Слабая, сильная, твоя… Яна Розова
        Влюбившись в молодого бизнесмена Мира Шахова, Лена уже готова расстаться со своим женихом Георгием. Но для реализации своего бизнес-проекта Шахову нужны деньги, и Лена поможет вытянуть их из Георгия. На этом хитроумный Мир не останавливается, он придумывает новые махинации для успешного развития своего бизнеса, а бедная Лена каждый раз вынуждена доказывать свою любовь, участвуя в их реализации. И когда по вине любимого женщина оказывается в руках наркомафии, она уверена, что это конец! Однако ей чудом удается спастись и даже убить похитителя. Вернувшись к своему изобретательному и ловкому любовнику, Лена обнаруживает, что он снова манипулирует ее чувствами. Она пытается выбраться из замкнутого круга, но у Мира совсем другие планы…
        ЯНА РОЗОВА
        СЛАБАЯ, СИЛЬНАЯ, ТВОЯ…
        Посвящается Лене Лапиной
        ГЛАВА 1
        Иногда смерть - наилучший выход в жизни. Это не моя мысль и уж тем более не новая мысль. Но именно такой выбор сделал мой муж, Владимир Шахов, находясь в Париже, в клинике доктора Мортона. Он выбрал смерть, не оставив выбора мне. Не спросив у меня совета. Не думая обо мне. Я должна была просто подчиниться и выполнить его последнюю волю: уничтожить дело его жизни.
        Я сидела на кухне маленькой съемной квартиры в Париже, недалеко от клиники, где погиб мой муж и куда сейчас я ходила каждый день, чтобы пройти реабилитационный курс. При чем тут какой-то курс? Моя жизнь была разбита, все кончено. Как же так вышло?
        Мой характер, плюс случай, плюс слабость других - вот тот коктейль Молотова, который подорвал течение жизни девочки из весьма посредственной провинциальной семьи. По всему следовало, что я должна была прожить свою скучную жизнь в лоне семьи, с мамой и бабушкой. Женихи не клевали на мою заурядную внешность, отсутствие приданого и вялый темперамент. К тому же все мои подруги были умницы и красавицы. Вероятно, я искала наперсниц с качествами, отсутствующими во мне самой. Одна из моих подруг была красавицей, настолько совершенной, что за ней гонялись организаторы Всемирных конкурсов красоты. Другая - настоящая секс-бомба. С первого взгляда было видно, что она горяча, как смола в аду, и изобретательна, как нобелевский лауреат. Парни, беспрерывно кончающие как во сне, так и наяву, в самых эротичных мечтах представляли себе именно ее. В подругах ходили и богатые наследницы, неизменно сопровождаемые юнцами, у которых алчная слюна стекала прямо на дешевые, тщательно выглаженные рубашки.
        Я же была только фоном. Серым фоном. Юнцы и парни, вожделеющие, как и все мужчины в мире, денег и секса, не видели меня в упор. Зато я насмотрелась на них вволю.
        Однако судьба ведет нас невиданными тропами, запутанными арабесками, диковинными узорами, лукавыми улыбками заманивает в сети свои и потом смеется, и плачет, и ждет одного нашего решения, чтобы покориться нам или свести с ума.
        Однажды Элла, подруга-красавица, нашла мне жениха. Двоюродный брат Эллы, Георгий, хотел найти себе пару и обратился к сестре.
        Сама Элла переживала очередной бурный роман. На этот раз объектом страсти был настоящий живой француз - экзотическая зверюшка на просторах нашей Родины в те времена. Элла рассказывала о нем невероятные вещи: ухаживает бесподобно, целует по-французски и необыкновенно интересуется жизнью русской красавицы.
        - Вот хочет знать, как я живу, как живет моя семья. Все спрашивает, чем же зарабатывают на жизнь русские мужчины, чтобы содержать свои семьи?
        - Какие мужчины?  - спросила я, просто чтобы спросить что-нибудь.
        - Ну, вот Жора, например. Кстати, завтра у тети Ани день рождения, и мы с тобой приглашены. С нами пойдет и Франсуа. Ему интересно, как мы празднуем…
        Вот так я и попала в этот дом. Думаю, семья собиралась полным составом в последний раз. Я оказалась для них троянским конем. Элла, как и обещала, привела своего лягушатника. Это был полноватый, лысоватый, чрезвычайно любезный мужчина за сорок. По-русски он говорил вполне сносно, задавал огромное количество вопросов, причем безо всякой логической последовательности, все пробовал, всем восхитился. В подарок хозяйке Франсуа принес, конечно, французские духи. Но, по-моему, духи прибыли из универмага на углу, а не из Парижа.
        Тетя Аня оказалась милой полной дамой, страстной поклонницей хризантем и Муслима Магомаева. Я тоже пришлась ко двору. Именинница сказала, что я симпатичная, ее муж интересовался моим мнением по каждому поводу и подмигивал, а Жора приглашал меня танцевать и рассказывал о солисте группы «Doors». Георгий, точнее Жора, мало походил на свою двоюродную сестру-красавицу. Он был невысок, смугл, практичен и неглуп.
        Франсуа активно участвовал в общей беседе.
        - Франсуа, вы приехали в Россию отдыхать или по делам?  - раздельно, будто говорила со слабослышащим, задала вопрос именинница.
        - Что вы, дорогая, как можно в России отдыхать? Это же полный кошмар, а не сервис! Я приехал работать. Наша фирма открывает здесь свое представительство. Но пока еще точно ничего не решено, и я приехал на зарядку.
        - На разведку,  - машинально поправила я.
        - Ах да,  - улыбнулся французский гость.  - Надо узнать, что да как. Перспективы бизнеса.
        - Какого бизнеса?  - раздался чуть глуховатый голос от дверей. Все обернулись.
        В дверях стоял молодой мужчина, при взгляде на которого у меня оборвалось сердце. Он был среднего роста, с необыкновенно темными глазами. Такими темными, что зрачка не было видно, а только мерцало глубокое черное озеро взгляда. Еще у него был большой нос. Причем анфас это было совсем незаметно, но когда он поворачивался в профиль, нос заявлял о себе самым вульгарным образом.
        Рядом с прекрасным явлением стояла маленькая белокурая девушка с кругленькими розовыми щечками. Это была его жена - Альбина. Как сейчас помню широко распахнутые круглые и плоские голубые глазки, стройную фигурку с высокой грудью, тонкой талией и короткими ногами. Эти ее ноги всегда все портили: Альбина носила высокие каблуки, но ходить на них не умела и шкандыляла на полусогнутых, ссутулившись.
        По воле случая Мир сел рядом со мной. Что это, если не судьба? Садясь, он задел бедром мою ногу, тихо извинился, и я подумала, что люблю, когда мужчина говорит тихо. Я подняла глаза и чуть не застонала: черные озера плескались совсем рядом. Будучи ортодоксальной девственницей, не познавшей даже собственной анатомии, я поняла одно: не знаю, как это делается, но хочу делать это только с ним.
        А в тот летний денек я пережила настоящий шок: удар, боль, отчаяние, одеревенение и, наконец, возвращение к жизни, такое тяжелое, что лучше бы я упала замертво в первое же мгновение, когда увидела Мира. А он сидел рядом, видел мои дрожащие руки, подливал красное сладкое вино. Он был так недоступен, неприступен, недосягаем, нереален!
        Альбина щебетала как птичка. Она была немного перевозбуждена, что мне показалось абсолютно естественным, ведь рядом с ней был такой мужчина! Счастливая, молодая, любимая мужем. Жизнь поворачивалась к ней своей лучшей стороной.
        Что связывало Мира с его первой женой - не знаю. Впоследствии он говорил, что она умела слушать, не перечила (в отличие от меня), была всегда в хорошем настроении, любила готовить и ухаживала за ним, как за падишахом. Всего этого он лишился, женившись на мне. Может, следует спросить, что же связывало его со мной? Не знаю, никогда не интересовалась. Кроме того, я буквально заработала свое замужество. А еще его заворожила моя любовь, эта моя безумная тяга к нему. Может, я и подливала ему в еду приворотное зелье - не помню.
        А в тот день, день рождения тещи Мира, я поняла, что не могу, просто не могу потерять ниточку, ведущую меня к нему. И хотя присутствие Мира жгло меня почти физически, я повернулась к Жоре и попросила его проводить меня домой. У меня совсем не было опыта в любовных делах, но практичный Жора ничего не заметил. Такой умный, а понять, что я его просто не вижу, не смог. Он жил разумом, и разум ему подсказывал: хорошая девушка - женись! Идиот! «Что вижу, то и принимаю на веру». Девушка не пила, не курила. Образование имеет, росла под присмотром мамаши. Будет хранить семейный очаг. Тем более что внешность так себе, значит, гулять не будет.


        ГЛАВА 2


«Гулять», как выражаются практичные молодые люди, склонные жить «нормально» и «как все», «хорошая девушка» начала еще до первого свидания с потенциальным женихом. Жора вскоре должен был уехать на пару недель, и я, как Жора и ожидал, радостно согласилась ждать его. Но бессонная неделя и кошмар на тему семейной жизни Альбины сделали свое дело гораздо раньше, чем я сама ожидала.
        Мир был хозяином небольшой автомастерской, которая размещалась в трех соединенных гаражах. Я узнала номер телефона в гараже Мира и позвонила ему. В первый раз бросила трубку, не дослушав гудки вызова. Но представила себе его. Подумала, что он есть, он говорит и ходит, он совсем недалеко и - снова набрала номер. Грубый мужик, ответивший мне, после многократных раскатистых выкриков «эй, шеф, тебя!» и «твою мать, иди к телефону!», наконец, передал трубку моему герою, и я услышала знакомый глуховатый голос. Слова разбежались в разные стороны, невероятным усилием воли мне удалось согнать непослушных овечек в маленькое, но осмысленное стадо.
        - Мир, это Лена, знакомая Жоры. Мы встречались на именинах вашей тещи. Мне необходимо встретиться с вами. Как можно скорее,  - мой голос звучал невыносимо фальшиво, изображая деловой тон.
        - Да, Лена, я помню вас. Чем могу служить?
        - Не могли бы вы встретиться со мной?
        Про себя я решила: пошлет так пошлет. Придумаю еще что-нибудь!
        - Я мог бы встретиться с вами после работы. В кафе на площади…

«Почему он так быстро согласился и не спросил, зачем нам встречаться?»
        Неприятная мысль поразила меня: а что, если бегать после работы на свидания для него в порядке вещей? Ну нет! Не такой уж он Адонис, чтобы девушки названивали ему каждый день и звали встречаться со всеми вытекающими последствиями!
        - Хорошо. Буду ждать вас ровно в шесть,  - сказала я и бросила трубку.
        До шести вечера я так намучилась, что прибежала в кафе на двадцать минут раньше. Решила «выпить для храбрости» - кажется, так это называется. Привычки пить у меня не было, но я смело заказала пятьдесят граммов водки и апельсиновый напиток. Миловидная девушка выполнила заказ и повернулась, чтобы уйти. Я схватила рюмку с водкой, быстро поднесла ее ко рту и увидела в окне Мира. Он шел ко входу в кафе, на встречу со мной. Почему-то я думала, что он придет, одетый в джинсовый комбинезон, испачканный машинным маслом. Однако Мир щеголял отглаженными серыми брюками, начищенными туфлями и шелковой черной рубашкой с расстегнутым воротом. Он выглядел просто великолепно, лучше, чем я того заслуживала. Мои руки похолодели, сердце забилось, горло свело спазмом.
        - О боже!  - сказала я громко.
        - Что?  - спросила официантка, поворачиваясь ко мне.
        - Ничего,  - ответила я, быстро опрокинув рюмку в рот. Мне стало нечем дышать, но, проглотив водку, твердую как камень, не вдыхая, запила апельсиновой мутью, проморгалась и постаралась изобразить спокойствие.
        Когда я подняла глаза, Мир уже сидел напротив меня. «Только ни о чем не думать!» - это был мой девиз на ближайшие сорок минут.
        - Привет!  - сказал он, улыбаясь.  - Что пьем? Водку?
        Я отвела глаза. Но Мира не волновал мой моральный облик.
        - Мне тоже водки и кофе. Будешь кофе?
        - Да.
        - Ну, так в чем дело?
        Безумно хотелось бежать. Огненная вода еще не успела подействовать, и мне некуда было девать руки, глаза - всю себя. Мир достал сигареты. Необходимо было начинать разговор.
        - Дело в том, что…  - Ничего не получалось. Нельзя же просто сказать: переспи со мной! Или можно?
        - Понимаете, я вас люблю! Мне ничего не надо, просто подарите мне одну ночь, переспите со мной!
        До сих пор удивляюсь, как я сумела сказать фразу до конца. Возможно, это и был момент истины, решивший всю мою дальнейшую жизнь.
        - Что ты несешь?  - Его голос звучал тихо и серьезно. Я подняла глаза: он улыбался.
        - Я хочу сказать, что ничего от вас не требую. Никто не узнает. С Жорой больше встречаться не собираюсь. Давайте завтра?
        - Куда спешить?  - спросил мужчина, видимо, каждый день получавший подобные предложения.
        Мир направил свой внушительный нос в сторону окна и был похож на птеродактиля. Мне почудилось, что этот птеродактиль раздумывет об Альбине. Как вечером они вместе посмеются над глупой и развратной подружкой брата, как позвонят ему и в деталях опишут эту сцену, как остроумец Мир, красуясь перед женой, добавит пару пикантных подробностей… Как же мало я знала тогда о его семейной жизни!
        - А знаешь, ведь у меня тоже есть к тебе разговор. Я потому и пришел сюда. Правда, не ожидал услышать такое, но это даже к лучшему.
        - Надеюсь, что к лучшему…
        - Да, вот именно. Понимаешь, мне нужна твоя помощь. Я тут поболтал с Жорой - он просто в восторге от тебя.
        - Господи, какая разница!
        - Это навело меня на некоторые размышления.
        Я уже ничего не понимала. Чем я могу ему помочь? Такой поворот выбивал меня из колеи.
        - Я затеял одно безумное дело. Никто не верит, что у меня получится, но у меня получится. Мне только нужны деньги. Нужен инвестор. Желательно, свой человек, такой, который мог бы впоследствии стать моим компаньоном.
        - Мне что, втереться в доверие к Жоре и ограбить его?
        - Очень смешно,  - сказал он, не улыбнувшись.  - Что-то вроде того. Уговори его вложить деньги в мое дело. Я подкатывался к нему со своей идеей, но он не хочет. А вот ты могла бы раскрутить его. Скажи, что уважаешь мужчин, которые способны хорошо обеспечить семью, дай ему понять, что выйдешь замуж за парня с перспективами, и намекни на перспективу вложить денежки в совместное предприятие.
        Не знаю, понимал ли Мир, какое впечатление производит на меня, но смотрел он мне прямо в глаза. Это было как светить в глаза зеркальцем, поймавшим солнечный лучик: я отвернулась. Подумала, что как-то иначе представляла себе этот разговор, и сказала:
        - Сколько же стоит с тобой переспать?
        - Какая тебе разница, платит-то Жора!
        Он посмеивался хитро и в то же время откровенно. В этой усмешке была доля здорового, умного цинизма, который сам себя уважает. Через пару лет Мир мне скажет, что только со мной ему было легко говорить с первого слова.
        А в ту минуту мне тоже стало смешно: я добуду деньги для любимого, а он за это меня трахнет. Нет, в самом деле смешно! С другой стороны, как бы это ни было неприятно, у меня только один шанс и есть.
        Кроме того, если я соглашусь, то смогу встречаться с Миром хоть каждый день, уточняя и обсуждая детали, советуясь, какой шаг предпринять следующим, и все такое. Я буду ближе к нему и, может, сумею понравиться.

«Хи-хи, а вот это уже подействовала водка!»
        - Я согласна, но если Жора меня не послушает? Ты не получишь денег, а я не получу тебя?
        - Ну, всякий труд должен быть оплачен, Леночка. Ты же будешь стараться?
        - Конечно, я же люблю вас!
        - Значит, будем надеяться, что Жора тебя послушает и ты получишь заслуженную награду. Это будет приятно не только тебе, но и мне.
        Мир снова улыбался, и я впервые заметила, какие хищные у него зубы: крепкие, чуть желтоватые, со скошенными клыками. Может, я мазохистка? Он жесткий, деловой, тепла в нем ни на грош. Пытается извлечь материальную выгоду даже из влюбленной девчушки. Надо побыстрее получить свое и спасать шкуру. Пусть Альбина коротает свой век с этим диким и жадным птеродактилем, а я не собираюсь растрачивать на него свою жизнь. Но как же меня тянет к нему! И цена вполне доступна.
        Последнее соображение совсем развеселило меня. Будь что будет!
        - Расскажите мне подробности,  - попросила я.


        ГЛАВА 3
        Наш родной город возник как рабочий поселок крупнейшего в регионе химического завода. Он был построен в конце 50-х годов в местечке с названием прямо-таки унизительным: Малые Грязнушки. «Малогрязнушкинский химический завод». Звучало просто ужасно, и поэтому вскоре городок, выглядевший как одна большая новостройка, получил название Гродин, по фамилии знаменитого революционера-подпольщика, родившегося в этих самых Грязнушках и отдавшего свою жизнь за счастье народа где-то в 20-е годы. «Гродинский химический завод» - такое название устраивало всех. К слову сказать, родовое имя, как родовое проклятие, всегда проявляется в судьбе человека или города. Гродин был настоящими Грязнушками, ни убавить и ни прибавить. Сколько себя помню - всегда под ногами что-то чавкало и плюхало, всегда перед домом стояло болото, а если погода сухая, то обязательно где-нибудь прорывало канализацию… И это еще хуже.
        Во время моей поздней юности завод-гигант работал только в половину мощностей. Часть помещений закрыли, оборудование разворовали. Всего несколько цехов из нескольких сотен работали в полную мощь, и то, когда были оплаченные заказы. Среди наименований выпускаемой продукции был сырец для высококлассного удобрения для виноградников. Но его мало кто заказывал, потому что виноградники уже вырубили по всей стране.
        Тесть Мира работал как раз на производстве такого удобрения, и он как-то рассказал зятю о великом прошлом завода, в том числе о том, что раньше этот сырец для виноградников заказывали из Франции. Французы и сейчас бы сделали заказ, но боятся, что деньги, которые они внесут как предоплату, просто пропадут. А у завода нет финансов, чтобы выпустить удобрение в необходимом количестве. Ведь французы не приедут за двумя мешками.
        Тогда у Мира и возникла идея о совместном предприятии. Он поинтересовался, сколько надо денег для начала, как найти партнеров во Франции, спросил там, съездил сюда, подсчитал, обдумал и решил рискнуть. Начать с малой партии, а там видно будет. Когда рассказал компаньону, тот только посмеялся. Никакие уговоры не действовали, а ведь основной доход делал Жора. Кстати, я довольно долго не знала, чем же он занимается на самом деле.
        Теперь к уговорам подключилась я. Все получилось, как и предсказывал Мир: я заронила в душу Жоре мысль о новом бизнесе. Дескать, вот слышала - новое направление, весьма перспективное. Умные люди уже вкладывают деньги. И кое-кто из удачливых даже начал получать прибыль. Надо успеть сейчас, а то можно опоздать. Жора сказал, что его зять вроде тоже… Я попросила рассказать поподробнее, удивляясь, как же точно рассчитал Мир. Жора рассказал, я задумчиво произнесла: «А что если…»
        В общем, через месяц-другой Мир уехал во Францию. Я ждала его возвращения, чтобы насладиться заработанным счастьем. За время, прошедшее с нашего первого разговора, мы встречались ровно десять раз.
        Тон для разговоров с Миром я выбрала ироничный к себе и к нему. Знаете, этакий Ретт Батлер двадцати с небольшим и в юбке, скрывающий вулканическую страсть к бессердечной Скарлетт.
        Часто после разговора с Миром приходилось идти на встречу с Жорой - выполнять полученные инструкции. Я шла, подставляла горячие губы для целомудренного поцелуя, сидела за столом с его мамашей, которая была и мамашей этой суки Альбины. Альбины, которая сегодня ляжет в кровать Мира и будет целовать его тело, завтра она тоже ляжет в его кровать, и послезавтра, и все последующие дни своей жизни. И ей не надо ради этого ходить на свидания с тупым Жорой. Она имеет штамп в паспорте и поэтому…. Боже, боже…
        Однако час расплаты для хитроумного Мира, процветающего бизнесмена, супруга счастливой Альбины, приближался. Перед его отъездом в Париж я потребовала, чтобы он назначил конкретную дату. Он назначил:
        - Знаешь, будет удобно встретиться числа пятого октября…
        Пятого так пятого. Но вот где? Это был вопрос на засыпку. И я обратилась к Элле. Из-за ее идиотской идеи познакомить меня с практичным Жорой я увидела Мира и лишилась покоя. Теперь пусть немного поможет мне. У Эллы была маленькая квартирка, собственные апартаменты, которые на данный момент пустовали: красавица проживала у француза, который снимал квартиру в центре города.
        - Элла, ты должна мне помочь. Мы с Жорой уже давно встречаемся, но, понимаешь, еще не близки… Он не имеет возможности для уединенных встреч, и я тоже. Дай ключ от своей квартиры!
        - Вы до сих пор не трахаетесь!  - изумилась Элла.  - Не может быть. Бедняжечки! Конечно, я дам ключ.
        - Числа пятого, о’кей?
        - О’кей!
        Так я получила интим-флэт. Но потеря девственности и первая ночь с любимым мужчиной - это не фиги воробьям крутить. Поэтому я готовилась по самой полной программе: маникюр, педикюр, электроэпиляция, парикмахерская. Нижнее белье выбирали вместе с Эллой. Выбрали белое, без кружев,  - гладкий атласный бюстгальтер, приподнимающий мою девичью грудь, и трусики-бикини с высокими вырезами, делающими бедра стройнее. Иногда, посреди всех этих подготовок, я останавливалась с мыслью: «Зачем все это?» Я и не надеялась понравиться Миру. Зачем? Какое у нас будущее? Мы никак не подходим друг другу, и я слишком люблю его. Пусть увидит меня такой, какая я есть. Пусть увидит волосатые ноги и простое белье, пусть просто сделает то, о чем я его прошу,  - и все.
        Но так уж устроены женщины - они хотят нравиться, и я снова и снова представляла себе, как это будет, что скажет он и что скажу я. И, конечно, как Мир будет потрясен этой ночью и скажет: «Боже, такой женщины у меня никогда не было!» Чтобы воплотить эту мечту, я, по совету Эллы, прочитала несколько книг по теме и просмотрела пару видеокассет с порнушкой. Признаться, испытала настоящий шок. Неужели так делают детей?
        - Именно так, милая моя,  - усмехнулась многоопытная Элла.  - Между прочим, это довольно приятно. Только сначала надо привыкнуть.
        Привыкнуть к такому?! Мне было гадко даже думать. А что, если бы мне пришлось терять девственность с Жорой на самом деле!
        Я попыталась вообразить Жору голого, лежащего на мне. Узенькие плечики недокормыша, короткие ноги, кое-как приделанные к плоской тощей попе - безрадостная картина! К тому же у него был такой мерзкий одеколон. Поначалу я даже думала, что это его собственный запах, но он хвастанул, что пользуется дорогим парфюмом, и я поняла: просто не люблю Жору. Испытывая глубокое отвращение к спектаклю «Дружба хорошей девочки с практичным мальчиком», я ненавидела и весь реквизит.


        ГЛАВА 4
        Пятое число на отрывном календаре пряталось всего за двумя листочками, и покоя в моей душе все не было. В моей душе был Мир. К тому же он не звонил.
        Однако вечером четвертого октября, ровно в двадцать два тридцать, раздался телефонный звонок. Я вылетела в коридор к телефону, схватила трубку, поднесла ее к уху, хотела сказать «Алло!» и не смогла. Сердце забилось так сильно, что не дало легким выполнить свою работу. У меня просто не было воздуха, чтобы сказать одно слово.
        - Лена? Это Мир.
        - Да,  - еле слышно выдохнула я.
        - Ты? Ничего не слышно. Говори громче.
        - Да,  - повторила я, не увеличив громкость ни на йоту.
        - Завтра я приеду. В восемь буду в городе. У меня будет три дня. Если найдешь, где мы встретимся, позвони в гостиницу «Европа» и оставь сообщение…
        - Уже нашла!  - перебила я его неожиданно громко.  - Есть! Записывай адрес…
        Мне хотелось сказать, что я люблю его, что я истосковалась по нему, что счастлива, что жду завтрашнего дня, но не сказала ничего - Мир не поощрял мои излияния. Да и вокруг полно любопытных ушей. Мои мама и бабушка контролировали каждый мой шаг с самого рождения и до того момента, как я влюбилась в Мира.
        Кстати, у меня нет ни дедушки, ни папы. Дедушка погиб на войне, и бабушка растила маму, храня не нужную ему верность. Мама выросла и вышла замуж, родила меня, но папа вскоре встретил совершенно потрясающую женщину. Она была артисткой, красавицей и увезла его в столицу. Однажды он сделал попытку вернуться, но мама, под влиянием бабушки, велела ему убираться. Долго после этого мама ходила сама не своя, видимо, сожалея о сделанном, но бабуля проводила ежедневные политинформации на тему: «Как тебе не повезло с мужем и как хорошо, что ты от него избавилась!» В конце концов моя бедная мама смирилась. Вот только счастлива ли она? Я хотела быть счастливой хотя бы недолго.
        Но как же все чудесно получается! Элле я сообщила, что поживу у нее недельку - отдохну от родственников. Подруга сказала, что я нравлюсь ей все больше, что такой раскованной она меня еще не видела и это то самое, чего мне не хватало.
        - Ты даже похорошела!  - радостно сообщила она, гордясь собой как устроительницей моего счастья.
        Как же, похорошела! Утром пятого я смотрела на себя в зеркало и думала: вот если бы у меня была фигура Эллы, Мир захотел бы встретиться еще, а потом еще. Он разлюбил бы эту дуру Альбину и женился бы на мне. И я была бы счастлива. Ну почему, почему это невозможно?
        На Голгофу я пришла заранее. Надо было все подготовить. Квартира была жутко запущена. Часа три я отмывала кухню, ванную, туалет. Еще столько же ушло на комнаты. Потом я приготовила ужин: нарезала колбаски и сыра, соорудила греческий салат, запихнула в духовку курочку. У меня был заготовлен чудесный кофе в зернах, так как я знала, что Мир пьет только такой, и бутылка коньяка из дорогих. Для себя я запасла водку с апельсиновым соком и, чтобы проверить правильность выбора, налила себе полный стакан. Чтобы перестать трястись. Потом я набрала теплую ванну и залезла в нее, не забыв и дополнительную порцию коктейля.
        Надо признаться, через двадцать глотков я поняла, что надралась в стельку. Это было забавно.
        Неожиданно в дверь позвонили. Протрезвев и похолодев от ужаса, бесконечно долго я выбиралась из ванны, искала в сумке халат, натягивала его, сначала наизнанку, потом вверх ногами… За дверью послышался хихикающий голос:
        - Ты что, не одна?
        Я расслабилась, это была Элла.
        - Привет! Пришла тебя проведать! Ой, на кого ты похожа! Дай, я хоть причешу тебя.  - Она щебетала, летая по комнатам, заглядывая в духовку, поправляя цветы на накрытом к вечеру журнальном столике.  - Ай умница! Ай молодец! А наденешь что? Вот это? Класс! Ты нашла постельное белье? Ты свое принесла! А чем это пахнет? Это ароматические свечи! Где купила?
        Не давая мне и слова вставить, Элла включила фен, достала какие-то хитрые расчески, лак для волос, плойки, что-то еще и принялась таскать меня за волосы. Когда она закончила, мы немного выпили за успех мероприятия, и подруга, передав привет двоюродному брату, ушла, а я решила пойти прилечь ненадолго.
        Видимо, я заснула, потому что, открыв глаза, увидела Мира. Он сидел в ногах кровати и веселился, глядя, какая я красивая лежу перед ним. Вот же дура! В старом халате, без макияжа, белье и платье лежат рядом на стуле. А он сидит, улыбается!
        - Как вы сюда вошли?  - Мой голос звучал хрипло. Да и самочувствие после выпитого было ужасным: голова болела, в глаза будто насыпали песку.
        - Через дверь. Ты забыла ее запереть.
        - Подождите десять минут, я приведу себя в порядок, и мы поужинаем.
        - Ага, и выпьем. Ты уже, похоже, набралась.
        - Не ваше дело! Сейчас я встану…  - Я приподнялась на локте, но Мир опередил меня. Он опустился на колени перед кроватью и взял теплой рукой мою холодную лапку.
        - Нет, лежи.  - Его голос звучал как-то особенно. Чуть ниже и мягче. Я посмотрела на него и ужаснулась: Мир решил взять дело в свои руки. Он стал целовать мне запястье. Я была совсем не готова к такому повороту дел. Воображение рисовало мне сначала долгий ужин и располагающую беседу, а уже потом постель, да и то в тумане. Страх просто парализовал меня. Что делать? Как вести себя? Я так долго этого добивалась, так хотела, не спала ночи, мечтала, а сейчас просто заору и убегу! Нет, только не теперь, не сейчас…
        - Давай потом! Пожалуйста! Я просто не готова!  - взмолилась я, пытаясь освободить руку.
        - Ты любишь меня?
        - Да!
        - Ты хочешь меня?
        - Да…
        - Тогда в чем дело?  - Мир говорил тихо, с такими чарующими интонациями, что у меня закружилась голова.  - Не бойся, я все знаю. Ты так чудесно пахнешь: молодой женщиной и чистой кожей… У тебя такие тонкие руки…
        К его нежности я была совсем не готова. К иронии, насмешке, колкости я подготовилась, а вот к нежности - нет. Меня стало мутить. Я нервничала, и чем дальше, тем больше. В мечтах представлялось, что будет как в книгах: земля ушла из-под ног, все поплыло и задвигалось в едином ритме, приближая миг наивысшего наслаждения. На практике оказалось иначе. Я ощущала его губы, происходящее было абсолютно реально. Мне просто было стыдно.
        Когда он добрался до груди, стало ясно, что удовольствия я не получу никакого. Хотелось избежать поцелуев, отстраниться, оторваться. Но сделать это уже было невозможно, просто нельзя оттолкнуть Мира - и все. Тогда я стала осторожно гладить его волосы. Сначала робко, потом ласково. Как я мечтала прикоснуться к этим жестким черным прядям! Может, больше и не удастся… Он почувствует мою холодность и уйдет к жене, которая уж точно знает, как доставить удовольствие мужчине. Эта мысль меня немного разозлила, и я сжала пальцы. Он обиженно замычал, однако от моего соска не оторвался, а даже прикусил его немного. Этого хватило, чтобы я почувствовала легкое возбуждение, будто электрический разряд побежал вниз по животу. Мир уловил этот разряд и стал действовать решительнее. Его руки стали потихоньку спускаться ниже, к бедрам, гладить их, настойчиво стремясь в святая святых. Стало ясно, что надо немного расслабиться и пустить эти горячие пальцы туда, куда они хотят, но это было выше моих сил.
        - Помоги мне раздеться,  - сказал Мир тихо.
        Я расстегнула пуговицы на его рубашке и потянулась губами к его коже. Гладкая и теплая, она пахла совершенно невероятно! Это был запах возбужденного здорового мужчины. На вкус чуть солоноватая и даже горьковатая, лучше всего на свете, кожа любимого была мягкой, живой, трепещущей. Мир слабо застонал, его дыхание стало тяжелее, было слышно, что он дышит ртом, он чуть улыбнулся и мягко сказал:
        - Ну, давай…
        И вот тут-то все и поплыло. Я почувствовала тяжесть его тела, настойчивое стремление слиться, сойтись, мои колени уже не хранили секрета. Мир сделал одно едва уловимое движение бедрами, и я задохнулась от боли. Но теперь он не останавливался, и с каждым движением становилось легче и легче…
        Когда шторм утих, я осталась лежать на влажных простынях совсем опустошенная и обессиленная. Мир лежал рядом. Обнаженный, он выглядел совсем иным, чем я привыкла. Это был просто мужчина, сделавший свое дело. Он дремал. Я не испытывала ничего. Ни удовлетворения, ни разочарования, ни радости, ни сожаления. Только усталость и пустоту. Вместе с тем мне подумалось, что я все же получила свое. Теперь желать больше нечего. Когда нечего желать - надо желать смерти. Но смерти я тоже не желала.
        Немного придя в себя, я поднялась на неверные ноги и, покачиваясь, поплелась в ванную. Все тело ломило, голова кружилась, между ног полыхал пожар. Я приняла душ, трясущимися руками нарисовала лицо, кое-как уложила волосы. Оделась, вышла из ванны. Мир все еще был в спальне. Из-за двери не раздавалось ни звука, я и не заметила, как задремала в кресле.


        ГЛАВА 5
        На этот раз я проснулась с ощущением дежа вю. Мир снова сидел напротив меня. Только теперь он был полуголый и с аппетитом уплетал курицу с греческим салатом.
        - Ты вкусно готовишь!  - одобрил он.
        - Вы сейчас уйдете?  - Я думала о самом главном.
        - Нет, конечно, у нас три дня. Свари кофе, а я налью нам коньячку. Ты прекрасно справилась с заданием.
        - Я чувствую себя твоей секретаршей!  - Вдруг меня осенило.  - А признайся, ты сначала хотел предложить мне деньги, а потом просто решил расплатиться натурой.
        - В общих чертах - да. Угадала. Но разве ты недовольна?
        На это ответить мне было нечего.
        Ночь прошла чудесно: мы разговаривали. Удивительно, но Мир оказался совсем другим человеком, чем я его себе представляла. Я думала - удачливый бизнесмен, деловой человек, из хорошей семьи, с хорошим образованием. Оказалось, что он вырос в детском доме. Его мама отказалась от него сразу после рождения, и он попал в дом малютки. Воспитатели детдома заменили ему родных, воспитанники - братьев и сестер.
        С самого раннего детства Мир считал, что он не такой, как все. Даже свое имя - Владимир - сократил, нарек себя «Мир». Он ненавидел ходить строем в одинаковой одежде и жить по распорядку. Причем протестовал не только против взрослых порядков, но и против своих, интернатовских. Хорошо учиться считалось зазорным, ребята бравировали незнанием и наплевательским отношением к учебе, а Мир сидел ночи напролет с книгами. Поход в музей или театр расценивался как повод хорошенько пошалить, а Мир умел получать удовольствие от культурных мероприятий и даже просился в театр с другими классами. Одно время его били - он отчаянно сопротивлялся. Стал заниматься спортом, записался в секцию борьбы. Решительно отстаивал свой стиль жизни, и его оставили в покое. Правда, и друзей он не приобрел.
        Он получил среднее специальное образование, но этого ему было мало, и Мир поступил в институт. Там он познакомился с Альбиной. Они недолго встречались до свадьбы, затем поженились. Так Мир обрел семью. Довольно долго молодые жили с родителями жены. Потом Мир вместе с братом Альбины Жорой занялся бизнесом, и вскоре молодая семья имела собственное жилье.
        В рассказах Мира ни разу не промелькнуло и намека на какие-нибудь чувства. Ни обиды на мать, бросившую его, ни первой любви, ни дружбы… Ничего. Жил ли он вообще когда-нибудь? Почему-то у меня сложилось впечатление, что он возник из ниоткуда, просто материализовался специально для меня, такой, о котором я мечтала долгими ночами. Мне бы послушать его тогда, той ночью. Мне бы понять, что брошенный маленький мальчик нуждается в любви, а не получая ее, начинает отрицать чувства вообще, опираясь только на реальные вещи, вещи, которые можно потрогать руками. Он живет разумом, и эмоциональный вакуум, заполняющий брошенного мальчика, будет неизбежно затягивать и тех, кто попытается его полюбить. Альбине повезло, она, как и ее брат, жила от завтрака до обеда, потом до ужина. Основной своей проблемой она считала вопрос: «Что сегодня напялить на жопу?» Чувства мужа Альбина измеряла в денежном эквиваленте, а Мир всегда приносил достаточно денег, чтобы они могли прошуршать «люблю». Со мной все оказалось хуже. Я хотела любви. Я хотела слов, цветов, поцелуев, объятий, ночей в поту страсти, звонков с работы, я
хотела всего.
        Это были счастливые три дня, когда Мир попал, пусть ненадолго, под влияние моей пульсирующей желанием ауры. Он был идеальным любовником, потому что был вынужден играть по моим правилам.
        Мне тоже пришлось рассказывать о себе. Мир допрашивал меня с пристрастием: кто я, что я, откуда взялась. Поинтересовался, чья это квартира, и узнав, что Эллы, хмыкнул:
        - Очень на нее похоже: богатая библиотека,  - он обвел рукой интерьер, не включивший в себя ни единого печатного издания.  - Обширная коллекция живописных полотен.  - Он указал на несколько постеров с изображением котят и топ-моделей.  - Собрание видеокассет, говорящее о тонком вкусе и глубоком внутреннем мире владелицы.  - Это относилось к полке, уставленной фильмами с откровенным порно и мелодрамами.
        Последующие три дня были сном наяву. Я впитывала свое счастье всеми органами чувств, запоминала кожей его прикосновения, телом - его тело, глазами - его взгляд, губами - его губы. Просто дышала им, понимая - такого уже не будет. Мне и так досталось больше в три раза - три дня вместо одного. Три по цене одного, прямо как на распродаже. Распродажи устраивают для привлечения покупателей. Меня привлекают? Напрасные надежды. Ни словом, ни взглядом Мир не намекал на продолжение.
        Утром четвертого дня мой любовник встал как ни в чем не бывало. Насвистывая, направился в ванную, потом на кухню, запахло свежесваренным кофе. Через десять минут он вернулся и начал одеваться. Мне кофе в постель не полагался. Хотелось плакать. Неужели я не заслужила доброго слова на прощание? Даже с проституткой прощаются! Стоп, кто это здесь проститутка? Я-то эти три дня заработала, а вот Мир заплатил мне своим телом. И все-таки было тоскливо. Он сейчас уйдет! Я не увижу его больше никогда. Надо хотя бы сохранить лицо. Я демонстративно бодро потянулась, изобразила сладкий зевок и села в постели.
        - Доброе утро! Уже собрался?
        - Как видишь,  - Мир стоял одетый в дверях и, по обыкновению, ехидно улыбался.
        Я сделала вид, что не замечаю его хорошего настроения.
        - Привет жене!
        - Спасибо, передам. Ты тоже не забудь передать привет моему деловому партнеру.
        - И не подумаю! Я его больше не увижу. И, слава богу, не увижу больше никого из твоих родственников.
        - Это еще почему?  - Наконец-то он выглядел хоть немного заинтересованным.
        - Потому что расстаюсь с Жорой.
        Мир немного помолчал, как будто сомневался, стоит ли говорить дальше. Я продолжала сидеть в постели, только достала сигарету и чиркнула зажигалкой.
        - Хочешь кофе?  - спросил Мир, будто приняв какое-то важное решение.
        - Да,  - ответила я с достоинством.
        - Я приготовлю.
        Я прикурила. Он снова был невыносимо деловит. И варит мне кофе. Что же происходит? С чего это вдруг такая любезность? Подумала: ему еще что-то от меня надо, и оказалась права. За кофе Мир изложил мне свой план. Жора сообразил, что с моей помощью вложил деньги в действительно прибыльный бизнес. Одно не дает ему покоя - деньги его, а прибыль он делит с Миром. До Мира дошла информация, что практичный мальчик прощупывает почву - сможет ли он руководить делом без партнера. Мир, со своей стороны, готов был делиться, но терять свое детище и источник солидного дохода не намерен. Он бы с удовольствием откупился от умника Жоры, вернув ему его деньги и еще добавив сверху. Скоро у него будет такая возможность. Однако Жора настроен решительно и, видимо, не согласится забрать деньги ни при каких условиях.
        - Так вот, от Жоры надо избавиться,  - резюмировал Мир.
        - Я что, должна подсыпать ему яд в борщ?
        - Было бы неплохо. Но ты не согласишься. Или согласишься? Сколько раз мне тебя трахнуть, чтобы ты согласилась?
        - Ты не потянешь столько.
        - Вот поэтому я и не предлагаю этот чудесный во всех отношениях вариант.
        Мир ждал моих настойчивых вопросов, он вообще не выносил только одного: когда его персона не вызывает интереса. Я молчала, вынуждая возлюбленного самого начать излагать свой план. И он заговорил:
        - Удивительно, но в тебе воплотились все представления об идеальной женщине моего друга Георгия.
        - Вот уж странно!  - Меня немного задела такая постановка вопроса. Мир заглянул мне в глаза, понял, что укол достиг цели, и со вкусом продолжил:
        - Он мечтает сделать тебе предложение. Кстати, я проиграл пари… и выиграл сто долларов. Мы с Жорой поспорили. Он думает, что ты еще девушка. Я поставил сто долларов на то, что в первую брачную ночь его ждет сюрприз. Жора поставил такую же сумму на твою девственность. Так что за эти три дня я заработал.
        - Да, своим членом, как обычно. Ты всегда так зарабатываешь?
        - Не всегда, только с тобой. Так вот, я хочу вывести из дела Георгия. Гоша женится на тебе, ты укрепишь его чувства своей любовью, потом случится страшное: тебя похитят вымогатели, и любящему мужу придется заплатить за тебя значительную сумму. У Жоры нет других денег, кроме тех, что вложены в мое дело. Он возьмет из оборота значительную сумму и потеряет свою долю в бизнесе.
        - Ты что же, выпрешь из дела своего родственника в тот момент, когда он попал в трудную ситуацию? Его сестренка будет против.
        - Да, я подумал об этом. Увы, но я поступлю именно так. А недовольство Альбины меня не будет волновать: я развожусь с ней.
        - Не может быть! При чем же тут она?  - Мне наплевать на Альбину, но странно слышать о разводе: раньше он всегда отзывался о жене хорошо.
        - Это что, женская солидарность?
        - Да. И вообще: знать ничего не хочу о твоих планах. Ты снова пытаешься использовать меня! Знаешь, все бы ничего, может, так и надо, но я действительно люблю тебя. И не ищу приключений.
        - Ты даже не предполагаешь, чем я готов заплатить за твою услугу. Я женюсь на тебе.
        - Не ври! Просто не ври! Ты не любишь меня, я не нужна тебе.
        - Альбина мне нужна еще меньше. И меня замучили ее родственники.
        - Здорово! Из двух зол выбираем меньшее. Уходи!  - Я выскочила из кровати. Руки тряслись, голова кружилась, сердце рвалось на части. Я стала метаться по захламленной комнате, пытаясь собрать свои вещи, одновременно закурить, застелить постель, найти пульт от телевизора. Только бы он ушел!
        Я резко повернулась к Миру. Он спокойно следил за моими нелепыми перемещениями. Я снова испытала прилив злости, обиды и жалости к себе. Вдруг ноги перестали носить меня, я попыталась ухватиться руками за дверцу шифоньера, но он коварно отъехал куда-то, и я упала в темноту.
        Возвращение из долины грез было долгим. Не сразу появились комната, свет, звуки, голос Мира:
        - Как-то не идет тебе валяться в обмороке. Ну прямо графиня де Монсоро.
        - Раньше я думала,  - прошептала я,  - что муж графини - графин.
        - Я тоже так думал, Леночка.  - Его голос звучал так непривычно ласково, что я готова была еще пятьдесят раз упасть в обморок, только бы он говорил со мной так.  - Ты выйдешь за меня замуж?
        Как бы мне хотелось это услышать, не чувствуя скрытого смысла вопроса: «Ты поможешь мне избавиться от Жоры?»
        - Я помогу тебе избавиться от Жоры.
        - Ну вот и ладненько. Однако я задержался!  - Он деловито посмотрел на часы, чмокнул меня в лоб и вышел. Хлопнула входная дверь. Я осталась лежать на полу.


        ГЛАВА 6
        Дальше все снова развивалось по сценарию Мира. Я корчила из себя хорошую девушку, прагматичный Жора потихоньку увязал в своих собственных иллюзиях, Мир отрабатывал детали плана похищения.
        Буквально через месяц Жора сделал мне предложение. Я согласилась. Свадьбу назначили через две недели, купили платье, кольца и все такое. Решили сразу после свадьбы ехать во Францию - соединять приятное с полезным, дела и свадебное путешествие.
        И только меня грызли злые крысы с красными глазами: тоска, недоверие, дурные предчувствия, ревность, отвращение. Так хотелось увидеть Мира наедине! Прикоснуться к нему, вдохнуть его запах, прижаться всем телом к его теплой коже. Самая злая крыса - желание - пробралась уже в самое сердце и кусала, рвала, грызла, пускала ядовитую слюну. Ища спасение от нестерпимой боли, я позвонила Миру. Я надеялась на встречу, но любовник приготовил мне жирную свинью. Он не может встретиться со мной, это во-первых. А во-вторых, во Францию мы поедем вчетвером: я с Жорой и Мир с Альбиной.
        - Я не смогу смотреть на тебя с Альбиной! Я буду ревновать.
        - Глупости, ты же будешь с мужем.
        - Замолчи!
        Он опять ехидничал, и это выводило меня из себя. Мне и так было тяжело, так зачем же еще издеваться надо мной!
        Через две недели мне пришлось выдержать жестокое испытание. После свадьбы молодые и их ближайшие друзья и родственники погрузились в самолет и отбыли во Францию. На родине Пьера Ришара и Франсуа Вийона мы поселились в небольшой уютной гостинице «Флора». Пришло время исполнять супружеский долг.
        Мне удалось припрятать небольшую бутылочку водки. Я рассчитывала, что в этом будет мое спасение.
        После душа, основательно загрузившись алкоголем, я легла в супружескую постель. Веселило лишь одно: сейчас Мир выиграет сто долларов. Надо ли что-то сказать или пусть будет как будет? Я решила молчать. В конце концов, не так уж мы близки. Да и о чем мы говорили раньше, кроме группы «Doors», о которой я не знаю ничего?
        Вскоре прибыл мой новоиспеченный муж. Не глядя на меня, он скользнул к постели и забрался под одеяло. Мы лежали параллельно друг другу на расстоянии около полуметра и молчали. Что же подсказывает тебе твой прагматизм, дружок?
        - Лена, ты знаешь, я мечтал об этой минуте уже несколько месяцев,  - подал голос супруг с противоположного края постели. Я не знала, что отвечать. Но надо же как-то поощрить его, иначе это затянется до утра.
        - И что же ты представлял себе?  - ответила я ласково.
        - Я представлял себе, как лягу рядом с тобой… Придвинусь поближе… Поцелую тебя… И еще… И еще… Поцелую твою грудь….  - Свои слова он сопровождал соответствующими действиями. От него одуряюще пахло его любимым парфюмом. Меня затошнило. Видимо, жених решил показать класс - его губы приближались к заветной цели. Не хочу, чтобы он был там, где был Мир. Но надо было терпеть, я попыталась отвлечься, не забывая постанывать и тяжело дышать. Мозг стал искать спасительные мысли и, конечно, выбрал самую спасительную: «А что там поделывает Мир в постели с Альбиной?» Я громко застонала от боли. К счастью, Гоша добрался как раз туда, куда метил, и решил, что невеста в полном восторге. И вправду было хорошо, что все так совпало. Жора вынырнул из-под одеяла. Теперь он был сверху и пытался направить свой вяловатый член по назначению. Отвращение, стыд, что-то еще липкое царили сейчас в моей душе. Он суетливо задвигался, и я вспомнила Мира: его упругие ягодицы под моими ладонями, тяжесть прекрасного молодого тела, волнующий запах мужской кожи, волос, пота, спермы. Но самое главное - мысль о том, что я прекрасна и
желанна, я - королева, раз меня любит сам король.
        Я и не заметила, как умный Жора кончил. Он слез с меня, видимо, ожидая восторгов. Я сказала: «Спасибо, милый!» и только тут поняла, что возбуждена до предела. Мысли о Мире сделали свое дело. Но не бежать же в его номер! Я покинула ложе любви и направилась в ванную. Постояла под душем, выпила еще немного водки и покурила. Когда вернулась, Жора уже спал. Счастливец! Вот мне не удалось заснуть до самого утра.
        Завтрак подавали в небольшой столовой на первом этаже отеля. Я спустилась в отвратительном настроении, бледная, растрепанная, с синяками под глазами. Делать макияж не было сил. Перед выходом я хлебнула из заветной бутылочки, но это уже не помогало. Мне было плохо морально и физически. Добивали осклизлые воспоминания о первой брачной ночи.
        Альбина и Мир уже сидели за накрытым столом. Идеальная пара, проведшая время от заката до рассвета в удобной постели на французской земле.
        Я плюхнулась за стол, заказала кофе и достала сигареты.
        - Лена, ты что, куришь?  - звенящим от возмущения голосом спросила Альбина.
        - Нет,  - сказала я, затягиваясь.
        Жора смотрел на меня буквально круглыми глазами.
        - Посмотри, на ком ты женишься, Жора!  - не успевала за событиями Альбина. Она просто лопалась от праведного гнева.
        Принесли кофе. Я с наслаждением отпила глоток, снова затянулась горьким дымом, улыбнулась Альбине и впервые посмотрела на Мира. Почувствовав мой взгляд, он поднял на меня черные усталые глаза. Похоже, у него тоже была трудная ночь, хотя по Альбине не скажешь.

«Все-таки он самый длинноносый человек в мире!» - мелькнула вялая мысль.
        - Извините,  - сказала я, гася окурок в недопитом кофе,  - пойду прилягу. Что-то мне нездоровится.
        - Меньше курить надо!  - сумничала Альбина.
        К нашему столику подошел официант и обратился к Жоре:
        - Вы мсье Марков? Вас просят к телефону.
        Жора встал.
        - Сейчас я вернусь и пойдем погуляем по городу.
        - Да, глупо терять такой чудесный день,  - поддержала его сестричка.
        Я тоже встала из-за стола и направилась в свой номер. Оглянувшись у лестницы, увидела мужчину своей мечты, с улыбкой втолковывающего что-то своей жене. Никогда он не женится на мне. Глупо даже мечтать.


