Куплю тебя, девочка Любовь Попова
        Самсоновы #2
        Она его проблема. Лишняя деталь в механизме, что готовит его к большому политическому будущему. Но что делать, если не унять похоть, пожирающую, стоит к ней прикоснуться. Что делать с голодом, который он читает в глазах этой идеальной девочки с неидеальным прошлым? Забыть? Купить? Или… полюбить?
        Любовь Попова
        Куплю тебя, девочка
        Глава 1
        Амстердам. Полночь

* * *
        - Сколько, детка, сколько ты стоишь?!
        Биты громкой музыки долбят по мозгам, как выкрики обезьян. Мелодии неслышно. Так что приходится придумывать её самой и двигаться. Двигаться. Двигаться.
        Если не двигаться, то можно умереть. Это я усвоила ещё с детства. Так что вперёд, Аленка, ноги пошире. Покажи этим пьяным скотам на что способно твоё тело.
        Пусть пускают слюни и завидуют шесту, который ты так тесно обнимаешь ногами. Трешься об него. Гладишь руками, крепко держа пальцами. И крутишься, крутишься.
        Взгляды мужчин стали просто фоном моей никчемной жизни. А их лица похожи на морды бультерьеров со свисающими густыми слюнями. И мне противно находиться здесь, вилять жопой, трясти сиськами. Делать все то, что им так нравится. Танцевать полуголой, словно кусок мяса перед сворой голодных кобелей.
        Честно?
        Устала быть предметом влажных фантазий. Никогда и не желала.
        Порой хочется себя изуродовать. Порезать лицо, обкромсать светлые волосы, наделать на теле шрамов, или стать толстой. Все что угодно, чтобы хоть немного снизить градус их внимания.
        Но я слабая. Мне смелости не хватает. Столько брала раз ножницы. И для этого. И для того, чтобы покинуть эту дерьмовую жизнь, где я никто. Даже сейчас, провожаемая со сцены шквалом аплодисментов и свиста.
        Никто.
        В гримерке легче, здесь девушки. Заняты. Но вечер ещё не закончен. Похотливым самцам все мало. Они захотят посмотреть на танцы в более приватной обстановке. Провести ночь с красивой девочкой, чтобы потом вернуться к своим примерным женам, которые искренне верят, что сперма их мужчин расходуется строго по расписанию.
        Я не строю из себя ничего особенного, но пока есть шанс не идти по этому пути… Не буду. Не хочу. Не могу, черт возьми!
        Но судя по лицу забежавшего администратора Дины, скоро мои желания перестанут иметь значения.
        - Марсело уже здесь. Требует тебя, Лина…
        - Не пойду. У меня есть еще два дня, чтобы найти деньги, - выдаю я и переодеваюсь в то, что никогда не выдаст мою профессию. Джинсы, кеды, пуловер.
        Девочки смотрят сочувствующие, но что мне от этого толку.
        Лучше бы двести штук дали.
        - Опять веришь в сказки? Сходила бы лучше в приват. Тебя там парень спрашивал. Красивый, как Бог. Такому и бесплатно дать не грех, - рассказывает зашедшая Каталина, путана со стажем и весьма позитивным отношением к жизни.
        - Что мне толку от пяти ста фунтов?
        - Тогда зачем бегать, иди к Марсело, - пожимает плечами чернокожая Марго.
        Отворачиваюсь и смотрю на себя в зеркало. Нет. Никогда. Только не стоять на улице. Не могу… Не хочу так закончить…
        - Если она встанет на улице, с её внешностью у девок не останется работы, - усмехается кто-то. - Она всех клиентов заберет.
        - Марсело не даст тронуть товар.
        - Он не всегда сможет быть рядом.
        Товар. Это именно то, чем я стала. Давным-давно. И только внешность и большая грудь при тонкой от природы талии позволили мне продержаться до восемнадцати невинной.
        Но удача меня покинула.
        Меня продали на аукционе за пол миллиона фунтов одному богатому извращенцу Роберто. Потом Марсело, мой хозяин и организатор онлайн торгов, нашел мне следующего клиента. Он тоже был вполне хорош собой, но фотографии на стенах очень ясно дали понять, что меня ждет. Боли я боюсь больше торговли собой.
        Я сбежала.
        Долго пряталась. Но разве спрячешься от крысы, которая знает все подворотни. Он вернул деньги и теперь требовал их с меня.
        Так что, либо нахожу бабки, либо на год встаю в ряд уличных шлюх. Работая за еду и кров.
        Учитывая конкуренцию, мне действительно недолго останется жить.
        - Слушай, давай с нами. Там мальчишник. Твой красавчик тоже там, - возвращает меня в дерьмовую реальность Каталина и, тряхнув рыжиной, подмигивает. - Может он на двести раскошелится?
        Ага… Где ж такого дурака - то найти?
        - Я лучше снова попытаю счастье на вокзале. Вдруг удастся сесть на поезд, - качаю головой.
        - Без документов?
        - Сяду в грузовой.
        - В прошлый раз тебя сняли через станцию и избили.
        - А в этот раз мне повезет! - кричу я, потому что не могу. Не могу смириться. - Я не хочу стать такой….
        Замолкаю под осуждающими взглядами женщин, большинство которых даже не знают своих настоящих имен. Мне становится стыдно, но я горжусь тем, что помню свои корни.
        Я знаю, кто я. Я русская. Я Алена. Я человек, а не товар.
        - Ты не лучше нас! Такая же шлюха, - резко выговаривает Марго, - и я жду не дождусь, когда тебя спустят с пьедестала и начнут не беречь, а пользовать во все щели.
        - У тебя они такие растраханные, что желчь вытекает, - усмехается Каталина.
        - Заткнись!
        - Сама закрой рот!
        Сказать мне на это нечего. Слушать перепалку этих двоих наскучило.
        Хватаю сумку, заработанные за вечер копейки и ухожу через заднюю дверь.
        Ночь встречает меня иллюминацией, словно смеющаяся над моей бедой. Гнилостным запахом помойки и тусклым светом одного фонаря. От него отлепляются две крупные фигуры и почти сразу оказываются передо мной. Амбалы Марсело, Дарис и Ричард. Их шеф слишком жирный, чтобы передвигаться так быстро.
        - Детка. Лина. Марсело тебя ждет.
        Они приближаются почти вплотную, и я морщусь. Дыхание, как в парижском стояке. Хочу рвануть в сторону, но огромная лапа хватает меня за локоть.
        - Но мы можем сказать, что ты сбежала, - они переглядываются. Давно ждали возможности меня прижать. - Поговаривают, у тебя очень глубокая глотка. Отсосешь, отпустим.
        От его волнообразных движений бедрами меня мутит.
        - Боюсь, меня стошнит, как только ты вытащишь свой корнишон.
        Оплеуха была вполне ожидаемой, но я все равно дергаюсь. Пытаюсь трясти головой от звёзд в глазах.
        - Ты слишком дерзкая для шлюхи. Пора научить тебя общаться с клиентами.
        - У вас денег не хватит на такую покупку, - сплевываю слюну с кровью.
        - А мы не будем покупать, - кто-то из них глумится, пока я еще прихожу в себя…
        Волосы в кулаке, но эти уроды тоже знают обо мне не все. Иначе я бы давно стала мясом, которое просто ловят и трахают в подворотне.
        Одна рука свободна, так что я нахожу нож в кармане кофты, и рукояткой бью одному в глаз. Другому локтем под ребра. Головой в нос.
        Хруст и стон звучат в тишине музыкой. Но второй уже хватает меня за лодыжку, как вдруг мужской незнакомый голос:
        - Лина? Смотрю, тебе нужна помощь?
        Не знаю кто это, но нога стала свободной, и я тут же рванула. Убежала в сторону остановки.
        Спать буду в автобусе. Ночью в мою комнату точно нагрянут обозленные гости. С утра заберу остатки вещей и попробую уехать. Снова.
        - Стой! - мужской оклик напрягает, и я ускоряю шаг. Чтобы выжить, нужно двигаться. И постоять за себя. К сожалению - это не всегда работает. Но по крайней мере пока спасает меня.
        - Стой же ты! Лина! - голос приближается, как и топот его ног.
        Черт! Я после трёх часов танца вообще никакая. Неужели опять придется отбиваться?
        - Да остановись ты! - настигает голос у уха, и я запинаюсь о тротуарный бортик. Мой поцелуй с асфальтом обрывает рывок руки. Я с визгом замахиваюсь. Незнакомый, темноволосый парень отбивает удар и борзо подтягивает меня к себе за кофту. Прижимается грудью, и я с отвращением понимаю, что у него стоит. А я в сравнении с ним карлик, стояк упирается в поясницу. Кричать бессмысленно, но я все равно открываю рот, но звук глушит широкая, теплая ладонь.
        Я часто дышу, вдыхаю запах виски, ментола и чего-то трудно различимого, мужского. Непротивного. Так пах Роберто, так пахнет богатый мужчина. Так пахнет свобода.
        - Отпускаю… - его губы у виска. Голос с акцентом. Не могу понять, из какой он страны. - Не кричишь. Не бежишь…Лады?
        Такой наивный? Ну ладно, послушаем.
        Киваю и он отпускает меня.
        Повернувшись, взмахиваю светлой шевелюрой и убираю ее с глаз. На мгновение даже застываю.
        Кто там говорит про сказки?
        Высокий, широкоплечий, красивый черт с резкими чертами лица и острым взглядом. У таких лучший друг штанга, а в штанах ожидаешь закат. Такого мечтает встретить каждая путана. Хотя бы клиентом. Потому что этот точно подмывается. Да и одежду носит не последнего бренда. Такие по шлюхам не ходят. Девки и сами готовы им заплатить.
        - Фак, ты вблизи ещё лучше, - выдает он на одном дыхании, пока я сама его рассматриваю. И это дает мне возможность очнуться и начать огрызаться.
        - Говори, что хотел, я спешу.
        - К клиенту?
        - Что? - хотя, чего это я спрашиваю? Кем ещё он мог меня посчитать.
        - Да, очень богатому клиенту, - расправляю плечи.
        - Я удвою сумму за ночь. Поехали ко мне.
        Глава 2
        Смотрю на него в недоумении. Мне почему-то смешно. Хочется в голос, но я уже и забыла, что такое даже улыбаться.
        Этот парень погнался за шлюшкой, ведёт с ней переговоры? Это можно объяснить великой внезапной любовью как в сказке, либо…
        - Ты под кайфом?
        Судя по всему, да, его слегка шатает и белки глаз с красными прожилками.
        - Ну, - он неловко ухмыляется. - Немного виски, дорожка кокса, много твоей чарующей красоты и фантазий о том, что можно делать с твоими…
        Тут он запинается и щелкает пальцами, словно вспоминая слово.
        - Грудью? - подсказываю, но он перебивает.
        - Сиськами, - говорит он по-русски и тут же исправляется на английский. - Грудью, да. Да! Так ждал, что ты лифчик снимешь. Потом в приват за тобой пошел. Парни взяли твоих подружек, а я вот за тобой. Чтобы не скучала…
        Он еще нес какую-то чушь про то, что я ему напоминаю кого-то, а я лишь смотрю на то, как двигаются его губы, и осознаю… Медленно… Как больно осознает человек, только что упавший.
        Русский.
        Он русский. Ещё и богатым себя считает. Или не просто считает?
        Ком застревает в горле, и я трясущимися руками заправляю волосы за уши. Сглатываю от страха, такого, когда вот-вот и тебя накажут хлыстом, чтобы доказать, что ты вещь…
        Думаю. Думаю…
        Если он такой романтичный, может он и есть мой шанс, который я так долго ждала.
        - Тебе не по карману, - как там учили. Набить себе цену? Терять мне нечего, иду Ва-банк.
        - Ты плохо знаешь мой карман, - ухмыляется он, и словно ждет, что я расплывусь в дебильной улыбке. Сяду на колени и начну отсасывать? - К тому же с утра может ты и сама захочешь мне заплатить.
        Он играет мускулами груди, но я не двигаюсь. Оцениваю варианты развития событий. На что я готова, чтобы не быть уличной проституткой. На что я готова, чтобы обрести свободу. Готова ли продать себя первому встречному? Или раньше не стоял вопросы цены.
        Я не верю в сказки. А вот в тупых мужиков, готовых прощаться с огромным баблом ради шлюх, очень даже.
        - Сколько? - начинает он лезть в карман. Достает пару купюр, которые я и в глаза-то никогда не видела. - Штука?
        - Это только, чтобы посмотреть, как я раздеваюсь, - включаюсь в игру, хотя страшно. Он довольно крупный. Решит изнасиловать, придется биться на смерть. Я уже два раза в больнице лежала. Посматриваю по сторонам, пока он переваривает, продолжая рассматривать мое лицо. Мне хочется прикрыть его ладонями, чтобы оно так не пылало.
        Он хмурится, потом хочет протянуть руку, коснуться щеки, но я с размаху шлепаю его. Вот еще. Пусть заплатит сначала.
        Он хмурится, выгибает бровь.
        - А может так? По-дружески. Я же понравился тебе?
        Какие мы проницательные. И наглые.
        - Кушать мне нравится больше.
        Он стискивает челюсти и уже выпрямляется, достает пачку покрупнее.
        - Ладно, - судя по всему, я хожу по краю, потому что он теряет терпение. Раздраженно: - Пять? Десять штук?
        - Я шла к клиенту, который заплатит мне двести тысяч фунтов, - отшагиваю, он наступает. - Уверен, что сможешь перебить цену?
        Вздрагиваю, когда он начинает хохотать.
        Его смех разливается по пустой автостоянке и приятными волнами проникает в сознание. Хороший такой смех, мужской, искренний. Наверное, только так и могут смеяться русские люди.
        Пытаюсь очухаться от гипноза и дергаюсь, когда его лицо оказывается в пару сантиметрах. Снова вдыхаю смесь запахов алкоголя и богатства.
        - Ты ходишь в порванных кроссовках, украденной мужской кофте, но утверждаешь, что тебе платят двести штук. Я похож на идиота?
        Ну… учитывая, что все еще здесь. Похож.
        - Не я бежала за тобой, - пожимаю плечами. Последний шанс на свободу. Повезет ли? Собираюсь развернуться, но его длинные, с ровными отполированными ногтями пальцы больно впиваются в плечо.
        Расслабляться нельзя. Если что, врежу с ноги по уху. Растяжка хорошая. Дотянусь.
        - Ты хоть представляешь, что ты должна уметь за такие бабки? И сколько раз это делать?
        - Тебе виднее.
        Дергаюсь, но он подтягивает ближе, рассматривает лицо, мажет взглядом по губам. Я невольно их приоткрываю, чтобы облизать. Становится не по себе. Потому что, кажется, ему жизненно необходимо меня трахнуть, а мне жизненно необходимо получить за это деньги.
        - Хочешь, чтобы я заплатил четыреста штук за шлюшку? - невольно киваю. Мне нужны эти деньги. Половина, чтобы отдать Марсело, и еще… Чтобы жить. Выжить. - Тебе придется сосать мне всю ночь. Глубоко и качественно.
        Хочу отвернуться, но другой рукой он сжимает щеку.
        - На меня смотри. Тебе придется глотать литры спермы. Подставлять задницу и пи*ду по очереди. Тебе придется терпеть боль, если захочу тебя избить и придушить. Даже если захочу порезать и перевязать как мясо!
        - Плати бабки, - мутит меня от всего вышесказанного. - И можешь делать со мной все, что пожелает твоя извращенная душонка.
        - Без презерватива, чтобы кончать в тебя, - тут же ставит он новое условие. Я мешкаю. Меньше всего я хочу залететь. Но меня так часто били в живот, что максимум, что получу от него - это сифилис.
        - Ладно. Кончай, куда хочешь.
        - Еще я могу тебя поцеловать, - выдыхает он и даже вытаскивает свое жало, но что я отклоняюсь. Не скажешь же ему, что я никогда не целовалась.
        - Кто целует проституток? - смеюсь, но резко замолкаю. Хочу ли я его поцеловать? Крутится вопрос и жидким металлом стекает по груди вниз живота. В конце концов мне какое дело? - Могу даже за ручку тебя подержать, как подружка детства и обменяться клятвами. На что ты там еще дрочишь.
        - И все это до утра. Пока я не усну.
        - Деньги наличными. Сразу.
        - Сейчас найдем банкомат и снимем, но отдам в номере отеля. По рукам, Лина?
        Его имя меня не интересует.
        Мне становится страшно от того, на что я согласилась. То, что он со мной проделает, и в кошмарном сне мне не приснится. Хотя, как это все делать в теории, я знаю на отлично.
        - Ну?! - злится парень, а я мнусь. Риск был. Но лучше помучаться ночь под извращенцем и получить свободу, чем потерять себя окончательно. Верно? Верно же?
        - По рукам… И не трогай меня, ты еще не заплатил.
        Он вдруг ухмыляется. Достает бумажку и пихает мне в карман. Затем просто подтягивает к себе ближе. В кулаке стискивает кофту, не давая вырваться.
        - Что ты…
        - Это за поцелуй. Для начала, - хрипит он и накрывает мой рот губами, бесцеремонно проталкивая язык внутрь.
        Глава 3
        Мне приятно?
        Не знаю. Странно, когда копаются языком в твоем рту. Он там как будто клад ищет… С другой стороны, его губы… Пухлые, мягкие, руки не делают больно. Пахнет он приятно.
        Но надо это остановить, иначе он меня прямо здесь завалит.
        Без денег… И судя по размеру члена, что тычется в живот, может и порвать.
        Приходится напомнить ему о договоре. Коленкой. Ну и язык прикусить.
        - Вот же сука, - давится он болью и гневно на меня посматривает. Выдыхает и разворачивается, показывая головой направление.
        Я, немного приободрившись своим преимуществом, и все еще чувствуя его вкус, иду за ним.
        Парень забавно ковыляет в сторону мигающего огнями ближайшего круглосуточного банка.
        Там в банкомате он постепенно снимает несколько пачек денег.
        Долго думает, что с ними сделать. А я только и смотрю на бумажки, которые являются гарантом моей свободы. Безопасности. Жизни.
        Они притягивают магнитом, их запах волнует кровь, и я неосознанно поднимаю руку. На этот раз клиент шлепает меня.
        - Эй!
        - Даже не думай. Пока не отработаешь, не отдам
        - Если мы так и будем стоять в этом районе, то отрабатывать эти деньги придется уже тебе. Здесь больше любят сладких мальчиков.
        - Ты, конечно, меня бросишь на съедение меньшинствам, - усмехается он, проводя последнюю операцию. Сумма-то немаленькая.
        - Конечно, - он думал, я буду рисковать своей задницей?
        И словно по заказу слышу свист… Доигрались.
        Парень оглядывается, видит вдалеке нескольких головорезов. И я хмыкаю. Судя по виду, он умеет только поднимать штангу. А на улице надо быть резвым.
        - Накаркала же, - выдает он на русском, и я пытаюсь понять, что это значит. - Что смотришь? Давай свой рюкзак. Я не в том состоянии, чтобы драться и тебя защищать.
        - Ты о себе позаботься, за меня не надо волноваться.
        Пока сзади слышен топот ног, а сердце заходится от страха, он срывает с меня рюкзак и начинает пихать туда деньги.
        - Пока не оттрахаю за четыреста штук, ты моя. Так что…
        - Что? - выдыхаю, ошеломленная, что моя драная сумка набита деньгами.
        - Пригнись! - крик, свист и над головой летит нога. Мой клиент бьет одного из лысых придурков, так что те валятся как кегли.
        Парни Марсело?
        Еще секунду назад я на них смотрела, а теперь бегу, держась за руку незнакомца, по улице. Быстро, чтобы парни сзади отстали, и думаю, что вырвать сумку у этого богатенького не составит труда.
        Но я мешкаю. Это странно вот так бежать по улице с кем-то. Вместе. За руки. Словно мы не просто клиент и проститутка, а приятели. Друзья. Что же такое - эти самые друзья? Да и бывают ли они?
        Хватит выдумывать, Алена. В твоем мире существуют только деньги, и прямо сейчас ты можешь вырвать сумку и убежать в другую сторону. Облегчить себе жизнь, с совестью разберешься позже.
        И я даже тянусь за деньгами, почти касаюсь рюкзака, но вдруг, резко с глухим стоном врезаюсь в твердую спину.
        - Ох, черт, больно же, - тру ушибленное место. Парень тут же вскидывает руку.
        Сразу тормозит такси, и мы влезаем в него ровно за мгновение до того, как в стекло врезается вражеская ладонь.
        - Веселитесь ребятки? - усмехается водитель и дает по газам.
        - А чем еще заниматься в эту прекрасную ночь, да, Лина? - хватает он меня за прядь волос, но я вырываюсь. Забиваюсь в угол машины.
        - Ой… - фыркает и резко наклоняется, надавливая на бедро. - Скоро ты перестанешь так себя вести и будешь очень послушной сучкой.
        Жди…
        - Вас куда?
        - Отель Crane Faralda
        Мне хочется присвистнуть, потому что в этом отеле останавливаются только звезды.
        - Впечатляет? - усмехается этот придурок и снова подсаживается ко мне. Надо вести себя естественно. Не хватало, чтобы он подумал, что я не опытная. - Признайся, я тебе нравлюсь.
        Его сдавленный голос проникает под кожу, жжет внутренности, но я стараюсь казаться независимой.
        - Деньги мне нравятся больше…
        Он хмыкает и разваливается напротив. Так же прислонившись затылком к стеклу окна. И продолжает пялиться. Смотреть на меня.
        А я на него. Хочу отвернуться, но не получается. Продолжаю разглядывать то, как свет уличного фонаря сменяет тень на его вылепленном из камня лице…
        Ему бы в актёры. С такой-то харизмой. С таким разворотом плеч. Даже интересно, так ли все под одеждой, как кажется. Идеально.
        Хотя хищники тоже прячутся за красивым фасадом. Гниль может скрываться везде.
        А что он такое?
        Рассматриваю лицо, ямочку на подбородке, короткие - под ежик - волосы.
        - Даже имя не спросишь, - накрывает он мою руку на сидении и не дает вырваться.
        - Зачем забивать голову лишней информацией? Ты имена всех шлюх помнишь?
        - Я не трахаю шлюх. Обычно…
        Комплимент… О, боже. Аплодисменты!
        - Да, ты почти девственник… - смеюсь я, но горло стягивает обидой. Внутри ком.
        - Ты нет.
        - Нет, - хотя знаю много уловок, как доказать обратное. В гареме рассказывали, что после изнасилований, дабы не быть поруганными, они толкали себе мешочек из кишки рыбы с кровью. При давлении члена он лопается, таким образом доказывая, что невеста чиста.
        - Приехали, - слышим голос водителя и вздрагиваем. Клиент платит и вытаскивает меня наружу.
        - Я могу сама.
        - Чтобы не сбежала.
        - Без денег? - фыркаю и иду впереди него, но оказавшись в холе отеля, замираю. Огромная люстра, сверкающая камнями, свисает прямо надо мной. А по потолку кажется, что летают вылепленные, пузатые херувимы. И мне так хочется верить, что я пришла сюда как гостья, а не просто отработать ночь.
        Но… Реальность сурова. Но я должна радоваться. Сегодня мне повезло.
        Мы проходим через холл, по красным коврам, сразу к лифтам. Бросаю взгляд на клиента. При свете он кажется еще красивее, а в темных волосах мерцают красные искры.
        Он вдруг заталкивает меня за круглую колонну возле лифтов и тут же я слышу пьяный голос:
        - Ник! - могу высмотреть только модные кеды, джинсы, серую рубашку. И разит от него. Чувствую даже здесь.
        Ник… Это Николай? Никита? Ник?
        - Ну ты где бродишь! Там такие девочки, закачаешься, - выдает он и делает бедрами вполне определенные движения. - Жаль та блондинка с сиськами отказалась. Ух я бы её.
        Значит и правда искали. А там в номере девочки со смены. Радует, что сегодня они проведут ночь не в клоповнике.
        - Ты давай, иди, - кивает Ник, но как-то серьезно. - Я сейчас в душ и присоединюсь.
        Врет? Но друг верит, рассказывает, как просунул одной из девочек в рот и уходит. А Ник хватает меня за руку и заталкивает в зеркальный лифт.
        Тут отворачивайся, не отворачивайся. Все равно смотреть придется на него.
        И воздуха становится все меньше, а дыхание чаще.
        Клиент уже в неадеквате, шагает на меня. Встаю лицом к двери. Он рядом, снова тянет волосы и кончики к лицу прижимает.
        Этот жест тоже мне кажется странным. Даже его взгляд, которым он буквально душу выворачивает, тоже другой. Так на шлюх не смотрят.
        И именно сейчас мне очень важно помнить, что сегодня в неадеквате он, а я просто пришла заработать себе на свободу.
        - Что ж ты меня с другом не познакомил? - нарушаю затянувшееся молчание, и как раз открывается дверь лифта.
        Мы оказываемся в пентхаусе. Надо признать, вид из него потрясный. Город, залитый огнями, как на картинке.
        Последний раз я была в таком номере с Роберто. Но в тот момент мне было настолько все равно, что со мной происходит, что я просто позволила себя раздеть, раздвинуть ноги и забрать то, за что уплачено. Вот уж радость, девушкам кровь пускать.
        Стою у окна долго, минут пять.
        Просто секс. Сейчас я просто сделаю то, чему меня учили.
        Только почему тело кричит об опасности. Почему мне хочется рвануть от него подальше. Неужели есть что-то худшее, чем продажа себя?
        Я не поворачиваюсь, когда сзади приближается он. Когда его запах обволакивает, а отражение в окне все четче. Я сглатываю. Расслабься, Ален. Это просто секс.
        - Выпей, - требует он, и над моей головой пролетает бокал с виски.
        - Я не пью…
        - Сегодня пьешь. Сегодня делаешь все, что я тебе скажу… - его рука хватает меня волосы и задирает голову назад, чтобы я смотрела четко ему в лицо. - Язык достань…
        Глава 4
        Теперь нет смысла упираться, и я достаю язык, на который тут же тонкой струйкой льется обжигающая жидкость…
        Жидкость обжигает, льется в горло, и я почти готова захлебнуться. Но Ник отбрасывает стакан в сторону. Его стук о ковер, кажется, отдается пульсацией в висках. Не успеваю опомниться, как шероховатая плоть собирает вкус виски. Гладит, обжигает почище любой кислоты.
        И это волнующее чувство захватывает. Несет. Кружит голову. Откровенно говоря, пугает.
        Я хочу оттолкнуть Ника, выпрямиться, но теперь голова в плену его пальцев, а язык уже внутри. Губы в губы. Влажно, грязно, настойчиво.
        И из самых глубин порочного тела рождается стон, и теперь я сама касаюсь его языка. Пробую на вкус. С той же силой. Ласкаю, давлю, словно участвую в первобытной схватке, их которой не будет проигравших. Слишком мы поглощены этим поцелуем. И он все длится и длится. Бесконечный эротический, нереальный. Язык устает, как после долгого разговора, а губы опухают и немеют.
        - Хватит, - прошу, когда он отпускает меня, чтобы набрать воздуха, - ты мне сейчас шею сломаешь.
        Он отстраняется слишком резко, словно опомнившись. Смотрит шальным взглядом, пока я кручу головой. Шея затекла, но во время поцелуя это последнее, о чем я думала. Я вообще не была способна к рациональной мысли.
        Ник выругивается. Отвернувшись, трет лицо. А я облизываю, прикусываю губы, чтобы понять, что они все еще на месте. Но прекращаю под его взглядом. И вижу, что его как будто ведет…
        Ник часто дышит и тут же убегает в ванную. Меня толкает в грудь волнение, но тут же исчезает, когда слышу, в чем, собственно, проблема. Организм отторгает наркотики.
        Его там рвет. И я его понимаю. Меня саму мутит, как от качки на волнах.
        Что это за поцелуй такой, что длится больше минуты, что приносит внутренний дискомфорт и спазмы внизу живота.
        Извращенец.
        У него новый приступ рвоты, а я завороженно смотрю на входную дверь. Потом на сумку с деньгами.
        Можно просто сбежать, верно?
        Он никогда меня не найдет. Никто не найдет.
        Делаю шаг, чтобы рвануть к сумке. Но между ног стреляет странное ощущение. И как будто белье намокло.
        Менструация? Не должна.
        Возвращаюсь в реальность, но опаздываю ровно на секунду. Ник, вытирая лицо полотенцем, выходит из ванной.
        Быстро отыскивает меня глазами и откидывает от себя лишнее, поражая возникшей аурой напряжения. Как зверь на охоте. Как солдат на поле боя.
        Невольно делаю шаг к двери, но он уже рядом. Его клешня хватает волосы, разворачивает к себе лицом и выдыхает запахом мяты.
        - Раздень меня… - требование, что отдается где-то глубоко. Хочется подчиниться. Но я не собираюсь потакать капризам.
        - Ширинку ты расстегнешь и сам, - пытаюсь убрать с волос пальцы, но теперь вторая рука захватывает в плен мои запястья.
        - Ты слишком дерзкая для шлюхи.
        Это я уже слышала.
        - Ты слишком много болтаешь для того, кто хочет трахаться.
        Он меняется в лице.
        Напряженное, красивое, хищное, оно завораживает так, что остальная часть комнаты превращается в туман.
        Вскрикиваю, когда он отталкивает меня и отходит к кровати.
        - Раздевайся! - с рыком приказывает и тише: - Танцуй…
        Он стягивает с себя футболку и садится на кровать. Я невольно бросаю взгляд на сумку. Надо просто уловить момент.
        Раз и нет меня. Можно и голой убежать. Мне не привыкать. Когда тебя грозится изнасиловать свора тварей, можно убежать и голой.
        Но Ник не свора. И не тварь. Но его импульсивность пугает. Кто знает, не захочет ли он действительно порезать меня во время своего оргазма? Задушить, пока трахает.
        Облизываю пересохшие губы и начинаю медленно двигаться в такт внутренней мелодии. А в комнате звучит лишь наше сбившееся дыхание, лишь взгляды танцуют, рассматривая друг друга.
        Я была права. Спорт его второе имя. Подтянутый и складный он производит потрясающее впечатление. И даже мысль мелькает, что для такого можно и станцевать.
        Медленно касаюсь края кофты. Поднимаю…. Ник облизывает губы, не сводит взгляда с моих рук. Он словно ребенок, перед которым разворачивают подарок. И это понятно…
        Я знаю о соблазнении все.
        Я знаю, как, не раздеваясь, довести мужчину до оргазма. Знаю точки на теле, которые при стимуляции позволят не кончать всю ночь. Я даже знаю, как заставить полюбить себя. Имитация оргазма - это отдельное искусство. Хотя настоящий при моей профессии недоступен. Я не испытываю от всего этого удовольствия.
        Я и не должна. Это работа. Пора напомнить себе, что Ник - сегодня моя работа.
        И я боюсь ее выполнять. До дрожи, до онемевших пальцев.
        Его прикосновения кружат голову, словно пары опиума. Его взгляд мешает думать. Даже сейчас во мне теплится желание подойти, погладит тугие мышцы, обтянутые светлой кожей. Прочертить линию татуировки, что от руки по плечу спускается на спину.
        Провести ногтями по мужским соскам.
        Не ради его наслаждения, а потому что я так хочу.
        Мне рассказывали, что многие шлюхи даже могут испытывать оргазм, но мне кажется, это сказки. Для женщин, чтобы заманивать их в браки.
        Какой мужчина будет доставлять удовольствие кому-то кроме себя любимого?
        Я уже стягиваю кофту, чуть тряхнув крупной грудью. Поворачиваюсь спиной и медленно кручу бедрами, дразню его тем же комплектом, в котором он меня увидел сегодня на сцене. Сценой назвать это сложно, скорее пьедестал с палкой, вокруг которой я должна крутиться. Должна вызывать желание. Только вот в глазах Ника светится настоящая, пугающая до стеснения в груди, жажда.
        Он словно сумасшедший, его длинные пальцы сжимают покрывало, его джинсы давно готовы порваться от напряжения. Его кадык постоянно двигается, а голос заставляет теряться в этой жажде и меня.
        - Да, детка, покрути своей попкой.
        Мне на удивление не противно это слышать, но это самообман. Удовольствия нет. Секс для мужчин. Для женщин страдания.
        - Дальше… Господи. Быстрее… - выдыхает он, уже расстегивая ремень. - Просто сними с себя все и дай на тебя посмотреть.
        Я киваю, избавляюсь от лифчика, от свободных штанов, даже от трусиков и кидаю все это в сторону двери.
        Что-то подобрать успею.
        Стоит повернуться к нему лицом, он стягивает с себя джинсы с трусами, оставляя их болтаться на щиколотках. Мне же хочется себя ущипнуть.
        Никогда не видела гладко выбритого паха. Ни одного волоска. Говорят, так делают геи, но судя по гордой палке, увитой тонкими прожилками вен и темно-розовой головкой, Ник не гей.
        И сейчас он будет мне это доказывать.
        И пусть, пусть… Но я должна сделать хотя бы одну попытку. Как обычно…
        - Иди сюда. Иди сюда и просто сядь на мой член, - хватается он за него сам, как за рычаг и продолжает жалить взглядом грудь. Она почему-то ноет, словно в ожидании очередных по ней ударов хлыста за побег.
        - Ладно, - вздыхаю, делаю шаг, но киваю на ночник. - Включи его, а я пока свет выключу.
        - Тебе вроде нечего стесняться, - усмехается Ник и гладит свой ствол. Завораживает, как длинные пальцы обвивают его, ласкают. Я невольно думаю, что не прочь на это смотреть.
        Но сейчас важнее другое.
        Улыбка. Которая как будто гипнотизирует Ника и мой голос. Глуше. Тише. Мягче.
        - Пожалуйста…Ник.
        Он морщится, но встает и забавно ковыляет в спущенных штанах.
        Вот и все…
        Я иду к выключателю, пока в груди барабанит сердце.
        Раз… Два…
        Ник отворачивается. Я же в пару резких движений выключаю свет до того, как он дотягивается до ночника. Хватаю сумку и хлопаю дверью.
        Глухой удар, стон и я фыркаю в кулак.
        - Едрить твою за ногу!. Долбанная сука. Шмара охреневшая. Убью тварь!
        Мат… Как это по-русски… - ухмыляюсь я и бегу, на ходу надевая кофту и закидывая рюкзак с деньгами на плечи.
        Бегу. К свободе.
        Глава 5
        Пока бегу к лифту слышу ругательства и еще один глухой удар.
        Он же в спущенных штанах, в темноте.
        Наверное, мне должно быть его жалко, а мне наоборот весело.
        Будет ему уроком.
        Лифт как назло не едет, а дверь в комнату уже открывается. Голову затуманивает страх, и я очертя голову несусь к лестнице. Теперь придется бежать по улице с почти голой жопой и босиком, но такая сумма того стоит.
        А может быть мне повезет, и я смогу угнать машину. Последний раз мне удалось вскрыть тачку, но завести не получилось.
        Пробегаю еще пару пролетов, вижу заветную серую дверь, как вдруг меня дезориентирует оглушительный выстрел.
        Я слышала их и раньше, но в пространстве коридора эхо бьет по голове как молот по огромному колоколу.
        Я торможу, пытаюсь прийти в себя, тяжело дыша. Смотрю на место, где пуля расколола часть стены.
        Она пролетела далеко от меня, но кто знает, куда полетит следующая.
        Больной ублюдок.
        Я сглатываю вязкую слюну, чувствуя, как страх жидким веществом стекает в пятки. Поднимаю голову вверх.
        Он стоит на четыре пролета выше и целится в меня.
        - Что? Добежать самому третья нога помешала? - спрашиваю громко и делаю маленький шажок в сторону. Главное, не паниковать. Главное, держаться уверенно…
        - За комплимент спасибо, - придурок. - Решил, что пуля будет эффективнее. Поднимайся сюда.
        Я качаю головой. Ни за что.
        - Ты не убьешь меня, - делаю еще шаг в сторону двери. Ну не псих же он. - Ты же не…
        Он целится. Щелчок. И я не могу двинуться с места. Не верю. Не хочу умирать.
        Нет!
        В следующий миг предплечье обжигает племенем или укусом огромного шмеля. Смотрю на одежду, но ничего не вижу. А потом маленькое пятнышко. Красное…
        - Ты подстрелил меня! - не могу поверить. Кричу ему, а он словно обезьяна спускается ко мне по перилам. И стоит мне сделать рывок в сторону, хватает за подстреленное плечо и толкает к стене.
        Больно!
        Стаскивает сумку, отбрасывает в сторону и хватает за горло.
        - И скольких клиентов ты так облапошила, сука? - его пальцы давят, его глаза горят огнем мщения, но губы кривятся в ухмылке. А я пытаюсь отодрать от себя его руку. Царапаю, вижу, его это не заботит.
        - Ты в меня выстрелил! А если бы убил?! - кричу я ему в лицо, а он стаскивает с меня окровавленный пуловер и стирает кровь.
        - Почти ювелирная работа. Царапина.
        - Псих! И что это ты сейчас делал? Лазал как обезьяна.
        - Паркур. Не слышала? - осматривает он рану. Моргает пару раз и вдруг слизывает выступившую кровь. Странное действие, как будто дежавю срабатывает.
        Это будоражит больше, чем его полуобнажённое тело, жадный взгляд исподлобья, пальцы, уже ласкающие кожу шеи.
        - Это же для мальчиков, - задыхаюсь я. Кажется, тело стягивает невидимой пленкой, в груди разливается жар от недавно выпитого виски. Или не виски?
        Да кто он, черт возьми, такой. Почему так действует на меня? Почему стоять здесь кажется таким правильным?
        - Так я тоже мальчик, - пялится на грудь, от чего соски только сильнее морщатся, и он легко касается одного кончиком пальца. Ох ты ж… Снова дергаюсь, но его рука припечатывает меня поясницей к стене, надавливая на живот. - И меня обидела девочка. И знаешь, как я буду мстить?
        Он смотрит, не дает отвести взгляд, и мне очень хочется понять, о чем он сейчас думает.
        Его пальцы ведут по животу, выше, проскальзывают по груди. Боже… Прекрати. Прекрати. Мне страшно.
        Но тут я вскрикиваю, когда он задевает царапину. Поднимает руку и несколько капель крови размазывает по моим губам. Металлический вкус пугает. Но то, как он это делает, заставляет сердце яростно толкаться в грудную клетку. Не от страха.
        Умом я понимаю, это возбуждение, но как признаться самой себе….
        - Ты больной… Ты просто больной ублюдок.
        - А ты шлюха и воровка. Приятно познакомиться, - хмыкает он, резко отпускает горло, вдавливает меня в чертову стенку всем телом. Стискивает пальцами задницу и поднимает меня выше. Так что губы и глаза оказываются на одном уровне. А дыхание смешивается и превращает мозг в желе.
        И он долго смотрит, словно чего-то ждет, а мне хочется кричать, брыкаться, но я загипнотизирована, заморожена. Поглощена тем, как действует на меня это тактильное безобразие. И я сдаюсь. Ему. Себе. Просто понимаю, что хочу…Его.
        И руки прекращают борьбу, а губы сами тянутся за поцелуем. И его грубые слова даже не ранят. Потому что кажется - пусть только кажется, что он так не считает. Что он произносит это любя.
        - Грязная сука, - последний хрип и губы сталкиваются в равной схватке за власть. За возможность впервые чувствовать себя живой и настоящей. За шанс впервые сыграть с собой игру, что я не купленная. Что он мой парень и мы в ссоре. А это дикое, животное примирение.
        - Расстегни этот чертов ремень, - требует он между рваными, влажными поцелуями, пока я просто задыхаюсь и давлюсь обильной слюной.
        Его язык то трахает рот, то ласкает. Его губы то жалят, то дарят тепло.
        Мне хочется больше, сейчас все тело просит больше. И кажется, что никто кроме этого психа не сможет мне этого дать.
        Ловко расстегиваю его пряжку, вытаскиваю ремень, тяну вниз ширинку, царапаю тугие прокаченные мышцы ногтями, и его дрожь передается мне.
        - Еще, ох, сука, еще раз… - ноет он как помешанный, ласкает мой язык, кусает губы. И все это время ни разу не закрывает глаза. Смотрит на меня так… Слишком темно и порочно, слишком голодно и страшно. Словно путник, нашедший в пустыне свой оазис.
        Второй рукой нахожу член и принимаюсь его активно гладить. Идеальная форма и размер. Именно из такого прототипа делают фаллоимитаторы, именно такой мечтает иметь каждый мужчина. Потому что именно такой хочет в себя женщина.
        А я женщина.
        И впервые хочу не откусить или отрезать, а почувствовать, что такое не секс за деньги, а то, что дает мне этот парень. Безумие. Эмоции. Страсть.
        Теперь его рука тоже внизу, а вторая продолжает держать мой зад, средним пальцем поглаживая анальный вход.
        - Скажи, что нравлюсь… - проскальзывает он пальцами в меня, и я вскрикиваю.
        Да, боже мой.
        - Скажи, что нравлюсь! - отрывается от губы и силой кусает сосок. И я с визгом:
        - Нравишься. Очень, очень нравишься.
        Особенно, когда зубы сменили губы и жадно сосут. Особенно, когда кончики пальцев находят особенное место и надавливают на него.
        Господи, внизу живота такой зуд, что нет сил терпеть.
        И я сама.
        Господи, сама направляю в себя член. А Ник возвращается к моим губам, взгляду, и мягким движением вторгается внутрь.
        Глава 6
        Я никогда не любила боль. Старалась избегать ее любой ценой. Порой ценой другой боли.
        Шлюха? Да. Воровка? Да. Но разве я не должна была попытаться, разве имела я право не попробовать сбежать? Разве он мог оставить меня в покое?
        И убегая от боли, которой он грозился, я снова напоролась на нее же…
        Только странную такую, растягивающую нутро, вызывающую убойный стук сердца. Ровно до того момента, пока головка члена чуть касается матки, пронзая чувства насквозь. Теперь тянется обратно. Скользит по влажному тесному пространству, царапая мягкие стенки венами, каждую из которых я ощущаю, как горящее клеймо.
        Но все ровно до того момента, пока ствол не выходит полностью, чтобы с точностью ювелира вторгнуться обратно.
        - Сука, - выдыхает мне в рот Ник и сдавливает тело.
        До синяков. До острой боли. Словно его единственное желание меня порвать на мелкие ошметки, а в глазах единственное желание - драть.
        И я смотрю в это лицо, что расплывается кругами. Кажется нереальным, как и чувства, что он во мне вытаскивает. Вынуждает испытывать. Неправильные. Отвратительные. Грязные. Но это такой кайф…
        Опиумный экстаз, вызванный дурманом и шоком от происходящего. И я облизываю пересохшие губы, еле выдыхаю:
        - Боже…
        Как же глубоко и тесно. Как же влажно и горячо. Как же его тело напряжено и волнующе.
        И не знаю, что я сделала, но он злится. Хватает пятерней волосы. Сдавливает затылок. Дергаюсь, думая, что это снова заставит меня страдать. Но эмоции только острее. Теперь его член больше не кажется чужеродным, теперь он нашел свою идеальную резьбу.
        И я царапаю плечи Ника, глажу шею, вплетаю пальцы в волосы, так что его пронзает дрожь. И он словно оживает. Скользит во мне медленно назад и забивает наслаждение внутрь. Назад и глубоко обратно.
        И это не похоже на секс, это какое-то сакральное, животное совокупление, призванное меня загипнотизировать. Еще. Боже. Еще пару раз. Только не спеши. Вот так…
        Медленно и сразу резко.
        И я не могу молчать, шепчу «пожалуйста» на каждый его священный толчок. И кажется, что стоит отвести взгляд, магия закончится.
        Его лицо становится прекрасным в своей злобе, а бедра работают как отбойный молоток, вдалбливая меня в стену. Все жестче. Все агрессивнее. Все чаще.
        А я с трудом улавливаю происходящее, но в голове гул, как от винта вертолета. Пытаюсь подавить эти эмоции, но они только сильнее. Захватывают в капкан тело. Я будто кролик в зубцах. Не вырваться. Не дернуться. Остается только принять свою участь и пытаться насладиться последними минутами жизни. Понимаю, что мое лицо полное растерянности. Глаза затопила похоть. И мне хочется узнать, что это? Разве так бывает? Почему такое прекрасное действие может его злить? Вопросы в разнобой терзают остатки сознания, которое отчаянно пытается бороться с виски в моей крови.
        И я пытаюсь дать себе указание запомнить каждую мелочь, чтобы потом, когда станет совсем дерьмово, вспоминать… Прокручивать… Умирать снова и снова в этих сильных руках. Подобное забывать непозволительно. Не прощу себе.
        Я пытаюсь зарисовать в памяти его острые черты лица, злые зеленые глаза, в которых гнев борется с жаждой.
        Безумие с разумом. Впервые в жизни я понимаю значение слова «сексуален». Впервые в жизни я хочу купаться в той грязи, куда он меня погружает в каждым яростным толчком все глубже.
        - Да! Да! Сука… - почти шипит. - Дрянь…
        Горячее дыхание у губ и следом животный поцелуй. Прекрасное насилие с привкусом выступившей крови. Никакой осторожности. Ни нежности. Ни чувственности. Только концентрированная страсть и даже жесткость. Он словно пожирает меня, не давая проявить даже малейшей инициативы. Одна рука по-прежнему на моей заднице, вторая в волосах. И я схожу с ума от грубых фрикций, от звука шлепков и ударов тела друг об друга, запаха. Различаю древесные нотки и просто отпускаю себя, позволяя этому животному пожирать плоть своей дичи. Языком, что обладает моим ртом. Членом, что забивается в меня с силой взбешенного быка.
        Глаза открыты и без тени стеснения, с голодным блеском на дне, сверлят меня. А я медленно уплываю из действительности. Теряюсь в темноте вожделения.
        Толчки становятся почти автоматной очередью, и я чувствую себя преступницей, приговоренной к наслаждению. Оно во мне. Впервые в жизни так близко.
        Впервые в жизни я хочу посмотреть на секс со стороны. На то, как работают мышцы спины, на то, как я куклой дрыгаюсь на члене Ника.
        Я вся дрожу напряженной струной. Рвано выстанываю мольбу. И совершенно плевать на то, что нас могут услышать. Я так сильно хочу всего этого. Готова застрелить любого, кто посмеет помешать.
        Впиваюсь ногтями в мужские, влажные от пота плечи, крепко обнимая обеими руками. Провожу кончиками пальцев по его шее, по коротким волосам и легкой щетине на лице. Ласкаю. Запоминаю. Прижимаю к себе еще больше, хотя он и без того впечатал меня собой. Чувствую его каждой клеточкой своего тела.
        Стон все-таки срывается. Сиплый, беспомощный. Горло пересыхает, и даже плевок в рот и следом поцелуй не могут утолить жажды.
        Жарко. Дышать совершенно нечем. Волосы липнут к телу. А его губы сводят с ума, втягивая соски, покусывая их.
        Так хочется застрять в этом моменте. И сдерживаться сил просто нет.
        Движения члена внутри стали куда четче и быстрее. И я не понимаю, откуда этот жар по всему телу. Он поднимается от онемевших ног все выше. К низу живота. Груди, щекам. Мозгу и оттуда прямым потоком обратно. Между ног. Смешивая чувства и эмоции в единый сгусток экстаза.
        В висках пульсирует кровь, и я хватаю ртом воздух, когда чувствую внезапный, всепоглощающий экстаз. Меня оглушает, ослепляет, я содрогаюсь от неведомых раньше ощущений. И лишь его укус, его взрыв лавы внутри приводят меня в сознание.
        Но я все равно плыву и на давление плеча просто опускаюсь на колени.
        - Оближи, - задыхаясь, толкает он мне свой идеальной формы член, что пленкой стянула белая субстанция. И я, не осознавая, что делаю, достаю язычок и принимаюсь это вылизывать. Кажется, нет в этот момент ничего важнее.
        - Ох, черт, - почти падает он, но упирается рукой на стену.
        И я хочу уже открыть рот, хочу вобрать плоть до горла, но все заканчивается.
        Мало соображаю, когда любимую игрушку забирают, заправляют в штаны, а меня валят на плечо. Ловко хватают сумку и поднимаются по лестнице.
        - Здесь стреляли, - слышу голос, открываю глаза, вижу пару лакированный ботинок и шлепанцы Ника. - Вы никого не видели?
        - Русский наркоман и шлюха, - отвечает Ник совершенно искренне, так спокойно, словно для него в порядке вещей ходит по лестницам с голыми телками. - Побежали вон туда.
        - Спасибо. Будьте осторожны.
        Мужчина убегает вниз, а Ник, тащит меня все выше.
        Уже в номере роняет на кровать. От которой отпружиниваю и наблюдаю, как он снимает лишнее и остается лишь в прекрасной в своей агрессивности силе. Нависает сверху, стягивая горло взглядом. Рассматривает тело и дует на истерзанный ласками сосок.
        Спать он явно не собирается, а я смотрю на часы и понимаю, что это единственная ночь, когда я могу полностью насладиться близостью другого существа. Мужчины. Тех, кого я ненавижу. И лишь этого конкретного хочу.
        Он трогает мою грудь, спрашивает про шрамы от кончиков хлыстов, но я не могу об этом рассказывать.
        - Я не хочу говорить, я хочу трахаться. Ник… - желаю перехватить инициативу, но этот парень явно не любит быть под кем-то. Наваливается всем телом. Раздвигает ноги как можно шире. Убирает мои руки в плен пальцев, вонзается и сипло выговаривает:
        - Меня зовут Никита.
        А я слышу, слышу и мне нравится это имя. Оно такое… Из детства, когда казалось, что есть в мире сказка. Есть. И в данный момент я в ней купаюсь. Только одна ночь, когда можно просто превратиться в новую Алену. Без прошлого. Без будущего.
        - Алена. Меня зовут Алена.
        Глава 7
        *** Никита ***
        Девушек надо беречь. Так я усвоил с детства. Так говорила мама. Так говорил строгий, порой жестокий отец. У меня у самого есть сестра. Я даю под зад младшему брату, если он обижает ее. Я топил в дипломной работе за права женщин. И что же…
        Только почему-то основы, вложенные в мозг, слетают напрочь, стоит мне достигнуть пределов тугой дырки.
        В голове шумит так, как будто рядом работает турбина самолета. Пытаюсь прийти в себя. Пытаюсь вспомнить, что я протрезвел, стоило этой шлюшке меня надуть. Но перед глазами круги как в клубе, когда Лина сжимала шест оху*нно сильными ногами.
        В горле пересыхает, сердце отбивает убойный ритм, и хочется в момент забыть, что вообще человек.
        Что образование есть. Что светит политическая карьера. Хочется просто обратиться в животное и больше не думать. Только раздирать самку, которая не смогла убежать. Рвать дичь, что оказалась еще слаще, чем на вид. И даже вкус крови на губах не отталкивает.
        Наоборот…
        Хочется чувствовать его снова. Он в агонию похоти погружает все глубже. И меня уже нет.
        Я так в ней… Глубоко.
        Где туго, влажно, горячо. Где ее глаза из лживо невинных превращаются в настоящий блядский выстрел.
        В миг забываю о правилах, нормах, приличиях и гортанно выдыхаю. Выскальзываю из нее ровно настолько, чтобы теперь с размаху засадить обратно.
        - Сука…
        Нереальный кайф увидеть, как закатываются ее глаза. Слышать рваный стон в губы.
        - Боже!
        Ведьма, просто ведьма. И даже странно, что волосы не рыжие, а светлые как долбанный лунный свет. Нежные как шелк.
        И вырвать хочется.
        Но даже дернув, я не вижу, что ей больно. Нет… Эта тварь теперь сама впивается ногтями в мои, тянет до дрожи в ногах… Открывает свои глаза и на каждый гребаный толчок хрипит.
        - Пожалуйста…
        О чем ты просишь, тварь? Жестче? Сильнее? Это я могу.
        Могу так, что ты задохнешься от крика.
        Мне пиздец.
        Кажется, начнись сейчас война, я не смогу остановиться. Плыву, ноги не держат, хочется упасть, взяться за крутые бедра и просто натягивать ее, пока в глазах не потемнеет, пока инстинкты окончательно не возьмут верх. Чтобы не просто трахать… А, чтобы растерзать в мясо…
        Это, блять, ненормально! Ненормально так задыхаться от трения, когда чувствуешь малейший импульс ее охуе*ного тела. Слышишь стук сердца, перекликающийся с твоим.
        Это ненормально, чтобы внутри горело пламя. Кажется, что вот-вот и ты сгоришь в нем. В пепел превратишься. Это ненормальное желание. Не просто вытрахивать из шлюхи весь дух, но и хотеть, чтобы она это запомнила навсегда.
        Чтобы каждого будущего клиента сравнивала со мной и говорила себе: «Вот это ебарь. Вот бы он меня еще раз. Много, много раз».
        Может быть поэтому мозги отключаются окончательно, зубы прикусывают губу, а бедра принимаются долбить с отчаянием фабричного станка. Снова и снова. Снова и снова. Вдалбливать суку в стену на подобии автоматной очереди. Ждать, ждать, что она будет кончать, а ты - захлебываться от экстаза. Она визжит, трясется как припадочная, сжимает член тисками, требует, чтобы прекратил, чтобы закончил. А я не могу. Мне надо больше. Мне надо долбить ее нутро не прекращая, пока не сдохну. Но оргазм настигает выстрелом в мозг, стоит Лине впиться мне в губы поцелуем и кричать в рот.
        И я вроде бы хочу выйти, залить спермой красивое лицо, дерзкие сиськи, но она просто не отпускает, высасывает меня до последней капли, пока я дурею и кончаю. Кончаю. Кончаю…
        Бля-ять!
        И понимаешь, что это только начало. Что трах - только закуска. Перед тем, как я разотру ее тело по десне как щепотку кокса. Буду делать это, пока не потянет блевать.
        Опускаю пухлую губу и толкаюсь языком, чувствуя, как во рту горячо и сладко… Продолжаю как безумный смотреть в синий туман глаз.
        Волосы все еще в кулаке, так что выхожу с оглушающим пошлым звуком и толкаю ее на колени.
        - Оближи…
        И мне кажется, она снова начнет брыкаться, набивать себе цену, но она тоже уже не соображает. Опускается покорно, язык свой розовый показывает. Дергаюсь, когда Лина принимается жадно вылизать от смеси наших соков.
        - Ох, ебать… - упираюсь рукой в стену и вдруг слышу краем уха шаги.
        Бля*ство. Судя по всему, сюда кто-то бежит, чтобы узнать про выстрел.
        Так что я отрываю ошалевшую деваху от члена, подхватываю на плечо. Не забываю и сумку с деньгами и поднимаюсь по лестнице.
        И вот тут главное сохранять невозмутимость. Сделать вид, что идти с голой телкой на плече вообще для тебя в порядке вещей. Это Амстердам, детка. Город развратной любви и гашиша. А где мне еще было отдыхать в последние недели свободы?
        - Тут был выстрел, - задыхается менеджер. Рассказывай, а то я не видел. - Видели кто, это был?
        - Какой-то русский со своей шлюхой. Кажется, они выбежали на стоянку, - рассказываю я, и полный мужчина мельком смотрит на Лину, потом кивает и бегом спускается.
        Усмехнувшись со всей этой ситуации, я поднимаюсь на свой шестой этаж.
        Уже в номере кидаю Лину на кровать, так что та пружинит.
        Разряжаю пистолет. Вдруг шлюшка умеет им пользоваться. Мигом скидываю джинсы, трусы и забираюсь на кровать.
        А она так и лежит, смотрит на меня и как будто не видит. В глазах еще туман. Зато я хорошо вижу.
        Идеальная статуэтка. Ожившая фантазия любителей барби. Крупная грудь, тонкая талия и острый изгиб бедра.
        Рассматриваю, чувствуя, что снова в боевой готовности. В голове мелькает мысль, что она, пожалуй, стоит тех денег, о которых говорит. Особенно, если каждого клиента обслуживает так, как будто только что начала заниматься сексом. Как будто ты именно тот, кто впервые заставил ее кончать так бурно. Наверняка это и цепляет мужиков. Как долго она сможет проворачивать подобный номер?
        Но если ей хочется сыграть в эту игру, то разве я против?
        Нависаю, скольжу взглядом по лицу, по телу, по паре светлых шрамов на груди. Они маленькие, словно застаревшие.
        Касаюсь пальцами, но она хватает их рукой. Резко закидывает ногу мне на бедро и ловко переворачивает. Седлает, а я пытаюсь успокоить дыхание. Может поговорить? Пару фраз, не более. Просто чтобы снова не слить все за пару минут.
        Потому что ее хочется трахать долго так… Со вкусом. Чтобы снова и снова билась рыбой в сетях. Чтобы запомнила навсегда. А мне нажраться ею так, чтобы захотелось забыть.
        - Откуда они? - хватаю за одну грудь, сжимаю, а вторую сразу в рот. Розовый сосок как изысканный десерт. Прикусить. Пососать, облизать. Услышать сладкий стон и ощутить, как головка снова находит нужное отверстие. Пульсирует, стреляя похотью в мозг, заполняя сознание. - Не скажешь? - усмехаюсь и дразню членом. Отбиваю легкий ритм по клитору.
        - Я не хочу разговаривать, я хочу трахаться, Ник, - толкает она меня на подушки, и сама целует, заполняет рот языком, так же как мой член вторгается в ее нутро.
        Но я снова переворачиваюсь, закидываю ее ноги высоко, чтобы наблюдать за каждой секундой этого чертовски блядского проникновения, чтобы отслеживать каждую реакцию на ее лице. Чтобы кончить потом на это лицо и наблюдать, как она будет облизывать свои губы. С моим на них вкусом…
        Наклоняюсь, целую, усиливая давление. А вскоре принимаясь выбивать ее крики ударами члена об матку. Так долго и грязно, поглаживая большим пальцем клитор, чтобы дождаться, когда она кончит, и дать волю своей грязной фантазии.
        Потому что мягким с ней быть преступление. Потому что трахаться в презервативе с ней грешно, потому что забыть это распутное тело невозможно.
        И я просто отпускаю себя. Просто забиваю на то, что ей будет больно или что больно мне. Сегодня мне хочется быть собой и больше не сдерживаться. Не бояться причинить вред. Этой ночью хочу быть тем зверем, что она во мне пробудила. А теперь сама же провоцирует выброс адреналина своим проклятым сексуальным голосом.
        - Никита… - мне хочется, чтобы сегодня она звала меня настоящим именем. Она закрывает глаза, выгибается особенно сильно на очередной жесткий выпад, и хрипит…
        - Алена… Меня зовут Алена.
        И давно забытое имя, стертое из памяти как опасное для психики, просто швыряет меня в бездну нирваны, где не остается ничего… Кроме меня. Ее и наших гортанных стонов в унисон.
        И я не помню, как мы смогли остановиться. Не помню, что хотел выходить из нее, помню, как долго ласкал тело, помню, как она спросила: «Зачем, ведь ты меня уже трахнул?».
        А я не мог ответить. Сказать, что в голове помутнение и я вижу в обыкновенной шлюхе потерянную подружку детства?
        Эти мысли пробиваются в мозгу, как свет пробивается через портьеры в комнату. И я открываю глаза. Долго смотрю на подушку рядом. Усмехаюсь, переворачиваясь, и наблюдаю, как ползет луч солнца по потолку.
        Подводя итог. Круто. Трахая правильную во всех отношениях будущую жену Надю, буду часто вспоминать эту ночь. А ведь я не взял и половины из того, что должна была дать Лина. Или Алена. Не важно….
        Теперь уже не важно. Несколько десятков миллионов похерено на шлюху, а я не жалею.
        И только из-за кокса и долбанной детской фантазии найти потерянную подружку.
        - Признайся, Никита, ты е*анулся.
        Именно так и скажет отец.
        Подрываюсь, сажусь, чувствуя себя выжатым как лимон, но при этом полным энергии. Спускаю ноги на ковер, заглядываю в ванну. Думаешь, она осталась? Ага. Схватила бабло и свалила.
        Медленно встаю, делаю шаг к ванной и замираю. Хмурюсь, замечая банкноту на полу. Выглядываю из-за угла. Охереть… Целый ворох денег раскидан по комнате, как будто кто-то их швырнул.
        Но ни Алены, ни ее рюкзака нет.
        Ни Алены. Ни рюкзака.
        Ни Алены.
        Алена…
        Сердце пропускает удар…Второй. Останавливается, вызывая такую боль, что меня шатает. Да ну!
        «А это что за тату?».
        «Детская, несбывшаяся мечта.».
        Да быть того не может! Но какая шлюха оставит деньги?! Такие деньги за отработанную ночь. Отработанную ночь.
        «Она станет проституткой!».
        «Главное, чтобы осталась жива…».
        И почему слова отца теперь не кажутся мне успокоением. Главное, что осталась жива. Главное ли это?
        Глава 8
        *** АЛЕНА ***
        Просыпаться не хочется. Тело словно в коконе тепла и защиты.
        Сзади мужчина, он обнимает меня сильными руками, дышит в затылок. Не пытается изнасиловать.
        Это ощущение новое. Ранее неизвестное. Я давно его не жду. От него хочется улыбаться. И просто наслаждаться как можно дольше.
        Но стоит вспомнить, кто я… Кто он…
        И откуда это ощущение…
        Радость исчезает мгновенно.
        Вчера Никита протрезвел. А утром он может просто забрать деньги, и я вряд ли смогу как-то этому препятствовать.
