Цап-царап, моя радость Елена Рахманова

        # На пороге подъезда под ноги Артему Прохорову метнулась трехцветная кошечка. Жалость взяла верх над благоразумием - так и появился в его квартире новый жилец. Мурка мигом освоилась на новом месте и даже стала причиной ухода домработницы, которую сменила тихая провинциалка Лина Кузнецова. Она не походила на подружек Артема - амбициозных и самовлюбленных девиц. Правда, Прохоров предпочитал, чтобы даже они не задерживались в его жизни. Он не учел только, что у Мурки может быть собственное мнение об устройстве личной жизни хозяина…
        Елена Рахманова
        Цап-царап, моя радость
        Посвящается Т. Д. П.
        Глава 1
        Он поставил свою темно-зеленую «мазду» на охраняемую стоянку возле дома и посидел пару минут, прикидывая, доставать зонт или нет. Судя по редким каплям на ветровом стекле, дождь слегка накрапывал. Правда, накрапывал он уже давно, и мокрый асфальт красиво поблескивал в свете уличных фонарей.

«Не сахарный, не размокну», - решил Артем Прохоров и вылез из машины. Аккуратно обходя неглубокие пока еще лужи, он направился к освещенному подъезду и почти уже достиг спасительного козырька, как вдруг какая-то серая тварь молнией метнулась ему прямо под ноги. От неожиданности и инстинктивного опасения, что это какая-то особо наглая крыса, Артем резко отшатнулся, едва не потеряв равновесие на скользком асфальте. Но, приглядевшись, он понял, что перед ним отнюдь не серая крыса, а трехцветная кошечка - небольшая и изящная.
        Поняв, что обратила на себя внимание молодого человека, кошка выгнула спину наподобие вопросительного знака и подняла хвост трубой. Затем на прямых лапах, словно подбрасываемая невидимой пружиной, скакнула несколько раз боком, исключительно точно минуя лужи.
        - Ну ты даешь, киска, - восхищенно покачал головой Артем. - Совсем как кот из диснеевских мультиков. А теперь позволь-ка пройти.
        Но кошка сделала вид, будто не поняла его. Более того, подбежала и принялась выписывать восьмерки вокруг его ног, урча, как маленький трактор.
        - Эй, пошла вон, - миролюбиво произнес Артем, который терпимо относился к братьям нашим меньшим, и слегка отодвинул кошку ногой.
        Однако та словно примагнитилась к его ботинку. «Ну ничего, - подумал Артем. - Прошмыгну в дверь, а ее оставлю снаружи».
        Набрав код, он чуть приоткрыл дверь и бочком споро протиснулся в образовавшуюся щель. «Уф», - мысленно произнес он, довольный произведенным маневром. Но уже в следующую секунду увидел кошку, сидящую одним лестничным пролетом выше него. И столько во всем ее виде было невинной радости и искренней благодарности ему, Артему Прохорову, за добрый поступок, что молодой человек просто растерялся.
        Взять за шкирку и вышвырнуть кошку под дождь, который вдруг с силой забарабанил по стеклам окон в подъезде, у него бы не поднялась рука - это точно. Что же тогда делать?
        Артем призадумался, стоя в вестибюле. Затем вздохнул и стал подниматься по ступеням, очень надеясь, что сейчас выяснится: кошка принадлежит кому-то из жильцов и просто не знала, как попасть обратно домой. Отсюда и ее столь откровенно демонстрируемые радость и благодарность. Только почему тогда она не бросилась опрометью к нужной двери? Что, учитывая пресловутую привязанность кошек к родному очагу, было бы вполне естественно.
        Впрочем, создавалось впечатление, что она хорошо знает, что делает. Идя с победно задранным хвостом на три ступеньки впереди Артема и изредка оглядываясь проверить, следует ли он за ней, она не проявляла ни нетерпения, ни излишней суетливости. А когда достигла пункта назначения - коврика перед Артемовой дверью, - села на него, аккуратно поставив передние лапки вместе и обвив их хвостом. Ни дать ни взять статуэтка священной кошки Бастет из отдела древнеегипетского искусства Музея изобразительных искусств имени А.С. Пушкина.
        - Вот, значит, как, - задумчиво произнес Артем, внутренне уже готовый к чему-то подобному. - Ты выбрала меня в хозяева и готова осчастливить своим присутствием в моей квартире.
        Кошка не мигая глядела ему прямо в глаза.
        - А у меня не хотела сперва поинтересоваться, нужна ли ты мне?
        Ответа по-прежнему не последовало. Но кошка впервые проявила признаки нетерпения, нервно зевнув и ударив пару раз хвостом по коврику.
        В этот момент внизу хлопнула входная дверь и раздались громкие оживленные голоса подростков. Затем кто-то затопал вверх по ступеням. «Выше третьего этажа пешком редко кто поднимается, - быстро сообразил Артем. - Значит, сейчас меня, чего доброго, застанут беседующим с уличной кошкой». А та уже с размеренностью маятника била хвостом по коврику, выражая неудовольствие нерешительностью того, на кого явно возлагала определенные надежды.
        - Эх, была не была, - пробормотал Артем и быстро отпер замок ключом, отчаянно пытаясь отогнать мысль, что делает не то, что следует.
        Кошка первой оказалась в прихожей. А едва Артем захлопнул дверь, как мимо прогрохотала толпа добрых молодцев и красных девиц. Они остановились у двери напротив, позвонили, перебросились с кем-то парой фраз и с прежними шумом и гвалтом скатились вниз. В глазок Артем успел разглядеть стильно одетых, ухоженных молодых людей, судя по возрасту учащихся старших классов. Огорчало лишь одно: из всех фраз, что довелось расслышать Артему, лишь «Эй, Дашка!» можно было отнести к нормативной лексике.
        - Да, я что-то явно пропустил в своем образовании, - пробормотал он и посмотрел на кошку, которая в ответ выжидательно уставилась на него. И было уже неясно, кто хозяин этой квартиры.
        Хмыкнув, Артем медленно снял пальто, повесил его в стенной шкаф, переобулся в домашние тапочки, тщательно пригладил волосы перед зеркалом, все это время пытаясь решить, что дальше делать с кошкой, которая теперь разлеглась на полу, не спуская с него янтарных, словно горящих изнутри глаз.

«Вообще-то животное в доме - это хорошо, - принялся убеждать себя Артем. - Особенно трехцветная кошка. Еще покойная бабушка говорила, что такие приносят счастье». Он и так не считал себя обделенным судьбой, следовательно, пестрая кошурка должна была, по идее, превратить его жизнь в сплошной праздник. Да и забот с ней почти никаких - накормить, напоить, устроить на ночлег и изредка почесать за ухом. Вроде бы кошки это любят. Но в основном этим придется заниматься Фриде Яковлевне, домработнице, или, по-современному, помощнице по хозяйству.
        Фрекен Бок - так называл ее про себя Артем, имея в виду прежде всего обстоятельность и непреклонность этой достойной во всех отношениях пожилой даме значительных размеров, а потом уже ее фамилию - Бокман. Была она одинока, точнее, не пожелала покинуть родину, где покоились на Даниловском кладбище ее родители и муж, когда дочь с супругом и двумя детьми отбыла на ПМЖ в Канаду.
        Поняв, что дольше игнорировать присутствие новообретенной квартирантки нельзя, Артем опустился перед ней на корточки и принялся рассматривать. Кошка лежа потянулась, выпустив и вобрав назад коготки, и снова замурлыкала. Сразу же захотелось почесать гладкое, поросшее белой короткой шерстью пузичко. Но Артем отдернул протянутую было руку.
        - Нет, прежде всего тебя надо вымыть. И потом, вдруг у тебя блохи?..
        Кошка тут же сменила позу и принялась вылизываться, словно хотела убедить его в своей чистоплотности.
        - И дать имя, - продолжил Артем. - Как же тебя назвать?
        Но на ум, кроме Мурки, ничего не приходило. А банальную Мурку в своей квартире ему держать как-то не хотелось. Кое у кого из приятелей водились кошки или собаки, и, как правило, с многоступенчатой родословной. Вон у друга Лехи одно название породы той страхолюдины, что он выдает за собаку, как внушительно звучит - перро дого майоркин! А тут приблудная кошка, да еще Мурка. «Помимо достойного имени придется придумать и трогательную историю ее появления в моем доме, - решил Артем. - Чтоб слезу вышибало. А то еще не поймут».
        Поднявшись, он прошествовал в кухню, где все сияло чистотой и стояло или лежало на своих местах. Долго выбирал блюдечко, потом нашел непарное ни к одной из чашек, налил в него молока, поставил на сложенную вчетверо газету, а рядом положил нарезанную кусочками колбасу.
        Кошка заинтересованно наблюдала за его действиями. Потом, благодарно потершись о его ноги, подошла к еде.
        - Ну, смелее, здесь тебя никто не обидит, - подбодрил ее Артем.
        Кошка поела не спеша, облизнулась и, оглянувшись на стоящего рядом Артема, вышла из кухни и отправилась обследовать квартиру. Настороженно, пригнув голову к полу, словно ее могли подстерегать неожиданные неприятности.
        Первым ей на пути попался кабинет. Артем уселся на диван и принялся с любопытством наблюдать за кошкой. Та вела себя как пантера, вышедшая на охоту в диких джунглях. Но когда она стрелой взметнулась на письменной стол, едва не повалив стоящую на нем фотографию в серебряной рамке, Артем вскочил с негодующим криком:
        - Эй, мы так не договаривались! Сюда лазить нельзя!
        Но прежде чем он успел оказаться подле стола, кошка успела соскочить на пол и затаилась под книжным шкафом. Уши прижаты к голове, пасть с маленькими острыми зубками оскалена.
        - Вот паршивка! И где ты только воспитывалась? - воскликнул Артем и тут же ответил самому себе: - Хотя известно где: на помойке!
        Он поправил фотографию и не отказал себе в удовольствии полюбоваться запечатленной на ней девушкой. Черноволосая красавица призывно улыбалась, чуть прикрыв глаза василькового цвета веками с длинными ресницами и приоткрыв пухлые губы. Это была Маришечка, с которой он провел чудный отпуск на Мальдивах. Всего неделю назад вернулся, а кажется, будто это было в прошлой жизни. Нет, не кажется, а действительно в прошлой жизни. Слишком уж эта Маришечка форсировала события. Слов нет, она была хороша собой. Так хороша, что даже на известном курорте, куда новые русские выезжают прежде всего себя показать, а потом уже на других посмотреть, на нее оборачивались и провожали восхищенными взглядами.
        Артем чувствовал себя королем, но только до тех пор, пока его пассия не произнесла, подпустив в голос кошачьих мурлыкающих интонаций:
        - Если хочешь, чтобы тебе завидовали и дальше, советую более серьезно отнестись к нашим отношениям. А то, не ровен час… - И она многозначительно замолчала, взглянув на него из-под ресниц.
        После этих слов ее прелести мигом потеряли всю свою прелесть в его глазах… Зато осталась эта фотография с надписью на обороте, о которой было известно лишь ему одному: «Милому Тимасику, в память о незабываемом пребывании в раю. Люблю, люблю, люблю. Твоя Маришечка».
        Вообще-то он предпочитал более завуалированные надписи. Как, например, на пресс-папье в виде бронзовой лилии, покоящейся на мраморной подставке: «А. от Н. Ты один такой на свете».
        Всегда можно сказать, что это от благодарного друга, которого он выручил в трудный момент. Он так и говорил, когда спрашивали. А его конечно же спрашивали, рассматривая коллекцию всяких милых штучек-дрючек, выстроившихся на письменном столе. Этакая выставка зримых знаков его побед на сердечном фронте. И ни разу ни у одной из девушек даже не зародилось в душе сомнения, что она для Артема не единственная и не неповторимая. Зато как щекотали нервы ему самому эти безделушки: зажигалка якобы от двоюродного дядюшки, костяной нож для разрезания бумаг вроде бы от кузена, ручка с золотым пером от несуществующей любимой тетушки, ежедневник в кожаном переплете от сослуживцев, что и не подозревали о таком подарке, и прочее, прочее, прочее, когда он приводил домой очередную знакомую и опускался с ней на диван.
        Почему-то кабинет для всяких интимных забав он предпочитал больше, чем спальню. Может, потому, что не относился к своим увлечениям достаточно серьезно, а может, хотел сосредоточить и прошлое, и настоящее своих любовных отношений в одном месте. Кто знает?..
        От неожиданности Артем ойкнул и втянул воздух сквозь зубы. Неблагодарная маленькая тварь настолько вошла в образ хищницы на охоте, что пребольно впилась зубами и когтями ему в пятку.
        - Да я тебя!..
        Но не успел он обернуться, как кошки и след простыл. Артем успел лишь заметить белый кончик хвоста, мелькнувший в дверном проеме.
        А где-то час спустя возникли проблемы посущественнее, чем покормить и напоить. Проблемы прямо-таки диаметрально противоположного свойства. Кошка вдруг уселась посреди коридора, возле двери в туалет, и громко, настойчиво заорала.
        Понять, что к чему, для Артема не составило особого труда. А дальше-то что? Предложенный унитаз кошка проигнорировала, не прерывая противных воплей. Тогда он бросился на поиски чего-то подходящего в данной ситуации, заставив себя вспомнить, что он когда-либо слышал о кошках. Наконец в холодильнике отыскался пенопластовый лоток с помидорами, обтянутыми прозрачной пленкой.
        Выложив помидоры на стол, Артем нарвал в лоток газеты, поставил в туалет и выжидательно посмотрел на кошку.
        Та, казалось, все поняла, перестала орать и подошла к лотку. Брезгливо обнюхала его, удивленно взглянула на Артема, после этого осторожно тронула обрывки газет лапой, словно привыкла к чему-то более подходящему. Затем снова взглянула на хозяина квартиры с таким недоуменным видом, что он тут же почувствовал себя неловко и вышел, прикрыв за собой дверь туалета. Вот тебе и помоечная оборванка!
        Четкий и собранный, чего бы это ни касалось, Артем сел за кухонный стол и на специально предназначенном для этого листочке стал писать указания для Фриды Яковлевны. Обычно он уходил до ее появления в квартире и приходил, когда помощница по хозяйству, справившись со всеми делами, уже отбыла домой. Так что общение между ними происходило в дедовском эпистолярном стиле.
        Очередная записка, вставленная в специальный магнитный держатель на холодильнике, гласила:



«Фрида Яковлевна, пожалуйста, купите:

1) лоток в бежевато-коричневых тонах, на худой конец - белый и наполнитель к нему;

2) кошачьи консервы и посуду;

3) шампунь для гладкошерстных кошек;

4) щетку, чтобы шерсть не летала по всей квартире.
        Остальное - по вашему усмотрению. Заранее благодарю.

    Артем.

        P. S. Домой приду позже обычного, так что ужин готовить не надо».
        Когда часы показали половину двенадцатого, он указал кошке кресло в гостиной, на которое предварительно постелил чистое махровое полотенце, и милостиво разрешил:
        - Можешь спать здесь. А не понравится, так на ковре. Полагаю, места тебе хватит… Изабелл…
        Он решил назвать ее именно так, Изабелл, а сокращенно - Бэллочка.

        На него что-то навалилось, грозя задушить. Стало нестерпимо душно, воздуха не хватало. В ушах раздавался непрерывный рокочущий гул работающего двигателя…
        Артем проснулся весь в поту и не сразу понял, что происходит. Только минуту спустя он разглядел кошку, разлегшуюся у него на груди.
        - Ну, это уже наглость несусветная! - сообщил он ей, невзирая даже на то, что кошка, обрадованная, что Артем открыл глаза, заурчала сильнее и попыталась потереться головой о его подбородок. - Вон отсюда немедленно!
        Сбросив трехцветную нахалку на пол, он несколько раз глубоко вздохнул, чтобы унять сердцебиение, и пробормотал себе под нос:
        - Это ж надо, не каждой девице доводилось здесь ночевать, а эта разлеглась, как барская барыня, со всеми своими блохами в придачу. А обратно, на помойку, не хочешь? - сурово спросил он Изабелл, но не дождался никакой реакции.
        А через час все повторилось снова, а потом еще через час и еще… Под утро Артем мог сказать наверняка только, что сам спал в своей кровати, а вот о том, где ночевало его хвостатое приобретение, старался не задумываться. Иначе выходило, что настоять на своем ему вроде как не удалось.
        На работу, в крупную фирму, занимающуюся изготовлением и установкой рекламного оборудования, он явился, как всегда, начищенный и наглаженный. Но его помятое серое лицо и круги под глазами заставляли предполагать бурно проведенную ночь, что и не преминули отметить язвительные коллеги. Артем, естественно, дал понять, что так оно и было на самом деле, не вдаваясь в подробности. В противном случае ночь в объятиях уличной кошки могла бы стать поводом для нескончаемого зубоскальства. А кому же хочется выглядеть посмешищем в глазах посторонних?..
        Решив никому пока не рассказывать о найденной на улице кошке, Артем вполне сносно провел рабочий день и более чем хорошо - вечер в компании друзей. Они отправились в спортивное кафе - пить пиво и смотреть на огромном экране, установленном над стойкой, международный футбольный матч с участием «Спартака». Наши чуть было не выиграли, и приятели порядком поистратили эмоций, выплескивая их в громких криках и в комментариях по поводу судейства и игры спортсменов обеих команд.
        Домой Артем возвращался в благостном расположении духа, что называется, усталый, но довольный. Однако, открыв дверь, он опешил от неожиданности. Перед ним стояла Фрида Яковлевна и взирала на него с глубоким разочарованием и искренним недоумением во взгляде.
        - Простите, но я от вас, Артем, такого не ожидала, - только и произнесла она.
        - Вы о чем? - растерялся Артем.
        - Я - об этом!
        Фрида Яковлевна - женщина внушительных габаритов, в английском костюме и с ниткой японского жемчуга на шее - поджала губы и чуть отступила в сторону. Точно за ней с видом ангела, принявшего облик трехцветной молоденькой кошечки, сидела Изабелл.
        - Что-то случилось? - встревожился Артем. - Иначе вы вряд ли стали бы меня дожидаться, верно?
        - Случилось, - подтвердила Фрида Яковлевна и сопроводила свои слова медленным кивком. - Но прежде позвольте узнать, откуда она у вас взялась.

«Нашел на улице», - чуть было не признался Артем, но вовремя спохватился. Его благой порыв мог не найти отклика в душе фрекен Бок.
        - Один… один мой приятель неожиданно уехал в командировку и попросил меня взять Изабелл на время к себе.
        - Изабелл! - Фрида Яковлевна презрительно скривилась. - Это невоспитанное животное не заслуживает такого изысканного имени. В лучшем случае Мурка или Муська.
        - Может, пройдем в комнату и вы мне обо всем подробно расскажете? - предложил Артем. - А то как-то неудобно стоять в прихожей.
        - Хорошо, - согласилась домработница после некоторого раздумья.
        Артем поспешно разделся и проследовал в гостиную, где Фрида Яковлевна уже уселась в кресло. Спина выпрямлена, руки сложены на коленях, подбородок приподнят. Этим она давала понять, что настроена на серьезный разговор, а не на пустую светскую болтовню. Артем, внутренне содрогнувшись, расположился напротив в позе бедного родственника. Признавая несомненные заслуги Фриды Яковлевны в деле ведения его домашнего хозяйства и будучи ей за это премного благодарен, он тем не менее слегка побаивался этой решительной, всегда имеющей обо всем собственное мнение дамы. Поэтому в душе был рад, что им нечасто приходится сталкиваться лицом к лицу. Но видимо, по мнению Фриды Яковлевны, насущная потребность в этом назрела. И именно сегодня.
        - Я вас слушаю, - с тихим вздохом обреченно произнес Артем.
        Изабелл тут же вспрыгнула к нему на колени и свернулась клубочком. Уютным таким, теплым клубочком. И сразу стало сомнительно, что это безобидное, кроткое существо способно было вынудить непреклонную женщину, с выверенным по минутам распорядком дня, сознательно выбиться из графика.


        Глава 2
        - Прежде всего ответьте, как долго мне придется терпеть эту кошку? - безо всяких предисловий спросила Фрида Яковлевна.
        Артем растерялся, вновь застигнутый врасплох.
        - Ну, недели две, от силы три…
        - А потом вы вернете ее вашему приятелю?
        Вообще-то он прикинул, что за столь длительный срок Изабелл и фрекен Бок притрутся друг к другу, а возможно даже, начнут жить душа в душу. А ему останется лишь чесать милое маленькое животное за ушком, когда возникнет такое желание. Что он и сделал сейчас, чисто машинально. Кошка благодарно заурчала, а его собеседница, напротив, вперила в него подозрительный взгляд.
        - Ну, что же вы молчите? - требовательно произнесла Фрида Яковлевна.
        - Скорее всего, да, - солгал Артем, наивно полагая, что за несколько недель сердце домработницы смягчится. - Но неужели Изабелл доставила вам так много неприятных минут за один только сегодняшний день?
        - Неприятных минут?! - Казалось, достойная дама сейчас задохнется от возмущения. - Да будет вам известно, Артем, что эта зловредная злющая тварь просто-напросто издевалась надо мной весь день!
        Он недоверчиво посмотрел на кошку, которая не изменила позы с начала их разговора и больше всего походила сейчас на мягкую игрушку, способную только радовать.
        - Наверное, вы сгущаете краски. Изабелл просто еще маленькая и не освоилась на новом месте, - примирительно произнес Артем. - Меня она тоже вчера слегка тяпнула за пятку, но наверняка играючи, без злого умысла.
        - А это что? - И Фрида Яковлевна продемонстрировала несколько красных царапин на запястье. - Я всего лишь вымыла ее специальным кошачьим шампунем, а она в отместку вцепилась когтями мне в руку.
        - Кошки вообще-то не любят воду, - пробормотал Артем, отводя виноватый взгляд от царапин.
        - Только не эта! - воскликнула его собеседница. - Как только я ее вымыла и решила высушить феном, она вырвалась из моих рук и принялась с азартом гонять кусок мыла по мокрой ванне. Когда я была маленькой девочкой… - Артем с сомнением посмотрел на сидящую перед ним матрону, - папа однажды повел меня в парк Горького. Там был такой аттракцион - гонки по вертикальной стене на мотоцикле. Так вот, это было то же самое, только без мотоцикла. А когда я попыталась ее поймать, чтобы приструнить, замоталась в штору и полезла внутри образовавшегося кокона наверх. Перекладина, на которой висела штора, конечно же рухнула вместе с ней, сбив все пузырьки и баночки, что стояли перед зеркалом, на пол. Кое-что, естественно, разбилось…
        - Пустяки, не переживайте, - миролюбиво произнес Артем. - Это только повод купить новые.
        - А кто мне купит новые нервы? - язвительно поинтересовалась Фрида Яковлевна. - Пока я приводила ванную в порядок, эта мерзавка сидела на стиральной машине не шелохнувшись, только нагло щурилась…
        Артем решил больше не перебивать домработницу. Авось выговорится и подобреет.
        - А когда я вернулась в кухню и открыла холодильник, она мгновенно оказалась рядом и, сбросив с полки лимон, принялась играть с ним, словно он живое существо, которое она поймала…
        - Наверное, нужно было попросить вас купить ей мячик или какую-нибудь другую игрушку. Простите, я не подумал, - покаялся Артем.
        - Я подумала, - заверила его Фрида Яковлевна. - Но самодвижущийся шарик с меховым хвостиком не произвел на нее никакого впечатления… в отличие от лимона. Ему она не перегрызла горло только потому, что загнала под шкаф, если только он сам от нее туда не спрятался… Как хотите, а я оттуда доставать лимон не собираюсь. Не с моим давлением делать такие упражнения, знаете ли.
        - Конечно-конечно, я сам достану, - заверил ее Артем и робко поинтересовался: - Наверное, это все?
        Но его надеждам не суждено было сбыться.
        - Как бы не так. Эта ваша Изабелл не давала мне сделать ни шагу, следила за каждым моим движением. Такой психологический прессинг мне не под силу вынести, - заявила Фрида Яковлевна.

«Лучше было бы остановиться на кандидатуре той тетки с Украины. Пусть она гакала, зато наверняка таких слов, как „психологический прессинг“, не знала и с кошкой сумела бы найти общий язык», - подумал Артем. Но тетку увел его друг Лexa и теперь на нее не нахвалится. «Впрочем, я тоже был в восторге от Фриды Яковлевны, даже при гостях выдавал за свою тетю. Кто ж виноват, что эта Изабелл подвернулась мне… под ногу? Не выгонять же снова на улицу…»
        - Вы меня слышите? - донесся до него сдержанный голос, в котором прорывались нотки раздражения.
        - Да-да, конечно! - поспешно откликнулся Артем.
        - А когда я, как всегда, перед уходом переоделась и села к столу, чтобы выпить чашечку кофе, она, - Фрида Яковлевна не удержалась и наставила на сладко дремлющую кошку указующий перст, - прыгнула на меня с холодильника! Причем именно в тот момент, когда я подносила чашку к губам. Ну, что вы на это скажете?
        Артема не страшили самые привередливые или занудливые клиенты, он мог уболтать любого, но сейчас словно язык проглотил. Таких «подвигов» за столь краткий срок он от Изабелл никак не ожидал.
        - Надеюсь, вы не сильно ошпарились? - только и нашел, что спросить он.
        - И ошпарилась, и испортила блузку, - она расстегнула пуговицы пиджака и продемонстрировала бурое пятно на светло-лиловой ткани, - и залила скатерть, и уронила чашку. Теперь на ней трещина, так что нельзя пользоваться ею - дурная примета, знаете ли. А это была та самая чашка, что вы мне, Артем, подарили на Восьмое марта, английская, с розами.
        - Пусть это станет самым большим вашим огорчением, - уцепился он за последнюю фразу Фриды Яковлевны и, умильно улыбаясь, залился соловьем: - Будет вам точно такая же, нет, еще лучше, а эту мы выбросим безо всякого сожаления. Так ведь?..
        Он, стараясь не привлекать внимания к своим действиям, спустил кошку на пол и с доверительным видом подался всем телом к собеседнице, желая таким образом закрыть перед ней, по возможности, обзор. Ибо Изабелл перед этим начала потягиваться у него на коленях, давая понять, что выспалась и сейчас откроет глаза.
        - А может, вам хочется получить какую-нибудь другую симпатичную вещицу, просто так, безо всяких там праздников? Только скажите…
        Но его маневр не удался. Фрида Яковлевна изогнулась в кресле, заглядывая ему за спину, и воскликнула:
        - Вы только посмотрите на нее, а? Что она себе позволяет?
        Артем испуганно обернулся. Но нет, Изабелл сидела в уже знакомой ему позе древнеегипетской статуэтки. Неподвижная, только взгляд устремлен не вовнутрь себя, а куда-то вверх, в ей одной ведомые заоблачные кошачьи дали.
        - А что она себе позволяет? - не понял Артем, приготовившийся к чему-то гораздо худшему.
        - Ваша Изабелл насквозь испорченная тварь! Она лицемерна до мозга костей! У нее на уме одни пакости, но она умеет это скрывать. Ты меня не проведешь своим ангельским видом! - заявила Фрида Яковлевна, в упор глядя на кошку.
        Та и ухом не повела, словно не к ней была обращена гневная тирада. Но Артем мог дать голову на отсечение, что кошка все прекрасно поняла. Чертовщина какая-то!
        Он мотнул головой и успокаивающе произнес:
        - Вы переволновались сегодня, Фрида Яковлевна, устали. Может, вам не приходить завтра?
        Она удивленно посмотрела на него:
        - А я и не собиралась. Вы что, забыли, что завтра вторник, мой выходной день? Как, впрочем, и четверг, и воскресенье. Знаете, общение с этой кошкой, по-моему, вам тоже не идет на пользу.
        - Простите, как-то запамятовал, - пробормотал Артем и нарочито бодрым тоном продолжил: - Ну, будем надеяться, что все наши неприятности утрясутся и мы заживем в мире и согласии, как раньше.
        - Не знаю, не знаю, - с сомнением покачала головой Фрида Яковлевна, неприязненно глядя на кошку.
        С поджатыми губами она встала и выплыла в прихожую. Даже если бы к Артему заглянула на чай английская королева, он и то не провожал бы ее с большим почтением, чем в тот вечер свою помощницу по хозяйству.
        В гостиную Артем вернулся на последнем издыхании. Вымотанный, как тот лимон, что в изнеможении закатился от Изабелл под шкаф. Сел в кресло, которое прежде занимала фрекен Бок, и решил серьезно поговорить с Изабелл. У всех на слуху были сенсационные сообщения о том, что даже растения реагируют на человеческий голос. А тут кошка, существо намного более развитое, чем, к примеру, тот же лимон или лировидный фикус, что уже подпирал потолок в углу комнаты и собирался расти дальше.
        - Изабелл, - строго начал он, обращаясь к кошке, вальяжно развалившейся перед ним на ковре, - я впустил тебя в дом не для того, чтобы ты отравляла мне и Фриде Яковлевне существование. Заметь, я не стал ей рассказать, что ты вытворяла ночью. Она бы этого не поняла, да и мне не нравится спать с кошкой, даже вымытой, учти это на будущее… Эй, ты меня слышишь?
        По тому, как кошка перекатилась на спину и принялась ловить свой хвост, получалось, что нет.
        - Изабелл, посмотри на меня немедленно!
        Та же реакция. Только теперь кошка вытянулась во всю длину и начала царапать ковер, точа когти.
        - Если ты будешь так себя вести, я сочту, что ты не достойна имени Изабелл и стану звать тебя Муркой, - пригрозил Артем.
        Кошка мгновенно замерла и уставилась на него янтарными глазищами с узкими вертикальными полосками зрачков.
        - Муркой, поняла?
        Она вскочила, подбежала к нему и стала ласково тереться о его ноги.
        Озадаченный ее поведением, Артем замолчал. А когда в голову пришло возможное объяснение, не поверил самому себе.
        - Изабелл, - ласково произнес он и протянул руку, чтобы погладить ее по голове.
        Но кошка увернулась и предупреждающе цапнула Артема за палец, при этом многозначительно глядя ему в глаза.
        - Мурка, - позвал Артем, на всякий случай отведя руки подальше от загадочного животного.
        Мурлыкнув, она вспрыгнула к нему на колени, повернулась и выгнулась, проведя хвостом по его физиономии, но никакой агрессии не выказала.
        - Ну надо же, - потрясенно пробормотал Артем. - Ты не хочешь быть Изабелл и даешь мне понять это. Фантастика!
        Он собрался было поутру сообщить всем и каждому, какое ему досталось необыкновенное существо. Но тут вполне здравая мысль посетила его: «Судя по тому, что приучена к лотку, эта кошка раньше жила в доме. Вполне возможно, ее назвали Муркой, и она привыкла к этому имени, вот и не реагирует на Изабелл. И нет никакой фантастики».
        А если так, то получалось, что Мурку ищут прежние хозяева, убиваются, в тоске заглядывают во все подъезды, с надеждой во взоре обходят места скопления мусорных контейнеров. Артем неожиданно понял, что не хочет расставаться с Изабелл, даже если она на самом деле Мурка. Было в этом маленьком грациозном животном что-то от красивой, уверенной в себе молодой женщины: эффектные позы, загадочный взгляд, эдакая стервозинка в поведении и бесконечная томная нега в ластящихся движениях.
        - Я тебя знаю всего ничего и уже привязался. А каково тем, кто тебя растил несколько месяцев, не меньше! Придется дать объявление, - вздохнул Артем.
        Мурка спрыгнула с его колен за секунду до того, как он договорил фразу до конца, и с беззаботным видом направилась к своей миске. Словно слова хозяина не имели к ней ни малейшего отношения.
        Ночью она пару раз попыталась улечься у него на груди. Но Артем настоял-таки на своем, и Мурка решила на этот раз не упорствовать. «Прикинула, что не стоит особо проявлять характер, когда судьба висит на волоске», - усмехнулся в полусне Артем.
        Утром, едва придя на работу, он распечатал на принтере объявление о найденной трехцветной кошке, дал сообщение в Интернете и настроился ждать. Но неприятных сюрпризов этот день ему не принес. Зато на следующий должна была произойти очередная встреча Мурки и фрекен Бок.
        Артем в эту среду даже ушел из дома пораньше, хотя и так возможность их встречи с домработницей представлялась чисто иллюзорной. Фрида Яковлевна была не склонна жертвовать кому-либо хоть минуту своего драгоценного личного времени, в этом, вероятно, и крылась разгадка ее феноменальных пунктуальности и собранности. Весь день Артем с затаенной тревогой поднимал телефонную трубку, боясь услышать или прерывающийся от возмущения голос домработницы, или дрожащий от радости голос хозяев Мурки. О том, что кошку отныне зовут именно так, он сообщил Фриде Яковлевне в записке на холодильнике. «Чем черт не шутит, вдруг это известие хоть немного расположит ее в пользу кошки», - решил он.
        Ничего подобного. Фрида Яковлевна опять дожидалась его возвращения, настроенная еще более воинственно, чем в предыдущую их встречу.
        - Нам надо поговорить, Артем, - заявила она с таким видом, что стало ясно: ультиматума не избежать.
        - Хорошо, - обреченно вздохнул он и, как и прошлый раз, поплелся за ней в гостиную.
        Мурки нигде не было видно, и Артем счел это дурным знаком. Но спросить, где кошка, не решился.
        - Я весь внимание, Фрида Яковлевна, - произнес он и вздохнул. Наверняка то, что придется услышать, не доставит ему удовольствия. И ведь как в воду глядел.
        - Я тронута тем, что вы решили звать кошку Муркой, но это не меняет ее сути, знаете ли, - ответила Фрида Яковлевна и со скорбным видом поджала губы.
        Артем снова вздохнул, но ничего не сказал.
        - Мне казалось, я готова к тому, с чем мне предстояло сегодня встретиться, но я ошиблась. Это не просто обыкновенное плохо воспитанное животное, которое я, в отличие от вашего приятеля, побрезговала бы держать дома. Это… - она выдержала напряженную паузу, - это кошка, которая сознательно старается довести меня до сердечного приступа. И действует она умело и целенаправленно.
        Артем в немом изумлении уставился на домработницу, потом пробормотал:
        - Вы преувеличиваете.
        - Я?! Преувеличиваю?! - Фрида Яковлевна прижала ладонь к внушительных размеров груди там, где на бежевой блузке была приколота круглая агатовая брошь с блестящим камешком посередине. - Хорошо, я не буду в деталях рассказывать, как ваша Мурка охотилась за моими ногами и я чуть было не упала, как она едва не сбросила на пол драцену, когда играла с ее листьями, как опять гоняла кругами по ванне, невзирая на все мои увещевания, как ловила лапами струю воды, а потом, мокрая, разлеглась на диване…
        - Может, достаточно? - робко попросил Артем.
        - Нет, недостаточно, - строго возразила домработница. - Вы должны знать, с кем вам придется сосуществовать…

«А вам разве нет?» - чуть было не спросил Артем, но в последний момент решил повременить с провокационными вопросами.
        - Но неожиданно она пропала, - продолжила Фрида Яковлевна. - Как любая женщина с мягким сердцем, я, естественно, забеспокоилась. Подумала: вдруг залезла куда-нибудь и не может выбраться или, не дай бог, упала вниз. Форточки ведь были открыты. Я даже посмотреть из окон не сразу решилась, знаете ли…
        - Здесь невысоко, всего-то третий этаж. Для кошек это пустяки, - ответил Артем и добавил: - Говорят.
        - Вот именно, говорят. Но когда я все-таки рискнула посмотреть, ни на асфальте перед подъездом, ни на газоне по другую сторону дома ее не было…
        - Куда же она тогда делась? - уже заинтересованно спросил Артем.
        - Чтобы ответить на этот вопрос, я полтора часа методично обшаривала все уголки и закоулки в квартире, обыскивала все шкафы. Вы не поверите, но я даже становилась на четвереньки и заглядывала под кровать и диваны…
        Он представил себе это зрелище и с трудом подавил улыбку. Однако следовало отдать должное Фриде Яковлевне - с ее комплекцией и в ее возрасте заглядывание под предметы обстановки, стоя на четвереньках, можно было причислить к цирковому номеру, представляющему опасность для здоровья, если не жизни.
        - Наконец я дошла до кухни и, когда уже поставила стул, чтобы залезть на него и посмотреть, нет ли кошки на полках, увидела эту, простите, заразу.
        Заинтригованный, Артем весь обратился в слух.
        - Так вот, ваша Мурка распласталась на дне раковины, и над краем торчали только ее глаза и уши! Точь-в-точь как солдат в окопе, наблюдающий за действиями противника. Она откровенно развлекалась, следя за тем, как я ее ищу! Ну, что вы на это скажете?
        Положа руку на сердце, Артем мог лишь посочувствовать пожилой женщине, которой Мурка устроила отнюдь не сладкую жизнь. В то же время, если все рассказанное было правдой, он готов был отдать должное уму и сообразительности своего уличного приобретения.
        - Честное слово, мне очень жаль, что все так получилось, - искренне произнес Артем и оглянулся в поисках кошки, чтобы сделать ей строгое внушение и показать, на чьей он стороне.
        Но голос Фриды Яковлевны, в котором звучал металл, снова привлек его внимание:
        - Как вы, наверное, помните, Артем, после вашего возвращения с курорта я сама собиралась поехать отдохнуть в Турцию, с приятельницей…
        - Помню, - кивнул он. - Думаю, через пару недель я буду готов к тому, чтобы остаться на время без вас.
        - Не через пару недель, а с этой пятницы. - Фрида Яковлевна выставила вперед ладонь, пресекая возражения потрясенного работодателя. - В противном случае вы меня больше не увидите. И последнее: надеюсь, к моему возвращению даже духа этой… этой Мурки здесь уже не будет.
        - Но… - попытался было урезонить решительную домработницу Артем.
        - Никаких но! Или она, или я! - провозгласила Фрида Яковлевна, ни на секунду не сомневаясь в выборе, который сделает Артем.

        Мурка появилась неслышно, словно из ниоткуда. Подошла и, урча, принялась тереться о его ноги. Потом вспрыгнула на колени и замурлыкала, жмуря глаза, словно от несказанного удовольствия.
        - Ну и что нам теперь делать? - спросил Артем кошку, которая выглядела сейчас настолько маленькой и безобидной, что все сказанное о ней Фридой Яковлевной казалось попросту злым вымыслом.
        А проблема действительно стояла перед ним, и нешуточная. Обычно, когда фрекен Бок отправлялась в отпуск, ее функции брала на себя очередная подружка Артема независимо от ее умения и опыта ведения домашнего хозяйства. И начиналась этакая щекочущая нервы игра в семейную жизнь, когда все внове и бесконечно увлекательно. Но Маришечка, на которую он возлагал надежды, не оправдала его ожиданий своей напористостью и прямолинейностью. Хотя она и продолжала позванивать, рассчитывая реанимировать их отношения, Артем все уже решил для себя. Маришечка осталась для него в прошлом, и только ее фотография на письменном столе напоминала о пяти или шести месяцах безоблачных отношений.

«Маришечки нет и не предвидится. Фрекен Бок тоже исчезла с горизонта, правда на время, - размышлял он, почесывая Мурку за ушком. - Так как же отыскать ту, кто займет вакантное место?» Артем вспомнил, что поначалу искал домработницу через кадровое агентство, телефон которого у него наверняка где-то сохранился. Итак, решение проблемы была найдено.
        Повеселев, он направился в кухню, где его ждал ужин, последний ужин, приготовленный Фридой Яковлевной. Мурку Артем бережно прижимал к груди, ласково поглаживая…


        Глава 3
        Как ни странно, но он рассчитывал на более обширный выбор. Кандидатур было всего четыре. Семейная пара молдаван, которые соглашались работать за предложенные деньги, но только вдвоем, отпала сразу. И фронт работ, что называется, для них был маловат, и такого скопления посторонних людей в доме Артему видеть не хотелось.
        Бывшая актриса со знанием двух иностранных языков, которая прежде служила гувернанткой при детях одного священнослужителя, ему тоже не приглянулась. Хотелось чего-нибудь попроще, чтобы не напрягаться, беря ту или иную вилку.
        Фотография девицы из-под Винницы - этакая молодуха кровь с молоком - заставила было сердце Артема сладко заныть. Однако то, что она меняла места работы не реже раза в полугодие, говорило не в ее пользу. Девицу себе он найдет, нет проблем, а вот квартиру надо оставлять на человека, который вызывает доверие.
        Оставалась последняя кандидатура: молоденькая провинциалка из Орла. Приехала в Москву, чтобы продолжить учебу, снимает квартиру. Прежде ни у кого не работала. Судя по снимку, серая невзрачная мышка.
        Артем развеселился:
        - Кошка у меня уже есть, будет еще и мышка. Задаст ей моя Мурка жару, если им придется свидеться…
        Он перезвонил в агентство и договорился встретиться с девицей в субботу, около четырех часов дня.

        Звонок раздался ровно в четыре, и Лина Кузнецова, как значилось в резюме, переступила порог его квартиры. Конечно, познакомиться можно было и в кадровом агентстве. Но во-первых, Артем уже настроился на эту кандидатуру. Во-вторых, выбирать было не из чего, а тратить время на дальнейшие поиски очень не хотелось.
        Лина действительно производила впечатление мышки, хотя, вне всякого сомнения, тщательно подготовилась к встрече. Русые волосы, собранные в хвост, она завила, губы накрасила модным розовым блеском, а по нижнему краю верхних век провела тонкие серебристо-голубые линии. Но они смотрелись самостоятельными элементами, не составляя с лицом единого целого.

«Так, пользоваться косметикой не умеет, - пришел к выводу Артем. - И меня стесняется до чертиков».
        Действительно, Лине было бы куда проще, если бы ее работодателями оказалась пожилая пара или немногочисленное семейство, но только не одинокий молодой человек. «Плейбой средней руки и среднего достатка», - как называл себя Артем, довольно трезво смотрящий на жизнь и на свое место в ней. Но сейчас, видя румянец смущения на бледных щеках девушки и ее пальцы, теребящие бахрому шарфа, он не мог не распушить свой павлиний хвост.
        Пригласил в гостиную, усадил в кресло, предложил кофе. Она, естественно, отказалась, не поднимая глаз. Тогда он вальяжно развалился на диване, закинув ногу на ногу, и принялся не спеша задавать вопросы: откуда родом? зачем приехала в Москву? что умеет делать? и так далее. Мурка не устроилась у него на коленях, а села на диване рядом и не сводила с Лины немигающего испытующего взгляда.