        ГЛАВА 7
        В номере я снова направилась в душ. Хотелось смыть с себя злобный взгляд Альбины и воспоминания о слюнявых поцелуях ее брата. Я разделась, открыла теплую воду, стала под ласковые струи и попыталась расслабиться хоть на несколько минут.
        Неожиданно вода похолодела, и я услышала тихий, смеющийся голос:
        - Как дела, молодая жена?
        Сильные теплые руки обхватили меня, и затылком, спиной, ягодицами я почувствовала присутствие Мира. Я повернула голову и сразу встретила губами его губы. Он продолжал улыбаться, и мне стало легко, весело. Все просто - он и я в душе, под прохладной водой, в которой тела становятся горячими. От страсти закружилась голова, мучительно захотелось ощутить его внутри себя. Если мне помешают, я могу убить. Все происходило в тишине, с радостью узнавания, с восторгом слияния, с чистотой сильного свежего чувства. Я была готова поверить в его любовь.
        Он нагнул меня так, что я уперлась руками в змеевик, и его пальцы ласкали мое тело все настойчивее. Наконец, страсть вышла из-под контроля, он легко вошел в меня, и я сразу же кончила, будто фейерверк взорвался еще до самого праздника. Но это ничего не изменило, я опять хотела его, и опять, и опять. Мне хотелось, чтобы у него было сто рук и сто ртов, и все они ласкали меня сто лет. Я не уставала, не думала ни о чем. Когда кончил и Мир, мы обессиленно опустились на пол. Он - спиной к стене, а я - ему на руки.
        После короткой передышки пришло время выползать на божий свет. В спальне все было, как и ночью, с Жорой. Я передернулась и сказала:
        - Если бы ты знал, что мне пришлось пережить!
        - Меня больше интересует, как ты это сделала.  - Мир хитро смотрел на меня.
        - Ты о чем? Все люди делают это одинаково, важно что…
        - Не о том речь. Я проиграл сто долларов,  - умильно пожаловался он.
        Я захохотала. Задыхаясь, сквозь слезы, с трудом проговорила:
        - А ты так старался! Три дня положил… Гордился, что не зря проходит время… А денежки - тю-тю!..
        - Вот именно!  - Абсолютно голый и мокрый Мир развалился на моей супружеской кровати и сотрясался от неудержимого смеха.
        Мне захотелось упасть с ним рядом, прижаться к нему и смеяться, плакать, любить, просто лежать, но только вместе. Но мой Ромео уже успел научить меня кое-чему: не подставляй мягкое брюшко - могут укусить!
        Продолжая посмеиваться, я начала одеваться. Все будет хорошо. Бессонная ночь, мерзкий Жора, все неприятное - только дурной сон. Он продлится еще несколько дней, а потом я получу Мира в свое полное распоряжение.
        Я ошибалась во всем! И планы все пошли наперекосяк, и Мира я так и не получила. Ведь невозможно получить в свое полное распоряжение холодный дождь или горную реку. Все равно протечет между замерзших пальцев.
        Однако пришло время инструктажа:
        - Завтра приступаем к делу!  - Вот пожалуйста: сидит без штанов и ведет деловые разговоры!  - Утром выйдешь из гостиницы, пройдешь на улицу Роз, номер девять. Там консьерж покажет тебе комнату, снятую на имя мсье Монтана. Проплачено за неделю. Тебе понадобятся деньги - вот наличка и на всякий случай кредитка. Здесь приличная сумма. Это если придется возвращаться в Россию самой.
        - Как это самой?
        - На всякий случай. Имей в виду, все очень серьезно. Жора может быть опасен, слишком уж большой куш в деле. Если все откроется - он нас засудит.
        - Глупости! За что засудит? За то, что я сама себя украла?
        - За вымогательство. Ладно, ты справишься, не будем о грустном. Как только мы получим деньги, тебя найдут на сто тридцатом километре дороги, ведущей в Льеж. Ты будешь лежать на обочине, без сознания, со связанными руками и ногами. Постарайся дня три ничего не есть и не спать. У тебя должен быть изможденный вид. Ты сможешь нанести себе несколько синяков? Вот если бы еще сломать, например, ключицу!
        Я выронила щетку для волос, по спине пробежал холодок. Потребовалось десять секунд, чтобы понять - Мир пошутил.
        Он ободряюще улыбнулся, продемонстрировав свои жуткие скошенные клыки.
        - Леночка! Если ты не будешь мне доверять, ничего не получится!
        Заговорщик поднялся, натянул трусы, брюки, свитер и спокойно направился к выходу.
        - Я все сделаю, как ты говоришь.  - Мой голос звучал обреченно.
        - Конечно!  - Любимый обернулся в дверях.  - Ты же хочешь меня?!
        После обеда вернулся Жора. Он был пьян, что показалось мне странным. Обычно он выпивал не больше двух бокалов вина, а сегодня набрался в стельку, да еще в компании своей высокоморальной сестрицы. Я тоже постепенно достигла кондиции, потом рухнула в постель и моментально вырубилась.
        Утром произошло непредвиденное. Я проснулась оттого, что кто-то ломился в наш номер. И не просто ломился, а истошно визжал и молотил в дверь, по крайней мере, ногами. Жора очнулся первым и, бормоча, поплелся открывать. Как только он отпер замок, дверь распахнулась, причем бедняга едва успел отскочить, чтобы не схлопотать по лбу.
        В комнату ворвалась Альбина. Такого я никогда еще не видела! Красная, с перекошенным лицом, в распахнутом халате, надетом на дешевую трикотажную ночнушку в цветочек, Альбина была похожа на буйно помешанную. Она резко затормозила посередине номера, не дойдя четырех шагов до кровати, в которой сидела я, парализованная ужасом. Альбина не молчала ни доли секунды, поэтому слова сливались в единый вой. Смысла понять было невозможно.
        Жора окончательно проснулся и, пытаясь перекричать сестрицу, громко спросил:
        - Что случилось?
        У Альбины как раз закончился в легких воздух, она остановилась, чтобы сделать вдох. Услышав вопрос брата, она еще сильнее налилась краской, театрально простерла длань и возвестила:
        - Она соблазнила моего мужа!
        Мне всегда казалось, что говорить о присутствующих в третьем лице неприлично, но Альбину уже было не остановить.
        - Она соблазнила моего мужа! Она окрутила моего брата! Лживая дрянь! Она подлая, она…
        Тут вошел Мир. С его появлением сцена из драматической превратилась в фарс. Он был похоронно спокоен, но в уголках хитрых глаз прятался смех. Было заметно: происходящее здорово веселит его. Мир с достоинством направил свой нос в сторону жены, соединил руки ладонь к ладони как раз на уровне причины всех бед и спокойно сказал:
        - Альбина, пойдем в наш номер и спокойно поговорим.
        - Гадина!  - верещала его нежная супруга, обращаясь ко мне.  - Тварь, влезла в постель моего брата, разбила мою семью! А ты!  - Она развернулась к Миру.  - Ты мерзавец! Вот почему ты не спишь со мной целый год!
        Я сразу оттаяла. Он не спит с ней целый год! Он не спит с ней целый год! Боже, какое счастье!
        - Никому это не интересно, дорогая!
        Мир глубоко ошибался. Альбина, сверкая фиксами, продолжила сольную партию:
        - Она курит! Она алкоголичка! Она разбила семью!
        - Хватит!  - В беседу супругов вступил Жора.  - Альбина, немедленно приведи себя в порядок и успокойся. Мир, уведи ее.
        Его голос прозвучал как гром среди ясного неба. Я подумала: а ведь Мир предупреждал, что Жора совсем не мямля, не надо скидывать его со счетов.
        Альбина замерла, будто в ней села батарейка. Муж взял ее под белы рученьки и повел к выходу.
        - Мир!  - окликнул мой муж моего любовника.  - Это правда?
        Думаю, Мир уже подготовился к этому вопросу. Необходимо было спасать план. Он пошел ва-банк:
        - Конечно, нет,  - и плотно прикрыл за собой дверь.
        Жора повернулся ко мне.


        ГЛАВА 8
        Наверное, действительно любовь обостряет в нас такие качества, о которых мы и не подозреваем! Во мне проснулись хладнокровие и артистизм. Я немного испугалась, увидев, каким решительным и трезвым может быть Гоша в критической ситуации. Страх подстегнул инстинкт самосохранения, поэтому я отрицала все: не было, не пытался ухаживать, не пыталась заигрывать, не было - и все!
        Но я обижена. Мне непонятно, откуда Альбина взяла эту гадость и почему он, мой муж, с которым я делю постель, не заступился за меня! Я даже расплакалась и вынудила Жору подойти ко мне и утешительно обнять. Его дыхание воняло перегаром и нечищенными зубами, от подмышек несло ядреным утренним потом. Конечно, он два дня не менял белье. Содрогаясь от отвращения, я позволила ему заглянуть в вырез невесомого кружевного неглиже (конечно, лифчика на мне не было), потом положила голову на плечо так, чтобы его губы оказались совсем рядом с моей голой беззащитной шеей. А когда он поцеловал меня, кинулась ему на грудь. Я постаралась не переборщить и, похоже, мне это удалось.
        После секса чертов недомерок выглядел еще хуже: раскрасневшийся, потный, довольный собой, он был омерзителен. Я скинула его с себя и убежала в душ.
        Вышла уже одетая и с сумкой, в которой лежали деньги, кредитная карточка, зубная щетка, запасное белье. Сказала, что мне надо побыть одной, и отправилась навстречу приключениям.
        Первое путешествие по Парижу я помню до сих пор. Мир пять раз объяснял мне, как добраться до улицы Роз, но я исхитрилась заблудиться. Но мне было удивительно хорошо! День был зимний, но ласковый и чистый. Серое небо казалось высоким, в прохладном воздухе растворялись дурные предчувствия. Я слегка улыбалась, глядя по сторонам. Вот он какой, город мечты! Район, в котором я плутала, был окраиной столицы мира, застроенный многоэтажными домами, похожими на дома в России. Люди были просто одеты, озабочены повседневными делами. Но это был, черт побери, самый настоящий Париж! И я радовалась каждому своему шагу.
        Нужная улица и гостиница все же обнаружилась. Номерок был маленький, уютный, в нем даже была ванная. Я разместилась со всеми удобствами и принялась ждать начала операции. На третий день в нашей штаб-квартире объявился Мир, собственной персоной. Он принес новости: похитители уже звонили, они требуют кучу денег, их не выследили, в полицию не обращались. Жора отдаст деньги завтра.
        - Все будет хорошо, осталось самое легкое. Скоро мы будем вместе, будем счастливы. Ведь будет осмотр врача, повреждения должны соответствовать твоему рассказу. И еще: мы не можем заниматься любовью, потому что завтра тебя будет осматривать и гинеколог тоже. Тебе придется здорово попыхтеть, чтобы объяснить, где и с кем это ты наслаждалась жизнью.
        - Да… да…  - шептала я, не отрывая губ от его лица. Меня будто заклинило: может, это в последний раз? Что-то должно случиться!  - Кстати, как там Альбина? Почему эта истерика?
        - С Альбиной действительно «что-то». Она странная в последнее время: то рыдает, то грозится.
        - Последнее время - это сколько?
        - Это пока мы в Париже.
        - Может, нас действительно поймали? Почему она орала в гостинице?
        Он немного помялся, отвел взгляд и тихо ответил:
        - Я назвал ее Леной. Думал о тебе.
        - Ты думал обо мне?
        - Просто прикидывал, все ли учтено.
        Может быть, я устала от горьких и кислых блюд, но так хотелось простого бабьего счастья, что даже внутренний голос, пиливший меня все это время, замолчал. Я потерлась носом о его щеку.
        - Ну и как,  - замурлыкала я,  - все продумано? А кстати, как ты будешь получать деньги?
        - Да, это проблема. Но у меня есть план. Я получу деньги в такси. Назначу встречу по телефону в определенном месте, Жора будет стоять там и держать в руках сумку с деньгами. Подъедет такси, Жора сядет на переднее сиденье. Я буду сидеть сзади. Потом передам ему записку с указанием передать мне раскрытую сумку и сидеть, не рыпаться, пока я не позволю выйти. Кстати, там будет написано, что к спинке сиденья приставлен пистолет.
        - А у тебя есть пистолет?
        - Да, есть. Он из России. Здесь нигде не засвечен.
        - Даже так? Но ты не собираешься стрелять!
        - Я никого не хочу убивать, но стрелять, возможно, придется.
        - Ясно. А что потом?
        - Потом я отвезу деньги в банк. Положу в свою абонированную ячейку - и все! Завтра позвоню тебе, сразу как отвезу деньги в сейф. Без моего звонка не выходи!
        Пришла пора прощаться. Мир, такой спокойный, уверенный в себе, сильный, хищный, желанный, встал, отошел на пару шагов, но потом остановился и обернулся. Я тоже встала. Подумала: может, потом, после всего, станет легче? А вдруг это и есть мое счастье? Может, мне так и надо? Да ведь запросто может случиться, что дело окажется опаснее, чем мы думаем, и то, что происходит сейчас, будет вспоминаться потом как самое счастье.
        Я посмотрела на Мира. Он шагнул ко мне, я безвольно подалась навстречу ему. Мир взял мое онемевшее лицо в теплые ладони и прижался горячими губами к моим сухим губам. И тут, будто бы я сделала глоток живой воды, силы стали возвращаться в больное тело. Сначала ожил рот, потом язык, ощутивший змеиные прикосновения его языка, потом шея, плечи, грудь с напрягшимися сосками, живот, бедра, колени - все становилось другим, упругим и полным жизни.
        Закрывая за любимым дверь, я знала: сила пребывает с любящими.


        ГЛАВА 9
        На следующий день я металась в ожидании звонка, но Мир не звонил. Это было так страшно, что я не находила себе места. Больше всего я боялась, что его арестовали. Сколько дают за вымогательство? Сколько бы не дали - мне все плохо! Не могу расставаться с ним! Да и меня привлекут за соучастие. Только бы не случилось ничего хуже. А вдруг он достал пистолет в момент задержания и его убили? Звонить боялась. В гостиницу - исключено, а на мобильный опасно: вдруг он в чужих руках?
        Я думала, что все произойдет после двенадцати, но до шести вечера было тихо. А вот около шести в дверь постучали. По телу побежали мурашки. Открыв замок, я увидела Жору. Сердце упало, я испугалась так, что не смогла произнести ни слова.
        - Лена, Леночка, что же вы задумали!  - Муж выглядел угрожающе. Он казался выше ростом и шире в плечах, он смотрел на меня в упор, надвигаясь с неотвратимостью возмездия.  - А теперь вот это! Я же полюбил тебя! Я женился на тебе! Я был готов на все ради тебя. А ты, блин…
        Я молчала. Мне было страшно, но еще больше я боялась навредить и без того провальной ситуации. А он все говорил, все приближался….
        - Сначала мне позвонили и сказали, блин, что он снял здесь квартиру, чтобы встречаться с тобой. Потом был звонок от похитителей. Вчера, блин, проследил, куда его носит. Потом увидел тебя и все понял: вы, блин, вместе это придумали.
        - Ты все не так понял…
        - Не так, блин, а как?  - Жора начинал злиться, и это было серьезно.  - Он нашел липовые денежки. Я сделал классные фальшивки. Я сказал, что это ты сдала его. Что я пообещал больше. А ты, шлюха, ради денег на все пойдешь.
        - А он что?
        - Он двинул меня, только я, блин, его вырубил, но он очухается и сюда прикатит. И знаешь, зачем?  - Жора понизил голос.  - Тебя убить.
        - Как же ты его вырубил? Он сильнее тебя…
        Жора сузил глаза:
        - Так он точно тебя трахал! Шлюха!  - выплюнул он.  - Вот как я его вырубил!
        И он достал из кармана небольшой пистолет. Вид оружия не мог напугать меня сильнее, чем я уже была напугана.
        - Это твой? Ты застрелил Мира?
        - Это, блин, мой. Я продырявил ему левую руку. Ничего с ним не будет. А вот с тобой будет.
        Скрипнула дверь. Мне показалось, что я вижу дурной сон: на пороге стояла Альбина. Все застыли. Первой очнулась Альбина:
        - Убей ее, свалим все на Мира - не будет он больше тебе мешать! Она стерва, каких мало, лживая, бесстыжая!
        - Ты-то, блин, откуда! Без тебя разберусь.
        - Брат, убей ее,  - Альбина снова начинала себя взвинчивать. Каждая последующая фраза звучала все истеричнее. Ее кукольное личико начинало покрываться пятнами, плоские голубые глазки побелели, рот искривился. Я предприняла последнюю попытку залить пожар бензином:
        - Жора, хватит. Пойдем отсюда. Альбина, выпей воды. Я не спала с твоим мужем, но даже любовница Мира не заслуживает смерти. Давайте успокоимся, поговорим. Всегда можно…
        - И-и-и…  - завизжала Альбина.  - Гадина!
        Она бросилась на меня, надеясь вцепиться в горло. Но между нами уже стоял Жора. Пытаясь преградить ей путь, он шагнул вперед. Наверное, любящий супруг хотел расправиться со мной сам. В правой руке он по-прежнему держал пистолет. Озверевшая Альбина не видела перед собой ничего, кроме моего ненавистного лица, она с размаху наткнулась на брата. Жора не устоял на ногах, они повалились. Раздался выстрел. Альбина дернулась и больше не шевелилась.
        - Боже мой!  - Я кинулась к ним. Жора медленно выбрался из-под сестры и поднялся на ноги. Я перевернула Альбину лицом вверх. Лицо убитой было абсолютно спокойно, будто и не она только что бросалась в атаку. А на светлой блузке на уровне груди растекалось красное пятно.
        Жора несколько секунд стоял над телом сестры, в бессилии опустив руки. Потом тупо посмотрел на меня и поднял пистолет. Когда теплое, пахнущее порохом дуло уперлось мне в лоб, я поверила в то, что это конец. Какой-то короткой показалась мне моя жизнь, и еще - противно было умирать от руки этого недомерка. Надо было молить его о пощаде. Но я не могла просить Жору оставить меня жить. Если сделаю так, значит, останусь жить как млекопитающее, но не как личность. Это будет хуже смерти. Очень кстати вспомнила его маленький кривоватый член. На моем лице отразилось все отвращение Вселенной.
        - Да пошел ты, импотент, на хрен,  - сказала размеренно.  - Чтоб ты сдох!
        Мы смотрели друг другу в глаза. Если бы я отвела взгляд, он бы смог выстрелить. Пауза затягивалась, и именно поэтому напряжение спадало. Пистолет, сначала едва заметно, но потом все сильнее стал дрожать в его руке с побелевшими костяшками пальцев. У меня затекли ноги. Я встала. Он опустил оружие.


        ГЛАВА 10
        Вечером того же дня я сидела одна в пустом темном номере. Альбина была в морге, Жора в тюрьме, а Мир в больнице.
        Жору арестовали на месте преступления. Консьерж услышал звук выстрела и вызвал полицию. Ажаны прибыли моментально. Ворвавшись в комнату, они увидели Жору с пистолетом в руке над телом мертвой Альбины.
        Мне было неспокойно. Я волновалась за любимого. В больницу к Миру я не попала - было слишком поздно. Кроме того, страшило будущее, ведь Жора рано или поздно начнет строить свою защиту и тогда расскажет о неудачном похищении. Чем это могло обернуться - неизвестно.
        Прометавшись ночь, я вышла на залитую солнцем улицу. Надо же, Франция - страна моих юношеских грез. Лет с двенадцати я стала горячей поклонницей романов Дюма. Прочитала все, что могла достать. Бредила Парижем, мечтала увидеть Авиньон, Блуа, Фонтенбло. Потом слушала Патрицию Каас, смотрела фильмы с Бельмондо… И вот, ура, я во Франции! Иду себе в больницу, где лежит мой раненый любовник, чтобы сообщить ему о смерти его жены и аресте друга.
        Меня мучило чувство вины: из-за меня погибла Альбина! Из-за меня Жора попал в тюрьму. Справедливости ради надо признать, что Мир виноват тоже. Он хотел манипулировать людьми, а что может быть хуже? Марионетки не пожелали держаться сценария, вышли из-под контроля, подстрелили Карабаса-Барабаса и натворили еще немало дел. И я - кукла номер один, просто настоящая Мальвина, девочка с голубыми волосами. И кукловод оказался не господом богом, а обычным Буратино, которому прищемили его длинный нос.
        Набрав в легкие побольше живительной праны и собрав одеревеневшие мышцы лица в маску спокойной приветливости, я вошла в палату. Против моего ожидания, он не лежал в постели, а стоял у открытого окна. Палата была одноместная - из-за особых обстоятельств, чтобы полицейские могли спокойно поговорить с пострадавшим. Или с обвиняемым?
        Мир обернулся. Мне всегда нелегко было смотреть на него: я боялась раскрыть свои чувства до конца, показать все - пламенное обожание, влажное желание, судорожное восхищение. Вместо того чтобы броситься к раненому с неуемным, некстати возникшим восторгом, я спокойно рассматривала его и ждала, что он скажет. Выглядел новоиспеченный вдовец довольно сносно. Стоял ровно, чуть откинув голову, был аккуратно причесан, и больничная пижама сидела на нем, как хороший костюм. Только рука на перевязи, заострившийся нос - вороний клюв - и синяки под глазами выдавали его настоящее состояние.
        - Это ты?  - Его голос прозвучал глухо, да еще шум улицы перекрывал слова. Он прикрыл окно и опустился на койку.
        - Ты не рад?  - Я постаралась добавить иронии.
        - Проходи, садись. Я все знаю, вчера здесь была полиция.
        Я последовала его приглашению и села на стул, стоящий у изголовья кровати.
        - Тебе больно?  - спросила я, имея в виду, конечно, руку.
        - Больно? Нет. Просто поверить не могу, что она умерла. Знаешь, я никогда ее не любил. Просто было лучше быть женатым, жить в семье. Кроме того, я тогда продал свою квартиру, которую мне дали на заводе. Я раньше работал на заводе. Деньги вложил в автосервис, она познакомила меня с Жорой, а Жора - отличный партнер. Надежный, хваткий, сейчас только жадноватым стал…
        - Он выследил тебя.
        - Как все произошло?
        Я стала рассказывать. Мир сидел неподвижно, опустив плечи. Слушал, молчал, о чем-то размышлял. Сцену, в которой Жора чуть не пристрелил меня, я живописать не стала. Мне вдруг показалось, что это некстати. Все ведь кончилось хорошо, так о чем же говорить? Мир бы не стал рассказывать такое.
        - А у тебя что было?  - спросила я, достигнув финала.
        Он нервно потер кончиком пальца горбинку на носу.
        - Жора отдал мне в такси сумку с деньгами, как я и планировал. Потом, видимо, на машине, за рулем которой была Альбина, выследил меня до банка. Я сразу не различил подделок - они были неплохо сделаны. И где их Жора раздобыл?
        - А пистолет?
        Мир заметно покраснел.
        - Он настиг меня прямо у сейфа, стал говорить как нормальный человек. Мол, понимаю, ты испугался, что я выведу тебя из бизнеса. Прости, и все такое. Я расслабился, просто привык ему верить и лажанулся. Он спросил, правда ли, что у меня есть пистолет. Я сказал, что есть. Он попросил показать. Но я знал, что в банке везде камеры, и показал на карман - здесь, говорю. Он подошел близко, вроде обнять в знак примирения, и быстро так вытащил его у меня из кармана. Потом как взбесился: закричал, что все знает, что я увел у него тебя, что хочу с тобой убежать и жить на эти деньги.
        - Так это был твой пистолет?  - Получалась каша.  - Жора сказал, что пистолет был его.
        - Конечно, тот самый, что я провез из России.
        - А звонок? Он говорил тебе про анонимный звонок?
        - Да, что-то такое… Вообще, он рехнулся! Потом засмеялся как сумасшедший и предложил повнимательнее посмотреть на деньги. Я рассмотрел купюры и понял, что это отлично сделанные фальшивки. Да еще украшенные портретом Жоры. Он все продолжал хихикать, сказал, что это твоя идея, что он перекупил тебя. Мне показалось, что он хочет, чтобы я поехал с ним и расправился с тобой. Я сказал ему, что он врет, ты вообще здесь ни при чем и ничего не знаешь. Жора здорово разозлился! Сбежалась охрана банка, он орал на меня, потом выстрелил. Наставил на охранников пистолет и скрылся. Охранники даже не попытались его задержать, когда поняли, что он не собирается грабить банк. Из меня кровь полилась, как из зарезанной свиньи. Я пытался объяснить им, что надо вызвать полицию в отель, где ты меня ждала, но они суетились, кричали, потом я потерял сознание. А вечером очнулся и потребовал, чтобы приехала полиция. Приехали двое и рассказали, что произошло. Долго не могли объяснить, как выглядит убитая женщина… Я так боялся, что убили тебя!
        - Ты боялся за меня?  - Его слова звучали как музыка.
        - Но убили Альбину.  - Он снова сник, побледнел.  - Как ты думаешь, Жора расскажет про похищение?
        - Думаю, да. Он умный и, как ты сам сказал, хваткий. Он будет защищаться.
        - Тогда мы пропали. Значит, так…
        И он стал инструктировать меня по поводу дел в фирме. Я не верила ушам своим: его жена убита, Жора в тюрьме, а он - опять о делах!
        Когда поручения закончились, Мир немного подумал, потирая горбинку на носу, и велел мне связаться со знакомым адвокатом в Москве. Рассказать о деле и спросить, какова будет сумма гонорара.
        - Для кого адвокат?  - удивилась я.  - Ты еще не знаешь, предъявят ли тебе обвинение.
        - Для Жоры,  - ответил Мир.
        Возвращение из моего свадебного путешествия было просто дорогой скорби. Мир вез тело жены, чтобы похоронить его на родине.
        - Что мы скажем твоей теще?  - мучилась я в самолете.
        - Она уже все знает. И про нас с тобой тоже. Ей рассказали то, что сказал Жора в полиции: его друг соблазнил его жену. Негодяй снял квартирку для интимных встреч. Альбина обо всем давно догадалась и в один прекрасный момент рассказала брату. Жора знал, что я в банке. Слава богу, что я успел положить фальшивые деньги в ячейку и ажаны их не обнаружили. Он настиг меня, в бешенстве набросился и выстрелил. Потом поехал убивать тебя. Альбина… Ну, дальше все, как и было на самом деле.
        - Мир, знает она или не знает, все равно. Что мы ей скажем?
        Он молча смотрел в иллюминатор. Потом сказал:
        - Это я возьму на себя. Незачем тебе там светиться.


        ГЛАВА 11
        Зато разговор с моими родными Мир не мог взять на себя. А мне где-то надо было жить. Любимый не звал меня, пришлось возвращаться домой.
        Дверь открыла мама. Ее глаза были покрасневшими и мокрыми, а увидев, что на пороге стоит ее ходячее несчастье, она снова расплакалась и посторонилась, пропуская меня в дом. Я прошла в знакомый коридор, вошла в комнату. Села на продавленный диван. В кресле у окна сидела бабушка. Она-то и начала атаку:
        - Появилась, дура гулящая! Для чего тебя мать растила! Все силы отдала, ночей не спала! Неблагодарная девка! Связалась с женатым мужиком, через тебя женщина погибла. Нам во двор стыдно выйти - все пальцами показывают.
        Почему же возраст не приносит мудрости? Почему же прожитая жизнь не дает понимания, терпимости? Почему возникает к старости лишь одно желание: поучать и унижать?
        Я подошла к маме и попросила:
        - Прости. Я люблю Мира. Я ничего плохого не хотела. Так получилось. Пойдем со мной, у меня есть деньги, мы снимем квартиру и будем жить.
        В родном мамином лице мелькнуло что-то вроде улыбки, согласия, понимания. Но бабуля так давно пропитала своим духом эту квартиру, эту мамину жизнь! Мама так привыкла подчиняться, уютно соглашаться со строгой и иногда жестокой житейской мудростью старших. Единственно возможным путем в жизни ей казалась дорога, которую она проходила от места своей работы в магазине бытовых товаров до двери квартиры. Единственно возможным - образ жизни с телесериалом по вечерам. Она не верила, что в жизни бывает страсть, способная изменить даже постоянные величины. Зато она верила, что цены ежедневно растут, а зарплата и пенсия в сумме всегда составляют тысячу рублей. Она верила, что за неуплату коммунальных услуг выселяют из квартиры, что все мужчины пьют и гуляют, что ее дочь стала на скользкий путь и будет наказана. Освободить ее сознание было невозможно.
        - Иди, Леночка. Иди, будь счастлива. Позвони мне, потом, потом.
        С момента исхода из родных пенатов прошло две недели. У меня остались деньги из тех, что давал мне Мир во Франции. Я сняла квартиру, немного пришла в себя. Вскоре появился тот, кого я всегда ждала. Он рассказал мне, что встречался с Жорой, и они заключили негласный договор: Жора не рассказывает о похищении, а Мир сохраняет его долю в бизнесе и перечисляет долю прибыли Жоры на его банковский счет. Естественно, Мир будет заботиться о бывшей теще, пока Жора будет в тюрьме.
        И еще Жора просил меня прийти к нему на свидание.
        Но кому что, а вшивому - банька! Меня волновало лишь одно: женится ли Мир на мне после всего, что произошло? А любимый был очень занят своими делами. Его раздражало, что до суда он не сможет уехать во Францию, а ведь бизнес не ждал! Первая партия химикатов, из которых будет производиться удобрение для французских виноградников, уже готова. Поставщики торопили с оплатой и вывозом, заказчики хотели получить сырец до начала подготовительных сезонных работ. Суд намечался на конец апреля, все летело к черту!
        Одно радовало меня: мы теперь жили вместе. Мир за три дня продал свое жилье, он нуждался в деньгах для предоплаты за товар.
        В нашей квартире царил бардак, потому что экономный Мир не хотел арендовать офис. Он планировал обустроиться попозже и посолиднее. Но это потом, а сейчас главное - проруководить поставкой, не выходя из дому. Поэтому надрывался телефон, трещал подержанный факс, туда-сюда сновали какие-то люди. Я исполняла роль коммутатора и дико уставала от суеты и личных переживаний. К вечеру дурдом обычно стихал, только ночью звонили водители с маршрута, докладывая, как прошел день. Мир запретил им гнать грузовики с сырцом ночью, ему казалось, что это опасно, а спорить с ним считалось бесполезной тратой времени и сил, таким упрямым был мой любимый мужчина!
        Однажды я набралась смелости и позвонила Элле. Подруга была потрясена моей ролью в произошедших событиях. Она и не предполагала, что я способна на такое.
        - Так это ты с Миром встречалась у меня? Да? С ума сойти! Ну и как он в постели? А Жора? Да, да, я понимаю, что он в тюрьме, а Альбина убита. Но все-таки, как он в постели?
        На вопрос о похоронах Альбины она бесхитростно ответила:
        - Тебя все проклинали! Змея, втерлась в семью, погубила Альбину.
        - А Мир?
        - Его все жалели. Ну что с мужчины возьмешь? А теперь он из-за тебя такую жену потерял! А вы с ним встречаетесь? Трахаетесь?
        Я опустила трубку на рычаг.


        ГЛАВА 12
        Смотреть в глаза Жоре было тяжело. Но он просил прийти, и я пришла.
        Мы говорили по телефону, между нами было стекло, но я видела все: как ему плохо, как он устал и его решимость держаться до победного конца. Это вызывало уважение. Меня мучило раскаяние за всю причиненную его семье боль.
        Разговор начинался банально:
        - Здравствуй, как ты?  - робко спросила я.
        - Здравствуй,  - ответил он безлично.  - Я в порядке.
        - Жора, мне нет оправдания! Это я во всем виновата. Я лгала тебе каждый день с того момента, как мы познакомились.
        - Я знаю.  - Правой рукой он держал телефонную трубку, а левой ладонью нервно постукивал по стеклу, разделяющему нас.  - Мир рассказал мне все. И как ты позвонила ему, и как кинула меня на бабки. И как вы трахались на квартире Эллы. И все про похищение. Ты просто шлюшка. Права была Альбина. Ты просто лживая шлюшка.
        По мере продолжения разговора Жора начинал раскаляться. Я пыталась удерживать процесс повышения эмоциональных температур.
        - Ты просил меня прийти, чтобы оскорблять?
        - Да! Чтобы оскорблять!  - Теперь его крысиная мордочка покраснела, и он стал похож на свою сестру.  - Чтобы оскорблять, блин. И еще: ты гадина, но я хочу, чтобы ты, блин, знала: я тебя люблю.
        Зачем это вообще говорить, если говорить в таком тоне?
        - Любимых принимают такими, какие они есть, поверь мне,  - миролюбиво поделилась я личным опытом с мужем.
        - А я и принимаю тебя такой. Альбина рассказала мне, что давно уже знает: между вами что-то есть. Это было наутро после первой ночи. Ей тогда позвонили в отель. Кто-то сказал по-французски, что Мир снял комнату, чтобы тебя там… Она не знала, что делать, и рассказала мне. Они потом мне звонили, и мы встречались. Я, блин, напился, чтобы только не думать, как вы с Миром трахаетесь. Хотел сразу, в отеле, тебя пришить, но они посоветовали ждать. Пусть бы вы расслабились, и мы бы вас накрыли. Потом тебя похитили.  - Он хмыкнул.  - Я выследил его по тому адресу, что они, блин, дали. Все понял. Я бы выплатил денежки, а вы бы потом на них жили. Тогда решил накрыть его с поличным. Мир мне врал. Ты во всем виновата!
        - Да он врал тебе не из-за меня, а из-за вашего чертова бизнеса! Это вы деньги не поделили, а не меня!  - не выдержала я. В конце концов, как бы ни была виновата, но Вторая мировая не на моей совести.
        - Деньги? Что ты плетешь! Мы всегда ладили! Проблемы начались, когда ты появилась. Мир замутил фигню, чтобы с тобой жить. Вы сговорились, вы вместе, а я один против всех. Он не хотел мне верить, блин… Верить, что это ты виновата. Я озверел, когда все узнал, там, в кафе. Потом хотел убить его, но в последнюю секунду передумал и выстрелил в руку. Одно хорошо, что не убил его.
        Меня всегда удивляло, что с разных точек зрения одно и то же событие выглядит как несколько совершенно разных. И снова я попыталась уйти от разборок и поговорить о деле без эмоций:
        - Ты сказал следователю, чей это был пистолет?
        - Нет,  - нехотя ответил он.  - Надо было. И на пленке в банке есть кадр, как я достаю пистолет из кармана Мира. Но там непонятно. Мы боком стояли к камере. Она была слева, а я пистолет достал справа. Можно подумать, что это мое оружие.
        - А ты сказал, что это пистолет Мира?  - Меня волновало только одно: насколько влипнет Мир.
        - Беспокоишься, блин? То был другой пистолет. Нет, выбросил я его. В реку. По дороге.
        Я совсем запуталась:
        - После ареста, что ли?
        Жора смотрел на меня как на дуру.
        - После ареста, блин, я был в наручниках и в машине!  - издевательским тоном сказал он.  - Тогда, когда тебя убить собрался, выбросил.
        Ничего не прояснялось.
        - А чем меня убивать собирался?
        - Другим пистолетом.
        - Каким? Так было два пистолета? Ты тоже привез оружие из России?
        - Мне Альбина дала.
        Я просто обалдела. Вот как все было серьезно! Она и вправду все знала и собиралась мстить! Это просто чудо, что я осталась вообще жива.
        - А у нее откуда пистолет?
        - Ей дал тот мужик в кафе. Следили за вами давно. Наверно, это Альбина их наняла. Она была в бешенстве, когда ей рассказали про квартиру и все такое.
        Тут кое-что мне пришло на память:
        - И ты спал со мной, уже зная, что я тебе изменяю? Утром, после того скандала…
        - Да не мог я отказаться! Я и сейчас, блин, хочу тебя.
        - Жора, я развожусь с тобой.
        - Из-за него?  - Его ладонь на стекле, разделяющем нас, задрожала.
        - Думаю, нет.  - Я не знала слов оправдания. Как же жестоки мы бываем к нелюбимым!  - Я просто ухожу. Мир не любит меня. А после этого кошмара… Нет, я делаю это для себя.
        Он вдруг рванулся к стеклу, и я увидела его больные глаза - мутные, покрасневшие. Боже мой, да у меня самой такие глаза!
        - Не бросай меня! Знаешь, как страшно здесь! Они убьют меня! Не бросай меня!
        - Не могу. Нельзя смешивать любовь и жалость. Они не имеют ничего общего. Постарайся простить меня,  - сказала я и поднялась, уже вешая трубку, не услышала, а поняла по движению его губ:
        - Сука!
        Ну что мне стоило не бросать его хотя бы в тот день! Сказать что-то простое и ободряющее, так ли необходима была в тот момент правда? Надо было солгать, потом, наверное, было бы легче жить.


        ГЛАВА 13
        Вечером, когда закончился рабочий день в моей квартире и смолкли даже самые поздние звонки, оставшись наедине с бутылочкой грейпфрутового ликера, я размышляла о будущем. Мир уехал куда-то на пару дней. Он что-то рассказывал перед отъездом о машинах, рефрижераторах, виноградниках и прочем, но я не вникала. Поняла только, что вернется послезавтра. Таким образом, у меня есть время подумать! Самой приятной перспективой мне представлялось самоубийство.
        Но способы самоубийства! Это ужас! Резать вены я не смогу никогда. Мысль о крови всегда вызывала у меня тошноту, а собственноручно резать бритвой запястья… Бр-р-р… подходящих лекарств у меня нет. Чтобы их купить, нужны рецепты. Травиться газом… Вонь, блевотина! Ох, нет.
        Поразмыслив на эту тему, я пришла к мысли, что не смогу убить себя. Что же делать в таком случае? Жить, видимо. Наверное, надо устроиться на работу. Может, завести кошку или собаку. Лучше бы уехать, конечно. Далеко, в другой город. Вот только, как это люди говорят? «От себя не убежишь»?
        О чем речь? Я буду жить дальше без Мира? Без его черных глаз, глубоких и прохладных, манящих, как самоубийство. А хрен с ним, со страхом! Умирание все равно короче жизни! Сегодня на смерть я потрачу полчаса, а если нет, то умирать буду долгие годы. А потом умру и даже не замечу этого. Буду существовать, как моя бабуля или мама - без любви, без слез, думая о том, что скажут люди, большинство из которых такие же ходячие мертвецы. И словно ходячие мертвецы они алчут живой плоти и крови, ее страдания, ее любви, ее жизни. Жадно ловят сплетни, хватают грязными мыслями чужие чувства.
        Я встала, и пустая бутылка из-под ликера упала на пол. Я подняла ее, благодарно поцеловала округлые губки и вышла в кухню. Там я взяла нож, направилась в ванную, открыла кран с горячей водой, пошла в комнату за сигаретами. Я как отупела, может, поэтому с трудом понимала последовательность действий, совершая явно нелогичные поступки.
        В комнате села на диван, потом встала, подошла к столу, стала искать бумагу, ручку, наверное, для предсмертной записки. Не нашла. Подошла к зеркалу, не видя своего лица, попыталась накрасить губы, потом расчесалась, закурила. Вернулась в ванную, взяла нож, посмотрела на воду, но ничего не увидела и резанула левую руку. Кровь полилась сразу так сильно, что я немного растерялась. Через несколько секунд я услышала звонок в дверь, провела ножом по правому запястью и пошла открывать дверь. О том, что меня могут спасти, я не подумала.
        На пороге стоял Мир. Это показалось мне чудесным сном. Только вот что-то мешает смотреть, вроде тумана. Я потерла руками усталые глаза.
        - Что это?  - в ужасе прошептал Мир.  - Кровь? Это нож у тебя в руках? Ты порезалась? Покажи руки!
        - Ага,  - сказала я и стала оседать вниз, все ниже и ниже.
        Возвращение с того света было омерзительным. Еще не открывая глаз, поняла: я лечу на вертолете, слышу, как шумят лопасти, вертолет по широкой спирали несется в пропасть, меня мутит от этого движения, но скоро вертолет встретится с землей и я разобьюсь.
        Послышался голос Мира:
        - Ленка, ты не спишь?
        Я открыла глаза. В комнате царил полумрак. Мир сидел возле кровати, его лицо было закрытым, пасмурным. Голос звучал странно, будто он выдавливал из себя каждое слово, скрывая свои настоящие мысли. Тем не менее он постарался ободряюще улыбнуться.
        - Мне показалось, что ты приходишь в себя.
        - Как же мне плохо! Слабость, и тошнит, и руки болят.  - Тут я сообразила, что кисти накрепко перетянуты пропитавшимися кровью бинтами и привязаны к спинке кровати выше головы.  - Это ты придумал? Очень умно!
        - Это придумал доктор из «Скорой». Сказал, чтобы я держал тебя так сутки, а потом…
        - Ладно, ладно, все неважно. Зачем ты пришел?
        - Спасти тебя от смерти.
        Я все вспомнила - ликер, нож, ванну… Какая ирония, я не хочу жить без Мира, а он приходит и спасает меня от смерти.
        - Зря. Уходи.
        Он, похоже, взял себя в руки, потому что улыбка стала шире и тон был почти как в старые добрые времена:
        - Я побуду тут. Тебе нужна помощь, а посторонних пускать нельзя - ты очень страшненькая сейчас. Синяя вся, помада размазана, лицо в пятнах крови пополам с каким-то липким пойлом. Просто ужас!
        И, как это бывало всегда в его присутствии, я согрелась. Вот загадка: Мир будто снеговик с носом птеродактиля, а я оттаиваю рядом с ним.
        Он на минуту вышел, вернулся с большой кружкой и вафельным полотенцем. Намочил его край в кружке и стал протирать мне лицо. Мы молчали. Я почувствовала, что он темнит, но задавать вопросов не стала: а вдруг произошло что-нибудь серьезное? У меня совсем нет сил на неприятные новости. Я закрыла глаза.
        Тем временем влажное полотенце закончило облизывать мою шею. Остановилось на миг в яремной впадине, потом вновь двинулось в свой освежающий путь. Чуть приоткрыв глаза, увидела: смуглая мужская рука освобождала полотенцу путь, расстегивая на мне блузку. Я вновь закрыла глаза.
        Полотенце опять остановилось - теперь препятствием стал черный плотный лифчик. Интересно, как мы будем выкручиваться теперь, ведь мои руки привязаны над головой, а бретельки без крючочков? Блузка уже была распахнута, когда быстрые пальцы оценили размер препятствия, не забыв ласковым движением заглянуть в чашечки бюстгальтера. Дальше последовали боевые действия. Я почувствовала на коже горячее дыхание, что-то вроде щелчка, и ощутила освобождение слева. То же повторилось справа. Потом так же быстро жадные руки нырнули мне за спину, повозились там несколько мгновений, и моя грудь ощутила прикосновение остывшей влажной ткани. Наконец стало ясно: Мир просто перекусил своими крепкими зубами пластмассовые колечки, через которые были пропущены бретельки лифчика.
        Остальная одежда не долго сопротивлялась. Вскоре холодное полотенце елозило по всему обнаженному телу. Я хихикала и пыталась увернуться. Куда подевались мое дурное самочувствие и суицидальные мысли? Впервые за долгое время мне было просто хорошо.
        Но такие игры невозможно продолжать вечно, иначе они теряют всякий смысл. Основательно разогрев меня холодным полотенцем, Мир разделся и плюхнулся рядом. Я так соскучилась по его телу, что даже застонала.
        Секс со связанными руками произвел странное впечатление. Обычно к кровати привязывают мужчину, и теперь я знаю почему - женщины не любят попадать в дурацкие ситуации. Я изгибалась, извивалась, растекалась, выворачивалась и сворачивалась, пытаясь оптимально использовать свои ограниченные возможности. При этом нельзя забывать, что мои руки болели и затекали, а Мир еще не оправился от огнестрельного ранения.
        Через час, скорее усталые, чем удовлетворенные, мы замерли. Сон не хотел принести нам забвения. Я попросила Мира зажечь мне сигарету. Он дал мне затянуться, стряхнул щелчком пепел с горящего в темноте кончика сигареты и сказал:
        - Хочу, чтобы ты поехала со мной.
        Утром я уже сама варила кофе и вообще была в полном порядке. Мир собирался уходить, но к вечеру обещал вернуться. На правах невесты я игриво поинтересовалась, чем это он будет заниматься весь день.
        - Организацией похорон,  - спокойно сказал он. И добавил, расставив все точки над i:  - Вчера в своей камере повесился Жора.


        ГЛАВА 14
        За день я выкурила две пачки сигарет и выпила двенадцать чашек кофе. Просто не знала, что мне делать дальше. Смерть Жоры показалась мне нелогичным и страшным завершением цепи совершенно обычных явлений. Я полюбила, но вышла замуж за другого, его сестра и она же жена того, кого я любила, меня терпеть не могла, я изменяла мужу с любимым, но муж убил свою сестру и себя. Вот если бы пострадали я или, не дай бог, Мир - это было бы понятно и даже… справедливо, но Альбина и Жора ни при чем!
        Вечером я открыла дверь Миру, маясь от головной боли и теряясь в догадках.
        - Что-то не так!  - сказала я вместо приветствия.
        - Да уж, видно, с ужином что-то не так. Пахнет совсем не пирожками. Хоть топор вешай,  - ответил Мир, потянув своим большим голодным носом.
        Мир перестал вредничать только после ужина. Я снова пристала к нему:
        - Что делать? Нельзя все пускать на самотек. Я не верю, что Жора просто покончил с собой! Он слишком рассудителен. Он всегда знал, что делать. Он бы дрался до конца. Знаешь, что он сказал мне на прощание?
        - Что?
        - «Сука»!
        - И что?
        - И то! Он злился, он во всем меня обвинял. Он не был подавлен или убит горем. Главное, что ты пообещал ему сохранять долю в бизнесе. После этого Жора никогда бы не покончил с собой.
        Я так ясно представила себе Жору живым, что на глаза навернулись слезы.
        - Что-то не так!  - резюмировала я и открыла третью пачку сигарет.
        Мир желал побыстрее забыть обо всем. Его интересовал только бизнес. И еще он прекрасно понимал: произошедшее может здорово повредить его репутации делового человека. То, что он спал с женой своего компаньона, а потом этот компаньон убил свою сестру, не могло не отразиться на делах. Думаю, наш брак и был призван отмыть черного кобеля добела. И все же я была права - с этим Мир не мог не согласиться.
        - Как вдова Жоры ты можешь встретиться со следователем, который вел дело твоего мужа. Полагаю, он и сам захочет встретиться с тобой. Постарайся заглянуть в дело. Может, что и прояснится. Например, не было ли у Жоры посетителей после тебя?
        Мне понравилась эта идея. Довольно долго мы обсуждали линию поведения со следователем и разные версии смерти Жоры. Так и не найдя причин для его смерти, пошли спать.
        Дело моего покойного мужа вел усталый следователь из разряда озлобленных пофигистов. Его звали Анатолий Петрович Ефремов. Он вяло согласился на встречу. Я решила проявить немного дипломатии.
        - Подумала, что вам надо закрыть дело, и поэтому решила прийти.
        - Да, все равно я бы вызвал вас на днях. К делу подшиты показания, которые вы давали французской полиции, но у меня есть к вам вопросы. Кстати, вас не удивляет, что вашего мужа переправили в Россию?
        - Нет. Он же русский и убил русскую. Так что…
        - Что вы знаете о пистолете, из которого стрелял ваш муж?
        - Ничего.  - Вот странный человек! Я сюда не болтать пришла! Впрочем, пока он был не в курсе моих планов. Я спокойно ответила:  - Никогда не видела у него оружия.
        - Вы знаете, что партнер вашего мужа ранен из пистолета, привезенного из России, а Альбина Шахова убита из мелкокалиберного револьвера немецкого производства?
        - Точно!  - не удержалась я, но спохватилась. Слава богу, пофигисты не отличаются хорошей реакцией!  - То есть я ничего такого не знаю.
        А Мир об этом знает?
        - Употреблял ли ваш муж наркотики? Или какие-нибудь другие препараты?
        - Жора? Да что вы! Никаких наркотиков. И лекарства ему были ни к чему: вполне здоровый парень. При мне лишь раз напился, и все. Они с Альбиной вели здоровый образ жизни и всех вокруг поучали.
        - Кстати,  - Ефремов закурил жутко вонючие сигареты,  - вы никогда не замечали разногласий между братом и сестрой?
        Вопросов была еще куча, но все они явно задавались для проформы. Дело еще попылится в кабинете следователя и будет благополучно закрыто. И разбираться не будут, почему, собственно, умер Жора. Я перешла в наступление:
        - Мне тоже многое непонятно, и я хочу посмотреть дело. Я знаю, что не положено, но при вас, недолго. Пожалуйста.
        - Зачем вам? Вы оказались в выигрыше: ваш муж убит, жена вашего любовника - тоже. Живите и радуйтесь!
        У меня потемнело в глазах. Надо было залепить ему по морде, и все! Какое его дело? Вот он, гродинский менталитет: каждый в Гродине - праведник, и все всё знают о чужих грехах!
        Но у меня была цель. Я задолжала Жоре. Наверное, впервые ситуация со всей ясностью предстала передо мной таким образом: чтобы избавиться от чувства вины, надо разобраться в смерти мужа и его сестры. Поэтому я правой рукой потянула к себе картонную папку с делом, а левой подтолкнула к Анатолию Петровичу маленький конвертик, выданный Миром как раз для такого случая.
        Следователь оставил меня наедине с делом. Так, так. Это все я знаю, это мне рассказывал Мир, это я видела своими глазами. Фото убитой Альбины я перелистнула, даже не глядя. А вот что это такое?
        Свидетельство медицинского эксперта. В заключении было черным по белому написано, что в крови Георгия Маркова обнаружена приличная доза препарата, возбуждающего центральную нервную систему. Судя по всему, человек, принявший этот препарат, становится просто неуправляемым. Препарат попал в кровь вместе с кофе. Марков сказал, что кофе пил в кафе по дороге на квартиру, снятую Шаховым.
        Вот еще что-то непонятное. Какие-то распечатки разговоров. Бумага отличалась хорошим качеством, разговор велся на французском языке. Я читала по-французски очень плохо, но поняла, что это Жора разговаривает с кем-то, кто… Боже мой! С кем-то, кто следил за Миром еще в его первый приезд во Францию. Сами тексты разговоров были переведены на листе рядом. Ага, «…она ждет по этому адресу ее мужа».

«Он встречается с моей женой?» - Это, конечно, Жора.

«Все при встрече. Сегодня в десять утра. Приходите вместе с сестрой, раз она так этого хочет».
        Ага! Кто-то следил за Миром, причем давно. И это не Жора нанял детектива, иначе о снятой квартире и нашей связи вообще он знал бы раньше.
        Что еще? Картинка вырисовывалась непонятная. Подноготная Жоры была расписана от и до. Спрашивается, зачем? При чем тут его деловые встречи и другие мероприятия? Он убил свою сестру, но это изложено всего на пяти листках. Было там такое, что шокировало меня в первую минуту и дало мне почву для размышлений и терзаний на долгие часы. По порядку все выглядело так.
        Георгий Марков после общеобразовательной школы поступил в школу милиции. Потом стал работать в органах. Затем произошло кое-что, после чего ему пришлось сменить профессию. Вроде бы пропали деньги, большая сумма, после задержания наркоторговца по имени Эльдар Мирзоев. Предъявить обоснованные обвинения Жоре не смогли. Он все отрицал, а неопровержимых фактов не накопали. Проработав еще полгода в своем отделе, он снял мундир и стал… сутенером.
        Сначала я не поверила своим глазам. Бред, да и только. Но потом… Сухим протокольным языком были изложены вполне убедительные факты. Оперативники выяснили, что у моего мужа было около десятка девочек, работавших на улице. Он обеспечивал им крышу с помощью связей в милиции. А они отдавали ему фиксированную сумму наличкой. А может, и чем другим.
        Я закурила, поискала пепельницу. Не нашла. Посмотрела на пол - он был загажен донельзя. Стряхнула пепел под стол. Надо же! А жениться мы хотели на чистенькой маменькиной доченьке. Ненавижу!
        Через пару лет он знакомится с женихом своей сестры, Альбины Марковой, Владимиром Шаховым. Владимир занимается бизнесом, точнее, он открыл небольшую автомастерскую. Молодые люди находят общий язык. Они оба предприимчивы, стремятся к большим деньгам и, как выяснилось, достаточно беспринципны. Вскоре Владимир Шахов женится на Альбине, продает принадлежащую ему квартиру по адресу такому-то и переезжает в семью жены. На деньги, вырученные за квартиру, Жора и Владимир открывают массажный салон «Релакс». Понятно, массаж каких органов получают клиенты салона. Лучшие из девочек Жоры идут работать «массажистками». Жора продолжает использовать свои связи в милиции, чтобы обеспечить предприятию надежную крышу.
        Официально дело принадлежало Жоре, Мир лишь отмывал денежки в своем СТО. Но мне даже думать не хотелось, как же все выглядело в жизни.


