моя княгиня-ред.2 Гроза Двенадцатого Года
        Татьяна Романова

        ГРОЗА ДВЕНАДЦАТОГО ГОДА
        Моя княгиня


        ГЛАВА 1
        Россия
        1811 г.
        Снег валил крупными хлопьями. Хлопья были такими большими, казалось, что если их постоянно не стряхивать, снег мгновенно закроет сплошной пеленой лицо и руки седока, медвежью полость, сами легкие щегольские санки, уже не летевшие, как прежде, а еле тащившиеся в снежной мгле, утопая в сугробах.
        То, что они сбились с дороги, Алексей понял еще час назад. После центра губернии широкая дорога, укатанная и блестящая под зимним солнцем, стала сужаться, а непрерывный снег, поваливший сразу после полудня, сделал ее чуть заметной. Короткий зимний день быстро перешел в ночь, а они так и не добрались до его имения Ратманова. И вот ко всем неприятностям добавилось то, что его лучшая тройка окончательно выбилась из сил. Было ясно, что с минуты на минуту лошади встанут.
        - Все, барин, дальше не пойдут, - крикнул с облучка его кучер и личный слуга Сашка, - надо распрягать.
        - Распрягаем, - распорядился Алексей, он выпрыгнул из саней и провалился в снег до колен. - Давай бросим сани, а лошадей попробуем вывести в поводу.
        Сашка кивнул в знак согласия и начал расстегивать негнущимися пальцами упряжь левой пристяжной. Алексей, с трудом вытаскивая ноги из глубокого снега, обогнул тройку и начал распрягать правую пристяжную, а потом и коренного - огромного светло-серого орловского рысака. Уставшие лошади стояли не шевелясь, и он усомнился, сможет ли Сашка выходить бедных животных, если им вообще посчастливится выжить в сегодняшней метели.
        Кругом была непроглядная темень, и было непонятно, куда идти. Алексей молча вглядывался в эту кромешную мглу. Надежды не было.
        - Что дальше делать, барин? - спросил Сашка. - Если вы возьмете Ганнибала, я выведу Леду и Ласточку.
        Алексей молча взял под уздцы коренного, сделал наугад несколько шагов, и вдруг вдали в темноте вспыхнул огонек.
        - Господи, спасибо тебе, - поблагодарил молодой человек и обернулся к кучеру: - Видишь огонек? Выходим туда. Поставь оглобли вертикально, иначе саней до весны не увидим.
        Могучий Сашка, ростом не уступавший очень высокому Алексею, но вдвое шире его, поднял сани практически вертикально, а на одну из оглобель повязал свой красный кушак.
        - Вот так не потерям, - довольно заметил он, - я пойду вперед, а вы - по моим следам.
        Люди и уставшие лошади продвигались по снежной целине с черепашьей скоростью, но путеводный огонек не гас, а вел их к человеческому жилью, теплу и свету. Примерно через час, из темноты выступили смутные очертания строения, где в окне горел свет. Оно оказалось маленькой деревенской церковью, слабый свет лился из ее окон. Где-то левее хлопнула дверь, и Алексей пошел на этот звук.
        - Подожди здесь, - велел он Сашке, передавая ему поводья Ганнибала. - Я сейчас договорюсь о помощи.
        В церкви было полутемно, только перед алтарем были зажжены свечи. Они освещали двоих: старого священники и женщину, похоже, молодую и высокую, с тонкой изящной фигурой, одетую в глубокий траур. Платье, шубка, крытая черным бархатом, меховая шапочка, полностью скрывающая волосы, - все было черным. Женщина стояла спиной к двери, и лица незнакомки Алексей не видел. Он сделал шаг вперед, и мгновенно из темноты бокового придела выступили двое рослых парней в одинаковых дубленых тулупах и молодая хорошенькая девушка, одетая с щегольством привилегированной служанки в богатом доме.
        - Сюда нельзя, барин, - мрачно заявил один из парней, - батюшка занят, нельзя сейчас.
        - Мы заблудились, - объяснил Алексей. - Что это за церковь, какого села? И есть ли здесь где переночевать? Мои лошади выбились из сил, им необходим отдых.
        - Вы можете заночевать в доме батюшки Иоанна, - тихо сказала девушка, - он скоро выйдет, и вы сможете поговорить с ним.
        Говоря это, девушка продвигалась вперед, загораживая собой центральный проход церкви, парни, как по команде, стали с обеих сторон от нее. Хотя высокий Алексей мог видеть то, что происходит у алтаря, поверх их голов, он решил не сердить верную охрану, по-видимому, принадлежавшую даме в черном, а отошел к выходу и даже хлопнул дверью. Боковые приделы церкви были темными. Бесшумной походкой бывалого охотника он тихо прошел по правому приделу и, оставаясь невидимым для стоящих у алтаря людей, начал наблюдать за происходящим.
        Старый священник, стоя к Алексею спиной, что-то горячо говорил женщине, склонившей голову над сложенными в молитве руками. Из-за плеча священника Алексей видел только гладкий лоб под собольей шапочкой и высокие брови, одного цвета с соболем. Она стояла неподвижно, и вся ее поза говорила о глубоком горе, даже отчаянии. Священник перекрестил женщину и пошел к ее слугам. Женщина осталась одна. Она подняла голову, Алексей увидел безупречный профиль и высокую лебединую шею. Незнакомка перекрестилась, приложилась к алтарной иконе и, повернувшись, сделала несколько шагов в сторону бокового придела, где в темноте стоял Алексей.
        Сердце молодого человека забилось чаще, когда он увидел лицо незнакомки. Это была молодая девушка лет семнадцати. Нежное бледное лицо с высокими скулами и тонкими чертами освещали огромные светлые глаза, он не мог разобрать, голубые или серые. Глаза девушки блестели от непролитых слез. Она остановилась перед образом, висевшим на простенке, за которым стоял Алексей.
