Крест и полумесяц Кэтрин Полански

        # Злата - семнадцатилетняя дочь русского дворянина-промышленника - отправляется с отцом в Сирию, где после нападения неизвестных бесследно исчезает. Безутешный отец, уверенный, что дочь погибла, возвращается на родину. Злата приходит в себя в гареме и узнает, что ее похитили приближенные главаря мрачной секты, который, согласно пророчеству, хочет зачать с девушкой демона - Темного Властелина. Ритуал назначен на день солнечного затмения. Но Злату решает спасти влюбленный в нее мусульманин Амир…
        Кэтрин Полански
        Крест и полумесяц
        Услышь пророчество о том, Восставшем.
        Родится вновь он волею судьбы.
        Но жернова судьбы должны вращаться.
        И людям суждено их двигать.
        За полную луну до смерти солнца найдется дева, ее к вам
        случай приведет, искать ее нельзя.
        Запомните же семь ее примет.
        Зеленые глаза, и волосы светлей песка, чужая речь,
        речь Севера; отмечена крестом девица, в прозвании ее -
        Мудрец, а Золото - ей имя; смерть матери ей жизнь дала.
        Ждите. Время - лишь песок.

    Древний манускрипт «Восставший»


        Глава 1
        Середина июня 1887 года
        Шесть недель до полного солнечного затмения
        Злата отложила вышивку и печально посмотрела в окно: третий день по-осеннему моросил мерзкий дождик, ничего не поделаешь - приходилось сидеть дома… Девушка вздохнула и оглядела незаконченную работу: пастушок с пастушкой, милые овечки… Какая тоска!..
        А вот Анне, ее сводной сестре, хорошенькой, но недалекой, подобное времяпрепровождение явно по вкусу. В детстве Злата пыталась вовлечь Аннушку в свои игры, придумывала отчаянные приключения, встречи с разбойниками и пиратами, дуэли и интриги. Но, к сожалению, воображение у младшей сестры абсолютно отсутствовало, и в конце концов Злата смирилась. Аня же по-прежнему оставалась тихой и безучастной.

«Что-то папенька последнее время слишком много над бумагами сидит… Надо бы его проведать», - подумала Злата, отложила вышивку и отправилась в кабинет отца.
        Дом Алимовых славился роскошью: хозяин утверждал, что при разумном распределении финансов можно не скупиться на комфорт. Известной семье многие завидовали, Злата слышала однажды, как перешептывались недоброжелатели, что, мол, Петр Алимов нажил состояние нечестным путем. Но она-то знала, что это не так, - ведь отец довольно часто беседовал со старшей дочерью о делах, о торговле, которую вел. «Достойно ли дворянина торговать?» - не смолкали пересуды. От подобных разговоров Петр Евгеньевич только добродушно отмахивался. Возможно, общественное мнение и предало бы его анафеме, но в свете Алимова многие искренне любили, несмотря на едкий юмор.
        Злата прошла по длинному коридору, увешанному портретами предков в массивных золоченых рамах, и потянула на себя тяжелую дверь отцовского кабинета.



…Папенька, в элегантном бархатном шлафроке с кистями, сидел за большим дубовым письменным столом на «львиных лапах» и разбирал деловые бумаги. Петру Евгеньевичу недавно исполнилось пятьдесят, он уже начал лысеть, но это его вовсе не портило, он был даже красив: в свете дамы по-прежнему заглядывались на Алимова, а о его былых холостяцких подвигах ходили легенды, хоть и минуло с той поры более двадцати лет. Злата папеньку нежно любила, и он в ней души не чаял.
        Оторвав взгляд от бумаг, Петр Евгеньевич тепло улыбнулся дочери:
        - Заскучала, птичка?
        - Заскучала, - призналась она, устраиваясь в кресле.
        Злата была как две капли воды похожа на свою мать, которую Алимов очень любил и часто вспоминал, вызывая тем самым плохо скрытое недовольство нынешней госпожи Алимовой. Мать Златы умерла родами, и Петр Евгеньевич, погоревав год, вновь женился - на княжне Воропановой. Выросшая дочь никогда его не осуждала, хотя мачеха ее и недолюбливала.
        В доме Злату любили гораздо больше, чем безответную Анечку, считали за молодую хозяйку, и это очень злило госпожу Алимову.
        Отец потер подбородок и положил перо:
        - Ко мне с визитом вчера заезжал Юрий Новаков-ский, помнишь его?
        Злата наморщила лоб. Новаковский… Ах да! На последнем балу у Мавриных этот молодой человек приятной наружности оказывал ей всяческие знаки внимания. У него чудесные волосы… цвета осеннего поля! Но, к сожалению, он Злате совсем не нравился.
        - Да, припоминаю, - ответила она после раздумий.
        - … Он просил твоей руки.
        - Надеюсь, ты ему отказал? - заволновалась Злата.
        - Дочь, можно подумать, что тебя в жены просил старый уродливый отставной генерал! - покачал головой Петр Евгеньевич.
        До Новаковского руки Златы просили дважды. Первого кандидата папенька сам завернул и лишь потом рассказал дочери, что некий купец из середнячков хотел на ней жениться. Во второй раз жениха отвергла Злата, хотя отец и хмурил брови. Конечно, младший сын дворян Лупандиных слыл эрудитом, но очень уж Злате неприятной казалась его прыщеватая физиономия.
        - Это не Лупандин, - будто услышав мысли дочери, улыбаясь, сказал Петр Евгеньевич, - и уж тем более не какой-нибудь купчина. Новаковские - род хороший, да и парень - загляденье.
        - Папенька, но ведь вы обещали, что я пойду замуж по любви, - вздохнула Злата. Было дело, выбила она из отца такое обещание, и он теперь ничего не мог поделать: слово свое Алимов держал крепко, за что его и уважали.
        - Так чем тебе Юрий не нравится? - поинтересовался отец.
        - Не нравится, - печально улыбнулась Злата. - Папа, он как вареный карась, честное слово! Смотрит рыбьими глазами, не моргнет, ни слова не скажет… Не могу я так!
        - Доченька, но ты же его совсем не знаешь! - попенял Петр Евгеньевич.
        - Ну и что? - фыркнула Злата.
        Действительно, ну и что? По всем правилам, писаным и неписаным, Злате следовало соглашаться без промедления. Папенька дает за ней богатое приданое, и Новаковский не так чтоб уж очень плох, а некоторые даже скажут, что исключительно хорош. Вот пусть эти самые «некоторые» за него замуж и выходят! Злата полагала, что торопиться некуда: семнадцать лет всего, еще успеется!
        - Может, приглядишься все-таки, а?
        - Пригляжусь, - кивнула Злата, чтобы завершить неприятный разговор.
        Отец снова взялся за перо, а дочь притихла в кресле, открыв книжку со стихами Давыдова. Они с папенькой часто так сидели: он работал, а она читала или мечтала потихоньку. Мечты были сумбурные: Злата и сама не знала, чего ей хочется от жизни. Ну встретить самого прекрасного мужчину на свете и выйти за него замуж - это само собой разумеется. Но потом? Все сказки заканчиваются на том, что принцесса выходит замуж. А дальше?.. Дети, пеленки и скучная жизнь? Злате и думать об этом не хотелось, она жаждала романтики… Но единственной доступной романтикой были разбойники с большой дороги, которых в последнее время осталось не так уж и много. Тем более не факт, что повезет, и разбойник окажется благороден и смел, как Дубровский, и возжаждет на Злате жениться. Девушка обожала чтение и часами просиживала в отцовской библиотеке, она вполне ясно представляла себе, что с молодой особой в разбойничьем стане может случиться много нехорошего. Дубровских на всех не хватит.
        - Дочь, я вот что хотел тебе сказать… - неожиданно пробасил Петр Алимов, отрывая Злату от чтения, - скоро я уезжаю.
        - Куда, папенька? - Злата не удивилась.
        Отец иногда уезжал по делам в Петербург, а бывало, что и в Европу. Может быть, удастся уговорить его взять ее с собой в столицу? Перспектива остаться с мачехой и сестрицей Злату не радовала. Нет, Аннушку она любила, но Любовь Андреевна обязательно приложит все усилия, чтобы падчерица чувствовала себя лишней.
        - Далеко, - вздохнул Алимов. - В Сирию.
        - В Сирию?! - ошеломленно воскликнула Злата. - Но… но зачем?
        - Мне посоветовали одну сирийскую компанию, торгующую великолепными тканями, специями и благовониями. Если мы сможем наладить торговлю с Дамаском, это пойдет нам на пользу. - Отец явно был увлечен этой идеей. - Отправлюсь на следующей неделе, сейчас же мне надо завершить дела - путешествие будет долгим.
        - Но, папа! Там же можно погибнуть! Пустыня, змеи, дикие животные и бедуины всякие, я читала - грубый и опасный народ!
        - Полагаю, что с этими угрозами я не столкнусь, доченька. Дамаск - столица Сирии - не бивуак в пустыне. А опасностей и в России хватает, а чему быть, того не миновать, - вспомнил Петр Евгеньевич одну из своих любимых поговорок.

«А как же я?» - хотела спросить Злата, но промолчала. Отцу и так забот хватает… Но, если папенька уедет на несколько месяцев, Любовь Андреевна падчерицу со свету сживет, и некому будет заступиться.
        - А… а вы берете с собой кого-нибудь из слуг? - начала издалека Злата, хотя отцу и так было понятно, что она не в восторге от его скорого отъезда.
        - Да, камердинера возьму, Тимофея… - Петр Евгеньевич задумался, - …и еще кого-нибудь, вдруг разбойники со скорпионами нападут, отбиваться придется, - отец пытался свести разговор к шутке. - Ну не хмурься, Злата. Все будет хорошо.
        Девушка и радовалась за отца - все-таки такая перспектива для развития дела открывается, и вместе с тем печалилась.
        - Ну что ты, Златочка? Я пошутил, нет там никаких разбойников, - старался утешить дочь Алимов.
        - Папенька, я разбойников не боюсь! - засмеялась Злата.
        - Да, ты у меня образованная девица, Пушкина читала, - улыбнулся отец. - Вот увидишь, все будет хорошо.
        - Только грустно, - подвела итог Злата. - Вы поедете в дальние страны, а я тут останусь, вышивать… Папенька, возьмите меня с собой! - вдруг горячо взмолилась Злата.
        Петр Евгеньевич помолчал, глядя на дочь.
        - Путешествие может оказаться тяжелым для молодой девушки, - вымолвил наконец он.
        - Я не боюсь трудностей! - Злата уловила в голосе отца надежду для себя и с еще большим рвением произнесла: - Я буду беспрекословно слушаться вас, папенька! Ни на шаг не отойду, слова поперек не скажу! Пожалуйста, возьмите меня! В Москве сейчас скучно, а без вас и вовсе невыносимо станет. И потом, - лукаво улыбнулась она, - вы рано или поздно выдадите меня замуж, и мне уже некогда будет путешествовать.
        - Все, что ты говоришь, разумеется, верно… - Петр Евгеньевич задумался. - …Но, надеюсь, ты понимаешь, на что идешь, прося меня об этом? Ведь придется быть очень, очень послушной!
        - Конечно! - Злата уже сияла, как новенькая монетка. Главное - поехать с отцом, а уж насчет послушания… Там видно будет!
        - Ну хорошо, - на удивление быстро сдался Алимов. - Признаться, я и сам об этом подумывал. Едем мы к респектабельным деловым людям… да и сил моих нет с тобой расстаться надолго, голубка моя.



…Следующая перед отъездом неделя стала поистине сумасшедшей. В особняк Алимовых валом повалил народ с просьбами, бумагами, нерешенными вопросами. Петру Евгеньевичу нужно было передать управляющему дела по руководству торговой компанией на время своего отсутствия. Об отъезде Алимова прослышали друзья - и тоже наносили визиты, дабы выпить пару бокалов вина в обществе близкого человека, неизвестно зачем отбывающего в дальние дали.
        - Вот отчего тебе, Петр, на месте не сидится? - заметил один из них, Норов. - Что за тяга к дальним странствиям, будто у мальчишки какого или восторженного молодого лейтенантика? Нешто тебе России-матушки мало для торговли своей? А хочешь путешествовать - так путешествуй, но чтоб какие-то связи там налаживать…
        - Ничего ты, Илья Алексеич, не понимаешь, - уверенно отвечал Петр Евгеньевич. - Ведь меня не просто ветер дальних странствий зовет, я о благе государства нашего думаю. Протянутся ниточки между Россией и другими странами - нашему государству от этого прямая и явная выгода!
        - Лучше б ты дома о выгоде государственной думал! - пробурчал Норов, но продолжать спор не решился.
        Слуги суетились, собирая вещи хозяев в дорогу; отец только морщился, предпочитая путешествовать налегке, а дочь следовала примеру родителя во всем. Но даже она притихала, когда Петр Евгеньевич яростно спорил со своим камердинером Тимофеем, безуспешно пытавшимся убедить хозяина, что «без трех сюртуков парадных никуда вы, барин, не поедете, иначе стыдно будет!».
        Мачеха, Любовь Андреевна, вела себя тише воды, ниже травы; видимо, отец поговорил с ней наедине, да так, что при всех та возражать против отъезда падчерицы не решалась. Но Злата не раз ловила на себе ее злой взгляд, обещавший много неприятностей в будущем, по возвращении. Впрочем, девушка была не из тех, кто способен долго переживать из-за неприятностей, которые еще не произошли, тем более будущие приключения буквально кружили ей голову. А что они будут, она уверена!
        Путешествие оказалось долгим, но интересным и захватывающим: поездом до Одессы, потом одним пароходом до Стамбула, оттуда другим - до портового ливанского города Тира, затем снова поезд - до Бейрута, а уж затем в Дамаск… И чем дальше на юг, тем более настоящим становилось лето: яркое, солнечное, жаркое! Не чета дождливому московскому!


        Глава 2
        Какие звонкие названия были в этой земле! Эль-Аси, Джебель-эш-Шарки, Джедире… Название столицы - Дамаск - звучало лучшей в мире сталью. И как не похоже на Россию, хотя, когда они подъезжали к Дамаску, Злате казалось, что она ненадолго возвращается на родину, так похож был пейзаж на южные российские степи, - и тут же в поле зрения попадала рощица пышных олив, и сходство мгновенно пропадало.
        Злата не отрывалась от окна поезда, который вез их с отцом из Бейрута в Дамаск - в Бейруте у Петра Евгеньевича тоже обнаружились дела, и пришлось задержаться на пару дней. Стояла безумная жара, но Злата не обращала на пекло внимания: вокруг столько всего интересного! Спасали легкие шелковые платья, которые она привезла с собой из Москвы и еще парочку купила в шумном гостеприимном Бейруте.
        Вместе с отцом, своей горничной Дуней и Тимофеем они прогулялись по городу, который за свою бурную историю несколько раз полностью разрушали и восстанавливали. Петр Евгеньевич сказал, что поэтому его часто называют городом-фениксом. Злата ничуть не скучала ни по оставленным в Москве подругам, ни по Аннушке, стоя на площади у дворца Гран Серай или гуляя по улице Риад ас-Сольх. Незнакомые названия звучали сладкой музыкой, и их можно было проговаривать до бесконечности, как заклинания или стихи. Злата упивалась ими и смотрела на незнакомый удивительный мир из-под полей новенькой соломенной шляпки.
        Как интересно путешествовать с папенькой: он многое знал и умел увлекательно рассказывать, так что Злата могла слушать его часами. Алимов и сам радовался новым впечатлениям, как ребенок.
        Земля вокруг была чужой и удивительной, и уже поэтому - прекрасной. Злата не замечала нищих на улицах Бейрута, не видела ветхих кварталов, Восток предстал перед девушкой волшебной красавицей, разодетой в яркие одежды, похожей на тропическую птицу.
        Дамаск показался Злате еще чудеснее Бейрута. Гора Касьюн возвышалась над городом, а сам город будто карабкался вверх, пытаясь раскинуться как можно шире и взобраться еще выше. Шумный, жаркий, на первый взгляд грязно-серый, Дамаск все равно был прекрасен. Злата не могла понять, что за чувство возникло у нее, когда она сошла на вокзале на пыльные камни перрона, и почему ей так понравился город, который она и не видела еще толком… В Дамаске чувствовалось что-то незыблемое и древнее, он вызывал сильнейшую гамму самых различных чувств, которым Злата не могла противиться - да и не хотела. Отец устраивал какие-то дела, вел переговоры, после чего они ехали в гостиницу, а Злата смотрела во все глаза по сторонам и не могла насмотреться.
        Гостиница поражала роскошью - Алимов не поскупился. Петр Евгеньевич сказал Злате, что здесь они проведут всего несколько дней, прежде чем снимут дом на время своего пребывания в Дамаске. Это гораздо разумнее, чем жить в отеле.
        Дуня пугливо жалась к Злате и наверняка уже страдала от того, что пришлось отправиться с барышней в такую даль. Ее пугали восточные люди, даже услужливый хозяин гостиницы, вышедший им навстречу, хотя он прямо-таки излучал доброжелательность.
        - Ох, барышня, какие же они все страшные! - пробормотала Дуняша, едва они с хозяйкой оказались одни в отведенных им комнатах.
        - Кто страшный? - рассеянно переспросила Злата, разглядывая неимоверной красоты мозаику на потолке.
        - Люди, люди здесь страшные, - в который раз пожаловалась Дуня, принимаясь разбирать вещи. Привезенные из Москвы платья и шляпки смотрелись неуместно на фоне ярких восточных тканей. - Глядят так с прищуром… - Дуня передернула плечами. - И женщины у них запуганные, с ног до головы в черное закутаны… Наверное, их тут бьют.
        - Не выдумывай! - рассмеялась Злата. Дуняша и вправду преувеличивала, и в Бейруте, и в Дамаске встречается достаточно европейцев, и культура Востока, как объяснял ей отец, вовсе не жестока, как может показаться со стороны. Она, конечно, чужая… Все равно дикая, необыкновенная красота этой страны отчего-то переполняла Злату восторгом, окутывала пряными ароматами, гипнотизировала блеском и роскошью. Девушка и сама не понимала, что с ней происходит, но не противилась, а наоборот, принимала всей душой.
        Злата восхищалась здешней архитектурой. Она ахала от восторга, рассматривая яркую мозаику, полупрозрачные занавеси, сотканные из таких тонких тканей, что через кольцо можно протянуть… Ей нравились глаза восточных женщин - Злата все пыталась поймать их взгляды, но те отводили глаза, хотя девушке и казалось, что на нее многие смотрят украдкой. Ее бледная кожа, не успевшая еще зазолотиться под жарким солнцем, и зеленые глаза должны были притягивать взгляды - и притягивали.
        Злата выглянула в открытое окно, выходившее во внутренний дворик, где журчал фонтан. Вода в нем была прозрачная и прохладная даже на вид. Злате захотелось спуститься, подойти к фонтану и окунуть ладони в воду, но, наверное, это не слишком разумно - надо вначале переодеться и отдохнуть… Вокруг фонтана стояли кадки с цитрусовыми, коих здесь было неимоверное множество. А плиты, которыми вымощен двор, сами по себе казались произведением искусства, хотя, конечно, ничего в них не было особенного - так, еле заметный узор на белом мраморе, со второго этажа едва заметный, но угадывающийся…

«Почему этот дворик так меня околдовал?» Ответить на вопрос Злата не могла, как и объяснить себе, что с ней происходит. Даже отец не понял бы ее, если бы она вдруг заговорила с ним о том, что творится в ее душе. Стоя у окна и касаясь кончиками пальцев полупрозрачной занавески, девушка пыталась в очередной раз понять, почему ей немного грустно и вместе с тем откуда столько светлого, безграничного счастья?
        Ей ведь не дальние страны, в сущности, были нужны, и не дивные мозаичные птицы и звери, и не случайные взгляды смуглых прохожих, а какой-то нездешний ветер, который заставил бы ее наконец получить ответ на вопрос, кто же есть она, Злата, и зачем живет на свете. Она читала, но в книгах ответа тоже не находила… И терялась от этого, пытаясь прочитать себя в строках стихов, увидеть в лицах, глядящих с портретов, ища себя даже в зеркале, но зеркало отражало лицо, глаза, но не душу. Злата считала, такие вопросы волнуют не ее одну, и очень удивилась, что даже лучшая подруга Верочка ее не поняла, когда она попробовала об этом с ней заговорить. А в чужом городе у подножия горы Касьюн, может быть, и существовало нечто, что могло разом дать Злате ответы на все ее невысказанные вопросы, и это что-то необходимо найти. Злата отошла от окна и позволила Дуняше заняться ее прической и одеждой.
        Ночи на востоке прекрасны, как гурии, услаждающие праведников в раю, в жемчугах, в легких покрывалах, танцующие под звон луны. Сейчас луна убывала, и обозначавшиеся рожки полумесяца смотрели вверх, как на минаретах мечетей.
        Дуняша давно уснула, а Злате не спалось, и она сидела на подоконнике, слушая фонтан и звуки ночного города. Где-то далеко, за несколько кварталов, звонко и весело выводил мелодию уличный певец, и Злате чудилось, что она слышит звон украшений… Ночью наконец пришла долгожданная прохлада, завеса пыли спала, но отправиться сейчас гулять по темным улицам невозможно, это было бы сплошным безумием, даже мысли такие не должны приходить в голову. Злата вспомнила их с отцом разговоры о разбойниках и улыбнулась. Интересно, есть ли в этой стране свои Дубровские?
        И воздух здесь другой, более насыщенный, вкусный, что ли. Наверное, она слишком привыкла к тому, как пахнет воздух в России, и теперь ей здесь все кажется необычным, даже вдохи и выдохи превращаются в священнодействие. Злата себя одернула: священнодействие, придумала тоже! Это просто дальняя земля, ставшая вдруг непонятно близкой. Злата провела кончиками пальцев по створке окна, чтобы убедиться, что не спит и все это ей не снится. Нет, все по-настоящему, она сидит и слушает лунную ночь.
        Отчего-то нахлынули воспоминания о доме, о своей комнате, где она могла провести целый день и не заскучать. Стены в ней обиты штофными обоями с цветочным рисунком, все в нежно-бежевых тонах. Злата любила теплые цвета. А в любимом кресле у окна она проводила долгие часы с книжкой или просто мечтая. Иногда забиралась на подоконник и, полускрытая тяжелыми бордовыми занавесями, теребя висящие на них золотые кисти, наблюдала за суетой на улице. Злате не надоедало смотреть на спешащих по своим делам служащих, торговцев или праздношатающихся прохожих…
        Тут же все по-другому… У них с папенькой будет здесь дом, скорее всего, отец просто купит его, а не будет снимать, особенно если заключит желаемые контракты. И можно будет сюда приезжать, когда вздумается… Впрочем, кто знает, как дальше жизнь сложится? Может быть, и замужество случится не так скоро, как планирует папенька. Злата знала, что отец очень хочет ей счастья, но в его понимании счастье выражалось в том, чтобы дочь удачно вышла замуж. И хотя он обещал ей замужество по любви, Злата предполагала, что надолго его терпения не хватит. Значит, нужно срочно найти себе человека по сердцу и выйти замуж, нарожать детей, быть как все… Быть как все - вот уж чего ей никогда не хотелось!
        Злата не считала себя умнее всех, и лучше всех тоже не считала. Однако она почему-то уверовала: ей уготована судьба интереснее, чем у большинства дворянских дочерей, с которыми она знакома или о которых слышала. Необычная судьба - вот что она всегда чувствовала в себе, только она пока не представляла, как это будет. Поэтому ей так любопытно жить на свете, поэтому ее и ведьмочкой называли, а отец иногда с усмешкой именовал ундиной. Что-то такое в ней, наверное, и вправду чувствовалось колдовское, потому что мужчины на Злату заглядывались, но близко подходить опасались. Мужчины не хотели себе необычной судьбы, а вместе со Златой они обрели бы ее волей или неволей, иначе просто жить бы с нею не смогли.
        Женщины в ней тоже это чувствовали, и поэтому не слишком любили. И хотя подруг у Златы хватало, завистниц тоже имелось немало. Причем завидовали не столько знатности и богатству, сколько ее взглядам из-под пушистых черных ресниц, тонким запястьям, порывистым движениям… Злата вздохнула ив очередной раз подумала: хорошо, если бы нашелся такой человек, который смог бы ее понять и принять, как она есть, абсолютно не зная, чья она дочь, есть ли у нее приданое. Потому что с другим человеком она будет несчастна, а он будет несчастен с нею, и так будет совсем неправильно, и зачем жить, если знаешь, как правильно, а делаешь наперекор?
        Против судьбы не пойдешь, знать бы еще, какова она, эта судьба. Злата отчего-то была уверена, что узнает суженого с первого взгляда, но как поступить, если в ближайшее время он не встретится? Негоже приличной барышне из хорошей семьи долго в девках засиживаться, папенька не раз ей это повторял, и мачеха его всецело поддерживала - ну, Любови Андреевне только на руку, если Злата выйдет замуж поскорее. И как поступить - поддаться уговорам папеньки, чьему-то сватовству, вроде того же Новаков-ского, или искать свою звезду, ждать и упрямиться, и может быть, никогда не найти…
        Все это призраки и миражи, иллюзии. В здешних пустынях они, говорят, случаются. Вот хоть бы одним глазком увидеть… Злата слезла с подоконника и поняла, что длинный день сильно утомил ее. А значит, пора спать, видеть красивые сны, чтобы утром проснуться бодрой и свежей и наконец прогуляться по городу, приворожившему ее, как деревенская ведунья.


        Глава 3
        Но прошло целых два дня, прежде чем Злата смогла отправиться на прогулку в город. У отца были дела, он где-то пропадал и строго-настрого запретил Злате покидать гостиницу без него. Дамаск много неспокойнее жизнерадостного Бейрута, объяснил Алимов дочери, и рисковать без нужды не следовало. Вконец перепуганная Дуня от прогулок наотрез отказалась, и пусть бы с ней, Злата вполне обошлась бы обществом отца и Тимофея, да вот только первый проводил время, знакомясь с сирийскими партнерами, а Тимофей сопровождал барина, и ничего нельзя было с этим поделать.
        Впрочем, Злата не скучала, она привезла с собой книги и несколько часов просидела у фонтана, который ей так понравился, читая и слушая журчанье струй, сливавшееся с тишиной.
        Наконец на четвертый день их пребывания в Дамаске отец объявил, что подыскал хороший дом и хочет, чтобы Злата его тоже осмотрела. Заодно можно посетить базар - еще одна местная достопримечательность, миновать которую нельзя ни в коем случае.
        - Вот устроимся, тогда можно будет как следует город осмотреть, - подвел итог Петр Евгеньевич. - Здесь есть чем полюбоваться! А сегодня поглядим дом да прикинем, что туда купить надо, чтобы себя уютно чувствовать. - Алимов улыбнулся дочери: - Ты у меня хозяйка, вот и присмотри, что нужно.
        - Папенька, а как мы будем на базаре объясняться? - Злату, как всегда, волновали практические вопросы. - Сомневаюсь, что здешние торговцы понимают по-русски или по-французски. - По-английски Злата тоже говорила, но смешно полагать, что этот язык понимают местные лоточники. И не поторгуешься… Она читала, что на восточных базарах принято бурно торговаться.
        - Это я как раз предусмотрел, и у нас будет проводник, - пояснил Петр Евгеньевич. - Надежный человек, мне его рекомендовали. Из местных. Свободно говорит по-французски, хотя, - отец нахмурился, - образованных людей здесь не так уж много, к сожалению.
        Но с представителями знати Алимовым еще предстояло познакомиться, а сегодня Злата целиком была поглощена приготовлениями к первому выходу в город.
        Дуня осталась в гостинице, и Злата не расстроилась: приказывать горничной не стала - если так боится, без нее спокойнее будет. Никто не станет ахать и охать за спиной.
        Следуя совету папеньки, оделась она просто и неброско: легкое платье из серого шелка, широкополая соломенная шляпка с бледными цветами, на плечи набросила длинный легкий шарф, прикрывающий шею и руки от палящего солнца. Злата чувствовала себя северной нимфой, и внутри что-то сладко дрожало, как бывает, когда стоишь, перегнувшись через перила балкона, а под тобою открытое влекущее пространство… Так и Дамаск звал ее…
        Петр Евгеньевич одобрил внешний вид Златы еле заметным кивком, девушка взяла папеньку под руку, Тимофей перекрестился на дорожку, и они вышли в город. Решили пойти пешком, чтобы как следует все осмотреть, да и нужная улица, как выяснилось, находилась недалеко от гостиницы.
        Дома жались друг к другу, как потерявшиеся дети, а Злата во все глаза смотрела по сторонам, стараясь все запомнить. Отец же неспешно рассказывал о Дамаске, вплетая историю в окружающую действительность, придавая улицам и их названиям смысл. Алимов говорил о римском и византийском влиянии на Сирию, о халифате Омейядов, о людях и событиях, давно канувших в прошлое. Злата провожала взглядом смуглых детей, игравших на ступеньках полуразрушенного дома, спешивших куда-то мужчин в пестрых халатах. Над головою - небо, почти белое, выжженное солнцем, духота, но все равно она чувствовала невероятную радость, а почему - по-прежнему объяснить не могла.
        На улице встречались и европейцы, в основном англичане и французы, а вот соотечественников-россиян Злата не увидела. Хотя, по словам Петра Евгеньевича, в Дамаске работало российское посольство.
        Дом расположился на чудесной улочке, двухэтажный, разделенный на женскую и мужскую половины в соответствии с мусульманскими традициями. И главное - почти ничего докупать и не потребуется, разве что несколько ковров, жирандоли, пару безделушек и занавеси… Злата обошла комнаты, одобрив выбор папеньки, а тот смотрел на дочь с каким-то странным выражением, грустно улыбаясь… Так смотрел, что она не удержалась и спросила почему.
        - Очень ты на мать похожа, - ответил Петр Евгеньевич с оттенком светлой печали. - Она тоже так вот, неторопливо, любила ходить по дому, подмечать, что еще необходимо сделать: сюда подсвечник поставить, здесь картину повесить, а вот здесь медальон положить небрежно на столик… Для каждого колечка место знала, я не удивился бы, если б она и пылинки в солнечном луче пересчитывала, чтобы правильно летели… Да… счастье тогда в доме не иссякало… И ты такая же.
        - Вы так хорошо все понимаете, папенька! - улыбнулась Злата. Отец действительно понимал - и это было так чудесно, что ей и смеяться, и плакать хотелось. - Я и правда знаю, просто вижу, как все должно быть: вот тут нужно кресло поставить, чтобы вы читать по вечерам смогли, здесь светло. И свечей купить побольше, тогда мозаика ярче заиграет! - Ее абстрактные узоры вновь заворожили Злату, и она одернула себя: еще будет время налюбоваться. Дом, правда, немного странный и чужой, восточный, но по-своему уютный. Злата не знала, придумала она себе это теплое отношение стен к новым хозяевам, или и в самом деле так. Хотя, вон и папенька улыбается…
        - Как хорошо, что ты со мною поехала, я теперь это еще лучше понимаю, - сказал Петр Евгеньевич. Злате было радостно, что отец не сожалеет о своем решении: больше всего она боялась, что начнет папеньке мешать.



…Проводник, о котором говорил Алимов, ждал их возле дома. Знаток французского языка - Фарид Бу-джибба - оказался стройным арабом лет сорока с глубокими темными глазами, тонким носом и шрамом на левой щеке, что его совсем не портило, а наоборот, придавало романтический и слегка разбойничий вид. Вот и выяснился ответ на один вопрос: местный Дубровский тут имелся, и Злата живо себе представила, как Буджибба лезет по виноградной лозе на балкон прекрасной дамы… Или тут дамы не на балконах, а за высокими стенами? На деле же Фарид оказался услужливым и скромным.
        Конечно, воспитанный араб не имел ничего общего с буйными фантазиями Златы, но улыбке девушки явно обрадовался и склонился над ее рукой, демонстрируя безупречные европейские манеры. Французский его тоже оказался на высоте.
        - Неимоверно рад знакомству с самой прекрасной мадемуазель в России, - произнес Фарид гортанным голосом. - Счастлив буду показать вам Димашк.
        Название города он произнес так, как все местные, Злата уже слышала. Но звонкое, острое «Дамаск» звучало ярче.
        - Я тоже рада знакомству, - искренне сказала девушка.
        Фарид Буджибба ей понравился, как теперь безотчетно нравились все восточные люди. Что-то в них было неимоверно притягательное, свободное, гордое и неподвластное никому. Злата не могла понять природу этой свободы, но чувствовала всей душой.
        - Эх, жаль, что твоя матушка не видит этой восточной сказки… - вздохнул Петр Евгеньевич, обращаясь к дочери.
        - Ваша супруга недавно оставила этот мир? - спросил Фарид и, не дожидаясь ответа, вежливо склонил голову. - Соболезную…
        - Нет, мать Златы умерла, давая ей жизнь, - печально пояснил Алимов. - Но я часто о ней вспоминаю.
        - На все воля Аллаха, - поднял глаза к небу Буджибба.
        - На все, - согласился Алимов. Фарид сверкнул белозубой улыбкой:
        - Готовы ли вы к посещению восточного базара, мадемуазель?
        - Готова! - решительно заявила Злата.
        - Тогда прошу следовать за мной, - поклонился Буджибба гостям из далекой северной России. - Вы не будете разочарованы!
        Нет, Злата не только не была разочарована, она просто задыхалась от восторга - девушка раньше и представить не могла, какое же это чудо из чудес - восточный базар!
        Фарид с удовольствием рассказывал о том, что дамасский базар практически не имеет себе равных, ему около пяти тысяч лет, и представить город без базара невозможно, город без базара просто перестанет существовать. Злата с головой окунулась в самую настоящую сказку, о которой даже и не мечтала, настолько она оказалась волшебной и вместе с тем настоящей.
        Базар действительно был сердцем Дамаска. Он представлял собою сплетение узких крытых улочек с выходящими на них лавками, и невозможно было определить, где заканчивается один дом и начинается другой. Фарид ловко лавировал в толпе, ведя за собой ошеломленных русских, и, оборачиваясь, сыпал пояснениями, самодовольно улыбался, глядя на их потрясенные лица. Цепляясь за руку отца и слушая безупречный французский Фарида, девушка словно открывала великолепную книгу, с каждым шагом будто читая строку, с каждым поворотом переворачивая невидимую страницу с арабской вязью. Вскоре хоровод улиц закружил ее, и теперь невозможно было понять, где дом торговца, а где - лавка. Одни - богатые и просторные, другие - неухоженные, спрятанные в полутьме, но именно в таких вот неопрятных лавчонках, объяснил Фарид, можно иногда найти уникальные вещи, которые больше нигде не купишь.
        - Потом будешь подружкам рассказывать: «Это я купила на базаре в Дамаске!» - смеялся Петр Евгеньевич, когда Злата с восторгом перебирала украшения или касалась пиалы из тончайшего фарфора, впрочем, пока ничего не покупая.
        Одуряюще пахло пряностями и сладостями, и от этого неповторимого запаха слегка кружилась голова. А еще вокруг было много людей, очень много, они громко спорили, торговались, нахваливали товар, пили кофе с кориандром, курили кальяны. Оборванные дети выпрашивали подачку - бакшиш. Под пестрыми полотняными навесами разгорались нешуточные словесные баталии. Фарид, усмехаясь, переводил. Например, два торговца ссорились из-за состоятельного покупателя, толстого араба, у которого на лице было написано, что он не прочь потратить монеты, позвякивавшие в кошельке.
        - Ты, сын ишака, как ты можешь обманывать этого достойного господина! - кричал один торговец другому. - О господин, не слушайте его! Он хочет вас обмануть, поверьте, вот это ожерелье сделал мой отец, знаменитый на весь Димашк мастер! Лучшего подарка для своей любимой супруги вы не найдете!
        - Господин, он вам нагло лжет! - не сдавался конкурент. - Как ты можешь лгать покупателю, Ибрагим? Как тебе не совестно? Ты хочешь продать ожерелье, которое сделал твой блудливый отец после трех кальянов с гашишем?
        Покупатель стоял, слушал спор и забавлялся: он выбирал, а когда выберет, то начнет торг - тоже особое искусство и удовольствие. Впрочем, как рассказал Фарид, иногда спор заканчивается плохо: не сошедшиеся во мнениях торговцы или лавочник с покупателем расходятся, заплевав друг друга, а порой даже хватаются за оружие. С кинжалами на поясе здесь ходили, кажется, абсолютно все мужчины: от мальчика до столетнего старца.
        - Да, народ здесь горячий, - усмехнулся Алимов. - Но, конечно, и у нас в России случается, что мужики подерутся.
        Впечатления переполняли Злату, но она с прежним восторгом готова была бродить по узким улочкам до бесконечности. Однако Петр Евгеньевич утомился, а Тимофей выглядел просто ошалевшим и даже запуганным, и посему решили вернуться в гостиницу. Злата почти ничего не купила себе, успеется еще, на сегодня достаточно - теперь базарная суета ей всю ночь будет сниться!
        Неутомимый услужливый Буджибба еще и успевал вести со Златой светскую беседу:
        - Здесь, на Востоке, - рассказывал он, - все имена имеют значение. Вот ваша фамилия звучит по-арабски как «мудрец». А что означает ваше имя?
        - О, если перевести… Даже не знаю… «Золото», наверное, - предположила девушка.
        Буджибба внезапно сменил тему и принялся заново расписывать богатства базара.

«Странный какой-то… - подумала Злата. - То светские беседы ведет, то вдруг начинает изображать добросовестного проводника».
        Фарид довел их до места, где базар плавно переходил в обычную улицу, и спросил, нужно ли проводить до гостиницы. Петр Евгеньевич отказался: идти недалеко. Буджибба снова поклонился, сверкнул улыбкой и, уговорившись с Алимовым о времени следующей встречи, удалился.
        - Приятный воспитанный человек, - сделал вывод Петр Евгеньевич, когда переводчик скрылся в одной из улиц. - Не зря его мне рекомендовали.
        Злата с отцом медленно пошли по улице, Тимофей плелся за ними, что-то бормоча себе под нос. Камердинер явно не одобрял сумасшедших хозяев, завезших его в дикую страну, где полно мошенников и безумцев, без всякого повода хватающихся за ножи.
        Злата молча улыбалась: впечатлений было столько, что не осталось сил о них говорить. Может быть, вечером, за ужином, или завтра. Ей казалось, что она идет домой с руками, полными покупок. Что за приобретения она вынесла из сегодняшней прогулки по сердцу Дамаска? Она и сама пока не знала. Вот придет домой, вспомнит все, подумает и тогда, может быть, станет ясно…
        Петр Евгеньевич замешкался: здесь они точно не проходили, хотя направление взято верное, и он решительно свернул в совсем узкий, грязноватый переулок, где на веревках, протянутых над улицей, сушилось разноцветное белье, но, похоже, это самый кратчайший путь к гостинице. На ступеньках одного из домов сидел нищий, лицо его покрывали язвы, и Злата поспешно отвернулась. Не хотелось портить столь чудесный день воспоминанием о больном нищем…
        Если бы она не отвернулась, то и не заметила бы, наверное, что по переулку вслед за ними идут трое мужчин весьма подозрительного вида, одетые во все черное. Но не это показалось Злате угрожающим. Холодок пробежал по коже от их четких шагов, от уверенных движений, от того, как они держали руки на рукоятях сабель. Вот это вызывало трепет! Люди, которым совершенно нет дела до мирных путников, так себя не ведут. И в тот же момент еще трое мужчин преградили дорогу Алимовым. Ничего другого не оставалось, как остановиться. Злата ахнула и вцепилась в рукав отца, еще полностью не осознавая, что их ждут крупные неприятности.
        Выражение лица Петра Евгеньевича почти не изменилось, только стало холоднее и отстраненнее. Один из людей в черном вышел чуть вперед, насмешливо разглядывая Алимова.
        - Что вам нужно? - холодно спросил Петр Евгеньевич по-французски, не двигаясь с места. Бандит - а Злата уже не сомневалась, что это бандит, - вздернул в усмешке верхнюю губу, как ощерившаяся собака. У него было красивое лицо с волевым подбородком и блестящие черные волосы, выбивавшиеся из-под черного тюрбана. И глаза - злые, очень злые, а узкая бородка делала лицо похожим на кинжал. Девушке стало страшно…
        - Денег нужно, - сказал мужчина на ужасном французском. - Давай деньги. Иначе девушку убьем.
        - Папенька, отдайте им деньги, может быть, отпустят, - зашептала Злата, но отец ее, казалось, не слышал. Он сделал шаг вперед, но бандит не отступил.
        - Я ничего не должен вам отдавать. Пропустите нас, - отчеканил Алимов.
        - Ты не понял, чужестранец? - с наигранным удивлением вопросил араб. - Я угрожаю смертью твоей женщине. Тебе не жаль ее?
        - Мне будет жаль вас, если вы не отпустите нас немедленно, - процедил Петр Евгеньевич. - Мы российские подданные, и, если вы посмеете поднять руку на нас, я не завидую вашей судьбе.
        - Да неужели? - ухмыльнулся бандит.
        Злата оцепенела от охватившего ее ужаса - так страшно ей еще никогда не было. Оказывается, встреча с разбойниками вовсе не так романтична, как представлялось. Тимофей что-то тихо пробормотал.
        - Пропустите. - Отец сделал еще шаг. Короткий свист - и клинок, выхваченный арабом из ножен, уперся Алимову в грудь.
        - Ты станешь разумным, чужестранец? - лениво осведомился черноволосый.
        - Нет. Уйдите с нашего пути - или пожалеете, - Петр Евгеньевич оставался непреклонен.
        Злата никогда не видела папеньку таким и не успела понять, что произошло. Просто в руке Алимова вдруг оказался револьвер. Она и не знала, что отец его с собой носит, и этот пистолет очень громко выстрелил. Наглый араб мешком свалился под ноги отцу, но предпринять что-нибудь еще Алимов не успел: сзади послышался щелчок взводимого курка, и грянул выстрел. Петр Евгеньевич охнул и осел на землю, схватившись за бок.
        - Папенька! - выдохнула Злата, не успевая осознать стремительность произошедшего, не понимая, как так может быть: только что все было хорошо, и вдруг стало так страшно. Как, зачем, почему?!
        Тимофей взвизгнул, одурев от страха, и попытался бежать, но один из бандитов, двигаясь легко и свободно, как тигр, загородил дорогу обезумевшему лакею. Тот попятился, бухнулся на колени, но он абсолютно не интересовал бандитов: короткий взмах сабли, крик, перешедший в бульканье… Злата не стала смотреть, она боялась. Она, опустившись на колени, не отрывала взгляда от лица папеньки, который, кусая губы, силился подняться.
        - Злата…
        Тот, кто убил Тимофея, остановился у нее за спиной. Его французский был гораздо хуже, чем у пострадавшего предводителя:
        - Мы предупреждать. Ты не слушаться. Мы убивать твоя женщина. Ты жить. Умереть легко, а ты жить.
        Стальные пальцы схватили Злату за плечи, отрывая от отца. Петр Евгеньевич был очень бледен: вот-вот потеряет сознание.
        - Меня убейте, а ее пощадите, прошу!.. - взмолился он.
        - Поздно, - сказал обманчиво ласковый голос, и пальцы сомкнулись на шее Златы. Она даже воспротивиться не успела - мир померк так стремительно, будто солнце, сбитое с неба камнем, преждевременно упало за горизонт.


