Все у нас получится! Евгения Георгиевна Перова
        Илья Званцев, наследник миллионов, потерял всех своих родных и пребывает в депрессии. Внезапно в его жизни появляется новая любовь - секретарша Лина, простая девушка из пригорода. Дело идет к свадьбе, но у обоих есть тайны прошлого, которые Илье вскоре предстоит узнать.
        Евгения Перова
        Все у нас получится!
        
        Часть первая. Сказка о Принце и Золушке
        Глава 1. Да здравствует Король!
        Илья проснулся за десять минут до звонка будильника. Полежал с закрытыми глазами, повздыхал. Вставать не хотелось  - была б его воля, он накрылся бы одеялом и проспал остаток жизни. Ладно, хотя бы до обеда. Но Илья не мог себе этого позволить, поэтому решительно прихлопнул зазвонивший будильник и поднялся. В последнее время спал он плохо: просыпался, с трудом выдираясь из очередного кошмарного сна, и судорожно хватался за часы, которые показывали то три часа ночи, то пять утра.
        Шаркая ногами, как столетний дед, Илья поплелся в душ, который слегка привел его в чувство. Бреясь, он вспомнил, что сегодня понедельник и впереди целая неделя, когда голова будет занята исключительно работой. Почему же так погано на душе? А-а, черт возьми! Он совсем забыл, что Долли собирается устроить смотрины. Илья вздохнул, глядя в зеркало на свою хмурую физиономию, которой он был решительно недоволен. Впрочем, с утра ему мало что доставляло удовольствие. Не присаживаясь, Илья выпил кофе и уже более бодрым шагом направился к выходу, отражаясь по дороге в многочисленных зеркальных поверхностях, которыми по прихоти дизайнера изобиловало его жилище. По дороге он думал о Долли.
        Долли досталась ему в наследство от Старика, для которого была не только секретаршей, но и любовницей. Вернее, это Илья достался ей в наследство: Долли знала его с пеленок, как она утверждала. Вообще-то лет с восьми, но кто считает? Сколько раз маленький Илья оставался под присмотром юной Долли, которую тогда еще звали Дашей, пока Николай Алексеевич, любивший брать мальчика с собой на работу, проводил очередную планерку. Они с Дашей ходили вместе по магазинам за тетрадками и ластиками, ели мороженое и бегали наперегонки по улице, засаженной липами. Даша утешала мальчика, когда он расстраивался, давала мудрые советы, заливала зеленкой разбитую коленку, дула на нее и говорила, гладя по голове: «У кошки боли, у мышки боли, у Илюши пройди!», а Илюша, хлюпая носом, возражал: «Ни у кого пусть не боли!»
        С тех пор прошла целая жизнь: и улица теперь была другая, и офис, и бизнес. Впрочем, тогда и слов этих еще не знали: офис, бизнес. Все изменилось, только Долли оставалась неизменной. Как и когда Дарья заработала это прозвище, она и сама не помнила, но прикипело оно к ней прочно, и молоденькие сотрудницы секретариата, боявшиеся помощницу всесильного босса как огня, почтительно именовали ее «Долли Михайловна», на что та сурово отвечала: «Без отчества, пожалуйста». В прошлом году Долли исполнилось пятьдесят пять, и она собралась выйти замуж, от чего те же молоденькие сотрудницы впали в ступор. Илья нисколько не удивился, потому что был в курсе происходящего, но страшно расстроился: Долли собиралась уволиться и наслаждаться прелестями семейной жизни в загородном особняке будущего мужа, который был когда-то одним из партнеров Старика. Пахомыч, как Долли называла жениха, образовав прозвище от фамилии Анатолия Владимировича Пахомова, давно добивался ее расположения, но пока Старик был жив, Долли оставалась ему верна, хотя давным-давно поменяла статус любовницы на статус друга.
        Невысокая, фигуристая, яркая, очень живая, Долли была наделена недюжинным умом, железным характером и своеобразным чувством юмора. Илья считал, что она вполне могла сделать собственную карьеру, а не прозябать всю жизнь в тени Старика. А Пахомыч Илье вообще-то нравился: семидесятилетний живчик с роскошными седыми усами, худощавый и спортивный, он рано отошел от дел и жил в свое удовольствие  - то путешествовал по Швейцарским Альпам, то сплавлялся в байдарке по рекам Южной Карелии, а то и летал на воздушном шаре над долиной Луары. Илья с трудом представлял себе Долли в байдарке или в корзине аэростата, хотя куража ей было не занимать.
        Заняв место Старика, Илья целый месяц не решался переехать в кабинет босса, пока не пришла Долли, не взяла его за руку и не увела на другой этаж. На двери кабинета уже висела табличка матового золота: «Званцев Илья Константинович».
        - Садись!  - велела она, указав на массивное кресло Старика, стоявшее за не менее массивным столом.  - Вот твой трон. Король умер  - да здравствует король.
        - Да какой из меня король,  - уныло возразил Илья.
        - Хорошо, не король  - прынц.
        Наедине они были на «ты» друг с другом  - по возрасту Илья вполне годился Долли в сыновья. Почти три десятка лет она, как настоящая мать, поддерживала его, вселяла уверенность, развлекала и опекала. А теперь вот решила бросить.
        - Ты уже большой мальчик,  - сказала она, покосившись на печальную физиономию Ильи. Они курили на балконе офиса, стряхивая пепел с высоты пятнадцатого этажа.  - Ты справишься. А я найду себе замену.
        - Ты незаменима.
        - Это конечно. Но я постараюсь подобрать наилучшую кандидатуру.
        - А чем моя прежняя секретарша не годится?
        - Всем. Ты что, спал с ней?
        - Да нет.
        - Тогда забудь.
        И вот сегодня Илья должен был «собеседовать», как выразилась Долли, с тремя кандидатками, чтобы выбрать единственную и неповторимую, достойную такого «прынца», как он.
        - Да выбери сама,  - ныл Илья.  - Я тебе доверяю.
        - Тебе же с ней работать. Давай, не ленись, полюбуйся на красоток. Только резюме все-таки прочти. А то увлечешься, глядя на стройные ножки, и рассиропишься.
        Вот так она всегда и обращалась со своим «прынцем». Сам Илья нисколько себя принцем не чувствовал, хотя и был наследником Старика. Единственным! Оглашение завещания произвело в семье небольшой атомный взрыв: ни жена, ни дочь не получили ничего, кроме ежегодных выплат со счетов, управлять которыми, как и всей остальной империей Николая Алексеевича Селезнева, должен был Илья, его воспитанник и зять. Алла Георгиевна невозмутимо выслушала сообщение адвоката и вышла, не сказав ни слова, а Диана устроила истерику, которая продолжалась два дня. Завещание показалось Илье несправедливым, и юрист, вероятно, сразу прочел это по его лицу, поэтому строго сказал:
        - Если вы собираетесь что-то предпринять, дабы компенсировать супруге и дочери покойного ту выгоду, которую они рассчитывали получить, то подумайте о ясно выраженной воле Николая Алексеевича. Он знал, что делал, и не зря оставил все именно вам.
        Илья признал правоту юриста, но потом никогда не отказывал ни Диане, ни ее матери, выписывая чеки на все их прихоти. Он не сразу понял, из-за чего так рыдает Диана: она его жена, о чем ей вообще волноваться? Оказалось, она только и дожидалась смерти отца, чтобы объявить о разводе. Когда Старик их поженил, Диане едва исполнилось восемнадцать, а Илье двадцать пять. Принцессу он обожал! Так называли ее в семье: мать  - с придыханием, Старик  - слегка насмешливо, а Илья всерьез. Она-то точно была настоящей Принцессой, не то что он, существовавший на птичьих правах.
        Илье было шесть с небольшим, когда Старик забрал его из детдома. Он провел там несколько месяцев, но и этого хватило на всю оставшуюся жизнь: до сих пор иной раз снилась комната с множеством кроватей, запахом потных мальчишеских тел и застиранного белья. Запах беспризорщины, страха и одиночества. Он был маленький домашний мальчик и плакал по ночам от горя. Старик его спас. С какой благодарностью, с каким облегчением уцепился он за крепкую руку Николая Алексеевича, готовый любить его безоглядно всю оставшуюся жизнь. И любил.
        Как выяснилось позже, Алла Георгиевна хотела маленькую девочку, а муж выбрал уже довольно большого мальчика. Но очень скоро девочка в семье все-таки появилась, хотя до этого у Аллы никак не получалось забеременеть. Она надышаться не могла на свою Принцессу, к которой отец относился почему-то с легкой иронией и говорил: «Она у нас прелесть что за дурочка!» Никто не посмел возразить Старику, когда он объявил о помолвке, только Алла Георгиевна слегка поморщилась. Диане было, в общем, все равно.
        Илья долго не осознавал, что Диана его не любит. Целых десять лет. Поэтому никак не мог поверить, что она всерьез собирается с ним разводиться: у нее внезапно случилась неземная любовь. Неземная любовь называлась Леон Клэм и подвизалась на ниве шоу-бизнеса: немножко певец, немножко телеведущий, немножко актер, немножко модель. Плейбой и красавец Леон поразил воображение Принцессы бронзовым загаром, голливудской улыбкой, накачанной мускулатурой и блондинистыми кудрями до лопаток. На самом деле «звезда» носила простецкое имя Леша Клейменов и была родом из Саратова. Илью почему-то страшно оскорбил выбор Принцессы. Он долго и безрезультатно уговаривал ее подумать, опомниться, обещал исправиться, все наладить и даже пойти вместе с Дианой к психологу, к сексологу, хоть к черту лысому, лишь бы помогло. Развод все-таки состоялся, и не без участия Долли, с которой Илья тогда поругался не на жизнь, а на смерть, потому что она стала на сторону Дианы:
        - Отпусти ее!  - кричала Долли.  - Пойми, наконец: она тебя не любит. И никогда не полюбит. Черт бы побрал Старика, который все это устроил. Как я его отговаривала… Проклятый упрямец…
        И Долли заплакала. Но Илья не стал ее утешать и ушел, хлопнув дверью. Потом-то помирились, конечно. А сладкая парочка, получив развод, тут же принялась весело прожигать жизнь и деньги, которые Илья щедрой рукой добавил к оставленной Стариком сумме, наивно надеясь, что Диана наиграется в своего Леона и вернется. Он чувствовал ответственность и за Диану, и за Аллу Георгиевну. Они же его семья! Единственная, какую он знал. Да и той больше нет. А теперь и Долли его покидает.
        В крайне мрачном настроении Илья вылез из лимузина и поправил очки-хамелеоны без диоптрий, которые носил второй год: он ненавидел ездить с шофером, но статус обязывал. Впервые увидев его в очках, Долли сказала: «Вылитый агент Смит! Но если тебе так комфортнее…» Уже закрывая за собой дверь, Илья услышал, как она пробормотала себе под нос: «Бедный мальчик»,  - и несколько секунд бедный богатый мальчик стоял, зажмурившись, стиснув зубы и крепко сжав кулаки, чтобы не завыть в голос. В это мгновенье он готов был отдать все золото мира, лишь бы вернуть тех, кто его покинул. А потом пошел руководить.
        Да, в очках ему было комфортнее и безопаснее  - как рыцарю с опущенным забралом. К тому же все стали бояться его еще больше, а это Илью вполне устраивало, потому что он чувствовал себя не слишком уверенно. Конечно, никто не знал лучше него проблемы и подводные камни бизнеса  - он, можно сказать, на нем вырос, поэтому решение рабочих вопросов давалось ему легко. Труднее было поверить в собственное право распоряжаться и принимать решения, тем более что большинство тех, кем он распоряжался, были гораздо старше по возрасту. По привычке Илья все оглядывался на Старика, все ждал подсказок. Старик был гигантом, а Илья сам себе казался пигмеем и самозванцем, вынужденным держать на своих плечах тяжесть той стальной империи, которую создал Николай Алексеевич Селезнев. Империя включала в себя несколько металлургических комбинатов, парочку машиностроительных заводов и еще кое-какую мелочевку, а также золотодобывающую компанию, о которой Илья до этого и не знал: очевидно, Старик приобрел ее незадолго до смерти.
        При этом Илья как-то забывал, что «империя» создавалась при его непосредственном участии: еще при жизни Старика он стал в ней вторым человеком, так что за спиной его называли Лордом-Десницей  - прозвище придумал кто-то из программистов, поклонник сериала «Игра престолов». Сам себя он ощущал скорее Джоном Сноу, королевским бастардом. Вернее, мог бы ощущать, если бы смотрел сериал. Но ему было не до сериалов  - он работал и, пока был жив Николай Алексеевич, ни о чем подобном даже не задумывался. Всем казалось, что Старик вечен, но тот на шестьдесят седьмом году жизни скоропостижно умер от аневризмы, хотя никогда раньше ни на что не жаловался. Империя не рухнула, а вот Лорд-Десница внутренне зашатался. Он, конечно, предполагал, что когда-нибудь сменит Старика, но не в тридцать пять лет и не в качестве владельца! Да и сам Селезнев рассчитывал оставаться на царстве еще лет пятнадцать, а то и все двадцать. С тех пор прошло уже три года, а Илья так и не привык к своему новому положению. Впрочем, слишком ко многому ему пришлось привыкать…
        Званцев не спеша вошел в лифт офисного здания, повернулся, прислонился к стенке и рассеянно уставился на вращающуюся входную дверь в противоположном конце длинного холла, где происходило какое-то мельтешение. Кнопку этажа он не нажал, поэтому лифт так и стоял, ожидая указаний. У Старика был персональный лифт, но Илья старался им не пользоваться. Он очень не любил все эти понты, потому и от охраны отказался: да кому он нужен? А если и нужен, то никакая охрана не убережет.
        Тем временем из вертушки выбралась девушка и помчалась прямиком к Илье. На бегу у нее с громким щелчком отскочила заколка, улетев куда-то в угол, и прическа рассыпалась. Она бежала, звонко стуча каблучками, в вихре развевающихся волос и одежд напоминая почему-то нимфу, удирающую от сатира, в роли которого выступал погнавшийся за ней охранник. Девушка не смогла притормозить и с ходу упала на Илью, который с интересом наблюдал все это действо. Она была довольно крупная, так что Илья ощутимо впечатался спиной в стену лифта и невольно обнял ее за талию. Двери закрылись, и лифт поехал. Некоторое время они стояли, тесно обнявшись, и девушка судорожно дышала Илье в шею  - она была всего на полголовы ниже.
        - Какой ужас! Простите, простите!  - забормотала она, отстраняясь. Илья с неясным чувством сожаления разжал руки и отпустил ее. Девушка проворно отскочила в угол, поправила волосы и шарф, а потом ахнула:
        - Кошмар! Я вам воротник помадой испачкала!
        Илья повернулся к зеркалу  - и правда, на внутренней стороне воротника был розовый след.
        - Вы мне еще и ногу отдавили,  - сказал он, с удовольствием наблюдая, как она краснеет. Почему-то происшествие его развеселило. Тут лифт остановился, девушка выскочила, еще раз жалобно пискнув «Простите!», а ей на смену вошла уборщица с синим ведром. Оказалось, шестой этаж. Посмеиваясь, Илья нажал пятнадцатый: ну что ж, неплохое начало дня.
        - Доброе утро, Илья Константинович!  - приветствовала его Долли.
        - Доброе, Дарья Михайловна,  - любезно ответил Илья, а потом добавил:  - Предательница!
        - Я тоже тебя люблю, мальчик. Что-то ты сегодня подозрительно бодрый. Не забыл про собеседование? Их будет четверо.
        - Ты же говорила  - трое?
        - Четверо. Минут через пятнадцать мы подойдем, да?
        - Через двадцать!  - мстительно сказал Илья и прошел к себе. В комнате отдыха он снял очки, посмотрел в зеркало и вздохнул: все та же вселенская тоска и космический мрак. Потом переодел рубашку, заодно умылся. Завязывая галстук, он вспомнил лифт, и это воспоминание оказалось настолько жгучим, что Илья покраснел, невольно представив продолжение сюжета в духе фильма «Роковое влечение». Или «Основной инстинкт»? Этого еще не хватало.
        Он уселся на «трон», который давно следовало заменить на что-то более удобное и современное, но Илья не решался, сохраняя обстановку кабинета в память о Старике. На столе уже лежали четыре тонкие папки с личными делами претенденток, и Илья лениво перелистал две  - вникать не хотелось. В последнее время он все делал нехотя и через силу, ощущая постоянную усталость и унылую бессмысленность собственного существования.
        Дверь открылась, и торжественно вошла целая процессия: Долли, начальник отдела по работе с персоналом и начальник службы безопасности. Илья вздохнул: ну вот, начинается! Он бы предпочел обойтись безо всех этих церемоний. Первой из претенденток была стильно стриженая брюнетка с умным и злым лицом. Илье она категорически не понравилась: не хватало еще такой грымзы под боком! «По закону жанра следующей должна быть сладкая блондинка»,  - подумал Илья. Так и вышло: Долли явно развлекалась, отбирая кандидаток. Третья была рыжей. «Все “иствикские ведьмы” в сборе!»  - хмыкнул Илья. Четвертой оказалась девушка из лифта. Илья даже не удивился, подсознательно именно этого и ожидая.
        Девушка из лифта  - Виталина Наумченко, ну и имечко!  - разительно отличалась от «иствикских ведьм», словно выпущенных с одного конвейера: во-первых, она была старше, во-вторых  - крупнее, хотя ее никак нельзя было назвать ни толстой, ни громоздкой. Под прикрытием очков Илья беззастенчиво ее разглядывал: изящные туфли на невысоком каблучке, стройные ноги, костюм зеленовато-серого цвета, юбка скромно прикрывает колени. Пиджак, белая блузка, под которой прячется весьма пышная грудь. Илья снова вспомнил лифт. Розовая помада, большие серо-зеленые глаза, длинные ресницы, темные брови. Светло-русые волосы гладко зачесаны  - успела причесаться. Пока Виталине задавали вопросы, Илья быстро просмотрел ее резюме и досье: двадцать шесть лет, не замужем, есть шестилетний сын. Так, образование… предыдущая работа… Да, исходные данные похуже, чем у «иствикских ведьм». Илья смотрел на Виталину Наумченко и думал: «Может, ее и взять? Такая живая, настоящая. А вдруг это знак? Вдруг она сможет…» Он так и не додумал свою мысль, потому что Долли официальным тоном спросила:
        - Илья Константинович, у вас будут вопросы?
        - Вопросов нет,  - сказал Илья, закрыл папку и обратился к взволнованной девушке:
        - Вы приняты.
        Он вернулся к делам и на какое-то время забыл обо всех девушках на свете. В десять Долли обычно приносила ему завтрак  - дома он только пил кофе. Она входила и торжественно объявляла: «Овсянка, сэр!», хотя никакой овсянки и в помине не было, Илья терпеть ее не мог. Но в этот раз привычной реплики не прозвучало  - робкий голос спросил:
        - Простите, куда мне это поставить?
        Илья поднял глаза. Перед ним стояла девушка из лифта с подносом. Ну да, он же сам ее нанял. Илья понял, что не помнит, как ее зовут. Виктория? Вероника? Владислава? «Надо потихоньку спросить у Долли и записать,  - подумал он,  - а то неловко».
        - Столик справа. Спасибо.
        Она поставила, но не ушла, топталась на месте.
        - Что-то еще?  - спросил Илья.
        - Да! Я хотела поблагодарить вас за то, что взяли меня. И извиниться! За сцену в лифте.
        Илья почувствовал, что ему жарко  - «Основной инстинкт», черт бы его побрал. Надеясь, что все-таки удалось не покраснеть, он сказал:
        - Ничего страшного. Надеюсь, впредь вы не будете опаздывать.
        - Я буду стараться!  - пылко воскликнула девушка.
        - Хорошо. Вы свободны.
        Илья смотрел, как она идет к двери: даже строгий офисный костюм не мог скрыть ее великолепную фигуру. Как же ее зовут-то? Может, Ванда? А что, ей пошло бы такое имя. Или Линда! Что-то в ней есть… скандинавское. Или, наоборот, античное? Не зря же она показалась ему нимфой. С трудом оторвав взгляд от бедер «нимфы», Илья увидел, что она заплела волосы в косу, скрепив ее канцелярским зажимом для бумаг, и изумленно поднял брови. Но тут девушка обернулась и сказала:
        - Илья Константинович, вы можете называть меня Линой.
        Улыбнулась и скрылась за дверью, а Илья ужаснулся: неужели она прочла его мысли?
        Приехав домой в одиннадцатом часу ночи, Илья сразу же направился в бассейн, из-за которого и купил этот пентхаус. За узкой водной дорожкой в тридцать метров длиной следил специальный человек, а Илья старался плавать каждый день, лелея тщеславную мечту проплыть однажды целый километр без остановки. Пока что его рекордом было триста метров  - все-таки он сильно уставал к вечеру. Попробовал раз поплавать утром, но в результате заснул в лимузине, и шоферу пришлось его будить. Наплававшись до звона в ушах  - 360 метров!  - Илья вылез и как был, голый, пошлепал в спальню. Он жил в этих двухэтажных хоромах второй год и до сих пор иной раз путался, где что. По дороге нашел холодильник, достал апельсиновый сок и жадно выпил сразу полбутылки. Спал он в эту ночь как убитый и с трудом проснулся под трезвон будильника, страшно удивившись такому обстоятельству.
        Глава 2. Силовое поле
        Илья вошел в приемную и невольно остановился, принюхиваясь: пахло как-то непривычно. Ни Долли, ни Лины не было, хотя компьютер работал. Рядом с компьютером в голубой фаянсовой вазочке стоял букетик подснежников. Илья взял вазочку и поднес к лицу  - да, именно от этих хрупких цветов идет нежный, свежий и чуть горьковатый аромат. Уже весна, что ли?
        - Здравствуйте, Илья Константинович! Я цветы у метро купила. Хотите, к вам в кабинет поставлю?
        Илья обернулся. Это была Лина.
        - Доброе утро. А где Долли?
        - Она на примерке свадебного платья. Илья Константинович, Долли пригласила меня в подружки невесты. Вы не будете возражать?
        - Да я-то тут при чем?  - изумился Илья.  - Почему я должен возражать?
        - Ну, вы же… Как это? Поведете ее к алтарю, вот. Может, это неудобно с точки зрения профессиональной этики?
        - Послушайте, не морочьте мне голову с этой свадьбой! Мало Долли, еще и вы!  - неожиданно вспылил Илья и тут же раскаялся, потому что у Лины сделалось такое испуганное лицо, словно он объявил ей об увольнении. Почему-то Илью раздражало, что Лина его боится. Именно она.
        - Простите!  - произнесли они одновременно и некоторое время растерянно смотрели друг на друга. Потом Илья поставил вазочку и быстро пошел к себе, думая, что Лина сама чем-то похожа на эти весенние цветы, хотя хрупкой ее уж никак не назовешь.
        - Илья Константинович,  - робко сказала Лина ему вслед.  - Долли просила вам напомнить, что сегодня устраивает отвальную.
        - Я помню.
        Еще бы он забыл! Пятница, последний день с Долли. Как он будет жить без нее?
        О том же самом думала и Лина. Она прекрасно справлялась, по уверениям Долли, да и шеф не делал никаких замечаний, но весь этот месяц Лина трепетала, опасаясь, что не то сказала, не там встала, не вовремя сунулась или, наоборот, слишком тормозила. Она никак не могла понять, почему выбрали именно ее, а не кого-нибудь из той троицы стильных красоток, компетентных даже с виду. Да еще после непристойной сцены в лифте! Сначала Лина опасалась, что шеф рассчитывает на продолжение, но нет: он сурово сверкал очками, а улыбался, если вообще улыбался, лишь краешком рта, и был неприступен настолько, что Лина каждый раз невольно видела на нем скафандр  - серебристый и непроницаемый, даже покрытый инеем. Вот зачем, спрашивается, она полезла к нему со свадьбой? И с подснежниками? Замороженный шеф и зябкие цветочки  - невозможное сочетание. Лина даже взглянула, не завяли ли подснежники, после того как он их рассматривал! Нет, не завяли.
        Но в конце дня Лине пришлось переменить свое мнение о начальнике. Фуршет шел своим чередом, постепенно угасая, и Лина заглянула в кабинет шефа, куда он удалился вместе с Долли  - хотела узнать, может ли она идти домой. Но кабинет был пуст, хотя с балкона доносились голоса. Лина не хотела подслушивать, но невольно прислушалась:
        - Мальчик мой,  - говорила Долли таким нежным тоном, какого Лина от нее еще ни разу не слышала.  - Я же не на край света уезжаю. Ты всегда можешь и позвонить, и приехать. Всего-то часа четыре, подумаешь! Приезжай, кстати, пятнадцатого. Что ты будешь один куковать в такой день?
        - Нужен я твоему Пахомычу, как же! Ничего, не беспокойся. Я справлюсь.
        Лина не сразу узнала голос замороженного шефа, так глухо и вяло он звучал. Она осторожно сделала шаг назад, потом еще и быстро выскочила в приемную, где с ошарашенным видом плюхнулась на стул. Что же, выходит, он тоже  - человек?! Настоящий, живой, способный… страдать? Это как-то меняло всю сложившуюся у нее в голове картину. Тут из кабинета показалась Долли, увидела Лину и удивилась:
        - Ты еще здесь? Иди домой.
        - Долли, спасибо вам за все! Но как же я буду одна? Без вас? Я не справлюсь!  - воскликнула Лина.
        - Все будет нормально,  - Долли обняла ее, а потом тихо спросила:  - Я смотрю, ты его побаиваешься, да?
        - Есть немного.
        - Не надо. Это все камуфляж, чтоб ты знала. Илья очень хороший человек. Только несчастный.
        - Он? Несчастный? С такими возможностями?
        - Поверь мне, я знаю, что говорю. Илья вырос на моих глазах. И я о нем беспокоюсь. Так что оставляю его на твое попечение, поняла? Все, мне пора. Пока, дорогая! Все будет хорошо.
        На самом деле Лина мало чего боялась в жизни. Но эта работа была очень важна для нее, а Лина понимала, что не слишком вписывается в окружающую действительность. И как только она, простая провинциальная девчонка, оказалась в этом «заповеднике гоблинов», где даже воздух состоял не из кислорода и углекислого газа с азотом, а из долларов, евро и фунтов? Конечно, за пять лет работы секретарем она пообтесалась и научилась держать язык за зубами, но природная непосредственность то и дело давала себя знать.
        Илья Званцев, «верховный гоблин», был не очень ей понятен, поэтому Лина и напрягалась, не зная, чего ждать. Она уже прониклась к нему уважением и опасалась как-то подвести или огорчить начальника, такого молодого, загадочного и привлекательного. В чем, собственно, состояла эта привлекательность, понять было трудно: высокий, подтянутый, ухоженный, черты лица самые обычные, волосы светло-русые, густые, слегка вьющиеся. Не красавец. Возможно, это было обаяние богатства? Но эту мысль Лина решительно отвергала. Конечно, ей хотелось нравиться своему боссу! Но исключительно в рамках рабочего процесса. На большее она не замахивалась. Тем не менее ей в голову приходили странные мысли, и она одергивала себя: действительно, какое ей дело до того, как Званцев проводит свое свободное время? Да и где оно, его свободное время? Он живет на работе, иной раз и пообедать забывает. Но все равно ей было любопытно, что он делает по вечерам и по выходным, читает ли книги, смотрит ли кино? Какую музыку предпочитает? Как вообще они живут, эти «гоблины» с миллионами в портфелях? Пока что выходило, что скучно.
        Дома Лина влезла в интернет и посмотрела, что пишут СМИ о Званцеве Илье Константиновиче: почти ничего, больше о его бывшей жене, да и то в основном после развода, словно до этого ее вообще не существовало. Зато потом Диана вспорхнула на верхние строчки новостных рейтингов, правда, исключительно за счет своего возлюбленного  - дня не проходило, чтобы Леон Клэм чего-нибудь не отчебучил: то драка в ночном клубе, то скандал на телевидении, то эпатажное интервью. И везде рядом с ним маячило хорошенькое личико Дианы Званцевой-Селезневой. Вернее, над ним  - Диана была гораздо выше ростом. Прочитав последний материал, Лина долго размышляла о том, что узнала. И почему она сразу не догадалась обратиться к интернету? Теперь многое стало понятно. Особенно про загадочное пятнадцатое число, о котором говорила Долли: 15 апреля, в день рождения Званцева, погибла в автомобильной аварии его бывшая жена.
        Пока Лина рылась в интернете, Илья сидел перед панорамным окном и с высоты сорок шестого этажа рассеянно смотрел на ночную Москву, вспоминая те же самые события годичной давности. До роковой даты было еще двадцать дней, а он уже нервничал. И зачем только Долли напомнила? Об аварии он узнал из новостей и тут же помчался к Алле Георгиевне, которую пришлось класть в больницу из-за нервного срыва. Было следствие, потому что Леон, придя в себя, стал кричать на весь мир, что авария подстроена бывшим мужем Дианы. К Илье приходил следователь, но больше ради проформы: за рулем была Диана, а водила она крайне плохо, о чем все знали: дергалась, пугалась, шарахалась. Конечно, она не справилась с мощной машиной Леона, разработанной для гоночного трека: «BMW» на 585 «лошадей» с мгновенным разгоном до сотки. К тому же у Дианы в крови обнаружили алкоголь  - выше нормы, хотя и меньше, чем у Леона, который был загружен под завязку.
        Илье до сих пор снилась эта авария: он просыпался с криком, а потом не спал до утра, представляя, как ей было страшно и больно, его бедной девочке, его хрупкой Принцессе, такой нежной и избалованной. Леон, однако, не успокоился и продолжал на каждом углу обличать Званцева, обвиняя его в покушении: «Конечно, дело замяли! С такими деньгами все позволено!» Выйдя из больницы, он демонстративно передвигался на инвалидной коляске, хотя отделался парой переломов и сотрясением мозга  - пьяным и дуракам, как известно, всегда везет. Илье это быстро надоело, он поговорил с начальником службы безопасности, и Леона Клэма заткнули раз и навсегда, погрозив кнутом и сунув пряник в жадную ручонку. Собственно, в этом и было дело: Леон жаждал компенсации. Они с Дианой не успели пожениться, так что он пролетел мимо ее денег, вернувшихся в семью,  - по закону наследницей была Алла Георгиевна.
        А жизнь Ильи окончательно рухнула. Весь год после развода он, как дурак, продолжал надеяться на возвращение Дианы, не веря, что она всерьез увлеклась этим крашеным альфонсом. Строил какие-то планы, мечтал, страдал. И вот конец всему. Некоторое время он еще возился с Аллой Георгиевной, пока не стало понятно, что «крыша» у нее съехала окончательно. Тогда Илья устроил ее в специализированный частный пансионат, где бывшая теща в окружении нянек и санитарок предавалась успокоительному забвению, постепенно переставая узнавать не только Илью, но и себя самое. Тогда-то он и помирился с Долли, которая тут же примчалась, чтобы возвращать своего мальчика к жизни  - утешениями, убеждениями, встряхиваниями и пинками.
        А теперь, когда и Долли от него ушла, Илья очутился в таком космическом одиночестве, что плохо понимал, зачем ему жить дальше. Для чего? Для кого? Он казался себе заводной игрушкой, эдаким зайцем-энерджайзером с выдохшейся батарейкой, которую и заменить некому. Раньше Илья претворял в жизнь планы Старика, удовлетворял его амбиции, и сейчас продолжал по инерции нажимать на кнопки пульта, управляющего империей Селезнева. Металл, станки, машины, рабочие места  - это все понятно, но зачем оно нужно ему самому? Ради денег? Которых и так слишком много? И которые он не знает на что тратить  - вот, купил этот дурацкий пентхаус, где чувствует себя не в своей тарелке! А какая «тарелка» для него? Илья не представлял. Да и купил только потому, что не мог больше оставаться в старой квартире, где каждая безделушка напоминала о Диане. Он специально попросил дизайнера сделать нечто противоположное прежнему интерьеру и в результате оказался в каком-то подобии межпланетной станции.
        Может, жениться? Просто для того, чтобы продолжить род? Да какой там род… Он не принц и даже не лорд  - так, подобранная на улице дворняжка. И на ком жениться-то? Надо знакомиться, встречаться, разговаривать  - в общем, соблюдать политес, а как это делать, Илья решительно не представлял. Он понимал, что является завидным женихом  - с такими-то деньгами, как сказал бы Леон Клэм. Но покупать себе жену он не собирался. Да и пример неудачного брака Старика не воодушевлял Илью. Он знал, что Николай Алексеевич не любил Аллу, а женился из практических соображений: их семьи дружили, родители мечтали об этом союзе, к тому же тесть, крупный партийный бонза, готов был продвигать и прикрывать зятя.
        Так ни до чего не додумавшись, Илья вздохнул и поплелся в бассейн: может, удастся проплыть хотя бы полкилометра? Через сто пятьдесят метров он внезапно осознал, что мысли о женитьбе стали посещать его с тех пор, как в офисе появилась Лина. Илья был так потрясен этим обстоятельством, что чуть не утонул, забыв, как правильно двигаться и дышать. Но тут же вынырнул и с удвоенной силой замолотил руками и ногами. А ночью ему приснился настолько яркий, реалистичный и порнографический сон, что мимо Лины он промчался на реактивной скорости, словно она могла увидеть картинки в его голове, и весь день был чрезвычайно суров с ней.
        Потом Илья внезапно решил, что надо срочно разузнать все, что можно, про своих родителей. Почему до сих пор эта мысль не приходила ему в голову? У него не осталось от раннего детства ни воспоминаний, ни фотографий, ни каких-нибудь вещичек. Мать он еще смутно помнил, а вот отец был загадкой: вроде бы он погиб от несчастного случая на стройке. Плохо запомнились и первые годы в семье Селезневых  - словно все заволокло туманом, сквозь который вдруг проявлялись яркие разрозненные кадры. Но должны же сохраниться какие-то документы об оформлении опекунства?
        Илья порылся в сейфе и действительно нашел папку с документами, из которых вычитал только то, что и так знал: Илья Константинович Званцев, родился 15 апреля 1978 года в поселке Келым Свердловской области; мать  - Ирина Александровна Званцева, родилась в Москве в 1951-м году, умерла в том же Келыме в 1983-м; отец  - Константин Иванович Званцев. Всё! Детский дом, из которого Старик забрал Илью, находился в Северотурьинске. Где это все  - Келым, Северотурьинск? Оказалось, на Северном Урале. Как туда попала его мать, родившаяся в Москве? И почему именно туда поехал Старик, чтобы выбрать ребенка?
        Придя на работу, Илья вызвал к себе начальника службы безопасности и попросил выделить ему надежного человека для частного расследования  - тот рекомендовал Максима Игоревича Кузнецова: сотрудник многообещающий, работает уже почти десять лет, бывший спецназовец, имеет юридическое образование, занимался частным сыском.
        - Пришлите, я взгляну на него.
        Максим Кузнецов, ровесник Ильи, оказался брутальным персонажем: суровый вид, цепкий взгляд, бритая голова, накачанная мускулатура, заметная даже под офисным костюмом, в котором он выглядел не лучшим образом, явно привыкнув к джинсам и курткам. Илья посмотрел на Максима с сомнением, но тут Кузнецов улыбнулся, и Илья понял, что человек с таким бронебойным обаянием расколет кого угодно в мгновение ока. Он и сам невольно усмехнулся в ответ.
        - Ладно, работайте,  - сказал он, передавая Максиму папку с документами.  - Я понимаю, дело почти безнадежное. Все, что найдете, будет ценно. Докладывайте прямо мне.
        - Понял. Разрешите выполнять?
        - Разрешаю,  - ответил Илья.
        И Максим Кузнецов удалился, одарив его на прощанье еще одной улыбкой мощностью ватт в шестьсот, не меньше. Илья невольно позавидовал, зная, что его собственное обаяние равно нулю. Он вызвал шофера и вышел из кабинета, но замедлил шаг, увидев, что обаятельный Кузнецов сидит на краешке стола Лины. При виде босса Лина вспыхнула, а Кузнецов слез со стола.
        - Вернусь к четырем, не раньше,  - мрачно произнес Илья, уходя.
        - До свидания!  - с наигранным подобострастием сказал Максим ему в спину, и Илья на секунду обернулся, злобно сверкнув очками.
        - Слушай, он что  - неровно к тебе дышит?  - спросил Кузнецов, снова усаживаясь на стол.
        - Да с чего ты взял?  - удивилась Лина.  - И вообще, Макс, иди отсюда. У тебя работы, что ли, нет?
        - А почему он тогда так психанул?
        - Кто психанул?!
        - Ты еще мало с ним работаешь, поэтому не поняла. Он Железный Дровосек, а не человек. Если вот это все перевести на язык нормальных людей, то будет сцена из оперы «Отелло».
        И Максим пропел, утрируя:
        - Молилась ли ты на ночь, Дездемо-она?
        - Вот трепло! И как тебя только жена терпит? Иди уже.
        - Сам удивляюсь. Пока, красотка! Но ты подумай о том, что я сказал. У меня глаз  - алмаз.
        Лина только фыркнула, но сама невольно задумалась. Ей, конечно, хотелось как-то устроить собственную жизнь, но она была реалисткой и понимала, что принцы женятся на Золушках только в сказках. К тому же у «Золушки» имеется сын  - почти школьник. Кому она нужна с таким приданым? И для легкого романа «принц» не годился, скорее бы подошел тот же Макс, но он сразу обозначил границы, рассказав про свою семью: пококетничать  - всегда пожалуйста, но изменить жене  - никогда. Да Лина и сама не завела бы роман с женатым. Они с Максом слегка флиртовали, с удовольствием подкалывали друг друга, делились домашними проблемами, рассказывали о детях  - Макс признался, что мечтал о сыне, но не вышло: «Живу в бабьем царстве, представляешь? Младшая котенка подобрала, так и тот девкой оказался!» И Макс выводил на экран смартфона фотографию подобранной кошечки и демонстрировал ее Лине, а сам заодно еще раз любовался своими девчонками: старшая была копией матери и напоминала трепетного олененка, хотя характер у нее был железный, а младшая до смешного походила на отца. Лина смотрела на умиленное лицо Макса и думала:
«Легкий нрав у мужика. Повезло его жене».