        Незнакомка начала молиться. Шепотом, в котором слышались слезы, она читала одну молитву за другой. Затаив дыхание, молодой человек стоял в двух шагах от нее, боясь выдать свое присутствие.
        Девушка трижды перекрестилась и произнесла:
        - Матушка, царица небесная, помоги мне, спаси мою семью, спаси меня, прошу тебя. Пусть батюшка выздоровеет, не забирай и его тоже, - всхлипнув, она приложилась к иконе и, развернувшись, быстро пошла по проходу к ожидавшим ее слугам. Хлопнула дверь, все вышли. Алексей остался в церкви один.
        Он был настолько ошеломлен всем увиденным, что не сразу поспешил за незнакомкой, а когда открыл дверь церкви, то на крыльце уже никого не было, только из-за церковной ограды доносился звон колокольчика и глухой стук копыт по снегу.
        Алексей вернулся к своему кучеру, Сашка попеременно гладил и ободрял уставших лошадей и очень обрадовался возвращению барина. Тут же к ним подошел старый священник в шубе, накинутой поверх облачения.
        - Кто вы и что хотите, дети мои? - ласково спросил он.
        - Я - князь Черкасский, а это мой слуга, мы ехали в Ратманово, да сбились с дороги. Кони наши выбились из сил. Можем мы переночевать где-нибудь здесь?
        - А я - отец Иоанн, ночуйте в моем доме, а лошадей можно поставить в старой конюшне, она - пустая. Овса и сена найдем, - пригласил старичок. - Обойдите храм слева и увидите мой дом, милости прошу.
        Алексей взял под уздцы Ганнибала, Сашка - двух пристяжных, и они пошли устраиваться на ночлег. Убедившись, что с лошадьми все в порядке, а Сашка устроен на кухне, князь прошел к отцу Иоанну в большую комнату, занимавшую всю переднюю половину дома, служившую священнику и столовой, и гостиной, и кабинетом, а сегодня и спальней для гостя - Алексея.
        Две изразцовые печки распространяли приятное тепло, свечи в медных подсвечниках озаряли теплым светом эту большую комнату с дубовой мебелью и вишневыми гардинами на окнах, давая ощущение уюта и безмятежности. Круглый стол в центре комнаты был накрыт на двоих. Старый батюшка сидел за столом и ждал прихода Алексея.
        - Милости прошу закусить, чем Бог послал, - радостно пригласил он, потирая ладони. - Прошу, ваша светлость, у нас по-простому. Снимайте сырую одежду, поставьте сапоги к печи, они быстро высохнут, а сами тапочки наденьте, да вот вам плед.
        Алексей последовал его совету, а потом сел к столу. Еда была очень вкусной: жаркое таяло во рту, к нему подали грибочки, пироги с мясом и луком, а к чаю вазочки с вареньями и мед с церковной пасеки.
        Гость согрелся, наелся и испытывал искреннее наслаждение от беседы со старым священником, оказавшимся умным, образованным человеком. Отец Иоанн задавал множество вопросов о прошлой войне, про государя и двор, про Буанопарте, как он называл императора Наполеона. По каждому вопросу он имел свое мнение, основанное на жизненном опыте и житейской мудрости, часто такое точное, что Алексей искренне удивлялся его правдивости и соответствию действительности. Ведя разговор, он все время думал, как спросить старика о девушке, которая к нему приезжала. Не придумав ничего, он решил расспросить о ней, не выдавая своего присутствия в церкви.
        - Батюшка, мне показалось или кто-то передо мной тоже приезжал к вам? - задал он вопрос, внимательно глядя на старика.
        - Нет, никого не было, - ответил старый священник, не моргнув глазом. - Вы ошиблись, ваше сиятельство.
        Алексей был обескуражен. Его поразило не только то, с какой невозмутимостью старик лгал ему в лицо, но и то, что более о расспросах не могло быть и речи, поскольку он не мог обвинить гостеприимного хозяина во лжи. Любопытство его, подогретое новой тайной, разгорелось ярким костром, и он поклялся себе, что завтра обязательно узнает все о девушке и постарается с нею познакомиться.
        Отец Иоанн распорядился убрать со стола, и когда кухарка, такая же старая и сухонькая, как он сам, унесла посуду из комнаты, указал Алексею на постель. Ему постелили на широком диване, стоявшем в нише у одной из печей. Батюшка пожелал ему спокойной ночи и вышел из комнаты. Алексей лег на диван и мгновенно заснул, ночью ему снились метель и прекрасное лицо с заплаканными глазами.
        Утром молодого человека разбудил яркий солнечный луч, пробившийся между вишневыми шторами. Одежда его просохла, сапоги блестели, а плащ был почищен и поглажен. Он быстро оделся, выбежав во двор, умылся снегом из белоснежного сугроба, нанесенного за ночь около крыльца, и пошел искать гостеприимного хозяина. Отец Иоанн был в церкви, служил заутреню. Дождавшись окончания службы, Алексей подошел к нему.
        - Батюшка, помогите мне людьми, мне нужно найти и откопать мои сани и найти проводника до Ратманова, - попросил он. - Я хорошо им заплачу.
        - Деревенские с удовольствием помогут: зима, работы нет, они все для вас сделают, - объяснил священник, одновременно подзывая двоих мужиков, направлявшихся к выходу из церкви. - Иван, Федор, помогите его сиятельству разыскать сани, а потом проводите до почтовой станции на повороте дороги. А там, ваше сиятельство, вы и проводника возьмете, от нас до Ратманова верст тридцать, если не больше.
