Держу тебя Наталия Романова
        Сергей тяжело переживает измену и уход любимой жены. Он больше не верит женщинам, избегает серьёзных отношений, не отказывая себе в мимолётных развлечениях. До тех пор, пока не встречает Машу, девушку с хорошеньким, прямо-таки кукольным личиком, не заслуживающую никакого доверия, но сводящую его с ума.
        От автора: В тексте встречаются просторечия, обсценная лексика. Сцен секса мало. Насилия нет.
        Держу тебя
        Романова Наталия
        =1
        Неделя до хренова нового года, не типичная для Питера погода, с огромными, плавно кружащимися хлопьями снега - хоть хватай телефон и скачи, как придурок, под фонарями, фотографируя мягкие переливы света, мерцание иллюминации и этот снег. В итоге Серёга всё же выскочил из плетущегося с черепашьей скоростью такси, наплевав на прекрасные виды заснеженного Петербурга, насмотрится ещё. Он опаздывал на работу. Вторую работу или первую, как посмотреть.
        Работал Сергей Витальевич учителем физической культуры, попросту физруком, в школе для трудных подростков. Так себе работка, но, случайно устроившемуся пять лет назад - сразу после института - Серёге нравилось. Подростки с девиантным поведением - тоже дети, хотя порой, честное слово, проще их согнать в один товарный вагон и отправить в непроходимую тайгу. Конец четверти: присутствие Сергея Витальевича на педсовете, который, как всегда, затянулся на несколько часов, было обязательным. В итоге он опаздывал на тренировку в спортивный клуб «Русский богатырь» - там-то он работал с шести-семилетками. Эти если и доставляли неприятности, то вызывали улыбку, а не злость. В «Русском богатыре» он тренировал со студенчества, и ещё полгода назад ничего менять не собирался. Сергей любил и работу, и клуб, и, главное, детей. Странное качество для почти тридцатилетнего мужика, но «что дадено, то дадено».
        Сейчас он всё чаще задумывался об увольнении, а надо не задумываться, а уходить - всё равно куда. Детских клубов и секций по самбо много, Сергея Витальевича в любом оторвут с руками, хотя в деньгах он потеряет, и изрядно.
        Верхом идиотизма было оставаться в клубе и продолжать работать на почти родственников бывшей жены. Тогда он был слишком оглушён происходящим, чтобы подумать здраво, в один день найти жильё и новую работу - тот ещё аттракцион. Он махнул рукой, теперь жалел, желание уйти посредине учебного года зрело и готово было прорваться в любой момент. Только шестилетка, недавно переступивший порог клуба, не был в курсе подробностей расставания Сергея Витальевича с Маргаритой, да таких подробностей, что хоть мексиканское мыло снимай. И как она изменяла - подло и цинично, как свалила от простого детского тренера к борцу ММА, мировой знаменитости, как он, Серёга, страдал, по одной из версий - вены себе резал, по другой - в запой ушёл.
        И словно мало Сергею разговоров за спиной, Матвей Леонидович - главный тренер и, собственно, руководитель и владелец клуба, как с цепи сорвался - забросал работой, не продохнуть. Вместо двух-трёх групп два раза в неделю, плюс индивидуальные занятия с желающими, чаще взрослыми всё-таки, не малышня, этим хватало того, что давал Серёга на тренировках, было шесть групп - а это по две в день, каждый день. Шесть групп мелочи, индивидуалы, бумажная волокита, которую никто не отменял, зимняя смена со своими гавриками на спортивной базе - где ему и наставили рога, на которые теперь любуется весь коллектив коллег, родителей и детей, - от которой Серёга стремился отмазаться, но руководство осталось непреклонно. А главное - этот бесконечный флёр сочувствия за спиной.
        Одним словом, нервы у Серёги Витальевича сдавали. Понимание, что бросить среди года шесть групп детей - так себе поступок с моральной точки зрения, уже не останавливало, тем более начальство, похоже, только этого и ждало. Как ни крути, Рита им родственница, а не он.
        На тренировку он не опоздал. Провёл одну, к концу подходила вторая, ещё одно индивидуальное занятие, и он попадёт домой. Часам к одиннадцати, а может к полуночи, если решит, что пожрать-таки надо.
        - Серёга Витальевич, тебя бугор вызывает.
        На пороге спортивного зала спортивного клуба «Русский богатырь» нарисовался Скворцов - пятнадцатилетний подросток, учащийся школы, где преподавал физкультуру Сергей Витальевич. Сюда, в клуб, он притащил Скворцова почти силком, взяв на слабо, в итоге тот остался, прижился и стал показывать приличные результаты. Поведение по-прежнему оставляло желать лучшего, за три года девиантное поведение на нет не сойдёт. Но принцип ориентации на позитив в поведении и характере ребёнка работал, и это давало надежду, что парень выправится. Скворцов не был безнадёжным, скорее педагогически запущенным, из неблагополучной семьи, как почти все учащиеся школы.
        Сергей посмотрел на Скворцова. Что вызывает, это понятно, а на кого, спрашивается, он оставит борцов? Шестилеток ни на минуту нельзя выпустить из вида, а этих тем более. Давненько у Сергея Витальевича не было такой группы: сразу четыре гиперактивных пацана, один жуткий нытик, отец которого пытается вырастить из тихони с астеническим синдромом «мужика», и в завершение - две девочки пяти лет. Две, мать их, девочки!
        Сначала Сергей не поверил в происходящее, да и как поверишь? Стоят две крошки в красных платьях в белый горошек, банты размером с голову, и смотрят синющими глазами на него, как на бога.
        - Знакомьтесь, девочки, это ваш будущий тренер - Сергей Витальевич.
        - Здравствуйте, - синхронно наклонив головы, ответили девочки. Они вообще почти всё делали синхронно, особенность близнецов.
        - Здравствуйте. - Сергей виду не подал, что удивился. Он деловито познакомился с будущими воспитанницами, рассказал, что именно нужно принести на тренировку, сказал время, точно зная, что эта информация забудется ещё до того, как дети отвернутся. И только когда малышки отошли в сторону за руку с няней - женщиной лет сорока, деловито записавшей необходимую информацию на тетрадный лист, повернулся к Матвею.
        - Матвей Леонидович, ты охренел?
        - Что такое? Славные малышки.
        - Девочки, девочки, чёрт побери! Пятилетние девочки!
        - Знаешь, Серёга Витальевич, это довольно очевидно. Тебя смущает, что пятилетки или что девочки?
        - Второе больше первого. Отправь их к Виктору, там девчонки, дзюдо, он знает, что с ними делать.
        - Там двенадцатилетние девочки. Физиологически и психологически пятилетние девочки ближе к шестилетним мальчикам, чем к двенадцатилетним девочкам.
        - Пфф… то есть, отмазаться не вариант?
        - Нет.
        - Отлично! Предлагаю набирать детей с годовалого возраста, и всех ко мне.
        - Я подумаю, - Матвей заржал, Серёга Витальевич мысленно сплюнул.
        В итоге две синеглазки быстро влились в мальчишеский коллектив, пацаны немного похихикали, но были ещё слишком мелкими для полноценного сексизма. К тому же девочек, любых девочек, в борьбе не хватало. Их любили, на них часто ставили, девчонок с радостью забирали в сборную города, а то и страны. Конкуренция меньше, шансов больше, плюсов тренеру тоже. Речь не о пятилетках, естественно, так что Серёга Витальевич ни на одну из синеглазок не ставил, лишь перестал напрягаться от присутствия двух малышек на тренировках.
        До конца тренировки оставалось пять минут. На разминке Сергей оставил бы Скворцова, тот отлично справлялся, но сейчас отрабатывали поединки - не уследит, здравствуй травма и разбор полётов. Родители и на пустом-то месте умудряются устроить скандал, а уж с причиной сам бог велел.
        - Бугор - это возвышенность на ровной поверхности, - Серёга посмотрел на Скворцова. - Матвей Леонидович. Ну? - добивался он своего.
        - Серёга Витальевич, тебя Матвей Леонидович вызывает.
        - Красавчик. Хорошо, я понял, можешь идти.
        
        Скворцова сдуло, тренировка закончилась, мелкие отправились в раздевалку. Кто-то справлялся сам, вокруг кого-то суетились мамки-няньки, девчонки расположились на стульях в коридоре и деловито натягивали колготки. Няни, которая обычно приводит и забирает близняшек, не было видно.
        - Где ваша няня? - Сергей присел, смотря на пыхтящих синеглазок. С самообслуживанием у них было плохо.
        - Она сказала, чтобы мы одевались и ждали её здесь, - пояснила Лиса, полное имя Алиса.
        - Она вот-вот придёт, - добавила Лина - Алина.
        - Тогда, до свидания.
        - До свидания, - хором, синхронно наклонив головы, ответили близняшки.
        Матвей сидел в своём кабинете, уткнувшись в монитор. Не отрывая взгляда, кивнул подчинённому и небрежно махнул рукой на стул, садись, мол, в ногах правды нет.
        - Список видел на зимнюю смену? - буркнул Матвей.
        - Не полный, - пожал плечами Сергей.
        - Вот полный, - старший тренер протянул лист. - Ознакомься.
        - Ты, блядь, издеваешься? - не выдержал Серёга после того, как пробежал глазами по столбикам с фамилиями. - Давай, я просто уволюсь по собственному желанию, и дело с концом!
        - Успокойся.
        - Да я спокоен, как жопа иеромонаха!
        - И не богохульствуй. Жопу иеромонаха не трогай, - с издёвкой ответил Матвей Леонидович.
        - Ладно, в жопу жопу, давай лист, чего там писать надо? На имя директора детско-юношеского спортивного клуба «Русский богатырь» Розенберга Эм Эл? Прошу уволить по собственному желанию, дата, подпись?
        - Серёг, ты чего, серьёзно? Давай-ка, не кипятись, поговорим спокойно.
        - О чём говорить? О том, как ты выживаешь меня целенаправленно? Я вроде не мальчик, не климаксичная баба, подошёл и прямо сказал.
        - Так. Год у тебя паршивый, и я перед тобой виноват, история эта с Риткой, Олегом, но я тебя не выживаю. На кой леший выживать тебя? У меня все младшие группы на тебе держатся. Ты же им и тренер, и папа, и мама, и Дед Мороз по совместительству. Ну, хочешь, я за тебя замуж пойду, раз Ритка ушла, а? - последнее Матвей говорил смеясь. - Серёга Витальевич, отдохнуть тебе надо, в отпуск, к пампасам, девкам с мясистыми грудями - это да, а заявление твоё подписывать не стану. Ты мне как воздух нужен.
        - Давай без этого, - Серёгу передёрнуло, да и задрала его ситуация с разводом и то, что, кажется, только синеглазки не в курсе «личной драмы» Сергея Витальевича. Давно надо было уйти. - Серьёзно, что в списке делают Алёшина Алина Игоревна и Алёшина Алиса Игоревна?
        - Они едут на зимнюю смену с твоим отрядом.
        - И что я с ними делать буду? Они девочки, де-во-чки! Это не пришли-ушли, это две недели круглосуточного пребывания на базе. Их одевать нужно, ты в курсе, что они с колготками еле справляются? Косички заплетать, мыть их, в конце концов! Они же не пацаны, голышом в душ не засунешь. Ты хочешь, чтобы под занавес мне обвинение в педофилии прилетело?
        - Вот по этому поводу я и собирался с тобой говорить. Они едут с няней, так что колготки, бантики и что там ещё у девочек, тебя никак не коснётся.
        - Аллилуйя! А у Алёшиных родители с головой созваниваются? Серьёзно. Я не против девочек в борьбе, я за, но эти девочки не для самбо, ты-то должен видеть. Да и отправлять пятилеток на зимнюю смену…
        - Ты как, сам себе не доверяешь?
        - Я здравому смыслу доверяю и проблем лишних не хочу, ни тебе, ни себе, ни клубу.
        - Нормальные там родители, отец-то точно нормальный мужик. Вот мама… в общем, муж всё время на работе, деньги есть, внимания нет, начала пить, дети побоку. Когда девочек сюда привели, дома совсем плохо стало, отец их в частный сад пристроил, вечерами на дополнительные занятия, чтобы мать меньше видели. А они ни в какую: рисовать не хотим, танцевать не хотим. Согласились на борьбу, в общем. Мать, в итоге, лечиться отправили. На новый год она как раз приезжает, в семейном кругу, реабилитация… Только отец там не полон оптимизма, не верит, так что хочет после нового года детей отправить куда-нибудь, а сам решать будет, что дальше. Попросил взять на базу…
        - Логичней было бы оставить, мать всё-таки, - Серёга пожал плечами.
        За время работы с девиантными подростками, каких только судеб не встречал. Пороки взрослого мира перемалывают маленьких людей, ломают без шанса на нормальную, здоровую жизнь.
        - Решать не нам. Так, знакомиться с няней будешь? А то она уже минут двадцать под дверью сидит.
        - Давай.
        В кабинет вошла девушка… Серёга внимательно посмотрел на зашедшую и уставился на Матвея Леонидовича, стремясь прожечь в его лбу дыру. Мало ему двух пятилеток, он ещё одну решил подсунуть. Сколько ей лет, этой «няне»? Пятнадцать-то хоть есть?
        Светлые волосы с одной стороны головы задорно торчали, с другой падали мягкой чёлкой на лоб, прикрывая ухо. Асимметрия. Глазища под стёклами хипстеровских очков светло-голубые, как льдинки. Одежда размеров на пять больше, любимый многими девушками кинг-сайз. Рукава объёмного свитера грубой вязки с косами закатаны, а сам свитер заканчивается у колен, из-под него торчат широкие штаны, и венчают это стильное безобразие ботинки на платформе. Красотка! У него каждая вторая ученица примерно так выглядит.
        - Мария Константиновна Шульгина, - представил Матвей зашедшую, предпочтя проигнорировать убийственный взгляд Серёги. - Няня Алёшиных и ваша, Сергей Витальевич, правая рука в бытовых вопросах зимней смены.
        - Маша, - маленькая ладошка, протянутая Серёге, ввела его в неожиданный ступор.
        - И сколько же Машеньке годиков? - произнёс он с максимальным ехидством, нагнувшись под рост «няни», рассматривая хорошенькое, прямо-таки кукольное личико с немного капризным изгибом пухлых, чертовски соблазнительных губ.
        Тьфу! Маша - подросток. Подросток, ребёнок, такой же, как сестрёнки Алёшины.
        А отец у близняшек всё же форменный идиот…
        - Машеньке двадцать пять годиков, - с такой же интонацией вернула глазастая. - Машенька много болела в детстве и не выросла, но это намного лучше, чем не поумнеть, Сергей Витальевич.
        =2
        Дети были распределены по вагону так, чтобы старшие присматривали за младшими, плюс взрослые, на десять детей - один взрослый сопровождающий, ехать можно. Добираться до места почти двое суток, под стук колёс и бесконечный детский гомон время пролетало незаметно - только сел, а первые сутки на исходе. Старшие ещё не спали, собравшись компаниями по интересам и возрасту, а младшие дрыхли без задних ног, уставшие от шквала впечатлений и предвкушения новых.
        - Давай за Новый год? - негромко спросил Марат - коллега, тренер и давний приятель, устроившись напротив Серёги, через стол в купе. Нехитрая закуска - сырокопчёная колбаса, сыр, хлеб, солёные огурцы - красовалась на столе на одноразовых подложках из супермаркета.
        - Не, дети, доберёмся до места - отметим.
        - Мы чуть, - Марат показал бутылку коньяка. - Дядька привёз, отличная вещь.
        Сергей не стал уточнять, какой именно дядька, родственников у Марата было несчётное количество, и все ближайшие, даже если считались седьмой водой на киселе.
        - Ладно, - Серёга махнул рукой, напиваться он не собирался, никогда не злоупотреблял, а от пятидесяти грамм в голове не зашумит.
        Под перестук колёс хорошо разговаривать. Спать не хотелось совсем, оставаться один на один со своими мыслями, пялиться в серую полку плацкарта, нависающую над верхней - спал Сергей всегда на верхней, - тем более.
        - Как новый год встретил? - поинтересовался Марат. - С этой, Оленькой?
        - Оленькой, Оленькой, - отмахнулся Сергей, давая понять, что беседовать на эту тему не желает.
        - И как она? - Марат сделал вид, что намёка не понял.
        - Оленька и Оленька, - пожал плечами и отвернулся Сергей.
        Что он мог сказать про Оленьку? Двадцать семь лет, не замужем, куда стремится изо всех сил. Почему-то решила, что Серёга - отличный вариант, хотя он повода-то не давал, несколько раз встретились, переспали - вот и все «отношения». И Новый год он не хотел с ней встречать, в голове женщины - это уже знак, символ серьёзных отношений, намёк на «долго и счастливо», как минимум, и поход в ЗАГС, как максимум. Думал поехать домой, к родным, сестра как раз в ноябре пацана родила, а он в глаза ещё племянника не видел, но выслушав очередную гневную тираду от матери, передумал.
        Мать понять можно: её ребёнка, хоть и двадцативосьмилетнего лба, обидели, она никак не могла успокоиться, раз за разом распинаясь на тему: «А я тебе говорила!» и «Мать надо слушать!». Говорила, она говорила, а он не слушал. По глубокому убеждению матери, Рита - молоденькая, часто истеричная, в придачу с приплюснутой на всю голову мамашей, не подходила её сокровищу - Серёженьке. Сокровищу же было начхать на слова родительницы, ему Маргарита подходила по всем статьям, только вышло, что он ей не подошёл.
        Ну и правильно. Рыба ищет, где глубже, а человек - где лучше. Значит там, с другим, Ритке лучше. Он даже злиться толком на бывшую не мог, хотел, а не мог. На кого была злость, так на Олега - тоже бывшего, бывшего друга. Интересно, он хотя бы примерно представлял, куда вписывался и насколько Ритка непростой человек? Серёга сомневался, но не вести же с ним беседы, в самом деле.
        - У тебя серьёзно с ней?
        - С кем? - опешил Сергей, выдернутый из собственных мыслей.
        - С Оленькой.
        - Да ну на… - Серёга усмехнулся. - Я ещё не развёлся даже, ближайшие лет пять никакого «серьёзно», - он скривился.
        - Кстати, ты знаешь, что Красава приезжал?
        Красава - Олег Евсеев, бывший друг, мировая, мать его, знаменитость, стараниями которого и отсвечивает Серёга Витальевич рогами на весь белый свет, вызывая сочувствие и шлейф говёных шепотков за спиной.
        - Откуда мне знать? - Серёга притворялся равнодушным, гася, хотя бы снаружи, гнев. Никому не интересны его эмоции, остаётся только тупо смотреть в темноту за окном, равнодушно кивать головой и делать вид, что его это никаким боком не касается. - Ты-то откуда знаешь?
        Бывший друг заявился в город, где живёт бывшая жена - с кем не бывает. Ах да, девяноста девять процентов, что примчался он ко всё ещё официальной жене Серёги Витальевича и трахал её под ёлочкой. Романтика, мать её.
        - В инсте мелькали фотки из Пулково, - и, наконец, кажется, врубившись, что собеседнику неприятна тема, Марат сменил её: - Так как Оленька?
        - Никак, - Серёга пожал плечами. - Не огонь, - он равнодушно пожал плечами: - С её техникой минета вполне логично обойтись пуховиком, - почти процитировал ходившее в интернете стихотворение.
        - Другую найдёшь, - загоготал Марат. - Тебе и искать не надо, сами на тебя вешаются. Счастливый сукин сын! Сколько тебе надо времени, чтобы завалить бабу?
        - Я не засекал.
        - Ладно, не засекал, новая твоя «ученица» как быстро опрокинулась на лопатки?
        - Которая? - равнодушно уточнил Серёга, прекрасно понимая, о ком говорит Марат.
        Поведение женщин, честно говоря, вымораживало. Лет в двадцать Серёге Витальевичу это нравилось, он беззастенчиво пользовался своей внешностью, природным обаянием, харизмой - или что там бабы в нём находили? - а сейчас это тупо надоело. Они приходили на индивидуальные занятия, кажется, с единственной целью - трахнуть красавчика тренера. Наверняка его координаты передавались из уст в уста дамочками, страдающими недоебитом, они заявлялись в клуб и просили индивидуалы именно с Сергеем Витальевичем. Начальство ржало, но с серьёзной миной записывало, и у Серёги появлялась очередная поклонница.
        Одно время после развода он пользовался ситуацией, вроде «тряхнул стариной», но быстро надоело, наверное, поэтому и появилась Оленька. С ней он познакомился случайно, помог донести сумку до квартиры. Оленька оказалась соседкой, жила двумя этажами выше и сама инициативы не проявляла. Хоть какое-то разнообразие.
        - Та, знойная брюнеточка.
        - Хочешь, тебе отдам?
        - Не-не. Ты у нас куртизанка на полставки, ко мне прутся прыщавые подростки да перепуганные дебилами-одноклассниками девчонки.
        
        В это время мимо прошла Мария Константиновна Шульгина. Няня Алёшиных, её место было в первом купе, с синеглазками. Она действительно помогала Серёге, всё у неё получалось споро, с младшими детьми она находила общий язык феноменально, могла бы составить конкуренцию даже Сергею Витальевичу, была бы мужчиной и тренером.
        Не мудрено, на поверку Мария Константиновна оказалась учительницей начальных классов, в педагогический поступила явно по призванию, работа ей откровенно нравилась, чего она не скрывала и не стеснялась. В этом она была близка Сергею, где-то даже вызывала уважение. Хорошенькие девушки где угодно хотят работать, но не в школе, что, в общем, понять можно и даже нужно. Сколько зарабатывает молодой специалист? Слёзы! А женщине и выглядеть хочется пристойно, и есть-пить надо, да и квартирный вопрос, как правило, у молодых стоит остро.
        На этом их взаимопонимание заканчивалось. Мария Константиновна смотрела на Сергея Витальевича волчком. В общем-то, он её тоже не особо жаловал. Общались они только по делу, исключительно на «вы», даже в отсутствие детей, и старались это самое общение минимизировать.
        Мария Константиновна была одета в широкую, бесформенную футболку с надписью «Русский богатырь» и огромные тренировочные штаны. Худенькие руки смотрелись ещё худее под необъятными рукавами. Выбор размера футболок был, клуб, как ни крути, детский, и Мария Константиновна запросто могла взять одёжку по размеру, но она напялила едва ли не пятьдесят второй на свой, дай бог, сороковой.
        Крошечная и близорукая. То, что она ни черта не видит без своих огромных очков, стало ясно довольно скоро. Когда Мария Константиновна по какой-то причине снимала очки, она становилась до ужаса трогательной. Серёга сам не знал, почему в этот момент умилялся этой малявке, но факт оставался фактом - он почему-то иррационально млел, когда нянька Алёшиных беспомощно щурилась, пытаясь разглядеть хотя бы собственный нос.
        - Как тебе? - шёпотом, заговорщицки, спросил Марат, глядя вслед Марии Константиновне, ведущей в конец вагона одну из синеглазок.
        - Никак, - а что тут скажешь?
        Действительно «никак». Личико хорошенькое, улыбка трогательная, прямо Настенька из «Морозко», фигурка… а вот хрен знает, какая там фигурка под этим безразмерным шмотьём. Да и не присматривался Сергей, если откровенно, чаще на мордашку миленькую смотрел, когда она не видит, а в целом сторонился. Волчонок, а не Мария… Константиновна.
        - Я бы вдул, - заметил Марат как-то отстранённо, Серёга поморщился. Вдувальщик херов. - Только её уже отец Алёшиных шпилит.
        - Сестричек Алёшиных? - зачем-то уточнил Сергей, скорее всего от неожиданности, будто есть ещё какие-то Алёшины в их клубе. - Тоже в инсте фоточки запостили? - добавил он с иронией. - Всё-то ты знаешь, прямо бабка на лавочке, все сплетни собираешь.
        - Не в инсте, - отмахнулся Марат. - Он на родительском собрании был, - Серёга кивнул, был отец синеглазок, нормальный мужик, как оказалось. Долго беседовал с тренером, расспрашивал, что и как. Было видно, что не по душе ему такое решение, но сестрички - на редкость упрямые особы - отказались куда-либо ехать, даже от предложенного Диснейленда, всё с той же няней, отказались. - Ты остался в клубе тогда, а я вместе с Марией этой вышел, она в машину к отцу Алёшиных села.
        - И? Она на него работает, может, до метро подвозил. Обязательно везде говно видеть?
        - А дверь машины он ей открыл, руку подал, придержал, только что не поимел тут же, на стоянке, потому что она на него работает, эдакий бонус от работодателя, - сально ухмыльнулся Марат.
        - Пиздец, - всё, чем прокомментировал Сергей Витальевич новые сведения.
        Обратно прошла Мария Константиновна, придерживая полусонную Лису за плечики, Серёга посмотрел вслед девушке. Любовница… Что его поразило больше, что этот миленький одуванчик - любовница женатого мужика с двумя детьми и нехеровыми проблемами в семье, или сам факт, что она живёт половой жизнью, он не смог бы ответить даже себе.
        
        =3
        Часть смены минула, обходилось без эксцессов, всё шло в рабочем режиме. По расписанию было две тренировки в день, Сергей Витальевич отменил одну. Городская малышня настолько ошалела от чистого снега, горок, зимних развлечений, что ни о каких тренировках слышать не хотела. Он мог бы пристрожить, всё-таки база спортивная, он тренер, а гаврики - какие-никакие, а спортсмены, но по устоявшейся традиции зимних смен плюнул. Перспективные, те, у кого очевидный потенциал и перспектива будущего, честно отрабатывали в зале, а основная масса отрывалась строя снежных баб и крепости.
        Самбо, когда-то, в далёкие советские времена, о которых сам Сергей Витальевич имел смутное представление, занимались дети с двенадцати лет, теперь едва ли не с шести, а то и пяти, если посмотреть на синеглазок. Нормативы эти были придуманы не зря, и, несмотря на изменившийся подход, Серёга ставил во главе угла здоровье и благополучие маленьких подопечных, а не будущие спортивные успехи.
        Жилой корпус отряда был благоустроенным, с комнатами на четыре человека, холлом, где проходили общие собрания и отрядные мероприятия, душевыми кабинами, уборными, умывальными, просторными сушилками для зимних смен и дождливой погоды летом, были там и комнаты для персонала. В одной из них и устроился Сергей Витальевич.
        На спортивной базе стоял корпус для служащих, постоянных и временных. У Сергея Витальевича была там отдельная, благоустроенная комната, но он ещё отлично помнил, как дорабатывал смены летом, после отъезда Риты, как лез тогда на стены, и собственное желание удавиться к чертям, только бы не видеть всего этого. Кровать, на которой она спала, стул, где висело её платье.
        Летом его держал на плаву самообман, добровольное неверие в произошедшие - мало ли, что люди говорят, - и вера в то, что всё наладится, такая же глупая, как малодушное желание проигнорировать правду, с которой он не сможет смириться никогда в жизни. А сейчас, зимой, бросив сумку посредине комнаты, Сергей почувствовал удушающую волну отчаяния, как тогда, полгода назад, и, не желая возвращаться в прошлое, решил жить в корпусе с отрядом. Суетно, в отсутствии иллюзии свободного времени, но значительно лучше, чем один на один со своими мыслями.
        Режим дня соблюдался младшим отрядом неукоснительно, никаких поблажек и исключений не было и быть не могло. Ровно в девять вечера все были намыты, одеты в пижамы и сидели кружком в холле, слушая, как читала Мария Константиновна. Через приоткрытую дверь Сергею тоже был слышен приятный, размеренный голос няни Алёшиных, и частично видно девушку. Она сидела всегда на одном и том же месте, возвышаясь над малышнёй, подвернув ноги в позе лотоса, и держала книгу на комфортном для её глаз расстояния, время от времени облизывая губы. Чертовски милая в этот момент и соблазнительная.
        То, что Сергея по какой-то неясной причине не на шутку заводила Мария Константиновна, пришлось признаться себе едва ли не на второй день почти совместного проживания. Комнатка Серёги находилась в торце короткого коридора, как раз рядом с палатой, где проживали синеглазки с няней. Помещение воспитателей было с обратной стороны корпуса.
        Как правило, Маша ходила в безразмерных одёжках, под которыми никак нельзя было заподозрить женскую фигуру, Серёге же и подозрений не нужно было, его вставляло от одного взгляда на крошку в неизменных балахонах, и от этого он чувствовал себя едва ли не извращенцем. Озабоченным извращенцем. Голодным озабоченным извращенцем.
        Он, конечно, никогда не был амёбой, сексуальный аппетит для его возраста у него был здоровый, обычный максимум, после которого начинало нестерпимо «зудеть» - неделя, только на базу он отправился вполне удовлетворённым, а одного вида растерянной мордашки Марии Константиновны хватало для стояка.
        Чёрт знает что!
        Но дело вовсе не в одежде, не в непрезентабельном внешнем виде Маши, дело в знании, что она любовница отца синеглазок. Понимание этого факта отталкивало Сергея настолько, что порой приходилось прикладывать силы, чтобы не нагрубить при детях, облить словами, как помоями, ввинтить обидные слова в позвоночный столб до физической боли.
        Серёга не терпел адюльтеров, при всём разгульном образе жизни, который он вёл до женитьбы и после развода, он не терпел супружеских измен в любых проявлениях. Откуда росли ноги у этого неприятия, он и сам бы не ответил, скорей всего, из детства. Его отец был категоричным, прямо-таки образцово-показательным семьянином, таким, что даже у жены порой сводило зубы. А тут ещё сын уродился на редкость смазливым, как картинка. «Скурвится», - кривился отец, выговаривая матери раз за разом из-за успехов подрастающего парня у противоположного пола. Может, страх «скурвиться» подспудно сидел в Серёге, а может, ещё какая хрень, но адюльтеры вызывали в нём стойкую брезгливость.
        Святым он не был даже в браке, глаза оставались при нём, и мыслишки о других женщинах, не жене, проскакивали с завидной регулярностью. Но дальше, чем мысленно облапать, он не двинулся ни разу, даже когда бабьё вешалось без экивоков. Хотеть - хотел, а руки держал при себе, не говоря уже о другом органе. Понятие «мысленная измена», скорей всего, для Серёги Витальевича была слишком абстрактной, чтобы всерьёз задумываться об этом, достаточно того, что он не трахал никого на стороне, хоть и имел почти неиссякаемые возможности для этого.
        Понимание того, что Маша спит с женатым мужиком, вызывало внутренний протест такой силы, что он предпочитал свести общение к минимуму, а факт того, что она, при всём при этом, не по-детски его заводит, и вовсе бесил. И свалилась же на его голову эта нянька, будто ему мало своих проблем и внутренних чертей.
        
        Мелкие, дослушав очередной рассказ из уст Марии Константиновны, отправлялись спать. Медленно, неохотно, они шлёпали в свои палаты, иногда ныряя в чужие, в надежде, что никто из взрослых не засечёт.
        - Егор, ты забыл, где спишь? - Сергей вышел из комнаты и встал в конце коридора, облокотившись плечом о стену. - Топай, топай, - показал он рукой на дверь палаты Егора, семилетнего толстячка-весельчака. На редкость позитивный мальчишка, радуется даже когда проигрывает, а проигрывает он почти всегда.
        - Тёмыч, иди-ка сюда, - он подозвал переминающегося с ноги на ноги ставшего румяным на свежем воздухе Тёмку, в городе тот был почти синюшного цвета. - В туалет хочешь? - он присел под рост ребёнка и посмотрел внимательно на хмурящегося пацана.
        - Нет.
        - А ты всё равно сходи, - тренер показал рукой на дверь уборной. Малышня порой впадала в такой экстаз от жизни на спортивной базе, что забывала есть, пить, а то и сбегать по нужде. Спортсмены, что и говорить!
        Мимо пробежали сестрички в одинаковых розовых пижамах с жирафами, жующими ромашки, синхронно пожелали Сергею Витальевичу спокойной ночи и, держась за руки, заскочили в палату. Девочкам Сергей Витальевич не напоминал ничего, ни сбегать в туалет, ни про банный день. Во-первых, у них была няня, а во-вторых, предпочитал держаться подальше от подобных вопросов с синеглазками.
        Хватило одного раза, тогда он едва не пришиб Марию эту, Константиновну. По приезду был объявлен «банный день» - название громкое, в каждом корпусе были душевые кабины для детей и отдельная для персонала, старшие справлялись сами, особо протестующих юных борцов с системой тренеры заталкивали в душ силой и стояли над душой, пока нигилист не отмоет как следует пятки и задницу.
        А с мелкими процесс пришлось систематизировать. Включать и настраивать воду, запускать по три гаврика, следить, чтобы мочалками ёрзали по телу, а не по кафелю. Серёга Витальевич с радостью бы свалил эту тягомотную обязанность на воспитателей, но на эти должности стабильно шли женщины, как и всякого рода добровольные помощники от родителей - неизменно были мамочки, бабушки, теперь вот няня. А спортсмены - всё-таки мужики, им не пристало голышом перед чужими мамками бегать (пока не забывались, конечно), так что роль банщика отводилась Серёге, иногда помогал Марат.
        Первыми пропустили дам, сестричек Алёшеных с няней за руки, втроём они боязливо покосились на окружающее мужское царство, но в душевую зашли и плотно закрыли за собой дверь. Что они там делали, Серёга не знал, но сорок минут намывать двух шестилеток - слишком долго, да и вода имеет свойство заканчиваться.
        Он несколько раз постучал, а потом заглянул, отгоняя любопытную малышню от двери, гаврики уже строили предположения, одно занятней другого, куда подевалась Мария Константиновна и сестрички. Самой актуальной была версия похищения инопланетянами, самой здравой - «девчонки вечно моются по три часа!», а самой не ходовой, но не дававшей покоя Серёге - утонули. Утонуть не утонули, конечно, но мало ли. Сорвало кран с кипятком или удар током, пол провалился, в конце концов. Корпус хоть и новый, но всё возможно. Юридическую ответственность за детей нёс он, а не нянька.
        На деревянных скамейках, укутанные в полотенца стояли сестрички, а Мария, мать её, Константиновна, ползала на карачках, растопырившись, как пьяных краб, и шарила руками по полу, длинный махровый балахон, надёжно скрывающий тело девушки, волочился следом.
        - Маш? - в первое мгновение он почему-то растерялся, не понял, что нянька попросту потеряла очки, а сестричек поставила наверх, на случай, если линзы разбились. Лишь когда она подпрыгнула, близоруко уставившись на него, беспомощно щурясь, капризно сжимая пухлые губы, он сообразил в чём дело.
        - Мы устали тут стоять! - заявили синеглазки.
        Сергей отодвинул Машу, подхватил сестричек на руки и быстро отнёс в палату, усаживая рядышком на кровать, машинально одев каждую в заранее приготовленный махровый халатик. Не оставлять же укутанных во влажных полотенцах, в корпусе не холодно, но и не жарко, на фоне акклиматизации заболеть - как нечего делать. Потом он вернулся в душевую - Маша так и стояла, почти не шелохнувшись, как крот на свету, - нашёл её выпавшие очки и выпустил широким жестом возмущённую девушку.
        
