Кофейня Вячеслав Прах

        Книга, которую трудно отнести ккакому либо жанру. Одни влюбляются внее. Другие критикуют ияростно ненавидят. Неповторимый стиль автора игромкая музыка, что доносится изкаждой страницы этого тихого рассказа.
        Кофейня
        Вячеслав Прах
        Скажите мне, чем должно пахнуть вкофейне?
        - Наверное, чем угодно, нотолько некофе…

        
        Редактор Анжела Ярошевская
        Корректор Николай Лосев

        Создано винтеллектуальной издательской системе Ridero.ru
        …Грусть. То место, вкотором можно найти себя среди музыки. Искать то, чего нет, среди пустых стульев. Или обжигать пальцы отсигареты, пеплом размывая страницы, вкоторых автор нашел тебя.
        - Позвольте…
        - Да, присаживайтесь,- неотводя глаз откниги, ответилаона.
        Шекспир, «Сонеты олюбви». Красивая обложка. Громкое имя и… разбитое сердце женщины, дополняющие друг друга. Так могло показаться напервый взгляд.
        - «Втоске негаснет жар мятежный, Горит засенью гробовой, Икмертвой пламень безнадежный Святее, чем любовь кживой…»
        - Удивительно. Так точно исчувством… Шекспир.
        Такого ответа он больше всего ожидал, номеньше всего хотел услышать.
        - Нет. Это Байрон,- скаким-то волнением, нобез всякого удивления произнесон.
        Она склонила голову и, подкурив новую сигарету, продолжила увлеченно изучать страницы. Будто его инебыло вовсе.
        - Уходите.
        - Вы кого-то ждете. Кого-то, кто сопозданием надва месяца ишестьдесят две кружки выпитого кофе так инесоизволил опоздать.
        Она подняла голову ипосмотрела нанего так, будто он прочитал ее мысли. Загадочный взгляд, хоть ивесьма предсказуемый.
        - Счего вы это взяли?- внедоумении спросилаона.
        - Когда вы приходите иоткрываете книгу, вы кладете левую руку так, чтобы хорошо было видно время. Если присмотреться, то можно заметить, что смотрите вы вовсе невкнигу, анасвои часы. Создаете иллюзию отдыха, втоже время ограждаете себя оттаких, какя.
        - Нокак… Как вы могли замной наблюдать, если сидели все время спиной комне?
        - Здесь нет ничего странного. Свашего столика, если смотреть вокно, видна улица. Смоего- ваш столик. Иполучилось, что мы оба смотрели вокно. Вы- напрохожих, ая- навас.
        - Кого ждете вы?- сявным интересом спросилаона.

        ***

        Глаза цвета кофе. Губы оттенка розы. Имузыка… Такаяже безвкусная, как иих латте.
        - Несмотрите наменя так,- делая глоток кофе, отвела взглядона.
        Куда она смотрела? Напрохожих. Нет, скорее, мимо них. Насерые тротуары, или вошла втон неменее серой суеты. Этот взгляд был ему знаком. Она вовсем видела человека, ноникак немогла его найти.
        - Как мне навас несмотреть?- устало спросилон.
        - Так, будто все обо мне знаете,- ответила она, по-прежнему глядя вокно.
        Былали она замужем? Была. Он это увидел поее рукам. Кольца напальце небыло, ноего след она продолжала неосознанно гладить. Временный след… Это было видно поглазам, вее походке идаже втом, как она держит сигарету. Это мужчине скрыть свой брак- как окурок выбросить. Уженщин сэтим сложнее.
        - Как я выгляжу?- после длительной паузы она перевела взгляд вего сторону. Затем посмотрела начасы и, недожидаясь ответа, добавила:- Мне пора.
        Его несмутил ее внезапный уход, как ито, что ответа навопрос непрозвучало. Напротив, он даже инедумал нанего отвечать, инестал провожать ее взглядом. Спустя время немой беседы, его внимание привлек еще один постоялец этой кофейни. Вредный, толстый мужчина лет сорока пяти. Скажем так, манеры этого типа были куда дешевле его костюма. Как ивсегда, он заказал кофе по-ирландски ипопросил дать ему меню. Это уже было его привычкой: пить крепкий кофе сдешевым виски, аглядя вменю- недовольно бурчать. Нопроблема была вдругом.

        «Когда тебе было холодно, я надевал натебя свой свитер, имне становилось теплее. Когда тебе было больно, я сжимал зубы ишептал вгневе осебе. Я знал вкус твоих слез, бесконечно целуя мокрое лицо. Аты даже незнала, восколько я завтра чужой. Я молился отебе посредам, когда ты заводила будильник навосемь. Авчетверг я тебя ненавидел. Без пятнадцати девять…»
        Он закрыл книгу иположил ее возле себя. Встав скровати, стал искать спрятанную пачку сигарет. Два года ичетыре месяца он сжимал эту пачку вруках, неоткрывая ее. Два года борьбы ссобой. Его манил этот дым. Глубокая тяга. Секундное облегчение. Асвыдохом уходило все то, что наболело. Достав сигарету, он стоял минуты две, все крепче сжимая ее взубах. После чего взял исмял ее вкулаке, рассыпая пополу. Этой ночью он уснул победителем, чтобы утром вновь объявить себе войну.
        Холодный душ. Крепкий чай без сахара. Всемь утра этот город просыпался иненавидел все вокруг. Люди вставали сединственным желанием, снимже свой день изаканчивали: как мне выспаться, икакая жизнь дерьмо. Он каждый день вставал вэто время, выходил набалкон исмотрел наних, хмурых, полусонных. Людей без яркости. Размытых. Они спешили наработу, которую ненавидели чуть меньше своего босса. Зарабатывали деньги, чтобы тратить их нато, что им непокарману. Ивсе время стремились кроскоши, неимея даже свободы.
        Допивая свой чай, он заходил обратно вквартиру, оставляя застеклом недовольные лица, вовсем винившие жизнь. Переводил будильник надвенадцать и, натягивая насебя теплое одеяло, еще больше влюблялся вутро.

        ***

        Когда Роза открыла дверь кофейни, начасах уже было четыре. Он, как обычно, сидел спиной кней засоседним столиком идумал очем-то своем. Неузнать ее шаги было сложно. Ему каждый день, напротяжении двух месяцев, приходилось их слышать. Вэтих шагах небыло ничего особенного, носпутать их сдругими он немог. Подойдя ксвоему столику, она заметила книгу изакладку накакой-то изстраниц. Он невидел ее, нокаждой клеткой спины чувствовал, как она смотрит то накнигу, то нанего. Ивкакой-то момент ему показалось, что она задержала нанем свой взгляд. Нет, непоказалось. Он был вэтом уверен.
        Мысли тонули вчашке ее латте. Она водила ложкой подну, будто размешивала вкус горьких букв. Шелест страниц. Глубокие затяжки дыма. Ее тонкие пальцы обжигала сигарета, что так верно дотлевала вее руке. Она была увлечена.
        Дождь стучал вокно инавевал прохладный порыв грусти. Воспоминаний. Нелепых улыбок длиною всекунды, затем глухих ударов вгруди, откоторых порой можно было задохнуться. Втакие минуты, наедине сдождем, ты готов верно ждать солнца. Асего приходом- идальше тонуть всвоих лужах. Аможет, дело невпогоде? Слабость времени- настоящее. Сегодня ты живешь вчера. Азавтра снова… Незаметно. Быстротечно. Ивсе проходит, кроме прошлого. Ему позволено быть вечным…
        Он даже незаметил, как Роза подошла ивстала унего заспиной. Неудивительно: он был слишком погружен всвою бездну. Так бывает, когда твой корабль разбился, аты, глядя всторону берега, решаешь для себя тонуть. Иневажно, что досуши рукой подать. Тебе нестрашно: идешь надно вместе собломками. Норазве считаешь, что топишь себя сам? Конечно, нет. Вовсем виноват шторм.
        «…Когда она решила уйти, я собирал ее вещи идумал, какого цвета рубашку мне надеть наработу. Странно, нозазавтраком я непочувствовал ничего, абсолютно. Возможно, я плотно поел. Аможет, просто был уверен, что квечеру она вернется. Заобедом я пролил насебя кофе, оставив большое пятно насвоей любимой рубашке. Ноэто меня неогорчило: напротив, я знал, что когда вернусь домой, она мне его застирает… Когда я открыл дверь, вквартире было темно, анахолодильнике небыло ее ключей. Небыло запаха ужина, икружка недопитого чая так истояла насвоем месте. Еще никогда квартира небыла такой пустой. Ивпервые я задержался напороге…
        Третью ночь я немог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой инеудобной. Под утро я просыпался отприлива крови ихотел поцелуями разбудить ее, чтобы вочередной раз невыспаться, выдыхая ее вдохи… Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки итеплые пальцы. Пустота. Иее подушка была как никогда холодной.
        Через неделю я вспомнил осуществовании Бога, докоторого мне никогда небыло дела. Чувствовать дыхание заспиной икаждый день спешить сработы домой- это было так бедно раньше инеимело цены сейчас. Вэту минуту. Доневыносимости одиночества, страха…
        Пятно нарубашке, да игордость величиной сквартиру принимала размеры пятна. Звонок вдверь. Азадверью она: отбанальных фраз идокофейных глаз- она.
        Когда она вернулась, я больше непозволял ей уходить.
        Никогда…»
        Дочитав последние строки тридцатой страницы, она закрыла книгу ипосмотрела вокно. Снаружи шел дождь, небольшой итихий. Нодаже он представить себе немог, под каким ливнем стоялаона…

        ***

        - Слишком много вопросов, когда неочем спросить,- нарушил молчаниеон.
        Роза его неслышала, только прикрывала ладонью рот, чтобы он неуслышал, как трудно ей стало дышать.
        - Присядьте,- попросил он ее, отодвинув свободный стул.
        Выложив пачку своих сигарет, она крепко сжала книгу ипустым взглядом проводила собеседника.
        - Меня зовутЛау…
        - Вас зовут Роза,- оборвал ее он, отводя глаза всторону окна.
        Проигнорировав его слова, она достала изпачки мужских крепких «Lucky Strike» сигарету иначала искать покарманам свою зажигалку. Ненайдя ее там, она принялась обыскивать свое пальто. Ноивнем оказалось пусто.
        - Вы курите?- спросила она унего внадежде наочередную порцию дыма.
        Он улыбнулся и, достав изкармана пачку своих сигарет, посмотрел нанее иположил обратно вкарман.
        - Нет, Роза, я некурю,- спокойно ответилон.
        Взгляд. Этот взгляд. Она посмотрела нанего, как насумасшедшего, ивскоре, надевая пальто, встала из-за столика. Нонеуспела она сделать ишага, как он крепко взял ее заруку итихо попросил: «Оставь книгу».
        Она смотрела ему вглаза, как июльбы смотрел наянварь. Холодный, стеклянный взгляд. Ноион отводить глаз недумал: всматриваясь, он увидел нечто большее, чем просто лед. Он был уверен: еще отсилы секунд семь- иэтот лед начнет таять…
        - Я оставлю ее себе,- спокойно итвердо, как показалось ей, сказалаона.
        Роза присела и, взяв вгубы сигарету, открыла страницу, накоторой закончила свое путешествие. Он, достав извнутреннего кармана своего пиджака зажигалку, наклонился кней, чтобы подкурить, ноона решила отказаться, отведя голову всторону. Положив настол зажигалку, он следил заее пальцами. Зачем? Знаете… ябы исам унего спросил.
        «Я нелюбил шумных компаний, да исейчас, вобщем-то, нелюблю. Пустые разговоры. Смех непонятно отчего: толи анекдот оказался удачным, толи неудачник решил спрятать себя засмехом. Ох, какая удача… Фальшь. Люди прячут себя затаким жирным куском лжи, оставляя правду себе надиету. Они давятся сплетнями ипрячутся заспинами, акогда дело касается их, только тогда они начинают убавлять громкость.
        Ты меня понимаешь ипонимала каждую секунду, когда я непонимал себя сам. Вспомни тот вечер, когда ты решила познакомить меня сосвоими друзьями. Вспомнила? Я держал руки заспиной непотому, что хотел произвести впечатление солидного мужчины сровной осанкой игордо поднятой головой. Нет, непотому. Я просто нехотел быть кним ближе. Пожать руку. Пустяк? О, нет, дорогая, это расстояние. Вкотором я предпочел быть самым отдаленным.
        Я смотрел им вглаза ивидел их насквозь. Думаешь, я их слушал? Нет, я вслушивался вих слова. Наблюдал задвижениями исамое главное- затем, как они относились ктебе. Как пытались произвести наменя впечатление ивызвать некое уважение. Я просто наблюдал. Акогда той картины, что я срисовал сних, мне хватило- я просто встал имолча ушел. Непопрощавшись. Да я, собственно, инездоровался сними. Авот тебя я тогда покинул. Втот вечер, седьмого июля, внаглаженных черных брюках имятой серой рубашке,я…»
        - Пьеро,- перебив ее увлеченные глаза исердце, произнес собеседник.
        Она несумела сразу выйти измира, вкоторый так глубоко погрузилась сейчас, ипотому сказанное им встревожило ее ипоказалось совсем неясным.
        - Что, простите?- непоняв его, судивлением спросилаона.
        Она находилась насвоей волне, всвоей душе иясном сознании. Ипростите меня, автора, затакое выражение- она была недоведена дооргазма насамом пике страсти. Вот так ее увлекла эта книга, итак все испортил он, сидящий напротив мужчина.
        - Автор этого произведения- Пьеро. Я перечитал эту книгу девять раз задва года и, как я вижу, нетолько я нашел себя вней,- спокойно ислегка огорченно ответил он наее вопрос.
        - Я никогда неслышала онем. Пьеро…
        Возможно, она задала себе вопрос: анужноли было мне онем слышать? Ведь главное, что строки этого писателя поразили ее доглубины души. Повсему ее виду было понятно, что продолжать диалог сосвоим собеседником было неуместно, ноона все-таки спросила:
        - Агде можно купить эту книгу?
        - Нигде. Я обыскал много книжных лавок, когда она попала мне вруки. Нигде ее нет, иникто оней неслышал,- тихо ответилон.
        - Непонимаю. Акак тогда она оказалась увас?- спросила она, сопровождая слова любопытным взглядом.
        Тишина. Он сделал вид, что нерасслышал ее вопроса. Насамом деле ответить ему было нечего, онабы всё равно неповерила, что он нашел ее вмусорном баке, среди вонючих помоев ипрезервативов, что выбрасывали втот бак поутру. Среди разбитого стекла отбутылок исобачьего дерьма, вкоторое он тогда наступил…
        Книги выбрасывают. Авзамен покупают кучу фильмов имузыки, что считается популярной вданное время. Смотрят, слушают, азатем забывают, когда наступает новая волна моды. Акниги они выбрасывают… Разве уних нехватает времени? Так они живут, будто собираются жить вечно. То, что пылится наполках, так ипродолжает пылиться. Музыка, секс, фильмы, алкоголь. Разврат. Ах да, я ведь совсем забыл… Любовь! Они выбрасывают книги, апотом самиже бросаются изокон оттакой жизни… Вкоторой они живут итак уверены, что будут жить вечно.

        ***

        «…Боже, как я тебя ревновал, только одному Ему известно насколько сильно! Я никогда непоказывал это, тая злобу всебе, акогда накапливалось все досамого «немогу», я срывался налюбой мелочи. Любой пустяк служил громоотводом. Днями я молчал, когда ты сидела рядом иобнимала меня, аночью кричал, когда ты засыпала. Так громко, что никто неслышал, как я винил себя вовсем. Тыже меня лечила, ая себя губил. Боялся тебя потерять наминуту, насекунду ивсе то время, которого мне так нехватало. Я молчал, считая это постыдным. Ачего я стыдился? Своих чувств ктебе или боли, которую причинял себе? Все это время я стыдился себя. Ведь ты такая вся нежная. Иперед сном, ипоутру. Даже вмоей грубости ты оставляла свою нежность.
        Вечерами, когда мы стобой занимались любовью, это был несекс. Я весь втебе, идоконца, запах волос, шеи, груди. Акогда ты сжимала мои ноги своими, я еще больше хотел, чтобы тебе было приятно. Доконца… Вовздохах изапахах. Впоцелуях ивкусании губ. Я был втебе ичувствовал, что вомне ты еще больше. Это был несекс. Теперь я это понимаю…»

        Закрыв книгу, Роза посмотрела намужчину, который все это время неотводил отнее глаз. Отэтого взгляда она почувствовала себя некомфортно.
        - Роза, эту книгу я вам неотдам,- спокойно инастойчиво сказал он. Затем добавил:- Ноуменя есть предложение!
        Она уже привыкла ктому, что он называл ее Розой, идаже сэтим смирилась, авот кего присутствию привыкнуть немогла. Никак.
        - Какое предложение? Руки исердца?- снасмешкой спросилаона.
        Он добродушно улыбнулся, глядя ей вглаза, ипостепенно его улыбка перешла всерьезный игрубый взгляд. Отэтого ей стало непосебе. Мурашки под кожей. Учащенное сердцебиение. Явное волнение Розы расцвело перед ним вовсей красе.
        - Втвоей чашке кофе большая доза одиночества. Ты пряталась засвоими сонетами, даже нечитая их. Атеперь ты нашла дозу сильнее даже своей сигареты… Вэтой книге. Ноповерь мне, она тебя спрячет лишь навремя. Апосле- снова. Все сначала.
        Он говорил твердо иуверенно, иэто ее поразило. Впервые переступая границу «вы», она смогла показать себя настоящую. Какой она была насамом деле, аневглазах других. Потекшая тушь, расслабленная бровь. Чистые глаза. Настолько чистые,что…
        Он предложил ей свой платок, ноона жестом показала, что ненужно: унее есть. Вытирая капли слица, она смывала фальшь иболь, что давила нанее, как ни один каблук вмире. Роза улыбнулась. Искренне улыбнулась. Так, что надуше унего стало тепло. Теплее, чем всегда. Он улыбнулся ей вответ.
        - Вот теперь ты по-настоящему прекрасна, Роза,- взяв ее заруку, сказалон.
        Она неоттолкнула его, даже наоборот, ей стало приятно откасания его руки. Она будто доверилась ему. Слепо, без всяких сомнений. Он гладил ее руку, аона наклонила кнему голову, чтобы положить наплечо.
        Роза улыбалась, ей было легко испокойно. Она небоялась его ни секунды иприжималась все крепче. Ей становилось теплее иуютнее. Кто он? Авпрочем… Неважно. Это сейчас неимеет никакого значения…

        - Почему ты называешь меня Розой?- тихо, наухо спросила она унего.
        - Роза… Все любят смотреть, как она цветет. Расцветает. Ивсе отворачиваются, когда вянет. Изображают сочувствие. Сожаление… Затем ее выбрасывают,- огорченно сказалон.
        Слезы наворачивались наее глаза, она хотела что-то сказать, нонесмогла. Будто ком вгорле. Ей было больно, ион эту боль почувствовал всем своим телом.
        - Я невидел, как ты расцветала, Роза. Нокаждый день, напротяжении двух месяцев, я смотрел, как ты вянешь…

        ***

        Когда она вернулась домой, каблуки непослужили причиной обыденной, нотерпимой боли. Каждый день, снимая их, она чувствовала облегчение. Наминуту, семь или даже десять, азатем наступала вечность. Втишине. Пустоте пространства. Комнат. Она теряла себя вспальне. Сколько криков каждую ночь впитывала всебя подушка! Амузыка звучала все громче. Ее музыка. Немая музыка глухого слушателя. Вот так она сходила сума. Каждый вечер, каждую ночь. Аутро… Все тише испокойнее. Итолько поутру ее недуг был излечим крепким кофе исигаретой. Шумом заокном истуками соседей. Только поутру она прятала себя задругими. Заяркой тушью. Тоном помады скрывала свои губы, которым так нехватало…
        Итак день заднем. Апосле- вечера заночью. Музыка играла. Аслушатель- немой. Такбы ипродолжалось. Нотолько несегодня…
        Она лежала втеплой ванной иочем-то мечтала. Ей становилось легче. Откончиков пальцев ноги идосамых глубин себя. Так легко иприятно. Возможно, она чувствовала его присутствие или немогла отойти отнежности тех грубых рук, что гладили ее днем. Роза улыбалась. Смех? Нет, невпорыве очередного сумасшествия- она улыбалась счистыми глазами, водя рукой поводе. Ее июль обнимал февраль. Она чувствовала себя нужной…

