал и отправился мыть руки. Светлана снова встрепенулась:
        - Вот-вот! Я про это и говорю! Надо обязательно в милицию сообщить! Ведь другому может и не повезти. Пристукнет его этот наркоман.
        - Ну, позвони, - согласился Константин, примерно представляя себе, что скажут Светлане, если она всё-таки дозвонится.
        Светлана взяла трубку, полистала старую записную книжку и быстро потыкала в кнопочки. Коротко переговорив с дежурным местного отдела внутренних дел, она досадливо поморщилась и громко опустила телефон на стол. Вид у неё был разочарованный и несчастный.
        - Тебе популярно объяснили, что, раз я жив и даже вполне здоров, никакого дела заводить не будут? – скрывая усмешку, вопросительно изогнул бровь Константин.
        Светлана молча кивнула.
        - Светик, ты сделала, что могла. Успокойся.
        - А кто тут нервничает? – поинтересовался Жорик, появившийся в дверях.
        - Да я всё переживаю, что этот нападавший может ещё кого-нибудь угробить. - Ну, пока же он никого не угробил.
        - Но ведь может… А в милиции сказали…
        - Ты всё-таки позвонила в милицию, - Жорик нахмурился, - подведёшь ведь Костю...
        - Жор, милиции всё равно, - торопливо зачастила Светлана, явно чувствуя себя виноватой. – Мне сказали, что никаких похожих случаев в районе ещё не было и что, скорее всего, это вообще какая-то ошибка или неудачная дружеская шутка…
        - А что? – засмеялся Константин и чуть поморщился, дотронувшись до пострадавшего уха. – Оригинальная версия. Шутка! Хорошая такая шутка! И, главное, дружеская.
        - Ага, - подхватил Жорка и тоже захохотал, - а треснул тебе я. По-дружески. – Смеялся он долго, до слёз. Потом вытер их и неодобрительно покачал головой:
        - С ума сойти можно от такой версии.
        - Да ладно, Жор. Давай лучше делом займёмся. Я ж сюда приезжал не только за тем, чтобы по уху получить.
        И они всё же спустили старый Светланин холодильник вниз и поставили у помойки. Не слишком привлекательным внешне, но вполне работающим агрегатом тут же заинтересовался дворник.
        - Ну вот, глядишь, и ваш холодильник к делу пристроят. И он ещё людям послужит, - обрадовался Константин.
        - Да ну его, этот холодильник! – в сердцах махнул рукой Жора. – Из-за него я чуть друга не потерял.
        Константин посмотрел на него и похлопал по плечу:
        - Забудь. Забудь, я тебе говорю!
        - Не могу. Твоё ухо служит мне немым укором. Как гляну на него, так сразу чувствую себя последним гадом.
        - Жор, - Константину стало смешно, - я сейчас уеду, и ты меня долго не увидишь. А за это время ухо моё придёт в своё обычное состояние и не будет тебе ни о чём напоминать.
        - Да у тебя же там шрам останется, - продолжал страдать Жора.
        - Да и ладно, - отмахнулся Константин, - одним больше, одним меньше. Тебе ли не знать, сколько у меня шрамов. А уж за ухом-то его и вовсе видно не будет. Вот увидишь.
        - Спасибо тебе, Кость, - Жора посмотрел на него и спросил:
        - Куда хоть сейчас-то едешь?
        - Да сначала всё туда же, в Красноярск. Я там не закончил ещё. Дела от работы оторвали. Вот сделал всё, теперь обратно возвращаюсь.
        - В Красноярск? – удивился Жора.
        - Туда, - пожал плечами Константин, - ты там когда-нибудь был?
        - В Красноярске-то? – задумчиво переспросил тот. – Нет, не был. Считай, всю Сибирь вдоль и поперёк изъездил, а там не был.
        - Это упущение, красивый город, - шутя, пожурил Жору Константин, - очень рекомендую. А в Новосибирске ты был? Я из Красноярска туда на два дня лечу, а потом уже в Москву. Через четыре дня вернусь.
        - В Новосибирске был.
        - А я вот впервые туда собрался. Так что у нас с тобой счёт один-один.
        - Если мы с тобой считать начнём, кто где был, то ты меня сразу обойдёшь. Ты же весь мир объездил, - улыбаясь, покачал головой Жора, - мне до тебя далеко.
        - Ну, зато у тебя есть возможность взять Свету да и махнуть куда угодно. Вдвоём-то гораздо веселее. А я всё один мотаюсь. Надоело уже.
        - Кость, тебе надо жениться, - завёл привычный разговор друг детства.
        - Жорка, ты от Светланы, что ли, заразился? – возмутился Константин. – Она всё меня хочет пристроить. А теперь и ты туда же?
        - Света тебе добра желает. Мы оба желаем. Она ведь иногда ночами не спит, всё переживает, что ты один.
        Константин улыбнулся: во время этого разговора он сам себе живо напомнил бессмертного Хоботова из «Покровских ворот», а Жорка был просто копией Саввы Игнатьевича, не внешне, разумеется. Хорошо, что Светлана совершенно не походила на Маргариту Павловну, гораздо больше – на чудесную Людочку-Милочку.
        - Жор, - шепнул он заговорщицки, - ты Свету-то успокой. Скажи, что я влюбился.
        - Да иди ты! – изумился Жора. – Вот это да! Когда ж ты успел-то? И, главное, где? В Греции какой-нибудь?
        - Мальчики! – выглянув в окно, позвала их Светлана. – Идите обедать!
        - Пойдём, Жор, поедим, и поеду я.
        - В Красноярск? – хохотнул Жора.
        - В Красноярск. И в Новосибирск.
        - А потом куда?
        - А потом у меня – редкий случай – на очереди московский отель.
        - Надо же, - я думал, ты только на выезде работаешь.
        - Не всегда. Хотя… если ехать от моего дома до центра, где этот отель находится, на машине да в будний день… Получится, пожалуй, то же самое, что и до Красноярска слетать.
        - Да, пробки – дело такое, - согласился с ним Жора. – А где в центре-то?
        - Помнишь, я тебя пару раз с собой в рок-кабаре затаскивал?
        - Помню.
        - Ну, вот на той же улочке. Хороший отель должен быть. Вот поеду – проверю.
        - К ним едет ревизор, - хохотнул Жора. – Ну, пойдём есть! Светик сегодня окрошку сделала. Пальчики оближешь.
        Константин выразил бурный восторг по этому поводу и в очередной раз подумал, как ужасно здорово, что два близких ему человека встретились и что теперь он может за один раз проведать их обоих: и Светлану, и Жорку Частичкина.
        Уминая Светланину окрошку и снова с удивлением вглядываясь в её помолодевшее весёлое и при этом чуть отрешённое лицо, Константин опять подумал: «Пожалуй, они всё-таки беременны». И впервые за последние десять лет снова захотел стать отцом. Как минимум, двух потрясающих девчушек пяти и четырнадцати лет отроду. А в придачу к ним можно было бы обзавестись и ещё парой-тройкой мальчишек или девчонок. Это уж как выйдет. Родятся – хорошо. А нет, так им с Ариной и Миры с Мартой хватит. Он улыбнулся мечтательно и поймал себя на мысли, что, пожалуй, в этот момент напоминал Светлану. То же блаженное выражение лица и лёгкая отрешённость. «Точно, мои Частичкины ждут ребёнка», - на этом основании утвердился он в своей мысли. И обрадовался: «Это хорошо, что сначала Света. Это правильно. Пусть первая она, а я уж за ней».
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        АРИНА
        Той ночью, когда сосед неожиданно привёз живую и невредимую Миру, Арина как раз собиралась в путь. Теперь она знала, где искать старшую дочь. Ну, почти знала.
        Внезапно осознав, что она абсолютно не помнит, где искать поселение Братства, она совсем пала духом. Венцеслав так хорошо поработал с её памятью, что иногда воспоминания казались ей не её прошлым, а увиденным когда-то фильмом. И, как ни старалась она вспомнить, где именно они построили целую большую деревню, в голове было пусто.
        Те дни, что она металась между работой и дачей, автоматически выполняя привычные дела и при этом не зная, что предпринять и как найти Миру, стали для неё сущим кошмаром. Поддерживала её только уверенность в том, что со старшей дочерью всё в порядке. Светломиру её девочка была нужна живой и здоровой.
        Арина договорилась с ещё одной соседкой по даче, пожилой одинокой женщиной, которая с удовольствием подрабатывала няней, присматривая за детьми, что та побудет с Мартой, а сама помчалась в Москву. Дома, в квартире, которую им оставила в наследство добрый ангел, их фея-крёстная Надежда Фёдоровна и из которой как раз съехали одни квартиранты, а вторые должны были заселиться лишь через несколько дней, Арина залезла в Интернет и стала по крупицам собирать информацию о Братстве.
        Дело продвигалось туго. Нет, собственно о Братстве, о его создателе и бессменном главе Венцеславе сведений было довольно много. Но всё это она и сама знала лучше, чем кто-либо. А вот так необходимая ей информация о местоположении поселения в статьях или новостях упоминалось вскользь. Арина достала старый атлас и, внимательно глядя в него и вчитываясь в строки статей о Братстве и даже между строк, принялась биться над неожиданной загадкой. Постепенно район поисков сузился до вполне конкретного. Но, учитывая размеры России, конкретный этот район был сравним по площади со многими европейскими странами. Ехать туда и искать на его просторах одно единственное поселение, пусть и довольно большое, было смешно и бессмысленно.
        Ещё несколько дней, разрываясь между работой, Мартой и поисками, Арина колдовала над картой и информацией из Интернета, надеясь хоть что-то вспомнить и проклиная поработавшего с её памятью Венцеслава, пока в один из вечеров вдруг резко не вскочила с дивана, сидя на котором она читала сказки младшей дочери. Марта удивлённо посмотрела на неё снизу вверх.
        - Господи! Господи! – повторяла Арина, судорожно вываливая на пол содержимое ящиков письменного стола. – Не может быть! Не может быть, чтобы всё было так просто! Как же я так не догадалась-то? О чём я только думала?
        Вытащив из нескольких ящиков и раскидав вокруг себя по полу самые разнообразные бумаги, она выхватила из кучи несколько конвертов, лихорадочно просмотрела их и нервно засмеялась, прижимая находку к груди:
        - Есть! Есть! Я нашла! Ну, почти нашла!
        - Что ты, мамочка? – Марта подбежала, села рядом, взяла с пола один из конвертов из рук матери и с интересом принялась его разглядывать. Читать она пока умела только печатные буквы. А потому слова, написанные на нём, сама разобрать не смогла, и снова спросила:
        - Мамочка, что ты нашла?
        - Я нашла поселение, - Арина встретилась взглядом с дочерью и пообещала:
        - Я тебе попозже всё объясню, моя хорошая, ладно?
        - Ладно, - покладисто кивнула Марта. Она мало что понимала, но чувствовала важность момента.
        Уложив её спать, Арина бережно разложила конверты на столе перед собой, снова раскрыла атлас, с которым все эти дни почти не расставалась, и взяла в руки карандаш. Зона поисков сузилась до нескольких квадратных километров вокруг храма, в котором служил отец Серафим и адрес которого был у Арины. После отъезда она раз в месяц писала старику и неизменно получала обстоятельные ответы. Письма монаха она бережно хранила. И теперь не могла понять, почему так долго она не вспоминала о том, что церковь отца Серафима находится где-то неподалёку от поселения.
        - Не иначе Венцеслав приказал мне разучиться думать, - сердито прошептала Арина, потом усмехнулась и добавила:
        - Ага, ну, или во время аварии я сильно головой стукнулась.
        Помолчав немного, она вздохнула и самокритично заключила:
        - Ну, да. Или всегда такой тугодумкой была.
        Сужение района поисков до нескольких квадратных километров очень воодушевило совсем было загрустившую Арину. Она пообещала себе, что в случае необходимости, через сито просеет эти самые квадратные километры, но Миру непременно найдёт.
        Воодушевлённая маленькой победой Арина прошла в комнату младшей дочери. Марта спала. Посидев на краешке её кровати, Арина решила, что утром договорится с соседкой, чтобы та пожила у них несколько дней, оставит Марту на неё, сама же отпросится на работе и поедет за Мирой.
        Но этого делать не пришлось. Потому что едва она приняла такое решение, за воротами раздался шум мотора. Арина, сердце которой тут же ушло в пятки, вскочила, подбежала к окну и осторожно, стараясь быть незаметной, выглянула на улицу. Из большой белой машины выбралась живая и, похоже, невредимая её старшая дочь...
        Потом, когда всё самое страшное было уже позади, они аж до рассвета просидели, обнявшись, на полу в Мириной комнате. Арина слушала рассказ девочки, смеялась и плакала, благодаря Бога за то, что у неё такая умная, сообразительная и смелая дочка. К их неравнодушному соседу она теперь испытывала чувство, близкое к обожанию.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        МИРА
        Она не была аккуратисткой, не отличалась педантизмом. Так, обычный подросток. И комната её была комнатой вполне обжитой и в меру захламлённой. Но такого, чтобы потерять важный документ и не суметь найти его и после получаса самых внимательных поисков, в её жизни не случалось. До того дня. Поэтому пропажа свидетельства о рождении Миру взволновала.
        Поначалу она подумала, что его взяла Марта. Так, шутки ради. Но сестрёнка не была вредной. И, если уж шутила, то кололась почти сразу и сама громче всех хохотала и радовалась. Но в этот раз она серьёзно помогала Мире искать пропажу и очень сочувствовала сестре. Что такое паспорт, который собиралась впервые получать та, Марта понимала не вполне отчётливо. Но зато видела, что Мира очень огорчилась, и теперь страдала вместе с ней.
        Потом раздосадованной довольно долгими безрезультатными поисками Мире пришла в голову мысль, что это мама решила таким жёстким способом проучить легкомысленную дочку. Но мама предложила устроить генеральную уборку и сама, бок о бок с растеряшей, искала свидетельство о рождении весь свой законный выходной день.
        Поэтому к вечеру Мира не знала, что и думать.
        Да ещё и любимая расчёска потерялась, что и вовсе было бредом. Потому что взять её совершенно точно никто не мог: и у мамы, и у сестры были свои. Они так и остались лежать на старом трюмо. А её, Мирина, исчезла. И снова Мира была в растерянности.
        А следующей ночью она проснулась от того, что кто-то включил в её спальне свет. Проснулась и не закричала только потому, что каждого из троих мужчин, явившихся среди ночи к ним в дом, она хорошо знала.
        Правая рука отца, второй руководитель Братства Светломир, которого она, впрочем, не любила, заговорил первым. Голос его был ласковым, приторным, у Миры даже челюсти от этой приторности свело:
        - Здравствуй, Мироша.
        Она поморщилась. Так её всегда звал отец. Странное это не то имя, не то кличка и из его уст не слишком-то ей нравилось. А уж когда так её называли другие… Поэтому она нахмурилась и неласково кивнула:
        - Здравствуйте.
        - Мирошенька, у нас стряслась большая беда… - издалека завёл прихвостень отца.
        - Я в курсе, - холодно оборвала она его.
        - Да? – удивился Светломир, очевидно, думавший, что она не знала о смерти Венцеслава.
        - Да.
        Он явно не ожидал от неё такого спокойствия, и теперь на миг растерялся. Но почти сразу взял себя в руки и торжественно изрёк:
        - А знаешь ли ты, Мирошенька, что являешься единственной наследницей Венцеслава?
        Тут Мира, до этого слушавшая Светломира без симпатии, но всё же довольно благодушно, разозлилась. Как и многие дети, она разбиралась в том, что происходит вокруг неё намного лучше, чем предполагали взрослые. Поэтому понимала, что их общий с Мартой отец младшую дочь своей почему-то не считает. Она же, наоборот, сестрёнку очень любила. Оттого Мира с неудовольствием воззрилась на Светломира и решительно возразила:
        - Мартинка тоже наследница.
        Но Светломир услышать её не пожелал:
        - А раз ты единственная наследница, то и всё, что принадлежит Венцеславу, мы должны передать тебе…
        - Мне ничего от вас не нужно, - перебила его Мира.
        - Это не от нас, Мирошенька, это от твоего отца…
        - А от него мне тем более ничего не нужно.
        Тут вдруг Светломир резко изменил тон и манеру разговора, нагнулся к ней, схватил её за шиворот длинной ночной рубашки и прошипел прямо в лицо:
        - Если тебе не надо, больше предлагать не будем. Ты, соплюшка, не понимаешь, от чего отказываешься. Не хочешь – не получишь. Но поехать с нами всё равно придётся: по собственному желанию или без оного. Понятно?!
        - Зачем? – испуганно пискнула Мира. При взгляде в его злющие глаза неопределённого цвета, ей вдруг стало страшно. Пришла в голову бредовая мысль, что фанатики, всегда окружавшие отца, решили воскресить своего лидера и гуру. А для этой цели им и понадобилась его родная дочь. Разберут они Миру на органы, как пить дать. И пересадят её свеженькие несовершеннолетние почки, печень, сердце или что там ещё им потребуется, почившему Венцеславу. А то, что останется от неё, за ненадобностью выкинут в мусорный контейнер. Хотя нет, конечно, какой контейнер в поселении? Бросят собакам. Как пить дать, бросят…
        Она совсем было решила закричать или, на худой конец, грохнуться в обморок. Но тут один из громил, сопровождавших треклятого Светломира, насторожился, ткнул пальцем в сторону двери и выключил свет. Второй, сидевший рядом с Мирой, схватил ту за шкирку и зажал ей рот. Через пару мгновений в комнату вошла её мать.
        А дальше всё и вовсе стало походить на кошмарный сон. После недолгого разговора один из цепных псов отца несильно ударил бросившуюся на её защиту маму, и та тяжело осела на пол. Мира вспомнила, как несколько лет назад отец, которого тогда она ещё любила и которому верила и доверяла, страшно гордясь собой, рассказывал ей историю этого… Святополка, вот, - вспомнила она имя громилы. Спортсмен, каскадёр, занимавшийся едва ли не всеми видами восточных единоборств, он долго искал смысл жизни и в буддизме, и в кришнаизме, вишнуизме, шиваизме и прочих «измах» (спрашивается: неужели поближе, породнее ничего поискать не мог?!). Но не нашёл. И случайно прибился к Братству. Её отцу недалёкий новообращённый, который у них выбрал себе имя Святополк, поверил сразу и безоговорочно. А тот приблизил спортсмена к себе и стал частенько использовать силу и знания того. Вот и теперь, поняла Мира, уже по приказу Светломира, а не отца, тот нажав на какую-то точку, просто обездвижил её маму. Она хотела закричать, но тут почувствовала короткий быстрый укол и почти сразу перестала принадлежать самой себе.
        Очнулась она в машине. И с удивлением узнала огромный семиместный джип отца. В нём ещё даже пахло сигаретами того (сам-то он, в отличие от своих адептов, курил). Был различим и ещё какой-то запах, странный, не похожий на табак. "А не наркотики ли это? - обожгла внезапная мысль Миру. - Хотя нет, он не мог себе это позволить. Иначе какой бы из него был гипнолог? Прада, может это остальные всякой дрянью балуются..." Но об этом, уже малозначимом, она думать не стала. Зато, стараясь не обнаружить того, что пришла в себя, потихоньку осмотрелась и стала прислушиваться. Ей нужно было во что бы то ни стало выбираться. Дома мама наверняка сходит с ума. И надо обязательно, непременно вернуться к ним с Мартой. А для этого Мире необходимо было разобраться в происходящем и подумать.
        Оказалось, что она лежала на третьем, заднем ряду сидений. Впереди, судя по голосам, были те же Светломир и Святополк и ещё один, имени которого она так и не вспомнила и решила называть его пока просто номер Третий. На улице было светло. Поначалу у Миры слезились глаза, и смотреть на свет было неприятно. Но она поморгала, сильно сжимая веки, подождала немного и вскоре смогла различить пробегающие назад деревья. Ей стало страшно и грустно, так грустно, что она хлюпнула носом, испугалась, что её услышат и тут же взяла себя в руки. Раскисать ей было нельзя. Рассчитывать им с мамой, кроме как на себя, не на кого. Как там? Спасение утопающих – дело рук самих утопающих? Да, как-то так. Хороший лозунг, правильный. И она, Мира, обязательно воплотит его в жизнь. Непременно. А мама поможет. Она ведь никогда не оставит свою дочь без помощи…
        В этот момент ехавшие до этого почти в полном молчании её тюремщики заговорили.
        - Девчонка ещё в отключке?
        Мира тут же закрыла глаза и попыталась выглядеть, как крепко спящий человек. Кто-то перегнулся к ней, посмотрел пару секунд и уверенно ответил:
        - В отключке.
        Мира узнала голос номера Третьего. Тут Святополк, деликатно кашлянув, спросил:
        - Светломир, а эта, мать девчонки, не явится в поселение с милицией?
        - Нет, - коротко хохотнул тот, - Венцеслав об этом позаботился.
        Мира навострила ушки и, кажется, даже дышать перестала, чтобы не упустить ничего из того, что будет сказано. Она не понимала, что мог сделать её умерший отец. Не перенести же поселение в другое место?
        Спросить сама она, разумеется, не могла. А Святополк молчал. То ли посчитал ответ вполне исчерпывающим, то ли не посмел задавать вопросы дальше. Мира готова была расплакаться от злости. Но через пару минут Светломир вдруг сам решил пояснить:
        - Венцеслав встречался с ней, после их побега. И поговорил. Да так, что она обо всём забыла. И рада была бы вспомнить, но не сможет. Для неё путь в поселение навсегда закрыт. Да и не станет она милицию в это дело втягивать. Побоится. Венцеслав ей уже давно внушил, что вся милиция у нас куплена. А ту, которую купить не успели, он своим даром всегда на свою сторону переманит.
        - Гипноз? – проявил догадливость номер Третий.
        - Именно.
        - Но ведь теперь Венцеслава больше нет.
        - А для этого, в том числе, нам и нужна его дочь. У девчонки, Венцеслав мне рассказывал, наследственный талант. Она прирождённый гипнотизёр. Отец даже начинал её учить, так, шутки ради. Но ему конкуренты были не нужны. Даже если конкурентка – его родная дочь. Поэтому, если она что и умеет, то совсем немного. Но я консультировался со специалистами. Мне сказали, что вполне могут девчонку обучить. И тогда всё будет по-прежнему. Мирония будет нам помогать…
        - А если она не захочет? – робко подал голос Святополк.
        - Захочет. В ней же кровь Венцеслава. А, значит, она тоже должна любить деньги и власть.
        - А если она в мать? – снова не удержался Святополк.
        - Если она такая же дура и бессеребренница, как Арина, - в голосе Светломира послышалось раздражение, - значит, нам придётся с ней поработать.
        - Как? – опять коротко спросил немногословный номер Третий.
        - Разберёмся, - Светломир явно пришёл в дурное расположение духа. Его помощники больше не рискнули задавать вопросы, и в машине снова повисла тишина.
        - Так, сейчас доедем до гаража, вы пересядете в твою машину, - через несколько минут сказал Светломир то ли Святополку, то ли Третьему. А я вернусь в Москву. У меня там ещё дела. В Красноярск прилечу как раз к тому времени, когда вы доедете.
        Вскоре они остановились в каком-то гаражном кооперативе. Мира сквозь ресницы подсматривала, стараясь, на всякий случай, запомнить как можно больше. Её, не слишком церемонясь, перегрузили в другой джип, хлопнули дверцы машин, и они снова поехали куда-то. Святополк и Третий в пути говорили о всякой ерунде. И больше Мире ничего узнать не удалось. Она лежала на сиденье, почти ничего, кроме стволов убегающих назад деревьев, не видя. Ровно и надёжно гудел двигатель и шуршали шины, наматывая на себя километр за километром. Миру увозили всё дальше от её мамы и сестры, от Москвы, от жизни. Ей было страшно. Но благодаря услышанному разговору она многое поняла. И сделала кое-какие выводы. Теперь она знала, как надо вести себя, чтобы поскорее вернуться домой.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Первое, что он увидел в Красноярске по дороге из аэропорта в отель, было лицо доктора Синькова, увеличенное до невероятных размеров. Точно такую же фотографию он видел двумя днями ранее в газете, в тот вечер, когда в ресторане увидел Миру. Задумавшийся было о своём, Константин даже вздрогнул от неожиданности. Огромный плакат предвыборной агитации жизнерадостно сообщал, что Семён Степанович Синьков баллотируется в мэры города. Слоган бросался в глаза: «Только врач может решить все «больные» проблемы города». Константин резко втянул воздух, пытаясь осознать увиденное.
        И тут же следующий билборд навис над машиной и унёсся прочь. На нём Константин успел заметить всё того же Синькова, улыбающегося слишком уж белозубой и приторной улыбкой. Такой, что сразу захотелось выпить простой воды, чтобы челюсти перестало сводить от этой слащавости.
        Странно. Он помнил Синькова вполне приятным мужиком, обаятельным и умеющим располагать к себе окружающих. На занятиях, которые Светлана и Константин посещали при подготовке к родам, он очаровал не только всех будущих мам, но их мужей. Поголовно. Соколан вспомнил, как сам ловил буквально каждое слово доктора Синькова и верил ему безусловно. Неужели Семён Степанович так изменился за прошедшие десять лет? Или просто фотография неудачная?
        Пока он раздумывал надо всем этим, водитель включил радио. Бодрый ведущий как раз вещал о предвыборной кампании. Послушав пару минут, молчавший до этого Константин спросил деликатного неразговорчивого водителя, не навязывавшего своё общество пассажиру:
        - Вы планируете голосовать?
        - Да, - кивнул тот.
        - А за кого? Решили уже?
        - Да вот за этого, Синькова, - мужчина мотнул головой в сторону очередного билборда, под которым они как раз проезжали, - хороший мужик.
        - Вы полагаете?
        - Конечно, - водитель будто бы даже обиделся, - у нас он и его жена организовали занятия, на которых учат будущих мамашек и папашек, готовят к родам, к тому, как с малышом обращаться. Ну, то есть, не сам Синьков вёл, разумеется. Он руководил. А вот жена его лично какие-то занятия проводила. Но в основном, местные специалисты, конечно. Зато роды он часто сам принимает. Моя дочка у него рожала. Тяжело ей пришлось, но он их с внуком буквально спас…
        А моего сына, нашего со Светкой сына, который родился здоровеньким, он же угробил... Константину стало невыносимо жаль Светлану, Костика и себя. Он отвернулся к окну и, силясь справиться с эмоциями, несколько раз глубоко вдохнул, стараясь делать это как можно незаметнее. Получилось, видимо, неплохо. Потому что водитель ничего не заметил и продолжил рассказывать:
        - … Он же, Синьков-то, отсюда родом. Нашенский, красноярский. В Москве учился, потом работал. А теперь вот вспомнил о нас, вернулся. Хочет потрудиться для нас, земляков. И то верно. Пора уже.
        - Да… Действительно… - невпопад отозвался Константин. И закрыл глаза, чтобы не видеть этих бесконечных агитационных плакатов.
        В новосибирском отеле Константин по обыкновению поселился в одном из лучших номеров. К вечеру он удовлетворённо констатировал, что пока работа персонала и качество предоставляемых услуг выше всяких похвал.
        Плотно поужинав в ресторане гостиницы, пребывающий в благодушном настроении Константин поднялся к себе на этаж и не спеша пошёл по мягкому, прекрасно вычищенному ковру к своему номеру. Именно благодаря этой неспешности и не столкнулся с высоким мужчиной, резко вывернувшим из-за угла, а успел затормозить в шаге от того.
        - Прошу прощения, - вежливо извинился хорошо одетый господин. Константин с улыбкой махнул рукой:
        - Ничего страшного.
        И тут же замер. Узнавание обожгло сердце и – следом - мозг. Застыл и мужчина, тоже явно поняв, кто перед ним. По уверенному лицу его быстро скользнула тень смятения. Пару секунд они смотрели друг на друга в гробовом молчании, потом, не сговариваясь, молча кивнули и быстро разошлись. Оба в крайне дурном расположении духа. Уже в дверях Константин остановился и долго смотрел за поворот, где скрылся доктор Синьков и кандидат в мэры собственной персоной.
        Ночью Соколан почти не спал, вспоминая. А утром, когда он решил прогуляться по красивому городу, в котором никогда раньше, если не считать прошлого короткого визита, закончившегося встречей с Мирой, не был, но про который слышал множество лестных отзывов, его чуть не сбила машина. Он едва успел отскочить в сторону. Снова помогла былая выучка. Резкая струя воздуха, разрезанного умчавшейся машиной, ударила по нему, и он с трудом удержался на ногах. Испуганно вскрикнула какая-то женщина. Остановились несколько человек, успевших заметить, что произошло.
        - Вы в порядке? – участливо спросил его молодой парень, почти мальчик.
        - Да, спасибо, - кивнул Константин, который почему-то слышал и видел всё каким-то странным, неестественным образом, будто бы со стороны.
        - Ездить не умеют, идиоты. Чуть человека не сбили, - громко пояснял здоровый мужик другому, не видевшему, что и как произошло, но очень интересующемуся.
        Константин остановившимся взглядом посмотрел на него. Нет, ездить тот, кто был за рулём, как раз умеет. И превосходно. Просто ему не повезло, и планируемая жертва, то есть он, Константин, оказался чуть проворнее, чем водитель ожидал.
        - А кто-нибудь запомнил номера?
        - Да какие там номера? Машина, похоже, с «покатушек», грязная вся с верху до низу. А водила, небось, на этих своих «покатушках» нализался, гад. И в таком виде за руль сел…
        Эту информацию Константин тоже принял к сведению. Но не поверил ей ни на секунду. Он точно знал, что его хотели убить. И, похоже, теперь догадался, кто и за что. Только вот не понимал, что ему делать с этим знанием. Ведь доказательств-то никаких. Не пришьёшь ведь к делу давнюю историю с сыном и случайную встречу в коридоре отеля. Встречу с тем, кто хотел избавиться от него.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Дочерей Арина устроила в одной из комнат для персонала. Тесновато, конечно, зато постоянно у неё на глазах и охрана у них в отеле прекрасная. Это было лучшим выходом в сложившихся обстоятельствах. Начальство её любило, коллеги тоже, и никто не возражал, если они с дочками некоторое время поживут в отеле. Такую необходимость Арина объяснила ремонтом на даче.
        И вот уже три дня они жили в самом центре Москвы. Деятельная Мира решила использовать возможность и поближе познакомиться с работой отеля изнутри. Стараясь никому не мешать и не попадаться глаза постояльцам, она помогала то горничным, то клининговой службе или, попросту, уборщицам, то изводила своими вопросами начальника службы безопасности отеля. Не обошла она своим интересом и отдел приёма и размещения, в котором работала Арина. Марта же целыми днями пропадала в собственной прачечной гостиницы и подружилась со всеми сотрудниками, которые баловали её, как только могли. Арина опасалась даже, что за время их вынужденной изоляции, её младшая дочка превратится в колобка – столько шоколадок, конфет и прочих сладостей и лакомств приносили Марте её коллеги.
