Петерсон Холли, Нянь Или Мужчину Вызывали- библиотека РусЛит

Нянь, или мужчину вызывали? Холли Петерсон

        # Бизнес. Карьера. Светская жизнь.
        Заниматься воспитанием троих отпрысков некогда ни телеведущей Джейми Уитфилд, ни тем более, ее вечно занятому мужу. А психологи твердят, что детям необходимо мужское внимание…
        Многоопытные подружки с Парк-авеню дают совет - нанять няней… мужчину!
        И тогда в доме появляется начинающий литератор Питер Бэйли. Он молод и обаятелен, добр и остроумен. Его обожают дети. Им восхищаются все знакомые. Его нельзя не полюбить… и вот это - хуже всего! Потому что несчастная Джейми с каждым днем все больше подпадает под власть очарования «своего прекрасного няня». Уволить его? Уехать в путешествие? Уйти в работу? Или, наоборот, объясниться ему в любви? Надо что-то решать!
        Холли Петерсон
        Нянь, или мужчину вызывали?
        Посвящается Рику - моему источнику жизни

        Эта книга является художественным произведением. Персонажи, имена, события, диалоги и сюжет - плод авторского воображения. Любое совпадение с реальными лицами, компаниями и событиями является случайным.

        Глава 1
        Убрать шасси

        Если вы хотите полюбоваться на богачей, ведущих себя как богачи, подъезжайте к трем часам в любой рабочий день к школе Сент-Генри для мальчиков. Ничто так не сводит с ума людей с достатком, как общение с другими людьми, достаток которых может оказаться больше, чем их собственный. Вот почему такое простое действие, как привезти ребенка в частную школу и отвезти его обратно, приводит их в столь возбужденное состояние. Это шанс показать себя и свой «товар» и дать понять другим родителям их место, а именно - их «позицию» в линейке самых богатых людей.
        Я очень торопилась, чтобы успеть на дневной матч, в котором должен был играть мой сын, но кавалькада черных джипов, мини-фургонов и машин с шоферами растянулась на целый квартал передо мной. Пусть я пропустила очередное совещание на работе, но не прийти сегодня я не могла. Перед школой, на улочке, обрамленной с обеих сторон деревьями гинкго и белыми особняками, уже собралась толпа. Я взяла себя в руки и нырнула в родительское море: папаши-банкиры в дорогих костюмах отдавали распоряжения по телефону, мамаши щеголяли модными солнечными очками и доведенными в спортзале до совершенства фигурами; многие держали за руки своих нарядных крошек. Эти дети играют важную роль в вечном соревновании между родителями; их выводят на прогулки в нарядных платьицах, таскают к учителю французского, а оттуда на занятия по виолончели и обсуждают их достижения, словно речь идет о племенном скоте на сельскохозяйственной ярмарке.
        В стоящей перед школой машине с опущенным тонированным стеклом один известный косметический магнат лениво просматривал заметку о себе в разделе светской хроники. Рядом с ним сидела его четырехлетняя дочка и смотрела «Сказочную страну Барби» на экранчике, прикрепленном к потолку машины. На переднем сиденье няня в накрахмаленной белой форме терпеливо дожидалась, пока он скажет ей, что пора идти забирать его сына.
        В нескольких метрах от него из задней двери пузатого серебристого «мерседеса» на тротуар уже опускалась нога в туфле из зеленой змеиной кожи с восьмисантиметровым каблуком. Шофер помигал мне желтыми фарами. Потом я увидела коричневую твидовую юбку, облегающую стройные бедра, и, наконец, показалась женщина лет тридцати с небольшим. Она встряхнула светлыми волосами, ожидая, пока водитель обежит вокруг машины, чтобы подать ей руку.
        - Джейми! Джейми! - закричала Ингрид Харрис, замахав рукой с ярко красными ногтями, и десятки золотых браслетов зазвенели, соскользнув к локтю.
        Я прикрыла глаза от блеска.
        - Ингрид, я тебя очень люблю, но не сейчас. Я бегу на матч Дилана.
        - Джейми, я тебя искала!
        Я нырнула в толпу, не сомневаясь, что она пойдет за мной.
        - Джейми! Подожди! Пожалуйста! - Ингрид догнала меня, оставив водителя разбираться с ее вопившими в машине сыновьями. Она тяжко вздохнула, как будто пятиметровая прогулка от «мерседеса» ее измучила. - О-о-о-ох. - Не забывайте, эти люди стараются ступать на землю как можно реже. - Слава богу, что ты вчера вечером была дома.
        - Да ничего особенного.
        - Генри так тебе обязан, - сказала Ингрид. Силач шофер по очереди вытащил ее сыновей из машины, бережно опустив каждого на тротуар, словно складывал яйца в корзинку.
        - Четыре таблетки успокоительного!
        Генри собирался уезжать с клиентами поохотиться (в десять вечера убрать шасси - и в Аргентину), и он просто с ума сходил.
        - Джейми! - А вот это уже голос по-приятнее: моя подруга Кэтрин Фицджеральд. Она ездила сюда из Трайбеки и носила джинсы и французские кроссовки. Мы с ней выросли не в Верхнем Ист-Сайде и потому привыкли сами открывать двери. - Давай-ка пробираться вперед.
        Только мы двинулись вверх по мраморной лестнице, как к тротуару подъехал белый джип «Кадиллак-эскалада». Даже за тридцать метров было видно, что в машине сидят дети бизнес-магната. Наконец, джип остановился; из него вышел аристократического вида водитель в котелке, обошел машину, чтобы открыть дверь, из которой выбрались четверо детей Макаллистеров с четырьмя нянями-филиппинками: одна няня - один ребенок. Няни все были в белых брюках, белых туфлях на резиновой подошве и белых блузках медработников, как в передаче «Дора-исследовательница». В этой компании было столько детей и нянь, что, поднимаясь друг за дружкой по ступенькам, они были похожи на сороконожку.
        В три часа пять минут школа открылась, и родители принялись пробираться вперед, вежливо, но настойчиво расталкивая друг друга. Поднявшись на четвертый этаж к спортзалу, я услышала гул мальчишеских голосов и скрип кроссовок. Команда четвертого класса уже переоделась в сине-белую форму и приступила к разминке. Я окинула взглядом площадку в поисках Дилана, но нигде его не увидела. Родители стояли группой рядом с местами для болельщиков школы Сент-Генри. Между ними виднелись братья и сестры членов команды с нянями почти из всех стран - членов ООН. Дилана нигде не было видно. Наконец, я заметила его: он стоял, сгорбившись, у входа в раздевалку, все еще в брюках цвета хаки и белой рубашке, расстегнутой у воротника. Голубой пиджак лежал на скамейке рядом с ним. Увидев меня, он сощурился и отвернулся. Филип, мой муж, делал точно такое же лицо, когда сердился или чувствовал себя обиженным.
        - Дилан, я тут!
        - Ты опоздала, мама.
        - Да где же я опоздала, милый?
        - Другие мамы пришли раньше тебя.
        - Знаешь, у входа в школу очередь из мам, по четыре человека в ряд. Не могла же я лезть без очереди? Остальные еще подходят.
        - Все равно. - Он отвернулся.
        - Детка, где твоя форма?
        - В рюкзаке.
        Опускаясь на скамейку рядом с сыном, я буквально чувствовала, как от него исходит энергия сопротивления.
        - Пора ее надевать.
        - Я не хочу надевать форму.
        Подошел тренер Робертсон.
        - Знаете что? - Он вскинул руки, демонстрируя свое раздражение. - Я не собираюсь каждый раз силой заставлять его переодеваться. Я сказал ему, что он пропустит игру, но он все равно не послушался. Если хотите знать мое мнение, это просто смешно.
        - Нет, это не смешно. - Этот тип никогда не понимал Дилана. Я отвела тренера в сторону. - Мы уже говорили с вами об этом. Дилан нервничает перед игрой. Ему девять лет. Он первый год в команде.
        Тренера мои аргументы, похоже, не убедили - он развернулся и ушел. Я обняла Дилана.
        - Милый, мне тренер Робертсон тоже не очень нравится, но он прав. Пора надевать форму.
        - Я ему на самом деле не нравлюсь.
        - Он ко всем мальчикам одинаково относится. Он, конечно, строгий, но он хочет, чтобы ты играл.
        - А я не буду.
        - Даже ради меня?
        Дилан покачал головой. У него были большие карие глаза, резкие черты лица и густые темные непослушные волосы. Губами мой сын улыбался куда чаще, чем глазами.
        - Дилан, быстрее! - Это подошел вразвалку Дуглас Вуд, противный маленький мальчик, стриженный ежиком, с веснушками и толстой попой. - Да что с тобой такое?
        - Ничего!
        - Тогда чего ты не играешь?
        - Играю.
        - А если играешь, почему не в форме?
        - Потому что маме понадобилось со мной поговорить. Это она виновата.
        Тренер Робертсон снова подошел к нам, резко двигая локтями при ходьбе; он сердился на Дугласа за то, что тот ушел с разминки, и на моего сына - за нежелание играть.
        - Ну же, парень, пора. Пошли. - Он взял рюкзак Дилана и повел его за руку к раздевалке.
        Дилан закатил глаза и поплелся за ним, волоча за собой по полу форму. Я направилась к зрительским местам; сердце у меня ныло.
        Кэтрин прошла вперед, чтобы занять места, и теперь махала мне рукой с пятого ряда на той стороне, где сидели болельщики нашей школы. Ее сыновья-близняшки учились в одном классе с Диланом, а дочка ходила в наш детский сад. Сейчас ее мальчики, Луис и Ники, дрались из-за мяча. Тренер Робертсон нагнулся над ними и громко засвистел прямо им в уши, чтобы разнять. Кэтрин встала, пытаясь разглядеть, что происходит; я видела ее спину в потертой замшевой куртке и длинный хвост светлых волос. Я пробралась мимо двух десятков человек, чтобы сесть с ней рядом; она опустилась на свое место и похлопала меня по колену.
        - Ну, мы как раз вовремя успели, - улыбнулась она.
        - И не говори, - сказала я устало, и оперлась головой на руки.
        Через несколько секунд команда Уилмингтонской школы для мальчиков ворвалась в спортзал подобно армии завоевателей, Я видела, как мой сын неуверенно плетется за другими игроками. Его потные товарищи носились туда-сюда; они были в том возрасте на излете детства, когда подростковая неуклюжесть еще не так заметна. Дилану они передавали мяч редко, в основном потому, что он никогда не встречался с ними взглядом и держался с краю, избегая толчеи. Долговязый, с худыми коленками, он выглядел неуклюжим, словно жираф.
        - Дилан плохо играет.
        Кэтрин посмотрела на меня.
        - Они все плохо играют. Посмотри на них: они едва попадают мячом в корзину. Им пока силенок не хватает.
        - Ну да. Но он вечно не в духе.
        - Не всегда. Временами, - ответила Кэтрин.
        Тут ко мне повернулась сидевшая впереди Барбара Фишер. На ней были облегающие джинсы, дорогой ярко-розовый свитер в резинку, из-под которого, нарушая закон тяготения, торчал вверх воротник накрахмаленной полой блузки. В ней все было чересчур, все доведено до предела; загар был слишком темный, а фигура - вытянутой, как статуя Джакометти.
        - О-о, а вот и наша работающая мамочка пришла на матч!
        Я вздрогнула.
        - Я хотела посмотреть на игру сына, для меня это важно. - Я отклонилась в сторону и перевела взгляд на мальчиков.
        Барбара передвинулась сантиметров на десять, чтобы перекрыть мне поле зрения, и сделала заход с другой стороны.
        - Мы как раз говорили в комитете по школьной благотворительности, как тебе, должно быть, тяжело, что не удается принимать участие в делах Дилана.
        - Мне нравится работать. Но если ты не хочешь работать вне дома, Барбара, я могу это понять. Так, наверное, жить легче и приятнее.
        - Но ты явно не ради денег это делаешь. Филипп ведь теперь так хорошо зарабатывает в своей юридической фирме. - Барбара понизила голос и перешла на шепот, но это у нее плохо получалось, и ее стало слышно еще лучше, потому, что она буквально выкрикивала каждое прошептанное слово. - Ты вряд ли можешь состязаться с ним в зарабатывании денег.
        Я посмотрела на Кэтрин и закатила глаза.
        - Вообще-то я совсем неплохо зарабатываю. Но я не ради денег работаю, Барбара. Мне это просто нравится. Дух соревнования, знаешь ли. А сейчас, извини, я лучше сосредоточусь на том, как играет Дилан; у него тоже есть соревновательный инстинкт, и он наверняка хочет, чтобы я посмотрела на его игру.
        - Да, конечно, так будет лучше.
        Кэтрин чувствительно ущипнула меня за руку; она ненавидела Барбару еще больше. Я подскочила от боли и стукнула ее по плечу.
        Кэтрин прошептала мне на ухо:
        - Странно, что она ни словом не обмолвилась про свое новое транспортное средство. На случай, если ты вдруг не слышала, сообщаю: в прошлом месяце наконец-то доставили новый «Фэлкон-2000» - личный самолет Аарона.
        - Наверняка я еще услышу об этом, - ответила я, глядя на площадку. Дилан попробовал заблокировать удар, но игрок обежал вокруг него и забросил мяч в корзину. Разминка окончена. Все ребята разошлись по сторонам и сбились в кучки.
        - Знаешь, что тут противнее всего? - прошептала мне Кэтрин.
        - И не перечислить.
        - Они не могут просто сказать: «Мы уезжаем на уик-энд в три часа дня», - это означало бы, что в три часа дня они отправляются куда-то на машине, на корабле, или коммерческим рейсом на самолете, или еще как-нибудь. - Кэтрин наклонилась ко мне поближе. - Нет, они хотят вам сказать главное: что они летят на своем самолете. И поэтому, они вдруг начинают выражаться, как опытные пилоты: «Мы уезжаем на уик-энд, шасси убираем в три часа». - Она покачала головой и усмехнулась. - Будто мне есть дело до того, чем они вообще занимаются.
        Когда я, уроженка среднего класса со Среднего Запада, выйдя замуж, впервые оказалась в этом обществе, манхэттенские семьи из Верхнего Ист-Сайда меня, разумеется, пугали. Мои родители, привыкшие к удобной обуви и кошелькам на поясе, слишком часто напоминали мне, что лучше бы мне держаться подальше от новоявленных соседей, что дома, в Миннеаполисе, куда легче жить счастливо. Ради мужа я старалась приспособиться к новому окружению, но я никогда не смогу привыкнуть к тому, что люди в разговоре с друзьями упоминают своего пилота, словно простого служащего: «Я подумал, что стоит смотаться в Кейп поужинать, и сказал Ричарду, чтобы он был готов к трем».
        Дилан сидел на скамье, а с ним еще с десяток сотоварищей; тренер Робертсон подбросил в воздух спорный мяч. Слава богу, Дилан увлекся игрой. Он разговаривал с соседним мальчиком и показывал на площадку. Я немного расслабилась и вздохнула спокойнее.
        Через две минуты о мое плечо ударилась детская чашка с крышечкой и отскочила на колени Кэтрин. Мы обе оглянулись.
        - Прошу прощения! - сказала одна из филиппинских нянь. Сороконожка Макаллистеров пробиралась по ряду у нас за спиной. Двое младших детей ревели во все горло. Такие вещи всегда выводили Кэтрин из себя. Ее дети тоже не всегда вели себя идеально, но она не выносила неуважение, с которым мелюзга с Парк-авеню относилась к своим няням.
        Она посмотрела на них и повернулась ко мне.
        - Бедные женщины. Что им только не приходится выносить! Слушай, я все-таки сделаю это. Прямо сейчас. Подойду и спрошу, есть ли у них расписание, когда какую форму носить. Ну, знаешь, по понедельникам у всех футболки с «Губкой Бобом», по вторникам «Дора»…
        - Кэтрин, ну пожалуйста, перестань. Кому это интересно?
        - Ну да, как же, ты, известная маньячка по части графиков и списков, и вдруг не хочешь узнать подробности? - Кэтрин улыбнулась. - В следующий раз, когда будешь у Шерри на дне рождения, проберись к ней на кухню и подойди к столу у телефона. Там лежит брошюра с инструкциями по домоводству с цветными закладками, чтобы удобнее было находить то, что нужно. Она заставила секретаршу Роджера все это отпечатать и переплести. Там инструкции на все случаи жизни, какие только можно себе представить.
        - Например?
        - Тебе же неинтересно!
        - Ну, немножко все-таки интересно.
        - Скользящий график работы для прислуги: первая смена с шести утра до двух дня, вторая - с девяти до пяти, третья - с четырех до полуночи. Распорядок дня для домашних животных и для тех, кто их выгуливает и купает. Указания относительно того, какие детские вещи нужно вешать, а какие складывать. Как сортировать детские перчатки и шарфы: отдельно - для прогулок и отдельно - для зимних видов спорта. Где в гардеробе нужно вешать все бальные платья девочек после глажки - да-да, ты правильно расслышала, после глажки. Каким фарфором сервировать стол к завтраку, обеду и ужину, причем с учетом сезона: сервиз с ракушками - на лето, с листьями - на День благодарения, с венками - на рождественские каникулы. Я и половины всего этого не упомню, - продолжила Кэтрин. - Просто с ума можно сойти.
        - А знаешь, что самое ужасное? - отозвалась я. - Мне хочется сделать себе горячего чая, устроиться поуютнее под одеялом и изучить перед сном каждое слово в этих инструкциях.

        Через полчаса страсти в игре накалились до предела. Команда Уилмингтона выиграла одно очко; толпа с воплем вскочила на ноги. Я встала на сиденье, чтобы лучше видеть, и чуть не упала на Барбару Фишер. Уилмингтон вновь увел мяч у Сент-Генри. Мой Дилан, наконец-то, оказался в центре игры; он отчаянно пытался перехватить мяч, который противники перебрасывали по площадке. Вот-вот должен был закончиться первый тайм. Уилмингтон вел в счете с преимуществом в одно очко. Игрок из команды Уилмингтона сделал рискованную попытку выиграть еще одно очко, но мяч отскочил от края корзины. Они поймали мяч и попробовали еще раз. На этот раз мяч со скоростью сотни миль в час отскочил от нижнего угла щита. Прямо на Дилана. Как ни странно, тот поймал его и ошеломленно застыл на месте. Он с ужасом взглянул на корзину на другом конце площадки - бесконечность, отделявшая его от заветного очка. Неожиданно между двумя защитниками появился промежуток, и Дилан бросился бежать. Зрители одобрительно закричали. Я посмотрела на табло: осталось семь секунд. Шесть. Пять. Четыре. Мы все отсчитывали секунды до гудка. Дилан был уже
прямо под корзиной. Ну, пусть у него получится; он же с ума сойдет от счастья, если забросит.
        Бросок был ему открыт. Он посмотрел на меня. Посмотрел на бегущих к нему товарищей. Снова посмотрел на корзину.
        - Бросай, Дилан, бросай! - кричали они.
        - Ну же, детка, ну же. Вот оно! Ты сможешь! - Я впилась ногтями в руку Кэтрин. Дилан обнял мяч, как ребенка, сжимая его обеими руками, и упал на пол, рыдая. Он просто не в силах был бросить. Раздался звук сирены. На площадке было тихо. Все смотрели на моего маленького несчастного мальчика.

        Глава 2
        Утренняя тошнота
        - Ну и что он сказал по этому поводу утром? - Мой муж Филип стоял голый, склонившись над раковиной, и стирал с уха пену для бритья пушистым белым полотенцем.
        - Он говорит, что все в порядке, но я-то знаю, что это не так. - Я стою у своего умывальника, в полутора метрах от него, наполовину одетая, всовывая кисточку для туши обратно в тюбик. - Я точно знаю. Все очень плохо.
        - Вместе мы сумеем ему помочь, милая, - спокойно ответил Филип.
        Я знала: он думает, что я опять делаю из мухи слона.
        - Он не хочет об этом разговаривать. А он всегда со мной разговаривает, всегда. Особенно вечером перед, сном. - Я прищурилась, и вокруг глаз побежали морщинки.
        - Я знаю, о чем ты сейчас думаешь, и ты выглядишь стройной и очень молодой для своих тридцати шести. Да, и я не виню Дилана за то, что он не хочет переживать все это заново. Дай ему пару дней. И не беспокойся, он справится.
        - Но то, что случилось, очень важно, Филипп. Я говорила тебе вчера.
        - Четвертый класс вообще сложное время. Он справится, обещаю тебе, а я ему помогу.
        - Спасибо, что стараешься меня успокоить. Но все равно ты не понимаешь.
        - Да все я понимаю! Он чувствовал, что все это давит на него, - произнес Филип, - и сорвался. Оставь его в покое, а то будет только хуже. - Он потрепал меня по бедру и пошел к себе в гардеробную, но у двери обернулся и подмигнул с привычной добродушной уверенностью. - Хватит про Дилана. У меня для тебя сюрприз.
        Я знала. Рубашки. Я изо всех сил попыталась переключиться.
        Филип снова скрылся в спальне и крикнул:
        - Ты просто с ума сойдешь, когда увидишь, что, наконец, привезли!
        Рубашки лежали на кровати, в большой темно-синей упаковке. Филип ждал их доставки так, как дети ожидают Рождество. Когда я вернулась в спальню, он уже достал из коробки первую сшитую на заказ рубашку за двести пятьдесят долларов и аккуратно отклеивал липкую ленту, скреплявшую красную упаковочную бумагу. Бумага была дорогая и плотная, с одной стороны мягкая, а с другой - блестящая и гладкая. Филип с громким треском разорвал бумажную упаковку и извлек из нее рубашку в широкую желто-белую полоску. Прямо в духе британской аристократии - и любого из наших знакомых-юристов.
        Мне этим утром было не до рубашек. Я развернулась и пошла на кухню.
        - Джейми, иди сюда! Ты даже не…
        - Минуточку!
        Я вернулась, помешивая кофе и держа газету под мышкой.
        - Дети уже встают. У тебя две минуты на демонстрацию рубашек.
        - Я еще не готов.
        Я села в кресло в углу и принялась просматривать заголовки в газете.
        - Ты только посмотри на это! - Филип в полном восторге облек свой мускулистый торс в желтую рубашку. Пряди влажных каштановых кудрей прикрывали верхний край воротника; он зачесал волнистые волосы назад и пригладил их рукой. Усмехаясь себе под нос и мурлыкая какую-то песенку, он начал застегивать пуговицы.
        - Очень мило, Филип. Хорошая ткань. Ты сделал удачный выбор.
        Я вернулась к газетам, краем глаза наблюдая за тем, как он легким шагом приблизился к своему гардеробу из красного дерева и начал рыться в серебряной чаше, которую выиграл в парусной регате в школе. Он отобрал три пары запонок и разложил на бюро - маленький ритуал, который утвердился с тех пор, как Филип стал зарабатывать достаточно, чтобы позволить себе больше одного комплекта хороших запонок. Выбор пал на золотые штанги от «Тиффани» с синими лазуритовыми камешками на концах - это были его любимые запонки.
        - Ну, хорошо, дорогой. - Я отбросила газеты и пошла к двери. - Ты закончил? Ничего, если я…
        Вдруг буквально из ниоткуда появилась большая грозовая туча.
        - Черт!
        С новой рубашкой явно было что-то не так. Филип пытался вставить запонки в слишком маленькие для них отверстия. Похоже, это начинало его сердить.
        Сняв рубашку в желтую полоску, он прищурился.
        Тут вошла, протирая глаза спросонок, наша пятилетняя дочь Грейси и схватила его за ногу.
        - Не сейчас, зайка. Папа тебя очень любит, но сейчас он занят. - Он развернул Грейси по направлению ко мне, и я взяла ее на руки.
        Филип снова подошел к кровати, на этот раз куда менее бодро, и достал другую рубашку, в сиреневую полоску. Помедлив, он глубоко вздохнул, словно бык на корриде перед тем как броситься в атаку. Приложив к себе накрахмаленную рубашку, он склонил голову набок - он явно пытался сохранить хорошее настроение. Стоя у кровати в синих в клеточку трусах-боксерах, белой футболке и черных носках, Филип надел новую рубашку и снова попытался засунуть лазуритовые запонки в дырки. Они снова не подошли. В комнату зашел наш пес, ирландский терьер Гасси, и сел, склонив голову набок, точно так же, как Филип минуту назад.
        - Не сейчас, Гасси. Иди отсюда!
        Пес склонил голову в другую сторону, но продолжал сидеть, не сдвинувшись с места ни на сантиметр.
        Прикусив губу, я стояла с Грейси на руках, прислонившись к дверному косяку спальни.
        Юристы в третьем поколении с гарвардским дипломом психологически не приспособлены справляться с мелкими бытовыми разочарованиями. Особенно юристы вроде Филипа, родившиеся и выросшие на Парк-авеню. Их растили няни, им готовили обед повара, а швейцары открывали перед ними двери. Они могут в одно мгновение заработать и потерять триста миллионов долларов для своего клиента и даже глазом не моргнуть, но боже упаси, если водитель после вечеринки окажется не там, где ему положено. Когда на пути моего мужа встает какая-нибудь бытовая мелочь, его реакцию нельзя назвать адекватной ни по каким меркам. И, как правило, чем меньше неприятность, тем сильнее взрыв.
        Сегодняшнее утро было превосходным тому примером. И еще папа сегодня явно не соблюдал правила насчет ругательств, которые сам же установил для детей.
        - Долбаный мистер Хо, чертов коротышка-лизоблюд, приперся из Гонконга, содрал с меня чертово состояние за десять долбаных рубашек ручной работы с двумя, черт побери, примерками, и он, видите ли, не может сделать нормальные дырки? За две с половиной сотни долларов не может сделать чертовы дырки? - Он метнулся обратно в гардеробную.
        Я устроила Грейси под одеялом в нашей постели; она лежала, плотно сжав губы и широко распахнув глаза. В свои пять лет она понимала, что папа ведет себя как маленький, но при этом она прекрасно знала, что лучше помалкивать на этот счет, в противном случае папе это совсем не понравится. Тут в спальню вошел наш двухлетний сын Майкл и, добравшись до кровати, поднял руки - мол, мама, помоги забраться. Я уложила его рядом с Грейси и поцеловала в макушку.
        Я сражалась с молнией на блузке, находясь в состоянии ожидания, ибо знала, что…
        - Дже-е-ейми-и-и.
        Когда Филип сделал мне предложение, он сказал, что ему нужна женщина с собственной карьерой, женщина, у которой, прежде всего, есть интересы вне дома. Он заявил, что он современный мужчина, и ему не требуется, чтобы жена его обслуживала. После десяти лет совместной жизни я беру на себя смелость с этим не согласиться.
        Я поставила детям кассету с «Пинки Динки Ду» и спокойно пошла на крик, теперь уже доносящийся из кабинета, гадая, сколько американских женщин в настоящий момент времени имеют дело с утренней истерикой своих мужей по дурацкому поводу.
        - Сколько раз нужно говорить Каролине не трогать то, что лежит на моем столе? Скажи ей, что она, черт ее побери, вылетит с работы, если еще хоть раз возьмет с моего стола ножницы.
        - Дорогой, это же всего лишь проблема с запонками. Вряд ли она брала их, наверное, ты просто положил их…
        - Извини, милая. - Он взял меня за руку и поцеловал в лоб. - Но я всегда, всегда их кладу вот в этот кожаный стаканчик, чтобы знать, где их искать, если они понадобятся. Чертовы тупые китаезы. Чертов мистер Хо.
        - Филип, успокойся. И не называй китайцев тупыми китаезами, ты ведь не имеешь этого в виду. Хватит, это очень грубо. Я принесу тебе другую рубашку.
        - Мне не нужна другая рубашка, Джейми. Мне нужны маленькие ножницы, лучше всего маникюрные, чтобы прорезать дырку чуть побольше.
        - Филип, так ты испортишь рубашку. - Я протянула ему превосходную чистую рубашку из шкафа. При виде ее, он закрыл глаза и сделал глубокий вдох через нос.
        - Мне надоели старые рубашки.
        Он принялся выдергивать ящики своего стола и рыться в них, пока не нашел маленькие серебряные маникюрные ножницы. Следующие две минуты я любовалась тем, как мой муж, работающий в престижной юридической фирме, пытался проводить хирургические операции над дорогим египетским хлопком.
        Запонка прошла сквозь дырку и упала на пол.
        - Долбаная дырка! Теперь она слишком большая!
        В этот неудачный момент вошел Дилан. Он не понимал, что происходит, да ему, в общем-то, было все равно.
        - Пап, я все слышал. Ты сказал плохое слово, так что с тебя доллар. Мама не может мне сделать математику, у нее даже проценты не получаются. - Дилан протянул отцу учебник математики для четвертого класса. - Помоги мне.
        Он уже был в школьной форме: блейзер, галстук в полоску, брюки цвета хаки и мокасины на резиновой подошве. Он попытался намочить и пригладить волосы на макушке, но на затылке по-прежнему торчал вихор. Я подошла, чтобы обнять его, но он от меня отмахнулся.
        - Не сейчас, Дилан. - Филип исследовал дырки для запонок, копаясь в них ножницами. - У меня серьезная проблема.
        - Филип, я же тебе сказала, ты просто испортишь новую…
        - Позволь. Мне. Сделать. То. Что. Надо. Чтобы. Успеть. На. Встречу. С. Клиентом. И. Заработать. Нам. На. Жизнь.
        - Мама говорит, она не помнит, как умножать десятичные дроби.
        - Дилан, сейчас уже поздно просить помочь тебе выполнить задание, которое ты должен был сделать вчера. - Филип старался говорить мягко, но голос его звучал слишком высоко и напряженно. Потом он вспомнил про вчерашнее и смягчился. Он сел на стул у стола, чтобы посмотреть сыну прямо в глаза. - Дилан, я знаю, вчера на баскетбольном матче с тобой случилась неприятность, и…
        - Ничего не случилось.
        Филип вопросительно посмотрел на меня; вчера он поздно вернулся домой и не успел даже поговорить с Диланом.
        - То есть во время вчерашней игры не было никаких проблем?
        - Нет.
        - Ну, хорошо, давай пока забудем про игру и поговорим про математику…
        - Да я вообще не хочу говорить про игру. Потому что это неважно. Домашние задания - это важно, а они слишком сложные. - Дилан скрестил руки на груди и обиженно уставился в пол.
        - Я понимаю, - Филип все еще пытался уговорить его, - поэтому, я и хочу поговорить о математике. Почему ты не доделал ее вчера вечером? Ты был расстроен после матча?
        - Я же сказал, что не был! Матч - это неважно! Нам надо поговорить о том, почему ты не можешь мне помочь с математикой! Папа Александера всегда делает с ним математику, и он забирает его из школы на тандемном велосипеде!
        - Папа Александера скрипач, и Александер живет в лачуге.
        - Филип, пожалуйста. Тайм-аут для взрослых, нам надо поговорить. - Я схватила его за руку и втащила в гардеробную, закрывая за собой дверь.
        Он подмигнул мне. Я скрестила руки на груди. Он схватил меня за бедра, притянул к себе и принялся покрывать поцелуями мою шею.
        - Ты так приятно пахнешь чистотой, - прошептал он. - Обожаю твой шампунь.
        Я не собиралась спускать ему это с рук.
        - Сегодня ты сам не понимаешь, что говоришь.
        - Извини. Все дело во встрече с клиентом. Я нервничаю. А теперь еще ты меня завела.
        Я шлепнула его по руке.
        - Нельзя говорить «китаезы», когда дети могут тебя услышать. Во-первых, меня это оскорбляет, а во-вторых, если они услышат…
        - Ты права.
        - А если Александер живет в маленькой квартире, это еще не повод критиковать его отца, музыканта с мировой известностью, между прочим. Чему ты вообще учишь детей?
        - Да, нехорошо вышло.
        - О чем ты вообще думал? Ты меня с ума сводишь!
        Он попытался расстегнуть мою блузку.
        - Это ты меня с ума сводишь. - Он пощекотал мне спину.
        Грейси заколотила в дверь.
        - Мамочка!
        - Перестань. - Я невольно рассмеялась. - С меня хватит. У меня уже трое детей, четвертый мне не нужен. Это всего лишь дырка для запонки, понимаешь? Держи себя в руках.
        - Извини. Я тебя люблю, и ты права. Но эти рубашки обошлись мне так недешево, и казалось бы…
        - Пожалуйста.
        - Ну, хорошо. Давай начнем все сначала. - Он открыл дверь, галантным жестом пропустил меня вперед и утащил Грейси обратно в свой кабинет, подхватив ее под мышку, словно вязанку дров.
        Дилан, все еще в ярости, смотрел в окно. Филип сел у стола и снова сосредоточился на сыне.
        - Дилан, я знаю, что домашние задания трудные. Если бы ты дал мне время и подошел с вопросом не тогда, когда я тороплюсь на работу…
        - Вчера тебя не было, а то бы я тебя вчера попросил.
        - Извини. - Филип взял Дилана за руки и попытался посмотреть ему в глаза, но Дилан отвернулся. - Ты уже большой мальчик и достаточно взрослый, чтобы делать домашние задания без мамы и папы. Если тебе нужен репетитор, то об этом можно поговорить, но сейчас уже полвосьмого, меня ждет машина, а тебе нужно не опоздать в школу.
        Дилан расстроенно плюхнулся на диван.
        - Ох, че-ерт, да что же это такое. - Он повалился на спину, прикрывая глаза рукой. Он уже слишком вырос, чтобы расплакаться, но я знала, что ему очень этого хотелось. А еще я знала, что если подойду и обниму его, то он потеряет контроль над собой и разревется. Я осталась на безопасном расстоянии.
        - У нас ни одна мама не может сделать математику, и всем ребятам в классе математику делают папы. Это нечестно, что ты не хочешь мне помочь.
        - Ты что, слишком долго сидел за видеоиграми? - Филип посмотрел на меня. - Джейми, надо бы нам следить за тем, сколько времени он проводит, уставившись в этот экран, слишком уж…
        - Папа, ты же сам купил мне «Мэдден-07»!
        - Дилан играет в видеоигры только после того, как сделает домашние задания. Он помнит наш уговор, - ответила я. - И знаешь, именно сегодня можно было бы сделать послабление.
        - Дилан, - сказал Филип ласково, присев на край дивана, - папе иногда бывает трудно тебя понять. Я тебя очень люблю и горжусь тобой, и я постараюсь найти сегодня время разобраться с этим заданием, - Он щелкнул Дилана но носу. - Все понял?
        - Ага, - Дилан слегка улыбнулся.
        Тут в кабинет вошла Грейси с маленькими розовыми пластмассовыми ножницами и молча протянула их отцу.
        Филип посмотрел на нее. Потом на меня. Потом он расхохотался.
        - Спасибо, милая. - Он притянул Грейси к себе и потрепал ее по волосам, потом подхватил Дилана и изо всех сил обнял его.
        Как всегда, стоит мне только решить, что Филип настоящее чудовище, как он делает что-нибудь такое, отчего я думаю: может, я все еще могу его любить? Иногда, в приступе честности, я признаюсь Кэтрин, что, может быть, когда-нибудь и уйду от Филипа. Мы постепенно отдаляемся друг от друга; он бывает совершенно невыносим, но потом он снова начинает вести себя ответственно, как настоящий отец, и я вновь принимаю решение, что постараюсь сделать так, чтобы у нас все получилось.
        - Дилан, вместе, всей семьей, мы справимся со всеми этими проблемами. - Потом он повернулся ко мне. - Дай мне ту старую рубашку. Я опаздываю. Позвони за меня мистеру Хо и скажи, что у него есть сутки на то, чтобы исправить все десять рубашек. Если мне самому придется иметь с ним дело, я вызову наемных убийц.
        Мы все вместе спускались в лифте, размахивая рюкзаками, мобильниками и куртками: мой муж, Дилан, Грейси, малыш Майкл, экономка Каролина с терьером Гасси и няня Иветта. Истерика по поводу дырочек для запонок прошла, но это не означало, что теперь Филип станет обращать на нас внимание. Он уже был в костюме и в блестящих черных туфлях и готовился к встрече с клиентом, успешно игнорируя творящийся вокруг него хаос. Вставив в ухо наушник мобильника, Филип начал большим пальцем набирать номер голосовой почты; под мышкой у него была толстая пачка газет.
        Я одной рукой подхватила Грейси, а другой собрала волосы заколкой. Иветта так гордилась своими ухоженными питомцами, что каждый день одевала моих младших так, будто мы были на Ямайке и они собирались в церковь воскресным утром. Она жила у нас с рождения Дилана, так что я в ее дела не вмешивалась. На Грейси было красное платье в клеточку, красные туфельки с ремешками, а в волосах - огромный белый бант, завязанный сбоку.
        - Мамочка, меня ты заберешь или Иветта? - захныкала Грейси. - Ты меня никогда не забираешь.
        - Не сегодня, дорогая, ты же знаешь, что вторник - рабочий день. Мне нужно весь день сидеть на работе. Но по понедельникам и пятницам я всегда стараюсь сама тебя забирать.
        Ключевое слово в этой фразе - «стараюсь». Я работаю на телевидении на неполной ставке, но рабочий день у меня ненормированный, а когда идет важное расследование, время работы увеличивается до полной ставки. Такая неравномерность плохо отражается на детях. Хорошенькое личико Грейси начало кривиться в до боли знакомой гримасе. Я пригладила ей волосы ладонью и поцеловала в лоб, шепча: «Я тебя люблю».
        Рюкзак Дилана был выше его самого. Дилан развернул его, чтобы дотянуться до тамагочи на брелке, и принялся яростно, словно безумный, тыкать по клавишам игрушки. Прямо как папа со своим сотовым.
        - В три часа со звонком по селекторной связи ничего не выйдет. - Филипу непременно нужно отвечать на сообщения голосовой почты, как только он их услышит, пусть даже мы в лифте. - Позвони моей секретарше, Хэнк, она все устроит. А теперь давай я тебе изложу все по сделке «Тайсис лоджия» …
        - Филип, ну неужели нельзя попозже? Это так грубо.
        Филип закрыл глаза, потрепал меня по голове и приложил палец к моим губам. Как мне хотелось его откусить!
        - Дела и так пойдут дерьмово, по трем причинам. Начнем с расклада акций, у нас недостаточно долей по доверенности…
        Майкл, сидевший в коляске, схватил меня за юбку и вцепился ногтями в боковой шов - шов треснул.
        Лифт остановился на четвертом этаже, и Каролина сильнее натянула поводок Гасси. Филип мрачно взглянул на нее: очевидно, он еще не вполне пришел в себя после пропажи маникюрных ножниц.
        Дверь открылась, и вошел седой мужчина семидесяти восьми лет в бежевом костюме с полосатым галстуком-бабочкой. Мистер Грили, напыщенный нантакетский старожил из квартиры 4-Б, недавно вышел в отставку, но все еще каждое утро надевал костюм, выходя за кофе и газетами. Каким-то образом он набрался храбрости зайти в переполненный лифт, и Гасси тут же ткнулся носом ему в пах и начал обнюхивать и скрести лапой так, словно нашел кроличью нору. Каролина рванула поводок, и теперь пес стоял на задних лапах, упираясь передними в двери. Филип все еще отдавал по телефону команды к бою. Я кивнула мистеру Грили, умоляющей улыбкой прося у него прощения, но он сосредоточился на экране над дверью лифта, на котором постепенно убывали номера этажей, и демонстративно игнорировал всех нас. За те два года, что мы прожили в этом, доме, он ни разу не улыбнулся мне в ответ, ограничиваясь вежливым кивком.
        Лифт остановился, и мы всей гурьбой высыпались в мраморный вестибюль. Филип помахал нам, прижимая к себе переполненный портфель от «Данхилла», и пустился вперед, вставляя наушник телефона поглубже в ухо. Для него совещание началось уже пять минут назад, и он уже не мог уделять внимание ничему другому.
        - Люблю вас всех, - крикнул он, не оглядываясь.
        Швейцар Эдди предложил ему поднести что-нибудь, но Филип, не обращая на него внимания, метнулся к ждущему автомобилю. Пока его «лексус» отъезжал, я увидела, что он уже разложил перед собой «Уолл-стрит джорнал».
        Автомобильная кавалькада Ясира Арафата нашей и в подметки не годилась. Как только отъехала машина Филипа, на освободившееся место подъехал мой водитель Луис в огромном синем «сабербане» с затемненными стеклами. Луис - милый сорокалетний эквадорец, который работает у нас в гараже и по-английски знает слова четыре. Все, что мне о нем известно, - это что дома, в Куинсе, у него жена и двое детей. За пятьдесят долларов в день наличными он помогает мне отвезти Дилана в школу к восьми, а Грейси - к восьми тридцати. Кроме того, три дня в неделю он ждет меня, пока я захожу домой, переодеваюсь и играю с Майклом, а потом отвозит меня на работу в телестудию к десяти. Я прекрасно знаю, что на двести пятьдесят долларов в неделю в Миннеаполисе моя мать могла прокормить нас, заплатить по коммунальным счетам, и при этом у нее еще остались бы деньги.
        Эдди помог мне усадить Грейси на детское сиденье; Дилан неуклюже перелез через нее, чуть не ударив малышку рюкзаком в лицо.
        - Дилан, перестань! - взвизгнула она.
        Я поцеловала сидевшего в коляске Майкла; он потянулся ко мне, отчаянно пытаясь сорвать с плеч лямки, удерживавшие его на сиденье. Иветта немедленно сунула ему под нос маленькую мягкую куклу Элмо из «Улицы Сезам».
        В зеркало заднего вида я смотрела на то, как на наше место въехал фургон из компании но присмотру за собаками, худа мы обычно отдавали Гасси на день. Сбоку у него было написано: «Балованный песик». Дверям фургона чудесным образом разъехались, впуская Гасси; Каролина только и успела чмокнуть его в макушку, как он бросился внутрь, навстречу своим мохнатым приятелям.
        Пока мы ехали двадцать кварталов по Парк-авеню до школы Дилана, я закрыла глаза. Луис никогда не разговаривал, просто улыбался своей теплой латиноамериканской улыбкой, сосредоточенно уворачиваясь от грузовиков и такси, снующих вокруг нас.
        Грейси была еще в том возрасте, когда детей в машине клонит в сон, так что она засунула палец в рот и усердно хлопала глазами, стараясь не задремать, Дилан уткнулся в электронную игру; он знал, что с отключенным звуком я ему играть разрешаю.
        - Грейси, нет! Ма-а-а-ам!
        У меня заболела голова.
        - Что такое?
        - Грейси специально стукнула меня по руке, и я пропустил последние несколько секунд, так что теперь я опять на третьем уровне!
        - Нет, не специально! - завопила Грейси, внезапно проснувшись.
        - Дилан, пожалуйста, - вздохнула я.
        - Почему ты всегда на ее стороне? - воскликнул он.
        - Я ни на чьей стороне, просто ей всего пять лет, и ты можешь пережить эту неприятность. Мы уже об этом говорили.
        - Но она же плохо поступила, ну мам! Я же из-за нее проиграл! - Он бросил игру под сиденье и уставился в окно полными слез глазами. Может, зря я перестала водить его к доктору Бернстайну? Он терпеть не мог ходить к психиатру, говорил, что они там только в «Монополию» играют и собирают модели аэропланов, а я переживала, не ставлю ли я на нем ненужное клеймо этими сеансами - у него и диагноза-то официального не было, даже извечного синдрома дефицита внимания. Я не хотела превращать его проблемы в патологию, потому как они, похоже, были вызваны грустью и заниженной самооценкой, скорее всего, из-за вечного отсутствия отца, а возможно, как ни больно мне это признавать, и из-за невнимания задерганной матери.
        Я снова посмотрела на своего сына и на его игрушку на полу машины. Доктор Бернстайн говорил, что важно проявлять сочувствие к Дилану и признавать его чувства.
        - Мне очень жаль, Дилан. Ты, наверное, расстроился, особенно если учесть, что ты вот-вот бы выиграл.
        Он не ответил.

        Глава 3
        Болтовня
        - Давай быстрее, нам надо поговорить.
        Моя коллега, кореянка Эбби Чон, заметила меня на другом конце студии, переполненной народом, в которой наши коллеги заканчивали прямое включение с космодрома о приземлении космического шаттла. Я прошла мимо рядов рабочих ячеек, здороваясь кое с кем из двух с лишним десятков ассистентов, большинство из которых выглядели так, будто провели несколько бессонных ночей; обошла передвижные просмотровые машины, выстроившиеся рядом с ячейками, на которых неустойчивыми стопками высились пленки. Вокруг меня раздавалась привычная какофония звонящих телефонов, постукивания по клавишам компьютерных клавиатур и звука десятков одновременно работающих телевизоров и радиоприемников. Эбби схватила меня за локоть и потянула к двери моего кабинета. На ходу я выхватила из стопки газет три штуки.
        - Ты чуть не снесла мой кофе на пол! - Я посмотрела на несколько капель, попавших мне на новую блузку.
        - Извини, - отозвалась Эбби. - Я устала и плохо соображаю. Но тебя ждут проблемы посерьезнее.
        - Большие проблемы? Как твоя проблема с Папой Римским?
        - Нет, эту идею чокнутый ведущий оставил в покое. Теперь Гудмэн хочет интервью с Мадонной.
        - И как он переключился с интервью с Папой на интервью с Мадонной?
        - Все дело в кресте. Та штука с распятием, что была у нее на концерте некоторое время назад. Он был вчера на обеде и сидел рядом с кем-то, кто убедил его, что Мадонна привлечет аудиторию от восемнадцати до сорока девяти. Он решил, что она круче Папы. Но только после того, как мы просидели здесь до четырех утра, собирая материал. Он все твердил насчет актуальности. Все должно быть свежим, - говорил он. Он хотел найти цитаты про Папу из Библии и написать ему письмо, используя их. Я ему сказала, что их там и быть не может, а он ответил: «Господи, но ведь это же Папа, пойди и найди их!»
        - Ну, по Мадонне я тоже работать не буду. Я не делаю профили знаменитостей, у меня это в контракте записано.
        - Ты еще не знаешь, во что вляпалась - ты запросто можешь и вовсе без контракта остаться.
        Я решила, что она перебарщивает. Эбби всегда была спокойной, когда мы выходили в эфир, но в остальное время она была на нервах, вот как сейчас, например. Ее черные волосы были небрежно заколоты на макушке, как у ведьмы, а ярко-фиолетовый костюм смотрелся просто ужасно. Она втолкнула меня в кабинет и закрыла за собой дверь.
        - Садись, - сказала она и принялась мерить кабинет шагами.
        - Можно, я пальто сниму?
        - Хорошо, но давай быстрее.
        - Всего лишь пара минут. - Я повесила пальто на вешалку за дверью, села и достала из пакета брусничную лепешку. - Ну ладно, Эбби, так из-за чего ты так завелась?
        Она наклонилась ко мне, упираясь руками в стол, и, не колеблясь, не прячась за красивыми словами, нанесла мне удар.
        - Тереза Будро согласилась дать интервью Кэти Сибрайт, и они записали его в понедельник в неизвестном месте. Его покажут в этот четверг в программе «Час новостей». Информация уже висит на сайте Драджа. - Она села, ее левое колено неудержимо подергивалось.
        Я уронила голову на руки.
        - Тебе конец, иначе это не назовешь. Извини. Гудмэн еще не приехал, но наш бесстрашный вождь, похоже, сам позвонил ему пятнадцать минут назад, чтобы сообщить новости. Так что две наши главные шишки уже все знают.
        Я попыталась собраться с силами и поднять голову.
        - Гудмэн меня ищет?
        - Не знаю. Я пыталась позвонить тебе на сотовый, но звонок был переадресован на голосовую почту.
        Я схватила сумку и стала искать сотовый. Выудила я его за шнурок от наушника. Звонок был отключен со вчерашнего вечера, и я забыла включить его заново. Шесть сообщений. Я включила телефон на подзарядку. Меня замутило. Тут, конечно, дело было еще и в том, что я наглоталась витаминов на пустой желудок. Я развернула брусничную лепешку, вытащила несколько ягод и выстроила их в ряд на столе, обдумывая, что делать дальше.
        - Дай подумать минутку, как быть с этой катастрофой.
        - Я жду.
        Она откинулась в кресле, сложив руки на груди. У Эбби были прямые волосы и сливочного оттенка кожа; выглядела она прекрасно, гораздо моложе своих сорока двух. Как старший сотрудник информационного отдела программы, во время прямых эфиров она всегда сидела чуть за пределом обзора камеры, в двух метрах от нашего ведущего Джо Гудмэна. Перед ней были тысячи карточек с разнообразными данными и цифрами, которые могут мгновенно понадобиться напыщенному ведущему: тип танка, чаще всего использовавшийся в иракской войне, количество пассажиров, погибших на рейсе 103 авиакомпании «Пан-Американ», и биографии важных исторических лиц вроде Кейто Кейлина и Роберта Кардашиана [Кейто Кейлин и Роберт Кардашиан - друзья спортсмена О. Дж. Симпсона, который был обвинен в убийстве своей бывшей жены и оправдан в ходе судебного процесса, получившего большой резонанс. - Здесь и далее примеч. пер.] .
        Я стала перечислять варианты.
        - Можно извиниться перед Гудмэном прямо сейчас, до того, как он ворвется сюда. Сделать ход первой всегда полезно. - Я глубоко вдохнула. - Можно прослушать сообщения и проверить, озаботился ли этот чертов юрист Будро тем, чтобы предупредить меня, что его клиентка общается с другим телеканалом. Он всего лишь в пятницу обещал мне интервью. Неудивительно, что он не отвечал на мои звонки в выходные. - Я сдвинула кассеты, чтобы освободить место на столе, и они лавиной полетели на пол.
        - Я думала, интервью за тобой, - попыталась утешить меня Эбби. - Я и правда так думала, особенно после того, как ты на прошлой неделе налегла на шарм - я думала, у тебя все схвачено. Гудмэн будет через пятнадцать минут. Проверь сначала сообщения, чтобы быть в курсе дела, пусть даже…
        - Пусть даже что? - Пусть даже я отдала самый большой улов года бодренькой блондинке, официальной американской милашке Кэти Сибрайт? Профессионалы знали, что, несмотря на сладкую улыбку, она вполне способна откусить мужчине яйца и выплюнуть их ему в лицо. - Зачем я в пятницу пошла к Гудмэну и сказала, что мы обо всем договорились? Нельзя было забывать, что ничего нельзя обещать, пока не начнется съемка.
        Эбби пожала плечами. Даже она не знала, что в пятницу я ушла с работы пораньше, чтобы отвести дочку на балет. Они, наверное, решили, что я договариваюсь насчет интервью.
        Иногда сексуальные женщины любят изображать глупышек, потому, что это помогает им достигать своих целей. Тереза Будро принадлежала к их числу: фигуристая официантка из кафе с неожиданно твердым характером. К несчастью для одного высокопоставленного избранного политика, ей хватило ума смотаться в магазин радиодеталей и купить за девять долларов устройство для записи телефонных переговоров. Это устройство она использовала, чтобы записать свои эротические беседы по телефону с конгрессменом Хью Хартли, влиятельным ханжой-политиком из республиканского штата Миссисипи с тридцатилетним супружеским стажем. Когда ведущие теленовостей теряют такие интервью, они становятся злыми и страшными. Именно поэтому продюсеры в разговорах между собой называют ведущих кошмарами - и это вне зависимости от того, теряли ли эти самые кошмары в недавнем времени интервью. Они страшные люди, даже когда пытаются вести себя любезно. Но со мной в тот день никто не вел себя любезно.
        На минуту мне показалось, что меня вообще уволят. В свое оправдание могу сказать только то, что я и правда думала, что интервью наше. Я схватила мобильник.
        Сообщение номер четыре оказалось от юриста Терезы Будро - он звонил вчера в десять. Ну и жулик. После того, как интервью с Сибрайт было записано, он соблаговолил сообщить мне, что ситуация изменилась.
        - Джейми, это Леон Розенберг. Еще раз спасибо за цветы в пятницу. Моей жене они очень понравились. Э-э, нам надо обсудить кое-какие изменения в ситуации. У Терезы Будро возникли сомнения. Позвоните мне сегодня вечером домой. У вас есть мой телефон.
        Пылая от бешенства, я позвонила Леону на работу. Ответила его секретарша Сании, которая меня раздражала. Она каждый раз якобы не знала, где он и как с ним связаться, и каждый раз переключала меня на ожидание, говоря, что сейчас посмотрит. Я ждала целых две минуты.
        - Простите, миз Уитфилд. Я не знаю точно, где он сейчас, так что не могу соединить вас. Может быть, ему что-нибудь передать?
        - Да. Запишите дословно: «Я знаю про Сибрайт. Пошел к черту! Джейми Уитфилд».
        - Знаете, это несколько неуместное сообщение.
        - Мистер Розенберг не удивится. Учитывая ситуацию, он должен счесть его весьма уместным. Пожалуйста, передайте ему это. - Я повесила трубку.
        - На это он точно обратит внимание, - с одобрением сказал Чарльз Уортингтон, заходя ко мне в кабинет.
        Он устроился на кушетке, взяв газету со стола. Чарльз, мой коллега-продюсер, занимался в программе всеми расследованиями. Тридцатипятилетний невысокий и худощавый негр, выросший в кругу креольской элиты Луизианы, он всегда безупречно одевался и говорил с успокаивающими интонациями и легким южным акцентом. Мы работали вместе уже десять лет, параллельно продвигаясь по службе. Я часто называла Чарльза своим офисным мужем, хоть он и гей.
        Телефон зазвонил через тридцать секунд.
        Я сняла трубку и сказала: «Да, Леон», даже не слушая.
        - Джейми. Это так грубо с вашей стороны. Она всего лишь секретарша, а вы ее так расстроили. И смутили.
        - Грубо? Грубо?! А как насчет неэтично? Непрофессионально? Бессовестно? - Чарльз вскочил и вскинул руки со сжатыми кулаками, подбадривая меня, как настоящий болельщик. - Вы сказали, что все заметано. Сколько писем я написала вашей кокоточке-клиентке? Сколько раз я привозила самого Гудмэна-из-телевизора отведать непропеченных блинчиков в ее забегаловке? А вы дали интервью Кэти Сибрайт из Эй-би-эс. Может, заодно еще и устроили Терезу Будро сняться в реклама модных джинсов, как Донну Райс? [Донна Райс - манекенщица, в любовной связи с которой был замечен конгрессмен Гэри Харт, что положило конец его участию в президентских выборах. Прославившись таким образом, она впоследствии снялась в рекламе джинсов марки «Никаких оправданий».] И с какой стати она вообще решила дать интервью женщине-ведущей? Это на нее не похоже. Штучки вроде Терезы непременно целят в мужчин-ведущих, которые не могут сосредоточиться на вопросах по существу, потому что у них вдруг становится слишком тесно в штанах.
        - Джейми, постарайтесь успокоиться. Это всего лишь телевидение. В последний момент Тереза решила, что Кэти будет задавать вопросы полегче. Она испугалась Гудмэна. У него репутация человека жесткого.
        - И это, конечно, целиком ее решение, Леон. Вы на него никак не повлияли. - Я закатила глаза к небу, глядя на Эбби и Чарльза.
        - Послушайте, - сказал Леон, - я обещаю, что постараюсь искупить свою вину. У меня есть кое-какие закрытые документы по суду над О. Дж. Симпсоном, от которых ваш милый маленький телеканал на уши встанет, и я могу…
        Я повесила трубку.
        - И какое у него было оправдание? - спросила Збои.
        - Такое же, как и всегда: Сибрайт выглядит куда доброжелательнее Джо Гудмэна.
        Как я умудрилась упустить интервью, которое уже было у нас в руках? Почему я не приняла все возможные меры, чтобы не упустить его? И зачем мы вообще делаем это интервью? Просто потому, что Хартли скандальный политик с просемейной программой и четырьмя детьми? Неужели его похотливое поведение заслуживало такого внимания прессы? Ну, с этим-то все было ясно.
        Хартли не принадлежал к числу самых закоренелых христианских консерваторов, но его яростные речи против гомосексуализма и в защиту семьи привлекли к нему внимание как к одному из самых шумных политиков Юга. Имея рост сто девяносто сантиметров и вес, превышающий норму килограммов на сорок, он во время выступлений обходил трибуну и нависал над аудиторией, размахивая кулаком и потряхивая щеками. Седые усы и бородка придавали ему еще более солидный вид, подчеркивая его огромный рот и выступающую нижнюю губу. У него были ясные голубые глаза и вечно потная лысина, от которой отражался свет прожекторов. Он помог своей партии выиграть выборы в Миссисипи и президентские выборы в 2004 году, поддержав движение за включение в избирательные бюллетени двадцати четырех штатов референдума по закону о запрете однополых браков. Эта стратегия Белого дома привела к огромным демонстрациям, куда на специальных автобусах подвозили церковные конгрегации, и во многом помогла триумфу Республиканской партии. И теперь, к 2008 году, он снова присоединился к кампании против гомосексуализма, выступая за референдумы по законам о
запрете мужеложества в тридцати с лишним штатах, которые пока этого избежали.
        Я попыталась принять и осознать тот факт, что запорола дело, еще до того, как войти в кабинет исполнительного продюсера Эрика Джеймса. Так я хоть спорить не стану. Если Эрик сердился, лучше было не спорить. Когда его секретарша провела меня в кабинет, он, сидя за столом, заканчивал телефонный разговор. Я уставилась на десятки премий «Эмми» на верхней полке шкафа. Он работал на Эн-би-эс почти двадцать лет, сначала исполнительным продюсером в воскресных новостях, а потом запустил многократно награжденную и невероятно популярную программу «Вечер новостей с Джо Гудмэном».
        Эрик повесил трубку и уставился на меня. Потом началась нотация.
        - Ты вечно обещаешь что-нибудь грандиозное.
        - Я не нарочно.
        - А толку от тебя маловато. - Он отодвинул стул и обошел стол. Эрик ростом всего сто шестьдесят пять сантиметров, но живот у него, как у беременной женщины, у которой на две недели задерживаются роды. Хотя он стоял от меня на приличном расстоянии, его живот чуть меня не задевал. - Дерьмово работаешь!
        - Нет!
        - Нет, дерьмово! - Он яростно взмахнул руками, прямо как Кинг-Конг. У него тут же отскочила подтяжка на брюках, и он принялся яростно шарить по спине, пытаясь ее нащупать. Ну, все, теперь он и, правда, разозлился.
        - Эрик, Леон Розенберг меня уверял…
        - Мне наплевать, в чем он там тебя уверял! Сколько раз ты туда ездила? Что ты там делала? По магазинам ходила?
        Ну, это уже чересчур. Да, у меня единственной из всех продюсеров «Вечера новостей» был богатый муж, но я пахала на Эрика десять лет и раскопала сюжетов больше любого другого продюсера в штате.
        - Это несправедливо. Ты знаешь, что я убилась ради того, чтобы добыть этот сюжет.
        Он раздул ноздри.
        - Насколько мне известно, сюжета ты никакого не добыла. Если ты вдруг об этом забыла.
        - Я… Я…
        Он нехорошо усмехнулся, потом запустил руку в огромный стеклянный кувшин у себя на столе и бросил в рот пригоршню драже.
        - Иди отсюда, - пробормотал он, и брызги его зеленоватой слюны попали мне на блузку, рядом с пятном от кофе.
        Пока что битва закончилась. С завтрашнего утра вся команда начнет сражаться за другой подход к истории Терезы Будро. Я это не первый раз проходила. Конечно, от провала я погрузилась в уныние, но я не собиралась поддаваться ему всерьез. Нужно было срочно раскопать что-нибудь новое и продвинуть сюжет. Во всех «желтых» газетах страны на первых страницах были фотографии Терезы, часто с подписью
«Подружка Хартли?» Радиопередачи правого толка высказывали единодушную поддержку Хартли, ругая последними словами кровожадную либеральную медиа-элиту.
        Потом окажется, что Тереза ничего такого Кэти Си-брайт не сказала - просто подтвердила, что она знакома с Хартли и что они «были близки». Так что в данный момент мы с моим начальством сходили с ума из-за ерунды. Но истерики по мелочам - цена работы в теленовостях.
        Вернувшись в кабинет, я принялась тщательно красить губы, пытаясь снова взять ситуацию под контроль. На мгновение я замерла, держа в руках пудреницу и уставившись в окно на реку Гудзон. Неприятности повалили одна за другой: провал на работе, невыносимый муж, Дилан со своими проблемами. Мои часы показывали одиннадцать - у Дилана перед ленчем была физкультура; может, упражнения его уже немного подбодрили. Он попросил меня отменить все намеченные на эту неделю походы в гости к его друзьям. Очевидно, из-за унижения на матче ему хотелось после школы спрятаться за дверью и погрузиться в транс, играя с роботами «Лего», но я сказала ему, что ничего отменять не стану: я верила, что общение с друзьями ему поможет. Я просто не знала, что еще с ним делать, кроме как следовать обычному распорядку и не давать ему замыкаться в себе. Когда я расстраиваюсь, я ем «Кит-Кэт». Вот и сейчас я уже разрывала зубами обертку, когда зазвонил мой мобильник.
        - Милая, это я.
        Я услышала гудки и скрип тормозов.
        - Да?
        - Я хочу извиниться.
        - Ладно, давай.
        - Прости за сегодняшнее утро. Я доставил тебе проблемы.
        Послышался вой сирены.
        - Проблемы?
        - Извини. Я был просто невозможен.
        - Верно. - Я откусила кусочек шоколада.
        - Я знаю, потому и звоню. Я тебя люблю.
        - Ну, хорошо.
        Может, я его и прощу.
        - Ты будешь любить меня еще больше, чем раньше.
        - Правда? И почему же?
        - Ну, ты же знаешь, что от моего успеха с «Хэдлоу холдингз» пошли круги.
        - Они тебе многим обязаны.
        - И они мне за это кое-что дадут.
        - И что же это такое?
        - Главный вопрос в том, что они дадут моей жене.
        - Филип, я не имею ни малейшего понятия. Не деньги, ясно, но что? Чем они могут тебе отплатить?
        - Вот и они меня об этом спросили.
        - И…
        - Как тебе нравится перспектива их бесплатной работы на «Убежище для юных»?
        Это моя благотворительная организация. Она поддерживает приемных детей, и я уже десять лет работаю в управляющем совете. Мы едва держимся из-за отсутствия денег и не можем толком оказывать помощь детям, оказавшимся в трудных ситуациях. Глаза у меня наполнились слезами.
        - Не может быть.
        - Может.
        - Насколько они в состоянии нам помочь?
        - Намного.
        - Насколько?
        - Они будут работать с «Убежищем» как с обычным клиентом.
        - Не могу поверить, что ты это устроил. Это все изменит.
        - Знаю. Потому я это и устроил.
        - Я даже не знаю, что сказать.
        - Не говори ничего.
        - Спасибо, Филип. Это просто удивительно. Ты даже не говорил мне, что думаешь об этом.
        - Ты уделяешь им много времени и средств, но я хотел бы, чтобы у тебя была возможность дать им нечто более существенное. Я знаю, как много они значат для тебя.
        - Очень много.
        - Я знаю.
        - Я тоже тебя люблю.
        - И второе: мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделала до того, как я улечу в Кливленд.
        - А где ты вообще сейчас? - спросила я. - Я еле слышу тебя - так машины гудят. Ты на Таймс-сквер?
        - Я вообще чертовски тороплюсь. Детей сегодня ты забираешь?
        - Только Грейси. У нее такое жалобное лицо сегодня было, что я не вынесла. Я заберу ее из класса, но попрошу Иветту встретить меня у школы и отвести ее домой. А потом бегом обратно на работу.
        - Отлично. Мне нужно, чтобы ты зашла домой, прежде чем заберешь Грейси.
        - У меня не будет времени.
        - Это чрезвычайно важно. - Филип вдруг заговорил с интонациями директора английской частной школы. - Мне нужно, чтобы ты заехала домой. Зайди в мой кабинет. Включи компьютер. Найди код к моему новому сейфу. Экран автоматически запросит мой пароль.
        - Филип, это что, не может подождать?
        - Ради бога, сделай, пожалуйста, как я тебе сказал!
        - Нет, не сделаю. У меня был дерьмовый день, и у меня еще куча работы. Я тебе точно говорю, сегодня мне явно не удастся вырваться отсюда пораньше. У меня слов нет, чтобы передать тебе, как много для меня значит то, что ты сделал. И ты это знаешь. Но я все равно не смогу сейчас уйти с работы.
        - Милая, это не просьба. Ты просто должна сделать это для меня. Я уезжаю на три дня, и перед тем, как я уеду, мне нужно знать, что этот вопрос решен.
        - Это, правда, так важно?
        - Да, красавица, - сказал он ласково, пуская в ход все свое обаяние. - Правда. Я тебя люблю. Пожалуйста. Я буду тебе очень обязан.
        Я решила, что забегу домой после того, как заберу Грейси, - никто даже и не заметит, что я уходила из студии.
        - Ну, хорошо, давай быстрее. Какой пароль?
        Молчание.
        - Филип, я это сделаю, но я тоже очень тороплюсь. Какой пароль у тебя дома на компьютере? Ты что, утром об этом не мог подумать?
        - Я отвлекся. На Дилана.
        Постукивая ручкой по блокноту, я вздохнула.
        - Так ты собирался сказать мне пароль.
        - Ну…
        - Филип! Какой пароль?
        - Киска.
        - Ты что, шутишь?
        Молчание.
        - Филип, у тебя и, правда, такой пароль? Господи, как это глупо. И на рабочем компьютере тоже? И это в такой важной юридической фирме? А вдруг вашему компьютерщику понадобится войти в твою учетную запись?
        - Какая мне разница, что подумает компьютерщик.
        - Филип, я прямо поверить не могу, что ты хочешь, чтобы я напечатала это слово -
«киска».
        - Да. Извини. Это личный пароль. Я единственный человек, который его знает, а теперь, к несчастью, его знаешь и ты. Женщины - моя слабость, Джейми, и не говори, что ты этого не знала. Значит так, когда зайдешь в мой кабинет дома, набери пять букв: «к», «и», «с», «к», «а». Найди новый код от сейфа; он спрятан в документе под названием «Дела детей». Что-то вроде: «48-62».
        - А что потом?
        - У меня на столе, в папке для входящих документов, под банковскими бумагами или: просто на стопке справа, лежит папка «Риджфилд». Мне нужно, чтобы ты положила ее в сейф.
        - Почему?
        - Каролина.
        - Что Каролина?
        - Во-первых, ножницы. Во-вторых, когда она вытирает пыль, она кладет мне на стол пачку газет, которые нужно выкинуть, потом случайно прихватывает важные документы и выкидывает их вместе с газетами. Я все теряю. А это потерять никак нельзя.
        - Филип, пожалуйста. Ты уже с ума сходишь. Я позвоню ей и скажу не подходить к твоему столу.
        - Я каждый день говорю ей не трогать мои ножницы, мои вкладки для воротничка или мою любимую ручку «Монблан», и каждый день я не могу их найти. Она меня не слушает.
        - Ты знаешь, что с мужьями больше хлопот, чем с детьми, да? - Я уже почти лежала на столе.
        - Я бы никогда не стал тебя просить, но в наше время ни в чем нельзя быть уверенным.
        - Уверенным в чем?
        - Ни в чем! Мы живем в век информации! Все можно украсть - из мусора, из почты, из компьютера. - Филип заговорил спокойнее, в привычной профессиональной манере под названием: «Я юрист и знаю все что нужно знать на этом свете». - Я юрист в третьем поколении, и меня с детства учили принимать благоразумные решения. Это благоразумная предосторожность, а я еду в аэропорт Ньюарк, и в Ист-Саид мне никак не заехать. Я хочу до отъезда увериться в том, что все в порядке.
        - Но почему я не могу сделать это сегодня вечером.
        когда вернусь?
        Он, наконец, потерял терпение.
        - Последний раз прошу: перестань задавать вопросы! Мне будет куда легче, если ты хоть раз в жизни сделаешь так, как я тебе сказал.
        Я фыркнула и поехала домой, где сделала то, что он просил, но не совсем так, как он просил.

        Глава 4
        Это все знают
        На следующий день в Нью-Йорке лил дождь.
        - Oui[Да (фр.)] ? - Метрдотель просунул свой огромный французский нос через щелку в толстых лакированных дверях шоколадного цвета.
        - Я… эээ… на ленч.
        - Avec[С (фр.)] ?
        - Слушайте, я тут мокну. С Сюзанной. Она…
        - Quit[Кто (фр.)] ?
        - Сюзанна Брайерклифф, наверняка вы…
        Дверь открылась. Жан-Франсуа Перье посмотрел сквозь меня. Я сказала ему, что пришла на ленч с подругой Сюзанной, которая сидит вон там, глупо улыбнулась и жалобно посмотрела в его синие глаза. Он шевельнул рукой, давая знак помощнику официанта проводить меня к столику. Здесь принято обходиться такими жестами. Гардеробщица Франческа глянула на меня и решила, что лучше она выпьет диетической кока-колы в баре, чем будет возиться с моим плащом. Я раздраженно стряхнула капли дождя с зонтика.
        У «Ляпьер нуар» нет вывески над входом, и телефона не найти ни в одном справочнике. Это специальное место, куда приходит перекусить одно из самых странных человеческих племен: богачи, живущие в квартале, тянущемся от 72-й до
79-й улицы на севере и юге и ограниченном с востока и запада Пятой и Парк-авеню; его так и называют - Квартал.
        Горе бедному уэст-сайдцу, который решит, проходя мимо, что это обычный ресторан, где обслуживают любую публику! Ему сразу дадут понять, что ему здесь не рады, пусть даже вокруг полно свободных столиков. В окна видны кушетки, обтянутые роскошным апельсинового цвета бархатом; они стоят вокруг маленьких, как в кафе, столиков из красного дерева. Красивые французские официанты лет тридцати с небольшим в синих джинсах и крахмальных голубых рубашках пробираются по тесным проходам между столиками.
        Мои ближайшие подруги не посвящают свою жизнь ленчам в ресторанчиках, как Сюзанна Брайерклифф, - у них обычно есть настоящая работа. Сюзанна - одна из немногих обитательниц Квартала, с которыми я всегда рада повидаться. С ней легко забыть о том, что она сказочно богата и имеет потрясающую родословную, и можно просто получать удовольствие от общения: Сюзанна человек с веселым характером и интересная собеседница. Ее имя вечно мелькает на страницах светских хроник:
«Харперс базар», «Бог», в разделе «Стиль» «Нью-Йорк тайме». У нее двое детей, три собаки, семь человек прислуги и одна из самых больших квартир в городе - все это благодаря родству ее семьи с одной из крупнейших династий владельцев недвижимости в Америке. Ростом она сто семьдесят пять сантиметров, у нее стройная спортивная фигура и коротко подстриженные светлые волосы, как у Мег Райан. Ее муж - старший редактор «Нью-Йорк таймс», что отличает ее от большинства светских дам Ист-Сайда, супруги которых - занудные банкиры. Она, конечно, не лучшая моя подруга - это звание делят между собой Кэтрин из Нижнего Манхэттеиа и Эбби и Чарльз, коллеги по работе, - но она занимает почетное второе место.
        Я устроилась на бархатной кушетке рядом с ней.
        - Джейми, ты здорово выглядишь. Правда, здорово.
        - Я не уверена, что одета как следует…
        - Перестань.
        Двенадцать из пятнадцати столиков были заняты; сидели там преимущественно молодые светские дамы Нью-Йорка в свитерах с меховыми воротниками, которые общались со своими организаторами приемов, а также геи и шарлатаны, берущие триста пятьдесят долларов в час за то, что подбирают кувшины правильного оттенка розового к обеду на двенадцать человек в раджастанском стиле. Или правильные леопардовые туфли к простому черному костюму. Если эти женщины приобретают что-то в стиле нынешнего сезона, они непременно должны сжечь это до наступления следующего. А как только блузку или рубашку продемонстрируют в журнале «Вог», она для них уже вышла из моды. Я посмотрела на свои брюки цвета хаки, белую блузку и тонкий черный джемпер. Когда я рассказываю маме об окружающих меня женщинах и о своих сомнениях, что, мол, я до них не дотягиваю, она ругает меня за это и говорит, чтобы я не забивала себе голову всякой ерундой. «Как ты собираешься добиться своих целей, если будешь при этом оглядываться на всех подряд? Не зацикливайся на том, что ты ошибочно считаешь своими недостатками».
        Ингрид Харрис впорхнула в кафе вместе с няней и четырехлетней дочерью Ванессой. Жан-Франсуа бросился к ней с приветствиями, едва не спотыкаясь в своих ботинках на толстой подошве.
        - Cheriel[Дорогая (фр.)]
        Он щелкнул пальцами, и Франческа стремительно приняла бежевую шаль с плеч Ингрид. Потом она расстегнула крючки на дождевой куртке Ванессы, под которой оказалась розовая балетная пачка. Няня отошла в сторонку, держа в руках свою куртку, - по всей видимости, она к этому давно привыкла.
        Ингрид выглядела великолепно: у нее были карие оленьи глаза и длинные, подстриженные каскадом волосы, которые, словно обручем, удерживались огромными темными очками а-ля Джеки Кеннеди. Ингрид хорошо знала правило: если ты претендуешь на стиль, ты должна уметь носить стильные вещи. На ней были драные джинсы и желтовато-зеленый пиджак от «Шанель» за четыре тысячи долларов, причем выглядело все это так, будто она вытащила из шкафа первые попавшиеся под руку вещи и надела на себя. Дело не в том, что ты носишь, - дело в том, как ты это носишь. И ни в коем случае нельзя показывать другим, будто ты пребываешь в восторге от своего нового пиджака, дорогого и модного. Иначе ты не станешь «одной из них».
        - Джейми, рада тебя видеть, - сказала Ингрид. - Привет, Сюзанна!
        Сюзанна заставила себя улыбнуться, но не ответила на приветствие и даже голову не подняла. Она была сосредоточена на том, что макала хлеб в оливковое масло с ароматом розмарина и одновременно помешивала соломинкой свой «Пеллегрино».
        Последовала напряженная тишина, которую пришлось нарушить мне.
        - Ингрид, я не могу поверить, что ты только месяц назад родила! Ты потрясающе выглядишь.
        Ингрид откинула за спину свою шелковистую гриву.
        - Ну, я им сказала, что делать, чтобы быстрее вернуть меня в нормальное состояние, и была права, хотя все они и возражали.
        Сюзанна фыркнула.
        - То, что ты от них требовала, ненормально. Извини, но большинство врачей стали бы возражать.
        Ингрид, ни капли не смутившись, уперлась руками в бока.
        - Может, тебе это и не кажется нормальным, ты своих идеальных деток родила естественным способом. Но я не из первопоселенцев; в моем роду не верят в необходимость добровольных мучений.
        - Это не значит, что…
        - Это значит, что я ни за что не стала бы тужиться. Я сказала это своему врачу, как только он сообщил мне о беременности. Я заявила ему: «Доктор Шехтер, новости замечательные, но я вас предупреждаю: тужиться я не буду».
        Мне показалось, что Сюзанна готова убить ее на месте.
        - Слишком потная работа, - продолжила Ингрид. - Я объяснила ему, что мой девиз:
«Если это нельзя сделать на каблуках, меня это не интересует». И что я хочу сделать кесарево сечение.
        - А он что сказал? - спросила Сюзанна.
        - Он сказал: «Милая, у меня для вас новости: ваше тело будет тужиться независимо от того, хотите вы этого или нет». А я ответила: «Нет, приятель, это у меня для вас новости, которых вы явно не понимаете. Я. Не. Буду. Тужиться».
        - И что ты сделала?
        - Я пошла к другому врачу, который осознал, что я говорю серьезно, и согласился на кесарево. Мы решили, что сделаем его на тридцать девятой неделе.
        Сюзанна закатила глаза.
        - Но этот врач не хотел делать мне общую анестезию. - Ингрид топнула ногой и раздраженно скрестила руки на груди. - Ну, я там в Ист-Сайдской пресвитерианской больнице сказала, что для меня им придется постараться.
        - И они согласились? - изумленно сказала Сюзанна. - Без медицинских показаний?
        - Ну, дорогая моя, они не хотели, но я заставила Генри подарить заведующему родовспомогательным отделением членство в «Атлантик гольф-клубе», так что у них не оставалось выбора.
        Сюзанна закашлялась в салфетку так, будто ее сейчас вырвет. Несмотря на безумные выходки Ингрид, я восхищалась тем, что она всегда получала то, что хотела, и не боялась добиваться своего.
        - Я вот почему пришла, Джейми, - продолжила Ингрид. - Ты получила мой е-мейл насчет аукциона?
        - Получила.
        - В этом году он будет проводиться не в той ужасной галерее в Вест-Виллидже. Я им заявила, что ничем не буду заниматься, если они собираются устраивать его там. Я сказала организаторам: «Вы подумайте, каких гостей вы ждете. Богатые люди не любят уезжать из Верхнего Ист-Сайда!» И нам не нравится притворяться, что мы бедные и продвинутые, понимаешь? Мы не такие. Так что они сделают его в «Даблс», милое местечко и от тебя недалеко.
        - Я не уверена, что смогу прийти.
        - Даже если не сможешь, мы хотим, чтобы твой ведущий позволил нам выставить на аукционе право на посещение записи передачи «Вечера новостей с Джо Гудмэном». Ты ведь с ним дружишь, не так ли? Сколько я тебя знаю, ты все время работала у него на шоу.
        - Ну да, он мой начальник, но я не знаю, удобно ли…
        - Да ладно, Джейми. Что для тебя важнее: избежать нескольких минут смущения или лекарство от болезни Альцгеймера? Так я могу на тебя рассчитывать?
        - Ну, я… я… я узнаю у его…
        - Знаешь что? Давай я пошлю ему милую записку на своей личной почтовой бумаге и напишу, что мы с тобой лучшие подруги, и не мог бы он…
        - Ингрид, вряд ли это ему понравится. Лучше я сама его спрошу.
        - Ну и замечательно, именно так я и предлагала сделать. - Она меня обхитрила и прекрасно это знала. Я невольно улыбнулась.
        - И кстати, - прошептала она, приподняв свежевы-щипанные брови, и уставилась на мои ноги.
        Я посмотрела на свои черные босоножки на ремешках, думая, что наступила на тротуаре на что-то несимпатичное.
        - Эти туфли, - серьезно пояснила она, - та-акие вечерние. Сейчас же полдень, дорогая.
        Когда подали основное блюдо - куриное филе с тушеным цикорием для Сюзанны и трехцветный салат с запеченными креветками для меня, - я заговорила о том, что меня сейчас больше всего беспокоило.
        - Я переживаю за Дилана. Он сорвался на баскетбольном матче.
        - Я слышала.
        - Правда?
        - Да. Свернулся клубочком, вместо того чтобы бросить мяч в корзину.
        - О господи, неужели все дети про это говорят?
        - Да.
        - Правда? Господи. - Я уткнулась лицом в салфетку.
        Сюзанна отобрала у меня салфетку.
        - Похоже, момент в матче был трудный.
        - Он прямо рыдал, пока я его обнимала. Ему было так стыдно!
        Она успокаивающе потрепала меня по плечу.
        - Это просто нервы.
        - Ну да, но и не только. Я не уверена, но мне кажется, что постоянное отсутствие Филипа и его неучастие в жизни Дилана отрицательно влияют на его самооценку, Он не хочет, чтобы я делала с ним домашние задания, он хочет, чтобы ему помогал Филип. А на прошлой неделе он ужасно расстроился, когда Филип не отвез его в субботу на бейсбольный день рождения. Он плакал, словно четырехлетний ребенок, расшвыривал игрушки по комнате и бросил на пол все свои бейсбольные карточки. А потом еще эта история с баскетболом.
        - Он все еще ходит к тому психиатру?
        - Нет, мы перестали к нему ходить, Дилан меня упросил. Честно говоря, не похоже, чтобы этот тип вообще ему помогал. Он заставлял Дилана чувствовать себя так, будто с ним что-то не в порядке. А знаешь, ведь на самом-то деле с ним все не так плохо. Я не могу сказать, что он погрузился в депрессию. Он все еще мой милый мальчик, который обожает «Лего»; он много читает, так, что с учебой у него все в порядке. И при этом с ним явно что-то не так.
        - А что обо всем этом говорит дорогуша Филип? - Сюзанна обожала моего мужа. У них было много общего - оба они были родом из маленького замкнутого мирка богатых белых американцев.
        - Кто знает? - Я пожала плечами.
        - Что это значит?
        - Ну, он переживает за Дилана, конечно. Просто… в последнее время мы не так уж часто имеем возможность поговорить.
        Сюзанна погрозила пальцем прямо у меня перед носом.
        - Помнишь, что я тебе говорила?
        Я кивнула.
        Она наклонилась поближе.
        - И как, ты это делаешь?
        Я беспомощно вскинула руки в воздух: мол, увы, не получается.
        Она постучала по столу.
        - Я тебе сто раз говорила: делай мужу минет. Регулярно.
        Хотя Сюзанна мне нравилась, общаться с ней иногда было непросто: она обладала таким количеством необыкновенных черт, что у меня начинал развиваться комплекс неполноценности. Ну, вот хотя бы то, что она каждое утро делала мужу минет.
        На этот раз она постучала мне по руке.
        - Не забывай про то, что я тебе сказала.
        - Знаешь, я далеко не всегда хочу делать своему мужу минет.
        - И я тоже! Но на это уходит минут десять максимум, и все, а он будет так счастлив! Это может спасти любой брак, уверяю тебя. Жаль, что я не могу выступить на шоу Опры Уинфри и рассказать об этом, - можно было бы предотвратить множество разводов. Хорошая была бы передача: «Делайте мужу минет по утрам».
        - Ну, хорошо, и сколько раз ты это делаешь, только по-честному? И не преувеличивай.
        Она подняла голову и на мгновение заколебалась.
        - Четыре раза в неделю.
        - Это много.
        - И я проявляю инициативу - в этом вся суть. Нужно вести себя так, словно тебе это действительно очень нравится.
        - Очень нравится?
        - Ну, будто ты охвачена желанием, они это любят.
        - Ну, если бы я действительно этого хотела, если бы меня и вправду охватывало желание с утра пораньше в рабочий день - а меня оно не охватывает, - Филипа-то все равно рядом нет.
        - А что, Филипу сейчас приходится разъезжать больше, чем раньше?
        - Его теперь не бывает три вечера в неделю. И даже когда он в городе, он нередко обедает с клиентами.
        Сюзанна оставила в покое минеты и вздохнула.
        - Да, для девятилетнего мальчика это уже слишком. Дети не подписывались на то, чтобы иметь отцов, которых постоянно нет дома.
        Вот это правда.
        - Когда я только переехала в этот район, я познакомилась с домохозяйками из Ист-Сайда, которые нанимают кучу людей, чтобы те делали за них решительно все на свете. Я не хочу тебя обидеть, Сюзанна, но я просто никогда раньше такого не видела. Отдельная няня для каждого ребенка, горничные, чтобы заниматься уборкой, повара, чтобы готовить еду, экономки, чтобы управлять всем домом, шоферы… - Сюзанна кивнула; у нее все это было, и не только это. - Я даже слышала, что они нанимают «парней», которые возятся с их сыновьями, пока отцы-банкиры гоняются за наживой. Вот это меня по-настоящему поразило - нанимать человека, чтобы он заменял отца твоему ребенку. Я поклялась, что уж я-то не стану приглашать ребенку отца-заместителя.
        Сюзанна улыбнулась.
        - И?
        - А потом я подумала: живу я теперь до неприличного хорошо, и… я вроде бы даже и не против нанять Дилану «парня». Ну, знаешь, какого-нибудь студента из колледжа, который бы забирал его из школы, играл с ним в футбол, разговаривал о машинах или еще о чем-нибудь в этом роде. Страшно подумать, но я превратилась в одну из этих ужасных женщин, которые с собственными детьми не в состоянии справиться. Это безумие. - От этого разговора я начала нервничать. Я подцепила огромную креветку и сунула ее в рот.
        - Да не парня, дурочка, - отозвалась Сюзанна.
        - Да нет, именно так, Я сдалась. Я стала как вы все, господи помилуй.
        - Тебе не парень нужен, а нянь. Как няня, только мужского пола. Это все знают.
        Похоже, все, кроме меня.
        - Нянь? Так их и называют, или ты шутишь?
        - Забудь про психиатра. Говорю тебе, найди няня! Они обеспечивают наших сыновей мужским вниманием, пока их папочки любезничают с клиентами в Питтсбурге.
        - Чтобы мой городской ребенок ходил в парк ловить жуков и вообще развлекался, как мальчишка из пригорода, вместе с нянем?
        - Ну да. Нянь Джессики Бейкер каждый вторник водит ее троих сыновей на бейсбольный тренажер на Таймс-сквер. Ты бы туда пошла? Вот именно. Даже твоя горничная или няня не пошли бы, а если бы и пошли, то просто сидели бы в углу и дулись, а не играли бы с мальчишками. Знаешь, кто еще нанимал этих няней на каждое лето?
        - Кто?
        - Кеннеди. Клан Кеннеди для всех своих детей в Хайанниспорте няней держал. Яхтенных няней. Футбольных няней. Только они их называли гувернерами.
        Я рассмеялась.
        - Да, дорогая, нянь тебе очень пригодится, - продолжила Сюзанна. - Няню и экономку не увольняй - ни окна мыть, ни готовить он не станет. Но начни искать его сегодня же, и твой обиженный малыш Дилан будет счастлив: у него будет старший брат, о котором мечтает каждый мальчишка, но с таким терпением, которое можно купить только за деньги.