        Затри квартала первых звезд ипрохладного ветра, он сидел набалконе исмотрел нанебо. Что он внем видел? Наверное, что угодно, нотолько незвезды. Даже шум улиц инедовольные крики водителей немогли оградить его оттой тишины, вкоторой он находился. Слепой тишины. Неувиденных глаз. Недослушанных слов. Итолько ветер своим сильным порывом приводил его вчувство.
        «Когда я впервые тебе изменил, ты запретила ксебе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать отменя, ноя тебя непускал. Била меня вгрудь илицо, когда я тебя крепко сжимал, иназывала меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна икакой я… После этого поступка.
        Глядя мне вглаза, она сделала резкое движение. Кровь медленно капала напол изее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Неподходи!», затем приставила нож кшее. Я незнал, что делать, мои руки дрожали, асердце выбивало ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений, она была готова кследующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил изсебя, чтобы она убрала нож, имы спокойно все обсудили. Вответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела и, выпустив нож изрук, она упала. Подбежав кней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, нобыла жива. Представляете? Она была жива! Слезы бежали уменя полицу. Капля закаплей. Задыхаясь отболи, что обжигала всю мою грудь, я нес ее наруках ккровати. Она была жива…
        Поутру я ожидал чего угодно, нотолько нетого, что произошло. Она поцеловала меня влоб иприжала ксебе. Вэти минуты я осознал, какая я тварь иничтожество. Илюбой человек, посмотрев состороны наэту ситуацию, сказалбы про себя: «Какаяже она влюбленная дура!»
        Отложив книгу натумбочку, он завел будильник, как обычно, ровно насемь утра, ипотом усердно пытался уснуть. Ябы даже сказал, отчаянно.
        Ночь намного сильнее обостряет одиночество. Втемной комнате, наедине ссобой исвоими мыслями, ты еще больше осознаешь свою ненужность. Когда тебя бросает вжар, ты считаешь себя брошенным, ибольше всего тебе нехватает его- человека, что держалбы тебя заруку вэту темную ночь, вэтом мрачном доме… Тебе нехватает тепла, аодеяло несможет согреть тебя также, как музыка неможет заменить голос, который ты хотелбы услышать. Слушать. Понимать, что ты неодин вэтом мире, вэтой кровати, вэтой пустой квартире. Лишь будильник так верно ивовремя будит, акакбы хотелось проспать…
        Несомкнув заночь глаз, он услышал, как зазвенел будильник. Ровно семь утра.
        Это утро было другим, нетаким, как всегда. Достав спрятанную пачку сигарет, он вытянул изнее все двадцать штук иположил накровать. Делая себе чай, вэтот раз заварки он непожалел. Ябы даже неназвал это напитком: вкружке было чуть меньше половины заварки истолькоже воды. Подкурив сигарету, он делал слишком глубокие затяжки, ибез привычки, после перерыва вдва года, они пьянили его нехуже любого коньяка. Затягивался снова иснова, запивая чаем. Докурив одну сигарету, он почувствовал, что перед глазами начало двоиться. Сильное головокружение, сухость ворту. Тошнота. Он тянулся кследующей сигарете, так, будто был вдребезги пьян. Закурив другую изапив своим напитком, он уже ничего перед собой невидел. Свет… Кружка выскользнула изрук иразбилась обпол. Затем упал ион.

        ***

        Роза никогда неопаздывала. Никогда. Инаэтот раз она переступила порог кофейни вчетыре. Всё как обычно- наудивление, посетителей почти небыло. Кроме постояльцев этого заведения, никто здесь незадерживался больше, чем надва раза. Обычная кофейня, которых вэтом городе полно, новот людей она почему-то ксебе непривлекала. Возможно, все дело вкофе? Хотя нет, кофе уних был неплохой. Возможно, все дело вобстановке. Слишком она была мрачной и, ябы даже сказал, отталкивающей. Безвкусные темные стены, тихая депрессивная музыка. И, какбы странно это ни звучало, именно внутри, анеснаружи- сплошной дождь.
        Сняв пальто, она осмотрелась посторонам. Его столик был пуст, впервые заэти два месяца он был пуст. Он непришел. Тот, кто еще вчера гладил ее руки иснял снее маску, которая день заднем врастала вее лицо, непришел. Тот, кто неназвал своего имени, ноназвал именем розы искалеченную душу, увиденную им еще спервых дней, опоздал нацелую вечность. Она доверилась ему итак ждала этой встречи, чтобы сказать ему все то, что он тогда неуслышал. Огорчение? Нет. Она была подавлена. Вэту минуту, вэтот час она нуждалась внем больше, чем всебе. Как? Как он мог оставить ее, когда наего плече она оставила всю себя? Отнежности ладоней, доверия, идогорьких слез… «Зачем тогда все это было нужно?»- обреченно повторяла она себе…

        Когда он пришел всебя, заокном уже было темно. Сбольшим трудом он поднялся ивключил свет. Разбитая кружка под ногами- видимо, это осколком он зацепил руку. Так, небольшая царапина, окоторой он сразуже забыл, посмотрев начасы. Без восьми минут три. Ночь. «Неужели я так пролежал почти сутки?»- судивлением подумал он. Голова раскалывалась. Тошнота. Сильная тошнота. Такое ощущение, что выпил он полбара, азатем упал усамой кровати. Окурок под ногой, табачный дым. Посмотрев навсе это состороны, он тихо, носполным отвращением процедил сквозь зубы: «Какойже ты слабак!» Ему было противно отсамого себя, он сломался, как спичка, которой подкуривают все свои беды.
        Приняв душ, он набрал из-под крана воды ивыпил стакан залпом. Самочувствие, скажем так, унего было неважное. Посмотрев взеркало, он улыбнулся отвсей души исказал про себя: «Какойже ты красавец! Все женщины твои, стоит тебе только выйти наулицу!» Достав бритву, он побрился ипохлопал себя пощекам. Резкий запах одеколона быстро приводил его вчувство. «Вот теперь лучше»- мысленно подбодрил он себя.
        Он вышел набалкон. Приятная прохлада захватывала дух. Так тихо испокойно- вот втаком мире он хотелбы жить. Без людей ишума, вечных криков исуеты. Жизнь будто остановилась вчетыре утра. Это было неописуемо красиво. Вотбы остановить стрелки часов…

        ***

        Лепестками поветру…

        Расцветай, Роза,
        Расцветай.
        Непотеряй себя всвоем цвете, ноицветом своим непогуби других.
        Лепесток залепестком… Неизменяй себе визмене других.
        Расцветай, Роза, расцветай.
        Кшедевру прикоснуться невозможно. Внего нужно нырять,
        Совсей души ивсамые глубины.
        Кшедевру прикоснуться невозможно. Внем можно только утонуть…
        Расцветай, Роза.
        Расцветай…

        …повторял он себе, глядя вее глаза, как вкнигу, которую перечитывал день заднем. Дословно. Наизусть… Что он видел вее глазах? Что скрывали те веки? Дождь? Нет. Карие… Иусталые, как солнце, что так отчаянно будит мир, который егоже заэто иненавидит. Сонные… Темные мысли неоставляли ее впокое. Ни наминуту. Ни нашаг…
        Он наблюдал заней. Вее походке небыло курса. Гордости. Решительности… Неглядя под ноги, авпереди… Неувидев ничего. Обернуться? Ведь то, что было заспиной, сопровождало ее день заднем. Накаждой улице изакаждым углом. Оно дышало ей вспину, невсилах коснуться волос… Невсилах заставить ее обернуться. Итолько нараспутье она задала себе вопрос: «Астоитли…?»

        - Ты непришел,- спокойно, ноогорченно сказала она, отводя глаза всторону.
        Он хотел взять ее заруку, ноона ему этого непозволила.
        - Несмей ко мне больше прикасаться,- ответила она наего жест, глядя встеклянные глаза, вкоторых увидела собственное отражение.
        Зеркало… Первое, что пришло ей вголову- зеркало. Она испугалась. Ее пальцы заметно задрожали отволнения, иона незаметно, как ей показалось, попыталась спрятать свои руки, сложив их наколенях. Что это было? Взгляд… Будто она смотрела невглаза человеку, авзеркало, ииспугалась собственного отражения.
        - Кто ты?- спросила она после длительной паузы.
        Он молчал, неотводя отнее глаз. Может, унего небыло ответа, но, скорее, его просто небыло… Рядом.
        - Ты мне был нужен как никогда, чертбы тебя побрал! Ты даже неопоздал, хотя раньше идня непроходило, чтобы ты непоявился здесь… Я даже имени твоего незнаю!
        - Роза…- оборвал ее он, ивпервые заэтот день она услышала его голос.
        Он хотел что-то сказать, но, ненайдя подходящих слов, плавно нагнулся кней, обхватив рукой ее шею, адругой гладя ее лицо, ипоцеловал.
        Это было так неожиданно, икэтому шагу она была совсем неготова, ноиотталкивать его вее планы явно невходило. Роза еще сильнее прижала его ксебе ицеловала так, как целуют своих любимых- сзакрытыми глазами иоткрытым сердцем.

        - Я хочу еще,- неоткрывая глаз иприкусив верхнюю губу, прошепталаона.
        Он закурил и, закрывая лицо руками, повторял про себя: «Дурак… Какойже я дурак! Что я делаю?» Ему было горько смотреть наее счастливое лицо. Улыбку. Как она расцветает наего глазах. Идело даже невшипах, что так резко вонзались вего душу, которая голыми руками обхватила цветок. Он понимал, что это неправильно, ноничего ссобой поделать немог. Он уже был сломан. Еще тогда, вквартире, нахолодном полу, среди окурков ивонючего дыма, среди осколков разбитой кружки… Уже тогда он был сломан.
        - Роза, мне нужно…- слегка растерянно начал он, ноона его оборвала, открыв глаза.
        - Ты иправда считаешь меня такой наивной?- ему вслезах неприходилось видеть столько боли, сколько было вее улыбке.
        Она улыбалась, неотводя отнего глаз ислегка наклонив голову. Ее взгляд был более серьезен, чем секундой раньше. Состороны могло показаться, что она им увлечена ипросто заигрывает.
        - Ну, скажи это, я хочу услышать,- наигранно сказала она, улыбаясь.
        - Ты невмоем вкусе.
        - Аможет, я слишком хороша для тебя?- рассмеяласьона.
        - Одно другому немешает,- сулыбкой поддержал ееон.
        Она показала себя вдругом цвете, возможно, сама того нежелая. Отгрусти иследа неосталось. Тепло… Ее улыбка согревала его остывшие внутренности. Отнее исходило необычайное тепло. Такое чувство, будто наладони таяллед.
        - Знаешь, мой милый незнакомец… Я хочу, чтобы ты это знал. Ты весь такой- вмоем вкусе. Ноненастолько хорош для меня… Да, ицелуешься ты великолепно, уж слишком хорошо, чтобы принять это закомплимент.
        После этих слов она молча встала ибез лишних церемоний забрала книгу, которую он так упорно нехотел ей отдавать. Гордой походкой она направилась квыходу, ноусамой двери остановилась инамгновение застыла наместе. Затем обернулась инаправилась кнему.
        - Довстре…- неуспел договорить он, встав из-за столика, как она обхватила его шею руками ипоцеловала.
        Короткий инеожиданный поцелуй длиною всекунду. Такого поворота он даже представить себе немог.
        - Вот теперь прощай!- кратко игордо доносилось вслед…

        ***

        Выслушать… Просто слушать, даже неуслышав, даже неподав вида сочувствия. Просто выслушать… Этого больше всего нехватает людям. Они непринимают этого иуж тем более неотдают. Непонимают, что главное- вовремя выпустить наружу все то, что пламенем горит внутри. Они даже немогут сгореть, отпустить икамнем выбросить, как должное, все то, что осталось позади. Оно накапливается капля закаплей, каждый день икаждую ночь. Искаждым криком все громче, аскаждым ударом- сильнее.
        Когда ближе врага нет друга, ты осознаешь, что никто неподаст тебе руку. Никто невытащит тебя изямы, которую осталось только засыпать землей. Авот наэту роль, маэстро, люди всегда найдутся… Дело вовсе невних, иневжизни, которой пытаются заделать все свои дыры. Дело втебе, итолько втебе. Неищи виновного: вкаждой правде ложка лжи. Ижизни порой нехватает, чтобы понять, что есть жизнь идля чего она дана. Что есть солнце изачем оно светит. Авот смерть стала ближе жизни. Ей смотрят вглаза, став насамый край этой грани. Обрыва. Ното, что они там видят, незабывают никогда.
        Выслушать… Просто выслушать. Застаканом дешевого коньяка, вкомпании немого незнакомца. Зашумом поезда, сидя наперроне. Закнигой или застроками этой книги- просто выслушать. Ипусть тебя неуслышат, ипусть все пролетит мимо ушей… Возможно тогда многиебы забыли слово «бессонница» иувидели, как порой прекрасен поутру рассвет. Возможно тогда многиебы вспомнили, что живут, анепросыпаются, чтобы снова уснуть…

        «…Меня всегда считали странным. Возможно потому, что я неследил замодой инетонул впопулярных песнях, как это делали миллионы. Моим хитом всегда было- знать, что сказать икому это сказать, когда промолчать, для кого остаться немым и, пожалуй, самым главным для меня было- вовремя уйти.
        Красивые обертки игниль вначинке- десерт современного общества. Ноэто было непомне. Такие блюда непереваривались вомне, ипорой приходилось выворачивать все наружу…
        Скаких только небес свалилось мне наголову такое счастье втот июльский вечер уаллеи парка? Улыбаюсь. Как без улыбки вспомнить?.. Возможно, еслибы нетвой сломанный каблук, врядли я писалбы сейчас эти строки.
        Когда я нес тебя наруках- дай угадаю!- ты подумала: «Он вменя влюбился». И, наверное, представляла себе, накого больше будут похожи наши дети, икак я буду стоять сполными пакетами уочередного бутика, апосле довольно, под руку, сопровождать тебя домой. Угадал? Смеюсь… Ведь наши стобой мысли втот момент оказались почти взаимными. Почти… «Гдеже это чертово такси?!» Я думал, какбы побыстрее донести тебя домой, пока мои руки окончательно неотвалились. «Слабак!»- подумаешь ты? «Диета еще никому невредила»,- отвечу я. Скаких только небес ты тогда свалилась, дорогая? Явно нестех, вкоторых ты была желанным гостем…»
        Оставив закладку наодной изпрочитанных страниц, Роза немогла сдержать улыбки. Хорошее настроение… Бокал сухого вина икнига, что так запала ей вдушу. Что еще нужно для счастья вэтот прекрасный вечер? «Мужчина»,- подумала она. Хотя нет, пожалуй, еще бокал вина.

        То, что Роза непришла, было предсказуемо, как ито, что она еще вернется. Зачем? Чтобы задать ему один вопрос или остаться, как ион, немым гостем этой кофейни. Других вариантов быть немогло…
        Вэтот день все его внимание было уделено еще одному постояльцу этого заведения. Скорее, даже невнимание, авосхищение. Париж- так он прозвал его для себя: настоящего имени этого парня он незнал, да ему это было иненужно. Авосхищался он непотому, что Париж приходил вкофейню, чтобы заказать стакан воды без газа иоставить десять долларов начай. Этот парень лет двадцати пяти носил одну итуже одежду напротяжении всего сезона. Внешне он был прост, как цент, лежащий наладони, который можно рассмотреть и, поняв, что нанего ничего некупишь, бросить вкарман. Ноэто было только внешне.
        Париж подметал дворы как самый обычный дворник, зарабатывая себе нажизнь. Это было всередине августа позапрошлого года, когда начался никем неожидавшийся сезон дождей. Он был влюблен водну девушку и, как ему казалось, взаимно. Они целовались нанабережной повечерам, апоутру просыпались вразных постелях. Обычная влюбленная пара, которая еще непереступила порог воздушной романтики- красных роз скрасивыми словами внутри, неожиданных сюрпризов иисполнения кокетливых капризов возлюбленной. Чем он зарабатывал себе нажизнь, она неинтересовалась, иэто было ему подуше.
        Черный кабриолет, что удивительно- некрасный, небелый, астрогого мужского цвета- был мечтой ее детства. Такого красавца они видели каждый день, возвращаясь спрогулок, икаждый раз ее восторг разделял сней ион. Аднем он подметал дворы, наверное, ни минуты незабывая вечерних порывов любви. Только отрезких болей вспине, что так часто тревожили его, он останавливался, стоял исмотрел, улыбаясь, накабриолет, намечту всей ее жизни. Хотелбы ион иметь такое счастье, как мечта. Возможно, тогда онбы жил совсем по-другому.
        Когда он готовился сделать ей предложение, они уже просыпались наодной узкой кровати ичистили зубы одной щеткой- настолько сближали они свои чувства, что личная гигиена интересовала их уж куда меньше, чем потерянный поутру носок. Страсть… Вспыльчивая, как огонь, игорячая, как чай, которым порой было приятно обжигать свои губы. Эта страсть оставляла следы повсему телу идаже внеего.
        Вэтот день, как обычно, Париж мел улицы идумал оней. Вечером, натой самой набережной, он хотел сделать ей предложение иначать новую жизнь. Завести мечту и, держа заруку любимого человека, шагать ей навстречу. Как это много, он увидел поее глазам, что восхищенно сопровождали свою Мечту…
        Втотже день судьба свела их прямо наулице, которую он еще неуспел домести. Она шла сосвоими подругами, болтая очем-то своем, прямо ему навстречу. Сначала она его незаметила, акогда заметила, посмотрела ему вглаза. Он смотрел нанее сулыбкой, аона втот момент готова была провалиться под землю отстыда. Они прошли мимо него, аон вздохнул соблегчением. Наодин скелет теперь стало меньше. Видно, это судьба, повторял он себе, заканчивая работу.
        Вечером он ждал ее сбукетом цветов икольцом вкармане, натом самом месте, где каждый вечер звезды считали их поцелуи. Она пришла вовремя, носопозданием нацелый мир. Грусть вглазах. Она была чем-то расстроена.
        Встав наколени, он поцеловал ее руку ипризнался влюбви, сделав ей предложение. Красивая картина. Напротив стоял тот самый кабриолет, что был ее мечтой, анаколенях он, нищий дворник, который предлагал ей свою бедность. Она смотрела то нанего, то накабриолет.
        Что она ему ответила?
        - Нам непопути. Прости, если сможешь… Изабери, пожалуйста, кольцо.
        Она ушла, аон стоял наколенях. Бросив кольцо под ноги, он встал инаправился ктому самому красавцу- черному кабриолету ее мечты. Сев заруль, он неспеша поехал заней, ноона его незаметила. Она совсем ничего незамечала, утонув всвоих глубоких мыслях.
        - Я купил его вдень нашей встречи,- донеслось справа отнее.
        Она застыла наместе, когда услышала эти слова.
        - Досадно ижаль: твоя мечта оказалась дешевле… Занее я заплатил деньги, азатебя- самым ценным, что уменя было.
        Ничего непонимая, она стояла, как статуя, исмотрела, ноневидела. Она его слышала, носовсем неслушала. Тот нищий дворник сидел зарулем ее мечты. Возможно, намгновение она подумала, что этосон.
        - Водном ты оказалась права,- срастерянной улыбкой начал Париж.- Нам действительно стобой непопути,- закончил он, совсей силы давя педаль газа…

        Прошло три недели, как он встретил Парижа насвоем пути. Он по-прежнему мел улицу, втех самых старых джинсах изатертом додыр сером свитере. Его волновал только один вопрос, который он задал ему без лишних иненужных диалогов:
        - Разве скаждым днем мусора нестановится все меньше?
        - Да. Нотолько ненаэтой улице…
        После его ответа он понял, кто перед ним стоял икак ему удалось вэтой жизни стать тем, кто он есть. Больше унего вопросов невозникало. Одно восхищение.