        Глава 4
        Петр Евгеньевич очнулся несколько часов спустя. Еще не открывая глаз, он понял, что лежит не в том проклятом переулке, а на кровати. Зверски болел правый бок, но лучше бы Алимов не помнил, почему он болит, а он помнил, до тошноты ярко и отчетливо: вот мерзавец кладет руку Злате на шею, и девушка обвисает в его руках, словно тряпичная кукла… Потом пришел благословенный туман, но забытье не может быть вечным.

«Лучше бы умер я…»
        Алимов открыл глаза и столкнулся взглядом с человеком, который, по всей вероятности, был лекарем. Тот немедленно что-то начал говорить, но смысла Петр Евгеньевич не улавливал, понимая лишь, что эскулап говорит по-русски. А значит, они в российском посольстве, где же еще в этом диком краю можно услышать родную речь?
        - Хорошо, что вы пришли в себя, - услышал Алимов густой бас и наконец понял, что ему говорят. Голос принадлежал дородному мужчине - полномочному послу Российской империи Виктору Александровичу Теряеву, сидевшему в кресле у кровати Алимова. - Я уж думал Григорьева прогнать взашей с его микстурами. А теперь говорю: молодец, Григорьев, но оставь нас одних.
        - Не утомляйте больного, - буркнул лекарь удаляясь.

«И почему врачи вечно недовольны? - подумал внезапно Петр Евгеньевич. - Господи, о чем это я?!»
        Посол потеребил подбородок и сказал несколько стесненно, что было ему несвойственно:
        - Что ж вы, голубчик Петр Евгеньевич, без охраны по дамасским переулкам разгуливать решили? Вы что же, совсем из ума на старости лет выжили? Я вам Фарида этого толкового к чему рекомендовал - чтобы вы его отсылали, а сами гуляли где вздумается?
        - Что с моей дочерью? - Язык Алимова почти не слушался, но вопрос удалось выговорить достаточно внятно. - Где Злата?
        Посол отвел взгляд. Плохой признак.
        - Мне Григорьев наказал вас не волновать, - сказал он и вдруг перешел на «ты»: - Да только ты так и так изведешься. Не нашли мы ее… Лакея твоего убили, труп рядом с тобой лежал, а Златы не было, только шарф ее окровавленный подобрали. - Теряев помолчал. - Боюсь я тебе это говорить, но убили ее, Петр Евгеньич, вот и Фарид то же говорит, а кому знать, как не ему. У нас здесь такие вещи часто случаются, хотя мерзавцев везде полно. Мы искали, все обыскали, как только стража городская тебя нашла, так все вокруг обшарили. Никто ничего не видел, как обычно, и не знают ничего. А может, знают, да молчат. Местные боятся… Их понять можно… - Посол покивал, будто ставя многоточие в размышлениях о сложной дамасской жизни.
        Думать не хотелось и спрашивать дальше не хотелось: слова посла резали сердце острее ножа. Но Алимов должен продолжать - из-за его вины перед Златой, которой сейчас уже нет на белом свете, и смириться с этим невозможно.
        - Если убили там же, почему не оставили труп? - через силу выдавил он.
        - Вряд ли там же убивали, скорее унесли и уж потом… А шарф оставили. Как мы визитную карточку подаем. - Теряев закашлялся: страшно произносить такое.
        - Дай мне пистолет, - тихо попросил Алимов. - Застрелюсь, и дело с концом.
        - Ошалел? - прикрикнул на него посол, его полувиноватое, полуфилософское настроение сменилось яростью. - Из ума выжил? О жене, о младшей дочери не подумал?
        - Им наследство останется, без меня не пропадут. Не могу я теперь жить. Своими руками доченьку в могилу отправил. - В горле саднило, слова давались с трудом… Как Златочка на него смотрела, бедная… Сам! Сам убил! Что стоило деньги отдать? Так ведь нет, пошел на принцип. - Дай пистолет, Богом тебя молю.
        - И не вздумай, - отрезал Виктор Александрович. - Я за этим прослежу.
        - Моя воля - жить или умирать, - прохрипел Алимов.
        - Не твоя, Петр Евгеньевич, - тихо сказал Теряев, - на все воля Божья. Если оставил тебя в живых - значит, зачем-то ты Ему еще нужен. Зачем? Не знаю, у меня ответа нет. А ты стреляться не спеши, поживи да подумай. Ты же сильный человек, от испытаний никогда не бегал.
        Не бери грех на душу больший, чем тебе положен. Бог мудр, Он рассудит.
        Алимов закрыл глаза… Наверное, следовало заплакать, но плакать он пока не мог. Может быть, потом…
        Сам. Убил.

«Господи, прости. И ты, доченька, прости меня, дурака… Оттуда, с небес, прости».
        Болело сердце. Так до рассвета и промучился грешный Петр Евгеньевич.
        Амир проснулся, как всегда, на рассвете, еще даже муэдзин ближайшей мечети не прокричал призыва к намазу - утренней молитве. Занавесь на окне чуть колыхалась от легкого ветерка, с улицы не доносилось ни единого звука. Окна комнат выходили в сад, обнесенный каменной стеной в три человеческих роста, так что даже в самый шумный день в доме было тихо, но в предрассветный час тишина была особенной: чистой, благоухающей и светлой.
        Амир накинул темно-синий халат из тончайшего хлопка, сунул ноги в расшитые цветным шелком шлепанцы и подошел к окну. Родовое гнездо Бен-Нижадов было построено давно, когда еще благородные люди в Димашке устраивались вольготно, в просторных имениях, а не в домах, подпирающих друг дружку. Это теперь по улицам не пройти, без того чтобы чья-то открытая дверь не перегородила проход. Впрочем, Амир и не бывал в таких местах, предпочитал появляться там, где пошире и почище.
        Внутри дом, согласно арабским традициям, разделен на мужскую и женскую половины, но женщин в семье Бен-Нижадов не было: мать давно умерла, отец вдовствовал, а сам Амир до сих пор не женат…
        А если подняться на крышу, то вид открывался просто чарующий: весь Димашк как на ладони и простирается дальше, до горизонта, подсвеченного сейчас розовым маревом утренней зари. И ни облачка, день будет очень жарким, а в доме всегда прохладно. Как невыносимо радостно все это видеть, чувствовать, просто - жить!.. Дышать, ходить, прикасаться к дереву оконной рамы, ощущать аромат цветов в саду, слышать журчание воды в фонтанах. Амир автоматически провел пальцами по жуткому длинному шраму от плеча до груди. Чудо Всеблагого, истинное чудо, что он жив. Для встречи с гуриями он еще слишком молод, даже сыновей не успел родить.
        Еще полчаса - и над горизонтом покажется краешек солнца - пора идти. Амир вышел из спальни и оказался на опоясывающей дом широкой галерее с палисандровыми резными перилами. Внизу, во дворе, слуги уже разложили на розовых мраморных плитах молитвенный коврик. Отлично. Молодой человек запахнул халат и спустился к фонтану, разулся, совершил омовение, посмотрел в направлении Мекки, дождался гортанного, протяжного призыва муэдзина и встал на колени.

…С молитвой снизошел покой, новый день - новая надежда. Прежде чем подняться с колен, Амир мысленно вознес благодарность Аллаху за то, что сохранил ему жизнь и левую руку. Иншалла.
        Юноша обулся и вышел в сад. Отец где-то здесь, свою молитву Джибраил Бен-Нижад любил совершать в тени кипарисов. И точно, вот он. На скамье сидел уже немолодой, но крепкий мужчина, одетый в выходные одежды, несмотря на раннее утро: поверх белоснежной абайи[Нижняя рубаха с длинными рукавами, закрывающая тело от шеи до щиколоток.] из тончайшего хлопка накинута темно-зеленая шелковая стеганая джебба[Традиционная верхняя одежда на Ближнем Востоке, широкий халат, надевается поверх абайи.] , богато украшенная вышивкой из алых шнуров, голову покрывала белая куфия[Традиционный мужской головной убор на Ближнем Востоке, известный в России как арафатка.] , удерживаемая угалем[Обручевидный шнур, удерживающий куфию.] , сплетенным из золотых нитей. Отец задумчиво поглаживал ухоженную бороду и перебирал четки, вырезанные из ливанского кедра. Лицо Джибраила, с каждым годом становящееся все красивее, - есть люди, которых годы только красят, - было спокойным, но хорошо знавший отца Амир угадывал за привычной маской некую озабоченность. Она появилась недавно, и отец предпочитал о ней не говорить, а Амир не
расспрашивал: все, что ему нужно знать, Джибраил ему скажет. Сам и именно тогда, когда сочтет нужным.
        Амир подошел к скамье и присел рядом.
        - Доброе утро, отец.
        - Доброе, сын. Помолчали.
        - Как твое плечо? - Джибраил посмотрел на небо. Видимо, он тоже каждый день возносит благодарственные молитвы.
        - Хорошо, слава Аллаху. Почтенный Селим обещает, что подвижность руки полностью восстановится, если я буду следовать его указаниям.
        - На все воля Аллаха. Селим - лучший лекарь во всем Димашке.
        - Но даже он хотел отнять мне руку. - Амир сжал пальцы, радуясь тому, что они его слушаются. - Ты не разрешил. Спасибо, отец.
        - Ты мой сын. - Джибраил скупо улыбнулся. - Мой единственный сын.
        Помолчали еще. Наконец Джибраил решился:
        - Я знаю, где найти того, кто чуть не лишил тебя жизни.
        Амир едва заметно вздрогнул, но сдержался и не стал задавать вопросы, вертевшиеся на языке. Не стоит торопить отца и проявлять нетерпение: если Джибраил начал этот разговор, то он его продолжит.
        - Он в доме Ибрагима Бен-Фарида. - Слова упали как тяжелые камни.
        - Мне это имя ничего не говорит, - растерянно откликнулся Амир. - Кто это?
        - Один из самых богатых и влиятельных людей в Димашке. - Слова отца прозвучали как-то не то растерянно, не то удивленно.
        - Но… Ведь это неважно. Он укрывает убийцу и вора, - осторожно напомнил Амир.
        - Этот убийца и вор - мой брат. - Джибраил выглядел внешне спокойным, но Амир понял, что отцу очень больно.
        Выставить на всеобщее обозрение грехи Дауда, рассказать всем о том, что брат чуть не убил сына, ограбил дом предков, - эта мысль невыносима для родителя.
        - Что ты хочешь, чтобы я сделал, отец? - Голос Амира не дрогнул, хотя ему хотелось кричать: «Отец, а как же я? Как же моя боль? Я жажду мести. Я хочу справедливости. Я ни в чем не виноват, почему я должен молчать? Почему ты удерживаешь мою руку?» Но долгие мучения в борьбе за жизнь сделали его старше, поэтому он заставил внутренний голос умолкнуть и прямо взглянул на Джибраила. Тот молчал.
        - Что ты хочешь, чтобы я сделал, отец? - повторил Амир.
        - Сын… Моя гордыня… - Слова давались Бен-Нижаду с трудом.
        - Твоя честь, отец, честь нашей семьи. Я сделаю все, что ты скажешь. - Амир взглянул на левую руку. - Я верю, что ты поступишь справедливо.
        - Сын… - Джибраил отвел взгляд, глаза его предательски заблестели.
        - Благодаря тебе, отец, я не однорукий калека. Я стану твоей карающей рукой, - горячо пообещал Амир.
        - Я уверен в тебе, как в самом себе. - Голос отца был тверд.
        Джибраил даже помолодел. Теперь, когда самое главное уже сказано, остались детали. Он был готов спланировать сражение, разработать тактику и стратегию - и победить.
        Лишь значительно позже, когда Амир начал готовить все необходимое для воплощения плана в жизнь, он понял, что отец так ни разу и не назвал имени. Имени врага. Имени брата.


        Глава 5
        Звезды кружились и водили хороводы на черном бархате неба… «Разве такое бывает?» - подумала Злата. Только почему так дурно, тошнит и, даже с закрытыми глазами, кружится голова?.. Но врожденное любопытство взяло свое, и она открыла глаза. Мир вокруг пару раз покачнулся и приобрел реальные очертания.
        Полутемная маленькая комната, на столе горит единственная свеча в золотом подсвечнике, а в кресле у кровати сидит женщина средних лет и не сводит взгляда со Златы. У женщины умное узкое лицо, не очень красивое, но благородное; кожа смуглая, выдающая уроженку Востока, и прекрасные глаза - темные, миндалевидные, про такие говорят - глаза лани. Одета она в строгое темно-серое платье, расшитое цветными и серебряными нитями. На шее блестит нитка жемчуга.
        Злата попробовала повернуться - и поняла, что привязана к кровати. Веревки не резали тело, но держали крепко, и невозможность встать сильно разозлила девушку.
        - Развяжите меня, - приказала она незнакомке. Женщина не пошевелилась, девушке показалось, что она даже не моргает. Интересно, она не понимает или не хочет понимать то, что ей сказала Злата.
        - Где я? - Второй вопрос, адресованный женщине-изваянию.
        Он, конечно, тоже остался без ответа, как и все последующие. Злата окончательно убедилась, что незнакомка будет молчать, и прекратила бессмысленные попытки разговорить ее.
        Комната была какой-то нарочито безликой, чтобы Злата не поняла, где находится. Белые стены, никаких картин или украшений… Окна отсутствуют. И - жуткая тишина, которая давит на уши, оглушает. Интересно, она по-прежнему в Дамаске?
        Злата не знала, сколько прошло времени с момента нападения в переулке, день или час, или, может быть, неделя. Во рту ощущался странный травяной привкус, может быть, ее опоили чем-то? В очередной раз она попробовала заговорить с неподвижной женщиной, и опять та не пошевелилась и не ответила. Оставалось только ждать.
        Что же теперь делать? Бежать невозможно, от пут не освободиться, да и, собственно, куда бежать? Незнакомка по-прежнему не спускает со Златы глаз, и наверняка за дверью не вход в ту гостиницу, где они остановились с отцом, а незнакомый дом, стоящий на незнакомой улице. Злата гнала от себя страх, но он возвращался, накатывал холодными волнами, и стоило больших усилий заставить себя не дрожать.
        Если бы ее хотели убить, ее уже убили бы, вот только бывают вещи хуже смерти.
        Тишина, неподвижность и духота сделали свое дело: девушка почти задремала, когда бесшумно открылась дверь и на пороге появилась еще одна женщина, помоложе. Она что-то сказала по-арабски, та, что сидела в кресле, встала, и обе они вышли, оставив дверь распахнутой. Сон мгновенно пропал, и Злата наконец сделала попытку освободиться, но веревки держали надежно. Как бы там ни было, похоже, сейчас станет ясно, зачем она здесь.
        За дверью послышались неторопливые уверенные шаги, и в комнатушку вошел мужчина. Одет он был просто: в белую хлопковую, с широкими рукавами и вышивкой у ворота рубашку длиной почти до земли и кожаные туфли без задника. На широком, богато расшитом поясе висел кинжал в украшенных самоцветами ножнах.
        Лицо мужчины показалось Злате одновременно и притягательным, и отталкивающим: нос с горбинкой, тонкие бледные губы, раздвоенная бородка и лисий взгляд. Он цепко оглядел Злату, приблизительно так, как она сама вчера разглядывала на рынке чудесные чашки ручной работы.
        Если бы Злата могла гордо вздернуть подбородок, она бы вздернула, но, когда лежишь привязанная к кровати, это невозможно. Оставалось сверлить похитителя презрительным взглядом и презрительно же молчать. Не рассказывать же ему, как ей страшно, да ему и все равно, наверное…
        Игра в гляделки продолжалась минуты две. Мужчина неподвижно стоял посреди комнаты и молча смотрел на девушку, девушка пронзала его ответным взглядом. Наконец терпение Златы лопнуло, и на смену удушающему страху пришла здоровая злость.
        - Отпустите меня немедленно! - сказала она по-французски.
        Незнакомец раздвинул губы в улыбке; зубы у него оказались белые, ровные и красивые, но, как ни странно, улыбка при этом выглядела неприятно.
        - Отпустите! Я подданная Российской империи, вы хотите международного скандала? - пригрозила девушка.
        Злата понимала, что говорит ничего не значащие слова. Если уж ее украли, то никого возможность скандала не волнует. Ну что, что еще сказать, чтобы этого красавца проняло? Злата была слишком молода, и у нее не хватало воображения, чтобы придумать, как повлиять на этого человека. Она ведь не знает, чего он хочет.
        А почему бы не спросить прямо? Хуже не будет.
        - Чего вы от меня хотите?
        Мужчина опустился в кресло, где сидела давешняя женщина, и наконец заговорил:
        - Чтобы ты не делала глупостей.
        По-французски он говорил еще лучше Фарида, а значит, был образованным человеком и наверняка принадлежал к местной знати. Но почему он удерживает ее здесь? Может быть, это какой-то восточный розыгрыш и сейчас появятся веселые местные скоморохи?
        - Все люди временами совершают глупости, - философски заметила Злата. - Как я могу сделать глупость, если не знаю, что вы таковой считаете?
        Мужчина снова улыбнулся: девушка его явно забавляла.
        - Ты не должна задавать вопросов. Не должна пытаться бежать. Тебе не будет плохо, и тебя никто не тронет. У тебя будет одежда, еда, украшения. Ты можешь просить хоть звезду с неба, но ты не сможешь уйти.
        - Но зачем? - беспомощно переспросила Злата. Взгляд мужчины смущал ее. Он смотрел на нее так, будто она была вовсе без платья, и был в его глазах странный безумный огонек - такие глаза бывают у диких лошадей, Злата однажды видела такую и навсегда запомнила ее вспыхивающий сумасшедшей синевой взгляд… Но лошадь была всего лишь животным, ее можно было усмирить, и ту усмирили в конце концов, и она покорно пошла за конюхом в денник. А человек, сидевший в кресле перед Златой, казался отчетливо опасным, и на него было бы непросто накинуть узду. Он и был опасен - опасность была в его руках, в плавных движениях, в наклоне головы. Он мог сделать со Златой все что захочет, и ощущение беспомощности превратилось в жгучий стыд, а потом в злость, сменившуюся вновь удручающей беспомощностью.
        - Не задавай вопросов, - напомнил он.
        - Но хоть какие-то права у меня есть? - сердито спросила Злата.
        - У тебя есть право жить, - холодно ответил мужчина, - пока я тебе это позволяю.
        Девушка не имела ни малейшего понятия, какие у него планы на ее счет, и почему он сохранил ей жизнь, и зачем ее жизнь ему нужна. Она хотела задать ему все эти вопросы, но толку? Незнакомец не стал бы отвечать, это чувствовалось. Злата четко поняла: он здесь хозяин. Нет, это не восточная шутка, увы, и скоморохи из-за двери не выпрыгнут…
        Мужчина, кажется, прочитав все ее мысли, как открытую книгу, ухмыльнулся, встал и склонился над девушкой, а она попыталась отвернуться, но веревки не пускали. Неожиданно мужчина провел кончиками пальцев по щеке Златы, девушка дернулась, а незнакомец засмеялся. Смех у него был, как ни странно, приятный. И все же скрытое безумие в его глазах пугало. Он сказал что-то по-арабски и потянулся за кинжалом. Злата замерла: обманули в очередной раз, сейчас убьет, зарежет, как кролика! Но мужчина, выхватив сверкающий клинок из ножен, одним движением рассек веревки и отступил. Злата села на кровати, не зная, что делать теперь. Попробовать вцепиться ему в бороду - но что толку? Девушка была абсолютно растеряна, хотя обычно отличалась здравым смыслом, который сейчас молчал…
        - Запомни, женщина, - сказал незнакомец, который больше не улыбался, - исполняй то, что тебе велят, и тогда ты будешь жить. Если будешь покорной, твоя жизнь станет… - он сделал паузу, потом ухмыльнулся уже вовсе мерзко, - раем.
        Мужчина вложил кинжал в ножны, развернулся и вышел, а Злата осталась сидеть на постели, растерянная и злая, такая злая, что готова была рвать и метать, бросать тяжелые предметы в обидчиков и бить посуду об их головы. Но без зрителей все это делать глупо.
        Впрочем, в одиночестве девушка пребывала недолго: вернулась та женщина, что охраняла ее вначале.
        - Мое имя Джанан, - произнесла она по-французски довольно понятно. - Я покажу тебе, что ты должна делать. Идем.
        Злата была босиком - ее туфли куда-то исчезли, и на просьбу вернуть их Джанан даже головы не повернула. Ну и пусть! Узким коридорчиком женщины прошли в другую комнату, большую и светлую, окнами выходящую в сад.
        Девушку до сих пор трясло после встречи с похитителем, но, несмотря на это, Злата оценила обстановку комнаты как довольно милую: софа, накрытая желтым сатином, отороченным золотой бахромой, на ней маленькие подушки, расшитые также золочеными шнурами и разложенные в художественном беспорядке. Восточная мебель с гнутыми ножками, широчайшая кровать под прозрачным легким балдахином. Стены увешаны картинами, в основном пейзажами, - вот вам и истинно мусульманский дом! Злата считала, что здесь это не принято. Расписной потолок изображал виды Босфора.
        Воздух, казалось, золотился: особый вечерний свет, солнце скоро сядет, но какой это вечер, какого дня?
        - Мой господин велел мне сказать тебе, как себя вести здесь, - промолвила Джанан, остановившись у окна. - Ты будешь жить здесь, и ты не должна убегать.
        - Да, это он мне уже сказал, - буркнула Злата, осматриваясь. Хотя бы в подвале со склизкими стенами держать не будут, и то ладно. Впрочем, здесь, наверное, все подвалы сухие, тут же вода на вес золота. И все равно Злате не улыбалось соседствовать с крысами, неважно, сухими или мокрыми.
        - Ты должна слушаться господина и меня. Если господин пришлет кого-то с приказом, ты должна слушаться этого человека. Ты не джарийе, и ты не должна слушать джарийе. - Монотонно, будто читая заклинание, рассказывала Джанан.
        - Кто такая джарийе? - нахмурившись, спросила Злата.
        Джанан помолчала, явно подбирая нужное слово.
        - Джарийе - это рабыни, - произнесла она наконец.
        Злату осенило:
        - Я буду жить в гареме? Это гарем?
        - Да, - подтвердила Джанан.
        Ситуация стала яснее, и картины на стенах объяснялись, ведь в одной из книг, которые успела прочесть девушка, было написано, что для гарема и обитающих в нем женщин их господин не жалеет ничего. Значит, ее украли, чтобы сделать наложницей в гареме этого сумасшедшего! О таком Злата только слышала, и то краем уха. О жизни в гареме она вообще имела слабое представление, в основном приходили на ум одалиски, рахат-лукум и персики. Девушка вопросительно взглянула на Джанан, которая пустилась в неторопливые объяснения. Женщина говорила короткими фразами, и понять ее было достаточно легко, хотя, конечно, акцент был ужасен.
        - Ты все выучишь. Господин велел учить тебя арабскому языку. Я буду тебя учить. Наш гарем большой, господин богатый человек. Он достойно содержит женщин. - Она помолчала. - Ты будешь жить здесь и поймешь.
        - А кто ты? Ты джа… джарийе? - полюбопытствовала Злата, с трудом вспомнив незнакомое слово. Нет, не так она представляла себе рабынь. Рабыни - это же вечно угнетенные, забитые существа с испуганными взглядами. Эта утонченная женщина никак не вписывалась в сложившийся у Златы смутный образ.
        - Нет, я катибе-уста, хранительница покоя и дисциплины. - Джанан чуть улыбнулась, но ее лицо от этого почему-то сделалось неприятным. - В гареме сейчас сто восемьдесят три женщины, не считая охраны и детей. Надо следить за покоем. Нужно, чтобы, приходя сюда, господин и мужчины этого дома отдыхали душой и телом.
        Ничего себе, они сюда отдыхать приходят! У Златы немного кружилась голова - от усталости, голода и непонятно чего еще; то приходила злость, то наваливалась апатия. Джанан внимательно посмотрела на девушку:
        - Тебе следует поесть и лечь спать, я покажу тебе все завтра.
        - Какой сегодня день? - вздохнула Злата.
        - Хороший, - опять едва уловимо улыбнулась Джанан и вышла, закрыв за собой дверь. Злата даже не подумала встать, чтобы проверить, заперли ее или нет и есть ли в коридоре стража. Похоже, информацией ее снабжать никто не собирается. Но она сама выяснит все, что ей нужно. То, что она находится в доме очень богатых людей, само по себе любопытно. Богатые люди не торгуют рабами. Или торгуют? И именно поэтому они такие богатые? Злата встала и подошла к окну: за ним был виден кусочек ухоженного сада, под окном пышно цвел неведомый куст. Этот куст, явно обихаживаемый местным садовником, показался Злате символом здешнего благополучия. Глянцевые листочки блестят, цветы радуют глаз… И не выбраться отсюда, похоже, кустом прикинуться не удастся. Злата вернулась, села на кровать, а потом легла. Глаза закрылись - усталость и пережитое потрясение подействовали лучше снотворного, девушка уснула прямо в одежде на неразобранной постели.
        Когда Джанан вернулась с легким ужином, Злата спала, свернувшись клубочком на огромной кровати.


        Глава 6
        Ей приснилось что-то невыразимо мерзкое - только этим можно было объяснить то, что она проснулась так рано, еще до рассвета. Правда, едва Злата открыла глаза, как раздался призыв муэдзина к молитве. За те дни, что она провела в Бейруте и Дамаске, Злата уже привыкла к этим заунывным крикам, но сегодня это прозвучало как-то совсем мрачно, в унисон ее состоянию. К счастью, сны свои девушка не запоминала, но ощущение осталось отвратительное, и больше спать не хотелось. Злата откинула красивое покрывало, которым кто-то ее заботливо укрыл, подошла к окну и выглянула в сад. Тишина, спокойствие, куст весь в росе. Попробовать сбежать? Но куда? Злата была не настолько глупа, чтобы не понимать, что ее быстро поймают. Если она не видит стражников, это не значит, что их тут нет.
        Сначала нужно изучить дом, а потом и способ сбежать появится. Безвыходных положений не бывает, как не бывает крепостей, из которых нельзя сбежать. Главное, с умом взяться за дело.
        На столе с вечера стоял поднос с фруктами, хлебом и водой. Злата взяла кисть бледно-зеленого винограда и начала есть. Сладкий… В последний раз она ела в обществе папеньки. Как он, что с ним? Он наверняка будет ее искать! В жизни Златы всегда был мужчина, который мог спасти ее ото всех неприятностей, и этим мужчиной был ее отец. Ни на кого больше, кроме себя и него, ей в этой жизни рассчитывать не приходилось. Вот только жив ли отец? Насколько опасна его рана?
        Злата попыталась выйти, но обнаружила, что дверь заперта. Чего и следовало ожидать.
        По ее расчетам, она ждала не меньше часа, прежде чем дверь открылась и появилась Джанан. За ней следовала молодая красивая женщина с ворохом одежды в руках. Женщина положила одежду на кровать и уставилась на Злату с любопытством.
        - Иди, Айиша, - велела катибе-уста.
        Злата смотрела на рабыню с удивлением. Если здесь держат таких красивых девушек, зачем загадочному господину понадобилась она? Русская экзотика? Господину нравятся блондинки?
        - Хорошо, что ты уже встала, - без выражения произнесла Джанан. - Сейчас ты переоденешься. Я расскажу тебе, как называется наша одежда. - Она взяла с кровати очень широкие штаны из нежно-голубого шелка. - Это шальвары. Надевай.

«Шаровары!» - вспомнила Злата русское название. Она подумала несколько мгновений, не стоит ли оказать сопротивление и отказаться переодеваться в местную одежду, но потом решила, что это ничего не даст. Ей все равно некуда деваться, что проку, если ее переоденут насильно? С ней здесь могли сделать все что угодно, она ведь не знает, что обычно делают с женщинами в гареме. Наверняка не душеспасительные беседы ведут… Злата сбросила свое изрядно помятое и испачканное платье, которое совсем недавно было таким красивым. Джанан смотрела на девушку с одобрением.
        - У тебя хорошая кожа, - сказала она. - И красивая фигура. И волосы твои хороши, только ты совсем не умеешь за ними ухаживать. Я расскажу тебе, как это делать. Вы, северные женщины, не умеете видеть, обонять, чувствовать.
        - Почему? - обиделась Злата.
        - Вы принадлежите в первую очередь себе, а потом мужчине, - пояснила Джанан свою точку зрения. - Так нельзя.
        - Почему? Принадлежать себе - что может быть естественнее? - высказала Злата свои тайные мысли. - Сама с собою я свободна.
        - Нет, - покачала головой Джанан. - Принадлежать мужчине - вот настоящая свобода.
        Злата смогла только молча покачать головой, услыхав это дикое утверждение. Конечно, мужа своего надо любить и ему подчиняться, это обязанность жены, но принадлежать и быть свободной - эти два понятия между собой никак не сочетались. Злата молча влезла в шальвары, чуть стесняясь пристального взгляда Джанан. Та же смущения девушки будто не замечала, протягивая ей следующий предмет одежды - полупрозрачную нижнюю рубаху, дымчато-голубую и легкую, как морской бриз.
        - Это хамиз.
        - Хамиз, - вздохнув, покорно повторила Злата. Несмотря на то что она фактически находилась в плену, на неизвестность и беспокойство и за отца, и за себя саму, Злата не могла справиться с любопытством, с желанием знать, как здесь все устроено. С ней не случится ничего плохого, просто не может случиться, а такого уникального случая узнать настоящую восточную жизнь не выдастся больше. Вернувшись в Россию, она будет вспоминать это как сказку, пусть страшненькую, но экзотическую. Злата набросила хамиз поверх шаровар - рубаха ниспадала до щиколоток - и вопросительно взглянула на Джанан.
        - Завяжи.
        Спереди на рубахе был длинный разрез со шнуровкой; Злата справилась с ней довольно быстро. Шелковая ткань приятно холодила тело, широкие, расклешенные книзу рукава оставляли открытыми только кисти рук. Джанан уже протягивала следующую вещь - богато расшитую жилетку.
        - Это фримла.
        Жилетка оказалась чрезвычайно удобной: поддерживала грудь и ничуть не мешала. А такой прекрасной вышивки Злата никогда не видела - все-таки на Востоке это особое искусство. Она невольно вспомнила свое домашнее вышивание и поморщилась. Пастушки и птички… Здесь обычная фримла расшита таким великолепным узором, что его можно было рассматривать час, и не надоело бы.
        Джанан открыла шкатулку, которую принесла с собой, достала оттуда что-то переливающееся и позвякивающее и велела Злате сесть. Через несколько минут на щиколотках и запястьях девушки красовались яшмовые браслеты и яшмовое ожерелье охватывало тонкую шею. Отступив на шаг назад, Джанан полюбовалась и удовлетворенно кивнула.
        - Тебе нужно подвести глаза и выкрасить ногти, и ты станешь настоящей красавицей, - улыбнулась она. - Тебе идут украшения, хотя много их не нужно надевать. Твоя естественная красота делает тебя привлекательнее, чем целая гора ожерелий и браслетов.
        Злата хотела спросить, зачем же ей становиться привлекательнее, но вовремя прикусила язык. Вопрос глупый: ведь ей ясно дали понять, что тут имеется господин, который любит красивых девушек, и еще какие-то члены его семьи или друзья, которые, надо полагать, тоже не прочь прогуляться в гарем. Проснувшийся не ко времени цинизм подсказал, что, если как следует сопротивляться местным обычаям, может быть, на нее не обратят внимания. Или набросятся сразу - вдруг кому-то из этих загадочных восточных мужчин нравятся строптивицы? Злате впервые пришло в голову, что, если она благополучно вырвется отсюда, ее репутация все равно будет непоправимо испорчена. И тогда она не сможет рассчитывать не только на влюбленного Новаковского, которому семья просто запретит жениться на девушке, побывавшей в гареме, но и на старого ловеласа Изюмско-го, хотя ему-то, по большому счету, все равно. Вообще ни на кого нельзя будет рассчитывать. В монастырь, с глаз долой - единственный выход.
        А как тяжело все это будет для папеньки! Злата помрачнела. Но Джанан не волновало, о чем думает русская девушка; у хранительницы гаремного мира и покоя, без сомнения, была еще куча указаний, которые Злата должна выполнить быстро, четко и незамедлительно.
        - А теперь мы пойдем осмотрим женскую половину дома нашего господина. - Джанан сделала Злате знак встать.
        - Вот так и пойдем? - Злата поболтала ногами. - Босиком?
        - Мы редко надеваем туфли дома. Босиком ходить полезно. - Странная полуулыбка Джанан раздражала Злату: девушка не любила, когда к ней относятся снисходительно.
        Но тем не менее встала и последовала за Джанан, но, едва выйдя в коридор, чуть не метнулась обратно: у дверей комнаты стоял огромный чернокожий мужчина.
        - Не бойся, - успокоила ее Джанан. - Это гарем-агалар, его зовут Тафари. Он будет охранять тебя. Он не понимает ни одного языка, на котором ты умеешь говорить, поэтому ты не сможешь с ним общаться, пока не выучишь арабский.
        Злата не совсем понимала, зачем ей разговаривать с этим страшным человеком.
        - Как называется его должность? - переспросила она, чтобы не стоять столбом и сказать хоть что-нибудь. - «Гарем…», как там дальше?
        - Гарем-агалар, - тщательно выговаривая слова, произнесла Джанан, и Злата несколько раз шепотом повторила незнакомое название. - Он евнух.
        - Евнух?
        - Да, его оскопили, чтобы он мог нести службу в гареме, - беспечно сообщила Джанан. И добавила с усмешкой: - Не бойся его, он хороший и очень любит сладкое.
        Злата почувствовала, что краснеет. О таких вещах в московском обществе даже шепотом не говорили, девушка и помыслить не могла, что даже в семье мачеха вдруг скажет ей о ком-либо… такое. Она читала Евангелие от Матфея, где было написано:
«Ибо есть скопцы, которые из чрева матери родились так; и есть скопцы, которые оскоплены от людей; и есть скопцы, которые сделали сами себя скопцами для Царства Небесного». Но Злата никогда о таких вещах даже втайне не задумывалась. И вот совершенно непонятный человек стоял перед ней, кротко смотрел темными глазами и улыбался.
        Джанан продолжила объяснения, будто бы не заметила смущения девушки:
        - В гареме хозяина служат только евнухи.
        Злата ужаснулась, но предпочла скрыть замешательство и последовать за Джанан, стараясь не оглядываться на Тафари, который бесшумно пошел за женщинами.
        Злата полагала раньше, что гарем - это некое помещение, битком набитое полуодетыми одалисками. Женщины сидят все вместе в большой комнате, периодически к ним заходит султан, указывает пальцем на понравившуюся наложницу, после чего та под аккомпанемент бубна и диких напевов флейты исполняет танец живота в султанских покоях. Но в реальности все оказалось не так.
        Женская половина дома была просто огромна. Это даже сложно назвать половиной, скорее территория поместья некоего могущественного человека - так это можно обозначить. Здесь можно было долго бродить и никого не встретить. У джарийе имелись свои комнаты, выходящие в общий коридор наподобие монастырского, где они жили по двое; у хранительницы гарема и жены господина были свои покои. Джанан объяснила Злате, что и у нее будет отдельная комната - та самая, где девушку переодевали, но за какие заслуги, рассказывать не стала. Похоже, существовал целый комплекс запретных вопросов, добиваться ответа на которые было бесполезно. Но Злата не переставала спрашивать - ведь на что-то она получала ответ!
        Джанан показала Злате общие пышно убранные покои, бассейны, лечебницу, баню, библиотеку, провела мимо жилищ евнухов и слуг. Были комнаты, где одалиски предавались отдохновению, играли на музыкальных инструментах, приводили себя в порядок. Злата смотрела во все глаза, не в силах поверить, что подобная красота бывает на свете: все эти летящие арки, тонкие колонны и мозаичные чудеса приковывали взгляд. От фресковых росписей невозможно было взгляд оторвать: то бирюзовые небеса поразительной глубины, покрытые легкими облаками, то зеленые глубины моря. Злата задержалась у стены, на которой был выложен из цветных кусочков город: вода, горбатый мост и дома громоздились друг на друга… Джанан не без гордости сообщила, что эта мозаика является практически точной копией мозаики на западной стене мечети Омейядов на главной площади Дамаска.
        И было здесь множество мелочей, за которые цеплялся взгляд, такое множество, что и всей жизни не хватит, чтобы разглядеть. Покрывала из кружев восхитительного рисунка, большая перламутровая раковина, отливающая всеми оттенками спектра, или прекрасные цветы, оплетавшие золотую решетку.
        Встречавшиеся на их пути женщины с любопытством смотрели на Злату, но заговаривать не решались, их отпугивал строгий взгляд Джанан. Девушка же про себя решила, что в ближайшее время изучит тут все как следует. Кажется, ей не возбранялось перемещаться по женской половине дома, а вот будет ли этот громадный Тафари и дальше следовать за ней как привязанный? Наверняка! Не зря же его к ней приставили. Неужели она так приглянулась какому-то богатому мусульманину, что он решил сделать ее наложницей? Но где этот сумасшедший господин успел увидеть Злату? И зачем было ранить отца, убивать Тимофея? Хорошо еще, Дуняша осталась в гостинице, ведь ее тоже могли бы убить - а может быть, и нет, забрали бы сюда тоже.
        Самый центр гарема - просторная зала с бьющими фонтанами - показался Злате почти что райским садом. Здесь было очень просторно, тихо, уютно. Зала, называемая киоском, была вознесена на несколько метров над землей. Здесь Джанан задерживаться не стала и поторопила Злату, провела ее длинным коридором и открыла дверь комнаты девушки.
        - Оставайся здесь, - велела Джанан. - Я приду за тобой, когда будет нужно. Тебе нельзя пока ходить по гарему.
        - Почему? - Злата решила изобразить кротость - вдруг выпустят пораньше. - Мне тоскливо сидеть тут в одиночестве.
        - Так приказал господин. - Дверь непререкаемо закрылась следом за катибе-уста. Злата вздохнула и повернулась к окну - ничего, можно будет вылезти в сад и разведать, как тут и что, но и здесь ее ждало разочарование: на окне красовалась еще утром отсутствовавшая решетка.