        ГЛАВА 15
        В принципе, это было прелюдией. Лучшее, конечно, впереди, как в песне поется!
        Через пару лет постоянным клиентом «Релакса» становится тот самый задержанный Георгием Марковым Эльдар Мирзоев, чьи денежки уплыли в неизвестном направлении через руки Жоры. Эта личность, давно известная правоохранительным органам, находилась в теснейших связях с наркомафией. С некоторых пор за ним велось наблюдение. Дело в том, что в крупных городах России, особенно на Юге, появился новый наркотик. Синтетический препарат вроде экстази, но сильнее. При малейшей передозировке в мозгу потребителя отключался центр, регулирующий дыхание. Наркоман в страшных муках умирал от удушья. Погибли несколько никому не нужных молодых людей, а потом и сынок весьма влиятельных родителей. Конечно, правоохранительные органы забеспокоились. Теперь необходимо было принимать самые решительные меры!
        Мирзоев, посещая салон «Релакс», обязательно заходил в кабинет управляющего - Георгия Маркова - и проводил там некоторое время. Конечно, Жора был не единственным, кто общался с Мирзоевым, но вскоре выяснилось еще несколько интересных деталей. Во-первых, компаньон Маркова - Шахов - стал активно интересоваться перспективами создания совместного с французскими партнерами предприятия. Он пару раз ездил на деловые встречи во Францию. А во-вторых, по информации Интерпола, французская полиция также получила данные о появлении нетрадиционного наркотического средства, потребители которого пачками гибли от остановки дыхания.
        Выстроилась цепочка: наркомафия - Мирзоев - Марков - Шахов - Франция. Это была только версия, одна из версий следствия.
        Вот так мы - Жора, Мир, Альбина и я - попали под наблюдение правоохранительных органов. Когда стало ясно, что Жора отправляется в свадебное путешествие во Францию, да еще в сопровождении Мира и его жены, за ним установили наблюдение. Мирзоев тоже не подкачал и появился в «Релаксе» прямо накануне отъезда. На таможне Жору и всю нашу компанию специально обыскали не слишком тщательно. Просто надо было дать возможность провести тот самый груз без препятствий. Это бы помогло выяснить связи предполагаемых наркодилеров. Я отметила для себя, что вот так-то Миру и удалось провезти во Францию пистолет. Почему мужчины так любят идиотские и опасные игрушки! Взял бы зажигалку в форме пистолета, что ли! А вдруг теперь милиция докопается до истины?
        Французская сторона была заинтересована в этой операции, но, к счастью, права человека для рафинированных европейцев имеют необоснованно (по мнению отечественных милиционеров) большое значение, и разрешение на прослушивание телефонных разговоров Жоры и его компаньона было дано только на одни сутки. Вот именно поэтому афера с похищением осталась в тени. Я с ужасом подумала, что было бы, если телефон Жоры прослушивался все время, пока мы были во Франции! Ведь Мир звонил ему из города, чтобы передать условия, выполнив которые, тот мог бы получить жену назад в целости и сохранности. Вот и всплыла бы наша маленькая проделка брюшком вверх. Прощай, свобода!
        Тем не менее за Марковым следили. Стало известно, что на третий день пребывания во Франции он сделал в одной полиграфической фирме заказ: цветные копии денежных купюр большого достоинства. Конечно, ничего противозаконного, тем более что на каждой бумажке красовался его стилизованный под дизайн банкноты портрет. К тому же он сказал, что это модная русская шутка. Полиция зафиксировала этот факт, но выводы сделаны не были. На четвертый день Жора забрал заказ, сел в такси, в котором сидел его компаньон, потом вышел из такси, пересел в машину, за рулем которой сидела его сестра, и они поехали следом за такси Шахова в банк.
        Вот откуда у Жоры были красивые фальшивки! А Мир-то гадал…
        Дальше следовало, что Марков проследовал за Шаховым в помещение, где располагались личные ячейки клиентов. Там они переругались, и Марков выстрелил в Шахова. Между прочим, уже в России Жора «признался», что ссора случилась из-за этих шуточных денег. Дескать, Мир ожидал увидеть настоящие деньги и обиделся, увидев подделки. Обидевшись на дурацкую шутку, назвал Жору, скажем, редиской и схлопотал пулю от взбесившегося партнера. К тому же Марков припомнил Шахову проказы с его женой. Появление пистолета в руке Жоры проследить не удалось: на записи с камеры, установленной в банке, этот момент не был запечатлен, как Жора и предполагал.
        Потом Жора направился убивать меня. Но это я так представляла себе, а на самом деле он поехал в один дом по незнакомому адресу. В этом таинственном доме располагалось совсем не таинственное частное детективное агентство «Консул», хозяином которого был некий Франсуа Буало. Агентство специализировалось на расследованиях в сфере бизнеса и финансов. Значит, когда меня «похитили», Жора понял, что это связано с делами, и обратился в агентство «Консул». Я вернулась к распечатке телефонных переговоров. Поискала глазами в строчках на французском и нашла среди непонятных слов название агентства. Оттуда звонили в первые сутки нашего пребывания во Франции, еще до моего «похищения». Значит, Жора следил за Миром еще раньше? Или это делал все-таки кто-то другой? Кто нанял детективов из «Консула»?
        Полиция, конечно, допросила служащих детективного агентства, но они рассказали только, что мсье Марков заезжал ненадолго узнать поподробнее о деятельности «Консула», по-видимому, желая обратиться к его услугам позже. Я подумала, что у детективного агентства могут быть весьма сложные отношения с полицией и всей правды здесь нет. Нет и сведений о том, что мсье Марков был когда-либо ранее в числе клиентов мсье Буало. Франсуа Буало. Среди моих знакомых есть один Франсуа. А вдруг это тот самый Франсуа? Ну да! Хозяин преуспевающего детективного агентства сам приехал в Россию, чтобы выполнить заказ мелкого русского сутенера и проследить за его женой. Бред полный! Тем более что «Консул» занимается исключительно экономическими делами.
        Тут я вспомнила давний разговор с Миром, собственно, тот самый разговор, решивший мою судьбу, когда Мир описывал мне идею похищения. Он сказал, что Жора начал наводить справки, интересуясь, сможет ли он управлять бизнесом сам, без Мира. Мир интересовался тем же. Так вот, может, Жора наводил справки, пользуясь услугами Франсуа Буало? В смысле, какие экономические перспективы у совместного предприятия Мира и как обойтись без самого Мира.
        Пока не все понятно. А вот кофе с возбуждающим препаратом Жора пил в агентстве. Ручаюсь. Сотрудники «Консула» отпирались как могли, но я им не поверила. А кстати, что там с анализом крови Альбины Марковой? Она-то и погибла из-за своей излишней эмоциональности. Если бы Альбина не прыгнула на пистолет в руках брата…
        Я полистала дело, вот заключение судебной медицинской экспертизы… То, се, пулевой канал… положение тела указывает… ага! Стопроцентное попадание! Альбине тоже налили кофеек с особыми добавками. А может, Альбина принимала этот препарат в день своей смерти не в первый раз? Был же скандал и раньше!
        Было о чем подумать. В общем, час прошел весьма продуктивно. Когда Геннадий Петрович вернулся в кабинет, я уже была готова уходить.
        - Ну как, вспомнили что-нибудь интересное?  - поинтересовался для проформы пофигист.
        - Нет, ничего на память не приходит,  - ответила я.
        - Если придет - не забудьте поделиться,  - неискренне попросил он.
        Попрощавшись, я вышла из кабинета.


        ГЛАВА 16
        Сумерки опускались на улицы. Люди спешили после трудовой вахты домой, в семьи, к жареной картошке и телевизорам. К своим простым радостям и печалям, а я думала о лжи, темных делишках, преступлении и смерти. Сначала я продолжала мысленно крутить клубок фактов и догадок, ища конец, за который можно ухватиться. Но где-то в клубке засел маленький колючий фактик, мешающий мне сосредоточиться. Он волновал меня куда больше, чем все остальные.

«Расслабься»,  - сказала я себе. И вдруг будто током меня ударило: «Релакс»! Я вышла замуж за сутенера! И Мир тоже…
        Все мое тело внезапно заболело. Боль шла от сердца и ноющими волнами разливалась по плечам, голове, животу, ногам, рукам. Пальцы свело судорогой. Я остановилась посреди улицы. Недалеко стояла пустая лавочка. Всего десять шагов до нее, а я устала, дойдя до деревянного сиденья, будто топала десять километров.
        - Все хорошо!  - сказала я вслух сама себе.  - Мир не стал бы спать с девками, он не такой, как все. Он хочет всего самого лучшего. И он был женат в то время…
        Я встала с холодной лавочки. Слабость не отпускала меня, но хотелось скорее домой. Колени дрожали, спотыкаясь, я поплелась к остановке.
        Дома налила себе крепкий горячий чай, стояла под холодным душем, потом под теплым, включала телевизор, выключала телевизор, курила, бросала недокуренную сигарету. Пыталась обдумывать полученные в кабинете следователя сведения, но не могла. Проклятое воображение подсовывало мне все новые и новые сцены: Мир, мой Мир с проститутками. Он их трогает, целует, лежит с ними в постели. И что мне делать? Спросить его? Но верить ли ответу?
        У нас с Миром были достаточно честные отношения. Я была уверена: он не солжет, потому что не знает жалости, не зная любви. Он не будет беречь мои чувства, ведь они не нужны ему. Значит, он скажет правду. Значит, надо спросить. Я даже загадала: если солжет, а ведь я почувствую это, так вот, если солжет, значит, чуть-чуть любит. И это будет мне утешением.
        Он появился только к утру. Бледный, с синяками под глазами, от которых черные озера глаз казались еще глубже. С черной прядью на лбу, пахнущий вином, сигаретами, самим собой и своей усталостью. Первое, что он сделал, это поцеловал меня прямо у порога. Значит, он проголодался. Как же начать разговор? Мир направился в ванную.
        Завалившись в кровать и прокручивая разные варианты начала разговора, я не заметила, как заснула. Проснулась от прикосновения требовательных рук и губ. Однако, думая о своем, не ответила, как обычно, прижимаясь всем телом, дрожа от возбуждения и шепча милые глупости, а осталась лежать неподвижно, готовясь произнести первое, возможно, роковое для себя слово.
        - Что с тобой?  - спросил он. Мое поведение было удивительно, как снег летом.
        - Ты хочешь меня?
        - А разве незаметно?
        - Тогда ответь мне на один вопрос.  - Я говорила спокойно и решительно. Сказывалась многочасовая подготовка.
        - Научил на свою голову,  - проворчал Мир и потянулся губами к моей шее.  - А потом нельзя?
        - Я не могу, если не буду знать правду. Ну, пожалуйста!
        - А, ты знаешь волшебные слова! Тогда ладно, спрашивай.  - Он отодвинулся, подпер кулаком щеку и поощрительно кивнул.
        Я набрала побольше воздуха и выпалила:
        - Ты спал с проститутками из массажного салона Жоры?
        Мир чуть прищурился, потом откинулся на спину. Повисло свинцовое молчание. Потом любимый расколол его:
        - Разве я клялся тебе в вечной любви? Или говорил, что до тебя у меня не было женщин?  - Его лица я не видела, но голос звучал раздраженно.
        - Нет…
        Почему-то я и не предполагала, что мой вопрос может вызвать такую реакцию. Он продолжил:
        - Лена, я не обязан отвечать на такие идиотские вопросы. Но ты моя женщина, я сделал тебе предложение, поэтому скажу: я тебе не изменяю. Кроме того, не люблю проституток.
        - Извини.
        Его сексуальный аппетит испортился, и я уже ничего не могла с этим поделать, как ни старалась загладить не сделанную мной ошибку. Много позже я поняла, что имела полное право задать тот грубый вопрос да еще и закатить истерику. Но тогда… Вот так я совершила первую маленькую ошибку, показав любимому мужчине, что могу испытывать чувство вины перед ним. Утром Мир милостиво соизволил откушать приготовленный и поданный мною завтрак. За едой, стремясь отвлечь его, я рассказала обо всем, что узнала из дела вчера.
        Через месяц мы поженились. Есть свидетельство летописцев, что монгольские полководцы, победив в одном важном сражении русское войско, постелили на тела пленных деревянный настил и пировали под звуки ломающихся костей и стоны несчастных. Моя свадьба со стороны, возможно, именно так и выглядела. Конечно, никаких банкетов не было. Мы даже свидетелей нашли с трудом. Наш брак, после смерти жены Мира и мужа Лены, казался нашим общим знакомым кощунством. В итоге в загс нас сопровождали Элла и ее кавалер, тот самый француз, Франсуа. Он снова приехал по каким-то делам.
        Мама отказалась прийти. Точнее, за нее отказалась бабуля. Когда я позвонила домой, она взяла трубку и, узнав, что мы с мужем погибшей женщины женимся, вылила на меня ушат словесных помоев:
        - И как не стыдно! У него жена только умерла, а он женится! А ты, шалава, больше не звони!
        Альбина и впрямь умерла всего два месяца назад. Но Мир решил, что расписаться надо сейчас, потом будет некогда. Он планировал на пару лет осесть в Париже, пока дело не начнет приносить стабильную прибыль.
        Я не видела ничего дурного в его поспешности, и вовсе не потому, что мне это было выгодно. Просто я точно знала, что в сердце Мира есть очень маленькая потайная комнатка, где он хранит свои скупые чувства. Среди всего нескольких реликвий было и воспоминание о первой жене, состоящее из благодарности и вины. У меня не было повода ревновать, и я относилась к его прошлому с уважительной лояльностью.
        В день свадьбы настроение все же было приподнятое. Какого черта! Я же получила Мира! У меня было подготовлено платье, купленное когда-то в другой жизни для вечера наедине с Миром в квартире Эллы. Надо отметить, что тогда я его так и не надела. А платье было невероятное. Темно-синяя атласная ткань облегала жесткий корсаж, оставлявший обнаженными руки, плечи и шею, широкая юбка из той же ткани спускалась до щиколотки пышным колоколом. Для придания формы юбке под нее надевался специальный каркас.
        Я сама открыла Миру дверь, с Эллой и Франсуа мы договорились, что заедем за ними в гостиницу.
        Он стоял такой невероятно красивый в сером, конечно, деловом костюме, со скромным букетом из трех розовых роз, перевитых золотой лентой. На синем платье они смотрелись трогательно женственными. Я пропустила его в квартиру, и когда он проходил мимо меня, вдохнула полной грудью его запах.
        - Ты готова?  - спросил он.
        - Да, только возьму сумочку.
        - А вещи на самолет собрала?
        - Конечно. Все это мне что-то напоминает.
        Неважно. Прошлая жизнь оставалась за бортом. Мы делали попытку родиться заново. Мир сказал мне первый за все время моей любви комплимент:
        - Это платье тебе невероятно идет. Я подарю тебе к нему сапфиры.
        Может, и надо было промолчать, но я не смогла:
        - И все-таки, почему ты женишься на мне?
        Зря я не промолчала. Он ответил с обычной своей беспощадной откровенностью:
        - Не хочу, чтобы еще были трупы.
        Мы погрузились в такси, потом заехали за Эллой и Франсуа, потом прибыли в загс. После церемонии бракосочетания божественная Элла в розовом костюме, выгодно подчеркнувшем ее прекрасные рыжие кудри и голубые глаза, бросилась мне на шею. В машине мы выпили шампанского. Я сказала:
        - Спасибо! И еще раз спасибо, что стали нашими свидетелями.
        Мир уже скучал. Впрочем, еще Жора когда-то говорил, что он не умеет отдыхать. Дела для него - важнее всего. Раз для него важнее всего, значит, и для меня. Я постаралась побыстрее закончить наше весьма скромное празднование. Мир уже говорил о делах, рассказывая Франсуа о своей фирме. Мы с Эллой мило щебетали, не слушая мужских разговоров. Подруга больше походила на счастливую новобрачную, чем я. Элла просто сияла. Под конец она почти проговорилась:
        - Возможно, мы скоро встретимся в Париже! У меня такое событие произошло! Потом расскажу.  - Она покосилась на мужчин.  - Теперь все, все будет хорошо! Я напишу письмо, или нет, зачем, мы же увидимся!
        Мир заливался соловьем на тему удобрений. Франсуа внимательно слушал, кивал и, как обычно, задавал массу вопросов. Обычная дружеская беседа. Все же я подумала: помнит ли мой муж о таинственном Франсуа Буало?


        ГЛАВА 17
        В Париже наша жизнь быстро вошла в налаженную колею. Я и не заметила, как прошло полгода. Мир не отдыхал ни секунды, и я постоянно была с ним рядом. Ни он, ни я не воспринимали работу как работу. Скорее, это стало нашим стилем жизни.
        Дела Мира пошли в гору. Он снял офис в старой части города и стал набирать сотрудников. Французский филиал возглавил Поль Ле Февр, молодой и энергичный француз. Он имел хорошее образование, но из-за отсутствия нужных связей сумел устроиться на работу только к какому-то русскому. Впрочем, он не унывал. Молодость питает надежды.
        Совместное предприятие Мир назвал, особенно не фантазируя, «Лоза». Так назывался сырец для удобрений, производимый «Гродинским химическим», который и был основной сферой бизнеса Мира. Название оказалось удачным. Французы легко воспринимали звучание этого русского слова, и оно выражало саму суть деятельности фирмы.
        Для начала я заняла место секретаря в приемной перед кабинетом Мира. Он учил меня всему. Терпеливо, по десять раз на день, объяснял, как пользоваться факсом, компьютером, ксероксом. Собственноручно писал и переписывал списки партнеров, клиентов, адвокатов, страховщиков, с которыми уже наладил связи. Я совершенствовала французский, учила делопроизводство, читала все, что могла найти об удобрениях и виноградниках, выполняла различные поручения своего шефа от получения электронной почты до приготовления кофе клиентам. Я уставала как собака и была безумно счастлива. Мир и не думал уставать и был вполне мной доволен. Постепенно мои обязанности усложнялись, а профессиональный уровень повышался. Вскоре я уже была не столько секретарем, сколько помощником Мира. А с появлением хорошенькой русскоговорящей француженки Мишель, занявшей мой стол в приемной, я получила повышение и переселилась в свой собственный малюсенький кабинетик. В мечтах я видела себя правой рукой, доверенным лицом шефа. Возможно, так проявился мой карьеризм.
        Впрочем, все к тому и шло. Я все чаще присутствовала при деловых встречах Мира. Он представлял меня как жену и старшего менеджера фирмы. Конечно, я еще не очень разбиралась в тонкостях его, нет, нашего бизнеса, но училась буквально каждую минуту своей жизни. Утром и вечером, до прибытия в офис и после прибытия домой, в любую погоду и при любом раскладе я слушала лекции Мира по химии и экономике. Надо отметить, что в своем вопросе он был невероятно эрудирован. Однажды он рассказал, что полуфабрикат, который он привозит на французские заводы, изготавливающие удобрения, используется и в фармацевтике. Правда, это немного другой состав и форма выпуска, но очень близко. Просто все дело в очистке сырца.
        - Интересно.  - В моем мозгу щелкнуло при слове «фармацевтика».  - Так и наркотики возить можно как сырец.
        - Что за идея?  - Мир заметно напрягся.  - Почему тебе это пришло в голову?
        - Потому что вспомнила дело Жоры. Именно из-за наркотиков за ним и за тобой, кстати, тоже следили во Франции и даже прослушивали телефон. И еще, Поль Ле Февр рассказывал, как где-то в пригороде полиция накрыла подпольную лабораторию. Угадай, что там делали?
        - Забудь об этом. Мы тут ни при чем. Мы херней не занимаемся.
        Теперь он злился. Но я не отступала:
        - Они там делали дурь! Откуда-то, может, из России, возили что-то, потом здесь обрабатывали и - прошу к столу! Вот за тем же к вам подкатывался тот, с нерусской фамилией.
        - Еще раз говорю тебе: забудь об этом. Я же из последних сил бьюсь, чтобы русские хвосты за собой не тащить! Три года в автосервисе Жорины бабки отмывал, чтобы в совместное предприятие влезть. Пойми, я не хочу потерять все из-за того, что много лет назад Черенок предлагал мне возить сырец.
        - Значит, все же предлагал.  - Конечно, я видела, что Миру неприятен этот разговор. Однако пепел Клааса стучал в мое сердце. Забрезжила надежда, что смерть двоих людей будет снята с моей совести. Я рассуждала так: погибли люди, как будто из-за любви, но я не верю в это. Все же на кону прибыльный бизнес, и наркотики недаром маячат.
        - Это тот наркотик, который вызывает удушье?
        Мир картинно закатил глаза, но, видимо, понял, что проще будет ответить на мои вопросы, и смиренно начал рассказ:
        - Да, это «душитель». Его наркоманы так прозвали. Очень опасный препарат, создание гродинских «химиков». Если угадаешь свою дозу, получаешь просто немыслимый кайф, а нет - сдохнешь от удушья. Менты ни разу не взяли ни одной крупинки для детального анализа. Это Черенок так поставил. Только когда кто-нибудь отлетал от «душителя», брали кровь у трупа, но все же многое было непонятно. Они бы лучше искали, если бы знали, что с «душителя» уже не соскочишь. После него все не то. Кто переходит на эту дрянь - уже не жилец. Я видел такое. Несколько девочек из салона Жоры влетели. Черенок угостил. Одна умерла со второй дозы, а другая пять месяцев протянула, пока ее пневмония не добила.
        - Зачем Жора хотел от тебя отделаться? Помнишь, ты говорил?
        - Да, он стал вроде как на себя одеяло тянуть. Ты что же, думаешь, Жора с Черенком…
        Я пришла в немыслимое возбуждение: оказывается, Мир знал подоплеку, но считал, что трагедия, случившаяся меньше года назад,  - дела давно минувших дней.
        Будучи не в силах усидеть на месте, я вскочила и забегала по холлу. Мир следил за мной глазами, слушал и кивал. Его отношение к разговору переменилось. Теперь ему было интересно. Я вещала:
        - То, что ты рассказал, многое объясняет, но многое опять непонятно. Факты таковы: у вас с Жорой совместные дела. Вы планируете возить химический полуфабрикат во Францию, на завод по изготовлению удобрений для виноградников. Об этом узнает Черенок, как его там?.. Мирзоев.  - Я остановилась на минутку и набрала в легкие воздуха.  - Он тоже стремится на французский рынок, только на другой - на рынок наркотических препаратов. Здесь у него уже есть связи с подпольной лабораторией, где можно будет изготавливать «душитель» из сырца, весьма сходного с сырцом для удобрения. Так?
        Он молча кивнул. Я опять заговорила:
        - Кстати, если память меня не подводит, за границей уже попробовали новую дурь. Вроде было несколько трупов. Но тем не менее «душитель» пришелся ко двору. Перспективы для наркоторговцев просто сказочные. Нужен теперь только канал, по которому сырец из нашего родного Гродина хлынет во французскую лабораторию. Тебе предлагают работать на Мирзоева. Или на кого поглавнее. Ты отказываешься. Тогда предлагают Жоре. Он, допустим, соглашается. Могло быть такое?
        Мир тяжело вздохнул:
        - Знаешь, он очень любил деньги.
        - Он очень любил деньги,  - подхватила я,  - и его уговорили, пообещав солидный куш. Ты стал препятствием. Жора собирается убрать тебя из бизнеса. Неужели он не смог бы тебя уговорить?
        - Леночка, детка, я хочу спать спокойно.  - Я не сомневалась, что он не лжет. Если бы Мира волновали в жизни только деньги - он мог бы прекрасно жить и в России. Торговать наркотиками можно и там, не утруждая себя таможенным контролем. Но он хотел большего. Втайне Мир мечтал о собственной империи: заводах, фабриках, виноградниках, железнодорожных составах, доках, флотилиях и всем прочем, где он был бы божеством. Он по-прежнему хотел манипулировать людьми и ситуациями, со все большим размахом. Я это чувствовала интуитивно. Впрочем, сейчас не об этом. Я сказала:
        - Ага, ты хочешь спать спокойно и…  - Смутная догадка мелькнула в моей голове:  - Слушай, а что если Жора хотел убить тебя?
        - Нет,  - ответил Мир коротко и категорично.
        - А что тогда? Мир, ты бы не отказался от своего дела никогда. Ты просто маньяк! Тебя можно только убить. Ну ладно, пусть Жора и в мыслях не держал расправиться с тобой физически, но наркомафия перед такой мелочью, как убийство, не остановится. Почему же тебя не убили? И кто нанял детективов из «Консула» следить за нами в первый приезд в Париж? Кто рассказал Жоре о нашей связи? Кто натравливал его на тебя? Мирзоев?
        - Лен, а не много мне чести - убивать в Париже? Почему меня не пристрелили в России? Мирзоев убил бы меня прямо на месте, в Гродине.
        - Ну да! А почему не убил?
        Он пожал плечами и выдал версию:
        - Думаю, Жора был против. Он не жаловал кровавые разборки. А вот тогда, в тот приезд, после вашей свадьбы, сам стрелял в меня! Странно, правда? И вообще: никогда не видел его таким нервным, как перед убийством Альбины. Странно,  - повторил он, задумчиво теребя кончик носа.
        - Мир, я знаю!  - громко сказала я, вырывая его из раздумий.  - В деле же есть результаты анализов! И у Жоры, и у Альбины в крови найден какой-то препарат, который делает людей просто бешеными! Название вспомнить не могу. В кровь попал он вместе с кофе, и кофе они, Жора и Альбина, видимо, пили с «Консулом», ну, с кем-то из детективного агентства «Консул». Мне вообще кажется, что «Консул» наняла третья сила.  - Это было заявление, которое подтвердилось только через несколько лет. Во время того разговора мы с Миром знали только половину всей правды.  - Ни Альбина, у которой не было столько денег, чтобы нанять детектива из приличного агентства, ни Мирзоев, которому удобнее было бы уладить все в России, а третья сила, которой ты, мой милый, помешал. Почему-то эта третья сила успокоилась, не добившись своего. Но это только отсрочка.
        И тут Мир, до этого сидевший в кресле и задумчиво постукивавший подушечками пальцев по кончику своего суперноса, вскочил на ноги и возбужденно заявил:
        - Это действительно еще не конец! Недавно я узнал, что Мирзоева посадили. К сожалению, ничего серьезного вменить в вину не смогли, дали всего три года. Он же скоро выйдет и снова станет пытаться ввозить во Францию сырец для изготовления «душителя».
        - Тогда не получилось, сейчас получится. Что же делать? Теперь Жоры нет, тебя и пристрелить могут.
        Может, мы говорили и не совсем серьезно. Я не слишком верила в свои дедуктивные способности. Только вот в России людей бизнеса убивают на каждом шагу. И тут мне стало страшно. Ведь Мирзоеву и этим, за его спиной, нужны деньги, только деньги, любой ценой. Черенка посадили, он не успел наладить связи, Жора погиб. Все развалилось, и надо начинать сначала. Теперь этот хмырь выйдет из тюрьмы и возьмется за старое. Боже мой, что же делать?
        У меня на глазах уже стояли слезы. Я подошла к Миру и прижалась к нему. Он обнял меня.
        - Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится!  - сдавленно сказала я и неожиданно бурно зарыдала.
        - Леночка, Леночка, не надо… Я что-нибудь придумаю. Я пойду в полицию, в милицию. Что ты! Все будет хорошо!
        Мир гладил меня по голове, по плечам. Он и сам понимал, что просто так это не кончится.


        ГЛАВА 18
        После того разговора мы продолжали жить ради работы, ради мечты Мира. Он ездил несколько раз в Россию, где открыл русский филиал «Лозы». Снял помещение под офис, накупил оргтехники, заказал печати, штампы и факсимиле. Директором филиала стал некто Игорь Лавренев. Миру настойчиво «посоветовали» взять его на работу. Совет этот дали такие люди, которым еще ни один предприниматель, начинающий свое дело в Гродине, не отказывал. Мир тоже пошел на сделку: Лавренев руководит русской «Лозой», используя предприятие Шахова для своих махинаций, о которых генеральный директор и знать не должен. Зато «Лоза» будет выполнять поставленные перед ней задачи без сучка, без задоринки. Короче говоря, Лавренев был фигурой, гарантировавшей совместному предприятию «крышу».
        Мы обживались в Париже, городе мечты. Обживались, как обживаются перелетные птицы, знающие, что все непрочно и не вечно, но надо вить гнездо, чтобы потом бросить его и снова лететь. Почему-то я думала, что у меня будет много знакомых среди французов, как было много друзей на родине. Однако французы неохотно сближались с иностранцами, и за все годы, проведенные в Париже, я так и не стала своим человеком даже для ближайших соседей. Мы жили не в «русском» квартале. Мир осторожно относился к соотечественникам, думаю, у него были свои мотивы. Я, в основном, общалась со своими сотрудниками - Мишель и Полем Ле Февром. К тому же мы с утра и до вечера торчали в офисе, поэтому развлекаться все равно было некогда.
        Жили мы скромно, муж не видел смысла в покупке дорогих вещей. Как я и предполагала, Мир не был богат, он просто имел свое дело и жил на доходы с него. Точнее, на малую часть доходов, так как большая часть шла на развитие предприятия, которое требовало все новых затрат. Даже первую свою французскую машину он купил лишь на пятом году жизни во Франции. До этого пользовался такси или служебным джипом. Зачем же тогда зарабатывать? А он не пытался зарабатывать, просто так жил. Кстати, на первую годовщину свадьбы он все же подарил мне обещанные сапфиры. Это был целый гарнитур, состоящий из изящного ожерелья, браслета и кольца. Тонкая работа и крупные чистые камни предполагали высокую цену. Печалило лишь одно - мне решительно некуда было надеть всю эту красоту.
        Забавно, что Мир платил мне весьма солидную зарплату, и это были мои личные деньги. На них я покупала себе одежду, косметику, позже стала часть этих денег отсылать в Россию маме. Так что я была работающей женщиной, живущей на заработанные честным трудом франки.
        Мы сняли небольшой дом с мебелью в предместье (там живут люди с хорошей деловой репутацией), наняли кухарку и горничную. Чем целый день занималась кухарка, я не знала. Мы почти не ели дома. После легкого завтрака ехали в офис, обедали в городе, и два вечера в неделю посвящались деловым ужинам в ресторане. Это не было развлечением, это было работой, подчас весьма изматывающей обязанностью улыбаться и не путать вилки.
        Жизнь с любимым мужчиной давалась мне нелегко. Однажды я пошутила, что если бы у Мира была дверца, его можно было бы держать в доме вместо холодильника. Возле него было одиноко. Раньше я проводила с ним слишком мало времени, чтобы это заметить. Всегда озабоченный своими важными делами, он что-то прокручивал в мозгу, витал мыслями в необозримых перспективах, взвешивал, оценивал и подсчитывал. А я была обычной женщиной, мечтавшей о любви, о том, что мои чувства будут разделены, моя преданность будет оценена, моя страсть найдет утоление.
        Я приказывала себе не думать об этом, не ждать чуда, но так сразу подчиниться жестокому приказу сердце было не в силах. Уже в первый год в моей замужней жизни бывали бессонные ночи, полные желания и боли. Никакой алкоголь не мог залить плотской жажды таких ночей. Утром я выходила из спальни с красными глазами, раздраженная, но с улыбкой на искусанных губах. И я была счастлива тогда! Все же утром я встречала Мира и проводила с ним целый день. И нас не разделяла другая женщина, и были редкие минуты физической близости, и были часы духовной близости. Пусть они не совпадали, но ведь были!
        Иногда, правда, Мир приглашал меня просто погулять по городу, походить по Парижу, поглазеть на витрины и людей, постоять на мостике через Сену, опершись о зеленые литые перила, заглянуть в глубь мутной воды. Съесть пухлую булочку на ходу или посидеть с чашкой кофе в бистро, где-нибудь в центре. Мне нравились эти вылазки, нравилось, что Мир топал рядом со мной такой расслабленный, в потертых джинсах, смеялся каждому слову, дурачился, фотографировал меня, специально подлавливая смешные, неожиданные ракурсы. Редкие островки беззаботности в море работы. Редкие ценные минуты настоящей близости. Очень редкие.
        Он был особенным, необыкновенным мужчиной. С ним нельзя было выработать стереотип поведения, им нельзя было манипулировать, используя обычные женские штучки. С ним было хорошо и трудно.
        Дни неслись перед глазами, один за другим, с бешеной скоростью. Они складывались в недели, в месяцы, в годы. Работа отнимала все дни. Но были еще и вечера. После вечерней лекции по экономике и ужина, если это был домашний вечер, Мир усаживался в кабинете перед компьютером и рылся в Интернете. Днем ему было некогда, а вот вечером - в самый раз. Не на меня же смотреть, в самом деле! Да и мне надо было отдохнуть. Я удалялась в спальню с бокалом вина и пепельницей. Часто Мир оставался ночевать в кабинете, но обижаться было невозможно: ведь я сама хотела с ним жить. Он не набивался, и надо было мириться со всем.
        Если Мир считал, что я хорошо поработала или вообще все хорошо, он благодарил меня в постели. Как будто выдавал грамоту за трудолюбие. Я стала учиться не придавать большого значения суррогату любви.
        Однажды, в чудесное весеннее воскресенье, Мир вывез меня погулять в сад Тюильри. Там, среди скульптур и фонтанов, он задал мне абсолютно убийственный вопрос:
        - Скажи, а как это - любить?
        Я покосилась на него. Мир шел рядом со мной, и вроде бы ничего не происходило, только впервые стало явным глубокое различие между нами. Я живу только для него. У меня нет больше ни родных, ни близких, ни любимых, кроме него. У меня нет никаких своих дел. Я никто и звать меня никак. Вот скажи он сейчас: «Прощай, ты больше мне не нужна!» или просто: «Ты уволена!» - и мне будет некуда идти.

«Он и есть весь мой мир»,  - скаламбурила я сама для себя.
        Мир решил, что я не поняла вопроса.
        - Ну, что ты чувствуешь со мной?
        - Наверное, боль. Только это хорошая боль.
        - Может, ты мазохистка?  - Он уже улыбался, но, видимо, решил разобраться до конца.
        - Может, тебе бы это понравилось? Я уже думала об этом, давно… Вообще - нет. А к чему эти вопросы?
        - Так тебе больно, но ты хочешь еще?
        - Наоборот, я не хочу еще. Я просто жду, когда это пройдет.
        - Как это?
        - Ты мог бы меня полюбить когда-нибудь, я могла бы тебя разлюбить когда-нибудь.
        - Я все никак не привыкну, что ты это серьезно,  - сказал он в сторону, будто обращался к кому-то третьему.  - Неужели ты и вправду так меня любишь? За что?
        Я улыбнулась. Разве это можно объяснить? Глядя ему в глаза, ответила:
        - За пустоту. У тебя так пусто в сердце, что это похоже на космос. Пустота и безмолвие притягивают. Это как смотреть в черное ночное небо. Огромная пустота и горящие звезды. Или как стоять над черной бездной. Говорят, что человеку, стоящему над огромной пропастью, так хочется самому прыгнуть вниз, что иногда невозможно удержаться. Я не удержалась.
        - Непонятно. А если бы я полюбил и пустота исчезла, тебе было бы лучше?
        Меня этот разговор начинал раздражать:
        - Хватит, ладно? Мне все время больно, и рассуждениями тут не поможешь.
        Он взял меня за руку и подвел к лавочке под каштанами.
        - Давай посидим! Я хочу сказать кое-что, и легче тебе от этого не будет.

«Это все? Сейчас все кончится?» - подумала я и села, опустив голову. Он заговорил, судя по голосу, глядя куда-то в сторону.
        - Понимаю, что поздно спохватился, но ты должна это знать.  - Мир глубоко вдохнул и с расстановкой произнес:  - У меня не может быть детей. Это из-за детского дома. Там нас не очень лечили, бывали разные осложнения. Со мной произошло такое. Я узнал, когда женился на Альбине и она не могла забеременеть. Пошел на обследование и узнал правду о себе. Ей я ничего не сказал. Не мог. Думал, очень унизительно. Она бы рассказала маме, подружкам. Я просто перестал с ней спать. Конечно, не только из-за детей, но…
        Я подняла глаза. Мир бездумно смотрел на скульптуру: мужчина и женщина слились в поцелуе и так застыли навечно. Им повезло. Я каждый раз отрывалась от губ любимого, теряя капли крови и умирая от предчувствия разлуки.
        - А если усыновить?
        - Нет. Не могу. Чужой ребенок всегда останется для меня чужим. Это моя цена. Ты любишь меня?
        Таков был ритуал. Вопрос означал: заплатишь ли ты и эту цену за то, чтобы быть со мной? Впервые я медлила перед ответом, но нарушить ритуал не смогла.
        - Да.
        - Ты хочешь меня?  - Теперь его голос звучал увереннее.
        - Да.
        - Тогда едем домой!
        В нашей квартире, в светлой спальне, на низкой широкой кровати мне пришлось доказывать слова делом. И все же я впервые усомнилась: неужели моя любовь так дорого мне обойдется?
        И все же Мир не переставал меня удивлять. У него, мальчишки из детдома, был прекрасный вкус, широкий кругозор, врожденное умение держаться в обществе, говорить комплименты кстати, впитывать культуру каждой порой кожи и везде: в театре, в ресторане, на деловой встрече. Он очень быстро научился разбираться в винах и экзотических закусках, научился поддерживать светскую беседу, да и выглядел так, будто всю жизнь одевался в модных парижских бутиках. Честно признаться, он так и не заглянул ни в один из них, считая, что настоящий мужчина не должен тратить неоправданно большие деньги на свою внешность и наряды.
        Мне было далеко до него. Я носила скромные деловые костюмы, с каждым годом удлиняя юбки, волосы зачесывала назад и делала все более прозрачный макияж. Чаще всего на людях сидела, опустив голову, и молчала, пока кто-нибудь добрый не решался втянуть меня в беседу. Иногда я будто проваливалась в другое измерение. Мир постоянно ругал меня за такое поведение, ему нужны были связи, и общительная жена могла бы оказать неоценимые услуги. Но искусство легкого общения с серьезными людьми мне не давалось. Постепенно я вообще стала такой… невидной. Просто была рядом с любимым, дышала одним воздухом с ним и ничего больше не желала.
        Я по-прежнему хотела Мира, его всего. Удовольствие было уже в том, что я смотрела на него, вдыхала его неповторимый запах и слушала тихий, уверенный голос. Он просто ждал, когда я налью чашку чая, а у меня руки тряслись от его взгляда. И если мне скажут, что так не бывает, что после пяти лет брака нет свежести чувства, то я лишь пожму плечами. Может, все дело в том, что я так и не дождалась его любви, а может, мне и впрямь повезло и я умею любить. Не знаю. Я начинала потихоньку таять в своей любви, растворяться, как в кислоте. И это было больно.
        Иногда я думала, что более уверенная в себе женщина с сильным материнским инстинктом могла бы растопить ледяное сердце Мира, мальчика из детского дома. Я же всегда стеснялась первой проявить свою любовь, протянуть руку и погладить его по щеке, обнять в машине, поцеловать гладкий висок. Мне казалось, что раз он не любит меня, то и мои прикосновения ему будут неприятны. В постели - другое дело. Я должна доставить Миру максимум наслаждения. Сделать все, чтобы он не пожалел о том, что рядом с ним нелюбимая женщина. А если появится такая?


        ГЛАВА 19
        В один из выходных дней я сидела возле туалетного столика в своей спальне. В «своей», так как Мир уже месяц не переступал ее порога. Я жила здесь совсем одна. В последнее время я завела моду выпивать пару коктейлей на ночь. Какая уже разница! Утром я просыпалась без проблем, а если не выпить на ночь, то можно и протоптаться до рассвета.
        Сегодня утром я вышла в гостиную. Там было пусто: значит, Мир ночевал в кабинете. Но туда я не зашла. Просто считала, что мужу будет неприятно мое появление. Если бы он хотел видеть меня, то пришел бы сам. Помявшись возле двери в кабинет, я пошла на кухню за кофе. У кухарки был выходной, и я была этому рада. Все же неприятно, когда видят меня немытую, в халате. А мыться и переодеваться было лень.
        На вечер был намечен поход в театр с Полем Ле Февром и его женой - очаровательной юной студенткой Сорбонны. Нас познакомили на совместном ужине, когда собирались все сотрудники офиса с супругами. Мир считал, что иногда надо собираться всем вместе в неформальной обстановке. Такие ужины проводились раз в два месяца и что-то там укрепляли. Так вот, когда Поль подвел свою жену к нашему шефу, я поняла: такая женщина нужна Миру. Он - сугубо материальный, сдержанный, темный, широкоплечий, красивый истинно по-мужски. И она, вся солнечная и воздушная, хрупко-женственная, со звонким смехом и угловато-пленительной пластикой манекенщицы. Такие девушки живут своей особенной жизнью, у них все важно - помада, экзамен, браслет на щиколотке, знак Зодиака. Они знают, что правильно, а что - нет. Такая девушка призвана украсить жизнь любого мужчины, если, конечно, у него хватит средств украсить ее жизнь. На данном этапе у Мира хватило бы средств. Появление Сюзанны я сочла неизбежным.
        Тем временем Поль выглядел как-то подавленно. Присмотревшись, я прочитала свои мысли прямо у него на лбу. Я подошла к страдальцу и взяла его под руку. Мальчик повернулся ко мне, такой трогательный в своих терзаниях, что я не выдержала и повела его к бару, чтобы выпить.
        В рабочее время я полностью принадлежала Миру, а сейчас могла бы только помешать. Поэтому мы с Полем впервые разговорились по душам. Он немного говорил по-русски, а я немного по-французски. Он пил что-то крепкое, но понемногу, а я опрокинула залпом коктейль. Просто дрогнула рука!
        Косясь на идеальную пару - Мира и Сюзанну,  - Поль рассказывал мне о своем детстве. Я кивала и уже не отрываясь смотрела, как мой муж танцует и болтает с мерзкой костлявой студенткой.
        Я все сидела за туалетным столиком и уже почти плакала. Даже не знаю, чем заняться. Нет работы - нет и меня. В парикмахерскую еще рано, спорт я ненавижу. Только пару раз в неделю бываю в бассейне. Читать книги совсем разучилась.
        А как я выгляжу? К тридцати годам я становилась все больше похожа на сушеную рыбу. Узкое тело, узкое лицо. Когда-то украшением моего простенького личика служили яркие голубые глаза. Небольшие, но миндалевидные, с загнутыми вверх густыми ресницами. Теперь глаза казались тусклыми, измученными. Будто я долго смотрела на солнце и обожгла сетчатку. Что-то поделывает сейчас мое солнце? Неважно.
        Я достала стильные очки с чуть затемненными стеклами, призванные скрывать усталость очей, нацепила их на нос. Вот так. Теперь я вообще не вижу в себе никаких недостатков. Ни вялости кожи, ни морщинок на лбу. Я поплелась в ванную.
        Первый раз в тот день я увидела своего мужа только в семнадцать ноль-ноль. И это при том, что мы с утра находились в одном доме.
        Я уже собиралась в салон уложить волосы и сделать макияж на вечер, когда Мир возник на пороге:
        - Доброе утро, Ленка!  - Он, видимо, совсем рехнулся в своем Интернете, раз считает утром все время с рассвета до ужина.  - Я не поеду в театр. Позвонил Бриссар, он приезжает не во вторник, а завтра. Ты знаешь, мне надо к его приезду подготовить договор об аренде цеха и оборудования. Мутота жуткая. А ты поезжай, развлекись.
        - Доброе утро,  - ответила я и с надеждой уточнила: - Тебе не нужна помощь?
        - Что ты! Я справлюсь. Давай, собирайся, а то опоздаешь.
        Я уныло поплелась наводить красоту. Мы договорились с Ле Феврами, что заедем за ними. Мир вызвал мне такси, назвал водителю адрес и, на мгновение обнажив в улыбке желтоватые клыки, захлопнул за мной дверцу автомобиля. Он был доволен: поработает вечерок спокойно, один.
        Когда такси остановилось возле подъезда нашего молодого коллеги, я увидела его самого, в смокинге, но несколько растрепанного. Он стоял, такой одинокий, на людной улице, встречая растерянным взглядом подъезжавшие машины, наверно, поджидая нас. Я высунулась в открытое окно и спросила:
        - Что-то случилось? Где Сюзанна?
        Поль взялся за дверцу, и я поняла, что он хочет сесть в такси. Подвинувшись, снова спросила:
        - Поль, все в порядке?
        Усевшись, он выжал из себя ответ:
        - Сюзанна не пойдет в театр.
        - Почему?  - Надеюсь, мой голос не выдал радости.
        - Она уехала к своей мамаше. Мы здорово поругались. А где мсье Шахов?
        - Остался поработать над договором. Завтра приезжает Бриссар, так что будет трудный день.
        - Элен…  - Поль развернулся ко мне, стало ясно, что он хочет сказать что-то важное.  - Элен, только представьте: Сюзанна мне изменяет. И вам не кажется странным, что мсье Шахов остался дома и Сюзанна уехала в один и тот же вечер?
        - Поль, ты говоришь ерунду.  - Мне было жаль мальчика.  - Я полностью доверяю своему мужу и думаю, что ты можешь сказать то же самое о своей жене.
        - Элен, давайте не пойдем в театр! Мне просто необходимо с кем-нибудь поговорить. Если бы вы согласились меня выслушать! Мне кажется, что вы поймете меня.
        Он просил меня о такой малости, как разговор, с видом человека, пребывающего в отчаянии. Конечно, я согласилась. Сегодня я послушаю другого Отелло, и, надеюсь, эта история кончится лучше.
        Так мы с Полем и оказались в небольшом, уютном ресторанчике. Это было недорогое место, публика собралась самая простая. Было только начало вечера, но уже несколько человек находились в крепком подпитии. Компании громко разговаривали и смеялись. Мы устроились за длиннющей барной стойкой, справа от меня сидел парень в бандане и пил пиво, а слева от Поля хихикали две малолетки весьма вульгарного вида. Поль, в смокинге, и я, в маленьком черном платье, выглядели здесь словно два надутых павлина в курятнике.
        Поль ничего не замечал. Он талдычил о своей Сюзанне. Я мало что понимала из его слов, но улыбалась, когда он улыбался, делала страшные глаза, если он понижал голос, и регулярно чокалась с ним стаканами. Из его рассказа я все же вынесла, что вот уже месяц Сюзанна ведет себя странно, учит русский и меняет тряпки. Она возбуждена, смеется и куда-то часто пропадает. Иногда и ночью. У Поля возникло подозрение, что причина в его шефе, мсье Шахове. Но если я говорю, что он хороший семьянин, то, конечно, он просит прощения за недостойные подозрения. Давайте выпьем за семью! А уверена ли я, что мсье Шахов не уезжал позавчера ночью из дома?
        - Конечно,  - сказала я, немного похолодев.
        Поль напивался со скоростью курьерского поезда. При этом он ни на минуту не замолкал, рассказывая, как он любит Сюзанну, как мечтает о детях, сколько хорошего между ними было. Через каждые пять минут он интересовался, не замечала ли я, что муж охладел ко мне, не находила ли у него на теле следы поцелуев, не видела ли помады цвета утренней розы у него на белье?
        Камень воду точит. И через пару часов я уже почти верила в измену Мира так, будто сама держала свечу. Поль бередил мои раны. Ах, как же мне хотелось ответить ему, что мой муж мне верен, все ночи напролет мы проводим в объятиях друг друга и, кроме следов от моих поцелуев и от моей помады, ничего на Мире и его белье нет. Но я не могла этого сказать! Я не видела его тела и его белья уже месяц. Ровно столько, сколько и Поль замечает странности своей половины.
        - А точно Сюзанна поехала к своей мамаше? Может, позвоним?
        - Думаю, что даже если Сюзи там нет, ее мать скажет, что она приехала и принимает ванну или ушла к подружке. Это бесполезно.
        - Тогда поедем и проследим за Миром,  - решила я.
        Поль посмотрел на меня с уважением.
        - Вот это дело! Мы осторожно заглянем в окно спальни, и если они там…
        - У нас спальня на втором этаже,  - внесла я необходимые коррективы в его план.
        - Ладно,  - покладисто согласился Поль.  - Подставим лестницу.
        Он расплатился, и мы вышли в ночь.
        В такси Поль строил планы мести неверным супругам, а я, чувствуя близость разгоряченного самца, решила, что месть будет совсем не кровавой. И я даже знаю, кто мне поможет мстить. Мой молодой сотрудник был просто роскошным экземпляром. Прекрасный рост, длинные ноги, узкие бедра и широкие плечи. Я облизнулась. Мне всегда нравились такие мужчины: с правильными чертами лица, густыми, светлыми, тонкими волосами. Очень аппетитно. Вот как я напилась!
        Мы вышли из такси за квартал от пункта назначения, чтобы не вспугнуть любовников шумом подъезжающего автомобиля. Впрочем, Поль уже во весь голос призывал силы небесные покарать его жену - блудницу, поэтому если кто еще не понял, что это мы идем, то вскоре бы догадался.
        Я приказала Полю замолчать, и он послушался. В доме свет горел только на первом этаже, в кабинете Мира.
        - Видишь,  - сказала я,  - Мир работает в кабинете!
        - Трахаться можно в любом месте!  - парировал мой боевой товарищ заплетающимся языком.
        Он был прав. Мы подобрались к самим окнам кабинета. Однако они располагались выше человеческого роста, и заглянуть не получалось. Поль подал свежую идею:
        - Элен, станьте мне на плечи и загляните в окна. Я знаю, что они там!
        Он поднял меня на руки, я уцепилась за маленький карниз под окном, подтянулась и оказалась сидящей на правом плече Поля, как амазонка на резвом скакуне. Сходство усиливалось, так как скакун пьяно пошатывался, и я с трудом сохраняла равновесие. Поль крепко, насколько мог, держал меня за бедра.
        Я заглянула в окно и увидела Мира. Он сидел за компьютером и правил договор. Перед ним стояла тарелка с бутербродами и чашка чаю. На нем были джинсы и футболка, оставлявшая открытой крепкую шею. Мне захотелось к нему.
        - Что там?  - натужно шипел Поль из-под локтя.  - Что вы видите?
        - Он работает!
        - А она?
        - Ее здесь нет.
        - Не может быть,  - возмутился Поль и покачнулся сильнее обычного.
        Пытаясь удержать равновесие, я замахала руками. Нечаянно ткнула пальцем в глаз своего Атланта, он вскрикнул, снова пошатнулся и полетел вместе со мной на землю.
        - Merde,  - прокомментировал Поль.
        - …  - отозвалась я.
        По счастью, позади росли довольно высокие кусты, на которые мы и приземлились. Причем мне повезло: я ляпнулась спиной прямо на Поля. Он крякнул и снова ругнулся.
        - Ты жив?  - испугалась я.
        - Да. Только все болит! Слезьте с меня, пожалуйста.
        Пришлось выполнять просьбу. Это оказалось совсем нелегко. Кусты из амортизатора превратились в ловушку: опереться о них было невозможно - слишком тонкие ветви, а ноги проваливались как в клубке толстой проволоки.
        Мы еще копошились в кустах, когда прямо над нами прозвучал чей-то тихий, уверенный голос:
        - Кто здесь? Ленка? Почему ты лежишь с Полем?
        - Мы упали.  - Я пыталась сохранять достоинство.
        - Что происходит? Немедленно заходите в дом!
        Он разговаривал с нами как строгий, но справедливый отец.
        Не меньше десяти минут понадобилось шпионам-неудачникам, чтобы выполнить распоряжение Мира. Он встречал нас на пороге, скрестив на груди руки. Я попыталась исправить положение:
        - Понимаешь, Мир, Поль думал, что ты спишь с его женой…
        - Что-о?  - гневно протянул Мир.
        События этого вечера, выпитое спиртное и, возможно, падение в кусты вызвали временное помешательство в голове руководителя французского офиса совместного предприятия моего мужа. Он выступил вперед, покачался с полсекунды и, выкрикнув: «Соблазнитель!», бросился на Мира. Тот небрежно отмахнулся, и Поль распластался на полу в прихожей.
        - Ты убил его!  - взвизгнула я.
        - Господи, да успокойтесь вы оба! Помоги мне отнести его на диван.
        - Поль уже спокоен,  - возразила я.
        Мир пробормотал: «Умные все какие…» и взялся за плечи Поля, я взялась за ноги. Кряхтя, мы оттащили пострадавшего в гостиную. Он пребывал в нирване. У меня закончились силы, я села на пол.
        - Итак, кого это я соблазнил?  - поинтересовался муж не без ехидства.
        - Не меня,  - ответила я.
        Тут Поль очнулся. Он выглядел просто чудесно, будто проспал десять часов. Оглядевшись, ревнивец неуверенно произнес:
        - Как я сюда попал? Мсье Шахов, вы избили меня?
        Мы с Миром переглянулись. Он пожал плечами, а я сказала:
        - Все в порядке, Поль! Ты можешь принять душ и ложиться спать.
        - Ну нет,  - подал голос Мир.  - Сначала вы расскажете все по порядку.
        Мне не оставалось ничего другого, кроме как выложить правду. Поль слушал меня с таким видом, будто это не он подговорил меня не идти в театр, выпить лишку и подглядывать за собственным мужем в окно. Когда я закончила, Мир сказал:
        - А я подумал, что это у вас с Полем роман! Валяетесь в кустах, стонете…
        - Отправляюсь спать, устала,  - сообщила я с королевским апломбом, пытаясь не выглядеть смешной. Но Мир свел мои усилия на нет:
        - Еще бы, столько пережить за один вечер! Иди, отдыхай, милая.
        Я удалилась.
        Поля уложили в пресловутом кабинете, поэтому Мир пришел ночевать в спальню. Почувствовав, как прогнулась кровать под мужем, я, отбросив всякий стыд, прижалась к нему и… блаженно заснула.