«Допрос с пристрастием» продолжался минут тридцать, пока Артем не испугался, как бы претендентка на место домработницы не потеряла сознания. Голос ее звучал все тише и тише, ответы уже с трудом удавалось расслышать.
        Однако конец собеседованию положил не он, а Мурка. Спрыгнув с дивана, кошка подскочила к креслу, в котором сидела девушка, и принялась играть с концом ее шарфа.
        - Брысь, а то порвешь! - воскликнул Артем, подавшись вперед всем телом и замахав на Мурку рукой.
        - Ничего страшного, - ответила Лина и впервые за время их беседы посмотрела на него и улыбнулась.
        Улыбка ему понравилась своими открытостью и безыскусностью. Он любил, чтобы у человека улыбались не только губы, но и глаза. А когда, вот как сейчас, на щеках появлялись ямочки, «вооще от этого тащился», как нынче принято говорить у молодежи.
        - Это моя кошка Мурка, и вам придется иметь с ней дело, - произнес Артем не прежним тоном, в котором проскальзывали нотки надменной самоуверенности, а своим обычным - располагающим, доверительным. - Учтите, у нее характер тот еще! Не боитесь?
        Лина помотала головой:
        - Нет, не боюсь, - и снова улыбнулась. - Говорят, у меня неплохо получается ладить с детьми и животными. - А уж месяц-то я в любом случае продержусь.
        Артем вспомнил о сроке, на который нанимал домработницу, и погрустнел. Эта не станет давить на него своим авторитетом, как фрекен Бок. К тому же Фрида Яковлевна, доводясь знакомой его дальним родственникам и снизошедшая до того, чтобы вести у него хозяйство, неосознанно воспринималась Артемом как недреманное око, следящее за ним. Но уговор дороже денег, вспомнил он старую пословицу.
        - Значит, договорились, - сказал Артем, подводя итог собеседования. - А сейчас пойдемте в кухню, я все-таки угощу вас кофе, и вы заодно посмотрите, где придется трудиться.
        Девушке из провинции его квартира наверняка должна была показаться барскими апартаментами. Еще бы, один в трех комнатах, где вся мебель новая, но «косит» под старину - фигурные ножки, бархатная обивка, пушистые ковры на полу, на стенах троечка пейзажей. Один - багрово-красный закат, видимый сквозь бурелом, - идеально подходил по цвету к обивке мебели. Другой, изображающий роскошество золотой осени, корреспондировал с бронзовыми завитушками на ней. А третий - перламутрово-прозрачное весеннее половодье - настраивал на элегический лад, давая понять, что тонкие чувства не чужды владельцу этого жилища.
        Кухня с темной итальянской мебелью и с множеством всякой бытовой техники тоже не могла не произвести на Лину впечатления. Она робко опустилась на краешек стула с высокой спинкой и стала молча смотреть, как Артем готовит кофе, наливает его в красивые чашечки, ставит на стол корзиночку с печеньем.
        Он был непривередлив в еде, если и любил построить из себя гурмана, то изредка, в каком-нибудь ресторане или клубе, да и то при наличии соответствующего окружения.
«Главное - чтобы меня не отравили», - со смехом говорил Артем, а будет ли это форшмак, или фаршированный судак Фриды Яковлевны, или рассольник и котлеты Лины, его мало волновало.
        На вопрос, умеет ли она готовить, новая домработница ответила:
        - Говорят, у меня неплохо получается.

«Видимо, „говорят“ ее любимое словечко», - отметил про себя Артем и сказал:
        - Вот и чудесно. Как насчет того, чтобы приступить к своим обязанностям в понедельник?
        Лина кивнула:
        - Хорошо.
        - Только приходите пораньше, до того, как я уйду на работу.
        - Хорошо, - снова кивнула девушка.
        Провожать Лину Мурка отправилась вместе с хозяином квартиры. И когда девушка наклонилась, чтобы ее погладить, - Артем не успел предупредить, что это может быть опасно, так быстро все произошло, - подставила голову под ее руку и довольно мурлыкнула.

«Неужели Мурка тоже сделала свой выбор?» - подумал он, но на всякий случай решил удостовериться.
        - Тебе понравилась Лина? - спросил Артем, усаживаясь с кошкой на руках перед телевизором. - Не будешь ее изводить, как фрекен Бок?
        Мурка ничего не ответила, потопталась у него на коленях, спрыгнула на пол и, задрав хвост, отправилась по своим кошачьим делам. «Ну и как это понимать? - недоуменно подумал Артем. - Или она много о себе воображает и даже не снисходит до ответа, или я сошел с ума, награждая приблудную кошку человеческим интеллектом. Скорее всего, последнее».
        Он отметил, что у него входит в привычку разговаривать с Муркой. Но это же не с самим собой - значит, ничего страшного. Вот и друг Лexa тоже уверяет, что его собака - собачище! - понимает не только то, что он ей говорит, но даже телевизионных дикторов, когда те делают обзор международных событий. Однако больше всего Лехиному псу Эшлику, по словам приятеля, нравится передача «Голые и смешные». Он тогда не сводит с экрана глаз и ежеминутно плотоядно облизывается.

        Ночь прошла спокойно, видимо, Мурка наконец-то смирилась с тем, что постель хозяина не место, где ей надлежит спать. Слезных звонков вернуть кошечку на следующий день тоже не поступало, хотя помимо Интернета Артем развесил в пределах пешей доступности до его дома объявления о найденной кошке с ее фотографией.
        А в воскресенье он отправился к Лехе, чтобы составить ему, тоже временно одинокому, компанию и заодно обменяться новостями. Его приятель года два назад заделался коллекционером.
        - У человека должно быть хобби, - наставительно заявил он Артему. - И я буду собирать солдатиков.
        - А не рановато ли ты решил впасть в детство? - ехидно поинтересовался Артем.
        Но Лexa пояснил, что речь идет о дорогих солдатиках, с детально изображенными знаками различия, предметами амуниции, обмундирования и оружием. Словом, не игрушки, а произведения искусства.
        - Почему именно солдатики? - спросил тогда Артем.
        - Поначалу я хотел собирать колокольчики, как один известный кинорежиссер, или тарелки, как одна наша прославленная тренерша по фигурному катанию. Подумывал и о чертях. Говорят, где-то в Прибалтике даже есть музей, посвященный этой нечисти… - принялся перечислять Леха.
        - Короче, почему солдатики? - прервал его приятель.
        - Они меньше места занимают, и не надо стены сверлить, чтобы их повесить, - честно ответил Леха.
        - Резонно, - заметил на это Артем.
        И вот теперь, приблизительно раз в месяц, он приходил к другу, чтобы дать тому возможность похвалиться своими новыми приобретениями.

        Лехина квартира, в отличие от Артемовой, была выдержана в стиле хай-тек - стекло, металл, черная мягкая мебель, частично из натуральной кожи, частично, увы, пока из кожзаменителя. На полу ковер под зебру. На белой стене огромный плазменный телевизор. Только лобастый, с массивным загривком Эшли несколько диссонировал с интерьером своим тигровым окрасом. Но он появился в жизни Лехи чуть раньше, нежели тому материально подфартило и представилась возможность обставить квартиру по своему вкусу. А к закадычным друзьям претензии по поводу расцветки их шкуры предъявлять не принято.
        Разложив на стеклянном журнальном столике газетку, а на ней копченого леща и поставив две упаковки пива и никаких тебе стаканов, друзья с довольным видом приступили к приятному проведению свободного времени, как оба себе это мыслили. Помимо леща с пивом и в некотором отдалении от них на столе стояли две фигурки польских крылатых гусар.
        - А зачем тебе оба? - поинтересовался Артем. - Они же практически одинаковые.
        Приятель даже удивился столь вопиющей непросвещенности в деле коллекционирования:
        - Ты что, не видишь? У одного лошадь гнедая и стоит на четырех ногах, а у другого серая в яблоках и подняла переднюю ногу.
        - А-а… - протянул Артем, проникаясь значимостью полученной информации.
        - Но, между нами говоря, если бы я знал, какая головная боль эти солдатики, стал бы коллекционировать что-нибудь другое, - с тяжелым вздохом сообщил Лexa.
        - Почему?
        - Потому что, чтобы все было по-серьезному, я вступил в клуб собирателей этих самых фигурок.
        - Надо же, я и не знал, что такой клуб вообще существует, - удивился Артем.
        - Существует, - кивнул приятель. - И ладно бы там всякие взносы, собрания и выставки, так еще надо знать, чем обмундирование одних отличается от других и прочую хрень. Целая наука, я тебе скажу. И вот, чтобы не ударить в грязь лицом, как ботаник какой-нибудь, сижу и зубрю, у кого на вооружении была винтовка Мосина, а у кого станковый пулемет «максим», а чем кивер гусара Александрийского полка отличается от кивера гусара Изюмского… Эх, знал бы заранее, хоть какие-то временные рамки поставил, а то заявил в клубе, что намереваюсь, видите ли, собрать полную коллекцию солдатиков всех времен и народов.
        - Тебя сразу зауважали, наверное, - предположил Артем.
        - Нет, посмотрели как на сумасшедшего, но я это только позднее понял, - признался Леха.
        - А если послать этих солдатиков куда подальше и переключиться на что-нибудь другое?
        - Жалко, уже столько сил и денег вложено. Да и разбираться я кое в чем уже начал… Знаешь, например, почему ахтырские гусары третий тост всегда поднимали за
«французских монахинь, которые пошили им мундиры из своих ряс»?
        - Ну откуда? - удивился Артем.
        - Тогда слушай… - И глаза у Лехи вдохновенно заблестели. - После взятия Парижа в Отечественной войне двенадцатого года этот полк был расквартирован вблизи одного монастыря капуцинок, которые носили коричневые рясы. И вот знаменитый генерал Денис Давыдов, командовавший тогда полком, распорядился сшить новую форму для своих гусар из сукна, найденного на монастырском складе. На параде войск Александру I так понравилось, как выглядят ахтырцы, что он повелел гусарам этого полка отныне носить коричневые мундиры. Интересно?
        - Даже очень, - искренне ответил Артем. - Ты мне про всякие такие забавные вещицы рассказывай, ладно? Может, блесну где эрудицией.
        Друг кивнул. Они помолчали какое-то время. Затем Леха бережно взял крылатых гусар и поставил на полку специально сделанного стеллажа, уже густо уставленного фигурками.
        - А у тебя чего новенького? - спросил он, возвращаясь к столу и давая понять, что тема солдатиков на сегодня закрыта. - Как Маришечка?
        - Уже никак, - равнодушно обронил Артем, подтягивая к себе упаковку пива и доставая первую банку.
        - Так скоро? - Леха с довольным покряхтыванием ломал в руках умопомрачительную золотистую рыбину, источающую аппетитнейший запах.
        - Почему скоро? Почти полгода прошло…
        - Ну, тогда да.
        - Это ты у нас однолюб. Сколько ты уже живешь со своей Светкой?
        - Да скоро два года будет…
        - Потрясающе! А где она сейчас, я так и не понял.
        - Уехала на выходные в Можайск, навестить подругу, у которой родилась двойня. Не поверишь, но я уже скучаю по ней…
        - Почему не поверю? Верю, чего только в жизни не бывает…
        Беседа под пиво и леща доставляла удовольствие обоим. Потом включили телевизор и с не меньшим азартом, чем в первый раз, просмотрели повтор матча, что уже видели в спортивном кафе. Ближе к вечеру позвонили в доставку пиццы. И только когда пицца была съедена, а пиво выпито, Артем, как бы между прочим, произнес:
        - А у меня теперь кошка есть, - и покосился на большеголовую псину, что развалилась посреди комнаты. Этакий бульдог-переросток, не чета его изящной Мурке.
        - Дорогая? Породистая? Где взял?..
        - Беспородная. На улице подобрал. Из жалости… - как можно небрежнее сказал Артем и внутренне замер, ожидая реакции друга.
        И по его расспросам вдруг понял, что неожиданно для себя возвысился в глазах Лехи. А вскоре собственный неосознанный поступок уже и ему представлялся актом невиданного милосердия. Артему сразу полегчало, и он минут сорок взахлеб рассказывал о проделках Мурки, портящей кровь Фриде Яковлевне.
        - А фрекен Бок что? - спросил Леха.
        - Срочно запросилась в отпуск, - хохотнул развеселившийся Артем. - Пришлось искать ей замену.
        - И как, удачно?
        - Дальнейшее покажет грядущее, - ответил Артем фразой, ходящей в их кругу. - Мурка у меня кошка характерная.
        - И имя ты на редкость удачное выбрал, - восхитился приятель. - Сейчас всяких Инесс, Беатрис и Мюзидор как собак нерезаных, а Мурок днем с огнем не сыщешь. Да, как хоть выглядит твоя новая домработница?
        - Серенькая, невзрачненькая провинциалка двадцати шести лет от роду. Даже немного побаиваюсь, как бы моя киска и ее из квартиры не выжила. Что я тогда делать буду? Новую, что ли, искать? А если и та Мурке не понравится?..

        Однако опасения Артема оказались напрасными, но это выяснилось только к вечеру следующего дня.
        Лина возникла на пороге квартиры за полчаса до его ухода на работу, тихая, неприметная, без розового блеска на губах и серебристо-голубых теней на веках. Он снова показал, где что лежит, сказал, что распоряжения и пожелания будет писать на листочках и прикреплять их к холодильнику, объяснил, что ей предстоит сделать сегодня, и отбыл с тревогой в сердце. Потому что Мурка не пожелала выйти его проводить, сделав вид, будто крепко спит в кресле, и у него не было возможности внушить ей, как себя вести…
        В сумерках выйдя из машины, Артем посмотрел на свои окна и увидел, что свет горит и в кухне, и в гостиной. Итак, его ждали, а это - он по предыдущему опыту знал - не предвещало ничего хорошего.
        Придав лицу беззаботное выражение, словно был уверен, что его ожидают лишь приятные известия, Артем вошел в подъезд. Поднялся на третий этаж, повернул ключ в замке, открыл дверь и прислушался.
        Оказалось, что его действительно ждали, потому что тут же в прихожей материализовались Лина и Мурка.
        - Здравствуйте, Артем Николаевич, - поздоровалась девушка.
        Она раскраснелась, глаза оживленно блестели, словно от долгой увлекательной игры, и вообще выглядела Лина куда привлекательнее, чем со всей своей рекламируемой по телевидению косметикой.
        - А я тут решила вас подождать. Первый раз все-таки, вдруг что-то не так сделала.
        - Здравствуйте, Лина, - сдержанно поприветствовал ее Артем и поинтересовался: - А чем это вы тут занимались перед моим приходом?
        - Мы? Играли. Я пряталась, а Мурка меня искала.
        Раздевшись, Артем прошелся по квартире. Все вроде бы было в порядке. В духовке что-то готовилось в керамическом горшочке, распространяя аппетитный запах.
        - И как, Мурка вам не сильно досаждала? - осторожно спросил он.
        - Да что вы! - воскликнула Лина. - Она у вас просто прелесть. Такая забавная. Знаете, как она по ванне носится, обалдеть можно! И с водяной струей играть любит, даром что кошка… Ой, вы ей это разрешаете?
        - Скажем так: не запрещаю. А что еще она вытворяла?
        - Спряталась в мойке, а я делала вид, будто ее ищу, - начала перечислять Лина. - Попыталась вскарабкаться на тот цветок, что в гостиной…
        Артем кивнул:
        - Фикус лировидный.
        - Да, на фикус. Потом стала что-то вытаскивать лапой из-под кухонного шкафа.
        - И что же это оказалось?
        - Вы не поверите: лимон! Наверное, его случайно уронили, он туда закатился, а ваша умница решила достать.

«Такое впечатление, что у них одинаковый уровень развития, - снисходительно усмехнулся Артем. - Но они поладили, и это главное».
        - Не поужинаете ли со мной? - предложил он Лине из вежливости, заранее зная, что услышит в ответ.
        - Ой, ну что вы, Артем Николаевич! Мне домой пора, - тут же засмущалась девушка. - Вы только потом скажите мне, понравилось вам рагу или нет, ладно? - И заторопилась к двери.

        Мурка куда-то запропастилась, и Артем ел рагу в одиночестве. Лина, как рачительная хозяйка, нашла в холодильнике съестные остатки мясного происхождения и при помощи лука, специй и овощей приготовила блюдо, которое Артему очень понравилось…
        Утомленная активно проведенным днем, кошка лежала на диване и при виде хозяина лишь повернула голову в его сторону. Пришлось взять ее на руки и пристроить у себя на коленях.
        - Бедненькая животинка, умаялась. - Артем, дразня, поводил ладонью у нее перед мордой, но у Мурки хватило сил лишь слегка прихватить его палец зубами, не изображая ни злости, ни раздражения. - Да, укатали сивку крутые горки. Ну, отдыхай.
        Он привычно включил телевизор, но неожиданно пришедшие мысли не позволили сосредоточиться на очередной серии очередного боевика, призванного создать положительный образ российского мента. Девушки, с которыми Артем привык иметь дело по работе или вне оной, и его новая домработница были словно разной породы. Он вдруг подумал, что никогда бы не пошел с такой, как Лина, в клуб или в ресторан. Ему было бы неловко, он побоялся бы увидеть бросаемые на него недоуменные взгляды. Не пригласил бы он ее и к себе домой. Почему?
        Артем попытался вспомнить лицо Лины, ее прическу, одежду - и не смог. Все было каким-то расплывчатым, смутным, незапоминающимся. А ведь человек она, должно быть, хороший. Искренний, отзывчивый, без претензий.

«Бедняжка, - сочувственно вздохнул Артем. - Возможно, моя квартира, в которой ей придется провести месяц, станет самым ярким воспоминанием в ее жизни». Нет, он не был снобом и не считал свои апартаменты царскими покоями. Но у этой Лины, вполне возможно, никогда не будет ничего даже отдаленно похожего. А ведь ей наверняка хочется. Ему неожиданно стало жаль скромную провинциалку, которой уготовано унылое, как и она сама, существование.
        - Слышишь, Мурка, а может, нам скрасить ее пребывание здесь? - спросил он кошку, беря ее под передние лапы и заставляя посмотреть ему в лицо. - Хоть будет о чем вспомнить. Ну, что ты на это скажешь?
        Мурка с закрытыми глазами какое-то время висела в его руках тощей трехцветной горжеткой, потом зевнула, демонстрируя аккуратный розовый язычок.
        - Вот и говори с тобой после этого на серьезные темы, - со вздохом произнес Артем и уложил кошку рядом с собой на диван.
        Однако мысль облагодетельствовать Лину пришлась ему по сердцу. Тревожило лишь одно: только бы не возомнила невесть чего о себе и не решила, что останется навечно хозяйкой в его квартире. Под свой интерьер он подберет что-нибудь более современное и стильное…


        Глава 4
        Артем не заметил, как изменилась сама атмосфера в доме. Раньше он высиживал на работе до последней минуты, а после с удовольствием проводил время с приятелями. И все потому, что в квартире незримо витал дух Фриды Яковлевны; казалось, предметы обстановки, посуда могут в случае чего «заложить» его домработнице. Чушь, конечно, несусветная, но сейчас ему стало неизмеримо легче и проще.
        Он действительно чувствовал себя хозяином и своей квартиры, и своей судьбы.
        - Наша фрекен Бок не только ушла сама, но и забрала с собой свою ауру, - сообщил Артем Мурке о результатах собственных интенсивных размышлений. - К сожалению, она обещала вернуться. Но это будет еще не скоро.
        Остановившись на этой оптимистической ноте, Артем запретил себе думать о печальном и принял решение наслаждаться тем, что несет с собой настоящее.
        А настоящее как-то очень быстро обрело свои характерные черты. Лина выполняла обязанности по ведению домашнего хозяйства на отлично. И хотя она частенько задерживалась до возвращения Артема, ее присутствие не раздражало. Напротив, то, что дома его кто-то встречает, неожиданно понравилось Артему. Возможно, потому, что Лина была незаметна и непритязательна. И ей, в отличие от стильных подружек Артема, не надо было ежеминутно оказывать знаки внимания и восхищаться ее несравненной внешностью, светским тактом и тонким умом.
        Впрочем, внешность Лины говорила сама за себя, тут было не до восторгов, а ее интеллект мало волновал молодого человека. В основном в разговоре они касались чисто бытовых проблем, или же предметом их беседы была Мурка. Вот кто просто потрясал воображение смышленостью и постоянной готовностью ко всяким проказам.
        Но однажды, прощаясь с Линой в прихожей, Артем неизвестно с чего вдруг поинтересовался:
        - Знаешь, у меня создается впечатление, что ты не торопишься домой. - Он уже на второй день их знакомства незаметно для себя перешел на «ты» в разговорах с девушкой.
        Лина мило улыбнулась:
        - Это действительно так. Вы же знаете, что я снимаю квартиру вместе с подругой, Ксенией… - если Артем и вычитал это из ее резюме, то тут же выкинул из памяти за ненадобностью, - а она любит громкую современную музыку, от которой не спрятаться. Вот я и не спешу домой.
        - Ну да, у меня здесь тихо, - кивнул Артем. - Мурка к музыке равнодушна, к любой…
        - Зато любит смотреть телевизор, - вставила Лина.
        - Да ты что? - удивился Артем.
        - Да-да, она забирается наверх телевизора и, свесившись вниз, лапами старается поймать движущиеся по экрану изображения людей или животных… А вы разве за ней этого не замечали?
        Артем медленно покачал головой.
        - Ой, может, ей этого нельзя делать! Простите, я не знала.
        Она испугалась вполне серьезно, даже побледнела. И Артем тут же почувствовал себя Синей Бородой, безжалостным и кровожадным.
        - Да брось ты. Главное, чтобы не свалилась и экран не поцарапала.
        - Что вы! - воскликнула Лина. - Мурка очень умная и все понимает. А вот однажды…
        Артем догадался, что сейчас последует очередной рассказ о подвигах его кошки. Стоять столбом в прихожей ему не хотелось, а возвращаться в комнаты было не с чего, поэтому он быстренько свернул разговор, протянув Лине ее портфель. Она всегда приходила с портфелем, довольно тяжелым, как смог сейчас заметить Артем, и клала его на стул в прихожей.
        - Всего доброго. До встречи, Лина.
        - А хотите, я завтра приду? - неожиданно спросила она. - Ваш фикус надо пересадить, у него корни уже из горшка торчат.
        Артем растерялся, услышав столь неожиданное предложение. Фрекен Бок он не рискнул бы попросить о чем-то, что выходило за рамки их соглашения. Стал бы выкручиваться сам. А тут и просить не пришлось.
        - Но мы же с тобой договаривались только о… - Он замолчал, не зная, как бы поделикатнее выразиться.
        - Если вы о деньгах, то не беспокойтесь, мне ничего не надо! - поспешила заверить его девушка, тоже смутившись, и прежде всего оттого, что ее могли заподозрить в меркантильных помыслах.
        Артем рассмеялся, скорее из желания разрядить обстановку:
        - И тебе не в тягость заниматься всеми этими нескончаемыми делами?
        - Что вы, Артем Николаевич, у вас я отдыхаю, - ответила Лина и с облегчением перевела дыхание.

        Позже вечером, неизвестно почему вспоминая их разговор в прихожей, он задумался над последней фразой Лины. Она показалась ему смутно знакомой. Ну да! Почти так же ответила киношная Золушка принцу, когда тот спросил ее, не устала ли она в дороге.
«Из Лины сказочной принцессы не получится, это уж точно, - подумал Артем. - Но порадовать ее какой-нибудь мелочью, как собирался, я вполне могу. И повод подходящий есть - незапрограммированная пересадка фикуса!»
        Вечером он явился домой с тремя веточками похожих на ромашки мелких астр, завернутых в простой целлофан. Ни одной из своих пассий, даже прекрасно зная, что период их существования в его жизни будет недолог, Артем никогда не преподнес бы столь скромный букетик. Но Лина была не чета им. И, получив цветы, она зажмурилась от удовольствия и уткнулась в них носом, словно это были роскошные розы.
        - Это тебе, в благодарность за фикус, - поспешил сказать Артем, испугавшись неоправданно восторженной, на его взгляд, реакции.
        - Спасибо, - прошептала Лина, словно бы не слыша его слов. - А я вам пирожок с яблоками испекла. - И, объясняя свое самоуправство, добавила: - А то они уже сохнуть начали.
        - Чудненько! - воскликнул Артем. - Накрывай на стол, будем пить чай!
        На этот раз девушка не стала отнекиваться. И вскоре они уютно устроились на кухне. Все было мило, легко; Артему даже пришло на ум выражение «по-семейному», но он его тут же отверг. Не по-семейному, а, возможно, по-приятельски, когда вместе собираются приятные друг другу люди, но не более того.
        Под яблочный пирог с чаем беседа велась неспешная, поначалу, естественно, о Мурке - исключительно благодатная тема, если иметь в виду нескончаемые проделки последней. Потом Артем принялся расспрашивать Лину о ее житье-бытье. Впрочем, нельзя было сказать, что ответы его особенно интересовали. Ну, жила в провинции с родителями и младшей сестрой, ну, переехала в столицу, чтобы чего-то добиться в жизни… Тут Артем мысленно усмехнулся: «И добилась: убирается у меня в квартире и готовит мне ужин время от времени». Ну, поступила учиться на какие-то там курсы… Какие именно, он пропустил мимо ушей. Ну, очень хочет, чтобы родители в старости могли положиться на нее и ни в чем не нуждаться… Весьма похвально, только как это осуществить?..
        Когда от пирога осталось одно воспоминание, а Мурка свернулась клубочком на соседнем стуле и закрыла глаза, выяснилось, что часы показывают половину одиннадцатого.
        - Ой, как уже поздно, а я и не заметила! - встревожилась Лина. - Простите, Артем Николаевич.
        - За что?
        - Ну, вы вряд ли собирались просидеть весь вечер со мной.
        Он улыбнулся:
        - Действительно, не собирался. Но ни о чем тем не менее не жалею… А теперь скажи, Лина, тебе далеко до дому?
        - Ну что вы! Как говорит Ксюша, с которой мы вместе снимаем квартиру: «Если в Москве можно добраться до места только на метро, это совсем близко», - ответила девушка, вставая. - Простите еще раз, если ненароком нарушила ваши планы на сегодняшний вечер, Артем Николаевич.
        Планов она никаких не нарушила, потому что их, собственно, и не было. Однако ответил Артем не сразу, прикидывал, отвезти ее домой или не стоит. Все-таки старалась для него, пирожок испекла, фикус пересадила… Но нежелание выходить из дому и тащиться неведомо куда на ночь глядя перевесило все благие намерения.
        - Не за что, - отмахнулся Артем от извинений и, направляясь за девушкой в прихожую, произнес, слегка покривив из вежливости душой: - Спасибо за пирог, давно не ел ничего вкуснее. - И похоже, ей хватило проницательности понять это.
        Когда Лина уже стояла перед ним в своем немарком, практичном плащичке и с портфелем в руке, что-то вроде укола совести неприятно кольнуло его. Невысокая, худенькая, с русыми волосами, собранными в хвост, с широко распахнутыми доверчивыми серыми глазами, она так и просилась стать жертвой какого-нибудь злоумышленника.

«Да нет, - попытался успокоить себя Артем, - скорее мимо нее можно пройти и не заметить. Нет в ней ничего бросающегося в глаза, примечательного. Одно слово, серая мышка».
        - Знаешь что, позвони мне, когда приедешь домой, - тем не менее сказал Артем, когда уже открывал перед Линой дверь. - Чтобы мы с Муркой не волновались.
        Девушка заметно растерялась.
        - Так ведь поздно уже будет, - пробормотала она, глядя в пол.
        - Ничего страшного.
        Вернувшись в кухню, Артем увидел цветы, преподнесенные им Лине, стоящими в вазочке на подоконнике. «Забыла или сознательно оставила?» - задумался он, но так ничего для себя и не решил…
        Звонок раздался час двадцать минут спустя. Артем специально засек время, чтобы выяснить, как далеко живет девушка. Оказалось, далеко. Значит, впредь не стоит ее задерживать допоздна. Если что случится, он будет переживать, винить себя, а зачем ему лишняя головная боль из-за провинциальной непрезентабельной девицы, пусть и милой в общении.
        - Слушаю, - сказал Артем, подняв трубку.
        - Артем Николаевич, это я, Лина. Я уже приехала… - Девушка замолчала, явно не зная, что сказать дальше.
        - Добралась нормально? - спросил он.
        - Да-да, не беспокойтесь, - поспешно заверила она его.
        - Тогда спокойной ночи, Лина.
        - И вам спокойной ночи, Артем Николаевич…
        На этом все мысли о девушке покинули бы его, если бы час спустя, идя из ванной в спальню, он не заметил бы у стены возле входной двери книжку.

«Эвангелина Ковальска. „Он пришел к ней во сне“», - прочел Артем на бумажной обложке, где была изображена красивая брюнетка, в задумчивости сидящая перед горящим камином.
        - Та-ак… - протянул он, - и что бы это могло значить?
        На ум приходило лишь одно объяснение: любовный роман, который читает его временная домработница…

        Артем поудобнее устроился в постели. Повернул книгу так, чтобы на нее падал свет от лампы, стоящей на прикроватной тумбочке, и принялся перелистывать страницы. Он был уверен, что не прочтет и нескольких абзацев, но неожиданно для себя увлекся.
        Это была сказка, которую взрослая девушка или женщина писала для таких, как она сама. Местами чуть наивная, местами очень трогательная, местами и вовсе фантастическая, но бесконечно красивая во всем, что касается интерьеров, внешности главных героев, их взаимоотношений, как, впрочем, и надлежит быть сказке. Однако Артем уловил главное, и это был отнюдь не сюжет. В книге говорилось о том, каким хочет видеть женщина своего избранника. «Судя по всему, именно вымышленный мир, столь далекий от реальной действительности, делает эти книжки столь притягательными для представительниц женского пола», - подумал он.
        Как мужчины иной раз отождествляют себя с каким-нибудь супергероем из боевика или знаменитым футболистом, забившим решающий мяч в решающем матче, так и женщины хотят видеть себя безупречными красавицами с тонко чувствующей душой и любящим сердцем, которым счастье в конце концов непременно улыбнется.

«Бедняжки, - вздохнул Артем, имея в виду прежде всего Лину. - Грустно, когда красивый эрзац заменяет настоящую жизнь. Но где же напастись на всех на вас рыцарей в сияющих доспехах?» Тут он вспомнил Маришечку, ее предшественниц и неожиданно подумал, что в их глазах он, скорее всего, выглядел совсем по-иному, нежели в глазах собственных. Наверное, достаточно эгоистичным и самовлюбленным.
«Но они тоже не являли собой образец благородства и чистоты помыслов, - мысленно возразил Артем самому себе. - И уж наверняка за просто так, как Лина, печь мне пирожок ни за что бы не стали».
        А почему он решил, что и его временной домработницей не движут тайные помыслы? Решил, и все тут. Прежде всего потому, что даже ежу должно было быть понятно: не светит ей тут ничего. Ни-че-го!
        Артем даже удивился, с чего это вдруг так разволновался. Будто невидимая угроза нависла над его привычным образом жизни.
        Кладя книжку на тумбочку, он увидел Мурку, сидящую перед ним на ковре и внимательно за ним наблюдающую.
        - Помимо тебя, моя дорогая киска, никаких изменений в моей жизни в обозримом будущем не предвидится, - заявил он кошке, словно та пришла, чтобы спросить его именно об этом.
        Мурка равнодушно зевнула, подобралась, как бы намереваясь запрыгнуть на кровать, но, услышав грозное «Я тебе!», повернулась и с высокомерным видом покинула спальню, грациозно проведя поднятым хвостом по дверному косяку, словно сделала хозяину ручкой…

        Так уж получилось, что в последующие дни Артему с Линой не довелось свидеться. Он приходил поздно, засидевшись то на работе, то в компании приятелей, но Артем неизменно находил следы пребывания домработницы в квартире - идеальную чистоту и готовый ужин. И всякий раз ему становилось немного грустно. «Это все оттого, что скоро ее место снова займет фрекен Бок», - объяснял он причину своего состояния. Другой причины просто быть не могло.
        Книжку Эвангелины Ковальской «Он пришел к ней во сне» Артем на следующий день утром положил на то самое место, где нашел. И больше он ее не видел. А когда им с Линой все-таки довелось встретиться - это случилось в среду на следующей неделе, - он впервые почувствовал себя неловко, когда соврал относительно фотографии на его письменном столе.
        В тот вечер Артем снова предложил Лине выпить чаю. Атмосфера предыдущего чаепития так понравилась ему своей простотой и задушевностью, что он решил еще раз испытать приятные ощущения.
        Чтобы был повод, он купил небольшой торт, верхний слой которого состоял из законсервированных фруктов, и прямо с порога заявил, что Лина непременно должна разделить его с ним.
        - Ты угощала меня яблочным пирогом собственной выпечки. Из меня же кулинар никудышный, поэтому я купил торт. Накрывай на стол!
        Лина покраснела, ему хотелось бы думать, от удовольствия, и прошмыгнула в кухню. Когда Артем, раздевшись, вошел туда, на столе уже стояли чашки с блюдцами, заварочный чайник и сахарница. А девушка сидела на стуле, чинно сложив руки на коленях. Но это только до того момента, как он сел к столу.
        Лина тут же вскочила, засуетилась, нарезала торт, разложила его по тарелочкам и разлила по чашкам чай.
        - Ну а теперь рассказывай, как вы тут с Муркой без меня жили, - сказал Артем.
        Это чаепитие очень напоминало предыдущее, и он уж было подумал, а не превратить ли их в традицию, пока есть время.
        Но тут Лина неожиданно спросила:
        - Простите, Артем Николаевич, а кто та красивая девушка, фотография которой стоит на вашем письменном столе?
        Он чуть не поперхнулся чаем, хотя обычно отвечал на этот вопрос без запинки, придав голосу проникновенности, а взгляду грусти.
        - Это… это моя двоюродная сестра… но так уж получилось, что ее уже нет в живых… Такая вот печальная история. - Артем замолк и искоса взглянул на Лину.
        Девушка от расстройства прикрыла рот ладонью, а на ее глаза тут же навернулись слезы.
        - Такая молодая… такая красивая… - прошептала она. - Как же так?
        - Да вот так, - ответил Артем, разводя руками и чувствуя себя последней свиньей. Оказалось, что не все равно, кому врешь.
        Опасаясь, что Лина сейчас примется рыдать или, того хуже, расспрашивать, что же произошло с его безвременно почившей кузиной, он подсел ближе и обнял девушку за плечи. Выбившаяся из хвостика прядь волос шелковисто коснулась его щеки.
        - Не расстраивайся… Это случилось уже давно… Я… я уже смирился с потерей… - Последнее, к слову сказать, было чистейшей правдой.
        Лина шмыгнула носом и промокнула глаза бумажной салфеткой.
        - Все равно жалко, - прошептала она.
        - Еще как жалко, - согласился с ней Артем, вспомнив томные зовущие взгляды Маришечки, ее страстные поцелуи, обольстительную фигуру. - Но назад дороги нет, сама виновата…
        - Что? Что вы сказали, Артем Николаевич? - встрепенулась Лина и широко распахнула глаза. - Я вас не понимаю…
        Артем тряхнул головой и посоветовал себе впредь быть осмотрительнее. В один миг превратиться из достойного всяческого уважения молодого человека в легкомысленного вертопраха ему, даже в глазах незатейливой провинциалки, не хотелось. Более того, сильнее, чем когда-либо, Артему хотелось именно в ее глазах выглядеть благопристойно. Такой вот необъяснимый парадокс…
        - Не обращай внимания, это я так, задумался, - ушел он от ответа. - А ты ешь торт, ешь. Или, может, он тебе не нравится?
        - Очень нравится, - чуть улыбнулась Лина, улыбнулась так, как Артем любил, с ямочками на щеках, и он с удивлением понял, что очень не хочет убирать руку с ее плеча. Но как же тогда они будут продолжать есть торт?
        Со вздохом отодвинувшись, Артем взял в руки чашку с чаем и постарался вернуть разговор в прежнее, лишенное подводных камней русло. Ему это удалось…
        Когда стрелки часов показали без четверти девять, оба одновременно подумали о том, что пора заканчивать с чаепитием. Уже в прихожей девушка, помявшись и глядя в пол, робко спросила:
        - Вы не станете возражать, Артем Николаевич, если я буду приходить к вам не через день, как мы договаривались, а чаще?
        Не услышав сразу ответа, Лина подняла на него взгляд, в котором светилась такая надежда на его «да, конечно», что Артем даже удивился. Но времени для раздумий у него не оставалось.
        - Ну разумеется, - пожал он плечами. - Если тебе так хочется…
        - Мне так удобнее, - ответила Лина, ничуть не прояснив ситуации.
        Позже, уже отходя ко сну, Артем опять задумался над ее просьбой. Неужели у молодой девушки нет больше других забот, кроме как убираться и готовить в доме постороннего человека? И о каком удобстве могла идти речь? Но никакого путного объяснения на ум ему не пришло. С другой стороны, как ни пытался, Артем не мог заподозрить Лину в чем-то предосудительном.
        Нет, он, конечно, не обладал способностями талантливого следователя или психоаналитика, чтобы с ходу проникнуть в тайные замыслы своей домработницы. Однако определенный жизненный опыт у него все-таки имелся, особенно в том, что касается общения с представительницами прекрасного пола. И внутренний голос подсказывал, что опасаться нет причин: ни ему самому, ни его благосостоянию ничто не угрожает. Так зачем Лине нужен доступ в его квартиру во внеурочное время?
        - Ну, что скажешь? - привычно обратился он к Мурке. - Если бы Лина была плохим человеком, ты бы это почувствовала, не так ли, и не ластилась бы к ней? Говорят, у вас, у кошек, какое-то особенное чутье. Вы чуть ли не ауру человеческую видите.
        Но Мурка не удостоила его ответом, сделав вид, будто что-то заинтересовало ее на потолке. Причем она с такой сосредоточенностью уставилась в одну точку, что Артем поневоле проследил за направлением ее взгляда. Уж не муха ли там, а то и того хуже - таракан!
        Когда он, ничего не обнаружив, снова посмотрел на ковер перед кроватью, Мурки там уже не было. Не иначе как провела его, нахалка трехцветная!..


        Глава 5
        - Эвочка, милая, сколько раз вам повторять: «одевать куклу», но «надевать на руку». Неужели не ясно?
        Антонина Захаровна Чудова восседала за своим редакторским столом, заваленным разномастными папками, стопками распечаток, книгами с пестрыми, лохматыми от времени закладками и массой безделушек и сувениров. И это помимо постоянно включенного компьютера, что красовался слева от нее.
        Девушка, сидящая напротив, впритык к соседнему столу, за которым другая сотрудница редакции тщетно, с тоской во взоре что-то втолковывала по телефону своему невидимому собеседнику, послушно закивала. Ей казалось, что слова она употребляет правильно и высказанные замечания к ней не относятся, но возражать ни за что не отважилась бы. Кто она такая и кто Антонина Захаровна Чудова!
        - И пожалуйста, не надо длинных фраз, по одной на целый абзац. Читательницы ведь не имеют возможности, сидя вечером в кресле, наслаждаться нашими произведениями. Метро, электрички, обеденные перерывы - вот время, когда нас читают. И тут не до хитросплетения слов, когда с первого раза не понять, в чем, собственно, смысл фразы.
        Эвангелина опять закивала, хотя считала, что и так неукоснительно следует всем рекомендациям и наставлениям Антонины Захаровны, высказанным еще в предыдущие их встречи. Когда по электронной почте прислали сообщение о том, что ее роман готовы опубликовать, и не где-нибудь, а в самом «Аркадиа-пресс», счастью девушки не было предела. Поэтому в издательство она шла с сердцем, замирающим от восторга и страха одновременно. Ее роман напечатают, и мама будет с гордостью показывать книгу всем родным и знакомым!.. Но ведь должны же быть и замечания, как же без них у начинающей писательницы!
        Писательница - она уже мысленно примеряла это слово к себе и находила, что оно ей идет.
        И Эвангелина поклялась, что будет в точности следовать всем указаниям, данным ей в редакции. Даже самым пустячным. Лишь бы иметь возможность и дальше идти по облюбованному ею пути…
        Антонина Захаровна сразу же потрясла ее воображение, заставила относиться к себе с душевным трепетом и благоговением. Накрашенные яркой малиновой помадой губы иронично улыбались, тогда как вострые глазки за стеклами очков, кучкующиеся возле острой переносицы, смотрели зорко и проницательно. Подстриженные каре волосы соломенного цвета и челка, доходящая до самых бровей, еще больше привлекали внимание к скептическому взгляду мэтра своего дела.
        - Я, милочка, некогда тоже написала пару романчиков, под псевдонимом разумеется, так что прекрасно знаю все тонкости профессии, - продолжила Антонина Захаровна.
        Эвангелина, услышав признание редактора, и вовсе затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово из ее уст.
        - А теперь перейдем к вашей очередной рукописи… - Антонина Захаровна выдержала долгую паузу, в течение которой девушка чуть было не лишилась чувств от волнения. - Я готова рекомендовать ее к публикации, если, конечно, вы обязуетесь выполнять все мои…

«Обязуюсь, обязуюсь, обязуюсь! Все, что угодно!» - готова была выкрикнуть Эвангелина и тысячекратно подписаться под каждым своим словом. Она не помнила, дослушала ли Антонину Захаровну до конца или вскочила со стула и, прижав руки к груди, стала благодарить, когда та была еще на середине своей наставительной речи.
        - Спасибо, большое вам спасибо, Антонина Захаровна! Можете не сомневаться, я все сделаю, как вы хотите…
        - Не как я хочу, - перебила ее, снисходительно улыбаясь, редактор, - а как надо. Улавливаете разницу, Эвочка?
        - Да-да, конечно! Я все понимаю! Простите, пожалуйста! - зачастила Эвангелина, испугавшись, что выказала себя поверхностной, легкомысленной девицей, не способной уразуметь, что ей говорят, с первого раза.
        На ее счастье, зазвонил телефон на столе Антонины Захаровны, и та сняла трубку.
        - Да, я слушаю, - медоточиво произнесла она, и минуту спустя ее взгляд стал какой-то отрешенный, даже затуманенный, словно голос на том конце провода поведал ей о чем-то приятном и никоим образом не связанным с производственными проблемами.
        - Я могу идти? - робко спросила Эвангелина, которая так и осталась стоять с прижатыми к груди руками.
        - Идите, Эвочка, идите. Если что, я вам позвоню, - одними губами произнесла Антонина Захаровна в сторону от трубки и сопроводила свои слова милостивым взмахом руки, будто давала понять об окончании аудиенции.
        Чувствуя себя слоном в посудной лавке, несмотря на свой сорок четвертый размер, Эвангелина направилась к выходу. Она с облегчением перевела дыхание, только когда лабиринт из цветочных горшков с чахлыми растениями, шкафов, столов и стульев с кипами печатной и допечатной продукции в них и на них был счастливо преодолен и остался за закрытой дверью.

«А теперь - за работу! - мысленно приказала она себе. - Слова Антонины Захаровны
„нельзя позволять читательницам забыть о тебе“ отныне станут моим девизом!»
        Долетев как на крыльях до дому и ворвавшись в пустую квартиру, едва раздевшись и наплевав на то, что с утра во рту помимо чашки кофе не было маковой росинки, она открыла ноутбук и положила дрожащие пальцы на клавиатуру. Вскоре на экране появились слова: «Она не знала, как оказалась здесь, не помнила, ехала ли она на машине или добиралась сюда пешком, но предчувствие чего-то чудесного переполняло ее. Не оставалось места ни страху, ни сомнениям…»

        Лина осмотрелась по сторонам, проверяя, все ли в порядке. Похоже что да. И тут легкий скрип привлек ее внимание. Двинувшись на источник звука, она пришла в прихожую и увидела качающуюся, словно от дуновения ветра, дверь гостиной, потом Мурку, каким-то чудом умастившуюся на ее верху.
        - Боже мой! Как же тебя туда занесло? - воскликнула Лина и, подбежав, протянула кошке руки. - Иди сюда, моя маленькая. Не бойся!
        Мурка, не раздумывая долго, прыгнула, и девушка тут же прижала ее к груди.
        - Испугалась, да?
        Кошка потерлась о ее свитерок, благодарно урча и менее всего напоминая животное, спасенное из опасной для жизни ситуации.
        - Не делай так больше, хорошо? А то свалишься, - посоветовала Лина Мурке и отнесла ее в кухню, чтобы снять возможный психологический стресс порцией кошачьего деликатеса.
        Звук поворачиваемого в замке ключа застал девушку врасплох. Она собиралась сегодня уйти до появления хозяина квартиры, но Муркин рискованный эквилибр на двери задержал ее.