        ***

        Только что вышедшая изванны Роза- сполотенцем наголове, без одежды- была еще прекраснее… Рассыпавшиеся поплечам мокрые волосы, оголенная грудь иглаза цвета кофе. Кофейные… Вот только сейчас ее интересовало что-то покрепче. Что-то поглубже банальных слов ипогрубее неувиденных снов… Что-то сзапахом безумия. Стем запахом, что сводит сума, закатывая глаза, выгибая талию… досудорог… иуносит далеко, туда, где нет постели. Где только дыхание напоминает овремени, которого нет ибыть неможет вэти минуты. Громкая тишина. Бешеное биение сердца. Нечувствуя укусов, царапин, неслыша крика… выгибая тело… Доконца.
        Еще минут десять Роза немогла прийти всебя, отойти отвозбуждения вкаждой клетке. Ивквартире пустой- одна, будто запертая вклетке ссобой. Роза… Очнись! Роза… Открой глаза! Роза…
        Без сознания она пролежала больше трех часов. Игла влевой руке… Она очнулась, пришла всебя и, вытащив иглу, бросила ее напол. Подошла кзеркалу и, осмотрев всю себя, наигранно улыбнулась. Смеялась безумно вочередном порыве- сходила сума, неотводя отсебя глаз. Аможет, ей нравилось так- играть? Вбольшом зале пустых стульев инеуслышанных аплодисментов. Актриса… Ее главная роль. Вот только нет антракта вэтом театре. Апосле титров ненесут наруках, ауносят. Изачерными шторами нет белых полос икаштановых волос. Там зашторами…

        День первый. «Суп»

        То, что она решила остаться уменя, было нетак странно, как опасно. Нескажу, что я боялся ее присутствия, нонекий дискомфорт постоянно испытывал. Наблюдал закаждым ее шагом ипередвижением, имне казалось, что ничем хорошим это незакончится. И, как всегда, я оказался прав… Разбитая рамка. Вее руках все становилось потенциальной бомбой, даже книги наполке превращались вбезвинные жертвы насилия… Женского пола. Но, благо Господнее, доних она еще недобралась.
        Мало того, что это хрупкое беззащитное Божье создание неумело готовить, так ей еще непонравился мой суп. Представляете? Он был слишком постным. Такая наглость выходила заграни всех рамок, разбитых иеще уцелевших. Первая моя мысль была- чего уж тут таить?- надеть тарелку прямо ей наголову, ноэта мысль так иосталась блуждать вмоей вскипевшей голове. Вответ я просто промолчал ипопытался насладиться своим творением. Шедевром. Все, что я готовил, всегда было для меня самым вкусным иизысканным. Ни одно ресторанное блюдо немогло превзойти моих стараний, икаждый раз я оценивал это подостоинству. Новэтот раз продлилось мое наслаждение недолго… После слов «Я сейчас закажу нам пиццу!» я чуть неподавился. Конечно, я могу понять, возможно, она привыкла так питаться и, скорее всего, отэтого я чуть ненадорвал себе спину, когда нес наруках ее втот вечер, номысль про тарелку наголове все еще оставалась актуальной ивозгоралась вомне соскоростью света. Взяв себя вруки после испорченного аппетита, я уже думал, какбы так все обставить, чтобы появляться здесь она больше незахотела даже всамом кошмарномсне.
        Пока она заказывала пиццу, я вызвал такси. Непрошло ивечности, как появилось ипервое, ивторое, сразницей буквально впару минут. Это совпадение мне было только наруку: как все прекрасно ивовремя.
        Я вышел наулицу, нонеуспел насладиться первой затяжкой дыма, как она забрала портмоне измоих рук. Расплатившись запиццу, она отправила этого парня втакси сословами: «Видите, какой уменя заботливый идобродушный мужчина? Пожелал, чтобы обратно вас отвезли натакси, вблагодарность завашу бесподобную пиццу». Затем она направилась ко мне ипоцеловала вщеку сословами «Пойдем, мой герой». После этих слов я понял, что она нетак проста, как показалось напервый взгляд. Ипалец ей врот неклади. Вотона…
        Женщина…»

        Роза была полностью поглощена книгой, сидя накухне вбелом халате. Ее неотвлекали вечные стуки соседей, итолько подкуривая новую сигарету, она надоли секунды возвращалась вэту квартиру, чтобы снова ее покинуть. Удивительно, как строки натягивали тонкие струны ее души. Улыбка, удивление, умиление… Каких только эмоций ни скрывало ее лицо! Она была погружена всамую бездну этой маленькой книжечки искаждой страницей все больше исильнее пыталась вней утонуть. Только звук чайника ненадолго отвлек ее… Она аккуратно наливала себе кофе, ноее мысли по-прежнему простирались куда дальше этой маленькой кухни ибыли куда вкуснее ее горячего латте.

        День второй. «Свои порядки»

        …То, что ее сумка продолжала лежать намоем рабочем столе, равно как иона сама намоей кровати- было только вопросом времени. Нея затеял эту игру. Ну, чтоже, посмотрим, сколько ты здесь продержишься. Асмотреть можно было вот начто. Уходить она явно несобиралась- это можно было заметить поее нижнему белью, аточнее, поотсутствию всего, кроме него. Только глаза. Такие невинные… Хитрые глаза. Таких женщин, как она, встречать недоводилось, ипоэтому я натягивал улыбку как можно добродушнее имолча принимал ее условия.
        Готовить для нее, разумеется, я нестал, предложив ей сходить вкафе насоседнем углу, всопровождении ее невидимого друга. Нет, конечно, так я тогда несказал, ноподумал именно так. Вответ намое тонкое иизысканное предложение она вежливо отказалась. Боже, какого ангела небесного ты мне спустил наземлю босиком! Акрылья, видимо, сгорели, как иее тосты поутру.
        Разбитые тарелки разбудили меня нехуже будильника, ноторопиться я нестал, а, напротив, решил просто снова уснуть. Но, как оказалось, ненадолго. Резкий грохот… Встав инабросив насебя белую майку, я направился вкухню. Картина была следующая. Три разбитых тарелки. Перевернутый стол ивсе, что нанем было. Благо ее ножи были спрятаны: втот момент, кроме них, я думать ни очем больше немог.
        - Ксчастью,- невинно сказала она, собирая осколки тарелок.
        - Итебе доброе утро,- натянув улыбку, ответиля.
        Втот момент мне уже было неважно, что она существо слабого пола. Я готов был пойти налюбые меры, чтобы это «счастье» вмоей квартире никогда больше непоявлялось. Носвыдохом я отпустил дурные мысли ирешил помочь ей, пока она полностью неразгромила мне кухню. Каким образом она перевернула стол, я спрашивать нестал. Держать себя вруках становилось все труднее, аей, как показалось, легче. Это временно, это всего лишь временно, повторял я себе, собирая осколки тарелок иразбитых чашек. Медленно иглубоко дыша носом, я восстанавливал свою психику- доэтого дня я даже слова такого неупотреблял, атеперь можно смело садиться натаблетки отнервного срыва. Ноона все-таки решилась добить.
        - Дорогой, я только хотела накрасить ногти,- безобидно испокойно начала она.- Только я села поудобнее иположила настол свои ножки, какон…
        Она неуспела закончить, насвоеже счастье. Сказать, что я был взбешен- значит, несказать ничего. Втаком гневе я себя еще непомнил, более того- осколок, что был сжат согромной силой вруке, капля закаплей наполнялся жидкостью. Красной. Ноэто меня беспокоило меньше всего. Ни боли, ни шока я почти неощущал.
        - Ты красила ногти наногах… наэтом столе?- сквозь зубы процедиля.
        - Извини, я так привыкла инехотела, чтобы так получилось… Извини!- вслезах, виновато закончилаона.
        Актриса изнее еще та. Как ее досих пор носит наэтом свете, ума неприложу! Гдеже ты, кирпич, когда ты так нужен голове? Выбежав изкухни, она направилась вспальню, оставив меня наедине сэтим…
        Накухонный стол, накотором я каждый день принимал пищу, она клала свои ноги. Сколько матерных слов я вспомнил втот момент! Даже тех, что незнал, анекоторые придумывал находу. Приведя все впорядок- хотя, какой там порядок!- я обматывал руку бинтом ипонемногу приходил всебя, вспокойное состояние, если это можно было так назвать. Это только второй день, ачувствую, что лечиться мне нужно будет месяца два, как минимум, после такого, мягко говоря, стресса.
        Я зашел вспальню. Она меня незаметила, носкорее сделала вид, что незаметила. Все-таки неуберег я свои книги, она добралась идоних. Я выдохнул… анавдохе попытался начать разговор.
        - Незабывай, что ты вмоей квартире, ибудь добра соблюдать мои порядки,- спокойно, нотвердо началя.
        Она пересматривала книги, даже неповернув голову вмою сторону. Но, тем неменее, я продолжил:
        - Во-первых, никаких «красить ногти настоле». Только невмоей квартире. Вванной комнате- пожалуйста, нотолько незаее пределами. Да, кстати, моей бритвой небрить ноги, другие места идаже усы, если они вдруг начнут расти. Сэтим вопросом уяснили,- твердо закончиля.
        - Во-вторых, ненравится моя еда- учись готовить сама или иди взаведения общественного питания, ноникакой пиццы вмоей квартире. Никогда. Иккухне неподходи, даже если нужно будет заварить чай или кофе. Я все сделаюсам.
        - Ив-третьих…- неуспел закончить я, как она меня перебила.
        - Извини, дорогой, ты что-то говорил? Я так увлеклась этой книгой, что все прослушала,- снекой обидой ирадостью вглазах сказала она. Затем добавила:- Ты что-то говорил про чай икофе… Сделай мне кофе, только ненасвой вкус. Эспрессо сдвумя ложками сахара, пожалуйста.

        День третий. «Дьявол»

        То, что вмоей квартире находилась сатана вженском обличии, никаких сомнений больше невызывало. Да, неспорю: грешен ия, как имиллионы людей наэтой планете, новсамом разгаре своей жизни встретить дьявола… Вчемже нужно было так согрешить?
        Я нето что боялся оставлять ее одну всвоей спальне, которая уже третий день была вее владениях, я даже чихнуть без моего присмотра ей позволить немог. Каждый ее шаг- как поминному полю. Слепой сапер, по-другому иненазовешь это милое создание. Проклиная тот июльский вечер, я уже боялся покидать квартиру даже напару минут. Чего отнее ожидать? Явно непоходов поводе скриками «Аллилуйя!»
        Вэтот раз все произошло внезапно… Страшнее было ожидание беды, чем она сама. Особенно когда эта «беда» поселилась втвоей спальне. Я, как обычно, принимал теплый утренний душ, закрыв глаза нато, что все вванной комнате уже было обставлено ее кремами, гелями ипрочей женской… Сигаретный дым проник даже вванную, плотно закрытую изнутри. Обмотав себя полотенцем, я выбежал иувидел следующее: вся квартира была пропитана дымом, аона, как ни вчем небывало, лежала накровати исбрасывала пепел вмою любимую маленькую чашечку, скоторой каждое утро я наслаждался кофе.
        - Твою мать!- несдержав эмоций, вскрикнуля.
        Мало того, что она убила мне больше нервных клеток заэти три дня, чем я сам завсю свою жизнь, так она еще решила добить меня инфарктом.
        - Ты что творишь?- совладать ссобой я уже был невсилах.
        Вырвав изее рук сигарету ипотушив ее вчашке, я открыл балкон ивгневе выбросил чашку вниз. Свежий воздух проветривал квартиру, иотэтого становилось прохладно. Извсех сил игнорируя ее присутствие, я направился вгостиную, чтобы одеться ивыпроводить ее без всяких церемоний. Все, спектакль окончен. Такого я больше непотерплю.
        Находу она сорвала сменя полотенце, ия остался перед ней вчем мать родила. Стыд? Нет, кбольшому удивлению стыдно мне небыло. Она смотрела то наменя, то опускала глаза ниже. Вее глазах небыло интереса, влюбом случае, я этого незаметил. Вних было что-то другое…
        - Никогда невидела голого мужчину? Так вот я, смотри,- даже несобираясь поднимать полотенце, сказаля.
        - Мужчину видела, амальчика свеличием Бога- нет,- спокойно ответила она, затем добавила:- Умужчины эго недолжно выходить зарамки языка, автвоем случае оно непомещается нетолько вэтой квартире, ноивлюбом месте, гдебы ты ни находился.
        Мало того, что этот, как она назвала «мальчик» был старше ее нетолько погодам, ноипопрожитой жизни, так еще вдобавок мне были прописаны курсы лечения этим чудо-психологом. То, что я эгоист, я знал ибез нее, новеличать себя богом- это уж слишком.
        - Ты закончила?- снасмешкой спросиля.
        - Нет!- отрезала она.- Утебя насреднем пальце перстень,- она взяла мою руку исинтересом стала осматривать мой перстень.
        - Белое золото,- уверенно сказалаона.
        Отее слов уменя участилось сердцебиение идыхание стало неровным, она повергла меня вшок. Нопоказывать это я нестал, никак неотреагировав вответ. Как? Как она могла попасть прямо вточку? Белое золото очень похоже насеребро, платину или простое железо, которое можно купить запару долларов влюбом переходе.
        - Так интересно… Ты живешь вдешевой квартире, носишь дешевую одежду ипытаешься завсем этим скрыть дорогое. Нет, ябы даже сказала, ценное. Ведь ты нетакой насамом деле, просто…- неуспела закончить она, как я ее перебил:
        - Это кусок железа, инеболее того. Ия такой, каков я есть.
        Нужно было заканчивать этот диалог, ведь она действительно начала копать внужном направлении, ирано или поздно онабы докопалась. Только мне это было ненужно, как, впрочем, ией.
        - Мои серьги. Как ты думаешь…
        - Серебро ипарочка мелких стекляшек. Ничего удивительного,- убежденно заявиля.
        То, что эти сережки неизперехода задевяносто или сотню-две долларов, я был уверен без всяких сомнений. Она была весьма прилично одета, неменее прилично рассуждала. Все факты налицо. Ноябы неудивился, еслибы продавец уверил ее втом, что эти камни веё серьгах- настоящие бриллианты. Да, этобы еще больше стройнило ее самооценку. Пожалуй, все так ибыло.
        - Неугадал. Платина. И«стекляшки» эти- боюсь, несмогу тебя удивить… Бриллианты!- улыбаясь, ответила она, ипоее улыбке явно было видно, что верить ей я нестану.
        Без продолжения диалога она бросилась наменя иповалила накровать. Я лежал наспине, аона намне. Исмотрела вглаза, азатем нагубы. Это можно было назвать игрой: кто сделает первый шаг навстречу вовсе неветру, адругому, что имело свой запах ивкус. Я отвечал ей взаимностью, глядя вглаза, азатем нагубы. Норезкий прилив, который она просто немогла непочувствовать, заставил меня сделать этотшаг…
        Дело вовсе невсексе, хотя кого я обманываю? Втот момент, азатем еще, снебольшими перерывами, все дело было внем, итолько. Ее тело пахло мной, аэто возбуждало еще сильнее идольше. Обычный секс, что имел необычную страсть ижелание. Давно уменя такого небыло.
        Вкомнате было прохладно, балкон так иоставался открытым, нонам тогда прохладно небыло. Только когда заокном стемнело, обессиленный инасытившийся посамое немогу, я встал и, выйдя набалкон, закурил. День сегодня был прекрасный, как ивечер. Надеюсь, ночь будет спокойной иглубокой. Я хотел спать, как никогда раньше, исразу уснуть: приятная усталость была лучшим снотворным вовсе времена.
        Наутро меня ожидал сюрприз…

        День четвертый. «Сюрприз»

        Кбольшому удивлению, вэтот день меня разбудил негрохот разбитых тарелок, нешум заоткрытым балконом, идаже небудильник. Запах… И, кеще большему удивлению, запах неподгоревших тостов или яичницы сбеконом, априятный запах, пробуждающий аппетит. Зайдя накухню, я неповерил своим глазам. Сначала я подумал, что это сон, иэтобы все объяснило, но, ущипнув себя залевую руку, я пришел всознание. Это несон, иона вмоей синей рубашке была наяву. Настоле стояло только приготовленное мясо по-французски, его запах вызывал аппетит, ивнешне все выглядело достаточно изысканно. Две чистых тарелки, возле каждой- вилка инож, два бокала ибутылка сухого вина, анасередине стола стояло ее главное блюдо. Честно говоря, сказать, что я был удивлен- это ничего несказать, абсолютно.
        - Доброе утро,- сказала она, увидев вмоих глазах растерянность иотрицание происходящего.
        Ответить ей вэтот момент я немог: прокручивал вголове разные версии, начиная отглубокого сна изаканчивая галлюцинациями, которые могли вызвать какие-то таблетки, что она подсыпала вводу перед сном. Слишком все настоящее, чтобы оказаться реальностью.
        Пощечины отэтой хрупкой ручонки я, конечно, неожидал. Нопришел всебя моментально, иее действия неоказались напрасными.
        - Ну, как ты, проснулся?- глядя мне вглаза, спросила она, азатем добавила:- Или еще раз тебя взбодрить?
        - Нет, все впорядке. Благодарю,- бодро ответил я, чтобы неполучить отнее очередной порции нежности.
        Значит вот как. Готовить она умеет и, судя позапаху, достаточно хорошо. Какие еще сюрпризы меня ожидают?
        - Ты никогда несталкивался сженщинами?- спросила она, смотря наменя удивленными глазами.
        Сталкивалсяли я сженщинами? Хороший вопрос. Сталкивался пару раз вметро или общественном транспорте, нотам все друг друга толкают, особенно вчаспик.
        - Нет,- серьезно ответиля.
        - Врать утебя получается намного хуже, чем готовить,- сулыбкой заявилаона.
        Если она знала ответ, то зачем тогда спрашивала? Женщина…
        - Переступившие порог твоей квартиры, наверное, идня непродержались вней. Бедные девушки,- снасмешкой продолжилаона.
        «Почемуже? Два дня- рекорд, хотя признаю, ты его побила и, ябы даже сказал, растоптала»,- про себя ответил ей. Новслух этого комплимента отменя недождешься.
        - Давай завтракать, пока неостыло. Нетерпится оценить твои старания…»

        Заокном уже было темно, нодаже тусклый свет лампочки немог оторвать Розу отэтой книги. Только посмотрев начасы, она заметила, что выкурила почти пачку своих крепких «Lucky Strike». Задень, кроме кружки выпитого кофе, она ничего несъела, ноиголода неощущала. Это было из-за сигарет, любой курильщик знает: чем больше куришь, тем меньше аппетит.
        Закрыв книгу, она направилась вванную, чтобы расслабиться втеплой воде и, как ребенок, сдувать изсебя пену. Но, как оказалось, просто так отойти откниги она несмогла, все ее мысли были погружены внее, иникакой слой воды невсилах был смыть эти мысли.
        Уснуть Роза смогла только под утро…