        ГЛАВА 20
        Утром мужчины уехали еще до моего пробуждения. Мир ехал в офис подготовиться к встрече с Бриссаром, а Полю было необходимо переодеться и привести себя в порядок до начала работы.
        Все участники ночных приключений встретились за круглым полированным столом в конференц-зале офиса. Мы собирались подписывать тот самый договор, работа над которым чуть не стоила Миру репутации в моих глазах.
        Я сидела справа от шефа, Поль - слева. Мсье Бриссар и его заместитель расположились напротив. Все только расселись, наступила маленькая пауза перед началом совещания. Внезапно я подняла голову и встретилась взглядом с Полем. Совершенно некстати на память пришла картинка: красавчик управляющий в разодранном и грязном смокинге с прицепившимся листочком на всклокоченной макушке и жена шефа в перепачканном, когда-то элегантном платье и порванных колготках стоят рядышком и объясняют своему повелителю, что они поделывали в кустах под его окнами в час ночи. Похоже, Полю померещилось то же.
        Я тихо фыркнула, он опустил голову, и его плечи судорожно затряслись. Мир посмотрел на меня, потом на него. Поль козликом подпрыгнул на своем стуле - это Мир двинул его ногой под столом. Испугавшись, как бы он не проделал то же самое со мной, а также желая выпустить бурлящий в горле смех, я буркнула бессвязно:
        - Пойду… Кофе…
        И вылетела вон под тяжелым взглядом мужа.
        Едва захлопнув за собой дверь, я с размаху столкнулась с незнакомым, очень коротко стриженным мужчиной в коричневом костюме. Извинившись по-русски, он прошел мимо.
        Наш офис закрытый, сюда не приходят посетители с улицы. Я насторожилась и уже собралась окликнуть незнакомца, как он свернул в мужской туалет. Ладно, спрошу у охранника. Тут я снова вспомнила события прошлой ночи и со вкусом рассмеялась.
        После подписания договора, оставшись со мной и Миром наедине, Поль сделал не слишком логичное заявление, в особенности учитывая его инициативу во всех событиях:
        - Вы оба - сумасшедшие русские!
        Драгоценная супруга бедного Поля снова возникла на нашем горизонте буквально через пару дней. Это было странно. Сюзанна вплыла в приемную мсье Шахова вся такая нарядная и легкая, совсем не деловая. Этакий диссонанс нам всем. Мишель позеленела, увидев жену Поля Ле Февра. Парень нравился ей, она бы душу продала, чтобы попасть на место Сюзанны. Но, увы, никто не продавал эту вакансию даже по такой цене.
        Мы трое - Поль, Мир и я - как раз выходили из директорского кабинета, продолжая на ходу обсуждать транспортную проблему. Увидев Сюзанну, склонившуюся над столом отпрянувшей от посетительницы Мишель, мы остановились. Поль потрясенно развел руками: жена не баловала его визитами на работу, Мир преувеличенно любезно улыбнулся, так он улыбался, желая вежливо отделаться от кого-либо, а я просто залюбовалась нимфой. Всегда хотела иметь такие светлые, легкие волосы, обрамлявшие правильное лицо, такие руки с длинными пальцами, такую талию! Про грудь и ноги лучше не упоминать. О таком мечтать просто бесполезно!
        Поль бросился к жене с радостной улыбкой, виляя виртуальным хвостом, сияя и гордясь своей половиной. Мир поджал губы, понимая, что помощник выбит из колеи на ближайший час. Я ушла в свой кабинет попить кофейку и расслабиться.
        Расселась в кожаном кресле, вытянула уставшие ноги и набрала внутренний номер Мишель. Она варила кофе, как богиня. Но на мою обычную просьбу секретарь мужа отреагировала довольно нервно, буркнув: «Да!» и резко бросив трубку на рычаг.

«Ладно,  - решила я,  - покурю пока. Может, Мишель больна или…» Но не успела я закончить мысль, как сотрудница ворвалась в кабинет. Она была взъерошена, в руках держала поднос с пустыми чашками, глаза сверкали.
        - Вот!  - выкрикнула она.  - Пришла эта завалящая мадам Ле Февр - и вот, пожалуйста! Она роется в моем компьютере, все ей надо! Все ей можно!
        - Как роется в твоем компьютере?  - оторопела я. Мир не позволял посторонним заглядывать в дела.
        - А вот так! Мсье Шахов уехал, а Ле Февр посадил свою мымру за мой компьютер.
        - Но зачем ей?
        - Она говорит - для семинара по экономике. Мне, никогда не учившейся в Сорбонне, не понять! Они так сказали.
        Я поняла, что надо принимать меры. Мало ли, что это на уме у Сюзи! Вдруг она решила продать наши секреты! Я быстро позвонила Миру и заложила Поля, попросив мужа, в свою очередь, не закладывать меня. Зачем портить отношения!
        Минут через десять Мишель пошла налить кофе в пустые чашки и застала сладкую парочку в стадии выяснения отношений. Секретарша с удовольствием пересказала мне суть конфликта: Поль не любит Сюзи, раз не хочет ей помочь. Ура!
        Впрочем, мне было все равно.
        А уже через несколько недель произошли события, повлекшие за собой радикальные перемены в моей жизни.
        Обычно мы обедали в офисе, но в тот день Мир собирался направить меня в новый модный ресторанчик на соседней улице, чтобы я перекусила там и постаралась выяснить, годится ли это место для его деловых обедов. Шефа интересовало все: кухня, интерьер, наличие отдельных, но достаточно вместительных кабинок, музыкальное сопровождение, уровень посетителей. Сам Мир ждал важного посетителя. Странно, что он отказался от нормальной еды - Мир любил поесть и знал в еде толк. Как я смогу оценить кухню «Софокла» - так назывался ресторанчик,  - если совсем не понимаю, что должно быть прожарено, что со спаржей, а что с сыром «Пармезан»? Вот Мир выучился и искусству принимать гостей в ресторане!
        - Не забудь,  - нудил он над ухом.  - Сыр должен быть из Новой Зеландии, а лосось из Тасмании…
        - А кого ты ждешь?  - поинтересовалась я после инструктажа.
        Мир отреагировал совсем уж неожиданно. Он как-то посерел, схватился за сигареты, хотя мы обычно не курили в офисе, затем облизнул губы и ответил, фальшивя, как скрипач на деревенской свадьбе:
        - Знакомого, то есть, это из России. Старый приятель.
        Ясно, что ничего не скажет.
        - Ладно, я пошла.
        - Иди уже, он скоро придет.  - Мир встал из-за заваленного бумагами стола, почему-то робко, будто не решаясь дать волю чувствам, приобнял меня левой рукой и повел к выходу. Я не смогла удержаться и на долю секунды, имитируя случайность, прижалась к его бедру. В мой бок, чуть выше талии, уперлось нечто - продолговатый предмет, которого по всем законам анатомии в этом месте на теле мужчины быть не могло. Если бы я нащупала это ниже и правее, то никуда не пошла бы, а в открытую поинтересовалась, кто это такой интересный посетит моего мужа, если он так явно готов к встрече? Мир быстро, не давая времени опомниться, вывел меня из своего кабинета и захлопнул за мной дверь.
        Думаю, за поясом у законопослушного, серьезного и солидного русского предпринимателя торчал охотничий нож в твердом футляре из тисненой кожи, который ему подарил год назад мсье Бриссар, большой любитель охоты. Размер совпадал. Больше всего на свете мне захотелось вернуться в кабинет Мира и остаться там очень надолго. И если сложится ситуация, выводящая охотничий нож на сцену, мне хотелось бы это увидеть. Но любимый решил, что я должна идти в дурацкий ресторан - и я пойду. Вот только дождусь посетителя, гляну на него одним глазком и пойду!
        Наш офис располагался в старой части города. Помещения здесь дешевле. Они не так удобны, и в них меньше света, и коммуникации подводятся с большим трудом. А кое-где, в старых домах, течет крыша и в подвалах водятся крысы. Узкие улочки совсем без растительности, дома выстроены сплошным массивом, тротуар шириной в метр, не больше, а дорога такая, что два грузовика не разойдутся. Впрочем, я ни разу не видела здесь грузовиков. Не знаю точно, но, думаю, им здесь проезжать запрещено: в районе много зданий, представляющих архитектурную ценность. Вибрация и выхлопные газы могут им повредить. Зато автобусы здесь ходят, и остановка расположена напротив нашего офиса. Правда, окна кабинета Мира выходят на улицу, и он наверняка выглянет в окно, когда услышит шум подъезжающего автомобиля, но я не лыком шита! Стану в нише парадного подъезда.
        Ждать пришлось недолго. У здания офиса остановился темный автомобиль, мне показалось, американский, а не европейский. Слишком большой, слишком обтекаемый и даже в чем-то вульгарный. Из него вышел мужчина, похожий на азиата, лысый, пузатый и неприятный, как все, кто необоснованно уверен в себе. Высадив хозяина, мастодонт проехал вперед и остановился на парковке автомобилей. Пока динозавр пробирался мимо меня, в самом его чреве явно просматривалась женская белокурая головка. Я была знакома с этой женщиной и даже ревновала к ней своего мужа.
        Азиат вошел в подъезд. Я не трогалась с места. Внешность визитера мне не понравилась. У нас нет таких клиентов или деловых партнеров. Все это плохо пахло, особенно если вспомнить разговор с Миром о наркотиках и о том, что его могут убить. Мне стало нехорошо от страха. Я все еще стояла в парадном, не зная, что предпринять. Уйти уже не смогу. Вернуться к Миру - боюсь помешать! Если разум не желает подсказать оптимальный выход из трудной ситуации, то в дело бесцеремонно вмешиваются интуиция и подсознание. Я совершенно, кошмарно ярко представила себе картинку, как врываюсь в кабинет мужа и вижу его, окровавленного, лежащим на полу. Что-то вроде того, как я наяву увидела Альбину, упавшую после выстрела, мертвую, еще теплую, но безвозвратно мертвую.
        Не помню больше ничего до того момента, как ворвалась в приемную. В его кабинете слышались голоса. Вернее, чужой голос, говорящий по-русски. Я затормозила возле стола Мишель. А что, если изобразить секретаршу? Прыгнула в маленькое кресло на курьей ножке и напрягла уши.
        Мне показалось, что теперь говорил Мир. Тихо и внушительно. Азиат еще что-то спросил, вроде уточняя. Мир повторил ту же фразу, с тем же выражением непримиримости. На минуту все замерло. Потом дверь кабинета распахнулась. Из нее вышел посетитель.
        Наши взгляды встретились. Азиат шел мимо меня примерно сто лет, я успела прочитать в раскосых глазах один из возможных вариантов судьбы моего любимого и свое будущее тоже. Кое-что из увиденного мной вскоре сбылось. Русский друг вышел на улицу. Я повернулась к двери шефа. Он стоял, привалившись к косяку.
        - Это был Мирзоев,  - сказал муж. Я поняла, что в ресторан сегодня не попаду и ругать меня за это не будут.  - Он уже отсидел. Он хочет купить мою фирму. И тебя.
        До меня вдруг перестали доходить слова и их смысл.
        Я подошла к мужу, взяла его холодную руку, завела в кабинет, плотно закрыла дверь и повернула ключ в замочной скважине. Потом бросилась ему на шею. Он тоже прижался ко мне с судорожной нежностью, неизвестной мне раньше. Будто и не было его равнодушия, той плотной пустоты, которая не пропускала мою любовь к нему, его великолепного спокойствия на фоне моей стонущей страсти.
        Мир целовал меня сухими губами, раздевал, шепча, что это не конец, что все наладится, что он не позволит мне погибнуть. «При чем тут я?» - мелькнуло у меня в голове, но было не до вопросов.
        Мало что сохранила память о последующих событиях. Помню лишь, как ощущала голой спиной прохладный паркет, что хотелось кричать, но Мир ладонью закрывал мне рот, еще помню, как я цеплялась за ножку стола и видела рядом с собой на полу синюю скрепку. Звонил телефон, билась ручка двери, но мы были в Бермудском треугольнике: в другом времени, пространстве, измерении.
        Восхождение к пику страсти заняло несколько часов. Мы прерывались, пили воду, однажды я заплакала, но ненадолго. Почти без слов там, в кабинете, на полу, я провела самое яркое и дорогое время своей жизни.
        Главное, что вспоминаю, это странную мысль, засевшую в моей бедной голове: я сейчас молюсь богам любви, чтобы они сохранили жизнь Мира. Если молиться хорошо, если сумею вложить в молитву всю свою страсть, то капризные боги услышат, одобрят и помогут. Не знаю, какие мысли одолевали Мира, но он тоже вкладывал в этот акт любви особый смысл. Это я поняла и тоже, с благодарностью, запомнила.
        Мы уходили из офиса позже всех, чтобы не отвечать на вопросы и скрыть свои лица. Конечно, Мир вскоре пришел в себя: застегнулся, причесался, надел маску преуспевающего бизнесмена, никогда не выходящего за рамки приличий.
        Со мной дело обстояло намного хуже. Если внешний вид и поддавался организующему воздействию, то чувства и мысли устроили настоящий бунт. Мир видел это, может, впервые он вообще замечал, как мне тяжело дается каждый шаг. Пытаясь меня немного приободрить, он сказал с улыбкой:
        - Ленка, помнишь? Ты обещала любить меня вечно!


        ГЛАВА 21
        Следующие семь дней я провела в раю.
        Мир заявил в полицию, что Мирзоев угрожает ему и его жене, требуя отказаться от бизнеса и продать дело подставным лицам. Он рассказал всю правду о русских связях и о своих подозрениях по поводу смерти бывшего партнера. Сведения стали проверяться, к нам приставили охрану. Теперь полицейская машина следовала за нами по пятам, стояла весь день возле офиса и всю ночь - у дома. Охраняли, собственно, меня, потому что Черенок недвусмысленно пообещал Миру оставить его вдовцом, если тот не примет поставленные условия. И дал неделю на размышления.
        Почему-то я не испугалась. Может, совсем потеряла остатки разума от любви, но когда узнала, что угрозы относились не к Миру, вздохнула с облегчением. Слишком страшно было представлять себе, что я могу остаться без него. А если погибну, то… Нет, не верила я в это.
        Мир не отпускал меня от себя ни на шаг, держал за руку, если мы выходили из дому, не позволял одной спускаться вниз сварить утром кофе и даже сидел под дверью ванной, когда я принимала душ. Так что я блаженствовала в теплых лучах его внимания, получая готовый кофе в постель. Теперь мой рабочий стол стоял в кабинете шефа, столь милом мне с некоторых пор. Кстати, на следующее утро после того случая сотрудники фирмы встретили Мира аплодисментами. Он ничего не понял, но позже Поль разъяснил ему, что наше интимное уединение французы восприняли как воссоединение супругов. Они давно заметили, что в нашем браке что-то не так: муж слишком занят делами, а жена всегда такая грустная! Они даже думали, что Мир женился на деньгах или я вышла замуж за нелюбимого и теперь мучаюсь.
        Мир очень смутился, узнав, что медвежонка в мешке не утаишь. А я с тех пор сияла, и никакое чувство стыда не могло согнать с моего лица улыбку кошки, слизавшей сливки. Если бы кошки, конечно, умели улыбаться.
        И все же, несмотря на все предосторожности, кончилось все так, как и обещал Черенок. Вечером шестого дня в нашей гостиной позвонил телефон. Мир снял трубку и сразу же отошел с ней к окну. Он не хотел, чтобы я видела его лицо. Вполне в духе Мира: никто не должен знать о его эмоциях. Но я-то знала: он боялся! Боялся потерять налаженное дело, заменившее ему родителей и детей, потерять доход, позволяющий жить в одном из прекраснейших городов мира, потерять меня, ведь он успел привыкнуть ко мне. Даже паря в облаках, я понимала свою второстепенность в иерархии ценностей любимого. Охраняя меня, он пытался сберечь свою маленькую империю.
        Не важно. Не каждой женщине, имевшей сотню любовников, слышавшей слова любви из уст мужа, прожившей полноценную супружескую жизнь, довелось почувствовать такую глубину страсти, которую я переживала ежедневно и ежечасно. За эту неделю я будто прожила всю жизнь. Каждое его редкое нежное слово и каждый жест, говорящий о привязанности и страхе потери, каждая ночь рядом - все буквально я воспринимала острее в десятки раз. Чего же еще желать? Чего опасаться, кроме как возвращения к прежнему одиночеству?
        Разговор с Мирзоевым прослушивался полицией, поэтому Мир тянул время и тихо, размеренно говорил, не позволяя себя перебивать. Наконец, я услышала резкое «Нет!», и еще одно «Нет!» - и Мир повернулся ко мне.
        - Я отказал.  - Он подошел ко мне и заглянул в глаза.  - Я рискую тобой. Ты сможешь простить меня?
        - Никогда не думала так. Ты не рискуешь мной, ты сохраняешь нашу жизнь. Меня защитят полицейские.
        - Знаешь, Ленка, ты - святая.
        Он сел рядом, но не обнял меня, а наклонился вперед, опершись локтями о колени и соединив ладони на уровне лица, так что большие пальцы касались его длинного носа, и сказал:
        - Они велели нам прощаться.
        На какой-то момент я перестала быть святой и подумала, что сегодня он воспользовался мною в последний раз. А я получила его на неделю в качестве оплаты за услугу. На какое-то мгновение боль так вонзилась в сердце, что я прикусила себя за руку, чтобы не застонать. Он смотрел перед собой и не видел моих терзаний. Но интуиция на мгновение раньше подсказала мне слова Мира:
        - Черенок и сам знает, что, убив тебя, ничего не добьется. Я все равно не уступлю.
        И только меня уже закопают! Как ни странно, но бессмысленность своей смерти успокаивала.
        - Значит, потом они убьют тебя,  - немного мстительно ответила я.
        - Встретимся в раю,  - констатировал мой оптимистичный муж.
        Собственно, на том и порешили.
        На следующее утро мне запретили выходить из дома. Миру надо было срочно уехать по делам. В спальне стоял факс, валялась куча бумаг, работал перенесенный из кабинета компьютер. После завтрака я пошла в ванную, приняла душ, оделась, подкрасила глаза, немного повертелась перед зеркалом и открыла дверь…
        Позже я узнала, что полицейских, дежуривших у ворот нашего дома, бандиты застрелили. Обоих патрульных, да так быстро, что они не успели сообщить о нападении в жандармерию. Погони за похитителями не было в течение трех часов, пока на дежурство не приехала новая патрульная машина.
        А в тот момент кто-то, обладающий адской силой, схватил меня за горло. Другая злая рука вцепилась в волосы, потянула вправо и вниз, а в левую сторону шеи впилась игла. Я вырубилась, не успев ничего понять.
        Потом был кошмар. Несколько раз, приходя в себя, я чувствовала, что умираю, потом опять проваливалась в темноту. Болели руки с внутренней стороны, возле локтей. Болело все тело.
        Последний раз я очнулась в машине и сразу безошибочно поняла - мы в России. Автомобиль явно назывался «жигулем», дорога явно вела в тьмутаракань.
        - Она очнулась,  - сказал мужской голос рядом со мной.
        - Уколи вот это, прямо через одежду, в ногу,  - последовало указание с переднего сиденья, и у меня над головой проплыл шприц.
        В ногу болезненно вонзилась толстая иголка, и на этот раз я не успела подумать, что и шприцы отечественные.
        Потом была комната с окном, но в окне ничего не было. Оно было закрашено масляной краской. Так закрашивают окна в туалетах общественных зданий - школ, больниц.
        Самочувствие оставляло желать лучшего. Тошнило, голова была налита свинцом, руки и ноги не подчинялись.

«Может, я связана?» - мелькнула мысль. Но нет, меня связала слабость, а не веревка.
        В комнате горела яркая лампочка, кроме кровати и тумбочки мебели не было. Стены гладкие, со светлыми обоями, потолки высокие. Я вспомнила «Жигули» и подумала, что меня перевезли на родину. Видимо, скоро все будет ясно. Кроме того, меня не убили. Не пытаясь встать, я осматривалась, вспоминала, пыталась представить себе дальнейшие действия похитителей. Удивительно, но страха не было. Сначала, в момент нападения, я просто не успела испугаться, а теперь была слишком измучена физически, чтобы чувствовать хоть какие-то эмоции.
        Это сделал Мирзоев, и я в России. Пока все, что знаю.
        Скрипнула дверь, и в комнату вошел человек в ярком тренировочном костюме. Так одеваются обеспеченные русские в неофициальной обстановке. Спортивный костюм у нас не означает увлечение спортом, он означает, что у его хозяина есть деньги и он не донашивает потерявшие вид вещи дома. У вошедшего были узкие глаза-щелочки и скуластое лицо. В руках он держал небольшой черный коробок и пластмассовое ведро. Я узнала Черенка.
        - Доброе утро, Елена Борисовна. Как спалось?
        - Спасибо, чудесно,  - ответила я чуть хрипло, но бодро и стала потихоньку подниматься. Вскоре мне удалось сесть на кровати.
        Он посмотрел на меня чуть внимательнее. А я попыталась понять, что же он собой представляет.
        Не надо думать, что я вот так просто занялась всесторонним анализом личности преступника. Я не произносила про себя длинные монологи, пестреющие научными терминами. Я осмысливала свое положение подсознательно. Выводы приходили позже или в момент угрозы жизни. Думаю, что у каждого из нас есть инстинкт противостояния. Он позволяет нам держаться при виде опасности до последнего, не только чтобы выжить. Он сродни охотничьему инстинкту, только действует, наоборот, когда мы становимся жертвами. Инстинкт противостояния подсказывает нам, где нужно хитрить, где угрожать, где прикинуться мертвым, чтобы сохранить свое достоинство до последнего. Этот инстинкт полностью отсутствовал у меня в отношениях с Миром и проявился сейчас, при встрече с врагом, с удесятеренной силой.
        - Вот, Елена Борисовна, мы и встретились с вами. Вы не бойтесь, мы не будем мучить вас, если, конечно, ваш муж и вы подпишете то, что мы вам предлагаем.
        - Что это?
        - Документы о продаже совместного предприятия «Лоза».
        Ну да! Я же совладелица «Лозы». Мир что-то такое говорил - без моей подписи никакие сделки недействительны. В офисе у меня даже было факсимиле, которым пользовался Мир, чтобы не звать меня лишний раз. Тем более что все равно он принимал решения.
        - Что с моим мужем?
        - Он в порядке. Хулиган только. В полицию настучал! Переполошил всех. Зачем? Вы скажите ему, что теперь здесь, в России, работать будем. А милиция уже наша.
        Я позволила себе усомниться в последнем утверждении, памятуя, что Мирзоев сам только отсидел. Он подошел поближе.
        - А как я ему это скажу?
        - По телефону.
        - А если он меня не послушает?
        - Послушает! Сначала получит ваше фото, потом пальчик, потом ушко, потом еще что-нибудь…
        - Какую фотографию?  - снова спросила я.
        - Очень красивую,  - ответил Черенок и наотмашь хлестнул меня по лицу. Я упала с кровати, больно ударившись лбом об угол стоявшей рядом тумбочки. Кровь полилась в три потока из разбитого лба, из носа и из рассеченной губы. Я обалдела от неожиданности и боли. Инстинкт противостояния повелел мне улыбнуться.
        - Однако женщин вы не любите.  - Кровь и вздувающаяся губа мешали мне говорить членораздельно, но я вытерла рукой рот и продолжила:  - Так поступают импотенты.
        Я подняла голову. Черенок помедлил несколько секунд, будто соображая, что это такое он услышал, а потом с силой ударил меня второй раз. Теперь ногой по правому боку. Это уже были не шутки. У меня перехватило дыхание, сердце вскинулось и замерло. Я потеряла связь с действительностью, полностью оказавшись во власти своих внутренних ощущений. Секунду внутри меня была абсолютная тишина - ни дыхания, ни сердцебиения, ни тока крови. Потом - вспышка, которая ворвалась откуда-то снаружи, гулко упало и забилось сердце, я смогла выдохнуть и услышала шум крови в ушах.
        Мирзоев стоял надо мной, держа в одной руке «Полароид», а в другой - свеженькую фотографию.
        - Никогда не говори мужчинам такое, курва. Поняла или еще раз объяснить?
        - Спасибо, все понятно…  - Я не узнала свой голос.
        - То-то же.
        Он еще раз присмотрелся ко мне на прощание и вышел. Я и не пыталась встать - все равно не смогу. Наверное, с полчаса боль в боку была невыносимой. Кроме того, саднили губы и лоб. Я только пыталась утирать кровь с глаз и ровно дышать, чтобы не позволить своим легким снова остановиться. Но потом стало легче, трудно было только шевелиться.
        Однако выводов мне удалось сделать целую кучу. Впрочем, больше нечем было заняться, как только выводами: долгие часы ко мне никто не входил. Хотелось пить, потом - есть. И теперь догадалась, для чего Черенок принес ведро. Я воспользовалась им, когда смогла встать. Потом легла на кровать и стала раздумывать. Пытаясь не впадать в отчаяние, прокрутила в мозгу сцену избиения. В первый раз эта тварь лупила по лицу и в неполную силу - для дела, чтобы сделать снимок. А вот во второй раз - весьма показательно - он бил из мстительности, намного сильнее. Это было, так сказать, личное!
        Что еще? Ах да! Перед тем как ударить, он помедлил: то ли раздумывал, стоит ли, то ли реакция плохая. Причем мне ближе второе. Он больше похож на тугодума.


        ГЛАВА 22
        Размышляя, я заснула. Просто слишком много оказалось впечатлений, и я устала. Проснулась оттого, что услышала над собой голос Мирзоева:
        - Просыпайся, просыпайся, пора звонить!
        Он стоял надо мной с мобильником в руке.
        - Скажешь, чтобы он скорее продавал дело. Расскажи ему правду, как тут с тобой обращаются. И помни, если твой муженек тебя не послушается, я прямо после разговора отрублю тебе палец. Сама выберешь, какой.
        Говорить с Миром по телефону мне не хотелось. Я боялась услышать его голос и размякнуть, разрыдаться. Тогда не будет никакой надежды на спасение, да еще и умру в соплях. Это отвратительно.
        - Знаете что, весь ваш план - туфта полная!
        - Делай, что сказал, и молчи, а то по морде получишь.
        - Мир не согласится. Он не любит меня. Вы убьете меня, он поплачет и другую найдет, а за свой бизнес он будет сражаться до последнего.
        Черенок презрительно скривился:
        - Конечно, другую найдет. Такого барахла, как ты, на любой помойке полно. О себе думай! Позвонишь, скажешь все, и я дам тебе поесть.
        - Зря это.  - «Он сейчас меня изобьет!» - Я же знаю! Ну, давайте телефон.
        Он набрал номер и передал мне трубку. Мир ответил сразу после первого гудка, видимо, Черенок звонил в назначенное заранее время:
        - Да, Шахов.
        Как я и предполагала, от звука его голоса в горле стал комок, ладони покрылись потом.
        - Мир, это я.
        - Ленка? Ты жива? Где ты?
        Хотелось зарыдать и закричать, попросить помощи, потребовать, чтобы он сделал все, что они хотят. Но тут включился инстинкт противостояния, и я, глядя прямо на Мирзоева, сказала:
        - Мир, со мной все в порядке! Мирзоев тут. Он мне угрожает всяким, но ты не обращай внимания.
        Как я ни старалась говорить быстро, Черенок все же озверел раньше. Он выхватил трубку из моих дрожащих рук. Последнее, что я крикнула, было:
        - Я в России!
        Потом кулак Черенка надолго потушил для меня свет шестидесятиваттной лампочки, горевшей в комнате.

«Смерть от побоев еще хуже пули или ножа!» - такова была моя первая мысль через пару часов после разговора с мужем. Мне пришло на ум, что если Черенок будет и дальше так меня лупить, то я очень скоро сдамся. Ну, сдамся, и что? Что изменится? До смерти четыре шага, и, судя по всему, я уже один сделала. Если я погибну, а Мир так и не примет условия бандитов, то они могут похитить и его самого. Вынудить все подписать или просто убить. Конечно, его смерть усложнит дело. Ведь надо будет вклиниваться в бизнес своими путями, и притом легально. Думаю, у Мирзоева с этим проблемы. Если Мир согласится из-за меня отдать свое дело… Лучше не думать об этом. Какой выбор он сделает между главным, что он сделал в жизни, и нелюбимой женщиной? Есть еще порядочность и сострадание… Есть еще органы правопорядка двух стран, на которые и осталась надежда. Да, я просто постараюсь продержаться.
        Голод и жажда уже серьезно допекали меня, когда Черенок поставил рядом со мной на кровать кружку и положил ломоть белого хлеба. Я, не раздумывая, выпила холодную сырую воду, отметив про себя, что кружка пивная - керамическая, грубо слепленная и к тому же треснувшая. Кстати, треснувшая посуда - к несчастью. Пока жадно ела хлеб, Мирзоев вещал:
        - Зачем сопротивляться? Чего добиваешься? Твой муж проиграл еще до начала игры! Как только я заинтересовался его делом, он проиграл! За мной такие люди стоят! Серьезные люди! Ты же видишь сама - я не боюсь ни милиции, ни полиции. Все куплено давно. Нужна ты мужу, не нужна - один хер! Подпиши бумажки, уговори его то же сделать - и вали себе! Шахов головастый, он еще что-нибудь придумает! Будете жить. Хочешь жить?
        Если бы я сказала правду, он бы не понял, поэтому я кивнула.
        - Только ты все равно меня убьешь! Что бы я ни сделала.
        - Да нет, не убью. Нужна ты мне!  - Он говорил как добрый дядюшка.  - Я сам не убиваю. Теперь. Я стал большой шишкой.
        - Прогнулся перед кем надо?  - Снова меня понесло. Это от нервов. Кто-то плачет, а я болтаю.
        - Не,  - ухмыльнулся он.  - Прогнул, а не прогнулся! Кстати, а ведь ты была женой подельника Шахова? Такой щуплый мальчишечка, в камере его повесили.
        - Он с собой покончил,  - поправила я.
        - Это менты так говорят. А то ж признать придется, что в зоне блатные хозяева. Как скажут, так и будет. Это его с воли заказали. Только не мы.
        - А кто же?  - Вот это новости! Жору убили! Но это больше похоже на правду. Я никогда по-настоящему не верила, что он может покончить с собой.  - Откуда вы это знаете?
        - Вот дура! Знаю, и все! Мы же тоже разбирались, почему это он сдох. Будь моя воля, это Шахов бы сдох, а не тот. Жора твой мне лично обещал возить, что я ему скажу. За бабки.
        Вот так. Значит, мы не ошибались. Все правда.
        - А в Париже тогда, когда Жору арестовали за убийство сестры, вы за нами следили? Детективов из «Консула» вы наняли?
        - Какой-такой консул? Первый раз слышу! Зачем мне следить за вами в Париже? Мне и в России хорошо. Только фирма твоего Шахова нужна!
        - Что это ты мне все рассказываешь? Я же в милиции показания давать буду.  - Мне уже казалось, что не зря он болтает - не выйти мне живой отсюда никогда. Не боится, потому и болтает.
        - Будешь, будешь. Мне просто скучно. Здесь же нет никого. Только я да Коляныч. Поболтать не с кем. А ты девушка образованная. Ладно, бывай. Пойду спать.
        Он ушел, а я с трудом доползла до ведра. Вернувшись на кровать, задумалась: он и Коляныч. Ну да! А сколько человек надо, чтобы охранять такую некрупную особь, как я?
        Наутро я проснулась до прихода Мирзоева. Холод заполнил мое узилище, но вылезать из-под одеяла было просто необходимо. Я встала и, постанывая, трясясь, хромая, причитая, стала растирать руками тело и разминаться, прохаживаясь от двери к окну. Прошло довольно много времени, прежде чем кровь побежала по жилам и зубы перестали выбивать чечетку.
        А вскоре пришел Мирзоев. Он снова принес воду в керамической кружке и кусок хлеба. Кроме того, в руках у него была папка с документами, которые я должна была подписать.
        - Как спалось?  - поинтересовался бандит светским тоном.
        - Угу,  - ответила я, выпивая воду.
        - Давай, ешь быстрее. Звонить будем.
        - А, кстати, откуда у тебя документы фирмы?  - Это вдруг действительно показалось мне интересным.
        - Одна девушка дала. Хорошо попросил ее, она и дала,  - закудахтал азиат.
        - Девушку ту не Сюзанна зовут?
        - Сюзи - Музи, какая разница! Не задавай глупых вопросов.  - Черенок довольно ухмылялся, вспоминая приключение с белокурой француженкой.
        Вдруг все стало на свои места. Сюзи вытащила из Поля все сведения, о которых ее просил любовник. Это с ним она месяц встречалась, когда училась болтать по-русски. Мирзоев благодаря Сюзанне знает о фирме Мира все. Дела намного хуже, чем казалось вначале.
        - Ты правда убьешь меня?  - Я пыталась изображать страх. Получалось очень даже реально.
        - Ну, сказал же - сделай, как просят, и пойдешь домой.
        - И пистолет у тебя есть?  - гнула я свое.
        - Зачем тебе?  - спросил он, не понимая, к чему я клоню. Я придала голосу проникновенности и произнесла:
        - Хочу посмотреть, из чего меня застрелят.
        Мирзоев сунул руку за спину, достал оружие и показал мне:
        - Смотри.  - Это было доказательством правильности моих подозрений. Пора было действовать.
        К этому моменту я уже слезла с кровати и находилась в двух шагах от Черенка. В руке у меня была тяжелая кружка. Голова вроде не кружилась, я собралась с мыслями, представила, как заболит бок, когда рвану вперед. Все, чего я боялась, так это того, что у кружки отлетит ручка в момент удара, тогда Мирзоев просто получит шишку, а вот я - пулю.
        - Он на предохранителе?
        - Уже нет.  - Его забавляла эта игра. Он направил дуло пистолета вверх, в потолок, и выстрелил, чтобы продемонстрировать мне боевую готовность. Я сделала один быстрый шаг к Мирзоеву, немного оглушенному собственным выстрелом, размахнулась и, вложив все свои силы, ударила его, целясь в висок. От удара меня мотнуло, и я повалилась на пол. Как ни странно, но Черенок тоже упал и выронил пистолет. Я же недаром заметила, что у него плохая реакция! Через секунду я стояла на ногах, задыхаясь, но с оружием в руках.
        Мирзоев лежал передо мной с закрытыми глазами и не шевелился. От виска расплывалось кровавое пятно. Неужели я его вырубила? Так не бывает! Рядом лежала расколотая кружка. Ручка не подвела! Я перехватила увесистый пистолет поудобнее правой рукой, а левой обхватила запястье, как американский полицейский в кино. Не из подражательства, а потому, что руки были очень слабы. Навела дуло на лежащего. Стрелять или нет? Я была в страшном напряжении, чувствовала, что силы сейчас покинут меня. А ведь еще надо выбираться из дома! Вдруг его веки дрогнули, от неожиданности я вся дернулась и судорожно нажала на курок. Сила отдачи просто потрясла меня, но пуля прошила грудь моего мучителя. Следовало бы сказать что-нибудь типа «Собаке - собачья смерть!», но времени не было. Сейчас кто-нибудь прибежит на звуки выстрелов, и мне крышка. Кажется, Мирзоев говорил о каком-то Коляныче.
        Я выскочила за дверь и остановилась, соображая, куда поворачивать. Мне навстречу уже бежал парень с короткой стрижкой, как и босс, одетый в тренировочный костюм, но попроще. У него-то прекрасная реакция! Поэтому я выстрелила первая. Меня снова качнуло отдачей. Он упал. Да что я, Терминатор, что ли? Впрочем, счастье может кончиться прямо сейчас. Проносясь мимо лежащего без движения бандита, я узнала его: это с ним я столкнулась однажды в офисе, во Франции, но забыла спросить у охраны, кто он и что тут делает.
        Стало понятно: меня держали на втором этаже частного дома. Сбежав по узкой лестнице, я увидела дверь на улицу прямо перед собой. Толкнула ее, выскочила в холодный сумрак российского октября, пересекла двор, окруженный высоким каменным забором, и толкнула калитку. Она не поддавалась. Нервничая, я дергала дверь, пока не поняла, что она просто заперта обычной щеколдой. Подняла щеколду и попала на тихую деревенскую улицу. Не оглядываясь, побежала подальше от своей Бастилии.
        Мне нужен был телефон, чтобы позвонить Миру, и ответ на простой вопрос: правда ли то, что Черенок говорил о милиции?
        На улице по-прежнему никого не было. Все же это раннее утро, вечером бы кто-нибудь да прошел. Но вот из-за угла вывернулся и поехал в мою сторону белый микроавтобус. Я растерялась: бежать или просить помощи? Силы покидали меня, и продолжать бегство становилось все труднее, я уже еле волокла ноги, но вдруг это едут люди Черенка или продажные милиционеры? Тогда мне точно каюк. Надо было раньше думать, потому что, пока я рефлексировала, микроавтобус успел поравняться со мной. Вдруг я вспомнила, как выгляжу: измазанные кровью джинсы и синий свитер, лицо, наверное, все распухло и тоже в крови, ведь я не умывалась после похищения ни разу. Кстати, в руке пистолет… Но бросить его я побоялась.
        Дверца микроавтобуса приоткрылась, из нее высунулся ствол чего-то покруче моего пистолета, и грубый голос скомандовал:
        - Бросить оружие!
        Вдруг все вокруг стало тошнотворно дрожать и расплываться, я пыталась отбросить пистолет, но он будто прилип к руке. Тогда я упала на землю вместе с ним.
        Видимо, я потеряла сознание. В который же раз за последнее время? Пришла в себя, оказавшись в чьих-то сильных руках. Вокруг меня толпились люди из какого-то боевика. Они были одеты в камуфляж, затянуты портупеями и казались массивнее людей из жизни из-за бронежилетов. Я слышала голоса:
        - Это точно она…
        - Как она сюда попала?
        - Откуда у нее оружие…
        - Срочно в больницу…
        - «Скорая» ждет за углом, вызовите…
        - Она приходит в себя! Назовите свое имя!  - Это уже относилось непосредственно ко мне.
        - Лена Шахова.
        - Как вы сюда попали?
        - Я убила Мирзоева.
        Люди из боевика загалдели, и кто-то недоверчиво засмеялся.


        ГЛАВА 23
        В больнице, куда я приехала на «Скорой», меня помыли, обработали раны и сделали рентген. Под страшным кровоподтеком на правом боку обнаружился перелом ребра. Покойник оставил о себе долгую, но недобрую память. Сейчас, среди людей, все произошедшее казалось сном, кошмаром, мороком. Это не со мной было, мне рассказали чужие приключения. Потом я получила укол чего-то успокаивающего и заснула.
        Через много часов, открыв глаза и не понимая, где я и что это со мной, увидела у постели Мира. Я потянулась к нему, но было больно шевелиться. Он увидел, что я проснулась, и поцеловал меня в губы. От его близости, нежности, от самого факта его существования и присутствия я словно вышла из хрустальной башни, спустилась на землю. Вспомнила все, испугалась прошлого, перестала верить в будущее, потому что прошлое тоже когда-то было будущим и я в него верила. А главное, увидела родное лицо человека, ради которого могла бы умереть, но не умерла, а убила. В этом сумбуре чувств было еще одно, которое я не могла назвать, оно было такое черное и ранящее, что я заплакала.
        - Не надо, все хорошо, все позади,  - уговаривал меня Мир. Только все не было хорошо. Я продолжала плакать.
        Так я потеряла свой инстинкт противостояния. С тех пор слезы текли из моих глаз постоянно. Не знаю, откуда они брались, но я теперь не плакала, только когда спала. Меня кормили таблетками, кололи успокоительными, водили к психотерапевту, Мир не отходил от меня ни на шаг. Ничего не помогало. Стоило засмотреться в окно или на экран телевизора, как изображение начинало расплываться, и соленая капля снова стекала по щеке. Стоило услышать доброе слово, увидеть, как люди проявляют простые эмоции - дружелюбие, симпатию, сочувствие ко мне или к кому-то постороннему, как перехватывало горло и я плакала, плакала, плакала…
        Ночами я стояла у окна и смотрела на деревья, росшие вокруг больницы в небольшом скверике. Моя палата была на втором этаже, а каштаны за окном росли выше пятого. Глядя вверх, в глубь кроны, на голые черные ветви, я мечтала проснуться в Париже, в своей спальне и не помнить ничего.
        Через пару дней начались допросы. Мир ходил со мной, без него я говорить отказалась. Он просто сидел и слушал. А я пыталась говорить, но слезы мешали мне сосредоточиться.
        Следователь был совсем молодой парень. Его звали Павел Петрович, и он не мог поверить, что эта сопливая квашня застрелила преступника с двадцатилетним стажем и его охранника в придачу. Со мной в доме потому и оставались только два человека из банды, что сюрпризов не ожидалось.
        Павел Петрович, почесывая затылок, снова и снова заставлял меня рассказывать, как Мирзоев ударил меня в первый раз, как во второй, почему я решилась бежать и где находилась в момент выстрела. Но, главное, как пистолет попал мне в руки. Мне предъявляли пресловутую кружку и просили повторить траекторию движения кружки к виску Черенка.
        Я понимала, что Павлу Петровичу надо закрыть дело. Терпеливо повторяла рассказ, ездила на место действия, садилась на проклятую кровать, вставала, замахивалась и целилась. Потом снова начинала рыдать. Мир просил закончить на этот раз и увозил меня. После всех упражнений я уставала до полусмерти, падала на больничную койку и засыпала.
        Через месяц Мир сказал, что ему надо уехать. Я должна была остаться, потому что шло следствие и не был закончен курс лечения. Этот чертов курс закончить было невозможно никак. Больная все больше походила на привидение: тощая, синевато-бледная и все время выла.
        Я безропотно отпустила мужа, думая, что рядом со мной даже он может стать душевнобольным, и это при полном отсутствии у него души.
        Однажды ко мне в палату (Мир заплатил за отдельную) вошел молодой следователь, Павел Петрович.
        - Здравствуйте, Елена Борисовна! Вот пришел вас порадовать. Сегодня сдаю дело. Больше вас не побеспокою.
        Я молчала. Честно говоря, быть полусумасшедшей довольно удобно: можно не придавать значения условностям. Паша мне надоел ужасно. О прекращении дела можно было бы проинформировать меня и по телефону - с мобильником я не расставалась даже в туалете.
        - Вообще же дело необычное. Ваш муж - молодец, ничего не скрывал. Да и вы тоже. Извините еще раз за то, что измучили вас допросами. Очень уж непонятно было, как это вы Черенка замочили.
        - Теперь понятно?  - разлепила я губы.
        - Ну да.  - Он наморщил нос, усеянный рыжими веснушками.  - Для отписки понятно.
        - Что же вам еще?  - Он все ходил вокруг да около, раздражая меня.
        - Елена Борисовна, у нас на Шаболовке такие дела проходят, что просто диву даешься, до чего люди ради денег доходят. Похищают, вымогают, шантажируют. И редко кто может вот так, как вы… Я для себя понять хочу, что же в вас такое, чего у других нет?
        Я подумала, что, может, он и вправду хочет знать? Рассказать? Не стоит? Что же, пусть слушает:
        - Это ИП,  - ответила я, понимая, что придется объяснять подробнее.
        - Простите, не понял…
        - ИП - инстинкт противостояния. У меня очень развит.
        - И как он проявляется?  - спросил он недоверчиво.
        - Вы читали дело моего первого мужа? Оно связано с этим делом напрямую.
        - Конечно, читал. Он убил свою сестру.
        Господи, как сложно! Ведь не просто «убил сестру», а «почему-то убил сестру, до сих пор не ясно». Но разговор не о том!
        - Там где-то записано, что после того как он застрелил Альбину, он приставил пистолет мне ко лбу. Надо было просить, чтобы он не убивал меня, а я послала его. Вот это и есть ИП.
        - То есть, когда назло делаешь?  - Вид у него был заинтересованный.
        Мне захотелось объяснить благодарному слушателю:
        - Часто получается назло. Но это не главное. Надо сохранить себя не как биологическую единицу, а как личность. Свое достоинство сберечь.
        - А! Лучше умереть стоя, чем жить на коленях, да?  - Он вроде понял.
        - Примерно так. Хотя иногда живешь на коленях и радуешься.
        Впрочем, об этом он меня не спрашивал, а я и это могла бы хорошо объяснить.
        - Знаете, а вы ведь мне сразу вроде не понравились,  - простодушно признался Паша,  - не верил я вам. А сейчас верю: так бывает, рвешься до последнего, и уже когда совсем плохо - прорываешься! Так и вы - не хотели Черенку подчиняться ни в какую и - получилось! Повезло вам, когда вы его кружкой-то двинули: кружка эта раскололась и острый осколок попал в самый висок. Вы уже в труп стреляли. И со вторым повезло - ранили в грудь, тяжело. Вы стрелять-то где учились?
        - В кресле перед телевизором.
        - М-да. Опять, значит, повезло,  - в его лице мелькнуло сомнение, но исчезло. Он поднялся и сказал:  - Ладно, отдыхайте. Думаю, больше не побеспокоим. Поправляйтесь! До свидания.


        ГЛАВА 24
        Мир звонил мне по два раза на день. Докладывал, где был, что видел, кто что сказал. И только о самом главном молчал как рыба. А самым главным было то, что ничего не кончилось со смертью Мирзоева. Больше того, все только начинается! Черенок - пешка, никто. После его смерти за дело возьмутся те самые серьезные люди, о которых говорил мой похититель.
        Во мне же что-то щелкнуло там, в той комнате. Вроде все хорошо, но… Я и раньше была совсем одна, только не думала об этом. Сама со своей любовью. Мир был только объектом страсти, никогда мне и в голову не приходило советоваться с ним, обращаться за помощью, искать сочувствия, понимания. А теперь стало ясно: в экстремальной ситуации мне оставалось надеяться только на себя. Именно поэтому и проявился этот пресловутый ИП. А у Мира был выбор еще до того, как меня похитили. Он мог принять условия Мирзоева, не рискуя мной. Но его дело значило для него больше жизни любящего его человека.
        Я еще не осмыслила этого в полной мере, но уже прорастали тоненькие побеги обиды в моей душе. Почва была вполне благодатной. Годами я получала в награду от человека, которого обожала, только равнодушие. Каждая холодная ночь, согреваемая алкоголем, но не любовью, оставляла капельку питательной влаги для ядовитого цветка, грозящего вырасти в огромную ветвистую лиану. Кто знает, не будет ли такое растение закрывать для меня солнце любви?
        Однажды Мир позвонил и сказал, что не может больше жить в разлуке, приедет послезавтра и заберет меня в Париж. Он уже нашел медсестру, которая будет ухаживать за мной в нашем доме. Я ответила: «Хорошо» и отключилась.

«Он не может,  - подумала я,  - что это случилось с ним? Снова придумал, как меня можно использовать в хозяйстве?» И ведь была права!
        Через день Мир увез меня домой, в Париж. Все пошло почти по-прежнему. Хотя нет, не по-прежнему. Во-первых, я не работала - депрессия делала меня рассеянной и нервной. Плохо выглядела к тому же, на лбу красовался шрам. Мир предлагал сделать косметическую операцию, но я тянула время - очень не хотелось встречаться с врачами снова.
        И потом, была смутная мысль, что этот шрам, след моего жизненного опыта, теперь вроде знака на лбу. Нет, не знака, а вроде рубца после тяжелой операции на мозге. Неважно, главное, что, глядя на него и ощущая его под пальцами, я напоминала самой себе, что мне пришлось пережить. И почему. И каков результат.
        Во-вторых, муж вел себя, будто влюбленный студент. Меня это немного напрягало. Я не привыкла к цветам, интимным ужинам с продолжением в постели, поездкам на выходные за город с остановками в деревенских гостиницах, похожих на домики из сказок Шарля Перро. Он дарил мне милые, но очень дорогие безделушки, старался говорить не о делах, держал за руку во время представления в театре.
        Конечно, это было приятно. Он по-прежнему волновал меня, был моим единственным мужчиной. Я восхищалась его умом и умением вести себя, любила проводить с ним время, радовалась его подаркам, желала его тело. Но ушло что-то важное, может, даже главное.
        Друзья не покидали меня. Раньше я не знала, что они вообще есть в моей замужней жизни, но Мишель, секретарь Мира, и Поль не забывали звонить и сообщать разные новости офиса: этот женился, тот сорвал сделку и довел мсье Шахова до бешенства, у тех любовный роман и они попались в рабочее время в мотеле, и мсье Шахов был очень сердит. Забавно, но в фирме Мира и во Франции, и в России сотрудники боялись шефа и считали тираном. Хотя что же тут забавного, он и впрямь очень серьезно относится к своему делу. Ему было непонятно, что может быть еще какая-нибудь жизнь, другие интересы. Он воспринимал своих работников только как биологических роботов, выполняющих поставленные им задачи. Семья? Друзья? Любовь? Этого не бывает. Это только по телевизору и в романах, чтобы биороботы могли поразвлечься. Таким же роботом для него была и я.
        Поль иногда даже заезжал за мной, ближе к вечеру, и мы отправлялись куда-нибудь выпить. Миру ни он, ни я никогда не говорили, где были и что делали. Он бы возражал против такого вредного для моего здоровья времяпровождения.
        Сюзанна снова вернулась к Полю. Парень был откровенно рад, он любил ее, принимая такой, какая она была на самом деле: красивой, примитивной, капризной, изменчивой, своевольной, амбициозной и ласковой. Конечно, теперь Мир знал, кто оказался слабым звеном и откуда у похитителей сведения о фирме и даже некоторые закрытые документы, но я приложила все усилия, чтобы Поль не стал козлом отпущения. Мы с ним были товарищами по несчастью: мы любили, и это считали высшей моралью для себя и окружающих.
        Поль подсмеивался над женой, иногда даже в обществе, но не мог от нее отказаться. Выставляя ее дурочкой, он выставлял глупцом и себя, прекрасно понимая это, удивляясь самому себе. А я понимала его и удивлялась ему. Он был очень хорош и внешне, и в душе. Он был особенным, он был умен, добр, снисходителен. Такие парни - редкость в нашем мире. И рядом с ним - Сюзанна! Сюзанна, не способная понять, удивиться, простить, восхититься, любить. Но как каждый народ достоин своего правителя, так и каждый мужчина достоин своей женщины. Раз ему хорошо с Сюзанной, значит, так надо. Вот что каждый раз я думала, слушая рассказы Поля о своей возлюбленной.
        Сегодня он тоже рассказывал анекдот дурного тона, желая повеселить меня.
        - Понимаешь,  - объяснял он,  - в жизни мужчины иногда бывает не все хорошо. Ну, переработаешь на твоего мужа, устанешь, придешь домой, а Сюзи требует свое. Она-то не устала! Что ей сделается от двух часов в университете и посиделок с друзьями в кафе! Но признаться в том, что не могу, я не могу. Лучше умереть! И я вчера говорю ей: «Милая, ты же читаешь все эти глянцевые журналы. Знаешь, что мужчины и женщины не слишком отличаются друг от друга. Вот у женщин есть критические дни - и у мужчин тоже». Она смеется: «Читала, но в жизни встречаю впервые!» «Но, родная,  - говорю я,  - кто же тебе признается! Это я могу. Я простой парень. Могу сказать по-простому: у меня месячные, займи прокладку!» Сюзи вроде как призадумалась, но еще не верит. Тут я ей про мужское достоинство, про гормоны, про то, что женщины лучше мужчин и не скрывают своих проблем. Она подумала, подумала - и согласилась со мной. Самое печальное, сегодня утром я проснулся с одним желанием, потянулся к ней, а она мне: «Прекрати! Я не хочу испачкаться в крови!» Ну кто же из нас умнее?
        Я посмеялась, решив, что оба хороши.