«Подумает еще, что специально торчу здесь, чтобы увидеть его», - промелькнула в голове предательская мысль, заставив Лину мучительно покраснеть. Она даже себе не решалась признаться, что так оно и есть на самом деле. Артем Николаевич чуть ли не сразу пленил ее воображение. Высокий, стройный, с приветливым взглядом карих глаз, в которых порой проскальзывала ироничная смешинка, с приятным баритоном, он не мог ей не понравиться.
        И было в его манере вести себя нечто необыкновенно притягательное. Казалось, проблем у Артема Николаевича Прохорова не существует и он живет в ладу со всеми и с самим собой. А это так привлекает в мире, где из десяти сюжетов новостной телевизионной передачи по меньшей мере девять несут в себе негативную информацию.
        Однако Лина прекрасно понимала, что не стоит предаваться несбыточным мечтам, и умело справлялась со своими эмоциями. Ему никогда не догадаться, с каким вниманием она наблюдает за ним, как ловит каждый жест. Мысленно повторяет особо удачные выражения…
        - Вот вы где? Привет! - Он стоял на пороге кухни и улыбался им обоим. - Так и привыкнуть недолго.
        Мурка уже терлась о его ноги, а Лина тихо спросила:
        - К чему привыкнуть?
        - К тому, что вы обе встречаете меня здесь после работы.
        Артем произнес это легко, не особенно задумываясь над своими словами. У Лины же сердце забилось так часто и гулко, словно она услышала едва ли не признание в нежных чувствах. Прекрасно понимая, как обстоит дело в действительности, девушка тем не менее не сразу уняла сердцебиение.
        - Ужинать сейчас будете или попозже? - спросила она и закашлялась: голос плохо ее слушался.
        - Если не возражаешь, то сейчас, - ответил Артем и опустился на корточки посреди кухни, чтобы приласкать вольготно развалившуюся Мурку.
        Лине пришлось обходить их, накрывая на стол. И она пожалела, что сегодня надела не брюки, как всегда, а юбку. Так и казалось, что сейчас заденет ногой хозяина дома или его нескромному взгляду доведется увидеть больше, чем следует.
        Впрочем, она уже чувствовала себя увереннее на кухне, да и в квартире вообще. Не боялась чего-либо уронить или разбить ненароком. Научилась пользоваться всякими кухонными агрегатами. То, на что раньше у Лины уходила масса сил и времени, уже делалось легко, с удовольствием. Но самую большую радость доставляла ей фраза, которую она ждала каждый вечер, задерживаясь в квартире Артема.
        - А не составишь ли мне компанию за ужином? - раздалось и на этот раз.
        - С удовольствием, - неожиданно для себя ответила Лина и замерла, потрясенная собственной смелостью. Раньше она ограничивалась неопределенными фразами вроде
«Ну, если вы этого хотите, Артем Николаевич».
        В результате этих вечеров они многое успели узнать друг о друге. Артем с удовольствием рассказывал о работе, но с еще большим - о друге и коллеге Лехе с его солдатиками и огромным тигровым Эшли.
        - Собаки этой породы один на один вступали в схватку с быками и не раз выходили победителями… - И он пересказал о майорских бульдогах все, что ему когда-либо говорил о них друг Леха.
        - Зачем же такого свирепого пса держать в городской квартире? - спросила Лина и поежилась. - Страшно ведь. Неизвестно, что придет в его собачью башку. Да и быков в Москве никто не разводит…
        - Ну, быков, положим, в Москве полным-полно, только они все больше двуногие… А что касается нрава собаки, то все зависит от воспитания, - с авторитетным видом и словами друга ответил Артем. - Эшлик на редкость уравновешенный и выдержанный пес. На первый взгляд самый настоящий увалень. И так не любит оставаться один! Однажды, это было в воскресенье, Эшлик разгрыз телевизионный пульт и сожрал киви, что лежали на столе в кухне, хотя обычно от них морду воротит. Так он хотел показать, что возмущен пренебрежением к собственной персоне в выходной день, который собирался провести с хозяевами.
        - С хозяевами?.. А что, ваш друг женат? - спросила Лина.
        Артем наморщил лоб, прикидывая, как бы поточнее выразиться. Наконец произнес, пожимая плечами:
        - И да, и нет. Живут они со Светкой, как тут выяснилось, уже почти два года, но официально не расписаны. Зачем? Мало ли что может случиться, так ведь?
        - А что может случиться? - снова спросила Лина, и Артем невольно подумал, что ни одна из его приятельниц такого глупого вопроса никогда не задала бы.
        Но его домработница из провинции, видимо, родилась и выросла в другой среде.
«Впрочем, дело не в провинции, там тоже вполне хватает современных, продвинутых в смысле отношений между мужчинами и женщинами людей», - подумал Артем и забавы ради решил развить тему.
        - Уж не считаешь ли ты, что надо всю жизнь искать свою половинку, а найдя, скрепить союз брачными узами и жить душа в душу до глубокой старости? - иронично улыбаясь, полюбопытствовал он.
        Пожалуй, это был первый серьезный вопрос, который он ей задал, и Лине было что на него ответить. Во всяком случае, она не раз задумывалась над ним. Однако ей хватило сообразительности обратить все в шутку. «Не время и не место раскрывать перед ним душу, - решила девушка. - Он только посмеется надо мной».
        - Ну что вы, Артем Николаевич, суженого, говорят, на коне не объедешь, так зачем же искать, - рассмеялась Лина. - Он сам объявится… когда придет срок.
        - Но ты познакомишь меня с ним, не правда ли? - в тон ей отозвался Артем.
        - А как же. Мне будет интересно узнать ваше мнение о нем…

«Беда только в том, что мне не скоро удастся забыть вас, Артем Николаевич, и это будет серьезно осложнять мою жизнь, - мысленно продолжила она ответ и подавила печальный вздох. - Когда знаешь, чего хочешь, трудно согласиться на меньшее».



«Забавная девица, - размышлял Артем позже вечером, оставшись наедине с Муркой. - Неужели не понимает, что с ее-то серенькой внешностью и домостроевскими устоями запросто можно остаться у разбитого корыта? Да и денег, способных заставить забыть о многом, у нее тоже нет».
        - Ей бы попроще относиться к жизни, правда, Мурка? - обратился он к устроившейся у него на коленях кошке. - Но ведь не посоветуешь, еще обидится…
        Артем неожиданно подумал о том, что вот уже несколько недель не назначал никому свиданий, вел, по его мнению, прямо-таки затворнический образ жизни. И, что самое странное, не очень-то страдал от этого. Заводить новые знакомства не хотелось, а возобновлять старые он был не любитель. «Похоже, мне просто требуется небольшой перерыв, и вполне естественно, что он совпал с отъездом Фриды Яковлевны. С ее возвращением все вернется на круги своя», - решил молодой человек.
        - Это будет период моей жизни, который мы назовем именем провинциальной девушки Лины, которая благодаря тебе, - тут Артем потрепал Мурку за ухом, а она, не открывая глаз, попыталась ухватить его за пальцы, - появилась в моей квартире.
        Но тут другая мысль, куда более серьезная, заставила его зябко передернуть плечами. Мурка и ультиматум фрекен Бок. Он уже не мыслил себе существования без юркого, проказливого трехцветного существа, что обосновалось в его квартире. Но и Фрида Яковлевна, которая с легкостью решала все бытовые проблемы, возникающие на его жизненном пути, была ему необходима. Фрида Яковлевна, в отличие от временно замещающей ее Лины, не задавала глупых вопросов. Правда, и желания скоротать с фрекен Бок вечерок у него тоже никогда не возникало. Упаси господи от такого…
        Однако в своем нынешнем каком-то размягченном состоянии, когда хотелось плыть по течению, не контролируя ситуацию, потому что та не несла с собой угрозы привычному существованию, Артему меньше всего хотелось задумываться о возможных проблемах в будущем. Вот когда назреет насущная потребность в их решении, тогда он и станет напрягаться, но только не теперь, когда так тихо и покойно…
        Но хорошо известно, что стоит в чем-то стопроцентно увериться, как судьба преподносит тебе сюрприз, о котором сам ты не думал, не гадал. Да и вряд ли пожелал бы, приди тебе такая мысль на ум. И не потому, что сюрприз оказался так уж плох сам по себе, а потому, что способен был все перевернуть в твоей жизни с ног на голову. А на подобное невозможно согласиться с ходу, без обстоятельных размышлений.
        Однако сюрприз на то он и сюрприз, что не оставляет времени на подготовку…

        В эту пятницу никакие предчувствия не тревожили Артема. Выходные были тщательно спланированы, и самым знаменательным пунктом в списке намеченных «мероприятий» значилось знакомство Лехи с Муркой. Причем друг приглашался не один, а со Светланой. Как женщина, та должна была по достоинству оценить пригретую им кошку выдающихся способностей и безграничного ума…
        Вылезая из машины, он привычно взглянул на дом. Свет в окнах его квартиры горел - значит, Лина еще была там. Когда девушка уходила до возвращения Артема, она оставляла включенной только лампу в прихожей, чтобы Мурке было веселее коротать время до появления хозяина. И действительно, он всегда заставал кошку перед дверью. То ли Мурка на самом деле сидела в прихожей в ожидании его, то ли опрометью бросалась на звук поворачиваемого в замочной скважине ключа, оставалось неизвестным. Но факт есть факт - его ждали, кому-то без него было тоскливо и одиноко. И это впервые с тех пор, как Артем Прохоров начал жить самостоятельно, то есть почти десять лет назад…


        Глава 6
        Они, как обычно, устроились на кухне. Низко висящий светильник из матового белого стекла освещал стол, оставляя другую часть помещения в легкой полутьме. Артем рассказывал Лине о событиях прошедшего рабочего дня, естественно тех, что были доступны ее разумению. Кто что сказал забавное, кому досталось за чужие грехи, как его самого отметило высокое начальство.

«И чего это я так распинаюсь перед ней?» - ненароком промелькнуло в сознании. Но Артем тут же понял, что ему приятно видеть восторженно распахнутые глаза Лины, явную заинтересованность тем, что происходит в незнакомом ей мире.
        Подошло время пить чай, и девушка встала, чтобы налить заварки из чайника, который она оставила на рабочем столике.
        Неизвестно, где таилась до сих пор Мурка и что она себе думала, но в тот момент, когда Лина наклонилась над обеденным столом, кошка с быстротой молнии сиганула откуда-то сверху и выбила чайник из рук девушки. В следующее мгновение ее и след простыл, осталось лишь эхо звучного «мя-у-у!».
        Оба остолбенели от неожиданности, но Артем первым пришел в себя.
        - Паршивка! - крикнул он вслед удравшей кошке, затем встревоженно спросил Лину: - С тобой все в порядке?
        Она оглядела трикотажный голубой свитер и серые брюки, залитые коричневой жидкостью. Какое тут «в порядке» - было горячо, мокро, неудобно.
        Пальцами оттянув намокшую ткань от груди, девушка огорченно пробормотала:
        - Даже не знаю, что теперь делать? Как я теперь поеду домой?
        - Ерунда. Мы что-нибудь придумаем, - попытался успокоить ее Артем. - Главное, что ты не ошпарилась. Ты ошпарилась?
        С навернувшимися на глаза слезами она покивала:
        - Есть немного.
        - Тогда снимай скорее свой свитер, и…
        - И что «и»?
        - Иди в ванную и снимай свитер, а я пока поищу, во что тебе переодеться, - поправился Артем.
        В ванной Лина не только стянула с себя свитер, но и быстренько застирала пятно под струей воды над раковиной. Потом повесила его сушиться на блестящую хромированную трубу. Брюки, на которые тоже попала заварка, она снять не отважилась, попыталась лишь оттереть подтеки мокрой губкой.
        Когда шум воды стих, Артем тихо постучал в дверь ванной и, приоткрыв ее, протянул что-то бледно-розовое, оборчатое, полупрозрачное. И явно не из мужского гардероба.

«Я это ни за что не надену!» - чуть было не воскликнула Лина. Но прикосновение к руке мягкой, шелковистой ткани сбило ее с мысли, заставило улетучиться без следа агрессивный настрой. «Всегда успею сказать, что не подошло, - решила она. - А пока почему бы не примерить? Как-никак, новые ощущения, новые впечатления - пригодится».
        Лина сняла брюки и поверх нижнего белья накинула пеньюар. Оказалось, что он будто по ней сшит. Медленно повернулась несколько раз перед большим зеркалом, полюбовалась собой. Ткань была не слишком прозрачная и необыкновенно приятная на теле. Кому пеньюар принадлежал или принадлежит, Лина заставила себя не думать. Нелепо было предполагать, будто у ее работодателя нет любимой девушки. Правда, за время нахождения Лины в квартире Артема она не обнаружила никаких следов пребывания женщин. Впрочем, она и не искала, а то бы наверняка наткнулась на это почти невесомое одеяние.
        - Хорошего понемножку, - вздохнула Лина.
        Она собралась в последний раз окинуть свое отражение в зеркале, перед тем как снять пеньюар, но тут дверь ванной снова приоткрылась.
        - Ну как, подошло? - спросил Артем, и девушка увидела его в зеркале, однако ничего, кроме желания помочь, не прочитала во взгляде молодого человека.
        Она смущенно пожала плечами и, не оборачиваясь, призналась:
        - Мне как-то неловко ходить в этом перед вами.
        - Да брось, - отмахнулся он, - свои люди. К тому же уже поздно и ходить в этом тебе долго не придется. Переночуешь, а к утру все твои вещи уже высохнут.
        - Как к утру? - в ужасе воскликнула Лина и резко повернулась к Артему лицом. - Вы что же хотите, чтобы я у вас осталась на ночь?
        Он усмехнулся при виде ее испуга. «Любая другая на ее месте только обрадовалась бы», - не без самодовольства подумал Артем. Но любая другая девушка, остающаяся на ночь в его квартире, не была бы домработницей. Поэтому Лине ничто не угрожало, точнее, ей не угрожало провести эту ночь так, чтобы потом с удовольствием вспоминать о ней.
        - Ну не везти же тебя домой на ночь глядя, сама посуди! - возразил Артем с нарочитым недоумением.
        О том, что вполне можно вызвать такси, он предпочел даже не думать. Почему? Артем так и не смог впоследствии ответить на этот вопрос, как ни старался. Создавалось впечатление, что кто-то незримый тогда руководил всеми его поступками. А он… он вроде как особо и не сопротивлялся.
        - Проведешь ночь в кабинете, на диване. Где постельное белье, сама знаешь. Так что нет проблем, - решительно, словно предупреждая возможные возражения девушки, произнес он. - А теперь я удаляюсь, чтобы больше тебя не смущать.
        Артем так и сделал. А Лина осталась стоять посреди бежево-коричневой, с чуть тронутым позолотой декоративным пояском ванной. Требовать, чтобы он немедленно отвез ее домой, она не имела права. Выскакивать на улицу в мокрой одежде, словно ей тут что-то угрожает, было нелепо. То, что он предложил пеньюар, а не какую-нибудь свою рубашку или свитер, ни о чем еще не говорило. Может, он решил, что так ей будет удобнее…
        Наверное, если постараться, можно было бы найти способ покинуть квартиру Артема благопристойно и без лишних слов. Но щекотливое положение, в котором оказалась Лина, заставляло кровь бешено пульсировать в висках, а кожу - покрываться холодной испариной. Одним словом, девушка была растерянна и смущена до такой степени, что тут было не до трезвого анализа ситуации и рассудочного поиска выхода из нее.
        - Всего-то одна ночь, а? - прошептала Лина своему отражению.
        Она словно испрашивала у худенькой девушки, с собранными в хвост русыми волосами и большими серыми глазами, одетой в пышный струящийся наряд, который она никогда бы себе не купила, разрешения поступить так, как диктует цепочка событий. И Лине вдруг почудилось, что у ее двойника по ту сторону стекла еле заметно опустились веки, будто он давал на то свое согласие.



«И зачем мне это надо? - недоумевал Артем, идя через прихожую в спальню. - Откуда этот приступ любви к ближнему? И если бы не чертова кошка, Лина преспокойно спала бы сейчас у себя дома… Кстати, куда запропастилась Мурка?»
        После акробатического прыжка в кухне кошка как сквозь землю провалилась. И ведь не в первый раз вытворяла подобное тварь подзаборная. Артем вспомнил залитую кофе светло-лиловую блузку фрекен Бок и покачал головой. Если так и дальше пойдет, Мурка отвадит от него всех друзей и знакомых, в противном случае ему придется открыть филиал химчистки на дому.
        - Мурка, так вот ты где, - произнес Артем шепотом, ибо находился в непосредственной близости от двери кабинета, в котором уже не горел свет. - А ну иди ко мне, негодница.
        Но Мурка никак не отреагировала на его слова, занятая тем, что вклинивалась между косяком и дверью, намереваясь проникнуть внутрь комнаты. Ее настырность увенчалась успехом, и в тот момент, когда Артем уже было схватил ее за шкирку, дверь стала медленно и бесшумно отворяться.
        Лина не спала. Она стояла у окна, и свет, проникающий с улицы, очерчивал ее силуэт.
        У Артема от неожиданности перехватило дыхание. С распущенными волосами, вся окутанная складками и оборками, девушка напоминала прекрасное видение. Так, наверное, могла бы выглядеть средневековая дева, томящаяся в тоске по уехавшему рыцарю-возлюбленному. Артем даже головой тряхнул, настолько потрясло его пришедшее на ум сравнение. А ведь он всегда полагал, что романтике не место в современной жизни, она делает людей слабыми, уводит в сторону от конкретных жизненных целей.
        Да и сейчас он мог бы разложить на составные части представшую его взору картину и проанализировать их все по производимому впечатлению: полумрак комнаты, теплое желтоватое сияние фонарей за окном, просвечивающая на контрастном свету ткань пеньюара, падающие на плечи волосы. Но Артема сейчас ничто бы не заставило копаться в своих ощущениях, выяснять, что первично, а что вторично. Он просто не мог не наслаждаться увиденным.
        Перед ним была не серая мышка, представление о которой он составил, едва прочитав резюме и увидев ее саму на пороге своей квартиры. У окна стояла незнакомка с пленительной фигурой, прекрасно очерченной светом и в то же время как бы скрытой ворохом легкой ткани. Откровенно декларируемая доступность всегда возбуждает меньше, нежели то же самое, но поданное в завуалированной форме. Если есть к чему стремиться, преодолевая препятствия, то награда куда желаннее и слаще.
        Впрочем, здесь ничто не декларировалось, девушка даже не подозревала, что за нею наблюдают. Она была наедине с собой, со своими мыслями - естественная и прекрасная в своей естественности…
        Неизвестно, сколько бы простоял Артем, потрясенный представшим его взору зрелищем, если бы Мурка не сочла, что с нее хватит, и не направилась в глубь кабинета.
        - Стой. Ты куда? - помимо воли шикнул молодой человек, в последний момент успев прижать кошку к ковру.
        Лина вздрогнула, чуть дернув головой, и снова замерла, не проронив ни звука. И Артем понял, что она теперь не только знает о его присутствии, но и видит его, нелепо сидящего на корточках, в отражении в оконном стекле.
        Молодой человек выпрямился, с кошкой под мышкой, не зная, что сказать, что сделать. Не объяснять же долго и подробно, как он оказался в кабинете и что виной всему Мурка, а не он. Ситуация была ему незнакома, и Артем чувствовал себя не в своей тарелке.
        Воцарилась напряженная тишина. Но вечно так продолжаться не могло. Более уязвимой была позиция Артема, это он оказался на пороге комнаты, где спала - во всяком случае, должна была уже спать - девушка, которой он гостеприимно предложил остаться. И девушка эта уже сделала первый шаг: не указала ему на дверь, возмущенная или смущенная его поведением. Теперь Артему предстояло решиться на что-либо. И он сделал то, от чего предостерегал его внутренний голос, вопия где-то на задворках сознания, - шагнул вперед.
        Если раньше он мог более-менее предугадать, что последует за тем, когда в полутемной комнате он возьмет девушку за руку, то сейчас пускался вплавь по морю. Неизвестно, у кого сильнее билось сердце, когда они оказались так близко друг к другу, что между ними не протиснулась бы даже кошка. Но куда подевалась Мурка в тот момент, Артем не мог вспомнить ни тем вечером, ни много позднее…

        Лина не сразу заметила, что за нею наблюдают. А когда заметила, ничем постаралась этого не выдать. Но девушке казалось, что оглушительный стук ее сердца слышен даже в прихожей. Ей хотелось, чтобы Артем подошел к ней, хотя она прекрасно понимала, к чему это может привести. Ну и пусть, она уже давно не маленькая, сама себе хозяйка. А здесь все так располагало к тому, чтобы на краткий миг перестать быть благоразумной: красивый интерьер, красивый парень в дверях, который к тому же ей безумно нравится, надетый на нее красивый пеньюар. В таком не чистят картошку и не вытирают пыль, в таком… И тут он шагнул вперед, смешав все мысли в ее голове.
        Когда расстояние между ними свелось к минимуму, Артем нашел руку девушки и сжал. Лина ее не отдернула, но и не посмотрела на него. Замерла и, кажется, даже перестала дышать. Тогда Артем чуть притянул девушку к себе. Она не сопротивлялась, только по-прежнему не поднимала глаз. Он отыскал в темноте ее плотно сомкнутые губы и едва дотронулся до них своими губами.
        Сначала у него возникло ощущение, будто он целует статую, настолько Лина была напряжена и неподвижна. Возможно, она и желала близости с ним, но что-то внутри нее, взращенное воспитанием или изначально свойственное ее натуре, не позволяло открыто дать понять о своем желании. Интуитивно догадавшись об этом, Артем неожиданно почувствовал прилив сил и вдохновения…
        Он превзошел самого себя. Никогда еще он не был столь ласков, нежен, искушающе нетороплив. Поначалу Артем даже любовался собой, видел себя словно со стороны - искусного соблазнителя и умелого любовника. Но затем сам же оказался в расставляемых им сетях. Настолько вошел в образ, что действительно стал им - искусным соблазнителем и любовником, всего себя отдающего и от этого испытывающего необыкновенное наслаждение. Тем более что в Лине он нашел превосходного ценителя его талантов - восторженного, открытого, непосредственного.
        Артем до такой степени потерял контроль над ситуацией, что не помнил, как отнес Лину на руках в спальню, где чудесное действо продолжалось и продолжалось. «Как в первый раз, вот тебе и серая мышка», - в какой-то момент промелькнуло в его сознании, настолько все казалось для него внове и несло с собой массу восхитительных открытий и откровений…

        Лина замерла, уютно пристроив голову между его плечом и подбородком, и перевела дыхание. Ни на что большее сил у нее уже не осталось. Хотелось спать, но не просто спать, а видеть сон, в котором только что прошедшие мгновения повторялись бы и повторялись снова и снова.
        Она почувствовала, как Артем нежно провел рукой по ее волосам, и в ответ поцеловала его в плечо. «Но ведь этого больше никогда не будет, да?» - подумала Лина, засыпая и не ощущая слез, навернувшихся на глаза.

        Следующим утром Артем долго лежал с закрытыми глазами, стараясь вспомнить в деталях, что же произошло ночью. Но в памяти отчетливо запечатлелся только образ прекрасной незнакомки в ореоле золотистого света. Все остальное представляло собой калейдоскоп наплывающих друг на друга неясных сцен - эротичных, захватывающих, заставляющих даже сейчас учащенно биться сердце.
        - Это надо же так потерять голову, - изумленно пробормотал Артем и, открыв глаза, посмотрел на соседнюю половину кровати.
        Он не рассчитывал увидеть Лину, спящую у него под боком или тянущуюся к нему с приветственным утренним поцелуем. Но хоть какие-то следы ее пребывания в его постели должны были остаться! Ан нет, подушка была взбита, простыня разровнена.
«Что бы это значило? - подумал Артем. - Она считает произошедшее ночью ошибкой и хочет сделать вид, будто ничего не было? Или же стыдится, что пошла на поводу у своих чувств? Порядочные девушки, мол, не спят с мужчинами, которые никогда на них не женятся…»
        Впрочем, сколько бы он ни рассуждал, лежа в постели, ни к чему путному все равно бы не пришел. Разве можно понять, что у человека на уме, не видя его.
        Артем с удовольствием потянулся и отбросил одеяло. И тут возникла неожиданная проблема: в каком виде предстать перед Линой? Раньше он об этом не стал бы даже задумываться. Да хоть в чем мать родила. Но сейчас он понимал, что может смутить, если не шокировать Лину подобной простотой нравов. Даже махровый халат почему-то показался ему неприемлемым в данном случае. Очень не хотелось, но пришлось тащиться к шкафу и облачаться в джинсы и майку…
        - Доброе утро! - бодро произнес Артем, появляясь в дверях кухни, и обескураженно замер.
        На его приветствие могла бы ответить только Мурка, если бы умела говорить. К тому же сейчас ей явно было не до хозяина: сделав лапку ковшиком, она забрасывала кусочки мяса в желе в миску с водой, потом, выждав минуту-другую, выуживала их оттуда и только тогда ела. Маленькая хищница снова возомнила себя охотником.
        Почесав в затылке, Артем отправился на поиски девушки. В кабинете, куда он предварительно постучался, ее не оказалось, как и в ванной, и в гостиной. И нигде никаких признаков того, что она была или что хотя бы вернется.
        - Вот те на, - недоуменно хмыкнул Артем. - Такого со мной еще не случалось. Раньше приходилось идти на всякие ухищрения, чтобы отделаться от надоевшей девицы. А эта сама сбежала после первой же ночи.
        Он почувствовал себя глубоко уязвленным. Это неприятное чувство не покидало его ни пока Артем принимал душ, ни пока пытался выяснить у Мурки, что же произошло рано утром.
        - Но ты же должна знать! - тщетно взывал он к бессердечной твари. - Хоть намекни!
        Когда, отчаявшись выяснить, что к чему, Артем собрался приготовить себе завтрак, неожиданно раздался звук поворачиваемого в замке ключа. Оба - и хозяин квартиры, и его кошка - бросились в прихожую наперегонки.
        Дверь открылась, и вошла Лина с полиэтиленовым пакетом в руках. Увидев, что ее встречают, она преувеличенно радостно заулыбалась, но при этом постаралась не встретиться с Артемом взглядом.
        - Здравствуйте, Артем Николаевич! - поздоровалась она, поставила пакет на стул и стала снимать плащ.
        Все это время Артем стоял столбом и, только когда Лина снова потянулась к пакету, перехватил его и спросил:
        - Почему ты ушла? Что случилось?
        - Ничего, - пожав плечами, ответила девушка. - Просто обычно я покупаю продукты по дороге в супермаркете возле станции метро, а сегодня… сегодня все сложилось иначе.
        Лина попыталась прошмыгнуть мимо молодого человека в кухню, где чувствовала себя увереннее всего. Здесь она ощущала себя хозяйкой, а не приходящей прислугой. Но, как говорят автомобилисты, не вписалась в поворот и задела Артема плечом. Тут же ее щеки полыхнули румянцем, и, прижав руку к груди, Лина забормотала, будто совершила невесть какую оплошность - например, на званом обеде вылила на премьер-министра тарелку горячего супа:
        - Простите ради бога, Артем Николаевич, простите, пожалуйста…
        Схватив за плечи, он слегка встряхнул девушку:
        - Эй, что происходит? Объясни толком.
        Чтобы снова произнести с запинкой «н-ниче-го», ей потребовалась целая вечность. Потом она собралась с духом и подняла на него глаза.
        - Честное слово, ничего, - повторила Лина, но при этом с такой мольбой посмотрела на Артема, что он почувствовал себя отъявленным злодеем и жестокосердным мучителем.
        - Вот и славно, - ответил он, опуская руки, и не очень убедительно объяснил, почему «славно»: - А то я не знал, ждать тебя или самому готовить завтрак. Знаешь, я вообще-то вполне могу сварить себе кофе или зажарить яичницу…
        - Но ведь я же обещала, даже подписала договор, - перебила его Лина с таким недоумением во взгляде, что Артем устыдился своих последних фраз.
        - Да-да, конечно, - пробормотал он и поплелся за девушкой в кухню.
        Из всех обитателей квартиры только Мурка в тот день вела себя свободно и непринужденно. Свесившись с телевизора, ловила лапами движущиеся фигурки на экране, белкой скакала по мебели, прикидывалась ветошью в полутемной прихожей, чтобы оттуда, как из засады, бросаться на ноги людей, оказавшиеся в поле ее зрения. Одним словом, развлекалась по мере сил.
        Молодые же люди усиленно старались избегать общества друг друга, но при этом пути их в немаленькой квартире почему-то все время пересекались. Они то оцепенело застывали друг перед другом, то хватались за одну и ту же вещь, то выделывали сложные па в попытках обойти один другого. Это выматывало, держало в постоянном напряжении, и даже вечернее чаепитие не принесло обоим желанной передышки.
        Когда же стрелки часов стали приближаться к без четверти девять, Лина направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок перед уходом домой. И тут ей на глаза неожиданно попался бледно-розовый пеньюар. Девушка могла бы поклясться, что, когда она в последний раз заходила сюда, его здесь не было. Или все-таки был?..
        Желая проверить свои ощущения, Лина провела ладонью по знакомой ткани, а потом, поддавшись искушению, сняла верхнюю одежду и накинула пеньюар на себя. Сразу же вернулось уже изведанное головокружительное ощущение мужских пальцев, прикасающихся к телу, мужских губ, покрывающих поцелуями ее лицо.
        Она закрыла глаза, чтобы полнее отдаться ожившим в памяти переживаниям. А когда чуть скрипнула отворившаяся дверь и сильные руки подняли ее и куда-то понесли, Лина так и не открыла глаз. Ей куда как спокойнее было отрешиться от действительности и убедить себя, что все происходит помимо ее воли. Только почему-то она была уверена, что вся квартира погружена сейчас в полумрак, который так дружит с дивными видениями, с волшебными превращениями и не дружит с безжалостным, бескомпромиссным ярким светом, будь то дневной, естественный или вечерний, искусственный…
        А на следующее утро Артем опять проснулся один в своей постели. Только на этот раз он знал, что Лина обязательно появится в понедельник, в день, который значился в ее трудовом договоре как рабочий…


        Глава 7
        В те часы, когда они оказывались в квартире вдвоем, их жизнь словно делилась на две половинки - светлую и темную. И ни одна из этих половинок не была со знаком минус. Им только понадобилось время, чтобы осознать это и воспринять как свершившийся факт. Особенно Лине. Она и подумать раньше не могла, что с ней может произойти нечто подобное. Что она будет с нетерпением ждать момента, когда наденет розовый воздушный пеньюар и молодой человек, который лишь на месяц появился в ее жизни, обнимет ее.
        Лина и дальше строго разграничивала бы эти стороны их жизни, если бы Артем не настоял на том, чтобы она обращалась к нему отныне на «ты» и по имени. Этим он как бы перекинул узкий мостик между дневной и сумеречной половинками ее существования. Но как бы ему ни хотелось, Артем сознательно одергивал себя, когда у него возникало желание сделать Лине какой-нибудь дорогой подарок или как-то иначе подчеркнуть свое расположение к ней. «Ей еще предстоит пережить разочарование, когда срок ее контракта истечет, - рассуждал он, в душе гордясь своей чуткостью и сердобольностью. - Так пусть контраст между тем, что было и что стало, выглядит как можно менее разительным. Бедняжке и так будет о чем вспоминать со вздохом сожаления».
        Впрочем, Артем тоже не без грусти думал о той минуте, когда на пороге его прихожей вновь возникнет внушительная фрекен Бок в блузке пастельных тонов и неизменном английском костюме. Но неожиданно судьба преподнесла ему очередной сюрприз. Правда, поначалу молодой человек чуть было не пришел от него в отчаяние.
        Как-то вечером, который он коротал в компании одной только Мурки, в квартире раздался телефонный звонок. Неожиданным оказался не сам звонок, а тот, кто вдруг возгорелся желанием услышать голос Артема. Этим «кем-то» оказалась его дальняя родственница, седьмая вода на киселе, которой сам Артем звонил ровно два раза в год - в день ее рождения и на Новый год. Она же и вовсе не вспоминала о нем, довольствуясь теми сведениями, что получала во время упомянутых разговоров. А тут вдруг такое внимание…
        - Темочка, здравствуй. Это тетя Надя, - раздалось в трубке в ответ на его
«слушаю». - Ну, как дела? Давненько мы с тобой не разговаривали.
        Артем мог бы с точностью до дня высчитать, чему равняется это «давненько», но, естественно, не стал. Устоявшийся оборот речи не повод для арифметических задачек. Вызывало интерес другое: что подвигло дальнюю родственницу поднять телефонную трубку и набрать его номер.
        - Здравствуйте, Надежда Афанасьевна, - ответил Артем, и все сведения о своих делах за последние более чем полгода уместил в три-четыре общие фразы. - А вы как поживаете? На здоровье, надеюсь, не жалуетесь?
        - Да вроде все в порядке, Темочка, спасибо, - скороговоркой произнесла тетя Надя и снова настойчиво спросила: - Так и нет никаких особых новостей?
        Артем задумался.
        - Да никаких вроде. Вот только кошкой месяц назад обзавелся, если вам это интересно.
        Оказалось, очень даже интересно. Он кожей ощутил напряженное молчание на том конце провода. Затем тетя Надя настороженно поинтересовалась:
        - Эта кошка, она и сейчас у тебя, что ли?
        - А куда же ей деться! - опрометчиво воскликнул Артем. - Мурка такая прелесть! Вы бы только видели, что она вытворяет… - и осекся.
        До него наконец дошло, что неожиданный звонок тети Нади был не чем иным, как своеобразной разведкой боем. И стояла за всем этим монументальная фигура Фриды Яковлевны. Он влип, и влип по-крупному.
        - Знаете, Надежда Афанасьевна, я как-то уже привык к Мурке, - жалобно, словно оправдываясь или рассчитывая на понимание, закончил Артем.
        Но это уже ничего не меняло. Судя по всему, фрекен Бок осталась непреклонной в своем намерении не встречаться с Муркой. А он со своей стороны откровенно наплевал на ее ультиматум и дал понять об этом в разговоре. В отношении того, что тетя Надя немедленно поставит свою приятельницу в известность о содержании их беседы, Артем не питал никаких иллюзий. Но даже соври он, это ничем бы ему не помогло. Фрида Яковлевна узрела бы кошку, едва открыв дверь. А уж Мурка постаралась бы произвести на помощницу по хозяйству самое выигрышное, с ее, кошачьей, точки зрения, впечатление - в этом молодой человек ни секунды не сомневался.
        - Я рад, что вы позвонили, Надежда Афанасьевна. Передавайте от меня привет вашим родным и близким, - заискивающим тоном произнес Артем. - Всего вам наилучшего.
        - И тебе того же, Темочка, - ответила тетя Надя, и он словно наяву увидел, как она укоризненно поджала губы.

«Ну, не оправдал я надежд Фриды Яковлевны, не оправдал, - вздохнул Артем. - Но кто бы мог подумать, что я так привяжусь к обычной уличной кошке? Люди держат в доме крокодилов и свиней, и то ничего, уживаются. А тут, видите ли, Мурка помешала! Некоторым она нисколько не мешает, даже нравится, например Лине…»
        Артем кипятился от того, что в его устроенной жизни все грозило пойти наперекосяк, а он понятия не имел, как этому воспрепятствовать. Фрекен Бок не придет, Лина уйдет, а ему что прикажете делать? Самому, что ли, за продуктами ходить и у плиты стоять? Или в очередной раз к новой домработнице приноравливаться? А ведь так не хотелось ни первого, ни второго, ни тем более третьего…
        Бесплодные мучительные переживания, отравившие Артему весь вечер и плавно перетекшие в какой-то сумбурный ночной кошмар, не оставили его и утром. Проснулся он в отвратительном настроении и, не позавтракав, отправился на работу.
        - Какая кошка тебя укусила? - с ехидным видом полюбопытствовал Леха, встретив мрачного друга на работе.
        - Домашние кошки не кусаются, да будет тебе известно, - огрызнулся Артем. - Это псов, вроде твоего страшилища, надо остерегаться.
        - Это ты на моего Эшлика, что ли, намекаешь? - вмиг взъярился Леха. - Да дрессированная собака без команды хозяина лишнего «гав» не скажет!
        - Вот бы дрессированным собакам еще и дрессированных хозяев выделять. А то несут черт-те что, - не остался в долгу Артем.
        В итоге приятели с каменными лицами разошлись по своим рабочим местам и уткнулись в сметную документацию и графические наброски выставочного городка из огромных скоросшивателей, скрепок и карандашей к рекламной акции фирмы канцелярских товаров
«Кос-Мос»…
        Блеклый свет в конце тоннеля забрезжил для Артема лишь вечером, и тоже после неожиданного телефонного звонка. Он снова был один, то есть с Муркой, но без Лины. Видя, что хозяин квартиры не в духе, и, не зная, чем поднять ему настроение, девушка робко спросила где-то в районе девяти часов:
        - Так я, наверное, пойду?
        И услышала в ответ:
        - Конечно, иди. До послезавтра…
        Звонок раздался, когда Артем тупо глядел на экран телевизора и никак не мог запомнить, кто из перепачканных донельзя футболистов - стадион был открытый, и с утра не переставая шел дождь - играет за «наших».
        - Слушаю, - равнодушно произнес он в трубку и в следующее мгновение едва не вскочил с дивана и не вытянулся по стойке «смирно».
        - Здравствуйте, Артем. Это Фрида Яковлевна, - услышал он бонтонный голос фрекен Бок. - Мне очень жаль, но обстоятельства складываются так, что я не смогу появиться у вас раньше, чем еще через месяц.
        - Как скажете, - часто-часто закивал Артем, вне себя от счастья за выпавшую на его долю передышку. - Я постараюсь продержаться без вас, Фрида Яковлевна.
        - Уж постарайтесь, Артем, пожалуйста. Постарайтесь, - многозначительно произнесла его собеседница.
        И Артем понял, что ему дали отсрочку, но не более того. Все равно «ура»! О чем он не преминул сообщить Мурке, едва положив трубку.
        - Знаешь, сколько всего может произойти за месяц! О-го-го! - И молодой человек легонько стукнул Мурку по черному с розовым пятном носу.
        Кошка брезгливо поморщилась от такого панибратства и тут же принялась умываться.
        Теперь оставалось выяснить, согласится ли Лина проработать у него еще месяц. Ему почему-то казалось, что непременно согласится…

        Артему так не терпелось поскорее определиться с этим, что он не смог дождаться окончания рабочего дня и, попросив Леху, который уже и думать забыл про их размолвку накануне, прикрыть его в случае чего, отправился домой. По дороге он на чем свет стоит ругал себя за то, что не взял у Лины номер сотового телефона. Ну не могло же у нее не быть сотового, в наше-то время! А обсуждать их возможные планы на следующий месяц по телефону в окружении толпы жизнерадостных, креативных сослуживцев Артему не хотелось. Не поймут толком, что к чему, домыслят несуществующие подробности и пойдут с азартом перемывать косточки ему и неизвестной им девушки. То, что неизвестной, даже интереснее - такой бескрайний простор для полета творческой фантазии…
        Он никогда не представлял себе Лину сидящей за компьютером, а тут вдруг увидел воочию. Девушка устроилась за кухонным столом. Перед ней стоял явно маломощный подержанный ноутбук, справа от него пакетик с семечками, а рядом - вазочка с тремя белыми гвоздичками, подаренными Артемом дня три-четыре назад. «Так вот почему она не уносит мои цветочки домой, - догадался молодой человек. - Любуется ими здесь. Что ж, весьма приятно».
        Увидев Артема, Лина вскочила, словно ее застали на месте преступления, и забормотала:
        - Вы только ничего не подумайте плохого… Это я только в свободное время… - От испуга и растерянности она снова перешла на «вы».
        - Господи, да брось, не оправдывайся! - всплеснул руками Артем. - Делов-то! - И спросил: - Это ты задания для своих курсов делаешь?
        Она закивала:
        - Да, для них…
        - А что именно?
        Лину почему-то так смутил вопрос, что она отвела взгляд в сторону и еле слышно прошептала:
        - Вам будет неинтересно, честное слово. - Затем, несколько раз ударив по клавишам, поспешно опустила крышку ноутбука. - Я сейчас все уберу.
        - Да я не настаиваю, - усмехнувшись, возразил Артем и подумал: «Ну прямо радистка Кэт, которую папаша Мюллер застал с работающим радиопередатчиком за своим письменным столом… А впрочем, интересно было бы посмотреть, чему учат провинциальных девушек на этих самых курсах».
        Пять минут спустя пакет с семечками исчез неизвестно куда, словно растворился в воздухе, вазочка с гвоздичками перекочевала на подоконник, за занавеску, а ноутбук - в портфель, что отлеживал бока на стуле в прихожей. Проделав все это, Лина застыла перед усевшимся на стул Артемом с видом примерной ученицы.
        - Да садись ты, - предложил он. - И перестань называть меня на «вы». Мы же договорились, помнишь?
        - Помню, - ответила Лина и послушно села напротив.
        Простой вопрос, что предстояло задать, неожиданно показался молодому человеку необыкновенно трудным. Все дело было в интонации. С одной обращаются к приходящей домработнице, предлагая той поработать еще месяц. С другой - к девушке, которая с наступлением сумерек превращается в сказочно прекрасную незнакомку и оказывается в твоей постели.
        Артем положил руки на стол, разгладил салфетку, сплетенную из волокна какого-то тропического растения, и вдруг сказал, как рубанул ребром ладони воздух:
        - Как ты относишься к тому, чтобы пробыть здесь еще месяц?
        Казалось, она не сразу поняла сути предложения. А когда до нее дошло, просияла его любимой улыбкой, с ямочками на щеках:
        - Ой, да я с радостью, Артем!
        У него отлегло от сердца. Вот в каком, оказывается, напряжении он ждал ответа на свой немудреный вопрос. Впрочем, в последнее время Артем все больше удивлялся, глядя на себя со стороны, точнее, изнутри, и не узнавая. Хорошо хоть для посторонних он оставался, похоже, прежним - удачливым, обаятельным, легким в общении Артемом Прохоровым…
        - Значит, все остается как было, без изменений, да? - зачем-то уточнил он.
        А может, неосознанно Артем имел в виду то, что находилось за пределами ее обязанностей, очерченных договором, и чего он очень боялся лишиться, хотя и не отдавал себе в этом отчета?..
        - Конечно. Как же иначе? - искренне удивилась Лина.
        Он облегченно перевел дыхание и, меняя тему, поинтересовался:
        - А как насчет ужина? Или я спрашиваю слишком рано?
        Здесь Лина чувствовала себя в своей стихии.
        - Уже все готово. Могу хоть сейчас на стол накрывать.
        - Так чего ты ждешь?
        Еще на целый месяц жизнь Артема обрела конкретные очертания. «А там видно будет, - решил он позже вечером, когда свет во всей квартире был уже погашен и все бытовые проблемы отошли на второй… нет, куда дальше, на десятый план. - Действительно, не хлебом единым жив человек».
        Возле кровати лежал сорванный в порыве страсти розовый пеньюар, и в призрачном лунном свете он казался охапкой цветов, пионов или гвоздик, брошенных на травянисто-зеленый ковер…


        Глава 8


«Я просто маньяк-расчленитель какой-то, - мысленно рассуждала Эвангелина. - Беру все, что под руку попадется: вымышленные и реальные события, внешность знакомых и незнакомых людей, их характеры, одежду, виденные воочию или на картинках в модных журналах интерьеры, пейзажи - и расчленяю на крохотные кусочки, а потом составляю из них своих персонажей и жизненные коллизии, в которые те попадают».
        Но сейчас, как назло, «пазл» не желал складываться, и на экране компьютера вот уже сорок минут не прибавилось ни строчки.
        - Черт, ну как же мне рассорить героев главы эдак на две, чтобы потом помирить аккурат к тому времени, когда я собиралась послать их на Багамы, - раздраженно пробормотала Эва. - А может, лучше в российскую глубинку, на Алтай к примеру? А что, это мысль: вверх по склонам на местных лошадках, вниз по бурунам и водоворотам на рафте…
        Идея была завлекательная, но герои пока мирно почивали в объятиях друг друга после бурно проведенной ночи. «И проспят так незнамо сколько, пока меня не озарит», - вздохнула Эва.
        Можно было, конечно, вставить кусок воспоминаний героини о событиях, участницей которых та была в предыдущем романе. Однако подобным образом нагонять объем или затыкать смысловые дыры в тексте Эвангелине Ковальской казалось непрофессиональным. Писательница она или нет, в конце-то концов? На этот вопрос хотелось ответить утвердительно, и прежде всего ради самоуважения. А раз так, то приходилось напрягать извилины, будоражить воображение, пить кофе, чтобы взбодриться, и грызть семечки, чтобы привести нервы в порядок…
        Неожиданно в голове стала смутно вырисовываться сценка, закрученная вокруг смятого клочка бумаги, выпавшего из кармана джинсов героя накануне вечером.
        - Ага, на него-то и упадет взгляд героини, едва она продерет свои голубые глазки. А далее, как говорится, по тексту… - И Эва, перевернув ноутбук, легонько потрясла его, чтобы выпали шелушинки от семечек, застрявшие между клавишами. Сейчас промедление для нее не было, конечно, подобно смерти, но грозило потерей творческого настроя и как результат - нескольких страниц текста.
        Для Эвангелины главным было уловить невидимую волну, на которой начинало разыгрываться воображение, создавая зримые образы того, что она тут же отображала на экране компьютера. Похоже, ей это наконец-то удалось. Интересно, что станет с героями, когда подойдет время выключить ноутбук? Иногда это оказывалось полной неожиданностью и для самой начинающей писательницы…

        Эмиль Таран-Бороновский пребывал в отвратительнейшем расположении духа. Он уже и элитного зеленого чая попил из кружки, купленной в баре на Кубе, где сиживал сам папаша Хемми - так Эмиль Григорьевич любил запанибратски называть Хемингуэя, - и повязал шелковый шейный платок, подаренный заезжим импортным сценаристом, и прочитал две главы из «Идиота», дабы соприкоснуться с Литературой с большой буквы, а в голове по-прежнему было пусто, как в чисто вымытой кастрюльке. Сумбурные воспоминания о вчерашней тусовке по случаю выпуска в эфир очередного куска серий
«Между нами, девочками» конечно же в счет не шли.
        - Господи, ну за что бы зацепиться, чтобы размотать клубок очередных серий? - вздохнул Таран-Бороновский и с тоской обежал взглядом талисманы, амулеты и обереги на столе и книжных полках, призванные придать ему творческий посыл, настроить на нужный лад. А дальше он уж сам как-нибудь.
        Но ни ритуальные действия, ни магические предметы не помогали. И такие Эмиля Григорьевича взяли досада и отчаяние, что хоть бейся головой о стену.
        Кажется, все, что можно, из зарубежного он уже переложил на нашу киношную сериальную действительность. Правда, поначалу маститый сценарист творил сам, на редкость верно найдя русло, по которому его творения достигали душ миллионов отечественных телезрительниц. Но всему есть предел, и Эмиль Григорьевич перешел к лихой, не без художественного блеска, переработке зарубежных образцов по принципу: чтобы мать родная не узнала. И ведь не узнавала на первых порах.
        Однако пришло время, и брать стало неоткуда: количество редко когда идет рука об руку с качеством. Тут-то и подоспели отечественные хваткие дамы и девицы, не хуже Эмиля Григорьевича понявшие, что нынче в цене. С некоторыми из борзописцев в юбках оказалось очень просто договориться, особенно если в титрах после фамилии сценариста пообещать поставить магическое «при участии…». Конечно, куда предпочтительнее было вообще не загружать потенциальных соавторш лишней информацией о том, что их произведения взял за основу своего сценария сам Эмиль Таран-Бороновский.
        Но сейчас ничего стоящего, как на грех, под рукой не оказалось, а время поджимало. Телезритель ждет!
        Зазвонившую телефонную трубку он схватил, как заждавшаяся невеста - обручальное кольцо.
        - Алло, - тем не менее с барственной неторопливостью произнес сценарист.
        - Здравствуй, Эмильчик. Прости, что отрываю от творческого процесса, но как наши дела? А то Паша уже ходит кругами.
        Звонила Марианна, редактор с телевидения, и, как всегда, выражалась иносказательно. Какой творческий процесс, когда после вчерашнего голова гудит? И как Паша - Павел Павлович Филин, банкир и по совместительству продюсер сериала - может ходить кругами, когда у него больше центнера весу. Однако потаенный смысл слов Марианны был ясен и грудному младенцу: телезритель ждет, а время - нет.
        - Скажи Пашеньке, пусть не волнуется, бережет себя: Эмиль Таран-Бороновский никогда никого не подводил и подводить не собирается, - с достоинством произнес сценарист, который от постоянного общения с представителями актерского цеха и сам уже неплохо лицедействовал.
        - Кто бы сомневался, Эмильчик, - голоском юной непорочной девушки прочирикала тридцатидевятилетняя Марианна и, напомнив, что в следующий четверг у главного традиционная «сидючка», распрощалась.
        - А если не сомневалась, то чего тогда звонила? - буркнул Эмиль Григорьевич, кладя трубку.
        Но это было только начало. Затем позвонили ассистенты режиссера, первый и второй, сопродюсер, художник, парочка артистов второго плана и прочие. Спрашивали о чем угодно, а то и вовсе не спрашивали, но интересовало всех одно и то же: когда? Когда он принесет следующий материал? Сценария осталось всего серий на двадцать, то есть на месяц, не больше.
        За последние полгода зритель только-только успел сродниться с героинями, которые мечутся по жизни в поисках своих суженых. Начали проникаться сочувствием к этим явно обеспеченным, где-то вроде бы даже работающим стильным молодухам, а тут вдруг приходит конец теплому, чуть ли не ежевечернему общению. Так порядочные люди со своими почитателями не поступают.
        - Думай, Эмиль, думай! - приказал себе сценарист, лучше кого-либо представлявший последствия своего творческого бессилия.
        Члены его семьи уже привыкли к определенному уровню жизни. Остаться временно не у дел означало позволить забыть о себе, а свято место, как известно, пусто не бывает.
        Конечно, плодотворная идея могла прийти и ночью, как периодическая таблица элементов - великому русскому химику Менделееву. И завтра, и послезавтра. Но в любом случае к четвергу у Эмиля Григорьевича должен был быть готов материал, с которым можно явиться на летучку и вальяжно развалиться в кресле с многозначительным видом человека, знающего то, о чем еще никому не известно.
        Это Эмиль Таран-Бороновский умел. Он даже мечтательно улыбнулся, представив, как будет выглядеть, когда главный обратится к нему с вопросом:
        - А что у вас новенького, дражайший Эмиль Григорьевич?
        И тут он… Мгновенное отрезвление было сродни услышанному смертному приговору, наверное, из-за контраста представшей ему сцены и реального положения дел. Лоб покрылся испариной, пальцы противно задрожали. Сердце забилось так неровно, что пришлось схватиться рукой за грудь.
        Когда телефон зазвонил в очередной раз, сценарист воззрился на него чуть ли не с ужасом. Даже решил было не снимать трубку, но пересилил себя и сдержанно произнес:
        - Алло…
        - Здравствуйте, Эмиль Григорьевич, это Алла, - раздался звонкий голос с нотками восторженной экзальтации.