        ***

        Утро… Увсех оно такое разное, ноодинаково приходит ко всем. Точное, как стрелки часов, для одного- прекрасное, адругой нерассмотрит его цвет. Для одних это утро первое, для других, неуспевших его рассмотреть ипочувствовать,- увы, последнее…
        Так устроен механизм. Иего запчасти всегда верны иглухи, как старые настенные часы.
        «Шесть двадцать девять»,- взглянув начасы, сказал про себя он, тот, чье имя небыло известно Розе. Это утро он ждал долгих имучительных два года, представляя каждую минуту исекунду этого момента. Вкаждом дне вел немые монологи и, наконец, время пришло. Он был готов ирешителен, без всякого сомнения истраха. Пора…
        Искать долго непришлось. Париж, как обычно, мел улицы науглу соседнего дома. Втех самых старых джинсах исером свитере. Наблюдая заним, невозможно было незаметить, что работал он чисто иувлеченно, неоставляя после себя следов.
        Ледяной ствол револьвера уперся прямо вего затылок, только после этого Париж застыл наместе. Конечно, он слышал тихие шаги сзади иэту ситуацию мог предотвратить еще доее начала,но…
        - Намного страшнее ожидание, чем сама смерть,- обреченно, носпокойно сказал Париж.
        - Ты боишься смерти?
        - Небольше, чем ты меня,- заявил он тому, вчьих руках находилась его жизнь. Затем добавил:- Убить человека нетак просто, особенно глядя ему вглаза.
        - Медленно повернись лицом ко мне, я удостою тебя такой чести.
        Париж обернулся, итеперь ствол касался его лба. Сказать, что им овладел страх, былобы ложью. Ни страха, ни паники, только расширенные зрачки выдавали его учащенное сердцебиение. Дыхание оставалось ровным.
        - Пустые глаза наполняются жизнью. Забавное зрелище,- улыбаясь, сказалон.
        Париж иправда прокручивал моменты своей жизни, осознавая, что вернуть то или иное он уже невсилах. Невего положении прощаться сединственным близким человеком его жизни. Втот момент онбы отдал все свое состояние, чтобы этот день наступил позже. День расплаты, который тяжелым грузом он носил все эти годы, прекрасно понимая, что этого дня неизбежать никак. Ни капли сожаления, ни слез отчаяния… Он был готов.
        - Чувствуешь вкус этих секунд, ценишь последние вдохи воздуха, нопри этом остаешься собой. Вот что всегда восхищало втебе, Париж…
        - Стреляй!- процедил он сквозь зубы своему убийце, неотводя отнего глаз.
        Его рука даже невздрогнула, нажав накурок. Громкий хлопок…
        Париж упал наколени, подавившись воздухом. Задыхаясь, он начал кашлять, будто проглотил огромный ком. Только вэти минуты он почувствовал дикий страх инечеловеческую панику. Вто время как его собеседник уже отдалялся отнего, ускорив свой шаг, и, зайдя заугол соседнего дома, вовсе исчез извида.
        - Зачем?- громко прохрипел Париж, вызвав тем самым еще больший кашель.
        Слезы наворачивались наего глаза. Он остался жив, глядя влицо смерти. Попрощавшись сжизнью инецепляясь занадежду, он был готов уйти. Вот только время его еще непришло. Блеф…

        Зайдя вквартиру, он положил револьвер настол. Только ему было известно, что патронов внем небыло, итолько он прекрасно знал, что подарил человеку жизнь, которая нестоила ицента.
        Когда тебя коснулась смерть своей холодной ладонью, ты начинаешь видеть то, чего раньше немог видеть, чувствовать… Откапли росы поутру идохолодного дождя, под которым тебе становится тепло. Только смерть может научить человека жить. Как ребенка учат ходить впервые годы, так ивзрослый, переосмыслив прожитое, начинает идти по-другому, неведомому раньше пути. Каждая мелочь приносит радость, каждая неудача так иостается неудачей, ноуже некамнем, окоторый можно споткнуться. Аесли испоткнулся, то появится очередной повод встать. Как невпечали, так вчем познают радость? Кто неумирал, тот инежил вовсе…
        Картины смотрели нанего, аон прятал револьвер, которым сегодня показал человеку жизнь. Жестокому человеку, вкотором если иоставались клавиши чувств, то его пиано давно было сломано ирастоптано имже самим. Он восхищался им как художник, как человек- он его ненавидел. Картины вокруг… Темные глаза, как иволосы. Глаза женщины, которую он любил больше своей жизни. Сухие губы, недоцелованные ипотрескавшиеся ответра… Он мог кним прикоснуться и, водя поним рукой, ощущать, как бьется ее сердце. Немые губы, которые он целовал, аккуратно прикоснувшись ксвоему шедевру. Капля закаплей скользила поконтурам, каждый день высыхая, ногорький вкус этих губ постоянно обжигал его… Темные глаза, вкоторые он смотрел, темной ночью были светлее звезд, тех самых звезд, что однажды его предали.
        Карандаш. Одиночество. Мрак…

        «…Эти первые дни были особенными. Нет, непотому, что мы загорались впостели ивсвоих ярких вспышках теряли рассудок. Просто небыло причин смотреть накалендарь, небыло желания следить завременем. Все как будто остановилось водин момент. Выключить свет, отключить мир исмотреть вглаза. Неизведанные… Мне это нравилось. Я никогда неиспытывал подобных чувств кженщине. Больше, чем увлеченность, номеньше, чем привязанность…
        То, что люди называли любовью, я всегда называл мусором. Туалетной бумагой, которой потом подтирали то, что отнее оставалось современем. Обещания, клятвы, все эти нежности- отдорогих подарков додешевой банальности. Апотом- детей растить, крики, ссоры, бытовые радости. Слезы, измены, чувство вины… То, что остается витоге, так неизбежно. Влучшем случае- взаимопривязанность нафоне взаимопонимания ичувства ответственности задетей. Вхудшем случае- жалость, неразделенность, обиды. Иэто все вы называете любовью? Ябы язык отрезал тому, кто придумал это слово, изаставилбы егоже проглотить.
        Чувство собственности. Инеболее того… Как вещи: сначала их покупают, потом их донашивают другие, азатем их выбрасывают. Я невозьмусь сказать завсех, носкажу засебя: любой человек- собственник, кембы он ни был ичтобы он ни говорил. Новот вчем парадокс: невсегда свою «собственность» можно удержать, и, как ни горько признавать, любой собственник- это всегда чья-то собственность. Вот вчем главный фокус!»

        Последняя мысль автора олюбви непонравилась Розе, иболее того, она начала спорить сама ссобой, доказывая совсем обратное. Она перелистнула эту страницу отосознания бесполезности спора ипринялась углубляться дальше.
        То, что она непоявлялась вкофейне уже третий день, видимо, меньше всего волновало ее сейчас. Ноженское любопытство взяло вверх над ее мыслями, иона начала думать онем. Как красиво она ушла втот день… Сгордой походкой ипламенным поцелуем напрощание. Интересно, ждетли онее?

        «Когда она призналась мне, что я дурак, я понял, что она вовсе недура. Иникогда ею небыла, влюбом случае, напротяжении совместного мучительства- точно. Что вней привлекало больше всего, так это пальцы. Начиная стого, как они держали сигарету, изаканчивая сплетением вмоей руке. Они были какими-то особенными- тонкие ихолодные, нодожара привлекательные, наигранные, или это было что-то большее… Тяжело объяснить словами состояние, когда пальцы человека намного приятнее ичувственнее, чем сам человек. Наседьмой день я их поцеловал- кгорю своему, так как навосьмой день я пробудил вней тему «любви».
        - Каждая женщина желает быть любимой,- мечтательно началаона.
        - Амне казалось, что каждая женщина мечтает, чтобы уее мужчины носки невоняли. Ну, икрышку унитаза незабывал поднимать,- улыбнулсяя.
        Она повернулась ко мне ипосмотрела, как наидиота. О, да. Этот взгляд неспутаешь ни счем.
        - Ты никогда нелюбил? Нецеловал нежно плечи, держа ее заталию, шею.?.. Нецеловал руки, стоя наколенях, анаее колени положив свою голову? Ты никогда непросыпался смыслью, что ее может небыть рядом? Представляешь, просто небыть. Ты никогда…
        - Хватит!- созлостью отрезаля.
        - Так иженщина нуждается влюбви неменьше, чем мужчина нуждается вней,- сказала она слегка огорченно.
        - Вот уйду я, иты останешься как раньше, один всвоей квартирке, наедине сосвоими книгами, фотографиями. Наедине ссобой. Ах, да, я забыла совсем- исупом своим изысканным. Вечерами будешь сидеть впарке икурить свои сигареты, думать, чего тебе вэтой жизни нехватает. Потом приходить домой, включать свет, икругом пустота. Все насвоих местах будет лежать, вот только ты себе места находить небудешь.
        - Уходи,- спокойно ответиля.
        Она умеет блефовать- это ее главный козырь. Садиться сней заодин стол, даже сфулл-хаусом наруках, ябы нестал. Ноэто неигра, имы вней некарты.
        - Ты так уверен, что я неуйду, как я уверена, что проснешься ты завтра один ибудешь меня ненавидеть зато, что ворвалась втвою жизнь, чтобы просто итихо изнее сбежать.
        Когда она закончила, мне стало непосебе. Я незнал, что ей ответить, да и, сказать поправде, что я мог сказать? Бывают моменты, когда, кроме глаз исердца, губы бессильны, слова пустеют, собственно, как исами глаза. Дождь надуше, азаокном- солнце…
        - Я надеюсь, ты это серьезно, потому что снаружи ты эту дверь больше неоткроешь, закрыв ее однажды засобой,- улыбаясь, сказал я после длительной паузы. Всвоей улыбке я проглотил три горьких кома, всвоих словах я ненашел решительности.
        Вответ она промолчала, несказав ни слова.
        Наутро, как она иобещала, я проснулся один всвоей белой майке…»

        Вставать скровати Роза даже инедумала, хотя начасах уже было без десяти два, иукуталась потеплее. Ее мучил вопрос: закурить прямо впостели или выйти накухню изаварить чашечку горячего кофе? Последняя мысль ее резко взбодрила, иона, застегнув лифчик, направилась вкухню. Сонная, снелепой прической наголове, Роза была больше похожа накактус, что стоял унее наподоконнике. Достав изпачки две сигареты, одну она положила как закладку между страниц, авторую закурила. Приоткрыв немного окно, она достала пепельницу изверхней тумбочки иположила настол. Загудел чайник. Накухне было прохладно, иона надела свой белый халат. Налив себе кофе иусевшись поудобнее настул, Роза вновь погрузилась вкнигу.

        «Ненавиделли я ее? Нет. Скорее, еще больше был очарован ее решительностью истойкостью характера. Ну и, конечноже, первым делом я закрыл дверь изнутри. Слово заслово. Еслибы даже она вернулась, вчем я сильно сомневаюсь, ябы ее все равно невпустил. Итак, что мы имеем, кроме убитых нервных клеток идвухдневной щетины? Белый бюстгальтер третьего размера, хотя природа явно наградила ее вторым. Вванной все ее вещи так иоставались насвоих местах. Даже свои кремы особого назначения- для разных зон, как она мне объясняла- оставила. Я уже подумал, что она сума сошла, оставив мне все эти «драгоценности». Икак я без них раньше обходился? Аккуратно сложив все ее вещи всамое надежное для них место- мусорный пакет, я вынес их вмусорный бак наулице. Инеожиданно заметил пропажу. Перстень. Я носил его насреднем пальце, неснимая стех пор, как мне его подарили. Черт возьми, она забрала мой перстень! О, как я был взбешен! Вголове моей родилось сразу два вопроса. Первый: каким образом она смогла его снять, чтобы я непочувствовал? Этоже почти нереально. Ивторой: где теперь мне искать это восьмое чудо света?
        Главная проблема мужчины- это женщина. Акогда она еще иумная- это уже его беда…

        Спустя несколько дней. «Гости»

        Обычное утро, самые обычные сигаретные затяжки нафоне автомобилей иутренней суеты. Набалконе прохладно инемного сыро. Ветрено. Надев свитер, я отправился готовить завтрак. Крепкий чай ияичница сбеконом- вот утренние блюда моего меню. Приготовив завтрак, я стал искать соль, чтобы досолить яичницу. Как только я взял щепотку соли, раздался звонок вдверь.
        Посмотрев вглазок, я неувидел никого налестничной клетке. Возможно, детишки изсоседних квартир балуются, такое явление встречается нередко. Особенно когда напротив твоей квартиры живет семья стремя детьми. Икак они только непосходили сума всвоей маленькой двушке? Ну ладно, это уже их проблемы, ауменя завтрак стынет. Только я отошел отдвери надва шага, как раздался еще один звонок. Ну, ребята, сейчас я свами проведу воспитательную беседу! Открыл дверь, ипрямо спорога- удар внос! Такого поворота я неожидал и, само собой, небыл готов. Теплая кровь потекла кгубам… Передо мной стояли двое мужчин тридцати-тридцати пяти лет, почти моего роста- пожалуй, это было моим главным преимуществом. Тот, что разбил мне нос, был слева, ипервым делом ему я швырнул всю щепотку соли вглаза. Пока первый вопил ипротирал слезившиеся глаза, второй направился ко мне, нонеуспел сделать ишага, как я ударил ногой вего коленную чашечку, азатем, сделав шаг вперед, крепко приложил всолнечное сплетение. Первый отделался легким ударом впечень. Ненужно быть мастером боевых искусств, чтобы знать самые болезненные точки нателе
человека. Вытолкнув запорог этих несчастных, я пошел искать лед, чтобы остановить кровотечение. Я ждал чего угодно после: звонков игромкого стука вдверь, матерных слов, нотолько нетишины. Аэто меня больше всего ипугало. Тишина… Когда я посмотрел вглазок, их уже небыло, ноплохое предчувствие неоставляло меня ни наминуту. Выбросив свою недосоленную яичницу вмусорную корзину, я сидел идумал, комуже я успел перейти дорогу.

        Вечер тогоже дня. 22:45

        Вэтот день я решил лечь пораньше, чтобы хорошо выспаться ибодрым пойти наработу. Ровно вдесять я, выключив свет, отключил исебя, но, как оказалось, ненадолго… Звонок вдверь. Проснувшись, я несразу понял, вчем дело, нонастойчивые звуки звонка привели меня вчувство. Первая моя мысль: те двое отморозков вернулись обратно, прихватив ссобой еще пару человек для компании, ипоэтому торопиться кдвери я нестал. Овладелли мной страх или это пальцы ног начали мерзнуть под одеялом, я так инепонял. Звонки прекратились, ночувство беды непокидало меня ни наминуту. Мое дурное предчувствие, как оказалось, было ненапрасным: больше никто незвонил, ноначали стучать вдверь. Громко стучать. Ничего, вэтот раз я уже был готов. Прихватив ссобой травматический пистолет сверхней полки шкафа, пылившийся там уже больше трех лет, я прекрасно осознавал, что магазин внем пуст ипользы отнего, как отдетского автомата, вот только им это знать ни кчему. Вглазок я смотреть нестал. Резко открыв дверь, я отошел надва шага назад, чтобы держать под прицелом всю лестничную площадку. Я ожидал там увидеть кого угодно, нотолько неее. Опустив
пистолет ибыстро спрятав его заспину, я начал прокручивать вголове нелепые объяснения тому, что ей пришлось увидеть. Как щелчок вголове: кому ичто я должен объяснять? Человеку, который мало того что сбежал три дня назад, так еще изабрал мой перстень! Самую бесценную идорогую для меня вещь.
        - Это что сейчас было?- находясь вшоковом состоянии, спросилаона.
        Я проигнорировал ее вопрос, так как волновал меня вопрос куда важнее.
        - Где мой перстень?
        - Он уменя, ибудет дотого времени, пока ты незасунешь свое эго водно место ибудешь думать нетолько осебе,- заявила она созлостью.
        Смех… Простите, мне стало настолько смешно отее слов, что даже слезы наворачивались наглаза. Если этот человек неошибся адресом иизглубины души произнес эту воспламеняющую сердце речь, откоторой я даже пустил скупую мужскую слезу, то талант ее пропадаетзря.
        - Отдай мою вещь искатертью тебе дорога, бриллиантовая моя,- немного успокоившись, ответил ейя.
        Удар коленом впах. Невыносимая боль… Оттолкнув меня, она направилась вспальню, незакрыв засобой дверь. Минуты две мне казалось, что там было все разбито. Раздавлено всмятку. Я продолжал смеяться, только уже намного громче…

        Что значил ее поздний визит и, что ей отменя нужно, я тогда выяснять нестал. Спрятав пистолет вшкаф, я умылся иуснул надиване вгостиной. Утром все выяснится. Ното, что эта женщина куда опаснее тех двух отморозков, я был уверен навсе свои целыхдва…
        - Прости, я несильно вчера ударила?- ссожалением тихо спросилаона.
        Я слышал, как она подошла, носделал вид, что еще сплю. Малоли, что ей стукнет вголову наэтот раз? Ауж эти ее «стуки» могут довести если недоинфаркта, так доинвалидной коляски. Еще этот голос… Либо она хорошая актриса, либо я схожу сума. Еще вчера вней было столько злости, агрессии, асегодня это невинное хрупкое создание просит прощения зато, что чуть нелишила меня будущих наследников. Так нежно итихо, снотками сожаления.
        - Терпимо,- повернувшись кней, ответиля.
        Она улыбнулась ипоцеловала меня влоб, азатем, глядя мне вглаза, начала водить пальцами пощекам. Неописуемо приятное ощущение… Мурашки пробежали под кожей. Так тонко инежно ее пальцы как струны пробуждали вомне нереально прекрасную мелодию тела. Состояние блаженства… Закрыв тяжелые веки, я уснул.