        Я даже не смогу ничего сделать, если он захочет снова заняться сексом.
        Да и вряд ли захочу. Сделаю все, чтобы еще хоть раз почувствовать себя не вещью, а женщиной.
        Так выход один. Бежать скорее.
        Стоит открыть глаза, как я натыкаюсь на руку с темными волосками и сеткой вен. Хмыкаю и начинаю квест, чтобы выбраться из жаркого плена.
        Уснули мы пару часов назад. Изможденные. Мокрые от пота и грязные от семени и моих соков.
        Мне, получается, повезло, что проснулась раньше, а сон Никиты продолжает оставаться глубоким.
        Именно на это рассчитываю, выбираясь из объятий, так что он перекатывается на живот и обнимает подушку.
        С облегчением вздыхаю, ловко слезаю с кровати. Черт! Ноги, потерявшие чувствительность, подкашиваются. Я с шумом падаю вниз. Бросаю испуганный взгляд на Никиту, но он продолжает спать.
        Даже похрапывать.
        И снова удача.
        Убираю с лица спутанные волосы и, ощущая каждую мышцу тела, ползу к своим вещам.
        Футболка, джинсы. Кофта так и осталась на лестнице. Белье даже не рассматриваю. И без того сил одеться почти нет. Кажется, что по мне проехал как минимум каток.
        Перед тем как подняться, сжимаю челюсть. Боль в ногах адская. Пошатываюсь, двигаюсь по стенке. Впереди цель. Рюкзак с деньгами. Мышцы ноют, тело в засосах, между ног будто полк солдат прошёл, но впервые в жизни я счастлива… Ведь свобода так близко. Все было не зря.
        Только тяну руку, слышу хриплое:
        - Алена…
        Дыхание перехватывает, словно я снова под ним, снова двигаюсь под жесткие толчки и падаю в поцелуи.
        Замираю и отклоняюсь назад к стенке, чтобы взглянуть на кровать.
        Этот вепрь, который совершенно не знает, как быть нежным, так и лежит с голой задницей. Храпит.
        И я невольно останавливаю взгляд на литых мышцах спины, татуировке, что спускается к лопаткам с плеч.
        И загипнотизированная понимаю, нужно идти. Бежать. Делать документы и валить из страны. Но свет, выбивающийся из портьеры, достигает его талии, привлекая к ней мое особенное внимание.
        Там на боку овальное родимое пятно.
        И словно дежавю в мозг врезается давно потерянное имя. Никита.
        Проваливаюсь в бездну воспоминаний, где эхом раздаются детские, до боли знакомые голоса.
        - Смотри, у нас родимое пятно в одном месте, может мы брат и сестра?
        - Это ни о чем не говорит…
        - Я бы хотел маленькую сестренку, хочешь ею стать?
        - Зачем?
        - Защищал бы тебя…
        - Ты себя защитить не можешь…
        - Я научусь…
        Никита. Мне кажется, это имя давно фантомная боль. Призрак, помогающий мне двигаться к мечте.
        В безопасность.
        Мальчик, с которым мы когда-то воровали сгущенку из кабинета заведующей детским домом, а потом получали за это ремня.
        Мне тогда казалось это больно. Но я даже не подозревала, какой она может быть.
        Мы с Никитой дружили с самого его появления в детском доме. Клялись друг другу на крови, что даже если расстанемся, всегда будет вместе…. Глупо, да? Но в детстве я верила в это. И в самое тяжелое время обращалась к шраму, что оставил на мне ножик в его руке.
        Я часто водила по вырезанным на коже буквам, почти зажившим, но оставившим тонкие белые шрамы. Верила, что он помнит меня.
        Они и сейчас там. Н. И. К. И. Т. А. Шесть букв, еле вместившихся в родимое пятно в форме овала. Точно такого же как у него…
        Горло перехватывает от боли… Руки сжимаются в кулаки, когда я иду в сторону кровати, словно в свинцовых туфлях.
        Каждый шаг отдается таким стуком в сердце, словно лопается барабан.
        Сглатываю, наклоняясь к боку мужчины, почти касаюсь пальцами родимого пятна и светлых, еле видных букв. А.Л.Е.Н.А.
        Резко убираю пальцы, словно получив ожог. Не может быть. Боже, не может быть. Через столько лет. Так далеко от места, где видела его в последний раз. Где он кричал, что найдет меня. Где я верила ему. Где я верила… В чудо.
        Закрываю глаза и прикусываю кулак. Не хочу кричать. Кажется, что кто-то льет на голову жидкий металл, сжигая меня дотла. От осознания.
        Жив. Здоров. Богат. Чертовски красив. Трахает шлюх. Трахал меня….
        А кто я?
        Шлюха.
        «Привет, Никита, помнишь подружку детства. Да, да, это именно та, кто сегодня сосала твой член и согласилась дать в жопу, как только ты проснешься.».
        Это я должна буду ему сказать? Человеку, мысли о котором помогали держаться так долго? Не скатиться в пропасть порока и смерти окончательно.
        Меня трясет, внутри буря. По щекам льются слезы, и я поднимаюсь, хватаю сумку, бегу к двери и уже её открываю, но резко захлопываю обратно.
        Надеюсь, что он проснется? Но нет. Он спит, а я одна. И всегда буду одна.
        Руки с сумкой сами поднимаются, и я со всхлипом высыпаю содержимое в центр комнаты. Долго наблюдаю, как валятся банкноты, как и валится последняя надежда на нормальную жизнь.
        Я не хочу видеть в его глазах презрение и разочарование. Еще более я боюсь, что он не узнаёт меня при свете дня. Что вообще забыл меня.
        Пятнадцать лет не малый срок, но я верила, что стоит нам только заглянуть друг другу в глаза и мы все поймем…
        Наивность мне не присуща. Но Никита единственное светлое воспоминание. Пора стереть из жизни и его.
        Забираю только сумку и пару банкнот. Свою реальную стоимость. Бросаю отчаянный взгляд на кучу денег, которые плачу за всю ту поддержку, что оказывал мне образ Никиты, и ухожу.
        Долго брожу по улицам города, прокручивая как остатки детских воспоминаний, так и события ночи.
        Подхожу к дому, где снимаю комнату. Снова вдыхаю привычные запахи выгребной ямы и внимательно смотрю, чтобы рядом не было машин и людей Марсело.
        Но стоит мне подняться на свой этаж, собрать то немногое, что у меня есть, как в дверь стучат.
        Я, почти выбросившая мысли о ночи, до боли закусываю губу.
        А вдруг? А вдруг Никита? Прошло четыре часа. При желании меня можно найти. Не ради этого ли я оставила все деньги?
        Но было ли у него такого желания? И что я хотела доказать?
        А если это Марсело…Дерьмо… Придется лезть по крыше на другой дом, чтобы сбежать.
        Новый стук, рюкзак на спине, и непривычно холодный голос:
        - Открывай, Лина… Или Алена.
        Радость бурным речным потоком несется в тело, и я смело подпрыгиваю, распахиваю дверь.
        Только вот радости на лице Никиты, уже полностью облаченного в приличную одежду, я не вижу. Я ничего там не вижу. Холодная маска. Даже призрения я не достойна?
        Он грубо заталкивает меня в комнату, задирает футболку, нащупывая пальцами родимое пятно. Обжигая холодом кожу. И резко отшатывается.
        - Сука…
        А я только и могу умиляться, смотря, что его темные волосы на ярком солнце переливаются красным. Рыжий. Он все такой же рыжий.
        - Алена… - выдыхает он, смотря на меня в упор мрачными небесами глаз. Быстро оглядывается и уже по-русски выдает: Пиздец, клоповник.
        Пинает старый стул, служивший мне и столом, и несколько секунд трет лицо. Вид у него замыленный, сердце нежно сжимается. Он меня искал. Искал…
        Поворачивается и только хочет что-то спросить, как дверь сотрясается от удара.
        - Лина, шлюшка, выходи! Время вышло!
        Глава 9
        - Кто это? - спрашивает Никита, и я сглатываю. Очень не хочется отвечать…
        Но в дверь так долбят, что это отдается пульсацией в висках. И Никита ждет ответа.
        - Марсело… - выдавливаю из себя, впиваю ногти в кожу ладоней. Сама не знаю, что хуже. Что Никита узнает, что у меня есть сутенер. Или вооруженные парни Марсело.
        - Любовник?
        Качаю головой. Хуже.
        - Сутенер? - сам догадывается он, и я быстро киваю, скашиваю глаза в сторону дрожащей от напора хлипкой голубой двери. Только чтобы не видеть, как Никита, стиснув зубы, выдает: «Заебись» по-русски.
        За дверью крики становятся громче. Сейчас дверь будут ломать. Он решительно (или глупо?) идет к ней и сразу распахивает.
        Хочется крикнуть: Стой! Но уже поздно. Часовая бомба замедленного действия моей жизни уже готова взорваться. И я не знаю, к чему это может привести.
        В распахнутую дверь влетают два бугая, которые очевидно хотели ее выбить. Они пролетают пару метров и врезаются в стену. Места тут немного. Разогнаться они бы не успели.
        Но я уже смотрю на Марсело. Огромного, потного мексиканца.
        Я для себя давно решила, в самую нашу первую встречу, когда меня с головой в мешке купили в очередной раз. Лучше сдохнуть, чем под такого лечь. Но проституткам, да и вообще женщинам повезло. Он импотент. Правда винит он в этом женский пол, за что любит изрядно помахать кулаками.
        Я часто на них нарывалась, только чтобы не «работать». Но потом он просек фишку и меня перестали трогать. И все-таки смогли найти клиента даже для такой норовистой кобылки как я, которых он любит избивать.
        - Ты кто такой! Если клиент… - начинает злиться Марсело, от чего его смуглая вечно лоснящаяся кожа покрывается краской.
        В него тут же летит жесткое:
        - За сколько ты её мне продашь?
        Это хороший вариант, но Никита не знает Марсело. Меня давно хотели перекупить, но судя по всему, он считает меня нечто вроде коллекционного приза, который можно показать гостям по особым случаям.
        - У тебя денег не хватит. Парни, берите Лину. Её клиент ждет, - громко хохочет Марсело, и бодро стоящие на ногах бугаи идут на меня. Плотоядно улыбаются. Я пинаю ногой одного в живот. Другого бьет Никита. Это кажется слаженной работой. Но он сам рычит мне.
        - Не лезь.
        Обидно до слез, тем более что за его самоуверенностью он мог и не заметить еще пары стволов со стороны Марсело. Тот всегда берет с собой не менее четырех парней.
        Но и Никиту я недооценила.
        - Марсело, или как там тебя, - он достает пистолет. Вместо того, чтобы направить на врагов, хватает меня и прикладывает ствол к виску. Вдавливает до острой боли, так что даже я верю. Может выстрелить. Но я все равно, тесно прижатая к его груди, впервые ничего не боюсь. Я в безопасности.
        - Вариантов два. Я все равно ее заберу. Живой или мертвой. Ты можешь взять деньги, что в той сумке, и свалить, а можешь попытаться отобрать её…
        - А еще я могу убить тебя, - усмехается Марсело, переводит водянистый взгляд на меня. - Даже она не стоит твоей жизни. Вместо того, чтобы нормально сосать, она может член и откусить.
        Никита не ведется.
        - Вместо четырех сот штук, что лежат в сумке, у тебя могут быть два трупа. Решать тебе.
        - Да ты хоть представляешь, сколько мужики готовы были за нее платить?! Ее целка ушла за пол ляма евро!
        - Представляю, - цедит сквозь зубы Никита, и мне становится стыдно, потому что можно представить, что он там накрутил себе. - Но в сумке фунты. Забирай и дай нам уйти.
        - Не думай, бери. Этого должно хватить, чтобы воспитать ещё десяток отменных шлюх на продажу. Каждый день какой-нибудь отчим насилует новую дочку, так что материал у тебя будет всегда. Но эту я заберу.
        Марсело смотрит на меня, потом на сумку. Размышляет. Прикидывает. Знает ведь, сколько со мной будет проблем. Кивает парням, и те быстро заглядывают внутрь. Там действительно купюры.
        - Ладно… Но ты с ней поаккуратнее, вдруг она захочет вернуться на родину. Правда, киска? - подмигивает мне Марсело, берет сумку и показывает в сторону выхода. - Идите.
        Никита не отпускает меня до последнего, пока не оказываемся в машине. Даже не разговаривает. Долго смотрит перед собой и вдруг срывается. Несколько раз бьет руками об руль и выходит.
        - Сиди здесь! - орет он мне зло и хлопает дверью, которая тут же блокируется.
        А я шумно выдыхаю, тут же обхватываю себя руками. Улыбаюсь. Охренеть… Свободна. Я свободна. Именно эти несколько букв крутятся в моей голове, как потоки ветра, пока сквозь него не пробивается странный шум.
        Через несколько минут из здания вдруг выбегают люди. Кричат что-то про газ. Следом выходит Никита и садится в машину.
        Почти сразу газуем, и я невольно оборачиваюсь.
        Из окна моей маленькой комнаты выглядывает Марсело, за ним еще несколько парней.
        Они задыхаются, что-то кричат. А потом вылетают из-за тут же произошедшего, оглушительного взрыва. А вместе с ними купюры рассыпаются по ветру фейерверком. Толпу больше не волнует взрыв и умершие, теперь все их внимание сосредоточенно на ловле целых, несгоревших купюр.
        И ничего прекраснее я в своей жизни не видела.
        И еще никогда не ощущала себя счастливее. Нет, Марсело не один такой. Подонков много. Но как же приятно знать, что мир отчистился хотя бы от одной крысы.
        - У тебя еще есть сутенеры, любовники, мужья, дети? - спрашивает меня Никита, и я невольно смеюсь с серьезности его тона.
        - Нет. Больше никого нет. Только ты.
        - Хватит ржать! По-твоему, это смешно? По-твоему, то, что ты стала шлюхой, смешно? По-твоему, то, что я убил из-за тебя людей, смешно!? - орет он в лобовое стекло и только вдавливает педаль в пол.
        - Не смешно… - киваю я, даже не пытаясь скрыть слезы радости. - Не смешно. Но ничего лучше со мной еще не случалось.
        - Пиздец. Не думай, что легко отделалась. Просто теперь у тебя только один клиент. Будешь сосать, принимать в любую дырку, тогда, когда мне захочется. Поняла?!
        Напугал, господи. Не проще было сказать, что он меня хочет. Но ему сложно свыкнуться с мыслью, где он меня нашел. Пусть факт моей покупки его успокаивает.
        - Хочешь меня снова трахнуть? - смеюсь я и пожимаю плечами, кладу руку на его бедро и тяну вверх. Горяч. Опасен. Великолепен. Красив. А тело после ночи с ним до сих пор дрожит. - Это не плохо. Возможно это даже хорошо, Никита…
        - Ты рано радуешься. Возможно ты еще будешь жалеть, что я тебя спас, - отталкивает он мою руку, хватает за волосы. Сначала тянет к губам, но тут же опускает к паху. - Нам ехать полчаса в аэропорт. Постарайся чтобы мне было нескучно.
        Глава 10
        Наклоняюсь и просто делаю то, что он просит. Расстегиваю ширинку и рукой лезу в боксеры. Никита зол и возбужден. И очень хорошо демонстрирует свои эмоции. Давит на голову, чтобы рот скорее принял идеальной формы член. И мне, наверное, впервые в жизни хочется это сделать. Хочется сделать минет, а не откусить.
        Рот наполняется слюной, в нос бьет тонкий аромат мужского возбуждения. И самый кайф, что с каждым движением руки Никита вдавливает педаль в пол, набирая скорость…
        Обвожу языком крупную гладкую головку, слизываю белесую капельку и почти слышу, как скрипят зубы.
        - Ты сосать собираешься или решила опять в невинность поиграть? - бесится он, и его злость передается мне.
        Когда-то давно меня научили подавлять рвотный рефлекс. И раз он хочет кончить, то пусть пеняет на себя.
        Заглатываю член целиком, почти до гланд. Упираюсь носом в пах, чувствую, как Никита напрягается всем телом. Машину тут же ведет в сторону. Кто-то сигналит. Будет знать, как развлекаться за рулем.
        - Су-ука, - почти воет Никита и сворачивает на обочину. Надеется на долгий, качественный отсос, но я парой резких движений довожу этого обиженного на мою профессию мальчика до оргазма.
        Сперма почти сладкая стреляет в горло. Часть глотаю, но демонстративно сплевываю, когда выхожу из машины.
        Потом долго смотрю на то, как медленно катится солнечный диск к центру небосвода. Никогда не любила солнце. Особенно после пяти лет в Арабских Эмиратах. Именно там меня как шлюху готовили в гарем к местному султану. Мне кажется, с резиновым членом я разговаривала чаще чем с людьми.
        Дверь машины хлопает. Стою и жду очередной колкости, но он долго шаркает ногами. Сигаретный дым то и дело долетает с ветром. Потом приглушенный разговор по телефону. Судя по всему, с пилотом самолета.
        - Есть вода? - спрашиваю я, поворачиваюсь и смотрю на его напряженное лицо через машину.
        - А что, мой вкус чем-то хуже других, - злится он, но я вздергиваю бровь.
        Ну, что за придурок.
        - Я просто хочу пить. Или мне положена только твоя, отравленная злобой, сперма?
        После небольшой войны взглядов он все же лезет в машину. Потом обходит ее и встает рядом со мной. Но дает попить только после того, как обсмоктал горлышко сам.
        Детский сад…
        - А мужикам что больше нравится? Когда ты сосешь, как невинная. Или, когда заглатываешь по самые яйца?
        Горло, орошенное прохладой, тут же стягивает ожогом обиды. Отвожу горлышко бутылки от губ, слизываю остатки капель и вижу, как внимательно он следит за моим языком. Хочется плюнуть ему в лицо, но я понимаю, почему он спрашивает.
        Вчера я выставила себя весьма невинной, а сегодня за пару мгновений довела его до оргазма.
        - Ты мне скажи, - поворачиваю голову и упираюсь в злой взгляд. - Что тебе больше понравилось? Вчера ты умолял меня кончить…Ну, что ты так смотришь!? Да, я шлюха! Хочешь бросить меня прямо здесь?! Противно сидеть со мной в одной машине? Может быть ты боишься, что я заразила тебя чем-то?
        Мой крик эхом разносится по полю, и я набираю воздуха, чтобы продолжить, но забываю, как вообще говорить, когда этот придурок хватает меня за горло и рычит:
        - Лучше бы ты сдохла…
        А потом нападает броском кобры на губы. Рукой сжимает затылок, чтобы не дергалась. Целует зло, остервенело, агрессивно. Почти совершает насилие, но и я в долгу не остаюсь. Вцепляюсь в его короткие волосы пальцами и тяну со всей силы. Кусаю губу и тут же чувствую вкус крови.
        Никита отталкивает меня от себя и стирает с губ кровь.
        - Дрянь… Садись в машину. Не мечтай, что я тебя оставлю. Ты у меня теперь в долгу…
        - А может у твоего папы? - язвлю я. - Или хочешь сказать, что это были твои деньги?
        - Не мои… Вот только убил ради тебя я. И трахать тебя буду тоже только я.
        Мы молча садимся в машину, после чего молча доезжаем до частного аэропорта. И я чувствую, как меня трясет от противоречивых эмоций. С одной стороны, я чертовски благодарна, что он выкупил меня, что убил Марсело, а с другой хочется пришибить этого горе рыцаря. Он, судя по всему, не знает о благородстве ничего.
        - Это частный аэропорт, - подаю я голос и тут же слышу шипение:
        - А у тебя есть документы, чтобы поехать в обычный?
        - Нет…
        - Тогда просто закрой рот. Когда ты его открываешь, мне хочется заткнуть его членом.
        - Ты мне почти в любви признался, - смеюсь я, чем злю его еще больше. Так что из машины он меня почти выволакивает и под руку, как заключенную, ведет в стеклянное здание аэропорта.
        Там сразу в кафетерий.
        - Кофе с виски. И сэндвич с ветчиной. Тебе что? - поворачивается Никита ко мне, пока я рассматриваю витрину. А за прилавком симпатичная девушка, которая недоумевает, что такая, как я, делаю с таким, как он.
        - Можно все? - спрашиваю, на что кассирша открывает рот, а Никита только язвит:
        - После работы аппетит просыпается?
        - Нет, просто хочу стать толстой и некрасивой, чтобы тебя больше не возбуждать. Так можно мне поесть? Мне же нужны силы, чтобы удовлетворять своего любимого клиента, - веду рукой по его напряженной груди. Он тут же сжимает запястье пальцами. И не отпускает. И мне кажется, что больше никогда не отпустит.
        И почему мне хочется, чтобы не отпускал.
        - Мы вон за тем столиком будем, - платит Никита той же картой, с которой недавно снимал деньги. И мне даже интересно, заработал он сам хоть фунт? - Принесите все, что на витрине.
        Мы пьем кофе, едим и почти не сводим друг с друга глаз. Как два соперника перед боем. Обстановка столь напряженная, что будь мы не в зале ожидания, а в спальне, сомневаюсь, что я осталась бы в положении стоя. Но несмотря на это. На его отношение, хочется сказать ему человеческое спасибо.
        - Ты спас меня…Спасибо, - говорю я, проглатывая кусок круассана после того, как умяла два пончика и три сэндвича.
        - Заебись… Было, кого спасать? - шипит он, потому что кассирша продолжает на нас поглядывать. - Живешь в дыре. Без документов. Сосешь, как будто годы тренировалась. Ты хоть пыталась жить нормально? Ты хотя бы боролась за себя?
        Есть желание заплакать, буквально зарыдать, но я не доставлю ему такого удовольствия. Он сам за мной пришел, он сам решил нелегально вывести меня из Европы. В конце концов, он за мной вчера поплелся.
        Пусть утрется, я не собираюсь оправдываться. Ни тем более что-то рассказывать.
        Демонстративно выпиваю остатки кофе и забавляюсь тем, как его трясет.
        - Ну и что ты молчишь…
        - Моя задача сосать, а не развлекать клиента разговорами…
        Он резко поднимается, так что стул его падает, но нашу ссору прерывает звонок, и он спрашивает меня по-русски.
        - Знаешь русский язык?
        Делаю вид, что не понимаю, о чем он. Пусть думает, что я дура. Обычно это и помогает людям выжить.
        - То и значит, что нашел… Жду самолет Грановски. Думаю, часа через четыре будем в Москве. Отец! Я же сказал, что уверен! Это она! - рычит он в трубку и поднимается, а я маскирую смешок кашлем.
        Не так в раю все хорошо, как кажется на первый взгляд. Но и в моем раю не так все хорошо, как я себе придумала.
        Никита заканчивает разговор и кивает на самолет за окном. Небольшой, белоснежный, он приземляется, и сердце вскачь.
        Не важно, что ждет меня в России, самое главное, что там будет возможность начать все заново. Если Никита мне позволит.
        Потому что первое, что он делает, когда красивый пилот мной восхищается, говорит ему по-русски:
        - Она тебе не по карману.
        Глава 11
        Успокаиваюсь только, когда самолет набирает высоту. Наверное, был страх, что Никита передумает. Что поймет, какую головную боль купил.
        Он скорее всего и понимает. Именно это и беспокоит. До сведенных скул. До третьего стакана виски. Как вспомню вкус, так плохо становится.
        Меня пытались как-то накачать этой дрянью. И еще чем-то. Но все, что у них вышло, это оттирать мою рвоту со своих брюк, а не снять их.
        Было смешно. Но за смех я поплатилась сломанным носом.
        Спасибо и на этом. Больницы я любила всегда больше всего. Часто имитировала, чтобы оставаться там подольше. Иногда мне казалось, что вот этот добрый врач планирует меня удочерить. Ведь я рассказывала о своих бедах. Но в итоге это мне выходило боком и попыткой изнасилования в безопасных стенах больницы. После трех таких случаев я зареклась о себе вообще что-то рассказывать. Молчание - золото, и мне пришлось наступить не на одни грабли, чтобы это осознать. Всегда думала, да что же во мне такого, что пробуждает даже в самых добропорядочных мужчинах низменные инстинкты.
        Даже сейчас, смотря в свое отражение в стеклянной бутылке с минералкой, не понимаю.
        Блондинка. Голубые глаза. Вечно припухшие губы. Как по мне, ничего особенного, таких миллионы. И только почему-то у меня на лбу как будто написано «продается». Вернее, даже не так. Вход открыт. Проходите, кто хотите.
        - Любуешься?
        Отрываю взгляд от себя и утыкаюсь в насмешку. Даже обидно, что Никита портит ею такие красивые губы. Ведь он умеет так красиво улыбаться. Еще сильнее будоражит его смех.
        - Слежу, чтобы товар был в порядке. Ты как, сам планируешь пользоваться? Или меня ждут эротические приключения в России? - играю я бровями.
        Никита может и хотел сказать что-то колкое, но внезапно смеется. А мне больно на него смотреть в этот момент. Как и ночью на парковке. Потому что именно такой смех заставляет влюбляться женщин, терять гордость. Терять себя.
        Если, конечно, это может быть ко мне применимо.
        - Черт… Ты слышала про цену. Тебя не проймешь. Я все жду, когда ты вцепишься мне в глотку. Начнешь орать, что у тебя не было выбора. Что я в отличие от тебя не знаю о реальности ничего. И вообще не имею права тебя обвинять.
        Он отклоняется на кресло, а я отвожу взгляд от кучевых облаков за окном самолета и возвращаю внимание Никите. Он успокоился.
        Только сам ли? Или помогли три бокала виски?
        - Ну почему же. У меня всегда была прекрасная альтернатива. Ты сам о ней сказал.
        - Смерть…
        - Она родная. Она. Можешь мне поверить, мы с ней старые подруги.
        - Ну теперь она тебя заберет только через мой труп, - заявляет Никита, и сейчас он сильно напоминает мне того мальчика, который так долго был для меня маяком во мраке грязи.
        - Категорично… И что ты под этим подразумеваешь? - спрашиваю тише, делая новый глоток воды.
        Сердце барабанит, горло пересохло, и мой язык, слизавший пару капель с губ, не остается незамеченным. Мне надо знать, что он имеет в виду. Мне надо знать его к себе отношение. Теперь особенно, когда первые эмоции улеглись.
        - Ну не могу же я позволить взорваться тачке за пару десятков миллионов рублей.
        - Мило, - кривлю лицо. Ну вот на что ты рассчитывала, что он в любви признается?
        - Не дуйся.
        Заняться мне больше нечем. Но лицо отворачиваю. Никита отцепляет ремень и чуть наклоняется вперед, теперь смотря на меня исподлобья.
        - Я не желаю тебе смерти. Просто мне тяжело принять…
        - Ты же все понимал! - резко выдыхаю я и неожиданно отшатываюсь. Его лицо слишком близко. А колено почти задевает мое. И почему в частном самолете кресла расположены настолько тесно?
        - Ты прекрасно понимал, кем я стану. И ты бы им стал. Но тебе повезло, верно? У тебя появилась мама. Папа. Дом. Школа. Первый поцелуй. Первый секс в презервативе. Идеальная жизнь, о которой я не смела даже мечтать. Так что не смей меня обвинять! Нет никаких гарантий, что после секса с любителем вскрывать мальчиков, ты бы не вскрылся сам… - последние слова выплевываю ему в лицо и тоже отцепляю ремень.
        Резко так. Надрывно. Словно оторвать хочу.
        Давно во мне так не бушевали эмоции. Давно я не злилась на мужчину. Обычно единственное желание - это их убить. Чаще всего хладнокровное.
        Вскакиваю с кресла, обхожу его и поворачиваюсь обратно. Смотрю в синие глаза, в которых даже не мелькнуло чувство вины. Да и откуда бы. Ему повезло. Мне нет. Расходимся.
        - Я бы не вскрылся. А ты пыталась?
        - Спрашиваешь меня о том, пыталась ли я покончить с собой? Или тебя интересует, трахали ли меня в жопу? - горько усмехаюсь я. - Ты даже не можешь пожалеть меня?
        - А тебе это нужно? Жалость?
        - Знаешь! Немного не помешало бы. Хотя бы попытайся! - срываюсь я и лечу. Еще немного и я действительно вцеплюсь в глотку.
        - Мне жаль! Мне жаль, Алена, что ты стала проституткой!
        - Спасибо!
        - Пожалуйста! - отвечает он столько же резко, и я отворачиваюсь, иду в сторону туалета, но натыкаюсь на стюардессу. Веллу, кажется. Она мне улыбается, предлагает воды.
        И я пью ее, обхватив стакан дрожащими пальцами.
        Вода сладчайший напиток для того, кто знает ей настоящую цену. Проведя пять дней в пустыне Арабских Эмиратов, я знаю. Я вообще много чего теперь знаю.
        - Мне не жаль… - шагаю обратно, пока он пытается успокоиться еще одним стаканом виски.
        - Что? О чем ты?
        - Мне не жаль, что я проститутка. Мне по крайней мере известна истинная цена человека. И то, кем он является - не важно. Важно, что он из себя представляет. Например, ты - ничего. Мажор, покупающий все и всех. Велика ли цена того, что ты остался на свободе?!
        - Ты права. Ты, разумеется, права, и я подонок.
        - Верно… - задираю подбородок. Неужели он все осознал.
        - А еще я убийца…
        - Это было…
        - Необходимо, знаю.
        Никита неожиданно встает, не сказав ни слова. Оглядывается по сторонам и довольно бодро проходит мимо меня. Потом резко дергает и заталкивает в скрытое на первый взгляд помещение.
        Здесь небольшая полутороспальная кровать. Бежевые тона. Кресла. До отвратительного мало места. А воздуха и совсем не остается, стоит стояку коснуться моей задницы.
        Разворачиваюсь и почти падаю на кровать.
        - Проблема в том, Алена, что я действительно подонок. Потому что буду тебя трахать, потому что купил. Но даже не это самое важное, - подходит он. Куда уж ближе.
        - А что, - подкашиваются ноги, и я таю, словно ледники в глобальном потеплении. Не хочу, но его тело излучает аромат похоти, а дыхание виски только усугубляют ситуацию.
        Перестань. Ты же все знаешь. Зачем ты так смотришь. Зачем ставишь колено на кровать между моих ног.
        - Только то, что я бы трахал тебя в любом случае. Потому что ты сама этого хочешь… И мне очень интересно, скольких мужиков ты хотела до меня?
        Его рука уже в волосах, затылок в плену, губы непозволительно близко, и я облизываю свои, потому что горло пересохло.
        Упираюсь ладонью в его рот, второй останавливаю его пальцы, что уже лезут мне в штаны.
        - Сколько? - спрашивает он сквозь барьер и вытаскивает язык, скользит им по коже, добавляя в тело огня.
        - Тебе лучше не знать этой страшной цифры.
        - Не сомневаюсь. Ведь одно дело, когда шлюха ложится и просто продает свое тело. А ты еще и удовольствие от этого получала… Дрянь! Я прекрасно помню, как ты извивалась в оргазме. И очень хочу увидеть это снова. Покажи мне, как ты полюбила это…
        - Пошел ты! Как ты правильно сказал, я шлюха. Так что максимум, на что ты можешь рассчитывать, это потыкать бревно своим сучком.
        - Мой сучок еле в твой рот влазит, - усмехается Никита и проводит пальцем по моим губам. Сует внутрь, касается языка. - Рабочий ротик. Понравилась моя сперма?
        - Я выплюнула ее. И не обольщайся, твой член самый обычный. Это инструмент. Им надо уметь пользоваться.
        - Давай поспорим?
        - Что? - теряюсь я в собственных чувствах от тянущей боли в волосах, от языка, что скользит по шее. Спаси…те.
        - Буду тебя трахать. Если не кончишь, оставлю тебя до конца дня…
        Меня тянет рассмеяться, но его рука уже в штанах, и там отвратительно мокро.
        - Сука течная, - хрипит он, сдергивая с меня штаны и пробуя собственные пальцы в моей смазке на вкус. Господи. Кто вообще такое вытворяет? - Вкусная сука…
        И я понимаю, что вот сейчас он помешан. Он не в себе. Смогу ли я на этом сыграть?
        - Давай проверим и твою выдержку. Если кончишь, то ты оставляешь меня в покое. Навсегда…
        - Нет, - отрезает. - Даже не обсуждается.
        - До конца недели! - вспоминаю я, что сегодня четверг. Четыре дня спокойствия.
        - Тебе не выиграть, так что ладно… - сдирает он с меня кофту и впивается в сосок, и я выгибаюсь, кайфуя от его губ и внутри себя смеюсь.
        Этот дурак уверен, что важен оргазм, но еще не понимает, что мне нравится с ним именно процесс. Только с ним. Только, чтобы его губы спускались все ниже, язык забирался в пупок и вызывал острую нехватку воздуха. Ровно в тот момент, когда коснулся киски.
        Глава 12
        Тело, нависающее надо мной, великолепный образчик мужчины. Лоснящееся от пота, оно двигается подобно машине. Отлаженный механизм прекрасно знающий, как доставить женщине удовольствие. Проблема в том, что вчера, несмотря на покупку, он не считал меня товаром. И я смогла сорваться в пропасть нирваны.
        А сегодня к этому прибавляется желание Никиты доказать свое превосходство. На этом-то чаще всего мужчины и спотыкаются. Жажда быть во всем лучшем прекрасна, если так и есть. А вот если это мальчишечье соперничество, хвастовство, то хочется только погладить по голове. Но не кончить.
        Стирая мне влагалище презервативом, теперь он о нем вспомнил, он забыл, что помимо физического удовольствия женщина должна полностью отключить сознание, расслабиться, поддаться похоти, забыть о проблемах…
        Весь мир должен подождать, чтобы женщина испытала оргазм. Но мужчины идиоты, если думают, что секс может быть отделен от эмоциональной составляющей. Оскорбленная женщина, униженная, поруганная любимым мужчиной кончит в очень редком случае. Практически никогда.
        И именно мерзкое отношение Никиты ранее помогает мне выиграть этот раунд. И вот, со сладкой улыбкой я седлаю его, глажу идеальной формы тело, вижу, как в него стреляет похоть. В глазах не остается ничего, кроме яростного желания кончить.
        И я помогаю. Седлаю, сладко улыбаюсь, пока его руки сжимают с силой вершинки сосков.
        Тяну руку за спину, обхватываю пальцами переполненные мешочки и сжимаю мышцы влагалища.
        Никита спускает пальцы с груди, вдавливает в мою талию, выгибается дугой, шумно и гортанно выдыхает.
        И в этот момент он для меня не мужчина, а клиент. Причем такой, которому в лицо хочется плюнуть.
        Он расслабляется спустя пол минуты, хотя все еще дрожит. Улыбается широко, по мальчишечьи, а потом замечает мое выражение лица.
        - Блять, ты же так и не кончила…
        - Нет, и теперь четыре дня ты ко мне не притрагиваешься, - напоминаю я, слезая.
        На онемевших от скачки ногах подхватываю джинсы и иду к выходу. Никита подрывается, перегораживает выход. Со вздохом поднимаю глаза на его усыпанное капельками пота лицо.
        - Или папа с мамой не научили тебя за свои слова отвечать? - судя по всему я нашла точку, на которую можно давить.
        После того, как он убрал руку с косяка, милейшим образом улыбаясь, выхожу за дверь. Там сразу шмыгаю в туалет, где просто сажусь на унитаз.
        Пытаюсь прийти в себя, но внутри все дрожит.
        От него. От секса. От того, сколько трудов мне стоило пережить этот кайф и не кончить.
        - Надеюсь, топиться не собралась? - слышится через перегородку вопрос и стук. Идиот… Ей богу.
        - Планирую убийство. Пока не решила, кем ты будешь. Жертвой или исполнителем, - отвечаю и открываю кран. Никогда не понимала, почему туалеты в самолетах такие тесные.
        Никита хохочет. Удаляется, я кривлю губы. Мне не до смеха. Вот совсем. И если честно, теперь я боюсь лететь дальше.
        С ним.
        Всего за сутки он всколыхнул то, что всегда спало. И теперь всем мои чувства обращены на него.
        А самое главное правило проститутки. Не влюбляться в клиента. Любовь приносит много больше боли, чем насилие. И сгубило гораздо больше людей.
        А Никита для меня самая страшная в этом плане опасность. Он слишком долго сидел в моей голове, сердце. Стал душой. И мне стоило огромных трудов затолкать ее вглубь сознания. И кто бы мог подумать, что эта «глубь» окажется такой мелкой. Словно рана, на которой вот-вот насохла корочка.
        Ополаскиваюсь, смотря на свое раскрасневшееся лицо в маленькое зеркало на стене.
        Кто ты, Алена? А кем ты будешь теперь? Сможет ли Никита сдержаться или не озвучивать мою цену каждому второму мужчине, или мне придется убегать и пытаться начинать самой. Снова одна? Против всего мира. Выдержу ли я?
        По крайней мере теперь мой долг не сделает меня уличной проституткой. А только презираемой всеми любовницей богатого бизнесмена. Ну или кем там собирается стать Никита.
        Выхожу из уборной и снова сажусь напротив него в кресло… Он, читающий журнал, снова принимается на меня смотреть. Разглядывать. Я не остаюсь в долгу.
        Чем тут же заслуживаю жадный взгляд на грудь.
        Животное…
        - Эти четыре дня будут самыми длинными в моей жизни…
        - А мне кажется, они пролетят даже слишком быстро, - беру в руки принесенный чай. Остывший, разумеется. - И что потом? Снова марафон за марафоном? Ты кроме секса умеешь что-то делать?
        - Пытаешься меня оскорбить? - поднимает Никита брови, на что я пожимаю плечами.
        - Считай, что я поддерживаю разговор…
        - Мне кажется, твой язык для…
        - Хватит! - повышаю я голос. - Хватит! То, что ты будешь трахать меня, достаточное оскорбление. Поэтому примени свой грязный рот для чего-то другого… Поешь хотя бы…
        Никита, смотрящий на меня во все глаза, снова ловит смешок кулаком, но я уже не реагирую.
        Смотрю в иллюминатор и думаю, что как бы действительно в итоге не пожалела о спасении.
        Тут нам объявили, что самолет идет на посадку, и в уши стреляет. Скорость такая, что все закладывает, а у меня еще с детства чувствительность к громким звукам.
        Даже в клубы я ходила с берушами. Сейчас они бы мне тоже не помешали, потому что боль в ушной раковине стремительно нарастает. Пронзая и голову тоже.
        - Ален, ты чего? - спрашивает меня Никита. Удивительно обеспокоенный. А мне срать. Мне бы избавиться от гула, что уже разрывает мозг. Господи, как больно! И даже руки, которыми зажимаю уши, не помогают.
        Мельком улавливаю движение.
        - Отвали, мне не до интима! - кричу, когда Никита садится рядом. - Придурок.
        Он не отвечает, после небольшой борьба пихает мою голову себе на колени и зажимает ладони своим крупными и горячими.
        Часть шума сразу отрезается, а боль становится мягкой, как будто зудящей.
        Сквозь гул слышу его мягкий тембр:
        - Я думал, такое только у детей.
        Говорить не хочется, и я погружаюсь в мягкий сон, укутанная такой неожиданной заботой. Хотя, конечно, когда проснусь, Никита скажет, что просто заботился о своей покупке. Сволочь.
        Но пока он не лезет в меня своим членом и не открывает рот, рядом с ним можно вполне приятно провести время.
        Отдохнуть, окутанная запахом приятного одеколона, забыть о невзгодах, об оскорблениях. Наверное, именно сейчас, начни он меня ласкать, я бы даже смогла кончить.
        И он словно мысли мои слышит, наклоняется и смачивает губы.
        И я не сопротивляюсь…
        Открываю рот, впускаю его язык, со смешком думая, что мне гораздо удобнее, а он скручен как крендель.
        - Кстати, - прерывает он ласку и смотрит в глаза. Затягивает в глубину своих синих омутов. Манит. Соблазняет. И я облизываю пересохшие губы. Внутри тянет и хочется получить то, что он сегодня так упорно пытался мне дать.
        Руками. Языком. Членом.
        Ну и кто здесь животное?
        - Что?
        - Думаю, секс окончательно избавит тебя от боли…
        Да боже! - сажусь на свое место, тру уши, в которых еще стреляет и гневно смотрю.
        - Четыре дня…
        - А поцелуй…
        - Считай, пожалела тебя. Жалко убогого, не умеющего подарить девушке один маленький оргазм.
        Вижу, что уязвила. Он сжимает челюсти, приближает губы и рычит…
        - А где ты видишь девушку?
        Рука поднимается сама, жаждет причинить ему такую же боль, как его слова мне.
        Но вот откуда это…
        Я же всегда была хладнокровной. Именно холодный разум помогал мне выжить. И вот одна встреча с этим невыносимым типом, и я подвержена нелепым чувствам.
        Он тормозит мою руку, сжимает запястье. Смотрит в глаза, но тут самолет касается шасси земли, и мы напряженные ждем, когда остановимся.
        - Надеюсь, ты знаешь правила вежливости? - спрашивает Никита, когда мы выходим в душный воздух Москвы…
        Я скептически смотрю сначала на него, потом на людей перед трапом.
        - Очень жаль, что этим правилам не обучили тебя.
        Глава 13
        Мужчины мне не знакомы, но вот женщины. Красивые, статные. Судя по стилю одежды - успешные. А судя по тому, как близко стоят к мужчинам, счастливые.
        Я бы могла позавидовать, если бы не знала, что за все хорошее нужно платить. Мне очень часто об этом напоминали.
        Женщин я знала. И если рыжую я припоминала смутно, то блондинку ростом примерно с меня, знала хорошо. Почему-то торможу, становится боязно, что и эти люди будут относиться ко мне столько же предвзято. И почему-то легкое касание пальцев по коже Никиты не успокаивает.
        Все зависит от него. Я полностью в его руках и меня это пугает до дрожи…
        Он проходит вперед и вот тут-то квартет нас замечает. Мужчины открывают глаза шире, словно женщину в первый раз увидели. Но при этом я не чувствую волн возбуждения.
        Они просто не ожидали увидеть меня такой.
        А какой, интересно?
        Молчание стягивает мне горло, особенно некомфортно от взгляда мужчины, что, судя по форме челюсти и корневому росту волос, был отцом Никиты.
        Неверие ко всему роду женскому у них в крови? Тогда, что пережила рыжая, чтобы заслужить помилование?
        - Алена, - слышу голос блондинки, и я с благодарностью выдыхаю. Теперь бы только с русским не облажаться. Одно дело мысли, слова это другое. - Ты меня не помнишь…
        Да как же. Мужское имя у девушки запомнить несложно…
        - Вася. Василиса. Вы были в гареме. Вас сложно забыть, - пока я складываю слова в предложения, она победно улыбается Юре. И в его взгляде появляется намек на оттепель.
        - Тебя, судя по всему, тоже, - неловко смеется Вася. - Никита сразу тебя узнал?
        Этот вопрос простой, но он поднимает в душе бурю. Воспоминания заполняют сознание. Но не о первой встрече, а той ночи, что повергла меня в шок. Порочная, грязная, она отголосками возбуждения всегда внутри меня.
        - Нет.
        - Да…
        Разнобой ответов приводит в недоумение присутствующих. Мы с Никитой переглядываемся, и я сразу про себя оговариваюсь. Не мы. Мы не вместе. Есть клиент, есть шлюха, пусть не ждет от меня смены отношения.
        - Ладно, погнали, - высказывается мужчина, уже взявший Васю за плечо. Сразу ясно, кто в доме хозяин.
        - Я вернусь, и мы поговорим… - кричит мне она, пока ее как на аркане тащат в сторону самолета.
        Его уже успели заправить. И пока они поднимаются по трапу, мы идем в сторону машин. БМВ. Довольно высокого класса. Но, что смешнее всего, дешевле моего тела.
        Стоит гордиться, но я лишь злюсь. И на помощь Никиты, который по-хозяйски тронул меня за талию, не отвечаю. Наоборот, огрызаюсь голосом ниже шепота:
        - Четыре дня.
        Он садится спереди, тогда как я оказываюсь сзади с его матерью. Странно, но я помню эту женщину, но еще помню, что за короткое знакомство она так и не упомянула, что мать Никиты.
        Спрашивать неудобно, но и атмосфера в автомобиле не сказать, что дружеская. Так что я молча рассматриваю пейзаж за окном.
        Мы прилетели к полудню, так что яркое солнце дает полный обзор изменившейся за пятнадцать лет Родины.
        В сердце ничего не екает. Хотя я все детство и юность мечтала сюда попасть. Особенно в Санкт-Петербург. Говорят, там редко бывает солнце. А мне оно после пустыни как кость в горле.
        - Алена… - начинает разговор мать Никиты, и я полностью к ней поворачиваюсь.
        Рассматриваю волосы цвета меди и добрые глаза. Но добрые глаза зеркало души. Очень часто в этом отражении ты видишь лишь себя, но заглянуть внутрь не можешь.
        - Меня зовут Мелисса. Это мой муж Юра. Ну а с Никитой ты уже знакома, - неловко смеется она, и сын быстро мелькает ухмылкой матери.
        - А меня Алена.
        - Ты могла не догадываться, но мы тебя искали.
        Я бросаю быстрый взгляд в дернувшийся затылок, который на ярком солнце отливает медью…
        - Твой след пропал в Ираке, - рассказывает муж Мелиссы, сосредоточенно ведя машину. - Но там начались боевые действия…
        Меня как током прошибает.
        В голову стреляют крики женщин, детей, мужчин. Взрывы. Мне кажется, я снова возвращаюсь в детство, когда бежала под пулями, сама не зная куда. Просто от страха и ужаса я не соображала. Особенно, когда рядом убили мужчину, а на саму меня нацелилось дуло.
        Не хочется это вспоминать. Еще меньше хочется рассказывать.
        - Я не знал, - слышу сиплый голос Никиты и хочу рассмеяться. Он ведь и сам был ребенком. Потерянным. Найденным. Его не посвящали в подробности. И мне хочется погладить его по голове, подсесть ближе, чтобы поблагодарить, что не забыл, что потребовал моих поисков.
        - Получается, вы думали, что она умерла, - выносит он вердикт, и Юра сжимает челюсти. Бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида.
        - Как ты спаслась. Вас было девять девочек во взорвавшемся фургоне.
        - Я плохо помню. Только, что вылезала в окно, потом бежала, потом меня кто-то подобрал…
        - Потом Гарем? - спрашивает Никита, снова на эмоции. Напридумывал себе опять. И я поддаюсь.
        - Да, Никита, потом гарем. Извини, что не попала под перекрестный огонь. Они палили по взрослым, а дети успевали прятаться.
        - Алена, - вдруг берет мою дрожащую руку Мелисса. Улыбается так тепло, как могла бы улыбаться моя мама. Та, которую я никогда не знала. - Теперь все позади. Ты дома и в безопасности. Тебя никто не обидит… Обещаю.
        Мне хочется заплакать, но я лишь киваю. Хотя и понимаю, что Никита вряд ли оставит меня в покое.
        - Я счастлива это слышать. Спасибо, что вырастили такого замечательного сына. Он спас меня…
        - Можно без сарказма.
        - Но ты правда меня спас… - наивно хлопаю глазками, пока он скрипт зубами, смотря на меня из-за кресла.
        - А про замечательного…
        - Мне кажется, - смеется Мелисса, расслабляя атмосферу. - Что ты сам должен решить, замечательный ты или нет.
        - Самый лучший!
        Вот уж самомнение здесь точно замечательное, кривлю губы.
        Глава 14
        - Это теперь твоя комната, - открывает дверь Мелисса, и я, мельком взглянув на нее, прохожу внутрь.
        Осматриваюсь с трепетом, охватившим все существо. Моя комната. Здесь светло, уютно, не пахнет пылью, мочой и прочими мерзостями. Все в сиреневых тонах, даже ковер…
        Во всем трехэтажном доме очень приятно. Сразу видно, что здесь живет семья, а не чужие друг другу люди, как в тех домах, куда меня отправляли жить социальные службы Германии.
        - Надеюсь, нравится? - спрашивает Мелисса и прикрывает за собой дверь. И меня пробирает дрожь. Назревает важный разговор, а что говорить - я не знаю.
        - Очень нравится, спасибо вам…
        - Не благодари. Ты столько пережила…
        - Мелисса, - сразу ставлю барьер всем вопросам. - Мое пребывание здесь подразумевает ответы на ваши вопросы.
        - Что? Нет! Нет! Я хотела поговорить о другом. Присядем? - она опускается на кровать и хлопает рядом, и я нехотя подхожу. - Тебе нужны документы. Имя у тебя есть. А что насчет фамилии?
        Даже не думала об этом. Фамилии я не помню. А потом в ней отпала надобность.
        - Я не знаю, - заявляю со смешком. - Мне, собственно, без разницы.
        - Тогда может быть Самсонова?
        - Но разве это не ваша?
        - Наша, - мягко улыбается мать Никиты и берет мою руку в свою. - Если бы мы нашли тебя в детстве, то удочерили… Сейчас можно поступить так же…
        - Не надо, - тут же вскакиваю… Еще чего не хватало. Трахаться с братом. Пусть и только по закону. Но мерзости и так хватает. - За фамилию благодарна. Но давайте попроще. Иванова. Петрова. Сидорова. Попова…
        - Иванова? - смеется Меллиса, и как раз в этот момент раздается стук в дверь. Входит довольно пожилая женщина. Но лицо кажется добрым. - Это наша Тамара. Ты ей скажи, что любишь поесть, она все приготовит.
        Люблю…. Я поесть люблю. Разве важно, что именно?
        - Вещи принесла. Думаю, ваши стоит постирать.
        - А можно я сама… Постираю, - говорю я, принимая стопку вещей. Тамара удивленно смотрит на Мелиссу, но та опять сглаживает обстановку.
        - Алена, в этом доме ты можешь делать, что хочешь. Иди полежи в ванной, переодевайся, посмотри телевизор… Отдохни. Потом спускайся к нам, скажем, к семи. - смотрю на настенные часы. Только четыре. - После ужина я покажу тебе весь дом…
        - Даже западное крыло? - невольно улыбаюсь я, вспоминая случайно подсмотренный мультик.
        Мелисса с Тамарой смеются. Первая звонко как колокольчик. Вторая душевно так.
        - Чудовищ тут нет, - кажется мать чего-то о сыне не знает. - Так что даже западное крыло в твоем распоряжении.
        - Мама! - из коридора кричит девичий голос, и я напрягаюсь. Непривычно слышать это слово.
        - Ой, я пойду. А то Нютка тебя замучает вопросами… - идет к выходу Мелисса, и на прощание говорит: Алена. Ты дома и в безопасности. Ничего не бойся. И ни о чем больше не думай. Просто положись на меня.
        Я рассматриваю ее холеное лицо, не поддернутое печатью цинизма. Киваю.
        - Я благодарна вам за эти слова.
        - Тебе…
        - Тебе, - пожимаю плечами. Она хорошая, только вот сын подкачал. И где же этот придурок, что напрашивался мне в проводники по дому?
        Тамара тоже уходит, и я закрываю за ними дверь. Слышу через нее:
        - Никита останется на ужин?
        - Пока непонятно. Странный он сегодня.
        - Из-за Алены?
        - Не знаю. Может из-за ссоры с отцом.
        Прижимаюсь плотнее к двери, но не слышу больше ничего, кроме веселого щебетания дочери Мелиссы - Анны. Ее я еще не видела. Как и младшего сына Сережу. Он на каких-то соревнованиях. А муж и Никита сразу в кабинет ушли.
        Очень интересно, что они будут обсуждать. Не потраченные ли на меня деньги? Но сейчас это не самое главное. Самое главное, что у меня есть своя комната. И я даже могу закрыться. Остаться наедине с собой и погрузиться в ничего неделание. Пусть даже временно.
        Оборачиваюсь, смотрю на кровать, комод, шкаф… Поверить не могу… Это ж получается, у меня есть своя комната. И она больше уборной.
        - У меня есть своя комната! - кричу со смехом и бегу к кровати. Прыгаю с переворотом и долго лежу, наслаждаясь запахом свежего, нового белья. Потом бессмысленно щелкаю каналы плазмы. Смотрю в окно на верхушки деревьев. Просто наслаждаюсь одиночеством и приятной тишиной.
        Никита хочет меня трахать? Ерунда, если у меня есть возможность жить в такой комнате и получить собственные документы.
        Как только они окажутся в моих руках, я просто исчезну. Начну новую жизнь и не буду бояться, что кто-то снова назовет меня шлюхой.
        Ну а пока надо быть как можно незаметнее. Этому я научилась в совершенстве. Маскировка мой главный способ избегать насилия.
        Поднимаюсь, поднимаю с пола упавшие вещи и беру полотенце.
        Дверь закрыта, а значит я могу расслабиться. Снять свитер. Джинсы. Остаться обнаженной и долго стоять посреди огромной ванной. С шальной улыбкой набрать воды с душистой ванильной пеной и с наслаждением в нее опуститься. Лежать. Думать, как мне повезло.
        Что может быть лучше? Наверное, только еда.
        Сдуваю с носа пену и опускаюсь под воду, задерживая дыхание… Кайфую. Досчитываю до шестидесяти и вдруг выныриваю, вытянутая за волосы…
        Никитой…
        Злым, невероятного красивым, и уже насквозь мокрым.
        - Ты дура? Что удумала!?
        - Если перестанешь пытаться сорвать с меня скальп, то я объясню, что если бы хотела умереть, то убила себя давно! - кричу в ответ и бью в его грудь с брызгами.
        Никита убирает руки. Долго смотрит в глаза, потом переводит взгляд ниже. Тело скрыто пеной, но думаю с его воображением все в порядке. Моему много не требуется. Его торс облеплен мокрой тканью, открывая каждую выпуклую мышцу.
        Он делает шаг, часто дышит, и я прихожу в себя.
        - Четыре дня, помнишь?
        - Не дури, ты же хочешь меня. Да и я бы не отказался принять ванну.
        - Вот и прими ее в своей комнате! - повышаю голос, ополаскиваю Никиту водой, чтобы остудить жар, который весьма сильно выделяется в паху. - Как ты вошел?!
        - О… я вошел через окно…
        - А теперь выйди! - показываю на дверь из ванной. - Если, конечно, ты отвечаешь за свои слова. Помнишь? Четыре дня. Че-ты-ре.
        - Отвечаю, - сводит он скулы, не прекращая буравить пену, которая уже начинает расползаться… Потом поднимает руки и начинает расстегивать пуговицы на рубашке…
        - Ну и что ты делаешь?
        - Раздеваюсь… Мне лазать по карнизам в мокрой одежде неудобно… - говорит, он уже распахивая рубашку, от чего у меня дыхание перехватывает. Работа над таким телом требует много часов. Идеальное тело… Не сильно вздутые мышцы качка, но при этом не сухие мышцы легкоатлета.
        И там внизу тоже…
        Сглатываю, поднимая взгляд. Вздрагиваю… Его лицо непозволительно близко, губы почти касаются моих. Я сползаю в воде. Боже, что он со мной делает?
        - Уходи, Ник…
        - Уверена? До семи времени много, и я бы не прочь провести его с тобой… - говорит он медленно, вкрадчиво, проводит пальцами по бортику ванны и ныряет рукой в воду. Совсем рядом с ноющей грудью. - Попроси сама…
        Хочется. Очень хочется забыть, что он говорил, что он может разрушить шаткое равновесие моей жизни. Хочется просто отдаться эмоциям, что хлещут каждую клеточку моего тела. Но он клиент… Так что…
        - Прошу, свали отсюда, пока я не закричала.
        - Через четыре дня ты сама будешь умолять меня о члене.
        - Хочешь снова поспорить? - предлагаю со смешком. - Еще на четыре дня.
        - Не надейся. Я сейчас уеду, но вернусь. И твоя задача встретить меня готовой, - голос становится злым, а рука в воде медленно ведет выше, совсем близко с острым соском. - Раком…
        Закрываю глаза, потому что еще секунда и я буду готова сделать все, провалившись в два синих омута. И спустя пол минуты слышу, как он уходит.
        - Подонок… - шепчу в пустоту ванной, но, вылезая, замечаю мокрую рубашку на полу и подбираю… - Красивый подонок.
        Глава 15
        - Добавки, Алена? - спрашивает Тамара, а я с довольной лыбой киваю. Никогда ничего вкуснее не ела.
        - Так что это? - спрашиваю, пихая в рот очередную ложку супа. - Как называется?
        - Солянка, - смеется она, меняя передо мной тарелку. На кухне. Потому что в столовой я так и отказываюсь есть.
        Сначала я пришла, как полагается, в семь вечера на ужин. Но вопросы посыпались на меня как из рога изобилия, и каждый забивал гвоздь в мое хладнокровие. Дышать становилось тяжелее, а воспоминания убивали любую возможность быть адекватной и не вывалить на счастливых домочадцев всю грязь этой жизни.
        Я не выдержала и после пары ответов извинилась и вышла. Скорее выбежала, как ошпаренная индюшка. И вот уже который день я поглощаю еду рядом с искренней, разговорчивой Тамарой. Она может сматериться. Она много ведает о домочадцах. И к концу четвёртого дня нашего с Никитой уговора я знаю о них почти все.
        Юра глава дома. Бывший детдомовец, сидел, сделал себя за счет шантажа богатых извращенцев. Мелисса встретила его после смерти родителей в том же детдоме, где стала насильно его любовницей, а через восемь лет насильно женой. Где-то между этим она успела родить Никиту.
        Интересные родственники у него. Да и сам он интересный. За четыре дня звонил восемь раз. О чем разговаривал с матерью - не знаю, знаю только то, что после каждого звонка она стучала ко мне в спальню и спрашивала: «Как дела?».
        Ну вот как у меня могли быть дела? Превосходно!
        Я просто лежу, просто гуляю по придомовой территории, наедаюсь, впрок, слушаю музыку, плаваю в бассейне и иногда балуюсь, перепевая песенки на разные языки.
        Одним слово, как там говорит матершинница Тамара «ебу вола».
        Но при этом, как бы я не была занята…. Не было ни часа, чтобы я не подумала о Никите. О том, как я вопреки всему жду, когда он вернется. Когда возьмет то, что купил.
        Я, конечно, себя ругаю, но тело-то не обманешь… Оно порой само непроизвольно вспоминает, какого это быть во власти того, кто не противен. Кого не боишься.
        Звук открывающейся двери заставляет меня вынырнуть из порочных мыслей.
        - Аленка! Пошли купаться! - тут же виснет у меня на шее Аня. И отказать ей - значит ждать взрыв. Так что…
        - Пошли, егоза…
        - А ты подкинешь меня? - душит она меня тонкими ручками, которые я еле отцепляю… Нашла она себе новую игрушку. Считает, что весь мир крутится вокруг нее.
        - Только если к потолку, - встаю я все-таки из-за стола, несу тарелку в раковину. Тамара как обычно не дает мне ее помыть.
        Неудобно.
        Неудобно, что в комнате порой прибираются. Вещи стираются. А мне не дают сделать элементарного. Мне нравится здесь, но я жду не дождусь момента, когда смогу уехать. Жить самостоятельно. Я не хочу никому быть обязанной.
        - Спасибо, Тамара, было очень вкусно.
        - Я все жду, когда ты хоть на грамм поправишься, - улыбается она, осматривая мою худосочную фигуру. Я пожимаю плечами.
        - Кто знает, может и поправлюсь… - хочу еще сказать спасибо, но темноволосая коза уже тащит меня к бассейну. Он крытый, за домом, с горками и надувными матрасами, так что плаваем мы почти круглосуточно.
        Аня добегает до бортика. Почти на ходу сдергивает свою тунику и бросается в воду. Я успеваю снять свою за долю секунды до того, как меня окатит водой. Правда от визгов не спрячешься. Но не подаю вида, как меня раздражают громкие звуки…
        Прыгаю за девочкой следом. И как только пальчиков ног касается вода, раздражение уходит. Моя стихия…
        Вода удивительно теплая, почти морская. И смех счастливой Ани настолько заразительный, что я невольно забываю о всех невзгодах.
        - Ныряем! - кричит она и уходит под воду, а я за ней. Но стоит нам со смехом вынырнуть, как глаза Ани загораются пуще прежнего, и меня оглушает новый крик:
        - Папа!
        Девочка летит по воде к серьезному Юрию в костюме. Он ловит ее, вытирает полотенцем, бросив на меня один лишь нечитаемый взгляд.
        Но от него становится не по себе. В душе стягивается узел, и, как бы женщины не старались, мне именно сейчас становится ясно: я здесь чужая.
        - Это что за купальник? - хмурится отец, рассматривая раздельные блестящие тряпочки на юном теле. Говорила же ей, давай сдельный закажем. Но разве переубедишь эту принцессу?
        Аня усугубляет ситуацию, покрутившись перед отцом обновкой.
        - Новый. Мы с Аленкой выбирали. Позавчера привезли. Нравится? - спрашивает она, и я заранее переживаю за ее будущее. Отец вечно в разъездах, мать позволяет ей буквально все.
        - А чем плох старый?
        - Ну Алене нужен был купальник, и мы выбрали мне такой же, - идеально, виноватой сделать меня. - У нее еще татуировка есть, я тоже хочу.
        Боже. Аня, остановись. Судя по напряженным скулам, в голове у Юры почти взрыв.
        - Иди переодевайся. У тебя скоро занятия.
        - Пап!
        - Иди, я сказал!