        Договорившись с крестьянами об оплате и передав их под начало Сашки, Алексей пошел вдоль дороги, по которой вчера уехала незнакомка. Маленькая деревушка была расположена позади церкви, а дорога, обогнув старые вязы, росшие за церковной оградой, убегала в чистое поле. Натоптанная в начале, уже через сотню шагов она начала теряться в сугробах, а еще через сотню совсем исчезла. Алексей стоял на краю бескрайней снежной равнины, только на горизонте ограниченной таким же белым кружевным лесом. Если незнакомка и проезжала здесь, следы ее исчезли под снегом. Если бы он сам не стоял ночью в нескольких шагах от нее и не слышал бы тихий шепот, он еще мог бы подумать, что все это ему померещилось. Но перед его глазами до сих пор стояло прекрасное заплаканное лицо. Ему оставалось только выполнить данное себе вчера обещание и узнать, кто эта девушка. Алексей обошел церковь и пошел в деревню.
        Деревушка была совсем маленькой, дворов двадцать. Церковь стояла на высоком берегу неширокой речки, окруженной плакучим кустарником, дома были свободно разбросаны по обоим берегам речки, схваченной льдом, а теперь и засыпанной блестящим пушистым снегом, еще не тронутым следами.
        Алексей решил заходить во все дома подряд. В первом доме, в который он постучал, ему открыла быстроглазая смешливая девушка лет шестнадцати.
        - Здравствуй, милая, - молодой человек приветливо улыбался, вертя в руке монетку. - Я ищу барышню, высокую, красивую в траурной одежде, подскажи, как ее найти, и это будет твоим.
        Приветливое выражение сразу исчезло с лица девушки, она насупилась и опустила глаза в пол.
        - Я ничего не знаю, барин, - бубнила она монотонно, одновременно закрывая дверь перед носом князя.
        Во втором доме дверь открыл пожилой крестьянин в широкой холщовой рубахе.
        - Дедушка, я ищу барышню, высокую, одетую в темную одежду, подскажи, как ее зовут, и получишь это, - сказал Алексей, протягивая монету.
        - Такой здесь нет, -отрезал старик и захлопнул дверь.
        - Ну и ну, - удивился молодой человек, и пошел к третьему дому.
        На стук из двери выглянула красивая женщина средних лет, прижимающая к себе маленькую девочку. Она вопросительно уставилась на гостя.
        - Хозяюшка, я ищу молодую барышню, высокую, красивую, она одета во все темное, скажи, кто она и где ее искать, и купишь на это гостинцы своим ребятишкам,- Алексей протянул женщине монету.
        - Нет, барин, я не знаю такой барышни, - женщина быстро захлопнула дверь.
        Алексей расхохотался, его, любимца женщин и первого любовника столицы, крестьяне не хотели подпускать к провинциальной барышне, боясь, что он окажется грозой невинных крошек. Ясно было, что здесь никто ничего не скажет. Решив поговорить со смотрителем почтовой станции, все еще смеясь, молодой человек направился к дому священника в надежде, что Сашка уже нашел сани и они смогут уехать.
        Сашка не подвел. Сани стаяли около церкви, были очищены от снега, медвежья полость выбита, на сиденьях лежали нагретые кирпичи, обернутые в чистые мешки. Сашка запрягал отдохнувших лошадей и сказал, что до почтовой станции их проводит сын Федора Васька. Алексей расплатился с крестьянами, попрощался с отцом Иоанном, оставив щедрое пожертвование на церковь, и вышел во двор. Сашка и крестьянский паренек сидели на облучке, Алексей сел на нагретые подушки, запахнул полость и дал приказ трогать. Тройка понеслась как птица. За пару минут, миновав деревню, пересекла реку и вылетела на снежную равнину, под которой угадывалась дорога. Васька показывал кучеру, где нужно взять левее или правее, и, к удивлению Алексея, тройка через час свернула на широкую дорогу, приведшую их к почтовой станции. Здесь, попрощавшись с парнишкой и дав ему пятак, они зашли в станционную избу. Пока ждали самовар и завтрак, Алексей попытался расспросить смотрителя и его служанку о загадочной девушке, но и теперь ответ был отрицательным, барышню в черном никто не знал. Князь понял, что след потерян, и решил, что это к лучшему, он
еще ни разу не нарушил данного десять лет назад слова и не преследовал незамужнюю девушку, а ночная незнакомка была слишком молода для замужества. Он решил искать проводника и добраться наконец до дома.
        Но новый проводник не понадобился, станционный смотритель подробно рассказал, как добраться до Ратманова и даже любезно нарисовал карту на листе почтовой бумаги, выложенной для посетителей на конторке у окна. Он уверял, что дорога туда очень простая, всего четыре поворота, и что больше они не заблудятся. Так оно и получилось.
        Через два часа они въезжали в широкие ворота имения Алексея, полученного им три года назад в наследство от бабушки Анастасии Илларионовны. Сейчас его здесь ждали сестры, и сюда же он должен был в ближайшие дни привезти молодую жену.


        ГЛАВА 2
        В молодости любимая фрейлина императрицы Елизаветы Петровны и первая красавица двора графиня Анастасия Илларионовна Солтыкова, обладавшая к тому же недюжинным умом и практической хваткой, вела блестящую жизнь, полную ярких страстей и приключений. Довольно позднее замужество, устроенное самой ее великой покровительницей, когда графине было уже двадцать пять лет, оказалось на удивление счастливым. Жених - наследник древнего и богатого рода светлейших князей Черкасских князь Никита Иванович был десятью годами старше невесты, хорош собой, а характером - весел и мягок. Попав с первого дня под прелестный каблучок своей красавицы жены, он был в этом положении премного доволен, позволял ей крутить им, детьми, своим и ее состоянием, как ей заблагорассудится, и прожил с ней в мире и покое самые счастливые двадцать пять лет своей жизни.