«Тебя мне только не хватало», - тяжело вздохнул сценарист и приготовился по-быстрому свернуть разговор.
        Аллу Творожок можно было бы причислить к рыбам-прилипалам, которых всегда много крутится подле сильных или именитых мира сего, если бы не ее искреннее желание стать когда-нибудь сценаристкой. О сценарном факультете ВГИКа она и не мечтала - ума хватило, однако подозревала, что нынче существуют и другие пути к вожделенной цели. Алла пописывала романчики, публиковала их в мелких издательствах, посещала курсы сценаристов, тусовалась, когда выпадало такое счастье, среди телевизионщиков. И возможно, когда-либо выбилась бы в люди, в ее понимании. Однако существовали три объективных но, которые служили тому реальной преградой.
        Во-первых, Алла отличалась врожденной безграмотностью. Сейчас этим, конечно, никого не удивишь, но среди редакционных и телевизионных работников еще доживали свой век те, кто не забыл азов орфографии и пунктуации в русском языке и умел правильно подставлять слова друг к другу.
        Следовало, впрочем, отметить, что Аллу отличала буйная фантазия. Однако полное незнание зарубежной и отечественной истории - а девушка тяготела к историческим мелодрамам - делало ее произведения неудобоваримыми без серьезной редакционной доработки. Ну кому понравятся средневековые замки в Соединенных Штатах Америки или Григорий Распутин при дворе Екатерины Bеликой! Даже если добрая половина зрителей и не заметила бы исторических несоответствий, все равно было как-то неэтично ориентироваться на интеллектуальный уровень последних. К тому же существовало множество кандидатов и докторов этих самых исторических наук и просто образованных людей, которые тут же обрушили бы на редакции лавину гневных писем. А это надо? В этом-то заключалась суть второго но.
        Естественно, первые два препятствия не являются в наше время такими уж непреодолимыми, если бы не существовало третьего но. Алле банально «не свезло» войти в число тех баловней фортуны, что подвизались на тучной сериально-телевизионной ниве. А тут уж, как говорится, помочь ничем было нельзя.
        Однако судьба ей все-таки улыбнулась: как-то на одной из тусовок творческой интеллигенции случай свел ее с Таран-Бороновским. И с этого момента Алла выбрала его в свои духовные наставники. Она свято верила всему, что он изрекает, и обрела счастье, находясь у него на подхвате.
        - Эмиль Григорьевич, я тут одну книжечку купила, - затараторила она, чтобы не утруждать своего занятого собеседника длинным разговором. - Там такой сюжет захватывающий, прям с самой первой страницы…
        Сценарист тут же раздумал обрывать разговор и класть трубку.
        - Да что ты говоришь, Аллочка? И тебе понравилось? - спросил он.
        Алла нутром улавливала его предпочтения и чувствовала, что ему может пригодиться. Об этичности некоторых действий своего кумира она не задумывалась. Кумир на то он и кумир, чтобы ему безоговорочно верить.
        - Понравилось, даже очень!
        Эмиль Григорьевич чуть поморщился от восторженного вскрика в трубке и, с трудом сдерживая нетерпение, произнес:
        - Ну что ж, приезжай ко мне, Аллочка, прямо сейчас. Если можешь, конечно, а то у меня больше времени не будет.
        Он знал, что на том конце провода Алла Творожок обмерла от нежданно-негаданно свалившегося на нее счастья. И не удивился, когда следующую фразу она произнесла сиплым от перехватившего горло спазма голосом:
        - А я вам не помешаю, Эмиль Григорьевич?
        - Ну что ты, - добродушно рассмеялся маститый сценарист. - Я сейчас дома один. Мои все на солнышке на берегу Южно-Китайского моря греются.
        - А такое разве есть? - удивилась Алла.
        - Есть-есть, - рассмеялся Эмиль Григорьевич и спросил: - Знаешь такое государство - Сингапур?
        - Вроде слышала, - неуверенно отозвался голос на том конце провода.
        - Вот там моя семейка и отдыхает, а заодно местными достопримечательностями любуется. Ясно? А ты не трать лучше время на пустые разговоры и приезжай ко мне, - чуть подстегнул ее сценарист.
        - Ой, простите, Эмиль Григорьевич. Я мигом! - воскликнула Алла.
        - Ну-ну, не стоит очень уж торопиться. Еще оступишься, ногу подвернешь. А ты же знаешь, как я тебя ценю, - добавил он к вящей радости своей собеседницы. - Что я буду без тебя делать, если окажешься на больничном?
        - Хорошо, я осторожненько. Тогда до встречи, да?
        - Да, Аллочка, да.
        Он повесил трубку, едва сдерживая себя, чтобы не сплясать джигу. Вот она, удача! Уже не раз судьба доводила Эмиля Григорьевича до последней стадии отчаяния, а потом делала заслуженный подарок. Однако полностью полагаться на судьбу было страшновато. Вдруг выйдет осечка? Но на этот раз, слава богу, пронесло.
        Он прошествовал в спальню, облачился в вельветовый пиджак с замшевыми заплатами на локтях, который, по уверениям домашних, молодил его и скрадывал объемистый живот, поправил приносящий удачу шейный платок, перед зеркалом пригладил волосы так, чтобы прикрыть намечающуюся лысину. Затем мысленно поблагодарил все свои магические штуковинки за содействие и приготовился ждать вожделенного чуда…

        Алла возникла в дверях, вся светясь от чувства своей необходимости великому человеку. И он весьма потрафил ей, демонстрируя свою «великость» неспешностью походки, небрежностью жестов, снисходительностью усмешки.
        На ее «здрасте», сказанное на выдохе, Эмиль Григорьевич ответил радушно-добродушно:
        - И тебе здравствуй. Проходи, проходи, дорогая Аллочка. Раздевайся и прямо ко мне в кабинет. А я пока кофейку приготовлю.
        Алла аж зажмурилась от переполняющих ее чувств. Она и, как у себя дома, не спрашивая дороги пройдет сейчас в кабинет и усядется на велюровый темно-бордовый диван, а сам Эмиль Таран-Бороновский поставит перед ней чашечку с кофе, разрисованную гейшами. Такое уже случалось однажды. В предвосхищении повторения чуда Алла передернула плечами и еле слышно взвизгнула, давая выход избытку эмоций. Затем сняла курточку из блестящего материала, взбила крашеные каштановые волосы, поправила связку бижутерии на груди и тщательно вытерла высокие, с массивными пряжками сапоги. Не снимать же их, когда они так хорошо смотрятся с обтягивающей ее бедра юбкой. После того как однажды Эмиль Григорьевич похлопал ее по колену, Алла предпочитала короткие юбки любым брюкам…
        - Вот, моя дорогая Аллочка, кофеек, вот пирожные, - сообщил Эмиль Григорьевич, ставя перед ней знакомую красивую чашку с блюдцем и упаковку эклеров, до которых еще с юности был большой охотник.
        Он открыл прозрачную пластиковую коробку и первым взял чашку. С замирающим сердцем Алла последовала его примеру. И потекло мирное, неспешное кофепитие, хотя у Эмиля Григорьевича руки чесались от желания поскорее заполучить расхваленную книжку. Сценарист их время от времени нетерпеливо потирал, но продолжал изображать из себя гостеприимного хозяина.
        Наконец, когда от шести пирожных осталось два, он произнес:
        - Так что же потрясло твое воображение, Аллочка?
        - Ой, простите, Эмиль Григорьевич, у вас так хорошо, что я забыла даже, зачем пришла.
        Она поспешно облизала большой и указательный пальцы, на которых осталась обсыпка от эклеров, и полезла в сумочку, которую положила на ковер рядом с диваном.
        - Вот, смотрите. - Она протянула небольшую пеструю книжечку. На обложке значилось:
«Эвангелина Ковальска. „Он пришел к ней во сне“».
        - Эвангелина Ковальска… Что-то слышу впервые, - задумчиво произнес Эмиль Григорьевич, беря в руки роман. - Кто она такая, не знаешь? - обратился он к собеседнице.
        Та замотала головой.
        - Не-а. Но могу постараться выяснить, если надо, - предложила Алла. - В Интернете, например.
        - В Интернете и я могу, - небрежно заметил сценарист. - Но прежде нужно посмотреть, стоит ли овчинка выделки. Ты кушай, кушай, Аллочка, а я пока полистаю книжечку. Не возражаешь?
        - Ну что вы! - с готовностью откликнулась гостья. Пока хозяин дома будет занят чтением, она с удовольствием съест еще одно пирожное.
        Аллочка потянулась к коробке, а Эмиль Григорьевич открыл роман. Действительно, даже его, съевшего не одну собаку на так называемой сентиментальной женской прозе, проняло. Вместо привычных, до тошноты знакомых диалогов и сцен, он обнаружил не лишенный художественных достоинств слог, тонкий юмор и прочувствованные эпизоды, где герои традиционно выясняют отношения или занимаются любовью. Как же без этого! Но не было ни ненужной детализации, ни слезливой мелодраматичности. Над всем превалировала образность, которая позволяла задействовать фантазию читательниц. Наверняка каждая из них видела то, что хотела, пропуская через призму своего восприятия сюжет. Тот был мастерски сработан и держал читателя в постоянном напряжении: все время хотелось узнать, а что же дальше…
        - Умничка, - пробормотал себе под нос Эмиль Григорьевич, переворачивая очередную страницу, но Алла тут же встрепенулась и спросила:
        - Это вы обо мне?
        - Что? - непонимающе уставился на нее хозяин дома поверх книги, но в следующую минуту закивал: - Конечно, о тебе, о ком же еще? Но эта… - он посмотрел на обложку, - Ковальска тоже ничего, пишет увлекательно. Молодец, Аллочка, что позвонила мне. - Эмиль Григорьевич помолчал, что-то прикидывая, потом произнес: - Я подумаю, сможет ли это мне пригодиться, а ты пока никому не рассказывай про… - он снова взглянул на обложку, - про эту Эвангелину.
        - Я и не собиралась, - заверила его Алла, прижав руки к груди.
        Довольно скоро Эмиль Григорьевич счел, что с дружескими посиделками пора закругляться. И, наговорив Алле массу комплиментов, он вытеснил ее в холл, где помог надеть куртку и протянул три сотни «на такси».
        - Не могу же я позволить, чтобы ты тащилась на метро, - заявил он, всовывая деньги ей в руки. - Ты и так столько времени потратила на меня.
        Алла опять стала утверждать, что помогать ему для нее одно удовольствие, что делает она это не из меркантильных побуждений и прочее, и прочее. Но сценарист был по-мужски напорист и по-отечески ласков.
        На улице Алла с довольным видом переложила три сотенные купюры из кармана куртки в потайной кармашек в сумке. Эмиль Григорьевич пристроил ее на телевидение, где ей платили какую-то зарплату. Деньги же, полученные лично от сценариста, Алла никогда не тратила, а складывала дома в шкатулочку, дабы потом приобрести себе что-то необыкновенное, например дорогое украшение. Так сказать, на память о творческом сотрудничестве с известным сценаристом…

        Едва за Аллой Творожок захлопнулась дверь, как Эмиль Григорьевич скоренько вернулся к журнальному столику, сунул в рот оставшееся пирожное и хлебнул остывшего кофе. Ему предстояло решить, как поступить в сложившейся ситуации. Можно было, конечно, позаимствовать сюжет у этой Ковальской, вместе с диалогами естественно. Если даже кто-то обратит внимание на сходство их творений - не беда. Никому не известная писательница и он, маститый, отмеченный всякими киношными и литературными премиями сценарист. Ее слово против его. Наперед ясно, чья возьмет. А лишний скандальчик в прессе в наше время никому еще не вредил, скорее наоборот.
        Поглотив пирожное и, совсем как Алла, облизав пальцы, Эмиль Григорьевич сел к компьютеру, зашел на сайт издательства «Аркадиа-пресс», потом пошустрил на форуме. Эвангелина Ковальска оказалась автором всего двух романов, и первый из изданных он держал в руках. Жила она не в столице, а в Орле. По всему выходило, что
«возникать» писательница не будет, грозить ему судебным разбирательством - тем более. Кишка тонка.
        Но тут возникала следующая проблема. Если два романчика - это только начало, то за ними вполне могли последовать другие, и не хуже. Значит, он напал на золотую жилу. В таком случае трудно будет каждый раз придумывать, чем объяснить похожесть его сценариев на романы этой Ковальской. А если еще и издательство оценит по достоинству ее работы и возьмет под крыло, то тогда может пострадать его репутация. Издательство - это не писатель-одиночка. Это сила, с которой нельзя не считаться.
        - Значит, надо подружиться, - решил сценарист. - Эмиль, это тебе раз плюнуть. Ты и не таких столичных штучек обламывал, а тут провинциальная писательница дамских романов.
        Вопрос заключался в том, как выйти на след этой Ковальской. В наше время она вполне могла пересылать свои творения в редакцию по электронной почте, а в Москву наведываться лишь за гонораром. «Гонорар, - усмехнулся Эмиль Григорьевич, - наверняка те деньги, что платят этой писательнице за роман, я даю моей Ульяне в месяц на карманные расходы».
        Списав с экрана монитора адрес и телефоны издательства «Аркадиа-пресс», он выключил компьютер. Затем перебрался в кресло, чтобы обдумать, к кому лучше обратиться. Владелец издательства, с которым Эмиль Григорьевич был шапочно знаком, не годился. Сразу же заподозрит подвох и заинтересуется этой писательницей. Значит, надо было найти такого человека в цепочке «курьер - главный редактор», который бы и доступ к информации имел, и для которого нарушение корпоративной и прочей этики не являлось бы преградой. Он все-таки не капустный лист какой-нибудь, а сам Эмиль Таран-Бороновский!
        Ему понадобилось часа полтора, чтобы выйти на нужного человека: то он попадал не туда, куда надо, то никто не брал трубку, то было занято.
        Наконец Эмиль Григорьевич услышал женский голос, сообщивший ему, что он дозвонился в редакцию женской прозы.
        - Я вас внимательно слушаю, Эмиль Григорьевич, - пропел голос, став воплощением женского кокетства, едва именитый сценарист представился. - Чем могу вам помочь?
        - Прежде всего скажите, как к вам обращаться? - спросил он и обольстительно улыбнулся, прекрасно зная, что на том конце провода его улыбку уловят и оценят.
        - Антонина Захаровна Чудова, ведущий редактор, - представилась женщина не без самодовольства.
        Эмиль Григорьевич, пройдя через цепь звонков и каждый раз спрашивая, к кому следует обратиться, уже знал, что Антонина Захаровна Чудова отнюдь не ведущий редактор, и понял, как можно сыграть на тщеславии этой особы.
        - О, я уже наслышан о вас, - сообщил он и, чтобы не насторожить собеседницу, тут же продолжил: - Когда я дозванивался до вашей редакции, мне сказали, что если кто мне и сможет помочь, то только вы, несравненная Антонина Захаровна.
        - Да, возможно, это так, - заявила она, не уловив подвоха. - И что же вам нужно?
        - Я ищу одного автора, и все безрезультатно… - Эмиль Григорьевич выжидательно замолчал.
        - Этот автор печатается у нас? - полюбопытствовала Антонина Захаровна.
        - Оказалось, что у вас, - как можно обыденнее произнес сценарист. - Ковальска ее фамилия.
        - Уж не Эвочка ли это? - спросила редактор.
        Ему сразу стало ясно, что разговор идет о молоденькой девушке.
        - Да, Эвочка… Эвангелина. - Эмиль Григорьевич произнес ее имя полностью, дабы исключить ошибку.
        - Моя подопечная, - сообщила Антонина Захаровна с гордостью. - Можно сказать, поначалу она и шагу без меня ступить не могла. Ну, вы знаете, вечно эти молодые пишут «одеть платье» вместо «надеть»…
        - Как я вас понимаю! - воскликнул Эмиль Григорьевич, давая понять, что видит в ней коллегу и ровню. - Это счастье, что судьба свела девочку именно с вами! Я буду у вас в неоплатном долгу, - произнес он так, что стало ясно: это не пустые слова.
        - Так чем же я могу помочь вам, Эмиль Григорьевич? - снова спросила Антонина Захаровна.
        - Я как-то пообещал родителям малышки взять над ней шефство… в творческом плане разумеется, да замотался. А вчера в руки мне попала ее книжка, славная такая книженция. Сразу видно, что над ней поработал опытный редактор…
        На том конце трубки раздалось подчеркнуто скромное «да уж», и Эмиль Григорьевич понял, что дело выгорит.
        - Вот мне и хотелось поздравить Эвочку, а ее координаты в Москве я где-то посеял. Не звонить же родителям в Орел и не признаваться, что я только что вспомнил об их дочери. Ну, вы понимаете, о чем я говорю?
        Раздавшееся в ответ «да, понимаю» было полно такого томного сопереживания маститому сценаристу, что ему даже захотелось взглянуть на эту Антонину Захаровну Чудову. Может, пригодится когда-нибудь в будущем как образ.
        - Не подскажете, как мне ее отыскать? - наконец дошел до главного Эмиль Григорьевич.
        Редактор замялась, словно раздумывая, этично ли давать координаты автора, но ее собеседник уже знал: это лишь поза. К тому же из их разговора стало ясно, что Эвангелина Ковальска сейчас проживает в Москве, и Эмиль Григорьевич счел сие хорошим знаком.
        - Разве что номер сотового… Подойдет? - как бы превозмогая себя, ответила Антонина Захаровна. Впрочем, большего она и не знала, за исключением адреса и телефона в Орле.
        - Огромное вам спасибо, - искренне произнес Эмиль Григорьевич, записывая длинный ряд цифр в один из блокнотов, что лежали вместе с карандашами по всей квартире. Вдруг озарит, а увековечить будет нечем и не на чем. - Я у вас в неоплатном долгу, - снова напомнил он.
        - Ну что вы, Эмиль Григорьевич, какие могут быть счеты между нами? - произнесла его собеседница, и сценарист понял, что обещанное придется выполнять.
        Как только в трубке раздались гудки отбоя, Антонина Захаровна нажала на рычаг и набрала номер.
        - Здравствуй, Эвочка, - сказала она, когда ей ответили. - Это Антонина Захаровна… Да, случилось, но пугаться нет причины. Тебя разыскивает один известный сценарист, с телевидения… Как какой? Таран-Бороновский, знакомый твоих родителей!.. Впервые об этом слышишь? Забавно… Но в любом случае я назвала тебя подающим надежды молодым автором… Да, я все понимаю, но благодарить после будешь. А пока держи меня в курсе дела, я, можно сказать, поручилась за тебя, Эвочка…
        Уже кладя трубку, Антонина Захаровна вдруг нахмурилась.
        - Эвочка… Но почему он назвал ее Эвочкой, если знаком с ее родителями? - произнесла она и задумалась. Потом понимающе усмехнулась: - Ах ты, старый проходимец, опять вышел на охоту за сюжетами.
        Какие бы диковинные небылицы ни тиражировали газеты вроде «Их день» и «Наша жизнь», какое бы множество слухов ни курсировало среди населения, натренированное ухо всегда вычленит стоящие доверия сведения из общей какофонии фактов и дат, особенно в знакомой среде обитания.
        Конечно, можно было бы предупредить ту, которую она назвала своей подопечной. Но Антонина Захаровна рассудила иначе:
        - Если у девочки с головой все в порядке, она своей выгоды не упустит. И оба потом еще будут мне признательны…


        Глава 9
        Хотя она и была извещена о звонке, все равно тот застал ее врасплох. Представившись, известный кинодраматург не стал ничего говорить о якобы имеющем место знакомстве с родителями девушки, а, сдержанно похвалив роман «Он пришел к ней во сне», сказал, что хочет поддержать молодой талант и дать несколько рекомендаций по усовершенствованию мастерства.
        Сердце девушки забилось так громко, что заглушило голос подсознания, призывающий к осторожности. Сразу же захотелось поверить всему, что говорит Эмиль Таран-Бороновский. Какая же писательница в душе не считает себя талантливой и не жаждет признания! Радужные перспективы, известность, сцены красивой жизни весьма туманно, но от этого не менее привлекательно мгновенно закружились в воображении.
        - Спасибо… Как скажете, - лепетала девушка, потрясенная свалившимся на нее счастьем. - Да, конечно…
        Только когда Эмиль Григорьевич сказал, что будет ждать ее сегодня вечером возле Дома кино, она испугалась. Нет, конечно, не того, что Таран-Бороновский замыслил в отношении нее нечто ужасное. Для этого сценарист был слишком заметной личностью. Да и место встречи было выбрано соответственное. Просто, как женщине, ей не хотелось ударить в грязь лицом. Там, где бывают кинознаменитости, на спутницу Таран-Бороновского наверняка обратят внимание.
        - Может, завтра? - робко предложила она. - Сегодня у меня никак не получится. Все так неожиданно…
        Эмиль Григорьевич поморщился от неудовольствия. Терять день ему было не с руки.
        - Знаете, Эвочка, я человек занятой, - произнес он, давая понять, что ей следует ковать железо, пока горячо.
        - Простите, но сегодня я, честное слово, никак не могу! - Это был крик души, и маститый сценарист понял, что ему не удастся настоять на своем.
        - Ну хорошо, уговорили, - со вздохом произнес он, давая понять, что идет ради девушки на огромные уступки.
        Она повесила трубку и поняла, что ничуть не успокоилась. Привычка не уделять своей внешности особого внимания привела к тому, что девушка имела весьма смутное представление о секретах макияжа. К тому же то, что годилось для будничной жизни, никак не могло сойти на людях, придающих имиджу первостепенное значение и искушенных в тайнах его создания. Что же делать?
        Перво-наперво она взяла себя в руки, затем представила, как бы в схожей ситуации повела себя героиня ее романа, та, что по ходу сюжета превращалась из современной Золушки в прекрасную принцессу, то есть из невзрачной секретарши - в ослепительно прекрасную подругу, а потом и в супругу своего красавца босса.
        Парикмахерская, которую она время от времени посещала, естественно, не годилась. А к салону она не знала, как и подступиться. Ей казалось, что на нее посмотрят как на человека второго сорта, едва она возникнет на пороге. Тем не менее надо было любой ценой превозмочь себя, и сделать это следовало не позднее завтрашнего утра…

        Девушка несколько раз прошлась перед огромными, до блеска вымытыми окнами, за которыми мастера колдовали над своими клиентами. Когда показалось, что на нее уже косо поглядывают сквозь стекло, она собралась с духом и взялась за ручку двери.
        О ее приходе возвестил перезвон колокольчиков, прикрепленных над входом. И тут же ей навстречу приподнялась молодая темноволосая женщина, сидящая за конторкой рядом с дверью. Не красавица, но смотреть на нее доставляло истинное удовольствие.
        - Здравствуйте, чем можем вам помочь? - с улыбкой обратилась она к вошедшей девушке.
        Та собралась с духом и негромко, чтобы никто не слышал, произнесла:
        - Вы знаете, так получилось, что мне нужно хорошо выглядеть сегодня вечером… Это возможно?
        - Что вы имеете в виду? - спросила администратор Диана, как значилось на беджике, приколотом к белоснежной блузке. - И на какую сумму вы рассчитываете?
        Оба вопроса смутили девушку, причем неизвестно, какой больше. Она растерянно пожала плечами и, поддавшись порыву, чуть было не бросилась вон из салона.
        Но Диана, казалось, не заметила ее смятения. Более того - с дружеским видом, словно ей можно довериться во всем, сказала:
        - Раздевайтесь, и мы сейчас все это обговорим.
        Она достала листки с расценками и, когда робкая клиентка, раздевшись, села возле нее, спросила:
        - Простите, как вас зовут?
        - Э-э… Эва, - ответила девушка и поняла, что под прикрытием этого имени чувствует себя немного увереннее. Вроде бы это и не она вовсе.
        - Так вот, Эва, вы хотите преобразиться так, чтобы вас было не узнать, или…
        - Нет-нет, что вы! - с испугом перебила ее Эва. - Совсем наоборот!
        - Ясно, - улыбнулась Диана и крикнула симпатичной невысокой девушке, что жужжала феном над головой яркой брюнетки: - Кира, сейчас сможешь взять клиентку?
        Та кивнула, перехватив взгляд администратора в зеркале. И Диана снова обратилась к своей собеседнице:
        - Стрижка, окраска, укладка?
        - Я даже не знаю, - чуть развела руками девушка.
        - Тогда оставим это на усмотрение мастера, ладно? А потом как раз освободится Оля на маникюре… Или же она возьмет вас между стрижкой и укладкой, если решите красить волосы… А Жасмин, это наш визажист, оставим на потом, хорошо? Приблизительно все вместе обойдется вам… - Диана понажимала кнопки на калькуляторе и повернула его к Эве. - Вас устроит?
        У нее отлегло от сердца, когда она увидела сумму. Немалую, конечно, но не запредельную.
        - Да, устроит, - закивала девушка.
        Она так и не выработала тактику поведения и, решив ничего из себя не строить, сказала Кире, когда опустилась в кресло перед зеркалом:
        - Что вы посоветуете мне сделать с волосами?
        Та расчесала их, пропустила сквозь пальцы, приложила пряди к лицу клиентки, потом вынесла вердикт:
        - Придать отдельным прядям легкий золотистый оттенок, чуть укоротить сзади, а с боков убрать так, чтобы можно было, подвернув их вовнутрь, носить распущенными или же собирать в хвост, оставляя пряди у щек. Ну как?
        - Давайте, - махнула девушка рукой, отдаваясь на милость мастера.
        Когда на ее волосы навернули массу кусочков фольги, Эвой занялась «Оля на маникюре». Сошлись на лаке розовато-бежевого цвета, хотя Оля настойчиво советовала красноватый с бронзовым отливом.
        - Он будет очень эффектно смотреться на ваших ногтях, - уверяла она.
        - Знаете, я еще не решила, что надену, а розово-бежевый подойдет в любом случае, - объяснила Эва свой выбор.
        Когда она снова сидела перед зеркалом и Кира подстригала ее уже вымытые и подкрашенные волосы, сам собой завязался разговор. И Эва, очень боясь показаться хвастунишкой, робко призналась, что пишет книги.
        - Какие? - полюбопытствовала Кира.
        - Любовные романы…
        - Правда? - И столько в этом восклицании было неподдельного изумления, что девушка смутилась. - Вы не поверите, но я первый раз вижу живую писательницу!
        Эва смущенно пожала плечами под длинной черной накидкой с названием салона, давая понять, что не находит в этом ничего сногсшибательного. Но похоже, она ошибалась.
        - И что вы написали? - снова спросила Кира. - Вдруг я читала…
        - Вряд ли, - ответила Эва и предложила: - А хотите, я вам подарю? У меня с собой есть как раз одна книжечка…
        - Ну, я была бы только рада, - ответила Кира так, словно ей собирались преподнести невесть какой дорогой подарок.
        Мастер выключила фен, сняла накидку, и Эва не смогла скрыть своего восхищения. Это была она и одновременно не она. Волосы обрамляли лицо шелковистыми волнами, а когда девушка провела рукой, поправляя прядь, в зеркале отразились тонкие длинные пальцы с лаково поблескивающими ногтями.
        - Спасибо, - тихо сказала она и достала из сумки свою книжечку. - А это вам, обещанное.
        - Спасибо, - с не меньшим почтением произнесла Кира, разглядывая обложку.
        Теперь настал черед Жасмин. Казалось, эта восточная волоокая красавица решила испробовать на себе все возможности современного макияжа. И выглядела она, к слову сказать, произведением искусства - ярким, броским, запоминающимся. Но Эва с ужасом подумала, что сама никогда бы не решилась выйти из дому в такой боевой раскраске. Не ее этот стиль. Однако отступать было поздно. Поэтому она старалась не смотреть в зеркало, пока над ее лицом трудилась визажист.
        Но вот настал момент, когда Жасмин сказала:
        Ну?
        Эва с замиранием сердца подняла взгляд на свое отражение в зеркале - и не узнала себя. То есть, конечно, узнала, но поразилась тому, насколько она, оказывается, привлекательная. Серые глаза под тонкими дугами бровей смотрели завораживающе. А если чуть опустить длинные ресницы, то взгляд приобретал интригующую многозначительность и манящую глубину. Губы обрели четкий контур и соблазнительную сочность. Сама кожа напоминала нежный бархат, а легкий розоватый румянец казался даже естественнее того, что возникал на щеках девушки, когда она смущалась или краснела от удовольствия. И ни тебе золотых или серебряных, таких красивых самих по себе теней, ни вазелинового блеска помады.

«Эта Жасмин за один раз увидела во мне больше, чем я, тысячи раз внимательно разглядывая себя в зеркале, - восхищенно подумала девушка. - Вот что значит профессионал…»
        Однако, когда она вышла из-за перегородочки в зал, никто из мастеров не был потрясен произошедшим с ней превращением. Видимо, такое здесь случалось постоянно. Зато две из них, что были в данный момент свободны, стояли возле Киры и увлеченно рассматривали книгу, которую та держала в руках. Ее книгу!
        - Спасибо, - прочувствованно произнесла Эва, обращаясь ко всем сразу.
        - Пожалуйста, - ответили ей хором. - Заходите еще. Нам будет приятно, если вы станете нашей постоянной клиенткой.
        Сидящая в одном из кресел ухоженная красотка, красновато-каштановые волосы которой располагались на затылке весьма замысловатым образом наподобие распушенного хвоста токующего тетерева, обернулась к двери, потом о чем-то спросила мастера, пушистой кисточкой обметающей ей шею. Выслушав ответ, она снова устремила взгляд на Эву с таким видом, будто задалась целью не упустить ни единой детали из происходящего на ее глазах.

        Что надеть на встречу, теперь волновало ее уже не так сильно, как до той минуты, когда она переступила порог салона. Все равно дорогих сногсшибательных туалетов у нее не было. Зато теперь она не сомневалась в своей привлекательности. А это не может не придавать спокойствия и уверенности в себе любой женщине. И потом, это Эмиль Таран-Бороновский обратил внимание на ее книги, а не она слезно упрашивала знаменитость прочесть хоть главку, хоть страничку, чтобы высказать свое мнение о написанном ею.
        Однако чем ближе подходила Эва к Дому кино, тем тревожнее становилось у нее на душе. Вдруг кто-то жестоко подшутил над ней, а она возомнила о себе невесть что? Ни накануне, ни этим утром подобные мысли даже не закрадывались ей в голову, а теперь стали одолевать, вызывая сильное желание повернуть назад.

«Нет, - строго сказала она себе. - Я ничем не рискую. Меня там никто не знает. Даже если кто-то и поднимет меня на смех, что значат несколько человек по сравнению с миллионами людей, живущими на этой земле. Я не настолько популярная личность, чтобы обо мне писать в газетах. Что бы ни произошло, никто не будет оборачиваться мне вслед или показывать на меня пальцем и хихикать…»
        - Простите, Эвангелина Ковальска - это вы?
        Девушка так ушла в свои мысли, что не заметила, как подошла к зданию, на фасаде которого красовался бетонный завиток киноленты. Она резко остановилась и увидела перед собой… о боже, Эмиля Таран-Бороновского собственной персоной!
        - Д-да, это я. Здравствуйте, Эмиль Григорьевич, - с запинкой прошептала она, еще не до конца веря, что ее опасения оказались напрасными. - А как вы меня узнали?
        Возникший перед ней мужчина, выдержанный в коричневато-песочной гамме и в вельветово-замшевом исполнении, был слегка помят. Одежда - как того требовала мода, лицо - в результате прожитых лет и образа жизни.
        Чуть приподняв мягкую широкополую шляпу, маститый сценарист сдержанно улыбнулся:
        - Именно такой я вас себе и представлял, Эвочка.
        На самом деле Эмиль Григорьевич опытным глазом уже не раз оглядел людей, толпящихся перед входом. Он прикинул, как должна себя вести девушка, которой назначил встречу мужчина его положения и известности, и, исходя из этого, принялся за увлекательные поиски. Ему с юности нравилась эта игра в угадайку. Когда у него еще не было своей машины, Эмка, как звали его приятели, забавлялся тем, что представлял, кем могли бы быть сидящие напротив или стоящие рядом пассажиры общественного транспорта. В расчет бралось все: возраст, внешность, поведение, одежда. Если удавалось, он проверял свои догадки, с легкостью завязывая мимолетные знакомства. В дальнейшем, с учетом избранной карьеры, развитая наблюдательность ему очень пригодилась.
        И сейчас Эмиль Григорьевич без особого труда разглядел внутреннюю собранность и напряженность молоденькой особы, которая направлялась к Дому кино отнюдь не развлекаться. С таким видом открывают дверь в комнату, где сидит приемная комиссия вуза.
        К слову сказать, увиденное весьма и весьма порадовало Таран-Бороновского. Даже превзошло его ожидания. Девушка была хороша собой, при этом без всякой нарочитости. Неброско одетая, она тем не менее бросалась в глаза, и на нее с интересом поглядывали толпящиеся вокруг люди.
        До этого момента Эмиль Григорьевич еще не решил, где, собственно, проведет время с девочкой Эвочкой. В Доме кино вполне можно было затеряться или, напротив, оказаться на виду - в зависимости от преследуемой цели. Известному сценаристу вдруг захотелось, чтобы его непременно заметили с новой знакомой. Ничто так не украшает мужчину, как хорошенькая молоденькая спутница, - эту истину Эмиль Григорьевич хорошо усвоил.
        - Предлагаю посидеть в ресторане, - произнес сценарист, беря девушку под руку, и, когда та чуть отпрянула в растерянности, пояснил: - Там нам будет удобнее обо всем переговорить. Ну не на улице же торчать, в самом-то деле, - рассмеялся он.
        Эве казалось, что для делового разговора по типу «наставник - ученица» ресторан мало подходит. Однако не она была сейчас хозяйкой положения, значит, и не ей диктовать условия. А подобного шанса пообщаться с мэтром накоротке могло и вообще больше не представиться.
        - Но я как-то не рассчитывала на ресторан, - пробормотала Эва.
        - А что вас смущает? - по-отечески доверительно поинтересовался Эмиль Григорьевич. -
        Уверяю, там будут все свои. - И он повел ее в обход здания, к боковому крыльцу.

«Для меня, к сожалению, еще очень даже не свои», - мысленно ответила Эва и постаралась придать себе вид особы, которой не впервой идти под руку со знаменитостью.
        Вестибюль бокового входа неожиданно разочаровал ее. Так могло выглядеть фойе ДК какого-нибудь крупного предприятия советских времен. Допотопные деревянные панели, стенды двух книжных киосков, истертые плитки пола. За открытой высоченной боковой дверью виднелся коридор с обшарпанным линолеумом и давно не крашенными стенами. Тем не менее это было место, куда мечтали бы попасть многие.
        Эмиль Григорьевич помог Эве раздеться, окинул взглядом ее фигурку в короткой серой юбке и белом пушистом свитерке, остался доволен - и повел ее вверх по лестнице.

«Но вы же говорили про ресторан!» - чуть было не воскликнула девушка. Не то чтобы ей вдруг захотелось попасть именно туда, просто неожиданный маневр не мог не насторожить ее. Однако она зря пугалась: ресторан в Доме кино располагался на третьем этаже. Кто бы мог подумать!
        По дороге с ними, точнее, с Эмилем Григорьевичем раскланивались. И он не без гордости, как показалось Эве, представлял ее, называя подающей надежды молодой писательницей. Эва же во все глаза смотрела вокруг, с восторгом отмечая лица, так часто мелькающие на экране телевизора. А те выглядели и вели себя как самые обычные люди. «Но может, это потому, что они, по сути, у себя дома», - подумалось Эве.
        Она плохо помнила, что ела, что пила, зато в памяти осталось ощущение уютной отстраненности уголка, который они заняли. Действительно, невысокие деревянные перегородки как бы отделяли их от царящей суеты в зале.
        Эмиль Григорьевич был заботлив, предупредителен, развлекал ее рассказами о своих именитых и популярных знакомых и время от времени задавал вопросы.
        - Вы полька? - прежде всего поинтересовался он. - Если судить по фамилии…
        - Ну что вы, - отмахнулась девушка. - Это редактор придумала мне такой псевдоним. Сказала, что он привлечет внимание.
        - А я все удивляюсь, откуда вдруг в нашей литературе взялось столько авторов с нерусскими фамилиями. И как же вас звать на самом деле, если это не секрет?
        Девушка мило улыбнулась:
        - Конечно, не секрет. Лина… Лина Кузнецова.
        - Ну что же, Линочка, предлагаю выпить на брудершафт, - сказал Эмиль Григорьевич, подливая ей в бокал вина. - Мы как-никак собратья по перу.
        У нее перехватило дыхание, но ответить отказом она не решилась. Да и что она могла бы сказать? «Простите, но мы едва знакомы»? Или совсем уж бестактное: «Извините, но вы мне в отцы годитесь» - да?
        Эмиль Григорьевич не только коснулся губами ее щеки, но еще и чувствительно положил руку Лине на талию, притягивая к себе. То, что девушка ощутимо напряглась, инстинктивно противясь жесту, лишь раззадорило сценариста. С каждой минутой ему все больше нравилась его новая знакомая. В ней было этакое волнующее сочетание провинциальной неискушенности в суждениях и поведении - свежинка, как называл это Эмиль Григорьевич, - с обликом столичной, знающей все достоинства своей внешности жительницы. Плюс, конечно, несомненный литературный дар.