        А позже он выслушал такого, что только чудо, да присутствующий рядом Марат не дали придушить звезданутую няньку Алёшеных. В каких только наклонностях она его не обвинила, как же, не должен он был переодевать девочек! Будто у девчонок сопли из носа наутро не потекут, если в сухое не закутать после душа.
        И самое абсурдное было в том, что выговорила, нет, вывизгивала ему не кто-нибудь, а педагог по образованию. Пришлось рявкнуть на бесноватую, а пока она хлопала близорукими глазами, выскочить на свежий воздух, где кружились кипенные хлопья снега и мирно оседали на уже заснеженную гладь. Только покурив, он, наконец, успокоился и вернулся в полутёмный корпус. Дети спали без задних ног, свет горел у воспитателей, а в холле, понурив голову, сидела нянька-фурия.
        - Сергей Витальевич, я бы хотела извиниться, - быстро проговорила Мария Константиновна, когда он проходил мимо, бросив мельком взгляд на сгорбленную маленькую фигурку.
        - Извиняйтесь, - он всё ещё был зол. По-хорошему, подобный «конфликт» тянул на серьёзное служебное разбирательство, у него были все причины отказаться от работы с синеглазками, потребовать отселить их с безумной нянькой в другой корпус.
        - Я прошу прощения за своё поведение. Я вовсе не думаю, что у вас есть такие склонности…
        - Какие «такие»?
        - Я не думаю, что вы педофил.
        - Пойду обоссусь от счастья, - прошипел Серёга Витальевич.
        - Поймите, я вовсе не хотела вас оскорблять и говорить всё это.
        - Но сказали и оскорбили, - Сергей развёл руками, разглядывая Машу. Вот же чёрт, ему бы отчитать её на правах старшего, представителя клуба, официального лица, поставить на место эту маленькую любовницу женатого мужика, изображающую из себя святошу, а он разглядывает хорошенькое личико, почти любуется им.
        - Просто… Сергей Витальевич, понимаете, я немного пугаюсь, когда оказываюсь без очков, - на пухлую верхнюю губу скатилась слезинка, как же Серёге захотелось её слизать. - А когда паникую, я… знаю, это недопустимо! Я буду стараться, честное слово!
        - Постарайтесь, - Серёжа с трудом понимал, что лепечет девушка.
        Господи, да что же такое, а?! Вместо того, чтобы уйти, закруглив разговор, он стоял и представлял, какого вкуса пухлые губы, чем пахнет кожа за маленьким ухом, какая грудь скрыта под жуткой футболкой. Тогда у него мелькнула мысль - Марат напутал, какая из этой пигалицы любовница отца синеглазок… Позже он случайно услышал разговор няни с работодателем, она произносила «Игорь» тоном, не оставляющим сомнений в близости.
        Сергей Витальевич ретировался, стоять с эрекцией в штанах перед оправдывающейся девчонкой с умильной, зарёванной мордашкой - действительно, попахивало сексуальной девиацией. И больше к синеглазкам лишний раз не приближался, как и к их няньке.
        
        =4
        Спал Сергей плохо, в городе помогала усталость, порой женщины, а на спортивной базе наваливалось свободное время после десяти вечера, когда сна ни в одном глазу, как и усталости. Да и с женщинами было негусто, вернее, как ни странно, с желанием. Новогодние каникулы благоволили, рядом со спортивным лагерем стояла база отдыха, в это время полно дамочек, охочих для развлечений. Марат не церемонился, находил приключения на половой орган и не парился. Серёге бы последовать его примеру, но случайные женщины осточертели.
        Он всерьёз задумался об Оленьке. Внешне приятная, миловидная, подтянутая, не идеал, но для своих двадцати семи лет - отлично выглядит. Работает каким-то менеджером, не то закупок, не то продаж. Квартира есть, кстати. Серёге решить квартирный вопрос ещё предстоит, если получится, пока он снимал однушку на первом этаже Васильевского острова с окнами в зелёный двор-колодец, осенью там на клумбах цвели астры, пахнущие остро-горько. Оленька всерьёз хотела замуж и детей, что немаловажно.
        Любви между ними не было… А есть она, эта любовь? Одни разговоры, а по факту - сплошь блядство. Серёга уже проходил любовь, может, не так любил, может, не ту, только отходняк от этой «любви» уже полгода, а последствия ещё разгребать и разгребать.
        Такое впечатление, что он чудес ждал от жены, свершений, незаурядной внешности или профессионального роста. Его, по большому счёту, даже хозяйственные навыки не волновали, если чего-то не умела - научится, а нет - пережить можно. Всё, что ему нужно было - семья, обычная такая, без новомодных причуд. Он. Она. Ребёнок. Хорошо бы двое, но нужно на финансы смотреть, дети - дорогое удовольствие, и не трава, чтобы расти сами по себе.
        Чтобы жена его встречала с работы, или он её, как получится. По выходным в парк выбираться или на природу, в зоопарк с детьми, в цирк, можно регулярно получать от благоверной за компьютерные игрушки или за то, что не купил хлеб. Жить, купить дачу, поставить баню, мангал, собирать осенью грибы, ходить на рыбалку. Видеть, как не молодеет жена, и всё равно любить её, потому что она с ним, а он с ней. Простые желания, примитивные. Вот такой он примитивный человек - Серёга Витальевич! А все эти «люблю» «не люблю»… что с ними делать? На хрен наматывать?
        Поворочавшись с боку на бок, он скинул одеяло, оделся и пошёл на улицу. В лагере круглосуточно горели фонари, не заблудишься. С соседней базы отдыха доносилась музыка, ароматы жареного мяса, слышался звонкий женский смех. Если посмотреть в сторону горной реки - темень, туда и направился Сергей, хотелось прочистить мозги, вытрясти из души осевшую муть сожалений. Успокоить сердце, которое с новой силой отказывалось принимать эту реальность.
        Спортивная база есть. Серёга есть. А Ритки ни у базы, ни у Сергея нет. И ведь понимал, что правильно, что так намного лучше, это всё равно бы случилось, взорвалось рано или поздно, не таким образом, так другим, слишком простой был Серёжа для ой, как мудрёной Маргариты, всё понимал, а сердце заставить забыть не мог. Казалось, всё улеглось, считал, его беспокоит только флёр слухов за спиной, но нет - стоило вернуться в исходную позицию, как осадок всколыхнулся и застил Сергею глаза.
        
        Прошлявшись несколько часов, замёрзнув, а погода стояла минусовая, с пронизывающим ветром с ледников на вершинах гор, Сергей вернулся в корпус. Тусклый свет был включен в холле, не попадая в комнаты, где спала малышня, а если выскочит какой-нибудь гаврик, не заблудится в темноте. Они умудрялись и заблудиться, и разреветься, и испугаться. Правильно Матвей шутил, что Сергей Витальевич мелким и мама, и папа, и Дед Мороз, ещё и Зубная фея в придачу.
        Он повесил куртку на крючок, скинул обувь и пошёл на цыпочках к себе в комнату, было почти три часа ночи, спать не хотелось, но надежда на сон маячила. Сергей долго стоял на холодном, сыром ветру с реки, замёрз, так что был шанс провалиться в сон, как только начнёт отогреваться.
        Сбоку, в помещении с рядом умывальников, у окна стояла Маша. О том, что это именно она, Сергей догадался, а не узнал её. Короткие шорты с кружевом от середины ягодиц едва прикрывали упругую попку соблазнительной формы. Топик в тон к шортам привычно широкий, но короткий, одно плечо оголено, широкая горловина спускалась почти к локтю, открывая не только часть руки и спины, но и подчёркивая изящную шею. Сергею не слишком нравились короткие волосы у женщины, но Маше шло, даже с затылка.
        И ноги. Сергей впервые увидел ноги Марии… Константиновны. Не длинные, с её росточком неоткуда было взяться длинным ногам, при этом на удивление стройным, прямо-таки точёным. С продолговатыми, красиво сформированными икрами, тонкими щиколотками, идеальной формы бёдрами. Девочка оказалась чудо, какая ладненькая, хоть и крошечная, конечно.
        Маша резко обернулась и близоруко уставилась в проём двери, Сергей не знал, что именно она видит, но его она точно не видела. Мордашка была растерянная, даже испуганная, но рот не кривился в извечном капризном изгибе, она не сжимала недовольно губы, не фырчала, выражая, в лучшем случае, молчаливое пренебрежение. Лишь топталась растерянно на месте, а потом сделала неуверенный шаг вперёд. Сергею вспомнилось - Маша пугалась, когда оказывалась без очков, он не мог представить, насколько неуверенно она себя чувствовала, лишаясь возможности чётко видеть.
        - Маша, - он сделал шаг вперёд, смотря, как расширяются глаза девушки, тусклый, мерцающий свет не смог сделать их тёмными, на Сергея смотрели светло-голубые, как льдинки, радужки глаз. - Мария Константиновна, я вас за руку сейчас возьму, не пугайтесь, хорошо?
        - Сергей Витальевич? Зачем за руку? - она неуверенно сморщилась, сделавшись настолько умилительной, что Серёга не отказал себе в широкой улыбке.
        До чего хорошенькая, растерянная, сладкая. Поднять бы сейчас это худенькое, ладное тельце, впиться губами в пухлый рот, донести двумя шагами в свою комнату, закинуть на кровать, вдавить в пружинистый матрас и отлюбить до чёрных точек в глазах.
        - Провожу в комнату, вы почему без очков выскочили?
        - Телефон зазвонил, испугалась девочек разбудить, не сообразила…
        - Понятно, - Сергей кивнул головой, будто собеседница могла его видеть, и подошёл вплотную к няне Алёшиных. Ближе, чем следует.
        Маша распахнула глаза и в упор рассматривала Сергея, кажется, она его видела, взгляд её метался от глаз к губам и обратно, щёки заливались очаровательным румянцем, а уши стали и вовсе красными.
        
        Он дотронулся кончиками пальцев до нежной кожи запястья девушки и вздрогнул, как от удара током, нахмурился, не веря себе. Простое прикосновение, невинное, а желание прошибло с такой силой, что стоило огромного труда не дёрнуть Машу на себя. Что за сумасшествие, в самом деле? Что в этой Марии свет Константиновне такого, что Серёгу сносит, как подростка при просмотре порнофильма? Ну, хорошенькая, миленькая мордашка, ну, беспомощный взгляд, ну, пухлые губы. Ноги стройные, аккуратные колени, грудь и вовсе небольшая, ничего выдающегося - фигурка ладная, пропорциональная, но точно сходить с ума не с чего. Сергей же сходил, слышал собственное грохочущие сердцебиение, глубокое дыхание, беснующийся бег крови, и только жалкими остатками разума останавливал себя от неосторожного шага.
        Маша попала в затруднительное положение, нужно быть последней свиньёй, чтобы наброситься сейчас на девушку. Как-то не вовремя пришло воспоминание, что этот Аленький Цветочек с растерянной мордашкой спит с женатым мужиком, и вряд ли она не понимает, что делает, и насколько это мерзко на самом деле. Серёгу передёрнуло ещё сильнее, чем до этого. Такой стремительной смены настроения он не чувствовал с подросткового возраста, да и в ту пору ничего подобного не помнил.
        В итоге, кое-как собрав по крупицам собственную стойкость, он по-дружески приобнял Марию Константиновну и подвёл её к дверям палаты, подумав, открыл дверь и помог дойти до кровати, на тумбочке рядом с которой и лежали очки. Устроив оправу на носу, Маша расправила плечи и поблагодарила Сергея Витальевича.
        - Не за что, - Сергей постарался доброжелательно улыбнуться и вышел.
        «И как это прикажешь понимать?» - спрашивал он себя, смотря в потолок в сумраке ночи, и ответа не находил. Сергей, естественно, хотел переспать с Машей, несмотря на острое неприятие - хотел. Отрицать этот факт было бы глупо, стояк в собственных трусах красноречиво указал бы на очевидное.
        Сергей Витальевич прекрасно знал, что он чувствует, когда хочет просто трахнуть, даже когда не просто, а с какими-никакими намерениями. Просто переспать он хотел с Оленькой, от делать нечего, и потому, что нужно было спустить пар. С Людой, одной из своих похотливых «учениц», он даже заморачиваться со свиданием не стал, отымел в тренерской. С последним «подарком», подсунутым начальством, сочной брюнеткой, Сергей хотел покувыркаться, просто отказался от этой мысли, надоел эшелон озабоченных баб, но хотеть - хотел. Он не святой, не импотент, к тому же, свободен от обязательств.
        Реакция на Марию Константиновну Сергею была непривычна, ему определённо было мало потенциального секса с ней, и так же определённо не нужно ничего большего, а по большому счёту, и секс с ней не нужен тоже. У Сергея была Оленька, может быть, через год он сделает ей предложение, они поженятся, будут жить долго и счастливо. Какая разница - с кем, если с той, кого Сергей любил, не сложилось, а с той, что вытряхивает из него душу одним своим умилительным видом, он не желает иметь ничего общего.
        
        =5
        На Рождество устроили празднование. Старшим передвинули время отбоя, уже по традиции были приглашены девочки из соседней спортивной базы, устроена «дискотека», на которой отрывались по большей части тренеры и воспитатели, приглядывая одним глазом за подопечными. Совсем взрослых, а была и парочка совершеннолетних в старшем отряде, отпустили до утра, а малышне были вызваны аниматоры, занимавшие гавриков с обеда и до отбоя. К вечеру младший отряд не держался на ногах, многие уснули ещё до отбоя, а кто не спал, сидел тихо, не в силах бурно выражать восторг от праздника.
        Тёмка перегулял, переутомился, совсем по-младенчески раскапризничался. Сергею Витальевичу пришлось усадить горе-спортсмена к себе на колени и читать Рождественские рассказы, книга лежала в холле на столе, именно её вслух читала Мария Константиновна. Поступок, который не мог себе позволить тренер - выделить одного ребёнка, даже один раз. Но какой выбор? Или отправить Тёмку бороться со своим состоянием самостоятельно, надеяться, что шестилетка «включит мужика», по итогу устроив среди ночи рёв, перепугав остальных гавриков, или уложить спать под бубнёж доброй сказки.
        Нарисовался Марат, он зашёл тихо, зная, что если сорвёт отбой, Сергей Витальевич оторвёт ему уши, это в лучшем случае. На цыпочках прокрался в холл, увидел Сергея, сидящего на стуле, бубнящего сказку, и сонного Тёмку, остановился, взмахнул бутылками коньяка и шампанского и вопрошающе уставился на Серёгу.
        - Тебе своих пора рожать, - вполголоса проговорил Марат, когда Сергей вернулся из палаты Тёмки, уложив его в кровать. Пацан вырубился, пушкой не поднимешь.
        - Ага, я буду папой, а ты мамой, - Сергей ухмыльнулся.
        - Пьющая мать - горе семье, - тут же известил Марат. - Давай Рождество отметим по-людски?
        - Ты ж мусульманин, - Серёга отметил вероисповедание Марата для проформы, иронично. Марат был таким же мусульманином, как он сам православным.
        - От всего сердца, брат, - нарочитый акцент и поднятый вверх указательный палец выглядели смешно. - Лучше найди закусон и позови своих.
        Под «своими» Марат подразумевал воспитателей - две дамы предпенсионного возраста, выполняющие свои обязанности строго согласно должностной инструкции, и Марию Константиновну, взявшую на себя функцию воспитателя, завхоза, аниматора, мамы и папы. Дед Мороз и Зубная фея по-прежнему были прерогативой Сергея Витальевича.
        Закуска организовалась сообща и быстро, у кого что было, то к столу и вынесли. Коллектив, немного уставший от самого проблемного отряда, был рад предложению Марата и торопился начать праздник. Воспитатели потирали руки и самозабвенно нарезали сало и солёные огурцы - прекрасная закуска для коньяка и шампанского. Сергей Витальевич поставил несколько коробок конфет «ассорти», сладкое он не любил, а родители дарили. Смущающаяся Маша сказала, что у неё только пряники, что было встречено на ура. Чем ещё закусывать шампанское с коньяком, как не «Невскими» пряниками с мятой.
        Воспитательницы раздухарились, рассказывали анекдоты, порой на грани приличия, а то и за гранью. Марат охотно поддерживал беседу, подливая дамам, Сергей больше молчал и почти не прикладывался к рюмке. Алкоголь он употреблял редко, а на базе тем более. Дышать на детей перегаром Сергей Витальевич не мог себе позволить, так что после символических трёх рюмок остановился, Марат его отношение к алкоголю знал и не навязывался.
        Мария Константиновна ограничилась фужером шампанского, прикладывалась больше к шоколадным конфетам, жуя сладости с таким забавным выражением лица, что у Сергея никак не получалось не смотреть.
        
        - А что же вы, мальчики, не женитесь? - пьяно спросила одна из воспитательниц, персонал был временный, набранный на время зимней смены, об официальном семейном положении Сергея Витальевича не знали.
        - Успеется, - засмеялся Марат. - Молодые ещё! Да, Серёг?
        - Куда спешить, - Сергей поддержал приятеля, действительно, куда спешить, он даже не развёлся ещё.
        - Что за молодёжь пошла, - одна из дам, уже в изрядном подпитии, осуждающе покачала головой. - Что парни, что девочки, одни гулянки на уме, никакой ответственности. Вот в наше время… - затянула было воспитательница, но была перебита Сергеем:
        - По поводу времени и ответственности, а не пора ли спать? - он выразительно посмотрел на дам, завтра, с утра им общаться с детьми, а они заглатывали рюмку за рюмкой, как прораб на стройке. Про себя Сергей Витальевич сделал отметку поговорить с Матвеем, временные сотрудники или нет, репутация у спортивного клуба безупречная, неприятности никому не нужны.
        - Пора, - Марат охотно поддержал коллегу, начал сгребать со стола грязную посуду.
        Дамы засуетились, чудом не разбили тарелку, Серёга не выдержал, зыркнул так, что обеих как кошка языком слизала. Ещё и эта напасть на голову, он чуть не сплюнул сгоряча. Проколы с персоналом случались не часто, и почти никогда в младшем отряде. С одной стороны, осталась всего неделя, а с другой - лишняя головная боль, пусть начальство переводит дамочек к средним или старшим, или отправляет восвояси. Настолько заправски заглатывать могут только зависимые люди, по итогам, Марат на их фоне выглядел трезвенником, к тому же ему с детьми общаться только после обеда, в отряде круглые сутки, как Сергею, торчать не нужно.
        - Ну, что, продолжим у тебя? - хитро улыбнувшись, тихо спросил Марат, когда Маша подхватила посуду и отправилась мыть.
        - Настроения нет, - Сергей сморщился.
        - Ты такой напряжённый, расслабься, - приятель похлопал Сергея по спине. - Посидим нормально, поговорим, а вообще, секс тебе нужен, а то уже на людей бросаешься.
        - Свои услуги, что ли, предлагаешь? - Серёга засмеялся в голос, не выдержал.
        - Предлагаю позвать Машу Константиновну и…
        - Что «и»? - Сергей уставился на Марата, прикидывая, успеет он ему проломить череп до того, как его голову постигнет та же участь.
        - Э, эй! Тебе точно нужно потрахаться, - Марат поднял руки, как в поражении. - Позвать Машу Константиновну, а я слиняю в нужный момент. А хочешь, пойдём со мной на базу, у моей мадам шикарная подружка, не пожалеешь. Серьёзно, ты психованный стал не на шутку, особенно последнюю неделю.
        - Благодетель нашёлся, - сквозь зубы проговорил Сергей, еле сдерживая откуда-то взявшуюся злость.
        - Да что с тобой, в самом деле? - Марат нахмурился. - Пошли, - он подтолкнул Серёгу к двери в его комнатушку. - Пошли, пошли, психолог я дерьмовый, а выслушать могу, а хочешь, нажрись, я завтра за тебя отработаю. На тебя смотреть страшно, а ты вообще-то с мелочью работаешь, начнёшь на детях срываться - уволят раньше, чем поймёшь, как оказался на улице.
        
        - Маша, - Марат толкнул Серёгу в комнату, а сам остановился у умывальни, где Маша домывала посуду, - давайте, помогу, - он ловко выхватил тарелки и понёс в комнату к Сергею, кивнув головой девушке, показывая, куда идти.
        - А вот и мы, - провозгласил Марат, ставя сырые тарелки на край стола. - Проходите, Маша, продолжим праздник.
        - Но?.. - Мария Константиновна покосилась на Сергея Витальевича, который только что зубами не скрипел и огонь из ноздрей не пускал, а на что злился или на кого - даже себе ответить не мог. Может, и правда, сходить на базу, спустить пар с шикарной подружкой Маратовой мадам.
        - Не обращайте внимания, - снисходительно ответил Марат. - Давайте ещё шампанского? С пряничком? Или вот, огурец остался солёный, тоже вкусно.
        - Пикантно, - Маша улыбнулась, Серёга чуть не взорвался. Улыбается она! Какого дьявола Мария Константиновна улыбается всем, а на него смотрит волком, кривит пухленькие губы, отводит глаза, а то и фырчит как кошка. На любовника своего пусть так смотрит!
        - Ничего пикантного в алкогольном опьянении при детях нет, Мария Константиновна, - Сергей уставился на Машу. - Машеньке уже достаточно годиков, чтобы понимать это, или Машенька не только не выросла, но и не поумнела?
        - Послушайте, Сергей Витальевич, я понимаю, что Дарья Семёновна, - так звали одну из воспитательниц, - перебрала и задала неудобный вопрос, но вы не…
        - Какой ещё вопрос? - Сергей в недоумении уставился на Машу свет Аленький Цветочек. Удавил бы. Удавил в объятьях. Удавил, а потом отымел так, чтобы сутки ходить не могла. Глаза льдистые распахнула, ресницами хлопает, губы сжимает, видно, что злится, Чижик-Пыжик в женском воплощении.
        - Про женитьбу. Это было некорректно с её стороны, но вы должны понимать, она ничего такого не имела в виду.
        Сергей смотрел на Машу и чувствовал, что земля уходит из-под ног, физически, он даже покачнулся. Отлично, уже и нянька синеглазок натирает его рога. Может быть, стоит сесть в кружок и поговорить об этом, пусть посочувствуют всласть, посмеются, удовлетворят раз и навсегда свою потребность лезть в чужую жизнь.
        - Вы хотите обсудить мой брак? - Сергей медленно закрыл глаза, понимая, что ещё один взгляд на розовую от волнения Машу, и он за себя не ручается. Или взорвётся, или изнасилует… Как в его больную голову пришла подобная мысль?
        - Я хочу сказать, Дарья Семёновна не виновата, что в нашей стране такое законодательство. И, если это имеет значение, лично я против однополых браков. Семья - это мужчина и женщина, мама и папа, а не два папы.
        - Чего-чего? - Серёга потряс головой.
        Что там эта звезданутая Настенька из «Морозко» несёт? Температура у дамочки? Объелась шоколада, повысился сахар в крови, как следствие - когнитивное нарушение?
        - Вы же гомосексуалист? - Машенька смутилась, покраснела, но взгляд не отвела.
        - Беги, дядь Маш, - проговорил Марат со смехом, хватаясь за живот, покатываясь, только что хрюкать не начал.
        
        - А ты, значит, против однополых браков? - Сергей нагнулся под рост Маши, лицом к лицу, настолько близко, что почувствовал запах шоколадных конфет, смеси ароматов шампуня, геля, духов и крема. Уникальный, совершенно особенный запах.
        - Против, - Маша окончательно смутилась, но стояла на своём. Она против.
        - И как же в наш маленький ЛГБТ-кружок занесло такую хорошенькую гомофобочку? - процедил Сергей сквозь зубы. Если бы взглядом можно было прожигать, Маша бы уже сгорела. Он провёл рукой по коротким волосам девушки, с той стороны, где на затылке топорщился ёжик. Отросшие волосы были мягкие-мягкие, а короткие покрыты лаком. - В дружном лесбийском коллективе ты за мальчика или девочку? - глаза у Маши распахнулись, рот приоткрылся хорошенькой, пухленькой буквой «о». - Дай угадаю, - Сергей растянул губы в улыбке. - За девочку, такая сладенькая фэмочка, сам бы съел, но увы, Машенька не по этой части.
        - Серёга, прекращай, - Марат продолжал ржать, уткнувшись лицом в подушку. - Доведёшь фэмочку, а у вас дети. Девочка и девочка!
        - Вы не гей? - красное от смущения личико Аленького Цветочка, гомофобки и ретроградки, стало бледным, она медленно пятилась к двери спиной, тогда как Сергей наступал на девушку, нависая сверху, давя своим ростом и массой, отчего крохотная Маша становилась ещё меньше.
        - Я. Не. Гей! - прошипел Сергей, ввинчивая слова в сознание Маши, ввинчивая с болью, не считаясь с её растерянностью и неловкостью. - Не гей, не педофил, не некрофил, не акротомофил, не любой другой фил, никакими известными науке парафилиями и перверсиями не страдаю, меня даже групповой секс не очень-то заводит. Представить страшно, я настолько скучный человек, что предпочитаю трахаться по старинке. С женщиной. Без плетей и дилдо в заднице, - последние слова он буквально выдохнул в Машу, она зажмурила глаза, как от сильной боли, губы виновато скривились, дыхание было частым, будто девушка изо всех сил старалась не заплакать. Сергея не интересовало душевное состояние Марии Константиновны. Он сосредоточился на том, чтобы ударив по двери, не съездить девчонке по лицу.
        Дверь от удара с грохотом открылась, и Сергей пулей выскочил на улицу, как был, в футболке и лёгких тренировочных штанах, в резиновых шлёпках на босу ногу. Он стоял, смотрел в небо и не чувствовал холода.
        Как же задрало всё происходящее в его грёбаной жизни. Каким образом у родителей с самой заурядной внешностью родился он, Аполлон, блядь, Бельведерский? Сергея не единожды принимали за гея, сейчас реже, он изрядно раздался в плечах, в движениях появилась резкость, постепенно исчезала кукольная миловидность. В юности же, начиная с подросткового возраста, внешность была бичом Сергея. Проклятием.
        Он на борьбу пришёл только из-за внешности, чтобы доказать окружающим, что он не гей, что мужик. Позже, уже на последнем курсе института, став мастером спорта, чемпионом Северо-Запада, а потом России, решил уйти из спорта. Ему нравилось то, чем он занимался последнюю пару лет, совмещать же тренерскую работу, учительскую и интенсивные тренировки сложно, да и путь этот, с Серёгиными данными, по большому счёту, в никуда. Была открыта дорога в М1, но Сергей выбрал тренерскую стезю. Выбрал сознательно, и это было то единственное, о чём он не жалел никогда в жизни.
        Став постарше, Сергей понял - у его внешности масса преимуществ, бабы слетались, как осы на сироп, кружили вокруг, жужжали, мелькали перед глазами, и сейчас мало что изменилось. В молодости девчонки молчаливо жаждали его внимания, а сейчас женщина предлагали прямым текстом, ничуть не стесняясь собственных желаний. Когда у Серёги было настроение - он брал.
        Но и такие эксцессы случались. «Вы, батенька, педераст-с». Хоть стой, хоть падай, хоть морду себе гуталином мажь, чтобы фольклорных Настенек не смущать ликом слащавым. Обриться что ли, срезать кудри под ноль, и дело с концом, череп, кстати, у него не идеальной формы.
        К такой длине его приучила бывшая жена, ей нравилось, Рита постоянно повторяла: «Не слушай идиотов», он и не слушал. Когда кудри мешали, собирал их в хвост, в остальное время ходил так… Доходился до гомофобских высказываний от сопли в очках.
        - На, - появился Марат, протянул Сергею куртку и сигареты. - Перепугал Марию Константиновну, что теперь делать будешь?
        - Предлагаешь доказать ей, что я злостный натурал? - Сергей горько усмехнулся.
        - Ладно, не злись на девчонку, я тоже тебя за сладенького принял, когда в клуб пришёл.
        - Заебись.
        - Это недолго длилось, тем же вечером ты какую-то девчонку уволок в тренерскую, - Марат засмеялся и выпустил струйку дыма, потом пустил в темноту два колечка. - Бросил курить, называется. Пойдёшь со мной? - он показал взглядом на базу отдыха.
        - Нет, - Сергей сморщился, улыбаться, прикладывать даже минимальные усилия, чтобы в итоге получить сомнительную радость переспать с незнакомой женщиной, он не хотел.
        - Чем займёшься?
        - Пойду, предамся маленьким гейским радостям, - Сергей усмехнулся. - Дилдо в задницу вставлю.
        - Маше вставь, - Марат засмеялся, как самой весёлой шутке.
        
        =6
        В корпусе было темно и тихо. Мария свет Константиновна, ожидаемо спряталась в своей комнате. Сергей упал на кровать и уставился на дверь, будто ждал, что сейчас там материализуется Маша или Фея Динь-Динь, или ещё какая-нибудь сказочная хрень.
        Спать не хотелось, идти на улицу тоже. Сколько человек может прожить без сна, без последствий для психики? Кажется, Сергей начинал сходить с ума, всё наваливалось одновременно и некстати. На людях начал срываться, на Машу наорал. Что нового произошло? Ничего. Такие недалёкие «Маши» встречались часто. Понять их логику Сергей не пытался, отмахивался, хоть и злился. А вот на няньку Алёшиных не получалось махнуть рукой.
        Принципиальная жизненная позиция у девчонки. Даже вызывало уважение, что не побоялась в лоб озвучить её потенциальному гею, по факту - мужику в два раза больше и бог знает во сколько раз сильнее. Лучше бы она такую принципиальность проявляла со своим любовником. Геи как-нибудь справятся без её советов, а вот то, что она спит с женатым мужиком с нехреновыми проблемами в семье, с двумя малолетними детьми - отвратно. Будь последовательна Мария Константиновна Шульгина. Семья - это мама и папа, а не папа, мать алкоголичка и любовница - одуванчик.
        Курил Сергей мало, когда только начал встречаться с Ритой - бросил, она не переносила табачный дым и алкоголь, сорвался после расставания, теперь покуривал время от времени, немного, крайне редко днём, на работе в клубе - тем более, чаще ночами, сидя на кухне снимаемой однушки, уткнувшись в окно. В последнее время тяга усиливалась, он курил максимум час назад, стоя рядом с Маратом, и захотел снова. Какая-то болезненная склонность к саморазрушению… Жениться на Оленьке, что ли…
        Он снова ходил к реке, зимой очертания высокого, скалистого противоположного берега не менялись, лишь деревья стояли голые, разрезая пространство корявыми, чернеющими силуэтами. Со стороны лагеря подход пологий, есть природный пляж из мелкой речной гальки и с большими валунами на косе, сейчас спрятанные под слоем снега.
        Серёга закрыл глаза, покачнулся, мысленно с мазохистским удовольствием возвращаясь в лето, в итоге развернулся и быстро пошёл к корпусу. Приходит конец любым страданиям, он больше не хотел переживать. Что было, то было. Не исправить, не вернуть, главное - он не испытывал ни малейшего желания второй раз заходить в реку. Его прошлая жизнь - голые деревья, чернеющими силуэтами разрезающие жизнь на прошлое и настоящее, а будущее приложится.
        В холле, сгорбившись, сидела Мария Константиновна, она вскинулась, как только зашёл Сергей, нервно поправила очки на носу и резко встала.
        
        - Сергей Витальевич, где вы были? Я волновалась… Вы же в сторону реки пошли, там, я слышала, опасно.
        - Топиться ходил, - зло усмехнулся Сергей.
        - Мне необходимо извиниться, - Маша вздохнула.
        - Не утруждайтесь, не вы первая, не вы последняя, - он махнул рукой и направился в свою комнату. - А впрочем, ответьте мне на вопрос, Мария… Константиновна.
        Она промолчала, смотря в пол, маленькие уши горели огнём, нога в широких трикотажных пижамных штанах нервно дёрнулась, одна ладонь вцепилась в другую.
        - В чём логика? Почему я - гей, а, скажем, Марат - нет.
        - Вы… красивый.
        - Отлично. То есть, по вашему мнению, гомосексуалисты сплошь красавцы, а натуралы - страшилко из народных сказок? Не бывает толстых геев, старых, страшных? А голливудские красавчики, так обожаемые женщинами, не единожды женатые и замеченные во множестве гетеросексуальных романов - миф? Они сплошняком геи? Если я завтра обреюсь наголо и суну лицо в угли, я перестану быть педиком, мгновенно поменяв ориентацию?
        - Пффф… - всё, что услышал Сергей в ответ.
        - А знаешь, что самое смешное, Мария Константиновна?
        - Что? - раздался шёпот, настолько тихий, что Сергей едва расслышал.
        - То, что я в любой момент мог завалить тебя, - и он не врал, мог.
        Сухая выжимка из жизненного опыта - он мог. Мог сделать это до первого родительского собрания, даже собирался, остановило, как не странно, то, насколько Мария Константиновна хорошенькая. Смотреть на неё, любоваться умильным личиком, мимикой, от которой волей-неволей улыбаешься - настолько острое, ни с чем не сравнимое удовольствие, что Сергей не хотел менять его на банальный секс, пусть и желал её до чертей в глазах. Мог переспать с ней в поезде, быстро и бурно, под перестук колёс. Мог и позже, уже на базе, но предпочитал наблюдать со стороны.
        Что останется после секса? Ничего. Аленький Цветочек встанет в один ряд с сочной брюнеткой, где-то позади Оленьки, но до рыжей фурии, которую он трахнул в тренерской, благо детских групп в это время не было. Маше было отведено в жизни Сергея особенное место, пусть и временное, ему не нужна ещё одна зарубка в сомнительном послужном списке.
        - Вряд ли, - льдистые глаза смотрели настороженно. - Вы слишком самоуверенны Сергей Витальевич. Красота - не карт-бланш.
        