        Аня, махнув мне рукой, убегает в сторону комнаты, я продолжаю нарезать круги. Меньше всего мне хочется вылезать из воды под взглядом этого мужчины. ОН мне не приятен. Особенно после того, что о нем рассказала Тамара. Таких я повидала много. Они не считаются с людьми ради достижения целей. Даже с близкими. И цели могут быть, какие угодно благородные.
        - Как вы, Алена? Освоились?
        - Да, спасибо, - лучше односложно. Лучше быть невидимой.
        - Да… - он замолкает, продолжая наблюдать за мной. И вдруг спрашивает: - Можно мне говорить с вами откровенно?
        - Разумеется… - по коже начинает ползти мороз, и хочется рвануть в сторону. Но я остаюсь стоять по плечи в воде и смотреть ему в глаза.
        Злые. Серьезные. Такие бывают перед тем, как избить ремнем ребенка.
        - Я не буду говорить Мелиссе. Мне не хочется ссориться с женой, но мне бы хотелось, чтобы вы не оказывали влияния на Аню. Я понимаю прекрасно, ваше прошлое не ваша вина, но она ребенок и растет в другой среде…
        - Предполагаете, что я начну рассказывать, как меня учили совать в зад пробку в ее возрасте?
        Юра подбирается, сжимает кулаки. Прокашливается. А мне хочется продолжить. Рассказать все те примочки, которым учат девственниц, чтобы при лишении девственности они смогли обслужить шейха по полной аморальной программе.
        - Нет. Уверен, вы этого делать не станете. Просто…
        - Просто мое прошлое слишком запятнано для вашей девочки. Я поняла.
        - Я не хотел вас обидеть.
        - Да, вы не хотите. Но делаете это превосходно. Теперь ясно, в кого ваш сын.
        - Я горжусь Никитой, - бычится он, выставляет грудь, и мне хочется рассмеяться. Только смех в присутствии этого человека кажется неуместным.
        - Даже не сомневаюсь, - лишь усмехаюсь и чувствую, что начинаю мерзнуть. Так что придется вылезать. И прекрасно знаю, какой эффект произвожу на мужчин, поэтому сразу заворачиваюсь в полотенце. - Судя по всему, умение клеймить людей он взял у вас. Лучше скажите, когда будут готовы документы? Буду с вами откровенной. Дабы не вносить в ваш святой дом свой порок, я хочу сразу, как получу, их уехать.
        Юра молчит почти пол минуты, а потом кивает.
        - Через недельку я привезу паспорт, права, аттестат… - это в школе который? - Не распространяйтесь об этом. Тем более жена хочет пристроить вас в благотворительный фонд. Но уехать это лучшее решение. Я найду вам жилье и работу, как делаю для всех, кто…
        - Нуждается… Спасибо, о большем просить бы и не смела.
        Как все оказалось просто. Такому замечательному политику, каким оказался Юрий, не нужна в доме бывшая шлюха, ведь она может кинуть пятно на будущую компанию. На его детей и жену. А как показать меня гостям. Как объяснить, что за девка поселилась в доме?
        И не важно, что целью Самсоновых как раз было защищать таких, как я. Как же легко потеряться в собственных целях и мотивах.
        - Рада, что мы друг друга поняли… - киваю я и прохожу мимо него. Даже смотреть не хочу. Иду через пустую кухню, впитывая в себя запахи еды и уюта. Потом сразу наверх, в спальню. Уже на входе, скидываю полотенце, чтобы принять душ…
        Но замираю, ошеломленная наглостью того, кто роется в моем белье.
        - А ты еще кто такой?!
        Глава 16
        От комода, где лежат мои немногочисленные пожитки, отрывается, потом поднимается во весь свой немаленький рост парень. Весьма привлекательный по современным меркам, но уже с печатью порока на лице. Это видно еще по тому, как он обшаривает взглядом мое тело, облаченное в тонкие полоски блестящего купальника. Такие парни - завсегдатаи стриптиз баров, такие любят легкую наживу, если папочка не подогнал наследство. Этому повезло, как и Никите. Судя по брендовым шмоткам и красным кроссовкам.
        Но молчание затягивается, а оценивание друг друга переходит все разумные рамки приличий. И я повторяю свой вопрос:
        - Кто ты такой и что ты делаешь в моей комнате?
        - Привет, красотка… - задерживается он на груди и скользит взглядом по лицу. - Знал бы, какой Никитос клад тут прячет, давно бы с тобой познакомился.
        Противно до тошноты. Я вспомнила этот голос. Этот парень был в Амстердаме, среди тех, кто тусовался в клубе, а потом снял девчонок. Звал Никиту с собой. Теперь этот кобель шарит в моей комнате и судя по дыханию, уже раздел меня и трахнул. Во всех известных позах. В своей тупой башке.
        - Кто сказал, что у меня возникнет желание? - поднимаю упавшее полотенце и бросаю в кресло у выхода.
        Парень откидывает свои темные, густые волосы, сверкая белозубой улыбкой, смеется. Очевидно я должна прямо сейчас упасть в ноги и молиться на его красоту. Только вот если от смеха Никиты шли мурашки, тот тут скорее хочется вызвать скорую. Ну а вдруг ему плохо?
        - Любое желание можно чем-нибудь подпитать. Твое тоже, - поднимает он густые брови и делает шаг вперед… Цель ясна, но меня она не устраивает. И я ухожу в сторону. Значит Никита продолжает изображать моего сутенера? Ожидаемо, хотя я и наделялась на лучшее. Да что уж там говорить, верила…
        Не отвечаю на заигрывания. Делаю шаг в сторону, а парень уже возле меня, сбивает дыхание захватом плеча. Больно, но не на ту напал.
        Я замахиваюсь, делаю вид, что беспомощная аквариумная рыбка. Но как только он двумя руками перехватывает мои руки, трется членом о бедро, смотря сверху вниз, у меня появляется шанс… Стоит только обворожительно улыбнуться, чтобы он потерял ориентацию, и резко поднять колено. Насладиться приглушенным стоном.
        Вы знали, что, когда мужик твердый, удар по яйцам ощущается сильнее? Именно поэтому они так просят беречь их отростки от жестокости и зубов. Нежные натуры. Вот и парень согнулся, но и я просчиталась.
        Стоило сделать мне шаг к ванной, как он хватает меня за талию и буквально впечатывается бугром в зад…
        - Я не такой чувствительный к боли, девочка… Ну так что, назовешь цену?
        - Вижу, с Камилем ты нашла общий язык быстрее, чем со мной? - слышу сзади голос, и парень, то есть Камиль, резко меня отпускает…
        Сглатываю, представляя, как это выглядело со стороны. Но оправдываться пропадает желание, как только оборачиваюсь и вижу этого сверкающего белизной рубашки красавца. Не иначе как с политического обозревателя сошел.
        Четыре дня. Я не видела своего палача и любовника четыре дня. Но как будто вчера эти искривлённые губы касались моей промежности, острый язык вылизывал от ануса до киски. Снова и снова, доводя меня до края безумия. Я и сейчас эхом слышу свой стон… А он слышит? Он помнит, что вытворяли с моими сосками его губы?
        Теперь они могут лишь презрительно изгибаться, демонстрируя всем своим видом, кто я такая.
        - Никитос, она просто идеальна, - благоговейно выносит вердикт красавчик и обходит меня со всех сторон…Я привыкла к осмотру. Вот только трогать не все рисковали, а некоторые попытки оканчивались кровью. И сейчас я к этому близка. - Бля… Такой зад. Ей в модели надо…
        - Да, там ей будет самое место, - говорит почти равнодушно Никита, а я все так же молчу, стоя перед ними в купальнике, как голая. Вижу, что равнодушие напускное, а на самом деле он готов взорваться… Смотрит он на меня, словно я уже успела отсосать Камилю и денег за это взять. - Ты уже определилась, кем хочешь работать? Могу договориться насчет кастинга?
        Решало, блин…
        - Не сомневаюсь, - цежу сквозь зубы, рассматривая лицо, которое представляла над собой столько времени. Не собиралась сопротивляться. Мечтала, как он ворвется в комнату, как нагнет меня и скажет, что пришел взять свое. А по факту… По факту мне противно, если он посмеет ко мне прикоснуться.
        - Эй, зачем работать… Столько девок просто сосут мужикам и катаются на порше… У меня стати есть один такой.
        - Мужик, которому ты сосешь ради порше? - вырывается у меня, и Камиль округляет глаза…
        - Воу, воу, девочка. Полегче… Я, знаешь ли, легко воспламеняемый… Могу и обжечь, - смеется он пошло, продолжая жечь грудь наглым вниманием, пока Никита сверлит взглядом лицо. - Но я так понял, тут уже терки со старым порше… Так что я подожду своей очереди… Я так-то вообще не жадный… Люблю делиться подружками… Да, Никитос?
        Он делает шаг, но разворачивается, резко притягивает меня к себе.
        Хочет поцеловать, но я отворачиваю лицо, так что его жесткие, сухие губы касаются щеки. Затем влажный шепот обжигает ухо:
        - Я буду добрее, чем этот неандерталец…
        Новый потенциальный «покупатель» отходит к двери. Выходит. И я, уже пылая всеми чертями ада, взбешенная от того, что только что произошло, набираю в рот воздуха. Хочу закричать, но слова Никиты сдувают меня как шарик.
        - Мама ждет тебя к обеду. И оденься прилично, чтобы не думали, что ты на работе…
        Презрительные слова поднимают новую волну ярости, бурю обиды, но я не успеваю и выдохнуть, как дверь хлопает. И все, что я могу сделать, это ударить в нее кулаками от бессилия. Стечь по ней ручьем с горьким рыданием и попыткой убедить себя, что это просто чувства. Это просто плата за жизнь вне улицы. Ведь за все нужно платить.
        Документы? Да кому они нужны. Я жила без них столько лет… Почти без происшествий. Можно сказать, что потеряла. Можно наврать с три короба. Можно просто собраться и уйти. Не важно, как далеко. Пока у человека есть ноги, а к башке не приставлен пистолет, он может уйти куда угодно.
        С этой мыслью поднимаюсь с пола, опираясь на дверь. Иду к шкафу. Там лежит рюкзак. В нем те пожитки, что были на мне, когда я здесь появилась. Беру его и почти без эмоций готова попрощаться с очередным временным пристанищем.
        Впервые за много лет мне было спокойно и безопасно, впервые я буду готова расплакаться, прощаясь с местом.
        Но даже здесь любой может зайти в мою комнату. Любой может предложить мне цену. Камиль - лучший друг Никиты. Теперь мне очень интересно знать, сколько друзей у Камиля. И сколько друзей у друзей Камиля.
        Лучше сама.
        Лучше одной.
        Лучше перестать верить в хорошее в людях. Порой кажется, что стоит детям повзрослеть, достигнуть определенного возраста, они начинают гнить изнутри.
        Но подойдя к двери, я снова пячусь назад. В комнату входит Мелисса. Уже облаченная в блестящую, зеленую ткань, идеально контрастирующую с ее медным шелком волос. Без стука.
        - Тебя когда-нибудь насиловали? - спрашивает она в лоб, и голова начинает кружиться. Попытки, попытки. Попытки. Сотни мерзких рук и членов, самых разных форм, размеров и цветов. Порой казалось, что меня всегда окружали не люди, а звери, никогда не видевшие женщин. И я так верила, что, приехав сюда, попаду в сказку. Дура…
        - Нет. Меня не насиловали, - чеканю без эмоций. Стою прямо, спина настолько вытянутая, словно меня подвесили на крюк, а ноги при этом ватные.
        - Но били… - наклоняет она голову.
        - Да.
        Боль давно перестала быть для меня чем-то удивительным, наверное, поэтому не испытывая ее, я так кайфую.
        - Я не знаю, что происходит между тобой и моим сыном, - кивает она на рюкзак, пока я ловлю воздух, как рыба на песке. - Он не говорит, а тебе сказать гордости не хватит. Только спрошу. Разве унижение от его мажористой задницы стоит того, чтобы уйти в никуда? Чтобы не попытаться стать человеком, заиметь дом, друзей, будущее, а не просто остаться сексуальной блондинкой с темным прошлым без документов? Стоит?
        Именно в этот момент я понимаю, что Мелисса мне нравится. Она не дура, она все заметила. Все поняла. И дело не в том, что она права, и мне лучше перетерпеть, а в том, как она назвала своего сына.
        Хотя мудак подошло бы больше.
        - И чтобы совсем тебя порадовать, скажу, что Юра Никите запретил заниматься с тобой сексом, - да ладно?! - Не смотри так. Сумма, потраченная на тебя, выходит за все пределы разумного, а Никита явно не сразу тебя узнал.
        Вот даже как… Какие удивительные подробности.
        - А чем ему грозит секс со мной? - спрашиваю тихо, пока в голове зреет план мщения. Отчаянный такой, опасный, особенно учитывая, как долго и часто я собираюсь держать Никиту возбужденным.
        - Проездной на метро… - со смешком говорит Мелисса, и я фыркаю. Он будет сдержан как никогда. Это интересно. Это прыскает в кровь адреналин. Значит папаше надо застукать нас, и Никита останется без машины.
        Парень, ты хоть понимаешь, что ты попал?
        - На сколько? Мне же надо знать ставки.
        - Пока не заработает на машину сам, - подмигивает мне Мелисса, и я впервые ей искренне улыбаюсь. - Спускайся на ужин. Там собрались взрослые, серьезные дяди, так что у нас будет время посекретничать.
        - Я бы не хотела…
        - Твое отсутствие вызовет массу вопросов, а так я представлю тебя как свою помощницу… Как тебе такая идея?
        - Благотворительность?
        - Да, - кивает Мелисса. - Будем выбивать деньги из толстосумов для сиротских приютов и больных детей. Чем больше у нас подотчетных ребят, тем меньше шансов у них повторить твою судьбу.
        Вспоминая отношение Юры ко мне и желание скорее избавиться, задаю последний вопрос перед тем, как хозяйка дома уходит.
        - А Юрий. Ваш муж. Для него благотворительность это цель его служения народу или маркетинговый ход?
        Мелисса останавливается, барабанит тонкими наманикюренными пальцами по косяку. И только спустя десять долгих секунд поднимает на меня взгляд. В нем столько боли, столько желания быть понятой и прощеной.
        - Я люблю мужа. Очень давно и весьма болезненно. Я могу простить ему практически все. Даже не так. Я могу простить все. Я стараюсь делать его лучше, но, когда мужчина всю жизнь барахтается в грязи, ему сложно быть… Нормальным. Как и любой другой бизнесмен он со временем приобрел двойные стандарты. И именно это передал сыну. Дочь я стараюсь в это не вмешивать, она, как ты заметила, растет…
        - Как аленький цветок, - подсказываю я.
        - Да. Я не оправдываю их, лишь прошу понять, что ягненок в мире волков не выживет. И эту истину Никите внушил отец. У него была цель когда-то найти тебя, но в какой-то момент…
        - Не объясняй, я не хочу знать судьбу бедного мальчика, потерявшего подружку и из-за этого обозлившегося на всех женщин. Просто это смешно, учитывая, что порой на самом деле переживают дети.
        - Я это понимаю…
        - Но ответ на мой вопрос…
        - Маркетинг, Алена. Для него уже очень давно маркетинг… Пусть он обманывает сам себя. Но мне со стороны виднее.
        - Спасибо за честность, - поджимаю губы и хочу отвернуться. Хочется кричать от того, как быстро добро становится инструментом власти. Как быстро белый снег желтеет, потому что кому-то захотелось помочиться…
        - Спасибо, что выслушала. Я не каждому могу это рассказать, - улыбается она и кивает на шкаф. - Надень синее, что я тебе подарила. Если собралась мучать моего мальчика, делай это с шиком. А я буду наслаждаться. Поверь, он привык иметь все, что хочет…
        А меня он очень сильно хочет.
        - Спасибо Мелисса… - бросаю я рюкзак, который весь разговор висел на плече, словно признак моих сомнений. Теперь их не осталось. - Ужин в семь?
        - Думаю, тебе можно немного подзадержаться, - подмигивает она, закрывая за собой дверь.
        Я же подхожу и щелкаю замком. Теперь буду закрывать и по уходу. Хочу пройти в душ, но слышу через открытое окно русский мат. Любопытно…
        Подхожу осторожно, чтобы даже движением шторки не выдать себя, и выглядываю наружу.
        Как раз в тот момент, когда Никита силой запихивает Камиля в красную спортивную тачку. И тот со смехом заводит двигатель, кидает: «Ебнутый Отелло» и уносится. А я отчетливо наблюдаю, как Никита разминает пальцы.
        То есть сказать «заткнись» другу он не мог, чтобы я, не дай бог, не подумала, что он меня защищает, а ударить Камиля за наглость без свидетелей - пожалуйста.
        Злишься, что не возьмешь то, что так хотел? Злишься, что мое тело больше вне твоего доступа?
        Он словно слышит мои вопросы, поднимает взгляд и долго, напряженно вглядывается, а я растягиваю губы в хищной улыбке, прекрасно понимая, что очень скоро мальчик останется без любимой машинки.
        Потому что моя зависимость от него и его тела прямо пропорциональна его зависимости от меня.
        Берегись, Никита. Лучше всего я умею убегать и прятаться, но еще лучше - соблазнять.
        Дожидаюсь, пока он зайдет в дом и выхожу из укрытия. Снимаю купальник и долго рассматриваю свое тело в зеркало, представляя, как на нем будет смотреться синее трикотажное платье с клеш от колен. Особенно представляя, сколько раз Никита захочет порвать его в клочья.
        Нет ничего лучше, чем бродить рядом с голодным зверем, который не может тебя укусить.
        Глава 17
        - Впервые чувствую себя глупо из-за совета, - тихо шепчет мне Мелисса, и я поднимаю глаза. Ну, ясно. Её волнуют взгляды присутствующих, особенно Никиты. Он разве что вилку не погнул в своей руке. Но мне и дела нет, потому что курица в сливочном соусе тает во рту. А когда слизываешь с пальцев остатки, кажется, что попала в рай. И не важно, что при этом серьезные мужские разговоры то и дело прерываются.
        - Не волнуйся, мне все равно.
        - Ну тебе-то понятно, - тихо усмехается Мелисса, - а мужчин скоро придется выносить.
        Я пожимаю плечами, отпивая вина из пузатого бокала. Что бы еще съесть?
        - Ты не наелась? - спрашивает сквозь зубы Никита через стол, и я качаю головой.
        - Подай мне вон те грибочки, с кру-упными шляпками, - улыбаюсь я и беру блюдо, что он мне протягивает, при этом то и дело касаясь взглядом ложбинки, в которой мотыляется подарок Мелиссы. Голубой камушек.
        - Алена, а в каком университете вы учитесь? - спрашивает мужик с красным галстуком, и, судя по его сальной роже, его совсем не мое образование волнует. На самом деле, да… Не знаю, о чем думала Мелисса, приглашая меня на обед. Но о серьезном разговоре забыли ровно в тот момент, когда Никита пододвинул мне стул.
        И что с его стороны совершенно неожиданно - молча.
        Я только хочу открыть рот, сказав, что не учусь. Даже Мелисса готова что-то сказать, но затянувшуюся тишину, словно театральную, нарушает Никита.
        И звук его голоса вынуждает меня подобраться, чтобы в случае чего выбежать из-за стола.
        - Алена учится на факультете иностранного языка в МГУ. Заочно, потому что ее знание языков давно уходит за пределы университетского образования.
        Сглатываю, и словно стягивающий горло ремень распускается. Ладно… Хотя мог при этом не так выразительно смотреть на мой рот.
        - О, - включается в разговор синий галстук, именно так я и могу различать этих с иголочки одетых мужчин, что кажется, как и я, наедаются в прок. И судя по величине пиджаков, прок там на несколько лет голодовки. - Я как раз был во Франции. Могу устроить вам экзамен прямо сейчас.
        Его шутка кажется смешной почти всем. Только вот Никита поджимает губы, а я растягиваю свои губы в улыбке и произношу на чистейшем французском:
        - Avant de passer l'examen, tu apprendras a parler francais. Cul russe.
        Минутное молчание и все начинают смеяться, а громче всех синий галстук. Да так, что даже похрюкивать начинает. Карикатура, да и только.
        - Шикарно. Чистейшее произношение. Вы сказали, - щелкает он пальцами, а значит понял совсем немного. - Что готовы сдать экзамен, русский господин.
        Не понял ничего.
        - Да, - теперь смешно и мне. - Конечно… Именно это я и сказала.
        Хочется рассказать, как я оттачивала это самое произношение в одном вертепе, волей судьбы работая на телефоне, потому что в тот момент мое тело было непригодно для продажи. Ненавижу этот язык. И тех, кто говорит, что он красивый, тоже. Лучшие моменты сексуальности они изворачивают в звенящую пошлость.
        Тут под разговоры о Франции и понимание, что синий галстук вряд ли покидал номер своего отеля, чувствую пинок носка. Перевожу взгляд на Никиту.
        Он чем-то недоволен, а ко мне через стол подкатывается его смартфон с текстом. А именно переводом брошенной мною фразой.
        «Прежде, чем принимать экзамен, научись говорить на французском. Русская жирная задница».
        Неплохо. Очень неплохо. Кажется, с образованием у Никиты лучше, чем с воспитанием.
        - Жирной там не было, - пишу ему в ответ и отправляю телефон обратно, а в это время Юра своей властной рукой политика возвращает разговор в серьезное русло. Надо признать, делает он это мастерски. Сразу видно, что этих толстосумов, обремененных властью, но не мозгами, он привык держать в узде своего авторитета.
        И именно он решает, когда ужину пора подходить к концу.
        - Когда будете подыскивать работу, позвоните мне, - передает мне свою визитку толстый хрен с бегающими по моему декольте глазенками. - Мне очень нужны такие способные сотрудницы.
        Визитку вместо меня забирает Мелисса и с вежливой, но убийственной улыбкой говорит:
        - Такая корова нужна самому. У Алены заключен контракт со мной.
        Первой фразы я не понимаю, но судя по всему, это смешно. Потому что все улыбаются.
        И спустя пару минут, вопрос Никите о его предвыборной компании мужчины наконец уходят. Замечаю, что время давно перевалило за девять, а значит к Ане я зайти уже не успею.
        - Значит вы не против помогать Мелиссе, - спрашивает меня Юра, и я качаю головой.
        - Пока она этого хочет.
        - Отлично, думаю, нам с ней как раз нужно обсудить этот момент, - говорит он и утягивает закатившую глаза жену в кабинет, но прежде говорит Никите: - Отличная ложь, сынок.
        Меня сейчас стошнит. И я показываю это всем своим видом, когда мы остаемся с Никитой наедине. Я уже предчувствую конфликт. Он несется на меня как товарный состав без тормозов.
        - Итак, мы выяснили, что лжешь ты лучше, чем трахаешься, - смотрю прямо в глаза, что полыхают ледяным пламенем.
        - Отрезать бы тебе язык, но не могу оставить тебя без основного рабочего инструмента.
        И двойственность этой фразы так и веет обидой и гневом. Смотрю в его напряжённое лицо. Колкий взгляд то и дело скользит по моей шее и линии низкого декольте. Именно так, как весь вечер. Именно так, что кожу в местах зрительного контакта нещадно жжет.
        - Никита… - слышим бас его отца за углом, и сын раздражённо дергается.
        - Я помню!
        И меня снова пробивает на смех от того, каким большим и серьезным хочет выглядеть старший сын Самсонова, а на деле лишь маленький мальчик, которому запретили трогать любимую игрушку.
        - Что смешного?
        - Ты, - пожимаю тонкими плечами, облизываю губы и снова смеюсь с того, как перекосило лицо Никиты. Кажется, проведи я пальчиком по его щеке, и он сорвется как голодный пес на кусок свежего мяса…
        Хочу его обойти, подразнить обтягивающей тканью платья, но рука впивается мне в горло. Мать вашу… По телу словно пускают ток, и вот губы уже так близко, словно магнитом манят меня прикоснуться.
        - Еще никто не смел надо мной смеяться…
        - Еще никто не смел надо мной смеяться… - передразниваю я и сама тянусь к его губам. Облизываю свои и жду, когда хороший мальчик протянет свои шаловливые ручки к плохой девочке.
        Но надо отдать должное. Он отталкивает меня. И уходит. Просто и молча уходит по лестнице вверх, а я загибаюсь от смеха.
        Глава 18
        Боже… Это будет очень весело. Мне можно все, а ему ничего. Я могу раздеться до гола, пройтись у него перед носом, а ему даже прикоснуться будет нельзя.
        Никита поднимается медленно, расстегивая запахнутый пиджак, почти до второго этажа. А я любуюсь его упругим задом, думая только о том, что делаю это впервые. Но вдруг замечаю, что мышцы перестали сокращаться, а объект насмешки тормозит, опускает руки в карман и поворачивает голову, осматривая меня с ног до головы. И мой звонкий смех тут же застревает в горле.
        Так уж дорога ему машина?
        Он разворачивается полностью и словно всадник апокалипсиса срывается вниз, а я невольно пячусь. Черт… Разворачиваюсь и бегу на кухню.
        - Иди сюда! - он настигает меня у стола, на который влетаю, скольжу по поверхности. Но он успевает схватить платье, и тонкая ткань с треском рвется.
        По ягодице хлещет струя воздуха, и я падаю на пол, успеваю подняться и продолжаю бежать. За спиной топот, горячее дыхание и почти сто килограмм живого тестостерона. И пусть я хочу обернуться и столкнуться с этой силой в сексуальной схватке, считаю безопасным закрыться в ванной. За долю секунды до того, как в нее врезается кулак.
        И снова мне хорошо… Весело. Никогда я не убегала, при этом чувствуя себя в абсолютной безопасности. Ну что он мне сделает? Трахнет?
        - Открой дверь!
        - Уверен? - смеюсь я. - Я ведь почти голая, боюсь, ты слишком перевозбужден и опасен.
        - Я могу выломать…
        - Выломай, иди ко мне, трахни меня, - изображаю сирену из службы «секс по телефону».
        - Дрянь. Мать про запрет отца сказала?
        - О, да. Мне так жаль тебя… - смеюсь, даже не пытаюсь притворяться. Дверь тут же сотрясается от нового удара. - Так что же тебе важнее, Никита? Моя влажная… Узкая… Готовая только для тебя дырочка или права?
        За дверью почти вой и новый удар, а я смотрю на порванную ткань в зеркало и вздыхаю.
        Первое красивое платье на мне и уже в клочья. Только потому что кто-то не умеет держать себя в руках. И кто-то - это я. Могла ведь уйти в комнату и там вволю посмеяться.
        - Судя по тому, как ты себя ведешь сегодня, уже не только для меня, - вдруг говорит Никита злым тоном, а затем раздается тишина.
        Настолько оглушительная, что давит на голову. Вызывает ком в горле и невольное желание расплакаться от несправедливости. Но и унижаться оправданиями я не буду. А вздрагиваю, когда словно выстрелом он сражает меня известием:
        - Завтра я уеду. Потому что в отличие от тебя мне нужна машина, чтобы работать.
        Рвусь к двери, открываю, чтобы высказать этому придурку все, что думаю, но его и след простыл. Я же опираюсь на стену с выдохом и вдруг натыкаюсь взглядом на светленькую горничную Зину.
        - Привет, - говорит она, смотря по сторонам. Хорошая девушка, главное, не пытается за Никитой волочиться. Этим она и заслужила мое доверие.
        - Ты не могла бы принести мне халат? У меня платье порвалось, - прошу с улыбкой, и та со смешком кивает.
        И только я надеваю его, бегу наверх, чтобы не быть замеченной хозяевами. Они уже довольно долго находились в кабинете. Замедляюсь, только когда прохожу по светло-зеленому коридору мимо комнаты Никиты.
        Любопытство и похоть меня сгубят.
        Смотрю по сторонам и нажимаю на золоченую ручку.
        Поддается!
        Боже, останови меня. Останови… Но на меня не снисходит озарение, и молния не бьет прямо в грудь, так что заглядываю внутрь.
        Ликованию нет предела, и я оказываюсь в святая святых. За четыре дня я часто проходила мимо, но желания заглянуть не возникло. Теперь оно настолько сильное, что ломит мышцы. Болит в груди. Вот и рядом с Никитой такое же.
        Странные чувства. Приятными не назовешь, но и без них уже не можешь.
        Продолжаю изучение пространства. Но медали, грамоты, ноутбук и плакат с сисястой блондинкой не так интересны, как шум в ванной комнате.
        И сам душ слышен не так сильно, как кое-что другое.
        И я иду на этот чудесный, пошло хлюпающий звук. Заглядываю в ванну.
        Дыхание перехватывает от того, с какой силой и частотой Никита накачивает свой крупный, увесистый член, что стоит, дергаясь в такт движениям. Ох…И кабина практически прозрачная. И даже пара капель на стекле не мешают смотреть на то, как рука в венах напрягается.
        Раз, другой. Третий. Сильнее. Сильнее. Резче.
        Стискивая челюсть, упираясь другой мускулистой рукой в кафель, Никита трахает кулак с таким выражением, словно ему больно.
        А мне больно смотреть и не участвовать.
        И я в пьяном волнении наблюдаю, как стекают капли по этому невероятному телу, как член разбухает. Совсем скоро белые капли брызнут на стену. Укатятся вниз, как и моя возможность кончить.
        Обида на неудовлетворенность в теле будит чертика. И я вспоминаю, что прошло четыре дня.
        Целых четыре дня без него. Сейчас он должен такие же резкие, частые фрикции совершать во мне. Дать мне кончить, именно так, как обещал.
        Так что прости, милый. Баш на баш, как говорят русские.
        - Смотри, руку не сотри, - говорю достаточно громко, так что он дергается, а я уже со смехом вылетаю в коридор. Бегу до спальни. Закрываю дверь и прислушиваюсь. Но к моему разочарованию не слышу топота ног.
        А стою я долго, жду, когда он постучится. И на этот раз я открою, сниму с себя халат и попрошу сорвать остатки ткани с жаждущего ласки тела. Впервые за всю жизнь. Впервые мне хорошо, и даже унижения Никиты не делают мне больно. Потому что в нем говорит максимализм, который со временем обязательно уйдет. Он поймет, что краски черные и белые не единственные. И тут важно понимать, как это повлияет на его отношение ко мне. Станет ли он смотреть на меня как на личность, доверять, а не ждать подвоха, потому что есть клеймо.
        Жду еще минут десять, выглядываю за дверь, но коридор пуст и только внизу слышен шум моющего пылесоса. Разочарованно вздыхаю, но дверь не закрываю. Если Никита хоть раз пройдет мимо, он не устоит. А если успеет застать меня в душе….
        Но не через час, не позже ночью он не появляется. И я полная волнения смыкаю глаза, только когда небо золотят солнечные лучи.
        Мой график никогда не был постоянным. Иногда приходилось не спать несколько дней, иногда несколько дней можно было отсыпаться. Однажды я остановилась в одной деревне и осталась, довольно долго наслаждаясь благами фермерства. Доила коров, собирала ягоды. Ровно до того момента, пока к родителям не приехал погостить сын стариков. Не знаю, где он меня видел раньше и как понял, что я из себя представляю, но уже на следующее утро меня везли к Марсело.
        Я рада, что он умер. Мир хоть немного, но стал чище. Может быть даже выживет пара девушек. Может быть еще пара не станет проститутками.
        Ночью мне снились сотни лиц моих коллег, они проносились мимо меня как машины на автостраде, и я уже не помню ни одну. Даже имена стерлись из памяти, как мел стирают со школьной доски.
        Из всех людей именно Вася запомнилась мне настолько, что снилась в самые тяжелые моменты. Она олицетворяла счастье. Она давала надежду, что можно выбраться из самой ужасной ситуации.
        И услышав с утра рев двигателя, первой мыслью было, что она приехала. Не важно зачем, просто поболтать. А потом я вспомнила о нескольких неделях и поняла, что это уезжает Никита.
        Но, поднявшись с кровати и взглянув в окно, моему удивлению нет придела. Машина Никиты равняется с красным спортивным авто Камиля и резко разворачивается назад, поднимая тем самым пыль.
        А в моей голове бьется импульсами только одно: «Отелло», а на губах уже играет улыбка.
        Глава 19
        *** Никита ***
        - Да, Надя. Но ты можешь сходить на открытие этого ресторана и сама. Нет, Надя, я не обещал, что приеду. Я сказал, если получится, - говорю я с нажимом в трубку, а рукой нажимаю на горло охамевшего Камиля, чья бровь уже изогнута. - Как только освобожусь, приеду. Все.
        Отключаю телефон с мыслью, что приеду точно не сегодня, потому что одному придурку ни одной тайны доверить нельзя.
        - Ты что здесь забыл? - толкаю друга к его тачке, а тот только скалится. Весело ему, а у меня руки чешутся прибить кого-нибудь.
        - Одну прелестную сирену. Раз она не нужна тебе, то чего добру пропадать?
        - Ты совсем идиот. Решил соблазнить ее в доме моих родителей? И тебе что, шлюх мало? - почти рычу. Ох, как вмазать по этой смазливой роже хочется. Хотя надо признать, всегда хотелось. Мы и подружились после того, как чуть не убили друг друга. Он издевался над моими рисунками. Я над его матерью, что приходила в школу в таком мини, что трахнуть ее не хотел разве что первоклассник.
        - Таких, как твоя шоколадка, у меня еще не было…
        - Почему шоколадка, - не понимаю и отпускаю. Потому что уже из дома выходит мама.
        - Шоколадка Аленка, - усмехается Камиль, и я закатываю глаза. - Ты же не хочешь рассказывать, какая она в сексе, придется узнавать самому. Нет, конечно, я не трону, если она твоя?
        Он внимательно смотрит на меня и ждет ответа, а я вспоминаю идеальную грудь с розовыми сосками и талию, что почти помещается в руках, и хочется крикнуть: «Моя». Только вот гложет вопрос, а скольким мужикам так захотелось закричать?
        Качаю головой, и Камиль довольный кивает.
        - Вот и иди трахай свою невинную Надю, а я полакомлюсь Аленкой, - шипит он мне на ухо и широко улыбается маме. - Мелисса, вы как всегда неподражаемы.
        - А вы как всегда нарываетесь на пощечину, - не дает она себе поцеловать руку, и я хмыкаю. В этом я с матерью согласен, но все еще злюсь, что она сказала Алене про отцовский запрет. Теперь эта дрянь будет специально меня мучать. И в доме моему члену просто небезопасно находиться.
        Он слишком хорошо помнит, как хорошо Алена умеет сосать. Почти так же хорошо, как руки помнят шелк ее волос, которые она теперь словно специально не распускает.
        - Мелисса, если хотите меня ударить, я буду только рад, - нарывается этот пижон и кивает на дом. - А ваша дорогая гостья уже встала?
        Судя по тому, как Камиль выделил слово «дорогая», у него член стоит со вчерашнего дня. У меня, кажется, вообще не опускается. Особенно болезненно ощущается, когда мама говорит:
        - Встала и отправилась в тренажерный зал.
        Словно специально. Знает, чем взять, и Камиль наверняка думает о том, о чем и я. В чем занимается Алена? Обтягивающие брючки? Шорты? Камиль оттягивает ворот и резко и расстегивает олимпийку.
        - Мне как раз тоже надо подкачаться. Мелисса…
        Он идет мимо мамы, совершенно бесцеремонно, а я уже ищу глазами камень, которым мог бы его остановить.
        - Кажется, Камиль будет у нас частым гостем, - хмурится мама ему вслед.
        - Он такими темпами будет гостем в больнице. Тоже частым, - сквозь зубы говорю я и иду за ним, но мама меня останавливает фразой:
        - Зачем ты сказал ему? А если он кому-то…
        - Так вышло.
        Этот вопрос и меня до сих пор мучает. Но я пил, он был рядом, и я все выложил. Да у нас и секретов друг от друга не было никогда. Он, несмотря на всю свою влажность и манерность, самый верный друг, каких поискать. Проблема разве что в женщинах, он их меняет чаще чем трусы. Надо бы Алену предупредить. И напомнить, что это я за нее заплатил несколько миллионов. И что бы кто не думал, она моя. Моя, черт возьми.
        Захожу в тренажерный и хочется закрыть глаза от того, как Алена шагает на эллипсоиде, выставляя свою задницу, затянутую в лосины, на показ. Словно хочет, чтобы я встал за ней и потерся. И как же легко представить, как выгоняю Камиля, как сдираю с нее одежду, с себя и встаю сзади. Обхватываю пальцами ее руки на рычагах, языком слизываю капли пота с шеи и загоняю член до самого основания.
        - Никита, - ее томный голос вырывает меня из плена порочных мыслей, и я строевым шагом приближаюсь к воркующим голубкам. - Ты вчера вроде сказал, что уезжаешь.
        - Да, - только и отвечаю, скольжу по распутному лицу, пухлым губам и ниже, там, где ее тело бережно обхватывает спортивный костюм. Ревнуешь к костюму? Просто зашибись. Начни ревновать еще к ручкам, вместо которых прямо сейчас мог бы быть твой член. - И откуда такая тяга к спорту?
        - Ну как же. Приехал клиент, я же должна показать себя в наиболее выгодном свете, - улыбается она Камилю, а мне оплеухой это выражение стереть хочется. Сука…
        Делаю шаг вперед, хочу содрать ее с тренажёра и увести в раздевалку и там напомнить, кто ее настоящий и единственный клиент.
        - Алена, - неожиданно ласково говорит Камиль, и я напрягаюсь, потому что такой голос у него, когда он разговаривает с моей сестрой. - Я на самом деле приехал извиниться. Вчера я не сдержался. Никита случайно проболтался о тебе. А увидев, что ты за прекрасное видение, решил, что должен познакомиться.
        - Не слишком удачно…
        - Полностью согласен, - тянется он к волосам и чешет затылок, а меня от его приторности уже тошнит. - И позволь мне загладить свою вину.
        Алена быстро скользит по мне взглядом, потом словно оценивает искренность Камиля. Очень надеюсь, что она не из тех, кому патоку можно в уши лить. Уж такая, как она, должна знать цену словам таких, как Камиль.
        - Каким образом?
        - Ты приехала в Россию. На Родину. А ничего не видела. Как насчет прогулки?
        Серьезно? Алена не поведется на это.
        - Ты прав, - шокирует она меня. - Сижу тут как невинная принцесса. Но мы-то с вами знаем, что я не невинна.
        Она смеется вместе с Камилем, спрыгивает с тренажера.
        - Но просто прогулка мне неинтересна. Есть тут, где пробежаться.
        - Наша девочка, - улыбается Камиль и поворачивает голову в мою сторону, не сводя взгляда с капли пота, что так и норовит стечь в декольте. Знаю, потому что сам туда смотрю. Дерьмо… - У тебя же будет спортивная форма?
        - Для тебя только мышьяк.
        - Добрый друг, - смеется Камиль и кивает Алене. - Есть такое место. Там ровно и лесок рядом, чтобы голову не запечь.
        И чтобы уложить тебя прямо там.
        - Тогда я переоденусь в шорты и можем выдвигаться, - растягивает она свои блядские губы и проходит мимо Камиля, который разве что не облизнулся.
        Слюну подбери, придурок.
        Я за Аленой, пока Камиль в раздевалку. Хватаю за локоть и шиплю на ухо.
        - Ты же понимаешь, что он просто приударяет за тобой. Трахнуть хочет.
        - Ну и что? - поворачивается она всем телом и льнет, обдавая пьянящим ароматом, так что ноги немеют, а сердце стучит где-то в горле. - Ты тоже хочешь… Но знаешь, в чем между вами разница?
        - И в чем? - рукой убираю влажный локон с её лица, и она наклоняет голову, ластится как кошка. Ебать, останови это безумие.
        - Ты можешь сделать это в любое время.
        - Потому что купил?
        - Потому что этого хочу я, - пожимает она тонкими плечами, пальчиками ведет вниз по груди, что сейчас взорвется от переизбытка дыхания, и ноготком безошибочно находит твердую головку через брюки. И я уже хватаю ее руку, прижимаю еще сильнее к себе и тянусь к губам, но она со смехом меня отталкивает. - Но работа не ждет. Папочка будет ругаться.
        С этим и уходит, а я сжимаю челюсть, вбиваю кулак в стену и срываюсь. Бегу к машине, сажусь и почти сразу стартую. Правильно. Работа не ждет. У нее своя. У меня своя.
        Дрянь. Шлюха. Сука. Но почему все это теряется в дымке похоти, стоит ей только ко мне притронуться. Тяну руку в карман и достаю кусок ткани.
        Ночью это был повод зайти к ней. Но пройдя мимо двери несколько раз, я все-таки решил пойти к себе, а кончил в этот чертов клочок ткани. Но зачем, если один ее вид и улыбка снова сделали меня твердым.
        Но судьба благосклонна и мне снова звонят, на этот раз Дэн. Мой заместитель.
        - Ник, здорово. Помнишь здание, что ты присмотрел под завод?
        - Ну?
        - У хозяина совершенно неожиданно возникли финансовые трудности. Можем купить, если Юра даст денег.
        Юра… Юра… Отец. Даже трахаться не могу, потому что все, что имею, принадлежит ему.
        - Никаких отцов. Кредит возьмем.
        - У кого?
        - У отца Нади, - решаю я, вспоминая, что Эдуард был ко мне весьма благосклонен.
        Глава 20
        *** Алена ***
        - Судя по тому, что ты взяла на прогулку Аню, трахаться мы не будем, - замечает Камиль, когда девочка, весело прыгая, унеслась вперед, а я просто наслаждаюсь высокими деревьями, что треплет ветер, как мать волосы ребенка. Улыбаюсь небу, словно ради нас разогнавшее даже намек на тучи. Слушаю пение птиц. Здесь по крайней мере они не так орут, как в джунглях. - Алена?
        - Чудеса дедукции. Где ты, говоришь, работаешь? - дарю внимание Камилю, что идет рядом. Даже слишком близко, как будто это что-то изменит. Прочитал три правила пикапера и теперь уверен, что каждая девушка станет его. Дурак.
        - У отца на фирме, - усмехается Камиль, так и не сводя с меня взгляда, хотя подозреваю, смотрит на обтянутую лайкрой грудь.
        Побегать и снять избыток энергии не удалось. Аня попросилась с нами, а местность для нее слишком холмистая. Так что гуляем, скоро дойдем до карьера, где можно будет попрыгать с невысокого обрыва, позагорать, погулять по леску.
        Камиль не самый лучший тур-оператор, но Анька загорелась, а я не стала сопротивляться.
        - И чем ты там занимаешься помимо проверки работоспособности секретарш, разумеется, - спрашиваю, и он снова смеется. Пока он занят, кричу Ане, что убежала она довольно далеко. Все-таки девочку слишком долго держали на коротком поводке. Это всегда чревато. А Никиту с поводка наоборот спустили, хотя предупредили, что, убегая далеко, получать еды он не будет.
        Это все, разумеется, образно, но вполне верно. Я бывала в разных семьях и видела разные модели воспитания. Идеальной нет. Родители, даже самые хорошие, так или иначе становятся причиной многих психологических проблем.
        Интересно, какая у Камиля?
        - Алена, давай быстрее. Там так классно! Мы должны искупаться!
        - Отличная идея, - стягивает Аполлон футболку, играет мышцами груди, и я невольно засматриваюсь. Вот только лишь для того, чтобы понять разницу своих ощущений между тем, когда рядом полуобнаженный Никита и Камиль. Они почти одинаковые, разве что у первого более развиты мышцы груди, а Камиль делает упор на мясистых кубиках.
        Смотреть приятно, но как на статую в музее, а вот Никиту хочется потрогать. Вылизать, укусить так сильно, как хочется укусить любимого человека. Чтобы показать всю силу чувств, которую порой не можешь высказать словами.
        - Нравится?
        - Конечно. Мне и сотням других людей, - поднимаю я взгляд. - Но ты, кажется, забыл, сколько мужских тел я перевидала. Мужчины для меня лишь способ заработка, но точно не предмет восхищения.
        И лишь с одним это правило не работает.
        - Точно. Так сколько их было?
        И почему всех так интересует конкретная цифра? И что именно под ней имеется в виду.
        - Ответ тебя удивит, - говорю, но снова слежу за Аней. Как близко к краю она стоит.
        - Только вот не заливай мне, что мало, - хохочет он. Да что ты… - Я еще могу поверить, что твою девственность хранили достаточно долго, чтобы продать подороже. Не удивлюсь, что на каком-нибудь аукционе. Но вот в то, что не распробовали других дырок… Да ты не смотри так. Можешь убедить меня в обратном?
        Могу. Только вот почему я вообще должна убеждать?
        Я останавливаюсь и смотрю в холенное лицо с рьяным желанием сделать его более мужественным. Пара шрамов от женских ногтей не помешают. И все-то он знает. На все у него есть ответ.
        - Все дело в том, что мы судим мир по тем порокам, которым подвержены сами, - говорю я, стараясь успокоиться. Хочется защититься, хочется закричать, что вот я не такая, как вы думаете. Но это глупость. Что, собственно, произошло? Очередная версия моей сексуальной жизни? Унижение? Попытка быть откровенным? Я оценила. Спасибо.
        - Поясни, - просит Камиль, когда я отворачиваюсь и иду за Аней. Она уже возле пруда, но без нас нырнуть не решается. Ждет нас, оборачивается и машет рукой.
        - Люди религиозные. Не те, что прикрывают Богом свое дерьмо, а те, кто действительно верят в духовность. Считают, что она есть в каждом. Они ищут доброту. Люди, выросшие в грязи, ищут грязь везде и очень часто ею захлебываются. Не доверяют никому и ждут подвоха. Ты общаешься с проститутками, шлюхами, жадными до твоих денег, и будешь видеть это в каждой женщине.
        - Ого, какие мудрые познания моей психологии. Только оно так и есть. Все женщины шлюхи. Только одни продают свою пизду за благополучие, а другие за пару буханок хлеба. Мне проще жить, потому что я принял это, а вот Никита верил в светлую любовь одной девочки и надеялся сохранить ее в своей памяти ангелом. Только вот реальность оказалась жестока, - зло усмехается он, жадным взглядом скользя по моим ногам.
        Не хочу про Никиту. Не про него сейчас речь.
        - Я надеюсь, что однажды появится в твоей жизни женщина, которая изменит твое мнение, - говорю я и поворачиваю голову к Ане. Но по телу проходит озноб, а дыхание перехватывает.
        Потому что ее там нет.
        - АНЯ! - кричу, как умею громко, сразу подбегая к небольшому обрыву и успеваю заметить только руку. Меня начинает колотить от страха. Вода не мой конек, плаваю плохо. Но, не раздеваясь, прыгаю и сразу ныряю, слушая плеск воды рядом.
        Вот только я забываю, как действует на меня глубина. Как она меня любит. Слишком часто я в ней пряталась, слишком часто она меня к себе звала.
        Замечаю в мутной воде, как Камиль уже тянет Аню наверх.
        Хорошо. Это очень хорошо. Но воздуха все меньше.
        Я делаю рывок наверх, но воспоминания глушат разум. Раз, два, три и я вспоминаю, как плохо наверху. Там мужчины и их руки готовы разорвать мою плоть, забрать мою еще не совсем испорченную душу. В ней еще есть вера в хорошее. Но здесь так спокойно. Ласковое течение несет меня все дальше, воздуха на пару секунд, и сознание медленно уходит.
        Дальше.
        Дальше.
        В пустоту.
        Такую благодатную, что впору ей отдаться. Но вдруг в руке боль вырывает меня из глубины. Кто-то вытягивает меня из воды на песчаный.
        Потом пару секунд спустя солнце, одежда липнет к коже. Мужские крики. Только вот кричит не Камиль.
        - Аня… - откашливаю воду, поворачиваю голову, чтобы найти взглядом девочку, но барабанные перепонки раздражает крик:
        - Два часа! Два долбанных часа, а ты их чуть не угробил!
        - Это случайность! - оправдывается Камиль, насквозь мокрый, как и собственно неоткуда взявшийся Никита. Вот тебе и важная работа.
        Мальчишка. Но мальчишка спас меня, и, наверное, мне надо быть благодарной.
        - Твое зачатие - случайность!
        - Никита! - обрываю я мужскую истерику и прошу. - В машине Камиля полотенце и сухие вещи, надо принести.
        - Я схожу, - вызывается Камиль, взглядом благодарит меня и уходит. Он действительно не виноват. Никто не виноват. Иногда происходят вещи от нас независящие.
        Я подлезаю к свернутой клубочком Ане, что все еще покашливает, и обнимаю ее.
        - Ты как, котенок?
        - Это я во всем виновата. Камушек упал, и я оступилась.
        - Главное ты жива, а остальное решаемо. Верно, Никит?
        Я поднимаю голову, и его напряженное лицо загораживает мне солнце. Он замер статуей и не может двинуться. И слова сказать. С чего бы это?
        - Никита?
        - Все решаемо, ты права. Я вспылил, прости, Анют, - садится он рядом на корточки, и она сразу обнимает его за шею, утыкается и начинает хныкать. Никита смотрит на меня.
        - Ты не умеешь плавать?
        - Умею, когда надо, - пожимаю плечами, и невольно сердце стягивает щемящей нежностью от того, как доверчиво девочка жмется к брату.
        Именно так я всегда воспринимала образ Никиты. Брата, на которого можно положиться. Это порой давало силы двигаться, бежать, сражаться. Просто фантазия о мальчике, который может вот так тебя обнять. Без сексуального подтекста.
        - Никита, - подает голос Аня. - Папе нельзя говорить, а то он Алену опять ругать будет.
        - Не понял. С чего бы ему ее ругать? - напрягается Никита, а мне хочется закрыть Ане рот. У них и так из-за меня отношения не очень, а если сын начнет претензии предъявлять? Опять я буду причиной?
        - Аня… - предупреждающе кладу руку на детское мокрое плечико, но она продолжает.
        - Папочка считает, что она плохо может на меня повлиять. И все из-за какого-то купальника. Но я не понимаю, почему? Если Алена живет с нами, значит она хорошая?
        На это, столь наивное утверждение, хочется рассмеяться. Или заплакать от умиления. Ребенок видит то, что ему показывают. Если он видит картинку, он не думает, что за ней может что-то прятаться. Судя по всему, я очень быстро перестала быть ребенком. Потому что очень быстро стала видеть за фасадом гниль.
        - Ты правильно говоришь. Алена очень хорошая, - огорошивает меня Никита, потому что в глазах, обращенных на меня, ни капли фальши. Вот же. Испугался, что умру, и решил изменить свое мнение? Или испугался, что трахнуть меня не сможет больше?
        Или все же видел, как бросилась за Аней? Как будто могло быть иначе…
        - Полотенца, - объявляет Камиль уже более серьезный, чем десять минут назад, и я ему улыбаюсь.
        - Спасибо, что спас Аню.
        Глава 21
        - Ну а как иначе, - хмыкает он горделиво, и Никита бьет ему ребром ладони под коленку, так что ноги подгибаются, и он валится рядом.
        - Вот теперь я верю в его искренность, - смеется Никита, и Аня подхватывает повышенный градус настроения. Бросается теперь на Камиля, а он укрывает ее полотенцем. А я беру свое, пакет с вещами и иду за выступ, чтобы переодеться.
        Стоит мне укрыться, как тут же появляется Никита. Несколько взволнованный, но, кажется, раздраженный собственным состоянием.
        Я, не стесняясь его, переодеваюсь. Потому что просить отворачиваться будет дольше. А после такого приключения тратить нервы не хочется. Да и нравится мне, когда он смотрит. Вот так. Это уже привычно. Удивляюсь больше, когда он берет полотенце и делает мне ширму от карьера.
        - Зачем ты с ним поехала?
        - А почему ты вернулся? - спрашиваю в свою очередь и, стянув мокрую футболку с лифчиком, поворачиваюсь к нему.
        - Ну ведь я правильно сделал. Или тебе хочется стать русалкой?
        - Разве твоя жизнь не стала бы проще? - вопросительно поднимаю брови и стягиваю шорты с купальными трусами, смотрю снизу-вверх. Кайфую от того, как его кроет.
        Остаюсь голой. Быстро выглядываю из-за выступа. Смотрю, что Аня уже завернутая в полотенце сидит и играет в телефон Камиля, а сам он курит рядом. Разнервничался.
        Возвращаюсь на голос Никиты.
        - Думаешь, я желаю тебе смерти? - зло спрашивает, и я пожимаю плечами.
        Иду к нему вплотную и почти касаюсь губ. Облизываю взглядом каждую черточку его идеально вылепленного лица. Кто же знал, что конопатый мальчик станет таким совершенным.
        Насмешка судьбы. Гадкий утенок.
        Никита в свою очередь рассматривает мое лицо, словно обрисовывая его детали, а потом задерживается на губах. Словно магнитом тянется ко мне, смело оборачивает полотенцем-коконом. Прижимается, почти вдавливаясь в мое тело.
        Я даже не думаю сопротивляться, когда он меня целует. Сначала мягко так, чувственно, сладко. Пара секунд и его язык уже ласкает мой, делая поцелуй почти совокуплением. Долгим, смачным, вызывая в теле искры, что должны вскоре зажечь огонь.
        Но несмотря на все яркое желание и член, что недвусмысленно трется о живот, я хочу услышать правду. Сейчас он не подумает уйти от ответа.
        - Никита… - отстраняюсь, что ему очень не нравится.
        - Ну что…
        - Ты предпочел бы думать, что я умерла еще в детстве. Давай вот честно?
        - Блять, как можно спрашивать это сейчас? - выдает он хрипло и смотрит на мою грудь, соски на которой теперь магнитом тянутся к нему. Но благо у меня, в отличие от мужчин, голова одна.
        - Когда ты похоронил меня?
        - Слишком рано. Когда понял, что хочу тебя не как подружку, а как девушку. Что думаю о тебе не как о маленькой сестренке. Тогда она у меня уже была, и я осознал разницу.
        - И в чем?
        - На воспоминания о тебе, на фантазии о том, какой ты вырастешь, я начал дрочить, - выплевывает он и отворачивается, проводя рукой по волосам, что в блеске солнца отливали красным. - Довольна?
        Закрываю глаза, мысленно представляя, где я была в том возрасте. И каким он. Уже высокий школьник, за которым точно таскались девчонки, и я, идущая по пустыне, а после найденная военными и отправленная в приемную семью. Не самый лакомый кусочек для подростковых фантазий.
        - Тогда я подумал, что если на тебя дрочу, то значит кто-то тебя уже трахает. И что ты не станешь это терпеть. Тогда я подумал, что лучше сохраню твой образ невинным. Бля, Ален. Я не знаю, как еще объяснить. Я не желаю тебе смерти. Сейчас меньше всего я хочу, чтобы ты умирала. Понимаешь?!
        - Ясно, - сказать мне на это нечего. Лучше смерть, чем принятие моей судьбы. Ясно.
        Надеваю на высохшее тело вещи, скрывая от Никиты интимные части тела.
        - Я не хотел тебя обидеть, - говорит он. - Главное, что ты жива.
        - Не главное, - усмехаюсь. - Для тебя не главное. Но я не в обиде. В том возрасте я была в гареме и училась пихать себе в зад и рот разные приспособления, так что ты прав.
        - Ален…
        - Я не в обиде, Никита, - улыбаюсь, сдерживая слезы. - Ты вытащил меня из такого говна, что я век с тобой не расплачусь. Ну или пока не придут документы.
        С этим отвожу от красивого лица взгляд и выхожу к Камилю и Ане.
        - Они, кстати, скоро будут готовы? Документы…
        - Скоро, - бурчит Никита, поднимая на руки Аню, несет к машине. Мы с Камилем за ним.
        Идем некоторое время, пока не отстаем, что даёт возможность оставаться вне зоны слышимости. Ветер уносит наш голос к воде…
        - Он не сможет тебя любить, - замечает Камиль, и я поворачиваю голову. Послушаем. - У него слишком высокий порог ответственности перед отцом. Мания какая-то, чтобы тот им гордился. Первый на олимпиадах, первый на соревнованиях. Иногда его совершенство раздражает.
        - И, конечно, ему нужна совершенная девушка. Невинная, без клейма, - киваю, все прекрасно понимая. Только понимание отзывается болью от ножевой раны.
        - Ты умница. А вот, кстати, мне срать на отца и на невинность.
        - Это предложение? - смеюсь я, но Камиль как никогда серьезен.
        - Никогда не видел, чтобы кто-то бросался ради другого в воду столь стремительно. Человек всегда сомневается. Всегда, понимаешь?
        - Не было времени сомневаться.
        - Я бросился не сразу.
        - Главное, что ты это сделал, - кладу я руку ему на плечо, а он притягивает меня к себе, обнимает, но тут же дергается от крика.
        - Алена, в машину!
        - Когда ты поймешь, что не нужна ему. Приходи ко мне, - шепчет он мне на ухо, а я качаю головой.
        - Не приду, - отстраняюсь и улыбаюсь. - Для меня ты просто мужчина, каких тысячи, а Никиту я люблю.
        - Вот так? Ты же его не знаешь.
        - Не этого Никиту, а того, что он запрятал, когда стал жить этой лживой жизнью. Напоказ. Понимаешь?
        - Не совсем.
        - Ну и ладно, - улыбаюсь, треплю еще влажные темные волосы Камиля.
        После чего под напряженным взглядом иду к Никите. Вот уж правда. Отелло.
        - Ты не будешь с ним трахаться, - твердо говорит он мне на ухо, пока держит дверь, а я киваю со смешком.
        - Конечно, нет. Он же на меня не дрочил…
        - Что тебе говорил мой отец?
        Этот вопрос я ожидаю с самого отъезда от карьера. Но задал Никита его только, когда неугомонная Аня успокоилась и уснула, отвернув курносый нос.
        - Ничего, чего бы не говорил ты, - поворачиваю голову и делаю звук аудиосистемы потише, а Никита вдруг берет мою руку и к себе на бедро тянет. Очень вовремя.
        - Никита…
        - Он тебя не выгонит. Даже если ты начнешь приводить клиентов в дом.
        - Какие открываются перспективы. И я бы обязательно ими воспользовалась, если бы не один очень неуравновешенный клиент, - смеюсь я тихонько и хочу отобрать руку, но он не отдает.
        - Я может и папенькин сынок и должен свято чтить его наветы, но разве не может у меня быть плохой привычки?
        Он бросает взгляд на спящую Аню и тянет мою руку все дальше. К бугру, что отчаянно рвется ввысь.
        Наверное, на вредную привычку надо обидеться, но мне с Никитой так хорошо и спокойно, что обижаться на его не слишком вежливое обращение нет смысла.
        В конце концов, «привычка» - это то, от чего сложно избавиться. И надо признать, мыли о Никите, желания, они давят на мозги и тоже вошли в привычку.
        Разница в том, что я избавляться от нее не хочу.
        - А как же запрет? - сама сжимаю руку на твердом «пульсе». - Не думала, что трахнуть меня важнее, чем поехать на работу…
        Он хмыкает, поднимает правую руку на рычаг передач, чтобы переключиться. Я же с нетерпением жду ответа, потому что очень хочу, чтобы он что-нибудь придумал.
        Потому что в отличие от него я честна с собой и своими желаниями. А Никита стал одним из самых важных. Надо сказать, вторым после возможности избавиться от клейма путаны.
        - Пока ты прохлаждалась с Камилем, я все решил…
        - Да ну? - поднимаю брови.
        - Сегодня я встречаюсь с важным человеком. Он даст мне большой кредит на завод, который я давно проектирую. Это значит, что я смогу взять себе и машину, и тебя. Смогу не зависеть от милости отца.
        После паузы мне приходит в голову неутешительная мысль.
        - Печально, что у вас с отцом подобные отношения.
        - Подобные? - напрягается Никита, хотя и так все понимает.
        - Ты считаешь себя ему обязанным, и он этим пользуется, чтобы контролировать твою жизнь.
        Никита сжимает руль до побелевших костяшек, долго молчит, пока колонки льют незамысловатую мелодию на русском. Я еще не всегда могу разобрать быстрый текст, но если песня плавная, то мне нравится подпевать.
        Вот как сейчас… Слова, что так хорошо ложатся на мысли, и машина, разрезающая скоростью теплый ветер.
        Всё, что держит нас двоих - воспоминаний нить
        И первый взгляд твоих печальных глаз.
        Но держит нас двоих воспоминаний нить -
        Люби меня, люби, люби!
        Лети за мной, играй в любовь.
        Предупреждаю - времени нет, времени нет.
        Лети за мной, играй в любовь.
        Запоминай этот момент, этот момент снова!
        (Караулова. Лети за мной)
        Пауза затягивается, а скорость машины увеличивается. Никита торопится доехать домой и избавиться от меня? Или просто нервничает?
        Я уже жалею, что заговорила о теме отца.
        Сейчас мальчик начнет обижаться. Что приведет к новым оскорблениям в мой адрес. Но Никита молчит и на любую попытку завязать разговор осаждает меня.
        Но мне это не мешает наслаждаться его присутствием. Запахом, что наполняет легкие. Профилем и тем, что моя рука его гладит. Мне приятно поглаживать его бедро, скользить выше, сжимать орган у основания. Мне нравится смотреть, как это действует на него. Как кадык двигается, как часто Никита сглатывает слюну, как желваки напрягаются, словно сам Никита сдержан и зол.
        И сейчас причина только сестра, что спит за нами. Так бы он давно остановился, заставил меня сосать, возможно я бы и сама не прочь напороться горлом на его конец.