«Она - моя», - удовлетворенно подумал Таран-Бороновский, видя, как, раскрасневшись от выпитого вина, возбужденная окружающей обстановкой, восторженно сверкая глазами, Лина в подробностях сообщает ему, как намеревается поступить с главными героями своей будущей книги.
        - Вам… тебе нравится? - простодушно спросила она, окончив.
        - Неплохо, неплохо, - покивал Эмиль Григорьевич. Это было большее, что он мог позволить себе в сложившейся ситуации. Не говорить же, что на материале еще не написанного Линой романа можно раскрутить новый сериал. - Правда, есть над чем поработать. И если ты не против, я готов тебе помочь…
        Он еще не докончил фразы, как Лина с горящими глазами воскликнула:
        - Я и мечтать о таком не могла… Эмиль!
        - Мы рождены, чтоб сказку сделать былью, - рассмеялся сценарист, растроганный импульсивностью своей знакомой. - А как ты относишься к сериалам? - спросил он.
        Лина уже полностью освоилась в его обществе и позволила себе пренебрежительно усмехнуться:
        - Я, конечно, их мало смотрела, но и того, что видела, более чем достаточно, чтобы составить мнение.
        - Ну и?..
        - Такое впечатление, будто действие всех сериалов, и наших, и зарубежных, происходит в каком-нибудь крохотном городке или даже деревушке.
        - Почему? - заинтересованно спросил Эмиль Григорьевич.
        - Ну как же! - удивилась Лина. - Там на протяжении сотни серий фигурирует одно кафе, один родильный дом, одно отделение милиции, одна школа. Даже улица одна-единственная, по которой ходят все без исключения персонажи, и не важно, Петербург это или Рио-де-Жанейро. Киллер, если он есть, конечно, и тот один на всех, и все хорошо знают его в лицо. Все знакомы и крутят романы друг с дружкой по очереди. Словно это глухой таежный поселок, вокруг которого непроходимый лес, и до ближайшего человеческого жилья пятеро суток пути на лыжах как минимум!
        Подмечено было верно, и Эмиль Григорьевич не мог не рассмеяться:
        - Но в противном случае пришлось бы звать Льва Николаевича писать сценарии, а с этим сейчас напряженно. - И после небольшой паузы спросил: - А ты, Линочка, не хотела бы попробовать себя на телевидении?
        - В качестве кого?
        - В качестве этого самого сценариста сериалов…
        Лина неопределенно мотнула головой:
        - Ну, не знаю. Я как-то никогда серьезно не относилась к этому роду деятельности.

«Если бы тебе было известно, девочка, сколько это нынче стоит, то относилась бы ты к сериалам очень даже серьезно. Можно сказать, с превеликим почтением», - усмехнулся про себя Эмиль Григорьевич.


        Глава 10
        Она подходила к знакомому дому и мысленно пыталась описать свое состояние. «Не чуя под собой ног, летя как на крыльях…» Но фразы казались избитыми, банальными, а ничего другого на ум не приходило. Вот тебе и писательница! Что бы сказал Эмиль Григорьевич, узнав о ее бесплодных литературных потугах? Наверняка бы разочаровался, а ведь вчера дал понять, что высокого мнения о ее способностях. «Но ведь не узнает же», - легко отмахнулась Лина от своих опасений…
        Она чувствовала себя писаной красавицей и на редкость везучей особой, просто-таки баловнем фортуны. Сомнений не было, вчерашнему вечеру надлежало стать переломным в ее судьбе. Лина и оделась так же, как накануне, а белый свитерок и вовсе решила считать талисманом, приносящим удачу.
        Придя домой накануне вечером, девушка тщательно изучила свое новое лицо, прежде чем смыть макияж, и сегодня утром постаралась накраситься точно так же. Ей, естественно, не хватало мастерства Жасмин, но результат все равно оказался впечатляющий. Артем такой красивой еще никогда ее не видел. И эта мысль грела душу не меньше, чем воспоминания обо всех лестных словах, сказанных в ее адрес самим Таран-Бороновским…

        Наведя в квартире немыслимый блеск, Лина вальсировала по гостиной, прижав Мурку к груди и напевая знаменитую мелодию из кинофильма «Моя прекрасная леди». Какое-то время кошка стоически терпела, затем вывернулась из ее рук, птицей взлетела на шкаф, с него перескочила на соседний, а оттуда на верх открытой двери. Балансируя, чтобы удержать равновесие, Мурка уселась и, по очереди наклоняя тело то в одну, то в другую сторону, принялась раскачиваться.
        - Так ты там неслучайно тогда оказалась, - потрясенно выдохнула Лина. - А при Артеме повторить сможешь, а то он ни за что не поверит? - спросила она.
        Но Мурка с увлеченным видом продолжала качаться на двери.
        - Ладно, когда захочешь спуститься, мяукнешь, - предупредила девушка кошку и направилась в кухню чистить овощи. К сегодняшнему ужину она собиралась запечь рыбу в сметане с картошкой и морковкой.
        То, что раньше она делала просто хорошо, потому что иначе не могла, теперь Лина делала еще и с любовью. Она и сама не заметила, как Артем вошел в ее жизнь. Все связанное с ним отныне преисполнилось для нее особого смысла. Да и он уже открыто говорил, что не желает, чтобы по утрам Лина исчезала из его квартиры. Похоже, они все больше и больше нуждались в обществе друг друга.
        Ну, с ней все было предельно ясно. Она влюбилась, впервые в жизни влюбилась по-настоящему и упивалась новизной этого восхитительного всеобъемлющего чувства. Ей настолько хватало настоящего, что ни о прошлом, ни о будущем думать не хотелось. «Все как-нибудь само собой образуется. Не может же быть, чтобы судьба свела нас без тайного умысла», - успокаивала себя Лина, когда в душе возникали сомнения, а действительно ли она та, которую Артем искал всю свою жизнь.
        Но ведь если рассуждать здраво, по всему выходило, что не мог молодой человек, не стесненный в средствах, приятной наружности, заинтересоваться самой обычной девушкой без роду без племени да еще, по столичным меркам, без копейки в кармане, если бы не сильное искреннее чувство. Лина уже не сомневалась, что у Артема нет любимой девушки. Кроме нее, хотелось бы верить. А значит, надо просто не торопить события, дать ему разобраться в себе…
        Впрочем, так она рассуждала лишь до сегодняшнего дня. Теперь же многое изменилось. Как говорится, одно к одному. И встреча с Таран-Бороновским, сулящая сказочные перспективы и принесшая уверенность в собственных творческих возможностях. И новый привлекательный облик - она же видела, какими глазами смотрел на нее Эмиль Григорьевич. Глазами мужчины, восхищенного ее внешностью. А, учитывая мир, в котором вращается именитый сценарист, это говорило о многом.
        То есть из приходящей домработницы она неожиданно превратилась в достойную спутницу жизни такого успешного молодого жителя столицы, как ее работодатель. Осознание этого возникло поначалу где-то на интуитивном уровне, а потом переросло в твердую уверенность. Пройдет совсем немного времени, и все будет как в романе. Перед глазами Лины так и вставали строки, завершающие последнюю главу ее
«Провинциалки»…
        Дверь чуть скрипнула, прерывая ее размышления, затем раздался звук мягкого шлепка на что-то деревянное. Неужели Мурка сама спрыгнула со своего насеста?
        Лина поспешила в прихожую и через открытую дверь увидела кошку, уже разгуливающую по письменному столу в кабинете. При всей кажущейся небрежности походки было ясно, что Мурка не собьет, даже не заденет ни одной из стоящих там безделушек…
        - Ой! - воскликнула Лина и, словно пригвожденная, застыла на месте.
        Как в замедленной съемке, фотография в серебряной рамке от удара кошачьего хвоста накренилась, встала на торец, перевернулась через себя - и упала вниз. Только тогда ноги девушки отклеились от пола и она бросилась к столу. Но было уже поздно. Не помог и ковер.
        Подняв рамку, Лина увидела изображение умершей родственницы Артема, подернутое сетью трещин.
        - Ну что же ты наделала, паршивка? - в сердцах воскликнула Лина, представляя, как расстроится Артем. Она помнила тот затуманенный грустью взгляд, которым он смотрел на фотографию, когда рассказывал ей о своей безвременно почившей кузине. - Хорошо хоть рамка не пострадала…
        Но не в натуре деятельной Лины было долго предаваться унынию. В голове тут же возник план, как поберечь нервы Артема и одновременно замести следы Муркиного преступления. Правда, последняя ни в коей мере не чувствовала себя виноватой. Она уселась у ног девушки и, подняв голову, с большим интересом смотрела на рамку в ее руках.
        - Мы сейчас осторожно вынем треснувшее стекло, по нему определим размер и закажем в мастерской новое. Наверняка сделают прямо при мне… А еще лучше будет, если рамка стандартная, тогда можно просто купить такую же, но подешевле, взять из нее стекло и заменить разбитое. Что скажешь?
        Похоже, Мурка нашла предложение подходящим, но продолжала с выжидательным видом сидеть подле Лины.
        Осторожно отодвинув фиксирующие оборотную сторону рамки лапки, девушка вынула ее. Оказалось, что сзади на фотографии имеется надпись. Поначалу Лина решила не читать ее - воспитание не позволяло. Но слова, написанные ровными округлыми буквами, сами лезли в глаза: «Милому Тимасику, в память о незабываемом пребывании в раю. Люблю, люблю, люблю. Твоя Маришечка».
        И дата в конце… Давно умершая двоюродная сестра признавалась в любви к Артему каких-то три месяца назад. «Вот и не верь после этого в привидения и спиритизм», - прежде всего подумала Лина, наверное, потому, что в считаные доли секунды на подсознательном уровне поняла весь ужас своего открытия и решила дать себе время подготовиться к случившемуся.
        Словно бы это и не она вовсе, Лина положила рамку с фотографией на стол и стала по очереди брать вещи, аккуратно и в продуманной последовательности разложенные и расставленные на нем. «Ты один такой на свете», «Встреча с тобой принесла мне счастье», «Ты, ты и только ты», - читала она надписи и находила в них совсем другой смысл, совсем не тот, о котором упоминал Артем.
        Когда тебе все равно, не задумываясь веришь в то, что тебе говорят. А чаще всего и вовсе пропускаешь слова мимо ушей. Когда хочется верить, то легко убедить себя в правдивости собеседника. Но бывают моменты откровения, когда мгновенно проникаешь в суть явления или события, и становится ясно, что другого его толкования быть просто не может. И тут уже оказываются не нужны никакие объяснения оппонента. Как-то сама собой возникает твердая уверенность, что иного не дано и нечего лишний раз травить себе душу…
        Лина положила ежедневник с золотым обрезом точно на то место, на котором он лежал, и попятилась к дивану. Как только она села, Мурка оказалась у девушки на коленях и, задрав голову, попыталась дотянуться до ее лица. Не то собиралась потереться о щеку, не то лизнуть.
        Лина обхватила кошку руками и прижала к себе.
        - Ну что ты наделала? - снова воскликнула она и крепко зажмурилась, чтобы не дать пролиться навернувшимся на глаза слезам. - Ладно бы в какой другой день, а то именно сегодня, когда я готова была поверить, что еще совсем чуть-чуть - и произойдет чудо! Ты хоть понимаешь, о чем я говорю?
        Она открыла глаза и встряхнула Мурку. Кошка, казалось, смотрела на нее с состраданием в круглых желтых глазах и не пыталась вырваться, хотя ей наверняка было неудобно в Лининых руках.
        - Господи, о чем это я? - в следующую минуту замотала головой девушка и, опустив Мурку на колени, погладила ее. - При чем здесь ты? Может, это и к лучшему, а?

«Наверняка к лучшему, если рассуждать здраво, - мысленно ответила себе Лина. - Только от этого ничуть не легче».
        Не то чтобы она полагала, будто у Артема до нее не было женщин. Просто посчитала, что она - та единственная, которая составит счастье всей его жизни. Уж очень красиво и гладко складывались их отношения. И именно в тот момент, когда Лина решила, что с полным правом может задуматься о будущем, случилось непоправимое. Вроде бы что такого страшного произошло? Подумаешь, разбилось стекло в рамке с фотографией, а на самом деле это от ее придуманного счастья остались лишь мелкие осколки.
        Артем никогда не воспринимал ее всерьез. Их отношения были для него сродни увлекательному занятию, которое захватывает, как, например, коллекционирование марок, игра в преферанс или вышивание крестиком по канве. И возможно, именно то, что она девушка из провинции, придавало в глазах Артема особую пикантность происходящему. Провинциальной барышни у него еще наверняка не было…
        Лина поняла, что ни за что не сможет встретиться с ним и посмотреть ему в глаза сегодня вечером, да и вообще никогда не сможет. Он ни в чем не виноват: ничего ей не обещал, силой не затаскивал в постель, не клялся в вечной любви. Это она не жила реальной жизнью, а словно бы писала роман, главными героями которого были они оба. И чтоб конец обязательно счастливый: свадебные колокола, пробки от шампанского в потолок, громкие крики «Горько!».
        Лишь сейчас она осознала, что действительно надеялась на такой финал этого этапа их отношений, только не позволяла себе настраиваться на него, чтобы… чтобы не сглазить, похоже.
        - Любовные сериалы - это своего рода транквилизатор для большинства представительниц слабого пола, - сказал ей Эмиль Григорьевич накануне вечером, а он знал, что говорит. - Успокаивает, отвлекает от проблем насущных, улучшает настроение. И никто не требует, чтобы их, как пушкинского «Евгения Онегина», называли энциклопедией русской жизни. Так что не будьте, Линочка, слишком строги к сюжетным огрехам и несоответствиям с действительностью. Главное - чтобы пронимало до слез. До безобидных слез, пролитых над судьбами героев, которые придуманы от начала и до конца, как принцесса Златовласка или Железный Дровосек…
        Лина заставила себя посмотреть на часы. У нее оставалось совсем немного времени, чтобы собрать свои вещи и уйти из квартиры до того, как появится Артем.
        - И ведь не увидит меня красивой, вот что обидно. В его памяти я останусь замарашкой, которая так и не превратилась в принцессу, - пробормотала она, обращаясь к Мурке.

        Когда со сбором немудреных пожитков было покончено, остались два дела, на которые Лина никак не могла решиться. Попрощаться с Муркой и как-то дать понять Артему, что больше они не увидятся.
        Конечно, оставляя работу, принято уведомлять об этом работодателя, как правило, за две недели. Но при всей своей щепетильности Лина понимала, что у нее особый случай и тут не до условностей. Конечно, Артему предстояло внезапно оказаться один на один с проблемами ведения домашнего хозяйства. Но и она, если отстраниться от эмоционально-этической составляющей их отношений, несла материальные потери. Прошла уже неделя с того момента, как Артем оставил на столике в прихожей конверт, в котором лежали предназначавшиеся ей деньги.
        Подумав, Лина решила расстаться с Артемом в его духе, то есть оставить на память о себе какую-нибудь безделицу с надписью. Однако ничего подходящего при ней не оказалось, кроме романа «Провинциалка», авторство которого он никак не сможет связать с ней. «И это даже хорошо. Никакой зацепки, чтобы отыскать меня», - вздохнула Лина.
        Подойдя к письменному столу, она взяла ручку с золотым пером, на которой одна из ее предшественниц тоже оставила трогательную надпись.

«Не хочу быть еще одним трофеем в твоей коллекции. Пора поставить точку. Л. К.», - вывела Лина на титульном листе и провела по развороту рукой, чтобы обложка не закрылась. Затем положила книжку рядом с фотографией в рамке. Теперь ей предстояло не менее трудное.
        Лина опустилась на корточки, подняла неотступно следовавшую за ней кошку и уткнулась лицом в ее шерстку.
        - Мне будет очень не хватать тебя, Мурка, - прошептала она. - Вспоминай меня, ладно? А я тебя никогда не забуду.
        - Му-ур, - сочувственно раздалось в ответ.

        Притормозив у станции метро, Артем купил три розочки.
        - Подмосковные. Будут долго стоять, - с неискренней улыбкой заверила его продавщица, заворачивая цветы в кусок прозрачного целлофана, и про себя подумала:
«Вот жлоб. При такой тачке мог бы и на букет побогаче расщедриться».

«А зачем? - возможно, ответил бы Артем, если бы услышал ее мысли. - Эти три розочки доставят Лине радость. А охапка роскошных орхидей, к примеру, может выбить из колеи, заставить растеряться. Она просто не знала бы, как себя теперь вести, чувствовала бы себя обязанной…»
        - Эй, я пришел! - крикнул он, открывая входную дверь квартиры.
        У Артема не было привычки звонить Лине и сообщать, когда он появится дома. С какой стати ставить в известность о своих планах на вечер человека, которому ты платишь деньги? Но как-то само собой устоялось, что Лина теперь дожидалась его возвращения с работы. Поэтому он рассчитывал на встречу. И встреча состоялась, только радость от того, что видит хозяина, продемонстрировала одна лишь Мурка. Подбежав, она стала тереться о ноги Артема и урчать.
        - А Лина где? - машинально спросил он, раздеваясь.
        Пустота и тишина вылизанной до блеска квартиры и отсутствие аппетитных запахов, доносящихся из кухни, обескуражили Артема. Даже где-то неприятно поразили. А несколько месяцев назад именно тишина и пустота радовали его, подспудно наводя на мысль, что только в его присутствии квартира наполняется жизнью, а без него это просто мертвое пространство, заставленное мебелью.
        Теперь же ему показалось здесь неуютно и одиноко. Хорошо хоть Мурка не отставала от него ни на шаг - не Лина, конечно, но живое существо все-таки.
        Вид картофеля, нарезанного кружочками и лежащего в кастрюльке с водой, и очищенной моркови на разделочной доске еще сильнее озадачил Артема. Создавалось впечатление, что Лина только-только вышла. Но, по идее, ужин должен был быть уже готов. Значит, девушка ушла довольно давно.
        - Господи, неужели что-то случилось? - испугался Артем и вопросительно посмотрел на Мурку.
        Тут же возникло желание немедленно куда-то бежать, что-то предпринимать, кому-то звонить. Но куда, что и кому? Он так и не поинтересовался номером сотового Лины. Все было недосуг, и вот теперь Артем пребывал в полной растерянности и чувствовал, как в душу заползает страх, неведомый доселе страх за другого человека, порожденный неопределенностью ситуации.

«Нет-нет, нельзя поддаваться панике, - решил он, усилием воли беря себя в руки. - Если Лина вышла по делам, то возле двери на стуле должен остаться ее портфель. Если же…»
        Артем не додумал мысль до конца и бросился в прихожую, по дороге чуть не споткнувшись о Мурку, которая решила опередить его. Стул оказался пуст. Налицо было второе «если», и он плохо представлял, что это значит и что в связи с этим следует предпринять. Только на душе стало еще тревожнее.
        В любой другой ситуации Артем прежде всего обратился бы к Лехе, и вместе они бы придумали, как поступить. Однако сейчас это был точно не тот случай. Он вспомнил, как поднял приятеля на смех, который места себе не находил, когда его Светка дольше оговоренного срока задержалась у подруги в Можайске.
        - Она же должна была приехать в восемь, а сейчас уже одиннадцатый час и мобила ее не отвечает! - кричал он в трубку. - Давай на моей машине проедем по шоссе. Вдруг, не дай бог, в ДТП попала!
        - А если твоя Светка на электричке едет, а в мобиле батарейки сели? И пока мы будем раскатывать по шоссе, она приедет домой и примется тебя разыскивать, ты об этом подумал? - спросил тогда Артем. - Лучше в следующий раз бери у нее телефоны подруг, к которым она едет, а сейчас позвони в бюро происшествий. Но поверь мне на слово, ничего с твоей драгоценной Светкой не случилось.
        Он оказался прав: Светлана действительно опоздала на автобус и возвращалась домой на электричке, а в сотовом сели батарейки. Но вместо того, чтобы поблагодарить друга за проявленное здравомыслие, Леха на время перестал с ним разговаривать, предварительно обозвав чертовым эгоистом и пообещав, что отольются кошке мышкины слезки.
        И вот сейчас Артему вспомнился тот случай. И он неожиданно понял, что рассудочное и эмоциональное восприятия действительности - вещи разные. Когда за кого-то болит душа, мысли, как на грех, начинают путаться в голове. На первый план вылезают самые страшные, тревожные, зачастую нелепые, тогда как в благополучный исход боязно поверить, наверное, чтобы не упустить момент предпринять что-то жизненно необходимое. Чтобы не казнить себя потом до гробовой доски.
        Ушла, взяв портфель с ноутбуком и бросив готовить ему ужин на полпути, - это так не соответствовало характеру ответственной, обязательной Лины, что Артем почувствовал, как ладони стали холодными и влажными, а взгляд начал снова бездумно метаться по стенам.
        Чтобы успокоиться, он прошел в кабинет, сел на диван, сцепил руки перед собой и заставил себя сосредоточиться. Как ему сейчас не хватало преданного, все понимающего друга, который выслушал бы его и разделил бы с ним снедающее его волнение. Если бы он не повел себя тогда как - да-да! - как чертов эгоист, теперь бы уже названивал Лехе.
        Артем неосознанно посмотрел на телефон, стоящий на письменном столе, и сразу же понял, что там что-то изменилось. Может, это «что-то» поможет ему найти загадку таинственного исчезновения Лины?
        Он поднялся, подошел к столу и уставился на книжечку, распластанную рядом с фотографией в рамке. На титульном листе наискось шла надпись, сделанная перьевой, наверняка подаренной ему ручкой. И надпись предназначалась ему, другого просто быть не могло.
        Артем взял в руки книжку, прочел две строчки и недоуменно потряс головой:
        - Что за чушь? Какой трофей, какая коллекция?
        Затем, нахмурившись, он перевел взгляд на фотографию. Маришечка обворожительно и зазывно улыбалась сквозь паутину трещин. Улыбалась, как все те недели, что Лина появлялась в его квартире. Так что же изменилось?
        Отложив книгу, Артем поднес снимок к глазам, и увидел, что картонка, придерживающая фотографию с обратной стороны, не закреплена, как обычно. Он перевернул рамку, и картонка упала на стол, открыв знакомую прочувствованную надпись.
        - Вот черт! - выругался Артем, ощутив досаду и одновременно облегчение.
        Досаду - на непредвиденное осложнение в жизни, что приносила ему только радости самого разного свойства. А чего еще ожидать от столь откровенной и многозначительной надписи! Облегчение - оттого, что с Линой не случилось ничего страшного, она в целости и невредимости покинула его квартиру и сделала это по доброй воле.
        Он сунул фотографию в ящик стола, уселся обратно на диван и принялся неспешно поглаживать вспрыгнувшую ему на колени кошку. Хорошо, что он не поддался панике и не выставил себя в глазах приятеля истериком, сходящим с ума по пустякам.
        - Вот бы у Лехи появился повод напомнить мне и про мышкины слезки, и про прочую белиберду. Все бы мне косточки со Светкой перемыли, да не по одному разу. Нет, все-таки хорошо иметь трезвую голову на плечах, да, Мурка? - с самодовольным видом осведомился он у кошки. -
        А сейчас сообразим себе чего-нибудь поесть. Сегодня продержимся, а завтра все будет по-прежнему. В крайнем случае послезавтра.
        Артем не был уверен в этом на все сто процентов, но очень хотел надеяться, что так оно и будет. Не любитель выяснять отношения, он иной раз оказывался в ситуациях, когда приходилось принимать покаянный вид и убеждать оппонента в своей ангельской сущности. Причем, как правило, довольно успешно…


        Глава 11
        Обитая обшарпанным коричневым дерматином дверь едва не выгибалась под напором ухающих звуков тяжелого рока, доносящихся изнутри. «Бедные соседи, как они терпят все это?» - сочувственно подумала Лина и нажала на кнопку звонка. Ее возвращения в неурочное время никто не ожидал, и она могла застать Ксению, с которой вместе снимала квартиру, не одну.
        Так оно и оказалось. Дверь открылась, оглушив Лину вырвавшимися на свободу грохотом ударных и хриплыми завываниями, отдаленно напоминающими человеческие голоса.
        - А, это ты, - произнес дружок приятельницы по имени Сява. - Входи.
        Правда, Лина слов не разобрала, но догадалась об их смысле по жестам и движению губ парня.
        Когда дверь за ней захлопнулась, в крохотной прихожей появилась ритмично подергивающаяся Ксения, которую теперь следовало называть Акси - от Аксиньи, как пояснила она. Вытянув губы трубочкой, приятельница чмокнула Лину в щеку и прокричала ей в ухо:
        - Чего так рано? Случилось что?
        Лина кивнула и отвела взгляд.
        - Сделать потише? - снова прокричала ей в ухо Акси.
        Лина махнула рукой с таким видом, что, мол, когда вся жизнь пошла прахом, тяжелый рок - это мелочи.
        Неожиданно приятельницу проняло. То ли жест был очень уж выразительный, то ли тоскливый взгляд Лины задел какую-то струнку в ее душе. Она на пальцах что-то объяснила Сяве, тот ушел, и пару минут спустя грохот смолк, отчего - по контрасту, видимо, - наступившая тишина показалась всем троим оглушительной.
        - Мы тогда пойдем, все равно Сяве в мастерскую надо! - привычно прокричала Акси. - Если не явлюсь ночевать, не волнуйся! Я все-таки не одна, а с Сявочкой. Правда, зая? - обратилась она к вновь появившемуся в прихожей парню.
        Назвать поклонника Ксении заей было все равно что Кинг-Конга - деткой. С ног до головы в потертой черной коже, позвякивающего цепями, с хвостом до лопаток, с серьгой в ухе и с крупными перстнями на пальцах, Сяву - по метрике и паспорту Вячеслава - Лпнпна прабабка наверняка причислила бы к подручным сатаны, доведись им встретиться.
        Раньше Лина гадала, как будет выглядеть приятель Акси, если его одеть в цивильное и вообще привести в божеский вид. Сейчас же ей было на все наплевать. Она равнодушно пожала плечами в ответ на слова Ксении и тупо смотрела, как Вячеслав, взяв гитару в черном чехле, нетерпеливо поглядывает на подругу, поправляющую малиновую челку перед зеркалом и любующуюся последним приобретением - металлической бусиной под нижней губой.
        - Цигель, цигель, ай-лю-лю! - поторопил ее Сява, протягивая куртку с капюшоном, отороченным мехом неизвестного науке зверя.
        Но Акси посмотрела на него как на полоумного.
        - Ты что? Мне еще пуанты зашнуровать надо!
        Пуантами Ксюша называла высокие, до колен, ботинки на толстой ребристой подошве. На их бульдожьих носах и сзади, на пятках, из-под черной краски проглядывала малиновая - под цвет челки. Продевание шнурков в бесконечные дырочки и цепляние их за множество крючков требовало времени и служило своего рода ритуалом, не терпящим суеты.
        Наконец, сделав приятельнице ручкой, Акси с Сявой покинули квартиру.
        Одной Лине стало еще хуже. Ничто уже не отвлекало ее от тоскливых мыслей. Она, не раздеваясь, прошла в свою комнату, бросила портфель с ноутбуком и сумку с вещами на кровать и села, уставившись в стену перед собой. Все пятна и подтеки на обоях были ей хорошо знакомы и, как старые приятели, не вызывали уже ни раздражения, ни неприятия.
        Просидела Лина довольно долго, пока не затекла спина. Никакого иного результата своим сидением она не достигла. Да и не стремилась. Изменить что-либо было не в ее силах. Вернуться к Артему, сделав вид, будто ничего не произошло, она не могла. И вот что странно, если пораскинуть мозгами, то по всему выходило, что на радужный финал их отношений рассчитывать не приходилось. Но надеяться никто не запрещает, так ведь? Надеяться и мечтать…
        Однако даже если отрешиться от надежд на свадебные колокола и крики «Горько!», то ожидать искреннего ответного чувства она имела полное право. Пусть мимолетного, пусть неглубокого, но искреннего. А оказалось, что с ней просто развлекались, в нее играли. Лина слышала, что сейчас стали модными немудреные игрушки прошлых лет, которым сознательно придавали вид потрепанных, бывших в употреблении. И стоили они дорого.
        Вот и она оказалась в положении такой игрушки. Если и непотрепанной и недорогой, то уж точно немудреной. Обидно, обидно до глубины души и оскорбительно для ее женской сущности…
        Лина встала, медленно разделась, отнесла пальто и шарф в прихожую. Затем принялась вынимать из сумки и раскладывать по местам вещи. Она знала, что времени у нее предостаточно, - Ксения со Славой если и появятся дома, то не раньше завтрашнего вечера.
        Они с приятельницей составили такое расписание, чтобы поменьше пересекаться. А когда Ксюша познакомилась с Сявой, то вообще стала появляться в квартире лишь время от времени. Вячеслав на пару с другом Анатолием держал магазинчик запчастей для байкеров, совмещенный с мотомастерской. Особого дохода предприятие, как поняла Лина, не приносило. Клиентами были друзья-приятели Сявы и его компаньона, такие же помешанные на мотоциклах сорвиголовы, как и они. Поэтому и магазинчик, и мастерская работали от случая к случаю, когда возникала в этом насущная необходимость. Зато уж ни к кому другому за помощью их дружки не обращались. Так что Сяве с Толяном удавалось сводить концы с концами и наслаждаться тем образом жизни, который им нравился.
        На столе в кухне, куда Лина забрела, чтобы вскипятить чаю, лежало начатое письмо. Ксюша всегда читала свои послания приятельнице, проверяя на ней, не встревожат они близких и нет ли в них грамматических ошибок. Поэтому Лина машинально пробежала глазами по строчкам:

«Здравствуйте, мои дорогие мама, папа, бабушка и дедушка, сестричка Танечка!
        Московский привет от меня вам, и тете Марусе, и Павлику, и дяде Сереже, а также всем моим подружкам. Как поживаете? Как здоровье? У меня все хорошо. Как вы знаете, я поступила на курсы парикмахеров. Учусь хорошо. Меня хвалят. Надеюсь, что удастся устроиться на работу в салон…»
        Лина вспомнила малиновую челку Ксюши и ее густо начерненные глаза. Как она разительно отличалась от Дианы, которая встретила ее накануне в салоне красоты! Белоснежная блузка, каждый волос на своем месте, сдержанные манеры, неброский макияж… Хотя вполне возможно, что в услугах и такого экстравагантного мастера, как Акси, будут нуждаться. Кто-то же должен красить волосы в зеленый, лиловый или малиновый цвет, выбривать фигурно брови, накладывать сложный макияж, делающий клиентов похожими на выходцев с того света…
        Если, конечно, Ксюша действительно собирается стать парикмахером и учится на упомянутых в письме курсах. По тому, как приятельница уже с легкостью произносила названия запчастей к мотоциклам, разбиралась в их марках и употребляла словечки из лексикона завзятых байкеров, Лина ничуть не удивилась бы, увидев ее за прилавком магазинчика Сявы.

«Наверняка такая „столичная“ карьера дочери повергнет в ужас ее родителей. Но что, если Ксюша нашла свое счастье? - подумала Лина. - Хотелось бы, чтобы было именно так. Пусть хоть кому-то повезет в этой жизни…» Даже чувствуя себя глубоко несчастной, она никому не желала зла.
        Плеснув в первую попавшуюся чашку старой заварки, Лина налила туда кипятку и уставилась в коричневатое круглое озерцо, словно надеялась разглядеть в его глубине свою судьбу. Чаинки на дне сбились в кучку и напоминали жирную точку, которая как нельзя лучше соответствовала ее подавленному состоянию. Точка она и есть точка, не прибавить, не убавить и не найти иного толкования. Одним словом, конец…
        Когда зазвонил мобильный, Лина, исключительно из чувства долга, потащилась в свою комнату, где из недр сумки доносилась жизнерадостная самба.
        - Алло, - равнодушно произнесла она в трубку. Кто бы ни звонил, ей до него не было сейчас никакого дела.
        - Линочка, здравствуй. Твой милый голосок ни с каким другим не спутаешь.
        Она промолчала, не сразу сообразив, кто столь откровенно заигрывает с ней. Даже когда дошло, что это сам Таран-Бороновский, в ее душе ничто не шевельнулось.
        - Здравствуйте, Эмиль Григорьевич, - безразличным тоном ответила Лина.
        - Дорогуша, что за официоз? - игриво рассмеялся сценарист. - Мы же пили на брудершафт!
        Он рассчитывал совсем на другой прием. Где восторженные ахи, где прерывающийся от волнения голос? Ведь не сантехник из ДЭЗа звонит! Но обижаться или недоумевать не было времени. Сегодня, максимум завтра он должен был получить принципиальное согласие этой провинциальной как бы романистки «поделиться» с ним своими творческими замыслами. А она отвечает ему таким тоном, будто мнит себя по меньшей мере Франсуазой Саган или Барбарой Картленд, тогда как вчера с открытым ртом ловила каждое его слово. Что-то произошло, и всего за один-единственный день.

«Нет, Эмиль, нельзя терять эту девицу из виду ни на минуту, - сказал себе популярный кинодраматург. - Хорошо известно: то никому не нужно, то вдруг нужно, и непременно всем. И в этом случае надо опередить возможных конкурентов».
        - Простите… Эмиль, - раздалось в трубке. - Я как-то не ожидала, что вы так скоро позвоните мне.
        Если в ресторане Дома кино и после, в такси, она запросто обращалась к пожилому сценаристу на «ты» и по имени, то теперь делала это лишь наполовину, да и то преодолевая внутреннее сопротивление. На трезвую голову дистанция как возрастная, так и в общественном положении казалась ей непреодолимой. И в то же время хотелось послать именитого Таран-Бороновского куда подальше, настолько не ко времени и не к месту был его звонок.
        Однако Лина заставила себя посмотреть на ситуацию с другой стороны. Как теперь сложится ее жизнь, неизвестно, а пока ничего, кроме любимого занятия, у нее не осталось. Так, может, этот мужчина послан ей свыше, чтобы она получила возможность заменить сердечные страдания муками творчества?
        - Но мы же вчера так ни до чего и не договорились, - направил разговор в нужное ему русло Эмиль Григорьевич.
        Лина недоуменно нахмурилась, но при этом вполне допускала, что могла чего-то забыть из их вчерашней беседы. Столько всего разного ей довелось пережить за прошлый вечер, всего и не упомнить.
        - Правда?.. - протянула Лина, давая собеседнику возможность пояснить, что он имеет в виду.
        - Правда, правда, - заверил ее Эмиль Григорьевич. - Ты говорила, что не станешь возражать против нашего сотрудничества.
        - А-а, вы об этом, - ответила девушка и подумала: «Да какой же дурак откажется от подобного предложения?» - Я с радостью. Только скажите, что нужно делать.

«Ну надо же уродиться такой дурочкой, - мысленно вздохнул Эмиль Григорьевич и даже ощутил укол совести: так легко оказалось обвести бедняжку вокруг пальца. - Но ничего, я ее не обижу, когда буду рассчитываться».
        - Видишь ли, Линочка, дорогуша, это не телефонный разговор, - ответил он. - Надо бы встретиться.
        Снова выходить из дому, куда-то ехать безумно не хотелось. Но она заставила себя сказать:
        - Хорошо. Я так понимаю, это ведь и в моих интересах тоже.
        - Совершенно верно, - обрадованно произнес Эмиль Григорьевич.
        Что все сложится настолько удачно, он не смел даже надеяться. Думал, придется хитрить, разводить турусы на колесах, а тут даже напрягаться не пришлось. Лишь бы удача и дальше не оставила его. А то, что у девицы безжизненный голос, так это не должно его волновать. Мало ли что могло произойти с неискушенной провинциалкой в столице, в конце концов могла и просто неважно себя чувствовать. Одним словом, не его это забота. У него четверговая «сидючка» на носу - вот о чем следует думать постоянно.
        - Как ты отнесешься к тому, если я попрошу тебя приехать ко мне…
        - Что? - потрясенно воскликнула Лина, не дослушав Эмиля Григорьевича.
        Он снисходительно рассмеялся:
        - Ко мне, но не домой. В мой, так сказать, офис…
        Сценарист не стал объяснять, что офисом называет однокомнатную квартиру, смежную с той, в которой проживает с семьей. Когда появилась возможность, он приобрел их в престижном жилом комплексе на берегу Москвы-реки.
        Эмиль Григорьевич строго разграничивал тех, кто был вхож в обе квартиры, и тех, кто знал о существовании лишь одной из них. Учитывалось все - и личные качества, и положение в обществе, и нужность этого человека для жизни и творческого процесса.
        Так, например, Аллу Творожок он пару раз допускал в жилые апартаменты, исключительно для того, чтобы еще больше психологически привязать к себе неудавшуюся сценаристку, показать, как высоко он ценит ее помощь. Да и Софочка никогда бы не заподозрила в Алле соперницу. Не то что в Лине Кузнецовой. Было в ней что-то притягательное, волнующее, делающее девушку непохожей на известных ему особ противоположного пола.
        Той тоже, в свою очередь, совсем не обязательно было знать и о его супруге, с которой в относительном мире и согласии они прожили почти три десятка лет, и о великовозрастной дочурке Ульяне, учащейся на кинозвезду, и о сыне-оболтусе Грине, названном в честь деда, некогда сказавшего своему обожаемому Эмильчику: «Помяни мое слово, ты прославишь наш род Тарановичей из Боронянска, мой мальчик…»
        - А я уж было подумала… - Лина смутилась и не договорила, о чем она подумала, хотя, по сути, направление ее мыслей было верным.
        - Тогда, дорогуша, записывай, как до меня добраться, - произнес Эмиль Григорьевич, незаметно для себя переходя на деловой тон. - Сам я за тобой сейчас заехать никак не смогу…

        Дом был высоченный и соединялся с такими же высоченными собратьями в единое целое двух- и трехэтажными строениями, распластанными на земле. Территорию жилого комплекса окружала кованая фигурная ограда, а при въезде располагалась кирпичная будка охранника, весьма напоминающая небольшую сторожевую башню. Туда-сюда мимо нее проезжали иностранные, чисто вымытые машины.
        Лина не без волнения вошла в вестибюль, посреди которого в мраморном ограждении торчали живые растения. Ей все время казалось, что сейчас раздастся грозный окрик:
«Эй, куда это вы направились, девушка?» Но ничего подобного не произошло, и она благополучно добралась до лифта.
        С большим зеркалом на одной из стен, он стал бесшумно подниматься. И тут Лина обмерла от страха: оказывается, прозрачная с трех сторон шахта лифта крепилась к наружной стене дома. И чтобы не видеть все увеличивающегося расстояния, которое отделяло ее от земли, девушка повернулась спиной к открывающейся из кабины городской панорамы и закрыла глаза. Лишь когда с легким треньканьем лифт остановился, Лина облегченно перевела дыхание…
        Эмиль Григорьевич стоял на пороге своего офиса и, увидев выходящую из лифта девушку, с ослепительной улыбкой двинулся ей навстречу.
        - Рад приветствовать тебя в моих, так сказать, пенатах, - сказал он и приложился к ручке гостьи.
        Его офис был невелик и обставлен по-деловому. Письменный стол, вращающееся кожаное кресло с высокой спинкой, поставленное на фоне огромного окна, с одной стороны, два кресла на четырех ножках напротив. Стеллаж, уставленный кассетами, дисками, книгами, и не счесть всякой техники: компьютер, ноутбук - оба включенные, - принтер, сканер, большой телевизор, кофеварка, три телефона - сотовые и стационарный, - стереосистема.
        Только двухместный уютный диванчик, поставленный в нишу, образованную полками, несколько диссонировал по стилю с прочей обстановкой комнаты. И повсюду фотографии, фотографии, фотографии - в рамках и без, с надписями и без оных. А на них сияющий Таран-Бороновский в окружении знаменитостей самого разного толка - от политических деятелей до полуодетых звездочек эстрады.
        Эмиль Григорьевич помог Лине раздеться и подвел к письменному столу.
        - Располагайся, - указал он на кресла.
        Девушка расслабилась, а то легкомысленный диванчик заставил ее напрячься и заподозрить хозяина офиса невесть в чем. Нет, им действительно предстоял деловой разговор.
        Сценарист, галантно извинившись, что вынужден сесть напротив нее, а не рядом, занял вращающееся кресло. На фоне окна он смотрелся довольно внушительно. Однако, когда Эмиль Григорьевич нашарил среди бумаг на столе трубку, набил ее, раскурил и повернулся к девушке в профиль, чуть откинув голову назад, она едва не прыснула.
        Если в этой позе и с трубкой Василий Ливанов, играющий Шерлока Холмса в известном сериале о знаменитом английском сыщике, смотрелся на редкость эффектно, то Таран-Бороновский выглядел представительно лишь в собственных глазах. «Ему эта трубка идет как корове седло», - невольно подумала Лина и мгновенно устыдилась своих непочтительных мыслей.
        Эмиль Григорьевич счел ее смущение результатом произведенного неизгладимого впечатления. Пыхнув пару раз трубкой, он дотянулся до лежащей на столе руки девушки и похлопал по ней:
        - Ну-ну, не стесняйся, чувствуй себя как дома.
        Лина кивнула, не поднимая глаз. Однако нельзя сказать, что ей сразу удалось расслабиться и избавиться от снедающих душу обиды и разочарования. На душе скребли кошки, общество энергичного, напористого Эмиля Григорьевича будоражило. Но постепенно он заразил ее своим энтузиазмом и отвлек от печальных мыслей.
        Он как бы раскручивал высказанные ею накануне соображения о сюжете будущей книги. Доводил отдельные эпизоды до логического завершения. Точнее, исподволь заставлял это делать саму Лину, изображая искреннюю заинтересованность, задавая наводящие вопросы, продолжая начатые ею фразы, схватывая на лету еще не до конца оформившиеся идеи. И делая какие-то пометки на разбросанных по столу листах бумаги.
        Ей уже казалось, что, не будь Эмиля Григорьевича, она ни за что не додумалась бы до всего сама. Если же слишком неправдоподобные сюжетные повороты или сверхскоростное развитие событий смущали ее и Лина набиралась смелости сказать об этом, ее собеседник иронично усмехался и с чувством превосходства ссылался на неведомые ей законы жанра.
        - Главное, чтобы зрителям нравилось. Остальное - ерунда, - заметил он по ходу беседы.
        Его «ага-ага», произносимые с нажимом и придыханием, действовали на девушку как удары хлыста на цирковую лошадь, мчащуюся по арене. Подстегивали, заставляли напрягать воображение, порождали желание показать себя во всей красе.
        В самом начале их разговора сценарист включил кофеварку и беспрестанно подливал себе и Лине кофе в большие керамические кружки. Вместо любимых семечек, что снимали часть напряжения и настраивали девушку на творческий лад, здесь в плетеной корзинке лежали крохотные сушки с маком, которые Эмиль Григорьевич разламывал пальцами на кусочки и аппетитно хрумкал ими…

        - Мне бы вашу фантазию и ваш опыт, - наконец благоговейным шепотом произнесла Лина, искренне потрясенная сценаристом. За окном к этому времени стемнело, и на территории жилого комплекса зажглись фонари.
        Эмиль Григорьевич, казалось, ее не слышал, погруженный в размышления. На его лице застыла торжествующая улыбка победителя: он, Таран-Бороновский, опять будет на коне… Нет, не опять, а как всегда!
        - Что ты сказала, Линочка? - спросил он, отвлекаясь от своих дум.
        - Что вы просто гений!
        - Есть немножко, - нарочито скромно, как бы обращая ответ в шутку, произнес сценарист и на полном серьезе подумал, что эту мысль следует культивировать в симпатичной головке Лины Кузнецовой из города Орла.
        Теперь предстояло перейти к еще одному вопросу их творческого сотрудничества. Каждый труд, как известно, должен быть оплачен. И Эмиль Григорьевич по мере своих сил старался следовать этому положению.
        - Итак, Линочка, из того, что мы тут с тобой насочиняли, вполне может выйти недурственный сценарий…
        Он умолк, ожидая реакции девушки. От ее ответа зависело, в каком ключе следует повести разговор на столь щекотливую тему.
        - Ну что вы! - воскликнула Лина, весьма порадовав Эмиля Григорьевича. - Это все вы! Мне бы и десятой доли не придумать того, что вы с ходу наговорили. И потом, я ничего не смыслю в законах жанра, сами же видите.
        - Вижу, вижу, - покивал сценарист и усмехнулся: - Я много чего вижу. Тогда поступим так: я поработаю над нашими черновыми заметками, - он указал на исписанные листки на столе, - и доведу их, так сказать, до ума. Будем надеяться, на телевидении к сценарию отнесутся благосклонно. Глядишь, в скором времени даже сериал по нему снимут…
        - Правда?
        Сценарист пожал плечами: мол, чем черт не шутит.
        - Только вот сценарий я смогу представить от своего имени. Тебя ведь никто на телевидении не знает, да и…
        - Я все понимаю, - перебила его Лина. - И ни на что не претендую. Более того, вы даже не представляете, как я вам благодарна. Я ведь впервые видела, как работает настоящий писатель, а это неоценимая вещь…
        - Ну, хватит, достаточно, - остановил ее Эмиль Григорьевич, более чем довольный словами Лины. - В тебе тоже есть определенный творческий потенциал. Только его надо развивать. А я люблю, так сказать, помогать молодым талантам. Не будешь возражать, если мы еще пообщаемся?
        - Конечно, не буду, - ответила Лина.
        Извинившись, Эмиль Григорьевич куда-то вышел. Куда, девушка так и не поняла. Но вернулся он с горкой бутербродов на тарелке и с упаковкой эклеров.
        - А сейчас самое время перекусить. Прости, я по-холостяцки, - произнес Эмиль Григорьевич и игриво подмигнул Лине.
        К ней сразу же вернулось тревожное ощущение, которое она испытала, едва увидев диванчик. Но Лина снова устыдилась своих порочных, право слово, мыслей. Такой достойный человек, с ней возится, как… как отец родной, а ей всякая чушь в голову лезет. Нельзя всех мужчин одним аршином мерить.