        Практичная Анастасия Илларионовна, помня старую истину, что солнце не может светить всегда и лучше исчезнуть с глаз государыни и света в расцвете красоты и славы, сочла за благо, сославшись сначала на интересное положение, а потом на слабость своего здоровья, удалиться с мужем в его подмосковное имение. После получения наследства от своего богатейшего батюшки, у которого была единственной наследницей, она переехала в Ратманово, откуда уже почти не выезжала. Пользуясь неограниченной властью в семье, она разумно вкладывала свои и мужнины деньги, все их семь поместий процветали, дома в Санкт-Петербурге и Москве сияли свежей отделкой и роскошью обстановки, ожидая приезда хозяев. В любимом Ратманове вместо деревянного господского дома княгиня выстроила роскошный трехэтажный дворец с белыми колоннами и куполообразной крышей по проекту столичной знаменитости - архитектора Растрелли. Сам дворец стоял на высоком искусственном холме, засеянном зеленой травой, а дорога на подъезде к нему разделялась на две полукруглые аллеи, подковой сходившиеся у широкого мраморного крыльца.
        Кроме обычных хозяйственных построек, вокруг дворца княгиня выстроила оранжереи, где росли самые экзотические фруктовые деревья и кустарники и круглый год цвели розы, которые она очень любила. Мужики под неусыпным надзором барыни работали, не покладая рук, при этом никто не пил, все дворы были зажиточны, дома чисты и свежепобелены. Всем крестьянам было велено ходить в чистой опрятной одежде, а детей посылать в школу при церкви, где, кроме батюшки, с ними занимался специальный учитель, выписанный из губернии.
        Князь Николай был старшим сыном и наследником родителей, его брат князь Василий, двумя годами моложе, по решению матери был направлен по дипломатической линии. Две младшие дочери Черкасских княжны Елизавета и Елена, унаследовавшие красоту матери и веселый нрав отца, обеспеченные богатым приданным, сделали прекрасные партии, выйдя за европейских аристократов - графа Штройберга и герцога Сегюра, - и жили одна в Австрии, а другая - в Швейцарии.
        Князь Николай был любимцем и отца, и матери. Очень высокий и физически сильный, как все Черкасские, лицом он сильно походил на свою голубоглазую и светловолосую красавицу мать. В детстве он ни в чем не знал отказа, все прихоти его беспрекословно выполнялись любящей маменькой. Учителя и гувернеры, беспрерывно сменяя друг друга, приезжали в Ратманово, чтобы воспитать и образовать Николеньку и Васеньку, но долго никто из них не задерживался. Любой намек на недовольство учителем со стороны Николеньки раздувался гневом любящей маменьки до размеров катастрофы, и бедняге отказывали от дома. Только выдающие способности обоих сыновей позволили им в этой неразберихе получить приличное для светского человека образование. Они свободно говорили и писали не только по-английски и по-французски, но, что было тогда редкостью, и по-русски. Хорошо знали историю и географию, поверхностно - точные науки, в философской беседе могли поддержать светский разговор и не попасть впросак. По достижении восемнадцатилетия Николеньку определили в гвардию, а Васеньку - в университет, где они и довершили свое образование, каждый
по-своему.
        Когда Николаю исполнилось двадцать четыре года, князь Никита Иванович умер смертью доброго христианина: во сне, с улыбкой на лице. Николаю отошли три майоратных имения под Москвой, дома в Санкт-Петербурге и Москве, три миллиона рублей золотом и фамильные драгоценности. Смоленское имение, которым Никита Иванович мог распорядиться по своей воле, он оставил Василию вместе с пятьюстами тысячами рублей. Княжны, бывшие к тому времени замужем, получили по сто тысяч и по иконе с батюшкиным благословением. Все остальное, чем владел князь Никита, он оставил своей ненаглядной Настеньке. Умножив после его смерти и наследство мужа, и личное состояние, она стала самой богатой вдовой во всей Российской империи, если не считать, конечно, императрицу Екатерину Алексеевну.
        Три года траура по отцу и мужу, что отвела для своей семьи безутешная Анастасия Илларионовна, окончились, и со свойственной ей энергией она начала планировать и претворять в жизнь мероприятия по женитьбе сыновей. Дочери, порученные заботам любимой кузины графини Апраксиной, вышли замуж в свой первый же сезон при дворе. И хотя выбор обеих пал на иностранных дипломатов, как говаривала княгиня, на «басурманов», но оба жениха были знатны и богаты, имели родственные связи при дворах Европы и могли считаться блестящими партиями. Поэтому князь Никита призвал жену «не гневить Бога» и дал согласие на браки своих девочек. Княгиня подчинилась не очень охотно. Хотя в глубине души она знала, что ее волнует только Николенька, но не хотела, чтобы домашние об этом догадались, да и зятьям не мешало бы поволноваться и больше ценить согласие на брак, полученное с таким трудом.
        Выбор невест для сыновей, который вела княгиня, переписываясь с родней и старыми подругами, постепенно захватил все ее мысли. Многие благородные и богатые семейства предлагали своих дочек в жены светлейшим князьям Черкасским. Но если с Василием проблем у княгини не было, то Николай категорически отказался жениться на ком-либо по сговору или указке матери. Чем только ни пугала сына Анастасия Илларионовна: слабым своим здоровьем и скорой смертью, тем, что все свое огромное состояние распределит между другими детьми, а ему ничего не оставит, что пожалуется на сына императрице Екатерине, и та сама выберет Николаю невесту, все было напрасно. Сын смеялся, обнимал мать и уезжал в полк, вести свободную и веселую жизнь молодого гвардейского офицера.