        - Может быть, может быть, - он сделал шаг вперёд, встав вплотную к девушке. Футболка на ней была безразмерная, с длинными руками, но очертания груди явно просматривались. Трикотаж совсем тонкий, а под ним голое тело.
        Прикоснулся пальцами к женской ладони, удивился, насколько она холодная, запястье тонкое, кожа с обратной стороны локтя горячая, шелковистая.
        - Не надо, - Маша даже не шептала, только открывала рот, отчего становилась настолько притягательной, что на поступательные, выверенные действия не хватало терпения. А по-другому с этой девушкой нельзя, Сергей знал это наверняка. Напор её испугает, оттолкнёт, слишком импульсивная, как неискушённая первокурсница.
        - Надо, - он сдержал ухмылку, спрятал у шеи, скользя губами по ключице.
        - Я пойду к себе, - Маша напряглась от пальцев на руках до одеревеневших плеч.
        - Донесу, - она и пикнуть не успела, как оказалась на мужских руках. Настолько лёгкая, что Сергей в первое мгновение опешил. Бывшая жена весила пятьдесят килограмм, он с лёгкостью поднимал её, а Маша точно была легче, при этом болезненно худой не смотрелась. Настолько крошечная, что впору было одеревенеть Сергею.
        - Не хочу, - пискнула девушка, когда он, преодолев несколькими шагами расстояние от холла в свою комнату, уложил её на кровать, быстро устраиваясь рядом, одним движением зафиксировав её руки за спиной.
        - Хочешь, - констатировал Сергей, впрочем, не наседая сильно, слушая быстрое, отрывистое дыхание, неспешно и легко целуя шею, мочку розового уха, щёки, пахнущие невыносимо сладко. Чем-то цветочным и шоколадом.
        Он не торопился с поцелуями, всё-таки оставляя себе выдержку, а Маше возможность уйти. Поцелуй - как заслон на плотине, двинешь, и снесёт потоком, оставляя после себя разрушения, слои ила и грязи. Думать о последствиях Сергей тоже не спешил, он их знал - ещё одна грёбаная зарубка в списке жертв очарования Сергея Витальевича. На этот раз действительно жертва…
        Его рука скользнула под нелепую огромную футболку, пальцы прошлись по позвоночнику, остановившись на пояснице, талия у Маши была невероятно тонкая, ощущалась почти божественно. Под пижамными штанами, такими же нелепыми и бесформенными, не было белья. Несколько движений, широко распахнутые глаза, прикушенная губа, и скомканная пижама отправилась куда-то на пол, а выдержка Сергея пропала под напором похоти, такой откровенной, что становилось тошно.
        Он скинул с себя одежду, путаясь в рукавах, ремне, клёпках на джинсах. Маша не сняла очки, она облизала несколько раз губы, пухлые, манящие, дурманящие, и наблюдала за Сергеем, лихорадочно хватая тонкими пальцами казённую простынь.
        Вошёл, тогда же поцеловав, предварительно сняв очки. От чего он потерялся сильнее, он не знал, не смог бы ответить. Концентрированное удовольствие сносило заслоны, выстроенные Сергем с тщательностью и педантизмом. Животное желание, замешанное на пронзительном, едва ли не эстетическом удовольствии, лишало разума, воли, затягивая в пучину эмоций такой силы, что становилось страшно. Он не помнил такого, вернее, помнил, но изо всех сил хотел забыть.
        Но, чёрт возьми, какой Маша была хорошенькой, настолько милой, славной, невыносимо сладкой, притягательной, с этим её растерянным, близоруким взглядом, бесстыдно откинутой шеей, пухлыми губами, которые невозможно было не целовать, а от поцелуев становилось больно в груди.
        Всё не так, всё, чёрт возьми, не так!
        Сергей попросту не смог смотреть в глаза Маше, в это хорошенькое, растерянное личико с румяными щеками. Просто перевернул её, устроив на подушке, подложив ладонь под гладкий живот. Маша кончила тихо, пискнув в подушку, несколько сильных, с оттяжкой, фрикций, и Сергей не стал тянуть с собственным оргазмом.
        Всё, чёрт возьми, не так должно было случиться. Вернее, этого не должно было произойти.
        Серёга перевёл взгляд с девушки на часы. Половина третьего ночи.
        - Маша, тебе, наверное, к девочкам надо… - пробормотал он растерянно, не зная, что сказать.
        «Спасибо, было клёво, топай к себе»? Он не хотел, чтобы она уходила. Никогда в жизни. Но Мария Константиновна - любовница отца синеглазок. Один раз - можно, два - паршивая тенденция. Если бы он хотел трахать чью-то любовницу, он бы остался с женой.
        - Да, да, обязательно, - пробормотала Маша, скатываясь с кровати. Она пошарила руками по тумбочке, запнулась, наверняка упала бы, если бы Сергей не придержал одной рукой, тут же вставая рядом, надевая ей на нос очки, смотря с улыбкой на растерянную мордашку.
        - Неуклюжая ты у меня, Машенька из сказки «Морозко».
        - А? Я просто не вижу… - с этими словами она стала суетливо одеваться, очки снова сползли, а потом и вовсе упали, девушка на мгновение замерла, вздыхая и нагнулась, шаря руками по полу, выставив голую попку.
        Серёга провёл по лицу ладонью, давя громкий смех. Чудо, как хороша. Лохматая, в растянутой футболке и с голым задом. Без очков ей некомфортно, а с голой попой - вполне нормально.
        - На, - он в который раз за ночь надел на неё очки. - Привяжу на очки резинки, как раньше детям варежки привязывали, - он смеялся, не в силах остановиться. - Надевай штаны, - протянул паруса из тонкого ткани, Маша умудрилась и здесь запнуться, хотя очки были на ней.
        Остаток ночи Сергей Витальевич спал на удивление крепким сном и даже умудрился выспаться.
        
        =7
        Маша выбралась из вагона одной из последних, сначала ей на руки Марат по очереди подал Лису и Лину, а потом два маленьких чемодана девочек и её большой рюкзак, взятый напрокат у приятельницы.
        Сергей… Витальевич стоял в стороне, в окружении галдящих детей и суетливых родителей, было видно, что он устал, при этом терпеливо отвечал на вопросы взрослых и тепло прощался с маленькими подопечными. Всё-таки мужчины-учителя - лучшие. А Сергей Витальевич педагог от бога, тренер ведь тоже учитель.
        От Сергея отошёл Игорь… Вячеславович, подхватил счастливых, довольных дочек, они с тренером попрощались ещё в вагоне. Личный водитель Игоря забрал чемоданы и подхватил рюкзак Маши, даже не спрашивая, а хочет ли она этого.
        Маша обернулась на Сергея, встретилась со спокойным, а то и равнодушным взглядом, и поплелась следом за водителем, Игорь ушёл вперёд, слушая бесконечные рассказы дочерей. В конце концов, ей надо отчитаться перед работодателем, попрощаться с девочками и вообще поговорить, последнее - если получится.
        И зачем она только связалась с Игорем, какой чёрт её попутал? Впрочем, ясно какой. Хотела бы Маша сказать, что она влюбилась в него, что, кстати, звучало бы вполне правдоподобно, несмотря на разницу в возрасте с Машей, на добрый десяток лет, Игорь потрясающе выглядел, был в отличной спортивной и любой другой форме, но нет. Не влюбилась.
        Они познакомились в конце сентября, Игорь привёл Алину и Алису на подготовку к школе в группу Маши в центре дополнительного образования. Отцы редко занимаются подобными вопросами, ещё реже ходят на родительские собрания и активно интересуются успехами своих детей. Игорь же приходил, интересовался, сдавал пластилин и присутствовал на детских праздниках. Мама у девочек была, по документам значилась, но Маша никогда её не видела, да и девочки крайне мало и с неохотой говорили о маме. Понятно было, что в семье проблемы, но какого порядка - неясно.
        Почти сразу Игорь стал оказывать молодой учительнице красноречивые знаки внимания, а после месяца хождения вокруг да около, пригласил на свидание. Маша, подумав, согласилась, а позже, если честно, в тот же вечер, переспала с ним. Назовите, как угодно и Машу, и поступок, но ей до синих точек в глазах надоело сидеть дома и строить из себя монашку, которой она, скорей всего, и являлась.
        Сколько можно-то?! Почему все блага достаются ярким, сильным, наглым, а на её голову сваливаются проблемы за проблемами. Не так уж много Маша хотела от жизни, да и понимала, что сказки о принце на белом коне с казной, набитой золотом, не про неё написаны, но на пару целковых и временное пользование принцем она право имела.
        Родилась Маша в малюсеньком городке, в обычной российской семье со средним достатком, когда на еду хватало, а покупка дорогостоящей бытовой техники была уже событием. Причём, «дорогостоящее» находилось в эконом-сегменте. Маша не жаловалась, так жило почти всё её окружение, в классе ни у кого не было дорогих телефонов, а об новомодных, только появившихся в ту пору айфонах рассказывали примерно так: «Я знаю мальчика, у его друга есть настоящий айфон!». Существовал ли в природе эти мальчик, друг и айфон, никто точно ответить не мог.
        
        Родители с самого детства внушали Маше важность высшего образования, ещё до садика Маша точно знала, что институт она закончить должна, и тогда всё в её жизни сложится хорошо. Будет у неё и айфон, и мальчик…
        Институт она закончила, даже с красным дипломом, именно тот, который хотела, наверное, потому и учёба ей давалась хорошо, в школе она подобными успехами похвастаться не могла, там она считалась аутсайдером, что в учёбе, что в личных отношениях.
        И мальчик у неё появился, и айфон, который мальчик подарил. Мальчика звали Кирилл, они познакомились, когда Маша училась на первом курсе. Первая любовь, первые отношение, всё серьёзно, на всю жизнь. Кирилл был старше Маши на три года, закончив магистратуру он помаялся в родном городе и навострил лыжи в Питер. Маша как раза закончила бакалавриат, получила диплом, став молодым специалистом в области начального образования, и, естественно, поехала с Кириллом. Родители поворчали, но делать нечего, дали согласие и даже помогли в силу своих скромных возможностей.
        Она вовсе не бегала за Кириллом, он красиво ухаживал, а когда собрались переезжать в большой город, и вовсе жили вместе, неся бремя скромного бюджета пополам. Кирилл не был мажором, баловнем судьбы, на айфон он заработал, таксуя по ночам, пока Маша, как одержимая, работала над дипломом. Он родился в том же районе, где и Маша, ходил в соседнюю школу и тоже слышал сказку про мальчика и его друга, владельца настоящего айфона.
        Казалось бы, сбывшаяся сказка о принце на белом коне, пусть и без сундуков золота. Разве Маше нужны были эти сундуки? Что бы она с ними делала?.. Нет, нашла бы что, но и от их отсутствия не особенно страдала.
        Маша и жила в сказке, пока однажды не поняла, что карета всё равно превратится в тыкву, дело не Фее, Золушка не прошла отбор.
        Кирилл работал в сфере IT-технологий, он уверенно, семимильными шагами поднимался в гору, специальность была динамичной, высокооплачиваемой, с перспективами роста. В отличие от Маши, которая тоже работала по полученному образованию. Какие ей светили перспективы роста? Аттестация на соответствие занимаемой должности и, через много лет, как апофеоз карьеры, высшая категория? Тем не менее, Маша не унывала, работала в двух местах, в школе и частном центре дополнительного образования, работа ей безумно нравилась, она не перегорела и не озлобилась, как некоторые её коллеги, и менять её не собиралась.
        Потом Кирилл взял ипотеку, сразу на двухкомнатную квартиру, чтобы позже, когда появятся дети, не поднимался квартирный вопрос. В однокомнатной будет тесно, рассуждал Кирилл. Маша поддерживала такое решение, хотя сумма кредита пугала её до дрожи в коленях. Кирилл старался выплатить сумму скорее, вкладывая почти весь заработок в ипотеку, Маша тоже вносила свою лепту, скромную, по сравнению выплатами Кирилла, но питаться тоже нужно, да и транспорт бесплатно не возит. Одним словом, Кирилл платил за квартиру, а на Машину зарплату жили. Скромно, но не голодали, вещи кое-какие покупали и даже раз в месяц выбирались в кафе…
        Машу не слишком устраивало подобное положение вещей, как и всё оттягивающаяся свадьба и планы на детей. Но шутка ли! Такой кредитище! Не до торжеств и совместных детей. Тайком она грустила, думала расписаться, без платья, фотосессий, лимузина, а в свадебное путешествие отправиться в родной город, если летом, то и вовсе замечательно - река тёплая, трава сочная, жизнь неспешная. Отлично можно отдохнуть и совсем недорого. Не станут же родители за проживание деньги брать! Кирилл же хотел «богатую» свадьбу, чтобы «как у людей», Маша это знала, поэтому заталкивала свою грусть подальше. Всему своё время. Она старалась не унывать, выискивала в сети рецепты недорогих блюд, не заикалась о дорогих подарках, думала о том, что всё впереди. Главное - это любовь.
        
        Пока в один «прекрасный» день Кирилл не попросил Машу съехать. Буднично, словно о ничего не значащей мелочи. Даже чемодан ей достал из кладовой и согласился оплатить такси…
        - Какая же ты скучная, Машка, - как-то устало проговорил Кирилл, смотря поверх её головы. Маша уродилась низкорослой и излишне худой. - Искры в тебе нет, харизмы. На что ты жизнь свою тратишь? На работу неоплачиваемую, плиту и вышивку стрёмную? Вся квартира в нитках, надоело, и ты надоела. Ты не развиваешься, ничего не хочешь, ни к чему не стремишься. Пошла бы на курсы маникюрш, что ли. Пользы было бы больше, чем от твоей самодеятельности с детсадовцами.
        - Но?.. - Маша тогда попыталась сказать, что вообще-то все её деньги уходят на еду и дорогу, в том числе Кирилла. А вышивать ей нравится, единственная дорогостоящая покупка, которую она себе позволяет, и всё равно это дешевле билетов в театр и походов в рестораны. А что ещё делать, если ни выйти никуда, везде деньги нужны, а их нет - ипотеку платят, кстати, на которую Маша не соглашалась. Её поставили перед фактом.
        - Куда же я пойду, разве это не моя квартира, хотя бы чуточку? - посмотрела она на Кирилла в недоумении. - Надо найти, куда уходить…
        - По документам квартира моя, - Кирилл равнодушно пожал плечами. - Я что, идиот, брать ипотеку в браке? Потому и взял на себя, чтобы потом не делить с женой.
        - Со мной? - глупо уточнила Маша.
        - Да с любой женой, - Кирилл тяжело вздохнул. - Как знал, что ты мне не подойдёшь. Не обижайся, Маш, ты хорошая, верная, хозяйственная, не стерва, но с тобой невыносимо скучно. Не могу больше, уходи, - он скидывал женские вещи с вешалок, комкая, бросая их в чемодан.
        Пакеты с обувью Маша собрала сама, как и свои вышивки, не могла больше слушать, какая она не харизматичная, не амбициозная, невыносимо скучная и тусклая, как поблёкший бабушкин ковёр на стене, только молью ещё не побитая, молодая, а это достоинство скоро пройдёт.
        - Мне некуда идти! - взмолилась в полном отчаянии Маша. Разбитое сердце она как-нибудь потом пожалеет, остаться на улице в самом прямом смысле этой фразы - вот что страшно.
        - К подружке какой-нибудь езжай, - посоветовал Кирилл, будто не знал - нет у Маши подружек, приятельницы-коллеги по работе - есть, а подружек нет. Не посвящать же посторонних людей в свои проблемы…
        - Нет у меня подруг!
        - Видишь, Маша, насколько ты пресная, у тебя даже подруг нет.
        Так она и оказалась на улице в восемь часов вечера с чемоданом и двумя пакетами с надписью «Лента», с тремя тысячами на карточке до зарплаты.
        
        Пришлось идти в микро-финансовую организацию, брать заём, благо стаж работы на одном месте позволял, и в экстренном порядке искать жильё. Сутки промаявшись на вокзале, она сняла комнату в коммунальной квартире, зато в центре - меньше тратить на дорогу. Маша посчитала это плюсом.
        Из финансовой ямы, куда она влетела с «лёгкой» руки Кирилла, выбраться помог папа. Целых три месяца Маша выкарабкивалась из долгов, то отдавала «кредит», то занимала у приятельниц, готовая провалиться сквозь землю от стыда, благо, те были в курсе ситуации Маши и не отказывали в помощи, выкручивалась, как могла, одним словом.
        В полном отчаянии, она позвонила маме, рыдая в трубку, рассказала, что случилось и какой идиоткой она оказалась. Мама звала домой, учителя везде нужны, но Маша не могла бросить детей посредине учебного года. Её первый класс, первые ученики, только они и не давали окончательно упасть духом Марии Константиновне, если бы не мальчишки и девчонки - в то время она бы сошла с ума.
        На карточку Маше упало пятьдесят тысяч рублей - немалая сумма для родителей, крыша их маленького дачного домика - отрады папы, - осталась без ремонта. Она старалась не растратить всё, окончательно рассчиталась с долгами, взяла себе немножко, чтобы дожить до зарплаты, и вернула остальное. Папа поворчал, отчитал дочь, как маленькую, а через три дня приехал на старом, перепуганном расстоянием в четыреста с лишним километров опеле, и деловито затаскивал мешки с картофелем, морковью, луком и чесноком. Комнату заставили банками маминой консервации, а бабушка передала целый ящик тушёнки.
        Маша зажила! Она действительно была скучной, заурядной, ей не требовалось много, чтобы чувствовать себя счастливой. У неё была пусть и не железобетонная, но всё-таки уверенность в завтрашнем дне, ученики и приныканный ящик тушёнки.
        С мужчинами Маше не везло, несколько быстротечных романов, закончившихся ничем, не то, чтобы она расстраивалась из-за этого. И вдруг появился Игорь, начавший оказывать однозначные знаки внимания. И Маша подумала: почему нет?
        Почему нет? Игорь Вячеславович был хорош собой, его можно было фотографировать в глянцевой рекламе дорогого парфюма, часов или автомобилей. Занимал хорошую должность, не был скупым, к тому же интересный собеседник. Любовником он тоже оказался умелым, Маша не слишком долго думала, перед тем, как оказалась с ним в гостиничном номере, результат её… удовлетворил.
        Да, он был женат, но почему она должна думать о его жене? Маша не давала никаких обещаний этой незнакомой женщине и мужа у неё уводить не собиралась, а если бы собралась - не смогла бы.
        Почему кому-то достаётся всё: яркая внешность, незаурядный талант, красивые и богатые мужчины, а кому-то ящик белорусской тушёнки, как залог стабильности? Разве она, Маша Шульгина, не заслуживала внимания красивого мужика? Или она и вправду чем-то хуже лощёных дев из Инстаграма. Точно не хуже, если Игорь обратил на неё внимание. На встречи с ним она надевала платье и выглядела отлично, особенных иллюзий в отношении своей внешности у Маши не было, но и комплексам взяться было не откуда. Симпатичная, молодая, рост подвёл, но фигурка стройная, пропорциональная, при должной подаче ярче многих звёзд гламура выглядит.
        
        Жаль, что длилось всё недолго, оказалось, Маша совсем не может быть любовницей. Ей было стыдно перед женой Игоря, тот сказал, она страдает алкоголизмом, и, скорей всего, они разведутся, но Маша не верила, а когда верила - ещё сильнее терзалась совестью. Любовница мужа точно не улучшит состояние женщины, а больше всего Маша не хотела стать причиной чьего-нибудь несчастья.
        Ещё более стыдно было перед дочерями Игоря, пятилетними Алисой и Алиной. По-детски открытые, наивные девочки, конечно, не могли предположить, что их любимая учительница расковыривает ржавым гвоздём больное тело семьи их родителей, а если бы узнали, или узнают позже? Дети должны жить в полной семье, чтобы папа любил маму, а мама папу, тогда и неурядицы детской жизни переносятся легче.
        Да и взрослому человеку приятно знать, что есть родительская семья… а как иначе? Она представить себе не могла, чтобы её отец изменял маме, наверное, если такое произойдёт, Машин мир перевернётся, а потом и вовсе рухнет. Так почему она позволяла себе переворачивать мир пятилетних девочек? На каком основании? На том, что ей хотелось принца, белого коня и сундуков с золотом?..
        Ведь ей даже не хотелось, уж слишком Маша простая, может даже невыносимо скучная и тусклая, не хотелось ей принца, если изначально принц чужой. И делать несчастной постороннюю женщину не хотелось, тем более ломать безоблачное детство дочек Игоря.
        Всё это и сказала Маша при встрече Игорю, а он огорошил её предложением замужества. Официального, без всяких «присмотрюсь», «подумаю».
        - Пойми, ты не должна думать о моей жене, я всё равно разведусь с ней, в любом случае. Девочки от развода только выиграют, не представляешь, какой это ад - видеть пьяную эту. - «Эта», - именно так Игорь говорил о своей жене.
        Маша отказалась, скорей всего, она будет жалеть об этом всю свою жизнь, но она отказалась. Она сидела в роскошном ресторане, напротив шикарного мужчины, и ничего не чувствовала, совсем ничего, даже волнение и возбуждение, бывшие при первых встречах, прошли.
        Игорь стойко воспринял отказ, не навязывался, при последующих встречах вёл себя корректно-отстранённо, а перед новым годом ошарашил просьбой провести зимние каникулы с его дочерями. Дескать, приезжает жена, ему нужно время разобраться «с этим», а детям не нужно смотреть на происходящее. Звучало всё довольно логично, девочки знали Марию Константиновну, а их постоянная няня никак не могла поехать, кому ещё Игорь сможет доверить своих детей, как не Маше.
        К тому же, что греха таить, ей необходимы деньги, а Игорь хорошо заплатит, куда бы они ни поехали. В итоге выбор пал на базу от детско-юношеского спортивного клуба «Русский богатырь», основной направленностью которого была борьба. Неожиданный выбор для Игоря, с его финансовыми возможностями, но довольно скоро стала ясна причина. Сёстры наотрез отказывались уезжать из дома, когда приезжает мама. Никакой парк развлечений, хоть в Париже, хоть в Лос-Анжелесе, не мог сравниться с мамой, и только некий загадочный тренер из того самого клуба «Русский богатырь» легко, с козырей, побил тузы в виде Диснейленда, Родины Деда Мороза и даже мамы.
        
        =8
        Про Сергея Витальевича Маша услышала первый раз от девочек. Она искренне удивилась, узнав, что сестрёнки Алёшины ходят не на танцы или кружок рисования, как большинство девочек, а на самбо. Бывали девочки боевые, даже драчуньи, эдакие «маленькие разбойницы», но Лиса и Лина - спокойные барышни. Они любили розовый цвет, играли в куклы, приносили раскраски с волшебницами, одним словом, были самыми настоящими девочками, представляющими себя в роли принцессы, а не рыцаря. И вдруг - самбо. Интересный выбор. Неожиданный. На вопрос-удивление Марии Константиновны, сестрички простодушно ответили, что на самбо «самый лучший тренер на свете».
        «Каким может быть «самый лучший тренер на свете»?» - улыбаясь, думала Маша, переступая порог детского спортивного клуба «Русский богатырь», она пришла по просьбе Игоря. Владелец клуба - его приятель, - тоже отправлялся на зимнюю смену в лагерь, это и стало решающим фактором в согласии отца с прихотью дочерей. Никакой супер-тренер, никакие обстоятельства не заставили бы его согласиться на сомнительную авантюру, Маша в этом была уверена. Любовь к своим детям и забота о них были у Игоря неподдельными.
        Переступив порог, Маша замерла - запотели очки, а она всё ещё терялась, никак не могла привыкнуть к своему новому зрению, вернее, к его отсутствию. Впереди слышались детские голоса. Привычная для уха учителя начальных классов какофония прорезалась бранным словом. К тому времени очки пришли в норму, и Маша наблюдала за угловатым, высоким подростком и мужчиной, стоящим над ним, методично, со спокойствием буддийского монаха, выговаривающим парню за сквернословие.
        - А я чо? - всполошенный подросток упёрся взглядом в стену, руки и ноги его ходили, как на шарнирах. - Я-то чо?
        - Мы не сквернословим в клубе, мы не сквернословим рядом с детьми, мы не сквернословим на виду у женщин, - повторил фразу мужчина, кстати, уже четвёртый раз.
        - А чо я?
        - А ты, Скворцов, сейчас извинишься перед женщиной, - мужчина показал рукой на Машу. - А потом жду тебя в своём кабинете.
        - Я-то? Не буду я, - некий Скворцов впился взглядом в Машу. - Она и не женщина вовсе! Девчонка!
        - Раз, - спокойно продолжил мужчина.
        - Да чо я-то?
        - Два.
        - А вот и ничего! - сам себе ответил набычившийся Скворцов.
        - Три. Пятьдесят отжиманий.
        - Ладно, - угловатый двинул плечом-шарниром и фыркнул, мол, напугали, и направился за какую-то дверь, позже Маша узнала - в спортивный зал.
        - Здесь!
        - Так грязно же!
        Действительно, снег, приносимый с улицы, таял, превращался в кашу из грязи и воды, растекался под ногами лужами и хлюпал разводами. Ну и порядки в этом спортивном клубе, дедовщина какая-то.
        - Как твой рот, - мужчина широченно улыбнулся и подмигнул Маше, та опешила, не то от фамильярности, не то от искренности улыбки. На нём была футболку с надписью «Русский богатырь», и он был таким здоровенным, что встреть его Маша один на один - испугалась бы. Действительно - русский былинный богатырь.
        - Девушка, вы кого-то ищите? - участливо спросил богатырь.
        - Розенберга Матвея Леонидовича, - отчеканила девушка. Фамилию, имя, отчество владельца и главного тренера клуба она запомнила хорошо.
        - Собственной персоной, - богатырь улыбнулся и жестом пригласил Марию Константиновну пройти с ним, как минимум, отойти с дороги. Она всё ещё стояла у входной двери и мешала проходу.
        Пришлось обойти недовольно пыхтящего, отжимающегося Скворцова и постараться не засмеяться над Матвеем Леонидовичем, вернее, над надписью на футболке. Русский богатырь Матвей Розенберг!
        Маша посмотрела на подростка и вопросительно на Матвея Леонидовича, порядков клуба она не знала, но отжимания - явное наказание, глупо оставлять провинившегося наедине с собой, вряд ли он станет отжиматься, если не стоять над душой. Скворцов - подросток, судя по всему, проблемный, а не послушный дошколёнок.
        - Доотжимается, - прочитал её мысли Матвей Леонидович. - Вы Мария Константиновна? От Игоря Вячеславовича? Не ошибаюсь?
        - Не ошибаетесь.
        - Прошу, - Матвей Леонидович встал полубоком, приглашая девушку пройти с ним. - Закончишь, позови Сергея Витальевича ко мне, - это он сказал Скворцову. - И руки как следует помой!
        
        Маша поднялась на второй этаж в кабинет директора детского спортивного клуба. Они немного поговорили, формальность, на которой настаивал Игорь. Вопрос был решён, проживание и дорога оплачены. Маша сдала медицинские справки, задала несколько вопросов, а потом в кабинет ввалилась дебелая дамочка лет сорока и вместо приветствия заголосила о некоем Гришеньке, которого обижает тренер, а Гришенька «плачет и ужа-а-а-асно расстраивается».
        Обычная история - приводят гипотетического Гришеньку на занятия, которые ему не нравятся, Гришенька начинает конючить, рассказывать родителям страшные истории о товарищах и учителях, добиваясь в итоге смены деятельности. Матвей Леонидович, всё с той же улыбкой, смотрел на дамочку, видимо, маму несчастного Гришеньки, Маша почла за лучшее ретироваться из кабинета.
        Она прошлась по второму этажу, спустилась на первый, захотела взглянуть на тренировку сестрёнок Алёшиных, было интересно, что же там за волшебный тренер, воплощение всех супер-героев Марвел в одном лице и волшебный принц в придачу. Лиса даже начала зарядку по утрам делать, а Лина - выполнять домашнее задание Марии Константиновны, за выполнение она получала наклейку в тетрадке, а потом хвасталась «самому лучшему тренеру на свете».
        Почему-то Маша была уверена, Сергей Витальевич - эдакий добродушный пятидесятилетний невысокий мужчина, может, с лысиной на голове, и точно - с небольшим животом. Выглядит как Санта Клаус, только без бороды и чуть моложе. Она подошла к приоткрытой двери в зал и обвела взглядом происходящее. Два щуплых мальчика, видимо, боролись, на взгляд Маши - просто валялись по полу, размахивая ногами, остальные дети сидели вдоль стены и внимательно наблюдали за происходящим, так же внимательно, как тренер, сидевший на корточках рядом с парочкой и громко считающий до десяти. Даже со спины было видно, что тренер и отдалённо не напоминает Санта-Клауса… Одна шевелюра белокурых, вьющихся, собранных в хвост на затылке волос чего стоила. Простая белая футболка обтягивала широкую спину, плечи, подчёркивая рельеф загорелых рук.
        «Самый лучший тренер на свете» был не таким здоровенным, как Матвей Леонидович, при этом спортивное телосложение было очевидно даже со спины и у сидящего. Даже если он окажется с кривыми ногами и лицом Квазимодо - этот загадочный Сергей Витальевич уже хорош собой.
        Завершив поединок, сказав каждому ребёнку что-то, от чего малыш засиял и довольно рванул на своё место у стены, тренер пружинисто встал и обернулся на дверь, словно почувствовал взгляд Маши. Пришлось быстро делать шаг в сторону, но и одного беглого взгляда хватило для того, чтобы она растерялась, а потом и вовсе смутилось. Признаться, в самое первое мгновение Маша решила, что к ухудшающемуся зрению добавились галлюцинации. Не может человек, обычный тренер, не модель, не киноактёр, не медиа-персона быть таким… хорошеньким. Кудри, синие глаза, пружинистые, сильные, словно нарочито расслабленные движения, атлетическое телосложение в лучших традициях античных скульптур - такого просто не бывает! А если и живут где-то подобные экземпляры мужчин, то украшают собой красные дорожки кинофестивалей, улыбаются с билбордов и рекламы по телевидению, а не тренируют дошколят в спортивной школе.
        Оказалось, не галлюцинации. Сергей Витальевич действительно был таким… красивым, других слов Маша не находила, не скажешь же про мужчину «хорошенький» или «прекрасный», он не кот и не скульптура руки Антонио Канова.
        
        Красивым и озлобленным. Он так смотрел на Машу, будто она у него последний кусок хлеба отобрала и на его глазах скармливает голубям, словно её саму собирается скормить бешеным гиенам или сам ею является. С первой минуты знакомства, она только и успела произнести своё имя, её окатили такой волной презрения, что от неожиданности у Маши прорезалось острословие. Она никогда не была тихоней, хотя, скорей всего именно ею и выглядела, но и хамить, отвечать резко, особо не умела, частенько оставляя последнее слово за обидчиком. А с Сергеем Витальевичем в Маше проснулась странная эмпатия, она почти что на физическом уровне чувствовала его состояние, и ей это не нравилось. Совсем не нравилось.
        Его состояние можно было сравнить с гнойником, да, вот так не эстетично. Казалось, задень немного, надави сильнее, и он лопнет с болью, прорвётся гноем и кровью. Маша изо всех сил старалась избегать Сергея Витальевича, жаль, что в замкнутом маленьком коллективе это почти невозможно.
        Она пыталась разобраться в причине нервозности Сергея Витальевича, больше всего пугало, что в таком состоянии он работает с детьми, хотя, вроде бы, с ними он был спокоен, выдержан и профессионален. Справедливости ради, Маша никогда не наблюдала, чтобы он повысил голос на ребёнка, даже его грозные взгляды были наигранными, якобы строго отчитав нашкодившего мальчугана, Сергей Витальевич улыбался удивительно мягкой, красивой и странно умиротворённой улыбкой. Всё это путало, пугало, заставляло предполагать чёрт знает что, хотя её дело - сторона. Вернётся в город, с Лисой и Линой будет заниматься другая няня, а Маша больше никогда не появится в клубе «Русский богатырь».
        Попривыкнув, присмотревшись к поведению Сергея Витальевича, Маша пришла к сбившему её с ног выводу. Тренеры, те, что холостые, да и женатые, похаживали в соседние базы отдыха и гостиницы для ничего не значащих встреч с представительницами лучшей половины человечества. Тренер - не воспитатель, постоянно в отряде находиться не должен, курортный посёлок и новогодние каникулы давали простор для похождений.
        Сергей же Витальевич никуда не ходил, он даже жил не в корпусе для персонала, Маша не могла подумать, что он решает свои половые трудности, не афишируя. И женат он не был, она аккуратно расспрашивала у коллег. И девушки, по словам Марата, у Сергея Витальевича точно нет. «Инфа сотка» - дословные слова. А нервный он, напряжённый, будто скрывает что-то постыдное, мучившее его. Маша примерно так же чувствовала себя, когда встречалась с Игорем. Ей было стыдно, неловко, казалось, все об этом знают и осуждают.
        Постепенно пазл сложился, Маша пришла к выводу, что Сергей Витальевич - гомосексуалист… О геях Маша знала только то, что они есть. Вообще. Но лично не встречала, да и где? Родилась в глубинке, если геи там жили, то хорошо скрывали свои наклонности. Училась в педагогическом, там не то что геев, традиционных парней почти не было, работала в школе и центре дополнительного образования для дошкольников, все коллеги - женщины, откуда в окружении Маши взяться гомосексуалисту… Представления её были гремучей смесью из стереотипов и заблуждений, о чём и сообщил ей оказавшийся вполне гетеросексуальным Сергей Витальевич, и об устаревших представлениях о жизни и непопулярной отсутствующей толерантности.
        Маше было неловко, стыдно до слёз… О чём она только думала? То, как она вела себя с Сергеем Витальевичем, так непохоже на неё, но Сергей этот Витальевич дезориентировал аурой агрессии, исходившей от него.
        И всё же злость, с которой он смотрел на Машу, была намного лучше того, что случилось позже.
        
        =9
        Маша переспала с Сергеем или он с ней. Один раз, она даже не поняла, как это произошло, почему она оказалась в его постели. Сергей Витальевич сказал: «я могу завалить тебя», сказал нагло, самоуверенно, свысока, а Маша и не думала о нём никогда в этом ракурсе, даже в первые мгновения, когда они не были знакомы, а она уже видела, какой он красавчик. Да его агрессией можно было лес поджечь! Никто в своём уме не захочет секса с человеком, от которого веет то ли болезненной злостью, то ли болью, настолько сильной, что она заражала.
        Может подобное и происходит с кем-то, но точно не с Машей с её скучными представлениями о сексе, страсти, любви. Нельзя сказать, что Маша занималась сексом только по любви, будь это так, в её жизни не было бы Игоря, но симпатия должна быть, заинтересованность, взаимность. Игорь ей нравился, а Сергей - нет!
        Она ведь даже сказать не могла, что Сергей её заставил, именно в тот момент она действительно хотела. И получила, и ей было хорошо, а чувствовала она себя отвратно. Использованной. Ей бы радоваться, экий красавчик снизошёл, а она себя одноразовым стаканчиком почувствовала. Напиток налили отменного качества и вкуса, элитный, а потом смяли и отправили в мусорное ведро, рядом с такими же стаканчиками.
        Правда, Сергей перестал злиться, его глаза не метали молнии, он не смотрел на неё, как инквизитор на ведьму, попросившую пощады - уничижительно, зная наперёд незавидную участь просящего. Лучше бы он продолжал источать яд, чем окутал равнодушием.
        Он оставался вежливым, где-то участливым, угощал шоколадом, подарил вышитую картину. С отрядом они ходили в посёлок, остановились у лавочников, торгующих сувенирами, ничего особенного не продавали, стандартные наборы трав, тарелки, магниты с видами окрестных достопримечательностей, какая-то посуда, игрушки. У малышни были карманные деньги, конфеты покупать Сергей Витальевич не разрешил, так что дети оторвались, скупая ерунду, так необходимую каждому ребёнку.
        А Маша зависла, разглядывая вышивку с национальным орнаментом. Местность славилась златошвейным искусством, Маша понимала, сколько труда вложена в, казалось бы, простенькую работу. Торговец тоже понимал, назвал цену, от которой у Маши глаза округлились, так что пришлось ограничиться магнитиком на холодильник. Сергей увидел, купил вышивку и подарил Маше. Красивый жест, а в глазах полное равнодушие.
        Так они и просуществовали до конца смены. Воспитателей Сергей убрал, Маша слышала его разговор с Матвеем Леонидовичем, удививший её. Он разговаривал с директором на равных, более того, в ультимативной форме потребовал заменить воспитателей, а заодно «взгреть по первое число». Матвей Леонидович только молча кивал и соглашался.
        - Дед Мороз по совместительству, - только и сказал тогда Матвей Леонидович. - Тебе бы Роза Захара доверила.
        - Честь какая, - фыркнул Сергей. - Вот если бы мне Альбинка близняшек доверила - это да! Это прямо кредит доверия, - Сергей громко засмеялся.
        - Мишке не скажи, если жизнь дорога, - Матвей Леонидович засмеялся в ответ.
        Захар, как поняла Маша - маленький сын Матвея Леонидовича, Роза - жена, кто такой «Мишка» она не знала, а потом и вовсе забыла о разговоре. Воспитателей уволили, появились приходящие из других отрядов. Детей они не знали, те платили им непослушанием, разруливать конфликты и решать весь спектр детских проблем приходилось Сергею Витальевичу и Маше. Увидев такой расклад, Матвей Леонидович сказал, что оплатит Маше её труды, отказываться она не стала. Деньги не лишние.
        И, по правде, если бы не инцидент с Сергеем, Маша с удовольствием поработала бы на базе летом. Местность живописная, воздух чистейший, условия замечательные, намного лучше тех лагерей, где приходилось подрабатывать Маше: оплата превышает среднюю, организация труда персонала и отдыха детей на высоте, бытовые условия, а ещё столовая! Жалко, что ничего не получится, не сможет она забыть зимние каникулы, а спокойно-равнодушный взгляд Сергея Витальевича всегда будет напоминать ей, она - всего лишь одноразовый пластиковый стаканчик, её уже использовали и выбросили.
        