        Доехав до дому на вызванном и заранее оплаченном Эмилем Григорьевичем такси, отчего Лина и вовсе почувствовала себя в неоплатном долгу перед сценаристом, она переступила порог квартиры. Было довольно поздно. От избытка переживаний и впечатлений в голове гудело. К тому же она неожиданно ощутила себя вымотанной до предела.
        Из последних сил раздевшись и умывшись, Лина забралась в постель и мгновенно уснула - словно провалилась в черную бездну. Проснулась она по звонку будильника, и тут же радостно забилось ее сердце: сегодня она опять встретится с Артемом!
        Зная, что одна в квартире, Лина в ночной рубашке босиком прошлепала в ванную и, только увидев в зеркале свое отражение с остатками плохо смытой косметики и затаенной тоской во взоре, убито замерла. Не встретится она сегодня с Артемом, вообще никогда больше не встретится. Между ними все кончено. Сразу же расхотелось приводить себя в порядок, краситься, становиться неотразимой. Не для кого…
        Сполоснув лицо холодной водой, Лина поплелась в кухню. Машинально приготовила себе завтрак и съела, не ощущая ни аппетита, ни вкуса еды. Затем, после того как посуда была вымыта, пол подметен, а плита после кулинарных - совершенно ей противопоказанных - экспериментов Ксюши отдраена до блеска, встал вопрос: что делать дальше? То есть как жить теперь, когда сама жизнь вроде бы потеряла смысл.
        И Лина прибегла к способу, который уже не раз выручал ее в критических ситуациях. Правда, все предыдущие ситуации по своей катастрофичности не шли ни в какое сравнение с той, в которой девушка оказалась сейчас. Она представила себя героиней еще не написанного романа. И с этой героиней жестоко обошелся любимый человек, возможно сам того не понимая…
        - Нет, - замотала она головой, - ничего не получится.
        В романе на жизненном пути девушки, как рояль в кустах, оказывался молодой человек, который и предназначался ей свыше. А тот, предыдущий, нужен был лишь для того, чтобы подчеркнуть неоспоримые достоинства нынешнего, может и не видные с первого взгляда. А что она получает взамен Артема? Эмиля Григорьевича?..
        Нет, он, конечно, превосходен, но только в своем амплуа ниспосланного Богом наставника. Правда, его появление в судьбе Лины тоже было неожиданным, как и пресловутого музыкального инструмента в зеленых кущах, однако, как указывалось выше, предназначение сценариста было иным.
        - Вот бы Эмиль удивился, - криво усмехнулась Лина, - если бы узнал, что я примериваю его на роль возможного возлюбленного. И не только удивился, наверняка еще и возмутился бы. Чего доброго, и за дверь выставил бы. Пусть он и холостяк, но вряд ли привык волочиться за первой попавшейся юбкой…
        Она в весьма уничижительной форме продолжала думать о себе, провинциальной дурочке, чтобы хоть как-то выплеснуть переполняющие ее разочарование и горькую обиду. Даже мысленно произнести имя Артема она не решалась, не то что обвинять его в недостойном с ней обращении. Кто ж виноват в том, что провинциалка забыла о правилах игры. Ему ведь даже невдомек было, насколько серьезно она воспринимает знаки его внимания, видит в них то, что хочет видеть, а не то, что есть на самом деле. В отличие от своих предшественниц…
        Артем, слов нет, скоро и думать о ней позабудет. А вот когда ей удастся это сделать, никому не известно. Но когда-то ведь это произойдет, значит, и надо жить в ожидании этого момента. Пока же следует радоваться тому, что судьба свела ее с Таран-Бороновским. Никто, кроме Эмиля Григорьевича, не сможет посвятить ее в секреты мастерства, вот и нужно во всем следовать указаниям, ловить каждое слово этого бескорыстного, отзывчивого человека…


        Глава 12
        Время на работе прошло для Артема вполне сносно, занятое делами и общением с коллегами. Однако подспудно, мыслями, он был дома - прикидывал, насколько нетерпеливо его ждут, готовят ли ужин, настраиваются ли на всепрощенческий лад или намерены потрепать ему нервы. Его устраивал любой из последних двух вариантов. Он справится, с честью выйдет из ситуации, и мир и покой опять воцарятся в доме…

        В квартире не горело ни одно из окон, выходящих на главный фасад. «Неужели Лина решила обидеться всерьез и надолго?» - недовольно подумал Артем, с задранной головой на минуту застывая перед подъездом. Это не входило в его планы на ближайшее будущее. Однако надежда, что все как-то устроится в лучшем виде, не оставляла молодого человека до того момента, пока он не переступил порог прихожей.
        Его встречала одна Мурка, да и то сидела она, демонстративно повернувшись к входной двери задом.
        - Это еще что за новости? - поинтересовался он.
        Но кошка даже ухом не повела, услышав голос хозяина. А когда Артем нагнулся, чтобы погладить ее, вывернулась из-под руки и, задрав хвост, направилась в гостиную, по-прежнему не удостаивая его взглядом.
        - Не много ли ты о себе возомнила? - бросил вслед Мурке хозяин, обескураженный таким приемом. Уж очень осознанным и не допускающим двоякого толкования выглядело поведение кошки. Ему давали понять, что им крайне недовольны.
        Дальше дело пошло еще хуже. В кухне его не ждал ужин. Конечно, когда хвалился, что может приготовить себе яичницу, Артем не кривил душой. Он способен был и на гораздо большее: сделать салат, отварить картошку, поджарить готовый бифштекс. Проблема заключалась в другом: хотелось ли ему этим заниматься, да еще придя с работы? Нет, нет и еще раз нет. К тому же неизвестно было, что из съестных припасов имеется в холодильнике.
        Артем распахнул дверцу и тупо уставился на содержимое белого продолговатого ящика, из которого тянуло холодом. Баночки, коробочки, судочки. В морозильнике - порционные куски рыбы, целая курица и много всякой всячины. Все ледяное, подернутой изморозью. Брр!
        Мурка неслышно возникла рядом и устремила взгляд на маленькие круглые баночки золотистого цвета, рядком стоящие на дверце.
        - Понял, - сказал ей Артем и наугад достал одну из них.
        Когда он выкладывал содержимое баночки в блестящую металлическую плошку, то подивился, насколько аппетитно выглядит и пахнет кошачья еда.
        - Может, и мне обойтись сегодня консервами? А что, это идея, - обрадовался Артем.
        Но даже банальный лосось в собственном соку, обнаруженный в недрах холодильника, настоятельно требовал горячей картошечки. Если, конечно, не варить из него суп.
        Тяжело вздохнув, Артем открыл банку, выложил на тарелку розовые кусочки рыбы, прибавил к ним несколько маринованных огурчиков и сунул в тостер пару ломтей черного хлеба. Затем долго выбирал между банкой пива и чаем из пакетика. Неожиданно для себя остановился на чае, как при Лине.
        Поел он без удовольствия. Во-первых, избалованный фрекен Бок, а затем и Линой, Артем привык к другой еде, которую принято называть уютным словом «домашняя». Во-вторых, ему было тоскливо ужинать в одиночестве. Никто не спрашивал, как прошел день, не интересовался, вкусно ли приготовлено, не смотрел ласково и нежно…
        Он прослонялся по комнатам, не находя себе места, до половины двенадцатого, потом отправился в ванную. Лег в постель - и почувствовал себя как путник посреди бескрайней пустыни: один на многие тысячи километров вокруг.

«А если Лина вообще не вернется?» Артем впервые позволил этой мысли возникнуть в сознании. Он не мог пока еще уразуметь, во что это выльется, но ощутил странное чувство, будто лишился какой-то важной составляющей своего существования. «Как же я раньше-то жил?» - удивился он.
        С этой мыслью Артем и уснул. С нею же и проснулся. «Все дело в неопределенности, - осенило его, когда он брился в ванной. - Если Лина ушла окончательно, что ж, о ней следует забыть и искать новую домработницу или взывать о помощи к Фриде Яковлевне. Если же нет, найти в себе силы примириться с временными неудобствами и терпеливо ждать, когда рай снова воцарится в моей отдельно взятой квартире».

        - Слушай, как бы ты поступил, если бы тебя бросила Светка? - без предисловий спросил Артем Леху, предварительно предложив ему уединиться на лестничной площадке. Измученный неотвязной мыслью «Что делать?», он решил поступиться гордостью и обратиться за советом к другу.
        Похоже, возможность такой жизненной коллизии никогда не приходила тому в голову, и Леха надолго задумался.
        - Ну, во-первых, надеюсь, мне это не угрожает. А во-вторых, с чего это ты надумал спрашивать такое? - наконец произнес он и вопросительно уставился на собеседника.
        - Это не ответ, - заметил Артем.
        - Согласен, - медленно кивнул приятель. - Но я в полной растерянности. Одно могу сказать: постараюсь не допустить ничего подобного…
        - Хорошо, - сдался Артем. - Тогда представь, что от меня ушла любимая девушка.
        - Ну, представил…
        - И что я буду делать?
        Леха хмыкнул от неожиданности, удивленный таким поворотом разговора:
        - На другой день найдешь себе новую любимую девушку, что ж еще! Хотя нет, скажи, она ушла утром или вечером?
        - Какая разница?
        - Большая. Если твоя девушка ушла утром, замену ты ей отыщешь уже к вечеру. А если вечером, то…
        Артем даже сжал кулаки, настолько сильным было желание прибить ёрничающего друга.
        - Я же серьезно!
        - Прости, - произнес Леха, на всякий случай попятившись и предупредительно выставив вперед руку. - У тебя же никогда проблем с любимыми девушками не возникало.
        Артем вздохнул и признался:
        - Если честно, я и сейчас не знаю, проблема ли это. Да и любимая ли она. Просто я впервые понятия не имею, что делать.
        - Действительно проблема, - проникаясь сочувствием к другу, произнес Леха. - А я все смотрю, ты последние два дня какой-то не такой. Словно мыслями витаешь далеко…
        - То-то и оно, - снова вздохнул Артем. - И это сильно осложняет мне жизнь. А посоветоваться не с кем, кроме как с тобой, естественно.
        - Давай излагай. Я весь в твоем распоряжении.

«И ведь ни словом не обмолвился о том случае, когда я поднял его на смех из-за Светкиного опоздания», - подумал Артем, ощутив себя последней свиньей оттого, что плохо подумал о нем.
        - Я всегда знал, ты настоящий друг! - с патетическим надрывом воскликнул он.
        - Ну-ну, не переживай так. Что-нибудь обязательно придумаем, - пообещал Леха и похлопал его по плечу.
        Они решили вечером отправиться к Артему домой и на месте обсудить план действий, вплоть до разыскных мероприятий, если в таковых возникнет необходимость…


* * *
        Обосновались они в кабинете, там, где разыгрались события, всколыхнувшие ровное, безмятежное существование Артема, а пиццу с пивом пока оставили на кухне.
        Неожиданно выяснилось, что ему нелегко в подробностях рассказывать историю своих взаимоотношений с Линой. Наверное, потому, что, упоминая при случае предыдущих своих подружек, Артем выбирал лишь наиболее забавные или выигрышные эпизоды, где неизменно выглядел этаким бонвиваном, не склонным обременять себя надоевшими связями и легко уходящим от житейских проблем.
        Сейчас же, понимая, что от его чистосердечности зависит многое, молодой человек был вынужден поведать о своем романе с Линой, ничего не скрывая. В рамках приличия, разумеется. И Артему очень не понравилось то, каким он предстал в собственных глазах. Недалекий, самовлюбленный тип, твердо уверенный, что переспать с ним - наивысшее счастье для любой девушки, и больше ей ничего не надобно…
        - Вот, посмотри, что Лина оставила, - закончил свое повествование Артем и протянул Лехе книжечку в бумажной обложке.
        Тот, прежде чем прочесть надпись на титульном листе, повертел книгу в руках, затем спросил:
        - А почерк точно ее?
        Артем кивнул:
        - Ее. Я сравнивал с теми записками, что мы обменивались…
        - Ого!
        - Не «ого». Это всякие хозяйственные записки - что она купила, к какому часу приготовит ужин и прочее в том же духе. У нас так еще с фрекен Бок было заведено.
        Леха прочитал надпись и задумался. Друг ждал его вердикта с душевным трепетом.
        - Вот что я тебе могу сказать, - наконец произнес он. - По-моему, девушка чем-то была очень обижена и настроена больше с тобой не встречаться.
        Артем и сам предполагал такой исход их отношений, но, услышав мнение друга, расстроился. Будто его собственные мысли, высказанные другим человеком, вдруг обрели силу окончательного приговора, который обжалованию не подлежит.
        - Понимаешь, - Артем снова поднялся и достал из ящика письменного стола фотографию Маришечки, - я уверен, что уход Лины как-то связан с надписью на этом снимке.
        Теперь Лехе предстояло прочесть прочувственное послание предыдущей пассии друга.
        - Черт, красиво излагает. Мне вот так никто не…
        - Не о том говоришь! - перебил друга Артем, забирая у Лехи снимок томной брюнетки. - Лина это прочитала, и о чем она могла подумать?
        - Только о том, что ты не жил монахом-отшельником до тридцати двух лет в ожидании домработницы из Курска…
        - Из Орла.
        - Что?
        - Лина родом из Орла.
        Приятель пожал плечами:
        - Из Орла так из Орла, не суть как важно, - и продолжил: - Но если она не бестолочь первостатейная, то не должна из-за подобной надписи фортели выкидывать. Подуется, подуется и вернется, помяни мое слово. В крайнем случае позвонит и скажет, что забыла у тебя какую-то мелочь, и заедет взять. В твоем присутствии, естественно. А что делать дальше, не мне тебя учить. Тут ты любому сто очков вперед дашь.
        Леха облегченно перевел дыхание, решив, что вопрос исчерпан и можно приступать к пицце с пивом, которые уже неотрывно маячили перед его мысленным взором, вызывая голодные спазмы в желудке. Однако Артему словно было не до еды, так он вдруг разволновался.
        - Да умерла она! - возопил он.
        - Кто? - не понял Леха.
        - Маришечка!
        У приятеля глаза чуть не вылезли из орбит от такой новости.
        - Как умерла? Когда? - выдохнул он.
        - Давным-давно! - Артем вскочил с дивана и, схватившись за голову, запричитал: - Дурак! Осел! Болван!
        - Ну надо же, такая молоденькая. Жила бы себе и жила, - качая головой, вторил ему Леха на полтона ниже. - Ан нет, вот ведь как судьба-злодейка распорядилась…
        Артем вдруг повернулся лицом к другу:
        - Ты чего так убиваешься-то?
        - Так ведь жалко девушку, - пояснил Леха, тяжело вздыхая.
        - Какую?
        - Маришечку, кого же еще?
        - А что с ней случилось?
        - Умерла!
        У Артема ноги так и подкосились. Он нащупал позади себя кресло и рухнул в него.
        - Когда?
        Леха воззрился на него, как на полоумного.
        - Давным-давно, сам же сказал…
        Не сразу, но картина для Артема прояснилась.
        - Это я Лине такое про Маришечку наплел, - пояснил он. - Еще и сестрой своей двоюродной назвал.
        - Зачем? - задал приятель вполне резонный вопрос.
        - А чтобы нервы себе, идиоту, пощекотать. - Артем вздохнул. - С одной на диванчике расположился, а другие вроде как на все это взирают и завидуют.
        - Вот и доигрался, - ответил Леха. - Правильно ты себя дураком и болваном обозвал. В твоем возрасте пора уже о семье, о детях думать, а не воспоминания о красотках коллекционировать. Уж лучше я моих солдатиков…
        - Хватит! - раздраженно прервал его Артем. - Не тебе мне нотации читать. Ты вон на каждом углу кричишь, что жить без своей Светки не можешь, что никто другой тебе не нужен, а предложение ей делать что-то не спешишь. Да и детками тоже обзаводиться, как я вижу, не торопишься. А Светка твоя по детям с ума сходит!
        Леха мгновенно вскочил и выпятил грудь колесом.
        - Да откуда тебе известно! Может… может, в эти выходные я ей предложу выйти за меня замуж!
        - Да неужто? - Артем тоже поднялся, и молодые люди теперь стояли друг против друга, сжав кулаки и испепеляя друг друга сверкающими взглядами.
        - Ага, - ответил Леха и высокомерно добавил: - Только тебя шафером, как собирался, не приглашу.
        - Больно надо!..
        Напряженное противостояние длилось минут пять. Потом оба, исчерпав боевой настрой, продолжали стоять набычившись только потому, что не знали, как вести себя дальше.
        - Если не соврал насчет женитьбы… что ж, прими мои поздравления, - наконец произнес Артем, дернув плечом, и отступил к дивану.
        - А с чего бы мне врать, - ответил Леха, не слишком, впрочем, уверенно.
        Но оба вдруг поняли, что произнесенные в запальчивости слова о женитьбе были теми самыми воробьями, которые, если вылетят, то их уже не поймаешь.
        - Ты же знаешь, я Светке ничего не скажу, - пробормотал Артем, давая понять приятелю, что тот может положиться на него.
        Но Леха гордо отверг помощь.
        - Конечно, не скажешь. Попросить Светкиной руки я и сам смогу, - ответил он. - Ну, может, не в эти выходные, конечно… - Леха перехватил ухмылку другу и добавил: - Вдруг кольца подходящего не найду!
        Нет, не для этого приглашал Артем приятеля к себе домой. Не его проблемы решать собирался, а свои. Получилось же совсем наоборот.
        - Пошли в кухню, - махнул он рукой. - Есть что-то хочется.
        - Не то слово, - пробормотал себе под нос Леха, радостно потирая руки.
        Неизвестно почему, но он ощущал себя так, будто гора свалилась с плеч. Неужели причиной тому стали слова о женитьбе, нечаянно вырвавшиеся у него в пылу спора?


* * *
        Они так и не пришли ни к какому определенному выводу по поводу ухода Лины. Леха только высказал мнение, что надпись на Маришечкиной фотографии вкупе со словами самого Артема относительно того, кто изображен на снимке, весьма и весьма осложняют ситуацию. Вполне даже возможно, что девушка твердо решила порвать с Артемом отношения.
        Если так, то как поступить дальше, выбирать ему: или попытаться найти Лину и вернуть ее расположение, или забыть о ее существовании…
        Оставшись один, Артем попытался обратиться за помощью к Мурке. Но та вела себя как настоящая леди: верх благопристойности, крайняя сдержанность и ни намека на панибратство или желание поговорить по душам. С ним больше не дружили, его лишь терпели, предпочитая держать на расстоянии…
        - Наглая помоечная тварь. Заставляет меня в моем же доме чувствовать себя виноватым, - пробормотал Артем. - И ведь что бы понимала в человеческих отношениях…
        У него все валилось из рук. Он не видел вещей, находящихся у него перед носом. Безделушки на письменном столе вызывали снисходительную усмешку, как фотографии киноартистов, аккуратно сложенные в коробку из-под конфет, у замученной жизнью матери троих детей. А тут еще Мурка с ее укоризненным «дворовым фасадом».
        И ведь ни разу после ухода Лины не удостоила его взглядом…
        - Животное безмозглое! - крикнул он в спину Мурке, когда они ненароком встретились в прихожей и он посторонился, давая кошке пройти.
        Его проигнорировали, и Артему снова стало неудобно за свое недостойное поведение.

«Нет, так дальше продолжаться не может. Они обе доведут меня до психушки. Одна - своим отсутствием, другая - присутствием, - вздыхал Артем, лежа в постели. - Выход один: выждать. Время само подскажет решение. А то можно таких дров наломать, что не обрадуешься…»


        Глава 13
        Эмиль Григорьевич позвонил через два дня, в пятницу, ближе к двенадцати, как, впрочем, и обещал. Лина ждала его звонка, и прежде всему потому, что страх в одночасье лишиться общества еще и этого мужчины был просто невыносим. Тогда у нее мало чего стоящего осталось бы в этой жизни. После знакомства с Таран-Бороновским, после общения с маэстро накоротке в моменты его творческого озарения прекращение с ним отношений Лина восприняла бы как очередной жизненный крах.
        - Линочка, дорогуша, здравствуй, - произнес он в трубку.
        - Здравствуйте, Эмиль, - ответила девушка, и взгляд ее прояснился: хоть кому-то она нужна.
        - Спешу сообщить тебе приятную новость. - Сценарист мастерски выдержал паузу и продолжил: - Тот материал, ну, заявку на сценарий, что я представил на телевидение, одобрили…
        - Так ведь иначе и быть не могло! - оборвала его Лина. - Там с самого начала все так интересно закручено, что невольно хочется узнать, а что же дальше.

«Вот именно, а что же дальше, - мысленно обратился Эмиль Григорьевич к своей собеседнице. - Будем надеяться, что для тебя, девочка, это не секрет».
        - Тогда поработаем? - с комсомольским задором предложил он, подспудно имея в виду энтузиазм и бескорыстие молодых людей шестидесятых годов и их наивную веру в идеалы.
        Как только страхи, что Эмиль Григорьевич забудет о ее существовании, прошли, Лина неожиданно ощутила апатию и душевную пустоту. Вчера она весь день загнанной лисицей металась по квартире, и в голове сами собой возникали сюжеты психологически насыщенные, с драматическими поворотами судьбы, с ярко очерченными характерами героев, в которых она хотела выплеснуть обуревающие ее эмоции. Но ближе к полуночи Лина отвергла их все один за другим. Слишком много личного было в них. Но то, что, переработанные в сценарий, они заставили бы телезрительниц не отлипать от экрана, время от времени поднося скомканные платочки к покрасневшим глазам, понимала даже она.
        Однако выворачивать наизнанку свою жизнь и свою душу перед посторонними, будь их даже миллионы, Лина никогда не стала бы. Поэтому ответила на вопрос сценариста сдержанно:
        - Ваша уверенность в моих силах мне льстит, Эмиль. Но, по правде говоря, я сегодня чувствую себя непригодной к творчеству. Могу и разочаровать. - Последнюю фразу Лина произнесла еле слышно, потому что действительно так думала.
        - Пустяки! - воскликнул Эмиль Григорьевич. - Я знаю средство, как тебе помочь, и не одно. Уж поверь старому бумагомарателю.
        Естественно, в ответ он рассчитывал на уверения, что он, Таран-Бороновский, еще мужчина хоть куда, мол, нечего на себя напраслину возводить, но не дождался. Лина в его словах услышала лишь то, что ее хотят видеть, что в ней не разочаровались. Маленькое солнышко мгновенно взошло на ее горизонте, затмевая на время черные тучи, за которыми безвозвратно скрылись мечты о счастье и, что греха таить, надежды на красивое столичное существование. Правда, это было не главным. А вот образ молодого человека, которому очень нравилось относить ее из кабинета на руках в спальню, не желал никуда исчезать, хоть тресни!

«Ну ничего. Рано или поздно все забывается», - в сотый раз за последнее время сказала себе Лина и только тут поняла, что ничто на свете не заставит ее вернуться к Артему. Понять его она еще сможет, возможно даже простить, но не более того. Со своими жизненными устоями она точно оказалась не в том месте и не в то время. Значит, винить некого. Ну, разве что роковое стечение обстоятельств…

        На этот раз Лина уже гораздо увереннее чувствовала себя в стеклянном лифте. Даже рискнула окинуть взглядом открывающийся из кабины вид на город. И Эмиль Григорьевич уже не ждал ее на пороге, правда, распахнул дверь, едва девушка дотронулась до кнопки звонка.
        Дальше все потекло как и в предыдущий раз. Неимоверное количество кофе, крохотные сушечки, обмен мнениями, фразами, фрагментами диалогов. Эмиль Григорьевич привычно фиксировал то, что находил стоящим, на листках бумаги, покрывающих стол. Но появилось и новое: собеседник то и дело подсовывал Лине взятых неизвестно откуда героев, ставил их в рискованные ситуации и предлагал девушке, как он говорил,
«порезвиться на просторе». Иными словами, предложить свой вариант развития событий.

«Чем круче, тем предпочтительнее, - подмигивал он. - Реалии современной действительности не должны тебя заботить, оставь их мне. Ясно?»
        Лина старалась, как могла, увлеченная игрой. Во всяком случае, ей казалось, что именно такие задания дают студентам, когда готовят тех на сценаристов.
        - Умничка, - время от времени подбадривал ее Эмиль Григорьевич, довольно потирая руки.
        Ближе к вечеру опять перекусили бутербродами. «Странно, что у такого известного человека нет ни супруги, ни любимой женщины, ни на худой конец прислуги», - удивлялась Лина. На ее взгляд, нашлось бы множество желающих занять место подле Эмиля Григорьевича Таран-Бороновского. Такой обаятельный, любезный, воспитанный, да и очарование таланта не спишешь со счетов. Особенно если сама мечтаешь когда-либо стать ему подобной…

        Она не заметила, как очутилась на диванчике. Ее бедро касалось бедра известного сценариста, а его рука покоилась на ее плече, имея тенденцию к сползанию за вырез джемпера. Настольная лампа оказалась погашена. Кабинет, или, как предпочитал называть его хозяин, офис, освещали лишь крошечные лампы под потолком, создавая иллюзию звездного неба.
        - Вы что? - прошептала Лина, уставившись на него круглыми от недоумения глазами, и судорожно вцепилась в джемпер у шеи.
        - Ничего, - невинно ответил Эмиль Григорьевич и даже руки с плеча не убрал. - Уж и по-дружески приобнять нельзя. А ты о чем подумала?
        Он рассмеялся и налил в пузатые рюмки коньяку. Они не только сидели на диванчике, но перед ними еще стоял сервировочный столик на колесах, а на нем плоская бутылка, коробка конфет и хрустальное блюдечко с тонко нарезанным лимоном.
        - Предлагаю выпить за успех нашего предприятия! - торжественно произнес сценарист, протягивая девушке бокал.
        Так в фильмах скрепляют успешно провернутую сделку. Девушка не могла взять в толк, насколько уместно пришедшее ей на ум сравнение в данной ситуации. Хорошо хоть, наливая коньяк, Эмиль Григорьевич убрал руку с ее плеча.
        - Что вы называете предприятием? - спросила Лина, беря бокал.
        Она не знала, как себя вести, и тянула время. Кто ведает, каков устав в этом монастыре и не навредит ли она себе, если будет строить недотрогу? Очень может быть, что в той среде, которую принято называть театрально-кинематографической богемой, нравы не отличаются особой строгостью. Даже наверняка не отличаются.
        - Прости, неточно выразился. За наше сотрудничество, Линочка! - произнес Эмиль Григорьевич как ни в чем не бывало и со звоном дотронулся до ее бокала своим.
        Она кивнула и отпила коньяку.
        - Ну нет, так не пойдет, - рассмеялся сценарист, видя, что Лина собирается поставить на столик почти нетронутый бокал. - Надо до дна, иначе пожелание не сбудется.
        Он чуть ли не силой заставил ее снова поднести бокал к губам и проследил, чтобы девушка осушила его.
        - Вот так-то лучше!
        Коньяк, наверное, был хорош, только Лина мало что смыслила в крепких напитках. Не доводилось ей бывать в компаниях, где с видом знатоков рассуждают о марках и выдержке вин, удачных и неудачных годах для урожая винограда. Она не знала, чего ждать, и даже чуть поморщилась, когда напиток слегка обжег горло и скользнул вниз по пищеводу. Но вот ощущение тепла внутри ей понравилось и еще некая легкость в восприятии бытия, возникшая неведомо откуда.
        Лина откинулась на спинку диванчика и улыбнулась. То, что под затылком оказалась рука Эмиля Григорьевича, ее уже ничуть не смущало. Даже приятно было вот так, непосредственно ощущать человеческое тепло.
        Когда сценарист снова наполнил бокалы, она выпила не раздумывая. Да и налито было всего ничего, на два пальца самое большее.
        Эмиль Григорьевич уже смело прижимал девушку к себе. А она, полностью расслабившись, смеялась его шуткам, смеялась, рассказывая о своей жизни, смеялась просто так. Никогда еще Лине не было настолько весело, до слез весело…
        Но стоило одной-единственной слезинке навернуться на глаза, как она мгновенно почувствовала себя самой несчастной из несчастных. Безо всякой на то, казалось бы, причины.
        - Прости, Эмиль, - замотала Лина головой и всхлипнула. - Ты такой милый, а я вот настроение тебе собираюсь испортить своими рыданиями. Но у меня вдруг стало так тошно на душе, хоть волком вой!
        - Волком - не надо, - попросил Эмиль Григорьевич и сокрушенно вздохнул.
        Нет, не стоило начинать с коньяка. Развезло девушку с непривычки, что ж, бывает. А ведь как поначалу все хорошо складывалось. «Терпение, Эмиль, - сказал он себе. - Мы своего не упустим. Тем более такое удачное сочетание: светлая головка при хорошей фигурке. Только бы опять не забыла, что уже обращалась ко мне на „ты“».
        - А если на сердце тяжело, так это со всяким бывает. Вот успокоишься и после все мне расскажешь… - Лина открыла рот, явно собираясь прямо сейчас излить душу, но он настойчиво повторил: - После, после. Знаешь, мужчина и женщина очень даже могут быть настоящими друзьями, преданными, искренними… - завел сценарист песнь, которой было столько же лет, сколько и бабникам.
        Затем Эмиль Григорьевич по-быстрому привел Лину в относительную норму, помог ей одеться, загрузил в такси и вернулся домой. Не в офис, а в квартиру, где на камине натурального мрамора, но с искусственным пламенем стояли фотографии всех его чад и домочадцев.
        - Софочка, как вы там без меня, не очень скучаете? А я так истосковался до чертиков… - произнес он в трубку, когда его соединили с номером в дорогом сингапурском отеле. - Нет, прилететь никак не могу, даже на недельку. Что?.. Нет, со здоровьем все в порядке. Не волнуйся, дорогая. Просто продолжение сериала
«Между нами, девочками» запускаю… Господи, да что они без меня могут-то?..

        Лина пришла в себя, уже подъезжая к дому, и вспомнила все: и свой смех, и свои слезы, и желание исповедаться малознакомому мужчине… И то, как он тискал и прижимал ее к себе, подливал лишь ей, тогда как уровень коньяка в его бокале вроде бы и не уменьшался… И его руки, пухлые, короткопалые, с маленькими полукруглыми ноготками. Не руки взрослого мужчины, а какие-то моллюски с пятью бледными щупальцами, такие же цепкие и приставучие.
        И так это сравнение запало ей в сознание, что Лина не могла дождаться момента, когда окажется дома и встанет под тугие струи душа, чтобы смыть с себя прикосновения этих рук.
        В одно мгновение обходительный мужчина и популярный сценарист превратился для нее в склизкого пришельца из иного мира из-за одного только анатомического строения рук. Вот ведь какие номера способно откалывать порой воображение…

«А может, всему причиной то, что меня касались совсем другие руки и я прекрасно помню, как мне при этом было хорошо? - подумала Лина, когда уже стояла в ванной, вся с головы до ног в хлопьях пены. - И бедный Эмиль Григорьевич здесь ни при чем?
        Она продолжала стоять, и звук струящейся воды постепенно успокаивал девушку. Да, нелегкий выдался день, слов нет. И не надо было ей пить коньяк с Эмилем Григорьевичем. Пьяные слезы могли негативно сказаться на уважительном отношении, которое, сам же говорил, он к ней испытывает…
        Протерев ладонью запотевшее зеркало, чтобы видеть свое отражение, Лина сказала, как отрапортовала старшему по званию:
        - Впредь обещаю вести себя осмотрительно. А то наклюкалась, прослезилась - вспомнить стыдно! Не хватало еще настроить против себя Эмиля Григорьевича. Он один теперь может помочь мне в этой жизни. Раз на любви я вынуждена поставить крест, остается только карьера!..
        - Эй, с кем это ты разговариваешь, подруга? - раздался крик за дверью. - Не волнуйся, я одна!
        Это пришла Ксения. Значит, на часах уже как минимум одиннадцать вечера - раньше она дома никогда не появлялась.
        - Я сейчас! - отозвалась Лина и, замотав голову полотенцем, натянула на мокрое тело махровый халат.
        Приятельницу она обнаружила в кухне. С куском овсяного печенья в зубах, та рылась в старенькой «Юрюзани».
        - Есть будешь? - спросила Ксюша, не оборачиваясь.
        - Нет, - ответила Лина. - Я уже поужинала.
        - А я голодная как волк…

«Про волков что-то уже сегодня было, - мимоходом отметила Лина. - Только в какой связи, интересно бы вспомнить?»
        - Что же тебя Сява не покормил? - спросила она.
        - Мы поссорились, и я заявила, что умирать буду, а у него куска хлеба не возьму! - провозгласила гордая собой Акси.
        - А из-за чего поссорились?
        - Из-за отпуска.
        - Вы же в Грецию вроде бы собирались…
        - Собирались, - кивнула Ксюша, бросая в ковшик на плите пару сосисок. - Да только он туда на поезде пилить надумал… или на автобусе.
        - Почему? - удивилась Лина.
        - Сява на самолете летать боится. - Акси повернулась к подруге и подбоченилась. - Как тебе это, а? Он, видите ли, не понимает, почему такие громадные, тяжелые железяки не падают. Гаечный ключ, если его подбросить в воздух, падает, а самолет - нет. Подозрительно!
        - Трудный случай, - вздохнула Лина, присаживаясь к столу, где подруга уже намазывала масло на хлеб. - И как же теперь?
        - Да ничего трудного. Поедем на мотоцикле, и Толян со своей подружкой уже согласились, что клевый получится отпуск… Только Сяве пока об этом говорить не будем: пусть помучается, - сказала Акси, приступая к еде, и мстительно усмехнулась.
        Когда с сосисками было покончено и настал черед зеленого чая с жасмином, Ксюша вдруг хлопнула себя по лбу:
        - Ба, чуть не забыла! Тут тебя один чувак разыскивал. Весь из себя такой потрясный. В пальто и с шарфом поверх него!
        Ее удивление было понятно. Акси так привыкла к парням из компании Сявы и Толяна, одетым исключительно в кожаные куртки с заклепками и шнуровками, что пальто казалось ей чем-то вроде горностаевой мантии.
        У Лины же сразу зашлось сердце.
        - К-когда?
        - Да сегодня. Часов в семь. Меня обычно в это время по пятницам дома никогда не бывает, а тут вот понадобилось…
        - Да плевать мне, что тебе дома понадобилось! - закричала Лина. - Чего он хотел?
        Ничуть не обидевшись на грубость приятельницы, Акси посмотрела на нее в упор:
        - Ого! Ну и как далеко у вас все зашло?
        - Тебя не касается! - Она была сама не своя. Чего-чего, а появления здесь Артема Лина никак не ожидала. - Что он сказал?
        - Сначала вежливо поздоровался, - степенно начала Ксюша, решив, что нельзя позволять обходиться с собой без должного уважения. - Потом представился… Сказал, что его зовут… Постой, как же его зовут?.. А-а, вспомнила, Артем Николаевич Прохоров… или Прокофьев?..
        - Прости, что сорвалась, - повинилась Лина, поняв, что не выдержит, если Акси продолжит в том же духе.
        - Ладно, - смилостивилась подруга и скороговоркой доложила: - Он спросил, здесь ли живет Лина Кузнецова, адрес которой ему дали в кадровом агентстве.
        - И что ты ему ответила? - еле слышно прошептала девушка.
        - Что да, ты здесь жила, но несколько дней назад отбыла в неизвестном направлении.
        - Почему?
        Акси пожала плечами:
        - Я сказала, что не знаю почему. Ты мне, мол, не докладываешься.
        - Нет, почему ты сказала, что я отсюда съехала? - спросила Лина.
        - Не мое это дело - вмешиваться в отношения взрослых людей, - наставительным тоном заметила Акси. - Если у него нет номера твоего сотового, значит, ты не относишься к нему серьезно. Я права?
        Не получив ответа, Ксюша решила прояснить для себя ситуацию:
        - Ты знаешь этого парня? - Лина молча кивнула. - Тебе известно, где он живет? - Снова кивок. - Позвонить ему можешь? - Лина кивнула в третий раз. - Вот видишь, все в твоих руках. Как решишь, так и поступишь, а мое дело - сторона… Хотя, если ты готова меня выслушать: на мой взгляд, такими пацанами не бросаются. Даже если они носят пальто.
        - Тут ты попала в точку, - сокрушенно промолвила Лина. - Такими не бросаются, это уж точно. Зато они нами бросаются.
        - Что?
        - Прости, это касается только меня, - мотнула головой Лина. - Но ты, Ксюша, все сделала правильно. Я не хочу, чтобы он меня нашел. Имей это в виду, если опять с ним встретишься.
        Акси вздохнула:
        - Как скажешь. Только, может, не стоит рубить сплеча?
        - Я не рублю сплеча, - тихо ответила Лина. - Знаешь, бывает такое состояние, когда вроде как и решать ничего не приходится. Где-то внутри тебя само собой рождается твердое убеждение, что по-другому ты поступить не можешь. Нет у тебя выбора, хоть бейся головой о стену! - Ее глаза подозрительно блеснули. - Хотя от этого ничуть не легче.
        - Эх, подруга, - всхлипнула Акси и обняла ее за плечи, - не знаю, чем уж тебя обидел этот тип, но мне тебя до слез жалко.
        Лина резко отстранилась от нее:
        - А вот этого не нужно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не зареветь белугой. Если и ты еще начнешь меня жалеть, я точно изойду слезами, а что это изменит?
        Обе сокрушенно поникли головами на соседних табуретках, поразительно напоминая двух нахохлившихся воробьев, сидящих рядышком на голой ветке пасмурным осенним днем…


        Глава 14
        Прошло уже три недели с момента исчезновения Лины, а в жизни Артема ничто не изменилось. Он по-прежнему ждал, что еще чуть-чуть - и все вернется на круги своя. То есть, придя вечером с работы, он снова увидит встречающую его девушку. И так это бесплодное ожидание извело молодого человека, что он отважился на шаги, которые потрясли его самого: решил отыскать Лину и серьезно поговорить с ней.
        Умом он понимал, что ведет себя смешно, нелепо. Не сказочная принцесса эта Лина Кузнецова и не дочь нефтяного магната, что, по сути, равнозначно, чтобы так сильно убиваться по поводу ее ухода. Но ничего не мог с собой поделать. Артему вдруг стало настоятельно необходимо, чтобы по возвращении домой он видел чудесную, с ямочками на щеках, улыбку Лины. Тогда и Мурка наверняка перестала бы взирать на него, как на полного недоумка, упустившего свое счастье.
        Но в кадровом агентстве, предварительно узнав, что у него нет к девушке претензий, сообщили, что она больше с ними не сотрудничает и о нынешнем ее местонахождении им ничего не известно. Единственное, что Артему удалось, - это заполучить адрес съемной квартиры, по которому проживала Лина Кузнецова, когда устраивалась к нему на работу помощницей по хозяйству.
        Открывшая ему по указанному адресу дверь девица экстравагантного вида, даже если и знала что о Лине, сообщить ему почему-то не пожелала. Хотя и окинула благосклонным взглядом.
        Словом, в жизни Артема Прохорова наступила черная полоса. Исключительно черная, без какого-либо проблеска другого цвета. Абсолютно все перестало радовать молодого человека, а пыль, ровным слоем покрывавшая теперь все в его квартире, - раздражать. Но окончательно его доконало то, что, сам не заметив когда и как, он пальцем вывел на запыленной поверхности журнального столика «Лина + Артем =» и нарисовал красивое сердце, пронзенное стрелой с пушистым оперением.

        Верный Леха звал его то в гости, то посидеть в компании с друзьями в любимом кафе. Артем нехотя кивал, но в последний момент неизменно находил причину для отказа и проводил вечера и выходные в безразличном, тупом ничегонеделании. И в обществе Мурки, которая сменила гнев на милость, став вдруг тихой, ласковой, предельно деликатной и ненавязчивой.