        В тот день всё шло наперекосяк. Когда сработал будильник маленького музыкального центра, Арина встала и на цыпочках хотела прокрасться в душ. Но, проходя мимо кровати, на которой спали девочки, она в нежном утреннем свете увидела красное лицо и сухие губы Миры и замерла. Этого ещё не хватало! Осторожно потрогав лоб дочери, Арина вздохнула: тридцать восемь и пять, не меньше. А скорее всего, больше. С самого детства Мира болела редко, но, что называется, метко, с температурой не ниже тридцати восьми, а, обычно под сорок. В такие дни она не могла даже подняться с постели, лежала пластом, попеременно то красная, то бледненькая, измученная, слабая, а Арина только и делала, что меняла ей компрессы, которые на горячем лбу девочки моментально нагревались.
        Почувствовав прохладную руку Арины, Мира с трудом приоткрыла глаза, помолчала недолго, прислушиваясь к себе, и слабо улыбнулась:
        - Ну, вот. Только этого и не хватало.
        - Ничего, доченька. Ничего. Ты пока лежи. А я сбегаю в ресторан, попрошу тебе клюквенного морса сделать. И градусник с лекарством сейчас раздобуду, - она ободряюще улыбнулась дочери, а потом тихонько взяла на руки спящую Марту и перенесла ту на свою кровать, чтобы Мира могла спокойно раскинуться и подремать.
        Морс и лёгкий завтрак для Миры девочки из ресторанной службы принесли очень быстро. Градусник и жаропонижающее тоже отыскались скоро. Арина аккуратно приподняла руку пышущей жаром дочери, поставила под мышку электронный градусник и, как только он дважды пискнул, сообщая, что выполнил своё дело, посмотрела на экранчик: тридцать восемь и девять. Ну, конечно. Другой температуры у Миры ни разу в жизни и не бывало. Никаких тебе тридцати семи и одного. Только так. Если уж жар, то такой, что руке горячо. Когда Мира была маленькой, Арина обнаружила, что во время болезни даже крохотные ступни крошки бывали жаркими. А уж про лобик и вовсе говорить нечего.
        От еды Мира отказалась, выпила немного морса и откинулась на подушки, заботливо подоткнутые матерью. Арина дала дочери детского жаропонижающего, дождалась, когда оно подействовало и лоб Миры покрылся прохладным потом – верным признаком снижающейся температуры – и принялась будить Марту. Пора было идти работать.
        Как ни странно, временное их бездомье, так расстроившее Арину, в этой ситуации было даже к месту. Живи они с девочками сейчас у себя на даче, а не в отеле, пришлось бы оставлять заболевшую Миру одну и весь день мучиться: как там ребёнок. А так Арина была совсем рядом с дочерью и в любой момент могла вырваться на минутку и проведать её.
        Будто услышав её мысли, Мира еле слышно позвала:
        - Мамочка, а хорошо, что ты нас сюда привезла. Будешь спокойно работать и не переживать, что я одна-одинёшенька болею, а ты в отеле.
        Арина, в этот момент причёсывавшая младшую дочь, обернулась и посмотрела на старшую. Та улыбалась, слабо, но мужественно, явно стараясь подбодрить мать.
        - Я всё равно буду волноваться. Но навещать тебя смогу гораздо чаще, - Арина была благодарна своей девочке. Своей уже совсем большой сильной и смелой девочке.
        До того, как они сбежали из Братства, она считала дочь ребёнком. Да ещё, был такой грех, и папиной дочкой. Иногда она мучительно страдала от ревности, наблюдая, как Венцеслав осознанно или нет, но отучает Миру от матери. Да что там! Конечно, он делал это вполне продуманно. Ему нравилось причинять Арине боль. И методы он не выбирал...
        Марта с топотом пронеслась в ванную – умываться. И Арина вздрогнула, выныривая из неприятных воспоминаний. Думать о Братстве и Венцеславе ей совершенно не хотелось.
        Арина вслед за младшей дочерью прошла в ванную, ей нужно было привести себя в порядок и отправляться работать. Время уже поджимало. Торопясь, она бегала со шпильками, зажатыми во рту, расчёской, колготками и стаканчиком с линзами, пытаясь причесаться, одеться и вставить линзы одновременно. Естественно, ничего из этого не вышло. Колготки она порвала, зацепив их липучкой на туфельках Марты, которые помогала дочери застёгивать - хорошо, что в запасе была ещё одна пара, – расчёску уронила в унитаз, а стаканчик с линзами опрокинулся на ковёр, и по его содержимому тут же проскакала крепенькая уже обутая младшая дочь. Арина ахнула, Марта испуганно замерла, прижав обе ладошки к щекам, Мира приоткрыла глаза и с сочувствием спросила:
        - Мам, это последние, запасных нет?
        - Нет.
        - А ты очки взяла или на даче забыла?
        - Второе, - попыталась проявить выдержку Арина.
        - Приплыли, - хмуро констатировала Мира, - как же быть? Я завтра-то уже оклемаюсь и съезжу за ними. Но сегодня, боюсь, не смогу.
        - Ничего, девочки, - голос Арины звенел от сдерживаемых слёз, - день я как-нибудь и так продержусь. А вечером сбегаю в оптику, здесь есть неподалёку, и закажу очки или линзы.
        - А рецепт ты взяла? – Мира была реалисткой и умела трезво мыслить.
        - Нет, - растерялась Арина, - но сейчас есть оптики, где проверяют зрение на месте.
        - Да? – удивилась Мира. – Тогда я сейчас полежу ещё немного, а к вечеру тебе в Интернете найду адреса таких оптик. Только ты осторожнее без линз-то.
        - Хорошо, - кивнула Арина. Видела она не так чтобы очень плохо, но без очков или линз лица людей запоминала с большим трудом. Все они сливались, становились похожими одно на другое, и Арина всегда боялась, что может обидеть кого-то из знакомых, просто не поздоровавшись с ними. И ведь не по причине невоспитанности, а исключительно из-за близорукости. Но на грудь не повесишь табличку с надписью «Извините, люди добрые, не здороваюсь, потому что никого не узнаю из-за плохого зрения». Мира об этой проблеме матери знала, поэтому и волновалась.
        Марта, которая всё это время с покаянным видом стояла над тем, что осталось от линз, отмерла и робко спросила:
        - Мамочка, а как это – плохо видеть?
        Арина оглядела комнату и, подумав, ответила:
        - Ну, вот, доча, скажи мне, что лежит на столе?
        - Лимон, - пожала плечиками девочка. Арина действительно принесла раздобытый в ресторане лимон: любые цитрусовые, даже такие кислые, обожала Мира, а пользу витамина С для заболевших людей ещё никто не отменял.
        - Правильно, лимон. А как ты это поняла?
        - Ну, как же не понять? – недоумению Марты не было предела. – Лежит такой овальный, вытянутый, жёлтый, в пупырышках… Ну, лимон же!
        - А я, знаешь, как понимаю, что это лимон? Вижу, что на столе что-то расплывчатое жёлтое лежит, и понимаю, что, скорее всего, это что-то съедобное, на столе ведь, а не на подоконнике или тумбочке, к примеру. Вот и догадываюсь, что это, возможно, лимон. А был бы побольше, решила, что дыня. А лежал бы он на полу, подумала бы, что теннисный мячик. - Арина встала перед зеркалом и принялась делать пучок. С косой она на работе не ходила.
        - Ужас какой, - сочувственно протянула Марта, которая неотрывно смотрела на неё: она любила наблюдать, как Арина ловко управляется со своими длинными волосами, - то есть издалека ты и меня не узнаешь?
        - По одежде узнаю, по походке, движениям, голосу. Но если ты переоденешься и будешь спокойно стоять и молчать, то могу и не узнать. А с малознакомым человеком ни походка, ни голос не помогут.
        - Прямо беда тебе без линз, - снова расстроилась Марта. Личико её было ужасно несчастным. Арина посмотрела на неё с сочувствием.
        - Ничего, моя хорошая, не расстраивайся. Я же понимаю, что ты не специально. Ну, просто у нас сегодня день такой. Это бывает. Я как-нибудь постараюсь сегодня справиться. А вечером мы всё уладим. Видишь, Мира обещала помочь.
        - Да? – воспрянула Марта, которая не умела долго грустить. – Тогда хорошо. Ты, мамочка, если что, меня зови. Я буду твоими глазками сегодня.
        - Непременно, - пообещала Арина, - ты с утра куда?
        - Ой, мамочка! – тут же забыла о своём обещании быть глазами Арины Марта, - можно я опять в прачечную? Там так интересно!
        - Можно, можно. Только хорошо себя веди, договорились?
        - Ага, - кивнула Марта и оттеснила Арину от зеркала: ей тоже хотелось быть красивой.
        Уже полностью одевшись, заколов свои длинные волосы в большой свободный пучок – предмет восторгов всех постояльцев – и вставив ноги в элегантные бежевые лодочки, она подошла к Мире и, наклонившись, поцеловала дочь в уже гораздо более прохладный лоб.
        - Мамочка, ты очень красивая, - слабо улыбнулась дочь и неожиданно попросила, то ли предложила:
        - А давай, мы тебя замуж отдадим?
        Арина на миг растерялась, потом погладила рыжие волосы, разметавшиеся по подушке, и покачала головой:
        - У нас ты уже почти невеста.
        Но Мира вдруг – болезнь, что ли, на неё так подействовала? – заартачилась:
        - Я замуж выходить отказываюсь, пока мы тебя не пристроим. – Да ещё поддержкой сестры заручилась:
        - Правда, Мартинка?
        - Правда! Правда! – Марта, которое в это время выходила из ванной, начала беседы не слышала. Но зато она всегда, ну, или почти всегда, была на стороне старшей сестры. Поэтому и сейчас, даже не разобравшись в ситуации, она преданно подтвердила:
        - Правда! – и тут же громким шёпотом поинтересовалась у Миры:
        - А что правда-то?
        Мира, которой после жаропонижающего явно полегчало, прыснула. Засмеялась и Арина. Засмеялась и, удивившись сама себе, ответила:
        - Да вот, Мартиш, Мира предлагает меня замуж выдать. Как ты на это смотришь?
        - Я хорошо на это смотрю! – ни на секунду не задумалась Марта. В её глазах вспыхнула радость. – Я тоже не против, чтобы ты за дядю Костю замуж вышла.
        - За ко-го? – едва не рухнула со своих высоченных каблуков Арина и зачем-то переспросила:
        - За кого?
        - А это идея, Мартиш, - не обратила на неё никакого внимания непочтительная старшая дочь, - ты голова. Я до такого простого решения проблемы не додумалась. Температура, наверное, на мои мыслительные способности влияет.
        - Зато на разговорчивость – нет. Совершенно не влияет. Девочки, девочки, уймитесь! – возмутилась Арина. – Да ваш дядя Костя наверняка давно и прочно женат и имеет штамп в паспорте. И вообще, он мне совершенно не нравится.
        Обе дочери уставились на неё с явным неодобрением. Помолчав недолго, Мира покачала головой и припечатала:
        - Да-а, мам. Я с тобой уже четырнадцать лет живу, а до сегодняшнего дня и не подозревала, что у тебя такой плохой вкус.
        Арина так растерялась, что покраснела и молча вылетела из номера. Марта выбежала следом за ней, сунула свою ручку в Аринину и сочувственно прошептала громким шёпотом:
        - Мамуль, ты на Миру не обижайся. Она ведь права. Если тебе дядя Костя не нравится, тогда я уж и не знаю, кто тебе нужен.
        - Мартина Станиславовна, - Арина грозно уставилась на младшую дочь, - а с вами я обсуждать свою личную жизнь вообще категорически отказываюсь!
        - Ну и зря, - невозмутимо пожала плечиками Марта, - я ведь тебе плохого не посоветую.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Закончив с делами, Константин возвращался домой даже раньше, чем собирался, когда несколько месяцев назад планировал командировку. На ближайший рейс мест в бизнес-класс уже не было. Можно было взять билеты на следующий. Но Константина неудержимо тянуло на дачу, и он не хотел ждать ни минуты. Да и наплевать, по большому счёту, ему было на удобства. А безопасности бизнес-класс не гарантировал. Смерть ведь удивительно демократичная особа. И – случись что – самолёт падает целиком, а не по классам. Наплевать безносой на чины и регалии. Как там в песне? «А любви наплевать на приличия, на чины и на знаки отличия…»? Смерти тоже. А она Константину в последнее время напоминала о себе всё чаще и чаще. Даже самый неисправимый оптимист задумается.
        Посадочный талон ему дали на место у иллюминатора. Но он так часто летал, что ему было уже совершенно всё равно, где сидеть. А события последних дней и вовсе отбили охоту любоваться красотами. Всё ещё побаливали ухо и плечо, не давая забыть о нападении в подъезде. И теперь он всё больше сомневался в том, что это было случайное нападение.
        После почти бессонной ночи, которую Константин провёл, пытаясь понять, как ему теперь быть, мысли тяжело ворочались в голове. Хотелось хоть ненадолго забыться и перестать думать.
        До взлёта оставалось всего ничего, а место у иллюминатора всё так же пустовало. И Константин решил уже, что полетит без соседа, когда вдруг перед самым взлётом к нему подошла хорошо одетая женщина.
        - Простите, пожалуйста, моё место вот это, но, я так понимаю, вы предпочитаете уступить мне своё? - в её голосе послышалась улыбка.
        - Да, пожалуйста, - встал Константин, пропуская даму.
        Она аккуратно проскользнула мимо него и принялась устраиваться: сумочку под локоть, книгу на колени. Константин заметил, что томик обёрнут в яркую кожаную обложку, сшитую из разноцветных лаковых кусочков, очевидно, самодельную. Улыбка тронула его губы. Такую обложку он уже видел когда-то у одного человека, очень дорогого ему человека. Тут он неприлично резко повернулся к соседке и уставился на неё. Впрочем, она смотрела в иллюминатор и его странного поведения не заметила. Поэтому Константин несколько секунд беспрепятственно разглядывал её, а потом, не веря в то, что это может быть на самом деле, медленно позвал чужим, потрясённым голосом:
        - Валерия Алексеевна!
        Женщина удивлённо оглянулась, её лицо выражало готовность к узнаванию. Она без улыбки вгляделась в него, внимательно, ласково, и – глаза её засияли – удовлетворённо проговорила:
        - Костя. Костя Соколан. Здравствуй, Костенька.
        В этом было что-то удивительное, почти чудесное. Вот так, спустя двадцать с лишним лет, в самолёте на другом краю огромной страны, встретить человека, который знал тебя мальчиком и называл Костей. Теперь ты взрослый дядька, с ранней сединой в тёмных волосах, грустными глазами и пережитыми трагедиями в багаже. А для твоей учительницы – всё равно мальчишка. Она тоже не помолодела, вон, сколько морщинок у весёлых глаз, но для тебя она всё та же – молоденькая, со звонким голосом, неравнодушная.
        Константин смотрел на неё и улыбался. И она улыбалась тоже. А потом протянула руку и погладила его по волосам.
        - Костя… Если бы ты знал, как я рада тебя увидеть, наконец. Всё ждала, когда же мы встретимся…
        Константин удивлённо приподнял брови.
        - Ждали?
        - Да, ждала. Знаешь, как многих твоих одноклассников и других своих учеников я уже встречала?
        - Многих? – снова глупо переспросил он.
        - Серёжу Москвина, Жанну Грядкину, Жору Частичкина часто встречаю…
        - Жорку? Часто? А он мне ничего не говорил! – вырвалось у него совершенно по-детски, и они с Валерией Алексеевной рассмеялись.
        Самолёт и его пассажиры готовился ко взлёту, и им пришлось ненадолго отвлечься от беседы. Пристегнув ремни, Костя снова спросил:
        - То есть Жорку вы часто встречаете?
        - Да. Он в Сибири регулярно бывает. Дела у него тут какие-то. Один раз даже просто на улице его встретила.
        - Надо же… А я и не знал, что он вас видел. А как Серёга Москвин? Сто лет с ним не пересекался.
        - Неплохо. С ним я в Москве столкнулась, прямо в аэропорту. Он с семьёй летел отдыхать. У него сын и дочка, замечательные ребята, и жена чудесная, по-моему. А как ты, Костя? – она спросила это с таким искренним желанием узнать, с таким участием, что он, уже давно ни с кем не откровенничавший и мало кого подпускавший к себе, вдруг взял да и выложил ей всю свою жизнь. Рассказал и про Свету, и про Костика, и про работу. Только про события последних нескольких недель промолчал. В этом он должен был разобраться сам.
        Валерия Алексеевна слушала молча, лишь иногда задавала вопросы. И Костя удивлялся, каким точными они были. Будто бы помогали увидеть ему свою собственную жизнь с другой стороны, лучше понять и себя, и окружающих.
        И тогда он всё же решил рассказать и про доктора Синькова, который теперь собирался стать мэром. Рассказ получился долгим и путанным. Но Валерия Алексеевна так же внимательно выслушала его, вздохнула и задумчиво покачала головой:
        - То есть ты думаешь, что доктор хочет убить тебя, чтобы ты не смог испортить ему политическую карьеру, рассказав о том, что случилось с маленьким Костей и как они вас хотели обмануть?
        - Да, - кивнул он коротко.
        - Вот в этом я с тобой, Костенька, согласиться не могу. Дело в том, что я знаю Сёму Синькова. Очень хорошо знаю. Мы с ним учились в одном классе. И до сих пор… ну, может, и не дружим, но общаемся, приятельствуем. Поверь, он неплохой человек. И очень любит свою работу.
        Константин нехорошо, скептически и зло процедил:
        - Этот любящий свою работу неплохой человек угробил моего ребёнка и, в конечном итоге, разрушил мою семью.
        - Костенька, то, что пришлось пережить вам со Светой – страшно. Я не знаю, что и как произошло на самом деле. Возможно, Сёма очень испугался и дал слабину. Если так, то он плохо поступил, конечно. Но я точно знаю, что он раскаивается в этом. Я слышала вашу историю от него. Без имён, разумеется. Он был потрясён и до сих пор не может простить себя, понимаешь?
        Что касается вас со Светой, могу сказать только одно: скорее всего, вы не любили друг друга. Вы были молоды и приняли влюблённость за сильное чувство. А потом на вашу долю выпали такие беды, которые не каждый сможет пережить достойно. Вы смогли. Не предали сына, не предали друг друга. Но влюблённость прошла. Влюблённость, а не любовь. Любовь не проходит. Она становится только сильнее. Поверь мне.
        Костя слушал её и молчал. А потом вдруг с тоской проговорил:
        - Я предавал Светлану, многократно. После рождения Костика она не захотела больше, чтобы мы… не захотела быть моей женой.
        - Я понимаю, - Валерия Алексеевна положила свою тёплую ладонь на его сжатые кулаки, - тебе было всего двадцать пять. Ты был молод. Ты и сейчас молод, Костя. И тебе, конечно, нелегко было вести жизнь монаха…
        - Вот я и не вёл.
        - Не кори себя. Просто вы со Светланой были созданы не друг для друга. У тебя должна быть другая жена. А у неё другой муж. Вот и всё. Я так понимаю, что ты пока ещё не нашёл своего человека, девушку, которая создана специально для тебя?
        - Вы верите в любовь? – с горечью и недоверием в голосе удивился он вместо ответа.
        - Ты хочешь спросить: неужели я, хорошо пожившая тётка, в свои почти полвека ещё верю в сказки? – засмеялась она негромко. – Ценю твою деликатность, Костя. И да - я верю в любовь. Более того, я совершенно точно знаю, что она есть. Есть не только в книгах, но и в жизни. Много раз я видела любовь, настоящую любовь. Да, она даётся не всем. Это тоже талант – уметь любить… - Валерия Алексеевна помолчала. – Но, я тебе скажу, у тебя, Костя этот талант есть.
        - У меня? – растерялся он, снова, как и тогда, в школе, чувствуя, что эта женщина открывает ему что-то важное. Что-то такое, чего он без неё не видел, не знал, не чувствовал, хотя это и было совсем рядом.
        - У тебя. – Она кивнула. Лицо её в частых крупных родинках было строго, задумчиво. – Это было ясно ещё тогда, когда тебе было пятнадцать лет. У Серёжи Москвина тоже этот талант есть. А вот у Жоры я такого таланта не увидела...
        - У Жорки он есть, - обиделся за приятеля Константин, - он, кстати, теперь муж Светланы. И очень её любит...
        - Да? - Валерия Алексеевна покачала головой. - Надо же, как бывает. Может быть, и не разглядела я его тогда , тоже могу ошибаться. Ну, и слава Богу, что ошиблась. Это очень хорошо... А про Сёму Синькова я тебе вот что скажу. Давай-ка я ему позвоню, и подробно расспрошу, как всё тогда было, уточню детали. Он ведь мне давно рассказывал об этом, я могла о чём-то забыть. Но я всё разузнаю и потом сообщу тебе, хорошо? Или давай я вам встречу устрою...
        - Так он нам правду и сказал, - буркнул Костя. Снова получилось по-детски. Но они не засмеялись, а посмотрели друг на друга очень серьёзно.
        - Я думаю, что скажет, Костя…
        - Не нужно, Валерия Алексеевна. Спасибо. Я справлюсь сам.
        - Хорошо, как скажешь, - не стала настаивать она.
        Попрощались они очень тепло. Валерия Алексеевна аккуратно убрала его визитку и дала взамен свою. На ней были только телефоны, без указания места работы.
        - Я давно не работаю в школе, Костя. Уже десять лет пишу книги, - пояснила она с чуть смущённой улыбкой, - а указывать на визитке «писатель» как-то смешно, на мой взгляд, да и нескромно. Я же не Достоевский, Толстой или Чехов.
        - Как же я ваши книги не читал?
        - Я пишу под псевдонимом. Оставь-ка мне свой московский адрес. Я тебе пришлю пару томиков.
        - Только подпишите, пожалуйста, - улыбнулся Костя, - я буду гордиться и всем показывать. Мне так повезло, что я когда-то учился у вас, Валерия Алексеевна.
        - Это мне повезло, что я учила вас. И это я горжусь вами.
        Они вышли уже из здания аэропорта.
        - У меня здесь машина. Разрешите, я подвезу вас? – Константину не хотелось расставаться с ней.
        - Спасибо тебе, Костя. Но меня здесь встречают. Из издательства машину прислали.
        - Ну, вот… - он состроил преувеличенно расстроенное лицо и стал похож на старшеклассника, который узнал, что отменили школьную дискотеку.
        Она засмеялась и снова погладила его по волосам и лицу. Удивительно, но взрослому уже Константину Дмитриевичу Соколану эта ласка была приятна. Он потянулсялся и поцеловал свою учительницу в прохладную щёку, слишком щедро усыпанную родинками. А потом не выдержал и, низко склонившись, коснулся губами тыльной стороны её ладони.
        - Спасибо вам за всё, Валерия Алексеевна. Можно, можно я буду звонить вам время от времени?
        - Я очень на это рассчитываю, Константин, - подчёркнуто официальным тоном проговорила она. И они снова рассмеялись. Вот так, смеясь, он и сел в свою машину. Подмигнув своему отражению в зеркале, он выдохнул и проговорил:
        - Ну, вот. Побывал в детстве. Да ещё и на приёме у психотерапевта. Значительно полегчало. Теперь пора не рефлексировать, а решать проблемы. Потому что или я его, или он меня. А второй вариант меня категорически не устраивает.
        Кто этот самый «он», Константин теперь уже и не знал. Слова Валерии Алексеевны о докторе Синькове поколебали его уверенность в виновности кандидата в мэры. Надо было начинать всё сначала…
        Ещё из Новосибирска он позвонил в отель, который наметил следующим пунктом своей инспекции, чтобы забронировать номер. Ответил ему приятный девичий голос, почему-то показавшийся знакомым. Как ни строил из себя капризного и переборчивого клиента Константин, девушка была неизменно вежлива. Причём, как показалось удивлённому Константину, это была не профессиональная немного отстранённая вежливость прекрасно вышколенного сотрудника отдела приёма и размещения, а искреннее желание помочь. После добрых двадцати минут, в течение которых он, что называется, из себя меня корёжил, но так и не смог уличить девушку хотя бы в тщательно скрываемом раздражении, опытный тайный гость положил трубку изрядно заинтригованным. Ему всё больше и больше хотелось поскорее вернуться в Москву и впервые в своей карьере поработать в столичном отеле, а не за границей или в регионах. Тем более, там, похоже, ему предстоит оценивать работу настоящих профессионалов, что он особенно любил. Потому что всегда было приятнее давать положительные отзывы, чем громить какой-нибудь отель в пух и прах, хотя и такое случалось, конечно.
        Прямо из аэропорта после расставания с Валерией Алексеевной он сразу направился в центр, решив не заезжать домой. Уже пробираясь по центральным московским улочкам на машине, что, как обычно, дожидалась его на стоянке аэропорта, он набрал номер Миры, которой, в полном соответствии с данным обещанием, исправно названивал дважды в день, утром и вечером, а сейчас из-за перелёта и разговора со своей учительницей сбился с графика.
        Девочка, обычно отвечавшая таким весёлым голосом, что ему уже даже стало казаться, что она искренне рада его звонкам, тут еле слышно прохрипела:
        - Алло! – потом натужно откашлялась и повторила:
        - Алло, Константин Дмитриевич!
        - Мира, доброе утро, ты заболела? – заволновался он. – Или плакала? Что-то случилось?
        - Нет-нет, - сразу принялась успокаивать его девочка, - у нас всё в порядке. Только я немного приболела. Но это обычная простуда, поторчала у мамы на работе под кондиционером и вот результат – девять поросят! – бодро завершила она, в последний момент подумав, что сосед вряд ли поймёт, при чём здесь поросята. Но он хмыкнул и понимающе продолжил глупенький детский стишок, который, как оказалось, тоже знал:
        - …Девять поросят пошли купаться в море, резвиться на просторе. Один из них утоп. Ему купили гроб. И вот результат – восемь поросят…
        - Ну, вы даёте, Константин Дмитриевич, в первый раз в жизни вижу взрослого, который этот стиш знает. Ну, кроме моей мамы, конечно, - одобрительно прохрипела в трубку Мира, которой было скучно лежать одной в номере и она радовалась любому развлечению, например, лёгкой болтовне с соседом. Однако Константин разговор собрался свернуть:
        - Мир, ты прости, пожалуйста, но я уже к работе подъезжаю. Если ты не против, я вечером позвоню, и мы подольше поболтаем. Идёт?
        - Идёт, - вздохнула она так явственно, что ему стало стыдно.
        - Кстати, - движение почти замерло, небольшая, но крайне плотная пробка образовалась на повороте на Тверскую и он, воспользовавшись случаем, решил ещё немного позанимать беседой явно скучавшую Миру, - всё забываю спросить, как вы там у мамы на работе устроились?
        - Хорошо! – обрадовалась продолжению разговора Мира. – Очень приличные условия.
        Константин не знал, где работала Арина. И ему при словах о приличных условиях стали представляться картины одна замысловатее и абсурднее другой. То выходило, что соседка трудится кондуктором в автобусе, и несчастные девочки спят вповалку на задних сиденьях старого раздолбанного салона. То в его воображении Арина была артисткой цирка, а уставшие Мира с Мартой отдыхали в клетке со смешными зверьками носухами. Когда буйная фантазия услужливо представила его вниманию картинку, где Арина трудилась учительницей в школе, а её дочери обитали в спортивном зале на матах, сложенных стопкой под баскетбольной корзиной, Константин не выдержал и предложил:
        - Ты знаешь, через два дня у меня отпуск начинается. Так я могу вас или к себе в городскую квартиру забрать или на даче охранять. – Как тебе такой вариант?
        - Лучше на даче, - подумав, ответила Мира, - неудобно вас стеснять.
        - Вы меня совершенно не стесните, - искренне ответил Константин, который ещё по пути в Сибирь поймал себя на том, что очень скучает по своим соседкам, - завтра вечером я уже освобожусь и могу сразу за вами с Мартой заехать. Ты обсуди это с мамой, ладно?
        - Ладно, - отозвалась Мира, - спасибо вам, Константин Дмитриевич.
        - Да пока не за что. Ты мне лучше скажи, где территориально твоя мама работает?
        - В центре, на-а… - в этот момент в трубке что-то пикнуло, и связь прервалась. Константин недовольно поморщился, но перезванивать не стал: пробка потихоньку рассосалась, и он уже припарковывался у внешне весьма и весьма респектабельного отеля.
        - Потом позвоню и узнаю, где их забирать, - доверительно сообщил он своему отражению в зеркале заднего вида и отправился работать. А уже через минуту ему не нужно было перезванивать Мире, он и без неё увидел, где работает Арина. А увидев, вспомнил, что ему Марта об этом говорила, да он запамятовал. Напрочь.
        Увидев на ресепшен свою соседку Арину, он так изумился, что застыл, едва войдя в большие стеклянные двери отеля. Ему даже показалось, на миг, что это не она, а просто невероятно похожая на неё девушка. На даче Арина обычно ходила в сарафане, один раз, когда она вернулась из больницы, он видел её в джинсах и блузке. А вот сейчас она стояла около девушки, занимавшейся приёмом и размещением гостей, в красивом строгом костюме, на высоченных каблуках, а невероятные волосы её были не заплетены в косу, а как-то хитроумно и очень красиво уложены у самой шеи. Константин понятия не имел, как называется такая причёска и каким образом она не разваливается и не тянет голову своей обладательницы назад. Хотя, может, и тянет, конечно. Вон как прямо стоит Арина, какая горделивая у неё осанка и как задорно и маняще чуть приподнят хорошенький круглый подбородок…
        Или всё-таки не она? Вот сейчас она остановила на нём свой взгляд, приветливо улыбнулась и поздоровалась, но – он был в этом совершенно уверен – не узнала. Правда, и он был не в своих привычных джинсах и футболках, а в хорошем костюме. И даже причёсан и гладко выбрит. Да и виделись они друг с другом… Сколько же? Три раза? Всего три? Так, впервые, когда она вернулась из больницы, но тогда она вообще вряд ли понимала, кто перед ней и что он делает на её кухне. Второй раз, когда он привёз Миру. Но было темно, и обрадованная Арина глаз не могла отвести от вернувшейся дочери, а на него, пожалуй, и вовсе не глядела. И в последний раз они встречались, когда он собирался ехать в командировку. Да, негусто… Внешность у него самая заурядная. Так что Арина могла его и не запомнить. Вполне могла. В непривычном виде, в неожиданном месте появился и без того малознакомый сосед. Вот она его и не узнаёт… Или он ошибается и это всё же совершенно другая девушка?.. Вот, пожалуйста, он тоже сомневается, кто перед ним. А ведь он-то соседку видел не три раза, а больше: целых пять или даже шесть. Правда, большей частью
из-за забора…
        Тут из глубины холла кто-то позвал:
        - Арина, подойди, пожалуйста.