        Пришлось Анастасии Илларионовне ограничиться свадьбой младшего сына. Женив князя Василия на хорошенькой и богатой графине Ростопчиной и заставив весь высший свет ехать на свадьбу в Ратманово, княгиня на время успокоилась и стала ждать внуков. Дети Василия Николай и Никита родились в Ратманове через год и два года после свадьбы родителей, в то время, когда их дядя Николай находился с войсками на Кавказе. Он прислал каждому из новорожденных племянников по черкесскому кинжалу, а их отцу, своему брату, первый раз - бурку из белой шерсти, а второй раз - кривую турецкую саблю, чем вызвал испуг невестки, фальшивую улыбку брата и веселый смех матери, находившей любые выходки своего Николеньки «бесподобными».
        Единственной выходкой сына, пришедшейся княгине не по вкусу, было его решение жениться на девушке, которую он выбрал сам. В декабре 1780 года прибывший в Ратманово нарочный привез с Кавказа письмо от князя Николая, где тот уведомлял близких, что, находясь при дворе царя Картлии и Кахетии Ираклия II, он познакомился с шестнадцатилетней дочерью царя красавицей Ниной. Он был намерен сопровождать царевну вместе с ее братом царевичем Лазарем в Санкт-Петербург ко двору императрицы Екатерины. Поскольку царевна и царевич должны были остаться при дворе до решения вопроса о протекторате России над Картлией и Кахетией, князь Николай уже просил руки царевны у ее отца и получил его согласие. Теперь он ждал согласия государыни на этот брак и намерен был сыграть свадьбу в Санкт-Петербурге - через месяц после получения разрешения от императрицы. Согласия матери он не просил, но просил ее благословения.
        Полученное известие явилось ужасным ударом для княгини Анастасии Илларионовны. Она слегла и пролежала в нервном состоянии целую неделю, после чего встала и опять занялась делами имений и заботами о семье. О свадьбе князя Николая она не говорила, и все домашние, боявшиеся ее как огня, также молчали, как будто ничего не случилось и никаких известий они не получали. На свадьбу светлейшего князя Николая Никитича Черкасского и царевны Нины Ираклиевны, с огромной пышностью отпразднованную в Санкт-Петербурге в январе 1781 года, никто из родных жениха не приехал, что вызвало сплетни и пересуды при дворе. Но поскольку царь Ираклий II также не мог по политическим соображениям присутствовать на свадьбе дочери в Санкт-Петербурге, мудрая императрица, любившая красавца Николая и с симпатией относившаяся к его юной жене, заявила, что она сама приняла такое решение и не пригласила княгиню Анастасию Илларионовну ко двору.
        Несмотря на то, что скандал удалось замять, князь Николай не простил родственникам пренебрежения к его горячо любимой молодой жене, поэтому о рождении в декабре 1781 года сына Алексея он сообщил только деду со стороны матери царю Ираклию. До Ратманова эта новость дошла только три месяца спустя через Вену, где жила княжна Елизавета, ставшая графиней Штройберг. Она переслала матери письмо от своей подруги княгини Щербатовой с описанием церемонии крещения мальчика, в которой крестной материю была сама императрица, а крестным отцом - его дядя по матери царевич Лазарь.
        Так пропасть отчуждения, возникшая между матерью и сыном, становилась все глубже и глубже. Никто не хотел уступать и сделать первый шаг к примирению. В июле 1783 года в городе Георгиевске состоялось подписание трактата о признании царем Картлии и Кахетии Ираклием II верховной власти России. Тогда в Георгиевск в составе большой российской делегации приехал и зять царя - светлейший князь Николай Черкасский. Он привез тестю портрет его любимой дочери с маленьким внуком на руках и сообщил счастливую новость, что они ждут второго ребенка. Своей матери князь Николай ничего об этом не сообщил.
        Князь Василий, получив дипломатическое назначение к Венскому двору, уехал из Ратманова, оставив жену и детей на попечение матери. Его дети-погодки Николай и Никита росли красивыми и здоровыми мальчиками, веселыми, в меру озорными и, кажется, заняли все мысли и сердце своей бабушки.
        Но тихая жизнь Ратманова была разрушена трагедией в канун нового 1784 года. Фельдъегерь государыни императрицы привез от нее письмо к княгине Анастасии Илларионовне с ужасным известием, что молодая княгиня Нина три недели назад скончалась, родив мертвую дочь, и что князь Николай в отчаянии, оставив маленького сына на попечение крестной матери, уехал на Кавказ. Императрица делала предположение, что князь Николай, судя по его состоянию, будет искать смерти в бою, и предлагала Анастасии Илларионовне, если она согласна, забрать внука и сохранить его для сына и семьи. Несмотря на то, что письмо императрицы оставляло решение за княгиней, та, в силу своего ума и опыта понимала, что нужно решить так, как посоветовала государыня. Поэтому она быстро собралась и, взяв только горничную, в одной карете с охраной из шести верховых выехала в Санкт-Петербург.
        В сумерки, ровно через две недели после отъезда из Ратманова карета Анастасии Илларионовны остановилась перед воротами столичного особняка светлейших князей Черкасских на Миллионной улице. Старший из охраняющих карету дворовых слуг спрыгнул с коня, открыл дверцу кареты и подал княгине руку, его помощник в это время стучал начищенным дверным молотком в высокие дубовые двери дома. Дверь практически сразу открыл одетый во все черное седой дворецкий.
        - Здравствуй, Ефим, - здороваясь, княгиня кивнула старому слуге, - постарел ты сильно, но выправка все та же, молодец.
        - Благодарю покорно, ваша светлость, - поклонился дворецкий,- а вы совсем не изменились, как будто вчера ваша свадьба была.