        Глава 7
        Злате казалось, что дни и ночи здесь тянутся бесконечно. Девушка лежала в темноте, прислушивалась к постепенно стихающим звукам гаремной жизни, а беспокойство и неизвестность мучили ее, прогоняя сон. Что с отцом? Жив ли он? Почему ее никто не ищет? А может, ищет, но не может найти? А если отец счел ее погибшей? Ведь тогда и поисков не будет, никто не спасет ее.
        Справившись с первым шоком, смирившись с тем, что ее похитили и не собираются отпускать (ведь прошло достаточно дней, чтобы предложить отцу или русскому послу вернуть девушку за выкуп), Злата решила, что не стоит гадать о судьбе папеньки, надо действовать самой. Да, тоска осталась, да, страх за отца и за себя сжимал сердце, но не такова Злата Алимова, чтобы страдать и заламывать руки.
        Девушке позволили спать, сколько она захочет, хотя в мусульманском доме все привыкли вставать рано, еще до крика муэдзина на рассвете. Прошло несколько дней, и Злата сама стала просыпаться с восходом солнца. Если заглядывала Джанан, Злата притворялась, что спит, чтобы ее подольше оставляли в покое.
        То, что происходило с ней, безусловно, пугало, но постепенно любопытство и жажда познания взяли верх. И Злата поняла, что перестала бояться того неведомого, что ее ожидало в будущем. Хозяин дома не появлялся, а если и появлялся, Злату к нему не отводили. Может быть, он хочет запросить за нее выкуп? Но так Злата думала в самом начале своего заключения, и скоро надежда развеялась: папенька отдал бы любые деньги, чтоб ее вернуть, значит, цель у похитителя другая. Однако размышлять над этой неведомой целью можно долго и ни к чему не прийти, так что Злата бросила это бесполезное занятие. Время покажет.
        Джанан не одобряла, если девушка надолго выходила из комнаты, поэтому Злата постаралась сделать свои прогулки по женской половине дома достаточно краткими, но информативными. Ходила она быстро, однако Тафари поспевал за ней без труда. Евнух оказался спокойным и улыбчивым, хотя и выглядел угрожающе, и Злата почему-то быстро перестала бояться его. Наверное, чувствовала подсознательно, что Тафари не причинит ей вреда.
        Разговаривать с ним она еще толком не могла, хотя Джанан с обстоятельностью, ей, по-видимому, свойственной, начала учить Злату арабскому языку. Он был очень красив, и девушка, уже знавшая два языка, с энтузиазмом принялась за третий. Они начали с простых слов - названий предметов, одежды, еды. Злата вскоре обнаружила, что с помощью пары слов и выразительных жестов способна втолковать Тафари, чего ей хочется.
        - Таббуле, - говорила Злата, улыбаясь и разводя руками. Понятливый евнух кивал, и через некоторое время девушке приносили огромную миску вкуснейшего салата из зелени.
        Познание нового мира требовало внимания и наблюдательности - иначе как отсюда сбежать? Во время своих прогулок по гарему, когда Тафари следовал за нею огромной черной тенью, Злата старалась запомнить план дома, выяснить, куда ведут коридоры, где стоит охрана. Впрочем, пока надежды было мало: евнухов тут множество, и они исправно стерегут вверенных им женщин. Попытаться бежать через сад - и думать нечего… А сад был восхитителен. Только теперь Злата увидела, что такое настоящий восточный сад, да еще и при гареме. Здесь росли финиковые пальмы, фруктовые деревья, было множество укромных уголков и изящных беседок, здесь бродили ручные животные - Злата только ахала, на них глядя. В доме господина имелся и зверинец, но к нему Тафари свою подопечную не подпускал. Приходилось довольствоваться короткими прогулками по прекрасному саду, слушать соловьев, срывать груши с веток и наслаждаться журчанием фонтанов.
        Но сбежать отсюда, кажется, и в самом деле невозможно. Высоченная стена окружала ухоженные лужайки, и даже самые высокие деревья едва доставали до ее края. Единственное удобное дерево, с которого можно было бы перебраться на стену, располагалось неудачно: рядом с ним все время кто-нибудь находился. На мужскую половину дома - селамлик - Злату, понятное дело, никто пускать не собирался, поэтому выяснить, есть ли удобный выход там, не представлялось возможным.
        - Селамлик - это покои господина, - объяснила слегка шокированная Джанан, когда Злата беспечно поинтересовалась, можно ли прогуляться по коридору, ведущему в мужскую часть дома. - Хозяин там принимает гостей, беседует с ними. Селамлик открыт для всех приходящих. Женщинам там не место.
        - А к нам тоже могут приходить посетители? - Это была надежда: заорать, что ее похитили, вдруг заглянет кто совестливый. Но Джанан покачала головой:
        - «Гарем» означает «запретное». Сюда дозволяется вступать только господину и тем, кого он пригласит.
        Иными словами, тут царило полное беззаконие. Очень мило. Она в полной власти страшного сумасшедшего.
        Это настоящая тюрьма, красивая, даже роскошная, но тюрьма. Злату это злило. Она старалась не показывать своего раздражения Джанан, но та будто видела девушку насквозь - и, продолжая тихо улыбаться, учила ее разным полезным вещам. Например, подробно описала Злате идеал женской красоты:
        - Ростом женщина должна быть как бамбук среди растений, - вещала Джанан, заставляя Злату примерить очередное расшитое золотой нитью платье, которое так плотно облегало фигуру, что просто неприлично было. - Лицо должно быть круглое, как полная луна, волосы темнее ночи, щеки белые и розовые, с родинкой, не отличающейся от капли амбры на алебастровой плите. - Родинок у Златы не было, но разве это проблема в конце девятнадцатого века? - Глаза должны быть черные, большие, как у дикой лани. Но твои зеленые так хороши, что никакой мужчина не устоит, - улыбалась Джанан. - Веки сонные, уста небольшие, с зубами, подобными жемчужинам, оправленным в коралл, груди, подобные яблокам, бедра широкие, а пальцы постепенно сужающиеся к ногтям, покрашенным красной хной.
        По всему выходило, что за исключением цвета глаз, волос и непонятной тяжести век, Злата отлично вписывалась в местный канон красоты и имела все шансы обратить на себя внимание хозяина. Однако ее не спешили поставить пред светлые очи господина, выказавшего к ней столь горячий интерес. Злата, конечно, и не стремилась к этому, но неизвестность раздражала.
        Ее наставница хотя и не отвечала на половину вопросов, зато научила ее красить ногти хной и пользоваться множеством ароматных масел для тела. Восточные запахи нравились Злате, и, справедливо рассудив, что никакого вреда от этого не будет, она с интересом подчинялась указаниям Джанан, которая совершенно точно знала, как лучше.
        С другими женщинами в гареме Злата не общалась и видела их только издалека. Иногда кто-нибудь приходил вместе с Джанан, но женщины быстро удалялись - видимо, на сей счет имелось особое распоряжение. Евнухи тоже не выказывали желания общаться, а Злата, в свою очередь, любопытничала на их счет.
        Джанан в свойственной ей откровенной манере и с подробностями, упущенными при знакомстве с Тафари, поведала девушке о способах кастрации мужчин, которые после этого становились евнухами. Страшно представить, как живут эти люди, лишенные того, что составляет сущность и гордость любого настоящего мужчины. Конечно, Злата ни разу не видела обнаженного мужчину, но с анатомическими атласами в библиотеке ознакомилась внимательно, несмотря на то что спрятаны они были на самую верхнюю полку. Так что теперь девушка прониклась жалостью к кастрированной части человечества, даже к толстым самоуверенным котам, которые в изобилии обитали в гареме. Один кот, жирный белый красавец по имени Азиз, ходил за Златой повсюду, как собачонка, что девушку чрезвычайно забавляло.
        Евнухи были в основном толсты, как винные бочки, но некоторые, вроде Тафари, сохранили силу и прекрасную фигуру. Сначала Злата натыкалась на евнухов средних лет, но на десятый или одиннадцатый день ее пребывания в заточении она убедилась, что бывает и другая разновидность этих несчастных, на ее взгляд, мужчин.
        В тот день Злате разрешили погулять в саду, и она немедленно воспользовалась этой возможностью. Был обычный - вот, это уже стало для нее обычным, - дамасский день, солнце жарило вовсю, и так приятно прогуляться в тенистом саду, слушая журчание прохладных струй.
        Злата шла по дорожке, вымощенной белым камнем, и вела чрезвычайно содержательный разговор с Тафари, используя свои пока еще скудные знания арабского языка.
        - Цветок красивый.
        - Да, госпожа, - безмятежно кивал евнух. Его лицо не выражало никаких эмоций, видимо, поэтому его и приставили к Злате. Такой лишнего не сболтнет.
        - Птица красиво поет, - тщательно выговаривала девушка.
        - Да, госпожа.
        Злата остановилась у фонтана и омыла руки.
        - Вода холодная. Хорошо. Нравится.
        - Да, госпожа.
        Что еще сказать, Злата не знала, вернее, знала, но для этого не хватало выученных слов. Хотелось рассказать Тафари - какая разница, что он может пересказать это кому не надо, - что здесь красиво, но надоело. Слова «надоело» Злата еще не знала. Надо бы у Джанан спросить.
        Вот тогда, сидя на бортике фонтана и думая в очередной раз, как бы развить непомерную прыгучесть и одним махом перескочить через стену, отделявшую от внешнего мира, Злата увидела двоих евнухов, жующих халву и играющих в нарды. В это время они, видимо, расслаблялись. Вообще, как уже поняла Злата, евнухи вели в гареме весьма расслабленный образ жизни, чем еще больше напоминали кастрированных котов.
        Первый был обычным: средних лет, полный и благодушный - Злата его уже видела в гареме. А вот второй… Таких красивых молодых мужчин Злата до сих пор не видела, и только сейчас до нее дошло, что же представляет собою настоящая восточная мужская красота.
        - Тафари, - обратилась девушка к евнуху, невежливо указав пальцем на беседующих мужчин, которые ее не видели, - это гарем-агалар?
        - Да, госпожа.
        - Оба? - уточнила Злата.
        - Да, госпожа.
        Этого не могло быть, но это было. Злата во все глаза смотрела на молодого евнуха, который, смеясь, что-то доказывал старшему. Господи, как жалко-то бедняжек, особенно юного!
        У молодого евнуха было такое лицо, будто его рисовал самый талантливый в мире художник, стремившийся передать идеальную красоту Востока. Смуглая кожа, красивые темные глаза, тонкий нос… Лицо не картинное - живое, умное, взгляд невозможно оторвать. Когда молодой человек смеялся, было видно, что зубы у него белые и ровные. А как бы ему пошла бородка и усы! Но, увы, теперь ему не удастся их отрастить. И даже без них евнух был необыкновенно хорош. Девушка даже не понимала, почему он ее так заинтересовал. Вот животик у него имеется, года через два он растолстеет, но пока, пока… Злата так засмотрелась, что чуть не свалилась в фонтан.
        - Красиво… - пробормотала она чуть слышно и почему-то по-арабски; верный Тафари немедленно отчеканил:
        - Да, госпожа.
        - И ты красивый, - улыбнулась ему Злата. Евнух, против ожидания, смолчал: смутился, что ли?
        Злате было жалко прекрасного молодого человека просто до слез. Интересно, что побудило его стать евнухом, за какие такие грехи он решился превратиться в скопца? Что вообще толкает на это загадочных восточных людей? И не только восточных, как рассказала Джанан, знавшая об интимных сторонах жизни практически все, в России тоже существовала секта скопцов… Но такой молодой и красивый юноша, почему, зачем? .
        После двух недель пребывания Златы в гареме от нее наконец-то убрали охрану.
        Утром она открыла дверь и растерялась, не увидев Тафари на привычном месте. Она даже окликнула евнуха, но он не пришел. Зато явилась Джанан и объяснила, что Злате можно теперь передвигаться по гарему без охраны, маячащей за спиной.
        - Ты помнишь, что не должна пытаться бежать, - это был не вопрос, а утверждение. - Ты знаешь, что тебя остановят. Отсюда невозможно бежать. Тебе уготована великая честь… - Джанан остановилась, она явно проговорилась, но ее слова Злате ничего нового не принесли - она и так догадывалась, что не зря ее холят и лелеют. Наверняка в главные наложницы готовят, только зачем она сдалась хозяину этого дома, до сих пор непонятно. В неземную любовь верилось слабо. - Ты можешь ходить по дому и саду, но не подходи близко к стене или выходу в селамлик.
        - Спасибо, - искренне поблагодарила Злата. - Можно ли мне говорить с другими обитателями гарема?
        - Большинство из них тебя не поймут, твой арабский пока ужасен, - засмеялась Джанан.
        - Приблизительно как твой французский? - обиделась Злата.
        - Намного хуже. Ты немая по сравнению со мной. - Джанан, видимо, вообще не умела обижаться. Глядя на нее, перестала дуться и Злата.
        Отсутствие охраны означало одно: теперь можно попытаться бежать!


        Глава 8
        Вскоре после того разговора с отцом в саду на рассвете в дом Бен-Нижадов пришел седой дервиш с солидной поклажей за спиной. Амир увидел, как старик бредет через сад, и поспешил во двор.
        Дервиш уселся на скамью у фонтана и принялся распаковывать поклажу. Тут же появился отец и с некоторой иронией улыбнулся Амиру, который с ужасом взирал на разложенный по мраморным плитам двора реквизит.
        - Ты все еще готов на риск, сын? - Голос Джибраила прозвучал слегка иронично.
        - Да, отец. Но это же просто маскарад, - пожал плечами Амир.
        Дервиш извлек из узла с вещами огромные ножницы и зловеще ими клацнул. Амир побледнел.
        - Надо остричь волосы, - пояснил дервиш. Амир перевел дух: он, как и многие из молодежи, носил длинные волосы, хотя старшее поколение по традиции брило голову, но лучше уж расстаться с шевелюрой, чем с тем, о чем он подумал. Молодой человек снял чалму и в последний раз провел рукой по длинным, до плеч, вьющимся волосам.
        - Жалеешь? - осторожно спросил отец.
        - Нисколько, - не дрогнул Амир.
        Дервиш закончил распаковывать реквизит, слуга принес скамейку, и Амир отдался в руки бродячего монаха. В начале юноша героически смотрел, как падают на розовый мрамор безжалостно состриженные черные пряди, но потом не выдержал и закрыл глаза. Не прошло и получаса, как его обрили налысо.
        - Нужно натереть кожу головы ореховым соком, - прозвучал прямо над ухом неожиданно звучный голос дервиша.
        - Зачем? - поинтересовался Амир.
        - Посмотри сам. - Отец протянул ему зеркало.
        Амир осторожно заглянул в него и хихикнул: бледная лысина делала его голову похожей на страусиное яйцо, уши смешно топорщились, а черные брови и бородка выглядели абсолютно чужеродно.
        - Да, действительно, - с достоинством проговорил Амир. - С головой надо что-то делать.
        - А также с бородой и усами, - добавил старик.
        - Что? С бородой? - Вырастить даже такую короткую бородку стоило Амиру большого труда.
        - Усы и бороду тоже надо сбрить, кожу смазать орехом. А брови выщипать.
        Амир вскочил со скамьи, едва ее не опрокинув, и уже было открыл рот, чтобы возмутиться, но взглянул на отца - и передумал. Джибраил изо всех сил старался оставаться серьезным, но у него это плохо получалось. Вряд ли отец посочувствует…
        - Приступай! - величаво приказал юноша дервишу и вновь уселся на скамейку.
        Когда Амир снова взглянул в зеркало, то не смог даже улыбнуться. Еще утром он был молодым мужчиной, пусть слишком красивым, но все же мужественным. Сейчас же в зеркале отразился молоденький мальчик, женственно смазливый, безволосый и безбородый. После бритья дервиш намазал какой-то липкой мазью щеки и заявил, что растительность на лице не будет беспокоить Амира целый месяц. Можно подумать, что борода так волновала молодого человека! Наоборот, его волновало ее отсутствие! Выщипанные в ниточку брови оказались пределом, после которого Амир отказался воспринимать действительность и наблюдал свое дальнейшее преображение с полнейшим спокойствием и отстраненностью.
        Дервиш облачил юношу в желтые шальвары, ярко-алую абайю, темно-синюю, почти черную джеббу и намотал на лысую голову огромный тюрбан, украсив его в качестве завершающего штриха павлиньим пером, приколотым огромной брошью с явно фальшивым сапфиром. В качестве обуви Амиру были предложены сплошь расшитые золотой нитью туфли без задника с загнутыми носами.
        Пояс шальвар дервиш намотал вокруг талии и бедер Амира таким образом, чтобы со стороны создавалось впечатление, что у юноши имеется вполне солидный животик.
        - Зрелище душераздирающее, - констатировал Амир, едва взглянув на себя в зеркало.
        - Ничуть, - ответствовал дервиш. - Обычный молодой евнух.
        - Это-то и душераздирающе, - грустно вздохнул Амир.
        Остаток дня дервиш обучал юношу правильно ходить, посвятил в вопросы управления гаремом и правила поведения евнухов на женской половине. В гареме никто не будет даже подозревать, что новый евнух - совсем не евнух. Даже подкупленный главный хадим думает, что просто берет еще одного молодого слугу по протекции, ведь гарему Бен-Фарида действительно нужен служитель.
        В темноте после полуночной молитвы бродячий монах проводил Амира к незаметной калитке в сплошной стене дома Бен-Фарида. Там их ждал немолодой евнух в богатых одеждах.
        - Приветствую вас, Малик-ага, - отвесил поклон дервиш. - Я привел вам нового гарем-агалара. Его зовут Амир.
        Юноша молча поклонился. Малик-ага придирчиво осмотрел Амира, одобрительно кивнул и проговорил, слегка шепелявя:
        - Зайди же в гарем господина Бен-Фарида и служи честно, тогда господин отблагодарит тебя.
        Амир снова поклонился и вошел в дом врага.
        Первые две недели своего пребывания в гареме Амир не узнал ничего важного. Миниатюрный фотоаппарат так и пылился в тайнике, который молодой человек устроил под одной из плит пола своей комнаты. Обитатели и обитательницы гарема проводили дни в праздности и лени, скучали, сплетничали, плели мелкие интриги. С женщинами Амир старался не встречаться, а вот болтовня с евнухами приносила определенную пользу: он уже нарисовал по их рассказам подробный план дома и узнал, где находится вход в подвал. Оказывается, подвал дома был частью разветвленной сети туннелей, целого подземного города. Евнухи с наслаждением пересказывали друг другу слухи об ужасах, прячущихся под землей. Амир справедливо полагал, что нет дыма без огня: то есть в катакомбах действительно происходит что-то странное и беззаконное. Значит, именно туда ему и надо попасть. Только вот как это сделать?
        Евнухам не запрещалось свободно перемещаться по всему дому - и по мужской половине тоже, но всегда надо иметь причину, просто так не побродишь, живо отправят обратно в гарем и к делу пристроят.
        На пятнадцатый же день случилось нечто очень интересное.
        Среди дня в гарем с мужской половины принесли нечто, завернутое в ковер. Это
«нечто» весьма напоминало человека. Потом к одной из комнат приставили охрану, и туда зачастила катибе-уста Джанан. Амир поинтересовался у Малик-ага, что происходит. Тот как-то странно взглянул на него, но все же ответил:
        - Хозяин приобрел новую наложницу.
        - Почему же ее не поместят вместе с остальными? Почему ее охраняют?
        Главный хадим настороженно осмотрелся, приблизил лицо к Амиру и прошептал прямо в ухо:
        - Никогда не интересуйся делами хозяина. Не задавай вопросов, если тебе дорога жизнь.
        Амир сделал вид, что напуган.
        Неужели удача идет ему прямо в руки? Если прямо здесь, в гареме, творится нечто беззаконное, то и не надо будет лезть в катакомбы. Нужно просто познакомиться с девушкой.
        Следующие две недели ему никак не удавалось даже приблизиться к новой обитательнице гарема, но он не терял времени даром: почти каждый вечер он напрашивался в караул у двери селамлика, глубокой ночью оставлял свой пост и с фотоаппаратом пробирался на мужскую половину. Дойти до заветной дверцы ничего не стоило, а вот пробраться вниз, в катакомбы… Дверь охраняли круглосуточно два амбала, вооруженные саблями и пистолетами. Несколько раз Амиру приходилось в срочном порядке прятаться под кровати и диваны, чтобы не быть обнаруженным.
        Вот и сегодня он пролежал под низкой кушеткой целых два часа, пока на ней ворковали стражник и служанка из гарема. В результате вся его одежда покрылась пылью.
        Амир подождал, пока шаги стихнут в коридоре, и выбрался из-под кушетки. Что ж, можно попытаться продолжить разведку, надеясь, что никто больше не бродит по дому глубокой ночью. Может, стоит пробраться к покоям хозяина дома? Вдруг именно там прячется Дауд, гореть ему в аду?
        Вскоре Амир наткнулся на еще одну охраняемую дверь, но стражник задремал, так что юноша смог прокрасться мимо него. Странно, но за дверью оказалась библиотека: не та, откуда обитательницы гарема частенько просят принести какой-нибудь роман, а другая, полки здесь заставлены старинными книгами, в шкафах заперты еще более древние свитки. Кажется, он наткнулся на то, что ему нужно. Здесь может оказаться нечто интересное…
        Амир принялся изучать названия книг, иногда он открывал какую-нибудь из них, бегло просматривал и фотографировал текст. Он так увлекся этим занятием, уверенный, что услышит любой шум в коридоре, что не заметил, как кто-то тихо проскользнул в комнату.



…Несколько дней Злата осваивалась, изучала ходы-выходы и вот сегодня решила попробовать сбежать. Пару дней назад она обратила внимание, что у двери на мужскую половину дежурит тот молодой евнух, что приглянулся ей тогда в саду. Может быть, удастся как-нибудь его отвлечь? Ведь это все же не Тафари…
        Девушка осторожно, тихо как мышка и по стеночке, по стеночке прошмыгнула пустыми коридорами, вышла в сад и огляделась: никого - отлично.
        Обувь у Златы была - Джанан принесла для прогулок по саду, - однако по коридорам девушка пробиралась босиком, а туфли несла в руках. Теперь же туфли пригодились, она обулась и вышла в сад.
        Настроение у Златы было боевое, она всегда приходила в прекрасное расположение духа, решившись на что-то сумасбродное. А попытка побега была чистой воды сумасбродством: ведь Злату предупреждали, что не стоит этого делать. И как перебраться через стену и пройти по ночным улицам? Но все эти сложности меркли перед призраком свободы. Все-таки Джанан не права: свобода - это когда ты можешь идти куда хочешь и делать то, что хочешь, а не принадлежишь некоему сумасшедшему господину, который незнамо почему заинтересовался тобой…
        Короткими перебежками, от куста к кусту, Злата пробралась к выходу на мужскую половину. Странно, но у двери никого не было. Пусто, тихо и темно. Вот и хорошо.
        Дверь оказалась незапертой. Как беспечно! А Джанан еще рассказывала о непреодолимой охране гарема! Мужская половина тоже была безлюдной, но Злата все равно осторожно выглядывала из-за каждого угла, не без основания опасаясь наткнуться на охрану. Так и оказалось: у одной из дверей дремал стражник. Может быть, это и есть выход на улицу?
        Злата помедлила, разглядывая охранника: толстяк сидел на скамье и клевал носом, чалма сползла на один глаз, руки сложены на животе, рот полуоткрыт. Кажется, спит крепко. Удастся ли проскользнуть мимо? А там, на улице, броситься бежать со всех ног, и пусть попробуют догнать!
        На цыпочках, стараясь ступать бесшумно, Злата прокралась к двери, нажала на ручку, толкнула - и вот она уже по другую ее сторону. Но там оказалась не улица, а библиотека. Девушка прижалась спиной к двери, стараясь не дышать: она здесь не одна, в углу склонился над какой-то окруженной свечами книгой тот самый молодой евнух, что должен был караулить выход на мужскую половину. В руках у него была какая-то маленькая коробочка, юноша явно занимался чем-то недозволенным, не говоря уж о том, что он покинул свой пост.
        Злата замерла, не зная, на что решиться: сбежать немедленно или попытаться понять, чем это таким тут занимается евнух. И тут уж судьба решила за нее: юноша оторвался от книги и увидел незваную гостью.
        - Что ты здесь делаешь? - спросил Амир по-арабски. Девушка, видимо, не поняла: повернулась и уставилась на него огромными зелеными глазищами. Таких глаз Амир ни у кого еще не видел: их изумрудная глубина затягивала как водоворот.
        - Я еще плохо понимаю, - сказала она, ужасно коверкая слова.
        Амир спросил по-французски:
        - А на этом языке ты говоришь?
        Девушка просияла.
        - О да! - Тут ее произношение было безупречным. - Я и не подозревала, что среди евнухов встречаются столь образованные! И столь нерадивые. - Она явно намекала на то, что он оставил свой пост.
        - Вот об этом я и хочу с тобой поговорить, - сообщил ей Амир. - Может быть, нам стоит договориться: ты никому не говоришь обо мне, а я не рассказываю, что тебя здесь видел?
        Девушка прищурилась и заложила руки за спину.
        - Разумная сделка, - согласилась она после паузы.
        - Так что ты здесь делаешь? - вернулся к невыясненному вопросу Амир. Если он не исполнит то, что велел отец, будет очень стыдно. Подвести Джибраи-ла - смерти подобно, и это не шутка и не красивый оборот, это реальность. Если не оправдать надежд отца, из-за глупости не исполнить то, что должен, зачем тогда жить? Одна надежда, что девушка окажется умницей и не выдаст его.
        - А ты не хочешь спросить, как меня зовут? - Ее колдовские глаза смеялись. - Я тебя видела в саду, когда гуляла. Как зовут тебя?
        - Амир. - Он невольно улыбнулся. Девушка оказалась забавной. - А ты?
        - Я Злата.
        - Злата, - старательно выговорил молодой Бен-Нижад. - Это славянское имя.
        - Да, я русская.
        - Ты из России? - живо заинтересовался Амир. - Я много читал об этой стране. - И тут же спохватился: стоять в охраняемой библиотеке и беседовать с наложницей о культуре далекой северной страны было не просто странно - это было верхом глупости и вообще попахивало безумием! Что-то сегодня он плохо соображает… А взгляд-то у девушки волшебный!
        - Странный ты, - хихикнула Злата. Она, видимо, тоже опасалась быть обнаруженной, потому что воровато огляделась. - Ты не против, если я пойду дальше? Мне лучше тут не задерживаться.
        - А куда ты собралась? - Амир нахмурился. - Ты что, сбежать хотела?
        Злата закусила губу:
        - Может быть. А тебе-то что?
        Да ничего, но если девушка попадет в неприятности, она может нечаянно выдать Амира. И где это видано, чтобы хорошенькие девушки сбегали из гарема посреди ночи? Особенно из этого гарема, где все входы и выходы охраняются днем и ночью, к тому же одну из этих дверей поручено охранять ему.
        - Тебе не удастся, - сказал он. - До ворот, ведущих на улицу, еще много охранников - и они не спят.
        Злата закусила губу: побег оказался непростым делом.
        - И как же ты сбегаешь, без всего? - улыбнулся Амир, не в силах отказать себе в удовольствии подразнить девушку. - У тебя даже узелка с вещами нет, а где же кинжал? Без кинжала в Димашке пропадешь. К тому же женщина не может появиться без хиджаба и чадры, если не хочет, чтобы ее сочли блудницей.
        - Ага! - Изумительные глаза Златы вспыхнули. - Значит, я все-таки в Дамаске! - Про блудницу она предпочла не комментировать.
        - Ты не знала? - удивился юноша.
        - Нет. Мне ничего не говорят. - Она подозрительно посмотрела на Амира. - Наверное, мне и с тобой нельзя разговаривать, ты ведь пойдешь и расскажешь все хозяину, да?
        - Не расскажу, - заверил Амир. Представить себя докладывающим обстановку Бен-Фариду было невозможно.
        - А что ты тут вообще делаешь? - спросила Злата. - И что это за штука у тебя? - Она указала на фотоаппарат.
        - Это новейшее изобретение. Пленочный фотоаппарат, мне удалось достать опытный образец, - объяснил Амир. Абсурдная ситуация: ночь, они в неположенном месте в неположенное время - и обсуждают фотоаппарат.
        - Ой, как интересно! Расскажешь потом поподробнее?
        - Ты уже передумала сбегать? - улыбнулся Амир.
        - Не передумала. Но сейчас мне не удастся, так что, думаю, это не последняя наша встреча…
        Продолжать чрезвычайно любопытный разговор можно долго, однако из-за двери послышались шаги и голоса.
        На мгновение Амир замер, но лишь на мгновение. В следующий момент он приложил палец к губам, приказывая Злате молчать, поманил к себе, она безропотно подошла, взял за руку, задул свечи, и они скрылись за оконной занавесью.


        Глава 9
        Места в нише было очень мало, так что они оказались тесно прижаты друг к другу: Амир обнял девушку за талию и привлек к себе. Они затаили дыхание. Кто-то зашел в библиотеку, зажег свечи, зашуршали страницы какой-то книги, человек что-то пробормотал, потоптался немного, и заскрипело кресло. Кажется, книголюб решил остаться тут надолго.
        Злата замерла в объятиях молодого человека, стараясь успокоить бешеный стук сердца. Так страшно ей еще никогда не было. Страшно и в то же время интересно. Почему этот юноша занимается чем-то подозрительным? Поможет ли он ей? И вообще, что происходит?
        Амир чувствовал сквозь тонкую ткань хамиза и абайи, как бьется сердце девушки: часто-часто, как у испуганного маленького зверька. Девичья грудь упиралась в его грудь, а теплое дыхание ласкало шею, горячие ладошки лежали на плечах.
        Попадись она на его пути раньше, Амир не преминул бы воспользоваться случаем и оказать такой женщине все внимание, коего она заслуживает. Но теперь он не питал иллюзий по поводу собственной привлекательности: на вид он сейчас не мужчина, а евнух, вряд ли прекрасная Злата будет покорена его лысой, намазанной ореховым соком головой и выщипанными бровями. Да и не дело думать о девушках, когда нужно выжить и отомстить. Нельзя делать ничего такого, что поставило бы под удар его миссию.
        Благие мысли о долге и мести испарились как дымок, когда Злата заглянула ему в лицо: зеленые глаза расширены от испуга, а нежная губка прикушена. Он не смог сдержать естественную реакцию тела и понял, что и она ощутила его возбуждение.
        Девушка осторожно попыталась отстраниться, но он удержал ее. Не хватало еще вывалиться из-за занавеси прямо под ноги этому полуночному книголюбу. Злата подчинилась твердой руке и замерла.
        Неизвестно, сколько времени прошло, прежде чем неизвестный покинул библиотеку и они смогли разомкнуть объятия и выйти из укрытия. Амиру показалось, что прошла вечность. Близость Златы волновала несказанно, так что притворяться перед девушкой евнухом вряд ли дальше получится.
        - Ты не евнух! - не удержалась от восклицания девушка, едва они вышли из-за занавеси.
        - Глупо отрицать очевидное, - развел руками Амир. - Идем, я отведу тебя в твою комнату.
        Злата фыркнула и демонстративно отвернулась. В доме Бен-Нижадов так давно нет женщин, а после того, как Амир был ранен, и вовсе поселился дух мести, так что сколько-нибудь значительного опыта в общении с прекрасными девицами юноша не имел, но интуитивно чувствовал, как себя вести, чтобы не показать смущения и поставить Злату на место.
        Впрочем, сейчас об этом думать некогда. Охранник у двери в библиотеку, скорее всего, уже не спит, так что надо искать пути к отступлению. Амир распахнул окно и выглянул: отлично, пустой сад, густые кусты, можно незаметно вернуться в гарем.
        - Сейчас мы выйдем в центральный дворик гарема, там ты сможешь показать мне, куда тебя проводить?
        - Да, - прошептала Злата.
        Идти оказалось недалеко, и по счастью, на пути никто не встретился. Злата остановилась на пороге своей комнаты, раздумывая, пригласить Амира зайти или нет. Потом решила, что поблагодарить все же стоит:
        - Спасибо, что помог.
        - Если еще раз надумаешь сбежать, скажи, и я помогу тебе вернуться обратно в комнату! - улыбнулся Амир. - Ты новая наложница хозяина?
        - Да, наверное. - Злата нахмурилась. - Ты уверен, что на волю не пройти?
        - Сегодня уж точно нет, - заверил он.
        - Тогда спокойной ночи. - И она захлопнула дверь у него перед носом.
        Амир удивился: надо же, какая бойкая!
        Уже у самой комнаты ему встретился Малик-ага.
        - Ты почему не на посту? - подозрительно поинтересовался старший евнух.
        - По нужде отошел, - нашелся Амир. - Все равно все спят.
        Главный хадим покачал головой, похлопал его по плечу и пошел дальше по своим делам.
        И только укладываясь спать, молодой человек подумал: Злата - не та ли самая девушка, которую недавно принесли в гарем завернутой в ковер?..
        Злата укрылась в маленькой, увитой виноградом беседке в самом дальнем и редко посещаемом уголке сада. Это надо же! В гареме - мужчина. Стоит тщательно все обдумать. Молодой человек, конечно, очень красивый, но ей сейчас надо думать о другом, о том, как сбежать. Попытаться его шантажировать, чтобы заручиться его помощью в побеге? Обдумать эту идею со всех сторон Злате помешала совсем молоденькая, даже младше нее, девушка, вошедшая в беседку.
        - Ой! Прости, я не хотела мешать! - воскликнула она по-арабски.
        - Ничего, я даже рада компании, - ответила Злата по-французски, потом спохватилась и припомнила нужное слово: - Нет, все нормально.
        - Ах! - всплеснула руками девушка и быстро и чисто затараторила по-французски: - Как хорошо, как чудесно, мы можем поболтать! Я - Хафиза. Вот все удивятся, что я говорила с тобой!
        - Ты говоришь по-французски?! - обрадовалась Злата. - Как же я устала от того, что не с кем нормально поговорить!
        - Ты - Злата, так сказала Джанан. Да? - Девушка открыто улыбнулась. И вообще вся она была такая очаровательная: невысокая, тоненькая, с хорошей фигурой, лицо сердечком, пухлые губы и темно-рыжие волосы.
        - Да, я - Злата. Я из России, а ты? И откуда ты знаешь французский? - ответила Злата, улыбнувшись в ответ.
        - Я из Турции, моя мать француженка, она научила меня языку. Но я так давно не говорила на нем, наш господин и катибе-уста не одобряют никакого языка, кроме арабского. - Девушка опасливо огляделась.
        - О, но ведь нас никто не услышит, - отмахнулась Злата.
        - Конечно! - рассмеялась Хафиза. - Сюда почти никто и никогда не заглядывает, поэтому я и люблю это место.
        - Ты ищешь уединения? - поразилась Злата. Обычно обитательницы гарема предпочитали сбиваться в стайки, сплетничать, сооружать друг дружке прически, умащивать товарок ароматическими маслами, купаться и болтать, болтать, болтать. Несколько раз Злата пыталась присоединиться к обществу, но очень быстро у нее начинала болеть голова от бесконечного потока полупонятных разговоров и одуряющего запаха благовоний.
        - О да! - Хафиза засмущалась и как-то зябко обхватила себя руками за плечи.
        - В чем дело? - ласково спросила Злата, усаживая девушку рядом с собой на кушетку.
        - Понимаешь… Они все время говорят о мужчинах, - прошептала Хафиза и густо покраснела.
        - О… о мужчинах? - Злата почувствовала, что тоже неудержимо краснеет. Она уже достаточно наслышана от Джанан, чтобы представить меру откровенности этих самых разговоров.
        - Да… Они постоянно пересказывают, сравнивают, обсуждают свои… встречи с мужчинами. И… с евнухами.
        - С евнухами? - поразилась Злата. - Они же…
        - Знала бы ты, на что способны евнухи! - Хафиза вздохнула. - Сначала я слушала, раскрыв рот, а теперь мне уже надоело… Господин может никогда и не позвать меня к себе, а я чувствую себя уже все попробовавшей. Надоело, просто сил нет!
        - И что, евнухи часто имеют связь с женщинами гарема? Разве это разрешено? - решилась уточнить она.
        - Запрещено, конечно! Но кого это останавливает? Здесь очень скучно. Вот вчера Сааддат и Маджут обсуждали, как бы соблазнить того нового молоденького гарем-агалара, Амира, - поведала Хафиза.
        - А он хочет, чтобы его соблазнили? - Злата представила картину соблазнения: дамы получат намного больше, чем рассчитывали.
        - Да кто у него спросит! - хихикнула Хафиза. - Ты видела Сааддат?
        - О да! - рассмеялась Злата.
        Она даже посочувствовала Амиру: Сааддат - иранка лет тридцати - была дамой крепкой, гренадерского роста и солидного телосложения. Если такая решит соблазнить, то объект и пикнуть не успеет. Представив, как Сааддат зажимает в углу Амира, Злата почувствовала какую-то странную ревность, будто она имеет какие-то особые права на него.
        - Боюсь, что скоро одним девственником в гареме станет меньше, - улыбнулась Хафиза.

«Вряд ли Амир девственник, - подумала Злата. - Девственники так непринужденно не ведут себя, оказавшись наедине с девушкой».
        - А почему женщины вступают в отношения с евнухами? Разве мужчина не может проникнуть в гарем? - Злата решила выяснить этот вопрос, чтобы решить, насколько сильные карты у нее на руках. Если уж решаться на шантаж, так пусть у нее будут одни козыри, а не шестерки.
        - Если мужчину поймают на территории гарема, а уж тем более с женщиной, то его оскопят, выпорют кнутом, выжгут глаза и выкинут вон, если он, конечно, жив останется после всего этого, - объяснила Хафиза.
        - А что сделают с женщиной, пойманной с мужчиной? - Если уж выяснять, то все до конца, дабы знать, чем против нее может сыграть Амир.
        - Ее высекут кнутом, разденут до хамиза, отнимут все украшения и выгонят за ворота. Любой сможет сделать с ней на улице все, что хочет. Женщина без чадры и хиджаба вне дома - пария.
        Хм… Опасно, конечно, оказаться почти голой на улице, правильно Амир предупреждал, но ведь это же улица! Именно оказаться за воротами дома, вырваться из гарема - ее цель! Неважно, какие опасности ее еще ждут, ведь появится шанс добраться до русского посольства и вернуться домой, к отцу! Только вот придется собственными руками отправить молодого и красивого мужчину на смерть… Нет, невозможно! Но вот вынудить его содействовать ее побегу - можно.
        На этом Злата свернула разговор о евнухах и мужчинах, и девушки еще долго болтали о прочитанных романах. Хафиза оказалась весьма образованной девушкой, в доме ее родителей была приличная европейская библиотека, отец исправно снабжал француженку-мать книгами.
        - А как ты оказалась в этом гареме? - поинтересовалась Злата у девушки, которую уже склонна была называть подругой.
        - О! Я здесь не джарийе, не наложница, я - хатум. Главная жена. Правда, я единственная жена, старшая супруга умерла несколько лет назад. - Хафиза сказала это даже с гордостью. - Мой отец дал мне хорошего мужа.
        - Жена? - Злата уставилась на молоденькую и милую Хафизу округлившимися глазами. Эта непосредственная и добрая девушка - жена того злого и страшного мужчины, который зачем-то похитил ее, Злату?
        - Да. Только вот господин всего один раз взял меня на ложе. Наверное, я чем-то не угодила ему. Но я рада, что он не вспоминает обо мне. - Хафиза нервно поежилась. - Наверное, я плохая жена.
        - Не знаю, какая ты жена, но я бы умерла, если бы этот человек прикоснулся ко мне. - Злата обняла новую подругу и погладила по голове. - Не расстраивайся.
        - Ох, я рада, что так сложилось. Только вот я не понесла ребенка, так что он еще позовет меня на ложе… У мужа нет пока детей. Прежняя хатум умерла родами, и сын вместе с ней.
        Тут Злата вспомнила, что никто еще так и не сказал ей, в чьем доме она оказалась, кто ее похититель.
        - Хафиза, а как зовут твоего мужа? - осторожно спросила она.
        - Ой! - Девушка прижала ладошки к щекам и испуганно взглянула на Злату. - Джанан не велела говорить с тобой о господине!
        - Не волнуйся, - успокоила ее Злата. - Нельзя - значит не говори. Я больше не буду спрашивать.
        Злата испугалась, что лишится подруги, единственного человека, который искренне и открыто с ней общался.
        - Спасибо… Я тут хатум, но я не чувствую себя главной. Здесь командует Джанан. - Хафиза пригорюнилась, в глазах блеснули слезы.
        - Не плачь! - Злата снова обняла девушку. - Хочешь, я помогу тебе? Я не боюсь Джанан, и вместе мы добьемся, чтобы ты заняла место, принадлежащее тебе по праву!
        - Правда? - оживилась Хафиза.
        - Чистая правда. Одна голова хорошо, а две лучше. Мы сможем, вот увидишь!
        - Ты первая, кто здесь просто заговорил со мной. Все остальные опасаются неизвестно чего: я ведь хатум, со мной надо дружить, но никто не хочет ссориться с Джанан. - Хафиза вытерла слезы и доверчиво взглянула на Злату: - Ты правда мне поможешь?
        - Естественно. Джанан мне совсем не нравится. Впрочем, мне и муж твой не нравится, и вообще… - Злата хотела сказать, что мечтает о побеге, но решила, что пока не стоит. Вот если она действительно сделает эту девочку полноправной хатум, тогда и попросит у нее поддержки. Можно одной рукой шантажировать Амира, а другой - устраивать революцию в гареме.
        - Тогда я прикажу хадимам пропускать тебя в мои покои в любое время. И запрещу говорить об этом Джанан.
        - Хорошо. Но давай не будем привлекать внимания к нашей дружбе. Я здесь изгой, на особом положении, хатум не пристало со мной общаться. Так что до вечера.


        Глава 10
        Весь день Злата предавалась размышлениям о том, как бы устроить в гареме самую настоящую революцию, вроде французской, о которой она так много читала. Вряд ли ей удастся поднять джарийе на баррикады и разрушить стены гарема, как Бастилию, но одной облагодетельствованной хатум, Злата надеялась, хватит, для того чтобы увеличить шансы выбраться отсюда.
        Джанан по отношению к Злате вела себя ровно (видимо, получила соответствующие указания), но девушка видела уже не раз, как презрительно катибе-уста относится к другим женщинам в гареме. Ее боялись, а евнухи и вовсе ходили по струночке. К Хафизе же Джанан относилась как к пустому месту.
        Злата успешно противостояла мачехе, но скорее путем непротивления, чем открытой оппозиции. Любовь Андреевна тоже пыталась доказать всем, что в доме главная она, но Злата оставалась любимицей отца, и с этим мачеха ничего не могла поделать. При мыслях о доме слезы невольно наворачивались на глаза, и Злата даже всплакнула тихонько, хотя Джанан и учила, что плакать нехорошо, глаза опухают. А, пропади она пропадом, эта Джанан! Не может же она запретить Злате думать о папеньке. Как он там, ищет ли ее? Жив ли он вообще? Если жив, то, наверное, с ума сошел от беспокойства, а ему нельзя много волноваться: семейный врач говорил, что в последнее время сердце у Петра Евгеньевича начало пошаливать. И тут такое! И серьезная ли у него рана? Противная Джанан ни словечком не обмолвилась об отце и про похищение, будто девушка просто свалилась в гарем с неба.
        Злата повсхлипывала еще немного, обняв подушку с вышитыми пучеглазыми павлинами, потом усилием воли заставила себя перестать думать о плохом и сосредоточиться на главной цели. А павлинов зашвырнула в угол - никуда не деться от этих вышитых птичек! Даже в далеком Дамаске. Хорошо хоть, Джанан пяльцы не притащила.
        Но в ночи, да еще после длинного дня, наполненного событиями, в голову ничего дельного не шло. Ладно, о Джанан можно подумать и утром, а сейчас хочется немножко позволить себе подумать об Амире. Чем-то он задел ее сердце, этот смешной и дерзкий псевдоевнух…
        Глаза у него ну просто очень красивые, вот что. Злата даже немного рассердилась на себя: нет бы подумать о том, как правильно построить разговор, чтобы Амир согласился ей помогать, пусть и без особого желания! Шантаж - дело нехорошее, но чтобы выбраться отсюда, она и не на такое пойдет. Не зря ей не отвечают на многие вопросы, так можно себе всяких ужасов напри-думывать, а ну как на деле все еще хуже окажется?
        И все-таки Злата чувствовала себя странно. Да, она не знала, для каких целей ее держат здесь, почему не отвечают на вопросы, зачем она нужна этому странному господину, воспоминания о котором вызывали у нее дрожь. Он ведь сумасшедший, по глазам видно… И все же, все же… Это была настоящая жизнь, не книжная, а ее. То самое чувство, что скрытно жило в Злате - жажда познания мира через нечто чрезвычайное и острое, - теперь проснулось и затрепетало. Вся эта история словно клинок дамасской стали, иначе и не скажешь.
        И вот что странно - ей показалось, или похожее чувство она увидела в черных глаза Амира?..
        Наутро она отправилась к Хафизе. Стоявшие у покоев хатум рослые гарем-агалары пропустили Злату беспрекословно - значит, новая подруга сказала правду, к ней можно приходить в любое время дня и ночи. Повеселевшая Злата зашла в покои Хафизы и ахнула - здесь она еще не была!
        Свод, выполненный в виде небольших куполов, напоминал пчелиные соты или грот со сталактитами из-за вычурно сложного орнамента в ярко-красных, зеленых, голубых и золотистых тонах. Игра красок завораживала. Стены на высоту человеческого роста были выложены изумительными мозаичными плитками из стекла; сердцевидные арки грациозно опирались на пышные капители в форме тюрбанов, а те в свою очередь покоились на мраморных колоннах. Вдоль карнизов дверей и окон шли надписи карматским шрифтом, изящные буквы которого перемежались с цветами, листьями и завитками арабесок. В центре комнаты расположился фонтан, струи кристально чистой воды поднимались к самому своду и падали в круглый бассейн с серебряным звоном, рассыпаясь на тысячи брызг.
        Хафиза возлежала на длинном диване, она искренне обрадовалась приходу Златы и немедленно усадила ее рядом.
        - Я так рада, что мне теперь есть с кем поговорить! - воскликнула хатум.
        - Я тоже очень-очень рада, - заверила ее Злата. Про Амира, пожалуй, лучше не упоминать, да и не друг он ей вовсе. Так, посочувствовал для собственной выгоды. - А у тебя здесь совсем нет подруг?
        - У меня была служанка, приставленная ко мне отцом, - опечалилась Хафиза, - но потом она умерла, никто не понимал отчего. Лекарь моего господина искал следы яда, но не нашел, а Джанан потом ходила с победным видом. Я думаю, она все-таки отравила мою служанку, хотя доказательств нет…
        Злата зябко повела плечами, хотя в помещении было достаточно жарко. Однако нравы здесь еще те! А ее, интересно, не отравят за то, что она болтает с Хафизой? Наверняка евнухи у дверей доложат обо всем Джанан, хорошо, если еще они сейчас у замочной скважины не подслушивают! Впрочем, за журчанием фонтана слов было наверняка не разобрать, но ведь и простого визита может оказаться достаточно, для того чтобы сжить Злату со свету.
        - Не бойся! - Хафиза угадала опасения подруги. - Во-первых, я не допущу, чтобы с тобой что-то сделали. - Это обещание звучало слабым утешением, ведь Хафиза сама понимала, как мало у нее власти. - А во-вторых, с тобой тут носятся, как с драгоценностью, хотя я и не знаю почему. Всем запретили тебя обижать, - добавила хатум шепотом. - Ты очень ценная. Не думаю, что Джанан рискнет тебя отравить, она ведь за твою жизнь головой отвечает.
        - Вот так новости! - Злата даже виноград перестала ощипывать.
        - Я думала, может, господин хочет тебя тоже сделать женой, - немного смущаясь, сказала Хафиза. - Это было бы хорошо, мы бы с тобой дружили. Но с другой стороны, мне этого не хочется. С хозяином мне не понравилось в постели. Я не хочу об этом говорить.
        - Хорошо, - кивнула Злата. Можно целыми днями переливать из пустого в порожнее - все равно заняться нечем, но это не даст никаких результатов, ведь о причине ее пребывания в гареме по-прежнему остается только догадываться. - Давай лучше поговорим о том, как сделать тебя полноправной хатум!
        - Как? - живо подхватила предложенную тему Хафиза. - Джанан тут заправляет всем, и ее все боятся!
        - Это я уже слышала, - отмахнулась Злата. - Ее боятся и у нее большой авторитет, но с этим можно бороться! Если Джанан перестанет настраивать всех против тебя и удалится в сторонку, то тебе останется только взять в руки бразды правления, вот и все.
        - Но что мне делать? Я пробовала с кем-нибудь подружиться, собрать вокруг себя верных подруг, но они больше боятся катибе-уста, чем хотят дружить со мной.
        - Так мы ничего не достигнем, это верно, - согласилась Злата. - Мы должны бороться не с человеком, а с обстоятельствами.
        - То есть? - нахмурилась Хафиза.
        - Надо лишить ее влияния. - Злата задумалась. - Проще всего было бы ее скомпрометировать, пригрозить чем-нибудь. Но я не знаю, водятся ли за Джанан какие-либо грехи.
        - Я тоже не знаю, - покачала головой хатум. - Если и водятся, то о них никому и ничего неизвестно.
        - В этом женском царстве - и никто не знает? - Злате вспомнилось московское общество. - Женщины есть женщины! А шила в мешке не утаишь. - Хафиза посмотрела на девушку вопросительно, и пришлось пояснять: - Это поговорка русская, означает, что правду не скроешь. Либо Джанан безгрешна и придется искать другие способы, либо кто-то что-то знает, да не говорит!
        - Тут секреты почти не хранятся, - заметила Хафиза. - Но кто выдаст тайны катибе-уста?
        - Вот именно! - с энтузиазмом воскликнула Злата. - Кто больше всего общается с Джанан?
        Хатум задумалась.
        - Пожалуй, Науваль и Латифа, только они обе такие противные, вряд ли нам что-то удастся у них узнать, - вздохнула Хафиза.
        - О, искусство шантажа может привести нас к вершинам власти! - повторила Злата фразу, слышанную ею как-то от одного из гостей Петра Евгеньевича. - Если очевидных грехов нет у Джанан, может быть, у этих двоих они найдутся? Подумай!
        - Кроме греха чревоугодия, вряд ли, - вздохнула Хафиза.
        - Мы обязательно выясним, - пообещала Злата. - А потом вынудим их рассказать секреты Джанан. Нам с тобой нечего опасаться, нас нечем попрекнуть, а против гаремных интриганок все средства хороши!
        Злата покидала покои Хафизы в прекрасном расположении духа: она наелась сладостей, наговорилась вдоволь, и они совместно выработали первый, пока еще шаткий, но уже вполне жизнеспособный план действий. Девушка забрела в пустой киоск - обитательницы гарема предавались послеполуденному отдыху, не иначе, - и решила выйти в сад, хотя солнце палило немилосердно. Но, как говорила Джанан, нет ничего приятней, чем предаваться неге в прохладной тени цветущего сада.
        Злата медленно побрела по дорожке, нашла маленькую беседку, густо увитую виноградом, и уселась на прохладную мраморную скамью. Здесь было хорошо и тихо, журчал неподалеку крохотный фонтанчик, в ветвях яблони ворковали голуби… Злата сидела, размышляя, чем бы заняться. Можно почитать или попрактиковаться в арабском, но так не хотелось вставать и идти обратно в свою комнату - там хорошо, но жарко…
        Из кустов вышла миниатюрная газель и, заметив Злату в беседке, подошла. Все животные в саду были ручными, и девушка с удовольствием погладила газель. Жаль, что нечем ее угостить.
        - У меня есть виноград и халва, но будет ли она халву? - раздался голос. Злата подняла голову и увидела Амира с небольшим подносом в руках. - Хотя попробовать стоит.
        - А что ты здесь делаешь? - поинтересовалась Злата. Сердце забилось быстрее, щеки порозовели…
        - Я здесь живу, в гареме, если ты не заметила, - засмеялся Амир, сел на скамью и поставил поднос между собой и Златой. Газель заволновалась, и молодой человек протянул ей на ладони кусочек халвы.
        Газель снизошла, собрала угощение мягкими губами, подозрительно посмотрела на Амира, потом на Злату и скрылась в пышных кустах.
        Амир огляделся - все та же сонная тишина, только шуршала в кустах удаляющаяся газель да глупые голуби ворковали, - взял гроздь винограда и, усмехаясь, протянул в ладонях Злате. Как газели! Девушка фыркнула.
        - Ты намекаешь, что я глупа, как животное? И буду есть у тебя с рук?
        - Вовсе нет! - Амир и вправду выглядел ошарашенным. - Этим я хотел сказать, что ты прекрасна и грациозна, как газель! Ты… ты лучше газели!
        Сомнительный комплимент, ну да ладно.
        Злата подумала, что ее скоро тошнить будет от винограда, как бы он ни был хорош, но обижать Амира не хотелось, и она мужественно отщипнула виноградину.
        - А теперь ты скажешь мне, что тут просто так с подносом проходил? - улыбнулась девушка.
        - Нет, этого я говорить не думал, - покачал головой Амир. - Какая ты странная - все время ждешь подвоха!
        - Папенька говорит, что русская душа - субстанция загадочная и непредсказуемая, - сообщила Злата, отщипывая еще одну виноградину. - Да положил бы ты уже этот виноград!
        Амир вздохнул, видимо смирившись со странными славянскими причудами, и положил гроздь на поднос.
        - Ты не ответил на мой вопрос, - напомнила Злата. Она сама не понимала, почему дерзит Амиру, но очень хотелось наговорить ему каких-нибудь мелких колкостей.
        - Почему я здесь? - улыбнулся Амир, и Злате сразу расхотелось с ним пикироваться. - Я увидел, как ты идешь в сад, и решил составить тебе компанию.
        - Ты меня искал, потому что боишься, - победно заявила Злата.
        - Отчего ты так решила? - Жаль, что у него почти нет бровей, Злата представила себе, как иронично они изогнулись бы.
        - Ты опасаешься, что я тебя выдам, ведь мой секрет гораздо безобиднее твоего!
        Молодой человек ничего не ответил, наблюдая за голубем, чистящим перышки.