        Глава 5
        Есть ли в доме нянь?
        Секретарь студийной приемной передала мне сообщение:
        - К вам Натаниэль Кларксон.
        Я была полна надежд.
        - Скажите ему, что я встречу его на полпути, И спасибо, Дебора.
        Я выскочила из кабинета и чуть не снесла в коридоре Чарльза.
        - Эй, сейчас всего одиннадцать утра, - сказал он, - в эфир ничего не пойдет еще много часов. Не торопись, детка.
        - Извини. Мне надо кое с кем встретиться. Не хочу, чтобы он заблудился по пути сюда. Я тебе позвоню.
        - И с кем ты встречаешься? - спросил он.
        - Не столько встречаюсь, сколько интервьюирую. - Потом я добавила шепотом, прикрыв рот рукой: - с няней.
        - Делать это на работе, безусловно, очень грамотно, - сказал он через плечо, направляясь дальше по коридору.
        Мне было наплевать, грамотно это или нет. Кто станет сейчас обращать внимание на то, чем я занимаюсь? Перед программой все просто с ума сходили.
        Я решила провести интервью на работе в целях безопасности, потому что первые два кандидата, с которыми я встречалась дома, имели хорошее резюме, но выглядели странновато: у одного были сальные волосы и он постоянно подтягивал вверх штаны своего спортивного костюма, а второй ни разу не улыбнулся. Через агентство по найму прислуги, которое всю прошлую неделю тщательно проверяло кандидатов, я уже повидала с полдюжины молодых людей, которых интересовала дневная работа с Диланом: безработные актеры, официанты, концертные музыканты в поисках приработка, тренеры, ищущие дополнительную работу на несколько часов. И все они мне не подходили. Одни были либо слишком разговорчивые, другие - слишком молчаливые, и ни у кого из них не было достаточно опыта, чтобы справиться с таким ребенком, как Дилан. Я искала человека, которым Дилан не смог бы манипулировать и который не позволит ему уйти в свой мир.
        На бумаге Натаниэль показался мне прекрасным кандидатом с впечатляющими данными. Он закончил общественную школу с хорошей репутацией со средним баллом 3.0. В колледже он пока не учился и в свои двадцать лет большую часть времени занимался тренерской работой в небольшой частной школе в Гарлеме. Я позвонила директору и выяснила, что там его любили и что к работе он относился ответственно.
        В приемной меня ждал чернокожий парень в слишком большой спортивной кофте с капюшоном с надписью «Тупак»; кофта закрывала его руки и часть лица. Под капюшоном у него была шапка-колпак с узелком на макушке.
        - Вы, наверное…
        Он протянул мне руку.
        - Я Натаниэль.
        - Пойдемте, - сказала я как можно дружелюбнее.
        Мы зашли в мой кабинет. Он по-прежнему не снимал капюшон, так что я еле могла разглядеть его глаза.
        Я открыла свою папку с данными по няням, стараясь соблюдать непредвзятость. Может быть, это и было идеальное лекарство от недуга Дилана, может, ему нужен крутой нянь - для контраста с его слишком привилегированной жизнью в Квартале, и тогда я наконец успокоюсь? В его рекомендательных письмах говорилось, что он обладал особым даром раскрывать способности детей. Что я вообще знала о нянях? Мне никогда до сих пор не приходилось заниматься подобным наймом. Я снова посмотрела на его резюме.
        - Так вы тренируете команду в Гарлеме?
        Он не поднимал головы.
        - Да.
        - Только по баскетболу или по разным видам спорта?
        - И то, и другое.
        - То есть баскетбол и многое другое?
        - Ага.
        - Простите, но что означает «и то, и другое»? Баскетбол и что-то еще или несколько видов спорта?
        - Просто баскетбол, ну и бейсбол иногда. - Он все еще не смотрел на меня.
        Чарльз остановился в дверях, осмотрел Натаниэля и поглядел на меня так, будто говорил, что я ненормальная. Потом он зашел в кабинет - нарочно, чтобы разозлить меня.
        - О, привет, не знал, что ты готовишь репортаж прямо в кабинете. - Он сел на мою кушетку.
        Я вздохнула и многозначительно посмотрела на него.
        - Чарльз, это Натаниэль. Натаниэль, это Чарльз, мой коллега, он зашел на минутку. - Я повернулась к Чарльзу. - А сейчас, Чарльз, я попрошу тебя уйти, потому что это конфиденциальная встреча. - Я фальшиво улыбнулась, без слов говоря: «Иди на фиг!» Он ответил мне такой же улыбкой и вышел.
        Через двадцать минут, когда я проводила Натаниэля к выходу, Чарльз вернулся. Когда у него не было сюжета, он любил приходить ко мне в кабинет и доставать меня. Я продолжала печатать, уставившись в экран и не обращая на него внимания.
        Он сел прямо передо мной и уперся локтям в стол, добиваясь, чтобы я посмотрела на него.
        - Ты чокнулась, Джейми.
        - С чего это? - огрызнулась я.
        - Думаешь, Филип позволит тебе нанять парня, который выглядит как наркоторговец?
        - Чарльз, ты такой расист! Он хороший парень, очень трудолюбивый, его наставник…
        - Чушь. - Он откинулся назад, скрестив руки за головой. - Ты не можешь взять себе в няни крутого парня из бедного негритянского квартала.
        - Как ты можешь так говорить?
        - Слушай, он такой же черный парень, как и я. Я совсем не прочь, чтобы он получил хорошую работу. Но я тебе точно говорю, ты с ума сошла. Ничего из этого не выйдет в твоей пижонской квартире, с твоим правильным мужем и со всей…
        - Дилану это будет полезно. Парень-то хороший, умный - не то чтобы он много сказал, но я это почувствовала. Он поможет Дилану войти в контакт с реальностью, - ответила я без особой убежденности.
        - Это ты сейчас демонстрируешь стереотипы, Джейми. Ты собираешься нанять бедного черного парня, чтобы твой сын был не таким испорченным? Потому что только черный парень может что-то знать о жизни?
        Я опустила голову на руки. Может, Чарльз прав? На протяжении всего нашего разговора Натаниэль отвечал только «да» и «нет» и едва смотрел мне в глаза. Я была в отчаянии. Большинство тренеров, с которыми я связывалась самостоятельно и которых действительно хотела нанять, работали полный день и после обеда занимались своими командами. Натаниэль единственный из всех тренеров имел свободное время. Я посмотрела на Чарльза.
        - Но мне нужен мужчина.
        - Это точно. - Чарльз относился к Филипу без особой симпатии.
        - Чарльз, я серьезно. Мне нужно, чтобы в доме был ответственный молодой человек, по крайней мере, в послеобеденное время, чтобы водить Дилана в парк. А не толстая немолодая уроженка Ямайки вроде Иветты, которая не умеет играть в мяч. - Я закрыла лицо руками. - Сегодня снова звонили утром из школы.
        - Опять живот разболелся?
        - Ага. За пять минут до начала физкультуры. Он каждый раз идет к школьной медсестре - не только перед баскетболом, но и перед выбивным, а теперь еще и перед футболом. До того баскетбольного матча он хоть на физкультуру ходил.
        - Так заставь его пойти! Ну да, у меня нет своих детей, но я смотрю, как вы их балуете, и я точно знаю, что это их портит. Моя мама такого не потерпела бы. И мы, кстати, не в бедности жили, так что не думай, что это негритянское стремление выбраться из гетто. Она просто не позволяла нам выкидывать такие номера.
        - Я пытаюсь.
        - Так в чем проблема? Почему он до сих пор у медсестры? Почему ему это разрешают?
        - Чарльз, человеку без детей все кажется проще. Невозможно заставить ребенка…
        - Очень даже возможно!
        - Но он не уходит от медсестры! К нему приходится вызывать школьного психолога и помощника учителя физкультуры, который не может там долго оставаться, потому что идет урок. Но он с ними не общается, просто смотрит на них и говорит: «Я же сказал, что плохо себя чувствую и не могу играть». Потом учителя разговаривают с ним после уроков. Они звонят мне. Мы с Филипом, разумеется, ходим с ними встречаться. Филип всегда хочет выступать перед школой единым фронтом, так что для этих встреч он освобождает время в расписании, но на баскетбольную игру прийти не может. Что мне еще делать?
        - Будь жестче. В этом весь фокус. Тебе нужно быть с ним жестче, чтобы ему некуда было бежать, и тогда он начнет справляться со своими проблемами самостоятельно.
        - Я и так проявляю жесткость по отношению к нему, просто у него иногда бывает депрессия, и мне кажется, что ему нужна моя любовь, нужен кто-то, рядом с кем он может поплакать. Он до сих пор иногда приходит с этим ко мне, а если я буду изображать командира, то он перестанет приходить. С отцом у него контакт хуже: Филип пытается справляться с проблемами, но ему никак не удается найти время для Дилана. И хотя он просит меня не беспокоиться, я знаю, что в глубине души он разочарован тем, что у него такой проблемный сын.
        - А что с баскетбольной командой?
        - Мы заставляем его ходить, на этот счет у нас строго, как ты и советуешь, но тренер говорит, что Дилан не бьет по корзине, просто отбивает мяч и бегает немножко. Вроде как. Ну, почти совсем нет. Но теперь дело дошло до обычной физкультуры. Слушай, я знаю своего мальчика. Я знаю, что ему нужно. Я хочу найти хорошего парня, который устраивал бы ему встряску каждый день, как твоя мама, только в Центральном парке.
        Чарльз взял меня за руку - я явно его убедила.
        - Найдешь ты подходящего парня. Но он не из тех, с кем ты уже встречалась. И ты это знаешь.

        Прошла неделя, а поиски мои так и не увенчались успехом. Наступило бабье лето, и я возвращалась через парк на работу после бизнес-ленча. Я разговаривала по телефону с Эбби, которую взбесил последний запрос Гудмэна.
        - Я убью этого Гудмэна! - кричала она мне в трубку. - Правда, убью! Мне даже снилось это сегодня утром в метро!
        - О господи, Эбби, что теперь?
        - Ты знаешь Ариэль Ла Бомба? Ну, ту латиноамериканскую красотку, что ведет прогнозы погоды в «Доброе утро, Нью-Йорк»?
        - Не знаю. Может быть. Не помню.
        - Уверяю тебя, ничего особенного. Но она делает сюжеты о приключениях и путешествиях, и Гудмэн хочет закончить ими программу, считает, что она готова перейти с местной станции на телеканал.
        - Ну, в этом ничего особо необычного нет. Наверняка она хорошенькая.
        - Нет, дальше еще хуже. Слушай, он встречается с ней сегодня после обеда и хочет, чтобы я поехала и подождала ее у входа в здание.
        - Не в вестибюле? А его секретарша этого сделать не может?
        - Нет, мне он больше доверяет. Потом он хочет, чтобы я провела ее вдоль квартала к боковому входу…
        Я рассмеялась.
        - Кажется, я знаю, к чему дело клонится.
        - Да! Все ради того, чтобы мы прошли мимо того ужасного рекламного плаката на автобусной остановке, где он ведет передачу на развалинах Всемирного торгового центра.
        - Эбби, подожди…
        - Ненавижу этот плакат. А он думает, что смотрится, как на острове Иводзима.
        И тут я как будто бы оказалась в сцене из «Алисы в стране чудес»: на большом лугу человек тридцать детей раскладывали на траве огромную ткань с шахматными клетками. Одеты они были в странные костюмы: короли и королевы, солдаты, у некоторых сверху лошадиная голова… Это что, какой-то спектакль? Режиссер, симпатичный парень в брюках цвета хаки, футболке от Кассиуса Клея [Мохаммед Али (урождённый Кассиус Клей) - выдающийся американский боксер, чемпион Олимпийских игр 1960 года в полутяжелом весе, неоднократный чемпион мира среди профессионалов (1964-1974) в тяжелом весе. Один из основоположников современного бокса.] и бейсболке, расставлял их по местам. Может, он проводил репетицию уличного карнавала? Мы были в Нью-Йорке, в сердце Центрального парка, куда приходят все лунатики, так что я ничуть не удивилась.
        И тут я сообразила: это же живые шахматы! Мне прямо не терпелось подойти поближе.
        - …ты можешь себе представить, учинить такое с «Виндексом»? - донесся из трубки голос Эбби.
        - Что там еще с «Виндексом»?
        - Ты вообще меня слушаешь? Он дал практикантке, той сволочной длинноногой, пять долларов и велел пойти купить «Виндекс» и протереть плакат.
        Мне было не оторваться от детей.
        - Алло! - крикнула Эбби. - Он велел помыть плакат на остановке! Ну же, рассердись! Что ты такая рассеянная?
        - Да, извини, Эбби. Я тебе перезвоню.
        Я уставилась на режиссера.
        - Ну, сначала надо выдвинуть пешки, - сказал он. Двое ребят с разных концов доски сделали два шага.
        - Нет, нет! - крикнул он, сложив руки рупором. - Двое сразу не могут ходить! Вам что, Чарли не рассказывал?
        Ему, наверное, было от двадцати шести до тридцати двух. Высокий и крепкий, он держался очень прямо и уверенно. Зачесанные назад светло-русые длинноватые волосы обрамляли открытое лицо. Голубые глаза выражали тепло и внимание. Я не назвала бы его красивым в традиционном представлении, но его нельзя было не назвать привлекательным.
        - Неужели Чарли не рассказал вам про основные стратегии? А еще называет себя учителем! Сначала пешки перед королевами, а не те, что с краев.
        Дети, теперь уже смеясь и шутя, вернулись на свои линии, а солдаты перед каждой королевой сделали два шага вперед.
        Две хихикающие девочки-подростка, стоявшие рядом, но не на шахматной доске, подошли поближе. Я заметила, что одна из них похлопывает себя по груди и украдкой строит глазки режиссеру. Другая наклонилась к ней, прошептала что-то на ухо и подтолкнула к нему. Этот парень буквально излучал свет, и они тянулись к этому свету.
        - Что дальше, ребята?
        Крошечный мальчик, на голове у которого была огромная лошадиная голова из папье-маше, поднял руку.
        - Я, я!
        - Почему?
        - Я не знаю.
        Второй конь поднял руку.
        - Вон ты, в красной шапке! Алекс, правильно?
        - Я знаю! Потому что вы хотите пораньше вывести коней, чтобы контролировать центр и атаковать вторую команду!
        - Верно! - крикнул режиссер. Он полез в карман, достал крошечную шоколадку и бросил ее мальчику. - И что, нам только коней нужно вывести пораньше?
        - Нет! - завопили сразу четверо ребят.
        - А кого еще?
        - Слонов! - крикнул в азарте один из ребят. - Надо убрать с дороги коней и слонов, чтобы побыстрее добраться до ладьи и защитить короля!
        Режиссер достал из сумки пригоршню конфет и бросил их в сторону этого мальчишки. Дети кучей слетелись туда, торопясь подобрать конфеты с земли.
        Ну ладно, подумала я, в игре этот парень разбирается. Педагогический ход с конфетами вызывал у меня сомнение, однако он обращался с ними жестко и при этом не жестоко, так что, может быть…
        Я дождалась перерыва и подошла поближе, чтобы привлечь его внимание. Наконец, он перестал раздавать указания и дал детям время, чтобы подумать над следующим ходом самостоятельно.
        - Можно задать вам вопрос?
        - Да, конечно. - Он повернулся ко мне и улыбнулся, но тут же вернулся взглядом к игре.
        - Что вы делаете?
        - У нас тут игра в шахматы. В живые шахматы.
        - Это я поняла…
        - Извините. Приятель, ты о чем это думаешь?
        Он подошел к одному из мальчишек, поднял его, ухватив за плечи, и переставил на соседнюю клетку.
        - Так, тебе конфет не полагается! - Он вытянул леденец изо рта мальчишки и бросил его себе за плечо. Все остальные завопили и засмеялись.
        - Так как, - начала я заново, когда он вернулся, - вы из какой-то школы?
        Он не обратил на меня внимания.
        - Джейсон, тебя ведь так зовут? Что ты делаешь?
        - То есть эти ребята…
        - Если ты так пойдешь ладьей, игра закончена, приятель! Ты с ума сошел! Попробуй-ка еще раз.
        Ну, ладно. Он занят. Я подождала две минуты и совершила еще одну попытку.
        - Извините, что беспокою вас, но мне действительно очень интересно. Это школа?
        На этот раз он посмотрел мне прямо в глаза.
        - Вам на самом деле интересно?
        - Да.
        - Это не школа. Это группа из летнего лагеря для детей, нуждающихся в помощи или оказавшихся в особых ситуациях.
        - В сложных ситуациях?
        - Иногда просто ужасных, да.
        - А почему шахматы?
        - Наверное, потому, что это сложно. Это помогает им почувствовать себя умнее. Вы что-нибудь знаете о детях и шахматах?
        - Моему сыну девять.
        - И он играет в шахматы?
        - Ребята в школе играют, но он не увлекся.
        - Может быть, вам стоит его увлечь? - Он улыбнулся широкой сияющей улыбкой.
        Вот оно!
        - А вы учитель? - Я разволновалась. Кажется, он мне подходит. - У вас постоянная работа?
        - Я вовсе не учитель.
        Черт. А я думала, он профессионал. Может, он мне и не подходит.
        - У меня что-то вроде каникул, пока я решаю, как быть дальше.
        Он помахал ребятам.
        - Так, ты, с широкой ухмылкой, - крикнул он в сторону одной из девочек. - Ты руководишь белыми, а Уолтер - черными. Ты можешь оспорить их ход, но, в конечном счете, решают они. - Обнаружив, что я все еще не ушла, он остановился, положив руку на калитку, и посмотрел мне в глаза.
        - Я просто заменяю приятеля. Мой сосед по квартире - учитель в государственной школе, а летом он работает вожатым в лагерях. В отличие от него, я не специалист по детям. - Он подобрал с земли ворох ткани и улыбнулся. - Извините, я отвлекусь. - И все же получалось у него здорово.
        Один из ребят сошел с доски и сгорбился, повернувшись к игре спиной. Режиссер попытался накинуть ткань на плечи мальчика, но тот стряхнул ее. Он сунул пригоршню конфет ему за шиворот, но мальчик не засмеялся. Тогда режиссер бросил ткань на землю и занялся расстроенным мальчишкой, отведя его в сторону, чтобы поговорить, как следует, наедине.
        Я невольно заметила, как поношенные хаки подчеркивают его накачанную задницу. Поставив сумку с газетами на землю, я принялась ждать.
        Режиссер задрал козырек кепки мальчика.
        - Пойдем-ка, Даррен. - Обняв парнишку за плечи, он попытался отвести его обратно в группу. Даррен медленно покачал головой и снова опустил козырек. Режиссер смахнул с него кепку. Даррен явно считал, что это не смешно. Он снова надел кепку и, как следует, ее натянул. Что-то было явно не так.
        Режиссер присел и заглянул под кепку мальчишки, потом пососал леденец, будто это помогало ему сосредоточиться.
        - Ну же, поговори со мной, приятель.
        Даррен покачал головой.
        - Рассел, заменишь меня? - Рассел, стоявший рядом с доской парень постарше, помахал ему рукой.
        Режиссер обнял Даррена за плечи, взял его за руку и подвел к парковой скамье в сотне метров от них. Даррен - на вид ему было лет одиннадцать - вытер щеку тыльной стороной руки. Я не могла оторвать от них глаз. Прошло несколько минут, и режиссер уже явно достучался до парня. Он бурно жестикулировал; Даррен засмеялся, и режиссер снова смахнул с него кепку. На этот раз они оба засмеялись, и Даррен, побежав обратно, и занял свое место на доске.

«Ну, хорошо, - подумала я, - на психопата он не похож. Дурных наклонностей вроде бы тоже нет. И детям он явно нравится. Попробуем еще раз».
        - Простите…
        Он посмотрел на меня вежливо и прямо. Наверняка родом не из Нью-Йорка.
        - А, это опять вы? - Он улыбнулся мне.
        - Да, опять я. У меня вопрос.
        - Хотите вступить в игру? - Он вопросительно приподнял бровь.
        - Нет…. то есть… да. Сыну, наверное, понравилось бы.
        - Боюсь, эта группа уже довольно сплоченная. Они провели вместе все лето…
        - Нет-нет, я вообще-то не это имела в виду, - сказала я. - У вас есть постоянная работа?
        - Ну да, я финансовый директор «Сити труп», а это как раз отдел инвестиций.
        Я рассмеялась.
        - Нет, серьезно. Вы тут работаете?
        - Нет.
        - А у вас есть работа?
        - Я похож на человека, у которого есть работа?
        - А вы хотите работать?
        - Вы что, нанимаете?
        - Может быть. Вы знаете, что такое нянь?
        - Что?
        - О господи, простите. Давайте я начну сначала. Меня зовут Джейми Уитфилд. - Я достала визитную карточку и протянула ему. - Я работаю в новостях Эн-би-эс. У меня трое детей, и я живу неподалеку отсюда. Вы вообще часто работаете с детьми?
        Одним глазом он продолжал приглядывать за группой.
        - Да нет.
        - То есть вы вообще не работаете с детьми?
        - Ну, то есть я могу подменять учителей. Здесь им ничего не угрожает, разве что конфет переедят, и все.
        Он был похож на человека, который не станет терпеть глупости от Дилана и сможет изменить ситуацию. Есть ли у него свободное время? Очевидно, если настоящий учитель доверил ему такую группу…
        - А как вас зовут, и, если вы не против, у меня еще один вопрос…
        - Питер Бэйли.
        Я не знала, с чего начать, так что просто выпалила:
        - Мне нужен человек на хорошую высокооплачиваемую работу. В послеобеденное время и по вечерам.
        - Ну, хорошо, может, высокооплачиваемая хорошая работа меня и интересует. Что за работа?
        Я глубоко вздохнула.
        - Это сложно. - Мне требовалась пара секунд, чтобы выработать стратегию, как его убедить.
        - Рассказывайте.
        - У меня есть сын, ему девять лет. Он сейчас… ну, ему трудно. Может, у него даже депрессия.
        - Клиническая депрессия? - Теперь он слушал меня внимательно.
        - Нет, формального диагноза нет, но у него были приступы паники. И теперь он не может из-за этого заниматься спортом.
        - И как со всем этим связан я?
        - Ну, я не знаю, может, шахматы…
        - Я знаю, как играть в шахматы, но я не тренер по шахматам. Хотя высокая оплата, конечно, может превратить меня в хорошего тренера. - Он усмехнулся.
        - Ну, мне не просто шахматный тренер нужен, но отчасти и это тоже.
        - Понятно.
        В сумке у меня загудел телефон. Я потянулась его выключить и увидела, что звонит Гудмэн. Может, ему еще что-то помыть требовалось.
        - Слушайте, вам пора к детям, а у меня дела. Я вам дала свою карточку. Если вы не против, позвоните мне утром, и я вам все объясню поподробнее.
        - Да, конечно, позвоню. Приятно было познакомиться.
        Я остановилась на мгновение и снова подошла к нему.
        - Можно еще один вопрос?
        Он кивнул.
        - Как один человек привел группу из тридцати двух детей с огромными масками из папье-маше на головах в глубь Центрального парка?
        - Я ничего особенного не делал. Они мне помогали. - Он повернулся и направился к детям.
        Я пошла обратно на Уэст-Сайд, не переставая улыбаться.

        Глава 6
        Пора браться за дело
        - Ну… - Я не представляла, с чего начать.
        Питер Бэйли выжидающе смотрел на меня. Он сидел на стуле в моем рабочем кабинете, одетый в брюки цвета хаки и белую рубашку, Его спокойствие почему-то тревожило меня. Я не могла понять, почему так нервничаю, если работодатель здесь я.
        - Спасибо, что позвонили мне, - сказала я.
        - Спасибо, что пригласили.
        - Так вот.
        - Да?
        - Вы без проблем сюда добрались?
        - Это здание находится на одном из крупнейших перекрестков Мапхэттена. Авеню Америк и Пятьдесят седьмую улицу довольно легко найти, знаете ли.
        - Да-да, конечно. Я…
        - Интересно взглянуть на закулисную жизнь студии новостей.
        Он блуждал взглядом по сотням кассет на полках, рассортированных по темам и передачам, с крупными пометками сбоку. На стенах по обе стороны от моего стола висели старые яркие плакаты, рекламирующие передачу о секретах ЦРУ и «новаторское» городское собрание на Западном берегу.
        - Да, за кадром всегда творится страшная суматоха.
        - Ну, здесь ее особо не видно.
        Передо мной лежали четыре газеты, аккуратно сложенные лесенкой в ряд; в черных проволочных подставках располагались канцелярские принадлежности: маркеры и клейкие листочки всех цветов, коробки с выдвижными ящичками для разных размеров скрепок, блокноты и записные книжки в идеально ровных стопках.
        - Вы давно на Джо Гудмэна работаете?
        - Десять лет, с тех пор, как пришла сюда в двадцать шесть лет.
        - И что он за человек?
        - Очень умный, прекрасно пишет. Требовательный, мягко говоря. - Я не собиралась говорить кандидату в няни, что Гудмэн отличался дурным характером, резкостью и к тому же неблагодарностью.
        - Похоже, он высокого мнения о себе. - Питер показал на огромные фотографии Гудмэна в коридоре напротив моего кабинета: на одной Ведущий Кошмар стоял перед БМП, одетый в бронежилет и голубую каску ООН, на другой он был рядом с Борисом Ельциным на танке, на третьей, где видны были камеры и свет, он интервьюировал Лорен Бэйколл; она смеялась, откинув голову, будто он только что задал ей самый блестящий в ее жизни вопрос.
        - А вы смотрите нашу передачу?
        - Да, в общем, нет.
        Большинство людей на его месте сочли бы нужным хотя бы притвориться.
        - Наверное, вы много работаете на компьютере. Я прочитала в вашем резюме, что вы разрабатываете интернет-программу, так? Это, наверное, занимает много времени.
        - Ну, у меня гибкий график. Эта программа - я ее называю «Помощник по домашним заданиям» - должна, как я надеюсь, изменить способы общения учеников с учителями в государственных школах. Она поможет им сотрудничать в работе над домашними заданиями.
        Мне нравился этот парень. Я не представляла, насколько реален этот его план с программой, но, несмотря на небрежный вид, в нем чувствовалась уверенность и сосредоточенность.
        - Ну, кто знает? Кое-кто уверяет меня, что идея может оказаться выгодной, если школы ее примут.
        - Тогда, вероятно, вам предложат работу на полный день. А если это произойдет, боюсь, вы…
        - Это пока не работа, а идея. Я надеюсь, что она будет успешной, но, честно говоря, до этого еще далеко.
        Зазвонил мой телефон.
        - Извините, я на секунду… Джейми Уитфилд.
        Не надо было мне снимать трубку.
        - Ох, слава богу, ты тут.
        - Кто это?
        - Это я, Кристина. - Кристина Паттен, самая пустоголовая женщина нашего времени и председатель родительского комитета в классе у Грейси.
        - Кристина, я занята…
        - Извини, Джейми, у меня только один вопрос, но очень важный. То есть в общем и целом он, наверное, неважный, но с такими вещами лучше не ошибаться.
        Прижав трубку ухом к плечу, я неловко потянулась к холодильнику за рабочим столом, достала две бутылочки с водой и протянула одну Питеру. Я пропустила пару фраз Кристины, но решила, что от этого конец света вряд ли наступит.
        - …ну, то есть ты профессиональный продюсер, правильно? Так что ты должна знать. Ты наверняка здорово умеешь все организовывать, поэтому я тебе и звоню.
        - Кристина, извини, что я тебя тороплю, но сейчас действительно не самое…
        - Вот в чем вопрос. Как думаешь, для десерта на День дедушек и бабушек взять бумажные тарелки среднего размера или большие, которые обычно идут на ленч?
        Наверняка она шутит.
        - Как думаешь, приглашенные бабушки с дедушками будут класть себе на тарелки только фруктовый салат и мини-пончики? Или все-таки фруктовый салат, мини-пончики и половинку рогалика? Потому что если и полрогалика тоже, то я возьму большие. Но если нет, то я не хочу, чтобы тарелки выглядели пустыми даже с мини-пончиками и фруктами.
        - Кристина, это не завоевание Нормандии. Я знаю, что ты очень хочешь выбрать наилучший вариант, но просто доверься своим инстинктам, и…
        - Большая тарелка, а на ней только мини-пончик и фруктовый салат? Так не годится, это будет очень печально смотреться. Вот что мне говорят мои инстинкты.
        - Да, Кристина, я согласна, очень печально. Но я думаю, они возьмут рогалики и пончики тоже. Бери большие. Я тебе как эксперт советую.
        - А ты уверена? Потому что…
        - Абсолютно! А теперь мне пора, извини.
        Щелк.
        Я посмотрела на Питера.
        - Извините, просто домашние заботы. - Не самое умное, что можно сказать на собеседовании с квалифицированным работником, которого собираешься нанять для решения своих домашних проблем.
        На электронных часах у меня на столе сменилась цифра. Питер сидел почти неподвижно.
        Кандидат в няни наклонился поближе, заскрипев кожаным стулом.
        - Что конкретно вы имеете в виду?
        Я специально до сих пор выражалась туманно. От Гудмэна я научилась одному приему: лучше использовать телефон, чтобы заманить человека на встречу. А потом можно лично сообщить ему, чего ты хочешь. Я не хотела терять этого парня из-за того, что что-то там наговорила ему по телефону про няней.
        Ладно, Джейми, возьми себя в руки. Я глубоко вдохнула.
        - Значит, так. У меня есть сын. Вообще-то у меня трое детей, как я вам говорила: Дилану девять, Грейси пять, а малышу Майклу два года. Я уже кое-что рассказывала вам о Дилане.
        - Я помню.
        - Он в последнее время не в настроении. Отца все время нет дома, а я работаю три дня в неделю, но иногда бывают специальные проекты, которые вынуждают выходить на всю неделю. Время от времени мы куда-то ездим. А моему сыну нужно, чтобы рядом был мужчина, который поможет ему прийти в себя. В этом я абсолютно уверена. Маленькие мальчики обожают мужчин, которые уделяют им внимание.
        - Я знаю.
        - В шахматы он немножко играет, и любит читать и рисовать, но вот со спортом у него ничего не получается, и…
        - Так вы хотите, чтобы я занимался с ним шахматами? По телефону вы назвали мне очень высокую цифру. Это слишком большая зарплата за одну только игру в шахматы.
        - Скорее, я бы хотела, чтобы вы приходили после обеда, примерно, когда у него закончатся уроки, И работали с ним.
        - Как работал?
        - Ну, ему только девять лет: не в смысле работы, разумеется.
        - То есть вы имеете в виду домашние задания?
        - Ну да, но не только их. Ему нужно, чтобы кто-нибудь с ним играл. - В голове же у меня крутилось: «Пожалуйста, помогите ему, просто сделайте так, чтобы он снова начал сам себе нравиться!»
        Внезапно я почувствовала ком в горле, глаза наполнились слезами, и я прикрыла лицо его резюме.
        - У вас степень по информатике, и вы работали лыжным инструктором. И в компании, которая печатала учебники. Это семейный бизнес?
        В ходе беседы я уже успела узнать, что ему двадцать девять, в декабре исполнится тридцать. Он вырос в пригороде Денвера и четыре года учился в Боулдере, прежде чем начать работать, в основном в типографии своего отца, где печатали учебники. Магистерскую степень по информатике он получил, учась по вечерам.
        Поспрашивав его еще немного о программе-помощнике, я начала понимать, насколько это была творческая идея. Он так был захвачен ею, что в какой-то момент я потеряла нить разговора, хотя и не показала этого. Он переехал в Нью-Йорк, потому что добился некоторых результатов, испытывая программу в государственной школьной системе Нью-Йорка. А потом, после первоначального всплеска возбуждения, в программе обнаружились некоторые серьезные проблемы. Ему пришлось пережить несколько месяцев неуверенности и финансовой несостоятельности. Плюс нужно было выплатить заем за аспирантуру.
        Я начала понимать, почему этот парень отказался от более традиционной карьеры - он явно был предприимчив и любил рисковать. Что означали его длинные волнистые волосы? Кто он - заядлый лыжник, любитель горных склонов, который, окончив колледж, проводил слишком много времени на горнолыжных трассах, или он просто не стремился карабкаться по карьерной лестнице? Я не могла принять окончательного решения на его счет, хотя внимательно слушала все, что он говорил. Одновременно я изучала его выступающие скулы и большие голубые глаза. Он производил впечатление человека, готового взять под контроль любую ситуацию, и при этом был напрочь лишен занудства. Я сразу почувствовала, что он надежный и ответственный, несмотря на его проблемы с карьерой.
        Потом я рассказала ему все, что могла, про Дилана, про то, что случилось на баскетбольном матче, как он отстранился от школьных друзей и как я боюсь, что ситуация станет еще хуже.
        - А могу я спросить, как у него дела с отцом? Они близки?
        - Ну, да.
        - Отец играет с ним? Чем они занимаются вместе?
        Филип не сидел на полу и не играл с Диланом с тех пор, как тому исполнилось три года.
        - Ну, по выходным мы все обедаем вместе, и иногда мой муж водит его в кино. Филип очень хочет приучить его к книгам, так что иногда они лежат на диване и читают что-нибудь, например, про устройство самолетов. Понимаете, Филип юрист, и большую часть недели его просто нет дома. Он видит детей за завтраком и иногда еще перед сном, раз или два в неделю.
        - А они ходят по выходным гулять? В парк или еще куда-нибудь?
        Филип ненавидел детские площадки. И прогуливаться, наслаждаясь природой, - это тоже не для него.
        - Ну да, они ходили в парк вместе, но постоянно они этого не делают.
        - То есть вы живете в квартале от парка, у вас девятилетний сын, но регулярно вы туда не ходите? - Он улыбнулся. - Нет, я вас не критикую, я просто не понимаю…
        - Да нет, с друзьями Дилан все время ходит в парк, вернее, раньше ходил.
        - Да, но не…
        - Нет. Не с отцом. Практически никогда. - Интересно, ему приходилось когда-нибудь иметь дело с юристами из Квартала? Я представила себе, что сейчас творится у него в мыслях: что-нибудь насчет испорченных детей и того, сколько вреда им наносят родители вроде нас с Филипом.
        - А где вы живете, Питер, если это не слишком личный вопрос?
        - Снимаю квартиру с еще двумя парнями в Бруклине, Ред-Хук, вы знаете это место?
        - Бруклин я знаю, да.
        Он усмехнулся.
        - Ред-Хук явно не в вашем стиле.
        Я усмехнулась в ответ. Мне нравилась его непочтительность. Впервые за все время беседы мне удалось расслабиться.
        - Вообще-то у меня много друзей в Бруклине.
        Похоже, я его не убедила. Рабочий и богемный Ред-Хук и стильный Бруклин-Хайтс, полный яппи (где у меня правда есть дальние знакомые), - это разные континенты.
        - И чем занимаются ваши соседи?
        - Один написал роман, получивший прекрасные отзывы, но ему все равно приходилось подрабатывать в баре, потому что даже на хороших книжках денег не заработаешь. Так что он устроился к популярному литагенту в «Инквелл менеджмент». А второй - школьный учитель, это его я тогда заменял. Он консультирует меня по моей программе.
        - Так что оба делают карьеру.
        - Ну, наверное, но вы предлагаете мне больше, чем зарабатывают они.
        - Зарплата важнее карьеры?
        - А у меня запланирована карьера. Слушайте, вы что, уговариваете меня не соглашаться на эту работу?
        Я переключилась в режим крутого репортера.
        - Ладно, давайте о деле. - Я сделала глоток воды. - Вы живете в самом модном и продвинутом районе Бруклина, даже я это знаю. Вы производите впечатление приятного, умного и образованного человека, и, конечно, я не пытаюсь вас отпугнуть. Но мне нужно знать, как вы относитесь к работе в семье, пока ваши друзья становятся учителями и агентами. Не будет ли это…
        - Что?
        - Вам почти тридцать. И вы не против такой работы? - Я скрестила под столом пальцы. - В семье с детьми? - Я не хотела говорить этого вслух, не хотела напоминать ему, что у него магистерская степень, а его интервьюируют на должность няня на Парк-авеню. Но в то же время я не хотела, чтобы он бросил нас через неделю, когда поймет, на что согласился. - Я не хочу сказать, что это несерьезно, и для многих работать с детьми - это призвание… Вы когда-нибудь слышали слово
«нянь»?
        - Нет. Хотя теперь, когда вы сказали, я вспомнил. - Он рассмеялся. - Теперь я припоминаю, у Бритни Спирс такой есть.
        - Ну да, то есть у нее это скорее телохранитель. Мне кажется, слово «нянь» звучит как-то…
        - Как?
        Я подумала «унизительно», но не сказала. Он наклонился поближе.
        - По-моему, слово «нянь» очень смешное.
        - То есть вам оно не мешает?
        - Ну, прежде всего, я никогда не буду работать в офисе.
        - Но вам уже приходилось этим заниматься.
        - Да, и без особого желания.
        - Например, в Образовательном союзе Денвера? Вы не представили рекомендаций оттуда.
        - Я там четырнадцать месяцев работал, проводил исследование. И рекомендацию мне там не дадут.
        - Если не секрет, почему?
        - Да ничего интересного. Они делают хорошее дело, но основатель слишком пассивно-агрессивен, любит доводить коллег, и я ему об этом сказал.
        - Вы ему сказали, что он пассивно-агрессивен? - А что он подумает обо мне? Что я нелепая мамаша с Парк-авеню, которая пытается добиться всего сразу, а у нее ничего не получается?
        - Ну, не такими словами. Нет, может, я и употребил этот термин, но выражался при этом вежливо. Знаете, кто-то же должен был это сказать. Мой начальник был полный урод. Один раз мы сидели на совещании, и он как всегда наезжал на одну сотрудницу, женщину, которая всегда прекрасно работала. Я и не выдержал. И высказался. На самом деле я сказал вслух то, что все остальные думали про себя.
        - Да-а… Серьезно.
        - Знаете, я не затем это вам рассказал, чтобы произвести впечатление. Просто хотел показать вам, что я не терплю всей той чепухи, которая неизбежна в офисе. Вот поэтому я люблю детей. Дети говорят вам именно то, что имеют в виду, сразу. И если вы к ним прислушаетесь, то поймете, что в них есть врожденная честность, которая мне близка.
        - Понятно.
        - И еще я люблю работать самостоятельно. Честно говоря, ваша работа меня заинтересовала. На полный день я сейчас устраиваться не могу, а так я смогу работать над программой, когда я не нужен днем, пока Дилан в школе. Когда Дилан ляжет спать, можно будет идти домой, да?
        - Да, Каролина живет с нами, так что она присмотрит за детьми, если нас не будет дома.
        - А остальные дети?
        - Ну, иногда мне может понадобиться ваша помощь. В семье с тремя детьми сложно сосредотачиваться на одном из них.
        - Логично, но с маленькими детьми у меня мало опыта.
        - С ними все время будет обычная няня. Иногда вы мне понадобитесь и по утрам, в основном, чтобы отвести детей в школу, если я в командировке.
        - Если смогу, конечно. Это будет зависеть от того, как пойдут дела с программой. Насколько часто это будет?
        - Ну, пару раз в неделю.
        - Хорошо. Если я смогу. - Да, в обслугу этот парень не очень-то годился.
        - И вы уверены, что эта должность для вас…
        - Честное скаутское, - он отсалютовал мне двумя пальцами. - Слушайте, если все пойдет по плану, мой проект заработает через полтора-два года. К тому моменту с Диланом все уже должно быть в порядке.
        Я рассмеялась.
        - Неплохой план. Вам нравится Нью-Йорк?
        - Нравится. Но мои спонсоры тоже тут, и научно-технологические фонды… - Он опустил голову. - Ну и дома сложилась ситуация, от которой мне лучше быть подальше, какое-то время.
        - Ситуация? Что-то, чего мне не следует знать?
        - Да нет, ничего особенного. - Он поднял голову и криво усмехнулся. - Извините, это личное.
        Чарльз тщательно проверил его прошлое, включая наличие судимостей, и ничего не нашел. И потом, я не хотела лезть не в свое дело. Во всяком случае, не на тот момент.
        - Но одна проблема у меня есть.
        - Это собеседование. Вам пока разрешается иметь проблемы.
        Он улыбнулся.
        - Вы мне сказали, что отец Дилана почти постоянно отсутствует. Вы можете купить чье-то время и внимание, но это не то же самое, что внимание отца. А за такие деньги я не хочу с самого начала разочаровывать вас и его. Дилан сразу поймет, что меня пригласили, чтобы заменить отца. Как, по-вашему, он на это отреагирует?
        Я знала, что так и будет. Но еще я знала, что Дилану будет так весело с этим дружелюбным парнем, что он не станет на этом сосредотачиваться.
        Дверь распахнулась, и влетело нечто яркое и канареечно-желтое. Эбби в новеньком костюме, запыхавшаяся и похожая на агента из бюро проката.
        - Ты не поверишь! Там, черт побери, еще одна пленка Терезы Будро!
        Ого. Может, мою карьеру еще можно спасти.
        - Я знала, что не все кончено! Я знала! Ты уверена? Откуда ты знаешь?
        - Чарльз.
        Вошел Чарльз и прислонился к косяку двери. Он посмотрел на Питера, потом на меня, не желая говорить о деле перед очередным кандидатом в няни.
        - Питер, извините, у меня тут проблема. Вы не могли бы подождать в коридоре? Рядом с моим кабинетом есть стул.
        Он махнул рукой Эбби и Чарльзу и закрыл за собой дверь.
        - А парнишка симпатичный, - заметил Чарльз.
        - Слушай, мы все-таки на работе.
        - Ага, и именно поэтому ты сюда няней на собеседование приглашаешь.
        На это я не обратила внимания.
        - Так что ты слышал?
        - Я слышал, что предыдущие пленки этим в подметки не годятся. - Чарльз сжал руки. - То, что она дала Сибрайт, вообще ерунда. Там ничего не было слышно. А эти, говорят, настоящие.
        - Ерунда какая-то. Если собираешься все рассказать, рассказывай в первом же интервью.
        - Может, ей понравилась известность, но она застеснялась. Может, у нее были сомнения, которые теперь развеялись.
        - Да какие еще сомнения!
        - Суть в том, что история разрастается. Может, она хочет наделать побольше шуму? Получить контракт на книгу, продать права на экранизацию своей жизни.
        Чарльз сел на край кушетки.
        - Джейми, ты их обставишь и покажешь Эй-би-эс что почем. Звони скорей ее юристу.
        Эрик и Гудмэн почти со мной не разговаривали с тех пор, как Тереза обратилась к нашим соперникам, пусть даже она не сообщила им ничего нового.
        - Наш человек в Джексоне, в штате Миссисипи, пытается получить новые пленки; репортеры местных газет там с ума сходят, - продолжил Чарльз, - но пока ни у кого ничего нет. Управляющий станцией позвонил Гудмэну проверить, не сможет ли он, пользуясь своей известностью, воздействовать на Терезу Будро. Наверное, они знали, что мы вот-вот получим интервью, хоть мы его и не получили. Или ты не получила.
        - Спасибо, что напомнил мне, Чарльз. Как думаешь, что на этих пленках? Что может быть на уме у этой женщины?
        - Да позвони ты, наконец, Леону Розенбергу и перестань задавать дурацкие вопросы, на которые мы не знаем ответа, - завопила Эбби.
        Я набрала номер Леона Розенберга, вспоминая, как повесила трубку в конце нашего последнего разговора. Мне снова ответила его невозможная секретарша.
        - Это Джейми Уитфилд из вечерних новостей Эн-би-эс. Мне нужно немедленно поговорить с Леоном Розенбергом.
        - Здравствуйте, миз Уитфилд. Мне нужно…
        - Только не говорите мне, что вам нужно посмотреть, на месте ли он. Санни, я знаю, что он на месте, поэтому, я ему и звоню. Миз Будро вот-вот выйдет на первые страницы новостей.
        - Миз Уитфилд, нам это прекрасно известно, но, к сожалению, до вас сегодня звонили уже человек двадцать репортеров. Так что будет честно, если…
        Пытаясь сохранять вежливость, я произнесла:
        - Скажите Леону Розенбергу, что я лично его придушу, если он не снимет чертову трубку.
        - Не стоит снова так волноваться, миз Уитфилд, Я внесу вас в список звонивших в порядке…
        - Нет, вы меня послушайте. - Я встала и заговорила как можно более холодно. - У меня здесь наш ведущий Джо Гудмэн и юристы Эн-би-эс, и мы готовы показать сюжет о вашем неэтичном поведении, который прикончит вашу дерьмовую фирму. Я лично прослежу, чтобы вас, Санни Уилсон, в этом сюжете назвали по имени.
        Молчание.
        Через пять секунд:
        - Здравствуйте, Джейми, - сказал Розенберг, снимая трубку. - Не стоит каждый раз так пугать мою секретаршу. Она всего лишь делает то, что ей сказано. Вы действительно снимаете про нас сюжет?
        - Нет. - Я невольно усмехнулась. - Конечно, нет.
        - Черт, на этот раз вы даже меня напугали.
        - Простите, Леон. И я хочу извиниться за то, что повесила трубку во время нашего последнего разговора. Это было очень грубо с моей стороны. Как я могу загладить свою вину? Знаете, все в Эн-би-эс считают, что вы потрясающе работаете. И мы знаем, как вы стараетесь защищать репутацию своих клиентов.
        - Хватит говорить ерунду, Джейми. Я знаю, что в долгу перед вами. Я всегда играю по-честному, особенно с симпатичными женщинами вроде вас.
        Ну и свинья.
        - Конечно, то, что вы продюсер Джо Гудмэна, тоже делу не помешало.
        Я раздраженно закатила глаза.
        - Ну, хорошо. Что у вас есть для меня?
        Молчание. Он что, играть со мной вздумал? Может, у него вообще ничего нет? Да и существуют ли на самом деле новые пленки?
        - И не забудьте тот удачный кадр, где вы в костюме от Бриони выводите свою клиентку из кафе, в котором она работает. Другие сети показали одну Терезу, но только не Эн-би-эс. Эн-би-эс не только двенадцать секунд показывала вас в шикарном костюме, но и упомянула по имени. - Я изобразила низкий голос Гудмэна, комментирующего кадр. - «А здесь вы видите, как Будро и ее влиятельный адвокат Леон Розенберг покидают кафе, где она работает, в Перл, штат Миссисипи». Гудмэн считал, что это ни к чему, но я решила, что вам будет приятно. Правда, тогда я считала, что мы уже окончательно договорились насчет интервью с ней.
        - Я понял. Я все понял. Я вам обязан.
        - Здорово, я тоже так считаю.
        - А почему бы вам не встать на колени и не попросить как следует?
        Я изобразила громкий поцелуйный чмок. Чарльз в знак солидарности безмолвно показал, как его тошнит. Молчание, никакого ответа.
        - Я все еще жду, Леон.
        - Мы одни на линии?
        - Да, я обещаю. Сейчас, я на секунду переведу вас в режим ожидания. - Я посмотрела на Эбби и Чарльза и сильно сощурила глаза. Ну вот, я никого не вижу, можно считать, что я сказала чистую правду. Чарльз повернулся, снял трубку второго телефона и нажал на кнопку беззвучного режима, не выходя пока из режима ожидания. Эбби так нервничала, что чуть на потолок не лезла.
        Мы с Чарльзом беззвучно отсчитали: «Три, два, один», чтобы одновременно подключиться к разговору снова. Я не впервые подключала его к телефонным разговорам в качестве свидетеля - мы уже сто раз так делали. Наконец, Леон тихо сказал:
        - Есть еще пленки.
        - Еще пленки? Тоже с Терезой Будро и Хьюи Хартли?
        - У-гу.
        Есть! Я подняла большой палец, давая Эбби знать, что у Леона и правда были пленки. Чарльз зашевелил бровями.
        - И никто их не слышал, кроме меня, - продолжил Леон.
        Эбби передала мне карточку с надписью: «Пусть подтвердит, насколько они хороши».
        - Насколько они хороши?
        - По сравнению с ними записи, что прозвучали у Сибрайт, - это просто полдник Телепузиков.
        Еще одна карточка: «Спроси, что именно на этих пленках».
        - Мне нужны подробности, Леон. Мы здесь серьезно занимаемся новостями. Я не могу пойти к Гудмэну с намеками.
        - Да, пожалуйста. Только если бы вы серьезно новостями занимались, вас бы так не волновала Тереза Будро. Не задавайся, красотка.
        - Я жду, Леон.
        Молчание.
        - Леон?
        - Как насчет того, что конгрессмен Хартли любит ходить через заднюю дверь?
        - Заднюю дверь ее кафе? - спросила я. Чарльз замотал головой, закрыл лицо рукой и повалился на кушетку.
        - Что? Что? - беззвучно спрашивала Эбби.
        - Может, я не дал тебе те первые пленки потому, что ты тупа, как все красотки? Может, тебе, вместо того чтобы работать продюсером, лучше вести прогноз погоды? Никогда об этом не задумывалась?
        - В заднюю дверь ее дома? - Я не понимала, о чем он, Чарльз замахал руками и отчаянно затряс головой: мол, нет, нет, не то!
        Леон медленно сказал:
        - По-собачьи. Через зад. В буквальном смысле слова, если ты еще меня не поняла.
        - По-собачьи, - повторила я на удивление деловым тоном. Я начала ходить по кабинету кругами, пытаясь обдумать новости.
        У Эбби глаза были выпучены; уровень напряжения был предельным.
        - Леон, дайте мне пару секунд. - Я посмотрела на Чарльза. Он кивнул, безмолвно уговаривая меня сохранять спокойствие. В одну из поездок к Терезе я сходила на
«завтрак с молитвой», на котором присутствовал Хьюи Хартли. Он все время говорил, как проповедник, читающий проповедь во время шторма. «Элита нашей страны не должна больше заниматься прославлением прелюбодеев. Бог создал пару из Адама и Евы, мужчины и женщины, а не из двух мужчин. Пока либеральные средства массовой информации борются за право гомосексуалистов жениться, пока они продолжают нападки на семью, нерожденных детей, на десять заповедей и даже на рождественские ясли, мы с вами, мои друзья из штата Миссисипи, изменим ход мыслей нашей великой нации.
        Я пришла в себя.
        - Значит, наш мистер бывший священник, бывший владелец христианской телестанции и нынешний конгрессмен от консервативного штата, верный муж и отец четверых детей Хьюи Хартли говорит в записи своей подружке-официантке, что любит заниматься сексом в позе по-собачьи?
        Я посмотрела на Эбби, но на стуле ее не было; я предположила, что она уже валяется на полу. Я перегнулась через стол. Предположение было верным.
        - Джейми. Не просто по-собачьи. Ты хорошо сидишь? Тогда я объясню поподробнее - для недогадливых вроде тебя. Этот несчастный ублюдок так и говорит на пленке, что любит заниматься анальным сексом. Через задницу. Лучше всего - через Терезкну аппетитную южную задницу. Он говорит о том, как в следующий раз поимеет ее в задницу. Он говорит о том, как ему понравилось, когда он в прошлый раз поимел ее в задницу.
        - Леон, вы что, серьезно?
        - Да.
        - Да нет, вы шутите. Что, так и говорит «в задницу»?
        Эбби на полу сладострастно застонала.
        - Ага.
        Я почесала в затылке.
        - Хартли руководит движением за то, чтобы присоединить референдум о введении законов против содомского греха к президентскому голосованию 2008 года…
        - Именно.
        - И он сам при этом занимается содомским грехом?
        Леон усмехнулся.
        - Да. Мне это тоже нравится.
        - Такой борец за права семьи, вечно всюду показывается с женой-блондинкой с начесом в стиле пятидесятых, окруженный четырьмя детьми…
        - Ага.
        - Ну и лживый святоша. Помните, как он вел передачу на своем канале и вечно распространялся о значении семьи?
        - Да.
        - Ну и семьянин.
        - Ага.
        - И Будро готова это обсуждать? Грязные сексуальные детали?
        - Именно так.
        Я покачала головой.
        - Ну ладно, Леон. - Я невольно усмехнулась. - Похоже, вы правы насчет нас и серьезных новостей. Я пыталась удержать серьезное выражение лица и сказать вам, что вы ошибаетесь, но у меня ничего не получилось.
        Леон рассмеялся.
        - Да-да, к тому же там такого полно, все как на тарелочке. Она готова расколоться. Под запись. Все об этом подробно рассказать. И все достанется Гудмэну.
        Я положила трубку, упала на колени и закрыла глаза, вознося благодарственную молитву: мне, Джейми Уитфилд, только что достался сюжет, который принесет нам серьезное повышение рейтинга. И пусть это будет самый непристойный бред, когда-либо звучавший на крупном телеканале, но как же это здорово!
        Через пять минут после того, как Чарльз и Эбби ушли, в мою дверь постучали. Питер. Он заглянул внутрь.
        - Вы… э-э-э, закончили то, что вам нужно было сделать?
        - Ох, простите! - Я выбежала из-за стола и затащила его в кабинет. - Простите меня за невежливость, ради бога! Я тут отвлеклась на совершенно невероятную историю!
        Похоже, он догадался, что я была слегка не в себе.
        - Похоже, хорошая история, в чем бы она ни заключалась.
        - Не знаю, подходит ли тут слово «хорошая». Скорее, она невероятная в буквальном смысле этого слова. Если бы вы это услышали, то, наверное, простили бы меня за грубость.
        - Понятно. Ну, так вот, работа меня интересует.
        О господи.
        - Правда?

        Глава 7
        Нянь выходит на сцену
        Я присела на край постели Дилана и убрала прядь волос у него со лба.
        - У меня для тебя хорошие новости.
        Он посмотрел на меня.
        - Какие?
        - Угадай.
        - Ты выиграла в лотерею?
        - Нет.
        - Ты уходишь с работы?
        - Дилан!
        - Ну, так что?
        - Дилан, я и так провожу с тобой много времени.
        - Нет, не проводишь.
        - Милый, ты же знаешь, что мне надо работать, но это всего несколько дней в неделю. Мы с тобой обедаем почти каждый…
        - Неправда. Ты все время работаешь.
        - Ну, хорошо. Признаюсь, я сейчас очень занята новым сюжетом. Я никогда ничего важнее не делала. И я хочу сделать это хорошо и гордиться своей работой.
        Он закатил глаза и отвернулся к стене.
        - Дилан, я люблю тебя, и быть твоей мамой все равно самое главное занятие в моей жизни.
        Он залез под одеяло с головой.
        - Знаешь что? Я не стану сейчас с тобой спорить об этом. Я знаю, как это трудно, когда мама много работает. Я знаю, что ты бы предпочел, чтобы я больше с тобой общалась. Обещаю, что через несколько недель все будет лучше. Но у меня новости, которые тебя порадуют.
        Явно заинтригованный, он повернулся на спину и пододвинулся ко мне поближе. Я выключила свет и прилегла рядом с ним, положив голову на согнутый локоть. Погладила его по лбу, как всегда перед сном, и откинула назад волосы.
        - Мобильник? Мой собственный мобильник? Ты сказала, придется подождать, пока мне…
        - Нет, совсем нет. Это не вещь, а человек. - Я начала массировать ему брови, проводя по ним большим и указательным пальцами. Он сонно закрыл глаза, позволяя своему гневу улетучиваться.
        - Говори, - прошептал, он.
        - У тебя будет новый друг, с которым тебе будет очень весело.
        От возмущения он даже сел в кровати.
        - Ой, фу-у-у-у-у. Ты же обещала, что к доктору Берпстайну больше можно не ходить! Я не хочу к другому доктору по чувствам! Это глупо!
        - Нет-нет, я не это имела в виду, Дилан.
        - А кто? Кого-то в школе?
        - Нет, не…
        - На тренировках? В…
        - Дилан, ляг. - Я взяла его за плечи и уложила обратно в кровать. - Ты все равно не угадаешь, так что дай мне объяснить.
        - Ладно.
        - Его зовут Питер Бэйли. У тебя будет собственный друг, который все время будет дома. Ну, после уроков и до вечера. Он придет завтра после школы.
        - Вроде как мой собственный мальчик-бэбиситтер?
        - Даже лучше.
        - Сколько ему лет?
        - Примерно двадцать девять. Он из Колорадо. Здорово на лыжах катается и на сноуборде. Он любит шахматы и занимается шахматными компьютерными играми и другими играми, чтобы домашние задания для школьников были поинтереснее. И он крутой. На самом деле крутой. У него длинные волосы.
        Мой сын снова переключился на нейтральное отношение. Я думала, он будет вне себя от радости, представив, сколько интересного они смогут делать вместе с Питером. Конечно, потом я поняла, что все это не более чем моя фантазия, мои представления о том, как Питер войдет в нашу жизнь.
        Я добавила, стараясь говорить с энтузиазмом:
        - Главное, что вам будет весело. Он будет забирать тебя из школы, водить на тренировки или туда, куда ты захочешь. Даже на бейсбольные тренажеры на пристани Челси.
        Опять молчание.
        - Детка, тебя что, даже бейсбольные тренажеры не заинтересовали? Как это так?
        Дилан пожал плечами, не открывая глаз. У меня заныло сердце. Я надеялась порадовать своего маленького Иа-Иа, а в итоге заставила его снова загрустить. Я так ждала этого вечера, чтобы сообщить ему новости, потому что хотела, чтобы он уснул счастливым. У Дилана дрожала нижняя губа.
        Я попробовала еще раз.
        - Ты ведь туда ходишь только на дни рождения, а Питер в любой день может тебя туда сводить.
        Дилан сел, включил свет и посмотрел на меня, прищурившись.
        - Это потому, что папы никогда нет дома?
        Наши дети гораздо умнее, чем мы о них думаем.

        - Ух, ты, - сказал на следующий день Питер Бэйли, протянув мне куртку. - Этот гардероб больше моей спальни.
        - Мне он тоже кажется слишком большим, - сказала я, судорожно ища плечико для его куртки. - Мы сюда несколько месяцев назад переехали. Но вы увидите, мы живем довольно просто.
        Я попросила Питера одеться просто и удобно, поэтому он явился в брюках для сноубординга с карманчиками и молниями по бокам, поношенной фланелевой рубашке поверх футболки, а на ногах у него были коричневые замшевые кроссовки.
        Он снял бейсболку, и я ахнула.
        - Ах, это. - Он показал на огромный шрам на лбу. - Вот поэтому я и надел кепку. Я вчера вечером слетел со скейтборда. Глупо. И я знаю, что он безобразный, извините.
        Я покачала головой.
        - Неважно. Дилан подумает, что это круто.
        Питер был гораздо крупнее, чем я его запомнила.
        Прошла всего пара минут, а мне уже казалось странным, что в моем доме находится посторонний взрослый мужчина, разговаривающий низким голосом. И его я наняла в няни? С магистерской степенью? Он намного выше меня, и как я буду им командовать? Встану на цыпочки и велю немедленно убрать игрушки? Мне стало не по себе.
        - Питер, я очень рада, что вы здесь.
        - Что-то не похоже.
        - Нет, правда, все будет просто здорово.
        Послеполуденный светлился сквозь желтые шелковые шторы в гостиной и отражался от стопки книг на журнальном столике. На книгах стояли два больших контейнера с крышками. Я предложила Питеру сесть в маленькое антикварное кресло, а сама устроилась рядом на диване.
        - Хотите чего-нибудь выпить?
        - Ага.
        Интересно, он попросит чего-нибудь «мужского», например пива? Я вскочила.
        - Имбирный эль, пожалуйста, а если нет, то можно кока-колы.
        Я достала лед из морозильника и собралась уже положить его в хрустальный бокал. Минуточку, кажется, я задала неправильный тон: он же не гость, а служащий.
        Тем временем Питер рассматривал контейнеры. На одном - была этикетка «Детские лекарства», а на другом - «Семейные лекарства на крайний случай». Рядом со столом стояла картонная коробка с надписью «Домашние припасы на крайний случай». Я собрала ее той ужасной осенью после 11 сентября. Там же лежала папка с двумя копиями списка важных телефонов и адресов и ежедневные расписания учебных, спортивных и культурных занятий с особыми цветными пометками для каждого ребенка. Моя мама была библиотекарем в местной средней школе, поэтому у нас дома даже инструменты в гараже раскладывались по библиотечно-каталожной системе. Это мама виновата в моем пристрастии к спискам.
        Питер сидел, глядя на меня вежливо и внимательно, и я слышала, как тикают часы на каминной полке.
        - Давайте я объясню, какие у нас тут порядки…
        - В каком смысле?
        - Ну, в доме. Как все работает.
        - У вас что, как в конторе?
        - Да нет, просто по расписанию.
        - А должностные инструкции для работников есть?
        - Очень смешно. Инструкций нет, но работники есть. Няня Иветта и экономка Каролина. Они прекрасные женщины, но им понадобится несколько дней, чтобы к вам привыкнуть.
        - Нет, не понадобится. Где они?
        Он встал.
        - Погодите! Давайте сначала… кое-что обсудим, Если вы не против. С вами все в порядке? Вам тут нравится?
        - Пока в порядке. Семь минут у вас просидел, но вроде все нормально. - Он улыбнулся. - А с вами-то все в порядке?
        Я что, так сильно себя выдаю? Я нервно зашелестела бумагами, все еще не очень понимая, каким тоном разговаривать с взрослым мужчиной, которого, я нанимаю на работу, избегая при этом снисходительности. Я не хотела говорить покровительственным тоном. А потом я подумала, насколько по-сексистски это выглядело: женщинами в доме я командовать могла (или, по крайней мере, пыталась), а вот мужчинами - нет.
        - Дилан ходит в школу Сент-Генри на углу Восемьдесят восьмой и Парк-стрит. По понедельникам у него спортивные занятия на острове Рэндалл. Они забирают детей на автобусе и потом привозят обратно, но иногда матери отвозят детей сами, чтобы посмотреть тренировки. Вы могли бы возить его туда? Вы умеете водить машину?
        - Водить? М-м-м-м…
        - Вы не водите?
        - Может, вы меня научите?
        - Я?
        - Я шучу. Я умею водить машину.
        - Умеете? О, отлично! - Надо взять себя в руки. Это просто смешно. - Ладно, я это заслужила. Просто… ну, вы когда-нибудь водили «сабербен»? Такой, знаете, большой, трехрядный, и по городским улицам?
        - Как, по-вашему, много тридцатилетних мужчин родом из района Скалистых гор не умеют водить джипы?
        - Немного. Извините.
        - Да не извиняйтесь, ничего страшного. Просто я в одиночку с тремя десятками ребят справлялся, так что, знаете, все будет в порядке.
        - Точно?
        - Ага.
        - Здорово. - Это прозвучало так, будто я хвалю трехлетку, и я покраснела. - По пятницам у него виолончель, в пять часов. В очень хорошей музыкальной школе на Девяносто пятой улице. Вы знаете, научно доказано, что студенты, занимавшиеся в детстве музыкой, учатся в медицинских школах на сорок процентов лучше.
        - Да ну?
        - Да-да. Это как-то связано с тем, что они привыкают сводить ноты в уме в одно целое. Адрес в папке. По средам у него столярное дело - это поможет потом с геометрией, отлично развивает мелкую моторику и помогает сосредотачиваться на доведении проектов до конца. По вторникам и четвергам с половины четвертого до половины пятого, или далее до шести, я совсем не против, вы двое…
        - Ого. - Вид у него был встревоженный.
        - «Ого»? Простите…
        - Ну да. Ого. Даже не говоря о геометрии, у вас что, каждый день распланирован?
        - Ну да.
        - А почему?
        - Ну, я работаю. И мы живем в Нью-Йорке, тут так принято. - Он неодобрительно глянул на меня, и я решила, что это уже чересчур. Но я продолжила, желая показать ему, кто тут все-таки главный: - Так что, по вторникам и четвергам, делайте что хотите. Можете сводить его куда-нибудь. Например, на Таймс-Сквер есть кафе «Марс» с видео…
        - У меня есть на этот счет кое-какие планы.
        - Правда? Например? - спросила я таким тоном, будто не доверяла ему и ожидала, что он отведет моего сына в наркопритон какой-нибудь.
        - Ну, я хочу сначала сводить его в парк, может, покидать мяч в корзину…
        - Он действительно очень нервничает насчет баскетбола.
        - Я знаю.
        - Так что лучше вам на это не налегать.
        - А вам придется мне довериться. Я же говорил, что не очень хорошо работаю при строгой командной структуре.
        О господи! Этот парень не только не годится в обслугу, он еще и указания выполнять не в состоянии?
        - Речь идет о моем сыне.
        - И я сделаю все, что вы хотите. Просто постарайтесь немножко мне довериться. Не забывайте, я умею обращаться с детьми, да плюс еще и машину вожу. - Он улыбнулся.
        В глубине моей сумки снова зазвонил мобильник. Один звонок я уже пропустила, но этого я ждала неделю. На экране высветился номер фирмы Леона Розенберга.
        - Секундочку, Питер.
        Я достала телефон.
        - Да, Леон?
        - Я все перепроверил, - он прямо орал в трубку. Я представила себе, как он откидывается на спинку кожаного кресла, сжав в зубах извечную сигару. Он, наверное, как какой-нибудь мафиози, смахивает сейчас сигарный пепел на один из своих ужасных костюмов, слишком блестящих, в яркую белую полоску. Телеканалы все еще сходили с ума и непрерывно пережевывали историю с Терезой. Ток-шоу обсуждали, как эта история повлияет на политическое будущее Хартли, в новостях мелькали сюжеты с ее биографией, хотя подобраться к ней они так и не смогли, а развлекательные передачи напустили на эту историю еще больше тумана. Но никто из них не развил сюжет дальше, потому что два главных участника не желали говорить.
        - И что самое важное, она знает, что вы в курсе той информации, которая на пленках, и она подтвердит это перед камерой. Всю эту тему с задницей.
        Мы с Гудмэном обсуждали с Леоном Розенбергом точные детали интервью: где оно будет, какую часть пленок мы можем использовать, и, что самое важное, понимает ли Тереза, что ей придется вслух объяснить все насчет секса. Леон только что это подтвердил. Гудмэн будет в восторге. Я победно вскинула кулак в воздух.
        - И остальные детали тоже, - сказал Леон. - Тереза готова начать на этой неделе…
        В этот момент Питер открыл контейнер «Семейные лекарства на крайний случай» и достал три огромных полиэтиленовых пакета: запасы йодистого калия, антибиотиков и антигриппина. Он принялся читать ламинированную карточку, которую я положила внутрь для Иветты и Каролины, с инструкциями, что делать в случае взрыва бомбы, атаки с применением антракса или вспышки птичьего гриппа.
        - Это здорово, Леон.
        - Она надеялась гульнуть в большом городе, она понимает, что вы заплатите только за гостиничный номер и по восемьдесят пять долларов за те два дня, что она будет в городе. Но ей нужно хорошо выглядеть. Она хочет провести день в спа-салоне, сделать массаж лица, педикюр, маникюр и все такое.
        Я забрала у Питера второй контейнер и поставила на пол у своих ног. Там лежали шприцы для инъекций от аллергии на орехи, ингаляторы от астмы, и бенадрил - все это для чужих детей, не моих. По меньшей мере, у половины друзей моих детей была аллергия на орехи, а некоторые матери относились к этому легкомысленно. Иногда они даже забывали напомнить нам об этом. Питер явно считал, что я невротик. Наверное, это правда.
        - Леон, еще раз напомните ей, что это не ток-шоу и не английские «желтые» газеты. Это серьезная программа новостей на крупном канале. Мы заплатим за прическу и макияж, это все. Мы не можем платить за интервью или оказывать интервьюируемым услуги вроде косметических салонов. У нас есть собственные стандарты, и мы не намерены их изменять.
        Леон расхохотался и ударил кулаком по столу.
        - Дорогая моя, кончай пижонить и прислушайся сама к себе. - Он еще раз усмехнулся. - Разводишь мне тут про принципы журналистики, но ведь мы оба с тобой знаем, что вас только секс через задницу и интересует.
        Я кивнула Питеру, давая ему понять, что буду разговаривать еще некоторое время. Он встал и прислонился к подоконнику, глядя на Парк-авеню, потом пошел в другой конец гостиной, к дверям, ведущим в кабинет Филипа. Потянувшись к одному из стеллажей у двери, он достал книгу «Как растить детей в богатой семье», которую Филип прочитал, когда я была беременна Диланом. Я пришла в ужас, но он был на другом конце комнаты, и я не могла отобрать у него книжку.
        - Слушайте, Леон. Мы говорим про типа, который руководил христианской телесетью, имеет четверых детей, тридцать лет женат на образцовой домохозяйке и сотрудничает со всеми христианскими, фундаменталистскими и просемейными организациями. Так что главное тут - лицемерие. Но вы правы, конкретные… з-э-э, сексуальные проявления этого лицемерия нас тоже интересуют. Особенно если учесть борьбу за законодательство против содомского греха. Милая деталь, не спорю. Но не забывайте; нас эта история интересовала еще до того, как мы узнали про нее.
        - Это деталь на двадцать пять миллионов долларов, девочка.
        - Я знаю, и хватит об этом.
        - Ладно, милочка, раз уж мы заканчиваем, еще одна мелочь.
        Я начала дышать глубоко и размеренно, ожидая его очередной просьбы. Питеру я беззвучно прошептала: «Простите», и он так же беззвучно отозвался: «Да ничего» - и покачал головой. Закрыв книгу, он подошел к большой коробке у журнального столика.
        - Гудмэн помнит, что нужно упомянуть ее юриста, да?
        Теперь Питер копался в «Домашних припасах на крайний случай». Сначала он достал брошюру Департамента внутренней безопасности, посмотрел на нее и бросил ее обратно в коробку. Потом вытащил израильский противогаз, достал его из защитного пакета и начал читать инструкцию.
        - Да, Леон, мы назовем вас но имени и поставим клип, который вам нравится, а не тот, снятый в ветреный день, где у вас волосы дыбом стоят…
        Питер надел противогаз, потом достал оранжевый костюм биозащиты, глянул на ярлык, приложил его к плечам и прижав подбородком.
        Хлопнула передняя дверь. Всего два часа дня. Я знала, что Каролина была в кухне, Иветта в парке с младшими детьми, а Дилан в школе. Обычно никто не входит к нам без звонка консьержа. Я выглянула в коридор, слушая, как Леон объясняет, какой именно клип мы должны включить.
        Пальто Филипа пролетело через коридор. Черт! Только закончился ленч, а он уже дома. Я знала, что он не в командировке, но он никогда не приходит домой посреди рабочего дня без звонка. Он вошел в гостиную с человеком, которого, я никогда раньше не видела, и увидел Питера в противогазе с костюмом биозащиты в руках.
        - Господи, Джейми, что…
        Питер снял противогаз. Теперь уже у него волосы стояли дыбом. Он вежливо протянул руку Филипу.
        - Нет, нет! - закричала я ему.
        Питер замер на месте и изумленно посмотрел на меня.
        - Что, у тебя нет этого кадра, детка? - спросил Леон в телефон. - Того, что мне нужен?
        - Нет, я не вам, Леон. Кадр есть, я точно знаю, какой вам нужен. Я просто… - Я махнула Питеру рукой, давая знак быстро подойти и сесть на стул рядом. - Вы хотите, чтобы волосы у вас лежали ровно, как на кадре, где вы в пальто и желтом шелковом шарфе и таких же шелковых носках. Я помню. Это все?
        Филип покачал головой и пошел вместе со своим гостем по коридору. Потом за ними закрылись двери кабинета.
        - Ладно, Леон. Спасибо, что подтвердили информацию по Терезе. До свидания.
        Я повесила трубку и глубоко вздохнула.
        - Извините, - сказала Питер, - я просто пытался быть вежливым…
        - Нет, это вы меня извините. Просто у меня опять работа, а я хотела представить вас мужу в более спокойных обстоятельствах.
        - Понятно.
        - Извините, что оставляю вас опять, Питер, - я встала, - но мне надо проверить, как у него там дела. Я на секунду. - Я на цыпочках прошла по гостиной и приложила ухо к раздвижной двери.
        - Черт, Алан, я оставил бумаги здесь, чтобы не держать их в офисе. Это точно.
        - Ну и где они? Если ты их оставил здесь, будем надеяться, что они тут и лежат.
        Какой еще Алан? Я постучала в дверь и услышала, как внутри разбилась лампа. Двери приоткрылись, и мой обычно сдержанный муж выглянул в крошечную щелочку.
        - Да?
        - Филип, сейчас рабочий день, два часа. Ты не предупреждал, что придешь. Почему ты здесь? С кем ты?
        - Неважно.
        - Я слышала, как ты говоришь с кем-то по имени Алан.
        - Ах, с ним.
        - Да, с ним, с Аланом. - Мой муж по-прежнему не отвечал. - Почему ты так странно себя ведешь, Филип? Это же наш дом.
        - А ты почему странно себя ведешь? Что там за парень примеряет оранжевый костюм?
        - Я потом объясню. Так почему ты дома?
        - Мне нужно найти кое-какие бумаги. В кабинете.
        - И этот Алан помогает тебе их искать?
        - Да. Помогает. Это все? Извини, дорогая, но я очень нервничаю. Не трогай меня пока. И еще хорошо бы принести две диетические кока-колы. С лаймом. На стенке бокала. Окунать лайм в кока-колу не надо.
        - Вы долго здесь пробудете?
        - Весь день. Но не говори детям, а то они будут нам мешать. Часов в восемь я закончу. - Хм. Как раз хватит времени, чтобы познакомить Питера с Диланом, чтобы они как следует пообщались и чтобы Питер ушел до того, как Филип выйдет. Филип шагнул обратно в комнату и захлопнул двери из красного дерева. Внутри скрипнул замок.
        Вышел он оттуда через много часов. И кока-колы ему никто не приносил.
        - Даже если кто-то выпустит антракс, - сказала я Питеру, - обещаю, что я больше не встану с места. И к телефону подходить не буду.
        - Да ничего страшного. - Он взял пакет с антибиотиками. - Вы неплохо подготовились.
        - Честно говоря, я немножко сошла с ума после Всемирного торгового центра. Когда живешь в этом городе с детьми, начинаешь представлять себе всякое.
        - Я понимаю.
        - Вернемся к Дилану. Он очень способный, но любит умничать. Любит сказать что-нибудь такое, чтобы сбить человека с толку. Не любит сдаваться.
        - Я тоже.
        - И тот баскетбольный матч его на самом деле расстроил.
        - Вы все время о нем вспоминаете.
        - Это важно.
        - Для вас или для него?
        Я постаралась сохранить спокойствие. Прямота Питера одновременно завораживала и смущала меня.
        - Дилан ведет себя куда более неуверенно, чем раньше, и меня это смущает. Ему почти десять, но его все еще нужно держать за руку, Он не любит, когда его заставляют делать то, к чему он не готов.
        - А вы его заставляете?
        - Не я, его отец.
        - И вы позволяете ему?
        Ого, этот парень подходит к делу серьезно. Я была несколько ошеломлена, но на меня произвела впечатление его готовность переходить прямо к сути дела.
        - У них с отцом отношения, замешанные на самооценке. Честно говоря, Филип на него нажимает, но потом Филипа нет рядом, и он не видит результатов. Он обожает сына, поймите, просто он очень много работает.
        - А могу я, поговорить с мистером Уитфилдом? Вы можете познакомить меня чуть позже, когда не будете говорить по телефону, Может, я даже буду не в противогазе, - Он улыбнулся. - Или я могу просто позвонить ему через несколько дней. Узнать его взгляды на воспитание Дилана.
        Я лихорадочно обдумывала, стоит ли говорить Питеру, что мой муж не имеет ни малейшего представления о том, что я его наняла.
        - Не выйдет.
        - Понятно.
        - Да, определенно не выйдет.
        Питер вдруг догадался.
        - Он обо мне не знает, ведь так?
        Я постаралась не улыбаться.
        - Ну, вроде как знает…
        - Точно?
        - Ну-у-у…
        - Понятно. И в ближайшее время вы не собираетесь ему ничего говорить? - Он откинулся на спинку дивана, сложив руки за головой.
        - Конечно, я скажу ему. Просто его надо подготовить. Он, э-з-э, вполне способен воспринимать новые идеи. Слушайте, обещайте, что вы не поступите с ним, как с тем типом на вашей старой работе. Я знаю, что я все правильно рассчитала. Как только Дилану станет лучше, Филии перейдет на вашу сторону. Он уважает результаты.
        - Идет.
        В нашей квартире три спальни: одна для Дилана, одна для Грейси и Майкла и наша с Филипом. Они образовывали угол вдоль дальнего конца квартиры. Гардеробная Филипа находилась между нашей спальней и его кабинетом. Спальни были оформлены просто и сдержанно: светлые цвета, бежевые ковры и занавески, отделанные темно-синими или коричневыми лентами. Каролина спала в крошечной комнате для прислуги возле кухни, которую я нарочно не показала Питеру. Мне было стыдно, что комната такая маленькая, хотя я постаралась сделать ее уютной. Когда мы вышли из комнаты Майкла, и Грейси, я заметила, что Питер разглядывает безупречно чистые занавески и светло-зеленые обои.
        - Напоминает мне мою комнату в детстве, - сказал он.
        - Правда?
        - Нет. - Он рассмеялся и похлопал меня по плечу, явно стараясь, чтобы я расслабилась. - Но квартира мне нравится. Уж извините, но я думал, она будет более…
        - Более какой?
        - Более напыщенной.
        - Мы не напыщенные! - Я задумалась на минуту. - Ну, мой муж иногда склонен к излишней расчетливости.
        - Мы с ним найдем общий язык.
        О господи! Он даже не представлял себе, о чем говорит.
        Аппетитный запах томатного соуса Каролины повлек нас на кухню, оформленную в ярких яблочно-зеленых тонах. Здесь моя семья проводила большую часть времени. На кушетке выстроились пушистые полосатые желто-зеленые подушки. Я предложила Питеру чипсов из открытого пакетика на столе, и он немедленно окунул один из них в кипящий на плите соус. Каролина заметила это из коридора; судя по ее лицу, она не прочь была дать ему сковородкой по голове. Вчера я сказала Каролине и Иветте, что рядом с ними будет теперь работать тридцатилетний мужчина. Уже уходя из комнаты, я заметила, как Каролина взглядом говорила Иветтте; «Она совсем с ума сошла».
        - Питер, это Каролина Мартинес. Она тут изо всех сил заботится о нас и наших детях. - Я попыталась найти верные слова, чтобы сгладить инцидент с чипсами и остатками томатного соуса у него на подбородке. - И она очень переживает за качество еды, которую готовит, - Это все, что я смогла из себя выжать. - Каролина, это Питер Бэйли. Он много работал с детьми и очень рад будет нам помочь.
        Питер стер крошки с подбородка, вытер руку о брюки и протянул ее Каролине. Она со стуком поставила корзину с бельем на стол и вяло пожала руку, а потом с оскорбленным видом протянула ему салфетку. Его это явно не смутило.
        - Соус просто потрясающий. Устоять было невозможно.
        Она с подозрением уставилась на него.
        - И я рад, что не устоял. Не пробовал соуса лучше. - Он повернулся ко мне. - Миссис Уитфилд, а обед персоналу полагается? Если готовит Каролина, то я бы не отказался. - Он улыбнулся и похлопал ее по руке.
        Она инстинктивно отдернулась, но ярости на ее лице заметно поубавилось. За двадцать секунд этот парень умудрился успокоить Каролину, а я так и не научилась этого делать за все время ее работы у нас.

        Глава 8
        Нянь - это вам не няня
        - Дилан, смотри Питеру в глаза, когда здороваешься, особенно в первый раз.
        - Миссис Уитфилд, можно я сам? - сказал Питер, - Детям не нравится, когда приходится все время быть вежливыми. - Дилан едва цедил слова; в основном он смотрел в пол, пока Питер старался заставить его почувствовать себя раскованно, В конце концов, они пошли к Дилану в комнату, но Питер вышел через несколько минут и сказал мне, что не стоит торопиться.
        На следующий день Питер пришел пораньше, и мы снова устроились поговорить на кухне.
        - Прошлым вечером у нас с Диланом был разговор, - сказала я ему, - и он очень рассердился.
        - Из-за меня?
        Я попыталась придать своему взгляду уверенность.
        - Да.
        - Наверное, я в его возрасте сделал бы то же самое, если бы оказался в его ситуации, а я именно в такой ситуации и оказался.
        - Правда?
        - Ну, окружение в целом другое. Но у меня был жесткий требовательный отец, которого вечно не было дома. И мать, которая слишком сильно меня контролировала.
        - Я не думаю, что слишком его контролирую. Я, просто, пытаюсь ему помочь, - Может, стоило оскорбиться? И почему я не могла сказать: «Слушайте, вы работаете на меня. Я вам плачу. Проявляйте уважение, ясно?»
        - Я так и предполагал. Я знал, что он подумает, будто я заменяю его отца, и ему это совсем не понравится. Уж извините, но это было очевидно.
        Интересно, любой нянь на его месте вел бы себя, так утомительно? Неужели это он был так обаятелен в парке или я была не в себе? Питер так мило общался с Каролиной, и даже понял, что я не рассказала про него Филипу, и я сочла два этих факта признаками, высокого эмоционального интеллекта. Но иногда люди с высоким эмоциональным интеллектом бывают раздражающими всезнайками.
        - Слушайте, он явно злится, что отца все время нет дома, и дело здесь вовсе не в вас.
        - Значит, нам надо быть еще деликатнее, - объяснил Питер. - У вас есть компьютер, которым я мог бы воспользоваться?
        - Да, конечно. В конце коридора возле спальни Дилана маленькая игровая комната, можете пойти туда.
        - Хочу сказать вам, что всему свое время. И, пожалуйста, поймите, что даже если я в эту первую неделю не буду сидеть с Диланом на полу и играть, я по-своему изо всех сил двигаюсь в нужном направлении. - Это были первые толковые слова, которые Питер произнес с тех пор, как пришел. Он вдруг снова превратился в обаятельного парня из парка, который легко управлял тремя десятками детей.