        Лиана… Ее настоящее имя. Какого она была роста? Смотря вкакой обуви она была. Иногда насвоих каблуках она становилась выше меня наполголовы, адома, водних тапочках- наполголовы ниже. Она была действительно хрупкой, хоть часто раздражалась, когда весы показывали то пятьдесят один, то пятьдесят один споловиной. Ивсегда убеждала меня втом, что это весы уменя неправильные, так как она весила сорок девять. Она была права, абсолютно. Вот только я думаю, ей этого знать нестоило. Я специально их подкручивал, чтобы ее позлить, мне это безумно нравилось. Унее были темные волосы, как иглаза, амысли- еще темнее. Она была непредсказуемая, наверное, поэтому я скаждым днем очаровывался ею все больше иглубже…»

        Кофейня, как обычно, была пуста, и, наверное, глупо вочередной раз винить вэтом кофе. Ровно четыре показывали стрелки настенных часов, равно как иРоза впервые неопоздала начетыре дня. Она читала книгу засвоим столиком, аон читал ее… Предсказуемую ислегка банальную, нодогоря печальную- книгу. То, что она неподсела кнему содним-единственным вопросом, значило лишь одно: вопросов будет много. Вот только кому наних отвечать, как неей самой?
        Здесь небыло мест для счастливых, наполненных жизнью людей. Здешний кофе неимел вкуса изапаха, адверь открывалась только для того, чтобы закрыться. Гости приходили, аперсонал изодного человека приветливо их обслуживал, затем гости покидали эти стены иоставались мы. Единственные ипостоянные… Возможно, из-за этого кофейня еще неразорилась, инаее месте непостроили какой-нибудь дешевый ресторан сдорогими картинами ибезвкусными обоями. Быть может, так, авозможно, инет.
        - Здравствуй, Роза,- тихо иутомленно сказал он, подойдя кней.
        - Здравствуй,- отложив книгу всторону, ответила она, проводив его взглядом.
        Присев насвободный стул напротив нее, он достал свои сигареты иположил настол. Игра взглядов… Кто первый отведет глаза? Он слегка наклонил голову, чтобы вызвать еще больший интерес, иглавное- преимущество. Так по-детски вели себя двое взрослых людей, заглядывая глубже исильнее только для того, чтобы после отвести глаза. Это можно было смело назвать флиртом, еслибы доэтого они небыли знакомы. Она проверяла его напрочность, аон, всвою очередь, заглядывал внее полностью, пока она была так увлечена игрой. Тело Розы невольно начало выдавать себя уже надвадцатой секунде. Расширенные зрачки, прикусывание нижней губы… Натридцатой секунде она выпрямила спину, ни намиг неотводя отнего глаз. Прелестная картина. Он, улыбаясь, смотрел нанее. Она отвечала ему взаимностью, выдавая себя каждым своим движением инезамечая этого. Напервой минуте она положила ногу наногу, инаэтом можно было смело ставить точку вэтой игре. Роза проиграла… Она была так зациклена наего взгляде, что незамечала самых элементарных жестов, что выдавало ее тело. Это можно было назвать языком тела женщины, ноон предпочитал называть это
страстью… Без слов, без касаний, увлеченно иимпульсивно, интуитивно иполностью ныряя всамые глубины…
        - Утебя давно небыло мужчины?- уверенно спросил ееон.
        Она отвела глаза всторону сразуже после его вопроса. Возможно, думала, что ему ответить, но, скорее, этим она уже дала ответ.
        - Ты непохож начеловека, которому я смоглабы ответить наэтот вопрос,- после недолгих раздумий заявилаона.
        - Как горько… Ноты ведь тоже непохожа наженщину, которая сутра ввела себе ввену пару кубиков разбавленного одиночества.
        Ее зрачки расширились. Проглотив твердый ком, она посмотрела нанего снеописуемым волнением, ее губы задрожали, невсилах выдавить изсебя даже слово. Она замолчала. Как он это узнал? Это было единственным ее немым вопросом.
        - Я наблюдал затобой больше двух месяцев, Роза. Первый раз, когда я ктебе подошел, меня интересовала нетвоя книга, ита книга, что ты читаешь сейчас, была только предлогом… Ты меня подпустила ксебе ближе, чтобы я смог развеять свои опасения. Увы, ноони только подтвердились. Когда ты спросила, почему я назвал тебя Розой, ты так увлеклась смыслом моих слов, что даже незаметила, как я гладил твою руку икак медленно закатывал рукав все выше. Ты была так подавлена, лежа уменя наплече, что даже несмоглабы подумать, насколько был подавлен я, утешая тебя вте горькие минуты.
        Когда он закончил, она безумно захотела курить, ноон подвинул пачку ее сигарет ксебе идал понять, что ждет отнее недыма, аслов, которые моглибы привести его кпричине. Ответить ей было нечего. Более того, она даже несмогла выдержать его взгляд ипопыталась встать, ноон ей этого непозволил.
        - Роза, скаждым днем ты вянешь, и, какбы глупо это ни звучало, я очень сожалею, что невпереносном смысле этого слова,- обреченно сказалон.
        - Я ведь тебе ненужна, я это знаю… Зачем ты тогда все это говоришь? Зачем пытаешься спасти человека, который тебе безразличен? Изображаешь сочувствие? Мне это ненужно,- мягко итихо сказалаона.
        - Я пытаюсь спасти себя.
        Он опустил глаза исмотрел напальцы, наее тонкие ималенькие пальцы. Что он втот момент видел? Возможно, только пальцы, аможет, он смотрел мимоних.
        - Утебя есть мечта, Роза?
        - Да, есть…
        - Расскажи мне оней,- синтересом вглазах попросил онее.
        - Ябы хотела уехать изэтого города, покинуть эту страну иоставить все. Просыпаться утром вмаленькой квартирке соткрытым окном ивидом наморе. Чтобы мои часы остановились раз инавсегда, ия немогла следить завременем- только шум моря идыхание любимого человека. Я хотелабы незнать, какой сегодня день, выбросив календарь. Смотреть навосходящее солнце, сидя напрохладном песке, изнать, что он вернется ипринесет мне теплый плед. Ябы хотела отказаться откофе ипить поутру свежий апельсиновый сок, который он приносилбы мне впостель. Жить вдали отпрошлого, авзакате видеть будущее. Отказаться отсигарет ибыть совсем неидеальной, ненакрашенной исонной и, уткнувшись вего плечо, чувствовать себя любимой, чувствовать, что я ему нужна. Иужин каждый вечер пусть стынет, толькобы он неостывал. Разве это так много?
        Она смотрела ему вглаза, асама находилась втом месте… Роза задержала дыхание отэмоций, которые охватили ее сердце исогревали холодные пальцы. Ей было горько возвращаться снова вэту кофейню иразделять свое одиночество счеловеком, даже имени которого она незнает, счеловеком, окотором ей неизвестно ничего. Только одиночество… Оно сильно сближает однажды утонувших внем людей.
        - Твоя мечта так похожа намою, ты даже представить неможешь, насколько! Только стрелки часов ябы хотел завести, те стрелки неидущих часов…- горько ответил ейон.

        Тишина… Она нежелала продолжать разговор и, подкурив сигарету, вновь погрузилась встраницы любимой книги. Именно любимой: вглавной героине она порой узнавала себя, авнекоторых ситуациях- отголоски прошлого. Роза представляла себя днем героиней, аночью узеркала пускала всебя героин. Доза задозой… Ей казалось, что все это большой театр или просто маленькийсон.

        «…Так странно, еще месяц назад я смотрел впарке наголубое небо, набелых голубей ихмурых прохожих. Авзеленых аллеях я невидел ничего, как ивзеленых глазах или вкарих. Серый мир иголубое небо- акаким ему быть, когда художник забыл свои краски дома или вовсе потерял свойдар?
        Смотреть или видеть? Я предпочитал смотреть. Слушать. Вникать… Нопри этом закрывая глаза иуши, чтобы неслышать иневидеть. Голос, мысли, недосказанность. Мне всегда было что сказать, вот только меня все равно неуслышалибы. Только белые голуби. Как илюди, они видели вомне черного.
        Одиночество… Аразве может быть одиноким человек, который никогда нелюбил? Непознав радости глаз чужих ивлажность своих. Недышал чем-то большим, чем просто воздух, инезадыхался отчего-то, что намного смертельнее дыма… Разве может тот, кто никогда неждал человека, того человека, что больше всего насвете нехотел опоздать, быть одиноким? Апод ливнем, незакрыв своим зонтом никого, кроме себя, разве может? Наверное, только промокнуть…

        - Почему ты неуходишь?- этот вопрос я задавал ей каждую ночь, когда она спала именя неслышала.
        Три часа ночи. Бессонница… Мне было очем подумать ночью. Всегда. Я вспоминал детство июность. Каким я был икаким представлял себя вбудущем. Втом будущем, что сейчас называл настоящим. Я стал им. Тем человеком, которого видел детскими глазами. Вот только краски нете: ведь вдетстве все было цветным, анечерно-белым.
        - Атыбы меня отпустил?- неожиданно спросилаона.
        Она неспала, видимо, бессонница иее потревожила этой ночью. Повернувшись ко мне, она ждала ответа навопрос. Если я отвечу «нет», она поймет, что я вней нуждаюсь. Если отвечу «да», то все наоборот: она мне ненужна. Сказать правду я немог, точнее, немог себе этого позволить. Закрыв глаза, я дал ей понять, что ответить мне нечего.
        - Когда я сломала каблук, я непросила утебя помощи. Ты сам взял меня наруки ипонес, даже неспросив, куда. Это был поступок,- после минутного молчания сказалаона.
        - Ачто мне оставалось делать? Утебя тогда было такое выражение лица, будто начались схватки,- улыбнулсяя.
        Она улыбнулась вответ, после чего прижала меня ксебе так, будто пыталась задушить. Нет, это всего лишь шутка. Она обняла меня очень крепко, вот только я невидел, как замоей спиной капали слезы…

        Когда я уходил наработу, она гладила мою белую рубашку, ая гладил ее плечи. Такие нежные плечи, что даже руки, скользящие поним, становились грубыми. Она застегивала пуговицы допоследней, апосле умело завязывала мне галстук. Я был красив как никогда, ведь лучший комплимент для мужчины- это его женщина. Ия смотрел насебя взеркало, зная, что совсем неизменился, новее глазах я менялся: невднях иневподаренных красных розах, авкаждом моменте ивзгляде. Вкаждой минуте, когда так нехотел уходить иоставлять ее одну.
        Я брился раз втри дня икаждые два изних я оставлял наее щеках иподбородке следы отсвоей щетины, аона каждый раз наносила наэти места крем, чтобы я ничего незаметил. Все дело вкоже, она унее была очень нежной, чувствительной… О, нет… Нет! Кого я обманываю? Ведь дело было вней. Она смирилась смоими привычками или просто боялась несмириться стем, что целовалбы я ее только после бритья.
        Возможно, тогда я был самым счастливым человеком наземле.
        Другой вопрос- зналли я обэтом?

        Спустя месяц. «Знакомство сотцом»

        Она уехала вдругой город нанеделю, оставив меня одного. Да, честно признаться, мне ее нехватало. Изавтрак был безвкусным, приготовленным без души, нетак, как обычно, исуп вечерний действительно был постным. Казалось, всего месяц прошел, аощущения были, будто прожил сней годы. Ну, искем мне делить одеяло ночью? Она постоянно стягивала насебя большую часть, оставляя мне самые края. Конечно, можно было взять еще одно одеяло или купить большое. Нозачем? Меня это устраивало. Вэтом был определенный вкус. Нет, неиз-за того, что иногда приходилось мерзнуть, скорее, это был лишний повод прижаться кней.
        О, да, этот день я никогда незабуду, если смогу, конечно, все вспомнить. Когда мне позвонили вдверь, уже было около девяти вечера. Я открыл дверь иполучил глухой удар поголове. Больше ничего непомню…
        Привела меня всознание кружка ледяной воды, выплеснутая прямо влицо. Я непонимал, что происходит. Невыносимо болела голова ивглазах начало двоится. Что случилось? Какого черта я лежу нахолодном полу, ичто это залюди, стоящие вокруг меня?
        - Вставай,- угрожающим тоном произнес тот, что стоял слева.
        Да, сейчас! Прямо вот встану. Это какимже идиотом нужно быть, чтобы угрожать человеку, лежащему наполу сперебитыми ребрами иразбитой головой? Поняв, что вставать я несобираюсь- точнее, это было выше моих сил вданный момент- двое стоявших рядом взяли меня заруки ипоставили наноги, по-прежнему продолжая крепко держать. Я понемногу приходил всебя; влюбом случае, вглазах уже недвоилось. Четыре человека стояли передо мной идвое держали, чтобы я неупал. Всмотревшись вих лица, я понял, что тот, что поцентру- толстый исамый старший изних- был главным. Вот сним теперь ипридется выяснять, каким ветром, точнее, ураганом его занесло вмою квартиру. Я раньше его никогда невидел, да иеще сто лет невиделбы: стакой физиономией иформами дома нужно сидеть, анелюдей пугать.
        - Помял ты моих ребят впрошлый раз,- спокойным тоном начал он. Затем добавил:- Аповиду инескажешь. Спортсмен?- снасмешкой спросилон.
        - Всравнении ствоими формами- мастер всех видов спорта,- улыбнулсяя.
        Удар впечень. Да, сил он непожалел… удивительно, как я невыплюнул все свои внутренности. Ужасная боль, слезы наворачивались сами посебе, какбы я ни пытался их сдержать. Вответ я еще шире улыбнулся иначал смеяться, тихо смеяться, носовсей души, немного при этом хрипя. Те двое прижали меня покрепче: стоять наногах становилось просто невозможно.
        - Ну что, шутник, будем идальше шутить? Как я вижу, тебе это нравится,- сдовольной улыбкой спросилон.
        Тяжело было дышать, аговорить еще тяжелее. Я стоял как втумане, все вокруг было размыто. Нужно навести резкость… Я закрыл глаза, азатем резко открыл их- немного помогло, влюбом случае, лицо стоящего передо мной разглядеть я смог. Как я уже понял, врачи мне врядли помогут после еще одной такой шутки, ипоэтому я медленно стал убирать улыбку слица.
        - Кто ты… ичто тебе отменя нужно?- спросил его я, заглянув ему вглаза.
        - Мне оттебя?- начал он снелепой улыбкой, затем его лицо стало более серьезным:- Еще хоть раз я увижу свою дочь вэтой помойке, рядом стобой… ивследующий раз она увидит тебя вморге!- созлостью иненавистью выплюнулон.
        Так вот значит вчем дело… Ну немог я неулыбнуться после его слов. Честно, немог. Имбы гастроли давать постране: внешности этих ребят любой клоун позавидует. Теперь понятно, вкого она такой ангел. Да, конечно, небыли они похожи как две капли воды, авот характером ее Бог наделил отцовским. Ну идела! Как говорится, яблоко отяблони… Сквозь невыносимую боль извон вушах я смеялся. Что мне еще оставалось делать? Представляете, как это было забавно!
        - Да, вот только штаны схожу поменяю,- бросил я ему вответ.
        - Я тебя предупредил, щенок!
        Это было последнее, что я услышал вту ночь. Били сильно, ногами, я закрывал обеими руками только голову. Щелчок… Больше я ничего непомню- что было дальше, когда они ушли, ичто они еще сомной делали. Совсем ничего. Пустота…
        Очнулся я натомже полу, нобыл невсилах подняться. Пролежал я так больше суток, как выяснилось позже. Да, мнебы только кого-то позвать, чтобы вызвали скорую. Невсилах даже пошевелить руками, я попытался встать. Щелчок. Пустота…

        Открыв глаза, я несразу понял, где нахожусь. Лежал я натвердой кровати, закутанный сног идопояса водеяло. Наголове что-то было надето, иужасно болела спина ибок. Спустя минуту я сообразил, что нахожусь вбольничной палате. Как я здесь оказался? Этот вопрос меня беспокоил сейчас больше всего. Приятное расслабление исходило отправой руки иповсему телу. Я лежал под капельницей. Что происходит? Сколько я здесь нахожусь? Вопросов становилось все больше, асил все меньше именьше. Закрыв глаза, я уснул.
        - Вы меня слышите?
        Очень медленно открыв глаза, я несразу разглядел врача вбелом халате, стоявшего напротив меня, нопостепенно картина становилась четче. Молодой врач, моих лет, может, немного старше. Первым делом нужно спросить, как я здесь оказался ичто сомной.

        - Что мне так давит наголову?- неожиданно для себя спросиля.
        - Увас перебинтована голова,- ответилон.
        - Снимите сменя эту чертовую повязку! Итак ничего несоображаю, атут еще иона давит,- созлостью отрезаля.
        Он посмотрел наменя, азатем подошел ккапельнице ичто-то сней сделал, после чего меня снова потянуло всон.
        - Отдыхайте, сейчас вам нужен отдых…
        Последнее, что я услышал- как захлопнулась дверь. После чего наступил очередной провал.

        Спустя два дня я начал себя чувствовать гораздо лучше, ивеки были нетакими уже тяжелыми. Врядли я сумелбы встать, нопошевелить руками я мог. Вокруг меня ходила молодая медсестра иставила мне новый катетер.
        - Как я здесь оказался?- спросил еея.
        - Вас привезла девушка инавещала каждый день, пока вы спали. Она представилась вашей женой.
        Теперь все ясно. Новопросов оставалось все больше ибольше.
        - Скажите, почему я нахожусь вотдельной палате, анесостальными пациентами?
        - Ваше лечение оплачено, иувас особый случай. Я многого незнаю, спросите лучше увашего врача,- ответила она так, чтобы я сразу понял, что продолжать разговор бессмысленно.
        Очень мило. Отдельная палата. Особый случай. Это, наверное, такой намек, что ипохороны мои тоже уже проплачены, игроб уменя будет особый…
        - Позовите врача,- попросил я ее, после чего она вышла изпалаты.
        Пока я ждал врача, заметил натумбочке ключи отквартиры. Две связки ключей- ее имои. Вот значит как. Ая-то думал… Собственно, чем я вообще думал? Конечно, сбежать всегда легче, чем остаться ирешить проблему. Лечение уменя оплачено… Спасибо зазаботу, таких подарков мне еще никто неделал. Да, такого исхода я никак неожидал. Ну, чтож, скатертью дорога, бриллиантоваямоя!
        - Здравствуйте. Как ваше самочувствие?- спросил врач, зашедший впалату.
        Как мое самочувствие? Да лучше некуда, хоть сейчас натанцы, вот только тапочки переодену… Что заглупые вопросы? Разве невидно, что лежу здесь как последний доходяга, сперебинтованной головой иперебитыми ребрами? Как я себя могу чувствовать?
        - Терпимо. Почему я нахожусь вотдельной палате?- риторический вопрос, новсеже спросил.
        - Вы знаете, ваш случай…
        - Непродолжайте! Та девушка, что привезла меня, ничего неоставила, кроме связки ключей, что лежат натумбочке?
        - Нет, ноона приходит каждый вечер, когда вы засыпаете, исидит возле вас,- ответилон.
        Приходит каждый вечер, когда я сплю. Интересно. Никогдабы неподумал, что инвалиды привлекают женщин. Ах, да, уменяже особый случай. Подождем довечера, хочу взглянуть вэти невинные глаза, наполненные горем искорбью.

        Доктор оказался прав. Съев ужин, точнее, то, что они называют этим словом, я лежал сзакрытыми глазами иждал ее. Время тянулось невыносимо долго, асердце стучало все быстрее. Я нервничал: незнаю, почему, номне было непосебе. Она будет смотреть наменя, ая буду делать вид, что сплю. Глупо. Почему я боюсь посмотреть ей вглаза? Ничего непонимаю. Что сомной происходит? Чем я так взволнован?
        Открылась дверь, я затаил дыхание ипостарался нешевелиться. Она подошла ко мне ипоцеловала влоб… Холодные губы. Учащенное дыхание. Я понимал, что ей плохо, ночто мне делать, я незнал. Присев настул, стоящий возле кровати, она взяла мою руку иначала гладить, что-то тихо повторяя. Я немог разобрать ее слов, ноотэтого всего мне становилось еще хуже. Моя рука задрожала, ия открыл глаза…»

        - Простите, что вас беспокою, номы уже закрываемся!
        Неповерив своим ушам, Роза взглянула начасы. 22:57. Как? Целый вечер просидела здесь? Она находилась вполном недоумении. Заокном было темно, только свет фонарей ипроезжающих мимо автомобилей. Иправильно будет сказать, что она потерялась встраницах книги, авовсе невовремени.
        Холодный ветер сопровождал ее досамого дома, аона все выше натягивала воротник пальто. Даже прикурить она немогла: ветер будто смеялся над ней иделал все, чтобы ее настроение зависело отнего. Так ибыло. Нонеуспел он показать себя вовсей красе, как она открыла дверь подъезда. Начался сильный дождь.
        Сидя вспальне накровати иглядя вокно, она поняла, что ей нехочется ничего. Капля закаплей стучали вокно. Капля закаплей падали напол. Ливень внутри, аснаружи дождь. Она прикрывала рот изакрывала глаза, чтобы невидеть своих слез, горьких слез, что обжигали ее губы. Ей нехватало заботы, внимания итепла. Роза многое отдалабы, чтобы этой ночью она уснула неодна. Чтобы кто-то прижал ее ксебе инеотпускал ни насекунду. Заварить кофе, азасигаретой открыть всю себя, чтобы он вошел внее ибольше никогда невыходил. Чтобы слушал, просто выслушал, насколько ей тошно иневыносимо быть сильной, гордой. Одной… Сколько бессонных ночей разделяла сней подушка- она, возможно, была ее лучшей подругой ночью, апоутру она ее покидала. Ей постоянно нехватало сахара вкофе, ведь она, верно, знала, что кофе, заваренный сзаботой, намного слаще ивкуснее, апить его вдвоем- намного теплее. «Согрей меня этой холодной ночью. Как я устала. Авпрочем… Я лягу одна, ты только укрой меня изакрой усталые веки. Я сегодня одна, как изавтра. Навеки…». Итолько дождь слушал ее немые монологи через стекло. Он был ближе всех, норазве она
нуждалась внем? Возможно, он хотел ей что-то сказать, вот только она ничего нехотела слышать.