        Глава 11
        Амир был восхищен! Мало того что эта чудесная девушка нимало не испугалась, что у ее попытки побега есть свидетель, так она еще, кажется, вздумала ему угрожать!
        Вот уж действительно, русская душа - загадочная субстанция.
        Амир на своем не таком уж длинном веку знал немногих женщин, но о многих читал. Здесь, в гареме Бен-Фарида, было много просто красивых дурочек, были интриганки, были те, кто подавляет, вроде кати-бе-уста Джанан. Но все они носили на челе печать гарема, печать восточных женщин, невидимую, но будто осязаемую. Смирение, послушание, мягкость и робость. Если бы другая обитательница гарема вздумала так говорить с Амиром, как говорила Злата, он бы знал, как ей ответить, как поставить на место. Русская девушка в систему его представлений о женщинах не вписывалась никак, что его скорее радовало.
        - Ты угрожаешь мне? - спросил он, когда молчание начало затягиваться.
        Злата пожала плечами:
        - Нет, конечно, как я могу угрожать тебе? Я всего лишь хрупкая девушка. - Взгляд ее стал цепким. - Но ты должен понимать, что я могу рассказать всем о том, что ты на самом деле никакой не евнух. Ты знаешь, что с тобой сделают за это?
        - Знаю, - спокойно согласился Амир. На этот риск он шел, когда соглашался пойти в дом Бен-Фарида. На самом деле остриженные волосы беспокоили его гораздо больше, чем угроза смерти. - Аллах властен над нашей судьбой и гибелью. Если мне суждено, я погибну.
        - И не будешь сопротивляться? - удивилась Злата.
        - Ты принимаешь меня за труса? - прищурился Амир.
        - Ни за того, ни за другого. Извини. - Злата пристально взглянула на юношу. - Так что, ты мне поможешь, или мне выдать тебя?
        - Я не боюсь, что ты меня выдашь, потому что тогда я выдам тебя, - уверенно сказал юноша.
        Злата победно улыбнулась: как оказалось, не зря она заранее заготовила ответ и на этот вопрос.
        - А я скажу, что это неправда. В конце концов, ты не можешь доказать того, что я пыталась сбежать, а вот то, что ты не евнух… - Злата покраснела.
        Она была права, но Амир не собирался так просто сдаваться.
        - А как ты думаешь, служители гарема и хозяин не заинтересуются, как ты узнала об этом? Ты сама отречешься от того факта, что пыталась бежать, потому что за попытку побега тебя могут высечь. Но гораздо убедительнее будет выглядеть моя версия: что ты пыталась соблазнить меня, а когда это не удалось, решила рассказать всем, что я не евнух. Или, - улыбнулся Амир, - может быть, даже соблазнила? По гарему ходят слухи о том, что некоторым женщинам я очень нравлюсь…
        Злата закусила губу и смотрела исподлобья, мысленно перебирая аргументы.
        Конечно, она не могла догадываться, что он блефует: она полагает, что всего лишь новая наложница в этом гареме, а значит, на нее распространяются общие правила. Но если она - та самая, которую принесли завернутой в ковер, наверняка она, новых девушек в гареме, кроме нее, Амир не видел, - значит, она очень ценная, и вряд ли ей причинят вред. А сама она об этом не знает.
        Злата смотрела на Амира волчонком и даже виноград есть перестала. Молодой Бен-Нижад улыбнулся и протянул Злате ладонь, будто поднося невидимую кисть винограда:
        - Не бойся.
        - Кстати, а почему ты так выглядишь? Ну, как евнух? - буркнула неудавшаяся шантажистка.
        - Может быть, мы просто подружимся? - предложил Амир. - Друзья могут хранить секреты друг друга без особых причин. Я расскажу тебе, как прикинулся евнухом.
        Злата вздохнула.
        - А Хафиза говорит, что в гареме секреты утаить почти невозможно. Вдруг и за нами сейчас кто-то наблюдает?
        - Ну и что? - пожал плечами Амир. - Нет ничего предосудительного в том, что молодой евнух беседует с новой наложницей. Ты ведь новая наложница? - спросил он в упор.
        - Кажется, да, - вздохнула Злата. - Хотя не скажу, что я сама это выбрала.
        - А как ты попала сюда? Неужели твои родственники продали тебя в гарем? - Амир впился взглядом в лицо девушки. Если она расскажет какие-нибудь важные факты, можно будет их использовать! И хотя больше надежд на фотоаппарат, чем на юную русскую наложницу, пренебрегать подобным случаем тоже не следует.
        - Нет, меня похитили! - страшным заговорщицким шепотом сообщила Злата. - Я не знаю, можно ли мне об этом говорить. Наверное, можно, ведь всем все равно, тут подчиняются господину, а я даже не знаю, как его зовут и где я…
        Амиру очень хотелось ей посочувствовать, обнять и утешить, но если за ними кто-то наблюдает… И вообще они уже слишком долго в беседке сидят. Амир, вздохнув, поднялся:
        - Прости, мне надо идти. Виноград я тебе оставлю.
        - Иди, - обиженно прошептала Злата. Он ее бросает, но что делать?
        - Я обязательно найду способ поговорить с тобой так, чтобы нас никто не видел и не слышал, - тихо сказал ей на прощание юноша и, поклонившись, быстро направился прочь от беседки.
        Злата еще некоторое время сидела на скамье после ухода Амира, потом встала и тоже пошла в дом. Какой неожиданный вышел разговор! А она-то надеялась одержать в нем верх… Но Амир знает восточные обычаи гораздо лучше нее, ведь он здесь родился, а значит, он знает, что говорит. Если ее заподозрят в связи с евнухом и откроется, что никакой он не евнух, ее просто убьют. Не для того ее похищали, чтобы выставить на улицу практически голой - ведь есть шанс, что она доберется до посольства и все расскажет! Мизерный, но есть. А умирать Злате очень не хотелось, она предпочитала выжить и победить. Пока ее не трогают, нужно действовать. И действовать наверняка.
        У киоска ей встретился Тафари, он улыбнулся девушке, не скрывая хорошего к ней отношения, и Злата невольно улыбнулась в ответ. Жаль, что нельзя побеседовать с евнухом, ведь он не понимает других языков, кроме арабского, а Златин арабский по-прежнему оставлял желать лучшего. Нужно приналечь на него, пока есть время.
        Но никто не мешает позаниматься не только с Джа-нан, но и с Хафизой, и, может быть, даже с Амиром!
        Он сказал, что они будут друзьями… Странно набиваться в друзья к человеку, которого видишь второй раз! Что Амиру от нее нужно? После всего, что с нею приключилось, Злата почти не верила в добрые намерения окружающих. С Хафизой все ясно, она просто одинокая девушка, которой нужна подруга и власть в гареме, но что нужно этому странному мужчине, который зачем-то пробрался в гарем, рискуя жизнью? Вряд ли он пришел сюда, чтобы спасти ее, Злату, думать о таком просто глупо. И она не станет ни на кого надеяться, кроме себя самой.
        Решено! Она попробует сбежать снова, и без чьей-либо поддержки. Амира она не знает, а Хафиза пока не решится ей помогать. Правда, немного совестно, если побег удастся: Злата ведь, получается, бросит новую подругу, оставит без поддержки и не сдержит обещания помочь. Но девушка утешила себя тем, что вернется сюда с представителями власти, мерзавца-хозяина арестуют, и все рабыни будут свободны.
        Нужна ли свобода жене господина, она не знала, по ее мнению, Хафизе лучше будет без такого мужа.
        Если бы у Тафари спросили, что такое любовь, он бы не ответил спрашивавшему. Не потому, что не знал, а потому, что отвечать на вопрос «что такое любовь?» не надо. Нужно просто промолчать, и все станет ясно. Или говорить до самой смерти, а столько слов и свободного времени у Тафари не было.
        Тафари знал, что молчание равно бесконечному разговору, что в песках водятся ядовитые змеи, что медный кувшин ему, Тафари, нужно драить ровно два часа и четыре минуты, чтобы тот правильным блеском засиял. Все знал Тафари, но никто этого не замечал - чего ждать от огромного, добродушного и покладистого евнуха?
        Вся жизнь Тафари проста и понятна. Он делал, что велели, он просыпался по утрам, ходил, ел и спал, он видел прекрасных одалисок и пышные покои, но все это будто проходило мимо, не задевая сознание. И когда в сердце Тафари появилась любовь, ему тоже показалось, что она была там всегда, просто он до поры до времени не замечал ее, занятый своими повседневными обязанностями, а теперь вдруг заметил.
        Тафари не умел страдать и скучно ему никогда не было. Если бы его спросили, что такое скука, он бы не ответил не потому, что нужно смолчать, а потому, что не знал. Скука была для него пустым звуком, в простой жизни существовала своя наполненность каждого дня. День наполнен днем, что может быть проще? Тафари казалось странным, что никто не понимает такие несложные и правильные вещи.
        А любовь… Она была.
        В тот день его позвала Джанан. Тафари не боялся катибе-уста, он вообще никого не боялся, но в ее присутствии ему делалось неуютно. Она не могла причинить ему вред, Тафари никто не смог бы навредить, но говорить с ней было менее приятно, чем исполнять другие обязанности. Говорить и улыбаться катибе-уста Джанан было тяжелой обязанностью, вроде как молоденьких девушек на порку вести.
        Джанан возлежала у стола и пила кофе; запах напитка защекотал ноздри Тафари. Ему нравился этот запах, но евнух предпочел бы вкушать его в другом месте.
        - Подойди, - велела женщина, и Тафари послушно приблизился. - Ты теперь не охраняешь новую наложницу, как тебе велели.
        - Да, госпожа. - Тафари не понимал, зачем констатировать очевидное. Ему велели больше не охранять дверь в покои Златы - чего тут непонятного?
        - Но ты подружился с наложницей?
        - Не знаю, госпожа.
        Тафари и правда не знал. Дружба была делом посложнее, чем любовь. Если бы Тафари хоть раз сходил вместе со Златой на льва, да и то в той, прошлой жизни, он бы сразу сказал, друг она ему или нет. А так…
        - Ты должен подружиться с ней, - велела катибе-уста, придирчиво выбирая персик. - Ты должен наблюдать за ней, а если она сделает что-то подозрительное, рассказать мне. Будешь следить, куда она ходит, с кем говорит. Ты понял меня?
        - Да, госпожа.
        - Иди, - махнула тонкой рукой Джанан. Тафари поклонился и вышел. Он понял, что хотела от него катибе-уста, но не знал, как это исполнить. До сих пор Тафари не давали таких поручений, для этого были евнухи похитрее, а он оказался слишком простодушен для такого рода дел. Простодушен - простая душа… Предательству в ней не было места. И Тафари не хотелось предавать девушку, чьи зеленые глаза заставили его вспомнить, что внутри него живет любовь.
        Но предавать тех, кто давал ему кров и пищу и наполненные днями дни, он тоже не хотел. Впервые в жизни он не знал, что делать.


        Глава 12
        Вокруг был ад. Именно так Злата и представляла себе ад - в виде нескончаемой стены огня, от которого не скрыться, потому что он повсюду. Она бежала, бежала, закрывала лицо руками, но некуда было скрыться. Небо полыхало живым багрянцем, куда бежать и, главное, зачем? Небо выткалось золотом, смотрело взглядом Джанан, взглядом безымянного, но страшного хозяина, тянуло огненные руки:

«Иди сюда, иди, иди!»
        Шел огненно-каменный дождь, падали какие-то обломки, и где-то, кажется, кричали люди. Может быть, они знали, как спастись, но Злате все равно до них не добраться…
        - Проснись!
        Кто-то мягко прикоснулся к ее волосам, и Злата, вздрогнув, открыла глаза.
        В комнате царил прохладный полумрак: предутренний час рассветной молитвы еще не наступил. И все было хорошо, огненная пустыня ей просто приснилась, а сон можно забыть.
        На краешке кровати сидел Амир. Злата вздохнула и потянулась к нему - ей просто необходимо, чтобы ее утешили сейчас, пока ночной кошмар еще не забылся.
        - Ох, Амир!..
        Он нежно обнял ее.
        - Это только плохой сон, - тихо прошептал он, гладя ее по распущенным волосам.
        - Да, я знаю, - шмыгнула носом Злата. - И все равно как-то неприятно.
        От Амира пахло мускусом, и хотелось чего-то большего, чем просто объятия. Это вам не Изюм-ский, от которого, как выразилась однажды Любовь Андреевна, за версту несет похмельем и борделем. Мачеха не думала, что Злата это слышит, а та слышала и запомнила, и с тех пор неприятных для себя мужчин определяла как тех, от кого борделем и похмельем несет. Злата, наконец смутившись, отстранилась: все-таки жизнь в гареме очень быстро делает из тебя не благопристойную девушку, а вовсе даже и… Думать дальше не хотелось, итак ее репутация трещит по швам. Обниматься с псевдоевнухом, ужас! Обниматься с мужчиной в восточном гареме, вот. Как такое возможно? Но ощущать руки Амира на своих плечах так приятно!
        - Я испугалась, - прошептала Злата. - Мне снился господин и Джанан. Это было страшно.
        - Не бойся, - Амир еще раз погладил девушку по волосам, - сон не повторится.
        - Откуда ты знаешь? - Она смотрела ему прямо в глаза и не могла отвести взгляд, будто завороженная ими - черными, с неразличимым зрачком в густых ресницах.
        - Просто знаю, - с абсолютной уверенностью повторил Амир.
        Вот все он знает, всезнайка какой! Злата фыркнула.
        - Чтобы они мне больше не снились, надо сделать так, чтобы их рядом не было! - Злата потянула покрывало на себя, стараясь хоть так отгородиться от Амира.
        - И как это сделать? - Видно было, что спрашивает он просто так, не верит, что у нее есть четкий план избавления.
        - Я убегу! - сообщила Злата. Амир покачал головой:
        - Злата, это неразумно.
        - Еще как разумно! На этот раз я лучше подготовлюсь. - Девушка упрямо прикусила губу и гордо вздернула подбородок.
        - Ты совершишь глупость. Отсюда очень трудно бежать, - настойчиво попытался втолковать Амир.
        - Но возможно? - Злата стиснула его пальцы. - Ты ведь здесь на положении евнуха, так? Загадочный Амир! Выведи меня отсюда.
        - Я не могу, - покачал головой юноша. - Тогда я не исполню то, зачем пришел сюда.
        - А зачем ты пришел? Ты ведь так и не рассказал мне, почему прикидываешься евнухом.
        - Может быть, потом. Если ты это будешь знать, ты станешь опасна для них, и они тебя убьют, - мрачно пояснил Амир.
        - Ну что ты меня пугаешь! - беспомощно вскричала Злата, которой действительно стало очень страшно. - Убьют, не убьют. Дикий Восток!
        - Мы не дикие, - улыбнулся Амир. - То, что ты привыкла к другим законам и другому правосудию, не означает, что наша система плоха. Правила шариата очень строгие, но очень понятные, не то что ваши запутанные и часто нелогичные законы.
        - При чем тут шариат и законы? Мы сейчас говорим о мерзавце - хозяине этого гарема! - повысила голос Злата.
        - Действительно, он мерзавец, - согласился Амир. Злата постаралась взять себя в руки: так она ничего не добьется.
        - Ты не хочешь помочь мне сбежать, за себя боишься, - резюмировала она. - Это я понять могу. Но скажи мне хотя бы, как зовут хозяина этого дома? Если мой побег удастся и если я каким-то чудом доберусь до российского посольства, как мне сказать, у кого я была в плену?
        - Ты не уйдешь далеко, - покачал головой Амир, - тебя хватятся.
        - Пусть! - Злата снова стиснула его руки. - Бежим со мной! Я не знаю, чего ты хочешь, для чего пробрался сюда, но, может быть, я смогу тебе помочь?
        - Нет, я не хочу тобой рисковать, - опять покачал головой Амир.
        - Тогда я рискну сама. - Девушка не на шутку рассердилась.
        - Не советую.
        - Откуда ты взялся, советчик такой? Что ты вообще здесь делаешь в такую рань? - Девушка поджала ноги, все больше склоняясь к мысли, что этот наглей Амир заслуживает хорошего пинка.
        Он улыбнулся:
        - Я обещал тебе, что мы встретимся без свидетелей, и вот пришел поговорить.
        - А если кто-нибудь войдет? - Злата с сомнением посмотрела на Амира. - На окне решетка, а под кровать мою ты не поместишься. В сундук, правда, можно затолкать… - Она представила, как запирает сундук с Амиром на замок и не выпускает его, пока тот не ответит на все интересующие ее вопросы.
        - Никто сюда не придет, все крепко спят, а евнух, который должен смотреть за порядком в этих покоях, кажется, сильно утомился и задремал на посту. Меня он даже не заметил. Мы с тобой совсем одни, - развеял ее мечты о пытке сундуком Амир.
        - Совсем одни…
        Злата конечно же понимала, что быть так долго наедине с мужчиной, да еще в такой час, да в спальне, - это верх неприличия. Но Амир не делает ей ничего плохого, он просто гладит ее по волосам и касается рук, вот и все. И от него так приятно пахнет, и эта неистовая жажда жизни в его глазах - откуда она, как? Злата ни у кого на родине таких глаз не видела. Ну и что, что черные, вон у цыган тоже черные глаза, и у многих народов с юга - глаза-то она черные видала, а вот такую жизнь в них… Так могли смотреть отчаянные флибустьеры-джентльмены или английский разбойник Робин Гуд, и вместе с тем так мог смотреть только он, Амир. Кто он - дворянин, простолюдин? Он не может быть простым человеком, во всех его движениях аристократичность и руки ухоженные, не знавшие тяжелой работы.
        - Амир, это очень хорошо, что ты пришел, но сейчас тебе нужно уйти, - попросила Злата.
        - Почему? - искренне удивился юноша.
        - Потому что помочь мне бежать ты не можешь, а со всем остальным я сама справлюсь! - вздернула подбородок Злата.
        - Как пожелаешь, - согласился Амир. - Желание прекрасной девушки - закон, особенно такой очаровательной и смелой, как ты. - Он прижал ее руку к своей груди и поклонился.
        Злата вспыхнула.
        - Прекрати! - Какая-то опасность была в его словах, в его голосе, что-то такое, из-за чего теряют голову.
        - Как пожелаешь, госпожа! - Его глаза смеялись. Злате захотелось либо обнять его, либо запустить в него подушкой. Она выбрала второе, потому что обниматься не входило в ее планы, да и неприлично это. Высвободив руку, девушка ухватила подушку с давешними павлинами:
        - Я сказала, прекрати!
        - Хорошо, хорошо! - Амир поднялся, но улыбка свидетельствовала о том, что он не обиделся. - Я уже ухожу.
        - Уходи, - буркнула Злата. - И возвращайся, если захочешь поговорить о чем-то существенном.
        - Ладно. - Амир был на удивление покладист. - До встречи, прекраснейшая Злата.
        - До встречи, дотошнейший Амир!
        Молодой человек покинул комнату, а Злата взбила подушки и устроилась поудобнее, ладонь по-прежнему ощущала стук его сердца, и с губами творилось что-то странное - все время норовили сложиться в глупую улыбку.
        - Так не годится! - сказала Злата дурацким павлинам. - Так неправильно! Я не должна себе это позволять!
        Павлины молчали. Что с них возьмешь?
        Амира отослали на мужскую половину за несколькими книгами из библиотеки. Отослала Айиша - девушка редкой красоты, любившая читать. Некоторым джарийе позволялось брать определенные свитки и книги из библиотеки господина, те, что не имели особой ценности. Однако этим правом пользовались совсем немногие: одалиски предпочитали проводить время в праздности, разговорах и увеселениях. Чтение в список увеселений не входило. Вот музыкантов послушать или с евнухами сплясать - это да.
        Амир шел по коридорам и думал о Злате, не в силах скрыть улыбку. Надо же, какая решительная девушка! Амир надеялся, что насчет побега она не всерьез, ведь должна же осознавать, что поймают. Но, видимо, это такая русская черта - идти напролом, какие бы опасности ни грозили. Странный и притягательный народ - не просто волею судьбы Наполеон не смог завоевать Россию. Такое государство не может быть завоеванным.
        Возвышенные мысли о Злате и государственном устройстве далекой Российской империи едва не помешали Амиру вовремя отступить в тень, когда открылась одна из дверей в коридоре. Вышедший из нее человек был до боли знаком молодому Бен-Ни-жаду, и Амир попятился, ощущая холодное волнение и упоение - как перед точным ударом, который нужно нанести противнику. Он был прав, проникнув сюда, он был абсолютно прав, и отец не ошибался.
        По коридору шел брат отца. Брат, о котором Джи-браил так редко упоминал в последнее время.
        Амир скрипнул зубами, скрылся за занавесью, чтобы спешащий куда-то дядя его не заметил. Тот прошел мимо, даже не обратив внимания на колыхавшуюся ткань. Подождав, пока его шаги стихнут, Амир вышел в коридор и осмотрелся. Никого.
        Его колотила дрожь. С такой дрожью в руке кидают на поражение кинжал - и попадают, сразу, намертво, точно.



…Джибраил и Амир ужинали на террасе, выходящей в сад. Сумерки еще не развеяли дневной жары, так что трапеза была легкой: фрукты, немного мяса, холодный шербет. Молодой человек лениво общипывал кисть винограда, отец курил яблочный кальян, оба возлежали на диванах. Вошел слуга и склонился к уху Джибраила, тот поморщился, но все же кивнул.
        - Что случилось, отец? - Амир отложил виноград и сел. - Какая-то неприятность?
        - Твой дядя почтил нас своим присутствием. - Слова Джибраила просто сочились ядом.
        Дауд Бен-Нижад был паршивой овцой в их семье: будучи младшим из двух братьев, он не интересовался семейным делом, содержал с десяток наложниц в гареме, но так и не женился и не имел детей. Все бы было ничего, но Дауд имел весьма мерзкий характер, низменные устремления, грешил винопитием и тратил деньги без счету, чем очень раздражал старшего брата. В общем, Джибраил лет десять назад купил брату дом, назначил денежное содержание и выставил за порог родового гнезда.
        Последние несколько недель Дауд зачастил в дом Бен-Нижадов, хотя уже лет пять не показывался, только присылал за деньгами, которые давал ему брат, одного из своих слуг. Джибраил был весьма недоволен визитами брата, но тот вел себя вполне прилично: хозяевам не досаждал, тихо сидел в библиотеке и делал какие-то записи.
        - Отец, тебе не кажется странным такое стремление к печатному слову у моего беспутного дяди? - Амир встал и прихватил со стола блюдо с виноградом. - Не хочу с ним встречаться.
        - Сядь, сын. - Джибраил нахмурился. - Ты говоришь о своем старшем родственнике, каким бы он ни был. Выкажи уважение. Не ему, а мне.
        Амир вздохнул, поставил блюдо на место и налил себе шербета. Придется потерпеть.
        Вслед за слугой на террасу вышел невысокий мужчина в богатых, но поношенных одеждах, в небрежно намотанной чалме.
        - Приветствую тебя, старший брат! - кивнул он Джибраилу. - И тебя, племянник.
        Амир встал и вежливо поклонился. Дауд без приглашения возлег к столу и придвинул к себе блюдо с виноградом.
        - Что привело тебя в мой дом в этот вечер? - холодно осведомился Джибраил. - Скоро вечерняя молитва, не время для визитов.
        - Я опять в библиотеку.
        - Похвально, но тебе лучше прийти завтра. Ночь - не время для чтения, - проговорил Джибраил.
        - Прости, брат… - Дауд умолк, выбирая виноградинку, и продолжил: - Ты не хочешь допустить меня в библиотеку нашего отца?
        Джибраил, казалось, почти решился выставить братца вон, но почему-то передумал.
        - Хорошо, но не смей ничего выносить из моего дома. - Почти прямое оскорбление, но Джибраил пошел на это, дабы у Дауда не возникло искушения. Не хотелось бы приказывать слугам обыскивать младшего брата на выходе.
        - Спасибо и на этом, - процедил Дауд и, не попрощавшись, ушел в библиотеку.
        - Зачем он ходит к нам, отец? Что он ищет? - Амиру дядюшка совсем не нравился.
        - Я не знаю и не хочу знать, - тяжело вздохнул Джибраил. - Дауд в последние годы связался с очень плохими людьми…
        - Какими людьми? - Амир удивился, что могут быть люди еще хуже дядюшки Дауда.
        - М-м-м… Плохими. Я не знаю ничего определенного, но ходят слухи… Не думаю, что тебе стоит об этом знать, ты еще слишком молод.
        Амир вспыхнул, щеки загорелись; он потеребил короткую бородку и немного резко промолвил:
        - Мне уже почти двадцать, отец.
        - Я помню, но не буду смущать юный ум всякой ересью. - Джибраил отложил кальян и встал с дивана. - Время вознести молитву, а перед этим я прикажу Умару проследить, чтобы мой никчемный брат не вынес ничего из дома.
        Отец ушел, а Амир горестно вздохнул. Ну вот, опять ему поставили на вид юный возраст. Во времена Сулеймана Великолепного он давно был бы женатым и взрослым мужчиной. Мысль о женитьбе посещала юного Амира не в первый раз, но отец пока об этом речи не заводил, так что и ему мечтать рано. Юный Бен-Нижад был покорным сыном и почитал отца.


        Глава 13
        Ибрагим Бен-Фарид предавался послеобеденному отдыху, когда ему доложили, что явился его младший родственник и просит принять его.
        - Пусть войдет, - недовольно скривил губы Ибрагим, вовсе не жаждавший кого-либо видеть и выслушивать. Но если прогнать сейчас, настырный родственник придет завтра - и тогда либо снова прогонять, либо слушать, лучше уж сейчас.
        Мужчина вошел в покои Ибрагима стремительным шагом и поклонился. Ибрагим давал ему денег - почему бы и не кланяться?
        - Что ты хочешь мне сообщить, Фарид? - лениво протянул Ибрагим.
        Тот приходился ему то ли троюродным братом, то ли еще каким-то дальним родичем. Когда-то молодого человека называли по данному ему имени - Сауд, но он так часто повторял, что принадлежит к семейству Бен-Фаридов, что имя рода стало его собственным именем. Фарид - «уникальный». Такого имени этот разбойник не заслуживал.
        - Вчера утром Алимов покинул Димашк, - сообщил он. - Я убедил посла и самого Алимова, что искать дочь бесполезно, она умерла. Он уехал, не завершив дела, и вряд ли скоро вернется, если вообще вернется.
        - Прекрасно, - кивнул Ибрагим.
        Может быть, Фарид и не слишком приятен, но зато расторопен и исполнителен. Именно благодаря ему теперь в руках Ибрагима находится девушка, которую они так долго искали! Пусть Фарид и наткнулся на эту Злату случайно, в полном соответствии с пророчеством, все равно его смышленость и расторопность заслуживают награды, и Ибрагим готов был ее предоставить.
        - Иди к Кариму, он отдаст тебе то, что я обещал. Он в своих покоях.
        Фарид поклонился и вышел, а Ибрагим закрыл глаза. Так и должно быть! Ему все удается, так предначертано!
        Ко второму побегу Злата подготовилась тщательнее. Несмотря на то что Амир ей помогать не хотел, совет он дал правильный: без необходимых вещей на улице делать нечего. Прежде всего, следовало обзавестись оружием, хотя Злата и не умела пользоваться кинжалом, вот стрелять из пистолета папенька ее научил, но толку-то, откуда ей взять пистолет… Кинжалы евнухи носили у пояса, у женщин оружия не было, даже у Джанан. И по стенам его никто не развешивал в качестве украшений, вот жалость-то какая.
        В конце концов Злата решила, что серебряный ножик для фруктов тоже сойдет. Убить им никого не убьешь, но если ударить в глаз… Кровожадные мысли, но как иначе? Злата сама себе не сознавалась, что вряд ли ей представится возможность добраться до глаза недоброжелателя - скорее всего, этот ножик у нее из руки сразу выбьют.
        Господин чуть не каждый день присылал Злате новую одежду, и ее скопилось уже немало. Какая бы роль ей ни предназначалась, о девушке заботились, а она могла извлечь из этого выгоду. Порывшись в сундуке, Злата нашла черный, расшитый золотом костюм - роскошные шальвары, длинный хамиз и черный же хиджаб, правда, тоже расшитый золотом, но все же черный. В таком костюме ее не заметят ночью, но вот на фоне белых стен… Может быть, лучше одеться в белое? Злата снова принялась копаться в сундуке, выудила белое платье и лишь потом засмеялась над собой: надо же, выбирает наряд дли побега из гарема, будто бальное платье для раута в Москве!
        В итоге она и вправду выбрала белое, вспомнив улицы Дамаска. Может быть, ей повезет. Пусть повезет!
        Кроме одежды и оружия следовало позаботиться о воде и еде - неизвестно, сколько и где ей придется прятаться, ведь она даже не знает, в какой части Дамаска находится. Да и вообще она плохо знает город, но если постараться, можно найти все что угодно. Добраться до центральной площади, до мечети Омейядов, или до гостиницы, хозяин которой немного понимает по-французски, - проблемы решены. Злата мечтала о том, как войдет в российское посольство и расскажет там все. Конечно, папенька за ней приедет, она вернется в Москву и не будет ни о чем жалеть или вспоминать, просто забудет…
        Нет, ей не хотелось забывать.
        Особенно Амира.
        Злата не хотела себе признаваться, что молодой человек ей очень нравится. Ведь это несвобода - привязать сердце к такому человеку, верно? Он не может ответить взаимностью, он правоверный мусульманин, а она - православная христианка, эта пропасть поглубже, чем та, что лежит между ними в социальном плане. Хотя почему она так решила, насчет разницы в социальном положении? Может быть, Амир вообще принц, только инкогнито. Но, несмотря ни на что, Злата продолжала думать о молодом человеке. Его утренний визит, когда он так легко прикасался к ее волосам, когда обнял и утешил, вспоминался очень ярко, и Злата сама не могла понять, чего ей хочется: то ли стукнуть себя по голове, чтобы забыть все раз и навсегда, то ли побежать, найти Амира и не отходить ни на шаг. Но у него какие-то свои дела здесь, а она должна отсюда вырваться, должна.
        Злата полдня бродила по гарему, ловя неодобрительные взгляды женщин, пока ей не удалось стащить кожаную флягу, которую она наполнила водой из фонтана и припрятала в сундуке. С едой проблем не возникнет, в гареме всегда что-нибудь жевали, и Злата просто уложила вдоволь съестного в добытую по случаю расшитую бисером котомку.
        Амира она почти не встречала в те два дня, что готовилась к побегу. Она общалась с Хафизой, но подругу в планы посвящать не стала - та могла не одобрить и попытаться остановить. Злата очень не любила фразу: «Всем известно, что выбраться отсюда невозможно, гарем слишком хорошо охраняется!» Злата вообще не любила слово
«невозможно». Еще она не любила обобщения. Она - не все! И у нее получится, главное - хорошо подготовиться.
        Амир при встречах кланялся и улыбался, как и положено услужливому евнуху, а Злата делала вид, что ей все равно, и, высокомерно подняв голову, проходила мимо. Амир с удовольствием принял предложенную игру и не пробовал больше пробраться в комнату Златы на рассвете или ночью, когда все спят. Девушка сама не знала, радует ее это или печалит, очень хотелось поговорить с молодым человеком, но ведь она не выдержит и скажет ему о побеге, а он наверняка сделает все возможное, чтобы ее остановить…
        Мысли ходили по замкнутому кругу, и его можно было разорвать, лишь выбравшись отсюда.
        Злата приоткрыла дверь и прислушалась: тихо. Полуночная молитва давно завершилась, и гарем спал, набросив покрывало тишины. В саду возились и изредка противно орали сонные павлины, по коридорам иногда проходили следящие за порядком евнухи, но их можно избежать, если красться бесшумно и знать, где спрятаться. Злата знала где: она наметила путь, которым пойдет, уже давно, и прошла им несколько раз, отмечая укромные уголки и занавеси, за которыми можно переждать опасность, если она повстречается.
        Злата выскользнула из комнаты и прикрыла за собой дверь. Если кто-то заглянет, то увидит, что девушка вроде бы спит, укрывшись с головой покрывалом. На самом деле на кровати мирно почивало содержимое сундука.
        Мраморный пол приятно холодил босые ступни: как и в первый раз, Злата пробиралась к выходу босиком. Спящий гарем представлял собою почти мистическое место: бесшумно колышутся легкие занавеси, в накрытых шелковыми платками клетках спят птицы, вот пискнула канарейка - и заснула опять. На выходе из коридора стоял евнух, но Злата туда не пошла, а свернула к покоям джарийе: там имелся незаметный выход в сад, и если наблюдательность не подвела девушку, по ночам он не охранялся.
        Однако не все еще спали в этих покоях: проходя мимо полуоткрытой двери в чью-то комнату, Злата услышала голоса. Она замерла, но потом решительно миновала опасное место. В другое время, возможно, она бы подслушала разговор, но женщины говорили быстро и по-арабски, а знаний языка, увы, по-прежнему недостаточно, чтобы извлечь пользу из этой ситуации.
        Инкрустированная перламутром дверка была не заперта, как Злата и рассчитывала. Небольшое усилие - и девушка оказалась в саду. Как обычно, одуряюще пахло цветами, к этому непреходящему цветочному запаху Злата уже привыкла, и все равно каждый раз он дурманил голову. Какое же это все-таки чудо - восточный сад! «Мне будет не хватать его в России…»
        У ворот наверняка стража, но там есть калитка, и если отвлечь стражу и попытаться проскользнуть в калитку… Злата собиралась действовать по обстоятельствам. Ежели случится так, что в ворота выйти не удастся, придется штурмовать присмотренное дерево, с которого можно перебраться на стену, а уж дальше как-нибудь спуститься вниз, правда, веревки у нее не было, ну не разобьется же она! По ту сторону стены могут быть какие-либо строения или деревья…
        У ворот стража конечно же не спала. Злата затаилась в кустах, бесшумно надела туфли и принялась оценивать обстановку. Неутешительно: евнухов было трое, и они не играли в нарды, не пили кофе и не курили кальян, они исправно несли службу, то есть вглядывались в ночную тьму, и ни за что не пропустят беглянку.
        Злата уже начала размышлять о штурме дерева, когда ощутила чье-то присутствие, и в то же мгновение огромная черная ладонь зажала ей рот. Злата забилась, но ее держали крепко. Неизвестный человек вытащил ее из кустов и понес прочь от ворот, и только когда отошел на достаточное расстояние, отпустил. Злата обернулась - и с изумлением узнала Та-фари.
        - Зачем ты остановил меня? - почти зашипела Злата по-французски, вглядываясь в едва видное в полутьме лицо евнуха. Тот молчал, и девушка сообразила, что по-французски он не понимает. - Что тебе нужно? - произнесла она известную ей фразу по-арабски.
        - Ты бежала. - Тафари был предельно лаконичен, именно поэтому Злата смогла его понять. - Это нельзя.
        Злата фыркнула и попыталась сделать шаг в сторону, но Тафари преградил ей путь.
        - Отпусти меня! - выкрикнула девушка.
        - Нет. - Он покачал головой. - Мне сказали, что делать. Я должен отвести тебя к катибеуста. Я не хочу, но так нужно.
        Джанан побег не одобрит, можно не сомневаться. Попробовать убежать от Тафари? Но куда? Все равно догонит, а не догонит, это не помешает ему рассказать все Джанан.
        - Тафари…
        Придумать, как уговорить евнуха молчать, используя доступный ей скудный запас слов, Злата не успела: Тафари подхватил ее на руки и понес обратно в павильон. И сопротивляться было бесполезно, оставалось покориться судьбе.
        Злата была очень зла и чувствовала себя чрезвычайно глупо. Что теперь будет?
        Джанан не спала - да и спит ли она когда-нибудь? Тафари поставил Злату на пол перед дверью покоев катибе-уста и постучал в эту самую дверь. Она немедленно распахнулась: оказывается, вместе с Джанан находилась и ее прихлебательница, Науваль. На-уваль была черкешенкой с роскошными формами и блестящими черными волосами, но глуповатой и чрезвычайно болтливой. Можно не сомневаться, что утром подробности неудавшегося побега будут знать все в гаремлике. Злата гордо подняла голову: до досужих сплетен ей никогда не было дела.
        Тафари подтолкнул Злату, и та вошла в покои Джанан. Глаза катибе-уста, возлежавшей на диване, полыхнули нехорошим огнем, не предвещавшим ничего хорошего нарушительнице порядка.
        - Так, я вижу, ты не выучила то, чему я тебя учила. Что случилось, Тафари?
        Евнух пустился в объяснения - лаконичные и не занявшие много времени. На губах Джанан появилась скверная улыбочка. Науваль засмеялась.
        - Спасибо, Тафари, подожди за дверью, - обронила Джанан. Евнух поклонился и вышел. - Почему ты не послушалась приказа, Злата, почему решила бежать?
        - Я не обязана отвечать! - Она проиграла, остается дерзить, потому что наказания теперь не избежать. Ну и пусть, зато она попыталась.
        - Ты обязана отвечать. - Джанан больше не улыбалась. - Ты навлекла на себя мой гнев и гнев господина. Я все ему расскажу, и он накажет тебя.
        - Ну и пусть! - Вздергивать подбородок выше уже было нельзя. - Я не боюсь ни капли!
        - Посмотрим, как ты заговоришь завтра, - усмехнулась Джанан.