        - Доиграешься… - сипло выговаривает он, быстро расстегнув ширинку, засовывает внутрь мои пальцы, что сразу обхватывают его горячий, крупный орган. Говорят, у русских мужчин не самый большой, если сравнивать с другими нациями. Врут. Или просто не трогали Никиту Самсонова.
        Глава 22
        Но хватит. Мы не одни, так что… Убираю руку под его недовольный вид.
        - Нам нельзя же, - хлопаю я ресницами и свожу разведенные колени вместе, затем облизываю каждый солоноватый пальчик. Никита слишком внимательно смотрит за этими простыми движением.
        Настолько, что дергается в какой-то момент, и машину ведёт вправо. Он хмурится, и мы переглядываемся.
        - Угробить нас хочешь?
        - А ты не смотри… - улыбаюсь я мило, а он только вперивается взглядом вперед, чтобы действительно не отвлекаться.
        Сейчас я бы многое отдала, чтобы залезть в его голову. Но что удивительно, там не то, что я думала.
        - Я уеду сегодня на встречу. Но завтра вернусь, и мы закончим разговор.
        - Разговор?
        - Об отце и моей от него зависимости.
        Он все еще об этом думает? Неужели это его так задело?
        - Я не хотела тебя обидеть.
        - Знаю. Я просто задумался.
        - А раньше такие мысли не посещали твою похабную голову?
        Никита кривит губы в ухмылке.
        - Я учился, работал, общался с друзьями, и отец никогда не ставил мне ультиматумы.
        - Опять все из-за меня…
        - Хватит! Завтра поговорим. Лучше скажи…
        - Что?
        - Хочу знать, как ты жила эти годы.
        - Или сколько половых партнёров было?
        - Алена! - бьет он рукой по рулю и рычит. - Подробности можешь опустить. Пятнадцать лет. Это огромный срок.
        - Верно. Я расскажу, - наверное. - А ты расскажи, что было после нашего разделения.
        - Нас сгрузили на склад… - тут же начинает говорить он, но быстро приходит в себя. - Я первый спросил.
        - Знаю, - мельком смотрю на спящую Аню и тянусь к лицу Никиты.
        Не хочу говорить, но хочу быть к нему ближе. Так близко, как никто никогда не будет. Я хочу влезть к нему под кожу, так же, как он влез под мою. Хочу быть в его мыслях все те года, что меня не будет рядом. Хочу, чтобы, трахая своих совершенных девушек, он думал о том, как ему было хорошо, когда он был со мной.
        Эгоизм в чистом виде. Или сладкая месть. Но могу же я хоть для кого-то в этой жизни что-то значить. Могу же я хотеть быть часть чьей-то жизни.
        Целую щеку, словно в благодарность за вопрос. Я рада, что он хочет знать, но не уверена, что хочу ему рассказать. Не уверена, что готова увидеть очередное презрение, разочарование в его глазах. Не сейчас.
        Вот это нейтральное отношение, когда он сам не понимает, что хочет и что думать - хорошо.
        Если он при этом сможет меня трахать, то лучше и придумать нельзя. Большего для счастья и не надо.
        - Опять на кол нарываешься? - спрашивает он, и к моему сожалению впереди показываются ворота дома его родителей.
        - Целую тебя.
        - Почему? Отвлечь внимание?
        - Кроме всего прочего, - говорю тихо, почти шепотом, скользя языком по его чисто выбритой щеке. Вдыхаю запах лосьона после бритья. Готова только им и дышать. Задохнуться, если надо.
        Никита выругивается, тормозит за сотню метров до ворот. Так-так? Бросив очередной взгляд на сестру, он резво сжимает мой затылок рукой. Волосы в кулаке, и я вся принадлежу ему.
        Недолго рассматривает лицо, подчиняя каждую мысль, каждое мимолетное чувство. Затем медленно тянется к губам и скользит языком по ним, захватывает в плен.
        И нет лучшего ощущения, чем плен желанных губ. Наверное, поэтому я так быстро забываю о его горьких словах по раскрытию моей тайны Камилю, даже о том, кем меня считает сам Никита. Забываю о мести. Забывая, кто я…
        Все становится не важным под нежным давлением его руки, под грубым давлением губ, под дыханием, что так сладко переплетается с моим.
        - Завтра я приеду и заберу то, что ты мне обещаешь…Бля, какая ты красивая, - шепчет он, лаская взглядом мое лицо, так что у меня внутренности узлом сворачивает. Мне много говорили о красоте, но еще никто не пьянел от нее. А именно это делает Никита. Как бы не умер от алкогольного отравления.
        - Ты же купил меня, значит, можешь требовать все, что хочешь…
        - Все? Без ограничений? - жадно вопрошает он, спуская пальцы на шею, сдавливая до моего тихого стона. И пока я задыхаюсь от столь голодных рук, он уже скользит губами к уху. - У меня богатая фантазия.
        - Разве не я твоя фантазия? - спрашиваю, задыхаясь от напора второй руки, что уже находит грудь, сосок.
        - И завтра я буду воплощать её в жизнь. И никакие отговорки вроде больной головы, месячных не прокатят. Завтра я буду тебя трахать, даже если мне приставят ствол к башке.
        - Как скажешь, мой господин, - руками расчесываю его волосы, рассматриваю каждую черточку лица и вижу, как от моих слов и действий он содрогнулся.
        - Скажи это еще раз.
        - Мой господин, - выдыхаю я, снова нахожу губы, и вся отдаюсь поцелую… Но лишь на мгновение, потому что в следующую секунду слышу голос Ани.
        - Приехали уже?
        Мы разлепляемся, но Никита заводит двигатель, не сводя с меня одержимого взгляда. И там такой огонь, что я невольно потею, словно рядом с камином. Могу представить, какие фантазии бродят в его голове, и в каких позах я там уже постояла.
        - Приехали, котенок, - говорит Никита и все же отворачивается, когда легонько газует.
        Едет вперёд последние сто метров, высаживает нас и, даже не прощаясь, уезжает. А я прижимаю к себе Аню и вспоминаю поцелуй, что продолжает жечь губы. Все-таки Юрий прав, я могу плохо повлиять на его детей.
        Надо у него про документы узнать и уезжать, пока я окончательно не погрязла в этих болезненных чувствах. И уже сейчас кажется, что раны от них будут заживать гораздо дольше, чем от физических, которым я довольно часто подвергалась. Просто потому что тело гораздо крепче души. Гораздо.
        Глава 23
        - Ты быстро учишься, - улыбается мне Мелисса, поднимаясь с кресла напротив.
        Теперь остаюсь за дубовым большим столом одна. Заканчиваю допечатывать приглашения. Ну как, допечатывать. Копировать текст. Подставлять нужное имя, отправлять по нужному электронному адресу, распечатывать, вкладывать в красивый конверт с золотой гравировкой эмблемы благотворительного фонда «Мелисса». После всех манипуляций отдать все курьеру, который развезет все по нужным адресам. Очевидно тем, кто не в состоянии запомнить время и место благотворительного бала.
        - Спасибо. Думаю, я дальше справлюсь сама. Вам бы отдохнуть, - поднимаю голову от клавиатуры. Мелисса потягивается и благодарно кивает. Мы с ней весь день на ногах.
        «Сложно быть богатой», - думаю с иронией. Отвези ребенка в школу, сходи в тренажерный зал, в салон красоты, по магазинам, потом займись приглашениями.
        У Мелиссы это в крови, а мои родители, кем бы они не были, явно из рабочего класса.
        - Спасибо, милая. Я действительно пойду отдохну. К тому же сейчас Юра привезет Аню с продленки. Ты тоже заканчивай и присоединяйся к нам за ужином.
        - Конечно, - тяну уголки губ вверх и возвращаюсь к сверх муторной работе «копировать - вставить». Судя по таблице имен и адресов, я застряла в кабинете еще часа на три. Значит ужин я пропущу. Так что можно улыбнуться чуть шире.
        Ведь меньше всего я хочу встречаться с Юрием, и мое отсутствие не даст Ане проговориться о случае на карьере.
        Хотя я этого все равно жду. Жду, потому что Юрий ускорит выпуск моих документов. Поскорее отправит меня восвояси.
        Но надо признаться, больше всего я жду появления Никиты.
        Если честно, меня так потряхивает от предвкушения, что можно танцевать тектоник без музыки. Кажется, кто-то включил долбанный виброрежим внутри моего тела и не собирается выключать.
        И все это примешено к леденящему зад страху, что Никита не появится. Что встреча с важным человеком не состоится, или что пройдет не так, как он задумывал. Или, что машина сломается. Или… Или…. Или за ним придет брат Марсело.
        Тот, конечно, рад смерти родственника и тому, что теперь грязный бизнес перейдет ему… Но как же страшно, что в его больную голову придет мысль, что ему обязательно нужно мстить. А если предметом мести сделают Никиту? Несложно узнать про русского постояльца в одном из самых дорогих отелей.
        Иногда такие люди действуют без видимой логики.
        Впрочем, логика вообще предмет весьма субъективный. Она, как и правда, у каждого своя. Вот разве логично, что я сижу и как юная девочка на первом свидании жду мальчика. Мальчика, что так и норовит не просто дернуть косичку. Скорее он рассчитывает ее оторвать.
        Совсем закапываюсь работой и мыслями, иногда поглядывая то на часы, то в окно.
        Не слышно скрипа гравия, хлопка дверцы машины, а время уже переваливает за девять.
        Значит Аня отправилась спать, а Мелисса с Юрой в супружеское ложе.
        Порой кажется, они ненасытны. Это видно по вечно самодовольному лицу Юрия. Особенно по языку тела его жены.
        Когда уже у меня будет такой, а, Никит? Ну где же ты? Неужели не выполнишь своего обещания? Неужели не трахнешь меня сегодня ночью?
        Тру глаза.
        С непривычки глаза начали от экрана щипать, а буквы расплываться.
        Слышу щелчок замка двери.
        Мелисса решила сказать, чтобы закруглялась?
        - Мне осталось пара десятков писем, - говорю я, зевая и вытягивая руки наверх, чтобы размять затекшую спину.
        Мелисса не отвечает, и я вся подбираюсь. Хочу резко повернуться, но руки, придавившие мои плечи, не дают этого сделать.
        Тяжелые, крупные, с ровными квадратными ногтями и венами вдоль кисти. Они заставляют все чувства, что дремали в ожидании неизбежного на протяжении суток, взметнуться вверх.
        - Никита… - пришел. Пришел…
        - Устала?
        Его голос, как наждачная бумага по коже. Царапает, оставляет следы. Мне хочется сказать: «да». Мне хочется ответить «да» на любой его вопрос. На любое его предложение. И, наверное, поэтому я задаю свой вопрос.
        - Ты дверь закрыл?
        - Естественно, - наклоняется он к уху, и внутренности сворачивает от сладостного волнения, что медом заполняет вены. Растекается по телу, делая все страхи и переживания бессмысленными. Немею еще и от того, как мягко Никита разминает плечи, ведет руками вниз, по ключицам, прямиком к груди, облаченной в обыкновенную футболку.
        Какой шустрый…
        Усилием воли убираю его руки, разворачиваюсь на крутящемся кресле. Дыхание перехватывает от того, как он смотрит, от того, как белая рубашка натянута на его выпуклых мышцах рук. От того, как мне хочется зубами сорвать одежду, чтобы добраться до десерта. Им меня дразнят. А я в ответ дразню его.
        - И? Как встреча, - все же остались во мне разговорные способности.
        - Сегодня я без машины, - усмехается он, чтобы завтра с утра от отца не было ни одной претензии.
        - А как же человек, который даст тебе кредит?
        - Его банк одобрил все. Так что завтра начинаются работы, и вскоре я смогу купить себе машину.
        - Значит, - облизываю я пересохшие губы, осознавая развратные перспективы, - Меня ты тоже сможешь взять - вскоре.
        - Могу прямо сейчас, - требовательно заявляет он, наклоняется резко и, не дав даже сделать мне глотка воздуха, впивается в губы.
        Руки ставит на край столешницы так, что мне не дернуться. Захватывает в плен, чтобы я полностью отдалась поцелую, так, чтобы я грудью ощущала биение его сердца.
        Он правой рукой находит шею, гладит кратко ямочку и касанием скользит ниже, в ворот футболки, находит грудь и нежно, но уверенно сжимает.
        Достаёт из бюстгальтера почти сразу и опускает голову, чтобы накрыть губами сосок.
        Влажное касание вынуждает меня ощутить сильный импульс, и я хватаю Никиту за его волосы, чтобы не упасть.
        Господи. Господи, Никита, продолжай, ласкай его, соси, прикусывай. Делай это снова, своди меня с ума. Второй рукой он тянет мою руку к своему паху.
        - Бля, потрогай его. Я почти подыхаю, как хочу этого.
        Тактическая ошибка, и я ею пользуюсь. Отталкиваю его резко, тут же вскакиваю.
        - Иди сюда… - недовольно рычит он.
        - Мне нужно закончить работу, - пожимаю я плечами, при этом даже попытки не делаю скрыть грудь. Она так и горит от его ласки, под его взглядом.
        - Я не смогу спокойно сидеть и смотреть, как ты херней страдаешь, - ругается он. - Ты же понимаешь, что это все дерьмо никому не помогает? В Госдуме нужно быть, законы принимать, а не деньги буржуев отмывать и им в лицо улыбаться.
        - Знаю, - до меня быстро доходит, что люди вкладывают в благотворительность, чтобы выглядеть святыми в глазах общества. А Мелисса этому потакает, хотя в реальности никому не помогают. Лишь поощряют людей к беззаконию.
        Эротическое настроение падает стремительно. Было и нет.
        Никита, злясь на меня… На самого себя, что заговорил об этом, садится на мое место.
        - Не мельтеши, - говорит, когда я встаю за его спиной и наблюдаю за сосредоточенным лицом. Таким он кажется даже красивее. Так и вижу его на трибуне, рассказывающего важность своей кандидатуры. Его отец не обладает и долей внешности сына, и скорее берет обаянием. Но, когда хмурится, и оно теряется.
        Вздрагиваю, когда он берет горячими пальцами мою руку, тянет к себе и садит на колени.
        - Уверен, что сможешь закончить так работу?
        - Так смогу, а вот если ты сейчас опустишься на колени и начнешь сосать… - он поднимает голову и усмехается на мой скептический взгляд. - Я должен был попытаться.
        Я устраиваюсь аккуратнее на одном колене и наблюю, как шустро Никита проделывает то, на что у меня уходило много времени.
        - Ловко…
        - Это было мое наказание, когда я делал что-нибудь плохое.
        - Например?
        - Крал еду, складывал на чердаке, - хмыкает он, бросая короткий на меня взгляд. - Все думал, пойду тебя искать. Или разбивал что-нибудь, или дрался, или обманывал учителей. Да разное. Сама знаешь, как оно бывает.
        Смотрю в экран, вспоминая, как меня наказывали за провинности, и тоже хочется улыбнуться. Но только от того, что все это закончилось. И пусть тогда Никита так и не отправился на мои поиски, он нашел меня сейчас. И это лучшее, что со мной случилось. Никита лучшее, что со мной случилось. Именно эта мысль вынуждает меня сделать то, чего он хотел.
        Скользнуть вниз и усесться на колени.
        Тяну руки к оттопыренным брюках, пробегаю пальчиками по всей скрытой длине. Силе, что облачена в дорогую ткань. И вот оно - внутри меня. Предвкушение хмелем стреляет в мозг.
        Хочу ли? Да, его хочу.
        Соскучилась по силе, по мощи напора, по вкусу, что казался раньше мне столь отвратительным. Но с Никитой не может быть ничего отвратительного, с Никитой может быть только сладко. И я расстегиваю молнию, чтобы получить наконец долгожданный десерт.
        Но вдруг чувствую на подбородке крепкий захват пальцев и вот уже смотрю в глаза, сверкнувшие вспышкой похоти и голода. Но было в них еще любопытство.
        Никита второй рукой трогает мою шею и тянет из-под стола. Сам при этом отъезжая на стуле.
        Не хочет? Серьезно? Или решил показательно доделать работу. Или доказать себе, что способен мне сопротивляться?
        - О чем ты таком подумала, что решила испытать меня на прочность?
        Молчу и, раз уж он упустил шанс, только кратко его целую и поднимаюсь с колен, на его опираясь.
        Колеблется.
        Не может он себя отпустить в отцовском кабинете.
        - Сядь вон там. Книжку почитай. Хотя нет, - ведет он меня к софе у входа в кабинет. Она такого же винного цвета, как полуприкрытые портьеры. Замечаю большой черный пакет и сразу гневно вырываюсь.
        Он совсем охренел?
        - Если ты притащил какую-то приблуду из секс-шопа, то вставь ее себе в задницу!
        - Алена, - достает с усмешкой две коробки. Одна узкая, но крупная, другая размером со шкатулку. - Меньше всего наш секс потребует дополнительных приспособлений. Разбирай подарки.
        - Подарки? - принимаю я коробки с эмблемой откусанного яблока. Такое мне даже во сне не могло присниться. Да и без надобности было.
        - Ну да. Подарки. Я пока закончу, и мы пойдем.
        - Значит здесь секс тебя не устраивает?
        - Ну… Это как трахаться в родительской спальне, - хмыкает он. Хочет уже отойти, но подходит немного к ошалевшей мне и убирает выбившуюся прядку за ухо.
        Потом идет к столу, оставляя меня разворачивать коробки с гаджетами, что по стоимости больше того, что я когда-либо держала в руках.
        Но я думаю не о том, что он мне подарил, а о последнем жесте.
        Такая мелочь окончательно свергает бастионы моей гордости и благоразумия в отношении Никиты. Позволяет чувству восторга и счастья стремительно и безвозвратно завладеть моей поврежденной душой, словно заливая в трещины особый раствор бетона.
        Сердце колотится, как бешенное, грудь стягивает от щемящей боли.
        Потому что одно касание перемещает меня в то время, когда маленький мальчик делал мне косички, потому что я сама не могла справиться со своим пухом на голове. И последним штрихом был именно этот долбанный жест, снившийся мне так часто.
        Когда мальчик, ставший центром крохотной вселенной, внимательно рассматривая мое лицо, убирал волосы за уши.
        - Одуван ты мой.
        Я не знаю, сколько я так стою, прокручивая в голове три забытых слова, которые ярче, чем все страдания, пережитые после. Стою, пока не вздрагиваю от насмешливого, уже взрослого, с нотками баса, голоса.
        - Ну что ты застыла? - спрашивает Никита, забирает коробки и распаковывает сам, иногда поглядывая на меня.
        Ноутбук. Телефон.
        Дорого, фирменно, только вот…
        - Зачем это мне? - верчу в руках тонкий металлический корпус.
        - Ноутбук пригодится. А смарт, чтобы в первую очередь связываться со мной, - на этом он как-то неловко переминается, пока сидит бедром к бедру со мной. - Ведь я же не могу быть с тобой круглосуточно. Но я хочу, чтобы ты круглосуточно думала обо мне.
        Как будто может быть иначе.
        - Весьма эгоистично, - рассматриваю я легкий гаджет с набором иконок на экране, а Никита берет пакет, складывает туда коробки и ноут.
        Я бросаю взгляд на стол, где теперь идеальная чистота и три внушительные стопки писем. Но меня снова отвлекает касание.
        Никита скрещивает наши пальцы и выводит меня в коридор. И хоть бы на миг в моем сознании вспыхнул протест. Нет, я рада. Я хочу идти за ним. Более того, все тело немеет в нетерпении, во рту скапливается слюна, которой я вскоре покрою один очень занимательный предмет.
        На мое высказывание об эгоизме Никита отвечает только в своей спальне.
        Сегодня я старалась избегать соблазна к ней приближаться, но очень хотела сюда попасть. Иногда даже мечты, таких как я, сбываются.
        - Эгоистично. Но я тоже буду думать о тебе постоянно. Хочу видеть твои фото у себя в ленте, - закрывает он замок на двери, и я заканчиваю лицезреть обстановку.
        Все перед глазами плывет в туманной дымке, и только его лицо выделяется ярким пятном.
        Вот и все.
        Пара секунд.
        Пара вздохов.
        Шаг к друг другу. Так близко-близко. Чтобы не осталось ни миллиметра между нами. Чтобы губы рассказали друг другу, как скучали. Чтобы руки не мешкали, а избавляли жадные до похоти тела от лишнего.
        И феерия, когда часы ожидания выливаются в два грязных стона, стоит половым органам найти тот самый контакт. Влажный, до безумия необходимый.
        Глава 24
        - Значит, ВатсАпп? И что мне надо делать? - спрашиваю, чувствуя себя полной дурой. Наверное, именно такой выгляжу в глазах Никиты. Хотя, судя по взгляду, он думает не о том, как научить меня отправлять сообщения. А как оттрахать. И то, что после короткой вспышки похоти мы лежали минут десять оглушенные, его не волнует. Да и с чего бы. Член уже готов. Да и во мне тлеет желание. И зажечь его способна лишь одна спичка. Толстая такая, горделиво покачивающаяся в такт мерному дыханию.
        - Просто набираешь мне сообщение, ну или лучше фотографируешь. Например, - он направляет на мою грудь гаджет и слепит вспышкой. Неприятный холодок по телу. Воспоминания о единственной в жизни фотосессии заполняют голову паникой, и я отбираю телефон. Довольно резво разбираюсь, и как найти фото, и как его уничтожить.
        - Ты чего?
        - Не надо меня снимать, ладно? - прошу, откладывая телефон. Сейчас у меня на примете гораздо более привлекательная игрушка.
        - Я бы никогда никому тебя не показал, - говорит Никита довольно серьезно, и мне даже хочется ему поверить, но пока что я верю только в его желание. Вот оно да, твердо как никогда.
        Толкаю Никиту на подушку и залезаю сверху.
        - Не смотри так, Ален…
        - Как же? - спрашиваю, скромно опустив глазки на самый нескромный предмет в этой комнате.
        - Ну, допустим, ты смотришь: «хочу быть оттраханной». А я не уверен, что после прошлого марафона я смогу даже двигаться, - да, это было быстро, жарко, почти бездумно. Оргазм я ощутила вспышкой, а теперь хочу смаковать каждую отведенную мне секунду. Хочу его облизать, каждую выпуклую мышцу, каждую вену.
        - Да тебе и двигаться не придется. Я все сделаю сама, - провожу руками по твердому прессу, выше, по груди, чувствуя, как сердце внутри заиграло ритм сальсы. И вот уже скоро этот ритм подхватят наши тела. Хочу, хочу этого.
        - Блять, - только и выговаривает Никита, когда моя грудь оказывается в опасной близости от его лица. Столь же близко, как влажные складки от налитого кровью конца. Его пальцы тут же щипцами хватают мои соски и тянут, вызывая острое желание вскрикнуть. Но больше всего заводит сам Никита. Не его тело. Не его член. Он. Сам.
        Несет беднягу. Зрачки, как у наркомана, расширены. Смотрит, даже не моргает. И лицо такое хищное-хищное, многообещающее и призывающее в то же время опомниться. А на хрена, собственно? Вот правда, ради чего мне сейчас блюсти что-то там? Или ради кого? Сейчас, здесь, за закрытыми дверьми мы можем придаваться разврату, какой только наша развращенная душа пожелает.
        Думаю, сейчас Никита в рот соски возьмет. Мне нравится, как он это делает. Он их словно сожрать хочет. Но судя по движению, он собирается сделать нечто иное. Гораздо более интимное.
        Сглатываю и облизываю пересохшие губы, когда Никита подтягивает меня к себе, руками удерживая бедра разведенными, так, что большие пальцы очень точечно касаются половых губ. Раскрывают их, поглаживают. А проворный язык тем временем находит то самое нервное окончание и болезненно его дразнит.
        Медленные уколы кончика языка сменяются быстрыми, то подбрасывая чувства, то придавливая их. Но все меняется в тот момент, когда он затевает настоящий поцелуй, вынуждая меня закрывать себе рот рукой, чтобы не закричать в голос. Потому что нет ничего слаще, чем это постепенное нагнетание предоргазменной бури, когда все тело немеет. Когда сердце готово выпрыгнуть из груди, когда настолько грязное, пошлое движение языка по клитору создает вокруг меня буквально сакральную энергетику, что возносит меня на небеса.
        Но и там я побыла недолго, потому что мое бессознательное тело обрушивается на кол, стоящий и ждущий своего часа. Оргазм все длится, пока внутри меня пульсирует готовый к скачке член, а я лишь на мгновение открываю глаза, чтобы посмотреть на психа, что облизывается, на одержимого, что касается моей груди, как самого желанного предмета.
        Никита свел меня с ума руками, теперь очередь дать понять, что ничего лучше секса со мной он не испытывает. Да, да, я хочу этого. Хочу запомниться ему алыми парусами, недостижимой мечтой, я хочу уничтожить его, как уничтожит меня любовь к нему.
        Поднимаюсь, опираясь на грудь, чуть наклоняюсь и захватываю одной рукой в плен шею Никиты. Асфиксия один из видов эротического удовольствия. Меня учили, как правильно использовать удушение, но практика впервые.
        - Ты что…
        - Молчи.
        Вниз-вверх. Раз за разом. Впиваясь ногтями в его грудную клетку. Рыча, как дикая. И двигаясь, словно это гонка на выживание. И тело медленно, но начинает прошибать новым удовольствием. Постыдным. Грязным. Порочным. Где-то даже чуточку мерзким.
        - Как я хочу услышать твой крик, - хрипло смеюсь на его слова, но глотаю его, когда Никита врезается в меня с силой, да так, что член ударяет ровно в матку. Я бы действительно закричала, если бы не два его пальца, вонзившиеся в мой рот.
        - Соси. Давай, соси их как мой член. Тебе же нравится мой член? - выдыхает он, и я чуть сильнее сжимаю его горло. Но подчиняюсь и сосу, влажно причмокивая, пока конец часто бьется о мою матку, словно пытаясь пробить ее. Разбить в кровь, сделать мне больно. Снова. Снова и снова. До сковывающего онемения в мышцах. До потемневших вконец глаз напротив. И так приятно сдавливать мужскую шею. Кажется, еще немного - и хрустнет под сильной хваткой.
        Но Никита был бы не Никитой, позволь мне убить себя. Он воет, отбрасывает мою руку и буквально сталкивает меня с члена, кидает на спину, так что голова теперь свисает с кровати. А напротив огромный шкаф с назеркаленной дверцей. А там мы, как два зверя, рычащие на каждый толчок его члена. Тел, долбящихся друг о друга.
        Никита теперь смотрит мне в глаза через отражение, скалит зубы и набирает темп, вдруг жадно впивается в сосок, продолжая выбивать из меня дух, пока в теле не просыпается новый хмельной взрыв, поглотивший меня окончательно. Но лишь до того момента, пока на лице Никиты не возникает гримаса боли, а член не разбухает, принимаясь исторгать все новые и новые порции спермы. Кажется, мое тело уже никогда не избавится от клейма, которое она ставит.
        - Бля… Может и хорошо, что тебя не нашли в детстве, - что ты несешь? Что ты имеешь в ввиду?! - Иначе мы бы начали трахаться в первый день моего стояка.
        Он еще и умудряется усмехнуться при этом.
        Гнев вытесняет сладкую, как потока, негу.
        Я с воем сталкиваю с себя ублюдка, так что тот падает на пол с хорошим таким ударом. Звучным стоном. И это доставляет мне какое-то особое, извращенное удовольствие.
        - Ты больная?! Нахрен так делать?! - вскакивает Никита мгновенно в боевую стойку, вот только боец пал.
        - Да потому что думать надо, когда рот открываешь! - кричу, уже не волнуясь о том, что меня могут услышать.
        - Не понял!
        - Зато я поняла, что лучше всего мне было сдохнуть, чем поколебать твою благочестивую душонку. Но знаешь, что? Лучше бы я трахалась с тобой, чем жрала кору на деревьях, чем получала удары в живот за побеги. Лучше бы я залетела от тебя в пятнадцать, чем видела, как рожают в полевых условиях.
        - Алена, ты рожала? - в шоке замирает Никита, смотря на меня широко открытыми глазами. А я смеюсь с этого идиота. Ему о том, как было больно, а он беспокоится о том, чтобы я ему чужой приплод не принесла.
        - Нет, идиот! Я же о другом толкую! - объясняю, как будто на арабском русскому как пройти в библиотеку. - Если ты думаешь, что женщинам проще раздвинуть ноги, то глубоко заблуждаешься! Ты ничего не знаешь об этой жизни. И поверь мне, просто хорошо трахаться - недостаточно!
        - Я не хотел… - сдается он под моим напором, а мне от его «не хотел» плакать хочется. Я ненавижу слезы, потому что они никогда никому не помогали. Слезы бесполезны, если кто-то хочет причинить тебе боль, а значит их надо сдерживать, чтобы наоборот вводить любую мразь в недоумение.
        - Хотел. Хотел. Тебе очень хочется уколоть меня побольнее. Унизить, потому что так ты скрываешь, что я на самом деле для тебя значу. Так ты скрываешь своё чувство вины.
        - Я не виноват, что ты стала…! - часто дышит, снова срывается на крик, но слово «шлюха» уже произнести не может. Прогресс…
        - Так и я тоже! - ору в ответ, резво собирая с пола свои вещи. Никита останавливает меня на выходе, вдавливает в дверь, хочет поцеловать, что-то пытается сказать, но в ушах такой гул, что только и слышу его недавние слова:
        «Хорошо, что тебя не нашли».
        Дрожу как от холода, пока он пытается найти мои губы, но в итоге я нахожу его. Зубами. Так, что чувствую металлический вкус крови.
        Пока Никита в шоке отстраняется, вытирая раненную губу, я, почти не слыша, что говорю, выдаю:
        - Жаль, что ты не пытался запихнуть мне в рот член, я бы с удовольствием его откусила.
        Больше не в силах смотреть на его ошалелую рожу, выбегаю из спальни. Надеюсь, никто не сбежится посмотреть, что за треш происходит в комнате принца Самсоновых.
        В своей спальне сразу бегу в душ, включаю холодный режим на максимум, чтобы опомниться и снова постараться стать хладнокровной. Почему-то с Никитой получается все хуже и хуже. Почему-то с ним слезы все чаще грозятся показаться на видевших дерьмо жизни глазах. Он словно вскрыл заваренную банку сгущенки, и теперь от эмоций начинает тошнить, как когда-то тошнило от сладости сгущенного молока.
        Обнимаю себя за плечи, пока хлесткие ледяные струи смывают с меня волны горячей обиды. Злости. Гнева. Я все пытаюсь взять себя в руки, пытаюсь оправдать Никиту. Он же действительно не хотел меня обидеть? То есть, именно в тот момент, после оргазма, сказал первое, что пришло ему в голову. То есть первое в голове возникло, что он не прочь трахать меня с самого раннего возраста. При этом такое не вяжется с имиджем благочестивой семьи слуги народа. То есть лучше бы я действительно умерла. Отличная логика, отличные мысли в голове после крышесносного секса. А главное, как льстит мне. Ух….Знать, что для кого-то являешься проблемой, всегда приятно.
        Выхожу из душа, только когда тело уже занемело, а зубы начали стучать друг о друга. Стучат не только зубы, но и в дверь. Окно я закрыла, так что Никите только и остается, что подрабатывать дятлом.
        - Алена… - голос за дверью, кажется, не собирается извиняться. Ну и правильно. Кто вообще извиняется перед проституткой?
        - Я хочу спать, - начинаю я игру, но слышу то, что погружает меня в уныние.
        - Мне надо уехать. Вернусь завтра, и мы поговорим.
        - Не утруждайся, - отвечаю я, подходя все ближе, наполненная желанием рвануть к Никите, остановить его, отомстить за обидные слова. Поцелуем…
        - До завтра, Ален, - не поддается он на провокацию, и комната мгновенно наполняется тишиной и моим прерывистым вздохом. Ушел. А я так и стою, замерев, не веря, что то, что было так хорошо - закончилось.
        Был секс и нет секса.
        И тело помнит, жаждет повторения, вот только душа болит. Словно у обжоры, который сорвался с диеты и запихнул в себя по меньшей мере торт.
        Вздрагиваю только, когда шум гравия обозначает приезд такси.
        ****
        Зря Никита сказал про то, что вернется завтра. Потому что весь следующий день как будто застыл в ожидании этого подонка. И я совершенно не понимаю, как себя вести. Имею ли я право обижаться. Имею ли я право отлучать его от тела. Да и хочу ли?
        Ответы на мои вопросы ждут меня в его спальне, куда я все время боялась заходить одна. Но уже после ужина, после того, как все отправились спать, я в трепетном ожидании любовника зашла в его обитель и была в немом шоке, когда нашла это….
        Глава 25
        За окном уже стемнело, свет уличной лампы пробивался сквозь полуприкрытую портьеру. На небе медленно зажигались звезды, словно фонарщик протирал каждую от пыли, чтобы они горели ярче. Но все это стало не важным. Мир превратился в одно сплошное «не важно», пока я смотрела в папку.
        Ее не найдешь с первого взгляда. Нет. Она спрятана хорошо. Просто увидев голубой пластиковый уголок, я не удержалась. Залезла в тумбочку и теперь пожинаю плоды своего любопытства.
        - Что ты рисуешь?
        - Ну что я могу рисовать, кроме тебя.
        - Я не что, а кто.
        - Ты самое лучшее «кто» на свете.
        Сглатывая слезы, перебирая рисунки, я перебирала в голове воспоминания.
        Рисунки уже поистрепались, бумага стала мятой. Но это были те самые рисунки Никиты, которые он делал еще в приюте.
        Вот я с двумя косичками. А вот наши сплетенные пальцы. Он тогда даже мой порез от банки сгущенки умудрился нарисовать. Вот здесь он худо-бедно смог изобразить, как расчесывает мне волосы.
        Отодвинув папку, закрывая ее, словно это поможет остановить поток слез, я смотрю в пустоту и не верю в происходящее. Он сохранил их. Даже не так. Он съездил в приют, нашел их и сохранил. Отрывки самого счастливого времени в моей жизни.
        В детский дом я попала с рождения. Не знаю, умерла ли мать, или просто отказалась от меня. Но когда я спросила о матери воспитательницу, мне сказали, что мы все брошенки. Никому не нужны. Даже государству. Я как-то смирилась с этим знанием. Училась драться, училась воровать, сбежать пыталась. Но все закончилось, когда появился Никита.
        Чистый, прилизанный, явно из обеспеченной семьи. Приемной, как теперь выясняется. Я хотела отобрать его рисунки, такими замечательными они мне показались. Мы подрались, и все унесло ветром. Он тогда кричал, хотел снова меня ударить, а потом махнул рукой и сказал, что нарисует новые, а мне не покажет. А я все равно перелезла через забор и собрала кое-что. Принесла в знак примирения. Он ничего не сказал, потому что рисовал. Но когда я попыталась уйти, схватил за руку и предложил посидеть рядом.
        Сколько же в этом было детской искренности. Сколько чистоты. Именно эти часы наблюдения рядом с ним я вспоминала с особой теплотой, потому что они, словно белая краска, смывали грязь с моей жизни. Ну как смывали - пытались.
        Никита уже тогда был мажористым, но вместе с тем добрым, отвечающим за свои слова. Что говорить, что я стала воспринимать его, как Бога. Ведь он меня всегда защищал. Это было таким правильным, хоть и некоторые моменты кажутся глупыми.
        И это глупое клеймо, вырезанное кровью…. Мы сделали это, когда подслушали, что нас будут перевозить, потому что рожей вышли. Мы хотели себя изуродовать, но не успели.
        Никита мог стать каким угодно ублюдком, но в его душе тоже хранятся воспоминания о светлом времени, когда мы не болели похотью, когда мы были братом и сестрой.
        - На веки вечные.
        - На веки вечные.
        Первым порывом хочу забрать папку в свою комнату и спрятать. Обязательно забрать, когда буду уходить из этой семьи. Это неизбежно, как и то, что Никита однажды станет депутатом. Изменить мир он жаждал еще в раннем детстве. И кто я такая, чтобы ему мешать?
        Я снова открываю папку, постоянно стирая слезы, чтобы не закапать хрупкие листы. Потом вижу уже новые рисунки. Там вроде бы я, но другая. Черты лица смазаны, тело походит на героинь аниме с большой грудью. Мальчик рос и фантазировал. И в этих фантазиях не было уже ничего невинного. Особенно в одном из последних рисунков, где над девочкой нависла угроза в виде голого мальчика.
        И как бы это не было пошло, я улыбаюсь. Потому что все это наше с ним. Все это желание быть вместе. Интересно, когда он перестал рисовать? В какой момент отец ему сказал, что это не мужское занятие, а повел его в школу бокса или еще каких боевых искусств. Когда Никита похоронил меня в своей памяти, как и запрятал эту папку?
        От просмотра рисунков, уже не знаю, какого по счету, меня отвлекает хруст гравия. Приехал…
        Я тут же собираю рисунки и хочу рвануть в свою спальню, но хлопок дверцы машины вынуждает меня подойти к окну и взглянуть на приехавшего на такси Никиту, который смотрит в мое окно.
        Сглатываю, осознавая, что обида, что я лелеяла весь день, больше не стягивает грудь. Там другие чувства. Света. Тепла. Любви. Что-то большое, как солнце, что-то бесконечное, как Вселенная.
        Я люблю Никиту.
        Я. Люблю. Его.
        Что бы он не сказал и сделал, буду его любить. Задохнувшись от нового знания, от чувств, что стянули пленкой кожу, я убираю папку на прежнее место. Куда я теперь. Теперь только с ним, пока я здесь.
        Раздеваюсь до нага и укладываюсь в кровать. В кровать Никиты, которая даже после смены белья заполнена его запахом. Терпкий, древесный, теплый, родной. Нежусь на свежих простынях, отсчитывая секунды до его появления. Он скорее всего заглянет сначала ко мне. Нахмурится, потом пойдет к себе, чтобы принять душ, а тут я. Нагая, ждущая, готовая принять его в себя без прелюдий.
        В теле уже поток лавы стремительно движется по венам, наполняет меня желанием и острой жаждой. И только одному человеку под силу ее утолить.
        Замираю, когда дверь в спальню открывается, и на пороге появляется четкий отчерченный мужской силуэт. Замок щелкает, и я понимаю, что замечена. Зажмуриваюсь, быстро думая, что бы такого остроумного сказать, чтобы не сразу признаваться в любви и полной капитуляции, но просто с трепетом слушаю, как он скидывает одежду, как она тяжело падает на ковер, как гнется от веса кровать справа от меня.
        По коже мельком скользит ветер от того, что Никита отгибает одеяло, в миг это ощущение сменяется жаром, потому что любимое тело уже близко. Так близко, что сердце скачет как бешеное.
        На миг, только на миг мне кажется, что я могла перепутать. Ведь кто угодно мог зайти в открытую дверь, лечь рядом с жаждущей секса девушкой. Но все страхи рассеиваются, стоит ему открыть рот.
        - Привет, - целует Никита меня в висок. Пальчики на ногах поджимаются от удовольствия и от того, как он рукой проводит по изогнутому бедру. Обводит коленку, трогает лодыжку и ведет касание обратно. К внутренней стороне. Нежно. Трепетно, до дрожи.
        Мне нужно ответить, а я не могу произнести ни слова. Да и ни к чему они. Разве что:
        - Привет.
        - Я думал, нарвусь на фурию. Даже купил подарок, который в нее кину, чтобы задобрить. А тут лежит ласковая кошечка…
        - Какой подарок? - распахиваю я глаза. Уже думаю, что смогу унести его с собой, когда эта сказка закончится.
        Никита смеется, рассматривая в полумраке мое лицо. Долго, до неприличия, пока вдруг не вытягивает руку вверх, поражая меня переплетением вен на твердых мышцах.
        Но самое интересное свисает с пальцев. Цепочка. А внизу кулон с несколькими бриллиантами. Знак зодиака. Рыбы.
        - Обалдеть. Ты помнишь? - тут же сажусь я, с восторгом рассматривая блестящую вещицу. Ювелирная, но для меня была бы важна и из бумаги. Даже важнее.
        - Я все помню, Ален, - говорит Никита хрипло. Тащит руку дальше, так, чтобы кончик кулона коснулся соска ноющей груди, так, чтобы я вздрогнула и ощутила, насколько мне не хватало Никиты. Его члена. Его похабных слов, что кажутся музыкой, пока он на мне.
        - Повернись, - просит он и помогает развернуть меня спиной.
        Я увожу волосы на одну сторону, ощущая, как стягивает легкие от нехватки воздуха. А Никита не торопится, он наслаждается каждой секундой, смакует взглядом каждый участок моего дрожащего тела.
        Апогеем становится прикосновение. Медленно, чертовски медленно Никита скользит пальцами по линии позвоночника. После чего закрепляет подарок на шее. Целует плечо, и вдруг руками накрывает грудь. Мнет, щиплет соски, так что я выгибаюсь и утыкаюсь затылком в твердое плечо.
        - Вчера я понял одну вещь, - шепчет он, продолжая мять грудь, спускаться по животику и дальше. К голому лобку и мягким половым губкам, что уже покрылись липкой влагой.
        - Какую? - напоминаю я о его словах, хотя самой меньше всего хочется говорить. Лучше чувствовать, как два пальца обводят по кругу клитор, безошибочно определяя, как мне сделать хорошо. - Что точно знаешь, как меня возбудить?
        - Это я и так знал. Вчера я понял, что никуда не отпущу тебя, - приехали… - Я больше не хочу тебя терять, понимаешь?
        Никита разворачивает меня к себе и обхватывает лицо большими, горячими ладонями, вызывая трепет и страх. Что же дальше? Что ты скажешь мне сейчас? Никита молчит, только смотрит в глаза, что уже застилают слезы отчаянного счастья.
        Он проводит большим пальцем по губам, сминая их, а затем то же проделывает ртом. Я все еще моргаю, пытаюсь сдержать слезы, но они как назло делают сладкий поцелуй соленным. Словно песчинка, застрявшая в туфле.
        - Ты моя, Алена. И ничего больше это не изменит.
        - А как же прошлое? - еле выговариваю я.
        - Плевать, - беспечно отмахивается Никита, снова и снова покрывая мое лицо, шею, грудь мелкими поцелуями, каждый словно ожог, оставляющий клеймо. И каждый погружает меня в единственный инстинкт подчиниться своему мужчине. - Я слишком долго ждал тебя, чтобы отпускать. Я больше не хочу на тебя дрочить.
        Смешок вырывается из горла. В этом весь Никита.
        - И не надо, - сдаюсь я, понимая, что пока Никита хочет, я буду рядом. Обнимаю его за плечи, притягиваю к себе, трусь грудью об его. - Если что, я сама тебе подрочу.
        Никита прижимает меня к себе и трепетно касается губ.
        - Твои ручки - это прекрасно, но внутри гораздо лучше. Раздвинь ножки, сладкая. Я соскучился, - просит он, и я с радостью оплетаю его бедра ногами, сразу нарываясь на влажный конец. Никита без церемоний проникает внутрь и на мгновение замирает, словно действительно долго этого ждал.
        А меня кроет. Ощущение того, как внутри тебя распирает плоть любимого, самое острое, особенно, когда член проникает до самого конца.
        Особенно, когда бедра сами принимаются двигаться волной в такт дыханию и биению сердца. Меня заполняют чувства небывалого ранее восторга, когда руки Никиты по-хозяйски сжимают талию. Пока он наблюдает за лицом, я буквально насаживаюсь… Быстрее, все быстрее, пока не теряюсь от звуков пошлых шлепков, собственных стонов, бури, что хлещет каплями дождя, когда фрикции члена становятся почти беспрерывными.
        И если я думала, что Никита скучал, что он быстро сможет кончить, то я заблуждалась, потому что Никита словно дорвался до сладкого и хочет насытиться им до тошноты.
        Первая позиция сменяется второй. И вот я уже лежу на спине, пока член таранит меня снова и снова, пока крики наслаждения заглушает язык, имитирующий соитие во рту. Но и этого Никите мало, и вот я уже стою раком, а он елозит головкой по промежности от скользких губ до кнопочки ануса.
        - Хочу твою попку, девочка… - так возьми, вот же я. - Но при этом хочу, чтобы ты кричала. Хочу слышать, как ты кричишь мое имя. Хочу, чтобы знала только одного любовника. Ты будешь только моей, понимаешь?
        Как будто я могу быть против…
        Он хватает пятерней мои волосы, запрокидывает голову назад и врезается на полную длину, так, что влагалище, уже и без того чувствительное, принимается его обволакивать, сжимать. Никита почти валится на меня от переизбытка возбуждения, а меня сносит из реальности оргазм. Яркий, острый, сверкнувший в мозгу вспышкой.
        - Бля, еще теснее и мой член сломается, - шепчет мне в ухо Никита со смешком и принимается двигаться. Резко. Грубо. Без нежности, с которой он еще пол часа назад целовал меня. - Просто кайф.
        Он вдалбливает меня в кровать, сжимая одной рукой задницу, а другой закрывая рот, потому что от силы толчков мне сложно сдерживаться. Мне сложно сдерживать и поток чувств, что бурлит в теле, как бурлит сперма в мошонке, готовая вот-вот заполнить лоно.
        - Никита, я люблю тебя.
        Но мои слова крадет рык Никиты, когда он разгоняется на полную скорость, не прекращая долбить даже тогда, когда оргазм отпускает нас из своих оков. Потому что похоть все еще держит в плену. До того самого момента, пока мы не засыпаем, сплетенные телами, склеенные липкой спермой, как самым надежным фундаментом.
        Глава 26
        - Мне нравится этот костюм, - слышу голос Никиты, который заглядывает в комнату. Замечаю в зеркале, как он выглядывает в коридор и тут же закрывает дверь на защелку. Этот звук еще один удар по натянутым нервам. Последние пару дней они как струны скрипки, что пытаются настроить, но не могут.
        Я возвращаю взгляд на свое отражение и рассматриваю новый подарок Мелиссы, брючный светлый костюм, под который я надела обыкновенную майку на широких лямках. Наставница, начальница, как ее иначе величать я так понять и не могу, говорит, что у меня врожденное чувство стиля. А как по мне, несложно быть стильной, когда твой шкаф забит брендовой одеждой, а цена твоего телефона могла бы прокормить детский дом в течение полугода. Я, конечно, утрирую, но все же.
        Мне нравится жить вот так. Дорого. Богато. Есть из белых тарелок, пить из хрустальных бокалов. Мне нравится спать на мягком матрасе, а еще лучше в обнимку с Никитой. Чтобы он вот как сейчас был сзади, обнимал талию и что-то болтал о своей работе, о том, что ему уже показали примерный макет нового предприятия. Что отец, несмотря на конфликт, кажется, им гордится.
        Для него это важно. И это, да и многие другие факторы не дают мне полноценно радоваться каждой секунде, проведенной с ним. Такое ощущение, что меня скинули с многоэтажки, а время остановили. То есть там внизу асфальт, смерть, а когда она случится - не ясно.
        И только рядом с Никитой можно просто закрыть глаза и не думать о плохом. Особенно, когда его горячие ладони забираются под майку и гладят животик, тянутся выше, накрывают грудь. Все тело плавится, словно глина, так и ждущая, когда ей придадут форму. И за каждым моим вздохом, каждой сменой выражения лица от «скоро пиздец» до «возьми меня прямо сейчас» внимательно наблюдает Никита. Щиплет соски, языком рисует на коже шеи, доводит меня до той точки, когда весь остальной мир темнеет, оставляя лишь два горящих страстным светом пятна.
        Я и Никита. Никита и я. И разве может быть что-то лучше. Разве может быть что-то важнее его прикосновения, его члена, что уже так недвусмысленно упирается мне в поясницу.
        Сейчас он снова меня трахнет. Прямо у зеркала. Будет смотреть в глаза и долбить нутро. А я и слова против не скажу, потому что ощущение его члена внутри окончательно выметает из головы мысли про асфальт. Там только пустота, гул и вспышки наслаждения. Но к моему удивлению, покусывая мое ушко, Никита зовет меня к себе в комнату. Родители уехали в гости к друзьям Одинцовым, а нас ждет эротический заплыв в ванной. И я, несмотря на весь трепет, не могу не съязвить:
        - А кто ее помыл? Ты же уже пару дней горничных не пускаешь… - все потому что эти два дня он почти не вылезает из постели, притворяясь больным. Как удобно. И кто бы, вы думали, таскает ему таблетки. Но они не могут его вылечить. Только ласка и постоянное сцеживание белковых жидкостей.
        - За кого ты меня принимаешь? Я же приглашаю тебя на свидание. Так что я не только помыл ванную, но и набрал воду с пушистой пеной, даже открыл шампанское и, разумеется, принес клубнику.
        - А сливки? - трусь я бедрами о его, предвкушая «свидание».
        - А сливки придется организовать тебе, - рычит он мне на ухо, когда я особенно сильно вдавливаюсь задом в его член. Он разворачивает меня к себе лицом, набрасывается на губы, одновременно сдирая с меня пиджак. Майку он просто рвет, чтобы губами найти один сосок, а второй оттянуть большим и указательным пальцами.
        - Это какое-то бедствие. Я все время хочу в тебя. Мне даже снится, как ты сосешь. Это безумие… - выдыхает он, поднимает меня к себе, ногами заставив обернуть его талию. В коридоре постоянно посматривает по сторонам, но почти срывается на бег, когда я языкам вылизываю его кадык.
        - Да, матерь божья, - почти воет он шепотом, закрывает дверь и практически вбивает меня в нее, тут же пытаясь содрать штаны.
        Но я отталкиваю его со смехом.
        Шагаю, толкаю на кровать и сажусь в ноги. Я так люблю его член, боже. Мне так нравится смотреть, как он почти умирает от судорог, пока я кончиками пальцев скольжу по стволу, пока я языком обвожу головку. Вот и сейчас гримаса боли, когда я обхватываю пальцами его яички, незабываема.
        Никита в моей власти и ничего лучше этого быть не может.
        Сейчас он только мой. Ждет, когда мой ротик сможет излечить его окончательно, чтобы в понедельник он с новыми силами отправился на работу. А пока выходные, и мы забыли, что такое стыд. Иначе как объяснить, как слюна падает на его головку, а его рука собирает в кулак мои волосы.
        - Блять, Алена, возьми ты уже в рот.
        - Но как же я это сделаю? - отвечаю с жадной улыбкой, силой упираясь в бедра одной рукой, а второй продолжая терзать мошонку. - Ты же грязный. Нужно срочно тебя помыть…
        С этим вскакиваю и бегу в ванную. Никита за мной.
        Но на пороге мы замираем, словно столкнувшись о барьер.
        Он, потому что я загораживаю проход, а я, потому что ванна действительно готова к свиданию.
        Свечи. Лепестки роз, шампанское и два бокала на столике. А рядом красная бархатная коробочка.
        - Нравится?
        - Спрашиваешь, - выдыхаю я от восторга, жадно думая, что же может быть в коробочке. Неужели призрачная мечта, нелепая надежда, шепот деревьев могут сбыться. - А что там?
        - Ох ты и жадная, - смеется Никита, и, судя по всему, факт моей мнимой жадности его нисколько не волнует.
        Еще вчера я бы могла сказать, ну что еще он может думать о проститутке. Но сейчас я уверена, что он меня любит. Иначе зачем бы ему делать мне предложение?
        - Короче, - довольно смущенно начинает он, а меня всю начинает колотить. Да и член, стоящий колом, не способствует спокойствию.
        Он берет коробочку. Давай, давай, я на все с тобой готова…
        - Это довольно поспешно, ты прости, но я не сдержался. Ты не подумай, я не хочу тебя обидеть или унизить. Секс с тобой - это просто вынос мозга. Твое тело, рот, сама ты… Я с ума схожу. И если ты согласишься….
        - Я согласна, - выдыхаю я со счастливым смехом, стараясь не думать, что вся его любовь заключается в похоти. Но это не важно. Это ерунда. Он узнает меня. Он полюбит меня настоящую. Ту, что рисовал в детстве.
        - Правда? - с тем же, как и у меня, радостным взглядом выдает и открывает коробочку. Я почти щурюсь от яркости, разглядывая содержимое.
        Огромный, сверкающий камень красного цвета. Но… Неправдоподобно сверкающий и огромный для обычного кольца.
        Меня как из брансбоида пожарного обливают, когда я замечаю, на чем, собственно, камень закреплен.
        Сглатываю злобу, желание утопить в этой красивой ванной принца прямо сейчас. Сдерживаю желание задушить его и убить себя, как в дешевой драме. Держись, Ален, не всем любить гениев.
        - Если ты хотел анального секса, ты просто мог вставить мне в жопу, зачем это… - последнее слово произношу сипло, нервно, но стараюсь успокоиться. Он просто забыл, что я просила никаких приспособлений.
        - Она покрыта алмазной пылью…
        - Ты хочешь мне ее вставить? - спрашиваю обречённо, понимая, что не смогу отказать даже в таком.
        - Если ты согласна… - возбужденно кивает он, уже снимая с себя штаны и оставаясь совсем голым. Но я смотрю не на кровью налитый член.
        Смотрю в это лицо, на котором нет ни тени раскаяния. Он просто не понимает, какую только что мерзость предложил, да еще так пафосно.
        Ладно, ладно. Это просто анальная пробка. Сотни людей получают от этого удовольствие. Разве не могу я подарить радость Никите? Он столько хорошего делает для меня.
        Я сделаю все так, как он захочет. Потому что он со мной. Впервые за много лет у меня есть что-то свое. Родное. И если это поможет удержать его, то я должна. Я готова закрыться ото всех воспоминаний и принять в зад эту хрень с камнем.
        - Какое же свидание без подарков, - говорю я и, развернувшись спиной, стягиваю остатки майки, брючки, трусики и сразу наклоняюсь над ванной. Слышу шумное дыхание за спиной, чувствую руку на заде, но вдруг меня подбрасывает. Черт.
        Отбегаю в сторону… Никита недоумевает, а я смотрю на его руку. Не могу. Не могу и все. Наверное, я недостаточно его люблю. Наверное, я просто недостойна его.
        - Алена…
        - Никита, я не могу. Это… Рано. Рано, - отхожу я все дальше, разворачиваюсь, бегу к двери, но там меня останавливает любимый.
        - Эй, эй. Ну ты чего, сладкая. Я же не зверь. Скажи нет. Я не хочу делать тебе неприятно или больно, просто я думал…
        - Что я шлюха и соглашусь на все?
        - Да прекрати себя так называть. Просто у нас с тобой все так круто, что я подумал, это не будет лишним.
        - Будет, - вздыхаю, пока он руками гладит мои плечи, прижимает к себе.
        - Я понял, понял. Нет, так нет. Хочешь, вообще трахаться сегодня не будем. Полежим в ванной, поболтаем.
        - Это было бы, - сглатываю ком в горле от заново расцветающего счастья, - идеально.
        - А завтра можем отправиться на пикник.
        - Опять? - смеюсь я, поднимая голову, и Никита тут же вытирает слезу.
        - Подальше от воды. Там будут только лес. Ты и я.
        - Идеально, - шепчу я почти благоговейно, и сама тянусь к его губам. Сама жадно целую, наполняясь новым возбуждением. Стоит нашим языкам сплестись, наполнить комнату тихими стонами, как друг вскрикиваю от неожиданности. Никита поднимает меня на руки и несет обратно в ванную, по дороге выбрасывая пробку в мусорное ведро.
        Нежась в воде спустя минут десять, за которые я задавала вопросы о его работе, он вдруг спрашивает сам:
        - А на что ты была согласна?
        Повисает неловкое молчание, от чего смотреть ему в глаза, пока он сидит напротив, почти больно. Не говорить же ему, что я надеялась стать его женой. Я просто не выдержку его насмешки.
        - Взять в рот твой член, - отвечаю с самой сладкой улыбкой. Тело сковывает лед, но он разбивает его бешенным взглядом омутами цвета агата.
        - Ты нереально красивая. Я даже представить не мог, что ты станешь такой. Идеальной.
        С неидеальной судьбой, раз вместо замужества ты преподнёс мне пробку. Но мне грех обижаться. Потому что рядом любимый. Я сыта. Ванна чистая, вокруг приятные запахи. А значит именно сейчас точка замершего времени доходит до своего предела. Нужно отвлечься.
        - Хочу твой член, - тяну руку, принимаюсь гладить эту возвышающуюся над водой плоть.
        Никита, словно подстреленный, подрывается, опирается руками на бортик ванны рядом с моей головой и, заглядывая в глаза, приказывает.
        - Открой рот.
        Я покоряюсь, чтобы почти сразу Никита переместился выше, уперся ногами в дно ванной, а я приняла в рот его член.
        Глубоко.
        До самого горла.
        Слушая и ощущая вибрацию во всем его мускулистом теле. Забывая о плохом и думая только о том, что происходит именно в этот момент. Только о члене, что уже на бешенной скорости таранит рот, пока я вбираю его в себя целиком.
        Никита отстраняется лишь на мгновение, чтобы сесть, посадить меня на себя и разносить волну по джакузи, двигаясь в такт губам, что соединились в бесконечно долгом поцелуе.
        Но все нарушает хлопок двери машины.
        Я и не заметила, что окно в ванную открыто.
        И как обычно, когда есть шанс, что нас застанут, Никита отрывается от меня, вылезает из ванны и идет надевать хотя бы трусы.
        - Я думала, тот кредит решил проблему с отцом, - спрашиваю, вылезая и заворачиваясь в банный халат, да поднимая вещи, уже мокрые.
        Не уверена, что имею право спрашивать, но мне интересно.
        - Решить-то решил. Но и совсем нарываться не стоит, - Никита видит мое выражение лица и то, что я улыбаюсь сквозь слезы. Да откуда их столько во мне? - Сладкая. Ну не злись. Я как раз в одной квартире делаю ремонт. Сможешь переехать туда. А пока лучше не нарываться.
        Я на это молчу, а Никита, кажется, снова чувствуя мое настроение, вздыхает.
        - Ален, потерпи, ладно. Я все устрою в лучшем виде.
        Для кого «лучше».
        - Конечно.
        - Ты сама сказала, что любишь меня. Значит должна быть со мной до конца, несмотря ни на что.
        Люблю, конечно.
        Почему-то это «несмотря ни на что» прям по живому режет. Несмотря ни на ЧТО?
        - Ты как всегда прав, - говорю с легкой улыбкой и хочу поцеловать его, но именно в этот момент раздается стук в дверь.
        Никита бесшумно выругивается, а я, чтобы не быть спрятанной в шкаф, говорю:
        - Я через балкон перелезу, - иду к окну и сразу его открываю. - Не волнуйся.
        - Отлично, я приду сегодня, - обещает он мне, и впервые этого не хочется, но я киваю. Приходи. Конечно, приходи. Пробку не забудь… - думаю с сарказмом. - А завтра у нас пикник. Тебе он запомнится на всю жизнь.
        Глава 27
        - На этот раз держитесь подальше от воды, - с улыбкой говорит Тамара, нарезая сыр, пока я укладываю в корзинку яблоки.
        Я ей рассказала. Может в надежде, что она побежит трепать главе семейства, а может быть, потому что устала держать все в себе. Лисса классная, но с ней откровенничать я не решаюсь. Все же домоправительница при всем своем строгом образе, которого она добивается пучком на голове и черно-белым нарядом, гораздо привычнее. Правда горничные считают ее чуть ли не Гитлером в юбке. Со мной же она неизменно приветлива и даже дает иногда познать азы русской кулинарии.
        - Никита обещал лес, - смеюсь я. Правда он обещал, что поедем мы вдвоем, но Анька навязалась с нами. - Так что все будет чинно мирно.
        - Надо было с Аней построже, отправились бы сами, - хмурится она, от чего на лбу проявляется складка. Всегда, когда она о чем-то размышляет. Например, добавить ли еще специй в мясо. Но сейчас она думает не о готовке. - Мне кажется, Никите очень не хватает света, который ты излучаешь.
        - Тамара, - грустно усмехаюсь, делая бутерброды, поглядывая на романтичную старушку. Пусть верит. Не говорить же ей про пробку, что я тайком вытащила из урны, чтобы горничные не нашли. - Не уверена, что ему этот свет нужен. Да и что этот свет существует.
        - Ты не ценишь себя.
        - Меня ценит Никита, этого достаточно… - укладываю салфетки и бутылку домашнего компота, закрывая корзинку. Высоко ценит, как алмазную пыль на пробке, которую я расплавила в камине ночью. Жаль воспоминания о ней так легко не сгорают.
        - Недостаточно. Тебе пора научиться любить не только Никиту, но и себя. Прошлое надо оставлять в прошлом, - качает головой Тамара и только я хочу ей сказать, что это не так легко. Как в миг прижата к объёмной груди. - Если бы у меня была дочь, я бы хотела, чтобы она была такой.
        От этих слов горло сдавливает порцией слез, но я как обычно их сглатываю. Ни к чему слезы. Целую мягкую щеку и улыбаюсь.
        - Спасибо. Жаль, что тебе так и не довелось завести детей.
        - Ну что ты такое болтаешь? Я, знаешь ли, женщина в самом соку, - хохочет она, и я вместе с ней.
        Именно в этот момент в кухню заглядывает Никита.
        - А что это тут за веселье без меня? - спрашивает он, лучезарно улыбаясь. Потом с одобрением осматривает мой свободный комбинезон салатового цвета и целенаправленно пересекает большую светлую кухню, поскрипывая белыми кроссовками.
        - Ну какое же веселье без принца? - спрашивает Тамара. Прежде чем Никита успевает ко мне подойти, она разворачивается и толкает ему большую плетенную корзину с едой.