        И невольно ее мысли обращались к другому мужчине, чей характер Лине пока разгадать не удалось. Теперь, когда она знала о разводе Званцева и гибели его бывшей жены, она совсем по-другому смотрела на «замороженного шефа» и все время вспоминала слова Долли: «Он хороший человек, только несчастный». Несчастным Званцев никак не выглядел  - сдержанный, серьезный, погруженный в дела. Он резко отличался от предыдущих начальников Лины: первый был давним другом ее отца и сам относился к неопытной секретарше по-отцовски, не слишком, впрочем, увлекаясь делами, а больше рыбалкой и выпивкой. Следующий шеф, на редкость некомпетентный, раздувал от важности щеки и обращался с Линой, как с прислугой. Когда же стал распускать руки, получил от Лины по физиономии и тут же уволил строптивую «секретутку».
        Званцев держался скромно, почти никогда не повышал голос и не разыгрывал из себя «императора тайги», а с Линой обращался вежливо, но отстраненно. Сотрудники относились к боссу с трепетом, и это было вызвано не столько его положением, сколько силой его личности. Однажды Лине пришлось привезти Званцеву необходимые документы, которые не успели подготовить к началу конференции: Лина вошла в холл во время кофе-брейка, Званцев заметил ее издали и легко прошел сквозь толпу  - перед ним все расступались, и даже тот, кто стоял спиной, невольно делал шаг в сторону, словно Званцева окружало невидимое силовое поле. И самое поразительное, что он этого даже не замечал.
        Глава 3. День рождения
        Пятнадцатое апреля Лина ждала с некоторым трепетом, но ничего особенного не произошло  - тишь да гладь, не то что на прежней работе, когда к боссу с утра выстраивалась очередь поздравителей. Званцев приехал к обеду, по виду темнее тучи. Сразу закрылся в кабинете, приказав ни с кем не соединять, и вызвал начальника хозяйственной службы, устроив тому страшный разнос, слышный даже из-за закрытой двери: оказалось, что он очень даже умеет повышать голос. Хозяйственник вывалился в предбанник весь красный и попросил воды. Отдышавшись, он сказал, кивнув на дверь босса:
        - На кладбище был! Сегодня ж годовщина. А мы прибраться после зимы не успели. Я виноват, забыл совсем. Про Старика-то помню, а вот про Диану запамятовал. А у него ж сегодня еще и день рожденья, у Званцева-то! Вот и злой, как не знаю кто. Старик помягче был, прямо скажем. А этот  - что твой Малюта Скуратов. Представляешь, сразу приказ издал, чтобы никто не смел его ни с какими праздниками поздравлять, тем более подарки подносить. Под угрозой мгновенного увольнения. А ты говоришь!
        И хозяйственник, пыхтя, удалился, а Лина покачала головой: да-а, страшное дело. Она втихомолку собирала прозвища, которые народ давал боссу: Лорд-Десница, просто Лорд, Железный Дровосек, а теперь еще и Малюта Скуратов. Вечером она осмелилась заглянуть к Малюте:
        - Илья Константинович, я вам еще нужна?
        Илья Константинович задумчиво на нее смотрел, и Лина с трудом удержалась, чтобы не проверить, все ли у нее в порядке с одеждой.
        - Я могу идти домой?
        Внезапно Илья ожил и спросил:
        - Какие у вас планы на вечер?
        - А что, мне придется задержаться? Ну, если надо…
        - Может быть, поужинаете со мной?
        Лина так изумилась, что даже слегка пошатнулась.
        - У меня сегодня день рождения,  - продолжил Илья, глядя в стол.  - Как-то странно праздновать в одиночку, не находите?
        - Да, странно. И совсем не праздновать  - обидно. Конечно, я с удовольствием составлю вам компанию…
        - Но?
        - Нет-нет, все в порядке.
        - Лина, немедленно скажите, в чем проблема.
        - Никаких проблем! Просто я по пятницам обычно езжу к сыну, он у моих родителей. Это ближнее Подмосковье. Добираться в Москву оттуда не очень удобно, поэтому я тут снимаю. Ничего страшного: я им позвоню и скажу, что приеду завтра.
        - Где именно живут ваши родители?
        - В Ясногорске.
        - Хорошо, мой шофер потом вас туда отвезет.
        - Спасибо…
        - Еще что-то?
        - Мне бы нужно заехать сначала к себе, забрать кое-что для сына!
        - Заедете. Это все?
        - Да.
        - Тогда пошли, не будем терять время.
        Илья сразу же пожалел о необдуманном предложении, которое к тому же создало массу сложностей и для Лины, и для него самого. Что она думает, интересно? Что босс сошел с ума? Или собрался за ней приударить? Но усевшись в машину, Илья решил: «Пусть думает что угодно». Он знал, что не способен провести этот вечер в одиночестве  - надо было и правда поехать к Долли. Ладно, он как-нибудь переживет изумление Лины, так и написанное у нее на лице. Лучше уж поужинать с ней, чем напиться в компании девушки по вызову. По дороге они молчали, и Лина физически ощущала окутывающую их неловкость: зачем Званцев ее пригласил, если явно не знает, как с ней обращаться?
        В ресторане Лина почувствовала себя еще более неуютно: ее офисный костюм, купленный на первую зарплату, элегантный, но строгий, не слишком подходил к местной атмосфере. Но деваться было некуда. Зал ресторана напоминал дворец: колонны, золото, лепнина, хрустальные люстры, галантные сцены на шелковых обоях, темно-красные скатерти, зажженные свечи, розы в вазах; в центре круглого зала  - белый рояль, а на небольшом подиуме  - пара кресел и пюпитр с нотами. Через некоторое время подтянулись музыканты во фраках, которые весь вечер играли что-то изысканно-романтичное. «Красиво жить не запретишь!»  - тихо пробормотала Лина и покосилась на Званцева. Он сосредоточенно изучал меню, с трудом сдерживая смех, потому что вдруг увидел ресторан глазами Лины: да, пафосно, ничего не скажешь! Илья выбрал это место случайно  - самый центр, да и кормят неплохо, как ему помнилось: однажды угощал здесь инвесторов.
        - Вы позволите мне заказать для вас?  - спросил Илья, и Лина поняла: не хочет, чтобы она видела цены.  - Что будем пить? Шампанское? Я сам, честно говоря, не очень люблю.
        - Лучше вино.
        - Возьмем красное. К мясу как раз. Или вы предпочли бы рыбу?
        - Мясо  - нормально.
        - Так, что тут у них… Говядина по-китайски в соусе из черного перца, жаркое из ягненка, оленина по-монгольски, корейка ягненка с печеными овощами, японское мраморное мясо Кобе, бифштекс с фуа гра, трюфелем и спаржей…
        - А можно вот это, которое с фуа гра! Всегда мечтала попробовать,  - воскликнула Лина и мгновенно устыдилась: скромнее надо быть, скромнее.
        Но Илья и бровью не повел:
        - Хорошо, а я тогда возьму рибай с перечным соусом. А трюфели вы пробовали?
        - Нет, не довелось. Зато спаржа у нас на огороде растет.
        - Да что вы?
        - Аспарагус знаете? Такие пушистые игольчатые ветки, их еще в букеты добавляют. Это и есть спаржа. Только сорт не тот. У меня мама огородница, она выясняла.
        - Надо же, я и не знал.
        - А я не знала, что ананасы на грядках растут! Думала, на пальмах, как кокосы.
        - Пожалуй, для меня это тоже открытие.
        - А бамбук  - это вообще трава, представляете? Семейство злаковых. Со страшной скоростью вырастает, чуть не метр в сутки. Вот бы посмотреть! Сесть рядом и наблюдать. Я так хотела бы побывать в бамбуковой роще. Говорят, бамбук поет на ветру…
        Лина понимала, что Званцеву вряд ли интересны эти ботанические откровения, которые она по дороге на работу вычитала в журнале, но не могла остановиться. Слишком уж невероятно было все происходящее: она с боссом в шикарном ресторане, собирается пробовать фуа гра с трюфелями, за ее спиной разливаются скрипка с виолончелью, а сам босс загадочно мерцает очками и чуть заметно улыбается, слушая Линин лепет.
        - Я бы сказал, что бамбук звенит,  - внезапно произнес босс.  - Тихо и мелодично. Как ловушка для ветра.
        - А вы слышали, да?
        - Мне довелось там побывать. Бамбуковый лес Сагано. Это префектура Киото. Действительно, очень красивое зрелище и необычное впечатление.
        Илья был в Японии полгода назад и специально поехал в Сагано, чтобы послушать бамбуковую музыку, которая, как сказал его психотерапевт, оказывает умиротворяющее воздействие и дает ощущение гармонии. Умиротворение и гармония так и не снизошли тогда на Званцева, а сейчас он вдруг поймал себя на мысли, что присутствие Лины, пожалуй, весьма поспособствовало бы умиротворению. И гармонии. Он даже сжал с силой кулак, чтобы отвлечься  - настолько яркая картинка «умиротворения» предстала у него перед глазами. Тут, к счастью, подошел сомелье с заказанной бутылкой, и начались церемонии, на которые Лина смотрела широко открытыми глазами, а Илья старался не рассмеяться: уж очень выразительное лицо было у дамы. Бутылку торжественно продемонстрировали  - Илья кивнул, потом не менее торжественно открыли и налили немного в бокал  - Илья попробовал вино, проверил этикетку и оценил пробку. Наконец вино разлили по бокалам, и Лина сказала:
        - Можно, я произнесу тост?
        - Давайте,  - усмехнулся Илья.
        - Я хочу выпить за настоящее. Мы не в силах изменить прошлое, над будущим тоже не властны. Все, что у нас есть,  - это мгновение между прошлым и будущим. Пусть оно будет прекрасным. С днем рождения!
        - Спасибо. Что ж, это мгновение мне, пожалуй, нравится.
        Ужин продолжался своим чередом, официанты суетились, позвякивали столовые приборы, приглушенно звучали голоса. Илья, забыв обо всех своих душевных терзаниях, с легким умилением наблюдал, как Лина удивляется, увидев поданный ей «натюрморт»: из лужицы оранжевого соуса, художественно размазанного по тарелке, островком выступал бифштекс, увенчанный кружком паштета и лепестками тонко порезанного трюфеля, а рядом лежало несколько стебельков спаржи в панировке. Лина осторожно сняла вилкой один лепесток, попробовала и подняла брови.
        Илья радовался: так давно ему не приходилось ухаживать за женщиной! Не в том смысле, чтобы действительно ухаживать… Или в том? Он и сам не знал. Музыканты вдруг заиграли «Либертанго» Астора Пьяццоллы  - мелодия очень странно звучала в псевдорокайльном антураже ресторана, но удивительным образом подходила к происходящему между сотрапезниками, которые словно ходили кругами, то приближаясь, то отдаляясь. Илья невольно поежился, а Лина подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза  - Званцев поспешно отвел взгляд и схватился за бокал. Отпил порядочный глоток и спросил:
        - А что за имя  - Виталина? Никогда раньше не слышал.
        - Это мама придумала. Она у меня такая… романтическая особа. Ей показалось, что красиво. Как меня только не дразнили в школе: Гуталина, Витамина!
        - С трудом представляю, что кто-то мог решиться на такое.
        - Это в младших классах. Я была мелкая фитюлька, но дралась лихо, так что со временем отстали. Даже наоборот!
        - Наоборот?
        - Ну…
        Лина усмехнулась, пожав плечами, и так взглянула на Илью, что он поспешно сменил тему разговора:
        - А кто ваши родители по профессии?
        - Папа слесарь шестого разряда, мама  - старший бухгалтер.
        - Романтически настроенный старший бухгалтер? Не знал, что такое возможно.
        - Еще как возможно.
        - А как зовут вашего сына? Ему ведь скоро в школу?  - спросил он после очередного бокала.
        - Павлик. Осенью пойдет. Я пока не определилась, как лучше: у нас в Ясногорске школы слабые, а устроить в московскую  - это столько проблем! Да и накладно, если платно, а так и не возьмут, наверно. Он уже хорошо читает, хотя не особенно увлекается. Это мама постаралась, много с ним занималась. Меня-то он только по выходным видит.
        - А куда же делся его отец?  - осторожно спросил Илья и быстро взглянул на Лину  - вид у нее был напряженный. Она помолчала и ответила, не поднимая головы:
        - Он погиб еще до рождения сына.
        - Простите.
        - Ничего. Уже семь лет прошло.
        Десерт принесли очень вовремя, потому что Илья решительно не знал, о чем говорить дальше. Когда они с Линой добрались до машины, Илья сказал шоферу:
        - Дима, сейчас мы едем к Лине, потом к ее родителям в Ясногорск, а потом меня отвезете.
        Лина снова изумилась: зачем он хочет с ней ездить?
        - Вы не против?  - спросил Илья.  - Решил немного покататься.
        - Пожалуйста…
        Как будто она могла сказать ему «нет»! Это была странная поездка. Если в начале вечера атмосфера в салоне лимузина казалась арктической, то сейчас явно припекало. В воздухе словно витала навязчивая и страстная мелодия «Либертанго»  - кожу у обоих покалывало, как иголками. На подъезде к Ясногорску Лина вдруг вспомнила:
        - Ой, у меня же есть для вас подарок!
        - Подарок?!
        - Да! Я знаю, что вы не велели, но это пустяк, детская открытка. Павлик нарисовал для вас. Да где же она…
        Лина рылась в сумочке, а Илья смотрел на нее в полном потрясении:
        - Ваш сын нарисовал для меня картинку?! Он что, знает о моем существовании?
        - Конечно, я же рассказываю. Ему интересно, чем мама занята на работе. А, вот! Не судите строго, все от чистого сердца.
        И Лина протянула Званцеву листок плотной бумаги, сложенный пополам. Забирая открытку, Илья нечаянно коснулся пальцев Лины, и время остановилось, а потом обернулось вспять, и Илья снова оказался в тесном закутке лифта, ощутив тепло и тяжесть ее тела, аромат ее духов… Казалось, прошла вечность, но длилось это помрачение всего пару секунд. Лина сказала  - и голос ее заметно дрожал:
        - Пожалуй, требуются пояснения. Павлик нарисовал наше офисное здание, как он себе это представляет. Вот это  - лифт. Он никогда еще не поднимался на лифте. Все канючит, чтобы я взяла его на работу. А это вы!
        - На крыше?!
        - Ну, вы же самый главный, должны быть выше всех. Там у дома еще машинки нарисованы.
        - Машинки я опознал.
        - А это сам Павлик с флажком. Вместо цветов. Он сказал, что мужчинам цветы не дарят, только девчонкам. Поэтому  - флажок.
        - Спасибо! Неожиданно, но трогательно. Лина, я очень благодарен вам. И Павлику. Вы спасли мой вечер. И слова он сам написал?
        - Сам. Срисовывал, конечно. Очень старался.
        На нижнем поле вилась надпись корявыми печатными буквами: «С днем рожденя!», причем буква «я» была повернута не в ту сторону. Некоторое время они ехали молча  - Лина думала, что Званцев вроде бы действительно тронут, а Илью мучило любопытство: что же Лина рассказывает про него сыну? Наконец лимузин затормозил около калитки дома Лины, и Званцев спросил:
        - Когда вы поедете обратно в Москву? В воскресенье?
        - В понедельник утром, на электричке. Сразу на работу.
        - Тогда Дима за вами заедет.
        - Это, наверно, неудобно!
        - Удобно. И впредь напоминайте, чтобы я распоряжался о машине для вас на пятницу и понедельник. Кстати, давно хотел сказать, что вы очень хорошо работаете, и я вами доволен. Увидимся в понедельник. Спокойной ночи.
        - Спасибо,  - растерянно произнесла Лина, глядя на стремительно удаляющиеся габаритные огни лимузина.  - Спокойной ночи…
        Она не знала, что и думать. Может, Званцев и правда неровно к ней дышит, как сказал Максим? Тогда почему напоследок он вдруг снова «включил босса», хотя до этого разговаривал вполне по-человечески? Что означает его поведение, если перевести на язык нормальных людей? И зачем она ему соврала? Про отца Павлика? Не специально! Просто ответила на автомате. Она привыкла так отвечать любопытствующим  - вообще-то, кому какое дело до ее личной жизни? Но со Званцевым ей хотелось быть честной.
        Лина долго не могла заснуть, размышляя о странностях босса: влюбился он в нее, что ли? В нее, провинциальную простушку с ребенком? Когда вокруг столько красавиц  - только помани пальцем, тут же падут к его ногам! Или просто хочет переспать? И что  - стесняется предложить? Званцев? Лина даже не подозревала, насколько ее предположения близки к истине.
        Не спал и Званцев. Еще по дороге настроение у него стало стремительно портиться, а войдя в пентхаус, он и вовсе затосковал. Илья несколько раз бесцельно обошел свои хоромы  - и о чем он только думал, поселившись здесь? Выпил минеральной воды, рассеянно съел яблоко, включил было телевизор, но тут же и выключил. Он маялся, не зная, что делать с собой, потому что половина его души словно осталась там, у калитки, где он простился с Линой. Окончательно обозлившись на себя, он отправился в бассейн и с мрачным ожесточением принялся плавать туда-сюда, пока совсем не выдохся, но до километра так и не дотянул. Илья заснул лишь под утро, а Лина все время была рядом с ним, в той же постели  - обнимала теплой рукой и дышала в шею, так что Илья испытал сокрушительное разочарование, когда проснулся и не обнаружил ее.
        Лине снилось то же самое, так что при встрече в понедельник оба чудовищно покраснели, но, поскольку избегали друг на друга смотреть, ни один так и не заметил смущения другого. Общаться им стало сложнее: Званцев усовершенствовал свой невидимый скафандр, а Лина изо всех сил старалась держаться в официальных рамках. Через неделю, когда пришли деньги на карту, оказалось, что Званцев поднял ей зарплату аж на тридцать тысяч. Лина пришла благодарить, но он отмахнулся:
        - Оставьте! Вам же нужно будет платить за школу, вот и пригодится прибавка. Лучше напомните, какого числа свадьба Долли? Они не переносили? Тогда закажите два номера в лучшей гостинице. Все время забываю, какой город  - Дмитров?
        - Ковров. Можно во Владимире остановиться, но от Коврова ближе.
        - Долли приглашала к себе, но я все-таки предпочитаю отель. Думаю, вы тоже. Нет, надо же было Пахомову в такой глуши дом построить! И свадьбу вполне могли в Москве сыграть, так нет.
        - Зато экология хорошая. Долли говорила, что Пахомов заядлый лыжник. А там рядом какие-то крутые трассы.
        - В Коврове?!
        - Крутые не в том смысле, что горы! Современно обустроенные.
        - Хорошо. Ковров так Ковров. Я заеду за вами в субботу в семь утра. Приедем в одиннадцать, будет время передохнуть. В воскресенье могу завезти вас к родителям, если хотите.
        - Они меня отпустили на все выходные.
        - Прекрасно.
        И Званцев снова уткнулся в свои бумаги. Выглядел он на редкость недовольным, и Лина вздохнула: лучше бы она доехала на перекладных, чем четыре часа трястись рядом с мрачным Званцевым. И с какой стати он вздумал за ней заезжать?
        Глава 4. Уволь меня!
        В ночь с пятницы на субботу Лина почти не спала: во-первых, волновалась, во-вторых, берегла прическу. Из дома она вышла за пять минут до срока  - в одной руке небольшая сумка, в другой  - чехол с платьем. Лина все обсудила с Долли: и прическу, и наряд, но все равно переживала, потому что никогда в жизни не участвовала в подобном мероприятии. Долли собиралась провести свою свадьбу с голливудским размахом, благо средства жениха позволяли. «Я замуж выхожу в первый и последний раз! Так что имею право»,  - заявила она.
        Лина огляделась по сторонам  - лимузина Званцева еще не было. Но тут какая-то машина требовательно погудела и мигнула фарами. Не веря своим глазам, Лина шагнула вперед и чуть не упала, запнувшись о щербатую плитку. Из машины вылез Званцев, быстро подошел к Лине и забрал у нее сумку и чехол:
        - Вы что, еще не проснулись?
        Он был в кроссовках, джинсах и голубом джемпере (цвет перванш  - вспомнила Лина). В треугольном вырезе джемпера виднелась черная футболка. Без очков! И злой, как сто тысяч чертей. Лина тихонько уселась в машину и съежилась.
        - Пристегнитесь!  - буркнул Илья и так резко сорвался с места, что Лину вдавило в спинку сиденья. Внешний вид Званцева изумил Лину, а то, что он сам ведет машину, настолько поразило, что она невольно посматривала в его сторону, думая: «Интересно, какого цвета у него глаза?» Пока было непонятно, потому что Илья упорно смотрел только вперед. Лина видела его суровый профиль и сильные руки, сжимающие руль,  - рукава он закатал до локтя. Наедине с боссом в тесном пространстве автомобиля Лине было как-то некомфортно. Званцев ее… волновал. Настолько, что в горле пересохло и мурашки побежали по коже. «Да что со мной такое?»  - подумала Лина, откинулась на спинку и отвернулась  - от греха подальше. Постепенно она задремала, но на крутом вираже очнулась: они мчались уже где-то за городом. Машина стала замедлять ход.
        - Надо позавтракать,  - сказал Илья, и Лина обрадовалась: уже некоторое время она пыталась придумать, как попросить его остановиться. Она сразу же побежала в дамскую комнату, а выйдя оттуда, в очередной раз не поверила своим глазам: Званцев гладил кошку! Мало того, он явно с ней ворковал, судя по умиленному лицу. Самая обычная серая кошка в темную полоску  - такая же была у родителей Лины, и Павлик утверждал, что она «зелененькая»: «Мама, ну как ты не видишь  - совсем зеленая!» Кошка стояла, упираясь передними лапками о ногу Ильи, потом запрыгнула к нему на колени и принялась топтаться и «бодаться», громко мурлыча. Лина села за столик, изо всех сил стараясь убрать с лица всякое выражение. Званцев поднял голову  - он улыбался! А глаза у него оказались голубовато-серыми. Ну да, цвет перванш. Некоторое время они смотрели друг на друга, потом Илья пожал плечами и довольно смущенно сказал:
        - Вот, кошка.
        И Лина вдруг ощутила такой прилив нежности к этому новому и неожиданному Званцеву, что чуть не заплакала, представив его вселенское одиночество, от которого он спасался с помощью чужой кошки. Тут подошла официантка, и он пересадил кошку на стул рядом, она тут же плюхнулась на бок, подставляя живот для чесания.
        - Опять она вас достает,  - рассмеялась официантка.  - Прямо влюбилась!
        - Ничего, все нормально,  - сказал Илья.
        Лина что-то ела, пила кофе и старалась на слишком таращить глаза на Званцева, настолько не похожего на самого себя, что все происходящее казалось ей нереальным. «Может, мне это снится?»  - Лина даже потихоньку ущипнула себя за руку. Не снилось. Кошке надоело валяться, она села и уставилась на Лину  - та ахнула: батюшки, да она косая! Надо же, какая смешная физиономия.
        - Правда, забавная?  - спросил Илья.  - Уморительное существо. Я давно ее знаю. Часто заезжаю сюда позавтракать.
        Когда они направились к машине, кошка побежала за ними, но Илья подхватил ее под пузо и отнес официантке. Все еще улыбаясь, он сел за руль. Теперь он вел машину не так агрессивно, и Лина решилась спросить:
        - Илья Константинович, а почему вы тут завтракаете?
        Он коротко взглянул на нее и усмехнулся:
        - Я по выходным часто уезжаю из города. Просто покататься. Куда глаза глядят. Если есть время, конечно.
        - А вы не хотите забрать кошку домой?
        - Лина, я и сам-то дома не бываю. Она скучать будет. А тут такая движуха!
        Оттого, что он произнес это дурацкое слово «движуха», которое обожал Павлик, вставляя к месту и не к месту, Лина совсем растерялась и ляпнула, не подумав:
        - А это действительно вы?
        Илья улыбнулся:
        - Это действительно я. Что, не узнаете?
        - Не узнаю.
        - А почему у вас этот платок на голове?  - спросил он с любопытством.  - Я вас тоже не сразу узнал.
        - Я прическу берегу. Вчера три часа в парикмахерской провела. Долли велела мне быть в виде красавицы.
        Илья хмыкнул, узнав любимое выражение Долли. Как же он по ней скучал! Ладно, надо привыкать. Большой мальчик, должен справиться.
        - Илья Константинович, какая же у вас тачка классная,  - сказала Лина.  - Это «Бентли», да?
        - «Бентли Бентайга».
        - Просто супер! Автомат? А сколько лошадей?
        - Шестьсот с небольшим. Двенадцать цилиндров, пневматика, полный привод. А вы, смотрю, разбираетесь?
        - Немного. Сколько можно выжать, двести пятьдесят?
        - Триста.
        - Ого! А почему вы черную не взяли?
        - Очень пафосно, синяя попроще.
        - Мужская логика, понятно. И опять же к джемперу подходит,  - сказала Лина и тут же мысленно себя одернула: «Что-то ты разошлась! Держись в рамочках». Но держаться в рамочках было совершенно невозможно: Илья рассмеялся, и от его смеха Лина растаяла, как льдинка на солнце. Они стояли на светофоре, Илья смотрел ей прямо в лицо, Лина чувствовала, как горят ее щеки: никогда еще не испытывала она подобного эмоционального и чувственного потрясения, осознав, что готова отдаться этому новому Званцеву прямо в машине, стоит ему только руку протянуть. Отдать себя, свою душу, свою жизнь…
        - Хотели бы такую машину?  - спросил Илья.
        Это прозвучало как предложение. И предлагал Званцев вовсе не машину. У Лины пересохло в горле. Что происходит? К счастью, загорелся зеленый, и Званцев отвел от нее свой взгляд. Лина выдохнула.
        - Раньше я все о «Хаммере» мечтала,  - сказала она. Голос звучал подозрительно хрипло, а сердце колотилось, как сумасшедшее.
        - «Хаммер»? Да ну!  - возразил Илья как ни в чем не бывало.  - Он понтовый и неудобный. Бензин жрет, как не знаю кто. На «Хаммере» уже никто и не ездит, это в девяностых…
        - Ну да, а «Бентли Бентайга», конечно, самая скромная машинка.
        Илья снова рассмеялся:
        - Да, это вы меня уели. Надо же, никогда бы не подумал, что такая девушка, как вы, разбирается в технике. Да еще мечтает о «Хаммере»!
        - Мечта юности. Это вы еще не знаете, что я на мотоцикле гоняла.
        - Вы? Ничего себе!
        - Не на «Харлее», конечно, но на вполне приличной «Хонде». И на чужом «Сузуки». Я выросла среди машин и мотоциклов. У нас в городе мотоклуб. Так что оторвалась в юности.
        Лина задумалась, глядя в окно, а Илья мгновенно представил ее в виде байкерши: должно быть, шикарно выглядела. Он подумал о собственной юности: бесконечная учеба, дополнительный английский, теннис, никаких недозволенных развлечений  - Старик держал их с Дианой в строгости. Впервые Илья «оторвался» в Лондоне, да и то сейчас ему казалось, что Лина имела в виду что-то другое, далекое от его походов по пабам и мимолетных романчиков со случайными девушками. Илья понял, что мягкий женственный облик нынешней Лины обманчив, и эта мысль его взволновала. А Лина как раз вспоминала себя прежнюю: да, крутой девчонкой она была! Курила, виртуозно материлась, хулиганила, гоняла на байке, могла перепить любого мужика  - родители только за голову хватались. Но когда появился Павлик, все изменилось.
        - Да, давно это было,  - сказала Лина, вздохнув.
        - Не тянет погонять?
        - Хватит, накаталась.
        Илья нахмурился, вспоминая, что она сказала про отца Павлика  - погиб?
        Наверняка разбился на байке.
        Они заселились в лучшую гостиницу славного города Коврова, которая оказалась довольно странной невысокой постройкой, напоминающей сгрудившиеся шалаши: крыши с крутыми скатами, красные стены, украшенные стилизованными белыми стволами деревьев, и много стекла. К сему прилагался пруд и сосновый бор, а также бассейн, тренажерный зал, спа-салон и какой-то термальный комплекс. Стены номера оказались, наоборот, белыми, а деревья на них  - красными. На полу тоже была изображена мешанина разноцветных веток, среди которых попадались прутья лимонно-желтого цвета  - такого же, как на наволочках и простынях. У Ильи мгновенно заломило зубы от этой лимонности. Слава богу, что они тут только на одну ночь! Да, пожалуй, надо было ехать к Долли.
        Он договорился встретиться с Линой в холле через час  - Долли должна была прислать за ними машину. Илья спустился вниз на десять минут раньше и сел в кресло, мимоходом взглянув на свое отражение в одном из зеркал. Он поморщился, потому что не любил светские сборища и весь этот официоз: смокинги, галстуки-бабочки. У него было странное состояние, словно перед экзаменом, к которому плохо подготовился. Илья решил, что во всем виновата Лина, которая всю дорогу таращилась на него, как на чудо морское. В то же время он чувствовал, что они стали ближе, словно исчезла некая преграда, стоявшая между ними. Да просто он не надел очки  - в этом и дело! Илья хмыкнул, представив, что сказала бы Долли: «Наконец ты вылез из упаковки. А то вечно завернут в десять слоев, как новогодний подарок, да еще и ленточкой перевязан». Только вот никаким новогодним подарком Илья себя не ощущал.
        Он задумался, сам не зная о чем, и тут же перед его внутренним взором появилась Лина: вот она поправляет прядь волос, выбившуюся из-под веселенькой косынки в горошек, а вот пьет кофе и краснеет, поймав его заинтересованный взгляд. Ей так идет легкий румянец  - глаза сразу делаются яркими, русалочьими. А как она смотрела на него в машине! Хорошо, зеленый зажегся, а то бы не устоял. Илья представил, как могли бы развиваться события дальше, и ему стало жарко. Черт побери, она же просто красавица! Но ведет себя так, словно не знает этого. Да нет, все она про себя знает, просто держит дистанцию. И правильно. Интересно, сын похож на нее? Наверно, такой же глазастый. Илья помрачнел: все десять лет брака он мечтал о детях. Но сначала было рано, а потом… А потом стало поздно. Он вздохнул и взял было газету, но в тут холле произошло какое-то общее движение, словно коллективный вздох  - «Ах!». Он посмотрел, что происходит, и машинально встал: по лестнице спускалась Лина.
        Илья смотрел во все глаза, даже дышать забыл. На ней было мерцающее зеленовато-серебристое платье  - длинное, без рукавов и с небольшим декольте. Простое, но при этом настолько сексуальное, что Илья даже на секунду прикрыл глаза. Непонятно, чем вызывался подобный эффект  - то ли покроем, то ли особенностями ткани, только Лина казалась обнаженной, настолько платье подчеркивало все достоинства ее фигуры, далекой от современных стандартов моды. Волосы, раньше прикрытые косынкой, были подняты вверх и затейливо уложены. Лина подошла, улыбнулась: «Ну что, идем?» и накинула на плечи прозрачный шарф, который Илья раньше не заметил, как и крошечную серебряную сумочку-клатч. Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза, и Илья подумал: «Может, взять ее за руку и увести к себе в номер?», и Лина тут же сказала, словно отвечая на его мысли:
        - Мы не опоздаем на свадьбу?
        Ну да, она же подружка невесты! А он сам ведет невесту «к алтарю». И проклиная все на свете свадьбы, Илья пошел следом за Линой к выходу. Он чуть не застонал, увидев, как платье выглядит сзади: спина была обнажена наполовину, а от пояса до самого низа по центральному вертикальному шву юбки шла мягкая складка-драпировка, которая так колыхалась при движении, что взгляд сам притягивался к этому «русалочьему хвосту» и к бедрам «русалки».
        В результате свадебное действо, от которого Илья и так не ждал ничего хорошего, обернулось для него истинным мучением: вокруг Лины мгновенно образовался кружок воздыхателей, а ему оставалось только мрачно накачиваться спиртным. Пригласить ее на танец он не осмелился  - смотреть-то было тяжело, а уж обнять… Илья невольно хмыкнул, представив дивную в своей непристойности картину, которая, несомненно, порадовала бы Долли  - она улыбалась ему издали и даже раз подмигнула. Илье вдруг пришло в голову, что Долли специально все это подстроила: подсунула Лину в претендентки на должность секретарши, пригласила в подружки невесты! Обвинить Долли в том, что Лина сразу же оказалась в его объятьях, было, наверно, несправедливо, но даже сцена в лифте казалась ему теперь подозрительной, так что когда Лина с бокалом вина в руке подошла к Илье, он был зол так, что искры сыпались.
        - Я ухожу,  - сказал он сквозь зубы.  - А вы можете развлекаться дальше. Долли вас доставит в отель.
        - Да я тоже собиралась смыться!  - воскликнула Лина, нисколько не испугавшись, и залпом допила вино, потом бестрепетно взяла Илью под руку и повела к выходу. Он тут же струсил и в машине сел на переднее сиденье, лишь бы не оказаться с Линой рядом, а потом резво побежал вперед, пробормотав на ходу:
        - Спокойной ночи…
        - Илья Константинович!
        Илья Константинович нервно оглянулся  - за ним шла улыбающаяся Лина:
        - Когда я должна быть готова?
        - К чему?!
        - К отъезду. Завтра.
        - Я позвоню вам.
        Илья захлопнул дверь номера. Наконец он был в безопасности, но чувствовал себя при этом безнадежным идиотом. Действительно Лина над ним потешалась или ему показалось? А Лина задумчиво посмотрела на дверь люкса, горько вздохнула и пошла к себе. И как это все понимать? Почему он сбежал? Неужели ей самой надо сделать первый шаг? И Долли на это намекала… Да что там  - намекала! Прямо так и посоветовала. Она одобрительно покивала, увидев Лину в русалочьем платье:
        - Сногсшибательно выглядишь! Как отреагировал Илья?
        - Он в шоке, по-моему.
        - Вот тут-то и бери его тепленьким. Что ты смотришь? Думаешь, не вижу, что между вами происходит? Лина, он будет до скончания века вокруг тебя топтаться. Ну не умеет он девушку закадрить! А семейная жизнь у него такая была, что и врагу не пожелаешь. Но ты, конечно, сама решай. У меня-то свой интерес, я за Илью болею. Ты ему подходишь.
        - Почему вы думаете, что я ему подхожу?
        - Потому что ты смелая и сильная. Не станешь под него прогибаться. Но и его ломать не будешь. Вы звери одной породы. Оба волки. Но ты это про себя знаешь, а он все никак не осознает.
        - Да какой из меня волк, скажете тоже,  - растерянно пробормотала Лина.
        Хотя доля истины в словах Долли была: когда-то Лина действительно ощущала себя волчицей, но с тех пор много чего произошло, и волчица поджала хвост. К тому же Лина никак не могла поверить, что такой человек, как Званцев, может испытывать робость и нерешительность! Она понимала: настал переломный момент, и если сейчас у них ничего не выйдет, то уже не выйдет никогда. А надо ли, чтобы вышло? Думала Лина долго, невольно прислушиваясь: вдруг Званцев все-таки набрался решимости и постучится в ее дверь? Но не постучал. Зато позвонил в восемь утра.
        - Илья Константинович, не могли бы вы зайти за мной?  - попросила Лина, и он согласился, даже не спросив, почему должен заходить.
        Он постучал, дверь сама приоткрылась. Илья вошел и окаменел: Лина стояла посреди комнаты спиной к нему  - во вчерашнем платье. Было полное ощущение, что она так и стоит тут с ночи, только волосы распустила и расчесала.
        - Эээ… Что… Почему вы…
        Услышав его голос, Лина повернулась, быстро прошла мимо, повесила на наружную ручку двери табличку «Не беспокоить» и заперла дверь на ключ. Потом встала перед Ильей, завела руки за спину, расстегнула молнию, спустила с плеч бретельки  - платье соскользнуло к ногам, обнаженная Лина переступила через него и обняла Илью за шею. Илья подумал, что у него сейчас будет инфаркт. Лина близко смотрела ему в глаза, слегка скосив их к носу, как та кошка в кафе. Щеки ее горели.
        - Я не могу!  - грозно сказала она.  - Я не могу четыре часа сидеть рядом с тобой в этом гребаном «Бентли» и представлять, как все будет. Все равно этим кончится, так почему не здесь и не сейчас? А потом можешь меня уволить.
        И поцеловала Илью. Ему показалось, что в его пересохшее горло полилась живая вода. Лина целовала его и раздевала, а Илья только бестолково махал руками, освобождаясь от джемпера с футболкой, и расстраивался, когда терял ее губы. Потом он осознал, что Лина расстегивает джинсы.
        - Подожди, я сам…
        В конце концов они как-то оказались в постели. Лина билась в его объятиях, словно русалка, пойманная в сеть, и Илье приходилось прикладывать массу усилий, чтобы просто удержать ее сильное, гладкое и горячее тело, неимоверно его возбуждавшее. Илья зарычал, когда Лина его укусила, и в следующую секунду вся вселенная запылала, взорвалась со страшным грохотом и обрушилась, погребя их обоих под обломками. «Этого не может быть. Просто быть не может»,  - подумал Илья, с трудом приходя в себя. Оказалось, произнес вслух, потому что Лина спросила, томно потянувшись:
        - Чего не может быть?