        Глава 14
        Однако назавтра никакие палачи за Златой не пришли. Она ждала их все утро, даже не ела ничего, чтобы потом не стало плохо, ведь неизвестно, какой вид наказания для нее изберут. Впрочем, как бы там ни было, ни порка, ни публичный позор ее не остановят, она вырвется отсюда и доберется до посольства! Злата сидела на кровати, обхватив коленки руками, и ждала, но так и не дождалась. Джанан не явилась, незнакомый евнух принес поднос с едой и удалился, девушка и спросить-то ничего не успела. Наверное, это и была первая пытка - неизвестностью. В тот момент, когда Злата решила было, что она удалась, ее окликнули со стороны окна. Девушка бросила взгляд за решетку и мгновенно слетела с кровати: за окном стоял Амир!
        - Как я рада тебя видеть! - В тот момент скрывать правду не было сил. - Хорошо, что ты пришел! - Она просунула сквозь решетку руку, и Амир взял ее ладонь в свою. - Я сижу тут, меня заперли. Я ничего не знаю!
        - Ты все-таки пыталась убежать, - он не спрашивал, а констатировал факт, и это могло означать только одно.
        - В гареме уже все знают! - Злата передернула плечами.
        - Далеко не все, - утешил ее Амир. - Джанан приказала евнухам пристальнее наблюдать за тобой, только и всего, а мне о твоем побеге шепнул Малик-ага, когда я задал ему прямой вопрос. Но джарийе об этом не болтают, я бы услышал.
        - Джанан говорила, что меня накажут… - нервно прошептала Злата.
        - Судя по всему, Джанан погорячилась, такого приказа не отдавали. Я думаю, Ибрагим ей запретил.
        Ох! - Злата возликовала. Амир проговорился! Скрытный Амир проговорился!
        - Значит, хозяина зовут Ибрагим! Амир, скажи его полное имя! Я никому не расскажу, откуда узнала, и вообще не буду говорить, что знаю! Пожалуйста, Амир, ну пожалуйста я должна знать, кто меня похитил!
        - Ибрагим Бен-Фарид, - наконец сдался молодой человек. - Но учти, если проговоришься, непоздоровится и тебе, и мне!
        - Хорошо, хорошо, я буду молчать, - торопливо заверила его Злата. - Я просто должна знать на случай, если мне удастся сбежать!
        Амир выглядел удивленным.
        - Ты еще не оставила эту глупую затею?
        - Конечно нет! А когда я доберусь до посольства, то непременно укажу, где искать моего обидчика! - Неважно, что побег не удался, она будет пытаться снова и снова.
        - Очень неудобно говорить шепотом и вот так, через решетку. - Амир поморщился. - Ты уверена, что тебя заперли? Тебе приказывали оставаться у себя?
        - Нет… - растерянно сказала Злата. - Меня просто привели в комнату и заперли дверь на засов. Но теперь я припоминаю, что, когда приходил евнух, принесший завтрак, он, кажется, не закрыл дверь…
        - Господин питает к тебе нежную привязанность, - буркнул Амир, - но ты можешь этим воспользоваться. Проверь, заперта ли дверь.
        Злата молнией метнулась к двери - та была открыта! И в коридоре никого нет!. Надо же, похоже, ее простили, вот только сообщить забыли. Злата вернулась к окну:
        - Амир, открыто!
        - Тогда выходи в сад, я жду тебя в беседке. - И он поспешно отошел от окна.
        Злата обулась - на всякий случай, вдруг Амир передумал и прямо сейчас поможет ей отсюда сбежать - и вышла из комнаты. Никто ее не остановил, и, кажется, за ней опять не следили. Встретившиеся по дороге джарийе только обменялись с нею улыбками. Действительно, никто ничего не знает, мистика какая-то. Может быть, Джанан велела молчать Науваль, как ей самой велел молчать хозяин? Ибрагим Бен-Фарид. О, Злата хорошо запомнила это имя!
        Амир сидел в той самой беседке, где они говорили в прошлый раз, и задумчиво ел виноград. Опять виноград! Однако на сей раз на подносе лежали и персики, и сочные груши, и сладости… Злата налетела на угощение, а Амир, смеясь, снова подал ей гроздь винограда в ладонях, как в прошлый раз. Девушка засмеялась - такое внимание показалось чрезвычайно милым!
        - Ты ведь так и не рассказала мне подробно о том, как оказалась здесь, - заметил Амир.
        - Ты мне тоже ничего не рассказываешь! - парировала Злата.
        - Это для твоего же блага, поверь, - в очередной раз уклонился от объяснений Амир.
        - Ладно уж, - улыбнулась Злата, - так и быть, поверю! В конце концов, ты сегодня сделал одно хорошее дело - рассказал, что меня не будут наказывать!
        - А следовало бы наказать! - сделав страшное лицо, заявил Амир.
        Молодые люди рассмеялись.
        - И все-таки я хочу услышать твою историю. Пожалуйста! - попросил Амир.
        - Хорошо. - Злата доела персик, прицельно запустила косточкой в кусты и принялась говорить.
        Рассказ получился недлинный, все-таки событий в ее жизни до приезда в Дамаск было не слишком много, но зато о нападении в переулке Злата постаралась передать во всех подробностях - хотелось, чтобы Амир просветил ее насчет причины похищения.
        - Я до сих пор не знаю, что с моим отцом. Тимофея они убили, это точно, но отец был жив! - Злата в лучших русских традициях заломила руки. - Амир, мне так страшно! Я пытаюсь ничего не бояться, но за отца я не бояться не могу!
        На глаза невольно навернулись слезы. Ну вот, только расплакаться не хватало…
        - Не переживай! - Амир прикоснулся кончиками пальцев к щеке Златы, нежно стер слезу. - Все будет хорошо!
        - Откуда ты знаешь? - огрызнулась Злата, терзаемая чувством противоречия. - Ведь ты не хочешь помочь мне сбежать.
        - Злата, мы это уже обсудили, - поморщился Амир и убрал руку. - Ты отсюда не сбежишь. Поэтому я и не хочу тебе помогать, но я не сказал, что вообще не хочу тебе помогать!
        Это было что-то новенькое.
        - Но как? - Очень хотелось положиться на кого-нибудь, чтобы все проблемы решились сами собой.
        - Предоставь это мне, я справлюсь. - От его тона мурашки забегали по спине у Златы. Она и не представляла, как необыкновенно хорошо и спокойно, когда мужчина говорит подобные слова! На глаза вновь навернулись слезы, а ведь излишней сентиментальностью Злата никогда не страдала…
        - Ты… Спасибо тебе, Амир! Он растерялся:
        - Ты опять плачешь? Не плачь, прошу!
        - Не могу, наверное… - Напряжение, страх, которые она испытывала до этой минуты, обернулись теперь слезами.
        Злата не поняла, как оказалась на коленях у Амира; юноша говорил ей какие-то успокаивающие слова, а она плакала, уткнувшись ему в плечо, а его сильные руки гладили ее спину. Так хорошо и уютно она чувствовала себя, когда ее обнимал папенька, только вот папенька не собирал слезы с ее щек поцелуями… ой!
        - Злата…
        - Амир!
        Она успела только выдохнуть его имя, а его губы уже прикоснулись к ее губам.
        Все то, что Джанан рассказала Злате про отношения мужчины и женщины, как-то не вспомнилось. Это было новое, восхитительное, захватывающее ощущение, голова немного кружилась, от Амира волнующе пахло мускусом… Злата закрыла глаза, а под веками вспыхивали цветным фейерверком яркие пятна. Она даже слегка обиделась, когда Амир отстранился и сладкая сказка волнующих ощущений закончилась.
        - Почему…
        - Нас могут увидеть и донести Джанан, - объяснил Амир. На лице его появилось такое непритворное сожаление, что Злата сразу ему все простила. - Я не могу рисковать.
        - Да, я понимаю, - кивнула девушка. - Давай тогда просто поболтаем, это ведь не запрещено?
        - Нет, - улыбнулся Амир, и Злата залюбовалась им. Как жаль, что он маскируется под евнуха, наверняка с бородкой и длинными волосами он чудо как хорош! Впрочем, он и сейчас хорош, настоящую красоту не скроешь. - С тобой так интересно, ты замечательная, Злата. Редко встретишь в женщине такой живой ум и мудрость.
        - Ты надо мной смеешься? - подозрительно спросила Злата.
        - Вовсе нет! - заверил ее Амир. - Большинство одалисок в этом гареме - глупые курицы, они только и способны, что обсуждать мужчин и делиться секретами обольщения. Когда я несу службу неподалеку от киоска, у меня голова начинает болеть от таких разговоров.
        - А мне казалось, мужчинам это приятно! - Злата не упустила случая съехидничать.
        - Так то мужчинам, а я изображаю гарем-агалара, значит, должен вести себя, как евнух, и думать, как евнух, иначе меня разоблачат.
        - М-м… - протянула Злата, вспоминая кое-какие разговоры, которые ей пересказала Хафиза. - Некоторые дамы просто жаждут тебя соблазнить!
        - Я знаю, - отмахнулся Амир, - и старательно изображаю стеснительность. О моей скромности уже легенды ходят, хотя для легенд я пробыл здесь достаточно мало.
        Злата протянула руку и коснулась его руки. Это, конечно, не совсем прилично, будь она в московском обществе, но здесь, в гареме Бен-Фарида, границы стирались, все правила, которые она знала назубок, перестали работать. Злата была немного растеряна - может ли она делать то, что ей хочется? Ее система ценностей в гареме оказалась бесполезной. И если ей хочется прикоснуться к надежной руке мужчины, может ли она себе это позволить?
        Ведь однажды они с Амиром расстанутся, она уедет в Россию, он останется здесь… И между ними ничего не будет, просто не может быть. Так возможно ли позволить себе прикоснуться к нему сейчас?
        - Спасибо, что ты меня поддерживаешь, - шепотом сказала Злата.
        Амир взял ее руку и поцеловал тонкие пальчики.
        - Ты чудесный цветок, Злата. Я тебя не всегда понимаю, но это тоже чудесно. И в то же время, - удивленно произнес он, глядя ей в глаза, - мне отчего-то кажется, что я знал тебя всегда и, не задумываясь, за тебя умру.
        Он понимает! Злата вглядывалась в глаза Амира, такие прекрасные темные глаза, и видела в них то, что жило и в ее душе, - то самое трепетное наслаждение жизнью, которое она искала в людях, но не находила, и вот нашла, наконец! Она очень боялась ошибиться, но чувство, что она тоже знает Амира давно, не проходило.
        Злата улыбнулась:
        - Амир, у меня такое же чувство. Может быть… может быть, мы ошибаемся? Но мне не хочется думать об этом!
        - О понимании? - улыбнулся он.
        - Нет, мне не хотелось бы ошибки!
        - Все, что я говорю тебе, - это правда, Злата, - тихо произнес Амир. - Не было еше женщины, которой я говорил такие слова.
        - О!.. - От полной неясности будущего Злате хотелось кричать, но она поспешно запрятала эти мысли подальше. Поплакать можно будет дома, в Москве, а сейчас у нее есть эта беседка, этот день и мужчина, сидящий напротив.
        - Давай поболтаем, - предложила она, отчаянно опасаясь, что сделает что-нибудь не так. - Давай просто поболтаем о чем-нибудь другом, а об этом помолчим, хорошо?
        - Хорошо, русская звезда, - улыбнулся Амир. - Читала ли ты романы Дюма?


        Глава 15
        Хафиза о неудавшемся побеге Златы не знала, а та не стала ее просвещать. Меньше знаешь - крепче спишь, незачем подруге слушать о том, как глупая затея не удалась. Ну и стыдно немного… В следующий раз нужно готовиться тщательнее и запастись веревкой, чтобы перебраться через стену, а если снова не удастся… Но Злата гнала от себя эти мысли. Пока же можно заняться насущными проблемами, то есть помочь хатум стать настоящей хатум, как обещала. Папенька учил Злату, что обещания надо выполнять.
        Старалась она не думать и об Амире, но мысли о нем упорно возвращались, и даже Хафиза заметила, что подруга непривычно рассеянна. Девушки сидели в покоях Хафизы, слушали музыку - один из евнухов, Бишр, прекрасно играл на арфе - и наслаждались покоем.
        - У тебя что-то случилось? - поинтересовалась хатум, поглаживая ручную обезьянку. Злата обезьянок не очень любила, но эта была милая, постоянно выпрашивала фрукты и сладости, смотрела умильными глазками и разрешала себя гладить. Впрочем, в гареме все животные были ручными, это в зверинец без служителей лучше не заходить.
        - Нет, - отмахнулась Злата, - просто задумалась. Ты готова осуществить план, который мы обсуждали?
        - Да, но я немного боюсь, - созналась Хафиза.
        - Кого тебе бояться? - удивилась Злата. - Джанан мы потесним, а остальные просто пойдут за той, у кого власть, думаю, сопротивляться не будут. Давай, сейчас дело за тобой!
        Хафиза приободрилась и позвала гарем-агалара, тот явился незамедлительно: несмотря на влияние Джанан в гареме, евнухи не смели ослушаться пусть номинальную, но хатум.
        - Халиль, позови сюда Науваль! А ты, Бишр, можешь идти, - отпустила она арфиста.
        Злата одобрительно кивнула: Науваль была глупее Латифы, а соответственно, на нее можно было легче повлиять, заморочить голову и выведать нужное.
        - Самое важное - не забывай, что здесь всем заправляешь ты, - наставляла Злата новую подругу. - Если ты будешь держаться уверенно, как главная, тебя так и будут принимать. Никто и не вспомнит о том, что Джанан всем когда-то командовала. Пусть она с рабынями разбирается, и запомни - ты не джарийе.
        Науваль долго не появлялась, ну сколько можно идти по гарему? Видимо, подруга Джанан явно желала выказать Хафизе свое неуважение. Она и появилась так, будто делала великое одолжение: вплыла в комнату, удостоила обеих девушек презрительной улыбкой и без приглашения уселась на диван. Хатум вела беседу по-арабски, так что Злата понимала далеко не все, но в целом суть была ясна, к тому же подруги заранее обговорили тактику ведения «допроса».
        - Кажется, я не разрешала тебе сесть, Науваль, - произнесла Хафиза, и Злата уловила в ее голосе железные нотки. - Кажется, на то не было моего позволения?
        Науваль была просто ошарашена, она не ожидала услышать столь жесткие слова, да еще произнесенные крайне холодным тоном. И от кого? От Хафизы! Науваль вскочила.
        - Вот так-то лучше, - благосклонно кивнула ха-тум, откидываясь на подушки. - Ну, Науваль, ты все расскажешь сама или мне придется утруждать себя разоблачительной речью?
        - О чем ты говоришь, хатум, я не понимаю? - с вызовом спросила Науваль.
        - Ты думаешь, в гареме можно что-нибудь скрыть? - тонко улыбнулась Хафиза. Сейчас она напоминала хищную птицу, маленького, но опасного сокола, и Злата невольно залюбовалась подругой. Оказывается, Хафизе не хватало немного поддержки, чтобы почувствовать себя увереннее! Все остальное она делала сама.
        - Нет, я не думаю, но… - Науваль смешалась. Злата могла поклясться, что за душой у подруги Джа-нан имеется пара мелких грехов. Естественно, ни Злата, ни Хафиза не знали, каких именно, однако почему бы не поблефовать? Люди настолько боятся, что их секреты узнают, что при малейшем намеке на то, что вы их знаете, сами раскроют их.
        - Тогда почему ты не хочешь сознаться сама, а предпочитаешь, чтоб я себя утруждала, объясняя тебе твои же проступки? - вопросила Хафиза. - Ты думаешь, я от этого стану благосклоннее? Вряд ли, скорее я еще сильнее разозлюсь. А что будет, когда наш господин и повелитель узнает то, что знаю я?
        - Джанан защитит меня! - злобно сверкнула глазами джарийе.
        - Не уверена! - покачала головой Хафиза. - Если мой господин узнает то, чем занимается Джанан, ей тоже непоздоровится!
        Конечно, девушки сильно рисковали, ведь могло оказаться, что Джанан не доверяет своих секретов никому. Но, судя по испуганным глазам Науваль, подруги-соучастницы просчитали все точно. Требовалось еще немного надавить на джарийе, и Хафиза быстро поняла это:
        - Ты очень самонадеянна, Науваль, полагая, что у стен нет глаз и ушей. А они есть, и все видят и слышат, и докладывают мне, ведь хатум здесь я. Я позволила Джанан заиграться, но она перешла границы и решила, что может заправлять всем здесь всегда. Она заблуждается. - Голос Хафизы стал обманчиво мягким. - Помоги сейчас мне, Науваль, и я не выдам тебя господину, а ты почувствуешь, что быть в рядах моих друзей гораздо выгоднее, чем поддерживать Джанан. Я-то уж точно не буду унижать тебя!
        То ли случайно, то ли намеренно, но последняя стрела попала точно в цель: шоколадные глаза Науваль вспыхнули. Джарийе упала на колени и склонила голову:
        - Не наказывайте меня и не выдавайте, хатум, прошу!
        - Так-то лучше! - удовлетворенно заметила Ха-физа, подмигивая Злате. - Теперь говори. И не смей ничего скрывать, я все знаю и за ложь накажу!
        - Я не виновата, я всего лишь раз возлегла с Ямалом, - зачастила Науваль. - Но катибеуста Джанан, она… она и Малик-ага…
        Злата против воли расплылась в улыбке.
        - Значит, Малик-ага навещает Джанан! - протянула Хафиза. - Я это предполагала, и теперь мои предположения подтвердились. Встань, Науваль, садись, поешь халвы. Я не скажу Джанан, что ты мне рассказала о ней.
        - Когда Малик-ага приходит к Джанан? - спросила Злата.
        - Обычно каждый третий день. Он приходил два дня назад, значит - завтра. Они очень осторожны. - Науваль замялась и спросила: - Как вы узнали? Катибе-уста свято хранит этот секрет.
        Хафиза улыбнулась:
        - Мне рассказала об этом одна джарийе. Катибе-уста не знает, как легко выманиваются секреты!
        Следующие действия разработали более тщательно - тут уже блефом не взять, Джанан не Науваль, которая даже не поняла, что сама выдала и себя, и подругу. Но все средства хороши, и Злата с Хафизой позаботились, чтобы у их плана было и несколько альтернативных вариантов. То есть они договорились, что именно делать, в зависимости от поведения Джанан. Но, судя по тому, что рассказала Науваль, выбора у катибе-уста не будет.
        Злата до вечера просидела в своей комнате, чтобы не привлекать излишнего внимания. Она лежала на кровати и читала французский роман, который по приказу Хафизы принесли ей из библиотеки. Не столько читала, сколько думала об Амире, вспоминала их последнюю встречу, нежные прикосновения.
        Хафиза пришла сразу после полуночной молитвы, Злата чуть не заснула, устав от долгого ожидания. Но стоило подруге появиться в дверях, как сон мгновенно улетучился.
        - Ты готова? - улыбнулась Хафиза и поманила подругу за собой.
        - Разумеется! - Злата вскочила с кровати. - Кто пойдет с нами?
        - Три евнуха, ведь тут важны свидетели, а не физическая сила.
        В коридоре стояли Аасим, Нурлан и Мустафа, они обычно охраняли покои хатум, и Хафиза положилась на них, посчитав наиболее верными. Они только выигрывали оттого, что госпожа обретет положенную ей власть, Малик-ага не слишком жаловал их, и евнухи затаили на него обиду. Возможность расквитаться обрадовала их, когда еще такая выпадет! Словом, в их помощи можно не сомневаться.
        Вся компания направилась к покоям Джанан, стараясь не щуметь. Впрочем, сейчас почти все спали, и даже если бы кто-то заметил грозную компанию, вряд ли решился бы помешать. А Малик-ага, самый могущественный евнух в гареме, не смог бы помешать ни в коем случае. Он занят.
        Хафиза остановилась у поворота в коридор, ведущий в покои Джанан, и осторожно выглянула из-за угла:
        - У ее дверей стоит на страже Зафир.
        - Я справлюсь с ним, госпожа, - поклонился Нурлан, то ли у него с Зафиром имелись старые счеты, то ли он просто полагал, что лучше всех сумеет устранить препятствие. Нурлан скрылся в коридоре, откуда через мгновение послышался глухой удар, что-то тяжелое упало на пол, и девушки вскрикнули. Но путь теперь свободен - Нурлан стоял над поверженным Зафиром.
        - Молодец, - похвалила его Хафиза. - Надеюсь, ты не убил его?
        - Нет, госпожа, только усмирил! - сверкнул улыбкой евнух.
        - Хорошо. А теперь тихо. - Хатум прижала палец к губам.
        Она осторожно приоткрыла створку дверей и замерла, прислушиваясь. Из покоев Джанан доносились постанывания, свидетельствовавшие о том, что Науваль не солгала.
        - Отлично, мы пришли вовремя! - прошептала Злата, едва не захлопав в ладоши от радости. - Какая удача!
        - Пора, идем! - Хафиза решительно распахнула дверь в покои катибе-уста и шагнула в комнату. Она откинула занавесь, и грехопадение Джанан предстало перед пятью свидетелями во всей красе.
        Катибе-уста лежала на полу, ее волосы разметались, а на щеках различались следы меда. Над нею в недвусмысленной позе нависал Малик-ага. Вокруг лежали разбросанные фрукты…
        - Так-так, - сладким голосом произнесла Хафиза, - ты возлегла по всем правилам обольщения, Джанан? Вот этой сцене с медом и фруктами ты меня не учила!
        Услышав голос хатум, Джанан уставилась на вошедших и смертельно побледнела, Малик-ага тоже повернулся и замер. Нехорошо, когда тебя застигают в такой позе, но сочувствия Злата не испытывала.
        Джанан просипела что-то невнятное, будто у нее отнялся язык. Хафиза стояла и победно улыбалась, наслаждаясь моментом. Злата подтолкнула подругу: дескать, не зевай, победу нужно закрепить.
        - Твоей власти пришел конец, Джанан, - объявила Хафиза, царственно глядя на катибе-уста сверху вниз. - Здесь я хозяйка, а ты отнимала у меня это право. С сегодняшнего дня все будет по-другому, ты будешь выказывать мне уважение, иначе я все расскажу господину, и про тебя, и про твоего любовника. Вас обоих подвергнут наказанию, а господин похвалит меня.
        - Почему бы тебе не сделать это сейчас? - спросила Злата, как они и уговаривались. Джанан едва не прожгла в девушке дырку своим бешеным взглядом.
        - Нет, - покачала головой Хафиза. - Пока лучше промолчать. Ведь Джанан хочет жить, не правда ли? Тем более она может быть мне полезна. Ты слышала, Джанан? Ответь, я жду ответа.
        - Да, - прохрипела Джанан, - да, я слышала тебя… хатум.
        - А ты, Малик-ага? - обратилась Хафиза к евнуху, который, кажется, вообще плохо соображал. Действительно, ситуация критическая…
        Джанан ущипнула любовника.
        - Отвечай! - сдавленно прошипела она.
        - Я повинуюсь, моя госпожа, - покорно сказал грозный в прошлом евнух. Он тоже прекрасно осознавал, что ему грозит, если Ибрагим узнает о его встречах с Джанан. Главный хадим гарема услаждает катибе-уста! Вот уж скандал так скандал! В живых обоих не оставят, это точно.
        - Не пытайся отомстить нам, Джанан, - предупредила Хафиза. - Если хоть с одним из нас что-нибудь случится, господин немедленно все узнает. Слышишь? Немедленно узнает!
        Джанан скрипнула зубами.
        - Я поняла, - глухо проговорила она и отвернулась.
        - Вот и хорошо, - благосклонно кивнула Хафиза. - Завтра зайдешь ко мне, я решу, что тебе делать.
        На пороге хатум обернулась, еще раз обозрела «поле любви» и презрительно и сочувственно обронила:
        - Да слезьте вы уже с нее, Малик-ага…
        Злата, которую душил смех, вышла вслед за Хафизой.
        Только дойдя до покоев хатум, девушки позволили себе расхохотаться.
        - Вот видишь, как ее легко победить! - заметила Злата.
        Хафиза обняла подругу.
        - Это ты придумала! И как! Спасибо тебе! Без тебя я так и жила бы, не зная, как обрести то, что принадлежит мне по праву!
        - Глупости! - покачала головой Злата. - Ты все сделала сама.


        Глава 16
        Упрочившееся положение Хафизы в гареме принесло Злате несомненную выгоду: теперь она могла приказать приближенным евнухам хатум достать для нее какие-то веши, и они выполняли приказ не задумываясь. Таким образом Злата разжилась вожделенной веревкой - на самом деле мотком золоченого шнура для занавесей, но девушку это не смутило, и она припрятала его до поры до времени. Главное, чтобы шнур выдерживал ее вес, большего не требовалось.
        Хафизе о своих планах Злата по-прежнему не рассказывала - подруга бы не одобрила, и с Амиром больше об этом тоже не говорила: он-то точно бы возмутился. После двух неудачных попыток…
        Амир пришел к ней на следующий день, после того как Джанан лишилась своего влияния, и снова на рассвете, причем на сей раз очень романтично - через окно.
        - Я решетку отвинтил, - объяснил молодой человек, осторожно открывая створки окна. Едва проснувшаяся Злата, сонно моргая, наблюдала за Ами-ром, легко забравшимся в комнату. Он победно улыбнулся. - Доброе утро!
        - Доброе утро! - улыбнулась в ответ девушка. - Теперь ты будешь всегда приходить перед рассветом?
        Амир пожал плечами:
        - Это время, когда все спят и можно не опасаться, что меня заметят.
        - А почему ты пришел не через дверь?
        - Там стоит на страже Тафари, - объяснил Амир. - Мне не хотелось бы объяснять ему, почему я сюда иду.
        - А я думала, тебе просто захотелось романтики, как Ромео! - хихикнула Злата.
        Амир уселся на пол, скрестив по-турецки ноги, и тоже засмеялся.
        - У тебя нет балкона, прекрасная Джульетта!
        - Разве это остановит истинного романтика? - сморщила носик Злата.
        - Конечно нет! - пылко вскричал юноша.
        - Кто научил тебя сюда прийти? - Злата вспомнила строчку из классической трагедии. Амир улыбнулся и подхватил:
        Сам бог любви. Я дал ему глаза, И он меня направил. Не моряк я, Но будь ты за морем за самым дальним, Я б за тобой, сокровище, приплыл.
        - Никогда не думала, что буду сидеть в гареме и ненастоящий евнух будет читать мне Шекспира, - засмеялась Злата. - Кстати, давно хотела сказать, что животик тебе не идет. Но так надо, да? Ты, наверное, тоже и предположить раньше не мог, что окажешься в гареме? Вряд ли ты к этому всю жизнь готовился…
        - Порою судьба делает с нами то, чего мы никогда и предположить не могли, - серьезно ответил Амир.
        - А ты веришь в судьбу?
        - Я верю в то, что Аллах назначил каждому свой путь, но каким он будет, сокрыто от человеческих глаз. Мой отец часто повторяет: «Аллах, дай мне силы, чтобы справиться с тем, что я могу сделать, дай мне мужество, чтобы смириться с тем, чего я не могу сделать, и дай мне мудрость, чтобы отличить одно от другого». Я верю, что совершу то, что предначертано по воле Аллаха… А что говорит твоя религия?
        - Не знаю, - растерянно отозвалась Злата. - Любить и прощать, наверное.
        Она довольно смутно ощущала свое отношение к церкви. Конечно, она и молилась, как полагается, и в храм ходила, и причащалась, и исповедовалась - а вот теперь и не знает, что ответить, как будто и не учила ничего.
        - Амир, я не хочу сейчас об этом говорить, давай о чем-нибудь другом побеседуем, - немного смущенно предложила она.
        - Давай, - легко согласился молодой человек. Он просил позволения поцеловать ее пальцы, и Злата позволяла. Он рисковал жизнью, чтобы пробраться к ней и завоевать ее благосклонность, и не хотел помочь ей выбраться отсюда. Вернее, хотел, Злата уверена, но почему-то пока помалкивал.



…Но даже упорные предупреждения Амира не могли остановить девушку на пути к свободе. Золотая клетка была не для нее. Конечно, Злату восхищал гарем чисто эстетически, но жить здесь до скончания века? Увольте! Поэтому она продолжала тщательные приготовления к побегу. Шнур, еда и вода - не проблема. Только она больше через ворота не пойдет! Там стража, ее остановят, никаких шансов… Следовало проиграть вариант с деревом. Ах, если бы Амир согласился помочь! Так нет ведь! Злата попробовала еще раз намекнуть ему, что не против, если он все же поможет ей бежать, но Амир сделался столь суров, что девушка поспешно закрыла тему: не хватало еще, чтобы он взял с нее обещание не предпринимать попыток к бегству, а вот это она обещать точно не хотела.
        Еще мог помешать Тафари, но Злата подгадала так, чтобы евнух дежурил в другом месте, а не наблюдал за ее коридором. Намеренно в прошлый раз он поймал ее или случайно увидел, как она пытается покинуть гарем, - неважно. Главное, не повторять ошибок.
        Для бегства она снова выбрала время после полуночи. Конечно, ночи здесь темные, но Амир правильно говорит, что перед рассветом все спят - а значит, у нее есть шансы быстро пройти по еще темным улицам… Если она замотается в хиджаб, есть вероятность, что ее не остановят.
        Злата вылезла в окно: зачем ходить коридорами, где можно встретить евнухов и джарийе, страдающих бессонницей, если Амир предусмотрительно разобрал решетку? Прыгать невысоко, первый этаж, Злата с легкостью справилась с этой задачей и некоторое время просидела под кустом, оглядываясь и прислушиваясь. Тишина, никто не спешит ее поймать. Вот и хорошо. Девушка на цыпочках пробралась в дальний конец сада. Там-то среди более мелкой поросли - кустов боярышника - и росло то самое дерево, которое должно стать дорогой на волю.
        Это был старый раскидистый дуб, по его стволу и широким ветвям, начинавшимся достаточно низко, можно запросто добраться до верха стены.
        Злата огляделась еще раз, чтобы убедиться, что за нею не следят, и принялась штурмовать дерево. Босиком взбираться довольно удобно, а вот о шелковых шальварах девушка как-то не подумала: ткань скользила. Следовало надеть льняные… Но все эти проблемы перестали для нее существовать довольно быстро, так как, добравшись до второй ветки, Злата услышала гортанный оклик.
        - Господи… - прошептала девушка, пытаясь спрятаться в ветвях. Но поздно: к дереву уже спешили стражники, и ночь расцвела растрепанными рыжими цветами факелов. Злату в мгновение ока сняли с дерева и куда-то потащили. Она не сопротивлялась - есть ли смысл, когда тебя держат два дюжих гарем-агала-ра? Но не удержалась и сказала им несколько русских слов, услышанных в свое время от челяди. Евнухи остались бесстрастны, протащили девушку по коридорам, привели ее в ту самую комнату, в которой она очнулась после похищения, и там же оставили.
        Злата прошлась по комнате, попыталась оттереть измазанные землей ступни, елозя ими по дорогущему ковру. Бесполезно! Думать о своей дальнейшей участи не хотелось, еще меньше хотелось размышлять о том, что Амир был прав, и все попытки побега обречены на провал. Да, гарем действительно хорошо охраняется! Стыда не было, потому что если такая хорошая охрана, зачем же стыдиться, что побег не удался? Проще списать это на волю обстоятельств, но не смириться. Правда, бежать в третий раз Злата не собиралась, вполне очевидно, что ее и тогда остановят. Но говорить кому-либо об этом она тоже не хотела. Особенно Амиру.
        Дверь распахнулась, и вошел Ибрагим. То есть Злата теперь знала, как зовут господина, но надо следить за собой, чтобы не проговориться… Он непременно заинтересуется, откуда Злата знает его имя, а девушка не была уверена, что промолчит, особенно если применят силу или - того хуже - какие-нибудь пытки!
        В глазах Ибрагима горел хищный огонь, сильно напугавший Злату. Но врагу испуг показывать не следовало, и девушка гордо подняла голову.
        - Итак, ты ослушалась, - сказал Ибрагим.
        - Да! Я ослушалась. - Отрицать очевидное не имело смысла. - А ты полагаешь, я могу тут остаться?
        Его красивое лицо было Злате неприятно.
        - Ты не должна пытаться бежать, я тебе уже говорил. - Прежде чем Злата успела опомниться, Ибрагим схватил ее за плечи и сильно встряхнул. - Это уже второй побег, а за третью попытку тебя высекут. Не совершай ошибок, женщина.
        - Не буду, - пообещала Злата, - в третий раз мне все удастся!
        И прикусила язык, но поздно. Ибрагим прищурился.
        - Это вряд ли, - пообещал он, с силой швырнул ее на кровать и вышел.
        Злата просидела в одиночестве несколько часов, потом за ней явился молчаливый Тафари и сопроводил в ее уже обжитую комнату. Никто ни о чем не расспрашивал ее, даже Джанан не бросала подозрительных взглядов - в этот раз попытка побега осталась между нею и Ибрагимом Бен-Фаридом.
        Только Амиру Злата рассказала в тот же день. И конечно, получила нагоняй.
        - Я ведь предупреждал тебя! - говорил он, вышагивая по ее комнате. - Согласись, я оказался в очередной раз прав!
        - Знаю, - вяло согласилась Злата, - но я не могла еще раз не попробовать.
        Амир сделал еще несколько кругов по комнате, потом уселся на диван рядом с девушкой и взял ее руки в свои:
        - Злата, пойми, я хочу тебе только добра! - Слова прозвучали так горячо и искренне, что у нее даже дыхание перехватило.
        - Я заметила, - по инерции съязвила девушка, но, увидев обиду, сверкнувшую в черных глазах Амира, поспешно объяснила: - Прости, я не хотела тебя обидеть. Я вовсе не думаю, что ты не хочешь мне добра. Просто… просто…
        - Просто ты хочешь вырваться из этого дома, а я отказываюсь тебе помочь, но это не так. Вернее, так, но… - Амир чуть сильнее сжал руки Златы. - Мы убежим отсюда. Обещаю!
        - Когда? - жадно ухватилась она за появившуюся вдруг надежду.
        - Пока я не могу сказать… Но я не оставлю тебя в беде! - Слова прозвучали почти клятвой.
        - Я верю тебе, - вздохнула Злата. - Только вот… Амир приложил палец к ее губам:
        - Тише… Предоставь это мне.
        Злата не успела ничего сказать, он поцеловал ее.
        И сразу исчезли все вопросы и сомнения, и в голове фальшиво запел хор ангелов, поцелуй Амира - нечто большее, чем прикосновение… Быть вместе с Амиром невозможно, у них не может быть будущего, только вот Злата не хотела признаваться в этом себе, ни в какую не хотела.
        - Амир…
        - Злата, ты умеешь молчать? - Он казался расстроенным. - Я тебя целую, а ты пытаешься разговаривать. Что, я очень плохо это делаю?
        - Отнюдь! - мечтательно пропела Злата. - Это у меня вечно в голове всякие глупости, которые хочется высказать. Прости…
        - Я тебя прощу, если ты подаришь мне еще один поцелуй, - хитро усмехнулся Амир. Злата погрозила ему пальцем:
        - Вот так и выманивают…
        Он опять не дал ей договорить, окончательно вскружив голову. И это ей, полагавшей себя такой разумной!
        Сейчас она делала большую глупость по классификации Ибрагима. Но самое главное - ей это нравилось.
        Нет ничего приятнее, чем нарушать правила, установленные сумасшедшим негодяем.


        Глава 17
        Неизвестно какими путями, но в гарем доходили абсолютно все новости, и вот уже целую неделю женщины обсуждали близящееся затмение солнца. Одни считали, что обязательно в этот день случится нечто ужасное, другие высмеивали паникерш. Гарем гудел как растревоженный улей, даже разговоры о мужчинах, как со смехом заметила Хафиза, отошли на второй план. Мужчины были и будут всегда, а затмение солнца в их жизни случится только однажды.
        Злата давно знала о затмении, поэтому старалась объяснить обитательницам гарема физическую сущность этого явления, используя для моделирования ситуации персики и финики, так как с арабским языком у нее по-прежнему было не очень, хотя она и усиленно занималась - теперь уже под руководством Хафизы. Но словарного запаса, чтобы объяснить затмение, все равно не хватало. Женщины охали, вздыхали, но оставались при своем мнении.
        В конце концов Злата махнула рукой и перестала вступать в беседы на эту тему. К тому же она решила воспользоваться затмением и еще раз попытаться сбежать, хотя после очередной неудачи дала себе зарок ничего больше не предпринимать. Но грех не использовать столь необычную возможность! Кажется, в гареме будет переполох, даже гарем-агалары увлеченно чернили стекла над огнем, чтобы наблюдать затмение. Что ж, тем лучше!..
        - Злата, - окликнула Хафиза подругу, сидевшую у фонтана. - Присоединишься ко мне за обедом?
        Сейчас почти невозможно узнать в Хафизе ту маленькую и робкую девушку, что совсем недавно пришла в беседку к Злате: старшая жена обзавелась свитой из верных евнухов и распоряжалась в гареме, как полновластная хозяйка. Что ж, идея подловить Джанан с Малик-ага оказалась плодотворной, и, поставив противников в безвыходное положение, Хафиза с помощью Златы смогла перехватить бразды правления. Что ж, революция в гареме увенчалась успехом: Джанан вела себя тише воды ниже травы, а Малик-ага вообще удалился на покой и оставил свой пост, сказавшись больным. Вместо него главным евнухом гарема стал Имад, но вряд ли он способен доставить кому-либо неприятности.
        - Конечно, Хафиза-хатум, - улыбнулась Злата. - Всегда рада.
        - Ах, оставь! - махнула рукой девушка. - Жду тебя после молитвы…
        Однако пообедать с подругой не удалось: гарем удостоил посещением господин. Злата намаз не совершала, так что сидела совсем одна в киоске и по-прежнему размышляла о побеге. Хафиза сочувствовала подруге и казалась неспособной на предательство, так что Злата наконец решилась просить у нее содействия, потому что Амир так и не сказал ни «да», ни «нет». Надежда теперь на Хафизу.
        Погруженная в свои мысли, Злата сначала не обратила внимания на суету у выхода на мужскую половину, но потом неожиданное оживление привлекло ее внимание. Из киоска все было отлично видно: двустворчатые двери распахнулись, евнухи склонились в почтительном поклоне, и в гарем вступил его хозяин и повелитель в сопровождении незнакомого низкорослого и худощавого мужчины с неприятным, каким-то крысиным лицом. Гарем-агалары тут же разбежались в стороны, дабы проследить, чтобы все женщины оставались в своих комнатах, а господин и его гость проследовали в покои хатум.
        Злата поняла, что про нее, кажется, позабыли: ни один из евнухов не пришел к ней с приказом вернуться в свою комнату. Что ж, отлично, не хочется сидеть в четырех стенах, она и так там достаточно насиделась! И даже почитать новой книжки нет. Девушка на всякий случай укрылась в тени шпалеры, желая и дальше оставаться незамеченной. Как оказалось, не одна она жаждет укрыться от посторонних глаз: с другой стороны киоска прятался Амир.
        Злата удивилась, но все же решила привлечь к себе его внимание и бросила в молодого человека виноградину. Тот оглянулся и приложил палец к губам.
        Злата пожала плечами и не стала шуметь. Через пару минут, когда хозяин скрылся в покоях жены, Амир перебрался к Злате, сурово взглянул на нее и спрятался за ее кушеткой.
        - Сиди тихо, - приказал он.
        - Что это ты мной командуешь? - возмутилась Злата.
        - Пожалуйста! - теперь вежливо попросил Амир.
        - То-то же, - улыбнулась девушка. В душе она почему-то радовалась каждой маленькой победе, которую удавалось одержать над молодым восточным мужчиной. - Почему ты прячешься?
        - Меня здесь нет, ты помнишь? - прошептал Амир.
        - Успокойся, женщин заперли по комнатам, а евнухи толпятся у дверей хозяйки, - доложила диспозицию Злата. - Так почему ты прячешься?
        - Потому что человек, что пришел с Ибрагимом, мой дядя Дауд, - нехотя объяснил молодой человек.
        - Ты до сих пор не хочешь мне объяснить, зачем ты в гареме? И почему я здесь? - Злата задавала эти вопросы уже не первый раз, но Амир так и не объяснился. - Он твой дядя - и что? Он тебе враг?