        «…Если я никогда небоялся жизни, то почему я вдруг должен бояться смерти? Пьеро… Так прозвал себя нея, амир, вкотором остается только смеяться… Комедия? Нет, скорее, драма. Трагедия… Мне небывает плохо, идосада немучает меня. Авсером коридоре нестены покрыты мраком, адорога, ведущая вникуда. Мне небывает больно, новсе чаще мой смех становится громче. Пьеро. Так прозвал себя нея…

        Она убеждала меня, что здесь делают самый лучший кофе вгороде. Знаете, его вкус был действительно особенным, нонепотому, что он был настолько изысканным, апотому, что этот кофе нравился ей. Один стаканчик надвоих. Глоток заглотком. Невероятное чувство близости… Незабываемый вкус. Изнаете, я всегда думал, что губами нужно говорить. Ноеще ими можно передавать свои чувства… Каждым касанием. Сзакрытыми глазами иоткрытыми объятьями. Передавать все то, что неимеет подходящих слов. Я всегда думал, что перед сном глаза нужно закрывать. Инезнал, что вэти минуты ябы многое отдал, чтобы больше их неоткрывать. Даже время переставало дышать…

        Сколько всего я мог сказать… Ноя считал это постыдным, ведь мужчина должен выражать свои чувства неязыком, абукетом, изаворачивать вкрасивый подарок. Двадцать девять роз я подарил ей надень рождения. Двадцать девять синих роз. Она была так рада, что мы еще неделю после этого немогли застелить постель. Двадцать девять… Знаете, ябы все-таки сказал… мне всегда было что сказать. Мне нравились ее глаза, ведь я никогда невидел вних своего отражения. Эти карие глаза были самыми светлыми вмоей жизни. Я всегда видел влюдях плохое только потому, что смотрел вних, как взеркало. Каждый свой недостаток вдругом человеке- как соринка вглазу. Атех немногих, вкоторых я находил свои достоинства, я уважал больше всех. Зеркало… Я всегда влюдях видел зеркало, вот поэтому я так кним иотносился. Человеку порой ирот ненужно было открывать, чтобы я понял, скем имею дело. Новней я невидел своего отражения. Сколькобы раз я внее ни заглядывал.

        Как только я уходил наработу, я представлял, как она лежит вмоей синей рубашке ичитает свою любимую книгу. Как начинает ждать меня, только вышедшего запорог квартиры, идумать, что приготовить мне наужин. Я всегда знал, какое унее настроение, еще налестничной клетке. Если изквартиры шел вкусный запах, все было впорядке, ипосле ужина можно было смело ставить очередной рекорд, нокогда запах был неособо приятным или вовсе его небыло- значит, что-то случилось. Я особо неразбирался вженщинах, ноее я познавал- страница застраницей, день заднем, ибольше всего мне нехотелось эту книгу дочитывать доконца. Это только всериалах любовь начинается спостели изаканчивается уже вдругой. Внастоящей жизни такого слова несуществует, оно теряется вднях ииспользуется как презервативы, которыми мы никогда непользовались. Пусть она иостается всвоих сериалах, авжизни двоих главное- это понимание. Хотя ее понять было сложно, ноя всеже пытался, ииногда это даже получалось, но, восновном, мы жили страстью. Такое пошлое слово, нооно действительно было самым подходящим. Как свечи, которые зажигают ночью… Капля закаплей, они
догорают иоставляют после себя неприятный дым. Икаждый вечер эти свечи нужно зажигать заново, ведь уних есть особенность прогорать…

        Когда я впервые тебе изменил, ты запретила ксебе прикасаться. Ты пыталась уйти, сбежать отменя, ноя тебя непускал. Била меня вгрудь илицо, когда я тебя крепко сжимал, иназывала меня тем, кем я был после этого. Когда ты достала нож, я впервые почувствовал, насколько ты мне нужна икакой я… после этого поступка.
        Глядя мне вглаза, она сделала резкое движение. Кровь медленно капала напол изее запястья. Как только я сделал шаг, она крикнула: «Неподходи!», затем приставила нож кшее. Я незнал, что делать, мои руки дрожали, асердце выбивало ребра. Я настолько боялся ее потерять. Она была настроена решительно. Безо всяких сомнений, она была готова кследующему шагу. Паника, дикий ужас охватили меня. Невнятно, дрожащими губами я выдавил изсебя, чтобы она убрала нож, имы спокойно все обсудили. Вответ я услышал смех, громкий смех… Ее рука ослабела и, выпустив нож изрук, она упала. Подбежав кней, я начал щупать ее пульс. Она потеряла сознание, нобыла жива. Представляете? Она была жива! Слезы бежали уменя полицу. Капля закаплей. Задыхаясь отболи, что обжигала всю мою грудь, я нес ее наруках ккровати. Она была жива…
        Поутру я ожидал чего угодно, нотолько нетого, что произошло. Она поцеловала меня влоб иприжала ксебе. Вэти минуты я осознал, какая я тварь иничтожество. Илюбой человек, посмотрев состороны наэту ситуацию, сказалбы про себя: «Какаяже она влюбленная дура!»
        - Обними меня, пожалуйста, покрепче,- шепотом попросилаона.
        После этих слов я понял, что никого вэтом мире нет ближе ее. Людей всегда можно кем-то заменить, ноее я больше заменять нехотел никем иникогда. Да, она небыла женщиной моей мечты, иотца я ее ненавидел, азачто мне, собственно, его любить? Каждый мой день мог оказаться последним, иэто я знал нехуже ее, номеня всегда привлекало лезвие ножа. Особенно его острая грань. Нобольше всего меня ранило то, что поэтой грани ходила она, без страха вглазах. Вот это действительно было страшнее всего…»

        Роза инезаметила, что дождь заокном закончился ивосходило солнце. Она никогда невстречала рассвет, как инелюбовалась закатом. Неудивительно, что весь ее мир можно было поместить вдвухкомнатную квартирку ималенькую книжечку, азатем впустить белую полоску смягким началом иострым концом. Такой мир неимеет цвета, такой мир неимеет запаха ивкуса. Втаком мире люди неживут, аоднажды, засыпая ночью, забывают проснуться поутру…
        Она неосознавала, что ее жизнь наполнена смыслом, как ито, что однажды споткнуться- неповод лежать ивинить вовсем камень. Роза непонимала, что расцветать нужно недля кого-то, авпервую очередь для себя. Она больше несмотрела взеркало инесмеялась вприступах паники: мне кажется, она просто забыла, что тусклый цвет лампочки никогда незаменит настоящего солнца.

        ***

        Он сидел напротив нее, аона пила кофе исмотрела вокно. Пустое окно, как илюди пустые, машины, сырость, суета. Большой город, вкотором легче всего потерять себя. Она думала отом, что еслибы хоть один мужчина просто остановил ее исказал, что она прекрасна, онабы действительно расцвела. Он назвал ее Розой, непочувствовав ее запаха, он был ближе всех- нарасстоянии протянутой руки, которой он так инекоснулся. Неуслышал. Только сделал сочувствующий вид, что ранило ее еще сильнее. Он несмог вней увидеть ее… Ту женщину, которую держалбы заруку, гуляя поаллеям парка, ицеловал под дождем. Ту, которую провожалбы додома, азатем оставался начашечку кофе. Он неувидел вней ту, которая смоглабы отдать всю свою нежность илюбовь безвозвратно, вставать пораньше, чтобы приготовить вкусный завтрак, азатем нагладить его брюки ицелый день ждать, отправив его наработу. Почему?
        - Роза, ты смоглабы довериться мне?- неожиданно нарушил тишинуон.
        - Зачем?- пусто ибез эмоций спросила она, по-прежнему глядя вокно.
        - Мне кажется, я могу тебе помочь, номне нужно, чтобы ты довериласьмне.
        Доверие- это самая хрупкая вещь насвете. Как исердце женщины… Однажды разбив, ты уже несоберешь его почастям. Асобирая осколки, можно только глубже ранить. Так бывает: предают те, что никогдабы непредали. Невозвращаются те, кто однажды дал клятву любить…
        - Мне это ненужно,- сухо ответилаона.
        - Аесли я смогу сделать счастливыми тридцать три девушки зачас, ты доверишьсямне?
        Вее глазах появился интерес, ведь то, что он сказал, теоретически сделать невозможно. Она была вэтом уверена, ното, что ради нее он решил что-то сделать, было действительно приятно. Роза улыбнулась. Чтоже он все-таки задумал?
        - Да, я тебе доверюсь полностью.
        - Хорошо. Просто сиди исмотри вокно,- заявил он, второпях надевая свой плащ.
        Сказать, что она была заинтригована- это ничего несказать. Роза снетерпением ждала вышедшего изкофейни, чтобы увидеть, аглавное, понять смысл его слов. При взгляде нанего складывалось впечатление серьезного, солидного мужчины, готового отвечать засвои слова ипоступки. Скаждой минутой Роза сблеском вглазах все больше ждала его поту сторону окна, чтобы посмотреть, что он задумал.
        Прошло минут десять, изастеклом появился он. Заэто время она допила свой кофе ивыкурила две сигареты. Картина заокном была действительно интересной. Он держал вруках огромный букет длинных красных роз. Подходя кженщине, он дарил ей одну розу, после чего что-то говорил ей наухо, иона улыбалась. Некоторые даже целовали его вщеку иобнимали срадостью вглазах. Одной девочке он подарил целых три розы, после чего она ему что-то сказала наушко, азатем он поцеловал ее маленькую ручку. Даже пожилой женщине он сулыбкой вручил цветок… Роза была восхищена. Он ее необманул: каждая женщина, которой он подарил розу, уходила сулыбкой ирадостью вглазах. Как лучик света втемной комнате. Маленькие теплые капельки скользили поее щеке, исердце пронизывало необычайное тепло, которое исходило отнего. Она была ввосторге.
        Зайдя вкофейню, он направился кней, аона тем временем приводила себя впорядок. Поправила волосы, выпрямилась исулыбкой встретилаего.
        - Ты меня поразил,- коротко, свосхищением сказала она, азатем добавила:- Ты сказал, тридцать три девушки, ая насчитала тридцатьдве.
        Он загадочно улыбнулся и, достав маленькое зеркальце, поставил его прямо перед ней, чтобы она смогла увидеть свои наполненные восторгом глаза.
        - Тридцатьтри…

        ***

        Он поднял руки кнебу, словно пытаясь донего дотянуться. Глядя вверх, он нечувствовал страха, апрохладный ветер наполнял его легкие свободой… Жизнью. Он стоял наногах твердо икрепко, идышал вовсю грудь, глядя далеко, туда, где загорались первые звезды. Вэти секунды загорался ион.
        - Доверься мне,- спокойно сказал он, подавая ей холодную руку.
        - Я несмогу,- ответила она дрожащими губами.
        Ей было холодно истрашно, искаждой минутой она все больше понимала, что либо он настолько безумен, либо ему просто нечего терять. Паника овладела Розой, аон по-прежнему держал протянутую руку. Она закрыла глаза имедленно, крепко держа его заруку, залезла кнему.
        - Открой глаза, Роза…
        - Я немогу. Мне страшно.
        Ее коленки задрожали, как ирука, ивкакой-то момент ей показалось, что она стоит насамой грани жизни. Это было чувство невесомости: всего один неверный шаг- иты падаешь впропасть, насамое дно бездны, ипоэтому Роза боялась открыть глаза. Мурашки пробежали под кожей: дух захватывало настолько, что можно было задохнуться. Открыв глаза, она увидела перед собой неописуемую картину, которую несмоглибы передать никакие краски мира. Так тонко, откончиков пальцев ноги идонаполненных жизнью зрачков, Роза каждой клеткой ощущала, насколько это прекрасно. Это неветер дул ей влицо, аона летела ему навстречу.
        - Только несмотри вниз,- улыбаясь идыша вовсю грудь, сказалон.
        - Уменя есть крылья… Я лечу.
        Роза никогда неиспытывала подобного чувства, только ночью под иглой, закатывая глаза, она навремя погружалась вподобное состояние. Новэтот раз было все по-настоящему. Вэтот раз она ощутила себя живой ихотела вовсе горло закричать, чтобы все ее услышали, чтобы весь мир увидел, насколько она свободна, насколько жива… Лепестками поветру.
        Она закрывала глаза, азатем открывала их снова. Роза больше небоялась и, отпустив его руку, она вдыхала невоздух, ачто-то другое, что наполняло ее жизнь смыслом. Вэтот момент она недумала отом, что будет завтра. Она застыла вэтом мгновении, вэтой секунде, ией казалось, что даже время остановилось, чтобы ее подождать.
        - Ты это чувствуешь, Роза?
        - Да. Каждой своей клеткой…

        Уже было заполночь, когда они возвращались стого места, откоторого Роза досих пор немогла отойти. Ей казалось, что часть себя она оставила там, намосту, ту часть, которую несла тяжелым грузом каждый день усебя заспиной. Они шли молча, искаждым шагом идти было все легче иприятнее. Свобода быть может только внутри, какойбы ни была клетка снаружи.
        - Я неумею плавать,- честно призналасьона.
        Он посмотрел нанее иулыбнулся. Такое чувство, будто это небыло новостью для него, ивсе это время он прекрасно это знал. Странный ивесьма загадочный человек.
        - Ты думаешь, я позволилбы тебе утонуть?
        Она незнала, что ему ответить, ноточно знала, что сним она вполной безопасности, чтобы ни случилось. Роза доверилась ему и, как оказалось, ненапрасно. Он держал ее под руку, аей было неловко отвопроса, который она так хотела ему задать.
        - Можно утебя остаться наночь?
        Он остановился изаглянул ей вглаза. Вэтот момент ей стало еще больше непосебе. Наверное, зря она затеяла этот разговор.
        - Я сам хотел тебе это предложить,- улыбнулсяон.
        Она обняла его очень крепко, аон гладил ее волосы, будто пропуская между пальцев шелковые пряди. Роза снетерпением ждала того момента, когда переступит порог его квартиры. Как ичем он живет?
        И, возможно, его подушка будет мягче моей…

        Сняв пальто, Роза попросила его включить свет- вквартире было темно ипрохладно- начто он любезно кивнул, снимая свой плащ. Маленькая студия сбелыми стенами итемным потолком. Классический стиль. Унего хороший вкус. Акругом…
        - Кто она?- свосторгом вглазах спросила она, глядя напортреты.
        То, что он был художником ивсе картины написаны им, было ясно без слов. Вкаждом рисунке были одни итеже глаза, как игубы. Образы… Одни итеже веки, ресницы идаже волосы допоясницы. Вкаждом рисунке она… Сулыбкой игрустная, одетая наодной, надругой обнаженная… Кто эта женщина? Ктожеона?
        - Тебе чай или кофе?
        - Мнебы немного тебя.
        Пока она смотрела картины, он вышел набалкон изакурил. Он недумал, что ей ответить, его беспокоил другой вопрос, более важный вэтот момент.
        - Ты так инеответил,- заявила Роза, как только он зашел внутрь.
        - Шедевр…- ответил он так, чтобы было понятно, что затрагивать эту тему он нежелает.
        Роза была неглупой ипоняла все без слов. Она теперь понимала, почему он так замкнут изакрыт отлюдей, ведь вего жизнь однажды вошла та, что так инепокинула его сердце. Эта женщина несмогла покинуть даже стены этой квартиры. Кругомона…
        Нетак просто забыть человека. Порой намного проще забыть собственное имя. Нетак легко перелистнуть старую страницу, когда нет продолжения нановой. Роза понимала его, как никогда вжизни, ибольше всего насвете она хотела стать новой страницей для этого безымянного художника, его новой картиной, вдохновением… Икистью, чтобы он нарисовал капельку счастья икаждый день находил эту капельку вней.
        - Очем ты сейчас думаешь?- спросилаона.
        - Нас ведь двое, акровать уменя одна…
        Меньше всего она хотела отнего секса, лежа унего нагруди. Ей было тепло иудобно, авего молчании она слышала биение сердца. Роза немогла уснуть, ей казалось, что все его картины живые исмотрят нанее. Вкакой-то момент она даже задержала наодной изних взгляд ивэтих темных глазах будто что-то увидела… Под одеялом было тепло, новэту ночь ее согревало неоно. Так странно: еще вчера она сидела уокна искаждой каплей застеклом тонула всвоем одиночестве. Еслибы она знала, что есть насвете человек, тот человек, наплече которого она уснет, апоутру выпьет сним кружку крепкого кофе, онабы просто была счастлива. Разве много женщине нужно для счастья? Ложку заботы ивнимание докраев. Вот он- истинный запах, акакой унее вкус…

        «…- Ты меня сможешь простить?- отчаянно спросил еея.
        Она молчала, ая прижимал ее ксебе сильнее, гладя ее волосы ицелуя пальцы. Я был жалок, как последнее… наэтой земле. Я предал ее непотому, что хотел этого, апотому, что нехотел большеее.
        - Аты себя простить сможешь, любимыймой?
        Внутри все сжалось стакой силой, что я закрыл подушкой лицо, чтобы она незаметила… Неувидела моих глаз.
        - Какбы ты ни отрицал, я всегда чувствовала, как я тебе нужна. Представляешь, я исейчас это чувствую,- улыбнулась она, непряча своих мокрых глаз.- Ябы все насвете отдала, чтобы ты меня больше неотталкивал. Мне тебя нехватает, ведь ты досих пор неверишь, что люди способны любить кого-то намного сильнее, чем себя. Что женщины способны жизнь свою отдать затех, кого они любят. Ты досих пор неверишь…
        Она говорила твердо, несмотря нато, что ее голос был мягким игорьким. Я невидел ее глаз, потому что боялся, что она увидитмои.
        - Прости, мой самый родной ижеланный! Прости меня завсе беды, что принесла втвой дом. Ты изменился… Правда! Я всегда думала, что люди неменяются, ноты мне доказал обратное, сам того непонимая. Ты любишь меня больше, чем себя, эгоист ты мой любимый…
        Эти слова она сказала тому, кто изменил ей два дня назад. Тому, кто предал ее всем своим телом. Тому, откого еще вчера ночью хотела сбежать.
        - Счего ты это взяла?- задал я ей вопрос, накоторый уже знал ответ. Отрицать нестану- этого я набрался унее.
        - Ты помнишь, когда впоследний раз покупал что-то для себя? Вся твоя зарплата уходит нановые платья иеду. Когда ты даришь мне подарки, втвоих глазах столько счастья, как уребенка, которому купили шоколадку. Я никогда невидела, чтобы человек был настолько счастлив, отдавая инетребуя ничего взамен.
        - Это все коньяк. Ты думаешь, я натрезвую голову дарилбы тебе такие подарки?- слегка улыбнулсяя.
        - Хочу услышать, как ты пошутишь про то, что начал бриться каждый день,- она поддержала меня улыбкой.
        Да, вот этого я иожидал. Тупик. Аведь она вчем-то права: действительно, ради нее я начал бриться каждое утро, хотя она ни разу неупрекнула насчет моей щетины.
        - Или, может, объяснишь, почему я днем иногда немогу найти своих ключей, акак возвращаешься ты- они лежат нахолодильнике?
        - Это забота, инеболее того. Еду покупаю я, асигареты… Это я отебе так забочусь: курение- очень вредная привычка,- как-то выкрутилсяя.
        - Моя вредная привычка- это ты, анесигареты,- тяжело вздохнув иобняв меня покрепче, ответилаона.
        Правильный комплимент для мужчины, как особый рецепт для женщины- повышает потенцию. Иэто невозможно было тогда незаметить…

        Влюбых отношениях есть грань, которую неследует переступать. Эта грань, когда гордость кричит: «Точка!», аглаза наполнены многоточием. Иты, конечно, понимаешь, что это всего лишь запятая водной иззапятнанных страниц, ноэта краска высыхает ивсегда оставляет после себя след. Неприятный след, покоторому всегда находят дорогу обратно. Таже страница, таже точка. Это как трещина, которую невозможно заделать красивыми словами идорогими духами. Однажды переступив эту грань, остановиться бывает трудно. Ноеще труднее осознать, что переступаешь ты нелинию, асамого человека. Того человека, что всилах поставить настоящую точку имолча уйти, оставив после себя чистый лист. Такие люди чаще всего уходят навсегда.