        - Всего этого.
        - Хочешь сказать, нам приснилось?
        Илья повернулся к ней  - Лина улыбалась с блаженным выражением на раскрасневшемся лице.
        - Спасибо,  - сказал он.
        - За что?
        - За то, что соблазнила меня.
        - Да я поняла, что ты никогда не решишься. Так лихо сбежал от меня вчера!
        - Я ночь не спал.
        - Так тебе и надо. Ой, ты бы видел свое выражение лица, когда я вышла в этом платье! До конца своих дней не забуду. А потом так ревновал!
        - Заметно было?
        - Ха! Не то слово. А сам обходил меня за версту.
        - Если бы я подошел ближе, то неизвестно, чем бы все закончилось.
        - И чем же?
        - Да я бы тебя… прямо там… на полу. Ты же мне снилась! С первого дня. Мы с тобой… в лифте. Очень впечатляюще.
        - Надо же, какие у вас фантазии, Илья Константинович! А что, можем попробовать в лифте, хочешь? В твоем персональном. Там точно никто не помешает. А знаешь, когда я в тебя влюбилась?  - сказала она совсем другим тоном, немного помолчав.  - Когда ты подснежники нюхал. Я долго смотрела из-за двери. У тебя такое лицо было… нежное…
        И Лина вдруг всхлипнула, уткнувшись ему в плечо.
        - Прости меня,  - прошептал Илья, целуя ее.  - Я не сразу сообразил, что происходит. Да и не очень умею это все, честно говоря.
        - Но ты же не станешь думать обо мне плохо?
        - С какой стати?
        - Я не знаю, что на меня нашло, правда! Это все платье виновато.
        - Так я только рад!
        - И вообще, ты всего второй мужчина в моей жизни. После рождения Павлика я ни с кем не встречалась.
        - Подожди… Это что  - у тебя шесть лет не было секса?!
        - Почти семь. Чему ты так удивляешься? Многие так живут. Да и не до того мне было, честно говоря. Сначала Павлик подрастал, потом я на работу вышла  - одна дорога четыре часа отнимает, какие уж тут романы. Город у нас маленький, а дурная слава быстро бежит, не покрутишь хвостом. На работе все женатые или старые…
        - Бедная ты моя!
        - Намечался один роман, но ничего не вышло. То у меня какие-то проблемы, то у него, встречаться негде. Так все и закончилось, не начавшись. А потом он вообще уволился.
        - Вот не зря я против служебных романов.
        - Так ты поэтому от меня бегал? И что нам теперь делать? Ты меня уволишь?
        - Обязательно. Прямо со следующего понедельника.
        - Не завтра?
        - Завтра мы с тобой берем отпуск. На неделю. В пятницу прямо отсюда поедем к твоим  - должны же они познакомиться с будущим зятем.
        - С кем?!
        - Я собираюсь на тебе жениться. Значит, стану для них зятем. Логично? А моя жена не должна работать. Поэтому я тебя уволю.
        - А если я не хочу увольняться? Я же тогда тебя совсем видеть не буду! Ты все время в офисе, с утра до ночи…
        - Когда ты станешь моей женой, я буду работать с девяти до шести, как все нормальные люди.
        - Так я и поверила. Ты же не можешь без работы!
        - Да провались она, эта работа. У меня есть дела поинтересней.
        Илья потянулся к Лине, и она ответила с такой пылкостью, что вселенная, собравшаяся было из обломков в единое целое, снова начала содрогаться, готовясь к большому взрыву.
        - И все равно я не хочу увольняться,  - сказала Лина капризным тоном, когда все в очередной раз успокоилось.
        - Почему это?
        - Да-а, придет какая-нибудь фифа на мое место, станет к тебе клинья подбивать!
        - Ты сама выберешь самое безобидное создание. Даму постарше, например.
        - Это не гарантия  - посмотри на Долли!
        - Тогда молодого человека. Вот уж кто меня точно не волнует, так это молодые люди.
        - А вдруг ты их волнуешь? Нет уж, ты от меня не отделаешься.
        Илья наслаждался: в жизни его никто не ревновал! Близость с Линой словно открыла ему глаза  - Илья уже не понимал, чем вообще занимался всю предыдущую взрослую жизнь. В студенческие годы у него была парочка невразумительных романов, а потом только Принцесса. Сейчас Илья ясно понимал, что их брак был обречен с самого начала, потому что Диана никогда его не хотела. Первые полгода у них совсем ничего не получалось в постели, да и потом лучше не стало: требовались всяческие ритуальные танцы, долгие уговоры, сложные прелюдии, пока он, наконец, не получал свои четыре минуты супружеского счастья. Не сразу Илья догадался, что подаренные вовремя бриллианты или жемчуга ускоряют процесс. После развода он имел дело лишь с профессионалками, да и то редко. Поэтому Илье казалось, что он только что потерял невинность. Ему нравилось, как Лина с ним обращается: взяв Илью под руку вчера вечером, она словно забрала его в собственность. Он принадлежал теперь этой женщине целиком и полностью, и сознавать это было почему-то приятно.
        - Давай еды, что ли, закажем,  - сказал он.  - Что-то я проголодался.
        - Давай,  - согласилась Лина, не двигаясь с места.
        - Позавтракаем и в люкс переедем. А этот номер сдадим. Позвони заодно на ресепшен, предупреди.
        - Сам позвони,  - возразила Лина, хитро глядя на него смеющимися глазами.
        - Хорошо, сейчас,  - кротко кивнул Илья, догадавшись, что она его проверяет.
        Лина рассмеялась:
        - Так вот вы кто, Илья Константинович! Подкаблучник!
        - Теперь ты знаешь мою самую страшную тайну.
        В люкс они так и не переехали. Им было не до того.
        Глава 5. Вопросы и ответы
        На следующий день Илья проснулся от стука в дверь  - официант привез тележку с завтраком.
        - Лина!  - крикнул Илья.  - Ты где? Завтрак!
        Появилась Лина, совершенно одетая, с лицом замкнутым и напряженным.
        - В чем дело?  - спросил Илья, наливая себе кофе.  - Что-то случилось?
        - Если мы сейчас быстро соберемся и поедем, успеем к совещанию.
        - Я же отменил! Лина, что происходит? Я еще вчера сказал, что у нас отпуск на неделю.
        - Вчера был праздник. А сегодня будни.
        - Я не понял, ты… передумала?
        Лина махнула рукой и убежала в ванную. Илья чертыхнулся, быстро отхлебнул кофе и пошел за Линой. Она плакала, уткнувшись в полотенце.
        - Что случилось?
        - Не знаю,  - всхлипывала Лина.  - Я проснулась, и мне стало страшно. Я подумала, что все не взаправду! Ты посмотришь на меня и скажешь: поиграли и хватит…
        - Не взаправду? То, что я люблю тебя? Ты же поняла это раньше меня самого!
        Лина с самым несчастным видом на него посмотрела:
        - А вдруг я ошиблась? Так же не бывает. Только в кино.
        - Ничего не знаю ни про какое кино. Даже не думай, что сможешь так легко от меня избавиться. Это на всю жизнь.
        - Правда?
        - Чистая! Подлинная, истинная и не знаю еще какая.
        - И как только меня угораздило в тебя влюбиться…
        - Почему это в меня нельзя влюбиться?
        - Еще как можно. Но почему я влюбилась! Взрослая женщина, мать семейства. Думала, присмотрюсь, подберу подходящую кандидатуру, чтобы соответствовал. Буду разумной и практичной! А тут ты…
        - Вообще-то ты сделала очень разумный и практичный выбор, разве нет? Лина!
        У Лины вытянулось лицо, и она вырвалась из рук Ильи, пытаясь уйти, но он поймал и не пустил.
        - Я с тобой не из-за твоих денег,  - мрачно сказала Лина, не глядя на Илью.
        - Я знаю. Прости. Я дурак, и шутки у меня дурацкие.
        - Ничего ты не дурак.
        - Хорошо, я очень умный. Все, как ты хочешь.
        - А можно я спрошу?
        - Спрашивай.
        - Только не сердись! Ты очень ее любил? Свою жену?
        Илья вздохнул  - что-то такое он подозревал. Он поцеловал Лину в лоб, потом в губы и прижал к себе:
        - Понимаешь, какая штука  - она была принцессой. А принцесс любить нельзя. Обожать можно, преклоняться. Но не любить.
        - Но ты так страдаешь!
        - Дурью маюсь, вот что я делаю. Впрочем, уже не страдаю, если ты заметила. Она меня тоже никогда не любила. Поженились мы, потому что Старик так велел. А мы все его слушались. И я изо всех сил старался соответствовать его ожиданиям, как их представлял. Чувство долга, понимаешь?
        - А как же твоя собственная жизнь?
        - Мне казалось, это и есть моя собственная жизнь. Кто я без Старика? Ноль.
        Лина так рассердилась, что даже оттолкнула Илью:
        - Что за глупости? Ты… Нет, у меня слов нет. Ты хоть знаешь, что про тебя говорят?
        - Прозвища-то эти дурацкие? Знаю. Лорд-Десница, Железный Дровосек.
        - И еще Малюта Скуратов!
        - Господи, хорошо хоть не Берия.
        - Это не в насмешку! И не от страха. Хотя, конечно, боятся. Они тебя уважают. Гордятся тобой.
        - Лина, ну что ты выдумываешь?
        - Я не выдумываю! Этот тип, что тебя Малютой обозвал, как его… Хозяйственник! Я смотрела запись твоего выступления на экономическом форуме, а он пришел за чем-то. Сел рядом и тоже стал смотреть. А потом говорит: «Наш-то  - каков молодец! Старик так бы не смог». Они считают, что ты круче Старика, понимаешь? Умнее, способнее, хватка лучше. Говорят, что при тебе порядка стало больше, дисциплины. И то, что ты строгий, им нравится. Суров, но справедлив!
        - Каков я молодец-то,  - сказал смущенный Илья, который никак не ожидал от Лины столь пламенной речи.  - А ты вот замуж за меня не хочешь!
        - Хочу. Я думала, вдруг ты расхотел.
        - Ох, горе. Лина, пока ты не появилась, я задыхался от тоски. Целых два года. Не знал, как выбраться. Столько денег просадил на всяких психотерапевтов! А потом ты упала на меня в лифте. Словно сама жизнь обрушилась. И я почувствовал, что живой, настоящий. Я стал просыпаться с улыбкой! Пока ехал в офис, думал о тебе. Пытался представить, в чем ты придешь, как волосы уложишь. Ни разу, кстати, не угадал. Ревновал тебя страшно ко всяким Кузнецовым. Им ты улыбалась, а мне нет.
        - Илюша…
        - Как ты считаешь, твои родители согласятся к нам переехать? Павлика-то мы сразу заберем. Придется найти ему гувернантку, раз ты не соглашаешься уволиться. Или все-таки родителей уговорим? У меня там шикарно, даже бассейн есть. Не знаю, правда, как им понравится на сорок шестом этаже…
        - На каком?!
        - Надеюсь, ты высоты не боишься? А то можем переехать куда-нибудь поближе к земле, дом купить. В общем, как решишь, так и сделаем. Я же подкаблучник, должен выполнять все твои прихоти. Какие у тебя прихоти, говори! Ах да, «Хаммер». Куплю тебе «Хаммер». Какую ты хочешь свадьбу? Как у Долли?
        - Ты что, собираешься выполнять все мои желания?
        - В разумных пределах.
        - Хочу арбуз!
        - Сейчас закажем.
        - А если я хочу, чтобы ты сам пошел и купил?
        - Без проблем. Я только не уверен, что в этой дыре можно найти свежий арбуз в такое время года.
        - А если я захочу Луну с неба?
        - Я же сказал  - в разумных пределах. Луну не смогу, но вот участок на Луне  - пожалуйста.
        - Зачем мне участок на Луне… Мне и арбуза-то не надо…
        Лина обняла Илью и заплакала.
        - Поверила наконец?
        Она только кивнула.
        - Единственное, что я не смогу сделать, так это носить тебя на руках. Просто не подниму.
        - Ты что хочешь сказать? Я толстая?!
        - Ты роскошная! Но увесистая. Как навалилась тогда на меня всей своей тушкой! В лифте. Еще и ногу отдавила.
        - А мне вот показалось, что ты с большим удовольствием обнимал мою увесистую тушку!
        - Я и сейчас с удовольствием обнимаю. Слушай, пойдем уже завтракать. А потом я тебе все расскажу про удовольствие. Даже покажу!  - сказал Илья.  - И не пугай меня больше так. Это ж никаких нервов не хватит.
        - Не буду,  - улыбнулась Лина.
        Неделя отпуска у них получилась своеобразной: из номера они почти не выходили, так и не познав всех прелестей спа-салона и термального комплекса  - Илье вполне хватало прелестей его русалки. Но тем не менее он «держал руку на пульсе», как любила сказать Долли: то и дело проверял электронную почту, смотрел биржевые сводки, давал руководящие указания. Лина наслаждалась, любуясь голым Званцевым, расхаживающим по номеру с мобильником у уха.
        Визит к родителям Лина не могла потом вспоминать без несколько истерического смеха, настолько велико было обоюдное потрясение. Ольга Петровна и Аркадий Сергеевич просто обомлели, увидев дочь с таким кавалером. Все испытывали неловкость, только Павлик пребывал в полном восторге от машины Званцева. В субботу они втроем покатались по окрестностям Ясногорска, давая родителям прийти в себя. Илья хотел было остановиться в отеле, чтобы не смущать родных, но Лина сказала, что не протянет без него целую ночь:
        - А ты должен прочувствовать, во что ввязываешься. И потом, кто обещал выполнять все мои прихоти?
        - А обо мне ты подумала? Как я выживу рядом с тобой, зная, что ничего нельзя?
        - Неужели ты не устал? После всех наших безумств?
        - Устал. Но ты на меня так действуешь…
        - Не переживай, с родителями я разберусь.
        Она-то знала возможности родного дома, основательно и крепко построенного прадедом на окраине Ясногорска: стены изготовлены из цельных бревен, хорошо проконопачены и оштукатурены на совесть, так что звукоизоляция на высоте. Лина проверила это еще в юности: только слабые звуки от включенных на полную громкость хитов групп Metallica и Kings Of Leon просачивались на половину родителей. А под прикрытием песни Sex on Fire происходил настоящий, весьма бурный секс с будущим отцом Павлика. Лина невольно вспомнила прошлое и поморщилась: следовало рассказать обо всем Илье, но не сейчас же! Нет-нет, потом как-нибудь. Она еще не знала, что очень скоро это прошлое вторгнется в ее настоящее и чуть не разрушит его.
        К воскресенью все слегка привыкли друг к другу и решили, что Павлик пока поживет с дедом и бабушкой, а ближе к сентябрю переберется в Москву. Старики, конечно же, не хотели расставаться с домом и садом, но согласились приехать в гости в следующие же выходные, а Илья обещал прислать за ними машину. Мама Лины улучила минутку и устроила дочери настоящий допрос:
        - Ты уверена в том, что делаешь? Это же человек совсем из другого мира!
        - Мама, мы любим друг друга!
        - Да уж, тут ничего не скажешь  - искры так и сыплются.
        - Илья хороший человек. И очень одинокий.
        - Ох, не знаю…
        - Просто пожелай нам счастья.
        Мама поцеловала Лину, покачав головой, а на прощанье неожиданно для себя самой обняла Илью:
        - Вы уж берегите мою девочку!
        Илья смутился и неловко обнял ее в ответ, пробормотав:
        - Непременно…
        Потом старики долго стояли у калитки, глядя вслед удаляющейся машине, которая увозила их непутевую дочь в светлое будущее.
        - Да ладно тебе, мать!  - сказал Аркадий Сергеевич, покосившись на жену.  - Все будет хорошо. Нормальный мужик.
        Ольга Петровна только вздохнула:
        - Посмотрим. Да только всё лапоть сапогу не пара!
        Лина с Ильей довольно долго ехали молча  - переваривали впечатления. Потом Лина осторожно спросила:
        - Как ты? Не сильно тебя достало наше семейство?
        - Нормально. Они мне понравились. А я им  - не очень, судя по всему.
        - Это они просто от неожиданности! Привыкнут, ничего. Они показались тебе фамильярными?
        - Они показались мне приятными и доброжелательными. Дело во мне. Я… не привык.
        - К чему?
        - Да ко всему этому! Когда твоя мама меня вдруг обняла… Не знаю. Я жил совсем иначе. Слишком долго был один. Даже… Даже когда все были живы. Так что тебе придется быть снисходительной.
        - Да я сразу поняла, какой ты бирюк! Не бойся, все у нас получится.
        Она наклонилась к Илье и крепко поцеловала, пользуясь тем, что они стоят на светофоре. Правда, оказавшись в доме Ильи, Лина слегка поколебалась в своей уверенности, настолько подавила ее обстановка: охрана, швейцар, лифт с зеркалами и кушеткой. В лифте Лина нахмурилась, что-то вспоминая, потом прыснула со смеху.
        - Ты что?  - спросил Илья, с улыбкой глядя на порозовевшую от смеха Лину.
        - Знаешь, на что это все похоже? Смотрел фильм «Красотка»?
        - Вряд ли.
        - В общем, там миллионер ведет к себе в номер проститутку. В очень приличном отеле. И там такой лифт! Вроде этого. Она входит, плюхается на кушетку и говорит: «Шикарный номер. О, тут и диванчик на двоих», а он объясняет потрясенным людям: «Первый раз в лифте».
        - Ну, у тебя и ассоциации!
        - А что, похоже. И едем в пентхаус, все как там. И ты, кстати, похож на Ричарда Гира!
        - Не думаю.
        - Такой же сдержанный и элегантный.
        Илья обнял ее и тихо сказал, поцеловав:
        - Не волнуйся ты так. Все будет хорошо.
        Обойдя пентхаус Званцева, Лина некоторое время молчала, потом спросила:
        - И что, тебе тут нравится? В этом космическом корабле?
        - Даже не знаю,  - растерялся Илья.  - Я не задумывался. Бассейн нравится.
        - Бассейн  - это хорошо, конечно. Но неуютно.
        Илья с новым чувством огляделся по сторонам: много стекла и металла, контраст черного и белого, холодный свет. Ну да, уютом тут и не пахнет. Он пожал плечами:
        - Я дизайнера нанимал, он сказал  - так модно. Но ты можешь все переделать, если хочешь.
        - Посмотрим. Павлик, конечно, будет в восторге!
        - Похоже, я недалеко ушел от Павлика.
        Остаток ночи они провели весьма бурно и заснули на одном из многочисленных черно-белых диванов, так и не добравшись до спальни. В офис заявились только к полудню  - заезжали к Лине, чтобы она смогла переодеться и забрать вещи. Среди сотрудников они произвели эффект, сравнимый с землетрясением, потому что держались за руки. Званцеву было легче  - он отсиживался в кабинете, а Лина защищала рубежи в приемной, с трудом сохраняя серьезный вид. Илья углубился в очередной доклад из Челябинска, где складывалась не слишком приятная ситуация, когда звякнул внутренний телефон. Он снял трубку.
        - Илья Константинович,  - раздался официальный голос Лины.  - К вам Максим Кузнецов.
        - Одну минуту.
        Илья встал, вышел в приемную и сказал Кузнецову:
        - Проходите. Лина, такой вопрос…
        Кузнецов прошел в кабинет, Илья закрыл за ним дверь и поманил Лину рукой. Она подошла, вопросительно глядя на него, Илья ловко ухватил ее за талию, прижал и поцеловал.
        - Что это такое?  - страшным шепотом спросила Лина, наконец вырвавшись на свободу.
        - Даже не знаю,  - ответил Илья, тоже шепотом.  - А ты как думаешь? Может, это любовь?
        - Илюш, ты ведешь себя просто неприлично!  - жалобно сказала Лина.
        - А я предупреждал, что мы не сможем работать вместе. Как я могу вести себя прилично, если только об одном думаю?
        - Дома думай!
        - Дома я не буду думать, дома я…
        - Иди уже, а то неудобно.
        - Все-таки я тебя уволю!
        Лина показала ему язык. Посмеиваясь, они разошлись. Войдя к себе, Илья с подозрением покосился на Кузнецова, но тот был чрезвычайно серьезен. На столе Илья увидел объемистую папку.
        - О, так много накопали?
        - Там подробный отчет и сопутствующие материалы. На верхнем листе  - выводы, а потом поэтапное описание расследования.
        - Я разберусь,  - Илья внимательно посмотрел на Кузнецова, тот не отвел взгляда.  - Но вы понимаете, что вся эта информация конфиденциальна?
        - Обижаете, Илья Константинович! Чай не первый год замужем.
        - Хорошо. Я выпишу вам премию.
        - Спасибо. Илья Константинович, могу я дать один совет? Поговорите с юристом, который завещание составлял. Старик… Извините! Николай Алексеевич, насколько мне известно, составил своеобразное завещание. Он мог предполагать, что его захотят оспорить, так что должен был подстраховать вас. Думаю, у юристов есть кое-что на этот случай.
        - Хорошо, я поговорю. Как мне самому это в голову не пришло? Спасибо.
        - Я могу идти?
        - Да, конечно,  - рассеянно ответил Илья, открывая папку.
        Макс постоял, покачал головой и вышел, незаметно вздохнув. Ему не нравилось то, что он нарыл. Выйдя, он сразу подошел к Лине:
        - Ну что, я оказался прав?
        - Даже не понимаю, о чем ты.
        - Да ладно, покажи бриллиант-то!
        Лина засмеялась и, покраснев, вытянула правую руку, на безымянном пальце которой сверкало кольцо с бриллиантом. Илья торжественно вручил его Лине во время той безумной недели отпуска. И сколько Лина ни приставала, не сказал, откуда оно взялось, только загадочно улыбался. Кольцо он вполне мог выбрать и заказать по интернету, но как его доставили? Неужели с курьером? Лина примерно предполагала, сколько может стоить такой бриллиант, так что курьер должен был приехать на броневике, не иначе.
        - Ого!  - Максим присвистнул.  - Поздравляю, сестренка! Когда свадьба-то?
        - Скоро!
        - Волнуешься?
        - Не то слово.
        - Да ладно, все будет нормально. Он хороший мужик.
        А хороший мужик в это время нервно курил на балконе. Открыв после ухода Максима папку, он прочел первую фразу верхнего листа и закрыл глаза. Посидел немного и перечитал заново: «В результате проведенного расследования установлено (вероятность 99,9 %), что И.К. Званцев является сыном Н.А. Селезнева. Данный вывод сделан на основании опроса свидетелей». Далее следовал список свидетелей, в который входили двое московских соседей Ирины Званцевой, две учительницы из школы, где она работала, ее подруга, а также жители Келыма: хозяйка дома, где жила Ирина, участковый милиционер и медсестра на пенсии.
        Среди «сопутствующих материалов» Илья обнаружил расшифровки диктофонных записей, ксероксы документов и одну фотографию, в которую так и вцепился. На фото была мама  - он узнал ее мгновенно! Ирина держала в руках огромный букет гвоздик и смеялась, слева стояли еще какие-то улыбающиеся люди, а справа, в проеме двери, виднелась мужская фигура не в фокусе. Это был вполне узнаваемый Николай Селезнев  - совсем молодой и с темными волосами, а Илья помнил его только седым. К фотографии Кузнецов приложил пояснение на отдельном листке: «Снимок сделан в квартире, где жила Е.А. Званцева, в день ее рождения 30 июня 1977 года. Снимал сын соседки А.Т. Парфеновой  - подросток, увлекавшийся фотографией». Илья посчитал: маме здесь двадцать пять лет, Селезневу  - тридцать один. Он долго смотрел на фотографию, ни о чем не думая. Как ни странно, Илья не испытывал удивления от того, что оказался сыном Селезнева. Как мечтал он об этом, как надеялся, что в один прекрасный день Старик обнимет его и скажет: «Ты на самом деле мой сын!» Все детство мечтал. Когда повзрослел, это позабылось, но потом снова ожило: Старик
заговорил с ним о женитьбе, и Илья испытал такое острое разочарование, что долго не мог прийти в себя  - оказалось, надежда все-таки жила в его сердце.
        Илья налил себе виски и залпом выпил. Потом вышел на балкон и закурил. Он получил ответ, а с ним новые вопросы. Если он сын Селезнева, то получается, что… Неужели он десять лет спал с собственной сестрой?! Да нет, не может быть. Даже Старик не осмелился бы поженить единокровных брата и сестру. То, что Илья его сын, у Селезнева явно не вызывало сомнений, иначе зачем бы он потащился в Северотурьинск. Отсюда следовал единственный вывод: Принцесса не была дочерью Старика, и он это знал. Сразу стало все понятно про завещание, про отношение Старика к Алле и Диане. Вспомнив про завещание, Илья вспомнил и совет Кузнецова. Он позвонил юристу, но тот сказал, что никаких документов у них больше нет:
        - Возможно, то, что вы ищете, находится в банковской ячейке.
        - В какой ячейке?
        - Илья Константинович, вы внимательно прочли завещание? В одном из пунктов сказано, что в ваше владение переходит содержимое банковской ячейки и указан ее номер. Еще должен быть ключ и пароль, возможно, он записан где-нибудь. Поройтесь в бумагах Николая Алексеевича. Если не найдете, свяжитесь с нами, мы попробуем договориться с банком.
        Илья собрал в папку все бумаги и вызвал Лину. Он не мог сейчас читать отчет, слишком велико было нетерпение: нужно немедленно выяснить про банковскую ячейку.
        - Я отъеду по делам,  - сказал он Лине.  - Отмени все, что назначено, хорошо?
        - Ничего не случилось? Ты какой-то странный!
        - Все нормально. Я потом тебе расскажу. В общем, остаешься в лавке, а вечером Дима тебя отвезет. Не балуйся тут без меня. И с Кузнецовым не кокетничай.
        - Да ладно тебе! Макс женат, у него двое детей, какое кокетство? И потом, разве он может с тобой сравниться?
        - Я не умею так улыбаться.
        - У тебя другие достоинства.
        - Это какие?
        - Я тебе дома расскажу.
        - Обманешь!
        После короткого, но жаркого поцелуя Илья слегка повеселел и рванул домой, где вывалил на стол все бумаги из сейфа. Папка с завещанием нашлась сразу, под ним в прозрачном файлике действительно лежал плоский ключ  - почему он сразу не обратил на него внимание? Теперь найти бы пароль. Илья перебрал все бумаги и старые записные книжки, которые Селезнев зачем-то хранил. Потом пересмотрел еще раз, вспомнив, что в одном из потрепанных ежедневников мелькнуло нечто странное. Это был театральный билет: 18 июня 1977 года, спектакль «Царская охота» в Театре Моссовета, партер, первый ряд, места 10 и 11. Илья задумался. А потом подхватился и поехал в банк. Он оказался прав, это и был пароль  - «Царская охота»!
        Илья забрал из ячейки все документы и стал просматривать их прямо в машине. Там было два заключения генетической экспертизы, которые подтверждали то, о чем он уже и так знал: Николай Селезнев  - биологический отец Ильи Званцева, но не Дианы Селезневой. Илья отложил в сторону отчет нанятого Стариком детектива  - это потом. Сейчас его не интересовало, кто на самом деле отец Дианы. В следующей папке было несколько фотографий: маленький Илья; Николай Селезнев, стоящий у машины, молодой и весьма самоуверенный с виду; какое-то застолье и смеющаяся мама с рюмкой в руке; еще  - узкая полоска снимков из фотоавтомата, на которых Селезнев и Ирина радостно валяют дурака, а на последнем кадре целуются. А вот три совсем старых отпечатка  - Илья предположил, что это родители Ирины и кто-то из предков. Последний снимок вызвал ком в горле: он сам, похожий на перепуганного птенца, и изможденная болезнью мама. Под фотографиями оказалось письмо, и Илья развернул его трясущимися руками:
        «Здравствуй, Коленька! Очень надеюсь, что ты получишь это письмо, которое я отправляю сложным путем через хороших людей, а иначе не дойдет. Я умираю. Мое последнее желание  - увидеть тебя, любимого! Но я знаю, это неосуществимо. Молю бога, чтобы ты сумел разыскать нашего сына и как-то устроить его жизнь  - после моей смерти Илюшу направят в детский дом, скорее всего в Северотурьинск, ближе нет. Я не могла записать его на твое имя, поэтому в метрике указано, что отец  - Константин Иванович Званцев, так звали моего деда. Илюша милый мальчик, добрый, нежный! Родился 15 апреля. Помнишь ту нашу ночь в июле? Как ты волновался, бедный! А я сгорала от любви. Жалею, что мало ее выказывала, пока мы были вместе. Не умела. Наш сын очень похож на тебя. Глазки серые, волосы пока светло-русые, а потом, наверно, потемнеют. Немножко картавит, очень забавно! Сердце кровью обливается, как подумаю, что его ждет. Коля, я не виню тебя ни в чем. Знаю, ты любил меня и никогда бы не отказался от меня по своей воле. А я все это время жила только любовью к тебе, только воспоминаниями о нашем коротком счастье. Хозяйка, у
которой я сейчас живу, Анна Захаровна Иванова, обещала сохранить для тебя кое-какие фотографии и проследить за участью Илюши. Еще можно обратиться за помощью к участковому  - Миша Иванов, ее племянник, хороший парень. Прощай. Не оставь нашего сына, умоляю. Вечно твоя Иринушка».
        Бедная мама! Что же случилось почти сорок лет назад? Почему им пришлось расстаться? Да, Селезнев нашел его. Но так почему-то и не усыновил. Не развелся с изменившей ему Аллой, не признал Илью сыном. Зачем надо было создавать такие сложности? О чем думал отец, когда… Илья вдруг понял, что мысленно назвал Селезнева отцом. И тут его накрыло с головой, словно осознание постепенно распространялось по организму, проникая в кровь и нервы, просачиваясь в спинной мозг. Сидя на заднем сиденье своего «Бентли», Илья плакал, повторяя снова и снова: «Почему? Почему?!»
        А Лина в это время металась, волнуясь, по «космическому кораблю» Званцева: «Куда же он подевался?» Она не знала, что и думать: пропал, не звонит. Ей казалось, что это безумное жилище, назвать которое квартирой и язык не поворачивался, потихоньку выживает ее  - неожиданно выставляет острые углы, пинает дверьми, подсовывает под ноги какие-то препятствия и даже меняет высоту ступенек на винтовой лестнице! Успокаивало Лину только кольцо с бриллиантом  - оно подтверждало, что она имеет полное право расхаживать по хоромам Званцева, и Лина то и дело хваталась за блескучий камень, оглаживая его колкие грани. Но этот «спасательный круг» тоже плохо помогал: а вдруг Илья специально не возвращается? Намекает, что ничего не получится? Может, уехать домой? А если с ним что-то случилось? Илья появился, когда Лина уже готова была обзванивать больницы и морги. Услышав его голос, она помчалась со второго этажа, пылая праведным негодованием: «Жив! Ну, сейчас ты у меня получишь!», но, увидев лицо Званцева, забыла обо всех своих переживаниях:
        - Илюша, что случилось?
        - Ничего страшного, успокойся. Я тебе все расскажу.
        Илья обнял Лину и некоторое время стоял, уткнувшись ей в шею, потом поцеловал и сказал:
        - Какое счастье, что ты есть. Прости, что не позвонил.
        - Я думала, ты меня уже бросил,  - не выдержав, всхлипнула Лина.
        - Не дождешься. Слушай, я бы поел чего-нибудь. А ты-то ужинала? Черт, я не подумал! Надо было заказать…
        - Чтобы я  - да не поужинала? Но могу и второй раз. Пойдем, там все готово. Суп ты, наверно, сейчас не захочешь? А то разогрею.
        - Откуда взялся суп?
        - Я приготовила. Или ты не любишь? И ничего-то я про тебя не знаю! Курицу-то хоть ешь? Думаю, она еще теплая. Я запекла на гриле.
        - А что, тут можно готовить? На гриле?
        - Конечно! Ты не знал, что ли? Неужели у тебя домработницы нет?
        - Кто-то убирается, стирает. Этим всем Долли руководила.
        - А что же ты ел?  - спросила Лина, накрывая на стол.
        - Разогревал в микроволновке какую-то еду из морозилки. Или заказывал. А вообще я дома почти не питался. Так, фрукты, сок… кофе…
        - Ничего, вот мама сюда переедет, она за тебя возьмется. Она уже сокрушалась, что ты какой-то недокормленный. Я тоже хорошо готовлю, но она лучше, если честно. Как она буженину запекает  - пальчики оближешь. А пироги? Кулебяка с капустой! Она столько заготовок делает  - и лечо, и соленья всякие. Варенье из дыни пробовал когда-нибудь? Как мед! И все со своего огорода…
        Лина сознавала, что говорит слишком много и быстро, но никак не могла успокоиться после целого вечера переживаний. Щеки у нее горели, а глаза блестели от набегающих слез. Илья смотрел на Лину с нежностью: ждала, волновалась! Суп сварила! Почему-то Лина постоянно вызывала в нем умиление, словно была не довольно крупной и чертовски сексуальной женщиной, а хрупкой и трепетной малышкой.
        - Что, и дыня со своего огорода?  - спросил он, улыбаясь.
        - Нет, дыня с рынка… Ты смеешься надо мной, да?!
        Глаза Лины стали совсем круглыми, а губы задрожали. Илья встал и обнял ее:
        - Ох, горюшко! Ты что, всерьез думала, что я тебя бросил?
        - Кто тебя знает… Вдруг ты опомнился и передумал…
        - Прости меня. Я больше не буду так поступать. Я не привык, чтобы обо мне беспокоились, понимаешь?
        - Совсем ты одичал без присмотра.
        - Присмотри за мной, пожалуйста,  - очень серьезно попросил Илья, глядя Лине в глаза.  - А то я совсем пропаду.
        И поцеловал. Когда они наконец добрались до курицы, она уже совсем остыла.
        Часть вторая. Царская охота
        Глава 1. Даже не пытайся
        Николай и Алла знали друг друга с детства: их семьи жили в одном подъезде, только на разных этажах. Отец Николая, Алексей Павлович Селезнев, был одним из заместителей министра общего машиностроения; отец Аллочки, Георгий Александрович Потапов, работал в Управлении делами ЦК КПСС, а его старший брат Петр  - в КГБ, имея чин полковника. Даже некое отдаленное родство связывало обе семьи: у жены полковника был брат, у того, в свою очередь, тоже жена, которая приходилась двоюродной сестрой матери Николая. Будущее ожидало Коленьку самое блестящее, а обе матери  - и Антонина Михайловна, и Нонна Сергеевна  - не могли дождаться, когда дети поженятся и одарят их внуками. Николай с детства привык к тому, что его называют Аллочкиным женихом, но относился к этому не слишком серьезно: Алла была на девять лет младше. Тоже  - невеста! Молоко на губах не обсохло. Однажды во время очередного общего празднования то ли Первомая, то ли Великого Октября они с Аллочкой оказались наедине в одной из комнат огромной квартиры Потаповых.
        - Давай играть,  - сказала Аллочка.  - Ты будешь меня крепко держать, я стану вырываться и просить: «Пусти!», а ты: «Не пущу!»
        Она так томно протянула это «пусти», что двадцатилетний Николай слегка покраснел, ярко представив себе всю картину, и настороженно взглянул на девочку, но Аллочкины голубые глаза, осененные длиннейшими ресницами, смотрели так невинно, что он устыдился. В свои одиннадцать лет Аллочка была прелестна: тоненькая, длинноногая, с распущенными по плечам золотистыми кудрями: ангелочек, куколка, маленькая фея. Оказалось, сцену подсмотрел кто-то из взрослых, и Николая еще долго донимали этим «Пусти!  - Не пущу».
        После того, как Аллочке исполнилось восемнадцать, разговоры о женитьбе приняли практическое направление: было решено, что дети поженятся, как только Николай защитит кандидатскую. Николай долго относился к Алле как к младшей сестренке, а не невесте, пока в один прекрасный день она не чмокнула его в губы, поздравляя с днем рожденья. «Ишь ты!  - подумал Николай.  - Ну ладно, сама напросилась». И с чувством ответил на ее робкий поцелуй. А на одной из следующих вечеринок, слегка перебрав, он вволю потискал ее в укромном уголке. Когда они увиделись снова, Алла страшно смутилась и покраснела, а Николай разозлился: она вызывала у него сложное чувство, что-то вроде вожделения, смешанного с раздражением, словно красивая кукла, которую так и тянет сломать. Он сидел на диване в комнате Аллы, а она притулилась в кресле напротив. Николай рассеянно рассматривал девушку, впервые осознавая ту власть, которую имел над этим кротким и весьма соблазнительным созданием.
        - Иди ко мне,  - позвал он Аллочку.
        Она быстро на него взглянула и снова потупилась. Тогда Николай схватил ее за руку и перетащил поближе к себе  - обнял и принялся целовать, расстегивая пуговки блузки, потом запустил руку в лифчик и стал ласкать грудь, слишком пышную для такого юного и легкого тела. Аллочка сжалась и зажмурилась, когда Николай залез к ней под юбку и стал трогать между ног, сдвинув трусики. Она судорожно дышала, а Коля, ухмыляясь, смотрел, как она все больше забывается, отдаваясь. Наконец последовала разрядка, и он напоследок алчно поцеловал ее рот, раскрытый в беззвучном крике. Потом взял диванную подушку и кинул под ноги:
        - Встань на колени.
        - Зачем?  - жалобно спросила Аллочка, потрясенная случившимся.
        - Затем.
        Николай силой ссадил ее с дивана на пол, потом расстегнул и приспустил брюки:
        - Давай.
        - Что?!
        - То самое.
        Аллочка, красная как маков цвет, подняла на него полные ужаса глаза, и Николай нагнул ее голову к своему возбужденному члену:
        - Рот открой.