        Зная, что там лежит, у меня уже текут слюнки. Мне никогда не хотелось столько есть, как в этом доме. У меня и возможностей-то и не было.
        - Здесь точно хватит? - интересуется принц, а я хмурюсь, прекрасно зная, к чему он клонит.
        - Тут еды на военный отряд.
        - Так я только отвернусь, Аленка все съест.
        - Сначала я съем тебя, - скалю зубы. - А потом уже корзинку.
        Тамара уже отходит к плите, а мы с Никитой машем ей рукой и направляемся к выходу. Плечом к плечу.
        - Давай лучше я тебя, - касается его плечо моей обнаженной кожи, от чего по телу как будто бежит ток. - Ты не потеряешься на фоне травы?
        - Если что, разденусь, - улыбаюсь и чувствую, как озарение легкого, как моросящий дождь в летний зной, счастья захватывает меня. А как может быть иначе? Никита рядом. Он улыбается. Скоро нас ждет много разговоров, смеха. Будут прогулки по лесу, по которому раньше мне удавалось только убегать. Что может быть лучше? Если только украденный поцелуй за лестницей, пока никто не видит. Когда твердые губы, словно смазанные солнечным теплом, скользят по моим, возбуждая все самое яркое в душе. Когда кончик языка щекочет нижнюю губу, а верхнюю Никита уже втягивает в рот.
        - Жаль, что Аня едет, я бы тебя…
        - Не говори, - ласкаю губами его шею, пока его рука стискивает зад. - Не говори. Твое тело все равно скажет лучше.
        - Когда?
        - На природе клонит в сон. Так что есть шанс урвать минутку, пока Анюта уснет.
        - Думаю, даже две.
        - Ты себя недооцениваешь, - пальчиками пробегаю по твёрдому стволу и, когда Никита хочет снова меня поцеловать, прижать к себе, утекаю вниз и выскакиваю из-под руки.
        Никита стискивает зубы и ударяется лбом о панель стенки лестницы с тихим стоном боли. Поворачивает голову и снова опаляет взглядом, словно уже давно скинув с меня покров одежды. Обнажив сущность, что теперь принадлежит ему.
        От этого щеки горят ярче, в горле пересыхает, и я отворачиваюсь, чтобы не сорваться и не пропустить целомудренный пикник.
        Никита меня так хочет. И как же это приятно. Приятно знать, что такой эффект ты оказываешь не на клиента, а на мужчину своей жизни.
        - Я буду мстить тебе… - говорит он за спиной, подталкивая меня бедрами…
        - Я буду ждать с нетерпением, - убираю заплетенную косу за спину и иду дальше. К выходу.
        Где на крыльце уже скачет Аня, что-то восторженно рассказывая Мелиссе. Я вот все думаю, догадывается ли мать, что запрет отца давно нарушен? А отец? И как они к этому относятся?
        - Какая маленькая корзинка, - смеется она, тоже порой подтрунивая над моей любовью к еде. - Только для тебя, Алена?
        - Да, а ваших детей я оставлю на закуску, - смеюсь я, пока Аня уже бросается ко мне и рассказывает, что отец разрешил ей идти заниматься в черлидеры своей школы.
        Это был конфликт последних дней. Юрий был против, так как это несерьёзно, не сравнится со школой олимпийского резерва. Но тут, я думаю, на решение повлияла Мелисса. И это заставляет меня испытывать легкую зависть, ведь когда еще я смогу вот так же легко влиять на Никиту.
        - В машину! - говорит Никита и укладывает корзинку в багажник Вольво. Вопрос, что он сказал отцу, я так и не задаю. Сейчас мне так хорошо, что меньше всего я хочу нарываться на ссору и портить такой замечательный день.
        Мелисса целует дочь, потом меня и машет Никите, наказывая нас беречь.
        Мы с Аней за руку идем к машине. Она уже садится назад, а я хочу сесть вперед, как вдруг Никита, держащий мне дверь, смотрит вдаль. Туда, откуда обычно приезжают из города машины.
        Кованые ворота, что от дома находятся на расстоянии метра ста, открываются. И вот мы уже слышим шум нескольких машин.
        Я поворачиваю голову к Никите. Он хмур и напряжен, а я невольно смотрю в небо. Кажется, небо должны заволочь тучи, а там ни облачка. Тогда что случилось? С натянутой улыбкой, пока звук авто все ближе, спрашиваю:
        - Все нормально?
        - Не совсем.
        Что люди знают о боли?
        О той, что лишь касается нервных окончаний, вроде зубной, головной, от укуса насекомого или укола - много. Эти варианты с ними всю жизнь и переносить их легко.
        А если говорить о более глубокой, например, от ножа, что разрезает плоть, или пули, что заставляет испытывать агонию во всем теле? Или от палок, что в кровь сбивают ступни, чтобы не сбежала.
        На самом деле большинство людей даже не догадывается о настоящей боли.
        Я не догадывалась.
        Раньше любая боль касалась лишь тела. Но оно сильное и способно к регенерации. Но разве можно склеить рванные края души? Никогда не думала, что боль душевная может быть сильнее, чем боль от удара по голове.
        Вроде в ушах звенит так же, только боль свинцом заливает вены, заставляет испытывать адские муки. Именно их я ощутила, когда она вышла из кабриолета.
        Идеальная. Наверное, именно такой должна быть Одри Хепберн в наше время. Аккуратная шапочка темных волос на голове, светлый комбинезон из кожи и закрытые босоножки и весь этот образ дополняет платочек на шее. Мельком осмотрев себя, становится стыдно за свои открытые колени. Одна из них поцарапана, потому что Никита вчера изъявил желание потрахаться на полу. Потрахаться со мной, пока его ждет этот идеальный образец первой леди.
        О том, что она его невеста, мне даже спрашивать не пришлось. По виноватой роже Камиля, выходящего из другой машины, да и Никиты, что пытается прожечь мою щеку взглядом, все становится ясно.
        Ах, да. Еще и Аня.
        - Надя! Надя приехала! - кричит она, выскакивая из машины, бросаясь на девушку. Та крепко прижимает ее к себе, достаточно искренне, чтобы поверить, что ей это приятно.
        Прекрати, Ален. Нельзя относиться предвзято к незнакомому человеку и искать подвох в ее поведении только по тому, что она тебе не нравится.
        На самом деле нравится, так нравится, что я бы с удовольствием отправила ее к ангелам, там таким идеальным и место.
        - Привет, ласточка, - боже, меня сейчас стошнит. - А это должно быть Алена?
        Она поднимается в весь свой рост, почти с Никиту и, так же приветливо улыбаясь, идет к нам.
        Вот только обнимать меня не надо.
        Фух.
        Руку пожать я могу. А вот смотреть, как ты прикасаешься к губам, что недавно уносили меня в пучину восторга, нет.
        - Собрались покататься? - спрашивает она так, словно действительно ничего не понимает. Не понимает, что приехала и просто рвет мне сердце.
        Никита молчит.
        Ну что ж, его понять можно. Но почему именно сегодня? Почему, твою мать, сегодня!
        - Мы…
        - У нас пикник! - кричит Аня, показывая на багажник. - Там огромная корзинка с едой.
        - Вот и отлично. Поесть мы любим, - слышу незнакомый голос и только сейчас замечаю еще трех человек. Две девушки и метросексуального вида парень. Он бы мог показаться геем, если бы уже мысленно меня не вытрахал.
        - Ну что вы застыли, ты не рад сюрпризу, Милый? - вопрошает Надя, делая большие глаза.
        - Мы вроде договорились увидеться завтра, - довольно напряженно говорит Никита и больше не смотрит на меня.
        Да, не смотри. Потому что боюсь тогда мне захочется твои глаза выдавить большими пальцами и подать к столу твоим чинным, богатым друзьям.
        - Завтра, завтра…. Я тебя почти не вижу. Завтра ты снова будешь работать. А людям иногда нужно отдыхать. Верно, Алена?
        - Верно, - почти не дыша отвечаю, чувствуя, как в глазах темнеет.
        Такое ощущение, что я в котле варюсь из собственной глупости, а они все стоят кругом, показывают пальцем и кричат: «шлюха! Что ты думала? Что он будет только твоим?!».
        - Никита очень много рассказывал о тебе.
        Слова даются с трудом. Еще одно и я свалюсь в обморок, но при этом довольно дико ища причину скрыться хотя бы на пару минут. Две минуты пережить боль и снова улыбаться. Потому что никому не нужны мои слезы и стенания по поводу того, что меня лишили мечты
        - Я так и знала… - смеётся Надя звонко, снова повиснув на Никите, а я наконец вспоминаю:
        - Мы же забыли покрывало! - восклицаю я и улыбаюсь, еле сдерживая истерику. - Вы садитесь в машины. Я скоро…
        Разворачиваюсь, бегу в дом и хочу подняться по лестнице. Но оттуда спускается Мелисса. Знала ли она о Наде. Конечно. Все знали. Так почему я как дура верила, что Никита только мой?
        Когда это секс стал синонимом верного мужчины? Почему, имея за спиной такой опыт, я опростоволосилась на первом же повороте? Потому что влюбилась? Потому любовь возвращает человека к первобытным инстинктам, а мозг превращает в желе? Почему я не поняла, что у молодого красивого парня уже есть девушка?! И самый страшный вопрос… Остановило бы это меня. Еще страшнее. Остановит ли теперь? Смогу ли я сопротивляться зову сердца и плоти, если Никита снова войдет в мою спальню?
        Сворачиваю в коридор, почти не глядя. Сжимаю зубы от гула в ушах, добираюсь до ванны и закрываю дверь на защелку.
        Отхожу, пошатываясь, словно она может напасть, потом бегу к унитазу.
        Желудок неожиданно дает бой и меня рвет. Слезы так и не льются. Они есть, но я настолько привыкла их сдерживать, что слезные протоки высохли.
        Упираюсь руками в края унитаза и дышу, словно рожать собираюсь. Часто, часто. Больно, больно. Душно, душно. Зной пустыни, стыд аукциона, боль плетки, страх смерти. Все самое ужасное и пережитое слилось в единый вихрь, который кружит, который раздирает болью грудную клетку.
        Просто переживи, Алена. Просто переживи это и иди дальше.
        Неужели предательство мальчика хуже сломанных ног? Неужели невеста любимого это хуже, чем психиатрическая клиника. Неужели это все такое не важное, хуже мужика, что, не добившись расположения, исполосовал твое тело?
        Ты просто тело. Они все видят просто красивое тело. А душу спрячь так далеко, как только можешь. Так далеко, чтобы никто никогда больше не нашел.
        Никто и никогда.
        Отрываюсь от унитаза и иду умываться. А потом, посматривая по сторонам, бегу в комнату Никиты. Забираюсь в тайник и вытаскиваю рисунки. Они больше ему не принадлежат. Он давно забыл эту маленькую нарисованную девочку. Теперь я для него лишь кукла, которая принимает ту похоть, что приличная жена не терпит. Ту грязь, что она сметает с идеально выглаженного платочка.
        Теперь эти рисунки мои. Думаю, он даже о них и не вспомнит.
        Иду к себе и прячу их. Вот, что я заберу. Ни украшения, ни гаджеты. Только самые лучшие воспоминания
        Никто не найдет мою душу, как бы сильно она не просила об обратном.
        Беру тот самый плед и спускаюсь вниз, теперь тоже приветливо улыбаясь.
        Все уже расселись по машинам, только Никита стоит и курит. Дым возле него даже удивляет, но я ничего не говорю. Только махнув рукой, иду к машине Камиля.
        - Алена, садись сюда! - кричит он, а у меня возникает лютое желание показать ему средний палец. Но я только растягиваю губы в бесчувственной улыбке, а какой еще может улыбаться шлюха? Машу уже Наде и Ане, что сидят и ждут старта.
        - Никогда не каталась в таком огромном внедорожнике. Камиль, позволишь?
        - С превеликой радостью, детка, - вылетает он из тачки и отрывает мне двери, помогает сесть. Сам садится за руль и только открывает рот, как я уже поворачиваюсь к паре, что едет сзади.
        - Привет, я Алена.
        - Привет, я Диана, а это…
        - Артур.
        - Ну вот и познакомились, - улыбаюсь я Камилю. - Отличный будет пикник. Незабываемый.
        Глава 28
        - Ты очень хороший друг, Камиль, - констатирую факт. А как иначе, если он был в числе тех, кто по счастливой случайности забыли упомянуть о наличии Нади.
        Он неловко усмехается, проводит рукой по кудрявой шевелюре. Затем мельком меня осматривает, пока мы стоим в отдалении от шумной компании.
        Он курил, когда я нашла повод вырваться из удушающего позитива Нади и к нему подойти. Сначала хотела попросить сигарету, но они никогда не приносили эффекта расслабления. Скорее оставляли ощущение грязи во рту.
        - Хороший, - не отрицает Камиль, но кивает в сторону разложившихся на пледе Никиты и Нади, чтоб ее… - Но я тебя предупреждал.
        - Ах, - закатываю глаза, на что он хмыкает. - Ты имеешь в виду слова про хорошую девочку. Я так понимаю, при каждом нашем разговоре мне необходимо подключать экстрасенсорные способности. Сегодня ты привез ее, чтобы наглядно продемонстрировать, что значит хорошая?
        Всегда улыбается, кормит хмурого Никиту с руки, хохочет с Аней. Просто образец для подражания. Еще немного и у меня возникнет желание алтарь возвести в ее славу. Вот только я всегда знала, что за внешней добродетелью может скрываться что угодно. И многие священнослужители во имя Господа умело пользуют послушниц. Проводят «очистительные» процедуры от похоти и пороков. Но никто вам никогда не скажет об этом за обедом, лишь слушок, как легкий сквозняк, пронесется мимо.
        - Не так все было, - рассказывает он, затянувшись, а мне впервые в жизни стало противно от запаха дыма. - Она позвонила, сказала, что беспокоится за Никиту. И ее можно понять. Последнюю неделю он стал сам не свой.
        На этом он снова поглядывает на меня, а я скольжу взглядом по Никите. Мне больно туда смотреть, особенно больно, когда с его лица снимает сливки не моя рука.
        - Сам не свой - это синоним фразы: «Врет, как дышит»?
        - Технически, он не врал, - напоминает Камиль, выбрасывая сигарету и потушив носком кроссовка окурок. А у меня возникает желание, помимо смертоубийственного, заставить Никиту понять, что не у него одного есть перспективы. Как бы это низко не было.
        Может быть внутри тлеет жажда доказать, что он прав, и что я не стою ничего более пробки в задницу. Жажда отрезать себе пути.
        Тяну Камиля на траву и сажусь максимально близко.
        - Эй, ты смерти моей хочешь? - неловко посмеивается Камиль, но не отодвигается, зато теперь Никите должно быть хоть немного понятно, какого мне.
        - Ты мог отказать Наде, - предполагаю я спокойно, хотя в душе рвётся крик: ТЫ ДОЛЖЕН БЫЛ СДЕЛАТЬ ВСЕ, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ ЕЕ. Ты должен был дать мне этот день! Еще один день наивной веры в счастье для каждого! Наивной веры, что мое клеймо ничего не значит!
        - Не мог, Ален.
        - Она твоя сестра?
        - Хуже… Вот, все мы, - показывает он и на пару Дианы с Артуром, и на Вику, что в смартфоне. - Дружим. Не дай соврать, класса с пятого. Сначала мы скорефанились с Никитой. Потом в нашу школу перевели Артура. И вот там, на заре половой зрелости мы стали соперничать с компанией из трех девчонок. Надя заправляла. А потом решила, что врагов надо держать ближе к себе.
        - Да куда уж ближе, - бурчу я, иногда скрещивая взгляды с Никитой, что теперь играл в карты с Надей и Аней.
        - Они вместе с выпускного.
        - Пять лет, - считаю я в уме. - Немало.
        - Так что ты тут не одна подружка детства.
        - Значит, идеальная пара. Все решено. Когда свадьба? - тут же поворачиваюсь я к Камилю, на что он пожимает плечами.
        - Ну, по идее, должна быть этим летом, но дату они еще не назначали.
        - Зато мальчишник вы уже успешно отгуляли.
        - Ну а что? Никита каждый год мотается в Европу. Может действительно надеялся на встречу с тобой?
        - Так надеялся, что решил жениться. И Надю устраивает, что он будет ей изменять?
        - С тобой?
        Не знаю. Вот чего не знаю, так это того, готова ли я смириться с ролью любовницы. Наверное, преподнеси Никита это иначе, не встреть я Надю, не знай Камиля, я бы согласилась. Я бы с радостью заняла хоть какое-то место в его жизни.
        Но теперь…
        Не знаю.
        - Ну я ведь не первая?
        - Не первая, - подтверждает Камиль. - Но Надя очень внимательно следит за его возможностью уйти. Тебя она угрозой не считает. Пока что… Не такой сильной, как два года назад одну университетскую училку. Никита тогда с ней почти месяц зависал. Надя решила все жестко. Отправила их фото на суд универа. Ее уволили по статье. Никита помог и отправил ее в Штаты. Кстати, - подытоживает он рассказ. - Она была миниатюрной блондинкой.
        - Ты считаешь, это должно мне польстить?
        - Не знаю, - поджимает Камиль губы. - Просто Надя опасна. Лишь раз промелькнула фраза, что Никитос может пойти выше рядового политика, она ухватилась всеми клешнями за него и стала почти незаменимой.
        Но при этом угрозой она меня не считает, так что и бояться не стоит. Да и что мне может сделать мажористая дочка олигарха? После всего пережитого любое ее действие вызовет лишь улыбку и недоумение.
        Кроме, разве что того, как она незаметно пытается залезть Никите в штаны.
        Аня играет в бадминтон с Викой и не видит разврата. Но все равно это как-то неаккуратно. О чем, сведя брови, скорее всего говорит ей Никита, убирая ее руку от себя. Какой приличный мальчик.
        Ну что же ты смущаешься, милый? Надо прямо сейчас отвести ее в кусты и трахнуть. А потом позвать меня на то же место… Ничего особенного. Просто жизнь. Просто гребаная реальность, в которой я существовала так долго. Я знала, что именно так и бывает. Просто мечтала, что все закончилось. А теперь мне кажется, что все только начинается. Да еще вот так… Гадко.
        Да не смотри ты на меня так. Не смотри… Не показывай всем и каждому, чьи руки должны тебя гладить… Выдаешь же себя с потрохами. Тоже мне, политик.
        - Никите не быть президентом, - как-то сама собой вырисовывается мысль.
        - Черт, - дергает головой Камиль в жесте разочарования. - А я планировал стать лучшим другом президента. А почему?
        - Политики должны уметь не только врать, умело скрывать правду. Они должны уметь сдерживать эмоции. А у Никиты все на лице написано. Любая эмоция читается как меню в ресторане с картинками, ценами и количеством калорий.
        Например, сейчас, судя по его лицу, я должна отойти от Камиля как можно дальше.
        Смешной, ей богу.
        Может быть я поэтому настолько им поглощена? Никита кажется искренним. Вернее, он скорее всего такой и есть. Но только появления Нади это не отменяет.
        - А его отец? - спрашивает друг. - Он мне кажется весьма грозным и расчетливым.
        - Тот тоже чуть что, сразу голос повышает. Думаю, второго Жириновского ваша, - или наша, - страна не переживет.
        - А кто из нас… - рукой обводит он поляну и медленно показывает на себя, гордо вскинув подбородок. - Я?
        Камиль хороший. Тоже за внешней глазурью скрывается весьма натуральный продукт. Так, пора прекращать думать о еде.
        - Я отвечу на твой вопрос, если принесешь мне сэндвич, - не самой же мне идти к сладкой парочке.
        - Мы же поели, - смотрит на меня Камиль, наверное, удивляясь, как в меня столько влезает.
        - Тебе лень вставать или просто хочешь на меня подольше попялиться.
        - Да иду я, иду. - поднимается он с травы, отряхивается и идет к пледу, где ему что-то очень хочет сказать Никита, но не успевает. Но с усмешкой дует щеки, показывая, какой я могу стать, если я не прекращу столько есть. Наверное, это эффект диеты. Когда столько лет находишься на грани голодной смерти, невольно становишься обжорой, чтобы были запасы в организме. Ведь не знаешь, как жизнь повернется дальше.
        На кривляние Никиты я только показываю язык, прекрасно зная, какие мысли в голове у подлеца это вызовет. И правда, улыбка пропадает, а сам он принимает другое положение тела, скрывая свою проблему. Ну вот какой из него политик?
        - И так, провидица, - сует мне в руки сэндвич Камиль. - Кто на свете всех хитрее, всех разумней и пронырливее?
        Отвечаю, только когда доедаю и демонстративно слизываю с пальцев кисло-сладкий соус.
        - Скорее Артур. От него прямо-таки веет холодом змеи. Он умеет затаиваться и скорее всего нападет неожиданно.
        - Интересно… - впечатляется Камиль моей догадкой или просто не может отвести глаз от моих губ.
        Мужчины…
        Я же смотрю на объект анализа. На то, как безразлично тот целует Диану, при этом довольно неделикатно поглядывая на меня.
        - Значит вся суть в том, чтобы скрывать эмоции. Артур это умеет, факт. А еще это хорошо получается у тебя. Особенно после сегодняшнего. Я приятно поражен твоей выдержке. Прямо любопытно, а что бы случилось, не владей ты собой?
        В груди смех застилает боль от того, как Камиль сковырнул корочку на ране. Заливаясь больным, диким хохотом, я так ярко представляю картину того, что бы было, не умей я сдерживать поток эмоций, что распирают грудь. Сразу становится душно. Потому что:
        - Представь, что весь лес вокруг облит бензином. Соляркой, что вспыхивает огнем мгновенно. А на поляне мы все.
        - И что… - сдавленно выдыхает Камиль, широко открыв глаза.
        - Вот не умей я сдерживать эмоций, мы бы уже обуглились.
        - Все?
        Не отвечаю на его вопрос, возвращаясь к отвлеченной теме.
        - Почему они вместе? - киваю на Диану с Артуром. Видно, что их отношения уже не радуют ни одного из них.
        - Потому что она все прощает, - довольно легко отвечает Камиль, словно рад, что мы соскочили с неудобных образов. - Вкусно готовит и нравится его родителям. Его все устраивает. Из этой троицы только Вика решила, что не будет терпеть измены.
        - Твои?
        - Ну да. Мы тоже встречались. Но после первой же гулянки она дала мне разворот поворот.
        - Ты, судя по всему, не сильно горевал.
        - Она умная и не скрывает этого. Она единственная может сказать Наде, что думает о ней. Поэтому они чаще в ссоре, чем вместе. Таких женщин не любят. Женщина, если хочет быть при мужике, должна уметь вовремя заткнуться.
        И вот почему, когда мне казалось, что Камиль мне уже нравится, он обязательно ляпнет подобную гадость.
        - Как, однако, у вас, мужчин, все просто. Дома одна. В постели другая.
        - Мужчины тут причем, просто жизнь так устроена, - сердечно выговаривает Камиль и, усмехнувшись, обнимает меня за талию, что создает поистине электрическое напряжение в стороне Никиты. - Уверен, что с тобой мужика никогда не потянет налево….
        Напряжение сбрасывает Аня, что в припрыжку подбегает позвать нас играть в карты. На мой отказ уже и Вика подходит, тряхнув своей золотистой шевелюрой. Зовет играть меня в волейбол, при этом перекинувшись колкостями с Камилем. Но и тут я пас.
        И мой пас вызывает любопытство всей компании, так что вскоре мы стоим кружком и решаем, чем будем заниматься.
        На оргию, предложенную Камилем, огрызнулись все. Даже Никита.
        - А в какие игры ты умеешь играть? - спрашивает меня Надя, но я смотрю не в ее чистые глаза, а на переплетённые с Никитой руки.
        «Постельные, с твоим будущим мужем. В них я ас», - думаю я и только потом с улыбкой поднимаю голову, пока внутри все дрожит от жажды кричать, чтобы она сдохла.
        - В прятки. Лучше всего я умею играть в прятки.
        Тебя бы я спрятала как можно дальше.
        - Да, да! Я еще ни разу не смогла найти Алену! - радостно визжит Аня, и Артур, выплюнув травинку, говорит…
        - Можно.
        - А это идея, - хмыкает Камиль, пока мы с Никитой то и дело пытаемся говорить взглядами.
        «Это ничего не меняет», - так и читаю по его глазам, на что наклоняю голову к Камилю.
        «Значит, можно и мне».
        На мой посыл он оголяет зубы, всем своим видом показывая, что только ему позволено играть на два фронта. Все понимаю. Остается только понять, насколько это устраивает меня.
        - А где тут прятаться? - спрашивает Вика, и судя по всему ей перспектива общаться с насекомыми не сильно нравится. Знала бы она, какие они вкусные, если поджарить. Почти корочка от курочки. Кайф…
        - Везде, Вик. Кусты, папоротники, поваленные деревья. От поляны до ручья. Это метров шесть. Как только вас находят, идете сюда и ждете остальных.
        Ну вот о чем и шла речь. Речи Артура никто не пытается перечить. Прирожденный лидер. Ни капли эмоций. Ни грамма сомнений. И, конечно, уверен, что сможет отыскать меня, чтобы, судя по всему, пообщаться без свидетелей.
        Но я, сметая напрочь его аморальные надежды, втыкаю взгляд в Никиту.
        - Самсонов водит. Ему нет равных по поиску потерянных друзей.
        Глава 29
        - Лина, детка, где ты. Мы тебя не обидим, - лгали они, пуская по моему следу собак. Приходилось лезть на дерево. И спускаться лишь по естественной причине голодного обморока.
        Вспоминая это, я улыбаюсь. Потому что я сыта, а вокруг нет собак, а еще нет американской службы опеки, которые очень хотели вернуть меня во временную семью.
        Порой я вскакиваю по ночам, только чтобы убедиться, что все ужасы того времени закончены, а все благодаря извечной удаче. Той самой, что однажды засунула меня в ад, а потом успешно провела по девяти кругам.
        Остается понять, это последний круг, или так выглядит рай?
        Размышляю обо всем этом на шестой от земли ветке дуба, как вдруг слева появляется Надя.
        От того, как он сбивает с себя листик, становится тошно. Ничего не должно помешать совершенству образа, да?
        Рационально было сидеть и не двигаться, но я все равно прыгаю буквально перед ее идеально намалеванным лицом, которое правда поддернуто легкой паникой.
        - А, Алена. Какая замечательная идея прятаться в лесу, - я еле сдерживаю смех, еще раз убеждаясь в крайней степени лицемерия будущей первой леди. Весь ее вид говорит о том, на каком органе она бы вертела и лес, и пикник, и скорее всего меня.
        Хотя на одном конкретном органе я бы не прочь покрутиться.
        Но вместо этого дергаюсь, словно чего-то испугалась.
        Именно это движение она копирует, выдавая естественную реакцию животного. Побежал один, побегут остальные.
        - Что там? - испуганный писк раздражает не меньше чем поставленный тихий голос.
        - Точно не знаю, но, кажется… Кабан.
        - Кабан? - напрягается она всем телом, уже готовая рвануть куда угодно. - Ты уверена? Разве они здесь водятся?
        - Хотя возможно это косуля. Ты подожди здесь, а я пойду гляну.
        - Эм, - теряется Надя, и делает шаг назад. - Я лучше пойду на поляну. Да и тебе не стоит ходить…
        - Я одним глазком, ведь раньше кабанов я видела только на картинке… - говорю и надавливаю пяткой на ветку, с хрустом ее ломая. Надя в панике дергается и ломится назад, к поляне. Лучше бы она так же резво в Москву бежала. Но неплохо и просто подальше от меня и того, кто должен ее найти.
        Усмехаюсь с этой дурочки, но веселый настрой быстро пропадает.
        Потому что чувствую приближение опасности.
        И действительно… Пусть не змея, но из-за дерева выходит тихо аплодирующий мне Артур.
        - Испугала наивную чукотскую девочку, - кривит он губы, а я внимательно наблюдаю за его руками. В мужчине это самое опасное. Они могут причинить боль, так и наслаждение. - Расскажешь, кто ты?
        Значит Камиль друг, а Артуру Никита не доверяет? Или это игра?
        - А ты не знаешь?
        - Знаю только, что ты живешь в доме семьи, известной связями с детскими домами и службами, помогающими подросткам в сложных жизненных ситуациях. Но вот как получается. Ты не подросток. Не ребенок. А весьма аппетитная молодая сучка.
        Он делает рывок, за что получает удар в голень.
        - Которая еще и дерется. Я ведь хотел убрать травинку с твоих волосы.
        - Ну, - усмехаюсь, держась на расстоянии. - Тогда считай, что я убила комара на твоей ноге.
        - Так что? - выпрямляется он. - Самсоновы решили разнообразить сексуальную жизнь и взяли себе шлюшку? Потому что в то, что для бессмысленной работы Мелиссы нужны помощницы, я в жизни не поверю.
        Какой ушлый… Хотя насчет бессмысленности работы Мелиссы и не поспоришь.
        - Ты поверишь скорее в то, что на глазах у детей они решили позвать жить в дом того, с кем спят? - спрашиваю, двигаясь по кругу, лишь бы не оказаться в ловушке из колец этого змея, что буквально втягивает своим черными глазами.
        - Ну, - пожимает он плечами и делает новый рывок, за что тут же получает по рукам и нижней частью ладони по подбородку. - Вот дрянь.
        Она стирает каплю крови, мелькнувшую в углу губ.
        - Нельзя недооценивать противника, даже если это хрупкая девушка.
        - С Никитой вы тоже играете в бои без правил? Так, что, трахает тебя Никитос? Судя по его взгляду, трахает.
        - Судя по твоему взгляду, ты уже выдрал меня до смерти. Любишь игры пожестче? - спрашиваю и почему-то Диану становится жалко. Вряд ли она хоть в чем-то может отказать этому подонку.
        Артур смеется и кивает в подтверждении моей догадки.
        - Просто я подумал, раз можно ему, то почему нельзя мне?
        - Потому что вы друзья? - интересуюсь и вдруг понимаю, что пока двигалась и следила за его руками, оказалась прижатой к стволу дерева. А он подошел слишком близко. - Или потому что вы оба гандоны, обманывающие своих девушек?
        Глава 30
        - Оставь психологию, давай лучше поговорим про аналогию. Разумеется, от слова анал. Потому что я давно не видел такой ладной задницы, - тянет он руку, за что получает весьма звучный шлепок.
        Видно, как ему хочется ударить в ответ. Скулы напрягаются, пальцы скручиваются в кулаки.
        Но он сдерживается и просто хватает мое лицо пальцами, судя по оскалу, жаждет укусить…
        - И даже у Никиты не спросишь разрешения? - говорю, а сама быстро соображаю, как от него избавиться. Не хочется калечить парня и показывать всем, что я могу покалечить, тем самым выдавая свое прошлое. Раз знает только Камиль, лучше, чтобы так и оставалось.
        И, спасибо мужской глупости, Артур сам подает мне идею.
        Пока он тормозит на имени друга. Оглядывает небольшую кусок леса, я поднимаю взгляд на дерево. Прикидываю, за какое время смогу туда забраться.
        - Так я бы спросил, но его же здесь нет. А я здесь. И ты тоже здесь, - почти шепчет он, приближая лицо с острыми скулами и давая мне ощутить резкий запах одеколона.
        Я мотаю головой, показывая пальцем в сторону, открывая глаза шире.
        - Так вот же он! Никита! Никита!
        Удивительная метаморфоза, но Артур подбирается и отбегает.
        Судя по всему, друга, несмотря на свои слова, он опасается. Так что отходит на приличное расстояние, осматривая указанное мною место.
        Именно за это короткое время я успеваю рвануть в сторону и подняться на один из ближайших дубов.
        - Нет же его, - говорит Артур, нахмурив чернильные брови, но, повернувшись, не находит меня на прежнем месте.
        И уже стремится найти меня, но шум веток в стороне его спугивает. Уйти он не успевает. Со стороны поляны действительно появляется озлобленный Никита. Все-таки услышал меня.
        Его присутствие вносит в сумбурное течение моих мыслей покой и радость. Что бы парни от меня не хотели, при нем не тронут. Так что даже не слушаю разговор и устраиваюсь поудобнее, заглядывая в рваные кусочки неба, что виднеется сквозь ветки деревьев.
        Сейчас они поговорят, а я так и останусь ненайденной и просто выйду на поляну минут через десять.
        А пока можно полежать и отсечь мысли о чувствах, что по статистке убивают чаще, чем авиакатастрофы.
        Люблю смотреть в небо. Мне часто хотелось стать птицей там парящей. Лететь, не думать, не волноваться, что кто-то там внизу может меня поймать.
        Разве что подстрелит, как сделал Никита.
        Поднимаю пальцы к зажившей царапине от пули. Меткость пять баллов. Хотя он стрелял под кокаином, значит реакция должна быть лучше. Сможет ли он сейчас так выстрелить? Разве что из более естественного орудия. Там, похоже, запас патронов неиссякаемый.
        Слышу треск ветки и смотрю вниз. Сердце обивает бурный ритм сальсы, когда вижу, что Никита никуда не ушел. Теперь он один в поле моего зрения. Как всегда, великолепный в своей белой футболке и джинсах, обтягивающих его спортивный зад. Пока я им любуюсь, он осторожно высматривает пространство.
        Тело раскаляется до предела от гнева и обиды. Дыхание перехватывает, руки сжимаются в кулаки. Мне очень хочется вцепиться ему в волосы, а лучше с воем потребовать бросить Надю. Бросить всех кроме меня.
        Эгоистично… Неразумно…
        Но мне кажется, что чувства к этому придурку настолько сжились с моими, что души невольно тянутся к друг другу. Даже на расстоянии я то и дело ощущала эту дурацкую фантомную связь.
        Сейчас не видит меня. Просто бесцельно бродит недалеко от дерева, где я засела.
        Но не долго.
        Потому что уже в следующую минуту, словно зверь, учуявший запах, он поднимает голову именно в мою сторону.
        Я проваливаюсь в глубину его глаз, осознавая, что вся ненависть, злоба, желание убивать трансформируются в несущееся лавой по венам желание. Желание быть только его. Только с ним.
        Никита ласково изгибает губы и вплотную подходит к дереву, так и не опуская взгляда.
        - Ты так и не избавилась от привычки лазать по деревьям?
        - А ты избавился от страха лазать по деревьям? - спрашиваю, откашливая хрип, что рвался из груди. Рядом с ним так легко потерять голос. Так было еще в далеком детстве. Кажется, я не избавлюсь от этого притяжения никогда.
        - Я и не боялся, - огрызается он. - Просто это глупо. Слезай! Нам надо поговорить.
        Очень интересно знать, насколько сильно нам надо поговорить.
        Медленно, гибкой кошкой ложусь на ветку и свешиваю ножку, роняя сандаль. Никита ловит довольно ловко, а я усмехаюсь, вспоминая знаменитую сказку. Жаль, что в жизни все не так. В жизни у принца обязательно будет Надя.
        Болтаю в воздухе босой ногой. Делаю так, чтобы шорты комбинезона задрались, и стало видно часть ягодицы.
        - Алена, слезай немедленно… Мне еще Камиля искать.
        - Залезай сюда, и разговору никто не помешает, - облизываю я губы и прогибаюсь в пояснице, еще сильнее оттопыривая попку.
        В детстве он так и не смог залезть на дерево. Посмотрим, достаточно ли для него мотивации на этот раз.
        Никита смотрит достаточно долго, чтобы у него начал дергаться глаз.
        Потом быстро осматривается, выругивается и после короткой разминки, за которую он демонстрирует работу прокаченных мышц, подпрыгивает и хватается за нужную ветку.
        Это его преодоление себя вызывает бурный поток радости, что буквально захватывает меня и заставляет шаловливо улыбаться.
        - Дай только до тебя добраться, и разговором дело не ограничится.
        - Жду не дождусь, - говорю, усаживаясь верхом на ветке и «случайно» роняю одну лямку. Обнажаю плечо, от чего Никита чуть не падает, но умело удерживается одной рукой. Матерится и поднимает свое тело на следующую ступень. Гораздо ближе ко мне.
        Его оплошность вызывает смех.
        - Ты хоть будешь горевать, если я разобьюсь?
        - Я пока не решила.
        - Жестокая… - приближается он достаточно, чтобы достать до меня, но я ловко поднимаю руки на следующую ветку, растягивая тело струной.
        Но не успеваю подняться, Никита хватает меня за ногу жёстким хватом, оставляя ожог на обнаженной, сверхчувствительной коже.
        Смотрю вниз и наблюдаю, как он вдевает мою ногу в сандаль и, не отрывая дурацкого контакта, нежно целует лодыжку.
        Остановись, боже, прекрати делать так сладко.
        Теряюсь среди густых ветвей, что тянутся ко мне из его взгляда. Блуждаю в чувствах, как вдруг Никита дергает меня за ногу. Под тихий вскрик оказываюсь лицом к нему, сидя почти верхом.
        - Так нечестно… Ты меня отвлек.
        - А ты меня чуть не угробила своим манящим телом, сладкая, - поднимает он уголок рта и тянется к моим, но я отворачиваюсь.
        - Самому-то не противно? Сначала Надя. Потом я.
        - Не начинай…
        - А давай я закончу, - восклицаю, на что он только крепче прижимает меня к себе и упирается спиной в ствол, чтобы нас обезопасить…
        Затем просто обхватывает затылок рукой и обдает ухо горячим дыханием и словами, от которых по телу ползет мороз:
        - Я не знал, что она припрется. Завтра ты бы поехала со мной в город, поселилась бы в квартире и никогда бы даже не узнала о существовании Нади.
        Уже все продумал. Как мило.
        - И вот скажи мне, разве тебя бы это не устроило? Разве не была бы ты просто счастлива, что мы вместе. Разве не любишь ты меня?
        - Но я узнала о Наде, - выдаю пересохшими губами.
        - Ну и что? Ну и что, Ален? Ну да, есть у меня невеста. Но между нами-то это что меняет? Я от своих слов не отказываюсь. Я не отпущу тебя.
        - Тогда она зачем? - сглатываю ком, что уже сковывает грудь и рвет тело от желания сбросить подонка с дерева.
        - Она просто есть. Ну… как тебе объяснить. Она как дорогая машина. Презентабельно и вызывает доверие. А ты…
        - А я как байк, на котором можно погонять, но лучше подальше от города, чтобы приличные люди не увидели? - выплевываю и хочу оттолкнуть его, но это как гору сдвинуть. Да и не сдвинешь, если чувствуешь, что твое место здесь. В его объятиях.
        - Алена, детка, - ласкает он слух, покрывая мое лицо поцелуями и оголяя пальцами ягодицы, сминая их и срывая с тела покровы обиды и льда. Хочется ближе его. Хочется в себя прямо сейчас. - Я так долго ждал тебя, грезил столько лет, не порти все тупыми женскими истериками. Ты же не такая. Ты же умная. Ты же…
        Он замолкает, трется в промежность членом, скользит языком по губам, а я продолжаю его фразу
        - Ну что же ты не закончил? Давай я помогу. «Ты же шлюха, Алена. Твоя задача молчать и раздвигать ноги, когда у меня время найдется». Верно?
        Он молчит, даже не опровергая мои слова. И вместо того, чтобы бессмысленно его отталкивать, я делаю кач назад. Ловко переворачиваюсь, выгибаясь, и прыгаю на другую ветку.
        - Алена! - испуганно вскрикивает Никита, но я уже не слушаю. Его голос, как ржавый тупой нож по нервам. Спрыгиваю на землю, показываю средний палец и убегаю. Знаю, что пока он спустится, я успею добраться до поляны самостоятельно.
        Но через минуту пробежки меня атакует паника и все слова, что сказаны были так просто, так искренне, эхом звучат в мозгу.
        Глава 31
        Тону. Захлебываюсь волной правды. Осознание давит на мозг.
        Прав.
        Он чертовски прав.
        Кто я? Шлюха. Всего лишь девка, годная на тайного траха.
        Дрянь, которую не представишь друзьям, не возьмешь за руку на людях. Не поцелуешь после слова «Да».
        «Да» будет. Будет, когда любимый нависнет сверху, когда тело будет изгибаться под его напором. После чего он оставит деньги или побрякушку и уйдет в свою совершенную жизнь. Поцелует на прощание и может быть даже через пару лет даст обещание развестись.
        Все так просто. Тайная любовница.
        Но разве ты сможешь отказать? Сможешь отвернуться, когда он тебя целует, не раздеться, когда его горячие руки опалят страстью кожу, не кончишь, когда он будет настойчиво толкать тебя к кульминации? Сможешь сказать «нет»?
        Разве ты сможешь проявить хоть толику гордости?
        Нет, нет, нет! Да и откуда ей взяться?! Из-за детских рисунков? Из-за того, что он давал обещания?
        Из-за того, что все пятнадцать лет, каждый чертов день ты держалась на плаву в дерьме, только потому что думала о нем?
        Как ты могла подумать, что нужна ему такой? Зачем стремилась всеми силами остаться для него чистой? Зачем избегала столько выгодных предложений. Зачем? Зачем?!
        Чтобы он лично вставил тебе в задний проход пробку, чтобы провернул ее, как проворачивает нож в груди, давая понять, что тебе никогда не стать достойной.
        Зачем, Ален? Зачем тебе все это?
        Чего ты ждешь? Думаешь, он мнение изменит? Думаешь, он готов отказаться от тщеславных планов ради тебя, как ты отказывалась от еды ради него.
        «Ну давай, Ален. Один минет, и ты сможешь поесть и согреться…».
        «Пошел нахрен!», - кричала я и думала, что однажды, может быть, в другой жизни я смогу сказать Никите. Только ты. Только ты был в моем сердце. Только ты будешь в моем теле.
        Но даже этого я теперь сказать не могу. Потому что допустила непоправимое, потому что теперь он думает, что я шлюха. Но ведь оно так и есть. Даже останься я девственной, женился бы он на мне? Сделал бы единственной женщиной в своей жизни?
        Риторический вопрос, верно?
        Зачем я пыталась беречь то, что ему не нужно. Зачем жду, что он изменится.
        - Алена?
        Большие руки сжимают мои дрожащие от рыданий плечи, и вот уже я утыкаюсь в мужскую грудь. Собираю пальцами футболку. Поднимаю глаза и утыкаюсь в Камиля.
        - Алена, ты чего тут ревешь? Белены объелась?
        - Нет, - улыбаюсь, слизывая слезы с губ, что не остается незамеченным. - Нет. Я не плачу. Я жду тебя.
        - В смысле? - теряется Камиль и хочет отодвинуться, но уже нет получится. Моя хватка слишком сильная, мои мысли далеки от невинных.
        А что терять? Никита хочет шлюху? Он получит шлюху прямо сейчас.
        - В смысле, ты же хочешь меня? Возьми.
        - С дуба рухнула? - пытается он вырваться, смотря по сторонам, а меня уже не остановить. Мои ногти царапают кожу его крупной шеи, мое тело жмется к его окаменевшему, явственно чувствуя проявление запретного желания.
        Я смеюсь, киваю, потому что действительно рухнула с дуба. В тот день, когда поверила, что что-то значу для Никиты. Вот и проверим. Вот и посмотрим, готов ли он меня принять, увидев мой профессионализм в действии. Даже любовницей.
        - Ален, ну ты же не в себе. Будь мы в другой ситуации. Не будь Никитоса, - оправдывает Камиль свое нежелание, но желание сильнее, ибо его руки уже на талии, уже ползут ниже.
        Никто не может устоять перед резиновой куклой. Безмолвной. На все готовой.
        - А Никиты нет, - шепчу в твердые губы, что сжимаются, чтобы мои касания не стали полноценным поцелуем. - Камиль. У него есть Надя. А я могу быть у тебя прямо сейчас…
        - Сейчас? - плывет он, и я пытаюсь поплыть за ним, но жду, жду, когда придет Никита и увидит, какова я настоящая. Та, которую он во мне видит.
        - Прям сейчас…. Забудь обо всех. Думай о том, какое удовольствие мы можем друг другу принести.
        Большего Камилю и не требовалось. Он с рванным рыком целует мои губы, слизывает слезы, что бурным потоком текут из глаз, снимает лямки комбинезона и довольно грубо толкает меня на траву.
        Вот и все.
        Минута прелюдии и я окончательно потеряюсь для этого мира. Стану той, кто продался за минутный мстительный порыв.
        Смотрю в небо, пока Камиль справляется с джинсами, пока его руки почти рвут на мне одежду. Хочется его оттолкнуть, его запах неприятен, его руки не те… Но нельзя. Все кончено.
        Надо просто расслабиться и не думать. Просто клиент. Просто возьмет свое и свалит. Так, кажется, меня учили. Так, кажется, было в ту ночь.
        Просто уйди в себя и забудь, что ты человек. Кукла. Без имени. Без будущего. Запри все чувства в себе и забудь о любви. Ее нет. Есть лишь выгода, и только ради нее мы должны существовать. Раньше я была категорически против этих убеждений, теперь же я принимаю их суть. Ведь даже здесь, в сказке, которую я так ждала, суть вещей не поменялась.
        Еще бы секунда, и член оказался бы во мне, но Камиля стаскивают.
        Я моргаю, чувствуя, как холодный воздух ласкает разгоряченную чужими поцелуями кожу. И лишь глухой удар и отборный мат приводят меня в чувство.
        Поднимаюсь на локтях и вижу, как катаются по земле Никита с Камилем.
        Дерутся почти на равных, и пока собираю свои вещи и натягиваю, слышу ругань.
        - Она тебе нахуй не нужна, чего ты выебывашься?
        - Ты мой друг! Я сказал, кто она мне! Нахрен ты свой член не в свое дело суешь!
        - Ты делаешь ей больно! Очнись! Тебе никогда не позволят ее иметь!
        - Мы сами разберёмся! Еще раз тронешь ее, мочиться будешь в утку.
        - Я думал, мы друзья, - стирает Камиль кровь с губы, и Никита тоже сплевывает.
        - Я тоже так думал. Алена!
        Никита взъерошенный, злой, как сам дьявол, подходит ко мне и с силой поднимает с земли. А я вроде в себе, но чувствую себя почти пьяной.
        - Какого хрена ты творишь?!
        - Работаю, - пожимаю плечами и глажу его лицо, уже покрытое однодневной щетиной. Любимая псина на сене. Ни себе, ни другим. - Вдруг он бы предложил мне не алмазное напыление, а алмаз…
        Забавно получилось, самой дико смешно.
        Никита поднимает руку, но не бьет меня, а отталкивает, так что валюсь на землю. Но боли не чувствую, ничего не чувствую. Мне просто весело.
        - Ты моя! Уясни себе это! Запомни! Или я выбью свое имя у тебя на лбу, чтобы каждый знал! - орет он и снова поднимает меня на ноги. Но они меня почти не держат, я просто смеюсь. - Прекрати ржать! Прекрати!
        - А то что? - хохочу я. - Надя услышит, какой ты кобелина? Так она и так знает.
        - Так. Все. Прямо сейчас едем с тобой в Москву. В квартиру. Разбираться будем там, - решает он и хочет поднять меня на руки, но тело вдруг приобретает твердость, а руки действуют по старой проверенной схеме.
        Палец на горло, так, что он от неожиданности задыхается. Далее стандартный удар в грудину. Никита меня роняет, Камиль только стоит, не шелохнувшись, а я уже бегу.
        По привычке от тех, кто пытается взять силой. От тех, кто хочет ради удовольствия причинить боль.
        Бегу туда, где не будет требований, обещаний, похоти и любви.
        - Алена, вернись!
        Бегу туда, где не будет Никиты.
        Глава 32
        *** Никита ***
        - Алена, вернись. Там же лес…
        - Давай быстрее, в лесу безопасно.
        Мог бы догадаться, что она даже не обернется. Как тогда в далеком детстве.
        Мог бы догадаться, что она начнет чудить.
        Надо было сразу в город ее везти.
        «Она бы еще и благодарна была до умопомрачения», - думаю зло и спотыкаюсь об очередную ветку. Пять утра. Темень. И я как дебил с фонариком.
        - Алена! - ору истошно, чувствуя, как вместо гнева начинает закрадываться страх.
        Могла ногу сломать. Могла действительно на кабана напороться. Могла залезть на дерево и упасть. Теперь лежит без сознания и умирает.
        - Алена!
        Глаза слепят еще несколько фонариков. Отряд полиции, что я потребовал согнать, кажется, только раздражает.
        Вместо того, чтобы нормально искать, они что-то обсуждали и курили. Дебилы. Просто им срать на Алену, как и было срать тем, кто искал ее в Европе.
        Как, судя по всему, отцу, который плюнул на поиски через три года.
        Как и мне, который стал помнить ее, как приятный образ из детства.
        А теперь этот образ материализовался в своенравную дрянь, которая спряталась, потому что, видите ли, что-то себе напридумывала.
        - Алена!
        - Может завтра? - подает голос Камиль, который вместо того, чтобы спокойно спать в постели с очередной красоткой, пошел со мной. - Будет светло и она проголодается.
        - Камиль, я тебя не держу. Езжай домой.
        - И брошу тебя? Алена мне этого не простит….
        - А секс бы с тобой простила?
        - Я думал, закрыли тему. Я же извинился, - от этого не легче. - Да и как перед такой устоишь?
        - Ширинку держи закрытой, большего от тебя и не просят.
        - Что ты Наде сказал? Или она не слышала твоих истошных воплей?
        - Слышала, - свечу в очередной куст и перешагиваю через поваленное дерево. - Сказала, что ей приятно, что я забочусь о сотрудниках своей матери.
        - Она дура? - ржет этот придурок.
        - Закрой рот! Она в отличие от Алены умная и знает, когда ей нужно молчать, а когда открывать рот.
        - Ну точно не во время минета, она же так и не сосет тебе.
        - Слушай! - оборачиваюсь к Камилю и свечу ему в лицо. - Может быть, прекратим обсуждать мою интимную жизнь. Я сам разберусь.
        - Да я и вижу, как ты разбираешься. Одна от тебя уже сбежала…
        - Тупая женская обида. Сядет, подумает, потом еще и извиняться будет.
        Наверное… Или возьмет с кухни нож и вспорет мне брюхо. Судя по тому, как она умеет за себя постоять, это вполне вероятно.
        - Или ты будешь перед ней извиняться и лгать о фиктивном браке, чтобы она еще раз перед тобой ножки раздвинула, - усмехается этот дебил, и вместо злости по коже ползет скользкий страх, что так и будет.
        Алена, даже учитывая ее положение, может врубить гордость. Или найти более выгодную, женатую партию. Пока все, что я имею - чужое, а она девка красивая. Слишком красивая.
        Такая, что проще ее убить, чем кому-то отдать.
        Одно воспоминание о ее руках на теле Камиля делает меня почти животным, жаждущим крови. И бил я там Камиля, только потому что Алену бить не мог. А хотелось. Хотелось до скрежета зубов. До тошноты. Дать по лицу наотмашь. Вытрясти весь дух. Нагнуть и вставать в задницу до ее хриплого крика.
        Чтобы сука поняла, что все ее совершенное блядское тело принадлежит мне! Только мне!
        Наверное, так бы сделал.
        Ее спасло только то, что она явно была в истерике… А женскую истерику я видел. Далеко в детстве, когда нас с мамой разлучали. Она тогда была совершенно неадекватна. Но я тогда думал лишь о том, что Алену увозят. Забирают чистое и светлое, чтобы замарать дерьмом той жизни, о которой так легко забыть.
        - Алена!
        А если не найду? А если она умерла, и я больше никогда не смогу услышать ее смех, ощутить касаний ее тонких пальцев, увидеть, как она дрожит в пароксизме страсти?
        Опираюсь на дерево, дыхание спирает, словно стою на краю крыши. Смотрю вниз, в пустоту, готовый туда провалиться.
        Нет. Нет.
        Она не мертва.
        Она жива
        Она жива и теперь всегда будет моей. Она смирится. У нас с ней нет выбора. Я буду политиком, а она будет в финансовой безопасности. Ни в чем не будет нуждаться. И потом, через много лет, когда я смогу иметь власть не по фамилии, а по собственным возможностям, я обязательно подарю ей и белое платье, может даже малыша.
        Гениально…
        Да, да. Именно это ей и скажу. Просто немного надо потерпеть. Она столько пережила, что стоит потерпеть, пока я достигну того уровня, который когда-то обещал мне отец. И тогда все будет.
        Отец будет мною гордиться.
        Алена любить. И все будет нормально. Только найдись….
        - Алена!
        - Никита Юрьевич! Никита Юрьевич! - орет офицер, мелькая фонариком из-за бега так сильно, словно планирует вызвать эпилептический припадок. Добегает и стоит, задыхаясь. Рукой отталкиваю от себя светящийся прибор.
        - Ну… - тоже задыхаюсь, только от волнения. - Что?
        - Нашли. То есть она сама вышла к посту ДПС. Ее сейчас к дому вашего отца везут.
        Оборачиваюсь на Камиля, который улыбается, но в свете фонарика и темноте ночи эта улыбка выглядит зловещей.
        - Ну а что тебя удивляет. Она умная девочка. Бежать в неизвестность без документов она не будет.
        Блять. Документы.
        - Погнали, - киваю я и бегу в сторону трасы, где мы оставили машины.
        Там мы прыгаем в джип и несемся к дому. Хотелось бы успеть до того, как отец начнет высказывать, что Алена позорит его дом, потому что привлекает излишнее внимание. Именно это я выслушал, когда в одиннадцать сказал, что сам пойду искать Алену. Далеко бы я не ушел, а вот внимания привлек по максимуму. И тогда отец впервые разговаривал со мной не как с мальчиком, а как с мужчиной, сказав, что без власти и денег я никто.
        Глава 33
        *** Алена ***
        В лесу хорошо. Но спустя несколько часов приходит понимание, что побег - это очередной путь в никуда. Чувства - это хорошо, они помогают жить, но сейчас необходимо мыслить трезво. Особенно теперь, когда ясно, что Никита видит во мне лишь куклу. Такую же куклу, как и все остальные, которые когда-либо хотели меня сожрать. Наверное, я ошиблась, и того мальчика, который жил в моем сердце так долго, выдворил вот этот бездушный человек, что сейчас стоит на пороге дома и ждет, когда машина ДПС меня высадит.
        Наверное, мой вид не вызывает доверия и симпатии, не зря же на пункте ДПС, куда я вышла из леса, меня приняли сначала за изнасилованную, потом за проститутку. Спасибо, что хоть обыскивать не стали и даже дали какие-то тапочки. Сандалии порвались.
        - Спасибо, офицер, мы очень волновались за Алену, - говорит довольно отстранённо Юра, и в этот момент я тону в объятиях Лиссы.
        - Милая, что случилось?
        Офицер дает какую-то бумагу на подпись, на что Юра поджимает губы и отводит его в сторону. Дает что-то сильно напоминающее деньги, и офицер, уже не такой хмурый, уезжает.
        Все просто. Деньги равно молчание.
        Мы идем в дом, но пройти вверх по лестнице не успеваем. Спотыкаемся от грома рыка, и мне почему-то слышится, как таким же тоном Никита будет учить своих детей. Но слова быстро развеивают иллюзию.
        - Алена, ты не могла бы пройти ко мне в кабинет, - цедит он сквозь зубы, а я так и слышу: К ноге, сука.
        Поворачиваюсь и чувствую, как одна из заноз в ноге проскальзывает дальше, но я киваю и улыбаюсь. Боль - это не то, что надо показывать. Боль надо скрывать, чтобы не сделали еще хуже.
        - Конечно, Юрий Вячеславович.
        - Юра, Алене бы помыться. Посмотри, в каком она состоянии, - держит меня Лисса, но я с улыбкой убираю ее руку. Лисса слишком бережет покой в доме, чтобы действительно ссориться с мужем.
        - Я не слепой. Вот и набери ей ванну. Я надолго ее не задержу. Алена, - протягивает он руку в сторону кабинета, и я иду туда под четырьмя парами глаз, делая все, чтобы они не заметили, как я хромаю.
        Кабинет закрывается щелчком, и я невольно смотрю на дверь, как лев смотрит на дверцу клетки, которую захлопнули.
        В голову лезут разные мысли о наказании и порке, но я знаю, что в отношении Юрия ко мне нет сексуального подтекста. Он помешан на супруге, но он явно недоволен, что такой подтекст есть у сына.
        - Алена. Я буду честен, - говорит он, сев за стол, и я поворачиваю голову. На мое молчание он продолжает. - Думаю, вам лучше всего будет в городе. Начать жить и строить свое будущее самостоятельно, не навлекая тени на моих детей своими необдуманными поступками.
        Тени? Тени, блять?!
        Внутри все кипит, хочется высказаться о том, как быстро лживые нормы морали и желания иметь статус перекрыли порядочность в этом человеке. А была ли эта порядочность, или рассказы Лиссы лишь ее иллюзия, сдобренная страстью, что в ней открыл этот орангутанг?
        Как это знакомо.
        Вдруг на заднем фоне как будто несутся слоны. Делаю шаг вперёд, потом что дверь с треском открывается, и в кабинет, столь же вылизанный как мораль хозяев, залетает Никита. Взъерошенный, грязный, в порванной одежде.
        Искал меня?
        Как это мило…
        Наверное, ждет, что я все осознаю и приму любое его решение. Но вот незадача…
        Тут все решает папа.
        - Пап, я сам с Аленой поговорю, - уже хочет тронуть он меня, но я отшагиваю в сторону, делая все, чтобы клешни Никиты меня не коснулись. На что они сжимаются в кулаки. - Это я виноват. Мы просто играли…
        - Твой отец уже все решил. Мне стоит уехать в город, чтобы… - делаю паузу, сопровождая натянутой улыбкой. - Не бросать тень на ваше высокоморальное семейство.
        - Не дерзи! - тут же поднимается с кресла Юрий, но мужской гнев не страшен. Страшно хладнокровие. - Ты жила здесь, получила документы, работу. Будь хоть немного благодарна.
        - Я бесконечно благодарна, - развожу руками, замечая, что Никита, кажется, потерял дар речи. - Документы. Так отдайте мне мои документы. Для ваших связей они делаются как-то слишком долго.
        - Документы давно должны быть у тебя, - поджимает он губы. - Я был уверен, что ты не едешь в город, потому что решила…
        - Выйти замуж за Никиту? - смеюсь я. - Поверьте, эта мысль последняя, что могла прийти мне в голову. Жить в лицемерии и лжи всю жизнь способна только очень сильная женщина.
        Например, ваша жена.
        - Алена! - гремит голосом Юра и поворачивается к сыну, который, кажется, сейчас прожжет во мне дыру. - Никита. Ты должен был забрать документы еще во вторник!
        Дыхание перехватывает, когда до меня доходит смысл сказанного. Смысл всего происходящего.
        Поворачиваю голову к Никите, на что он поджимает губы.
        - Никита. Где мои документы? Отдай мне их.
        - Думаю, сейчас Алене еще рано жить самостоятельно… - отворачивается он к отцу, но я в шаг преодолеваю расстояние и хватаю эту скотину за морду грязными пальцами.
        - Еще несколько часов назад ты заявлял другое! Где мои документы!? Ты прекрасно знаешь, что без них меня загребут через неделю, а то и меньше!
        - Знаю, - говорит он так нагло, и я в шоке его отталкиваю. Боли в ногах уже не чувствую, она все поднялась к груди.
        - Что ты с ними сделал?
        - Никита? - подает голос отец, но его нет.
        Только мы и наши больные отношения, которые, кажется, погубят нас обоих.
        - Что ты с ними сделал?! - ору я, понимая, что впервые в жизни готова стать истеричкой и начать убивать.
        - Сжег.
        Глава 34
        Сжег? Сжег?!
        Лучше бы он себя сжег! Скотина! Ублюдок! Сукин сын!
        И все это я кричу про себя. Потому что нельзя… Нельзя показывать слабость. Но пытаться себя контролировать это одно, а чувствовать, как внутренности завязываются в узел - другое. Наверное, поэтому я выпускаю гнев на волю. Вкладываю его в руку, что летит в сторону Никиты.
        Хлоп!
        Еще никогда я не получала такого удовольствия от удара по мужчине. Поднимая руку второй раз, я даже не думаю. Действую на инстинктах.
        Но сжимаю руку в кулаке, словно сохраняю острый жар от хлесткого соприкосновения с твердой кожей.
        А большего и не надо. Криками ничего не решить. Решить может только хозяин дома.
        - В течение пары дней я подготовлю новые документы, - говорит Юрий, никак не прокомментировавший сцену пощечины.
        - Я скажу, где я их заберу, - сипло отвечаю и отворачиваюсь от Никиты, по лицу которого расплывалось красное пятно. Красивое, вызывающее почти физическое удовольствие. Но еще большее наслаждение принесла бы мне его кровь.
        До Никиты только доходит смысл слов, а я уже ковыляю в сторону выхода из кабинета. Прикрываю двери, отстраняюсь от разговора на повышенных тонах. И устремляюсь в свою комнату.
        Свою…. Смешно.
        Просто еще одно место, где я должна быть благодарна. Страшно представить, сколько еще таких у меня будет.
        «Будь благодарна», - ставил меня на колени приемный отец, когда я уже поверила, что нашла семью.
        «Будь благодарна», - говорил он, расстегивая ширинку.
        Ковыляю до лестницы, выдворяя из сознания ошметки прошлого, что порой хлещут, пытаясь меня убить, когда вдруг слышу крик Юрия:
        - Никита! Вернись сюда, сейчас же! Мы не закончили!