        - Ладно, Ефим, народ смешить, не до этого нам, дай мне чаю, да расскажи обо всем, - заметила Анастасия Илларионовна, на ходу снимая соболью шубу, шляпу и перчатки, она прошла в большую гостиную первого этажа.
        Когда она была молодой хозяйкой этого дома, гостиная была обита китайским шелком золотистого цвета. Она обставила комнату изящной золоченой французской мебелью. Тяжелые бронзовые люстры с хрустальными подвесками были заказаны ее любящим мужем в Италии. Два огромных зеркала в золоченых рамах, привезенные их Венеции, висели над белыми с золотом мраморными каминами, завершая убранство гостиной, делая ее зрительно больше и наряднее.
        Сейчас она с приятным чувством отметила, что обстановка гостиной бережно сохранена, мебель сверкает свежей позолотой, а ее обивка, явно новая, сделана из такого же шелка, по-видимому, вытканного на заказ по старым образцам. Драгоценный узорный паркет был покрыт новым персидским ковром с золотистым и красным рисунком, а в промежутках между высокими окнами появились два парных портрета, привезенные сюда из Ратманова. На портретах были изображены она и муж в свадебных нарядах, молодые, красивые и полные надежд.
        Постояв около портретов и тяжело вздохнув, княгиня повернулась к дворецкому, почтительно стоявшему за ее спиной.
        - Рассказывай, Ефим, все по порядку. Начни со свадьбы князя Николая, - велела княгиня, сев на диван у круглого чайного столика. Две молоденькие горничные поставили на столик чайный сервиз и подали варенье и маленькие пирожные.
        - Идите, я сама налью, - отмахнулась Анастасия Илларионовна. Прислуга была из подмосковных имений Николая, все лица были для нее чужими и сейчас безмерно ее раздражали.- Слушаю тебя, Ефим.
        - Ваша светлость, я не знаю что рассказывать, - начал Ефим, - его светлость как свадьбу сыграл, так молодую жену сюда привел, потом они через месяц в Москву уехали, потом в Марфино жили, потом, как княгине время рожать пришло, опять сюда переехали. Здесь князь Алексей Николаевич и родились. Он такой красавец, глаз не оторвать, недаром его сама государыня любит, она - его крестная мать.
        - Не о том говоришь, расскажи, как господа жили. Как княгиня, была добра к моему сыну? - задала Анастасия Илларионовна мучивший ее вопрос. - И он как к ней относился?
        - Уж княгиня, ваша светлость, чистый ангел была, и красива и добра, никто от нее грубого слова не слышал, только ласковые слова, да улыбалась всегда. Как ее все в доме любили, а больше всех его светлость ее любил. По клубам ездить перестал, в полку отпуск взял, чтобы только с ней быть. Везде ее возил, и здесь приемы давали и даже балы. Такая красавица она была, он очень ею гордился.
        - А обо мне что князь и княгиня говорили? - спросила Анастасия Илларионовна, строго взглянув на старика, отводящего глаза. - Не юли, говори все как было.
        - Его светлость князь обижен был, что вы не приехали на свадьбу, часто об этом вспоминал в разговоре с женой. Но княгиня всегда говорила, что она тоже мать и понимает ваши материнские чувства, что не вы невесту выбирали, что, может быть, другой жены для сына хотели, говорила, что не надо обижаться, нужно прощать. Надеялась, что вы, ваша светлость, когда маленького Алешу увидите, обязательно его полюбите и все наладится, - слезы потекли по морщинистым щекам старого дворецкого.- Как второй раз ее светлости время рожать пришло, они снова из Марфина все сюда приехали. Как роды начались, сначала не очень все беспокоились, опять тот же доктор был, Фогель, потом уже на вторые сутки и лейб-медик императрицы приехал. Князь не пил, не ел, сначала под дверью спальни ходил, а на вторые сутки у кровати ее светлости сидел, за руку ее держал, плакал. К концу вторых суток княгиня девочку родила, уже мертвую, а сама только ненадолго в сознание пришла, и князю сказала, чтобы сыночка их вырастил и чтобы по ней не убивался долго, не жил один, а женился на хорошей женщине. И под конец сказала, чтобы с вами, ваша
светлость, помирился, иначе не будет ему счастья без любви матери. С этими словами и умерла, ангел наш, княгинюшка. Я точно знаю, мне ее няня Тамара Вахтанговна рассказывала, она при ней безотлучно до самой кончины была.
        - Где теперь Тамара Вахтанговна? - отметила про себя новое имя княгиня. - Хочу с ней поговорить.
        - Она с маленьким князем во дворце у государыни, его светлость перед отъездом сына государыне отвез - как крестной, - ответил старый дворецкий.
        - Расскажи о князе Николае, - велела Анастасия Илларионовна.
        - Его светлость, как княгиня умерла, три дня у гроба просидел, ни с кем говорить не хотел. Как ее светлость похоронили, он сразу к государыне поехал, вернулся и велел Тамаре Вахтанговне князя Алексея собирать, потому что они во дворец к государыне переезжают. Сказал, что сам он назначен повелением государыни флигель-адъютантом к наместнику на Кавказе генералу Гудовичу и отправляется в Дербент. Мальчика быстро собрали и отправили во дворец, а князь весь вечер писал бумаги, он оставил их для вас, ваша светлость, и уехал в ту же ночь, - закончил свой рассказ старый слуга. - Не угодно ли вашей светлости пройти в кабинет князя? Он, уезжая, велел вам передать, что бумаги в черном бюро.
        - Пойдем, - согласилась княгиня и пошла за дворецким, который нес взятый со столика канделябр, освещая путь по темным коридорам. Сын не только оставил кабинет на прежнем месте, но так же бережно сохранил и обстановку, выбранную много лет назад матерью. Новой была только коллекция турецких трубок, стоящая в стеклянной витрине у окна и большой портрет прекрасной черноволосой женщины над камином. Юное лицо красавицы с огромными черными глазами и теплой улыбкой удивляло не столько правильными чертами и безупречным овалом, сколько общим выражением нежности и кротости.