        Игорь усадил дочек за заднее сидение и отправил с водителем домой, пообещав, что дома их ждут подарки и главное - мама. Они быстро попрощались с Машей, счастливые помахали ладошками, готовые к новым впечатлениям и к встрече с мамой. Маша так и стояла, не зная, что ей делать, пристроив рюкзак на ступни, асфальт был покрыт слоем грязного, полурастаявшего снега.
        - Пошли, - коротко сказал Игорь, показав на машину.
        То, что у Игоря было несколько автомобилей, Маша знала, на переговоры с деловыми партнёрами он ездил на одной машине, с личным водителем, а в загородный дом или горнолыжный курорт - на другой. По словам Игоря у него и байк был, в последние годы простаивал в гараже, с тех пор, как появились дочери, он не рисковал своим здоровьем.
        - Зачем, я доберусь, Игорь… Вячеславович.
        - Подвезу домой, - Игорь тяжело вздохнул. - Или ты меня боишься?
        - Ты не давал повода тебя бояться.
        - Вот и хорошо, садись, - он отрыл перед Машей дверь и забрал необъятный рюкзак, устроив его в багажнике.
        Маша молчала, хотела было рассказать про отдых Лисы и Лины, но Игорь не спрашивал, он молчаливо и сосредоточено вёл машину, в совершенно несвойственной ему манере. Обычно он сидел расслабленно, на руле лежала одна рука, а второй он держал руку Маши или стаканчик с кофе… стаканчик этот вспомнился так некстати. Маша поморщилась и шумно вздохнула.
        Нельзя быть настолько глупой! Как можно было поддаться пятиминутным чарам красавчика-тренера и раздвинуть перед ним ноги? Как, чёрт возьми, она не поняла, что Кирилл пользовался ею, небольшой, но стабильной зарплатой, чтобы быстрее погасить свою ипотеку, пока она окончательно не опостылела? Скучный, тусклый одноразовый стаканчик… И как, бога ради, можно упустить такого мужчину, как Игорь Вячеславович Алёшин?!
        - Останови здесь, пожалуйста, - прошептала она, борясь со слезами. Они почти доехали, оставалось два дома, Маше нужно было купить продуктов на вечер, вряд ли она отправится в кафе, и, главное, заскочить в оптику, выкупить заказанные очки.
        Зрение у Маши начало портиться ещё в школе, в старших классах она видела доску только в очках, постоянно же обходилась без них. К окончанию института стало хуже, но всё равно терпимо по сравнению с тем, что происходило сейчас. А в последнее время оно стало катастрофически ухудшаться, врачи говорили - от стресса, рассказывали про витамины и гимнастику для глаз, утешали россказнями о пользе черники, советовали натирать её с сахаром и, конечно, выписали кучу лекарств.
        Что они могли сказать? Операция платная, и не одна, и не факт, что ей станут делать - сначала нужно зрение стабилизировать, а уж потом делать коррекцию, да и та, в случае астигматизма, исправляет лишь последствия, а не причину заболевания. А тут ещё дистрофию сетчатки глаза обнаружили, будто все заболевания, отведённые Марии Шульгиной за всю жизнь, обрушились в один год и на один орган - зрение.
        
        Маша панически боялась ослепнуть, так боялась, что буквально каменела, если оставалась без очков. Она видела людей и предметы, понимала, куда идти, вполне могла справиться, добраться из туалета в комнату, например, или из класса в учительскую на том же этаже, но застывала, как мелкий зверёк перед коброй, и не могла пошевелиться. Радовало то, что панических атак не случалось, Маша просто стояла и тихо, про себя, боялась.
        На самом деле, она не опустила руки, к лету планировала взять кредит, если дадут, в банке она уже интересовалась, её заверили, что одобрят, и сделать операцию, если не откажут. У неё будет два месяца на реабилитацию, летом может приехать мама, а потом Маша поедет домой. Она не одна на свете, есть семья. А если ничего не получится - устроится работать на лето, хоть официанткой… и поищет другие пути решения своей проблемы. На Питерских врачах свет клином не сошёлся, есть Москва, Израиль, Германия. Значительно дороже, но лучше долги, чем надвигающаяся слепота.
        Всё это - далёкие планы, сейчас нужно выкупить очки. Оптику заказывали в Германии, изготавливали почти три недели, зато оправа сидела как влитая, не слетала, и линзы не искажали глаза, делая их маленькими, «мышиными». При астигматизме не так-то просто подобрать корректирующие очки, первые, сделанные по рецепту врача из районной поликлиники, Маша носить не смогла: головокружение и резь в глазах. С торическими линзами у Маши сложилось ещё хуже, чем с очками.
        Те очки, что были на ней сейчас, уже вторые, с хорошей оптикой, а на оправе Маша сэкономила, взяла симпатичную, пластиковую, «актуальную в этом сезоне», с толстыми дужками, позже Маша поняла, что эту самую «актуальную» оправу даже на цепочку не повесить. В итоге очки постоянно слетали, ещё и дужка откручивалась. В городе, можно зайти в ближайшую оптику, там быстро отремонтируют, пока стоишь в позе перепуганного крота, а когда маленький болтик вылетел в лагере, Машу спасли Лиса и Лина, найдя в её вещах специальную отвёртку и попросив «самого лучшего тренера на свете» починить очки. А если это случится в поезде, метро, дома, в конце концов? Она не могла перестать думать об этом и страшиться слепоты.
        Игорь покорно остановил машину, привычно подал руку Маше, та ещё раз обругала себя последними словами за отказ выйти за него замуж, подхватила рюкзак и двинулась в оптику, на ходу представляя, какими словами она будет себя чихвостить, ослепнув, когда могла жить в пентхаусе, обеспеченная всем и главное - зрячая. У несбывшегося мужа точно нашлись бы средства и возможности помочь Маше, а она ему даже не сказала о своей проблеме. Очки и очки, простенькая миопия, поможет стандартная лазерная коррекция зрения.
        
        Маша довольно покрутила очки, примерила. Красота! Намного удобней, красивей и главное - лучше видно. Протянула карточку кассиру, мысленно прощаясь со всеми скромными накоплениями, включая оплату за сестричек, вздохнула, но всё равно была несказанно довольна. Эти очки стоили тех денег, что с неё сдерут.
        - Девушка, возьмите, пожалуйста, - Маша вздрогнула, услышав голос Игоря.
        Почему-то она не заметила его, тогда как он стоял совсем рядом, или он только подошёл? Колокольчика на двери она не слышала… Чертовщина какая-то. Игорь протянул свою карточку уверенным жестом, кассирша не стала спорить, приложила карточку. Игорь ввёл пин-код, поблагодарил, внимательно проследил за тем, чтобы упаковали всё, включая футляр, салфетки из фибры и шаблоны линз, и только потом посмотрел на опешившую Машу.
        - Зачем? - выйдя на улицу, Маша в упор посмотрела на Игоря. - Зачем? Тебе деньги некуда девать?
        - Считай это подарком на новый год, - он равнодушно пожал плечами, не особо смотря на Машу, пробегая взглядом по крышам машин, спешащих куда-то под мелким, мокрым снегом.
        - Я не нуждаюсь в таких подарках.
        - Ты нуждаешься, - произнёс он с нажимом на последнем слове. - А я могу его сделать, поверь, мне это ничего не стоит.
        - Да почему? Зачем тебе это?
        - Ты хорошая девушка, Маша, хорошая, добрая и простая, - говорил Игорь пугающе буднично, отстранённо, в приюте домашних животных с большим теплом дают характеристики питомцам.
        - Я не вернусь к тебе, - Маша покачала головой. - Не вернусь, - она твёрдо посмотрела на Игоря. В самом глупом решении своей жизни она была уверена, как ни в чём и никогда. - У тебя жена, и, судя по тому, что ты отправил девочек домой, к ней, она решила свою проблему.
        - Решила, до девяти вечера, - Игорь кивнул, судорожно вздохнул, Маша наблюдала, как напряглись желваки на лице и нервно дёрнулся кадык. - Это не изменится.
        Маша не решилась уточнять: под словом «это» имелась в виду жена или ситуация?..
        - Ты обязательно найдёшь себе женщину! - Маша сама понимала, как глупо прозвучали слова, естественно, Игорь найдёт себе женщину, наверняка уже нашёл, но зачем-то продолжила: - Найдёшь… женщину…
        - Я не ищу себе женщину, я ищу девочкам мать, - взгляд Игоря медленно скользил по Маше от лица вниз и обратно, не задерживаясь ни на чём. - Я бы смог жить с тобой, быть верным, приходить вовремя домой, ездить с тобой в отпуск… Ты ведь не можешь по-другому. Я бы смог, - взгляд наконец остановился на Машином лице, усталый и какой-то отрешённый.
        Вот так вот. Принц. Конь. Сундуки с золотом.
        Никогда ещё Маша не чувствовала себя настолько разбитой и униженной, чем сейчас. Когда её вышвырнули на улицу, как бесхозного котёнка, после нескольких лет жизни, и когда она раздвинула ноги перед красавчиком-тренером лишь потому, что он сказал «хочешь», воспользовавшись ею, как одноразовым стаканчиком, даже без особого удовольствия с его стороны, она не ощущала себя настолько ущербной.
        Он бы смог жить с ней… Смог… Ему нужна мать для девочек, ему не нужна женщина, но он бы смог.
        В парадной Маша судорожно схватила телефон, ей было необходимо сохранить остатки гордости, будто она у неё ещё оставалась. Она ткнула в онлайн-приложение сбербанка и перевела Игорю деньги за свои очки, копейка в копейку, почувствовав при этом иррациональное облегчение. Лифт не работал, пришлось поднимать по лестнице, волоча за собой как никогда тяжёлый рюкзак, вспоминая, что тяжести ей поднимать нельзя. Не дойдя до своего четвёртого этажа, она получила деньги обратно, с припиской: «Сделаешь так ещё раз - я сделаю всё для твоей дисквалификации. Всё».
        На негнущихся ногах Маша поднялась домой, открыла комнату и упала на диван. Стало холодно даже в уютном большом свитере, она носила кинг-сайз, потому что часто мёрзла, ей казалось - так теплее.
        Говорят, женщины боятся встретить старость, живя в квартире с тремя кошками. Глупость! Женщины боятся встретить старость, не имея хотя бы комнаты и возможности видеть сраных кошек.
        
        =10
        Оленька начинала наседать, да так активно, что Сергей с трудом сдерживался, чтобы не отправить её в пешее эротическое путешествие. Он, чёрт возьми, ничего не обещал, более того, вёл себя как потребитель, а женщина прямо воспылала страстью… Страстью поставить штамп в паспорте.
        Тот факт, что у объекта вожделения в паспорте всё ещё красовалась отметка о браке с Маргаритой, ничуть Оленьку не смущал. Она безапелляционно давила на то, что нужно съезжаться, естественно, в её квартире, и начинать ведение совместного хозяйства. В общем-то, Серёга прекрасно понимал Оленьку, однако, стремления съезжаться от этого напора не прибавлялось, в геометрической прогрессии росло только желание отделаться от женщины, она же делала вид, что намёков не понимает, и следов пребывания других баб в Серёгиной квартире в упор не замечала. Последнее, к слову, бесило сильнее, чем липкий, навязчивый напор.
        Оставалось одно - бросать эти недоотношения, не устраивавшие, по большому счёту, ни одну из сторон. В то, что можно смотреть сквозь пальцы на измены, Сергей поверить не мог, а если и были такие люди - каких только чудиков не создаёт природа и разум человеческий, - к нему это отношения не имело. Накануне восьмого марта рвать с Оленькой казалось жестоким, а ждать дольше не хотелось.
        - Алёшина Лиса, Ермолаев Тёма, - объявили следующих борцов привычными для них именами. Полное имя Тёмки - Артемий.
        Межклубные соревнования среди младших и средних групп подходили к концу, осталось несколько боёв малышни, поголовная раздача медалей и грамот среди гавриков, подписание протоколов, и можно будет идти домой.
        Сергей посмотрел на готовившихся спортсменов. Сто к одному, что победительницей выйдет Лиса - боевая девчушка, в отличие от своей серьёзной, даже степенной сестры. Тёмка же проболел весь февраль, стал ещё бледнее обычного, отец же настаивал на его участии в соревновании. Вреда от них не было, но и пользы для часто болеющего ребёнка немного. Лиса выйдет победительницей, а уставший от сутолоки и духоты Тёмыч будет выслушивать претензии отца.
        Так всё и получилось. Пришлось выбрать минутку и идти на помощь воспитаннику, хвалить его всячески, а то недалёкий папаша с пацана живого не слезет, тогда как с мальчишкой надо больше на свежем воздухе бывать, методично проводить закаливающие процедуры, а не пытаться «вырастить мужика», самому просиживая выходные на диване, уставившись в телевизор.
        
        Сестрички Алёшины уходили одни из последних, юные звёзды самбо принимали поздравления с победами и с Восьмым марта. Отец Лины и Лисы смотрел на происходящее с долей снисходительности, переговариваясь с Матвеем и Михаилом Розенбергами - старший сын последнего тоже принимал участие в соревнованиях, этот ради собственного удовольствия, в рамках «дня борьбы». Местечковые соревнования он уже перерос.
        - До свидания, Сергей Витальевич, - синхронно сказали близняшки и нагнули головки в сторону, сияя синющими глазками.
        - До свидания, - Сергей присел и поздравил ещё раз каждую с победой. Медали красовались поверх курток, кубки были зажаты в руках, грамоты не представляли большой ценности в глазах девочек и были отданы маме. - С праздником! - он улыбнулся, вспоминая, как противился появлению девочек в его группе, а ничего, прижились, даже успехи показывают.
        - А меня вы не хотите поздравить с праздником? - услышал он игривый голос матери синеглазок.
        Поднялся, в упор глядя на женщину. Отлично, муж стоит в трёх шагах, рядом дети, дочери, а эта глазки строит. Мать у Алёшиных была женщиной интересной, статной, с примесью восточной крови, Марат утверждал - армянской, Сергей же в этом ничего не понимал. Имя у неё было русское - Алёна. Высокая, с выразительным лицом, длинными чёрными волосами, чаще собранными в косу, при этом поблёкшей, а с мешками под глазами не справлялась косметика. Время от времени Алёна сама забирала детей с тренировки, беспардонно флиртуя с Сергеем, чем нервировала его похлеще Оленьки, но чаще «мама болела», по словам синеглазок.
        - Мои поздравления, - сухо ответил Сергей. - До свидания, - он ещё раз сказал девочкам и развернулся, чтобы скрыться в тренерской.
        - А приходите к нам на выступление! - догнала его бойкая Лиса. - Мы мамам подарок приготовили, спектакль, самый настоящий, я буду мышкой, а Лина пушкой! Пушка - это кошка! - очень понятно пояснила девочка. Пушка - это кошка. - А ещё мы с Марией Константиновной рисунки рисовали, и будет выставка, как в музее! Придёте?
        - Я постараюсь, - Сергей сглотнул горький комок, не удержался от быстрого взгляда в сторону отца сестричек и ещё раз попрощался с девочками, на этот раз быстро развернувшись в сторону тренерской, сделав вид, что не расслышал слова Алёны о скорой встрече.
        
        В тренерской он упал в кресло и вытянул ноги, закрывая глаза. Мария Константиновна Шульгина. Маша. Аленький Цветочек. Настенька из сказки «Морозко». Девчонка с кукольным личиком и растерянным взглядом. Он не мог забыть её, вычеркнуть из воспоминаний и снов. Не мог. И простить себя не получалось. Сколько не рассказывай себе, что Маша - взрослый человек, сама напросилась, сама получила, ни хрена не получалось убедить себя.
        Да, напросилась, да, не сопротивлялась, да, к взаимному, мать его, удовольствию. Одна беда - сколько ни искал в себе удовольствия, удовлетворения, так и не нашёл. Да и Маша никак не хотела становиться в один ряд со жгучей брюнеткой, которую он до сих пор игнорировал, и рыжей бестией, пресытившей его за пару раз. Секс с Машей не был чем-то особенным, крышесносным, скорее скомканным, невразумительным, покрытым слоем собственной вины, но запомнился настолько щемящей нежностью, что переварить, а тем более забыть и сам секс, и Машу, у Сергея не получалось.
        Не получалось - не то выражение, которым можно охарактеризовать состояние Сергея Витальевича. Мария заполонила собой все мысли, желания, стремления, он дошёл до того, что однажды тупо не мог кончить, пока не вспомнил тихий писк в подушку и череду родинок между худеньких лопаток. Маша мерещилась ему на улицах, её голос чудился в коридорах клуба и рекреациях школы, несколько раз он думал, что видит её в магазинчике напротив дома, а нагнав, понимал, что ошибался.
        Сергей был готов отправить к дьяволу свои принципы, наплевать на связь Маши с женатым мужиком, кто не ошибается, в конце концов? Его моральный облик тоже на доску почёта не примут. Что с того, что обязательствами он не связан, никому ничего не обещал, не всё нуждается в озвучивании, некоторые вещи должны происходить априори. Есть у него Оленька, строит планы, считает его своим мужчиной, он же наставил ей рога раз пять за жалкие полтора месяца. Не ему натягивать маску добродетели, морда облезет, не выдержит ожога святости. Но этот блядский женатик маячил перед глазами, как и его жёнушка. Становиться участником сомнительного многоугольника - увольте. Знает. Плавал.
        Положа руку на сердце он отца синеглазок понимал. Невозможно остаться равнодушным к Маше, слишком хорошенькая, кукольная, настолько милая, что пройти мимо нереально. Серёга приравнял бы равнодушие к Маше к подвигу. Он не знал, смог бы устоять перед таким соблазном, будь до сих пор женат. Мысль, что нет, свербела и не давала покоя. Не устоял бы, не смог. Слишком сильное желание, невыносимое. Сергей до сих пор не понимает, как доработал до конца смены, выдержал эту ежеминутную пытку рядом с Машей, когда от желания сводило даже пальцы рук. Желания не секса, а большего, настолько большего, что думать об этом невыносимо.
        На перроне отец синеглазок мазнул беглым поцелуем по щеке Маши, Серёга едва сдержался, чтобы не съездить ему в морду, продолжил беседу с взбудораженной родительницей, краем глаза наблюдая, как смиренно семенит Маша за любовником. Что ж, этот Игорь Вячеславович - неплохой вариант для молоденькой учительницы, провинциалки. Мужик явно при деньгах, более чем обеспечен, к тому же недурён, подтянутый, следящий за собой.
        Серёге, по Гамбургскому счёту, и предоставить что-то в обмен на такой подарок судьбы нечего. Покажите женщину, отказавшуюся от денег и годного мужика ради… Хрен знает, чего ради. Сногсшибательной кандидатуры детского тренера? Слащавой морды тридцатилетнего неудачника? Все эти качества хороши за неимением других вариантов, как у Оленьки, и в случаях одноразового перепихона, где к слащавой морде добавлялся член и знание, что делать с клитором. Неплохая альтернатива вибратору, присовокуплённая к выбросу адреналина при случайной половой связи, азарт.
        Очевидно, Маша не была поклонницей азартных сексуальных игр и случайных связей, в последнем Сергей был уверен, как в собственном имени. Есть такие правильные девочки, которым обязательны ухаживания, признания, небольшие презенты, сообщения с сердечками в середине рабочего дня. Правильная девочка не подставится после пятнадцати минут знакомства, не станет проявлять инициативу, а во время первой близости будет скованна и смущена.
        Такой и была Маша Константиновна, несмотря на свою кукольную красоту. Алёшин сделал отличный выбор, Маша не в том положении, чтобы отказываться от «спонсорской помощи», а Сергею на хер не впало быть то ли третьим лишним, то ли четвёртым, учитывая в уравнении Алёну, а то и пятым, если присовокупить Оленьку.
        
        - Сидишь? - Марат упал на стул рядом, бросая на стол протоколы соревнований. - От мамки Алёшиной прячешься? Как там её, Алёна Андреевна?
        - Просто сижу, - устало ответил Сергей, не удостоив приятеля взглядом.
        - Всё-таки странно. Мать у Алёшиных брюнетка, а дочери блондинки.
        - В отца пошли.
        - Доминантные гены, не слышал?
        - А тебе не насрано ли?
        - Просто интересно, - Марат пожал плечами. - И так, для поддержания беседы.
        - Не стану спрашивать, почему ты считаешь, что такая беседа мне интересна.
        - Ну, давай про жену спрошу. Развели?
        - У нас время на примирение, - Серёга усмехнулся.
        - Так может, примириться?
        - С радостью посмотрю, как ты примиришься.
        - У меня такого быть не может, - Марат уставился на Сергея, как на слабоумного. - Моя жена гулять не будет, это исключено.
        - Женись для начала, - бросил Сергей, вставая. Шёл сто тридцатый год обсуждения рогов Сергея Витальевича, часть семнадцатая, акт восьмой, ему неинтересный.
        - Летом женюсь.
        - О-па! Когда успел-то? - он уставился на приятеля. Тот только вчера после работы потащился к какой-то разбитной дамочке с бутылкой дешевого шампанского подмышкой и коробкой конфет. Ни о какой скорой женитьбе и речи не было, а насколько понимал Сергей, последнее, что сделает Марат - это жениться на излишне радостной разведёнке.
        - Отец сегодня звонил, мне невесту подобрали, на каникулах еду знакомиться.
        - А если не понравится? - Серёга покачал головой.
        - Мама одобрила, понравится, - засмеялся Марат. - Из уважаемой семьи девушка, школу закончит, свадьбу сыграем.
        - Охота тебе жизнь девчонке портить… - это Сергей проговорил почти про себя.
        Не в его правилах обсуждать чужие обычаи и традиции, но до конца скрыть удивления он не смог. Марату перевалило за тридцать, на родине он появлялся раз в несколько лет, жил в северной столице вольготно, ни обычаями своего народа, ни религиозными обрядами не заморачивался.
        - Почему портить? Женюсь, забеременеет, останется на родине, будет с родителями моими жить, в достатке и уважении.
        - О, пиздец, счастье-то привалило! - Сергей не выдержал, зло засмеялся, представив подобное «счастье» для своей сестры, а заодно место, куда бы запихала подобное «уважение» резкая на высказывания сестрица. Вот уж действительно, в чужие монастыри со своим уставом не ходят. - На свадьбу-то пригласишь?
        - А как же, - ничуть не смутился Марат.
        На этом беседа свернулась сама собой, потом зашёл Матвей, подтянулись другие тренера, каждого нашлось за что пропесочить по итогам соревнований, где недоработали, не подтянули, не углядели. Обычный разбор полётов, из которого нужно сделать выводы, и не стоит заострять внимание, рабочий момент.
        
        Выбрался на улицу Сергей поздно, единственный выходной подходил к концу, домой идти не хотелось, сразу спустится Оленька, придётся сидеть, притворно улыбаться, потом трахаться с ней и, самое ужасное - проснуться утром в одной постели. Господи, как же он ненавидел утро с Олей. Чужой запах, постороннее тело, чужеродные движения воздуха - всё отталкивало, воротило от души. И особенно её якобы ничего не понимающий взгляд.
        Блядь, надо же иметь хотя бы крупицу самоуважения! Даже бабы, нанизывающие себя на его половой орган, использующие в качестве вибратора, вызывали больше уважения у Сергея. Они хотя бы не врали ни себе, ни ему. Они хотели секса, жёсткого, нежного, разного, его они и получали. Он от них ничего не хотел, даже секса, просто плыл по течению, как та самая субстанция, что не тонет.
        Сергей позвонил Ольге, сказал, что будет поздно, и чтобы она его не ждала, ложилась спать, та, естественно, заверила, что будет ждать. И ведь будет, сядет у окна и будет ждать, пока не появится фигура Сергея во дворе, а потом спустится, как ни в чём не бывало.
        Он зашёл в паб, с трудом пропустил пинту светлого пива, в горло ничего не лезло, не мог пить, есть, заводился не на шутку и снова начинал гонять мысли о Машеньке. Надо же, как запала в душу девчонка, дня не проходит, чтобы воспоминания не вывернули наизнанку. И никакими доводами, связями, Оленьками всех мастей не вытравить её оттуда.
        Может, и не стоит пытаться? Послать всё к лешему и увести Машу у Игоря этого, и заодно - у всего мира. Как минимум, попытаться. Переиграть, перетянуть козыри на свою сторону, ухватить и никуда не отпускать. Никуда и никогда. Не свалится корона с его венценосной башки, если он позвонит, а лучше придёт на праздник сестричек Алёшиных.
        С такими мыслями Серёга прошлялся добрую половину вечера, окончательно решив, что наматывать и дальше сопли на кулак не станет. Любовница она или нет, вдруг стало абсолютно похрен. Он не мог больше не видеть хорошенького, кукольного личика, он с ума сходил, не видя стриженый затылок и дорожку волос к шее, ему было жизненно необходимо видеть маленькие уши, мочки, поблёскивающие пуссетами, поправлять очки на переносице и целовать соблазнительные, манящие, как ничто, губы. И ощущать аромат шоколада, цветов, чего-то особенного, индивидуального, под него созданного, взрывающего рецепторы, уносящего мозг к далёким ебеням и просящего оставаться там намного дольше.
        
        Перед домом была «Пятёрочка», Сергей зашёл, вспомнив, что дома нет хлеба, молока, кажется, вообще ничего нет, а аппетит появлялся и давал о себе знать. Он машинально бросил чёрный хлеб в корзину, туда же отправилась сладкая булочка, сойдёт в качестве завтрака, потом двинулся в молочный отдел и застыл там каменным изваянием.
        Что здесь делала Маша? А это была она, в этот раз Сергей не ошибся, он мог дать руку на отсечение, что это Маша сейчас задумчиво крутит баночку с йогуртом, сосредоточено вчитываясь в буквы на упаковке. Тот же огромный пуховик, модный в этом сезоне, Сергей видел такие на многих женщинах, но на малюсенькой Маше смотрящейся как-то несуразно. Та же сумка через плечо, как у почтальона Печкина, та же шапка с помпоном, больше Машкиной головы, и торчащие из кармана варежки в цвет шапки и объёмного шарфа. Всё огромное, необъятное, вокруг маленькой, хорошенькой до щенячьего восторга Машеньки.
        Маша тяжело вздохнула и взяла с полки другой йогурт, так же уставившись на этикетку. Йогурт «Данон» её чем-то не устроил, а «Валио» с черникой подошёл. Потом тщательному анализу подверглась пачка кефира, молока и творога, к последнему Маша была особенно взыскательна, перебрав порядка пяти производителей. Со сметаной же она и вовсе не могла найти общий язык, брала с полки и ставила на место, брала и ставила, пока растерянно не обернулась, будто ища помощи, и не столкнулась взглядом с Сергеем, стоявшим в проходе и буквально пожирающими её глазами. Если бы взглядом можно было съесть, от Маши не осталось бы ничего, настолько сладкой она выглядела для Сергея, чертовски притягательной.
        Почему-то он не ожидал ничего другого, был готов в любой момент поймать споткнувшуюся на ровном месте девушку. Она действительно неловко покачнулась, полы широкого пуховика задели полку и, наверняка, снесли бы половину содержимого, а потом бы полка и вовсе свалилась за зачинщицу беспорядка, но Сергей несколькими быстрыми шагами настиг надвигающуюся катастрофу и придержал Аленький цветочек.
        Как не впился в губы, сам не знал, неимоверным усилием воли, не иначе. Хотелось сказать: «Как я жил без тебя, Маша?!», а сказал:
        - Здравствуйте, Мария Константиновна.
        - Здравствуйте, - бледнея, ответила Маша, пытаясь выбраться из объятий. - Может, вы меня отпустите, Сергей Витальевич?
        - Нет, - Сергей улыбнулся. - Больше не отпущу, - он качнул головой, пожирая глазами растерявшуюся мордашку.
        - Не понимаю, вы что, следили за мной?
        - Нет, я живу напротив, - Серёга не мог перестать улыбаться.
        - Какое совпадение…
        - Вы тоже живёте напротив?
        - Нет, в соседнем доме. Вчера переехала…
        - И как райончик?
        - Теперь уже не знаю, Сергей Витальевич, соседи не очень.
        - Дайте соседям шанс, уверен, вам понравится.
        - Сомневаюсь, - Маша повела плечом. - Да и намерения соседей, честно говоря, вызывают вопросы.
        - Намерения самые честные, увести тебя у Игорька, для начала.
        - Пфф, - Маша засмеялась. - Ну-ну. Безумству храбрых - венки со скидкой.
        - Ты того стоишь, Машенька, двадцать пять годиков.
        - Вы, наверное, тоже в детстве болели много, на работе головного мозга сказалось, - пропела Машенька.
        - Так заметно? - Серёга не мог перестать счастливо улыбаться.
        - Очевидно!
        И он никогда в жизни не был так счастлив, как стоя посредине бюджетной «Пятерочки», перекидываясь репликами с Машенькой двадцати пяти годиков, смотря на девушку, ловя себя на любовании, восхищении, мальчишеском восторге, как бывало в средней школе, когда понравившаяся одноклассница отвечала на валентинку согласием сходить в кино.
        
        =11
        Сергей проводил Машу до дверей квартиры, она упиралась, хмурила брови, сжимала губы, становясь при этом ещё краше, у него заходилось сердце при взгляде на хорошенькое личико. Он не домогался, вообще никак не намекал на произошедшее на спортивной базе, напирал на то, что район неблагополучный, а в парадной сломан домофон - мало ли кто встретится на лестнице.
        Маша фыркнула, но согласилась, забавно прижимая к груди шоколадку Несквик с клубникой. Серёга ей вручил за кассой, Маша попыталась гордо отказаться, чем едва не вызвала смех у парня - это всего лишь шоколадка, но язычок, нервно и нетерпеливо облизавший нижнюю губу сдал девочку с потрохами. К шоколаду мисс Настенька из сказки «Морозко» была отчаянно неравнодушна. На прощанье пообещал завтра же позвонить и, счастливо улыбаясь, сбежал по лестнице старого фонда Васильевского острова.
        Хотелось орать на весь город, страну, планету, издать победный клич воина, завоевавшего континенты, покорившего сильнейшую армию мира, а ведь никакой победы он не одержал. Маша больше хмурилась и растерянно хлопала глазами в новой, не сползавшей на нос оправе, единственное его достижение - шоколад в жёлтой обёртке с изображением зайца. И всё же чувство беспричинной эйфории, отчаянного, эгоистичного счастья обуревало Сергея, вырвавшись на свободу. Словно полтора месяца сидевшее под замком чувство радости, заталкиваемое гнётом мыслей и сомнений, вырвалось и никак не хотело успокоиться, оно разгоняло кровь до космических скоростей, заставляя сердце захлёбываться и почти повизгивать, как сытый, куцехвостый щенок, получивший двойную порцию еды.
        Ощущение чистейшего восторга испортила Оленька, решившая, что двенадцатый час ночи - удачное время для визита, оставалось обрадоваться, что ключи от своего дома он Оле так и не дал.
        - Оль, честно говоря, устал как собака, - попытался отказаться Сергей. - Завтра на работу, - он окинул взглядом женщину.
        Тёмные волосы она заколола сверху, выпустив пару игривых прядей, едва заметный макияж, при этом тщательный, голые ноги из-под распахнутой шубки и видневшийся, тёмно-синий халатик из чего-то струящегося. Готовая к сексуальным подвигам почти в полночь. А секса Сергей и не хотел, вернее, хотел, с желанием проблем не было, а вот с объектом были, и серьёзные.
        
        - Так и будешь держать меня на морозе? - мягко улыбнулась женщина и сделала шаг в квартиру, Сергей посторонился, машинально приняв мех в руки и одновременно закрывая дверь. - Как прошли соревнования? - как ни в чём не бывало, спросила Оленька, усаживаясь на стул, рядом с кухонным столом. - Устал? Пойдём ко мне, я ужин приготовила: зубатку в белом соусе и картофель по-деревенски, как ты любишь.
        - Я не люблю рыбу, тем более в соусе, - Сергей остался стоять в проходе, опираясь одним плечом в косяк межкомнатной двери.
        - Ты говорил, что любишь, - бровь медленно поползла наверх, губы тронула снисходительная улыбка. Сергею ужасно хотелось высказать всё, что думает, при этом чертовски не хотелось скандала на ночь глядя, да и вообще, скандала.
        - Я врал, - он пожал плечами, в ожидании ответной реплики, что она последует, сомнений не было.
        - Ты отменный враль, - Оля буквально пропела ответ.
        - Ты весьма прозорлива, не так ли?
        Сергей начинал заводиться, от чего - и сам не понимал толком. Он просто хотел прийти домой, принять душ, сварганить что-нибудь на ужин и лечь спать, лелея чувство взорвавшей его существование радости, тёплой, яркой, бездонной, забытой им, казалось, тысячу веков назад. Он хотел впитать в себя счастье слой за слоем, как торт Наполеон, смакуя вкус, закрыв глаза. Он жаждал вспоминать хорошенькое личико Машеньки, её растерянный взгляд, тоненький нос, в кончик которого хотелось чмокнуть с оттягом, чтобы фыркнула в возмущении. Будоражить рецепторы воспоминаем короткого прикосновения прохладных тонких пальцев к его ладони. Наслаждаться всем этим, смаковать, а не чинить разборки с женщиной, с которой его не связывает ничего, кроме взаимного равнодушия.
        - Не понимаю, о чём ты.
        - Понимаешь, - припечатал Сергей. - Всё ты понимаешь, Оля. Ты не видишь женскую заколку на подоконнике, которая валяется здесь уже две недели? А тюбик… как эта хрень называется, консилер, тоже не замечаешь? Или наивно думаешь, что следы ярко-розовой помады на моей футболке принадлежат мне?
        - Серёжа, прекрати пожалуйста, - Сергея чуть не вывернула от этого «Серёжа». Именно так его называла бывшая жена, и из её уст это звучало естественно, так же, как дышать, для неё он был хоть Серёжей, хоть кем. А изо рта Ольги прозвучало как плевок.
        - Что я должен прекратить?
        - Говорить ерунду?
        - Серьёзно? Для тебя ерунда, что изменяю тебе, а ты этого в упор не видишь?
        - Ты не изменяешь мне, - на удивление спокойно ответила Оля. - Просто пока не определился, но это скоро изменится, - авторитетно вещала женщина в синем халатике, выставив на обозрение бедро до края трусов.
        - Считай, что я определился, - устало ответил Сергей.
        А не пошло ли всё к чёрту. Если женщина сама себя унижает, ему ли останавливаться? Видит вселенная, он не хотел заканчивать отношения так, он подыскивал слова и обстоятельства, он купил чёртов прощальный подарок и даже подыскивал квартиру, чтобы свалить подальше от соседки и больше никогда не наступать на подобные грабли, но если она сама напрашивается, ему ли спорить?
        - В каком смысле? - встрепенулась Оля.
        - В прямом, - Сергей не выдержал, повысил голос. - Я определился. Прости Оля, нам не по пути, - он говорил практически по слогам, чётко проговаривая каждую букву, не отводя взгляда от ошарашенной женщины.
        - В смысле…
        - В смысле, иди домой, на этом всё.
        - Серёжа…
        - Не называй меня Серёжа, - он взорвался, хоть и не хотел этого. - Какой я Серёжа? Какой я тебе Серёжа? - ударение было на «тебе», он повторил ещё несколько раз, прежде чем захлопнуть дверь и в бессилии упасть на диван-книжку, уставившись в потолок. О новой квартире он подумает завтра, а пока душ и, если хватит сил - ужин.
        На удивление на душе было спокойно, он поужинал большой порцией пельменей, запил сладким чаем и завалился спать, радуясь тому факту, что окна Маши выходят на тот же проспект, где живёт он сам. Выйди из арки - и увидишь. Потрясающее чувство.
        