        Задумавшийся Константин встрепенулся. Ну вот, теперь всё понятно. Совершенно определённо это его соседка.
        Тем временем Арина ещё раз улыбнулась ему, да так, что сразу захотелось остаться в этом отеле как можно дольше, по возможности, на всю оставшуюся жизнь, и ушла, явно так и не узнав его.
        - Так вот с кем я разговаривал, когда бронировал номер, - пробормотал изумлённый Константин, и всё ещё в состоянии оторопи подошёл на ресепшн и приступил к выполнению своих профессиональных обязанностей - принялся изображать требовательного и непростого гостя.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        День шёл своим чередом. Через пару часов к ней подошла Людмила, её коллега из клинингового отдела, милая, очень спокойная молодая женщина, про которую Арина знала, что та тоже растит двоих детей одна, без мужа, и спросила:
        - Ариш, не отпустишь со мной Марту? У меня теперь два выходных, еду на дачу, там мои девчонки с мамой отдыхают. Мы бассейн установили, у нас настоящий спортивный комплекс есть и батут. Пусть Марта у нас погостит. Что ей в отеле с утра до ночи торчать? А послезавтра я её привезу. Ты не против?
        - Спасибо, Людочка, я не против, конечно. Даже очень за. А ты её спрашивала? - растрогалась Арина, которая в мирской, далёкой от идеала жизни, доброту, участие, желание помочь встречала гораздо чаще, чем в Братстве. В поселении, куда люди стремились, чтобы уйти от соблазнов мира и стать лучше, процветали наушничество, подглядывание, зависть. Хотя, по идее, должно было быть совсем наоборот. Она всегда этому удивлялась. Но только познакомившись с отцом Серафимом, Арина поняла, что вся их жизнь в Братстве была далека, ужасающе далека от Бога.
        - Марта сказала, что с превеликим удовольствием поедет. Она у тебя такая забавная, просто обаяшка! Так и сказала: с превеликим удовольствием. Представляешь?
        - Спасибо тебе, - ещё раз искренне поблагодарила Арина, - я сейчас вещи соберу и принесу рюкзачок Марты, хорошо?
        - Давай, а я пока свою машину к выходу подгоню. Она у меня далековато стоит.
        Через пятнадцать минут радостно возбуждённая и непрестанно щебечущая Марта укатила вместе с Людмилой, а Арина вернулась к работе. Когда она заходила за вещами Марты, Мира не спала и довольным голосом сообщила, что в Москву вернулся их сосед Константин, который предложил пожить им у него в квартире или на даче под его бдительной опекой.
        - Мам, ты представляешь, как нам с ним повезло? – умилялась Мира, которой стало немного полегче. Арина кивнула. Признаваться дочери в том, что и она очень рада возвращению соседа и что ей стало намного спокойнее только лишь от его присутствия где-то в пусть и огромном, но всё же одном городе с ними, она не хотела. Поцеловав дочь, она вышла из номера, чувствуя, что Мира смотрит ей вслед. Её старшая дочь всегда отличалась наблюдательностью. И сейчас Арина была уверена, что та всё поняла.
        В холле Арину поймала Инга, занимавшаяся персоналом.
        - Ариш, ты помнишь, Оксана Владимировна хлопотала о своей племяннице?
        - Да, конечно. Пришла девочка?
        - Пришла. Уже несколько дней назад. Вполне симпатичная. Только диковатая какая-то и грустная. Мы её после ознакомления с отелем к вам в отдел определили. Вот, посмотри, здесь её документы. – Инга протянула Арине прозрачный файл с несколькими вложенными в него листами.
        - Хорошо. Я почитаю. Кто у неё наставник?
        - Тая Ермакова.
        - Замечательно. Она умница. Этой девочке… Как её зовут?
        - Лена Поснова.
        - Лене будет легко с Таей. Ты, если их обеих увидишь, попроси, когда будет время ко мне подойти. Надо же познакомиться. А то я сегодня с утра что-то забегалась. У меня ещё Мира заболела.
        - Да ты что? Лекарства-то есть? А то давай я в обед слетаю куплю.
        - Есть-есть, не беспокойся. Так пришли ко мне девочек, ладно?
        - Обязательно.
        Через несколько минут Тая Ермакова привела к ней новую сотрудницу, совсем юную, худенькую, невысокую и, действительно, какую-то… не то чтобы грустную, но совершенно точно задумчивую. Девочка смотрела на неё испуганно и напряжённо. Арина ободряюще улыбнулась бедняжке. В первые дни на новой работе многие боятся. Но не до такой же степени. Надо будет Таю потом с глазу на глаз расспросить. Обидно будет, если девочка не подойдёт. Оксана Владимировна много лет работала у них в бухгалтерии и была замечательной женщиной, которую любили все, кто её знал. Бухгалтерша обожала свою единственную племянницу и очень пеклась о её благополучии. По её словам, девочка была славная, добрая, но очень уж застенчивая и безынициативная. Вот заботливая тётушка и решила взять на себя заботу о будущем племянницы, устроив ту на работу в их отель и получив возможность приглядывать за ней. Плохо, если придётся после испытательного срока с девочкой попрощаться. Оксана Владимировна расстроится. Ох, грехи наши тяжкие...
        Однако, беседуя с Леной Посновой, Арина ловила себя на мысли, что та ей нравится. Отвечала разумно, сдержанно, но по существу. Явно была не болтлива и неплохо воспитана. Внешность самая заурядная, ничего особенного, но вполне приятная. Только слишком, чересчур бесцветная. Лена будто бы стеснялась себя, старалась стать незаметнее и чувствовала себя в этом мире чужой. Арине всё время разговора казалось, что Лене хочется спрятать колени, чуть приоткрытые элегантной, вполне пристойной длины форменной юбкой прекрасного кроя и качества. И скромный вырез блузки она постоянно прикрывала руками. Да ещё и сутулилась. Надо будет с этим бороться… И к тому же этот чуть ли не затравленный взгляд… Арина вздохнула. Придётся работать и работать. Но Тая Ермакова должна с этим справиться, и не с такими трудностями сталкивалась.
        Разговаривали они долго. В конце беседы Арине показалось, что девочка немного успокоилась, расслабилась и даже как будто похорошела, стала почти миленькой. Ну, и слава Богу. Будем работать. А там, глядишь, всё и наладится. Сама она после Братства тоже была не слишком весёлым и мало пригодным к жизни в обществе человеком. Но ей же дали шанс. И чудесный, на грани святости отец Серафим, и добрая её Надежда Фёдоровна, и их итальянский управляющий, с которым они сейчас почти дружат, и вообще – все. И Арина была полна решимости дать такой же шанс диковатой и странноватой Лене Посновой.
        Когда девушки ушли, она встала, подошла к столу и потёрла виски. Откуда-то появилось неприятное, царапающее и раздражающее ощущение, будто что-то в этот день сделала не так, что-то не заметила, упустила из виду… Что-то… Или кого-то? Арина попыталась вспомнить. Но тщетно: ощущение это никак не хотело ни делаться более определённым, ни исчезать.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Затмение, что ли, на него нашло, когда он решил остаться в этом отеле? Или на него так подействовало присутствие не узнавшей его Арины? И как он сразу не сообразил, что, как говорится, «ещё никогда Штирлиц не был так близок к провалу»?
        Убедившись, что по какой-то причине Арина его не узнала, он успокоился и решил остаться в этом отеле и всё-таки провести инспекцию. И вот теперь, сидя в прекрасном ресторане за со вкусом и изяществом накрытым столиком, он понял, что забыл о главном, и едва на глазах у всех не хлопнул себя ладонью по лбу. Надо же быть таким идиотом! Нет, дважды идиотом!
        В первый раз он сглупил, когда рассказал сообразительной и памятливой не по годам малышке Марте, кем работает. И зачем только его потянуло на откровенность? А во второй – умудрившись забыть, что обе соседские девочки сейчас живут на работе у их мамы. Вопрос на засыпку: а где работает вышеназванная особа? Правильно. В том самом отеле, который сейчас инспектирует, внезапно потерявший всякое умение думать и сопоставлять бывший майор, а ныне тайный гость Константин Соколан. Он же тупица и болван. В рифму и очень верно по существу.
        А вот теперь, когда есть исчерпывающие исходные данные, осталось только заставить мозг думать и сложить два и два. Сёстры, которые в отличие от их матери, довольно близко с ним знакомы и вряд ли не узнают его, находятся в том же месте, что и он. Кроме того, как минимум одна из них – если только она уже не рассказала сестре, а то и маме – в курсе, кем работает Константин. Соотнести это и его появление в отеле умница Мира сможет в два счёта. А дальше… Дальше миссия провалена. Тайный гость выходит из тени и работать в таком качестве в России он уже больше никогда не сможет. Что же ты за тайный гость, если тебя рассекретили две девчушки, мать которых к тому же, как он понял, не последний человек в крупном сетевом отеле? Константин был уверен, что, как только Арина узнает, кто он такой, информация тут же станет известна в их довольно тесном мире. Ничего личного, сэр. Но вы просто сосед, а это мои коллеги. Цеховая солидарность. И только.
        Надеть парик, что ли, пока не поздно? Но он уже в своём родном облике достаточно намозолил всем глаза…
        Помрачнев, Константин оглядел зал. Посетителей было много, сновали с подносами стройные, подтянутые, изящные без манерности официанты, солидный располагающий метрдотель встречал гостей, умопомрачительно вкусно пахло. А, - внутренне махнул рукой Константин, - будь что будет. Он здесь уже несколько часов, а девочек пока не встречал. Да и вряд ли Арина разрешает им ходить там, где они могут помешать гостям. Значит, есть вероятность, что и за два своих обычных рабочих дня в одном отеле, он не столкнётся с сёстрами. А их мать уже видела его несколько раз и совершенно точно не узнала.
        Константин с всё возрастающим интересом наблюдал за Ариной. Всегда приятно смотреть на работу профессионала, кем бы он ни был. Маленький Костя обожал, когда мама-инженер делала дома какие-то чертежи. В такие дни она крепила к огромному кульману, который в их небольшой квартире занимал добрую половину и без того маленькой комнаты, лист ватмана. И тогда егоза Костик вместо того, чтобы играть в обожаемые им шумные игры или носиться с мальчишками во дворе, забирался с ногами на диван, усаживался за спиной у мамы и замирал. Он смотрел на красивые мамины руки, на остро очиненный карандаш и появляющиеся на белой бумаге чёткие причудливые линии, и время для него останавливалось.
        Вот и сейчас Константин ловил себя на том, что специально приходит в те места, где может встретить Арину, чтобы ещё и ещё раз посмотреть, как она справляется со своей не самой простой работой. Известно, что кто-то прекрасно работает с техникой, другие умеют ладить с животными, есть люди, замечательно управляющиеся с кропотливой, требующей большого внимания деятельностью. Арина гениально, потрясающе, умопомрачительно работала с людьми. При одном её появлении самый капризный клиент моментально успокаивался. Она своими внимательными серыми глазами смотрела на растерявшуюся старушку-иностранку, на большое, измученное долгим переездом семейство, на холостяка-мизантропа и даже самого неприятного посетителя так участливо и обнадёживающе, что скандалисты моментально теряли свой запал, уставшие сразу же понимали, что им сейчас помогут, ворчуны переставали сердиться, а растерявшиеся видели в этом ласковом умном взгляде решение всех своих проблем и обещание поддержки и внимания.
        Очень скоро Константин понял, что и коллеги любят и ценят Арину. К ней постоянно обращались за помощью, что-то спрашивали, уточняли. И всем она отвечала неизменно доброжелательно и с такой искренней готовностью помочь, точно именно этого человека она просто жаждала увидеть и, наконец, дождалась, встретила. Константина растрогало, когда пожилой солидный швейцар незаметно сунул пробегавшей мимо Арине конфетку, а мальчишка лет восемнадцати, занимавшийся багажом, быстро передал какой-то пакет. «От моей мамы», - не столько услышал, сколько прочитал по губам оказавшийся рядом Константин.
        - Спасибо, Васенька, - растроганно шепнула Арина, - но Анне Васильевне не стоило так беспокоиться.
        - Она очень благодарна вам за помощь, Арина Станиславовна. И просила передать это девочкам. Это просто гостинцы. Мама сама пекла.
        - Васенька, она у тебя замечательная. Мне было приятно ей помочь.
        Мальчик вспыхнул от удовольствия, с обожанием посмотрел на Арину и побежал работать. А она, улыбнувшись, прижала пакет к груди и скрылась за дверью с надписью «Служебное помещение». Константину стало неловко из-за того, что он невольно наблюдал личную сцену. Он отвернулся и пошёл по своим делам, но снова и снова сталкивался с Ариной и снова и снова любовался её работой… Или не работой? Или самой Ариной? И не сталкивался, а сознательно искал её?
        Днём огромные тяжёлые двери впустили с жаркой июльской улицы очередную группу постояльцев. В холле было прохладно и очень уютно. На лицах приехавших тут же отразились удовольствие и умиротворение. Девушка на рецепшене приветливо улыбалась всем вместе и каждому в отдельности, будто старым и долгожданным знакомцам. Ну, прямо как Арина. Константин, сидевший в невероятно удобном кресле с газетой в руках, подавил улыбку и принялся в уме обдумывать, каким будет отчёт о работе этого отеля. Взгляд его, со стороны казавшийся вполне безмятежным, цепко подмечал действия каждого из сотрудников, а мозг запоминал и анализировал. Он тоже был на работе, и от него – взялся за гуж, не говори, что не дюж – требовалось выполнить её наилучшим образом. А не только целый день любоваться Ариной.
        Пока всё шло неплохо. Ни Миру, ни Марту Константин ни разу не встретил, отель ему нравился, давать положительные отзывы он очень любил. А уж в этот раз, когда он не мог, как ни старался, быть абсолютно беспристрастным, прекрасная работа всех служб отеля, каждого из его сотрудников особенно радовала его. Поэтому настроение было неплохим, даже приподнятым. Слегка омрачало его только то, что кто-то хотел, чтобы, он, Константин Соколан, как можно скорее покинул этот мир. А вот кто и за что – он так пока и не знал. И вариантов больше, кроме кандидата в мэры, в честности и непричастности которого была так уверена Валерия Алексеевна, бывшая учительница и нынешняя писательница, не было и не предвиделось.
        И Константин, выполняя свою работу, то и дело возвращался мыслями к последним событиям и всё никак не мог понять, откуда ноги растут у этой странной истории. Его личные перспективы в свете всего произошедшего казались как никогда туманными и хотя не пугали, но совершенно определённо заставляли нервничать.
        Вечером долгого дня, начавшегося в Новосибирске, а заканчивающегося в центре Москвы, Константин решил никуда не ходить и просто посмотреть телевизор. Позвонила, чтобы узнать, как он слетал в Сибирь, Светлана. Поболтав с ней о том о сём, Константин пожелал ей спокойной ночи, рухнул на широченную удобную кровать и нащупал на тумбочке телевизионный пульт: захотелось посмотреть какой-нибудь старый, хорошо знакомый и успокаивающий своей предсказуемостью фильм. Но вместо этого по нескольким каналам крутили бесконечные сериалы про милицию или бандитов, по другим шли ток-шоу с ведущими, одинаково громко кричащими и пучащими глаза.
        Константин вяло переключал каналы пару минут и бессмысленно щёлкал бы пультом дальше, по второму и третьему кругу, если бы не увидел вдруг лицо доктора Синькова. Тот в костюме, который не слишком шёл ему, и при галстуке сидел в какой-то небольшой студии и отвечал на вопросы молоденькой, излишне активной ведущей. Константин замер и во все глаза уставился в экран.
        - Семён Степанович, - щебетала, явно любуясь собой теледива, - следующий мой вопрос будет очень личным, но мне хотелось бы всё-таки услышать ответ на него. Уважаемым телезрителям - я уверена - тоже.
        - Спрашивайте, - обаятельно улыбнулся изрядно поседевший и несколько, но, впрочем, не слишком, раздобревший за прошедшие со дня их предпоследней встречи доктор, собравшийся в градоначальники.
        - Семён Степанович, - ведущая добавила в голос интимности и ласково и чуть тревожно посмотрела в камеру, а потом на собеседника, - а были ли в вашей жизни поступки, за которые вам стыдно? Или, может быть, вы бы хотели извиниться перед кем-то, кого обидели?
        Доктор Синьков помолчал недолго, лицо его явно помрачнело и постарело, и вдруг, глядя прямо в камеру, он тихо и очень искренне сказал:
        - Да, я должен извиниться перед одним человеком. Вернее, перед двумя людьми. Я их не обижал. Я практически сломал им жизни…
        При этих словах крупным планом показали хорошенькое лицо ведущей, которая на миг не справилась с потрясением и выглядела явно оторопевшей. Синьков, не замечая её растерянности, тем временем продолжал, обращаясь не к ведущей или зрителям, а к Константину, потрясённому не меньше телевизионной девушки:
        - Много лет назад в отделении, которым я заведовал, тяжело пострадал ребёнок. Его уронили сразу после рождения…
        - Вы уронили? – еле выдавила начавшая приходить в себя ведущая.
        - Не я, - покачал головой Синьков, - но это совершенно не важно. Пострадал ребёнок, стали несчастными его родители, молодые чудесные ребята. Вот именно перед ними я хочу сейчас извиниться… Костя, Света, простите меня, ради Бога…
        - Вы хотите сказать, что все эти годы помните, как звали тех несчастных родителей? - недоверчиво усмехнулась ведущая.
        - Помню, - кивнул Синьков, - и буду помнить. – И повторил:
        - Простите, ребята. Я очень виноват перед вами. Вы знаете в чём.
        Константин смотрел в усталое лицо доктора и понимал, что верит тому и прощает, более того, уже простил его. Он выключил телевизор и в очередной раз пробормотал:
        - Но если всё-таки не он, то кто же?
        Утром он вышел из номера и почти столкнулся с Ариной. К счастью, её в этот момент позвала зачем-то горничная. И его соседка, приветливо, но несколько рассеянно улыбнувшись ему и пробормотав извинения, стремительно удалилась, оставив Константина в крайней растерянности. Он так и не мог понять: осознаёт она, кто перед ней, или нет? И если не нет, то почему? А если да, то в чём причина её странного поведения?
        После завтрака, который он, чрезвычайно заинтригованный поведением Арины, съел без аппетита, Константин решил осмотреть отель снаружи и понаблюдать со стороны за работой швейцара, носильщиков и прочих сотрудников, встречающих и провожающих постояльцев.
        Посторонившись перед тяжёлыми солидными дверьми, чтобы пропустить целую делегацию маленьких аккуратных японских бизнесменов, Константин смотрел вокруг себя рассеянным взглядом. И – ну, разумеется! – тут же увидел Арину. И совершенно этому не удивился: его глаза, не зависимо от его воли, сами искали и находили её.
        Вот и сейчас он смотрел на Арину и любовался ей. Она стояла за колонной, прижав к уху мобильный телефон, и смотрела на Константина. Смотрела внимательно и, вопреки обыкновению, неласково, не отводя взгляда и даже не моргая, и при этом говорила что-то в трубку. Константин хотел было удивиться, но в этот момент нескончаемый поток японских бизнесменов некстати закончился, и представительный швейцар, не менее тяжёлый и солидный, чем двери, услужливо распахнул эти самые двери перед Константином. Ничего не оставалось, как выйти на улицу. Где его буквально через полчаса едва не сбила машина. Снова.
        Константин задумчиво стоял на тротуаре, глядя за расторопными носильщиками, встречавшими прибывшего довольно известного западного певца, сладкий голос которого лет двадцать назад звучал из каждого окна тогда ещё Советского Союза. У певца была немаленькая свита и неисчислимое количество чемоданов. Поэтому работы у носильщиков было много, а Константин наблюдал за этой работой с профессиональным интересом и улыбкой – носильщики были великолепны, как великолепны все мастера своего дела. Любого дела, даже чемоданно-сумочного.
        Отступив ближе к дороге, чтобы не мешать зевакам, толпившимся у отеля, любопытствовать, Константин решил пойти прогуляться, пока столпотворение, вызванное приездом певца, не утихнет. Переждав сплошной поток машин, рассечённый выше по улице светофором надвое, он уже шагнул было на проезжую часть, когда услышал за спиной голос Арины.
        А дальше всё произошло очень стремительно. Услышав Арину, Константин быстро отступил обратно на тротуар, за тяжёлую каменную клумбу, и обернулся: ему почему-то показалось, что она зовёт именно его. И в этот момент, вылетев одним колесом на бордюр и задев им клумбу, – даже розовые и белые лепестки нежных петуний разметало в разные стороны, как стайку легкокрылых бабочек, – мимо Константина пронёсся большой автомобиль.
        Никто этого не заметил: все были заняты певцом и его свитой. Соколан оторопело посмотрел вслед машине, медленно обернулся к отелю и увидел, что соседки уже нет на улице. Он вспомнил Арину с телефоном в руке и её внимательный и неласковый прямой взгляд. «Неужели она сообщала кому-то, что он отправился на улицу? А теперь? Пошла докладывать, что у них снова ничего не вышло?», - отстранённо подумал Константин и пожалел, что успел отступить. Но тут же потряс головой: он не хотел верить и не верил, что Арина как-то связана с тем, что происходит в его жизни. Потому что, если она с этим всё-таки связана, то пусть уж у тех, кто хочет почему-то убить его, всё, наконец, получится. Ведь если во всём этом безобразии и правда замешана Арина, то жить ему совершенно не хочется.
        Додумав эту безрадостную мысль, Константин отвернулся от отеля и, сунув руки в карманы лёгких льняных брюк, пошёл вниз по улице.
        Обойдя все окрестные улочки, он вернулся в отель собранным и решительным. Жизнь ставила ему вопросы, ответы на которые нужно было искать. Причём срочно. А сдаваться без боя Константин Соколан не привык. Поэтому он взял газету и сел в кресло почти у самого входа. Оно стояло в укромной нише и замечательно подходило для наблюдательного пункта. Именно в этом качестве Константин и собирался его использовать.
        Вскоре у дверей ресторана появилась Арина. Она, доброжелательно улыбаясь, о чём-то разговаривала с сотрудником охраны. И тут… Тут Константин перехватил чужой взгляд, который заставил его напрячься и задуматься. Не слишком симпатичная, но при этом очень славная девушка из персонала смотрела на Арину странно, очень странно. Константин готов был поклясться, что в её быстром взгляде смешались страх, вина и жалость. Но тут Арина, будто почувствовав, что на неё смотрят, прекратила свой разговор с коллегой и пошла в сторону этой девушки. Та отпрянула, попыталась неловко спрятаться за колонну, поскользнулась на отполированном полу и едва не упала. Арина подхватила её, сказала что-то ободряющее и пошла дальше, а странная девушка долго смотрела ей вслед, беззвучно шевеля губами. Константин встревоженно приглядывался к ней. Через пару минут она вдруг встрепенулась и поспешила в сторону, противоположную той, куда ушла Арина. Выглядела девушка при этом очень озабоченной. И всё это было подозрительно и ох как не понравилось Константину.
        Придя на ужин, Константин сел так, чтобы видеть зал и двери. Потому что проблемы проблемами, а работу ещё никто не отменял. Ему было необходимо понаблюдать за публикой и персоналом. Константин неспешно просматривал меню, собираясь сделать заказ, который позволил бы ему как можно полнее оценить мастерство поваров и расторопность официантов. Только этот аспект в своём отчёте он пока ещё не отразил. А всё остальное в этом симпатичном отеле, в котором по стечению обстоятельств работала Арина, Соколану очень нравилось. Если не считать девушки в холле и её непонятного поведения. А Арина…
        Не успел он подумать о своей соседке, как увидел её в дверях. Она о чём-то спрашивала метрдотеля и была явно обеспокоена, слишком явно для простой рабочей проблемы. Так нервничать можно, только если случилось что-то из ряда вон выходящее, что-то такое… Что-то…
        - Что-то с девочками? – встревоженно пробормотал себе под нос Константин, быстро встал и пошёл к выходу, оставив на столике меню и карту вин. Делать вид, что ничего не случилось, он не мог. И не помочь Арине и её дочерям – тоже. А работа… Что ж… Работу он всё равно собирался менять…
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Что же она забыла, чему не уделила должного внимания? Вспомнить никак не получалось. И выбросить из головы тоже. Неуловимое воспоминание весь день маячило где-то рядом, дразнило, беспокоило и мешало. Это неприятное ощущение не оставляло Арину до вечера. Занимаясь своими обычными делами, она перебирала в голове всё, что происходило с самого утра. Но так ничего и не вспомнила. И чувствовала себя от этого отвратительно. Хуже некуда.
        Около семи вечера она сходила в ресторан, взяла коробочки с едой, заботливо подготовленные для Миры девочками с кухни, и пошла к дочери. Марта уже дважды звонила Арине из гостей и весело сообщала, что очень, очень хорошо проводит время.
        - Мамочка! – как всегда очень громко, кричала дочка в трубку, не давая Арине вставить ни словечка. – Мамочка! Я познакомилась с Дашей и Машей! Они такие хорошие! Мы ходили на речку! И купались! Вода тёплая! А ещё мы ели мороженое! Но это после обеда! Ты не волнуйся!
        Арина слушала восторженные вопли дочери и улыбалась. Как же кстати пришлось приглашение. И как хорошо, что о Марте можно было не беспокоиться. Потому что Мира пока ещё была совсем слабенькой. Температура снова поднялась, в обед дочка не проглотила ни кусочка, и сейчас Арина очень надеялась, что самые разные вкуснейшие блюда, которые собрали для неё на кухне, хоть немножко возбудят её аппетит, и Мира, наконец, поест.
        - Доча, вот и я! Твоя мама пришла и поесть принесла! - весело пропела Арина. Когда-то в Мирином малышовом детстве они очень любили играть в волка и семерых козлят. Причём она, Арина, была волком и козой одновременно, а Мира выступала в качестве всех семерых козлят. Маленькая Мира обожала, когда Арина пела то тоненьким голоском за козу, то страшным и хриплым – за волка. Вот и сейчас Арине захотелось повеселить приболевшую дочку, напомнить той о детстве. Но Мира не ответила. Заснула, наверное. Арина скинула туфли и на цыпочках вошла в комнату.
        Там было сумеречно. Вечернее солнце скрылось за стоявшим рядом домом и широкая тень скользнула в комнату. Но и в полумраке Арина увидела скинутое на пол одеяло, разбросанные вещи и разбитую чашку с растёкшимся вокруг неё морсом.
        Она, не понимая ещё, что произошло, подскочила к постели и – в голове было пронзительно ясно – потрогала её. Простыня и подушка ещё хранили тепло Миры. Значит, только что, буквально за пару минут до прихода Арины, она ещё лежала в постели. А потом… Что – потом?
        Хватаясь за соломинку, Арина бросилась в ванную. Но там – она ничуть не удивилась, только стало невыносимо больно где-то в груди – было пусто. Совсем пусто. А Мира… Мира пропала…
        Арина почти не сомневалась в том, кто и куда увёз её дочь. Но всё-таки зачем-то побежала по отелю, спрашивая всех и каждого о Мире. Вернее, конечно, не побежала, а, стараясь удерживать на лице безмятежное выражение, как обычно поплыла по всем коридорам и помещениям. Пугать постояльцев безумным видом потерявшей ребёнка матери было нельзя.
        Разумеется, Миры нигде не было. То есть, абсолютно нигде. Ни в бухгалтерии, ни у компьютерщиков, ни у горничных, ни в подвальных помещениях, ни на кухне. В отчаянье Арина прибежала даже в ресторан, прекрасно понимая, что Мира туда никогда бы не пошла. Когда она быстро шла по коридору, навстречу ей попалась озадаченная Тая Ермакова:
        - Арина Станиславовна, простите, пожалуйста, вы Лену Поснову не видели?
        - Лену? – растерянно переспросила Арина, которая боялась даже думать о том, где сейчас Мира.
        - Ну, Лену! Новенькую! Ну, племянницу Оксаны Владимировны. Уже битый час её нигде найти не могу! До ж чего чудная девица! – невозмутимая обычно Тая была очень сердита. – Вся в себе, думает постоянно о чём-то. Амулет какой-то теребит и – чуть задумается, шепчет какую-то ахинею. Просто сектантка какая-то!
        - Тая, перестань, ну, какой амулет? Какая сектантка? – попыталась вникнуть в ситуацию Арина.
        - Да самая настоящая! Вы что, не знаете? Она же из дома сбегала и в секту какую-то подалась. А потом вдруг вернулась. Недавно совсем. С месяц назад всего. Вот Оксана Владимировна её на радостях к нам и устроила.
        - С месяц? Сектантка? Амулет? – потрясённо пробормотала Арина. И в голове её тут же всё сложилось. И она поняла, что упускала до этого. Но было поздно. Или всё-таки ещё нет?
        - Тая, мы потом поговорим, - обогнула она растерявшуюся подчинённую и стремительно пошла по коридору, - всё потом! Всё потом!
        - Арина Станиславовна! Арина Станиславовна-а! – растерянно позвала Тая. Хотела ещё добавить «Ау!», но постеснялась. Слишком уж странно выглядела сегодня обычно приветливая и всё понимающая Арина. Настолько странно, что Тае вдруг показалось, что не стоит попадаться той на пути, – разорвёт на части... И что за день такой? Сначала Лена Поснова пропала, а теперь вот начальство с ума сошло. А ведь приличное было начальство. Даже отличное. И туда же… Эх-х!
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Когда он вышел в холл, Арины там уже не было. Спрашивать у персонала Константин на всякий случай поостерёгся. Для начала следовало понять, что происходит. Конечно, с большой долей вероятности, именно Арина как-то связана с тем или теми, кто вдруг вознамерился его, Константина Соколана, отправить на тот свет. И в этом он обязательно разберётся. Но сейчас его больше волновали девочки, Марта и Мира, которых он почти за два дня в отеле так и не встретил ни разу. И, судя по виду их матери, были серьёзные основания опасаться, что с ними что-то произошло. Что-то очень нехорошее. А этого Константин допустить никак не мог.
        Он, старательно имитируя праздность, как раз заканчивал осматривать холл и прилегающие территории, когда его соседка буквально вылетела из широкого коридора. Константин отпрянул, опасаясь, что она заметит его. Но ей явно было не до этого. Быстро, едва касаясь красивыми ногами, обутыми в туфли на высоченных каблуках, пола, Арина пересекла холл и скрылась за тяжёлой дверью. Константин с самым невинным видом приоткрыл её и заглянул. Так, всё понятно. Служебные помещения, административные отделы, святая святых.