        - Действительно, ангел, - тихо промолвила княгиня, останавливаясь перед портретом. - Поэтому господь и забрал, что нечего в нашем мире ангелу делать.
        Ефим поставил канделябр на стоящее у окна бюро черного дерева и достал из кармана ключ.
        - Вот, ваша светлость, князь Николай Никитич велел только вам в руки передать, - он с поклоном протянул ключ Анастасии Илларионовне.
        - Спасибо, а теперь иди, Ефим, я одна здесь побуду, - велела княгиня, взяв ключ и подойдя к бюро.
        Дождавшись, пока старый слуга вышел, закрыв за собой дверь, княгиня повернула ключ в замке. В бюро по порядку были разложены бархатные футляры с фамильными драгоценностями Черкасских, они все были помечены вензелем самой Анастасии Илларионовны, там же был большой перламутровый ларец тонкой работы и две парные шкатулки к нему, их Анастасия Илларионовна никогда не видела. Фигурный ключ торчал в замочке ларца, княгиня открыла крышку и тихо ахнула. Изумительной красоты рубиновое ожерелье из огромных кроваво красных рубинов, обрамленных бриллиантами, такие же серьги и два браслета не только поражали красотой и роскошью, они напомнили княгине, что в жилах ее невестки, а теперь и внука течет царская кровь, ведь такие драгоценности могли принадлежать только царской особе. В шкатулках лежало множество других украшений, в одной они были с изумрудами и жемчугом, а в другой - с сапфирами и бриллиантами.
        В ящиках бюро Анастасия Илларионовна нашла много аккуратно запакованных золотых монет и ассигнаций, но никаких бумаг там не было. Тогда княгиня протянула руку к левой боковой стенке и нащупала выступающую фигурку амура, вырезанную чуть ниже края столешницы. Повернув фигурку по часовой стрелке, она стала ждать, через секунду внутри бюро раздался щелчок, и верхние ящики и задняя панель бюро выехали вперед. Она их вынула и в потайном углублении увидела два конверта, один - большой, а другой - маленький, и синий бархатным мешочек, расшитый непривычной вязью.
        Княгиня взяла в руки конверты. На маленьком конверте было написано ее имя, а на большом была надпись: «Вскрыть после моей смерти». Завещание, догадалась княгиня. Анастасия Илларионовна открыла письмо, адресованное ей, сын писал:
        «Дорогая матушка, как ужасно, что я обращаюсь к вам в самые тяжелые дни моей жизни. Я потерял самого дорого мне человека, мою милую жену, жизнь для меня теперь потеряла всякий смысл, и сегодня я просил государыню отправить меня на Кавказ, воевать за Отечество с персами. Только одно удерживает меня пока здесь - судьба моего маленького сына. Перед смертью жены я обещал ей вырастить мальчика в любви и заботе, прошу вас, матушка, пригрейте у своего сердца бедного сироту, вырастите его в Ратманове, где я был так счастлив. Отдайте ему свою любовь и нежность, а я на войне буду молить Бога за вас и за моего маленького Алешу. В мешочке, что вы видите рядом с письмом, его наследство по матери, царь Ираклий отправил его с благословением своей дочери после рождения внука, теперь оно принадлежит Алеше. Целую ваши руки, матушка, ваш сын Николай».
        Анастасия Илларионовна открыла мешочек и вынула золотой крест какой-то непривычной формы. Он был украшен жемчугом и аметистами, а в центре креста переливался в свете свечей огромный бриллиант, равного которому по размерам и чистоте княгиня не видела, хотя она сама имела немало драгоценностей и бывала при всех европейских дворах, где драгоценностям знали цену.
        Она положила письма и крест обратно в потайное углубление, поставила ящики бюро и панель на место, и повернула фигурку амура против часовой стрелки. Закрыв бюро на ключ, Анастасия Илларионовна взяла канделябр и пошла к выходу из кабинета. Она снова остановилась перед портретом невестки, долго смотрела на него, перекрестилась и обратилась к красавице на портрете:
        - Спи спокойно, девочка, я выращу твоего сына, и он будет счастлив, обещаю тебе.
        Княгиня поднялась на второй этаж и подошла к спальне хозяйки дома, в которой последний раз спала молодой женщиной. Открыв дверь, она увидела, что эта комната переделана полностью. Стены были обиты нежным шелком цвета слоновой кости с рисунком из мелких цветочков. Гардины из золотистого бархата и атласа в тон ему, такие же покрывало и занавеси в алькове, светлый персидский ковер, изящная белая мебель, - все говорило о прекрасном вкусе молодой женщины. Над комодом княгиня увидела портрет маленького мальчика с лицом ангела. Огромные черные глаза в пушистых ресницах и черные кудри достались ему от матери, а лицом он очень напоминал своего красавца отца. Ямочка, чуть наметившаяся на подбородке, говорила о том, что со временем малыш превратится в мужчину с характером.
        Анастасия Илларионовна постояла у портрета, любуясь прелестным лицом ребенка. Потом оглянулась и увидела свои сундуки, внесенные в комнату, они были раскрыты. В смежной гардеробной слышался шум, это ее горничная Авдотья Ивановна развешивала платья госпожи.
        - Авдотья, - позвала хозяйка, - переноси все в «голубую» спальню, я не буду спать здесь. И платья все, кроме черного, убери, завтра же закажи еще пару, пусть сделают за два дня. У нас - траур.