        Она ничего не умела, но он почти сразу кончил, приятно пораженный той мыслью, что Аллочка делает это впервые. Они долго потом не общались, и как-то раз, увидев Николая, входящего в подъезд, Аллочка замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась, спрятавшись за деревом, лишь бы не оказаться с ним вместе в лифте. Она была романтически влюблена в Колю с детства, а теперь не знала, что и думать: с одной стороны, они все равно должны будут пожениться, а с другой… Не такими представляла себе неискушенная Аллочка отношения жениха и невесты. Чего же ей ждать после свадьбы? Конечно, при виде Николая она всегда испытывала приятное волнение, но ее фантазии не простирались дальше поцелуев: воспитана она была в строгости, поэтому для своих двадцати двух лет была, пожалуй, слишком инфантильна. Случившееся поразило ее наивную душу настолько, что Алла всячески избегала жениха, чего он, впрочем, и не замечал, потому что забывал о невесте, как только она исчезала с его глаз.
        А потом Коля встретил Ирину. Сворачивал со Смоленского бульвара в Неопалимовский переулок, а она переходила дорогу. Николай вовремя притормозил, но погудел, чтобы шла пошустрей  - Ирина запнулась и шлепнулась на ровном месте. Ах ты, черт! Он вылез из машины и пошел поднимать девушку, которая сидела в съехавшей на нос соломенной шляпке и держалась за лодыжку. Николай подхватил ее и поставил на ноги:
        - Ушиблись? Идти-то можете?
        - Не знаю… Ой! Кажется, я подвернула ногу. И что вы гудите так внезапно, людей пугаете!
        - Конечно, лучше бы я вас задавил! Далеко вам? Давайте подвезу.
        Николай сам не понимал, что заставляет его возиться с ней: посадил бы в такси, и все дела. Девушка взглянула на него, чуть улыбнулась и сказала:
        - Подвезите. Только это далеко. Октябрьское Поле, бывшая Ходынка, знаете?
        Николай даже не представлял, где это, но повез. В машине она сняла шляпку, под которой оказались длинные темные волосы, скрученные сзади в небрежный пучок  - несколько тонких прядей выбилось. Бледное удлиненное лицо, выразительные серые глаза, интеллигентный вид.
        - Николай,  - представился он.
        - Ирина.
        - А что вы делали так далеко от Октябрьского Поля?
        - Знакомую навещала. Бабушкину подругу. Она на Плющихе живет. Бабушка в прошлом году умерла, и теперь только она у меня осталась, Софья Евгеньевна. Езжу к ней раз в неделю, привожу что-нибудь вкусненькое. А она мне все время дарит всякую ерунду. Неудобно отказываться, приходится брать, чтобы не обидеть. Вот, осчастливила шляпкой! Говорит, французская соломка.
        - А что, симпатичная шляпка. Главное, модная.
        - Ну да, лет семьдесят назад точно была модной! А что у вас за машина? Никогда такой не видела.
        - «Нива». Их только в этом году стали выпускать. Можно сказать, машинка прямо с конвейера!
        - Где ж вы ее раздобыли?
        - Надо знать места.
        - И иметь связи, да?
        Николай покосился на Ирину, чувствуя себя почему-то неловко, хотя до этого момента радовался новенькой машине совершенно по-детски: ни у кого такой еще не было, и прохожие оглядывались ему вслед. Когда они добрались до дома, оказалось, что Ирина совсем не может идти, и Николай поднял ее на руки  - хорошо, всего второй этаж. В комнате Ирины была скромная обстановка, много книг, картины и фотографии на стенах. Она жила в коммуналке, и Николай с любопытством осмотрелся, когда уходил: четыре комнаты, широченный коридор, странная кухня, изогнутая буквой «Г». Они распрощались, а через неделю Николай ждал ее на том месте, где чуть не задавил. Ирина не слишком удивилась, как ему показалось.
        - Приглашаю вас на свидание!  - бодро сказал он.  - Как нога?
        - Нормально. Похромала пару дней. И что же мы с вами будем делать на свидании?
        - Может, в ресторан?
        - Нет.
        - Почему?
        - Это вы явный завсегдатай, а я не по этой части. К тому же я не могу вам позволить за меня заплатить, а сама вряд ли потяну.
        - Да что в этом такого?
        - Это налагает определенные обязательства, а я не хочу.
        - Чушь какая-то,  - растерянно пробормотал Николай, не зная, что делать дальше.
        - Пойдемте в кино? В «Горизонте» как раз «Последняя жертва» идет. Это по пьесе Островского. Я, правда, уже видела, но с удовольствием второй раз посмотрю. Актеры хорошие  - Олег Стриженов, Михаил Глузский. Хотите?
        - А за билет в кино я могу заплатить?
        - Можете.
        - Тогда пошли!
        - Там еще Маргарита Володина играет  - она давно не снималась. Замечательный фильм с нею был  - «Каждый вечер в одиннадцать». Не видели?
        - Что-то не припомню…
        Так они начали встречаться. Ирина сильно отличалась от девушек, с которыми Николай привык общаться. Она была на шесть лет младше, но порой Коле казалось, что Ирина взрослее его самого. Она не цеплялась за него, не выглядела влюбленной и относилась слегка насмешливо, хотя и ласково. Прошел месяц, а он еще ни разу ее не поцеловал, сам себе удивляясь. Просто не мог осмелиться. Ирина вызывала в его душе какие-то совершенно новые, необыкновенные чувства: увидев издали ее тонкую фигурку в простеньком цветастом платье, он забывал обо всем, а от случайного прикосновения по коже бежали мурашки. Ирина не казалась какой-то особенной красавицей, но столько нежной прелести было в каждом ее жесте, во взгляде и улыбке, что он совсем потерял голову.
        Они ходили в кино, гуляли по бульварам, порой Ирина приглашала его на чашку чая, но это был именно чай, и только. Она преподавала в школе русский язык и литературу, поэтому без конца проверяла тетради, и Николай иногда застревал у нее надолго  - просто сидел и смотрел, как Ирина листает страницы, шевелит губами, хмурит брови, качает головой, что-то подчеркивает, а потом решительно выводит оценку. Он готов был провести так всю жизнь.
        Первый раз они поцеловались после спектакля  - Николай достал билеты в Театр Моссовета на «Царскую охоту», которую поставил Роман Виктюк. Ирина была потрясена: «Как вам это удалось?» Николай пожал плечами. Он вообще не слишком распространялся о себе, предчувствуя, что Ирину это только оттолкнет: он уже понял, каковы ее взгляды на жизнь. Сказал только, что его отец  - министерский чиновник, а мама  - врач, не уточняя, что она работает в ЦКБ[1 - ЦКБ  - Центральная кремлевская больница.]. Впрочем, Ирина тоже не любила говорить о себе: Николай не сразу узнал, что Ирина выросла без отца, а мать рано умерла, и воспитывала ее бабушка. Всю обратную дорогу они говорили о спектакле и Маргарите Тереховой, игравшей Елизавету.
        - А «Зеркало» вы смотрели?  - спросила Ирина.  - И как вам?
        - Честно говоря, мало что понял. Заумно очень. Но красиво. А вы, между прочим, на Терехову чем-то похожи.
        - Не думаю.
        - Это не внешнее сходство. Вы звучите одинаково.
        - И как же?
        - Как скрипки, мне кажется.
        - Интересно! А вы кто?
        - Я-то?  - Он усмехнулся.  - Барабан, не иначе. Или эти, как их… литавры!
        - Нет, вы гораздо более сложный инструмент.
        Никогда в жизни Николай не вел подобных разговоров и сам не понимал, откуда у него берутся такие слова. Да он вообще с девушками особенно не разговаривал, предпочитая быстрые и решительные действия. Ему мало кто отказывал: красивый парень, сильный, самоуверенный и перспективный. Что же с ним сейчас-то происходит? Николай заглушил мотор и посмотрел на Ирину с тоской: она уйдет через минуту, а когда они увидятся снова  - неизвестно, и как она к нему относится  - непонятно…
        - Что ты вдруг так загрустил?  - спросила Ирина, и у Николая вся кровь прилила к лицу: она обратилась к нему на «ты»!
        - Иринушка…
        - Ох, горе,  - сказала она и погладила Николая по щеке.  - Так ты поцелуешь меня когда-нибудь или нет?
        Они чуть не час целовались, сидя в машине, и не было в этих поцелуях никакого вожделения, никакой «африканской страсти», как в «Последней жертве»,  - одна нежность. И невероятная близость. В день рождения Николай подарил ей огромную охапку бледно-розовых гвоздик. Ирина ахнула:
        - Какая прелесть! Никогда такого оттенка не видела. Куда же я их поставлю?
        - Ведро надо,  - сказал Николай.
        - Ну что ты! Такое чудо нельзя в ведро. А можно, я с соседями поделюсь?
        Они долго пристраивали цветы по разным вазам и банкам, одаривали соседей, которые тоже удивлялись и норовили отдарить чем-нибудь вроде шоколадки, так что Николай уже не чаял остаться с Ириной наедине. Наконец последние пять цветков были помещены в бутылку из-под кефира, и Ирина обняла Николая:
        - Спасибо!  - А потом вздохнула, глядя на его страдальческое выражение.  - Что же мне с тобой делать-то?
        - Выходи за меня замуж!  - бухнул он.
        - Прямо замуж?  - Ирина, улыбаясь, разглядывала взволнованное и покрасневшее лицо Николая.  - Думаешь, это хорошая идея?
        Коля опустился на колени и обнял ее ноги:
        - Иринушка…
        Сердце разрывалось от мучительного и сокрушительного чувства  - слово «любовь» не выражало и сотой доли его эмоций, а других слов он не знал, поэтому только повторял: «Ирина, Иринушка». И она сжалилась над Николаем. Опустилась к нему на ковер и спросила, заглянув в глаза:
        - Ты меня любишь?
        - Да!
        В этот раз в поцелуях было гораздо больше страсти. Через пару недель она разрешила ему остаться на ночь, хотя заявление в загс они еще не подали, потому что Ирина сдала паспорт на переоформление и никак не могла получить обратно. Николай страшно волновался: сердце выскакивало, и в глазах темнело. Ирина сама развязала его галстук, а потом сказала:
        - Только я должна признаться  - ты не первый. Я встречалась с одним человеком. Он… В общем, мы расстались. Так вышло.
        - Это не важно,  - ответил Николай.  - Мне все равно. Главное, что ты меня сейчас любишь. И потом будешь любить. Ведь будешь, правда?
        Вместо ответа Ирина его поцеловала.
        - А я тоже должен рассказать, что у меня было?  - Тут он несколько струсил.
        - Нет,  - улыбнулась Ирина.  - Я не хочу знать. Ты мужчина, это другое дело.
        Николай не понимал, как назвать то, что происходило с ним в постели: восторг, упоение, страсть, любовь?! Спать он не мог. Голова Ирины лежала на его плече, Николай тихонько гладил ее руку и изнемогал от невероятной, раздирающей душу нежности, с трудом удерживаясь от слез. Потом, вспоминая свое недолгое счастье, Николай думал, что это было предчувствие  - а иначе почему в его любви таилось столько боли? Ирина вдруг зашевелилась, повернулась и спросила сонным голосом:
        - Почему ты не спишь?
        - Я люблю тебя.
        - Милый! И поэтому нельзя спать?
        - Ну да.
        - Коленька, мальчик мой! Что ты? Все хорошо, я с тобой.
        Он действительно чувствовал себя мальчиком рядом с ней. Однажды Ирина сказала, задумчиво рассматривая Николая:
        - Знаешь, сначала ты показался мне совсем другим человеком.
        - Каким же?
        - Слишком самоуверенным, самодовольным, даже наглым. Циничным. Уж прости за правду!
        Николай вздохнул:
        - Ты права. Такой я и есть. Был. Ты меня изменила. Очистила, как луковицу, от всякой шелухи.
        Ирина рассмеялась:
        - Луковица, внутри которой оказался нежный персик. И кто мог подумать, что ты такое трепетное существо!
        - Это плохо?
        - Мне нравится.
        Николай пребывал в таком счастливом упоении, что забыл обо всем и почти не бывал дома. Первой заволновалась Колина мама и поймала сына на бегу, когда он заехал домой за каким-то барахлом:
        - Коленька, хорошо бы уже определиться с датой свадьбы. И что вообще происходит? Ты не ночуешь дома, мы волнуемся.
        - Мама, мне тридцать лет. Даже тридцать один. Вполне можно не волноваться. А свадьбы никакой не будет. То есть будет, но не с вашей Аллочкой.
        - Как?!
        Но он уже сбежал. Через пару дней ему позвонил Георгий Александрович:
        - Николай, нам надо поговорить.
        - Хорошо, я зайду завтра вечером.
        - Не вечером и не завтра, а прямо сейчас. Жду тебя.
        Пришлось идти. Антонина Михайловна, сохраняя скорбное выражение лица, провела Николая в кабинет мужа, но тот оказался не один, вызвав подкрепление в лице полковника Потапова. «Плохо мое дело»,  - подумал Николай, даже не предполагая насколько.
        - До меня дошли слухи, что ты отказываешься жениться на моей дочери?  - с ходу взял быка за рога Георгий Александрович.
        - Так и есть.
        - Позволь узнать почему?  - грозно спросил Георгий, наливаясь апоплексическим багрянцем.
        - Я женюсь на другой женщине.
        - На какой еще другой? А как же Аллочка? Ты не посмеешь, поганец, так поступить с моей дочерью. После того, что ты с ней сделал!
        - Да ничего я с ней не делал!
        - Ничего не делал? И ты смеешь это говорить после того, как засовывал свой грязный стручок ей в рот? Девочка все рассказала матери. Рыдала две недели!
        - Не понравилось, значит? Так какого хрена она замуж рвется?
        - Ах ты, мразь!  - рявкнул Георгий Александрович.  - Да я тебя… уничтожу! Посажу за изнасилование!
        - Сажайте!  - заорал Николай.
        Антонина Михайловна, подслушивавшая под дверью, в панике отскочила, такая мощная волна мата обрушилась на ее бедные уши. Но тут на передний край выступил полковник:
        - Георгий, успокойся. А ты замолчи, сопляк. Герой тоже нашелся. Мы по-другому поступим. Мы твою девушку посадим.
        - Да за что?!
        - Статью подобрать  - дело нехитрое. Можно по 70-й привлечь или по 190-й.
        - Вы не посмеете,  - сказал Николай упавшим голосом, прекрасно понимая, что еще как посмеют.
        - Пожалуй, герой осознал свое положение,  - усмехнулся Петр Александрович.  - У тебя, парень, два варианта. Либо ты женишься на Аллочке, либо нет. В первом случае тебя ждет блистательная карьера и всяческое благополучие. В противном… Нет, ради бога, женись на своей Ирине Званцевой. Только ее возьмут прямо в загсе. Ты тоже окажешься под подозрением: прощай партбилет, прощай карьера. И на отце твоем это отразится. А ты как думал? А то взрастил, можно сказать, змею подколодную на своей груди, поощрял связь сына с антисоветчицей!
        - Ну что за бред вы несете…
        Георгий Александрович тяжело дышал, сжимая в руке стопку с коньяком, а брат успокаивающе похлопывал его по плечу, кивая на Николая, который сидел, согнувшись в три погибели и схватившись за голову. В коридоре под дверью тряслась Антонина Михайловна  - наступившая вдруг тишина пугала ее больше, чем громогласный мат.
        - Мне надо с ней увидеться,  - мрачно сказал Николай, не поднимая головы.
        - Даже не пытайся. И не звони.
        - Но я должен объяснить ей!
        - Нет.
        - Она будет думать, что я подлец.
        - А это имеет какое-то значение?
        Николай закрыл глаза. В самом деле, теперь ничто больше не имело значения.
        - Поклянитесь, что не тронете ее.
        - Я думаю, слова партийца достаточно. Ну, что? Мы можем назначить день свадьбы?
        - Назначайте, что хотите,  - устало сказал Николай и вышел. Антонина Михайловна шарахнулась от двери, но он ее и не заметил. На лестнице Николай постоял, подумал, а потом, вместо того чтобы подняться к себе, побежал к выходу, где его перехватили двое молодцов в штатском:
        - Куда это ты собрался?
        Если бы он не сопротивлялся так отчаянно, может, и обошлось бы, но Николай засветил одному из парней в глаз, другому вдарил коленом по яйцам  - молодцы озверели и избили его так, что он потерял сознание. Очнувшись в луже у помойки, Николай встал на четвереньки, и его тут же вырвало. Нос был разбит, один зуб сломан. Охая, он поднялся и потащился домой. Голова сильно кружилась, и в лифте он опять отключился на пару секунд. Позвонил в дверь и рухнул под ноги перепуганной матери. Пару недель он пролежал в больнице с сотрясением мозга, сказав родителям, что его пытались ограбить. Обрабатывая рану на затылке, медсестра обрила Коле голову, а когда волосы отросли, оказалось, что они наполовину седые.
        Глава 2. Наука расставанья
        Ирина вышла из здания школы, остановилась на крыльце, зажмурилась и подставила лицо лучам еще жаркого августовского солнца. Еще пара недель  - и начнется новый учебный год. Ирина улыбнулась, представив первое сентября и толпы одичавших за лето школьников с букетами неизменных гладиолусов. Она с нетерпением ждала встречи со своим седьмым «Б»: наверняка все выросли, повзрослели! И вряд ли прочли те книги, что были в составленном ею списке. Но ничего, наверстают. Для начала она даст им творческое домашнее задание  - пусть расскажут, как провели лето…
        - Здравствуйте, Ирина Александровна! Давно не виделись. Узнаете меня?
        Ирина вздрогнула и открыла глаза. Невысокий человек в сером костюме стоял на нижней ступеньке. Она молча смотрела на него, а внутри все так и сжалось от страха.
        - Вижу, узнали. Пройдемте.
        Ирина прошла за ним и села на заднее сиденье черной «Волги», в которой уже сидели двое таких же типов.
        - Что на сей раз?  - спросила Ирина сдавленным голосом.  - Я не заводила никаких неподходящих знакомств.
        - На сей раз вы сами неподходящее знакомство. Николай Селезнев  - это имя вам что-нибудь говорит?
        - Мы собираемся пожениться.
        - Вряд ли ваша свадьба состоится.
        - Это вы решаете?
        - И мы в том числе. Ирина Александровна, не осложняйте своего положения. Если один раз вас пожалели, принимая во внимание юный возраст и заслуги вашего деда, то больше поблажек не будет. Кстати, не хотите узнать, как поживает ваш друг?
        - Подозреваю, что не слишком хорошо.
        - Верно, психиатрическая больница  - не санаторий.
        - Намекаете?
        - Ну что вы! Все, что вас ждет, это высылка из столицы.
        - На 101-й километр?
        - Подальше. Сейчас мы подъедем к вам домой, вы соберете вещи, и мы отвезем вас на вокзал. Билет уже заказан.
        - И куда же я еду?
        - Пока что до Свердловска. Там вас встретят и проводят к месту назначения.
        - И что я там буду делать?
        - То же, что и здесь,  - преподавать русский язык и литературу.
        - Я не успела получить паспорт.
        - Ваш паспорт у нас. Надеюсь, вы понимаете, что не должны контактировать с Селезневым? Мы проследим, конечно, но не ищите обходных путей.
        Двое поднялись с ней в квартиру и смотрели, как Ирина собирает вещи.
        - Могу я взять фотографии? И книги?
        - Да, конечно. В разумных пределах.
        Ирина не задавала больше вопросов и прощалась со своим домом навсегда. Ее посадили в поезд, вернули паспорт. Всю дорогу она пролежала на верхней полке, не пытаясь сбежать,  - один из проводников явно следил за ней. Да и смысла не было, все равно найдут, и тогда ее ждет гораздо худшая участь…
        Ирина только поступила в институт, когда в ее жизни случился молодой аспирант Олег Кашин  - «юноша бледный со взором горящим», как называла Олега бабушка, поначалу благоволившая к поклоннику обожаемой внучки. Но потом, когда выяснилось, что Кашин весьма неосторожен в высказываниях, бабушка заволновалась: молодой человек дурно влияет на Ирочку! Она и не догадывалась, что Ирочка помогает Олегу распространять «Хронику текущих событий»[2 - «Хроника текущих событий» (XTC)  - первый в СССР неподцензурный правозащитный информационный бюллетень. Распространялся через самиздат. XTC выпускалась в течение 15 лет, с 1968 по 1983 год; за это время вышло 63 выпуска «Хроники». Её редакторы подвергались репрессиям.], а на домашней «Эрике» печатает не только рефераты, но и разного рода диссидентскую литературу. Бабушкины опасения оправдались, и однажды Кашин пропал, перестав отвечать на телефонные звонки, а когда Ирина попыталась его разыскать через общих друзей, то узнала, что Олег помещен в психиатрическую клинику в связи с резким обострением. Не сразу она поняла, что это означает, но друзья просветили. Удар был
настолько силен, что Ирина оказалась на грани нервного срыва  - за две недели до исчезновения Олег сделал ей предложение. Она была так влюблена в высокого кудрявого красавца, так очарована яркой и неординарной личностью Кашина, что уступила ему чуть ли не через месяц после знакомства. Знала бы об этом бабушка  - инфаркт бы хватил: мало того что дочь связалась с женатым человеком и «принесла в подоле», так и внучка туда же! Но она, к счастью, не знала.
        Три поколения женщин в этой семье отличались решительностью, упрямством и своенравием. Сама бабушка, которая в те давние времена звалась Маняшей Аничковой, сбежала из семьи с возлюбленным  - Костей Званцевым, пламенным революционером. Он был одним из сподвижников Дзержинского и не попал под косу сталинских репрессий только потому, что успел умереть в 1937 году от почечной колики, оставшись в истории ВЧК-ГПУ незапятнанной легендой.
        Дочь Нина отчаянно влюбилась в друга семьи, человека намного старше себя, который собирался развестись ради нее, но ему не позволили: супруга пожаловалась в горком, после чего уважаемому профессору, заведующему кафедрой и секретарю парторганизации так дали по мозгам, что он свалился с инфарктом. Нина не смогла пережить крушение надежд  - после рождения дочери она не вылезала из депрессий и в конце концов покончила с собой, наглотавшись таблеток, о чем Ирина так никогда и не узнала: официальной версией был сердечный приступ. Не знала Ирина и о том, что бабушкина подруга Софья Евгеньевна, которую они так часто навещают, на самом деле мать ее отца Александра Петровича Далецкого. От первого инфаркта он оклемался, но второго, произошедшего пять лет спустя, уже не пережил. Бабушка не посчитала нужным открыть внучке глаза, так что Ирина продолжала пребывать в неведении.
        О предложении, которое сделал Олег Кашин, Ирина бабушке рассказала, но та категорически возражала, а пока внучка ее уламывала, проблема решилась сама собой. Отчаянье Ирины было так велико, что она бросила институт и сутками напролет лежала, отвернувшись к стене. Неизвестно, чем бы это закончилось, но тут к ним пришли с обыском. Трое суровых мужчин, косясь на фотографии Константина Званцева и Феликса Дзержинского, висящие на стене, быстро и ловко обшарили комнату, но ничего не нашли. Предусмотрительная бабушка накануне сама порылась по внучкиным заначкам, обнаружив две книжечки, напечатанные на папиросной бумаге: стихи Марины Цветаевой и «В круге первом» Александра Солженицына. Книжечки она разорвала в клочки и выкинула, не поленившись дойти до дальней помойки. Тем не менее Ирину забрали на Лубянку, где с ней беседовал следователь, но Ирина, очнувшись от душевного обморока, в котором пребывала все это время, так хорошо изобразила наивную дурочку, что от нее отстали и лишь сурово погрозили пальцем, чтобы лучше выбирала знакомых,  - все-таки внучка самого Званцева.
        Николай Селезнев сначала Ирине не слишком понравился: уж очень самоуверенный и благополучный тип. Но она так страдала от одиночества! К тому же забавно было наблюдать, как Николай постепенно начинает испытывать не свойственные ему прежде чувства и сам этому изумляется. Глядя на страдания поклонника, столь для нее лестные, Ирина незаметно сама прониклась нежностью, признательностью и любовью. Ощущала ли она ту горькую ноту, что звучала в душе Николая и заставляла любить с исступлением и обреченностью? Ирина сама не знала. Теперь, в воспоминаниях, их недолгое счастье озарялось трагическим светом разлуки. Лежа на трясущейся полке плацкартного вагона, она повторяла и повторяла привязавшиеся строки Марины Цветаевой: «Гляжу и вижу одно: конец. Раскаиваться не стоит». Ирина знала: они оба умерли. И то обстоятельство, что она едет в поезде до Свердловска, не меняет этого непреложного факта, потому что прежней Ирины больше нет. Потеряв Олега, а вскоре и бабушку, Ирина сумела начать новую жизнь, отгородившись от прошлого стеной, и вот теперь ей приходилось возводить новую стену. Что происходит с Николаем,
Ирина боялась и думать. Как он это переживет? Увидятся ли они когда-нибудь?
        Дороге не было конца. Ирину передавали с рук на руки, пересаживая с поезда на поезд, с машины на машину, и когда она наконец добралась до медвежьего угла под названием Келым, сил у нее никаких не осталось. Встретивший ее участковый, совсем еще молодой парень, смотрел с сочувствием, хотя и с некоторой опаской  - сказывались наставления, которые он получил от начальства. Он помог донести вещи. Хозяйка дома, где предстояло жить Ирине, оказалась его теткой. Ирине выделили маленькую полутемную комнатку с подслеповатым окошком, в которое лезла ветками старая рябина. Ирина взглянула на висящий над кроватью ковер с медведями в сосновом бору, на круглый стол, накрытый пожелтевшей скатертью с прошивками, над которым висел круглый желтый абажур с кистями, и подумала: «Это теперь мой дом». Потом она раздвинула занавески и увидела обильные грозди рябины, уже начавшие краснеть: «Привет от Марины Цветаевой, не иначе. Утешает меня». Вздохнула и прочла нараспев цветаевские строки:
        Красною кистью
        Рябина зажглась.
        Падали листья.
        Я родилась.
        Спорили сотни
        Колоколов.
        День был субботний:
        Иоанн Богослов.
        Мне и доныне
        Хочется грызть
        Жаркой рябины
        Горькую кисть…
        А хозяйка, стоя за дверью, прислушалась и нахмурилась: «Бормочет что-то… Молится? Да нет, не похоже. Учительница-то уж не станет молиться, не положено. Из самой Москвы, ты подумай! Худенькая да бледненькая, бедняжка, но симпатичная. Может, Мише приглянется? И ничего, что постарше, даже хорошо. Зато образованная! Книжки привезла, а барахлишка  - кот наплакал. И пальтишко-то у нее зябкое, семисезонное, да и ботиночки плохонькие, а ведь зима не за горами. Уже, вон, и кашляет. Надо бы ей валенки спроворить. Спрошу у Петровича, может, есть готовые?» Своих детей у рано овдовевшей Анны Захаровны не было, вот она и опекала племянника Мишу, а поглядев на жиличку, уже готова была взять под крыло и ее. Анна приоткрыла дверь:
        - Ирина Александровна, картошечки не хотите ли чё ли? Горячая! И рыбка-пелядка есть копченая. Такая полезная рыбка, и вкусная  - пальчики оближете! Чем богаты, тем и рады, уж не обессудьте. А может, кедровочки? Сама настаивала! Пойдемте, голубушка, к столу. А потом чайку попьем. Я шанежек напекла, как знала!
        Добравшись наконец до постели, Ирина долго лежала без сна  - вспоминала московское житье, думала о Николае, о несбывшихся надеждах на счастье…
        А через пару недель поняла, что беременна.
        Новую жизнь начал и Николай. Об Ирине он старался не думать, хотя избавиться от болезненных мыслей и воспоминаний было трудно. Ни Аллочка, ни Нонна Сергеевна так ничего и не узнали о происшедшем, но отцу Коля рассказал, выбрав момент, когда матери не было дома. Отец выслушал его молча, потом достал бутылку водки и стаканы. Они выпили залпом, одинаково выдохнув и поморщившись. Отец разлил по новой.
        - Только маме не рассказывай,  - попросил Николай.
        - Само собой,  - ответил отец и, помолчав, добавил:  - Ты прости меня, сын.
        - Да ты-то чем виноват?
        - Не надо было мне мать слушать. Ты взрослый, сам бы разобрался, на ком и когда жениться. А то она уж очень усердствовала, и Антонина туда же. Бабье, черт бы их взял совсем.
        - Хотели как лучше.
        - По их куриному разумению! И Аллочка эта, честно говоря, никогда мне не нравилась: вялая какая-то, сонная. Моргает, молчит. Вылитая телушка. Как ни зайдешь, все жует что-то. Так она бока наест похлеще, чем у мамаши. Эх, и о чем мы думали…
        - Папа, деваться мне некуда, так что я женюсь.
        - Это ясно. Только я так и не понял: ты переспал, что ли, с ней? С телушкой-то?
        - Не совсем.
        Николай покраснел, вспомнив сцену с Аллочкой: сейчас собственное поведение казалось ему чудовищным.
        - Что значит  - не совсем?
        - Ну, папа! Кое-что было. Но ее девственность не пострадала.
        Теперь вспыхнули щеки и у отца. Не сдержавшись, он рявкнул:
        - Не пострадала! Какого… ты полез к ней, если не собирался жениться?!
        - Да я тогда собирался! Я Ирину потом встретил!  - заорал в ответ сын. Он вдруг с силой саданул кулаком по столешнице, разбив костяшки пальцев, потом еще раз. Отец схватил его за руки:
        - Успокойся, ты что?
        - Я же и ее подставил! Иринушку! Понимаешь? Где она, что с ней? Я спать не могу, все думаю. Так больно! Когда в подворотне этой дрался, думал  - пусть бы меня убили. Все равно жизни не будет.
        - Сынок, не надо… Что ты говоришь такое…
        Отец, сам чуть не плача, обнял Колю.
        - Как ты думаешь, они действительно ее не тронут?  - шепотом спросил Николай.
        - А что полковник сказал?
        - Дал слово партийца.
        - Хочешь, я попробую узнать, что с ней?
        Николай замотал головой:
        - Не надо тебе подставляться. Не говори Потапову, что знаешь, ладно? Ничего, я переживу как-нибудь. Прости, что не сдержался. Ты лучше мне с работой помоги. Не хочу я пользоваться протекцией братьев Потаповых. К чертовой матери все эти НИИ, «почтовые ящики» и прочую хрень. Я пойду на производство. Простым инженером.
        - Со степенью?
        - Ну и что? Ты же сам начинал слесарем-наладчиком на заводе. Поможешь?
        Отец задумался.
        - Необязательно в Москве,  - сказал Николай, с надеждой глядя на отца.  - Хоть в Челябинске!
        - Челябинск мать не переживет. Подмосковье сойдет?
        - Вполне. Что ты имеешь в виду?
        - Представляешь, как раз вчера было совещание по этому поводу. Создается экспериментальный машиностроительный завод, нужны специалисты. Немножко не твоя тема, конечно. Но думаю, ты справишься. Это километров пятьдесят от Москвы, насколько я помню.
        - А квартиру они дадут?
        - Об этом ты можешь не беспокоиться.
        - Пап, а можно побыстрее провернуть? Чтобы назначение было готово еще до свадьбы?
        - Постараюсь.
        Месяц спустя Николай при полном параде и с цветами в руках звонил в квартиру Потаповых. Костюм, правда, висел на нем, как на вешалке, ноги предательски дрожали, и слегка подташнивало. Дверь открыла Антонина Михайловна, которая даже подскочила, увидев гостя, а когда Николай улыбнулся, отступила на шаг в прихожую.
        - Это вам!
        Николай протянул ей красные розы. Белые предназначались Аллочке.
        - Могу я войти?
        - Да-да, проходи, Коленька,  - пролепетала Антонина Михайловна.
        - Мне нужно поговорить с Аллой.
        - Конечно-конечно! Аллочка, тут к тебе Коля!
        Николай прошел в комнату Аллы  - Антонина Михайловна поспешала за ним. Алла сидела в углу дивана, поджав ноги. Волосы она заплела в косу, но несколько вьющихся прядей выбилось, змейками опускаясь на грудь, рельефно обтянутую мягким розовым трикотажем. На вошедших Аллочка не взглянула, только села ровно, поправив подол юбки, и ниже опустила голову, но книгу отложила в сторону. Рядом с диваном на маленьком столике стояла плошка с орехами и изюмом. «И правда, все время жует»,  - подумал Николай.
        - Спасибо, Антонина Михайловна,  - обратился он к будущей теще.  - Мы бы хотели поговорить наедине. Но дверь можете за собой не закрывать.
        Антонина Михайловна не нашлась, что сказать, и удалилась. Коля сел в другой угол, подальше от Аллы, и вздохнул:
        - Аллочка, прости меня. Я вел себя тогда омерзительно. Но я не думал, что ты настолько… не в курсе дела. Это, конечно, не оправдание. Я искренне раскаиваюсь. Вот, это тебе.
        Он положил букет рядом с Аллой, она покосилась на цветы. Губы девушки дрожали, но она пыталась удержать слезы.
        - Алла, нам все равно придется пожениться. Я постараюсь тебя не обижать. Скажи мне что-нибудь. Пожалуйста.
        Аллочка повернулась к Николаю и вдруг ахнула, прижав руки ко рту. Николай криво усмехнулся:
        - Что, не узнаешь? Это я. Ничего страшного, просто болел.
        - Да, мама говорила, что ты лежал в больнице, но я не думала… А как ты себя сейчас чувствуешь?
        - Нормально.
        Аллочка смотрела на Николая с ужасом: изможденный, седой, с жестким взглядом и резкими складками у рта, он казался стариком. А он с болью в сердце видел, что огромные глаза Аллочки наполняются состраданием. Глядя в эту прозрачную голубизну, он повторил:
        - Прости меня.
        Аллочка покивала:
        - Хорошо, хорошо!
        Тут в дверях возникла Антонина Михайловна и позвала их к столу. Николай пил чай, пробовал какие-то хрупкие печеньица, не чувствуя вкуса, и по мере сил поддерживал светский разговор с Антониной Михайловной. Аллочка больше молчала, только робко ему улыбалась.
        - Чаи гоняете?  - это из своего кабинета появился Георгий Александрович.  - И я с вами за компанию. Здравствуй, Николай.
        Николай сосчитал до пяти, потом поднял голову:
        - Добрый день, Георгий Александрович.
        Тот даже пошатнулся, столько ненависти было во взгляде будущего зятя. Внешний вид Николая поразил и Георгия, но больше  - преображение его личности. Раньше Потапов иной раз называл Колю селезнем: уж очень любит парень покрасоваться, хотя способный, тут ничего не скажешь. Теперь Георгий видел перед собой волка  - жестокого, сильного и беспощадного. «Зря мы это с ним сделали,  - подумал он.  - Ох, зря. Еще наплачемся». А Николай, словно прочитав мысли Потапова, недобро усмехнулся. Доел очередное печеньице, запил чаем и сказал:
        - Я получил назначение на экспериментальный машиностроительный завод в Долгореченске. Это пятьдесят километров от Москвы. Утвержден в должности старшего инженера. Квартира уже выделена, осталось обставить. Так что сразу после свадьбы мы с Аллой уезжаем туда.
        - Как?  - всполошилась Антонина Михайловна.  - Почему? Гоша, ты же говорил совсем другое?
        - Тоня,  - ответил мрачный Георгий.  - Оставь детей в покое. Пусть сами разбираются, как им жить.
        - А институт?
        - На заочное переведется.
        - Нет, как же возможно Аллочке уехать из Москвы? В такую даль? Это немыслимо!
        - Я буду с мужем,  - тихо, но уверенно произнесла Аллочка, и все на нее с изумлением уставились.  - Мама, ты сама поехала с папой на Дальний Восток, когда было нужно. А тут всего каких-то пятьдесят километров.
        Николай вдруг рассмеялся, да так, что выступили слезы. Теперь все смотрели на него. Отсмеявшись, он взял Аллочкину руку, поцеловал, а потом поднялся:
        - Ну что ж, на этой радостной ноте позвольте откланяться. Завтра утром я уезжаю в Долгореченск. Буду там обустраиваться. К свадьбе вернусь. А вы, мамаша, пока дочку подготовьте к семейной жизни. Подозреваю, она и борща сварить не сумеет, а домработницы у нас не предвидится.
        Николай поклонился Антонине Михайловне, оторопело на него глядевшей, и добавил:
        - Георгий Александрович, можно вас на пару слов?
        Мужчины вышли в коридор. Потапов чувствовал себя неловко, а Николай смотрел на него безо всякого трепета и почтения. Наклонившись поближе, он быстро проговорил:
        - Я хочу, чтобы вы узнали у брата про Ирину Званцеву. Я не собираюсь ее разыскивать, но я должен знать, что с ней все в порядке.
        Глава 3. И опыт, сын ошибок трудных…
        Новобрачные приехали в Долгореченск на следующий день после свадьбы, проведя первую семейную ночь каждый в своей квартире. Забросив вещи, Николай сразу ушел на завод, оставив Аллу разбираться, и явился домой поздно вечером. Она не спала и ждала его с ужином: котлеты немного подгорели, а картофельное пюре было жидковато, но Коля похвалил стряпню. Вид у Аллы был испуганный, и Николай поморщился. Он не собирался спать с ней  - прямо сейчас, по крайней мере.
        - Ну ладно,  - сказал он.  - Пора на боковую, а то завтра вставать рано. Алла, ты не переживай. Сегодня ничего у нас не будет. Потом, когда привыкнешь.
        Она не смогла сдержать вздох облегчения.
        - Но спать нам придется в одной постели. Другой все равно нет.