        Утром он отправил Маше сообщение с пожеланием доброго утра, найдя её в списке контактов Вайбера, в обед написал какую-то глупость, а к вечеру пригласил в кино. Сообщения были получены и прочитаны, ответа не последовало. В том, что телефон Машин, Сергей не сомневался, его он заполучил ещё до поездки на базу отдыха, вряд ли Маша сменила номер. Учителя, как и врачи, редко меняют номер телефона. Сергей не рассчитывал на скорый ответ, давал Маше время на обдумывание, к тому же всю неделю он работал до десяти, а то и одиннадцати вечера, о каком кино может идти речь? Он запросто может не спать половину ночи, он и без кино не спит, а вот Маша начинала клевать носом уже к одиннадцати, это Сергей отлично помнил.
        К вечеру среды Маша сдалась и ответила, прислала улыбающийся смайлик в ответ на пожелание спокойной ночи. У Сергея чесались руки завести переписку, но он лишь подмигнул круглобокому и воздержался от ответа.
        В пятницу, в группе по подготовке к школе, в которой преподавала Мария Константиновна, был «праздник мам», это Сергею было известно от синеглазок, он и приглашение получил от них же, но не пошёл. У него было две группы гавриков и индивидуальное занятие с брюнеткой, с остервенением лупившей по «лапам». В любом случае не пошёл бы, не хотел видеть рядом Машу и отца синеглазок, давать себе лишний повод для ревности, лишаться того сладкого, щекочущего чувства ожидания чуда. Пока он не видит их - ничего нет. Глупая мысль, гревшая Сергея, дающая надежду.
        
        =12
        «Что насчёт кино?» - написал Сергей, после дежурного «Спокойной ночи», сидя на подоконнике спортивного клуба. У кого-то одиннадцатый час вечера - ночь, а у него - рабочий день.
        «Когда?» - вдруг мигнул значок Вайбера.
        «Завтра после девятнадцати или в воскресенье, любое время» - всё-таки отлично, что Машу он встретил в конце прошлой недели, не пришлось ждать дольше. Он рассчитывал, что девушка сдастся через неделю, но от вторника до вторника пришлось бы ещё ждать выходных. Маша - не проходной вариант, который можно затащить в койку на одну ночь, на Машу нужно время, более того, Серёга хотел этого времени с Машей. Он даже секса с ней не столько хотел, сколько видеть её, любоваться, смаковать чувство оживления. Рядом с Машей он почувствовал, будто оживает, рубцы под кожей исчезают, спайки на сердце рассасываются, и оно начинает, наконец, молотить в полную силу.
        «Завтра, и фильм выберу я». Прошло полчаса, прежде чем Маша ответила, Сергей успел переодеться, кинуть дежурное «пока» Марату и закрыть дверь клуба.
        «Как скажешь», - он остановился на тротуаре, под окнами Маши, и смотрел на неяркий свет в них, шторы не были задёрнуты, но Маши не видно, только свет, а как греет! Один факт того, что Машенька ходит по комнате за зелёными шторами с допотопным тюлью, кутается в безразмерную пижаму или такой же огромный спортивный костюм, делал Серёгу бестолково счастливым. Хотелось схватить это чувство за хвост и не отпускать. Он слишком устал от ощущения беспомощности и хаоса в собственной жизни, от чувства несчастливости, бывшего противоестественным для Сергея. Он не умел быть несчастлив, не хотел им быть, да и не мог. Молодой и сильный организм отторгал этот вирус, боролся с ним, робкая же улыбка Аленького Цветочка исцеляла Сергея.
        Больше всего Сергей хотел подняться к Маше, наплевав на все условности, смести к чертям её слабенькую оборону и забрать себе её сердце, мысли, вымыть из воспоминаний других, заставить хотеть только себя, но всё, что сделал, это написал:
        «Ложись спать, Машенька, поздно».
        «Я сплю».
        «Со светом?»
        Маша появилась в окне мгновенно, будто стояла у окна и подглядывала за Сергеем, как он за её окнами. Она поправила очки привычным жестом и уставилась на мужчину под окнами, рот в удивлении приоткрылся, на мгновение, но Сергей успел слизать этот миг, посмаковать сладость, а потом подняла руку и помахала, как особа царской крови на балконе перед простолюдинами. Сергей наигранно улыбнулся, взмахнув воображаемой шляпой. Маша засмеялась, прижав ладони к лицу. Жестами он спросил, может ли подняться к ней, не спросить он не мог, не простил бы себе, она жестом ответила «нет». Довольно улыбаясь, Сергей раскланялся ещё раз и свернул в свою арку.
        Дверь его квартиры закрылась синхронно со щелчком открываемой двери Оленьки, Сергей поморщился, прислонился к стене и проигнорировал звонок в дверь. На телефонные звонки и сообщения он не отвечал. С наймом другой квартиры тоже не выходило, эта устраивала его настолько, что найти хотя бы вполовину достойный аналог было практически невозможно.
        Сергей просматривал объявления, аренда квартиры в центре стоила изрядно дороже того, что он платил, к тому же, однокомнатных или двушек в районе исторического Васильевского острова почти не встречалось. Были либо коммуналки, либо огромной площади за ещё большие деньги. Какой чёрт его дёрнул связаться с Оленькой… Видел, с самого начала видел - путь в никуда, тупиковая ветвь эволюции, но допустил эту ситуацию, а теперь прячется за дверью, как нашкодивший дошколёнок.
        К двенадцати ночи пришло сообщение от Машеньки, она прислала ссылку на фильм, и Серёга засмеялся на всю квартиру, в голос. Максимально женская слезливая мелодрама, с тупым сюжетом и бездарной игрой смазливого актёра - он был уверен, Маша специально выбрала именно эту киноленту. Издевается, засранка мелкая.
        Он встретил Машу у парадной, как и договорились. Вылетев на улицу, она натягивала на ходу шапку и буквально врезалась в Сергея, клюнув носом букет роз. Девушка долго, в недоумении смотрела на цветы, смешно потрогала пальцем, будто хотела убедиться, что они реальные, а потом уставилась на Сергея, который не смог сдержать улыбки. Какая же она… Словарного запаса Сергея не хватило бы, чтобы описать стоящую перед ним девушку, её хотелось подхватить на руки и затискать, настолько она была славной.
        - Это мне? - Машин пальчик аккуратно провёл по нежным, розовым лепесткам.
        - Тебе, - Сергей не двинулся с места, улыбка приклеилась к его губам.
        - За что? - совсем по мультяшному ответила девушка, а Сергей чуть не заскулил от восторга. Создала же природа концентрированную милашность в лице Маши, как корзинка с котятами. У неё даже имя было милое - Машенька. Как сказала одна из учениц Сергея Витальевича: «Мимиметр зашкалило».
        - Просто так, - не удержался Сергей от реплики из того же мультфильма.
        - А можно, я их в вазу поставлю? - растерянно пробормотала девушка, любуясь на крепенькие головки роз. - Жалко, завянут…
        - Можно, - он усмехнулся про себя, протянул букет, Маша взяла его бережно, как младенца, и рванула в парадную. Сергей не пошёл следом, его не приглашали, не хотел ставить девочку в неловкое положение.
        
        В кинотеатре, сидя в последнем ряду - Сергей специально взял билеты именно такие билеты, - Маша внимательно смотрела на экран, иногда ныряла рукой в ведро с попкорном, отпивала колу, обхватывая губами трубочку, от чего у Серёги заходилось не только сердце, но и то, что ниже.
        На экране кто-то драматично умирал, Сергей не разобрался до конца, герой или героиня, он любовался Машей, перебирал её тонюсенькие пальцы, теряясь от щемящей нежности. Он хотел целовать мягкие, манящие губы, прижаться к ним, вспомнить вкус шоколада, запах цветов, услышать тихий вздох. Он хотел Машу как одержимый, а всё, что делал - это смотрел на неё. Один-единственный раз он не выдержал, провёл мизинцем по бархатистой щеке, теряясь в элементарном движении, которое и лаской-то назвать нельзя, а в нервном движении женских губ было столько чувственности, что Сергей едва не разлетелся на миллиарды микрочастиц, распавшись на атомы.
        Потом они гуляли, Маша рассказывала, о чём был фильм, а Сергей на ходу забывал, потому что помнил только ощущение папиллярного рисунка по бархатистой коже и тихий выдох, опаливший мизинец.
        Маша, когда не смущалась и не спотыкалась на ровном месте, оказалась весёлой и на редкость остроумной девушкой. Она не давала спуску Сергею, отвечала колко, при этом добродушно, она заражала хорошим настроением, или он её, точно не сказать, они просто купались в пузыре взаимного удовольствия, и где-то на краю сознания Сергею было невыносимо страшно, что всё прекратится, оборвётся, не начавшись.
        Мысли об Игоре он заталкивал вглубь, пинал ногами с ожесточением, не давая ревности пробиться сквозь тоненькую оболочку пузыря. В самом начале он спросил Машу об Игоре, почему-то в тот момент захотелось прояснить ситуацию, это потом стало всё равно, существовала только Маша, а весь мир покатился в бездну, к чертям собачьим, а тогда Сергей позволил гадине-ревности поднять голову, на минуты, но позволил.
        - А тебе зачем знать про Игоря? - засмеялась Маша. - Ты же уводить меня собрался, вот и уводи.
        - Уведу, - хмыкнул Сергей, рассматривая Машу, она уложила волосы по-новому, новые очки ей шли, а бесцветный блеск делал и без того соблазнительные губы греховными.
        - Украду, украду тебя ночью. Увезу, увезу тебя в Со-о-очи, - пропела девчонка, настолько фальшивя, что Сергей не сразу понял, что это за песня. Бедняга Ляпис Трубецкой наверняка бы удавился, слыша подобное исполнение некогда хита.
        - Не надо! - Сергей наигранно схватился за уши и покачал головой. - Машенька, пожалей мои уши! Не пой!
        - Ты как-то неправильно меня уводишь, - насупила Маша.
        - А как надо?
        - Надо похвалить мои вокальные данные, восхититься ими, и вообще, у уводимой девушки нет недостатков, иначе зачем столько трудов?!
        - Виноват, исправлюсь, - Серёга смеялся, то ли над собой, то ли над Машей, то ли от счастья. - Ты бесподобно поёшь, Машенька! Уверен, тебя надо скрывать свой талант, а то каракатица украдёт твой голос.
        - Какая ещё каракатица? - девчонка уставилась на Сергея.
        - Эта… - Сергей пытался вспомнить, как звали ведьму из мультфильма «Русалочка», и не мог. Сестра постоянно в детстве крутила этот мультик, одно время он даже какие-то песни оттуда помнил наизусть. - Жирная, страшная ведьма, которая забрала голос у Ариэль.
        - Не жирная, страшная ведьма, а женщина трудной судьбы, - фыркнула Маша. - Чуть что, сразу ведьма. А ты-то откуда знаешь, как звали русалочку? - Маша прищурила глаза и покосилась на Сергея, он подозвал её пальцем, медленно нагнулся к маленькому уху и прошептал:
        - Мы, гомосексуалисты, неравнодушны к Диснею, вечерами собираемся в тайном месте и устраиваем оргии с просмотром мультиков.
        - Перестань, - вспыхнула Маша, уши загорелись алым, а Сергей едва не запищал от восторга. - Я извинилась.
        - Перестал, - он поднял в поражении руки, а потом не выдержал и прижал к себе Машу, хорошо хоть, сдержался, чтобы не сдавить со всей дури. - Гомофобочка моя, фольклорная.
        Он проводил Машу до квартиры, изо всех сил отгоняя острое, невыносимое желание продолжения. Ничего страшного, он подождёт. Наши руки не для скуки, - уговаривал себя парень, смотря на неловко смущающуюся девушку. Она переминалась с ноги на ногу и заглядывала в лицо Сергея, снизу-вверх, пытаясь что-то разглядеть. Кнопка, маленькая, хорошенькая, самая милая кнопка на свете. Он нагнулся ближе, не дав Маше отпрянуть, внимательно смотря, как капризно сжимаются пухленькие губы, а глаза распахиваются в испуге.
        - Не бойся, я не собираюсь заниматься с тобой сексом, - прошептал он рядом с соблазнительным ртом, борясь с темнотой в глазах, настолько хотелось поцелуя, всего хотелось, а для начала хватило бы поцелуя.
        - А вот сейчас обидно было, - пискнула Маша, губы сложились возмущённой буковкой «о».
        - Сегодня не собираюсь, - поправился Сергей, закрыл глаза и одним движением оттащил себя от соблазна. - До встречи, Машенька, - улыбнулся широко и подмигнул. Маша растерянно взглянула на него, он не до конца понял её взгляд, да и думать не мог, знал наверняка только то, что должен выметаться из парадной, иначе сорвётся, а как бы он ни хотел Машу, растянуть ожидание он хотел сильнее. Видимо, в нём проснулся мазохист или эстет.
        - А можно?.. - девушка сделала два шага к Сергею, он немножечко опешил. - Можно потрогать твои волосы? - пробурчала в толстый шарф и залилась румянцем Маша. Что же она бесконечно краснеет, а ещё коварная соблазнительница женатого мужика…
        - Трогай, - сдавленно ответил Серёга и покорно нагнул голову.
        
        В волосах нет нервных окончаний, строение волоса человека простое: кутикула из ороговевших клеток кератина, кортекс - веретенообразные эпителиальные клетки, и медулла - белковые, неороговевшие клетки. Это расскажет любой анатомический атлас, и с этим прямо сейчас готов был поспорить Сергей. Маша не прикасалась к коже головы, она всего лишь дотронулась до чёлки и аккуратно провела рукой к макушке, кажется, сжав волосы в пучок, резко отпуская, будто изучала их упругость. Она не задевала нервные окончания, а Сергея затрясло, как в лихорадке.
        В забытьи, в полубреду, он сделал один-единственный шаг к девушке, рукой обхватил маленькое тело в огромном пуховике и потянул на себя. Кажется, она вздрогнула, но на движение подалась, а потом и вовсе запустила две руки в волосы Сергея, царапнув затылок, что стало последней каплей.
        И всё же он поцеловал, поцеловал медленно, изучающе, настырно и ласково, добиваясь ответа. Он задушил в зародыше мысль, что сейчас, прямо сейчас, он может сказать: «Пойдём», и Маша пойдёт с ним или пустит его в свой дом и свою постель. Он выбросил из головы всё и получал звенящее удовольствие от поцелуя, за которым не последует продолжения. Она пахла шоколадом, сластёна.
        Утром Маша не ответила на сообщение, Сергей решил, что она отсыпается, и последовал её примеру, к обеду тоже ответа не было. Он бросил несколько коротких предложений, которые так и не были получены, в отличие от утренних, оделся и пошёл в дом напротив. Что Настенька из «Морозко», Цветочек Аленький, удумала на этот раз?
        =13
        Дверь открыла узбечка лет сорока, в национальном платье и на-украинский манер завязанном платке. Полная и хмурая, она держала на руках ребёнка, второй, немногим старше, вцепился в подол и так же хмуро смотрел на пришедшего.
        - Здравствуйте, я к Маше.
        - Я Маша, - женщина вопросительно посмотрела на Сергея, он посмотрел на якобы «Машу», то, что квартира коммунальная, он понял, в общем-то, это было ясно ещё до того, как старая, выкрашенная коричневой краской дверь открылась, «Маша» лишь послужила ещё одним доказательством.
        - К Маше Шульгиной. Девушка, светленькая, маленькая, - он показал себе на плечо, уровень, куда доставала макушка Маши. - Она дома?
        - Не знаю, - «Маша» равнодушно пожала плечами и посторонилась. - Третья комната слева, за выключателем, - пояснила женщина, её перекрикивал младенец, Сергею оставалось только надеяться, что он правильно расслышал.
        Коммунальными квартирами Сергея была не удивить и не испугать, всё студенчество он провёл, мотаясь по углам в коммуналках. Бывали почти камерные квартиры, тихие трёшки, с соседками-божьими одуванчиками, подкармливающими вечно голодного студента, бывало и такое, что Сергею приходилось помогать соседке, чей сын - хронический алкоголик, - отнимал пенсию у старухи. Бывали монстроподобные, трёхсотметровые коммуналки, с двумя входами, несколькими кухнями и строго поделёнными санузлами. Соседей в таких квартирах было настолько много и они так часто менялись, что люди не знали друг друга в лицо. Вечно орущие дети, скандалящие тётки, пекущиеся днём и ночью чебуреки, чьи-то гадящие коты, бесхозные, общие тараканы.
        Эта квартира была чем-то средним: захламлённый коридор с мусорным пакетом рядом с чьей-то комнатой, огромная кухня с двумя плитами, кашеварящая бабка лет семидесяти, с алыми губами и торчащим пучком тусклых волос. Две маленькие, юркие узбечки, может, дочери «Маши», может, племянницы, ребёнок, раскатывающий на самокате по коридору, и чёрный кот, сидящий в торце, с ленцой оглядывающий пришедшего.
        Он постучал в третью дверь слева, ответа не последовало, постучал ещё раз, ответом была та же тишина. Для верности нажал ручку замка, она подалась, и дверь плавно, без скрипа, открылась. Комнатка оказалась небольшой, метров двенадцать, со свежим косметическим ремонтом и новой, хоть и разномастной, мебелью. На столе-книжке, в трёхлитровой банке красовались вчерашние розы.
        Сама же Маша спала, свернувшись в позе эмбриона, из-за мешкообразного толстого костюма было непонятно, девушка скрючилась на диване или миловидный парнишка. Сергей уже понял, что причина, по которой Маша носит кинг-сайз, банальна - девушка мёрзла, у неё всегда прохладные руки - это может быть признаком болезни, а может особенностью организма из-за телосложения. Конечно, все эти необъятные свитера, безразмерные штаны и худи по колено - модная тенденция, а Маша была модницей: стрижка, маникюр, дорогая оправа, но в первую очередь - кнопке теплее и уютней в этих смешных одёжках.
        Сергей окинул взглядом комнату, между диваном и торцевой стеной у окна стояла не то высокая тумба, не то табурет, выполняющий функцию прикроватной тумбочки. Сверху лежал телефон на зарядке, книга с каким-то девчачьим фэнтези с белобрысым мужиком на обложке, пяльцы с мотками мулине и пластиковый контейнер с упаковками лекарств. Несколько распотрошённых пакетов Фервекса валялись тут же, а у дивана стояла недопитая кружка с лекарством.
        Заболела…
        
        Он сел на краешек дивана, поискал глазами одеяло, понял, что Маша на нём спит, снял с себя толстовку и укутал спящую, та блаженно улыбнулась и, бормоча, поблагодарила. Аккуратно потрогав лоб Маши, убрав светлую, взлохмаченную чёлку в сторону, он понял, что вряд ли это обычное недомогание, она была горячая как печка, ненормально горячая, ни о каких тридцати восьми и речи не было, хорошо, если не под сорок.
        - Маша, Маш, - он увидел расфокусированный взгляд. Девушка замерла, испугавшись, напрягся каждый мускул, она промаргивала слезящиеся глаза и никак не могла сосредоточиться. - Машенька, это я, не бойся, - он, скорее машинально, натянул очки на Машу, с секунду она молчала, а потом облегчённо вздохнула. - Где у тебя градусник?
        - Там, - она махнула рукой на пластиковый контейнер, Сергей взял его, перетряхивая, машинально вчитываясь в названия лекарств, бросил напряжённый взгляд на Машу.
        - О, нашёл, - он сделал вид, что довольно улыбается, засовывая градусник подмышку девушке. - Когда заболеть успела?
        - Утром, - Маша шептала, словно экономила силы, морщилась, ей явно было плохо. - Сходила в аптеку…
        - Ясно, - он покрутил в руках упаковку Арбидола, то, что доктор прописал при лихорадке неясного генеза. Сергей скрипнул зубами.
        Маша протянула градусник с вполне терпимыми почти тридцать девять.
        - Машунь, что у тебя ещё кроме температуры? Насморк, горло, рвота, диарея? Что-то серьёзней?.. - он покосился на коробку с лекарствами. Маша покраснела как рак ещё на насморке, «диарея», похоже, её добила, выпучив глаза, она открывала и закрывала рот и точно не знала, что ответить.
        - Ничего, - наконец, выдавила она. - Только температура.
        - Давай-ка мы с тобой доктора вызовем? - он сел рядом и притянул к себе девушку, она устало устроилась на его плече, а потом скользнула на грудь, он придержал рукой сопевшую, горячую, взлохмаченную головку.
        - Выходной, а неотложка пошлёт в поликлинику, и вообще, у меня полис по другому адресу…
        - Мы платного вызовем.
        - С ума сошёл? Мало того - денег сдерут, так ещё неизлечимый целлюлит центральной пятки найдут. Просто простуда, ноги вчера промокли, вот и…
        
        - А скажи, пожалуйста, те таблетки точно не связаны с твоим состоянием? - он показал на ангиопротекторы и антиагреганты. Маша вопросительно посмотрела на Сергея, хмурясь, видимо, голова у девочки болела нещадно. - Я в физкультурном учился, Лесгафта, - пояснил Сергей. - Анатомия у нас была поверхностно, но всё же я могу сказать, что эти таблетки принимают при сердечно-сосудистых заболеваниях, и они как-то влияют на свёртываемость крови. И здесь два варианта, либо у тебя температура от основного заболевания, не знаю, какого именно, либо твоя простуда может осложнить это самое заболевание, и в том, и другом случае нужен врач.
        - У меня всё равно нет денег, - Маша обречённо вздохнула. - И у меня всё хорошо с сердцем, это… неважно.
        - Ладно, - Сергей кивнул, устроил вспотевшую, горячую Машу на диване и залез в свой телефон, судорожно соображая, где можно найти толкового врача в выходной день, накануне восьмого марта. - Врачу расскажешь, что и как, если мне не хочешь.
        - Не надо врача! Говорю же, денег нет, а тушёнку я не отдам! - Сергей покосился на мелкую. Бредит?
        - Деньги есть у меня.
        - У тебя-то откуда? Ты тренер, а не директор.
        - Я ещё учитель в спецшколе, там надбавки, и у меня индивидуальные занятия… неважно, всё равно я никуда не хожу, деньги мне тратить некогда и некуда, а здесь такой случай.
        - Не надо, - захныкала упрямая засранка и попыталась встать, естественно, упала бы, не поймай её Сергей.
        - Отдашь, когда сможешь, - примирительно пробормотал парень. - Хорошо? - Машенька согласно кивнула головой и успокоилась.
        Приехавший врач диагностировал грипп, выписал лечение, и Сергей всё-таки узнал «основной диагноз» Маши… И знаете, мир устроен чертовски несправедливо. Что, к потрохам собачьим, справедливого в том, что крошечная девчонка выживает в огромной городе, борясь не только с безденежьем и одиночеством, но и с надвигающейся слепотой?
        Уродливая правда жизни, сюр, состоял в том, что Маша могла пройти лечение бесплатно, хотя бы частично, но этому всегда что-то мешало, то время, то безжалостные законы, то очереди на оказание медицинских услуг, а то и бездарные врачи, игнорирующие проблемы Маши ещё в детстве. Да и были ли эти врачи, по большому счёту, на периферии, откуда она родом?
        
        К вечеру он забрал Машу к себе, оставить одну он её не мог. Когда Маша не спала, она пыталась вставать, спотыкалась на ровном месте, морщилась от головной боли, не могла разобраться с лекарствами, добавился ринит и кашель. Большую часть времени она лежала жалкой тряпочкой, покорно подставляя себя, когда Сергей протирал её влажным полотенцем. Нужно было что-то есть, Маша конючила, как маленькая, и просилась в ванную, иногда совершала выползки в туалет, который был на другом краю квартиры и, чаще всего, занят.
        В итоге, хорошенько закутав, он перевёл Машу через дорогу и усадил на своём диване. В его квартире была чистая ванная и точно не водились тараканы. Обо всём остальном он решил подумать позднее.
        Утром.
        
        =14
        Маша проснулась посредине ночи и уставилась в потолок, опасаясь скосить глаза в бок. Который день она жила у Сергея, а уровень неловкости только рос.
        Сначала не было сил спорить, она даже не удивилась, когда проснулась в своей комнате и увидела Сергея, такой постоянной единицей он ей показался. Будто они прожили вместе лет тридцать, а то и все пятьдесят. Сергей сидел на диване рядом с ней, а где ему ещё сидеть? Он задал вопросы, измерил температуру, вызвал врача, который осматривал её при Сергее, выдал баночку для мочи и отправил в уборную, а Маше было настолько дурно, что на стыд не оставалось сил. Она не сопротивлялась, когда он деловито собрал её вещи, совсем немного, захватил зубную щётку и привёл к себе домой, поставив пакет на разобранном диване. Маша тогда пошутила, пробурчав, смотря на стопку собственных футболок, трусов и домашних штанов:
        - Приданное.
        - Богатая ты у меня невеста, - Сергей только улыбнулся, раздел её и закутал в одеяло, потому что зубы начинали стучать.
        А потом стало ещё хуже, и ещё. Голова раскалывалась всю ночь, температура не падала, приехавшая скорая сделала укол и сказала, если состояние не улучшится - госпитализирует. Благо обошлось. К утру Маше стало лучше, ей хотя бы не хотелось засунуть голову под струю ледяной воды, она тихонечко лежала, время от времени вздыхала и покорно принимала какие-то таблетки.
        Болящей было неловко, стыдно, необходимость собраться и идти домой была очевидной, тем более, она уже могла справиться одна, до ванной и туалета девушка курсировала почти без проблем, значит, и дорогу перейдёт, но уходить не хотелось. Сергей трогательно опекал её, ужасно не хотелось отказываться от ощущения заботы.
        Она давно не чувствовала ничего подобного, могла вспомнить только детство. Когда Маша болела, мама и папа беспокоились о ней, ухаживали, баловали свою девочку, вот и сейчас она чувствовала себя той самой маленькой девочкой, о которой искренне беспокоятся и заботятся. Разве можно упрекнуть Машу в том, что она смалодушничала и захотела пробыть в доме Сергея хотя бы до вечера… Поступок эгоистичный, учитывая Восьмое марта, вдруг у парня были планы? Впрочем, о возможных планах Сергея Витальевича Маша хотела думать ещё меньше, чем уходить.
        - Маш, Машенька, - тогда Сергей сел рядом и потрогав лоб девушки, нахмурился, потянулся за градусником, сунул его подмышку, Маша сморщилась от холода. - Машунь, давай, ты покушаешь, - он нахмурился, убирая влажные волосы девушки ото лба. - Что ты хочешь?
        - Ничего, - есть, действительно, не хотелось. Она пила морс, этого казалось достаточно.
        - Солнышко, обязательно нужно покушать…
        - Нельзя говорить «покушать», - пробурчала Маша, голова сама собой упала на грудь Сергея, он, уже привычным движением, придержал. Какие же у него хорошие руки! Сильные, с длинными пальцами, немного шершавые и прохладные.
        - Можно, если не в первом лице и о ребёнке или болеющем, - возразил, тепло улыбнувшись. - И не заговаривай мне зубы, у меня большой опыт работы с шестилетками, твоя хитрость не прокатит. Что ты будешь ку-у-у-ушать? - Сергей повернул лицо Маши к себе, заглянул в глаза.
        - Не хочу есть, - Маша скуксилась. Голова раскалывалась, в носу свербело, она чувствовала себя пожёванной галошей, при мысли о еде становилось и вовсе дурно.
        - Надо, Маша, надо, - строго заявил надсмотрщик.
        - Котлеты хочу, домашние, и пюре, - совсем не подумав ответила Маша, просто, чтобы завершить этот разговор.
        Каково же было удивление Маши, когда через полчаса, когда она почти заснула, на край дивана снова присел Сергей и удручённо заявил.
        - Маш, а может, ты что-нибудь другое захочешь. Я честно собирался пожарить тебе котлет, но сломался на этом: «Купи нормальный фарш. Только нормальный, а не хлам какой-нибудь», - мужской палец ткнул в телефон, открыв окошко беседы в Вайбере. Дальше шло подробное описание приготовления котлет. - На самом деле, - после вздоха продолжил Сергей, - меня и пункт «путёвая сковорода» смущает, но до неё я не добрался. Сестра моя, родная, - пояснил Сергей, по-своему истолковав ошарашенный взгляд Маши.
        
        - Не надо ничего готовить, - Маша встрепенулась. - Я пошутила, просто так сказала, прости, пожалуйста.
        - То есть, котлеты ты не хочешь?
        - Я совсем не хочу есть, - извиняющимся тоном пролепетала Маша. - Не беспокойся, пожалуйста, я сейчас пойду домой, - она подскочила, машинально поправляя очки, начала искать толстовку, носки, размышляя, менять ли пижамные штаны на тёплые или так добежать, под пуховиком не должно быть холодно, несмотря на снег на улице.
        - Торопыжкин, сядь, - безуспешно попытался остановить её Сергей, она только вздыхала, фыркала и путалась в рукавах, решительно собираясь топать домой в пижамных штанах. Не переодеваться же при Сергее. У них был секс, да. И укол ей делали прямо при нём, он даже за руку её придержал, уж очень страшно было. Но всё же спустить прямо сейчас штаны казалось настолько интимным действом, что Маша не решилась. - Да стой ты, засобиралась она, посмотрите на неё, какая отважная, - он выговаривал каким-то улыбающимся голосом, вытряхивая девушку из толстовки. - Сядь и сиди, - он усадил её, как куклу, посредине дивана, подтолкнул подушку под спину, придвинул получившуюся «конструкцию» к стене и укутал в одеяло. - Тебе плохо у меня? - голос звучал так обеспокоенно, что Маше стало ещё более неловко.
        - Что ты, хорошо! - поспешала заверить. - Хорошо! Просто неудобно, у тебя же планы, наверняка, были…
        - Какие?
        - Восьмое марта… сегодня…
        - Ай-я-яй, Мария Константиновна, так прямо намекать на отсутствие подарка, а я, между прочим, чей-то сон всю ночь сторожил, кого-то за руку держал, когда этот кто-то рыдал, подставляя попку злому доктору. Кстати, попка - само очарование. И такие упрёки. Вот и помогай после этого девам в беде!
        - Что? Нет!
        - Что «нет»?
        - Я не намекаю! - Маша вдруг разревелась. Да что же с ней твориться такое?! - У вас же девушка есть, а я тут! Лежу! То есть, сижу!
        - У меня нет девушки, - кажется, опешив, ответил Сергей.
        - А заколка?
        - Что «заколка»?
        - Может быть, заколка и ваша, я не знаю, может, в вашем тайном гомосексуальном кружке принято носить ярко-голубые заколки, но консилер фирмы Эйвелин точно не ваш, - фыркнула Маша, совершенно некрасиво хлюпнув носом.
        - Глазастая какая, - Сергей почему-то улыбнулся вместо того, чтобы обидится или разозлиться. - Почему это Эйвелин этот не мой, мало ли куда мы его… наносим, - он сжал губы, явно пытаясь не заржать на весь дом.
        - Тон не ваш, - вздохнула Маша и пуще прежнего разревелась, ругая себя на чём свет стоит.
        
        - Машунь, - Сергей просто сграбастал Машу на руки, будто она совсем ничего не весила. - Не плачь, температура поднимется, а она и так не падает меньше тридцати восьми. Нет у меня девушки, во множественном числе были, они и оставляли побрякушки, а одной-единственной - нет.
        - Ах, ну да, - угрюмо согласилась Маша, спорить желание пропало, идти куда-то тоже, ещё и головная боль подкатила, в купе с желанием спать. Она повозилась, поворчала для проформы и снова уснула.
        Проснулась к вечеру, на столе стояли цветы - снова розы, - и коробка с чем-то, перевязанная красной лентой, в цвет розам, с бантом сверху. Сергея не было видно, слышался шум из кухни. Маша вспомнила свою попытку уйти домой и ещё больше засмущалась, разглядывая розы и подарок… ведь это точно был подарок для неё. Сергей так заботится о ней, а Маша только плачет и капризничает, как несмышлёный ребёнок. Было от чего чувствовать себя неловко и испытывать стыд.
        - Выспалась? - Сергей обернулся на шум. Он стоял у плиты и гипнотизировал кастрюлю, из которой довольно аппетитно пахло куриным бульоном. - Кажется, я справился с этой штукой, - он победно улыбнулся и посмотрел на Машу. - Матушка с сестрицей могут мной гордиться. А котлеты с пюре я купил готовые, в грузинском ресторане, мне поклялись, что они даже лучше домашних. Я ещё взял два салата и хачапури. Будем праздновать, - он подмигнул и ещё раз заглянул в кастрюлю.
        - А что ты обычно ешь? - не может же человек совсем не уметь готовить, невозможно всё время питаться в кафе или полуфабрикатами, это как минимум дорого, да и желудок портит.
        - Что придётся, - он равнодушно кивнул. - В школе в столовке, по пути в клуб тоже есть столовка неплохая, иногда в кафе, в остальное время пельмени, сосиски, макароны, всё, что бросил в воду, и готово.
        - Ты же без желудка останешься!
        - Вроде жив, а там видно будет, - фыркнул и выключил газ. - Оказывается, в интернете есть рецепты с картинками, доступно для понимания даже на моём уровне.
        Маша сходила в ванную, несмотря на то, что Сергей выражал сомнения в том, что с температурой стоит это делать. Не сидеть же потным чучелом, она и без того чувствовала себя неуютно без косметики, с разорённым гнездом на голове, не хватало только начать пованивать, тогда можно смело проваливаться сквозь землю от стыда.
        Так они и отметили Восьмое марта, за шикарным, на вкус Маши, столом, с куриным бульоном вместо алкоголя, сидя друг напротив друга в простых футболках и тренировочных штанах, на Маше ещё были шерстяные носки, а на плечи накинута Серёжина толстовка.
        И подарок был не такой уж и романтичный, зато приведший Машу в полный восторг - набор мулине. Сергей, когда собирал Машины вещи, видел много вышивок, моточков ниток, пяльцы, рамки с готовыми работами, и это вовсе не показалось ему смешным или скучным. Ему, кажется, даже понравилось увлечение девушки.
        Зато играл совсем несовременный The Rasmus, как оказалось, нравившийся им обоим, как и почти забытая всеми HIM, а так же Muse. Устала Маша быстро, Сергей отправил её спать, сам убрался и улёгся, как и предыдущей ночью, на раскладушку.
        