        Поворачиваюсь на крик и вижу на расстоянии руки сыночка, который стремительным шагом доходит до меня, наклоняется и забрасывает на плечо. Несет наверх, пока я отчаянно брыкаюсь.
        Не кричу, потому что борьба решит больше. У всех есть Ахиллесова пята. Но сколько не брыкайся, не пытайся оторвать кусок упругой задницы, пяту Никиты найти не удается. Ему словно плевать. И на скандал в доме, и на отца, и на свое будущее, со мной никак не связанное.
        В комнате, так скажем, отведенной мне, он вдруг тормозит.
        - Надо ванную набрать, - говорит он куда-то, и я вверх ногами вижу Лиссу, что встает с кровати.
        - Все готово, - испуганно говорит она, и я могу представить удивленное лицо. Такое у нее было, когда мы по моей просьбе сходили в зоопарк. В новостях я прочитала, как лев подружился с котенком, и не смогла это проигнорировать. Чудеса случаются. И в моей жизни их было слишком много. Слишком часто мне везло. Хватит.
        - Перекиси принеси, йода и пластырь.
        - Зачем?! - в один голос кричим мы с Лиссой, на что Никита довольно жестко говорит. - Мама. Давай быстрее.
        Он отвлекается на закрытие двери, что позволяет мне все-таки вырваться и упасть на пол.
        Вскакиваю, боли в ногах почти не чувствуя, все ощущения и инстинкты направлены на борьбу. И все ради того, чтобы начать серию ударов. И каждый как порция бальзама на душу.
        - Тварь! Придурок! Дегенерат! Гандон! Пидр!
        На пятый удар, когда обе щеки Никиты пытали, а рука, поднятая лишь, схватилась за мою, он вдруг целует меня. Касается языком губ, не спрашивая разрешения, а нападая как змея. Я хочу оттолкнуть, со всей дури бью по плечам и спине. Но не потому что мне противно, или из-за обиды, а потому что каждый толчок языка во рту превращает меня в желе на его блюде. Еще пару секунд и я уже готова потечь сквозь его пальцы, как самая похотливая дрянь. Именно ощущение, что я сама все это сделала, сама соблазнила его, позволяет прекратить схватку языков.
        - Хва-атит! - отталкиваю. - Прошу тебя, хватит…
        - Если бы я мог, Ален. Если бы я мог так просто от тебя отказаться, - говорит он хрипло, скользя губами по шее, пока я руками его отваживаю. Делаю шаг назад, он ко мне. И именно так, чтобы случайно наступить на ногу и вызвать почти агонию боли во всем теле…
        - А-а… Слон! Держись от меня подальше! - сгибаюсь в три погибели. - Мало того, что ты меня документов лишил, теперь ты меня убить хочешь?
        - Да не сжег я их, не сжег - пытается он обнять меня, за что получает увесистый удар в плечо. Я ему больше не верю. Просто. Не верю.
        - Где они.
        - Не торопись…
        - Да ты охренел! Я подзадержалась здесь! Может, пора выполнить обещанное и дать мне уйти!
        - А ты всегда выполняешь обещанное? - в свою очередь спрашивает он и упрямо смотрит в глаза. Воспользовавшись паузой, в которую пытаюсь понять, что он имеет в виду, снова целует меня, но пытка кончается, когда мы слышим торопливые шаги его матери.
        Отталкиваю его за секунду до появления Лиссы. Она заходит в комнату и несет на подносе все необходимое.
        - Спасибо, мама. Оставь нас, пожалуйста, - требовательно просит Никиты, но я прошу взглядом ее не уходить. Не бросать меня наедине с этим эмоциональным бедствием.
        - Алена, ты ранена? - спрашивает она меня, подходя, но Никита нагло, но очень вежливо выпроваживает ее из комнаты.
        - Мамуль. Она завтра тебе все расскажет.
        Дверь закрывается со щелчком, и мне становится жалко Лиссу. В своем же доме не иметь права голоса - это ужасно.
        - Пошли в ванную, - говорит Никита, а я только собираю руки на груди.
        - Чтобы тебя утопить, пошли….
        - Ты не переживешь моей смерти… - усмехается он, на что я фыркаю.
        - Зато ты прекрасно пережил мою. Уходи.
        - Сначала дай ноги посмотреть.
        - Ты врач? - поднимаю я брови.
        - Я могу быть кем угодно, но сейчас я хочу посмотреть на твои ноги.
        - Ладно, - усмехаюсь зло, потом снимаю тапочек и протягиваю ногу, вытягивая носок.
        Никита тут же садится, уже хочет взять ее в руку, но я толкаю его в грудь, так что он от неожиданности падает.
        И хочет уже заорать, что видно по раздувшимся ноздрям. Но мой взгляд на его футболку все меняет. Он опускает голову и видит то же самое. Чёткий, красный отпечаток ноги. Я почти прыгаю в сторону ванной, чтобы успеть закрыться. Но за долю секунды он ставит в проем ногу.
        - Прекрати. Там надо все дезинфицировать.
        - На мне все заживает как на собаке. Мне не нужна твоя помощь! Ты мне не нужен! Мне нужны чертовы документы! А ты, скот такой, решил, что трахать меня проще без их наличия.
        - Угомонись, - все-таки плечом толкает он дверь… От неожиданности я чуть не падаю, но он успевает схватить меня за лямку, от чего она с треском рвется. Тогда он хватает меня за талию, пытается прижать к себе, за что и получает очередную пощечину.
        - Убери свои руки!
        - Хватит! Алена!
        Он поднимает меня над полом и прямо в одежде садит в ванную, тем самым разливая воду по полу….
        - Охладись… Раздеваться не будешь?
        - Пусть твоя Надя раздевается.
        Никита молчит, хватает мою ногу, отклоняется от удара второй.
        - Да дай я посмотрю!
        - Там царапина!
        - Такая, что ты еле ходишь, а кровь сквозь тапок просачивается. Не дергайся, сказал! Иначе лечиться будешь после секса! Сама ведь знаешь, что не сможешь мне отказать.
        Этот аргумент срабатывает, и я сижу и наблюдаю, как он моет мои ноги, поглядывая выше.
        Пытаюсь сформулировать свои мысли, чувства в единую схему, но они постоянно разбредаются кто куда. Полный раздрай. Совершенное непонимание, что делать. То есть уходить - дело ясное. Но присутствие Никиты вносит свою лепту, словно тормозя принятие единственно верного решения. Теперь он еще и ноги мои лечит, что-то ворча.
        Потом просто собирает все на поднос и уносит в спальню. И я остаюсь одна в ванной. Ощущая, как разгорячённую кожу омывает проходная вода. Бросаю взгляд на закрытую дверь, надеясь, что Никита хоть теперь оставит меня в покое.
        Наивная, да?
        Снимаю с себя одежду, и как раз в этот момент, словно его подгадав, заходит Никита. Приносит кружку горячего шоколада. Пытаюсь понять, как веси себя дальше. Но в итоге принимаю кружку, даже не смотря на него.
        - Успокоилась?
        - Где мои документы?
        - Отец же сказал. Что сделают тебе.
        - Ты же сказал, что не сжег их…
        - А я их не забирал, - говорит Никита и пододвигает себе стул, чтобы сесть рядом. И слава Богам, я не привыкла разбрасываться едой, иначе шоколад бы обжог ему и без того раскрасневшуюся морду.
        - Ты просто… - слов нет. - Ты поступаешь как Марсело, который хотел сделать меня уличной шлюхой. Самому не противно?
        - Нет, потому что я говорил и повторюсь снова. Я не отпущу тебя.
        - Я убегу…Убегу, Никита! Я не для того вырвалась из дерьма, чтобы снова в него нырять с тупой улыбкой.
        - А я найду! - хмурится он и опускает руку в воду, схватив мою коленку. - И снова найду! И если ты будешь хорохориться, то никогда не сможешь устроиться в этой жизни. Я отрежу любые пути к нормальному существованию, потому что ты сама, сама, Алена, пообещала, что единственным твоим клиентом буду я.
        - Да Боже! А ты не задумывался, что я не хочу быть шлюхой?! Что я могу работать кем-то еще.
        - Работай. Развлекайся, но в твоей постели буду только я.
        - Твоя постель занята, - говорю и отворачиваюсь, слизывая с губ слезы. Не хочу быть любовницей. - Зачем ты пытаешься окунуть меня в грязь, из которой сам же и спас.
        - Это не грязь. Это наши отношения. И пока что я могу предложить тебе только их. Ты можешь согласиться добровольно, а можешь начать со мной бороться. Но тогда я напомню, что ты мне много чего обещала за те деньги, что я за тебя заплатил. Помнишь? Ты ничего не выполнила, - напоминает он так хладнокровно, словно разговаривает о покупке машины. Но при этом глаза горят каким-то нечеловеческим пламенем.
        Я помню, я помню все, и от этого становится тошно. И от него, той ловушки, в которую он меня загоняет.
        - А если я все это выполню… Все, о чем мы говорили?
        - На это нужно много времени.
        - Сколько? Сколько, по-твоему, нужно времени…
        - Меня бы устроила вся жизнь…
        - Зато вся жизнь с тобой не устраивает меня! - повышаю голос! - Срок! Никита. У каждой шлюхи он есть, назови мой, иначе единственное удовольствие, которое ты будешь получать, это целоваться с перекисью водорода!
        Никита долго осматривает мое тело, сжимает челюсти и цедит.
        - Так не пойдет!
        - А пойдет, если я начну убегать каждый день!? Ходить как шлюха, постоянно пытаться соблазнить твоих друзей! Позорить твою семью, раз уж ты выбрал для меня такую роль! Я буду делать все это, пока в итоге ты не убьешь меня и не сядешь. Так что назови срок моей службы!
        - До моей свадьбы, ладно?! Ты моя до моей свадьбы. Так будет честно.
        Прикрываю глаза, сдерживая крик, рвущейся наружу боли. Почему именно это.
        - И когда свадьба.
        - Поверь мне, теперь очень нескоро, - говорит он, проводит рукой от колена и выше по бедру. - Домывайся и выходи. Я приму душ и приду к тебе.
        Глава 35
        Воровать нехорошо, но после ночи с Никитой, когда единственным моим желанием было исчезнуть, пока он вбивал меня в кровать, я поняла, что это самая правильная мысль.
        Исчезнуть. Раствориться так, как будто меня никогда в жизни этой семьи и не было.
        А сыр и хлеб я беру в долг и обязательно вышлю за них рубли.
        Вот только до конца провести операцию не выходит. За дверью холодильника, где я морожу лицо, слышится звук открывающейся бутылки с вином, стук бокала о деревянную гладь стола, и плеск.
        Я сглатываю и выглядываю, чтобы посмотреть, кем обнаружена.
        И почему-то меня совершенно не удивляет Лисса, которая сидит и салютует мне тем самым бокалом.
        - Как я тебя понимаю. Я ведь тоже пыталась сбежать из этого дома.
        Поднимаюсь в полный рост и медленно закрываю холодильник, а Лисса указывает на сумку.
        - В ней деньги и все необходимое для побега. А паспорт тебе можно организовать через пару дней.
        Дыхание перехватывает, словно я святой Грааль увидела, но рвануть и просто взять в руки долгожданное сокровище не позволяет совесть.
        Что-то здесь не так.
        - Лисса, почему вы пьете? Почему не в постели…
        - Удачно, что именно сегодня я пью, а то была бы ты уже на пол пути к Москве. Ален, я знаю, что ты торопишься. Но, может быть, присядешь?
        - Зачем? - вот уж правда странная ситуация.
        Это хороший вопрос и Лисска даже фыркает.
        - Ну хотя бы поесть, - говорит она быстро, так же быстро встаёт. Накладывает мне салат, что приготовила Тамара, и ставит тарелку.
        А я, не евшая с самого пикника, буквально на нее набрасываюсь, заметив, как близко подсаживается Лисса.
        И разговор она начинает, только когда тарелка полностью пустеет. И это даже не разговор, а хорошая такая манипуляция.
        - Скажи, Ален, ты любишь Никиту?
        Вопрос такой, с подвохом, что называется. Скажешь нет, спросит почему. Скажешь да, начнет давить на это, как и ее сынок.
        - Я не уверена, что могу ответить на этот вопрос вам. Без обид.
        - Не доверяешь мне? - губит она вино из бокала почти на половину, от чего ее щеки, сдобренные мелкой россыпью веснушек, опаляет краска.
        - Я не то, чтобы…
        - Знаешь, когда всю жизнь живешь в страхе, осознаешь, насколько прекрасна жизнь без него. Ты должна меня понять, верно?
        - Я понимаю… - очень хорошо, только к чему это мудрое заявление.
        - Вот только оказывается, что, стараясь сохранить свой мир без страха, ты постепенно становишься этим самым страхом. Он настолько сживается с тобой, что порой боишься даже пикнуть. Я ни о чем не жалею. Я не желаю не то, что переживать все заново, а даже вспоминать об этом. И я думаю, и здесь ты со мной согласишься. Поймешь, что та жизнь за стенами этого дома хуже. Хуже во сто крат, даже если здесь тебе раз за разом причиняют боль. Я даже не помню, когда у нас с Юрой любая ссора стала сводиться к сексу. Под давлением наслаждения отступала и превращалась в некое подобие себя, потому что боюсь нарушить ту самую гармонию, которой так долго ждала. Одна беда, эта гармония далась мне слишком дорого. Детьми, которые превратились в своего отца и думают, уверены, что в их жизни они центры вселенной.
        Слушать это неловко, особенно, когда она говорит:
        - Вот Юра предположил, что у Никиты к тебе лишь похоть, что это пройдет. Знаешь, что я сказала, - вдруг хихикает она. - Что наш с ним брак построен на этой самой похоти. Даже сейчас я не умею находить причины для отказал. Стоит ему меня коснуться, и мир кружится. Понимаешь, Ален?
        Последнее было произнесено на такой высокой, надрывной ноте, что в горле образовывается ком.
        Встаю резко, иду к графину с водой и залпом выпиваю все. Только потом, вытерев рот полотенцем, сажусь обратно и киваю.
        Да, Юра сын своего отца, раз у них действовать так на женщин семейное. Она не может и слова сказать. И скоро, очень скоро и я буду молчать в тряпочку. Даже после этой пресловутой свадьбы, потому что Никита заразит собой, оплетет мое сердце путами, которые я не смогу перерезать никогда. Так что мне надо идти. Бежать, как можно дальше! Лучше с документами и деньгами, но можно и без них, только уйти.
        - Тебе обидно, что Никита женится, я понимаю. Прости, что не упомянула…
        - А почему?
        - Наверное, во мне жила надежда, что именно ты заставишь его передумать! Что именно ты вернешь в него тот свет, который поглотил Юра своими тщеславными целями. Мне обидно, что он идет по пути своего отца, совершенно забыв, чего хочет на самом деле.
        - Мне кажется, вы забываете, что Никита не мальчик. Он тоже хочет власти. Он хочет стать своим отцом…
        - Нет, нет, что ты! Он так хотел тебя найти! Знаешь, как он этого хотел? - убеждает она меня, но мне верится с трудом. - Буквально каждое его действие было направлено на твои поиски. И Юра помогал, ну или делал вид, что помогал. И Никита тогда был полон энтузиазма, придумывал разные идеи, рисовал тебя, а потом… Все кончилось. В нем как будто выключили свет. Алена…
        Нет, только не надо хватать мою руку.
        - Алена, верни свет моему мальчику.
        - Его все устраивает, не пытайтесь спасти пациента, который уже умер. Я прям вижу эту прямую извилину, что сопровождается единым звуком. Мелисса.
        - Я верю, верю, что до его свадьбы мы сможет вернуть ему счастье в душу. Он вспомнит, какого это быть с тобой. Давай, - частит она. - Давай вместе разрушим иллюзии, которые он себе настроил, давай вернем моего мальчика и сделаем счастливым.
        - Вам не кажется, что перекладывать свою вину на других не очень хорошо? Неужели вы думаете, что эта самая похоть резко изменит жизненные приоритеты Никиты? А Юра вдруг примет с распростёртыми объятиями в семью путану? А может Надя, окучивая Никиту пять лет, решит пожелать нам счастья? Вам самой-то не смешно? Лично я, представляя все это, готова лопнуть от смеха.
        Лисса наливает себе новый бокал и выдает уверено:
        - Никита любит тебя. Он до сих пор хранит рисунки, которые рисовал в детстве, - ах…Сука. Рисунки, как я могла забыть?! Без них я не уйду. - Так что всегда есть шанс, что он изменит свое решение. И мы с тобой должны вернуть того мальчика, которым он был до Юры. Я никогда не думала, что он может настолько отравить окружающих его людей. Алена, будь сильной. Борись за моего сына.
        - Да? Что? - думаю, должна ли я оставить рисунки. Нет, не могу. Значит бежать придется завтра. Пока размышляю, вижу, что Лисса продолжает меня убеждать. Только вот не понимает, что Никита давно запрятал рисунки так глубоко, что не откапаешь. А я слишком устала, чтобы бороться с ветряной мельницей. Я только сильнее погрязну во всем этом. Только сильнее стану зависимой.
        С этим и покидаю Лиссу, не забыв прихватить сумку.
        - Алена, ты останешься?! Попытаешься? - кричит мне вслед Лисса, и я оборачиваюсь на пороге кухни, мельком замечая, что буду скучать разве что по Тамаре. Но это завтра, а сегодня я не совру.
        - Останусь…
        С чувством вины, что не уточнила сроки, поднимаюсь наверх. Тихонько захожу в свою спальню и снимаю одежду.
        Стоит обнаженному телу коснуться простыней, как сзади прижимается горячее тело, а в поясницу упирается член.
        - Я думала, ты спишь… - выдаю мягко, прочесывая пальцами его густые волосы и думая только о том, что нам осталась всего одна ночь. Одна ночь в безнадежной страсти, когда все, что ты можешь, это мысленно бежать от хищника, который готов прокусить кожу и навсегда заразить своим ядом.
        - Спал, - ведет он рукой по талии, вызывая дрожь сравнимую с горячим иглоукалыванием. Потом поворачивает меня на спину, нависая сверху, поражая воображение вылепленным торсом, по которому так приятно водить ногтями, то и дело задевать соски. - А теперь бодр, как никогда. Не отпущу тебя…. Никогда тебя не отпущу.
        Свои слова он сопровождает уже ставшими привычными движениями. Привычными настолько, что кажется, как только он скользит во мне, я наконец оказываюсь там, где мне и положено быть. Дома.
        Глава 36
        На утро я просыпаюсь одна.
        Наверное, впервые за неделю я рада этому. Рада, что могу хотя бы попытаться собрать мысли в единое решение. Когда рядом Никита мне не то, что соображать тяжело, я дышать не могу.
        В этот раз побег нужно подготовить основательно. Собрать теплых подаренных вещей. Еды. Спрятать деньги, которые предоставила мне Лисса. Может быть, все-таки дождаться документов, что обещал Юрий.
        А самое главное вести себя как обычно, никому не давать повода думать о том, что я неблагодарная тварь и собираюсь свалить.
        Особенно хозяйке дома, что к завтраку была уже во всей красе, надев бежевый брючный костюм и заколов свои густые волосы наверх.
        И если у меня остались в голове обрывки ее разговора, то кажется, что у нее даже туманного образа не прослеживается.
        Или она старательно делает вид, что в ее жизни все прекрасно и замечательно. Все, да не все.
        Ее непринужденный вид стирается, когда Аня устраивает очередную истерику. Просто отказывается одеваться, хотя время уже приближается к восьми. Скачет по кровати, разбрасывает игрушки, орет, что папа уехал и даже не поцеловал ее в щечку. И, честно, я бы уже дала затрещину, настолько это мне кажется неадекватным поведением, но Мелисса, несмотря на весь свой напряженный вид, спокойна как скала. Она даже голос не повышает. И почему-то я уверена, что не мое присутствие ее останавливает от настоящей взбучки. Она просто не умеет ругать по-настоящему, а это и не требуется. Потому что она просто хватает Аню и силком вынуждает ее надеть футболку поло и юбку. Но даже эти действия практически проходили в состоянии военного времени с криками: «Я все расскажу папе».
        Кажется, папа, который с детьми толком времени не проводит, безоговорочный авторитет. И есть подозрение, почему младший сын так часто на соревнованиях в свои восемь лет.
        Только спустя час, опоздав, по сути, в школу, мы едем в машине, слушая тишину и поглядывая, как лесополоса сменяется огромными высотками Москвы.
        Я поворачиваю голову к обиженной, так и не расчёсанной Ане, потом смотрю на напряженную Мелиссу, что уже чуть не плачет.
        И в голову приходит мысль, что она могла бы стать моей матерью, сложись все иначе.
        И я так по-честному завидую Ане, потому что я видела разные отношения в семье, но здесь, несмотря на дискомфорт и порой скандалы, царит любовь. Мелисса любит своих детей и готова ради них на многое. Если не на все. Например, терпеть гнет мужа, чтобы дети, не дай Бог, не подумали, что живут, по сути, в карточном домике.
        - Знаешь, - вдруг говорю я Ане. - Если тебе вдруг не нравится твоя мама, отдай ее мне.
        - В смысле? - не поняла девочка, а Мелисса вдруг облизывает слезу, коснувшуюся губ. - Это же моя мама, почему я должна отдавать ее тебе?
        - У тебя есть папа. Ты его так любишь, он такой замечательный. А мама тебе не нужна, она же плохая, заставляет делать уроки, ходить в школу, - пожимаю я плечами, - А мне как раз такая мама и нужна. Я всегда мечтала о маме и, пожалуй, заберу твою.
        - Ну уж нет! - резко поддается вперед Аня и обнимает Мелиссу со спины за шею. - Это моя мама и я ни с кем делиться ею не собираюсь, ясно?
        Это, конечно, не сильно поможет погоде в доме, но Мелисса хотя бы будет знать, что нужна дочери.
        Она благодарит меня взглядом, а возле школы делает Ане высокий хвост и обнимает ее, что-то прошептав на ухо.
        - У нас есть дела в одном благотворительном фонде, а потом можем заехать в салон красоты, - говорит она после того, как заобнимала и меня в машине.
        Почему хочется закатить глаза.
        - Думаете, за выходные они успели по нам соскучиться?
        - Смеешься, да? Но мне срочно необходима освежающая маска для лица и бокал мартини, - улыбается она и включает музыку, прежде чем завести двигатель.
        Дела в фонде, который располагался в элитном офисном здании, закончились быстро. Лисса выписала внушительный чек на мероприятие в воскресенье, правда для которого так и не могли найти помещение. Это девушка, которая могла бы работать и моделью, поручила нам с Лиссой. Пообсуждав разные варианты, среди которых был дом Самсоновых, потому что там можно было спокойно организовать детский досуг для детдомовских детишек, мы к одиннадцати все-таки добрались до клуба. Это был рай для богатой женщины. Здесь тебе и салон красоты, и тренажерный зал с бассейном, и психолог. Теперь понятно, зачем открывший здесь свой кабинет.
        И я уверена, что среди всей этой роскоши жены и невесты чаще всего посещают именно кабинет мозгоправа. Да что греха таить, я и сама не прочь к нему сходить.
        И стоило нам пройти на ресепшен, чтобы назначить ряд процедур, в которых я принципиально лишь свидетель… (Ну ладно, ладно, я была у парикмахера) мы обязательно встречаем знакомых Мелиссы. И к моему огромному сожалению, некоторых из них теперь знаю я сама…
        - Мелисса, теперь я хотя бы знаю, кого вы так упорно сюда водите. Алена, привет.
        Насмешка судьбы. Никак иначе появление здесь Нади я назвать не могу. Скорее всего мы виделись и раньше, но я не особо смотрела по сторонам. Особенно на этих холеных женщин, которые, даже занимаясь час-полтора на тренажерах, не портят макияж.
        Рядом с Надей стояла как обычно забитая Диана, и, вспоминая Артура, мне хотелось ей сказать: «Беги». Так же как говорю себе в случае с Никитой. Девушки в спортивной форме, и со словно натянутыми улыбками подходят так близко, что я чувствую их приторный парфюм. Сглатываю тошноту и на приветствие хочу ответить кивком, но Надя вдруг принимается меня обнимать.
        Не знаю, может среди этих женщин принята такая фамильярность. Но будь я на месте этой Хепберн в лайкре точно бы выдрала себе все волосы.
        Но, как известно, на месте невесты мне не быть никогда.
        - Как это так, что за прошлую неделю мы ни разу не поговорили, - вслух думает Надя, скалясь не слишком радушной Мелиссе, а потом поворачивается ко мне. - Я почитала, в той области не водятся кабаны.
        - Точно, гугл может врать… - говорю я дерзко, поднимая брови, на что девушки замирают, словно ожидая от меня того же лицемерия, каким заливают нас.
        - Не важно, важно то, что мы все очень беспокоились о тебе. Потеряться в лесу, такая ужасная неприятность…
        - Не стоило, меня было, кому искать…
        - Ну конечно, - не теряется она. - Никита всегда был добр к убогим. Мелисса, отведите ее к косметологу, нужно что-то сделать с этими веснушками на ее носу…
        Только я хочу ответить что-то колкое, дерзкое, такое же обидное, как вдруг у этой крали звонит телефон, и мое сердце начинает стучать чаще.
        - О, милый, какой сюрприз! Ужин?! Прекрасно! Но знаешь, я тут подумала, что вдвоем нам будет скучно, мы ведь столько времени проводим вместе, - лебезит она, так что вызывает откровенные рвотные позывы. Никогда не поверю, что Никите это нравится. - Так что я позвоню своим родителям. Ты позвонишь своим?
        Она спрашивает, даже не дождавшись ответа, а потом смеется со словами:
        - Можешь не утруждаться. Я встретила твою мать с ее подопечной. Думаю, будет весело. В шесть в Метрополе. Ну хорошо, хорошо. В семь. Я тоже тебя люблю.
        Убейте меня. Вот прямо здесь воткните нож в сердце, чтобы маска лица этой суки из самодовольного стала наполненной ужасом. Хоть какое-то изменение.
        Надя, даже не прощаясь, кладет трубку, после чего отводит от меня взгляд на Мелиссу.
        - Вы же не против?
        - Ну как я могу не встретиться с твоей матерью? Они с Георгием точно будут, или ты это только что придумала? - саркастично интересуется она, что доставляет мне почти физическое наслаждение. Но будущая жена президента не должна терять лицо.
        - Конечно, будут. Не сомневайтесь во мне! - кивает она, кидает на меня бесстрастный взгляд, очень ярко выражающий презрение и желание сказать, что я никто. Затем уходит, ни разу не вильнув бедрами, держа спину так, словно туда палку вставили. Долго, наверное, тренировалась.
        Диана же, скорчив глуповатую рожицу, бежит за ней.
        - Пойду тоже позанимаюсь, - говорю то, что первое приходит в голову, но меня останавливает движение тонкой руки.
        - Ален, она просто спасает…
        - Все нормально, я просто хочу увидеть ее истинное лицо и понять, не подводит ли меня интуиция. Я потом найду вас, как только найду ее.
        Что и делаю, притаившись за дверью тренажерного зала, увешанного плакатами химически-модифицированных качков. Один из таких топает мимо меня. Его размеры могли бы испугать, но девушки, собравшиеся в зале, только испускают восхищенный вздох. Знали бы они, что, вкачивая в себя горы химии, такие мужчины напрочь портят потенцию, в чем почему-то винят именно шлюх, которые всеми силами пытаются поднять их бойцов.
        - Хватит прохлаждаться! - ревет качок так, словно в помещении не шесть здоровых женщин, а сотня глухих. Потом вплотную подходит к Наде.
        Интересно…
        - Наклоны с гантелями. Спина прямая, - говорит он, сопровождая все это прикосновением к ее талии и помощью, словно Надя немощная и сама правильно нагнуться не сможет.
        Я тут же стираю из сознания мысли о позе, в которую тренер может нагибать Надю, и прислушиваюсь к девчачьему разговору. Который, что удивительно, происходит на немецком языке. Значит его преподавали всей компашке, потому что в первую встречу с Никитой мы тоже общались на нем. Общались, ага…
        - И что ты хочешь добиться этим ужином?
        - Просто хочу напомнить Никите реальное положение вещей. И, может быть, уже приблизить день этой долбанной свадьбы. Потому что он, кажется, вообще не планирует назначать дату.
        - Думаешь, из-за нее?
        - Для нее же лучше, если нет, - цедит сквозь зубы Надя, периодически сталкиваясь взглядами с тренером, но продолжая выполнять упражнение. Это не мешает ей разговаривать с Дианой. - Мне надо выяснить, откуда она такая появилась, и почему Никита уже неделю не остается у меня на ночь.
        - Значит, будет ужин.
        - Будет. Потом, как Серж нас домучает, закажи столик в Метрополе.
        - Как скажешь, Надя, - я уже слышу за спиной, быстро шагая обратно к Мелиссе.
        И в голове как будто трещит стекло, разбивается, всаживая мелкие осколки мне в сердце. Потому что я не могу понять, как Никита смог столько времени не видеть истинной сущности этой змеи. Самое главное, не понимает, что, по сути, оттягиванием свадьбы собирается натравить ее на меня.
        А если Надя начнет копать под меня, то яма будет настолько глубокой, что мне проще туда прыгнуть, чем пытаться ее закопать. Нельзя, чтобы она узнала о моем прошлом. Если она будет мстить, то я не то, что на территории России работать не смогу, жить здесь будет невыносимо.
        Потому что она растрезвонит о моем прошлом всем.
        Глава 37
        *** Никита ***
        Сука. Надю по-другому не назовешь. И это пока я хожу по полуразрушенному зданию и пытаюсь не сломать шею.
        - Босс! Нам бы план подтвердить окончательный.
        - Давай, а то мне невестушка ужин горячий организовала, - почти шиплю, пробираюсь по широкой балке к импровизированному кабинету.
        - Сама будет готовить? - улыбается прораб, я хмыкаю.
        - Она только мой мозг уже пять лет готовит.
        - Ну, твоя невеста горячая штучка, - замечает прораб Рамиль, а у меня только перед глазами стоит действительно горячая штучка. И я очень надеюсь, что она найдет повод на этот ужин не прийти. Нечего ей там делать. Раздраженно смотрю на план и расчеты. Мне нравится этот проект, но уже хочется скорее перевести Алену в квартиру и не думать о бурчащем о моем поведении отце. На слова, что я взрослый и сам могу решать, он только фыркает. А на мой проект экологического отеля он даже не взглянул. Ну, конечно, такое для него блажь, а для меня способ не только показать людям, какой я замечательный, но действительно сделать место, в котором можно отдохнуть от города в самом городе.
        И вряд ли я бы решился, если бы не Алена, которая так любила в детстве плести венки, и мечтающая, чтобы все люди на земле были здоровы и счастливы. Я ей еще тогда сказал, что это невозможно. А теперь мне невозможно быть без нее.
        После отъезда с бывшей овощной базы, где и будет располагаться эко-отель, я еду в центр партии, в которой теперь состою. Здесь же встречаю Артура, который теперь вроде как со мной не разговаривает. Но зато уже в курсе об ужине.
        Вообще это место напоминает джентельменский клуб, где мужики как курицы кудахтают о делах насущных и решают вопросы, которые не требуют обсуждения. Например, новая образовательная поправка, которая не несет никакого смысла. Но обсудить надо, чтобы занять положенные здесь полчаса. Отец тоже здесь, но решает более важные вопросы. Распределение бюджетных средств. Вот уж точно монополия. Им только доски и значков не хватает.
        - Никитос, с тобой че? Запор? - спрашивает кто-то, а остальные ржут. А мне вот не смешно. Кажется, что стены сдвигаются, а дышать нечем. В башке гул. Хороший вопрос, что со мной. Отличный, бля. Херово мне, вот что. Просто вот, блять, пиздец как.
        Поднимаюсь медленно и иду на выход, не могу здесь больше находиться. Не могу.
        Может, все из-за звонка Нади, которая возомнила себя начальницей. Может быть, ей напомнить, кто в отношениях главный? А может, забрать Алену и умотать на море, наслаждаться ее видом в купальнике, а лучше без.
        Дохожу до тачки, и мне неожиданно прилетает в ухо голос отца. Он уже рядом.
        - Нельзя все бросать из-за мимолетного влечения. Ты к этому шел очень долго. И тебя никто не вынуждал встречаться с Надей. Но теперь ваш разрыв может сильно ударить по предвыборной компании, которая на носу. Понимаешь?
        - Понимаю… Можно расстаться тихо, можно жениться на Алене. Она тоже воспитана не хуже и есть вкус. Ты же видел, как она одевается.
        - Нормально она одевается, а у тебя мозги в яйца утекли. Такие, как она, хороши для постели, а на приемы ходить лучше с Надей…
        - Мы с Аленой договорились только до моей свадьбы.
        - Вот и отлично. Трахайся, свози ее куда-нибудь. Очень скоро она тебе надоест, или ты, или кто-то из твоих друзей наткнется на ее фото в интернете на сайте интим услуг. Сын, она девочка хорошая, не замаранная тем миром, в котором жила, но она может навредить тебе. Твоей семье. Бизнес пойдет плохо, репутация провалится в трубу. Вот задайся вопросом, что лучше. Быть женой бедняка? Или любовницей богатого. Тебе не кажется, что она достаточно нахлебалась в бедности. Ты сам ее и закапаешь. Стоит ей появиться с тобой в свете, стоит только массе людей заметить, насколько она хороша, о ней начнут копать все и найдут, сеть - дрянь такая. Осознаешь?
        Прикрываю глаза и киваю, понимаю, отец прав. Осталось это как-то донести до Алены, которая почему-то решила, что предложением тайной связи я ее унижаю. Но я ей жизнь нормальную предлагаю, просто видеть рядом с ней никого не хочу.
        - У нас, говорят, ужин сегодня?
        - Через час… - поднимаю голову, часто дыша. - В Метрополе.
        - Надо перед ужином отправить Алену твою домой. Нечего ей там сидеть и смотреть, как Надя с тобой милуется. И отправь ты ее на квартиру.
        - Боюсь, что сбежит…
        - Приставь охрану…
        - Да что ей это охрана. Она меня уложить может.
        - Де-ела… А с такой военной подготовкой ты задавался вопросом, сколько у нее было… - отец мнется, а я понимаю, о чем он хочет спросить, но рот ему затыкать не буду. - Клиентов.
        - Не много. Там все, - поднимаю на отца неловкий взгляд. - Там все аккуратно, но она… Умелая. Короче, я больше не собираюсь с тобой обсуждать личную жизнь.
        - Тогда поехали! Нам бы раньше остальных успеть.
        Но увы. Мы в Москве. А Москва, как и другие столицы, славится своими пробками. Так что приехали мы, когда ужин был в самом разгаре. Надя тут же бросилась ко мне обниматься под одобрительные улыбки ее родителей.
        - Сразу видно, молодежь. Надя, отлипни ты от него. Вы должны держаться строго.
        А ты, старый хер, должен перестать смотреть на Алену, которая за каким-то чертом надела платье с декольте. С ее грудью это вообще противопоказано.
        - Мама, - усаживаюсь за предложенное место и пытаюсь поймать взгляд Алены, но та как обычно уплетает за обе щеки пасту. - У Алены прошла голова? Может ее стоит домой отправить.
        - О, нет, - говорит чертовка с набитым ртом и запивает все обычной колой. - Я ни за что в жизни не пропущу этот ужин. Парень, а можно мне еще макарон…
        - Пасту, - улыбается Надя сквозь зубы, а остальные сморят на пустую тарелку
        Глава 38
        *** Алена ***
        Я могла бы пожалеть Никиту, учитывая его уставшее состояние, но он не знает, что такое настоящая усталость. А все его проблемы только от того, что он не хочет отпускать игрушку. Только вот он забыл, что игрушки тоже могут разговаривать.
        А некоторые даже думать…
        - Алена, - заговаривает со мной Мордасов Георгий Антонович, и я поднимаю голову от тарелки, тут же чувствуя, как жжет щеку.
        Можно подумать, я не посмотрела на отца Нади, а грудь оголила.
        - Как вам работается с Мелиссой? Думаю, для молодой и перспективной девушки можно было бы найти более выгодную должность.
        Могу только представить, какие мысли бродят сейчас в голове у Никиты, чья рука почти сгибает вилку. Но если подумать, то такой человек, как заместитель мэра города, явно не будет делать мне интимное предложение перед своей семьей. Наедине возможно, но такие садят любовниц рядышком на удобную должность, чтобы всегда иметь в доступе.
        И ведь ничего не мешает этим девушкам сопротивляться. Возможно, даже официально устроиться на нужную должность, а потом просто грозить скандалом. Особенно это легко сделать с публичной личностью. Так что мне, честно, очень интересно, что он сейчас скажет. Тем более, что это актуально, когда мне хочется убежать от этой семьи как можно дальше. Это Никите я сопротивляться не могу, а любому другому спокойно отгрызу яйца.
        - Уверена, Мелисса будет только рада, если я шагну вперед. Правда? - поворачиваюсь к ней, на что она натянуто улыбается, явно не рассчитывая меня отпускать. Очевидно мне нужно скорее что-то придумать, чтобы смогла это сделать не только она, но и ее сын.
        - Конечно, дорогая. Но я почему-то уверена, что у Георгия штат всегда забит под завязку.
        - Как раз в отделе по распределению благотворительных средств есть вакантное место. Вы же этой темой интересуетесь? - спрашивает Георгий и поворачивает голову к своей дочери. - Наденьке это совершенно неинтересно.
        - Ты же знаешь, папуль, мне хватает дел в отделе образования, - улыбается она отцу, а потом поворачивает голову ко мне и спрашивает напрямик.
        - Алена, а где вы родились?
        - Где-то под Москвой. Там же была в детском доме.
        - О, как, Юрий! - восклицает Георгий, отпивая вина. - Теперь понятна ваша семейная тяга. Вам выдали квартиру, Алена, после выпуска из приюта?
        Я удивленно моргаю, но ровно секунду. Я о таком даже не подозревала.
        - Да, - смотрю на Никиту. - Там как раз делают ремонт.
        То есть. По сути. Мне нужно доехать до своего детского дома, потребовать документы и то, что мне причитается за все эти года.
        Ощущение эйфории разливается по телу, и даже удавка с клеймом шлюхи давит не так сильно. И пока я радуюсь, уже предвкушая, как заткну за пояс Никиту, слышу восклицание заместителя мэра.
        - Отлично. Радует, что Государство внимательно относится к своим обязанностям.
        - Кстати, об обязанностях, - решаюсь я закончить этот фарс. Еще немного и они спросят адрес квартиры и время посещения. - Вы же являетесь одним из спонсоров благотворительного вечера в честь десятилетия фонда?
        - Конечно. Мы с Юрием там и познакомились. Представляете, какая была радость узнать, что наши дети уже знакомы и даже начинают романтические отношения. Если честно, - цепляет он недовольным взглядом Никиту. - Мы устали ждать, когда они объявят день свадьбы.
        - Еще не время, - откашливается Никита, вытирая рот салфеткой и без слов требуя меня заткнуться. Но надо понимать, что, какая бы не была у Никиты мощная сексуальная энергетика, выживать я привыкла больше, чем трахаться. Так что я делаю вид, что полная дура, и задаю вопрос в унисон с Надей.
        - Почему?
        - На носу предвыборная компания, - отрубает Никита любые попытки свернуть тему на свадьбу и заводит долгий разговор с Георгием и отцом. Матери обсуждают прием и возможных гостей, а мы с Надей периодически переглядываемся. И несмотря на все мое желание вцепиться ей в волосы и разбить холеное лицо, мне ее жалко. По сути, она шла к цели на протяжении долгого времени, а тут появляюсь я и тяну на себя одеяло, мешая ее планам. Когда мне кто-то мешал, например, бежать, я была безжалостна. Уверена, такой будет она.
        - Мелисса, а давайте скажем, что ваш дом как нельзя лучше подходит для благотворительного вечера.
        - Да, - соглашается она с улыбкой, пока я чувствую явный пинок по носку туфель, которые мы с Мелиссой вместе с платьями приобрели в ближайшем магазине. И я остановила свой выбор на том, что точно понравится Никите. Тонкие бретели, низкий вырез. Блестящая ткань, напоминающая чешую русалки.
        Русалка… Ей выдали нож и сказали убить принца, чтобы остаться в живых. А эта дуреха предпочла стать морской пеной.
        Никита снова просит меня заткнуться, но уже поздно. Поезд стартовал и несется к финальной точке этой истории.
        - Мы сегодня обсуждали, что это идеальное место, - заканчивает Лисса.
        - Но разве телевизионная съемка долгожданного мероприятия не повысит шансы в предвыборной гонке? - спрашиваю прямо, поворачиваюсь к Юре.
        Тот щурится, а Никита буквально скрипит зубами.
        - Какого мероприятия? - спрашивает Надя тонким голосом, а потом откашливается. Ну давай же, красотка, включай мозги.
        - Которого ждут ваши подписчики и друзья…
        - Хватит! - рявкает Никита, уже давно все осознав. Я занесла нож. Я не собираюсь становиться пеной. - Я не хочу принимать допинг. Я прекрасно справлюсь без дополнительной помощи. Напомни мне, когда ты стала нашим пиар-агентом.
        - Но зачем напрягаться? - повышаю я голос, смотря Никите прямо в глаза. И лучше бы я этого не делала. Потому что по телу скользнул жар от его взгляда. На дне которого, в его фантазии, я уже лежала распятая на этом самом столе, а он загонял мне кол между ног. - Почему бы не совместить приятное с полезным. Почему бы не сыграть вашу свадьбу в воскресенье?
        Тишина после последнего слова образовывается звенящая, а челюсть Никиты становится почти квадратной. Все молчат, а я только доливаю колу, потому что в горле от напряжения пересыхает. Надеюсь, я не переиграла?
        - Свадьба… - словно пробуя на вкус это слово, произносит Надя, первая нарушая тишину за столом.
        - Всего неделя, - словно отметая глупость, опирается на спинку стула Никита. - Мы не успеем никого пригласить, ничего подготовить.
        - Но все уже приглашены, - напоминаю я. - Мы ведь все равно собираемся оповестить их о смене места.
        - Алена! Тебе не кажется, что ты не в том статусе, чтобы устраивать мою личную жизнь? - уже орет Никита, но я делаю ход конем и проворачиваю лезвие. Я ноги хочу, я устала плавать на дне.
        - Твоя личная жизнь давно устроена, остались формальности, - отвечаю столько же резко и с мягкой улыбкой поворачиваюсь к Георгию, облизывая губы. - Такие влиятельные люди смогут организовать все и за пару дней. Что такое неделя? Это же целая вечность.
        - Я не согласен!
        - А, по-моему, это отличная идея, - наконец отмирает Надя и улыбается впервые искренне. - Спасибо Алена за нее. Никита, милый. Но у меня ведь даже платье давно готово. Поэтому…
        - Я предполагал, - поворачивается он, наверное, привык, что на него все всегда смотрят. - Что это будет маленькая церемония для нас…
        - Не говори глупостей, - говорит Юрий и предупредительно смотрит на Мелиссу. - Ты будущий лидер. Тебе пора привыкать к вниманию людей и прессы. Свадьба на благотворительном мероприятии отличная мысль. Просто великолепная. Давайте же поднимает бокалы за Алену и ее замечательную идею.
        Да, прекрасная идея, за которую Никита готов меня убить. И смотря, как он залпом осушает стопку водки, в голову приходит только одно русское матерное слово. Пиздец.
        «Стоп игра! И будь, что будет. Победителей не судят», - приходят мне на ум слова известной песни.
        Вот только Никита не знает ее, ибо уже осудил и вынес приговор. И все видно это глазами, которыми он безмолвно меня сжигает на костре собственного суда, пока остальные за столом создают белый шум.
        Их как будто нет. Только мы двое и наше противостояние. Лишь в постели оно всегда сходит на нет под взаимным, всепоглощающем наслаждением.
        Как по заказу звонит его телефон. Никита тут же подрывается, встает из-за стола, безмолвно обещая мне все кары небесные. В «лице» его члена. Затем, попрощавшись, удаляется, оставляя меня с мыслью, что я буду только умирать от счастья каждой проклятой минутой сексуального наказания. Наслаждаться каждым подаренным судьбой днем в его грубых объятиях.
        О том, что он будет теперь проявлять нежность, я очень сомневаюсь. Думаю, подкараулит в спальне и заставит долго сосать, приговаривая, какая я сука. Потому что выставила его дураком и сократила время фривольной жизни с комнатной собачонкой.
        Через пол часа обсуждений свадьбы, от которых начинает кружиться голова, мы наконец заказываем счет. Я, блуждая в мыслях о свободе, и о том, что потом буду ее ненавидеть, отпрашиваюсь в туалет.
        Ехать до дома Самсоновых далеко, а просить водителя останавливаться в кустах как-то неприятно.
        В этом пафосном ресторане, судя по всему, даже туалеты золоченные. Именно такое впечатление создается, когда я захожу в одну из небольших, мягко освещенных комнат и закрываю за собой дверь.
        Хочется прыснуть от смеха, и так каждый раз, когда я вижу туалеты, забитые зеркалами.
        Вот уж какая радость смотреть, как сидишь на унитазе.
        Смываю и иду к раковине, только сейчас замечаю свои пылающие щеки. То ли от жары, то ли от фантазии, что разыгралась. И возможные последствия моего поступка мигом заполняют голову эротическими сценами, от которых даже порно-режиссеры покраснели бы. С Никитой нет ограничений, с ним кажется даже самое грязное действие волшебным.
        Умываю лицо, поправляю упавшую бретельку, прическу и уже касаюсь двери, как внутренний трепет заполняет все существо.
        Это не к добру.
        Это может означать явную опасность. Ведь за столько лет мы с интуицией стали лучшими подругами.
        Но здесь ресторан. Много людей и в теории ничего не может случиться. Если только поросенок Мордасов не решит рассказать о моих обязанностях в отделе благотворительности. Или даже продемонстрировать их. Больше некому.
        С ним я справлюсь в случае чего.
        Да и с другими тоже. Главное быть в себе максимально уверенной. Не испытывать страха перед мужчинами.
        Так что спокойно открываю защелку и наживаю на ручку.
        И только хочу сделать шаг и распахнуть дверь шире, кто-то появляется из тени и заталкивает меня внутрь.
        И этот кто-то удивляет даже больше ангела, который мог бы ко мне явиться и рассказать, как все эти годы оберегал меня от изнасилований. Но кажется, он бросил свою работы. В теории он бы даже мог мне об этом рассказать.
        В такой же невероятной теории, как появления здесь уехавшего из ресторана Никиты.
        Он закрывает дверь на защелку. Ерунда. Дать по яйцам, разбить нос и выйти. Ерунда, но я не двигаюсь, просто не могу пошевелиться под его горящим гневом взглядом.
        И он все ближе, и мне нужно защититься. Но у меня все приемы самообороны вылетают и фантазии о наказании.
        Никита ничего плохого мне не сделает, но нелепый страх глушит разум, как глушат радиосигналы военные. Может хотя бы азбука Морзе? Может голубиная почта? Хоть что-то, только открыть рот и сказать придурку уйти. Закричать: Спасите! Спасите от любви.
        Никита подходит вплотную, обдавая меня запахом виски, опаляя ментоловым дыханием, обжигая голое плечо пальцами. Глаза в глаза и воздуха не остается. Только поединок без слов, где победителей не только осудят, но и сожгут.
        Никита толкает меня к стене и с воем тремя четкими ударами разбивает кафель над головой.
        - Ты хоть представляешь, как мне хочется тебя ударить? Задушить, чтобы твои глаза из орбит вылезали, чтобы кожа посинела, а ты умоляла о пощаде. Стояла на коленях и извинялась! - шипит он и снова бьет кафель. Да еще с таким треском, так что на меня попадает капелька крови. Я скашиваю на нее взгляд и собираю пальчиком, почти бездумно беру в рот, возвращая взгляд своему маньяку. И теперь ясно, что он заразил меня своим безумием. Сволочь.
        - Так чего же ты ждешь? Может быть, ты хочешь убить меня? Убей меня, Никита… - еле слышно выдыхаю я, сжимая руки в кулаки в жажде отбить любую атаку. Драться с ним на смерть. И я готова была к любой войне, к любой драке, кроме этой…
        - Вые*ать мне тебя хочется больше.
        Никита рычит и сминает волосы на затылке, точно так же, как губы в жадной попытке изнасиловать мой рот.
        Глава 39
        - Не смей, не здесь! - ворчит Аленка между рваными, влажными поцелуями. Но я уже отключаюсь. Рядом с ней не могу контролировать себя. - Там твоя невеста, родственники! Нельзя, Никита!
        Хлесткое «нельзя» срабатывает, как красная тряпка для быка.
        «Нельзя» говорит мне отец. «Нельзя» говорят мне пиарщики, «нельзя» шепчет совесть. Но запретный плод столь сладок, а губы столь мягки и приветливы, что дыхание спирает. Сердце колотится сильнее. Совесть и нормы, привитые с детства, летят в трубу.
        Одна рука вплетается в высокую прическу, тянет, чтобы причинить боль. Показать, какой нож Алена всадила мне в спину. Другая рука уже шарит по блестящей юбке платья, которое било по глазам весь вечер. Весь вечер изнуряло меня жаждой увидеть то, что под ним.
        И я уже не в силах ждать. Собираю ткань в кулак, хочу сорвать к чертовой матери. Дергаю.
        - Никита, - рвется в затуманенный похотью мозг голос. Сладостный, мягкий с хриплыми нотками, пока я глотаю кофейное дыхание. - Не рви, только не рви.
        Открываю глаза, осознавая, что сопротивления не будет, будет только битва за возможность скорее достигнуть разрядки.
        И мой меч давно наточен и готов рваться в бой.
        Прижимаюсь теснее, вдавливаю в зеркальную стену, смотрю в пьяные, ставшие почти фиолетовыми глаза и стремительно хватаю в плен губы.
        Грубо толкаюсь языком, скольжу по ее, почти падаю в бездну собственного безумия. Прекрасно знаю, что она шагнет за мной. Куда угодно на этой неделе. Куда угодно, если бы я мог…
        Она уже шагает, целуя сама, отвечая рвано, быстро, словно спешит.
        Только вот не хочу торопиться, с ней хочется смаковать каждую секунду самого процесса, а разрядку оставить на десерт.
        Идеальный десерт между ног, где уже так влажно… Сука…
        - Никита, я уже достаточно возбуждена, времени нет.
        - О, ты это осознаешь? Осознаешь, что там ждут люди, которые могут в любой момент узнать кто ты такая. Осознаешь, как мало у нас времени?
        - Тварь! - оттягивает она мои волосы, кусает губу, а меня это только сильнее заводит. Кроет невыносимыми ощущениями. Поэтому ее платье уже на талии, а мои зубы до тихого вскрика кусают сосок.
        - Представь, что чувствую я, когда знаю, что у меня остались долбанные семь дней… И поверь мне, я использую каждый. Ты потом секс так возненавидишь, что никогда ни с кем не переспишь, - дергаю трусы и рву их нахер, чтобы скорее пальцы ощутили в полной мере ответное желание. Влагу, что буквально стекает по ним.
        Конец уже болезненно трется об ширинку, и я облегченно выдыхаю, когда освобождаю его и прижимаю к шелку кожи на бедре и выше. К влажным припухшим губкам, сквозь которые хочется ворваться на всю длину пульсирующего хера.
        - Хватит болтать, трахай или уходи, - злит она меня, спешит, чтобы важные дяди не прознали об истинном положении вещей.
        - Торопишься? - хмыкаю, хватаю за лицо одной рукой, а второй раздвигаю ноги. Направляю член и головкой скольжу по складкам щели, так что Аленка кусает губу и хочет прикрывать глаза. - А я вот не хочу торопиться. На меня смотри. Смотри, кто тебя трахает, чтобы потом ты всегда меня вспоминала.
        - Дурак ты, если думаешь, что собираюсь забывать, - опускает она руку сама, чуть прогибается и принимает головку в себя. Потом и вовсе всю длину с протяжным, сладким стоном: - Никита…
        - Тогда зачем? Зачем, блять? - нащупываю бедренные косточки и устраиваю член удобнее, полностью ощущая всю тесноту и жар глубины. Двигаюсь мягко, почти ласково, подготавливая тело к желанному насилию.
        Кажется, что в жерло вулкана попал, настолько горячо и влажно. И своя собственная лава уже стремится наружу.
        - Не ответишь?
        - Не могу говорить, - распахивает она глаза шире, сильнее сдавливая стенки влагалища, заставляя меня почти кончить, пока член то проникает до конца, то выходит почти весь. - Никита…
        Вытаскиваю член, чтобы немного стряхнуть напряжение, и разворачиваю Алену спиной, прижимаю к зеркалу и с рыком всаживаю член обратно.
        Одна рука на шее, другая на груди и вот уже разгоняюсь. Наши бедра сталкиваются на скорости бесперебойного молотка, сворачивая внутренности мне, делая еще прекраснее ее.
        Такая настоящая, безумная, живая, моя. С улыбкой принимает жесткие толчки, погружая меня в омут похоти и страсти, откуда я все время пытаюсь найти выход. Но не могу. Не могу без нее.
        Алена руками скользит по зеркалу, в котором отражается наше животное совокупление, которое стремительно приводит к ее конвульсивному оргазму, что заставляет ее вздрагивать бесшумно, сжимать меня до боли. От чего мой оргазм - дело пары секунд. И я сажаю ее на пол, чтобы она навсегда запомнила вкус моей спермы. Которая, как полагается, попала ей на высокую грудь помимо сладкого ротика.
        Пока она пытается отдышаться, размазываю капли по соскам и за них же поднимаю Алену к себе.
        Целую снова, скольжу языком по зубам, небу, ощущая остатки своего вкуса, и заглядываю в глаза, медленно опуская подол платья.
        - Ты сама будешь умолять меня принять тебя назад. Сама будешь звонить…
        - У меня плохая память на цифры, - облизывает она губы и поворачивается к раковине. Умывает лицо, поднимает платье, и то, что она не попыталась смыть сперму с груди, только доставляет радость. Словно мое клеймо ей приятно.
        - А на оргазмы?…
        - Твоих все равно больше, - смотрит она через зеркало, приводя прическу в вид «как было», опьяняет без вина запахом секса, всем своим видом.
        - Так, я ухожу, - дергается она к двери, все прекрасно осознавая. Но я цепляю платье, наслаждаясь этой игрой за власть. Но все портит стук в дверь. Блять… Пять минут подождать не могли?
        - Ален? Тебе плохо? - за дверью Мама. Алена, повернувшись ко мне, корчит рожу с языком, отбирает платье и открывает двери так, чтобы за ней нельзя было рассмотреть меня. Умная девочка…
        - Все нормально. Немного переела… - говорит она, и стоит им выйти в зал, как я вылетаю из туалета, плачу охраннику возле черного входа и прыгаю в свою машину.
        И пока еду, с каким-то волнением пишу СМС Алене.
        «Жди меня в спальне, у нас много дел.».
        Глава 40
        *** Алена ***
        Я секс никогда и не любила. Так уж вышло, что он всегда ассоциировался у меня с чем-то грязным. Неправильным. Мерзким. Преступным. Люди жаждут заплатить деньги, чтобы потрахаться. Что может быть ужаснее? Но в отношении Никиты все эти эпитеты словно надевали мантию невидимку. Стоило ему зайти в спальню, подловить меня где-то в доме, прикоснуться, и мысли разлетались подобно фейерверку. Словно его взгляд гипнотизировал, а тело создавало в голове вакуум. И вот я уже лежу, оттопырив попку, пока он языком вылизывает меня, чтобы заставить ненавидеть секс. Одного лишь Никита не учел, что секс я никогда и не любила, а вот секс с Никитой кажется настолько правильным и естественным, что даже желания противостоять его животному напору не остается.
        Даже утром, когда дрема еще ласкает меня, я не могу отказать его рукам, что так нагло раздвигают ноги, и языку, что так стремительно будит меня, приводя к кульминации. Но как только он заканчивает и удаляется в душ, я даже тело не могу собрать, чтобы подняться, настолько за последние две ночи все онемело. Вчера он был весь день на работе, а ночью работала я. И сегодня я наконец смогу отравиться по адресу приюта, вчера я об этот говорила с Лиссой, и она призналась, что они не подумали об этом.
        На тумбочке возле кровати дребезжит телефон, и это придает мне сил поднять голову. Надя. Она и вечером звонила и даже ночью. Черт дернул меня именно в этот момент приняться сосать как можно глубже. И надо отдать Никите должное, он не растерялся. Свернул разговор, схватил меня за волосы и не отпустил, пока в горло не стрельнула струя спермы.
        Никита в одном полотенце, сверкая каплями воды на солнце, что заглядывает сквозь портьеры. Он разглядывает мое оголившееся бедро и отвечает на звонок. Прикрываю глаза и мечтаю оглохнуть. Теперь, когда все в курсе, он даже не уходит из комнаты, как это было раньше.
        - Нет, Надя. Вы сами там решили дату, хотя я был категорически против. Так что выбирай все сама. Нет, я не могу. Сегодня я работаю. Дело не в любви, дело в рациональности. Ты торопишься, чтобы вошел в силу наш договор, а мы с тобой говорили, что дату назначаю я и только я. Я не обижаюсь, Надя. Я ставлю тебя перед фактом. Я не собираюсь отменять встречи ради выбора торта. Все.
        Он отключается, а мне становится интересно, о каком договоре речь, но я даже глаз не открываю.
        - Ты не спишь… А у меня есть еще пять минут, - говорит Никита, и я слышу, как шлепает полотенце об пол.
        - Ты издеваешься! - подлетаю я, когда он-таки хватает мое бедро и смачно шлепает. - Пять раз! Да у тебя даже не стоит!
        Его пальцы уже на внутренней стороне бедра, а губы у лица.
        - А может я счет хочу сравнять? Не ты ли жаловалась, что я чаще кончаю?
        - Я переживу, честно!
        - Я не переживу, а то у тебя будут обо мне плохие воспоминания, - усмехается он и пальцами нащупывает влажные складки. - Вот видишь. Тебе и поднимать ничего не надо.
        - Хватит, - выгибаюсь дугой, ногтями царапая его плечи. - Никита, тебе ехать на работу надо!
        - Еще четыре минуты, - отыскивает он губы, и я замечаю бедром, что он-таки возбудился, и этот факт радует его как мальчишку. - Поставим рекорд?
        Он закидывает ноги себе на плечи, приставляет головку, но тут все портит клаксон автомобиля. Первая мысль. Надя. Но потом Никита меняется в лице, судя по всему прекрасно зная, кому принадлежит гудок.
        - Не понял, а он что здесь делает? - слезает он и вскакивает. И я бы могла бы его испугаться, если бы не знала, что ему со мной еще пять дней трахаться.
        - Я попросила его приехать, чтобы отвезти меня в наш приют, - пожимаю я плечами и сажусь на кровати и подтягиваюсь. Поднимаю руки вверх и со смешком замечаю пульсирующую вену на виске Никиты.
        - Наш… приют? - еле выговаривает он и прикрывает глаза, стискивая руки в кулаки. - С Камилем?
        - Ты занят, я не хотела тебя беспокоить, - пожимаю плечами и встаю с кровати, чтобы пройти в душ. Но этот невежа стоит и смотрит, как я моюсь.
        - С Камилем, блять?! Вы уже решили, что будете делать через неделю?
        - Не кипятись. Я хочу восстановить свои настоящие документы, и забрать причитающуюся мне по закону квартиру.
        - Зачем?! Твои документы готовы, квартира ждет тебя в Москве, но ты отказываешься туда поехать. Чем она тебя не устраивает?
        - Ты знаешь ее адрес, ты ее купил, - поясняю я, делая шишку на мокрых волосах. - После того, как все закончится, я больше не хочу быть обязанной твоей семье, а тем более тебе.
        - Допустим. Допустим я это принимаю и уважаю, хотя я все равно буду знать, где ты. Но почему ты попросила Камиля?
        - Он позвонил вчера, спросил, как дела, сказал знает, где это, так что, - иду к шкафу и выбираю, что надеть. Не хочу больше провоцировать Камиля. Эта была глупость, и я за нее сегодня извинюсь.
        Пока размышляю, Никита куда-то уходит, и я, думая, что он уехал, спокойно выхожу на улицу. И там Камиль разве что машет мне рукой в знак приветствия, а в следующий момент садится в машину и уезжает.
        А я только и стою с открытым ртом и машу ему рукой.
        Придется ехать на попутках, потому что просить Лиссу и ее водителя я не буду. Подтягиваю рюкзак, стрельнув в неадекватного Никиту взглядом, и иду к воротам.
        - Не кипятись, - передразнивает он мою фразу и встает на пути. - Я отвезу тебя.
        Я соглашаюсь по той простой причине, что Никита точно знает, куда ехать. А я лишь примерно. И точно причина не в том, что срок нашего пребывания бок о бок сокращается столь стремительно.
        Точно причина не в этом.
        - Ну что ты мне скажешь? - спрашиваю Никиту, когда музыка стала раздражать, а от мельтешения деревьев за окном тошнить. - Ревность или другая причина…
        - Ревность, я и не скрываю. Не привык делиться.