        Коля улегся к стене, специально повернувшись спиной. Минут через десять пришелестела Аллочка и так осторожно пристроилась рядом с ним, словно кровать была заминирована. Николаю стало смешно. Она лежала очень тихо, даже дыхания не было слышно. «Пусти!  - Не пущу!»  - вспомнил вдруг Николай и тяжко вздохнул: еще неизвестно, кто кого поймал и держит.
        - Коля,  - тихо позвала Алла.  - Я еще вчера спросить хотела: о чем с тобой дядя Петя разговаривал? На свадьбе?
        Николай покосился на Аллочку и ответил:
        - Поздравлял, счастья желал. Все как положено. А что?
        На самом деле «дядя Петя» улучил момент, чтобы рассказать жениху о судьбе его бывшей пассии:
        - Мог бы и сам у меня спросить, а не Георгия подсылать. Твоя Званцева выслана из Москвы.
        - Далеко?
        Петр Александрович не ответил, только плечами пожал. А потом насмешливо сказал:
        - А ты все геройствуешь! Решил влиться в ряды рабочего класса?
        - Выполняю свой долг перед обществом.
        - Ну-ну.
        «Почему Алла спрашивает? Знает что-нибудь?»  - задумался Коля, а Аллочка с чувством продолжила:
        - Он мерзкий! Терпеть его не могу.
        Николай удивился и повернулся к ней:
        - Почему? Он тебя как-то обидел?
        - Он все время меня трогал. Еще когда маленькая была.
        - Как… трогал?!
        - Так. Обнимет вроде бы по-родственному, а сам… То пониже спины погладит, то грудь заденет. Мимоходом, словно случайно. И поцеловать все время норовил в губы.
        - Твою ж мать!  - воскликнул потрясенный Коля.  - А ты родителям говорила?
        - Мне стыдно было. Он все это так быстро проделывал, что я тут же начинала сомневаться: а вдруг мне показалось, а вдруг это действительно случайно.
        Николай вспомнил, что именно дядя Петя больше всех донимал его историей про «Пусти! Не пущу». Вот козел! Ну да, а он сам-то лучше, что ли? Аллочка, словно услышав его мысли, быстро проговорила:
        - Коля, ты не сердись на меня, пожалуйста, за тот случай! Я правда не знала, что так делают. А теперь я книжку прочла и теорию изучила.
        - Какую еще книжку?!
        - Переводная  - польская, кажется. Мама твоя дала перед свадьбой. Я сама к ней обратилась. Она же врач, все знает.
        - Сколько ж нам открытий чудных готовит просвещенья дух,  - пробормотал Коля, не зная, плакать ему или смеяться.  - Ты дай мне потом эту книжку, вдруг я чего не знаю.
        - Хорошо.
        Николай подвинулся к ней поближе и обнял, думая: «Теорию изучила, подумать только! Что ж мне с тобой делать-то, дуреха?» В полутьме глаза Аллочки загадочно мерцали, и пахло от нее приятно  - сладковатой свежестью. Кроткая, наивная, дрожащая, готовая честно исполнить супружеский долг  - она возбуждала Николая так, что он уже с трудом сдерживался.
        - Давай, что ли, поцелуемся?  - предложил он, кладя руку ей на бедро, и потянул вверх ночную сорочку.  - Это надо снять.
        Конечно, одними поцелуями дело не обошлось.
        Сначала Николай не думал о детях, но потом, когда втянулся в работу, а семейная жизнь, по любимому отцовскому выражению, «устаканилась», эта мысль стала все чаще приходить ему в голову. Аллочка страстно мечтала о ребенке, хотя Коля подозревал, что мамашка из нее получится та еще, не лучше тещи. Но сколько ни мечтай, природа распоряжается по-своему, и забеременеть Алле не удавалось. Проверялись они оба, но толку никакого: врачи не находили физических причин бесплодия. Тогда потерявшая надежду Аллочка завела себе собачку. Песика породы французский папильон звали Жанчиком, и это ушастое лохматое недоразумение сразу невзлюбило Николая, каждый раз нервически его облаивая, а он только посмеивался и втихомолку корчил песику угрожающие рожи, доводя бедного Жанчика до истерики.
        Николай тоже завел себе кое-кого. Но отнюдь не собачку. А что еще оставалось, если жену он видел только раз в две недели, а то и реже  - Алла вернулась к матери. Андропов, пришедший на смену Брежневу, провел чистку аппарата, и Потапову пришлось уйти на пенсию. Не помогло даже ходатайство старшего брата, хотя Георгий был не слишком уверен в его реальном заступничестве. Потапов тяжело переносил вынужденное безделье и через полгода скончался. Алла поехала поддержать мать на время болезни отца и задержалась после похорон  - сначала на месяц, потом на полгода, а потом вопрос о ее возвращении в Долгореченск уже и не возникал: Николая вполне устраивало такое наполовину холостое существование.
        Его любовницу звали Дарьей: юная, умная, яркая, веселая, очень самостоятельная, она рано потеряла мать и твердой рукой вела хозяйство своего большого дома, расположенного в пригороде Долгореченска. Характер у нее был твердый, так что и отец, и братья  - старший и младший  - опасались ей перечить. Николай заметил ее в заводской столовой, да и трудно было не обратить внимания на эту кареглазую красотку-хохотушку. Первое время они только переглядывались и улыбались друг другу при встрече, а потом вроде бы случайно столкнулись в проходной, и Николай предложил подвезти Дарью домой  - она опоздала на автобус. Раз подвез, другой, а на третий, заехав в придорожный лесочек, они чуть не час целовались под березой  - под возмущенное треньканье синиц, недовольных вторжением незнакомцев.
        - Зря мы это,  - вздохнул, слегка опомнившись, Николай.  - Что-то я погорячился.
        - Почему?  - спросила Даша.
        - Потому что ты дурочка молоденькая, а я женат.
        - Я знаю. Видела твою жену. Такая барыня! Только сонная какая-то.
        - Спящая царевна, точно. Даш, ты мне очень нравишься, и жену я не слишком люблю, но разводиться не стану. А морочить тебе голову мне не хочется. Давай разбежимся, пока ничего еще толком не началось.
        - Ты хочешь сказать, что я тебе не настолько нравлюсь, чтобы разводиться?
        - Может, и настолько. Но… Понимаешь, мне не позволят это сделать. На нашем с ней браке многое завязано. Могу и работу потерять, и партбилет. И еще один человек пострадает. Очень для меня важный.
        - Вон что… Ну и ладно,  - сказала Дарья.  - Тогда будем так.
        И они стали встречаться «так». Николай сумел перевести Дашу из учетчиц в секретарши. Конечно, поползли сплетни, и в один прекрасный день Дашины братья подстерегли Селезнева в темном переулке, пытаясь проучить наглого москвича и защитить честь сестры, но Николай не боялся драки, да и физически превосходил обоих парней, в которых было больше гонору, чем реальной силы. Узнав о драке, Даша устроила братьям страшный скандал и съехала из дома  - Николай снял ей квартиру. Потом он все-таки помирился с ее мужиками: перед отцом покаялся, а братьям купил мопед и моторку. Просидели они в разговорах целый вечер, и после третьей бутылки первача, который гнал папаша, уже обнимались и клялись друг другу в вечной дружбе  - Дарья только глаза закатывала. Она не любила сантиментов и ни разу не сказала, как сильно любит, но Коля знал это и считал ее любовь незаслуженным подарком судьбы.
        Николай как раз надеялся провести вечер с Дарьей, когда позвонил отец и попросил приехать. И вот Николай сидел за рулем своей новенькой «Волги» и недоумевал, зачем понадобился родителям посреди недели и на ночь глядя. После семи лет, проведенных в Долгореченске, Николай был, в общем, доволен жизнью: недавно его повысили до главного инженера, работа ладилась, подчиненные уважали и называли «Стариком»  - из-за ранней седины; Аллочка не маячила перед глазами, а Даша была всегда под рукой. С детьми только не получилось, но что ж поделаешь. Не то чтобы он не вспоминал об Ирине Званцевой, нет! Стена, за которой он все это время прятался от прошлого, хорошо защищала от воспоминаний, но порой в трещины и разломы нечаянно просачивался образ, звук или аромат былого, и Николай начинал тосковать, задумываться и мучиться от бессонницы. Впрочем, пара часов, проведенных с Дарьей, возвращала его в привычное деловое состояние.
        - Что за пожар?  - спросил Николай, расцеловавшись с родителями.  - Случилось что?
        - Коля, ты только не волнуйся!  - сказала мама.
        - Так. В чем дело?
        Мама всхлипнула, махнула рукой и убежала, а отец откашлялся и произнес:
        - Во-первых, я все рассказал матери.
        - Что  - все?  - спросил Николай, но тут же догадался:  - И зачем ты это сделал? Именно сейчас? Ведь я просил!
        - Затем, что пришло письмо.
        - От Ирины?! Где оно?
        - Коля, успокойся.
        - Дай мне письмо немедленно!
        - Сейчас, мать принесет. Нонна!  - закричал отец, и появилась заплаканная Нонна Сергеевна, которая протянула сыну листочек и конверт:
        - Коленька, его прямо в ящик положили, обратного адреса нет.
        Николай взял письмо и ушел. Родители переглянулись. Через пару минут Нонна Сергеевна не выдержала и поднялась:
        - Я только посмотрю, как он. Я тихонько.
        - Нонна, сядь!
        Но она уже исчезла. Вернулась очень быстро и, чуть задыхаясь, сказала:
        - По телефону говорит! Ох, горе…
        Когда сын возвратился, мама всмотрелась в него и тут же накапала каких-то капель в три чашки, разбавив водой. Они молча выпили, и Алексей Павлович закашлялся:
        - Что это за гадость?! Я думал, водка!
        - Как же! Никакой водки. Коленька, что ты думаешь теперь делать?
        - Вы читали?
        Родители кивнули.
        - Мне дадут две недели за свой счет. Полечу в Свердловск, потом в Келым.
        - Коленька,  - сказала мама, с жалостью на него глядя.  - Ты обратил внимание на дату? Боюсь, ты можешь уже не застать ее в живых.
        - Да, письмо долго шло. Но в любом случае я найду сына.
        - Почему ты мне сразу не рассказал?  - заплакала Нонна Сергеевна.
        - А что бы ты сделала? Ладно, надо возвращаться в Долгореченск, собираться. Алле не говорите, что я заезжал. Интересно, она что-нибудь знает?
        - Тоня точно знает!  - сказала Нонна.  - Она мне на что-то такое намекала, да я не понимала. Могла и Алле сказать, она такая.
        - Ну да, Антонина тогда подслушивала.
        - Коля, но тебе все равно придется рассказать Алле,  - встрял отец.  - Будет нужно ее согласие на оформление опекунства. Это проще и быстрее, чем усыновление. Я разузнал, какие нужны документы, дам тебе список. Что могу, сам здесь подготовлю. Главное, привези мальчика. А потом все оформим, как надо.
        Через день, снова заехав домой, Коля вызвал Аллу.
        - Ой, как ты неожиданно!  - удивилась Аллочка.  - А что ж не позвонил?
        - Алла, у меня мало времени. Я уезжаю на две недели… в командировку. В Свердловск. Мне нужно, чтобы ты подписала вот эту бумагу.
        - А что это?
        Она прочла текст и посмотрела на Николая. Взгляд жены Николаю не понравился, и, чертыхнувшись про себя, он быстро проговорил:
        - Ты хотела ребенка? Теперь он у нас будет.
        - Но мы даже не обсуждали такой вариант…
        - Вот  - обсуждаем. Алла, я тороплюсь!
        - И кого ты хочешь взять?
        - Это будет мальчик шести лет.
        - Но почему?
        - Потому что я так сказал. Давай, подписывай.
        Аллочка вздохнула, задумалась… Николай скрежетал зубами, проклиная ее медлительность. Наконец она поставила подпись. Коля убрал бумагу в портфель, обнял жену и поцеловал: пожалуй, в этот момент он ее почти любил.
        - Матери ничего пока не говори.
        - Хорошо.
        За семь лет жизни с Селезневым Аллочка сильно изменилась. Ее былая наивность развеялась, как дым, а глупой она никогда не была, просто соображала медленно. Алла понимала: муж ее не любит. В постели она его вполне устраивала, а все остальное Николая не интересовало. Равнодушие мужа настолько убивало Аллочку, что она предпочитала оставаться с матерью, которая потихоньку отравляла ее существование своим эгоизмом, интригами, капризами, мнимыми болезнями и все усугубляющимися странностями. Но тут Алла, по крайней мере, чувствовала себя человеком, от которого что-то зависит, а не чем-то средним между домработницей и постельной грелкой. Алла и собачку-то завела только для того, чтобы ее хоть кто-нибудь любил.
        К тому же в Долгореченске Алла просто задыхалась от скуки. Она была очень медлительна, тратя вдвое больше времени на то, что другая хозяйка сделала бы мимоходом, так что занятий у нее хватало. Но что это за занятия  - уборка да готовка! Мужа Алла почти не видела, по выходным у него тоже находились какие-то дела вроде рыбалки, так что единственным развлечением были редкие походы в гости и в кино. Сначала Аллочка еще доучивалась в институте культуры, переведясь на заочное отделение, а потом остались только книжки из городской библиотеки и телевизор. Она попробовала выйти на работу  - Коля пристроил в заводоуправление, но скоро ушла, потому что ею были недовольны: не укладывалась в графики и запарывала отчеты.
        Вернувшись к матери, Аллочка воспрянула духом: премьеры, вернисажи, приемы, наряды. И никакого хозяйства! Наряжаться Алла любила. У нее был свой собственный стиль, который Николай называл «будуарным»: «Барыня легли и просют». Длинные платья из легких летящих тканей, обязательное декольте, шляпы, меха, кружева и старинные украшения, за которыми она гонялась по комиссионкам. Николай, хотя и посмеивался над женой, но реагировал на ее экзотическое оперенье весьма бурно, так что даже парочка шелковых платьев была порвана в порыве внезапной страсти. Алла до сих пор возбуждала мужа, чему весьма способствовала редкость их встреч, больше похожих на свидания любовников, и Коле порой казалось, что это Дарье он изменяет с Аллой, а не наоборот.
        Вернувшись к себе после разговора с мужем, Аллочка задумалась. Его поведение показалось ей очень странным: если он едет в командировку, зачем именно сейчас понадобилось согласие на опекунство? Почему он ничего не обсудил с ней заранее? И почему так определенно сказал, что возьмет шестилетнего мальчика? Шестилетнего?! У Аллы в голове зашевелились смутные воспоминания о событиях, предшествовавших свадьбе, и она пошла к матери. Прямо спрашивать было нельзя, поэтому Алла затеяла чаепитие. Усыпив бдительность Антонины Михайловны парой рюмочек поданного к чаю ликера амаретто, Алла небрежно спросила:
        - Мамочка, а ты случайно не знаешь, что стало с той женщиной? С которой Коля встречался до меня?
        - Ну как же! Ее выслали из Москвы. Петя обо всем позаботился.
        - А не помнишь, куда именно?
        - Куда-то на Урал, мне кажется. А почему ты спрашиваешь? Подожди, откуда ты вообще об этом знаешь?!
        - Ты же сама мне рассказала, забыла?  - невозмутимо ответила Алла, которая на самом деле не знала ни о какой Колиной женщине.
        - Я рассказала?  - растерялась Антонина Михайловна.  - Гоша мне голову оторвет, если узнает. Они с Петром так на меня насели, так запугали! Ну что я за дура такая…
        - Мамочка,  - мягко сказала Алла.  - Никто тебе голову не оторвет. Папы больше нет, ты же помнишь, правда? А дядя Петя не узнает. Все в порядке, не переживай. Лучше скажи, ты говорила с портнихой? Что там с платьем?
        Переключив мысли матери на более приятные обстоятельства, Аллочка терпеливо переждала монолог о платье, потом ушла к себе обдумывать услышанное. Значит, все правда: дядя Петя с отцом заставили Колю на ней жениться, выслав его женщину куда-то на Урал. А Коля как раз в Свердловск и поехал. Похоже, что за ребенком. И что все это значит? Если он каким-то образом разыскал ту женщину, что мешает ему развестись с Аллой и жениться на ней? Почему над ребенком надо устанавливать опеку? Может, той женщины нет в живых?
        Комнату наполнял зеленоватый сумрак от растущего за окном тополя, но Аллочке казалось, что комната полна ее обидой и тоской. Почему, почему все так ужасно несправедливо? Ну что стоило Коле хоть раз поговорить с ней по-человечески, все объяснить, договориться? Чем она-то виновата? Тем, что любит его с самого детства? Аллочка заплакала, чувствуя, что слезы вымывают из ее души любовь к Коле  - капля за каплей. Но что останется от нее без этой любви? Одна пустота в красивой оболочке! Пустышка-погремушка, внутри которой перекатываются и звенят осколки разбитого сердца…
        Николай никак не мог согреться, хотя в доме было натоплено. В Москве бабье лето, а здесь, на Северном Урале, уже студено, хотя снега еще нет. Дубленка бы точно не помешала, но не догадался прихватить. Николай сидел за круглым столом, покрытым белой парадной скатертью, и с трудом сдерживал пробиравшую его дрожь  - от волнения, не только от холода. Пока он просматривал бумаги и фотографии, оставшиеся от Ирины, Анна Захаровна успела приготовить застолье, но у Николая кусок не лез в горло. Анна поглядывала на него с состраданием, в отличие от племянника, который встретил московского гостя не слишком приязненно.
        - Да что ж ты не кушаешь-то, миленький?  - участливо спросила Анна Захаровна.  - Давай еще кедровочки налью?
        Николай кивнул. Это была уже пятая стопка, и она словно прорвала плотину  - Николай заплакал.
        - Ах ты, господи! Ну, поплачь, поплачь! Такое дело, как не поплакать-то,  - Анна Захаровна присела рядом и погладила Николая по голове, выразительно кивнув племяннику. Миша вышел на кухню и закурил, выпуская дым в форточку. Душа его разрывалась от горя: как и предвидела тетка, Михаил увлекся москвичкой настолько, что готов был жениться, несмотря на ребенка и разницу в возрасте. Но Ирина только печально улыбалась и вздыхала: «Бедный Мишаня!» А потом ее не стало. И вот приехал этот… ферт московский! Ишь, плачет! Раньше надо было думать. А «московский ферт» в это время, давясь слезами, рассказывал Анне Захаровне историю их с Ириной любви.
        - Ох, горе!  - причитала Анна.  - Да как же можно так с живыми людьми? Бедная Ириночка, то-то она зачахла так скоро. Ну ладно, ладно! Что ж теперь делать? Заберешь Илюшу, будет тебе счастье. Такой мальчонка милый, ласковый. На тебя похож. Мы так не хотели в детдом его отдавать, но против закона не попрешь. Не позволили нам его усыновить: я одна, почти пенсионерка, а Миша молод еще, да и не женат. Ты на него не обижайся! Полюбил он твою Ирину, да не вышло у них ничего. Она все о тебе думала!
        Николай остался у Захаровны на ночь, чтобы утром отправиться в Северотурьинск за сыном. Несмотря на усталость и кедровку, он долго не мог заснуть  - слушал, как поскрипывает старый дом, как стучит об оконное стекло ветка рябины, как мурлычет притулившаяся рядом кошка. Он представлял, как жила тут Иринушка, и сердце заходилось от боли и чувства вины. Николай прокручивал в голове события семилетней давности и пытался понять, мог ли он поступить как-то иначе, чтобы спасти их с Ириной счастье? Может, надо было забрать ее и уехать? Куда-нибудь в Челябинск? Или во Владивосток. Подальше от Москвы, от Потаповых! Как тогда сложилась бы его жизнь? Николай наконец заснул. Снилась ему Иринушка: она шла по Неопалимовскому переулку и вела за руку маленького мальчика. Потом обернулась, помахала рукой и исчезла за углом, а мальчик со всех ног побежал к Николаю…
        Глава 4. В горе и в радости
        Все Селезневы столпились в прихожей  - Нонна Сергеевна плакала, Алексей Павлович подозрительно покашливал, а Николай улыбался: на руках он держал Илюшу.
        - Ну, вот мы и дома,  - ласково говорил Коля.  - Посмотри, кто тебя встречает: бабушка Нонна и дедушка Леша!
        Илюша на секунду обернулся, потом опять спрятал лицо на плече Николая.
        - Ничего, ничего,  - Николай успокаивающе покивал родителям.  - Илюша просто стесняется. Он такой храбрый мальчик! И на поезде ехал, и на самолете летел, и на лифте поднимался, ничего не забоялся. Давай-ка мы с тобой сначала посмотрим, куда приехали, да? Потом искупаемся, покушаем и будем отдыхать.
        С сыном на руках Коля пошел по квартире, открывая дверь за дверью и показывая мальчику комнаты:
        - А вот тут мы с тобой будем жить. Видишь, это твоя кровать, а это моя. Я всегда буду рядом. Смотри, какой медведь! Дедушка Леша тебе купил. Нравится? А еще машинки есть. Хочешь посмотреть?
        Николай спустил Илюшу на ковер, где выстроился целый автопарк, и он тут же схватил красную пожарную машину. Николай вздохнул с облегчением. Эта поездка далась ему тяжело, особенно обратная дорога с мальчиком, который цеплялся за него, как маленькая обезьянка. Коля узнал сына сразу, как только тот поднял на него глаза, выражение которых мгновенно напомнило Ирину, хотя Илюша был больше похож на отца: Коля словно увидел перед собой собственную ожившую детскую фотографию. Мальчик сидел на стульчике и болтал ногами, глядя в окно. Николай подошел, присел на корточки и улыбнулся сыну:
        - Здравствуй, Илюша! Я за тобой приехал.
        Настороженное выражение на лице мальчика сменилось ликующим, он воскликнул: «Ты отвезешь меня к маме?»  - и обнял Николая за шею. Тот изо всех сил прижал к себе хрупкое тельце, словно состоящее из одних косточек, и глухо проговорил:
        - Я отвезу тебя домой.
        Поздно ночью Нонна Сергеевна осторожно заглянула в «комнату мальчиков», как это теперь называлось в семье. Маленький мальчик спал, обняв плюшевого медведя, а большой сидел на полу, положив голову на край кровати.
        - Коленька,  - прошептала Нонна Сергеевна.  - Что ты не спишь?
        - Я не могу.
        - Пойдем, я тебе теплого молока дам.
        - Лучше коньяку.
        - Давай, ничего с Илюшей не случится. Он умаялся за день и крепко спит.
        - А вдруг он проснется и испугается?
        - Ночник горит, медведь рядом, не испугается. Ты же сам сказал  - он храбрый мальчик. А позовет, мы услышим. Вставай.
        Коля с трудом поднялся и, прихрамывая, пошел за матерью на кухню, где их ждал отец.
        - А сами чего не спите?  - спросил Коля.
        - Да как тут заснуть!  - вздохнул отец.  - Мы вот с матерью подумали, что не стоит мальчика в Долгореченск везти.
        - Согласен. Я решил, что домой вернусь, буду отсюда на работу ездить. Не так уж и далеко на самом деле.
        - А я выйду на пенсию!  - заявила мама.  - И не спорьте. Ребенка надо подготовить к школе. Я, правда, думаю, что год мы пропустим, уж очень он слабенький.
        - Мама, ты просто ангел доброты!
        - Илюша мой внук.
        - Спасибо. И вот еще что…
        Николай помолчал, залпом выпил коньяк и быстро произнес:
        - Я не хочу говорить Илюше, что я его отец. Не нужно ему этого знать.
        - Но почему, Коленька?  - изумилась мама.
        - А ты не понимаешь? Потому что я виноват в том, что произошло! Я! В том, что Ирина оказалась черт знает где, что Илюша в детдом попал. И как я стану это сыну объяснять? Я хочу, чтобы он любил меня!  - Николай с силой ударил кулаком по столу.  - Вы не представляете, какая дыра этот Келым. А детдом просто ужасный. Нет, люди там хорошие, но бедность страшная. А я тут барствовал…
        - Хорошо, хорошо, Коленька, наверно, ты прав. Хотя я не считаю, что ты виноват…
        - Мама!
        - Не буду, не буду.
        - В общем, версия такая: отец Илюши  - мой хороший друг, уехал с женой на строительство газопровода и погиб. Несчастный случай. Там действительно проходит магистральный газопровод и много компрессорных станций. В начале семидесятых начали строить.
        - Ох, не знаю…  - вздохнула мать.
        - Мама, я тебя умоляю!
        - Конечно, я ничего не стану рассказывать мальчику, что ты! И Алле так же скажешь?
        - Да.
        Аллу Николай позвал только через пять дней: и так у ребенка слишком много новых впечатлений. Илюша больше не боялся бабушки с дедом, бойко бегал по всем комнатам, а его звонкий голосок звенел, не переставая:
        - А это что? А почему? А зачем?
        Ночью с ним случился конфуз, о возможности которого предупреждали воспитатели, но бабушка быстро успокоила мальчика. Нонна Сергеевна, как врач, уже наметила целый план по оздоровлению хрупкого организма Илюши: нервная система расшатана, энурез, кариес… Да, и показать логопеду! Пока что она ребенка откармливала  - Илюша сметал все подряд, вызывая ужас у Алексея Павловича: и как в него столько влезает?! Оказалось, мальчик умеет читать, и дед тут же отправился покупать детские книжки.
        Николай эти дни был дома, потому что вернулся раньше, чем предполагал. Он неустанно размышлял, решая, как жить дальше. Ирины больше нет, сына он забрал. Может, развестись с Аллой и жениться на Дарье? Она точно будет лучшей матерью Илюше, чем вечно сонная Аллочка. Что ему теперь сможет сделать «дядя Петя»? Но опасения оставались: полковник Потапов уже дослужился до генерала, и кто знает, какие у него возможности. Так ничего и не решив, Николай позвонил Алле. Ладно, подумал он, поживем  - увидим.
        Аллочка показалась Коле совсем уж какой-то заторможенной: вплыла в комнату, где играл Илюша, и остановилась в дверях. Она была в длинном домашнем платье и с распущенными волосами. Николай иногда просто впадал в ступор от ее нарядов, вот и сейчас поднял брови. Но потрясенный Илюша смотрел на Аллочку, открыв рот. Алла подошла поближе и улыбнулась мальчику. Он спросил шепотом:
        - Ты принцесса? Такая красивая!
        - Королевишна,  - хмыкнул Коля.
        - Я Алла.
        - Меня зовут Илюша!  - радостно сообщил мальчик.  - А ты с нами будешь жить?
        - Хороший вопрос,  - пробормотал Коля, и Аллочка на него покосилась.
        Николай увел ее на кухню, но совершенно не представлял, как вести разговор. Для начала он выдал версию про сына друга, Алла молча выслушала и мрачно сказала, глядя в сторону: «Понятно». Тогда он рассказал, что планирует вернуться к родителям и ездить каждый день в Долгореченск:
        - Будем чаще с тобой видеться. Если хочешь, живи здесь, с нами, а то мать тебя, небось, совсем достала. Тебе понравился Илюша? Он милый мальчик, очень добрый и привязчивый. Видишь, как очаровался тобой!
        Николай понимал, что повел себя не лучшим образом, так неожиданно навязав ей Илюшу. Он знал: Алла мечтала о девочке. Но деваться ему было некуда. Коля глядел на Аллочку, которая молчала так выразительно, что ему стало не по себе.
        - Алл, скажи уже хоть что-нибудь!  - воскликнул он с раздражением.
        Алла подняла голову, и Николай нахмурился: никогда еще он не видел у жены такого странного выражения лица. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, и взгляд Аллы становился все более жестким, а взгляд Николая  - все более растерянным. На какую-то долю секунды ему показалось, что Алле все известно. Да нет, не может быть!
        - Знаешь что, дорогая,  - сказал он.  - Если тебя это не устраивает, мы можем развестись. Мы уже и так живем практически порознь, так что…
        - Мы не можем развестись,  - сказала Алла.
        - Почему это?
        - Потому что я беременна.
        - То есть как?!
        - Чему ты удивляешься? Нам же все говорили, что беременность возможна. Ну вот, она и случилось. Помнишь, я к тебе приезжала? Тогда и залетела.
        Николай был потрясен. Он уже давно потерял надежду и на ребенка, и на нормальный брак. Все это требовало осмысления, а он был способен только улыбаться и бестолково бормотать, целуя Аллочку:
        - Это ж просто чудо! Счастье какое!
        Увлекшись, он стал целовать ее шею и грудь в низком вырезе платья, а Аллочка, запрокинув голову, смотрела в потолок. Глаза ее были полны слез, а губы горько усмехались.
        Три месяца назад Алла, пройдя новое обследование, получила медицинское заключение, где было написано об иммунологической несовместимости при зачатии. Оказалось, что ее иммунная система вырабатывает антитела, которые уничтожают сперматозоиды мужа. «У вас аллергия на сперму мужа»  - так изящно выразилась дама, проводившая анализ. Это была какая-то особо изощренная шутка Судьбы: единственный мужчина, которого Алла хотела, не мог сделать ей ребенка! Аллочка заключение выкинула и ничего не сказала ни Селезневу, ни матери, которая без конца доставала дочку советами, предлагая посетить очередного шарлатана, излечивающего все на свете то ли наложением рук, то ли заговоренной водой.
        В голове у Аллочки стал складываться план действий, который, правда, требовал некоторого самопожертвования с ее стороны, потому что мысль о сексе с посторонним мужчиной вызывала у нее сильнейшее внутреннее сопротивление и физическое отвращение. Алла мечтала о любви нежной и романтической, но у мужчин, включая собственного мужа, вызывала мысли и эмоции исключительно грубого сексуального плана. На рубеже своего тридцатилетия Аллочка была чудо как хороша: она слегка располнела, став еще более женственной и соблазнительной, а длинные золотистые волосы, прозрачные голубые глаза, чистая бледная кожа, плавная медлительность движений и задумчивая томность взгляда делали ее похожей на какую-нибудь Ундину или Лорелею.
        Но теперь, когда Алла решилась претворить свой план в жизнь, томности во взгляде поубавилось: она придирчиво рассматривала потенциальных кандидатов в отцы ее ребенку, выбирая того, кто будет вызывать наименьшее отвращение. К тому же надо было хорошо рассчитать время и подгадать к приезду мужа, чтобы у того не возникло и тени сомнения. В результате все получилось совсем не так, как Алла планировала.
        Давняя подруга матери праздновала юбилей. Она была любительницей загородной жизни, поэтому пригласила всех к себе на академическую дачу. Дом был огромный, участок еще больше. Погода, к счастью, выдалась солнечная, поэтому хозяева затеяли делать шашлыки на природе. Аллочке надоела шумная компания, и она решила уединиться в доме, где была богатая библиотека. Там она и столкнулась с младшим сыном хозяйки, восемнадцатилетним Стасиком. Алла помнила его еще мальчишкой, а теперь это был верзила под два метра  - баскетболист, кандидат в мастера спорта. Приезжая летом, Алла имела возможность вволю любоваться его атлетическим телом, которое Стасик охотно демонстрировал, расхаживая в одних трусах.
        И пока остальная часть компании роилась вокруг шашлыков, Аллочка успела сделать Стасика мужчиной, приятно поразившись тому обстоятельству, что он каким-то чудом сумел приберечь для нее свою невинность. Ночью она сама пришла к Стасику в комнату, чтобы уж все получилось наверняка. Да и сам процесс оказался совсем не таким противным, как ей представлялось: неожиданно Аллочке понравилось доминировать в паре. Опыта у нее было несравнимо больше, не говоря уж о теоретической подготовке. А через неделю она поехала в Долгореченск, не дожидаясь визита мужа,  - взяла и напросилась, сказав, что соскучилась. Николай не слишком удивился, потому что Аллочка пару раз так уже делала. Когда Николай ошарашил ее заявлением на опекунство, Алла еще точно не знала, сработал ее план или нет, а теперь сомнений уже не осталось.
        Вернувшись к себе, Алла рассказала матери сначала о беременности, потом об Илюше. Антонина Михайловна радостно раскудахталась, уверенная, что Аллочке помог найденный ею знахарь:
        - И что бы ты без матери делала? Я же говорила, что Аскольд непременно поможет. Его и Аглая Семеновна очень хвалила, и Нина Петровна.
        Потом до нее дошла новость про Илюшу. Но только Антонина Михайловна открыла рот, чтобы начать возмущаться, как Алла строго произнесла:
        - Мама, мы должны считать, что это сын его друга. Поняла? И если ты начнешь выступать, Николай со мной разведется. Ты этого хочешь? А если ты попробуешь привлечь дядю Петю, то я от тебя уйду. Одна останешься. Хватит, вы с отцом и дядей Петей уже столько наворотили, что не разгрести.
        Антонина Михайловна растерянно смотрела на дочь, потом нерешительно всхлипнула, но Аллу это не впечатлило:
        - Так ты сможешь держать язык за зубами? Никому ни слова: ни своим подругам, ни Селезневым. А особенно дяде Пете.
        Антонина уныло кивнула. А Николай, приехав в Долгореченск, поговорил с Дарьей. Она выслушала его историю, усмехнулась и спросила:
        - Значит, говоришь, сын друга?
        - Да,  - твердо ответил Коля, глядя ей в глаза.  - А если у тебя есть какие-то соображения по этому поводу, то держи их при себе.
        - Как скажешь.
        - Даша, ты знаешь  - я очень нежно к тебе отношусь! Но ты же видишь, что ситуация изменилась. Придется как-то по-другому устраивать быт. Двое детей, шутка ли! Я перееду в Москву, так что, сама понимаешь, времени у меня ни на что не будет.
        - Значит, мы расстаемся?
        - Даша, я не могу больше так с тобой поступать! Ты молодая, красивая, способная, тебе надо собственную жизнь налаживать, а не за меня цепляться. Поверь, мне все это крайне тяжело, но что делать! Я сам плохо понимаю, как смогу без тебя.
        - Во-первых: когда это я за тебя цеплялась? Во-вторых, я сама буду решать, что мне делать. И в-третьих: я нужна тебе? Не как любовница  - ты себе сотню найдешь, если захочешь. Как человек, как друг?
        - Да.
        - Ну вот, что и требовалось доказать. Давай жить, как получается. Но знай, что я всегда на твоей стороне, что бы ни случилось.
        Эту ночь с субботы на воскресенье они провели вместе. Утром Николай, забрав необходимые вещи, уехал в Москву, а Даша медленно побрела домой  - пешком через весь город. Она шла и плакала, спрятавшись под зонтом от затяжного осеннего дождя. А через пару дней взяла и перекрасилась, став из шатенки яркой блондинкой: новая жизнь  - новый образ. В понедельник, войдя к себе в «предбанник», Николай не сразу узнал свою секретаршу, а потом с облегчением рассмеялся:
        - Поразила меня в самое сердце! А я уж решил, что ты уволилась, а это кто-то новый.
        - Не дождешься.
        - Почему вдруг такой цвет?
        - Джентльмены предпочитают блондинок, не знал?
        - Ты мне и шатенкой нравилась. Или что  - будешь искать нового… джентльмена?
        Увидев выражение лица Даши, Николай шагнул к ней, быстро обнял и прошептал:
        - Прости! Прости меня, дорогая! Но я ничего не могу изменить.
        - Да ладно,  - сказала Даша, поправляя осветленные локоны.  - Не переживай. Будем жить, как получается.
        Еще раз она заплакала, впервые увидев Илюшу  - Николай года через полтора решился их познакомить. Мальчик был так похож на Николая, что Дарья окончательно утвердилась в мысли о его отцовстве. Ничего толком не зная о прошлом Селезнева, она тем не менее почти угадала историю его первой любви. Даша легко поладила с мальчиком, и они порой даже ездили куда-нибудь втроем во время каникул  - то в Ленинград, а то и в Симеиз. Потом Даша долго приходила в себя, постепенно возвращаясь к суровой действительности: сказка о счастливой семье кончалась быстро. Она ни разу не упрекнула Николая, потому что сама выбрала такую жизнь  - Даша была из породы однолюбов.
        Что думал обо всем этом Илюша, Дарья не знала, но, по словам Николая, мальчик ни разу не проговорился ни бабушке с дедушкой, ни тем более Алле, с которой у него были непростые отношения. Чуткое сердечко Илюши знало, что Алла его только терпит, притворяясь ласковой и внимательной. Селезневы так и продолжали жить на два дома  - вернее, на три, если считать и Долгореченск. Аллочка обитала у матери, Николай с Илюшей  - тремя этажами выше. В положенный срок родилась девочка Дианочка, и Николай растрогался, увидев крошку, хотя и поморщился, услышав выбранное Аллой имя. Все умилялись малышке, которая, подрастая, становилась все милей и прелестней, Илюша обожал маленькую принцессу, и только Нонна Сергеевна присматривалась к девочке, ища следы сходства с сыном: она ни в какие чудеса не верила.
        Сначала Илюша называл Николая «дядя Коля», но потом, когда стал усиленно заниматься английским, придумал обращаться к нему dad, daddy  - и Николаю это понравилось. Все свободное время он отдавал сыну, хотя чувствовал, что Алла обижается. Но Коля никак не мог воспринимать дочку всерьез: любовался, играл с ней, как с котенком, покупал подарки, но сердце его было отдано Илюше. Шли годы, Николай стал директором завода, потом владельцем, вовремя проведя приватизацию. Владения его росли, капиталы множились. Старики постепенно уходили: сначала рак сожрал Алексея Павловича, за ним довольно скоро отправилась и Нонна Сергеевна. Дольше всех держалась Антонина Михайловна, становясь все более странной и невыносимой, так что в конце концов ей наняли сиделку. Николай построил дом недалеко от Долгореченска, куда переселил всех  - кроме полоумной тещи, конечно. Илья окончил школу и был отправлен завершать образование в Лондон. Николай продолжал поддерживать отношения с Дарьей, не подозревая, что у жены тоже есть парочка молодых любовников. Селезнев не мог и предположить, что Алла на такое способна: она и с ним-то
спала словно через силу. Но чтобы сонная Аллочка сама проявила инициативу, в это он поверить не мог. Открылось все случайно: Николай неожиданно приехал по делам в Москву и зашел на старую квартиру, которую они не стали продавать или сдавать. Там и обнаружилась Аллочка в постели с юным красавцем. Николай посмотрел, хмыкнул и сказал:
        - Извините, что помешал. Я вернусь вечером, переночую здесь.