        Как Питер и обещал, он не давил на Дилана. Каждый день он приходил к нам, читал газеты на кухне, потом шел в игровую комнату и работал над своей компьютерной программой. Дилан как бы случайно стал заходить и устраиваться на полу играть в видеоигры. Их не то чтобы разделяла стена - иногда Питер бросал ему пару слов, но в основном не обращал на Дилана внимания. Дилан тоже не пытался вступать в контакт.
        В начале второй недели Питер начал проявлять заметный интерес к Грейси. У нее был куда более открытый и легкий характер, чем у Дилана, и она готова была общаться с кем угодно. Грейси забиралась к Питеру на колени, и он показывал ей разные сайты для детей, находил игры и музыку, помогал играть на сайте про принцесс, который ей очень нравился. Потом она тащила его к себе в комнату и показывала свои наряды, а Дилан, конечно, изображал, что ему на все это наплевать. Четыре дня розового цвета и чаепитий могли свести с ума кого угодно, но Питер сохранял спокойствие. Все это время Дилан держался поодаль, украдкой наблюдая за всем, что делает Питер.
        Наконец, днем в пятницу - спустя почти две недели, как Питер начал у нас работать, - он повернулся к Дилану, который лежал на животе, упираясь локтями в пол, и возился с моделью машины, и сказал:
        - Слушай, приятель, мне скучно. Я больше не вынесу и минуты «Покахонтас». Хочешь пойти в парк и погонять мяч?
        - Нет, спасибо.
        - Ладно.
        Тогда Питер переключился на малыша Майкла. На глазах у Дилана он вынес его из комнаты, перекинув себе за спину и держа за ноги; Майкл визжал от восторга, а Питер выкрикивал дурацкие футбольные речевки и бегал по квартире, спасаясь от гонявшейся за ним Иветты.
        - А ну отдай ребенка! - Иветте пришлось шлепнуть Питера посудным полотенцем, чтобы тот успокоился. Дилану нравилось смотреть, как Иветта выходит из себя, потому что обычно она была очень уступчива. Он улыбнулся, пряча лицо за машинку, Майкл и Грейси принялись драться за Питера. Пухленький маленький Майкл, как всегда открытый и резкий, ухватился за колени Питера и оттолкнул Грейси.
        - Я первая Питера позвала! Иветта! Я первая Питера позвала! - закричала она.
        Дилан закрыл уши руками.
        - Гр-р! Эй, все заткнитесь!
        Иветта стукнула его по коленке.
        - Не говори, таких слов!
        - А что они кричат?! У меня домашняя работа! И Питер за компьютером сидел, так что мы тут работаем, - выпалил Дилан дерущимся брату и сестре. - Он сейчас не может с вами играть!
        - Нет, может! - крикнула Грейси.
        Майкл укусил ее за руку, и она завопила.
        - Иветта, забери их, пожалуйста! - умоляюще воскликнул Дилан. - Они нам на самом деле мешают!
        Сильная, как бык, Иветта вынесла под мышками сразу обоих малышей, улыбнувшись на прощание Питеру. Питер закрыл дверь.
        - Спасибо, что спас меня. Слушай, хочешь, покажу тебе шикарный шахматный ход? Ни один противник не устоит.
        - Ну да, наверное.
        Я поняла, что правильно сделала, пригласив к нам Питера. Сердце радовалось, когда я чувствовала, что Дилану нравится иметь собственного взрослого приятеля. Вечерами он спрашивал, заберет ли его завтра Питер; он перестал носить свою любимую футболку «Поло», когда Питер сказал ему, что это не круто. А как-то раз после школы он заставил Питера рассказать мне, как он подтянулся десять раз подряд. Я видела, как увлечен Питер, и я была довольна, что он так быстро приручил моего сына. Впервые за последнее время я почувствовала себя спокойно и смогла немного расслабиться, понимая, что все будет в порядке.
        И как только мы оказались на этой безопасной территории, Питер начал меня поддразнивать, что мне, честно говоря, нравилось, Я, например, предлагала что-нибудь вроде: «Дилану во вторник нечего делать. Может, вы сходите в керамическую мастерскую? Там можно разрисовать глиняную копилку. Они ее обжигают, и через неделю ее можно забрать уже глазированную»
        - Разрисовывать копилку? Думаете, это круто? - Питер презрительно посмотрел на меня.
        - Ну… на детских праздниках Дилан это делал.
        - Потому что у богатых мам нет воображения.
        - И меня вы, конечно, тоже к ним причисляете.
        - Да что вы, как можно, - бросал он саркастически.
        - Слушайте, я бы вас попросила…

«Пожалуй, этот парень мне нравится. Но это только потому, что я уверена: он сможет помочь Дилану, - говорила я себе. - И больше ничего. Мне имеет никакого значения, как он улыбается, когда я захожу в комнату. И как весело нам разговаривать даже без Дилана. А уж то, как ему идут армейские брюки, тут и вовсе не причем».
        - Детям нравится лепка, Питер. Не забывайте, ему всего девять лет.
        - Может, и нравится, но это не круто, так что мы этого делать не будем.
        - А что же вы будете делать?
        - Дилану нравится паром «Стэйтен айленд».
        - Правда?
        - Да, мы туда ездили на поезде. Он бесплатный. Это Дилану больше всего нравится. Мы плывем туда и обратно, это занимает минимум двадцать пять. Хотите с нами?
        - Мне некогда.
        - Это намного интереснее, чем вы думаете.
        - Что вы имеете в виду? - Я не могла сдержать улыбки.
        - Почему бы вам не поехать с нами и не посмотреть?
        - Вряд ли у меня получится. - Но мне уже захотелось туда поехать.
        Я почувствовала, что он заметил мои колебания, а может, даже и то, что мне хотелось поехать с ними, но не стал настаивать.
        - Наверное, но этой неделе я отвезу его в аэропорт Да Гуардия.
        - Будете гулять по аэропорту и смотреть, как взлетают самолеты?
        - Нет, по аэропорту гулять не будем. В Куинсе есть поле прямо рядом с одной из взлетных дорожек. Если лечь там на спину, самолеты пролетают прямо над головой.
        - Возьмите с собой затычки для ушей и одеяло.
        - Одеяло не возьмем, это для слабаков.
        - У него же волосы будут все в крысиных какашках!
        - Ну, так мы вымоем голову, когда вернемся.
        Как-то вечером, на третьей неделе пребывания няня в нашем доме, Дилан с Питером играли в шахматы за кухонным столом, а Каролина подавала обед. Вдруг неожиданно появился Филип, причем опять без предупреждения. Рукава рубашки были закатаны, галстук развязан - он был явно не в своей тарелке. Филип прошел мимо нас прямо к холодильнику. Питер сглотнул.
        - Милый, твой самолет прилетел раньше срока?
        Питер предусмотрительно вышел из кухни.
        - Нет, встречу отменили, - сказал Филип отрывисто, потом сел рядом с детьми на кушетку и стащил у Майкла кусочек куриного филе. - Каролина, сделай мне, пожалуйста, сандвич с ветчиной с майонезом с одной стороны и горчицей с другой. Я возьму его с собой в кабинет на подносе, и еще чай со льдом, а потом вернусь на работу.
        Обычно в это время дети кричат друг на друга или спорят, кому достанется соломинка с изгибом. Но сегодня они почувствовали, что отец не в настроении, и благоразумно решили попить молоко без выяснения отношений.
        Грейси посмотрела на съехавший галстук отца и мятую рубашку.
        - А почему ты такой растрепанный?
        Филип рассмеялся и стащил у нее кусочек филе в виде звездочки, а потом обмакнул его в кетчуп на ее пластмассовой тарелке с картинкой из мультфильма «Красавица и чудовище».
        - Я усталый и растрепанный, потому что много работаю, чтобы покупать столько курицы и кетчупа, сколько тебе захочется.
        Он устроился поудобнее, посадил Майкла к себе на колени, а Грейси с Дилаком по бокам и обнял их, прижав к себе.
        - Я вас, ребятки, больше всех на свете люблю. Я по вас так соскучился. На самом деле я пришел домой, чтобы посидеть с вами за обедом. - Филип достал из заднего кармана брюк пейджер и просмотрел сообщения над головой у Грейси, умело прокручивая экран одной рукой.
        Я услышала, как тихо закрылась дверь в игровую комнату, и порадовалась, что Питер все понял. Дилан вскочил, чтобы показать отцу свои новые магнитные шахматы. Когда Филип брался учить детей чему-то вроде шахмат, у него это прекрасно получалось. Жаль только, что он не мог или не хотел уделять им больше внимания.
        - Ты со мной поиграешь после обеда? - спросил Дилан. - Я новые ходы теперь знаю.
        - Может быть, не могу обещать. Мне надо кое-что проверить. - И Филип снова принялся прокручивать сообщения на пейджере.
        Филип не всегда отвлекался на работу или сходил с ума из-за запонок, но, если признаться, у меня и раньше были опасения насчет него, просто я решила не обращать на это внимания, когда влюбилась.

        Мы встретились в Мемфисе во время совместной деловой поездки. Был 1992 год: революции в Восточной Европе, бунт в Лос-Анджелесе после того, как полицейские избили чернокожего Родни Кинга, а вице-президент Дэн. Куэйл только что прославился, неправильно написав слово «картошка» на школьной доске. Мне было двадцать два, и я только начала учиться на аналитика в «Смит Барни», устроившись после колледжа работать на Уолл-стрит в нелепой попытке порадовать отца-бухгалтера. Я увлекалась политикой со школы и успела поработать летом в Миннесоте как на республиканских, так и на демократических мероприятиях. И тогда, и сейчас я считала себя политической центристкой, так что намеренно работала на обе стороны. На самом деле мне больше всего хотелось работать в Нью-Йорке в какой-нибудь политической организации, может быть, на мэра. Но пока я старалась справиться с работой в нью-йоркском банке, набиравшем сотрудников из выпускников Джорджтауна.
        Мы с Филипом работали над одним и тем же первоначальным публичным предложением, касавшимся большой компании-распространителя в Мемфисе, но до завершения сделки группе банкиров и юристов требовалось прилететь на место и проявить должное усердие.
        Я, мелкая сошка, всю поездку сидела до ночи над расчетами. Филип тогда был многообещающим младшим партнером в большой фирме. Он сопровождал в Мемфис трех партнеров старше себя по должности. На встрече нас было восемь человек - все, кроме меня, мужчины. На второе утро, когда мы уже погрузились в экселевские таблицы, Филип ворвался в комнату со стопкой докладов в руках.
        Не извинившись, не попросив разрешения, прервать нас, он резко заявил: «Вы тут все напутали. Я всю ночь возился с докладами, так что послушайте внимательно, что я вам скажу». Потом он начал объяснять, что мы напутали с анализом и вообще зря потратили время. Тот факт, что в этом направлении нас вел его начальник, его не смутил. Все это могло бы показаться неуместным, но Филипом, руководило искреннее чувство собственной правоты. Его напор очаровал меня. Тогда мне не хватило опыта понять, что уверенность его вызвана ощущением того, что весь мир ему чем-то обязан.
        Пока он стоял и тряс докладами, я разглядывала его темные волосы, чуть прикрывавшие уши и воротник рубашки. Костюм, был сшит прекрасно, манжеты аккуратно лежали на запястьях. Занудные банкиры и юристы никогда не носили таких минных стрижек. Они хотели выглядеть как можно более профессионально в глазах своих корпоративных клиентов; этот же парень явно ни перед кем не приседал. Он был стройный и длинноногий, ростом выше ста восьмидесяти сантиметров. Я обратила внимание на то, какие у него мускулистые ноги, пока он шел вокруг стола, раскидывая папки перед каждым из нас.
        Он посмотрел на моего начальника, Кевина Креймера, и сказал: «Значит, так: меняем направление. Работать, теперь будем вот как. Если вы посмотрите на проспект…» Я, помнится, подумала, что он может оказаться из тех парней, у которых даже есть еда в холодильнике. Меня очаровали его большие голубые глаза и резко очерченные скулы. Филип напомнил мне длинноволосых старшеклассников в обрезанных джинсах, игравших в
«летающую тарелку» на главном газоне моей школы в Миннеаполисе. Светлые волосы на их обнаженных торсах блестели от пота, когда они прыгали, чтобы поймать тарелку.
        В третий и последний вечер мы работали до полуночи, и он предложил нам четверым пойти выпить в бар старейшего в Мемфисе отеля «Пибоди». Филип сидел рядом со мной на кушетке, практически не обращая на меня внимания, и разговаривал с моими шефами, Кевином и Дональдом, через стол. В обшитом дубовыми панелями зале было темно, в ярких вазах на каждом столе мерцали свечи, Могучий бармен в рубашке под смокинг с расстегнутым воротником разговаривал с местным жителем в черной ковбойской шляпе.
        Филип немного пугал меня, но я была совершенно очарована его блеском. Делить его с моими скучными покровительственными шефами-банкирами было совсем неинтересно. Кевину и Дональду было наплевать на все, кроме зарабатывания денег.
        Кевин увидел Росса Перо, который мелькал на канале Си-эн-эн по телевизору, расположенному высоко на стене, и воскликнул:
        - Нет, вы только посмотрите на этого типа! И это США! Он пытается ввести у нас трех партийную систему? Что за чушь!
        Я надеялась, что у меня на лице не отразится презрение, которое я испытывала к его наивным политическим наблюдениям.
        - Три партии на выборах - это не так уж необычно.
        - Ну как же, - сказал Кевин, широко распахнув глаза, таким тоном, будто разговаривал с маленьким ребенком. Он сложил ладони вместе и положил их на стол. - У нас в стране две партии. Вот тут - демократы. - Он переложил руки на другую сторону стола. - А вот тут республиканцы. Две партии, понимаешь?
        - Да, Кевин, это я понимаю. А вы слышали когда-нибудь про такую штуку, как партия Синего Лося?
        - Не слышал, конечно.
        - Синего кого?
        - Да так, мелочь. Всего лишь партия Тедди Рузвельта, - ответила я, разгрызая кубик льда.
        - Ну, хорошо, мисс умная штучка, один раз такое случилось, но в целом я все равно прав. - Он буркнул что-то себе под нос взял горсть кешью и принялся катать их на ладони, будто игральные кости.

«Моя очередь. Это даже весело», - решила я и тронула его за руку.
        - Ах да, и еще диксикраты - помните такого мелкого политика Строма Термонда?
        Роджер моргнул в ответ.
        - Ну, хорошо, два раза за всю историю, и что?
        - Вообще-то даже больше. - Как я ни старалась, мне не удалось скрыть удовольствие от того, что я его обставила. - Джордж Уоллес в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом и тысяча девятьсот семьдесят втором и Джон Андерсон в тысяча девятьсот восьмидесятом году.
        Мои собеседники ошеломленно уставились на меня. Филип расхохотался, откинув руку на спинку дивана. Я почувствовала исходившее от него уверенное тепло.
        - Кевин, может, она и работает на тебя, но она тебя уела.
        - Ну да, но кто ее нанял? Я! Я знал, что в ней что-то есть.
        Тема закрыта. Кевин с Дональдом принялись обсуждать преимущества так называемого первоначального публичного предложения по сравнению с рекапитализацией. Филип пальцем помешал лед в своем виски, облизнул палец, положил руку мне на плечо и прошептал на ухо:
        - Всю жизнь ты банкиром не будешь.
        - Что? - Он что, нашел ошибки у меня в работе?
        - Тут дело не только в том, что ты страстная, - продолжал нашептывать Филип, - ты еще и слишком интересная.
        После этого он весь вечер меня игнорировал, и едва попрощался. Я была в унынии. Следующим утром он отправился в Хьюстон, а я вернулась в свою квартиру-студию на Восточной Тридцатой улице в Марри-Хилл. Прислонившись к хрупкой складной двери в кухню, я подумала, что никогда не найду свою любовь. Полтора года я встречалась с казановой из редакции одного журнала, который меня обманывал. Он даже потерял работу из-за своей ненадежности. Это был тот еще мерзавец, и все равно сердце мое было разбито. Шикарный Филип, который так мне понравился в Мемфисе, был мне не по зубам. Нью-Йорк - самое одинокое место в мире, когда у вас никого нет, вы запутались, и ненавидите свою работу.
        Но я все равно попыталась добиться своего. На протяжении следующих двух недель я послала Филипу три рукописные записки, прикрепленные к меморандумам по сделке, отчаянно пытаясь придумать причину, по которой он должен мне позвонить. Ничего не получалось. Он звонил шефу. Иногда по пути домой я задерживалась у входа в его фирму, находившуюся всего в паре кварталов от моего банка. Но в тумане серых костюмов, покрывавшем тротуары Уолл-стрит, я не заметила его ни разу.
        Через пять недель, теплым осенним вечером, часов около шести, я пыталась поймать такси в центре, когда к тротуару подъехал серебряный винтажный кабриолет БМВ. Теперь-то я знаю, что новых вещей у богатеньких мальчиков обычно не бывает.
        - Тебя подвезти, мисс банкирша?
        У меня екнуло сердце.
        - Ты же сказал, что мне не стоит быть банкиршей.
        - Не стоит, и ты сама это знаешь. Так как, подвезти?
        Галстук и пиджак у него лежали на заднем сиденье, и он расстегнул две верхние пуговицы рубашки. На нем были золотые «пилотские» темные очки от «Рзй-Бэн».
        - А ты можешь? - Я не могла поверить, что все это происходит со мной.
        - Конечно, могу.
        И четыре месяца спустя я лежала на потрепанном обюссонском ковре, положив голову на гобеленовую подушку, перед камином в его довоенной двухкомнатной квартире в меленьком здании на Семьдесят первой улице между Парк-авеню и Мэдисон-авеню. Мы целовались уже час. Филип любил целоваться; мне никогда раньше не попадался мужчина, не зацикленный на том, чтобы скорее перейти к следующей стадии. Впрочем, секса у нас в те дни тоже было достаточно.
        Филип встал, чтобы принести мне еще вина, и я посмотрела на его удаляющуюся по коридору обнаженную спину. Он двигался плавными, элегантными и деловитыми шагами. Я поверить не могла, что он заинтересовался мной, брюнеткой маленького роста из среднего класса, живущего в пригороде, а не какой-нибудь шикарной блондинкой из загородного клуба. Я беспокоилась о том, что будет, когда приедут мои родители и пожелают сходить на диснеевский мюзикл или прокатиться по городу в двухэтажном автобусе.
        Он сел по-турецки рядом со мной и положил мою руку себе на колени. Брюки его были так сильно поношены, что на ощупь казались тонкой фланелью.
        - Вот что я думаю: по-моему, тебе стоит уйти с работы.
        - И на что я буду жить?
        - Я не имею в виду, что тебе вообще не надо работать. Но тебе стоит сменить обстановку. Нужно перейти в другую сферу сейчас, пока ты еще молода, пока ты еще можешь себе позволить устроиться на работу для новичка.
        - Менять род деятельности очень сложно.
        - Я тебе помогу. Ну, или помогу тебе обрести уверенность в себе. Вот посмотри на это. - Он указал на пять газет, разложенных вокруг меня неровными стопками. - Ты помешана на новостях. Тебя к этому тянет. Ты столько знаешь о политике, у нас и за рубежом, хотя даже не занимаешься этим профессионально. Какого черта ты высчитываешь экселевские таблицы для какого-нибудь там первоначального публичного предложения, когда ты могла бы заниматься тем, что тебе интересно?
        - Я пыталась. Я же говорила тебе. На такую работу не прорваться. Невозможно вот так просто взять и решить, что ты будешь заниматься новостями или политикой.
        - Нет, возможно. Теперь у тебя больше опыта. Ты бы отлично справилась в отделе бизнеса «Нью-Йорк таймс». Ты писала для газеты своего колледжа, а теперь ты знаешь Уолл-стрит.
        - Ты не представляешь, о чем говоришь. Чтобы тебя хотя бы просто впустили в здание нью-йоркской газеты, нужно сначала отработать три года в какой-нибудь там
«Сан-Сентинел Южной Флориды». Мне бы пришлось переехать в маленький городок, чтобы заработать репортерский стаж.
        - Ну, хорошо. - Он сделал паузу. - Мне это не подходит. Определенно не подходит. - Он еще подумал. - Тогда телевидение. Устройся в информационный отдел на Си-эн-би-си или на какую-нибудь из новых кабельных станций; у тебя теперь опыт в бизнесе, они тебя с руками оторвут. - Он перекинул одно колено через меня и оперся на локти. Его лицо было совсем близко от моего; он погладил меня по волосам и сказал: - У тебя все получится. И я буду с тобой и поддержу тебя, пока ты добиваешься своего.
        - Правда?
        - Ты мне доверяешь?
        Я ему доверяла. В этом главный парадокс Филипа с ним всегда было так: он избалованный, как маленький ребенок, устраивает истерики из-за всякой ерунды, но когда тебе нужно чего-то добиться, он поможет и поддержит. Именно поэтому наш брак продержался уже целое десятилетие. Он никогда не подводил меня в главном. Меня раздражала его зацикленность на деньгах, которая с годами только выросла. Он постоянно сравнивал себя с самыми богатыми людьми среди наших соседей, тянулся вслед за чьими-то самолетами или большими квартирами. Он, похоже, не понимал, насколько нам повезло; его самоуверенность и напор, казалось, должны были поставить его выше такой ерунды, но этого не произошло. Вместо этого Филип переживал о том, что заслуживает лучшего, что должен быть богаче.
        Но в этой ситуации важную роль играли еще и трое детей. Он изо всех сил старался быть им хорошим отцом. И он меня до сих пор любил. Так что я прилагала все усилия к тому, чтобы сохранить наш брак.

        - Каролина! Где мой сандвич?
        - Вот он, лежит на столе, Филип, - сказала я.
        - Извини. - Он приподнял верхний слой хлеба, проверяя, достаточно ли майонеза и горчицы по краям. - Дилан, а что это за парень сидел за столом? - Филип не связал Питера с человеком в оранжевом защитном костюме, которого видел несколько недель назад.
        - Это Питер, - ответил Дилан. - Он вроде тренера.
        Каролина загромыхала мисками у раковины, изображая, что у нее куча дел, чтобы послушать разговор. Филип с подозрением посмотрел на меня.
        - А почему тренер обедал с детьми? Он что, Дилана привез?
        - Дорогой, детям я уже все объяснила. - Я села на край стола, стараясь вести себя как ни в чем не бывало. - У Иветты днем слишком много дел, ей приходится отвозить всех на занятия. Питер ей помогает, особенно с Диланом. Ну, знаешь, поиграть по-мальчишески перед обедом и все такое.
        - Звучит занятно, да, Дилан? - сказал Филип с некоторым напряжением.
        Дилан почувствовал, что отцу что-то не понравилось в новом няне. Он мгновенно придумал, как это использовать в своих интересах.
        - Ну да, а что? Он и в математике здорово разбирается.
        Не просто поразил отца в самое сердце, но еще и нож повернул в ране.
        Филипа это явно задело, но он, похоже, был не в настроении ни ссориться с Диланом, ни убеждать его в чем-то. Вместо этого он взял поднос, на котором были сандвич с ветчиной, горка чипсов «Терра» и бутылка «Снэппл», а также серебряные солонка и перечница, льняная подставка под стакан и льняная же салфетка. Все еще держа папки под мышкой, он собрался было с подносом к себе, но вдруг замер и развернулся так резко, что бутылка чуть не слетела на пол.
        - Джейми, не зайдешь ко мне в кабинет? Мне с тобой надо кое-что обсудить.
        Черт.
        Филип сидел в рабочем кресле, откинувшись на спинку, и тер глаза. Посмотрев на меня, он провел пальцами по лицу, Даже в свои сорок два он был красив, даже больше, чем в тридцать, но сегодня лицо его выглядело обвисшим и усталым.
        - Знаешь, Джейми, у меня сейчас хватает проблем с работой, и я предпочел бы заняться именно ими. Но мне все же интересно, с какой стати мы наняли тренера?
        Я устроилась в мягком красном кресле с мелким рисунком и уперлась пятками в кушетку. Вокруг нас выстроились зеленые книжные полки с юридическими томами в кожаных переплетах. Лампы в медных абажурах украшали стыки стеллажей, бросая мягкий свет на потрепанные тома в коричневой коже. Эта комната была самой роскошной в квартире; неудивительно, что мой муж ее обожал. Слева от меня посреди стены был встроенный, телевизор с плоским экраном. Справа стоял стол Филипа, заваленный папками и бумагами настолько, что они сползали на пол. Я тоже начала тереть лоб и массировать лицо. Про няней мужского пола я говорить не хотела.
        - С чего это ты вдруг стал приходить домой раньше обычного?
        - Я тебя спросил про тренера, Джейми.
        - А я тебя про работу.
        - Джейми, кто такой этот тренер?
        - Тренер?
        - Да.
        - Просто парень из Колорадо, я его отыскала и наняла время от времени заниматься с детьми.
        - Как часто?
        - Э-э-э… - Последовала долгая пауза. - Каждый день.
        - Что? - Филип уперся ладонями в поверхность своего огромного стола, выставив локти наружу, и гневно уставился на меня. - Три года нам хватало Каролины и Иветты, и вдруг ты нанимаешь человека на полный рабочий день и даже не говоришь мне об этом. Думаешь, я деньги печатаю?
        - Тебе бы стоило гордиться тем, сколько ты зарабатываешь, и тем, что тебя сделали партнером и мы смогли купить эту большую квартиру.
        - Не такая она и большая.
        - Нет, большая.
        - У нас даже нет гостиной.
        - Бедный ты мой.
        Он пожал плечами.
        - Ну да, я бедный.
        - О господи, давай не будем об этом.
        Он ослабил идеальный виндзорский узел на своем галстуке.
        - Слушай, я не имею в виду бедность в сравнению, с населением какого-нибудь захудалого городишки. Я имею в виду наш мир. - Он показал на пол. - Мою жизнь, мою реальность. Я говорю именно о ней, и для меня она имеет значение, понимаешь?
        - У тебя прекрасно идут дела, Филип.
        - Нет, не идут. Двадцать лет в ведущей юридической фирме, и я до сих пор к концу каждого года превышаю лимит на трех кредитках. - Он закатал рукава. - Пятьдесят тысяч на две школы, сто восемьдесят на ежемесячные расходы на жилье и закладную, сотню на ремонт и закладную на загородный дом, еще сотню на Иветту и Каролину, а теперь ты хочешь еще одного человека оплачивать. - Выйдя из кабинета, он направился в спальню, на ходу крикнув: - Добавь еду, одежду и два отпуска в год, и остается ноль. Никаких сбережений, и это паршиво.
        Филип вырос в эпоху, когда его происхождение из хорошей англосаксонско-протестантской семьи чего-то стоило. В детстве он не платил за завтраки в буфете загородного клуба - их записывали ему на счет. Он учился в том же интернате и в том же университете «Лиги плюща», что и его отец и дед. Он поступил на работу в приличную юридическую фирму. Он все сделал правильно. Да, некоторый вес на Парк-авеню его происхождение до сих пор имеет, но после перемен девяностых годов, интернет-бума и трагедии 11 сентября социальные стандарты стали куда менее утонченными. Теперь в наших краях деньги были важнее всего. Филип зарабатывает полтора миллиона долларов в год. Он говорит, что в Квартале это практически грань нищеты. И, что самое ужасное, он прав.
        Практически каждый банкир здесь зарабатывает по несколько миллионов, иногда по несколько десятков миллионов. Он видит, как мужчины его возраста руководят корпорациями, строят по три дома на лыжных курортах и арендуют, а то и покупают самолеты. И он гадает, что же он делает не так. Почему они все это имеют, а он нет? Почему он работает изо всех сил и все равно к концу года оказывается
«бедняком»? Богатые богатеют не из-за неожиданных налоговых льгот; они богатеют потому, что изначально не ощущают себя богатыми.
        Когда я вошла в спальню, Филип старательно разглаживал складки на брюках от костюма перед тем, как его повесить.
        - Филип, ты же знаешь, что проблема не в деньгах. Я сто раз нанимала и увольняла людей, не спрашивая тебя.
        - Хорошо, тогда в чем, по-твоему, проблема, Джейми? Или ты хочешь сказать, что главная проблема во всем этом я?
        - Знаешь… - начала я, покачав головой. - Впрочем, неважно. Слушай, он здесь на пробу, на пару недель.
        - Нет, правда. Я хочу знать, в чем моя проблема: или, лучше сказать, к чему ты ведешь? В чем, по-твоему, со мной проблемы? Мне очень интересно. Если уж у меня проблемы, я хочу знать, в чем они состоят.
        - Просто тебе не нравится, что в твое отсутствие в доме бывает посторонний мужчина.
        - По-твоему, я ревную?
        - О господи, нет, - рассмеялась я. - Причем тут ревность? - Я вовсе не была уверена, что последнюю фразу произнесла искренне, - Просто тебя нет, с твоими детьми играет парень, а ты предпочел бы, чтобы это была женщина. Женщина у тебя не вызывает такого чувства вины. Она тебя не замещает.
        Он подбоченился.
        - Вот именно, мне не нравится, что какой-то там чертов тренер сомнительного вида (ты уверена, что этот бездельник не курит травку?) учит моих детей играть в футбол в Центральном парке, пока я гну спину на его зарплату. В этом ты права, Джейми. - Он наклонился ко мне, тыча мне в лицо указательным пальцем, - Я не хочу в этом доме наемного папочки. Он нам не нужен, и его здесь не будет. Это глупая идея.
        Я отодвинула палец Филипа.
        - Я знаю, что это не идеальный вариант. Но такова уж наша жизнь: ты всю неделю работаешь, как проклятый, поэтому не можешь забирать детей из школы или обедать с ними. Я тоже много работаю. И вообще, почему мы разговариваем о тебе? Нам стоит поговорить о нашем мальчике, о бедном, запутавшемся Дилане, которому нужно больше внимания, чем он получает, - честно говоря, от нас обоих.
        - Так перестань столько работать и запиши Дилана еще в какую-нибудь спортивную секцию - тогда все будет в порядке. И как насчет твоего времени? Ты не можешь жить в таком ритме с тремя детьми; с двумя еще куда ни шло, но три - это уже слишком. Даже работа на неполную неделю слишком тебя загружает. Я тебе все время говорю: перейди на пять лет в консультанты, а потом вернешься, - Он раздраженно выдохнул. - Мы не можем вечно нанимать людей, чтобы они были родителями для наших детей.
        - Филип, я не из тех женщин, кто может взять и бросить работу, и я буду лучшей матерью, если буду ходить на работу, чем, если все время сидеть дома. Ты это знаешь.
        - Не верю я в эту популярную байку насчет того, что работа делает женщину лучшей матерью. Детям нужно уделять больше времени; в нашем доме всему нужно уделять больше времени. - Он подошел к окнам. - Вот, например, жалюзи в кабинете застревают на полпути. Сколько уже это продолжается? Ты знаешь, что я предпочитаю видеть солнце по утрам. Сколько времени я прошу установить на жалюзи в моем кабинете подъемные шнуры…
        - Давай не отвлекаться от детей вообще и Дилана в частности. Я бываю с ними дома два дня в неделю, а когда получается, отпрашиваюсь после обеда. Моя работа не мешает мне выполнять материнские обязанности. - Я сделала паузу, соображая, как лучше объяснить ему, что я нанимала человека заменять его, а не меня. - Дилану нужно, чтобы его самооценку поддерживал мужчина. Мы с Иветтой на это не способны. Тут дело не в тебе и не во мне. Тут дело в том, чтобы Дилан чувствовал себя уверенным.
        - Слушай, Джейми, дело обстоит просто. Мне не нравится идея, чтобы у нас дома вместе с Иветтой и Каролиной работал тренер. На спортплощадке - пожалуйста. Но не дома. Это странно выглядит. Пока основные счета здесь оплачиваю я, тренеру я платить не буду.
        - Эй, полегче. Я плачу за аренду машины, за гараж, за одежду, за мелкие хозяйственные расходы…
        - Знаешь что? Мне наплевать, за что ты там платишь. Тренеру в нашем доме не будет платить никто.
        И он опять отключился. На мгновение мой муж был со мной, а потом вернулся в мир юриспруденции. Он не сомневался, что решил проблему с тренером. Одна загвоздка: для меня проблема с тренером никуда не делась, а всего лишь стала серьезнее. С каждым днем я начинала все больше думать о том, как Питер воспринимает меня, как реагирует на мои шутки, и даже о том, как я при нем одеваюсь.
        Тем временем Филип вернулся к своим делам. Он застучал по клавишам мобильника с яростным возбуждением пианиста и даже не поднял голову, когда я тихо вышла из комнаты.

        Глава 9
        Всеобщее обозрение
        Моя подруга Кэтрин принадлежит к числу людей, которые могут набросить шарф на деревянный ящик, и это будет похоже на парижский богемный приют какой-нибудь графини.
        Мы с ней только что посмотрели серию огромных картин в ее студии на Лейт-стрит в Трайбеке - все они были разных оттенков синего - и вернулись в ее квартиру, расположенную там же, но по другую сторону коридора. Стол на козлах в дальнем конце открытой кухни представлял собой натюрморт с сыром и ветчиной из итальянской бакалеи за углом. Смотрелась еда идеально: хлеб, мясо и сыр на старой хлебной доске, чай со льдом в зеленом глазированном кувшине, шикарные льняные салфетки с мережкой. Повсюду стояли старые стулья и кушетки, а еще странного вида лампы и столики, которые Кэтрин и ее муж Майлз долгие годы собирали на блошиных рынках и антикварных распродажах. На полу у входа лежали три маленьких скутера. Под ногами у нас был темный лакированный деревянный пол, а в окнах от пола до потолка виднелись Баттери-Парк и река Гудзон.
        - Экзистенциальные штучки в духе Вуди Аллена про то, что мы всегда одни, я понимаю. Но как это выражают синие пятна? Почему синие? Это небо так пробивается наружу и обозначает надежду, или это депрессия, как в голубом периоде Пикассо? - спросила я у Кэтрин. Картины у нее были яркие и импрессионистичные, но я не представляла себе, о чем они.
        Кэтрин просто пожала плечами и потрепала меня по голове, направляясь к холодильнику. Ей было без разницы, что я никогда толком не понимала ее искусства. Достаточно, что его понимал Майлз, который по совместительству был ее агентом, и модные горожане, платившие кучу денег за то, чтобы украшать ее работами стены своих стильных квартир.
        - Меня достали самовлюбленные автопортреты, - объяснила она, - а потом и бесконечное «порно встречается с невинностью». Так что я закончила с портретами и вернулась к абстракциям. Это мой поздний период де Кунинга, хоть он и рановато наступил.
        Она посмеивалась над собой и над окружавшим ее странноватым миром искусства, но я все равно ничего не понимала.
        - Ты разве не видишь? - сказала она с легким упреком. - Это целая сущность, выплеснутая на холст. Каждая отметина должна быть переходной. Художник составляет визуальный каталог шагов, которые человек делает в своем одиноком путешествии по жизни.
        - В каком смысле «переходной»?
        Она рассмеялась.
        - Не бери в голову. Так в каталоге написано!
        Майлз налил себе чаю и откусил огромный кусок хлеба со старым пармезаном сверху.
        - В синем цвете она ищет понимания нашего единства с собой и с нашей вселенной. И в этом поиске единства мы идем вместе - отсюда и переходность. - Он бросил в меня кусочком хлеба. - Это просто профессиональный жаргон. Его невозможно избежать.
        Мы приехали сюда специально, чтобы Кэтрин могла показать мне новый «формат» своего искусства. Мы вечно подсмеивались над тем, что подход к жизни у нас прямо противоположный; она личность творческая, свободная и растрепанная, а я человек суховатый и деловитый. Она обычно твердила мне, что не стоит так сосредотачиваться на продюсерской деятельности, надо уделять внимание созерцанию космической музыки сфер. Майлз отломил кусок сыра и протянул его мне.
        - Кстати, Джейми, рад видеть тебя за пределами Пятьдесят седьмой улицы. У тебя кровь из носа от шока не пошла?
        - Да перестань, Майлз! - Кэтрин шлепнула его по руке.
        - Да я знаю, что она наш человек. - Он схватил, кусочек острой ветчины. - Ну, или вроде того.
        Он только что пришел домой, чтобы перекусить с нами, снял потрепанную замшевую куртку и бросил ее на обтянутую коричневым плисом тахту. Майлз, конечно, временами действовал мне на нервы, но как мужчина он был очень далее ничего: большой мускулистый парень с короткими темными волосами и белозубой ухмылкой. Он всегда носил черную футболку и закатывал ее рукава ровно настолько, чтобы дамы могли любоваться его бицепсами. Кэтрин приходилось каждый месяц соглашаться на секс втроем с незамужней соседкой сверху, чтобы не давать ему гулять (Филип купил бы мне «ламборджини», если бы я на такое согласилась).
        Мы с Кэтрин устроились рядом с Майлзом в той части студии, которая была отведена для сидения, - две кушетки от Нины Кэмпбелл с разномастными индийскими подушками в мелких узорах.
        - Как поживает Филип? - с усмешкой поинтересовался Майлз, приобняв Кэтрин за плечи. Майлз не выносил Филипа, поэтому, мы никогда никуда не ходили вчетвером. Единственный раз, когда мы попытались это сделать, Филип облагодетельствовал Майлза парочкой непрошеных советов.
        - Знаешь, - сказал он, - ты вечно переживаешь насчет того, что товар надо перевозить. Ну, или не надо - в данном конкретном случае. Но суть в том, что от искусства особого толку не будет. Конечно, если ты Гагосян и представляешь Уорхола и Ротко, или кого он там представляет, тогда это круто. Но не …
        - Я не собираюсь становиться Гагосяном, - отозвался Майлз с явным презрением. - Я представляю начинающих художников. В этом моя сила. Я их открываю, поддерживаю, нахожу им клиентов. Если богатые люди не станут покупать работы начинающих художников, те просто не выживут.
        - Это все прекрасно. Но, в общем и целом, мы говорим о неизвестных. Полная галерея безвестных художников, которых никто не покупает. Такова печальная правда. Так что лучше бы тебе пересмотреть свою стратегию. - Майлз раздраженно глянул на Кэтрин, а я наступила Филипу на ногу. Только туг он сообразил остановиться. - Но если уж у тебя такое призвание, это вполне благородно. Даже круто.

«Круто»? Это от моего-то приличного адвоката-мужа?
        Майлз махнул официанту.
        - Чек, пожалуйста!
        Сейчас я сказала:
        - Может, дашь Филипу еще один шанс, Майлз? Он хорошо разбирается в бизнесе, возможно, вы найдете общий язык по вопросам финансового планирования?
        - Правда? Может, нам еще хлопнуть по коктейлю в загородном спортклубе?
        - Да я шучу.
        - И советов от твоего мужа мне больше не нужно, но мы с Кэтрин взяли с тебя пример насчет няня. Нашли отличного аспиранта для близнецов.
        - Я знаю. Рада, что у вас все получилось.
        - И как Филип справляется со Сказочным Нянем? - спросил Майлз.
        - Филип думает, что я его уволила.
        - Что, правда? - Кэтрин чуть не подавилась чаем. - Сейчас же ноябрь, он у вас уже месяца два работает.
        Я старалась смотреть куда угодно, только не на их удивленные лица. Я даже попыталась сосредоточиться на премированном полотне Кэтрин под названием «Полет воображения».
        - Да, и что?
        - То есть ты прячешь няня от своего мужа? - Майлз был потрясен. - Как тебе это удается?
        - Филип вечно в командировках.
        Кэтрин схватилась за голову.
        - Да уж, потрясающие отношения, - фыркнул Майлз. - Даже я не поступил бы так с твоим мужем.
        - Мне просто не хватило сил для серьезного разговора, вот и все.
        - Разговора с кем? - спросил он. - С мужем или с Питером?
        - С мужем! Питера я увольнять не собираюсь ни в коем случае.
        - То есть ты предпочитаешь Питера мужу?
        - Не говори глупостей. Питер на меня работает.
        - Кэтрин, правда ведь она предпочитает няня мужу?
        - Ага. Ну как, ты уйдешь от мужа в этом году? - Кэтрин, наконец, подняла голову и ударила меня в самое уязвимое место. - Первый раз ты сказала об этом три года назад, потом в прошлом году, а как сейчас? Идеи есть?
        - Не хочу об этом говорить. А насчет Питера… Когда Филип поймет, как тот помог Дилану, и перестанет нервничать, он будет только рад.
        Кэтрин была в ужасе.
        - И долго ты еще будешь скрывать? Это странно. Очень странно. И вообще, у него магистерская степень, а он работает прислугой на полный рабочий день.
        - И ваш нянь тоже.
        - Нет, наш еще учится и работает всего по несколько часов.
        - Ну ладно, ладно. Я знаю, что это странно. И если бы вы мне сказали два месяца назад, что у меня в паре с Иветтой будет работать двадцатидевятилетний мужчина с магистерской степенью, я бы ответила, что вы свихнулись. Но от него много пользы, и я не собираюсь увольнять его только потому, что так «не принято», - сказала я раздраженно, подчеркнув голосом кавычки вокруг «не принято». Майлз встал и пошел на кухню, где нашел себе какое-то занятие или притворился, что нашел.
        - Я не из тех людей, кто заботится о том, как принято, - ответила Кэтрин не менее раздраженно. - Мы знаем, что он потрясающий парень. Но тебе не кажется, что он немножко неудачник, если ему под тридцать и он хочет быть нянем?
        - Да нет, я так не считаю. Я же тебе говорила, он разрабатывает онлайн-программу для городских школ, которая поможет учителям и ученикам лучше контактировать при работе над домашними заданиями. Он мне про это рассказывал, звучит здорово. А тем временем ему нужна работа, которая не слишком его отвлекает, и он любит детей. А главное, он любит моих детей.
        - А ты уверена, что он не педофил?
        - А ты уверена, что твой не педофил? Я же тебе говорила, Чарльз его проверял. Ничего там такого нет.
        Даже не говоря о Питере, мне уже надоела необходимость оправдывать собственные решения по поводу моих детей.
        - Дилан стал менее саркастичен и циничен. Он перестал быть таким замкнутым, и в этом, по-моему, заслуга Питера. Он снова начал радоваться жизни. Ему даже опять нравится физкультура - психиатр ничего не добился, и я тоже не могла понять, в чем тут дело.
        - Так что, этот тип тебе нравится?
        Я невольно улыбнулась.
        - Мы отлично находим общий язык. Он меня уважает, но мы разговариваем… ну, не то, чтобы как равные, но… - Я размышляла об этом как раз прошлым утром: дети собирались в школу, и я попросила Питера приехать пораньше и отвезти их. Я хотела пробежаться по парку перед отлетом в Джексон. (Я собиралась туда на встречу с Терезой Будро; ей нужно было привыкнуть ко мне перед интервью. Такие интервью готовятся неделями, а то и месяцами.) Когда я услышала голос Питера в кухне, я быстро сменила свободные спортивные штаны на облегающие шорты. И я получила то, чего добивалась: когда я вошла в шортах, он оглядел меня сверху донизу и явно с трудом взял себя в руки. Мне вдруг показалось, что лучше переменить тему.
        - Ну, хорошо, то есть он общается с тобой как с начальником, но одновременно и по-приятельски.
        - Ну да, по-приятельски.
        Майлз вернулся к нам и немедленно включился в разговор.
        - Тогда почему ты улыбаешься?
        - Я не улыбаюсь.
        - Да ладно тебе, - рассмеялась Кэтрин, - это же очевидно. Ты ведь не так с ним общаешься, как с Каролиной и Иветтой, правда?
        - Ты что, шутишь? Нет, конечно. Но с чего вдруг такие допросы? Что ты на меня ополчилась? Я с ним не как с подругой разговариваю, но наше общение, разумеется, глубже, чем с Иветтой. Между нами как минимум нет культурного барьера. У нас есть общие интересы, мы обсуждаем новости.
        - Новости? - сказала Кэтрин. - Это любопытно.
        - К чему ты ведешь?
        - Ну, я даже не знаю. Красивый, интересный, веселый парень, весь день в доме, муж в отъезде. Даже и не знаю, что тут такого.
        Майлз плюхнулся обратно на кушетку; ему явно было очень весело. Теперь они сидели рядышком, словно два профессора, допрашивающие студента на экзамене.
        - А как, по-твоему, Джейми, к чему я веду? - сказала Кэтрин.
        - Он живет в Рёд-Хук. Как студент.
        - Но ему под тридцать, - отозвалась Кэтрин. - У него магистерская степень. Ты помнишь, что ты всего на шесть лет его старше? Вы оба взрослые люди.
        - Весь вопрос в отношении. Я не собираюсь увлекаться человеком, который расшибает себе лоб, катаясь на скейтборде.
        - А я тебе еще раз говорю: он взрослый человек со степенью и с большим будущим.
        - Ты права. Он человек творческий и к тому же умный и забавный. Он может меня рассмешить. Он помогает мне справляться с сыном. Да, иногда мы разговариваем. Не о моем дерьмовом браке, нет, мы не нарушаем границ. Но он разговаривает со мной о своих родных местах и о своем проекте. Я постепенно узнаю его, и я ему доверяю.
        - Насколько доверяешь? Больше, чем мужу, например? Просто, по-моему, вся эта история с Питером показатель…
        - …неудачного брака. Я знаю. Тут все дело в детях.
        - Очевидно.
        - Я все еще пытаюсь решить, может, родители, которые вежливы друг с другом, но не влюблены, это все же лучше, чем развод.
        - Филип все еще влюблен в тебя, - сказала Кэтрин уже мягче. - Дело тут не только в вежливости.
        - Ну да, но не так, как раньше.
        - Ладно. Не буду на тебя давить. Но вне зависимости от того, останется ли Питер у тебя работать, главная проблема в том, почему он делит с тобой твою жизнь, а Филип - нет. Просто проверь, правильно ли ты оцениваешь ситуацию, прежде чем двигаться дальше.
        - Ладно. Может, сменим тему?
        - Еще разок. - Она подняла большой палец. - Тебе надо сказать Филипу, что Питер в доме и работает с его детьми. - Потом указательный. - Или уволь Питера, как обещала мужу.
        - Понятно. Я же тебе сказала, я скоро все ему расскажу.
        - В общем, либо стой на своем перед мужем, либо уволь няня, - сказал Майлз, упираясь локтями в колени. - Когда ты говоришь, что скоро «ему» скажешь, что и кому ты собираешься сказать?
        - Этого я еще не решила.

        Глава 10
        Где ты, Фабио?
        Пролетая на джипе по мосту Трайборо, я чувствовала, как по венам разбегаются пузырьки смеха… Я чувствовала себя невероятно свободной, и это слишком волновало меня. Питер постукивал пальцами по приборной доске под мелодию «Роллипг стоунз»; он, похоже, был совершенно расслаблен.
        Прихватив с собой счастливого Гасси, мы ехали в дом на побережье, чтобы забрать зимнюю одежду, лыжи и коробки с книгами для Филипа.
        Стоял один из тех дней, когда каждое здание в городе словно ловило солнечные лучи, и блистающая линия нью-йоркского горизонта напоминала страну Оз. Таким я представляла себе этот город, когда училась в колледже. Мне не терпелось перебраться сюда после, окончания Джорджтауна и начать новую жизнь за пределами Вашингтона, который во многом оказался провинциальнее Миннеаполиса. Гудмэн занимался другим сюжетом, дети были в школе, и я позволила себе погрузиться в настоящее и просто радоваться жизни, как меня учили мои родители.
        Для девяти утра в рабочий день движение на дороге было довольно интенсивным. Нас нагнал огромный полутрейлер, и я поспешно перевела машину в ряд с более быстрым движением. Мне хотелось продемонстрировать Питеру, что я умею управлять машиной. Что я крутая. В последнее время мне хотелось, чтобы Питер меня замечал. А может, и не только в последнее время.
        - У вас здорово получается с этой штукой справляться.
        - А то!
        Питер расхохотался и ударил кулаком по приборной доске.
        Я показала ему язык и быстро вернулась взглядом к дороге.
        - Что такое?
        - Вы говорите: «А то»?
        - Ну да. Я у Дилана научилась.
        - Вы хоть знаете, что это значит? - Он сказал это таким тоном, будто я беззубая старушка в кресле-качалке.
        - Знаю. Это то же самое, что и «точняк».
        - «Точняк»? - Он расхохотался.
        - Ну да.
        - Да уж, этого словечка я давно не слышал. Оно, по-моему, вымерло во времена Вудстокского фестиваля.
        - Думаете, я старая и отсталая, да?
        - Мы вполне могли вместе учиться в колледже, так что я вовсе не думаю, что вы старая. А насчет отсталая… Ну, может быть.
        Я стукнула его по плечу тыльной стороной ладони. Он улыбнулся мне, и я вдруг заметила, что, когда он улыбается, у него на левой щеке появляется ямочка. Я никогда еще не была с ним вот так наедине: никаких детей, никаких занятий, и мне это очень нравилось. Вчера, когда Питер предложил помочь мне с этой поездкой, Иветта бросила на меня удивленный взгляд поверх головы Грейси. Она была совершенно права, приподняв брови. И Филип тоже. И Кэтрин. И Майлз.
        Ладно, Джейми. Возьми себя в руки, девочка.
        - Если бы вы не делали мне одолжение, я бы вас высадила прямо тут, на выезде… э-э-э, пятьдесят два. - Я повернулась и прищурилась, чтобы прочитать номер выезда, но Питер развернул меня обратно к ветровому стеклу.
        - Лонг-Айлендское шоссе опасно, а я не был у океана с прошлого лета, так что мне хочется добраться туда целым и невредимым. Сосредоточьтесь, пожалуйста, на бетонном разделителе в семи сантиметрах слева от вас.
        Дальше мы ехали молча. Никакой щит из слов не прикрывал теперь волнующего напряжения, которое вызывало во мне одно только его присутствие. Я испытывала волнение, почти такое же, как в первый день, когда он пришел к нам в квартиру, если не большее.
        - Слава богу, что вы наладили компьютер в игровой комнате, - сказала я, просто чтобы что-нибудь сказать.
        - Я его не налаживал, вы новый купили.
        - Но вы установили программы.
        - Вы и сами могли бы это сделать, если бы захотели. Я могу вас научить.
        - Ну, может быть, но вряд ли. А знаете, что бы мне точно пригодилось?
        - Что?
        - Какая-нибудь программа, которая организовывала бы расписание детей так, чтобы оно синхронизировалось с моим, но при этом можно было бы пользоваться ими по отдельности, - заговорила я быстро-быстро. - Если бы их можно было разделять, то, когда мы распечатываем расписание для детей, в нем не было бы моих встреч. - Я то и дело поворачивалась к нему, чтобы удостовериться, что он все понял.
        - Да понял я, понял! Вы лучше смотрите на красивую дорогу и на вон тот грузовик справа!
        - Но тогда в моем календаре будет показано местонахождение детей в текущий момент. Мои встречи могут быть обозначены синим цветом, а дела детей - красным. Вы можете так сделать? - Он и я в машине. Вместе едем за город. Вдвоем. Мне придется разговаривать с ним несколько часов. Я все больше привыкала к тому, что хочу его. Я глубоко вздохнула.
        - Так как, вы сможете сделать двойное расписание?
        - Можно я вам кое-что скажу?
        - Ну да. - Я приготовилась.
        - Вы переутомились.
        - Простите?
        - Точно-точно. По-моему, вам нужно как следует прогуляться но пляжу.
        - Предупреждаю заранее: на пляж мы не собираемся. Мы едем в наш дом. Забрать из подвала все нужные вещи, которые вы так любезно предложили мне перенести. Потом мы едем обратно, чтобы успеть забрать детей. Для прогулок по пляжу у меня времени нет.

        Сорок пять минут спустя, мы подъехали к нашему потрепанному серому домику. Он стоял на Парсонедж-лейн в Бриджхэмптоне, непритязательном поселке между шикарным аристократическим Саутхэмптоном, где жили типы вроде фицджеральдовского Гэтсби, и более богатым Истхэмптоном. Старомодные застекленные окна всех трех спален обрамляли кружевные занавески, а большую часть маленькой гостиной в центре дома занимала разнородная старая мебель, обитая выцветшими тканями в цветочек. Участок, находившийся в восьми минутах езды от берега, окружали огромные ивы и разросшиеся кусты роз.
        Мы приезжали сюда каждое лето и в теплые выходные осенью и весной, но когда в конце октября начинало холодать и тонкие стены больше не держали в доме тепло, Филип предпочитал, оставаться в городе. Я так и не успела вымести песок со старых полов, и, когда мы вошли, он заскрипел под твердыми зимними подметками. Воздух в доме был затхлый и соленый.
        - Не могу себе представить здесь вашего мужа, - Я заметила, что Питер ни разу не назвал моего мужа по имени. Он открывал дверцы, ища, куда повесить куртку. Я показала ему на крючки возле зеркала в прихожей и спросила:
        - Почему?
        - Тут для него слишком просто.
        - Вы почти угадали. Он не хочет менять здесь мебель, потому что она досталась ему от бабушки. Здесь все новое неуместно. Все остается таким, каким было при бабушке. Но в целом вы правы: Филип здесь часто бывает в дурном настроении, потому что ничего не работает так, как он хочет.
        - Я так и думал, - сказал Питер; он вытер лапы Гасси и направился в подвал.
        Через час мы набили машину книгами, детскими лыжами и лыжной одеждой, и Питер вынес на подъездную дорожку ящик с вином.
        - Ну, вот и все, - Он поставил ящик в машину и захлопнул дверцу.
        Я глянула в последний раз на дом, гадая, когда еще мы сможем сюда выбраться. Серое дерево зимой становилось молочного цвета и теряло свой летний блеск. Домик выглядел мило в любое время года, и мне было грустно закрывать дверь. Я задумалась о том, вернусь ли я сюда еще раз, чтобы снова освежить в памяти счастливые летние воспоминания. Ну да, мысль немного пафосная, если учесть, что мы не проводили весело время всей семьей с тех пор, как Дилану исполнилось лет пять. Но дом был очень хорош. И мне нравилось представлять себя счастливой матерью, у которой во дворе бегают маленькие дети.
        - Пора ехать, - сказала я, наконец.
        - Сейчас всего лишь полдень. Грешно в такой день не прогуляться по пляжу. - Питер выхватил у меня ключи. - Давайте я поведу.
        - Вы не знаете, где дорога сворачивает.
        - Знаю. Пошли, Гасси. - Я поняла, что его не остановить. Он открыл дверцу машины. - Давай, песик. - Гасси влетел внутрь, довольно пыхтя после утренней пробежки по двору.
        Устроив Гасси спереди, мы тронулись к Нью-Йорку. Гасси был ласковый пес, и все время требовал внимания. Он обожал Питера, который возился с ним почти столько же, сколько Дилан.
        В лобовое стекло било полуденное солнце. Я надела темные очки, протянула Питеру его очки из ящика на передней панели и откинулась на сиденье, греясь на солнышке. Я смотрела на правую руку Питера на руле: казалось, он полностью поглощен вождением. Сильные узкие пальцы, локоть торчит из окна - небрежная ковбойская манера вести машину. Я знала, что мои фантазии типичны для женщины, живущей в скучном браке без любви, но они были достаточно реальны, чтобы начать беспокоиться о том, что подумает Филип, если узнает, что я переспала с прислугой.
        Вдруг Гасси прыгнул мне на колени с намерением высунуть нос из окна. За городом он делает это только в двух местах: когда мы подъезжаем к дому или когда чувствует, что рядом берег.
        - Погодите, Питер! Нам нужно свернуть! Направо, давайте направо! - крикнула я.
        - Я прекрасно знаю, как вернуться в город. Просто мы сейчас в город не поедем.
        - Что?
        - Сегодня чудесный день. Мы едем на пляж. Собаке нужно погулять. И вам, похоже, тоже.
        Он подъехал к Куперс-Бич, к самому песку, так, что нам видна была полоса прибоя. Гасси уже сходил с ума, и Питер открыл дверь и выпустил его. Неподалеку сидел парень в грузовике «Веризона». Он жевал сандвич с мясом и яйцом. Увидев меня, он помахал рукой и подмигнул мне. Неужели он меня знает? Может, он из местных торговцев, с которыми Филип много лет ругался? Даже если он меня не знает, он наверняка примет нас за парочку. Если я кого-то встречу, Тони с рынка, например, или Роско, того беспутного ремонтника, который никогда не является по вызову, они решат, что у меня роман. Бриджхзмптон такое крошечное местечко! Я не могу пойти гулять на пляж. Но Питер решит, что я зануда и неудачница, если я не могу и десяти минут погулять по берегу с собакой.
        И я не могла не признать, что берег прекрасен. А в это чудесное время года, когда летние толпы отдыхающих рассеялись, он был еще лучше. Волны лениво катились по песку, почти не задевая бегавших по берегу крошечных куликов.
        - Сейчас слишком холодно для прогулок, - сказала я не очень убежденно.
        - Вовсе нет. Посмотрите на волны: они гладкие, значит, ветра нет. Все будет в порядке. Собаке нужно погулять, И вам тоже. И мне будет приятно.
        - Но мы не можем. Нужно забрать детей.
        - Нет, можем. - Питер схватил мой телефон и набрал номер. - Привет, Иветта. - Я попыталась вырвать у него телефон, но он отпрянул и выскочил из машины.
        Я рванулась к нему, перегнувшись через пульт переключения скоростей.
        - Дайте сюда телефон!
        - Это Питер. У нас тут куча вещей… Да, к концу занятий не успеем… Вы не заберете Дилана за меня? Отлично. Мы вернемся после обеда. - Он выключил телефон, сунул обратно мне в сумку и побежал вслед за Гасси.
        Я вела себя глупо. С чего бы мне чувствовать себя виноватой? Ну, прогуляемся мы по песочку и поедем обратно. Ничего страшного. Я вылезла из машины и подошла к пляжу, остановившись у метровой высоты песчаного склона. Вниз я съехала на корточках. Питер уже стоял у воды, уперев руки в бедра. Ну ладно, он классно выглядит. Но, как всегда говорила моя мать, нет ничего страшного в том, чтобы поглазеть на витрины. Проблемы начинаются при покупке.
        - Ну, вот и вы. Не так уж страшно, правда? - Он обвел рукой океан, ярко-голубое небо и мягкий белый песок.
        - Просто ужасно, - улыбнулась я. Питер нашел грязный старый теннисный мячик и принялся играть с собакой. Гасси весь перепачкался, шерсть у него была в песке, а лапы влажные и липкие. Мне уже не вернуться в дом, чтобы помыть его, придется мыть машину перед тем, как она понадобится Филипу.
        - Эй, Джейми! Пора размяться и взбодриться! Вам это полезно!
        Я неохотно двинулась вслед за Питером и псом. В сотне ярдов от берега одинокий серфер в зимнем водолазном костюме, ботах и шапочке отважно пытался поймать мелкую волну. Вдоль горизонта медленно двигался танкер. За поросшими травой дюнами вставали величественные летние особняки Хэмптона. Казалось, что большинство из них построил один и тот же архитектор: бежевая старая черепица, сводчатые окна бессчетных спален, изогнутые веранды, обтекающие основное здание. Время от времени между ними виднелось нечто более современное: строгий двухэтажный черный прямоугольник, высокое треугольное здание со стеклянными стенами или простое каменное строение, как в прериях, словно напоминая нам, что мы в 2007 году, а не в начале предыдущего века.
        - Потрясающие дома. - Питер нагнал меня. Я сделала шаг назад.
        - Да, один другого лучше, - согласилась я. - А удивительнее всего то, что это не основное жилье, а дополнительное.
        - Как думаете, сколько стоит вон тот большой? - Питер указал на дом с куполами. Он состоял из трех крыльев, каждое из которых могло вместить семью из двенадцати человек.
        ; - Вот это я как раз знаю. Это дом Джека Эйвинса. Он купил его за тридцать пять миллионов после знаменитой сделки с «Хэдлоу холдингз». Основные участники заработали миллионов по восемьсот. Ею занимался Филип.
        Питер вопросительно посмотрел на меня.
        - Нет-нет, он получил лишь свою обычную почасовую плату, и можете мне поверить, он этим весьма недоволен.
        - Ага. - Он сказал это таким тоном, будто ему ужасно хотелось что-то добавить.
        - Не знаю, к чему вы клоните, но это не имеет значения. Просто обратите внимание: прошлому работодателю вы сказали, что он пассивно-агрессивный ублюдок, мне вы говорите, что я слишком дергаюсь и переутомляюсь. Улавливаете связь?
        - Вы на него ни капли не похожи.
        - Но вы все равно находите причины для критики. - Черт, он так классно выглядел в черной пуховой куртке и джинсах.
        - Я вас не критикую. Ну, разве что совсем чуть-чуть. Но вам на самом деле не стоит так все усложнять с расписанием для Дилана.
        Я заставила себя не смотреть ему в лицо, сама удивляясь тому, насколько задетой я себя почувствовала.
        - Что вы имеете в виду?
        - Я имею в виду, что ничего ужасного не случится, если Дилан куда-нибудь опоздает или пропустит чей-нибудь день рождения.
        - Но он любит дни рождения.
        - Нет, не любит.
        - Нет, любит.
        - Извините, но он их не любит, - упрямо продолжил Питер. - Он не любит толпу, это одна из причин, по которой он не хочет вернуться в баскетбол: толпы и шум сбивают его с толку. Он мыслитель, одиночка, в толпе он начинает нервничать. В тот день, когда он сорвался и не смог бросить мяч в корзину, он перенервничал не столько из-за ответственной задачи, сколько из-за того, что там было слишком много народу.
        - Вы с ним об этом разговаривали? Это он так сказал?
        - Да, он.
        С какой стати он считает, что знает, моего собственного сына лучше, чем я? Мне не нравилось, что Дилан открывается перед Питером больше, чем передо мной. Меня охватило раздражение, но я постаралась не показать этого.
        - Я рада это слышать, Питер. Теперь я могу вздохнуть с облегчением. - Я сложила руки на груди. - Дилан не слишком-то склонен к откровенности. Со мной он откровенничает чаще всего перед сном, когда чувствует себя в безопасности в темноте, будто возвращается в материнское лоно.
        - Вам бы тоже неплохо время от времени отходить от расписания.
        - Вы ничего не знаете о том, каково быть в этом городе работающей матерью с тремя детьми. Вы имеете смутное представление о том, как проходит мой день.
        - А попробуйте. Слабо хоть немного отойти от плана?
        - Да никаких проблем. Я запросто могу это сделать.
        - Точно?
        - Да. Но мы не обо мне говорим, а о Дилане.
        - Можно, я вам кое-что посоветую? Ну, давайте же прогуляемся.
        - Давайте, - сказала я неохотно. - Скажите мне, что еще вы думаете. Хотя мне все равно вас не остановить. Меня это не обидит, честное слово. - Но я все равно чувствовала себя задетой.
        - Рад это слышать. - Он явно собирался с силами: сделал глубокий вдох, словно готовился зачитать километровый список моих ошибок. - Вы командуете своим домом, как безупречной телестудией. У каждого ребенка есть расписание своего цвета на доске для записей (а теперь вы хотите то же самое в электронном формате); у всех работников четкий распорядок на каждый день. И от плана никто не отступает. Никогда. И для Дилана это слишком… - Он замолчал.
        Я проследила за его взглядом и уперлась глазами в парочку, которая обжималась на расстеленном на песке большом полосатом одеяле, Девушка перекинула ногу через ноги мужчины, и от них трудно было отвести взгляд, настолько они были увлечены друг другом. Вот только этого нам и не хватало - демонстрации сексуальной страсти, где в качестве зрителей только мы двое.
        Я откашлялась и зашагала быстрее.
        - Ну, мы живем в большом городе, родители работают… Порядок детям только на пользу.
        - До определенной степени. Иногда Дилану лучше побездельничать весь вечер. Черт, да разрешите ему хоть разок уйти из школы пораньше, я его на матч свожу. Ему нужно побыть беззаботным ребенком, если вы хотите избавить его от циничности, чтобы он не думал, что увлекаться чем-то - это не круто. Все так налажено, так размеренно. Некогда присесть и вдохнуть запах моря.
        Он вдохнул соленый воздух и присел на песчаный холмик. Откуда-то сзади подул ветерок, и верхушка волны рассыпалась брызгами.
        - Я никогда не думала, что буду растить детей в городе, я сама не так росла, - напомнила я, сев рядом с ним, но не слишком близко. - Я бы и рада была жить здесь, но работа держит нас в городе.
        - Значит, надо это компенсировать.
        - Ну, я же вас наняла.
        - Просто напряжение городской жизни не дает детям жить счастливо. И матерям тоже.
        - Вы меня, конечно, извините, но что вы знаете о матерях нашего круга?
        - Вообще-то я с ними часто общаюсь, когда забираю детей, вожу их в гости, в парк. Они многое мне рассказывают. Они не воспринимают меня как прислугу, вроде Иветты или Каролины. Они часто мне исповедуются, и это довольно забавно.
        - И что они говорят?
        - Ну, сначала они вроде как хотят проверить, зачем парню такая работа. Когда они с этим разберутся и выяснят, что я работаю над проектом для государственных школ, они очень быстро расслабляются. И начинают разговаривать. Они говорят о мужьях, о том, как они их ненавидят, как их вечно не бывает дома. Все эти «соломенные вдовы» с Уолл-стрит! Я просто слушаю, чтобы они почувствовали, что кого-то волнуют все эти глупости, из-за которых они так нервничают. Одна меня спросила, серьезно так,
«как мужчину», нормально ли, по моему мнению, что подрядчик хочет сто тридцать семь тысяч долларов за ремонт гардеробной ее мужа.
        - Да, это, должно быть, шокирует. Такие суммы…
        - Не просто шокирует. Вас не беспокоит, что ваши дети общаются с этими семьями? - Его волосы от ветра легли на лицо, пара прядей попала в рот, и мне захотелось убрать их. Господи, я что, как Мэри Кей Летурно, та учительница, что переспала со своим тринадцатилетним учеником-самоанцем, отсидела в тюрьме и потом вышла за него замуж? Но потом я вспомнила, что Питер взрослый мужчина ста восьмидесяти сантиметров ростом и всего на шесть лет меня младше.
        - Ну да, но я стараюсь поддерживать правильные взгляды в нашем доме.
        - Но вы не можете противостоять тому, что они видят. Я вчера водил Дилана к Гинзбергам поиграть, и там мать обрабатывала дом, как спортивную машину.
        - Что?
        - У миссис Гинзберг две женщины в белой форме и один мужчина в рубашке с галстуком протирали щели по краю окон ватными палочками. Думаете, это нормальное место для детских игр?
        - Нет, не думаю.
        - А в комнате мальчика шикарные бело-голубые простыни с его инициалами и подушки с оборочками, книги расставлены по алфавиту, а футболки отглажены и лежат в ящиках. Кто вообще гладит футболки?
        - Не знаю, мы не гладим. - Я словно оправдывалась.
        - И сколько стоят эти простыни? Я вас давно собирался спросить.
        - Я не знаю.
        - Знаете. У вас такие же.
        - Не скажу.
        - Тогда я увольняюсь. - Он встал и собрался уходить.
        - Да перестаньте вы! Сядьте! Да, они дорогие.
        - Это просто безумие. Для детской-то спальни…
        - У Дилана футбольные простыни из «Поттери барн».
        - Ну да, конечно, такая большая разница! У вас, мам, вся жизнь уходит на то, чтобы поддерживать одно, организовывать другое, планировать третье. Вроде ваших фантазий об электронном расписании с цветовым кодом.
        Мне не нравилось, что он сравнивал меня с плаксивыми мамашами с детской площадки.
        - У меня не так уж много общего с этими женщинами.
        - Да неужели?
        - Представьте себе, да, Питер. А что, вы не согласны?
        - Я замечаю мелочи. Я вообще хорошо справляюсь с деталями, поэтому я хороший программист. - Он выглядел так мило, когда дразнил меня.
        - И что же вы замечаете?
        - Я вижу, как ваше поведение меняется рядом с ними. Вы просто становитесь сама на себя не похожей.
        - Питер, они - другая человеческая разновидность. - Он начал насвистывать. - Вы шутите, да? Разве по мне не заметно, что я из Миннесоты, и как мне трудно свыкнуться с этой жизнью?
        Он сдвинул темные очки на нос и уставился на меня с непроницаемым лицом.
        - Я не зациклена на покупке одежды, Питер, и на всех глупостях, о которых беспокоятся эти женщины. Вы же это видите, да? - Кажется, я уже умоляла его.
        Он слегка толкнул меня плечом.
        - Может, вы умнее и у вас есть карьера, но вас это тоже задело, даже очень. С моей точки зрения, во всяком случае.
        Черт, а ведь это больно.
        - А вы как тогда живете? Гуляете с друзьями? С подружкой?
        - Что?
        - Хватит говорить обо мне. Давайте уж тогда перейдем на вас.
        - У меня сейчас нет девушки. И если вам так уж обязательно знать, я уехал: из Колорадо по причине разрыва со своей прежней девушкой. Я не спешу завязывать новые отношения. И да, я тусуюсь с друзьями в Бруклине, но и в Манхэттене. И кстати, они куда интереснее ваших знакомых мамаш, - Он вскочил на ноги и побежал: за собакой.
        - Кэтрин не такая! - крикнула я ему вслед, но он уже направлялся к машине.
        На обратном пути мы оба погрузились в свои мысли, но примерно через час я не выдержала и спросила:
        - Ну ладно, дайте мне еще один пример. Что-нибудь в моем поведении, что напоминает светскую даму из Квартала.
        Он улыбнулся своей убойной улыбкой и почесал подбородок, а потом усмехнулся.
        - Ага, есть пример.
        - Какой? - Мне было не по себе.
        - Ваши леопардовые подушки.
        - Мои что?
        - Ваши леопардовые подушки. В каждой чертовой квартире на большом диване в гостиной лежат совершенно одинаковые леопардовые подушки, где-то двадцать на тридцать сантиметров, с нарядными шелковыми кисточками. Две подушки, по обоим концам дивана, поверх других, тоже дорогущих на вид подушек.
        Мне стало неуютно. Он продолжал.
        - Каждый раз, когда кто-то приходит в дом, вы сразу идете к этим двум подушечкам и как следует их взбиваете, прежде чем открыть дверь. Меня это ужасно забавляет.
        Этот парень, словно наблюдательное устройство ЦРУ, вышел именно на тот предмет, который втянул меня в этот мир много лет назад. И он был прав: эти леопардовые подушки действительно были символом. Метафорой этой жизни. Я помню, как впервые зашла в гости к Сюзанне, зная, что мне далеко до ее класса и стиля. Я говорила себе, что мне все равно, хотя на самом деле, конечно, мне было не совсем все равно. Естественно, я хотела, чтобы друзья Филипа, этот замкнутый инцестуозный мирок богатых людей, меня приняли.
        Я хотела быть такой, как она, но знала, что по природе своей я этого не сумею. Я села на ее диван и взяла в руки лежавшую рядом мягкую подушечку: я разглаживала пальцами мягкий бархат, обводила желтые и коричневые разводы, подергивала желтые шелковые кисточки, теребила изящное плетение по краям. Я хотела точно такую же подушку. От нее так и веяло деньгами, стилем, уровнем жизни.
        Через две недели, когда из «Ле декор франсэз» прибыли мои собственные леопардовые подушки в коробке, завернутой в розовую оберточную бумагу и перевязанной белой лентой, я положила их на свой диван. И с тех самых пор они помогали мне чувствовать себя членом клуба, к которому я не принадлежу.
        Но я не могла вот так просто сдаться.
        - Питер, я не понимаю, какое отношение дурацкие леопардовые подушки имеют к этому разговору.
        - Думаю, вы переняли у местных больше, чем сами заметили.
        Я ударила его сумочкой по руке, гадая, что бы он сказал, если бы знал, что подушки обошлись мне в две с половиной тысячи долларов.

        Глава 11
        Тухлые яйца
        Прямо перед нами шагала по тротуару женщина в юбке с высоким разрезом сзади и высоких ботинках из крокодиловой кожи, прямо как модель на подиуме; ее юбка распахивалась до самых трусиков, демонстрируя загорелую ногу идеальной формы. Прошла неделя с поездки к морю, мы с Питером покончили с разными мелкими делами и поворачивали за угол к школе Дилана. Я заметила, что это зрелище вызывает у Питера улыбку.
        Ингрид Харрис - женщина слишком стильная, чтобы тужиться. Кроме великолепных ног, она могла похвастаться аккуратной выпуклой попкой и грудью, как у Барби. Я вдруг вспомнила, как один раз сидела на детской площадке на Семьдесят пятой улице, Дилану тогда было лет шесть; мамочки разговаривали о том, как они ненавидят тренировки, Ингрид там, конечно, не было, но ее старший сын, игравший с Диланом неподалеку в песочнице, услышал наш разговор.
        - У моей мамы тоже есть тренер, - заявил Кон-нор. - Его зовут Мануэль. Он из Панамы; он мне оттуда гитару привез. - Мы все знали Мануэля, чернокожего атлета с шикарным телом, работавшего в дорогом спортзале неподалеку. И нашу Ингрид с ее сверхактивным сексуальным аппетитом мы тоже хорошо знали; он у нее включался при виде мало-мальски привлекательного мужчины. Она смотрела порнофильмы, когда муж был в отъезде. А среди ее любимых фильмов как раз была порнушка с неграми.
        - Хотите, расскажу секрет? - продолжил Коннор.
        - Конечно, милый, - подбодрила его Сюзанна.
        - Мама с Мануэлем занимаются в телевизионной комнате, - сказал Коннор, - а после занятий немножко вместе спят.
        Я снова взглянула на Питера. Его все еще завораживал тот факт, что ягодицы у Ингрид были размером с грейпфрут.
        Я стукнула его по руке.
        - Подберите челюсть.
        Иветта ждала у ступеней школы с Майклом и Грейси в двойной прогулочной коляске. Пока я обнимала их, вытаскивая из сидений, до нас все тем же модельным шагом добралась Ингрид.
        - Ну и кто этот шикарный мужчина?
        - Привет, Ингрид. Это Питер Бэйли. А Иветту ты знаешь.
        - Такой красавчик!
        - Руки прочь.
        - Приятно познакомиться, Ингрид. У вас здесь сын учится? - Питер суетливо протянул ей руку, выкатив грудь колесом. Я вдруг стала невидимой, и мне это совсем не понравилось. Она пододвинулась поближе, так что ее силиконовая грудь оказалась в миллиметре от его руки.
        - Да, Коннор. Он ровесник Дилана. Вы в Нью-Йорке в гостях?
        - Он работает у нас в семье. - Я шагнула вверх по лестнице, держа своих отчаянно извивающихся малышей.
        - Мамочка! - захныкала Грейси. - Я же сказала Иветте, что хочу остаться дома.
        - А я сказала Иветте, что хочу вас повидать и сходить с вами в парк, когда у твоего брата закончатся уроки. - Я нежно погладила ее пальцем по щеке.
        - А я не хочу! - Она возмущенно посмотрела на меня. Майкл, соскучившись у меня на руках, резко выгнул спину и чуть не полетел вниз. Питер одной рукой схватил меня за локоть, чтобы помочь мне сохранить равновесие, а другой придержал спину Майкла. Ингрид с растущим интересом наблюдала за его ловким маневром.
        - И у него своя компания по программному обеспечению.
        - Он еще и умный? О-о-очень мило. - Ингрид слегка раздула ноздри.
        - Ингрид! - предупреждающе воскликнула я, но она это благополучно проигнорировала. - Я купила несколько билетов на благотворительный прием Дюпон. - Речь шла о грядущем приеме в музее Дюпон, где основной темой были белые ночи в Эрмитаже. Только разговором я и могла притушить вспыхнувшее между ними пламя. Я была права: все это сплошная фантазия. Питер мною совсем не интересовался, его ко мне даже не тянуло. Ямочка на его левой щеке стала глубже, когда он улыбнулся Ингрид. Вот так выглядит заинтересованный мужчина. Я чувствовала себя как типичный комедийный персонаж - толстая подружка главной героини, ни разу ни с кем не переспавшая.
        Ингрид повернулась ко мне.
        - Я видела, ты купила два билета. Молодец, если учесть, что половина совета директоров Пемброука состоит в комитете, купить самые дорогие билеты гала-уровня очень умно.
        - Грейси поступает туда в следующем году.
        - Что я делаю, мамочка?
        - Ничего, дорогая.
        - Все прекрасно понимают, почему ты купила эти билеты. А платье у тебя хорошее?
        - Мне некогда было о нем подумать. - Питер даже глазом не моргнул с тех пор, как она подошла. Я сделала шаг так, чтобы встать перед ним.
        - А пора бы. Платье - это самое важное. После первого декабря ты уже ничего не найдешь. Всю зимнюю коллекцию расхватают.
        - Одежда для Джейми не важна, - сказал Питер.
        Ингрид положила руку ему на предплечье.
        - Да неужели? Она прогрессирует!
        Он заливисто расхохотался, будто никогда ничего умнее не слышал, и уставился на нее с тупым видом.
        - Тема бала - русские цари, потому что это последний мировой тур яиц Фаберже перед тем, как они перейдут в частное владение, - напомнила мне Ингрид. - И помни, не просто цари, а белые цари!
        - Может, мне записать? - спросил Питер.
        - Спасибо, я справлюсь, пора за Диланом, - сказала я, искоса взглянув на него.
        Он глянул на часы.
        - Еще три минуты.
        - И дело не только в платье - не забывай про белый мех. Нет, ты, конечно, помнишь, я просто на всякий случай сказала.
        - Ты шутишь? Нет у меня белого меха!
        - Не кокетничай, Джейми. Белые ночи, белый мех! Как Джули Кристи в «Докторе Живаго». - Она наклонилась поближе и прошептала: - У меня будет соболь ванильного оттенка. Короткая накидка с капюшоном. - Она указала рукой точную длину своих мехов. - У Денниса купила. Отличная цена!
        - Это примерно сколько? - поинтересовался Питер. Я знала, он просто накапливает информацию, чтобы потом атаковать меня.
        - Девятнадцать, - прошептала она.
        - Девятнадцать сотен? - шепнул он, опасно близко склоняясь к ее уху.
        - Девятнадцать тысяч! Ты с какой планеты, парень?
        Питера явно замутило.
        - Пожалуй, я пойду за Диланом.
        Ингрид развернулась и отправилась вслед за ним. Я инстинктивно попыталась схватить ее за плечо, чтобы остановить, но она успела ускользнуть.
        Кто-то похлопал меня по плечу. Это оказалась Кристина Паттен, та самая, что переживала из-за мини-кексов. Школьные мамаши совсем меня замучили, Кристину отличали орлиный профиль и каштановые вьющиеся волосы до плеч. На ней был кремовый брючный костюм и десяток дорогих на вид золотых цепочек, падавших на кремовую шелковую блузку. А еще она выглядела очень недокормленной.
        - Я слышала, вы тут говорите о царском гала-приеме в музее.
        - Мам, пойдем? Мне холодно! - Грейси потерла сонное личико.
        - Все уже купили столы. А кто будет за вашим?
        Я купила два билета, а не стол. Да мне и не заполнить будет целый стол. Я не решилась бы тащить на этот бал близких друзей с работы - их не интересуют светские мероприятия. Сюзанна, моя главная светская приятельница, на той неделе, когда будет прием, уезжала из города и в музей не собиралась. Приходилось тянуть с ответом.
        - Джейми, так с кем ты сидишь? - Кристина встревожилась.
        - Ма-ам! - завопил Дилан. Питер тащил его на спине вниз по лестнице.
        - Секундочку, Кристина. Здравствуй, милый. - Я обняла Дилана, который быстро отдернулся - его друзья были где-то рядом. Присев на корточки, я посмотрела Грейси прямо в глаза. - Если ты позволишь мне надеть тебе пальто, я скажу, кого я нашла сегодня утром. Засунь руку ко мне в сумку.
        Грейси заглянула в сумку, широко распахнув глаза. Выудив грязную потрепанную мягкую игрушку - набитого крошечными шариками маленького пурпурного жирафа, - она прижала его к шее.
        - Ты нашла Пурпи! - Игрушка пропала три месяца назад. Грейси крепко-крепко обхватила меня за ногу, а потом побежала знакомить Питера с Пурпи.
        - Джейми, так с кем ты сидишь на «Белых ночах»? - настаивала Кристина. - Если ты не придумаешь, то вас посадят с дальнего края, в самую Сибирь.
        - У Филипа там будет кто-то из партнеров. - Ну, во всяком случае, мне казалось, что кто-то из его партнеров собирался туда пойти.
        - Лучше проверь, чтобы это были правильные партнеры. У всех уже давно распланированы столы.
        Питер мне этого не спустит с рук, и, конечно же, у меня не было ни белого платья, ни ванильной меховой накидки до локтей. Я представила себе всех этих женщин в платьях от Гуччи или Валентино или в белых атласных брюках и бисерных кофточках с открытой спиной. У меня так обострилась интуиция, что, задумавшись о намерениях Кристины, я предположила, что, может, удастся сесть с ней.
        Разве она не целилась меня пригласить? Она всегда считала меня «интересной», потому, что у меня была настоящая работа, и я зарабатывала деньги. Ну и подход!
        - Знаешь, у Роджерсов в начале этой недели изменились планы… - Она явно меня испытывала.
        Я снова присела на корточки и занялась шарфом и перчатками Грейси, обдумывая ситуацию. Ну да, мы подали заявления в несколько хороших школ, но я хотела, чтобы Грейси попала в Пемброук. Из всех частных школ города там были самые лучшие, самые творческие учителя и самый разнообразный состав учащихся. Но состязание за место было серьезное. Для новеньких, у которых в школе не учились сестры, было всего около двадцати мест, и я вовсе не была уверена, что мы сможем устроить ее в школу без помощи женщин из совета директоров. Кристина дружила со всеми из них. Но на что я готова ради своей цели? Кристина продолжала.
        - …так что у меня два свободных места. Я буду рада, если вы присоединитесь к нам. Я уверена, что Джорджу будет ужасно интересно узнать о том, как работает «Вечер новостей». Он каждый день газету читает!
        Я нырнула в бездны светского порока.
        - Мы с Филипом с удовольствием посидим с вами. Спасибо, что пригласила.
        - Ну и отлично, тогда всё решено. Я пошлю тебе кое-какую информацию о выставке Фаберже, чтобы ты смогла получить максимум удовольствия от вечера. - Кристина махнула мне рукой и пошла по улице прочь от нас, ведя двух своих малышей в одинаковых охотничьих курточках. Воротники у них были подняты, чтобы все видели на обратной стороне фирменную коричневую шотландку от «Берберри».
        Питеру даже не нужно было ничего говорить о светских дамах, я и так знала все, что он думает.
        - Можешь сколько хочешь дразнить меня, но по статистике в нью-йоркский детский сад сложнее попасть, чем в Гарвард.
        Тротуар был забит мамами, нянями и детьми, которых только что забрали из школы. Пока мы пробирались вдоль Квартала, Дилан отошел в сторону поболтать с друзьями, а Грейси взяла меня за руку. Иветта шла за нами с малышом в коляске.
        - Может, у меня и есть работа в большом мире, но в конце рабочего дня я возвращаюсь сюда. И иногда, к сожалению, приходится идти на компромиссы.
        - Ну и? - Он явно не желал меня понять. - Вы считаете, что ради этого стоит проводить большую часть времени с людьми, которые вам не нравятся?
        - Ну да, я купила билеты на дурацкое мероприятие, посвященное яйцам, чтобы устроить дочку в начальную школу. Очень страшно. Хватит об этом. Моя жизнь не на том сосредоточена, и ты это знаешь.
        Он вздохнул и остановился.
        - Знаю. Но я потому вас так достаю, что я вроде как был в похожей ситуации.
        - О чем это ты?
        - Ну, не совсем в такой… Помните, я вам на пляже начал рассказывать. Я хочу сказать, что вырвался из круга отношений, которые меня не устраивали, и из места, которое мне не подходило - или я ему не подходил. Я вам не говорил, потому что к делу это отношения не имеет, но теперь, раз мы… Ну, в общем, я работал в фирме моего отца, вы ее знаете. И я встречался с одной девушкой, все было очень серьезно. Все считали, что мы идеальная пара; она была из хорошей семьи, ее родители дружили с моими, и вообще она во многом была замечательная. - Он замолчал, вероятно подумав, не слишком ли личный получился разговор, но потом все равно продолжил: - Да ладно, в общем, она забеременела, и нам пришлось всерьез задуматься о нашем будущем. Мы даже начали выбирать дом, и все на нас давили в этом направлении. И вдруг я осознал, что погружаюсь в кошмар, превращаюсь в типичного папашу из пригородов - мне это совершенно не подходило, и ей тоже. Она проснулась как-то утром и поняла, что непременно должна сделать аборт - она знала, что я ее в любом случае поддержу. Так что она пошла и сделала аборт. А потом я сорвался.
        - Потому что ты хотел ребенка?
        - Ну конечно, я хотел ребенка. Я ужасно хочу детей, но я чувствовал в глубине души, что момент был неподходящий. Я сорвался потому, что понял: еще один шаг, и я попал в ловушку того образа жизни, который абсолютно мне не подходит. Совсем чуть-чуть оставалось.
        - И что было дальше?
        - Все закончилось достаточно неприятно. Мы разругались и разошлись. Но с ней у меня бы все равно ничего не получилось, да и я не очень-то ей подходил. А потом мои родители узнали про аборт, и все стало еще хуже. Возможно, где-то аборт - нормальное явление, но не там, откуда я родом. Отец все повторял, что не может поверить, что мы вот так легко пошли на аборт. А я всякий раз говорил ему, что не переживал ничего труднее в своей жизни, но он меня не слышал. Мы разругались. Он не понимал, что нами руководило, что мы пережили. Так что я просто уехал. Мы уже год почти не разговариваем.
        - Родители не вечно сердятся, - сказала я.
        - Я знаю. И дело не в этом. Дело в том, что я жил в мире, который мне не подходит, и мне потребовалась настоящая драма, чтобы осознать это.
        - И что ты предлагаешь? Бросить мою жизнь здесь? Уйти с работы и куда-нибудь переехать? Сорвать семью с места и вернуться в Миннесоту?
        - А мистер Уитфилд в такие планы вписывается?
        - Ну, я…
        - Я не хотел лезть не в свое дело. Просто…
        - Что «просто»?
        - Не будем об этом, Джейми.
        - Да, так, наверное, благоразумнее.
        - Ага. - И он посмотрел на меня.
        Мне было неприятно осознавать, что он раскусил Филипа, хотя на это особого ума не требовалось.
        - И вообще, - продолжила я, - твои проблемы с отцом никак не связаны с тем, что я подлаживаюсь к каким-то дурочкам, чтобы облегчить жизнь своей семье.
        - Но сходство есть, и это все, что я хочу сказать, - отозвался он. - Не стоит всю жизнь жить по чужому сценарию. Это сведет вас с ума.
        Уже свело.

        Глава 12
        Бойся исполнения планов
        На следующее утро Эбби распахнула мою дверь так, что со стены упала наградная табличка Национального пресс-клуба. Я посмотрела на нее и покачала головой. На ней был очередной ужасный костюм от Энн Тэйлор, прямиком из прошлого века, на этот раз ярко-красный.
        - Ты опять смахиваешь на агента по прокату автомобилей.
        - Это все круговорот психологического давления. Ты выливаешь на меня то, что каждое утро обрушивают на тебя дамы с Парк-авеню.
        - Никакое это не давление. Я пытаюсь принять чрезвычайные меры в зоне катастрофы. Ты не можешь больше носить этот костюм, он из восьмидесятых.
        - Мне наплевать. - Она села перед моим столом.
        - Ладно, это твоя жизнь. - Я взяла первый лист «Таймс», а Эбби следующий.
        Через несколько минут она взглянула на меня поверх газеты.
        - Вообще-то я пришла сделать тебе комплимент, но это, наверное, ни к чему. - Она принялась насвистывать.
        - Сделай.
        - Сначала скажи мне, что я хорошо выгляжу. - Она скрестила руки на груди.
        - Не могу. Мне бы для этого пришлось соврать. Она сдула пену со своего латте, решая, стоит ли проявить любезность.
        - Где ты была во время утреннего совещания?
        - Я пытаюсь изучить все новости по Терезе. И с детьми сейчас куча проблем. В школе Дилана меня втянули в дурацкую затею с вечеринкой с яйцами, и это требует времени и сил, которых у меня нет. От этих переходов от Фаберже и мехов к республиканским адюльтерам у меня голова кружится.
        - Фаберже и мехов?
        Я откусила большой кусок рогалика с маслом и сказала с набитым ртом:
        - Нет настроения рассказывать.
        - Одна из твоих светских затей? Какое-нибудь мероприятие в Центральном парке с твоими богатыми подружками, у которых шляпы по семьсот долларов?
        - Они мне не подруги.
        - А что за вечеринка с яйцами?
        - Ну, она посвящена яйцам Фаберже.
        - И ты ими всегда так увлекалась.
        Я закатила глаза.
        - Я бы не ввязывалась в это, если бы не школа для Грейси; на самом деле это благотворительная акция в пользу Эрмитажа.
        - Санкт-Петербург. Ну да, твое любимое местечко.
        Она схватила у меня с полки журнал «Мэдисон-авеню». Ну вот, надвигается цунами.
        Я попыталась вырвать журнал, но она прижала его к груди. Пролистнув страницы, она добавила:
        - Смотри, вот показ антиквариата от Армори в пользу детской школы в Гарлеме, а вот тут шикарная особа.
        - Я знаю, Эбби. Я выгляжу, как идиотка.
        - Нет, Ты выглядишь так, будто влетела головой в огромный абажур.
        - Это был дорогой абажур.
        Она схватила фотографию.
        - Здесь написано: «Сюзанна Брайерклифф с подругой». Они что, не знают, как тебя зовут?
        - Не знают.
        - У тебя здесь нос красный. Почему на тебе розовый костюм, и если это Шанель за четыре тысячи долларов, пожалей меня и не говори мне об этом, И что это за огромная розовая летающая тарелочка у тебя на голове посреди зимы?
        - Так уж принято. И это все, что я могу тебе сказать.
        Я включила компьютер и стала просматривать заголовки сайтов новостей, пока Эбби читала светскую хронику в «Нью-Йорк пост».
        - Так чем ты собиралась меня порадовать?
        - Назначение нового секретаря департамента внутренней безопасности. - Она отложила
«Пост» и разложила на моем столе три аккуратно надписанные карточки.