        Звук каблучков его соседки, которая с быстрого шага явно перешла на бег, раздавался где-то за поворотом. Ладно, подождём. Константин закрыл дверь, расположился в удобном кресле в холле и принялся ждать. Конечно, Арина могла выбежать и через какую-нибудь другую дверь. Но он почему-то был убеждён, что не ошибётся, если разместит свой наблюдательный пункт именно здесь.
        Он угадал. Арина появилась через несколько минут. Следом за ней выскочила женщина лет пятидесяти, бледная и растерянная. И если волнение его соседки человек, раньше её никогда не видевший, не смог бы уловить, то лицо второй женщины выражало такую откровенную панику, что в пору было кричать во всё горло: «Караул!», вызывать разом милицию, скорую, МЧС и службу газа, объявлять эвакуацию постояльцев и убегать как можно дальше.
        Видимо, Арина тоже это поняла, потому что подхватила женщину под локоток и, мило улыбнувшись проходившим к лифтам людям, поволокла её куда-то под лестницу. Константин встал и пошёл за ними. И очень вовремя: за лестницей оказался служебный выход во двор гостиницы, который раньше он не приметил.
        Когда Константин вышел из здания во внутренний двор, испуганная женщина, подвывая и всхлипывая, дрожащими руками писала что-то в блокноте, который обеими руками держала Арина. Лицо той было страшно. Посмотрев на лихорадочно горящие глаза соседки и её бескровные губы, Константин – будь что будет – шагнул вперёд и остановился в паре метров от неё.
        - Арина, - позвал он её как можно мягче и совсем тихо, но она всё равно буквально подпрыгнула и уставилась на него так, как будто видела в первый раз. Несколько секунд они молчали, глядя друг на друга. Наконец, она не выдержала и прищурилась растерянно. Тут же на её лице отразилось узнавание и – следом – безграничное изумление. Словно она видела перед собой того, кто никак, совсем никак не мог оказаться в это время в этом месте. И тут Константин начал понимать, что опять, опять, похоже, ошибся.
        Но времени думать над тем, в чём и как именно он не прав, не было. Он видел в её близоруких – теперь он знал это! – глазах появившиеся вслед за растерянностью и изумлением радость и облегчение. Арина была рада ему и надеялась, что он появился здесь, во дворе отеля в центре Москвы, чтобы опять ей помочь. Вновь мелькнула мысль о том, что, похоже, последние сутки он был абсолютным идиотом и совершеннейшим слепцом.
        Константин подошёл поближе, взял её за руку и спросил:
        - Арина, что случилось?
        Она не стала удивлённо кудахтать, причитать и спрашивать, как он здесь очутился и зачем, а коротко, почти бесстрастно объяснила:
        - Пропала Мира. Её увезли совсем недавно. Не более получаса назад. Есть надежда, что мы можем её найти.
        - Найдём! Обязательно найдём! – всполошилась вторая женщина. Дрожащий голос её звучал жалко.
        - С Мартой всё в порядке?
        - Да. Она в гостях. На даче у коллеги. Я звонила, там всё спокойно.
        - Значит, ищем только Миру. Уже хорошо.
        - Мне надо ехать, - просто сказала Константину Арина, будто не услышав его, - я должна попробовать её найти.
        - Мы поедем вместе. И на моей машине, - объяснил он.
        - Оксана Владимировна, дайте мне ключи от квартиры, - Арина протянула раскрытую ладонь. Женщина послушно положила связку с брелоком в виде Эйфелевой башни в её руку.
        - Может быть, я всё-таки с вами? – робко попросила она. – Пожалуйста, Арина. Я прошу.
        Арина посмотрела на неё, лицо её дрогнуло, за собранностью поочерёдно проступили страх и надежда, через мгновение объединившиеся в пугающую смесь.
        - Хорошо. Вы поедете с нами.
        - Я сейчас, только предупрежу девочек, что уже ухожу, - метнулась женщина к служебному входу.
        - Быстрее. Мы будем ждать вас у главного входа, - в спину ей сказал Константин и повернулся к Арине:
        - Ключи от машины и документы у меня с собой.
        Она ничего не сказала, просто посмотрела на него так, что он сразу почувствовал себя «круче Бэтмена», тут же ощутил, что краснеет, и, чтобы скрыть это, спросил:
        - Кто это?
        - Это наша бухгалтер. Её племянница увезла Миру. Надеюсь, что или к ним домой или на дачу.
        - Понятно. Сначала едем домой?
        - Да. Они живут в Новогирееве, - Арина протянула ему блокнот, в котором дрожащим неровным почерком был записан адрес.
        - Я знаю, где это, - кивнул Константин, - пойдёмте.
        Они вошли в отель и вместе пересекли холл. Арина подошла к девушке за стойкой и что-то негромко сказала ей. Та кивнула. Арина догнала его у дверей и благодарно оперлась о его локоть, который он предусмотрительно предложил ей. Рука её чуть подрагивала. Константин выдохнул и, крепко, будто это было в порядке вещей для них, сжал её ладонь. Она слабо улыбнулась и руки не отняла.
        Бухгалтер выбежала почти следом за ними. Константин открыл ей заднюю дверцу, помог забраться на сиденье и сел за руль. Кондиционер работал, старательно изгоняя густой жар из нагревшегося на солнце салона, а Константин Кинчев пел про дождь. Его тёзка потянулся, чтобы выключить музыку. Но Арина покачала головой: не нужно. Так они и ехали до самого Новогиреева под песни «Алисы». Константин женщин ни о чём не расспрашивал, а сами они ничего не объясняли.
        Был вечер четверга, и на улицах Москвы происходило ставшее уже привычным за последние годы столпотворение. Но до Новогиреева они добрались на удивление быстро. Длинная Перовская улица уходила в сторону области. Они проехали по ней до Второй Владимирской и, следуя указаниям едва живой от переживаний бухгалтерши, запетляли между домами.
        - А если их здесь нет? – спросил Константин.
        - Тогда они на даче, в Купавне. Больше Лене ехать некуда, - сморкаясь и всхлипывая, выдавила из себя Оксана Владимировна. Голос её звучал глухо.
        - Если Лена не подалась обратно в секту, - горько вздохнула Арина. Ей было жаль несчастную тётю Лены и саму Лену. Но ещё сильнее ей было жаль Миру.
        - Секту? – приподнял бровь Константин.
        - Я вам, Константин Дмитриевич, всё расскажу попозже. Ладно?
        - Хорошо. Только давайте договоримся, что я просто Константин. Без отчества.
        Арина кивнула. Оксана Владимировна в последний раз сообщила, что нужно повернуть и убитым голосом сказала:
        - Всё. Мы приехали. Вот этот дом, четвёртый подъезд.
        - Идёмте, - едва Константин нашёл место, чтобы припарковать машину, Арина распахнула дверцу и кинулась к подъезду.
        Несчастная бухгалтерша и Константин поспешили за ней следом. Они долго ждали единственного лифта, и Арина порывалась уже бежать наверх пешком. Но Константин удержал её.
        - В своей узкой юбке и на этих высоченных каблуках на девятый этаж будете добираться дольше.
        Она глянула на него совершенно несчастными глазами.
        - Арина, мы уже почти на месте. Потерпите немного, - он говорил нарочито спокойно, почти холодно: сочувствие и мягкость могли привести к слезам, которые в этой ситуации были бы крайне не ко времени. Но она не обиделась, а кивнула:
        - Да. Да-да.
        Когда нервически вздрагивающий и постанывающий лифт, напоминающий мающегося похмельем алкоголика – запахи, кстати, были соответствующими – добрался до девятого этажа, они все вместе вывалились в крохотный полутёмный коридорчик. Оксана Владимировна принялась судорожно искать ключом отверстие замка. Руки её тряслись, спиной она закрывала тусклый свет, который едва пропускало грязное стекло на лестничной клетке, и толку от её стараний было чуть.
        Константин аккуратно отстранил её, вынул из сильно трясущейся руки связку и сам открыл замок.
        - Там ещё может быть цепочкой закрыто, - в спину ему прошептала бухгалтерша и шмыгнула носом. Она всю дорогу плакала и теперь никак не могла остановиться. Так и вытирала красное опухшее лицо платком, который, как подозревал Константин, вполне можно было уже выжимать.
        Дверь распахнулась легко. В квартире было не светлее, чем у лифта. Маленькие тесные комнатки, заставленные несоразмерно огромной, загромождающей и без того небольшое жизненное пространство тёмной мебелью, были обращены окнами на север. Оксана Владимировна шагнула вперёд и дрожащим голосом позвала:
        - Леночка! Лена!
        - Их здесь, похоже, нет, - сказал Константин, - ну, что? Теперь в Купавну?
        Но тут из дальней комнаты раздался голос:
        - Я здесь, - и в коридор вышла девушка.
        Арина хрипло глотнула воздуха и бегом, отодвинув Лену, бросилась туда, откуда та появилась. Но Миры в комнате не было. Тогда она в паническом ужасе заметалась по квартире, распахивая дверцы всех шкафов и заглядывая даже под диваны и кровати. Оксана Владимировна бегала за ней, по-прежнему причитая. В одной из комнат был балкон. Арина принялась дёргать ручки, не без труда справилась с ними и подскочила к перилам. Ей вдруг показалось, что Мира лежит сейчас на асфальте, выкинутая сошедшей с ума Леной Посновой с девятого этажа. Но внизу всё было спокойно: гуляли собачники, малыши катались на самокатах и велосипедах под присмотром бдительных родителей, раздавался смех. Эта мирная картина будто бы отрезвила её, привела в чувство. Она закрыла дверь балкона, медленно вышла в коридор и спросила, стараясь не сорваться на визг:
        - Где она? Лена, где Мира?
        - Она убежала.
        - Где?
        - Когда?
        - Как? – одновременно выпалили все.
        - Почти сразу, когда мы делали пересадку в метро, на «Новокузнецкой», - бесцветным голосом ответила Лена и заплакала.
        - Тогда почему она не позвонила? – закричала Арина. Силы покинули её и она села на пол, неловко подогнув ноги, туго обтянутые форменной юбкой.
        - Телефон у неё был с собой? – Константин присел напротив неё на корточки и внимательно, спокойно посмотрел ей в глаза, будто держа её и не отпуская в пропасть истерики.
        - Нет… А, может, да… Не знаю.
        - А где твой телефон, Арина? – Константин сам не заметил, как перешёл на ты. Арине тоже было не до политеса. Она во все глаза глядела на него, словно видя в нём единственную надежду на спасение дочери. – Посмотри, может, Мира звонила тебе, а мы не услышали?
        - Я… я забыла его там, в отеле.
        - А мой… - он поднялся, сунул руку в карман и вытянул свой мобильник. – А мой сдох, забыл поставить на зарядку.
        Арина, держась рукой за стену, попыталась встать. Константин подхватил её и рывком поставил на ноги. Она пошатнулась и оперлась о него.
        - Арина, слушай меня внимательно. Если Мира убежала от… Лены ещё на «Новокузнецкой», то она совершенно точно уже вернулась в гостиницу.
        - Тогда она вернулась бы ещё при нас! От нас пешком всего десять минут до метро. Максимум. Ну, и на метро десять. А мы уехали от отеля только через полчаса, а то и больше, после того как она исчезла.
        - Десять да десять, итого двадцать. И это только туда. Так что Мира должна была вернуться самое раннее через сорок минут. Мы уехали, а она наверняка почти следом за нами пришла обратно в гостиницу. Нужно ей позвонить.
        Оксана Владимировна с готовностью кинулась на кухню и принесла оттуда трубку. Они так и стояли всей толпой в коридоре, готовые в любую минуту сорваться и побежать, куда потребуется. Взяв из рук бухгалтерши телефон, Арина нервно потыкала в кнопки и прижала трубку к уху. В коридоре воцарилась такая тишина, что было слышно, как идут гудки вызова. С каждым последующим гудком Арина становилась всё бледнее и бледнее. Но на пятом в трубке раздался взволнованный голос Миры:
        - Алло!
        - Мира, это я!
        - Мама! Ты где?
        - Мируша, я отъехала… по делам… - Арина вопросительно посмотрела на Константина. Он одобрительно кивнул и улыбнулся. – Я скоро буду, доченька. С тобой всё в порядке?
        - Мама, тут такое было! Я чуть не влипла, мама! Но сейчас всё хорошо, я в отеле...
        - Я знаю, Мира. Я всё знаю. Ты ложись, пожалуйста. Я позвоню девочкам на кухню. Они тебе принесут поесть. Постарайся поспать, ладно?
        - Хорошо, мамочка. А ты скоро?
        - Я постараюсь. Но не обещаю. Пробки, сама понимаешь, - Арина говорила коротко, чтобы дочь не услышала, что она плачет от облегчения и счастья. Но Мира всё равно почувствовала её настроение.
        - Мамочка, со мной всё в порядке. Ты слышишь? Я даже чувствую себя гораздо лучше.
        - Я тебя люблю, фантазёрка моя, - негромко произнесла Арина и отключила телефон. Вытерев ладонью слёзы, она обернулась к безжизненно сидевшей на толстом коричневом пуфике Лене Посновой и тоном, не терпящим возражений, сказала:
        - А теперь нам нужно поговорить.
        - Конечно-конечно, - засуетилась Оксана Владимировна, - давайте поговорим. Может быть, чаю?
        Арина вопросительно посмотрела на Константина. Тот покачал головой.
        - Нет, спасибо, - ответила она за двоих, - где мы можем поговорить?
        - Пойдёмте в кухню.
        Они прошли за испуганной Оксаной Владимировной в тёмную неуютную тесную кухоньку. Арине тут же стало очень жаль глупенькую Лену Поснову и её тётю. Захотелось оставить их в покое. Но уйти, не разобравшись во всём, было глупо. Поэтому она пересилила себя, подавила острую жалость, царапавшую сердце и – почему-то – горло, села на угловой диванчик и спросила, в упор глядя на Лену:
        - Как вы попали к Венцеславу?
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Она так и не поняла, откуда появился Константин. Только что ей казалось, что дела обстоят хуже некуда и что она никогда больше не увидит Миру. И вдруг в их тихом, недоступном для случайных людей дворе, возник он. Подошёл, взял за руку – и сразу стало не так страшно. Будто бы он закрыл её от опасностей и бед...
        Как только Тая Ермакова упомянула амулет и секту, все разрозненные элементы в голове Арины сложились в картинку. Мира, её маленькая, похищенная Мира, очень любила собирать разрезанные на куски картинки, которые теперь стали называть паззлами. Иногда они оказывались такими сложными, что несколько кусочков упорно отказывались занимать своё место. Тогда Мира звала Арину и глазастую Марту, и они втроём крутили эти зловредные кусочки и так, и этак, пока не находили каждому единственное, только его и ничьё больше место. Вот и в её голове сейчас все кусочки легли на свои места, и получилась картинка. Страшная и отвратительная картинка.
        Не помня себя от ужаса, Арина кинулась в бухгалтерию, к тёте Лены Посновой. Той самой новенькой Лены, которая похитила её дочь. Теперь Арина в этом была абсолютно уверена. Бухгалтершу она вытащила во внутренний двор, где они могли спокойно поговорить, едва ли не силой. Оксана Владимировна отпиралась недолго и, заливаясь слезами, рассказала, что её бедная племянница лишь недавно вырвалась из секты, в которую угодила более полугода назад. Не веря собственному счастью, мать и тётя девушки решили срочно подыскать той какую-нибудь интересную и напряжённую работу, чтобы та увлеклась и больше ни в какую грязь не вляпалась. Подумав, Оксана Владимировна решила выхлопотать родной заблудившейся в жизни кровиночке место в их отеле, где любая работа была и интересной, и напряжённой, да ещё и довольно денежной. Из уважения к ней Лену приняли на испытательный срок.
        Всё это Оксана Владимировна выпалила на одном дыхании и вопросительно уставилась на Арину, будто спрашивая совета, что и как теперь делать. Арина посмотрела на неё молча и смогла только выдавить из себя:
        - Напишите мне, где может сейчас быть ваша племянница.
        - Да-да, конечно, - на Оксану Владимировну было больно смотреть. Ухоженная симпатичная женщина на глазах превращалась в суетливую, напуганную старуху. – А что вы будете делать, Арина?
        - Поеду к вашей племяннице и узнаю у неё, где моя дочь. Если ваша Лена снова не подалась в секту.
        - Что вы! Что вы! Нет, конечно! – бухгалтерша заплакала, даже не поинтересовавшись, какое отношение её племянница имеет к дочери Арины. – Она всё поняла. Она теперь никогда не поддастся этим сектантам…
        - Ах, если бы всё было так легко и просто, - покачала головой Арина.
        Оксана Владимировна дико поглядела на неё, суетливо достала старомодный носовой платочек и принялась сморкаться. Арина протянула ей блокнот:
        - Напишите мне адрес, телефон и всё, что знаете…
        - У нас дача в Купавне. Леночка может быть и там.
        - Адрес дачи тоже пишите, - кивнула Арина и с трудом удержала слёзы. Надежда найти дочь у Лены почти оставила её. Она так устала быть одна, и решать все возникающие проблемы в сама. Хотелось спрятаться за кого-то. Все этим мысли в один миг промчались у неё в голове. И именно в этот миг во дворе каким-то непостижимым образом очутился Константин, тот самый Константин, замуж за которого её мечтали выдать дочери. И она впервые увидела, какие добрые и грустные у него глаза, какая хорошая, дарящая надежду улыбка и как много седины в тёмных волосах. Подумалось, что он много страдал, и обязательно поймёт и её, Арину. И, когда Константин взял её за руку, она не возмутилась, не выдернула её, не посчитала это фамильярностью и беспардонностью, а лишь покрепче сжала его пальцы. Теперь она была не одна. Впервые в жизни. Потому что с Даниилом, то есть, Венцеславом, конечно, она никогда не чувствовала себя в безопасности.
        Когда они втроём с пребывающей в полуобморочном состоянии Оксаной Владимировной ехали в машине, Константин слушал «Алису» и молчал. Помогал, не задавая ни одного вопроса. И она была благодарна ему за это. Говорить и объяснять у неё не было сил. Все они уходили на то, чтобы унять крупную дрожь, бившую её, и не разрыдаться.
        А потом, будто в сказке, всё оказалось не так страшно, как мнилось поначалу. Вернее – совсем нестрашно. Мира нашлась целая и невредимая. А глупенькая девочка Лена Поснова, как выяснилось, была вовсе не злой волшебницей, а доброй феей, просто не слишком ловкой и удачливой. Арина теперь была очень признательна ей и уже не помнила о кошмарных полутора часах, пережитых ею по вине этой самой Лены. Константин, выслушав рассказ несчастной девушки, понял почти всё, и потом, в машине, она лишь объяснила ему какие-то незначительные детали. Он слушал внимательно. Очень внимательно. И Арина видела, что это не праздное любопытство. Ему и вправду небезразлично то, что происходило и происходит с её семьёй.
        Ещё во время разговора с запутавшейся бедняжкой Леной, она ловила на себе тёплые взгляды Константина и чувствовала себя семнадцатилетней студенткой, впервые по-настоящему влюбившейся. Когда на обратном пути в отель Константин вдруг включил диск ещё одной рок-группы – «Чайфа» – и Владимир Шахрин запел: «Тебе семнадцать, тебе опять семнадцать лет. Каждый твой день рожденья хочет прибавить, но я скажу нет», - Арина почти не удивилась. Вместо этого она откинулась в кресле, опустила стекло и стала весело подпевать, не думая о том, что подумает о ней Константин. Почему-то ей казалось, что он всё поймёт правильно.
        Был тёплый летний вечер, в лицо Арине летел московский ветер, отчётливо пахнувший листвой и выхлопными газами, а она была счастлива, как давно не бывала. А, может, и вообще никогда. Предчувствие любви – вот что ощущала тридцатичетырёхлетняя Арина, мать двоих детей и большой начальник. И, окрылённая этим невероятным чувством, она совершенно забыла про то, почему Лена Поснова решила увезти Миру из отеля.
        ЯНВАРЬ – ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        ЛЕНА
        Ей никогда ни в чём не везло. Вот буквально ни в чём. Начиная с самого детства. Да что там с детства? С рождения.
        У других детей были мамы и папы, да ещё обожающие бабушки и дедушки, тёти, дяди и прочие родственники. У Лены из всего списка имелись только мама, тётя да старенький дедушка. Отец растворился на просторах родины ещё до её рождения. Просто уехал, сказав, что не готов к рождению ребёнка. И её бесхребетная мама отпустила его. А ведь была не кем-нибудь – законной женой.
        Но Лена маму ни в чём не винила. Жалела только, что так получилось. В детстве она подолгу разглядывала фотографии отца и всё пыталась понять, как по внешности определить, что человек – подлец? Так ничего и не поняла, конечно. Потому что у отца было вполне приятное простое лицо и хорошая улыбка. И ничего злодейского во внешности. Неудивительно, что мама обманулась.
        Говорят, что дети частенько повторяют судьбу родителей. Подросшая Лена этого очень не хотела и панически боялась. Очевидно, именно поэтому всё вышло так, как вышло.
        Детскосадовское и школьное детство Лены было скучным и неинтересным, самым обычным. А хотелось-то другого. Мама, тяжело переживающая своё одиночество, искала утешения. И находила его в красивых западных фильмах про любовь. Она не возражала, если её ещё совсем маленькая дочка смотрела с ней какие-нибудь «Фанфан-Тюльпана» или «Есению», и не думала о том, что, пожалуй, девочке по возрасту больше подошли бы мультфильмы. Лишь бы ребёнок не требовал внимания и не мешал погружаться в мир грёз.
        Когда Леночка подросла и научилась читать, в ход пошли книги. Тётя Оксана, родная сестра матери, тоже так и не смогла выйти замуж. Она предложила сестре съехаться, и вместо двух однокомнатных квартир в разных концах Москвы, они умудрились выменять крошечную трёшку в Новогирееве. Тётя Оксана тоже любила читать и имела довольно обширную библиотеку, которую в первую очередь и перевезла в их новый общий дом.
        Мама и тётя много работали, Леночка училась в школе. И довольно неплохо училась, но при этом ничем, в сущности, не интересовалась. И если другие её одноклассники занимались кто музыкой, кто спортом, кто росписью по дереву и много ещё чем, то Лена ждала только одного: когда она сможет оказаться дома и сесть за книгу.
        Поначалу девочка ещё спрашивала у тёти, что та советует ей прочесть. И Оксана Владимировна доставала ей с полок «Тома Сойера» или книги Астрид Линдгрен. Леночка читала быстро, и вскоре все произведения, написанные для детей и имеющиеся в их домашней библиотеке, были прочитаны. В ход пошли книги для подростков или и вовсе для взрослых. К счастью, у тёти были целые собрания сочинений Фенимора Купера, Джека Лондона, Майн Рида и других писателей. Их хватило Леночке до тринадцати лет. А в тринадцать, она стала доставать книги с самой верхней полки. И перед ней развернулся уже другой мир. Не мир приключений, а мир страстей. Герои этих, новых для неё книг, любили, страдали, испытывали чувства, не всегда достойные подражания, и частенько поступали совсем не так, как внушали Леночке в школе и дома. Поначалу она удивлялась. Но постепенно привычка считать книги источником только хорошего и правильного взяла своё. И Лена тоже захотела жить так, как живут герои этих книг. И если раньше она мечтала познакомиться с индейцами, поскакать по прерии на прирученном мустанге или полететь на воздушном шаре и оказаться
на необитаемом острове, то теперь она жаждала только неземной любви.
        Внешне Лена была девушкой самой обычной и прекрасно осознавала это. Но мечты тем и хороши, что в них может происходить что угодно. И Лена увлечённо придумывала свой собственный мир, в котором была невероятной красавицей, чьей руки добивались многие и многие претенденты, один лучше, умнее и достойнее другого.
        Лена окончила школу не хорошо и не плохо, поэтому какие-то серьёзные вузы с громкими именами вряд ли были ей по зубам. Да она и не знала, кем хочет быть. В её придуманном мире не было необходимости учиться, стремиться к чему бы то ни было, кроме сильных страстей, и добиваться поставленных целей, кроме счастливого замужества. Поэтому она по привычке поплыла по течению. Вместе с двумя одноклассницами она поступила в институт с труднопроизносимым и маловразумительным названием, из которого должна была выйти, получив не менее труднопроизносимую и маловразумительную специальность. Мама и тётя, мечтавшие о другом, повздыхали, конечно, но смирились.
        И всё в их маленькой семье шло своим чередом, пока на пути Лены не появился… Святополк…
        Когда Лена произнесла это имя, Арина, внимательно слушавшая девушку, покачала головой и вздохнула. Теперь она могла легко представить, что и как происходило дальше. Пожалуй, среди молодых членов Братства Святополк был самым привлекательным внешне и поэтому частенько ездил в крупные города, охмурял наивных дурочек, у которых были деньги или квартиры, и привозил их в поселение. Деньги, разумеется, переходили на словах в собственность общины, а на деле ни один из рядовых членов Братства и не представлял, куда и на что они тратились. Квартиры или продавали или использовали опять же в нуждах Братства, вернее, его руководителя и лиц к нему приближённых. Думать о том, жизни скольких людей перемолола ненасытная секта, придуманная и созданная её бывшим мужем, Арине было невыносимо больно. А ещё было очень стыдно за то, что она, сумев выбраться сама, не сделала ничего, чтобы помочь тем, кто остался. Впрочем, за годы жизни в Братстве она не видела ни одного человека, который хотел бы вернуться. Венцеслав виртуозно умел выбирать последователей и не менее виртуозно обрабатывал их. Каждый из жителей поселения
искренне верил в то, что только они – избранные и только они будут спасены во время Апокалипсиса, который непременно случится в самой ближайшей перспективе.
        Константин посмотрел на расстроенное лицо Арины и вопросительно вскинул брови. Но она лишь покачала головой и шепнула:
        - Потом, всё потом, - сделав ему знак, чтобы пока он просто внимательно слушал.
        Дальнейший рассказ Лены подтвердил все догадки Арины.
        С Святополком бедная восторженная девушка познакомилась в метро. Он был невероятно хорош собой и потрясающе сложен. Настолько, что Лена, встретив его в вагоне метро, засмотрелась, едва ли не раскрыв рот. Таких красавцев до этого она видела только в маминых любимых фильмах и в своих мечтах. Когда пришло время выходить, девушка с сожалением взглянула на незнакомца в последний раз и шагнула из вагона на станцию. Святополк догнал её на эскалаторе и предложил познакомиться. Если бы он заботливо не поддерживал её под локоток, Лена, пожалуй, что и упала бы на движущиеся ступени, настолько потрясло её его предложение.
        И всё закрутилось. Сейчас, прожив полгода в поселении и умудрившись убежать оттуда почти сразу после смерти Венцеслава, она с удивлением вспоминала о том, что в первый же вечер рассказала новому знакомому о том, что у неё недавно умер дедушка, который оставил любимой внучке двухкомнатную квартиру в Москве. Святополк – его имя показалось Лене прекрасным и вполне романическим, подходящим её герою, – вёл себя так, как она представляла в самых смелых, самых заветных своих мечтах…
        - Его научил очаровывать женщин Венцеслав, - тихо пояснила Арина, воспользовавшись тем, что Лена отхлебнула чаю из большой чашки, которую заботливо поставила перед ней тётя. – Он ему преподал целый курс, учитывая и психологию, и физиологию. Да ещё заставлял читать женские романы. Говорил: «Это пишут женщины для женщин. Здесь всё, о чём они мечтают и чего хотят. Сам ты такого в жизни не придумаешь. Ни одному мужчине это просто не придёт в голову. А тут уже готовые сценарии охмурения. Читай и заучивай целые куски. Будешь по необходимости цитировать».
        - Какой мерзавец, - всхлипнула Оксана Владимировна. Лена промолчала, но видно было, что эта информация потрясла её. Погрев руки о чашку – она постоянно дрожала, хотя на улице и в квартире было очень тепло – девушка продолжила рассказ…
        Какое-то время они со Святополком, который разрешил называть Святиком, встречались, как и другие влюблённые. Но в один из вечеров Лена с тревогой заметила, что её любимый, а иначе она его уже в мыслях и не называла, стал часто задумываться, замолкать на полуслове и вести себя так, будто что-то тяготило его. Взволнованная таким поведением кавалера, Лена попыталась разговорить Святополка. Но на все её вопросы он отвечал только:
        - Нет-нет. Всё хорошо. Всё прекрасно, Леночка. Тебе кажется…
        Так прошло несколько дней. Лена просто извелась, не зная уже, о чём и думать. Ей мерещились или коварная соперница, или страшная болезнь, или богатые жестокие родители, не позволяющие отпрыску связать свою жизнь с избранницей из простой семьи. Она перестала спать и есть, с тревогой ожидая, что Святополк позвонит и скажет, что больше они никогда не увидятся, или вовсе просто не придёт на очередную встречу. Но он звонил и на встречи приходил, даже ни разу не заставив её ждать. И, наконец, на пятый или шестой день таких мучений Лена не выдержала и просто взмолилась:
        - Милый, я же вижу, что с тобой происходит что-то плохое, что-то мучит тебя. Скажи мне, что случилось? Я не могу больше оставаться в неведении!
        Подобным образом она уговаривала его добрых пятнадцать минут, и, в конце концов, он рассказал ей всё…
        Тут Оксана Владимировна схватилась за сердечные капли и, выпив их залпом, снова в сердцах прошептала:
        - Вот ведь гад какой!
        - М-да… - покачал головой Константин, - как они вас, Леночка, обрабатывали грамотно.
        - Сейчас-то я это понимаю, - жалобно простонала девушка, - а тогда…
        Тогда, после почти недели неизвестности и кошмарных предположений, она, услышав про Братство, про Венцеслава и других, впала в состояние эйфории.
        - Почему же ты мне сразу не рассказал об этом, Святик? Зачем так долго мучился, сомневался?
        - Я боялся, что ты не поймёшь и не захочешь поехать со мной в поселение. А без тебя я уже жить не могу. Но и без Братства тоже.
        - Что ты! Что ты! – жарко зашептала Лена. – Это ведь прекрасно, что ты искал себя и нашёл рядом со своим Учителем. Я так мечтаю познакомиться с ним!
        - Правда? – поднял на неё счастливые глаза Святополк, который до этого сидел будто в воду опущенный. – Ты поедешь со мной?
        - Конечно! – она уже была готова ехать, мчаться, лететь, ковылять, ползти куда угодно.
        - Но как же твоя учёба?
        - Мне понадобится в Братстве моя специальность?
        - Нет, - улыбнулся Святополк.
        - Ну, значит, она мне и не нужна. Я завтра же заберу свои документы из института.