        ГЛАВА 25
        Чудесным февральским вечером мы с Миром сидели в гостиной своего дома и наслаждались волшебством настоящего французского вина с виноградников мсье Бриссара. Он презентовал нам ящик в ознаменование подписания договора об аренде. Это была последняя бутылка из ящика, и от этого вино казалось еще лучше. Мир рассказывал последние новости фирмы, довольно часто звучало слово: «заем» и имя «мсье Дюваль». Я бездумно смотрела в рубиновый бокал, слабо вожделея сигарету.
        Маленькие радости жизни, неоспоримо принадлежавшие мне раньше, теперь были под запретом. Доктора запретили мне пить и курить (сухое красное французские медики запретить не могли по определению), велели правильно питаться, вести размеренный образ жизни. Даже кофе эскулапы объявили вне закона. Доктор Мортон, лечивший меня от депрессии после похищения, сказал, что обследования показали проблемы с сердечной мышцей. Теперь надо беречься. Мир бросился выполнять его инструкции и даже сам перестал дымить в моем присутствии. Если честно, ограничения просто бесили меня. Я ненавижу есть траву и пить отвратительную минеральную воду без газа. Но спорить с Миром невозможно. Поэтому я партизанила, покуривая днем, пока он был в офисе, и попивая любимую «Отверточку» с утра. Медсестра, которая приходила ко мне, чтобы провести назначенные процедуры, мне не препятствовала. Это была молоденькая девушка, хорошенькая, пухлая, в обтягивающем белом халате. Она появлялась к восьми утра, умело делала мне необходимые уколы, ставила капельницу и, с моего разрешения, убегала по своим делам.
        Еще я заметила, что девочка млеет в присутствии Мира и заметно удивляется: что такой мужчина делает рядом со мной? Жизнь полна загадок. Если Поль любит Сюзи, почему бы мсье Шахову не любить мадам Шахову? Я только посмеивалась.
        После ее ухода я выдергивала капельницу, выливала раствор из бутылочки в раковину на кухне и бежала на веранду с сигаретами, чашкой кофе и выпивкой. Здоровье! Куда мне его девать! Жить долго в то время я не стремилась. Уничтожив следы преступления, шла спать. Вечером усталого от трудов праведных мужа встречала отдохнувшая жена, которая с каждым днем чувствовала себя все лучше и лучше.
        Я вообще стала много лгать, скрывая буквально каждый свой шаг. Как-то так получилось, что теперь все мои интересы стали противоречить интересам Мира. Дела в фирме навевали скуку, опера вызывала приступы зевоты, от прогулок болели ноги, от ресторанов - живот.
        Даже секс не доставлял мне прежней радости. С большим удовольствием я спала на плече Мира, потому что все время мерзла, по ночам особенно, а он был такой теплый! Мне нравилось его размеренное сонное дыхание, будто качает волна. Но секс! С некоторых пор любимый сам решал, как это будет, и превратил прекраснейший акт любви в исполнение супружеских обязанностей. Без моей фонтанирующей страсти, без горячей готовности доставить мужу всю радость Вселенной, без огня, перца, любовного забытья, без укуса и следов ногтей у него на спине, без всего… Я уже изучила рисунок тени на потолке и научилась механически исполнять свою роль.
        Меня утешало только одно: если я лгу, значит, не хочу разрыва, значит, пройдет время, планеты сойдут со своих орбит, усилится солнечная активность, зацветет папоротник и вернется смысл моей жизни.
        Вот и в тот вечер, попивая легальное для меня сухое вино и слушая мужа, я пыталась вспомнить, как это было в те времена, когда цвел папоротник. Зазвонил телефон. Мир прервал монолог, лениво поднялся и взял трубку. Говорил он недолго, тем особенным тоном, который заслуживали только очень нужные люди. Я лишь отметила про себя, что на ловца и зверь бежит, если нужный человек сам позвонил Миру.
        Муж вернулся сияя, держа чувственные губы трубочкой, будто насвистывая неслышную мелодию. По глазам было ясно, что он прячет довольную улыбку и доволен он именно собой.
        - Кстати, звонил сам мсье Дюваль!  - сказал он будто бы небрежно. Я молчала. Он покосился на меня, поерзал в кресле и, не выдержав мхатовской паузы, выпалил:  - Хочет пригласить нас в ресторан!
        Мне хотелось позлить его:
        - И незачем так орать. Что мы, ресторанов не видели?
        Заметив ерничество, Мир принял вид оскорбленной добродетели:
        - Между прочим, я уже месяц бьюсь над проблемой, где получить деньги на покупку цехов Бриссара! Ты могла бы побольше интересоваться моими делами!
        Я устыдилась. В конце концов, сижу дома, ничего не делаю, а он работает как проклятый и просит лишь немного внимания! Я виновато сказала:
        - Хорошо, хорошо! Прости, буду интересоваться.  - И добавила, видя, что не растопила лед: - Ну, хочешь, я заинтересуюсь настолько, что соблазню этого Дюваля. Он симпатичный?
        Мир некстати взялся разливать по бокалам вино, щедро окропил столик, бросился за полотенцем на кухню, в общем, развел удивительную суету. После ликвидации следов стихийного бедствия стал рассказывать как ни в чем не бывало:
        - Дювалем я интересовался давно. Сначала - на всякий случай, а последнее время из-за займа. Он - крепкий орешек и очень богат. Его папаша лет пятьдесят назад основал банк коммерческих инвестиций. Вкладывал деньги в новые дела при условии, что дело перспективное и принесет ему через несколько лет прибыль. Вскоре деньги потекли к нему рекой. Потом он женился на богатой вдове и расширил спектр услуг. Нынешний мсье Дюваль весьма процветает. К сожалению, я всего-навсего русский бизнесмен, и мое дело не из крупных, да и в клубы я не вхож, поэтому подобраться к нему было настоящей проблемой. Но неделю назад один знакомый пригласил меня на обед, и там, почти случайно, оказался этот чертов Дюваль. Мой приятель рассказал обо мне и упомянул, что я почти не бываю в компаниях, потому что стараюсь проводить больше времени с женой. Дюваль спросил, не болеешь ли ты, и я рассказал твою историю. Как тебя похитили, как полиция искала тебя и, конечно, как ты оказалась Мирзоеву не по зубам. Дюваль был восхищен. Он сказал, что должен познакомиться с тобой непременно. И вот - приглашает на обед!
        - Ну вот видишь! И я на что-то сгожусь.
        - Завтра в восемь заеду за тобой. Знаешь, Ленка, надень серый костюм и сапфиры. Ладно?
        Я не возражала, снова удивившись его прекрасному вкусу: серый костюм был не совсем деловым, скорее это вечерний вариант, но все же вещь строгая. Сапфиры сюда подходили необыкновенно. Даже в таком разбитом состоянии, одевшись как велел муж, я выглядела свежо.
        Дюваль пригласил нас в весьма изысканное заведение. Мы подъехали минута в минуту, и метрдотель провел нас к столику мсье банкира Сержа Дюваля.
        Он поднялся нам навстречу, и мне показалось, что в зале выключили свет - таким он выглядел огромным. Над моей рукой Дюваль склонился вдвое, но не позволил себе поднять мою руку выше того, как подняла ее я. Зато он позволил себе, целуя, лизнуть кончиком языка кожу. Я вздрогнула. Он поднял голову и медленно, не отрывая взгляда от моих перепуганных глаз, разогнулся. Мир, когда я обернулась на него, любовался носками своих начищенных ботинок.
        - Мадам, я так мечтал о встрече с вами,  - замурлыкал Дюваль.  - Вот только представлял себе даму покрупнее, мне под стать.  - Он улыбнулся, приглашая посмеяться над шуткой. Мир счастливо захихикал. Я тоже растянула губы.
        Вечер, безусловно, удался. Мсье банкир не стал больше смущать меня своим вниманием. Он любезно попросил на правах хозяина предоставить ему право распорядиться выбором блюд. За едой беседа шла о еде и, конечно, вине. Честно признаться, я не всегда понимала, что говорил Дюваль,  - мешал языковой барьер, который так и не удалось преодолеть. Зато Мир щебетал вовсю и кое-что переводил для меня.
        После обеда мсье Дюваль предложил поехать потанцевать в его любимый ночной клуб. Мир согласился, будто того и ожидал, а мне уже все надоело. Я умоляюще посмотрела на мужа и, улучив минутку, когда Дюваль подписывал счета и не смотрел на нас, спросила его:
        - А можно без меня? Вы там отдохнете, снимете девочек, а я поеду, прилягу.
        - Ни в коем случае! Ты здесь звезда. Потерпи, прошу!
        Я потерпела, и мы оказались в модном заведении для VIP-персон на знаменитом Монмартре. Огромный зал был стилизован в японском духе: лаконичность, натуральные цвета, икебаны с цветущей вишней, цветная графика на стенах и низенькие ширмы между столиками у стены. Гремела мало подходящая к японскому интерьеру музыка. VIP-персоны скакали, как макаки. Я не танцевала много лет и растерялась, когда Дюваль предложил выйти в круг света, где уже теснились пары.
        - Нет, я посижу. А можно мне коктейль?
        - Конечно. Пойдемте к столику, у меня есть постоянный.  - Банкир указал на уютную кабинку в дальнем углу. Мы прошли к своему месту.
        Как ни странно, музыка здесь не мешала, будто перегородка из рисовой бумаги создавала островок особого климата. Принесли напитки: мне - что-то яркое, пахнущее тропиками, в высоком стакане, а мужчинам - саке в маленьких глиняных чашечках.
        Дюваль стал рассказывать о том, как побывал в Японии пару лет назад и с тех пор любит все японское. Даже хотел пригласить нас в японский ресторан, но не знает, как мы относимся к японской кухне.
        Мир любезно заверил его, что теперь наша очередь приглашать на обед, и мы обязательно отведаем японской кухни, от которой сами без ума. Я уже выдула коктейль и значительно расслабилась, поэтому захихикала: японская кухня мне даже во сне не снилась, а палочками я умела только в носу ковырять. Тут музыка в зале переменилась, зазвучала медленная композиция.
        - Вы позволите пригласить на танец вашу жену?  - любезно осведомился у моего мужа банкир его мечты.
        - Прошу вас. Иди, милая, потанцуй!
        Я покорно встала, и мы с моим партнером направились в зал. Уходя, я обернулась. Мир смотрел на меня, прищурившись, будто ожидал чего-то. Или делал ставку.
        Танцевать с мсье Дювалем было необыкновенно приятно. Он вовсе не был таким уж крупным человеком, как я подумала сначала. Просто высокий, широкоплечий мужчина, обладающий к тому же удивительной грацией крупного, но ловкого животного. Он держал меня, не прижимая к себе, а только дразня близостью. Учитывая, что я выпила, такое его поведение оказалось для меня взрывоопасным. Невольно возникал вопрос: а каков он в постели?
        Если бы дело происходило днем да пару лет назад, у Дюваля не было бы ни единого шанса. Но здесь и сейчас я была сама не своя. Дюваль наклонялся ко мне время от времени, чтобы одарить очередным комплиментом, причем его губы приближались ко мне все ближе и ближе:
        - Вы очень хорошо танцуете… У вас изящные руки… Вы так заинтересовали меня…
        И, наконец, когда я почувствовала поцелуй:
        - Не согласились бы вы встретиться со мной наедине? Просто поговорить?
        Что ответить? Голова кружилась, сердце возбужденно стучало.
        - Позвоните мне завтра,  - ответила я, поднимая голову. Не знаю, случай это был или тонкий расчет соблазнителя, но наши губы встретились. Я отпрянула, но было поздно - капелька яда проникла в рот и почти сразу достигла цели.
        Не на шутку возбужденная, я вернулась за столик в сопровождении своего кавалера. Вскоре мы поехали по домам.


        ГЛАВА 26
        Я еле дождалась, пока такси довезет нас до дому, и как только входная дверь закрылась, обняла мужа и начала его целовать. Он чему-то тихо засмеялся, но не отстранился, а, наоборот, опытными руками, практически одним движением стянул с меня юбку, колготки и трусики. Я словно с цепи сорвалась, как в старые добрые времена, Мир был сладким и горячим. Он был нежным и властным, утоляющим и ненасытным. Я чувствовала его и была будто в беспамятстве.
        Прихожая не давала простора фантазии, мы переместились на диван гостиной, потом Мир отнес меня в спальню, и там мы задержались до утра.
        Утро застало меня в полудреме. Мой деловой муж уехал на встречу с клиентом, хотя я заметила на его мускулистой шее следы своих поцелуев. Ладно, французы ведь тоже люди! Да еще какие! Вот, например…
        Чтобы отвлечься от опасных мыслей, я включила телевизор и достала сигареты. Надо бы попросить Матильду, нашу кухарку, сварить кофе. Сегодня был выходной у сиделки, поэтому дурацких капельниц не предвиделось. Я уже откинула одеяла, собираясь пойти на кухню, когда на экране возникла жуткая картина, просто заворожившая меня. Прямо на тротуаре лежало тело мужчины в сером плаще. Все, буквально все было залито кровью. Камера на несколько секунд задержалась на лице убитого. На самом деле лица-то и не было. Месиво из спекшейся крови, мозгов и костей - так выглядела голова трупа на асфальте. От натуралистических картин меня всегда мутило, сегодня же я почувствовала, что теряю сознание, тело покрылось потом. Почти в беспамятстве я услышала комментарий репортера:
        - Зверское убийство было совершено сегодня в престижном районе Парижа. Как установила полиция, убитый был тем самым Жаном Перье, который возглавлял одну из крупнейших преступных группировок, контролировавшую поставки наркотических средств в Париже и его пригородах. Жан Перье несколько раз сидел за решеткой в молодые годы, но вот уже двадцать лет как полиция бессильна вывести его на чистую воду. Смерть Перье, по мнению следователей, прибывших на место преступления, стала результатом мафиозных разборок.
        Заставив себя приподняться и сесть, я закурила, руки дрожали. Видимо, все-таки еще свежи ужасные воспоминания. Постепенно тошнота стала проходить. Надо бы все-таки взбодриться, но вторая попытка спуститься вниз за вожделенным кофе тоже закончилась провалом: на этот раз зазвонил телефон. Поднимать трубку не было ни малейшего желания. Аппарат смолк, однако через маленькую временную паузу затренькал мобильник. Наверное, это Мир!
        - Да, слушаю вас!  - осипшим голосом сказала я.
        Кто-то смутно знакомый произнес:
        - Элен, это Серж Дюваль. Как вы провели ночь?
        - Чудесно!  - рассмеялась я. Хандра, дурнота и страшные воспоминания молниеносно испарились.
        - Вы обещали встретиться со мной.
        - Хорошо! Когда?
        - Давайте сегодня вечером. Часов в семь. Я заеду за вами.
        - Жду вас, Серж.
        Боже! Сегодня! Срочно подъем! Надо ехать в парикмахерскую.
        Никогда не думала, что изменять своему мужу будет так легко. Я просто выходила из дому в середине дня, шла пешком до магистрали, соединяющей пригород с Парижем, садилась в ожидавшую меня спортивную машину и прибывала в назначенное место. Каждый день Серж Дюваль выбирал новый райский уголок. Справедливости ради следовало отметить, что апогея наш роман еще не достиг.
        Дюваль ухаживал за мной со старомодной церемонностью. Целовал руку при встрече, дарил изысканные букеты, читал стихи. Мы немного скрывали свои отношения, ибо мсье Дюваль был фигурой заметной в деловых кругах и давно примелькался в тусовке. Но все же довольно часто он водил меня в модные рестораны, кафе на свежем воздухе, театры (всегда с милостивого разрешения моего совсем не ревнивого мужа). Мир относился к банкиру чрезвычайно уважительно и не раз говорил, что рад моим развлечениям, тем более в компании настоящего французского аристократа. Он считал, что я могу многому научиться, с интересом расспрашивал, где мы побывали сегодня и как мне понравилось. Все это мне напоминало какой-то забытый дамский роман, где наивный муж, полностью доверяя жене, потворствует ее пагубным наклонностям, которые приводят бедняжку к трагическому финалу. Неизбежность печального исхода овевала наши отношения легким флером сожаления о будущей потере друг друга. Это и было изюминкой встреч и прощаний. Дело в том, что Дюваль был помолвлен с некой дамой из весьма состоятельной семьи. Свадьба была не за горами. Серж говорил
об этом с грустью и как о чем-то неотвратимом. Ах, никто не знает своей судьбы! Лучше бы он женился на своей невесте.
        Несколько раз, правда, мы обедали втроем - мсье банкир, мсье Шахов и, бледная на фоне двух импозантных кавалеров, мадам Элен Шахова. Мир выполнил данное в первый вечер обещание и сводил Дюваля в модный японский ресторан. Счет за посиделки на циновке несколько превышал установленный Миром лимит на такой случай, но муж отнесся к этому спокойно. Он расценил это как необходимое вложение в будущее своего дела. Мир, как всегда, оказался прав. Немного испортила обед я, заказав для себя европейские блюда, нормальную вилку и пару вульгарных коктейлей. Впрочем, Дюваль только снисходительно улыбнулся моей выходке, а вот злой муж шипел на меня за это еще целую неделю.
        Мы с Сержем очень много разговаривали, я стала преодолевать языковой барьер. Перефразируя классика, можно было бы сказать: приятно изучать чужой язык посредством мужских губ. И так далее! Тем не менее моего французского еще не хватало для выражения тех сложных чувств, которые нас охватили.
        Дюваль часто спрашивал меня о похищении, о том, как это было и что я испытывала в тот или иной момент. Сначала мне было неловко говорить о таких вещах, но он так искренне сочувствовал, так сопереживал, так восхищался мной, что вскоре я пожалела, что лишена писательского дара - из ситуации можно было бы такое выжать! Серж спросил меня о шраме, я покраснела: шрам, прикрытый челкой, основательно мешал мне теперь, когда я хотела быть неотразимой. Но он потянулся рукой к моему лбу, дотронулся до белой рваной полоски и нежно прошептал:
        - Я сотру его поцелуями.
        Нет необходимости описывать мое состояние в тот момент…
        Вообще же я буквально летала! Красивый мужчина, богач, аристократ уделяет внимание мне, серой мыши, незаметной провинциальной русской тетке, не слишком молодой, не слишком привлекательной, теряющейся в блюдах французской кухни, как чукча в китайском языке!
        Я разглядывала свои руки, лицо, волосы, ноги, пытаясь представить, что же видит этот шикарный кавалер? Неужели я привлекательна для него? Я испытывала легкое, горьковатое злорадство при мысли, что вот Мир не оценил меня, а этот плейбой нашел во что влюбиться!


        ГЛАВА 27
        Так продолжалось с месяц, и ситуация настоятельно требовала разрешения. Это чувствовала я, и это чувствовал Серж Дюваль. Мне нужен был только намек, чтобы согласиться на интимную встречу. Вскоре последовал и намек. Играя моей рукой, глядя на меня преданно и маняще, он произнес:
        - Я бы хотел показать тебе мой загородный дом. Он выстроен в середине восемнадцатого века, и с тех пор принадлежит моей семье. Поедем туда завтра?
        - Поедем,  - согласилась я, борясь с замирающим сердцем.
        - Я бы хотел, чтобы ты осталась на ночь. Твой муж ведь уезжает в Испанию.
        Мир действительно собирался в Испанию. Это была разведка боем. Он вместе с Полем отправлялся на какой-то химический заводик, производящий удобрения для виноградников. Я, как повелось в последнее время, была не в курсе дел и никуда ехать не собиралась. Он уезжал завтра вечером. Таким образом, план Дюваля был очень хорош и очень своевременен.
        Впрочем, еще были сомнения: стоит ли переходить последнюю черту? Может, пора в кусты? Так ли уж привлекает меня адюльтер? Весь вечер я промаялась в поисках правильного решения. И когда в очередной раз ответила невпопад, Мир озабоченно посмотрел на меня.
        - Как ты себя чувствуешь?  - спросил он.
        - Спасибо, хорошо,  - ответила я.
        - Может, мне не ехать завтра? Или хочешь поехать со мной?
        Ох, это было бы к лучшему. Оба варианта были достаточно хороши. Но мне не хотелось мешать мужу в делах. На Испанию он смотрел, как кот на сало, но не мог расширить дело, пока не получит заем у мсье моего потенциального любовника и не купит цех Бриссара. С другой стороны, ночь с великолепным Сержем обещала потрясающие любовные утехи.
        Мир все смотрел на меня, потом вроде решил что-то, поднялся с дивана и ушел в кабинет - готовиться к завтрашней поездке. Я же еще долго мучилась, глядя на экран телевизора и уже совсем ничего не понимая ни в телешоу, ни в своей жизни.
        Однако утро принесло сюрприз, развеявший все сомнения начисто. Мир встал пораньше и, как я полагала, работал у себя в кабинете. Я проснулась к восьми и спустилась вниз выпить отвратительный травяной чай и встретить Женевьеву, свою сиделку. Направляясь на кухню, по дороге заглянула в кабинет мужа и буквально остолбенела. Красотка медсестра сидела пухлым задиком на краешке рабочего стола Мира, а он сам обнимал ее тем особенным жестом, которым мужчина обнимает желанную женщину. Более того, толстые бедра Женевьевы были маняще раздвинуты, а рука, такая родная рука моего мужа, скрывалась под задравшимся белым халатиком разлучницы. И что, они думали, будто я не найду их? Неужели все так далеко зашло? Губы любовников соприкасались, когда я, отдав должное зрелищу, с размаху хлопнула дверью. Вытащила из заначки сигареты и выскочила на веранду. Меня душили злые слезы. Это и есть женщина мечты Мира? Мира - сноба, поклонника балета и ценителя современного искусства, кривясь изрекающего по любому поводу: «это для парвеню», «это пошло», «ты одета как проститутка»! Невероятно! Год назад я бы умерла на месте, но
сегодня твердо решила: больше стесняться не буду! После Дюваля будут другие. Мелькнула мысль: собрать вещи и уйти, но возвращаться домой, в Россию, к бабуле, после жизни в Париже было невозможно, а на деньги, которые я бы получила после развода, долго здесь не проживешь. К тому же, положа руку на сердце, надо отметить: раз меня так ранило поведение мужа, значит, он мне небезразличен. Я еще не готова к расставанию. Ну, ничего, Серж сегодня ночью поможет мне подготовиться!
        На веранду вышел бессовестный негодяй Мир и сказал именно то, что я и ожидала услышать:
        - Леночка, это не то, что ты подумала.
        - То же самое я говорила однажды Жоре.  - Наши голоса звучали удивительно спокойно.
        - Давай поговорим об этом, когда я вернусь.
        - Давай.
        Он повернулся и ушел в дом. Через минуту хлопнула дверь. Вот только странно: мне показалось или он и вправду довольно хмыкнул, уходя?
        Загородный дом Сержа Дюваля разочаровал меня страшно: небольшое двухэтажное здание, коробок коробком, только окна и входная дверь украшены лепниной. Да и внутри дома ничто не указывало на связь поколений. Современная мебель, никаких портретов прапрадедушек и тому подобного. На первом этаже располагались кухня и гостиная, способная вместить человек пятьдесят одновременно. На втором этаже, совсем уж странно,  - огромная ванная комната с джакузи на десяток гостей из числа расположившихся в гостиной. А уж спальня поражала воображение просто наповал. Посередине комнаты возвышалась кровать, куда, видимо, предполагалось поместить тот десяток отмытых в джакузи посетителей. И им бы не было тесно! Над кроватью помещалось зеркало, огромный шкаф в глубине комнаты тоже имел зеркальные дверцы, у окон стояли удобные кресла - специального размера, для Гаргантюа и Пантагрюэля. Красный толстый ворсистый палас на полу, красные бархатные портьеры в сочетании с розовым тюлем. Восточный ковер на стене над резным комодиком, смотревшимся здесь сиротинушкой, был украшен всевозможным холодным оружием: сабли, кинжалы,
мачете, охотничьи ножи, тесаки и тому подобные мужские символы. Вообще же комната подходила больше даме. Что-то этакое, обволакивающее в ней было. Я решила поддаться атмосфере комнаты и отдаться ее хозяину. Из мести и любопытства.
        Банкир осыпал меня комплиментами всю дорогу. Его «Феррари», сделанный на заказ, мчался сквозь сумерки, а Серж, несколько раз почти теряя управление, не сводил с меня глаз.
        Я была очень зла на мужа, и агрессивность невольно выплеснулась в моем внешнем виде. Попросила мастера в салоне красоты, куда хожу уже много лет, сделать мне на голове прическу Медузы Горгоны, и он постарался на славу! Мои русые волосы выкрасили в черный с синими бликами цвет, подняли вверх, каждую прядь завили, начесали и залакировали. Получился хвост из черных и синих змей. Макияж пришлось сделать на контрасте: бледные щеки, светлые тени на веках и пурпурные губы. Я сама не ожидала от себя такой фантазии, искать подходящую одежду в моем шкафу было просто бесполезно, поэтому за нарядом направили посыльного. Стилист салона расписал, что это будет за наряд, и я обомлела.
        Привезли синее платье со скошенным вырезом и юбкой из нескрепленных между собой полотнищ, натянули под платье тесные кожаные, зауженные книзу штаны без ширинки, а с потайной молнией, надели туфли с длинными носами, украсили меня серебром и дали в руку малюсенькую черную сумочку. Я стояла перед зеркалом и искала в нем себя.
        Счет вылился в астрономическую сумму, но я недрогнувшей рукой подписала его и попросила отправить на адрес фирмы. Потом, не без злорадства, позвонила в офис и велела Мишель оплатить его немедленно. Знаю, что она обязательно позвонит Миру и спросит, что делать. И знаю, что он ответит.
        Я перезвонила в салон через два часа, уже из дома Дюваля, просто чтобы убедиться в своей правоте. Счет был оплачен. Я удовлетворенно ухмыльнулась. Вот так и будет впредь!
        Пора было переходить ко второй части мероприятия. Мы уже отужинали легкими блюдами и игристым вином. Серж откровенно млел, глядя на меня, я упивалась триумфом.
        - Пойдем наверх,  - сказал, вставая, мой уже почти любовник. Я поднялась следом за ним. На лестнице он пропустил меня вперед и, поднимаясь, положил руку на мои кожаные штаны под полоску ткани в районе бедра. Я затрепетала. Он на ходу поймал обнаженное плечо и приложился жадными губами. Сейчас все будет!
        Мы вошли в спальню. Серж сел на кровать и поманил меня.
        - Сначала я зайду в ванную,  - сказала я.
        - Только ничего с себя не снимай!  - попросил он.
        Это не показалось мне странным: кавалер сам хочет раздеть женщину. Чудесно!
        Я провозилась всего несколько минут, но когда вошла в спальню - просто потряслась! На огромной кровати лежал потрясающий обнаженный мужик. Рельефные мышцы рук, груди, живота, сильные бедра - Серж Дюваль будто служил моделью для скульптур Микеланджело! Он был даже не сексуален, а совершенен. «И это все мое!» - некстати пришел на ум пошлый анекдот. Сходство со скульптурой придавала также его алебастрово-белая кожа. Кое-где на груди, руках, животе, бедрах (боже, как же все это приятно перечислять!) виднелись небольшие шрамы от неглубоких ран. Были среди них и свежие.
        Серж улыбнулся мне и сказал:
        - Привяжи меня!
        Я подумала, что лучше бы у него руки оставались свободными, но подошла поближе. На кровати лежало две пары наручников. Я немного повертела их в руках, чтобы понять, что к чему, и выполнила просьбу партнера.
        - Надень на меня это,  - он указал глазами на туалетный столик, где высилась кучка чего-то черного. От наручников Дюваль заметно возбудился: тонкие черные плавки забугрились. Столь яркий результат убедил меня в том, что он знает, чего хочет, а значит, и мне не будет скучно. Скуки и не предвиделось: на туалетном столике лежала кожаная маска, точнее, шапочка с прорезями для глаз и рта. Еще не все понимая, я взяла ее, отнесла к кровати и надела на Сержа. То, что он сказал потом, изменило все. Все, и не только здесь и сегодня.
        - Милая, ударь меня! Ударь меня так, как ты ударила того русского, который похитил тебя! Возьми хлыст и ударь меня скорее…
        И тут я все поняла. Надо сказать, что это был настоящий шок! Так вот чем привлекла этого роскошного мужчину маленькая русская мышка! Он просто мазохист, и моя история вызвала у него эротические фантазии на тему. Я для него - крутая госпожа, и все. И необыкновенный мой внешний вид в этот вечер оказался как нельзя кстати. Вот и отомстила изменнику-мужу!
        В моем мозгу вдруг что-то взорвалось: перед глазами будто наяву замелькали картинки. Вот Мир с преувеличенным вниманием разливает вино мсье Бриссара у нас в гостиной после разговора с Дювалем, вот он любуется своими ботинками, пока я принимаю ухаживания банкира, вот непонятно чему радуется в темной прихожей после памятной вечеринки, а вот и откровенная сцена с ненужной ему французской шлюшкой… И как кстати он уехал в Испанию! Разозлил меня и уехал. Вывод мог быть только один: он подложил меня под мешок с деньгами. Он снова использовал меня!
        Ладно же, но что теперь делать? Вот лежит и уже почти стонет возбужденный аристократ, преуспевающий банкир. Он, видно, думает - я специально тяну время, чтобы мучение было еще более сладким. Вот откуда все эти шрамы на его великолепной шкуре. Какое несчастье, какая шутка природы: такой самец, и не мужчина! Это и впрямь может разозлить нормальную женщину, а еще больше можно разозлиться, если представить себе на его месте Мира. Вспомнить все его выходки, все мои бессонные ночи и дни, посвященные служению ему, его мечте.

«Послужу ему еще разок!» - решила я и, размахнувшись, ударила хлыстом по живому человеку. Нужный моему мужу банкир сладострастно застонал. Мне показалось, что я снова ощутила забытое воздействие инстинкта противостояния.
        Лупить Дюваля ночь напролет не потребовалось. Он очень быстро кончил. Думаю, я перестаралась и с кнутом, и с расплавленным воском. Он был весь в крови, облитые воском участки нежной кожи сильно покраснели. Я небрежно расстегнула наручники и, не оборачиваясь, вышла из спальни. Пусть теперь порадуется на себя! Не видать Миру займа как своих ушей.


        ГЛАВА 28
        Весь следующий день я провела в постели. Валялась, смотрела телевизор, ела бутерброды, приготовленные кухаркой, и пила кофе. Болели натруженные хлыстом мышцы. И на душе было гадко. К вечеру приняла ванну и, наложив на лицо маску из свежих огурцов, снова легла в постель. Пару раз звонил телефон, но я велела горничной говорить, что меня нет дома.
        Мир прибыл ночью, поплескался в ванной и упал на постель. Спи, любимый, завтра тебя ждет большой сюрприз.
        Утром я притворялась спящей, пока он не ушел. У меня было чудесное настроение. Наконец-то Карабас-Барабас получит по заслугам: нельзя использовать людей! Это некрасиво. И вообще, пусть посмотрит на себя в зеркало и наконец поймет давно известную мне истину: он сам - кукла, Буратино!
        Прекрасные свежие весенние сумерки опускались на пригород Парижа. Еще голые ветви деревьев шевелил легкий ветерок, пахнувший молоденькой, но уже уверенной весной. Я сидела у окна, поджидая убитого горем Мира. У меня был маленький план, коротенький сценарий на сегодняшний вечер: встретить героя выстрелом из бутылки дорогого шампанского, начать горячие поздравления с получением займа, а потом, когда он признается, что все сорвалось, объяснить ему, почему так получилось. Прислугу, предвидя последующий скандал, я отпустила.
        Я и себя подготовила по высшему разряду: нарядилась в тот самый прикид, которым свела с ума мазохиста Дюваля. С волос еще не смылась краска, уложить их, как мастер в салоне, я не могла, поэтому просто распустила их по плечам. Образ стервы, который так не шел мне в жизни, сейчас был как нельзя кстати.
        Наконец подъехала его машина. Откручивая проволочку с пробки шампанского, я наблюдала за Миром в окно. Он вышел из машины со стороны водителя, захлопнул дверцу, потом зачем-то открыл заднюю дверь, полез вглубь и, неловко сдавая назад, вытащил огромную коробку и пышный букет цветов. Что это может означать? Мир уже стоял на пороге, а я все приводила мысли в порядок, машинально крутя проволоку на бутылке. В тот момент, когда он шагнул в дом, я чуть вздрогнула, и шампанское взорвалось у меня в руках! Пробка угодила мужу прямо в лоб, а я так заорала от неожиданности, что зазвенели стекла в окнах.
        Мир стоял в дверях, по нему текло, пенясь, шампанское. Клочок снежной пены повис на выдающемся во всех смыслах носу. Если честно, таким своего мужественного возлюбленного я еще не видела. Он побледнел до синевы, а на лбу растекалось бордовое пятно.
        - Господи!  - сказал он не своим голосом. Потом медленно поставил на пол коробку и положил сверху цветы.
        - Поздравляю с получением займа,  - подала я реплику согласно разработанному сценарию.
        - Ага,  - ответил Мир невнятно.  - Сейчас памперс сменю и отметим. Красивое платье. И волосы,  - произнес он, проплывая мимо. Походка у него была немного неуверенная, будто он перепил.
        Пострадавший отсутствовал около часа. Уж не знаю, сменил ли он памперс или были еще какие дела, но вернулся он свежий, спокойный, переодетый в голубые джинсы и белую футболку. Черные волосы влажно блестели, глаза смеялись. На лбу торчала шишка.
        - Милая, ты никогда не промахиваешься?  - поинтересовался он, потирая ушибленное место.
        - Я не хотела,  - оправдывалась я.  - Просто редко открываю шампанское!
        - Не дамское это дело,  - согласился он.
        Я промолчала. Меня интересовало главное: что там с займом? Уж больно хорошее настроение у моего мужа. Мир, сияя, продолжал:
        - Кстати, ты еще не открыла подарок? Это в честь хорошего дела. Решил тебя порадовать. Скоро виноград, из которого делается такое вино, будет расти на моих удобрениях.
        Он отложил букет, открыл привезенную коробку и, пыхтя, достал из нее металлическую конструкцию для винных бутылок. Все ячейки были заполнены.
        - Это все - лучшие испанские вина. Какое ты хочешь попробовать?
        Я указала пальцем на крайнюю верхнюю бутылку.
        - Отличный выбор,  - прокомментировал Мир.
        Разливая вино, он пел об открывающихся перспективах испанского рынка. Я не могла поверить своим ушам: значит, он получил деньги от Дюваля? Но как? Каким образом? Мир подал мне бокал. Я взяла его в руки, машинально отхлебнула и спросила:
        - Так ты получил заем?
        - Конечно!  - Он попивал вино и улыбался.
        - Ты ничего не хочешь мне сказать?
        - Ты великолепна в этом наряде! Пей же!
        Дальше так продолжаться не могло. Не слишком ли все чудесно? И полностью снят запрет на алкогольный допинг для меня. Впрочем, припомнила я, слегка раздражаясь, при встречах с Дювалем о моем здоровье Мир вообще не вспоминал!
        - Мир, признайся честно, вначале ты пытался подложить меня в постель Дюваля?
        Он замер, вытаращив на меня глаза. Потом попытался сделать хорошую мину при плохой игре и нарочито небрежно отхлебнул из своего бокала. Но бог не любит лжи, поэтому он поперхнулся, закашлялся, вытер выступившие слезы и ответил, пытаясь спасти положение:
        - Я просто подумал, что тебе надо отвлечься. Ты была такая разбитая, а я не мог помочь. Дюваль был очень кстати. И ведь получилось! Смотри, ты больше не плачешь без причины и глазки горят. Ну, а если мсье банкир из симпатии к тебе решит помочь твоему мужу, то что же здесь плохого! Видишь, я признаю, что ты мне помогла, пусть и нечаянно.
        - Ты мерзавец!  - взорвалась я наконец.  - Сволочь! Ты снова использовал меня! Не надо говорить, что ты хотел сделать лучше для меня! Грязь какая! Ты видел, как мне плохо, и знал, что я поведусь на Дюваля, потому что… устала. А знаешь, почему так получилось? Потому что ты ради своего бизнеса мной жертвовал!  - Мир вздрогнул от правды, как от удара, и опустил голову.  - Да если бы ты хоть немного был человеком, ты бы отдал все, лишь бы я собой не рисковала! Вот так мужчины поступают! Да хоть пятьсот раз я тебе расскажу, что это такое, когда тебя похищают и грозят убить, ты не поймешь! Только пережить можно. Ну, не любил ты меня, но за что это на мою голову?
        Все это я выпалила на одном дыхании, а когда воздух в моих легких закончился, обвиняемый начал защищаться:
        - Леночка, я пытался спасти тебя, искал тебя во Франции, в России. Я верил, что все обойдется. И ты держалась так мужественно, была такой сильной, что мне казалось… я думал… ты… любишь меня и ради меня выдержишь все. Я забыл, что ты просто женщина и тебя надо защищать.
        Он сказал это так искренне, с таким раскаянием, что я вдруг пожалела на секунду о своем горячем монологе. Он восхищался мной, а я разоралась, как какая-нибудь жена «нового русского» - бывшая продавщица местного продторга. Как же я выгляжу в его глазах после этого?
        - А Дюваль,  - продолжил он другим тоном,  - просто плейбой.
        - Да нет, не просто.  - Я снова начала злиться.  - Он конченый мазохист.
        - Почему?
        - Откуда я знаю, почему. Может, его мама не любила в детстве. Он попросил привязать его к кровати и побить.
        - Так дело дошло и до кровати!  - протянул Мир глуховатым незнакомым голосом, будто подтверждая свои мысли.
        - А ты не этого хотел!
        - Но все же дошло.
        Как и голос, выражение его лица было совсем чужим: он вроде улыбался, но глаза были прищурены. Он явно допрашивал меня. Я сопротивлялась изо всех сил:
        - После сцены с Женевьевой - дошло.
        Мир никак не отреагировал на мой выпад. Тем же мерзким тоном инквизитора он задал вопрос:
        - Ты привязала его, и что было дальше?
        - Взяла хлыст и высекла его.  - Я отвернулась, чувствуя себя глупо.
        - Ты била его хлыстом?  - прозвучал следующий вопрос.
        - Била хлыстом, поливала расплавленным воском, а когда он кончил, ушла. Я постаралась сделать все как можно хуже, чтобы он не дал тебе денег. И еще: когда я била его, я представляла, что бью тебя!
        - Эротическая фантазия?
        Я повернулась к нему: передо мной сидел уже не Торквемада, а мой муж, и весь его вид говорил о том, что сейчас он расхохочется.
        - Садистическая фантазия.
        - Ты хотела бы стукнуть меня?  - Он уже посмеивался, представляя себе меня, гоняющуюся за ним со сковородкой.
        - Тогда хотела. Ты так замучил меня своим бизнесом!
        - Знаешь, я такой. И всегда таким был.
        - Да, я знаю: я сама виновата. Сама захотела!  - Меня одолевал новый приступ злости.
        - Ну, в общем,  - да.
        Вот и дошутился! Я плюхнула пустой бокал на столик и вцепилась мужу в волосы. Он заливался смехом, щекотал меня за бока, потом легко, будто я трехлетний ребенок, уложил меня на пол. Я отпустила его волосы. Мне тоже стало смешно, легко. Он таки довел меня до рукоприкладства! Может, я и впрямь не мазохистка, а форменная садистка? Бросаюсь на мужчин с хлыстом и кулаками! Что сказала бы моя мама?
        Мир стоял надо мной на четвереньках, крепко держа за плечи своими железными руками и сжимая коленями бедра. Отсмеявшись, мы смотрели друг на друга. Совсем немного времени назад такие взгляды заканчивались бурными поцелуями и жарким сексом. И первой всегда начинала я. Но теперь… Я просто смотрела на него и думала о том, что бы съесть на ужин, и о том, что надо поставить букет, принесенный Миром, в воду. Бедный веник валялся на комоде в прихожей. Мир заговорил:
        - Между прочим, среди приятелей Дюваля есть мой знакомый. Он рассказал мне, что у этого… извращенца появилась фантастическая женщина. Она просто потрясающая, так сам Дюваль сказал, и он с ней три раза кончил. Это про тебя?
        - Со мной он только один раз…  - засомневалась я.  - Во всяком случае, я так поняла. Нет, вряд ли это я!  - Мне уже было немного не по себе от этого разговора, но циничный Мир продолжал:
        - Скорее всего ты! Он, то есть этот… Дюваль признался, что первый раз кончил, когда только увидел тебя с черными волосами в кожаных штанах, второй раз - когда ты отстегала его, а третий - когда спокойно ушла и слова не сказала. Я тоже не подумал сначала, что речь о тебе, но вот черные волосы, вот кожаные штаны. Знаешь, ты полна сюрпризов!
        Я молчала. Мне уже было холодно, и плечи, прижатые к полу, затекли.
        - Знаешь, что я вижу?  - тихим голосом, когда-то сводившим меня с ума, спросил самый лучший мужчина в мире. И сам себе ответил:  - Я вижу женщину, которой очень благодарен и которую хочу сделать счастливой.
        Я поняла, что это и есть признание в любви. Мир не знает слово «люблю», но того, что он уже сказал, вполне достаточно. Пришел мой час, а мне вроде как скучно. Странное я создание: умирала от любви, ждала ее, а теперь, когда все случилось,  - равнодушна. Мир ждал ответа, но я просто высвободилась из его рук, поднялась и пошла к двери. Все же надо поставить букет в воду.


        ГЛАВА 29
        И снова дни пошли за днями. После того разговора в гостиной мои отношения с Миром перешли совсем в иную плоскость. Нет, это неправильное определение. Точнее сказать, наши отношения сошли на нет. Я продолжала жить в свое удовольствие: отдыхала, посещала косметические салоны, бассейны с морской водой, массажистов, редких подруг из русских, обосновавшихся по той или иной причине в Париже. Большинство из них проводили время так же, как и я, в праздности и безделье, а их мужья, русские или французы, работали день напролет. Почти все дамы заработали свое нынешнее благополучие, что называется, одним местом. Никогда не поверю, что можно влюбиться в жирного старого мужика, воспитанного при коммунистах по стандарту «лучший парень на деревне», но зато имеющего денежки и живущего теперь во Франции. Милые жены таких субъектов знали о тряпках и отдыхе все. Теперь я тоже стремилась слиться с общей массой таких дамочек. Быть просто женщиной, чего еще желать? Почти у всех моих новых подружек были любовники. В основном тоже из русских, только попроще. Они были шоферами, официантами, еще кем-то. Особенным спросом
пользовались бывшие спортсмены, теперь обретающиеся в дорогих тренажерных залах.
        Я смотрела на эту жизнь, почти участвовала в ней, мне все нравилось, но часто с тоской вспоминала те, первые годы в Париже, когда видела город только из окна автомобиля по дороге в офис и из офиса. То время, когда Мир был моим божеством, когда самая рутинная работа в фирме была увлекательнейшим занятием, когда я не знала бутиков, салонов, бистро, потому что рано утром уезжала с любимым и поздно вечером возвращалась. Я тосковала по своим мучительным одиноким ночам, по вкусу «Отвертки» с сигаретой в темноте. В те годы мне нравилось курить в темноте, не видя дыма, а только наблюдая за оранжевой звездочкой, мерцающей в ночи. Конечно, сейчас я могла бы спокойно покурить ночью в спальне и выпить пару коктейлей, но в этом не было ровно никакого смысла.
        Я часто звонила домой, маме, узнавая последние новости. Элла родила дочку, мама моего первого мужа умерла. Нас не известили об этом, может, и правильно. Мы принесли ей только горе. Бабушка становилась все здоровее и все лучше и лучше разбиралась в жизни. Она по-прежнему поливала меня грязью, будто мысль о внучке - убийце и проститутке - делала ее жизнь, все прожитые годы особенно осмысленными. Мне всегда казалось, что понять и простить своих детей - вот главное, что может сделать человек в своей жизни. Но как я могу судить об этом после всего, что случилось, и к тому же у меня нет детей.
        Первое время Мир искал причины происходящих со мной перемен. Однажды утром, во время завтрака, он сказал:
        - Знаешь, я понимаю, что тебе одиноко здесь. Может, ты хочешь ребенка?
        Я очень удивилась, услышав такое. Ведь это назначенная цена, и я плачу ее, как бы тяжело ни было. Да уже и не так тяжело. Поэтому я ответила:
        - У тебя же не может быть детей. К чему эти разговоры?
        - Но можно взять малыша на воспитание. Или обратиться в банк спермы.
        Мне стало неприятно. Я не могу смотреть на сперму с медицинской точки зрения. Выделения чужого человека, впрыснутые шприцом?! Наверное, отвращение отразилось на моем лице, потому что муж произнес с явным облегчением:
        - Ладно, ладно! Я думал, у женщин такая программа.
        - У женщин такая программа.  - подтвердила я.  - Но у меня слишком давно все наперекосяк, чтобы начинать теперь все исправлять. А вообще, родить ребенка от тебя я бы согласилась даже сейчас…
        После этого «даже сейчас» я осеклась, не зная, как сгладить впечатление повисших в воздухе слов. Мир смотрел на меня, приподняв одну бровь и приоткрыв рот. Я не просто проболталась, я объяснила ситуацию полностью.
        - «Даже сейчас»,  - повторил он. Я опустила глаза.  - Вот, значит, что происходит.
        Муж одним глотком допил кофе и вышел из-за стола. Я не знала, что делать и что говорить. Краем глаза я видела, как он стоит у зеркала в прихожей, делая вид, что проверяет бумажник, ключи и что-то там еще. Может, он ждал моих слов или жеста. Что с ним происходило, мне было непонятно. Да и когда мне было понятно? Раньше я тоже не понимала, а любила его.
        С тех пор я была предоставлена самой себе полностью.


        ГЛАВА 30
        Прошло около полугода. Можно сказать, что Мира я больше не видела. То есть он появлялся очень поздно вечером, ужинал и уходил в свой кабинет. Я тоже почти не бывала дома. Иногда, сначала чаще, потом - гораздо реже, я хотела поговорить с мужем обо всем, что происходило и произошло, о нас. Но всегда находились причины для того, чтобы разговор отложить. Я думала: «Ладно, поговорю завтра», и завтра откладывала тоже. Почему так получается? У самого близкого человека творится что-то на душе, а ты ничего не предпринимаешь. А с ним и впрямь творилось что-то. Он не улыбался, не шутил, не касался пальцем горбинки на носу, не говорил о делах. Иногда я встречалась с Полем Ле Февром, моим единственным другом, которого я искренне любила и понимала. Мне казалось, что он тоже относится ко мне по-особенному. Как-то, когда мы сидели в кафе и болтали о том о сем, он сказал:
        - А шеф здорово изменился в последнее время.
        Я немного напряглась и поинтересовалась, в чем это выражается.
        - Он рассеянный, не такой деловой, как раньше. Думаю, мы все в офисе думаем, что он устал. Когда вы в последний раз отдыхали?
        - Да мы и в первый раз не отдыхали,  - рассмеялась я. И задумалась.
        Вечером я ждала Мира, чтобы предложить ему поехать куда-нибудь, но не дождалась. Он позвонил и сообщил, что приедет через неделю. Он в Испании и очень занят. Поэтому (а почему же еще!) он говорить больше не может. Через неделю я решила, что разговор об отдыхе все равно будет напрасным. Мир не умеет отдыхать.
        Я и свои чувства не подвергала анализу. Только помнила, каким раньше все вокруг было ярким, цветным, столько всего происходило, жизнь была так насыщена! Сейчас же, проведя время в ночном клубе, шикарном кинотеатре или на вечеринке с новыми друзьями, я уже на следующий день ничего не помнила. Романов не заводила, хотя предложения поступали регулярно. Мужчины вокруг казались мне скучными, лишенными обаяния, магической силы, привлекательности. Как же все-таки Мир отличался от них!
        Самым забавным было то, что меня буквально преследовал Серж Дюваль. После нашей с ним «ночи любви» он позвонил только через месяц, но букеты от него я получала и раньше. Просто это тоже был такой мазохистский кайф - оттягивать встречу, мучиться неизвестностью и ожиданием. Я поговорила с ним холодно, он не интересовал меня больше. Это было ошибкой: холодность возбуждала жаждущее страданий сердце. Может, если бы я сама гонялась за ним, он бы и отстал, но я отказывала ему во встречах и отсылала подарки. Мир не комментировал ситуацию, хотя неоднократно сам приглашал меня к телефону, когда Дюваль названивал, и частенько передавал приветы от сладострастника. Сухо и сдержанно.
        Однажды днем, когда я маялась от безделья, раздался телефонный звонок. Мужской голос, смутно знакомый по прежней жизни, сказал по-русски с явным акцентом:
        - Лена? Это вы? Очень рад вас слышать! Это Франсуа, помните меня? Я ухаживал в России за вашей подругой Эллой!
        - Франсуа! Боже мой! Конечно, помню.
        - Я хотел бы с вами встретиться, вспомнить былое, поговорить по-русски. Вы не против?
        - Конечно, приходите сегодня в гости. Скажем, к обеду.
        - Спасибо, приду!
        Он уточнил адрес и повесил трубку. Все же не так я обрадовалась, как изобразила. Прежняя жизнь в России была для меня далеким и неприятным прошлым.
        Франсуа пришел, мы пообедали, поболтали не поймешь о чем, и он ушел. Если честно, то я так и не поняла, что это был за визит. Его интересовала наша жизнь - где бываем, с кем общаемся, но больше всего его интересовал Мир. Мир и его дела. Его клиенты, конкуренты, поездки, приятели и прочее. К сожалению, теперь я мало что могла рассказать об этом. Дела Мира теперь были только делами Мира и ничем больше для меня. Франсуа был немного разочарован, а я даже не подумала, зачем он это все выспрашивает.
        После его ухода на душе у меня было мерзко. Возможно, повлияли воспоминания - я все думала и думала о доме, о маме. Что я тут делаю, без дома, без семьи, с мужчиной, который едва здоровается со мной?! У Эллы уже есть дочь, у других подруг - нормальные семьи, а я тут сижу… Что будет завтра? Мир бросит меня без средств к существованию. Найдет себе бабенку и вышвырнет меня! Память подсунула мне картинку из недавнего прошлого: Мир с Женевьевой. Мне стало жалко себя. Я пошла забытой дорожкой к бару и открыла его. Дорогое вино и коньяки выстроились в два ряда. Я выбрала коньяк, налила в стакан на палец, потом подумала и добавила еще столько же. Дело пошло так споро, будто и не прерывалось на несколько лет. Да, это как ездить на велосипеде - один раз научишься, и всегда умеешь.
        Но каков Мир! Мерзавец! Попользовался мной, теперь, когда я стала другой и манипулировать мной уже нельзя, он просто наплевал на меня. «Женщина, которой я благодарен»! «Хочу, чтобы ты была счастлива»! Зачем врать, мне же ничего не нужно. Ничего.
        Я рыдала от жалости к себе. И одновременно злилась на мужа. Какой же он негодяй! Злость полыхала все сильнее, а коньяк был как топливо для этой злости.
        Довольно долго я продолжала перебирать в уме все свои несчастья, все обиды, полученные за годы замужества. С нетерпением поджидая Мира, я предвкушала, как выскажу ему все, как брошу в лицо обвинения, как заставлю его ползать передо мной на коленях. Нет! Этого будет мало! За то, что он со мной сделал, его надо убить!
        В злобе мечась по пустому дому, я и не заметила, как приехал Мир. Продолжая выкрикивать угрозы в его адрес, я неслась на кухню, зачем, еще сама не знала. Но как только увидела стоящего на пороге злодея, сообразила, что мне нужен нож. Большой нож для мяса и всего такого. Потому что после того, как я разберусь с мужем, он будет не больше чем мясом.
        Мир продолжал стоять на месте, только левая бровь поползла вверх. Новая дурацкая манера! Он наблюдал за мной, видимо, еще не понимая, что он уже не жилец на этом свете.
        Раздобыв нож, я выскочила в гостиную и замерла в дверях как раз напротив мужа, соображая, какую обвинительную речь он услышит перед смертью. Теперь мы стояли друг напротив друга, как два дуэлянта. Только Мир не был вооружен. Кажется, я замолчала в это время. Вообще все помню, будто видела со стороны, без звука и сквозь матовое стекло. Странное состояние.
        - Что происходит?  - услышала я издалека голос Мира.
        - Ах, что происходит?! Сволочь, мерзавец, негодяй, проклятый ублюдок! Ненавижу тебя! Убью!  - орала я. Где-то в самой глубине сознания пульсировала яркая, но далекая точка, она посылала мне сигнал остановиться, сесть, подумать, но я не собиралась принимать этот сигнал здравого смысла.
        Заведя себя в достаточной мере, я бросилась на мужа, выставив вперед нож. Мои движения были разболтанными, неловкими. Добежав до жертвы, я размахнулась, но он легко перехватил мою руку и вынул из нее нож. От бешенства, что покушение не удалось, я начала визжать, биться у него в руках, пыталась кусаться и топать ногами. Последняя искра благоразумия погасла в моем сознании, и последующий час моей жизни мне запомнить не удалось.
        Я очнулась, уже лежа на диване, вокруг меня было много людей, они что-то говорили, только смысл уходил от моего перенапряженного сознания. Это были врачи, кто-то держал меня за руку, звучал голос Мира, мне с трудом удалось разобрать, что он предлагает оставить меня дома с сиделкой. Я села на диване и четко произнесла:
        - Если с Женевьевой, то не надо.
        Окружившие диван люди - трое мужчин и две женщины - уставились на меня, как на привидение. Я узнала двоих докторов, консультировавших меня после похищения в прошлом году. Женщины, видимо, были медсестрами, третьим мужчиной был Мир.
        - Как вы себя чувствуете?  - поинтересовался доктор помоложе, кажется, мсье Пуату.
        - Нормально,  - сказала я и снова откинулась на подушки.
        - Конечно, нервный срыв. Но, на всякий случай, мы взяли кровь на анализ. Мало ли! Конечно, алкоголь затруднит проведение исследований, но посторонние вещества все же выявить можно.
        Через полчаса доктора уехали, оставив только женщину, которая должна будет последить за мной ночью. Но Мир распорядился иначе. Он приготовил медсестре комнату для гостей, а меня унес на руках в спальню. Я была вялой, покорной. Вроде бы помнила что-то, но как кадры фильма, который смотрела в детстве.
        - Я что же, бросалась на тебя с ножом?  - спросила я, когда он бережно положил меня на супружескую кровать.
        - Вообще-то, да. Но тут надо разобраться. Когда я вошел, ты бегала по дому, бормотала проклятия, рыдала, ругалась. Довольно удивительное поведение. Потом посмотрела на меня, абсолютно безумно, притащила из кухни здоровенный нож и бросилась на меня, а когда я забрал нож, у тебя началась форменная истерика. Это было что-то дикое: у тебя на губах выступила пена, ты вся дергалась, извивалась. Знаешь, как одержимая. Мне стало страшно. Я подумал, что это эпилепсия или еще что-то такое, и вызвал врачей. Они посмотрели на тебя, вкололи успокоительное, оно не подействовало, тогда они ввели тебе наркотический препарат, с моего согласия, конечно. Ты должна была проспать двенадцать часов, а ты через двадцать минут очнулась как ни в чем не бывало.
        - Мир, прости меня! Господи, что же это было? Знаешь, я как отупела. Совсем ничего не понимаю. Боже мой, любой другой на твоем месте просто избил бы меня и отдал в полицию. А ты бросился помогать! Спасибо. Может, я и впрямь схожу с ума?
        - Я не сказал никому, что ты с ножиком игралась.  - Он уже чуть-чуть улыбался.  - А вообще, такое тебе не свойственно. Ты не истеричка. Одно меня беспокоит. Где-то я уже видел это. Но где, когда?
        - Какое такое?  - Я почувствовала - это серьезно. Надо вспоминать.
        Он задумался, потер пальцем нос. Сейчас Мир был прежним: теплым, близким. Я засмотрелась на него, заныли шрамы. Он поднял голову, и наши взгляды встретились. Я отвела глаза. Он сказал:
        - Истерика без повода. Скажи правду, ты наркотиками не балуешься?
        - Нет. Даже не пробовала. Мне вроде как ни к чему.
        - Точно? Да? А что делала весь день?
        - Ничего. Валялась, смотрела телевизор, болтала по телефону. С Мишель, с Полем, с Ингой. Ну, знаешь, жена того испанца, у которого виноградник в Андалусии. Они во Франции, хотели встретиться. А! Ведь Франсуа приезжал к обеду! Но я так и не поняла, зачем.
        - Какой еще Франсуа?
        Да, Мир же не помнит! Он и видел этого Франсуа всего пару раз.
        - Франсуа, ухажер Эллы. Свидетелем на свадьбе у нас был, помнишь?
        - В России,  - уточнил Мир. Он совсем забыл прошлую жизнь.  - Ну да. Так зачем приходил?
        - Вот и не знаю! Говорить не о чем, так, поели, и все.
        - Он не привозил с собой к столу, например, вино?
        - Ты что, думаешь, меня подпоили?  - Мир допытывался, на мой взгляд, уж очень въедливо.  - Так ведь я сама потом коньяком угощалась. Вот и результат.
        - Я сто раз видел тебя в самых различных стадиях опьянения, и никогда ты не была агрессивна. Уж с ножом на людей не бросалась, это точно. Может, тебя и подпоили, только не алкоголем. И я вспомнил: вот так же зверела Альбина. И ты вроде говорила, что в деле Жоры упоминается анализ его крови и крови его сестры. А там - препарат какой-то, вроде озверина. И мы решили с тобой же, если помнишь, что это меня убить пытались. Руками жены.
        - Так что же это? Все повторяется? Слушай, а там агентство упоминалось. «Дипломат» или «Префект»…
        - «Консул»!  - подхватил Мир, его глаза блестели.  - «Консул»! И хозяин его - Франсуа… Не помню фамилию!
        - Буало!  - теперь эстафета была в моих руках.  - Еще писатель был такой, работал в паре с другим: Буало и Насержак. Я читала, поэтому и запомнила. А фамилии нашего Франсуа до сих пор не знаю!
        Мир бросился вон из комнаты. Я оторопело крикнула вслед:
        - Эй! Ты куда?
        - Звонить Элле! Может, она помнит?
        Телефонный аппарат у нас стоял в прихожей внизу. Я с трудом поднялась с кровати и поплелась по ступенькам, цепляясь за перила и охая.
        Пока я одолела несчастные двадцать ступенек и пересекла холл, Мир успел дозвониться в Россию моей маме, узнать номер телефона Эллы и набрать его. Разговор был коротким, муж даже не позволил мне поболтать с подругой, так он был увлечен расследованием. Я как раз решила передохнуть в креслице, когда он шлепнул трубку на аппарат и закричал на весь дом, предполагая, что я еще наверху:
        - Буало! Он - Буало!
        Вошел в холл, увидел меня и почти шепотом спросил:
        - Ты слышала? Буало!
        Я засмеялась. Только глухой в противоположном конце Парижа не услышал его!
        - Что ты смеешься?  - Мир от сыщицкого возбуждения совсем потерял чувство юмора.  - Это точно он. Франсуа уехал из России сразу после нашей свадьбы. Элле вообще ничего не объяснил. Она была в шоке, переживала. Да, чуть не забыл, привет тебе от нее и от мамы.
        Мне стало тепло от одного упоминания о маме и самой любимой подруге детства. Я улыбнулась и попросила Мира отнести меня снова наверх. Спала я чудесно, будто забыла о надвигающейся опасности.