        Вечером Аллы там уже не было. Они ни слова не сказали друг другу про этот инцидент, но с тех пор Аллочка стала предупреждать мужа о своих поездках в Москву, а Николай тут же сделал экспертизу на отцовство, которая подтвердила, что Диана не его дочь. Он и об этом ничего не сказал Алле. Объявляя о помолвке Ильи и Дианы, он с усмешкой взглянул жене прямо в глаза. Она промолчала: а что скажешь, все и так понятно. Но потом все-таки спросила:
        - Коля, зачем ты это затеял?
        - А что тебе не нравится? Илья обожает твою Диану.
        - Конечно, Илья всегда на первом месте!
        - А ты как хотела?
        - Дианочка его не любит.
        - А это имеет значение?
        «Я тебя ненавижу»,  - подумала Алла.
        Так они и жили  - в горе и радости, в любви и ненависти, в праздности и занятости, в богатстве и видимом благополучии, пока внезапный разрыв аневризмы не прервал жизнь Николая Алексеевича Селезнева прямо в разгар рабочего дня. В этот момент рядом с ним оказались именно те люди, которых он любил больше всего: Илья и Даша. Последнее, что видел Николай, были серые глаза Иринушки, смотрящие на него с нежностью. «Ты простила меня?»  - хотел спросить он и не смог. Ирина улыбнулась, взяла Колю за руку и повела за собой  - прямо в слепящий свет Небытия.
        Часть третья. Noblesse oblige[Noblesse oblige  - французский фразеологизм, буквально означающий «благородное (дворянское) происхождение обязывает». Переносный смысл  - «честь обязывает» или «положение обязывает»  - власть и престиж накладывают известную ответственность.]
        Глава 1. Страсти семейные и офисные
        Лина стояла перед зеркалом и пыталась понять, все ли хорошо в ее наряде, но отражение расплывалось, словно вместо ровного стекла в раме плескалась вода. Наконец ей удалось сфокусировать взгляд: короткое платье из плотного серебристо-зеленого шелка сидело отлично, несмотря на сложный покрой, туфли нигде не жали, чулки не морщили. Волосы гладко зачесаны и уложены в низкий узел, заколотый затейливыми шпильками. Идеально! Никогда еще Лина не чувствовала себя такой красивой, элегантной и стройной. И никогда так не переживала, как в этот безумный месяц, прошедший после свадьбы Долли,  - оттого и похудела на целых пять килограммов. Первый день их совместного с Ильей существования  - день, когда Илья явился домой во втором часу ночи, совершенно выбил Лину из колеи, да еще мама все время подливала масла в огонь, причитая, что этот брак ненадолго: «Попомни мои слова  - наиграется и разведется. Где он  - и где мы? Ох, хорош кусок, да не на наш роток!» Отец благоразумно помалкивал. Один Павлик был счастлив: Илья сразу сумел войти к нему в доверие, а пентхаус с бассейном произвел на мальчика неизгладимое
впечатление…
        В зеркале появилось отражение неслышно подошедшего Ильи  - он ловко надел Лине низку бриллиантов, застегнул и поцеловал шею под застежкой. Лина потрогала сверкающие камни и нервно улыбнулась. Потом повернулась к Илье и заглянула ему в глаза.
        - Что такое?  - спросил Илья.  - Невеста волнуется?
        - Ты думаешь, мы правильно поступаем?
        - В смысле  - женимся?
        - Да. Ты уверен, что тебе нужна именно я? Вдруг ты думаешь, что обязан жениться, раз мы переспали?
        - Я думаю, что ты обязана выйти за меня замуж, раз соблазнила.
        Тут выражение лица у Лины стало совсем уж несчастным.
        - Так в этом все дело?  - догадался Илья.  - Ну да, я же не ухаживал за тобой! Не размахивал мечом, не скакал на белом коне, не победил дракона, да? Неужели так важно, кто именно сделал первый шаг?
        - Наверно, ты прав…
        - Утешься, на самом деле первый шаг сделал именно я.
        - Когда это?
        - Когда принял тебя на работу.
        Лина с изумлением уставилась на Илью:
        - Ты что, именно поэтому меня взял?
        - Конечно. Резюме у тебя было так себе, опыта работы мало. Но после лифта я только и думал, как бы тебя заполучить. А когда увидел, что ты прицепила на косу прищепку, понял, что ты должна быть моей женой.
        - Какую еще прищепку?
        - Забыла? Зажим канцелярский. Черный, металлический. Правда, я не сразу заметил  - все на твою задницу пялился.
        И он с удовольствием провел рукой по бедрам Лины, обтянутым скользким шелком.
        - Но почему ты этого не показывал?  - растерянно спросила Лина.  - Я понять не могла, как ты ко мне относишься! Или это такой специальный план?
        - Да никакого плана. Просто я не был уверен, что смогу тебе понравиться. Сам по себе.
        - Что это значит  - сам по себе?
        - Ну-у…
        - А, это снова о том, что ты без Старика и его денег полный ноль? Вот не думала, что ты так комплексуешь из-за своих миллионов!
        - Понимаешь, я до сих пор не привык, что они мои. Я вообще-то и так неплохо жил, прилично зарабатывал. Мне хватало.
        - А кем ты был, пока не стал хозяином жизни?
        - Кризисным менеджером. Вернее, антикризисным. Что-то вроде наладчика, только налаживал я не станки, а целые производства. Меня даже переманить пытались от Старика! И вдруг все эти игрушки, которые я налаживал, стали моими собственными.
        - Но сейчас-то ты знаешь, почему они твои, правда? Ты же их не украл! Тебе оставил наследство отец. Твой родной отец!
        - От этого не легче. Если бы я сам заработал…
        - Ничего, у тебя все впереди. Илья, мне наплевать на миллионы! Хотя, конечно, с ними гораздо удобнее. А кстати, сколько их?
        Илья усмехнулся и сказал Лине на ухо несколько слов.
        - Иди ты! Нет, правда, что ли?  - воскликнула Лина неожиданным басом. Илья рассмеялся:
        - Оценила масштабы?
        - Да я столько даже представить не могу! И правда, занервничаешь. Но если богатство тебя так напрягает, отдай на благотворительность, да и дело с концом. И я как раз хотела попросить, чтобы ты не покупал мне больше таких дорогих штук,  - Лина взялась рукой за бриллиантовое колье.  - Не надо наряжать меня, как елку. Это не мое, понимаешь? Я не привыкла, да и носить не умею. Я над кольцом-то трясусь  - не потерять бы. Мне на самом деле нужен только ты, а не эти цацки.
        - Я понял. Но вообще-то цацки застрахованы, так что можешь спокойно терять.
        - Точно, мы из разных миров, как мама говорит. Мне это и в голову не пришло  - про страховку.
        - Из разных миров… Мы создадим свой собственный мир. Для нас с тобой, для Павлика. Для наших будущих детей. Согласна?
        - Но мы так плохо друг друга знаем…
        - Послушай, мы с бывшей женой все друг про друга знали, выросли вместе. И что вышло? Ничего хорошего. А мы с тобой будем узнавать постепенно, так даже интереснее. Все время какие-нибудь открытия. Это ж здорово! Перестань уже во мне сомневаться  - я-то уверен. На все сто процентов.
        - И что я, в самом-то деле? Все, давай уже пойдем и поженимся.
        - Обожаю, когда ты принимаешься командовать,  - сказал Илья и очень серьезно продолжил, глядя Лине в глаза:  - Помнишь  - тогда, в гостинице? Я сказал, что ты узнала мою самую страшную тайну. Так я не шутил. Мне нравится тебе подчиняться. Особенно в постели. Понимаешь?
        - Я заметила,  - прошептала Лина в ответ.  - Но думала, что мне кажется.
        - Не кажется.
        - Тогда идем, подкаблучник! Где мой букет?
        Лина решительно взяла Илью за руку и повела к выходу, не заметив, как по его лицу скользнула легкая улыбка. Как ловко он перевел стрелки на себя и прекратил страдания Лины перед свадьбой. И как лихо она распорядилась его миллионами: отдай на благотворительность! Может, и правда учредить какой-нибудь благотворительный фонд? Помогать детям-сиротам, например? Надо подумать. Илья вдруг окончательно осознал, что он полный хозяин всем капиталам: отчитываться-то не перед кем. Если только перед Линой.
        Узнав, как сильно Лина в него влюблена, Илья забыл все свои прошлые терзания и просто наслаждался жизнью. Особенно его радовал будущий медовый месяц, который они решили провести в Европе: Илья предвкушал, как будет показывать неискушенной Лине Париж, представлял ее в Лувре, на Эйфелевой башне, в казино, модном бутике или ресторане  - какие комментарии его ждали, какие вопросы! Правда, на все эти удовольствия Илья мог потратить не больше недели, пообещав Лине непременное продолжение, уже вместе с Павликом. Свадьбу они отпраздновали в ресторане, но скромно: присутствовали только родители Лины, Павлик и Долли с Пахомычем, а потом молодые сразу уехали в Париж. Ольга Петровна и тут не преминула поворчать:
        - Вот, видишь?  - сказала она мужу.  - Илья нас стесняется. Нет, не о такой свадьбе я мечтала для дочери, не о такой! Ну, что это: гостей два с половиной человека!
        - А ты, небось, хотела на весь Ясногорск свадьбу забабахать?
        - Конечно! Первый раз не успели, хоть сейчас бы погуляли.
        Ольга Петровна всхлипнула. Аркадий Сергеевич только вздохнул. В отличие от жены он знал гораздо больше об обстоятельствах появления на свет Павлика. Нет, дочь и ему ничего не рассказывала. Но у него были зоркие глаза и хороший слух. Так что правду он знал. И помалкивал. Зачем ворошить прошлое? Это дело дочери, пусть она и думает, рассказывать мужу или нет.
        - Да ладно тебе, мать,  - сказал Аркадий Сергеевич.  - Теперь у дочки новая жизнь начнется. Видишь, сразу в Париж повез! А бриллианты какие подарил, заметила?
        - Ой, роскошные! Сколько ж такие стоят, как ты думаешь?
        - Мильён, не меньше.
        - Да ну тебя! Все шуточки на уме. Скажет тоже  - мильён…
        На работе Лина никому ничего не говорила, но к их возвращению вся приемная утопала в цветах. Званцев нахмурился, Лина чмокнула его в нос и заявила:
        - Если ты кого-нибудь за это уволишь, я с тобой разведусь.
        - Я тебе разведусь!  - сурово сказал Илья и удалился в кабинет, где чуть не полчаса просидел, ничего не делая: рассеянно глядел в пространство и улыбался, вспоминая прошедшие события и мечтая о будущем. Он, может, и до вечера витал бы в облаках, но тут неожиданно заявилась Долли, которая решила посмотреть, как тут без нее вертятся офисные колесики, и разведать обстановку на семейном фронте Званцевых.
        - Мне тебя не хватает,  - сказал Илья.  - Может, вернешься?
        - Я тоже скучаю, мальчик! Но не вернусь. Я рада, что у вас с Линой все получилось.
        - Признайся, это ты подстроила?
        - Честное пионерское, не я. Это судьба, не иначе. Я почему-то в последний момент пригласила ее на собеседование, а потом пригляделась и подумала, что она как раз для тебя: сильная, добрая, смелая, с хорошим чувством юмора. Настоящая. Такая хранительница очага, знаешь?
        - А я слабый?
        - Нет. Ты тоже сильный, но почему-то постоянно в этом сомневаешься. Мне показалось, что она поможет тебе примириться с собой. Полюбить себя.
        - Интересно. Я подумаю над этим,  - Илья помолчал, потом спросил, опустив голову:  - Ты знала, что я сын Старика?
        Долли вздохнула, с состраданием глядя на Илью:
        - Раскопал все-таки! Нет, не знала. Но догадывалась. И как ты теперь себя чувствуешь? Увереннее?
        - Пока не понял. Я совсем недавно это выяснил. Мир слегка перевернулся, честно говоря. Теперь привыкаю. А то, что Диана не от Селезнева, ты знала?
        - Да. Это он мне рассказал.
        - Почему он на тебе так и не женился?
        - Сначала сохранял семью ради детей. А когда узнал про Диану… Ну, тогда у нас с ним уже совсем другие отношения были. Я сильно его любила. Всегда. Но видела, что не получается ничего, и предпочла остаться его другом. Знаешь, я ведь никогда не была одна. И замуж раза три звали, но я не рвалась. Да и какой муж выдержал бы соперничество со Стариком? Я ж пропадала на работе. Видно, моя роль по жизни  - боевая подруга.
        - И как тебе нынешняя семейная жизнь?
        - Нормально. В моем возрасте уже никаких особенных страстей не хочется, был бы покой, и ладно.
        - Это тебе-то не хочется страстей? Никогда не поверю.
        Долли рассмеялась:
        - У нас теперь лыжные страсти! Мой Пахомыч хочет трассу построить с искусственным оснежением и трамплином  - представляешь? На десять километров! Ну, и соответствующую инфраструктуру вокруг. Так что пришлось и мне лыжи освоить. Не знаю, правда, надолго ли его хватит. Помнишь эпопею с борзыми?
        Илья усмехнулся, вспомнив, как Пахомыч завел питомник русской борзой, а заодно и конюшню. Года три он развлекался, разъезжая по окрестным полям верхом на вороном жеребце в окружении своры борзых, наряженный в красный камзол и белые лосины, но потом ему надоело. Нет, и конюшня, и питомник продолжали процветать, принося Пахомычу немалый доход, но сам он уже редко появлялся в собачьем царстве. Илья предвидел, что Долли в браке с Пахомычем ожидает множество сюрпризов. Он с нежностью смотрел на нее  - похудела, помолодела. В общем, расцвела. Только жаль, что поздно пришло к ней это счастье.
        - А ты не жалеешь, что детей так и не завела?  - спросил он, не подумав, и виновато покосился на Долли.  - Прости!
        - У меня есть ты,  - ответила Долли, улыбнувшись.  - А теперь и Лина с Павликом. Надеюсь, вы на этом не остановитесь.
        Илья встал и обнял ее:
        - Спасибо тебе за все, мама Долли! Можно, я наконец так тебя назову? Всю жизнь мечтал.
        - Мальчик мой! Ты только не плачь, а то и я зареву, а у меня тушь потечет. Она вроде как водостойкая, но…
        Потом Долли еще поболтала с Линой в приемной и даже дала полезный совет, порекомендовав взять в секретарши одну из тех девиц, что вместе с Линой проходили собеседование:
        - На твоем месте я бы ушла в жены!  - сказала Долли.  - Ты хорошо с ним управляешься, но если будешь все время маячить перед глазами, он скоро привыкнет. А мужиков удивлять надо, в напряжении держать, чтобы не закисали. Понимаешь? И не бойся новой секретарши  - Илья не из тех, кто ходит налево, я его хорошо знаю. Если все-таки опасаешься, возьми ту брюнетку. Помнишь ее?
        - Не особенно. Я сильно волновалась, никого не запомнила. А почему она не опасна?
        - Потому что она заведет роман скорее с тобой, чем со Званцевым.
        - Да вы что! И как вы это поняли?
        - Милая, это было видно невооруженным взглядом. И характер у нее  - ого-го! Будут собачиться с Ильей, пар спускать. Ему полезно.
        - Какая ж вы интриганка, Долли!
        - Интрига  - двигатель прогресса. Скажи, чтобы ее разыскали и переманили, если уже занята. Это идеальный вариант.
        Брюнетку звали совершенно неподходящим именем  - Настя, и Лина долго приглядывалась к ней, пытаясь увидеть то, что Долли заметила своим «невооруженным взглядом», но так ничего и не поняла, решив поверить Долли на слово. А Настя в свою очередь приглядывалась к Лине, потом не выдержала и спросила:
        - Ведь это вы были тогда на собеседовании, да? Прибежали в последний момент? И почему вдруг увольняетесь? Или вас так быстро повысили? Всего-то несколько месяцев прошло!
        - Можно сказать, что повысили,  - улыбнулась Лина.  - Мы с Ильей Константиновичем недавно поженились.
        - Понятно,  - протянула Настя, оценивающе разглядывая Лину.
        - Илья Константинович очень требовательный начальник,  - продолжила Лина свой инструктаж, невольно принимая тон Долли, которой неосознанно подражала.  - Очень ценит пунктуальность и добросовестность. Но характер у него тяжелый, так что, если возникнут какие-то проблемы, обращайтесь ко мне, я постараюсь уладить.
        Настя слушала, кивала, а сама думала: «Надо же, как быстро охомутала босса! А ведь деревня деревней. Ворвалась тогда, как ломовая лошадь. Ну и вкус у этих мужиков». В общем, если Лина, наслушавшись Долли, и опасалась, что Настя проявит к ней какое-то особенное внимание, то опасения были напрасны  - Насте нравились совсем другие девушки. У Ильи при виде Насти вытянулось лицо:
        - Ты что это придумала? Зачем мне такая змея в приемной?  - сердито выговаривал он Лине.
        - Это не я придумала, а Долли,  - спокойно отвечала Лина, внутренне потешаясь.
        - Долли?  - упавшим голосом переспросил Илья.  - Значит, вы обе смерти моей хотите?
        - Никто твоей смерти не хочет, успокойся. Настя никакая не змея, она вполне симпатичная девушка.
        - Только не на мой вкус!
        - Вот и хорошо.
        - Ах, вот в чем дело?
        - Конечно.
        Лина и сама поняла, что невозможно совмещать обязанности секретаря и жены, тем более что круто изменившаяся жизнь требовала ее постоянного внимания и контроля. Все происходило одновременно: Павлика определили в школу, родители, скрепя сердце, временно переехали к Званцеву, чтобы присматривать за внуком  - «Только на зиму!», как уверяла их Лина. Параллельно они с Ильей подыскивали новый дом для всей семьи, надеясь уговорить стариков, а когда нашли, именно Лине пришлось следить за доделкой и обустройством. Отец не очень хотел расставаться с Ясногорском, но Ольга Петровна неожиданно стала на сторону молодых и поддержала идею Ильи о переезде в коттедж недалеко от Москвы:
        - Хватит с меня,  - заявила она.  - Провались он, этот сад-огород! Хочу в гамаке валяться и цветочки нюхать.
        - Ну да, цветы сами вырастут!  - ворчал Аркадий Сергеевич.
        - Илья садовника наймет.
        - Садовника! И лакеев в придачу!
        - Ну, и чем плохо? Будут тебе, как барину, стопочку на блюде подносить.
        Ольга Петровна потихоньку обрабатывала мужа, который сначала тоже относился к зятю настороженно. Но когда Илья свозил тестя на выставку ретроавтомобилей и пообещал устроить для него мастерскую, Аркадий Сергеевич смягчился: он уже который год доводил до ума случайно доставшийся ему в удручающем состоянии «ЗИС-101».
        Родители время от времени наезжали в родной город  - проверить дом, забрать очередные припасы и необходимые вещи, повидаться с друзьями. Аркадий Сергеевич больше помалкивал, но Ольга Петровна не удержалась и похвасталась перед подругами счастьем дочери, а уж Павлика было не удержать  - он с горящими глазами рассказывал приятелям о двухэтажных хоромах с бассейном на сорок шестом этаже. Приятели не слишком верили, но стоящий у калитки оранжевый «Хаммер» их впечатлил. Илья все-таки купил жене машину мечты, хотя манера вождения Лины ему категорически не нравилась. «Вот кто бы говорил!»  - сердилась Лина, но послушно отзванивалась мужу после каждой поездки.
        А сам Званцев, испытывая невиданный прилив энергии и энтузиазма, собрался совершить «царский выезд», как сказала бы Долли, и посетить свои предприятия. Это следовало сделать давно, но Илья был слишком занят переживаниями. Кое-где он бывал и раньше, но совершенно в другом статусе, и теперь всячески отбивался от службы безопасности, которая собиралась обставить поездку приличествующими случаю атрибутами: частный самолет, лимузины, постоянная охрана. Начальника службы безопасности Званцев довел до белого каления, и тот, выскочив в приемную после очередной попытки утвердить план мероприятий, воззвал к Лине, собиравшейся сопровождать мужа в поездке:
        - Виталина Аркадьевна, ну хоть вы ему скажите!
        - Скажу обязательно.
        - Вы же понимаете, что он не может просто взять и полететь эконом-классом!
        - Не может.
        - А если что случится, не дай бог?
        - Ничего не случится.
        - В общем, на вас вся надежда.
        Лина, посмеиваясь, пошла к мужу, который самозабвенно злился, расхаживая по балкону.
        - Привет!  - сказала Лина, поймав его за рукав.
        - Уже виделись.
        - Ой-ой-ой! На меня-то зачем злиться?
        - Я не на тебя,  - Илья невольно улыбнулся, глядя на Лину, которая скорчила ему рожицу.
        - Вот так-то лучше,  - и Лина с чувством поцеловала мужа.  - А вообще мне нравится, когда ты злой. У тебя глаза делаются совершенно синие! А так серые.
        - Господи, Лина! И как я жил без тебя?
        - Даже не знаю.
        - Скажи, ведь ты на самом деле никогда меня не боялась, правда?
        - Правда. Я боялась тебя огорчить, боялась тебе не понравиться, а тебя самого  - никогда.
        - Я рад.
        - Послушаешь, что я скажу?
        - Говори,  - обреченно вздохнул Илья.
        - Я знаю, ты любишь все делать сам и ненавидишь, когда тебя опекают. Но дай возможность службе безопасности выполнять свою работу, хорошо? Они за это деньги получают, и немаленькие. И нам с тобой будет гораздо проще  - ничего организовывать не придется. Только представь все эти дорожные заморочки!
        - Да я понимаю,  - уныло произнес Илья.  - Но мне неловко. Что я буду, как дурак, ходить с охраной? Это просто смешно.
        - Не как дурак, а как король. Тебе напомнить, сколько ты стоишь? Noblesse oblige, сам понимаешь.
        - Какие слова она знает, вы подумайте!
        - Мы, конечно, ваших Гарвардов не кончали, но тоже не без образования.
        - В Гарварде я как раз и не учился. Это в США, чтоб ты знала. Я окончил London School of Business and Finance.
        - Тем более должен понимать. Илюш, пусть служба безопасности разработает маршрут, а в Северотурьинске и Келыме мы охрану отпустим, будем сами по себе. Возьмем только Макса Кузнецова. Он там был, все знает. Его помощь пригодится.
        - Уговорила. Только проконтролируй этих гавриков, ладно? Чтобы без лишнего пафоса, а то я их знаю.
        - Я скажу Насте, она проконтролирует.
        - При чем тут вообще Настя?!
        - Настя твой секретарь, забыл? Она, кстати, тоже едет. Будет там твое расписание согласовывать.
        - Я не хочу, чтобы она ехала.
        - Но ты же сам настаивал, чтобы я уволилась!
        - Я передумал.
        - Передумал?
        - Да.
        - Хорошо, сейчас скажу, что в ее услугах больше не нуждаются.
        Лина с ласковой усмешкой смотрела на сердитого Илью, и он вдруг забыл, из-за чего, собственно, злится.
        - Ну вот, другое дело,  - сказала Лина.  - А то не хочу, не буду, всех уволю! Младшая группа детского сада.
        - Эх, никто меня не слушается, даже родная жена,  - жалобно пробормотал Илья, обнимая Лину.  - Может, мне тоже уволиться?
        - Очень смешно. Милый, не надо так переживать. Мы еще не уехали, а ты уже весь извелся. Можем не заезжать в Келым и Северотурьинск, отложим до другого раза.
        - Да какой другой раз! Надо сейчас, а то я никогда не успокоюсь. А нельзя сразу в Северотурьинск?
        - Нет прямых авиарейсов.
        - Тогда так: летим в Екатеринбург, оттуда в Северотурьинск и Келым. Потом все остальное.
        - Илюш, на эту поездку дня два уйдет, концы-то какие! Придется ночевать в Северотурьинске.
        - Переночуем. Есть же там какие-то гостиницы?
        - Наверняка.
        Макс Кузнецов, узнав, что летит с боссом в Екатеринбург, только кивнул. Он вообще вел себя с Линой как-то странно, и она недоумевала: вроде бы они успели подружиться, и вдруг такая неожиданная холодность. Макс, конечно, поздравил ее с замужеством и даже цветочек подарил, но больше не улыбался и шуточек дурацких не отпускал. Лина решила, что Макс просто никак не приладится к ее новому статусу  - она и сама-то еще не привыкла.
        А перед отъездом случилось происшествие, которое заставило Лину задуматься: в самый разгар сборов раздался телефонный звонок. Она откликнулась, хотя номер высветился незнакомый. В трубке сначала молчали, и Лина несколько раз раздраженно проговорила:
        - Алло! Я слушаю? Кто это? Говорите!
        Наконец глухой голос медленно процедил:
        - Здравствуй, дорогая! Не забыла меня?
        Лина нахмурилась:
        - Чего тебе надо?
        - Поговорить.
        - Нам с тобой не о чем разговаривать.
        - Найдется. Да ладно, сто лет не видались!
        - И еще сто лет не увидимся. Не звони мне больше.
        Лина отключилась, постояла, рассеянно постукивая мобильником по руке, и снова принялась укладывать вещи в чемодан. Как не вовремя! И ведь теперь не отстанет. Лина собиралась все рассказать Илье, но не сейчас, когда он сам в расстроенных чувствах из-за обрушившегося на него прошлого. Потом, когда они вернутся из поездки! Потом.
        Глава 2. Шанежки
        Из Екатеринбурга они выехали в пять утра. Лина предполагала, что Званцев хочет уложиться в один день, и знала, что ничего не выйдет, но помалкивала. Они сразу направились в Келым, только заселились в северотурьинскую гостиницу, звучно именовавшуюся «Прометеем», где и позавтракали.
        - Теперь я поведу,  - решительно сказал Илья, оттеснив Макса. Тот обернулся к Лине, но она махнула рукой и шепнула Максу:
        - Да пусть ведет! Ему надо чем-то занять себя. А ты будешь штурманом.
        Илья так резво наддал ходу, что Макс только крякнул, а Лина сказала:
        - Званцев, ты не на ралли Париж  - Дакар, уймись.
        Да, на Дакар это было мало похоже, тем более на Париж: по обе стороны узкого двухполосного шоссе зеленой стеной стояла тайга  - кедры и ели, слегка разбавленные лиственницами и березами, а иногда в просвете вдруг показывался горный отрог. Через какое-то время у всех стали названивать телефоны: Макс пару раз сбросил звонок, потом написал несколько SMS. Илья спросил:
        - Какие-то проблемы?
        - Да это из дома. Просил же не дергать меня, так нет!
        Званцев съехал на обочину и заглушил мотор:
        - Идите, поговорите. А я передохну.
        - Спасибо!
        Макс вылез из машины и схватился за мобильник, Илья с Линой смотрели, как он жестикулирует и что-то кричит в трубку.
        - У них дочка замуж собралась,  - сказала Лина.  - А ей всего двадцать, и парень какой-то не сильно подходящий.
        - Они так рано поженились? Раз дочери уже двадцать?
        - Это его падчерица. Еще дочка есть, той десять, кажется. У Макса жена на восемь лет старше, представляешь? Но никогда не подумаешь. Я их раз видела вместе. Лия такая красивая! На Одри Хепберн похожа. Макс ее обожает[4 - История Макса и Лии рассказана в новелле «Лия Сергеевна» (сборник «Индейское лето»), эти персонажи также действуют в романе «Только ты одна».]. Так что зря ты меня к нему ревновал. Между прочим, Макс первый заметил, что ты в меня влюблен!
        - Ишь ты, глазастый какой.
        - Глаз-алмаз!
        «Глаз-алмаз» наконец договорил и забрался обратно в машину.
        - Ну, что там?  - спросила Лина.
        - А! Сплошной дурдом. Сказал: вернусь  - разберусь. Надеюсь, пока меня нет, Анютка не успеет замуж выйти. Простите, Илья Константинович, что я гружу вас своими заботами.
        - Ничего страшного. Когда вернемся в Екатеринбург, можете сразу лететь в Москву.
        - О, спасибо!
        - И так народу в сопровождении слишком много,  - проворчал Званцев, выруливая на шоссе.  - Я бы еще кое-кого в Москву отправил.
        - Это он на Настю намекает,  - рассмеялась Лина.  - Невзлюбил!
        - А что так?  - спросил Макс.  - Вроде она ничего.
        Макс чувствовал себя неловко, хотя ему это было совершенно несвойственно. Обычно он легко вписывался в любую компанию, но тут оказался словно между двух огней: с одной стороны грозный шеф, с другой  - Лина, с которой он успел подружиться и перейти на «ты». Так что Макс старательно соблюдал политес и следил за языком, чувствуя, что Лину это забавляет. В Келым они приехали к обеду. Выбравшись из машины, Илья огляделся и пожал плечами:
        - Наверно, все сильно изменилось.
        - Еще бы,  - поддержала его Лина.  - За тридцать с лишним лет-то.
        - Кажется, тут река должна быть?
        Они постояли на берегу неширокой реки, в медленных водах которой лениво плыли отражения белых облаков  - день был как по заказу: яркий, солнечный. Но сам городок производил безрадостное впечатление, хотя тоже был ярким: красные кирпичные трехэтажные дома, белые пятиэтажки, покрашенные полосами в красный, синий и оранжевый цвета, явно новые пластиковые детские площадки, странно смотрящиеся среди зарослей сорной травы и щербатых плиточных тротуаров со сверкающими лужами после недавнего дождя. Деревьев было мало, цветов и вовсе не видно. Правда, Макс обнаружил парочку пальм, которые при ближайшем рассмотрении оказались декоративными конструкциями, увитыми светодиодными лампочками. Они возвышались около здания местной администрации рядом с флагштоками, на которых развевались флаги двух типов: российский триколор и, очевидно, местный  - сине-зеленый с золотом.
        - Что там изображено, не видишь?  - спросил Макс.
        - Я не вижу, но знаю,  - ответила Лина.  - Это золотая снежинка, а над ней бело-красная корона. Герб Келыма.
        - Корона над снежинкой? Ну, они дают! Тут сколько народу-то живет? Два с половиной человека?
        - Три тысячи пятьсот семьдесят два,  - сказала Лина.  - В прошлом году столько было, в этом еще не сосчитали, видно.
        - Откуда ты все это знаешь?
        - Я подготовилась.
        «Какая ж тут тоска-то! Хуже, чем в Ясногорске. А зимой? Брр»,  - подумала Лина, покосившись на взволнованного мужа, который безуспешно пытался оживить воспоминания своего раннего детства.
        - Ну что, пошли к Ивановым?  - сказал Званцев, собравшись с духом.
        Все волновались  - и хозяева, и гости. Ивановы жили в трехэтажном кирпичном доме, а от прежнего, деревянного, уже и следа не осталось: Миша, так и служивший участковым, забрал к себе одинокую тетку. Анне Захаровне было под восемьдесят, и видела она плохо  - долго приглядывалась к Илье, потом сказала:
        - Ох, не разберу никак… Миша, на кого он похож-то? На мамку?
        - Больше на отца, мне кажется. Глаза только от Ирины,  - ответил смущенный Миша, виновато покосившись на Званцева.  - Отец ваш приезжал к нам. Ну, вы знаете.
        - Ты-то признал меня, сыночка?  - обратилась Анна Захаровна к Илье.  - Забыл, поди, совсем?
        Илья, застывший у двери, вдруг ожил  - подошел и обнял старуху:
        - Я помню, тетя Аня. По голосу узнал. Вы и тогда мне так говорили: «сыночка»!
        - Ох, жаль ты моя! Вырос, слава богу. Как у тебя-то, все ли хорошо?
        - Все хорошо, тетя Аня! Вот жена моя, Лина.
        - И детки есть?
        - Еще не успели. А правильно я помню, что у нас кошка была? Полосатая, глаза зеленые…
        - Была, была! Мурка! Так и спал с ней в обнимку.
        - Еще шанежки помню…
        - Ну, дак сейчас и попробуешь шанежки-то! Сама уже не гожусь, а невестка знатно печет. Миша, чего к столу не зовете?
        Званцев не предполагал никаких застолий, но засиделись до вечера, еле отбившись от приглашения остаться на ночь.
        - Ну, дак не останетесь ли чё ли? Эх!  - сокрушался Миша, уже переставший смущаться, а жена потихоньку шипела ему в ухо, чтобы отстал от гостей. За руль теперь сел Макс, который стоически отказывался за столом от водки, настоянной на кедровых орехах. Впрочем, как они ни упирались, им насовали с собой и кедровки, и шанежек, и пирогов с синявками-сыроежками, и даже банку рыбки-сырка (она же пелядь) домашнего пряного посола. Илья переживал, но Лина успокоила его, сказав, что оставила хозяевам целую сумку подарков, а Макс добавил:
        - Илья Константинович, вы можете, если хотите, доброе дело для них сделать. Миша меня прижал в уголке, стал допрашивать, кто вы. Я особо не распространялся, сказал только, что у вас есть определенные возможности. Он просил поспособствовать, чтобы им больницу вернули, а то ее в Северотурьинск перевели, не наездишься.
        - Ничего себе, в Северотурьинск!  - возмутилась Лина.  - Илья, мы можем что-нибудь сделать?
        - Ну, дак сделам. Для своих-то и не сделать ли чё ли?  - ответил Илья, и Лина рассмеялась, так хорошо он изобразил местный говор.
        Она видела, что Званцев успокоился и даже доволен. Добравшись ближе к ночи до гостиницы, они хотели было разойтись по номерам, но Илья вдруг остановился:
        - Ребята, а давайте напьемся?
        Макс покосился на Лину, но она спокойно ответила:
        - Давайте! У нас в номере, да? Закуска есть. Водки мало, конечно. Что нам на троих одна бутылка  - как нет ничего. Ты тогда иди в номер, а мы с Максом прогуляемся и отоваримся. Есть же тут какие-нибудь круглосуточные магазины?
        Они разошлись, и Лина сказала Максу:
        - Пусть один побудет, в себя придет. Слушай, а чего ты такой замороженный? Илью боишься?
        - Субординация, сама понимаешь.
        - Да ладно тебе. И перестань его по отчеству называть! На службе само собой, а здесь странно звучит.
        - Как-то неловко.
        - Илья сам просил тебе сказать. Давай пока забудем о субординации? Понимаешь, у него друзей совсем нет. А вы с ним ровесники. Он вообще-то адекватный. Просто на него столько всего сразу навалилось  - приходится напрягаться.
        - Да, ему трудно, я понимаю. Старик так внезапно умер, никто не ожидал. Званцева-то при Старике и слышно не было. То есть о нем слышали, но в действии редко наблюдали. А те, кто наблюдал, долго потом в себя приходили. Старик его на все горячие точки посылал. Предприятий-то много  - и проблем много. А он приедет, вникнет  - и проблем как не бывало: половина сотрудников в обмороке, треть уволили, а машинка дальше вертится. Крутой мужик, уважаю.
        Макс взглянул на Лину, которая рассматривала бутылки на витрине винного отдела, поморщился, но выговорил:
        - Лина, я хочу у тебя прощенья попросить.
        - За что это?
        - Да такое дело, аж стыдно. Ты знаешь, я к тебе всегда хорошо относился, правда? А тут что-то заело. У вас со Званцевым так быстро все сладилось… Ну, я и подумал…
        - Что я на деньги польстилась, да?
        - Прости.
        - И не ты один, наверно, так думаешь! А мне плевать.
        - Лина, теперь я понимаю. И буду тебя защищать. Я же вижу, как сильно ты его любишь. И он тоже. Я не ожидал, честно. У Званцева такое лицо делается, когда он на тебя смотрит,  - одно умиление.
        - Да ты бы на себя посмотрел, когда жена рядом.
        - Не, я кремень! Ну что, мир?
        - На веки вечные.
        Лина чмокнула Макса в щеку, и он наконец включил свою шестисотваттную улыбку. Засиделись они далеко за полночь и утром, конечно, проспали. Лина видела, что Илья успокоился, расслабился и в детский дом идет, уже совсем не волнуясь, просто чтобы поставить завершающую точку.
        - Ничего не помню,  - сказал он Лине.  - Да и там наверняка все поменялось.
        Так и оказалось: из прежнего персонала никого не осталось, дом дважды ремонтировали и перестраивали. Лина с Ильей в сопровождении директора прошлись по пустому дому  - все восемнадцать воспитанников были на занятиях. В одной из общих комнат Илья остановился. Постоял у окна, потом присел на стул и снова посмотрел в окно:
        - Мне кажется, там елка росла…
        - Точно!  - подтвердил директор.  - Пару лет назад засохла, так что пришлось спилить.
        - Значит, это здесь было. Не могли бы вы нас оставить ненадолго? Я потом подойду к вам в кабинет, и мы поговорим о делах.
        Директор вышел, и Лина присела рядом с мужем:
        - Ты что-то вспомнил?
        - Первую встречу со Стариком. Это здесь произошло. Меня воспитательница привела, усадила. Я стал в окно смотреть  - на елке шишек много было. И тут он вошел! Показался мне великаном. Большой, сильный, добрый человек. Потом он, наверно, нагнулся ко мне, потому что его лицо приблизилось, и меня как теплой водой окатило  - такая любовь хлынула. Как я в него вцепился! Такое ощущение, что он меня до Москвы на руках нес. Мне раньше часто это снилось: я маленький у Старика на руках. Любовь и тепло. Потом мы, наверно, привыкли  - уже не так ощущалось.