        - Тогда мы сможем выехать к нам уже послезавтра рано утром, - расцвёл Святополк. – Обычно Венцеслав мало кого принимает. Но я попрошу его встретиться с тобой сразу же. Я расскажу ему, как ты дорога мне, и он поймёт…
        Лена слушала своего любимого и таяла. В этот момент она чувствовала, как соединяются воедино две её мечты: детская – о приключениях, и подростковая и юношеская – о необыкновенной любви. Она была счастлива.
        Из Москвы они уехали тайно. Матери и тёте она оставила скупую жестокую записку: «Я уехала с любимым. Не ищите нас. При необходимости – напишу. Будьте счастливы»…
        Когда Лена в своём рассказе дошла до этого места, Оксана Владимировна зашлась в плаче, вскочив, вытащила из растрёпанной телефонной книги злосчастное послание, измятое и явно неоднократно политое слезами, и принялась совать его то Арине, то Константину. Те записку прочли, покивали сочувственно, а Лена встала, подошла к тёте и виновато поцеловала в щёку. Эта ласка успокоила женщину куда лучше сердечных капель, и она снова села на своё место, утирая глаза кухонным полотенцем…
        Встреча с Венцеславом потрясла Лену. Никогда ещё она не видела такого умного, глубокого, такого понимающего и тонко чувствующего человека. Он рассказывал о Братстве, и ей казалось, что именно такой жизни она и хотела всегда, именно этого и искала. К тому же он так лестно, с таким теплом отзывался о Святополке… За одно это она была готова обожать его. И ей показалось совершенно разумным и правильным отписать свою квартиру Братству…
        Константин вопросительно посмотрел на Арину:
        - Гипноз?
        - Да, - кивнула она, - он один из лучших гипнотизёров в стране и, пожалуй, в мире… Был…
        - Такой талант и на такое гадкое, непотребное, недостойное дело! – сокрушалась Оксана Владимировна.
        В первый месяц в Братстве Лена была по-настоящему счастлива. Но потом… То ли она всё-таки оказалась маловосприимчивой к гипнозу, то ли Венцеслав, посчитав её лёгкой добычей, что-то упустил, но постепенно она стала прозревать. Святополк всё чаще и надолго уезжал из поселения, а потом возвращался с девушками и женщинами. Лена ревновала, ей казалось, что каждая из них влюблена в него. Теперь, конечно, она понимала, что это были такие же обработанные им несчастные, которые поверили ему и приехали в поселение, отдав всё, что имели Братству. А тогда… Тогда она страшно страдала. И постепенно созрело решение разобраться с тем, что происходит.
        В поселении она жила в длиннющем доме, больше всего похожем на барак. Но в отличие от многих у неё была собственная комнатка, клетушка, площадью четыре квадратных метра, но своя. И Святополк иногда заходил к ней. В такие минуты она старалась потихоньку расспросить его о том, что волновало её.
        Ближе к лету она поняла, что любимый её не слишком умён и к тому же тщеславен и болтлив. Привыкнув и даже привязавшись к ней, он перестал цитировать женские романы и стал говорить сам. Его примитивные речи с головой выдавали недалёкого человека. И начитанная и в общем-то неглупая Лена ужаснулась. Но внешне она по-прежнему вела себя безупречно. И тогда Святополк, искренне считая, что осчастливливает свою покладистую и ласковую – Лена очень старалась выглядеть именно такой – подругу, выхлопотал для неё место прислуги у Венцеслава. Вернее, в Братстве это называлось нелепым, придуманным то ли самим Учителем, то ли кем-то из «братьев» словом «палатница», видимо, образованным от палат (так любил называть комнаты в своём доме Венцеслав).
        Именно это помогло Лене окончательно понять, куда она попала. Теперь она постоянно жила в небольшом чулане в доме Венцеслава на случай, если ему что-то понадобится ночью. Сам Учитель и его приближённые ночами, думая, что Лена, уставшая за день, крепко спит в своей каморке, частенько обсуждали дела Братства, не удосуживаясь понизить голоса.
        А Лена слушала, боясь упустить хотя бы слово. И поняла, что оказалась в обыкновенной секте, главной целью руководства которой была нажива. А ещё она несколько раз слышала имена Арина, Мирония и Мартыния. И поняла, что это дочери Венцеслава и их мать. Вернее, не так. Миронию, старшую из девочек, Учитель называл дочерью, а Мартынию – байстрючкой. О женщине же сам Учитель, что удивительно, говорил даже с некоторой симпатией…
        - И я подумала, что она… ой, то есть вы, Арина Станиславовна, - смутилась Лена, - наверное, незаурядный человек.
        Арине явно стало неловко, и она сделала вид, что поправляет ремешок часов. Константин же мысленно согласился с этим замечанием. Сложно было не зауважать эту невероятную женщину.
        - А что было дальше, Леночка? – спросила Арина, которой не терпелось узнать всё до конца…
        - Дальше я узнала, что вы смогли уйти из Братства…
        Поначалу Лене эти разговоры про детей и их мать были не слишком интересны. Но потом она поняла, что каким-то образом эта самая Арина умудрилась сбежать из поселения. Причём не одна, а забрав с собой дочерей. И вот тут Лена твёрдо решила, что тоже обязательно сбежит. Жизнью в Братстве она была сыта по горло.
        А потом случилось непредвиденное. Молодой ещё, крепкий Венцеслав умер…
        - Сам? Никто не помог? – осторожно уточнила Арина.
        - Да. Сам. Совершенно точно сам. – Убеждённо кивнула Лена. – Он был в поселении один. И Светломир, и Святополк с Благояром уехали куда-то примерно за неделю до этого. В тот день Венцеслав поздно встал, потом делал что-то у себя в кабинете. Ближе к обеду вышел в гостиную… Ну, он самую большую комнату так называл…
        Арина кивнула:
        - Да, я знаю, Лена. Я поняла вас.
        - Ну, вот. Вышел он, позвал меня, хотел что-то сказать и вдруг побледнел, рукой взмахнул, будто хотел за сердце схватиться и – упал. И всё.
        - Тромб? – посмотрела Арина на Константина.
        - Похоже.
        - Я тоже так думаю, - Лена немного повеселела, перестала, наконец, дрожать и уже смелее говорила с Ариной и Константином. – Хотя членам Братства, конечно, никто свидетельства о смерти не показывал. Объявили, что Венцеслав достиг уровня святости и отправился к богам.
        - Ну и бред, - не сдержался Константин.
        - Бред, конечно. Но все поверили.
        - А потом что?
        - А потом Светломир и остальные немного растерялись, ослабили контроль, и я смогла стащить из кабинета Венцеслава деньги и свой паспорт. Сбежать было несложно, я просто сказала всем, что пошла в лес за появившейся уже земляникой, взяла корзинку, паспорт и деньги спрятала под одежду и всё… Мне доверяли, как же, я была «палатницей» самого Венцеслава, а он кого попало к себе не подпускал. Поэтому мне и разрешили уйти. А я бегом в село и оттуда на автобусе до района, а потом в город, нашла аэропорт и – прощай, Братство! – она оживилась и стала вполне хорошенькой. Константин даже удивился. Арина тоже, но совсем другому.
        - Леночка, как же вы село нашли? Оно же далеко, - удивлённо поинтересовалась Арина. Точнее расстояние от поселения до села она не помнила: Венцеслав хорошо потрудился над её памятью, но в голове сохранились обрывки воспоминаний о том, как долго она шла, прежде чем увидеть храм на краю села.
        - А я в кабинете у Венцеслава подробную карту окрестностей нашла. Вот по ней и шла. У меня в школе по географии пятёрка была.
        - Да-да, Леночка у нас всегда географию любила! У них учительница была такая хорошая! – горячо закивала головой Оксана Владимировна, будто бы Арина и Константин сомневались в словах и способностях её племянницы.
        - Вы молодец, Леночка, - успокаивающе улыбнулась девушке и её тёте Арина, - но как вы ехали в таком виде?.. В поселении ходят в нарядах а-ля славяне до принятия христианства, ну, или как себе эти наряды представляет, то есть, представлял Венцеслав, - пояснила она Константину в ответ на вопрос, который увидела в его глазах. - Балахоны из дерюги, лапти, онучи и так далее. Венцеслав считал, что это настраивает на правильный лад, на единение с природой и помогает поскорее избавиться от зависимости от цивилизации. Большинству из членов Братства, кстати, этот маскарад нравился.
        - Ну, так вот и ехала, - Лена осмелилась даже улыбнуться, - хорошо, у нас народ снисходительно к разным чудикам относится. Смотрели на меня, конечно, но останавливать не останавливали. На всякий случай я придумала отговорку, что, мол, являюсь участницей фольклорного ансамбля, а, перемещаясь в пространстве в подобном виде, таким вот небанальным образом рекламирую наше новое шоу.
        - Вы просто умница, Леночка, - снова искренне сказал Арина. И Лена вспыхнула от этой немудрёной похвалы. Ей вдруг стало совсем спокойно.
        - В Москве мама с тётей приняли меня очень хорошо. Даже за дедушкину квартиру не ругали…
        - Главное, что ты вернулась, Ленуша, - Оксана Владимировна посмотрела на девушку с искренней любовью.
        - Я вернулась, тётя Оксана. Навсегда вернулась…
        - А вы не боялись, что вас будут искать?
        - Боялась, конечно. Но Святополк не знал адреса этой квартиры. Он бывал в дедушкиной, где я тогда жила. А паспорт я забрала, как уже говорила.
        - Они могли сделать с него копию или просто списать адрес, - покачал головой Константин, - даже удивительно, что вас не нашли.
        - Может быть, не искали, – задумчиво протянула Арина, - им пока не до этого. У них борьба за власть идёт. Но я бы вам всё-таки советовала переехать в другой район. В целях безопасности.
        Лена испуганно посмотрела на неё и продолжила рассказывать:
        - Тётя предложила мне поработать у вас в отеле. Я тогда, разумеется, не знала, что встречу там вас, Арина Станиславовна. В первые дни на работе я постоянно слышала о вас. Все то и дело упоминали ваше имя. И я отметила про себя, что в отеле, оказывается, работает тёзка той самой женщины, что смогла сбежать из секты. А потом кто-то упомянул при мне имена ваших дочек. Сказали, конечно, что их зовут Мирой и Мартой, а не Миронией и Мартынией, но тут уж трудно не догадаться. И я поняла, что случилось невероятное, и я работаю там же, где и вы. Но в первое время у нас с вами были разные графики, и мы не встречались. Потом наши смены совпали, и я увидела, какая вы, и узнала, что вы по какой-то причине привезли на работу дочерей. Когда я увидела Миру, все сомнения в том, права ли я и действительно ли вы имеете отношение к Братству, отпали. Ваша старшая дочка невероятно похожа на отца.
        - Да, это так. – Согласилась Арина. – Но почему вы пытались увезти Миру из отеля?
        - Простите, меня, пожалуйста. Я очень сглупила. Надо было, конечно, предупредить вас обо всём, а не уводить девочку тайком. Но я очень, очень, очень испугалась и, видимо, от страха плохо соображала.
        - Чего вы испугались? Или кого?
        - Я случайно узнала, что Светломир со Святополком нашли вас и планируют похитить Миру. А этого я допустить никак не могла. Я за те два дня, что девочки жили в отеле, присмотрелась к ним. Они мне показались чудесными, очень весёлыми и добрыми. И вы, Арина Станиславовна, тоже. И мне не хотелось, чтобы вам было больно. Поэтому я и увезла, вернее, попыталась увезти Миру. Я хотела спрятать её, а потом сообщить вам.
        - А как вы узнали, что они нашли нас?
        - Я сегодня днём вышла на улицу: у меня был перерыв, и мне захотелось погулять. И у салона красоты, ну, если от отеля направо пойти, знаете, Арина Станиславовна?
        - Да, знаю.
        - Вот у него я увидела Святополка и Благояра Они стояли и разговаривали. Я подумала, что они явились по мою душу и не знала, что делать. Но потом рискнула подойти поближе. Они стояли около фургончика, развозящего воду в бутылях. Я за него спряталась и подслушала. Ну, и… всё поняла. И очень, очень испугалась. Очень! Вот и не подумала, что нужно вас предупредить. Простите меня, пожалуйста!
        - А как вы Миру увели?
        - Сказала ей, что вас нашли сектанты, и вы просили отвезти её в безопасное место. Она сначала поверила, быстро оделась, и мы пошли к метро. И до «Новокузнецкой» всё было хорошо. Но, когда мы делали пересадку, Мира почему-то убежала от меня. Я не знаю почему. А я решила, что всё испортила, и не знала, как теперь быть. Вот и приехала домой… Я очень виновата…
        - Что вы, Леночка, - Арина говорила мягко, ласково, - если бы не вы, мы бы и не знали, что нам грозит такая опасность. А вы, вы просто пытались помочь. Спасибо вам.
        Лена подняла на неё печальные глаза и недоверчиво спросила:
        - Значит, вы не сердитесь?
        - Нет. Скажите, а зачем вы амулет Братства продолжали носить? – вспомнила Арина.
        Лена замялась, но потом всё же ответила:
        - Я хотела, чтобы он был мне напоминанием, какой дурой я могу быть. Чтобы больше никуда не влипнуть.
        - Вы строги к себе, - тепло улыбнулась Арина.
        Лена низко наклонила голову, помолчала и спросила:
        - А я… Я могу дальше работать в отеле? Хотя… конечно, нет. Ведь сегодня я ушла, никого не предупредив.
        - Ничего страшного, Леночка. Эту проблему мы решим. И вы обязательно продолжайте работать у нас. Поверьте, вам понравится.
        - Мне уже нравится. Очень. – Лена улыбнулась искренне и светло, и снова стала хорошенькой. Константин не выдержал и негромко посоветовал ей:
        - Почаще улыбайтесь, Леночка. Вам очень идёт улыбка.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Сначала он рассказал ей, как и почему оказался в отеле. Рассказал и испугался: а вдруг Арина рассердится, или обидится? Ведь он же инспектировал гостиницу, уже зная, что она работает в ней. Но не отказался от этого, а продолжал делать своё дело. Но Арина отнеслась к этому совершенно спокойно, даже с юмором, чем в очередной раз поразила его.
        А потом он узнал тайну похищений Миры, и первого, и второго. Узнал и ушам своим не поверил. Меньше всего Арина походила на человека, которого можно было вовлечь в секту. Несчастная девочка Лена Поснова – да, похожа, вполне. Но красавица и умница Арина? Когда она рассказывала про то, как долгие годы жила в тайге, ведя практически натуральное хозяйство, ему всё казалось, что это Арина какой-то фильм пересказывает, а не про свою жизнь говорит. Константин смотрел на неё, слушал и поражался тому, что она смогла выйти из-под влияния человека, которого считала мужем, убежала, забрав с собой обеих дочерей, умудрилась снова научиться жить в огромном городе, да ещё и боролась с сектантами, когда они вновь появились в её жизни. А она, когда Константин произнёс всё это вслух, лишь пожала плечами:
        - Разве я одна с этим справилась? Мне Господь сначала отца Серафима послал, потом Надежду Фёдоровну, а теперь.. теперь… тебя. Ты дважды мне дочь возвращал.
        Начав в минуты потрясения говорить друг другу «ты» к «вы» они уже больше не вернулись, но всё ещё смущались немного.
        - Ну, в первый раз это было дело случая. А сейчас и вовсе… недоразумение.
        - В первый раз ты мог не обратить внимания на Миру или не захотеть ввязываться. А ты сразу всё понял и спас её. Она же мне всё рассказала. А сегодня… сегодня, если бы не ты, я бы, наверное, с ума сошла от ужаса. Спасибо тебе.
        Они уже ехали по самому центру, до отеля оставалось всего ничего. Константин вдруг захотел послушать «Чайф», но не про матч между командами Аргентины и Ямайки или про бутылку кефира и полбатона, а совсем другую песню, которую он раньше не очень понимал и считал нежизненной, а теперь вот понял.
        Лишь только Владимир Шахрин запел:
        - Семнадцать, тебе опять семнадцать лет… - Константин увидел, как расцвела Арина, и решил, что песня эта замечательная, настоящая песня, правильная. Он улыбнулся своим мыслям и, когда они свернули на Тверскую, сказал:
        - Ты знаешь, здесь, вот за этим большим домом, во дворе, я провёл в юности много хороших часов.
        Она посмотрела на него, и краем глаза Константин уловил весёлое изумление, появившееся на её лице.
        - Вот здесь?! Я, кажется, понимаю, про что ты. Это было лет пятнадцать-семнадцать назад?
        - Восемнадцать, - кивнул Константин.
        - Ты что, тоже ходил в кабаре? – протянула Арина с недоверием. – Не может быть!
        - Ты знаешь про кабаре? – с таким же недоверием и удивлением откликнулся он. – Почему же я тебя там никогда не встречал?
        - Ну, в те годы там всегда было очень много народу, ты же не всех знал?
        - Конечно, не всех.
        Что правда, то правда. В те годы на концерты, которые проходили в рок-кабаре «ЭКГ» приходило столько любителей рок-музыки и просто желающих пообщаться с интересными людьми, что небольшой зал всегда был забит под завязку. Слушатели плотно стояли в проходах, сидели на подоконниках и толпились в конце зала и в дверях. Даже на узенькой лестнице было не протолкнуться. А в тёплое время в зале распахивали окна, и тогда некоторые устраивались прямо во дворе крохотного двухэтажного домика и слушали выступающих оттуда.
        Семнадцатилетний Костя Соколан попал в кабаре случайно. Его туда привёл однокурсник, такой же любитель рока, как и он сам. Денег у студентов было немного, и выбираться на концерты уже известных групп они могли нечасто. А в кабаре денег за вход не брали, и при этом выступали там люди интересные, талантливые, увлечённые. Основал «ЭКГ» известный поэт, песни на стихи которого звучали в любимом Костей фильме с Львом Дуровым в одной из главных ролей. А ещё под одну из его песен уже много лет уходили и по сей день уходят со школьного двора выпускники. В общем, придумал и долгие годы руководил "ЭКГ» отличный поэт и человек, обожающий рок.
        Но тогда Костя этого ещё не знал. Он удивлённо смотрел на не очень молодого невысокого плотного человека в вечном джинсовом костюме, к которому большинство присутствующих обращались с явным уважением и даже почтением. В одну из пятниц – а концерты тогда проходили по пятницам – поэт вдруг высмотрел в толпе Костю, который в тот момент восторженно слушал одного из музыкантов, и подарил ему свою книгу, предварительно подписав её. Костя был польщён и в ту же ночь прочёл книгу от корки до корки. В ней были и стихотворения, и проза. Что-то понравилось ему больше, что-то меньше, но одно стихотворение просто потрясло.
        русские рокеры в основном жили в Ленинграде-Петербурге. Нет, конечно, были и московские, и из Свердловска, и много ещё откуда. Но Питер был негласной столицей рок-музыки. И про свою столицу рокеры писали часто. Не всегда хвалебно, но с безусловной, явной любовью. А Москва… Москва была почти позабыта. И Костя и его друзья и приятели из-за этого даже относились к родному городу чуть свысока, пренебрежительно. И тут вдруг Костя прочёл у поэта про Москву: «Мой город с синими глазами витрин и окон на заре». Прочёл и замер. Так можно писать, только если любишь, очень любишь. И не важно, женщину или город. А потом оказалось, что у поэта много замечательных стихотворений. Константину некоторые так понравились, что он тогда даже выучил несколько. И вот теперь, глядя на Арину, которая, оказывается, любила ту же музыку, что и он, и бывала в кабаре, и ходила по тем же улицам, он начал вслух читать то самое, первое, про синеглазый город.
        Когда он дошёл до последней строфы, Арина эхом отозвалась:
        - «И мы стоим ещё с тобою, и мы с тобою пошумим, и околдуемся любовью самими посланной самим! Пускай я проклят небесами – Ты мне награда на Земле, мой город с синими глазами витрин и окон на заре…» - она помолчала и добавила:
        - Я тоже очень люблю это стихотворение.
        И грустно спросила:
        - А ты знаешь, что его уже нет?
        - Да, - Константин слышал, что поэт умер за два года до этого, в том же две тысячи шестом, что и маленький Костик, совсем ещё не старым человеком. Ему не было и шестидесяти.
        - Вот его нет, а мы с тобой вспоминаем его стихи. Удивительно, правда?
        - Правда, - кивнул он и не выдержал: взял её руку, лежавшую на коленях, обтянутых узкой форменной юбкой, - это же здорово. Я уверен, что ему это было бы приятно.
        - Наверняка. - Арина руки не отняла, словно Константин имел право так делать и дальше они ехали, взявшись за руки. - Он занимался любимым делом. И теперь его помнят благодаря этому…
        - Я бы хотел тоже вот так… найти своё дело. Мне кажется, у каждого человека есть талант. Абсолютно у каждого. Надо только понять, в чём ты талантлив, и обязательно себя попробовать в этом деле.
        Арина слушала внимательно и кивала:
        - Я тоже так думаю. И никогда не поздно купить краски и бумагу и начать писать картины, или петь, или научиться фотографировать.
        Ему было так легко с ней, что он, сам не замечая того, говорил о самом главном, о том, что его всегда занимало:
        - А если человек, например, хотел стать врачом, но по каким-то причинам не вышло? И вот ему тридцать-сорок лет, и кажется, что жизнь проходит мимо. Есть работа, но нелюбимая. Что же делать такому человеку?
        Она ответила так быстро, будто давно уже обдумала это и знала, что сказать:
        - Мне кажется, что главное – не сдаваться и не считать, что всё позади и никогда уже не найти себя, что теперь впереди только рутина. Это же не так. Надо подумать, хорошенько подумать, что ещё ты можешь сделать? Ведь таланты бывают разные. У кого-то, например, редкий дар быть потрясающим отцом или мужем. Это ведь тоже не каждому дано. Почему бы тогда не развивать этот свой талант, правда? А другой или другая могут слушать, как никто другой, и людям легче после бесед с ними. Это же тоже талант!
        А ещё… Ещё нужно уметь радоваться каждой мелочи и не забывать свои детские мечты и фантазии. Ведь если попробовать их воплотить в жизнь, может получиться что-то… что-то настоящее…
        И тут… Тут он не выдержал и рассказал ей про свою мечту. Ещё никогда и никому он не рассказывал об этом. Даже с Валерией Алексеевной тогда в самолёте он о чём только не говорил. Но не об этом. А тут вдруг взял и всё вывалил на женщину, которую видел… сколько? Да меньше десяти раз видел, а разговаривал и вовсе три с половиной раза. А вот не смог удержаться. Они уже давно доехали до гостиницы, но вместо того, чтобы выйти из машины, сидели и разговаривали, держась за руки. Медленно угасал долгий летний московский день, и мимо шли гуляющие люди, а обычно не слишком склонный к долгим беседам Константин всё говорил и говорил. Ему иногда казалось, что его мечта – мальчишество. Но в глазах Арины он видел понимание и интерес. Когда он замолчал, она негромко сказала:
        - Это потрясающая идея. Её вполне можно реализовать. Если сделать грамотную рекламу, постояльцев будет много, я уверена. Ты уже присмотрел место?..
        Он хотел ответить, но тут увидел двух мужчин, которых уже видел. Именно они были в Красноярске вместе с Мирой и появление которых означало только одно: Лена Поснова не обманула и не ошиблась, люди из Братства нашли Миру. Близорукая Арина не поняла, почему он напрягся, и вопросительно посмотрела на него.
        - Вон те люди, которых я видел в Красноярске с Мирой.
        - Где?! – испуганно вскинулась Арина.
        - У фонаря. Видишь?
        Она вытянулась в струнку и сощурила близорукие глаза. Этого оказалось недостаточно, и Арина указательным пальцем потянула уголок правого глаза, превратив его в узкую щёлочку, всмотрелась в мужчин и кивнула:
        - Это они. Они нашли нас. Лена не обманывала. Чего они ждут? – её голос звучал почти спокойно.
        - В Красноярске я видел троих мужчин, а здесь только двое. Может быть, они как раз и ждут этого третьего?
        - Да. Наверное. К нам на дачу тоже приходили трое. Нет Светломира. Это правая рука Даниила. В смысле, Венцеслава.
        Она всем корпусом повернулась к Константину.
        - Костя, пожалуйста, давай въедем во двор и я выведу Миру. Нам нужно срочно уезжать отсюда!
        Ничего не говоря, он повернул ключ и мягко тронул машину. Они проехали буквально в метре от так и стоявших под фонарём амбалов. Один из них нервно тыкал в кнопки мобильника.
        - Он, наверное, Светломиру звонит! – вскрикнула Арина.
        - Ничего, мы всё равно успеем раньше них. Им ещё нужно пройти внутрь. А у вас прекрасно работает служба безопасности, да и швейцар не лыком шит. Мимо него и муха не пролетит.
        - Да, он у нас такой, - кивнула, чуть улыбнувшись, Арина.
        И Константин снова, совершенно не к месту и не вовремя почувствовал себя счастливым. Если Лену Поснову улыбка делала хорошенькой, то Арину – неотразимой. Во всяком случае, так казалось Константину.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Мира ждала её с нетерпением. Едва Арина вошла в номер, дочка вихрем слетела с кровати и подскочила к ней:
        - Мама! Тут такое было!
        - Тихо, тихо, – Арина ладонью потрогала лоб дочери. Он был холодным и чуть влажным, будто температура только что спала. – Я знаю, доченька. Я почти всё знаю. Одевайся быстрее, мы уезжаем.
        - Как? Почему? – вытаращила глаза Мира, но тут же опомнилась и стала быстро собираться. Арина молниеносно запихнула вещи дочерей и свои в сумку, застелила постель, навела относительный порядок и поманила дочь за собой.
        Увидев во дворе джип Константина, Мира ахнула:
        - Вот это да! У нас появился подельник? Я же говорила, что вы круче Бэтмена, Константин Дмитриевич! – вместо приветствия жизнерадостно констатировала она, забравшись внутрь и пару раз подпрыгнув на кожаном сиденье и от избытка чувств звонко похлопав по нему ладонями.
        - А я думал, ты болеешь, - усмехнувшись, ответил ей Константин, - а ты скачешь горной козочкой.
        - Спасибо, что не козой, - рассмеялась Мира, - у меня всегда так. Я от приключений выздоравливаю. Вот сейчас начались приключения, и мне сразу полегчало.
        - Оригинальное лечение.
        - А я вообще человек оригинальный.
        - Ага. И – главное – скромный, - хмыкнула Арина и спросила:
        - Ты почему от Лены сбежала?
        Мира снова вытаращила глаза, поморгала изумлённо и уточнила:
        - Лена – это та девица из... - она запнулась, вопросительно посмотрела на мать, как бы спрашивая разрешения говорить про их прошлое, и, когда Арина кивнула, продолжила, - ... из нашей секты?
        - Да. А как ты догадалась, что она из Братства?
        - Ну, во-первых, она знала по именам Светломира, Святополка и Благояра. Так и сказала мне, что нас нашла эта троица.
        - Может быть, это я ей их назвала.
        - Я тоже так подумала, поэтому сначала и пошла с ней. А потом смотрю, девушка явно странноватая и боится наших друзей-сектантов, будто лично их знает, и понимает, на что они способны. Ну, я ей ненавязчиво так, между делом, вопросик один и задала, а она – от неожиданности, наверное, - мне на него и ответила. – Мира почти по пояс просунулась между передними сиденьями и торчала между Ариной и Константином, по очереди глядя то на маму, то на соседа смеющимися глазами.
        - А что за вопросик? – не выдержал Константин. Ему, несмотря на непростую ситуацию, тоже было весело.
        - Я спросила, в каком доме она жила в поселении. Лена взяла и ответила. От неожиданности, наверное. И я, конечно, поняла, что она из секты, и решила линять, пока она меня куда-нибудь не заманила и Светломиру с компанией не сдала.
        - Ты молодец, - похвалил Константин, продолжая улыбаться, - правда, Лена тебя спасти хотела.
        - Ага, от жизни в полном искушений мегаполисе!
        - Да нет. Она умудрилась разобраться что к чему и из Братства сбежать. И совершенно случайно пришла работать к нам. А сегодня подслушала разговор Святополка и Благояра и поняла, что они собираются увезти тебя. Ну, вот и решила их опередить. Только не догадалась меня предупредить. А я чуть с ума не сошла, когда тебя в номере не обнаружила, зато увидела разгромленную постель и разбитую чашку.
        - Ужас какой! Бедная моя мамочка! – прижалась щекой к плечу Арины Мира. - Чашку я нечаянно смахнула джинсами, когда одевалась, а убрать осколки и постель застелить эта Лена не дала, всё торопила меня...
        - Хорошо, что Костя рядом оказался и очень мне помог, - сказала Арина и тут же поняла, что сплоховала: её старшая дочь, умненькая и сообразительная, конечно, моментально уловила восторженные интонации в голосе Арины и то, что соседа она назвала просто Костей. Глаза дочери заинтересованно блеснули. Но она взяла себя в руки, расспрашивать ни о чём не стала, а ограничилась тем, что повернулась к Константину и выпалила:
        - Ну! И кто теперь сможет меня убедить в том, что вы, Константин Дмитриевич, не круче Бэтмена?! Я всегда знаю, что говорю!
        Константин фыркнул и дёрнул Миру за нос. Независимая девочка вместо того, чтобы оскорбиться такой фамильярностью, потянулась и чмокнула его в щёку. Арина едва не ахнула: её старшая дочь не терпела нежностей от малознакомых людей и сама никогда не лезла ни к кому с объятьями и поцелуями. Мира посмотрела на поражённую мать сияющими глазами, невинно похлопала длинными ресницами и нырнула назад. Больше она с ними не разговаривала, сидела сзади, прижавшись носом к стеклу, и чему-то тихо улыбалась. Арина иногда поглядывала на неё в зеркало заднего вида и удивлялась тому, какой довольный вид у её дочери.
        Они съездили за Мартой и отправились в городскую квартиру Константина. Везти их на дачу он категорически отказался. Так и сказал:
        - Я пока не придумал, как нам выйти из этой ситуации с наименьшими потерями. Мне нужно подумать. А у меня дома вы будете в безопасности. Никому и в голову не придёт связать вас со мной. Там вас точно никто не найдёт.
        И никто не стал с ним спорить, будто он имел право решать за них всех. И будто бы было в порядке вещей то, что он собрался их спасать. Девочки то о чём-то шептались сзади, то весело болтали с Константином. Арина вполуха слушала их разговоры, впервые за долгие годы чувствовала себя в полной безопасности и абсолютно на своём месте и думала о том, что больше всего все они, вчетвером, напоминали семью, которая едет на отдых... Счастливую семью... Дружную семью... Любящую...