1. Слушания по департаменту внутренней безопасности. Джейми Уитфилд, продюсер: отдел новостей.

2. Слушания по департаменту внутренней безопасности. Джо Гудмэн, ведущий: студия.

3. Слушания по департаменту внутренней безопасности. Эрик Джеймс, исполнительный продюсер: операторская.
        Я покачала головой.
        - Эбби, у нас разговор, а не прямая трансляция.
        - Мне с карточками легче.
        - Мы это уже обсуждали. Меня они бесят.
        - Ты отвечаешь за работу отдела новостей.
        - Я умею читать.
        - Вот видишь, когда прочтешь это своими глазами, все становится ясно! - радостно ответила она.
        - Это, конечно, большая честь, но меня беспокоит, что потребуется работать больше, чем я рассчитывала.
        - Эрик Джеймс сказал перед всеми сотрудниками, что выбрал тебя, потому что ты хорошо работаешь в стрессовых ситуациях. Кажется, после утреннего совещания было еще одно, более узкое, но ты, наверное, его тоже пропустила.
        - Странно, почему меня еще не уволили.
        - А, ну да, конечно, ты всего лишь продюсер главного скандального политического сюжета года.
        В мой кабинет прошествовал Чарльз; он сел на кушетку в свой обычный угол, скрестил длинные ноги, открыл бутылку имбирного пива и тоже обрушился на меня.
        - Ну как, ты готова к горяченькому после того, как выйдет этот сюжет?
        - Перестань.
        Он принялся покачивать носком ботинка.
        - Я всего лишь забочусь о тебе. Ну и параллельно занимаюсь превращением своей карьеры в бессмысленную возню.
        - Я и сама в состоянии о себе позаботиться. И даже не напоминай мне про бессмысленную возню.
        У меня зазвонил телефон.
        - Это я, Питер. Все в порядке.
        - Что случилось? - Я развернула кресло к окну.
        - Дилан у школьной медсестры. Он говорит, что у него болит живот.
        - Утром все было в порядке…
        - Джейми, так он вам не говорил о футбольном матче?
        - Каком еще матче?
        Я занервничала; я уже и так была на взводе, и мне трудно было переварить мысль о том, что мой сын доверял Питеру больше, чем мне.
        - Питер, я занята. Я знаю, я всегда занята, но сегодня больше обычного… Нет, он мне ничего не говорил. Что за матч, почему он расстроен?
        - Он мне вчера после школы сказал. Они начинают заниматься футболом на физкультуре в школе, и он боится. Он говорит, что не бежит к мячу потому, что не хочет получить по лодыжкам. И он считает, что играет хуже всех в классе. Говорит, что это тупое занятие. И живот у него не болит. Ну, то есть не по-настоящему, но медсестра позвонила мне, потому что ваш мобильник не отвечал, и она хочет, чтобы кто-нибудь приехал в школу.
        - Питер, прямо сейчас я никак не могу.
        - Да не беспокойтесь. Наверняка он не будет против, чтобы я приехал. - Я впервые в жизни осознала, что другой человек, возможно, сможет лучше утешить моего сына. И я доверяла Питеру.
        - Спасибо. Правда, спасибо. Я поговорю с ним, когда вернусь домой.
        - Не надо.
        - Разумеется, поговорю!
        - Нет, позвольте мне. Я отвезу его домой, мы перекусим попкорном, а потом поиграем в шахматы и поговорим. Пожалуйста, не заводите разговора с ним, пока не поговорите со мной. Ладно?
        - Ну ладно, хорошо. Держите меня в курсе, и спасибо вам. До свидания. - Я повесила трубку и уставилась в окно. Я была рада, что Питер достучался до моего сына, но мне не нравилось при этом сидеть в стороне и ждать. Не был бы он так обаятелен, я бы протестовала больше.
        - Нянь спешит на помощь? - Чарльз посмотрел на меня с нехорошей улыбкой.
        - Что? - огрызнулась я.
        - Да ничего. Просто забавно, что твой мужественный нянь все время тебе звонит.
        - Может, хватит? Так что у тебя там за новая возня?
        - А угадай!
        - Париж? Рио?
        - Даже лучше. Институт Джейн Гудолл. К две тысячи пятнадцатому году крупные обезьяны могут вымереть. Я еду в национальный парк Гомбе.
        - Классно, ты на сафари, а я в глушь на Миссисипи.
        - Интервью все еще в четверг?
        - Ага.
        - А доказательства-то у тебя есть? - спросил Чарльз. - Последний раз, когда мы разговаривали, их было маловато.
        - Да есть, конечно. - Я загнула палец. - Во-первых, она расскажет обо всех деталях их взаимоотношений перед камерой.
        - Но это просто ее слово против его, а он все отрицает, - резко отозвался Чарльз. Он учился в Вестминстерской школе в Атланте и в Йельском университете, и там его научили разговаривать с чувством собственного превосходства. Он вечно вел себя так, будто знает больше меня, и, к сожалению, так оно обычно и было.
        - Ну, еще пленки. Где она говорит: «Ах ты, пес». А он говорит: «Я хочу твою попку, хочу…»
        - Но вы не можете это использовать.
        - Мы совещаемся с юристами насчет того, как использовать эти пленки.
        - Как я слышал, целых четыре эксперта не могут договориться насчет того, чей там голос на пленке. - Чарльз просто пытался помочь мне, ища уязвимые места в сюжете, чтобы я могла разобраться с ними до эфира, но я так устала, что все это начинало меня раздражать.
        - Три эксперта подтвердили, что мужской голос принадлежит Хартли, и только один не согласился, - огрызнулась я. - Это значит, что большинство поддерживает версию с Хартли. Это второй пункт. Ты же сам слышал пленки и сказал, что они звучат достоверно!
        Он пожал плечами.
        - Я дотошен, как всякий гомик: я просто проверяю, вес ли у тебя готово. Давай дальше.
        Я продолжила, загибая уже третий палец.
        - У нас есть фото их двоих и некоторых его помощников.
        - Джейми, на этом фото нет ничего компрометирующего.
        Чарльз был прав. В качестве доказательства я предпочла бы фотографию Хьюи Хартли и его козочки, милующихся где-нибудь в парке.
        Эбби положила мне на стол карточку: «Известный свидетель - служащий похоронного бюро».
        Я приложила карточку ко лбу.
        - Пункт четвертый: служащий местного похоронного бюро поклялся мне, что они были вместе и выглядели влюбленными. Под запись и перед камерой он сказал следующее:
«Когда смотришь на них вместе, то непонятно, где кончается один и начинается другая».
        Я уже несколько раз ездила в Миссисипи на пару дней, чтобы все проверить, надеясь найти людей, которые видели Терезу и Хартли вместе и смогут подтвердить ее рассказ. Я откопала еще аргумент:
        - И это ведь парень из похоронного бюро сказал…
        Зазвонил мой телефон.
        Это был Эрик Джеймс, исполнительный продюсер.
        - Сюрприз, Джейми. Большущий сюрприз. Юристы руководства недовольны твоим сюжетом.
        - Да неужели? - Я посмотрела в сторону Эбби и Чарльза, изобразив наивное изумление.
        - Они просто нытики, - сказал Эрик.
        Я прикрыла трубку рукой и прошептала друзьям:
        - Эрик в бешенстве.
        Эбби наклонилась поближе и беззвучно сказала: «А почему?» Я пожала плечами и подняла, руку, жестом прося ее хоть раз в жизни помолчать.
        Он продолжил:
        - Они беспокоятся, потому что сторонники Хьюи Хартли на своих сайтах готовятся к бою. Ругают Терезу, пишут ядовитые статьи, собирают силы…
        - И что?
        - И как я сказал, юристы канала нервничают. Они придут в два часа. Подойдешь в мой кабинет?
        - Ага.
        - И Чарльза возьми с собой.
        Я повесила трубку.
        - Чарльз, тебя тоже завербовали.
        - И чего они теперь хотят?
        - Начальство опять боится блоггеров с их интернет-дневниками. Уже второй сюжет за месяц. Просто удивительно, до чего они нервные.
        - И правильно, - сказал Чарльз непривычно серьезно.
        - Слушай, мы уже пятьдесят лет работаем! - напомнила я ему. - Крупнейшие блоги читает максимум две тысячи человек, а «Вечер новостей» смотрят пятьдесят миллионов.
        Чарльза моя реплика привела в ужас.
        - Ты очень сильно ошибаешься.
        - Нет, это ты ошибаешься. Не все такие же одинокие зануды с компьютерами, как ты. Мои родители вообще не знают, что такое блоги.
        - Ты хоть их читала?
        - Ну да, конечно. Я читала «Хаффингтон пост», и «Медиа бистро». Журналисты, которые почитывают и пописывают статеечки друг для друга.
        Он сел на диван.
        - Ты не представляешь, о чем говоришь. Блогов миллионы, и среди них тысячи очень качественных, которые идут с нами ноздря в ноздрю. «Ежедневный кос» у левых, Хыо Хьюитт у правых…
        Эбби достала карточку и прочла: «Пятьдесят блогов в конце 1999 года и почти 60 миллионов сейчас».
        - Ну и что? Производительность работы контор падает, потому что люди весь день убивают время сидя в Интернете, - сказала я. - Ты правда думаешь, что блоггеры способны сравняться с огромным каналом вроде Эн-би-эс?
        - Блоггерам, чтобы заставить нас дергаться, достаточно нажать на кнопку и отправить файл. Газеты и телеканалы уже давно перестали быть единственными источники информации, - объяснила Эбби. - Блоггеры могут просто написать, мол,
«источники утверждают», а нам приходится все проверять. Так что они ускоряют цикл прокрутки новостей и контролируют освещение темы.
        - Ага, - сказал Чарльз, - они нас все время обставляют.
        - Да ничего подобного! Ты преувеличиваешь.
        Чарльз снисходительно посмотрел на меня.
        - Да неужели? А история Моники Левински в блоге Мэтта Драджа - это что, по-твоему, мелочь?
        Эбби перебила его.
        - Про Монику не Драдж раскопал. Это все «Ньюсуик». Драдж просто первым сообщил, что Майкл Исикофф из «Ньюсуика» сидит на этой истории, но у самого Драджа информации на этот счет не было. А первыми в эфир это вообще выпустили Крис Власто и Джеки Джадд на Эй-би-си.
        - Ну, хорошо, Эбби, - сказал Чарльз. - Но есть и другие сюжеты.
        Эбби начала считать, загибая пальцы.
        - На сайте MemoryHole.com было опубликовано первое фото вывозимых из Ирака американских гробов. Администрация Буша старалась этого избежать из-за ассоциаций с Вьетнамом. На сайте Instapundit.com появилась информация про речь Трента Лотта на вечеринке в честь дня рождения Строма Термонда, в результате чего стало известно, будто он выступает за сегрегацию, и…
        Чарльз добавил:
        - Подумаешь, Лотт в результате всего лишь потерял должность руководителя сенатского большинства. Meлочь, в общем-то.
        - Ну, хорошо, они обставили нас с парой сенсаций, бывает и такое, - возразила я. - И потом, они ведь в большинстве своем правые, так? Как те ребята из организации
«Быстрые лодки», испортившие репутацию Джону Керри как кандидату в президенты?
        - Да. Вообще-то тут я соглашусь с Чарльзом, - сказала Эбби. - Блоггеры появились прежде всего справа, чтобы уравновесить обычные средства массовой информации, которые они считали слишком левыми, Но теперь там целый мир, самые разные мнения, как с левой, так и с правой стороны. Уверяю тебя, в Интернете хватает блестящих блоггеров. - Эбби уже шесть минут как не вытягивала ни одной карточки. Я ею гордилась.
        Я посмотрела на своих друзей и улыбнулась.
        - Отлично. Я читаю «Нью-Йорк таймс», «Ньюсуик» и еще пятнадцать журналов, чтобы быть в курсе дела, и все равно отстаю - по блоггерам. Первый раз в жизни я благодарна вам за вредность - теперь я хоть не буду выглядеть полной идиоткой перед начальством.

        Глава 13
        Тревоги за кулисами
        - Пошлем этого педика с йельским дипломом еще раз все проверить, - бубнил в телефон шеф отдела новостей Билл Магуайр возле офиса Эрика. - Он работает тщательно, как и все они. Пусть сядет на следующий же рейс до Джексона…. да.
        Чарльз шел в десяти шагах от меня и не слышал, но если бы и услышал, не удивился бы. Чарльз был любимый продюсер Магуайра, несмотря на все его гомофобские фразочки. Магуайр, очень темнокожий мускулистый негр со стрижкой ежиком, вырос на Спокейн-авеню в Гэри, в штате Индиана. Он отслужил в морской пехоте после того, как получил диплом с отличием по политологии в университете Де Пау. Каждый день он одет в один и тот же черный костюм, белую рубашку, черный галстук и до блеска начищенные туфли. Он не принадлежал к числу тех сладкоречивых деловых людей, которые на одном шарме прямо из Гарварда попадают в президентское кресло. Магуайр отличался острым языком и резкими и прямыми манерами. Он умел держать нас в руках: может, ему помогал опыт морского пехотинца, а может - блестящий ум, но слабо слепленные сюжеты он распознавал сразу. К тому же он был здоровый черный мужик ростом метр девяносто, и он умел пугать нас до полусмерти.
        Мы с Чарльзом вошли в офис Эрика, Магуайр остался снаружи, продолжая выстраивать боевые планы.
        Эрик Джеймс вышел из-за стола, сел в кресло и наклонился к нам. С обеих сторон подтяжек у него на плечах выступили складки жира. Он закатал рукава.
        - Итак, правила вы знаете. Джеральдина и Пол выжмут вас досуха юридическими вопросами о надежности Терезы Будро и разговорами о блоггерах. Чарльз, ты пока особо не высовывайся. Потом мы поговорим о поступивших к нам тревожных сообщениях относительно тайных планов лагеря Хартли.
        Сидевший в кресле Гудмэн подмигнул мне, и тут в комнату вошли убийственно серьезные Джеральдина Кац и Пол Ларксдейл с одинаковыми коричневыми портфелями. Джеральдина однажды спросила меня, чем я могу доказать, что Майкл Джексон действительно король поп-музыки. В другой раз ей потребовались документы, подтверждающие мое заявление о том, что сономская диета «готовит вас к лету». «Как вы докажете, что потеря веса означает готовность к лету?» Она была полная, несимпатичная и питала слабость к повязкам на голову от Фенди. Ее помощник Пол своей дурацкой стрижкой и тяжелым подбородком напоминал агента ФБР. Он пытался изображать «хорошего полицейского» (в то время, как она играла роль «плохого полицейского»), чтобы завоевать наше доверие, но мы видели их игры насквозь. Все продюсеры ненавидят юристов телеканалов, и я полагаю, это взаимно. Но я все же не могла обвинить их в излишней бдительности по отношению к скандальной истории Терезы - слишком велик был потенциал для судебных исков. Заседание начал Эрик.
        - Как мы знаем, лагерь Хьюи Хартли готовится к бою по делу Будро. Правых блоггеров снабдили материалом, чтобы начать атаку на наш сюжет, как только он выйдет в эфир, и Джеральдину с Полом беспокоит общественный резонанс, который вызовет эта атака среди сторонников республиканцев.
        Гудмэн перебил его:
        - На сайте «правоедело. орг» уже учредили круглосуточную вахту.
        Даже я слышала про этот анонимный и очень влиятельный сайт, который дирижировал усилиями крайне правых. Его авторы, анонимные спецы по политике, ежедневно выискивали слабые места в сюжетах и статьях «либеральной пресс-элиты». Особенно они воевали с новостями Эн-би-эс и конкретно с Гудмэном, мстя ему за десятилетия, как они считали, несправедливого обращения с консерваторами.
        Джеральдина Кац продолжила:
        - Один из наших источников в конгрессе советовал нам опасаться этой Будро и ее правых знакомств…
        Гудмэн расхохотался.
        - Я с ней встречался. Она настоящая. Она знает про Хартли слишком много.
        - Может, она и правда много знает про Хартли, но она ненадежный источник.
        Дверь распахнулась.
        - Вообще-то это мой источник. - Билл Магуайр ворвался с таким видом, будто собирался заставить нас сделать четыре сотни отжиманий. Мы с Чарльзом заерзали на своих местах.
        - Джейми, если мои люди не ошибаются, все это и вправду серьезно, и тогда дела наши - дерьмо. Эти чертовы блоггеры, «правоедело. орг» - они там все чокнутые. Вы читали, что они пишут? Их лучше остерегаться, а то они нас быстро в клочья порвут.
        - Слушай, я член Республиканской партии, - сказал Эрик. - Не надо мне читать лекцию о правых в этой стране. Да успокойтесь вы, ситуация у нас под контролем.
        М'агуайр сел на кушетку напротив меня и, упершись ручищами в дальний конец журнального стола, наклонился так, что его лицо оказалось меньше чем в полуметре от моего.
        - Я хочу, чтобы Чарльз Уортингтон поехал туда и взглянул еще раз на твои находки. - Он повернулся к Чарльзу. - Займись ими, в общем. Ты же тоже из этих чертовых южан.
        Эрик схватил горсть орехов из толстой стеклянной чаши, которую ему вручили в качестве награды на какой-то конференции по рекламе. Доесть - их прежде, чем начнет говорить, ему и в голову не приходило.
        - Давайте сосредоточимся на позитиве. Я хочу, чтобы это был ведущий сюжет в программе. Мы не можем заставлять всех ждать до бесконечности. Ролики анонсов должны быть первоклассные, пусть намекнут на то, что у нас есть, но не демонстрируют слишком много. - На стол полетели кусочки орехов и слюна.
        Гудмэн посмотрел на это с отвращением и ответил:
        - Нет, не надо намеков. Давайте дадим им самое дикое из того, что у нас есть, и они попросят еще. Если мы будем слишком осторожны, они решат, что у нас ничего нет. Как насчет того куска пленки, где она говорит: «Ну, хорошо, но давай мы сделаем это твоим особым способом»?
        Эрик закинул голову и расхохотался так громко, что я невольно подумала, не лопнут ли у него подтяжки. И даже когда он замолчал, живот у него все еще ходил ходуном, как бакен при сильном прибое. Мы с Гудмэном с улыбкой переглянулись. Мало что в журналистике захватывало нас так сильно, как Эрик Джеймс, возбужденный важным сюжетом и заражающий окружающих своей любовью к этой безумной профессии.
        Отсмеявшись, Эрик взял еще горстку орехов и глубоко вдохнул, чтобы высказать очередную мысль. На этот раз ему попался слишком большой орех, и он начал давиться. Примерно раз в месяц кому-то приходилось откачивать Эрика с помощью метода Хаймлиха, и сейчас, похоже, наступил такой момент. У его секретарши, Хильды Хофстадтер, это получалось лучше всех.
        Гудмэн встал и начал закатывать рукава, чтобы спасти Эрику жизнь в двадцатый раз за свою карьеру.
        - Хильда! Сюда! - крикнула я.
        Хильда настолько привыкла ко всему этому, что отреагировала совершенно спокойно: просто заглянула, чтобы посмотреть, действительно ли нужны ее услуги. Эрик жестом остановил ее и покачал головой. Он закашлялся, выплюнул орешек в руку и бросил его в урну, стоявшую у противоположной стены. Правда, промахнулся метра на два. Помирать он пока не собирался.
        Джеральдина сложила руки на коленях, как чопорная школьная учительница.
        - У меня есть еще с десяток вопросов, которые нужно решить, прежде чем обсуждать рекламу. Какую лексику мы используем в эфире, Джейми?
        - Вы же знаете, что у нас на пленках; можно пустить: «Я хочу твою маленькую попку», а потом вместо «попки» дать гудок. Я не испытываю желания обсуждать склонность Хартли к анальному сексу непосредственно с Терезой, - ответила я, - так что не знаю, какую лексику она собирается использовать в интервью. И конечно, мне нельзя с ней репетировать. Ее шикарный юрист, Леон Розенберг, сказал мне, что обычно она говорит просто: «…мне в задницу». Однако юристы тратят время Эрика зря. Обычно терпения у него не больше, чем у маленького ребенка.
        - И это, дамы и господа, самый вкусный кусочек, который я слышал за тридцать лет работы. Не стоит больше…
        Постучась в дверь, к нам заглянула его секретарша.
        - Джейми, тебе звонят.
        - По телефону Эрика?
        - Какой-то Питер; он попросил девушку в приемной тебя найти.

        Глава 14
        Похищена!
        Десять, девять, восемь… Цифры в лифте сменялись слишком медленно. Я пыталась сохранять спокойствие. Когда мне позвонили во время совещания, я почувствовала, что давление у меня поднимается, а потом падает с такой скоростью, что закружилась голова.
        - Давай, беги скорее, - сказал Эрик. Этот чокнутый толстяк всегда прекрасно понимал, как для меня важна семья.
        Они сидели на длинной, обитой темной кожей скамье в вестибюле; Питер обнимал Дилана за плечи. Я бросилась к ним.
        - О господи, ему что, опять плохо было?
        - Мам, да остынь ты.
        - Я твоя мать, не говори мне «остынь».

«Остынь» - это словечко Дилан подцепил у Питера.
        - Может, объясните мне, в чем дело?
        - Я не виноват, - сказал Питер. - Это все Дилан. А я просто сказал: «Ну ладно, нужны же иногда приключения». И помните, когда мы говорили о перенасыщенности расписаний, вы со мной согласились. Так что вот такие дела. Мы едем за пределы центра.
        Дилан умоляюще смотрел на меня, и этот взгляд разбивал мне сердце.
        - Слушайте, ребята, - сказала я, - сюрпризы я, конечно, люблю. И я рада, что вы зашли ко мне на работу. Вы мне очень подняли настроение. Но я не могу просто так сбежать в середине рабочего дня.
        - Сейчас половина четвертого. - Питер взмахнул руками. - Вы сами сказали, что любите иногда отходить от плана. Что может случится из-за двух часов?
        - Но послушайте, я же и так неполную неделю работаю. Почему бы нам не съездить в понедельник или в пятницу, когда я дома? - Меня начинало раздражать, что он поставил меня в такое положение перед Диланом без предупреждения. - Когда я здесь, у меня много работы, и каждый час имеет значение.
        Питер встал со скамьи.
        - Да ладно; вы здесь лучший продюсер. Никто и не подумает на вас злиться.
        - Вы усложняете мое положение, - шепнула я Питеру, но он не обратил на это внимания и прошептал в ответ:
        - Вас очень удивит, если я скажу, что приехать сюда - целиком и полностью идея вашего сына?
        Я не ответила, пытаясь сообразить, как увязать дела с желанием сбежать вместе с ними. Напор со стороны не только Дилана, но еще и Питера действовал на меня очень сильно.
        Питер сделал шаг в мою сторону. Я глубоко вдохнула, чувствуя, что у меня нет сил устоять против него.
        - Послушайте, леди, - сказал он, - вы вообще хоть когда-нибудь развлекаетесь?

«Леди»?
        Я решила пойти на компромисс.
        - Дилан, пойдем, поедим мороженого в кафе.
        - Не хочу мороженого. Некогда. У нас сюрприз. Мам, ты просто умрешь, когда увидишь.
        Дилан схватил меня за руку и потащил к вращающимся дверям.
        На улице, когда стало ясно, что эту битву мне не выиграть, Питер новел, нас ко входу в метро на углу Шестидесятой улицы и Бродвея.
        - Куда мы едем? - спросила я, пытаясь сохранять суровость.
        Питер улыбнулся.
        - Мы поедем на такой штуке, которая называется метро. Это поезд, который движется под землей; с его помощью бедняки добираются на работу.
        Я рассмеялась.
        - Вообще-то я довольно часто езжу на метро.
        - Пра-а-а-а-авда? - Он приподнял брови, показывая, что не верит мне.
        - Вообще-то, да. Когда мне надо в центр, а на дорогах пробки, я езжу на метро.
        - Тогда, конечно, вам не придется одалживать мою карточку. Наверняка у вас есть своя в кошельке, чтобы была под рукой в любой момент - это очень удобно.
        Я стукнула его сумочкой и пошла по лестнице. Когда мы дошли до турникета, он один раз вставил карточку для себя и еще раз - в соседний турникет - для меня, а потом скова ослепительно улыбнулся:
        - Так уж и быть, не буду устраивать вам экзамен насчет того, какая линия ведет из центра.
        Гарлем. Послеполуденное солнце сверкало на яркой мостовой, и наши глаза не сразу привыкли к этому блеску. Я посмотрела на Сто двадцать пятую улицу: казалось, деловая атмосфера здания Эн-би-эс, занимавшего целый квартал в центре, и огромных небоскребов, боровшихся друг с другом за место под солнцем, находится на какой-то другой планете. Мой сын, похоже, прекрасно знал, куда идти. Он потащил меня мимо кабачков и пестрых универмагов с выставленными на тротуарах плюшевыми креслами в целлофане. Новенькие банки, «Старбакс» и продуктовый магазин «Патмарк» - следы программы мэра Джулиани по развитию Сто двадцать пятой улицы - чередовались с заведениями постарше и не такими ухоженными. Новое и старое то и дело сталкивалось между собой, накладывая на городской пейзаж отпечаток бурно кипящей жизни.
        - Дилан, ты сюда часто ходишь?
        - Не скажу. - Сияя от счастья, он держал меня за руку и подпрыгивал на ходу.
        Я повернулась к Питеру.
        - Мой мальчик так уже с полгода не улыбался.
        - Вы еще ничего не видели.
        Мы прошли квартал по бульвару Адама Клэйтона Пауэлла и остановились у баскетбольной площадки с ржавыми корзинами. За высокими чугунными воротами мы увидели десятка четыре подростков, в основном черных и латиноамериканцев, которые кидали мячи в четыре кольца без сеток, стоящих вдоль площадки. Бетонное покрытие площадки было все в трещинах, а пара впадин посередине, казалось, так и поджидала кого-нибудь, кто надумал сломать себе ногу.
        - Эй, Рассел, смотри, кто пришел! - крикнул Питер.
        Высокий тощий чернокожий паренек в спортивном костюме махнул рукой с поднятыми указательным пальцем и мизинцем. Я вдруг узнала его - он был одним из участников шахматной игры в Центральном парке, и в горле у меня встал комок.
        - Йо, Ди, как дела? Будешь играть? - крикнул Рассел.
        - Дилан, я думала, ты больше не играешь в баскетбол. Ты мне сам говорил.
        - Я тебе сказал, что не хочу играть с ребятами в Сеит-Генри. Они придурки. Друзья Питера куда интереснее.
        - Йо, Ди, давай сюда!
        - Мам, давай ты будешь смотреть, только не хлопай, не кричи, ничего такого. Как будто ты даже и не смотришь.
        - Поняла.
        Он выпрямился и вдохнул так, будто готовился поднять тяжелую штангу. Питер прошептал ему на ухо какой-то совет. Дилан кивнул и пошел прочь вразвалочку, как настоящий мужчина. Потом он развернулся и подбежал ко мне, словно взволнованный щенок.
        - Мам, после игры не подходи, ладно? Не обнимай меня, даже не трогай.
        - Я и не думала об этом.
        Он побежал к ребятам, потом остановился и последние метров пять прошествовал, как крутой парень. Они с игроками обменялись приветствиями. Рассел приобнял Дилана и дал ему мяч.
        - Сколько лет этому парню? - спросила я у Питера.
        - Тринадцать. Нет, у него только что день рождения был, четырнадцать. Они в девятом классе.
        - И они тратят время на Дилана? Никогда не видела ничего похожего, это так мило с их стороны.
        - Вовсе это не мило. Просто он им нравится. Дилан славный.
        - Питер, они это делают из привязанности к вам.
        - Ну, хорошо, но они все равно считают, что он славный парнишка.
        Остальные восемь ребят из его компании перестали играть и принялись обмениваться с Диланом рукопожатиями, хлопать по спине и по плечам.
        - Тут вся компания уже собралась, так, что ты не дергайся, Дилан, - сказал Рассел. - Покидай немного, как получится. - Восьмерка ребят выстроилась по обе стороны кольца, оставив Дилана одного на площадке с тяжелым мячом в руках.
        Я повернулась к Питеру.
        - Он не справится. Мяч для него слишком тяжелый.
        - Справится. Просто не сразу.
        Дилан бросил мяч, промахнувшись мимо кольца метра на три.
        - И эти ребята вот так просто будут стоять и ждать?
        - Рассел такое любит, а остальные ждут, потому что он крутой. Рассел всегда приходит сюда раньше, и иногда они с Диланом кидают мяч вдвоем. Но Дилан любит играть с ними со всеми. Конечно, если бы мы не потратили десять минут у вас на работе, пока уговаривали вас прийти…
        Теперь я поняла.
        - И часто вы его сюда водите?
        - Примерно раз в неделю.
        - А Дилану трудно было привыкнуть к этим ребятам, ну, из этого района, да еще и к игре, которую он собрался бросить?
        - Скажем так, заметно было, что он в таких местах раньше не бывал. Первые несколько раз мы просто смотрели. Потом мы начали приходить пораньше, и Рассел его кое-чему научил; Дилан сначала неправильно мяч держал. Теперь Рассел пытается научить его крученым мячам. Пока не очень получается. Но все равно это помогает, а Рассел отлично справляется.
        - Не могу поверить, что вы мне не сказали.
        - Не все вам стоит знать. Мальчик и так чувствует на себе сильное давление.
        Мой маленький мальчик повел мяч, и его движения казались мне очень медленными после тех стремительных пируэтов, которые выделывали ребята постарше. Он двигался к кольцу, но кто-то выбил у него мяч и сделал великолепный бросок через все поле. Дилан на секунду опустил голову, потом выпрямился и побежал за мячом, но после броска мяч поймал Рассел.
        - Эй, Ди! - крикнул Расселл, промчавшись мимо, и передал ему мяч. Дилан выглядел так, будто сейчас умрет на месте от гордости. Он бросился к кольцу.
        Ребята из другой команды со смехом обогнали его, развернулись и замахали руками, закрывая ему бросок. Дилану ни за что было не бросить мяч через их головы. Я впилась ногтями в руку Питера. Но тут Рассел присел, взял Дилана за бедра и приподнял так, чтобы тот мог увидеть кольцо, и мой сын сделал идеальный двухочковый удар у всех над головами. Я думала, что умру на месте. У меня комок в горле встал от волнения, от благодарности Питеру и еще больше - от облегчения при виде того, что мой сын снова доволен собой. И все это в Гарлеме! Рассел хлопнул Дилана по плечу.
        - Ты рулишь, Ди, - сказал он.
        Дилан кивнул ему с независимым видом и пошел ко мне, сияя улыбкой.
        Я потянулась к нему, но потом быстро отдернула руки. Питер приобнял его за плечи.
        - Неплохой удар, старина.
        - Просто потрясающе, - сказала я.
        - Ладно, мам. Они сказали, мне можно еще поиграть. Можно?
        - Конечно, милый.
        Он побежал обратно к площадке. Не глядя на Питера, я сказала:
        - Спасибо, что привели меня сюда. Мне просто не передать словами, как я благодарна вам за то, что вы сделали для Дилана. И для нашей семьи. И… и для меня.
        - Мне было приятно.
        Смешно. Мне достаточно просто оказаться рядом с ним, и на душе становится тепло.

        Глава 15
        Границы
        Когда я услышала, как в замке поворачивается ключ, по коже у меня побежали мурашки, я вся напряглась, словно преследуемый зверь. Тяжелая передняя дверь с грохотом захлопнулась. Филип бросил пальто на леопардовую бархатную кушетку в прихожей и покатил чемодан на колесиках по коридору к нашей спальне. Но тут он увидел меня на диване в своем кабинете - я смотрела свою любимую передачу - и заглянул.
        - Привет, дорогая. - Он присел на край дивана и чмокнул меня в лоб. - Никогда я не пойму, почему ты до сих пор бросаешь все на свете, лишь бы посмотреть «Танцы со звездами». - От него пахло самолетом, на котором он только что прилетел из Цинциннати; сочетание затхлого самолетного винила, пота и картонной пищи.
        - Это самое захватывающее зрелище из всего, что только можно увидеть по телевизору.
        - Ты о чем?
        - Эта программа выводит знаменитостей за пределы их зоны комфорта в прямом эфире перед двадцатью семью миллионами зрителей. Люди учатся тому, чем они никогда раньше не занимались, - и это очень сложно. Плюс музыка очень хорошая, и от танцев невозможно оторваться. Все идеально, от начала до конца.
        - Как скажешь. - Он встал.
        Я прямо обмякла от облегчения, когда он вышел из комнаты. Я знала: сейчас он пойдет проверять почту, аккуратно сложенную на серебряной подставке для тостов на столе в передней.
        - Чертовы такси, - пробормотал он себе под нос, - каждый раз опаздывают и все равно дерут кучу денег.
        Потом он направился в кухню: из холодильника лился свет, пока он задумчиво изучал его содержимое. В конце концов, он вытащил бутылку красного витаминного напитка и одним глотком опустошил ее наполовину. Я наблюдала за ним, отчаянно надеясь, что скоро он отправится спать. Я бы что угодно отдала за возможность побыть сейчас одной. Обдумать политические итоги истории с Терезой Будро; попытаться ответить на вопрос, люблю ли я еще своего мужа. Подумать о Питере, а возможно, и помечтать о том, как я касаюсь руками его сильной спины…
        Развязывая галстук, Филип подошел к доске для записей на кухне, чтобы взглянуть на расписание детей. Я представила себе то, что было у него перед глазами: «Искатели приключений» у Дилана, уроки балета у Грейси, спортзал у Майкла - занятия каждого из детей были написаны на моющемся настенном календаре тремя разными цветами. Потом он начал просматривать лежавшие в отдельных ящичках розовые листочки, на которых записывалось, кто кому звонил. Один листочек он, похоже, перечитывал снова и снова. Я видела, как шевелятся его губы; потом он даже прочитал сообщение вслух, словно надеялся, что так проще будет разобраться.
        - Дже-е-ейми-и-и-и! - крикнул он из кухни.
        - Что-о-о, Филип? - отозвалась я полушепотом, не вставая. - Дети спят! Ты что, забыл? У тебя трое маленьких детей, и в будние дни в десять часов они уже спят.
        Но он продолжил на той же громкости, не выходя из кухни; очевидно, пройти через коридор в соседнюю комнату ему было слишком сложно. Он выговаривал каждый слог медленно и четко, как будто ему челюсть свело.
        - Что это за бумажка?
        - Какая бумажка, Филип?
        - Вот эта, Джейми.
        - Которая?
        - У меня в руке.
        - Мне отсюда не видно! Что там написано?
        - Миссис У., Кристина Паттен звонила сообщить, что завтра завезет каталог выставки яиц. Она очень рада, что вы приняли приглашение сидеть за ее столиком. Скобки открываются. Я вам это еще припомню. Скобки закрываются. Питер.
        Черт. Мне полагалось уволить Питера уже несколько недель назад. Я встала, выпрямилась и вышла в коридор, стараясь вести себя, как ни в чем не бывало.
        Я только что приняла ванну с пеной, поставив рядом с ней жасминовую свечу, а потом надела свежую фланелевую пижаму. На ногах у меня были теплые и уютные пушистые тапочки из овчины. Я ощущала себя такой чистой, а от Филипа плохо пахло.
        - Посмотри на меня, Джейми. - Когда он бесился, то непременно разговаривал со мной, как с маленьким ребенком.
        - Ну, что такое? - отозвалась я, делая вид, что, мол, не знаю, отчего он так разозлился, но давая при этом понять, что уступать я не собираюсь. Если бы такая сцена разыгралась вскоре после нашей свадьбы, у нас обоих сразу сменилось бы настроение. Тогда он обожал мое упрямство и настойчивость. «Слава богу, что я тебя нашел», - говорил он, когда ухаживал за мной, поднимая мне челку и целуя в лоб. Я знала: он рад тому, что встретил человека со свежим взглядом на вещи, женщину, готовую спорить с ним на равных и не привыкшую проводить время в тех же ресторанах и клубах, что и он. Но после десяти лет брака моя типично средне-западная бойкость потеряла блеск очарования. Или, что более вероятно, он постепенно понял, что ему совсем не нравится, когда с ним спорят. Филипу было куда проще жить, когда с ним просто соглашались.
        - Нечего меня спрашивать «что такое», - сказал он мне все тем же родительским тоном. - Так ты уволила этого лыжника или нет?
        - Кто в этом доме ведет хозяйство, ты или я? - отозвалась я, вполне ловко, на мой взгляд, обходя трудный вопрос.
        - И что еще за намеки насчет Кристины Паттен? Откуда он знает о твоей личной жизни? Почему он говорит, что «еще припомнит тебе», если он на тебя работает? Что все это значит? - Он неодобрительно покачал головой, упираясь руками в бедра, а потом начал закатывать рукава, будто собирался боксировать. - Я просто не понимаю, что происходит, Джейми. Ты что, разговариваешь с этим парнем, как с приятелем? Он прислуга. При-слу-га. Понятно? А прислуга на тебя работает и отчитывается перед тобой. У тебя опять проблемы с установлением, границ, Джейми. Границы, границы. Сколько раз я тебе говорил не вступать в панибратские отношения с прислугой? Не надо с ними дружить, от этого одни проблемы. Они здесь работают, понимаешь? Мы им платим, а они работают. Точка. И, кроме того, этот парень вообще не должен здесь работать.
        - Филип, он из Колорадо. Он не знает правил жизни Парк-авеню и не может понять, зачем мне на приеме садиться по доброй воле за один стол с женщиной, которую я с трудом выношу. Я просто упомянула как-то, когда мы отвозили детей, что она идиотка. Это не значит, что я вступаю в панибратские отношения с прислугой. Но речь даже не об этом. Речь о том, что именно я управляю нашим домом, и твое вмешательство мне ни к чему.
        - А кто платит этому лыжнику, Джейми?
        - Если бы журналистам платили столько же, сколько юристам, я бы с удовольствием платила Питеру сама. Но ты получаешь в пятнадцать раз больше меня. И кстати, не надо так снисходительно относиться к моей зарплате. Не забывай, у меня теперь заработки шестизначные.
        Он громко расхохотался, запрокидывая голову.
        - Шестизначные? Да ты от пятизначных разве что на доллар оторвалась, крутая ты наша.
        Я глубоко вдохнула и попыталась припомнить, испытывала ли я за последние пятнадцать лет хоть какую-то любовь и сочувствие к этому человеку. Сейчас мне с трудом верилось в то, что я родила от него троих детей.
        - Лыжник останется у нас, Филип.
        - Я же сказал тебе, мне не нужен в доме, э-э, нянь, как вы, дамы, это называете. Это просто смешно.
        - Назови хоть одну причину. Чем тебе так мешает нянь?
        - Ну, например, что ты вообще знаешь о его прошлом? Ты хоть проверила, чем он занимается в свободное время? По нему не похоже, что он ходит в кружок народных танцев при церкви.
        - У него есть девушка, которая учится в аспирантуре по педагогике. - Это было некоторое преувеличение. Насколько я знала, Питер романов не заводил, но в Ред-Хук у него было несколько платонических увлечений.
        - Ну, ла-а-адно. - Последовала долгая пауза, пока он обдумывал, что сказать. - Но мне все равно это не нравится. Ни капельки.
        - Ты все еще чувствуешь, что он угрожает твоему положению.
        - Это по отношению к тебе, что ли, или к Дилану?
        Я почувствовала, что краснею, и надеялась, что Филип этого не заметит.
        - Ну, это уже ты мне скажи, - нашлась я, - ты же это чувствуешь, а не я.
        - «Угрожает» - неподходящее слово. Я просто не хочу, чтобы какой-то там нянь играл у меня в доме в мяч с моим собственным сыном. Дилан должен знать, как я играю в мяч, а не какой-то наркоман, которого ты подобрала в парке. И нет, я не думаю, что ты собираешься спать с прислугой.
        - Филип, твои слова имели бы смысл, если бы ты и, правда, хоть иногда играл с Диланом в мяч. Не хочешь прийти завтра домой в три часа дня и сводить его на Большой Луг в Центральном парке поиграть?
        На это он не обратил внимания.
        - Все очень просто: ты зарабатываешь паршиво, по счетам плачу я, и ему я платить не собираюсь.
        - Не смей издеваться над тем, сколько я зарабатываю, - заорала я, тыча себе в грудь пальцем. - Вся забота о детях в этом доме лежит на мне. Это я тут принимаю решения! Мы в двадцать первом веке живем, ты, привилегированный, испорченный, деревянный архаизм!
        Я сама не могла поверить, что выдала такое нелепое и смешное определение. Мне ужасно хотелось расхохотаться; я ждала, когда это сделает Филип, надеясь, что он сломается первым.
        Но у него пропало всякое чувство юмора. Он только и смог сказать:
        - С тобой что-то не в порядке.
        Потом он вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
        Когда, просмотрев ночные местные новости, я проскользнула в постель, то надеялась, что Филип уже будет спать, - и, как оказалось, напрасно. Я легла рядом с ним, повернулась лицом к прикроватной тумбочке и отодвинулась как можно ближе к краю постели. Я чувствовала, что он лежит с открытыми глазами. Тогда я закрыла глаза и попыталась заснуть, чувствуя, как голова проваливается в мягкую пуховую подушку.
        - Ты такая агрессивная, - сказал он, наконец.
        Я не ответила. Что я могла сказать, зная, что тяга к Питеру пробудила во мне воинственное отношение к Филипу? Вне зависимости от недавней сцены между нами, я знала, что от Питера моему мужу было не по себе, что Питер отнимал у него время общения с собственным сыном. И при этом я точно знала, что не уступлю ему ни на йоту и даже не попытаюсь помочь справиться с этим. Филип жаловался, что хочет проводить больше времени с Диланом, но он не представлял, как достучаться до сына. А Питер был нужен Дилану по-настоящему.
        - Я не нарочно.
        - А получается неплохо. Оставь свою чертову прислугу, если это тебя успокоит.
        - Я спокойна.
        - Правда?
        Я повернулась.
        - Извини, что назвала тебя архаизмом.
        - С чего это вообще выскочило?
        - Ну, просто я не считаю, что у тебя современные взгляды на некоторые проблемы.
        - Современные?
        - Мы движемся вперед, земля вращается, и не надо меня удерживать. Это глупо.
        - А почему мы вдруг завели разговор про тебя?
        Черт. А ведь он прав.
        - Вовсе не про меня. А про то, что, по-моему, лучше для нашей семьи. Для Дилана.
        Филип прикрыл глаза согнутым локтем и затих. Я вдруг почувствовала себя виноватой. Он не сделал ничего плохого. Он просто хотел, чтобы ему все доставалось как можно легче: деньги, успех, жена, которая ценит его тяжкий труд. Он же вовсе не негодяй.
        Я вспомнила про Сюзанну. Про то, как она советовала мне регулярно делать мужу минет с целью наладить наши отношений. Может, в этом и была проблема? Я слишком мало ему давала. Может, это я во всем виновата? Я пододвинулась к нему и начала поглаживать ему живот рукой. Я устала и была совершенно не в настроении, и одна только мысль о сексе приводила меня в ужас. Так что я просто гладила ему живот и грудь, надеясь, что он уснет, как маленький ребенок.
        При этом я начала думать о Питере: интересно, чувственный он или нет? Наверняка чувственный, решила я, но постаралась на этом остановиться и переключиться на мужа. Я попыталась вызвать в себе желание, но единственное, на чем мне удавалось сосредоточиться, - это на усталом теле рядом со мной, ждущем любви. Очередной человек, которому от меня что-то нужно. А потом я вспомнила, что можно воспользоваться уроками, которые давал мне в колледже сосед-гей, и что я отлично умела делать то, чего Филип ждал от меня. Так что я закрыла глаза и бросилась в бой.

        На следующее утро Филип цеплялся ко мне, как ребенок.
        - Я люблю тебя, - говорил он, - и на самом деле думаю, что ты зарабатываешь кучу денег. Такую большую кучу, что в нее можно нырнуть.
        Я рассмеялась.
        - Прости, что я так отозвался о твоей зарплате, - сказал он. - С моей ее сравнивать бесполезно. Ты много зарабатываешь, особенно если учесть, что ты работаешь неполную неделю.
        - А ты прости, что я обозвала тебя архаизмом, это был уже перебор.

        Мы лежали в тишине, пока дети спали; яркие полосы солнечного света пробивались сквозь жалюзи. Мы были вместе уже пятнадцать лет, и последние пять из них были не особенно счастливые. Настоящая страсть, по крайней мере, с моей стороны, закончилась еще до рождения Дилана. Когда-то давно он обнимал меня ногами после занятий любовью. Мы валяли дурака в постели до четырех утра, хотя в шесть Филипу непременно надо было куда-то улетать. Следующим вечером он клялся, что ляжет в девять, но все начиналось по новой. Всего лишь раз за рабочую неделю мы ночевали на разных квартирах, чтобы отоспаться и набраться сил.
        Филип мог вести себя как младенец, когда дела шли не так, как ему хотелось, но при этом он отличался верностью, трудолюбием, добрыми намерениями и хорошо о нас заботился. Несмотря на весь прогресс, которого достигли женщины, многие из нас все еще хотят иметь мужа, который мог бы взять все в свои руки в сложной и опасной ситуации. Филип умел это делать, и я все еще доверяла ему как никому другому. Но сейчас мы лежали рядом, и я пыталась найти эмоциональный контакт с ним, найти что-то, что было для меня важно в наших отношениях, и боялась, что не сумею этого сделать. Боялась, что у меня был гораздо более прочный эмоциональный контакт с Питером Бэйли. Филип обхватил меня своими длинными ногами, но меня это больше не возбуждало и не успокаивало. Я не могла вернуть ощущение единства между нами.
        - Я хочу больше времени проводить с тобой, - сказал он. - Давай уедем куда-нибудь на выходные? Нам нужно освежить наши отношения, как прошлой ночью. Я кое-что хочу с тобой обсудить.
        Мне слышно было, как в столовой дети ссорились из-за хлопьев к завтраку.
        - Что обсудить?
        - По работе. Финансовые вопросы.
        - Давай коротко поговорим сейчас.
        - Нет, с утра это слишком сложно обсуждать.
        - Слушай, мне уже любопытно. В фирме все в порядке?
        - А как же! - Он погрозил мне пальцем, словно призывая прогнать эту глупую мысль.
        - Но нам все равно надо поговорить?
        - М-м-хм. - Он глубоко и отрывисто вздохнул, а потом кивнул.
        - Например, о том, что ты делал с Аланом в доме за закрытыми дверями?
        - Нет. - Он откинул одеяло и внезапно выпрыгнул из постели. Кажется, он врал.

        Глава 16
        Проблемы элегантности
        Стайка встревоженных наседок кружила вокруг Барбары Фишер. Одна из них гладила ее по спине.
        - Мне так жаль…
        - Ужасно, просто ужасно, - сказала Топпер Фицджеральд, интеллектуальная мощь комитета по украшению.
        Я осторожно подошла, не желая тревожить Барбару, у которой явно случилось какое-то горе.
        Сцена выглядела печально.
        - Что случилось? - спросила я шепотом у Ингрид, остановившись у нее за спиной. - Кто-то пострадал?
        - Хуже. Куда хуже. Я бы отдала свою сумочку от Биркин, лишь бы со мной такого не случилось.
        - Что такое?
        - Их няня, законная няня [Ингрид имеет в виду няню, которая не является при этом незаконной иммигранткой в США.] , которая жила с ними, сегодня уволилась.
        Я попыталась отойти, пока Барбара меня не заметила, и тут же натолкнулась на Кристину Паттен.
        - Не представляешь, кто мне сегодня позвонил!
        - Честное слово, даже не возьмусь гадать. - Я вытащила Грейси из коляски и поставила на землю.
        - Можно, я сегодня пойду в короне Золушки? Ну, хоть разочек?
        - Детка, ты же знаешь, в школу героев диснеевских мультиков не пускают. Мы оставим ее в коляске, как обычно.
        - Ну же, угадай! - И тут Кристина запела какой-то простенький мотив: - Ля-ля-ля, я про белые ночи, ля - ля.
        - Какой-то модельер хочет тебя одеть, - сказала я.
        - Конечно, но это не новость! Модельеры всех одевают.
        Всех, кроме меня. Модельеры со всех ног стремятся одевать дам из общества вроде Кристины, посылая им бальные платья перед благотворительными балами, вынуждая их носить свои наряды, как голливудских звезд перед «Оскаром». А я была бы так рада сейчас, если бы кто-нибудь вручил мне платье. Я бы сэкономила время на покупки. И деньги.
        - Ну, хорошо, Кристина, тебя попросили вести вечер.
        - Ты что, шутишь? Я бы просто умерла на месте! Разве ты не видишь, как я рада и взволнована?
        Мне опять захотелось сделать себе харакири.
        - Извини, я немного опаздываю, и Грейси не в настроении.
        - Неправда, мама, я в настроении!
        - Ну ладно, ты опять все веселье портишь. Я хотела удивить тебя попозже, Джейми, но мне просто не утерпеть. Попробуй угадать, ну пожалуйста! Подумай о приеме. О белом. О нашем столе. О больших ярких драгоценных яйцах. О фотографиях.
        - Я плохо разбираюсь в том, что творится за сценой на таких событиях, Я просто покупаю билеты, чтобы поддерживать благотворительность, и прихожу в назначенное время.
        - В это сложно поверить, ты же такая умная. Все так говорят. Я все время это про тебя слышу. Мой муж Джордж ужасно хочет сесть рядом с тобой. Он в этот день собирается особенно внимательно читать газету, но он велел мне не говорить тебе этого, так что не выдавай меня!
        - Очень мило, что ты считаешь меня умной, Кристина, но даже если человек умный, он не обязательно знает все на свете.
        Кристина Паттен склонила голову набок, прищурилась и уставилась куда-то в космос.
        - Что-то я тебя не пойму.
        Она умственно отсталая, точно.
        - Ма-ам, пойдем… - Слава тебе, господи.
        - Давай я отведу Грейси в класс, а ты мне расскажешь про свой сюрприз е-мейлом? - Я посмотрела на нее, подняв брови, как делаю обычно, когда пытаюсь убедить в чем-то детей.
        - Джон Генри Уэнтворт позвонил мне сегодня утром. Он живет по соседству.
        - А кто это?
        - Ты шутишь? - Вид у нее был очень озадаченный. - Он главный редактор журнала
«Мэдисон-авеню».
        Ну-ну.
        - И что он сказал?
        - Он хочет сфотографировать наш стол для февральского номера. Он сделает огромные модели яиц Фаберже, больше двух метров в длину и сплошь украшенные драгоценными камнями; некоторые будут стоять прямо, а некоторые лежать на боку. А все дамы нашего стола при полном параде и в белом встанут перед ними.
        - Этот Уэнтворт не отличит меня от дверного косяка, Кристина, так что ты давай снимайся с друзьями, если хочешь, а я не буду.
        - Мне пришлось ему объяснять, кто ты такая, потому что ты, ну, не очень активна в обществе. - Она сказала это извиняющимся тоном, явно считая, что могла меня обидеть. - Ну, это твой выбор, конечно, ты работаешь, у тебя нет времени. Но он вроде как загорелся включить тебя в съемку, ну, то есть ты за нашим столом, и было бы странно тебя не включать, даже если ты, ну, не очень…
        - Я просто считаю, что я в этой компании чужая.
        - Ты с ума сошла. Они закажут для нас белые платья, прически сделают, все, что положено. А потом мы в тех же платьях пойдем на прием. У них в комитете Каролина Эррера состоит; одна из ее стилистов будет нас одевать, представляешь?
        И тогда мне не придется решать, что надеть, тратить время и деньги на покупку платья и блуждать в лабиринтах белых меховых накидок…
        - А Вердюра предоставит нам драгоценности напрокат, - добавила она.
        Даже я знала, что это крупнейший итальянский ювелирный дизайнер.
        Это уже звучало интересно. Даже заманчиво.
        - Давай еще раз по порядку. Для съемки и приема Каролина Эррера предоставит мне платье напрокат или сошьет новое. Потом Вердюра даст мне на вечер бриллианты стоимостью в целое состояние.
        - Больше двадцати тысяч. Единственная проблема в том, что их охрана будет за тобой ходить по залу.
        - А туфли будут?
        - Ага. И сумочка от Джудит Либнер.
        - На совсем?
        - Туфли и сумочка - да. Платье и драгоценности - определенно нет.
        - А зачем это «Мэдисон-авеню»? Они меня даже не знают.
        - Им нужна обложка, а этот прием в музее - крупнейший в году. Для дизайнеров это хорошая реклама.
        - Это пойдет на обложку?!!
        - Ну, они три стола снимают, будем надеяться, что на обложку попадет именно наш, но внутри мы точно будем.
        - Ладно, Кристина, я подумаю. Мне пора вести Грейси наверх, мы уже опаздываем.
        - Тебе позвонят от Джона Генри насчет примерок, - крикнула она, таща свою дочь Люси по лестнице.
        Я отвернулась, чтобы скрыть улыбку.

        Вечером того же дня Питер встретил меня у входа в дом.
        - Дай передохнуть, - сказала я. - Это важно? - Меня начинали утомлять сюрпризы. Я бросила сумки, сняла шарф и швырнула его в шкаф. В доме было тихо. Слишком тихо, если учесть, что было время ужина.
        - Что случилось?
        - Иветта сильно разозлилась на дне рождения у Вассерманов.
        Мы тихо прошли в кабинет, чтобы дети не заметили, что я уже дома.
        Питер сел на свежевзбитую подушку в кресле.
        - Началось все еще дома перед вечеринкой. Иветта сказала, что вы хотите одеть их в серые шерстяные костюмчики, ну, вы знаете какие, а Майкла в тот вышитый жакетик и замшевые шорты…
        - Ледерхозен. Я знаю.
        - А теперь вспомните, как вы меня наняли и о чем мы тогда разговаривали. Помните, вы хотели, чтобы я в течение дня создавал для детей атмосферу неформального мужского общения?
        Я кивнула. Он был просто очарователен. Сегодня на нем были потрепанные джинсы и мятая тонкая темная футболка с длинными рукавами. Мне тяжело было на него смотреть. И не смотреть тоже.
        - Тогда, может, скажете мне кое-что? Почему у вас тут детей одевают, как тирольских горцев, когда они идут на праздник? Майкл выглядел как девчонка, и хотя ему всего два года, он знал это и был в ярости. И что это за страсть к гольфам с красными кисточками? Вы бы видели, как мы надевали на Майкла эти дурацкие замшевые шорты! Он извивался на полу и крутил головой, как безумный, получалась какая-то дикая смесь из «Звуков музыки» и «Изгоняющего дьявола».
        Я рассмеялась.
        - Питер, ты не понимаешь.
        - Нет, это вы не понимаете. И потом я прихожу на праздник, где все дети одеты одинаково, в такие же серые шорты, и у всех красные глаза, потому что их тоже четверо нянь насильно запихивали в эти тирольские костюмчики. Что с вами со всеми такое?
        Он был прав; но всех детей наших знакомых наряжали к детским праздникам. И я поняла, как это важно, когда отвела Дилана на его первый день рождения, еще в детском саду, в брюках и футболке. Мы опоздали на пятнадцать минут, и когда мы вошли, все присутствующие матери внезапно замолчали.
        - Так что у тебя случилось с Иветтой?
        - Я пошел на вечеринку с Грейси и Майклом, и когда им подали шоколадный торт, переодел их в джинсы. Иветта так взбесилась, будто я кого-то убил!
        - Я знаю, тебе это кажется странным, но для Иветты все, что связано с внешним видом детей, очень важно.
        Питер изумленно смотрел на меня. Я попыталась объяснить:
        - Джинсы просто не смотрятся с их парадными голубыми шерстяными пальто с бархатными воротниками, как у Джон-Джона и Каролины Кеннеди.
        Никакой реакции.
        - Из-под парадного пальто должны быть видны голые ноги в гольфах. В этом вся суть. Эти пальто не сочетаются с джинсами, они предназначены для платьев и шорт. Поэтому мальчики и носят шорты.
        У него челюсть отвисла.
        - Чтобы голые ноги смотрелись, как у Джон-Джона, - объяснила я, - ну, помнишь салют у гроба? [Имеется в виду знаменитая фотография, сделанная во время похорон президента Кеннеди, когда его маленький сын Джон-Джон (одетый в пальто и шорты) салютует гробу отца.] Главный шик в том, чтобы правильно смотреться в лифте по пути на вечеринку и обратно.
        - Салют у гроба? Это же сорок лет назад было! Вы что, с ума сошли? Вам не наплевать на то, чтобы у Майкла были голые ноги в гольфах, как у Джон-Джона Кеннеди?
        - Да нет, мне наплевать, я просто пытаюсь тебе объяснить правила здешнего стиля.
        - Я вам вот что скажу. Вы крутая, вы работаете на крупном телеканале. Вы мне столько рассказывали про этих женщин, какая искаженная у них система ценностей, как они вечно состязаются по дурацким поводам, ни на минуту не задумываясь о своей жизни. Вы всегда прямо с ума сходите, стоит мне только намекнуть, что вы одна из них, - и меня это, кстати, с ума сводит, потому что вы же ведь куда лучше! А потом вы сами во все это ввязываетесь, и из-за чего? Из-за пальто с бархатным воротником!
        - Да не ввязываюсь я ни во что!
        - Я думал, вы скажете, что Иветта с ума сошла, что я все сделал правильно. А вы совсем в другую сторону пошли! Вы мне начинаете объяснять какую-то моду на голые ноги, и это для двухлетнего мальчика! Говорю вам, он чувствует себя балериной, и он прав, а вы нет. И еще вы всегда говорили, что Кристина Паттен идиотка - это, кстати, чистая правда, она хочет со мной дружить, и каждый день заговаривает со мной в парке, - а теперь вдруг вы только с ней и общаетесь. Что все это значит?
        - Когда у тебя будут дети и тебе придется общаться с другими родителями и ладить с ними, вот тогда ты меня поймешь.
        - Нет, не пойму. И поверьте мне, мои дети тирольскими горцами одеваться не будут. Никогда.
        Ну вот, он не стал меня слушать. Совсем. Я так хотела, чтобы он думал, что я крутая и у меня классная работа, что я выше всего этого. Но он меня поймал. Как обычно. Я почувствовала себя жалкой и рассердилась на себя, и, что еще хуже, я рассердилась на него.
        Я встала.
        - У тебя все? У меня завтра с утра небольшое интервью, возможно, ты не помнишь об этом.
        - Я знаю, что у вас интервью. Я просто делаю свою работу и стараюсь, чтобы вы тем временем не испортили жизнь своим детям. - С этими словами он тоже поднялся на ноги и, пройдя по коридору, ухватил Дилана за лодыжки и перевернул вверх ногами.

        Глава 17
        Отлично сработано!
        На следующий день мы с Гудмэном сидели за столиком в задней комнате маленького неприметного бара на углу Бродвея и Шестьдесят четвертой улицы на другом конце Манхэттена. Такая у нас с ним сложилась традиция. Мы только что вернулись с секретного интервью с Терезой в нью-йоркском отеле. Тереза не хотела, чтобы журналисты с Севера разгуливали по Перлу, что в штате Миссисипи, привлекая к себе внимание. Меня все еще расстраивала ссора с Питером, но я пыталась насладиться абсолютным счастьем текущего момента. За последние десять лет мы пережили вместе с Гудмэном с полдюжины таких моментов, и у нас была традиция, которой мы заканчивали съемки сюжета. Мы провели много месяцев в состоянии психологического напряжения, делая все, чтобы заставить Терезу Будро говорить, только бы взять крупнейшее среди всего журналистского сообщества интервью года, и вот мы закончили снимать; она вышла из комнаты, операторы убрали оборудование, а мы молча вышли под дождь и направились туда, где можно как следует выпить.
        Мы сидели и потягивали коктейли со льдом в абсолютном молчании. Гудмэну требовалась полная тишина, чтобы как следует осознать размах нашего сюжета.
        В ближайшие дни мы будем неотрывно просматривать пленки, писать и монтировать сюжет для «Вечера новостей», но сейчас мне полагалось молчать, пока он не отойдет. Прошло минут пятнадцать. Мне не терпелось обсудить интервью. Мы заказали еще по коктейлю. Вдруг он со всей силы ударил рукой по столу.
        - Черт побери, девочка, ну и крупную рыбку ты нам поймала! Да-а, круто получилось! - Откинувшись на спинку стула, Гудмэн сцепил руки на затылке и уставился куда-то в потолок. Он сделал огромный глоток виски и громко выдохнул сквозь сжатые зубы, словно ковбой. - Знаешь что, Джейми? Она тупая телка, но такими сиськами, как у нее, можно поезд остановить. Небось, малыш Хьюи скучает по этим сиськам. - Он снова ударил по столу.
        Тереза играла свою роль безупречно. Пышные локоны были уложены в стиле семидесятых, соблазнительную фигурку обтягивал вульгарный синий костюмчик, а разговаривала она с тягучим южным акцентом. Прямо как Дженнифер Флауэрс, старая подружка Клинтона. Она говорила об их сексуальных взаимоотношениях, о том, как они встретились в доме одного из его сторонников в Перле, в штате Миссисипи, и как они два года были вместе, пока он не бросил ее самым бесцеремонным образом. Гудмэн пытался заставить ее двадцатью разными способами объяснить, что Хартли предпочитал анальный секс. На эту деликатную тему она говорила с увертками, но в основном играла по-честному. Разговор шел примерно следующим образом.
        - Так вы подтверждаете, что между вами и конгрессменом Хьюи Хартли были сексуальные сношения?
        - Ну да, вроде как.
        - Мне нужен однозначный ответ, «да» или «нет».
        - Это не так просто.
        - Вы хотите сказать, контакты сексуального характера у вас были, объятия там или ласки, но не полное сношение? Никакого проникновения? Кое-кто, включая одного бывшего президента, считает, что такие взаимоотношения между мужчиной и женщиной - это не секс.
        - Я не хотела сказать, что между нами не было сексуальных взаимоотношений, во всяком случае, не в том смысле, как с Биллом Клинтоном. У нас был секс.
        - Так что сексуальные сношения были…
        - Да. - Она изобразила слегка смущенную улыбку, потом наклонилась поближе и добавила: - Определенного рода сношения.
        - Вы можете объяснить.
        - Ну, не традиционный секс. - Пауза. Она опять наклонилась вперед. - И не миссионерский тоже.
        - Вы о сексуальных позах?
        - Нет, я о том, где происходит проникновение, в каком месте.
        Весь этот совершенно непристойный раздел интервью смешил Леона Розенберга настолько, что он не вылезал из мини-бара, чтобы не расхохотаться.
        Тереза плакала, рассказывая Гудмэну, как Хартли бросил ее. Теперь она решила все рассказать, - потому что Бог велел ей очистить душу. Ну и еще, конечно, потому, что Хартли с ней дурно обошелся при разрыве. «Этот сукин сын» сообщил ей, что у них все кончено, через полицейских из своей охраны. С тех пор она с ним не разговаривала. На ее звонки он не отвечал.
        - Но в одном вы не правы: она не тупая, - сказала я, глядя Гудмэну прямо в глаза.
        - Да ладно тебе, мне каждый вопрос приходилось по два раза повторять.
        - Нет, тут мы не с тупой телкой имеем дело - она играла роль, флиртовала с вами и вынуждала задавать нужные вопросы. Вы же мужчина. Вы только послушайте, как вы тут распространяетесь насчет ее сисек. У нее все сработало. - Я хотела добавить, что хитрость Терезы заставила меня нервничать - я никогда за ней такого не замечала, но сейчас было не время. С этим мы потом разберемся.
        - Я профессионал, я этим тридцать лет занимаюсь.
        - С этим я не спорю, но она с вами играла.
        - Нет, не играла.
        - Играла.
        - Не хочу слушать. Она сказала то, чего мы от нее хотели, призналась во всем. Мне наплевать, если на какие-то вопросы она нас наводила. Мы знатную рыбку поймали. - Он хлопнул по столу и заказал еще выпивки. - И я был хорош. Я со стороны так же хорошо смотрелся, как ощущал это?
        Я смотрела на кубики льда в своем бокале так долго, что они начали расплываться у меня перед глазами.

        Антракт № 1

        В кладовке для белья было жарко и не хватало воздуха.
        Она это что, всерьез?
        Она расстегнула ему брюки, не обращая внимания на его притворное сопротивление. С полок полетело белье и прятавшиеся в его складках хрупкие засушенные лепестки роз.
        Наконец он поймал равновесие, а заодно и пришел в себя. Покачав головой, он оттолкнул ее, на этот раз уже решительно.
        - Ты с ума сошла. - Он подумал о Джейми и почувствовал, как его с головой накрывает чувство вины.
        - Ну и что? - Она прижалась к его бедру; он бросил взгляд через ее плечо и увидел, что разрез сзади на ее юбке сбился вверх, открывая великолепные гладкие голые ноги.
        Он потрясенно запрокинул голову.
        - Я серьезно. Я так не могу. - Он вдруг с острой тоской понял, что пытается остановить, возможно, самый грандиозный секс в своей жизни.
        Она коснулась языком его ключицы и одним долгим движением лизнула его вверх по шее до самого рта.
        - Да кто узнает? - Она подвела его вытянутую левую руку к своему бедру, потом между ног.
        Он почувствовал, как по спине потекла струйка пота.
        - Я… я…
        Погрузив его пальцы внутрь себя, она прошептала ему на ухо:
        - Ой, кажется, я забыла сегодня утром надеть трусы.
        - Похоже на то.
        Шли минуты. Теперь он был ее пленником.
        Еще одна дорогая тряпочка слетела с полки пониже него и упала куда-то позади загорелого плеча женщины. Теперь она стояла на коленях, заглотнув весь его член сразу. Он слышал на детской площадке, что она этим знаменита. И хотя она была в миллион раз богаче его, сейчас она стояла перед ним на коленях, обслуживая его, словно воображаемая куртизанка, о которой мечтает каждый мужчина.
        Секс - великий уравнитель, сказал он себе, удивляясь, что еще способен на законченные мысли. Единственная сохранившаяся истинная демократия.
        Она смотрела на него снизу вверх, продолжая обрабатывать его возбужденный член ртом и наманикюренной рукой. В кладовке было тихо, только позванивали ее браслеты от Булгари.
        Схватив вышитую подставку для тарелки, он заглушил ею свой крик и бурно кончил в ее ухоженный рот.
        Она негромко рассмеялась и облизнула губы. Ее победно-высокомерный взгляд словно говорил: «Я знаю, что я лучше всех, а теперь и ты это знаешь». И у нее и, правда, были все основания так считать.
        Иногда мужчина просто не знает, что сказать или сделать после того, как он кончит. Он неловко начал подбирать белье.
        - Это Марта сделает, - бросила она через плечо и вышла, закрыв за собой дверь кладовки.
        Так он и застыл с кучкой лучших столовых салфеток на Восточном побережье в руках, а его постепенно смягчавшийся член торчал из испачканных помадой от Шанель трусов.

        Глава 18
        Весь этот стиль
        - Свет, камера, мотор! Ну же, девочки, вы же первые красавицы бала!
        Песня «Мы - семья» гремела, отдаваясь эхом в стальных водопроводных трубах и балках студии-мансарды в Трайбеке. Четыре светские красотки пританцовывали, мерцали вспышки, стилисты бегали с аксессуарами по периметру комнаты, словно муравьи, таскающие крошки. Мне казалось, будто я нечаянно попала на съемки чьего-то видеоклипа.
        Опустив подбородок на грудь и закрыв глаза, Панч Пэриш - самый знаменитый светский фотограф в мире - поднял руку над головой. Музыка внезапно остановилась. Ассистенты заставили всех замолчать. Маэстро творил, а мы ждали и ждали. Этот парень, кажется, считал себя титаном фотографии вроде Ричарда Эйвдона. Медленно подняв голову, он встал перед нами с вытянутой правой рукой, все еще прикрыв один глаз и глядя на свой ноготь, словно Пикассо. Потом он снял бандаиу, пригладил жидковатые светлые волосы и снова завязал ее.
        - Ну, разве он не потрясающий? - прошептала Кристина мне на ухо. Нет на свете более яркой картины лизоблюдства, чем нью-йоркская светская дама возле фотографа. - Он словно ренессансный художник какой-нибудь. Или Ван Гог.
        Панч принялся переставлять нас, словно живых кукол, перед тремя яйцами Фаберже, изукрашенными драгоценностями, размером больше двух метров каждое. Тощая как палка светская итальянка наступила мне шпилькой на мизинец. Я охнула, но она даже не заметила.
        Все это уже начинало меня раздражать. Новости на телевидении делаются совсем не так. Мы уважаем чужое время. Мы приглашаем интервьюируемых уже после того, как все приготовим. А когда я сегодня утром вошла в фотостудию, фотограф еще даже не приехал.
        Панч резко окликнул своего ассистента Джереми; тот подмигнул диджею, который врубил музыку на полную громкость. Джереми дал себе волю; он принялся хлопать в ладоши над головой, покачивая бедрами и во все горло распевая: «Все мои сестры со мной! А-ха-ха, а-ха-ха!» После чего Панч снова сосредоточил на нас свою «магию».
        Приглашенные на благотворительный бал «Белые ночи Эрмитажа» гости Кристины Паттен, включая меня, стояли перед огромным листом белой бумаги; яйца были прямо за нами, а у наших ног кружился искусственный снег. Тяжеловесные русские швеи встряхивали ткань платьев так, чтобы полы идеально расправились. Гримеры припудривали каждому лоб и нос, а парикмахер-стилист, подняв на лоб темные очки, кружил возле нас с острым концом своего гребня наизготовку. Кто-то включил вентиляторы так, чтобы наши волосы отдувало с лица. Гениальный мсье Панч снова засверкал вспышкой.
        Отщелкав пять роликов пленки, Панч дал знак, что он хочет пить, поднеся ко рту воображаемый бокал. Джереми повернулся к юной практикантке и повторил жест, глядя на неё так сердито, словно она совершила крупнейшую в своей жизни ошибку. Она побежала за бутылкой воды и так же бегом вернулась к Панчу, спотыкаясь о провода освещения.
        Тот глотнул из бутылки и сошел со сцены. Кристина и три ее гостьи пошли за ним, а я осталась стоять одна. Нью-йоркские светские дамы нередко отличаются ужасными манерами. Немногим ранее, когда я приехала, Кристина чмокнула меня в щеку и сказала, небрежно махнув рукой: «Вы ведь все знакомы, не так ли», хотя мы с ними никогда не встречались - я видела ее подруг только на журнальных фотографиях. Вблизи они, как и многие наши школьные клуши, были великолепны, почти супермодели: лепные скулы, нежная кожа, не видевшая солнца со времен школы, густые длинные волосы у брюнеток и локоны у блондинок. Такие не сидят, как нормальные люди. Никогда. Они пристраивают одно бедро на самом краю стула, вытянув длинные ноги так, будто их расположил Джордж Баланчин. То, что они в состоянии удерживать равновесие в этой позе так долго, - подлинное чудо физики. Они нигде не работают и четыре раза в неделю часами занимаются с личным тренером. Так что их подтянутые фигуры - это результат тяжелого труда, а не качественных генов, а людям вроде меня еще труднее достичь такого результата, чем кажется.
        Я сто раз снимала сюжеты про президентов компаний и членов правительства, и меня это ни капли не пугало, но от этих женщин исходила такая атмосфера тусовки популярных девчонок, как будто я снова в школе, в седьмом классе, и зашла в школьную столовую. Тут были Лили Сарджент из Локаст-Вэлли, мать которой двадцать лет командовала советом директоров загородного клуба, Фенола Райтсман, наследница британского магната в области телекоммуникаций, и Аллегра д'Ардженто из Италии. Ее муж, намного ее старше, сейчас сидел под домашним арестом во Флоренции за уклонение от уплаты налогов, а она тем временем весело тратила его деньги по другую сторону Атлантики.
        Когда я взяла диетическое имбирное пиво у ассистента, раздававшего пластиковые стаканчики с напитками, меня ткнула локтем Барбара Фишер.
        - О-о, как интересно! Ты делаешь сюжет про все это для телевидения или ты гостья?
        Я указала на свое белое бальное платье в блестках.
        - Ну конечно, не снимаешь, я пошутила. Просто я не ожидала тебя здесь увидеть. Это не в твоем стиле, Джейми.
        В чем-то она, безусловно, права.
        - Так как-то все сложилось: сначала мы купили билеты, потом Кристина пригласила нас за свой столик…
        - Неглупо, раз уж ты хочешь устроить Грейси в Пемброук. Друзья Кристины в общем и целом командуют советом директоров. Я просто не думала, что вы дружите. - Барбара посмотрела на меня, прищурившись; сейчас она сильно смахивала на грязную взъерошенную крысу.
        - Ну, не то чтобы дружим…
        - Не дружите, но ты сидишь с ней за одним столиком?
        - Мы вроде как стали общаться в последнее время.
        - М-м-м. - Барбара скрестила руки на груди и посмотрела мне в глаза. - Знаешь, я кое-что хотела тебе сказать. - Наклонившись поближе, она зашептала: - На твоем месте я бы повнимательнее приглядывала за своим красавчиком Питером. Сделай одолжение, проверь-ка разок, как он проводит время с Ингрид Харрис на детской площадке на Семьдесят шестой улице.
        - Ингрид просто забавная. - Я покачала головой, отвергая ее намеки. - Наверняка она его развлекает куда больше, чем остальные мамаши.
        - Зря ты так уверена. Тренеры, вожатые, швейцары - думаешь, ей нянь не подойдет?
        - Хорошо, я разберусь с этим. - Я старалась сохранять легкомысленный тон, но ее слова потрясли меня. Ингрид и Питер? Не может быть! Он никогда бы так со мной не поступил. Никогда. Передо мной поплыли кошмарные картины: то, как отчаянно она флиртовала с ним, когда я их познакомила, и глуповато-завороженный взгляд на его лице. Станет он спать с одной из тех мамаш, которых вечно высмеивает! Неужели все мужчины настолько безнадежно похотливы? Нет. Он ни за что этого не сделает. Хотя после спора о шортах он от меня отдалился. Может, он от меня устал. О боже.
        Тут вернулся Панч и на этот раз велел нам выстроиться в линию плечом к плечу. Все женщины синхронно, как в кордебалете, выставили одну ногу вперед и отвели одно плечо назад. Четыре женщины - мамаши, обремененные дипломами и семействами, - позировали, словно профессиональные модели на подиуме. Конечно, подумала я, их все время снимают, они знают все правила, они и так почти профессионалки.
        - Ну же, девочки, поэнергичнее. Сделайте вид, как будто вы меня хотите! - крикнул Панч.
        - Панч, ты такой шутник! - завопила в ответ Кристина. - Но мы все равно тебя любим!
        Ну, хорошо. Ладно. Питеру двадцать девять, он может спать с кем хочет, так? Нет, не так. Не на работе. Но считается ли секс с матерями одноклассников моих детей сексом «на работе», если они, скажем, встречались после работы? И все же, вне зависимости от того, где они встречались, эта мысль убивала меня.
        Свет мигнул под потолком; в студию влетел, хлопнув дверью, Джон Генри Уэнтворт, принц Палм-Бич и редактор журнала «Мэдисон-авеню». Он зачесывал свои светлые волосы назад, смело открывая залысины, носил розовую крахмальную рубашку и пурпурный с узором аскотский галстук; у него были большие темные глаза и круглые щеки, покрасневшие и огрубевшие от многолетних плаваний на яхте. Явно недовольный снимком, он схватил Панча за локоть и отвел поговорить в сторонку.
        Дамы захихикали и замахали Джону Генри руками. Меня интересовало только одно: как разузнать все про Питера и Ингрид, не расспрашивая никого из мамаш.
        Мужчины вернулись обратно к группе. Джон Генри решительно сказал:
        - Так, нам стоит, э-э, поменять порядок.
        Потом он вышел на съемочную площадку, схватил меня за плечи, чуть не оторвав от пола, и переставил со второго места слева на крайне правое. У меня из прически выпал украшенный жемчугом гребень, на секунду отвлекая меня от зацикленности, на собственном няне. Новый порядок: Лили, потом Фенола, потом Кристина, потом Аллегра, потом я. И кого он думал обмануть?
        Я прошептала ему на ухо:
        - Знаешь, приятель, я продюсер на телевидении и все время имею дело со съемками. Думаешь, я не знаю, что значит, когда кого-то ставят справа с краю?
        Это сбило его с толку. Я была в бешенстве, отчасти потому, что он поставил меня справа, чтобы потом вырезать, но больше всего потому, что он явно счел меня тупой светской дамой, которая не поймет, чего он добивается.
        - Ну, я просто подумал, поскольку вы… э-э… - пробормотал Уэнтворт.
        - Просто помните: я знаю, что вы задумали.
        - Что ты такое делаешь, Джон Генри? - Кристина Паттен любезно приняла мою сторону. Это меня удивило - я думала, она скорее станет пытаться к нему подольститься, чем меня защитить. - Ты же ей прическу портишь! Ах, ты старый болван! - Она все же не поняла, что происходит.
        Уэнтворт бросил на меня зловещий взгляд. Все наши модели захохотали, откидывая головы назад и взмахивая руками. Опять вспышки, опять диско, бесконечный час самых разных поз, и каждый раз я с правого края.
        В конце съемки Кристина подошла ко мне, скрестив пальцы на обеих руках и жмурясь.
        - Ой, только бы он выбрал нас на обложку. Тогда для тебя все изменится. За одну ночь.
        Я еле дождалась, пока выберусь оттуда. Позировать вместе с женщинами, которые сжигают свой устаревший гардероб в конце каждого сезона, само по себе утомительно. Представлять Питера с Ингрид было куда хуже - я не могла перестать об этом думать, мне даже трудно было дышать. Я ведь видела, как она затягивает его в свою сеть. И черт, кто мог винить ее за это? Я села в машину и позвонила Питеру по мобильнику. Он снял трубку после четвертого звонка и явно тяжело дышал при этом.
        Тон у него, тем не менее, был вполне церемонный.
        - Да?
        - Ты не забыл про виолончель?
        - И скрипку тоже. Я их как раз пакую. - Он уронил трубку, послышался неразборчивый шорох. Потом он снова взял трубку; теперь тон у него был еще более рассеянный и отстраненный.
        - С тобой все в порядке, Питер?
        - Ну, да.
        - Что там происходит?
        - Ничего.
        - Грейси с кем-нибудь играла после школы?
        - Да, с Ванессой Харрис у нее дома.
        - Здорово. - С дочерью Ингрид. Я еле удержалась, чтобы не завопить. - Ее Иветта отвезла?
        - Да. Ну, то есть да, Иветта была с ней.
        - Я спросила…
        - Ну да, кажется, ей было весело. Я тут собираю виолончель и ноты.
        - Ты давно дома?
        - Рано пришел. Мне надо было забрать кое-что в этом районе. Иветте нужно было помочь.
        - В чем?
        - Да так, мелочи. Не беспокойтесь. Я вас встречу внизу.
        Через десять минут я подъехала к нашему подъезду, и Питер с виолончелью и Грейси с маленькой скрипкой залезли на заднее сиденье машины. Питер закрепил пристежной ремень Грейси на среднем сиденье и уставился мне в лицо. Я едва в состоянии была на него смотреть.
        - Почему вы вдруг так накрашены?
        - Фотосъемка. Это неважно.
        Когда мы подъехали к школе для мальчиков Сент-Генри, Питер сказал деревянным голосом:
        - Я пойду заберу Дилана.
        Дул ужасно холодный ветер; мы разговаривали друг с другом, как неживые.
        Я перегнулась к заднему сиденью и погладила Грейси по коленке.
        - Мамочка, - сказала она, - можно мне будет скоро опять к Ванессе поиграть?
        - Хорошо, дорогая. Тебе там понравилось?
        - Угу, - пробормотала она, держа большой палец во рту, потом вытащила его. - У нее в комнате игрушечная кухня. Больше моей.
        - Ну, у тебя тоже отличная кухня и куча кастрюль и сковородок.
        - Питер тоже сказал, что моя лучше.
        У меня отчаянно застучало сердце.
        - Когда Питер видел ее кухню? Тебя же Иветта отводила, как обычно, да?
        - М-м. - Она помотала головой, снова засунув палец в рот, потом прислонилась головой к своему сиденью и уставилась в окно.
        Я вскочила с места и встала коленями на центральную панель управления.
        - Грейси. Ну-ка вынь палец изо рта. Кто тебя водил к Ванессе?
        Она широко распахнула глаза, явно решив, что в чем-то провинилась.
        - Иветта, мамочка.
        Мне так полегчало, что я прямо рухнула обратно на сиденье.
        - Но Питер тоже приходил.
        Черт. Черт!

        Глава 19
        Скажи, что это неправда
        Я обещала себе, что выясню вопрос с Питером вечером, когда дети уснут, но от одной этой мысли меня тошнило. Если мне придется его уволить, Дилану понадобятся недели, а может, и месяцы, чтобы прийти в себя, а отсутствие отца в течение рабочей недели только усугубит его одиночество. Моя фантазия о том, как нянь вплывет в наши жизни и мощными руками разгребет все наши проблемы, быстро таяла.
        Старательно избегая встречаться с Питером взглядом после ужина, я попросила его уложить Дилана и дать ему книжку, пока я читала Грейси и Майклу.
        Питер все еще возился с Диланом, а я уже сидела на диване в гостиной и изображала, что читаю «Нью-Йорк таймс»: двадцать минут пялилась на одну короткую статью. Знал ли он, что я что-то подозреваю? Как он мог этого не знать? Я вела себя ненормально. Но, с другой стороны, может, он был ни в чем не виноват, и моя холодность сбивала его с толку. Я чувствовала себя виноватой, словно безумная параноидальная немолодая тетка. Потом я вдруг задумалась: а почему это я так терзаюсь из-за того, что он, возможно, повел себя неправильно.
        Все это вдруг показалось мне таким важным, как будто мы уже прошли стадию увлечения, как будто у нас уже прочный роман. Ну, словно нам нужно обговорить проблему за превосходным ужином с выпивкой, а потом заняться примирительным сексом. Я стукнула себя по лбу, потом еще и еще - я сама не верила тому, в каком направлении катились мои мысли. Когда мы будем это обсуждать, надо будет постараться не вести себя, как брошенная девчонка. Черт, подумала я, это все так глупо. И вот тут-то Питер и появился в дверях.
        Кепка на нем была задом наперед, через плечо перекинуты куртка и потертая спортивная сумка.
        - Дилан читал вслух, потом попросил меня почитать немножко и уснул, едва я успел закончить первый абзац. - Он вошел в гостиную и сел на изогнутый подлокотник любимого кресла Филипа в стиле Людовика XIV. Мне даже захотелось, чтобы подлокотник треснул под его весом, тогда он еще больше был бы передо мной в долгу. Он откинул назад волосы и замолчал, ожидая моего ответа. Черт, до чего же он симпатичный.
        Я холодно взглянула на него.
        После неловкой паузы он нарушил тишину.
        - С вами все в порядке? Что случилось?
        - А может, ты мне это скажешь, Питер?
        - Чего? - Он изумленно посмотрел на меня.
        На один миг я подумала, что, может быть, он все-таки не виноват, что могло ведь ничего и не произойти между современным парнем из Ред-Хук и замужней модницей Ингрид Харрис. Конечно, Барбара все перепутала; он не мог со мной так поступить. Теперь он решит, что я сошла с ума. Я не хотела, чтобы в ответ на обвинение он рассмеялся мне в лицо.
        Я медленно перелистывала страницы лежащей у меня на коленях газеты, изображая, что я ищу что-то, что мне срочно понадобилось. Наконец, я нарушила паузу.
        - Грейси вчера хорошо погуляла? - Я внезапно решила, что если он соврет, то я немедленно его уволю, но если он признается, то у него есть шанс. Он не знал, что Грейси проговорилась, когда мы сидели в машине.
        - Ну да, наверное.
        - Но ведь ты же должен знать, весело ей было или нет?
        - Ну да, сегодня я знаю, я Иветте помогал.
        - Когда я тебе звонила, ты изо всех сил старался представить все так, будто тебя там не было.
        - Я вам не врал. Я просто торопился собрать скрипку и все остальное для детей. - Питер разговаривал со мной так, будто я его девушка, будто он понимал, как я оскорблена. Я чувствовала, что он говорит осторожно, чтобы не задеть меня. Просто безумие.
        - А кто там был?
        Питер опустил глаза и снял свою бейсбольную кепку, потом снова сел, на этот раз в кресло ближе всего к дивану, так, что его колено оказалось в опасной близости с моим. Он запустил руку в волосы с видом одновременно виноватым, настороженным и удрученным.
        Барбара Фишер была права.
        После паузы, которая, как мне показалось, тянулась минут десять, он выпрямился и прищурился, посмотрев мне прямо в глаза. Я прищурилась в ответ, отчаянно пытаясь понять его и вопреки всему надеясь, что я все не так поняла.
        - Ну, она набросилась на меня в бельевой кладовке и сказала, что она без трусов. И что мне было делать?
        - Не может быть, - охнула я.
        - Может.
        - В ее доме? При детях?
        - Честное скаутское. Но не беспокойтесь, с детьми были Иветта и Лурдес. И мне на самом деле не очень и хотелось. - Прозвучало это неубедительно.
        На душе у меня было тяжело. Я повернулась к громадному окну гостиной, но не нашла в нем ответа, что делать дальше.
        - А потом?
        - Ну… - он отчаянно покраснел, - про это лучше не стоит… Но, честное слово, она мне не то чтобы нравится, просто все было так…
        - Что «это»? - Я старалась говорить взрослым и серьезным тоном. Отстраненным таким.
        Он изумленно распахнул глаза.
        - Вам подробности нужны? Я скажу, если хотите, но это как-то неловко…
        Я не могла поверить, что Ингрид Харрис могла сказать няню Дилана, что она без трусов. Теперь я больше сердилась на нее, чем на него.
        - Ну, то есть, это самое мы не делали… - продолжил он. - Всего минуту-то все и было, а потом я сказал, что так нельзя. - Он устроился поудобнее, явно довольный собой.
        - Так ты остановился? - Господи, мне сразу стало легче.
        - Ну, вы же понимаете, для мужчины это непросто: шикарная женщина начинает к тебе клеиться…
        - Ты думаешь, она шикарная? - вылетело у меня изо рта, и я сразу же об этом пожалела.
        - Ну… да. Может, немножко вульгарная, но выглядит она классно, да. - Он изумленно покачал головой, словно она какая-нибудь там богиня секса.
        - Ну, не знаю, Питер, тут на самом деле дело не в ней.
        - Извините.
        Я замерла. Я столько речей отрепетировала в уме, а теперь ни слова не могла выговорить.
        - Честное слово, я с ней не спал. - Он видел, как я задета. - И я обещаю, я всегда буду с вами честен.
        Я замужем, хотелось мне закричать. Я не обижена! Я не твоя девушка! Но вместо этого я глубоко вздохнула и сказала:
        - Думаешь, с твоей стороны это было ответственно? Ты же должен присматривать за детьми.
        - Да ладно. Я же сказал, Иветта и Лурдес играли с девочками в Кэндилэнд. Грейси ничего не угрожало. Там же прямо как Версаль, везде служанки всякие бегают. Так что не стоит делать из этого…
        Я, наконец, сорвалась.
        - Делать что? - вскрикнула я. - Пустячок, может быть? Ты обжимаешься с замужней женщиной посреди бела дня и на работе и ведешь себя так, будто это ерунда.
        - Я не хочу сказать, что это правильно, но вы так переживаете, можно подумать, что за это время котлеты сгорели на плите, а ваш ребенок чуть не вывалился из окна, выходящего на Парк-авеню! - Он поднялся и зашагал по комнате. - Ваша чокнутая подружка, настоящая охотница на мужчин, - и не будем забывать, что она ваша подружка, а не моя знакомая какая-нибудь - заталкивает меня в свою бельевую кладовку и пристает ко мне. Вот и все, что было. Я с ней не спал.
        - И все? Это правда? - О боже. Он глубоко вздохнул.
        - Ну да. - Пауза. - Вроде того.