        =15
        Так они и жили. Маша малу-помалу шла на поправку, Сергей неотступно находился рядом, кроме того времени, когда выходил за продуктами или в Машину комнату. Ей понадобились средства гигиены, крема, кое-какая косметика, фен, наконец - об этом она не могла подумать, когда её, больную, увели через дорогу.
        Маше было неловко просить Сергея, но слабость, свалившаяся после высокой температуры, не давала добраться домой, откровенно говоря, она не представляла, как бы справилась одна в эти дни. Несомненно, справилась бы, ела бы сладкие сухари, печенье со сладким чаем, лапшу быстрого приготовления - то, ради чего не нужно выходить на кухню и толкаться там среди шумных соседей, - но у Сергея было лучшее. Вернее - с Сергеем.
        Сергей быстро пробежался глазами по списку Маши, что ей нужно принести, и спросил:
        - Расчёску одну? Пенку для волос, кондиционер? Прокладки, кстати, не понадобятся? - он говорил будничным голосом, как ни в чём не бывало, а Маша только и могла открывать и закрывать в удивлении рот, изображая из себя золотую аквариумную рыбку. - Что? - наконец обратил на неё внимание Сергей. - Эй, что случилось, у тебя перепуганный вид… Ну, хочешь, пойдём со мной, но боюсь, потом до вечера пластом пролежишь, как вчера после мыться посуды, героическая личность, - он нагнулся, чмокнул Машу в нос и улыбнулся.
        - Сходи сам, если тебе не трудно, - пролепетала Маша, маленькими шагами пятясь к дивану.
        - Может, объяснишь причину своего удивления? Это же удивление? - стоявший с обычным тетрадным листиком в руке, он хмурился и смотрел в упор на девушку.
        - О-откуда тебе известно про не одну расчёску? Пенку для волос?
        Маша искренне недоумевала. Кирилл никогда не вникал в «бабские заморочки», только ворчал и просил убрать «весь хлам» куда-нибудь подальше с его глаз, а когда началась эпопея с ипотекой, хмурился на каждую новую покупку Маши. Она ничего лишнего не покупала, но объяснить Кириллу, что волосы без кондиционера торчат во все стороны, и уложить их не получается, не удавалось, он и не слушал. Говорил только, что Маша могла бы волосы отрастить - проблем меньше. Под последним подразумевались ежемесячные расходы на парикмахера, пусть надомницу, с символической оплатой, но всё равно ежемесячные траты, которых можно было избежать. Маша это поняла позже, боясь заснуть в первой в своей жизни снятой комнате в коммунальной квартире.
        С Игорем она общалась мало, они никогда не жили на одной территории, и он казался выше «бабских заморочек», единственный раз, когда он столкнулся с «заморочкой», не вызвал в нём никаких эмоций, он просто ответил на невнятное объяснение Маши по телефону, что всё понял, свидания это не отменяет, планы можно скорректировать. Тогда они ходили на балет, и Маша усиленно делала вид, что ей нравится происходящее.
        Папа же в этом плане был уникальным человеком, прожив почти всю жизнь с женой и дочерью, он искренне пугался наличия в ванной комнате больше одного флакона, и потому их не видел, предназначение геля для душа он не понимал в принципе: «Есть же мыло!». Единственный раз, когда мама попала в больницу и попросила принести гигиенические средства, закончился полным провалом - куском неизвестно откуда взявшегося хвойного мыла. Мама смеялась на весь коридор, слушая пространные объяснения мужа о том, что ванной комнате «ничего нет!». Хорошо, на помощь пришла Маша и привезла счастливо обнаруженные на полочке шампунь, бальзам и гели.
        - Машенька, - Сергей выразительно моргнул несколько раз, будто не верил себе, кажется, он собирался сказать что-то обидное или снова пошутить про закрытый клуб гомосексуалистов. - Я не в лесу живу, - не оправдал ожидания парень. - Достаточно включить телевизор, чтобы быть в курсе женских секретов. Не сказать, чтобы я всю жизнь мечтал знать форму прокладок, про молочницу, проблемы лишних или секущихся волос, кстати, ни с тем, ни с другим у тебя проблем нет, - между делом он сделал комплимент. - Но меня не спросили и поставили в известность. Так что? Это полный список?
        - Да.
        Маша почувствовала, что покраснела до самой макушки. Сергей сделал вид, что не заметил и, быстро собравшись, вышел. Он часто делал вид, что не замечает смущение Маши, её неловкость, игнорировал красные щёки, горящие уши, делал вид, что в упор не видит помятой со сна футболки, или как Маша пробирается ночью в туалет, светя трусами. Удивляющая деликатность для обычного тренера боевого единоборства. Ни папа, ни Кирилл такими не были, а Игорь… Игорь был, но он и не тренер, с ним Маша подсознательно чувствовала себя холопкой рядом с добрым барином.
        
        Маша осталась одна и задумалась, который раз за эти дни, когда она была в состоянии думать, а не спать или мучиться от головной боли. Сергей ей нравился, она ему, очевидно - тоже. У них неправильно всё началось, а продолжается ещё неправильней.
        Она не могла сказать, что очень обрадовалась новому появлению Сергея Витальевича в её жизни. Кому приятны воспоминания о собственном позоре?
        В то же время он будто изменился за полтора месяца, если взрослые люди меняются. Он не злился, совсем. В первые мгновения Маша интуитивно сжалась, в ожидании привычной лавины агрессии, но её не последовало. Они перебрасывались какими-то нелепыми колкостями, он шутил, подначивал, улыбался, наверное, можно сказать - искрился, казался довольным жизнью, удовлетворённым, наверное, счастливым, и этим заражал Машу. Она больше не щетинилась, как перепуганный ёж, на каждое слово Сергея, не отпрыгивала в сторону, когда он надвигался, не боялась боли, которой он был пропитан. Может, она всё себе придумала? Может, Сергей Витальевич такой и есть - улыбчивый, открытый, добрый? Не зря же к нему тянутся дети…
        В то, что Сергей не испытывает к ней симпатии, а помогает по-добрососедски, Маша поверить не могла. Не настолько она наивна. Сергею она явно нравилась, даже в застиранной, растянутой пижаме нравилась, что в свою очередь ещё больше смущало. За ту неделю, что Сергей писал ей в Вайбер, она успела придумать себе маленький победоносный роман с детским тренером, и там она была если и не роковой соблазнительницей, то весьма привлекательной дамой, с укладкой, окутанной шлейфом духов и в кружевном неглиже. Откровенные мысли тоже посещали Машу, она молодая, из плоти и крови, ей хотелось бы продолжения в горизонтальной плоскости, в прошлый раз, кажется, было не так уж и плохо… В любом случае, первый раз часто получается скомканным. В Машиной практике счёт два к одному, так что статистика на стороне её мечтаний.
        И не в статистике дело, и даже не в элементарном желании разрядки, Маша всё-таки человек, а значит, в состоянии не следовать слепо за животными желаниями. Сергей ей нравился во всех смыслах, и она хотела секса именно с ним. Ей нравился его взгляд, добрый и иногда самую чуточку снисходительный, а чаще всего восхищающейся. Всё-таки удивительное чувство, ранее Маше незнакомое, когда ею вос-хи-ща-ю-тся.
        Нравились ощущения тепла и силы, исходящие от его рук, нравились лёгкие поглаживания и то, как много он может сказать этими движениями. Нравился запах, впервые в жизни ей нравился запах мужчины, не парфюма, геля для душа, даже пота, а всего вместе, индивидуального, присовокуплённого конкретному человеку. Нравился и возбуждал, иногда успокаивал, ей попросту нравилось ощущать его, находиться в пределах тепла, запаха, ауры Сергея. Нравились губы и то, что он ими делал, а ещё больше то, что не делал. Он не давил и не торопил, зато настолько много обещал, что Маша едва не задохнулось при том поцелуи на лестничной клетке.
        Если бы Маша взяла листик и расписала там плюсы и минусы Сергея, то вышло бы примерно поровну, но если бы она прочитала ещё раз графу с минусами, она бы поняла, что для неё лично, для Маши Шульгиной - это плюсы.
        Он тренер и вряд ли когда-нибудь достигнет финансового рая, но Маше вполне достаточно стабильности, зато Сергей занимается любимым делом, он цельный человек, знающий своё место в жизни и предназначение, как бы пафосно и старомодно это ни звучало.
        
        У них не очень-то сходились взгляды на многое, Сергей спокойно относился ко многим вещам, вводившим Машу в оторопь и невольное осуждение. Он не осуждал геев, спокойно смотрел на межрасовые браки, традиции чужих народов, наций и религий. Наверное, он был космополитом, только никогда не задумывался об этом. И тут для Маши нашёлся плюс - он вовсе не осуждал Машу за связь с Игорем. Вернее, он злился, Маша заметила, как потускнел его взгляд, когда они говорили об этом, но осуждал он ситуацию, а не Машу.
        А поговорить пришлось, и инициатором была Маша. Ей показалось странным заявление Сергея «Уведу тебя от Игоря», она подыграла, было забавно, её ещё ни разу не уводили, приятно попробовать себя в роли роковой красотки, ради которой совершаются безумства. Она бы и дальше продолжила «позволять себя уводить», не долго, но точно поиграла бы ещё, если бы не дурацкий грипп, но всё же, откуда Сергей узнал об Игоре? Мысль, что Игорь рассказывал об их связи всем и вся, была неуютной, Маша чувствовала горький стыд, ей совсем не хотелось, чтобы все знали об этом эпизоде.
        - Серёжа, - спросила она, почти засыпая. На грани сна и яви не было щемяще стыдно обсуждать пикантный вопрос. - А ты откуда знаешь про Игоря?
        - Почему тебя это волнует? - Сергей, лёжа на раскладушке, развернулся к ней лицом и подпёр голову ладонью.
        - Ну… всё же, откуда?
        - Услышал телефонный разговор.
        - А больше никто не знает?
        - Точно не скажу, вряд ли.
        - А ты узнал до или после… всего?
        - До, - Сергей подоткнул подушку резким движением, взбивая пух.
        - А… пф-ф-ф… - Маша не знала, как сформулировать свой следующий вопрос.
        - Машунь, - Сергей всё-таки встал и шлёпнулся на диван рядом с девушкой, поправил ей чёлку, лезшую в глаза, и подтянул одеяло ей до подбородка. - Машунь, я знал и злился. Сильно злился, как не лопнул от злости, сам не знаю, колотило, как в лихорадке, настолько я злился.
        - Ты меня не знал совсем, а если это любовь? Или…
        - Маш, если это любовь, то такую любовь надо засунуть себе в зад и жевать, пока не переварится. Дело не в тебе, не в распрекрасном Игоре, не в его жене. Дело в том, что есть семья, какая бы ни была - она существует, со своими заморочками, конфликтами, праздниками, горем, а значить, строить её или разрушать - дело двоих, там не место третьему. И дети, конечно. Я постоянно наблюдаю изначальный вариант детей - открытых, наивных, лопуховатых гавриков, - и конечный - подростков с девиантным поведением, чья судьба, в общем-то, предрешена. Чаще всего в этом виноваты взрослые, не сумевшие засунуть свои амбиции, идиотизм, любовь себе в задницу, побороть свои пагубные привычки и зависимости, наградив сторицей своих детей. На это я злился, а не на то, что ты спишь с кем-то. Хоть с воплощением Сталина спи, но чужие семьи оставь в покое, они и без твоего или моего участия дерьма нахватаются.
        - Я больше с ним не сплю, - пробурчала ошарашенная Маша, не зная, что ответить на проповедь.
        - Да уж понял, - Сергей снисходительно улыбнулся. - Не стала бы любовница состоятельного мужика ютиться в коммуналке, да и он не позволил бы болеть в одиночестве, без врачебной помощи, а тем более - в компании постороннего мужика. Только не пойму, как он тебя бросил? - он мазнул взглядом по лицу Маши. - Я бы под расстрелом не отказался… - последнее он прошептал, но она всё равно услышала.
        - Я его бросила, - возмутилась Маша.
        - Сама?
        - А кто ещё? - Маша вспыхнула. - Что в нём такого, что и бросить его нельзя?! Взяла и бросила, - обиженно пропыхтела девушка. Игорь, конечно, хорош собой, состоятелен, состоит из сплошных барских достоинств, снизошедших до холопки Машки Шульгиной, но и Машка не в статусе крепостной крестьянки, а значит, слово своё сказать может, хотя бы попытаться.
        - Сильна ты, Машенька Константиновна, - уголок рта Сергея пополз вверх. - Спи, воительница, - он коротко поцеловал в губы, Маша не успела углубить поцелуй, как губы отстранились.
        
        Но самым важным плюсом для Маши стало иррациональное чувство уверенности в Сергее, поселившееся в ней после инцидента прошедшей ночью. Маша проснулась от сильно позыва, она выпила на ночь много морса, результат не заставил себя ждать. Подхватилась, не останавливаясь на поиски очков, и рванула в уже знакомом направлении.
        Квартира, которую снимал Сергей, была небольшая, около тридцати метров, одна комната, коридорчик, совмещённый санузел - явно сделанный в бывшей комнатушке, там даже было окно, заложенное наполовину кирпичом, сверху свисали плотные жалюзи, - и кухня с видом на дерево и газон-клумбу во дворе-колодце, Сергей сказал, соседка-пенсионерка сажает там цветы. Квартирка эта некогда была частью огромной коммунальной квартиры.
        Каким-то образом хозяевам удалось отделить часть квартиры, сделав чёрный ход основным входом в квартиру, приткнув санузел и кухню. Получилась симпатичная, небольшая, нетипичная квартира в старом доме Васильевского острова. Одним словом, всё было компактно, и заблудиться там, даже с закрытыми глазами, было невозможно. Три шага - кухня, три шага - комната, до входной двери пять шагов.
        Маша бы не заблудилась, просто, выходя из уборной, она вдруг вспомнила, что без очков. Именно вспомнила, потому что объективного дискомфорта она не чувствовала. Всё рядом, всё видно, пусть не чётко, но то, что стол - это стол, а не трамвай - понятно. Нужно было сделать четыре шага вперёд, она окажется в дверном проёме, прямо - стол, рядом - раскладушка, вдоль стены мебельная горка из полок и встроенного комода с взгромождённым на него телевизором, два шкафа. Диван - справа, сразу у проёма, значит, несколько шажочков, и она у цели.
        Легко сказать, а Маша застыла, смотря невидящим взглядом вперёд. Очертания мебели, стен, рисунок на обоях - всё расплывалось. Машу парализовал страх. Как она будет справляться, когда зрение ухудшится? Что она будет делать, если ослепнет? Когда ослепнет? Ладони похолодели, спина покрылась испариной, она стояла посредине чужой микроскопической прихожей, как в центре бескрайней вселенной и терялась, терялась, терялась, рассыпалась в собственном страхе и ничего не могла с ним сделать, даже закричать в ужасе, только крепко держаться на ногах, которые упорно подкашивались от страха.
        Она видела, что подошёл Сергей, и даже разглядела, что глаза в темноте у него вовсе не ярко-голубые, футболка и пижамные штаны мятые, а волосы взлохмаченные.
        - Маша? - голос прозвучал глухо, встревоженно, как сквозь заслон воды. - Ты видишь меня?
        - Нет, кажется, - совсем неуверенно пробормотала в ответ Маша, она хотела попросить очки, хотела выбраться из этого вязкого состояния ужаса, хотела закричать: «Сделай что-нибудь, хоть что!» и не могла даже пошевелить губами.
        Сергей обошёл Машу, встал со спины, почему-то Маша чувствовала каждый его шаг, каждое движение воздуха, она ощущала кожей колебания микрочастиц вокруг себя, как в фантастическом фильме.
        - Закрой глаза, - зачем-то сказал Сергей, он стоял за спиной, Маша точно могла сказать на каком расстоянии, до миллиметра, до количества молекул воздуха между ними. - Закрой, - звук она не слышала, она его ощутила шестым чувством, седьмым, десятым?..
        - Закрыла.
        - Крепко закрой, - Маша зажмурилась. - А теперь иди.
        - Я боюсь, - отрывисто пискнула Маша и вздрогнула от горячего, опаляющего дыхания у уха.
        - Держу тебя, иди, - а ведь он не держал вовсе, он только стоял рядом, сзади, не обхватывал за плечи, не придерживал за талию, даже не прислонялся. - Держу, - повторил голос, и Маша сделала шаг вперёд, почему-то поняв, что Сергей держит.
        Как? Она бы не ответила. Держит. Словно его большие тёплые руки с длинными ладонями, такие мужские и надёжные, обхватили воздух вокруг Маши, зафиксировали его. И Маша теперь не упадёт вопреки всем законам физики, она не упадёт. Первые шажки были робкие, малюсенькие, страх всё ещё парализовывал, не давал дышать, не то что уверенно идти, но Маша продвигалась вперёд миллиметровыми шажками и чувствовала - её держат. Не прикасаясь, удерживают и упасть не дадут. Потом шаги становились уверенней, а последний и вовсе был расслабленным, даже спокойным.
        Те пять шагов станут самыми длинными в жизни Маши, самыми тяжёлыми, невыносимыми, но она сделала их, и только сев на диван, открыла глаза, поняв, что по щекам катятся слёзы. Она долго проплакала, а потом так же долго целовалась, кажется, немного сойдя с ума от желания и бьющейся в висках эйфории.
        Сергей тогда ушёл на раскладушку, сославшись на «нестабильное эмоциональное состоянии» Маши, а она была настолько нестабильна, что не обиделась, а потом сбегала на кухню, попила чаю, когда Сергей сделал вид, что уснул. И только вернувшись обратно, уставившись на небольшую тумбочку рядом с диваном, она поняла, что ходила без очков, и ей не было отчаянно страшно, всего лишь неудобно. Завернувшись в одеяло, Маша сладко засопела. Оставался ещё один выходной.
        
        =16
        Он проснулся раньше будильника на два часа, спать не хотелось совсем. Покосился в сторону Маши, откуда слышалось равномерное сопение, и уставился в окно. Март, уже март, а за окном снега навалило больше, чем в феврале и январе вместе взятых. Для Питера не аномальная погода, дождь в декабре, снег в апреле, жара в мае и снова снег в июне - всё в пределах нормы. Как и привязанность к Маше, свалившаяся на Сергея острой, мальчишеской влюблённостью - нормально для молодого организма, уставшего переживать болезненный разрыв.
        Сергей посмотрел на спящую девушку, тусклый ночник давал увидеть румяные во сне щёки. Маша всегда просыпалась с румянцем в пол-лица, поначалу Сергей думал - от температуры, но последние два дня болящая не температурила, а румянцем во сне светила.
        И что теперь делать с этой «нормальной влюблённостью»? Сергей оглядел внимательно маленькую, сопевшую в подушку девушку, завёрнутую в одеяло, как гусеничка, только одна лодыжка торчит, демонстрирую розовую пятку и ярко-синий лак на ногтях.
        Что делать? Любить до потери пульса. Как же её не любить? Вот такую: сопящую, порой смешно похрапывающую, капризничающую как маленький ребёнок, плачущую от головной боли, пытающуюся прикрыть ладонями попу. Чистый детский сад, честное слово. Как не любить странную особенность Маши, как бы холодно ей не было, как бы она не куталась в сто одёжек, на грани сна она всё равно стащит с себя носки и пижамные штаны, а потом выставит ногу из-под одеяла. Пальцы того и гляди посинеют, но носок с возмущением отбрасывается, а одеяло скидывается. Всей Маше холодно, а одной ноге - жарко.
        Как не любить упрямство, с которым Маша стремилась внести лепту в их нехитрый быт, игнорируя плохое самочувствие. Как не любить всю её, целиком, от тех самых посиневших пальцев на ногах до вихрастого затылка, принимающего человеческий вид только после укладки. От алых, как наливные яблоки, щёк до гордо вышагивающей из ванной худенькой фигурки в футболке и трусах с улыбающейся мордой Чеширского кота на попе.
        Разве можно не любить её губы, отзывчивые, сладкие, манящие своей робостью, а потом выбивающие дух откровенностью, откликом, желанием, жадностью? Всё, что остаётся - любить здесь, сейчас и навсегда.
        Маша завозилась, дыхание сбилось, Сергей закрыл глаза и слушал тихое копошение, потом шлепки ступней по полу - снова проигнорировала тапочки, - журчание воды в ванной комнате, топтание на кухне. Хотел встать, увидеть расширенные глаза, метнувшийся взгляд к своим голым ногам и вспыхнувшее личико, но остановил сам себя - не стоит лишний раз смущать девушку, она и без того места себе не находит, беспокоится, что причинила беспокойство его царской заднице.
        А какое же это беспокойство? Одно удовольствие видеть у себя Машеньку, пусть и в мятой, бесформенной пижаме или смешных трусах. Где только нашла такие? Были у Маши и красивые комплекты белья, кружевные, фривольные, от одного у Сергея дух перехватило, но ажур он оставил в комоде, в комнате Маши, когда ходил за необходимыми вещами. Какое-то время он сомневался, чужой дом, чужие вещи, а они с Машей так мало знакомы… Но видя неудобства девушки, согласился выполнить её просьбу, не отпускать же мелкую в её коммуналку, ей и до уборной дойти проблема, свалилась бы с каким-нибудь осложнением, не дай бог на глаза. Сергей мало что знал о диагнозах Маши, из прочитанного в интернете понял - Кнопке сильно не повезло, и рисковать не стоит, не благородное это дело, в Машином случае.
        
        Жилище может многое рассказать о человеке, со съёмным сложней, но всё-таки личные вещи всё равно подсказали Сергею о Машиной нехитрой жизни и увлечениях. Ровно лежавшие на столе раскраски-прописи учеников, с выведенными красной ручкой похвалами. Стопочка наклеек с принцессами, машинками и мультяшными героями, детские рисунки в отдельной папке, тут же, на столе.
        Своих учеников Маша явно любила, она не перегорела, не озлобилась, несмотря на трудности труда молодого педагога в школе. Сергей знал о них не понаслышке, при том, что ему, как мужчине, директор школы, кровно заинтересованный в преподавателе физкультуры, делал поблажки. Маше же вряд ли кто-то помогал, свалили отчётности, обязанности, дополнительные часы, и она справлялась, радела за своих учеников, как сам Сергей за гавриков. Смешные они, наивные, лопоухие в самом широком смысле этого слова. Раз за разом заставляющие увидеть мир по-новому, удивляться ему, радоваться.
        Поразили Сергея вышитые крестиком картины. Полотна тонкой, методичной работы. С Машиными глазками - практически героический труд. Сколько же дней и ночей нужно провести над одной салфеткой, а у Маши были едва ли не панно.
        Видел Сергей вышивку и на блузках, футболках, джинсах - пришлось перетрясти вещи в поисках нужного. Похоже, Маша была бережливой, давала новую жизнь ношенным вещам. И в целом всё жилище, нехитрый скарб, косметички, ровно расставленные баночки с кремом, духи в коробочках, шкатулочка с нехитрыми украшениями, аромосаше среди белья, кружки, отмытые до блеска, выставленные дном вверх на салфетке, стратегический запас шоколадок и печенья в специально отведённой коробке - всё было пропитано той самой, пресловутой «женской рукой», тем, что так нравилось Сергею. Домашний уют, который создать под силу только женщине.
        Маша тихонечко пробралась в комнату, скользнула под одеяло, закопалась, изображая гусеницу, тяжело вздохнула. Сергей почувствовал на себе взгляд, полежал совсем немного недвижимо, потом заворочался и потянулся, косясь в сторону дивана.
        - Ой, - шёпотом пискнул Маша, до встречи с этой крошкой Сергей не знал, что шёпотом можно пищать. - Я разбудила тебя? Прости, пожалуйста.
        - Ничего страшного, - он перевернулся на бок, упёрся на локоть и стал разглядывать Машу. Умылась, безуспешно попыталась уложить волосы, футболку сменила на такую же безразмерную. - Я давно не сплю.
        
        - Да?
        - Угу. Уже и чай попил.
        - И правда, чайник на кухне горячий… Тебе на работу сегодня.
        - А тебе к врачу, - Маша всё-таки взяла больничный, не могло быть и речи, чтобы после праздников выйти на работу. - Во сколько приём, кстати?
        - В пять. Собираемся?
        - Куда? - Сергей не понял вопроса.
        - Ты на работу, а я домой, - Маша вздохнула.
        - Мне пока рано собираться, полтора часа точно есть, - прикинул время, покосившись на телефон. - А тебе зачем домой? - он искренне удивился, даже привстал.
        - Ну… Ты на работу, я… - Маша близоруко прищурилась, смотря на Сергея, выпроставшегося из-под одеяла и подошедшего к дивану. Интересно, Кнопка перестала паниковать, когда оказывалась без очков, с оправой на носу ей было явно комфортней, но и без она могла выскочить на кухню или добежать в ванную.
        - Оставайся, - Сергей сел рядом, пододвинув «гусеничку». - Оставлю ключи, к пяти соберёшься, закроешь дверь.
        - А ключи?
        - Я вечером заберу, или ты принесёшь, - Сергей выразительно повёл бровями. Маша не менее выразительно покраснела.
        - Неудобно, - выдохнула она и приоткрыла рот, всё той же буквой «О», пухлые губки складывались идеальной, самой соблазнительной «О» на свете.
        - Четыре дня здесь жила, а сейчас стало неудобно? - Сергей улыбнулся и приблизился к смущённому личику.
        От Маши пахло шампунем с вечера, кремом, немного гелем для душа, цветами и шоколадом. Умопомрачительный аромат, сносивший выдержку, здравый смысл, опоясывающий нестерпимым желанием, требованием тела. Стало ясно, как божий день - он хочет чувствовать этот аромат каждый день своей жизни, встречать им утро и провожать вечер. - Переезжай жить ко мне, - прошептал Сергей, скользя губами по шее, останавливаясь в яремной ямке, чувствуя быстрый, захлёбывающий пульс.
        - Ты торопишься, - Маша нахмурилась, смотря на Сергея, что-то ища в его лице, когда он посмотрел на неё в упор.
        - Я едва не опоздал на половину жизни. Давай вторую проведём вдвоём? С пятницы и начнём.
        - Сегодня вторник.
        - С прошлой пятницы, - Сергея пробила дрожь, он был серьёзен как никогда, в то же время, простреливающее желание не давало говорить и мыслить чётко. Он хотел Машу в своей жизни, хотел на своём диване, просто хотел, остро, жадно, жгуче.
        
        - А как же конфетно-букетный период? - как понарошку, проговорила Маша, кажется, больше её занимали губы напротив, чем ответ на вопрос.
        - Клянусь носить тебе букеты и кормить конфетами. Будем ходить в кино, хочешь, съездим в Финку на HIM или на балет, как ты относишься к балету? - Серёге было всё равно, если Маша любит балет, он его тоже полюбит, хотя бы научится делать вид, что парни в трико - это интересно.
        - Не очень, - признала Маша, запустив пятерню в волосы Сергея, потянув на себя.
        - А опера? Любишь оперу? Мазепа, например.
        - У меня нет слуха, - с улыбкой, тихонечко ответила Маша. - Я и к оперетте не очень. А вот фильмы Марвел люблю. Дэдпул, ум-м-м-м.
        - Мне ревновать? - Сергей нырнул под одеяло, ладонь скользнула по гладкому бедру вверх, не дойдя совсем немного до края белья, опустилась вниз, огладила коленку, приподнимая и сгибая её.
        Вопрос остался без ответа, Сергей прижался губами, вдыхая запах шоколада, слизывая его кончиком языка, встречая юркий язычок мягким поглаживанием. Как же ему нравилось целовать Машу, смаковать её вкус, запах, мягкость податливых губ, он сходил с ума от колотящегося, сжатого, как пружина, желания, граничащего с похотью, но целовал неспешно, дурея от откровенного ответа.
        Они так и не переступили эту самую черту, сначала было не до этого, а единственный, долгий, умопомрачительный поцелуй пришлось прервать, Маша была явно не в себе, не хотелось ещё раз пользоваться её беззащитностью и растерянностью.
        В паху немилосердно давило, болезненно простреливало, не железный же он, в конце концов. Если с самого начала о сексе думать было кощунством, то последний день мысль свербела безостановочно, превращая Сергея в похотливый клубок нервов.
        Он скользнул под одеяло, укрыв себя им, прижимая Машу к себе, чувствуя, насколько она худенькая, маленькая, при этом чудовищно женственная. Грудью он чувствовал небольшие холмики грудей, под рукой - упругие ягодицы и гладкие округлые бёдра, а другой - тонкую талию и дрожь женского тела, желанного, совершенного для него. Губами ощущал горячее дыхание и сладость шоколада, цветов, любви.
        Голова нещадно кружилась, кажется, все жизненные силы, устремления, желания переместились ниже пояса Сергея, а он с упрямством носорога не давал им волю, неспешно подводя Машу к черте, которую мысленно перешёл миллион раз, морально готовый отступить и в этот. Четыре дня - слишком рано.
        Маша тяжело дышала, отвечала на поцелуи, пропустила руки под футболку Сергея, потяну наверх. Он покорно снял её одним движением и тут же отбросил, смотря, как путаются женские руки в широченной футболке, пытаясь стащить её. Помог, отбросив куда-то, и невольно облизнулся.
        Господи, если ты существуешь, спасибо за совершенство, что вытянулось по струнке рядом! Миниатюрная копия женщины, улучшенная, безупречная. Тонкие запястья, тонкие щиколотки, тонкая талия, идеальная форма груди, вся идеальная, от макушки до косточек, очертив которые, ведёшь ладонью по тонкому, подрагивающему животу, по самой кромке трусиков, заскакивая мизинцем под резинку. Если сейчас она скажет «Нет», или он прочитает во взгляде сомнения - Сергей просто разлетится на миллиарды кусков и больше никогда не будет существовать во вселенной.
        
        Маша вскрикнула от лёгкой ласки, порывисто прижалась, пришлось выпустить из губ твёрдый сосок, вцепилась в плечи, скользя всем телом, вдавливаясь как кошка, срывая последние оплоты здравомыслия. Она закинула ногу на Сергея, и даже сквозь ткань он почувствовал её возбуждение, словно ему недостаточно было блеска глаз, румянца, дыхания, приглушённого стона.
        - Маш, - он что-то пытался сказать, что-то важное, вылетевшее из головы, когда юркая, горячая ладошка нырнула ему прямо под бельё. Он только и сумел, что зашипеть, и еле разобрал сбивчивое:
        - У тебя же есть?..
        - Презервативы? - он понял её, но зачем-то уточнил.
        - Да, - кивнула, встряхнув взлохмаченной чёлкой.
        Он молча кивнул, потянулся к тумбочке, быстро нашёл открытую пачку. Кажется, Машу это не смутило, она обхватила рукой ствол и полностью сосредоточилась на этом занятии, двигая при этом бёдрами, пребывая в какой-то прострации, лишь губы выдавали её нетерпение, да беззащитно откинутая шея.
        Кажется, Сергей перекатился, подмяв под себя Машу, накрыл собой, дёрнув женские бёдра выше, подняв колени. Он помнил, что её бельё никак не хотело сниматься, оставшись болтаться на одной ноге, а со своим он расправился мгновенно. Он помнил, что Маша взорвалась от нескольких движений пальцев между её разведённых ног, а потом языка, для чего пришлось удерживать её бёдра силой. Он помнил, как она нетерпеливо ёрзала и смотрела во все глаза на раскатывающийся латекс, а потом задержала дыхание, как и он.
        Это было тесно. Это было жарко. Это было как в первый раз. Как откровение. Хреново перерождение, рождение пресловутой сверхновой. Это была сама любовь.
        
        =17
        Маша закрыла дверь за Сергеем, и совершенно оглушённая уселась на диван. Казалось бы, что такого? Она занялась сексом с Сергеем, или он с ней, неважно. Этот раз был вторым с ним. Всё шло к этому, Маша не планировала так скоро, но и долгие платонические отношение её бы не устроили. И всё же она была ошарашена. Настолько хорошо не бывает, о таком ни в книгах не пишут, ни в кино не показывают. Другой уровень восприятия, чувственности, обескураживший её. Дело не в количестве оргазмов, не в умении партнёра и не в разнообразии поз, а во взлетевших на другую высоту, практически недосягаемую, эмоциях.
        В том, что случилось после секса. Сергей не вскочил, чтобы сбегать в ванную, покурить, отдышаться. Он прижал к себе Машу сильно-сильно, казалось, у неё хрустнут косточки, и сказал:
        - Какая же ты, Машенька!
        Удивили Машу вовсе не слова, а интонация, тон, которым было сказано. Искренний, даже детский, и от того искрящийся. Так дети восхищаются мыльными пузырями или связкой воздушных шаров.
        - Я люблю тебя, - выдохнул Сергей и Маша опешила. Любит? Но такого не бывает, или всё же?.. - Люблю, - уверенно повторил Сергей.
        - Что значит «люблю»? - Маша выкарабкалась из недовольно разъятых объятий. - Как ты понимаешь это слово «люблю»?
        Маша на собственном опыте знала, что «люблю» может носить сто цветов, тысячи оттенков, может не стоить ровным счётом ничего. Быть удобством, надоевшей привычкой, грустью, прихотью, удобством.
        - Если честно, не знаю, - на удивление удручённо ответил Сергей. - Я не слишком понимаю, что такое «любовь». В древнегреческой философии есть семь видов любви…
        - И все семь - урезанные версии, - опередила Маша, не зная наперёд, что скажет Сергей.
        - Да, урезанные, - согласился он. - Невозможно всю жизнь восхищаться человеком, который рядом. Дружить с собственной любовницей или женой странно, а искать выгоду пошло. Но прожить всю жизнь с одним человеком возможно, быть рядом в горе и радости, растить желанных детей, стареть, лысеть, толстеть, жаловаться на радикулит и камни в почках, а потом рвануть в отпуск и там узнать, что есть ещё порох - можно. Однажды я разочарую тебя, а может быть, и ты меня, хотя сейчас в это не верится, но всё равно я буду любить тебя. Когда женщина одна-единственная на все времена, точно знаешь, такой она и останется до самого конца этой сложной жизни, которую вы и проживёте вместе, вырастив детей - вот это и есть любовь. Мы меняемся, жизнь меняется, часто не в лучшую сторону, а человек, который рядом - остаётся при любых обстоятельствах. Для меня это любовь. А за целую жизнь все тридцать семь видов любви можно пережить, главное - с одним человеком. Так ведь лучше, Маша?
        Маша смотрела на Сергея и не верила своим ушам, глазам, себе. Разве подобное говорят мужчины, разве они так думают?.. Но ведь есть её папа, он не умеет красиво выражать свои мысли, и вряд ли он слышал о древнегреческой философии что-то, помимо истории про Диогена, жившего в бочке, но именно так, как говорит Сергей, он и живёт. У него одна-единственная жена, они вырастили дочку, о которой пекутся по сей день, выращивают помидоры на даче и время от времени выбираются в гости. У них сотни, тысячи историй о том, что они делали вместе, куда ездили вместе, видели вместе и что они хотят, тоже вместе.
        Совсем не закрученная история совместной жизни.
        Не хитрая любовь, которая видна невооружённым взглядом. Достаточно посмотреть, как родители смотрят друг на друга, чтобы понять - они не замечают возрастных изменений, они живут вместе, в унисон. Именно так и останется до самого конца их непростой жизни, они пережили все тридцать семь видов любви, и их ожидает тридцать восьмой, тридцать девятый, и так бесконечно…
        - Лучше, - Маша кивнула.
        Сергей практически сделал Маше предложение, и это ошеломило девушку. Он вовсе не настаивал и не давил, но намерения были ясны, как прозрачная голубизна его глаз. Всё это сбивало с толку, бесконечно смущало, даже пугало. Маша старалась рассуждать здраво, отбросить романтические мысли, отодвинуть в дальний угол эмоции, она уже не глупенькая первокурсница, чтобы верить всему, что вылетает изо рта парня, она должна поступать разумно, не поддаваться порывам, не влюбляться сильно и уж точно не доверять бездумно словам Сергея. И ничего у неё не получалось, она, вопреки собственным увещаниям, влюбилась и поверила. Глупая, глупая крепостная холопка Машка Шульгина…
        
        Маша почти собралась, предварительно убравшись и приготовив простенький обед из того, что нашлось. Она даже удивилась, обнаружив в морозилке целую курицу, Сергей точно не знал, что с ней делать. Как он дожил до двадцати восьми лет, не умея готовить?
        Правда, по утверждению Сергея, он сносно делал шашлыки, только Маша сомневалась. Приготовление любого шашлыка начинается с покупки мяса, она была уверена, он погорит на пункте первом: «Купи нормальное мясо».
        В итоге получился вполне съедобный суп с домашней вермишелью и тушёная в сметане курица с макаронами на гарнир - три несчастные картофелины ушли на суп, а кухонные полки сияли пустотой. Да, макароны с макаронами и всё с той же курицей, зато хватит на два дня. Маше казалось, она никогда не отвыкнет экономить.
        Звонок в дверь отвлёк Машу, она открыла не думая, время было обеденное, уроки закончились, Сергей мог заскочить домой перед второй работой в клубе, находившемся через проходной двор.
        - Добрый день, - на пороге стояла женщина, почему-то в платье. В тёплом, из плотного трикотажа, офисном, но платье, в то время, как на улице шёл снег. Она была выше Маши и крупнее. Почти все были выше Маши, она привыкла, но эта женщина будто специально подошла вплотную, чтобы Маше пришлось задирать голову.
        - Добрый, чем я могу помочь?
        - Сергея, я так понимаю, дома нет? - женщина вошла, не спросив позволения, Маша начала жалеть, что открыла дверь. На преступницу женщина не была похожа, да и спрашивает Сергея, значит не посторонний человек, но всё же агрессия, исходящая от непрошенной гостьи, немного пугала.
        - Он на работе…
        - А вы, выходит, жена?
        - Чья жена? - Маша решительно ничего не понимала.
        - Как чья? Сергея, конечно. Мне было интересно с вами познакомиться, всё-таки делим одного мужчину, чем не повод для знакомства? - женщина лицемерно улыбнулась и наигранным жестом поправила локон у лица.
        - Простите… Я не жена, - в глаза потемнело, неприглядная правда на Машу свалилась слишком быстро и неожиданно, причиняя оглушающую боль, невыносимую.
        Всё сразу становилось на своё место, складывалось, как картинка из пазлов. Конечно, он не умеет готовить - готовит жена. И консилер в ванной, и заколка на подоконнике, и даже то, что Сергей знает, что консилер называет консилером, а не «фигнёй какой-то», - всё указывало на то, что он женат.
        