        ГЛАВА 31
        Утром Мир занялся самым любимым своим делом - инструктажем.
        - Значит, так. Буало перезвонит все равно. Его задача - довести тебя до убийства меня.  - Он проследил за выражением моего лица, проверяя, правильно ли я поняла его кособокую фразу. Я понимающе кивнула. Он продолжил: - В случае с Альбиной, ей дали пистолет. Думаю, ты тоже получишь оружие. Постарайся ничего не пить. Я имею в виду, что он должен думать, что ты приняла его препарат. Жалуйся на меня. Делай вид, что злишься. Теперь самое главное. Назначь встречу так, чтобы я смог заранее подъехать и спрятаться. Мы выведем его на чистую воду.
        - Как?
        - Мои проблемы. Все, я пошел. Не забывай звонить мне. Хотя… Знаешь, а вдруг они прослушивают телефон? Тогда они знают, что я звонил Элле! Идиот!
        Он сел на кровать и обхватил голову руками.
        - Ничего.  - Я стала лихорадочно соображать.  - Знаешь, я прямо по телефону расскажу ему байку, что мы с тобой поспорили, как его фамилия. Я говорила - Буало, а ты - Насержак! И мы даже звонили Элле, чтобы уточнить. Ты же ничего лишнего не болтал?
        - Не болтал! Лучше я говорил - Буало, а ты - Насержак!
        Я удивилась:
        - Это еще почему?
        Пристально посмотрев мне в глаза, Мир серьезно объяснил:
        - Не люблю ошибаться!
        Он поцеловал меня на прощание и вышел.
        Мы вновь стали единомышленниками. Как-то само получилось, что опасность снова объединила нас. Мы снова много говорили, обсуждали разные версии и задавали друг другу вопросы, чтобы разобраться во всем, что происходило.
        Мир считал, что за него взялись снова и, кроме всего, это не русские, не мирзоевская наркомафия. Все же мы склонялись к версии, что русские мафиози не стали бы пытаться действовать на территории Франции. Он предполагал существование другой силы, нанявшей «Консула» и пытавшейся еще семь лет назад убрать Мира руками Альбины. Это была серьезная организация, потому что сам хозяин «Консула» рванул по их делам в Россию. Но кто они, чем помешал Мир этим людям и почему семь лет они не трогали его?
        Я же добавила, что непонятно, действовали ли они сообща с Мирзоевым или являются его конкурентами. Конкуренты или сообщники, эти люди тоже связаны с наркотиками. И еще одна деталь: Жору тоже накачивали «озверином»! Может, хотели избавиться сразу от обоих: одного - на кладбище, а другого - в тюрьму. Кто-нибудь, Жора или Альбина, убьет Мира. Уже хорошо. Если это будет не Жора, его можно будет убрать потом. Словом, запутанно и малопонятно.
        Мы ждали Франсуа. Ему придется многое объяснить.
        Буало позвонил только через три дня. Он явно набивался в гости, но не знал, какой предлог придумать. Но я ведь тоже жаждала встречи, поэтому сама стала лезть на рожон, говоря, что одинока, что нет в моей жизни человека, который мог бы выслушать меня, что Франсуа позвонил так вовремя!
        Он ответил по-русски:
        - Леночка, давайте же встретимся! Поговорим по душам! Я всегда считал, что по недоразумению родился мужчиной, женщин я понимаю гораздо лучше. И все женские неприятности всегда связаны с мужским полом. Мне, право, даже стыдно, что я тоже мужчина.
        - Ах, Франсуа,  - вздохнула я,  - как мне нужна поддержка! Жизнь с Миром оказалась совсем не тем, на что я рассчитывала! Прошу вас, приезжайте завтра, мы сможем поговорить.
        Франсуа Буало обещал приехать завтра, к обеду.
        Не знаю, что затеял Мир, но он явно беспокоился. Я все же подумала, что муж догадывается, какую информацию получит от владельца детективного агентства. У Франсуа очень большой клиент. С большими аппетитами. Семь лет назад он собирался убрать сразу двух зайцев, то есть двух русских предпринимателей - Георгия Маркова и Владимира Шахова. Почему-то они ему тогда очень мешали.
        Для этого, по заказу этого самого мистера Икс, Буало накачивает каким-то препаратом, возбуждающим в человеке агрессию, Георгия Маркова и жену Владимира Шахова - Альбину. Между прочим, мы получили результат анализа моей крови, взятой после дебоша и покушения на мужа. Франсуа и мне влил прилично того же самого медикаментозного средства.
        Несколько лет назад по сценарию Буало я исполняла роль красной тряпки, дразнящей разъяренных быков. Путаница с придуманным Миром похищением содействовала планам Буало. Мы встречались на съемной квартире. Вот только человек - не машина. Разозлить одного, чтобы он прикончил другого, не так просто. И «озверином» накачали, и пистолет дали, и сестрицу обработали, а все не так вышло. Жора не собирался убивать друга. Не было у него таких планов. Он только выместил злость, прострелив Миру руку, и все. А вот мне бы непоздоровилось! Меня бы Жора точно убил, если бы не Альбина. В результате несчастного случая Жора убивает сестру, и это спасает меня. Он же не герой Тарантино, чтобы мочить всех подряд и философствовать! Он в шоке. Его арестовывают и перевозят в Россию. Но беда в том, что он связался с русской мафией, пообещав перевозить сырец для производства наркотиков в парижской лаборатории. В руках у ментов Марков может разговориться, он всего-навсего бизнесмен. Его убивают в камере. Мистер Икс исчезает на семь лет, не пытаясь убрать Мира снова.
        Проходит семь лет. Почему-то, и это почти главный вопрос, мистер Икс начинает прежние игры прежними методами. Ну, положим, методы выбирает Буало. Может, это его стиль - он поит людей своим знаменитым «озверином», и кто-то убивает намеченную жертву. Со стороны это выглядит как бытовая ссора, закончившаяся кровопролитием. Вот и тогда, когда Жора и Альбина получили свою дозу, их встречи с представителями агентства «Консул» остались бы незамеченными. Вот только за Жорой следили из-за его связей с Мирзоевым. Наверно, хороший метод у Франсуа Буало, если он пользуется им уже минимум семь лет.
        На таких соображениях остановились мы с Миром накануне встречи с моим утешителем.


        ГЛАВА 32
        Франсуа подъехал точно в назначенное время. Я поджидала его в гостиной, нервничая и крутя в руках сигарету. Когда его автомобиль остановился возле дома, я выскочила на порог, словно радушная хозяйка. На самом деле у меня в холодильнике валялся лишь кусок подсохшего сыра. Обедать детективу сегодня не придется.
        Он вышел из машины, отвечая на мою улыбку шутливым наклоном головы. Ну прямо старые добрые друзья!
        - Ах, Франсуа, вот и вы! Уже заждалась!
        Я взяла его под руку и повела в дом, щебеча и сияя. Распахнув перед гостем дверь, я чуть-чуть подтолкнула Франсуа вперед. Он вошел. Я вошла следом. Плотно закрыла за нами дверь и повернула дважды ключ в замке.
        - Проходите в гостиную,  - сказала я. Франсуа доверчиво потопал по коридору. На пороге комнаты его встретил мощный удар в челюсть, нанесенный безжалостным кулаком моего интеллигентного мужа. Буало крякнул и осел. Я не ожидала, что Мир будет действовать вот так просто, поэтому сказала то, что говорила в моменты неожиданного испуга:
        - !..
        - Иди отсюда,  - скомандовал Мир.  - Поднимайся в спальню, включи телевизор погромче и жди, когда я позову тебя.
        Он был прав. Кое-что мне лучше не видеть. Я рванула вверх по лестнице, включила музыку на всю мощь динамиков и открыла балконную дверь. Потянулись минуты, одна за другой, тягучие, злые минуты. Воображение было отключено, слух блокирован. Поторчав на балконе, вернулась в комнату. Легла на кровать и закрыла глаза. Я думала о посторонних вещах, о платье, которое купила вчера, о том, что неплохо бы выпить чего-нибудь покрепче. Вообще-то я почти не пила последнее время. То есть с тех пор, как Мир перестал затмевать для меня солнце. Может, я теперь здорова? Вот так чувствуют себя здоровые люди? Не может быть! Ради чего же они тогда живут?
        Музыка внезапно смолкла. Я открыла глаза. Возле кровати стоял Мир. Он был растрепан, какие-то бурые пятна украшали голубые джинсы, рукава черного свитера грубой вязки были закатаны.
        - Пойдем,  - позвал он.  - Франсуа все рассказал.
        - Что с ним?  - Мне вдруг стало страшно. Вдруг Мир убил детектива? Что тогда?
        - Ой, да ничего! Думаешь, я первый, кто рыло ему чистит?
        Мы спустились вниз. Буало сидел на диване. Вид у него был - хуже некуда. Лицо отекло, правый глаз заплыл, он держался за живот и постанывал, губы распухли, из них сочилась кровь. Его ноги были связаны скотчем. Думаю, что Мир немного протер мокрой тряпкой лицо избитого и пол возле дивана, потому что, судя по внешнему виду бедняги Франсуа, ему здорово досталось. Мир знал, что меня тошнит от вида крови.
        Мы уселись в кресла напротив пострадавшего детектива. Я чувствовала себя не лучшим образом. Все же избивать приглашенных на обед гостей как-то неприлично.
        - Знаешь, что он мне рассказал?  - спросил мой муж.
        - Почти,  - ответила я.
        - Он сказал, что первым его клиентом был Жан Перье.
        - Кто это?  - не поняла я.
        - Это был мафиози номер один в Париже. До недавнего времени. Его грохнули пару месяцев назад.
        Какие-то кадры стали всплывать в памяти.
        - По-моему, показывали в новостях. Ему голову снесли. Море крови. Ужасно.
        - А то, что сделал ваш муж, не ужасно?  - сипло поинтересовался Франсуа Буало.
        - Извините, Франсуа, но ведь и вы не с дружескими намерениями пришли.  - Он фыркнул разбитыми губами, будто его поступки судились по другим, особым нравственным меркам.  - Вы хотели подсыпать мне кое-что, под действием чего я бы набросилась на мужа. А пистолет он тоже принес?
        - А как же! Все по плану!
        Мир скрывал свои эмоции. Так он делал всегда, когда ситуация выходила за рамки стандартной. И все же я видела: он злится, нервничает, потому что узнал нечто важное для него, для его драгоценного дела.
        - Итак, мсье Буало,  - продолжил Мир тоном прокурора на судебном разбирательстве.  - Итак, вы утверждаете, что первый заказ семь лет назад вам сделал ныне покойный Жан Перье. Он просил вас проследить за некими русскими предпринимателями, которые уже наладили связи для открытия совместного предприятия, поставляющего удобрения во Францию. Дело в том, что мсье Перье контролировал рынок наркотиков по всему Парижу и пригородам. Некоторое время назад он получил информацию о поступлении нового наркотического средства, которое получило название «душитель». Кое-кто из постоянных клиентов даже отбыл с его помощью на тот свет. По своим каналам Перье узнал, что «душитель» прибывает во Францию из России. Он вышел даже на поставщика - Мирзоева и проведал о его связях с теми самыми русскими бизнесменами. Перье не хотел, чтобы «душитель» заполонил рынок наркотиков во Франции. Это средство могло принести налаженному бизнесу только проблемы. Заказ был такой: не допустить русскую фирму «Лоза» на французскую землю. Все правильно, мсье Буало?
        Буало, внимательно слушавший обвинительную речь Мира, вздохнул и кивнул. Мой умный муж продолжил:
        - Обрати внимание, Лена, Франсуа сам катит в дикую Россию, чтобы контролировать процесс. Он знакомится с Эллой Марковой, которая думает, что миленький французик вытащит ее из глубинки на божий свет. Тем временем наш друг выяснил, что мозговым центром,  - Мир постучал по своей голове,  - был Володя Шахов. Таким образом, надо было его убрать. Кстати, дорогая, помнишь наши встречи на квартире твоей подруги? Так вот, Франсуа был в курсе нашей связи. Он следил за мной и делал выводы о наших отношениях.
        Я очень хорошо помнила о наших встречах на квартире моей подруги. Жаль, не было времени предаваться воспоминаниям!
        - Я хороший специалист, мсье Шахов!  - вступил в беседу Франсуа.  - Я сделаю все, чтобы выполнить заказ. Элла была мне нужна для работы, я сожалею, что причинил ей несчастье, но такова моя жизнь.
        - Какое еще несчастье?  - об этом я слышала впервые.
        - Элла стала матерью-одиночкой после отъезда Франсуа,  - разъяснил Мир.  - Он отец ее дочери. Хороший специалист, мсье Буало, мог бы и презерватив натянуть.
        - Как это вы делаете, мсье Шахов!  - в тон ему ответил Буало.  - Что-то не видно здесь ваших деток! Мадам Лена вам тоже нужна для работы, например, окрутить Дюваля?
        После этих слов я впервые увидела, как Мир бьет человека. Он просто встал, перегнулся через маленький журнальный столик и ткнул детектива кулаком в солнечное сплетение. Потом плюхнулся на место. Буало скорчился и шумно задышал. Мне стало страшно.
        - Не надо больше, Мир, прошу тебя,  - сказала я.  - Пусть болтает! Неважно!
        - Говорить буду я,  - ответил он мрачно.  - Так вот, когда мы прибыли во Францию, здесь уже действовали подчиненные нашего друга и сотрудники «Консула». Они встретились с Жорой и Альбиной, накормили их специальным препаратом, вызывающим агрессию, дали Альбине пистолет. К сожалению, все пошло не совсем так, как должно было пойти. Альбина отдала пистолет брату, а Жора убил сестру, а не меня.
        - Вы, русские, не поддаетесь разработке,  - пробурчал Франсуа.  - У меня годами все получалось! А с вами - прокол. И сейчас тоже прокол.
        - Думай впредь, с кем связываешься!  - продемонстрировал вконец офранцузившийся Мир национальное самосознание. Погордившись в меру русским характером, он продолжил рассказ:  - Между прочим, то, что произошло, тоже оказалось на руку этому мафиози - Перье. Жора, а не я был связан с Мирзоевым, и со смертью Жоры угроза проникновения во Францию «душителя» миновала. Буало выяснил и это. Потом Мирзоева посадили, и Перье успокоился на наш счет. Фирма, торгующая удобрениями и работающая вполне честно, его не интересовала. Прошло семь лет. За это время мое предприятие встало на ноги, «душитель» в Париже не появлялся, полиция нашла и уничтожила подпольную лабораторию, производящую наркотики, ту лабораторию, которая была связана с русской наркомафией. Кстати, тут Франсуа выдал версию: дескать, сам Перье и выдал эту лабораторию - вот как он боялся появления «душителя». Все шло чудесно, пока король французских мафиози не нарвался на пулю. Всегда полно народу, мечтающего пристрелить такого милого человека, как Перье.
        Детектив подал реплику:
        - На вас тоже желающие были! И сейчас есть!
        - Вот именно. На меня и сейчас есть один желающий. Мы с тобой, Ленка, называли его мистер Икс, а его настоящее имя Жан Этьен. Он убрал Перье и стал заправлять на парижском рынке наркотиков. Он узнал о «душителе» и о том, что это легкие и быстрые деньги. Этьена не волновали побочные эффекты, он хотел прибыли. Надо только наладить канал для перевозки и очищать сырец, превращая его в наркотик. Тут и вспомнили о моей фирме. Для начала было необходимо собрать информацию, поэтому обратились в «Консул», хозяин которого не брезговал, как мы знаем, грязной работой. Выяснив, что я ни под каким соусом не буду связываться с наркотиками, Этьен решил убрать меня физически и завладеть моим делом, то есть отличным способом доставки сырца для производства «душителя» в Париж. А дальше ты, милая, сама все знаешь!
        - Мир, что ты будешь делать теперь?
        - Расскажу все в полиции.
        - А с этим?  - я невежливо указала пальцем на потрепанного Буало.
        - А этого отпущу на все четыре стороны. Он все равно отбрешется.
        - Лучше и его в полицию. Пусть говорит там, что хочет. Может, они расколют его! Ведь без подтверждения твоих слов полицейские ничем тебе не помогут.
        - Наверно, ты права.
        Франсуа презрительно фыркнул. Конечно, у такого крупного агентства, как «Консул», столько лет занимающегося неблаговидными делами, серьезные связи с правоохранительными органами. То есть с некоторыми людьми, сидящими в креслах управления по борьбе с организованной преступностью или как там у них это называется.
        Мир вызвал полицию. Франсуа даже не пытался сопротивляться. Его спокойствие было подозрительно. Конечно, что может поделать русский бизнесмен, не обладающий ни особыми средствами, ни связями! Смогут ли его защитить от очень могущественных противников? Все эти сомнения так и повисли в воздухе. Неприятной была также мысль, что убить этого самого русского бизнесмена еще проще. Нас снова охраняли бравые полицейские.
        Разбирательство продолжалось несколько месяцев. В результате, как и предполагалось, Франсуа Буало был отпущен за отсутствием доказательств его причастности к делам мафии. Через два дня после его освобождения труп детектива выловили из Сены. Над нами сгущались тучи. Но молния ударила с другой стороны.


        ГЛАВА 33
        Как-то к вечеру, когда я по обыкновению предавалась безделью, позвонила Мишель. Она сказала, что Миру внезапно стало плохо и его увезли в клинику доктора Мортона, того самого, который лечил в свое время меня от депрессии.
        - Как плохо? Он отравился?
        - Лена, не волнуйся.  - У Мишель был такой голос, что ее совет выполнить было просто невозможно.  - С ним все будет хорошо. Просто закружилась голова, пошла носом кровь. Давление, наверное. Не звони ему на мобильник, он забыл его у меня на столе.
        - Я сейчас поеду туда.
        - Подожди меня! Я заеду за тобой.  - Мишель бы отправилась за шефом на край света. Нет, она не была влюблена в него, ничего такого. Просто француженка была очень общительной и дружелюбной дамой. Она мечтала выйти замуж за состоятельного человека, и Мир ей в этом желании потворствовал. Он намеренно оставлял перспективных, с точки зрения Мишель, кандидатов с ней наедине на несколько минут, пока она подавала кофе и могла продемонстрировать себя во всей красе, брал с собой на различные обеды и ужины, где она имела возможность встретить свою судьбу, отпускал пораньше с работы на свидания. Такое отношение к кому-либо со стороны практичного и прагматичного Мира было мне внове, но, может, он тоже немного менялся с годами? Может, личные отношения постепенно становились важными для него? Не знаю. Между нами уже давно все было в прошлом. Сохранились симпатия, уважение, взаимная поддержка. Но моя безумная любовь, кажется, убила сама себя. Теперь каждый жил своей жизнью. Мы даже негласно поделили дом: ему принадлежали гостиная, столовая и кабинет, а мне - второй этаж. Он приводил своих гостей, иногда даже не
приглашая меня спуститься, но всегда заранее предупреждая о нашествии посторонних. У меня часто ночевали подруги, живущие в самом Париже и жаждавшие тишины и свежего воздуха пригорода.
        Мишель должна была подъехать через сорок минут. Поля в Париже не было, он был в Испании, по делам.
        Что мне взять с собой? В России надо иметь при себе белый халат и сменную обувь. Может, позвонить доктору Мортону? Вот именно! У меня был личный телефон доктора. Это была почти единственная моя привилегия во французской жизни, и то потому, что у доктора Мортона больше не было пациенток, съехавших с катушек после убийства своего похитителя.
        В кабинете доктора никто не отвечал. Я перезвонила его секретарше.
        - Доктор Мортон с больным.
        - Кто этот больной? Это мсье Шахов?
        - Да.
        - Что с ним? Я мадам Шахова.
        - К сожалению, я не знаю. Извините, мадам, но ваш муж только поступил к нам и сейчас сдает необходимые анализы.
        - В каком он состоянии? Меня пустят к нему?
        - Извините, не знаю. В любом случае, приезжайте. Вы сможете поговорить с доктором.
        Про сменные тапочки я спросить забыла. Не успела положить трубку на рычаг, как услышала автомобильный сигнал. Это приехала Мишель. Я выбежала из дома, держа в руках пальто.
        Доктор Мортон не пустил меня в палату Мира.
        - Он спит сейчас. Я дал ему снотворное.
        - Что с ним?  - Мы шли по длинному белому коридору клиники. Мортон поддерживал меня под руку, хотя я в этом абсолютно не нуждалась.
        - Возможно, переутомление. Сейчас рано об этом говорить. Завтра у меня будут результаты анализов, и я все вам скажу. Ваш муж - трудоголик. Это диагноз. Образ жизни, который он вел последние десять лет,  - чистое самоубийство. Он должен отдыхать, должен заниматься спортом. Поймите, ваш долг жены объяснить ему это.
        Я улыбнулась. Вспомнила слова Франсуа Буало: «Вы, русские, не поддаетесь разработке».
        - Доктор, вы судите с позиции европейского человека. Вы привыкли к размеренной жизни и разумному отдыху. А знаете ли вы, как живут в России? Знаете ли вы, сколько работают в России? А сколько работали русские, пока строили коммунизм? Думаете, легко строить коммунизм? Плюс содержать на своей шее коммунистические партии всего мира? Вы пробовали? Нет. И знаете, что чувствуют сейчас русские, жившие при социализме, работавшие как проклятые? Они скучают по прежним временам. Вот так.
        Не знаю, зачем я все это ему сказала. Как-то стало меня все раздражать! Надоело мерить свою жизнь по чужим меркам. Доктор Мортон остановился посреди коридора и стал рассматривать меня, будто видел впервые.
        - Извините,  - сказала я.  - Что-то меня занесло. Вы Миру скажите, что отдыхать надо. Меня он давно не слушает.
        Мортон все смотрел на меня.
        - Почему вы рассматриваете меня?  - Я уже смутилась окончательно.  - Что-то не так?
        - Мне кажется,  - не отрывая взгляда от моего лица, произнес Мортон.  - Мне кажется, я теперь понимаю, почему ваш муж так любит вас.
        На секунду-другую я превратилась в соляной столб. Но потом поняла - обычная вежливость. Немного углубленная, но обычная.
        - Вы путаете,  - ответила я.  - Это я его любила. А он меня - никогда. Но это неважно. Он все равно много значит для меня, даже сейчас. Я очень волнуюсь за него.
        - Поезжайте домой, Элен. Завтра мы с вами встретимся и поговорим.
        Я подчинилась.


        ГЛАВА 34
        На следующий день, сидя с утра пораньше в палате мужа, я размышляла над простым вопросом: «Почему?» - и не находила сил для ответа. Оказалось, что Мир смертельно болен. Он сгорал, как свеча. Ему осталось не больше месяца жизни.
        Мир уже все знал. Он принял дурные новости спокойно. Только на минуту закрыл глаза и полежал так молча. И снова потряс меня до глубины души. Держаться с таким достоинством на пороге смерти! Сколько знаю его - столько удивляюсь!
        Сейчас он открыл глаза и начал раздавать поручения. Спокойно, будто и не он умирает, Мир говорил о счетах, аренде, сделках. Завтра приедет Поль, он займется ликвидацией дела во Франции, а я должна буду заняться тем же в России. Вырученные деньги пойдут на счет клиники доктора Мортона, в благотворительные фонды России и на мой счет. Он много еще чего успел сказать по делу, пока сиделка не выставила меня за дверь.
        - Придете к вечеру. Сейчас больному необходим покой.
        Мне хотелось спросить, зачем ему покой? Ведь он все равно умрет, ничто ему не поможет, никакой покой. Однако пришлось подчиниться, да и надо было выполнять поручения Мира. Может, это и неправильно, может, и лучше было оставить все как есть, а уже после его смерти заниматься делами. Обычно люди так и поступают. Ведь, в конце концов, случаются же чудеса: кто-то выздоравливает при самых тяжелых диагнозах, и бывают медицинские ошибки. Может, и мне надо было вести себя иначе, не так разумно, надеяться на чудо, молиться, утешать больного. Только ведь Мир не был обычным человеком, он не любил обмана, он смотрел прямо в лицо смерти, и оно его не пугало. Прежде всего - дела. Он должен привести все в надлежащий вид. Он должен успеть, и я помогу ему.
        В своих чувствах я предпочитала не разбираться. Я боялась увидеть в глубине своей души Нечто, которое напугает меня. Холодное пространство, родившееся от ледяных глаз Мира. Что-то вроде облегчения от смерти когда-то любимого человека. То, что страшнее любого горя. Мне казалось, замерзшая пустыня поселилась во мне, выморозила все живое, и я больше никогда не смогу почувствовать жизнь. Вот только Мир решил иначе.
        Находясь в больнице, он завел традицию: войдя в палату, я должна была целовать его. Потом садиться рядом на стул и брать больного за руку. Потом говорить о делах, потом обедать с ним и уходить, чтобы выполнить новые поручения. Вечером возвращаться на некоторое время, снова целовать и садиться на стул рядом с кроватью, снова говорить о делах. Так он хотел. Между прочим, это было удобно: никаких чувств, никаких лишних эмоций. Часто со мной приезжал Поль. Он очень удивлялся, что я совсем не плачу. Знал бы он, как мне холодно в этой вечной мерзлоте! Что же делать, если нет слез, которые могли бы ее растопить? Дома я тоже была занята - звонили мои подруги. Им было интересно, что я чувствую, прежде чем стану богатой вдовой.
        На самом деле предполагалось, что я вернусь в Россию после смерти Мира. Что там делать? Как жить? Непонятно.
        В течение трех недель почти все было улажено. Я пришла утром, рассказала обо всем, что сделала я и что сделал Поль, и стала ждать новых инструкций. Мир лежал, откинувшись на подушки, он был бледен, с синими кругами под глазами. Я попыталась вспомнить, как он выглядел раньше, и не смогла. Последнее время, до болезни, внешний вид мужа мало меня интересовал. Вспомнился разговор, подслушанный мной недавно в лифте. Две дамы, разговаривая, вошли в лифт, и одна из них продолжала говорить:
        - … знаешь, все же больше всего меня поразил запах. Запах смерти ни с чем не перепутать! Человек может выглядеть великолепно, но запах выдает.
        Сейчас я невольно принюхивалась к Миру - как пахнет смерть? Но ничего неприятного не ощущала. Смерть не может пахнуть одеколоном и… сигаретами (где это он курил? Кто ему разрешил курить в больнице?), свежим постельным бельем, свежими газетами, кофе, немного лекарствами. Может, он пользуется привилегиями на правах приговоренного к смерти? Скорее всего так.
        - Ты смотришь на меня, как на музейный экспонат,  - сказал Мир.
        Он, видимо, был прав. Я отвела глаза. Он выдал неожиданный комплимент:
        - Ты сегодня такая свежая! Хорошо спишь?
        - Нормально,  - ответила я безлично.
        - Вот и чудесно,  - улыбнулся Мир, все же он был бледноват.  - Я боялся, что тебе будет неприятно одной в доме.
        - Мне неприятно, но это мелочи.
        Он потянулся рукой к моему лицу, я невольно отстранилась. Мир снова улыбнулся, будто своим мыслям, но руку не отвел, а приподнялся на постели и дотянулся до моих волос на лбу. Там, под густой челкой, скрывался шрам. Шрам, который оставила на мне моя любовь. Я больше не отстранялась. Мир убрал челку со шрама и коснулся его холодными пальцами. Пришлось взять себя в руки, чтобы вытерпеть это прикосновение. Мир касался не только кожи, но и души. Я отвела глаза, а он тихо сказал:
        - Прости меня за это. И вообще прости. И на будущее прости. Твоя жизнь теперь не скоро войдет в колею.
        - Я не обижена, и прощать мне вроде нечего.  - Конечно, все мои слова были не совсем искренни, но ведь я стояла у постели больного, точнее, умирающего.
        - Я никогда не пытался обидеть тебя преднамеренно.
        Вот это правда! Ты настолько не любил меня, что тебе даже никогда не хотелось причинить мне боль, чтобы я почувствовала твою любовь. Я тоже ни разу не попыталась так сделать, но ведь я не смогу добраться до твоего сердца. Чем мне было задеть тебя? Физически ты намного сильнее, а морально слишком неуязвим. Ты всегда защищен, всегда в броне неприступности. Впрочем, это уже совсем неважно.
        - Я знаю,  - ответила я.
        - Поцелуй меня,  - попросил он.
        Я нагнулась к нему, намереваясь дотронуться губами до щеки, но Мир повернул лицо чуть навстречу, и я поцеловала его в уголок рта. Он, абсолютно точно, пах как всегда. Дыхание было чистым с легким оттенком табака, а кожа источала аромат лосьона после бритья одной знаменитой французской фирмы. Невольно я вдохнула все эти родные запахи слишком глубоко. Кровь, омывающая легкие, вобрала их в себя, пронесла через сердце, не умеющее вырабатывать иммунитет, и оставила ароматную занозу в мозгу. Где-то там, в этих таинственных центрах, отвечающих за мою память.
        Я отстранилась с ощущением лисы, заметившей капкан, но все же успевшей вытащить лапку до того, как он захлопнулся.
        - Иди отдохни,  - распорядился муж.  - Вечером не приходи. Здесь соберется консилиум, так что я буду занят. Пока.
        Его тон снова был, как на совещании. Пришлось подчиниться. Я ответила: «Пока» - и вышла в коридор.
        Дома мне все мерещился запах Мира, он просто въелся в память. Я даже приняла душ с самым вонючим гелем для душа, какой нашла на полках ванной, но какая-то дрянная нотка в запахе геля для душа походила на запах его лосьона для бритья. Теперь стало еще хуже. Я села на край ванны и заплакала.


        ГЛАВА 35
        Утром позвонил Мир и велел сегодня не приходить. К этому я была не готова.
        - Это из-за консилиума?
        - Да, они хотят провести еще эти… как их… тосты.
        - Тесты,  - поправила я. Никогда раньше Мир не путал слова.  - Когда же мне приехать?
        - Завтра. Я уже скучаю по тебе. Завтра увидимся.
        Он отключился. «Скучаю»! Первый раз такое слышу. Грустно-то как! Потихоньку на меня наваливалась тяжесть.
        На следующий день я вошла в палату Мира с замирающим сердцем. Он лежал на заправленной постели с газетой на груди. На тумбочке валялись его органайзер, мобильник, папки с документами. Только он не работал, а дремал. По-моему, никогда еще не видела Мира, спящего при дневном свете. Я подкралась к нему на цыпочках, наклонилась к самому лицу, принюхалась и различила, помимо обычных ароматов, явный запах клубники. Потянула носом снова и была застигнута на месте преступления. Сильные руки обхватили меня за плечи и талию, и как-то сразу я оказалась лежащей рядом с мужем. Он прижал мое бедное тело к стене и сказал на ухо:
        - Если попытаешься удрать, я закричу, что ты хотела меня изнасиловать!
        Я невольно засмеялась. Почему-то было очень уютно лежать вот так, на узкой постели, зажатой сильным и горячим, даже через одежду, телом Мира. Я расслабилась, выбросив из головы дурацкие мысли типа: «А что, если сюда войдут?» или: «Зачем все это?» Я лежала, смеялась и чувствовала волну неуместного веселья, накрывающую меня с головой. Похоже, Мир тоже тонул в этой волне. Он целовал мое ушко и шептал, что надо съесть это ушко, съесть эту шейку… ну, и так далее. От его поцелуев было щекотно и весело, но не больше.
        - Знаешь,  - прошептала я,  - а ведь мы не… не были вместе вот так уже больше года!
        - Знаю!  - ответил он, оторвавшись от моей ключицы, которую тоже надо было съесть.  - Знаю. Это ты не знаешь. Я ведь мужчина, мне труднее!
        - Можно подумать, ты не находил выхода!
        - Ты о моей Машке?
        - О какой еще Машке?
        - Ну, о моей резиновой Машке!
        - Дурак!  - Я засмеялась с облегчением. Мир довольно хмыкнул и потянул зубами шнурок на блузке. На мне была такая блузка, со шнурком вокруг ворота, это был обманный шнурок, но он-то не знал! Ситуация смешила меня, все смешило меня. И совсем не хотелось, чтобы такое настроение вдруг исчезло.
        - Вот бы выпить!  - размечталась я.
        - Сейчас!  - отреагировал Мир, будто только того и ждал.
        Он соскользнул с кровати, нагнулся к тумбочке и достал из нее совсем неожиданную вещь: бутылку клубничного ликера. Вот откуда запах клубники!
        - Откуда у тебя такая прелесть? Ты же презираешь фруктовые ликеры! Да этот из недорогих!
        - Какая разница! Ну, захотелось мне выпить, а в больнице нельзя. Я попросил Поля принести бутылку для подарка медсестре, думал, он приличное вино принесет, а он вот эту дрянь приволок! Пришлось угоститься. Но ты-то такое любишь!
        - Я-то люблю. Давай сюда. А дверь изнутри не закрывается? На ключ или еще как?
        - Никто не войдет, я договорился.  - Мир выглядел цветущим и легкомысленным.
        - Ты запланировал это?
        - Да, я всегда все планирую заранее. А теперь,  - он уселся на кровати напротив меня, опершись спиной о стену, подтянул ноги и расставил колени,  - мне все можно.
        В руках Мир вертел сигарету и зажигалку.
        - И курить можно?  - удивилась я.
        Он опустил голову, вздохнул, будто готовясь сказать что-то важное, и повторил:
        - Мне все можно.
        Наконец до меня дошло, что означает это «можно».
        - Все никак не могу поверить… Мир, неужели все, что происходит,  - правда?
        Ответа не было. Он курил, нагло стряхивая пепел прямо на пол палаты. Вот таким и вспоминала я его потом, в России. Таким. Любимые голубые джинсы, вытянутая майка, которую Мир носил дома и попросил принести в клинику, голые мускулистые плечи, черные глаза за пеленой сигаретного дыма. Глядя на меня, он щурился, потом опускал взгляд на сигарету, подносил ее ко рту, глубоко затягивался, отводил руку с сигаретой в сторону, щелчком сбивал пепел, выпускал густой дым вверх, снова смотрел на меня сквозь дым. Я молчала. Он докурил, повертел окурок, соображая, куда его пристроить, перегнулся назад, через спинку кровати, и ткнул окурок в цветочный горшок. Мир вел себя как хам, возможно, таково было влияние слова «можно».
        - Иди ко мне,  - протянул он руки ладонями вверх.
        Там, в глубине души, где раскинулась ледяная пустыня, где таилась злая радость освобождения, где было пусто, холодно и темно, там раздался гром и сверкнула желтая молния. Я было подалась вперед, но вспомнила о коварной блузке и, приподнявшись на коленях, принялась раздеваться. Облако дыма еще висело между нами, и сквозь него я видела, как меняется лицо мужа по мере моего обнажения.
        Мир притянул меня к себе, взял в ладони мое лицо и поцеловал губы. Потом еще раз и еще. Он был нежен, удивительно нежен. Я и забыла, каким нежным может быть мой муж. Он откинул с моего лба волосы и поцеловал шрам, провел ласковыми пальцами по шее и поцеловал шею.
        Странно, но я испытывала легкий стыд, раздеваясь при нем. Сейчас неловкость сковывала мои движения, и я просто не знала, что делать дальше. В таких случаях говорят: «Природа подскажет», но моя природа молчала. Однако Мир будто и не замечал ничего. Медленно, ласково он гладил мою грудь руками и губами. Это было приятно. Мне хотелось как-то показать удовольствие, но я никак не могла найти правильный ход. Просто ощущала, пытаясь расслабиться, вспоминала, как же это было раньше? Тело ждало сигнала.
        - Ты совсем холодная,  - прошептал Мир.  - Что мне сделать, чтобы тебя согреть?
        - Не знаю.  - Мой ответ мог отпугнуть его, но я сказала правду.
        - Леночка, прошу тебя, возможно, это последний раз.
        Наверно, это и был сигнал, потому что я ощутила маленький взрыв внутри, вроде толчка при землетрясении. Это же действительно может быть последний раз. Горло сдавило рыдание, слезы, горячие, как вода гейзера, хлынули из глаз и обожгли мне щеки. Эти бурлящие потоки пролились на ледяную пустыню моей души и затопили ее. Я оттаяла, ожила, воскресла и… влюбилась в своего мужа накануне его смерти.
        Мир почувствовал это сразу. Он стиснул меня в сильных объятиях и уложил на спину. Больничная палата с отмытым кафелем на стенах превратилась в хрустальный зал, полный горящих свечей и неслышной прекрасной музыки. Узкая койка стала грудой розовых лепестков, разбросанных по атласным простыням. Я была богиней, Мир был небожителем. Так продолжалось ровно сто лет. На сто первый год абсолютное наслаждение захватило все мое существо. Я вскрикнула, Мир самодовольно рассмеялся. Открыв глаза, мы очутились на земле. Но это была уже другая земля.
        Глядя на растрепанного Мира, который снова схватился за сигарету, я размышляла о своей собственной глупости. Что же я делала раньше, весь последний год? Как же давно мы не любили друг друга! Как много времени прошло впустую! Как я могла так отдалиться от него, как он мог! Зачем же я жила, не любя, не страдая, зачем же тогда? Разве все обиды в мире стоят одной ночи любви? Почему я не умерла много лет назад, приехав из России, здесь, в этой же клинике, когда меня обкалывали успокоительным и пичкали снотворным? Лучше бы я умерла! А теперь я в больничной палате после пустоты и с пустотой в душе пытаюсь за несколько часов прожить те упущенные годы. Он был рядом, а я не видела, он ходил, говорил, дышал, он был! Теперь его не будет, и что тогда?


        ГЛАВА 36
        Чуть позже Мир лежал, обняв меня за голые ноги, положив тяжелую голову мне на живот, и говорил:
        - Не думай, что я совсем ничего не чувствовал к тебе все это время. Я заметил тебя еще тогда, у Марковых, на именинах моей бывшей тещи. Ты была такая… хрупкая. У тебя были такие испуганные глаза.
        - Я влюбилась в тебя с первого взгляда. Меня это потрясло тогда. Я думала, что никогда не буду с тобой.  - Такие далекие воспоминания вызывали у меня даже не ностальгию, а очень отдаленную, акварельно-прозрачную печаль. Мир продолжал:
        - А потом, на квартире Эллы, я узнал, что такое секс с любящей женщиной. И это потрясло меня.
        - Хотелось бы узнать, что такое секс с любящим мужчиной!  - все же не удержалась я. Он отвел глаза.
        - Я пытался дать тебе все, что мог. Просто не умею любить. Постоянно говорил себе, что надо быть ближе к тебе, надо отвечать на твои чувства, и - все откладывал. И дело, моя работа увлекала меня больше, чем что-либо в мире! Именно в этом я был собой, я был счастлив.
        Пока он говорил обо мне, слова капали с его губ, как драгоценный эликсир для меня. Они питали воскресшее чувство. Но этих капель было так мало! Зато о своем бизнесе Мир разливался соловьем. Он неисправим. Сколько бы дней жизни ему ни оставалось, сколько бы минут ни оставалось, он будет говорить о деле. Испытав легкое раздражение, я уже собиралась спихнуть его голову с себя и встать. Но он, видимо почувствовав перемену в моем настроении, снова сменил тему. Я замерла, боясь вспугнуть разговор.
        - Мне было приятно, что ты интересуешься моими делами, помогаешь всем, чем можешь. Мне нравилось твое присутствие в офисе. Я мог говорить с тобой и определяться в решении. В самом начале, когда мы приехали в Париж, я и не предполагал, насколько чужим буду здесь. Было очень трудно, почти не зная языка, мало разбираясь в традициях, привычках, вести дела с французами. Они смотрели на меня, как на дикаря. Они не доверяли мне. В какой-то момент я собирался закрывать предприятие, понимая, насколько малы шансы для его развития. Мне удавалось зарабатывать хорошие деньги, но вот идти дальше было почти невозможно. А ты была рядом, ты ни минуты не сомневалась во мне, ты была таким же потерянным, немым ребенком в этом чертовом городе. И, кроме меня, у тебя никого не было. Я должен был преодолеть все. Вот так я привязался к тебе по-настоящему.
        - Мир, но почему же ты женился на мне тогда, после смерти Жоры?
        Он помолчал, возможно, теперь ему необходимо было как следует покопаться в памяти, чтобы восстановить такие мелкие детали своего прошлого. Потом Мир приподнялся на локтях, причем я еле сдержала вздох облегчения - все же он был очень тяжелый, и сказал:
        - Наверно, из-за этой твоей хрупкости. Казалось, оставь тебя одну, и ты совсем заблудишься в жизни. А чего стоила твоя привычка напиваться и резать вены!
        От его улыбки, от воспоминаний, от близости разлуки, вечной разлуки, от всего этого разговора у меня немного закружилась голова и кольнуло где-то слева. Я достала из-за матраса закатившуюся бутылку с приторным клубничным ликером и как следует приложилась к горлышку. Мир взял ликер у меня из рук, понюхал, поморщился, но тоже сделал добрый глоток.
        - Лена, я хочу попросить тебя не делать этого больше. После моей смерти какое-то время тебе будет очень тяжело, но помни - время лечит. Не делай глупостей. Ты получишь конверт, и там будет расписано до мелочей, чем тебе надо будет заняться. Сделай все как надо. Обещай это сейчас.
        И тут я все же сбросила его с себя, встала с кровати, вытащила сигарету из пачки. У меня возникло такое знакомое чувство раздражения, как бывало всегда, когда он начинал играть мной. Теперь это! Я должна буду жить, чтобы выполнить его распоряжения. А как я буду жить, ему не важно!
        - Ты не понимаешь, о чем просишь.  - Я нервно засмеялась.  - Зачем ты вообще все это затеял?
        - Что затеял?
        - Не корчи из себя идиота! Зачем ты соблазнил меня и травишь душу всеми этими воспоминаниями? Я была почти спокойна. Я была почти готова. Я давно похоронила, думала, что похоронила, всю эту чертову любовь! А что теперь? Ты понял, всегда знал, что мне слова твоего достаточно, чтобы прыгнуть с небоскреба! Как я теперь выдержу… Ты же умирать собрался, а не в командировку!
        Он полулежал на кровати, опираясь на локоть, и наблюдал за мной и моими перемещениями. Я остановилась напротив его глаз и немного наклонилась к нему, чтобы он понял, насколько важны мои слова сейчас:
        - Ты снова пытаешься манипулировать мной, привязать меня, заставить выполнить свою волю. Ты совершил чудо: я вновь влюбилась за это утро, но я поступлю так, как захочу.
        Он сел, спустил голые ноги с кровати, привлек меня к себе. Мое тело предательски дрогнуло. Никакая сила воли не помешала прижаться к обнаженной коже Мира и насладиться этим ощущением. Змей-искуситель сказал:
        - Милая, родная моя, у меня ведь нет никого, кроме тебя. У меня нет детей, у меня нет родителей. Я уйду - и меня забудут. Только ты продлишь мою жизнь, если будешь жить сама и помнить меня, и выполнишь мою волю. Это называется «последняя воля». Прошу тебя.
        Боль в левом боку становилась все ощутимее. Я стала задыхаться.
        - Завтра,  - решила я.  - Завтра поговорим, не сейчас. Мне что-то нехорошо.
        Я высвободилась из рук Мира. Левый бок уже просто не давал мне разогнуться. Одеваясь, я постанывала, но все же успевала затягиваться сигаретой. Мне казалось, что если успокоиться, то все пройдет. На Мира я больше не смотрела. Это было выше моих сил.
        В коридоре, почти возле двери, стоял доктор Мортон. Я поздоровалась.
        - Здравствуйте, Элен. Пойдемте со мной, в мой кабинет. Нам надо серьезно поговорить. Что это с вами, вы хромаете?
        - Нет, просто невралгия. Левая лопатка. Больно. Ничего.
        - Пойдемте, я посмотрю. Возможно, понадобится мануалист.
        В кабинете доктора я попросила воды. Боль все растекалась по телу. Вот уже ломило руку. Я почти не могла дышать. Выпив стакан ледяной воды, почувствовала облегчение и попросила доктора рассказать мне, зачем он пригласил меня.
        - Видите ли, Элен, вчера мои коллеги собирались на консилиум в палате вашего мужа. Мы снова обсудили ситуацию и посмотрели результаты его тестов. К сожалению, положение признано безнадежным.
        - Но он так хорошо выглядит. Он в прекрасной форме.
        - Знаете, вообще я запретил ему демонстрировать свою, гм, форму вам. Это могло бы внушить напрасные надежды. Но мсье Шахова остановить невозможно.
        - Доктор, у меня нет напрасных надежд, но…
        - Да, именно так. Поймите, дорогая, ваш муж страдает очень редкой формой рака. Поражена его печень, но пока она работает вполне нормально. Через день-два печень вашего мужа откажет, и тогда наступит конец. Что с вами? Боже, у вас посинели губы! Болит здесь? Здесь? А теперь? Изабелла! Скорее бригаду реанимации. И кардиолога. Быстрее, у нее сердечный приступ.
        Больше в тот день я ничего не помню.