        Глава 20
        Не просто нянь
        Следующая неделя выдалась нелегкой. С Гудмэном не было никакого сладу, он перепроверял каждый мой шаг, А я перепроверяла каждый шаг своего няня, Когда Питер звонил, чтобы сказать, где он сейчас, я обязательно спрашивала, кто с ним рядом. Когда он пытался перебросить мост через возникшую между нами пропасть, я реагировала на это очень холодно. Я перестала смеяться в ответ на его шуточки, просто возвращалась к делу. В четверг было особенно тяжело, потому, что он огрызнулся в ответ на мою резкость. Постепенно я задумалась над собственным поведением: я же не хотела, чтобы он ушел. Так что когда я зашла пожелать спокойной ночи Дилану, в голове у меня царило полное смятение. В темной комнате горел ночник, который отбрасывал треугольник яркого света на его волосы и на книгу. Это был «Эрагон».
        - О, мам, ты дома! - сказал Дилан. Было почти девять часов; всю неделю я работала с Гудмэном допоздна, обговаривая, как именно мы собираемся подать сюжет, но сегодня я, наконец, успела застать сына до того, как он уснул.
        Мой ангел. Я подошла к кровати и села с краю.
        - У тебя усталый вид, - сказала я, убрав волосы у него со лба, и положила его книжку на прикроватный столик. Он залез глубже под одеяло и положил голову на подушку. Я выключила ночник и в темноте негромко сказала ему: - Пора спать.
        - У меня было столько домашнего задания.
        - Питер тебе помог? Ты все сделал?
        - А то!
        - Ладно. Это хорошо.
        - Когда папа приедет?
        - Я же тебе говорила, его почти две недели не будет, он только пару раз заедет домой ночным рейсом. В субботу утром, когда ты проснешься, он будет у себя в постели.
        - А почему ты не можешь бывать дома чаще, когда его так долго нет?
        - У меня же сюжет, милый. Очень важный сюжет для телевидения, я тебе говорила. Скоро это закончится.
        Он усмехнулся; я погладила ему лоб.
        - Честное слово, скоро.
        - Мы с Питером столько смеялись сегодня насчет Крейга.
        - А что такое с Крейгом?
        - Ну, это длинная история. Во-первых, вчера, когда мы пришли в школу…
        Тут я проявила себя совсем не образцовой матерью - мысли у меня снова сбились на Питера.
        - А потом он сказал Дугласу Буду, что не хочет идти на его вечеринку с боулингом на пристанях Челси, и что это…
        Моя жизнь вдруг превратилась в сериал «Отчаянные домохозяйки». Моя соседка крутила любовь с моим аппетитным уборщиком, и я ее за это ненавидела. Я не могла избавиться от ощущения, что Питер меня предал.
        - Мам, ты слушаешь? Ты можешь себе представить, что Джонатан сказал, что вечеринка Дугласа дерьмо? Вот прямо это слово и сказал. Правда, это нехорошо?
        - Да, дорогой. Ну и что ты ему ответил?
        - Питер меня научил, как надо. - Мой саркастичный сынок невольно усмехнулся. - С этой проблемой я разобрался. Это все, что тебе нужно знать.
        Через десять минут я наткнулась на Питера, когда тот в задумчивости стоял перед открытым холодильником. Он быстро повернулся ко мне.
        - Привет. Вы же мне сказали, что на этой неделе каждый вечер допоздна работаете.
        - Да, просто Гудмэну понадобилось пораньше уйти.
        Я бросила свою огромную сумку на кушетку и принялась вытаскивать из нее кассеты и складывать их на обеденном столе.
        - Если бы я знал, я бы задержал детей, но малыши устали.
        - Да, Питер, хорошо. Просто, черт возьми, замечательно. - Мне уже было не удержаться, так переполнял меня гнев. Я прижала руки к сердцу, словно оно могло вырваться из груди, как та тварь из фильма «Чужой». Вытащив транскрибированные тексты интервью, я с размахом хлопнула ими по столу.
        - Ого.
        - Что «ого»?
        - Просто ого. - Он помолчал с минуту, наливая себе у кухонного прилавка имбирный эль. - Я же извинился.
        - Знаешь, меня раздражает сразу куча всего.
        - Да? Что, например?
        - Например, твое отношение ко всему этому делу. Тебя явно не смутило, что Ингрид замужем. Мы об этом даже не говорили.
        - Ну, хорошо. Я никогда в жизни не имел отношений с замужней женщиной.
        - Ингрид замужем, так что один раз точно был.
        - Да, хорошо! - Питер захлопнул дверь холодильника. - Я никогда этого раньше не делал.
        Я подозрительно посмотрела на него.
        - Ну, то есть женщины обычно не настолько настойчивы. Я был в шоке. Честно, в шоке, и потерял равновесие от всего этого. В буквальном смысле, между прочим.
        - Подробности меня не интересуют.
        Это была неправда. Мне отчаянно хотелось истерзать себя каждой правдоподобной деталью. У меня в голове безостановочно крутилось воображаемое кино: как Ингрид в коридоре отпустила одну из своих язвительных шуточек, и Питер рассмеялся. Он вроде как шлепнул ее по руке, но потом задержал прикосновение. Потом она прижалась к нему посреди коридора и принялась сосать ему мочку уха. Он сразу возбудился, и это он втащил ее в бельевую кладовку. Он хотел ее. А не меня.
        - Слушайте, я знаю, что совершил большую ошибку, но она сама все устроила. И кстати, я извинился. Мне на самом деле очень жаль. Я сделал глупость, но я сделал это не назло вам. Это был совершенно отдельный случай. Не имеющий отношения к нам с вами.

«К нам с вами». К нему и ко мне? Я не могла поверить, что он это сказал, и в то же время не позволяла себе почувствовать удовольствие от его слов. «К нам с вами». Когда я смогла рассуждать более ясно, я признавалась себе, что этот мужчина испытывает ко мне нежные чувства, даже восхищается мною, хотя ни на секунду не могла себе представить, что возбуждаю его. А еще я пыталась убедить себя в том, что тяга к Питеру возникла у меня из-за семейных проблем; что мои чувства к нему не были естественными, что это лишь симптом того, что у меня проблемы в семейной жизни.
        - Нет, правда, это не означает, что она мне нравится.
        - Ты такой здоровый парень. Трудно представить, чтобы на тебя напали и застали врасплох.
        - Говорю вам, в такой ситуации не так-то просто сказать «нет». Мы были у нее в доме, у нее в кладовке, и ее безумное настроение сильно повлияло на ситуацию.
        - Ее безумное что? - воскликнула я, повернувшись к нему.
        - Может, перестанете на меня давить, а? Вы всю неделю от меня отворачивались. Попробуйте вспомнить, что на самом деле произошло. Попробуйте представить это с моей точки зрения: я был так потрясен, что не в состоянии был реагировать.
        - Я не хочу больше это слушать.
        - Ну и хорошо, мне и самому не хочется это обсуждать.
        Питер взял еще стакан, наполнил его водой из бутылки и протянул мне - слабенький жест мира при таких обстоятельствах.
        - Мне кажется, вы обижены.
        - Ты с ума сошел.
        - То есть вы не обижены.
        - Нет. Ну, то есть, ты же мой работник.
        Он ударил кулаком в стену и сказал язвительно:
        - Я ваш работник, да. И это все. Единственная связь между нами в том, что я на вас работаю. - Питер мог закричать, мог обвинить меня во лжи и уйти с шумом. Но он не повел себя так, как я. Вместо этого он одним движением уничтожил мою враждебность. - Хорошая попытка, леди, но не выйдет. Я на вас не просто работаю. Я не позволю вам спрятаться за этим.
        - Ну, хорошо, ладно. Ты не просто…
        - Не просто что? Скажите мне. - Он постучал ногой по полу, слегка улыбаясь.
        - Ты знаешь что, Питер.
        - Что? Не просто нянь?
        - Да.
        - Ну, так скажите это, - настойчиво повторил он.
        - Что сказать?
        - Скажите это, глядя на меня: «Питер, ты не просто нянь». - Он поправил волосы и уставился на меня.
        - Нет.
        - Мне это нужно. Нехорошо ведь получилось, и вы это знаете. Только при этом условии я спущу вам это с рук.
        - Какого черта? Это мне есть что спускать тебе с рук, это ты оказался у Ингрид в кладовке!
        - Скажите это.
        Я почувствовала, как краснею, и попыталась удержаться от нервного смешка.
        - Это глупо.
        - Ну, вы же можете. Пожалуйста.
        - Ну, хорошо. - Я закатила глаза к небу. - Ты не просто нянь.
        - Фу-у-ух! - Питер театральным жестом утер пот со лба.
        Мы оба с минуту помолчали, осознавая, что в эту самую минуту вышли за пределы ситуации с Ингрид и стали… друзьями.
        - Я знаю. Так и было. Поверьте мне. - Он прямо-таки завораживал меня своим обаянием.
        - Она моя приятельница. И она мне нравится. Правда нравится.
        - Знаете что? - Он вскинул руки в воздух. - Мне тоже нравится Ингрид. Она смешная. Но я не хочу такого… черт, я никогда даже ни на что не намекал.
        Признаюсь, осталось еще одно нехорошее дело, которое я собиралась сделать.
        - Генри ее все время обманывает, и она его тоже.
        - Меня это не удивляет. Не похоже было, что для нее все это что-то значит, что она делает что-то необычное.
        - Нет, я имею в виду - все время. Регулярно его обманывает, - сказала я.
        - Ну, если учесть ее темперамент…
        - Знаешь, у нее есть такой здоровый личный тренер из Панамы, а может, и еще кто-то.
        Питер обдумал это и побледнел. И на этот раз не нашел готового ответа.
        Моя стратегия проверки сработала. Гудмэн научил меня самым разным способам проверки информации. Необязательно задавать прямой вопрос, чтобы получить ответ. Можно просто сделать заявление и посмотреть, как люди будут реагировать. А реакция Питера в этом случае была красноречивее тысячи слов: ни с чем не спутаешь смущенный вид мужчины, гадающего, вдруг у него не такой большой, как у его соперника.
        Как он сказал на прошлой неделе, когда я его спросила, ограничилось ли дело поцелуем? «Вроде того». Ага. Я верила в то, что он с ней не спал, но я знала: поцелуем дело не ограничилось.
        С одной стороны, я чувствовала победу, а с другой - огорчение, так что в итоге я решила оставить эту тему.
        - Как сегодня дела у Дилана?
        - Прекрасно. Домашнюю работу он сделал. Здорово, что вы пришли до того, как он уснул.
        Я чувствовала напряжение в его голосе; он явно хотел поговорить о том, как Дилану нужно, чтобы родителя уделяли ему больше времени и внимания. Но меня смущало то, как напряженно он на меня смотрит. Может, он расстроился, что я заговорила с ним как хозяйка с работником, или просто хотел очередной раз извиниться. Или, скорее, он пытался сказать, что у него пенис не такой уж и маленький.
        - А что такое? - выпалила я.
        - Ровно то, что я сказал: он был рад увидеть маму, - ответил Питер. - Ладно, пойду, соберу вещи.
        - Почему? Ты уже уходишь?
        - Ну, поскольку я здесь просто работник, - он постучал по часам, - я свое отработал. Пора закрывать табель.
        - Да некуда тебе спешить, - сказала я, на этот раз с улыбкой. Напряжение исчезло. Ну, или почти исчезло.
        Он достал еще одну бутылку имбирного эля из холодильника и сел на диван. Стол перед ним был завален кассетами и блокнотами.
        - Так когда вы ее интервьюируете?
        - Мы уже.
        - Как вы могли мне не сказать?
        - Мне не положено никому этого говорить. Так что держи информацию при себе.
        - Конечно. Вы уже ужинали? Я как раз собирался подогреть немного карри перед тем, как уйти домой. Вы не хотите?
        - Нет, но я посижу с тобой. Сейчас приду. - Я собрала пленки и блокноты и отнесла их в кабинет.
        Когда я вернулась на кухню, Питер ставил на стол две тарелки с курицей с карри.
        - Вот вам немного, а то еще похудеете от такого количества работы.
        Ну, ладно. Может, он и правда считает, что моя задница в порядке, хоть до Ингрид и не дотягивает.
        - Ну вот, - сказала я.
        - Что?
        Теперь, когда я признала, что он не просто нянь, я воспринимала все это как что-то вроде «свидания вслепую».
        - Расскажи мне про свою программу.
        Питер выпрямился и при этом коснулся своим коленом моего. Меня словно током ударило. Я отдернула ногу и стукнулась о перекладину стола.
        - Ой.
        - Извините. Я ничего такого не хотел, честное слово. - Он ухмыльнулся. - Кое-кто из моих спонсоров отошел от проекта. Я опробовал онлайн-версию на всех браузерах и компьютерах, какие только возможны, но когда я пошел к инвестору показать демоверсию, программы по борьбе со «шпионским» софтом на его компьютере начали выдавать предупреждения. Я прогнал версию заново, пока он ждал, и тут все обвалилось…
        Я старалась внимательно слушать технические детали и не отвлекаться на все остальное, например, на свой сюжет и на вертевшуюся в голове картинку: его член во рту у Ингрид.
        Ну вот, поужинала. Сегодня вечером меня ждала куча работы. Мне требовался кофе.
        - Вы готовите кофе так поздно? - спросил Питер. - Разве вам не нужно поспать?
        - Я сегодня долго не буду ложиться, мне нужно еще раз просмотреть интервью. Хочу это сделать в спокойной обстановке, когда никто не будет меня отвлекать, прежде чем сяду писать сценарий. Я всегда это делаю дома. - Я достала из сумки блокнот.
        - Черт.
        - Что такое? - Питер подошел ко мне сзади. Я чувствовала жар, исходящий от его тела.
        - Мой секундомер! Мне он от дедушки достался. Я его на прошлой неделе потеряла, кажется, в такси. Ненавижу размечать записи с обычными часами, там минутная стрелка не останавливается. У тебя случайно нет секундомера? - Я говорила быстрее обычного, боясь, что наши отношения изменились, боясь (а может, и, надеясь), что его колено на этот раз коснется моего вполне намеренно.
        - Нет, секундомера у меня нет.
        - Черт. - Я села, резко ощущая, как на меня накатилась усталость от всего сразу - от сюжета, от мужа, детей, Питера, от этой чертовой секс-богини Ингрид.
        - Вам нужно передохнуть немного, - сказал Питер.
        - Нет у меня времени.
        - Я составлю вам компанию. Погуляем завтра в парке, или зайдем в какую-нибудь галерею на Мэдисон-авеню, или в музей, - сказал он. - Выделите себе один час, засеките время и оторвитесь от всех обычных дел. Так у вас и рабочие вопросы в голове прояснятся.
        Я представила себе, как гуляю с ним, только с ним, без детей, и тут же подумала, что могу натолкнуться на знакомых, и они придут к неправильным выводам. Это никуда не годится.
        - А пока что, - сказал он, - дайте мне посмотреть интервью.
        - Да ладно, Питер. Уж больно все это гадко, не стоит в это лезть.
        - Да я и так в этом. Я прекрасно представляю себе Хартли. Не абывайте, мой отец отъявленный правый. Я с такими людьми вырос.
        - Питер, ты один из немногих, кто знает о существовании этих пленок. Мне не следовало о них упоминать.
        - Как я мог о них не знать? Я же практически живу здесь, вы помните? Как вы говорите, я на вас работаю. Вы же знаете, я никогда не подводил вас. Ну, то есть кроме той истории. Обычно не подводил. - Он улыбнулся.
        Я устала. И я, правда, ему доверяла несмотря ни на что.
        - Ну, хорошо, можешь посмотреть вместе со мной, но это будет работа, а не просто развлечение. Считай, что ты зритель, просто обычный зритель, и скажи мне, что ты обо всем этом думаешь.
        Мы пошли в кабинет; я вставила пленку в видеомагнитофон и устроилась на тахте с блокнотом на коленях, словно студентка, которая собирается всю ночь готовиться к экзамену. Питер сел в кресле на другом конце комнаты. Я отпила кофе, пока на экране шли первые минуты интервью.
        - Это скучный кусок, здесь мы ее просто разогреваем.
        Это последние свои слова, которые я помню перед тем, как заснула. Проснулась я в три часа ночи на тахте, укрытая одеялом. Свет был выключен, телевизор не работал.
        Поспав еще четыре часа, я, наконец-то, успокоилась, и в голове у меня прояснилось. Пленки я смогу посмотреть попозже и тогда же хорошенько все обдумать. Я все равно их уже десять раз видела. Я была очарована тем, как Питер вчера за мной поухаживал. Мы с ним официально пересекли пределы прежних отношений и стали друзьями. Можно было перестать сходить с ума насчет Ингрид. Конечно, Питер очень привлекателен, и меня захлестнула волна ревности и неуверенности в себе, но я с этим справилась. Конечно, справилась. Я либо налажу свой брак и научусь жить, приняв все недостатки Филипа, либо мы, наконец, разойдемся. Но об этом я еще не готова думать. А пока что я расследую крупнейший политический сюжет года, и у меня трое здоровых детей. Мне повезло, и я это знаю.
        В девять утра я вышла на кухню и приготовила себе завтрак и кофе. Каролина уже отвела Дилана и Грейси в школу. Вошел Майкл, влез на кушетку рядом со мной и стал таскать чернику у меня из тарелки. Я посадила его к себе на колени и крепко обняла. Он потянул в рот кусок рогалика и засунул руку в мой апельсиновый сок; я сделала вид, что хочу съесть пальцы у него на ногах, и он захихикал.
        Открылась и закрылась входная дверь. Питер. В темном джемпере с высоким воротником. Раньше он такого не носил. Выглядел он великолепно. Вот тебе и спокойствие, и ясность мысли.
        - Ты на несколько часов раньше обычного.
        - Я надеялся застать тебя, пока ты не уйдешь.
        - Похоже, я вчера не осилила пленки, но я рада, что хоть выспалась. - Я откусила кусок булки. - Извини, что я отключилась. Если подумать, даже хорошо, что ты их не видел. Мне вообще-то не полагается никому их показывать до эфира. Спасибо за одеяло.
        - Я их просмотрел.
        Я удивленно повернулась к нему.
        - Просмотрел? Пока я спала?
        - Ага.
        Интересно, я храпела? А может, я пускала слюни на подушку прямо у него на глазах?
        - Питер, тебе не стоило этого делать.
        - Я пытался тебя спросить, но ты заснула намертво, То есть абсолютно намертво. - Он сел рядом со мной. Вид у него был серьезный.
        - Я что, все это время проспала?
        - Ты выглядела как Спящая Красавица.
        Я смутилась так, будто он увидел меня в одном белье. Хотя я бы против этого не возражала, если бы освещение было удачное.
        - Нам надо поговорить. Насчет Терезы, И тебе это не понравится.
        - Да? Ну, выкладывай, я переживу. Тебе было неинтересно? Интервью скучное?
        - Мне было не оторваться.
        Я улыбнулась.
        - Потрясающе. Ты у нас как раз попадаешь в хорошую выборку. Мужчины от восемнадцати до сорока девяти. Крупные вложения в рекламу. И сплошь из республиканского окружения. Я рада. Теперь можно вздохнуть с облегчением. - Я снова откусила огромный кусок булки с яичницей.
        - Нечему радоваться.
        - Почему?
        - Потому что с этой Будро что-то определенно не так, и я поверить не могу, что ты этого сама не заметила.

        Глава 21
        Белые пятна зимы
        - Все дело в потенциальных рейтингах. Они мешают тебе взглянуть на ситуацию объективно.
        Майкл схватил со стола мою ложку и накапал себе на рубашку желтком. Держа его одной рукой, я потянулась к кухонной столешнице у себя за спиной и схватила его любимую игрушечную пожарную машину.
        Питер не представлял, о чем говорит, и это в очередной раз напомнило мне, каким он может быть упрямым. Мне не понравился его напор, и от раздражения мне, честно говоря, стало легче. Проще было сосредоточиться на его высокомерии, чем на странных ощущениях вчерашнего вечера.
        - Питер, мне бы очень хотелось послушать, что ты об этом думаешь, правда, но я хочу пообщаться с Майклом.
        - Или ты позволяешь Гудмэну на тебя давить?
        - О чем ты?
        - Ладно. Общайся с Майклом. Я подожду тебя у передней двери и провожу до улицы. - Он не позволил мне от него отмахнуться. - Тогда и обсудим.
        В прихожей я помогла Майклу найти в шкафу его любимую игрушку - пылесос, из которого выскакивали цветные шарики. Майкл загудел и забегал по кругу, изображая звук мотора и слегка брызгаясь при этом слюной. Я глянула на себя в зеркало. На мне были белые шерстяные брюки, белый джемпер и туфли на каблуке. Иветта, стоявшая в двери, чтобы отвлечь Майкла попкорном и не дать ему заорать, когда я буду уходить, бросила взгляд на то, как я разглядываю себя в зеркале. Потом она увидела, как Питер по-джентльменски придерживает мне дверь, и бросила на меня неодобрительный взгляд. Может, у меня начиналась паранойя. А может, и нет. Я наклонилась поцеловать малыша, прижала его к себе крепко-крепко и посмотрела ему прямо в глаза.
        - Мамочка всегда возвращается домой. - Он кивнул, но нижняя губа у него задрожала. - Я люблю тебя, Майкл. Ты мой дорогой малыш. И всегда будешь моим любимым малышом.
        Он схватил меня за рукав.
        - Попкорн! Хочешь попкорна?
        Глаза у него засияли; Иветта подхватила его, как маленький самолетик, и понесла в детскую. Перед уходом я сняла гольфы и бросила их на кушетку в прихожей. Ингрид как-то сказала мне, что весь секрет в босых ногах, даже посреди зимы.
        - На улице холодно.
        - Я знаю.
        Он что-то буркнул насчет «чокнутых местных жителей» и пропустил меня в дверь первой. Протискиваясь мимо него, я почувствовала, как екнуло мое сердце, и, стоя в лифте, попыталась отвлечься, думая о том, как Национальный комитет Республиканской партии подаст на нас в суд после выхода сюжета с Терезой.
        Мы вышли на улицу, и я вдохнула в себя свежесть и великолепие декабрьского утра. Снега еще не было, и день казался совершенно сухим. Я любила Нью-Йорк прямо перед наступлением холодов; лето ушло совсем недавно, и его присутствие еще ощущалось. Я вдруг поняла именно в эту минут, что сегодня, может быть, последний хороший день перед наступлением зимы, перед тем, как улицы города покроются темной кашицей талого льда.
        Луис уже ждал меня в машине.
        - Слушай, - сказал Питер, постучав к нему в окошко, - ты ей сегодня не понадобишься.
        - Понадобится.
        - Нет, не понадобится. - Он повернулся к Луису. - Мы пойдем прогуляться в парк.
        Я видела панику на лице Луиса. Он посмотрел на меня, на его лице явно читалась мысль: «Я слушаюсь вас, а не этого парня».
        - Питер, мы не пойдем прямо сейчас в парк. - Я постаралась продемонстрировать голосом свое раздражение, но потом посмотрела на его темный плотный шерстяной джемпер, который он раньше никогда не носил, на то, как этот джемпер оттеняет его голубые глаза. В джинсах, темно-коричневых ботинках и коричневой кожаной пилотской куртке он выглядел чертовски привлекательно. Возьми себя в руки, сказала я себе. Он всего лишь нянь. Перестань зацикливаться на том, как он выглядит. Ты же замужем. И как глупо, что мне приходится напоминать себе об этом.
        - Знаешь… вряд ли я смогу продолжать на тебя работать, если ты не в состоянии выделить сорок пять минут на отдых и прогулку со мной.
        И он улыбнулся. Я невольно вспомнила про парня, с которым встречалась в колледже, первого, с кем я переспала. У него была такая же кривая улыбка, которая в одну секунду отрывала меня от учебников.
        - Ты шутишь.
        - Да нет, не шучу.
        Было десять пятнадцать. Совещание насчет Терезы было назначено на час, но к нему надо было подготовиться. Я накрасила губы, глядя в свое отражение в окне автомобиля. В белом зимнем костюме я выглядела так классно, что самой было приятно посмотреть.
        - Слушай, мы ведь уже все обговорили. Может, хватит? Я уже это пережила.
        - Ингрид тут ни при чем, поверь мне.
        Мне не нравилось работать вслепую, без плана, но на совещаниях иногда приходилось это делать. Всем работающим матерям приходилось.
        - Надеюсь, это что-то важное. - Я заглянула в окно машины. - Луис, подождите здесь, пожалуйста. Я вернусь, чтобы поехать на работу. Скоро.
        Питер тем временем доставал что-то из багажника машины. Потом он подошел к тротуару с одеялом, которое мы держали в машине для экстренных случаев, в одной руке и моими теплыми ботинками на меху в другой.
        - Сними свои дурацкие туфли и надень это, тебе будет удобнее.
        - Не надену.
        - Да послушай меня хоть раз. Ты же сейчас не на работе.
        - Ну, хорошо, - Я сунула ноги в теплые ботинки и взяла телефон.
        - Телефон тебе не нужен.
        - Нет, нужен. У меня дети и работа, - я положила его в карман.
        Мы вошли в парк через ворота с Семьдесят шестой улицы.
        - Куда мы идем?
        - Шагай.
        - Питер.
        - Сначала одна нога, потом другая.
        - Куда мы идем!
        - Да-да, вот так, у тебя отлично получается.
        Мы молча шли вперед; он краем глаза поглядывал на меня. Я не привыкла действовать вот так, без плана, наугад, но день был прекрасный, и мне нравилось быть рядом с ним.
        По крутой тропинке через луг мы спустились к воде. Солнце пробивалось сквозь листву дубов и отражалось от окружавших парк зеркальных небоскребов. Вокруг лодочного пруда утром кипела жизнь: на садовых скамейках болтали няни, укачивая младенцев в колясках; пожилая женщина в широкополой шляпе от солнца и мексиканском пончо рисовала листву, установив холст на переносном деревянном мольберте; а несколько стариков в видавших виды кроссовках проводили свои модели лодок вокруг буйка. Мы на секунду задержались у знаменитой статуи, изображавшей героев «Алисы в стране чудес» на северной оконечности пруда. Невозможно было не почувствовать обаяние огромной бронзовой фигуры Алисы, которая сидела на гигантском грибе, а по обе стороны от нее - Мартовский Заяц и Шляпник, Когда я приходила сюда с детьми, они непременно залезали на нее.
        - Есть кое-что, чего я тебе еще не говорил.
        - Что? Ты голубой?
        Ну что за глупость, с чего я вдруг это сказала?
        - Вот уж нет.
        - А что тогда?
        Он легко коснулся рукой моей спины, направляя меня в сторону велосипедной дорожки, которая вилась вверх по холму. Я свела лопатки, чтобы отодвинуться от него подальше. Хватит, Джейми, сказала я себе. Ты ведешь себя, как школьница. Твой муж много работает, он хороший человек, он юрист в престижной фирме и зарабатывает больше миллиона долларов в год. У тебя трое детей. Питер на шесть лет младше тебя, практически мальчишка. Ты взрослая женщина. Ты им увлеклась потому, что он милый, а Филип не прислушивается к твоим настроениям. Но это неправильно и не доведет до добра, как наркотики. Так что прекрати немедленно.
        - На третьей или четвертой неделе моей работы произошла одна неприятность. День был холодный, и мы с Диланом взяли напрокат парусную лодочку погонять по пруду. Ветра не было. Лодочку было с места не сдвинуть. Так что Дилан потянулся к ней и ухнул в этот ужасный пруд.
        - О господи! И что, он головой туда упал? Он же мог гепатит подхватить!
        - Да расслабься. Это было смешно. И нам потом было что вспомнить. Особенно тот факт, что мы тебе ничего не сказали.
        - Ну, тогда я, наверное, рада, что вы мне ничего не сказали.
        - Ага, не дай бог ты бы пропустила какую-нибудь графу в разноцветном расписании.
        - Очень смешно. Я не так безнадежна.
        - Это верно. - Мы углублялись все дальше в парк, и эти слова все еще висели в воздухе. Что он имел в виду? Что я еще не так безнадежна или что, по его мнению, я куда лучше, чем это самое «безнадежна»?
        Мы поднялись вдоль идущей круто вверх тенистой просеки по извилистой дорожке, вымощенной потрескавшимся серым асфальтом, мимо бегунов и прогуливавшихся немолодых посетителей. Прошли под аркой пешеходного мостика, где пожилой негр играл, на трубе «Summertime», выставив перед собой открытый футляр от инструмента. Питер бросил ему горстку мелочи, проходя мимо.
        Мы миновали стоявший на холме у озера лодочный домик с притулившимся к нему рестораном. Перед ним лежали сложенные штабелями яркие лодки, с веслами; их соединяли огромные цепи. Я подумала, как странно, что мои дети живут в полумиле от этого пруда, а я никогда их туда не водила. Я пообещала себе, что свожу их, когда закончу работу над сюжетом.
        Поднимаясь вверх по тропинке, мы прошли еще одну тенистую просеку, потом вышли на берег огромного пруда, окруженного зарослями высоченной травы. На деревянной пристани вдали дети кормили семейство уток. Я посмотрела на часы и решила, что Гудмэн еще немножко без меня переживет.
        - О боже, как красиво! Ты этот пруд хотел мне показать?
        - Это не просто пруд, Он называется Черепаший пруд, и сюда регулярно слетаются птицы. Видов сто пятьдесят. И это не конец нашего маршрута, - Он показал на большой замок на склоне, поросшем кустарником, вязами и высокими соснами. - Нам туда. В замок Бельведер.
        Мы пошли вверх по ступенькам, прорезанным в скале, похожей на поток лавы. Неожиданно я споткнулась, и Питер, который шел впереди, не глядя протянул мне руку. Я машинально схватилась за нее, чтобы не потерять равновесие на неровном участке лестницы, где ступени начали крошиться. Рука у него была теплая, и на самом верху, как раз перед тем, как отпустить меня, он сжал мою ладонь. Этот единственный дружеский жест сказал мне все, что я хотела знать о его чувствах ко мне и до сих пор умудрялась не видеть.
        Питер остановился перед огромной деревянной дверью перед замком, открыл ее и провел меня внутрь. Мы прошли через комнату, заставленную пыльными микроскопами, потом по коридору, через окна которого видна была листва, и поднялись на три пролета по старой каменной винтовой лестнице. Наверху оказалась тяжелая дверь, запертая на огромный засов, упиравшийся в цементный потолок.
        - Питер, тут заперто.
        - Не переживай. Это самое любимое место Дилана во всем парке. Тут всегда заперто.
        Он налег всем своим весом на огромную щеколду, отодвинул ее, толкнул дверь ногой и отошел, пропуская меня на самый высокий балкон замка Бельведер. Перед нами открывалось роскошное зрелище: огромный прямоугольник Центрального парка тянулся до самого Гарлема на севере, ограниченный по сторонам западным и восточным Манхэттеном. Мы были на одной высоте с верхушками деревьев, во все стороны от нас тянулась ломаная линия нью-йоркских крыш… Все это напоминало оперную декорацию.
        - Я никогда здесь не была.
        - Конечно, не была.
        - Что значит «конечно»? Я занимаюсь спортом в парке. В последнее время, правда, редко, но…
        - Я знаю, что ты иногда шагаешь вокруг большого пруда, разговаривая при этом по мобильнику, но это потрясающее место надо узнавать не так. Присаживайся.
        - Не могу. Я брюки испачкаю.
        - Вот об этом я и говорю, леди!
        Мы оба расхохотались, и он расстелил на скамье одеяло. Меня переполняло волнение - по самым разным причинам; сейчас, пожалуй, прежде всего, оттого, что я не знала, что он собирается мне сказать. Я оперлась локтями о перила и посмотрела вниз, на театр Делакорте, где играли Шекспира актеры уровня Кевина Клайна и Мерил Стрип. Я всегда хотела туда сходить, но Филипа совершенно не тянуло шагать через полпарка в открытый театр. Я посмотрела на пруд, ища там признаки жизни. Вдоль берега на камнях грелись на солнышке черепахи, словно ракушки, облепившие борт корабля.
        - Кроме того, я хотел найти место, где нам не помешают.
        - Почему? У тебя что, рак или что-то такое? - Нервы у меня были так натянуты, что этот дурацкий и бестактный вопрос вырвался сам по себе.
        - Слушай, успокойся уже. Нет у меня рака. И я не гей.
        Ладно, подумала я. Тогда что же, черт возьми, ты собираешься мне сказать?
        Питер выглядел спокойным и расслабленным, но у меня к этому моменту сердце стучало уже так, что я даже заглянула под куртку, посмотреть, не заметно ли это сквозь свитер.
        - Мы с Диланом все время сюда ходим.
        - Правда?
        - Ну да. Он, бедолага, даже не знал, что балтиморская иволга - это птица такая. Они тут повсюду на деревьях вокруг пруда. Внизу можно взять напрокат бинокль.
        - Вы этим обычно в парке занимаетесь?
        - Нет. Обычно мы идем на Гарлем-Меер и ловим рыбу.
        - Рыбу? В Нью-Йорке? Почему вы мне не говорили?
        - Потому что ребенку иногда надо делать вещи, о которых не знает его мама. Мы специально ничего тебе не говорили. Но это действительно его любимое место. Погода в Центральном парке, которую объявляют по радио, измеряется внутри башни рядом с нами. Мы туда поднимались однажды по приставной лестнице вместе с лесничим, он славный парень. Дилан сказал, что это круто. Ему нравится слушать про животных в парке, и мы всегда приносим с собой бинокль.
        - Ты хочешь сказать, что мой девятилетний сын увлекается наблюдениями за птицами?
        Питер рассмеялся.
        - Да нет, за людьми мы тоже наблюдаем. Но в основном мы просто сидим здесь, разговариваем. Не хочешь тоже попробовать?
        - Ладно, я спокойна. Честное слово. - Для храбрости я глубоко вздохнула, потом повернулась к нему. - Но мне надо знать, зачем ты меня сюда привел.
        И тут он посмотрел мне прямо в глаза. На мгновение я и правда решила, что сейчас он меня поцелует.
        - Джейми.
        О господи. Он никогда еще не произносил мое имя таким голосом. Он меня поцелует. И что мне тогда делать? Ух, ты. Нянь меня сейчас поцелует!
        - Джейми.
        Кажется, я даже наклонилась к нему поближе.
        - Насколько ты уверена в том, что Тереза Будро говорит правду?
        - О господи, ты за этим меня сюда притащил?
        - Ну, я…
        - Это все? - Я почувствовала себя такой дурой! - Ты мне это уже говорил! - Я попыталась встать, но он схватил меня за руку.
        - Пожалуйста.
        - Что?
        - Мы еще не закончили.
        - Хорошо. Что еще?
        - Ничего. Ладно, не буду настаивать. Честное слово, я привел тебя сюда просто потому, что хотел показать тебе эту красоту. - Он показал мне на большое дерево неподалеку, верхние ветки которого клонились к башне замка. Неподходящий момент для урока природоведения. - Это виргинский можжевельник, там, у пруда, большая голубая цапля, вон тут птичье гнездо, а там большое бейсбольное поле. И если ты достаточно успокоишься, чтобы разглядеть все это, может быть, у тебя получится посмотреть на всю эту… историю по-другому.
        Он и не собирался меня целовать. Скорее всего, ему это даже в голову не приходило. Пора было прийти в себя и отбросить жалкую фантазию, которую я для себя сочинила.
        - Что ты имеешь в виду под «всей этой историей»?
        - Все.
        - Личные дела или рабочие?
        - Я вообще-то о работе, но если ты не возражаешь, могу и про личное сказать. Раз уж представился случай. Твой муж, он… с ним сложно.
        - Питер!
        - Это правда. Нет, дети его любят, и ты за него вышла замуж, просто я…
        - Нет. О моем муже ты сейчас ничего говорить не будешь. - Поведение мужа меня очень смущало. Я боялась, что это заставит Питера потерять уважение ко мне. Еще один ингредиент в сложной смеси моих эмоций, - и если ты думаешь, что мне этим помогаешь, ты не прав.
        - Я просто хотел тебя поддержать. Дать тебе понять, что я все понимаю.
        - Лучше уж поговорим о работе.
        - Ну, хорошо. Тереза.
        - Ты не первый, кто полагает, что она врет, - сказала я, пытаясь взять под контроль свои разбушевавшиеся чувства. - Я тронута тем, что ты так хочешь мне помочь. - Я снова посмотрела на часы. На работу я опоздала уже на два часа.
        - Я не собирался тебя дергать, я просто переживаю. Иногда ты слишком склонна соглашаться с окружающими. С этими странными пижонками у школы. Мы с тобой об этом говорили.
        - Да. И я с тобой не согласилась.
        - И ты вечно стараешься умиротворить своего мужа.
        Он опять подходил к запретной черте, за которой я готова была разозлиться.
        - В браке легче решать проблемы, чем доходить до столкновения. Когда-нибудь ты это поймешь.
        - Я просто хочу сказать, что у тебя уже сложилась определенная модель поведения. Ты делаешь этот сюжет потому, что Гудмэн на тебя давит? Что ты сама на этот счет думаешь?
        - Все. Хватит. Извини, но ты наивен. - Он меня задел. - И высокомерен.
        - Правда? Наивен и высокомерен одновременно?
        - Ну, разумеется, все хотят знать, не врет ли она! Неужели ты думаешь, что мы - я, Гудмэн, вся дирекция - это не обдумывали? Такие сюжеты основаны на том, что человек рассказывает правду так, как он ее сам понимает, а публике интересно это услышать с условием, что принимать решение о достоверности будет он сам. И ты явно не понимаешь, что иногда сюжет бывает настолько скандальный, что игнорировать его просто невозможно.
        Мне отчаянно хотелось бросить тень сомнения на его слова. Если я смогу отмахнуться от его мнения, то мои чувства к нему будут менее весомыми, а, следовательно, менее пугающими. И я больше не попаду в дурацкую ситуацию, погрузившись в подростковые фантазии насчет того, как он меня сейчас поцелует.
        - Даже серьезный канал новостей вроде нашего не может пройти мимо этого. Такая ситуация как катастрофа века, - продолжила я. - Учитывая положение Хартли, его позицию по вопросам семьи - не просто в отношении абортов, но и его защиту семейных ценностей, и его четверых детей. Ну, и еще вся эта штука с задницей, учитывая законы против содомского греха. А если основная фигура подобной взрывной истории готова, наконец, заговорить, мы - с помощью юристов - просто предоставляем публике ее версию этой истории.
        Но на самом деле я хотела ему сказать совсем не это, а то, что Филип не всегда был таким болваном. И у нас с ним был потрясающий секс, во многом я из-за этого за него и вышла. И что он умел справляться с крупными неприятностями лучше всех на свете. И что Питер не знал, каково это - застрять в браке без любви и беспокоиться насчет развода, когда у тебя трое детей.
        - Вы показываете этот сюжет не просто как ее взгляд на события.
        - Ты очень многого не понимаешь.
        - Забавно, - отозвался он, - я на твой счет тоже так думаю.
        - Ты уже перешел все границы вежливости.
        - Вчера вечером я поздно пришел домой, и мне было не уснуть. Так что я заглянул на несколько сайтов с новостями и сплетнями, а потом на все любимые правые блоги моего отца, чтобы разузнать все насчет этой женщины.
        - И ты не догадываешься, что канал уже присматривает за этими ребятами? Ну, естественно, они пытаются ее опорочить. Они защищают свою важную шишку Хартли. Я знаю, ты разбираешься в вебсерфинге, но не забывай, я в журналистике уже давно.
        - Вебсерфинг! Словечко прямо из девяностых!
        - По-моему, ты даже не замечаешь, насколько грубый у тебя тон. Что ты вообще об этом знаешь, живя в своем замкнутом техномирке в Ред-Хук? Господи, ты же никогда ее не встречал. Ты не знаешь, о чем говоришь, понятно тебе?
        - Я тебе вот что скажу, - произнес он с нарастающим пылом. - Я знаю этих людей. Я вырос, обедая с ними за одним столом. В моем родном штате полно военных баз, а мой отец считает, что Рональд Рейган - кандидат в святые. Хартли у таких людей следует по значению прямо за Рейганом. Я прочитал десятки статей правых об этой женщине - многие из них помещены на проверенных и уважаемых сайтах, - и они рисуют портрет девушки из ниоткуда, которая все врет. Может, она просто чокнутая, которая хочет оказаться в центре всеобщего внимания. Кто знает?
        - Ну, хорошо, мистер Крутой Интернетчик, я рада, что ты так хорошо разбираешься в правых блоггерах, но вот чего ты не знаешь.
        Он вздохнул.
        - И чего же я не знаю?
        - Что перед интервью Тереза нас удивила и продемонстрировала сувениры, которые она сохранила из гостиниц, где она проводила ночи с Хьюи Хартли, с конференций, которые он посещал, с самолетов, которыми они летали. У нее были салфетки, спички, квитанции из баров, которые доказывали посещение ею городов и гостиниц, где он бывал по делам конгресса. Наш информационный отдел подтвердил, что он действительно был в эти дни в этих городах и в этих гостиницах. Это очень важно. Никто не знает, что у нас это есть.
        - Ну…
        - Что ну, Шерлок? Это важно, и ты этого не знал. И извини, с какой стати ты говоришь мне, как мне делать мою работу? - Я снова разошлась, удачно задвинув унизительные ощущения от разговора о моем муже в глубину своего сознания. - Еще ты не знал, что у нас есть свидетель, который видел вместе эту парочку. У нас есть фотографии, есть записи разговоров, и все равно при этом мы представляем сюжет только как ее версию событий, Мы всего лишь даем ей возможность рассказать свою историю.
        - Всего лишь? Да ладно вам! Вы придаете ее словам вес, транслируя их в национальных новостях перед двадцатимиллионной аудиторией!
        Я попробовала объяснить по-другому, хотя он этого и не заслуживал.
        - Знаешь что, Питер? Это как с Тоней Хардинг. Помнишь ее? Фигуристка, которая наняла людей, чтобы избить Нэнси Керриган…
        - Да, я прекрасно знаю, кто такая Тоня Хардинг. Я даже знаю, что сейчас она занимается боксом.
        - Ну ладно. Замечательно. С десяток лет назад она оказалась одним из самых крупных моих уловов в новостях. Я ходила на каток, где она тренировалась, и неделями смотрела, как она выполняет двойные сальховы, умоляя ее поговорить с Эн-би-эс. И поскольку я просидела на этих холодных, как черт, металлических сиденьях дольше всех остальных, она пошла к нам и поговорила с Гудмэном. Это не значит, что мы ее оправдали. Это не значит, что мы сказали: она не имела никакого отношения к тому, чтобы переломать Керриган колени. Америка страстно хотела знать, что она скажет, и моя задача состояла в том, чтобы добыть ее, и я это сделала. Конечно, серьезные интервью для новостей мне больше нравятся, но иногда приходится копаться в грязи.
        - Я вовсе не собираюсь читать тебе проповедь. Не в этом дело. Снимайте «желтые» интервью, сколько хотите, просто будьте поосторожнее.
        - Я осторожна.
        - Послушай меня. Ты удивительно со всем справляешься: с тремя детьми, с работой, да еще и сохраняешь брак с этим типом.
        - Питер! Хватит!
        Он благоразумно не стал останавливаться на этой теме.
        - Я вот что хочу сказать. Иногда что-то у тебя не будет получаться. Пропущенный день рождения. Ладно. Не успела уложить детей сама. Тоже ничего. Но если вы промахнетесь с этой чокнутой - это уже совсем другое дело. Тут речь идет о том, чтобы атаковать одного из самых важных и известных конгрессменов. Это Конгресс Соединенных Штатов! Тут ошибаться нельзя.
        - Слушай, Тереза Будро красуется на обложках всех «желтых» журналов в стране. Представь, что тебе досталось интервью со Скоттом Питерсоком, которого осудили за убийство беременной жены, и он готов рассказать об их браке - что ты сделаешь? Скажешь, что тебе это не интересно? Люди, которых мы интервьюируем, уже и так в центре медиа-лихорадки, вопрос только в том, кто доберется до них первым. И на этот раз выиграла я, вне зависимости от того, что из этого выйдет.
        Похоже, я все-таки не произвела на него впечатления.
        - А теперь у меня совещание, которое я не могу пропустить.
        - Нет, можешь.
        - Нет, не могу.
        - Ты же взяла с собой мобильник. Просто позвони и скажи, что не можешь приехать, и посиди тут со мной.
        - Ты что, с ума сошел? - спросила я.
        - Вот и я то же самое о тебе думаю.
        - Почему?
        - Ты знаешь почему.
        - Нет, знаешь, я действительно не могу. Мне, видишь ли, надо интервью монтировать, одно такое пустяковое, маленькое интервью. И еще у меня совещание с боссом. А босс, видишь ли, платит мне за то, чтобы я приходила на совещания.
        - Ну, скажи ему, что опоздаешь.
        - Не могу.
        - Жаль. Печально, честно говоря.
        - Что жаль?
        - Тебе это просто не под силу.
        - Что - это?
        - Ты не можешь позвонить в офис, отменить совещание и просто посидеть здесь, позволить себе получить удовольствие от прекрасного утра. Ты от этого нервничаешь.
        - Нет, не нервничаю.
        - Так сделай это. - Он улыбнулся, зная, что опять поймал меня в свою дурацкую ловушку.
        Я заколебалась, потом посмотрела на раскинувшуюся передо мной роскошную панораму. Может, Питер все же пытается за мной ухаживать? Или ему просто хочется пообщаться со мной как с другом?
        - Знаешь, я не дура. Я на это не попадусь. Я понимаю, к чему ты ведешь.
        - Останься.
        Черт. Меня так тянуло к этому мужчине, к этому убежищу в башне высоко над всем миром.
        - Ну, хорошо, и если я останусь, что мы будем тут делать?
        - Забудем про Будро. Я все сказал, тебе решать. Мы можем просто поговорить. О чем угодно. Обо всем на свете. Может, ты бы, наконец, поняла мои мотивы, а я - твои.
        - Я не могу…
        - Можешь. Просто останься.
        И я осталась.

        Через два часа я снова сидела в машине и ехала в офис. Луис плохо говорил по-английски, и за три года мы еще ни разу ни о чем не разговаривали. Но я точно знала: он решил, что у меня с нянем роман.
        - Питер говорил со мной про Дилана, - сказала я виновато. - Долгий разговор. Очень долгий разговор.
        Сидя под дивным куполом деревьев над башней Бельведер, мы и, правда, долго говорили. Я заставила Питера пообещать, что он не станет заговаривать про Филипа. Чувствуя мою печаль и унижение, которое я испытывала в браке, он извинился за свои легкомысленные замечания. Он сказал, что любит моих детей, и я начала рассказывать ему всякие дурацкие истории про них, например, про то, как у Дилана в младенчестве был такой толстый животик, что он прикрывал колени. Мы посмеялись насчет шикарных детских дней рождения, на которые он водил детей. Питер даже пригласил меня на свой день рождения.
        - Ты уверен?
        - Конечно, уверен. Буду рад тебя видеть. И Дилана приводи.
        - Но мы же не знаем твоих друзей.
        - Я хочу похвастаться тобой перед своими друзьями, Джейми.
        Это прозвучало странно, как будто я его новая девушка. Но что бы он ни имел в виду, у меня взволнованно застучало сердце.
        - Да, Луис. И прогулка была очень долгая. - Я потерла лоб, демонстрируя, как я устала. Я практически ни разу до сих нор не видела Луиса без застывшей на лице милой услужливой улыбки, но сейчас он ответил мне долгим взглядом, который словно бы говорил; «Ага, как же».

        Глава 22
        Застольные беседы
        Плитки пола постепенно подогревались; я включила тепловые лампы, чтобы создать красноватое освещение в пахнущей лавандой ванной комнате. В субботу после обеда, за четыре дня до выхода сюжета, я хотела поухаживать за собой. Забравшись в ванну, я положила голову на надувную подушку, прикрепленную к стенке ванны, и принялась слушать «Богему».

        Hai sbagliato iJ raffronto.
        Volevi din bella come tin tramonlo.

«Mi chiamano Mini,
        il perch non so…

        Только я вошла в транс, как дверь ванной распахнулась, и две бутылки лосьона слетели с комода. Ворвался Филип; его костюм для игры в сквош почти вывалился из сумки.
        - В ванне с пеной у тебя есть время поваляться, а поехать куда-нибудь на вечер мы не можем.
        - Филип, пожалуйста, давай поговорим через час. Знаешь, пока тебя не было, у меня было вдвое больше хлопот с детьми. Как у матери-одиночки. Так что я тут не круглые сутки сна себе устраивала. Я впервые попыталась урвать часок на…
        - У тебя было полно времени. Меня не было две недели.
        - И мы по тебе скучали. Правда, скучали, милый.
        - Я опаздываю в клуб «Ракетка» на игру, а на улице дождь. - Он смотрел на меня с таким видом, будто мне полагалось этот самый дождь остановить.
        - Ну, так надень плащ и возьми зонт. - Он не отреагировал. Я попыталась зайти с другой стороны. - Надень кроссовки, которые не будут скользить на корте.
        - Проблема не в кроссовках.
        - А в чем?
        - В доме нет зонтиков. Неужели Каролина не может нормально выполнять свою работу?
        Стоит какой-то крошечной мелочи в жизни моего мужа пойти не так, и он сразу винит во всем Каролину, самую работящую женщину в Нью-Йорке.
        - Филип, пожалуйста, посмотри у входной двери на стойке для зонтиков. Там их полно.
        Даже кризис с зонтиками не заставит меня вылезти из теплой ванны. Я опустила голову под воду, стараясь уйти от спора, который у нас повторяется раза четыре в год. Филип подошел к ванне и повысил голос, чтобы мне было слышно даже под водой.
        - Неужели ты не можешь контролировать прислугу? Составляй, что ли, списки. Мне нравятся зонтики с деревянными ручками, а не дешевые складные, у которых ручки пластмассовые. Клуб «Ракетка» - для джентльменов. Туда нельзя ходить с дешевым зонтиком, который можно купить на улице.
        Я высунула голову из воды, решив, что проще попробовать его успокоить, чем слушать дальше, как он бесится, хотя я и не была уверена, что раздражение, охватившее меня после этого разговора, того стоило.
        - Ну, так возьми сегодня складной, а я потом закажу дюжину с деревянными ручками, чтобы такое больше не повторялось.
        - Нет, Джейми, я так не могу.
        - Почему? Ты что, окончательно с ума сошел? - Я погрузилась под воду, прикрыв глаза руками и стараясь изгнать из моего личного пространства образ ненормального избалованного мужа. Он молча ждал. Я всплыла и посмотрела на него, Он так и стоял в дверях, широко распахнув их и впуская в ванную холодный воздух. Я тяжело вздохнула.
        - Загляни в мой шкаф. В глубине лежит новенький зонтик от «Берберри», который мы купили в подарок классному руководителю Дилана на его тридцатилетний юбилей работы в школе. Он в обертке. Я должна вручить его в понедельник утром, но я попытаюсь завтра найти что-нибудь другое. Возьми его и иди, наконец, на свою игру.
        - Ты гений! - Муж довольно улыбнулся и захлопнул за собой дверь так, что мой шелковый халат, висевший с обратной стороны, упал на пол.
        Qui… amor, …sempre con te! Le mani… al caldo… e… dormire…
        Я опустила голову на надувную подушку и уставилась в потолок, потом снова окунулась с головой, прикрыв глаза руками. Когда я опять всплыла, вместе с мыльной водой по моему лицу текли слезы.

        Через четыре часа, когда мы одевались к ужину, Филип удивил меня, неожиданно обняв за талию и привлекая к себе.
        - Нравится мне этот наряд. - Он неторопливо просунул пальцы мне в лифчик, слегка теребя соски. Похоже, он считал, что это меня возбудит. Он ошибался.
        Я отодвинулась от него, вдевая в уши большие круглые серьги с ракушками, потом побрызгала духами над головой.
        Он игриво продолжил натиск и начал расстегивать мне лифчик.
        - Не сейчас, Филип, - умоляюще сказала я и заглянула в гардероб, чтобы достать брюки. Был субботний вечер, и мы опаздывали на прием. - И это мое белье, а не наряд. - Интересно, что бы подумал Питер об этом «наряде», если бы увидел.
        - Ну же, детка, ты так аппетитно выглядишь, в розовых кружевах. Мы быстренько. - Он начал поглаживать мне ягодицы одной рукой и при этом вертеть бедрами и тереться об меня пахом, как уличный пес. Мне понадобилось упереться в стену обеими руками, чтобы удержать равновесие. Смогу ли я это сделать? Разве мы не переспали, когда он вернулся в шесть утра после ночного рейса? Разве квота на сегодня не выполнена? Смогу ли я, вытерпеть еще один «быстренький» секс, только чтобы его успокоить?
        К счастью, в эту минуту дверь в нашу спальню распахнулась и ко мне подбежала Грейси, схватив за то же самое голое бедро, об которое только что яростно терся мой муж.
        - Ну, пожалуйста, не уходи, я не люблю, когда ты уходишь. Ты вечно куда-нибудь уходишь!
        Я наклонилась, чтобы посмотреть Грейси в глаза.
        - Милая, мне на прошлой неделе приходилось несколько раз работать вечером, но вообще-то я не так часто по вечерам куда-нибудь хожу.
        - Нет, ты всегда куда-нибудь уходишь!
        - Неправда. Я почти всегда укладываю тебя, в постель.
        Одеваясь, я наблюдала за тем, как она пытается меня переупрямить. Грейси выпятила подбородок, но я знала, что она слишком устала для серьезного спора, так что я взяла ее на руки, и она прильнула ко мне, свесив ручки и ножки, как тряпичная кукла. Я вдохнула ее запах, такой уютный, запах сладкого детского шампуня и крема, потом отнесла Грейси в ее комнату и прилегла рядом с ней, пока она, немного поборовшись с дремотой, наконец, не сдалась.
        Швейцар в белых перчатках захлопнул дверь лифта и уставился прямо перед собой, пока обитая красным деревом кабина поднималась к пентхаузу Сюзанны Брайерклифф и Тома Бергера.
        Я быстро поправила блеск на губах, потом засунула руку в прямоугольную золотую вечернюю сумочку и перевела звонок телефона на вибрацию.
        - Филип, отключи телефон. - Он послушался, одновременно одобрительно подмигнув мне, словно говоря: «Не хотим же мы выглядеть невоспитанными при Сюзанне». Он оглядел сверху донизу мой пурпурный бархатный брючный костюм, облегающий черный джемпер, черные туфли на высоких каблуках и золотой пояс-цепочку. Пояс сочетался с сумкой. По-моему, наряд у меня вышел очень неплохой, если учесть, как меня отвлекали, когда я одевалась.
        - Что? - спросила я его, поправляя одно из звеньев пояса.
        - Просто твой костюм такой… такой обычный. - Очень мило, что он наконец-то взглянул на меня. Он выглядел разочарованным, будто мой наряд, плохо влиял на его репутацию. Самое удивительное, что он действительно так думал. - Сюзанна всегда так празднично одевается, сочетает сексуальные наряды и красивые цвета. Почему бы тебе не попросить ее проконсультировать тебя?
        - Я часто советуюсь с ней, ты же знаешь. - Я расстроено покачала головой. Ни клушам в детском саду не угодить, ни собственному мужу. - Просто на мне одежда не так смотрится.
        Филип, похоже, опять пожалел, что не женился на Сюзанне или на ком-то вроде нее. У Сюзанны с Филипом было много общего: предки обоих приплыли в Америку на
«Мэйфлауэре», в числе первых поселенцев, хотя в Квартале каждый старожил говорил про своих предков нечто подобное. А вот муж Сюзанны Том, который был старше ее на десять лет, отличался от этой породы очень сильно. Он носил круглые очки, как у Эйнштейна, очень шедшие к его жестким седым волосам. Том был ведущим редактором
«Нью-Йорк таймс» по международным новостям и вырос в еврейской семье в Скарсдейле, в штате Нью-Йорк. Его родители работали криминальными репортерами. Сюзанна познакомилась с Томом лет в двадцать с небольшим, когда слушала курс по ближневосточной политике в университете Колумбия. Ее родители пришли в ужас, услышав о том, что она выходит замуж за еврея, несмотря на его профессиональные успехи, и потребовали, чтобы она сохранила девичью фамилию: хватит и того, что их внуки будут носить фамилию Бергер. Том отмахивался от их антисемитизма - он знал, что они никогда не изменятся, ну и, конечно, его примирял с ними тот факт, что, как только Том надел Сюзанне на палец кольцо, на их совместный счет было переведено сто миллионов долларов.
        Когда Сюзанна в широких оранжевых шелковых брюках, с оранжевым боа из перьев на шее и в шелковой маечке цвета слоновой кости открыла нам дверь, Филип чуть не прыгнул ей в объятия.
        - О-о, спасибо, что пригласила, у тебя всегда так весело! - Он взял ее за щеки и поцеловал в губы, очень легко и так по-свойски. По-моему, поцелуи в губы следует оставлять для мужей и жен. Мне снова показалось, что я здесь лишняя.
        - Заходите.
        В Квартале светские дамы устраивают приемы только по какому-нибудь поводу, а не просто ради того, чтобы пообщаться с друзьями. Поводы бывают самые разные: поздравить автора, только что опубликовавшего свой шедевр, предоставить площадку врачу для выступления об уничтожении малярии в Южной Африке или «открыть» для публики многообещающего молодого чернокожего кандидата в конгресс - такой гость куда экзотичнее и интереснее известного белого сенатора. Когда Сюзанна звонила, чтобы пригласить нас на обед, она обязательно упоминала, каких гостей уже позвала.
        - Обязательно приходи, Джейми, у нас будет помощник секретаря ООН, и редактор
«Ньюсуика» тоже. А готовит Даниэль Булю.
        Мы с Филипом с радостью принимали любое ее приглашение. Ее приемы всегда отличались шиком и весельем и к тому же помогали мне в установлении деловых контактов.
        Сегодня за обедом слева от меня сидел почетный гость, Юсеф Голам, известный иорданский профессор из Института государственного управления имени Кеннеди в Гарварде, частенько украшавший собой телевизионные программы новостей по поводу войны в Ираке. Экспертам вроде мистера Голама недостаточно написать на свою тему десяток книг и сотню статей; чтобы пользоваться популярностью на обедах на Парк-авеню, они должны еще и регулярно появляться на телевидении, то есть быть знаменитыми. Книга мистера Голама под названием «Следующее одиннадцатое сентября: почему программа национальной безопасности обречена, и ваш город тоже может пострадать» вышла всего три недели назад и с тех пор занимала первое место в списке документальных бестселлеров «Нью-Йорк тайме».
        Мои соседи по столу справа и слева оба отвернулись в другую сторону, и я воспользовалась этим, чтобы хорошенько рассмотреть комнату. Стены столовой были покрыты блестящей желто-оранжевой краской, словно запечатывая нас в герметичную упаковку. На стенах висели двенадцать фотографий Хироси Сугимото - туманные морские пейзажи в одинаковых черепаховых рамках, по четыре на каждой стене. Огромный круглый обеденный стол состоял из треугольных лепестков, которые соединялись так, чтобы удобно разместить шестнадцать человек. Я посмотрела на свое место за идеально накрытым столом, гадая, сколько человеко-часов ушло на то, чтобы стол стал безупречным.
        Передо мной стояла маленькая тарелочка с нарисованными посередине птицами, под ней тарелка побольше, с такими же птицами, но только по краям. Справа от прибора стояли четыре хрустальных бокала: один для белого вина, один для красного, один для воды и бокал для шампанского к десерту. Маленькие серебряные яблочки придерживали карточки с золотой каемкой, на которых были каллиграфически написаны имена гостей. У каждого гостя рядом с карточкой солонка и перечница от Картье, выполненные из синего стекла и обернутые серебристым кружевом. Сюзанна поставила цветы на стол в низкой серебряной трофейной чаше - наверняка Теодор Брайерклифф II выиграл ее в парусной регате в начале прошлого века, - чтобы гости могли разговаривать через стол и им ничего не мешало. По столу в художественном беспорядке были разбросаны золотые сосновые шишки, красные и желтые осенние листья и сушеные гранаты. Десятки маленьких свечек мерцали в хрустальных подсвечниках, отбрасывая танцующие тени на потолок. Я вдруг представила себе Питера в этой столовой. Ему бы эта пышность не понравилась.
        Филип тем временем отчаянно ухаживал за сидевшей слева от него Кристиной Паттен. Она выглядела невозможно худой; ее костлявые плечи выпирали из-под расшитой драгоценными камнями шелковой блузки без рукавов. Она возила еду взад-вперед по тарелке, пока Филип распространялся о том, как трудно найти приличные коттеджи в Лайфорд Кей. Наверняка, как и все светские дамы на приемах, она сказала Филипу, что уже поела с детьми. Сюзанна не особенно уважала Кристину, но знала, что та имеет вес в светском кругу. А в этой компании такие вещи не менее важны, чем Нобелевская премия по астрофизике.
        Сюзанна как всегда безупречно подобрала все составляющие для своей гостевой формулы: молодой модельер из дома Гуччи, напоминавший актера Монтгомери Клифта, и его партнер, режиссер театра, не бродвейского, но весьма одобряемого критикой, сегодня выступали на тему геев и культуры. Меньшинства представляла молодая чернокожая лесбиянка, художница из Кот-д'Ивуар (на покупку ее картин была очередь длиной в два года), а средства массовой информации - популярный редактор «Ньюсуик» и я. От нас обоих наверняка ожидают высказываний обо всех текущих событиях. В качестве «важной особы на государственной службе» присутствовал помощник Генерального секретаря ООН по ближневосточным делам. Старший партнер одного из крупнейших хеджевых фондов занимал нишу, отведенную для очень-очень больших денег, уровня ста-миллионов-и-больше-и-пошли-все-к-черту.
        Однако мое подсознание неуклонно намекало, что мне здесь явно кое-кого не хватает, а именно Питера. Я представила, что на мне сексуальное платье, такое запахивающееся, чтобы в него можно было забраться со всех сторон. На нем тонкий черный джемпер и твидовый блейзер. Мы стоим за ярко-оранжевой лакированной барной стойкой Сюзанны. Он медленно закрывает дверь… Приподнимает мою голову за подбородок…

«Монтгомери Клифт», сидевший справа от меня, наклонился поближе.
        - Потрясающие сережки, - сказал он.
        Я повернулась к своему новому лучшему другу:
        - Вы и вправду так думаете?
        - Отлично смотрятся, особенно с вашими темными волосами.
        - Скажите это моему мужу. Он считает, что мой наряд недостаточно яркий.
        - Да что он понимает? Это вон тот парень в костюме? Он что, банкир?
        Я покачала головой.
        - Юрист.
        - Да мне все равно. Один из денежных мальчиков, в общем.
        - Сюзанна говорила, вы модельер? - Нет на свете ничего приятнее, чем флиртовать с геем на приеме в Нью-Йорке. - Скажите честно, что вы думаете о моем костюме? Мне стиль от природы не дается.
        - Честно, значит?
        - Правда, мне интересно. - Несколько недель назад я прошла по красной дорожке перед детским садом в потрясающем новом сером костюме из шерстяной фланели и туфлях на семисантиметровых каблуках в полной уверенности, что я наконец-то разгадала секретный код. Ингрид Харрис посмотрела на мои ноги и сказала:
        - Джейми, какого черта?
        Наконец-то она меня похвалит за то, что я попала в точку; туфли у меня были потрясающие, я это точно знала. Я приподняла брови и улыбнулась, ожидая комплимента.
        - Ты куда собралась? Ты что, на обходе в больнице?
        Кажется, она догадалась по моему лицу, что я ее не поняла.
        - Что это за колготки? Нет, правда, ты похожа на медсестру! Светлые прозрачные колготки? Ты с какой планеты прилетела?
        - Ну… я…
        - Кто тебя сегодня одевал? Иди домой и переоденься, чтобы больше не позориться!
        Вот так и идет моя глупая борьба за то, чтобы стереть следы своего пригородного происхождения и держаться вровень с самыми большими модницами в мире.

«Монтгомери» откинулся назад, покачиваясь на задних ножках стула и оглядывая меня сверху донизу, как скаковую лошадь или, скажем, быка - это уже зависит от точки зрения. Секунд через двадцать он изрек свой приговор.
        - Я согласен с вашим мужем.
        - О нет!
        - О да. Начнем снизу. Туфли отличные. - Пауза. - Но не для вечера.
        - Как это? Черные кожаные, от Маноло Бланика. Что с ними может быть не так?
        - На вас бархат, а у него есть свой блеск. Туфли слишком тусклые для блеска костюма и отсветов пояса. Отлично блестит пояс, кстати. И сережки-раковины - теперь, когда я посмотрел весь ваш костюм, они сюда не подходят. - Он покачал головой и погрозил мне пальцем. - Раковины не подходят к сверкающему золоту. И не носите черные блузки с темно-бордовым костюмом, они сливаются друг с другом.
        - Ну, хорошо, я не обиделась. - Если честно, меня все это очень задело. - Значит, в моем костюме куча ошибок. А что же мне тогда следовало надеть?
        - Ну, вообще-то за такие вещи люди платят кучу денег, но ладно уж, для вас совет будет бесплатный. - Он был просто очарователен: черные, зачесанные назад волосы, огромные глаза. Модельер улыбнулся и сжал мне плечо. - Туфли должны быть из черного атласа. И какая-нибудь яркая деталь - цепочки или высокая шнуровка - это очень сексуально, или камешки - на вечерних туфлях они очень уместны. Куда бы вы ни собирались, вечерние туфли должны быть очень развратными. Если у Маноло Бланика не найдется ничего подходящего, обратитесь к Кристиану Лубутену. По-моему, он еще талантливее. И никогда не носите вечером простые черные туфли.
        Мой сосед сделал большой глоток вина; похоже, объяснять придется еще очень многое, и он только начал.
        - Джемпер у вас слишком темный. Нужно что-нибудь посексуальнее, не стоило надевать к обеду деловой топ в стиле восьмидесятых. Что-нибудь богемное для контраста с линиями костюма; вам нужна прозрачная кружевная блузка с манжетами, которые вылезают из рукавов пиджака нарочито небрежно. Никакого лифчика, пусть грудь будет немного видна. И ни в коем случае не застегивайте манжеты.
        Мне захотелось вытащить репортерский блокнот.
        - Воротник блузки должен падать на лацканы, но не слишком низко. Сережки сюда совсем не подходят. Зимой такие можно носить только с облегающим черным джемпером и черными брюками или джинсами. На парадных приемах, да еще вечером, они теряются. Раковины подходят для лета; это пляжные сережки, а не городские. Положите их в дорожную сумку и отвезите на большом джипе в летний домик. - Я невольно рассмеялась; именно это я и собиралась сделать.
        - Вам нужны большие золотые кольца или крупные камни. У вас ведь есть такие? По вам видно, что есть. - Я кивнула. Когда родился Майкл, Филип купил мне сапфировые серьги в виде капель, окруженных маленькими бриллиантами, - Ну вот, хорошо. Вы на Парк-авеню живете, вам нужно выглядеть особенно сексуально, иначе вы будете смотреться как матрона, да еще и консервативная притом. Говорю вам, большие золотые кольца в уши, чтобы сочетались с поясом. Дорогие сережки-ракушки вроде ваших нужно носить летом, с белой футболкой (лучше всего от Пти Бато) и белыми джинсами. Заведите себе пояс-веревку на лето и туфли на пробковой платформе. Платформы - это очень важно.
        Мне вот-вот предстояло проникнуть в ускользающую тайну моды. Никогда еще так интересно и так четко мне не объясняли, как нужно одеваться. С помощью этого двойника Монтгомери я стану одной из этих шикарных дамочек, а клуши будут мне завидовать, а фотографы вроде Панча Пэриша будут ходить за мной следом на каждой вечеринке, я, я…
        Дзынь. Дзынь. Сюзанна постучала тяжелой ложкой для десерта по бокалу. Удивительно, но хрустальный бокал не раскололся.
        - Извините, друзья, но я попрошу пару минут внимания.

«Монтгомери» ткнул меня локтем в бок.
        - Посмотрите на ножи. Возьмите в руку - чувствуете, какой он тяжелый? Чистое серебро от Пюифоркат. Долларов шестьсот пятьдесят за штуку.
        - За нож?
        - Ну да, а здесь у каждого три вилки, два ножа…. Наверняка у нее полный сервиз на двадцать четыре персоны, по десять вилок-ложек на человека. Вот это подход к делу.
        Сюзанна улыбнулась и еще пару раз звякнула, явно довольная тем, что разговор за столом идет так оживленно, - значит, прием удался.
        - Я хочу поднять тост за моего дорогого друга…
        - Твоего? А кто вас познакомил, интересно? - шутливо перебил ее муж.
        Все рассмеялись.
        - Ну, хорошо, нашего общего друга мистера Юсефа Голама. Вот уже третья президентская администрация консультируется у Юсефа по поводу нестабильной ситуации на Ближнем Востоке. Он написал девять книг и десятки статей на эту тему, и одна из его книг получила Национальную журнальную премию общественного интереса, присуждаемую за… - Сюзанна бросила взгляд на крошечную бумажку под своей тарелкой для десерта, - влияние на национальную или местную политику и на законодательство. За тебя, дорогой Юсеф.
        Юсеф поставил свой бокал.
        - Люди, - сказал он. Глянув на стол, он явно решил, что лучше говорить стоя. Потом он повторил: - Люди. Я не думаю, что наступил конец эпохи диктаторов, но мне кажется, что мы пережили опасную осень, как я ее называю…
        Чаще всего компания с Парк-авеню восхищается экспертами по политике, от которых на самом деле не услышишь ничего толкового. Эти ухоженные дамочки и их суетливые мужья втайне считают себя недостаточно умными, чтобы понять всю эту болтовню, но притворяются, что понимают. Я бросила на Филипа раздраженный взгляд, представляя себе, какая сейчас будет скучная речь, но он посмотрел на меня сурово, будто упрекал, что я веду себя как ребенок. Я повернулась к «Монтгомери», который исполнял роль заместителя Питера на этом вечере, и тот мне подмигнул. Он тоже считал, что Голам - надутое ничтожество. Я вынула из ушей сережки с ракушками, положила локти на стол, оперлась головой на руки и приготовилась терпеть.
        Филип, который любил выделываться на публике, задал вопрос о производстве урана в Иране. Эта новая тема еще больше взволновала Юсефа, так как давала ему возможность продемонстрировать свои знания.
        - Если вы хотите понять будущее Ирана, я напомню вам о событиях, происходивших в этом регионе в последней четверти восемнадцатого века.
        О господи. Извини, Юсеф, я курила травку на задней парте в кабинете истории, когда это проходили. Я выпила еще вина.
        Я все это уже слышала от других мыльных пузырей вроде Юсефа. В Квартале есть особый гостевой список авторов, редакторов журналов и экспертов по внешней политике. Эксперты получают от таких приемов необходимую им дозу внимания и контакт с самыми влиятельными людьми города, а хозяйки - десятки записочек с благодарностью за невероятно интересную беседу за обедом. Но эксперты знают, что им положено выступать для хозяев, как дрессированным тюленям, - почти как наемному персоналу. В их обязанности входит и упоминание в разговоре влиятельных особ из правительства.
        - …я вспомнил об этом, когда оказался в Овальном кабинете - он, кстати, гораздо меньше, чем кажется. Пока я помогал президенту готовить его последнюю итоговую речь, я понял, что он действительно глубоко осознает сложность арабской ситуации.
        Я постучала кончиками пальцев по бокалу и прошептала: «Пожалуйста», обращаясь одному из официантов в черных шелковых френчах, которые стояли у стола в стратегических точках.
        - Это, естественно, напомнило мне об идее добродетели из макиавеллиевского
«Государя». Буш воплощает в себе добродетель - идею Макиавелли о человеческой энергии, которая влияет на судьбу и удачу. Он сочетает тонкость Цицерона с резкостью Цезаря.
        Я вообще не понимала, о чем он говорит.
        - Буш, конечно, не интеллектуал, но неким таинственным образом он достиг состояния гениальности. Думая о Буше, уместно вспомнить и о Медичи.
        Редактор из «Ньюсуика» и чиновник из ООН столкнулись в решительной схватке по поводу суммы, требуемой для обеспечения безопасности американских портов. В беседу вмешался Юсеф. Редактор «Ньюсуика» благоразумно попытался вернуть разговор на землю и заставил Юсефа сосредоточиться на нынешних опасностях.
        - Позвольте мне напомнить вам, как опасно расслабляться. Террористы очень терпеливы…
        Он продолжил нас запугивать. Мне хотелось добиться еще советов от «Монтгомери», да и вообще хоть как-то отвлечься, лишь бы не слушать эту мучительную лекцию об опасностях, грозящих моей семье в Нью-Йорке. Я еле удерживалась от кошмарных апокалипсических фантазий, которые заставляли меня дергаться по поводу безопасности еще больше, чем обычно. Я уже начала подумывать, не переехать ли обратно домой в Миннесоту, но тут вспомнила, что Юсеф особо упомянул торговый центр «Америка» в Миннеаполисе как возможную цель для террористов. Филип задал еще пару умных на вид вопросов, которые, если не обращать внимания на заковыристые формулировки, были на самом деле довольно банальны.
        - Если бы Буш-старший не стал так открыто игнорировать в тысяча девятьсот девяносто первом году шиитов в южных регионах Ирака, его сын мог бы найти себе союзников в этой стране. Вы не согласны, Юсеф?
        Кристина Паттен очень благоразумно не стала лезть в разговоры о международной политике. Но терзавшие ее мысли не позволили ей больше молчать.
        - Мистер Голам, как думаете, нам понадобятся полиэтилен и клейкая лента? Это ведь разумно, если живешь с детьми в этом городе, правда? Или средства массовой информации перебарщивают? Мы с мужем искали информацию в интернете, но так и не решили, какие противогазы заказать.
        Джордж Паттен вышел в отставку пятнадцать лет назад, когда ему исполнилось тридцать пять, и он получил пятидесятимиллионное наследство, и с тех пор он проводил время у себя в кабинете, изучая географические карты. Не особо захватывающая личность. Он добавил:
        - Мы в итоге купили их у израильской фирмы, которая снабжает армию Израиля. Они с нас порядочно содрали.
        Юсеф глубоко вздохнул, пытаясь переключиться с высокоумной геополитики на то, что на самом деле интересовало нью-йоркцев: как это все отразится на них.
        - Кристина, об этом мы можем поговорить после обеда, - перебила ее Сюзанна, которую раздражал, ход мыслей Кристины; она хотела, чтобы беседа сохраняла интеллектуальность.
        Юсеф заметил недовольство Сюзанны и попробовал вывести разговор в прежнее русло.
        - Ну, поскольку я сбежал из Ливана, когда страна раскололась, я кое-что знаю о том, каково чувствовать себя уязвимым. Мне сложно предсказать, где и когда они могут нанести удар. И помните, антракс рассеивается в воздухе, так что, если вы едете не в вагоне метро во время атаки, опасность невелика. Вряд ли вам понадобится противогаз в квартире. Но я знаю, что у израильтян очень хорошее оборудование. Мой отец тоже купил израильские противогазы, когда началась интифада, а мы жили возле Бейрута.
        - Ну ладно, - протянула Кристина и взмахнула рукой, окинув взглядом всех собравшихся за столом. - Хорошо, тогда у меня вопрос ко всем нью-йоркцам. - Сюзанна, по-моему, вполне готова была спрятать лицо в салфетку, чтобы не показывать, что Кристина портит ей прием. - Как вы думаете, нам нужно покупать противогазы для прислуги?
        В комнате воцарилось полное молчание. Я посмотрела на Юсефа; он закрыл глаза секунд на пять, глотнул вина и откашлялся в салфетку. На это ответить не мог никто; даже муж Кристины не рискнул ее выручать.
        Тут Сюзанна резко встала.
        - А теперь давайте выпьем кофе в гостиной!
        Где сейчас Питер? Я представила, как он сидит в каком-нибудь стильном баре в Ред-Хук, а вокруг него шикарные молодые женщины. Он был нужен мне, он бы смог найти что-нибудь забавное в этом жалком зрелище. Я, конечно, тоже составляла часть этого жалкого зрелища. Тут он был прав.

«И вы хотите, чтобы ваши дети росли рядом с детьми этих людей? Вы в своем уме?»
        Я устроилась в одиночестве на плюшевой угловой кушетке в гостиной и взяла у официанта кофе-эспрессо с лимонной корочкой в крошечной фарфоровой чашке. Со старинных деревянных балок над четырьмя большими стеклянными дверьми, выходившими на террасу Сюзанны, свисали шторы из тафты зеленого цвета, напоминавшего венецианскую лагуну. Мебель была обита тяжелыми тканями различных оттенков: тут были и вышитые на красном фоне цветы, и янтарный и зеленый бархат. Перед каминами, расположенными с обеих сторон комнаты, лежали полосатые, как зебра, ковры.
        Тип из «Ньюсуика» подошел и сел рядом со мной, прервав ход моих мыслей. Он уже знал по слухам, бродившим в журналистской среде Нью-Йорка, что у Гудмэна было что-то крупное, но не знал, насколько крупное.
        - Так вам досталась Тереза? Она что, правда дала вам интервью? Она призналась в чем-нибудь существенном насчет Хартли? Или это опять будет повтор того, что было у Кэти Сибрайт?
        - Не скажу.
        Я знала, что будет дальше.
        - Джейми, подумайте вот о чем. Я знаю, ваша программа появится в среду; если хотите, я могу задержать выпуск прямо сейчас и в любое время до полуночи, - он посмотрел на часы, - Слушайте, вот что я могу для вас сделать. Я могу поместить что-нибудь в номер на эту неделю, чтобы создать ажиотаж.
        - Как это любезно с вашей стороны.
        - Нет, ну мы, разумеется, укажем на приоритет Эн-би-эс, это только увеличит аудиторию вашей программы, увлечет, если хотите, и я обязательно добавлю кое-что насчет вашего вклада…
        - Моего вклада?
        - Ну да, мы упомянем, что вы с этим связаны.
        - Связана с сенсацией, которая вот-вот взорвется перед публикой?
        С его бакенбард капал пот. Прошло пятнадцать долгих секунд.
        - У вас интервью с какой-то изюминкой, так ведь? Просто скажите, да или нет. Не мучайте меня, признайтесь, что у вас самое настоящее интервью с Терезой Бу-дро.
        Я не в силах была удержаться.
        - Я вам вот что скажу, мистер Крутой: то, что я выпущу в эфир на этой неделе, оставит ваш крошечный журнальчик в такой куче пыли, какие бывают только в Канзасе.
        Он бросил мне в лицо бархатную леопардовую подушечку, встал и пошел прямо к хрустальному графину с виски.
        Поболтав еще с гостями, я встала и пошла разыскивать мужа - он уже некоторое время назад скрылся в кабинете. «Монтгомери», как раз надевавший тяжелое пальто, обнял меня за плечи,
        - И еще один совет, дорогая. - Он подманил меня поближе. - Не подпускай мужа к хозяйке, - прошептал он и ушел, покачивая бедрами.