«Что, собственно, происходит? - недоумевал Артем. - Ну не влюбился же я в Лину, на самом-то деле. Не в том я уже возрасте, чтобы верить во всякую романтическую дребедень. Со сколькими красотками был знаком, и не одну мне не захотелось видеть подле себя до скончания веков. Видимо, мозги у меня устроены по-другому, не так, как, например, у Лехи. Тогда почему я так скучаю без Лины?»
        Вступая с ней в интимные отношения, он не особенно задумывался о том, к чему это приведет. «Нам хорошо вдвоем здесь и сейчас, - рассуждал Артем. - Но сие совсем не означает, что будет так же хорошо месяц, два месяца или год спустя. Так зачем морочить себе голову размышлениями о близком или далеком будущем. Вот когда оно наступит, тогда и придет время напрягаться по этому поводу».
        Будущее наступило, совершенно непредвиденное будущее. И оказалось, что напрягайся или не напрягайся, а толку никакого. Не все в этой жизни, как выяснилось, зависело от него. Кое-чего Артем был не в силах изменить: например, перестать думать о Лине.
        Он призывал на помощь спасительное утверждение, что время всемогуще. Но стоило ему представить, что наступит момент и он перестанет даже вспоминать о Лине, как молодому человеку становилось невыносимо грустно. Словно он по собственной воле отказывался от чего-то очень ценного.
        Самое ужасное, что признаться в этом он не мог никому, даже верному, проверенному в критических ситуациях Лехе. Потерял голову от домработницы из Орла! Поднимут на смех, если узнают, особенно учитывая его репутацию удачливого дамского угодника.
        Артем злился на себя за состояние безысходности и тоски, что одолело им. Обзывал себя слабаком, хлюпиком, даже потенциальным подкаблучником. Но ничего не мог с собой поделать и злился еще сильнее…

        Лина понимала, что общение с Эмилем Григорьевичем спасает ее от бездны отчаяния, в которую она непременно ухнула бы, если бы была предоставлена самой себе.
        Родные далеко, а Ксюша была не настолько близкой подругой, чтобы изливать ей душу. Да и что Лина могла бы рассказать? Как влюбилась без памяти в парня, к которому нанялась в прислуги? История старая как мир: молодой барин соблазнил наивную горничную из деревни. Жалостливый сюжет для картины кого-нибудь из передвижников или для сентиментального романа начала позапрошлого века. Но только не для нашего времени.
        О, она прекрасно знала, чем, скорее всего, кончатся их отношения, только упрямо не желала задумываться об этом. Ей было хорошо, чудо как хорошо. Вот и пришел черед расплачиваться за чудо…
        Лина привычно расположилась за столом известного мастера пера и, неотступно думая о своем, одновременно рассуждала, как бы построила взаимоотношения двух молодых привлекательных особ, положивших глаз на одного и того же парня. На середине фразы, прерывая ее, зазвонил телефон.
        - Линочка, дорогуша, пожалуйста, запомни, как ты их столкнула нос к носу в парикмахерской, - попросил девушку Эмиль Григорьевич, беря трубку. - Алло, я вас слушаю, - обратился он уже не к ней.
        Она потянулась за сушечкой с маком, не особо вслушиваясь в разговор. Последний месяц ее вообще мало что интересовало, кроме хитросплетений судеб выдуманных людей. Лина даже полюбила всех персонажей за то, что их переживания можно было переписать заново, пожелай она этого. Как бы они ни страдали, как бы ни рвали на себе волосы от отчаяния и горя, она знала: это не по-настоящему, а потому, что она так решила, и вообще в конце их непременно ожидает безоблачное счастье. Нет, впрочем, не всех, а только тех, кто этого заслуживает.
        Но если бы перед ней поставили задачу осчастливить всех без исключения, Лина справилась бы и с этим. Помучила бы, помучила предостаточно - и осчастливила.
        Следующий звонок раздался, едва Эмиль Григорьевич положил трубку.
        - Алло. - Он помолчал, слушая ответ, и, прикрыв микрофон рукой, прошептал Лине: - Я на минуточку тебя оставлю. Ко мне тут обещала заскочить одна дама с телевидения, так ты угости ее кофе, если я задержусь.
        Девушка закивала, и Эмиль Григорьевич спешно покинул кабинет. Куда он направился, Лина понятия не имела. Она только разобрала имя Софочка, произнесенное с придыханием…
        Дама с телевидения не заскочила, а влетела птицей, благо входная дверь оказалась не заперта. Было ей около сорока, но она выглядела намного моложе. Стройная фигура, ноги такой формы, что можно носить юбку выше колен. Густые, светлые, с рыжинкой, волосы небрежно падают на плечи. Короткий меховой жакет и сапоги на высоких шпильках, нисколько не мешающие ей при ходьбе, словно это домашние тапочки. «Она приехала на машине, - определила Лина. - На своей машине, а не на такси».
        - Привет, - поздоровалась женщина. - А где Эмиль?
        Отвечая, Лина почтительно привстала:
        - Здравствуйте. А Эмиль Григорьевич куда-то вышел. Сказал, чтобы я вас угостила кофе, если вам придется его подождать.
        - Кофе - это замечательно, - кивнула женщина и неожиданно представилась: - Марианна. А вас как зовут?
        Лина, оглядывающаяся в поисках чистой кружки, не сразу поняла, о чем ее спрашивают.
        - Что?
        - Я Марианна. А вы кто и кем приходитесь Эмилю? - повторила вопрос женщина. Затем открыла какую-то дверцу среди книжных полок и вынула из образовавшегося проема кружку с видом собора Сан-Марко в Венеции.
        Лина успела заметить, что помимо еще двух кружек там стоят крохотные, совершенно кукольные чашечки, бокалы разного калибра и початая, печально ей знакомая бутылка коньяку.
        Налив себе кофе и проигнорировав сушечки, Марианна уселась на край письменного стола и закинула ногу на ногу, предварительно небрежно сдвинув бумаги в сторону.
        - Меня зовут Лина. - Девушка тоже взяла кружку с кофе, но скорее для того, чтобы занять руки. Ей было немного неловко в обществе этой раскованной особы, чувствующей себя здесь как в собственном доме. - А Эмилю Григорьевичу я никем не прихожусь. Он учит меня писать…
        - Да ну? - не очень искренне удивилась Марианна, и Лина поняла, что краснеет.
        - Я вообще-то писательница… - с вызовом начала она, но смутилась еще сильнее и скомкала продолжение: - То есть написала уже две книжки, и…
        - И их издали? - спросила ее собеседница, приподняв бровь.
        - Издали, - глядя в пол, промямлила Лина. - В «Аркадиа-пресс». А третью я еще только пишу…
        - В «Аркадиа-пресс», говорите, - задумчиво повторила Марианна. - А Эмиль, значит, вас натаскивает. Небось все больше по части телесценариев… - И вдруг задала странный вопрос: - А какие имена у последних героев, о которых вы вели речь перед моим приходом?
        - Там две молодые женщины: одна - Валерия, а другая - Николь. Ее в честь бабушки-француженки так назвали. И они обе влюбились…
        - …В молодого бугая - стилиста из салона, - закончила собеседница и понимающе усмехнулась.
        - А вы откуда знаете? - удивилась Лина. - Эмиль Григорьевич на ходу ситуации придумывает.
        - Наверное, все эти сюжеты носятся в воздухе, - рассеянно ответила Марианна, увлеченная неожиданно пришедшей на ум мыслью, и снова спросила, причем весьма заинтересованно: - И кто вы по профессии, Лина?
        - Редактор, с высшим образованием… Сначала у нас, в Орле, в издательстве работала с чужими рукописями. А потом вдруг подумала, что и сама могу написать не хуже.
        - И написали, - подытожила Марианна, элегантно покачивая ногой, и произнесла понятную лишь ей фразу: - Остальное и так ясно… - Затем выдержала паузу и сказала: - Получается, что вы, Лина, не только пишете, но еще и русский язык знаете. Редкое в наши дни сочетание, скажу я вам, и весьма привлекательное.
        - А разве можно писать и при этом не знать русского языка? - поразилась девушка.
        - Еще как можно, - заверила ее Марианна и снова спросила: - Вы не будете возражать, если я вам позвоню и, возможно, предложу кое-какую работенку?
        Лина пожала плечами:
        - Конечно нет. Только…
        - Только дайте мне ваш телефон, и пусть этот разговор останется между нами, ладно? - доверительно улыбнулась собеседница. - Вдруг ничего не получится, так я в неудобном положении окажусь. Наобещала с три короба, а ничего не сделала.
        Клочок бумаги с нацарапанными на нем цифрами как по мановению волшебной палочки исчез в крохотной сумочке Марианны. А в следующую секунду она грациозно соскользнула со стола и направилась к двери, даже не посмотрев, закивала ли в ответ Лина.
        - Эмильчик, дорогой мой, я всего на минуточку. Проезжала мимо и решила завезти тебе кое-какие бумажки на подпись. Просмотри, завизируй, потом сам на студии отдашь, а то мне ждать некогда, - пропела она появившемуся в дверях сценаристу и троекратно расцеловалась с ним.
        - Прости, что заставил тебя ждать, моя прелесть. Надеюсь, не скучала? - спросил Эмиль Григорьевич и, обняв за талию, попытался вернуть Марианну к столу.
        Но она ловко вывернулась и всучила ему пачку листков в прозрачной папке, что бросила при входе на стул.
        - Не скучала, потому что не успела. Даже времени не было поболтать с Леночкой. - Она обернулась и послала девушке воздушный поцелуй. - До скорого!
        - С Линочкой, ты хотела сказать, - поправил ее Эмиль Григорьевич.
        Марианна изобразила минутное замешательство, затем всплеснула руками:
        - Ну конечно же с Линочкой. Как я могла перепутать! Еще увидимся, дорогая. Пока!
        Она снова расцеловалась с хозяином кабинета, и Лина позавидовала подобной легкости и необременительности общения. В этих поцелуях было меньше дружественности и интимности, чем в простом прикосновении сценариста к руке Лины, когда он протягивал ей кружку с кофе, но выглядело все очень мило. «Нет, я так никогда не сумею», - вздохнула девушка.
        - Чего задумалась? - настороженно спросил Эмиль Григорьевич, и Лина, подняв голову, увидела, что Марианны и след простыл.
        - Какая она вся стремительная, эта женщина, уверенная в себе, - с завистью пробормотала Лина. - И наверное, очень деловая.
        - Не то слово, - подтвердил сценарист. - Своего не упустит, это как пить дать. - И вдруг спросил: - Вы о чем-нибудь с Марианной говорили? Она интересовалась, чем мы тут с тобой занимаемся?
        Лина, естественно, знала, что лгать плохо, но не могла не помнить, что дала слово молчать.
        - Пока я кружку искала, пока кофе наливала, тут вы и вернулись, - пробормотала она, отводя взгляд.
        - Впрочем, ерунда все это, - успокоившись, произнес Эмиль Григорьевич и, усевшись в свое кресло, провозгласил: - А теперь вернемся к нашим баранам, как говорят французы.
        И они действительно вернулись к похождениям двух девиц, у одной из которых бабушка по воле Таран-Бороновского оказалась родом из самого Парижа. Что позволяло выехать за рубеж, дабы сделать пару-тройку натурных съемок для некоторых серий…

        Марианна, на взгляд Лины, позвонила подозрительно скоро, буквально на следующий день. Действительно, деловая женщина. И предложила девушке завтра же подъехать на телевидение. Она подробно рассказала, где оставит пропуск и куда надо подняться, чтобы найти ее.

«Я ничего не теряю», - рассудила Лина и на следующий день, с утра, накрасилась и причесалась, вспомнив все наставления Киры и Жасмин из салона.
        Она правильно сделала. Среди людей, снующих по длинным коридорам Телецентра, Лина не бросалась в глаза ни своей одеждой, ни своим макияжем. То, что она здесь оказалась почти случайно, выдавало, быть может, лишь слегка растерянное выражение лица. Но посещение Дома кино и общение с известным кинодраматургом все-таки придало девушке уверенности в себе.
        Найдя нужную дверь и войдя в нее вслед за молодым лохматым человеком с озабоченным лицом, Лина сразу же окунулась в атмосферу суеты, громких возгласов и специфического жаргона. Но суета эта была лишь видимой, просто все находящиеся в комнате - человек пять-шесть, расположившиеся за длинным столом, - занимались не только каждый своим делом, но еще успевали комментировать и обсуждать действия или высказывания коллег.
        Лина испугалась, что ей придется стоять столбом возле двери неведомо сколько времени, пока на нее обратят внимание. Однако не успела она взглядом отыскать Марианну, как та уже воскликнула, указывая на нее рукой:
        - Господа, разрешите вам представить Лину Кузнецову, о которой я вам только что говорила!
        Все посмотрели на девушку, внезапно замолчав. Затем нестройным хором поздоровались.
        - Лина писательница и имеет определенные навыки в создании телесценариев, - продолжила Марианна, подходя к девушке. - Думаю, для нас это то, что доктор прописал.
        - Но вы даже не знаете, как я пишу, - пролепетала сбитая с толку Лина.
        - Эмиль знает, а это лучшая рекомендация, - заверила ее эта непостижимая женщина, тряхнув своей золотистой гривой. - Проходи, будем знакомиться…

        Лина опасалась, что неверно запомнила имена собравшихся в комнате телевизионщиков, поэтому предпочитала пока ни к кому конкретно не обращаться. Но с первых же минут ее захватила и закрутила царящая здесь творческая атмосфера. Тут тоже шла работа над созданием сериала. Лине предложили придумать конкретные сюжетные линии, разбив их на эпизоды. Причем часть серий уже была запущена в производство.
        Слегка замявшись, она сказала, что ей, наверное, стоит ознакомиться с уже отснятым материалом или, в крайнем случае, прочитать готовые тексты, прежде чем соглашаться на что-либо.
        - Ноу проблем, - заверил Лину лохматый парень, который опередил ее, когда она подходила к двери. - Вот диски, вот монтажные листы, если ты в них разберешься, конечно. - Он взял и то и другое с одного из столов, заставленных телевизионным оборудованием, и вручил все это девушке.
        - Возьми, все хорошенько обдумай, а завтра подпишем договор, - сказала Марианна.
        - Как, договор? - ошарашенно спросила Лина.
        Марианна удивленно приподняла плечи:
        - А ты что же, бесплатно работать собираешься?
        - Нет, конечно, но все так неожиданно… Я как-то в толк никак не возьму, что, собственно, происходит, - оторопело произнесла девушка.
        - Работу тебе, девочка, предлагают, о которой многие только мечтают, - объяснила ей полная немолодая женщина, Алла Ивановна кажется. - Ты сама не понимаешь, как тебе подфартило. Скажи спасибо Марианне, к ней начальство завсегда прислушивается.
        - Спасибо, - послушно произнесла Лина, следуя совету Аллы Ивановны. - Но мне как-то не по себе. Вдруг я не справлюсь?
        - Все возможно, - сказала Марианна и добавила: - Но не думаю. Эмильчик - человек хваткий, своего не упустит. Не зря он на тебя внимание обратил и заставил на себя пахать.

«Почти этими же словами Эмиль Григорьевич говорил об этой женщине, - вспомнила Лина. - А может, здесь, на телевидении, других просто не держат? Но я ведь не такая, не хваткая, не деловая…»
        - Не упусти шанс, девочка, - снова услышала она голос Аллы Ивановны.
        - Хорошо, я попробую, - кивнула Лина, прижимая к груди кипу распечаток и стопку дисков.

        Дома, наскоро перекусив, она села знакомиться с тем, что ей дали на телевидении. В комнате Ксюши стоял навороченный ноутбук, принадлежащий Сяве, и его возможности были просто неограниченны. Если он не шел на прямой контакт с пользователями, то только потому, что считал недостойным для себя общаться с низшими по разуму.
        Лина включила ноутбук и засела перед ним, сравнивая изображение на мониторе с текстами монтажных листов. Это ее страшно увлекло.
        То, что она читала, самым неожиданным образом оживало перед ней. Слова обрастали эмоциями, иногда не совсем теми, что она предполагала. Потом за голым текстом, естественно несущим определенную эмоциональную нагрузку, Лина уже начала видеть внешность персонажей, их мимику, жестикуляцию, характеры, зачастую усиленные или, наоборот, смягченные игрой актеров. Да и что это были за актеры! Чуть ли не по каждому из них сохли представители той или иной половины населения страны. И ей предстояло писать для них сценарий. С ума сойти можно!
        Лина даже зажмурилась, представив, на какую высоту готова вознести ее судьба. Родители обалдеют от счастья и гордости, когда она им об этом расскажет. А младшая сестра сразу станет местной знаменитостью… А что будет, когда они увидят ее фамилию в титрах! Или все-таки не увидят? Девушка вспомнила, как Эмиль Григорьевич утверждал, что его имя многое значит для успеха сериала, тогда как ее никто не знает. Может, тогда и не будет никакой фамилии в титрах?
        Но она конечно же не станет сейчас об этом спрашивать. Магическое слово «договор» зачаровывало, переводило отношения с дружески-покровительственного, как в случае с Таран-Бороновским, на серьезный, деловой лад. Лина боялась спугнуть удачу излишней дотошностью, но еще больше - не оправдать оказанного ей, выражаясь пафосным слогом коммунистического вчера, доверия.
        Она снова и снова вчитывалась в слова, смотрела, как их произносят герои телесериала, постепенно проникаясь к ним симпатией. Хотя поначалу, чего греха таить, сюжет показался ей незамысловатее «Курочки Рябы» и таким же далеким от реальной жизни, как Плутон от Земли. «Вот они, законы жанра, о которых так любит говорить Эмиль Григорьевич, - догадалась Лина. - Нельзя, нельзя к мыльным операм подходить с мерками, приемлемыми для „Гамлета“ Шекспира или „Фауста“ Гёте. Однако не стоит забывать, что и мыльные оперы, как вид телеискусства, могут быть хорошими, отвратительными и посредственными».
        Ей, похоже, предлагалось поработать с вполне качественным материалом, если судить по уже отснятым сериям. Значит, ее цель - оказаться на уровне! И Лина снова вперила взгляд в монитор.
        Окружающее словно перестало для нее существовать. Лина не заметила, когда появились Сява и Акси, как затянутый в потертую кожу дружок приятельницы завалился спать в ее, Лининой, комнате, а сама Акси неслышно придвинула стул и, открыв в восхищении рот, стала следить за нечеловеческими переживаниями героев…
        - Эй, откуда это у тебя? - в какой-то момент спросила Ксюша.
        - На студии дали, - не отрывая взгляда от монитора, ответила Лина.
        - Зачем?
        - Чтобы я попробовала написать продолжение…
        Акси откинулась на спинку стула, потеряв дар речи от потрясения.
        - Т-ты? - наконец удалось ей выдавить из себя.
        - Ну да, я. - Лина произнесла это так, будто не понимала, чем изумлена подруга. - Завтра, возможно, договор подпишу… если, разумеется, соглашусь.
        Не отдавая себе отчета, она ощутила, как повысилась ее самооценка после таких слов.
        - Ну ты даешь! - только и смогла произнести Акси, качая головой.
        Потом, понимая, что столь зашибенной новостью следует немедленно поделиться с кем-нибудь, иначе она просто лопнет от переполняющих ее эмоций, Ксюша бросилась будить Сяву…
        - Чурбан бесчувственный, - сообщила она пять минут спустя по возвращении. - Не поеду я с ним ни в какую Грецию, даже на мотоцикле. Здесь такое творится, а он, видите ли, спать хочет! Можно подумать, я не хочу!
        И тут Лина поняла, что изображение на мониторе расплывается перед глазами, а буквы в тексте наскакивают одна на другую, потому что ее тоже неудержимо клонит в сон.
        - А ведь он прав, твой Сява, - судорожно зевая, сказала она и выключила ноутбук. - Нам тоже пора на боковую.
        - Пора-то пора. Но я же начала не видела, - жалобно произнесла Акси. - Завтра можно будет продолжить?
        - Не-а. Завтра я обещала вернуть на студию, - сказала Лина. - Но это же все рано или поздно покажут по телевизору.
        - Ждать-то каково, ты подумала? - возразила подруга. - А можно утром, до того как ты уйдешь, я посмотрю?..

«Господи, как же велика у нашего человека тяга к искусству. А еще говорят, что нынешнее молодое поколение бездуховно», - усмехнулась Лина и кивнула:
        - Можно. А сейчас, пока я буду в ванной, перебазируй Сяву с моей кровати на свою.
        - Сей момент! - ответила Акси.
        Когда Лина вышла из ванной, в ее комнате было пусто, но от смятого покрывала несло кожей, машинным маслом или еще чем-то мотоциклетным.
        - Мне теперь всю ночь будет сниться, что я мчусь на байке, - произнесла вслух Лина, не очень, впрочем, надеясь, что будет услышана.
        - Счастливая, - тем не менее раздалось в ответ, и в дверь заглянула Ксюша в очень коротком шелковом халатике под леопарда. - А мне вот никогда ничего приятного не снится.


        Глава 15
        Он открыл дверь, не задумываясь о том, кто стоит на пороге. Артему было все равно. Во всяком случае, он так полагал, но только до того момента, пока не узрел перед собой… Маришечку. Холеную, умопомрачительно красивую, словно сошедшую с обложки модного глянцевого журнала Маришечку.
        Артем зажмурился и потряс головой, а когда открыл глаза, видение никуда не исчезло. Более того, улыбнулось ему, обольстительно приоткрыв пухлые губы и сверкнув жемчужными зубами.
        - Черт, это действительно ты? - спросил он и снова потряс головой.
        Маришечка опустила пушистые ресницы, скосив взгляд к бесконечно длинным ногам в черных лаковых ботфортах. Между ними и юбочкой из джерси оставалось еще достаточно бедер для восхищенного лицезрения.
        - Мне можно войти или ты предпочитаешь говорить со мной на лестничной клетке? - вопросительно приподняв бровь, произнесла красавица.
        - Прости! - спохватился хозяин дома и посторонился, давая Маришечке войти.
        - Ой, киска! - воскликнула та, шагнув вперед, и до невозможности распахнула глаза цвета васильков. - Твоя?
        Артем, мгновенно обернувшись, схватил Мурку на руки и зажал под мышкой. Ему показалось, что кошка, примчавшаяся на звонок в прихожую, слишком уж кровожадно облизывается, прищурив янтарные глаза.
        - Естественно, моя, раз у меня живет, - раздраженно бросил он и сам не понял, чем вызвано его раздражение. Ему бы радоваться, что он больше не один, что его готовы простить за непростительное пренебрежение. А вот поди ж ты, оказывается, это совсем не то, что ему требуется в настоящий момент.
        И тут Артем вдруг увидел свое отражение в зеркале на стене: небритый со вчерашнего субботнего утра, в тренировочных штанах с пузырями на коленях, в старой вытянутой майке и с Муркой, делающей отчаянные попытки вырваться из его рук. Они с Маришечкой являли вместе настолько нелепую пару, что казались героями разных пьес: одна повествовала о жизни сливок общества, другая - о беспросветном существовании деклассированных элементов.
        И дело было не столько в одежде, сколько в выражении лиц: она вся такая возвышенная, сияющая, из его беспроблемного прошлого, он - словно разочаровавшийся во всем и вся, познавший темные стороны жизни, о которых прежде не подозревал.
        - Вот мерзавка! - прошипел Артем и, отшвырнув кошку от себя, приложил ко рту поцарапанную руку.
        Тем временем Маришечка успела скинуть короткую норковую шубку и подскочила к нему с выражением искреннейшего сочувствия на лице.
        - Оцарапала? Укусила? Дай я посмотрю! - воскликнула она, просительно заглядывая Артему в лицо.
        - Ерунда, - буркнул он и спрятал руку за спину.
        А ведь раньше они наверняка использовали бы этот эпизод для увлекательной игры в страждущего отважного воина и прелестную фею, способную исцелить любую рану одним лишь поцелуем.
        Поцелуем… «Нет, не хочу, чтобы она меня целовала, - пронеслось в мозгу Артема неизвестно почему. - И чтобы дотрагивалась, тоже не хочу».
        - Пошли чаю, что ли, попьем, а то что мы тут торчим, - буркнул он.
        Маришечка пожала плечами:
        - Ну, если тебе этого хочется.
        В кухне он слушал ее щебетание, а потом вдруг спросил, невежливо прерывая на полуслове:
        - А как ты здесь оказалась? Ну, зачем пришла?
        Это был вопрос, которого она ждала, правда не в такой форме. Маришечка перевела дыхание, кокетливо поиграла бровками и произнесла, искоса глядя на молодого человека:
        - Я сердцем почувствовала, что тебе плохо. Что я нужна тебе.

«Сердце-вещун? Нет, не тот случай», - усмехнулся Артем, и вдруг следующий вопрос сам собой сорвался с его губ:
        - Леха, что ли, позвонил? И что тебе этот олух наплел?
        - Почему олух? - растерянно произнесла Маришечка, подтверждая тем самым его подозрения. - Он, как друг, очень за тебя переживает. Я, впрочем, тоже.
        - Да не нужно за меня переживать! - вскричал вдруг Артем и стукнул кулаком по столу так, что подпрыгнули чашки на блюдцах. - Ни тебе, ни ему! Я сам разберусь, что мне делать! Ясно?
        Маришечка настолько опешила от подобного обращения, что ее лицо сморщилось совсем по-детски, а в уголках глаз показались слезы. Крошечные такие, сверкающие бриллиантики.
        - Ты что орешь как ненормальный? - обиженно прошептала она. - Что я тебе плохого сделала, идиот несчастный?
        И так выражение ее лица и простые слова, не вяжущиеся с обликом стильной светской красавицы, изменили Маришечку, что она стала похожа на самую обычную девицу. Такие ездят в метро, считают пятнадцать тысяч рублей в месяц хорошей зарплатой и одеваются преимущественно на Черкизовском рынке. А чтобы узнать, что такое лобстеры, лезут в «Краткий энциклопедический словарь».
        Артем подскочил к ней, сидящей на соседнем стуле, и прижал ее голову к своему боку.
        - Прости, ну прости, пожалуйста, - горячо забормотал он, гладя Маришечку по блестящим, шелковистым волосам. - Сам не знаю, что на меня нашло.
        - Зато я знаю. - Она отстранила Артема и встала, вытирая глаза тыльной стороной ладони. - Ты меня просто не любишь.
        - Ну что ты, - замахал он рукой. - Я же помню, как нам было хорошо вдвоем!
        Маришечка покивала:
        - Вот именно - было. Но больше уже не будет. - Она чуть помолчала. - Ты кого-то встретил, я права?
        Артем опешил от такого заданного в лоб вопроса и хотел уже было ответить отрицательно, как Маришечка продолжила:
        - Если бы этого не произошло, у нас все еще могло бы сложиться. А так тебе есть с чем сравнивать…
        - Не люблю я ее! - воскликнул Артем. - Да и кому она нужна такая. Домработница из Орла!
        Маришечка вскинула на него покрасневшие глаза и вдруг рассмеялась:
        - Домработница из Орла… Это ж надо! И как тебя угораздило, бедолагу? Я понимаю, еще какая-нибудь дочка олигарха или девочка-конфетка из «Фабрики звезд», с намеком на творческую индивидуальность. - Она мотнула головой. - Теперь мне ясно, с чего ты сам не свой.
        То ли Маришечка была гораздо умнее и проницательнее, чем он предполагал, то ли на нее снизошло внезапное озарение, но после ее слов Артему вдруг все стало предельно понятно. И злость на самого себя, и боязнь вычеркнуть Лину из своей жизни, и нежелание говорить с кем-либо о своих проблемах - самому себе в них признаться нелегко, не то что посторонним.
        Пока он собирал разбредающиеся мысли в кучку, Маришечка вышла из кухни и направилась в ванную. Раздался плеск воды, затем чуть хлопнула открывшаяся дверь - это его гостья отправилась бродить по квартире, возможно чтобы окончательно прийти в себя.
        Артем поплелся в гостиную, полагая, что именно там обнаружит Маришечку. Так оно и оказалось. Она стояла, склонив голову набок, и внимательно изучала надпись на журнальном столике.
        - Эти наскальные изображения только подтверждают мое предположение. Ты влюбился, мой милый, и я не знаю, хорошо это для тебя или плохо.
        Он словно впервые увидел то, что изобразил на поверхности стола, и, смутившись, поспешно стер сакральную надпись ладонью. Хлопья пыли прилипли к руке, и Артем вытер ее о штаны, оставив на бедре широкий белесый след.
        - Скажешь тоже - влюбился! Давай не будем больше об этом… И прости, что везде не убрано: Фрида Яковлевна на отдыхе в Турции, а…
        - А где та, которой посвящены письмена на пыли? - ехидно поинтересовалась Маришечка.
        - Ушла, - признался Артем.
        - И что, ни адреса, ни номера сотового не оставила?
        - Не оставила, - вздохнул он. Терять Артему было уже нечего, Маришечка теперь знала о том, что происходит в его жизни. - Только книжку с надписью.
        - Покажи! - сразу заинтересовалась она.
        Он нехотя прошел в кабинет, где на письменном столе не красовались более ни еженедельник с золотым обрезом, ни пресс-папье с бронзовой лилией, ни костяной нож для разрезания бумаг с изображением обросшего шерстью мамонта. Ни фотография томной красавицы в серебряной рамке…
        - Слушай, обидно, а, - произнесла Маришечка, глядя на то место, где раньше стоял ее снимок.
        - Мурка стекло случайно разбила, и я… - принялся оправдываться Артем.
        - Перестань валить все на бедное животное, ладно? - усмехнулась девушка. - Стекло можно заменить, а вот с отношениями труднее.
        Артем собрался было что-то сказать, но не успел.
        - Знаю, знаю, - проговорила Маришечка, - сейчас предложишь остаться друзьями. Только, уж прости, но мне это не подходит. Я, видишь ли, собираюсь свою жизнь устраивать, и моему мужу… будущему мужу точно не понравится друг вроде тебя… Хотя, - она улыбнулась так, будто ей на ум пришла забавная мысль, - может, мы еще станем общаться семьями. Как тебе моя идея?
        Ему не понравилась не сама идея, а подтекст: он - супруг домработницы, она - вторая и, естественно, лучшая половинка кого-то из сильных или известных мира сего.
        - Не очень, - буркнул он и взял со стола книгу «Провинциалка». - Вот что она оставила.
        Маришечка с любопытством повертела книжку в руках, спросила разрешения прочитать надпись на титульном листе, потом задумалась.
        - Застенчивая провинциалка быстро просекла ситуацию и не захотела мириться с тем, что устраивало многих столичных девиц. Да, не повезло тебе, Тимасик, - с ироничным вздохом произнесла она, кладя книгу обратно на стол.
        С этим поспорить было трудно, и Артем молча кивнул.
        - Ну что ж, - сказала затем Маришечка, - я, пожалуй, сейчас допью чай и отправлюсь домой. Больше мне у тебя делать нечего. Да и вообще, очень уж ты стал какой-то неинтересный, скучный, взрываешься без толку… И прибраться в квартире не помешало бы. Страдать можно и в чистоте. Поверь, я знаю, о чем говорю…
        Мурка проводила ее до двери и даже позволила погладить себя по голове. «Странно, - подумал Артем. - Такое впечатление, будто она знает, что они больше не увидятся». Но на всякий случай под пристальным взглядом Мурки не рискнул чмокнуть Маришечку в щеку, как поначалу намеревался…


* * *
        Почти три месяца - срок значительный. За это время вполне можно и остыть, и соскучиться, и прийти к выводу, что кошка в доме - не самое большое зло на свете. Так размышлял Артем, набирая номер телефона Фриды Яковлевны. Правда, сначала он собирался произвести разведку боем, то есть позвонить своей родственнице Надежде Афанасьевне и узнать, как поживает ее приятельница, но потом решил, что это будет проявлением трусости.
        Трубку сняли достаточно быстро, и Артем счел это хорошим знаком.
        Поздоровавшись с Фридой Яковлевной, он, как водится, завел разговор о прошедшем отпуске, о здоровье, о детях и внуках в Канаде. Но рано или поздно подобным темам приходит конец и возникает мучительная пауза в диалоге.
        Фрида Яковлевна не желала ему помогать и терпеливо слушала, как Артем молчит в трубку. Наконец, не придумав ничего лучшего, он спросил:
        - А какие у вас планы на ближайшее будущее, Фрида Яковлевна?
        - На ближайшее будущее, - медленно произнесла фрекен Бок, - да разные планы, Артем. Все, что хотела в театрах, я пересмотрела, на выставки сходила, дела по дому переделала и вот подумываю, а не пойти ли мне снова…
        - Пойти! - поспешно перебил ее Артем. - То есть не хотели бы вы вернуться ко мне?
        - Но, видите ли, мой дорогой, - неспешно продолжила Фрида Яковлевна, - это зависит не только от меня.
        - А от кого? - спросил Артем, обреченно вздохнув.
        Нет, ничего у него, похоже, не выйдет. Фрекен Бок не забыла об ультиматуме.
        - Вы сами знаете, - последовал ответ, подтвердивший его самые печальные подозрения. - Впрочем…
        Это «впрочем» мгновенно вселило в Артема надежду, и он почувствовал, что вцепился в трубку, как утопающий - в соломинку.
        - Впрочем, я могла бы попробовать ужиться с вашей кошкой. - «Значит, я не ошибся: тетя Надя ввела фрекен Бок в курс дела», - понял Артем. - Это, конечно, против моих правил, но, признаюсь, мне было хорошо у вас. Я чувствовала себя как дома и к вам, Артем, привязалась. Если бы не эта мерзкая…
        - Она уже не мерзкая! - вскричал Артем. - Мурка перевоспиталась, честное слово!
        Он знал, что нагло врет. Ничто было не в силах перевоспитать его помоечное приобретение. Вполне могло быть, что кошка и оказалась на улице в силу своего несносного, своенравного характера.
        - Вряд ли такое возможно, уж поверьте моему опыту, - проницательно заметила Фрида Яковлевна. - Но мне импонирует то, что вы не бросаетесь привязанностями в угоду удобствам, даже если это касается всего лишь кошки.
        Артем затаил дыхание и робко произнес:
        - Значит, я могу надеяться?
        - Можете, - ответствовала фрекен Бок тоном Екатерины Великой, решившей облагодетельствовать очередного бравого офицера.
        К слову сказать, услышав ответ Фриды Яковлевны, Артем обрадовался ничуть не меньше конного гвардейца, которому в скором времени предстояло стать светлейшим князем и фельдмаршалом.
        - А когда?
        - Со следующего понедельника. Условия остаются прежними.
        - Как скажете, - счастливо улыбаясь, ответил работодатель своей помощнице по хозяйству.
        Положив трубку, Артем прежде всего нашел взглядом Мурку и произнес, грозно потрясая кулаками в воздухе:
        - Ну если ты только выкинешь какую-нибудь пакость, просто… просто не знаю, что я с тобой сделаю!
        Кошка лежала, развалившись на диване, и поигрывала хвостом, как капризная красотка - веером. И Артему в душу невольно закралось тревожное предчувствие, что, возможно, он рано радовался…


        Глава 16
        Утро Лины началось с того, что ей позвонили с интервалом минут в пять Марианна, затем Эмиль Григорьевич, а следом Антонина Захаровна Чудова. И каждый говорил таким тоном, будто заполучил на нее все права.
        Только она успела объяснить Марианне, что сию минуту выскакивает из квартиры и мчится подписывать - да, да, она согласна! - договор, как пришлось услышать выговор от Таран-Бороновского. Нет чтобы позвонить самой, так заставляет его чуть ли не с собаками искать по всей Москве. Более чем странно, поскольку адреса и телефона она в последние два дня не меняла и Эмиль Григорьевич сам же сказал при последнем прощании:
        - Дорогуша, позвоню в пятницу утречком.
        Если она ему зачем-то спешно понадобилась, пусть так прямо и скажет. Лина неожиданно поняла, что не испытывает к известному сценаристу того почтения, что полтора месяца назад. А сцена с коньяком как-то уж подозрительно часто стала всплывать в памяти, заставляя зябко передергивать плечами и гнать прочь неприятные подозрения.
        - Что-нибудь случилось, Эмиль Григорьевич? - спросила Лина, на ходу одеваясь и красясь.
        - Ну нельзя же все бросать на полпути! - возмущенно возопил сценарист.
        - Что именно бросать? - решила уточнить Лина, почти силой выдирая из рук Акси недосмотренный диск.
        Та делала умоляющее лицо, молча таращила красные с недосыпа глаза, трясла молитвенно сложенными руками перед грудью, но Лина была неумолима.
        - Сценарий, что же еще! - ответствовал Таран-Бороновский.
        - Но это же ваш сценарий, при чем здесь я? - возразила Лина и неожиданно поняла, что так оно и есть на самом деле.
        - Забыла, сколько я тебе дал? - снова спросил кинодраматург, озадаченный поведением прежде скромной провинциалки.

«Так-то оно так, - подумала Лина. - Но и поимел, похоже, немало. Если мною с ходу заинтересовались на телевидении, значит, я чего-то и сама по себе стою». Однако, по правде говоря, Эмиль Григорьевич оказался тем человеком, благодаря которому ее мечта сделать писательство делом своей жизни могла осуществиться. Неизвестно еще, как бы сложилась ее судьба, не заинтересуйся он Линиными книжками. Да и поводов задирать нос у нее пока еще не было.
        - Простите, - виновато произнесла Лина, ощутив укол совести. - Я просто сейчас убегаю… по делам и не могу с вами долго разговаривать. Можно я вам перезвоню попозже и мы договоримся о времени встречи?
        - Нельзя! - отрезал Эмиль Григорьевич. - Я без тебя как без рук!
        Но прием, который безотказно действовал на Аллу Творожок, здесь не сработал. Более того, заставил Лину опять призадуматься, чего больше в словах сценариста - желания польстить ей или констатации факта?
        - Ну, после обеда, ладно? - взмолилась она. - А сейчас я, честное слово, никак не могу!
        - В два, самое позднее в половине третьего жду тебя у себя… дорогуша, - сказал Эмиль Григорьевич и повесил трубку, не дожидаясь ответа.
        Лина рухнула на стул и перевела дыхание. Короткий разговор с благодетелем вымотал ее донельзя. Но только она нагнулась за сапогом, как раздался третий звонок.
        - Это наверняка опять тебя! - крикнула из своей комнаты Ксюша, подавляя зевок. - Ты сегодня просто нарасхват!

«Действительно, нарасхват», - подумала Лина, услышав в трубке нарочито недовольный голос Антонины Захаровны:
        - Эвочка, так себя не ведут. Я не обязана следить, когда у тебя срок сдачи рукописи в редакцию. Ты еще вчера должна была принести ее. А где она?
        - Как вчера? - холодея от ужаса, прошептала Лина и едва устояла на подгибающихся ногах.
        - Так, вчера. У тебя экземпляр договора имеется? Имеется. Читать умеешь? Умеешь… Или ты хочешь сказать, что работа не готова?
        Антонина Захаровна как в воду глядела. Лине осталось написать страниц восемьдесят - восемьдесят пять, а это как минимум три недели. И то при благоприятном стечении обстоятельств: когда и мысли есть, и время свободное. Сейчас же в голове было пусто. Она даже забыла, в какой момент бросила своих героев: те не то ругались, не то мирились.
        - Что же делать? - Лина думала, что произносит это мысленно, а оказалось, что вслух.
        - Хочешь сказать, я угадала?
        - Да, - еле слышно призналась девушка.
        - И сколько тебе нужно еще времени, чтобы дописать?
        - Недели три, - ответила Лина, слабо веря, что в сложившейся ситуации это будет соответствовать действительности.
        - Ты, конечно, Эва, ставишь меня перед руководством в очень неприятное положение, - сообщила Антонина Захаровна менторским тоном. - И не в моих правилах выгораживать недисциплинированных авторов, но… - она выдержала паузу, - но в твоем случае я, так и быть, пойду на уступки. Ты меня пока еще не подводила. Но чтоб через три недели рукопись была у меня на столе!
        - Конечно, конечно! Я даже не знаю, как вас благодарить, Антонина Захаровна! - воскликнула Лина с таким чувством, будто ее только что вытащили из петли.

«Знала бы ты, что необязательных авторов у нас хоть пруд пруди и большинство из них на испуг не возьмешь. Им все трын-трава, сколько ни говори, особенно если их книги хорошо продаются. На обязательных вроде тебя и выезжаем. Так что извини, но тебе придется отдуваться за всех нерадивых», - с усмешкой подумала Антонина Захаровна.
        - Об этом после, - с деланой усталостью произнесла редактор и свернула разговор.
        Ей нравилось чувствовать себя всемогущей, и на сегодня было достаточно, чтобы считать день успешным. Сейчас она пройдется по редакциям и расскажет всем, как поставила на место начинающего автора. «А то недолго и на шею сядут, вместо себя писать заставят…»

        Дальнейшее Лина помнила как в бреду. Она все время куда-то спешила и, кажется, произвела не самое выигрышное впечатление на телевизионщиков своей тупостью. Ей споро и четко объяснили, из чего складывается гонорар за серию и что отнюдь не ей одной будет доставаться вся сумма. Лина кивала, но плохо понимала, однако переспрашивать по несколько раз одно и то же стеснялась. То, что для втолковывающих условия договора людей было просто, как дважды два, Лине казалось набором слов, произносимых на незнакомом ей языке.
        Наконец она не выдержала и, смущаясь, спросила:
        - А можно вы мне просто скажете, сколько я получу, к примеру, за сценарий одной серии?
        Ей сказали, и Лина поспешно вытащила ручку, чтобы поставить подпись на договоре.
        - Конечно, это только для начала, - заметила, как бы между прочим, Марианна.
        - Да, я понимаю, - сипло выговорила Лина. В горле пересохло от волнения и боязни спугнуть удачу. - А сроки?
        Ей назвали сроки, и на сердце у нее похолодело. Уложиться было нереально, да еще при полном отсутствии опыта.
        - А приступать к работе когда?
        Если ее слова не расслышали - голос окончательно перестал слушаться Лину, - то догадались по движению губ.
        - Вчера, - с радостным видом сообщил ей лохматый парень, имя которому было Иван, и похлопал девушку по плечу. - Не боись, детка, самим страшно.

        И жизнь взяла Лину в такой оборот, что, как говорится, ни вздохнуть, ни ойкнуть. День смешался у нее с ночью. Она не сразу могла понять - мысли, что пришли ей в голову, относились к домашним заготовкам Таран-Бороновского, телесценарию или роману, который требовалось срочно дописать.
        Отношения с известным сценаристом незаметно изменились. Лина неожиданно увидела Эмиля Григорьевича не сквозь розовые очки восхищения и пиетета, а таким, каким он был на самом деле. В меру обаятельным, в меру талантливым, в меру беспринципным. Последнее - по современным стандартам. И, поняв это, стала вести себя осмотрительнее. Уже не выкладывала с энтузиазмом наивной юности все, что приходило на ум. А его «ага-ага» четко отслеживала и воспринимала вроде сигнала «Внимание. А вот это хорошо».
        Эмиль Григорьевич, будучи человеком многоопытным, для которого к тому же нюансы настроения и оттенки поведения людей были базой для добывания хлеба насущного, не мог этого не заметить. Он стал остерегаться проявлять свои эмоции открыто, стремясь, пока есть возможность, заставить воображение его новой знакомой работать на полную катушку.
        Словом, оба внутренне затаились и старались как можно больше получить друг от друга. В такой ситуации маститому сценаристу было уже не до любовной интрижки. Желание возобновить ухаживания за симпатичной талантливой провинциалкой развеялось как дым. Лина же этому могла только порадоваться: как мужчина сей упитанный пожилой человек с белесыми пальцами-присосками ее не волновал.
        Ее волновал совсем другой. Но она гордилась, что так решительно и бесповоротно оборвала все связи с Артемом. Пара фраз - и точка! Это тешило ее самолюбие, было как елей на уязвленную женскую гордость.
        Однако в те поздние вечерние часы, когда Лина ложилась в кровать, готовая вот-вот заснуть, ее мозг словно начинал жить собственной жизнью. Перед ней вставали во всех деталях большая, красиво обставленная квартира, привлекательный молодой человек, которого просто невозможно было представить небритым, в тренировочных штанах или в старой линялой майке, трехцветная кошка, что, свернувшись клубком в кресле, делает вид, будто сладко спит, а не наблюдает за ними. И еще все их слова, все вздохи, все прикосновения…
        Тут Лина резко распахивала глаза, вытирала со щек слезы и шла в кухню пить снотворное. Она готова была вспоминать все их слова, все вздохи, все прикосновения бесконечно, но в какой-то момент она видела письменный стол, заставленный, как выставочная витрина, памятными безделушками. Безделушки - какое точное слово… Среди них, возможно, нашлось место и для ее книги. И думать об этом было выше ее сил…
        Утром Лина просыпалась по звонку будильника, насильно выгоняла себя из теплой постели, со смурной после снотворного головой пила кофе - и радовалась, что ее день заполнен до предела. Только работая до изнеможения, она могла продолжать жить и надеяться, что рано или поздно ее муки кончатся и два месяца - что значат эти два месяца по сравнению с целой жизнью! - останутся в прошлом.
        А пока настал день, когда Эмиль Григорьевич был вынужден поинтересоваться, что с Линой происходит. Откуда эта рассеянность, фразы невпопад и вечно утомленный взгляд.
        - Знаете, Эмиль, ведь я теперь работаю на телевидении, - призналась Лина, отчего-то чувствуя себя неловко.
        Эмиль Григорьевич застыл в немой позе, по выразительности мало уступая какому-нибудь великому русскому трагику, исполнявшему роль Городничего в финальной сцене «Мертвых душ». Пришел в себя он через минуту, но и ее хватило, чтобы просчитать ситуацию и прийти к верному выводу.
        - Вот ведь… - дальше должно было последовать ругательное слово, каким он собирался обозвать Марианну. Эмиль Григорьевич его не произнес, но оно весомо и однозначно повисло в воздухе.
        Лина кивнула, подтверждая его подозрения.
        Но Таран-Бороновский не был бы самим собой - известным мастером теледрамы, если бы не сумел бы поставить эффектную точку в их отношения. Творческих, разумеется.
        - Ну что же, - небрежно улыбаясь, произнес он, - это даже к лучшему. Можно сказать, я тебя пристроил на теплое местечко и теперь умываю руки. Прости, дорогуша, но больше нам с тобой встречаться не стоит: жена с детьми из Сингапура возвращаются. Мне будет просто не до тебя.
        Вообще-то Софочка с Ульяной и Гриней прилетели неделю назад, и теперь в книжном шкафу сценариста красовалась белая вазочка с золотым изображением Мерлиона - мифической рыбы с головой льва, символа страны и очередной магической штучки, приносящей удачу. Но тогда Лине ни о чем этом знать не полагалось, не то что сейчас.
        - Понятно… - еле слышно прошептала Лина и почувствовала себя дурочкой, которую обвели вокруг пальца. Вот тебе и необихоженный холостяк.
        Ее потерянный вид стал для Эмиля Григорьевича целительным бальзамом, пролитым на рану, в который уже раз нанесенную двуликими, лживыми притворщицами-женщинами…
        Итак, теперь на время и талант Лины претендовали только Центральное телевидение и
«Аркадиа-пресс». Но от этого не стало легче. Антонина Захаровна незримо нависала над ней, энергичная Марианна четким контуром вырисовывалась на заднем плане, и обе заставляли девушку ломать голову над тем, чтобы не повториться, не поставить героев в аналогичные ситуации в разных местах. Да что там ситуации - чтобы не перепутать имена этих самых героев. А тут еще Валерия с Николь из сериала Эмиля Григорьевича не к месту возникали в памяти и путались под ногами со своими французско-российскими проблемами.