        ГЛАВА 37
        Я очнулась только через сутки, то есть мне позволили очнуться. Каждый раз, когда я выплывала из забытья, приходила Изабелла и колдовала над капельницей. А на лице у меня лежало мерзкое сооружение из прозрачного пластика. Без него, оказывается, я не могла дышать.
        Очнувшись, увидела палату, освещенную электрическим светом, какие-то приборы и аппараты, которые попискивали и жужжали, действуя вполне успокаивающе. Я попыталась позвать медсестру или еще кого-нибудь, но никого не было. Вспомнив о Мире, снова позвала людей.
        Никто не шел. Тогда я стала потихоньку отцеплять всякие трубки и иголки от рук и лица. Меня немного мутило, голова кружилась, ноги были ватными. И все же я с маниакальным упорством продолжала освобождаться от медицинских пут. Наконец встала и потащилась к двери. Только теперь до меня дошло: сейчас ночь! Все спят, дежурные, наверное, собрались в ординаторской на ужин, и никто не может подойти. В коридоре я стала соображать, где искать Мира. Пошла к лестнице, на площадке висела табличка с цифрой «3». Значит, мне надо подняться еще на этаж. Мир лежал на четвертом. На преодоление лестницы ушло минут двадцать.
        Почти столько же я потратила на коридор. Его палата была последней слева на этаже. За дверью было темно и тихо. Я толкнула ее, крепко держась за ручку, боясь упасть, и вошла внутрь. В палате было пусто. Ни вещей, ни цветов, ни постельного белья на кровати. Ручка двери, упрямо плывущая внутрь и не желавшая служить опорой моим трясущимся рукам, предательски оставила меня. Я решила, что можно двигаться и на четвереньках, ведь все равно никого нет. Кажется, последнее, что я видела, был квадрат фонарного света на кафельном полу. Сначала он был большим, и пересечь его было все равно что пересечь пустыню Гоби, а потом он просто проглотил меня.
        Утром никто не ругал меня за ночную вылазку. Очнулась я в постели, уже зная, что все произошло. Пришла Изабелла, взяла меня за руку, спросила, как дела. Потом появился доктор Мортон. Он все ходил вокруг, говорил, пытался приободрить, но я разучилась понимать французский. Приносили цветы, устанавливали какие-то новые пищащие приборы. Вечером на пороге возник Поль Ле Февр. Он немного постоял в дверях, рассматривая современное медицинское оборудование, потом, только потом посмотрел на меня. Отвел глаза, вздохнул, будто собирая волю в кулак, снова посмотрел на меня и улыбнулся.
        - Как ты себя чувствуешь?  - спросил он, подходя поближе.  - Знаешь, Мортон тут наговорил всякого, но ты выглядишь вполне приемлемо. Он планирует подержать тебя еще с недельку и отпустить на все четыре стороны. Мишель придет завтра. Да, самое важное! Твоя мать приедет. Мы ей про твой приступ сказали. Она не хотела ехать, говорит, бабушке плохо. Но я все же настоял. Думаю, мама тебе будет нужна. Вы можете снять квартиру в самом Париже. Маленькая квартирка тебе по карману. Поживи здесь пару лет, осмотрись. Что ты? Что с тобой? Открой глаза! Сестра, ей плохо! Скорее!
        Забавно, но почти ничего не помню больше. Приехала мама, но как она вошла в палату, что сказала, что сделала? Поль действительно взял на себя массу моих проблем. Я только ходила как кукла, куда меня водили, и молчала. Не могла заставить себя говорить. Меня осматривали, проверяли, ко мне приставали всякие терапевты в области души, но не могла я сказать не слова. Да и не было смысла говорить.
        Когда угроза третьего приступа, они так называли то, что происходило у меня с сердцем, миновала, Поль рассказал мне, что Мир покончил с собой ночью, когда я лежала этажом ниже в коме, или как это у них называется. Он уже знал, что не проживет и месяца, а через пару недель начнутся боли и наркотики. Мир закончил все свои дела на земле, оставил записку, в которой объяснял свой поступок, пошел в душевую кабинку, взял бритву, открыл горячую воду, сел на пол и перерезал себе вены.
        А ведь мы говорили об этом в последний день. Он вспоминал, что когда-то я так сделала, а потом пошел и сделал сам. Как же я не почувствовала, что он собирался убить себя? Что же, таков был его выбор. Абсолютно ясно, что в случае с Миром это не трусливое бегство от жизни, а скорее нечто сходное с моим ИП - инстинктом противостояния. Он умер, потому что так решил, а не потому, что его сожрала нелепая болезнь. Мы все запомнили его здоровым, гордым, спокойным, а не стонущим в беспамятстве полутрупом, живущим на морфии и цепляющимся за каждую мучительную минуту жизни.
        Доктор Мортон сказал, что Мир ничего не знал обо мне, о моем приступе. Решили не беспокоить его плохими новостями.
        И еще: я приползла в палату мужа всего через три часа после его смерти.
        Поль рассказал, что Мира похоронили, как он и завещал, на кладбище в пригороде, и еще Поль пообещал свозить меня туда, как только разрешат врачи.
        А через неделю произошла почти забавная сцена: ко мне приехал Серж Дюваль. Я еще не вставала - была слишком слаба. Как раз у моей постели сидели Мишель и моя мама. Они мило беседовали о погоде, как вдруг открылась дверь и вошел крупный мужчина в прекрасно сшитом светлом костюме. Лица вошедшего не было видно, потому что в руках он держал самый большой букет из всех, которые я видела в жизни. Это были темно-бордовые, почти черные розы. Букет был настолько прекрасен, что у меня кольнуло сердце. Мама и Мишель разом смолкли. Посетитель прошел к постели и положил розы на одеяло в ногах. Цветы укрыли меня почти до пояса. Теперь я узнала Сержа. Он повернулся ко мне с волнением на лице, как актер из немого фильма, и, будто впрямь играл сцену из мелодрамы, опустился на колени возле моего ложа. Даже сейчас он выглядел огромным и роскошным зверем. Даже после всего, что я знала о нем.
        - Кто это?  - тихо спросила по-русски мама.
        - Это,  - ответила тоже по-русски Мишель,  - банкир мсье Шахова. Он выдал шефу огромную ссуду, потому что влюбился в Элен.
        Слушать такое было смешно, но от упоминания имени моего мужа я судорожно вздохнула. У мамы был совсем ошарашенный вид: где это такое видано, чтобы деньги давали по любви. Хорошо, что она не знала всей правды - как Мир подкладывал меня под банкира и как этот гигант оказался обычным извращенцем.
        Дюваль схватил мою руку и прижался к ней губами. Он тронул меня, мою онемевшую душу. Я даже подумала, что как женщина совсем не интересна для него теперь, разбитая и больная. Вряд ли я похожа на Госпожу или, на худой конец, женщину вамп. Хлыст в руках точно не удержу. И тем не менее он здесь.
        - Элен, милая, я так сочувствую вам! Хотел приехать раньше, но этот, Мортон, не пускал. Давайте я перевезу вас в свою клинику. Поверьте, там намного комфортнее, и вас быстро поставят на ноги. А после я отвезу вас в Швейцарию, в горы, или в Италию, к морю!
        Он преданно смотрел мне в глаза. Я пыталась улыбнуться, но губы не слушались.
        - Боже, как вы бледны! Сколько вы пережили! Я сделаю ради вас все. Просто все. Чего вы хотите?
        Я отрицательно покачала головой, все еще пытаясь улыбнуться.
        - Элен не разговаривает,  - пояснила Мишель.
        Серж поднял голову и уставился на нее и маму, он их только заметил.
        - Я - Мишель, секретарь мсье Шахова, а это - мама Элен, мадам Чернецов.
        - Мадам!  - Дюваль отпустил мою руку, но не бросил ее, а нежно положил, не забыв ласково пожать ладонь. Он легко поднялся с колен, обошел кровать и поцеловал маме запястье. Это был его фирменный поцелуй для пожилых дам, которым он хотел понравиться. Мне стало немного легче.  - Мадемуазель,  - любезно поздоровался он с Мишель.  - Я Серж Дюваль. Ваша дочь, мадам, изумительная женщина! Потрясающая, она разбила мне сердце.
        Мишель перевела его слова на русский. Мама была смущена. Она совсем не знала, как реагировать, поэтому улыбалась, некстати кивала и, наконец, встала:
        - Мишель, я просто не знаю, как себя вести! Давай сделаем вид, что спешим, а потом вернемся!
        Она посмотрела на меня. Я кивнула в знак согласия. Дамы церемонно раскланялись и, получив приглашение на обед в резиденцию Дюваля, удалились. Серж снова упал на колени возле меня.
        Его присутствие странным образом успокаивало. Он был такой громадный, сильный, респектабельный и в то же время беззащитный из-за своих сексуальных склонностей. С ним было так просто и надежно. Если бы он был моим братом, возможно, я бы порыдала у него на плече, но он был потомственным французским аристократом, а это что-то да значило. Поэтому я просто слушала его излияния, позволяла целовать пальцы, училась улыбаться. Он отвлекал меня, тяжелая мраморная плита ненадолго приподнималась в его присутствии.
        К тому же, как сообщил Поль, Дюваль простил невыплаченную часть займа. То есть, конечно, это неофициально, но платить я не буду. Сумма была очень большая, и Мир планировал для выплаты этих денег продать ценные бумаги, которые покупал каждый месяц на протяжении пяти лет. Теперь эти ценные бумаги смогут обеспечить мне безбедную старость. Я была благодарна банкиру.


        ГЛАВА 38
        Вскоре доктор Мортон заговорил о том, что лечение в условиях клиники завершается. Поль Ле Февр вместе с моей мамой стал подыскивать нам квартиру недалеко от клиники, так как я оставалась под врачебным наблюдением. Меня заставляли подниматься с постели и ходить. Я не хотела ходить, но возражать не стала. Если я откажусь ходить, они будут возить меня в инвалидной коляске, а это такая суета!
        Мне все казалось лишним и неважным: посетители, кроме нескольких человек, новые лекарства, книги, кассеты, разная одежда. Можно перебиться одними джинсами и майкой… Кстати, где джинсы Мира, в которых он покончил с собой? Наверно, они были залиты кровью и их выбросили. Где вообще все его вещи? Я хотела спросить об этом у Поля, но откладывала. А когда приехали на новую квартиру, и это потеряло смысл.
        Теперь жизнь стала совсем невыносимой. Почему-то все пытались насильно заставить меня жить. Отвлекали, развлекали, придумывали разные поводы сходить в театр, кино, выехать за город, устроить маленькую тихую вечеринку для меня. Я послушно развлекалась, отвлекалась и прочее, и прочее, и прочее.
        Серж Дюваль катал меня по Парижу, демонстрируя красоты архитектуры, и водил по ресторанам. Ради него я старалась получать удовольствие. Но Серж был наблюдателен, его оказалось не так просто обмануть. Как-то, когда мы прогуливались по набережной, он сказал:
        - Дорогая, когда же вы заговорите? Я соскучился по вашему голосу. И не надо каждый раз, когда я смотрю на вас, изображать радость. Стоит мне отвернуться, и вы гаснете, будто выключенная электрическая лампочка. Будьте естественны, не бойтесь меня обидеть!
        Я отвела глаза. Он прав, я боялась обидеть его, выглядеть занудой, но на самом деле ничто не трогало меня.
        А потом Поль Ле Февр выполнил свое обещание и свозил меня на могилу Мира.
        Мы поехали вдвоем, у мамы поднялось давление, и потом, я сама так захотела. Это было маленькое кладбище для простых парижан. Ухоженное, со множеством деревьев и широкими гладкими дорожками. Скорее это был парк, в котором ровными рядами располагались красивые надгробия, больше похожие на произведения искусства.
        Нежная осень позолотила листья деревьев, небо было таким, каким оно бывает только осенью: синим, высоким, чистым. Пахло прелыми листьями и влажной землей. Если бы не огромное количество таблеток, которыми сегодня с утра напичкала меня мама, я бы наконец заплакала. Но все внутри было деревянным, слезы не могли пробиться наружу. Вяло билось сердце, ему тоже не хватало адреналина. Поль шел впереди, показывая дорогу, поэтому за лицом я не следила. Мы уже были на самой окраине кладбища, когда мой Вергилий остановился. Я стала рядом с ним. Перед нами на земле лежала белая каменная плита, на которой по-русски было написано: «Шахов Владимир Павлович» и две бессмысленные даты. Никогда раньше я не приходила к могиле мужа и не знала, что теперь делать. А ведь могла бы уже и иметь опыт! Ведь мой первый муж тоже погиб. Я, прямо как черная вдова, приношу несчастье своим мужчинам. Кстати, на могиле Жоры я так и не побывала! А ведь теперь знаю, кто убил его, то есть кто велел убить его. Впрочем, это одно и то же. Когда приеду в Россию, обязательно навещу могилу Жоры. И Альбины.
        Поль передал мне цветы, которые мы привезли для Мира. Это были белые хризантемы, пахнущие дождем и горьковатой печалью. Поль возражал, когда я указала на них в цветочном магазине, но, исчерпав доводы, подчинился, как подчинялись последнее время мне все. Просто чтобы не травмировать меня.
        Я положила цветы на каменную плиту и вдруг представила себе, что там, под ней, лежит то, что осталось от тела моего мужа. Моего мужчины. Стиснув зубы, я пыталась задушить воспоминания: он входит в свой кабинет в парижском офисе с телефоном в руках, ругаясь по-русски, и говорит, что на таможне задержали его первую партию удобрений; Мир за рулем своего «Пежо», его крепкие руки лежат на руле; он валяется в постели в выходной день в те времена, когда спальня была еще общей, и, попивая кофе, листает французские газеты, пишущие на экономические темы, под рукой у него франко-русский словарь, в пепельнице, стоящей прямо на простыне, дымится сигарета. Забыть, забыть, хотя бы временно. Пусть немного пройдет времени, пусть чуть-чуть потускнеет прошлое.
        - Элен, что с тобой? Тебе снова плохо? На, выпей это. Давай, давай! Боже, ты вся белая, подожди, я усажу тебя!
        Поль суетился, держа меня на руках, он нашел лавку, сел на нее и стал пичкать меня какими-то каплями, припасенными для такого случая. Потом мы пошли назад.


        ГЛАВА 39
        Дома я заснула и проспала почти до вечера. Проснувшись, отправилась на кухню, потому что страшно хотела есть, а оттуда пахло чем-то родным, почти забытым.
        У плиты мама жарила картошку. Вот этого я не ела семь лет, точно. Наша кухарка такого не готовила, а в ресторанах подавали так называемый «картофель фри», который я никогда не ела. Не знаю, почему. Какой-то он был кастрированный, лишенный природного запаха.
        - Будешь?  - спросила мама, указывая на огромную сковородку.
        Я кивнула. Она поставила передо мною тарелку с чудесными ломтиками, кое-где с корочкой, кое-где рассыпавшимися, парившими, некоторые кусочки слиплись, и во всех этих неровностях был самый смак. Я стала есть, жмурясь от удовольствия, а мама выключила плиту и села напротив. Потом сказала то, что мигом отбило у меня аппетит:
        - Вот так, поешь, доченька, все будет хорошо! Все проходит, время лечит. Знаешь, как я за папой твоим убивалась, когда он бросил меня! Думала, лучше умереть. Но ничего, слава богу, живу уже скоро тридцать лет. А мне твой этот носатый никогда особо и не нравился. И что ты в нем нашла!  - Она уже разошлась, поэтому не смотрела на меня, а принялась разливать чай, открывать пузырьки с таблетками, доставать булочки из духовки.  - И к тебе относился абы как. У тебя же ничего нет - ни колечек, ни цепочек, ни платьев новых! Я тебя как увидела в этот раз, так ахнула: тощая, бледная, ручки как веточки. Он просто силы из тебя все выпил. Мне все говорили, что он на нерусского похож. И точно - черный, злой какой-то. Ты ведь работала на него, а он тебя никуда не возил…. Куда ты? А доедать кто будет! Лена, таблетки!
        Но я больше не могла этого слушать. Боже, это моя мама! Видно, общение с бабулей, помноженное на наследственность, не может не отражаться на личности. Что же мне делать, если она так говорит? Как мне жить дальше? Я заперлась в ванной, вошла в душевую кабинку и, как была в джинсах и майке, стала под горячую воду. Потом села в угол кабинки и обняла колени, обтянутые мокрой тканью. Я действовала как простой механизм, созданный выполнять именно эти действия, именно в этой последовательности. Что же дальше? А дальше надо взять бритву и провести уже знакомым движением по старым, едва заметным шрамам на запястьях. На этот раз Мир не позвонит в дверь. Мир сам сделал это. Тут я засмеялась, сначала тихо, потом - громче, потом - в голос. Я смеялась и смеялась, подставляя лицо под горячие струи воды, захлебываясь, откашливаясь, замолкая, а потом начиная снова. Мама билась в дверь и кричала что-то. Вдруг мой смех сам по себе прекратился. Просто прошел. Я подумала, что, видимо, все эти лекарства, которые я пью, подействовали. Если это была истерика, то она прошла.
        Я закрыла воду, вышла из кабинки, сняла мокрую одежду. Включила фен и стала сушить волосы. Мама прекратила колотить по двери. От этого сразу стало легче. Обернувшись в банное полотенце, я вышла из ванной и столкнулась с Сержем Дювалем. Откуда он взялся?
        - Милая моя, ты в порядке?  - Сотни женщин, не посвященных в альковные тайны банкира, душу бы продали за эти слова из уст такого красавца. Он занимал весь проход своим великолепным телом, затянутым в вельветовые брюки-стрейч и трикотажную водолазку. Придерживая полотенце левой рукой, я, в знак благодарности, успокаивающе похлопала по его плечу правой.
        Одевшись, я вышла на кухню. Моя мама чаевничала с банкиром в полном молчании, но в очень дружеской атмосфере. После чая Дюваль уехал. Воспользовавшись случаем и сделав вид, будто хочу проводить друга, я выскочила на улицу. И, помахав вслед «Ламборгини» Дюваля, отправилась за сигаретами. Из-за своей нервности я всегда чувствую на себе пристальные взгляды, вот и сейчас между лопатками было ощущение жжения. Обернулась - никого.
        Иногда самый лучший выбор в жизни - это смерть. Это совсем не новая мысль, она многим приходила в голову. Такой выбор сделал и мой муж, перерезавший себе вены в клинике доктора Мортона в Париже. Он не спросил у меня совета, даже не попрощался со мной. Сделав свой выбор, он не оставил выбора мне.
        Поздно ночью с пачкой сигарет в руке я вышла на кухню, открыла фрамугу и, уже сунув сигарету в рот, выглянула на улицу. Прямо под окном, со второго этажа было прекрасно все видно, стоял мужчина. Он казался высоким, одет был в черную кожаную куртку и черные брюки. На голове у него была красная бейсболка, надетая козырьком назад. Он делал то, что только собиралась сделать я,  - курил, знакомым щелчком сбивая пепел с алеющего кончика сигареты. Улица была пустынна, только по дороге довольно быстро приближалась машина. Мужчина вертел головой, озираясь, и я заметила, какой длинный у него был нос.
        - Мир!  - закричала я, высовываясь из окна.
        Он поднял голову, замер на минуту, и я совершенно точно разглядела его лицо: высокий лоб, четкие линии бровей, губы, подбородок. Ошибки быть не могло.
        - Мир!
        Машина поравнялась с ним, резко затормозила, из нее выскочили сразу двое, Мир рванулся от них, но как-то не очень сильно, будто признавая их право похитить и увезти его от меня. Двое из машины скрутили ему руки, что-то втолковывая, оборачиваясь на меня, посадили в салон, и автомобиль растворился в ночи.
        Я была так растеряна, что осталась стоять на месте, не способная даже осмыслить произошедшее. Если разобраться, я была в глубоком шоке. Просто не могла пошевелиться. Вдруг зажегся свет - это проснулась от моего крика и вышла на кухню мама. На ней была длинная ночная рубашка, она смотрела на меня потрясенно. Ну да, я все еще держала сигарету в руке.
        - Лена, что происходит? Почему ты кричишь? Ты куришь?
        Может, и стоило бы объяснить, но вряд ли мама захочет меня понять. Недавний разговор с ней многое объяснил мне. Я молча положила сигарету в пачку, а пачку в карман и пошла спать.


        ГЛАВА 40
        Утром я проснулась другим человеком. Не то чтобы сразу выздоровела, стала говорить и смеяться, нет, но у меня появилась надежда. Я могла ошибаться, мне, в моем состоянии, вообще могло померещиться все что угодно, но надежда уже жила, давала мне силы, толкала вперед. Конечно, он ничем не болел! И запах здорового мужчины выдавал это каждый день. Будь он обречен на долгое и мучительное умирание - я бы почуяла!
        Я все еще подолгу сидела на одном месте, теряясь во времени и пространстве, сутулилась, чувствовала приступы сердцебиения, задыхалась. Доктор Мортон, после разговора с моей мамой, велел мне не покидать Париж еще две недели. Но теперь я и не собиралась. Где-то здесь Мир. И он недаром приходил под мои окна - он приходил ко мне. Просто почему-то обстоятельства сильнее его. Но мы будем вместе снова.
        Почувствовав перемену во мне, Мишель бросилась развлекать меня своими, женскими методами. Она знала массу недорогих салонов красоты для работающих женщин, где можно было довольно быстро поухаживать за собой и не разориться. Ей были известны и магазинчики со сниженными ценами, распродажами и разными бонусами вроде хорошенького платочка в подарок каждой покупательнице. Как типичная парижанка, Мишель была практична и расчетлива, но любила красивые вещи и веселый отдых.
        Вечерами мы бывали в барах под стать салонам и магазинам Мишель. Я согласилась ходить с ней, потому что теперь сама стремилась поскорее поправиться. Теперь я знала, для чего мне здоровье и силы! Я найду Мира, мы будем счастливы. Я не позволю ему отдалиться, я растоплю вечную мерзлоту в его холодной душе. Я добьюсь его любви. В больнице, когда думала, что он умирает, я поняла ценность времени. Каждая минута должна быть посвящена любимому, каждый удар сердца.
        А среди веселых здоровых людей, отдыхающих в барах Мишель, невольно думалось о хорошем. Огни мелькали, музыка гремела, люди смеялись, целовались, напивались. Обычно я сидела за столиком и просто радовалась окружающей жизни. Сначала подруга пыталась меня вытащить потанцевать, но потом поняла, что это уже слишком, и оставляла меня одну вполне спокойно.
        Дни летели за днями, деньги тоже уплывали в неизвестном направлении. Вскоре стало ясно, что Париж нам больше не по карману. Кроме того, нотариус вручил мне конверт, приготовленный Миром, в котором содержались инструкции по ликвидации российской части совместного предприятия моего мужа. Надо было отбывать.
        Мама рассказала о ситуации Мишель, та - Полю, а он поставил в известность Сержа Дюваля. Банкир решил устроить прощальный обед в дорогом ресторане. Собственно, предполагалось два обеда. Один - в ресторане, со всеми французскими друзьями, а второй - в более интимной обстановке, на следующий день, вдвоем. Он и я.
        Первый обед прошел чудесно. Мама была в полном восторге. Поль пришел с Сюзанной, Мишель - с новым кавалером, которого подцепила накануне в баре. Серж галантно ухаживал за мамой и за мной. Беседа касалась всяких неопасных для меня тем: война в Ираке, рост цен на нефть, распространение СПИДа, падение нравов, маньяк на окраинах парижских кварталов и все такое, совершенно невинное. Нам с мамой пожелали счастливого пути, но никто не спросил, чем я буду заниматься дома. Разъехались счастливые, веселые, сытые.
        Интимный обед с Сержем Дювалем был не таким легким. Он повез меня в свою резиденцию в старинном районе Парижа. Из окон его огромной до неприличия квартиры был виден Лувр. Я постояла на балконе, любуясь зданием, овеянным легендами, и совсем расстроилась: расстаться с Парижем для меня было выше всяких сил. Здесь навсегда останется мое сердце. Вспоминая родной городок, я представляла себя на его улицах и не хотела верить, что буду ходить по разбитым тротуарам, обходя удивительно глубокие и грязные лужи, буду смотреть на обветшавшие трущобы, на маленькую площадь в центре города с типовым горкомовским зданием, буду дышать выбросами химического завода, а Париж останется в прошлом. Значит, и моя жизнь останется в прошлом. А как же Мир? Он же где-то здесь! Вдруг я никогда не дождусь его в России. Что же делать?
        На балкон вышел Серж. Он принес мне мягкую красную шаль, обернул мои плечи и не убрал руки. Я не пыталась высвободиться, было тепло, уютно, свежий ветерок гладил наши волосы, ранний осенний сумрак опускался на город грез. Внизу прогуливались толпы туристов. Неожиданно я снова почувствовала чей-то взгляд из толпы. Не просто случайный взгляд. Меня рассматривали пристально, внимательно, причастно. Я завертела головой, перегнулась через каменный, весь в барельефах парапет балкона. Ничего. Серж спросил, что случилось, я небрежно махнула рукой. Настроение умиротворенности было безвозвратно потеряно. Я потянула Дюваля в комнату.
        Обед был великолепен. Нежное жаркое, изысканные трюфели под каким-то там соусом, модный в этом сезоне салат из свеклы, запеченная рыба, зелень, мороженое, кофе, сыр. Я как обычно кусочничала, и хозяин хмурился, когда я приступала к следующему блюду, не доев предыдущего. Он искренне беспокоился о моем здоровье.
        - Милая, не пейте так много вина, берегите сердце. Родная, зачем вы курите? Это вредит вам. Попробуйте зелень - очень полезно. Давайте заменим кофе соками. Думаю, вам необходимо принимать витамины.
        Я кивала, улыбалась и делала все, как хочу. Пила вино, потом коньяк, курила после каждой перемены блюд, выковыривала зелень вилкой из салата и складывала на краешке тарелки, пила крепчайший кофе. После ужина встала, подошла к Сержу и со вкусом поцеловала его в губы. Я здорово опьянела и была очень благодарна ему за то, что он предоставил мне такую возможность. Потом отправилась курить на балкон.
        Через несколько минут рядом возникла фигура Сержа. В его тонких и сильных пальцах дымилась сигарета. Вот они - все эти разговоры о полезном! Мы молчали, глядя на ночной город. Через несколько минут лицемер выбросил окурок и привлек меня к себе.
        - Дорогая Элен! Вот уже больше года мое сердце занято вами. Та ночь, что вы мне подарили, навсегда изменила мою жизнь. Простите за откровенность, но мое положение обязывало меня с особым тщанием отнестись к выбору законной супруги. До недавнего времени я думал, что коль вы недоступны для меня, то я смогу хотя бы оправдать ожидания своей семьи. Но сейчас я понимаю, что если сделаю так, как намечалось с самого моего рождения, то буду несчастен. Мое счастье зависит только от вас, от вашего решения. Мы созданы друг для друга. Станьте моей женой.
        Сначала я глубоко погрязла в витиеватой речи аристократа и никак не могла уловить суть. Только последняя фраза оказалась достаточно понятной. Благодаря ей мне удалось расставить все точки над i. Разобравшись со смыслом спича, мой мозг впал в ступор. Что можно ответить на такое? Я люблю другого мужчину. Я думаю только о нем. Я знаю, что он жив и что он в Париже. Эта мысль заставила меня по-другому посмотреть на ситуацию. Мир в Париже, но я-то должна уехать! И если я уеду, то не вернусь никогда. У меня просто нет денег, чтобы жить в этом городе. Однако если я уеду в Россию, чтобы решить все дела, порученные мне Миром, в качестве невесты Сержа Дюваля, то возвращение будет вполне возможным и даже необходимым, и естественным, и правильным! В тот момент я и не подумала о самом Серже Дювале, о его чувствах. Такова была школа моего мужа.
        Тем временем Серж продолжал:
        - Я сделаю все, чтобы вы поправились, а потом у нас будут дети, и мы будем счастливы.
        Интересно было бы посмотреть на этих детей, затянутых в кожу и играющих с хлыстами.
        Немного отстранившись, Дюваль полез в карман пиджака и достал бархатную коробочку. Он открыл ее перед моим лицом, и я невольно ахнула. Маленький чистый лучик бил мне прямо в глаза.
        - Это кольцо - мой подарок вам, вне зависимости от вашего решения, Элен. Я вас люблю.
        На пальце бриллиант смотрелся как звезда, спустившаяся с неба. Кольцо так заворожило меня, что я не обратила никакого внимания на слова Сержа. «Я вас люблю». Надо же! Я потратила добрых семь лет жизни на мужчину, которого боготворила, и он ни разу не сказал мне такого. Я молилась на него, отдавалась ему, лгала для него, работала на него, убила ради него человека, получила из-за него настоящий инфаркт в тридцать лет - и все бесполезно! Он не полюбил меня. А передо мной человек, который любит меня ни за что, и я готова использовать его, чтобы снова быть вместе с тем, кого люблю. Все это так, все это не имеет значения. В любом случае я выберу единственно возможный для себя вариант. Тот вариант, который приблизит меня к Миру. Пока эти мысли вертелись у меня в голове, Дюваль смотрел на меня сверху вниз и ласково поглаживал плечи. Он неверно истолковал мои сомнения, потому что, как все любящие, наделял предмет страсти несуществующими чертами, в данном случае - благородством. Серж мягко произнес:
        - Элен, милая, я понимаю, вы в трауре. Я глубоко уважал вашего мужа. Он был необыкновенный человек. Но я постараюсь излечить ваши раны. И только тогда мы сыграем свадьбу.
        Я опустила голову в знак согласия. Дюваль склонился над моей рукой, как когда-то, в день нашего знакомства, спровоцированного интриганом - Миром. Снова вспомнив мужа, я застонала. Через полчаса Дюваль отвез меня домой.


        ГЛАВА 41
        Он пришел на следующий день - официально просить моей руки у мамы. Сам Серж, строго говоря, был сиротой, то есть его родители давно умерли, но была еще «семья», то есть родственники, расплодившиеся от основного фамильного древа Дювалей в невероятном количестве. Это обстоятельство обещало мне массу ненужных проблем: визиты, семейные праздники, мнение, положение. Я вообще отрицала семью как таковую. Чтобы получить поддержку семьи, надо играть по ее правилам. Если ты не хочешь ущемлять свою личность в угоду семейным традициям, то не получишь одобрения семьи. Жить в семье и быть собой практически невозможно. Обычно женщины смиряются с этим, ломаются и живут вполне счастливо, потакая всем тетям Маням и дядям Федям, но я уже не могла. Я привыкла рассчитывать только на себя, даже в самый тяжелый момент мне не удалось получить от своей семьи необходимой мне опоры, а мысль о чужих родственниках вообще убивала. Надо же, а ведь скажут, что в благодарность за жизнь, которую мне будет обеспечивать Серж, я должна уважать его семью!
        Утешало только то, что все это несерьезно. Если я найду Мира, то скажу всю правду Сержу и просто уйду, а если не найду… Тогда ничто не будет важно.
        Моя мама была просто счастлива. Она не понимала, что подобные браки весьма редки и долго не держатся. Нельзя жить с человеком, которого не любишь, с которым нет ничего общего, выходцем из другой культуры, воспитанным в чужих традициях. Рано или поздно выплывут неразрешимые разногласия, возникнут мелкие, въедливые проблемы, перерастающие в большие конфликты, и покатится лавина, которая сметет всякие положительные отношения. Если бы не чрезвычайная ситуация, если бы не появление Мира на ночной улице, никогда бы не согласилась стать невестой Дюваля.
        Свадьбу решили сыграть ровно через год.
        Вскоре роман банкира Сержа Дюваля, последнего прямого наследника рода Дювалей, известного с 1127 года, и невзрачной русской вдовы мелкого русского предпринимателя стал достоянием общественности. Мое имя, моя история расписывались во всех желтых изданиях. Я уже стала глухонемой секретаршей из России, соблазнившей своего шефа, то есть моего первого мужа. Интересно, много вы видели глухонемых секретарш?
        Мишель мне откровенно завидовала и требовала отчета о каждом слове, взгляде, вздохе красавца жениха. Я не говорила, но показывала подарки и счастливо улыбалась, чтобы не лишать ребенка сказки.
        Поль выражал лицемерное понимание: конечно, мсье Шахова не вернешь, так не ехать же жить в дикую Россию! Тем более такие деньги, такая фамилия! На самом деле он был разочарован и считал меня продажной девицей, только с виду изображавшей приличную женщину. То общее, что было между нами, та общность чувств, которые нас с ним одинаково отравляли и окрыляли, оказалась разрушена. По мнению Поля, я предала самое дорогое в своей жизни и позарилась на материальные блага. Он оправдывал это только моим происхождением, нищетой, в которой я воспитывалась, бедностью, которая обожествляла деньги и вещи. Он считал, что нищета бытия порождает духовную нищету. Честно сказать, он был прав. Не в моем случае, но прав. Я решила, что разберусь с этим, как только немного все утрясется и появятся реальные факты, подтверждающие жизнь Мира.
        Пора было выполнять указания мужа и ликвидировать российский филиал «Лозы». Я с тоской думала об отъезде, искала причины отсрочить поездку. Но участились звонки из дому, от бабушки, которая требовала возвращения мамы. Мама тоже не хотела ехать домой. Она мечтала нянчить внуков в шикарной квартире Дюваля с видом на Лувр, а не сидеть в пятнадцатиметровой комнате наедине с капризной и довольно озлобленной старухой в российской глубинке. Она часто рассказывала мне о вздорных выходках бабули. А я эгоистично радовалась, что могу ничего не говорить, симулируя последствия шока и сердечного приступа. Очень удобна была моя немота сейчас, когда я молча лгала всем вокруг.
        Мама, конечно, доложила Мортону, что я звала мужа в окно однажды ночью, а теперь снова молчу, но он сказал, что я смогу заговорить, когда сочту нужным. Я и заговорила, когда сочла нужным. Перед самым отъездом мне вдруг пришла в голову простая и гениальная мысль: а ведь этот лис Мортон в курсе всего! Иначе и быть не может. Как же он констатировал смерть живого человека!
        С того момента, когда я узнала Мира, стоящего ночью под окном моей квартиры, я ни разу не подумала: а что, собственно, происходит на самом деле? Просто не думала - и все! Наверное, сначала мое подсознание давало возможность оправиться физически и эмоционально, и только теперь, когда я была вполне здорова, разум начал свою работу. Говорят, что умственный труд тяжелее физического, он требует больше энергетических затрат. Будучи здоровым человеком, я могла решить загадку исчезновения мужа.
        Действительно, почему Мир бросил налаженное дело в момент взлета? Ведь был получен кредит от Дюваля, куплены цехи мсье Бриссара и завязаны связи с испанскими виноградарями. Да Мир мечтать не мог о таком еще три года назад, а теперь взял и все бросил. Неужели снова мафия? В сущности, на момент мнимой смерти Мира конфликт с этим новым французским Корлеоне только разгорался и мы находились под защитой полиции. После «смерти» Мира полиция пыталась допрашивать меня, и возле палаты с неделю сидел парень в форме, проверяя посетителей. Но потом они отстали. Может, Мир скрывается как свидетель, по какой-нибудь там программе защиты свидетелей?
        Надо идти к Мортону, решила я. Накануне отъезда мы с мамой пришли к нему попрощаться. В приемной я сделала маме знак остаться за дверью и подождать. Она заметно удивилась, но послушно уселась в мягкое кресло, аккуратно расправив новую льняную юбку цвета кофе с молоком, готовая ждать столько, сколько надо для здоровья дочери.
        Я вошла в белый кабинет. Доктор сидел за своим рабочим столом. Увидев меня, он поднялся и пошел мне навстречу, чирикая, как я чудесно выгляжу и как он рад меня видеть. Его ждал сюрприз:
        - Где мой муж, доктор Мортон?  - спросила я, даже не поздоровавшись.
        У эскулапа вытянулось лицо, будто он увидел говорящего крокодила. Но врачи - особые люди, он быстро справился с собой и нарочито восхищенным тоном, оттягивая объяснения, произнес:
        - Вы уже заговорили, дорогая!  - И добавил невинно:  - Общение с мсье Дювалем вам на пользу!
        Конечно, он же читает газеты! Я решила проигнорировать выпад.
        - Что на самом деле произошло с моим мужем, мсье Мортон?
        - Дорогая, вы знаете, что произошло. К сожалению, он был обречен на мучительную и долгую смерть, но предпочел поступить как мужчина. Мы, врачи…
        - Доктор Мортон! Я своими глазами видела Мира живым и здоровым. Я хочу знать, что произошло.
        Он помолчал. Потом заговорил тоном профессионального психоаналитика:
        - Дорогая, кто-нибудь, кроме вас, видел мсье Шахова после его смерти?
        Вопрос был задан в форме, предполагающей, что больной сам скажет, что он спятил, но я сдаваться не собиралась. Моя жизнь была поставлена на карту.
        - Никто не видел, но я в полном порядке. Я знаю, что это был он. Я видела его нос.
        - Ах, нос! Это серьезно. К сожалению, во Франции у многих людей есть носы. Даже такие характерные, как у мсье Шахова. Но, серьезно говоря, дорогая, я думаю, что вам действительно надо сменить обстановку. Вы перенесли тяжелую утрату. Все же вы восприняли смерть вашего мужа намного глубже, чем это могло бы показаться со стороны. Вы опять бледнеете! Присядьте сюда! Изабелла! Скорее бригаду кардиологов!
        Но со мной все было в полном порядке. Я побледнела от злости. Надо же! Он делает из меня спятившую дуру. Я бодро развернулась на каблуках и вышла вон, с размаху хлопнув дверью. На пороге я столкнулась с Изабеллой и, пролетая мимо, бросила ей:
        - Доктору Мортону плохо! Ему срочно нужна хорошая клизма для мозгов.
        Изабелла вытаращила глаза, а я направилась к выходу, позвав маму жестом.


        ГЛАВА 42
        На улице ошарашенная мама стала трясти меня и радостно причитать:
        - Ты заговорила, я знала, что доктор Мортон поможет! Какое счастье, надо немедленно сообщить Сержу. Он будет рад! Какое счастье!
        Я обняла маму и постояла так, ожидая конца всем излияниям. Потом молча остановила такси, и мы поехали домой. Завтра мы будем в России.
        На следующий день, с утра пораньше, прибыл Серж Дюваль с букетами, подарками, поцелуями. Мама жестами пыталась объяснить, что я говорила вчера. Она показывала на меня, на свой рот, на себя, на свой рот, Дюваль смотрел на нее как баран:
        - Что такое, мадам?  - вопрошал он по-французски.  - Что с Элен? У нее болит рот? Нельзя целоваться?  - Кому что! Дюваль жаждал страстного прощания.  - Элен, что происходит?
        - Лена, ну скажи ты ему! Ну, со мной не хочешь говорить, но скажи человеку, что произошло!
        Вся эта суета утомляла. Мне вообще было нехорошо. Всю ночь я прометалась, пытаясь заснуть, пытаясь хоть на пару часов выбросить из головы дурные мысли. Таков уж наш менталитет - мы верим докторам, и я тоже боялась поверить. Он сказал, что Мир умер! Но я видела его живым. Почему бы не сказать мне правду! Я же живая, мне же больно. Утром сердце билось в горле, пот прошибал каждые пять минут, голова кружилась и ломило все тело.
        Нет, нет! Мир жив. Я сейчас поеду в Россию, закончу там дела и вернусь назад, чтобы искать его. Найму детективов, пойду в полицию, сделаю все, что только возможно. Я найду его, даже если он прячется именно от меня.
        Всю дорогу до аэропорта я держала Дюваля за руку. Перед расставанием отвела чуть в сторону и бросилась на шею. Для этого мне пришлось довольно высоко подпрыгнуть, но надо было, чтобы он меня не забыл, да и объятия с Сержем всегда были приятны. Он держал меня на весу, а я поцеловала его красивые губы, потом потянулась к мочке уха и, нежно лизнув ее, с силой прикусила. Дюваль, не ожидавший столь сладкой для него ласки, ахнул и содрогнулся всем телом. Я высвободилась из его вдруг ослабевших рук и, трижды оглянувшись, пошла к маме. Он стоял на фоне светлой стены, закусив нижнюю губу и держась за мочку уха. На его пальцах была кровь. Я улыбнулась жениху, он слабо махнул рукой. Мама недоуменно наблюдала эту сцену.
        Чем ближе самолет подлетал к родине моих предков, тем глубже я впадала в депрессию. Она была похожа на рваный туман, сквозь который мы летели. Все гуще, все плотнее. В Москве мы пересели на другой рейс, чтобы оказаться в родном городе. Я уже почти ничего не видела вокруг. Вселенная для меня уменьшилась до двух рыжих чемоданов из натуральной кожи, подаренных, конечно, Сержем Дювалем. Все вокруг было неживым, все происходило не со мной. Мой дом там, где дом моего мужчины, а здесь нет моего мужчины и нет дома.
        Однако меня ждали дела. Надо было выполнять распоряжения Мира. Четкие, подробные, безапелляционные. Я остановилась в гостинице. Мне лучше было одной, тем более что телефон трещал не умолкая, аккумулятор мобильника полностью разряжался уже к вечеру. Мне пришлось заговорить, и это было мучительно тяжело.
        Дела в офисе после известия о гибели генерального директора шли совсем по-русски: офис разворовали вплоть до скрепок. Директор русской «Лозы» Игорь Лавренев изображал шок от происходящего, но, как показала проверка, сам прикарманил около десяти тысяч долларов и джип, купленный Миром для дел фирмы в провинции, где могли проехать только лошадь с повозкой и внедорожник.
        Я изобразила дуру и торжественно, при всех сотрудниках, подарила ему уже украденную машину. Игорь сначала растерялся, а потом сказал «спасибо». Десять тысяч долларов вернуть так и не удалось. «Ничего,  - подумала я, любуясь на жирный затылок Лавренева.  - Вернется Мир - и ты свое получишь!»
        В Гродине, среди людей, знавших меня с детства, на меня смотрели как на Чудо-Юдо. Мама уже раззвонила о моем новом женихе - французском аристократе и миллионере. Надо было, конечно, предупредить ее, чтобы не говорила ничего такого, но я сразу не сообразила, а теперь было поздно: это был звездный мамин час. Только бабуля портила ей кайф, брюзжа:
        - Чему ты радуешься? Он же буржуй! Деньги наворовал! Живет, людей обдуривает! Тут людям есть нечего, а они дворцы собакам строят!
        Никогда не видела у Дюваля дворца для собаки, но объяснять что-то бабуле бесполезно. Мама смотрела на меня, я - на нее, и мы дружно хихикали.
        Мое предстоящее замужество стерло из памяти людей то, что в данный момент я являюсь вдовой. Смерть Мира принесла мне проблемы со здоровьем. Но знакомые только спрашивали у мамы, не беременна ли я, ведь я такая бледненькая и задыхаюсь! Всякое недомогание молодой женщины связывается с ее репродуктивной системой.
        Люди оценивали мои простые вещи - джинсы, водолазки, свитера, рубашки, майки - и удивлялись, неужели я не могла одеться получше. Уже наступила зима, и я привезла с собой свое черное длинное пальто и вязаную шапочку, которые носила уже третий сезон. Пару лет назад, когда у меня начался период безделья и растрат, я купила себе красивую шубу из голубой норки, шикарную, по мнению моего окружения из русских жен парижских бизнесменов средней руки. Но как-то мало носила эту вещь и не стала тащить ее в Россию, чтобы все обзавидовались. Наверно, как раз надо было, потому что черное пальто просто резало соседям глаза. Мама передавала мне их слова: «Что же это, банкир ей и шубку не прикупил!» Меня особенности местного менталитета напрягали, раздражали и отталкивали. Будучи вообще довольно закрытым человеком, я жаждала просто покоя, тем более что душевное состояние было весьма сложным. Я специально поселилась в гостинице, чтобы иметь возможность бывать одной хоть несколько часов по вечерам.
        Никак не подняла настроение и трагическая новость. Оказывается, шесть месяцев назад умерла Элла. Я узнала об этом от ее матери, Натальи Павловны, позвонив к ним домой. Женщина очень удивилась, что я не знала о смерти ее дочери, но, думаю, моя мама просто побоялась расстраивать меня. И вправду, лучше бы мне было этого не знать! Красавица Элла - легкая, цветущая, нежная. Меньше всего ей подходило слово «смерть». Какая я дура! Почему я не поддерживала связь с лучшей подругой! Почему не узнала, не приехала, не попрощалась! Как я могла быть такой эгоисткой!
        - Рак,  - сказала мама Эллы.  - Сначала рак груди, сделали операцию, провели лечение. На повторный курс мы ездили в Москву, вроде бы все было в порядке! Потом что-то анализы плохие, стали обследоваться, а уже метастазы пошли, и за три месяца она сгорела! Лучше бы я умерла!
        - Что же вы не сообщили, когда она заболела! Мы бы устроили ее в клинику в Париже! Там бы она поправилась!
        Эллина мама помолчала, а потом сказала, как рубанула:
        - Так ведь твоего мужа не вылечили!
        Я настолько убедила себя, что Мир жив и здоров, что глупо спросила:
        - При чем тут Мир?  - И осеклась.
        - Ну, ладно, я ляпнула, не подумав, ты прости меня. Знаешь, рак - такое дело коварное. А здесь вот Азочка осталась. Тяжело нам с ней, я уже не справляюсь.
        - Азочка - дочь Эллы?
        - Ну да. Уже в школу ходит. В честь отца Элла ее назвала - Франсуаза!
        Боже мой, да ведь Азочка - родная дочь Франсуа Буало! Теперь девочка круглая сирота.
        - Леночка, ты там, в Париже, его не встречала?
        - Встречала. Умер он. Уже год назад.
        - Что творится.  - Голос моей собеседницы задрожал.  - Молодые умирают. И Элла, и муж твой, и дети моей сестры,  - она говорила о Жоре и Альбине.  - И этот Франсуа, хоть и не мальчик, а все же рано ему еще. Что с ним случилось?
        - Под машину попал,  - соврала я. Не говорить же правду!
        - Лучше бы мы, старики…  - горестно произнесла мать, потерявшая своего ребенка.  - Вот у нас дедушка живет, и ничего ему, а Азочка сирота!
        - Такова жизнь,  - сказала я. Вдаваться в подробности, кто жив, а кто - нет и почему, я не желала.  - Можно я приду на Азочку посмотрю?
        - Конечно, Леночка, приходи!
        Ребенок Эллы и Франсуа был удивительно похож на них двоих: пухленькая, как полноватый Франсуа, рыженькая, как Элла, с бесенятами в хитрых, как у Франсуа, глазах и женственная, несмотря на юный возраст, как красавица Элла. Мне она сразу понравилась. Я принесла в подарок самую большую куклу, которую нашла в магазинах, и девочка стала доверять мне как родной.
        Еще я принесла довольно крупную сумму денег. Наталья Павловна не стала кокетничать и благодарно приняла подарок. В комнате, обставленной еще во времена нашего с Эллой детства, царил порядок. На полках красовались фото Эллы. Он любила фотографироваться, что неудивительно при ее внешности. Я постояла возле одной из них, сделанной тогда, когда Мир был лишь моей мечтой и вся жизнь была впереди. Нырнув на долю секунды в прошлое, я вдруг впервые за время после исчезновения мужа заплакала. Мне было жаль Эллу, Азу, я тосковала по Миру. Уже не каменная, а свинцовая плита придавила мне грудь.
        - У вас есть валидол?  - спросила я у Натальи Павловны и села прямо на ковер.
        - Ты поиграешь со мной?  - спросила у меня Аза, когда наши глаза оказались на одном уровне.


        ГЛАВА 43
        Ликвидация фирмы «Лоза», слава богу, не была бесконечным мероприятием. Я вполне справлялась, в каждой, буквально каждой ситуации равняясь на Мира. Что бы сказал Мир? Что бы сделал? У меня не было его деловой хватки, но все же удалось спасти немаленькие суммы денег. Я перевела их в швейцарские банки на счета, которые указал мне Мир. Он пояснил в техническом задании, что это счета различных фондов: по борьбе с раковыми заболеваниями, по борьбе со СПИДом, для детских организаций, для детей-сирот. Но я уже не была прежней наивной и безоглядно влюбленной дурочкой. Мой муж, известный в узких кругах хитрец, надеялся провести меня еще разок, но не тут-то было. Пара звонков - и стало ясно, что данные номера счетов никакого отношения к указанным организациям не имеют.
        - Он точно жив,  - сказала я себе, положив трубку на рычаг.  - Мерзавец, меня за дуру держит!
        Я стала мучиться по ночам, вспоминая его. То, как мы попрощались, как занимались на прощание любовью, как он курил перед этим. Иногда на меня накатывала истома, вызванная жестокой памятью тела. Я просто физически чувствовала его губы на моей груди, его руки на моих бедрах, звук его смеха преследовал меня, я постоянно ощущала запах табака и туалетной воды, которым всегда пропитывалась его одежда. Доберусь же я до тебя! На этот раз разговор будет очень серьезным. Каким - покажет ситуация, но легким испугом ты от меня не отделаешься!
        Печально было мое пребывание в родном городе. На прощание я выполнила данный зарок и пришла на унылое кладбище, где уже семь лет покоились Жора и Альбина. Их могилы были рядом, а третьей за голубой оградкой была могила их матери. Оставалось еще одно незаполненное место - для их отца. Я знала, что, похоронив детей, а потом и жену, глава семейства Марковых (не помню его имени-отчества) женился вновь на местной алкоголичке Валентине. Квартиру Валентины молодожены уже пропили, осталась квартира Маркова - просторная, трехкомнатная, еще хранящая воспоминания о хлебосольном доме, детском смехе, пирогах к Новому году и горе, которое принесла с собой в их дом невеста сына. Я так и умру с этим чувством сопричастности трагедии, с этим камнем на душе. Даже то, что я знаю правду, не умаляло вины.
        Я положила цветы на три могилы и поплелась по грязной дорожке к выходу, вспоминая кладбище, на котором «похоронен» Мир. Ни за что не умру в России! Не хочу лежать в грязи!
        Уже были куплены билеты на самолет до Москвы, а оттуда - до Франции. Я прощалась с друзьями. С новыми старыми друзьями, относившимися теперь ко мне довольно не по-дружески. В глаза дарились улыбки, а за спиной перемывались кости. Мне было обидно, я злилась. Наверное, не появлюсь на родине еще семь лет.
        Мама не могла поехать со мной, но твердо решила, что навестит молодую семью (это меня и Сержа Дюваля) через год. Я не возражала, хотя предполагала совсем иной исход событий. В тот вечер мы сидели за столом в отчем, точнее, в бабулином доме за прощальным ужином. Мама нажарила картошки, как я люблю, достала домашние соленые огурцы, помидоры, салаты из баклажанов, болгарского перца и прочих даров лета. Я накупила всяких дорогих вкусностей: колбаски, сыра, оливок, без которых уже жить не могла, свежих овощей и огромный торт на сладкое.
        Стол выглядел великолепно, только вот разговор не клеился. Бабуля ругала новомодные деликатесы, вспоминала прежние времена, в которых причудливо сплеталось «не было у нас разносолов и жили как-то лучше, веселее» и «вот в магазинах все было и дешево». Я давно не пыталась разобраться. Кто знает, что со мной будет в ее возрасте. Хотя, судя по заключению доктора Мортона, до ее возраста мне уже не дожить. Ну и ладно! Может, лучше прожить, как я живу: насыщенно, пусть и не всегда спокойно и счастливо?! Я влюбилась в самого лучшего мужчину в мире, он стал моим мужем, и я почти потеряла свою любовь, а теперь она вернулась. И я почти потеряла своего мужчину, но скоро верну его. Я увидела самый красивый город в мире, и влюбилась в него, и жила в нем, а теперь у меня есть шанс снова увидеть его. Мучаясь, страдая и плача, я живу, а что видят другие, те, кто останется здесь на долгие годы, до конца жизни?
        Так я рассуждала сама с собой в тот вечер, последний вечер в кругу своей семьи. И уже предчувствовала Париж, его воздух, букет от Сержа, встречу с Мишель и Полем. Странно, но эти люди, с которыми я не училась вместе в школе, не писала записки мальчикам, не мечтала о будущей встрече с принцем, не удирала с лекций в институте, не напивалась впервые с непривычки портвейном, эти чужие французы были мне теперь ближе и понятнее бывших одноклассников и однокурсников. Думаю, все дело в Мире. Это он связал меня с этими людьми, и отблеск чувства, которое я испытывала к нему, лег и на мое отношение к ним.
        В аэропорту меня встречала огромная служебная машина Сержа. Сам жених отбыл по делам в Бельгию, а мне оставил предсказуемый букет и хорошенький мобильный телефон с откидной перламутровой крышечкой. Через полчаса аппаратик мелодично засвиристел. Конечно, Серж осведомлялся, как я долетела.
        - Отлично, спасибо, милый!
        - Как чудесно снова слышать твой голос, Элен. Я просто таю от его звука!
        - Ты очень романтичен, Серж. Когда вернешься?
        - Только к уик-энду. Сгораю от нетерпения увидеть тебя!
        - Я тоже. Пока!
        - Целую тебя, милая. Мой номер внесен в память твоего телефона под цифрой один!
        - Чудесный телефон, спасибо. Пока.
        Если бы я не оборвала разговор, он бы продлился до вечера. Конечно, в отличие от экономного Мира, Дюваль не считал секунды, но я уже устала от излияний. Надеюсь, я не обидела его!
        Размышления поинтереснее вытеснили мысли о женихе. Что сейчас предпринять? Обратиться к частному детективу? Пойти в полицию? Как искать Мира? Единственный след, явно указывающий на обман во всей этой истории с самоубийством Мира, это клиника Мортона. Доктор все знает, но выставляет меня сумасшедшей и не говорит правды. Кто-то из персонала должен быть в курсе! Ну хоть один человек! Например, Изабелла. Ну да, Изабелла! Она доверенное лицо Мортона, недаром, как только что-нибудь случается, доктор вопит: «Изабелла, скорее!» Она должна все знать. Но как же мне выпытать у нее правду? Я не знаю, что она за человек, какие у нее слабости, можно ли ее купить? Можно попробовать купить. А заплатит сам Мир. Кое-какие суммы еще не переведены в Швейцарию, и они мне пригодятся.
        Шофер Сержа привез меня в тот самый интимный загородный домик, который был представлен мне в свое время как фамильная резиденция Дювалей.
        Пройдя по комнатам, я вспомнила, как собиралась отомстить мужу за шашни с сиделкой, как разгадала его игру и как отомстила, снова сыграв на руку пройде Миру. Французская земля питала меня оптимизмом, но воспоминания как злые призраки стали носиться вокруг моей бедной головы. Я села на стильный ковер посередине шикарной гостиной, выдержанной в оранжево-зеленых цветах, и заплакала.