        Глава 23
        Судный день
        От Сюзанны Филип вышел задрав нос и выпятив грудь колесом, как будто ему только что повезло с сексом. Я брела за ним, пытаясь понять, повезло ему на самом деле или нет. Когда мы подошли к перекрестку, он потянулся, чтобы взять меня за руку, только сейчас заметив, что я отстала. Я неохотно протянула ему руку.
        Меня тошнило. Два стакана вина за обедом для меня в самый раз, но после трех-четырех, как сегодня, у меня кружится голова.
        - Давай поживее, копуша, холодно же.
        - Слушай, Филип, ты хоть раз пробовал ходить на семисантиметровых каблуках?
        - Да что с тобой такое? На улице такая красота, мы провели чудесный вечер у Сюзанны и Тома, я себя чувствую просто великолепно. Таксе общество, такие вина, такая кухня. Господи, одна квартира чего стоит! - Вдохнув ночной воздух, он обернулся посмотреть издали на квартиру Брайерклифф-Бергеров. Ландшафтные террасы Сюзанны шли вдоль периметра обоих этажей ее пентхауза. С елей на террасе свисали гирлянды белых лампочек. - Вот тебе разница между такими деньгами, как у нас, и настоящими деньгами того уровня, когда можно уже всех к черту посылать.
        - Ну, хорошо, Филип, - сказала я с отвращением, - объясни мне, в чем разница.
        - С такими деньгами у тебя прислуга ходит в черных пиджаках, икра течет рекой, и
«Латур» тысяча девятьсот восемьдесят второго года тоже. И еще терраса. Терраса вокруг квартиры - это серьезные деньги. Я работаю как лошадь и не могу даже обеспечить себе вид на парк. Я бы убил за такую террасу. - Он покачал головой и снова ускорил шаг, крепко держа меня за руку, но потом вдруг опять остановился. - Представляешь себе? Огромный садовый гриль на городской террасе? Я бы мог вечером после рабочего дня жарить на нем мясо.
        - Филип, расслабься. У нас прекрасная квартира, а гриль у нас есть в летнем доме.
        - Ну да, дерьмовый гриль за три сотни, который я купил пять лет назад в скобяной лавке, а не хорошая современная модель, ну, знаешь, с отделением для варки сбоку, чтобы готовить мидии и кукурузу. Я хочу такой купить, и как можно скорее. Так что давай, займись этим живенько. - Он усмехнулся. - Да нет, я шучу. Я сам его куплю.
        Мне было не смешно.
        - В нашем летнем доме в кухне хватает горелок, где можно варить кукурузу и мидии.
        - Кухня маленькая, и я не могу себе позволить ее перестроить. А горелки не на гриле, - занудно поправил меня он. - На улице у нас горелок нет.
        - Филип! Кухня в десяти метрах от гриля во дворе! Ты только прислушайся к себе! Ты хнычешь по поводу гриля за шесть тысяч долларов.
        - Я просто хочу по вечерам готовить на улице, вот и все.
        - Знаешь, меня пугает, что деньги тебя больше угнетают, чем приносят удовольствие.
        - Может, хватит готовых клише? - отозвался он.
        - Нет, правда. Ты идешь в гости в квартиру больше нашей, и у тебя начинается депрессия, как только ты выходишь за дверь. У нас прекрасная квартира. Ты ее любишь, ты помнишь об этом?
        - Ну, она ничего.
        - Ради меня попробуй хотя бы на сутки отрешиться от всех этих мыслей. Представляешь, как здорово скинуть все это с плеч?
        Он уставился на меня, обдумывая мои слова. Неужели я до него достучусь?
        - Знаешь, детка, я был бы просто счастлив, если бы смог взвалить на плечи здоровенный новый гриль. Наверняка кукуруза лучше на вкус, если ее готовить на свежем воздухе. А потом еще городские балконы, представляешь, там можно жарить то, что захочешь в любое время. Представляешь, прямо после деловой поездки можно пойти и зажарить себе кусок мяса…
        - Только не говори мне, что, вернувшись в полдесятого вечера из Питтсбурга, ты радостно побежишь жарить мясо. Жаркой можешь заняться в выходные.
        - Да даже если я не соберусь этого сделать, вся суть в том, что я могу, если захочу. Пусть даже всего один лишь раз в год. Тебе никогда этого не хотелось? Чтобы что-то было под рукой на случай, если тебе захочется, даже если ты точно знаешь, что тебе этого не захочется? Мне нравится идея держать шеф-повара на полную ставку, пусть сидит в кухне в специальной белой поварской куртке, на которой его имя написано. И в таких, знаешь, уродливых резиновых башмаках. Он бы все время держал для меня наготове сырые бифштексы. И самое приятное заключалось бы в том, что он просто сидел бы там и ничего не делал до одиннадцати вечера, даже когда мы ужинаем вне дома. Просто на всякий случай: вдруг нам захочется пирожных с кремом, когда мы вернемся домой? И что забавно, если нам не захочется пирожных, это даже и лучше: просто мы будем знать, что повар ждет того момента, когда мы их захотим. Вот это и есть такие деньги, когда можно всех посылать к черту.
        Мне хотелось развестись с ним здесь и сейчас.
        - Джейми, обязательно в понедельник пошли Сюзанне цветы пошикарнее. Не стесняйся в расходах, вечер был потрясающий. - Он встряхнул головой. - И какая компания! Этот редактор из «Ньюсуика» ничего не упускает, и парень из ООН тоже. С ума сойти, как им удается немедленно вспоминать все нужные числа и даты. Но я, кажется, им ни в чем не уступил. Может, даже обставил их. Мое замечание насчет промежуточных выборов и нынешнего бюджетного дефицита заставило их мыслить на другом уровне, тебе не кажется? - На самом деле мой ответ его не интересовал. - А этот арабский Абдул - большой умник.
        - Юсеф, Филип. Юсеф Голам. Он известный ученый, и его не Абдулом зовут.
        - Он меня чертовски напугал. - Филип снова покачал головой и поскреб асфальт носком туфли. - Как бы его там ни звали - Абдул, Абдулла, Мухаммед, - все равно полотенце на голове.
        Я топнула ногой.
        - Филип, перестань, пожалуйста.
        - Да ладно, не сходи с ума, я просто хотел тебя завести. - Он снова обнял меня за плечи и повел вперед; я скрестила руки на груди, теснее прижимая их к себе. - Ну, хорошо, Юсеф Голам. Институт государственного управления имени Кеннеди. Советник трех президентов. Автор пятидесяти книг. Я ничего не упустил, а?
        Я не ответила, потому что не очень понимала, за что мне, собственно, полагалось его хвалить. Яркие фонари Семьдесят шестой улицы освещали дома из кирпича и известняка с мраморными лестницами и огромными окнами, завешенными парчовыми шторами с шелковыми кистями. За этими дверьми жили люди, которые заставляли работать прессу, юристов и банкиров Нью-Йорка. Это и были крупные фигуры, в число которых рвался Филип.
        Всего за сотню метров от нашего подъезда он снова остановился и повернулся ко мне.
        - Да, и ты ведь не покупала противогазы для прислуги, правда?
        Когда мы поднялись на наш этаж, я вышла из лифта первой и хлопнула входной дверью у него перед носом. Он это заслужил, испорченный напыщенный расист.
        Он побежал за мной по коридору.
        - Эй, Джейми, в чем дело? Мы только что обнимались на улице, что это ты вдруг хлопаешь дверью у меня перед носом?
        Я не могла ему ответить.
        - Ну извини, что я того писателя обозвал головой в полотенце. Это было глупо, но я пытался тебя подразнить, может, даже заставить рассмеяться.
        - Не будь таким расистом, Филип. Я этого не терплю.
        - Да ладно, я же пошутил! Я уже сказал, что этот парень - гений. Чего ты от меня хочешь?
        - Я не хочу, чтобы ты позволял себе презрительно отзываться о людях какой бы то ни было национальности. Ладно? Я боюсь, что однажды ты забудешься и скажешь что-нибудь подобное при детях.
        Он опустил голову.
        - Ладно, ты права, что еще?
        - Ты просто такой…
        - Какой такой, Джейми?
        - Такой избалованный.
        Он непонимающе посмотрел на меня.
        - Нет, ты попробуй как-нибудь прислушаться к себе, как ты хнычешь насчет грилей за шесть тысяч. Ты так усложняешь жизнь себе и другим - для тебя всегда все не так и всегда чего-то не хватает.
        - Да что ты так бесишься? Их квартира в сто раз лучше нашей, и я просто это упомянул. Уж извини, что я, в отличие от тебя, не провел детство за ловлей рыбы подо льдом в Миннесоте, мисс Соль Земли. Я видел в жизни кучу потрясающих квартир, да я и сам в такой вырос. Я работаю как лошадь и все равно не могу себе позволить такую квартиру, какую мне хочется, понимаешь? Что ты мне проповеди читаешь?
        - Сюзанна моя подруга, а не твоя. - Он прищурился. - Так что ты, интересно, делал с ней в кабинете? Почему у вас была заперта дверь?
        - Ты что, с ума сошла? - Он сглотнул. - Думаешь, у меня роман с Сюзанной?
        - Ты сам это сказал.
        - Ладно, она мне там минет делала.
        Я пожала плечами.
        - Филип, даже мой сосед по столу обратил на это внимание.
        - Ну ладно, она показывала мне новый рисунок Дибенкорна.
        - Я почти уверена, что лучше бы ты трахнул ее при этом. Это куда мужественнее, чем хныкать насчет гриля.
        - Я бы не отказался, если бы она предложила.
        После этого нахального замечания я развернулась и пошла к себе в спальню. Я была не в настроении ввязываться в дурацкую ссору. Ну да, Филип избалован, но в этом нет ничего нового. Да, он обожал Сюзанну - и что дальше? Сейчас я слишком сильно его ненавидела, чтобы разговаривать с ним. Но все равно мне было любопытно, кто, кроме того модельера-гея, заметил, что они вышли как минимум на десять минут, пока все разговаривали в библиотеке после обеда?
        Я зашла в главную ванную комнату и для усиления эффекта хлопнула дверью. Я была расстроена, и мой гнев превращался в обиду на то, что Филип и моя близкая подруга нашли общий язык на почве классового высокомерия старожилов Восточного побережья, а мне к ним было не пробиться. Меня как будто парализовало, я способна была только жалеть себя.
        Сев на край ванны, я оперлась головой на руки. Я так запуталась. Было уже за полночь, я немного выпила, и меня подташнивало от разговора о грилях и террасах. Может, я срывала все скопившееся на работе напряжение и все ощущавшееся мною давление на муже? А потом еще и Питер.
        Сжав виски руками, я попыталась припомнить какой-нибудь совместный счастливый момент из жизни Филипа и Джейми. Ничего не получалось. В голову лезли только сцены, как он орал на меня, потому что я не слежу за тем, куда кладут его маникюрные ножницы.
        В дверь постучали раз, потом другой.
        - Филип, не дергай меня, я хочу побыть одна.
        - Джейми, это просто смешно, мы ссоримся из-за какой-то ерунды. Выходи, давай помиримся. Я пошутил насчет Абдуллы.
        - Дело не в Абдулле.
        Пауза.
        - И я не хочу, чтобы Сюзанна мне минет делала. Ничего у нас с Сюзанной не было. Она твоя подруга. Она обещала мне показать, что у них новенького в коллекции. Потом мы поговорили о ее семье. Моя мать одно лето снимала дом ее тетки в Плимуте.
        - Филип, я хочу побыть одна. Это не имеет к тебе никакого отношения. Я собираюсь принять ванну.
        Я разделась и взяла висевший за дверью махровый халат. При этом на пол упала висевшая там же куртка Филипа для сквоша. Я наклонилась, чтобы поднять ее, и заодно решила проверить карманы. Сегодня я ему не доверяла. Вообще-то я никогда всерьез не думала, что он мне изменяет, но сегодня у меня появились сомнения.
        Во внутреннем кармане я кое-что нащупала. Плотный белый конверт.
        - Милая. Пожалуйста. Это было очень глупо, то, что я сказал о Сюзанне. Прости меня. Я тебя люблю. Ну, пусти меня.
        На лицевой стороне плотного белого конверта было написано: «Повестка в суд Лори Петтит, «Уитфилд и Бейкер», от окружного прокурора Соединенных Штатов, Южный район». Лори Петтит работала помощницей Филипа. Слова плыли у меня перед глазами. Что-то насчет патентов… «…Есть основания предполагать, что была передана конфиденциальная информация о патенте „Адаптко системе"…» «Адаптко системе» - маленькая интернет-компания, клиент «Уитфилд и Бейкер», но не прямой клиент Филипа.
        Фирму Филипа обвиняли в том, что они передали секретную информацию о продукте
«Адаптко» компании «Хэмилтек», самому важному клиенту Филипа. «Хэмилтек».
«Хэмилтек». Основной кормилец Филипа. Я подбежала к унитазу и рассталась с пирогом с икрой.
        - Джейми, тебе плохо? Открой, я тебе помогу!
        - Оставь меня в покое.
        Из ванной я вышла через час, в махровом халате; волосы у меня были мокрые, а глаза покраснели. В спальне горел свет, постель была нетронута. Я пошла на кухню и поставила чайник, чтобы заварить имбирный желудочный чай. Сегодня скандал с Филипом из-за повестки меня бы только отвлек. Я повторяла себе: не разговаривать с Филипом. Не разговаривать с Филипом. Отложить до четверга. После передачи. Отложить до четверга. Я подожду. У меня огромная сила воли.
        Тут в кухню вошел Филип в отглаженной пижаме и красных бархатных тапочках, на левом вышит черный шотландский терьер, на правом - белый.
        - Это ты от омара так?
        Я молча продолжала размешивать чай.
        - Слушай, Джейми, я правда зря сказал про Сюзанну и минет, это было пошло. - Он прижался ко мне сзади, касаясь щекой моих волос и упираясь в мое бедро. Его член потихоньку начинал твердеть. - Минет мне нужен только от тебя. Твои особые штучки ни на что на свете не похожи.
        Я повернулась.
        - Что это, черт возьми, за повестка у тебя в куртке для сквоша?
        - Какая повестка?
        Я опустила взгляд; его возбуждение спадало у меня на глазах.
        - Повестка из офиса окружного прокурора - насколько я, неспециалист, могу понять, тебя обвиняют в краже производственных секретов. Тебе настолько важно удержаться за «Хэмилтек»? В чем дело, Филип? Как ты мог не сказать мне об этом?
        - Ты с ума сошла? Ты думаешь, я мог бы… я стал бы… - Он смахнул волосы с моего лица. - Милая, все это ерунда, простое недоразумение. Я тут ни при чем.
        - Точно?
        - Повестка - для Лори. Она занимается копированием документов. Не я. Говорю тебе, это недоразумение.
        - Недоразумение? С прокуратурой?
        - Они вечно лезут в наши дела и в дела любых фирм, которые обеспечивают корпоративные сделки и слияния на нашем уровне.
        - Откуда ты знаешь?
        - Милая. - Опять учительский тон. - «Адаптко» - наш клиент, и «Хэмилтек» тоже. У меня куча документов и по тем, и по другим.
        - «Адаптко» не твой клиент. Откуда у тебя их документы?
        Он легкомысленно встряхнул головой.
        - Ты не представляешь, как работает юридическая фирма. Я партнер. Я имею доступ к информации, понимаешь? Сам факт жалобы, а потом и повестки, вовсе не значит, что кто-то нарушил закон.
        - Ты уверен?
        - Джейми, ты зря беспокоишься и слишком раздуваешь все это дело. Это вопрос отчетности, недоразумение, касающееся моей помощницы и кое-кого из вспомогательного отдела. Они перепутали папки с документами, но это была случайность. Хочешь услышать всю историю целиком'? Тебя это успокоит?
        - Да, успокоит.
        - «Адаптко» - маленькая компания, добившаяся больших успехов. Они разработали программное приложение, которое может принести им много выгоды. «Хэмилтек» - огромный концерн. Они работают над таким же приложением, но не так далеко продвинулись. «Адаптко» отчаянно пытается их задержать и придумать причины помешать «Хэмилтек», чтобы не уступить рынок большой компании. Так что они придумывают фальшивые обвинения. Они в отчаянии, вот и все. У них нет оснований для заведения дела. Ты должна мне поверить. Юристов все время привлекают к суду и допрашивают, и это ничем не кончается. Во вспомогательном отделе и у Лори что-то перепутали с документами по делам, но ничего серьезного там не было. Я с этим разбираюсь.
        Я достала конверт из его куртки и полчаса выясняла каждую деталь на каждой странице. Он изо всех сил старался преуменьшить важность дела, но у него ничего не вышло, потому что жена у него не дура.
        - Филип, на этой неделе мне такой стресс ни к чему.
        Я ушла, оставив его на кухне. Если бы я знала, насколько серьезные у него проблемы, я бы пришла в ужас.

        Глава 24
        На другом конце
        Жители Квартала не ездят в Бруклин. Никогда. А если им все-таки придется побывать в Уэст-Сайде, они на следующий же день от этого отрекутся. Так что неудивительно, что мой муж не поехал со мной и Диланом на день рождения к Питеру вечером в воскресенье. Хотя я с мужем толком и не разговаривала. Когда мы собирались уходить, он пил «Корону» с лаймом у себя в кабинете, сидя перед телевизором, по которому показывали футбол.
        Я уже стояла в дверях, когда он крикнул, не вставая с кушетки:
        - Ты что, на самом деле собираешься на день рождения к няню?
        - Да, Филип, Питер нас пригласил.
        - А как же малыши?
        - Они играют в «Змеи и лестницы» с нашей выходной няней и, по-моему, совершенно довольны жизнью. Можешь сводить их поесть мороженого.
        - А если они не захотят?
        - Тогда придумаешь что-нибудь еще. Ты прекрасный отец. Купишь им леденцы на палочке. Дилану очень хочется познакомиться с друзьями Питера, и я обещала его отвести.
        - Ну вот, опять ты за свое. Не разбрасывайся. Скоро же выйдет твой сюжет, тебе не до этого.
        - Со мной все в порядке. Если хочешь, можешь пойти с нами.
        Филип встал.
        - Нет, спасибо, у меня тут…
        - Это шутка, Филип. Смотри свой матч.
        Оставляя за спиной закатное солнце, я поехала через Бруклинский мост в Ред-Хук; Дилан устроился на заднем сиденье. Мы мчались над замерзшей Ист-Ривер, и от перекрещивающихся кабелей по обе стороны от нас немножко кружилась голова. Я наблюдала за тем, как из трех высоких красных заводских труб на берегу вырываются белые облака пара. В самые сильные холода, как сегодня, например, пар застывал и неподвижно висел в воздухе.
        - Мам, хватит задевать руль кольцами, меня это бесит.
        Питер объяснил мне, как доехать до «Тони», подробно, как будто я полная идиотка. Он шутливо заметил, что я вряд ли так уж часто ездила по Бруклину и что лучше бы мне нанять машину. И теперь я нервничала за рулем, отчаянно надеясь, что не заблужусь и не влипну в ситуацию, как в «Костре тщеславий» Тома Вулфа, исключительно ради того, чтобы доказать ему, что я достаточно крута, чтобы выехать на машине за пределы Манхэттена. В итоге я нашла бар «Тони», и даже место для парковки, и ни разу ни на кого не наехала.
        Старая закусочная «Тони» находилась в металлическом строении, какие возводили в тридцатые годы, и все еще могла похвастаться своей изначальной неоновой вывеской. Она стояла на улице, заполненной симпатичными кирпичными домиками строчечной застройки. Снаружи у закусочной болтали, смеялись и курили человек пятнадцать. Питер сказал мне, что хозяин, его старый приятель, согласился закрыть заведение для публики до шести вечера. Три очаровательные девушки лет тридцати передавали друг другу одну сигарету; одеты они были небрежно, в армейские брюки, джинсы и огромные свитера, а шеи укутаны большими шарфами. Красивая женщина немногим старше сорока, в джинсах, высоких ботинках, плотном белом свитере, серебристой пуховой куртке и с необычными висячими серебряными сережками, прислонилась к металлической наружной стенке бара. Копну ее темных курчавых волос удерживала бирюзовая индийская заколка. Она разговаривала с двумя мужчинами за тридцать в бейсбольных кепках, дорогих темных очках и с жидкими бородками, которые напомнили мне сценаристов «Саут-парка».
        Сексапильный ковбой лет шестидесяти в поношенной куртке из овчины сидел на стуле у входа; последние лучи зимнего солнца высвечивали края его потрепанной коричневой ковбойской шляпы. Он слегка улыбался, глядя, как я неловко шагаю на каблуках, а Дилан тащит меня к входу. Он оглядывал меня с вполне определенным интересом и совершенно этого не скрывал. Я взяла и улыбнулась ему в ответ. Я не хотела выглядеть как матрона из Верхнего Ист-Сайда, так что оделась в облегающую черную кофточку с глубоким круглым декольте, замшевую куртку, свои лучшие джинсы, и еще надела большие серьги-кольца. И чтобы все это выбрать, мне понадобилось всего два десятка переодеваний. Я хотела показать Питеру, что вписываюсь в круг его друзей, а может даже, что я сексуальна. Дилан сжал мою руку, распахнул дверь, и в нас ударила волна музыки.

…Любовь закончилась, и я страдаю без тебя, Я знаю, ты была права, что верила так долго…
        Полукруглые передние стойки закусочной служили открытым баром, оттуда можно было пройти в большую комнату с голыми кирпичными стенами. Питер - я сразу его заметила - не видел, что мы приехали. Он стоял в углу, упираясь локтем в стену, и оживленно разговаривал с невысокой худенькой девушкой в белых вельветовых брюках с неровной короткой стрижкой. На ней были ковбойские ботинки, коричневый замшевый пояс, свободная розовая блузка в стиле хиппи, расстегнутая сверху сразу на несколько пуговиц. С черной бархотки свисал инкрустированный жемчугом крест. Она выглядела не просто стильно, как местные, а по-английски стильно, словно она дружила со Сьенной Миллер и Гвинет Пэлтроу. Меня раздражало, что ноги у нее были куда лучше, чем у меня. В замке Бельведер Питер сказал мне, что не встречал в Нью-Йорке интересных девушек, но эта его явно заинтриговала. Я почувствовала себя как героиня романа девятнадцатого века, которая приехала на бал и обнаружила, что герой ее мечты увлекся кем-то другим.
        - Мам, вон Питер! - крикнул Дилан и потащил меня к своему няню.
        - Милый, не будем мешать Питеру разговаривать с приятельницей. Мы его потом найдем.
        - Это его девушка? - спросил Дилан.
        - Не думаю, что у него есть девушка.
        - Нет, есть!
        - Что?
        - Да не дергайся ты, мам, я просто сказал, что у него есть девушка.
        - И кто же она? - отозвалась я.
        - Не знаю, но она его не любит. Я думаю, это она.
        - Дилан, а ты откуда знаешь?
        - Ой, мам, отстань. Спроси его сама, ладно?
        Судя по виду, о стриженой девушке вполне можно было сказать, что она способна разбивать сердца.
        - Дилан! - Питер оторвался от своей красотки, и она отвернулась к своим друзьям. Я отметила, что попка у нее была такая маленькая, что почти уместилась бы у Питера в одной ладони.
        - С ума сойти, вы приехали! - Питер хлопнул Дилана по плечу и впервые чмокнул меня в щеку, коснувшись моей руки. - Для меня это очень много значит. - Я заметила, что он задержал свою руку на моей. Мне стало жарко. - Еда тут потрясающая; ребрышки, курятина, кукуруза, кукурузный хлеб. Вы голодные?
        Я покачала головой - внезапно мне стало трудно разговаривать.
        - А я голодный! - заявил Дилан.
        - Тогда пойдем, поищем тебе еды, дружок. Но сначала я принесу твоей маме чего-нибудь выпить и познакомлю ее со своими друзьями. - Легко придерживая меня за плечо, он провел меня по комнате, познакомив с полудюжиной присутствующих. Я заметила, что друзья у него самого разного возраста, от двадцати пяти до шестидесяти, и в основном на вид люди творческие. Типов в деловых костюмах тут не было.
        - Здесь, похоже, человек пятьдесят. У тебя много друзей, если учесть, что ты всего пару лет как сюда переехал.
        - Да нет. Вон те двое - мои партнеры по планам с программой, человек десять живут со мной в одном доме. У нас тут настоящие соседские взаимоотношения. И они любят выпить и потанцевать, особенно в воскресенье после обеда. Это вроде как традиция у моих друзей, не знаю, когда она началась. - Он махнул бармену и сунул ему десятидолларовую купюру. - Бобби, налей ей бокальчик шардонне, и не скупись. - Он отодвинул для меня стул и представил двум мужчинам под тридцать, сидевшим рядом со мной у бара. - Ник, Чарли, а вот, наконец, и Джейми Уитфилд. Присмотрите за ней, и пусть мне не придется за вас краснеть. Джейми, это мои ненормальные соседи по квартире, про которых я тебе рассказывал. Да, и еще благодаря вот этому толстяку мы и познакомились, так, что и от него иногда бывает толк. - Он рассмеялся, хлопнул Чарли по спине и потащил Дилана к столу для бильярда.
        Я принялась нервно допрашивать его соседей о всякой всячине. Не надоел ли ему Дилан? Не слишком ли много он работает? Хватает ли ему времени на программирование? Не думает ли он, что мы чокнутые? Понимает ли, как сильно нам помог? Получалось у меня не очень-то хорошо. Я знала, что выгляжу как ненормальная богатая домохозяйка, каковой я и являлась по мнению этих людей.
        Чарли прошептал что-то на ухо Нику и потом сказал мне:
        - Он… ну, он думает, что с вами все в порядке.
        В порядке?
        Стриженая девушка, которую все бросили, подошла к торцевому концу стойки прямо рядом со мной.
        - «Амстел» светлое, пожалуйста, Бобби.
        - Сейчас, ангелок.
        У нее было тело как у танцовщицы. Может, она из тех девушек, которые могут заниматься любовью во всяких экзотических позициях? Ее локоть касался моего.
        - Привет, я Джейми. А вы приятельница Питера?
        - Да, очень хорошая приятельница. Меня зовут Кайл. - Она оглядела меня с ног до головы. - А вы откуда знаете Питера?
        - Ну, он у нас работает, на Манхэттене.
        - Так вы та самая Джейми?
        - Ну да, это я.
        - Ух, ты. Вы совсем не такая, как я себе представляла.
        - А как вы меня себе представляли?
        - Ну, не такой простой. Не такой… нормальной. Он о вас так говорит, будто вы…
        - Будто я что?
        - Ну, не знаю, будто вы не станете в воскресенье вечером выпивать в Ред-Хук.
        Мне не очень нравилось направление, в котором двигался наш разговор.
        - Будто я слишком…
        - Да нет, ничего не слишком, просто он так вами восхищается, что я представляла себе суровую деловую женщину, что-нибудь в таком духе, а вы на самом деле выглядите как студентка.
        Я вдруг поняла, что просто обожаю стриженую девушку.
        - Приятно знать, что я выгляжу здесь не слишком неуместно, и это очень мило с вашей стороны, ко мне уже тридцать шесть.
        - Ух, ты. Вы на столько не выглядите.
        - Спасибо. А вы откуда знаете Питера?
        - Он живет прямо подо мной, и мы часто общаемся по вечерам. Мы с его соседями иногда ходим вместе куда-нибудь выпить, когда он занят, а он обычно почти все время занят.
        - Он что, правда так много работает?
        - Шутите? Он трудоголик! Он все время занят, только о работе и думает.
        - Но и вы, наверное, тоже много работаете?
        - Ну, случается. Я редактор журнала «Уаед» по Восточному побережью. В последнюю неделю перед выходом номера дел хватает, но обычно по вечерам я свободна.
        - Наверняка претендентов на ваше свободное время немало, - заметила я, пытаясь мимоходом выудить хоть какую-то информацию.
        - Кроме того, который мне нужен.
        Я не удержалась.
        - С такой-то внешностью вы никак не можете быть одинокой.
        - Спасибо. - Она запустила руку в волосы, отчего ее идеально уложенные встрепанные пряди стали выглядеть просто безупречно. - Но так оно и есть. Хорошо бы все сложилось иначе, но… не получается, понимаете… - Она прикрыла глаза.
        - Знаю, со мной так бывало. - Я глотнула вина. - Это тяжело.
        Она кивнула, не открывая глаз.
        - Мне очень жаль. И он сейчас здесь?
        - Здесь. - Она отпила пива и помолчала секунду. - Это ведь все-таки его вечеринка.
        - Питер?
        - Ага.
        - И он не отвечает вам взаимностью?
        Она покачала головой.
        В моей душе забурлили самые различные чувства, от облегчения, что Питер в нее не влюблен, до женского сочувствия к этой красавице.
        - А он знает?
        - Знает. Я напилась и сказала ему. Буквально повисла на нем. Но ничего не вышло. Я все пробовала, разве что в постель к нему голая не залезала. Хотя… если честно, может, и это пробовала, кто знает, - Ну, ему, наверное, не до того. Он так старается закончить свою программу.
        - О чем это вы? - озадаченно спросила она.
        Я решила, что, возможно, высказалась неосторожно - вдруг он не говорил ей о своем компьютерном проекте?
        - Ну, знаете, о той штучке, про которую он мне говорил, что работает над ней в свободное время.
        - Вы про «Помощник учителя»?
        - Так вы знаете?
        - Конечно, знаю, - Она попыталась разобраться, насколько я в курсе. - Как я могу не знать?
        - Ну, не знаю, может быть, он хотел держать это в секрете.
        - Ой, да как он мог такое скрывать?
        - В каком смысле - как?
        - Ну, он же теперь практически знаменитость. То есть пока еще не совсем, но скоро будет. Ему выделили все необходимые средства. У него теперь миллионы на развитие программы.
        - Не может быть.
        - Ага. Мы все ему говорим, что он будет как те ребята, что придумали сервер YouTube.
        - Ого. - Я почти лишилась дара речи.
        - Это все так странно. - Она кивнула в сторону Питера. Он разговаривал с какой-то компанией и смеялся, а Дилан сидел верхом у него на спине. - Вы посмотрите на него. Он на седьмом небе от счастья. Уже два месяца как.
        - Вы хотите сказать, что он уже два месяца как получил средства для работы?
        - Ну, да-а-а-а.
        - И ничего мне не сказал?
        - Ну да, это странно. Мы ему все говорим: «Почему ты все еще работаешь в том доме, ведь средства для проекта уже есть?»
        У меня пересохло в горле.
        - И что он отвечает?
        - Ничего. Мы думаем, он просто обожает вашего сына.
        Кто-то потрогал меня за плечо. Проигрыватель заиграл «Кареглазую девчонку».
        За спиной у меня стоял ковбой, уже без шляпы.
        - Похоже, это песня про вас, красавица. Можно?
        Его слегка гнусавый прононс показался мне сексуальным. Седеющая бородка скрывала морщины на загорелом лице. Его брюшко скрадывалось мощным телосложением: он казался не толстым, а крепким и здоровым. На нем были джинсы и неглаженная белая рубашка, туго обтягивающая плечи, и пахло от него чем-то приятным и естественным. Я вспомнила про мужа в отглаженной рубашке в сиреневую полоску, который сейчас смотрел футбол на узорчатой красной кушетке.
        А потом я посмотрела на другой конец комнаты, где Питер показывал Дилану, как играть в бильярд, и сердце у меня екнуло. Он поднял голову и посмотрел на меня.
        - Так как?
        На танцплощадке было человек двадцать.
        - Ну, хорошо. - Я допила вино и слезла с табурета. - Извините, Кайл.
        Ковбой схватил меня за талию и раскрутил прямо в объятия Питера.
        - Извини, друг, но день рождения сегодня у меня, так что она достанется мне. - Питер взял меня за руку, поглаживая мою ладонь большим пальцем. Меня так не пробирало с десятого класса.

… Прыгаем и скачем в утреннем тумане… С тобою, кареглазая девчонка.
        - А ты здорово танцуешь! - рассмеялся Питер, когда мы подняли руки домиком и закружились под ними.
        Мы стояли теперь друг напротив друга, и он крепко сжимал мои руки, поглаживая их большими пальцами и не отрывая от меня взгляда. Танцевать мы как-то вдруг перестали. Я постаралась отодвинуться, но он держался крепко.
        - Питер, что ты делаешь?
        - Смотрю на тебя.
        Я не могла поверить, что он это сказал.
        - Ты так здорово сейчас выглядишь. Просто очень здорово.
        - Спасибо. - Мне позарез нужно было снизить градус эмоций. - Очень мило с твоей стороны. - Он просто расслабился после пары бутылок пива. Наверняка все дело в этом.
        - Эй. - Он одним пальцем приподнял меня за подбородок. - Посмотри на меня. Это не просто вежливые слова. И ты это знаешь. - Он притянул меня еще ближе к себе. Я нервно оглянулась, не в силах поверить, что ему хватило храбрости вот так меня держать. К счастью, танцующие вокруг пары закрывали нас от чужих взглядов. - Все в порядке, Джейми.
        - Правда? - Теперь его друзья смотрели на нас со стороны бара. Я снова попыталась отодвинуться. Он отпустил одну мою руку, и, поправляя волосы, я заметила, что рука у меня дрожит.
        - Ага.
        Я снова огляделась; его друзья у бара все еще смотрели в нашу сторону, но больше никто на нас внимания не обращал. Дилан играл в бильярд с другим мальчиком своего возраста.
        - Ты понимаешь, о чем я, Джейми?
        О господи. Он снова так произнес мое имя.
        - Не уверена.
        - Ты уверена, что ты не уверена?
        - Ну, может быть, немножко. - Я невольно улыбнулась. Он был просто неотразим.
        - Я должен был проверить.
        У меня уже колени подгибались.
        Кайл посмотрела на меня с нескрываемой завистью и пошла прочь из бара.
        Я застыла. Это уже становилось заметно. Я вырвалась из рук Питера.
        - Я не могу… Я не знаю… - Теперь на меня смотрел Дилан. - По-моему, мне пора идти. Прямо сейчас.
        Я схватила бедного Дилана, оторвав его от игры, и бросилась к двери.

        Глава 25
        Столкновение культур
        Ну и выходные! В субботу после приема у Сюзанны в голове у меня вертелись образы Филипа в наручниках и заголовки типа «Преступник с Парк-авеню». Но в воскресенье вечером я в состоянии была думать только о том, как Питер кружил меня, прижимая к своему теплому телу. Питер и его финансирование. Питер и его секреты. Питер и его слова: «Все в порядке, Джейми».
        Рано утром в понедельник я сидела в банном халате за кухонным столом и играла в вопросы с Грейси и Диланом, и тут влетел Питер.
        Я думала, он придет поздно. Или вообще не придет. Я не в силах была ничего сказать, боясь, что не так поняла его на танцплощадке, так что просто кивнула, не глядя ему в глаза, и сосредоточилась на детях.
        - Ну, хорошо, Дилан, вопрос для тебя. Назови две вещи, которые делает юрист.
        - Занимается разводами и разбирается с грабителями в суде.
        - Отлично! Грейси, а теперь сложный вопрос для тебя: назови один предмет, который делает плотник.
        - Плот! - крикнула она.
        Питер рассмеялся. На нем был его обычный рабочий наряд: спортивные штаны, кроссовки и мешковатый свитер поверх старой футболки. Не успел он подойти ко мне, как я уже почувствовала: он радовался возможности постоять прямо у меня перед носом.
        Он наклонился и уставился мне прямо в глаза с расстояния сантиметров в пять.
        - Приве-е-ет! - Да уж, увиливания он не одобрял. «Все в порядке, Джейми».

«Ты понимаешь, о чем я, Джейми?»
        Что он имел в виду, что мне позволительно было немножко им увлечься? Или что мы вполне могли потанцевать? Нет, это ерунда. Я знала, что он не просто о танцах, но, может, он имел в виду, что между нами что-то происходит и это нормально?
        - Наклонись немного вперед, - скомандовал он и начал массировать мне спину рублеными ударами, словно я была борцом на ринге. - Все почти закончилось. В среду в десять программа выйдет в эфир. Еще три дня, и мы можем начинать праздновать. - И он глубоко вдавил большие пальцы в напряженные мышцы у меня на спине. Я была слишком напугана, чтобы полностью расслабиться, и слишком нервничала насчет сюжета, так что спина моя сразу нервно напряглась. Но он не остановился. Я медленно начала поддаваться напору его умелых рук. Неудивительно, что стриженая девушка так переживала.
        Всю ночь я пыталась понять, почему он не сказал ни слова о том, что уже два месяца как получил все необходимые средства. Почему на танцплощадке он вдруг так сильно и откровенно проявил свой интерес. Может, все это - влияние момента, может, это временное головокружение? Или он давно прятал свои чувства, так же как и я? Обе возможности одинаково пугали меня.
        Я почувствовала, как его сильные пальцы прощупывают мои лопатки.
        Зазвонил телефон.
        Я подскочила и сняла трубку. Звонила моя мать.
        - Привет, мама. - Я постаралась сосредоточиться на ней, а не на руках Питера, все еще касающихся меня.
        А потом случилось кое-что неприятное - Филип. Он вошел на кухню в халате и застыл в дверях, потрясенно уставившись на меня. Я заставила себя не обращать внимания на откровенное поведение Питера и на все те мысли, которые, как я знала, возникли в голове моего мужа.
        - Мам, подожди, я возьму трубку в другой комнате.
        К несчастью, мой муж игнорировать поведение Питера не собирался.
        - Молодой человек, можно вас на пару слов?
        О господи.
        Питер подмигнул мне. Как он мог? С чего он решил, что это вообще смешно?
        - Мам, извини, я тебе перезвоню.
        Филип взял меня за плечи и развернул к двери.
        - Нет, лучше поговори с ней сейчас. - Он посмотрел на меня взглядом раздраженного директора школы.
        Муж и нянь сошлись лицом к лицу. Такое я не могла пропустить.
        - Погоди минутку.
        Я отложила трубку, надеясь, что муж поговорит с Питером прямо сейчас, а не вызовет его на мужской разговор у себя в кабинете. Кинет что-нибудь небрежное типа: «Не стоит заниматься массажем, сынок». Ага, как же. Он жестом направил Питера по коридору к себе в кабинет, словно командующий войсками генерал.
        К счастью, из коридора мне все было слышно.
        - Что это было такое, молодой человек?
        - Что, сэр?
        - Вы знаете, о чем я.
        Наверное, решила я, сейчас он грозит Питеру пальцем.
        - Не стоит вести себя здесь как бродяга-лыжник, будто вокруг вас вечно дымок курится.
        - Интересный образ, но я не курю и никогда не курил.
        Тут Филип закрыл дверь в кабинет, и мне уже ничего не было слышно. Черт. Я побежала к себе и взяла трубку; сердце у меня отчаянно колотилось.
        - Твой отец тоже снял трубку.
        - Привет, папа.
        - Ты тяжело дышишь.
        - Да просто… на кухне… мы тут поспорили…
        Как Питер отреагирует на то, что Филип отругает его, как ребенка? Как он отругал меня?
        - Голос у тебя не очень счастливый.
        - У меня сейчас сложный период. Но я его почти пережила.
        - Но все будет хорошо с конгрессменом и со всей этой историей, да?
        Как я ни пыталась сдержаться, глаза мои наполнились слезами; мне никогда не удавалось скрыть свои тревоги от родителей.
        - Ох, детка. - Отец обычно таял, когда я плакала. - Я знаю, когда моей девочке тяжело.
        Плотина прорвалась, и я снова попыталась сдержать слезы.
        - Подыши глубже, успокойся. Где твой муж?
        - В кабинете. - Я вытащила бумажный платок из коробки и высморкалась.
        - Может, позовешь его, пусть он тебя утешит?
        - Он занят, ему надо няня отшлепать.
        - Что?
        - Это неинтересно.
        - Все дело в стрессе на работе, и от детей, и всех бытовых проблем, с которыми тебе приходится иметь дело. После того, когда выйдет сюжет, возьми себе маленький отпуск. Вы с матерью можете поехать в ту гостиницу в Альбукерке, которая нам так нравится. Как она называется, дорогая? «Пуэбло…»
        - «Пуэбло кассито», дорогой. Это гостиница для среднего класса, ей туда не захочется.
        - Мама!
        - Конечно, захочется! Я оплачу расходы. Тебе нужен отпуск.
        - Папа…
        - А потом попрошу Филипа тебя забрать.
        Я подумала о повестке в суд. О том, что пижама у него всегда должна быть отглажена. Я подумала о том, как он терся о мое бедро. О том, что он хотел избавиться от присутствия в доме моего Питера.
        - Нет, этого не будет.
        - Что это значит? - спросил отец.
        - Папа, мама, я не знаю, что это значит. Я просто не в силах ничего обсуждать до среды. Пожалуйста, не заставляйте меня переживать еще больше. Мне пора. Я вас люблю. - Я повесила трубку.
        Высморкавшись, я пошла обратно на кухню, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
        Как ни странно, Питер уже снова сидел за столом, и по его лицу не было заметно, что совсем недавно разразилась Третья мировая война.
        - Питер, я выигрываю у Дилана, я выигрываю! - завопила Грейси. Они играли в шашки. - У меня уже три дамки, а у Дилана только одна!
        - Что папа сказал Питеру? - спросил меня Дилан.
        - Ничего, - ответил Питер.
        - Нет, сказал. Он злился.

«А что он сказал?» - беззвучно прошептала я Питеру, но он отмахнулся, словно ему было наплевать на то, что там наговорил Филип.
        - А я все равно обыгрываю Дилана, - сказала Грейси.
        - Эй, так нечестно! Она первая ходила, поэтому она выигрывает. - Дилан мгновенно отвлекся, как любой девятилетпий мальчишка, скрестил руки на груди и наклонился, стараясь скрыть выступившие на глазах слезы.
        - Эй, - прошептал Питер Дилану, - что я тебе всегда говорил? Не будь сосунком только потому, что проигрываешь! Это не круто.
        Дилаи стукнул Питера по лицу еще одной подушкой.
        - Сам ты сосунок.
        - Отлично, хороший ход. Если тебя назовут сосунком, отбивайся.
        Они начали драться прямо на кушетке, возле восьми стаканов с апельсиновым соком и водой, стоявших в опасной близости от них на столе.
        Майкл возбужденно запрыгал.
        - Я тоже хочу играть, я тоже!
        Тут подбежала Каролина.
        - Мальчики, нет! Не за моим столом! Никаких драк!
        Стакан с апельсиновым соком упал, и, пытаясь поймать его, Питер сшиб стакан с водой. Каролина вскинула руки в воздух и побежала за полотенцем. Я вскочила с места, чтобы меня не забрызгало.
        Посреди этой утренней демонстрации тестостерона Филип снова появился в дверях; на нем были рубашка, галстук, боксерские трусы и черные носки. Я стояла прямо и неподвижно, как часовой.
        - Каролина, пожалуйста, принеси мне капуччино и фруктовый салат на подносе в кабинет; я проведу селекторное совещание перед тем, как уехать. Только возьми мою специальную кружку. Да, и корицы немного добавь. - Он посмотрел на часы и подошел к столу. - Джейми, нам надо поговорить.
        Когда мы зашли в спальню, он закрыл дверь и, подойдя к гардеробной, торопливо надел брюки.
        - Я знаю, отношения у нас сейчас напряженные, и мне бы не хотелось их портить еще больше, но я кое-что должен тебе сказать.
        - Что?
        - Не разрешай прислуге себя трогать.
        - Прости?
        - Я серьезно. Не разрешай прислуге себя трогать.
        - Ты с ума сошел.
        - Нет, пожать тебе руку - это пожалуйста. И можешь обнять Каролину, да даже Питера, когда будешь выдавать им рождественские премии, но постарайся не инициировать никаких других контактов. Это производит такое странное впечатление, что мне даже его не описать.
        - Да Питер просто шутил. Это вроде массажа, который боксерам делают.
        - Я не знаю… что, черт возьми… это было. - Он говорил напряженно, потому что как раз натягивал новые туфли с помощью длинного черепахового рожка с кожаной рукояткой в виде палки с кисточками. - Но это выглядело неприлично, как для детей, так и для остальной прислуги. Это важная граница. Очень важная. Пересечешь ее, и отношения подчинения исчезают.
        - Да я не хочу иметь…
        - Я знаю, что после того, что было в выходные, ты не хочешь со мной разговаривать, но я все равно тебе скажу. - Он с силой ударил рожком по полу три раза подряд. - Я, черт возьми, вел себя как ангел, и тебе следует ценить это.
        - Как ангел?
        - Да.
        - И в чем же это проявлялось?
        - В истории с твоим нянем. В том, что я терплю в доме какого-то сачка-лыжника, любителя травки.
        - У него успешная компания по компьютерным программам, которая вот-вот наберет силу. Она поможет детям в школах по всей стране. И он не курит травку.
        - Ну, может, на работе и не курит.
        - И он очень помог твоему сыну.
        - Я знаю. Я это вижу. Именно поэтому я все это терпел. Я хоть раз пожаловался с тех пор, как ты отказалась его увольнять?
        - Ну, хорошо, Филип, я бы не сказала, что ты прямо такой уж ангел, хотя это правда - ты его принял. Ему ты, конечно, на этот счет ни слова не сказал.
        - С какой стати мне с ним говорить? Он на меня работает! Вот этого-то ты и не понимаешь…
        - Перестань. Это грозит превратиться в ссору, на которую у меня нет сил. Я поняла, что ты принял Питера, и поняла, что ты, возможно, прав, и боксерский массаж за кухонным столом неуместен. Все?
        Он обнял меня и поцеловал в лоб.
        - Да, все.
        Вернувшись в кухню, Филип вежливо спросил у всех сидевших за столом:
        - Ну, как дела? - Он старался со мной помириться. Грейси посмотрела на отца. На ней были желтые вельветовые брючки и желтый узорчатый свитер, а под ним светло-голубой джемпер. Из-под желтых бантов по обе стороны головы падали светлые кудри длиной почти до подбородка.
        - Папочка?
        - Да, мой ангел? - Филип просто таял, глядя на свое сокровище.
        - Что такое «сосок»?
        Питер закашлялся в салфетку, стараясь не засмеяться. Филип резко вдохнул, раздувая ноздри. Он посмотрел на меня, а потом на свою пятилетнюю дочь.
        - Спроси у мамы.

        Вокруг нас гудели такси - водители пытались объехать джипы, стоявшие поперек улицы перед входом в школу. Шоферы, которым их работодатели были куда важнее таксистов, останавливались прямо посреди квартала, чтобы доставить свой драгоценный груз к самому тротуару. Я быстренько отвела Грейси в класс и вернулась к стоявшему снаружи Питеру. Мне не терпелось узнать, что между ними произошло.
        - Так что он сказал?
        - Кто?
        - Мой муж!
        - Ах, он. Что-то насчет того, что я наркоман, и потом еще насчет окончания моей трудовой деятельности при дальнейших нарушениях.
        - Как он это сказал? По шкале от одного до десяти, насколько он был зол?
        Мы отошли от школы метров на десять; он сделал шаг вперед и приблизился ко мне.
        - Я хочу тебя кое о чем спросить, Джейми. - Когда он называл меня по имени чуть хрипловатым голосом, это сводило меня с ума. - И вопрос очень важный: тебя даже на этой стадии отношений волнует, что думает этот человек?
        На этой стадии. Я задумалась. А на какой мы стадии? Я не хотела отвечать на этот вопрос, так что перекинула мячик обратно ему.
        - О чем на самом деле ты меня спрашиваешь?
        - Хорошо, скажу все прямо. «Тебя правда волнует, что думает этот человек» на самом деле означает: «Ты все еще влюблена в своего мужа?»
        Ого.
        - Мы не будем сейчас об этом говорить.
        - Нет, будем.
        - Я опаздываю на работу.
        - Они подождут.
        - Луис приехал.
        - Луису уже однажды доводилось нас ждать. Я хочу получить ответ.
        Я попалась. Все эти утренние встречи, когда я проверяла, хорошо ли моя задница смотрится в тренировочных штанах, все эти фантазии о том, как он опирается на локоть в постели рядом со мной, прогулки вдвоем, все его взгляды. То, как он сжал мне руку на ступенях Центрального парка. Вчерашний танец. То, как он умел найти подход к Дилану. Обращение Питера с моим мальчиком больше прочего заставило меня влюбиться в него. А теперь он просил меня признаться в своих чувствах. Ну вот.
        - Я не влюблена в своего мужа. Но я за ним, между прочим, замужем.
        - И надолго?
        - Ты с ума сошел! Нельзя задавать сногсшибательные вопросы такого масштаба, стоя у школьного подъезда. Здесь люди кругом!
        О господи. Как он может…
        - Ну, давай пойдем в более уединенное место. Я готов. За этим я сегодня и пришел.
        - Нет.
        Питер что, просто хотел меня куда-то затащить, чтобы оказаться наедине? Понятное дело, первое, о чем я подумала, это что я уже давненько не делала депиляцию.
        Он продолжил.
        - Да, и чтобы тебе понятнее было, что я за человек, под более уединенным местом я имею в виду тихую кофейню, где мы никого не знаем. Или парк.
        Мой прилив адреналина несколько утих. Он не хотел доводить дело до конца прямо здесь и сейчас. Мне стало легче. Я поверить не могла, что мы дошли в разговоре до секса, И что самое интересное, после всего этого напряжения ему, похоже, совсем нетрудно было об этом заговорить. Вот почему этот парень так сексуален. Его ничто не пугает.
        - Я не прикоснусь к тебе, пока, во-первых, ты не скажешь мне, что точно этого хочешь, а во-вторых, пока ты не уйдешь от него.
        Мне стало жарко от его слов.
        - Мне просто надо знать, как у тебя обстоят дела с идеей уйти от него - она стоит на передней конфорке или вообще еще не готовится?
        Он облегчал мне дело.
        - Готовится. И уже сильно нагрелась, - улыбнулась я.
        - Вскипает?
        - Варится на медленном огне. - Он отстранился с заметным разочарованием, так что я добавила: - Ну, знаешь, там такие маленькие пузырьки на поверхность поднимаются, и их уже много.
        - А таймер стоит?
        - А он обязательно нужен?
        - Мне нужен. Мне уже непросто так с тобой общаться. Вдруг он воскликнул: - Господи!
        Какая-то женщина споткнулась на тротуаре прямо перед своим пузатым «мерседесом».
        - Черт побери, Оскар!
        Питер подбежал, чтобы помочь ей. Ингрид. Ингрид и Питер. Я еще не выясняла отношений со своей чокнутой приятельницей. Пока не выясняла. Ну и ситуация.
        Я смотрела, как Питер поднимает ее на ноги, - он успел сделать это прежде, чем подбежал ее шофер.
        - Да я цела. Просто небольшая встряска. - Она смахнула грязь с юбки и колен. - А локоть у меня и так был не в порядке. - Она вложила левую руку обратно в перевязь из шарфа от «Гермес», висевшую у нее на шее.
        - Ты ничего себе не повредила, Ингрид? - спросила я.
        - Да просто коленку поцарапала. - Она поправила шарф. - А локоть - это у меня небольшое воспаление, лечу вот сейчас.
        Первый раз в жизни я видела ее смущенной.
        - Ингрид, ты, конечно, знакома с Питером.
        Питер побледнел.
        - Да, мы знакомы. И у меня сейчас встреча, так что мне некогда. - И он поспешил прочь. Встречи у него никакой не было. - Увидимся позже, - крикнул он, обернувшись, когда прошел уже пол-улицы.
        Я была только рада отложить бурный разговор, который заставлял меня дрожать от напряжения.
        Мы с Ингрид стояли лицом к лицу.
        - Конечно, я знаю Питера, - ответила она. - К чему ты ведешь?
        - А что, мне есть к чему вести?
        - Нет. Мы около школы. Я привезла детей. И у меня рука болит, так что не обижай меня.
        - Разве я тебя обижаю?
        - А теперь я еще и коленку поранила.
        - Мне просто нужно…
        - Нет, не нужно. Это информация только для тех, кому это нужно знать, а тебе не нужно.
        - Нет, нужно. Правда, нужно.
        - Это личное дело.
        - Мне нужно знать.
        Она замолчала и с минуту подумала.
        - Ты его за это уволишь?
        - Конечно, нет. Его личная жизнь - это его дело.
        - Обещаешь?
        - Обещаю. Мне просто нужно знать.
        Длинная пауза.
        - Ему на самом деле не очень хотелось.
        - Точно? Ты уверена?
        - Уверена. Не хотелось. - Ингрид двинулась с детьми вверх по лестнице, потом обернулась. - И не радуйся так, подружка.

        Глава 26
        Снежный ком
        Я так извелась, что в итоге позвонила Кэтрин. Мне нужно было услышать голос разума.
        - Еще только пол-одиннадцатого, понедельник, а ты уже плачешь - неделя будет та еще, - сказала Кэтрин.
        - А почему, ты думаешь, я тебе позвонила?
        - Что я могу для тебя сделать, Джейми? Хочешь, посижу с тобой в день выхода сюжета? Я могу прийти на этот вечер в студию.
        - Нет, я буду занята. Мы с Эриком будем сидеть в операторской, это не место для подружек.
        Меня мутило. Ко всему прочему утром малыш Майкл уцепился за мою лодыжку, и я протащила его через полквартиры. Он держался изо всех сил, ехал по полу на животе и умолял меня не уходить. Иветте пришлось отдирать его от меня, чтобы я смогла уйти. Как только я вышла из лифта на работе, мне стало трудно дышать от страха, что сюжет про Терезу потерпит крах. Сидя у себя в кабинете, я попробовала сделать дыхательное упражнение, но оно мне не помогло. И несколько глотков слишком сладкого горячего чая тоже меня не успокоили. Клюквенная лепешка на вкус была отвратительна.
        - Ну, так чем тебе помочь?
        - Я так расстроена.
        - Чем?
        Я начала перечислять.
        - Ну, моего мужа может арестовать ФБР, и меня заодно втянуть в неприятности. Еще он, возможно, спит с Сюзанной. Я вот-вот выпущу передачу, которая может сместить высокопоставленного члена конгресса. Мои дети сходят с ума, потому что я так много работаю, и они меня уже неделю не видели, и…
        - Давай по порядку.
        - Ну, хорошо. Мой муж может угодить в тюрьму. В каком положении я тогда окажусь?
        - Мы это уже обсуждали в субботу вечером, после того как вы поругались, - сказала Кэтрин медленно и четко. - Я уверена, что он прав насчет того, что их деятельность все время исследуют и инспектируют федеральные комиссии и всякие такие организации. Если его помощница что-то напутала, это вовсе не значит, что он нарушил какой-то закон. Не надо сразу так переживать.
        - А как насчет его отношений с Сюзанной?
        - Они всегда флиртовали и вели себя бестактно. Если он с ней спит, это совсем неплохо, - у тебя появится отличный повод его выгнать. А с сюжетом возится пятьдесят юристов; Гудмэн бы не позволил тебе его запустить, если бы там были настоящие проблемы. Вот мы и разобрались со всем.
        - Есть еще кое-что.
        - Ну и?
        - Я думаю, Питер от нас уйдет.
        - Что вдруг? Он тебя обожает! Не думай о плохом.
        - Да не во мне дело, и не в Дилане, вообще не в нас, а в его компании. Он нашел спонсоров.
        - Я думала, у него уже есть спонсоры и сейчас он проводит пробные демонстрации для клиентов.
        - Он нашел серьезных спонсоров: куча денег, собственный кабинет. Достаточно для того, чтобы не работать больше у нас.
        - Ого. Это плохо.
        - Но он не уходит. Пока не уходит. Он получил деньги два месяца назад и ничего мне не сказал - я узнала все от его друзей на вечеринке.
        - Он в тебя влюблен, поэтому и не уходит.
        Может быть. Нет.
        - Наверное, дело в Дилане и в той отдаче…
        - Да какая, к черту, отдача? Он не уходит из-за тебя.
        Мне так хотелось, чтобы она была права.
        - Вчера у него на вечеринке мы танцевали. - И я все ей рассказала - как он держал меня за руки и не хотел отпускать. А потом нервно добавила: - Не могу поверить, что танцевала с нянем.
        - Ну, сейчас он для тебя больше чем нянь, Джейми.
        Я вздохнула.
        - Вот и он тоже так говорит.
        - Слушай, это же прямо заявление о намерениях! - воскликнула Кэтрин. - Когда он это сказал?
        - Когда я выясняла у него насчет Ингрид. А потом он спросил меня, обиделась ли я.
        - Потому что он трахнул Ингрид?
        - Он ее не трахал!
        - Ну, если тебе нравится так думать…
        - Поцелуем дело не обошлось, но до конца они не дошли. Он мне в этом поклялся.
        - Значит, она сделала ему один из своих легендарных минетов.
        - Наверное.
        - У тебя проблемы. Серьезные проблемы.
        - Ты о чем? - Я прекрасно знала, о чем она.
        - Материал для сравнения…
        - Я не собираюсь делать минет собственному няню! Чарльз, проходивший мимо моего кабинета в этот самый момент, сложил руки рупором и громко прошептал: «Так давай я это сделаю!» Я бросила в него скрепку. Он увернулся и пошел дальше.
        - Ну хорошо, - сказала Кэтрин, - надеюсь, когда он признался и спросил, расстроилась ли ты, ты продемонстрировала честность и сказала ему то, что он хотел услышать?
        - Нет. Я повела себя жестоко и сказала, что мне не с чего расстраиваться, он всего лишь мой работник.
        - Это очень грубо.
        - Я знаю.
        - Он спрашивал, разделяешь ли ты его чувства.
        - Я замужем.
        - Поэтому ему приходится выражаться таким образом.
        - Он просто хотел сказать, что он для меня больше чем нянь. - Я улыбнулась.
        - Я знаю, что ты сейчас улыбаешься. Тебе платят кучу денег за то, что ты разбираешься в мотивах чужих поступков, а в этой ситуации ты ведешь себя так, словно ничего не понимаешь.
        - Ну, хорошо. Ты победила. Все я понимаю.
        - Расскажи мне.
        Я притормозила.
        - Не могу.
        - Да слушай, это так здорово, и Филип частенько так паршиво себя ведет в отношении тебя, ты заслуживаешь иногда небольшого флирта.
        - Ладно.
        - Рассказывай.
        - Это не просто флирт.
        - Ты с ним переспала?
        - Ты с ума сошла?
        - Так переспала?
        - Ничего я с ним не делала. Ничего. Честное слово. Даже не целовалась.
        - Тогда что ты можешь мне рассказать?
        Я решила не говорить ей о том, что Питер хотел потрогать меня по-настоящему.
        - Ну, просто пока мы танцевали, мы так друг на друга смотрели. Он так держал мои руки, И поглаживал мне ладош» большим пальцем.
        - Звучит сексуально.
        - Так оно и было, и даже очень. Во всяком случае, для меня.
        - Кто-нибудь это заметил?
        - Дилан точно не заметил. Но двое-трое его друзей у бара определенно все видели. И еще одна бедолага, красивая девчонка с великолепной задницей, которая влюблена в него по уши.
        - Насколько хороша ее задница?
        - Получше, чем у меня.
        - Это плохо. А он с ней точно не крутит?
        - Нет, с ней у него ничего нет. Ее сердце разбито. Она сама мне сказала. И она смотрела, как мы танцуем. Мне ее было жалко.
        - Ну и что ты собираешься делать?
        - Изо всех сил постараюсь это игнорировать.
        - Ты уверена?
        - Нет. Но знаешь что? У меня сейчас нет на это сил. Нуда, я испытываю к нему сложные чувства. Это все, что я могу тебе сказать. По крайней мере, до десяти вечера среды, когда с этим чертовым сюжетом будет покончено. Может, нам стоит посидеть и выпить в четверг или устроить еще что-нибудь в этом роде? Но даже если я напьюсь, я тебе то же самое скажу. Я чувствую, что мы близки друг с другом, но я запуталась. И я ведь замужем.
        - Я тебе напоминаю, что ты уже подумывала о том, чтобы бросить Филипа, в этом году. Помнишь? А год почти закончился.
        - Да, я помню, но прямо сейчас я этого делать не буду.
        - Тебе понадобится сильный толчок, чтобы уйти. Просто постарайся не запутывать все еще больше. Не флиртуй с Питером только для того, чтобы отвлечься от мужа. Тогда ваш разрыв не будет полным, даже если это случится. Ты всегда будешь думать, что это из-за увлечения Питером, хотя на самом деле все дело в том, чего ты в действительности хочешь и что тебе нужно. И потом, если Филип узнает о вас, он никогда не почувствует ответственность за свое…
        - Ему нечего будет узнавать обо мне и Питере. - Это уже давно не просто увлечение.
        - А расстроенная девушка с идеальной задницей в том баре тоже так думает?

        Глава 27
        Неудачный момент бросать нюхать клей
        Эрик посмотрел на меня.
        - Да что с тобой такое?
        - Ничего. Просто нервы.
        - Я занимаюсь политикой двадцать пять лет, и у этой женщины реальная история. По глазам видно, что она не врет.
        Гудмэн попытался меня успокоить.
        - Слушай, Джейми, мы сделали все, что могли. Остались сутки. Я возьму все на себя, если…
        Я перебила его.
        - Я никогда еще не делала такой большой политический сюжет, и там все так скользко. Никто о ней не говорит, никто ее не знает.
        - Чарльз нашел двух людей, которые видели ее вместе с людьми Хартли.
        - Но лагерь Хартли отрицает любые связи между ними. Они говорят, что для него она всего лишь случайная знакомая, просто она неплохо знает некоторых его бывших помощников, - настойчиво продолжала я, сама не очень понимая, чего добиваюсь. Мне хотелось выпустить сюжет в эфир, и я знала, что у нас есть на это основания. Я не могла понять, оправдана ли моя нервозность, или я просто веду себя как девчонка перед своими коллегами-мужчинами.
        - Ты как продюсер больше всех изучала материал, проверяла и собирала данные. Ты все это знаешь лучше нас, - сказал Эрик. - И вообще, Тереза согласилась на интервью после общения с тобой, еще до того, как встретила Гудмэна.
        - Эй, - перебил его Гудмэн, - я тоже съездил один раз в Джексон, как раз перед тем, как она согласилась.
        - Ладно, - вмешался Магуайр тоном чрезвычайно высокооплачиваемого бэбиситтера, каким он, в сущности, и являлся, - хорошо, Гудмэн, ты тоже много сделал.
        - Я не это хотел сказать, просто я напомнил, что встречался с ней до того, как она согласилась.
        - Хватит, Гудмэн. - Магуайр жестом остановил его.
        Гудмэн продолжил:
        - И у нее есть мотив. Он ее бросил, она обижена!
        Эрик повернулся, ко мне:
        - На моем месте, на месте исполнительного продюсера передачи, ты бы зарубила сюжет или нет?
        - Я… я…
        Тут вмешался Магуайр.
        - Джейми, может, войсками и командую я, но с моей точки зрения за это отвечаешь ты. Конечно, Гудмэн тут тоже участвует, но ты ведущий продюсер, я ориентируюсь на тебя.
        - Я… я…
        - Вот что я сделаю, - сказал Эрик, наклоняясь над столом. - Следующим же рейсом я пошлю Чарльза Уортингтона еще раз в Джексон. Сюжет должен пойти в эфир через… - он посмотрел на часы, - тридцать часов и…
        Магуайр перебил его до ужаса ровным голосом.
        - И давайте сразу выясним одну вещь. Предупредите мистера Уортингтона: если он решит, что передачу надо отменить, лучше бы ему предоставить максимально конкретные основания. Если кто-то из присутствующих не ворвется ко мне в кабинет с воплем, что в случае выхода этого сюжета нам всем конец, мы выпустим его в эфир, как и собирались. В среду в девять. - И Магуайр положил руку мне на плечо, прямо как Рэмбо с потрепанной белой повязкой на голове. - Джейми, если после передачи будут проблемы, я с вами до конца. Мы все тут заодно, а я морской пехотинец… я своих не бросаю. «Семпер фиделис», черт побери. Верен, черт побери, до конца.

        Телефон зазвонил через семь часов, вечером во вторник. Я немедленно сняла трубку.
        - Чарльз!
        - Привет, Джейми.
        - Что у тебя? Что конкретно ты сейчас делаешь?
        - Что у меня? Ничего. Я забираю машину в прокате в аэропорту Джексона.
        - Куда ты поедешь сначала?
        - Я повторю наш прежний маршрут: местная газета, полиция, парень из бюро погребальных услуг. Еще выпью с управляющим нашей партнерской станции, может, он сумеет кого разговорить в баре.
        - Чарльз, ты должен съездить куда-нибудь, где мы не были!
        - Я всегда на все готов для тебя, ты же знаешь. Просто я не знаю, где еще искать. Мы же с тобой три дня здесь просидели и нашли в итоге двух человек, знавших, что они много контактировали, общались с политическими советниками Хартли. Это было хорошее дополнение. Но тебе следует умерить свои ожидания. Видеодоказательств, как в случае с Пэрис Хилтон, тебе никто не предоставит, понимаешь ли. Но я поищу еще кого-нибудь, кто может знать о Будро.
        - Да нет, тут не в новых людях дело, то есть не в случайных новых людях. Таксисты и носильщики не дадут нам ничего, кроме того, что у нас уже есть. Нам нужно взять совсем новое направление.
        - Джейми, твой сюжет идет в эфир через двадцать четыре часа. Он уже смонтирован, отредактирован, и даже звук и цвет выправлены. Рекламные ролики идут уже три дня.
        - Чарльз, ну пожа-алуйста.
        - Не хнычь, я и так тебе помогу. Я просто не понимаю, что именно делать. Что ты имеешь в виду под новым направлением? Морги, что ли? Из-за того парня из бюро погребальных услуг, который их видел?
        - Да нет, это похоронное бюро сто лет назад закрылось, помнишь?
        - Конечно, помню.
        - Ну, хорошо. - Мне неудобно было на него давить, и я чувствовала себя виноватой, что он в Джексоне, а я себе сижу в Нью-Йорке. - Прости. Ну, я не знаю, может, поискать еще людей, которые занимались политической работой в Миссисипи?
        - Мы уже проверяли по базам данных всех бывших сотрудников Хартли, и почти со всеми связались. Нет там ничего. Они сохраняют ему верность.
        - Может, ты и прав.
        - Ладно, я пока продолжу работать. Хорошенько выспись сегодня. Завтра среда, у тебя важный день.

        В следующий раз телефон зазвонил у меня дома в шесть утра. Мой муж спал, но даже во сне он хватался за меня, чуть не выталкивая с постели.
        - Кто, черт возьми, так рано звонит?
        - Это меня, я знаю. - Я попыталась вырваться, но он прижал меня к себе.
        - Не отвечай. Я в настроении поразвлечься.
        Я шлепнула его по руке и высвободилась.
        - Ты что-нибудь узнал? Пожалуйста, скажи мне, что ты нашел подтверждение истории Терезы.
        - Увы, - отозвался Чарльз. - Но здесь есть по-настоящему чокнутые блоггеры.
        - И что ты на этот счет выяснил?
        - Ребята в баре сказали мне, что за городом, возле Джексона, их там целое сообщество.
        Филип перевернулся.
        - Пожалуйста, милая. Поговори где-нибудь еще, ты мне спать мешаешь. Уважай все же мои потребности. За окном еще темно! - Тут мне в бедро уткнулось что-то твердое, и он начал стягивать с меня трусы. Я стукнула его по плечу.
        - Дело было так: мне про блоггеров рассказали в баре фанаты НАСКАРа. Я проверил их сайты и ничего такого не нашел, я вообще никогда про них не слышал. Тот парень сказал мне, что кое-кто из них работал в офисах конгрессменов в штате и тусовался в баре гостиницы, где я сидел. Может, в этом ничего нет, может, это просто помощники конгрессменов. Но я ничего больше не выкопал.
        - Очень жаль.
        - Ну, хватит! - Филип сунул голову под подушку. Я прикрыла трубку рукой и сказала:
        - Филип, я… я не могу, это слишком важно. Прости! - Снова взяв трубку, я постаралась говорить потише. - Продолжай искать кого-нибудь, кто подтвердит, что у них был роман. Тогда я совсем перестану беспокоиться, честное слово.
        - Джейми, помни, не стоит ожидать слишком многого. Это скользкая история.
        - Попробуй опять поговорить с полицией штата.
        - Хорошо.
        - И с моргом тоже. Я передумала, это хорошая мысль.
        - Ладно, и с моргом попробую.
        - Отлично, Чарльз. Нам надо все испробовать. Осталось двенадцать часов.
        - Я знаю. Я тебе потом позвоню.

«Откровенный разговор с Терезой Будро! Наконец-то! Эксклюзивное интервью в «Вечере новостей с Джо Гудмэном»! Сегодня в девять вечера!» На объявление в развернутой передо мной газете капал жир из бутерброда, который я сделала себе на завтрак, - рогалик с маслом, сверху бекон и омлет. Обычно время с полседьмого до семи утра - самые спокойные и уютные минуты, которые у меня случаются за весь день: муж и дети еще спят, а Каролина только начинает возиться у себя в комнате. Но сегодня я была слишком возбуждена.
        Сейчас, когда оттрубили все трубы, каналу будет очень трудно снять сюжет с эфира. Я прикрыла глаза руками и попыталась уговорить себя принять ситуацию. «Расслабься, дорогая. У тебя крупный сюжет, ты вышла в первую лигу, ты проверила все, что могла, теперь давай!» Билл Магуайр, как президент отдела новостей, сказал мне прямо, что поддержит меня. Но мне все равно хотелось, чтобы Чарльз, эта опытная ищейка, последний раз все обследовал в Джексоне.
        Я услышала шум душа в ванной и от всей души понадеялась, что Филип сегодня никуда не торопится. Я надеялась, что он не будет спешить, не будет дергаться и оставит меня сегодня утром в покое. Хоть разочек. В дверях появилась Грейси; она сосала палец и теребила пальцами бантик на шее своего кролика. Забравшись на кушетку, она положила голову мне на бедро и замерла, лежа на животе, посасывая большой палец и обнимая кролика. При этом она не произнесла ни слова. Может, она просто почувствовала мое напряжение и поняла, как меня утешит ее присутствие. Я благодарно погладила дочку, удивляясь ее чуткости. Филипу оказалось не под силу так же чутко уловить мою сегодняшнюю уязвимость, как это сумела сделать пятилетняя девочка, что, в общем, неудивительно. Он влетел в кухню в трусах, черных носках и белой футболке.
        - Где Каролина?
        - В прачечной комнате.
        - Она знает, где моя большая сумка на колесиках?
        - Не знаю, спроси у нее.
        Этот ответ ему не понравился; он надеялся, что я все устрою так, чтобы его утро катилось как по рельсам. Он посмотрел на мою тарелку.
        - Что ты делаешь, Джейми?
        - Завтракаю, Филип.
        - А почему столько калорий? Я думал, ты пытаешься держать форму.
        Он подошел к холодильнику, налил себе стакан свежего апельсинового сока из кувшина и поднял его к свету. В этот неудачный момент Каролина вышла из прачечной со стопкой аккуратно сложенных кухонных полотенец.
        - Каролина, сколько раз мне повторять правила насчет апельсинового сока?
        Как ни крепка была духом Каролина, нотаций Филипа она боялась. Она положила полотенца, опустила голову и вздохнула.
        - Мне не нравится мякоть. Ты помнишь это?
        Каролина должна была помнить его правило номер 352, а сам Филип не мог запомнить даже то, что у меня сегодня выходит интервью с Терезой Будро. Он достал маленькое ситечко из ящика со столовыми приборами и потряс им у нее перед носом.
        - Перед тем как наливать сок в кувшин, пожалуйста, сделай мне одно простое одолжение. Процеди его. Будь так добра. Это очень просто. - Он бросил ситечко в раковину и ушел в гардеробную.
        В кухню вошел Майкл в очаровательной пижаме, как у взрослого. Он тоже залез на кушетку и тихо прильнул ко мне с другой стороны. Я погладила ему спину и попыталась просто порадоваться тому, что у меня здоровые и красивые дети.
        Через десять минут Филип вернулся, уже в темном костюме и галстуке в желтый горошек, и начал предъявлять очередные требования.
        - Джейми, у меня сегодня днем деловая поездка в Хьюстон, а потом в Лос-Анджелес. Я вернусь только в субботу рано утром, так что мне понадобятся кое-какие мелочи.
        - Кое-какие мелочи? - изумленно переспросила я, не в силах поверить, что он до сих пор не упомянул про интервью.
        - Да, Джейми, кое-какие мелочи. А что, тебя это возмущает? Ты разве забыла, что меня нет дома с восьми до восьми? Мне некогда возиться с мелочами. Кстати, в штанах в обтяжку ты выглядишь потрясающе. Ты действительно подтянулась, осталось еще немного. - Он ущипнул складочку жира у меня на бедре и чмокнул в лоб.
        Я не в состоянии была ему ответить - меня слишком сильно переполняло презрение. Плюс меня расстраивало то, что сегодня утром я не увижу Питера. Он сказал, что задержится, потому что у него какие-то встречи. Наверняка он ждал выхода сюжета, чтобы сообщить мне о том, что нашел спонсоров. И я не знала, какую роль наша с ним
«ситуация» играла в его решении остаться или уйти. Это беспокоило меня еще больше.
        В кухню вошел Дилан в школьном галстуке и пиджаке; на затылке у него, как обычно, торчал влажный вихор.
        - Так вот, - беззастенчиво продолжил Филип, - извини, что прошу тебя, но отнеси, пожалуйста, мою ракетку для сквоша на перетяжку…
        - А в клубе ты этого сделать не можешь?
        - Я же сказал тебе, я туда не попаду до субботы, а игра у меня в четыре.
        - У тебя в шкафу десять ракеток для сквоша.
        - Но нравится мне только «Харроу». Я ее оставил на стуле в спальне. И еще, на следующей неделе день рождения моей матери. Ты можешь что-нибудь купить? Мне никогда не удается сделать правильный выбор. Только женщины в состоянии делать друг для друга покупки. - Он зашел в кабинет за бумагами и вернулся, на ходу засовывая их в дипломат.
        - А ты ничего не забыл, Филип? - Я решила дать ему последний шанс, перед тем как окончательно соберусь его придушить.
        - Хм-м, - Он начал проверять свой пейджер, прокручивая вверх-вниз колесико справа от экрана. - Да нет… - рассеянно протянул он. - Кажется, все в порядке… Ракетка, подарок маме… Пожалуйста, напомни Каролине насчет вечной проблемы с мякотью в этом доме… - Опять стук по клавишам.
        - Папа, - сказал Дилан, умоляюще глядя на отца.
        - Погоди, Дилан, мне еще кое на что надо ответить…
        - Да папа же! - заорал Дилан.
        Филип поднял голову, недовольный тем, что ему не дают сосредоточиться на сообщениях.
        - Ну что такое, Дилан?
        - Ты и, правда, кое-что забыл. - Милый Дилан. Филип тупо уставился на него и принялся считать по пальцам: ракетка, подарок матери…
        - Папа! Ау! Сегодня мамино интервью, помнишь?
        Филип, естественно, пришел в ужас. Он подошел ко мне, одним движением снял у меня с колен Майкла и пересадил его на кушетку с другой стороны. Прижавшись ко мне, он попытался уткнуться лицом мне в шею. Я отодвинулась. Тогда он посмотрел мне прямо в глаза, обеими руками удерживая мою голову перед собой. Я попыталась опустить глаза.
        - Джейми, ты чудо, а я эгоистичный мальчишка. Прости. С интервью все будет великолепно. Я знаю, что тебе пришлось трудно, но ты у финиша, и я очень тобой горжусь. Ты просто чудо и молодец, что со всем этим справилась. Я действительно невероятно горжусь тобой.
        - Что-то незаметно, - оскорблено заметила я. В этот момент я чувствовала, как будто я совсем одна в целом мире.
        - Я идиот. Признаюсь, я совершенно забыл. С поездками и прочими делами у меня все идет вверх ногами. Я тебя люблю, и у нас все получится. К сожалению, сегодня в девять я буду в самолете, но я попросил компанию в Хьюстоне записать вашу передачу. - Он чмокнул меня в щеку. Он опаздывал. Тут у него зазвонил телефон; это была его секретарша. - Погоди минутку, Лори. - Он уже смотрел на меня и детей пустыми виноватыми глазами. - Я вас всех люблю! - Мы молча посмотрели на него. Дети знали, что мама на него обижена, и они были на моей стороне. Да к тому же они его не видели несколько недель, так что вообще на него сердились. Через несколько секунд я услышала, как его голос доносится от парадной двери. - Лори, проверь, чтобы Хэнк прислал мне новую версию раскладки, и пошли цветы Джейми на работу, а на открытке пусть напишут… - Дверь захлопнулась.
        - Мам, ты его простишь?

        В полвосьмого вечера Эбби пришла ко мне в кабинет с суши, чтобы поддержать меня в эти последние полтора часа перед выпуском сюжета. Хотя наступил величайший день моей карьеры, делать мне было особенно нечего - разве что паниковать. Сюжет был уже двое суток как готов. Прошло пять часов со времени последнего звонка Чарльза, и каждый раз, когда я пыталась ему позвонить, телефон переключался на автоответчик.
        Пока Эбби разгружала пластиковые контейнеры, я порылась в сумке, чтобы достать косметику, и с удивлением обнаружила маленькую голубую коробочку от «Тиффани». Она лежала в боковом кармане сумки, где я хранила шоколад для чрезвычайных случаев.
        Питер знал, что я объедалась батончиками «Кит-Кэт», когда нервничала.
        Внутри фетровой коробки оказался серебряный секундомер, на котором было выгравировано: «Пора опять потанцевать».
        Вовремя. И когда он успел его сюда положить? Погоди-ка, а вдруг это прощальный подарок?
        - И что он тебе купил? Что-нибудь дорогое, надеюсь? - проговорила Эбби уголком рта, разрывая зубами пакетик с соевым соусом.
        - Это не от мужа.
        - Что, неужели Гудмэн потратился?
        - Да нет, ничего особенного. - Я прикусила губу.
        - Что бы это ни было, надеюсь, тебя это радует.
        Милая Эбби, ей достаточно было вечно сортировать и пополнять свои карточки, она никогда не стремилась к продюсерству. Эбби представляла себе риск, неизбежный при продюсировании крупных, сложных сюжетов, и предпочитала его избегать. В эту среду я и сама не очень понимала, зачем всем этим занимаюсь.
        - А от кого цветы?
        - От мужа и от Гудмэна. Гудмэн всегда шлет цветы, когда сюжет дорого мне дается, а Филип послал букет потому, что знает, что у него неприятности.
        - Почему? Что он такого сделал на этот раз?
        - Он забыл, что сегодня выходит мой сюжет, и целое утро давал мне инструкции насчет его ракетки для сквоша, которую надо перетянуть. Черт. Я забыла отослать ракетку в мастерскую.
        - Ты шутишь, да?
        - Нет, я и правда забыла.
        - Да ты прислушайся к себе! Я ведь и говорю о том, что он требует, чтобы ты перетягивала ракетку в самый важный день своей жизни.
        - Ну, хорошо, я жалкая особа, все это знают. - Я окунула кусочек суши в соевый соус.
        - И что ты сделала, когда он забыл про передачу?
        - Я ему не сказала. Дилан вмешался - это было гораздо хуже, чем, если бы я сама ему сказала, Дилан, кстати, очень обиделся на него.
        Эбби быстро-быстро набивала рот бобами эдамаме.
        - Кажется, я все-таки не хочу иметь мужа.
        Я бросила в нее пакетиком с соевым соусом. Тут зазвонил телефон.
        Дернувшись к аппарату, я опрокинула диетическую кока-колу на клавиатуру и телефон. Я сняла мокрую трубку.
        - Да, Чарльз. Секундочку. - Я полезла в ящик стола за бумажными салфетками, вытерла лужу и попыталась прижать трубку к уху плечом, но она упала на стол. Я слышала, как искаженный телефоном голос Чарльза в трубке кричит: «Джейми!»
        - Ты мне пять часов не звонил! Где ты шлялся? Я…
        - Замолчи. И не смей больше класть трубку - до эфира полтора часа. Я тут шлялся в таких местах, где мобильник не работал.
        - И что? Есть что-то?
        - Быстро вызови к Эрику в кабинет юристов. И Билла Магуайра тоже.
        - Почему, Чарльз? Что такое?
        - Потому что есть шанс, что дела у тебя дерьмовые.

        Глава 28
        Кодовый сигнал «Большие неприятности»
        - Черт, и что я должен делать? Пустить заново интервью с чертовой Бритни Спирс? - Эрик Джеймс метался по своему кабинету, как взбешенный бык; он снес свою банку с леденцами, и это вышло отнюдь не случайно - он просто как следует стукнул по ней. Мы с Гудмэном молча проследили за траекторией разлетавшихся по комнате конфет.
        - Чего, черт побери, Чарльз хочет? - взревел он вдруг. Он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на свои часы. - До эфира восемьдесят минут. Нет, погоди. Я не хочу ничего слушать, пока сюда не придут юристы и Магуайр. - Он еще помаршировал взад-вперед и смахнул со стола леденцы.
        Я набралась храбрости и сказала:
        - Эрик, я даже не знаю, что Чарльз хочет сказать. Слава богу…
        - Только не надо мне тут твоих «слава богу», это мне грозят неприятности, а не тебе. В газетах поминают меня, а не тебя. Не у тебя будут проблемы, если…
        Гудмэн поднялся на ноги.
        - Успокойся, Эрик, мы даже не знаем, есть ли…
        Эрик встал и вскинул руки в воздух, словно Кинг Конг.
        - Ты хочешь, чтобы я успокоился? Когда у нас три дня крутятся ролики в пятнадцати ключевых областях? А Бритни Спирс мы крутили всего пять месяцев назад. У меня не хватит готовых сюжетов, чтобы сделать новую передачу за… уже семьдесят девять минут! Хильда! Пришли мне практикантку!
        Через сорок секунд в кабинет Эрика вбежала бойкая темноволосая девушка. Она была заметно взволнована; за час до эфира ее вызвали к исполнительному продюсеру!
        - Да, сэр!
        - Попкорн, быстро!
        - Простите? Вам любой? И где его брать?
        - Какого черта? Ты что здесь, черт побери, первый день? И тогда зачем тебя ко мне прислали? Мой, черт побери, киношный попкорн из «Сони имакс» нижа по улице. Масла побольше, и с солью. Как в кино всегда делают. Быстро! - Она выбежала из кабинета.
        Потом Эрик снял трубку и позвонил режиссеру в контрольный зал.
        - Приготовьте чертовое интервью с Бритый Спирс. - Слушая причитания режиссера, Эрик покачивал головой вверх-вниз. Потом он глубоко вздохнул и закатил глаза. - Что ты мне тут устраиваешь, ты что, радист на «Титанике»? На, спорь со мной. - Даже на другом конце комнаты мы слышали в трубке неразборчивый голос режиссера. - Мы пока не собираемся заменять Терезу, но все может быть. И не спорь больше с моими указаниями. Да. Да. Прямо сейчас.
        - О господи! - Билл Магуайр вошел в кабинет вместе с юристами и как раз услышал конец телефонного разговора Эрика с контрольным залом. - Опять эта Бритни Спирс? Вы хоть представляете, сколько мы потратили на рекламу Будро?
        Эрик нажал кнопку интеркома.
        - Хильда, немедленно соедини меня с Чарльзом Уортингтоном.
        - На второй линии! - крикнула она со своего места, и в кабинете зазвонил телефон.
        Билл Магуайр бросился к телефону у тахты, а Эрик Джеймс схватил трубку у себя на столе, потом они так же одновременно повесили трубки - каждый думал, что другой возьмет разговор на себя и нажмет кнопку громкоговорителя.
        - Черт! - крикнул Эрик. - Хильда, соедини еще раз с Уортингтоном! - Потом он повернулся к Магуайру. - Билл, сделай мне одолжение. Ты, конечно, босс, но уж позволь мне самому снимать чертову трубку у себя в кабинете.
        Прошло двадцать бесконечных секунд. Наконец телефон снова зазвонил. Эрик снял трубку, перетащил его на журнальный столик, вокруг которого мы все расселись, и переключил на громкоговоритель.
        - Ну что, Чарльз, настал твой момент истины. Рассказывай, что там у тебя. - Он посмотрел на ряд циферблатов на стене - они показывали время во всех четырех часовых поясах США, плюс в Лондоне, Иерусалиме, Москве и Гонконге.
        - Вы знаете блоггеров из «Правого дела»? - начал Чарльз. - Этих чокнутых борцов за смертную казнь и молитвы в школах, выступающих против абортов, которые враждуют с Эн-би-эс?
        - Ты меня за дурака считаешь? Конечно, знаю. Они идиоты. Их никто не уважает, - отозвался Эрик и снова раздраженно глянул на ряд часовых циферблатов.
        - Но их многие читают. И, по-моему, они расположены здесь, в Перле.
        Я почувствовала, как что-то кольнуло меня в сердце, когда я вспомнила Питера и его сомнения. У него не было никаких оснований, но он все же сомневался, а я к нему не прислушалась. Я проявила высокомерие и поспешила подчеркнуть расстояние между нами. В комнате стояла тишина. Юристы переглянулись и развели руками.
        Билл Магуайр глубоко вздохнул и откинулся на спинку дивана, прикрыв руками лицо. Потом он снова наклонился поближе к телефону.
        - Черт, Чарльз, ты нас всех перепугал из-за блоггеров! К чему ты ведешь? Что с того, что они в Перле?
        - А то, что там живет Тереза, - вставила я.
        Эрик побагровел и ударил кулаком по журнальному столу, потом вскочил и зашагал по комнате.
        - И есть ли у нас доказательства, что эта женщина с ними связана?
        У меня дрожал голос:
        - Нет, они пишут в блогах анонимно. Мы не знаем их имен.
        Гудмэну все это надоело.
        - Ну да, эта шлюшка живет в одном - республиканском - штате с какими-то правыми психами. Я не понимаю, как это связано с моим интервью?
        Чарльз продолжил:
        - Не просто тот же штат - тот же город. Слушайте, я давно таких сложных расследований не проводил. Никто не знает, кто скрывается за «Правым делом»; я расспросил сотню источников, и почти наверняка они там. Это сама по себе интересная история.
        - Чарльз, - изумленно сказал Гудмэн, - ты ждешь похвалы за информацию, что «Правое дело» «почти наверняка» около Джексона?
        - Прошлым вечером один пьяный в баре сказал мне, что в городке возле Джексона живут блоггеры. Я объединил это с данными моих источников в Белом доме, один из которых клянется, что «Правое дело» где-то неподалеку.
        Тут вмешался Билл Магуайр.
        - Давай по порядку. Какой-то забулдыга сказал тебе, что по соседству живут блоггеры. Потом какой-то вашингтонский политикан, который в Юге ни шиша не смыслит, сообщил тебе, что, по его мнению, «Правое дело» может быть рядом с Перлом. Лучше бы тебе найти для меня что-то еще… например, доказательства, что эти два пункта плюс эта сучка связаны.
        Теперь голос Чарльза звучал уже не так уверенно.
        - Ну, точно я не знаю, связаны ли они.
        - Он прав. И даже если съездить туда раз пять, мы можем так и не найти никакой связи. Но, может…
        Я не смогла закончить предложение. В глазах у меня стояли слезы. Почему-то я только о Питере и могла сейчас думать. Мне хотелось, чтобы он утешил меня. Он бы ни за что не стал говорить: «Я ведь предупреждал тебя», он сумел бы меня поддержать. Питер говорил, что я вечно слушаюсь властных мужчин. На случай, если он прав, я велела себе не успокаивать их, не молчать просто потому, что им этого хочется. Но даже при всем при том мне не хватало убеждения в своей правоте, чтобы остановить передачу.
        Эрик взял со стола альбом, шваркнул его об пол и зашагал по комнате.
        - А теперь все сели, заткнулись и выслушали меня, - сказал он. - Это моя репутация стоит на кону. - Он навис над нами, глядя нам прямо в глаза. - Вот что я думаю. Я думаю, что Джейми так перенапряглась, что не в состоянии рассуждать разумно. Я думаю, что Чарльз не может связать концы с концами. Вот что я думаю.
        Эрик, Гудмэн и Билл Магуайр переглянулись и закивали, полные уверенности в своем мужском превосходстве.
        - Да, я не знаю, связаны ли они с ней, - отозвался Чарльз. - У меня просто есть ощущение, что все это к чему-то ведет.
        Эрик снова встал и зашагал по комнате, как бык на арене.
        - То есть ты хочешь, Чарльз, чтобы я снял крупнейшее интервью сезона из-за твоих ощущений? - Он продолжил с сарказмом: - Может, наймешь себе чертова психиатра, чтобы разобраться со своими ощущениями из следующий раз выяснить, насколько они достоверны, хотя бы за сутки до моего эфира?
        Магуайр посмотрел на меня.
        - Чарльз… Я тебя не за ощущениями туда послал! Займи хоть какую-нибудь позицию! Веди себя как мужчина, а не… - Он посмотрел на Эрика и закатил глаза. - Так мы пускаем этот сюжет в эфир или нет? Не забывайте, речь только о взгляде Терезы, больше мы ничего не утверждаем.
        Я вздохнула.
        - После всех наших трудов я не могу сказать, что сюжет пускать не следует, но…
        - Но что? - заорал Магуайр. - Что ты мне тут скачешь, как заяц, пускаем сюжет или нет?
        Я опустила глаза.
        - Я не знаю.
        Магуайр решительно покачал головой.
        - Ты не знаешь. Не знаешь, значит. Это твой окончательный ответ?
        - Наверное.
        - Чарльз? - крикнул он в трубку.
        - Это не мой сюжет. Я все сказал. У меня есть предчувствие, но я не могу его доказать.
        - Ну и хватит. В последний момент мы сюжет снимать не станем. Не из-за ощущений, во всяком случае. Мы четко заявили, что не можем подтвердить их отношения. Мы просто рассказываем ее версию истории.
        Гудмэн сложил губы трубочкой, потом сказал:
        - Вы двое из другого поколения, вы не пережили тех политических бурь, что достались на нашу с Эриком и Магуайром долю. Мои собственные ощущения говорят мне, что эта женщина не врет. Еще у меня есть ощущение, что, когда женщину бросает любовник и ей сообщает об этом полиция штата, ей хочется как следует отомстить. И к счастью для нас, людей, занимающихся новостями, - он обвел жестом сотрудников в комнате, - отвергнутые и мстительные люди обожают выкладывать все свои горести в телеэфире па всю страну.
        Билл Магуайр, президент отдела новостей, встал и выкатил грудь колесом, словно собирался спеть национальный гимн.
        - Верно, Гудмэн. Особенно когда я десять раз посылаю в Джексон умного и опытного продюсера, чтобы убедить их заговорить. Они просто не могут не рассказать все, что знают. - Он смотрел на меня сверху вниз и в то же время пытался меня умаслить. - И вот тогда-то они и выкладывают все свои чертовы тайны. Черт… ее хотели все телеканалы, и кабельные, и обычные, так почему бы ей не выбрать лучших? - Он огляделся с выражением чрезвычайной праведности на лице и пару раз похлопал себя по сердцу. - А мы - лучший канал в этой области. Тереза сама это поняла, поговорив с разными продюсерами. И наверняка Леон Розенберг сказал ей то же самое. Поэтому она пришла к нам, получила свою прическу и маникюр и рассказала нам все про конгрессмена и его экзотические вкусы.
        Магуайр подошел ко мне и сказал, тыча в меня пальцем и щурясь:
        - Люди не лгут программам новостей. Они рассказывают нам о себе, чтобы облегчить свою боль и унять свой гнев. Никто - и уж тем более, ни одна девица с пышной прической, строящая из себя красавицу Юга, - не пойдет просто так рассказывать по национальном телевидению о том, как занималась анальным сексом. На это должна быть важная причина. - Он опустил руку и пошел к двери, но потом обернулся. - Сюжет пойдет в эфир через тридцать семь минут, так что я сейчас, как обычно, устроюсь в кожаном кресле у себя в кабинете, налью виски и порадуюсь очередной отличной сенсационной передаче «Вечера новостей с Джо Гудмэном». Всем спасибо, дамы и господа. - С этими словами он вышел из комнаты.