…После вечерней молитвы Амир зашел в библиотеку, чтобы взять «Тайме», которая хоть и доходила до Сирии с опозданием, все равно оставалась весьма актуальным и интересным чтением. Отец всегда просматривал газету с утра, а потом оставлял в библиотеке, а сын изучал прессу перед сном. Молодой человек уже даже разделся, оставшись в одной абайе, когда вспомнил про «Тайме», но не поленился и спустился в библиотеку.
        Дауд все еще был там. Вот незадача!
        Амир взял газету со столика и уже собрался выйти из библиотеки, но заметил, что джебба дядюшки подозрительно топорщится на груди.
        - Дядя, что у вас с халатом? - ехидно спросил он. Дауд прижал руки к груди, но не дрогнул.
        - Не твое дело, щенок!
        Амир уже открыл рот, чтобы позвать слуг, но потом решил, что отец будет недоволен, если сын опозорит дядю перед домочадцами. Не стоит шуметь, он справится сам.
        - Отдай книгу, дядя, - спокойно сказал он.
        - Нет. - Мерзкий Дауд неожиданно показался Амиру страшным и опасным.
        - Я не выпущу тебя отсюда с книгой, - твердо стоял на своем юноша. Не хватало еще позволить воровать раритеты. Какой позор для семьи Бен-Нижадов!
        Дауд неожиданно ловко перепрыгнул через стол, заваленный книгами, и оказался в паре шагов от племянника.
        - Попробуй меня остановить, - прошипел он и выхватил из складок джеббы кинжал.
        Амир тоже вытащил из ножен свой и встал в защитную позицию. Он каждый день занимался с наставником, поэтому был уверен в своих силах. Да, на мгновение Дауд показался ему опасным, но сейчас дядя выглядел просто комично: чалма сбилась набок, а кинжал он держал совсем неловко.
        Через пару минут Амир понял, как он ошибся… Занятия с наставником - это хорошо, но Дауд был опытнее и старше и владел оружием виртуозно. Двигался он так быстро, что казалось, его кинжал превратился в молнию. Амир отбивался из последних сил, но не отступал.
        - Ты сам напросился, - процедил Дауд, отступил на шаг и снова бросился в атаку.
        Кинжал в его руке выписал сложную фигуру, Амир отразил один сильнейший удар, второй… И пропустил третий. Он видел, как серебряный росчерк несется к его голове, дернулся, со всей безнадежностью ощутил, что не успевает, и…
        Кинжал просвистел по плечу, оставляя на белой абайе разрез, тут же превратившийся в красную разверстую пасть. Амир отлетел к стене и упал, зажимая рану. Левый рукав рубахи мгновенно пропитался кровью, а красные ручейки все струились между пальцами…
        Теряя сознание, Амир внезапно четко увидел название похищенной книги, она выглядывала из-под распахнувшейся джеббы Дауда: «Восставший»…
        - Я здесь из-за него, - непонятно объяснил Амир.
        - Из-за него? - Злата перестала что-либо понимать. Вечно с этими мужчинами все непонятно, любят разводить тайны на пустом месте.
        - Я должен или выманить его из этого дома, или добыть информацию, достаточную, чтобы за Ибрагимом и его присными пришли представители власти. - Амир выглянул из-за кушетки и умоляюще посмотрел на Злату: - Ты должна мне помочь!
        - Я? Ты же не хочешь помочь мне! - Девушка вскочила и нервно зашагала туда-сюда по ковру. - Ты говоришь мне красивые слова, ты даже готов рискнуть жизнью ради моей благосклонности, но ты не хочешь и пальцем пошевелить, чтобы помочь мне бежать! В чем ты подозреваешь Ибрагима? Почему ты враг своему дяде? Хотя… Какая мне разница? Мне здесь не место, меня, наверное, отец ищет! А может быть, он погиб, когда на нас напали, а я даже об этом не знаю! И никто, никто мне не хочет помочь!
        - Злата… Злата, сядь, пожалуйста. Я… я не могу тебе пока помочь, но я обязательно помогу. Я отдам не только жизнь за тебя, я что угодно отдам, только не заставляй меня расставаться с честью! Выполнить то, ради чего я здесь, - дело чести! - Амир смотрел на нее такими глазами… Ни одно женское сердце не устоит перед подобным взглядом невероятно черных глаз.
        - Мужчины! - фыркнула Злата. - Честь! А у меня, получается, нет чести?
        - Ты - женщина… Для тебя есть другое.
        - О господи! Опять! Я человек, у меня есть душа, у меня есть стремления, желания, у меня есть целая жизнь, которая пройдет впустую, если я не выберусь отсюда! Пойми ты это, наконец! - Злата упала на кушетку и уткнулась в подушку, пытаясь сдержать слезы.
        Амир ласково коснулся ее волос, провел пальцами по нежному изгибу шеи, легко коснулся щеки:
        - Не плачь, пожалуйста! Только не плачь! Я помогу тебе. Если я выполню задуманное - ты спасена. Сюда придут представители власти, и ты сможешь рассказать им, кто ты такая. Они помогут тебе.
        Злата оторвалась от подушки:
        - Ты уверен? Но что у тебя есть против Ибрагима? Он, конечно, похитил меня, но здесь это, кажется, ненаказуемо. Правда, по его приказу - в чем я тоже не очень уверена - убили слугу отца и… ранили папеньку.
        - Абсолютно уверен. Ибрагим преступник, даже если не считать твоего похищения, - подтвердил Амир.
        - А если тебе прежде удастся выманить своего противного дядю? - уточнила Злата.
        - Я не представляю, как это сделать. Я пытался найти его на мужской половине, дабы скрутить и вытащить из дома, но он, вероятно, живет близ покоев Ибрагима, а там сильная охрана. Если дядя увидит меня - мне конец. Остается один путь - разнюхать темные делишки Бен-Фарида.
        - Хорошо. Я помогу тебе. - Если Амир справится со своей задачей, он поможет беспомощной девушке, Злата не сомневалась. Неужели всем мужчинам надо помогать, прежде чем они тебя спасут?..
        - Как? - Амир встрепенулся, но потом лицо его посуровело: - Нет. Ты не должна подвергать себя опасности.
        - Если я буду сидеть и ждать у моря погоды, то просто упущу все возможности! Ибрагим затаился, он чего-то ждет… И ничего хорошего мне не уготовано, это понятно. Но я даже предположить боюсь, что задумал этот ужасный человек!
        Амир пристально взглянул ей в глаза, потеребил бахрому на подушке и задумался.
        - Что тебя ждет… Это неважно. Я выполню свой долг раньше, чем оно произойдет, - совершенно непонятно высказался юноша.
        - Оно? Что «оно»? - Злата схватила его за рукав джеббы. - Объяснись!
        - Я… не нужно тебе… Все будет хорошо.
        - Прекрати меня успокаивать! - взорвалась Злата.
        - Поверь мне, - Амир умоляюще сложил руки, - все будет хорошо.
        - Все, я уже по горло сыта неизвестностью и ожиданием неизвестно чего! Разреши мне помочь тебе! Скажи, что мне сделать? Я больше не могу сидеть сложа руки!
        - По-моему, ты ни дня не бездействовала. Не прошло и месяца, как ты здесь, а уже столько успела: разоблачила меня, попыталась шантажировать, два раза пыталась сбежать, стала ближайшей подругой хатум, свергла Джанан… Твои дни не назовешь пустыми, - заулыбался Амир.
        - Хватит меня восхвалять, льстец! Ты все равно не сможешь сбить меня с мысли! - Злата погрозила молодому человеку пальцем.
        - А я так надеялся… Ну что ж, ты настойчива, а я не могу устоять перед тобой. - Амир внимательно посмотрел в сторону покоев Хафизы. - Мы должны подслушать, о чем беседуют за обедом Ибрагим и Дауд.


        Глава 18
        Злата и Амир осторожно пробрались к небольшому павильону, где располагались покои Хафизы, и, незаметно обойдя его справа, оказались у открытого окна комнаты, где был накрыт стол. Ибрагим уже отослал жену, и теперь мужчины вели неспешную беседу. Странно, но говорили они по-английски.
        - Она ничего не подозревает? - спросил Дауд, затянувшись кальяном. Его английский был весьма приличным.
        Злата устроилась слева от окна и укрылась за каким-то вьющимся растением, Амир пригнулся рядом. Оставаясь незамеченными, они могли видеть и слышать все, что происходит в комнате.
        - Нет, думает, что простая наложница в гареме, - ответил Ибрагим, тоже прикладываясь к мундштуку кальяна. В окно потянуло запахом гашиша, Злата брезгливо поморщилась. Гашиш здесь курили немногие, но запах был мерзкий, такой ни с чем не спутаешь. - А по-английски мы говорим, чтобы никто не мог подслушать, здесь у стен есть уши и эти уши любят сплетни. Моя маленькая женушка говорит на французском, и Джанан, и эта девушка. Английский безопасней.
        - И за целый месяц никто не проболтался? - скептически поднял бровь Дауд.
        - Никто и не знает ничего определенно. Просто наложница на привилегированном положении. Охраняемая наложница. Возможно, еще одна жена, потом, в будущем. - Ибрагим усмехнулся, отложил кальян и выбрал самый сочный персик из лежавших на блюде. - Как и этот фрукт, она безупречна, о ней говорит пророчество, она умна, решительна и очень смела. К тому же красива. Если она примет свою судьбу, то станет мне хорошей женой. Если же будет противиться - я от нее избавлюсь, как только получу новое воплощение Саббаха.
        - Женщина - и умна, смела и решительна? - Дауд скривил губы в ухмылке. - Ты уверен?
        - Она несколько раз пыталась бежать. Она устроила переворот в гареме. Мне все рассказывают, она не лань - она молодая львица.
        - И ты так спокойно об этом говоришь? - изумился Дауд. - Ее следует наказать!
        - Не нужно. Побеги не удались, а маленькая революция даже развлекла меня. Если она станет моей женой, будет интересно посмотреть на то, как будут дальше развиваться события. Ведь моя хатум тоже не райская птичка, а хищный соколенок, как оказалось. - Ибрагим кивнул в сторону двери, ведущей во внутренние покои Хафизы.
        - Осталось два дня до затмения. Думаешь, все получится? - Дауд развалился на подушках и уставился в расписной потолок. Впрочем, вряд ли его интересовали сложные узоры.
        - Книга, что ты принес, - залог того, что нас ждет успех.
        - «Восставший». Да, конечно. Я храню ее в надежном месте. А ты не думаешь, что отец девицы может выйти на твой след? - Дауд возлежал все так же расслабленно, а вот Ибрагим напрягся.
        - Фарид наговорил ему всяких ужасов, и он, оплакивая дочь, уехал в Россию.
        В Россию? Так они говорят о ней, о Злате! Девушка едва сдержалась, чтобы не вскрикнуть. О чем они говорят? Что ее ждет? Что за «Восставший»? Может быть, Амир объяснит? Отца обманули, и он уехал в Москву, ее никто не ищет, считают мертвой! И они говорят - Фарид, значит, ее похожий на Робин Гуда разбойник оказался предателем! Вот и верь после этого людям. Злата едва не расплакалась, но сдержала слезы и стала слушать дальше.
        - Через два дня все это будет уже неважно. Я возлягу с ней, когда солнце погаснет, и она зачнет новое вместилище духа Саббаха. - Ибрагим мечтательно улыбнулся. - Наверняка она будет сопротивляться…
        - О да! Ты же любишь строптивых кобылок.
        Злата чуть не зашипела от злости. Противный Ибрагим! Дорого она дала бы, чтобы сейчас вцепиться ему в волосы, но подслушать беседу несравненно полезнее.
        Ибрагим хлопнул в ладоши, и в комнату вошел один из евнухов.
        - Проводи моего гостя к Каисе, - приказал Бен-Фарид. - Я же навещу мою жену.
        Злата поняла, что разговор окончен, жестом приказала Амиру следовать за ней и направилась в ту самую беседку, где впервые встретила Хафизу. Молодой человек не успел опомниться, как она набросилась на него с кулаками и принялась колотить по груди, по лицу, бешено и без разбору.
        - Ты! Как ты мог, ты же знал, знал, что он задумал! Амир с трудом перехватил ее руки и почти силой обнял девушку, прижал к груди, она еще немного посопротивлялась, а потом неожиданно обмякла и расплакалась.
        - Ну тише, тише… - Юноша прижимал к себе всхлипывающую Злату, чувствовал, как она дрожит, как судорожно пытается вздохнуть, и ощущал себя последним мерзавцем. Ведь он на самом деле знал…



… Когда Амир вошел в приемную залу, отец как раз прощался с седовласым мужчиной самого бандитского вида.
        - Кто это был? - спросил Амир, едва закрылась дверь за подозрительным гостем.
        - Это дервиш, если надо узнать что-то скрытое, тайное, то спроси у дервиша. - Джибраил прошел к окну и остановился, заложив руки за спину. - Теперь у меня есть вся нужная информация.
        Амир подошел к отцу и встал рядом, почти касаясь его плечом.
        - Каков твой план?
        Джибраил коснулся изукрашенной рубинами рукояти кинжала, висевшего на поясе, и повернулся к сыну:
        - Рисковать придется тебе, - спокойно сообщил отец.
        Амир твердо взглянул в лицо родителю:
        - Я хочу рискнуть. Я об этом мечтаю. - Джибраил положил руки на плечи сыну и привлек к себе. Амир закрыл глаза и уткнулся лбом в джеббу отца. Риск - ничто. Всеблагой один раз отвел от него смерть, отведет и еще. Почему-то Амир был уверен, что месть обязательно свершится, что Аллах позволит. Даже если после мести не будет больше ничего.
        - Тогда, сын, все в твоих руках. - Джибраил отступил на шаг. - Пойдем, я расскажу тебе все за ужином…

        - …Есть две возможности: во-первых, можно выманить моего брата из дома Бен-Фарида, а во-вторых, можно просто передать информацию о делах, творящихся в этом доме, властям. - Бен-Нижад резко воткнул вилку в кебаб, будто бы представил на месте еды недоброй памяти Дауда.
        - Отец, что не так с Бен-Фаридом? - Амир знал, что отец все сейчас расскажет, но не мог спокойно ждать.
        - Он - хашишин.
        - Хашишин? Разве они еще существуют? - Амир отложил вилку и кивнул слуге, чтобы тот налил чаю.
        - Как оказалось, существуют. И Бен-Фарид их предводитель, их имам. Они мастера скрытности, так что мне стоило большого труда об этом узнать.
        Амир постарался припомнить все, что он читал об этой зловещей секте.
        - Так вот почему…
        - Да. - Джибраил кивнул. - Мой брат около года назад стал одним из них.
        - И зачем-то ему понадобилась книга…
        - «Восставший». Не знаю, зачем я ее хранил, эту ересь…
        - Это просто старинная книга, отец. Ты не мог знать. - Амир отпил глоток прекрасного чая, но не почувствовал вкуса. - Хашишины… Но зачем им древний манускрипт? Почему они ради него готовы пойти на убийство?
        - Эти сыновья ослицы и шакала считают, что в посмертии души не попадают в рай, а воплощаются в новом теле. Жалкие твари! Рая они и недостойны. - Джибраил сложил руки перед грудью, потом развел их в сторону. - Да отвернется от них взгляд Всевышнего!
        - Бисмилля!
        - Бисмилля! - Отец немного помолчал и продолжил: - В украденном манускрипте подробно описаны обряды воскрешения умерших. Я полагал, что это всего лишь старинное культурное наследие, в лучшем случае страшная сказка, но хашишины, видимо, принимают этот текст всерьез.
        - Они хотят кого-то… Воплотить в новом теле? - Амир поморщился. Богомерзкие сектанты.
        - Я не изучал книгу подробно, просто просмотрел, но кое-что помню. Самое лучшее время для обряда - затмение Солнца. Воплощают умершего в теле младенца. Во время затмения этот младенец должен быть зачат с соблюдением определенного обряда, зачат в чреве девственницы, о которой говорит пророчество.
        Амир постарался проанализировать все, что услышал.
        - Пророчество? Они хотят оживить кого-то определенного?
        - Хасана Саббаха, естественно. Пророчество гласит, что его второе пришествие вернет хашишинам власть и даже даст большую - власть над всем миром.
        - Но почему они так нуждаются в твоем экземпляре «Восставшего»? - Амир задумчиво вертел в руках пиалу.
        - Думается, это единственный существующий экземпляр, чья подлинность не вызывает сомнений. Пока мой брат не связался с ними, хашишины и не мечтали о воскрешении.
        - Теперь у них есть книга…
        - И скоро будет затмение… - кивнул Джибраил. Амир тоже кивнул: только несколько дней назад он читал об этом в газете.
        - Нужна еще девушка…
        - Все это неважно. - Джибраил попробовал чай и одобрительно кивнул. - Мой брат в доме Бен-Фари-да. То есть все дороги ведут туда, по какому бы из вариантов ни пришлось действовать. Тебе придется проникнуть в самое сердце секты.
        - Но как? Не могу же я прийти и постучать в дверь.
        - Тебе и не откроют. - Джибраил хищно улыбнулся. - Но в любой крепости есть слабое место - место, где охрана ленива и откуда не ждут удара.
        - Ты уже все продумал, отец. - Амир вежливо склонил голову. - Просвети же меня, темного.
        - Я подкупил главного хадима. Он проведет тебя в гарем.
        - Но отец! Я же мужчина!
        - Ты молод. Из нас двоих только ты можешь прикинуться евнухом…

        Лишь четверть часа спустя Злата достаточно успокоилась, чтобы выслушать объяснения Амира.
        - Насколько я поняла, - уже спокойно проговорила она, - им нужна я, затмение и книга. Книгу им принес Дауд. Меня нашел Фарид. Затмение произойдет неотвратимо. Мне нужно срочно бежать, потому что ни уничтожить книгу, ни остановить солнце мы не сможем.
        - Ты права. Но дай мне срок до завтрашнего вечера. Бежать сейчас, когда охрана наверняка усилена в десять раз, - просто безумие! Разреши мне попробовать разоблачить этих мерзких сектантов, - Амир говорил убедительно и пылко. - Если у меня получится, то тебе не придется рисковать жизнью, представители власти сами придут к тебе. Я не могу позволить тебе погибнуть в безумной попытке спастись. Положись на меня… пожалуйста!
        Злата высвободилась из его объятий, в раздумье подошла к перилам беседки и остановилась, рассеянно оглядывая сад: стена, огораживающая гарем, по-прежнему высока, стража по-прежнему бдительна, предыдущие две попытки побега не удались, удастся ли третья, даже если ей поможет Амир? Нет, если бежать, так вместе, иначе его разоблачат и предадут жестокой смерти. Кажется, остается надеяться лишь на то, что Амир сможет раздобыть необходимые доказательства. Евнуху никто не запрещает выходить из дома, так что молодому человеку останется лишь привести слуг закона - и все проблемы решатся.
        - Хорошо. Но если завтра к вечерней молитве здесь не появятся власти… Клянись, что мы попробуем бежать. Вместе.
        - Но… Тогда я не выполню то, зачем пришел сюда.
        - Я буду твоим свидетелем, а не какие-то фотографии. Меня же похитили. Я своими ушами слышала, что это сделали с ведома и по приказу Ибрагима. Я в курсе, зачем я им понадобилась. Все козыри у меня.
        - Да, ты права. Но побег - слишком большой риск.
        Злата промолчала. Мужчины могут быть такими глупыми… Нет никакого риска. Если она так нужна Ибрагиму, то он не станет ее убивать. Как жаль, что она этого раньше не понимала! Впрочем, понимание этого факта не сделало бы стражу менее бдительной…
        - Хорошо. Я верю тебе. Только вот еще что… Я хотела просить помощи в побеге у Хафизы.
        - У хатум? - Амир так удивился, что даже со скамейки вскочил.
        - У хатум. То, что я сегодня услышала, даст ей пищу для размышлений. Она умная и хитрая, она захочет избавиться от соперницы в моем лице.
        - А что помешает ей просто отдать тебя в руки Ибрагима, предать? - спросил Амир.
        - Ну она еще и добрая, мы подруги, - пояснила девушка.
        Злата опять не стала указывать Амиру на то, что Ибрагим ни в коем случае не убьет ее.
        - Полагаюсь в этом вопросе на тебя. Только будь осторожна, - согласился Амир.
        - Конечно.


        Глава 19
        Остаток дня тянулся бесконечно: Амир куда-то исчез, с Хафизой поговорить тоже не удалось, потому что Ибрагим не вышел из покоев хатум до самой утренней молитвы.
        Ночь тоже не принесла облегчения, Амир так и не появился, духота не спала и темнота за окном плавилась от жары. Злата ворочалась на смятых простынях не в силах заснуть. Еще утром она считала, что ей, в общем-то, ничего не угрожает, перспектива хоть когда-то оказаться на ложе Ибрагима была очень уж отдаленной и расплывчатой, чтобы внушать хоть какие-то опасения. Как же все изменилось! Время не просто поджимало, минуты ускользали как песок сквозь пальцы.
        Злата уже в бессчетный раз взбила подушку и попыталась устроиться поудобнее. Вот уж ситуация! Она, если быть до конца честной, уже успела вполне примириться с возможностью рано или поздно оказаться в постели с Ибрагимом, но вот оказаться с ним же в постели для свершения какого-то мрачного еретического обряда… Это слишком! Все эти бредни про реинкарнацию и воскрешение мертвых просто не укладывались в голове. Вот уж точно - хашишины, гашиша все обкурились, вот и несут всякую чушь.
        Впрочем, эти сектанты на все способны, ведь не зря европейцы называют их
«асассинами», «убийцами». Вот и Тимофея они убили ни за что ни про что. И тут Злата вскочила с постели и замерла. Господи, какая же она глупая! Ведь подлый Ибрагим сказал, что ее отец жив! Пусть он в Москве, пусть он не ищет ее, но жив! Злата упала на колени и истово перекрестилась, вознося горячую молитву, сумбурно перемежая слова «Отче наш» благодарностями за спасение Петра Евгеньевича. Боже, ну хоть какая-то радостная новость!
        Девушка упала на постель и наконец-то забылась беспокойным сном.
        На рассвете, сразу после утренней молитвы, Злата отправилась к Хафизе. В покоях девушки не оказалось, евнух сказал, что госпожа в банях, так что пришлось пойти туда.
        Хафиза сидела в дубовой бочке, наполненной обжигающе горячей водой, и горько плакала.
        - Что случилось, милая? - глупый вопрос, ведь все и так понятно. Жена просто провела ночь со своим мужем, любящим норовистых кобылок.
        - Не спрашивай. - Хафиза вытерла слезы, вылезла из бочки и завернулась в прохладную простыню. - Надеюсь, что я понесу сына после этой ночи. Тогда он больше ко мне не придет, а рано или поздно, после его смерти, я стану валиде. Это самое лучшее, что может выпасть на долю женщины.
        - Хафиза, милая, неужели ты всю жизнь так и будешь ждать смерти Ибрагима? - Злата присела рядом с подругой на скамью, взяла гребень и принялась расчесывать ее длинные волосы. Хорошо, что кроме них двоих, тут никого нет, можно поговорить спокойно. Даже служанок, похоже, Хафиза отослала.
        - Надеюсь, этот счастливый момент наступит скоро. И надеюсь, что мой господин, - последние слова Хафиза произнесла, сверкая глазами, - даст мне сына, прежде чем отправится в Ад на веки вечные!
        - Это ужасно! Мне никогда не понять и не принять такой жизни. - Как же теперь рассказать подруге про то, что ее муж - хашишин? Ведь ей и так плохо, а станет еще хуже… Хотя куда уж хуже.
        - Мне тоже. Но я смогу вытерпеть. В конце концов, я стану валиде. Мой сын будет богат и знатен. Но… это ужасно. Я буду жить еще много лет в одиночестве, и ждать, и желать смерти своему мужу… Но я дождусь.
        Злата закончила расчесывать волосы Хафизы, разделила их на пряди и начала плести косички. Нет, не стоит говорить подруге, что ее мужа могут бросить в тюрьму и казнить, и тогда она лишится всего, что может хоть как-то оправдать ее мучения. Но, может быть, она родит сына? Или вернется к отцу? Что-то же она может сделать, не нарушая законов своего народа, своей религии?
        - А ты не думала вернуться к родителям, если станет совсем невыносимо? - решилась спросить Злата.
        - Маловероятно. Если муж разведется со мной, то он просто выгонит меня на улицу. А чтобы мне развестись с ним… Он должен стать государственным преступником. Совершить страшный грех. Тогда мне вернут мое приданое, и я вернусь к отцу незапятнанной.
        У Златы от сердца отлегло.
        - А ты хочешь? Хочешь вернуться к родителям? Хафиза обернулась и удивленно взглянула на подругу:
        - К чему этот разговор? Ведь этому не бывать.
        - Послушай… Нет, пообещай, что не выдашь меня! - нерешительно проговорила Злата.
        - Я тебе подруга, - обиженно проговорила Хафиза.
        - Тогда слушай… - и Злата пересказала все, что узнала вчера, только умолчала об Амире, не нужно, чтобы хатум о нем знала.
        - И ты хочешь бежать и разоблачить Ибрагима, - медленно и задумчиво проговорила Хафиза. - И хочешь, чтобы я тебе помогла…
        - Да. - Злата с напряжением и надеждой смотрела в лицо подруге, пытаясь прочитать по нему свою судьбу.
        Хафиза молчала. Злата доплела последнюю косичку и сложила руки на коленях.
        - Что ж, ты моя единственная подруга, ты помогла мне, но моя помощь тебе будет всего лишь помощью самой себе, ведь благодаря этому я навеки освобожусь от Ибрагима. - Хафиза взяла ладони Златы в свои. - Что я могу для тебя сделать?
        Тут уж пришлось Злате посвятить хатум в то, что один из евнухов гарема совсем не евнух и что сейчас он ищет возможность обойтись без рискованного побега.
        - Знаешь, - смущенно произнесла Хафиза, - Ибрагим говорил сегодня что-то про то, что если бы я только пожелала, то могла бы вскоре стать не просто его женой, а его единоверкой. Я не придала этому значения, но… Мне теперь кажется, что он имел в виду, что я могу поучаствовать в этом обряде во время затмения. Как мерзко! Я, правоверная мусульманка, - и этот грязный еретик! Но я все же соглашусь. Затмение будет утром, где-то между первой и второй молитвами, так что за тобой придут глубокой ночью, а я смогу отвлечь их внимание, дать вам с Амиром чуть больше времени.
        - Но как осуществить сам побег? Я пробовала уже два раза!
        - У меня есть ключ от двери, через которую евнухи выходят из гаремлика прямо в город. После отставки Малика он хранится у меня. Имад даже не посмел возражать, я пригрозила рассказать Ибрагиму о его связи с Науваль.
        - Хафиза! - Злата была готова упасть на колени перед подругой.
        - И еще я могу под каким-либо предлогом убрать охрану от дверей. Но если вас хватятся слишком быстро, то догонят.
        - Но хоть покинуть гарем ты нам поможешь! А там посмотрим. Может быть, эти хашишины соберутся где-нибудь, чтобы творить свои мерзости. Амир говорил, что есть здесь какие-то подземелья…
        - Я про это ничего не знаю… Но чем смогу, тем помогу.
        Злата порывисто обняла подругу:
        - Спасибо! Я ведь никогда не смогу тебя отблагодарить! - Девушке хотелось, чтобы Хафиза стала счастлива.
        - Если ты избавишь меня от Ибрагима, если я смогу вернуться к отцу, вернуться с приданым… Это будет самой лучшей благодарностью. Я смогу начать новую жизнь.
        - Ты очень молода, все еще наладится, - постаралась Злата ободрить хатум.
        - Если я не вырвусь отсюда, то просто сойду с ума. - Хафизу передернуло. - Мало того что Ибрагим извращенец, так он еще и еретик самого худшего толка. Знал бы мой отец…
        - А почему ты не можешь написать ему? - спросила Злата.
        - Мои письма читают, - ответила Хафиза спокойно, как о само собой разумеющейся вещи.
        - Какой кошмар!
        - Обычное дело. Жена полностью принадлежит мужу. Хоть я и хатум, я почти ничем не отличаюсь от джарийе. Разве что меня не предлагают гостям и не продадут в другой гарем, - Хафиза говорила все эти ужасные вещи таким спокойным тоном, что Злату в дрожь бросило.
        - Но ведь так не должно быть! Ты же человек, а тебя бесконечно унижают!
        - Ты не права. Я читала про Европу, там замужняя женщина только недавно получила право на свое имущество и право на развод. Я же могу развестись, пусть уйду голой, но разведусь. А в моем случае можно уйти и со своим приданым. Меня никогда не будут судить, не посадят в тюрьму. Муж имеет право меня наказать, отец… но не закон. Да, я в очень редких случаях могу просить защиты у закона, но и закон мне не указ. Понимаешь, вы считаете себя равными мужчинам. Но вы получили равные с ними обязанности, но не получили ни единого из их прав. Не хотела бы я жить в вашем мире, где женщина беззащитна не только перед своим мужем, но и перед всем миром.
        Хафиза уложила заплетенные косички в сложную прическу и прикрыла шелковым платком. Злата молчала, пытаясь осмыслить сказанное, и задумчиво кивнула:
        - В чем-то ты права. Даже если мне удастся сбежать, моя жизнь кончена. Отец примет меня, он меня любит, но все мои прежние знакомые отвернутся, если узнают, что я жила в гареме. Слухи… слухи проникают повсюду. Достаточно будет одного только факта, что я оставалась в чужой стране без отца, без родственников.
        - Меня же никто, кроме мужа или отца, не осудит, если не увидит собственными глазами моего грехопадения, моего преступления против шариата. Да и то право судить передадут мужчине, который опекает меня. А уж перед обществом будет ответствен только он. Накажет меня соответственно проступку - все покивают и посчитают вопрос закрытым.
        - Не знаю, кому из нас легче, - грустно вздохнула Злата. - Что бы ни сделал отец, тень моего «разврата» все равно падет на всю семью. Но это неважно. Отец будет счастлив, когда я вернусь, и этого достаточно…
        - Все теперь зависит от того, удастся ли тебе сбежать, - вернулась к насущным вопросам Хафиза. - В твоих руках судьба трех человек. И мы должны сделать все, чтобы побег удался. Что-то мне слабо верится в то, что Амир сможет выполнить свою задачу: целый месяц у него был, а он не продвинулся ни на йоту.
        Раздался призыв муэдзина к полуденной молитве.
        - Иди, Злата. - Хафиза погладила ее по щеке. - Я помолюсь, чтобы все получилось.
        Злата брела в свою комнату и размышляла о разнице мировосприятия. Ей исламский мир казался просто театром абсурда, где все абсолютно непонятно, а местами даже страшно. Хафиза же думала то же самое про европейские моральные ценности. Так кто же прав? И есть ли абсолютная правда? Подруга рассказывала ей о своей жизни в доме отца, о любви своих родителей, о мире и покое, царившем в гареме Вагиз-паши, где жили лишь три женщины: Хафиза, ее мать и тетка. И многие мусульмане, даже богатые, не склонны к многоженству, живут всю жизнь с одной женой, не держат наложниц. Значит, получается, нет плохих или хороших жизненных укладов - есть лишь плохие и хорошие люди? Ведь и в Москве полно мужчин, имеющих не по одной любовнице, бьющих жену, проигрывающих в карты состояние. И так же здесь - есть порядочные и богобоязненные люди, а есть извращенцы и еретики, Ибрагим например.
        Злата сама не знала, откуда у нее подобные мысли и почему она так интересуется мусульманским укладом жизни и исламской верой, ведь скоро она вернется домой и забудет гарем как страшный сон.
        Погрузившись в собственные мысли, она не заметила, как очутилась перед комнатой Амира. Дверь была распахнута, лишь легкая полупрозрачная занавесь трепетала на ветру. Злата уже подняла руку, чтобы отвести ее в сторону и войти, но тут раздался призыв муэдзина начать намаз, и она увидела, что Амир в комнате и готовится к молитве. Девушка замерла, не решаясь ни войти, ни развернуться и уйти. Двигаясь бесшумно и медленно, она немного отодвинула занавесь и приникла к образовавшейся щели. Зачем она решилась подглядывать за молитвой Амира, Злата не знала, но почему-то ей очень хотелось увидеть это, увидеть, каков он наедине со своим Богом.
        Амир завершил омовение, ноги его были босы, пояс развязан, голова покрыта маленькой круглой шапочкой.
        Злата уже не один раз слышала, как звучит по-арабски исламский символ веры:
«Свидетельствую, что нет божества, кроме Аллаха, и свидетельствую, что Мухаммед Его слуга и Его Посланник!» - Но в устах Амира молитва казалась наполненной особым смыслом, будто бы он действительно разговаривает с Богом. Сама Злата была вполне религиозной, но истовой, всепоглощающей веры не ощущала. Амир же совершал не просто ритуал, а акт веры.
        С ней он всегда говорил на чистом французском, поэтому Злата почти не воспринимала Амира как истинного правоверного мусульманина, но теперь сила его веры, его искренность просто поразили ее. Если мужчина настолько чувствует силу божества, настолько верит, то он будет честен, будет справедлив… Ему можно верить, но вот можно ли его любить? И может ли он любить ее, православную христианку? Или она просто приняла его доброе отношение за нечто большее? Глупо и бесплодно думать об этом. В любом случае у них нет ни единого шанса на развитие отношений. Да и какие тут отношения? Пара случайных поцелуев, объятия вскользь… Но нет. Его глаза, его слова не могут лгать.


        Глава 20
        Злата тихо отпустила занавесь, крадучись отошла от двери и быстро направилась в свою комнату, там упала на кровать и разрыдалась.
        Одиночество… Только теперь она поняла, что это значит. Сколько бы у нее ни было друзей, сколько бы родных ее ни окружало, она все равно будет одинока. Амир же никогда не останется один, у него есть его Бог. До сих пор она считала себя вполне верующим человеком, но молитвы всегда были просто словами, ни разу в жизни она не говорила с Богом, а сейчас увидела, как обычный молодой человек каждый день пять раз в день стоит лицом к лицу со Всевышним.
        Все сразу стало таким бессмысленным: все ее попытки сбежать, революция в гареме и даже то, что ждет ее завтра утром. Злате казалось, что Бог оставил ее. Нет, на самом деле она никогда и не находилась под Его рукой…
        Она незаметно заснула, измученная мыслями и в слезах.
        Разбудил ее крик муэдзина. Злата открыла глаза и вскочила с постели.
        - Господи! Уже вечер!
        Где же Амир? Почему он к ней не зашел?
        Умывшись, она вышла из комнаты, прошла через сад и пробралась в помещение для евнухов. Дверь Амира была прикрыта, но не заперта, так что девушка вошла, чтобы не маячить в коридоре. Молодого человека не было у себя. Где же он?
        Решив дожидаться Амира здесь. Злата села в кресло и уставилась на дверь, будто бы это могло ускорить возвращение хозяина. Уже почти стемнело, а он все не появлялся. Что же делать? Пойти к Хафизе? Девушка уже не знала, что и думать: может быть, Амира схватили прихвостни Ибрагима, может, он попался и разоблачен? Страшно даже подумать! «Его оскопят, выпорют кнутом, выжгут глаза и выкинут на улицу…» - вспомнила Злата слова Хафизы. Девушка вздрогнула и принялась нервно расхаживать по комнате из угла в угол, стараясь не расплакаться. Время уходило, уходило неудержимо, таяло как снег весной. «Где же ты? Где?!»
        Завершив молитву, Амир решил, что сегодня пойдет на крайние меры. И достал фотоаппарат из тайника. Терять ему нечего: или он сегодня добудет неопровержимые доказательства ереси Ибрагима и незаметно выйдет с ними из дома врага, или сбежит отсюда со Златой. Время тихого шпионства миновало, если нужно, он по трупам пройдет в подземелье!
        У двери в селамлик клевал носом обкурившийся гашиша евнух, что было на руку Амиру: он открыл дверь своим ключом, вышел и просто прикрыл ее за собой, не запирая. Хорошо, что его никто не видел, так лучше, чем сочинять истории.
        На мужской половине стояла тишина: хозяин еще утром куда-то уехал, и слуги тотчас же предались лени. Что ж, каждый хозяин имеет тех слуг, коих заслуживает. Амир криво усмехнулся: челядь, конечно, расслабленно бездельничает после полудня, но вот стража-то не дремлет. Это в гареме охранники довольно небрежны, а здесь, в селамлике, важные двери блюдут строго. Амир уже во всех подробностях изучил планировку дома Ибрагима и точно знал, что вход в подземелье охраняется круглосуточно и недреманно.
        Юноша притаился за углом и осторожно выглянул: дверь в подвал отсюда просматривалась отлично. Несколько ступенек вели в маленькую комнатку, где дежурил страж подвала - огромный звероподобный мавр, вооруженный двумя саблями, пистолетом и защищенный добротной кольчугой. Застать врасплох не получится: караульный пялился на лестницу, будто заговоренный. Придется пробовать обманом…
        Амир вышел из-за угла, прикинулся обкурившимся гашиша идиотом и, спотыкаясь, почти скатился под ноги мавру.
        - Ты! Убирайся! - взревел стражник и потянул из ножен саблю.
        - А? Что? Где я? - Амир сделал вид, что не удержал равновесие, и повис на руке с оружием.
        Мавр попытался оттолкнуть одурманенного евнуха, но тот неожиданно оказался у него за спиной, а в следующий момент на шее стражника затянулась удавка, сплетенная из конского волоса. Последовала короткая борьба, в ходе которой здоровенный мавр несколько раз приложил Амира спиной об дверь, но потом обмяк и стал заваливаться вперед. Юноша постарался бесшумно уложить его на пол, но не получилось: пистолет выпал из-за пояса охранника и покатился по полу, сабли звякнули друг о друга. Не успел Амир выпрямиться, как дверь в подвал распахнулась и на пороге показался мавр, похожий на придушенного как две капли воды. Удавка так и осталась на толстой шее первого стражника, поэтому юноше пришлось действовать по наитию. Одним прыжком он очутился у оброненного пистолета, подхватил оружие, навел на мавра и взвел курок:
        - Молчи, если хочешь жить!
        Угроза не произвела на стражника ни малейшего впечатления, он растопырил руки, каждая из которых была толщиной с ногу Амира, и пошел на юношу. Пришлось отступать шаг за шагом, дабы не поднимать переполох звуком выстрела. Странно, но мавр и не думал поднимать тревогу, видимо, надеялся управиться с наглым евнухом сам. Патовая ситуация. Амир оглядывался по сторонам, пытаясь что-нибудь придумать, и тут ему повезло: в комнате, откуда начиналась лестница в подвал, стоял диванчик с парой подушек. Юноша схватил подушку, прижал к ней пистолет и бросился на мавра. Тот не успел среагировать, дуло пистолета уперлось через подушку ему в ребра, прямо в сердце. Не медля ни мгновения, Амир выстрелил. Стражник, не издав ни звука, рухнул как подкошенный, подушка разорвалась, и мелкие перышки взлетели в воздух, осыпав все вокруг.
        Амир замер, прислушиваясь, не бежит ли кто сюда, привлеченный странным шумом, но все было тихо. Кажется, путь свободен. Юноша с трудом затащил тела стражников в подвал и затолкал их там в самый темный угол. Пару минут он ломал голову над тем, что делать с перьями на полу, но потом его осенило: Амир переместил ковер так, что он накрыл рассыпавшееся содержимое подушки. Теперь можно идти. На секунду он задержался, снял с пояса одного из мавров солидных размеров ключ и вставил его в замок со стороны дома.
        Подвал быстро превратился в естественные туннели, но заблудиться здесь было сложно: на стенах укреплены факелы, так что можно смело идти по коридору, куда-нибудь он да приведет. Туннели были сухими и чистыми, даже странно: сектанты, а паутиной не заросли… Обнаружив несколько дверей, Амир попробовал их открыть, но поддалась только одна, за ней оказалась библиотека. Посреди комнаты стоял пюпитр, а на нем… на нем лежала знакомая книга: «Восставший». Юноша перевел дыхание, достал фотоаппарат и сделал снимок фолианта. Это уже кое-что! Выглянув в коридор, Амир не обнаружил пока никаких признаков тревоги, поэтому продолжил путешествие в глубь подземелий. Несколько следующих дверей оказались запертыми, но в конце концов коридор вывел молодого человека в огромный зал. Приближаясь ко входу в него, Амир услышал гул голосов, поэтому осторожно заглянул в щель между полуприкрытыми створками и лишь потом скользнул внутрь.
        Настолько огромен был зал, что достаточно многочисленная толпа человек в пятьдесят скромненько топталась в самой дальней от входа его части, поэтому юноша остался незамеченным, укрылся за колонной и приготовил фотоаппарат.
        Зал представлял собой естественную пещеру, расширенную и углубленную, видимо, гораздо позже. На стенах ее высечены странные символы, наверняка они несли какой-то смысл, но Амир его не улавливал, все-таки он совсем незнаком с культурой ха-шишинов, если только богомерзкие обряды можно назвать хорошим словом
«культура»… И колонны тоже покрыты загадочными значками. Да, немало потрудились неизвестные мастера! Судя по всему, в этой пещере обряды хашишинов вершатся не один век. Амир еле удержался от того, чтобы громко не проклясть всех и вся. Но разум взял верх: не стоит привлекать к себе излишнее внимание.
        Пещера была хорошо освещена, так что Амир все отлично видел, хотя до столпившихся людей достаточно далеко. Надо подобраться поближе. Тихо и быстро юноша перебегал от колонны к колонне, пока не оказался буквально в пяти метрах от странного собрания. Отсюда было не только хорошо видно, но и отлично слышно.
        Взгляды всех собравшихся обратились на возвышение, где стоял Ибрагим, облаченный в черные одежды.
        - Завтра в это же время, - вещал он, размахивая странным оружием в виде серпа на длинной рукояти. - Хасан Саббах будет вырван из небытия и поселится в новой плоти, в чреве девы, на которую указало пророчество! Завтра, завтра все свершится, завтра во время затмения, вот на этом алтаре, - Ибрагим указал серпом на грубо вырубленный из белого мрамора постамент, - возлягу я с девой и…
        Договорить Бен-Фариду не удалось, откуда-то сбоку к нему подтащили связанного человека, и Ибрагим переключился с темы зачатия на тему смерти:
        - Этот человек, - направил он на несчастного указующий перст, - служит в тайной полиции. Он слишком близко подобрался ко мне и хочет помешать воскрешению Саббаха!
        - Смерть ему! - взвыла толпа.
        Амир едва успел поднять фотоаппарат, как несчастного подволокли к мраморной глыбе, десятки рук прижали его к камню, а Ибрагим взмахнул серпом…
        Полицейский страшно захрипел, хлынула кровь, красные струйки потекли по белому камню… Амир щелкал затвором фотоаппарата, подавляя тошноту. Да, он только что убил у входа в подвал двух человек, но такое вот отвратительное убийство беззащитного связанного человека поразило его своей мерзкой жестокостью.
        Толпа убийц в экстазе отхлынула от алтаря и завыла какие-то свои еретические песнопения. Подлый Ибрагим стоял на возвышении и потрясал серпом, с лезвия которого продолжала капать кровь. Зрелище казалось настолько диким, что с трудом можно было поверить, что дело происходит в современном Ди-машке. Конечно, многие суеверия в народе по-прежнему сильны, но ведь это не просто убийство - на глазах Амира только что принесли в жертву человека. Нельзя допустить, чтобы подобные зверства продолжались, нужно сдать вконец распоясавшихся сектантов властям. Но… пора уходить.
        Амир сделал еще несколько снимков и осторожно стал пробираться к выходу. Кажется, запечатленного убийства полицейского должно хватить для визита к Бен-Фариду властей. Нет более страшного преступления, чем ересь, отягощенная убийством служителя закона. Когда до выхода оставалось каких-то несколько шагов, Амир зацепился рукавом джеббы за кольцо, в которое ставят факел, и оно неожиданно вывалилось из стены вместе с куском известняка, камень со страшным грохотом обрушился на пол и раскололся, подняв облако мельчайшей белой пыли.
        Песнопения мгновенно смолкли, и вся толпа уставилась на юношу алчущими глазами.
        - Взять его! - рявкнул Ибрагим и метнул в Ами-ра свое оружие. Серп вонзился в колонну в миллиметре от его головы.
        Молодой человек повернулся и кинулся бежать, на ходу заталкивая фотоаппарат под джеббу и вознося молитву Аллаху, чтобы там, в доме, у подвальной двери, еще не подняли тревогу.
        Амир мчался что было сил по коридору, а за ним катилась, завывая, обезумевшая толпа фанатиков. Только вмешательством Всевышнего можно объяснить то, что тревоги еще не подняли, что юноша успел опередить преследователей достаточно, чтобы захлопнуть дверь у них перед носом и повернуть ключ в замке. Выхватив из-за пояса пистолет, Амир несколько раз изо всех сил ударил тяжелой рукоятью по ключу и сломал его прямо в скважине. Это немного задержит преследователей.
        Молнией метнулся он к выходу из дома Бен-Фарида, но едва не столкнулся нос к носу со своим дядей, так что пришлось отступить в гарем. К счастью, Дауд его не заметил, но это не меняло положения вещей. Аллах Всемогущий! Что же делать? Такой переполох сейчас поднимется. Покинуть дом с вещественными доказательствами не удалось, побег тоже сильно осложнится, ибо охрана теперь будет не просто бдеть, а зверствовать. Кажется, он сам себя загнал в угол. И себя, и Злату.
        В гареме пока что царил покой, день клонился к вечеру, стало темнеть. Оказывается, он пробыл в подземелье не один час! Амир проверил, цел ли фотоаппарат, и сломя голову помчался к себе. Надо срочно вычистить одежду и спрятать фотоаппарат.
        Едва не пинком распахнув дверь, Амир влетел в комнату и… столкнулся со Златой, едва успев подхватить ее.
        - О Аллах! Мы пропали! - страдальчески выкрикнул он.