        ГЛАВА 44
        На следующий день я позвонила в клинику доктору Мортону, только набрала не личный номер доктора, а телефон его помощницы Изабеллы. Она ответила.
        - Изабелла, это мадам Шахова. Здесь у меня бумаги мужа, он завещал вашей клинике большую сумму, вы уже ее получили?
        - Да, конечно, весьма признательны.
        - Чудесно, но здесь есть парочка нюансов. Надо бы посоветоваться с вами лично. Доктора Мортона беспокоить не надо! Не могли бы вы встретиться со мной где-нибудь в городе сегодня вечером, после работы?
        Изабелла ничего не заподозрила. Она ставила интересы и дела клиники превыше всего, поэтому встречу назначила на сегодня, на семь вечера, в кафе недалеко от больницы.
        Я прибежала в кафе заранее, чтобы занять столик в уединении. Заказала легкий, но изысканный ужин и стала ждать, волнуясь и перебирая варианты разговора. Помощница Мортона появилась ровно в семь часов. Я не сразу узнала ее, потому что привыкла видеть в медицинском белом халате, а сейчас на ней был красный, весьма сексуальный, хоть и деловой, костюм. Оказывается, она была привлекательной женщиной: каштановые густые волосы, темные, влажные глаза, оливковая здоровая кожа.
        Обратив внимание на ее внешность, я нечаянно вспомнила, что кто-то из общих знакомых говорил, будто Изабелла - любовница Мортона. Скорее всего, это правда. Я когда-то видела мадам Мортон, и впечатления у меня остались самые неприятные. Просто надутая жаба, и больше ничего. Устоит ли мужчина, которого поджидает дома каждый вечер этакое земноводное, перед смуглым соблазном тела Изабеллы? А если так, то что мне от этой ситуации? Помощь или препятствие? С одной стороны, служебный роман указывает на то, что у медички есть чувства, и ее можно разговорить, разжалобив своей историей любви. Но, с другой стороны, возможно, она предана своему шефу не только телом, но и душой и ничего мне не расскажет. Насколько предана? А может, у меня есть такая сумма в распоряжении?
        - Здравствуйте, Изабелла! Присаживайтесь. Поужинаете со мной? Заказ уже сделан.  - Я лучезарно улыбалась. Изабелла поздоровалась и села. Она была дружелюбна (еще бы, мой супруг перечислил на счет клиники просто огромную сумму!), но внутренне скована. Я заметила это по ее прямой спине и судорожно сжатым коленям. Женщины, вообще, почувствовав опасность, часто сжимают колени, будто защищают себя от сексуального насилия.
        - Изабелла, я пригласила вас, воспользовавшись выдуманным поводом, но, думаю, вы меня простите, когда узнаете, в чем истинная причина нашей встречи.  - Сказав это, я просто впилась глазами в ее лицо, чтобы не пропустить ни единой реакции, и четко произнесла:  - Я знаю, что мой муж жив!
        Она дернулась при этих словах и тоже уставилась на меня, но не испуганно, не агрессивно, а… профессионально. Изабелла решила, что сидит за столом с помешанной из-за смерти мужа женщиной, и искала в моем лице признаки безумия. Возможно, ей пришла на память моя последняя выходка в приемной Мортона.
        - Дорогая Элен, к сожалению, ваш муж действительно умер.  - Она говорила со мной, как с маленьким ребенком.  - Вы должны смириться с этим. Найти для себя новые позитивы и жить дальше.
        - Хорошо, пусть так,  - ненатурально согласилась я, опасаясь, что она сейчас достанет шприц с успокаивающим.  - Тогда скажите мне правду: вы лично, своими глазами, видели тело мсье Шахова?
        - Нет, сам доктор Мортон обнаружил его. И констатировал смерть. К сожалению, даже реанимационные мероприятия проводить не было смысла. К моменту обнаружения тела вашего мужа с момента его смерти прошло около тридцати минут. Доктор Мортон сразу отправил тело мсье Шахова в морг. Но я видела буквально море крови в душевой кабинке. Дежурная санитарка отмывала ее два часа! Если вас это успокоит, скажу лишь, что ваш муж не страдал перед смертью.
        - А кто отвез тело из палаты в морг? Санитар?
        - Нет, я точно знаю, что сам Мортон. Когда он вызвал меня и я поднялась в палату мсье Шахова, там было пусто. Только кровь. Потом появился доктор и сказал, что не смог найти санитаров и сам отвез тело в морг.
        То, что рассказала Изабелла, только подтверждало мою теорию: доктор Мортон помог инсценировать «смерть» Мира.
        - А в морге вы лично видели мсье Шахова?
        - Ну конечно нет! В мои обязанности не входит посещение морга.
        - Спасибо, Изабелла. Вы очень мне помогли. Теперь я вижу, что ошибалась. Давайте ужинать!
        Мы приступили к еде. Вскоре моя сотрапезница заметно расслабилась, разговор пошел об одежде, косметике и прочей ерунде, столь милой сердцам женщин. Мне было почти весело. После двух бокалов вина помощница доктора Мортона все же задала вопрос, волновавший ее на самом деле:
        - Элен, это правда, что вы выходите замуж за мсье Сержа Дюваля?
        - Мы просто друзья, это пресса раздула страсти на пустом месте. Я еще в трауре.
        - Потому и спрашиваю! Зачем вам выяснять что-то о своем первом муже, если у вас такие шикарные перспективы!  - Она уже не слушала меня.  - Как вообще вам удалось его окрутить? Говорят, у вас роман уже целый год!
        Изабелла и впрямь уже ничего не слышала. То ли опьянела, то ли Серж Дюваль настолько взбудоражил ее воображение. Что бы она сказала, проведя с ним ночь любви в его вкусе? Хотя француженки практичны. Она бы решила, что ради денег, имени, обеспеченного будущего детей придется потерпеть, а если совсем станет невмоготу, то можно и любовника завести.
        Еще немного послушав цитаты из желтых газетенок, расписывавших мой дикий роман с аристократом и красавцем банкиром Сержем Дювалем, я расплатилась за ужин и ушла, нарочито тепло распрощавшись с Изабеллой, которая теперь никуда уходить не собиралась, а сидела, выставив в проход свои сексуально мускулистые ноги с изящными лодыжками, крепкими икрами, округлыми коленями и полными, почти голыми под задравшейся юбкой бедрами. Она курила «Житан» и стреляла глазами по сторонам. Уходя, я засекла ответные сигналы от нескольких представителей противоположного пола. Но один взгляд предназначался мне. У стойки бара сидел парень, искоса наблюдавший за мной. Это был тот самый взгляд, что я ощущала и раньше. Взгляд, который изучал, преследовал, рассматривал.
        Я посмотрела прямо на него, а он - на меня. Осознав, что разоблачен, наблюдатель спрыгнул с высокой табуретки и быстро пошел к выходу. Не придумав ничего умнее, подчиняясь только импульсу, я пошла за ним. Уже на улице опомнилась и притормозила, стараясь не потерять из виду коричневую кожаную куртку. Убегая, парень дважды оглянулся, но, кажется, меня не заметил.


        ГЛАВА 45
        Возле тротуара припарковано несколько машин. Парень в рыжей куртке сел в смешную малолитражку и поехал в сторону центра города. Я буквально заметалась по мостовой. Боже! Как это в детективных фильмах бывает: махнул рукой - и вот уже такси остановилось? Азарт погони добавлял адреналина в кровь.
        Я отчаянно голосовала, пытаясь остановить хоть какой-то транспорт, и наконец мне повезло. Передо мной затормозила белая машина. Я прыгнула на первое сиденье и взмолилась, обращаясь к водителю:
        - Прошу вас, помогите! У меня несчастье, и мне надо догнать парня в желтой машине, вон той, что свернула вправо! Я заплачу!
        Водитель, седой крепкий мужик, явно из простых парижан, жителей рабочих кварталов, выслушал мою тираду довольно равнодушно, но при виде денег оживился и без лишних вопросов погнался за малолитражкой.
        Когда мы приблизились к желтому автомобилю на расстояние, достаточное, чтобы не упустить его из виду, мой спаситель поинтересовался:
        - У вас сильный акцент, вы откуда?
        - Из России.
        - А-а,  - протянул он и вдруг пропел по-русски:  - «Калинка, калинка, калинка моя!»
        - Откуда вы знаете?
        - Жил раньше рядом с русским рестораном. Так что у вас случилось? Этот парень из русской мафии?
        Лучшего объяснения я придумать не могла.
        - Ну да. Они похитили моего мужа. Хочу проследить, где его прячут.
        - Настоящие приключения!  - восхитился водитель.
        Минут через двадцать желтая машина остановилась у ресторана «Фуке». Мы притормозили метров за двадцать от него. Рыжая куртка метнулась ко входу в ресторан и исчезла за стеклянной дверью.
        - Знаете,  - сказал водитель, получая обещанную плату,  - похоже, что дела у вас обстоят хуже, чем вы думаете.
        - Почему?  - удивилась я.
        - Это ресторан «Фуке».
        - Вижу, так что?
        - Он принадлежит одному местному мафиози, он торгует наркотой. Очень большой человек, если вы понимаете, о чем я говорю. Если ваш муж перебежал ему дорогу, неприятности будут большие.
        Я оторопела. Мафиози? Неужели сам Жан Этьен? И они следят за мной.
        - Что же делать?  - спросила я побелевшими под слоем помады губами.
        - Идите в полицию! У вас будет хоть какой-то шанс.
        - Спасибо. Выйду здесь. Прогуляюсь, подумаю.
        Открыв дверь, я стала выползать из машины. Ноги не хотели слушаться, но надо было доводить дело до конца.
        - Удачи вам!  - услышала пожелание своего спутника.
        Он уехал, а я осталась стоять на месте. Потом решилась: пойду и спрошу, что, черт побери, им нужно! «Безумству храбрых поем мы песню!»
        Это было действительно безумное решение, но я устала от всей этой истории. Семь лет, больше семи лет продолжается преследование мафии. Мне надоело, я хочу жить без оглядки на интересы каких-то подонков, торгующих наркотиками. Какое право они имеют лезть в мою жизнь? Если мои догадки правильны, то Мир пропал из-за них. А за мной теперь следят, потому что они тоже не верят в его смерть. Только лисица охотилась за своим хвостом: они следили за мной, думая, что я выведу их на Мира, а я понадеялась, что наблюдатель знает, где мой муж. Очень смешно!
        В ресторане моя решимость слегка привяла. Обычное заведение для обычной публики. Парня в кожаной куртке нигде не было. За столиками сидели мужчины и дамы, никак не подходившие под мое представление о наркомафии.
        Ко мне подошел официант:
        - Что мадам желает?
        - Кофе,  - ответила я машинально.
        Он принял у меня пальто и провел за маленький столик у окна.
        - Вам будет здесь удобно.
        Мне было удобно. Слава богу, здесь курили. Я вытащила сигареты, но не успела чиркнуть зажигалкой, как к столу подошел другой официант, постарше, и сказал:
        - Господа в кабинете приглашают вас присоединиться к их столу.
        Первая мысль была: меня приняли за проститутку! Но потом одумалась. Официант указывал на дверь, возле которой маячил тот самый парень. Вот когда я испугалась не на шутку! Адреналин мощной волной прокатился по всему телу. Мурашки пробежали по затылку, струйка пота потекла между лопатками, колени стали ватными. Но я почувствовала не только ужас. Инстинкт противостояния поднял голову в моей душе. Нельзя показать страх, а то собаки бросятся на тебя. Нельзя оставить начатое, иначе не будешь себя уважать. Я встала, небрежно прикурила на ходу трясущимися руками и спокойно направилась за официантом, лавировавшим между столиками.
        Наблюдатель-неудачник открыл передо мной дверь, я даже не смерила мелкую сошку взглядом. Кабинет оказался довольно большой комнатой. Паркет, дубовые панели, зеркала, диванчики вдоль стен. Посередине стоял круглый стол, сервированный для кофе. За столом сидели двое: один толстый, а другой - худой. Даже забавно, им бы на эстраде выступать - настолько яркий контраст. Толстый был неприятный блондин лет сорока, не больше, а худой - брюнет, с изрезанным морщинами брезгливым лицом. Очаровательная парочка молчала. Официант отодвинул для меня стул напротив хозяев, я села, он налил мне кофе. На моей сигарете тлел столбик пепла, но пепельница стояла на другом конце стола. Я не стала суетиться. Подержав сигарету вертикально, демонстративно поискала пепельницу возле себя, не нашла и, невольно подражая Миру, щелчком сбросила пепел на пол.
        У блондина сдали нервы:
        - Зачем вы приехали сюда, мадам Шахова?
        - Мне было интересно, кто следит за мной.
        - Теперь вы это знаете?  - подал голос брюнет.
        Прикинуться дурой? Сумничать?
        - Догадываюсь. У этого ресторана дурная слава.
        - Дамам не место в заведениях с дурной славой,  - злился блондин.
        - Что за слава?  - Брюнет был более покладист.
        - Люди говорят, что он принадлежит одному торговцу наркотиками.
        - Где ваш муж, мадам Шахова?  - Толстому надо было лечиться от истерии в клинике доктора Мортона, таким нервным он был.
        Разговаривать с ним было трудно. Я и так еле сдерживалась, чтобы не убежать, а если со мной говорить будут таким тоном, точно под стол полезу прятаться. Лучше поговорю с худым. Тут меня осенило. Они играли в хорошего и плохого полицейских! Такая игра рассчитана на то, чтобы расколоть допрашиваемого, но мне бояться нечего, я не знаю, где мой муж. Наоборот, я только что выяснила от Изабеллы, что он точно «погиб». И все же с брюнетом говорить приятнее, поэтому последний вопрос остался без ответа.
        - Знаете, мадам Шахова, а ведь я вам обязан!  - любезничал хороший полицейский, как я и ожидала.
        - Чем же?
        Худой встал со своего места, взял пепельницу и направился ко мне. Вблизи он оказался моложе, чем показалось сначала, держался прямо и производил впечатление человека, не привыкшего носить кому-то пепельницы. Тем не менее он протянул черную с золотом тарелочку, предлагая мне стряхнуть пепел.
        - Вы отправили в отставку одного моего русского конкурента.  - Брюнет поставил пепельницу на стол, отодвинул стул рядом со мной и сел, откинувшись на спинку и положив ногу на ногу. Его лицо излучало добродушие.
        - Вы, вообще, темная лошадка,  - ядовито прокомментировал блондин, видимо, радуясь возможности назвать меня лошадью.
        Покурив и подумав, я высказала худому довольно обоснованную догадку:
        - Вы и есть Жан Этьен.
        - Это мое имя.  - Он немного склонил голову, представляясь.  - А это - Клаус Краузе, мой ближайший помощник.
        - Ой, ну хватит светских бесед!  - Клаус-Крауз-Микки-Маус уже был весь красный от раздражения. Этак я его до удара доведу!  - Ты, девочка, думаешь, с кем тут кофеек попиваешь? Это тебе не твои русские свиньи, которые с бабой справиться не могут! Ты хоть поняла, что живой не выйдешь отсюда?
        Серьезная угроза заставила меня посмотреть на Этьена. Он ласково улыбался и кивал, будто Краузе наговорил мне комплиментов. Вот тебе и хороший полицейский. У меня пересохло во рту, и я отхлебнула остывший кофе. Напиток был просто изумительный. Глоток такого кофе мобилизует вас даже перед смертью. В моем положении это было как раз то, что надо. Страх отступил, чертов инстинкт противостояния включился на полную мощь. Допьем-ка мы чашечку, послушаем, что дяди скажут!
        - Ты, давай говори, где твой длинноносый отсиживается.
        - У моего покойного мужа,  - прощебетала я светским тоном,  - не только нос большим был. Тебе, толстяк, такое и не снилось.
        Этьен, на которого я не смотрела, вроде бы хмыкнул, блондин подскочил на месте от такого оскорбительного заявления и заорал:
        - Ты сейчас сама последний свой сон увидишь! Соберу с десяток своих мальчиков, и пойдешь по кругу, вдова притрахнутая!
        Мы сидели напротив и смотрели друг другу в глаза. Преимущество было на моей стороне, потому что я не злилась.
        - Ну ладно,  - раздался голос Этьена.  - Хватит, Клаус! Мадам Шахова нам больше пригодится живой. Я вроде как обязан вам, мадам, поэтому для вас особое отношение. Мы просто будем следить за вами. Думаю, рано или поздно вы выведете нас на этого мерзавца. Вы оба очень упрямые. Ваш муж отказал мне трижды. Четвертого предложения бы не последовало, но он, видите ли, заболел и умер! Только я не верю этому. В общем-то, он мне и не нужен теперь, когда его фирма приказала долго жить, но он посмел мне отказать, а это уже ай-яй-яй! Мы не можем простить такого, потому что тогда и другие решат, что мне можно вот так просто отказывать.
        Это было понятно. Понятно и очень плохо. Как же мне теперь искать Мира? Слов не было. Просто было нечего сказать. По сюжету я бы должна была выдать эффектную фразу напоследок и гордо удалиться, но не могла. ИП теперь годился только на то, чтобы не зарыдать в голос.
        - И как только ваш благоверный окажется в моих руках,  - влез Клаус,  - я припомню, что ты тут хамила про носы…
        Я перебила его, наконец найдя нужную фразу:
        - Еще посмотрим, кто кому припомнит!
        Этьен остановил меня жестом:
        - Все достаточно серьезно, мадам. Вы смелая женщина, теперь я это вижу, но ссориться с Клаусом я не посоветовал бы даже вам. Вас проводят. Всего хорошего.
        Он смотрел на меня, будто разговор шел о погоде, спокойным взглядом полубога, знающего, что его прогнозы всегда оправдываются. Я поняла, что он будет следить за мной глазами всех этих парней в кожаных куртках, прослушивать мои телефонные переговоры, тратить время и деньги на какую-то русскую, которая столько не стоит сама по себе. Он будет искать Мира, как бы это ни было сложно и дорого, чтобы убить его. Этьен должен показать всем: ему отказывать нельзя. Что же он делает с женщинами, посмевшими перечить ему? Ну, слава богу, хоть это не моя проблема!
        На прощание Краузе информировал меня, что слежку за мной будут вести его мальчики, а когда с моим мужем будет покончено, возьмутся за меня. Этьен сладко улыбнулся. Я вышла.
        Официант, приводивший меня на аудиенцию к Жану Этьену, проводил меня до машины, поданной ко входу в ресторан. С вечеринки я вернулась с полным комфортом.


        ГЛАВА 46
        Всю ночь я опустошала бар в доме Сержа Дюваля. Собственно говоря, при всем желании лучшего занятия на ближайшие десять лет я не видела. Что мне делать, что мне делать со всей этой длинной жизнью, если у меня не будет Мира? Любовь была смыслом моей жизни. Она накалялась, остывала, мучила меня, терзала, давала передышку, снова впивалась в мое сердце, даря муку и счастье, но всегда она была со мной. Я уже попробовала, как это - потерять Мира, я уже умирала от этого, больше не могу. Слишком страшно. И сейчас сложилась ситуация, из которой было два выхода, но они оба вели в тупики. Первый выход - искать Мира. Тогда я приведу к нему людей Этьена, и они убьют Мира. Первый тупик. Второй выход - не искать Мира, тогда я буду жить с Сержем Дювалем и рожать детей. Второй тупик. Тупик, потому что, испытывая к банкиру искреннюю благодарность, восхищаясь его благородством, уважая его личность, я не любила его. А без любви нет моей жизни. Без Мира можно спокойно вернуться в Россию и доживать оставшиеся годы. Длинные, долгие, пустые. Это будет уже третий, не предусмотренный сразу выход и третий тупик. Мир! Где ты?
Спаси меня!
        Утром я проснулась на диване в холле. Вокруг меня теснились бутылки, валялись набитые окурками пепельницы, но я чувствовала себя совершенно нормально. Может, дело в том, что в баре Дюваля не водилось дешевого пойла? Собирая по комнате все эти чудесные емкости, содержимое которых стоило как знаменитые французские духи, вытряхивая пепельницы, открывая окна для проветривания, принимая ванну в чудовищном по размерам джакузи Дюваля, я старалась не думать ни о чем серьезном. Серж приедет завтра, я встречу его, потом повезу пообедать, потом - не знаю что. Надо позвонить маме. Надо позвонить Мишель. Надо позвонить Полю. Хоть он и отдалился от меня с тех пор, как я стала невестой Дюваля. Его, то есть Поля, мне действительно не хватало. Я бы рассказала ему все. Он надежный, верный, порядочный. Он скажет, что делать.
        Рассказать все Сержу Дювалю мне и в голову не пришло. Не могла же я, в самом деле, признаться, что согласилась выйти за него замуж только чтобы вернуться в Париж и искать Мира! Вполне логично было промолчать! Но, как показала жизнь, логичное и правильное - не всегда одно и то же.
        Разговор с Полем пришлось отложить, потому что он отдыхал с Сюзанной где-то в Африке и собирался вернуться в Париж не раньше, чем через две недели. Мишель была занята новой работой в каком-то рекламном агентстве и новым романом с известным французским автогонщиком. Она считала, что я в жизни обустроена, пора и собой заняться.
        Пометавшись в поисках хоть какой-нибудь опоры, хоть кого-нибудь, с кем можно было бы все обсудить, я решила, что обречена на одиночество и неприкаянность. Это было тяжело. Дюваль должен был вернуться завтра, а у меня было такое настроение, что хоть в петлю лезь! По телефону мы общались до пяти раз за день, но по телефону он меня не видит и легче изобразить счастливую невесту. Что же я буду делать завтра? А что я буду делать всю оставшуюся жизнь?
        За сутки ничего не изменилось и не решилось. Я стояла в здании аэропорта перед огромным стеклом, за которым взлетали и садились самолеты, сновали автобусы, перевозящие пассажиров к самолетам, и машины технических служб. Самолет Дюваля уже приземлился, и пассажиры начали спускаться по трапу. Эффектную фигуру моего жениха не заметить было невозможно. На нем было элегантное пальто оливкового цвета и мягкая серая шляпа. В руках он нес кожаную папку с документами. Его прекрасная осанка свидетельствовала о самоуважении и хорошем воспитании в частном элитном учебном заведении, где деток учат соответствовать своему будущему положению. Ребенком Дюваль всегда знал, кем будет, когда вырастет. Что же, разумный подход к жизни. Боже мой, да мы же с разных планет! Мы никогда не сможем быть вместе. Неужели Серж действительно так любит меня, что забыл прописные истины своего круга?
        В машине он взял мою руку и огорчился, не увидев на пальце своего подарка.
        - У меня нет привычки к дорогим вещам,  - ляпнула я.
        Он явно не понял меня.
        - Но оно красиво, не так ли?
        - Серж, я не могу надеть бриллиант размером с куриное яйцо к джинсам.
        - Тогда надень что-нибудь подходящее!  - Он искренне хотел помочь.  - Давай проедем по магазинам, купим тебе то, что ты хочешь.
        - Серж, милый, я хочу джинсы. У нас в России, в детстве, джинсы были пределом мечтаний. И теперь я ношу их все время, воплощая детскую мечту.
        Это хоть что-то объясняло. Не говорить же Дювалю, что без Мира мне дышать не хочется, не то что одеваться!
        Теперь жизнь стала приобретать внешнюю упорядоченность. Дюваль жил в своей квартире, а я в его загородном домике, но, в сущности, мы не расставались. Утром он заезжал за мной по дороге в банк и отвозил в модный тренажерный зал, где я отчаянно халтурила. Заняться спортом мне пришлось по совету личного семейного врача Дювалей. После занятий я встречалась с Сержем за ланчем. Потом отдыхала дома, тоже по совету старого зануды, а к обеду за мной снова приезжал шофер. Вечер мой жених всегда посвящал мне: выгуливал в парке в хорошую погоду, возил в театр, в оперу или просто в кино, когда было холодно. Раз в неделю мы общались с его многочисленной родней. Все это были интеллигентные люди, имеющие возможность заниматься любимым делом, не заботясь о хлебе насущном. Среди них были два художника из «Рассерженных», три поэтессы, скульптор-примитивист и писатель, несомненно, умный человек. Его творения остались для меня за языковым барьером.
        Родные Дюваля принимали меня сдержанно, но приветливо. Они понимали, что их безбедная жизнь во многом зависит от их милого маленького Сержа, державшего основной капитал семьи в семейном банке. Зачем же ссориться с его будущей женой? Еще больше я стала уважать его за то, что он не боится ответственности, уверенно распоряжаясь деньгами семьи. И не боится осуждения, решив жениться на мне.


        ГЛАВА 47
        Однажды вечером, обычным, как казалось, после визита к родне, Серж напросился сам к себе в гости в свой загородный коттедж. Отказать ему я не могла по всем причинам. После чашечки кофе он сказал:
        - Скажи, милая, как ты ко мне относишься?
        - Я восхищаюсь тобой,  - ответила я вполне искренне.
        - Спасибо. Это важно, Элен, потому что я хочу серьезно поговорить с тобой. Прошло полгода с тех пор, как ты согласилась стать моей женой. Это очень счастливое время для меня. А для тебя? Оправилась ли ты от своей потери?
        Я невольно дернулась, он заметил это.
        - Вижу, что нет.  - Он опустил породистую голову.  - Я этого и боялся…
        Серж помолчал. Потом продолжил:
        - И все же я скажу. Понимаешь, я отказался от всех прежних связей. Человеку с моими наклонностями трудно находить удовлетворение, завязывая романы с порядочными женщинами. То, что я хочу, делают только за деньги. Лишь встретив тебя, я понял, что обрел шанс быть счастливым. Когда мсье Шахов рассказал мне твою историю, то, что ты сделала с человеком, который похитил тебя, я понял, что безумно хочу увидеть эту женщину. Я понял, что ты сильна, агрессивна, сексуальна. В тебе есть воля к жизни и свободе. Такой женщине я мечтал принадлежать всю свою жизнь. А увидев тебя, такую прозрачную, хрупкую, с израненным сердцем, я почувствовал истинное родство наших душ. Ты тоньше, ранимее, ты нуждаешься в заботе и опеке. И все же ты - амазонка моей мечты.
        Я сидела, будто громом пораженная: неужели он говорит обо мне? Это я-то «сильна, агрессивна…..амазонка… прозрачная…» Боже! Если бы мне хоть половину этих слов сказал Мир! Как бы я была счастлива!
        Дюваль встал, обошел разделявший нас маленький столик с хромированными ножками и сел рядом со мной на диван. После паузы он продолжил дозволенные речи:
        - Элен, я схожу с ума рядом с вами. Меня бросает в жар от вашей холодности, от того, как вы обрываете телефонные разговоры, как вы уходите каждый раз, даже не обернувшись. Я вижу, что это не кокетство, и… я люблю вас.
        Чем-то знакомым повеяло на меня. Эту сцену я уже играла, но где? С кем? И роль у меня была другая. Да, точно! Это я просила любви. Я просила о ночи любви Мира семь лет назад, в России, сидя за столиком кафе. С этого все и началось. А теперь роскошный мужчина, аристократ, миллионер говорит мне о своей любви. Так вот что чувствовал Мир! Равнодушие и немного любопытства. Правда, Дюваль, как я сама ему сказала об этом, вызывает у меня еще восхищение, а вот дать ему то, о чем он просит, я не в силах. Ну не смогу я больше стегать его плеткой! Это выше моих сил.
        Серж еще не высказал свою просьбу вслух, но взгляд, поза, интонации выдали его желания. Как же мне отказать ему, не обидев? Или просто сказать всю правду и уйти?
        В гостиной горел такой нежный свет, бархат дивана обволакивал тело, куда же я пойду? И потом ехать в Россию? В ту жизнь, от которой я давно отказалась?
        Дюваль подсел поближе, обнял меня крепкой рукой, наклонился лицом к волосам, вдохнул.

«Почему же он такой извращенец!» - разозлилась я. С ним можно жить и без особой любви, вот только… Я подняла голову, и его жесткие губы прижались к моим губам. Прошла секунда, и от двери донеслись русские слова, сказанные мужским голосом, таким родным, что у меня больно сжалось сердце:
        - А ты ловкая девчонка, Ленка!
        От двери к нам шел Мир. Сразу узнав голос, я никак не могла найти знакомые черты. Он был другим! Светло-русые волосы, будто выгоревшие на солнце, и элегантная бородка, скрывавшая подбородок.
        - Мир? Ты?
        - Нет, хрен с горы.  - Таких грубых слов я от него еще не слышала. Хорошо, что он говорил по-русски, потому что Серж и так был в шоке. Он продолжал прижимать меня к себе защищающим жестом, будто боялся, что вторгшийся бандит отберет у него самое дорогое.
        - Кто это, кто это?  - все повторял он, видимо, чувствуя, что происходит нечто необычное.
        - Это мой муж,  - объяснила я.
        - Боже, откуда?
        - С того света.
        Ситуация в понимании Сержа напоминала классический сюжет «Каменный гость»! Муж поднимается из преисподней, чтобы покарать неверную жену и ее любовника.
        Тем временем Мир удобно расположился на диване напротив нас, там, где в начале разговора сидел Дюваль. Теперь я точно узнала его походку, пластику, привычку поддергивать штаны на коленях перед тем как сесть. Сейчас он поддернул довольно неопрятные черные джинсы, хоть в этом и не было смысла. Полинявший, одетый как байкер, он пугал меня. Вместо радости от встречи я испытывала что-то вроде смущения и страха. Кроме того, мне была непонятна причина его грубости. В чем я виновата перед ним? Впрочем, именно это Мир и собирался мне объяснить. Он говорил по-русски, и это к лучшему, если бы Серж Дюваль его понял, ему было бы неприятно, а извиниться уже не хватило времени.
        - Ты просто умница, родная, уже подцепила толстосума! Как давно это у вас? Еще до моей смерти?
        - Это у нас с тех пор, как ты подложил меня в его постель!  - влепила я.  - За тот займ, что ты получил.
        В конце концов было довольно неприятно оправдываться в этой ситуации.
        - И вот ты трахаешься с ним уже больше года, а потом так кстати я умираю, и ты - его жена! Очень умно! А я-то надеялся, что ты мне поможешь, решишь все дела. Переведешь деньги, куда я просил! Где же твоя неземная любовь ко мне? Отчего на самом деле у тебя был сердечный приступ? От радости? И этот тут же прискакал с цветочками. Ошивался вокруг тебя, выгуливал! А что в газетах пишут! Ты, вообще, читала? Сколько грязи вылили! И тебе все по… Ведешь себя, как шлюха. А все эти нежности? Сидите, как голубки, здесь! Я следил за тобой. Каждый день следил. Все знаю!
        Вот и нашла любимого! И все же я попыталась выяснить, что случилось на самом деле:
        - Почему же ты не объявился? Где ты был? Почему не сказал раньше, что инсценируешь самоубийство! Я же чуть не умерла!
        - Это программа защиты свидетелей,  - начав излагать факты, Каменный гость слегка оттаял.  - Мне уже серьезно угрожали. В полиции сказали, что так надо. Мы русские, с нами сложнее. Сначала выведут меня, а потом, через пару лет, тебя, и лучше это провернуть в России. Вот почему я хотел, чтобы ты уехала домой! И деньги спасал, чтобы было на что жить потом. А ты - как черт из табакерки - снова в Париже!
        От следующей фразы у меня буквально отвисла челюсть:
        - Никогда не думал, что ты бросишь меня, Ленка!
        - Ну, знаешь!  - Я попыталась высвободиться из объятий Сержа, но он не пустил. Тогда я продолжила сидя, размахивая, как паралитик, одной левой рукой:  - Кто это кого бросил? Свинья ты рыжая!  - Мир непроизвольно потрогал свои крашеные волосы.  - Мог бы раньше мне все рассказать! Ты вместе с этим лгуном Мортоном разыграл спектакль «Самоубийство обреченного на смерть» и думал - концы в воду! Да я знала, что ты жив! Вот так! Даже пыталась искать тебя. И согласилась замуж выйти за него, чтобы в Париже остаться! Ты же, скотина, все деньги велел на счета липовых благотворительных фондов зафутболить. Мне же жить не на что! Тем более в Париже.
        - Могла бы и поработать для разнообразия,  - пробурчал в усы Мир.
        - Мог бы не врать мне! Ты знаешь, что за мной следят ребята Этьена? Я была у него.
        Мир подскочил с места:
        - Ты была у него? Ты спятила? Боже, когда ты научишься сидеть тихо!
        - Да не ори ты! Они следили за мной, я увидела парня, который это делал, и поехала за ним в ресторан «Фуке». Я думала, что ты у них. Но потом поговорили, кофейку выпили, то, се…
        - Что еще за «то, се..»?  - поинтересовался Мир с подозрением, снова усаживаясь на диван. Конечно, я хотела позлить его, но и сама уже была, словно сжатая пружина. От его тона что-то щелкнуло у меня в голове, и я снова рванулась из рук Дюваля, чтобы вцепиться в рыжую морду любимого. Серж снова удержал меня. Ах, если бы мне удалось тогда вырваться, все было бы иначе!
        - Мерзавец!  - вопила я.  - Ты хоть понимаешь, что сделают они с тобой, когда найдут! А если они уже тебя нашли? А если уже стоят за дверью? Что же делать?! Зачем ты пришел!
        - Ладно, ладно, успокойся!  - Разум мужа всегда брал верх над чувствами. Раньше это причиняло мне боль, но сегодня, сейчас это могло бы стать спасением.  - Ленка, все в порядке, сейчас здесь полиция будет. Я от них каждый вечер удираю, и каждый вечер они меня ловят. Утром я клянусь, что это было в последний раз, а к вечеру снова бегу следить за тобой.
        - Не похоже это на тебя.
        - А похоже на меня сидеть целый день без дела и оплакивать свою загубленную жизнь? У меня было все: моя фирма, мои сотрудники, я делал то, что умел. У меня была ты. Я верил, что ты меня любишь. Когда все рухнуло, я подумал: Ленка-то будет со мной! Она сделает то, о чем я ее попрошу, она будет ждать меня. И что я вижу!  - Он театрально вытянул вперед правую руку, указывая на творящийся блуд.
        Этот жест заставил Сержа Дюваля выйти из летаргии:
        - Элен, прошу вас, объясните мне все!
        Я повернулась к нему, не зная, как объяснить происходящее. Вот тут-то все и случилось.


        ГЛАВА 48
        Мир отреагировал раньше нас с Сержем. Он услышал шаги в прихожей и обернулся, думая, что его догнали полицейские, но в комнату вошел толстый блондин по имени Клаус Краузе. Глупо не верить на слово такому серьезному бандиту, как Жан Этьен.
        - Добрый вечер,  - произнес Краузе, наводя пистолет почему-то на меня.  - Господа, не шевелитесь, а не то я снесу мадам Шахова башку!
        Эти слова были произнесены по-французски, и Дюваль их прекрасно понял. Я почувствовала, как он весь собрался и сделал глубокий вдох. Он не задавал лишних вопросов, не дергался, а пытался оценить обстановку.
        Мир, ожидавший увидеть уже знакомые лица, немного удивился, вспомнил мое предупреждение и тоже замер вполоборота к двери. Его руки лежали на коленях.
        Вслед за Краузе в комнату вошли четверо парней самой обычной наружности. Вторым справа был мой знакомый в кожаной куртке. Ребята рассредоточились по гостиной, заняв позиции у дверей и окон. Клаус взглядом проверил расстановку сил и, одобрив, снова занялся нами.
        - Чтобы никто не обманывался, это - карательный отряд. Отсюда вам живыми не выйти. Извините, мсье Дюваль, вы - тоже.
        - Вы - немец?  - вежливо осведомился Дюваль, расслышавший чутким музыкальным ухом еле заметный акцент первого помощника Этьена.
        - Это имеет значение?  - поинтересовался Краузе.
        - Его зовут Клаус Краузе,  - пояснила я.
        - А ты - заткнись!  - кинул он мне.  - С тобой будет другой разговор.
        - Потише с моей невестой,  - спокойно потребовал Серж.
        - И с моей женой,  - добавил Мир. Похоже, карательный отряд не произвел на него должного впечатления. Но я бы не шутила. Все эти мальчики были вооружены до зубов, а у нас и перочинного ножа не нашлось бы.
        Тем временем Дюваль обратился к Краузе на немецком. Я немецкий изучала в школе, много лет назад, да и то плохо, но вскоре услышала несколько знакомых слов, которые сложились в обрывки фраз: «отпустите ее…» и «…напишу цифры». Краузе слушал очень внимательно. Потом кивнул. Дюваль медленно для парней с пушками поднял руки ладонями наружу, потом потянулся правой во внутренний карман пиджака и достал блокнот и ручку. Быстро написал шесть цифр, от которых у меня мурашки по спине побежали, и протянул ее Краузе. Тот подошел, взял записку, посмотрел на нее, скомкал и сунул в карман. Потом показал своим головорезам на выход. Те безропотно подчинились. Дюваль улыбнулся.
        - Рано радуетесь, мсье банкир. Не все продается и не все покупается!  - торжественно произнес немец.  - Я велел ребятам уйти, потому что люблю делать все сам. Это доставляет мне удовольствие. Единственная поблажка, которой вы добились для своей женщины, мсье Дюваль, это то, что она умрет первой и быстро, а не так, как я планировал раньше. Поверьте мне, это очень много! Легкая смерть дорогого стоит.
        Наверное, Краузе нравилось немного провоцировать жертву, играть с ней, обещая шансы, отнимая шансы, натягивая петлю, ослабляя петлю. Мне было страшно. Я только что обрела Мира, смерть сегодня вечером не входила в мои планы. Мне было страшно за Дюваля, он погибнет ни за что. В Клаусе было что-то такое неизбежное, настоящее, пахнущее болью и горем.
        Как я узнала позже, Мир ждал только удобного момента, чтобы вытащить пистолет из кармана. Зная, что за ним ведется охота, и не слишком надеясь на защиту полиции, он таскал в кармане куртки небольшой револьвер. Теперь оружие могло пригодиться, это был шанс. Мир лишь боялся, что Краузе начнет стрелять, как только увидит револьвер в руках одной из своих жертв. Сейчас немец держал пистолет дулом в пол, и Мир уже нащупал рукой согретую телом сталь.
        Клаусу надоело играть.
        - Прощайся и с мужем, и с любовником, русская шлюха!  - велел он мне, и я увидела черное пустое отверстие. Мне и раньше угрожали, и все же на этот раз страх перерос в ужас, парализовал меня, отнял способность мыслить, дышать, говорить. Я тупо смотрела в глаз смерти, ожидая короткой вспышки и за ней долгого полета в другое измерение. Отключился даже инстинкт противостояния. Может, так действовало на меня присутствие Мира.
        Два выстрела прозвучали одновременно. Два человека расстались с жизнью через несколько секунд. Первым получил свою пулю Клаус Краузе. Его палец уже нажимал на курок, когда содержимое черепной коробки украсило дорогой ковер в гостиной банкира Сержа Дюваля. Вторым погиб сам Серж Дюваль, закрывший своим телом свою невесту. Он толкнул меня на диван и бросился сверху, смерть проникла в его прекрасное тело через небольшую дырочку у основания черепа. Он погиб из-за меня и ради меня, даже не поняв толком, почему так получилось. Я втянула его в смертельную воронку и погубила.
        То, что Серж мертв, я поняла, почувствовав через тело Дюваля толчок пули, ее смертельный удар. Мне кажется, что я даже видела, как она вылетает из ствола и как Серж закрывает меня от нее. Он привалил меня своим весом, быстрая агония сотрясла нас обоих, и кровь, хлынувшая из его рта, кипела на моей коже. Я зарыдала и закричала еще до того, как он умер, я не хотела его смерти. Возможно, не хотела его смерти даже больше, чем не хотела смерти Мира. Это несправедливо! Он ни при чем, это я во всем виновата!
        Мир ждал, что в дверь ворвутся ребята Краузе, но их все не было. Потом стало понятно: подъехала полиция. В залитой кровью комнате появились полицейские.
        Мир вытащил меня из-под тела Дюваля. Я не могла оставить Сержа одного. Мне все казалось, что он начал дышать, дышит, вздрагивают веки, вот-вот, сейчас! Я гладила его по голове, звала, теребила, проклятые слезы заливали глаза и мешали искать признаки жизни, рыдания не давали объяснить Миру и всем остальным, что Серж сейчас оживет, он задышит. Господи, где же «Скорая»! Его надо спасти!
        - Ленка, не надо, пойдем,  - неожиданно четким, громким и спокойным голосом сказал Мир.  - Он умер. Пойдем.
        Я вытерла лицо рукавом блузки. Они еще текли, и щипало глаза и щеки, дышать было почти невозможно. Мир отцепил меня от тела Дюваля. Полицейские перевернули его лицом вверх. Серж смотрел открытыми мертвыми, пустыми глазами в потолок.
        - Прости меня.  - Я пыталась докричаться до убитого.  - Прости меня, я люблю тебя! Я тебе не говорила, ты не знаешь ничего! Я люблю тебя!
        Это заклинание мне всегда помогало! Я верила, что если сказать так, то Серж будет жить. В эти три слова я вложила все: надежду, боль, свою вину… Но магическая формула не действовала! Позже я поняла, почему - неправда не обладает волшебной силой.
        - Идем, Ленка!  - Мир уводил меня железной рукой. Он был прав, надо идти, надо двигаться. Мертвые не двигаются, а живые должны.


        ГЛАВА 49
        В третий раз я возвращались из Парижа, пронося смерть через таможню. В первый раз это было тело Альбины, убитой пулей, которая была записана на мой счет. Во второй раз я везла с собой свидетельство о смерти Владимира Шахова, моего мужа, покончившего с собой в клинике доктора Мортона. Сегодня на пальце у меня было кольцо со звездой с ночного неба, которое мне подарил Серж Дюваль, небольшой портрет бывшего жениха и мертвое пространство в душе.
        Мир был рядом, непривычно рыжий, немного потерянный, что было еще более странным, чем цвет его волос. Еще вчера и целую неделю до этого он давал последние показания в суде против Жана Этьена. Суд длился всего несколько дней, и никакие адвокаты не смогли защитить мафиози от пожизненного заключения в тюрьме. Конечно, показания моего воскресшего мужа были лишь малой каплей в чаше правосудия, но таких капель собралось много, очень много. К тому же он потерял авторитет внутри банды. Время Этьена прошло. Его не захотели поддерживать свои подельники, недовольные его неразборчивостью в средствах, жадностью и злопамятством. Недовольство внутри банды нарастало, одним из самых непримиримых противников Этьена оказался его первый помощник - Клаус Краузе. Если бы Мир не застрелил его, Краузе скорее всего тихо убрал бы своего шефа и операция полиции сорвалась. Теперь же не только мафиозная верхушка оказалась за решеткой, но и все каналы распространения были пресечены. Сотни наркодилеров распрощались со свободой, тысячи мелких распространителей давали показания не только в полицейских отделениях Парижа, но и по
всей Франции.
        Все прошло чудесно, все были довольны, только как-то никто не заметил, что смелый русский парень, оказавший неоценимые услуги французской полиции, потерял все, что имел. Его гордость, дело всей его жизни, то, чем он дышал последние семь лет,  - все это было разрушено, продано по частям, превращено в цифры, запрятано на разные счета в разные банки.
        Деньги никогда не были целью Мира. По правде говоря, он и не знал, что с ними делать, если не вкладывать в развитие дела. Дело - вот самоцель, вот причина и повод. Что теперь? Что будет делать теперь Мир Шахов, мальчик из приюта, добившийся немыслимых высот и потерявший все?
        Я сидела возле иллюминатора и смотрела на облака. Пока Мир выступал в суде, я хоронила Сержа Дюваля. Незаменимый доктор Мортон со шприцем наперевес ввел меня в странное состояние ходячего анабиоза. Он говорил, что снимает нагрузку с моего бедного сердца, но снял нагрузку и со всего остального. Меня водили, как куклу, сажали, поднимали, переодевали, укладывали спать. Мир был занят, поэтому со мной была Мишель. Ничего не помню, только один момент в похоронной конторе, когда я долго сидела у открытого гроба, глядя на спокойное, благородное лицо своего жениха. Мортон так и шнырял вокруг, стремясь ужалить в распухшую от уколов вену. Он несколько раз подходил и брал меня за руку, считая пульс, и наконец стал жутко раздражать. Когда он подплыл еще раз, я вскочила с места и схватила его за грудки. Мне хотелось вытрясти из него его пропахшую валерьянкой душу, но Мишель мягко обняла меня и отвела судорожно сжатые пальцы от лацканов пиджака эскулапа. Я села на место, по щекам побежали слезы.
        Когда я позвонила маме и рассказала все, она зарыдала в голос - вместе с Дювалем умерла ее мечта о счастливой старости в окружении внуков. Возвращение Мира маме показалось дополнительной неприятностью, свалившейся лично ей на голову.
        На похоронах мне даже сочувствовали. Ведь я не получила ни копейки из наследства, оставленного Сержем. Просто ничего, кроме кольца и фотографии. Кстати, фото я украла с каминной полки квартиры Дюваля.
        Как ни странно, но Мир понял мое душевное состояние. Он и сам переживал из-за смерти Дюваля, коря себя за нерасторопность, медлительность, слабохарактерность. Он считал, что если бы выстрелил раньше, то Серж был бы жив. Но Мир не был виноват. Он бизнесмен, а не снайпер. Ему и так удалось уложить Краузе с первого выстрела, а для этого человеку без навыков стрельбы необходимо было прицелиться. На этом он потерял последнюю секунду жизни Сержа Дюваля.
        Первое время я все спрашивала себя, его, полицейских, всех: «Почему? Почему погиб Серж? За что?», и именно Мир мне дал самый ясный ответ. Никогда раньше он не предавался философствованию, а вот в тот раз сказал:
        - Серж Дюваль погиб из-за нас с тобой. Мы приносим людям несчастья. Всем, кто нас любит, мы сначала разбиваем жизнь, а потом приводим их к гибели. От нас с тобой, Ленка, одни неприятности. И другим, и себе. Но теперь мы не можем с тобой расстаться, на нас слишком много крови и смертей. Каждого по отдельности наши призраки сожрали бы, а вдвоем мы отобьемся.
        Я отвела взгляд от облаков за выпуклым стеклом и посмотрела на Мира. Он дремал, посапывая, как ребенок. Взяла его руку и прижалась к ладони щекой.
        - Что ты?  - спросил он сонно, не открывая глаз.
        - Как мы будем жить в России? Чем займемся?
        - Мы не будем жить в России.  - Мир не открывал глаз, но выражение его лица стало неуловимо меняться.  - Завтра у меня назначена встреча с одним мужиком, директором химического завода в Забулдыхове. Если все пойдет, как я предполагаю, то снимем деньги со счетов и вложим их в его завод.
        - Как это - завтра встреча? Мы же едем домой! У нас билеты…
        - До Забулдыхова,  - закончил мерзавец в тон мне и сделал вид, будто снова заснул.
        - Проснись немедленно! Я хочу домой. Мне плохо, мне тяжело. Я буду отдыхать! Или дай мне денег на отдых.
        Я потрясла его для убедительности, но негодяй только ухмыльнулся в бородку и, поерзав на сиденье, снова закрыл глаза.
        - Ну ладно,  - сказала я.  - Выкладывай!
        Он живенько повернулся ко мне и стал выкладывать свой план:
        - Я буду поставлять удобрения в Голландию. То, что надо для тюльпанов. У них бедные почвы, и я уже все продумал! Разрабатывать новый состав будут в одном НИИ, я уже договорился. Они за копейки горы свернут, а я, ты знаешь, Ленка, не жлоб. За полгодика сделают разработку, тем временем и заводик обновлю. Прикинь…
        Я не верила своим глазам: еще час назад он был мрачен, искал пятый угол, капризничал над поданным в самолете обедом, а сейчас - просто Феникс, возродившийся из пепла! И снова удобрения! Неужели недостаточно семи лет борьбы с мафиями двух стран, чтобы отбить навеки интерес к химии?
        - А мы опять в наркоту не влипнем?  - поинтересовалась я.
        - Ха!  - торжествовал Мир.  - В Голландии нет наркомафии, там наркотики легализованы.  - Потом немного подумал и добавил: - Но я еще наведу справки.
        - Я не могу. Не буду работать. Устала.
        - Ленка, ты нужна мне! Подумай сама, сколько работы!  - Он просто светился весь от этой радужной перспективы.  - У меня же не десять рук! Ну, хоть годик, пока не найду помощников подходящих, ладно?
        Мир, мой Мир, такой, каким он был всегда, энергичный, недоступный пустым, по его мнению, чувствам, деловой до тошноты, успешный и самоуверенный, смотрел на меня тем особым взглядом, который всегда парализовывал мою волю. Взгляд этот говорил о том, что за все нужно платить. Я колебалась. Тогда любимый наклонился ко мне и чуть тронул губами мои губы. Как же давно он не целовал меня! Со времени своей смерти… Я узнала его дыхание и удивилась, ощутив прикосновение жесткой крашеной бородки. Он снова поцеловал меня, на этот раз настойчивее, лизнув напоследок кончиком языка. Теперь искорка побежала вниз по телу. Черные глаза Мира следили за мной с любопытством и даже азартом. Он хотел получить меня и знал как. Третий поцелуй был похож на тропический ливень: влажный, горячий, неутолимый, несущий бурлящие потоки эмоций, сметающие всякое благоразумие. Его губы напомнили мне, какое прекрасное у моего мужа тело, какое это счастье - упасть с ним на прохладные простыни, заснуть на твердом надежном плече, проснуться утром от такого же волнующего поцелуя. Я застонала от жгучего желания. Он победил.
        На нас уже оборачивались соседи. Я попыталась оторваться от него, облизывая горящие губы, мечтая о стакане воды и потирая зудящий шрам на лбу. Следовало бы одуматься, остановиться. Он снова начнет подставлять меня, мучить, манипулировать моими чувствами.

«Сколько я продержусь, пока не сойду с ума?» - подумалось мне перед безоговорочной капитуляцией.
        Мир взял в ладони мое лицо, глубоко заглянул в глаза темным взглядом и спросил:
        - Ты любишь меня?
        - Да,  - выдохнула я.
        - Ты хочешь меня?
        Самолет заходил на посадку.
        P.S. Лена Шахова умерла через пять лет в муниципальной клинике города Амстердам от сердечного приступа. Мир Шахов умрет в 2037 году в Средиземном море, на борту своей яхты «Ленка».