        …Когда она решила уйти, я собирал ее вещи идумал, какого цвета рубашку мне надеть наработу. Странно, нозазавтраком я непочувствовал ничего, абсолютно. Возможно, я плотно поел. Аможет, просто был уверен, что квечеру она вернется. Заобедом я пролил насебя кофе, оставив большое пятно насвоей любимой рубашке. Ноэто меня неогорчило: напротив, я знал, что когда вернусь домой, она мне его застирает… Когда я открыл дверь, вквартире было темно, анахолодильнике небыло ее ключей. Небыло запаха ужина, икружка недопитого чая так истояла насвоем месте. Еще никогда квартира небыла такой пустой. Ивпервые я задержался напороге…
        Третью ночь я немог нормально уснуть. Кровать казалась слишком большой инеудобной. Под утро я просыпался отприлива крови ихотел поцелуями разбудить ее, чтобы вочередной раз невыспаться, выдыхая ее вдохи… Я отчаянно водил рукой, пытаясь нащупать ее плечи. Руки итеплые пальцы. Пустота. Иее подушка была как никогда холодной.
        Через неделю я вспомнил осуществовании Бога, докоторого мне никогда небыло дела. Чувствовать дыхание заспиной икаждый день спешить сработы домой- это было так бедно раньше инеимело цены сейчас. Вэту минуту. Доневыносимости одиночества, страха…
        Пятно нарубашке, да игордость величиной сквартиру принимала размеры пятна. Звонок вдверь. Азадверью она: отбанальных фраз идокофейных глаз- она.
        Когда она вернулась, я больше непозволял ей уходить.
        Никогда…»

        Закрыв книгу, Роза отодвинула ее истала показывать ему свои фотографии. Впервые завсе это время они переступили порог кофейни вместе, и, пожалуй, впервые она нежелала заказывать себе кофе. Он смотрел нанее иулыбался, ведь она улыбалась навсех фотографиях, кроме одной…
        - Это твой муж?- снаигранным интересом спросилон.
        - Да, бывший… Скажи, только честно, помне видно, что я была замужем?- серьезно глядя ему вглаза, спросилаона.
        Забавный вопрос. Он знал обэтом, когда она впервые нашла дорогу вэто проклятое место. Вэту кофейню… Она тогда заказала бутылку коньяка иничего больше. Он наблюдал заней: свиду могло показаться, что она просто устала отсерой жизни ирутинной работы ипришла забыться надне стакана. Нокогда она вернулась наследующий день изаказала себе чашку кофе, это уже была неона, точнее, нета женщина, что заходила вчера. Роза была совсем другая…
        - Аразве уженщины налице написано, что она была замужем?- чтобы несоврать, выкрутилсяон.
        Насамом деле все так иесть, какбы странно это ни звучало. Уженщин все написано налице, ион, как художник, мог заметить каждую деталь, каждую мелочь, которую незаметилбы другой.
        - Чегобы ты сейчас хотела, Роза?- перевел темуон.
        - Чтобы ты мне объяснил, почему я досих пор одинока,- снекой грустью, тихо сказалаона.
        - Я тебе это покажу.

        Они стояли всамом людном месте, возле метро, где каждый человек куда-то спешил. Городская суета… Люди подстраивались под время, что контролировало каждый их шаг инаправления. Ничего особенного, обычный солнечный день, только мало кто был этому рад изамечал, что лучи непросто ослепляют глаза, апридают контраст этому миру. Яркое среди серых людей- разве это непрекрасно? Только недля этого мира итолько недля этих людей.
        - Ты видишь того высокого парня, что стоит втени?- спросил ееон.
        Она посмотрела вту сторону. Симпатичный брюнет сосветлыми глазами курил исмотрел нанебо.
        - Да, вижу.
        - Что ты можешь онем сказать?
        Странный вопрос, подумалаона.
        - Красивый мужчина, опрятно одет счистой обувью исосветлыми глазами. Возможно, женат… нет, точно женат!- уверенно заявилаона.
        - Счего ты взяла, что он женат?
        - Как счего? Разве может такой мужчина быть одиноким?- удивленно спросилаона.
        Он улыбнулся, посмотрев нанее, ивэтой улыбке, как взеркале, Роза увидела себя полной дурой. Так интересно: унего никогда небыло одной улыбки, каждый раз новая. Странный он человек ивесьма загадочный.
        - Тыбы хотела его поцеловать? Вот просто подойти ипоцеловать?
        Роза находилась внедоумении отего вопроса. Конечно, она хотелабы поцеловать этого красавца, ноженская солидарность непозволила ей ответить правду.
        - Нет. Что заглупый вопрос?- возмутиласьона.
        - Роза, я, конечно, непсихолог и, возможно, непонимаю женщин так, как хотелосьбы мне, ното, как ты прикусила верхнюю губу, глядя вего сторону сприоткрытым ртом, говорит мне омногом. Просто подойди ипоцелуй его!- твердо закончилон.
        Этими словами он поставил ее внеловкое положение, она даже отговорок придумать несмогла. Он очень наблюдателен, даже слишком, ито, что он предложил- это полное безумие, хотя… Почемубы инет?
        - Доверьсямне.
        Ее руки заметно задрожали, но, высоко подняв голову ивыпрямив плечи, она уверенно направилась кпарню. Сердце стучало согромной силой, адреналин захватывал дух. Она всегда мечтала поцеловать красивого незнакомца, нокаждый раз это сильно пугало ее, иона отгоняла дурные мысли. Авдруг он женат? Аможет, я ему непонравлюсь? Пока она шла, вее голове рождалось много разных версий ивопросов, нотолько небыло сомнения. Роза вспомнила, как доверилась ему намосту, идосих пор была заэто благодарна. Он знает, что делает… Развеивая свой страх иопасения, она всеже подошла кнезнакомцу.
        - Вы неподскажете, который час?- спросила она первое, что пришло ей вголову.
        Он, посмотрев начасы, коротко ответил:
        - Половина второго.
        Роза, посмотрев ему вглаза, сделала шаг вперед ипоцеловала его прямо вгубы. То, что произошло, было просто нереальным, неописуемым, словно сон… Он обнял ее заталию иприжал ксебе, как втанце, и, слегка опустив голову, ответил ей взаимностью. Роза закрыла глаза ипросто наслаждалась, недумая ни очем. Ее мысли улетели куда-то далеко, аона застыла вэтом незабываемом поцелуе, вэтих теплых объятьях, вэтом мгновении…
        - Мне пора бежать,- отступив всторону, сказалаона.
        - Акакже…
        Она неслышала, что он говорил ей вслед. Она совсем ничего неслышала, она бежала, неглядя под ноги, азауглом споткнулась иупала. Он ждал ее затемже углом, тот безымянный художник, что вносил вее жизнь новые краски иневедомые раньше цвета. Подав ей руку, он спросил, неушибласьли она, начто она дала отрицательный ответ.
        - Все впорядке. Спасибо…
        - Пожалуйста,- улыбнулсяон.
        - Теперь ответь мне наодин вопрос: ты знал, что все произойдет именно так, анеиначе?
        Роза немного начала отходить отпоцелуя. Отэтого ослепительного безумия… Еслибы ей кто-то сказал, онабы ни зачто неповерила, что это настолько реально ипрекрасно. Такое бывает только вфильмах… Просто непередаваемое чувство.
        - Я тебе объясню,- начал он, ноРоза его перебила:
        - Да или нет?- неотступалаона.
        - Да, я знал. Несложно было заметить отсутствие кольца набезымянном пальце, как ито, что он абсолютно никуда неспешит ини разу непосмотрел начасы. Докурив одну сигарету, он вскоре достал другую исмотрел внебо. Еслибы он кого-то ждал, онбы вел себя совсем по-другому, иябы это заметил. Ато, что он ответит тебе взаимностью, было ясно, как день: ведь ты прекрасна, Роза, илюбой наего месте поступилбы также…
        - Продолжай,- сзагоревшимися глазами сказалаона.
        - Дело втом, что ты сама несделалабы этого из-за одного глупого стереотипа: если мужчина красив иопрятно одет, он, несомненно, занят. Как имужчина, увидев красивую женщину, никогда кней неподойдет, потому что думает, что она замужем. Вот почему ты досих пор одинока, Роза…

        ***

        Как-то так он ипредставлял себе ее квартиру. Большая, бежевого цвета обои визуально делали ее еще больше ипросторнее. Запах духов вприхожей. Неособо приятный аромат накухне говорил отом, что там что-то испортилось. Высокие потолки, красивый интерьер… Как оказалось, Роза жила вполном достатке. Былоли это заслугой ее бывшего мужа или ее собственной- трудно сказать, новсеже он больше склонялся кпервому. Огромная спальня, размером сего собственную студию. Незастеленная постель, белый лифчик настуле… Кего приходу она явно небыла готова.
        - Извини забеспорядок, я сейчас приберусь,- второпях сказалаона.
        - Нестоит,- возразилон.
        Пока он разливал вбокалы вино, обстановка становилась романтичнее. Тихая классическая музыка, приглушенный свет… Это было их первое свидание. Он сидел вчерной наглаженной рубашке, аона вкрасном платье. Это платье нравилось ему, оно прекрасно сочеталось сцветом помады. Глоток заглотком, вино пьянило Розу, иона становилась более открытой, уверенной всебе. Прекрасной…
        - Давай потанцуем,- взяв его заруку, предложилаона.
        - Судовольствием.
        Он держал ее заталию, аона, обхватив руками его шею, смотрела ему вглаза. Они медленно ходили покругу, без ритма ичувства танца. Роза терлась обего щетину, нежно покусывая подбородок, потом расстегнула верхнюю пуговицу иначала водить рукой погруди, азатем ниже…
        - Роза, нет!- застегивая пуговицы, сказалон.
        - Что нетак?- огорченно воскликнулаона.
        - Все нетак!
        Выйдя изгостиной, он немедленно направился вприхожую и, набросив насебя плащ, хлопнул дверью…
        Роза находилась вполном отчаянии. Разбив бокал исняв ссебя это платье, она бросила его под ноги и, открыв бутылку, вылила вино наплатье. Сигареты… Она хотела курить и, неглядя под ноги, зацепила пяткой осколок. Босиком она направилась вкухню, достала пачку сигарет изверхнего ящика и, неоткрывая окно, закурила. Глубокие затяжки, учащенное сердцебиение. Ее рука дрожала, ималенькие капельки сподбородка падали наобложку книги.

        «…Тошнота. Первым инежданным звоночком нашего счастья была ее тошнота. Частые боли впояснице иповышенная усталость говорили сами засебя. Аеще изадержки… Мы спешно направились вбольницу. Доктор подтвердил все симптомы, итогда мы находились нетам, втемных коридорах отделения, авглазах друг удруга, наполняющихся взаимностью… Тот день был настолько красив, что будь я художником, я сотворилбы шедевр ипосвятил его ей. Тот день дышал воздухом будущих вдохов, первых вдохов иоткрытых миру глаз. Улицы были наполнены яркостью инеобычайным светом, даже ночью заокном светили изагорались первые звезды, чтобы подарить этому миру самую яркую звезду.
        Колокольчики вдетской, бантики ивязаные носочки. Скаждым днем наша спальня наполнялась новыми игрушками иощущениями, горячими поцелуями итеплыми объятьями. Нелепыми капризами истарыми платьями, которые ей больше неподходили.
        Я представлял ее матерью… Ведь еще недавно мы лежали одни наэтой кровати, иказалось, что вот оно, счастье. Ее глаза, улыбка идаже скользящая пощеке слезинка. Я видел вней женщину- верную ипокорную, неподвластную мне, нопреданно-гордую идогоря желанную… Это так непривычно- впервые назвать ее матерью. Это так необычно, ведь отец- тоже непросто слово, мне нужно стать им. Мне нужно быть… Непрятать себя вгорьком стакане, когда впылу ссоры она оттолкнет меня. Крепче держать- я знаю, для нее это огромное испытание. Неотпускать ее руку, разве немного ослабить. Стакой, как она, я сильнее, чем есть. Я мужчина. Я справлюсь.

        Каждый месяц звенел, как колокольчик, напоминая отом, очем мы незабывали ни наминуту, ни намгновение. Когда я смотрел нанее, она все чаще смущалась иговорила отом, что сильно поправилась заэти четыре месяца. Меня это волновало меньше всего насвете. Я всегда поддерживал ее, несчитая это постыдным. Вкакой-то степени мне самому становилось некомфортно оттого, что вее мыслях темнели такие нелепые версии идогадки, что я могу уйти ибросить ее из-за каких-то лишних килограммов или измученных бессонницей глаз. Больше всего я пытался предотвратить пожар еще доего возгорания, как исигареты- я прятал их, как прятал иключи- ей было сложно, я знаю. Втакие моменты нет больше слов «я» и«небуду», вэти моменты приходится идти науступки ипоступать правильно, ведь каждая ошибка может оказаться роковой.
        Частые перемены настроения, нервные срывы напустом месте- это было настоящим испытанием нетолько для нее, ноидля меня. Я сулыбкой вспоминал те первые дни, когда она уменя оставалась, ипонимал, что те дни посравнению сэтими были еще цветочками. Мне казалось, что я начал сходить сума…
        Я бросал курить вместе сней, адоэтого она трижды бросала меня, ведь я непозволял ей больше курить. Ни одной сигареты, ни одной затяжки- это было сложно. Когда она крепко засыпала, я бесшумно покидал квартиру иналестничной клетке выпускал едкие, нодопоследнего жара желанные клубы дыма. Я выпускал все то, что накопилось задень, имне становилось легче. Докурив, я бросал врот целую горсть мятных конфет, азатем принимал душ ичистил зубы, чтобы она несмогла почувствовать запах.
        Сложнее всего было смириться стем, что смириться ссобой она немогла. Ее капризы выходили зарамки нормального. Мало того, что наужин вмою сторону летела посуда, когда я опаздывал сработы, так еще иножи… Я их выносил изквартиры, аона вслезах сидела накухне ипросила прощения. Говорила, что ничего ссобой поделать неможет. Я брал ее заруки ивкакой-то момент, стоя наколенях иположив голову наее колени, я всеже понимал, что счастлив. Иосознавал, что все это временно. Маленькая черная полосочка, после которой наступит сплошная белая.
        Последней каплей моего терпения стало обвинение визмене. Вовремя стирки грязного белья она нашла пятно отпомады намоей белой рубашке. Она кричала ибросала вменя все, что было под рукой, ая молча пошел вгостиную, открыл ее сумочку, взял помаду ипринес ее вванную. Поставив такоеже пятно рядом наэтойже рубашке, она вдруг все бросила иначала меня целовать, ая ее крепко обнял. Нодумал я тогда уже совсем одругом…
        Я смотрел наревольвер, купленный три дня назад, весьма тяжелый инеудобный. Нокуплен он был недля удобства, адля защиты. Защиты семьи. Стаким отцом, как унее, ожидать можно было чего угодно, тем более главной угрозой для меня являлся некто иной, как ее отец. Он никогда несможет смириться ипринять меня. Одно только известие оее беременности обеспечило мне два похода кстоматологу иодин ктравматологу, после чего я понял, что придется взять все всвои руки ибольше их неопускать, ни перед кем иникогда. Новэтот вечер руки мои были слишком тяжелыми, как никогда вжизни, ия направил ствол прямо ввисок… Я смотрел взеркало инедумал ни очем. Слишком много всего произошло. Терпению человека рано или поздно приходит конец. Мое терпение было взорвано иразбросано повсей квартире осколками разбитых кружек исломанных игрушек. Боялсяли я смерти? Только невэтой жизни. Иуйти я готов был навсегда ибезвозвратно.
        Стоп! Как щелчок. Ачто будет сней, если меня нестанет? Что будет снашим ребенком, если его отец упадет однажды напол, чтобы больше никогда невстать? Как она справится сама, если даже сомной ей это удается согромным трудом?
        Да… Втот день я впервые осознал, что рядом сней живет вовсе неэгоист, ия почувствовал гордость, посмотрев себе вглаза. Я несдамся, чтобы ни случилось. Я несдамся, слышишь? Я все выдержу. Я мужчина.

        Начало июня, заокном светило яркое солнце, нотемные шторы исвет лампочки потушили его, накрыв ее белой простыней. Унее начались схватки, иединственными ее словами тогда были «Неотпускай мою руку». Она кричала изадыхалась, глубоко дыша, ая дышал вместе сней. Она сжимала мою руку, передавая всю свою боль, имне казалось тогда, что это я сней наэтом столе рожаю. Вокруг мелькали люди вбелых халатах. Крики, стоны… Кошмар. Страшный сон. Все как втумане, я тогда непонимал ничего иничего невидел. Былли я всознании? Только ее рука возвращала меня вэту палату. Какимбы сильным я себя ни считал доэтого, то, что я видел, даже всамом ужасном сне я представить немог. Резкий шум вушах, вглазах помутнение, ее крики, ее боль… «Очнись, небросай меня!» Я приходил всебя, азатем снова- головокружение, тошнота… Крики врачей. Моя рука ослабла. Щелчок. Пустота…
        - Мужчина, очнитесь!- резкий запах нашатыря привел меня вчувство.
        Я лежал наполу, анадо мной наклонился врач, внимательно глядя вмои глаза.
        - Я впорядке. Где она?- встав наноги, спросиля.
        - Она впалате, носейчас ее беспокоить ненужно. Она крепко спит,- ответил врач.
        - Дайте мне подержать моего ребенка,- вслезах отсчастья попросил егоя…

        Стого дня прошло два месяца. Холодный август, нежданный сезон дождей. Мы сидели сней вдетской ипели колыбельную… Звоночки, маленькая кроватка. Дождь тогда пел свою песню, амы- свою. Изнаете, наша колыбель была как бумажный кораблик. Содной надругую, качая себя наволнах, мы качали кроватку. Маленькую кроватку.
        Мы смотрели вокно иневидели ничего, что могло там быть. Сильный дождь, ветер. Аможет, гроза. Слишком тихо днем, слишком громко ночью… Дочь. Доченька. Цветочек. Маленькая Роза… Слишком тихо: она, наверное, спит ивидит голубые тучки или зеленые луга, будто покрытые яркой краской, ибабочки летят ей навстречу. Так тихо, небудите ее… Она видит красивое море, где при луне уплывает закат, анаберегу теплый песок, и, рассыпая его ладошками, она улыбается. Глаза голубые. Прекрасные сны. Так тихо… Так тихо. Она просто спит.
        - Нужно поменять воду,- без эмоций, устало сказалаона.
        - Хорошо, я схожу…
        - Нет, сиди. Я сама.
        Поменяв воду ввазочке, вкоторую мы поместили весь свой мир, допоследней капли души, мы поставили ее обратно вкроватку исмотрели насвою розу… Розочку. Я по-прежнему напевал, аона осторожно качала. Так тихо. Небудите ее, она просто спит…»

        Слезы капали настраницы, аона затягивалась все глубже. Ее рука дрожала, асердце замирало скаждой строчкой. Вквартире уже было светло, ноона нехотела ложиться. Сон покинул ее, идаже дотлевающая вруке сигарета была последней впачке.