        Глава 21
        - Амир! Что случилось? Где ты был? - Злата порывисто обняла юношу за шею и прижалась щекой к пыльному халату. - Почему мы пропали?
        Он несколько раз глубоко вздохнул, выравнивая дыхание, сбитое быстрым бегом по коридорам гарема, и прижал девушку к себе. Прижал так, будто бы боялся, что если отпустит, то больше никогда не увидит ее. И мир рухнет…
        - Злата, милая, я… кажется, я все безвозвратно испортил. - Он едва не взвыл от отчаяния.
        - Что, что случилось? - взволнованно переспросила Злата.
        - Я был в подземельях, добыл фотографии, обличающие Ибрагима, но едва не попался. - Амир выпустил Злату из объятий и забегал по комнате от стенки к стенке.
        - Господи! Но, слава богу, ты же цел? Ты же здесь, ты спасся! - Девушка засеменила за ним следом.
        - Нет, это лишь временная отсрочка. Мне удалось запереть Ибрагима в подвале, я хотел выбраться из дома, но едва не натолкнулся на дядю, пришлось возвращаться в гарем. - Амир обессиленно рухнул в кресло, прижимая к груди драгоценный фотоаппарат. - Теперь все входы-выходы перекрыты так надежно, что даже мышь не проскочит. Мы не сможем бежать, а скоро сюда придут стражники и будут искать нарушителя спокойствия. Шпиона. То есть меня.
        Злата рухнула перед креслом на колени и схватила Амира за отвороты хатата:
        - Так что же ты сидишь? Ты весь в пыли, твоя одежда превратилась в лохмотья, тебя же сразу схватят! Быстро раздевайся!
        Амир взглянул на нее застывшим взглядом, и Злата поняла, что он потерял всякую надежду и желание сопротивляться. И почему такое случается с лучшими из мужчин и так не вовремя? Она силой выдрала у него из рук фотоаппарат и принялась развязывать пояс. Юноша попытался было протестовать, но его вдруг охватило какое-то странное оцепенение: он вставал, когда она велела, поворачивался, поднимал руки, наклонялся, а в голове звенела оглушающая пустота.
        Разоблачив молодого человека до шальвар, Злата свернула пыльную одежду в тугой узел и замерла, оглядывая комнату в поисках места, где ее можно спрятать. Амир встрепенулся, подсказал, где можно оборудовать тайник, а потом рухнул на постель. Злата спрятала вещи, заперла дверь и подошла к кровати. Юноша лежал абсолютно неподвижно, скрестив руки на груди, как бы обняв себя за плечи, и закрыв глаза. Девушка присела на край кровати, робко протянула руку и погладила его по голове.
        - Амир, перестань, ты меня пугаешь! Уныние, между прочим, грех!
        - Нет такого греха, - прошептал он, не открывая глаз.
        - У вас нет, а у нас есть! - Злата даже стукнула в гневе кулачком по покрывалу. - Нельзя сдаваться!
        Молодой человек не ответил.
        - Амир! - Злата придвинулась к нему поближе и прикоснулась к щеке. - Ты не можешь вот так лежать и ждать, пока тебя поймают и убьют!
        - Я не боюсь смерти. Аллах и так дал мне лишний год жизни. Дал, чтобы я отомстил, а я не сумел. - Он пробежал пальцами по своему жуткому шраму. - Это подарок моего дяди. Я выжил только чудом, чудом, дарованным мне Всевышним.



… Когда Амир очнулся, боли не было. Он лежал в своей постели, едва уловимый ветерок привычно шевелил газовый полог над кроватью, в комнате стоял неприятный сладкий запах. В голове отстукивали рваную мелодию звонкие барабаны, позвякивали цимбалы и пели свирели - целый оркестр.

…Ковер на стене зашевелился, сложная вязь превратилась в клубок разноцветных змей, гады попол-зли-поструились к кровати, забрались на покрывало, поднялись на хвосты и принялись раскачиваться в ритме оркестра, звучащего в голове Амира…

…Постель утонула, и юноша понял, что это не змеи вовсе, а водоросли, а он под водой, теплое течение омывает обнаженное тело, маленькие рыбки щекотно покусывают пятки… Неожиданно море высохло, и теперь он лежит на пересохшем и растрескавшемся дне…
        - Он умирает, почтенный Селим? - откуда-то издалека раздался голос отца, Джибраил к кому-то обращался.
        - Он может умереть. На все воля Аллаха. - Голос собеседника отца звучал глухо и надтреснуто. - Но он молод и силен, он борется за жизнь.
        - Уже две недели, как ничего не меняется…
        - Рана воспалилась… Я делаю все, что в моих силах. Отец вздохнул:
        - Иншалла.
        Амир опять впал в забытье, а когда очнулся, то услышал, как отец нараспев произносит слова молитвы. Фразы ее вспыхивали под закрытыми веками золотыми светлячками, каждая буква сияла, горела, а потом осыпалась тончайшим пеплом.
        - Нет, Селим! Нет! - ожесточенно повторил отец.
        - Господин Бен-Нижад… Он наверняка умрет, если этого не сделать. Рука потеряла чувствительность, может начаться гангрена…
        - Он ничего не чувствует оттого, что здесь постоянно курится хашиш!
        - Если бы не наркотик, он бы умер от болевого шока, - Селим говорил монотонно, будто бы уже не в первый раз объясняя это отцу. - Необходима ампутация.

«Отец! Нет, отец! Не разрешай ему, не надо! Нет!» - мысленно взмолился Амир, окончательно пришедший в сознание.
        - Если моему сыну суждено умереть, то пусть он умрет в ясном уме, а не одурманенный и на операционном столе. Я знаю, он бы сам так решил!

«Спасибо, отец!» - Но почему он не может произнести это вслух? Губы совсем не слушаются.
        Голоса исчезают, растворяются в тумане, наполняющем комнату.

…А потом пришла боль. Она обрушилась ледяным душем, набросилась хищным зверем и вцепилась в плечо тысячей мелких острых зубов и вгрызалась, вгрызалась в тело все глубже. Мерзкий аромат хаши-ша исчез, но привыкшее к наркотику тело требовало яда, Амира то бил озноб, то охватывал жар, иногда даже боль в плече отступала, стиралась и растворялась в безумном море угара, крика тела, мольбы о наркотике. Временами Амир кричал и молил дать ему умереть, и лишь иногда проваливался в спасительное забытье.

…Но вот наконец однажды утром он проснулся, а не очнулся. Это было так удивительно, ведь он почти забыл, как это - просто проснуться. В кресле, придвинутом к кровати, клевал носом смешной толстячок, непокрытая лысая голова свесилась на грудь, пухлые руки сложены на круглом животе, а на кончике длинного мясистого носа каким-то чудом держались круглые очки.
        Амир пошевелился и попытался, опираясь на локти, повыше подняться на подушках. Первая попытка оказалась неудачной, левая рука почти не слушалась, а потревоженное плечо отозвалось обжигающей болью. Вторая увенчалась успехом. Юноша с трудом перевел дыхание и постарался рассмотреть левое плечо. Повернуть голову не удалось, поэтому он просто скосил глаза и чуть не закричал во весь голос, увидев то, во что превратилась левая половина его тела: грудь в гипсе, на плече повязка, пропитанная какой-то вонючей мазью, а рука… Рука обтянута бледной кожей, покрытой сочащимися язвами. Он попробовал пошевелить пальцами, но смог лишь чуть двинуть мизинцем.
        Обессиленный, он откинулся на подушки и понял, что плачет навзрыд. Горячие слезы неудержимо катились из глаз, а горло перехватило так, что невозможно вздохнуть.
        Спящий толстячок встрепенулся и степенно встал с кресла.
        - Драгоценный Амир, ты проснулся!
        Юноша сморгнул слезы и постарался сосредоточиться на том, что говорил толстяк.
        - Позволь представиться, я твой врач, Селим Куриф. Господин Бен-Нижад будет рад узнать, что ты выздоравливаешь. Позволь, я поменяю повязку…
        Слова лились бесконечным потоком, тусклый голос лекаря убаюкивал, и Амир опять уснул, не дождавшись отца.
        Но с того самого утра он пошел на поправку. Конечно, рана заживала еще долго, а потом последовали долгие месяцы мучительных тренировок и упражнений, восстанавливающих подвижность руки.
        Амир рассказал про свою рану и про свою болезнь так ярко, что Злата буквально почувствовала его боль.
        - …Прошел год, и только месяц назад у меня появилась надежда… Надежда на отмщение. И я не смог выполнить свой долг перед отцом, не выполнил клятву, данную Всеблагому. - Амир потер шрам. - Зачем теперь бессмысленно суетиться?
        - Бессмысленно суетиться?! - Злата схватила юношу за плечи и несколько раз сильно встряхнула. - А как же я? Мне что, тоже смириться? Ты же обещал мне помочь!
        Амир мгновенно стряхнул апатию:
        - Ты хочешь сказать, что я лжец и клятвопреступник?
        - М-м-м… - Девушка внимательно посмотрела на Амира. - Я лишь хочу, чтобы ты прекратил рефлексию и начал что-нибудь делать. Как видишь, у меня получилось. Амир схватил ее руки и прижался к ним лбом:
        - Прости меня! Именем Аллаха заклинаю, прости! Я ничтожный червяк, если мог даже подумать о том, чтобы бросить в беде одинокую девушку!
        - Ты меня не бросал. Ты всего лишь немного поддался слабости.
        - У мужчин не может быть слабостей!
        - Какая глупость! У всех есть чувства, только мертвые спокойны.
        Амир обжег Злату безумным взглядом черных глаз и покрыл поцелуями ее руки, каждый пальчик.
        - Злата, милая! Если я погибну этой ночью, если так суждено, я хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя! Я ни одной женщине не говорил этих слов и, наверное, никогда больше не скажу. Но ты должна знать. Я люблю тебя!
        Злата смотрела на него широко распахнутыми глазами и не могла вздохнуть, голова закружилась, в ушах зазвенело, а комната поплыла.


        Глава 22
        Казалось, она закрыла глаза лишь на секунду, и вот уже ее голова лежит на коленях Амира, а он гладит ее по волосам и что-то непонятное бормочет по-арабски.
        - Ах, - чуть слышно вздохнула она и облизала пересохшие губы. - Что со мной было?
        Он не ответил, а склонился над ней и поцеловал так нежно, что она опять едва не потеряла сознание.
        Словно в забытье Злата ответила на поцелуй, обняла Амира за шею и притянула к себе. Тепло его обнаженного до пояса тела ощущалось сквозь тонкий шелк ее хамиза, и Злата инстинктивно провела рукой по его спине, пальцы наткнулись на пояс шальвар, испуганно замерли и побежали обратно, вверх по спине. Амир вздрогнул, оторвался от ее губ и принялся расстегивать ряд меленьких пуговиц на Златиной рубашке. Пальцы его дрожали, поэтому пуговички поддавались с трудом. Девушка осторожно коснулась страшного шрама, провела пальцем по ключице, опустила руку пониже и легонько царапнула ноготком смуглый сосок. Очередная пуговичка оторвалась и укатилась куда-то. Злата повторила ласку и улыбнулась, услышав его стон наслаждения. Шаловливые пальчики пробежали по кубикам пресса, очерчивая каждый из них, чуть задержались у впадинки пупка… Еще ниже, опять наткнулись на пояс шальвар, только в этот раз не отпрянули испуганно, а принялись распутывать узел. Амир справился с пуговичками и спустил хамиз с плеча Златы, поцеловал впадинку над ключицей, провел языком по нежной шейке… Его ладонь легла ей на грудь, чуть сжала,
пальцы нашли сосок, и тут уж ей не удалось сдержаться, и теперь она тихо застонала, выдохнув его имя:
        - Амир…
        - Злата…
        Он чуть отстранился, его рука спустилась вниз, нашарила край хамиза и скользнула под ткань, прикоснулась к обнаженной коже. Дыхание Златы на мгновение пресеклось, но она не стала останавливать Амира. Пусть… Ведь утро может и не наступить…
        - Амир, Амир, - шептала она, судорожно вцепившись пальцами в ткань покрывала.
        Услышав ее мольбу, он опять припал поцелуем к ее губам, сначала нежно и мягко, а потом смело и страстно. Поцелуй длился, длился…
        - Что, милая? - прошептал он прямо ей в губы. Она чуть отстранилась, погладила его лицо:
        - Я тоже тебя люблю. И хочу, чтобы ты это знал.
        Она наконец справилась с узлом на поясе его шальвар и, поражаясь собственной смелости, принялась этот пояс разматывать.
        - Нет, Злата, нет! - Амир отстранился от нее и вскочил с кровати. - Я не могу!
        - То есть? - Злата заморгала, с трудом выныривая из одуряющего возбуждения.
        - Я просто хочу, чтобы у нас все было по закону и по чести, а не потому, что мы собрались умирать.
        - Но если мы умрем?! Вдруг прямо сейчас в дверь постучат?
        И действительно, тотчас же раздался нетерпеливый стук.
        Юноша зашарил рукой в поисках кинжала, забыв, что он босиком и в одних шальварах. Злата замерла, придерживая руками сползающий ворот хамиза.
        - Амир! Открой! Это Хафиза.
        Злата мгновенно спрыгнула с кровати и впустила подругу. Амир лихорадочно завязывал пояс шальвар.
        - Хафиза! Что случилось? - Злата закрыла за ха-тум дверь и жестом предложила кресло.
        - Я искала тебя. То есть вас обоих. - Девушка сверкнула глазами в сторону Амира и улыбнулась. - Как видно, я правильно догадалась, где вы.
        - Хафиза-хатум, - Амир наконец справился с поясом, накинул джеббу и поклонился гостье, - вы, оказывается, в курсе всего, что творится в гареме.
        - Злата помогла мне, а я помогу вам. У меня в этом личная заинтересованность. - Девушка нервно потеребила расшитый золотом ворот своего хамиза. - В гареме переполох. Стражи обыскивают все подряд, скоро доберутся и до комнат евнухов. Вы должны немедленно уходить.
        - Ключ у Златы есть…
        - Господи, Хафиза, ты нас спасаешь от смерти! - девушка схватила руку хатум и крепко пожала.
        - Я спасаю жизнь только ему, - тонкий пальчик с ярко выкрашенным хной ногтем указал на Амира, прислушивающегося к тому, что происходило за дверью в коридоре. - Тебе, Злата, смерть не грозит.
        - То, что уготовил мне Ибрагим, для меня хуже смерти! - Девушка до боли сжала кулаки. Ни шагу назад, как учил папенька. - Мы обязательно разоблачим этого негодяя.
        - Конечно, только вам надо спешить. До затмения осталось меньше трех часов. За тобой бы уже пришли, если бы не переполох. По какому поводу, интересно? Что они ищут?
        Амир достал спрятанный Златой фотоаппарат, тщательно замотал его в покрывало, осторожно извлек пленку и спрятал ее в светонепроницаемый футляр. Ха-физа удивленно следила за его манипуляциями.
        - Что ты делаешь? - не удержалась она.
        - Я прячу доказательства грехов и преступлений Ибрагима. - Амир сунул маленький цилиндрический футлярчик в поясной кармашек и вернул фотоаппарат в тайник.
        - У него новейший фотоаппарат, негативы хранятся на длинной пленке в виде ленты, - объяснила Злата.
        - Я читала про фотоаппараты, но я думала, что это такие огромные коробки на треножниках. - Ха-тум восхищенно рассматривала чудо техники.
        - Отцу Амира удалось приобрести опытный образец, такой фотоаппарат купить пока невозможно, их начнут продавать только в следующем году… - увлеченно принялась объяснять Злата.
        - Женщины, вы будете обсуждать технический прогресс, или мы все же попытаемся спасти свои жизни? - Трудно бьшо представить, что этот теперь решительный юноша не так давно пребывал в полнейшем унынии.
        - Да, действительно, вам пора. - Хафиза передала ключ Злате. - Я запрусь в своих покоях и буду тянуть время как можно дольше, не впущу никого без прямого приказа господина, заставлю их думать, что ты у меня. Да поможет вам Аллах.
        - Иншалла, - отозвался Амир и осторожно выглянул в коридор. - Ах, отродья шакала! Быстро, вылезаем в окно, стражники уже идут сюда.
        Амир помог девушкам выбраться в сад и сам ловко вылез следом, закрыв за собой створки. Злата мельком подумала: хорошо, что его комната тоже на первом этаже, прыгать с высоты было бы совсем неудобно.
        - Я пойду к себе, - проговорила Хафиза. Они со Златой обнялись, хатум подхватила подол хамиза и бегом припустилась в сторону своего павильона.
        - Нам сюда. - Амир потянул девушку за руку. - Калитка выходит прямо в коридор недалеко от комнат катибе-уста.
        Каким-то чудом сновавшие повсюду стражники не заметили парочку, старающуюся держаться в тени стен и кустов, и они без приключений вошли в нужный им павильон. Злата даже вздохнула завистливо: не иначе счастливая звезда Амира им помогает! Как еще объяснить тот факт, что ее ночью поймали без усилий, а сейчас их вдвоем никто не заметил?..
        И тут, в коридоре, их везение кончилось: они столкнулись с Джанан. Катибе-уста ехидно улыбнулась и спросила:
        - Почему ты не в комнате, Злата? Тебя ищут. - Джанан говорила по-французски все так же плохо, но не понять ее было нельзя.
        - Я веду ее туда, - быстро ответил Амир на том же языке, но потом сообразил, что стоило прикинуться непонимающим.
        - Да? А мне кажется, ты хочешь помочь ей сбежать. Или ты собрался бежать вместе с нею? - Джанан встала посреди коридора и уперла руки в бока. - Как видишь, я о многом знаю.
        - Уйди, женщина. - Амир потянул кинжал из ножен. - Ты не сможешь нам помешать.
        - Я? Я-то не смогу остановить такого ловкого мужчину, - последнее слово Джанан явно подчеркнула, - но вот Тафари сможет.
        Катибе-уста выкрикнула что-то по-арабски, и в коридор вышел гарем-агалар.
        - Нет, Тафари, пожалуйста, не делай этого! - Злата умоляюще взглянула на евнуха, но он не понял ее. - Нет, - крикнула она тогда по-арабски, но тут Джанан набросилась на девушку, заломила ей руку и закрыла рот ладонью.
        - Молчи, тварь, иначе я сломаю тебе руку! - прошипела она.
        Как девушка ни вырывалась, освободиться не удавалось. Тафари тем временем вытащил кинжал из ножен и, перебрасывая его из руки в руку, пошел на Амира. Юноша не дрогнул, перехватил свое оружие в левую руку и встал в защитную стойку.
        Евнух подошел на расстояние выпада и замахнулся на юношу, кинжал пошел вниз, казалось, что удар его неотвратим, но Амир ловко скользнул в сторону, его лезвие змеей метнулось к боку Тафари и вонзилось по самое основание. Мавр рухнул на пол.
        - Нет, Амир! - Злате наконец удалось вырваться из рук Джанан, но было уже поздно, огромное тело евнуха содрогалось в конвульсиях.
        Девушка упала на колени и приподняла голову Тафари, он что-то пытался сказать. Джанан, прошипев проклятие, развернулась и побежала по коридору.
        Тафари, глядя в лицо девушке, вдруг едва заметно улыбнулся и что-то сказал по-арабски, Злата не смогла понять. Глаза евнуха закрылись.
        Злата плакала, не в силах остановиться. Джанан! Это она виновата! Девушка почувствовала такую жгучую ненависть, что, не успей катибе-уста убежать, она прикончила бы ее голыми руками.
        - Злата! - Амир обеспокоенно оглядывался, не приближается ли погоня.
        - Он был такой добрый, такой наивный, - всхлипнула девушка. - А она пользовалась им, как безмозглым орудием… Змеюка подколодная!
        - Не плачь, он выполнял свой долг, - ладонь Амира успокаивающе коснулась растрепавшихся волос девушки. Как ее еще успокоить? Злата старалась до сих пор не вспоминать об убитом в переулке Тимофее, но сейчас страшная сцена снова мелькнула перед глазами. Амир ни в чем не виноват, он защищал ее, Злату, и если бы Тафари не послушался катибе-уста, а просто отошел в сторону… Ах, если бы, если бы…
        - Ты сможешь оплакать его после. - Голос Амира звучал сурово и настойчиво.
        Злата осторожно опустила голову Тафари на пол и с трудом поднялась с колен.
        - Да, ты прав. Пойдем скорее, Джанан наверняка приведет стражников.
        Не успели они сделать несколько шагов, как раздался крик катибе-уста:
        - Вот они! Собираются сбежать, хватайте их!
        Коридор тут же наполнился стражниками, внушительно бряцавшими оружием. Амир решительно отодвинул Злату - она теперь оказалась у него за спиной - и выступил вперед. Лучше умереть в сражении, чем под пытками! Охранники, не медля ни секунды, набросились на юношу со всех сторон. Злата присела и сжалась в комочек: она была абсолютно безоружна да и не умела драться, так что ничем помочь Амиру не могла.
        В нескольких сантиметрах от нее на пол упал пистолет и три отсеченных пальца. Злата сглотнула комок в горле. Каким-то чудом Амир все еще держался и даже умудрился приблизиться к заветной двери на пару шагов. Девушка, превозмогая дурноту, схватила пистолет и на четвереньках поползла к калитке, ведущей на свободу. Амир заметил это движение и переместился так, чтобы прикрыть ее от врагов. Злата трясущимися руками вставила ключ в замок и провернула раз, другой… Над ее головой звенела сталь, что-то кричали стражники, тяжело дышал Амир… Бойня перерастала в свалку, но ее возлюбленный по-прежнему держался.
        - Оставьте его! - выкрикнул по-арабски голос, знакомый мерзкий голос Дауда. О! Злата хорошо запомнила его, когда подслушивала у павильона Ха-физы! А после того что рассказал Амир, она и вовсе возненавидела Дауда лютой ненавистью.
        Стражники отступили на несколько шагов, но оружие не убрали.
        - Так-так-так! - Дауд подошел к Злате и рывком поднял ее с колен. - Пташка решила упорхнуть, а с ней и мой племянник. Какая встреча! - проговорил дядюшка Амира по-французски.
        - Гори в аду! - выкрикнул Амир.
        - Сомнительное пожелание, - покачал головой Дауд. - А вот тебя ждет много интересного, причем при жизни. Ибрагим страшно зол на тебя. Это ведь ты убил стражу и проник в святилище?
        - Я, - вздернул подбородок Амир: отрицать что-либо уже не имело смысла.
        - Тем хуже для тебя, - усмехнулся Дауд. - Отойди от двери, девушка! - приказал он Злате.
        Она вопросительно взглянула на Амира, но тот, не отрываясь, сверлил дядю взглядом. Что же делать? Попытаться бежать? Догонят. Но как, как поступить?! Она не успела ничего придумать: появился сам Ибрагим.


        Глава 23
        Глава хашишинов Дамаска был чрезвычайно доволен сложившейся ситуацией - это было заметно по его глазам. Он просто лучился жестоким счастьем, разве что руки не потирал, как купец после завершения удачной сделки.
        - Так-так! - протянул Бен-Фарид, радостно улыбаясь. - Что мы видим? Моя пташка почти упорхнула из клетки? А с ней и молодой гарем-агалар? Чем же она прельстила тебя, евнух?
        - Он не евнух, - фыркнул Дауд. - Он сын моего брата. Шпион и убийца.
        - Да? - Ибрагим медленно обошел Амира вокруг и засмеялся: - Ничего, это легко исправить.
        Юношу заметно передернуло, но он не двинулся с места и ничего не сказал.
        - Злата, отойди от двери, прошу тебя! - Бен-Фа-рид шагнул к девушке и изысканно вежливо протянул ей руку. Конечно, он боится, что с ней что-нибудь случится. Она слишком ему нужна, поэтому приходится быть вежливым.
        - А иначе что? - с вызовом произнесла Злата.
        - Да ничего. Убежать ты не сможешь, сопротивляться бесполезно. - Ибрагим холодно улыбнулся. - И разве с тобой плохо обращаются? Разве у тебя недостаточно красивых нарядов, вкусной еды, украшений? Разве слуги моего гарема плохо развлекали тебя? Разве ты хоть в чем-либо испытывала нужду?
        - Да, в свободе! Я пленница. И я хочу домой, к отцу. - Злата сама не понимала, зачем она вообще разговаривает с этим сектантом.
        - Скоро ты забудешь свою прежнюю жизнь, - пообещал Ибрагим.
        - Ни за что. Я не подчинюсь тебе, даже если небо рухнет на землю! - Злата пылала праведным гневом. Ни за что она ему не подчинится!
        - Не упрямься, Злата. - Ибрагим подошел к ней еще ближе. - Не надо.
        Девушка прижалась к двери и почувствовала, как она приоткрылась.
        Взгляд Бен-Фарида стал ледяным и колючим, он повернулся к стражникам и крикнул им по-арабски:
        - Взять его! - И указал на Амира, который лишь крепче сжал кинжал и сдаваться явно не собирался.
        Стражники пребывали в нерешительности: молодой Бен-Нижад успел многих ранить и легкой добычей совсем не казался.
        - Что вы застыли? - злобно закричал Дауд. - Вперед!
        Стражники сделали вид, что выполняют приказ, но близко к Амиру не подходили.
        - Трусы, - фыркнул Дауд, выхватил у одного из охранников дубинку и метнул ее в Амира.
        Тяжелая палка ударила юношу по руке, и он выронил кинжал. Лишь тогда стражники накинулись на юношу. Ибрагим наблюдал за избиением, скрестив руки на груди. Злата приоткрыла тяжелую, окованную металлом дверь еще немного пошире и выглянула на улицу. Если попробовать сейчас убежать, то, может, все же удастся скрыться и привести подмогу, спасти Амира?
        Тем временем охранники скрутили юношу, вздернули его с пола на ноги и подтащили к Дауду. Тот отвесил ему оплеуху, голова Амира дернулась. Злата с ужасом смотрела на него: лицо в ссадинах, нос и губы разбиты…
        - Милый племянник, как я рад нашей встрече! - проблеял Дауд. - Если бы ты не застал меня тогда в библиотеке, я бы до сих пор пользовался деньгами Джибраила… Так что рад, искренне рад. Теперь ты получишь все, что заслужил!
        Амир ничего не ответил. Злата замерла на пороге: он смотрел на нее, и в его глазах была тоска и боль…
        - Беги! - едва слышно прошептал он разбитыми губами, но она поняла, услышала, но не успела сделать ни единого шага. Ибрагим схватил ее за локоть и втащил в коридор. Но Злата неожиданно резко дернулась и вырвалась, и тотчас пришло неожиданное озарение: ведь ей уже нечего терять, но жизнь ее бесценна для этих еретиков! Девушка подняла руку с пистолетом, который до сих пор прятала в складках хамиза, отбежала на несколько шагов от врагов, приставила пистолет к виску и взвела курок.
        Все замерли.
        - Женщина, что ты делаешь? - дернулся Дауд.
        - Стойте на месте, - недрогнувшим голосом приказала Злата. - И не дышите.
        Стражники от неожиданности отпустили Амира, и он рухнул на колени. Кровь из рассеченной брови струйкой стекала по щеке, юноша хрипло дышал и держался за левый бок. Охранники в драке пинали его ногами, видимо, переломали ребра.
        - Женщина, ты сошла с ума? - Голос Ибрагима звучал ласково, но в нем слышались истерические нотки. Злата поняла, что не ошиблась, и воспрянула духом. Пистолет в ее руках оказался серьезным аргументом, особенно если направлен в ее собственный висок…
        - Нет, я полностью в своем уме, в отличие от некоторых присутствующих здесь. - Девушка усмехнулась и постаралась собраться с мыслями. - До затмения меньше трех часов! - выпалила она.
        - При чем тут затмение? - попробовал изобразить непонимание Ибрагим, но скрыть волнение ему не удалось.
        - Я слышала твой разговор с Даудом и - так случилось - я понимаю по-английски, - просто, как бы невзначай, объяснила Злата: приятно было видеть, как глава секты кривится, будто съел лимон без сахара. - Я знаю об уготованной мне роли и абсолютно уверена, что ты даже спляшешь голым, если я сейчас попрошу.
        Ибрагим смертельно побледнел, его верхняя губа дернулась, обнажая зубы в волчьем оскале.
        - Не будь слишком уверенной, женщина.
        - Станцуешь, куда же ты денешься, ведь мой труп не сможет родить тебе Саббаха! - Злате казалось, что она превратилась в пушинку и сейчас улетит, подхваченная ветерком. Необыкновенное чувство - ощущение триумфа, пусть и такой ценой.
        - Мы ждали почти тысячу лет. Подождем еще. - Ибрагим, казалось, успокоился, но Злата видела, что он сжал кулаки так, что пальцы побелели.
        - Но тогда ты, Ибрагим, не будешь отцом и воспитателем нового воплощения вашего дьявольского Саббаха! - Злата содрогнулась, увидев безумный огонек в глазах Бен-Фарида.
        - Чего ты добиваешься, женщина? Тебе не уйти. Ты нам нужна живая, да. Но отпустить мы тебя можем лишь мертвую. - Ибрагим достал из ножен кинжал и многозначительно посмотрел на лезвие.
        Девушка поняла, что он не врет. Да, Ибрагим мерзавец, но сейчас он не лгал. Ее действительно не выпустят отсюда никогда!
        - Отпустите Амира, - не медля ни секунды, приказала Злата.
        - Да-а? - протянул Дауд. - И чем это тебе поможет?
        - Ничем, - и глазом не моргнув ответила Злата. - Но если я не могу спастись сама, то хотя бы спасу жизнь ему.
        Амир перевел взгляд на Злату и смотрел, не отводя глаз. Она улыбнулась ему, а внутренне взмолилась:

«Амир, любимый, пожалуйста! Еще есть время, спеши, приведи помощь!»
        - Он тебе так дорог? - Бен-Фарид не хотел играть I вслепую.
        - Он отнесся ко мне по-доброму и стал мне другом. Я не хочу, чтобы он страдал. - И это тоже было правдой.
        В коридоре снова появилась Джанан.
        - Мой господин, девушка лжет! Тафари следил за ней по моему указанию, эти двое все время уединялись… Они любовники.
        - Она говорит правду? - Ибрагим не мигая уставился на Злату. Настоящая змея!
        - Она лжет. Мы не любовники. Я вообще считала его евнухом, - отчеканила девушка.
        - Тафари мне говорил… - вступила Джанан.
        - Ничего он тебе не говорил, ты лжешь, - перебила ее Злата.
        - Джанан, ты уверена в том, что говоришь? Если ты солгала мне… - Ибрагим потряс кулаком перед лицом китабеуста. - Я ведь легко могу удостовериться в ее девственности…
        - Тафари не видел, чтобы они возлегли вместе, - нехотя призналась Джанан.
        - То-то же, - фыркнула Злата. - Я хочу вернуться к отцу. Зачем мне связь с мужчиной?
        - К отцу ты не вернешься, девушка, - отрезал Ибрагим.
        Злата глубоко вздохнула и вернулась к самому важному:
        - Отпустите Амира.
        Ибрагим кивнул слугам, те отошли в сторону от юноши.
        - Пусть он уходит.
        - И больше ни слова. И никто не двигается. Я не хочу, чтобы ты послал кого-нибудь перехватить его. Поступи, хотя бы раз в жизни, по чести. - Злата многозначительно скосила глаза на пистолет у виска.
        Амир поднялся с колен и застонал, прижимая руку к ребрам, но потом выпрямился, прошел к двери, толкнул створку, обернулся и посмотрел Злате прямо в глаза. На мгновение весь мир перестал существовать, все исчезло, растворилось в страстном обещании этих черных глаз:

«Я вернусь!» И он исчез в предутренних сумерках.
        Немая сцена продолжалась до тех пор, пока Злата не сочла, что Амир ушел достаточно далеко, и не опустила пистолет. Но было мгновение, когда она уже почти решилась нажать на спусковой крючок, когда ее палец задрожал, а сердце замерло.

«Нет, Амир обязательно вернется. Он обещал».
        - Ну что ж, - проговорил Ибрагим, забирая из ослабевшей руки девушки пистолет. Сердце ее неровно стучало, и в голове крутилась одна лишь мысль: не совершила ли она, Злата, сейчас чудовищной ошибки. - Теперь ты должна пойти с Джанан и приготовиться к церемонии. Если ты уже в курсе, нет необходимости разыгрывать сцены.
        Злата промолчала, повернулась и пошла следом за катибе-уста. Не стоит бессмысленно тратить силы, они могут понадобиться ей потом.
        Амир свернул в первый попавшийся переулок и тяжело привалился к стене. Как минимум, пара ребер сломана, хорошо хоть кровь горлом не идет, тогда до дома отца не добраться. Нужно спешить. Времени мало. Я вернусь, обещал он Злате. И он выполнит свое обещание!
        Злата обменяла свою свободу на его, и теперь только он может ее спасти. Время. Время. От имения Бен-Фа-рида до дома Бен-Нижадов можно было добраться за полчаса. Но не в это утро и не Амиру. Боль в груди не давала вздохнуть, а обычно малолюдные улицы были заполнены народом. Сегодня многие встали до рассвета…
        Люди сбивались в кучки, переговаривались шепотом. Особенно плотная толпа собралась у мечети. Затмение… Все ждут затмения. Ждут и боятся. Солнце уже окрасило горизонт ярко-алой зарей, а вскоре после рассвета светило должно погаснуть.
        У мечети толпа гудела, тревожно переговаривалась и томилась в странном ожидании не то утренней молитвы, не то конца света. Амир стиснул зубы и начал пробираться между людьми.
        Дряхлый старик, опираясь на палку, заунывно вещал что-то о конце света. Все взгляды обращены туда, где скоро должно показаться солнце.
        - Ну что, правоверные, - бубнил старик, - затмения ждете?
        - Что-то будет! Напуганы мы, сильно напуганы… Ночь всю не спали, - отвечали из толпы.
        - Чем же напуганы? - вопрошал старик.
        - Затмением, чем же еще?!
        Амир наткнулся на чью-то спину, человек повернул к нему лицо, опухшее от бессонной ночи и искаженное страхом. Воспаленные глаза смотрели с оттенком какой-то надежды на чужого человека, спокойно относящегося к грозному явлению, раз уж он, этот человек, пробирается сквозь толпу, спешит по своим делам, значит, не боится?
        - Сказывали вот тоже: солнце с другой стороны поднимется, земли будет трясение, люди не станут узнавать друг дружку… А там и миру скончание… - возвысил голос старик.
        Он смотрел из-под насупленных бровей глубоко сидящими угрюмыми глазами. Амир подумал, что эти мрачные пророчества старик почерпнул в какой-нибудь древней книге в потертом кожаном переплете. Нет уж, хватит с него старинных книг и мрачных предсказаний! Половина пророчества старика не оправдалась: солнце поднимается в обычном месте. Старец замолчал, и по его лицу трудно было разобрать, доволен ли он, как прочие бесхитростные люди на площади, или, быть может, он предпочел бы, чтобы солнце сошло с предначертанного пути.
        Амир наконец выбрался из толпы. И, насколько позволяли сломанные ребра, устремился к родному дому. Солнце уже залило безжалостно яркими лучами карабкающиеся в гору улицы Димашка, когда юноша забарабанил кулаком в дверь поместья Бен-Нижадов.
        Открылось смотровое окошко, за ним кто-то ахнул и створки распахнулись. Амир едва не упал от усталости и боли, но слуга успел подхватить его.
        - Молодой господин! Что с вами?
        - Проводи меня к отцу, Касым! - приказал Амир и тяжело навалился на плечо слуги.
        Джибраил уже встал, готовился к утренней молитве.
        - Сын! - Он подхватил Амира под другую руку и усадил в кресло.
        - Отец, я добыл необходимые доказательства. - Юноша достал футлярчик с пленкой и протянул ее Джибраилу. - Только нужно, чтобы представители власти оказались у Ибрагима до затмения.
        - Осталась всего пара часов. К чему такая спешка?
        - Отец! Я выполнил твою волю, выполни и ты мою просьбу. Там осталась женщина. - Амир на мгновение зажмурился, вспоминая взгляд Златы. - Женщина, которую я люблю.
        - Женщина из гарема? - нахмурился Джибраил.
        - Нет! Она русская, ее похитили… Она та девушка, что нужна хашишинам для ритуала воскрешения, - сбивчиво объяснил Амир.
        - Что ж… Это будет непросто, но я обещаю, что мы успеем, - уверил его Джибраил.
        Амир кивнул, не в силах произнести ни слова, силы покидали его.
        - Спасибо, отец.
        - Я пришлю доктора, сын.
        - Отец, я должен быть там, я пойду с тобой.
        Джибраил внимательно посмотрел на Амира.
        - Если должен - значит, пойдешь.


        Глава 24
        Джанан привела Злату в бани и недовольно объявила:
        - Из-за твоего глупого поведения теперь не успеть как следует подготовить тебя для ложа господина.
        - Не очень-то и хотелось, - огрызнулась Злата. - То есть совсем не хочется.
        - Тебя никто не спрашивает, - усмехнулась Джанан. - Снимай одежду и лезь в бассейн, освежись.
        Злата не стала больше пререкаться, быстро разоблачилась и погрузилась в теплую водичку. Джанан куда-то ушла, и девушка осталась в одиночестве. Вода помогла расслабиться, но напряжение и страх на время затаились где-то глубоко… Надолго ли? И стоит ли на что-то надеяться? Стоит ли ждать?
        Не то чтобы Злата не верила в то, что Амир спасет ее, но сможет ли? Осталось так мало времени… Конечно, он ушел с фотографиями, глупцы хашишины даже и не подумали его обыскать, просто выпустили - вот уж абсолютное подтверждение мысли, что если Бог хочет наказать - отбирает разум. Эти жуткие сектанты достойны наказания как по законам людским, так и по божеским. Злата, конечно, не знала, какое наказание предусмотрено шариатом за ересь, но вряд ли мягкое. В Исламе вообще мало мягкого. Суровая религия суровых людей. Даже совсем молодой Амир благодаря своей вере имел внутри абсолютно несгибаемый железный стержень.
        Вернулась Джанан в сопровождении стайки молодых джарийе, нагруженных различной поклажей. Девушки закружились в каком-то странном хороводе, раскладывая одежду, расставляя баночки с притираниями и прочие предметы, призванные сделать из любой женщины неотразимую красотку. Конечно, они ведь не один раз обряжали и готовили одалисок для ложа господина. Было страшно, но в то же время интересно. Страх как-то затаился, надежда на спасение отогнала мысли о будущем, поэтому оно как бы и не существовало. Вот сейчас ее оденут, разукрасят, а потом прискачет рыцарь на белом коне и спасет принцессу от дракона. По-другому и быть не может!
        Джарийе помогли Злате выйти из бассейна, высушили волосы и кожу огромными мягкими полотенцами и уложили ее на кушетку. Руки невольниц выполняли привычную работу мягко, но уверенно. Две девушки занялись волосами, смочили темные пряди ароматным лосьоном и принялись заплетать множество мелких косичек. Одна красила Злате ногти на руках, вторая - на ногах. Еше одна крепкая рабыня втирала в кожу девушки какое-то удушливо пахнущее благовоние.

«Готовят, как поросенка в духовку!» - подумала Злата и испугалась своего сравнения. Вскоре с косметическими процедурами было покончено, рабыни под руки подняли девушку с кушетки, поставили на возвышение и приступили к одеждам.
        Сопротивляться смысла сейчас не имело, и Злата лишь наблюдала за процессом будто со стороны, ибо рабыни поставили перед нею роскошное зеркало. Джарийе уложили ей волосы и водрузили на них маленькую небесно-голубую атласную тюбетейку, которую почти целиком покрывали нашитые на нее бриллианты изумительно чистой воды. Этот великолепный убор очень шел к строгой и благородной красоте Златы.
        На шее ее застегнули золотое монисто, распахнутый ворот шелковой рубашки, расшитой крохотными камушками, приоткрывал грудь. Поверх рубашки надели атласное платье глубокого гранатового цвета с боковыми разрезами до колен и шлейфом, точно придворное одеяние. Платье было настоящим чудом искусства: вышитое червонным золотом, с изображением зверей и птиц, страшно подумать, сколько мастериц работали над ним. Персидская шаль стягивала в поясе шальвары из белой тафты, тонкие сафьяновые туфли…
        Злата с мрачным удовлетворением подумала, что Ибрагиму придется немало потрудиться, снимая этот наряд. Впрочем, Бен-Фарид любил сопротивление, а значит, радоваться особо нечему: трудности его лишь распалят. Кошмар!
        На запястья и щиколотки ей надели странные золотые браслеты, подбитые с внутренней стороны мягким бархатом. Злата подняла руку к лицу, чтобы получше рассмотреть украшение: на каждом браслете находилось небольшое колечко.
        - Любуешься оковами страсти? - ухмыльнулась Джанан.
        - Оковы страсти?! - Злата начала догадываться, почему браслеты так называются.
        - Да, - охотно пустилась в объяснения катибе-уста. - Для непокорных женщин. В эти кольца продеваются цепочки - и ты лежишь, не в силах двинуться, лишенная возможности сопротивляться…
        Злату передернуло. До чего мерзко!
        - Как предусмотрительно! - съехидничала девушка. - Без этих, мягко говоря, украшений Ибрагим боится, что со мной не справится?
        - Упрямая ослица! - Джанан едва сдержалась, чтобы не ударить Злату. - Зачем ему возиться с дикой кошкой, если можно избежать этого?
        - Чтобы избежать этого, ему просто нужно отпустить меня, - проворчала девушка. Просто так, из принципа, ведь знала наверняка: никто ее не отпустит.

«Амир, поспеши!»
        Джанан не удостоила ее ответом.



…Двери распахнулись, и вошли два разряженных в пух и прах гарем-агалара. Злата молча позволила вставить в кольца браслетов те самые цепочки, евнухи встали по бокам девушки, и Джанан подтолкнула ее в спину:
        - Тебе пора.
        Евнухи отконвоировали Злату, по-другому и не скажешь, к выходу на мужскую половину и передали с рук на руки четырем мужчинам мрачного вида. «Сектанты», - сразу определила девушка. Предполагаемые хашишины усадили девушку на трон с непонятными скобами по бокам, подняли и резво потащили куда-то по коридору. Злата ни разу не была на мужской половине, поэтому внимательно смотрела по сторонам, стараясь все запомнить: вдруг все-таки удастся сбежать, надо же знать дорогу.
        Ибрагим уж точно не бедствовал, мужская половина, как и гарем, выглядела богато и пышно, просто варварская роскошь: двери из драгоценных пород дерева, инкрустированные перламутром, повсюду диваны, обитые парчой и атласом, полы выложены разноцветным мрамором, на стенах изразцы и мозаика, на низких столиках изящные дорогие вазы с фруктами и цветами. Ну вот почему человеку не живется спокойно в этакой-то роскоши? Зачем при таком богатстве всякой ересью заниматься? Непонятно, чего людям не хватает, почему спокойно не живется?
        Между тем трон с восседающей на нем Златой притащили к двери, скорее всего ведущей в подвал.
        Стража без слов пропустила странную процессию внутрь. Дом Бен-Фарида огромен, но несравнимо мал с его подземным царством…
        Гарем-агалары принесли Злату в маленькую комнатку, установили трон и вышли. Щелкнул замок. И стоило так ее наряжать и с такой помпой носить, чтобы бросить в этой каморке? Хорошо хоть не привязали, впрочем, отсюда и так не сбежишь.
        Злата встала, подошла к массивной двери, прижалась ухом и прислушалась: где-то неподалеку, в помещении с очень хорошей акустикой, большое количество людей распевали гимны на непонятном языке, предположительно на арабском. Кажется, вся секта в сборе… Интересно, сколько осталось до затмения? Из-за всех событий она потеряла счет времени. Может быть, все же стоит попытаться сбежать? Получится - хорошо, не получится - хуже не станет. Злата оглядела помещение: абсолютно пусто, только трон громоздится в центре. Девушка обошла странную мебель вокруг, подергала за все, что только можно, - ничего не отломилось. Сняла с шеи тяжелое монисто и с помощью одной из монеток принялась откручивать одну из скоб трона. Неизвестно, сколько продолжалась эта неравная борьба, но Злата в конце концов победила. Скобой она попыталась отжать дверь от косяка, но ничего не вышло, просто не хватило сил. Можно, конечно, еще попытаться вырыть подземный ход, известняк тут на вид мягкий, но вряд ли она проведет в этой комнате шестнадцать лет, как граф Монте-Крис-то. Да и скучновато тут будет сидеть без аббата Фариа.
        Не успела Злата придумать еще какой-нибудь способ побега, как за дверью послышались шаги. Девушка быстро уселась на трон и спрятала железную ручку в складках одежды.
        Вошел Дауд, успевший переодеться в хламиду, расшитую с неописуемым великолепием.
        - Готовься, женщина! - торжественно провозгласил этот противный помощник самозваного пророка.
        - Предлагаете мне раздеться, чтобы Ибрагиму не пришлось утруждаться? - осведомилась Злата тоном Снежной Королевы.
        Дауд опешил от такой наглости:
        - Послушай, женщина, как только ты родишь сына, то станешь не нужна. Подумай об этом.
        - И не собираюсь. Ни думать, ни тем более рожать. А вы, кстати, когда затевали всю эту гнусную историю, даже не подумали, что может родиться девочка? - Злата радостно хихикнула. - Представляю, как обрадуется ваш Саббах, оказавшись в женском теле.
        Дауд побагровел, у Златы мелькнула надежда, что его хватит удар прямо здесь, не сходя с места. Но он сумел взять себя в руки и прекратил всякие разговоры: просто схватил цепи, свисающие с золотых браслетов, намотал их на руку и буквально поволок девушку за собой.
        - Помедленнее, пожалуйста, - капризно пропела Злата.
        Бесполезно!