        Глава 29
        Передышка
        Би-ип.

«Сообщение один.
        Привет, дорогая. Это Кристина Паттен,
        У меня две новости, одна маленькая, другая - просто преогромная. Сначала маленькая: перед балом Фаберже первого февраля у меня дома будет коктейль-вечеринка для патронов благотворительного комитета, для всех вас, щедрых людей, купивших билеты. Тебе нужно там присутствовать, хотя сама я буду среди встречающих. Тебе в группу встречающих не нужно; ну, то есть это твой первый год, и все будут немного удивлены, увидев новое лицо. А теперь гигантская новость; мы попали на обложку журнала „Мэдисон-авеню"!!! Да, наш столик выбрали. Говорят, мы выглядим потрясающе, и фотографии внутри тоже отличные. Я прямо дождаться не могу. Ну, целую»
        Би-ип.

        Питер меня убьет за эту фотографию. Он даже не знал, что я снималась. Питер стал для меня мерилом во всех областях моей жизни - что бы ни случалось, я пыталась представить, как он на это отреагирует, что скажет, как будет меня дразнить. Весь вечер накануне передачи я держала секундомер в кармане, поглаживая пальцем гравировку на тыльной стороне.

        Би-ип.

«Сообщение два.
        Дорогая моя жена. Я очень горжусь тобой и твоей передачей. Мне уже идут письма про сногсшибательные новости, хотя я ее еще не смотрел. Посмотрю завтра. Ты лучший продюсер на всем телевидении. Надеюсь, Гудмэн знает, как ему с тобой повезло. Я-то знаю. И очень горжусь. И опять-таки, извини за сегодняшнее утро».
        Би-ип.

        Ну, хорошо, может, я и не разведусь с ним, и не убью его. Иногда он бывает добрым и милым. Может, Питер - это просто опасное увлечение. Может, у моего брака есть шанс, если я пойму, как поощрять в Филипе положительные качества?

        Би-ип.

«Да, и не забудь про мою ракетку для сквоша».
        Би-ип.

        А может, и нет.
        Но этим вечером у меня не было сил думать о браке - ни о том, как его поправить, ни о том, как его закончить. Хотя сюжет про Терезу вышел в эфир, теперь мне надо было готовиться к атакам, которые наверняка последуют во всех возможных средствах массовой информации в ближайшие дни. Я знала, что история с Терезой не закончена. Возможно, Эрик, Гудмэн и Магуайр были правы: они более закаленные, опытные профессионалы, у них больше политического опыта, чем у меня. Они поверили Терезе, и я попробую тоже. Жизнь идет дальше.
        Я неслышно прошла по коридору, чтобы заглянуть к детям в комнаты. Они раскинулись в постелях, руки-ноги торчали из-под одеял. Я осторожно укрыла их, поправила волосы, поцеловала. Вернувшись на кухню, я порылась в почте, потом заметила на столе еще один огромный букет от Филипа. Он никогда еще не посылал мне два букета за один раз.
        Я зачерпнула в стеклянной банке на окне пригоршню орехов кешью и налила белого вина. Проходя мимо стола в коридоре, я захватила маленькую свечу и зажгла ее на столике у кровати. Я растянулась в постели, жуя орехи и смакуя каждый медовый глоток моего любимого шардонне. Потом я долго лежала просто так, раскинув руки и ноги и глядя в потолок. Настоящий рай: никакого телевизора, никакой музыки, мобильника, е-мейла. Я разрешила себе отбросить все тревоги, забыть об Эн-би-зс, проблемах с браком и о том, как страшно бывает растить детей в Нью-Йорке.
        Вместо этого я подумала о том, как пахнет Питер: резкий запах мужского пота, аромат мускулистого тела и физической активности. Я не в состоянии была овладеть своими чувствами и научиться игнорировать Питера. Он делал меня счастливой, и все тут. Я уже не могла отрицать свою растущую уверенность в этом; она казалась такой естественной.
        Я вспоминала, как он заправлял волосы за уши перед тем, как сказать что-нибудь серьезное, упругость его походки, то, как он поглаживал пальцем мою ладонь. Я закрыла глаза и представила, как он лежит рядом со мной, положив голову на локоть и прижимая мою ногу коленом. Однажды я видела Питера полуодетым, когда он менял футболку в комнате у Дилана. Он был крепко сложен, но не отличался излишней мускулистостью.
        Я глотнула холодного шардонне, чтобы остыть. Очень приятно было вот так лежать в постели одной. Я откинула голову назад и закрыла глаза.
        А потом я еще немного подумала о Питере и решила, что не хочу остывать. Так что вечер я провела очень приятно.

        На рассвете, когда было еще темно, я подскочила в постели. Вся потная, я оглядела комнату. И тут я вспомнила: все закончилось. Я снова легла на живот. Сунула голову под подушку. Но, конечно, устоять было невозможно. Я потянулась к пульту, лежавшему на тумбочке, и нацелила его, чтобы включить телевизор. Не открывая глаза, все еще пряча голову, я слушала только звуки.

«Вы это видели, вся страна это видела, как по-вашему, достоверна ли ее…»
        Щелк.

«Я вам вот что скажу, лучше пусть этот телеканал побережется, если они там считают, что такие вот грязные истории пометут им…»
        Щелк.

«Ну да, Аймус, я считаю, они правильно поступили, что выпустили это. Свидетельств об их связи достаточно. Если она готова рассказывать, они не станут…»
        Похоже, обычная болтовня утренних шоу. Я выключила телевизор. Пора на работу. Чтобы быть под рукой, если что-то понадобится.
        По пути на работу я попросила Луиса остановиться у газетного киоска и купила все газеты, которые еще не прочитала. В «Нью-Йорк таймс» новость шла в национальном разделе на двенадцатой странице. Заголовок гласил: «Утверждения о любовной связи с участием конгрессмена Хьюи Хартли прозвучали в эфире на всю страну». Мне ужасно хотелось знать, как они подадут тему секса. В девятом абзаце говорилось о том, как именно он предпочитал заниматься сексом: «Когда Джо Гудмэн попытался уточнить у нее сексуальные детали, намереваясь установить достоверность ее воспоминаний, миз Будро ответила, что у конгрессмена Хартли „были предпочтения по поводу определенного вида секса". Затем обвинительница намекнула на то, что в их сексуальных взаимоотношениях постоянно присутствовал анальный секс». Заголовок
«Нью-Йорк пост» выглядел так: «У Хьюи роман на заднем крыльце». «Дэйли ньюс» дразнили читателя, сообщая: «Мистер Хартли выбирает дверь номер два». Комикам из вечерних юмористических передач еще много лет будет где разгуляться. Зазвонил мобильник. Это был Чарльз.
        - Ты где?
        - Пересаживаюсь в Атланте по пути из Джексона. Буду в офисе к обеду.
        - Хорошо.
        Он немного помолчал, потом добавил негромко:
        - Как ты себя чувствуешь?
        Я глубоко вздохнула.
        - Хорошо. Ну, относительно хорошо.
        - Относительно?
        - Ну да, я издергалась, но, кажется, приняла решение. Мы сделали все, что смогли. Может, мы с тобой слишком придирчивы, может…
        - Может, нам стоило все же сказать им, что надо зарезать сюжет.
        - Чарльз, не надо так говорить! Мне этого не вынести.
        - Просто все это так странно. Вся эта история. Сюжет. Блоггеры. Все как дурной сон.
        - Но мы приложили к этому все силы.
        - Слушай, ты сделала, что смогла, и я тоже. Я просто…
        - Ты просто что?
        - Ладно бы только наш сюжет, я уже с ним смирился. Но мне не нравится то, что творится в Интернете. Эти ребята чокнутые! Я не спал всю ночь, читал их статьи; вся эта писанина «Правого дела» просто невероятна, тебе не кажется?
        - Я еще не видела.
        - Когда ты, наконец, научишься следить за блогами? Как ты могла это не видеть? Они ведут себя как чертовы террористы!
        - Чарльз, я в машине. Я приеду через пятнадцать минут, тогда и поговорим.
        - Нет, я уже еду. Я просто хочу тебя предупредить, Эбби мне сказала, что Магуайр сходит с ума. И юристы тоже, так что готовься иметь с ними дело.
        В отличие от руководства канала Эрик и Гудмэн были на седьмом небе от счастья. Утром, когда я вошла, они хлопали друг друга по плечу, как футболисты после удачного гола, и повторяли: «Так их!» Судя по ночным рейтингам, «Вечер новостей» получил 47 баллов, почти догнав интервью Моники Левински с Барбарой Уолтере. Я пробралась мимо них к себе в кабинет, чтобы выяснить реакцию блоггеров на сюжет.
        Конгрессмен Хартли до сих пор не опроверг его публично. Наверное, сказала я себе, Тереза Будро говорила правду, и он решил, что если заявит перед камерами, как Клинтон: «Я никогда не занимался сексом с мисс Будро», то пожалеет об этом позже. Особенно если, как и в случае с Клинтоном, против него появятся неопровержимые доказательства. (Разумеется, я спросила у Терезы, нет ли у нее пятен на платьях или простынях. Изобразив возмущение, она не удостоила этот бестактный вопрос ответом.)
        Чарльз был прав. Блог-посты с дружным опровержением Эн-би-эс появились на десятках правых сайтов уже через несколько минут после передачи, и звучали они необычайно единодушно. Эти люди явно заранее спланировали кампанию по дискредитации Терезы, чтобы начать ее, как только интервью выйдет в эфир. Они звонили в Федеральную комиссию по связи с жалобами на нас за то, что мы коснулись темы содомского греха, и призывали своих читателей бойкотировать местные отделения Эн-би-эс по стране, а заодно и наших рекламодателей.
        Группа из пяти правых блогов под руководством «Правого дела» и при поддержке их соратников из «БлогЗначитСвобода. Орг» выдали нам предупреждение в духе Осамы бен Ладена: они, мол, нанесут нашей стороне, зловещей либеральной элите, тяжелый ущерб. Юристы пытались принять меры на случай, если они вдруг продемонстрируют не просто критику и недоверие. Если у них и, правда, припасена какая-то бомба.
        Магуайр стоял у своего стола, весь потный, и смотрел на стену с семью экранами: четыре телеканала и три круглосуточные кабельные станции. Он переключал звук с одного канала на другой при помощи специального устройства у себя на столе. Магуайр смахивал на председателя Комитета начальников штабов, который сидит в подземелье Пентагона, а вокруг мигают лампочки и развернуты карты. Судя по выражению ужаса на его лице, можно было подумать, что на столицу летит парочка ракет. А ведь этот парень - ветеран морской пехоты. Он крутой. Меня встревожило, что он так запаниковал. Я заметила, что правое колено у него непрерывно дергается.
        Эрик, Гудмэн, Чарльз и я цепочкой вошли в его кабинет и обогнули журнальный столик по пути к диванам, откуда было удобнее смотреть на экраны. Прямо как при Монике: повсюду речь была об одной только Терезе. Тирады ведущих кабельных каналов и реплики участников круглых столов стали путаться у меня в голове; я закрыла глаза и оперлась головой на руки. Секундомер Питера лежал у меня в кармане; я погладила его для моральной поддержки.

«Второй вопрос: Коуки, сумел ли Эн-би-зс что-то доказать? И да, и нет. Тут ее слово против слова Хартли. Нам придется подождать его реакции, но они продвинули ход расследования: ее квитанции и билеты, а также фотографии, на которых они изображены вместе, доказывают, что…»

«А теперь в двенадцатичасовом итоговом выпуске: наш репортер стоит у штаб-квартиры Хьюи Хартли в Джексоне, но пока люди конгрессмена не отвечают на сенсационные обвинения…»

«От лица своей партии и моего коллеги по конгрессу Хьюи Хартли не могу не сказать, что наша страна погибнет, если пресса продолжит…»
        Магуайр повернулся к своему войску.
        - Мне не нравится сосредоточенность интернет-атаки. Это не принесет ничего хорошего ни нам, ни сюжету, ни журналистике как профессии в целом. - Он походил по комнате, потом несколько долгих минут щелкал мышкой, переходя с сайта на сайт. - И мне не нравится, когда нас называют либеральным телеканалом, потому что это чушь. Я всегда голосовал за республиканцев. Я, черт возьми, не какой-нибудь там сторонник Хиллари. Я ее терпеть не моту, и этого пижона Джона Керри с его виндсерфингом. - Он вытер носовым платком лоб, а потом и всю голову. - Мне не нравится, что эти чертовы интернет-партизаны из захолустья пишут что попало, а люди в это верят. Доверие публики надо заработать. Нужно платить по счетам. Учиться у профессионалов. Проверять факты в информационном отделе. Работать в проверенных организациях. Нельзя просто купить компьютер и сразу стать журналистом, черт побери!
        У Эрика резко изменилось настроение: теперь его охватила меланхолия.
        - Теперь можно, Билл. И нам всем лучше взять этот факт во внимание, чтобы не терпеть поражений. Врага надо знать в лицо. Тебя этому наверняка учили, когда ты служил в морской пехоте.

        Глава 30
        Держите крепче ваши праздничные шляпы
        У меня чесалось буквально все тело: за ушами, на макушке, под мышками. Сидя на полу, я потерлась о свисающую атласную бахрому, которой был отделан диван, и слегка выгнула спину, прекрасно осознавая, что он за мной наблюдает. Все напряжение последних нескольких дней скопилось у меня в шее; я наклонила голову набок, чтобы избавиться от него. Не получилось. Ничего не помогало.
        Питер, сидевший на оттоманке напротив, кивнул мне, при этом выражение лица его совершенно не изменилось. Не сводя с меня глаз, он словно бы бомбардировал меня сексуальной энергией через всю комнату, в которой собралось четыре десятка человек. Я опустила глаза, рассеянно подергивая пальцами ворсинки огромного обюссонского ковра. Даже это меня возбуждало. Я снова подняла голову и обнаружила, что он уже ушел.
        Передо мной на полу в гостиной сидела целая толпа детей, пришедших на день рождения Энтони, сына Сюзанны и Тома. Они были одеты так, словно представляли первую сцену из «Шелкунчика»; Майкл и Грейси были в первом ряду. Вдоль одной стены выстроились взрослые, в основном хорошо одетые матери в брюках, в туфлях на невысоком каблуке, на плечи небрежно наброшены кашемировые свитера. Няньки стояли у другой стены. Том Бергер сидел на полу рядом с сыном; в комнате было еще несколько мужчин - дядюшки, решила я, или крестные.
        Клоун Билли в огромных красных очках и таких же подтяжках крутил пестрые шелковые шарфы у ребят над головами, доводя детское возбуждение до критической точки. Вдруг они подняли руки и завопили:
        - Меня выберите, меня, меня, пожа-а-алуйста!
        Взрослые усмехались, понимающе переглядываясь.
        Билли продолжал дразнить и заводить их, пока дети, наконец, не устали. Тогда он сжалился над ними и позволил имениннику помочь ему вытянуть из кармана пиджака белую голубку.
        Служанка в черном форменном платье и крахмальном белом фартучке одной рукой ненавязчиво предлагала всем желающим сандвичи на серебряном подносе, а другой раздавала льняные салфетки. Взрослые, истерзанные скукой, вежливо обсуждали, как быстро растут дети. Они уже больше не милые маленькие крохи, да, как время летит, подумать только.
        - А правда, леди, которая раздает сандвичи с помидорами, с этой своей шапочкой, как у медсестры, смахивает на собаку из «Питера Пэна»? - прошептал вдруг Питер, неожиданно подошедший к дивану. - У нее даже лицо такое же обвислое и унылое.
        Стоявший рядом с ним Дилан расхохотался.
        - А ну-ка перестаньте.
        - Да ладно тебе, мам! Ну, ведь и вправду похожа!
        Клоун Билли вытащил из корзинки полное ведро пластмассовых змей. Один из малышей расплакался, и его мама бросилась к нему так, будто на него машина наехала.
        Дилан ткнул меня в бок.
        - Мам, может, пойдем? Это просто детский сад какой-то.
        - Тс-с-с.
        - Можно, я пойду телевизор посмотрю?
        - Давай я тебя отведу.
        В глубине сумки приглушенно заиграла бетховенская мелодия «К Элизе» - это был мой мобильник. Глянув на него, я увидела на экране номер Эбби; отвечать мне не хотелось. Я и так хлебнула лиха в последние два дня на работе, разбираясь с реакциями на сюжет о Терезе. Я переключила телефон на беззвучный сигнал: могут и подождать, пока я отвечу. На случай, если произойдет что-то совершенно непредвиденное, я дала Чарльзу и Эрику домашний телефон Сюзанны.
        Устроив Дилана в синем кабинете, где он радостно принялся переключать каналы, я снова пошла и села на пол. Я опять почувствовала, что Питер смотрит на меня; его взгляд казался невидимой проволокой, вибрирующей между нами. Он меня дразнил.
        Пес Сюзанны, помесь лабрадора с пуделем, громко залаял и попытался протащить какого-то мальчика за подтяжку по отполированному полу. Еще одна пожилая официантка пронесла мимо поднос с большими хрустальными бокалами «Перье», украшенными ломтиками лайма. Я потянулась взять бокал, заставляя себя не смотреть на Питера.
        Чтобы отвлечься, я принялась рассматривать шедевр Марка Ротко справа от меня над софой. Я впервые заметила, что Сюзанна отделала бархатную софу под картиной бордовым атласным шнуром, подходившим к картине по цвету.
        Вдруг меня кто-то схватил за бедро, и я дернулась, инстинктивно решив, что это Питер.
        - Как дела у знаменитого продюсера?
        Я повернулась. Филип.
        - Что… что ты тут делаешь?
        - Мой пятничный обед отменили, и я вылетел первым рейсом сегодня с утра. - Он поцеловал меня в щеку. - К тому же я хотел прийти на день рождения к своему крестнику. - То есть подлизаться к Сюзанне хотел, так это следовало понимать.
        - Милая, - продолжил он, - как ты себя чувствуешь? Я видел передачу.
        - Прекрасно. Вообще-то не очень. Устала. Боюсь, - ответила я, пытаясь сосредоточиться на этом разговоре, а не на том, что Питер стоял где-то в другом конце комнаты.
        - А тебе есть чего бояться. Ты бросила вызов одному из самых важных членов конгресса.
        - Я от тебя еще сильнее нервничать начинаю, Филип.
        - Все будет хорошо, но мне кажется, на некоторое время тебе стоит отложить политические сюжеты. Ты можешь быть отличной журналисткой и не влезая в эту грязь с политикой.
        - Да, это чересчур. - В кои-то веки я с ним согласилась.
        - Чересчур и для тебя, и для детей, и для меня. Ты нужна нам, а тебе нужно наслаждаться жизнью и вырваться из этой гонки. Ты же бежишь как белка в колесе…
        - Филип, я не хочу сейчас об этом разговаривать. Я не знаю, что будет дальше. В чем-то ты, возможно, прав.
        По коридору прошла толстая старушка с подносом, полном сандвичей с помидором, и я взяла себе три. Филип с упреком посмотрел на меня, а потом огляделся с таким видом, будто я стащила со столика фарфоровую шкатулку и положила себе в карман.
        - Слушай, Филип, я сегодня не обедала. Эти сандвичи не особенно сытные, а мне уже и так нехорошо.
        - Тебе ни к чему успокаивать нервы калориями.
        - Привет! - Это Сюзанна. На ней был черный вязаный крючком свитер от Шанель, шикарная блузка с рюшечками и узкая юбка; она шепотом давала указания экономке, поправляя при этом широкое белое коралловое колье. - А вот и наша мисс Раздувательница Бури! Джейми, это было потрясающе! - Она обняла меня и продолжила, все еще удерживая меня за плечи вытянутой рукой. - И как у тебя храбрости хватает? Ты смотрела сегодня кабельные каналы? Они только об этом и говорят.
        - Да-да, от всего этого голова кружится. - Меня уже начинало тошнить.
        Мой мобильник снова зажужжал. Я глянула на номер. Неужели Гудмэн не может справиться сам? Неужели Эрик, раз уж он у нас опытный политический журналист, не может обойтись без меня хотя бы полчаса, пока я отвожу детей в пятницу после обеда на детский праздник?
        - Неужели эти люди не могут оставить тебя в покое? Ты же в гостях! - сказала Сюзанна, изумленно вскидывая руки. - Не знаю, как ты справляешься.
        Она пошла прочь, а Филип - за ней.
        - Позволь мне поцеловать именинника! - крикнул он ей.
        Игнорировать жужжание становилось уже проблематично: три звонка подряд, кажется. Я полезла на дно сумочки и опоздала всего на долю секунды. Когда я проверила номер звонившего, то увидела, что все четыре раза мне звонил Эрик. Не Чарльз. Не Гудмэн. А Эрик. Такое проигнорировать было невозможно. Эрик мне звонил, только когда он вне себя.
        Сразу три матери указывали на меня одной из старушек-официанток в черных платьях и белых фартуках; она направилась ко мне. Я сразу поняла, в чем дело. Это Эрик. Чарльз дал ему городской телефон Сюзанны.
        Что-то явно не так. Моя смутная тревога по поводу Терезы грозила обернуться профессиональной катастрофой. Я так и знала. Сердце у меня лихорадочно забилось, Я вскочила на ноги и сшибла со столика кока-колу в хрустальном бокале за восемьдесят долларов; бокал разбился, и тысячи осколков разлетелись по паркету из красного дерева. Все дети обернулись в мою сторону. Клоун Билли снял свою черную шляпу и уставился на меня, прекратив представление. Звук тромбонов медленно затих. Я встала и тут же поскользнулась на луже, прямо как на банановой кожуре, но удержалась, схватившись за угол дивана, - правда, при этом чуть не снесла старинную лампу в виде вазы. Одна из матерей схватила лампу, стараясь удержать ее.
        Родители по всей комнате смотрели на меня, и на лицах у них было написано вежливое, элегантное и сдержанное: «Да уймитесь же, наконец, леди». Пес подбежал к луже и начал лакать кока-колу. Я с силой оттянула его за ошейник, чтобы он не порезал себе язык.
        - Филип! - закричала я, как ненормальная. Но он куда-то запропастился. Никто даже не пошевелился.
        - Питер!
        Питер пробился сквозь толпу, словно Майкл Джордан в атакующем броске, перепрыгнул обитый зебровой тканью пуфик и схватил меня за руку.
        - Джейми, с собаками я разберусь, иди поговори по телефону. - Он встревожено посмотрел мне в глаза, так, словно кто-то умер. Впрочем, как оказалось, дело было даже хуже.
        Я сняла трубку, прижала ее к груди, закрыла глаза и прошептала:
        - Пожалуйста, Господи, спаси меня на этот раз, пожалуйста. - Потом я сделала глубокий вдох и поднесла трубку к уху: - Джейми Уитфилд слушает.
        - Ты ее смотришь? - взревел Эрик.
        - Что смотрю?
        - Пленку с Терезой, она выходит в пять на «Канале новостей и фактов».
        - Какая пленка с Терезой? - спросила я, чувствуя привкус горечи ко рту.
        - Я не знаю, - ответил Эрик, - но «Новости и факты» только что объявили, что у них пленка от Терезы Будро, которую им прислали анонимно в конверте с эмблемой
«Правого дела». - Ведущие «Канала новостей и фактов» прямо-таки облизывались каждый раз, когда «крупные средства массовой информации» и «либеральная медиа-элита» допускали промахи. Они круглые сутки ругали нас за выпуск записей Терезы Будро, называя ее лживым, мстительным отвергнутым ничтожеством, едва знакомым с Хыои Хартли.
        - А где Чарльз? - в панике спросила я.
        - Здесь, со мной. - На другом конце трубки послышались какие-то приглушенные звуки. - И, Джейми, не забывай: ты не одна. Мы команда, и командой будем со всем этим справляться. Мы оба в этой каше, и я тебя не брошу. - Во рту у меня так пересохло, что язык чуть не прилип к кебу. Я жестом попросила одну из официанток принести мне имбирного пива. Она сделала вид, что не понимает меня.
        Я открыла ящик возле телефона в поисках бумаги и ручки. Никаких ручек. Никакой бумаги. Только прозрачные маленькие ящички в плотных встроенных отделениях, с четкой наклейкой на каждом. Я открыла один из них, с надписью «Забавные аксессуары для закусок», и достала пригоршню зубочисток, отделанных ракушками. И хотя это было чистое безумие с учетом масштаба моих проблем, я помню, что у меня в тот момент от этих чертовых зубочисток разыгрался комплекс неполноценности. В нашем доме даже свечек для праздничного пирога на день рождения в нужный момент было не найти.
        Кто-то постучал мне по плечу.
        - Все в порядке? - Питер подошел ко мне сзади с кучкой мокрых льняных салфеток. Он принялся стряхивать осколки в мусорное ведро.
        Я отрицательно покачала головой. Он подошел ко мне сзади, пытаясь услышать разговоры в трубке через мое плечо. Его грудь коснулась моей спины.
        - Переключи меня на громкую связь, Эрик, - решительно сказала я, делая вид, что контролирую ситуацию.
        - Мы тут, Джейми, - произнес Чарльз в микрофон.
        - А ты что думаешь, Чарльз? - сказала я, молясь про себя, чтобы он сказал, мол, все это глупая попытка заставить нас занервничать.
        Но он этого не сказал. Вместо этого он сказал:
        - Нам кранты, вот что я думаю.
        - Ну-ну, - перебил его Эрик, - ни к чему паниковать. Она уже не может отступить. Она уже двое суток как все рассказала перед двадцатимиллионной американской аудиторией в лучшее время вещания.
        - Не имеет значения, - отозвался Чарльз.
        - Но почему, Чарльз, почему? Может, это просто….
        - Потому что не имеет. - Чарльз сделал паузу. - Нас ждет что-то особенно паршивое.
«Правое дело» - злобные и опасные ребята. Черт, они ведь для того и ведут свой блог анонимно, чтобы такие штуки устраивать. И хотя никто не знает, кто они, вся консервативная Америка их обожает.
        - Что на пленке?
        Отозвался Эрик:
        - Пока мы только знаем, что ее доставили в конверте с эмблемой «Правого дела», и эти поганцы из «Канала новостей и фактов» уже полчаса ее рекламируют. Она выйдет в эфир через семь минут, ровно в пять. Как раз вовремя, чтобы попасть в качестве главного сюжета в вечерние новости. - Он сделал паузу. - У тебя там есть телевизор, Джейми? Ты вообще сейчас где?
        - Я… ну, я недалеко от студии. Мне кое-что надо было сделать, - ответила я, стараясь сохранять профессионализм в голосе, но при этом дрожа, как желе. - Я лучше посмотрю здесь. Похоже, я все равно не успею к началу. Подождите минуту, я пойду, найду телевизор.
        - Рядом есть телевизор, в кабинете мужа Сюзанны, - прошептал Питер. Я уже совсем с ума сошла, или он и, правда, только что, приподняв прядь волос, коснулся губами моей шеи?
        Он подвел меня к обитой зеленым бархатом кушетке, потом схватил пульт и начал лихорадочно переключать каналы.
        - «Канал фактов и новостей». Это пятьдесят третий канал, Питер. Кабельное телевидение. Быстрее! - Я села на кушетку и взяла мигавшую огоньками телефонную трубку. - Эрик, я здесь, я уже смотрю. - Я повернулась к Питеру и жестом показала, что мне нужно что-нибудь выпить. Он кивнул и выбежал из комнаты.

«С вами Билл О'Шонесси и «Канал новостей и фактов». Мы предоставляем вам факты, чтобы вы сами принимали решения. Мы только что получили эксклюзивную запись от мисс Терезы Будро. Да, эксклюзивную, только для новостей нашего канала. Как вы все знаете, если только вы не прятались в пещере с Осамой, мисс Будро выступила на телеканале Эн-би-эс и рассказала Джо Гудмэну, что у нее был роман с представителем славного штата Миссисипи в конгрессе, истинным патриотом, мистером Хыои Хартли. Конгрессмен Хартли не снизошел до этих, как сказал руководитель его штаба,
«беспочвенных обвинений», и вполне справедливо, как считают многие. Но Эн-би-эс, тем не менее, счел, что интересы общества во время войны с террором и дебатов в конгрессе о бюджете требуют, чтобы обвинения этой женщины прозвучали по телевидению в час, когда их увидит наибольшее количество зрителей.
        Так почему же мы делаем то же самое? Хороший вопрос. Кот выскочил из мешка, а у Терезы есть продолжение истории, которое мы не сочли себя вправе проигнорировать.
«Новости и факты» покажут вам ее дополнение к интервью с Эн-би-эс после перерыва на рекламу…»
        - Джейми, что, по-твоему, она делает? Ты ее знаешь лучше всех нас. - Теперь в микрофоне послышался голос Билла Магуайра. Меня мутило, у меня стремительно повышалось давление.
        - Не знаю, Билл. Почему бы ей не послать эту пленку нам? Они сказали:
«Продолжение». Может, она хочет что-то еще прояснить? Еще раз все рассказать другой сети? - У меня задрожал голос. - Может, она хочет извиниться перед Хьюи или подробнее объясняет, почему хотела рассказать правду? - Питер, сидевший рядом со мной, протянул мне имбирное пиво и кивнул, мол, да, наверняка в этом дело.
        - Да нет, Джейми, на это шансов нет, - сказал Чарльз. - Она послала пленку тем, кого считала нашими врагами. Пленка пришла в конверте «Правого дела». Они же сказали, что бросят в нас бомбу; я думаю, что через полминуты начнется атака.
        - Чарльз, довольно! - заорал Гудмэн.
        Я закрыла глаза. Могла ли я принять более верное решение? Я сказала себе, что с учетом имевшейся у меня информации я сделала все, что могла. Я профессионал. Я принимала решения по-взрослому, а потом жила с их последствиями.
        Чарльз продолжил:
        - Именно этого я боялся…
        - Чарльз, да заткнись ты, маленький… - Магуайр заставил себя умолкнуть, потом продолжил: - Какой мне сейчас толк от твоего «я же вам говорил»? Сюжет прошел! Тридцать секунд. Всем заткнуться! - Мы все молча уставились на рекламу «Уроков тайбо на видео от Билли Блэнкса». Наконец, на экран под низкий гул барабанов змейкой выскользнул заголовок: «Сенсационный эксклюзивный репортаж „Канала новостей и фактов"».

«Добрый день, с вами я, Уильям О'Шонесси, с сенсацией от «Канала новостей и фактов». История Терезы Будро получила необычайное продолжение. Специально для
«Новостей и фактов» Тереза Будро расскажет другую историю. И эта история грозит бедой не столько конгрессмену Хартли, сколько руководству Эн-би-эс. Давайте же посмотрим интервью».
        Я закрыла лицо руками, прижимая к уху молчащую трубку. Я не могла на это смотреть. Потом взглянула в щелочку между пальцами. Питер сидел рядом, зажимая руками рот.
        - А-а, черт!
        Это был Эрик. Я услышала в трубку, как об пол разбивается целая банка драже.

        Глава 31
        Бомба Будро
        От Терезы веяло покоем и красотой. И злом.
        Она стояла на фоне обобщенно-тропического пейзажа, прямо как Осама на фоне обобщенно-афганской пещеры. За спиной у нее покачивались на ветру пальмы, где-то вдали поблескивала лазурно-голубая вода. Ветер усилился, и несколько прядей кудрявых светло-русых волос упали ей на лицо. Она заправила длинные пряди за уши; лучик послеполуденного солнца скользнул в ее зеленые глаза, превратив их в прозрачные озера. Это могло быть какое угодно побережье южного полушария.
        Она опустила взгляд, словно пытаясь собраться с мыслями, потом медленно подняла голову и уверенно посмотрела в камеру. Глубоко и горделиво вздохнув и выставив при этом вперед свою красивую грудь, Тереза заговорила.

«Несколько месяцев назад я разработала план. Вместе с близким другом, имени которого я не стану здесь называть».
        - Вот именно! «Правое дело»! Я так и знал! - закричал в динамике Чарльз.
        - Чарльз, заткнись! - завопил Билл Магуайр.

«Мы провели нечто вроде эксперимента. Эксперимента с тем, что мои друзья и я называем популярными средствами массовой информации…»
        - Тьфу ты черт! - заорал Гудмэн.
        - Ого, - негромко сказал Питер.

«Мы хотели проверить, насколько легко будет попасть на национальный телеканал новостей, такой, который работает на либералов. Так что мы нашли продюсера и ведущего, которые страстно рвались погубить любого добропорядочного республиканца, в которого им удастся запустить когти…»
        По щекам у меня покатились слезы, падая на колени, словно дождевые капли. Мне хотелось спрятаться у Питера в объятиях, но я удержалась. Так что я справилась сама, крепко прижав трубку к уху и опираясь подбородком на руку.

«…И мы хотели узнать, насколько далеко популярные средства массовой информации готовы зайти, чтобы погубить любого патриотически настроенного республиканского лидера - любого человека с консервативными убеждениями, из тех, что составляют силу Америки. Мы хотели узнать, опустятся ли они до того, чтобы выпустить в эфир упоминание о содомском грехе. Но им было наплевать. Они просто взяли и сделали это. Наняли каких-то несчастных аудиоэкспертов, использовали пару квитанций в качестве доказательства, - а еще зовут себя надежными журналистами… Как доказали я и мои друзья, эти люди пустят в эфир что угодно, Лишь бы это «что угодно» служило поводом к критике правых в этой стране.»
        - Сука, - сказал Чарльз.

«…Итак, дамы и господа, я официально заявляю и клянусь душой моей, дорогой покойной мамочки, что у меня никогда не было романа с конгрессменом Хьюи Хартли. Я никогда не занималась с ним содомским грехом…»
        Еще с минуту мы слушали сладкую патриотическую пропаганду, потом экран потемнел, и на нем возникла физиономия Уильяма О'Шонесси, который с торжественным видом приступил к обсуждению содержания записи; на губах его играла самодовольная улыбочка.
        Кто-то ударил кулаком по столу с такой силой, что мне пришлось отодвинуть трубку от уха.
        Теперь Билл Магуайр обратился к своей команде.
        - Джейми, Чарльз, Гудмэн, Эрик. Нас, друзья мои, поимела чертова шлюшка из захудалой забегаловки. Чтобы через тридцать минут у меня на столе был всем пресс-релизам пресс-релиз. Нет, через двадцать минут. Слушайте меня: это война. И нам нужно серьезно врезать блоггерам-партизанам. Если уж нам погибать, то только в бою, с мечами наголо и высоко поднятой головой. Всем до свидания. - Он захлопнул за собой стеклянную дверь кабинета Эрика. Я представила, как он шагает по студии, полной молчащих сотрудников.
        Я негромко всхлипывала, не в силах говорить. Наконец, из трубки послышался голос Чарльза.
        - Джейми? Ты тут?
        Я с трудом отозвалась:
        - Да.
        Моя жизнь превратилась в какой-то сюрреалистический ужастик.
        Тут заговорил Эрик:
        - Джейми, найди компьютер. Нам придется составлять черновой вариант прямо сейчас. Потом им займутся юристы. - Он помедлил, размышляя. - Джейми, твое имя пойдет первым. Ты ведущий продюсер сюжета. Потом Гудмэн, потом я как представитель руководства. Чарльза упоминать не будем. Он ездил туда проверять информацию, но это не его сюжет и никогда не был его.
        - Ну уж нет, Эрик, - сказал Чарльз. - Я в этом по уши замешан, я, в конце концов, консультировал Джейми.
        - Вот именно, что в конце. Сюжет не твой, а наш. Мы трое породили это чудовище. Ты просто помогал. На пресс-релизе твоего имени не будет. Если можно чью-то карьеру спасти, мы так и сделаем.
        Так вот Чарльза и не бросили львам на съедение.
        - Давай-ка не заходить слишком далеко, Эрик, - сказал Гудмэн. - Я на этом канале двадцать пять лет. Я не допущу, чтобы эта история погубила четверть века отличной работы.
        - Гудмэн, сядь. Она-таки погубит четверть века отличной работы. Привыкай. Единственное утешение, что мы с Джейми вляпались в это вместе с тобой; может, это смягчит…
        - Еще чего, - звенящим от напряжения голосом отозвался Гудмэн. - Я только дважды с ней встречался, и я…
        - Только не разыгрывай тут все эти штучки с бедным невинным ведущим, Гудмэн. Все мы это утке видели; сейчас ты тут будешь изображать, что всю информацию изучал твой продюсер, а ты ничего не знал.
        - Ну, всю информацию и правда я изучала, - самоубийственно признала я.
        - Вот, видишь, она сама сказала, - вставил Гудмэн. Слизняк. Десять лет я на него пахала ради того, чтобы он выглядел лучше и умнее, чем на самом деле. Такого я от него не ожидала. Мне стало жарко, и я сорвала свитер.
        - Помолчи, Гудмэн. Мы все в одной лодке, - уверенно сказал Эрик. - Все трое.
        - Но расследование-то проверял я, Эрик, - вставил Чарльз. - Тогда уж четверо…
        - Хватит, Чарльз! - заорал Эрик. - Кого можно не впутать, того я не стану впутывать. Нам грозит катастрофа, и я не хочу губить тех, кого можно спасти.
        Питер погладил меня по спине. Кажется, я даже к нему прислонилась. Он не знал, что сказать, да и что сделать тоже. Он просто начал обмахивать меня желтой атласной подушкой.
        Эрик начал сначала:
        - Джейми, я сижу тут за компьютером, и я хочу, чтобы ты вспомнила по порядку все свои действия в этом кошмаре с Терезой, с самого начала.
        Я сглотнула несколько раз подряд, чтобы успокоить желудок. Питер прижал к моему лбу холодный стакан с имбирным элем и помассировал шею сзади.
        - Джейми, что было сначала? Ее адвокат Леон Розенберг позвонил нам и сказал, что она готова с нами поговорить, или ты ездила в Перл, пытаясь уговорить ее самостоятельно? Я уже не помню, он устраивал интервью или я тебя послал ее обхаживать? - Эрик остановился. - Джейми? Ты меня слушаешь?
        - Я… я не могу, Эрик…
        - Джейми. Держись, девочка. У нас семнадцать минут на то, чтобы с этим разобраться. Ну, вспоминай же, не так это сложно.
        - Да нет, Эрик, не в этом дело. - Сейчас меня стошнит! - Я… Я… Извини…
        - Джейми!
        Я прижала к лицу леопардовую подушку. Перелезая через журнальный столик, я опять потеряла равновесие, но удержалась и не влетела в комнату с гостями, в очередной раз демонстрируя свою неуклюжесть. Питер обежал вокруг стола и схватил меня за локоть, но я его оттолкнула. Все и так было паршиво, я не хотела, чтобы в довершение меня еще и стошнило на него. Мне хотелось умереть. Всю следующую неделю эта история будет занимать первые страницы газет, каналу придет конец, Гудмэн лишится должности ведущего, я потеряю работу и репутацию. Всю мою жизнь на меня будут указывать со словами: «Вон она, та, которая поверила байкам официантки насчет…»
        При кабинете Тома ванной не было, я чуть не влетела в шкаф с его папками, слишком резко распахнув дверь, и еще крепче прижала к лицу леопардовую подушку.
        - Детские вниз по коридору, - сказал Питер, дернув меня за рукав, - там наверняка есть ванная.
        Я еще раз стукнула его по руке, но он не отставал. Тогда я побежала по коридору, не отрывая руку от стены, чтобы сохранять равновесие. Я сунулась еще в одну дверь. Там была кладовая с бельем. Я уже чувствовала во рту вкус сандвича с помидором, который съела за чаем. Через несколько секунд меня стошнит прямо на прекрасный ковер в коридоре Сюзанны на глазах у всех светских дам с их отделанными ракушками зубочистками.
        Я бросилась к последней двери в конце коридора. Дверная ручка застряла, хоть и не была заперта, но Питер шагнул вперед и толкнул ее со всей силы. Наконец-то детская. Кроватка в виде кролика, детская каталка, тоже с кроликом, сервант с серебряными чашками. Я огляделась в поисках двери в ванную. Посмотрела направо. Ничего. Посмотрела налево. Кое-что. Кое-что ужасное.
        На полу лежала женщина; юбка ее задралась до живота, изящные ноги были подняты кверху буквой «у», пурпурные крокодиловые туфли на шпильках смотрели в потолок; руки она раскинула по сторонам. Между ног у нее была голова мужчины. Он лихорадочно лакомился добычей, словно африканский лев, только что поймавший зебру. Он стоял на коленях, отставив зад, но на нем, слава богу, были черные костюмные брюки. Полы крахмальной рубашки в желтую полоску вылезли из брюк, пиджак валялся на полу. Женщина стонала:
        - Да, да, еще! - Вдруг она схватила его за волосы на затылке, еще выше подняла бедра в воздух и прижала его голову к себе. При этом она несколько раз ударила правой рукой об пол.
        - Да! Да, Филип, вот так!
        Филип? Мой Филип? А это ведь Сюзаннины любимые туфли, из пурпурной крокодиловой кожи!

        Глава 32
        Безумная жизнь
        Скажем так, после этой истории я не очень-то ждала Филипа дома. А еще через неделю меня уволили.
        Моя работа, цель всех моих устремлений, подкреплявшая мою самооценку, в одну минуту была потеряна. Столько возможностей возрождения, обновления и вдохновения были потеряны, стоило мне совершить всего лишь один промах.
        Эрик отчаянно старался спасти меня и всех нас, но наш корабль слишком быстро набирал воду. После невероятного выступления Терезы мы еще несколько дней держались, пытаясь найти объяснения, которые заставили бы публику и, что важнее, наших коллег понять ситуацию. Мы ее проверяли: она показывала нам квитанции, а голос мужчины в записях, которые она принесла, был очень похож на Хартли. Два вызывающих доверие эксперта подтвердили, что это его голос.
        Но она врала напропалую. Откуда нам было знать? Мы не хотели, чтобы нам сочувствовали, чтобы нас жалели; мы хотели, чтобы люди поняли, в каком контексте мы приняли решение показать передачу. Но, в конечном счете, публика прицепилась к одному факту: журналисты Эн-би-эс купились на фальшивку, и обвела нас вокруг пальца Будро. Она надула даже прожженного Леона Розенберга. Эн-би-эс был самым влиятельным каналом на телевидении, и люди радовались нашему падению, плясали на наших могилах. Все это было просто отвратительно.
        Когда стервятники окружили Билла Магуайра, он сражался храбро. Сражался за свою собственную шкуру. «Всегда верен», ага, как же. Он заявил налетевшим, репортерам, что он виноват и допустил ошибку, прося прощения на весь эфир. Но винил он себя совсем в другом; он сказал, что отстранился от производства сюжета, что был занят общим контролем над программами и оставил проверку фактов по сюжету с Терезой Будро другим. Объяснив, что он не раз просил нас все проверить и раскопать ее прошлое, он заявил, что сам ничего не знал, и тем самым сохранил свою работу. Публике его слова казались правдоподобными, по крайней мере, тем, кто не был знаком со средствами массовой информации: он ведь был президент отдела новостей, в конце концов. Президенты не забивают себе голову деталями производства, верно? Только специалисты знают, как это все обстоит на самом деле.
        И как мне было отнестись к этому предательству? Попытаться оправдать его? Попытаться понять? Отметить, как далеко Магуайр ушел от трущоб Гэри в штате Индиана, как будто его с трудом завоеванное положение позволяло ему предавать коллег? Что мне, простить его, потому что он черный и вырос в нищете? Мне наплевать было, где он вырос и белый он или черный; главное, что он, паршивец, спрятался при малейшей опасности, хотя обещал меня поддержать. Рэмбо бросил нас в беде. Ему сообщили все факты, и Магуайр, бывший морской пехотинец, человек, отвечавший за все, решил пустить сюжет в эфир и налил себе чертов бокальчик виски.
        А когда мое бешенство утихло, на меня навалилось чувство вины, заставив приглядеться к ситуации повнимательнее. Я поняла, что Магуайру вовсе не обязательно страдать вместе с нами, если можно доказать свою непричастность. Меня переполнял гнев, и я то и дело меняла свой взгляд на события. В конце концов, Билл Магуайр сохранил свое место, пообещав внимательнее следить за продюсерами и создать группу по реорганизации процесса проверки фактов на телеканале.
        А что Гудмэн? Человек, на которого я работала десять лет, помогая ему лучше выглядеть и казаться умнее, чем он есть? Я правила его сценарии, придавала блеск вопросам, которые он задавал, пудрила ему лоб, когда он покрывался потом, и приглаживала его жесткие волосы. А он в решающий момент тоже заявил, что не в курсе дела. Объявил, что ведущие новостей столько путешествуют, что просто не могут уследить за всеми сюжетами, которые они освещают, не могут нести ответственность за подготовительную работу, за исследования. На то и нужны продюсеры, которые проверяют факты.
        Так что хотя Гудмэна и не оставили в покое, карьера его не погибла. Ему сделали выговор, сняли с «Вечера новостей», но дали свою команду для часовых документальных передач. Он, вообще-то, этого и хотел; он много лет пытался вырваться из жерновов «Вечера новостей» и получить свое подразделение, чтобы более глубоко, в часовом формате, освещать серьезные проблемы. Так что «наказание» вышло то еще.
        В итоге пострадали, прежде всего, продюсеры. Эрик, верный себе, был со мной до конца. Впрочем, хоть я и не хочу умалять его верность, я не уверена, что у него был выбор. Нас с ним попросили подать в отставку, поскольку мы предали доверие публики. Пусть даже мы не могли этого знать, не могли себе такого представить.
        Через две недели после того, как интервью вышло в эфир, я сидела в коридоре у кабинета Магуайра. С момента передачи «Новостей и фактов» он вел переговоры о моей судьбе со своим боссом, председателем компании, владевшей Эн-би-эс. Их совет директоров требовал крови, надеясь спасти свою репутацию и не потерять клиентов в других издательских и кабельных компаниях из-за фиаско с Терезой Будро на Эн-би-эс - своей главной жемчужине.
        Магуайр пригласил меня к себе, и я сразу все поняла.
        - Джейми, не буду с тобой юлить, перейдем сразу к делу. Я встретился с советом директоров компании. Нам придется тебя уволить, с сегодняшнего дня. Конечно, выходное пособие…
        Я лишилась дара речи. Оглядев комнату, я не заметила, чтобы и он паковал вещички. Похоже, маленькие люди теряют работу, а большие шишки остаются в безопасности. Не мы первые, не мы последние.
        - Выходное пособие? Вот так, значит, дело обстоит? Я проработала здесь десять лет, и мы переходим к выходному пособию уже во втором предложении?
        - Джейми, не надо делать ситуацию еще более некрасивой, чем она есть.
        - Билл, я не сделала ничего плохого. Я почти всю жизнь здесь проработала, я сделала здесь карьеру. Это… это нечестно. Откуда мне было знать, что меня намеренно обманут сумасшедшие, решившие отомстить всему телеканалу. Они целились в руководство, а не в такую мелкую сошку, как я.
        Магуайр пожал плечами. Я продолжила:
        - Я все десять раз перепроверила. Я не могла знать, что на самом деле творилось.
        - Ты выпустила сюжет, создавший нам проблемы.
        - Я высказала свои сомнения. А вы, мистер Я Никогда Не Бросаю Своих, сказали мне, что освещали избирательные кампании и лучше меня знаете, что окончательное решение принадлежит вам.
        - Тебе не стоит припоминать мне мои слова. И окончательное решение действительно принадлежало мне.
        - Тогда почему работу теряю я? Вы президент департамента новостей! Вы дали разрешение пустить сюжет!
        - Так уж обстоят дела.
        - Что ж вы не спасли своих? Разве не этому учат морских пехотинцев, разве не это означает девиз «Всегда верен», или вы ничему не научились в…?
        - Джейми, все кончено. Это окончательное решение.
        - Но я…
        - Все кончено.
        Мне нечего было сказать.
        - Может, я и мог бы разделить с тобой ответственность, но я не собираюсь страдать из-за этого. Я всегда говорил, что сюжет твой. - Он наклонился ко мне поближе. - Как я сказал тебе в кабинете Эрика, в конце концов, продюсер этого сюжета ты. И ты совершенно не права, обвиняя меня. Ты высказала сомнения, а не настояла на том, чтобы снять сюжет. Это две разные вещи.
        Я невольно задумалась. В чем-то морской пехотинец был прав. И вот что странно: в этот ужасный момент, когда я теряла работу, я думала только о Питере. О том, как я от него отмахнулась. Почему я не прислушалась тогда к его словам? Неужели ради того, чтобы не позволить себе признаться в своих чувствах к нему?
        - Может, мы на тебя и надавили, но тебе придется признать, что ты позволила на себя надавить. Я сказал тебе, что если ты решительно выступишь против, я не запущу сюжет. Ты слегка отбивалась, но этого было недостаточно. Ты не давала отпор, а отмахивалась, а потом и вовсе отступила. Мы выступили против одного из самых важных людей в правительстве. Это требует взрослого подхода к делу, а не хныканья. Я тебя не предал, Джейми. Ты мой лучший сотрудник. Ты сама себя предала. Ты не доверилась собственному суждению. Ты уступила трем мужчинам, которые старше и опытнее тебя. В этом была твоя ошибка, и ирония заключается в том, что именно поэтому ты потеряла работу.
        Когда я вернулась от начальства, Эбби пребывала в горе.
        - Что я буду без тебя делать? - простонала она сквозь слезы.
        - А я, по-твоему, что буду делать без работы? Вся моя жизнь сломана!
        - Ты найдешь другую работу, ты так хорошо делаешь свое дело, - заявила она.
        - Эбби, я радиоактивна. Никто не станет брать меня на работу, просто не посмеет. Мое имя в связи с этим провалом прозвучало в каждом средстве массовой информации на всю страну. Даже если какая-нибудь компания и захочет нанять меня, она не сможет - новость о моем зачислении в штат тут же попадет в газеты и плохо отразится на их репутации.
        - Нет, что ты, - умоляющим тоном отозвалась она. Я посмотрела на нее, приподняв брови.
        Она продолжила:
        - Ну, хорошо, может, так оно и есть, и ты сейчас радиоактивна, но это пройдет, как в Чернобыле.
        - Эбби, в окрестностях Чернобыля в радиусе тридцати километров так никто и не живет, там еще сто лет будет слишком радиоактивно.
        - Ох…
        - Ну да. Странно, что ты этого не знаешь.
        - Ну, хорошо, тогда ты будешь не Чернобыль, ты будешь несчастный случай на атомной электростанции, который почти случился, но потом все обошлось.
        - Эбби, но у нас-то ничего не обошлось.
        После обеда я повела Дилана погулять в парк, чтобы рассказать ему, что произошло в Эн-би-эс Ему нужно было знать, нужно, чтобы я ему просто и конкретно объяснила, что случилось у мамы на работе. Тереза Будро наврала не затем, чтобы сделать больно мне, а чтобы задеть всю телесеть. Это не имело ничего общего со мной. Он был рад узнать, что она не в меня целилась. Поговорив, мы поднялись к замку Бельведер, чтобы полюбоваться видом и посмотреть на животных. Я сидела в трех метрах за спиной сына, прислонившись спиной к башне - замка и держась за толстые перила верхнего балкона. Ветер усилился, и я поплотнее закуталась в свою огромную овчинную куртку; мороз казался не таким сильным из-за того, что над нами светило яркое послеполуденное солнце. Мир вдруг ушел у меня из-под ног, но пребывание в этом знакомом месте меня успокаивало.
        - А черепахи все ползают туда-сюда. Мне за ними не успеть, и я сбиваюсь со счета.
        - Дилан, ты их уже минут десять считаешь.
        Я погладила кончиками пальцев гравировку на оборотной стороне лежавшего в кармане секундомера, который подарил мне Питер, - «Пора опять потанцевать». - Там одна черепаха никак не может подняться. Она уже почти подобралась, но на камни ей не залезть. Так что она колотит лапами, как ненормальная, а потом словно бы сдается и ищет другое место, попроще.
        - Я замерзла, милый. На животных в другой раз посмотрим, скоро надо будет возвращаться.
        - И она, по-моему, замерзла. Почему остальные не подтолкнут ее головами? Они просто смотрят, как она мучается.
        - И ты тоже, Дилан.
        - Ну да, но я хочу, чтобы она поднялась. И я бы ей помог. А они нет. Я хочу остаться.
        - Ну, хорошо, я знаю, это твое любимое место. Не будем торопиться.
        - А эту женщину посадят в тюрьму? Людей сажают в тюрьму за то, что они врут по телевизору?
        - К сожалению, нет. И она уехала далеко, на какой-то остров, никто не знает, где она.
        - Это странно. И странно, что Питера нет.
        - Он был бы рад здесь быть, если бы мог, милый.
        - А что случилось на дне рождения у Энтони?
        Солнце ушло за тучи.
        - Тогда как раз эта женщина выступила по телевизору. А папа с мамой немножко поспорили. Как там черепаха?
        Кажется, мне надоело. Я обняла его.
        - Хочешь домой?
        - Хочу еще кое о чем спросить.
        - Давай.
        - А вы с папой еще будете любить друг друга?
        - Я же тебе сказала, милый, мы всегда будем любить друг друга. Просто нам нужно время. Для детей это непонятно, но ты ни в чем не виноват.
        - Я знаю. Почему все мне это повторяют? Я никогда и не говорил, что это я виноват.
        - Не знаю, милый. У взрослых бывают странные идеи.

        Глава 33
        Странная штука - страх
        Шесть недель спустя.
        Первое февраля. Утром в день Эрмитажного бала я проснулась поздно. От бессонницы головная боль, с которой я просыпалась каждое утро после того кошмарного праздника у Сюзанны, стала только хуже. Укрывшись с головой и засунув голову под подушку, я попыталась избавиться от боли усилием воли. Не вышло.
        Зазвонил телефон.
        - У меня идея! Просто потрясающая. Оскар едет к тебе.
        - Ингрид, отстань, я сплю.
        - Хватит спать, уже девять. Вылезай из пижамы и одевайся. Он вот-вот постучит в дверь.
        - А зачем это он ко мне едет?
        - Мы изменим твою жизнь. Пора заняться организацией. У меня есть для тебя новое занятие. Я все придумала. Тебе нужна новая работа. Без работы ты совсем никуда не годишься.
        Я с трудом села.
        - Ингрид, ты замечательный друг, но…
        - Я сказала Оскару: что бы ты ни делала, ему нужно идти прямо к твоему шкафу. С фотоаппаратом. Иначе я его уволю.
        - Что?
        - Он сфотографирует твою одежду. Он неплохо разбирается в цифровой фотографии. Потом он поедет делать то же самое в Бриджхэмптоне.
        - У меня там нет одежды.
        - …сфотографирует твою одежду там, - она меня не слушала; Ингрид опять несло, она была взволнована так, словно наткнулась на коды к северокорейской ядерной программе, - отпечатает в «Кинко» глянцевые фотографии, все очень аккуратненько, рассортировано по цветам, потом по времени года, потом по степени нарядности, потом по местонахождению - и все это в одной тетрадке. Так ты будешь всегда шикарно выглядеть. Ты знаешь, где что находится. Все организовано. Не надо заниматься вечными поисками. И гораздо легче понять, что с чем сочетается. Как детская одежда от «Гэрэнималз», где отдельные компоненты всегда подходят друг к другу. Конечно, у тебя книжка выйдет не особенно впечатляющая, но ты лучше все поймешь, если пройдешь все необходимые шаги. Он и мне такую сделал. Он привезет мою книжку. Она великолепна. Твоя будет ужасна, но зато у тебя появятся нужные навыки.
        - Ты с ума сошла?
        - Поверь мне, о такой штуке все мечтают, но далеко не все могут ее сделать. Оскар на свете только один.
        - И…
        - Ты будешь продюсировать подготовку этих книг! Управлять съемками, организовывать книги. Продюсер и автор в одном лице - раз-два и готово!
        В спальню заглянула Каролина.
        - Приехал водитель миссис Харрис.
        Оскара было не остановить. Ингрид, отдающая приказы, наводила такой ужас, что я позволила ему сделать все, что было велено. Теперь дамы с Парк-авеню занимались моей карьерой. Новый повод для депрессии.
        Но за последние месяцы я успела привыкнуть к депрессии. На моем лице застыла дежурная улыбка - отчаянная попытка выглядеть счастливой перед детьми. Я все еще старалась жить как обычно, проводить время с семьей и обедать с Филипом. Иногда я даже хотела спасти наш брак - ради меня, ради нас, особенно ради детей.
        Филип, поначалу отправленный мною спать на кушетку в свой кабинет, пытался изображать раскаяние, но у него не очень-то получалось. В основном он ночевал в гостевой спальне своей матери. Мы с ним раз десять ходили на консультации к семейному психологу, обсуждали причины его поведения - он чувствовал отдаление от меня, он думал, что мне наплевать, что он меня больше не волнует, ему нужны были внимание и любовь. Вполне понятные причины для измены, но хотя после консультаций ситуация виделась несколько яснее, это никак не повлияло на ощущение пустоты в моем сердце.
        По крайней мере, Питер не ушел сразу - подождал до Нового года.
        Все случилось на кухне, когда дети уже легли спать; первый пятничный вечер в январе, Каролина ушла на выходные, а Филип в этот самый момент садился на ночной рейс из Сан-Франциско.
        Разговор на тротуаре не переставал крутиться у меня в голове. «Я не прикоснусь к тебе, пока, во-первых, ты не скажешь, что точно этого хочешь, а во-вторых, пока ты не уйдешь от него». Он этого хотел, он хотел быть со мной. А я не готова была решиться на такой шаг. Я не могла просто пойти и переспать с ним в гостинице
«Карлайл», а на следующий день вести себя как ни в чем не бывало. С ним не получалось остановиться на полпути, и что нам было делать? Переспать и на этом остановиться? И, что самое важное, измена Филипа еще не означала, что я тоже могу ему изменить.
        Хотя предательство мужа потрясло меня, оно не вызвало у меня желание немедленно пересечь границу. Еще пару месяцев я топталась на краю, пытаясь понять, как выглядит дорога, перед тем как пуститься в путь. А Питер, чувствуя мои колебания, потихоньку терял интерес. Он сказал, что его отвлекали дела с программой, но я-то знала правду. Ясно, что он ждал меня, гадая, почему я не ушла от мужа сразу же после его измены. Но меня словно парализовало; я все еще пыталась сохранить семью ради детей и отдавала этому все свои силы. Ну и, конечно, мне мешал страх - странная это штука.
        Около девяти вечера, когда я стояла у кухонного прилавка и размешивала ромашковый чай, вошел Питер; он как раз уложил Дилана спать.
        - Что ж, - сказал он, стоя прямо передо мной, - все кончено. - Он взял меня за руки. Больше не было сводивших меня с ума поглаживаний.
        - Может, хоть посмотришь на меня? - спросил он.
        - Не знаю, смогу ли я. - Я почувствовала прилив горя.
        - Ну что ж, тогда все точно закончено - так, как я даже и не ожидал.
        - Что? - Я подняла голову.
        - Я не могу остаться.
        Я закрыла глаза.
        - Ты не можешь так поступать.
        - Ты права, Джейми, не могу. Поэтому я ухожу.
        - Чего ты не можешь?
        - Играть в эти игры. В эти прятки с секретами. Либо у нас с тобой что-то есть, либо нет. А ты не в силах с этим справиться. Не в силах ничего предпринять. Тебе как будто нравится круглые сутки страдать.
        - Неужели ты не можешь потерпеть? Мне сейчас и без того паршиво.
        - Я терпел. И теперь говорю тебе: я не могу здесь оставаться, пока испытываю к тебе такие чувства.
        - Правда?
        - Слушай, да перестань ты, наконец, дурочку из себя разыгрывать! Конечно, правда. Что ты за странные шоры на себя нацепила? Я старался не давить на тебя и поддерживать чем могу. Но это слишком сложно.
        - Я знаю.
        - Я не могу обнять тебя, быть с тобой, показывать тебе свои чувства, когда ты зажимаешься, замерзаешь и не желаешь действовать. И все почему? Из-за него? Из-за этого обманщика? Ты ждешь его одобрения?
        - Нет. Мне просто сложно с ним порвать.
        - Чего ты боишься? Быть счастливой?
        - Нет. - Ну, мне так кажется.
        - Тогда чего ты ждешь?
        - Не знаю… Я не могу пока сделать шаг.
        - Знаешь что? - Вид у Питера был усталый, раздраженный и задетый. - Это все замечательно. Просто прекрасно. Но я не собираюсь болтаться тут и ждать, пока ты решишься.
        - И что ты собираешься делать?
        - Я сейчас все рассказал Дилану.
        Это мне совсем не понравилось.
        - Как ты мог?
        - С ним все в порядке. Я и так стал реже приходить в последнее время. И я все равно буду по понедельникам водить его на занятия «Искателей приключений». Я сказал ему, что у меня много работы, но по понедельникам я буду проводить время с ним.
        - И как он это воспринял?
        - Он устал. Он ребенок. Он живет настоящим. Я напомнил ему, что понедельник всего лишь через два дня, и ему это понравилось.
        - Ну и…
        - Ну и я буду забирать его по понедельникам, ездить с ним, привозить его и передавать внизу швейцару - наверх он сам может подняться.
        - То есть это как развод, и ты даже не поднимешься наверх?
        - Знаешь детка, это твой выбор.
        Он нежно обнял меня за шею, поцеловал в губы и вышел.
        Я была в отчаянии. А целовался он безупречно.

        Тем февральским вечером мы с Филипом, мужественно изображая счастливую супружескую пару, вышли из нанятого автомобиля и поднялись на ступеням музея Дюпон. Белой меховой накидки у меня не было, и белой шубы до пола тоже, так что я куталась в кашемировую шаль, от которой при минус двадцати толку было, как от марли. Филип обнял меня за плечи, чтобы хоть немного согреть, Я разрешила себе наклониться поближе, чтобы впитать хоть немного тепла. Поднимаясь по высокой мраморной лестнице, я думала о прошлой ночи, пытаясь понять, почему я сделала то, что сделала. Все началось, когда он зашел в ванную, уложив детей спать.
        - Джейми, - сказал он, - если ты не против пойти со мной на бал, как мы и собирались с самого начала, я буду очень рад завтра вечером отвести тебя туда.
        Я сполоснула лицо водой и посмотрела на него.
        - Не знаю - ответила я нейтральным тоном. Для разнообразия я была не очень на него зла. Наверное, дело было в том, что я целых два дня его не видела.
        - Ну, я рассчитывал на более определенный ответ.
        Я ткнула в его сторону мокрой зубной щеткой, как указкой.
        - Как ты мог вообще хоть на что-нибудь рассчитывать?
        - Я знаю, что жду слишком многого, но я подумал, может, раз мы уже давно не ссорились, завтра, после: бала, в честь особого случая, ты позволишь мне поспать в нашей постели - впервые за семь недель.
        Мучить его было уже не так интересно. Он просто смотрел на меня: не просил, не умолял, просто прямо смотрел на меня, - типичный Филип. Да, он меня предал, но он объяснил свой поступок и извинился. Он не хныкал и не ныл, прося у меня прощения, и я уважала и ценила это. Я задумалась, пытаясь простить его, принять его извинения, постараться все исправить.
        - Так что ты думаешь, Джейми? Могу я отвести тебя на бал? И могу я потом провести ночь в нашей постели?
        Доктор Рубинштейн говорил, что секс может все исправить, разрушить стену гнева. Но как я могла спать с ним, когда я беспрестанно фантазировала про секс с Питером?
        - Джейми, я не каждый день собираюсь тебя умолять - максимум через день, как я и делал с начала этого кошмара. Лишить меня секса - эффективное оружие, и я это понимаю. Но давай попробуем. Ты в комитете, ты будешь в прекрасном платье, тебе нужен спутник. - Я не отвечала. - И потом, если ты не хочешь сделать это ради нас, сделай ради Грейси. Если там и правда будет весь совет директоров Пемброука, лучше нам встретить их вместе, рука об руку. С улыбкой. - Он растянул руками уголки рта, делая совсем уж широкую притворную улыбку.
        Я рассмеялась. Он так старался, что мне было даже немного жаль его.
        - Ну, хорошо, давай пойдем вместе. Но насчет того, где тебе спать, я пока не решила.
        Он подошел ко мне и обнял.
        Это застало меня врасплох, особенно когда он прильнул ко мне, как огромный бурый медведь. Он с силой поглаживал мне спину кончиками пальцев и никак не хотел меня отпускать. Мы замерли в такой позе, не в силах решить, по каким правилам играть дальше. Наконец, он закрыл глаза и поцеловал меня. Сначала легко коснулся моих губ, потом приоткрыл рот. По моей щеке скатилась слеза. Он поцеловал ее.
        - Давай попробуем. Не забывай, я знаю, что тебе нравится.
        Я заставила себя отбросить смущение, как в студенческие годы, когда вдруг неожиданно окажешься в постели с незнакомцем. Он подвел меня к кровати. Я села на краешек и потерла лоб.
        - У тебя есть спички, Джейми?
        - В ящике.
        Он уже разошелся вовсю. Может, сразу сказать «нет»? Предупредить, что я не хочу его? Или не стоит даже пытаться?
        Филип зажег две свечи. Потом он погасил верхний свет и запер дверь в спальню.
        - У меня на тебя большие планы.
        Я заставила себя лечь.
        - Я все еще люблю тебя, Джейми. Ты прекрасна.
        Филип забрался на постель и принялся целовать меня сначала в лоб, потом в губы. Я выгнула спину, пытаясь устроиться поудобнее. Он задрал мою ночную рубашку и положил голову на живот. Может, у меня и получится.
        - Для меня важна только ты.
        Я пыталась подумать о чем-нибудь сексуальном, но вместо этого мне хотелось спросить его, сосал ли он мою бывшую подругу Сюзанну так же, как меня.
        - Ты столького меня лишала. И ты так заводишь меня.
        Я снова закрыла глаза. Мне явно понадобится концентрироваться изо всех сил. Я заставила себя касаться знакомых очертаний его спины, рук, стройных ног, воспринимать тело Филипа, а не Филипа как человека. Постепенно я снова почувствовала, что я дома.
        Когда мы закончили, он сказал:
        - Не забывай, как нам бывает хорошо вдвоем.
        По лицу у меня текли слезы. Филип нежно улыбнулся; я знала, он думает, что я снова в него влюбляюсь. Он взял меня за подбородок.
        - У нас все получится.
        Я отодвинулась.
        - Ну же, Джейми, не упрямься.
        Неужели я сопротивлялась ему исключительно из упрямства? Может быть. Неужели все дело в остатках гнева? И правда ли все, что было с Питером? Я посмотрела на лицо своего мужа: мелкие морщинки, веснушки у глаз. Что-то в этом было. Что-то было между нами. Какая-то причина, по которой я оставалась с ним, кроме детей и привычки. Или все дело в страхе? Я вспомнила слова Питера: «Чего ты боишься? Быть счастливой?»
        Филип щелкнул пальцами у меня перед носом.
        - Джейми, приди в себя. Просто перестань на этом зацикливаться, прости меня, и давай жить дальше вместе.
        - Филип, - вздохнула я, - я не готова принимать решение. И дело не только в Сюзанне.
        - Разве я плохо заботился о тебе и детях? У нас с тобой общее прошлое, Джейми.
        - И я от него не отказываюсь, я пытаюсь решить, что делать, чего я хочу. Это не то же самое. Совсем не то же самое.
        Какое-то время мы лежали молча. Меня охватила нервозность, словно я вдруг оказалась в ловушке. Я чувствовала себя так, будто невольно что-то пообещала ему, а я не намерена была ничего ему обещать.
        Я резко села.
        - Филип. Все произошло слишком быстро и совершенно неожиданно. Пожалуйста, поспи сегодня у себя.
        К моему удивлению, он охотно встал. Он знал, что зашел дальше, чем рассчитывал. Ему хватало ума не давить на меня еще больше.

        Глава 34
        Первая красавица бала
        Волны воздушных поцелуев. Взмахи рук. Женщины кружатся в белых платьях, словно пятилетние девочки, нарядившиеся принцессами. Повсюду раздаются преувеличенно радостные возгласы: «Приве-ет» и «Ого-о». Мы с Филипом стояли в огромном фойе музея с мраморными сводчатыми потолками, которые многократно усиливали голоса, словно перекидывая их от стенки к стенке. В уголках ступеней величественной лестницы лежали сугробы пушистого голливудского снега, а бронзовые перила были искусно оплетены ветками остролиста и ели. С потолка на прозрачной проволоке неровно свисали огромные драгоценные яйца - копии оригинальных шедевров Фаберже. Официанты в белых перчатках и белых смокингах, подали нам с Филипом1 шампанское на серебряных подносах, к мы отправились поискать кого-нибудь, кто был нам симпатичен, кивая по пути соседям по Кварталу и знакомым по школе.
        - Да вот хотя бы эта. - Молодая женщина махнула рукой в мою сторону; рядом с ней стоял фотограф Панч Пэрриш.
        Они были метрах в шести от меня, возле выкрашенной в белый цвет пальмы, с которой гроздьями свисали золотые яйца. Но Панча слишком занимали изобиловавшие в зале любители взбираться вверх по светской лестнице; они кружили возле него, как гиены у лесного костра. Некоторые не стеснялись подлизываться, смеясь в ответ на любое его слово, хлопая его по плечу в ответ на рискованные шутки: «Ой, Панч, вечно ты скажешь что-нибудь эдакое!» А еще были якобы незаинтересованные особы, которым было как бы все равно, снимал он их или нет, но они хотели, чтобы он их отметил.
«Привет, Панч!»- кричали они, помахивая ручками в браслетах и проходя мимо так, чтобы он не успел их снять. Ему придется сделать усилие и найти их потом самому - по крайней мере, они на это надеялись. А настоящие светские дамы, отчаянно жаждавшие его внимания, прохаживались по краю его орбиты с небрежностью, которая заслуживала «Оскара». И все это ради человека, на которого они не обратили бы ни малейшего внимания, если бы у него на шее не висела камера.
        Женщина от Вердюры подергала Панча за рубашку.
        - Нам туда. На ней неплохие украшения. Вы про нас помните? Про своего клиента? Про Вердюру?
        Панч раздраженно попытался разглядеть меня получше. Я сделала вид, что ничего не замечаю.
        - Кого? - спросил он Дженнифер. - Ее? Почему ее?
        Она пощипала себя за мочки ушей, без сомнения объясняя ему, что у меня в ушах серьги от Вердюры за пятнадцать тысяч долларов. Ей нужен был снимок для рекламных целей.
        - Пусть подождет. Вы потом ее найдете.
        Она подбежала ко мне и представилась: Дженнифер Какая-то-Там из Вердюры.
        - Я забыла, как вас зовут, но мы вам давали серьги, так что нам понадобится несколько снимков. Панч! Идите сюда! Мне нужен один снимок вот этой женщины! Мы ее потом не найдем.
        Он не обратил на нее внимания.
        Она сказала:
        - Кстати, сережки нам нужно вернуть сегодня сразу после обеда. Наш человек ждет в комнате прямо рядом с кухней.
        - Я знаю. Мне все объяснили…
        - Мы вас найдем. Еще раз, как вас зовут? - Она достала блокнот. Сначала мне понравилась мысль взять напрокат платье и драгоценности - легко и бесплатно. А теперь я чувствовала себя дешево и пошло: я была одета, чтобы прорекламировать чью-то фирму.
        - Я Джейми Уитфилд, а это мой муж Филип.
        - Да, конечно. Встаньте рядом, бокалы за спину, пожалуйста. Панч! Я их поставила! Ну же! - Он нацелил свою камеру на нас с расстояния пяти метров, не глядя даже в видоискатель. Две вспышки. Он подмигнул нам и продолжил свой разговор.
        - Отлично, - она посмотрела в свой блокнот, - еще две… - И ушла, не сказав ни спасибо, ни до свиданья.
        - Том! - Филип схватил за руку одного из своих партнеров по юридической фирме.
        Том Престон повернулся к нам и что-то прошептал жене; мы оба услышали, как она что-то бормочет ему в ответ. Похоже, ему не полагалось болтаться рядом с коллегами, когда у нее был шанс пообщаться со светскими клушами. Пока мужчины разговаривали, его жена выкручивала шею, разглядывая толпу. И Том тоже. Я спасла их обоих.
        - Филип, извини, но нам бы надо найти наших хозяев.
        Жена Тома впервые искренне улыбнулась.
        - Действительно, Том, давай не будем их задерживать.
        В зале было невыносимо шумно, я чувствовала себя униженной после истории с сережками, злилась на стервозную жену Тома и была зла на Филипа за то, что он не контролирует ситуацию. Мне хотелось, чтобы Питер появился, как из ниоткуда, и утащил меня в сторонку, куда-нибудь за трехметровое драгоценное яйцо.
        - Черт, Джейми, да кто все эти люди?
        - Не знаю, компания Кристины, наверное.
        - Ты притащила меня сюда, а сама никого тут не знаешь?
        - Знаю, просто они… - На мгновение я занервничала, чувствуя себя обязанной поправить положение.
        - Пойдем-ка погуляем, я не собираюсь стоять тут как идиот! - Он схватил меня за руку и потащил вдоль периметра зала, отчаянно ища знакомые лица.
        Кристина ущипнула меня за зад, и я подскочила.
        - Привет, дорогая! - сказала она. - Ты со спины так сексуально выглядишь, не представляю, как твоему мужу удается не распускать руки.
        - С большим трудом, - вставил Филип. - Спасибо, что пригласила нас, Кристина. - Он приобнял меня и притянул к себе. Никто не знал про него и Сюзанну. Никто не знал, что нашему браку приходит конец.
        - И Джейми, мне так жаль насчет журнала. Я представить себе не могу, чтобы Джон Генри вырезал с обложки кого-то с моего стола, - продолжила Кристина.
        - Да ничего страшного.
        Кристина смотрелась как великолепная светская дама из прошлого века; на ней было шифоновое платье от Каролины Эррера, державшееся вокруг ее длинной шеи на перемычке из хрустальных бусин; за платьем тянулся короткий пышный шлейф. Я обменялась поцелуями где-то в воздухе с ее богатым мужем Джорджем, самым несексуальным на вид человеком, какого я только видела. У него было аккуратненькое пивное брюшко и осанка, как у оловянного солдатика, а черные волосы он зализывал назад с помощью обильной порции геля, так что видны были залысины и аккуратные ряды трансплантатов - результат терапии по восстановлению волос.
        - Джордж, Кристина, какая элегантная тут собралась компания. Спасибо, что пригласили нас к себе за столик.
        - О, Джейми, это мы очень рады вас видеть. - Джордж поцеловал мне руку. - С нетерпением жду возможности обсудить с вами выборы.
        Господи спаси.
        По залу походкой пингвина проковылял невысокий старик в белом сюртуке, ударом в гонг объявлявший начало обеда. Мы прошли по парадному коридору с Паттенами и еще двумя парами с нашего столика. Две остальные дамы, Лили и Фенола, даже не помнили, что мы встречались с ними на фотосессии.
        Потолок музея Дюпон был целиком покрыт белыми березовыми ветвями, которые образовывали густой купол. В атриуме стояло штук пятьдесят столов на десять человек со скатертями кроваво-красного цвета. Белые и алые розы словно стекали с фонтанчиков, возвышавшихся в центре каждого стола. Голливудский снег, как бы нанесенный ветром, лежал в углах, в щелях мраморных колонн и на черной мраморной площадке для танцев. Наш стол был у самой сцены.
        Кристина сразу познакомила нас с президентом благотворительного комитета, Пэтси Кэбот, полной женщиной лет шестидесяти с прозаической стрижкой. Она управляла советом директоров Пемброукской школы. Пэтси протянула нам с мужем пухлую руку и деловито улыбнулась; как раз такие деловитые потомки первопоселенцев обычно обожали Филипа. Я заметила у нее на руке простые часы «Таймекс» с коричневым кожаным ремешком - наверное, она была единственной женщиной в комнате, у которой не было нарядных часов ювелирной работы.
        - Рад с вами познакомиться, Пэтси. - Он пожал ей руку энергично, прямо как бойскаут, - так учила его мать. - Вы провели замечательную работу ради важного культурного и исторического дела.
        - Спасибо, Филип, рада это слышать. Я старалась.
        Он продолжил:
        - Эрмитаж после девяти десятилетий пренебрежительного отношения при коммунистах, наконец, как и следовало, вернул себе имперское величие.
        Пэтси только хлопала глазами, глядя на него; ее явно поразило, что кого-то интересовала цель события, а не только платья присутствующих женщин.
        - Вы и, правд, а знаете, что такое Зимний дворец?
        - О да. - Я посмотрела на Филипа так, будто он сошел с ума.
        - Правда? А в Петербурге вы бывали?
        Филип проигнорировал ее вопрос и высокомерно усмехнулся.
        - Пэтси! В Зимнем дворце хранится крупнейшая коллекция яиц Фаберже, большинство из которых были заказаны Александром Третьим и Николаем Вторым для своих жен. Мое любимое, конечно, яйцо «Ландыш». Вы очень важное дело делаете, храня наследие этих шедевров. - Он ни разу в жизни не упоминал при мне о спасении культурных учреждений, уж тем более о существовании яиц Фаберже.
        - Я его обожаю. Вон там его модель… - Она показала в угол комнаты.
        - Я знаю. С миниатюрными портретами Николая Второго и великих княжон Ольги и Татьяны для императрицы Александры. - Он коснулся ее плеча.
        - Вы… вы так хорошо знаете яйца Фаберже?
        - Как собственных детей. - Филип опустил глаза, изображая скромность. Точно так же он околдовывал присяжных, коллег и клиентов. Я стояла и смотрела, как он гипнотизирует Пэтси, и внутри у меня что-то екнуло. Он был великолепен в подобных ситуациях.
        - Правда?
        - Да. Правда.
        Пэтси глубоко вздохнула и выпятила грудь.
        - А вы сами видели яйцо «Коронация»?
        - О да. Это просто откровение. Золотой фон с желтыми отблесками, имперский орел на каждом переплет тении решетки и…
        Она закончила его фразу:
        - …миниатюрная карета Николая и Александры внутри. Откуда вы столько знаете о…
        - Для меня нет ничего важнее сохранения великих шедевров нашего времени, - сказал он. Я ущипнула его за бедро, а он похлопал меня по плечу, давая мне знак молчать и сохранять спокойствие. - У моего отца Филипа Уитфилда Второго, моего тезки, была потрясающая библиотека, и летом в Плимуте мы регулярно ею пользовались. Мы сидели под ивой в гамаке и изучали великие шедевры и места их хранения. Я помню наизусть каждый зал Эрмитажа - где находится «Мадонна Литта» да Винчи, где «Вакх» Рубенса, где «Три женщины» Пикассо. - Он заглянул ей прямо в глаза - так интимно, словно собирался трахнуть ее; наверняка она в жизни ничего подобного не испытывала. - Все мои любимые картины прочно заперты в Эрмитаже, в вашем музее, Пэтси. Я бы рад был до них добраться. - Он втянул воздух расширенными ноздрями.
        - Моя любимая работа, сто лет провисевшая на втором этаже дворца, - это «Даная» Тициана, - сказала Пэтси, у которой уже явно кружилась голова.
        - Сто лет за исключением тех четырех во время блокады Ленинграда, когда более миллиона шедевров Эрмитажа отправили на Урал, чтобы до них не дотянулись грязные лапы фашистов.
        - Точно! - простонала Пэтси, словно достигнув оргазма.
        Мою дочь приняли в Пемброук еще до того, как мы подали заявление.
        Обед прошел куда менее удачно. После нескольких вступительных речей глав музейного комитета Дюпон и комитета по Эрмитажу мне захотелось сбежать. А Джорджу, мучительно занудливому мужу Кристины, хотелось впервые в жизни поговорить о политике с настоящим журналистом. Он задавал дурацкие расплывчатые вопросы вроде:
«А долго ли продлятся беспорядки в Ираке?» или «А как вы думаете, почему фигура Хилари Клинтон вызывает такие разногласия?»
        Филип сидел рядом с женой человека, которого он презирал, Джека Эйвинса, того самого, связанного со сделкой по «Хэдлоу холдингз». Александра Эйвинс, в ушах у которой были бриллианты размером с фары, зудела и зудела о том, как ругались архитектор и подрядчик во время строительства их нового дома в Солнечной долине. Все время, пока подавали закуски, лицо у Филипа было кислое, и я знала, что дальше будет только хуже. Я встала, подошла к нему и позвала танцевать - все что угодно, лишь бы сбежать от смертельно скучных самодовольных снобов за нашим столом.
        Он крепко держал меня за спину и уверенно вел мимо остальных пар. На мгновение я позволила себе получать удовольствие от его решительного прикосновения, от высокой красивой фигуры.
        Оркестр из двадцати человек, все сплошь в белых смокингах, играл «В настроении». Филип гордо кружил меня по площадке, и его паршивое настроение постепенно смягчалось. Тут оркестр, как по заказу, перешел на нашу свадебную песню «Полети со мной на Луну». Сначала я занялась-таки сексом с мужем, а теперь мы танцуем под трогательную песню под куполом из березовых ветвей с тысячей мерцающих свечей. Он прижал меня поближе к себе.
        - Спасибо, что помогла мне сбежать от Александры Эйвинс. Я на ее придурка мужа даже смотреть не могу.
        - Ты просто потрясающе окрутил Пэтси Кэбот, - прошептала я ему на ухо.
        - Я знаю. - Он закружил меня.
        - А как ты…
        - Как в суде на заключительной речи - с помощью пакета документов, подготовленного помощниками.
        Может, мне все же удастся снова попасть с ним в такт. Танцевал он потрясающе.
        - Ты сегодня сказочно хороша. Платье, сережки, не говоря уж о прошлой ночи. Меня заводит одно воспоминание об этом. - Он прижался ко мне; да, он явно не шутил насчет того, как он завелся. Я попыталась убедить себя, что Питер не любил меня так, как должен любить муж, что все это была его фантазия. Впервые за шесть недель мне было с Филипом уютно, и я вспомнила, что вчерашний секс был не так уж плох. А уж на танцплощадке он и вовсе был шикарен. Детям будет лучше, если мы будем вместе; может, если я закрою глаза и перестану сомневаться.
        Он огляделся.
        - Сегодня здесь явно люди серьезные. Давай пригласим Джорджа с Кристиной пообедать. Хорошо бы ты почаще устраивала обеды. - Он поцеловал меня в лоб. Мне вовсе не хотелось обедать с Паттенами. - Давай-ка двинемся в том направлении… Я вижу клиента. - Мы протанцевали к краю танцплощадки, и он помахал рукой мужчине, сидевшему за столом в одиночестве.
        - Привет, Филип! - сказал тот.
        Филип наклонился и пожал ему руку, другой рукой крепко придерживая меня за спину.
        - Вот об этом я и говорю. Больше потенциальных клиентов. Меньше журналистов и больше культурных людей. - Он снова крутанул меня.
        - Какие же они культурные, Филип? Они вульгарные пижоны, да еще к тому же неумные и занудные.
        - Я не согласен. По-моему, ты опять бунтуешь.
        Я остановилась.
        - Я не бунтую, Филип. Все это ради того, чтобы наша дочь попала в Пемброук.
        - Правда?
        - Да. Мне эти люди не нравятся.
        - На тебе бесплатное платье и драгоценности, тебя фотографируют, - по-моему, ты здесь вполне на месте.
        - Я oб этом сожалею.
        - Опять все то же самое. Ты больше не в Канзасе, Детройте. Перестань воевать. - Он прижал меня к себе. - Просто соответствуй моменту.
        - Причем тут то, из Нью-Йорка я или нет? Просто мне не нравится общаться с этими людьми.
        - Напоминаю, тебя тут между прочим фотографировали, светская ты пташка.
        Спина у меня напряглась, но он этого, не заметил.
        - Я даже не хочу, чтобы это фото опубликовали». Мне не нравится быть винтиком чьей-то маркетинговой стратегии…
        - А разве я не видел тебя на развороте глянцевого журнала в белом платье рядом с самыми шикарными светскими дамами Нью-Йорка? Да еще и перед. яйцами Фаберже?
        - Это была ошибка.
        - Помнится, тогда ты была изрядно взволнована. Я знаю, ты не любишь в этом признаваться. - Он похлопал меня по заду. Он думал, что раз он меня дразнит, то все опять в норме, но меня только раздражала его фамильярность. По-моему, ему еще рано было расставаться с покаянным тоном.
        - Ну а теперь я уже не взволнована, уж поверь.
        - Хорошо, я тебе верю. Просто, по-моему, это здорово, что ты зацепилась за эту компанию. Это хорошо для нас как для семьи, - ну, когда мы преодолеем эту стадию, я хочу сказать. Мне тут нравится все. За исключением Джека Эйвинса.
        - За обедом тебе, похоже, не очень-то было весело, потому мы и пошли танцевать.
        - А это неважно, весело мне или нет. Я тут дела делал. Кажется, мне удалось убедить того типа за нашим столом нанять нашу фирму для большой сделки. Возможно, я сегодня серьезно заработал.