        Думая о своём, она уловила движение руки Константина к ней, которое он, вовремя вспомнив о присутствии девочек, остановил, и была благодарна ему за деликатность и понимание, хотя больше всго хотела снова почувствовать тепло его большой ладони и никак не могла выбросить эту мысль из головы. Тогда она взяла его летнюю куртку, до этого лежавшую между ними на подлокотнике, переложила к себе на колени и немного успокоилась. Константин с улыбкой посмотрел на неё и тихо вздохнул: мол, я всё понимаю, но надо подождать... Надо, - согласно кивнула она ему и тоже улыбнулась. Так они и ехали, коротко многозначительно переглядываясь и улыбаясь друг другу, а сзади болтали о своём Мира с Мартой. И летний вечер, плавно перетекающий в ночь, и успокаивающийся после долгого беспокойного дня город, были нестерпимо прекрасны.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Как хорошо, что он снял большую квартиру. Купить пока не смог, решил начать с дачи, а снять – снял. И не однушку, а почему-то огромную, которая официально считалась трёхкомнатной, а на деле имела ещё восьмиметровую гардеробную с окном. И кухня в этой квартире была такой необъятной, что вполне справлялась одновременно и с функцией гостиной.
        Дом стоял уже за Кольцом среди других таких же новостроек и поэтому аренда была вполне посильной. Друзья посмеивались над Константином, зачем, мол, холостяку такие хоромы. А ему так нравилось жить в квартире, где можно было заблудиться и, при желании, кататься на велосипеде или роликах. Да то, что из окон с одной стороны вдали был виден огромный город, а с другой лес, небольшая речушка и длинная нитка шоссе, убегающего куда-то за горизонт и будто зовущего за собой туда, где ещё не был. Вот Константин и снял эту квартиру уже больше года назад. И ни разу не пожалел.
        Для исполения его мечты о гостинице на деревьях нужны были совсем другие деньги. Их у Константина не было, он пока только набирался опыта, думал, где найти тех, кто захочит вложиться в сумасшедшую его идею, поэтому всё заработанное мог потратить на себя. Впервые в жизни. И ему бы радоваться этому, а он чувствовал себя одиноким...
        Вообще-то он мечтал о доме. И теперь на месте пожарища на своей даче как раз и планировал построить себе большой дом. А пока, пока им всем вполне хватит места и в этой квартире. Подумав так, он покачал головой. Ишь, Константин Дмитриевич, как ты размечтался. Для начала надо бы и с девочками поговорить. Почему-то так и подумалось: не с Ариной, а с девочками. Под девочками он подразумевал и свою необыкновенную соседку, и её дочек, всех вместе, нераздельно. Правда, если не лукавить, в том, что согласятся Марта с Мирой, он был почти уверен. Хотя, может, и обольщался, конечно. Что-то он стал слишком самонадеян...
        Все, кроме него уже спали. Константин, закончив с делами и отправив заказчику электронную копию отчёта, вышел в длинный просторный коридор. В свою спальню, где разместилась Арина, он, разумеется, заглядывать не дерзнул. А вот в комнату к девочкам зашёл. Обе крепко спали, разметавшись по широкому дивану, и он, не сдержав нахлынувшей нежности, укрыл девочек простынями и погладил по головкам, рыжей и русой, а Марту и вовсе поцеловал в тугую загорелую щёчку.
        Тихонечко прикрыв дверь в комнату, он шагнул в сторону кухни и тут увидел, что Арина стоит в коридоре и внимательно смотрит на него. Подумалось: «Ну, вот и всё. Теперь она решит, что я извращенец, ночами шастаю к девочкам в комнату и… и…». Дальше, ему, нормальному человеку, даже думать было противно. Но Арина дрогнувшим голосом шепнула:
        - Их отец ни разу за все годы не укрыл их, не поцеловал и никогда не заходил к ним в комнату. Ему было всё равно, как они спят… - она помолчала и добавила:
        - А я так люблю смотреть на них спящих.
        - Я тоже любил смотреть на моего сына, когда он спал. В эти мгновенья было почти незаметно, что он болен.
        В глазах Арины появились смятение и непонимание, она протянула ему руку и повела на кухню. Константин послушно пошёл за ней. Усадив его за стол и налив ему чаю – всё это у неё получалось так естественно, будто бы она была хозяйкой этого дома, – Арина села рядом и спросила:
        - Ты мне расскажешь?
        И второй раз за последние дни он стал рассказывать свою жизнь. И рассказал обо всём и обо всех: о сыне, о Светлане и Жоре, о том, что они для него самые близкие люди, и о покушениях тоже рассказал. Арина слушала так же внимательно, как и Валерия Алексеевна, но в глазах её, помимо участия, было и ещё что-то, на что он уже и не надеялся, от безнадёжности записав себя в закоренелые холостяки. Конечно, это была ещё не любовь. Но уже и не равнодушие. Возможность любви, готовность к ней, предчувствие её - сформулировал про себя Константин. И сам же себя, мысленно усмехнувшись, похвалил: хорошо сформулировал, удачно, Валерии Алексеевне бы понравилось…
        Но тут же он резко одёрнул себя: куда, ну, куда тебя понесло? Зачем ты иронизируешь над тем, о чём всегда мечтал? Неужели ты стал таким чёрствым и бесчувственным?
        И тогда он просто протянул руку и обнял Арину. Она не отстранилась. И дальше он рассказывал, одной рукой осторожно прижимая её к себе и губами касаясь её нежного виска с лёгкими завитками растрепавшихся за этот бесконечный день русых волос.
        Когда он стал говорить о том, что испытывает к Светлане, как благодарен ей за всё и как она ему дорога, то приготовился к обычному непониманию. Но Арина чуть откинулась назад, посмотрела на него внимательно и жалеюще и сказала:
        - Ты очень хороший, Костя. И Света такая чудесная. Как же много вы пережили, и как вам было трудно. И это так правильно, что вы не возненавидели друг друга, а стали родными. У вас же общий сын, и не важно, что Костенька умер. Это ровным счётом ничего не меняет.
        Он слушал её и не верил, не мог поверить, что, оказывается, в её глазах не псих и извращенец или слабак и слюнтяй, а хороший человек, которого она понимает и жалеет.
        После этого он и почувствовал, что может рассказать ей обо всём, даже о своих подозрениях.
        - Ты понимаешь, Ариша, я, когда понял, что тот доктор, метящий в мэры, ни при чём, то совсем растерялся и всё никак не мог понять, кому же я дорогу перешёл. Ведь не зря же меня пытались в Красноярске задавить… И тут вдруг ты делаешь вид, что меня не узнаёшь. Смотришь на меня, улыбаешься, здороваешься, но как с абсолютно чужим человеком. Я никак не мог понять, в какую игру ты играешь.
        - Я вчера утром линзы раздавила, а очки на даче забыла, представляешь? А без них я плохо вижу, особенно лица, – улыбнулась Арина.
        - А я как раз вчера утром и вселился к вам.
        - Неужели только вчера? Мне кажется, что эти два дня были такими долгими-долгими…
        - Да, только вчера… И вот я сегодня утром собираюсь пойти погулять, о чём, изображая надоедливого до жути постояльца, громко сообщаю всем, кому ни попадя. И тут вижу, что ты внимательно смотришь на меня, потом достаёшь телефон и, всё так же, не отводя взгляда, звонишь кому-то. А потом я выхожу на улицу и – второй раз за три дня! – едва не попадаю под машину. Под ту же самую, что и в Красноярске, как мне кажется, машину!
        - Днём я с нашим итальянским управляющим по телефону разговаривала. Мы обсуждали рабочие моменты. И я не на тебя внимательно смотрела, а его слушала... - Арина покачала головой, удивляясь всему происходившему с ними. - А ты решил, что я только притворяюсь, что не узнала тебя, а сама сообщила кому-то о том, что ты выходишь, чтобы этот кто-то приготовился? – задумчиво протянула она и хмыкнула:
        - Ты знаешь, Костя, я на твоём месте тоже бы так подумала.
        - Ну, вот и я подумал. А потом вспомнил, что и в предыдущие разы на меня нападали вскоре после того, как я побеседую с тобой и сообщу, куда собрался.
        - Да ты что? – изумилась Арина. – Ну-ка, расскажи!
        - Помнишь, мы на даче говорили, что я к Светлане собираюсь, чтобы помочь с холодильником?
        - Помню.
        - Как раз в этот день на меня кто-то напал в Светланином подъезде и ударил какой-то дубиной. Хотел по голове, но я в последний момент чуть отпрянул и получил вскользь, но довольно сильно по уху и плечу. До сих пор, кстати, ощущается, - он потёр пострадавшие места.
        - Действительно, подозрительно.
        - Ты аж на стихи перешла, - улыбнулся Константин и прижал её к себе.
        - Подожди! А ещё?
        - А ещё ты знала, что я лечу в Красноярск. А Мире я даже название отеля сказал. Она вполне могла его в разговоре с тобой случайно или специально упомянуть. Ну, или за мной в Красноярске просто могли следить от аэропорта. Зная примерное время прилёта, нетрудно узнать рейс.
        - М-да-а… Я бы, на твоём месте, однозначно себя подозревала. Очень уж много совпадений. Ну, а ещё?
        - А в первый раз меня попытались сжечь вместе с домом. Но на тот раз у тебя алиби: тебя тогда не было, ты в больнице лежала. Хотя... Может, ты как раз в тот вечер выписалась или сбежала, ночью подожгла дом, а утром заявилась к нам с Мартой, якобы только что вернувшись из больницы...
        - Как – сжечь?! - прервала его Арина, на несколько мгновений лишившаяся дара речи.
        - Я сначала думал, что пожар сам собой случился. Ну, мало ли от чего. А потом увидел, что входная дверь была подпёрта ломиком. А на окнах ведь стоят решётки. Причём, на обоих этажах.
        - Да, наш прежний сосед, Николай Николаевич, был повёрнут на безопасности.
        - А мне это чуть жизни не стоило. Если бы не Марта... Кто-то понимал, что, кроме как через дверь, я спастись не смогу. И сделал всё, чтобы я остался в доме навсегда. Он же не знал, что Марта откажется спать у меня и мы будем ночевать у вас. Получается, вы спасли меня. Ты и Мартинка.
        - То есть, ты меня теперь не подозреваешь?! – лукаво улыбнулась Арина.
        - Не-ет, ну, почему? Ты вполне могла специально сделать так, будто бы невольно стала моей спасительницей. Я бы растаял, стал тебе доверять…
        - Ага, а я бы сбила тебя на огромном джипе с красноярскими номерами!
        - Ну да. Или снова передала меня в руки своим сообщникам.
        Они оба рассмеялись. Но тут вдруг Константин резко замолчал и замер, глядя куда-то мимо Арины.
        - Ты что? – испугалась она.
        - Где-то я совсем недавно видел машину с красноярскими номерами. Но где - никак не могу вспомнить.
        - Ну, как минимум, ты видел уйму таких машин в самом Красноярске.
        - Да, конечно, - не среагировал на шутку Константин, продолжая остановившимся взглядом буровить стену, - но я видел такую машину там, где номера удивили меня, поэтому я и запомнил. Значит, не в Красноярске.
        - Давай попробуем вспомнить? Где ты в последнее время бывал?
        - На даче. Ездил по работе. Навещал Светлану с Жоркой, был на строительных рынках – надо же новый дом на месте моего пепелища возводить.
        - Многовато мест получается. Сложно вспомнить.
        - Да. Вряд ли удастся.
        - Тогда пока об этом лучше не думать. Вполне вероятно, что само собой вспомнится.
        - Или не вспомнится...
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Он оказался невероятным: добрым, внимательным и понимающим. Настолько, что Арина просто не верила, что такое происходит наяву. Иногда ей даже казалось, что Константин, возможно, намеренно вводит её в заблуждение, старается выглядеть лучше, чем он есть на самом деле.
        Но, когда он вошёл в комнату к девочкам, Арина была абсолютно уверена, что её, стоявшую в тени, Константин не заметил. И, тем не менее, вёл себя так, что она еле сдержалась, чтобы не заплакать. Долго, очень долго она мечтала о том, чтобы Даниил вёл себя с дочерьми именно так. Но не дождалась. А тут чужой мужчина, которого они знают без году неделя, умудряется делать всё то, что должен, по её мнению, делать настоящий отец: защищать, заботиться, подбадривать, дружить и – невероятно! – любить. Во всяком случае, все его поступки говорили об одном: к её детям Константин привязался искренне и, похоже, не на шутку.
        Ночью они долго сидели на кухне и говорили. И его рассказ ещё больше заставил Арину зауважать его. Теперь она уже была абсолютно уверена, что Константин не пытался показаться лучше, чем есть. Он откровенно рассказал о своих слабостях и сомнениях, ошибках и страхах, о привязанности к бывшей жене и о том, что некоторое время даже подозревал её, Арину, в связях с тем или теми, кто хотел его убить. И эта искренность ещё больше привлекла её к нему. Настолько, что даже стало страшно.
        Она легла спать, снова чувствуя себя совсем юной и… влюблённой. Сердце сладко ныло - она уже и забыла, что так бывает. И явившиеся вдруг откуда-то из юности, давно превратившейся в воспоминание, в реальность которого верится с трудом, мечты не давали спать и выталкивали из постели, заставляя подходить к окну и зачем-то смотреть в ночное небо и на светящиеся реки автомобильных фар, текущие далеко внизу в разные стороны. Но она всё-таки заснула. И спала очень крепко, будто и во сне зная, что они с дочерьми под защитой.
        Утром Арина открыла глаза, когда на огромной кухне уже во всю орудовали девочки и хозяин. Мира, повязав фартук, сосредоточенно месила тесто для сырников. А Марта накрывала на стол. Сам Константин на балконе, больше смахивающем на немаленькую веранду, с кем-то разговаривал по телефону.
        - Вот, мамуль, сырники решили делать! – сообщила ей сияющая Мира. – Костя их просто обожает.
        - Костя? – подняла брови Арина.
        - Константин Дмитриевич – это слишком официально. А папой называть пока неловко и несколько преждевременно. Вы же ещё не поженились. Вот отгрохаем свадьбу, и я тут же перестроюсь, - невинным голосом сообщила Мира.
        Арина уставилась на неё, чувствуя, что глаза буквально полезли на лоб, а горло сжал спазм, не дающий вымолвить ни слова. Она поморгала растерянно и всё-таки выдавила из себя хриплым, совершенно чужим голосом:
        - Папой?!
        - А что ты так удивляешься? – беспечно пожала плечами её старшая дочь. – Как, по-твоему, я его должна называть, если вы поженитесь? Ну не звать же, в самом деле, Бэтменом? Это как-то… бездушно… неласково и... - она поискала слово и нашла неожиданное, - и претенциозно. А «папа»... «папа» замечательно звучит. Правда, Мартинка?
        - Ага, - подтвердило младшее дитя, до этого молча, высунув от усердия кончик розового языка, делавшее своё дело, – Я тоже буду его так называть... А вообще-то нет, так не буду…
        Арина выдохнула, решив, что хотя бы Марта проявила благоразумие, а Мира с возмущённым неодобрением воззрилась на сестру. Та же, не замечая их реакции, помолчала, мечтательно улыбнулась, облизала ложку, которой она уже успела залезть в банку сгущёнки, и протянула нежно:
        - Я буду называть его па-а-почкой!
        По закону подлости именно в этот момент с балкона на кухню зашёл Константин. Вид у него был довольный. И Арина не поняла от чего: от того ли, что разговор прошёл удачно, то ли потому, что он услышал последние слова Марты. Тем не менее, Константин ничего не сказал. Вернее, сказал ей:
        - Доброе утро, Ариша, - потом улыбнулся своей бесподобной улыбкой, подошёл к ней и ласково поцеловал в щёку, вполне невинно и ненавязчиво. Но она моментально покрылась мурашками и вздрогнула, а её глазастые дочери довольно загудели.
        - Дети, цыц! – прикрикнула она на них и ретировалась в ванную. Константин пришёл туда следом за ней, сел на бортик большой ванны и, глядя на неё счастливыми глазами сказал:
        - Ты очень красивая даже спросонья.
        Арина вспыхнула и промолчала.
        - А я уже натравил на твоих сектантов компетентные органы, - мимоходом бросил он, уже поднявшись и собираясь выходить. Арина тут же подскочила к нему и преградила дорогу:
        - Ка-а-ак?
        - А вот так. Позвонил своему бывшему начальнику полковнику Валдайцеву. Вадим Дмитриевич потрясающий совершенно мужик, умница и профессионал. Он пообещал мне, что быстренько организует стремительный, но эффективный набег на поселение и, так сказать, представительство Братства в Москве. Им этот ваш Светломир заправляет, я правильно понял?
        - Заправлял, - с трудом приходя в себя от потрясения, ответила Арина, - теперь он вместо Венцеслава. А кто в Москве рулит, я не знаю. Может, этот Леночкин Святополк. Может, кто другой. Всё-таки я два года назад сбежала. За это время очень многое могло поменяться.
        - Это, в общем-то, неважно. В любом случае возьмут всех... Предлагаю сегодня же перебраться на дачу. Думаю, Светломиру и иже с ним в ближайшее время будет не до нас. И там мы будем в не меньшей безопасности, чем здесь.
        - В ближайшее время? – переспросила Арина оторопело.
        - В ближайшие несколько лет, - уточнил Константин. Выглядел он при этом весьма и весьма удовлетворённым.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Следующие несколько дней они жили спокойно. У Константина наконец-то начался отпуск. В общем-то, он был сам себе хозяин и мог планировать работу и отдых, ориентируясь только на свои желания. Но, помня о том, что на воплощение мечты требуются деньги, обычно расслабляться себе не позволял и работал очень много. Однако ещё весной, купив дачу, решил, что летом непременно устроит себе небольшие каникулы, отдых от первоклассных отелей и роскошной жизни, которые ему страшно надоели, буквально оскомину набили. И, как выяснилось, весьма кстати решил устроить. Арина в отпуск не уходила, но и у неё выпали несколько выходных дней, и все они, вчетвером, жили на даче и чувствовали себя совершенно счастливыми.
        Вадим Валдайцев через три дня позвонил Константину и сообщил, что готов нагрянуть в гости. И нагрянул, с женой, шестилетней дочкой Полиной и двухлетними карапузами-близнецами Севой и Яриком. Арина предложила перенести встречу с разгромленного пожаром и строителями участка Константина на их с девочками территорию. И шашлык, салатики, вкуснейшие осетинские пироги, печь которые Арину научила Надежда Фёдоровна, долго жившая с мужем-военным во Владикавказе, тогда ещё Орджоникидзе, вся большая компания с удовольствием ела на огромной веранде их старого дома.
        Поев, Марта с Полиной и мальчиками унеслись играть. Умница Мира, сделав вид, что ей их малышовые игры страшно интересны, ушла следом за ними. Жена Валдайцева Ангелина, весёлая, озорная и неунывающая, которая всегда очень нравилась Константину, глядя, как дети возятся на травке с игрушками, сладко вздохнула:
        - Как же у вас хорошо, Ариночка. Разрешите, я скажу маленький тост? А, может, и не маленький. В общем, как пойдёт. Вообще-то я терпеть не могу говорить тосты и считаю это совершенно не женским делом, но сейчас очень хочется. Можно?
        - Мы просто жаждем его услышать, - рассмеялся Константин, с симпатией глядя на неё. В своё время он немного завидовал тогда ещё подполковнику Валдайцеву, который обожал свою жену, а она – это видел каждый – обожала его. А вот сейчас нет, не завидовал. Ни капельки. Потому что у него теперь тоже была семья. Ну, почти семья, пока неофициальная, но с приданием ей соответствующего статуса он не собирался затягивать.
        - Вы знаете, Ариночка, - тем временем негромко произнесла Ангелина, подняв бокал с соком, - два года назад мне казалось, что жизнь Кости почти закончилась. Ему было страшно тяжело и до этого. Долгие годы. Но когда он увольнялся, я думала, что, возможно, это станет для него роковым решением. Ведь что ещё, кроме напряжённой и важной работы, его ещё могло держать в этой жизни тогда? И теперь я так счастлива видеть нашего Костю, нашего майора Соколана, на коне. Он… Это я про вас, Костя… - озорно посмотрела она на него. – Он замечательный, редкий человек. И он очень похож на моего мужа. А это, я вам скажу, в моих устах наивысшая похвала! Я так рада, что ошибалась. Как приятно ошибаться! За то, чтобы такие ошибки случались как можно чаще!
        Зазвенели бокалы. Костя краем глаза глянул на Арину. Она сияла, с благодарностью глядя на Ангелину и – с гордостью – на него. Ему не верилось, но это было именно то, на что он уже и не надеялся и вдруг неожиданно получил...
        Все посидели ещё немного. А потом, когда Арина с Ангелиной принялись накрывать стол к чаю, Вадим поднялся и позвал:
        - Пойдём, Кость, поговорим.
        В беседке с прекрасным видом на пепелище его дома Вадим сказал:
        - Ну, Кость, я всю вашу информацию передал, куда надо. Ребята очень хорошо всё сработали. Поселение нашли, накрыли. Ваша Лена Поснова дала такие показания, что просто пальчики оближешь. С твоими Ариной и Мирой тоже хотят поговорить. Сможешь их завтра привезти?
        - Конечно.
        - Тогда вот тебе телефон, - он достал из кармана листок и протянул его Константину, - позвони, договорись, когда вам удобнее будет. Скажешь, что ты от меня. Они сразу поймут.
        - Спасибо, Вадим Дмитриевич, - Константину было приятно смотреть на своего бывшего начальника, улыбающегося и довольного тем, что смог помочь. Они всегда прекрасно ладили, хотя и не переходили границ сугубо рабочих отношений. Но Валдайцев был из тех начальников, кто знал о своих подчинённых буквально всё: с кем живут, чем живут, чего хотят от жизни, чему радуются и от чего грустят. Он жил их интересами, а они отвечали ему полной взаимностью. И поэтому теперь Константину было легко общаться с бывшим командиром, казалось, что разговаривал со старым другом, которого просто давно не видел.
        - И ещё, Кость… - Валдайцев замялся. – Ангелина правильно сказала: ты молодец. И мы очень за тебя рады. А Арина твоя замечательная. И дочки её тоже.
        - Это мои дочки. Наши дочки, - мотнул головой Константин. Валдайцев посмотрел на него с пониманием и кивнул:
        - У вас совершенно замечательные дочки.
        Они собирались уже пойти к столу, когда Валдайцев придержал Константина за локоть и негромко сказал:
        - Но ты их пока одних не оставляй. Самый главный из этого Братства… как его? Светломир, что ли? Так вот, он смог уйти.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Это были такие чудесные дни! Арина была счастлива, и видела, что и девочки тоже. И она была очень благодарна Константину за это. Он вообще оказался очень быстрым на принятие решений. В первый же их вечер на даче увёл её гулять вокруг их хвалёного озера и без расшаркиваний и предварительной подготовки спросил:
        - Ты подумала, когда хочешь свадьбу?
        Она остановилась и долго смотрела на него. Кокетничать и вести долгие разговоры, цель которых только одна: потешить своё самолюбие и задеть самолюбие мужчины, - она не хотела. Поэтому протянула руку, погладила его по волосам, щеке - он перехватил её руку губами - и улыбнулась:
        - В конце сентября. Я очень люблю осень.
        - Я тоже, - в ответ улыбнулся Константин. - А ты не знаешь, как и когда мне надо девочек на себя оформлять?
        - Ты что? Хочешь их удочерить? - растерялась Арина.
        - А ты что, против? Или они не согласятся? - испугался Константин так явно, что у неё защемило сердце от нежности и благодарности.
        - Я за. А у них спросим. Но что-то мне подсказывает, что они согласятся...
        Девочки, разумеется, согласились. Когда уже в темноте Арина с Константином вернулись домой, Мира и Марта ждали их на веранде.
        - Ну, что? - громким шёпотом поинтересовалась нетерпеливая Марта. Предполагалась, что её не слышит никто, кроме матери, а на деле звук голоса донёсся, пожалуй что, даже до сторожки.
        - Что, ну как? - фыркнул, пребывающий в состоянии эйфории - Арина видела это - Константин. И отрапортовал чётко и по существу:
        - Я попросил у твоей мамы руки и сердца, она сказала да, и мы женимся в сентябре.
        - Да ладно... - не поверила Мира. А Марта поверила и с визгом кинулась на шею Константину.
        - Точно тебе говорю, - подтвердил тот.
        - Ура? - нерешительно покосилась на мать Мира.
        - Ура, - кивнула та.
        Мира схватилась за щёки руками, перевела взгляд на счастливого Константина и завопила:
        - Ур-р-раааа!
        Покричав так немного, она замолчала и церемонно произнесла:
        - Разрешите представиться, Мирослава Константиновна Соколан, а это моя сестра - Мартина Константиновна. И представьте себе - тоже Соколан. А это наша мать - Арина Станиславовна. И - вы не поверите - тоже Соколан. А это наш отец - Константин Дмитриевич. И... Да не может такого быть, снова Соколан!
        Она захохотала радостно, победно, подпрыгнула к Арине, стиснула в её объятьях и громко произнесла:
        - Я абсолютно, совершенно счастлива!
        - И я! И я!!! - заскакала, слезшая наконец с Константина Марта.
        - А уж как я-то счастлив! - присоединился к ним Соколан.
        А Арина просто стояла в стороне и не могла отвести глаз от своих самых любимых людей. Настолько счастлива она не была никогда. Абсолютно точно никогда...
        Когда приехал бывший начальник Константина с женой и детьми, Арина поначалу очень смущалась и не понимала, как себя вести. Ну, кто она Косте? А между тем тот вёл себя так, как будто они одна семья. И, представляя гостей и Арину друг другу, уверенно сказал:
        - Познакомьтесь, моя невеста.
        Арина вспыхнула и неожиданно поняла: всё это - вот абсолютно всё, что происходит в их с девочками жизнях в последний месяц - очень правильно. Ну, не считая Светломира и компании, конечно. Она подняла глаза на приехавших и поразилась. Гости смотрели на неё с такой симпатией, словно знали давно и очень любили. А Константин выглядел счастливым новобрачным. Арина растерялась и не нашла ничего лучше, чем поспешно пригласить всех к столу. Никто не возражал, и все радостной гурьбой переместились на веранду.
        У Валдайцевых оказались чудесные дети, дочка и двое сыновей, очень похожие и невероятно славные. Её девочки моментально поладили с ними. А Валдайцевы и они с Константином не менее быстро нашли общий язык, как находят его те, у кого есть общие темы. У них, как оказалось, эти самые общие темы были. Константин с восторгом рассказывал Вадиму и Ангелине про Марту и Миру. Те слушали, ахали, смеялись и тоже рассказывали о своих детях, и Арине было с ними очень легко, интересно и весело.
        А совсем вечером, когда они уже проводили гостей и собирались было ложиться спать, на дачу вдруг нагрянули вернувшиеся с моря Майя, Илья и их дети в количестве пяти штук, решившие ни на один день не останавливаться в московской квартире. И, конечно, никто ещё долго не мог успокоиться. Преображенские сначала ужасом воззрились на обугленные останки дома Константина. Но, увидев, что тот жив-здоров и даже не рвёт на себе волосы от отчаянья, понемногу пришли в себя. Дети под руководством Марты убежали лопать оставшуюся ещё на кустах у Константина и Преображенских иргу (и как только они собирались искать её в сгущающихся сумерках?). Константин повёл Илью, которому неожиданно очень обрадовался, словно старому доброму приятелю, показывать пожарище. А Майя, изумлённая до нельзя, спросила у радостно возбуждённой Арины:
        - Слушай, нас год, что ли, не было?
        - Почему? – рассмеялась Арина, снова накрывая на стол, чтобы напоить чаем с пирогами голодных с дороги друзей.
        - Да потому что у вас, похоже, тут столько всего произошло!
        - А, - легко согласилась Арина, - да, у нас много чего было. Я тебе завтра всё по порядку расскажу… То есть нет, не завтра… Завтра мы с Костей едем давать показания…
        - О, Господи! Какие показания?! – испугалась Майя.
        - Майечка, не волнуйся, у нас всё хорошо. Просто очень хорошо!
        - У вас? А едете с Костей? – улыбнулась та.
        - Да, - просияла Арина, чувствуя себя влюблённой выпускницей школы.
        - Тогда буду ждать, когда ты сможешь мне обо всём рассказать. Только постарайся меня не слишком долго мучить, хорошо?
        - Постараюсь, - Арина снова рассмеялась весело, счастливо и поцеловала свою подругу. Та с улыбкой покачала головой:
        - Чувствую, я сегодня не смогу уснуть, любопытство замучает.
        На следующий день Вадим повёз их с Мирой к человеку, занимавшемуся делом Братства. Марту пришлось опять оставить, на этот раз с Преображенскими, но она, соскучившаяся по своим друзьям, совершенно не расстроилась.
        Разговор затянулся надолго. Арина честно старалась рассказать всё, что помнила. Мира – тоже. Поэтому вышли на улицу они страшно усталыми. Константин, который уже давно освободился, поскольку сам мог рассказать только о том, как встретил Миру в Красноярске и вернул её матери, и о двух амбалах у гостиницы, которых они с Ариной видели, когда возвращались от Лены Посновой, ждал их у машины.
        - Ну, что? Домой? – улыбнулась ему Арина.
        - Домой, - кивнул он, притянув её к себе и счастливо вздохнув, - только сначала заедем ненадолго к Светлане. Она звонила, что-то у них там произошло. Толком Света ничего не объяснила. Но она была очень взволнованна и просила, чтобы я обязателльно приехал.
        - Давай заедем, конечно, - легко согласилась Арина. – Мы с Мирой в машине тебя подождём, а ты к ним сходишь.
        - Я бы хотел, чтобы вы с ней познакомились.
        - Ты думаешь, момент подходящий?
        - Нормальный момент. Ничуть не хуже каких-нибудь официальных смотрин. Я Светлану уже предупредил, что мы вместе приедем. Мируша, ты в машине нас подождёшь или с нами поднимешься?
        - Лучше в машине, - подумав, решила девочка, - сначала пусть мама с тётей Светой познакомится, а потом уж мы с Мартой.
        - Ну, вот, видишь, и Мира не против.
        - Я только за.
        - Ну, хорошо, давай зайдём вместе. Только нужно тортик хотя бы купить, а то неудобно с пустыми руками.
        - Это не проблема. Сейчас заедем в магазин и купим что-нибудь.
        Светлана встретила их в дверях, лицо её почему-то было и приветливым, и встревоженным одновременно. «Наверное, переживает, подходящую ли женщину выбрал её бывший муж», - подумала Арина, и ей стало неловко. Она смущённо пряталась за спину Константина, искренне надеясь, что это не слишком заметно.
        Но и Светлана тоже явно волновалась. И, как вскоре выяснилось, у неё причин для беспокойства было даже больше, чем у Арины. Усадив их за стол на маленькой, очень уютной кухне, она села напротив. Руки её нервно складывали льняную салфетку. Константин пару минут посмотрел на её беспокойство, потом отставил чашку с чаем и прервал ничего не значащую легкомысленную беседу, которую все трое старательно поддерживали:
        - Светик, что-то случилось? Ты хочешь мне о чём-то рассказать?