        К Новому году положение более-менее стабилизировалось. Во всяком случае, Лина поняла, что укладывается в немыслимо короткие сроки и ее работой довольны. В какой бы глубокий ступор она ни впадала от ужаса, узнав о новом задании, где-то на задворках сознания брезжила мысль: это уже было и закончилось, тьфу-тьфу-тьфу, благополучно.
        С деньгами стало значительно легче, даже появлялась время от времени мысль обзавестись собственной съемной квартирой. Но почему-то было жаль расстаться с колоритной парочкой - Акси и Сявой. Фамилия в титрах, естественно, сказалась на гонорарах, выплачиваемых издательством, в смысле их повышения. А на телевидении задумали снимать сериал по мотивам одного из ее романов. Словом, Эвангелина Ковальска постепенно становилась популярной.
        Лишь один человек на свете невзлюбил Эвангелину Ковальскую лютой ненавистью. И чем больше было на слуху имя этой входящей в моду писательницы, тем сильнее росла в Артеме глухая злость на нее. Ведь именно с ней был связан самый темный момент его жизни.

«Ну выбрала бы какую-нибудь другую книгу… Дюма там или Жорж Санд, например. Все не так бы резало ухо и глаз, как это претенциозное словосочетание - Эвангелина Ковальска!» - негодовал Артем, натыкаясь на эти имя и фамилию и делая вид, что не видит и не слышит их. А может, он точно так же возненавидел бы и Дюма, сделай Лина прощальную надпись на одном из его творений. Кто знает? Но ей под руку попалась именно Ковальска, и для Артема она стала знаком беды в его жизни.
        Дело дошло до того, что он уже завидовал Лехе, в канун Нового года сочетающегося законным браком со своей Светкой. Десятидневные рождественские каникулы они решили обратить в свадебное путешествие, избрав своей базой гостиницу в Суздале, с лоскутными покрывалами на кроватях и шкурами на полу, и наезжая, когда возникнет душевная потребность, в города Золотого кольца. Будущим молодым эта идея показалась классной своей патриотичностью и интеллигентностью. Ни Париж, ни Гавайи, ни Хургада, ни Коста-Браво, а исконно русские земли, Святая Владимиро-Суздальская Русь. «Прослезиться можно, черт возьми, от умиления, глядя на самих себя», - думал Леха, обалдевая от собственной неординарности.
        Правда, со всеми остальными атрибутами свадебных торжеств они согласились. Будут и белый лимузин с помятым ветром и непогодой букетом искусственных цветов на радиаторе, и пара голубков, подброшенных в небо у порога ЗАГСа, и дождь из лепестков роз и крупяных изделий при входе в ресторан и прочее, прочее, прочее. Но и тут Леха со своей невестой умудрились выпендриться: у свидетелей через плечо вместо красных лент с пояснительной надписью золотом, кто они такие есть, будут полотенца. Те, что еще Светкина прабабушка вышивала и обвязывала кружевом для собственной свадьбы.

«У меня тоже такие будут», - решил Артем, принимая деятельное участие в подготовке празднования знаменательного события. И вдруг погрустнел: да ждет ли его когда-либо нечто похожее? Под «похожим» он подразумевал счастливо суетящуюся, с восторженно сияющими глазами невесту, его невесту с чудесными ямочками на щеках…
        Время шло, а он все никак не мог забыть Лину. И не поддавалось сие никакому разумению, хоть тресни.
        Одно только радовало: фрекен Бок и Мурка неожиданно заключили перемирие, и у него уже не замирало сердце от дурного предчувствия, когда он подъезжал к дому. Обе, правда, поглядывали друг на друга с опаской и подозрительно, но активных вылазок в сторону противника не предпринимали. Артем готов был расцеловать кошку за то, что та усмирила свой скверный нрав и пошла на уступки. А за неделю до Нового года он в очередной раз нашел повод возгордиться Муркой.
        Возвращаясь в тот день домой, Артем клял на чем свет стоит гнилую московскую зиму, когда, сколько ни мой, машина все равно оказывается заляпана грязью, а ботинки промокшими. Вдруг истошное кошачье мяуканье привлекло его внимание.
        Он взглянул направо, туда, где стояли невзрачные пятиэтажки, из-за оформления балконов по принципу «кто во что горазд» выглядевшие на редкость неряшливо. На желтой газовой трубе, опоясывающей один из жилых домов на уровне первого этажа, боязливо переминалась с лапы на лапу толстая серо-белая кошка, оглашая окрестности душераздирающими воплями. В метре от кошки из приоткрытого окна к ней протягивал руку пожилой усатый мужчина, другой он придерживал у шеи ворот байковой клетчатой рубахи. Но кошке никак не хватало решимости - или сноровки - развернуться на узкой, скользкой от наледи трубе, и она продолжала взывать о помощи на своем родном языке.
        Не отдавая отчета в своих действиях, Артем притерся к обочине и затормозил. Затем, наплевав на то, что на нем тонкие кожаные ботинки, распахнул дверцу. Под окнами дома дворники набросали сугробы высотой до метра, но что значат загубленная обувь и возможный насморк по сравнению со спасенным живым существом!
        Но тут из-за угла дома показалась полная тетка не первой по счету молодости. Была она в коротком велюровом халате на «молнии», разрисованном разлапистыми зелеными пальмами на фоне малиново-розового заката, и в высоких зимних сапогах на босу ногу. Достигнув гряды сугробов, тетка ничтоже сумняшеся ринулась на их преодоление. При этом - Артему это было хорошо слышно - она ни на секунду не переставала уговаривать свою киску не волноваться.
        Утопая в снегу, женщина достигла того места, над которым вопила ее любимица, протянула руки и приняла ту в свои надежные материнские объятия. Тут же мужчина захлопнул окно и скрылся в глубине комнаты.
        Артем облегченно перевел дыхание. А ведь раньше, примерно полгода назад, проехал бы мимо, не обратив внимания, или бы даже досадливо поморщился, услышав пронзительные «мяу».

«Нет, но насколько моя Мурка отважнее и сообразительнее этой, - с гордостью подумал он, поворачивая ключ в замке зажигания и трогая машину с места. - А кое у кого еще хватает ума утверждать, будто все кошки одинаковы».
        Дома его поджидала степенно улыбающаяся Фрида Яковлевна.
        - Никогда не думала, что скажу это, но правда превыше всего, - заявила она, едва Артем разделся. - Ваша Мурка действительно разительно отличается от ей подобных… Только это не сразу можно разглядеть, - сочла нужным добавить она.
        - И что навело вас на такую мысль? - В присутствии этой дамы Артем и сам начинал выражаться несколько старомодно, возможно из желания соответствовать.
        - Она явно старается сделать мне приятное. Вы представляете? - И фрекен Бок изумленно приподняла брови.
        Такого великодушия от Мурки Артем не ожидал и насторожился. Что еще придумала эта хитроумная чертовка?
        - Помните, еще в первый день нашего знакомства с Муркой я купила ей мячик с хвостом? - Артем кивнул, хотя ничего подобного не помнил, хоть убей. - Так вот, она вдруг откуда-то его достала и стала на ковре играть с ним, так мило, так занятно, что я даже развеселилась.
        - Очень рад, - ответствовал Артем и решился наконец-то сказать: - Я должен признаться вам, Фрида Яковлевна, эту кошку не приятель дал мне на время, это я подобрал ее на улице. Уж простите, что поначалу обманул…
        Она великодушно отмахнулась от его извинений:
        - Нечто подобное я и предполагала с самого начала. Но, как говорится, кто старое помянет, и все такое прочее.
        А когда фрекен Бок ушла и они остались с Муркой вдвоем, Артем неожиданно подумал: неужели все уже устоялось и никаких перемен в его жизни не предвидится? Он никогда больше не позволит себе ходить по дому небритым и в мятых тренировочных штанах, на плите его всегда будет ожидать ужин, на холодильнике - записки от фрекен Бок. А Мурка из хитроумной дерзкой твари превратится в кошку, что заменяет собой живую игрушку. Еще немного - и на письменном столе вновь появятся изысканные безделушки - символы его побед над красавицами.
        И так ему стало тошно и горько от этих мыслей, что захотелось оказаться как можно дальше и от своей благоустроенной квартиры, и от своей такой же благоустроенной жизни…


        Глава 17
        В воздухе пахло весной, и сказать об этом другими словами просто не получалось. На улице по-прежнему лежали осевшие из-за плюсовой температуры сугробы ставшего уже серым снега, из-под колес машин летели мелкие камешки, что разбрасывали уборочные машины, местами на асфальте и проезжей части было скользко от наледи, но весной пахло до умопомрачения. А может, в голове просто звенело от звонкого чириканья воробьев и треньканья синиц, которых словно стало намного больше, чем месяц, да что там месяц - неделю назад.
        И пахло открытием традиционной книжной ярмарки на ВВЦ. На фирме Артема подготовка к ней шла полным ходом. «Аркадиа-пресс» в этом году отмечала двадцатипятилетние своего успешного существования и собиралась основным местом проведения торжеств сделать ярмарку. Их стенд, а точнее, огромный кусок выставочной площади должен был превратиться в грандиозное нечто, демонстрирующее достижения издательства в смысле продвижения в читательские массы разумного, доброго, вечного так, как это понимало руководство.
        Деньги на это были выделены немалые, и работа шла полным ходом.
        - Интересно, а куда они потом всю эту хреновину денут? - спрашивал любознательный Леха, рассматривая эскизы громадных, под потолок выставочного зала, конструкций.
        - А тебе что за дело? - индифферентно отвечал Артем, отбирая, отбраковывая, согласовывая и утверждая сметы и проекты оформления. - Это их проблема.
        Его все больше и больше начинал раздражать друг Леха, с его чуть ли не постоянно блуждающей на лице блаженной улыбкой счастливого новобрачного. «Ну сколько можно? Уже два месяца прошло после бракосочетания, пора бы и прийти в себя. Так нет, словно мне назло, сияет как начищенный пятиалтынный», - злился Артем, не смея признаться самому себе, что отчаянно завидует приятелю.
        А тут еще тот, от кого он меньше всего этого ожидал, нанес ему удар - подло, в спину.
        Ни о чем не подозревая, он в тот день возвращался домой. Его поджидала фрекен Бок, которую он даже мысленно все чаще называл Фридой Яковлевной. Как-то само собой получилось, что время от времени они вместе пили чай.
        И вот тем вечером домработница встретила его с таинственным видом и, заговорщически прижав палец к губам, жестами пригласила Артема следовать за ней. Он пошел, заинтригованный, но мало подготовленный к тому, что его ожидало.
        А ожидало его следующее. На раме открытой форточки расположилась Мурка, причем в ее позе было столько же томной неги, сколько у одалисок на полотнах художника, подсевшего на гаремную тематику.
        - Вот черт! - невольно воскликнул Артем, качая головой. - И что сие означает? - полюбопытствовал он у Фриды Яковлевны.
        Та молча указала подбородком на что-то за окном.
        Артем приблизился к подоконнику и остолбенел. Снаружи перед домой рос огромный тополь, оставшийся с прежних времен и чудом переживший стройку. Его толстые нижние серо-зеленые ветви почти достигали стены дома. И вот на одной из них в вальяжной позе расположился здоровенный котище. Кот-рецидивист Тихон.
        Был он самой банальной полосатой расцветки и довольно преклонного для его собратьев возраста. Однако выглядел Тихон не ленивым и толстым, как любой домашний кот на его месте, а этаким матерым зверюгой, прошедшим огонь, воду и медные трубы, если таковые, конечно, случаются в кошачьей жизни. Принадлежал Тихон профессору с шестого этажа, и все жильцы об этом знали. Сам профессор выделялся из среды тех, кому было по карману обзавестись квартирой в этом элитном доме, и поселил его здесь успешный сын, основное время обретающийся с семьей в загородном особняке.
        Специалист по истории древнеримской сатиры, Павел Николаевич Огородников мало обратил внимания на перемены, произошедшие в его жизни. Мебель его окружала та же, что и прежде, а то, что всем книгам нашлось место в умножившихся шкафах, его только радовало и облегчало нахождение нужной. Да и Тихон лежал на привычном месте в кресле-качалке, правда, за исключением того времени, когда шлялся неизвестно где. А шлялся он постоянно, сколько его помнили в семье, и ничего поделать с этим было нельзя. Именно шлялся, потому что никакое другое слово не подходило к этому коту с плоской наглой физиономией, всегда прищуренными раскосыми глазами, шрамом через всю левую половину морды и рваным, безжизненно висящим тоже левым ухом.
        Тихон умел себя поставить не только в семье. Жильцы престижной новостройки, встретив его у подъезда, прежде всего осведомлялись, не направляется ли он домой, и долго держали дверь открытой, пока кот прикидывал, как ему поступить. Если Тихон все-таки соблаговолял войти, то его пропускали в лифт, нажимали для него кнопку шестого этажа и с уважением смотрели вслед, как, задрав хвост, он неспешно выходит и с достоинством направляется к двери своей квартиры. Затем до пассажиров поднимающегося лифта доносился хриплый гортанный «мяв», которым Тихон оповещал хозяина, что он вернулся с прогулки.
        Естественно, устоять перед таким независимым характером и завидной биографией, оставившей следы на морде Тихона, не смогла бы никакая кошка. Тем более Мурка, страсть как ценившая самостоятельность, доходящую до пренебрежения интересами живущих с ней в одной квартире людей, и своенравие, граничащее с наглостью.
        И эти ее особенности характера вкупе с молодостью, врожденной грациозностью и очаровательной дерзостью во взгляде желтых глаз пленили старого ловеласа. Словом, если Мурка полагала, что встретила свою первую и настоящую любовь, то Тихон не сомневался: это его последняя сильная привязанность в этом мире. И живет она всего тремя этажами ниже - везет же некоторым!..
        - Не будем им мешать, - прошептала Фрида Яковлевна и мечтательно вздохнула.
        - А если дети пойдут? - спросил Артем, намеренно выводя собеседницу из элегического настроя. - Что я буду делать, если Мурка в подоле принесет?
        Фрида Яковлевна растерялась и пожала плечами:
        - Я об этом, право, как-то не подумала… - и предположила: - А может, у них будут чисто платонические отношения?
        - Вы посмотрите на рожу этого Тихона, - с сомнением произнес Артем. - Такой прожженный тип своего не упустит, на сантименты ему плевать. А Мурка, что она знает о жизни…
        Он осекся, поняв, что говорит, как отец, недовольный выбором единственной дочери.
        - Впрочем, пусть поступает как знает, - махнул Артем рукой. - Кто-то же должен быть счастлив в этой жизни.
        Фрида Яковлевна, склонив голову набок, внимательно посмотрела на молодого человека, но ничего на это не ответила.
        - Давайте пойдем пить чай, как собирались, - предложила она. - У меня уже все готово. Я сегодня штрудель испекла.
        Артем кивнул и вышел, в последний раз оглянувшись на Мурку: не свалилась бы вниз, чего доброго…


* * *
        Лохматый Иван в растянутом свитере, купленном в известном бутике за бешеные деньги, опять преподнес ей букет и вызвался подвезти домой. Лина согласилась - все лучше, чем тащиться на общественном транспорте. Хотя в последнее время она все чаще прибегала к услугам таксистов или леваков, что постоянно дежурили возле Телецентра.
        Иван, так же как и Таран-Бороновский, говорил о дружбе и, так же как маститый сценарист, норовил затащить ее в постель. Лина к намерениям коллеги относилась с пониманием, и они даже находили отклик в ее душе. Юноша был хваток, напорист, зубами вгрызался в профессию и завоевывал себе место под солнцем, не щадя живота своего. К тому же он отличался остроумием и в любой компании запросто становился своим. С ним было весело, легко, и на его внимание и свободное время претендовали многие телевизионные девицы.
        Лина для него, тоже немосквича, не считалась завидной партией, поэтому можно было предполагать наличие у Ивана по отношению к ней толики искренних чувств. Во всяком случае, он не раз говорил, что их союз способен принести пользу обоим. А там, глядишь, дружеская симпатия перерастет в нечто настоящее и стоящее, в то, что на всю жизнь. Пока же он ненавязчиво и деликатно наставлял ее, кому что можно говорить, а кому нет, с кем как себя вести и что нынче модно в телевизионной тусовке. Словом, уберегал Лину от множества синяков и шишек, которые она наверняка набила бы себе по неопытности.
        Наедине с собой Лина все больше склонялась к мысли, что Ваня прав и им стоит попробовать жить вместе. Но стоило оказаться в его обществе, как в нее словно вселялся дух противоречия. Она кокетничала, привлекая его, и тут же язвила и становилась высокомерной, стараясь возвести между ними стену отчуждения или выдержать дистанцию…

«Господи, что же я творю? - недоумевала Лина, сидя в машине рядом с Иваном. - Почему у меня семь пятниц на неделе? Я же обрадовалась, когда увидела цветы, и рассчитывала, что он повезет меня домой, а сейчас судорожно придумываю повод, чтобы не дать ему подняться в квартиру. И так ведь каждый раз. Зачем парню морочу голову, ведь симпатичен он мне…»
        - Эй, о чем задумалась, дивчина? - спросил ее Иван.
        - А? - откликнулась Лина, делая удивленные глаза, и вмиг придумала зачин диалога, уводящего в сторону от ее размышлений. - Да вот подумала, с чего это вдруг на вашем телевидении…
        - На нашем телевидении, - поправил ее Иван.
        - С чего это вдруг на нашем телевидении повадились говорить неправильно?
        - То есть?
        - Ну, например, все чаще и чаще произносят с экрана «ихие» или «ихние» вместо
«их», - объяснила Лина.
        - Чтобы быть ближе к народу, - отшутился Иван, занятый сейчас совсем другой проблемой: как сделать так, чтобы оказаться у Лины в квартире. Ну сколько можно его динамить?
        Все намеки на то, что за годы жизни в столице он успел обзавестись собственной жилплощадью, Лина пропускала мимо ушей. Дурой она не была, значит, преследовала какой-то свой интерес. Вот только какой? Он ей симпатичен, это видели все из их окружения, так чего кочевряжится? А может, ей просто нравился период ухаживания? Все, конечно, могло быть, и Иван готов был подождать еще месяц-другой. Но ему хотелось определенности в «ихих» отношениях…
        - Ну и когда ты пригласишь меня на чашку кофе? - спросил он, останавливая машину у знакомого подъезда и в упор глядя на Лину.
        - Прямо сейчас, - ответила она, не задумываясь и не отводя взгляда, и поняла, что чувство неловкости, которое испытывала, когда оставалась с Иваном наедине, исчезло.
        - Ну наконец-то! - обрадовался он так, словно никак не ожидал такого поворота событий.


* * *
        Естественно, кофе было только предлогом. Но и без него обойтись было никак нельзя. Всюду есть свои традиции, неписаные правила, которые руководят человеком, подсказывают, как себя вести в той или иной ситуации. А заодно как бы снимают с него часть ответственности за содеянное. Разве ж его вина, если так положено, если так принято? Если все так поступают…
        Так-то оно, конечно, так, но окружающие тебя люди тоже могут придерживаться определенных традиций или норм поведения. К примеру, Марианне ничего не стоило позвонить глубокой ночью, если того требовал производственный процесс выдачи на-гора очередной серии. Что она и сделала, едва Лина с Иваном расположились за кухонным столом.
        Антонина Захаровна также не могла дождаться утра, чтобы сообщить своей подопечной радостную весть, к которой она - неизвестно, правда, каким боком - имела касательство.
        - Эвочка, я тут решила на весенней книжной выставке устроить презентацию твоей новой книги! Ты рада?
        - Ой, да не может быть! - воскликнула Лина и состроила невидимой собеседнице козью морду.
        Прошло уже то время, когда она ловила на лету каждое слово Антонины Захаровны, пятилась задом и подобострастно улыбалась, лавируя к двери редакции. Теперь не она была при редакторе, а редактор при ней. И игры в мэтра-наставника начинали Лине уже порядком надоедать.
        А тут еще Ванечка вылез из-за стола, подошел к Лине сзади и, обняв за талию, положил подбородок ей на плечо, приник к трубке ухом.
        - Ты уж постарайся, Эвочка, выглядеть достойно. Не подведи меня. Я за тебя поручилась…

«Как же - поручилась! Небось начальство в меня пальцем ткнуло, а ты и вызвалась меня обхаживать. И ночью звонишь только потому, чтобы тебя никто не опередил, твои лавры благодетельницы не увел и на себя не нацепил. Господи, сколько же ты моей кровушки попила со своим „одеть-надеть“, а ведь ничего более толкового я от тебя ни разу не услышала. Но рукопись ты могла запросто завернуть!..»
        Она прекрасно понимала, что мысленно хамит Антонине Захаровне. Но собственные несомненные успехи на телевизионно-писательском поприще и явная неудача в личной жизни изменили Лину. Она осталась по-прежнему доброжелательной, обязательной, ничуть не возгордилась, не задрала нос, но теперь словно взирала на все происходящее вокруг нее со стороны. Так, где раньше всем руководило сердце, теперь главенствовал разум. И жизнь от этого не утратила для Лины своей привлекательности, просто в ней сместились акценты. А в памяти и в душе появились островки, словно обнесенные колючей проволокой с табличками «Стой! Запретная зона! Вход воспрещен!».
        Продолжать дальше внутренний монолог было невозможно, подошло время вставить фразу в диалог:
        - А как же, Антонина Захаровна! Буду стараться! Всеми силами и всеми фибрами…
        Лина начала заводиться - уж больно не к месту был этот звонок - и обрадовалась, когда услышала:
        - Ну, спокойной ночи, Эвочка. Я тебя предупредила.
        - Спокойной ночи, Антонина Захаровна. Спасибо вам огромное.
        - Кто это? - спросил Иван, забирая у нее трубку.
        - Антонина Захаровна Чудова - мой редактор в «Аркадиа-пресс». Чудо-юдо болотное, подколодное, но я только сейчас это поняла. Да и то, не засветись я на вашем… нашем телевидении, так бы и продолжала заглядывать ей в рот…
        - А что, все редакторы в издательствах такие? - спросил Иван и слегка куснул ее за ушко, поддавшись искушению.
        И так его подернутый поволокой предвкушения взгляд не вязался с заданным вопросом, что Лина задумалась: стоит ли отвечать? Услышит ли он ее? Да и ей, по правде говоря, не хотелось думать ни о чем-либо, кроме того, что они остались наедине и вот сейчас, сейчас наступит новый период в ее жизни, который перечеркнет, оставит далеко позади прошлое…
        - Нет, мне просто с ней не повезло, - прошептала Лина и закрыла глаза.
        - Зато повезло со мной, - услышала она в ответ, тоже сказанное еле слышным шепотом.
        И тут грянул оглушительный гром. Стены завибрировали, мебель заходила ходуном, потолок сотрясся от тяжелых раскатов, в которых потонул треск распахнувшейся настежь двери.
        - Привет! - прогудело изящное существо с огромной черной блестящей головой без глаз и затормозило в шаге от обнявшейся парочки. - Не помешала?
        Привычная Лина довольно быстро пришла в себя. А вот остолбеневшего Ваню пришлось встряхнуть за плечи, чтобы он подобрал отвисшую челюсть.
        - Кто это? - обалдело спросил он, косясь на инопланетянина.
        - Я Акси! Линина подруга! Мы тут вместе живем! - Ксюша приподняла забрало на шлеме и предельно сжато и очень громко выложила необходимую информацию. - А там мой Сявочка! - И она махнула рукой в сторону лестничной площадки. - Эй, заходи, чего стоишь! - крикнула она в дверной проем. - А то соседи опять скажут, что мы музыку громко включаем!
        Сява появился с орущим проигрывателем в руке и с гитарой на плече. Точнее, сделал шаг и переместился из места общего пользования жильцов дома в центр чьей-то личной жилой площади.
        - Привет! - гаркнул он, перекрывая ударные и струнные инструменты, и крохотное помещение ощутимо заполнили алкогольные пары. - А у нас радость!
        - Ага! - подтвердила сияющая Акси, сверкая глазами из глубины штуковины, с которой она никак не могла расстаться. - Не могли не поделиться. Специально сюда заехали, знали, что ты, Линка, дома!
        - А потише сделать нельзя? - робко спросил Иван, мотая головой.
        - Можно. Отчего нет? - сказал Сява, и наступила блаженная тишина.

«Господи, как хорошо-то. Действительно, будто светлый ангел пролетел», - подумал Ваня и поплелся вслед за всеми обратно в кухню.
        У вновь прибывших, как в анекдоте, «с собой было». Да и как иначе можно отметить, точнее, продолжить отмечать выдающееся событие - приобретение скутера для Ксюши! Шлем она все-таки сняла и положила к себе на колени, иначе было проблематично есть и пить. Но время от времени поглаживала его по блестящей лысине, как дорогое, трепетно любимое существо.
        - И как же вы сюда добирались? - спросила Лина с тревогой в сердце. - Неужели своим ходом?
        - Ты соображаешь, что говоришь? - возопила обиженная Акси. - У нас что, по-твоему, бошки посносило? Мы на такси, как белые люди, правда, зая?
        Лина облегченно перевела дыхание, а Ксюша обняла своего ненаглядного заю за шею и потянулась к нему губами. Ей одновременно удалось поцеловать его и откусить половину шпротины, что торчала у Сявы изо рта. Оба пришли от этого в неописуемый восторг и залились счастливым детским смехом.
        В любой другой ситуации Иван немедленно влился бы в общее веселье. Он тут же, к примеру, вспомнил бы, как в начале своей карьеры на телевидении, во время репортажа с мотогонок по гаревой дорожке, расположился снаружи круга и его чуть не покалечил отлетевший во время столкновения двух мотоциклов глушитель. Но сейчас ему было не до веселья. Лина верно и неумолимо уплывала из его рук. Он видел, что ей с трудом удается не заснуть прямо за столом. А Сяве с Акси все, казалось, было нипочем, и они намеревались «гудеть» до утра.
        Где-то часа в три ночи Иван добрался-таки до вожделенной Лининой комнаты. А что толку? Он рухнул на кровать как подкошенный, едва представилась такая возможность, и очнулся только на следующее утро, когда Лина, виновато отводя взгляд и одновременно пряча лукавую усмешку, разбудила его и сказала, что пора на работу.

«Нет, в следующий раз - только на моей территории, - решил Иван. - Чтоб никаких сюрпризов! Только когда он еще представится, этот следующий раз?..»


        Глава 18
        В огромном, похожем на самолетный ангар помещении гудел народ. Но это внизу, где было суетно, пестро, лабиринтоподобно. Среди сотрудников издательств и представителей книготоргующих организаций, истинных любителей книг и почитателей дешевого развлекательного чтива мелькали то Снежная королева в широкобоком тафтяном платье, то группа крестьянок в повойниках, неожиданно пускающихся в пляс, то блестящий робот с мигающей лампочкой на макушке. Зато наверху, среди пыльных металлических балок, было пустынно, только перепархивали с места на место бедолаги голуби и болтались зацепившиеся за конструкции шарики с логотипами издательств.
        Будь его воля, Артем смотрел бы только вверх, настолько праздничная толкотня не находила отклика в его сердце. Но он был послан сюда с миссией и не принадлежал самому себе. На открытии выставки, два дня назад, присутствовала вся верхушка его фирмы, чтобы воочию увидеть работу своих подчиненных. Там же произошла встреча с руководством издательства, скрепленная рукопожатиями, обменом любезностями и ближе к вечеру продолженная в неформальной обстановке популярного ресторана.
        Артему же предстояло сегодня выяснить, как ведет себя их грандиозная конструкция в работе, точнее, есть ли до нее дело хоть кому-то из посетителей выставки. Оказалось, что есть. Наткнувшись на нее взглядом, люди недоуменно замирали, вытаращив глаза, потом соображали, что к чему, и с уважением оглядывали значительный кусок выставочной площади, расположившийся под рукотворным чудо-деревом, изображающим не то историю развития книгопечатания, не то широту и охват издаваемой «Аркадиа-пресс» продукции за последнюю четверть века. С раскидистых веток свешивались, как желуди, покачиваясь и крутясь вокруг своей оси от потоков воздуха, красочные стенды. А территорию под деревом, выстланную травянисто-зеленым ковролином, ограничивали стеллажи-кусты с книгами - этакая молодая поросль, устремленная в будущее.
        Туда-то и направлялся Артем, ориентируясь на флюгер с золотой надписью
«Аркадиа-пресс-25», вздымающийся над остальными сооружениями. И вдруг зазывный голос из громкоговорителя разнесся над просторами выставки и с восторженным придыханием пригласил всех на встречу… с популярной писательницей Эвангелиной Ковальской!

«Черт! Сейчас пошлю их куда подальше и уйду! Пропади она пропадом, эта выставка, со всеми ее писателями и писательницами, вместе взятыми», - раздраженно подумал Артем. Такой подлости от судьбы он не ожидал. Послушные безрассудному импульсу ноги тут же повернули в обратном направлении. Но Артем со вздохом пересилил себя.
        - Это ребячество, - пробормотал он себе под нос. - Я здесь по делам службы. И потом, никто меня не заставляет брать автограф у этой Ковальской, а посмотреть на нее в нашем антураже будет очень даже забавно…
        Однако забавным оказалось совсем другое. Первое же лицо из толпы, надо полагать почитателей прозы входящей в моду писательницы, которое попалось на глаза Артема, показалось ему знакомым. Действительно, забыть сию колоритную личность было сложновато. Мертвенно-бледный лик, на котором из темных провалов, образованных густыми тенями, сверкают два светло-карих глаза. Блестящая металлическая бусина под фиолетовыми губами больше походит на прыщ, чем на украшение. Малиновая челка клоком ярко выделяется на фоне иссиня-черных патлатых волос. И «элегантный» штрих в одежде - разрез на кожаной юбочке, до половины застегнутый на великое множество английских булавок.

«И как это она прошла через рамку металлоискателя на входе?» - подумал Артем. Но следом пришла другая мысль: «Ведь эта девица дружила, а может, и сейчас еще поддерживает отношения с Линой. Значит… значит…»
        Его сбил с размышлений громкий женский голос, отчетливо выговаривающий слова:
        - Я счастлива представить вам нашу дорогую Эвочку…
        Артем стал протискиваться ближе к знакомой девице, расположившейся сбоку от дерева, под которым разворачивалось действо. Там востроносая дама с ярко накрашенными губами демонстрировала собравшимся свою собственность - автора. Автор послушно улыбалась и обводила почитателей своего таланта благодарным взглядом.
        В душе же Лина уже давно с долей иронии и снисходительности воспринимала славословия в свой адрес. Период, когда она с восторгом внимала всему, что изрекала наставница, остался в прошлом. Жизнь научила ее здоровому цинизму, разбив в пух и прах романтические представления о том, чего ждать от будущего. Надо пробиваться самой и рассчитывать только на собственные силы. Пока ты популярна, многие хотят с тобой дружить, а то и доказывать, что без них ты ничего бы не добилась. Пока ты популярна, пока на коне…
        - Что вам написать на книге? - спросила Лина склонившуюся перед ней молодую женщину.
        Она краем уха прислушивалась к тому, что вещает над ее головой Антонина Захаровна. А та была в своей стихии: кокетничала, завлекала, выделывая своим объемистым телом замысловатые па. Не хватало только воздушных поцелуев, адресованных любезнейшей публике, пришедшей посмотреть на выпестованного и дрессированного ею автора.
        Лина уже давно заприметила знакомую парочку, и на душе у нее потеплело. Это же надо - Ксюша не только пришла сама, но и приволокла с собой Сяву! Тот маячил рядом с ней и со стоическим видом подавлял зевки.
        - Это от недостатка кислорода, - пояснил он, получив в бок чувствительный тычок от своей спутницы.
        - Все равно веди себя пристойно, - прошипела Акси. - Здесь все-таки приличная публика собралась, не то что твои дружки-приятели, которые без мата двух слов связать не могут.
        Сява закатил глаза и ничего не ответил. Как ему объяснили, эта бодяга рассчитана на час, а двадцать минут уже прошли. Осталось всего сорок. Это куда же можно уехать за это время, если гнать на предельной скорости, а вокруг ни души, в том числе и гибэдэдэшной, и ровное гладкое шоссе впереди? И Сява погрузился в увлекательные грезы…
        Тем временем Артем протиснулся к парочке. И в этот момент девица с малиновой челкой по-приятельски подмигнула кому-то: мол, держишься молодцом, все идет как надо!
        Молодой человек невольно проследил за ее взглядом - и остолбенел. Под раскидистой кроной чудо-дерева сидела писательница и улыбалась очередной поклоннице своего таланта. Эвангелина Ковальска - так назвала ее дама, стоящая подле. Лина Кузнецова - мог бы он дать голову на отсечение.
        Эвангелина - Лина… Ковальска - коваль - кузнец - Кузнецова… Все вмиг встало на свои места, но что это меняло в жизни Артема? Да, он понял, почему она оставила ему именно ту книгу, а не иную. Однако надпись на титульном листе от этого не утрачивала своего смысла. Да, он ее нашел, но это совсем не значит, что черная полоса в его жизни окончилась.
        Лина подняла голову, снова посмотрела на подругу. Затем что-то заставило ее взгляд напрячься - это она увидела его, Артема. Она словно окаменела, но улыбка не исчезла с лица.
        Эта девушка была похожа на прежнюю Лину, его Лину, и при этом разительно от нее отличалась. Когда-то Артем пожалел ее, бедную провинциалку. Сейчас было впору жалеть его самого. Красивая, уверенная в своих силах, знающая себе цену популярная писательница. И - что самое главное - знающая цену ему, Артему Прохорову.
        Он смотрел на Лину не отрываясь, и ему было плевать на окружающих, которые немилосердно его толкали. Если сейчас он не найдет нужных слов, то все будет кончено. А какие слова нужные, Артем не имел ни малейшего представления. На ум невольно пришли все те надписи на сувенирах, что украшали как-то давным-давно его стол. Он забавлялся, а ведь многие делали их от чистого сердца…

«Будь что будет, - решил Артем. - Все лучше, чем стоять столбом и понимать, что ком в горле не позволит произнести ни звука…»
        Он увидел, где продают книги, купил одну, под названием «Суженого на коне не объедешь», и достал ручку. Когда подошла его очередь, он замер перед Линой в странной нерешительности, боясь протянуть ей книгу. Она, несомненно, следила за каждым его движением, но ничем не дала понять, как относится к его появлению здесь. Сейчас все должно было решиться, но как?
        - Скажите, Эва, а что помогает вам писать? - раздался женский голос над ухом Артема.

«При чем здесь этот нелепый вопрос? Да и откуда взялись все эти тетки и девицы, что в радостном ажиотаже суют Лине под нос книги?»
        - Семечки, - машинально ответила она и растерялась, услышав свои слова. Но лишь на мгновение, затем улыбнулась еще лучезарнее и добавила: - Знаете, многие парфюмерные и косметические фирмы выбирают себе популярную актрису или топ-модель, которая рекламирует их продукцию, так называемое лицо фирмы. Так вот, я вполне могла быть лицом «Семечек от Семеныча», к примеру.
        Все рассмеялись, а Лина с Артемом подумали в унисон: «Господи, как люди могут быть настолько бесчувственными? Интересуются всякими пустяками, развлекаются, а тут, может, судьба решается?»
        - В одной из ваших предыдущих книг «Он пришел к ней во сне» бывший муж героини, ну, тот, который продюсер, знакомится с ее новой секретаршей. У них что-нибудь получится в дальнейшем, ну, в смысле любви?

«Да откуда же я знаю, как там у них все сложится? - хотелось крикнуть Лине. - Лучше подскажите, что написано на книге у того парня, что стоит передо мной!»
        Она видела короткую строчку на развороте, но не могла прочитать ее вверх ногами. А Артем медлил, не решаясь отдать ей книгу. «Сейчас… сейчас я просто разорвусь от неизвестности и нетерпения, или у меня остановится сердце, или оно выпрыгнет из груди…»
        - Эвочка, а вот с одной моей знакомой произошла история, думаю, вам будет интересно послушать. Неплохой сюжет для вашей будущей книжки, уверяю вас… - Ей по-приятельски улыбалась нарумяненная дама с белоснежными кудрями и длинными серьгами.
        - Знаете, еще Антон Павлович Чехов сказал, что жизнь любого из нас - это сюжет для небольшого… - начала Лина и вдруг выхватила книгу из рук Артема. - Я больше не выдержу!

«Мне без тебя плохо. Очень плохо», - значилось на титульном листе.
        Лина прижала книгу к груди и зажмурилась. Мысль, что никогда еще она не чувствовала себя более счастливой, потрясла ее. А ведь она полагала, нет, была абсолютно уверена, что ее чувство к Артему умерло безвозвратно, окончательно. Как же так? Разве можно в одночасье забыть нанесенную жестокую обиду? А если на самом деле все было несколько иначе, чем ей тогда показалось?..
        - О-о! - произнесла Акси так, будто после каждого «о» стоял твердый знак, и в блаженстве закатила глаза. - Зая, я щас умру, прямо тут.
        - Эй, тебе нехорошо, да? Это, наверное, от духоты, - встревожился Сява, мгновенно отрываясь от своих дум. Мысленно он уже катил по просторам знаменитого владимирского ополья.
        - Напротив, мне просто ужас как хорошо, - возразила Акси. - Я тащусь.
        - От чего?
        - Не от чего, а от кого. От них! - И она указала подбородком в сторону Лины с Артемом.
        - Я, кажется, не догоняю… - начал Сява.
        - А чего тут догонять-то! - перебила его Акси, не отрывая горящих глаз от парочки. - Это тот парень, ну который в пальто…
        - Почему в пальто? - недоуменно спросил Сява. - Он же в пиджаке.
        - Сейчас в пиджаке, а вообще-то в пальто. - Она нетерпеливо отмахнулась от него рукой. - Не перебивай. Они поссорились на веки вечные, и Линка решила с ним порвать. Виноват, естественно, был этот тип. А сейчас они случайно встретились и поняли, что это судьба. Ну, там, созданы друг для друга и прочая романтическая мура. Словом, как Линка в своих книжках пишет. Он сказал, что жить без нее не может, что все остальные девицы мизинца ее не стоят. Она ему сразу поверила и решила простить. Парень же совсем извелся, смотреть на него больно…
        Сява в полнейшем недоумении уставился на Лину, которая, продолжая прижимать раскрытую книгу к груди, общалась с почитателями своего творчества, и на типа,
«который вообще-то в пальто», что напряженно замер перед ней.
        - Ты ничего не путаешь? - спросил он наконец Акси. - И вообще, откуда ты все это взяла?
        - Сам, что ли, не видишь? - удивилась она. - Ой, они точно поедут к нему домой после презентации. А там… Слушай, зая, пошли, нам с тобой тут больше делать нечего.
        - Но мы же собирались отметить втроем выход новой Линкиной книги. Твоя, между прочим, была идея…
        Ксюша настойчиво потянула Сяву за рукав:
        - Пошли, пошли. Сейчас ей не до нас. А самое интересное мы уже видели…
        И ни Ксюша, ни Сява, ни тем более Лина с Артемом не заметили, какими тоскливыми стали глаза у лохматого парня, что вместе со съемочной группой занял позицию возле
«чудо-дерева»…


        Эпилог
        - Милая, ты уверена, что в твоем состоянии не вредно столько времени проводить за компьютером? - спросил Артем, неслышно подходя сзади и целуя жену в затылок.
        Лина ойкнула от неожиданности и повернулась к нему лицом, закрывая глаза и подставляя губы.
        - Как ты можешь спрашивать? Я проконсультировалась с врачами и прочитала массу литературы на этот счет, так что не волнуйся. И потом…
        Что «потом», так и осталось неизвестным для обоих, потому что у них пропало всякое желание продолжать дискуссию, едва их губы соприкоснулись. Подобное случалось уже не раз. Какой великолепный, если задуматься, способ избегать крупных конфликтов и мелких неурядиц!..
        - А теперь покажи, над чем столь самозабвенно трудишься, - попросил Артем, когда им удалось восстановить дыхание.
        Лина как-то неопределенно повела плечом, словно смущалась признаться.
        - Даже не знаю, как это назвать, - туманно ответствовала она.
        Заинтригованный муж попытался взглянуть на экран монитора. Но Лина обняла его лицо ладонями, заставляя посмотреть ей глаза.
        - Боюсь, ты можешь неправильно все понять. Поверь, я отнюдь не собираюсь делать достоянием широкой общественности…
        Он ласково, но решительно отвел ее руки и произнес:
        - После таких слов я готов на все, лишь бы удовлетворить свое любопытство. Да и ты сама как-то сказала, что у нас не должно быть секретов друг от друга.
        - Сказала, - эхом раздалось в ответ, и Лина опустила голову в ожидании приговора.
        Положив подбородок ей на плечо, Артем устремил взгляд на экран. Читал он недолго, минуты три, а потом воскликнул:
        - Слушай, до меня только сейчас дошло, что, если бы не Мурка, ничего этого могло бы и не быть!
        - «Всего этого» - это чего? - тихо спросила Лина, исключительно из желания лишний раз услышать то, что никогда не надоедает слышать любой нормальной женщине.
        И Артем не обманул ее ожиданий. Он погладил округлый живот жены и сказал:
        - Нас с тобой, естественно, с тобой и с малышом. Вдруг бы Мурка тогда покрутилась возле меня и отправилась восвояси?
        - Глупый, неужели ты еще не понял, что никакого «вдруг» быть просто не могло, - улыбнулась Лина. - Мурка все предвидела и срежиссировала.
        - Что же, по-твоему, она Глоба пополам с Эйзенштейном? - недоверчиво усмехнулся муж.
        - По меньшей мере…
        Мурка в разговоре не участвовала, она бдительно следила, чтобы два ее очаровательных отпрыска, играя, не свалились с дивана, но на последнюю реплику Лины отреагировала благосклонным мурлыканьем. А когда Артем, подняв жену на руки, понес ее в спальню, кошка вспрыгнула на письменный стол и улеглась перед оставленным включенным компьютером, вперив в экран немигающий взгляд янтарных глаз.

«Умница у меня все-таки хозяйка, не зря я остановила на ней свой выбор. Да и мне на сообразительность грех жаловаться», - довольно подумала Мурка, глядя на ровненькие строчки из симпатичных, аккуратных буковок:



«Он поставил свою темно-зеленую „мазду“ на охраняемую стоянку возле дома и посидел пару минут, прикидывая, доставать зонт или нет. Судя по редким каплям на ветровом стекле, дождь слегка накрапывал. Правда, накрапывал он уже давно, и мокрый асфальт красиво поблескивал в свете уличных фонарей.

„Не сахарный, не размокну“, - решил Артем Прохоров и вылез из машины. Аккуратно обходя неглубокие пока еще лужицы, он направился к освещенному подъезду и почти уже достиг спасительного козырька, как вдруг какая-то серая тварь молнией метнулась ему прямо под ноги. От неожиданности и инстинктивного опасения, что это какая-то особо наглая крыса, Артем резко отшатнулся, едва не потеряв равновесие на скользком асфальте. Но, приглядевшись, он понял, что перед ним отнюдь не серая крыса, а трехцветная кошечка - небольшая и изящная.
        Поняв, что обратила на себя внимание молодого человека, кошка выгнула спину наподобие вопросительного знака и подняла хвост трубой. Затем на прямых лапах, словно подбрасываемая невидимой пружиной, скакнула несколько раз боком, исключительно точно минуя лужи.
        - Ну ты даешь, киска, - восхищенно покачал головой Артем. - Совсем как кот из диснеевских мультиков. А теперь позволь пройти…»