        Дома Филип долго возился с парадными запонками. Вдохновивший его поначалу театральный шик бала Белых ночей теперь начал портить моему мужу настроение.
        - Джек Эйвинс идиот. - Он снял брюки от смокинга и аккуратно повесил их на вешалку.
        - Тебе лучше не зацикливаться на той сделке.
        - А у его жены изо рта пахнет крабами. Помоги мне. - Я развязала ему галстук, как и полагалось образцовой жене.
        - Меня впечатлило то, как ты справился с Пэтси.
        - Спасибо. - Вид у него был мрачный.
        - Мне жаль, что ты скучал за обедом, Филип. Мы не собирались…
        - Не терплю Джека Эйвинса.
        - Да, это было довольно заметно.
        - Поверить не могу, что я вместе с ним работал над сделкой, и в результате у этого остолопа появился свой самолет.
        - Джек Эйвинс руководит крупным фондом. Его отец…
        - А у меня что? У меня просто адвокатская ставка. - Филип покачал головой. - Это неправильно. Между прочим, именно благодаря мне совершилась та сделка с «Хэдлоу холдингз».
        - Филип, у нас полно…
        - Нет, Джейми.
        - А я говорю, да.
        - В том зале я был беднее всех. Я плыву против течения. - Он явно разозлился, что я ему возразила. - Но ты все равно не понимаешь, так ведь?
        Я понимала, и даже слишком хорошо.
        - Разве ты не видишь? - Он снял носки, свернул их в комок и помахал этим комком у меня перед носом. - Я работаю как вол, и повсюду встречаю преграды. Одни преграды. Я не могу даже…
        - Да ничего подобного.
        - Нет, так оно и есть. Я хотел бы не видеть вокруг себя границы, как все те типы за нашим столиком и во всем зале. - Он сорвал рубашку и с силой швырнул ее в корзину для белья в шкафу.
        - Филип, о чем ты? У нас полно…
        - О чем? Я хочу самолет. Я хочу, чтобы он взлетел. - Он раскинул руки и в одних трусах пробежался кругом по комнате, изображая летящий сквозь облака самолет. - Я хочу, чтобы пилот спросил у меня: «Куда летим, сэр?» А я бы ему ответил: «Не знаю, черт побери, скажу вам, когда что-нибудь придет в голову».
        Я почесала в затылке. Он ответил мне пустым взглядом.
        - Ложись сегодня на диване, Филип, - только и смогла я выдавить из себя.

        Глава 35
        Передышка для взрослых
        - Мам, а почему папа не едет с нами в Аспен? - интересовалась Грейси.
        Ее детское сиденье было втиснуто между двумя огромными саквояжами. Из багажника через задний ряд сидений торчали лыжи. Стояло раннее утро пятницы перед долгими выходными в День президентов и мы с детьми и Иветтой ехали на своем джипе в аэропорт имени Кеннеди.
        - Потому что маме он больше не нравится - спокойно ответил Дилан. - Поэтому он спит у себя в кабинете или у бабушки, и поэтому выходные они проводят с нами но очереди.
        - Дилан! - резко воскликнула я. - Ты же знаешь что это неправда! Я восхищаюсь твоим отцом. А он вам очень любит, даже если мы иногда спорим. - Я раздраженно глянула на него. - И зря ты так ты так разговариваешь с младшими.
        - Вы теперь развелись? - вставила Грейси - Детка для маленькой девочки это слишком сложное слово. Тебе достаточно знать, что мы с твоим папой хорошие друзья, и мы всегда будем твоими родители и всегда будем тебя любить. А чтобы быть самыми лучшими родителями, нам надо немножко отдохнуть друг от друга.
        Дилан с вызовом продолжил:
        - Папа ей больше не нравится. И мама Энтони, миссис Брайерклифф, ей тоже больше не нравится.
        Он был прав. В школе я игнорировала Сюзанну, так что у нее не было шанса изложить мне свои фальшивые оправдания лично.
        - Дилан, ты говоришь глупости, и очень не к месту. Мы же с тобой разговаривали обо всем этом. И все это мы уже обсуждали. Если у тебя есть еще вопросы о том, что происходит, поговорим сегодня вечером перед сном. Сейчас неподходящее время…
        - Тогда почему ты не подходишь к ней у школы, если она твоя лучшая подруга?
        - Никогда она не была моей лучшей подругой. Кэтрин моя лучшая подруга.
        - Ну, хорошо-о, близкой подругой! - недовольно проворчал он и уставился в окно.

        Два часа спустя громоздкий «Боинг-737» взревел моторами и помчался по трещинам взлетной полосы. Пока он набирал скорость, я сжала ручонку Грейси и прислонилась лбом к твердому прозрачному пластику иллюминатора. С того самого случая прошло два месяца.
        Пока мы взлетали, в голове у меня некоторое время вертелись воспоминания о том, как Филип просился с нами в Аспен; но потом они улетели вместе с облаками, плывущими мимо. Эту поездку мы запланировали вместе полгода назад. Вернуть потраченные деньги было невозможно. Сама я бы выбрала менее шикарное и светское место. Но все равно, решила я, горы помогут мне прийти в себя. Самолет резко начал набирать высоту, и меня замутило. Грейси подняла голову и сонно посмотрела на меня. Я пристроила игрушечного кролика, положила ее голову себе на колени, и она задремала. А потом я и сама заснула.
        Когда я проснулась, мы летели над Скалистыми горами. Весь иллюминатор заполнил вид гор и неба, и мир внезапно показался мне очень большим. Не знаю, в чем тут было дело: в красоте скал, выступающих над облаками, или в ощущении независимости, которое я испытывала, впервые самостоятельно везя детей в путешествие. Или в том, что меня ни капли не беспокоила идея постоянно справляться с ними самостоятельно. Вообще-то я даже почувствовала облегчение от того, что не надо больше таскать за собой четвертого ребенка - вечно хнычущего мальчика ростом сто восемьдесят сантиметров. Так что, глядя на Колорадо-Ривер, прорезающую скалистый склон, я чувствовала себя счастливой. Довольной. Решительной. Я хотела развода. Я даже качала произносить это слово вслух. Ингрид зашла прошлым вечером выпить по бокальчику и заметила, что для Филипа мы сумок не паковали. Когда я объяснила, что теперь он вряд ли будет ездить с нами на каникулы, она поняла намек. («Милая, у меня есть кое-какие фильмы, которые помогут тебе пережить этот период», - намекнула она.) А Филипу я скажу, когда вернемся с отдыха.
        Все это означало, что я готова всерьез поговорить с Питером. Сказать ему то, чего он ждал. Он постепенно отдалялся от меня с того самого разговора на кухне. Когда я встречалась с ним в вестибюле в последние несколько понедельников, он говорил, что ему некогда разговаривать. Он отменил встречу с Диланом из-за какой-то работы в Силиконовой долине. Потом он не ответил на два телефонных звонка. Я начала беспокоиться насчет той худенькой стриженой красотки в баре в Ред-Хук. Наверняка теперь он не возражал, когда она голышом забиралась к нему в постель. Неужели я его потеряла? Меня терзала неуверенность, В глубине души я знала, что он выслушает меня, если я позвоню, и обрадуется моим новостям. Мне просто необходимо было повторять это самой себе. Я закрыла глаза и сказала: «Он будет ждать. Он будет ждать».
        Кто-то тряс меня за плечо.
        - Джейми? О господи, это ты? И в туристическом классе? Почему?
        Я приоткрыла глаза. Прямо передо мной были две тонкие ноги. Ковбойские ботинки из крокодиловой кожи. Пояс из серебра и бирюзы за черт знает сколько тысяч долларов и такие же сережки. Бежевые замшевые гамаши с падающей на джинсы бахромой. Жилет из шиншиллы. И, что хуже всего, черная ковбойская шляпа. Кристина Патген. Боже ты мой.
        - Ох, да как же вы тут?
        - Справляемся. - Я посмотрела, не висит ли у нее за спиной лассо.
        - Слушай, здесь столько народу. И все в нейлоновых спортивных костюмах. О боже! - Потом она опустилась на колени и прошептала: - И все они смахивают на автомехаников каких-нибудь. - Я хотела сказать ей, что это намного лучше, чем смахивать на звезду ковбойских фильмов, но не решилась.
        Жители Квартала вроде Кристины были живым воплощением понятия «жертва моды». Например, в Нью-Йорке они садились на рейс в Аспен, одетые как принцы Восточного побережья, в брюках хаки и роскошных бежевых кашемировых свитерах. Но где-то над равнинами Среднего Запада они пробирались в туалет с сумками и выходили оттуда в ковбойских нарядах. Они чувствовали себя прямо-таки обязанными освоить ковбойский стиль в ту самую секунду, когда окажутся в воздушном пространстве Колорадо. На всякий случай - а вдруг в ту самую минуту, когда самолет приземлится, появится Ральф Лорен и пригласит их прокатиться на лошадке-паломино?
        Иветта, сидевшая по другую сторону прохода, многозначительно взглянула на меня.
        - Я и не знала, что вы едете, - Кристина оглядела наш ряд. - А Филип не с вами?
        - Нет.
        - О, тогда давайте объединимся! Будет весело. Пообедаем вместе в субботу, дети обрадуются. К вашему дому приставлен шеф-повар?
        - Как ни странно, нет. И нам хотелось бы какое-то время побыть в узком семейном кругу, так что извини, не получится.
        - Ты уверена?
        - Да. Спасибо, но мы не сможем.
        - Понятно. - Она окинула взглядом унылый салон третьего класса. - Ну, хорошо, тебе хоть мимозу принести?
        - Я собираюсь еще немного поспать.

        В Аспене мы приземлились примерно в три часа дня, после двухчасовой задержки на пересадку в Денвере. Пять человек, перепачканных соком и пиццей «Сба-ро», промаршировали по проходу, таща за собой сумки на колесиках, полные детских кружек, карт, фломастеров, переносных дивидиплейеров, свитеров и курток. Иветта в облегающем коричневом тренировочном костюме, от которого она казалась еще толще, несла на руках вопящего Майкла, который проснулся всего пару минут назад. Я шла сзади, отважно стараясь помочь Грейси и Дилану маневрировать их сумками и подбирая фломастеры, чашки и одежду за своей потрепанной командой, которая двигалась медленно, словно перебираясь через хребет в Патагонии.
        На посадочном поле на фоне белоснежных гор и синего-синего неба выстроилась целая эскадра частных самолетов, демонстрировавших богатство и власть аспенской элиты. Я решила, что, раз сейчас праздничные выходные, как минимум пятая часть этих сверкающих стальных чудовищ капитализма принадлежит жителям Квартала. Они стояли крылом к крылу, носы выровнены, как у истребителей на авианосце.
        Потом к маленькому аэровокзалу подъехал огромный самолет, куда больше других. Я насчитала девять иллюминаторов и увидела на хвосте буквы «j» и «v». К прибывшему самолету подъехали черный джип «сабербан» С затемненными стеклами и огромная моторизованная тележка, тянувшая за собой металлический трейлер для багажа. Я начала перебирать в уме фотографии аспенских домов знаменитостей из журнала
«Пипл». Джек Николсон? Дэвид Бекхэм и Пош? Дверь открылась, и трап плавно опустился на поле. Носильщики выстроились по сторонам от него, выпрямились и посмотрели в салон, откуда должна была появиться голливудская знать.
        Трап коснулся асфальта. Я прикрыла глаза от ослепительного дневного горного солнца. В дверях самолета показался пассажир.
        Сюзанна. Она застыла на ступенях прямо передо мной. Мы уже сталкивались возле школы, но я обычно поворачивалась и уходила. Она написала мне отрывистую записку:

        Джейми,
        Все это никак не связано с тобой. Как низко я пала. Это было недолго и вообще не должно было начаться. Теперь все кончено. Никто ничего не узнает. Мне очень жаль.
        Сюзанна.

        Я не ответила. Теперь у меня не было выбора. Она быстро спускалась по лестнице. Нельзя допустить, чтобы она побежала за мной, - внутри аэропорта меня ждут Иветта и дети. Придется встретиться с ней лицом к лицу. Здесь и сейчас.
        Я подняла темные очки на лоб и посмотрела ей в глаза.
        - Привет, Сюзанна.
        Она сошла с трапа на блестящий черный асфальт и тоже сняла темные очки.
        - Джейми. - Она сжала губы. Сейчас у этой элегантной женщины не осталось элегантных отговорок. Я нарушила молчание первой.
        - Ты здесь со всей семьей?
        - Они приехали вчера, а у меня было заседание. А ты?
        - С детьми.
        - А. Хорошо.
        Последовало долгое неловкое молчание.
        - Да, вот что, Сюзанна: когда ты мне объясняла, что вся суть в том, чтобы делать мужу минет, я как-то сразу не поняла, что это подразумевало мужей подруг.
        - Я не имела…
        - Тебе стоило меня об этом предупредить, потому что это далеко не очевидная деталь.
        - Это случилось всего один раз.
        - Ты уверена? - Филип сказал мне, что они два раза днем ездили в «Плаза Атене».
        - Не говори Тому. Пожалуйста, не говори. Он ничего не знает.
        - Ты уверена, что он ничего не знает?
        - Да. Это убьет его.
        - А ты уверена, что это было всего лишь один раз?
        - Ну, хорошо, может, еще разок. Но к тебе это никакого отношения не имело.
        - Это как же?
        - Ну… Это просто так, небольшой флирт. Том много месяцев подряд засиживался на работе… Его постоянно не было дома…
        - Сюзанна, это имело самое прямое ко мне отношение. Мы же с тобой дружили.
        - Ну, понимаешь, Джейми, он такой… А ты совсем не проявляла к нему интереса…
        - Если ты хочешь сказать, что он привлекательный, то я это знаю. Потому, в частности, я за него и вышла.
        - Ну, мне…
        - Тебе что? Тебе очень жаль, что ты переспала с моим мужем?
        - Ну да, разумеется. Я ужасно себя чувствую. Но я была так одинока. Тебе, должно быть, очень плохо сейчас.
        - Мне было очень плохо. А теперь нет.
        Она сделала шаг ко мне.
        - Джейми. Мне так жаль.
        Я сделала шаг назад.
        - А мне жаль тебя, Сюзанна.
        У нее был потрясенный вид.
        - Жаль меня?
        - Счастливые женщины с мужьями подруг не спят.

        Антракт № 2

        Серебристый «мерседес» медленно полз по маленькой боковой улочке Ред-Хук и, наконец, остановился около потрепанного пикапа «субару». Возле кафе сидели за столиком на белых пластиковых стульях два пожилых кубинца в теплых зимних пальто и играли в домино. Наблюдая за непривычно шикарным для этих мест автомобилем, они пришли к выводу, что это не наркодилерская машина. С ростом благосостояния района большинство уголовников разбежалось по соседним городкам, но время от времени разная шваль тут объявлялась. Но кубинцы были уверены: пассажир этой машины не из таких.
        - Quien es eso?[Кто это? (исп.)] - спросил один. Второй только пожал плечами.
        Спереди прямо и неподвижно замер шофер в котелке, а сзади медленно опустилось затемненное стекло. Рука в тяжелых золотых браслетах торопливо указала на дом номер шестьдесят три.
        - Оскар, останови машину рядом с теми многоквартирными домами.
        Мудрый старый кубинец стряхнул со своей сигары пепел и усмехнулся.
        Женщина вытащила из ушей сережки от Вердюры.
        - Положи их в отделение для перчаток.
        Из машины показался ботинок из крокодиловой кожи, потом безупречная нога и, наконец, очень богатая женщина, которая, замерев, с изумлением осматривала квартал.
        - Оскар! Охраняй меня! Охраняй машину! Если я увижу хоть одну чертову крысу и она меня укусит, позвонишь в обслуживание платиновых клиентов в «Американ экспресс», пусть их вертолет вывезет меня в больницу прямо из этой дыры. Номер у тебя есть?
        - Он на приборной панели, мадам, как всегда.
        - И нажми на ту кнопку рядом с номером на панели. Не знаю, кто на нее отвечает, но ты ее все равно нажми, раз сто.
        Оскар обежал вокруг машины и осторожно придержал женщину за локоть, висевший на перевязи, сделанной из шарфа от «Гермес».
        - И неважно, что случится, даже если пятнадцать полицейских велят тебе убрать машину и объехать вокруг квартала, жди меня здесь. Скажи им: «Нет». В случае, если они захотят тебя арестовать, оказывай сопротивление. И даже если это будет грозить тебе тюрьмой, не вздумай оставлять меня здесь одну. Если я вернусь, а тебя не будет, на меня нападет кто-нибудь из местной банды и украдет мои любимые ботинки.
        - Это совершенно безопасный район, мадам, - сказал Оскар, подводя ее к передней двери дома с коричневой кровлей. - Но я буду здесь. Беспокоиться не о чем.
        - Не о чем? Ну, здравствуйте! Тут кругом прямо как в фильме «Безумный Макс»!
        Женщина позвонила в квартиру номер пять, рядом с номером которой была надпись:
«Бэйли».
        - Да?
        - Это ты, Питер?
        - Да.
        - Это Ингрид Харрис.
        - О боже!
        - Я все слышу.
        - Я, э-э-э, очень занят сейчас.
        - Мне наплевать. Мне надо с тобой поговорить.
        - Правда?
        - Да! Нет, неправда, я приехала в гости к близким друзьям в очаровательные многоэтажки неподалеку и решила к тебе заскочить. Слушай, это не то, что ты подумал. Обещаю держать руки при себе.
        Один кубинец ткнул другого локтем.
        - Ну… э-э-э… спасибо. Это хорошо.
        - Честное слово, так оно и будет. Открой дверь.
        Он нажал на кнопку домофона, и дверь открылась.
        Женщина простучала каблуками вверх по пяти пролетам крутых скрипучих ступенек. Она благодарила бога за того сексапильного панамского тренера, который заставил ее работать на шаговом тренажере. Когда она подошла к площадке третьего этажа, кто-то отпер три замка, и дверь распахнулась.
        Чистенько одетый черный подросток в лыжной шапочке и пуховом жилете вышел на площадку и побежал вниз, прыгая через ступени. Вдруг он остановился и посмотрел на нее.
        Она застыла с широко распахнутыми глазами, вжимаясь в стенку, чтобы быть как можно дальше от него.
        - Как дела? - вежливо спросил он.
        Она попыталась ответить, но не в силах была произнести ни слова. Он покачал головой и побежал вниз по лестнице.
        Последние два пролета она преодолела бегом. Питер Бэйли ждал ее у открытой двери, и она вбежала в квартиру, чуть не сбив его с ног. У самого входа стоял прислоненный к стене велосипед, рядом была вешалка с лыжными куртками и спортивными кофтами.
        - С вами все в порядке? Вам принести воды, или влажный компресс, или, может быть, кислород нужен? Если уж вы сюда приехали…
        Она оглянулась через плечо, проверяя, нет ли еще кого-нибудь страшного на лестнице.
        - Питер, клянусь, если меня убьют, я вернусь привидением и буду преследовать тебя вечно.
        - Вы и так это делаете, - сказал он.
        Она прошла мимо кухоньки с крошечной плитой, холодильником и разномастными тарелками, которые выстроились в старой резиновой сушилке. В передней стоял одинокий дубовый стол и три разных стула вокруг него. Стены в гостиной скрывали стеллажи, беспорядочно набитые книгами, газетами и журналами. Она перешагнула через, путаницу компьютерных и телевизионных проводов и подошла наконец к старой продавленной кушетке, обитой зеленым холстом.
        - У тебя не найдется полотенца какого-нибудь?
        - Зачем?
        - Чтобы сесть.
        - Кушетка чистая, Ингрид.
        - Я вижу, что чистая, и вообще квартира вполне аккуратная. Но я беспокоюсь насчет микробов, вдруг тут жуки или что-то еще.
        - Хорошая мысль. Я утром как раз скорпиона под подушкой нашел.
        Он протянул ей одеяло, висевшее на спинке огромного кресла, она аккуратно постелила его и села. У нее было очень серьезное лицо.
        - Я не за тем пришла, чтобы все начинать сначала.
        - Приятно слышать. - Он сел в кресло рядом с ней. - Ну. Так что там такое срочное случилось?
        Она скрестила пальцы наудачу так, чтобы Питер не заметил, и взволнованно произнесла:
        - Я приехала потому, что не могу видеть его в таком состоянии.
        - Кого? Филипа?
        - Да нет же! Думаешь, я бы рискнула жизнью и приехала сюда ради этого неудачника?
        - Тогда кого?
        Еще более театральным тоном она заявила:
        - Дилана!
        - А что с Диланом? Он в Аспене. Наверное, ему сейчас хорошо. - Питер сорвал сухой листок с грустного вида цветка на столике и, наконец, сказал: - У меня уже несколько недель не получалось водить его на тренировки.
        Манипулирование людьми было второй натурой Ингрид, но сейчас ей вдруг стало стыдно за то, что она собиралась сделать. Ей неприятно было врать, особенно насчет Дилана. Но Джейми было плохо, а Ингрид считала, что у нее перед Джейми должок.
        - Да как же. У него практически кататония.
        - О господи! Мне надо немедленно ему позвонить. - Он вскочил с кресла и схватился за телефон.
        - Погоди! У меня есть предложение получше.
        - Вы же обещали! И у меня нет кладовки для белья.
        - О господи, а Джейми говорила, что ты умный. Я не про нас с тобой. Хватит. Хотя мне понравилось. - Она фыркнула. - Да и тебе, помнится, тоже.
        - Понравилось, Ингрид, большое спасибо. Но причем тут Дилан?
        - Тебе нужно попасть в Аспен. На моем самолете, с нами. Вылет через три часа.
        - Вы с ума сошли.
        - Мне это уже говорили.
        - Нет.
        - Я слышала, снег там великолепен. К тому же, насколько я знаю, ты любишь кататься на лыжах.
        - У меня работа. На этой неделе мне нужно приводить в порядок мою программу. И на следующей тоже.
        - Милый, тебе сначала его надо приводить в порядок. У него сердце разбито. А она… ну, она уходит от Филипа, хотя это тут ни при чем.

        Глава 36
        Встреча на обратном пути
        Если встать посреди клуба «Карибу», самого шикарного местечка в Аспене, и оглядеться, вы увидите тех же людей, что и в Квартале. Минимум половина лиц окажется вам знакома. Все выглядят точно так же, как дома. Только здесь явно холоднее. Поэтому они сочетают ковбойский стиль с мехом. На них меховые сапоги, в которых они смахивают на снежного человека, меховые шарфы, меховые наушники, меховая отделка на кожаных куртках - мех везде, И это не норка. Это куда дороже, чем норка, - соболь или шиншилла.
        Я открыла огромную дверь из красного дерева и меди и спустилась по темной лестнице в фойе клуба. Женщина в гардеробе, забравшая у меня куртку, была похожа на танцовщицу. Я приехала в город, чтобы поужинать с Кэтрин - этакий девичник на двоих. Мы повеселимся, выпьем бутылочку вина на двоих. Потом я позвоню Питеру и скажу ему, что я решила.
        Я осмотрела толпу, выглядывая ее кудрявую гриву, хотя знала, что Кэтрин наверняка еще не приехала. Она всегда опаздывает. Официантка приняла у меня заказ и усадила на краю длинного дивана, покрытого пендлтон-скими покрывалами в стиле «вестерн».
        - Вы тут одна? - Симпатичный темноволосый мужчина в клетчатой фланелевой рубашке пододвинулся ко мне поближе.
        - Ну, вообще-то с подругой, но она еще не пришла.
        - И вы будете только вдвоем?
        - Ну да, мы собрались пообедать вдвоем, и мы обе замужем.
        - А об этом я, кажется, не спрашивал.
        - Нет, просто где-то здесь есть девушка, предназначенная специально для вас, и мне бы не хотелось, чтобы вы ее упустили.
        - Ну, а если я хочу купить вам выпить просто потому, что вы такая красивая?
        - Спасибо, очень мило с вашей стороны, но не надо. - Он не мог оторвать взгляда от моих ног - на мне были потрепанные джинсы, которые не налезали на меня со времени рождения детей.
        - Тогда я просто посижу тут, наслаждаясь ароматом ваших духов.
        Я уже успела заметить в клубе нескольких знаменитостей, когда кто-то постучал мне по плечу. Я подобрала пиджак, собираясь встать, думая, что это Кэтрин.
        Кристина Паттен. Опять. Прямо у меня перед глазами. Конец хорошему настроению. Чмок-чмок. Она положила руку мне на колено.
        - Я так рада тебя видеть. Может, сводим девочек в гости друг к другу? Приходи пообедать. Или, если вы не хотите никуда ходить, мы можем прийти к вам. Как тебе такая идея?
        Я вежливо улыбнулась, или, во всяком случае, попыталась это сделать, и посмотрела через ее плечо в поисках Кэтрин, которая могла бы меня спасти.
        Она продолжала давить на меня.
        - Послушай, у нас обеих дети, и моим не помешало бы вечером пообщаться с друзьями. - Кристина уставилась на меня щенячьим взглядом больших карих глаз. - Пожалуйста. Может, завтра? Неважно, у кого из нас дома. Хочешь, можем позвать моего повара? - И она рассмеялась.
        Наверное, Аспен - одно из немногих мест на планете, где женщина, муж которой зарабатывает полтора миллиона долларов в год, чувствует себя нищей.
        - Кристина, честно говоря, мне просто хочется побыть с детьми. Извини, но в эту поездку мне не до обедов.
        Она наклонилась поближе и положила обе руки мне на колени. На лице ее появилось незнакомое мне теплое выражение.
        - Я видела вас в парке.
        - Прошу прощения?
        - Я имею в виду, я вас видела вдвоем в парке. - Я вспомнила, как Питер шел у меня за спиной, хватая за руку, когда я поскальзывалась по пути вверх, к замку.
        - Я…
        - Ты выглядела счастливой, Джейми.
        - Я…
        - И я знаю, ты думаешь, что я дурочка, и не ты одна - все так думают, но я хочу тебе сказать кое-что очень серьезное.
        - Правда?
        - Делай все, что считаешь нужным, чтобы стать счастливой. Ни в коем случае не думай, что кому-то из нас легко. Просто прислушайся к себе и постарайся понять, чего именно хочешь от жизни. - Она чокнулась с моим бокалом и ушла.
        Через пять минут, когда я все еще была в шоке от этого разговора, подошла Кэтрин и освободила меня от прицепившегося ко мне бизнесмена из Сиэттла.
        Пока мы ждали, когда нас усадят, она сказала:
        - Ах, ты негодница!
        - Что?
        - Да ты посмотри на себя! Шикарно выглядишь, мужчины так и слетаются.
        - Ты опоздала. Это я должна тебя ругать; ко мне привязался какой-то тип, еле отцепилась.
        - Ну, ты же расходишься с мужем. Наверное, от тебя исходят флюиды какие-то, оповещающие всех, что ты свободна.
        - Ой, перестань. Я просто хотела выглядеть так, чтобы нравиться самой себе, а не кому-то там еще.
        - Ну да, разумеется.
        В обеденном зале прямо-таки пульсировала энергия. Красивые мужчины всех возрастов в темных свитерах с высокими воротниками и замшевых пиджаках громко смеялись, обнимая женщин. Среди них были люди из Квартала, смотревшиеся в своих ковбойских шляпах как идиоты. Высокие блондинки с буйными техасскими кудрями в высоких ковбойских сапогах, обтягивающих джинсах и жилетах за двадцать тысяч из седой шиншиллы пересаживались от одного столика к другому. Люди расслаблялись, распространяя заразительную сексуальную энергию.
        К нашему столу подошел красавец, официант. Лицо у него было покрыто темным загаром, только от лыжных очков были белые следы, из-за которых он смахивал на панду. Он протянул нам два меню и обещал лично позаботиться о том, чтобы мы остались довольны сегодняшним вечером.
        - Можешь упростить дело и заняться официантом, - заметила Кэтрин. - Он же сам предложил.
        - Нет, официант меня не интересует.
        - Тогда дождись Питера. А Филип что-нибудь понял?
        - Да он и фамилию-то его не помнит. До сих пор зовет его «этот тренер».
        - Как там дела с Филипом, кстати? Ты уже позвонила юристу?
        - Я думаю, лучше позвонить посреднику. И я скажу ему, что все серьезно, только когда мы вернемся. Может, даже в понедельник вечером.
        - Я это уже слышала. Ты уверена?
        - Да. Он даже не удивится. Я слышала, он встречается с какой-то девушкой. Мы просто никак не соберемся устроить окончательную беседу.
        Кэтрин допила свой бокал.
        - А когда начнешь с ума сходить, а ты обязательно начнешь, не забывай, что Питер в тебя влюблен. Даже если он не звонит.
        - Я боюсь, что он уже обо мне забыл.
        - Да ни за что. Он просто делает свой ход.
        - И даже если он позвонит, я не уверена, что у нас с ним что-то получится. - Пока я это говорила, Кэтрин яростно качала головой. - Мне не хочется делать из него заменителя отца для моих детей или…
        - А почему все должно обернуться именно так? Хватит. Почему тебе нельзя влюбиться в Питера просто потому, что он мужчина? Почему тебе обязательно нужна какая-нибудь теория насчет патологического замещения Филипа? Давай проще. Он потрясающий парень. Он обожает твоих детей. Он обожает тебя. Вот и все.
        - Ты прекрасно знаешь, что на самом деле все так просто не бывает, но мне нравится, как это звучит.
        - Ну, так берись за дело, когда вернешься. И за профессиональные дела тоже, от этого тебе полегчает.
        Она говорила о документальном проекте, над которым мы с Эриком начали работать в последние две недели. Он неожиданно позвонил мне и пригласил пообедать. Как только мы сели, он положил передо мной папку с предложением - документальный проект, передача, которая изложит нашу версию истории интервью с Терезой, а не «какую-то там гребануто сладенькую версию, одобренную юристами Эн-би-эс». Там будет раскрыт сюжет о блоггерах, поймавших нас в ловушку.
        Я знала, что Кэтрин права: как только мы вернемся в Нью-Йорк, надо будет возвращаться и к работе.

        Наш домик стоял у ручья в нескольких милях от основания горы Аспен. В нем было четыре спальни и небольшой альков-спальня над гаражом. В гостиной стояли бежевые в клетку секционные диваны, а чистенькая, отделанная пластмассой кухня со всеми необходимыми кухонными приборами вела в небольшую столовую. Комната с камином - мое убежище - выходила окнами на ручей и сосновый бор за ним. Кэтрин высадила меня прямо перед домом около одиннадцати часов. Я немного выпила и пребывала в отличном настроении. Когда ее джип уехал, я прислонилась к перилам крыльца и уставилась на миллионы звезд в небе. В Нью-Йорке отсветы ночных огней не позволяют разглядеть созвездия. Я села на деревянный стул, стоявший на крыльце, и укутала ноги серым шерстяным одеялом.
        Приятно было вот так уютно устроиться; я сидела, откинувшись назад и спрятав руки от холода между коленок. Джинсы были слегка тесны, и шов, проходивший между ног, ощутимо врезался в тело, пронзая меня дрожью возбуждения. Мне не сиделось на месте. Мне хотелось развлекаться, как в старые времена, покурить травки (сто лет этого не делала!) или выпить красного вина, от которого внутри становилось тепло даже на холодном ночном воздухе. Все еще не находя себе места, я снова встала, прислонившись к перилам, и попробовала выдохнуть так, чтобы получались кольца дыма.
        Я перегнулась через перила, чтобы посмотреть на журчавший за домом ручей, и заметила красное свечение в окне гостиной. Неужели дом горит? Нет. Наверняка это камин. Но Иветта не разжигает камин так поздно, да и вообще не стала бы его топить. Я побежала в дом.
        Он был там - стоял за диваном, и оранжевое пламя камина отбрасывало на стены трепещущие тени. Он напомнил мне дьявола в аду. Я рассмеялась.
        - Что смешного? - прошептал он.
        - Твой силуэт; у тебя пламя за спиной, и ты выглядишь, как дьявол в аду.
        - А ты выглядишь очень красивой.
        Я не тронулась с места. Просто не могла шевельнуться.
        - Когда ты приехал? - Господи, так здорово было его видеть.
        - Сегодня вечером. Не спрашивай меня как, я все равно тебе не скажу. Иветта меня впустила. Я успел повидать Дилана перед сном. Я очень беспокоился за него.
        - Почему?
        - Потому что ему было плохо. Как перед моим появлением.
        - Правда?
        - Ну да, поэтому я и приехал.
        - И тебе сейчас показалось, что ему плохо?
        - Да нет, честно говоря.
        - Тогда о чем ты говоришь?
        - Я говорю, что приехал, потому что до меня дошли слухи, что Дилан в плохом состоянии.
        - Кто тебе это сказал?
        - Этого я тебе тоже не скажу.
        - В общем, это ерунда. С ним все в порядке. Ему не нравится, что ты в Силиконовой долине, но он все понимает.
        - Правда? Очень интересно. - Он выглядел так, будто внезапно что-то понял.
        - Ну, хорошо. Как у тебя дела, Питер? Спасибо, что отвечал на мои сообщения.
        - Сейчас важно лишь то, что я здесь. И очень этому рад.
        - Я тоже.
        Он повернулся и взял с журнального столика два пустых бокала, а потом бутылку красного вина, уже открытую, но нетронутую. Я замерла. «О боже, о боже, о боже», - повторяла я про себя. Я не могла поверить, что все это происходит на самом деле.
        Он взял меня за руку, чуть сжал ее, как тогда в парке, и повел в спальню.
        - Я хочу пить. - Это все, что я смогла сказать. У меня пересохло в горле, и вовсе не оттого, что мы находились на большой высоте.
        Он налил воды в один из бокалов и протянул мне, не спеша при этом отрывать пальцы от моей руки. Я думала, что сейчас умру.
        - Попей. - Он улыбнулся, как будто успокаивая меня, как будто говоря, что мне лучше расслабиться. Я сделала глоток, он подошел к камину. В спальне было бы совсем темно, если бы не свет из прихожей, которого, впрочем, вполне хватало. Питер уложил поленья, между ними просунул тугие комки газетной бумаги и бросил под решетку воспламенитель. Он стоял, упираясь рукой в бедро, в белой футболке и джинсах, плотно облегавших его тело, и смотрел, как разгорается огонь. И как мне хотелось его в эту минуту.
        Вдруг Питер направился к двери. На секунду мне показалось, что сейчас он уйдет, но он просто запер дверь. Потом он подошел ко мне, улыбаясь той самой своей улыбкой. Я опустила глаза и стала ждать. Задавал темп он.
        Слегка присев, он посмотрел на меня снизу вверх, потом взял меня за щеки и сказал:
        - Ты такая красивая, что даже смотреть больно. - Медленно и нежно поцеловав, он обнял меня за плечи, чтобы удержать на ногах, и почти танцевальным движением раздвинул коленом мои ноги, аккуратно подводя к краю кровати. И вот он уже целовал меня как безумный, укладывая на кровать. Я сама не верила, насколько сильно я его хотела. Он подхватил меня и уложил на постель; теперь мы лежали рядом. Одним коленом он прижимал мои ноги, и даже это меня заводило. На вкус он был сладкий, как мед. Он поцеловал мое плечо, потом провел пальцем линию от уха вниз, вдоль шеи, спускаясь к животу. Просунув руку под рубашку, он положил голову мне на плечо и обвел пальцем мой пупок, задевая при этом верхушку джинсов. О, Боже! Я лежала и тихо надеялась на то, что Грейси не надумает прийти сюда, потому что захочет пить или у нее разболится голова от высоты.
        Огонь громко треснул, и один уголек отлетел к экрану.
        - У тебя все хорошо?
        Я закрыла глаза.
        - Я слегка нервничаю. Но ничего страшного. - Я немножко отодвинулась от него в сторону прикроватного столика.
        - Ты собираешься сопротивляться? - спросил он.
        - Я пытаюсь этого не делать.
        Он улыбнулся, чокнулся со мной и отпил вина. «Все в порядке, Джейми».
        - Почему сейчас? - спросила я.
        - Скажем, так, обстоятельства, связанные с этой поездкой, сработали в мою пользу. И еще мне сорока на хвосте принесла новости насчет тебя и Филипа. Кроме того, у меня уже иссякло терпение. - Он постучал пальцем по кончику моего носа. - И еще я хотел сделать тебя счастливой. Я и так уже слишком долго ждал.
        - С каких пор?
        - Ну… с того первого дня у тебя в кабинете.
        - Так долго?
        - Ага. Ты была такая смешная. И хорошенькая. И так храбро пыталась справиться одновременно с детьми, работой и со всем остальным.
        - Правда, с тех самых пор?
        - Правда. Сразу и всерьез. А ты все время была настолько занята, что ничего не замечала или не обращала внимания.
        - Я не хотела ничего видеть.
        - Я знаю, поверь мне, знаю. Это была настоящая пытка.
        - Мне жаль. - Я поцеловала его сладкие губы.
        - И хорошо, что жаль. Больше я ждать не намерен.
        Капелька вина стекла по моему подбородку на шею, и он слизнул ее. Потом, опираясь головой на руку, он принялся расстегивать мою блузку.
        - Точно все в порядке? - спросил он снова.
        - М-м-м-мда.
        Он поднял мне руки в воздух и снял с меня блузку. Прохладный воздух как-то особенно свежо касался кожи. Никогда у меня такого ни с кем не было. Даже в колледже. Я не могла поверить, что чувствую такое в тридцать шесть лет. Я хотела поглотить его целиком. Он лег на меня, а потом, сев верхом, сорвал с себя рубашку. О господи, ну и грудь.
        Он выглядел таким счастливым; ему, похоже, было очень хорошо. Наконец-то.
        - У тебя все еще все в порядке?
        - Ну вот. …
        - Да?
        - Тебе точно нужен нянь?
        Я расхохоталась.
        - Не то слово.

        Глава 37
        Резкое пробуждение
        На следующее утро в половине девятого меня разбудила возня Питера и Дилана в гостиной. Я перевернулась и вспомнила, что Питер ушел из моей комнаты всего два часа назад. Мы не могли оторваться друг от друга всю ночь, словно парочка подростков, изголодавшихся друг по другу, пока не наступил рассвет, и он не перебрался в альков над гаражом. Удивительно, что он вообще мог стоять на ногах. У меня все тело было как лапша. Постель выглядела так, будто на ней дралась стая диких псов. Я приоткрыла дверь, чтобы услышать, о чем они говорят.
        - В горах, где я вырос, я тебе, малец, покажу мастер-класс на своем новом сноуборде.
        - Так нечестно! Я только прошлой весной катался на сноуборде, и то всего неделю! - Дилан наполовину хныкал, наполовину смеялся.
        - А если повезет, мы прокатимся по-настоящему, на-на пау-вау.
        - Что такое «на-на пау-вау»? - спросил Дилан. Питер наклонился к нему поближе.
        - Расслабься, Дилан. Если ты собираешься кататься со мной, тебе придется изучить жаргон. Серф пау-вау - это когда катаешься по пушистому снегу. Такому, который за ночь нанесло; его много, и он свежий и рассыпчатый, и ощущение такое, будто скользишь по перьям. А когда у тебя пойдут удачные повороты, я тебе скажу:
«Чумовая линия, доктор».
        - А что такое «чумовая линия»?
        - Хороший проезд по снегу.
        - А почему «доктор»?
        - Не знаю, так уж сноубордисты друг друга зовут.
        - Ух, ты. Круто.
        - И когда я закончу с тобой возиться, ты будешь крутить к летать по этим спускам не хуже меня.
        - Ты, правда, так думаешь?
        - Я не думаю, я знаю.
        Мы провели всю субботу на склонах; мы с Питером были такие усталые, что удивительно, как нам удалось уцелеть, маневрируя между стволами деревьев. После обеда мы отвели детей на лыжные уроки, а сами опять отправились кататься. Мы безрассудно целовались на лыжном подъемнике; он обнимал меня за талию, выкрикивая указания и смеясь над моей неловкостью, пока я впервые осваивала могулы размером с автомобиль. Это было прекрасно, в том числе благодаря риску оказаться со сломанной шеей и разбитым сердцем.
        В субботу вечером, когда дети крепко уснули, мы занялись любовью, и это было просто невероятно. Мы смеялись. Мы смотрели телевизор. Мы ели печенье и пили вино, а дотом снова любили друг друга телом и душой, пока у нас хватало сил.

        Меня разбудил стук в переднюю дверь. Семь тридцать утра, воскресенье. Наверное, какая-то ошибка. Чья-то рука в перчатке с глухим стуком колотила в мою дверь. Я спрятала голову под подушку, надеясь, что урод, который к нам ломится, поймет, что ошибся. Но он не понял. Он продолжал стучать уже по окнам фасада.
        - Черт! - Я вылезла из постели, накинула халат и осмотрела полупустые бокалы, пустую бутылку из-под вина и мою разбросанную по полу одежду. От меня пахло сексом. Я была разъярена и устала, и меня ужасно злило, что этот идиот ошибся домом. Я выглянула наружу сквозь одну из дверных панелей цветного стекла. О боже! Филип. Здесь, в Аспене.
        Я побежала в комнату, убрала второй бокал в ванную и проверила, не забыл ли Питер свои трусы. Я даже встряхнула одеяло, но так и не убедилась в этом окончательно. Я смазала руки кремом, чтобы спрятать запах секса, шедший от всего моего тела - от рук, от губ. Умываться мне тоже было некогда, так что я мазнула лосьона на щеки. Впервые за десять лет нашего брака я провела две ночи подряд с другим мужчиной.
        И когда я подумала об этом, то решила, что ни о чем не жалею и не чувствую себя виноватой. Я взяла себя в руки и открыла дверь.
        - Привет, Филип.
        - Привет, Джейми.
        - Заходи.
        Он чмокнул меня в щеку и зашел в гостиную, волоча за собой небольшую дорожную сумку на колесиках. Пальто Филип бросил на диван. Выглядел он ужасно: волосы торчали в разные стороны, как у Эйнштейна, и от него пахло самолетом.
        - Ты как, Филип, хочешь кофе?
        - Я четыре чашки уже выпил. Я всю ночь не спал. Сделал пересадку в Хьюстоне, проспал там в аэропорту Хилтон пять часов.
        - Ты не взял свое лыжное снаряжение. С чего вдруг такая срочность?
        Но я знала: он приехал меня умолять.
        - Я не из-за нас приехал, - быстро сказал он. - В смысле, не мириться или что-нибудь в таком духе. У меня проблемы, Джейми.
        Так вот почему он смахивал на героя из фильма «Беглец».
        - Пойдем в спальню, нам надо поговорить наедине.
        Я попробовала обдумать эту новость, хотя для столь раннего часа это было несколько чересчур. Ему, бедолаге, явно надо было чего-нибудь попить. Я открыла холодильник и потянулась к апельсиновому соку с надписью «Много мякоти» на коробке, но решила взять бутылку минеральной воды. Потом мы торопливо направились по коридору к моей спальне.
        Сделав ему знак сесть в кресло у камина, я набросила на кровать покрывало, отчаянно надеясь, что из него не выпадут мужские трусы. Потом я заперла дверь и поставила стул так, чтобы сидеть лицом к мужу.
        - Ну, хорошо. Рассказывай все по порядку.
        - Я не могу тебе все рассказать. Я не хочу тебе все рассказывать, потому что хочу тебя защитить.
        Я недоуменно вскинула руки.
        - Филип, что у тебя за проблемы? Ты что, можешь попасть в тюрьму или тебе по рукам дадут? Ты можешь потерять работу и право на практику?
        - Потенциально проблемы очень серьезные, но пока еще ничего толком не ясно.
        - Ну, хорошо. - Я выпрямилась. - И ты не можешь мне сказать, в чем они заключаются?
        - Не целиком.
        - Ну, хорошо-о-о-о, так чего же ты от меня хочешь? Зачем ты приехал?
        Он глубоко вздохнул и опустил глаза, явно стыдясь.
        Наконец он поднял голову.
        - Я хочу, чтобы ты кое-что забыла.
        - Что именно?
        - Кое-что.
        - Это как-то связано с повесткой для Лори по поводу коммерческих секретов, насчет которой ты мне сказал, что это пустяки? Что, проблема оказалась крупнее?
        Он кивнул.
        - И с тем, что я засекла вас с Аланом в кабинете?
        Он кивнул.
        - И с тем, как ты позвонил с работы и попросил меня спрятать содержимое папки
«Риджфилд»?
        Он снова кивнул и негромко добавил:
        - И если тебя вызовут давать показания…
        - Филип, я же твоя жена. Они не могут меня вызвать, пока мы женаты.
        И вдруг я поняла, к чему он клонит. Если я разведусь с ним и буду иметь причину для развода - его измену, - то меня могут и допросить. Или, точнее говоря, если я буду достаточно его ненавидеть, я могу все рассказать. Он боялся, что я сдам его.
        - Ты хочешь, чтобы я забыла про бумаги в той папке?
        Он наклонился ко мне и спросил:
        - А ты их читала, прежде чем спрятать?
        В его любопытстве явно ощущалось какое-то нехорошее возбуждение. Я откинулась назад.
        - Я не собираюсь отвечать на этот вопрос.
        В дверь тихонько постучали, и мне показалось, что меня сейчас вырвет. Я подошла и глянула в щелку. Слава богу, это был не Питер.
        - Да, Иветта?
        - Грейси хочет к вам в постель.
        Иветта держала на руках сонную Грейси..
        - Не сейчас, Иветта. - Я протянула руку и погладила Грейси по щеке. - Мама занята, пообнимайся пока с Иветтой. - Иветта улыбнулась и кивнула. Я закрыла дверь. Грейси завопила, как резаная, а через три минуты зарыдал и Майкл. Два вопящих ребенка означали, что Питер и Дилан могут вылезти из своего гнездышка в алькове над гаражом. Теперь я забеспокоилась, что Питер придет ко мне в комнату как раз в самый тяжелый момент.
        Пятнадцать минут мы обсуждали детали. Повестку Филипа, повестку его помощницы Лори, его адвокатов, его работу, обвинения, последствия. Кажется, обвинение в краже промышленных секретов ему не грозило, но содержимое папки «Риджфилд» могло изменить ситуацию. Мне надо было что-то решать, и быстро.
        Когда я снова отказалась обсуждать вопрос о содержимом папки, которую я предположительно спрятала, Филип встал и рубанул рукой по воздуху. При этом он нечаянно ударил по огромной лампе, которая упала на пол. Я услышала бегущие шаги в коридоре. А вот и красавчик нянь.
        В дверь громко постучали.
        - Все в порядке? - крикнул Питер.
        - В порядке! - отозвалась я, не вставая со стула.
        - Может, мне…
        - Нет!
        Он начал налегать на дверь, и хрупкие панели прогнулись от его напора. Он думал, я с ним играю.
        - Да что с ним такое? - Филип подошел к двери и открыл ее. - Да?
        - Я испугался, что Джейми пострадала.
        - С ней все совершенно нормально.
        Мне надо было что-то сказать. Я не могла оставить его наедине с его сомнениями. Но и подойти к нему я тоже не могла, хотя мне очень этого хотелось; поэтому я попыталась внести хоть какую-то ясность в ситуацию.
        - Питер, как видишь, у Филипа срочное и неотложное дело. Все в порядке, честное слово. - И он закрыл дверь.
        Мы с моим будущим бывшим мужем снова сели. Я была напряжена как струна.
        - Да, Филип, у нас есть дела. Сразу несколько дел.
        Он широко открыл глаза.
        - По поводу твоей личной жизни. - Я постаралась выглядеть как можно более угрожающе.
        Никакой реакции.
        - Ты ведь в последние несколько месяцев встречался с некой молодой блондинкой?
        - Не понимаю, какое это имеет отношение к нашей нынешней беседе.
        - Филип, несколько минут назад я подумала о том, что поймала тебя в ловушку.
        - Я так не считаю, но ты можешь думать как хочешь.
        - Так что я хочу использовать выгоду своего положения, чтобы кое-что прояснить.
        Он откашлялся.
        - Не лги мне, Филип. Ты же не знаешь, не сделала ли я копию содержимого этих папок, прежде чем…
        Он буквально подскочил, и впервые в жизни я подумала, что вот сейчас мужчина ударит меня. Ситуация становилась слишком запутанной. Мне и с одним разводом хватало проблем, а тут еще повестка и вчерашняя история с Питером.
        - Упаси тебя боже, Филип, хоть когда-нибудь поднять на меня руку.
        Он сел.
        - Я бы не смог.
        - У тебя, был такой вид, как будто ты готов это сделать. - Мои глаза наполнились слезами.
        - Никогда. Ни за что. Ты должна это знать, Джейми. Извини, что я тебя напугал.
        - Ладно. Давай не будем нагнетать обстановку. И если ты хочешь сохранить со мной хоть какие-то взаимоотношения, хотя бы дружеское партнерство в качестве родителей троих замечательных детей, тебе лучше говорить правду.
        Он посмотрел на меня; злоба в его взгляде исчезла, по крайней мере, на настоящий момент. Я видела, что он чувствует себя виноватым. Он смягчился.
        - Хорошо.
        - Так кто та молодая блондинка, которую ты кусал за ухо в «Каприцио» две недели назад?
        - Откуда ты про нее знаешь?
        - Знаю. Слухи расходятся, как круги по воде.
        Он пожал плечами.
        - Ты два месяца как выставила меня из постели, а потом еще и выселила к родителям. Ты не говорила, что мне нельзя спать с другими женщинами.
        - Ты прав, Филип. Я сказала, что не буду больше с тобой спать, но мне нужно знать, что с тобой происходит. Мне будет легче со всем этим справиться, если я буду знать, что ты говоришь мне правду. - Надеясь успокоиться, я старалась говорить с ним здраво и рассудительно.
        Он вздохнул.
        - Она юридический клерк. Ее зовут Сара Тобин, Она не очень умна, но ей нравится обо мне заботиться Ты ведь не особенно любила проводить со мной время.
        - А Сюзанна знает про Сару?
        - Сюзанна меня бросила в декабре, ты же знаешь. Она просто хотела пофлиртовать. Когда все зашло слишком далеко…
        - По-моему, еще как далеко, Филип. Во всяком случае, ноги у нее почти до неба дотянулись.
        - Это длилось всего неделю.
        - А «Плаза атене»?
        - Все в ту неделю. Я чувствовал себя одиноким в браке.
        - Ну-ну, - саркастически протянула я.
        - Ну-ну? Ты думаешь, что понимаешь мои мотивы лучше меня?
        - Да, именно так.
        - Правда? - отозвался он с не меньшим сарказмом. - Ну, давай послушаем. Это будет интересно.
        - Хорошо, вот что я думаю - и это, кстати, вполне очевидно. Я думаю, что обладание этой женщиной в ее собственном доме давало тебе ощущение того, что ты обладаешь всеми ее шедеврами хотя бы на десять минут. Трахая ее, ты чувствовал себя богатым.
        Молчание.
        - Ты совершенно не права, - сказал он, наконец.
        - Филип. Если ты не можешь быть честным со мной, будь хотя бы честным с собой. Я повторяю: трахая ее, ты чувствовал себя богатым. Не таким богатым, как мы, а таким, каким тебе всегда хотелось быть. Богатым в стиле «убрать шасси».
        - Я даже не знаю, что на это ответить. - Ну и хорошо.
        - Это была ошибка, просто ошибка. Я не негодяй. Выходить за меня замуж вовсе не было безумием с твоей стороны.
        Я слышала, как в другой комнате шумят дети.
        - Я знаю.
        - Точно?
        - Точно.
        Наконец, он снова попробовал договориться со мной.
        - Так ты читала ту папку или нет? Мне надо знать. Теперь мне нужна правда от тебя.
        - Филип, этого я тебе не скажу.
        Он встал и зашагал взад-вперед, дыша, как бык на корриде.
        - Черт побери, Джейми! Ну, хорошо, ты меня ненавидишь за все, что я натворил. Я знаю, что со мной непросто. Но ради меня и ради детей ты должна меня прикрыть.
        - Копии документов «Риджфилд» находятся в сейфе в банке.
        - Ты что, шутишь? - Он хлопнул себя по бедру и неестественно засмеялся. - Скажи мне, что ты шутишь, Джейми! - Он снова зашагал по комнате.
        - Я не шучу.
        - Но зачем? Это просто безумие.
        - Я решила, что так будет благоразумнее.
        - Так ты читала их или нет?
        - Неважно. - Он что, считал, что я повела себя как идиотка и не посмотрела их?
        Он снова зашагал кругами по комнате.
        - Ну ладно, так чего ты хочешь?
        - Я хочу, чтобы ты нашел девушку, у которой единственной целью жизни будет забота о тебе. Такую, которую будет впечатлять твое происхождение, твоя жажда жизни, твой финансовый и профессиональный успех.
        Вид у него был озадаченный, но в глазах вспыхнула надежда.
        - И это все?
        - Нет.
        - Я так и думал. - Он снова сел.
        - Я хочу кое-что изменить. Переехать в нижнюю часть Матхэттена.
        - Ты с ума сошла? Да какой нормальный человек с деньгами станет жить в одном районе с ужасными фабриками, без швейцаров в домах…
        - Филип, я не хочу больше жить в замкнутом мирке Парк-авеню, со всеми этими провинциальными богатыми семьями! И не хочу, чтобы наши дети там росли.
        - Если ты собираешься критиковать то, как я…
        - Я не про тебя. Это все вообще касается не тебя, а меня, моего счастья и благополучия наших детей. Я хочу жить в другом окружении, менее склонном судить людей.
        - В Манхэттене ты не найдешь такого места, и в Бруклине тоже. Нет больших снобов, чем вся эта богема, которая считает себя такой крутой, что…
        - Я хочу попробовать. Дилан еще два года будет ездить в свою школу, а потом сможет перевестись в седьмой класс в нижней части Манхэттена. А Грейси мы все равно записали в церковную школу Сент-Энтони. Тогда это казалось безумием, но теперь оказалось очень кстати.
        - Замечательно! То есть ты еще с прошлой осени, когда мы рассылали заявки, готовилась переехать, а мне ничего не сказала?
        - Тогда Сент-Энтони была запасным вариантом на случай, если Грейси не попадет в Пемброук. Так или иначе, я хочу, чтобы ты продал нашу большую квартиру и купил две поменьше, для меня и для себя. И я хочу, чтобы ты временно оплачивал все мои необходимые расходы; когда я найду работу, мы сможем вычислить обоснованный процент, который я смогу вносить в наш бюджет. Я передам тебе примерные расчеты, когда мы вернемся.
        - Ты хоть представляешь, сколько это стоит - содержать две квартиры?
        - Я знаю, Филип. Если не ошибаюсь, бюджетом и счетами в нашей семье занималась именно я, ты не забыл? Поэтому я точно знаю, что именно ты можешь себе позволить. И я не хочу, чтобы в это вмешивались юристы. Мне бы хотелось, чтобы нашим разводом занимался посредник, а не зубастый корпоративный юрист.
        У меня даже мурашки побежали по телу от собственных слов, но когда я произнесла слово «развод», то почувствовала себя увереннее. А Филип даже не вздрогнул, услышав его. Не знаю, то ли дело было в его юридическом опыте, то ли он уже успел попрощаться с нашим прошлым…
        Я продолжила.
        - Это мое последнее и единственное предложение. Я хочу новую квартиру. Я хочу достаточное количество денег, чтобы платить по счетам за детей, - все равно этим я буду заниматься. И я хочу, чтобы ты оплачивал мои расходы, пока это будет необходимо. Я предлагаю тебе вариант дружественной совместной опеки, чтобы ты приходил и уходил, когда тебе вздумается. Я хочу, чтобы было как можно меньше напряжения. И я хочу, чтобы все это ты предоставил мне в обмен на…
        - В обмен на что?
        - На то, что я спрячу ключ от того сейфа.
        - Джейми. Мне надо знать, где…
        - Нет. Клянусь жизнью моих замечательных детей, что достану этот ключ, только если ты откажешься от моего предложения.
        - Ну, пожа-алуйста, Джейми. Скажи мне, что именно ты знаешь?
        - Я знаю, что ты мне дорог. Что я хочу, чтобы ты нашел кого-нибудь, кто тебе лучше подходит, кто сделает тебя счастливым. Я хочу, чтобы ты часто видел своих детей и чтобы у тебя были хорошие отношения с их матерью, А если ты вздумаешь мухлевать со мной по финансовым вопросам, помни, что у меня под рукой есть крайне опасная информация…
        - Но ты же не станешь губить меня, ты же…
        - Ты не знаешь, на что я способна. Зато ты знаешь, что эта информация у меня есть. И ты знаешь, что деньги для меня значат куда меньше, чем для тебя, несравнимо меньше. Так что если меня достаточно сильно рассердить…
        - Ладно, ладно. Дай мне несколько дней на размышление. Дай мне все обдумать.
        - Думай на здоровье, Филип. Но помни: никаких юристов.
        - Могу я пообщаться с детьми?
        - Конечно. Мне остаться или уйти?
        - Лучше останься. На случай, если мне понадобится помощь.
        - Я понимаю.
        - У меня обратный рейс в половине второго.
        Десять лет мы шли к этому разговору, и, наконец, он завершился. Но я не успела все обдумать, потому что пора было повидаться с Питером и успокоить его.
        - Папа! - крикнула Грейси из гостиной. - А я умею на лыжах кататься! Ты на меня посмотришь?
        Дилана это тоже интересовало.
        - Ты покатаешься с нами, папа? Покатаешься?
        - Дети, ничего не выйдет. Я не собирался кататься, когда ехал сюда.
        Питер скрылся в своей маленькой спальне над гаражом. О чем он сейчас думает? Прошлой ночью я пообещала ему, что с Филипом теперь и правда все кончено, и через четыре часа Филип берет и приезжает к нам, как будто мы счастливая образцовая семья.
        Дилан стремительно погружался в депрессию из-за того, что отец не хочет с ним кататься, и Филип чувствовал себя ужасно. Он посмотрел на меня так, как смотрел всегда, пока мы были женаты; его взгляд говорил: «Джейми, спаси меня. Сделай что-нибудь». Да уж, совместное воспитание детей во время развода будет настоящим кошмаром, это уже ясно. И тут лицо Филипа прояснилось.
        - Питер! Питер! - крикнул он, повернувшись к лестнице. - Подойди сюда, пожалуйста!
        О господи! А что Питер подумает теперь? Он спустился по лестнице в своих чудесных штанах цвета хаки.
        - Сделай мне одолжение, будь так добр.
        - Милый, не стоит сейчас просить о чем-то Питера. Он занят другими делами. Очень, очень занят. Иветта или я можем сделать все, что тебе нужно.
        - Слушай, он же в доме, так? - рявкнул Филип, преисполненный уверенности в том, что управляет всеми и вся. Его это прямо-таки возбуждало. «Пусть парень поработает, ему это полезно!» Как я могла объяснить ему, что Питер просто приехал в гости?
        - Питер, сделай одолжение, позвони в какую-нибудь из контор, где дают напрокат лыжное оборудование: лыжи, ботинки, палки, одежду, перчатки. Все, что полагается. Я хочу посмотреть, как дети катаются. И ты не против съездить со мной? Дадим миссис Уитфилд немного отдохнуть, и от меня заодно будет польза, пока я тут. Мы поднимемся все вместе, а когда мне пора будет уезжать, Дилан останется с тобой.
        - Милый, - сказала я и тут же об этом пожалела. Питер бросил на меня резкий взгляд; мол, ты все еще зовешь этого типа «милый»? - Филип, перестань вести себя как главнокомандующий. Пожалуйста. Питер не собирается с нами кататься.
        - Ма-а-ам! - воскликнул Дилан. - Ну, мам, Питер же только что к нам прилетел, ему обязательно нужно с нами еще хоть денек покататься!
        - Я согласен с Диланом. Ты прав, сынок. Если Дилан хочет, чтобы Питер пошел с нами, пусть идет с нами! - Филип потрепал Дилана по макушке и со всей силы хлопнул Питера по спине, как будто они старые приятели.
        - Отличная идея! - согласился Питер и ущипнул меня, спускаясь вниз.
        Не успела я и глазом моргнуть, как оказалась на четверном подъемнике вместе с Питером, мужем и сыном. В голове у меня неотвязно крутилась мысль: «Сейчас у меня будет сердечный приступ!» Филип, сидя на противоположной от меня стороне, демонстрировал всем, своим видом решительность и бодрость. Именно так, по его мнению, и должен вести себя настоящий американец - взять себя в руки и идти вперед. Сидевший, рядом с ним Дилан был на седьмом небе от счастья. А Питер явно радовался тому, что теперь я буду стольким ему обязана. Пока Дилан и Филип планировали спуски на карте под скрип подъемника, я прошептала Питеру на ухо:
        - Нет, ты меня точно ненавидишь. Я знаю, ты из-за Дилана согласился покататься, а не из-за меня. И я точно знаю, что ты сейчас думаешь - что раз я тебе обязана, ты меня вволю помучаешь. А я, между прочим, только что ему сказала, что мы разводимся. - Он продолжил смотреть вперед, но при этом украдкой потерся об меня плечом.
        На вершине горы Питер опустился на колени, чтобы поговорить с Диланом.
        - Давай, покажи папе, чему ты научился. Я обещал, что посмотрю, как ты делаешь этот спуск, доктор, но я останусь ненадолго - мне нужно уехать, чтобы повидаться с друзьями.
        И Дилан пустился демонстрировать свои новые повороты. В результате Филип, Питер и я остались стоять на вершине спуска, глядя на то, как фигурка Дилана, удаляясь от нас, становится все меньше и меньше.
        Филип спросил:
        - Милая, ты с нами покатаешься или ты хочешь, чтобы Питер остался? - Я не могла поверить, что он все еще считает Питера прислугой.
        - Питер же только что сказал, что он уезжает, - объяснила я. - Почему бы тебе не провести время с Диланом? А я пойду покатаюсь одна.
        - Ты нужна, - ответил Филип. - Кто останется с Диланом, когда мне нужно будет уходить? И потом, я так устал, что мне за Диланом не угнаться.
        - Ну, так позвони мне. Я возвращаюсь домой.
        - Он прав. - Питер по какой-то совершенно непонятной мне причине соглашался с Филипом. Наверное, чтобы свести меня с ума. Или он обиделся, что мы с Филипом ведем себя как нормальная семья? - Поезжай с сыном и мужем. Дилан сегодня как заводной, он захочет кататься, пока подъемники не закроются. Я, может, зайду в понедельник, перед вашим отъездом. - Он посмотрел на меня непонятным взглядом поверх очков и уехал.
        - Знаешь, Джейми, - произнес Филип, - это может показаться странным, но мне нравится этот парень. Сколько мы ему платим сейчас?
        Глава 38
        Решение
        В два часа ночи в нашу последнюю ночь в Аспене Питер обвел кончиком пальца контур моих губ. Он позвонил где-то в одиннадцать вечера в воскресенье, сказал, что поужинал с друзьями и хочет прийти, раз Филип уже уехал. Я попыталась извиниться за неожиданный приезд Филипа, но он просто сказал:
        - Давай это оставим.
        Мы лежали неподвижно. Его пальцы скользили по моей груди точно так, как я когда-то фантазировала об этом, с той лишь разницей, что теперь эта ласка была знакомой, а не вела в неизведанное.
        Он заговорил первым.
        - Мне тут подумалось, что, когда я сказал: «Пора», я ошибался.
        - Ты даже не «пора» сказал, а «давно пора».
        - Ты еще не готова, Джейми.
        - Разве ты можешь судить о том, готова я или нет? - Ну вот, я так боялась того, что приезд Филипа нам помещает! Это из-за Филипа Питер решил, что я не готова. Однако в глубине души я понимала, что он прав, и это заставляло меня нервничать. Я попыталась оттолкнуть эту мысль. Я полюбила этого потрясающего мужчину, и проще всего было стать дерзкой и романтичной. У него были такие сладкие губы, и шея так замечательно пахла. Мне ничего так не хотелось, как раствориться в безудержных ласках, чтобы путаться в простынях и падать с кровати. Даже маленькая доза реальности была мне не по силам в эту минуту.
        - Не надо. Нам так хорошо было вдвоем. Мне, правда, очень жаль, что Филип приехал. Это так не вовремя. Но у него проблемы с делами, со мной это никак не связано.
        - Меня беспокоит не то, что он приехал. Просто между вами еще не все кончено. Вы с ним пока еще одна команда, у вас слишком привычные взаимоотношения. Я очень четко почувствовал это сегодня.
        - Мы просто старались для Дилана. Ты это знаешь. И что еще я могу сделать? Я сказала ему, что хочу развода, - разве этого мало?
        - Тебе нужна передышка.
        - Кто сказал, что я хочу передышки? Я много лет терпела этот брак без любви, пытаясь оправдать его для себя. С этим покончено, и я прекрасно себя чувствую. Я не хочу ждать. Я и так слишком долго ждала.
        - Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
        - Ты опять слишком самонадеян. С какой стати ты решаешь все за меня?
        - Потому что меня волнуешь ты и наши взаимоотношения. Это же очевидно: если у тебя не будет передышки, у нас все пойдет кувырком.
        Мне нравилось, что он говорит о нас как о едином целом, но мне совсем не хотелось ждать, а он обрекал меня на ожидание. С другой стороны, в глубине души я понимала, что он прав. Я просто не была готова это принять.
        - И вот еще что: я обо всем договорился. Спонсоры, меня не подвели.
        - Я знаю. Твои друзья рассказали мне на вечеринке.
        - Правда? - Он был изумлен. - А что же ты не сказала мне, что все знаешь?
        - Спонсорская поддержка - слишком хорошая причина для твоего ухода. А я хотела, чтобы ты остался со мной и с детьми.
        - Я тоже все никак не мог об этом заговорить, - отозвался он спокойно. - По той же самой причине. Мне пришлось бы обманывать тебя. - Он поцеловал меня. - Я тогда словно застрял на одном месте, и это было тяжело. - Он поцеловал меня еще раз, а потом вдруг резко остановился. - Так что с программой все может закончиться очень успешно.
        - Здорово.
        - Поэтому в течение нескольких ближайших месяцев я буду очень занят ее усовершенствованием и продвижением на рынок.
        - Понятно.
        Это что, способ сказать мне, что он не уверен? Неужели весь смысл разговора о передышках - подвести меня к мысли о том, что у нас ничего не получится? Не может быть. Я перегнулась через постель и натянула белую майку. Для такого разговора я хотела быть одетой, хотя бы наполовину. Утром мы вернемся в Нью-Йорк, и я знала, что после этого в нашей украденной аспенской близости многое изменится. На какой-то момент у меня в голове произошел сбой, как в телевизоре, когда при нарушении трансляции на экране появляется «снег». Потом мысли мои несколько прояснились, и я смогла понять, что Питер в игры не играет. Если бы он не хотел быть со мной, он бы мне так все и сказал. Ну, хорошо, так было ли мне нужно время? Была ли я готова впустить Питера в свою нью-йоркскую жизнь, начиная с завтрашнего дня, когда самолет совершит посадку в аэропорту имени Кеннеди? Просто сказать Иветте и Каролине, что он теперь будет спать со мной, но пижаму ему гладить не надо?
        - Ну, ладно, - сказала я резонно, - тебе надо сосредоточиться на работе.
        - Дело не только в этом. Здесь так хорошо. Я погощу несколько дней у старых друзей. Пока не придут деньги, а это случится лишь через несколько месяцев, я все равно буду жить в основном в Калифорнии. Потом я приеду домой.
        У меня резко упало настроение. Ну вот, начинается.
        - Почему? Ты ведь можешь полететь домой вместе с нами. У тебя же есть билет на наш рейс.
        - Перед тобой и Филипом долгий путь. Вам надо продумать детали развода, поддержать детей, найти новые квартиры. К тому же тебе нужно снова начать работать, что не менее важно. Для всего этого требуется свобода.
        - Ты еще сомневаешься насчет нас с Филипом?
        - Если не считать того, что ты все еще зовешь его милым, - нет. Но дело не в нем, а в тебе. Пока ты не пришла в себя, пока у тебя переходный период, ты отодвигаешься от меня. Ты хоть представляешь, насколько холодна ты была в Нью-Йорке?
        - Не холодна я была! Мне было больно.
        - То есть ты хочешь сказать, что готова начать все всерьез? Прямо сейчас?
        - Я… ну, наверное.
        - Вот видишь? Ты сейчас все и сказала. Ты не можешь сказать это уверенно, потому что ты не уверена. Я знаю, что я тебе дорог. Что у нас близкие отношения. И у меня есть дело, которое нужно закончить. Прямо сейчас. Отдаться ему целиком. И хотя тебе не нравится это слышать, ты на самом деле все еще не знаешь, чего ты хочешь.
        - Да перестань ты об этом думать! Подумай о последних днях. Нам было хорошо вдвоем. Очень, очень хорошо.
        - Я пытаюсь поступить правильно. - У него был слишком серьезный вид. - Ты не готова убежать со мной от всего мира. А я не хочу, чтобы все это кончилось катастрофой.
        Разговор наш ходил по кругу. Я устала. Правильные поступки, независимость - слишком много он придавал этому значения. Я терзалась много месяцев подряд, и теперь хотела только одного: заполучить этого мужчину и не отпускать его. Наконец, я откинулась на спину и уставилась в потолок, гадая, каково это будет - несколько месяцев без Питера. Кажется, этот спор я проигрывала.
        - И часто ты бываешь таким рассудительным?
        - Только если это важно для меня, - сказал он.
        - Но Дилан…
        - Я не буду терять Дилана из виду. Ты разбирайся с мужем и решай, чего ты хочешь. Здесь нам было здорово. И, может быть, через несколько месяцев, когда ты со всем определишься, все снова будет здорово. Но пока я уеду.

        Дети ждали, пока Питер приготовит их любимый завтрак - свои знаменитые черничные блины; вели они себя необычно хорошо: тихо и спокойно. Атмосфера в комнате была странная. Все игры на столе были аккуратно сложены и убраны: детский «Эрудит», реверси, лото. Фломастеры и бумага для рисования были сложены в отдельные пластиковые пакеты, которые лежали рядом с рюкзаками. Я проверила сумку с вещами для Майкла - все было на месте: подгузники, салфетки, несколько толстых книжек с картинками, чашка с крышкой и сменная одежда. На веранде за дверью лежали три огромных, набитых до отказа саквояжа от Л. Л. Бин. И пошла по коридору обратно к кухне; Питер встретил меня на полпути и протянул стакан апельсинового сока.
        - Твои лыжи на крыше машины, - сказал он. Лицо непроницаемое, ни капли эмоций.
        Дети чуть с ума не сошли от восторга, когда Питер, подбрасывая блины над сковородкой, пропустил парочку, и они плюхнулись на пол. Я знала, что он сделал это нарочно. Я обошла его и положила себе хлопьев. Он не улыбнулся мне, не прикоснулся ко мне, не тронул пальцем мою ладонь, протягивая кофе. Он просто продолжал развлекать детей, будто между нами ничего не было.
        Мы расселись вокруг стола - я, Дети, Питер и Иветта. Посреди завтрака Питер вдруг громко хлопнул в ладоши.
        - Так, ребята, у меня объявление.
        Дети удивленно посмотрели на него. Иветта, вопреки своим правилам, тоже привязавшаяся к нему, внимательно прислушалась.
        - У меня накопилась кое-какая работа. Помните программу, которую я вам показывал? - Дети кивнули. - Ну, так вот, те люди, которые заплатили мне за это, хотят, чтобы я еще немного поработал, чтобы помочь детям в школе. - У Дилана в глазах появились слезы. Он все понял раньше, чем младшие.
        Питер заметил это, но не стал останавливаться. Это было на него не похоже.
        - Так что теперь мне придется много времени проводить в Калифорнии.
        Грейси начала понимать.
        - Долго? Целый день?
        - Ну, немного подольше, но я обещаю тебе, что обязательно позвоню, как только все выясню.
        Иветта шумно вздохнула и поднесла руку ко рту. У Дилана из глаз потекли слезы.
        - Почему Дилан плачет? - спросила Грейси.
        У Питера в глазах тоже появились слезы. Все, с меня хватит. Я встала и пошла на кухню. Наклонившись над раковиной и упершись в нее руками, я закрыла глаза. Меня охватила невыразимая усталость.
        Возвращаясь в коридор, я вспомнила эпизод, случившийся прошлой ночью у меня в спальне. Я лежала на полу перед камином, выгнув спину и прикрыв глаза подушкой, немного стесняясь того, насколько сильное удовольствие я получаю. Приоткрыв на мгновение глаза, я посмотрела, как прямо надо мной поднимается и опускается его грудь, и запомнила, как плавно движется его тело. Если бы я продолжала прокручивать это воспоминание, то врезалась бы в стену.
        Печальная сцена за завтраком не изменилась: Майкл ничего не понимал, Иветта смахивала со стола крошки, Грейси расчесывала пухлыми пальчиками волосы Барби, пытаясь их распутать. Я заметила, что у нее дергается верхняя губа, как всегда перед тем, когда она собирается заплакать. Вдруг Питер взял Дилана на руки, чего раньше никогда не делал, - все-таки Дилан был уже не маленький, сел на диван, посадил его к себе на колени и крепко обнял. Дилан свернулся калачиком и зарыдал. Питер стал его укачивать.
        - Ну, ну, дружок. Это же не навсегда, просто на некоторое время. Помнишь, как мы строили контрольную башню аэропорта? На это четыре дня ушло, я и не думал, что у тебя хватит терпения. Черт, у меня у самого не хватило. Но ты мне сказал, что терпение - это главное. Помнишь? Главное - терпение. А эта башня была…
        Дилан заплакал еще сильнее. Ему наплевать было на башни из «Лего». У него сердце разрывалось.
        - Ты не можешь вот так нас бросить! Это неправильно. Это нечестно!
        - Дилан, послушай, я вас не бросаю.
        - Бросаешь! - И, сквозь всхлипывание и тяжелое дыхание: - Сначала папа, потом ты… Все одно и то же!
        - Дилан, хватит! - Питер тронул Дилана за щеку и повернул к себе, придерживая его за голову, как младенца. - Хватит. Папа тут ни при чем. Папа тебя не бросает. Он тебя очень сильно любит. И я тебя тоже очень люблю.
        - Ты же теперь в другом штате будешь жить!
        Теперь Грейси подползла к Питеру и прижалась к нему.
        - А ты вернешься повидаться с нами?
        - Когда-нибудь вернусь, но не сейчас, красавица.
        Она всхлипнула и озадаченно уставилась перед собой, посасывая палец и пытаясь понять, почему Дилан так плачет; ей было не поверить, что Питер может просто взять и исчезнуть из привычной ей жизни.

        Через час Питер убрал в машину последнюю сумку. Я оставила ключи на столике в прихожей, закрыла за собой дверь и пошла к машине. Питер сел за руль, я устроилась на переднем сиденье. Дети сидели сзади тихо и спокойно, а я нервничала. Я начала строить планы. Мы спускались по извилистой дороге с гор к маленькому местному аэропорту, В ушах, у меня щелкнуло - давление выровнялось.
        Меня злило то, что он был прав, но я не могла просто взять и вклеить его в свою жизнь прямо сейчас. Может быть, и нет ничего страшного в том, чтобы побыть одной. И насчет работы он тоже был прав. Наш совместный с Эриком документальный проект излечит меня и наполнит энергией. Мне нужна работа, которой я могла бы отдаться целиком, и как только я вспомнила, что скоро займусь проектом, я сразу перестала нервничать.
        Когда мы подошли к воротам, он попрощался с детьми, и они уныло пошли вперед. Иветта на прощание обняла Питера, чуть не задушив его своей огромной грудью. Потом она повела детей на самолет.
        Питер отвел меня к стене, подальше от пассажиров и суеты.
        - Ты невероятно красивая, и такая сильная и упорная. Ты самая сексуальная и чувственная женщина из всех, кого я знал. И ты преодолеешь все препятствия, которые встретились тебе на пути в этом году, да ты и так их почти уже преодолела. Вообще, ты сильно изменилась с тех пор, как мы познакомились: ты стала лучше понимать себя.
        Он подошел вместе со мной к стеклянным дверям. Я выглянула и увидела, как последние пассажиры садятся в самолет. Он поцеловал меня. Мне хотелось прильнуть к нему и не отрываться. Он уже и так прекрасно справлялся с нашими взаимоотношениями.
        Пассажиров попросили пройти на посадку.
        Он отодвинулся.
        - Ты знаешь, что все в порядке.
        - Знаю?
        - Да, знаешь.
        Я прижалась к нему.
        - Мне нужно быть с тобой. А тебе - со мной.
        - Да. И я буду с тобой. - Он коснулся моего лица. - Только не теперь. Я знаю, странно говорить это сейчас, надо было сказать это прошлой ночью, но я, правда, люблю тебя. Люблю. А теперь иди.
        Мне нужна была еще минута, чтобы собраться с духом.
        - Я просто хочу знать, когда мы снова будем вместе.
        Он посмотрел на дату на своих часах и задумался.
        - Восемнадцатого августа. Девять утра. Замок Бельведер.
        - Откуда ты это взял?
        - Шесть месяцев начиная с нынешнего момента. По-моему, так будет правильно.
        Наконец я собралась с духом.
        - Посмотри на меня. Я тоже тебя люблю. Мне надо было сказать тебе это в парке.
        Между нами медленно закрывались двери, я крикнула:
        - Ты придешь?
        - Конечно, приду!
        И так оно и было.

        Благодарность

        Я хочу поблагодарить своего исключительно терпеливого мужа, Рика Кимболла, который любезно позволил мне написать книгу о невыносимом муже, зная, что кое-кто непременно начнет гадать, не похож ли муж моей героини на моего собственного. Официально заявляю: ни капельки не похож. Моя любовь, страсть и преданность по отношению к Рику не имеют границ, и он это знает.
        Я очень обязана своему редактору в «Дайал пресс» - неподражаемой Сьюзен Камил. Просматривая ее правку, я не могла не вспомнить тонкую и точную работу пластических хирургов. Я очень благодарна Ните Тоблиб и Ирвину Эпплбауму из
«Бантам делл» за их веру в мой проект. Барб Берг и Тереза Зоро обеспечили его рекламу, а Ноа Икер много раз выручал меня в критические моменты.
        Ким Уизерспун из «Инквелл менеджмент» с самого начала была моим самым надежным советчиком. Я также обязана Дэвиду Форреру из компании «Инквелл» за его точные замечания и Алексис Херли за ее деловую хватку в правовой области. Мой отчим Майкл Карлайл, также партнер в компании «Инквелл», познакомил меня с Ким и давал мне мудрые советы.
        Я очень благодарна людям, которые потратили много времени, читая книгу до публикации и помогая мне с информацией, особенно Питеру Мэннингу с его замечательным взглядом на жизнь. Кайл Гибсон руководил мною, Даррен Уокер и Хизер Винсент отвечали на мои вопросы, а Джош Штайнер и Нил Шапиро выручили меня с последним вопросом. А если бы не ЭшлиМакдермотт, я бы так никогда и не узнала, что это такое.
        Спасибо Линн Гринберг, Джуджу Чан, Эрику Авраму, Эми Розенберг, Эли Уэнтворт, Андреа Вонг, Электре Тоуб, Эндрю Уайли, Джеффри Лидсу, Сюзанне Эрон и Гэри Гинсбергу, Джею и Элис Питерсон, Питеру Мериашу, нехорошему человеку Джозлю Шумахеру, Барбаре Уолтере, Сьюзен Меркандетти, Харви Уайнштейну и Джонатану Бернхаму за то, что они вдохновляли меня на раннем этапе моего проекта. Я многим обязана Даниэль Маттун, Чарльзу Фэйгану, Тому Уотсону, Марте Померавц, Алексу и Элизе Болен, Джен Гасперини, Джоди Фридмэн, Бренде Бреслауэр, Уилки Маккою Куку, Бетси Уэст, Барбаре Кантровиц, Кэрол Радзивилл, Холли Пармили, Синтии Макфадден, Фариду и Поле Закариа, Кейту Мичему, Кэти О'Херн, Сюзанне Гудсон, Джеффу Гринфилду, Полу Харли, Джесс Кэгл, Дэвиду и Саре Холбрук, Робу и Ванессе Энсерро, Энн «убрать шасси» Коули, Анастасии, Вурнае и Биллу Аригу, творческой мастерской Джо Колдуэлла на Девяносто второй улице, Аланне Уэстон, Даниэлю Ромуальдесу и Стивену Шенстрому.
        Выражаю искреннюю признательность всем, кто помогал рождению разных форм и воплощений всей этой идеи, в том числе Тине Браун, Эстер Ньюберг, Лиз Смит, Памеле Гросс, Плам Сайке, Лизе и Ричарду Плеплер, Джо Армстронгу, Сильвии Гвадалупе, Андре Бишопу, Лизе Фрелингхайзен, Маффи Поттер Астон, Джин Гринберг, Мари Бреннен, Марку Бурштейну, доктору Уилберту Сайксу, Брук Гарбер Найдич, Пегги Нунаы, Майку Николсу, Диане Сойер, Лесли Сингер, Кристине и Элле Стаддифорд, Бобби Херлингу, Джилл Гордон, Джону Маргаритису, Кэролин Штраусе, Саре Кондон, Кэти Девени, Сюзанне Мидоус, Тренту Гигэк-су, Дэвиду Патрику Коламбиа, Патрику Макмаллену, Трампасу Мэтни с сайта mimeo.com, Джейн Розенталь, Дженнифер Магуайр, Перри Пелтц, Элис Тиш, Слоуну Линдеманну Барнетту, Беверли Грейсон, Дигне Кинг, Селесте Феррейра и, конечно, Дэвиду Энтелесу.
        В число тех, кто помог мне профессионально, но связан со мной также и узами дружбы, входят мои начальники в «Нью-суик»: Марк Уайтейкер, Джон Мичем и Алексис Гилбер, которые не уволили меня, пока шла редактура. Боб Ливайн, Конрад Риппи и Ким Шефлер с успехом разобрались с юридическими вопросами.
        Я благодарна Майклу Линтону, Дагу Уику, Люси Фишер и Барру Стирсу за перевод этого материала на кинопленку.
        И, наконец, я ни за что не смогла бы даже подумать о том, чтобы написать книгу, без поддержки и поддразнивания моей любящей семьи: моих родителей, Салли Питерсон и Пита Питерсона, моей мачехи Джоан Ганц Куни и моего отчима Майкла Крлайла, моих свекра и свекрови Дика и Энн Кимболл, Джонни, Джима и Пэтти, Дэвида и Венди, Майкла и дорогой Меридит, которая всегда будет с нами.
        Моя самая последняя и самая главная благодарность - Хлое, Джеку и Элизе, источнику моего счастья и гордости. Самое великое счастье моей жизни - просыпаться и знать, что я их мама.
        notes
        Примечания

1
        Кейто Кейлин и Роберт Кардашиан - друзья спортсмена О. Дж. Симпсона, который был обвинен в убийстве своей бывшей жены и оправдан в ходе судебного процесса, получившего большой резонанс. - Здесь и далее примеч. пер.

2
        Донна Райс - манекенщица, в любовной связи с которой был замечен конгрессмен Гэри Харт, что положило конец его участию в президентских выборах. Прославившись таким образом, она впоследствии снялась в рекламе джинсов марки «Никаких оправданий».

3
        Да (фр.)

4
        С (фр.)

5
        Кто (фр.)

6
        Дорогая (фр.)

7
        Мохаммед Али (урождённый Кассиус Клей) - выдающийся американский боксер, чемпион Олимпийских игр 1960 года в полутяжелом весе, неоднократный чемпион мира среди профессионалов (1964-1974) в тяжелом весе. Один из основоположников современного бокса.

8
        Ингрид имеет в виду няню, которая не является при этом незаконной иммигранткой в США.

9
        Имеется в виду знаменитая фотография, сделанная во время похорон президента Кеннеди, когда его маленький сын Джон-Джон (одетый в пальто и шорты) салютует гробу отца.

10
        Кто это? (исп.)