        «…- Мне нужно уйти,- огорченно сказалаона.
        - Икуда ты пойдешь?
        - Неважно, куда. Мне просто нужно уйти…
        - Возьми меня ссобой, если хочешь сбежать. Ведь кудабы ты ни бежала, далеко неубежишь. Мы вернемся обратно вэту квартиру, ивсе начнется заново. День заднем… Ночь заночью. Может, ты знаешь место, которого нет накарте, вкотором нет музыки икартин, где можно забыть все, оставить! Если ты знаешь, скажи…
        - Тебя тогда небыло рядом! Ты отпустил мою руку! Я тебя ненавижу!- вслезах закричалаона.
        Она била меня вгрудь, ая все крепче исильнее прижимал ее ксебе. Я незнаю, где находится сердце, ноя знаю, что без него можно жить. Без него можно дышать идаже любить. Да, любить… Я любил ее, несмотря нато, что она меня ненавидела. Я любил ее, неглядя ей вглаза. Я любил ее, даже когда она этого невидела. Я простил ей ее нелюбовь ксебе.
        - Возьми меня ссобой, если хочешь уйти. Если хочешь сбежать без оглядки- беги!
        Что-то громко застучало вмоей груди, ноэто несердце, оно давно остановилось, как сломанные часы. Водин момент инавсегда. Что-то глухо игромко стучало…
        - Акакже наша маленькая Роза?- сискоркой надежды вглазах спросилаона.
        - Я пересажу ее вмаленький горшочек сземлей ибуду поливать каждый день. Обещаю.
        - Меня ты тоже пересади втот горшочек…- это были ее последние слова втот вечер.
        Незабрав ничего изсвоих вещей, она ушла, положив свои ключи нахолодильник. Вкрасивом красном платье, которое мы выбирали вместе. Скрасной помадой нагубах, тихо, несказав даже «прощай», она ушла…
        Очем я думал тогда? Мне казалось, она вернется. Я вэто верил всей душой, сгорящей надеждой. Я ее ждал, качая кроватку идержа вруках куклу, которую она купила напятом месяце. Я вспоминал ее капризы, как ломал ее сигареты ивыбрасывал пачку запачкой вокно. Как целовал ее животик икак впервые услышал удары… Мне казалось, я тогда плакал, ноглаза мои были сухими. Я ждал ее, чтобы назвать мамой. Матерью. Ведь я никогда ее так неназывал. Я ждал ее, чтобы сказать, что, кроме нее, уменя нет никого, ради кого мнебы стоило жить, оставаться вэтом забытом Богом мире. Я умру вэтой проклятой квартире ихочу, чтобы меня положили рядом сдочерью, снашей маленькой девочкой. Я буду качать ее наруках, петь красивые песни изасыпать вместе сней. Азасыпая меня землей, ненужно слез ивоспоминаний, просто закопайте меня поглубже, вмоей любимой синей рубашке… Изнаешь, я буду рад, если вэтот момент я стану для тебя любимым, как раньше…

        Она невернулась ни ночью, ни утром, ни даже спустя неделю. Я, как иобещал, поливал каждый день наш цветочек иразговаривал сним. Мне было скем поговорить: она меня слушала внимательно и, казалось, даже отвечала мне, когда бутылка становилась пустой. Роза мне говорила, что ей очень тепло ихорошо втом саду. Что птицы прекрасно поют, испелые яблоки такие вкусные, ичто она хотелабы принести их мне, чтобы я попробовал их иперестал пить иубивать себя. Она говорила, что плачет, когда я теряю рассудок иразбиваю все вдребезги. Аеще она говорила, что держит заруку маму, которая закрывает ей глаза, чтобы она ничего этого невидела. Я, кажется, сошел сума, аесли нет, то нужно бросить пить…
        Бутылка забутылкой, я непомнил, какое сегодня число, ицветочек наш я забыл полить. Что сомной? Где мой револьвер? Мне пора уходить… Меня там ждут. Я достал револьвер, меня качало содной стороны вдругую, я плохо стоял наногах, нотрезво вставлял патроны вбарабан. Неуспел приставить ствол квиску… Щелчок. Пустота…

        Я умер? Где я, ичто это заместо? Старый кирпичный потолок идикая вонь, что привела меня всознание. Я лежал натвердой доске, которая покачивалась, как качели. Я упал снее, именя стошнило нахолодный бетонный пол. Холод. Очень холодно… Ничего несоображая, я попытался встать. Уменя это получилось струдом. Я находился втемной камере, где вместо двери была решетка. Почему так темно? Икак я здесь оказался?
        Решетка заскрипела, игрубый мужской голос крикнул: «Навыход!»
        Выйдя изкамеры, я ничего непонимал. Меня поставили кстенке, и, твердо приказав: «Руки заспину», надели наручники. Они впились взапястья стакой силы, что скаждой секундой я убеждался, что чувствую боль, азначит, еще живой. Ночто здесь происходит?
        Приведя меня кдвери прямо покоридору, сменя сняли наручники, ия начал массировать запястья. Нереальное облегчение. Когда я зашел вэту дверь, яркий свет ослепил меня. Я пытался прикрыть глаза рукой и, немного привыкнув ксвету, увидел перед собой коренастого мужчину ввоенной форме, что сидел застолом исмотрел наменя. Уже небыло никаких сомнений, где я нахожусь, нодругой вопрос: как я сюда попал?
        - Присаживайтесь,- вежливо предложил мнеон.
        - Благодарю, но, как мне кажется, я еще успею насидеться.
        - Хорошее увас чувство юмора,- улыбнулсяон.
        Да какой тут кчерту юмор? Это какое-то недоразумение. Еще вчера я находился усебя вквартире, асегодня очнулся здесь. Это что чья-то шутка?
        - Что случилось? Как ипочему я оказался здесь?- без лишних церемоний спросил егоя.
        Он улыбнулся еще шире, ивего улыбке я неувидел ничего хорошего. Открыв ящик своего стола, он достал мой револьвер впрозрачном пакете и, глядя то нанего, то наменя, продержал его вруках минуты две, чтобы я успел его рассмотреть.
        - Это ваш револьвер?- спросил он меня. Хотя мне показалось, что это был вовсе невопрос, нотки вопроса я как-то нерасслышал.
        Что мне ему ответить? Врать бессмысленно: наревольвере полно моих отпечатков. Хранение оружия без лицензии- это статья, ивесьма солидная. Влюбом случае, влип я пополной.
        - Да, онмой.
        Положив его обратно втумбочку, он достал какие-то бумаги иначал что-то писать. Вэти минуты я все равно немог понять, что случилось, кто дал наводку? Неужели это дело рук ее отца? Конечно, больше ведь некому. Вот сволочь!
        - Как я понял…- начал я, ноон меня перебил:
        - Вы обвиняетесь вубийстве вашей жены. Вы подтвердили, что орудие убийства принадлежит вам. Ваши отпечатки, найденные наревольвере, совпадают сотпечатками нателе жертвы. Советую вам найти хорошего адвоката!- процедил он сквозь зубы.
        Его слова током прошли повсему телу. Я непомню, что было дальше, ичто он еще говорил, я подписывал какие-то бумаги, апосле меня завели обратно вкамеру. Надеюсь, я умер, потому что если я еще жив, то кому-то придется заэто ответить. Вмоих жилах теперь текла некровь, аненависть, которая переполняла меня всего. Воспоминания оней, горшочек снашим цветочком, ее последние слова… Я весь дрожал, мои скулы сводило отзлости, я разбивал кулаки остену. Ничто немогло перекрыть эту волну боли, что затопила меня полностью. Я захлебывался вней, ненуждаясь ввоздухе… Только месть иненависть. Только месть иодин единственный вопрос:кто?
        Дела мои были плохи, это я хорошо знал ибез адвоката. Сгнить втюрьме- несамый лучший способ умереть, получить пулю влоб насвободе отее отца- итого хуже. Уверен, он достанет меня из-за решетки иперегрызет глотку зубами зато, чего я несовершал. Уменя небыло выбора, авыхода- тем более. Ноумирать мне уже нехотелось, я весь был поглощен местью ирасплатой закем-то содеянное. Уменя появился стимул жить, ноотобрали право нажизнь. Надеюсь, если я иумру, то пусть напороге нашей квартире меня встретит она снашей маленькой лялечкой. Эта единственная мысль освобождала меня отстраха. Отэтих цепей инаручников. Что будет дальше, я незнал…

        Той ночью я вспоминал, как нес ее наруках вдень нашей первой встречи. Она смотрела наменя, ая смотрел прямо, чтобы неспоткнуться. Вспоминал, как она переехала ко мне исбрасывала пепел вмою любимую кружку, апосле сорвала сменя полотенце… Я помню ее запах, ее голос имои любимые пальцы, которые я постоянно целовал без причины… Аразве нужна причина, чтобы поцеловать человека? Чтобы сказать, как нуждаешься внем, ипериодически напоминать обэтом? Разве нужна причина, чтобы просто любить? Увы, сказать это ей я неуспел…
        Четвертую ночь я неспал ивинил себя. Зачем я ее тогда отпустил? Еслибы я знал… Ябы увез ее насамый край света, ближе кморю изолотому песку, ближе ксолнцу извездам. Это было нашей мечтой. Втроем, идомик уморя…
        - Навыход. Руки заспину!
        Я вновь стоял уэтой стены, инаправлялись мы потомуже темному коридору, ктойже двери.
        Зайдя внутрь, я неповерил своим глазам. Ее отец сидел возле офицера иподписывал какие-то бумаги, что-то тихо говоря, чтобы я немог расслышать. Ну, вот ипришел конец. Я начал про себя читать молитву, забывая строки ислова, ноподдерживая ее ритм. Боялсяли я смерти? Только невэтой жизни.
        - Присаживайтесь,- сказал мне офицер.
        - Я постою,- спокойно ответиля.
        - Садись, сынок… Садись.
        Меня передернуло. Я неверил своим ушам: он назвал меня сыном, или мне это послышалось? Ничего непонимая, тем неменее, я присел.
        - Свас сняты все обвинения. Вы свободны, можете получить свои вещи напосту удежурного,- заявил офицер.
        - Это что, шутка?- несдержался я, непонимая, как такое возможно.
        - Тебе сказали: свободен. Иди, переодевайся ижди меня наулице,- твердо сказал ее отец.
        Возражать я нестал инаправился квыходу. Получив свои вещи, я стоял иждал его возле поста. Закурив сигарету, почувствовал необычайное облегчение имимолетную эйфорию. Свежий воздух, анетюремная вонь… Я стоял идумал: неужели Господь услышал мои молитвы? Либо их услышал кто-то другой, ведь вмоих мыслях небыло больше ничего святого.

        Я никогда небыл вэтом доме, точнее сказать, дворце. Он показывал мне ее детские альбомы икомнату, вкоторой она жила. Когда он оставил меня одного, я слегка наклонился, чтобы сдержать слезы… Везде ее карие глаза. Фото. Портреты. Я смотрел наних инемог ничего ссобой поделать, мою душу разрывало начасти, мне хотелось скулить отдосады иболи.
        - Ничего, сынок, потерпи,- зайдя обратно вкомнату, поддержал меня ее отец.
        Вего руках был коньяк, который стоил примерно как половина моей квартиры. Присев рядом надиван, он обнял меня совсей силы, ая его еще крепче. Я чувствовал его боль каждой клеткой, иотэтого становилось еще больнее. Я понимал его, как отца. Еще пару месяцев назад этот человек был для меня самым опасным врагом, асейчас он называл меня сыном. Какже я его понимаю… иосуждать его запрошлое неимею права. Что может быть страшнее потери дочери? Наверное, только потеря любимой жены…
        - Прости меня, если сможешь. Я знаю, ты любил ее, пылинки снее сдувал. Ноты неимел ничего…
        - Я имелвсе.
        - Ни внученьки долгожданной, ни дочери… Уменя нет ничего, кроме денег. Все свое состояние ижизнь ябы отдал сейчас заних… Все допоследнего цента икапли крови,- продолжал он, вытирая руками глаза.
        - Кто это сделал?- неудержалсяя.
        - Я нехотел вас пугать, когда вы потеряли ребенка, вы итак тогда были… Деньги, эти проклятые бумажки… Вобщем, всей моей семье тогда угрожала опасность, нопока она была утебя- я небоялся заее жизнь. Это я вовсем виноват, из-за меня она умерла. Я неучел того, что она уйдет оттебя, иэто было моей роковой ошибкой. Все обставили так, что убийцей оказался ты. Ноя единственный знал, кто завсем стоит…
        - Кто это сделал?- повториля.
        - Заказчик вземле. Поверь, эту тварь покусочкам…
        - Кто исполнитель?- перебил егоя.
        - Сынок, послушай, тот, кто убил мою дочь, отправился следом заней. Акиллера даже я смоими связями несмог достать. Это одноразовая перчатка, которую после того, как дело сделано, выбрасывают. Даже если его иможно найти, то неследует принимать его заубийцу. Ты меня понимаешь?
        - Нет,- отрезал я.- Непонимаю! Убийца насвободе, иего нужно найти! Как вы неможете это понять?
        Тяжело вздохнув, он плеснул свой дорогой коньяк мне встакан, азатем исебе…

        Я уже непомню, когда впоследний раз спал. Знаете, я непью уже второй месяц, нокаждую ночь слышу детский плач иее голос. Она касается моей спины, это ее пальцы, я никогда неспутаю их сдругими. Тонкие инежные пальцы. Она гладит мне волосы… Я даже слышу шаги. Колокольчики надетской кроватке звенят время отвремени. Кажется, я начинаю сходить сума…
        Заходя вквартиру, я постоянно чувствую запах ее духов, даже зубные щетки поутру стоят так, как всегда ставила она. Вот только две розы водном горшочке расцветают скаждым днем, аночью они плачут. Вы неповерите, нокаждое утро я вытираю сних, будто капли росы, горькие слезы… Я никогда незабываю их поливать, акогда смотрю наних вечером, мне даже кажется, что они умеют дышать. Я это слышу…
        Рисовать… Уменя появился дар, окотором раньше я иподумать немог. Я рисовал картины ночью. Ее темные глаза… Острый карандаш вмоих руках становился пером талантливого писателя. Вкаждой картине она, вкаждом контуре. Ее губы… Я передавал все, что чувствовал, невсилах выразить это словами. Поэты свою боль передают стихами, ая- карандашом игромкими криками, которые никто неслышал. Впейзажах я писал закаты иголубое море… Фрегат ичерные волны, что раскачивали его инесли наскалы. Я непосмею назвать себя художником, нопосмею назвать ее своим шедевром. Белые голуби, качели ималенькая девочка, качающаяся наних. Глубокой ночью я писал картины ини водной изних ненашел себя.
        Днем вомне просыпалась месть: я немог смириться, как ее отец, я немог простить. Ненависть, как тупой нож, разрезала меня изнутри. Я был покрыт шрамами истрашными кошмарами, которые рисовал себе. Сумасшедший художник, который весь свой мир выворачивал наружу ини водном изобразов ненаходил его лицо…
        Я уже начал сомневаться, что я жив. Это, скорее, маленький круг ада великого Данте, чем моя родная квартира. Я упал и, падая все ниже, невидел больше смысла вставать. Стоя узеркала, я зарядил вбарабан револьвера один патрон ираскручивал его вруке. Страх? Может, только утех, кто цепляется зажизнь. Я небоялся смерти при жизни, так счего мне бояться сейчас?
        - Дважды неубьешь,- улыбнулся я взеркало.
        Итак, что мы имеем… Во-первых, я трезв инепил уже месяца два. Во-вторых, вбарабане шесть ячеек иодин патрон. Один кшести. В-третьих, уменя имеется пять попыток всамом лучшем случае, номне кажется, что первая ужемоя.
        Приставив ствол квиску, я взвел курок. Щелчок… Мимо! Пристально глядя себе вглаза, я снова взвел курок. Щелчок… Мимо. Гдеже ты? Может, сейчас? Образ начал всплывать… Я больше невидел своего отражения, своих глаз- взеркале появилось ее лицо. Глухо, новерно забились мои сломанные часы. Смотря нанее, я взвел курок. Щелчок… Мимо. Щелчок… Мимо. Неотводя отнее взгляда, я совершил пятую попытку. Щелчок… Мимо. Она растворилась, ия увидел себя, имне стало противно. Недельная щетина. Круги под глазами. Отросшие волосы. Вонь… Резко оторвав отвиска ствол, я спустил курок прямо взеркало. Выстрел… Осколки разлетелись, один поранил мне руку. Я стоял исмотрел надырку взеркале- такая могла быть вмоей голове. Икровь наруке вовсе некраска. Все-таки яжив…

        - Утебя красиво получается. Ты прекрасный художник…
        - Меня вдохновляешь ты, самая прекрасная женщина вмоей жизни.
        - Нам тебя нехватает…
        - Если это сон, то попроси своего Бога, чтобы он незаканчивался. Попроси его, чтобы я непроснулся. Попроси его, пожалуйста…
        Она молчала, отведя глаза всторону. Я прекрасно осознавал, что это сон, ноон был настолько реальным, что тепло ее рук согревало мое холодное, бледное лицо. Я видел нас состороны: мы сидели впарке, втом самом парке, арядом лежал ее сломанный каблук.
        - Давай я тебя понесу наруках, как втот вечер, иты останешься уменя насовсем. Только непокидай меня, прошу.
        Маленькие капельки падали намои ладони, азатем начинался дождь. Хмурые тучи нависли над нами, искаждой каплей она растворялась намоих глазах.
        - Мы тебя ждем, ибудем ждать. Ты только незабывай нас поливать…

        Когда я проснулся, заокном стучал дождь, аколокольчики больше незвенели. Стого момента я больше неощущал их присутствия, только горшочек сдвумя цветущими розами напоминал оних. Я вернулся кнормальной жизни, начиная сбритья изаканчивая короткой стрижкой. Я вернулся вквартиру ивозвращался туда каждый вечер, чтобы утром ее покидать. Закрывать дверь снаружи ипопривычке оставлять нахолодильнике ее ключи. Готовить завтрак надвоих, азатем выбрасывать его вмусорную корзину.
        Там делают самый изысканный кофе вгороде, ее любимый кофе спривкусом губ. Одна чашка надвоих, что может быть интимнее? Разве только поцелуй.
        Я пообещал себе, что брошу курить, если найду человека, который забрал уменя все. Втот день я выбросил пачку только что купленных сигарет исмотрел нафото. Инашел тебя…»

        Роза внедоумении перелистывала пустые страницы, что следовали после. Неужели…

        Этим утром он открыл двери кофейни, чтобы закрыть их засобой навсегда. Париж сидел засвоим столиком всамом конце зала исмотрел напустой стакан. Он медленно, новерно направился кнему, доставая изкармана фотографию. Подойдя ближе, он положил ее настол, арядом- свой револьвер. Париж посмотрел ему вглаза, возможно, последние глаза всвоей жизни, и, положив десять долларов начай под стакан, взглянул нафотографию.
        Как только он закрыл засобой дверь, прозвучал выстрел…

        Что будет сРозой? Она улетит первым рейсом встрану восходящего солнца изолотого песка. Вту маленькую мечту, которую открыла ему зачашкой кофе. Ананочь она закроет окно, чтобы даже луна несмогла разделить ее счастья, что так тихо сопит ей наухо. Маленькая квартирка свидом наморе, неидущие часы икалендарь вмусорной корзине. Роза потеряется вднях ибудет расцветать вруках любимого мужчины, что так верно будет ее поддерживать. Апоночам будет играть музыка прошлого, ноее она неразбудит. Ипотревожить несможет никто, аназакате, укутывая ее плечи пледом, он разделит сней холодный песок.
        Холодной иглой, поутру, прямо ввену- первым классом назад вэту спальню, вновь вэти старые стены…

        Нет, нет. Все будет нетак, я писатель, ипоследние строки пером… Пусть я невсилах судьбу изменить, новсамом конце незаплачет Пьеро.

        Стоя заспиной уПарижа, он положил фотографию обратно вкарман иподсел кнему застолик. Взяв салфетку, он коротко написал адрес иотдал ему вруки.
        - Спаси Розу, спаси ее… Быть может, ты спасешь исебя.

        Уходя изкофейни, я незнал, что через два месяца Роза выйдет занего замуж, авскоре, покинув эту страну, они купят маленький домик уморя, насамом краю земли. Я незнал, что все мои картины продадут запару сотен долларов, что вмоей маленькой студии поселится большая семья, апосле ее продадут. Я незнал, что мою книгу выпустят большим тиражом иее можно будет купить накаждом углу, всего задвадцать долларов. Незнал ито, что эту кофейню закроют спустя пару месяцев, после того, как ее владелец полностью разорится… Я ничего этого незнал, аеслибы изнал, то ничего несмогбы изменить. Я даже незнал, что через два квартала, наступив набелую полосу, я попаду под черную…
        Только мое бездыханное тело будет лежать напереходе, и, наверное, глупо винить вэтом женщину, что неуспела нажать натормоз, когда я выходил из-за угла. Я непомню, очем тогда думал, ноточно помню, что очем-то приятном. Наверное, оней, отой, что жила вкаждом рисунке, портрете ивсе это время так верно ждала.
        Она стояла передо мной, натом самом переходе, заруку держа мою Розу, наше дитя…
        Знаете, бывают сладкие слезы. Новкус горьких мне незабыть никогда.

        ПЬЕРО