        - Илюша, ты все время говоришь: «он», «Старик». Скажи уже  - «отец».
        - Отец,  - повторил Илья.  - Отец.
        И рассмеялся сквозь слезы:
        - Вот, выговорил наконец. Знаешь, я, кажется, понял, почему он мне не признался. Струсил! Он так хотел, чтобы я любил его, чтобы гордился, а тут такая история. Не понимал, что я все равно бы любил. Представляешь, ему тогда столько же лет было, сколько мне сейчас, а казался стариком: седой, морщины у глаз. Так странно, я сейчас его все время в себе вижу. Вчера вот выпивали  - я взял стакан и вдруг понял, что у меня отцовские руки. Пальцы, ногти  - точно как у него! Понимаешь? И вспыльчивый я, как отец. Он такие же «выходы с оркестром» устраивал. И еще… Ты только не подумай, что хвастаюсь! Всю жизнь я думал, что слабак. Или отец так меня подавлял, не знаю. Жалко, ты его не застала. Ты бы ему понравилась.
        - Не уверена, что он бы мне понравился! Судя по тому, что ты рассказываешь. И на работе я наслушалась всякого.
        - Да, он был своеобразной личностью. Когда ушел, я неожиданно почувствовал… освобождение! Горе было непомерное, но и ощущение свободы. Словно дверь на волю открыли. Помнишь, ты спросила: «А как же твоя собственная жизнь?» Ты права, ее и не было. Дверь открылась, а я все не выходил. Продолжал жить по-старому  - по инерции. По заветам великого Старика!
        - Илюш, а как ты сам хотел бы жить?
        - Наверно, в том и проблема, что я не знаю. Мне нравилась моя работа… Пока работал на Старика! Но быть владельцем… Я на это не подписывался.
        - Ты просто не привык.
        - Ну да, за три-то года и не привык! Знаешь, Карнеги говорил: «Излишние богатства  - это священное бремя, которое накладывает на своего обладателя долг распорядиться им в течение своей жизни так, чтобы эти богатства пошли на пользу обществу». И я все время думаю об этом. Это смешно?
        - Нет! Почему смешно? Это благородно.
        - Если я что-то эдакое затею, ты меня поддержишь?
        - Конечно!
        - Говорю, и самому страшно, словно сейчас Старик мне пальцем погрозит. Мне почти сорок, а я все на папу оглядываюсь…
        - Горюшко ты мое!
        - Знаешь, у меня даже никакого подросткового бунта не случилось. Какой отрыв от семьи, ты что! Я и так все время боялся, что меня могут выкинуть за борт. Алла Георгиевна постоянно на это намекала. Иногда такое накатывало! Приехал в Лондон учиться, заселился в кампус  - у меня была студия на одного. Chancery Lane, самый центр старого Лондона, красота. Язык знаю прекрасно, никто не верит, что я русский и впервые в Англии. Я подготовился, все про Лондон знал лучше любого британца. Устроил Старику экскурсию по историческим местам. Около Тауэра какие-то немцы стали у меня дорогу спрашивать  - заблудились. Как Старик гордился, что меня приняли за лондонца! Можешь представить мое состояние  - полный восторг. Потом Старик уехал. Я впервые один, сам себе хозяин. А посреди ночи меня накрыло. Вскочил, заметался. Такой страх иррациональный, даже паника: а вдруг все это мне снится?! Лондон, Chancery Lane, студия! Вот это здание восемнадцатого века, что я вижу в окно! А на самом деле я… В детском доме. Вот здесь. Потом опомнился. Если бы не Старик, вся моя жизнь пошла бы по-другому. Да я и не выжил бы, скорее
всего.
        - Ты выжил! И я люблю тебя,  - Лин с чувством поцеловала мужа.
        - Да, выжил. И теперь-то я понимаю, что сильный. Особенно когда забываю, что я бедный несчастный мальчик, которого никто не любил. Тем более что это неправда: мама меня любила, отец, Долли, бабушка с дедом. Бабушка, правда, не слишком была сентиментальна, настоящий медик. Жесткая, практичная. Дед  - тот помягче. Жалко, рано умер. И даже Диана меня любила! Пока мы не поженились.
        - Ты знаешь, мне это так странно слушать,  - сказала Лина.  - Я всегда в тебе силу чувствовала. Ты словно работающий генератор. От тебя такие вибрации исходят, что волосы электризуются. И я на всех совещаниях бывала, наблюдала тебя в действии. Ты мгновенно принимаешь единственно верные решения, никогда не колеблешься, всегда уверен. И когда ты меня в чем-нибудь слушаешься, это так впечатляет! Мурашки по коже. Ощущение, что я льва приручила. Или тигра… Ну, что ты смеешься?
        - Я не смеюсь. Я радуюсь! Какое счастье, что мы нашли друг друга.
        - И я понимаю, что ты мне поддаешься. Это игра такая  - в подкаблучника. Потому что ты поддаешься не из-за того, что слаб, наоборот! От избытка силы. Я неправильно выразилась, что приручила тебя, как тигра. Долли когда-то сказала, что мы с тобой звери одной породы. Волки. Так и есть. Волк всегда уступает волчице, именно потому, что он сильней. А она за него горло перегрызет…
        Они сидели рядышком в пустой комнате и смотрели друг на друга с нежностью. Лина погладила мужа по щеке, а он поцеловал ее руку. Это было одно из редких мгновений необыкновенной душевной близости, когда и слов не нужно, потому что сам воздух пропитан любовью. Илья, не выдержав, несколько раз быстро поцеловал Лину, она рассмеялась:
        - Ты похож на ребенка, который дорвался до сладкого!
        - Я дорвался до любви. Кстати, ты не знаешь, почему твоя мама прониклась ко мне такими нежными чувствами? Так вокруг меня и порхает: «Илюша, Илюша!» Признайся, ты ей рассказала мою трагическую биографию?
        - Немножко рассказала. Ты сердишься?
        - Нет, конечно.
        - Илюш, а свою маму ты совсем не помнишь?  - осторожно спросила Лина.
        - Когда пытаюсь вспомнить, представляется какое-то теплое сияние, и все. Одно только…
        - Что?
        - Ты будешь смеяться.
        - Никогда.
        - Она меня знаешь как называла? Шанежка!
        - Как это мило! И нежно.
        - А теперь ты моя Шанежка.
        - А ты тогда кто?
        - Я-то? В лучшем случае  - пирожок с синявками.
        - Пойдем уже, синявка! А то директор, небось, весь извелся: дашь ты ему денег, не дашь?
        - Дам, конечно. Но я хочу все изучить получше, чтобы потом правильно помогать. А то уйдет как в песок, и детям ничего не достанется.
        Подойдя к машине, Илья вдруг повернулся к Кузнецову и протянул ему руку:
        - Макс, хочу сейчас поблагодарить тебя за эту поездку, а то потом отвлекусь и забуду. Спасибо!
        - Всегда пожалуйста,  - растерянно ответил Макс, пожимая руку боссу: он совсем забыл, как они вчера пили на брудершафт. Усевшись за руль, он подождал, потом выглянул наружу: Илья с Линой стояли, обнявшись, Званцев что-то говорил жене, а она улыбалась, потом с чувством поцеловала его в губы. Макс невольно вздохнул и подумал про свою Лию, которая ждет не дождется его возвращения. Он усмехнулся, вспомнив безумное начало их романа, когда даже кровать не выдержала напора страсти, так что пришлось покупать новую, а Лия заметила приобретение только на третий день…
        На обратной дороге Илья погрузился в рабочие проблемы, без конца названивая то в Екатеринбург, то в Москву, а Лина дремала. Высадив Званцевых у входа в отель, Макс отогнал машину на стоянку, а когда вернулся, оказалось, что Лина стоит под навесом с мобильником в руке и вид у нее крайне озабоченный.
        - Что-то случилось?  - спросил Макс, подойдя.
        Лина рассеянно на него посмотрела, потом сказала:
        - Ты когда в Москву полетишь?
        - Хотел первым рейсом, а что?
        - Я с тобой. Послушай, ты сможешь мне помочь в случае чего?
        - А именно?
        - Сама не знаю. Может, и вовсе не понадобится. Посмотрим.
        Лина направилась к лифтам, а Макс проводил ее встревоженным взглядом: странно это все! В номере стоял дым коромыслом: Званцев уже что-то диктовал Насте, его первый зам висел на телефоне, кто-то из местных ждал своей очереди, и Лина тихонько пробралась в спальню. В ресторане за ужином она спросила мужа:
        - Илюш, как думаешь, может, мне в Москву вернуться? Ты уже весь в делах, а мне особенно и заняться нечем. Дома-то полно забот! Все нормально, но проконтролировать не мешает. Отец сказал, что прораб звонил  - какие-то проблемы с водоотводом. Надо бы съездить. И у Павлика в школе опять что-то не так.
        - Да я сам хотел тебе предложить, только не знал, как ты отнесешься. Действительно, что ты будешь тут без толку маяться.
        - Хорошо, тогда я с Максом и полечу. Ты не против?
        - Прекрасно. Только… С кем я на прием-то пойду? В Челябинске?
        - С Настей.
        - Кошмар.
        - Да ладно тебе! Зато какую пищу для сплетен мы дадим, представляешь?  - И Лина с характерными журналистскими интонациями произнесла:  - Супруга миллионера Званцева, внезапно вернувшаяся в Москву из совместной с мужем поездки по Северному Уралу, была замечена в компании сотрудника службы безопасности, в то время как сам Званцев явился на устроенный мэром Челябинска прием в компании новой секретарши!
        - Лина, прекрати. Это не смешно. После развода я подобного дерьма вволю нахлебался.
        - Ой, прости, не подумала! Я не хочу, чтобы ты без меня тосковал, вот и пыталась развеселить, дура.
        - Я оценил. Но скучать все равно буду.
        - Я тоже! Но недолго же, правда? Всего-то неделя!
        Глава 3. Тайны прошлого
        Четыре дня спустя взволнованный Илья быстро шел по коридору больницы, а «свита» еле за ним поспевала. Свита состояла из медсестры, пытавшейся заставить Илью надеть белый халат; примкнувшего по дороге лечащего врача, что-то раздраженно говорящего; а также двух охранников  - местного и пришедшего со Званцевым, которые злобно косились друг на друга. Замыкала шествие Настя, всем своим обликом напоминавшая вампиршу: черные волосы и одежда, бледное лицо, кроваво-красная помада и такой же маникюр, зловещее выражение. На нее оглядывались попадавшиеся по дороге больные и медсестры. Перед дверью палаты Илья резко остановился, нацепил белый халат, который совала ему медсестра, и вошел. Лина с унылым видом сидела на кровати: одна рука на перевязи, на опухшем лице здоровенный синяк, волосы спутаны. Увидев Илью, она вскочила.
        - Что ж ты вытворяешь-то, а?  - спросил Илья дрожащим голосом и осторожно обнял жену, которая так в него и вцепилась.
        Они целую вечность простояли, обнявшись, потом Илья взял Лину за подбородок и стал рассматривать ее жалобно скривившуюся физиономию.
        - Ты вообще цела?
        - Как я вам уже говорил, у пациентки имеются многочисленные ушибы, а также трещина в лучевой кости руки,  - встрял недовольный доктор.  - Ей предписан домашний режим. Руку не напрягать, носить лучезапястный ортез, принимать обезболивающее.
        - Тогда я прямо сейчас заберу ее домой.
        В том же стремительном темпе Званцевы проследовали к машине. Для Насти было вызвано такси, и Илья на прощанье протянул ей руку:
        - Спасибо! Вы мне очень помогли.
        - Это моя работа,  - ответила Настя.
        На самом деле она была потрясена и силой чувств, проявленных боссом, и его целеустремленностью: узнав о происшествии, он мгновенно собрался, отменил все мероприятия в Челябинске и ринулся в Москву. Насте оставалось лишь убирать препятствия на его пути, с чем она справилась блистательно: видя выражение ее черных глаз, горящих, словно угли, все официальные лица пугались и старались побыстрее избавиться от этой «ведьмы», что можно было сделать, только выполнив ее требования. Званцевы ехали домой молча, только раз Лина тихо спросила:
        - Не знаешь, как там Макс?
        - Пока неясно. Операция чуть не восемь часов длилась.
        Илья покосился на Лину, которая горестно зажмурилась, и обнял ее за плечи:
        - Наша служба безопасности мне все доложила, а подробности ты мне потом расскажешь, да?
        Лина кивнула. Дома она сразу поднялась к себе, оставив Илью на растерзание родителям: они так толком и не поняли, что случилось. О том, что Лина и Макс в больнице, Илья узнал по телефону: ему позвонил начальник службы безопасности. Все действо разыгралось прямо перед главным входом офиса: Лину пытались похитить, один из преступников ранил Максима Кузнецова и застрелил своего подельника, а потом скрылся с места преступления и теперь находится в розыске. Немного успокоив стариков и Павлика, Илья поднялся наверх. Он нашел Лину под душем:
        - Ты как?  - спросил он, заглянув к ней.
        - Уходи!
        - Это еще почему?
        - Потому что я хочу побыть одна.
        - Неправда, ты хочешь побыть со мной.
        Илья быстро разделся и шагнул к Лине, под теплые струи воды. Обнял ее и осторожно прижал к себе:
        - Бедняжка моя!
        Лина тут же ухватилась за его шею здоровой рукой, бессильно опустив поврежденную, замотанную уже промокшим эластичным бинтом, и заплакала навзрыд, тыкаясь мокрым лицом в плечо Ильи, вздрагивая и подвывая, а он молча гладил ее по спине. Наконец, рыдания стихли.
        - Ну что?  - спросил Илья.  - Мы достаточно вымокли? Можем вылезать?
        - Я еще хотела голову помыть, а одной рукой неудобно…
        - Я помогу. Какой шампунь?
        Илья вымыл Лине голову, высушил волосы феном и даже заплел косу. Лина, завернутая в большой махровый халат, только тяжко вздыхала.
        - Где твой фиксатор для руки? Надо надеть. Как он называется  - корсет?
        - Сам ты корсет! Ортез.
        - Хорошо, пусть ортез. Ты выпила обезболивающее? Хочешь лечь или вниз пойдем?
        - Полежать…
        Лина поднялась, но ее вдруг повело в сторону. Илья отвел жену в спальню и прилег рядом. Лина тут же уткнулась носом ему в плечо.
        - Ты сильно напугалась, Шанежка?
        - Да,  - шепотом ответила Лина.  - Но не сразу, потом. Все так быстро произошло!
        Лина зажмурилась: картинки происшедшего закрутились перед ней, как в калейдоскопе, и она снова почувствовала на запястьях цепкую хватку чужих потных рук. А тогда она ничего не поняла и даже обиделась, что Макс так сильно ее толкнул. Лина изо всех сил спихивала с себя неожиданно ставшее очень тяжелым тело Макса и не сразу поняла, что он ранен: ее заботил угоняемый на ее глазах «Хаммер». Нет, надо же быть такой дурой!
        - Ладно, ладно! Все позади, успокойся,  - нежно сказал Илья.
        - Мне в больнице стало страшно,  - призналась Лина.  - Когда они мне сказали, что я… Илюша, у нас будет ребенок!
        - Ты беременна?!
        - Я сама не знала! У меня цикл нерегулярный, бывают задержки, вот я и прошляпила. В больнице выяснилось, когда анализы делали. Почти девять недель… Илюша?
        Илюша побелел и закрыл лицо рукой.
        - Ну что ты? Ничего ж не случилось! Ребенок никак не пострадал, честно!
        - Ты меня просто убиваешь,  - пробормотал потрясенный Илья.  - Все, теперь будешь везде с охраной ходить, а ездить только с шофером!
        - Хорошо, хорошо, я согласна, только не волнуйся. Ты рад?
        - Я счастлив! Но предпочел бы узнать об этом не при таких обстоятельствах.
        - Да я тоже вообще-то.
        - Нет, ты представляешь, что я пережил, пока сюда летел? О чем ты думала? Охрана сказала, что ты сама к этой машине подошла! Зачем?
        - Потому что знала погибшего  - Алекса Кравцова. Он мне звонил перед нашим отъездом в Екатеринбург. Я думала, он один в машине. Хотела поговорить с Алексом, узнать, чего надо. Он, конечно, придурок, но мне и в голову не могло прийти, что он на такое способен. Я сунулась в машину, смотрю  - а это и не Алекс вовсе! Он сзади сидел, а за рулем был другой…
        После внезапного звонка из прошлого Лина решила поменять номер мобильника, но не успела перед отъездом. Алекс больше не проявлялся, и Лина стала успокаиваться, но потом ей позвонил встревоженный отец, которому показалось, что какая-то серая «Лада» ехала за ними от Ясногорска до Москвы. Когда Лина вернулась домой, отец уже сомневался, что на самом деле видел преследующую машину. За рулем тогда был шофер Дима, которого Званцев оставил старикам на время отъезда, и он ничего не заметил, потому что всю дорогу отвлекался на Павлика, сидевшего на переднем сиденье и засыпавшего его вопросами, а отец не стал говорить ему о своих подозрениях.
        Следующие два дня Лина, передвигаясь по городу, зорко смотрела по сторонам, но ничего подозрительного не видела: серые «Лады» попадалась на каждом шагу, а регистрационный номер отец плохо разглядел: не то «169», не то «158». Потом Лина собралась поехать в коттеджный поселок, чтобы выяснить про водоотвод, но сразу заметила «хвост»  - «Лада»  - фургон с затемненными стеклами и с номером «136» приклеилась к ней намертво. Конечно, Лина на своем «Хаммере» легко могла уйти от преследования, но подумала немного и свернула в другую сторону, решив двинуться к офису. Лина была уверена, что это Алекс, и считала, что справится с ним, а в случае чего охрана офиса подстрахует. Подъезжая, Лина набрала номер Макса и попросила, чтобы он как можно быстрее спустился к главному входу.
        Офис располагался в двух зданиях, состыкованных друг с другом: двухэтажный «предбанник» и высотка. Обычно Лина въезжала за шлагбаум на парковку и проходила через служебный вход. Но сейчас она притормозила у главного входа, пропуская преследующую машину, которая бодро проехала вперед, словно вовсе не за Линой сюда притащилась. На самом деле злоумышленники в тот день и не планировали похищение, а просто следили за Линой, так что все произошедшее стало неожиданностью и для них. Переулок оказался тупиком: с одной стороны офис, с другой длинный забор с припаркованными около него автомобилями, а в конце глухая стена здания с большим рекламным баннером. Пока водитель «Лады» сообразил, что попал в ловушку, Лина успела поставить свой «Хаммер» поперек переулка. Макс что-то задерживался, и тогда Лина выскочила из джипа и побежала к машине  - она была полна ярости и ничего не боялась.
        А Макс совершенно погряз в домашних проблемах: с утра ему по очереди звонили то жена, то старшая дочь, поэтому он пропустил мимо ушей слова Лины насчет главного входа и спустился во внутренний двор  - огляделся, не видя «Хаммера», и вдруг услышал из переулка крики. Он подхватился и побежал за шлагбаум, на ходу доставая пистолет из кобуры. Джип Лины блокировал проезд, а сама Лина стояла около серой «Лады» с открытыми дверцами. Вернее, не стояла, а брыкалась и отбивалась: кто-то изнутри держал ее за руку и пытался втащить в салон. Макс подбежал и ударил рукояткой пистолета по руке, державшей Лину.
        - Беги!  - крикнул он ей, а человек в салоне взвыл от боли и направил свой ствол на Макса, но человек, сидевший на заднем сиденье, заорал:
        - Не надо! Витёк, не смей!
        Все произошло в считаные секунды: Витёк выстрелил в Макса, но промазал, выскочил в другую дверь и выстрелил еще пару раз из-за машины. Макс с силой толкнул Лину, которая грохнулась на асфальт, и упал на нее сверху, продолжая стрелять по машине. Лина не видела, что происходит, только слышала выстрелы, крики и топот, потом взревел мотор ее джипа. Лина попыталась подняться и подвинула Макса  - он был без сознания. Лина сидела на асфальте, слезы застилали ей глаза, и она видела все как в тумане: вот медленно отъезжает ее «Хаммер» с Витьком за рулем, подплывают охранники из офиса, а из «Лады» вываливается мертвое тело Алекса. И словно со стороны слышала она собственные рыдания: «Макс! Макс, не умирай…»
        - Почему ты мне сразу не рассказала?!  - гневно спросил Илья.
        - Я думала, сама справлюсь,  - жалобно пробормотала Лина.  - Илюша, не сердись на меня, пожалуйста. Мне и так плохо…
        - Конечно, я сержусь! А ты как хотела? Чтобы я сказал: «Молодец, всегда так поступай»? Слава богу, обошлось! Более-менее. Но больше никогда так не делай, хорошо? Сразу обо всем говори мне. Ну, не плачь, не плачь. Тебе вредно так переживать.
        Илья понимал, что Лине невероятно повезло. Как же он испугался, услышав о происшедшем! На пару мгновений даже отключился, но все-таки сумел взять себя в руки, только ярился, что невозможно мгновенно перенестись в Москву из Челябинска. Он мучительно жалел Лину и одновременно так на нее злился, что с трудом удерживался от попреков, поэтому на следующий день уехал из дома с утра пораньше. Вернулся Званцев ближе к вечеру, успев поговорить со следователем и врачом: Витька пока не задержали, а Макс еще не вышел из искусственной комы. Ольга Петровна сразу наябедничала ему на Лину:
        - Целый день плачет! Я специально Павлика пораньше из школы забрала, при нем она держится. И не ест ничего! Илюша, ты уж будь с ней помягче, а то девочка переживает!
        Илюша только вздохнул, подумав: «Отлупить бы эту девочку как следует. Полезла разбираться, вы подумайте! Да еще беременная». Илью охватило ознобом и опять на секунду потемнело в глазах: он представил, что могло случиться. «Не случилось же! Так что успокойся»,  - велел он сам себе и решил для начала пойти к Павлику. Тот при виде Ильи расплылся в улыбке, растаял и Илья: мальчик был так похож на Лину. У них сразу сложились дружеские отношения. Илья рос довольно одиноким ребенком и теперь словно наверстывал упущенные возможности, с увлечением играя с Павликом.
        - Привет!  - сказал Илья, улыбаясь.  - А у меня кое-что есть для тебя.
        Он не мог удержаться и все время покупал Павлику разные игрушки, хотя бабушка с дедом хором пели, что он избалует мальчика. Но Илья смотрел на Павлика и видел себя маленького: он прекрасно помнил собственный восторг от красной пожарной машины, купленной ему дедом Селезневым. И сейчас, отдавая Павлику коробку с радиоуправляемой машинкой, он предвкушал такую же реакцию.
        - Ух ты! Это ж трагги «Химото Катана»! Супер!  - завопил потрясенный Павлик, увидев игрушку. Потом смущенно покосился на Званцева, страшно покраснел и тихо продолжил:
        - Спасибо… папа.
        Илья подхватил Павлика и прижал к себе, а тот обнял его за шею горячими руками и прошептал в ухо:
        - Я же могу так тебя называть, правда?
        - Правда,  - голос Ильи дрожал.
        - Это не потому, что трагги, честно! Ты хороший!
        - А ты так просто замечательный,  - сказал Илья, опуская Павлика на пол. Тот спросил, доверчиво глядя снизу вверх серыми Линиными глазами:
        - А ты когда-нибудь придешь ко мне в школу?
        - Обязательно! Хочешь, буду отвозить тебя по утрам?
        - А ты можешь? Здoрово! А вот еще чего: правда, что ли, мы отсюда уедем?
        - Правда. Коттедж почти готов, так что…
        - Жалко! Мне тут нравится.
        - Ну, брат, мы с тобой оказались в меньшинстве. Все хотят на природу.
        А сам подумал: может, не продавать пентхаус? Оставить для Павлика? Сдать пока в аренду, а когда Павлик повзрослеет, подарить? Надо посоветоваться с Линой.
        - Конечно, там свежий воздух, деревья всякие,  - рассудительно сказал Павлик.  - Для маленького хорошо.
        - Мама тебе сказала?
        - Ага! Только она не знает, кто получится. Я хочу братика! А ты кого хочешь?
        - Я на все согласен.
        Илья вышел из детской и… заплакал. Совершенно не мог себя контролировать, слезы просто ручьем полились. Последний раз он плакал в детском доме. Нет, еще на похоронах Старика. И вот опять! Илья сознавал, что происшествие с Линой совершенно выбило его из колеи. Он зашел в одну из ванных и умылся. Посмотрел на себя в зеркало и покачал головой: да, брат, никуда ты не годишься. Ладно, надо идти утешать Шанежку  - Илья почувствовал, что вся его злость против Лины испарилась, словно вытекла вместе со слезами. Шанежка при виде мужа поспешно состроила улыбку, но видно было, что она тоже только что плакала. Отек с лица немного спал, но синяк светился всеми цветами радуги. Илья сел рядом:
        - Как ты?
        - Неважно. Рука болит, все болит, на енота похожа…
        Илья невольно хмыкнул и поцеловал Лину:
        - Даже в виде енота ты мне нравишься!
        - И вообще… Это я во всем виновата…
        - Лина, это просто неудачное стечение обстоятельств.
        - Я решила, что все испортила и ты во мне разочаровался. Мы целых четыре дня не виделись, а ты спать ушел в другую комнату!
        - Да ты же раненый боец, до тебя и дотронуться страшно  - везде больно. Подожди, вот заживет, тогда наверстаем. Как ты можешь во мне сомневаться? Ах ты, глупая Шанежка! Любишь тебя, любишь, а толку никакого.
        - Есть толк! Вот тут, в животе. Илюш, а ты кого больше хочешь  - мальчика или девочку?
        - Мальчика. Или девочку.
        - Если мальчик, назовем Николаем, да? Будет Николка! А если девочка…
        - Назовем Витаминой. Или Гуталиной.
        Лина невольно рассмеялась.
        - Вот так-то лучше. Представляешь, Павлик меня сегодня папой назвал!
        - Правда?  - Слезы у Лины сразу высохли.  - Как хорошо! Он спрашивал у меня, можно ли. Очень хотел, но стеснялся.
        - А теща сказала, что я, если хочу, могу называть ее мамой.
        - А ты сможешь?
        - Не знаю. Похоже, тоже стесняюсь. Ну вот, опять она плачет! Ты из-за Макса, что ли, расстраиваешься? Шанежка, тут ты точно не виновата. Это его работа, понимаешь? Он знал, на что подписывался. Главное  - он выжил. И врачи обнадеживают  - все должно восстановиться, но не так скоро.
        - Я рада, что Макс выжил! Просто вспомнилось… разное,  - Лина заплакала еще горше.  - Он-то выжил, а вот Алекс  - нет…
        - Этого я вообще не понимаю!  - возмутился Илья.  - Почему ты ревешь из-за какого-то придурка?
        - Он не какой-то… Он… Илюш, я только тебе скажу, больше никто не знает, ни родители, ни следователь. Алекс  - отец Павлика.
        - Так вот оно что… Понятно. А он знал об этом?
        - Нет. Не должен был.
        - Ты сильно его любила?  - спросил Илья, помолчав.
        - Теперь уже и не знаю,  - вздохнула Лина.  - Понимаешь, он долго меня добивался, потом я вроде как снизошла. Осчастливила! А он таким козлом оказался. Меня это просто подкосило.
        - Тогда тем более нечего из-за него плакать.
        - Все-таки он отец Павлика…
        - Я  - отец Павлика,  - очень жестко сказал Илья, и Лина робко на него посмотрела.  - Мне казалось, это само собой разумеется, раз мы поженились. Я уже начал готовить документы на усыновление. Или ты против?
        - Нет! Что ты, я только за!
        - А почему ты говорила, что отец Павлика погиб?
        - Это долгая история…
        Глава 4. Фристайл
        Аркадий Наумченко очень хотел сына, даже имя заранее придумал: Виталий! Но родилась девочка, и Ольга, желая утешить мужа, сообразила, как переделать мальчишеское имя в девчоночье,  - так их дочка стала Виталиной. Лет до пятнадцати Виталька росла, словно пацан, и дружила больше с мальчишками, которые так и роились вокруг ее отца: Аркадий в свое время был местной знаменитостью, легендой мотобольной команды, которая несколько раз становилась чемпионом и серебряным призером высшей лиги. Он слез с мотоцикла, только когда родилась дочка,  - жена настояла. Да и травма, полученная на последнем чемпионате, давала о себе знать. С мотоболом Аркадий так и не расстался, продолжая все свободное время проводить в клубе, так что Виталька выросла среди рева моторов, запахов бензина и машинного масла. Но к пятнадцати годам дерзкая пацанка вдруг преобразилась в настоящую русскую красавицу, высокую и статную, хотя и крупноватую на взгляд завзятых модниц ее класса, завидовавших тому вниманию, которое парни оказывали «этой кобыле». Гордую стать Лина унаследовала от матери, а характер  - от отца. Она чувствовала себя
королевой и свысока посматривала на всю эту девчачью мелочь с их гламурными мечтами.
        Упрямая, своевольная, смелая, Лина слушала только рок и хеви-метал, ничего не боялась и рассекала по Ясногорску на отцовской «Хонде», как заправский байкер: шнурованные ботинки, рваные джинсы, майка с черепом, обтягивающая высокую грудь, и кожаная косуха. Когда она снимала шлем и встряхивала прямыми русыми волосами, доходившими до пояса, парни свистели от восторга. Самым верным поклонником Лины был сосед, Леха Воронин, друг детства. Но Лина не принимала Леху всерьез  - он еле-еле доставал ей до плеча. Зато очень серьезно относилась к его тезке  - красавчику Алексею Кравцову, бывшему годом старше. Оба Алексея, конечно же, увлекались мотоспортом: правда, Алекс никаких особенных успехов не добился, зато шикарно раскатывал по городу на черном «Сузуки», а скромный Леха стал со временем чемпионом мотофристайла.
        Алекс обратил внимание на Лину, когда она еще училась в девятом классе. Года четыре они мерились характерами и гордынями, выясняя, кто круче. Алекс просто зациклился на Лине: до сих пор ни одна девчонка не могла устоять перед ним, так что друзья уже в открытую потешались над незадачливым ухажером. Он бы взял ее силой, но знал, что не справится: здоровая, зараза! Если только напоить, но и тут Лина была крепче, чем Алекс, и лучше держала градус. Алекс был, конечно, красивый и высокий, но не слишком сильный и смелый, так что в местные «короли» выбился благодаря наглости, обаянию и умению шикарно играть на бас-гитаре в созданной им рок-группе. Лина же с удовольствием изводила Алекса, хотя он ей и нравился.
        Надо сказать, что она, несмотря на вполне взрослую внешность, ум и способности, была довольно инфантильна  - «Детство в одном месте играет!», как говорила ее мать. Лина как-то не задумывалась о жизни и просто плыла по течению. Она совершенно не представляла, чем собирается заниматься, кем работать. В Москву ей было лень ездить: окончив школу, Лина пошла в единственное в городе высшее учебное заведение: филиал Московского социально-экономического института, где изучала что-то по части менеджмента и делопроизводства. Она не слишком заморачивалась учебой  - гоняла на мотоцикле, тусовалась в местном клубе и кружила головы парням.
        Повзрослела Лина в один момент: реальная жизнь обрушилась на ее отнюдь не хрупкие плечи и чуть не сокрушила. Началось все в июне, когда Лина варила варенье из клубники. Стояла страшная жара  - Лина была босиком и в легком халатике на голое тело. Варенье булькало, осы жужжали, солнце жарило в открытое окно, сладкий аромат клубники наполнял кухню. Тут-то и заявился Алекс. Он долго стоял в дверях и смотрел на Лину, изнемогая от вожделения: ему казалось, что кровь в его жилах сгустилась и кипит, как это варенье.
        - Черт с тобой, давай поженимся, так и быть!  - хрипло воскликнул он и шагнул к Лине.
        Она потом не могла вспомнить, кто первый обнял, кто первый поцеловал. Но газ под тазиком с вареньем она все-таки успела выключить. Ночью Алекс пришел во второй раз и влез в ее открытое окно. Так они стали «встречаться»  - Алекс сиял от гордости, а Лина снисходительно посмеивалась. Заявление в загс они не торопились подавать, и родителям Лина ничего не рассказала, не до того было. Да родители не слишком Алекса и одобряли. А потом Лина поняла, что беременна, и страшно обрадовалась. Светясь от восторга, она побежала к Алексу. Нашла его в баре, вытащила на улицу и выпалила свою новость.
        - И что?  - сказал Алекс.
        - Как  - что? У нас будет ребенок!
        - А откуда я знаю, что он мой?
        - То есть как?!
        - Может, ты еще от кого нагуляла, а на меня вешаешь. Вечно среди мужиков отираешься!
        Лина смотрела на Алекса, нахмурив брови: он вдруг показался ей абсолютно незнакомым человеком.
        - Что смотришь? Думала, я не знаю?
        Лина ничего не ответила. Просто повернулась и ушла. Свернув за угол, она побежала. Никогда еще ей не было так страшно. Казалось, вся действительность вывернулась наизнанку, настолько чужим и враждебным стал мир. Ноги подгибались, Лина задыхалась. Ее вынесло к стадиону, где тренировались мотоциклисты. Привычный звук моторов сразу привел Лину в чувство  - она присела на поваленный ствол дерева, около которого чернело кострище, и несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь протолкнуть воздух в схваченное спазмом горло. Потом ей пришло в голову, что не только она сама так страшно напугалась, но и ребенок тоже! Она понимала, что никакого ребенка еще нет: на таком раннем сроке это лишь что-то маленькое, формирующееся, мало похожее на младенца, но все равно продолжала думать о нем как о ребенке. Лина забормотала, поглаживая живот:
        - Не бойся, маленький! Я не дам тебя в обиду. Мы справимся.
        Она долго так просидела, раздумывая, что делать, но мысль об аборте ни разу не пришла ей в голову. А потом над ней нависла тень, и раздался удивленный голос:
        - Виталька? Ты что тут делаешь?
        Лина подняла голову  - это был Леха. Только он по привычке называл Лину ее детским именем. Он недавно вернулся из армии, и Лина при первой встрече так ему обрадовалась, что кинулась обнимать и целовать. Леха расцвел и преисполнился надежд, но потом увидел Лину с Алексом и снова ушел в тень. При виде друга детства Лина невольно улыбнулась и поднялась:
        - Да вот, села на пенек, съела пирожок! Ты куда сейчас, домой? Пойдем вместе.
        За разговорами они с Лехой не заметили, как добрались до своей улицы, где, прислонясь к фонарному столбу, стоял Алекс, ждавший Лину. Она прошла мимо него, словно не заметив, но Алекс догнал и схватил за плечо:
        - Постой!
        Лина стряхнула его руку:
        - Чего тебе?
        - Поговорить.
        - Нам с тобой не о чем разговаривать.
        - Послушай, я просто растерялся. Пошутил неудачно.
        - Пошутил? Ну, так и я пошутила. Я тебя проверяла. А ты проверку не прошел. Прощай.
        - Проверяла?! Ах ты, сука!
        Но тут между ними встал Леха, который сначала ушел было к себе, но потом вернулся:
        - Какие-то проблемы?
        - Да что ты!  - ответила Лина.  - Разве это может быть проблемой?
        Она взглянула свысока на Алекса и сказала тоном королевы:
        - Пошел вон!
        И Алекс ушел, кипя от бессильной злости: с одним Лехой он бы, конечно, справился, но из-за забора за всей этой сценой наблюдал отец Лины. Больше всего Лину мучило то, что родители, не одобрявшие Алекса, оказались совершенно правы. Она словно увидела свое поведение их глазами, хуже того  - глазами своего будущего ребенка! И ей стало стыдно. Лина перестала выходить из дома, занималась хозяйством и общалась только с Лехой, который стал заглядывать к ней чуть не каждый день.
        Лина приглядывалась к парню и думала: «Куда я раньше смотрела? Ну да, на Алекса. Вот дура! Леха  - нормальный парень, серьезный, заботливый, добрый. Конечно, ростом не вышел и не красавец вовсе, но это ж не главное!» И если бы Лина не была беременна, то, пожалуй, и ответила бы на чувства Воронина, который нравился ей все больше и больше. С ним она чувствовала себя защищенной  - это она-то, которая раньше сама могла защитить кого угодно! А сейчас Лина словно балансировала на тонкой проволоке и не знала, чего ждать от вывернутого наизнанку мира. Лина даже подумывала рассказать Лехе про ребенка и посмотреть, что он станет делать: отвернется от нее или…
        Потом Воронин уехал на соревнования по мотофристайлу  - на другой конец Московской области. Звал Лину с собой, но она отказалась, понимая, что вряд ли выдержит поездку и сами соревнования: у нее уже начался токсикоз, который она старательно скрывала. С соревнований Леха не вернулся: разбился, выполняя вторую попытку в номинации Best Trick Contest[5 - Best Trick Contest  - лучший трюк.]. До больницы его довезли, но ночью он умер, так и не придя в сознание. Лина узнала об этом от отца. Сначала она только нахмурилась, не в силах поверить, а потом, поздно ночью, ее накрыло такой истерикой, что мать хотела вызывать «Скорую». Наслушавшись горьких рыданий и сбивчивых речей дочери, родители поняли только одно: Лина ждет ребенка от Алексея. Конечно, от Воронина  - от кого же еще? Он в последнее время не отходил от Лины! Обе семьи давно мечтали породниться, так что Ольга Петровна тут же понесла утешительную новость родителям Лехи, которые так вцепились в Лину, что у нее не хватило духу открыть правду.