        - Своим членом при этом ты прекрасно делишься, - смеюсь я и, почти не думая, тяну руку к его бедру. На что он хватает ее. Поднимает и целует тыльную сторону ладони, вызывая ворох мурашек по спине и почти предобморочное состояние. Потому что от него нежности ждешь как дождливый день в самую жару.
        - Если не собираешься сосать, не лезь туда. А насчет поездки… На самом деле мне просто хочется увидеть твое лицо, когда ты увидишь его.
        - Приют? - удивляюсь и отнимаю руку. - А что с ним? Ваша семья окончательно сделала его притоном? Или расширила территорию, а по ограде провела ток?
        - Вот скоро и увидишь, а что…
        И я, вся наполненная предвкушением нового, замолкаю, переключаю мелодию и, закрывая глаза, представляю, что может быть это…
        Но про это в голову ничего не лезет. Лишь какие-то размытые образы, среди которых четкое лицо лишь мальчика Никиты, который боялся лазить по деревьям.
        Открываю глаза, когда двигатель глохнет, а на улице уже ярко сверкает солнце. Мы стоим у ворот, по которым когда-то давно часто лазали.
        И часто за это получали.
        Только вот выглядят они новыми и без тех деталей, по которым мы могли взбираться.
        Они через несколько секунд открываются, и горло перехватывает, а дыхания почти не остаётся. Кажется, я нырнула в прошлое… Только раньше оно было окрашено серыми тонами, среди которых цветными были только мы с Никитой.
        Теперь же эти воспоминания кто-то разукрасил, и они потоком влились в сознание. Особенно, когда вместо обшарпанного двухэтажного здания среди густой листвы передо мной предстает трёхэтажный современный комплекс рядом с детской площадкой и небольшим спортивным стадионом.
        Но вместо радости возник страх, что был пожар и все документы, а значит и шанс на независимость сгорели.
        - Был пожар? - тут же требую ответа, на что Никита усмехается, бьется головой о руль, а потом смотрит на меня, не поднимая ее.
        - Ну что ты за человек? Я тебе показываю сказку, а ты меня спрашиваешь про дракона. Ничего не горело. Просто сделали реконструкцию. Улыбнись хоть и похвали меня. Это же мой проект.
        - Твой? - мало что понимаю, но дрожь от его слов бьет по мозгам.
        - Конечно. Я же архитектор.
        То есть не просто прожигатель жизни на деньги папочки?
        Никита выходит из машины, а у меня только рот от удивления открывается. Значит он своё увлечение не задвинул в дальний угол, а решил преобразить в более разумную форму?
        Выхожу из машины и замечаю, как в одном из окон парень тычет пальцем, и тут же остальные подрываются и бегут, мелькая в них. И никакие крики воспитателя не помогают остановить эту ватагу.
        Дети высыпаются из здания, как попкорн из фольги. И все к Никите. Некоторые осторожно, более взрослые уже кидают ему футбольный мяч. И он стягивает пиджак, кидает его мне и с улыбкой убегает от детей на стадион. И они за ним. Кто-то играть. Кто-то болеть.
        А я просто смотрю, прижимаю к себе терпко пахнущий пиджак и не могу своим глазам поверить… Потому что именно сейчас я вижу своего Никиту. Того, ради которого я столько боролась. Тот, ради которого жила и выживала.
        - Они всегда так рады его приезду. Он здесь почти легенда, - слышу сбоку голос и с трудом отворачиваюсь от созерцания игры. Утыкаюсь взглядом в молодую женщину с мышиным цветом волос, но очень яркими глазами. Невольное чувство ревности топчу ногой и, откашливаясь, спрашиваю:
        - Почти?
        - Когда-то они с отцом смогли спасти детей от очередной перевозки. И то, что сейчас Никита хочет свести такое зверство на нет, делает ему честь…
        - Вы влюблены в него? - задаю я прямой вопрос, и мне кажется лицо этой фанатки почти знакомым.
        - Все мы немного в него влюблены, но я замужем, - смеется она и теперь внимательно меня рассматривает. - Вы ведь не просто так сюда приехали.
        - Я здесь была… то есть росла до шести лет.
        - Когда? - хмурится девушка, и я замечаю несколько морщин в районе глаз. Ей за тридцать.
        - Меня выкрали в тот год, что и Никиту.
        - Алена?! - ее глаза открываются шире, и она лезет обниматься. И я не могу понять, что это за привычка вторгаться в личное пространство.
        - Ты не помнишь меня. Я Зинаида, в тот год я только пришла стажироваться.
        Мне требуется пара минут, чтобы вспомнить стрекозу. Так мы ее дразнили из-за крупных очков.
        - Стрекоза… Вы тайком кормили нас яблоками, - усмехаюсь я, и она смеется и кивает.
        - О, да. Я помню. Но, слава Богу, я давно ношу линзы. Где ты была? Почему не вернулась с Никитой?!
        - Потому что… - дергаю плечами и задаю самый главный вопрос. - Есть шанс восстановить мои документы?
        - Ну, конечно! Никита автоматизировал систему, и теперь нужно только ввести твое имя в компьютере. Пойдем?
        Я еще раз поворачиваю голову в сторону Никиты, потом иду за Зинаидой. Прохожу вдоль отремонтированных коридоров, вдыхаю запахи хлорки и красок. Мимо пробегают дети, кто-то в сторону выхода, кто-то на занятия. Мы поднимаемся на второй этаж, где в светлом, просторном кабинете с кучей детских игрушек стоит стол с ноутбуком. Я тут же вспоминаю, что стрекоза была психологом.
        За чашкой чая она рассказывает, как здорово теперь живется детям в этом детском доме. В это же время распечатывает список моих документов, которые достает из крупного железного сейфа.
        И вот у меня уже на руках свидетельство о рождении, страховой полис, и даже сертификат, дающий право на квартиру.
        - Еще тебе полагается пособие. Его платят с восемнадцати лет. Так что за три года могла накопиться приличная сумма, - улыбается Зинаида, и я только теперь понимаю, что она стала заведующей.
        - А где Мымра?
        Эта женщина наводила ужас на весь приют и держала всех в строгости. Чем и порождала бунтовщиков. Не говоря уже о том, что Никиту она просто использовала, чтобы качать деньги с его матери.
        - О, ты про Ольгу Петровну? До сих пор помню этот скандал. Никита с отцом тогда приехали, и она долго отпиралась, что брала деньги у его Мелиссы Алексеевны. Тогда Юрий Вячеславович ее ударил. При всех, представляешь? Помню, как все дети ликовали и гнали ее с территории, кидаясь, чем попало.
        Представляя эту картину, я бы могла порадоваться, но я лишь вздыхаю:
        - Дети могут быть очень жестокими.
        - Если их вынуждают обстоятельства.
        - Дети в обычных, счастливых семьях не менее злы. Можете мне поверить.
        Зинаида молчит, думая о чем-то своем, а я складываю заветные бумажки в сумку и подхожу к окну. Оно очень удачно выходит на стадион, где продолжается игра. Но мое внимание привлекает лес за оградой.
        - Наверное, теперь у вас никто не ходит в лес тайком…
        - Ну отчего же? Разные случаи бывают. Как ты правильно заметила. Дети могут быть несчастливы, даже имея все блага цивилизации.
        - Прелесть в том, что они могут быть счастливы, даже не имея благ, - улыбаюсь я Зинаиде и киваю на лес. - Если Никита спросит, я у дерева.
        - Какого дерева? - недоумевает заведующая и идет мыть кружки, а я надеваю рюкзак и отвечаю:
        - Он знает.
        Глава 41
        - Я подумал, ты успела проголодаться.
        Смотрю внизу. Никита стоит под самым деревом и держит пару яблок.
        - Мог бы принести что-то более питательное, - сажусь так, чтобы ноги свисали.
        Никита ослепляет меня улыбкой, подкидывает яблоко и с хрустом кусает.
        - Самое питательное всегда со мной, - говорит он с набитым ртом, а я глаза закатываю. На что Никита кидает второе яблоко, которое я ловлю. Кусаю и наблюдаю за тем, как Никита демонстрирует преодоление своего детского страха и залезает на соседнюю ветку нашего дуба. Он указывает головой на вырезанное сердце, половины которого принадлежали каждому из нас. До сих пор помню, после какого момента это было. Когда мы обсуждали побег после слов Мымры о том, что мы одни из тех, кого увезут в Европу.
        - Ну что, нашла, что искала? - спрашивает он, я расширяю глаза и задаю вопрос, ответ на который знать не хочу.
        - А ты, конечно, знал, что мне положены и документы. И квартира. Даже пособие?
        - Это копейки, - отмахивается Никита. - Да и разницы между паспортами я не вижу.
        - Разница в моем настоящем имени. У тебя твое есть! У тебя даже родители есть. А у меня только это имя.
        - А я?
        - А ты женишься, - напоминаю и хочу спрыгнуть, потому что рядом с Никитой, и при этом его не касаясь, мне находиться сложно. Но он, не мешкая, дергает меня за лямку майки и тянет на себя. Второй рукой обхватывает затылок и, балансируя только чудом, надавливает лбом на мой и смотрит в глаза.
        - Это временная неприятность, Ален. Ты же понимаешь.
        - Жаль, Надя не слышит, что она лишь неприятность. Да еще и временная, - иронизирую я и хочу отодвинуться, но Никита держит крепко. Или мое желание держаться от него подальше не настолько сильное. А может эта позиция максимальной близости к нему кажется моему глупому сердцу настолько правильной, что я даже не пытаюсь прервать касание.
        - Я не могу просто так сорвать свадьбу, которую ждут столько людей.
        - Тогда оборви отношения со мной, - прошу я, смотря в его глаза, стремительно хмелея. Чувствуя, как тело превращается в желе от новой дозы безумия, которое вижу и в глазах напротив. Но в них оно другое. Острое. Жадное. Грязное. И вот уже пальцы одной руки на затылке сжимают волосы, а другой забираются мне под светлую футболку. Скользя по плоскому животику, цепляют легкий бюстик, пробираются под него, сжимают между пальчиками сверхчувствительные соски.
        Эти не затейливые, такие привычные движения вынуждают меня задыхаться от ядовитой похоти. Она подобно ртути уже выжигает в теле все разумное и адекватное. Оставляет только невыносимый, болезненный голод. И мы оба знаем, что его снедает такой. И мы оба знаем, что утолить мы сможем его только в друг друге.
        - Не могу. Ты моя свобода. С тобой я чувствую, что все эти годы находился в оковах правильного поведения. Не дерзил, не шлялся где попало. Все тайком, все самое веселое приходилось делать за спинами родителей. От них я только слышал, как должен себя вести, какой пример должен подавать братьям, друзьям. Я устал быть хорошим, дай мне шанс быть свободным хотя бы с тобой. С тобой, моя Аленушка, - шепчет он у самых губ, опаляя яблочным дыханием, и пока я совсем не опьянела, признаюсь.
        - Ты делал все, чтобы сохранить видимость приличий, а я, как не смешно, все время пыталась быть приличной…По-настоящему.
        - Моя приличная девочка, - произносит мягко Никита и касается губы. Мягко на первый взгляд. Но только на первый. В следующий момент пробирается языком внутри и затевает настоящее соблазнение. Вызывает по всему телу дрожь, внутри живота бурю. Руки сами тянутся к желанному чужому мужчине, обнимают за шею. Я прижимаюсь к Никите всем телом, обнимая ногами так, чтобы ощущать уже твердую выпуклость, рвущуюся наружу.
        - Алена, - внезапно отстраняется Никита и смотрит на меня осоловелыми глазами, в которых мелькает разум. - Что ты имела в виду под «быть приличной»?
        И только я хочу ответить, может быть даже рассказать, что его мнение было ошибочным. Что у меня был только один полноценный раз, и меня заставили. А все остальное время я просто отбивалась от уродов. И что стоять на улице и торговать своим телом для меня стало бы адом. И пусть он знает, что именно воспоминания о мальчике были для меня тем якорем, которые держали меня на стороне света и вынуждали проявлять жестокость только в отношении врагов. Но все волшебство момента рушится, когда снизу слышится голос Камиля.
        Что? Что он здесь делает?
        - На посту засекли фуру, документы хрустящие, внутри свиньи. И какого хера ты телефон выключил? - говорит так, словно бежал, и Никита в миг забывает обо мне и делается серьезным. Достает телефон и выругивается. Спрыгивает с дерева и поднимает голову.
        - Ален, тебя водитель заберет.
        У меня от такого Никиты дыхание перехватывает. Словно в секунду мальчишка и папенькин сынок стал мужчиной. А внутри горит адреналин. И в голове вопросы о стрельбе и убийстве сразу находят ответы.
        Я добегаю до машины Никиты в ту же секунду, что и он. Но дверь он не открывает.
        - Это небезопасно, останься.
        - Или я еду с тобой. Или в машине Камиля. Он точно не будет против, - поворачиваю я голову в сторону кудрявого и тот подмигивает. И я сразу делаю шаг в его сторону.
        - Стоять! - орет Никита и открывает дверь. - Живо садись и попробуй только меня ослушаться! Выпорю.
        - Да, мой капитан, - сажусь рядом, в предвкушении сама не знаю, чего. Но судя по всему чего-то очень опасного. Пристегиваюсь и сразу спрашиваю…
        - Что происходит?
        - Попытка что-то изменить в этом гнилом мире.
        - Значит, ничего не изменилось? - делаю вывод, пока мы мчим по трассе все дальше от поста, на котором тормозила фура.
        - Однажды отец сказал, что мы можем только держать голову над дерьмом, чтобы в нем не утонуть. Но само дерьмо никуда не денется, пока люди будут хотеть наживы и удовлетворять свои извращенные желания.
        Полностью согласна, даже не поспоришь. Грустно только, что и сам Никита недалеко от этого всего ушел. Эту мысль не высказываю, но делаю неопределенный звук покашливания, на что Никита реагирует бурно.
        - Не надо меня с ними сравнивать! Ты думаешь, мне так нужны все богатства мира?
        - Все - нет, но и без машины ты бы не смог, верно? - напоминаю я условие отца, из-за которого он стремительно затеял сделку и начал свой проект.
        - Если сидеть и ничего не делать, дерьма будет только больше. Я хотя бы пытаюсь. Делаю что-то, чтобы таких девочек, как ты, мальчиков, как я… Тех, кто попадает в жестокий мир, становилось меньше.
        И я могу его понять, я и слова против сказать не могу. Хотя и хочется съязвить, что дело не в благородных порывах, а в чувстве вины. Из-за меня. Потому что не искал, а только ждал, что любимую подружку, как игрушку принесет папа. А он, сволочь такая, забил на, по сути, чужого ребенка, своего закармливая обещаниями и перспективами геройской карьеры. Его понять можно… Но и обвинять при этом меня в чем или осуждать - это лицемерие.
        - Юрий знает о ваших рейдах? - спрашиваю, наблюдая, как рядом едут еще две иномарки. Камиля и Артура. Мушкетеры, блин
        - Он не одобряет, говорит, что в думе я смогу сделать больше. Для этого нужна репутация, понимаешь…
        Понимаешь, Ален. Понимаешь, Ален. Понимаю, но принять не могу.
        - А такие рейды ей ведь тоже способствует?
        - Не без этого, - кивает он и смотрит вперед, переключая скорость на максимальную, так что приходится схватиться за ручку, чтобы не удариться. - Но мы не афишируем. Только пару раз нас заметили.
        - А девушки ваши знают?
        - Да, но мы не пускаем.
        - Или они не просятся? - смеюсь я, и Никита бросает на меня раздраженный взгляд.
        - А есть что-то, в чем ты не разбираешься?
        - В своих чувствах, - пожимаю плечами, продолжая вглядываться в ставший родным профиль. Сейчас все тело поет дифирамбы Никите, настолько он выглядит мужественным, взрослым, сексуальным. Не будь дел, я бы прямо сейчас залезла на него, чтобы ощутить, насколько все это мне не только кажется. Но это все фантазии. А на деле… - Значит, я не только мешаю твоей личной жизни. Но и могу помешать изменить ситуацию. Тогда наши отношения становятся еще опаснее. Готов ли ты рисковать?
        - С тобой я готов на что угодно, но сейчас помолчи. Вон она, - вглядывается Никита вдаль в задницу крупной фуры. Берет телефон. - Камиль? Готов? Артур?
        Парни дают знать о своей готовности, а я даже представить не могу, что нас ждет.
        И страх, скрещенный с предвкушением, стекает к самым пяткам, словно они в снегу оказались.
        Парни нагоняют фуру, начинают зажимать, но фура не тормозит.
        Водитель начинает агрессировать и бортовать легкие гоночные машинки.
        В итоге, Артур чуть не переворачивается.
        Быстро тормозит, и мы его подхватываем.
        Никиты разгоняется снова. Проверяет пистолет, который взял из бардачка. При этом позволяет Артуру, который на меня даже не смотрит, сесть за руль. Они переговариваются. Они заняты. Они великолепны в своем адреналиновом безумии. Смотрю, как они что-то решают, и вдруг Никита вылезает в окно.
        - Стой! - кричу, но Артур мне шикает:
        - Заткнись, пока не высадил.
        Мне бы заорать на него, но я вся погружена, словно в кино попала, в происходящее.
        Тело напряженно в ожидании развязки. Какой угодно, главное, чтобы Никита не пострадал.
        Мы снова приближаемся к фуре. Теперь ее поджимает только Камиль. Подпирая то с одной стороны, то с другой. Затем Никита, прижавшись к крыше, вдруг делает широкий прыжок, оттолкнувшись всем телом.
        Хочется закрыть глаза и дождаться, когда все закончится. Особенно, когда мужик в фуре достает двустволку.
        Никита умудряется ее выхватить. Выбросить. Ударить водителя. Заставить того затормозить.
        Я выскакиваю из машины. Покрытая липким потом страха, бросаюсь к Никите. В этот момент не до приличий и стеснения. Сейчас это мне кажется глупым, и я проверяю Никиту на наличие ран и порезов.
        - Ты больной! Ты самый лучший! - шепчу я, прижимаясь всем телом, на что Никита стирает мои слезы и кивает на фуру.
        - Сначала дела, удовольствие потом.
        - Всем удовольствие? - слышим Артура, но Никита показывает ему средний палец, я усмехаюсь сквозь слезы. Давно меня так не штормило от погони. Тем более обычно догоняют меня.
        Парни ведут толстого мужика открывать фуру. Камиль смотрит документы. Хрустит, поворачивает.
        - Поддельные…
        - Уроды! Знаете, как это называется! - орет, так скажем, задержанный.
        - Закрой пасть и открывай! - тычет Никита лицо мужика в запаянную клемму. И тот ее срывает. Меня пронзает боль прошлого. Мы с Никитой переглядываемся, вспоминаем, как ехали в такой же фуре. Со свиньями. Но его потом быстро обнаружили родители. А у меня никого не было. По сути и сейчас нет.
        Дверь кузова открывается, и мы видим кучу орущих кур разных расцветок. Часть начинает вылетать, а другая остается в клетках. Никита и Камиль поднимаются наверх, проверяют стену, стучат по ней. Но это бессмысленно. Сразу видно, что никакой ниши нет.
        Неужели все зря?
        - Что за хрень? - ворчит Артур, а мужик ржет, потряхивая сальным пузом.
        - Обломались, придурки! Я ваши лица запомнил, вам с вашей шлюшкой не жить!
        Я бью его по затылку, но не за его слова, а потому что напрягаю слух и сквозь куриное кудахтанье слышу писк.
        Не ошиблись. Они здесь.
        - Не могли же мы ошибиться, - общаются парни.
        - Если все было чисто, то он не пытался нас убить, - предполагает Никита, давая мужику новый подзатыльник. Я с ним согласна.
        Так что продолжаю прислушиваться к звукам. Начинаю думать. Ниши в стенках уже давно не актуальны. Спрятать незаконный живой груз можно и по-другому.
        Я наклоняюсь вниз, и все парни реагируют мгновенно, словно я для них это делаю. Мне интересно, какое расстояние должно быть от днища до колес. И мне кажется точно не такое широкое.
        - Никита…
        - Да?
        - А если дно вскрыть?
        И только я произношу слова, как мужик с пузом отталкивает Артура, выхватывает его пистолет и приставляет мне к виску.
        Глава 42
        Опасность. Она мой давний друг и соратник. Именно она давала мне шанс оставаться невинной, именно она этот шанс забрала. Я могу ненавидеть ее, но равнодушной не останусь никогда.
        Вот и сейчас она машет мне своей рукой, кажется, даже костлявой, пока ствол пистолета хочет промять мой череп.
        Сейчас все внимание приковано к огромной лапе, что его держит, мое же наслаждается испугом Никиты.
        Неужели сейчас исполнится его мечта, и одной проблемой в жизни этого мушкетера станет меньше. Будет ли он горевать, если во мне станет на одну дырку больше? Или вздохнет с облегчением? А самый главный вопрос, стоит ли мне бороться за свою жизнь?
        - Не двигайтесь, а то я размозжу ей череп! - орет толстяк мне в ухо и двигается назад по обочине. Другой рукой берет телефон и набирает номер. Странное решение. Помощь друга решил взять? Знает ведь, что уже труп. - Алло! Шеф! Партия накрылась! Тут этот сынок Самсонова.
        Парни переглядываются, кажется, кто-то забыл надеть маску бэтмена. Тем и плохо быть узнаваемым человеком.
        - Что мне делать?!
        - Умереть, - шепчу я и отклоняюсь в сторону, ровно в ту секунду, когда звучит выстрел и удар телефона об асфальт. Пуля, выпущенная Никитой, пробивает лоб толстяка. Сам же он бросается вперед, ощупывает мое тело. Но мне не дает покоя слова толстяка. Его не жалко, но…
        - Кому он звонил?
        - Понятия не имею.
        - Твой отец разберется? - спрашиваю я требовательно, потому что только дурак не знает, где резиденция Самсоновых.
        - Ален. Все знают, что я это делаю. Не волнуйся ты так.
        - И сколько раз ты это уже проделывал? - вроде и понимаю, что хорошее занятие, но почему о последствиях никто не думает?
        - Ну, иногда поучается найти детей, а иногда это обычные фуры, - говорит он и на глазах парней хочет меня поцеловать. Но я уворачиваюсь.
        - Удовольствие после, сам сказал. И позвони отцу. Пусть усилит охрану в доме.
        И пока Никита выполняет просьбу, я с Артуром и Камилем достаю детей.
        - Так и знал, что он тебя трахает, - шипит мне в ухо Артур, пока Камиль вызывает кареты скорой помощи и тех, кто решит проблему с трупом.
        Мне бы сейчас расплакаться от увиденного ужаса и детей, которые даже не ревут, не кричат, а, кажется, смирились с судьбой. Смрад, в котором ребята погрязли, норма для меня и парней. Так что я отвлекаюсь на слова Артура и на его удивление моим спокойствием.
        - Не завидуй. У каждого приличного политика должна быть любовница, - мне ничего не остается, как улыбнуться. Наверняка Никита потом заведет другую.
        - Тебя Надя линчует.
        - Ты ей скажешь?
        - Найдутся и без меня добрые люди. Или ты считаешь, никто не заметит, как Ник пожирает тебя глазами?
        - Разве Надю может смутить такая, как я? Я не соперница, - поднимаю брови и вижу, как его это все напрягает.
        - Кто ты такая? Ведешь себя как будто увиденное для тебя норма… Откуда ты вылезла… - шипит он, тем не менее продолжает выполнять спасательные действия. И мне, если честно, интересно зачем? За Никиту еще можно понять… А Камиль с Артуром? Возомнили себя спасателями убогих? Или кайфуют от адреналина?
        - Не думай об этом, - прошу Артура, вытираю салфеткой лицо девочки. В любом случае. Там меня уже нет и никогда не будет.
        Иду на выход, хлопая подозрительного Артура по плечу, помогать другим детям. Они из Красноярского приюта. Страшно представить, сколько сюда добирались. Их вид и здоровье желают оставлять лучшего, но я надеюсь, что Никита позаботится об их благополучии.
        - И что с ними будет? - спрашиваю, когда он открывает мне дверь своей машины уже после того, как всех загрузили и увезли. И даже трупа на дороге как будто никогда не лежало.
        - Попадут в подотчётный детский дом. Там все строго. Им будет хорошо, не волнуйся.
        - Как в нашем? - напряженно спрашиваю я.
        - Да, как в нашем.
        - И сколько таких детских домов у вас?
        - Порядка двадцати, но я стремлюсь взять под контроль остальные, но не все так просто…Для этого и нужно… - не успевает договорить Никита, потому что в окно заглядывает Камиль. Но я понимаю, о чем он. Нужна власть, чтобы иметь возможность творить добро. Правда я уже знаю, что для этого не могут использоваться законные методы.
        - Ну что? Отметим? - спрашивает Камиль, а я могу себе представить масштаб попойки.
        - Вы отмечайте, я буду с вами мысленно, - даже не задумавшись, говорит Никита, и мне должно быть приятно. Но ощущение беспокойства не отпускает. Даже руки дрожат. Беру телефон, и сама звоню Лиссе, пока парни перекидываются шутками насчет одержимости Никиты мною.
        - Лисса, вы дома?
        - А что с голосом? Ты нашла документы? - спрашивает она в свою очередь, и то, что она едет в машине, вызывает почти панику. Я бросаю взгляд на рюкзак. Но подруга-опасность меня не отпускает.
        - Да, все в порядке. Лисса, а куда ты едешь?
        - Сережа должен вернуться с соревнований. Еду в аэропорт.
        - А Аня с тобой?
        - Аня в школе. Алена, - в ее голосе просыпается беспокойство. - Что происходит?!
        Трубку забирает Никита, кажется понявший, на что я намекаю.
        - Мам, все нормально. Алена просто паникует после рейда. Толстяк звонил кому-то из своих и назвал нашу фамилию. Нет, все нормально. Нет, я же уже позвонил отцу. Он заедет за ней. Точно!
        Никита первый бросает трубку, зло на меня смотрит и заводит машину. Но меня волнует не его настроение. Потому что в отличие от него, моя интуиция работает на сто процентов.
        - Никит, поехали за Аней.
        - Да чего тебя кроет-то?! - орет он, газуя, а я ору в ответ!
        - Потому что ты стабильно лишаешь кого-то жирного куска пирога!!! Ты думаешь, они вечно собираются это терпеть?! За Аней! В школу! Прямо сейчас!
        Никита смотрит на меня, стремительно набирая скорость, а потом резко дает по тормозам, чтобы развернуться. От чего я чуть не бьюсь головой.
        - А поаккуратнее! Или тебе так трахаться надо, что ты родных готов угробить?!
        - Пристегнись, - бурчит он и хочет руку мне на колено положить, но мне сейчас не до возбуждения, которое вызовет это касание.
        - За дорогой смотри! Успеется еще…
        Руку он опускает на руль, сжимая его до побелевших костяшек. И я со смешком наблюдаю за надутыми губами и раздувающимися ноздрями.
        - Тебе так не важна жизнь Ани?
        - Конечно, мне важна жизнь Ани, просто отцу она тоже важна! И если я говорю, что он ее заберет, значит тебе просто надо мне верить! А не вести себя как взрослая тетя с ребенком. Даже пережитое тобой не дает тебе права на меня орать. Поняла?!
        Я замолкаю, сглатывая обиду. Отворачиваюсь к окну, осознавая, насколько он прав. У меня нет никаких прав. Есть только тело, всегда доступное для королевича Ника.
        - Не дуйся…
        - Разве я имею на это право? - спрашиваю, не поворачивая головы.
        - Да, бля! Алена! Что ты все переиначиваешь! Просто я хочу, чтобы ты мне доверяла!
        - Ты пока не даешь мне повод! Врешь, изворачиваешься, не договариваешь! Про Надю, про документы, про рейды, детские дома. Ничего не рассказываешь!
        - А ты рассказываешь? Пятнадцать лет твоей жизни проходили черт знает, как, а ты молчишь на любой вопрос. Алена, повернись!
        - Ну что! - поворачиваю голову. - Что изменит мой рассказ? Ты отменишь свадьбу? Объявишь всему миру меня своей невестой? Признаешься в любви?! Что, Никита?! Что изменит моя исповедь?! Ты что думаешь, я там в салочки играла? Ты думаешь, я просто так боюсь за Аню?! Я сломанная кукла и меньше всего на свете я желаю этого твоей сестре! Да, кому угодно!
        Никита молчит, челюсть сжимает и зубами скрипит. А потом вдруг нажимает на газ, так что меня на спину кресла откидывает. И больше не произносит ни слова, пока мы не добираемся до лицея Ани.
        Но останавливаемся не возле ворот, а чуть поодаль. А все потому что Аня уже кружилась в объятьях отца. А значит впервые в жизни меня подвела интуиция. Впервые в жизни я ошиблась в выводах. И была очень этому рада.
        Дрожащую руку накрывает большая ладонь Никиты, и пальцы разъезжаются сами собой, переплетаясь с его и вызывая внутренний трепет.
        Мне становится неудобно, но Никита не планирует ругаться. Он только смотрит и улыбается.
        - Если бы рейды могли подвергнуть опасности кого-то из моих родных, я бы давно от этого отказался. Понимаешь?
        - Теперь да. Просто… - слизываю соленые капли с губ. В груди такой ком, что дышать тяжело.
        - Я знаю, ты невероятно добрая. Ты любишь ее. Никто не обидит Аню. Ни я, ни отец этого не позволят, - убеждает он, пальцами стирая слезы с моих щек, а после паузы осторожно выговаривает. - Алена…
        - А…
        - Хочешь посмотреть мой проект?
        Смех рвется из груди, и я с улыбкой киваю. Очень хочу.
        - Там сейчас стройка полным ходом, но мне надо заглянуть на пару часов. А потом съездим поедим… Ты же хочешь кушать? - знает, чем соблазнить, наглец. Наклоняется к самому уху и прикусывает мочку. И я почти задыхаюсь от касания его горячего языка, но часть сознания все равно занята опасностью. Только почему теперь я связываю ее с Юрой?
        - Очень хочу есть.
        - Я тоже, - хрипит мне в шею Никита, ладонью касается моей щеки и разворачивает к себе. И из головы вылетает все ровно в тот момент, когда его твердые, требовательные губы занимают мой рот.
        Глава 43
        *** Никита ***
        Алену сложно удивить, при этом легко обрадовать. Вот и сейчас она не задает вопросов, ориентируется в пространстве, словно ни раз здесь бывала. Но при этом все время улыбается, здоровается со строителями, кормит сторожевого пса. И я не знаю, что больше раздражает: внимание, которое ей оказывают рабочие, или то, как редко Алена смотрит на меня. Не ищет взглядом, тогда как я сам еле доделываю необходимые дела и подписываю бумаги, только чтобы поскорее быть к ней ближе.
        Нахожу ее играющую в карты с парнями. Но стоит мне подойти, рабочие разбегаются, а Алена закатывает глаза.
        - Ну а что ты удивляешься. Я им деньги плачу, - сажусь рядом и киваю на карты. - Играешь?
        - Мне всегда говорили, что я бы отлично играла в покер…
        - Потому что умеешь скрывать эмоции, - соглашаюсь я с кем-то там, о ком она, конечно, не расскажет. Алена опять кидает на меня нечитаемый взгляд, и мне до безумия хочется залезть в ее голову и понять, почему ей так хочется от меня сбежать. Ведь дело не только в Наде, тут что-то еще. Недоверие? Страх, что опять начну оскорблять?
        Сглатываю слюну, чувствуя обычное стеснение в груди от страха, что завтра я проснусь, а ее не будет рядом. Но разве я могу это допустить? Ведь ей будет плохо, я знаю.
        - Два часа еще не прошло, - замечает она, и я пожимаю плечами. У меня вся жизнь, чтобы поработать. Только вот спокойнее мне будет, знай я, что она не денется никуда. Как было до этого дерьмового ужина.
        - Но зато поесть скоро приедет, - играю бровями, и она улыбается, так, как улыбается, когда я довожу ее до оргазма. Сладко и чувственно.
        - Мясо?
        - Все как ты любишь.
        - Тогда пойдем, покажешь свой кабинет. Только его я не видела, - поднимается Алена, и я хочу по привычке ее коснуться, взять за руку, но она поднимает ее, чешет нос и строго смотрит. - Ты можешь меня не позорить?
        - Отношения со мной позор? - спрашиваю. Ощущаю во рту горечь, но понимаю. Все прекрасно понимаю. Просто не касаться не могу. Не хочу. У нас слишком мало времени, чтобы его терять.
        - Ты знаешь, я ни разу не видела, чтобы женатые мужики приглашали своих любовниц на работу, да еще и расхаживали с ними под ручку. А ты?
        - Я не женат.
        - В субботу, то есть послезавтра, это изменится, - говорит Алена и аккуратно перешагивает через балки, даже не спрашивая, находит нужную дверь, а я молчу, осознавая, что через сорок восемь часов я буду связан с той, кто возбуждает с трудом. И даже не закон меня беспокоит, а слово ей данное. Я не люблю нарушать слово, это создаст вокруг тебя ауру недоверия. Хуже всего для политика. Но и Алене я пообещал оставить ее в покое. И вопрос в том, как скоро я смогу снять с себя обязательства брака после выборов, и сможет ли Алена меня дождаться и освободить от обещания.
        Она осматривает кабинет, пока я лихорадочно думаю, с чего бы начать разговор. Но свет, упавший на ее лицо и позолотивший шею, в корне меняет течение мысли. Теперь она устремляется вниз, к джинсам, что так ладно облегают упругую попку. Мою, блять, попку!
        - Иди сюда, - закрываю дверь на ключ и понимаю, что вот прямо сейчас разговора не выйдет. Сегодня слишком много произошло. Слишком много адреналина. Слишком жадно на нее пялился Артур. Слишком опасная ситуация была с толстяком. И вот прямо сейчас Алена слишком далеко. И даже не оборачивается, рассматривает мой диплом, мои чертежи. И больше всего мне хочется скинуть их со стола, положить на него Алену. Но я потом хрен разберусь, а здесь есть отличный диван. Я его купил, когда думал, что отель, который я мечтаю построить, одна из далеких перспектив, но появление Алены все изменило. И вот работа идет полным ходом. И Алена должна быть со мной все это время. Всегда.
        - Иди сюда, - повторяю громче, и чертовка разворачивается лицом, опирается задницей на край стола, подцепляя бумаги с чертежами. Но видя мой испуг, смеется и буквально впархивает в мои объятия. Обнимает и шепчет.
        - Ты очень хорошо придумал. А планировка очень необычная, мне нравится.
        - Насколько нравится? - спрашиваю, еле сдерживаясь, чтобы просто уронить ее на диван и порвать джинсы.
        - На пару минут отменного секса, если успеешь до приезда еды, - смеется она и сама целует, так, словно никуда никогда уходить не собирается. Как будто моя. Моя Алена…
        Ласкаю руками упругое тело, скольжу языком по губам, дразня и не проникая внутрь. Ощущаю ее сладкое дыхание и руки, что вплетаются в мои волосы.
        От губ стремлюсь к шее, прикусываю кожу и зализываю языком, руками уже нащупываю зад, сжимаю и поднимаю Алену над полом. Только затем, чтобы она обвила меня ногами и прижалась как можно крепче. Чтобы ощутила, насколько нужна, всегда нужна.
        - Мне кажется, я буду скучать по этому, - выстанывает она, и меня как током бьет. Прощается. Ласковая, податливая, потому что прощается.
        - А я не буду, - говорю честно, несу ее на диван и укладываю, пока она в недоумении смотрит на меня. Потом на мои руки, что уже высвобождают пару отменных сисек.
        - Если ты пытался меня обидеть, - хочет убрать руки, но я только лицо к груди прислоняю, руками себя тисками в них сжимаю, - то у тебя получилось.
        - Я пытался сказать, что нам надо поговорить, но твоя грудь такое совершенство, что говорить мы будем после.
        - А если я хочу сейчас…
        - А твои «хочу» еще сорок восемь часов значения не имеют, - смеюсь я и одной рукой расстёгиваю ее джинсы, слыша, насколько чаще стало биться ее сердце. Радует, что хотя бы так я могу отслеживать ее эмоции.
        - А потом, - спрашивает, выгнувшись дугой, предоставляя идеальный обзор на свою грудь, пока я в спешке стягиваю с нее все лишнее.
        - А потом ты будешь моей добровольно…
        Не удивляюсь, что мне в грудь прилетает мощный толчок рук, но я лишь на мгновение теряю ориентацию. Мне это было нужно, потому что начни мы трахаться, остановить нас может только курьер, который еще не едет.
        - Что ты несешь… - испугалась. Неужели настолько не хочет быть со мной?
        Сжимаю руками ее коленки и сажусь между, на полу, так, чтобы наши лица находились в максимальной близости, а она не смогла сбежать. Потому что за мои следующие слова она может меня возненавидеть.
        Потому сейчас я буду пользоваться ее добротой и жертвенностью.
        Глава 44
        *** Алена ***
        Становится не по себе. Особенно от взгляда. Словно этот черт уже знает, что я соглашусь на все, что бы он не попросил. Наверное, по этой причине хочется вскочить и бежать. Но руки Никиты держат голые коленки, а глаза заманивают в омут своих эмоций.
        - Послушай… - просит он, но я качаю головой.
        - Не хочу… Даже не хочу думать, как ты собираешься меня своей любовницей оставлять.
        - А как насчет жены? - спрашивает он, тем самым огорошивая меня. Но я же чувствую подвох. Я вижу, что сейчас крохотная надежда рассыплется на сотни осколков и вопьется мне в ступни.
        - Никита, ты женишься!
        - Да, но ты же видела, чем я занимаюсь. Ты видела этих детей.
        - Прекрати! Прекрати давить на это! Я свое отпахала! Я была одним из тех детей, моральный долг я отдала сполна и не хочу…
        - Помоги мне, вот о чем я прошу. Не как любовница, а как… - он долго подбирает слова, а я уже понимаю, что готова согласиться. Быть с ним. Просто рядом. Участвовать в рейдах. Спасать детей. Ощущать его запах. Улыбаться. Просто любить. - Помощница. Секретарь. Как угодно. Не растворяйся в пустоте, как будто тебя и не было никогда. Ты же не сможешь без меня, а я всегда буду искать тебя…
        Говорит он, говорит, ближе за коленки к себе подтягивает. Живот между словами целует, спускается к лобку и, раздвинув мои ноги, касается языком складок. Мягко, ласково, но я уже теряюсь, думаю о том, как мы будем добиваться успеха, наказывать гнилых людей этого мира. Будем вместе.
        Зачем мне уходить, если он хочет, чтобы я осталась.
        Язык становится смелее, убивая во мне остатки разума. Никита втягивает половую губку в рот, озаряя мое сознание светом наслаждения. Такого близкого, такого далекого и голосом, что рвется в голову, заставляет сгорать в огне желания быть только его:
        - Скажи да, девочка, скажи, что будешь моей. Дождешься. Не уйдешь.
        На самом краю оргазма он убирает губы и заменяет их членом, что входит как нож в мягкое масло. Теперь его губы на груди, обхаживают соски, а руки уже сжимают бедренные косточки, чтобы увеличить темп, как любит Никита. Чтобы толчки сбивали дыхание, чтобы мысли вылетали, чтобы звуки оглушали, вынуждая сказать так нужное нам обоим:
        - Скажи мне да, скажи, что никуда не уйдешь, Алена.
        Я открываю глаза, чувствуя, как их омут захватывает, чувствуя, как теряюсь в их глубине, но понимаю, что это обман. Не будет никакой помощницы, не будет общего успеха. Будут мои раздвинутые по расписанию ноги и его толстый член, что так гладко таранит нутро. Идеально. Невероятно приятно. Но неправильно…
        - Нет.
        - Что? - лицо меняется в секунду, становится озлобленным, напряжённым. А рука, так мягко гладившая мою поясницу, поднимается к лицу. - Если эта шутка…
        - Нет, Никита. Нет, нет. нет! Сколько не мой общественный туалет, чище он не станет. Я не буду ждать тебя! Я уйду и стану счастливой. Без тебя… А помогает пусть Надя. И любит тебя тоже пусть Надя, - говорю все быстро, задыхаясь, теперь уже пытаясь сойти с кола, что замер внутри меня и пульсирует.
        - Сука, - выговаривает Никита, выходит, разворачивая меня, и хватает за шею. - Ты думаешь, я дам тебе быть с кем-то еще? Ты думаешь, я стерплю мужика рядом с тобой?
        Член вторгается обратно, и нежности больше не остается. Ко мне возвращается мой зверь, готовый разорвать плоть на огромной скорости, сломать меня, чтобы никому не досталась.
        Пару мощных толчков и меня пробирает дрожь, а его член, кажется, только больше становится, и вот уже не осталось разговора, только движения, дикие, рваные, с горячим дыханием в ухо, с ненавистью за отказ.
        Тело взрывается оргазмом ровно за миг до того, как внутри взрывается вулкан.
        - Наверное, тебе действительно стоит по мне поскучать, прежде чем принять решение, - говорит он хрипло, но я только смеюсь, пока дыхание восстанавливается.
        - Я скучала без тебя пятнадцать лет.
        Он ничего не отвечает, поднимается, подтягивает штаны и идет налить себе воды. И я вижу, как трясутся его руки. Настолько, что на рубашке тут же образуется темное пятно.
        - Неужели ты не понимаешь, как все это важно?! - спрашивает зло, кричит, стакан об стену разбивает. - Важно! Для меня! Для тебя! Для всех!
        - Секс? - спрашиваю наивно, чем больше его злю.
        - Это все! Политика! Власть! Я не могу просто взять и отказаться от всего, потому что тебе вдруг стало неприятно быть любовницей. Я же все равно буду рядом! Тебе надо подождать, когда я разведусь. Просто. Подождать!
        - Вот и отлично, - говорю резко, обижаясь, пусть и глупо. - Как только разведешься, найди меня. Может в этот раз получится быстрее…
        Он только делает ко мне шаг, уже готовый отомстить за дерзость, но тут нас прерывает стук в дверь. А следом голос прораба:
        - Никита Юрьевич, там… Это… Ваша невеста приехала.
        Наглядный пример того, что бы было, согласись я на роль любовницы. Жена пришла, я в шкаф. Нет, конечно, Никита в шкаф меня не усаживает, просто просит привести себя в порядок и взять какую-нибудь папку.
        - Какую? - спрашиваю со смешком, делая высокий хвост.
        - Любую, Ален, - выходит за дверь, оставляя меня одну, а я натягиваю вещи на влажное тело, надеваю джинсы и иду выбирать папку. Сметы, счета, будущие клиенты, благотворительные фонды. Эта подойдет. И вот уже с ней иду на выход, на улицу, где возле дорогого бирюзового спорткара Надя во всеоружии обнимает Никиту. Внутренности сворачивает узлом, но я сбегаю по лестнице и с улыбкой иду к машине. Два дня, Алена. Всего два дня, и ты больше ни одной минуты не будешь лицемерить.
        - Надя, а мы как раз обсуждали вашу свадьбу… - говорю, и она снова лезет обниматься. Я принимаю эту фамильярность, бросив взгляд на Никиту. И даже успев подмигнуть, намекая на тройничок. Ну а что. Раз ему нужны обе, а Надя так любит со мной обниматься…
        Никита щурит глаза и влезает в разговор.
        - Я вроде бы говорил, что сюда приезжать не стоит.
        - Ты и про рейды так говорил, но Алена ездила с тобой…
        Возникает неловкая пауза, но я тут же ее рушу смехом. Немного истеричным на мой слух.
        - Надя, просто ты будущая жена, о тебе нужно заботиться, оберегать. В конце концов, ты мать будущих Самсоновых, - говорю торжественно, но, кажется, не к месту. Больно скривили они свои лица при упоминании наследников.
        - Да это понятно, просто я соскучилась… - дует она губы, а я еле сдерживаю улыбку от того, как это выражение ее портит. Так и хочется сказать. Не делай так. Не надо. Почему-то при этом она становится похожа на лошадь. Она снова лезет с поцелуями, а я отворачиваюсь к телефону. Если честно, мне пора заказать такси. - И Артур сказал, что вы оба готовите для меня сюрприз, а ты знаешь, как я их не люблю.
        В горле застывает ком, и я бросаю взгляд на Никиту, напоминая, что Артур его друг и, по сути, подставил его. Но выкрутиться можно из любой ситуации.
        - Ну скажи, Никита…
        - Свадебное путешествие в Европу. Мы говорили об этом, - помогаю я, и она снова бросается мне на шею.
        - Выборы на носу, какое путешествие, - говорит Никита зло, но Надя его перебивает.
        - Да, да! Я знала! Я давно прошу Никиту меня туда свозить, а он такой бука, сам мотается, а меня не пускает…
        - Просто сволочь, - подтверждаю я, пока он готов сломать зубы от напряжения.
        - Эгоист чертов, - смеется Надя так громко, что лает в будке собака. А меня начинает подташнивать. И как ты ее рядом-то терпел? - Ладно, я вас прощаю. Алена, хочешь домой тебя подвезу.
        - Алена мне еще нужна, - хватает меня Никита за руку, но Надя не сдается.
        - Алена поможет мне выбрать свадебное платье, - теперь эти двое тянут меня в разные стороны как куклу. С ума посходили.
        - Что за чушь! - рявкает Никита. - Ты давно выбрала платье.
        - Ну конечно, выбрала, - влезаю я, отталкивая его. - Только вот аксессуары еще не подобраны.
        - Точно! - смеется Надя снова, а для меня это как звук вилкой по тарелке. Боюсь представить, как она в сексе визжит. Мне даже жалко Никиту… Немного.
        Мы садимся в машину, и, только отъезжая от места стройки, я получаю смс.
        «Ты че устроила?».
        «Спасла твою задницу, ты действительно думаешь, что Артур по доброте душевной упомянул про сюрприз?», - отвечаю, стараюсь, чтобы Надя не смогла подсмотреть
        «Позвони, как освободишься. Я заберу».
        «Доберусь сама», - отвечаю и убираю телефон. Потому что знаю, что стоит ему нажать, как я поддамся. Еще одной возможности быть с ним поддамся.
        Чувствую, что получено еще одно смс, но его перебивает звонок Лиссы, и я с облегчением отвечаю.
        - Забрали Сережу?
        - Нет, не приехал, представляешь? - от ее слов стреляет в мозг тревога, и даже объяснение Лиссы не может ее побороть. - Звонила его тренеру. Говорит, что следующий рейс только в субботу вечером. А я так хотела, чтобы он был на свадьбе.
        - А если частный… - предлагаю и быстро посматриваю на Надю, но та как будто не слушает. Внимательно следит за дорогой. Или делает вид…
        - Звонила уже, занят на ближайшие сутки. Может, свадьбу перенести?
        Надежда в ее голосе дает второе дыхание и мне. Но прикрыв глаза, я понимаю, какая эта иллюзия.
        - Из-за Сережи? Вряд ли это одобрит Юрий. Да и гости уже в курсе, что идут на свадьбу века.
        Как только я кладу трубку, активизируется Надя, разгоняется и движется по оживлённой трассе довольно уверенно.
        - Я так благодарна тебе. Думала, что мне придется беременеть, чтобы Никиту в загс затянуть… А я детей терпеть не могу.
        Она говорит это так спокойно, кажется, забыв, кто рядом. Или наоборот очень ясно понимая кто.
        - Думаю, для карьеры Никиты дети важный атрибут.
        - Возьмем из приюта, это будет даже лучше, - улыбается она и сворачивает на перекрестке, когда мы доезжаем до города. - Народ любит слезливые истории.
        - Ну да… - выдаю я с трудом, только сейчас осознавая, насколько идеальную кандидатуру выбрал Никита себе в жены. Мне до такого честолюбия очень далеко.
        - Жаль, конечно, что ты свою историю никому рассказать не можешь. Женщинам такое не прощают, верно?
        В ушах начинает звенеть, в горле пересыхает. Но я качаю головой. Не верю, что Камиль или сам Никита проболтались. Может быть, она говорит о другом. Может быть, стоит просто все отрицать.
        - Ты про то, что я жила в приюте? - хмыкаю я. - Так такой много кто может похвастаться.
        - Нет, Ален, - тормозит она резко возле модного магазина. Говорит резко, обрывисто. - Я говорю о том, что ты та девочка, которую так жаждал найти Никита. И я не знаю, из какой дыры ты вылезла. И как часто в твою дырку сует член Никита. Но если ты сорвешь мне свадьбу, то пожалеешь об этом. О твоем прошлом узнает каждый работодатель в городе. В стране! Ты не то что шлюхой, ты уборщицей не сможешь устроиться и вернешься на родину. Туда, где тебе самое место!
        Поворачиваю голову и вижу, насколько угрожающей может выглядеть эта девушка. Красивая и мягкая снаружи, и твердая внутри. Она бы тоже выжила в аду. Только стала бы во главе всех чертей.
        - Будешь листовки вешать? Призывать народ к сжиганию ведьмы? - поднимаю я брови. Надо знать, что именно у нее на меня есть.
        - Нет, в наш век информации все гораздо проще. Посмотри, что мы нашли… - с улыбкой она тянется на заднее сидение, достаёт сумку, а оттуда планшет. Который загорается от нескольких нажатий ее тонких, ухоженных пальцев, показывая то, что нужно. То, что видеть я бы никогда больше не хотела.
        Глава 45
        *** Никита ***
        - А ты в курсе, что завидовать нехорошо?
        Первые слова, сказанные Артуру, как только он открывает дверь своей квартиры. На звонки «черт» не отвечал, пришлось ехать. Разбираться, какого хера он шепчется с Надей. И пусть бы шептался, насрать мне на их отношения. Но Алена тут причем?!
        - Ты про шлюшку свою? Так ты ее бросишь. Я ее себе возьму, - говорит Артур, а у меня перед глазами пелена красная и цель, единственная. Его любопытный нос. Удар, хруст и он хватается за него, а я подаю платок, потому что его белая рубашка уже начала преображаться.
        - Рот свой грязный еще раз откроешь, буду не столь лоялен, - резко, четко и по делу. Да, ехать надо. Вот только в спину слова. Пусть и гнусавые, но бьющие прямо в цель.
        - Тебе девку-то не жалко? Ее Надя проглотит и не подавится.
        Останавливаюсь, думаю, как ответить, но задаю встречный вопрос.
        - Что ты сказал ей про Алену?
        - Только то, что была на рейде, и что готовите сюрприз. Но думаю, она не дура.
        - Бесишься, что выбрала не тебя?
        - А что мне беситься. Мне зачем змея рядом. Тем более, она сама потом проситься будет, когда ты поймешь, что политика не твое.
        - Твое значит? - спрашиваю с усмешкой. Если с Камилем любая борьба и соперничество было шуточным, то с Артуром настоящим. Ему тяжелее пробиваться по карьерной лестнице, даже учитывая дружбу со мной. Он сын секретаря заместителя губернатора. То есть связи есть. Но денег нет. А в таком деле должно быть комбо. Вот он и держится к нам поближе. И несмотря на определённого рода неприязнь между нами, врагов и соперников лучше держать возле себя.
        - Ты сам знаешь, что да. Таких благородных съедают на ужин вместе с костями.
        - А нужно быть гибким… Уметь без смазки в любую задницу пролазить? - усмехаюсь я, и снова иду к двери. Плохо здесь пахнуть стало.
        - Нужно в первую очередь не портить себе репутацию связью с бывшей шлюхой…
        - Что? - дыхание перехватывает. И почему первый раз я просто разозлился, услышав из его рта поганое слово. И значения не принял. - Откуда…
        - Логика и фотки. Интернет выдал ее данные за пару минут. Это косяк, брат. И такое не сотрешь даже хакерами.
        Я закрываю глаза, сжимаю кулаки и осознаю, что мне просто нужно выйти за дверь, просто нужно спросить все у Алены. НО любопытство и нетерпение узнать хоть что-то о ее прошлой жизни буквально разрывает мозг. Ведь специально ничего не искал. Просто наслаждался, а сейчас, чувствуя себя говном, хлопаю дверью и поворачиваюсь к Артуру, что уже стирает остатки крови с лица.
        - Покажи, что нашел.
        Наверное, больше всего боялся увидеть порно ролики. Но такого не было. Лишь несколько довольно скучных фото в нижнем белье с безэмоциональным лицом. Видимо улыбаться она отказалась. Тем не менее откровенность фото отображали всю суть ее профессии. Каталог фирмы. «Китти стайл». Судя по имени владельца, именно его я тогда взорвал. Русских пару десятков, но такая, как Алена одна. И судя по лайкам под фото и многочисленным комментариям извращенцев, она была довольна популярна.
        И фантазия тут же подсовывает кучу варварских картинок с руками и мужскими гениталиями, которые обслуживает Алена. В груди начинает гореть, горло пересыхает. Я тут же поднимаюсь и иду к бару. Либо пить, либо кого-нибудь убить. А так как убить здесь можно было только Артура, я лучше набухаюсь.
        - Эта та девка, над рисунками которой мы тебя спалили? - спрашивает Артур, а я киваю, выпивая неразбавленный виски. Потом еще один. И еще. - То есть она случайно тебе попалась, ты ее спас из лап этого Марсело, а теперь спокойно трахаешь вместо того, чтобы просто дать нормально жить?
        Вот так. Правда матка, которую я отказывался признавать. Вместо того, чтобы просто дать ей счастье, я убиваю малейший шанс на приличное существование. Мужа. Детей.
        Чувство вины топит, и я обреченно киваю, проводя пятерней по волосам. Так просто. Просто вбиваешь фото, и находится Лина. Без фамилии. Без социальной страховки. Просто Лина, готовая исполнить любую вашу фантазию, судя по фото. Алена моя… Моя, блять!
        - Ее, кстати, на аукционе продали, - говорит Артур, щелкая мышкой… - В восемнадцать. Знаешь, за сколько?
        Цифра впечатляла, но то, что Алена стала шлюхой после восемнадцати, тоже не успокаивало.
        - Ты ее угробишь. А она твою карьеру. Мне-то как бы это на руки, но ты же меня потом винить будешь.
        - Да заткнись ты! Думаешь, я сам этого всего не знаю! Я возненавидел ее, когда понял, кто она такая. Десять лет дрочить на детскую мечту, а тут она появляется наяву! Рядом с ней вообще мозг машет ручкой.
        - Ну понять можно. Она хороша. Но и тебе не пятнадцать.
        - Вы как сговорились. Вот отец говорит так же. Себя угрохаю, ее. Хотел свадьбу же еще оттянуть. С ней побыть побольше. А она сама все решила. Ненавидит меня еще хлеще моего. Но и отказать не может. Безумие какое-то.
        - Не сложно догадаться почему. Хотя, судя по ее физической подготовке, она бы могла и член тебе отгрызть. Хорошо сосет?
        - Да заткни ебало!!! Давай поговорим о том, как сосет Диана.
        - Хорошо. Я ж ее учил, - хмыкает Артур, а меня тошнота берет, потому что не я учил Алену.
        - Идиот.
        - Идиотом будешь ты, если не выкинешь ее из головы и жизни. На тебе столько висит! А ты ебешься, как пацан. Надя-то чем плоха?
        - Надя молодец. Она будет отличной женой. Если с кем рваться к власти, то именно с ней. Но, блять… - вспоминаю, что обещал забрать Алену, а она все не звонит. Хватаю телефон, набираю и слышу короткие гудки. Это или занято, или черный список. Второе вероятнее.
        Проверяю. Бинго!
        - Молодец! - ору в трубку, как псих. - Было бы все так просто. Раз, занес человека в черный список, и он вылетел из твоих мозгов.
        Встаю и понимаю, что заваливаюсь на бок. Тут же подлетает Артур, ведет меня на диван и там оставляет. А я сжимаю зубы в напряжении и попытке встать. Но слышу:
        - Да спи ты уже.
        - Хороший ты человек, Артур, - говорю вяло, почти не соображая. Сознание скачет перед глазами, и когда их закрываешь легче. Легче не думать. Легче не мечтать. Легче не вспоминать о нежной коже и запахе, от которого так же кружится голова.
        - Хороший - это в детском саду, а я просто приспосабливаюсь. А к тебе проще всего, потому что можно будет занять твое место.
        - Что? - поднимаю голову, вижу, как Артур закрывает страницу с Аленой и открывает видео, где на помосте стоит какая-то девушка. Голая.
        - Спи говорю, - отвечает Артур, закрывает ноут. А я закрываю глаза и погружаюсь в сон. И мысль еще плещется, кого убить, чтобы всю жизнь снился только один человек?
        Алена. Такая красивая. Желанная. С влажной от пота кожей лица. Искусанными губами. С растрепанными волосами. Мечта, воплотившаяся наяву. И я уже с ней. Уже между раздвинутых ног, уже готов коснуться полуприкрытых грудей, таких сочно выступающих сосков.
        Как вдруг она выгибается и что есть силы орет, буквально оглушая и спугивая стайку птиц над головой. А я невольно бросаю взгляд вниз, под круглое пузо, где между ног происходит это самое. Лезет головка ребенка.
        Меня как подкидывает из сна. Пинком. И я открываю глаза, пытаясь понять, где вообще нахожусь и что мне такое могло присниться. Привидится же… Алена же не дура, чтобы не предохраняться, верно?
        Это первая мысль, а вторая, что спал я о-очень долго. А за окном вместо заката - рассвет.
        - Пятница?! - ору я, осознавая, что проспал ночь. Но все еще хуже.
        - Суббота, - отзывается со смешком Артур.
        Он мне что-то подмешал. Я резко вскакиваю, но тут же валюсь обратно на диван, как подкошенный.
        - Да не бзди. Зато выспался, - мысли что ли читает, скотина.
        - Сколько я спал?
        - Больше суток. Зато меньше времени трахнуть Алену.
        - Ты охуел!? - другого слова просто не нашлось. - Ты что мне подмешал?
        - Я тебе говорил и повторюсь, от твоего успеха зависит слишком многое. И я не собираюсь терять шанс на нормальное существование из-за твоего неуемного либидо. И не смотри на меня так. Твоя Алена дома. Все готовятся к свадьбе.
        Нормальное существование. И об этом говорит человек, который сидит в хате за тридцать миллионов в центре Москвы.
        - Я тебе не верю, - реву я и вскакиваю снова, наступая на сидящего за барной стойкой козла. Тот тут же поднимается и тычет в меня вилкой, которой что-то жрал. Бросаю взгляд на тарелку. Спагетти. И рядом стоит еще одна порция. - Где мой телефон?!
        Артур указывает вилкой на угол стола, и я хватаю смартфон, не сводя взгляда с Артура. Уже спокойно сидящего и наматывающего макароны на зубцы. Иногда я с завистью думаю о его выдержке. Иногда сдерживать собственные эмоции получается с трудом. Особенно, когда это касается Алены.
        В телефоне тридцать пропущенных вызовов. И я сначала просто их пролистываю. Отец. Мать. Надя. Даже Аня. И только один единственный от Алены. На душе теплеет. Все-таки волновалась. И я автоматом набираю именно ей, быстро пройдясь пальцами по волосам и в раковине прополоскав рот.
        - Выспался? - спрашивает, и мне хочется уловить обиду в его голосе, но я слышу равнодушие. И она давит на грудь, вынуждает задыхаться.
        - Я вчера был в ЧС?
        - Я вчера разговаривала по телефону. А когда перезвонила, в ответ пришло сообщение, что ты спишь.
        - С кем разговаривала, - вспоминаю вчерашние фото и подозрения-клещи уже пьют кровь, лишая мысли.
        - С мамой твоей, - вздыхает Алена, и я присаживаюсь рядом с Артуром, стреляя в него взглядом. - Она волнуется за Сережу. Хотя тренер уверяет, что все нормально.
        - А поговорить с самим Сережей она почему не просит? Давно ей говорю купить ему мобилу.
        - Точно! - восклицает она, и я слышу скрип кровати в ее комнате и чуть тяжелее дыхание. К маме бежит. - Ты на свадьбу-то явишься? Твоя невеста этим сильно интересовалась.
        И только я хочу ответить, как она кричит.
        - Лисса! А пусть тренер передаст трубку Сереже. Да, Никита звонит. Скажу, - смеется она и понижает голос, а я подпираю рукой голову. Им наслаждаясь. Каждым звуком, который произносят эти розовые губы. Меньше всего мне хочется думать, что они могли делать раньше. Но воображение упорно подсовывает картинки. - Тебе просили передать, что ты говнюк.
        - Очень приятно. Там уже полным ходом приготовления? - оттягиваю ворот рубашки, который кажется удавкой. Слишком быстро. Я не готов.
        - Да, тут настоящий бедлам, если честно. Прячусь от твоей невесты, которая внезапно записала меня в подружки и хочет нарядить в нечто розовое. И я бы надела, да оно в груди тесно.
        Она еще что-то говорит, а я о ее груди, блять, думаю. Что ее нельзя одевать в тесное. Ей свобода нужна. И мои руки. Которые в данный момент покалывает от желания проверить величину в живую.
        - Ален… Меня опоили, в смысле я хотел приехать вчера.
        - А теперь ты не сможешь меня трахнуть. Не велика беда. Скажи Артуру спасибо. Он бережет твою репутацию, которую ты упорно пытаешься уничтожить. И меня заодно.
        - Я не хотел этого, я просто…
        - Знаю. Я бы давно убежала, и хрен бы ты меня нашел, но я так устала скитаться по помойкам, что хочется просто лечь там, откуда тебя не выгонят.