        Дура! Развесила уши, поверила, повелась, как дошколёнок на развод о добром Деде Морозе. Собирай теперь лапшу с ушей и не говори, что не знаешь, как это получилось.
        - Что-то вы бледная, девушка, с вами всё в порядке? - женщина окинула пренебрежительным взглядом Машу, сразу захотелось спрятаться.
        - Да, вполне, - тихо, изо всех сил изображая уверенность, проговорила Маша. - Ни Сергея, ни его жены нет дома, вам лучше прийти позже.
        - Слушай, а зачем он тебе? - женщина вдруг снисходительно улыбнулась. - Девочка, милая, найди себе мальчика по возрасту и развитию. Сергей - взрослый, женатый мужик, тебе не по зубам. Он использует тебя и выставит. Хорошо, если жизнь не сломает. Тебе в куклы играть нужно, а не с чужими мужьями отираться. Совсем Серёга ума лишился… - она громко выдохнула и закатила глаза.
        - Вас, выходит, уже использовал и выкинул? - Маша уставилась на зашедшую.
        Она поступила глупо, недальновидно, раскисла, поверила Сергею, повелась на природное обаяние, только это не причина позволять какой-то дамочке оскорблять себя. Шла бы она куда подальше, честное слово. С кем Маша хочет, тот её и использует! Или она его! Секс, между прочим, был очень даже хорошим, так что Маша не в обиде. Пусть дамочка обижается, вон, как ноздрями дёргает, ножкой сучит, кобылица, закусила удела!
        - Почему же выкинул? Я сама, временно.
        - Что «временно», прямо видно! - фыркнула Маша. Временно она, тут, похоже, все и вся временно. И жёны, и любовницы, и милые девочки в лице Маши.
        - Ты просто не понимаешь, с кем имеешь дело! Миленькая, ты никогда не справишься с таким, как Сергей, никогда не удержишь! Не ломай себе жизнь, глупая!
        - То-то я смотрю, вы удерживаете виртуозно, - Маша засмеялась почти истерично. - Я тому прямое доказательство! А! Ещё же жена есть - тоже показатель, - она фыркнула и юркнула в пуховик, застёгивая на ходу сапоги. - Мне нужно уходить, простите, - она показала рукой на дверь, выставляя незваную гостью.
        - Я могу здесь подождать.
        - Ждать будешь за дверью! - фыркнула Маша. - Может, ты наводчица, откуда я знаю!
        - Наво… кто?
        - Конь в пальто! - не выдержала Маша.
        Она была готова зареветь, заорать, завизжать, забиться в самый дальний угол, спрятаться и долго не выходить на свет, зализывая раны в одиночестве. Ей было не до приличий и выбора выражений.
        - Я жду! - потребовала Маша, указывая рукой на дверь. - Мне не досуг. Ждать, - припечатала она, делая выразительные паузы после каждого слога «не» «до» «сук».
        - Разбушевалась-то, - женщина опешила и боком двинулась к двери, косясь на разъярённую девочку, ошивающуюся с чужими мужьями.
        - Вот и отлично, - Маша со всей дури закрыла двери, провернула ключ и демонстративно, с самой гадкой улыбочкой, на которую была способна, медленно опустила в карман ключи от квартиры женатого принца, охочего до тел незавидных Аленьких Цветочков и молодых, строптивых кобылиц. Никакого разбора!
        Сергей встретился в арке, Маша угадала, он захотел зайти домой между работами, не зря она проторчала у плиты пару часов. Маша фыркнула и попыталась проскользнуть мимо парня, словно и правда верила, что это ей удастся.
        
        - Маша? - она и глазом не успела моргнуть, как оказалась сграбастана в крепкие объятия. - Куда это ты бежишь, словно черти пятки жгут? Я только звонить собрался, узнать, где ты, а вот и ответ, - он напрочь игнорировал напряжённую, натянутую как струна Машу, просто не замечал, что у неё того и гляди искры из глаз посыплются. Или виртуозно делал вид, что не замечает. Что ему стоит притвориться?
        - Жене своей позвони! - девушка с силой дёрнулась, пытаясь высвободиться.
        - Какой жене? - Маше показалось, Сергей опешил, она замерла. Могло ли быть такое, что дамочка наговорила? Мало ли, какие у неё счёты с Сергеем… Невыносимо захотелось, чтобы именно это оказалось правдой, а не банальная пошлость о красавчике-тренере время от времени потрахивающем баб на свободной от жены территории.
        - Паспорт покажи? - она посмотрела прямо на Сергея.
        - Зачем?
        - Покажи паспорт, там будет отметка о браке или нет, - она замолчала, Сергей тоже напряжённо молчал. - Ну?! - в общем-то, по молчанию и половине шаге, который сделал чудо-тренер от Маши, всё было понятно, но какая-то иррациональная надежда всё равно маячила, и она изо всех сил цеплялась за неё, как котёнок за край рукава, перед тем, как безжалостная рука вышвырнет его в ледяную воду. - Ну?..
        Сергей медленно залез во внутренний карман куртки и протянул Маше обёрнутый коричневой тиснёной кожей паспорт, медленно, обречённо. Она видела, как дёрнулся кадык на мужской шее, и всё равно протянула руку к небольшой книжечке, которой суждено причинить ей невыносимую боль. Как сквозь вату она услышала:
        - Мы разводимся, Маш…
        А Маша смотрела на чёртов квадратный штамп, вчитывалась в имя, дату, и всё, что могла - твёрдо стоять на ногах. Это у неё получалось всегда, в глазах темнело, руки немели от страха или отчаяния, а она стояла, как крошечный оловянный солдатик, держась за понимание - если упадёт, уже не встанет.
        - Мы разводимся, Маша! - кажется, Сергей кричал, она не слышала до конца.
        - Маша, Маш, Машенька.
        - Разводитесь? Вы разводитесь?.. А как же «есть семья, какая бы ни была - она существует, со своими заморочками, конфликтами, праздниками, горем, а значит, строить её или разрушать - дело двоих, там не место третьему». Не твои слова? Нет? У тебя есть семья, вот и разбирайся сам со своей семьёй, без третьих, четвёртых, а то и пятых лиц!
        - Да нет никакой семьи, Маша. Мы давно расстались, она…
        - Семья есть, - Маша ткнула пальцем в штамп в паспорте, поднеся к носу Сергея. - Разуй глаза! Есть. Семья. А ты двуличный и лицемерный! - она сунула паспорт в руку Сергею - туда же отправились ключи, - и пошла домой. Ей нужно было в поликлинику, закрывать больничный. Некогда болеть, она не может позволить себе разлёживаться. Ничего, перетопчется, как-нибудь… Не первый раз.
        - Маша, - Сергей дёрнул Машу на себя. - Да постой ты! - он прикрикнул, Маша зажмурилась, борясь с желанием разреветься на его глазах. Голова начинала болеть, переносицу нещадно ломило, глаза слезились. Похоже, температура медленно и верно ползла вверх.
        - Вот, держи, - продолжил Сергей, всучивая ей сложенный лист бумаги. - Завтра, в восемнадцать, этот врач будет ждать тебя на приёме. Если он не решит твои проблемы, то я не знаю, кто ещё сможет… В этом городе, я имею в виду.
        - С ума сошёл? - Маша быстро прочитала имя. - Ты знаешь, сколько стоит приём у него?! И что он мне нового скажет?
        - Он примет тебя бесплатно, - Сергей качнул головой, словно отгоняя злые мысли. - Ты только не опаздывай и обязательно приди.
        - Я подумаю, - она поджала губы.
        - Маша, ты не меня подведёшь, если не пойдёшь, и не себя, а Матвея Леонидовича. Врач этот специально выйдет ради тебя, послезавтра он улетает, он пошёл навстречу Матвею, не подводи его. Ладно? - у Маши было чувство, что Сергей ею манипулирует, но не осталось ни сил спорить, ни желания выяснять детали.
        Главное она уяснила. Сергей Витальевич женат.
        
        =18
        Машу, конечно, не выписали, а доказывать свою работоспособность не хотелось, всё, что могла Маша - это забиться в угол, отключить телефон, закрыться в комнате и игнорировать внешний мир. Никаких звонков, никаких соседей, никакого отклика на стук в дверь. Она даже свет не включала - нет её дома, в городе, на планете Земля нет. Не существует.
        Обидно было, нестерпимо, здраво мыслить не получалось, да вообще думать не выходило. Лежать и смотреть в сереющий вместе с уходом солнечного дня потолок - вот и все Машины действия, когда она добралась домой из поликлиники.
        Как просто её обмануть, как у классика: «Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад!». «Пора, пора мне быть умней!». Пора быть умнее, Маша! Пора! Не слушать, не доверять, не верить и ещё сотни разных «не». А лучше уехать из этого города, где ей всё время холодно, где она простужается, болеет, где становиться несчастней с каждым прожитым днём. Вернуться домой, просыпаться от запаха маминых блинов, а не ругани соседей, не содрогаться каждый раз, видя на кухне таракана, забыть, как страшный сон, чем травят клопов, перестать выкраивать деньги на вещи и бесконечно выбирать между вкусной едой и одеждой. Вряд ли учителя в родном городке Маши зарабатывают больше, но и жильё снимать не нужно, не выгонят же её родители.
        И уяснить раз и навсегда, никому Маша Шульгина, простая, без затей, девушка не нужна. Принять этот факт, как когда-то она приняла свой маленький рост и хрупкое телосложение, как смирилась с тем, что на физкультуре медленнее всех бегает, хуже всех прыгает, а на канат не смогла забраться ни разу. И не сможет. И ей не нужно. С мужчинами точно так же. Не сможет и не нужно.
        Необходимо пережить эту боль, справиться с ней, переболеть, как гриппом. Наверное, это не трудно, наверное, должен вырабатываться иммунитет на предательства и обиды, наверное, однажды у неё получиться. Только не сейчас.
        Сейчас Маше даже визжать не хотелось, настолько сильной была обида, нестерпимой боль. Сергей влюбил в себя безвозвратно, настолько стремительно, что она и удивиться не успела, сообразить, как же это произошло, когда. Но главное, он заставил себе поверить, казался искренним, честным, откровенным… Она поверила ему, доверилась целиком и полностью, верила каждому слову, чертову вздоху, взгляду. Девушка не могла разобраться, что её убивает сильнее: то, что она бездумно доверяла человеку, которого знала несколько дней, то, насколько же просто её обмануть, или тот факт, что обманывал именно Сергей.
        И, главное, зачем? Зачем Сергею обманывать? Ради секса? Секса с Машей Шульгиной? Глупость какая-то, настолько откровенная ерунда, что в голове не укладывалась. Не утрамбовывались слова, действия Сергея и его семейное положение в одну картину, а факт оставался фактом - Сергей женат. Он отчитывал её, как маленькую, за связь с Игорем, говорил красивые, напыщенные слова, будучи в это время женатым.
        
        С горем пополам она всё-таки уснула, правда, почти под утро, исчерпав запас слёз, заставив себя не вспоминать и, главное, не представлять Сергея с этой… женщиной, видимо, любовницей, поборов желание искать его страницы в социальных сетях, чтобы посмотреть на его жену.
        Утром соседка сказала, что приходил красивый молодой мужчина, искал Машу, пока той якобы не было дома. Маша задумалась о съёме другой комнаты, оставаться в этой, с окнами напротив дома Сергея, становилось невыносимо. Они заходят в одни магазин, с утра стоят на одной остановке, могут встретиться в любое время, а Машино сердце не выдержит, если увидит его ещё хотя бы один раз.
        Телефон пришлось включить, могли позвонить с работы, родители, да и искать новые варианты жилья нужно с телефоном. Пропущенные звонки и сообщения от Сергея она мужественно проигнорировала, хотя от одной надписи «тр. Сергей Витальевич» хотелось зареветь белугой, в голос, а потом пойти и устроить ему разборки, самые настоящие, с битьём посуды об его кудрявую голову. И выяснить всё до самого конца, узнать правду, какой бы она ни была.
        Что, в конце концов, Сергею Витальевичу было нужно от Маши? Вот Кириллу - ясно, он её терпел, сколько мог, ради выплат по ипотеке. С Игорем тоже всё понятно - Маша простая и хорошая, можно потерпеть ради детей, а Сергею, что за прок практически нянчится с ней во время болезни? Так трогательно ухаживать, следить за её питанием, приёмом лекарств, проверять температуру…
        Всё, что было между ними в эти дни, необъяснимое, неясное, сильное, ослепляющие чувство единения, приснилось Маше? Почудилось?
        Она не выдержала, нажала сообщения в Вайбере. Сначала бесконечные просьбы перезвонить в любое время, обещания всё объяснить, а потом тишина. С одиннадцати вечера и по сей час. Оглушающая тишина, неуютная и пугающая. Или, наоборот, подтверждающая: Сергей Витальевич - взрослый, женатый мужик, Маше Константиновне не по зубам, а значит нужно продолжить искать комнату, дорабатывать учебный год и уезжать из Питера навсегда - из города, принёсшего ей несчастье и самое большое разочарование.
        
        Про бумажку, сунутую вчера Сергеем, Маша не думала до того момент, пока не раздался звонок из клиники с напоминанием о записи. Она не сразу сообразила, о каком приёме речь, а когда вспомнила - не решилась отказаться. Хоть и не она просила об услуге Матвея Леонидовича, но подводить всё равно неловко, да и кто она такая, чтобы отказываться от подобных предложений? Не уцепиться за призрачный шанс решить проблему Маша не могла себе позволить.
        В назначенное время, изо всех сил борясь с робостью и ужасом, а услышать собственный приговор было невыносимо страшно, Маша переступила порог кабинета, держа в руках папку с выписками и заключениями.
        Врач, носитель всех возможных регалий, званий и бесценного опыта, оказался сухим, высоким мужчиной около пятидесяти лет, с огромными залысинами и живым, цепким, изучающим взглядом карих глаз.
        - Ну-с, - произнёс после почти часовой беседы и долгого осмотра доктор. - Ну-с, Мария Константиновна, проблема ваша решаема, ослепнуть мы вам не дадим, будем лечить. Вы готовы?
        Маша кивнула.
        - Пишите своей рукой, по пунктам, что мне нужно от вас к… июню, раньше не получается.
        - А это платно? - решилась уточнить Маша, после того, как тщательно записала перечень справок, анализов и заключений, которые ей нужно принести для госпитализации.
        Госпитализации! Ей сделают операцию… Операцию! Сложно произносимое название оперативного вмешательства по поводу дистрофии сетчатки глаза, которое должно помочь стабилизировать её состояние. Ей сделают операцию, которую она не могла добиться уже год. Зрение ухудшается, в операции отказывают из-за этого самого ухудшающегося зрения. Замкнутый круг, приводивший Машу в отчаяние.
        - Высокотехнологичная медицинская помощь в нашей стране, Мария Константиновна, населению оказывается бесплатно, - врач улыбнулся. - Если будут вопросы, сложности, звоните мне напрямую, - он протянул небольшую визитку с номером телефона. - Леониду Львовичу кланяйтесь от меня, доброго здоровья ему, бесконечно уважаемый специалист в своей области.
        - Хорошо, - Маша кивнула, как китайский болванчик, не понимая, кто такой Леонид Львович и как ему будет кланяться, если не имеет ни малейшего представления, кто он.
        Она вышла из клиники, нырнула в метро, не переставая улыбаться. Хотелось обнять весь мир, а особенно Сергея. Ведь это он нашёл врача для Маши, он помог ей… а она даже не позволила ему объясниться. Нельзя же так… Любой человек имеет право на ошибку, любой может сплоховать, в конце концов, до объяснений ли с Машей ему было, когда он почти не спал двое суток, сидя подле неё, как исправная сестра милосердия.
        А потом? Она то дремала, то чихала, то ревела от приступов головной боли - не лучшее время для разговора. Может, она сейчас обманывает сама себя, может, пожалеет о своём решении тысячу раз, но только если она не поблагодарит Сергея лично, она будет жалеть ещё сильнее. Неблагодарной Маша быть не умела и не собиралась начинать. Сколько раз она думала о Сергее плохо, вспомнить страшно! А всё оказывалось совсем по-другому.
        Она набрала его номер, механический голос ответил, что абонент находится вне зоны действия сети. И последний заход в Вайбере отмечен в двадцать три тринадцать. Ноги сами понесли в клуб «Русский богатырь».
        
        По пути Маша уткнулась в телефон, в поисках страниц Сергея в социальных сетях, там могли быть новости о нём. Результат оказался негустым и нерадостным. Страница ВКонтакте последний раз посещалась владельцем в июне, там были фотографии с тренировок и альбом с коротким названием «мы». «Мы» - это Сергей и его жена. Хорошенькая, совсем молоденькая девушка, рыженькая и какая-то незащищённая, что ли. Она всё время жалась к мужу и хмурилась на камеру.
        Надпись «женат на» вела на страницу жены, с довольно активной стеной, больше похожей на туристический альманах. Там же была ссылка на Инстаграм, в котором кипела жизнь и не было никакого намёка на присутствие в её жизни Сергея. Они действительно расстались… Почему? Здравый смысл подсказывал Маше, что из-за Сергея, его девушек и кобылиц, метящих территорию, оставляющих консилеры и заколки. А глупое сердце хотело верить во что угодно, кроме этого.
        Она зашла в клуб, внося порывы ветра и снег, гардеробщица собирала широкой шваброй-скаткой грязь с полов, ругаясь на причуды природы.
        - Чего топчемся? - спросила бодрая старушка, подкатив к ногам Маши швабру. - Если за ребёнком, на банкетке посидите, последние группы закончат через тридцать минут, а если на индивидуальные занятия, то подождите пару минут, я сейчас освобожусь, - она вопросительно посмотрела на Машу.
        - Я по личному вопросу, к Сергею Витальевичу.
        - Нету его, - пожала плечами женщина.
        - Как нет, а тренировка?
        - Тренировка есть, а Сергея Витальевича нет.
        - Что с ним? - Маша испугалась, ноги подкосились, она едва не задохнулась от волны паники, охватившей всё тело, сдавившей шею и грудь. - Что?
        - Не знаю.
        - А Матвей Леонидович у себя? - если кто и знает, что с Сергеем, то работодатель.
        - И его нет, никого нет, только секретарь на месте.
        - Спасибо, - смогла из себя выдохнуть Маша и поспешила на выход, на ходу набирая номер Сергея - снова выключен или вне зоны действия сети.
        - Маша! - она обернулась на знакомый голос. Марат. Они неплохо общались на спортивной базе, он был если не другом, то хорошим приятелем Сергея, он точно должен знать, что случилось. Если случилось… Девушка изо всех сил старалась не паниковать. - Ты какими судьбами?
        - Сергея найти не могу, - подскочила к мужчине Маша. - Не знаешь, где он? Телефон вне зоны…
        - Сейчас, наверное, уже дома, - Марат внимательно посмотрел на Машу. - А ты ничего не знаешь? Вы же вроде как… нет?
        - Не знаю, раз спрашиваю, - нетерпеливо ответила, даже ногой притопнула. Да что же это такое? Издевается он, что ли?
        - В полиции он, значит, не выпустили ещё. Матвей Леонидович с утра там, Михаил Леонидович, да все там, адвоката какого-то крутого подтянули…
        - Что он сделал? - Маше стало душно, в глазах потемнело, она испытала такой силы ужас, что страх ослепнуть показался ей детской пугалкой про чёрную-чёрную руку в тёмной-тёмной комнате.
        - Деталей не скажу, всё, что известно - он ругался с… с соседкой, кто-то вызвал полицию, Серёга по запаре съездил по менту… при исполнении, - выдохнул Марат. - Говоря коротко, пиздец.
        - Сильно? - Маша скорее открывала рот, она не слышала собственного голоса, Марат прочитал по губам.
        - А ты как думаешь? Он, на минуточку, мастер спорта, чемпион Северо-Запада и России, боевое самбо говорит о чём-нибудь?..
        - Мамочки, - пикнула Маша, почувствовала, что ноги у неё подкашиваются в прямом смысле. Она попросту падала.
        - Тихо ты, - Марат подхватил девушку. - Татьяна Григорьевна, - крикнул в сторону гардероба, - у вас какой-нибудь корвалол есть или валерьянка, тут девушке дурно.
        
        - Тихо ты, - Марат подхватил девушку. - Татьяна Григорьевна, - крикнул в сторону гардероба, - у вас какой-нибудь корвалол есть или валерьянка, тут девушке дурно. Все живы, здоровы, Серёга, полицейский, соседка.
        В это время в двери зашёл Матвей Леонидович, стряхивая снег с капюшона.
        - Матвей Леонидович, - Маша решительно двинулась в сторону Матвея.
        - Леонидович, но Михаил, - мужчина уставился на Машу, дружелюбно улыбаясь. - Уверен, я с лёгкостью заменю брата по любым вопросам. Вы по какому вопросу, девушка?
        - А? Я…
        - Она по поводу Серёги Витальевича, - вставил Марат.
        - Оу! Ну, что сказать, Машенька, челюсть полицейского пострадала не зря, находит же Серёга… - Михаил этот Леонидович с интересом рассматривал Машу, скользя взглядом от помпона на шапке до сапожек на плоской подошве. - Честное слово, не был бы настолько влюблён в жену, потерял бы голову. Машенька - вы чудо, вам говорили это?
        - Машенька может и чудо, - ни с того, ни с сего фыркнула девушка. - Но Машеньку больше интересует, что с её личным чудом? Где Сергей?
        - Ути какая! - совершенно, как к ребёнку ответил Леонидович… Михаил. - Всё отлично с Серёгой Витальевичем, дома уже. - Эээй, Машенька, я могу довезти, - уже вслед крикнул мужчина, смеясь.
        - Я проходным двором! - неслась со всех ног Маша.
        Дверь открыл Сергей, дёрнул на себя Машу и замер, сграбастав её в объятия. Он не произнёс ни слова, Маша тоже молчала. Здесь и сейчас им не нужны были слова.
        
        =19
        Тяжело было поверить, что всё обошлось. Что он находится дома, что вся эта чёртова поебень закончилась, и обошлось без последствий. Одно движение, мышечная память и едва не сломанная жизнь.
        Накануне нервы накалились добела, до какого-то нечеловеческого предела, запредела. У него уже рушилась жизнь в одночасье, он видел, как мгновенно складывается тщательно, с любовью выстроенный карточный домик, и всё летит в тартарары, без права на помилование и исправление.
        «У тебя есть семья, вот и разбирайся сам со своей семьёй, без третьих, четвёртых, а то и пятых лиц!» - звучало в ушах навязчивым звуком болгарки по металлу.
        «Вот и разбирайся сам со своей семьёй, без третьих, четвёртых, а то и пятых лиц!» - свербело, как монетой по стеклу.
        «Со своей семьёй», - ударами сабвуфера по мозгам. - «Разбирайся сам».
        Какой, к собачьим потрохам, «семьёй»? Сергей попросту забыл о том, что у него когда-то была семья. Жена, выплаты по ипотеке, планы на будущее, совместных детей, выбор обоев в прихожую.
        С той самой зимней смены на базе боль от потери семьи, разбитых планов, нелепого, пошлейшего предательства в его жизни, была фантомной, изредка напоминавшей о себе острой пульсацией, а в последние дни исчезла вовсе.
        Эта девочка, Кнопка, Маша, Машенька, смыла всю боль без остатка, стёрла память, словно провела ладонью по запотевшему стеклу, и Сергей забыл всё и вся. Существовала только Маша. И Он с Машей. С Машей, без неё его не было, он растворялся, исчезал.
        Где-то в глубине души он мелочно радовался, что всё случилось именно так. Что именно жена оступилась, не устояла, сделала шаг в сторону, избавив его от невыносимого выбора. Сергей не представлял, как бы он справился с соблазном по имени Маша Шульгина, живя в браке… Как, чёрт возьми, он устоял бы? Устоял ли? И винил бы себя изо дня в день в том, что не справился с искушением, и в том, что справился. Изо дня в день, каждый день, час, минуту. Редкий случай, когда у сослагательного наклонения не хотелось получить ответ.
        Тот, кто сверху, парень, которого принято изображать в белом и с нимбом, точно знал, что делал, когда разгромил жизнь Сергея прошедшем летом. Только Сергей сильно сомневался, что сейчас он понимал, что делает.
        Сергей забыл о чёртовом штампе, о собственной жене. Нет, он отлично помнил её имя, фамилию, отчество, он помнил дату свадьбы, и какое платье на ней было. Он помнил, что она не любит малину и страдает грёбаной альгоменореей, изводящей её, наряду с прибабахнутой мамашей. Помнил каждую эрогенную зону, отклик, родинки на теле, поштучно, почти поимённо. Он не страдал амнезией, всё отлично помнил, хорошее, плохое, всё. Помнил - это был белый шум его памяти, бессмысленный, идущий фоном, не подкидывающий никакой информации, не задевавший в душе ни единой струны. Иногда, мысль о том, что привязанность может мгновенно исчезать, ошеломляла, но чаще Сергей попросту не думал ни о браке, ни о Рите, ни о чём, что было до встречи с Машей.
        А прошлое отлично помнило Сергея и догнало, как и полагается, внезапно. Он мог бы предугадать, предусмотреть, предвидеть, засунуть свой язык подальше, придержать собственное драгоценное мнение о внебрачных связях при себе, рассказать о своих грехах, добиться понимания, принятия, мог, но даже не думал об этом. Ни о чём не думал, пока Кнопка попросту не убежала, гонимая новыми знаниями и пониманием, что её предали.
        Как оказалось, Сергей ничего не знал о Маше или знал преступно мало. Он не понимал, где её искать. Дома её не было, свет не горел. Телефон она отключила, соседка «Маша» качала головой и говорила, что Маши давно не видела. Врала ли она - неясно, а выяснять, врываясь в чужое жильё, не станешь. Номер гимназии, где преподавала Маша? Она на больничном, то же самое с центром дополнительного образования. Он не знал телефонов её подруг, даже то, есть ли у неё подруги, не знал. Контактов родителей Маши у него тоже не было. А она попросту исчезла, испарилась в огромном, заснеженном городе.
        К одиннадцати вечера Сергей решил, что окончательно сошёл с ума, метаться по городу было бессмысленно, а дома находиться он попросту не мог, всё напоминало Машу. Ещё и суп этот. Куриный. С домашней лапшой. Домашней, блять, лапшой.
        Раздавшийся звонок в дверь пробежал по нервам, взорвавшись в каждом окончании, ударив в голову и копчик острой болью
        
        Он даже не сразу сообразил, что перед ним стоит Оленька. Собственной персоной, невозмутимо заглядывая в лицо, со сладенькой улыбочкой, которую захотелось тут же стереть.
        - Оль, не до тебя, прости, - кажется, так он сказал перед тем, как попытаться закрыть дверь, безуспешно, впрочем.
        - Я на секундочку, по-добрососедски, как твои дела?
        - Отлично, - а что ещё скажешь, когда она проскользнула в прихожую. - Я собираюсь спать, иди домой, Оль, - он с трудом подавлял раздражение. Ещё этой не хватало… Казалось, голова сейчас лопнет от мыслей и переживаний, он посекундно смотрел на телефон, зная наверняка, звук и вибрация не отключены, пропустить сигнал невозможно, но смотрел и смотрел.
        - Ты кого-то ждёшь? - она была невозмутима. Подозрительно невозмутима, только до того ли было Сергею, он едва помнил собственное имя, в голове крутилось одно - Маша. Значение же имени «Оля» и всё, что с ним связано, упало ниже ватерлинии и пропало в мутных водах.
        - Нет.
        - Хорошо, я уж подумала грешным делом, что ту девочку.
        - Какую? - Сергея прошибло догадкой.
        Твою мать! Твою мать! Твою мать!
        Оленька работает до девятнадцати, только офис рядом, через пару кварталов, заскочить в обеденный перерыв домой ей ничего не стоит. Нет никаких сомнений, она видела, Сергей не один эти дни. Видела и выжидала.
        - Серёж, ты, видимо, совсем рехнулся, - Оля растянула улыбку, елейный голосок скользнул, как сквозняк с лестничной клетки в приоткрытую дверь. - Она твоя ученица? Воспитанница? Ей шестнадцать-то есть?
        - Что ты ей сказала? - ясно, что она сказала, даже не имеет значения, как именно. Сергею необходимо было слышать человеческий голос, чтобы помнить - перед ним живой человек. Эту тварь нельзя просто взять и убить к хренам.
        Нельзя!.. Мать твою…
        - Правду, - слащавая, гадкая улыбка приклеилась к женскому лицу. - Что ей в куклы нужно играть, а не со взрослыми, женатыми дядями в доктора. Ради тебя старалась, мог бы и спасибо сказать.
        - Спасибо, - он сделал шаг вперёд, Оленька подбоченилась. - Чего ты добивалась, можно поинтересоваться?
        - Как чего? - она, правда, опешила или действительно удивилась? - Ты и я, вместе.
        - Действительно, Оль, а почему нет? - ещё один шаг в сторону Оли, она отступила, с опаской поглядывая на мужчину. - Поженимся, будем жить долго и счастливо и сдохнем в один, не менее счастливый, день. Ты когда свадьбу запланировала, летом? Осенью?
        - О-осенью лучше, - пробурчала Оля, отступая к двери.
        - Прекрасно. А давай, я тебе расскажу про нашу будущую совместную жизнь. Давай помечтаем? - резко нагнувшись, он пропустил пальцы на затылок Ольги, она интуитивно сжалась, несмотря на интимный жест, потянул за волосы, не сильно, но достаточно чувствительно. - Я буду ненавидеть тебя всю жизнь. Твой запах, цвет волос, каким бы он ни был, твою дебильную привычку тащить одеяло на себя во сне. Ты будешь раздражать меня, целиком и полностью, от пяток до макушки, твои слова и мысли, всё в тебе, будет раздражать меня. И я буду изменять тебе. Постоянно. Даже не потому, что мне захочется трахаться или какая-нибудь сучка покажется симпатичней тебя, они все, все без исключения будут лучше тебя, а просто так, от скуки, потому что домой идти не хочется, там ты, а я тебя ненавижу, ты раздражаешь меня, вызываешь рвотные позывы. Но мы будем жить под одной крышей, потому что квартирный вопрос испортил не одну тысячу людей, потому что ремонт надо делать, потому что дети. Детей я, кстати, тоже любить не буду, может быть, буду терпеть, но не любить, потому что это твои дети тоже. Продолжение всего, что я ненавижу, что
раздражает, что хочется стереть с лица земли. Так что, выходи за меня, О-лень-ка?
        - Отпусти меня, - пропищала Ольга, зажатая в тупик между входной дверью и началом чёрных, старинных перилл наверх.
        - Выйдешь? - хотелось размазать косметику по ненавистному лицу, выплеснуть всю злобу, собственное отчаяние, бессилие, чувство вины на гадину, трусливо вдавливающуюся в покрашенную в синий стену.
        Женщин бить нельзя. Недопустимо. Да он просто убьёт её, эту тварь, если вмажет хотя бы в половину силы.
        Нельзя!… Мать твою…
        Он орал так, что не слышал сам себя, единственное, на чём сконцентрировался - не ударить, не придушить, не причинить увечий. Сбросить накопившийся негатив, выкинуть отчаяние, доводившее его до безумия. Вышвырнуть из собственной жизни не только женщину, зажмурившую в страхе глаза, но и воспоминания о ней. Нажать «делит» и «реверс» в своей жизни.
        Как и кто вызвал наряд полиции, Сергей не видел, позже узнал - соседка, не в меру любопытная старушка со второго этажа. Милейший божий одуванчик, она даже была права, когда перепугалась за Оленьку, сжавшуюся под нависающим над ней Сергеем, выплёвывающим слова, как заледеневший яд, резавший наживо.
        Одно грёбанное движение правой руки, удар, поставленный за долгие годы тренировок. Не в полную силу, так, чирком задел, а пацан, горе-полицейский, которого соплёй перешибёшь, представитель власти, упал навзничь, едва сгруппировавшись.
        Наряд патрульно-постовой службы прибыл на вызов на удивление быстро. Обычная бытовая разборка, закончившаяся задержанием зачинщика беспорядка. Применение насилия в отношении представителя власти. Оскорбление представителя власти. Посягательство на жизнь сотрудника правоохранительного органа. Выбирай на вкус, Сергей Витальевич, на какой срок сядешь.
        Оленька сориентировалась мгновенно, метнулась строчить многостраничное заявление с описанием оскорблений, морального и физического ущерба, причинённого ей вовсе не по неосторожности.
        Выбрался Сергей спустя двадцать один час сорок три минуты и три удара дубинкой по хребту и рёбрам. И это был лучший из возможных сценариев. На его счастье сестрица, которой ему дали позвонить лишь утром, среагировала оперативно, поставив на уши Матвея Розенберга, его брата - владельца крупного бизнеса по продвижению М1 и ММА в России, - и чёртову дюжину адвокатов, причитающихся подобным людям.
        Оленька, после небольшой, но, по всей видимости, впечатлившей её беседы, забрала заявление, заверив, что претензий к Сергею Витальевичу не имеет. С представителем власти пришлось сложнее, неизвестно, на какие рычаги нажали Розенберги, но Серёге остаётся работать на них до скончания веков или продать обе почки.
        Не такая и дурная перспектива, и в том, и в другом случае. Всё зависело от того, сможет ли он вернуть Машу.
        Да - и он готов сдастся в пожизненное рабство, тем паче, объективно, шоколадней места для детского тренера ещё поискать нужно, а Сергею семью кормить, решать проблему зрения жёнушки. Она хоть и ретроградка, и гомофобка, но его ретроградка. Любимая. Вместе с очками, вышивками и восхитительными губами. Нет - и Серёге не нужны почки, да и жизнь не нужна, в этом городе - точно.
        Он крутил в руках разбитый телефон, пытаясь его оживить, когда в дверь позвонили. Неужели снова Оленька?
        В тусклом свете лестничной площадки стояла Кнопка. Машенька Шульгина, двадцать пять годиков. Шапка сбилось на бок, огромный помпон свисал сбоку и грозил перевесить и уронить шерстяное изделие с этническим рисунком на грязный, каменный пол. Очки держались на кончике носа, того и гляди слетят, шарф размотался, девушка светила худенькой шеей, а снег таял на белой коже, превращаясь в слезинки.
        Мира не существовало вокруг, он испарился, принял газообразную форму и исчез. Остался Сергей, Маша и шапка с помпоном, всё-таки упавшая на пол, посредине небольшой прихожей Васильевского острова.
        Позже Машенька бубнила, что Сергей не поел ничего, и старательно кормила домашней лапшой собственного приготовления, так же старательно пряча слёзы.
        - Смотри, - Сергею пришлось открыть ноутбук, он пользовался им, как телевизором - смотрел сериалы, иногда зависал в игрушках, на остальное не оставалось ни времени, ни сил. - Это моя жена Маргарита, почти бывшая, - он открыл страницу Инстаграма. - Мы разводимся через полтора месяца, если всё сложится в нашу сторону. Она зачем-то подала заявление в суд, теперь нам дают время на примирение, с первого раза не развели. - Сергей развёл руками.
        - Красивая… Интересная такая, - Машин взгляд скользил по экрану. - Она путешественница? Журналистка?
        - Она пед закончила, Машунь. Работает помощницей брата Матвея, судя по инсте - теперь путешественница. Честно говоря, не знаю и знать не хочу. Не интересно. Но ты задавай любые вопросы, я отвечу.
        - Ответишь? - Маша прищурилась, кажется, она хотела казаться коварной, но Сергей не мог удержаться от умильной улыбки. Ну, до чего же хорошенькая! Создал же Господь Бог совершенство. - Ты её любишь?
        - Любил, когда-то, должен был любить, если женился, - он внимательно посмотрел на Машу. Не может быть, чтобы он когда-то, пусть и сто веков назад, любил кого-то, кроме Маши. Выходит, любил… Возможно ли это? Какая к чертям разница! Есть здесь и сейчас, и есть будущее с Машей, Сергей в это верил. - Не помню, Маш, сейчас я люблю тебя, а о Рите не думаю совсем. Забыл о её существовании… Просто, вылетело из головы. Прости!
        - Не надо так! - Маша погрозила пальцем и смешно надула губы. Тут же захотелось её поцеловать и не только. - А из-за чего вы развелись?
        Пришлось признаться, произнести вслух то, что Сергей не любил вспоминать, о чём долгое время отказывался думать и понимать. Что, скорей всего, так и не сумел принять до самого конца, просто однажды ему стало всё равно. Информация перестала быть актуальной.
        - Ты теперь никому-никому не веришь? - Маша удручённо посмотрела на Сергея. - Мне тоже не веришь?
        - Верю, почему же, - он кивнул, соглашаясь сам с собой. А как же Маше не верить, хорошенькой, маленькой, храброй, нелепой, милой, с кукольным личиком. До спёртого дыхания бесконечно, бескрайне любимой.
        - И не будешь бояться, что я изменю тебе?.. Ну, когда-нибудь… - у девчонки покраснели не только уши, щёки и шея, но даже кончик носа. Изменщица коварная, посмотрите на неё! Зацеловал бы, затискал, как котёнка!
        - А этого, Машенька Шульгина, я буду бояться всю свою жизнь, столько же, сколько буду тебя любить.
        - Ну, тогда бойся, - она коварненько улыбнулась, и Сергей не выдержал, подхватил на руки и двинулся в сторону дивана. Сегодня они будут спать вместе, никаких раскладушек. Если получится спать, конечно. Маша уже чувственно вздохнула и красноречиво скользила губами по его шее.
        Только ничего не сбылось. В дверь ломилась семья Сергея, во главе с матерью, обмахивающейся собственной шапкой, как веером. Сестрица Лариса придерживала слинг с младенцем, отец, вместо приветствия, отвесил сыну подзатыльник и выговорил жене: «А я говорил, скурвится!», а зять же делал вид, что он ни при чём. Машина сама приволокла эту ораву на ночь глядя в Серёгин дом.
        Маша смущалась под откровенными взглядами семейства, краснела, у неё заплетались ноги, язык, тряслись руки, в итоге она пискнула, что ей необходимо домой, «проверять тетради, и вообще», и слиняла в свою коммуналку. А Сергей попросту был счастлив. От того, что мать хлопочет на кухне, отец расспрашивает, что и как, племянник сопит на руках сестры, а сама Лариса во всеуслышание одобрила выбор брата. Будто ему это необходимо. Но не лишать же иллюзий кормящую мать. И даже сообщение среди ночи, с заявлением, что пока Сергей не получит официальный развод, Маша с ним встречаться не будет, не испортило настроение парню.
        Развод он получит, а пока есть время узнать, как отличить нормальный фарш от «фигни какой-то».
        