…Огромная пещера, своды которой опирались на многочисленные рукотворные и природные колонны, потрясала своей грандиозностью. Повсюду, на стенах, на колоннах, были развешаны факелы, их свет отражался от белизны мрамора и известняка и разливался по всему помещению, не оставляя ни одного темного уголка. У возвышения сгрудилась вполне приличная толпа, человек пятьдесят, облаченных в длинные мешковатые одежды отвратительного коричневого цвета. Но эта группа казалась жалкой в сравнении с монументальными размерами пещеры.
        У глыбы мрамора стоял, воздев руки кверху, Ибрагим. В этой хламиде он не казался страшным, но взгляд его стал еще более безумным. Дауд втащил Злату на возвышение и попытался уложить на эту самую глыбу.

«Амир, поторопись, молю тебя!»
        Ибрагим, не отвлекаясь, продолжал что-то нараспев читать из книги, лежащей перед ним на пюпитре, толпа подвывала в нужных местах. Дауд жестом призвал себе на помощь двух дюжих сектантов. Кажется, пора доставать припрятанную скобу… Рванувшись изо всех сил, Злата высвободилась из цепких рук Дауда и стрелой помчалась к Ибрагиму. Тот абсолютно не ожидал нападения, так что девушке удалось целых три раза изо всех сил треснуть негодяя по голове железякой и даже один раз пнуть ногой в живот.
        - Это тебе за папу, это - за Тимофея, а это - от меня лично! - мстительно выкрикивала Злата.
        Прихвостни в коричневых хламидах тотчас подлетели, скрутили девушку и все же уложили на алтарь и привязали руки-ноги цепочками к скобам на камне. Вот тут Злата действительно испугалась. Спасение, обещанное Амиром, до сих пор позволяло надеяться на благополучный исход, но вот время на исходе, а рыцарь на белом коне все не появляется.
        Дауд отыскал где-то хламиду и набросил поверх великолепного одеяния, сделавшись практически неотличимым от других. Ибрагим же захлопнул книгу и подошел к Злате, распростертой на камне.
        - Сейчас, дети мои, когда Солнце погаснет, я создам новый сосуд для духа великого Саббаха!
        Чтобы не видеть мерзкую физиономию Бен-Фа-рида, Злата посмотрела наверх, и у нее перехватило дыхание: прямо над мраморной глыбой в своде пещеры был пролом с неровными краями, и в этом проломе, ровно посередине, во всей красе представало недавно взошедшее солнце. Как из-под земли можно видеть восход? Конечно же! Дамаск стоит на горе, значит, пролом в пещере выходит на ее склон, вот и заглядывает сюда восходящее солнце…
        Из глаз покатились слезы, ведь она посмотрела на светило незащищенным взглядом, но, прежде чем зажмуриться, Злата успела увидеть, что на краешек солнца уже наползла тень луны.
        Неожиданно все факелы в пещере погасли, и только сноп света падал на мраморный жертвенник с беззащитной девушкой.


        Глава 25
        Джибраил вел по улицам многочисленный, хорошо вооруженный отряд солдат.
        Выслушав его мрачный рассказ, дальний родственник, занимавший немаловажный пост, немедленно распорядился предоставить Джибраилу столько людей, сколько понадобится для задержания еретика и преступника. Амир знал теперь все входы и выходы в доме Бен-Нижада, поэтому командование отрядом поручили его отцу и ему самому.
        Вряд ли Ибрагим Бен-Фарид сдастся добровольно, так что лучше быть готовым к сопротивлению, и сопротивлению ожесточенному. Амир успел немного отдохнуть и прийти в себя, Селим туго перебинтовал его сломанные ребра, так что юноша чувствовал себя вполне сносно, насколько возможно, когда не спишь уже больше суток, наполненных драматическими событиями.
        Что ж, зато теперь он шел в дом еретика и убийцы вооруженный до зубов и с солидной группой поддержки, к тому же не тайным шпионом, а открыто и с полным правом. Яркий утренний свет стал постепенно меркнуть, краешек солнца уже откусила луна.
        - Отец, надо спешить! - взмолился Амир. Джибраил жестом остановил отряд и сурово оглядел солдат.
        - Солдаты! - сурово начал он, оглядев вооруженных людей - Мы идем не просто на врага, мы несем справедливый джихад еретикам, извращающим священный Коран. Помните об этом и не щадите никого! Если вы погибнете в этом бою, то сразу вознесетесь в рай, где будете пребывать вечно.
        - Иншалла! - отозвались солдаты.
        Отряд, не скрываясь, подошел прямо к главному входу в имение Бен-Фарида. Массивные ворота преграждали путь в гнездо порока и разврата, но это не могло остановить людей, одержимых желанием покарать еретиков.
        - Стучать, я думаю, не стоит, - заявил Джибраил и подозвал двух солдат: - Взрывайте!
        Пару минут спустя ворота взлетели на воздух, превратившись в мелкую труху. Путь был свободен. В селамлике почти никого не встретили, а те несколько стражников, что все же попытались сопротивляться, быстро попытки эти оставили.
        И вот наконец дверь в подвал. Стражники, услышав подозрительный шум, заперлись изнутри, так что опять пришлось прибегнуть к помощи взрывчатки. Дом содрогнулся до основания, но в главной пещере это вряд ли слышали - слишком далеко. Амир первым ворвался в подземелье и помчался по знакомому туннелю, предоставив остальным следовать за ним.
        Только вот юноша не ожидал, что в пещере будет темно. Вылетев в зал из освещенного прохода, он на мгновение ослеп и лишь спустя какое-то время увидел всю мизансцену. Слава Аллаху, они не опоздали! Но еще бы чуть-чуть… И… страшно подумать!
        Откуда-то сверху, со свода пещеры, падал яркий сноп света, освещавший тот самый мраморный камень, где убили полицейского. Теперь, к ужасу Амира, на нем лежала распростертая, прикованная Злата, над которой уже склонился подлый Ибрагим. Забыв обо всем на свете, Амир достал пистолет, тщательно прицелился и выстрелил в Бен-Фарида, но в это время из туннеля выбежал солдат и толкнул юношу в спину. Пуля, взвизгнув, улетела в темноту. Ибрагим мгновенно выскочил из круга света и скрылся в темноте пещеры.
        - Стой! - закричал Амир. - Назад! Несите факелы! Насколько он успел разобраться днем, из пещеры был только один выход - он же вход. Если немедленно не захватить всех еретиков, то потом придется вести осаду по всем правилам.
        И тут свет, падающий в пещеру, стал стремительно меркнуть. Полное затмение солнца пятого августа тысяча восемьсот восемьдесят седьмого года наступило.
        Злата и Ибрагим оказались будто отрезаны от остальной пещеры, от остального мира стенами из света, лишь было слышно тяжелое и возбужденное дыхание нескольких десятков людей.
        - Нет! - прошептала Злата одними губами. - Нет!
        - О да! - выдохнул Ибрагим, склоняясь над ней. Получилось это у него как-то неловко (тоже нашелся герой-любовник!), Бен-Фарид оступился и едва не рухнул на землю, но удержался, вцепившись в край камня. Лицо его оказалось совсем близко от Златы, и она увидела, что один глаз у Ибрагима стремительно заплывает.
        Значит, хотя бы один из ударов ручкой от трона попал точно в цель. Злата почувствовала от этого факта удовлетворение, она попробовала подавить страх и взглянула на солнце, чтобы определить, сколько у нее осталось времени. Да, затмение уже шло полным ходом.

«Амир! Амир! Где же ты?!»
        Неожиданно грохнул выстрел, и девушка услышала голос Амира:
        - Несите факелы!
        Он все-таки пришел! Но радоваться пока рано.
        Солнечный свет окончательно померк, и в пещере воцарился хаос.
        Сектанты что-то вопили по-арабски и носились туда-сюда, у входа перекрикивались атакующие. Хор взволнованных мужских голосов слился в какофонию, эхо металось под сводами зала, многократно дробясь. Злата, насколько позволяли прикованные руки и ноги, сжалась и постаралась стать как можно незаметнее. Сейчас здесь начнется смертоубийство.



…Джибраил влетел в пещеру: джебба развевается за спиной, в одной руке факел, в другой - обнаженная сабля.
        - Факелы на колоннах, отец! - крикнул Амир. Бен-Нижад последовал в указанном направлении, и вскоре факелы начали зажигаться один за другим, а солдаты следовали по освещенному пути. Сектанты предпочли отступать, не решаясь напасть. Видимо, рассчитывали принять решение в зависимости от числа врагов и пока просто боялись. Вот вам и отчаянные хашишины. Да, за века способность убивать без промедления и без раздумий утратилась, лишь некоторые обкуренные фанатики теперь на такое способны. Например, Ибрагим, который так некстати затерялся в толпе.
        Как только Джибраил зажег первый факел, Амир схватил его и помчался к мраморному жертвеннику. Конечно, он сильно рисковал, отрываясь от своего отряда, но юноша не мог участвовать в облаве, когда Злата находилась где-то в темноте, скованная и беззащитная.
        Когда же Амир добрался до камня, он оказался пуст.
        Факелы зажигались один за другим, и шум почему-то стих, поэтому Злата услышала шаги - кто-то подбирается к ней. Этот «кто-то» освободил ей сначала ноги, а затем руки.
        - Амир? - с надеждой прошептала Злата, голос дрожал.
        - Отнюдь, - издевательски прошипел Ибрагим. - Это из-за тебя он вернулся сюда с целой армией. Так что теперь тебе и быть моим билетом на выход.
        - Он пришел сюда из-за Дауда, - чуть не плача, ответила Злата.
        - Пришел из-за Дауда, а вернулся из-за тебя. - Ибрагим сдернул девушку с необработанного камня так резко, что она ободрала локти.
        - Куда вы меня тащите?
        - Туда, где темно. Я не хочу, чтобы меня в суете пристрелили. Позже, когда страсти утихнут, я вступлю в переговоры, - объяснил Ибрагим.
        Но далеко они отойти не успели, из-за колонны выскочил Амир с факелом.
        - Амир, я здесь! - успела выкрикнуть Злата, прежде чем Ибрагим зажал ей рот рукой и приставил нож к горлу.
        Юноша услышал и, сделав несколько шагов, остановился, увидев их.
        - Стой, где стоишь! - приказал Ибрагим и прижал лезвие кинжала к шее Златы, она почувствовала, как тоненькая струйка крови побежала за воротник расшитого хамиза.
        Амир замер.

«Спаси меня!» - молили глаза Златы.
        - Если ты меня не отпустишь, я ее убью! - прорычал Ибрагим.
        Амир, казалось, не слышал его.
        - Аллах акбар, - начал он молитву, поднял пистолет, взвел курок, прицелился… Но выстрелить не успел.
        Едва прозвучало последнее слово молитвы, Ибрагим вдруг закатил глаза, выронил нож и упал как подкошенный. Тело его дернулось в страшной судороге - и застьшо. Злата, тихо вскрикнув, отскочила от мертвого тела своего мучителя.
        - Что это с ним? - едва слышно пискнула она.
        - Аллах сотворил чудо, - бесстрастно проговорил подошедший к ним немолодой, но очень похожий на Амира мужчина. - Судя по всему, кровоизлияние в мозг. Кто-то знатно приложил его по голове. Иншалла.
        - Иншалла, - эхом отозвался Амир. - Кого за это благодарить? Он спас тебе жизнь, Злата.
        - Это она его ударила, - раздался из темноты ехидный голос Дауда. - Бешеная кошка. Под стать тебе, щенок. Что ж, тогда я тебя не добил, ошибки надо исправлять.
        Щелчок взводимого курка и…..Злата, не помня себя, бросилась к Амиру и изо всех сил толкнула его…..и грянул выстрел. Руку обожгло как огнем, и она мгновенно онемела.
        Амир подхватил падающую девушку.
        - Нет, Злата! Нет!
        Джибраил бросился туда, где заметил вспышку выстрела, раздался звон клинков.
        - Злата! - Амир лихорадочно шарил руками, пытаясь понять, куда попала пуля. - Ты ранена? Куда ты ранена?
        - В руку, в правую, - слабо прошептала девушка. - Но мне совсем не больно.
        Амир разорвал рукав ее хамиза и осмотрел рану.
        - Хвала Аллаху! Кость не задета, пуля прошла навылет.
        Злата слабо улыбнулась в ответ.
        - Ты спасла меня. Опять. - Амир так крепко сжал ее в объятиях, что она не могла вздохнуть.
        - И ты спас меня. Ты пришел!..



…Джибраил положился на волю Аллаха и бросился на вооруженного пистолетом брата, и Всевышний помог старшему Бен-Нижаду. Дауд даже не успел понять, что проиграл, как оказался обезоружен и брошен на пол.
        - Тебе не тягаться со мной, предатель, я не юный Амир, - проговорил Джибраил, придавливая брата к полу.
        Но Дауд оказался увертлив, как змея, изловчился и метнулся куда-то в темноту.
        Джибраил в сердцах выругался и вернулся к сыну и Злате. Амир нежно обнимал девушку.
        - Ты поймал его, отец?
        - Сбежал, - махнул рукой Джибраил. - Но пистолет я у него отнял, так что поймаем, далеко не уйдет. Девушка ранена?
        - Да, но неопасно.
        Джибраил отвесил Злате поясной поклон:
        - Девушка, проси у меня чего пожелаешь, ты сохранила жизнь моего сына.
        - Он тоже спас меня, - вступилась за Амира Злата.
        - Он мужчина, это его долг, - отчеканил Джибраил.
        В углу пещеры возникла непонятная суета, солдаты столпились там и замерли в нерешительности. Все люди в коричневых хламидах валялись на полу, кто связанный, кто убитый.
        - Что там происходит? - проворчал Джибраил. - Надо взглянуть.
        В углу, скорчившись, сидел Дауд и держал фитиль динамитной шашки в непосредственной близости от факела.
        - Ш-шайтан, - прошипел Джибраил.
        - Не подходите! - взвизгнул Дауд. - Дайте мне пройти.
        Солдаты в нерешительности отступили. Медленно, не выпуская из рук факел и динамит, Дауд встал. Все замерли. Дауд сделал шаг, другой и споткнулся о труп сектанта, фитиль загорелся…
        - Бегите! - крикнул Джибраил, изо всех сил толкнул Дауда, тот упал навзничь, динамитная шашка покатилась по полу. - Бегите!
        Бен-Нижад развернулся и побежал к выходу. Амир подхватил Злату на руки и последовал за отцом, сзади топотали солдаты. Не успели все выскочить в туннель, как сзади рвануло, земля содрогнулась, со свода посыпались камни.
        - Господи! Кажется, сейчас все рухнет! - прокричала в ужасе Злата.
        Под градом камней отряд выбежал из подвала, следом за ними в дом влетело огромное облако белой пыли и покрыло все ровным слоем, люди стали похожи на мраморные статуи.
        - Пышно он провалился в ад, - отряхиваясь проговорил Джибраил.
        Злата нервно хихикнула и зарыдала, нервное напряжение наконец прорвалось слезами.


        Глава 26
        Оказалось, что перед походом в дом Бен-Фарида Джибраил все же успел сообщить о Злате в русское посольство, поэтому во дворе ее уже ждала двухместная коляска и лично посол Теряев. Он был чрезвычайно встревожен, но, увидев выходящую из дома процессию, едва в ладоши не захлопал.
        - Барышня, милая! Златочка! Как же так, как же так?! - запричитал густым басом посол. - Ну ничего, ничего, все устроится…
        Бубня всяческие благоглупости, Виктор Александрович под локоток увлек Злату в коляску. Девушка пребывала в полной прострации, не в силах вымолвить ни слова.
        Амир подошел к коляске и поклонился послу.
        - Берегите ее, - попросил он.
        - Конечно, конечно, уважаемый! Мы уже и ее батюшке телеграфировали, что она жива-здорова, он скоро прибудет. Уже в пути… - Теряев постучал кучера тростью по спине. - Трогай!
        Коляска покатила по улице, оставляя позади разгромленный особняк Бен-Фарида, где Злата провела около месяца. Только сейчас девушка смогла стряхнуть оцепенение. Раненая рука, наспех замотанная какой-то тряпицей, болела зверски, голова кружилась, но намерение вернуться было абсолютно ясным и четким.
        - Нет, постойте, я хочу назад!
        - Тише, голубка, тише, у тебя шок… - Посол удержал вскочившую Злату, дабы та не выпала на ходу. - Куда ты рвешься?
        - К нему, к Амиру!
        - К этому юноше? - удивился посол. - Ну дело молодое, надо будет, он знает, где тебя искать.
        - Но я даже не обняла его на прощание! Не поблагодарила, не… не сказала, что люблю…
        - И не надо, барышня. Он же мусульманин, не чета тебе, православной.
        Обессиленная, девушка горько заплакала.
        Амир смотрел вслед удаляющейся коляске, увозившей Злату и русского посла, и готов был взвыть от беспомощности и отчаяния.
        Ни слова на прощание, ничего! Увидит ли он когда-нибудь еще Злату? Почему она уехала, даже ничего не сказав?
        - Злата! - крикнул он и бросился за коляской.
        - Нет! - перехватила его твердая рука Джибраи-ла. - Нет!
        - Почему, отец? Я люблю ее!
        - Ты мужчина. Ты должен сперва решить все для себя, а потом сообщить решение женщине.
        - Что решить? - выкрикнул Амир, но перестал вырываться.
        - Как жить дальше, - пояснил Джибраил. - Любовь - это только начало.
        - Нет! Жизнь бессмысленна. Любовь есть смысл. - Именно эти слова произнес умирающий Тафари там, в гареме.
        - Романтично, но непрактично. Успокойся. - Джибраил сурово взглянул на сына. - Спешить не стоит.
        - Отец! Она же уезжает! - не успокаивался Амир. - И скоро уедет навсегда!
        - Навсегда только умирают, - философски заметил Джибраил. - Пока человек жив, жива и надежда.
        Амир ошарашенно посмотрел на отца, постепенно успокаиваясь. Он наконец-то услышал буквально крик своего избитого усталого тела: болели ребра, саднила разбитая бровь, а после удара даудовской дубинкой, гореть ему в аду, рука распухла и почти не шевелилась.
        В посольстве Злату устроили со всеми удобствами. Появился врач, осмотрел рану и наложил новую повязку, а также дал какую-то настойку, от которой Злате немедленно полегчало. Рука, конечно, болела, но, в общем и целом, девушка оставалась вполне дееспособной - чего не скажешь о ее душевном состоянии: события последних дней, да и месяца в целом, оказались слишком тяжелыми для юной души. Когда Злата осталась одна в отведенной ей комнате посольства, то тут же упала на кровать и проспала больше суток. Как объяснил доктор Григорьев, от нервного потрясения.
        Пришлось снова переодеться в привычную европейскую одежду, надеть туфли, но теперь все это Злате ужасно мешало. За месяц, проведенный в гареме, она привыкла ходить босиком, носить невесомые одежды, привыкла к легкому позвякиванию браслетов на щиколотках… Надо же, и совсем отвыкла от европейской одежды… Элегантное синее платье, которое, ахая, разложила перед нею служанка, показалось Злате элементом чужого мира. Она даже укорила себя за такие мысли и платье надела, но в нем чувствовала себя не слишком удобно - однако ничего не поделаешь - не переодеваться же опять в восточные одежды. Тем более что их пришлось бы покупать, ее необыкновенный дорогой наряд после беготни по подземельям пришел в полную негодность.
        Все ужасы последних дней в доме Бен-Фарида будто отодвинулись, подернулись дымкой. Теперь Злате казалось, что она спала и видела сон - яркий, волшебный и немного страшный, как все восточные сказки. Она не хотела вспоминать ни о кинжале у ее горла, ни о том, как Ибрагим хотел надругаться над ней, ни о последнем взрыве. Если думать об этом, можно с ума сойти, хотя Злата и отличалась несокрушимым душевным здоровьем. Наверное, должно пройти какое-то время, пока она сможет думать об этом без содрогания. Тем более что далеко не все в этой сказке было страшным.
        Ей снился Амир, и, проснувшись, она тоже думала об Амире. Его имя по-арабски означает «принц» - он и стал ее принцем на белом коне, а она-то полагала, что их не существует. И вот он объявился, и он здесь, в этом городе. Человек, которого Злата полюбила сердцем и душой, но они не могут быть вместе, потому что между ними пропасть. Вне стен гарема они принадлежат к абсолютно разным и непересекающимся мирам.
        Злате в российском посольстве определили в услужение немногословную пожилую женщину, Глафиру, отлично справлявшуюся со своими обязанностями. Но вот поговорить с ней о том, что сейчас тревожило Злату, абсолютно невозможно. И с Теряевым Злата не могла откровенничать. Он мужчина, и вряд ли поймет молодую девушку. Бесполезно!
        Злата пришла в кабинет Теряева после обеда, когда тот находился в благодушном настроении.
        - Что, барышня, душенька? Да садись, садись! - Посол указал на мягкое кресло. - Как чувствуешь себя?
        - Благодарю, Виктор Александрович, теперь хорошо, - ответила Злата, как и положено благовоспитанной барышне. - У меня к вам просьба.
        - Для тебя, Злата Петровна, все что угодно! - улыбнулся посол.
        - Я хотела бы посетить мечеть Омейядов, - застенчиво попросила девушка. - Я себя отлично чувствую, а не посмотреть подобный выдающийся памятник архитектуры просто невозможно.
        - Ты уверена? - обеспокоился посол. - Ох, и боязно мне тебя за порог посольства выпускать! А ну как снова украдут? - Он задумчиво нахмурился. Злата смотрела умоляюще. - Но если я с тобой поеду, то сам смогу и присмотреть.
        - Хорошо! - просияла девушка.
        Теряев подозрительно посмотрел на Злату и после паузы промолвил:
        - Странная ты барышня, ох и странная! Другая бы на твоем месте в православный храм запросилась, а ты, вишь, в мечеть хочешь… Ну ладно, ладно! - воскликнул он, увидев растерянность Златы. - Всему свое время, и если душа просит, ехать надо. Завтра с утра и поедем.
        - Идея постройки этой мечети, - рассказывал Виктор Александрович по пути к вожделенному памятнику архитектуры, - принадлежит халифу Вали-ду, жившему в начале восьмого века. В Европе в то время были темные времена, а арабы стремились на Запад, завоевать северные народы. Ну и об искусстве не забывали. Халиф Валид был, судя по всему, человеком непростым. Именно ему принадлежали в свое время знаменитые бани «Каср Амра» в Иордании - единственный уникальный памятник той эпохи, стены которого украшены изображениями живых существ. В мозаиках же самой мечети нет ни одного изображения человека.

…Злата стояла на огромной площади, вымощенной мрамором, и чувствовала, что не ошиблась, приехав сюда. Ступив на мозаичный пол, Злата почувствовала, как ее душа наполняется покоем. И вот сейчас - она будто с Амиром встретилась…
        На следующий день после побоища в катакомбах Амир отправил слугу в российское посольство, чтобы осведомиться о здоровье Златы. Тот вернулся с ответом посла, что состояние девушки опасений не вызывает, а сама Злата не передала ни слова, ни записки, ничего.
        Амир неприкаянно бродил по дому, не зная, на что решиться, что делать. Периодически к нему подходил лекарь Селим с какими-то лекарствами и примочками, юноша покорно подчинялся. Отец упорно избегал его, то куда-то уходя из дома, то запираясь в библиотеке.
        Что же делать? Пойти в посольство, встретиться со Златой и спросить, любит ли она его? Или просто сказать ей о своей любви? Нет, признаниями они уже обменялись. Амир понял, что находится в тупике: все его воспитание, весь жизненный опыт просто не предусматривали такой ситуации. Будь Злата мусульманкой, Джибраил бы переговорил с отцом девушки, потом их представили бы друг другу, затем, если бы ни у кого не возникло возражений, была бы помолвка, дальше свадьба, и, наконец, если повезет, возникла бы любовь… У них же со Златой все совсем не так. У них есть любовь, но больше нет ничего. Достаточно ли одной любви?
        Когда в жизни Амира возникала проблема, он взывал к Аллаху. Вот и теперь он возносил горячую мольбу, но ответа не находил, поэтому юноша решил пойти в мечеть Омейядов, где он всегда чувствовал себя ближе к Аллаху и тот всегда отзывался на его молитвы.
        Чтобы туда попасть, нужно пройти через сук - крытую улицу-рынок, длинный сумеречный туннель, по обеим сторонам которого располагались лавки и магазинчики. Сук завершался великолепной античной колоннадой. Это - западные пропилеи храма Юпитера Дамасского, главного храма древнего римского города, что в незапамятные времена находился здесь.
        Входя в ворота мечети Омейядов, Амир ощущал благоговейное чувство: он попадал туда, где человек взывает к Богу в течение тысячелетий. Римляне воздвигли свой имперский храм не на пустом месте: здесь всегда был дом Бога, пусть молящиеся в нем знали Всеблагого под другими именами.
        Огромный прямоугольный двор, обрамленный портиками, с южной стороны был замкнут зданием многоколонного молитвенного зала, не разделенного на женскую и мужскую половины, как повелось позже.
        Амир прошел к гробнице Хусейна. Здесь всегда очень спокойно и печально, а можно почувствовать чудесное благоухание, которое источает святыня. Амира здесь всегда охватывало трудно передаваемое чувство подлинности, сакральной достоверности этих мест. Замкнутый архитектурный космос мечети создавал отгороженное от внешнего мира пространство, располагающее к созерцательности и размышлению.
        Амир считал, что созерцание - отнюдь не привилегия дервишей. Дом молитвы не подавлял его - здесь было просто хорошо…
        Завершив молитву, в которой юноша просил Аллаха дать ему понимание, подсказать, что делать, он отошел от гробницы и опустился на колени, чтобы просто поразмышлять в тишине. Что-то зрело внутри, требовало выхода какое-то решение…
        Злата… Без нее он дальнейшей жизни не представлял. Что он должен сделать, чтобы быть с ней? Злата…
        И тут он увидел ее! Девушка стояла у дальней стены мечети, возле гробницы пророка Яхьи. Иоанн Креститель. Для нее он христианский святой. Крест и полумесяц. Если под одной крышей уживаются святые гробницы ислама и христианства, то почему нельзя быть вместе мусульманину и православной?
        Амир молча коснулся лбом пола.
        Через неделю после затмения приехал папенька. Петр Алимов обнял дочь, долго не выпускал из объятий и плакал, не стесняясь слез.
        - Златочка, золотинка моя, доченька! - Петр Евгеньевич то гладил дочь по голове, то прижимал к груди. - Я уж и не чаял, уж и похоронил, и оплакал!
        - Папенька! - воскликнула Злата. - Я тоже страшно за вас боялась! Я ведь сначала думала, что вы погибли, поэтому меня не ищете!
        - Так мне сказали, умерла ты, смирись! - Петр Евгеньевич стукнул кулаком по ладони. - Ироды!
        - Я знаю, папа.
        Они долго еще разговаривали, плакали и смеялись, Злата пересказала все свои приключения, ничего не пропустив, так как решилась просить у отца совета. То есть она вообще решилась, но как-то страшно было и какой-то холодок внутри пробегал. Будто стоишь над обрывом, за плечами крылья, готова взлететь, но знаешь, что упадешь.
        - А этот юноша, Амир… - сразу же ухватил главное папенька.
        - Папенька, я люблю его, - быстро, пока не потеряла решимость, сказала Злата, как в омут прыгнула.
        - А он? - Петр Евгеньевич горестно вздохнул. Вот так и вырастают дети.
        - Говорил, что любит. - Злата потеребила манжету шелкового платья. - Папенька, помните, вы обещали, что я выйду замуж по любви?
        - Помню, доченька. Но звал ли тебя твой Амир замуж? - спросил Алимов.
        - Нет. Я его вообще не видела с тех пор, - покачала головой Злата.
        - И не зашел, и письма не написал? - удивился Петр Евгеньевич.
        - Я же тогда уехала с послом и даже не попрощалась с Амиром, мало ли что он подумал, - вздохнула девушка.
        - Он подумал, ты подумала, - Алимов потер лоб. - Дети, право слово!
        - Папа! Я боялась! - Злата поморщилась. - Видели бы вы его отца!
        - А что с отцом? - опешил Петр Евгеньевич.
        - С отцом-то ничего, но он такой… Такой… - Злата сделала неопределенный жест рукой.
        - Какой? - уточнил Алимов.
        Злата поежилась, вспоминая Джибраила. Не человек, а снежный барс, да и только.
        - Суровый. Опасный. Правоверный.
        - Насколько я понимаю, проблема в последнем пункте, - догадался Петр Евгеньевич. - Правоверный. И Амир, естественно, тоже.
        - Да, так и есть, - похоронным тоном подтвердила Злата.
        Петр Евгеньевич долго молчал. Девушка ждала - все зависит от решения папеньки. Что бы он ей ни обещал, что бы ни говорил ранее, но сейчас он может принять одно-единственное решение, и, к сожалению, Злата знала какое.
        - Любовь - это прекрасно, - в конце концов произнес отец, и Злата видела, с каким трудом ему даются эти слова. - Но между вами пропасть, доченька. И если этот Амир не приехал и не сказал тебе пока ни слова, значит, он тоже это понимает. Возможно, решение для вас существует, но его принимаю не я. Я могу лишь сказать тебе, что через несколько дней мы возвращаемся домой, в Москву. В состоянии ли ты перенести путешествие?
        - Да, папенька, - ответила Злата, еле сдерживая слезы.
        Вот и все. Последняя надежда на то, что Петр Евгеньевич сам поговорит с Джибраилом Бен-Нижадом, растаяла. Разумеется, папенька в глубине души не одобряет того, что дочь влюбилась в мусульманина. Это немыслимо, так быть не должно, и этого не будет. Папенька может сколько угодно делать вид, что сожалеет, но втайне он рад, и винить его за это нельзя - он кругом прав и желает дочери только добра.
        Остаток дня Злата тихо прорыдала в своей комнате. А что ей оставалось?
        Вскоре ее навестила Хафиза, сопровождаемая евнухом, - они произвели фурор в посольстве, - и рассказала, как теперь живет она и весь гарем.
        - После смерти господина воцарился хаос, - сообщила хатум, отпивая чай из пиалы.
        Вдова Ибрагима абсолютно не выглядела убитой горем, наряд ее был по-прежнему ярок, драгоценности многочисленны, а улыбка очаровательна. Подруги устроились в комнате Златы, и Хафиза с любопытством разглядывала европейскую обстановку. Злата же старалась улыбаться, хотя это давалось ей не слишком легко, грустные мысли не покидали девушку.
        - Солдаты обшарили весь дом, - продолжила рассказ Хафиза, - даже в гареме появлялись. Женщины едва не умерли от восторга, и, кажется, некоторым солдатам не удалось избежать навязчиво предлагаемых ласк.
        Злата невольно рассмеялась, представив, как тощего солдатика зажимает в темном углу какая-нибудь Сааддат.
        - Потом посторонние покинули дом, я приказала навесить новые ворота взамен взорванных и заперла дом вдоль стены страгид. Вовремя, как оказалось. Мародеры пытались проникнуть в дом каждую ночь, как же, гарем остался без хозяина. Но теперь все уладилось. Я написала отцу, он скоро приедет. - Хафиза отщипнула виноградину и продолжила: - Надеюсь, я в положении…
        - А что, есть признаки?
        - Да, - ни капли не смущаясь, кивнула Хафиза. - Как бы я хотела, чтобы родился сын! Тогда мне бы не пришлось возвращаться к отцу. Конечно, он примет меня, но вскоре опять отдаст замуж.
        - Не все мужчины такие, как Ибрагим, - покачала головой Злата.
        - Я знаю. Но не хочу больше рисковать. Ибрагим показался отцу достойным меня мужем, а что в итоге вышло? Я же не смогу познакомиться с мужчиной и полюбить его до брака…
        - Я верю, ты будешь счастлива.
        - Как жаль, что ты уезжаешь! - вздохнула Хафиза. - У меня никогда не будет такой подруги, как ты!
        - У меня тоже. Но мне надо ехать.
        Сборы в дорогу получились короткими - вещей у Златы набралось совсем мало. И вот поезд навсегда увозит ее из Дамаска - нет, из Димашка, упрямо повторяла Злата. Этот город, как она и думала, открыл в ней нечто новое, а именно - любовь - и показал ей Бога, что суть одно и то же. Но теперь надо расставаться навсегда. И Бог, и любовь - они везде, но как же больно, что тот, кого любишь, так и не пришел, так и не сказал ни единого слова.


        Глава 27
        Стояла невыносимая духота, и даже распахнутые окна не приносили желанного облегчения. Хорошо бы с гор пришла гроза, страшная и тяжелая, которая вымотала бы душу и вместе с тем освежила, очистила, дала новый поворот мыслям.
        Амир метался по комнате, как лев по клетке в зверинце Бен-Фарида. Податься некуда! Молодой человек знал, что должен принять решение, но каким же нелегким оно представлялось, с какой кровью приходится его принимать!
        Что такое вера, если Бог один? Что такое расстояния для тех, кто любит? Ничто, надуманные препятствия, которые можно преодолеть. Можно ли? Амир Бен-Нижад был сильным человеком, и он умел принимать решения, когда требовалось. Но как воспримет его решение отец, что скажет? Понятно одно: жить без Златы дальше совершенно невозможно.
        Амир решительно распахнул дверь и вышел, прошел коридорами, не обращая внимания на кланявшихся слуг, и остановился перед дверью библиотеки. Он знал, что увидит сейчас: библиотеку, залитую солнечным светом, и отца, склонившегося над книгой. После смерти брата Джибраил много времени проводил в библиотеке, будто пытаясь в книгах найти ответ, как справиться с болью, которую все равно испытывал, несмотря на то что Дауд заслуживал смерти.
        - Отец! - Амир постучал в библиотеку. - Отец, нам нужно поговорить.
        После паузы раздался голос Джибраила:
        - Входи…
        Амир распахнул дверь: так и есть: солнце, золотисто-коричневая сказка уютной комнаты и Джибраил, оторвавшись от чтения, смотрит вопросительно и понимающе.
        - Отец, - перешел сразу к главному Амир, - я уезжаю.
        - Ты так решил? - Джибраил даже не стал уточнять куда.
        - Да. - Амир прямо и твердо взглянул на отца. - Да.
        Отец отложил книгу и напомнил:
        - Она не нашей веры.
        - Мне все равно, отец. Я люблю ее, несмотря ни на что.
        Иногда Амир не понимал Джибраила, вот как сейчас. И не мог предугадать, что тот решит или спросит.
        - А если она не захочет?
        - Если она не захочет, я вернусь и буду с этим жить, - сказал Амир. - Но сейчас я должен ехать.
        Джибраил скрестил руки на груди.
        - Ты едешь в Россию за девушкой-гяуркой, - отец подвел итог короткому разговору. - Аллах простит меня, если я удержу тебя. И простит, если не стану удерживать. Езжай, если того просит твоя душа.
        - Что решит Аллах, мы узнаем, - склонил голову Амир. - Но что думаешь ты?
        Джибраил покачал головой - как показалось Амиру, немного растерянно.
        - Я не знаю, сын. Я сам никогда не был в такой ситуации. И, прямо скажу, я не очень одобряю твой выбор. Эта девушка прекрасна, но она не нашей веры и она околдовала тебя.
        - Это не колдовство. - Амир был тверд. - Я люблю ее.
        - Что ж. - Джибраил поднялся. - По закону я должен бы просить эту девушку для тебя у ее отца. Но я слишком устал сейчас, чтобы отправляться в путешествие, а тебе, я вижу, невмоготу ждать. Поэтому отправляйся в Россию сам, поговори со своей возлюбленной и прими то решение, которое подскажет тебе Аллах. Ты мой сын, и я всегда буду любить тебя. Хотя мне нелегко будет принять то, что твоя жена не нашей веры, я полагаю, что справлюсь.
        Амир смотрел Джибраилу в лицо. Как ему тяжело! Но это величайшая честь для Амира.
        - Я люблю тебя, отец. Спасибо. Джибраил улыбнулся:
        - Я тоже люблю тебя, сын. Да хранит тебя Аллах.
        Москва. Сусально-золотая Москва, с ее улицами и переулками, с гомоном торговых рядов и лоточниками, с колясками и женщинами в европейских платьях, показалась Злате чужим, абсолютно незнакомым городом.
        Вот уже неделю, как они с отцом вернулись домой, как утихли «ахи» и «охи» по поводу чудесного воскресения и возвращения в дом любимицы всех слуг. И даже неудовольствие Любови Андреевны не проявлялось уже столь явно, мачеха смирилась, что Злата снова здесь, а девушка все не могла отыскать себя в этом родном, но теперь непривычном доме.
        То ей чудился лепет фонтанов, то гортанный крик муэдзина, то дамасская жара за окном. Миражи… И чужой город, который она раньше считала родным… Злата не хотела забывать Дамаск и Амира, пытаясь отторгнуть все московское. Она не выходила в столовую, ела в своей комнате. Она почти не разговаривала с отцом, который, полагая, что дочь переживает свои приключения в доме сектанта, не хочет никого видеть. Даже Аннушку Злата к себе не пускала. Она сидела целыми днями в кресле, глядя в одну точку, или металась по комнате, пытаясь найти правильный ответ на все вопросы, ответ, устраивающий всех. Но он не находился.
        Злата не питала иллюзий и не ждала Амира. Он не сможет приехать за ней, ему просто не позволит отец. А самой ей куда податься? Выйти замуж за Новаков-ского, чтобы всем угодить? Ее не интересовало, что говорят о ней теперь в свете, да и разве могло ее что-либо еще интересовать кроме Амира?
        Чудес не бывает, Злата это прекрасно знала. И ее преследовало странное ощущение незавершенности, как будто она начала в Дамаске важное дело и, вернувшись домой, должна бы закончить, но сидит и хлюпает носом.
        На восьмой день Злата поняла, какое именно дело.



…Маленькая церковь стояла в соседнем переулке. Далеко бы Злату теперь не отпустили, папенька сильно за нее волновался, хотя хашишинов в Москве конечно же не было, да и до следующего затмения далеко. Но Петр Евгеньевич справедливо полагал, что, если нет хашишинов, могут найтись сомнительные личности с Хитровки или какой-нибудь сброд, так что Злату без охраны не отпустил. Здоровенный Прохор чем-то напоминал девушке Тафари, которого до сих пор было жалко до слез.
        Злата дошла до церковки, Прохор не отставал от нее ни на шаг. Девушка шепотом попросила его остаться у дверей - и он встал столбом, глядя на лик Богоматери и мелко крестясь. Сама же Злата прошла ближе к алтарю, остановилась перед иконой - со старого дерева на нее печальными глазами взглянул Христос.
        Или… это глаза Аллаха?
        Бог один и любовь одна, и зачем разделять людей просто потому, что они по-разному верят? Она сейчас ощущала это единство - себя, старой иконы, мозаики в мечети, Амира, который совершал омовение ног перед молитвой… Как же так? Почему все так запуталось, когда на самом деле все просто? Люди вечно все усложняют, и Злата понимала, что может не принимать веру Амира, а он может не принимать ее веру, это ничего, совсем ничего не значит, потому что они любят друг друга, а любовь суть Бог, и оказывается, Он у них один, как любовь, один на двоих.
        Но понимает ли это Амир, живущий в жестких правилах, и в силах ли он сломать в себе эту условность? Если он найдет в себе силы, то неважно, какие трудности поджидают впереди, вдвоем они справятся. Но зачем попусту мечтать? Ясно, что ничего не будет, просто потому что так не бывает. Это не сказки «Тысяча и одной ночи», которыми зачитывалась Хафиза, это реальная жизнь, и придется прожить ее так, как диктуют обстоятельства. Злата знала, что может быть сильнее обстоятельств, но не теперь…
        Злата поставила тонкую свечку, долго смотрела, как трепещет на фитиле огонек, и вышла из церкви в сопровождении все того же Прохора.
        Выдался чудесный сентябрьский день, летнее тепло еще не успело покинуть Москву, хотя скоро должно было уступить место поре первых холодов и звонких дождевых капель в прозрачном воздухе. Несмотря на свою тоску по Дамаску, Злата радовалась наступлению осени, эту пору она любила. И сейчас, хотя тоска по-прежнему сжимала сердце, девушка улыбалась ясному солнышку, облакам в голубом небе, толстым голубям на мостовой. Прохор был молчалив, к счастью, и разговорами барышне не надоедал. Брел себе и брел позади, а Злата наслаждалась первой прогулкой. Москва становилась менее чужой, крест на куполе церковки успокаивал и обещал: все будет хорошо.
        Злата повернула к особняку Алимовых и невольно придержала шаг, увидев, что у дверей останавливается карета. Гости к папеньке или к мачехе, или ухажер к Аннушке, кто бы там ни был, здороваться со знакомыми Злате не очень хотелось. Она остановилась. Пусть гость войдет в дом, а она подождет немного и проскользнет следом.
        Лакей спрыгнул с запяток кареты и с поклоном распахнул дверцу. На мостовую ступил мужчина в ладно скроенном европейском костюме, но было в нем что-то совсем нездешнее… Злата прищурилась, пытаясь разглядеть гостя, и вдруг почувствовала, как внутри что-то оборвалось и образовалась гулкая пустота. Сердце бешено заколотилось.
        Этого не может быть!
        Мужчина обернулся.
        До боли знакомые черные глаза, едва наметившиеся бородка и усы так гармонично смотрятся на этом благородном лице. Мужчина скользнул взглядом по женской фигурке, и лицо его осветила счастливая улыбка. Разом исчезли все преграды и неразрешимые вопросы: вдвоем им удастся все на свете, и ничего невозможного нет.
        Амир улыбнулся и протянул к девушке сложенные ковшиком ладони с невидимым виноградом.
        И Злата бросилась навстречу любимому.

        notes
        Примечания


1
        Нижняя рубаха с длинными рукавами, закрывающая тело от шеи до щиколоток.

2
        Традиционная верхняя одежда на Ближнем Востоке, широкий халат, надевается поверх абайи.

3
        Традиционный мужской головной убор на Ближнем Востоке, известный в России как арафатка.

4
        Обручевидный шнур, удерживающий куфию.