        - Я бы никогда тебя не выгнал, - встаю со стула и иду на балкон с окном в самый пол, вид за которым открывается на весь жестокий город. - Я бы оберегал тебя всю жизнь…
        - Знаю, - говорит она мягко и чуть слышно выдыхает. А меня желание увидеть ее такой вот мягкой пронзает насквозь как игла смерти. Как я смогу без нее жить? Как? - Но ты все время забываешь, что ты не один. И дело даже не в Наде, а окружении, которое тебя вырастило. Они ждут от тебя свершений, а не связи с бывшей…
        - Хватит! Не говори этого больше. Не говори, иначе я кляп тебе засуну.
        - Я думала, тебе больше нравится, как я кричу, - произносит она таким шепотом, словно в ухо дует теплым дыханием.
        - Нравится, - бьюсь лбом о стекло. - Невероятно нравится. Алена, а может я приеду, и будет время…
        - Я думала, ты держишь слово.
        - Держу. Конечно, держу. Хотя можно списать на то, что я политик… - посмеиваюсь, когда выть хочется. И какого хрена она так далеко. Какого хрена Артур считает, что имеет право вершить мою судьбу. Какого хрена все всё за меня решают.
        - Не надо…
        - Ален. А если… - мысли в голове, как брызги воды в жару, мозг плавленый обжигают. - А если уехать. Бросить все и всех. Вместе. Только ты и я?
        Глава 46
        Молчание красноречивее любых ответов. Она согласна. И как бы мне не было страшно, это будет самый настоящий поступок в моей жизни. Не надо будет зависеть от любителей давать советы и наставления. Начнется новая жизнь. Я, она и весь мир у наших ног. Не надо будет прятаться. Не надо будет просить ее стонать потише. Все будет так, как этого хочется нам.
        - Ты бы хотел этого? - спрашивает сдавленно, и когда я уже готов ответить: «Да». - Хотел бы трахать меня, пока член не сотрется? А, когда надоест, начнёшь попрекать, что я испортила тебе жизнь? Что сгубила политическое будущее, а дети, попавшие в рабство, тоже моя вина?
        - Алена, что ты несешь?
        - А твоя семья? А те, кто в тебя верят и вкладывали силы, деньги, чтобы ты стал тем, кто ты есть? Думаешь, они будут рады, если ты убежишь со шлюхой…
        - Хватит говорить это слово! - ору я, ударив кулаком по стеклу. - Ты не шлюха! Так получилось! Ты не виновата!
        - Но это твое слово! Ты сам меня так назвал! Ты дал повод своим друзьями думать о том, кто я такая! Ты вместо уважения уложил меня в постель на глазах всего дома! Ты целовал меня на глазах своих друзей, ясно давая понять, что владеешь мной! Ты шантажировал меня, потому что все, чего ты хотел, это трахаться с грудастой фантазией с рисунка! - рисунка? - А когда секс надоест, что останется?! Что останется, Никита?! А когда деньги закончатся, что останется. Ничего…
        - Алена! Я не совсем уж инвалид. У меня есть образование, собственные накопления! Мы можем, знаешь, что, - чащу я, пытаясь ее успокоить, но она снова перебивает.
        - А я скажу, что? Твоя ненависть ко мне приобретет самые уродливы формы, и ты будешь унижать меня, бить меня, мучать меня. А знаешь, что я? Я и слова против не скажу. Не смогу сказать! Потому что люблю тебя! Потому что не могу тебе противостоять! - орет она в трубку со слезами и резко отключается.
        А я зубы сжимаю, как мне выть волком хочется. Свадьба. Через два часа. И все закончится. Не будет Алены. Не будет эмоций, что сносят крышу. Не будет тела, что манит как наркотик. Без которого ломка - это лишь первая стадия.
        Права ли Алена? Возненавижу ли я ее? Не знаю. Знаю только, что и жить без нее уже не смогу. Каждый свой поступок я пропускал через призму вины перед ней. Когда задолбался видеть в каждой давалке Алену, выбрал правильную Надю. Меня колбасило от ненависти и желания сдохнуть, до жажды бросить все и лететь к ней. Даже если лететь придется на тот свет.
        Стекаю по стенке и вижу рядом сигареты.
        Закуриваю, но никотин не приносит успокоения. Только раздражает, а в горле першит.
        Откашливаюсь. В тот момент, когда на балконе появляется Артур.
        - Ехать надо.
        - Не хочу, - как ребенок. Но, кажется, я еще не вышел из детства, где была грудастая фантазия с рисунка. Странно. Алене-то откуда знать, что я рисовал?
        - Если любит, подождет. Но сейчас надо не портить жизнь. Ни себе. Ни ей. И просто сделать то, что от тебя ждут. Все ждут, Никитос. Даже она ждет, что ты женишься и перестанешь напоминать ей о прошлом. Не удивлюсь, если она ничего не рассказывала.
        - Ничего, - подтверждаю я, поднимаясь. Есть еще один шанс все закончить. Сделать так, чтобы всем было легко. Отменить свадьбу. Пропустить через себя разочарование и презрение. Но отменить. - Надя не любит меня.
        - Надя любит только себя, - усмехается Артур, закуривая. - Но Надя идеально подойдет…
        - Тебе…
        - Предлагаешь мне свою невесту? - хохочет Артур. - Сутенер ты. Что еще придумаешь?
        - Я не знаю! Но у меня стойкое ощущение, что этот брак - ошибка. Надо…
        - Появление Алены - ошибка статистики. Она не должна была выжить. Вы не должны были встретиться. А ваш брак с Надей просто следствие ваших отношений и честолюбивых планов.
        - Да не могу я! Я не поеду, ясно? Я все решил! Могу ли я хоть одно решение принять без советов и наставлений?! Могу ли я хоть что-то сделать сам?! Я хочу быть с Аленой! Все. Заберу ее в другой город, найдем работу, все смирятся. А потом через года четыре баллотируюсь снова!
        - Несомненно. Даже пытаясь сбежать, ты не можешь отказаться от политического будущего? - вздрагиваю от голоса отца, который появляется в проеме балкона уже в свадебном смокинге. - Артур, спасибо, что позвонил.
        Скотина ты, Артур. Еще жопу отцу моему вылежи.
        Артур кивает, бросая на меня взгляд, полный сочувственного презрения, и уходит. А отец, закуривая, садится на его место. Долго молчит. Так долго, что не выдерживаю я.
        - Все не то, пап. Я хотел добиться власти, чтобы найти ее, понимаешь? Такой был план изначально. И ты, ты обещал мне помочь. Посмотри на меня! Может ну ее, эту политику? Может быть, мое место не на арене цирка?
        Его лицо не меняется. Только чуть поднимается уголок рта, а глаза теперь направлены на меня.
        - Верно. Но ты вызываешь доверие, и у тебя высокие рейтинги. Мне доверяют не так…
        - Потому что нечего участвовать в махинациях вместе с замом губернатора. Ты рад этому браку. Но я не могу быть таким, как ты!
        - А тебе и не надо, сын. Ты такой, какой есть. И твою излишнюю эмоциональность всегда можно направить в нужное русло.
        - Для речей, - кривлю губы, а он снова кивает. Робот, блин. - Я не хочу быть твоей обезьянкой. Я устал быть народной надеждой. Может быть, я просто жить хочу. Как все!
        - Тут только одна проблема. Ты не сможешь как все… Ведь не я тебя тянул в это. Это было твое решение, твое желание. А почему? Ты забыл, почему? - не понимаю, о чем он толкует. - Ты обожаешь купаться в лучах внимания и славы. Первые места. Медали. Спорт. Ты рвался во всем быть первым, потому что хотел, чтобы я тобой гордился?
        - Да!
        - Нет, Никита. Я тобой бы и так гордился. Тебе нравилось побеждать, во всем становиться первым. Поклонники и аплодисменты. Все, что ты делал, ты делал не только из расчета на Алену или фантазии о ней, и даже не из желания быть мною. Ты всегда жаждал быть в центре внимания. Тебе просто необходимо, чтобы тебя хвалили и восхваляли. А знаешь, почему ты так на Алене своей завис?
        Вопрос… Потому что думал о ней пятнадцать лет. Потому что просыпался с мыслью о ней, засыпал. Потом что…
        - Потому что она красивее всех, кого ты видел. И во внешних данных ей действительно нет равных. А ты любишь все самое лучшее…
        - Ты думаешь, я настолько поверхностный?
        - Ты мужчина. А мы любим глазами. Но даже не это самое главное. Главное то, как она на тебя смотрит.
        - Как, - пытаюсь вспомнить ее взгляд и кроме того, что я в нем привычно тону, на ум ничего не приходит.
        - Все мы видим в тебе птенца, которому только стоит взлететь. А она видит орла, Бога, если хочешь. Ты спас ее, ты вытащил ее из дерьма. Но она не знает тебя, и сама суть тебя и твое желание быть в центре внимания ей противны.
        - Хватит, - слушать не хочу. Правда все, но слушать не хочу! - Ей противно, что я люблю быть в центре внимания?
        Ерунда, но отец кивает.
        - Ей нужно спокойствие, меньше всего ей хочется быть на виду. Меньше всего ей хочется давать возможность неприятелям нарыть о ее прошлом информацию. Чтобы выставить ее шлюхой снова. Ей это не нужно. Она, даже при всей своей силе духа, не выдержит позора. А ты не выдержишь прозябать в глуши и работать просто архитектором. Ты хочешь внимания. Там, - указывает он в город. - Ты светишься! Ты вдохновляешь! Зажигаешь сердца! Даришь радость. А с ней всего этого не будет.
        Зарываюсь пальцами в волосы, хочется оглохнуть, потому что каждое слово гвоздь в гроб моего желания сбежать с Аленой. Черт, я ведь был уверен, что он начнет говорить об ответственности, о Наде и тех ожиданиях, что на меня возлагаются. А он, черт, пошел с козырей. Без возможности отбиться.
        - И теперь спроси себя, на что ты готов ради Алены. Чтобы загладить вину, которую ты ощущал все эти годы? За свое поведение в последние две недели. Ведь ты, как и многие, понял, что она лишь выживала. И если продавала себя, то не потому что хотела хорошей жизни. Так на что ты готов?
        - На все, - сглатываю ком, ощущая, как грудь разрывают агония и жар. На все…
        - Вот и подумай, к чему она действительно стремилась все это время. Всю свою жизнь.
        - Быть свободной?
        - Нет! Она стремилась к безопасности! Чтобы никто, никогда не припомнил ей прошлой жизни. Твоя мать впадает в истерику, если речь заходит о прошлом. А с ней не было и половины того, что пережила эта девочка. Отпусти ее, сын, и иди к славе. Туда, где тебе место. Туда, где не место Алене. Любишь ведь ее? - давит он последним и самым весомым аргументом.
        - Люблю, - страшное слово, рядом с которым эгоизму нет места.
        - Тогда сделай все, чтобы свое прошлое она забыла навсегда.
        - Я ее прошлое, - сглатываю ком, ощущая, как по щеке бежит скупая слеза.
        - И это тоже. Так или иначе, ты будешь связан с каждым плохим воспоминанием. Пора дать ей шанс запастись новыми. Без тебя.
        Голова начинает нещадно трещать, внутри будто рушится стеклянный замок, по щекам влажные дорожки, а тело немеет от страха больше никогда не коснуться нежной кожи. Но страх высоты я преодолел, пора преодолеть страх потерять Алену. Ради нее. Ради себя. Ради всех нас.
        Алена…
        Выходя с балкона, сразу замечаю на диване костюм.
        На мгновение прикрываю глаза и, вздыхая, иду в душ. Там можно сказать, что по щекам течет вода и не важно, с чем она смешивается. Там вой можно списать на гудение водопроводной трубы. Там можно еще раз вспомнить, как любила мочалкой Алена намыливать мое тело после трудового дня. И можно забыть, как планировал сделать это ежедневным ритуалом. Там в зеркале можно увидеть глаза, в которых нет больше блеска. Только холодная решительность. Алена ведь сама все сказала. Может быть, пора прислушаться к тому, что она действительно хочет. И к тому, что действительно нужно мне.
        Иду одеваться и вздрагиваю, когда вижу звонок Алены. Одно ее слово. Всего одно слово, что она готова быть со мной. Всего одно. И я бы стал настоящим эгоистом и заставил бы ее пройти весь позор, но стоять рядом со мной на политической арене. Но Алена сказала свое слово, а я больше не должен думать только о себе. Еще пару раз мелодия разрывает телефон и мое сердце. А потом замолкает. Так же как замолкает внутри меня надежда на счастливый исход нашей с ней истории.
        Глава 47
        *** Алена ***
        - Алена! - снова Никита меня перебивает, когда рыдания рвутся из груди. - Я не совсем уже инвалид. У меня есть образование, собственные накопления! Мы можем, знаешь, что…
        - А я скажу, что! - последние силы на крик применяю. - Твоя ненависть ко мне приобретет самые уродливы формы, и ты будешь унижать меня, бить меня, мучать меня. А знаешь, что я? Я и слова против не скажу. Не смогу сказать! Потому что люблю тебя! Потому что не могу тебе противостоять!
        Резкий бросок телефона, и он отключается, а я глаза руками закрываю. Пытаюсь реветь.
        Ну хоть одну слезу из себя выдавить. Не задыхаться, словно на высоте, а крикнуть в голос. Но не получается. Ничего не получается. Только качаться из стороны в сторону, сидя на полу, и надеяться, что Никита перезвонит. Что еще раз предложит самое нерациональное, что мы можем с ним сделать. Самое безумное и неблагодарное к тем, кто меня приютил. Кто его воспитал.
        Надо было сразу соглашаться, верно?
        Устроила истерику на ровном месте. Дура!
        И пусть бы потом унижал, пусть бы делал, что хочет. Только был бы моим. Родным. Любимым. Пусть бы ненавидел. Только бы любил.
        Только был бы рядом…
        Именно эти мысли приходят в дурную голову, стоит мне понять, что я продолжаю сидеть и зажимать лицо ладонями.
        Сколько? Минуту? Час? Может уже все закончилось? Может быть свадьбу отменили?
        Но подбежав к окну, я вижу, что моя эмоциональная казнь только начинается. Повсюду снуют официанты, организаторы, музыканты, прибывают первые гости. А среди них мама Нади, которая взяла на себя всю подготовку, потому что Мелиссе не до того.
        Она все еще пытается дозвониться до тренера. И теперь мне стыдно, что я не с ней, а здесь, страдаю, что отказала Никите. Выкинула телефон. Отключилась.
        От ужасов прошлого. От страха за будущее.
        Но ведь он сам предложил убежать. Уехать в другой город. Быть вместе. Любить друг друга.
        А там, может, все бы забылось. Его желание быть политиком. Моя, так называемая, профессия. Уехали бы туда, где нас никто не знает. Вместе. Начали бы с чистого листа.
        А может быть еще не поздно? Может быть есть шанс пусть и униженно, но согласиться. Ведь что такое унижение перед чувствами, что тлели во мне так долго? Теперь они вырвались наружу взрывом вулкана, лава которой сжигает на своем пути благоразумие, гордость, ответственность перед другими.
        Именно это хочу сказать Никите, когда поднимаю телефон, включаю его и перезваниваю.
        Прошло-то всего полчаса. Полчаса, чтобы дать ответ, чтобы сказать еще раз, что я готова ради него на все. На все, Никита!!
        Никита, возьми трубку. Пожалуйста. Дай мне еще один шанс.
        Я скажу «да». Я скажу «да». Потому что ждала вчера, что ты будешь дома. Скажу да, потому что хотела всегда, чтобы ты приехал и любил меня. Я даже хотела тебе все рассказать. Рассказать, чтобы узнал ты про мой позор не от Нади.
        Боже, да я хотела просто провести с тобой ночь. Последнюю ночь, потом еще одну.
        Потом съездить на пикник. Ты ведь обещал мне пикник!
        Ты мне столько обещал, а я не верила. Не верила, что мы будем счастливы.
        С другой стороны… А может ну его, это счастье.
        Оно лишь миг. Вспышка света кометы на ночном небе. И если есть хоть шанс его испытать, я бы этого хотела. Хотела испытать миг счастья с Никитой. Просто быть рядом. Любить. Быть любимой. Еще на одно мгновение.
        Пожалуйста.
        Но Никита трубку не берет.
        А потом и вовсе сбрасывает, повергая меня в полное отчаянье. А может я просто переела обед и живот крутит? От страха еще может крутить, что опоздала. Что нельзя повернуть эти полчаса вспять и согласиться на самое безумное предложение.
        - Алена, все, Юра звонил. Едут, - забегает Тамара, которая как всегда чутко ощущает мое настроение. - Все скоро закончится.
        Вчера жажда поговорить была столь острой, что я выложила ей почти все. Что Никита шантажировал меня. Что требовал выплаты долга за то, что купил меня.
        Но она неправильно поняла.
        Теперь она думает, что свадьба для меня высшее благо. «Начнешь новую жизнь», - говорит она. И я так себе говорила. Это правильно…Только вот зачем мне эта новая жизнь, если даже мечтать о Никите нельзя?
        Раньше в самые тяжелые времена я была уверена, что однажды случится чудо, и он приедет.
        И ведь он приехал. Чудо случилось.
        Так чем же ты теперь недовольна?
        Радуйся тому, что имеешь. Не плачь по пустякам. Будь твердой в своих решениях. Будь сильной, девочка. Будь сильной, Алена!
        Эти слова спасшей меня от смерти проститутки навсегда отпечатались в памяти. Ее убил любовник, а я снова пустилась в бега. Бегу, бегу. И снова готова бежать ради Никиты. Но не от него. Сама же устроила свадьбу, так чего ж так хреново сегодня? Отчего же сердце словно в тисках. Как маленькая птичка, сжатая когтями орла.
        - Давай волосы уложу, - все бегает рядом Тамара, пока фирменные повара командуют на ее кухне. И даже появление бледной Мелиссы, что уселась на кровать и смотрит в пустоту, не отвлекает ее. Она занимается укладкой, быстро скрутив мне волосы на затылке и заколов розовой заколкой под цвет платья.
        - Вот теперь ты настоящая красавица.
        - Главное Надю не затмить, а то прирежет еще, - в чем я не сомневаюсь. В каждом животном мире свои хищники. В этом мире лицемерия и денег Надя самый опасный. Как бегемот в Африке. Он крупный и с виду безобидный. А порой его даже не заметно. Но стоит его разозлить, он откроет пасть и может переломить хребет даже крокодилу. Примерно таким же был Юрий.
        - Так и не дозвонилась? - спрашивает Тамара, садясь рядом с Мелиссой и сжимая ее ладонь. И материнский страх отвлекает и меня.
        - Юра сказал, что сам разговаривал с тренером, а я не смогла дозвониться, потому что они были в каком-то туннеле, - Мелисса говорит, почти не шевеля губами, смотрит на меня и выдает жестко, резко, надрывно. - Алена, я ведь чувствую, что он врет. Впервые за пятнадцать лет он просто отмахнулся от разговора, выдав какую-то чушь за истину.
        - Может… Отменить свадьбу? - предлагаю я тихо. И надежда маячит где-то на горизонте. Нехорошо строить свое счастье на чужом горе, но ведь правда, какая свадьба, если Мелисса в таком состоянии? Но она качает головой.
        - Там столько народу. Там уже все готово и все ждут Никиту. И Юра сказал, что свадьбу отменять нельзя. Боже, - она начинает вздрагивать и лить слезы, и сквозь внутреннее несчастье и расстройство я слышу, как народ внизу странно возбудился.
        Голоса стали громче, а вспышки фотокамер ярче.
        И все верно. Стоит мне подойти к окну, как я вижу Никиту, купающегося в лучах славы. И лишь на миг бросившего взгляд на окна второго этажа. И даже не подозревающего про пропажу брата, которую его отец так умело прикрывает.
        Глава 48
        *** Никита ***
        Алена. Моя сладкая, сладкая девочка. Не взять трубку, не услышать ее голоса настоящая мука. Но надо смотреть фактам в лицо….
        Поправляю перед зеркалом пиджак, бабочку и подхватываю телефон, еще раз посмотрев на пропущенный вызов. Не надо. Больше нельзя искушать себя подобными вещами. С этими мыслями, что битой отшибают эмоции, спускаюсь к машине.
        Отец уже отъезжает. Артур садится со мной. Наверное, боится, что сверну не туда. Сука, а не друг.
        Бросаю телефон на заднее сидение, вижу рюкзак Алены. Она забыла его у меня в офисе. Там, где мы так упоительно занимались сексом, снося все мысли о правильном и верном. Потому что в тот момент не было ничего лучше. Не было ответственности, будущего, прошлого. Были только мы и наши тела, что так идеально друг другу подходят.
        Глубокий вздох. Осталось только отдать ей все документы. И достаточно. Хватит мечтать о том, что нам обоим недоступно. Пора отпустить и начать жить так, как планировал. Так, как должен.
        Обратная дорога кажется слишком долгой. Но я и не спешу. Словно пытаясь оттянуть неизбежное. Пока я не поставил подпись, пока Надя не сказала «да», я могу сказать, что Алена моя. Еще моя.
        Но времени мало, Артур подгоняет, и я нажимаю на газ. Церемония в одиннадцать. Сейчас половина. Еще немного времени и все закончится. Я окунусь в жизнь политика, а Алена будет свободна.
        Впервые в жизни свободна.
        Я должен радоваться за нее, но на глазах снова пелена. Желание забрать свое и никогда никому не показывать. Спрятать и доставать тогда, когда это нужно мне. Но Алена ни вещь, ни картинка, что хранится в моей комнате, чтобы никто больше не посмеялся над чувствами подростка.
        Жаль, как же жаль, что Алене нужно чуть больше чем картинка. Она не согласится быть со мной ни тайно, ни публично. А ведь я бы мог что-то придумать.
        Я бы никогда не спрашивал подробностей ее жизни, я бы просто любил ее. Просто давал то, чего у нее никогда не было. И надежду, что однажды мы сможем открыто заявить о своих отношениях.
        Возле ворот мы еле находим место, где бросить машину. Их здесь как на хорошем концерте. Все фешенебельные, дорогие. Номера нескольких мне даже знакомы. И только мы оказываемся на придомовой территории, я погружаюсь в толпу, где меня поздравляют, жмут мне руки, хлопают по плечу. Хвалят за рейд и спасение детей.
        В душе просыпается тепло от привычного внимания, но тут же пропадает, когда вижу в окне на втором этаже силуэт.
        Желание броситься туда, сквозь людей, к Алене, почти невыносимо. Но стоит мне ее коснуться. Я могу совершить непоправимое.
        Поэтому беру себя в руки, иду к месту церемонии, в самый центр, туда, где должен сказать роковое слово.
        Перевожу взгляд на Надю, которая сплетает наши пальцы, не вызывая в душе и грамма отклика, и шепчет на ухо.
        - Я думала, ты решил меня опозорить.
        - Я бы не посмел, - улыбаюсь ей, а она скалится в ответ.
        - Я ждала тебя пять лет, Самсонов. Даже нет. Восемь. И ты помнишь уговор, что теперь ты должен оставаться верен мне? После свадьбы? Помнишь, надеюсь.
        - Помню, - смотрю в бледно-голубые глаза, полные серьезности и почти угрозы. А внутренний голос так мне и шепчет: «Во что ты вляпался, парень?».
        - Стоит мне только узнать, что ты водишь шашни, я ее уничтожу. Без шуток. Ты меня знаешь, - шипит она с улыбкой, и мы произносим положенные «да».
        - Знаю, Надя, - ощущаю холод по всему телу, беру кольцо с подушки регистратора, но цепляю не тем пальцем, и оно падает.
        Быстро сажусь на корточки, ловлю под неловкий смех, как вдруг на глаза попадается подол розового платья. Их несколько в ряд, но только под одним одна из девушек одета в кеды. И я знаю, чьи кеды. Ведь эти кеды мы заказывали вместе. У меня в спальне лежат точно такие же мужские. Прикрываю глаза, словно слепит солнце, и встаю, чтобы надеть кольцо на тонкий палец в перчатке.
        Только не смотреть. Больше не смотреть. Больше не думать. Забыть. Ради нее. Ради нас.
        А следующие пол часа как в тумане. Фотографы, лживые улыбки, поздравления. А взгляд то и дело выискивает белые кеды. Уйти без документов не могла, поэтому мы еще поговорим. И хрен знает, чем может закончиться этот разговор. Особенно, когда невеста не дура и прекрасно видит мое состояние.
        - Ты так и будешь как зомби ходить? - спрашивает она зло, на что я скалюсь и залпом выпиваю бокал шампанского. Оно застревает в горле, и я откашливаюсь. Но умудряюсь сказать:
        - Погоди, еще пару бокалов и я буду настоящим женихом.
        - Счастливым? - язвит Надя, но я качаю головой и грустно выпиваю второй бокал шампанского.
        - Бухим вусмерть.
        Именно в этот момент кто-то из гостей, имен которых я помню смутно, выкрикивает горько. И я думаю о том, что не должно оно вот так быть. На свадьбе. Горько. Выпиваю третий стакан и рывком поднимаю невесту, смутно замечая, в чем она одета. Что-то белое. Как и положено. И целую я ее как положено, но взгляд невольно фокусируется на одном из дальних столов, где снова тот же голос кричит «Горько». И голос этот надломленный может принадлежать только одному человеку. Алена. А рядом сидит напряженная донельзя мама, над которой стоит отец и что-то доказывает.
        Глава 49
        *** Алена ***
        Можно просто абстрагироваться. В конце концов удалось же мне уйти в себя, когда меня лишали девственности. Значит получится и сейчас, когда положенные «да» изнасиловали мне душу. Тем более, что страдание Мелиссы отвлекает от праздника, которому Никита так радуется, что пьет бокал за бокалом.
        Юра еще раз напомнил Мелиссе не поднимать панику, и что после свадьбы они вместе поедут и заберут Сережу. Потом ушел к гостям.
        А мы так и сидим за столом, еде выдерживая этот фарс.
        Несколько раз я порывалась подняться и хотя бы скрыться в доме, но Мелисса вцепилась в меня. И я немного отвлеклась. Тем более мне гораздо проще не смотреть на Никиту, что говорит заготовленную благотворительную речь о детях, которых они спасают, о детских домах, что они содержат, о преступниках, которым нужно перекрыть воздух.
        Все правильно. Все хорошо. Но на душе мерзко, тошно, а в горло не лезет ни один деликатес. Особенно, когда рядом стоит Юра, которого, судя по всему, не волнует ни счастье старшего сына, ни благополучие младшего.
        Но вот речь заканчивается, и микрофон передают Наде, что смотрит на Никиту не как на жениха, а как на врага народа. И почему-то именно в этот момент мне становится страшнее всего.
        - Все вы знаете, как мы любим помогать сироткам, - улыбается она. И как только «сиротки» «выродками» не заменила. - И вы любите им помогать. Но помощь кому-то там в детском доме ничто по сравнению с реальными историями.
        Никита хмурится, а я напрягаюсь всем телом, словно перед прыжком, чувствуя, как прерывается дыхание, а ноги немеют от страха. Потому что прекрасно знаю, о чем пойдет речь дальше. Она мне говорила.
        - Если ты это покажешь, политическая карьера Никиты, которую ты как бережешь, может быть разрушена.
        - Не скажи. Ведь если правильно это подать, то разрушить можно только твою жизнь, а Никита, тебя спасший, станет практически героем.
        Как хорошо Надя все просчитала. Свадьба. Много народу. И наши с Никитой пути к друг другу, что отрезаются при помощи бензопилы. Окончательно.
        - Ведь совсем недавно Никита спас сиротку, что много лет подвергалась насилию, и ее девственность была продана на аукционе! Поаплодируем же моему великодушному супругу, что ценой своей жизни вытащил девушку из-под гнета сутенера! - скандирует она перед жадной до зрелищ толпы.
        И тут на огромном экране за ее спиной вместо цветов появляюсь я. Нет, меня вряд ли можно узнать, а нужные части тела закрашены черными квадратами. Но те, кто со мной знаком, вряд дли могут ошибаться.
        Я вскакиваю, вырывая свою руку у Мелиссы, и хочу бежать как можно дальше. Потому что глупо было ожидать от Нади честности. Ведь она обещала никому этого не показывать, но нашла способ обмануть так, чтобы выставить семью Самсоновых в хорошем свете, а меня окончательно уничтожить.
        Теперь клеймо шлюхи вряд ли сотрется. Теперь мне с таким же успехом можно возвращаться в Европу и встать на уготованное мне место. Но я не вернусь. Но и из этого места мне нужно срочно исчезнуть. Сделать вид, что меня никогда здесь и не было. Не смотреть в лживые лица, которые впитывали лицемерие с молоком матери.
        Мой бег сквозь людей, цветы, столы не останавливает даже звон микрофона и шум, словно что-то громоздкое упало и разбилось. Зато останавливает мужчина, в которого я врезаюсь.
        Хочу крикнуть, чтобы не смели меня трогать, но плечо накрывает мягкая женская рука, а в следующий миг меня втягивают в нежные объятия. И стоит мне дернуться, как слышу:
        - Алена, это я. Я… Вася. Алена, слышишь меня? - она заглядывает мне в глаза, но я плохо соображаю и говорю первое, что приходит на ум.
        - Забери меня отсюда.
        Она напряженно переглядывается с мужем, как же его зовут, и кивает мне. Затем хватает мою руку и тащит в сторону ворот. И я, уже предчувствуя свободу, вспоминаю о единственно важном, что я оставила в этом доме.
        - Вася! Подожди здесь! Я кое-что заберу!
        - Ты уверена? Тебе лучше поскорее уйти отсюда, пока все не поняли, кого там показывали, - беспокоится она. У меня снова появляется желание расплакаться, но я лишь натянуто улыбаюсь. Поняли, не поняли. Это уже не важно.
        Важно, что в этой семье мне нет места. Пора искать свое.
        - Я только заберу их и вернусь! - кричу, а вслед слышу протяжное:
        - Кого?!
        - Рисунки! - надо забрать рисунки. Единственное светлое воспоминание, что наполняло и выручало меня всю жизнь.
        Глава 50
        *** Никита ***
        Я был уверен, что шесть бокалов шампанского обеспечили мне «белочку». Иначе как объяснить, что я только что услышал. Всю мерзость поступка Нади и ее недальновидность. А ведь я был уверен, что она умная баба. Взгляд невольно тянется к Артуру, что стоит в полуметре от сцены и делает вид, что удивлен. Но сейчас не ненависть к ублюдку, что звался другом, меня волнует и даже не сучность супружницы. Меня волнует происходящее на экране. Это долбанный аукцион с Аленой в главной роли и только то, что выглядит она безмерно непохожей на себя, дает Наде шанс на выживание, а мне секунды на размышления, пока она не назвала роковое имя. Ватные ноги натыкаются на провода, разбросанные по всей сцене. И кроме мысли, что, несмотря на двадцать первый век, мы все погрязли в проводах, приходит она, почти гениальная.
        Движение ногой. «Случайно» запинаюсь о провод. А затем под общий испуганный вздох лечу спиной назад. Прямо в экран, на котором происходит демонстрация женской алчности, жадности, ревности и, по сути, тупости.
        Относится это совсем не к Алене, которая, наверняка, уже пытается спрятаться.
        Пока делаю вид, что в зюзю пьян, люди вокруг потешаются. Ну а что… Свадьба же. А какая русская свадьба без пьяного жениха?
        Влажный взгляд сквозь толпу попадает на лестницу крыльца дома, по которой бежит Алена. И в голову приходит осознание. Вот теперь ей точно лучше скрыться. Исчезнуть с поля зрения прессы, чтобы никто из непосвященных не понял, кто же она такая. И пусть думают, что я кого-то спас. А имя спасенной можно и не называть.
        Меня поднимает Камиль, а рядом оказывается Артур. И мой кулак как-то непроизвольно летит ему в нос. Целуясь с хрустом. Вокруг начинается суматоха, и я еще дополнительно бросаю Камиля в сторону Артура с рваным шепотом.
        - Отвлеки всех.
        Не обращая ни на кого внимания и делая вид, что прихватило живот, я бегу к машине, где лежит рюкзак Алены. А схватив его, устремляюсь со всех ног в дом. Но в обход праздника, шум которого набирает обороты.
        Захожу с запасного хода, пробираюсь сквозь кухню и поваров его наполняющих и только затем буквально влетаю на второй этаж. В сторону приоткрытой двери в комнату Алены. Как раз в тот момент, когда она собирается на выход.
        Завидев меня, она втягивает ртом воздух, словно стоит перед мертвым. Пятится, держа руки за спиной. Обидно до тошноты, но ее понять можно.
        - Не волнуйся. Никто ничего разглядеть не успел, - говорю, часто дыша от бега, и протягиваю ей рюкзак. - Увидели только те, кто тебя знает.
        - То есть все твое окружение. Как удобно, - хватает она рюкзак левой рукой, а правую так и держит за спиной.
        И я бы это не заметил, не пытайся она сознательно что-то от меня спрятать. Но сейчас больше заботит ее бледное лицо. И почему я думал, что она будет плакать. Почему при мне за пару недель, что бы не произошло, она никогда не плакала?
        «Отпусти», - шепчет разум, а сердце кричит: «Держи, не дай уйти».
        Алена выдыхает и делает шаг в сторону, а меня уже несет так, что я преграждаю ей путь. От запаха, от глаз, что кажутся на фоне худого лица просто огромными. От платья, что действительно тесно в груди. И руки сами тянутся освободить желанное, но Алена отшагивает в другую сторону.
        А у меня возникает дикое желание увидеть, как она плачет. Потому что еще час назад я сам плакал от невозможности стабильно прижимать это идеальное тело к себе.
        Шагаю за ней и не даю пройти.
        - Отодвинься, - просит она грубо. - И иди к гостям.
        - Гонишь меня. Все время меня гонишь, словно я какой-то…
        - Женатый? - поднимает она брови, а меня смех пробирает, а в голове уже шумит, тело само ведет в сторону Алены. Но она умело прошмыгивает под рукой, но не успевает убежать, как я хватаю тонкую ткань платья и только теперь замечаю, как ярко светится на контрасте синяя папка в ее руке.
        Глаз начинает дергаться, а в груди болеть. И голова от крика:
        - Отпусти! Порвешь!
        - Ты откуда это взяла! - ору я, чувствуя, как сквозь хмель растет негодование. Выхватываю папку и первый файл ясно говорит мне, что я не ошибся. - Это мои, бл*ть, рисунки!
        Оплеуха, последовавшая за этим, и толчок, чтобы выхватить папку, становятся полной неожиданностью, как и голос полный желчи и обиды.
        - Жену свою рисуй! А это мое!
        Глава 51
        *** Алена ***
        Эмоции по нервам, как ливень хлещет по лицу. И впервые за пару недель мне хочется не плакать, мне хочется выть в голос. Кидаться с ударами. Царапать лицо. Рвать волосы. Уничтожить Никиту, потому что он не хочет отдать мне такую малость.
        Вцепился в рисунки, как ребенок вцепляется в новую игрушку и не хочет ни с кем делиться.
        И пусть я вижу в его глазах пьяное безумие, неужели его голова совсем перестала работать? Или мое сознание распухло, как губка, пропитанная болезненными переживаниями. Сначала ночь, проведенная в одиночестве, потом появление Нади с матерью и кучей организаторов свадьбы, потом гости, потом Сережа, потом проклятое «да!», потом выставление моей истории в выгодном для Самсоновых свете, потом видео с мероприятия, на котором самым ярким моим желанием было сдохнуть!
        А теперь этот придурок, мальчишка! Не хочет отдать мне рисунки! Рисунки со мной!
        Единственное по-настоящему «светлое» за всю мою жизнь во тьме.
        Все эти чувства, как лавина перекрывают доступ к кислороду, а тем самым к рациональной мысли. Остается только желание защищать свое, как мать защищает своего ребенка.
        - Отдай! - тяну я на себя папку, но Никита не сдает позиций. Но и больно не делает. Он причинял мне страдания иначе, а вот мне его ударить ничего не стоит.
        Чем я и пользуюсь, резко прикладываю носок к его колену. Оно у него подгибается, но Никита лишь охнул от боли, но папку не выпустил. Боец чертов.
        - Отпусти! Никита!
        - Уходишь - уходи, а это мое!
        - Не будь ребенком! Ты забыл про них! Ты забыл про меня! - снова удар, на этот раз ребром ладони в кадык. Это дает мне шанс убежать, но я не успеваю сделать и пару быстрых шагов.
        - Я никогда про тебя не забывал! - орет Никита и набрасывается так, что я падаю и роняю папку. Делаю это сознательно, чтобы сгладить поцелуй с ковролином руками. Но теперь и двинуться невозможно. Так же, как и невозможно поверить в лживые слова. Никита сверху, тянется за папкой, а я локтем бью его в бок, а затем затылком по носу.
        - Больная! - орет, я успеваю схватить папку, но его рука уже вся в крови клешней вцепляется в запястье и давит так, словно сломать хочет.
        - Больно! Придурок!
        - Ты мне вообще нос разбила, бешеная, - выдергивает он рисунки, отворачивается, прижимая руку к носу, из которого хлещет кровь, но я не могу успокоиться.
        Гнев и жажда мщения прессом прижимают все разумное. И я с криком и ревом бросаюсь на спину Никиты, пальцами давлю на глаза, что позволяет мне через мгновение достать выпавшую из его рук папку.
        Но и тут Никита не теряется. Толкает меня спиной на пол и снова наваливается сверху, марая кровью. Но меня это не смущает, его, кажется, тоже, иначе как объяснить ухмылку и попытку показать, как его вся эта возня свиней возбуждает. Но не меня.
        На глаза попадается заветная цель, что лежит в полуметре от меня. Тяну к ней руку, но ее зажимают стальной хваткой пальцы Никиты. То же делают со второй. Затем поднимают наверх, придавливая одной рукой, а вторую спуская к шее.
        Теперь этот долбанный чужой муж думает, что поборол меня. Но недооценивает противника, потому что в следующую секунду я максимально широко раздвигаю ноги, затем скрещиваю их за его объемной спиной, в замок сцепляя стопы.
        - Правильно. Бороться надо с равными себе по весу, мелюзга, - Никита смотрит на меня со смешком в пьяном взгляде. Но меньше всего мне хочется смеяться. Мне хочется доказать, что женщина сильна в своей слабости и возможностью отвлечь противника.
        - Трахаться тебе тоже теперь предстоит с равным себе по статусу, - шиплю в лицо, напрягаю мышцы бедер и с максимальной силой, равной половине автомобильного пресса, давлю на бока Никиты. Его глаза тут же расширяются, и он сжимает зубы, выдыхая: «Охуеть!». При этом отвечает мне давлением шеи на давление.
        Но понимая, что это не сработает, а мои бедра скорее пасть гиппопотама, захватившего крокодила, Никита применяет самое опасное из доступных оружий. Но прежде отпускает шею, давая глоток кислорода. Но тут же его забирает:
        - Я люблю тебя, Алена. Люблю….
        Глава 52
        *** Никита ***
        Отвлекающий манёвр или зов души, сам не знаю. Но почему-то сейчас мне хочется, чтобы она понимала. Люблю. Люблю. И мне уже откровенно насрать, сколько у нее там мужиков было, и что она пережила.
        Сейчас, здесь, ее глаза, губы, лицо, окрашенное каплями моей крови, кажутся самыми настоящими, самыми правильными. И что бы не случилось дальше, знать, что есть в мире человек ее любящий, она должна.
        Если, конечно, поверит. Потому что глаза из злых становятся почти безумными, она кусает мою губу. Да так сильно, что мне становится уже не до шуток, она ведь так и оторвать может. Резким движением переворачиваю ее, чтобы она села на меня и толкаю рукой вверх подбородок, чтобы из-за дискомфорта отпустила. И теперь она сидит на мне, задыхается, в какой-то момент хочет слезть, но я хватаю за бедра. Не даю.
        - Ничего не ответишь?
        Она молчит, долго так, напряженно, а потом наклоняется, и я впитываю запах крови, пота и ее собственного запаха, который не спутаю ни с чем. И вся боль в теле разом проходит, словно она льет на него бальзамом. Именно такие ощущения возникают, когда она слизывает кровь с губы и тут же целует.
        В голове не остается мыслей, только желание, чтобы это сношение языком не прекращалось. Чтобы она вот так же обнимала ладонями мое лицо и не сопротивлялась, когда поглаживаю ее спину. Снова переворачиваю, уже не разрывая поцелуя, забираюсь рукой под подол платья, ласкаю ноги в чулках, поднимаюсь все выше, совсем теряюсь в пряном удовольствии, что дарят ее губы, что дарят глаза, так и не закрывшиеся. Словно ей надо запомнить этот момент, сфотографировать глазами и никогда не забывать. Иначе как объяснить, что мы потерялись во времени, а ее руки уже расстегивают мне ремень.
        В какой-то момент пульс во всем теле становится одним сплошным шумом в голове, словно звон в ушах после выстрела. Но самое главное - это жажда поскорее снять лишнее и соприкоснуться важным, словно сейчас произойдет извержение Везувия, и мне нужно успеть познать все, что может мне дать жизнь. Пальцы покалывает, губы горят, глаза слезятся, но я продолжаю задирать подол отвратительного платья, языком не давая Алене отвлечься. На то, как рву корсаж на груди, чтобы наконец ощутить тело в полной мере, как рву ее трусы, чтобы наконец погрузиться в тесное горячее нутро.
        И я почти это сделал, Алена сама помогает мне, как вдруг все тело поднимается в воздух, а сквозь звон в башке я слышу рев отца. Не сразу, но постепенно его голос становится отчётливее.
        - Свадьба! Невеста одна! Брата украли! А ты как животное на полу совокупляешься?! Ты совсем страх потерял?
        - Так тебя волнует, что я трахался на полу как животное? Ален, пошли в постель… - пьяно хмыкаю я, и только потом осознаю все, что сказал отец. Мелисса уже помогает Алене подняться. В проеме двери мелькает лицо жены Черкашина. По телу проходит ледяной ток, и я вскакиваю.
        - Что значит брата украли?! Мама, Сережа же на сборах!
        - Они закончились два дня назад, - говорит жестко отец и, бросая взгляд в абсолютно бледную мать, объясняет. - Мы не хотели поднимать панику. Я уже собираю нужную сумму.
        - Сколько они затребовали?
        - Два миллиона. Это уроды из компании «Мэлис», - выплевывает отец, а меня уже потряхивает.
        - Почему ты не отменил свадьбу! Почему я не знаю об этом! Значит та из-за рейда угроза была реальной! Они отомстили! Алена, твое предчувствие не подвело, - хватаюсь на волосы, смотрю на Алену, но та кажется мертвой. Еще и кровь по всему платью не добавляет живости. Она вздрагивает, замечая мой взгляд, быстро себя осматривает, бежит к шкафу. И взяв оттуда шмотье, закрывается в ванной, чтобы переодеться. А я тем временем повторяю вопрос.
        - Почему я ничего не знаю?
        - Потому что ты должен думать не о том… О своем сыне я сам позабочусь. Я уже сказал, все решено. Сейчас отвезем деньги, потом сразу за Сережей.
        - Я с тобой! - подскакивает мама, но отец ее останавливает.
        - Мне там только твоей истерики не хватало. Никто не паникует. Никита идет к гостям извиняться за разгром, что он устроил, Мелисса сидит, не шевелится, я еду за сыном, а Алена…
        - Алена поедет с нами, - подает голос Василиса Черкашина и идет к двери ванной. - Думаю, так будет лучше.
        - Отлично. Все знаю, что им делать. Тогда за дело, - говорит отец, почему-то сейчас не вызывающий у меня ничего кроме презрения. Самое важное - внешние приличия, а то, что сына могут убить, насрать. Но самое главное, что это все моя вина.
        - Это я виноват. Эти рейды. Хотел быть героем и не подумал…
        - Потому что подумали за тебя, - появляется из ванной Алена в джинсах, футболке и с пучком на голове.
        - Ты о чем? - не понимаю, к чему она клонит.
        - Знаешь, где лучше всего спрятаться, чтобы не нашли? - отвечает она, поднимает злосчастную синюю папку и свой рюкзак. - На самом видном месте.
        В комнате повисает напряженная пауза, которую нарушает раздраженный голос отца.
        - Алена, времени нет на твою философию выживания.
        - А спешить нам некуда, Юрий Вячеславович. Ведь, если вы не отдадите приказ убить Сережу, ему никто ничего не сделает.
        - Алена, - голова начинает болеть, и я уже ору. - Что ты несешь!?
        - Вася, приглашение на свадьбу с собой?
        - Да, конечно, - недоумевает Черкашина и лезет в свою сумочку для ключей и того самого конверта. Протягивает Алене, и в какой-то момент мне кажется, я ослеп, потому что отец словно хочет сорваться с места и вырвать его из рук. Но вот он уже у матери. И она качает головой.
        - На что смотреть?
        - На название компании, разумеется. «Мэлис» с перевода на русский Мелисса, но кто будет смотреть юридическое название благотворительной организации? Люди слепы…
        - Я не верю… - выдыхает Мелисса, поднимая на Алену взгляд, пока ее руки дрожат.
        - Юрий вас очень любит. Наверное, поэтому все, что имеет, называет вашим именем. Даже организацию, занимающуюся перевозкой детей в Европу. Это логично. Не можешь побороть - возглавь, да?
        Дыхание замирает, в голове происходит взрыв. Я моргаю, пытаясь осознать произошедшее. И я бы не поверил никогда, если бы отец вдруг не бросился на Алену в порыве ярости. Но возраст тоже берет свое, и моя реакция оказывается быстрее.
        Удар приходится отцу в нос, а Вася прижимает Алену к себе и уводит из комнаты. И теперь мне стыдно смотреть ей в глаза. Потому что она поняла то, что давно должно было прийти в голову мне.
        Глава 53
        *** Никита ***
        Наваливается апатия. Взгляд застревает на закрытой двери. За ней скрылись Василиса с Аленой. Мне все кажется, что я все еще вижу её жалостливый, напряженный взгляд. Свой наконец перевожу на отца, чьи ноздри раздуваются, как у быка на родео. Потом на мать, невидящим взором продолжающую сверлить приглашение.
        Поверить в то, что отец стоял за этим много лет, просто невозможно… Ведь он всегда ненавидел этих уродов. Делал все, чтобы с ними расправиться. Подвергал свою жизнь опасности. Поддерживал наши рейды. И я бы первый начал его оправдывать, орать всем и каждому, что он не виноват, если бы не его попытка ударить Алену. Это было как удар в спину от того, на кого я всегда равнялся. От того, чьи советы были основой поведения и существования.
        До появления Алены.
        Сейчас я хочу услышать оправдания, понять, так ли ужасно все то, о чем мы думаем. И отец вроде бы открывает рот, но мать поднимает голову. И смотрит как будто сквозь него.
        - Давай все объяснения после, - просит она еле слышно. - Сначала заберем Сережу, где бы он не был.
        - Нам придется поговорить с прессой, - напоминает отец, и я хмурюсь, вспоминая его слова, что они не хотели поднимать шум. Но теперь свадьба позади, назад пути нет и можно делать все, что вздумается.
        - Надя поговорит, - подаю голос и выхожу из комнаты в свою, чтобы переодеться. Пока закрываю двери, слышу маму:
        - Сначала я должна увидеть Сережу, все разговоры потом.
        Спорить с ней не хочется. Иногда она срывается. Орет, словно в нее бес вселился. Папа после таких случаев ей сразу ювелирку дарит. Эта мысль наводит меня на другую, и я поворачиваюсь к кровати. Дыхание перехватывает, потому что здесь, где так часто мы предавались похоти, лежит все, что я дарил Алене. Кроме дебильной пробки, что сгорела в огне. И о чем я только думал. Хотя, ясно, о чем.
        Собираю все в барсетку и надеваю ее через плечо. Сама виновата. Значит придется встретиться еще раз.
        «И еще», - шепчет внутренний голос, пока я иду к двери. Открываю и натыкаюсь на Надю.
        - Почему я не знала, что твоего брата украли…
        - Ох, прости, что это помешало твоим планам, - язвлю я, протиснувшись сквозь нее, но она задерживает меня рукой за плечо.
        - А зачем ты переоделся?
        - Шампанское пролил, - вру я, не думая и сделав шаг, останавливаюсь. - Сообщи прессе, что деньги на выкуп найдены и скоро Сергей, именно так зовут моего брата, будет дома.
        - И почему ты думаешь, я должна это делать? - хмыкает она, собирая руки на груди, и даже здесь я понимаю, что меня будет раздражать ее размер, гораздо меньший, чем у Алены.
        - Ты же мечтала стать женой политика. Тем более тебе, я смотрю, понравилось общаться с прессой.
        - А ты как истинный герой снова поехал всех спасать?
        - Точно. Как истинный герой, - вспоминаю, каким способом я спас Алену и как часто пользовался этим. Становится тошно от самого себя, но я снова нацепляю широкую улыбку, издевательски кланяюсь и ухожу. Еле успеваю добежать до машины и замечаю тут Аню.
        - А ты чего не дома? - спрашиваю тихо, пока она сморит в экран смартфона. Аня пожимает плечами и указывает кивком головы на маму, что продолжает смотреть прямо, как неживая.
        - Сказали собраться, я здесь. А куда едем?
        - Сережу забирать… - отвечаю и наблюдаю за родителями всю дорогу. Потом молчание все-таки задалбливает, и сразу на ум приходит Алена, с которой было комфортно делать все. Даже молчать.
        - Давай поговорим, - снова прощупывает почву отец, привлекая внимание, но мать качает головой.
        - Я боюсь сорваться. Лучше не трогай меня.
        - Так ори, истери, как ты любишь это делать, что мешает? - сам не выдерживает отец.
        - Я люблю своих детей больше, чем истерить! Так что просто заткнись и отвези меня к моему сыну!
        - Нашему, - напоминает отец, на что мама отмалчивается, отворачиваясь к окну, за которым по закону жанра темнеет из-за нависших туч.
        Пока едем, слышу вибрацию телефона. И отвечаю на звонок Камиля.
        - Серьезно? Серого украли?
        Говорить ему, да и кому бы то ни было о том, что выяснила Алена, я не собираюсь. Это дело семейное. Разберемся без посторонних. Поэтому отвечаю отстраненно.
        - Папа уже все решил. Едем забирать Сережу.
        - Ясно. Слушай, - голос Камиля становится тише. - Артур не давал Наде инфы. Серьезно…
        Серьезно? Да мне уже пофиг.
        - Ясно…
        - Ты не веришь? Никит…
        - Камиль, у меня брата стащили, - пользуюсь ситуацией, чтобы избежать дальнейшего разговора. - Давай дела чужих мне людей мы обсудим позже.
        Отключаюсь, испытывая лютое раздражение, и новая вибрация подбешивает. И я отключаю телефон.
        Тем более, что мы уже тормозим возле нашей Московской квартиры, где жили, когда я учился в школе и ездил на спортивные занятия. Чтобы не мотаться за город, мы ночевали здесь. Почти десять лет.
        - Алена и здесь права оказалась. Прятаться лучше на видном месте, - говорит мать безжизненным голосом и сразу выходит из машины, давая Ане команду сидеть здесь. Отец бросает на меня взгляд, и я вижу, как расползается под глазом синяк. И жалости не чувствую. Лишь желание повторить. Никто не смеет причинять боль Алене, кроме меня.
        - Она отойдет, как только я ей все объясню.
        - Будем надеяться, - лишь пожимаю я плечами и тоже вылезаю.
        На десятом этаже мы обнаруживаем и веселого Серегу с золотой медалью с соревнований. И даже его тренера.
        Мама, удивляя всех, просто берет Сережу за руку и проговаривает:
        - Мы подождем вас внизу.
        Спускаясь на лифте после того, как закрыли квартиру и дали на лапу тренеру, мы с Отцом молчим. И мне хочется так много спросить, но я лишь задаю самый важный вопрос, что терзает меня.
        - Когда вы меня нашли, ты уже крутился в этом?
        - Нет, - качает он головой. - Сейчас домой приедем, сядем за стол, и все обсудим. И я уверен, что ты и мать поймете меня. Куда?!
        Вздрагиваю от его крика и поворачиваюсь к машине, что оказывается заведена.
        - Мелисса! - подбегает отец к машине и хватает ручку. - Эта машина на механике! Как ты будешь ее водить! Что ты собралась делать?
        - Развестись с тобой и жить в Англии. Там, где у тебя нет власти. А водить я умела всегда, даже механику. Повода не было, - говорит она, а я почему-то думаю, что в этих словах скрытый смысл. И отец его понимает. Дергает ручку. Быстро смотрит на меня, но я не могу пошевелиться. Осознаю, что впервые за пятнадцать лет ощущаю к матери уважение.
        - Это не повод для развода! А как же семья!? Это и мои дети!
        - Нет, - говорит она хладнокровно в полуприкрытое окно. - Для тебя это не дети, это инструмент достижения того, что тебе нужно. И я только надеюсь, что Никита еще одумается, но Сережу с Аней я не позволю использовать. Прощай, Юра, - говорит она, закрывает окно окончательно и газует задним ходом так, словно за рулем этой машины гоняла ежедневно.
        Отец бросается ко мне, потом снова на место, где остались следы шин и столп пыли. Потом воет и зарывается руками в волосы.
        - Сука! - орет он и кидает в сторону уехавшей машины первый попавшийся камень. А на меня сонливость находит. И единственное желание после сегодняшнего дня - лечь и сдохнуть. Желательно прижимая к себе Алену.
        Глава 54
        ДВЕ НЕДЕЛИ СПУСТЯ.
        *** Алена ***
        - Алена, ты уверена, что хочешь остаться здесь? - спрашивает Вася, несколько брезгливо осматривая полупустое помещение. А мне смешно становится.
        - Это, конечно, не ваши двухэтажные хоромы в центре Москвы, но это моя квартира. Можешь представить, что это для меня значит?
        - Да, да, - бурчит она, вешая сумочку в прихожей. Все-таки Макар молодец. Пара дней и пустые стены превратились в приемлемое жилье. Вот что значит, когда хочешь угодить жене. - Просто она такая маленькая.
        Вася действительно обходит студию в пару шагов, но я качаю головой.
        - Вася, ты зажралась. Сама рассказывала, как вы жили вчетвером в одной комнате в общаге.
        - И мне кажется, что комната была больше этой светлицы, - смеюсь на ее последнем слове, а она оборачивается ко мне и делает шаг, чтобы обнять. Она стала вторым человеком, чьи объятия я принимаю без раздражения и тошноты. - Тебе плохо у нас жилось? Своя комната, постоянная работа с детьми. Хотя понимаю, они звери.
        - Они замечательные. И не могло быть иначе в такой семье как ваша…
        - Мы часто соримся, - напоминает Вася, стирая слезы и смотря мне в глаза. - Иногда даже орем.
        - У вас равенство, а это о многом говорит. Вася, эти две недели были очень хорошими, я была счастлива. Но мне пора двигаться дальше. Хватит быть на иждивении.
        - Мне неприятно, когда ты так говоришь. Я бы могла удочерить тебя, - предлагает она в который раз и даже дует нижнюю, пухлую губку. И это выглядит настолько забавно, что я понимаю Макара, который на ее обиды готов ради нее на все. И да, мне бы хотелось, чтобы эта семья стала моей. Потому что нельзя пожелать лучшей матери, чем Василиса. Но я предпочту быть ее подругой. Так будет правильнее.
        - Но тогда я никогда не смогу тебе дорассказать свою историю, - напоминаю я, на что она хмурится. Потому что это самое ярое ее желание. Она не настаивала, но я была близка, чтобы поведать все, что со мной произошло. Но стопорнула на гареме, дальше даже вспоминать не хотелось, не то, что говорить об этом.
        - Это запрещенный прием…
        - Зато эффективный, - хмыкаю я, и возникает пауза. Я люблю Васю, но сейчас уже хочу остаться одна. За две недели мне такого удовольствия никто не предоставил.
        - Ладно… - со вздохом осматривает она комнатку. - Не знаю, чем ты будешь здесь заниматься. Задыхаться разве что…
        Улыбаюсь этой доброй мажорке и снова обнимаю. Уже сама.
        - Завтра у меня собеседование. И поверь, здесь я буду только спать.
        - И зачем тебе так скоро работу искать?
        Смотрю на нее с раздражением, потому что и этот разговор уже не первый.
        - Потому что я хочу ощутить себя человеком? - предполагаю я язвительно и сама подталкиваю ее к двери. - Вася, я позвоню завтра, когда меня не возьмут…
        - Еще чего?! Лучше позвони завтра, и отметим начало твоей новой жизни.
        - Ну договорились, - улыбаюсь я на пороге, и она, махнув, уходит к лифтам, а я закрываю двери. Первые пару секунд тишины даже не могу поверить, что нахожусь одна. В своей квартире на окраине Москвы. В полной безопасности.
        Оборачиваюсь, прижимаюсь спиной и осматриваю стены в обыкновенных пастельных обоях, большое окно, возле которого стоит стол. Тут же кухонька. Все-таки Макар молодец. Надо будет при встрече еще раз сказать ему спасибо.
        "Спасибо"
        Это слово сразу увлекает мысли по другому пути. Запретному, но такому желанному. Стекаю по двери вниз и чувствую, что задыхаюсь. Может быть, не стоило ему, то СМС отравлять. Глупое решение на эмоциях, но я должна была потребовать, чтобы он больше никогда меня не беспокоил. Мне просто нужно время, чтобы дышать полной грудью. Мне просто нужен шанс жить без воспоминаний о прошлом. Мне просто нужно, чтобы мне больше никто не угрожал, ничего не доказывал, не признавался в любви.
        Только почему тогда это казалось таким правильным, а две недели спустя пальцы чешутся, чтобы написать Никите свой адрес. И просто поговорить. Просто дышать одним воздухом. Просто смотреть в любимые глаза. Никита… Сволочь депутатская. Результаты выборов объявили вчера. Я как шальная сидела и смотрела в экран телевизора, впитывая любимые черты. Рядом с Никитой не было Юрия. Макар рассказал, что он поехал в Англию за женой и детьми. И я почему-то сомневаюсь, что он так уж скоро вернется.
        Мелисса может быть одержима этим мужчиной, но дети для нее самое ценное. Ради них она готова даже бороться с Самсоновым.
        Мне теперь не с кем бороться. Все хорошо. Верно?
        Закрываю лицо ладонями, стараясь выкинуть из головы злосчастные новости, где Никита при параде стоял рядом с Надей и рассказывал о своем проекте. Очень хочется верить, что он будет заниматься им, а не сексом с женой.
        Хотя неправильно так думать, потому что этот человек больше мне не принадлежит. Да, если уж откровенно, я всегда знала, что «мы» - это временно. Теперь я должна радоваться, что свободна, что есть деньги, а за мной никто не гонится. Все правильно. Все так, как должно быть.
        И нечего тут нюни распускать. Лучше повесить портьеры, что мы выбирали с Васей, потому что в вечерние часы солнце заливает квартирку так, что становится ничего не видно. Это мы выяснили в тот день, когда приезжали сюда первый раз с Макаром. Тогда это были голые бетонные стены. А теперь это очень уютное гнездышко.
        Только вот жить я буду здесь одна. Почему-то от этой мысли в горле поднимается тошнота. И я, напрягая затекшие мышцы ног, бегу в туалет, где следующую минуту обнимаю унитаз.
        Уже не первый раз за неделю, что начинает напрягать.
        Как идти на работу горничной? Убираться только рядом с туалетом. Но я пришла к выводу, что нужно меньше есть. Тем более за последний месяц в Москве я поправилась. Джинсы, обычно свободные в поясе, стали немного тесными.
        Поднимаюсь и иду на кухню, в которой Черкашины сделали запас, способный прокормить меня в течение года. А все потому что невольно рассказала, как раньше бывало не ела по два дня. И кто меня за язык тянул?
        Ставлю кастрюлю с водой на плиту и достаю гречу. Почему-то именно ее я вспоминала из времен детского дома. Ну вот на самом деле универсальный продукт. А больше всего мне нравится есть ее с молоком и сахаром. Засыпаю гречу и слышу вибрацию телефона в своем рюкзаке и, в очередной раз игнорируя рисунки, свернутые в трубу, достаю его.
        «Если ты передумала, я могу за тобой вернуться», - пишет Вася, и я, качая головой, отвечаю:
        «Я уже отмокаю в ванной».
        Откладываю телефон, не чувствуя вины за вранье. Иногда лучше сделать вид, что все хорошо, чем раскрывать душу и выливать на человека ворох своих проблем. И, накрывая крышкой кастрюлю, бросаю взгляд в экран телефона. Нового, купленного уже на свои деньги. Тот я отправила на следующий день вместе с Макаром, который выяснял, что в итоге с Сережей.
        И вот теперь у меня недорогой «ксиаоми», на который Никита никогда не дозвонится, потому что не знает номера. А может быть даже не будет пытаться узнать. Забудет все, как страшный сон и будет двигаться к успеху уже без препятствий.
        Боль в груди вынуждает прижать ладонь к горлу и задыхаться. Агония заполняет все тело. И впервые слезы не застревают в протоках, а стекают по щекам. Стираю их и улыбаюсь. Потому что после них становится дышать гораздо легче. Настолько, что я глубоко вздыхаю и уже обдумываю, что завтра надеть такого, чтобы все сразу поняли: горничная - мое призвание. Тем более, говорят, что там можно вырасти до администратора. А это то, что мне нужно. Расти.
        От планов и мыслей отвлекает звонок в дверь.
        - Кажется, Вася не поверила мне, - смеюсь я, стираю остатки слез и иду открывать.