        =20
        Маша спешно шла по проспекту Васильевского острова, она бы побежала, но туфли на высоком каблуке, в кое-то веки надетые, мешали. Середина апреля, вечер, а всё ещё тепло. Прогноз погоды грозил похолоданием, но сегодня погода радовала. Сегодня Машу радовало всё. Даже холодный ветер, пробирающийся под пальто, радовал, щекотал у выреза платья, волновал.
        С утра, на втором уроке, Маша получила «стопку» фотографий от Сергея. Свидетельство о разводе было сфотографировано со всех ракурсов, увеличено, обведено в редакторе, оно было в розочках, сердечках, смайликах, и завершало парад фотографий селфи с сами Сергеем, совсем неприлично показывающим язык.
        Первый раз Сергея с Маргаритой не развели, дали время на примирение, несмотря на однозначное заявление сторон, что претензий не имеют, развестись желают. Мировой судья попался на редкость принципиальный и промурыжил их ещё три разрешённых законом месяца. И вот итог: долгожданное свидетельство. Подтверждение, что её мужчина свободен от прошлых отношений.
        На самом деле, о своём решении не встречаться до официального развода Сергея, Маша пожалела почти сразу, как объявила о нём, но всё-таки решила стоять на своём. Не из-за упрямства, нет. В ней всё равно жило опасение, что супруги помирятся - в жизни чего только не случается, - и становиться третьей лишней в чьей-то семейной истории Маше не хотелось. А ещё она хотела всё сделать правильно, по-человечески, порядочно, как бы глупо это ни выглядело со стороны.
        Они, конечно, созванивались и много переписывались, очень-очень много. В итоге у них получился эпистолярный роман в Вайбере. Если сложить все сообщения, точно наберётся на книгу о любви. Самую восхитительную, пронизанную нежностью книгу.
        У Сергея была альтернативная пунктуация. Он игнорировал запятые, ставил только в тех местах, где отсутствие запятой вызывало разночтения. Ему было «просто лень», так же, как писать заглавные буквы в начале предложения. Маша жутко злилась, ей, как учителю, постоянно хотелось исправить ошибки, и она не понимала, что значит «просто лень».
        Но однажды Сергей развёл её на секс… по переписке. Он строчил и строчил сообщения на грани, а потом и за гранью, в какой-то момент начав соблюдать все правила. Все! Сначала Маша не заметила, её беспокоило совсем другое, и только потом, когда она откинула телефон и всё-таки сделала то, что писал Сергей, удивилась разительной перемене в пунктуации и стилистике. «Не хотел, чтобы что-то тебя отвлекало», - так Сергей объяснил разительные перемены. С ума сойти… Даже в такой мелочи он подумал о Маше.
        И встречались они тоже. Два раза. Сергей прислал букет из шоколадных конфет, Маша едва не лопнула от радости. Красиво, практично и вкусно. Радости не было предела, она радовалась сокровищу, хотела сберечь на подольше, но нечаянно съела весь букет за вечер.
        Второй букет Машу так же обрадовал, а вот третий заставил задуматься. Он стоит неразумных денег, плюс доставка. А у Сергея большие расходы, он снимал новую квартиру, а значит, необходимо внести залог арендодателю, плюс агентские. Сумму, равную оплате за три месяца проживания. Вот всё это она и высказала Сергею, посчитав свои слова справедливыми.
        На следующий день он заявился к ней домой, втащив большую коробку, перевязанную красным бантом, полную разных конфет. Были там и обычные «Белочка» или «Грильяж», а так же шоколадки, ириски, чупа-чупчсы. Маша чуть не умерла от удовольствия, когда увидела эту роскошь.
        - Ты не должен был! - посмотрела она строго на Сергея, но всё равно улыбнулась, а как не улыбаться, она бы повисла на нём и не отпускала до конца дней! Вцепилась, как клещ, и держала крепко-крепко.
        - Это не я, это курьер, - абсолютно серьёзно заявил Сергей.
        - Спасибо, курьер, - так же серьёзно ответила Маша, стараясь не улыбаться. - Вам, наверное, надо идти, да? - последнее получилось совсем жалобно.
        - Надо, - он кивком подтвердил, что надо, а уже у двери обернулся и сказал: - Машунь, один поцелуй, всего один?
        Она, конечно, не отказала, кивнула в ответ, произнести хоть слово она не могла, в горле пересохло. Он прикоснулся к её губам своими, быстро, поверхностно, втянул воздух и отпрянул. Маша чуть не разревелась от досады, она не такого поцелуя хотела с Сергеем, да она извелась уже вся! Даже сейчас ноги трясутся!
        - Я не выдержу, Машенька, поэтому так, - быстро объяснил Сергей и выскочил за дверь.
        А Маша половину ночи ругала себя, на чём свет стоит. Принципиальная нашлась… Видно же, что он её любит, и она его любит, к чему эти игры? Она же не маленькая девочка, у неё есть потребности тела, а если дело касается Сергея, то это очень-очень серьёзные потребности.
        
        Через время они встретились ещё раз, когда Сергей уже снял квартиру. Маша была против таких радикальных мер. Квартира на первом этаже была удобной, удачно расположена, и главное - обходилась недорого, к тому же хозяйка жила в Москве, и всё, что её интересовало - своевременная оплата. Такую квартиру ещё поискать! А что недалеко живёт та женщина…
        Маша не маленькая девочка, Сергей тем более. У них обоих есть прошлое, хорошее и плохое, и даже то, за которое стыдно, не стоит его бояться. Она как-нибудь переживёт, если встретит эту Ольгу, и даже если та скажет гадость - переживёт и уж точно найдёт, что ответить. Сергей же был категоричен, он сказал, что не ручается за себя, если Ольга хотя бы посмотрит в сторону Маши.
        Он всё ещё болезненно переживал Машин уход в тот день, говорил, что боится потерять её до одури, боится не сдержаться рядом с Олей… Попросту ударить её. На самом деле он говорил другими словами, но Машин внутренний переводчик сглаживал экспрессию Сергея.
        Новая квартира находилась в пяти остановках от предыдущей, не слишком удобно расположена, и последний ремонт в ней делался лет десять назад. Зато была бытовая техника, удобная кровать и гуманная оплата. В итоге Сергей остановился на ней, а Маша поддержала. Кровать и оплата стали для неё решающим фактором.
        Оказалось, в комнате не было штор, банальная, в общем-то, ситуация. Ни сам Сергей, ни Маша, получившая подробный фото и видеоотчет, не придали этому значения. И надо же было такому случиться, что в первую ночь на новом месте было полнолуние. Сизая луна заглядывала всю ночь в окно и Сергей мало того, провёл ту ночь без сна, он ещё и страшно злился. Это Маша поняла по сообщениям, мало того, что без запятых, так ещё и со смайликами, чего ранее за Сергеем не наблюдалось. А потом он и вовсе разразился ругательствами, а на логичное предложение Маши купить шторы, впал в ступор.
        В ещё больший ступор он впал, когда поехал в магазин за этими самыми шторами, оказалось, скажите, пожалуйста, они бывают разных цветов, фактур и плотности. Пришлось Маше ехать на выручку совершенно ошалевшему, растерянному и несчастному Сергею и помогать с выбором штор.
        Позже она нашла ответ на своё недоумение. В семье родителей Сергея обязанности были строго поделены на мужские и женские. Отец никогда не вмешивался в «женские», более того, мог запросто наткнуться на конфликт, если решал внести коррективы, а мама никогда не делала «мужские» дела. Вряд ли она знала, где дома перекрывается вода или лежит молоток. О различных женских надобностях Сергей знал, потому что рос с сестрой и был внимательным, но «женские» дела его вводили в ступор. Маша как-то легко приняла эту особенность Сергея, тем более, что знать, как починить смеситель, ей совсем не хотелось, а готовить и выбирать шторы нравилось.
        В тот день о поцелуе попросила Маша, а потом спешно ретировалась, потому что мочи не было терпеть, а губы Сергея, скользнувшие по шее, щеке, запечатлевшие почти целомудренный поцелуй на её губах, были до одури соблазнительными. Чего только Маша не нафантазировала себе последующей ночью, комкая простыню в одиночестве.
        Так они и прожили это время, в переписках, разговорах, узнавании друг друга. Сейчас, когда Сергей прислал фотографии свидетельства о разводе, Маше казалось, что она отлично знает Сергея. Со всеми его достоинствами и недостатками тоже.
        
        Заскочив в двери клуба «Русский богатырь», Маша вздрогнула, встретившись взглядом с синими глазёнками сестричек Алёшиных. Они по-прежнему ходили на её занятия и души не чаяли в «самом лучшем тренере на свете».
        - Мария Константиновна! - синхронно взвизгнули сестрички. - А за нами папа приехал! - хором восторженно сообщили девочки.
        - А у Сергея Витальевича есть невеста Маша, - без всяких переходов, как это свойственно детям, продолжила Лиса.
        - Она самая настоящая принцесса! - тут же заявила Лина. - Он сам Лисе сказал, когда она спросила, принцесса его невеста или нет, - тут же пояснила девочка. - Конечно, Сергей Витальевич может взять в невесты только принцессу! Да, папа? - всё это выдавала Лина под краснеющие щёки Маши и улыбающийся взгляд Игоря. Вот так встреча…
        - Папа?! - вдвоём потребовали сестрички.
        - Только принцессу, - как смог серьёзно, ответил Игорь. - Я очень рад за принцессу, - сказал он дочерям, смотря на Машу. - И за Сергея Витальевича! - это он добавил, поглядывая на сестричек, видимо, не порадоваться за лучшего тренера на свете было бы огромной ошибкой.
        Пока Маша приходила в себя, Игорь взял детей за руки и вывел за двери клуба. Маша же, постояв немного в растерянности, отправилась вглубь. Она знала, что сейчас у Сергея индивидуальные занятия, а значит, на втором этаже. Поочерёдно заглянув в каждый зал, она, наконец, нашла Сергея.
        Он стоял в центре жёлтого круга, нарисованного на матах, держа в руках «лапы», кажется, так назывались эти штуки. Маше иногда становилось стыдно, но никакого интереса к единоборствам она не могла в себе отыскать. В свою очередь Сергей тоже не стремился освоить технику вышивки крестиком, Машу это нисколечко не обижало.
        По «лапам» со всей силы била женщина в боксёрских перчатках. Она была высокая, подтянутая, спортивная и огненно-рыжая. Сначала она лупила руками, издавая пугающие звуки, а потом ногами. Маше только и оставалось, что удивляться растяжке женщины. Господи, да она помрёт, если вывернет ногу так!
        - Сука, сука, сука, - шипела рыжая. - Тварь! Гад! А-а-а-а! - продолжала она, несмотря на флегматично улыбающееся лицо Сергея. По всей видимости, эпитеты предназначались не ему.
        - Стоп! - Сергей резко убрал «лапы» за спину. - А теперь поговорим об ошибках. Что ты сделала не так, будь я - это он?
        - Не оторвала яйца? Будь ты - это он.
        - Будь я им, ты бы не добралась до моих яиц, - тут Сергей резко развернул женщину и задрал её ногу, выставил, как шпалу, впереди себя. Смотрелось жутковато. - Вот тут, ты бы уже ехала с перелом бедра, и поверь, тебе бы это не понравилось, - Сергей увидел Машу в проёме двери. - Лида, можно я тебя покину? Растяжка двадцать минут, справишься одна?
        - Справлюсь, - Лида в упор посмотрела на Машу, от чего стало не по себе. - Блин, Серёга Витальевич, я у тебя уведу эту зайку! Когда ты говорил, что у тебя есть девушка, я не могла и представить глубину её очарования… Я её хочу!
        - Ничего не получится, она гомофобка, - смеясь, отвечал Сергей, оставив рыжую Лиду посредине зала.
        - Я стану брутальным мужиком! Как Стив Коулс! Круче стану! - явно издевалась рыжая, пока Сергей, улыбаясь, шёл к Маше, а она пыталась не провалиться сквозь землю.
        - О, господи, она решила, что я?.. - вместо «привет», пролепетала Маша, не зная, как реагировать на произошедшее. - Эта девушка, она… правда? - она смотрела во все глаза на Сергея и чувствовала, как краснеет. Наливается краской, как свёкла.
        - Маша, Машенька, - Сергей вдруг засмеялся и притиснул к себе девушку, со всей силы сжимая, а потом замер, будто прислушивался к себе. - Машунь, просто ты у меня очень хорошенькая, это все видят, и парни, и девочки. Не переживай, Лида гетеросексуальна.
        - Правда? - зачем-то проговорила Маша, не очень-то её волновало, какая ориентация у рыжей и степень собственной привлекательности в глазах окружающих. В глазах Сергея она точно была самой красивой, притягательной и желанной. Она чувствовала это своим телом, если только он не носит в тренировочных штанах гаечный ключ.
        - Правда, - выдохнул Сергей и ещё теснее прижался.
        
        Машу повело, руки скользнули по мужским плечам, перебрались на спину и остановились на поясе, нырнув под футболку. От ощущения голого тела под ладонями стало горячо. Везде, даже в самых интимных местах. Как же хотелось ощутить тёплое тело Сергея не ладонями, а всем своим телом. Зачем только она придумала это воздержание… Теперь она не могла сдвинуться с места, гладила по пояснице и будто искры прокалывали на кончиках пальцев, а в глазах клубился розоватый туман. Сергей же не совершал никаких действий, напрягся весь, везде, и стоял… тоже везде.
        - Сергей, - Маша подняла лицо к мужчине. - Тут такое дело…
        - Что случилось, Машенька? - голос прозвучал хрипло.
        - Ага. Вот. Ну. Ты ведь делал это в клубе, здесь? Ну, вот с такими Лидами и другими Лидами тоже… Я имею в виду, здесь же наверняка есть места. Мне просто очень надо. Сейчас, - «сейчас» она произнесла настолько требовательно, что сама удивилась.
        - Маш, внизу детские группы ещё, Матвей узнает - уволит, а сначала шкуру спустит.
        - Блин! - выругалась Маша и сильнее вцепилась в поясницу, потираясь о внушительную эрекцию, до которой ей необходимо было добраться, желательно, прямо сейчас. Можно - не сходя с этого места.
        - Пошли! - он рванул за собой Машу, протащил по коридору, она едва успевала переставлять ноги, к тому же каждое движение отдавалось ниже пояса. Господи! Нельзя же так хотеть любви… Или можно… А впрочем, какая разница.
        Сергей открыл дверь с надписью «Тренерская. Кабинет № 5» и обвёл глазами присутствующих.
        - Да ну, даже так, - краем глаза Маша увидела Марата.
        - Сашок, выйди, у нас экстренное совещание, - кинул Сергей молоденькому парню, жующему печенье вприкуску с чаем.
        - Какое? - Сашок ничего не понимал.
        - Экстренное, - Марат подталкивал парнишку к двери, на ходу показывая жестами степень Сергеева помешательства. - Тебя уволят, - прошипел он, поравнявшись с Сергеем, а в последний момент метнулся за оставленным печеньем, прижал коробку к груди со словами «научите плохому маленьких» и выскочил из тренерской.
        Маша немного растерялась, пока Сергей закрывал дверь на защёлку и приближался к ней.
        - Ой, - пискнула она перед тем, как шквал из поцелуев обрушился на неё, и это был последний осмысленный звук на следующие полчаса.
        Она сходила с ума от его губ, рук, тела, запаха, от всего, что было Сергеем. От ласк, доводящих её до крупной дрожи, до испарины по спине, тихих стонов (а громко нельзя, иначе бы Маша уже орала как мартовская кошка). Туман, начавший брезжить в коридоре, накрыл с головой, окутал их, как коконом, и захлопнулся, оставляя один на один, отсекая остальную планету. Неспешные оглаживающие движения по внутренней стороне бедра едва не лишили Машу чувств, она развела ноги шире и придвинулась плотнее к Сергею, лизнув, а следом укусив сосок, наслаждаясь его шипением в ответ.
        - Машунь, я не смогу долго, и аккуратно тоже не получится, - как сквозь вату услышала она.
        - Пфф, - как смогла, согласилась с ним, рывком снимая с Сергея штаны вместе с бельём.
        Нельзя же быть влюблённой в член! А Маша была влюблена и в него тоже, у них, можно сказать, была любовь с первого взгляда. Она определённо и безоговорочно любила это парня, а прямо сейчас даже сильнее, чем его носителя. Рука сама потянула и огладила, обхватила ствол и провела большим пальцем по головке.
        - Никакого гуманизма в тебе, Машенька, - простонал Сергей, подался на ласку, а потом не выдержал и вошёл, чтобы начать тут же быстро двигаться, без всякой подготовки и времени на привыкание, сразу на всю длину. Маша только и могла, что держаться за плечи и тонуть в мареве тумана, силясь не стонать отчаянно громко.
        Позже пришлось напомнить Сергею, что она начала принимать таблетки, и ничего страшного, что он не удержался, это даже хорошо, говорят, полезно для женского организма. О контрацепции она подумала почти сразу после событий в квартире Сергея. Рождение ребёнка пока не входило в планы Маши, прямо сейчас тем более, она готовилась к операции. А барьерный способ надёжный, только хотелось ощущать Сергея без латексной прослойки. Именно его - без.
        Так что день развода Маша встретила во всеоружии, даже купила комплект белья в «Интимиссими», стоящий как пара пароходов и одна газета.
        В квартиру Сергея они добирались на такси, не было мочи терпеть, до удобной кровати сразу не дошли, оказалось, высокая тумба в прихожей лучше комфортной постели хотя бы тем, что ближе к входной двери. Об ужине вспомнили под утро и заказали пиццу на дом. Маша подумала, что такими темпами она не сможет ходить, но удивительно - смогла.
        А комплект Сергею понравился. Это он продемонстрировал уже утром. Маша осталась весьма довольна реакцией на обновку.
        
        Они поженились за несколько дней до операции, Маша хотела в августе, но Сергей был настроен категорически, «мало ли что», он хотел официальный статус супруга. По этой же причине свадьба была скромной, но Маше очень понравилась. И платье, и фотографии, и камерный ресторанчик, где хватило угощения и места всем немногочисленным гостям молодожёнов. И особенно брачная ночь, пропитанная такой нежностью, что Маша ещё долго летала, как на крыльях.
        Операция прошла не так легко, как пишут в интернете, ей даже пришлось полежать в больнице, где почти круглые сутки находился Сергей, а мама только вздыхала и довольно поглядывала на зятя.
        Ещё у Маши были посетили, смутившие её донельзя. Братья Розенберг, огромные, широкоплечие, улыбчивые и немного пугающие, заполнили собой всё пространство маленькой палаты.
        - Это вам, - Матвей Леонидович, кажется, всё-таки он, поставил на тумбочку большую корзину с фруктами.
        - Мой брат - чёрствый человек, не понимает, что на самом деле нужно девочкам, - Михаил… видимо, Михаил Леонидович, жестом фокусника вытащил прозрачный пакет, перевязанный синей ленточкой, с набором молочного шоколада, и Маша засияла, не сдержалась.
        - Не надо смущаться, - проговорила высокая и очень красивая блондинка, жена одного из братьев, кажется, того, что с шоколадом. - Серёга Витальевич нам как член семьи. Родной человек, понимаете? - в это время Михаил покосился на блондинку, едва качнул головой и посмотрел в окно.
        - Добро пожаловать в семью, - тут же проговорил, отрывая взгляд от окна, Михаил, он широко развёл руки и улыбнулся, так же широко и открыто.
        - Какая хорошенькая, ты видел, Миш, я еле удержалась, чтобы не затискать, - горячо шептала блондинка, Альбина, когда выходила из палаты, думая, что Маша её не слышит.
        - Я дома с тобой поговорю, - будто угрожая, ответил её спутник.
        - Всё-то вы угрожаете, - лилейно пропела Альбина и смачно шлёпнула мужа по ягодице. Маша даже икнула от неожиданности.
        Она ещё раз сердечно поблагодарила Матвея Леонидовича и его папу, похлопотавшего об операции, Матвей тепло улыбнулся и сказал:
        - Не стоит благодарности, Машенька. Сделай Серёгу счастливым.
        И Маша делала, изо дня в день, каждый день. А Сергей делал счастливой Машу. Очень простым, тёплым, каким-то обыденным, оттого бесконечным счастьем.
        
        ЭПИЛОГ
        Сергей вышел из поезда, закинул небольшую спортивную сумку на плечо и быстрым шагом направился к остановке такси. Можно было добраться на маршрутке, но трястись по ухабам провинциальных дорог не хотелось, да и Машу он мечтал поскорее увидеть.
        В конце мая они выбрались в отпуск, а потом Сергей повёз своих гавриков на спортивную базу, а Маша поехала к родителям. Она порывалась с ним, но Сергею никак не нравилась эта идея, Кнопке требовался отдых, а главное, крепкий сон, на базе же она подскакивает с общим подъёмом, а ложилась поздно, тут уже вина Сергея, конечно. Только как отказаться, когда под южным солнцем Машина кожа покрывается лёгким загаром, а на носу проступают самые очаровательные веснушки на свете. Так что первую и последнюю смену Маша проводила у родителей, чтобы отдохнуть после учебного года и до, а две центральные - на базе.
        В городскую квартиру ехать смысла не было, родители Маши всё лето проводили на даче, подключив к этому процессу зятя, в качестве грубой силы. Тесть был убеждён, что без собственной картошки молодые пропадут, а Сергей не спорил. К тому же, поездка за четыреста километров чтобы посадить, а потом убрать картофель, отличный предлог свозить Машу к родным. Она скучала, он это отлично видел, так что… копать огород, значит, копать огород. Лишь бы девочка была счастлива. А то и правда, как они без домашней-то картошки?
        Дачный посёлок небольшой, домишки все маленькие, есть покосившиеся от времени, есть нарядные пряничные избушки, у тестя дом на участке небольшой, две комнаты, кухня, веранда, при этом добротный, основательный, как и он сам. Понятно, в кого Маша такая рачительная хозяюшка. Тёща же - внешне копия Машеньки, в первое мгновение Сергей впал в ступор, настолько они были похожи, но у той внешность полностью соответствовал внутреннему содержанию. Как есть - Цветочек Аленький, готовый заблудиться в трёх соснах.
        - Здравствуйте, Валентина Фёдоровна, - Сергей зашёл на участок и первой, кого увидел, была тёща, она копалась со своими драгоценными лилиями.
        - Ой, Сергей приехал, что же ты не сообщил, не позвонил? А я пирогов напекла, как чувствовала. Костя, Сергей приехал! Кость! Костик! Да что такое, вечно он окопается в своей мастерской, не докричишься!
        - А ты громче кричи, выразительней, - подошёл тесть, поздоровался за руку с Сергеем и тут же обнял жену за плечи. - Что за пожар, Валюша? Приехал, и хорошо, полы как раз в бане перестелим, время будет, а ты вместо того, чтобы паниковать, накормила бы зятя и отпустила к дочери.
        - Ой, - тёща всплеснула руками и поспешила в сторону дома. Со спины - девчонка, ещё и хвост задорно подпрыгивает. Сергею нравилось думать, что Машенька будет так же… стареть.
        - А Маша где? - наконец задал интересующий его вопрос Сергей. - Телефон вне зоны.
        - На речке она, где ещё, там связь не берёт, к дороге ближе есть, а у самой речки - нет. Рядом с пляжем ива раскидистая, помнишь? Вот там и Маша твоя.
        - Ясно, спасибо! - Сергей скинул сумку на землю и развернулся в сторону выхода. Придётся тёще подождать с пирогами, полы в бане тоже потерпят. Весь мир может смело отправляться к лешему, прямо сейчас он хотел видеть свою жену.
        До реки дошёл быстро, а у пригорка остановился. Залюбовался.
        Маша сидела на полотенце, вытянув ноги, укрыв длинным подолом лёгкого сарафана. Она сменила причёску, сначала сменила ассиметрию на боб, а потом и каре, ей очень шло. Она была настоящей красавицей и становилась изо дня в день краше и краше. Иногда Сергей места себе не находил от ревности, несмотря на то, что Маша ни разу не дала повода. Удивительная деликатность, понимание и принятие нетерпимости Сергея даже к намёкам на адюльтер.
        Да и он стал умнее. Поняв, что масленые взгляды женщин будут его преследовать всю жизнь, несмотря на обручальное кольцо, стал пресекать скользкие намёки ещё на подлёте, порой не гнушаясь прямого отказа. Увы, женщины не всегда понимали намёков, а часто игнорировали их, спокойствие же Маши Сергею было дороже врождённой деликатности. Этот брак он не просрёт. Только не с Машенькой.
        Жук, так звали пса, усевшегося рядом с Машей, учуял хозяина и повернул любопытную морду. Жука они подобрали на улице. Мелкий, жалкий щенок дворняги трясся у парадной дома, где молодые купили квартиру, конечно, в ипотеку, зато сразу двушку, чтоб уж рассчитаться за один раз.
        Маша вцепилась в щенка, орошая его слезами, а потом и вовсе заявила, что это знак. Так-то вот, знак! В итоге знак вырос в кобеля среднего размера, чёрного с проседью, на редкость умного и изворотливого.
        Поняв, что его сейчас сдадут с потрохами, Сергей пошёл к Маше. В это время Маша сняла очки и легла на спину, смотря в небо. Что-то в этом простом движении было насторожившим Сергея, удивившим, ошеломившим его.
        Рука Маши. Тонкая рука с полупрозрачными пальцами легко и бережно опустившаяся на живот.
        Сергей зажмурился. Как это получилось? Нет, ясно как, но почему сейчас, чёрт возьми. Врачи не рекомендовали Маше рожать, не запрещали, но настоятельно рекомендовали воздержаться. Детей Сергей хотел, но сохранить зрение Маше он хотел больше. Сейчас, когда они стабилизировали состояние глазок и были готовы к третьей, заключительной операции, которая позволит Маше отказаться от очков, беременность была некстати. Опасной.
        Но не делать же аборт… или…
        Земля буквально уходила из-под ног, голова закружилась. Слишком жестокий выбор, безжалостный. И этот мечтательный взгляд и полуулыбка на Машиных губах. Что же ты делаешь, девочка?
        - Привет, Машенька, - он сел рядом с маленькой, она перекатилась на живот, а потом устроилась на руках у мужа, Жук послушно лёг в ногах, ревниво поглядывая на хозяйку, больше никак не выражая своего недовольства, а потом и вовсе кончик хвоста начал мелко молотить по траве.
        
        - Ой! - где-то Сергей уже слышал сегодня это «ой». - Ты ведь завтра должен был приехать?
        - А приехал сегодня, я соскучился, - он покрепче прижал к себе Машу, какая же она маленькая, чудо, как хороша. И пахнет одурманивающе, цветами и шоколадом. Мисс Аленький Цветочек лопает шоколадки каждый день и радуется каждой, как первой в жизни. Сладкоежка…
        - Сергей… - Маша замолчала, явно собираясь с силами, он не торопил, ей явно требовалось время. - Мы в отпуск с тобой ездили.
        - Было такое, - он согласно кивнул и так же терпеливо ждал, когда Маша раскроет свой маленький секрет.
        - Я там отравилась, помнишь?
        - Помню, - а вот и ответ, как так получилось. Дурень! Её же рвало два дня, таблетки-то она пила, а что толку, если они вылетали. Болван! Остолоп!
        - Я даже не подумала тогда, что нужно… ну, с презервативами. Не вспомнила, - Маша очень тяжело вздохнула. - В общем, я беременна. И я подумала, Серёж… не ослепну же я совсем? Ну, останусь в очках, ничего же страшного? Астигматизм всё равно не излечивается… Мне уже двадцать восемь, давай его оставим? А?
        - Конечно, оставим, Машенька, - Серёга улыбнулся, а потом и вовсе засиял.
        Чёрт! Да это лучшая новость за всю его жизнь! Лучшее, что могло с ним случиться!
        У них всё есть. Квартира, за которую ещё платить и платить, зато своя, отдельная, с комнатой под детскую. Работа у Сергея стабильная, подработки выше крыши, даже машина есть, недорогой и удобный кроссовер, как раз для города. Жук есть, что немаловажно, по мнению самого же пса. Мешки с картошкой на зиму и тушёнка местного производства в запасе. Последнее, кстати, святое. Серёга бы не рискнул без лишнего повода открыть банку, к стабилизационному фонду их семьи Маша относилась со всей серьёзностью.
        Всё есть, теперь и ребёнок будет, а со зрением они справятся, медицина не стоит на месте, прорвутся.
        - Хочешь, УЗИ покажу нашей дочки? - вдруг сказала Машенька. - Я вчера сделала, в городе, - тихо, словно по секрету, проговорила и полезла в пляжную сумку, выхватив оттуда сложенный листик. - Вот!
        - По-моему, больше похоже на точку, а не на дочку, - Сергей шутил над Машей, уж очень умильно она поджала губы, облизнул бы, а потом слопал, как она плитку шоколада.
        - Много ты понимаешь! - набычилась, а у самой глаза счастливые, аж светятся.
        - Я люблю тебя, - одним движением усадил Машу на себя, грудью к груди, его тут же обняли стройные ноги, руки же взъерошили подстриженные волосы Сергея.
        - Я скучаю по твоим кудрям, - пробормотала Маша, осыпая поцелуями шею, подбородок, лицо Сергея, забираясь руками под футболку.
        Движения становились настойчивей, жаднее, дыхание срывалось…
        - Сергей, мне очень надо. Сейчас, - бормотала Маша, скользя кружевным бельём по полной боевой готовности. - Ну? Вот же… - она прижалась сильнее, закрывая глаза, двигаясь в нетерпении.
        - Машенька, - всё, что смог произнести Сергей, когда наконец оторвался от любимых губ. - Маш, там пляж, дети.
        - Оттуда не видно, и у меня юбка широкая, и беременным нельзя отказывать. Очень надо, очень, сейчас, - она бормотала, пока её рука расправлялась с молнией на джинсах. Сергей облегчённо вздохнул, когда Маша победила, и с радостью потерпел поражение. Дети, действительно, не увидят, подол широкий, а беременным отказывать нельзя.
        А точка и правда оказалась дочкой. Два килограмма восемьсот грамм. По имени Даша. Со светлыми волосёнками, голубыми глазками и умильно хорошеньким личиком, кукольным. Она родилась путём кесарева сечения, Маша была под общим наркозом, а потом в реанимации. Сергей первым увидел Дашу и первым же взял на руки, навсегда полюбив крохотного человечка. Крохотное тельце, в розовом комплекте с изображением жизнерадостных зайцев, напряглось, ручонка будто недовольно откинулась, а губёшки изогнулись в капризном изгибе.
        - Что ты? - тихо-тихо проговорил Сергей, захватывая пальцем ручку, прижимая к тельцу. - Скоро маму переведут из реанимации, она тебе понравится, обещаю, - малышка продолжала недовольно куксится.
        - Держу тебя, - спустя несколько мгновений прошепта Сергей. - Держу.
        Маша быстро шла на поправку, а Дашенька росла спокойным ребёнком, не слишком часто устраивая родителям бессонные ночи.
        А Сергей, Сергей был счастлив и без сна сутки напролёт. Он твёрдо знал, чего он хочет, кого любит и ради чего живёт.
        -