        Гроб с телом Алексея Воронина в открытой машине провезли через весь город  - с эскортом мотоциклистов. Лина, вся в черном, сидела рядом с матерью Лехи и держала ее за руку. Она в последние дни врала напропалую, все больше укрепляя версию родителей. А что ей еще оставалось делать? Но совесть все же мучила. А на девятый день ей приснился Леха: он сидел на мотоцикле, упираясь одной ногой в землю, и улыбался. А потом кивнул Лине:
        - Смотри, не упал бы!
        Лина оглянулась: на крыльце дома стоял маленький, только что научившийся ходить мальчик. Лина кинулась к нему, взяла на руки…
        - Береги его!  - сказал Леха и, взревев мотором, умчался.
        Лина проснулась с улыбкой: у нее будет мальчик! И Леха, похоже, совсем не против, чтобы его считали отцом. Значит, так тому и быть. Со временем Лина и сама привыкла думать, что отец Павлика  - Леха Воронин. Лина только боялась, что сын будет внешне похож на Алекса, но Павлик вырастал копией Лины  - ее мужским вариантом: крупный, глазастый, любопытный, упрямый. Лина оказалась совершенно сумасшедшей матерью и с радостью занималась бы только сыном, но пришлось думать о заработках: маме предстоял выход на пенсию, а зарплата отца была невелика.
        Лина взялась за ум и все-таки окончила институт, а отец, использовав старые связи, нашел ей в Москве место секретаря в хорошей фирме. Вряд ли Лина могла претендовать на большее, несмотря на диплом: училась-то она через пень-колоду. Она привыкла ездить в Москву, только скучала, отрываясь так надолго от сына. Научилась закручивать волосы в изящный узел, носить юбки и туфли на каблуках, а главное  - думать, прежде чем открывать рот. Прежняя непрошибаемая самоуверенность к ней так и не вернулась, но постепенно она приладилась к своему новому миру: радовалась тому, что имела, и не строила из себя «царицу морскую», как некогда говаривала ее мать. Первый начальник Лины был из чистого золота, но через два года умер, а новый оказался таким козлом, что Лина тут же уволилась. Разослала резюме, одно из которых очень вовремя попалось на глаза Долли, и судьба Виталины Наумченко снова круто изменилась.
        С Алексом она увиделась еще только раз, когда была на восьмом месяце. Он сам подошел к ней на улице и спросил, поглядев на ее живот:
        - Что, правда, Лехин ребенок? Или все-таки мой?
        Лину вдруг так затрясло от ярости, что она, не помня себя, шагнула к Алексу, схватила того за грудки и прошипела, глядя ему в глаза:
        - Лучше бы ты разбился, сволочь, а не Леха!
        - Да пусти ты меня! Вот ведьма…
        Алекс еле вырвался и быстро отошел, нервно оглядываясь. А Лина смотрела ему вслед и страстно желала на самом деле стать ведьмой, чтобы наслать на Алекса самые страшные кары: ей казалось, что и в гибели Лехи виноват он. Через пару лет Алекс действительно попал в аварию, но физически никак не пострадал в отличие от водителя старенькой «Нивы», в которую он врезался своей новой тачкой. Водитель скончался на месте, Алекс был сильно пьян, так что только старания адвоката позволили скостить срок до семи лет, но вышел он раньше, попав под амнистию.
        Красавчик Алекс не отличался большим умом  - беспечный, наглый, но трусоватый, а теперь еще и озлобленный, он был похож на мелкого хищника, вырвавшегося из клетки, который и рад бы покусать всех подряд, но сознает собственную слабость. Он считал себя несправедливо обиженным: родители за него не вступились, как следовало, а этот дедок сам был виноват, что сунулся под колеса: «дедок», на беду Алекса, оказался дальним родственником местного судьи, так что Кравцову не удалось отвертеться. Вернувшись домой, Алекс несколько месяцев не просыхал, празднуя свободу. Потом отец пристроил его в свою автомастерскую, но сын всячески отлынивал от работы.
        Друзья рассказали ему про Лину, блестящее замужество которой было главной темой городских сплетен. И тут Алекс понял, кто виновник его несчастий  - конечно же, Лина: изменила ему, сука такая, отвергла его и унизила. Он тогда и напился-то, может, из-за нее! Страдал потому что! И вот теперь она вся в шоколаде, а он, как последний лох, должен корячиться в гребаном автосервисе. Сначала он просто хотел устроить этой заразе какую-нибудь подлянку вроде побитых окон, но потом один из новых приятелей  - Витек, тоже в свое время отмотавший срок, надоумил Алекса, что можно провернуть дельце с выгодой для себя. Алекс, правда, сильно сомневался, что у них получится:
        - Да она сразу догадается, что это я!
        - Почему она должна догадаться-то? Ты когда ее последний раз видел? Лет шесть назад?
        - Вроде того.
        - Она про тебя и думать забыла, так что не очкуй! Ты меня, главное, наведи, а дальше я сам. Ты на подхвате будешь.
        Алекс хотел было признаться, что звонил Лине, но подумал и не стал: да что такого? Она, может, и не поняла, кто это! Хотя было ясно, что Лина его узнала. Надо сказать, Алекс почти сразу и пожалел, что связался с этим отморозком Витькой, но, как говорится, поздняк метаться. Они начали разрабатывать план похищения: сначала Витек нацелился на Павлика, но, потом, увидев, что в машине кроме шофера всегда либо бабушка, либо дед, а то и оба два, передумал.
        - Возьмем бабу,  - сурово сказал он Алексу, подзаправившись «коксом».  - За нее больше дадут. А за чужого спиногрыза ни один нормальный мужик платить не станет. Отследим, остановим вечерком в тихом переулке, наденем балаклавы, ты будешь за рулем, я выйду и…
        - И что? Ты Лину не знаешь. Она ж не дастся!
        - Да ладно! Ствол ей в бок, и сядет в тачку, как миленькая.
        Тут Алекс по-настоящему испугался: ствол, еще не хватало! Черт, вот влип… Как бы слинять по-хорошему? Но Витек сразу его раскусил:
        - Ты что? На попятный? Сдать меня хочешь? Да я же тебя из-под земли достану!
        - Да я ничего,  - обреченно забормотал Алекс, ясно понимая: ничем хорошим их затея кончиться не может. А вдруг обойдется? Денег-то хочется!
        Но не обошлось. И теперь тело Алекса лежало в морге, а его родители сидели в коридоре следственного отдела, ожидая вызова. Оба молчали. Не плакали, даже не смотрели друг на друга. Каждый боялся, что другой объявит его виноватым: «Распустила парня, и вот чем кончилось!»  - «А ты вообще им не занимался! Всегда говорил, что мы его списали!» У Кравцовых была еще дочь, умница и красавица. Она осталась дома и как раз сейчас плакала, глядя на фотографию в альбоме: маленькая девочка на двухколесном велосипеде, который ей великоват, и мальчик рядом. Она училась ездить, а старший брат бежал, придерживая велосипед за седло. Как радостно он заорал: «Молодец, карапузина!», когда у нее наконец получилось…
        А Витька взяли через пару месяцев. Убегая, он бросил «Хаммер» в трех кварталах от офиса и угнал машину попроще. Искали его по всей области, а попался он в родном Ясногорске. При аресте яростно сопротивлялся, был ранен и до суда не дожил  - скончался в реанимации. Как было написано в отчете: «от последствий острой травмы, не совместимой с жизнью».
        Глава 5. Детский вопрос
        Макс мрачно разглядывал потолок. Собственно, ничего другого ему и не оставалось: телевизора в палате не было, читать не хотелось, а для того чтобы взглянуть в окно, нужно было повернуться на бок  - это у Макса пока получалось плохо. Два месяца назад он перенес тяжелейшую операцию и почти неделю провел в коме. Ноги у Макса были частично парализованы  - правая совсем не двигалась, а левая потеряла чувствительность, но все-таки сгибалась. Еще хорошо, что другие функции сохранились, невесело думал Макс. Собственная слабость и необходимость принимать чужую помощь приводили его в крайнее раздражение. При своих девочках он старался бодриться, не зная, что его знаменитая улыбка теперь больше похожа на гримасу, и Лия при виде ее с трудом сдерживает слезы. Подумав о девочках, Макс невесело усмехнулся, потому что жизнь складывалась прямо по пословице «Не было бы счастья, да несчастье помогло»: Анютка забыла и о замужестве, и о женихе, каждую свободную минуту проводя в больничной палате. При мысли об этом у Макса наворачивались слезы умиления. Он вообще стал чересчур чувствителен, то и дело пуская слезу по
пустячным поводам, чего страшно стыдился. Нет, он должен подняться на ноги. Во что бы то ни стало! Он не может так подвести Лию и девочек. Макс задумался, вспоминая начало их с Лией романа  - как же она сопротивлялась! Ничего, пробился сквозь ее защитные стены. И теперь пробьется. А Анютке он сразу понравился. Сколько ей тогда было? Десять? Одиннадцать! Тоненькая девочка, ужасно похожая на Лию, серьезно его рассмотрела и спросила:
        - А как ты это делаешь?
        - Что?
        - Вот эти ямочки на щеках?
        - Не знаю, само получается.
        - Я тоже так хочу!
        - Боюсь, у тебя не выйдет.
        - Можно я потрогаю?
        - Давай!  - Максим рассмеялся и присел перед девочкой на корточки.
        Анютка осторожно погладила его по щеке, а Лия смотрела на эту сцену с напряженным лицом: накануне они поссорились, Максим всю ночь просидел у нее под дверью, потом поехал с Лией на дачу, и вот теперь должен был познакомиться с ее родителями. А как они с Лией переживали перед рождением Леночки! Боялись, что Анютка почувствует себя ненужной, лишней. Но Анютка так обрадовалась сестренке, что все их опасения мгновенно развеялись. Максу, конечно, хотелось сына, но теперь надежда была только на внука  - Лия родила Леночку в тридцать шесть, поздновато для еще одного ребенка.
        Макс задумался и не заметил, как приоткрылась дверь и в палату вошел Званцев  - он приезжал в больницу раз в неделю.
        - Я слышал, тебя скоро выписывают?  - спросил Илья, выкладывая на тумбочку гостинцы.
        - Ну да, тут сделали все, что смогли. Теперь надо восстанавливаться.
        - Восстанавливаться ты будешь сначала в Москве, потом в Израиле. Там очень хорошие специалисты. Лучшие, что мы смогли найти. Я все организую, так что не беспокойся.
        - И ты за все заплатишь,  - сказал Макс. Это был не вопрос, а констатация факта.
        - Ты возражаешь?  - поднял брови Илья.
        - Да нет. Ты же босс. В смысле, хозяин  - барин.
        - Это верно. Но и друг тоже.
        - Ага, подружился лев с ягненком,  - пробормотал Макс.
        - Я так понимаю, ягненок  - это я?  - спросил, усмехнувшись, Илья.
        Макс, не выдержав, фыркнул. Они смеялись, глядя друг на друга, потом Макс протянул руку:
        - Спасибо, друг!
        Илья торжественно произнес, глядя Максу в глаза:
        - Я твой вечный должник. Ты спас жизнь Лине. Нам никогда с тобой не расплатиться.
        Макс смущенно пожал плечами и отвернулся.
        - Кстати, о Лине!  - сказал Илья, доставая очередной пакетик.  - Почему ты не хочешь ее видеть?
        - Ей вредно волноваться, раз она беременна. Придет, будет переживать.
        - Только это? Макс?
        - Ну, хорошо, хорошо. Да, мне стыдно смотреть ей в глаза! Потому что я виноват.
        - В чем?
        - Во всем! Она же мне еще в Екатеринбурге намекнула, что у нее проблемы! А я не вник. И тебе не доложил. А потом вообще лоханулся  - перепутал выходы, время потерял. И вон что вышло.
        - Как же вы мне оба надоели,  - вздохнул Илья.  - Ты себя винишь, она  - себя. Давайте постановим, что во всем виноват я, и на том успокоимся.
        - Да ты-то при чем?!
        - Ну как же! Я взял тебя на работу, я женился на Лине, я не обратил внимания на ее озабоченность…
        - Допустим, на работу меня еще Старик взял. А насчет женитьбы… Почему-то мне кажется, что у тебя и выбора не было, а?
        - Это верно,  - рассмеялся Илья.  - Она меня железной рукой привела к алтарю.
        - Ладно, пусть приходит,  - сказал улыбающийся Макс.  - Только чтобы не ревела!
        - Это уж как получится. Нет, она сейчас получше, хотя капризничает вовсю: то ей хурмы хочется, то пряников, то еще чего. Нашел хурму эту, провались она, не сезон же! Привез, посмотрела, понюхала… Не такая!
        - Да, брат, это дело тяжкое. Моя-то не особенно капризничала. Но подсела на лимоны, представляешь? Прямо так ела! Кусает и жует с кожурой. У меня скулы сводит, а ей хоть бы что!
        - Скажи, а ты… Она без тебя рожала?
        - Еще не хватало  - со мной! Я ж существо трепетное, сразу бы в обморок завалился. А ты что, хочешь присутствовать? Герой! Точно, лев.
        - Я-то хочу, а Лина ни в какую. И не объясняет ничего. Я и так, и эдак. Потом отступился, уж больно расстраивается.
        - Женщины непостижимы.
        - Это точно.
        Тут как раз вошла одна из таких непостижимых женщин  - Лия. При виде Ильи она так и просияла:
        - О, благодетель наш здесь!
        Она знала, какую программу наметил Званцев для Макса, и была благодарна. Они с Ильей готовили Максу сюрприз: в Израиль Кузнецовы должны были выехать «всем табором», сообщив об этом Максу в последний момент.
        - А вот мы сейчас и спросим!  - оживился Макс.  - Лия, объясни «благодетелю», почему его жена не хочет рожать с ним вместе?
        Илья выразительно посмотрел на Макса и показал ему кулак, но Лия только рассмеялась:
        - Я плохо знаю вашу Лину, но могу предположить, что она беспокоится, как вы это выдержите.
        - Я выдержу.
        - Илья, не в том смысле, что вы в обморок завалитесь! Процесс родов  - не слишком эстетичное зрелище, понимаете? Женщина в растерзанном виде, орет благим матом, кругом кровь и всякое такое. Ей же хочется быть красивой для вас! А какая там красота?
        - Только поэтому?! Мне такое и в голову не приходило. Это же глупо. Как будто я люблю ее только «в виде красавицы».
        - Так уж мы, женщины, устроены. Многие именно поэтому мужей не пускают на роды  - насмотрится и разлюбит.
        - Чушь какая-то…
        Когда Илья ушел, Лия присела к Максу на постель. Он вздохнул и закрыл глаза, а Лия нежно погладила его по щеке:
        - Ну, что ты? Все будет хорошо! Званцев же сказал, что…
        - Ну, раз сам Званцев сказал!  - невольно рассмеялся Макс, который слегка ревновал Лию к боссу, но никогда бы в этом не признался.
        Он не замечал, как постарела и осунулась от переживаний его жена, видя все ту же прелестную Лиечку, в которую влюбился десять лет тому назад. За эти годы у него ни разу даже мысли о другой женщине не возникло, ни одного взгляда на сторону не бросил! Хотя… Была одна девушка. И один поцелуй. Но он сам переживал по этому поводу гораздо больше жены, которая все поняла и простила[6 - Эта история рассказана в романе «Только ты одна».]. Лия, его трепетный олененок с глазами, похожими на осколки звездного неба! Нет, он выкарабкается, он сможет.
        - Мы сможем,  - сказала Лия, которая прекрасно понимала, о чем думает ее муж.  - Ты же у нас бульдозер, а не человек, а я твоя боевая подруга.
        - Да,  - кивнул Макс.  - Мы сможем.
        Взял ее бледную руку и поцеловал в ладонь.
        Пять месяцев спустя Илья стоял в дверях другой палаты и любовался: Лина полулежала на кровати и смотрела на экран большого телевизора, висящего на стене,  - по звукам Илья понял, что это «Красотка», ее любимый фильм, который ему все же пришлось посмотреть. Он по-прежнему не видел в себе никакого особенного сходства с Ричардом Гиром, но помалкивал.
        Лина расположилась со всеми удобствами. На широкой кровати вокруг нее были разложены самые необходимые для жизни предметы: бутылка воды «Эвиан», айфон, журнал Story, щетка для волос, бумажные платочки, зеркальце, гигиеническая губная помада с ароматом зеленого яблока и сами зеленые яблоки. Илья с умилением разглядывал Лину, которую не видел пять дней: он только что прилетел из Лондона и прямо из аэропорта поехал в медицинский центр, куда ему удалось пристроить жену на время отъезда. Лина, конечно, сопротивлялась, да и показаний никаких не было, чтобы лежать на сохранении, но она дохаживала последние недели, и Илья волновался. Сама Лина не волновалась нисколько. Она справилась с депрессией первых месяцев и расцвела, но донимала близких, требуя то арбуз посреди зимы, то какую-то необыкновенную селедку, которую пробовала в детстве,  - ни одна из купленных не подходила. Но потом она зациклилась на яблоках, и семья вздохнула с облегчением.
        Еще до свадьбы Илья заметил одну особенность Лины, страшно его волновавшую: каким-то поразительным образом зрелая женская чувственность совмещалась у нее с девчоночьими замашками и ужимками, и это не выглядело смешно, напротив! Словно сквозь облик взрослой Лины проступала юная Виталька. За время беременности Виталька проявилась еще больше: два хвостика, в которые Лина завязывала волосы, и кокетливый взгляд исподлобья в сочетании с пышной фигурой выглядели забавно и трогательно. Лина капризничала и кокетничала, а Илья только посмеивался, и оба прекрасно знали, что это игра, которая нравится им обоим. Лина наконец заметила Илью и призывно замахала руками, подпрыгивая на кровати:
        - Приехал! Приехал! Ура!
        - Привет, арбузик,  - сказал Илья, присаживаясь на постель и целуя Лину.
        - Я не арбузик, я дынька,  - сказала она тоном обиженной девочки.
        - Тыковка ты, вот кто. Как там наш Николенька?  - Илья осторожно прижался ухом к животу Лины.
        - Прекрасно! Уже на подходе. Илья…
        Илья поднял голову  - тон Лины изменился. Она смотрела на него очень серьезно, и Илья взволновался:
        - Что случилось?
        - У нас  - ничего. Честно, все хорошо! Просто… Тут такое дело…
        - Лина, не тяни! Расскажи, и все.
        - Понимаешь, в соседней палате девочка. Пятнадцать лет! У нее любовь-морковь случилась с одноклассником, и вот  - ребенок. И родители настояли, чтобы она отказалась от него, представляешь? Состоятельные люди. Не понимаю!
        Лина умоляюще сложила руки и заговорила очень быстро:
        - Илья, давай возьмем ребенка! Пожалуйста! Я спать не могу, все думаю о ней. Это девочка. Она здоровенькая, все в порядке. Я как представлю, что ее ждет, у меня вся душа переворачивается. Такая маленькая, а никому не нужна! Мы же можем себе это позволить, правда?
        - Конечно, возьмем,  - спокойно ответил Илья, чуть улыбнувшись.
        Лина смотрела на него широко открытыми глазами, не веря, что все так быстро решилось.
        - Ты согласен?!
        - Да. Я сам о чем-то таком думал. Я же вижу, что просто перечислять деньги детским домам  - это капля в море. Детям все равно там плохо. Всех не спасешь, но кого-то же можно. Я хотел с тобой об этом поговорить, попозже. Но раз такой случай подвернулся…
        - Я тебя обожаю!  - закричала Лина и кинулась обнимать и целовать мужа.
        - Ну что, как назовем малышку?  - спросил Илья, вынырнув из жарких объятий жены.
        - Я уже придумала  - Ирочкой, как твою маму. А что мы скажем нашим?
        - Скажем: в роддоме была акция  - роди мальчика, получи девочку в подарок.
        - Смешно! А если серьезно?
        - Ну, скажем, что врачи ошиблись и не распознали двойню. Так же могло быть, правда? Лина?!
        Лицо Лины исказилось, и она судорожно вцепилась в плечо мужа:
        - По-моему, началось… Ой, мама!
        - Сейчас я позову кого-нибудь!
        - Илья, только не уходи! Будь со мной, ладно? Пожалуйста!
        Спустя семь мучительных часов потрясенный Илья держал на руках своего сына. Он, правда, слегка ужаснулся облику красненького младенца, который морщил личико и беззвучно разевал беззубый ротик, но старался не подавать виду и поддакивал умиленной Лине и медсестре, нахваливающей ребенка: «Пятьдесят три сантиметра, три семьсот! Богатырь! А уж как на папу похож!» Лина рассмеялась, увидев выражение лица мужа:
        - Илюша, он выправится, не переживай!
        Илья вышел в коридор, посидел некоторое время, бессмысленно улыбаясь, потом очнулся, встал, умылся в туалете, нашел автомат с кофе и, окончательно придя в себя, отправился узнавать, как оформить удочерение, чтобы они с Линой могли выписаться сразу с двумя детьми  - Николенькой и Ирочкой. Надо же, какая у него теперь большая семья!
        Эпилог
        Лина проснулась за десять минут до звонка будильника и немножко повалялась в постели, сладко потягиваясь и улыбаясь: сегодня ее ожидало множество радостных хлопот. Большой праздник: 1 июня, День защиты детей. В этот день ровно пять лет назад они с Ильей расписались. Совпадение было случайным, но оказалось пророческим.
        Лина поднялась и вышла на балкон: ясное летнее утро, трава в росе, нежный аромат сирени, растущей под самым балконом, щебет птиц… Красота! На балконе ее уже ждал завтрак: кофе в серебряном кофейнике, сливки, теплые кукурузные булочки с хрустящей корочкой, тонко нарезанные ломтики сыра и ветчины, йогурт, фруктовый салат, сок  - всего понемножку. Хорошее начало дня  - двадцать минут в тишине и покое. Эти ежедневные двадцать минут «для себя» были очень важны Лине, потому что весь день она крутилась как белка в колесе  - еще бы, такое хозяйство на руках. А сегодня ее «колесо» будет вертеться вдвое быстрее: детский утренник, потом вечерний прием для взрослых. Наконец она сможет принарядиться  - роскошное вечернее платье дожидалось своего часа в гардеробе, а на три часа был приглашен парикмахер. Илья любил, когда Лина появлялась «в виде красавицы», но это случалось так редко! К тому же есть еще один повод для празднования, но об этом Илья пока не знает. И Лина улыбнулась, представив его реакцию. Да, хлопотливый предстоит день.
        «Хорошо, что Долли с Пахомычем приехали еще вчера»,  - думала Лина, отпивая кофе. Пахомыч пережил инфаркт и шунтирование, так что это был их первый за долгое время выезд «в люди». Всю дорогу он ворчал, и Долли не чаяла добраться живой. Но, увидев Лину, Пахомыч расцвел. Он любил ее и ласково называл «пампушечкой», а Лина в шутку обижалась: она заметно похудела за последние годы, что только прибавило ей привлекательности. Тут размышления Лины были прерваны ворвавшимся Павликом, который с шумом плюхнулся на стул напротив матери.
        - Завтракать будешь?  - спросила она.
        - Не-а. Я уже! С бабушкой.
        - Плавали с дедом?
        - Ну да. Он опять победил,  - уныло сказал Павлик и машинально протянул руку за булочкой, которую мама успела разрезать и намазать маслом. Положил на одну половинку два куска сыра, на другую  - ветчины, сложил все вместе и жадно откусил.
        Лина подвинула ему стакан с соком. Он принюхался и спросил с набитым ртом:
        - Это какой?
        - Морковный с апельсиновым.
        - Прикольно!
        Лина вздохнула и сделала сыну еще один такой же «бутерброд»: пусть ест, худоба. Павлик стремительно вытягивался в длину, мгновенно вырастая из штанов и курток, и пару раз даже падал в обморок  - издержки быстрого роста, как сказал врач.
        - И чего я такой хилый?  - сокрушенно сказал он, принимаясь за вторую булочку.
        - Ничего ты не хилый,  - возразила Лина.  - Просто растешь быстро. На это все силы и уходят. Вон, вымахал как! Почти с меня ростом.
        Павлик был вполне симпатичным подростком, но сам себе казался уродцем и доходягой, страшно переживая из-за прыщей и общей хилости.
        - Мам, а папа когда приедет?
        - Обещал к утреннику успеть, но ты ж его знаешь.
        - Хорошо бы вернулся пораньше, а то мне с ним поговорить надо,  - сказал Павлик, осторожно пробуя сок.
        Лина догадывалась, о чем пойдет речь: Павлик переживал из-за дочки Макса Кузнецова. Макс стал начальником домашней охраны Званцевых и жил вместе с Лией и Леночкой неподалеку, а старшая Анютка вышла замуж и осталась в старой квартире. Леночке уже исполнилось пятнадцать  - не слишком красивая, полненькая, да еще в очках, она тем не менее была настолько обаятельна и энергична, что мгновенно обзаводилась поклонниками. Вот и Павлик не устоял перед ее солнечной улыбкой и ямочками на щеках. «Папина дочка!»  - вздыхала Лина, наблюдая, как ее двенадцатилетний сын краснеет и бледнеет при виде Леночки.
        - А со мной не хочешь поговорить?  - осторожно спросила Лина.
        - Ну-у…
        - Павлуш, если ты думаешь с папой посоветоваться насчет Леночки…
        Уши сына немедленно покраснели.
        - То это бесполезно. Вряд ли он что путное посоветует.
        - Почему это?!
        - Потому что Званцев не умеет ухаживать за женщинами. Ох, и намучилась я с ним! Пришлось самой инициативу проявлять.
        - Правда? Надо же! Но ты ведь видела, что нравишься ему?
        - Видела.
        - Ну вот! Конечно, она думает, я маленький…
        - Милый мой, это сейчас три года разницы кажутся пропастью! А вот будет вам восемнадцать и двадцать один…
        - Ага, к тому времени ее кто-нибудь уведет.
        - Будем надеяться, что нет. Ты бы пока подкачался немного: так и деда наконец обгонишь, и Леночке больше понравишься  - с мускулами-то. Поговори с Максом, он тебе подберет комплекс упражнений.
        - Да-а, он ей расскажет! Она смеяться будет!
        - А мы попросим, чтобы не рассказывал. Хочешь, я сама поговорю?
        - Хочу. Мам, слушай, поснимай меня на балконе! Я вступительное слово к фильму скажу.
        - Ты придумал, что скажешь?
        - Обижаешь! У меня сценарий написан. Я уже рассвет снял, деда в бассейне и бабушку за завтраком. Потом пойду близняшек снимать и мелкую.
        Сценарий, надо же. Лина только головой покачала: все серьезно. Глядишь, еще великий режиссер из сына выйдет. Или оператор. Фотографирует он с десяти лет, и прекрасно получается. А недавно Илья купил какой-то навороченный фотоаппарат и видеокамеру, о которых Павлик давно мечтал, так что сын освоил и видео. Рассвет снял, вы подумайте! Это ж во сколько он встал?
        Лина взглянула на часы  - было уже почти девять. Пора идти к «мелкой» и «близняшкам», они ранние пташки. Лина невольно усмехнулась: Павлик не знал, что Николка с Ирочкой на самом деле никакие не близнецы. Сейчас им было уже по четыре года, и, как ни странно, дети на самом деле походили друг на друга. Николка оказался весьма самостоятельным младенцем: редко плакал, сосредоточенно играл в машинки и кубики, а его любимым выражением, когда заговорил, стало: «Я сам!» Ирочку, более нежную и хорошенькую, как куколка, баловали все члены семьи, и через пару лет Лина задумалась о следующем ребенке: хорошо бы еще девочку.
        Но судьба распорядилась по-своему: Лине позвонил знакомый врач и предложил взять отказного ребенка. Девочке исполнился месяц, и ее должны перевести в Дом малютки. Правда, оказалось, что у нее есть пятилетний братик Матвей, которого служба опеки уже определила в детдом. Мать детей умерла при родах, бабушку разбил инсульт, других родственников нет, так что Званцевы решили взять и братика  - не разлучать же детей. Лизу оформили быстро, а вот Матвея не сразу удалось разыскать, да и оформление документов как-то затянулось. Бумажную волокиту курировала Настя, которая давно уже стала незаменимой помощницей для Ильи и Лины. Сейчас Лизе исполнилось полгода. Конечно, не все было гладко: Ирочка, ставшая в одночасье старшей сестрой, поначалу ревновала маму к малышке, да и Ольга Петровна не сразу приняла новую внучку. Тут-то Лина и рассказала родителям правду о «близняшках». Старики были потрясены и никак не могли поверить, что Ирочка тоже им не родная. Лина долго уговаривала маму  - отец поддался быстрее.
        - Ты ничего не понимаешь!  - кричала Ольга Петровна, обиженная на мужа, который ее не поддерживал.  - Мне Линочку жалко. Все на ее плечи ляжет, Илья-то и дома почти не бывает.
        - Он много работает, ты же знаешь,  - сказала Лина.
        - Работает! При таких деньгах мог бы на диване валяться и в потолок поплевывать, а он…
        - Ну, мать, ты и скажешь!  - встрял Аркадий Сергеевич.  - Если бы Илья на диване валялся, от его миллионов давно бы ничего не осталось. А он пашет, как не знаю кто, с утра до ночи.
        Илья, действительно, редко появлялся дома: он с головой ушел в проект создания семейной деревни, где могли бы жить родители с приемными детьми. Подумав, что решать проблему сиротства нужно комплексно, Званцев организовал благотворительный фонд, который помогал детям в поисках приемной семьи. Илья и сам переживал, что все домашние заботы переложил на Лину, поэтому каждую свободную минуту старался проводить с детьми.
        - Я-то думала: какое счастье, дочка за миллионера замуж вышла! Будет как сыр в масле кататься,  - причитала Ольга Петровна.
        - Ну и чем я не сыр в масле?  - Лина пыталась перевести все в шутку.  - Я не готовлю, не убираюсь, только детьми занимаюсь, да и то няни помогают.
        Ольга Петровна добровольно взяла на себя обязанности домоправительницы, хотя Лина предпочла бы нанять экономку: их с мамой представления о домашнем распорядке сильно различались, и Лине приходилось тратить много времени на разъяснения, уговоры и утешения обиженной мамы и персонала. Особенно сложные отношения образовались у Ольги Петровны с детским поваром и двумя нянями  - Лина то и дело улаживала конфликты.
        - Нет, не о такой жизни я для тебя мечтала,  - горестно вздохнула Ольга Петровна.
        - Мам, а ты что думала? Я буду вся в бриллиантах и соболях разъезжать по Парижам? Один раз съездила, и хватит. Не для меня это все. Илья меня любит, я счастлива, чего еще желать?
        - Любит! Любил бы, не навешивал бы на тебя чужих детей. Лучше бы еще собственного родили.
        - Это было мое решение, мама. Мое. А Илья поддержал. Ты вспомни, как он сам рос! И я горжусь мужем: он не сидит сиднем на своих миллионах, а отдает на благотворительность, на сирот! И я делаю, что могу. А если тебе не нравится, мы вам другой дом купим, подальше, чтобы ты так сильно не расстраивалась, наблюдая нашу жизнь.
        Родители притихли, видя, в каком гневе их дочь. Помолчав, Ольга Петровна жалобно сказала:
        - Очень уж девочка маленькая. Мыслимое ли дело, такую кроху выходить. Искусственница, болеть будет! Ох, горе…
        - Мама, ну какое же горе? Это счастье! А я еще рожу, не беспокойся. И мы не делим детей на чужих и собственных, чтоб ты знала!
        И Лина тут же задумалась: а правда ли это? Да, правда. Она сама порой забывала, что не рожала Ирочку, а Илья одинаково нежно относился ко всей троице, никак не выделяя Николку. Но получится ли так с новыми детьми?..
        Двадцать минут «для себя» превратились в сорок, но Лина все так же сидела на балконе, задумчиво глядя в сад и улыбаясь воспоминаниям прошлого: вот Павлик скептически рассматривает только что привезенных домой «близнецов» и закатывает глаза, слыша бабушкино сюсюканье… Николка наконец делает первый неуверенный шаг, и тут же Ирочка, которая уже бойко ходит, нечаянно его толкает  - Николка шлепается на попу и вопит от неожиданности… Дети обступили кроватку Лизы  - та таращит на них глаза, а потом начинает взмахивать ручонками и смеяться  - все тоже хохочут…
        Лина посмотрела на часы и опомнилась: «Что ж я сижу-то! Дел невпроворот!» Она ринулась было к гардеробу, но тут на пороге появился Илья:
        - Доброе утро, красавица!
        - Ой, ты уже вернулся! Как хорошо!
        - Я торопился,  - сказал Илья. Выглядел он почему-то смущенным и даже виноватым, и Лина удивленно подняла брови. Илья прошел на балкон, налил себе соку, отпил и поморщился:  - Странный какой-то сок!
        Поставил стакан и продолжил, не глядя на Лину:
        - Шанежка, а ты не хочешь устроить небольшие каникулы? Я выкроил неделю. Вернее, пять дней. Хочешь, слетаем в Японию? Съездим в бамбуковый лес Сагано! Помнишь, ты когда-то хотела услышать, как бамбук поет на ветру?
        - Надо же, ты не забыл! А сколько туда лететь?
        - Часов десять примерно.
        - Долго как! Давай куда-нибудь поближе, а? Чтобы можно было быстро вернуться в случае чего.
        - Поближе…
        - Милый, знаешь куда?  - осенило Лину.  - В Ковров! В ту гостиницу, помнишь? Туда можно и дней на десять поехать. Руководить ты из Коврова сможешь, правда? А Лизу с няней с собой возьмем, поселим в соседнем номере.
        - Не получится дней на десять. Восьмого июня нам ехать за Матвеем.
        - Правда? Ну, наконец! А то я вся изнервничалась. Твоя Настя не рассказывает ничего: «Всё идет своим бюрократическим порядком», а больше от нее слова не дождешься.
        - Кстати о Насте! Она тебе много чего не рассказывала. Есть одна вещь, о которой я должен тебе…
        - Ой, у меня ведь тоже новость есть!  - встрепенулась Лина, перебив мужа.  - И как это я забыла? Кажется, я опять беременна! Представляешь? Еще не точно, но очень похоже… Илья?!
        Илья закрыл лицо руками, плечи его тряслись.
        - Ты что?! Ты не рад, что ли?
        Но тут Илья, не выдержав, захохотал в голос.
        - Да что такое?!
        - Ты сейчас тоже будешь смеяться! Знаешь, какая у меня новость? Вместе с Матвеем прибудет еще один мальчик, Димочка. Они такие друзья, что у меня сердце не выдержало, оформили обоих. Он тебе понравится! Это такое хрупкое, трепетное существо, очень трогательное. Лина?
        - С ума сойти! Что ж ты мне раньше-то не сказал?
        - Сначала не говорил, потому что все было не слишком ясно, а потом… В общем, хотел сюрприз сделать.
        - Хорошенький сюрприз!
        - Шанежка, но ты же не против? Мы ведь обсуждали это с тобой, помнишь? И ты сказала: «Сколько сможем, столько и спасем».
        - Я не отрекаюсь. Просто неожиданно. Не делай так больше, ладно? Говори заранее. Ты представляешь, что с матерью будет? Когда я успею ее подготовить?
        - Ну да, об этом я не подумал, прости. Но он такой милый мальчик, такой одинокий. Пропадет там.
        - Ты себя вспомнил, да?
        - Все ты понимаешь.
        - Ладно, пригреем и этого одинокого мальчика. Господи, сколько ж у нас теперь детей-то будет? Павлик, Николка, Ирочка, Лиза, Матвей…
        - И Димочка!
        - А через девять месяцев еще кто-то. Придется нанять парочку нянь, новую детскую оформить. Дом-то маловат становится, чувствуешь?
        Илья с Линой некоторое время растерянно смотрели друг на друга, потом не выдержали  - засмеялись и поцеловались. Но тут из коридора послышался многоголосый гомон, и чьи-то требовательные руки заколотили по двери:
        - Выходите! Мы вас ждем!
        - Да может, их там и нет?
        - Как же, нет! Я сам Илью видел. Он уже час как приехал.
        - Эй, молодые!
        - Ну, все,  - вздохнул Илья.  - Выследили. Надо идти на растерзание.
        Лина чмокнула мужа в щеку и распахнула дверь, из которой хлынула волна: Павлик с видеокамерой, няня с Лизой на руках, Николка и Ирочка, родители Лины, Долли с Пахомычем, Макс с Лией и Леночкой, Анютка с мужем и младенцем, две собаки… Дети вопили, собаки лаяли, взрослые поздравляли «молодых», обнимали, целовали и вручали подарки.
        - Как ты думаешь,  - тихо спросил Илья у жены, улучив момент.  - Мы справимся?
        - Вместе-то? Конечно,  - ответила Лина, принимая очередной букет.  - Все у нас получится, даже не сомневайся.
        notes
        Примечания
        1
        ЦКБ  - Центральная кремлевская больница.
        2
        «Хроника текущих событий» (XTC)  - первый в СССР неподцензурный правозащитный информационный бюллетень. Распространялся через самиздат. XTC выпускалась в течение 15 лет, с 1968 по 1983 год; за это время вышло 63 выпуска «Хроники». Её редакторы подвергались репрессиям.
        3
        Noblesse oblige  - французский фразеологизм, буквально означающий «благородное (дворянское) происхождение обязывает». Переносный смысл  - «честь обязывает» или «положение обязывает»  - власть и престиж накладывают известную ответственность.
        4
        История Макса и Лии рассказана в новелле «Лия Сергеевна» (сборник «Индейское лето»), эти персонажи также действуют в романе «Только ты одна».
        5
        Best Trick Contest  - лучший трюк.
        6
        Эта история рассказана в романе «Только ты одна».