        Она замерла, глядя на него во все глаза, потом с усилием кивнула:
        - Да, Костик. Я тебе позвонила, потому что мне нужно с тобой поговорить. У меня есть две новости. Одна, как водится, хорошая. А вторая – плохая.
        - Костя, Света, давайте я пока в другой комнате подожду или в машине? – сделала попытку подняться из-за стола Арина. – А вы спокойно поговорите.
        - Нет-нет, Ариша, - мягко остановила её Светлана, - вы совершенно не помешаете. Никакой такой тайны я открывать не собираюсь... Просто я не знаю, как сказать. В общем, Костик, по-моему, у Жоры какие-то проблемы, и очень серьёзные.
        - Почему ты так думаешь? – помрачнел Константин. Арина поняла, что он по-настоящему встревожен.
        - Ты понимаешь, три дня назад он собирался ехать в очередную командировку. Ну, ты же знаешь, он постоянно в разъездах. Я проводила его, села за работу, мне заказали дизайн-проект квартиры, и тут вдруг он возвращается. Лицо бледное, даже испуганное, вид едва ли не безумный. Я ещё неудачно пошутила: что, мол, билет забыл или рейс перепутал? А он как зыркнет на меня. И мне показалось, что я его совсем не знаю. Такой он в этот момент был чужой и… злой, понимаешь?
        - Жорка? Злой? – поразился Константин.
        - Вот. И ты удивился. А я и вовсе испугалась. Он вообще в последнее время какой-то не такой был. Я его несколько раз спрашивала, что происходит. Но он только отшучивался, что не выходит одно дело, а он, дескать, переживает, потому что привык всё доводить до конца и на полдороги не останавливаться. А тут вдруг не просто расстроенный, а буквально убитый. И все эти дни три дня такой. Уедет ненадолго, потом вернётся ещё мрачнее, чем уходил. Поест и лежит на кровати, думает о чём-то.
        - Ну, раз ест, значит, ещё не всё потеряно, - неуклюже попытался подбодрить Светлану Константин.
        В замке повернулся ключ. Светлана привстала и замерла, как испуганный заяц, лицо её выражало настоящую панику.
        - Это он, - одними губами произнесла она. Арина с Константином тоже не двигались, не зная, что делать. Наконец, Константин решительно встал, нарочито громко отодвинув стул, и радостно крикнул:
        - Жор, тут я пришёл вам мешать. Хочу вас со своей невестой познакомить.
        Пауза, которая последовала за его словами, была совсем короткой, но всё же чуть длиннее, чем нужно. И все трое это уловили и встревоженно переглянулись.
        - Привет, Кость! – наконец отозвался Жора. – Я сейчас, руки помою, переоденусь и приду к вам, знакомиться будем.
        - Давай, - отозвался Константин. А Арина замерла, как минуту назад Светлана, но совсем по другой причине. Она поняла, кто сейчас войдёт на кухню, и не знала, что теперь делать.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        КОНСТАНТИН
        Как ни старался Константин подбодрить Светлану и убедить её в том, что ничего страшного с Жоркой не случилось, сам он в этом был вовсе не уверен. Друг его детства всегда был склонен к авантюрам, и теперь Константин всерьёз подозревал, что тот ввязался во что-то очень плохое. Только никак не мог представить, во что именно. И от этого чувствовал себя ещё хуже.
        Когда пришёл Жорка, они все немного растерялись. Но потом, вроде бы, он смог вполне обычно и убедительно поздороваться с приятелем. И Жорка откликнулся бодро. Только пауза была длинновата. Но Константин списал это на эффект неожиданности. Он даже повернулся к Светлане с Ариной, чтобы ободряюще улыбнуться им, и замер. Потому что у Арины было такое лицо, будто она только что увидела ожившего покойника. Чудесному воскрешению которого совсем не была рада. Светлана тоже заметила это и вопросительно-испуганно посмотрела на Константина. Тот взял Арину за руку – она тут же вцепилась в него, словно верила, что только он спасёт её от чего-то ужасного – и спросил негромко:
        - Что случилось, Ариша?
        Жорка прошаркал тапочками в сторону комнаты, и Арина, взглянув на Константина страшно напряжённым взглядом, еле слышно прошептала:
        - Костя, ваш Жора – это… это Светломир!
        - Что? – поразился Константин.
        - Кто? – не поняла Светлана.
        - Светломир, - повторила Арина.
        - Ты уверена? - зачем-то уточнил Константин, а Светлана беспомощно и растерянно переводила взгляд с Арины на него, но больше вопросов не задавала, ждала, пока они разберутся между собой.
        - Абсолютно. Я хорошо знаю его голос. Его фамилия – Частичкин? Ведь так?
        - Частичкин... - эхом отозвался он.
        - Да что происходит? – трагическим шёпотом спросила Светлана и дёрнула Константина за руку, пытаясь привлечь его внимание.
        - Всё очень плохо, Света, - он взял её за плечи и посмотрел в испуганные глаза, - я тебя прошу, что бы я ни делал сейчас, не мешай мне. Ты веришь, что я никогда не причиню тебе зла?
        - Верю, - кивнула она.
        - Тогда садись поближе к Арине и просто помни об этом.
        Он подошёл к двери и прижался к стене. Арине он поверил сразу же и тут же – очень кстати! – наконец вспомнил, на чьей машине видел красноярские номера. Когда Жорка хвастался своим джипом, он лишь вскользь заметил, что код региона не московский и не подмосковный. Но какой именно, не запомнил, не до этого было. А теперь перед глазами чётко проявились цифры: 24. И всё тут же сложилось. И то, что убийца всегда знал, где его найти. И нападение в подъезде (то-то Жорка тогда так преувеличенно сокрушался). И слова учительницы Валерии Александровны о том, что она часто видела Жорку и даже однажды встретила его прямо на улице (Красноярска, конечно, а не какого-нибудь другого города, она же жила именно там, на её визитке ведь был указан не только её телефон, но и адрес). И многое, многое другое. Непонятно было только, за что Жорка хотел его убить. Крышу у него, что ли, снесло?
        Именно это он и спросил у Частичкина, когда тот через пару минут уже сидел на стуле с заломленной назад рукой и перекошенным от боли, злобы, изумления и бессилия лицом. Что-что, а нейтрализовывать противника майор Соколан хорошо умел и, став тайным гостем, не разучился. Но бывшего приятеля всё равно было жалко. Поэтому Константин мягко посоветовал:
        - Жор, ты бы не дёргался. Сразу станет не больно.
        Частичкин по очереди взглянул на присутствующих, помотал головой, словно стряхивая сон или морок, и спросил:
        - Костя? Арина? Вы?!
        - Мы.
        - Вы... - он явно хотел сказать что-то другое, но вовремя прикусил язык и с трудом выдавил из себя, - вы знакомы?
        - Да, - коротко, без объяснений, подтвердил Константин, явно забавлявшийся его удивлением.
        - Что за шутки вы тут устроили?
        - А это не шутки, Жор. Или Светломир? Как прикажешь тебя звать-величать-то? Как мама с папой назвали или как ты сам себя окрестил? Или это ваш Венцеслав тебе такое присоветовал взять?
        Тот дёрнулся и прошипел что-то с яростью. И тогда Константин спросил:
        - За что ты меня хотел убить, Жор? Крыша, что ли, уехала?
        - Ничего не уехала. Не буду я ничего говорить, – прозвучало это глупо, по-детски.
        - Ну, в общем-то, ты прав, - легко согласился Костя. – Это и не важно, лучше расскажи-ка ты нам, как это ты из Жорки Частичкина, неплохого парня, моего друга детства, превратился в негодяя Светломира?
        - Костя, Арина, - жалобно попросила Светлана, которая, помня о своём обещании, Константину не мешала, но была бледна до невозможности, - я ничего не понимаю. Объясните мне, пожалуйста.
        - Я сейчас объясню, Света, - пообещала Арина. Ей было до ужаса жалко несчастную женщину, такую славную, ещё совсем молодую и так много уже настрадавшуюся.
        - Это довольно интересная история. Да, Светломир? - Арина смотрела на него неотрывно, пристально и было непонятно, кому она рассказывает: Светлане, Частичкину или себе.
        - Почти пятнадцать лет назад один одарённый, но беспринципный молодой человек придумал относительно честный способ отъёма денег у легковерных и заблудившихся в этой жизни людей. Решив не размениваться по мелочам, он организовал секту. Вскоре у него появился единомышленник и помощник, правая рука. Это и был ваш Жора, которого в Братстве называли Светломиром. Они прекрасно дополняли друг друга. И потянулись в поселение, которое построило Братство, страждущие. А вслед за ними потекли и деньги. Потому что те, кто верил отцам-основателям секты, были готовы отдать всё: деньги, квартиры, драгоценности. Этому очень способствовало то, что у Венцеслава, того самого молодого человека, который всё и придумал, был редкий дар гипнотизёра.
        Прошло много лет. Секта, вернее её верхушка, богатела. А потом всё рухнуло в один день: умер Венцеслав. И начались разброд и шатание. Да, Светломир? – она спросила его, не рассчитывая на ответ. Но он вдруг сквозь зубы процедил:
        - Да. Эти идиоты принялись роптать. Кое-кто даже хотел разойтись по домам. А в поселении мы держали только тех, от кого в городе никакой пользы. Остальные и так жили в городах и работали на благо Братства.
        - Ну, и пусть расходились бы. Они же всё равно уже всё отдали вам. – Константин не понимал отчаянья, прозвучавшего в голосе бывшего приятеля.
        - А кто бы тогда работал в поселении?! Кто бы убеждал новых членов в том, что те сделали правильный выбор?! Чем больше уже оболваненных, тем легче обманывать следующих! Вы что – тупые?! Элементарных вещей не понимаете?! – взвился Жора-Светломир и тут же сел обратно на стул, остановленный лёгким движением Константина.
        - Тихо, тихо, Жора, - пожурил его тот, - ты не фонтанируй и на нас не кричи. Всё мы понимаем. И даже то, что, распрощавшись с сектой, люди могли прийти в себя, спохватиться и понять, что их обманывали. А от такого понимания до обращения в милицию – один шаг. Жор, вам надо было за границу удирать. Что ж вы не догадались-то? Или всё денег было мало?
        - Жорочка, - заплакала Светлана, сидя в углу, рядом с Ариной, - как же так?
        - А вот так. Я не хотел жить в нищете. Хватит, нажился уже с папашей-инженером и мамашей-библиотекарем... И всё было хорошо, очень хорошо. А Венцеслав взял и… - он безнадёжно махнул рукой.
        - Да, казалось бы, секте пришёл конец, - продолжила негромко Арина, - но тут Светломиру и его помощникам пришла в голову идея использовать в своих целях дочку Венцеслава. Она очень похожа на отца и унаследовала некоторые из его талантов. И они украли девочку. Так получилось, Светлана, что этой девочкой была моя старшая дочь. А Константин недавно стал нашим соседом по даче и поэтому тоже оказался впутанным в эту историю.
        Светлана смотрела то на неё, то на Константина во все глаза и, казалось, мало что понимала. Жора-Светломир тоже выглядел ошарашенным:
        - Да уж, - с горечью протянул он, - я-то надеялся, что вы ещё не успели познакомиться. Выходит, зря... Ну почему ты купил дачу именно там?! Неужели мало других мест? Мне просто не повезло...
        - Получается, что так. - Кивнул Константин. - А во второй раз тебе не повезло, когда я поехал в командировку в Сибирь и в ресторане гостиницы в Красноярске увидел свою новую соседку Миру в обществе троих мужчин. Двое сидели ко мне лицом, и их я совершенно точно не знал и никогда не видел на тот момент. А вот третий расположился спиной ко мне. Это был ты, да, Жор? Как же я тебя не узнал?.. Наверное, настолько не ожидал увидеть, что не понял, кого случайно встретил. Да и не рассматривал я вас в тот вечер. Не думал, что это важно. А жаль. Ведь всё могло закончиться уже тогда. А получилось, что растянулось вон на сколько. Неудачно вышло.
        - Не вини себя, Костя. Зато ты спас Миру, - благодарно посмотрела на него Арина.
        - Что-о? – поднял голову Жора. – То есть это ты тогда помог девчонке сбежать? А мы-то головы ломали! Всё не могли понять, как так вышло.
        - Да, я. Говорю же, что по работе был в Красноярске и случайно увидел вас. Мира меня узнала и попросила о помощи.
        - А ты, конечно, не отказал ей! Вот, ведь… - Светломир в ярости выругался, - что ж я не поторопился-то?
        - Ты о чём, Жора? – спросила Светлана.
        - А он Светик, жалеет о том, что не убил меня раньше. Тогда и Мира бы от них не сбежала.
        - Мира – это ваша дочь, Арина? – Светлана изо всех сил старалась разобраться в том, что ей рассказывали. – Та самая, что похожа на своего отца?
        - Да. Это она. И Светломир с компанией хотели использовать её в своих интересах.
        - Жор, слушай, - вдруг вспомнил Константин, - а зачем тебе столько денег? Вы ведь в своём поселении жили-то, как сотни лет назад. Натуральное хозяйство, и всё такое...
        Светломир посмотрел на него задумчиво и с нехорошей усмешкой покачал головой:
        - Да-а, Кость. Ничегошеньки ты не понимаешь. Для нас Братство – это просто работа. Мы, можно сказать, вахтовым методом трудились. Пару недель в поселении поживём, а на месяц в Москву переберёмся, или в Лондон слетаем, или на Мальдивы. А там деньги очень даже нужны. Рассказать, на что? Или сам догадаешься?
        У Венцеслава, между прочим, где только квартир и машин не было! И в Москве, в самом центре, с видом на Кремль, и в Майами, и в Питере на набережной Грибоедовского канала. Неплохо, знаешь ли. И у меня так же, - он посмотрел на них с победным видом. Но тут же поник, сдулся:
        - Теперь вот всё, закончились золотые денёчки.
        - Жора, а зачем же тогда ты у меня-то жил? – растерянно спросила Светлана. – У меня ведь, - она обвела рукой крохотную кухню, - прямо скажем, не хоромы.
        - А он, Светик, собирался и тебя в Братство заманить, а квартиру твою продать. Правда ведь, Светломир? – в голосе Константина звучало ледяное презрение. – Привычка, знаешь ли, тащить всё в норку и не отказываться о возможности заработать. Только вот не пойму, зачем меня-то ты убить хотел, а? Чтобы не помешал тебе Свету объегорить? Так меня в Москве почти не бывает. Вполне мог всё провернуть, пока я в очередной командировке был бы.
        Светломир – теперь Константин не мог называть его Жорой, просто язык не поворачивался - посмотрел на него, но промолчал. Но что-то в его взгляде показалось Константину подозрительным. Так когда-то в детстве смотрел на него его школьный приятель хитроватый Жорка Частичкин, если считал, что знает что-то, о чём никогда не догадается наивный и доверчивый Костя. Он замолчал, тяжело глядя на Светломира. Тот по-прежнему явно насмехался, презрительно кривя пухлые красные губы. В квартире повисла тишина. Слышно было, как по лестнице, шаркая, поднимается кто-то из соседей. Арина напряжённо переводила взгляд с Константина на того, кого он ещё полчаса назад считал близким человеком. И тут вдруг заговорила бледная до невозможности Светлана.
        - Я, кажется, знаю, за что он хотел тебя убить, Костя, - дрожащим голосом произнесла она, - я знаю, но не могу поверить. Никак не могу.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        АРИНА
        Когда Светлана сказала, что знает, за что Светломир хотел убить Константина, тот вдруг выпрямился резко и даже сделал попытку вскочить. Но Константин, стоявший в метре от него, тут же протянул руку и одним движением усадил обратно. Лицо Светломира перекосилось.
        - Ему больно? – вскрикнула Светлана.
        - Не настолько, Светик. Это он от бессилия кривится. А ещё от презрения и ярости. Он же нас за людей не считает. У Арины вон ребёнка украл. Тебя обманывал и собирался в секту свою заманить. А меня вообще убить собирался. И вдруг с нами справиться не может. Паршивое ощущение, должно быть…
        - Света, - не выдержав, Арина обратилась к хозяйке квартиры, - давайте, что ли, милицию вызовем? Пусть его заберут уже. А то ведь смотреть тошно. Вы согласны?
        Светлана не очень уверенно кивнула.
        - Подожди, Ариша. – Покачал головой Константин. – Милицию через 02 мы вызывать всё равно не будем. Позвоним Валдайцеву, и он сообщит тем ребятам, что Братством занимаются. Но перед этим всё-таки мне очень хочется узнать, чего это вдруг Светломир ко мне вдруг такой ненавистью воспылал. А?! – он легонько тряхнул бывшего приятеля. Но тот промолчал.
        - Всё-таки ты решил из себя героя изображать, - вздохнул Константин, - не похож ты на героя, конечно, да ладно, развлекись напоследок. Потом не до этого будет. – Он посмотрел на Свету:
        - Светик, придётся тебе самой нам объяснять, раз уж ты догадалась. Не хочет Светломир нам помогать. Отказывается.
        - Я расскажу. Конечно, расскажу. Думаю, я правильно догадалась. – Она напряжённо выпрямилась и стала методично складывать чистое кухонное полотенце – нервничала.
        Арина сидела, не отводя глаз не от Светы, а от Светломира. Лицо его было страшно: ненависть, осознание собственного бессилия, ярость, отвращение, по очереди сменяя друг друга, возникали на нём. Казалось, ещё немного и Светломир закричит, завоет, извергая проклятия на них с Константином, на несчастную Светлану. Арина даже руки приготовила, чтобы уши заткнуть. Но этого не понадобилось. Едва Светлана заговорила, Светломир сгорбился и взгляд его потух. Всё, ради чего он жил: деньги и власть – стало для него недоступным. И, казалось, сама жизнь ушла из него.
        - Помнишь, Костя, я сказала тебе, что у меня две новости: хорошая и плохая? – спросила тем временем Светлана.
        - Да, конечно.
        - Так вот, хорошая новость такая: лотерейный билет, который ты мне подарил в числе прочего на день рождения, выиграл.
        - Вот здорово, поздравляю! Я его просто так купил. Думал развлечь тебя. Впервые в жизни вижу того, кто хоть немного выиграл, - искренне обрадовался пока явно не понимающий, к чему это она, Константин. Арина даже отвлеклась от Светломира и посмотрела на него: он был явно, неподдельно рад за бывшую жену.
        Тут Светломир издал странный звук и повалился на пол. Все вскочили, думая, что ему стало плохо.
        - Сердце? Жора, что?! Сердце?! – закричала Светлана, бросаясь к холодильнику, где на всякий случай хранила сердечные капли. И тут же обернулась, потому что Светломир катался по полу, истерически смеясь, взвизгивая и подвывая. Выглядело это ужасно.
        - Что это с ним? – осторожно отступила подальше от истерика Арина, боясь, что сейчас он выкинет ещё что-нибудь, например, схватит её за ноги и тоже обрушит на пол. – Он что, с ума сошёл?
        - Немного! Немного! – тем временем вскрикивал Светломир. – Идиот! Немного!
        Константин подошёл к раковине, налил в кастрюльку, стоявшую в сушилке, воды и одним движением выплеснул её на Светломира. Тот захлебнулся, закашлялся и замолчал. Тогда Константин поднял его под мышки и усадил на угловой диванчик. Арина схватила всё то же полотенце, что недавно нервно складывала Светлана, и протянула его Светломиру. Тот не отреагировал. Она еле заметно поморщилась, но всё же сама осторожно вытерла ему лицо и волосы. Светлана поставила перед Светломиром стеклянную тонкостенную рюмочку с успокоительным, которое успела накапать, пока Константин и Арина возились с истериком.
        - Пей! А я пока всё-таки новость свою до конца расскажу.
        - А что? Разве ещё не всё? – удивился Константин.
        - Не совсем, - покачала головой и улыбнулась его бывшая жена. – Он, - Светлана не смогла назвать Светломира по имени и просто качнула в его сторону головой, - прав. Я не немного выиграла. А много. Очень много, Костя. Так много, что и представить себе не могу. Двести шестьдесят миллионов рублей. И половину от этого я собираюсь отдать тебе.
        - Сколько?! – не поверил своим ушам Константин, не обратив внимания на последние слова. А Светломир снова завыл и сделал попытку удариться лбом об стол. Но его удержали.
        - Двести шестьдесят миллионов, - снова отчётливо произнесла Светлана и улыбнулась, довольная произведённым эффектом.
        - Так вот почему ты в последнее время такая загадочная была! – догадался Константин.
        - Поэтому, - кивнула она, - собиралась тебе рассказать, когда уже съезжу в оргкомитет лотереи и узнаю все подробности. Теперь вот узнала. С этой суммы, конечно, нужно налоги заплатить. И вот половину после уплаты налогов я отдам тебе.
        - С какой стати, Свет? – обомлел Константин. – Ты что? Это твои деньги. Они тебе пригодятся. Теперь ты сможешь поехать учиться дизайну за границу, как мечтала. И попутешествовать, чтобы набраться опыта.
        - На это мне и моей половины хватит. А с какой стати? Подумай, Костя, и сам поймёшь. Ты ведь очень умный.
        Светломир посмотрел на них с ненавистью и снова завыл.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА.
        МИРА
        - То есть он хотел тебя убить, чтобы Светлана с тобой не успела поделиться? – спросила у Константина мама, когда они уже ехали на дачу вечером этого длинного дня. Уставшая Мира, замучившись ждать их в машине, уснула и не видела, как приехал Светломир, как его через некоторое время в наручниках вывели из подъезда и увезли, как вышли оттуда же взволнованные Арина и Константин, а с балкона махала им рукой Светлана.
        - Ой, родители вернулись! – сказала она сонно, когда они открыли дверцы. Сказала и тут же прикусила язык, боясь спугнуть их. Мама, к счастью, не расслышала, а Константин… Константин обернулся к ней и с многообещающей улыбкой кивнул. Я обязательно на ней женюсь – так поняла Мира эту улыбку и тоже кивнула. Её это вполне устраивало.
        Всю дорогу до дачи она с открытым ртом слушала рассказ мамы и Константина, которые наперебой сообщали ей такие умопомрачительные подробности того, что произошло в квартире и до этого, что Мира только ахала и смотрела на них восторженными глазами.
        - То есть он хотел убить тебя из жадности? - Мира не верила, что всё это происходит с ними.
        - Да. С ума сойти можно, до чего жадность человека доводит. То есть Светиной половины ему не хватало.
        - Во аппетиты у человека! – не одобрила Мира. И поинтересовалась:
        - А почему он Светлану не убил? Тогда бы ему всё по наследству досталось. Он ведь не какой-то бывший муж, а настоящий. Действующий.
        - Они не успели пожениться. А, может, он и не собирался, а только старательно делал вид. Я их Частичкиными называл только потому, что так удобнее, чем каждый раз повторять Света – Жора, Жора – Света. Да и был уверен, что они в ближайшее время до загса дойдут. Но они не дошли. Поэтому ему ничего не досталось бы.
        - Ну, и женился бы он на ней по-быстрому. Всё проще, чем человека убить. Тем более, приятеля.
        - А вот Жорке оказалось проще убить.
        - Светломир уже был женат, - объяснила Арина. – Я точно знаю. Да ещё умудрился большинство своего нечестно нажитого имущества на жену оформить. У них отношения хоть давно и не супружеские, но неплохие. И ему, и ей этот брак был удобен. Вот и не разводились.
        - Зачем же он тогда со Светланой жил? – безмерно удивилась Мира. - Да ещё и так долго? Сколько они вместе прожили?
        - Несколько месяцев, - Константин невесело вздохнул и объяснил:
        - Ну, во-первых, он собирался её в секту завлечь. А, во-вторых, думаю, она ему и вправду нравилась. Она очень хорошая, Мируш. Вот вы познакомитесь и обязательно подружитесь.
        - Мы-то подружимся, я не сомневаюсь, - кивнула девочка, - а вот в искренние чувства Светломира как-то не верится.
        - Ну, тут нам только гадать остаётся. Потому что он утверждает, что привязался к Светлане. А там уж – чужая душа потёмки.
        - Особенно душа Светломира, там и вовсе тьма тьмущая, - фыркнула Мира. – Костя, а как он тебя убить-то хотел? Отравить или в окно выбросить?
        Ответила мама:
        - Он Костю хотел тремя разными способами убить. И аж четыре раза пытался.
        - Ско-о-олько? – ахнула Мира. – И ты до сих пор жив? Костя, так ты у нас не только круче Бэтмена, но ещё и бессмертный!
        - Ага. Фамилия такая. А зовут меня Кощей, - усмехнулся Константин, которому, похоже, было неловко от всего происходящего. Мама, видимо, тоже это поняла и мягко спросила:
        - Пожар – это была первая попытка?
        - Да. Я так понимаю, что он мою дачу и обнаружил-то случайно. Потому что я ни ему, ни Свете ещё про неё не говорил. Жорка был в командировке, то есть, в поселении, да и я только вернулся из очередной командировки. Но тут он со своими амбалами приехал к вам за Мирой. И, я так понимаю, увидел мою машину, которую хорошо знал. Я, когда купил её, Жорику показывал, хвастался, да и номер он наверняка запомнил, у него, в отличие от меня, память на числа всегда хорошая была. А в тот день я машину как раз сбоку бросил, ближе к лесочку. Мир, они там свой транспорт ставили?
        - Я не знаю, - растерялась Мира. – Они ведь меня усыпили какой-то гадостью…
        Но мама ответила:
        - Да, там. Я, когда они Миру увозили, успела к окну подползти и увидеть, что они оттуда выезжали. Да у нас и негде больше парковать машины. Перед участком у меня кусты гортензии, свою-то машину я на территорию загоняю. Так что только у леса и можно было поставить. Тем более, что там тупик, дальше домов нет, удобно, никто мимо случайно не пройдёт и не проедет и внимания на возню у машины не обратит. Им ведь ещё предстояло Миру в машину засовывать. Они и подстраховались.
        - Ну, вот. – Кивнул Константин. – Светломир машину мою увидел. Там ведь фонарь горит. Всё видно. Машина ему известна. Ну, и понял он всё. Вернее, не всё, конечно… - Константин задумался и потом рассмеялся грустно, хлопнув ладонью по рулю:
        - Мне ведь Жорка на следующий день звонил, интересовался, как у меня дела…
        - И ты ему про свою дачу рассказал? – догадалась Мира.
        - Рассказал. Чем только подтвердил его предположения. Он меня тогда ещё долго расспрашивал, что да как, когда купил, часто ли бываю, познакомился ли с соседями, что за дом. Я ещё тронут был его вниманием. Всё сообщил как на духу. Бываю, мол, редко, с соседями толком не знаком и знакомиться не собираюсь, потому как не люблю ненужные знакомства, дом хороший, только решётки на окнах надо снять... И в ту же ночь ночь мой дом сгорел. А дверь была припёрта ломиком. Чтоб уж наверняка... Я ведь мизантроп, - объяснил Константин и тут же поправился:
        - Я ведь долгое время был мизантропом, мало с кем общался. Да ещё и постоянно в разъездах. Жорке и в голову не могло прийти, что я за Мартой приглядываю и сплю у вас из-за того, что она наотрез отказалась у меня ночевать. Это нас с Мартинкой и спасло. А Жорка меня хорошо знал, понимал, что я избегаю людей и до конца думал, что мы с Ариной так и не познакомились. Поэтому и удивился так, когда увидел нас вместе у Светланы.
        Мире, которая представила, что могло бы случиться, останься Константин и Марта ночевать в его доме, стало страшно. И она нарочито громко и легкомысленно спросила:
        - А чего он вас сразу по голове не треснул? С пожаром-то возни слишком много.
        - Мира, - мягко укорила мама. А Константин спокойно объяснил:
        - Ты знаешь, Мир, когда мы с Жоркой ещё учились в школе, у нас была очень хорошая учительница, Валерия Алексеевна. Мы с ней проходили «Войну и мир». И как раз говорили о том, что убить человека при, так сказать, личном контакте – раскроить ему череп, застрелить в упор, ударить ножом, задушить – психологически гораздо сложнее, чем сделать это… дистанционно. Например, подарить будущей жертве банку с отравленным вареньем, которое она съест потом, не на глазах у убийцы.
        - Ага. – Задумчиво протянула Мира. – Или поджечь дом, сделав так, чтобы человек не мог выбраться. А самому в это время уже ехать в Красноярск.
        - Именно. Тем более, что дом поджигал не он сам, а один из его помощников. Жорка-то в это время тебя в Сибирь вёз.
        - Но Святополк с Благояром тоже с нами ехали. Светломир как раз вернулся в Москву, а они-то меня дальше повезли, - удивилась Мира.
        - Мируш, московское отделение секты большое, - объяснила Арина, - вот один из местных помощников Светломира поджогом и занимался.
        - Только с пожаром у них ничего не получилось. Дом сгорел, а Костя нет, - радостно подпрыгнула Мира на сиденье.
        - Да. И тогда Жоре пришлось действовать самому. Время поджимало. Сообщникам своим он не доверял, особенно после того, как я не погиб в огне, считал их недалёкими. Он ведь, когда я после пожара к ним со Светой в гости заявился, едва дар речи не потерял. Я думал, просто не ожидал моего визита, а он решил, что меня уже нет на этом свете, и испугался, увидев у себя, вернее, у Светы дома. – Константин усмехнулся. – А Светлане уже скоро должны были выплатить выигрыш. И тогда она сразу же рассказала бы мне. Проверенные сообщники Жорки в это время тебя уже далеко от Москвы увезли. Другим он теперь опасался важное дело поручать, а действовать нужно было срочно. Вот ваш Светломир и вызвал меня помочь с холодильником, подкараулил на лестнице и хотел оглушить, а потом удавить. Но опять не вышло. Сначала я увернулся, но не до конца. И был момент, когда Жорка бы вполне мог со мной справиться…
        - Да ладно, - не поверила Мира. Это прозвучало так искренне и убеждённо, что Константин и Арина дружно рассмеялись.
        - Мог, мог. Поверь мне. Но спасла меня Светлана. – Мира, в очередной раз услышав в голосе Константина тёплые интонации, с которыми он говорил о бывшей жене, бросила быстрый осторожный взгляд на мать. Не увидев на лице той никаких признаков неудовольствия, она облегчённо выдохнула.
        - Кстати, давно хотел спросить и всё забывал. Мир, а почему тебя сразу в Братство не повезли, а в Красноярске держали?
        - Так меня сначала обработать надо было, подучить гипнозу, а потом уж членам Братства демонстрировать. А то вдруг бы я заартачилась в самый неподходящий момент? Мне кажется, что они в запарке вообще плоховато план продумали. Вот смотрите, они же собирались в случае, если я не соглашусь, мою волю наркотиками глушить. Но ведь в этом случае гипнологом я бы быть не смогла. Думаю, они поняли это или им объяснил кто-то более сведующий. То есть им нужно было мое добровольное согласие. А с чего они были так уверены, что сумеют меня добром уговорить? Ведь они меня и не знали толком…
        - Они надеялись, что ты больше похожа на отца, а не на меня, - грустно сказала мама. – Помнишь, ты же сама слышала их разговор. А раз ты в него, значит, больше всего на свете любишь деньги…
        - Вот ещё, - фыркнула Мира, - фиг им. Я в него только внешностью пошла. А больше ничем. – Она попыхтела сердито и снова спросила Константина:
        - Ну, а в третий-то раз как всё было?
        - После второго нападения, когда мы уже всё-таки спустили вниз злосчастный холодильник, Жорка пошёл меня провожать и расспросил, куда я собираюсь ехать. Я ему доверял и рассказал о командировке. Он знал, что я работаю только в лучших отелях. Так что найти меня в Красноярске было довольно легко.
        Кстати, именно тогда, перед отъездом в Красноярск я номер Жоркиного джипа и заметил, но не обратил на это никакого внимания. Позор на мою седую голову.
        - В третий раз вас пытались сбить машиной, правильно я понимаю? – не дала Константину вдоволь позаниматься самоедством Мира.
        - Ну да, в Красноярске. Но мне снова повезло, а им – нет. Поэтому пришлось и в Москве ещё раз тем же способом попробовать. И вот тут-то меня невольно спасла Арина. Она зачем-то вышла из отеля на улицу. Я услышал её голос и оглянулся. Мне показалось, что она меня зовёт. Этой секундной задержки хватило на то, чтобы машина пронеслась мимо, а я остался жив. А потом им стало не до меня – полковник Валдайцев вовремя своих друзей подключил.
        - Вот ведь не везло нашему Светломиру! Четыре раза покушаться на твою жизнь – и ни разу в этом не преуспеть! – поразилась Мира.
        - Я не понял, тебя это радует или огорчает? – шутя нахмурился Константин.
        - Радует! Ещё как радует! – не испугалась его грозного вида девочка. – И я даже знаю, почему они ничего с тобой поделать не могли.
        - Почему это? Только не говори, что это оттого, что я круче Бэтмена.
        - Да ну, не поэтому, конечно. Хотя, однозначно круче. И это факт. В обратном меня никто не уверит. – Мира помолчала недолго и таинственно произнесла:
        - А не вышло у них ничего, потому, что у Господа Бога на тебя другие планы. Совершенно другие.
        - И какие же? – поднял брови Константин.
        - А ты не догадываешься? – иронично улыбнулась в ответ Мира и глазами указала на Арину.
        Константин в зеркале заднего вида перехватил её взгляд и, помолчав, кивнул:
        - Очень хочется, чтобы ты оказалась права.
        - Вы о чём вообще? – не поняла мама.
        - Да мы так, о своём, мамочка, о самолётах, - ласково отшутилась Мира. И, обращаясь к Константину, веско и безапелляционно подвела итог:
        - Разумеется, я права.
        После этого она озорно посмотрела на него в зеркало и отвернулась. Ей нужно было придумать для мамы, себя и Марты платья к свадьбе, которая – она не сомневалась – была уже не за горами. И пускать подготовку на самотёк Мира не собиралась. А то ведь, если не проконтролируешь всё лично, эти сумасшедшие влюблённые, мама и Константин, обязательно что-нибудь не так сделают. Или вообще свадьбу зажмут. А на это она была не согласна.
        ИЮЛЬ 2008 ГОДА
        ИЗ ГАЗЕТ
        Не так давно мы писали о том, что известное Братство Чистых Душ, несмотря на гибель своего основателя и бессменного руководителя Даниила Сытикова (Венцеслава) продолжает работу.
        Но сегодня стало известно: в московском офисе Братства и их сибирском поселении уже больше недели идут обыски. Арестован нынешний глава Братства Светломир (Георгий Частичкин). Наш корреспондент Стас Кургузов выяснил, что ему предъявлены обвинения в уголовных преступлениях, по каким именно статьям, мы узнаем в ближайшее время. Арестованы и другие представители верхушки этой организации, которая позиционировала себя исключительно высокодуховной. Но, как выясняется, её руководители добивались своих целей самыми разными, иногда весьма далёкими от мирных способами и отнюдь не брезговали мирскими благами.
        Итак, Братство Чистых душ прекратило своё существование. Всех, пострадавших от деятельности этой организации, следствие просит помочь с выяснением подробностей и уточнением деталей функционирования секты. В свою очередь, власти обещают обеспечить всем пострадавшим от деятельности Братства психологическую реабилитацию.
        Присоединяясь к просьбам тех, кто расследует обстоятельства дела, наша газета призывает бывших сектантов и их родных и близких: не оставайтесь равнодушными, не прячьте головы в песок, помогите следствию!
        Наши корреспонденты в Москве, области и Красноярском крае следят за ходом следствия. Поэтому читайте «НМ» и будьте в курсе дела. В ближайшее время наверняка появятся новости и – в этом нет сомнений – они снова будут сенсационными.
        Газета «Наша Московия» 27 июля 2008 года
        АВГУСТ 2008 ГОДА
        КОНСТАНТИН
        Он проснулся с ощущением того, что всё плохое наконец-то кончилось. И больше не нужно опасаться за Арину и её дочерей. И за себя тоже. А, значит, можно просто жить и радоваться тому, что вот и у него появился смысл этой самой жизни. Не выдуманный специально, только для того, чтобы не существовать совсем уж впустую, не притянутый за уши, а самый настоящий, важный и, по его, Константина, мнению, единственно верный.
        - И жизнь хороша. И жить хорошо, - громко согласился он с тем, кто когда-то это сформулировал, и встал, жизнеутверждающе продолжив:
        - А в нашей буче, боевой, кипучей, и того лучше. - Маяковского он не слишком любил, да и не так чтобы очень знал, поэтому развивать тему не стал, а принялся собираться.
        Пора было ехать в аэропорт. Деньги на его мечту теперь были, спасибо Светлане. Брать он их не хотел. Но она так уговаривала, что они с Ариной решили взять, но только в долг, конечно. Светлана повздыхала, но была вынуждена согласиться хотя бы на это. Константина она знала хорошо. И понимала, что спорить с ним бесполезно. Он всегда был порядочен до щепетильности. И за счёт женщины жить бы ни за что не стал.
        Уезжать не хотелось. Они с Ариной и девочками с каждым днём становились всё ближе, им было очень интересно и спокойно друг с другом, а некоторая неловкость, которая случается в начале отношений, уже исчезла. Девочки в обращении к нему легко и органично перешли на "ты". Было очевидно, что и страстно желаемого слова "папа" ему оставалось ждать недолго. И Константин не верил собственному счастью. Когда-то он мечтал услышать "папа" от сына, но так и не дождался. Но теперь, словно в награду, у него появились две дочери, которых он уже очень любил и не представлял без них дальнейшей жизни. А уж без их матери - тем более. И необходимость уезжать от них казалась ему какой-то особенно изощрённой пыткой.
        Но были и взятые на себя обязательства. А потому ему предстояло ещё много поездить по миру. И, ведь придётся попутешествовать, как бы ни хотелось сиднем сидеть за столом на кухне Арины и неотрывно смотреть, как она печёт блины или жарит сырники, а её коса при каждом движении вьётся по красивой шее, потом спускается на спину, загорелый кусочек которой виден в вырезе летнего платья, а потом и вовсе стекает на…
        Константин усилием воли прервал ход мыслей, заведший его явно не туда, и, выйдя во двор, плеснул в лицо полные пригоршни холодной воды. Он по-прежнему спал в своей бытовке, потому что они с Ариной, не сговариваясь, решили, что не хотят подавать подросшей уже Мире неправильный пример. А потому вели жизнь вполне добрососедскую, невинную и целомудренную, если не считать, конечно, его мыслей, которые постоянно норовили свернуть куда-нибудь… Далеко, в общем.
        Но, к счастью, как бы щедро ни была одарена талантами Мира, мысли читать она всё же не умела. Поэтому Константину в их с Мартой присутствии оставалось только следить за лицом (чтобы вид был как можно невиннее) и за руками (дабы не распускались). Этим он довольно успешно и занимался последнее время. Но с каждым днём такое примерное поведение давалось ему всё с большим трудом. И, чтобы ждать намеченной на сентябрь свадьбы было не так невыносимо, Константин каждое утро старательно зачёркивал в настенном календаре дни. Самому было смешно, но тридцатипятилетний Константин Соколан очень хотел поскорее жениться. Нестерпимо хотел.
        Одевшись для поездки и уже взяв портфель и портплед, Константин машинально заглянул в папочку с документами, в которую имел обыкновение перед отлётом класть оба паспорта, внутренний и заграничный, и билет. Заглянул и замер. Билеты лежали на месте, а вот паспортов не было.
        Константин медленно положил папку и портплед на стол и задумался. Вчера вечером он совершенно точно клал паспорта в кармашек папки. Рядом вертелась Марта, которая, если он уходил с их участка, моментально прибегала к нему. При ней он полностью собрался в путь – действия за месяцы работы тайным гостем были отработаны до автоматизма. А перед сном ещё раз проверил, всё ли на месте. И, тем не менее, ранним утром документов в папке не оказалось.
        Мысль тут же заработала с невероятной скоростью. Кому могли понадобиться его паспорта?.. Вопрос, как их украли, Константин себе даже не задавал. Дни стояли очень жаркие, и единственное окно его бытовки, как раз рядом со столом, на котором он – о, верх легкомыслия! – оставил свой портфель, было распахнуто настежь.
        Итак, кому мог понадобиться паспорта? И ведь взяли только их. Ничего больше. То есть, и нужны были только они. Не солидный дорогой кожаный портфель целиком, не билеты, не рабочие документы. А лишь паспорта. Взяв которые, кто-то аккуратно вернул папку на место и закрыл замок портфеля. Для чего? Чтобы он не сразу заметил? Что за ерунда?!
        Братство прекратило своё существование. Жорка арестован… На этом месте ход его мыслей застопорился. Потому что, по мнению Константина, никто больше вредить ему не мог.
        Так ничего и не придумав, в крайне задумчивом настроении он вошёл на кухню Арины. Та как раз снимала со сковороды тончайший кружевной блинчик. Стопка таких же – до невозможности ароматных и румяных – высилась рядом.
        - Доброе утро, милый, - отложив лопаточку, которой снимала блинчики со сковороды, потянулась она к нему.
        Константин обнял её. Под его руками заструились волосы, которые в это утро она просто собрала в хвост. Он глубоко вздохнул и так и стоял, жалея о том, что нужно уезжать. Хотя… Как же он забыл? Никуда уехать он не может. Паспортов-то нет.
        - Ариш, - растерянно усмехнувшись, сказал он, - а у меня паспорта пропали.
        - Как – пропали? Оба?!
        - Да. Вчера вечером были. А сегодня – уже нет. Я их и билеты положил в портфель, который стоял на столе у окна. Ну, вот кто-то и… - он махнул рукой.
        - Та-а-ак, - протянула Арина, - неужели ещё не всё закончилось? Только вот…
        - Что?
        - Только вот, хоть убей, не могу понять, кому мог помешать или понадобиться твои паспорта.
        - А если просто кто-то таким образом пытается меня не пустить…
        - Куда? В Испанию? Там-то ты кому дорогу перешёл?
        - Не знаю.
        - Филиала Братства в Испании не было, - попыталась пошутить Арина.
        - Ты уверена? – он сам не знал, отвечает шутя или всерьёз.
        - Абсолютно.
        - Тогда я вообще ничего не понимаю.
        - Ма-а-ма! Ма-а-ам! – Мира кричала традиционно громко. – Тут такое!
        - Что?! – дружно вскинулись Арина и Константин и переглянулись встревоженно.
        В утренней дачной тишине стало слышно, как Мира бежит по дорожке от дома. Она быстро простучала босыми ступнями по доскам веранды и влетела в кухню.
        - Ой, Костя! Доброе утро! – затормозила она на полном ходу и спрятала руки за спиной. Розовое спросонья её личико выразило растерянность. – Ты уже здесь? Ой! – тут же стушевалась она от своей невольной бестактности. – Извини! Я хотела сказать: и ты здесь? Э-э… То есть… прости… я имела в виду, что рада видеть тебя здесь.
        - Да ладно, Мир, не заморачивайся, - успокоил её Константин. – Ты нам лучше скажи, что случилось.
        - Я… да… конечно… Ничего не случилось, - взяла, наконец, себя в руки Мира и посмотрела на него ясными-ясными глазами. Настолько ясными, что даже ещё не слишком хорошо её знающий Константин понял: врёт. Ну, или, по крайней мере, привирает. А уж Арина и вовсе фыркнула:
        - Да ладно притворяться, Мируш. Что-то случилось. Но тебе неудобно при Косте говорить.
        - Ага, - покаянно вздохнула Мира и виновато посмотрела на них.
        - Так я пойду, вещи в машину отнесу пока, - бодро сообщил им свои намерения Константин и вышел, бурча себе под нос:
        – Хотя… Может, я и вовсе никуда не поеду.
        Но уже на ступенях крыльца его догнал смеющийся голос Арины:
        - Костя! Костенька! Вернись, пожалуйста!
        Он резко повернулся и, не сбавляя темпа, распахнул дверь на веранду. Арина хохотала, размахивая двумя паспортами. Константин шагнул к ней, вынул документы из её рук и раскрыл: его, его собственные. Ничего не понимая, он вопросительно уставился на Миру. Та в ответ невинно похлопала ресницами, но промолчала.
        - Марта! Мартинка! – зачем-то позвала Арина.
        - Я здесь, - басовито откликнулась девочка из соседней комнаты, имеющей отдельный вход с улицы, в которой Арина обустроила ей игровую на случай плохой погоды. Откликнулась, но не вышла.
        - Марта, выходи!
        - Не выйду.
        - Почему? – удивился Константин.
        - Вы меня ругать будете.
        - За что?
        - Это она твои паспорта взяла, - прошептала Мира. И тут же вступилась за сестру:
        - Не ругай её, ладно? Они оба совершенно целые. Она в них даже не нарисовала ничего.
        - Да не буду я её ругать, - Константину было смешно и очень любопытно, для чего Марте понадобились его паспорта. В том, что она их взяла не просто из озорства, он не сомневался. Не тот человек. Он так и подумал про неё: не ребёнок, не девочка, а человек.
        Дверь игровой приотворилась и в образовавшуюся щель стал виден один глаз Марты. Смотрел он виновато и даже не моргал.
        - Точно не будешь? – спросила она.
        - Ругать? Точно. Честное слово. – Пообещал Константин, изо всех сил стараясь не рассмеяться в голос. – Марта, выходи. Я умру от любопытства, если ты сейчас же мне не объяснишь, для чего паспорта взяла.
        - Чтобы узнать, женатый ты или нет, - выпалила Марта и снова прикрыла дверь. Но пыхтела за ней так интенсивно, что слышно было даже на веранде.
        Арина и Константин вновь недоуменно переглянулись. Мира вздохнула и объяснила:
        - Она вчера слышала, как баба Рита с тётей Таней обсуждали, что ты, Костя, наверняка женат. Потому что, по их мнению, такие мужчины никак не могут быть холостыми.
        Константин растерянно, ничего не понимая, посмотрел на Арину. Она со смехом пояснила:
        - Это наши местные… любительницы обсудить всех и вся.
        - Да, именно, - авторитетно согласилась Мира. – Вот Мартинка их разговор и слышала. А потом одна из них сказала, что надо у тебя паспорт проверить, нет ли там штампа. Ну, в смысле, не женат ли ты.
        - Понятно.
        - А бедная Марта испугалась, что вы с мамой не поженитесь. Ну, и решила документ стащить. Встала пораньше и отправилась за паспортом. А их в портфеле два оказалось, и она не знала, в каком именно должно быть написано, женат ты или нет, вот и взяла оба. Но ничего в них не поняла. Читать-то она ещё плохо умеет, поэтому, кстати, и на месте посмотреть не могла, вот и решила мне показать. Ну, а я побоялась, что ты без паспортов в аэропорт уедешь, поэтому и побежала скорее к маме. А тут ты...
        Дверь в комнату снова приоткрылась, уже шире, и стала видна несчастная виноватая мордашка Марты целиком, а не только один тоскливый глаз. Сердце Константина дрогнуло, он шагнул к ней и сел на корточки:
        - Иди ко мне.
        Марта бочком вышла на веранду и прижалась к нему.
        - Прости меня, дядя Костя.
        - Как же ты ко мне в бытовку забралась? Окно-то ведь высоковато для тебя.
        - Да я подставку подтащила, ну ту, что ты мне для ирги сделал, забралась на неё и достала паспорта. А подставку потом обратно к ирге оттащила, чтобы ты не догадался.
        - Ну, ты даёшь, Марта, - восхитился Константин. – Давай я тебе покажу свой паспорт, чтобы ты убедилась, что я не женат.
        - Мне уже Мира показала и всё объяснила, - честно призналась повеселевшая Марта. Её сестра покаянно вздохнула:
        - Ага, я не сразу побежала к маме. А сначала Мартинку успокоила.
        - Ну, и хорошо. Правильно сделала, - одобрил её Константин. И девочка просияла.
        - Ладно, поехал я, - со вздохом перестал обнимать Марту и встал он. – Не хочется, но надо. А для вас, девочки, у меня есть задание.
        - Какое?
        - Купить маме свадебное платье. Деньги у неё в комнате на тумбочке лежат.
        - Как? Откуда? – изумилась Арина.
        - А вот так. Не одна Марта в окна забирается, - пожал Константин плечами. - У нас это семейное.
        - Но у меня-то спальня на втором этаже!
        - Но и я не пятилетняя девочка, а здоровый и даже местами тренированный мужик, - улыбнулся он и опять не удержался, обнял её. – Купи себе самое красивое платье. Девочки, а вы проследите, чтобы мама не экономила. И себе платья купите. Деньги там в трёх конвертах. Обязательно потратьте все. Обещаете?
        - Обещаем, - засмеялась Арина. – Обещаем. Потратим всё до копеечки.
        Когда Константин, поворачивая на главную улицу дачного посёлка, посмотрел в зеркало заднего вида, ему махали не две, а три фигурки. И он удовлетворённо кивнул: вот теперь всё правильно, так и должно быть.
        ЭПИЛОГ.
        ИЮЛЬ 2009 ГОДА
        Они стояли у высоченного забора из оструганных сосновых стволов, пригнанных друг к другу так тесно, что, казалось, не было между ними ни единой щёлочки, в которую посторонние могли бы подсматривать за жизнью Братства. Заострённые на манер карандашей верхушки стволов устремлялись ввысь. Да и весь забор напоминал поставленные вертикально простые карандаши из известного интерьерного магазина, увеличенные во много-много раз.
        Пятнадцатилетняя Мира тихонько подошла к Константину и взяла его за руку, как маленькая. Вот о чём он весь этот год жалел, да, похоже, теперь будет жалеть и всю оставшуюся жизнь, так это о том, что не был с ними рядом, когда девочки были совсем малышками. Он иногда пытался представить себе Миру двух-трёхлетней. И не мог. А фотографий, конечно, не было: в поселении не пользовались достижениями цивилизации. С ума сойти. В двадцать первом веке он не мог посмотреть, какой была его дочь в младенчестве…
        Марта прыгала рядом, отвлекая Константина от грустных мыслей. Она почти не помнила их жизни в поселении. И теперь ей всё было интересно. Арина смотрела на неё и улыбалась. Удивительно, но ей здесь не было грустно. Свою прошлую жизнь она вспоминала отстранённо, будто только слышала о ней от кого-то, а не сама прожила здесь столько лет.
        Они прошли вдоль исполинского забора и увидели, что ворота опечатаны. Покоробленная дождями, снегом и ветром полоска бумаги выглядела на грубых досках почти забавно. Константин легко снял её. Они не нарушали закон: Вадим Валдайцев выхлопотал для своего бывшего подчинённого разрешение осмотреть то, что осталось от поселения.
        Забор, похожий на крепостную стену, несколько сторожевых башен, дома, овины, амбары и хлева, деревянные тротуары – буквально всё произвело на Константина сильнейшее впечатление. Он слушал объяснения Арины и Миры с огромным интересом.
        За год, что прошёл с того момента, как Братство прекратило своё существование, печать запустения, разумеется, тронула поселение. Кое-где хлопали на ветру дверями плохо закрытые перед уходом людей дома (засовов или замков в поселении не было). Трава, конечно, выросла. Да тишина стояла такая, что оторопь брала. А, в общем, всё выглядело, будто люди здесь жили ещё совсем недавно. Братство пряталось от глаз людей глубоко в тайге и, несмотря на существование пусть плохонькой, но дороги, никто, похоже, сюда не наведывался. Ни воры, ни любопытные.
        Осмотрев поселение, они вышли из него. Закрывая ворота, Константин задумался на миг. Арина, стоявшая рядом, улыбнулась и спросила:
        - Хочешь, я угадаю, о чём ты сейчас думал?
        Это была их любимая игра. Они частенько задавали друг другу этот вопрос и почти всегда угадывали. Константин не переставал этому удивляться. Никогда он не чувствовал так Светлану или кого-нибудь ещё. Никогда никто так не понимал его.
        - Хочу. – Он притянул жену к себе и ощутил под рукой её косу, которую он так мечтал потрогать прошлым летом, а теперь мог гладить, когда вздумается. – Хочу.
        - Ты думал о том, что жалко, когда пропадает такое добро. И что здорово было бы устроить здесь гостиницу. Ну, с этнокультурной, скажем так, направленностью.
        Константин оторопело помолчал и тут же рассмеялся.
        - Угадала! Как всегда, угадала!
        - Хорошая идея, Костя. Мне очень нравится. И как только я об этом раньше не подумала?
        - Ты считаешь, хорошая? – обрадовался он.
        - Я считаю, мы обязательно должны это сделать. Вот сейчас откроем «Мечты детства», и давай займёмся поселением.
        - Давайте! Давайте! – захлопала в ладоши Марта, а Мира покачала головой:
        - Вы оба – неуёмные. А в следующий раз вы где устроите гостиницу? Под водой?
        - Всё может быть, - задумчиво протянул Константин. – Всё может быть.
        Потом они поехали к отцу Серафиму, про которого так часто рассказывала его жена. Константин, ещё год назад искренне считавший себя если не атеистом, то человеком очень далёким от церкви, а священников – мошенниками с разной степенью ловкости и убедительности объегоривающими верующих, теперь смотрел на маленького сухонького монаха и восстанавливаемую им практически без посторонней помощи старинную церковь и испытывал что-то, больше всего похожее на восторг и священный трепет. В Москву он уезжал с мыслью о том, что непременно вернётся, в том числе в крохотную избушку отца Серафима, прилепившуся к старому кладбищу.
        На открытии лесного отеля «Мечты детства» собрались все, кто имел к нему отношение: архитектор, строители, уже набранный персонал. Всем было интересно, какое впечатление то, что они придумали и воплотили за очень короткий срок, произведёт на первых постояльцев.
        Год, начиная с прошлого августа, они жили этой идеей. Константин смог увлечь их всех своей детской мечтой. И оказалось, что очень во многих она нашла отклик. Когда дали первую рекламу в специализированных издательствах, в Интернете и на телевидении, пошёл вал звонков. И к открытию были забронированы абсолютно все номера.
        Место для отеля они нашли неподалёку от дачи Соколанов. Оно нравилось и Арине, и Константину. Небольшой сосновый лесок, чистый и сухой, стоял на бугре над несколькими заброшенными песчаными карьерами, заполненными чистой водой. Вдали, в низине, виднелась неширокая река, за которую вечерами скатывалось уставшее солнце.
        Карьеры облагородили. В один из них запустили рыбу, другие приспособили для купания или катания на лодках. Зимой планировалось заливать на берегу одного из них каток в дополнение к естественному льду. Прокат лодок, рыболовных снастей, коньков и лыж организовали здесь же. А ещё купили лошадей, овец, коз, двух коров и самую разную птицу: гусей, уток, индюков и даже нескольких лебедей. Для водоплавающих отвели самый маленький, расположенный чуть в отдалении карьер, где они прекрасно себя чувствовали под присмотром двух весёлых девушек-птичниц, нанятых на работу в соседней деревне. Устроили и свою пасеку. Ей заведовал седой высокий старик, колоритный и вдохновенный. Светлана нашла его случайно, на ярмарке мёда, и так увлекла рассказом о задуманном и строящемся комплексе, что он решил приехать посмотреть, да и остался у них. Тем более, что жена старика умерла, дети и внуки справлялись с хозяйством сами, и ему, деятельному и активному, скучно было без настоящего дела. И, когда оно, это самое дело, нашлось, он полностью отдался ему с совершенно молодой горячностью и рвением. Для вдового пасечника даже
построили небольшой домишко, который ему очень понравился и где он с удовольствием поселился. И теперь старик, стоя немного в стороне, чтобы не мешать, с лукавой улыбкой наблюдал за первыми постояльцами отеля и одобрительно кивал.
        Константин и Арина придумали повесить между деревьями множество гамаков, которые сейчас почти все были заняты. Дети и взрослые с радостными и удивлёнными криками изучали большой канатный парк, в который была превращена добрая половина территории отеля. Почти в любую точку лесной части территории можно было добраться не по земле, а по натянутым канатам, шатким мостикам и верёвочным лестницам. В глубине леса на большой поляне построили несколько традиционных корпусов, в которых могли поселиться те, кто не хотел жить на деревьях.
        В общем, интересного и увлекательного здесь было столько, что те, кто приехал на открытие, всё ходили и ходили по лесочку и окрестностям и не собирались уезжать. А первые постояльцы с удовольствием устраивались в самых разных домиках: небольших одно- и двухместных и вполне вместительных, для нескольких человек. Отовсюду слышались возгласы изумления и удовольствия.
        - Чувствую себя, словно в детство вернулся! – громогласно восторгался упитанный дядечка, перевесившись через перила своего домика и с восхищением глядя на соседние и вдаль, на карьеры и реку.
        - Отель так и называется «Мечты детства», - негромко напомнила ему его крошечная жена.
        - Ну, зая! Ну, угодила! – снова почти прокричал толстяк. – Отличный день рождения получился!
        Арина, стоявшая рядом с сияющей Светланой, занимавшейся декорированием домиков и сделавшей каждый из них особенным, улыбнулась. Этого они и хотели, и, похоже, добились: всем в их отеле было весело, интересно и… как в детстве.
        - Ариша, - шепнула ей на ухо Светлана, - Ариша, с твоим появлением всё в нашей жизни изменилось. Какое счастье, что Костя встретил тебя!
        - Светик, ты о чём? Причём здесь я? Это просто совпадение. Тем более, что в лотерею ты выиграла ещё до меня. А не было бы этого выигрыша, не справились бы мы и с созданием отеля.
        - Ничего подобного. Я спрашивала у Кости: розыгрыш состоялся именно в тот день, когда он приехал смотреть участок и познакомился с Мартой. А, значит, и с тобой.
        - Ну, ты и фантазёрка, - обняла её Арина.
        - Папа! Па-а-па-а! – кричала откуда-то сверху Мира.
        - Папочка-а! – вторила ей Марта, за весь прошедший год ни разу не изменившая своему обещанию называть Константина только так.
        Арина задрала голову. Обе её дочери… Нет, не так… Обе их с Константином дочери сидели на крошечной верандочке одного из самых больших домиков, построенного между четырьмя довольно далеко стоящими друг от друга корабельными соснами, и болтали ногами.
        - Папочка-а! А можно мы в этом домике поживём? – на весь лес прокричала Марта.
        Константин оторвался от беседы с кем-то из важных персон, пожаловавших на открытие, и зычно ответил:
        - Конечно, Марта Константиновна! Именно этот домик мы с мамой выбрали для нас!
        - Ур-р-ра! Ур-р-ра! – захлопала в ладоши Марта.
        - Ариш, ну, что? Сказали тебе вчера пол малыша? – Светлана говорила негромко, чтобы никто не услышал.
        - Сказали, - загадочно улыбнулась Арина.
        - Ну, и что? То есть, кто?
        - Ты удивишься, но – мальчик.
        - Вот здорово!
        - И девочка.
        - Что?
        - Да-да. У нас будет двойня.
        - Господи! Ариша! Я так рада! – Светлана обняла её и расцеловала. – А у меня для вас тоже новость. Хотела вам обоим сказать. Но Костя занят. Поэтому я тебе скажу, а ты уж потом сама ему, ладно?
        - Так давай, может, подождём, пока он освободится?
        - Не могу, Ариша. Никак не могу! Об этом и хотела рассказать: Ваня мне сделал предложение, и сегодня вечером мы уезжаем в Питер, знакомиться с его родителями.
        Ваней звали их замечательного архитектора. Вернее, не Ваней, а Иване. Иване Сарсания. Его семья с дореволюционных времён жила в Санкт-Петербурге, потом Петрограде, после Ленинграде, а теперь вот снова в Санкт-Петербурге. Иван являл собой фантастическую, обаятельнейшую смесь кавказского происхождения и северного, питерского воспитания. А ещё он очень любил Светлану. Устоять против этого сочетания было невозможно. Она и не устояла. И вот собралась уезжать.
        Арина обрадовалась и расстроилась одновременно:
        - Светочка, родная моя! Я тебя поздравляю! Но вы же будете жить в Питере! А как мы тут без тебя? Мы же хотели просить тебя стать крёстной мамой одного из наших детей…
        - А мы не останемся в Питере! – звонко рассмеялась совершенно счастливым смехом Светлана. – Ванечке климат питерский не слишком подходит. И Москву он любит. Сейчас вот мы хотим присмотреть участок поближе к вам, и дом там построить. Иване сказал, что придумает для меня невероятный дом. Дом, который будет мне подходить по характеру. Ариша, ты представляешь?
        - Представляю. – Улыбнулась Арина улыбкой счастливой женщины, которой взаимная любовь других была понятна и радостна. – Представляю… Я так за вас рада. И за нас. Хорошо, что мы будем жить совсем рядом…
        - И мы станем приезжать к вам в гости! А вы будете приезжать в гости к нам!
        - С недавних пор слово «гость» вызывает у меня исключительно положительные эмоции, - усмехнулась Арина и поискала глазами своего гостя. Тайного гостя. Он уже закончил все серьёзные деловые разговоры и теперь сидел между Мирой и Мартой на верандочке облюбованного девочками домика и тоже болтал ногами, о чём-то весело разговаривая с ними. А Арина смотрела на них снизу и думала: «Как хорошо, что он теперь в нашей жизни не гость».