        Княгиня взяла канделябр и вышла из комнаты, она уже не сомневалась, что найдет «голубую» спальню в привычном виде, но бережно отреставрированную, так оно и оказалось. Доброе сердце и деликатность ее покойной невестки, которые она смогла оценить только после ее смерти, тронули Анастасию Илларионовну до слез.
        Завтра предстоял визит к государыне. Княгиня не знала, как ее встретит императрица, отдаст ли мальчика сразу или заставит бывать при дворе какое-то время, может быть, вообще не отпустит ее в Ратманово. Сомнения мучили Анастасию Илларионовну. Верная Авдотья Ивановна постелила ей постель и помогла подготовиться ко сну, она задула свечи и легла. Но сон не шел к ней, печальные думы одолевали, забылась она, когда уже светало. Через четыре часа княгиня поднялась, оделась во все черное и поехала во дворец.
        Зимний дворец сиял огнями. Карета Черкасских подъехала к главному подъезду. Форейтор помог княгине выйти и подняться по ступеням широкого крыльца. Анастасия Илларионовна вошла в вестибюль, назвала свое имя лакею в красной с золотом ливрее, сказала о цели своего визита и пошла за ним по широкой сводчатой галерее первого этажа. Строительство Зимнего дворца было закончено уже после свадьбы княгини и ее отъезда в имения, поэтому во дворце Анастасия Илларионовна находилась впервые. При других обстоятельствах убранство императорской резиденции, вызвало бы у нее интерес, но печальные причины ее приезда сюда и нервное волнение перед встречей с государыней оставили ее равнодушной к красоте окружающей обстановки.
        Лакей провел ее по широкой белой мраморной лестнице, украшенной статуями и вазами, где свет свечей из бронзовых подсвечников отражался в зеркалах, создавая впечатление легкости и нарядности. Потом они прошли через анфиладу комнат, обращенную к Неве. Анастасии Илларионовне казалось, что эти залы, через которые ее вел лакей, никогда не кончатся, волнение ее достигло предела, руки похолодели.
        - Только бы руки не стали трястись, - прошептала княгиня, - только этого не хватало на старости лет.
        В это время они остановились в комнате с белыми, украшенными золотом стенами. Лакей попросил ее присесть на диван и обождать, пока он доложит о ее приходе. Ожидание длилось не более десяти минут, но княгине оно показалось вечностью. Наконец она услышала шуршание шелка и вместе с лакеем, к ней подошла фрейлина, уже не молодая женщина в лиловом шелковом платье с бриллиантовым шифром - вензелем императрицы.
        - Прошу вас, княгиня, - пригласила она с сильным немецким акцентом, - государыня ждет вас.
        - Благодарю,- наклонила голову Анастасия Илларионовна, и пошла вслед за фрейлиной в соседние апартаменты.
        Зал, в который они вошли, был задуман архитектором как продолжение предыдущего. Та же белая с золотом отделка стен и потолка, но орнамент, покрывавший стены и потолок здесь был особенно изысканным, а полуколонны были украшены мраморными скульптурами кариатид. В конце комнаты княгиня увидела обрамленную бархатными портьерами глубокую нишу, где стояли изящные диваны и кресла, обитые алым бархатом.
        В одном из кресел за чайным столиком сидела государыня Екатерина Алексеевна, одетая по-домашнему в синий бархатный капот, украшенный только скромной серебряной тесьмой и светло-голубым шелковым бантом на воротнике. Волосы императрицы были покрыты кружевным чепцом, очень молодившим ее лицо. Увидев княгиню, государыня встала, протянула ей руку и ласково приветствовала ее:
        - Здравствуйте, моя дорогая, мы не виделись целую вечность, да вот по какому горькому поводу свидеться пришлось. Не беспокойтесь, не буду я вам пенять, что с сыном поссорились, я сама мать, знаю, что такое взрослый сын, мать не слушает, своим умом живет. А вот внук у вас просто чудо до чего хорош. Не волнуйтесь за него, он с моими внуками, здесь на половине великих князей. Мои ведь уже большие, Александру - семь, Константину - пять, а ваш совсем малыш - два года. Да, мои князья его любят и балуют, жалеют сироту.
        Императрица жестом пригласила Анастасию Илларионовну сесть в кресло возле себя и задала главный вопрос:
        - Ну что, княгиня, будешь забирать внука или мне оставишь?
        - Ваше императорское величество, позвольте мне забрать мальчика, - начала княгиня, внимательно вглядываясь в лицо государыни, надеясь предугадать ее реакцию на свои слова, - его отец в письме ко мне просил воспитать его в нашем имении, где я уже столько лет по слабости моего здоровья вынуждена жить.
        - Ну, положим, ты, княгиня Анастасия, всегда была здоровой как лошадь, да и сейчас я не вижу признаков болезни на твоем лице, - засмеялась императрица. - Да Бог с тобой, неволить не буду, хочешь жить в деревне, живи, только пусть твои дети при дворе живут, да внуков, когда вырастишь, тоже ко двору присылай. А вот и твой ангел, знакомься, в первый раз ведь видишь.
        В комнату в сопровождении той же фрейлины вошла немолодая черноволосая женщина с седыми прядями не висках, одетая во все черное. На руках она держала маленького мальчика, которого княгиня видела на портрете в спальне своей покойной невестки. Он был уже немного старше, чем его изобразил художник, и хотя чертами лица сильно напоминал ее сына, был даже еще красивее. Огромные черные глаза в пушистых ресницах на нежном личике с бархатной кожей смотрели внимательно и настороженно на двух женщин. Но вот он узнал крестную, и улыбка озарила его личико, сверкнули беленькие зубки, на щеках заиграл румянец.
        - Здравствуйте, государыня, - сказал он, смазывая звуки, как все малыши, но разборчиво.
        - Здравствуй, мой милый, - ответила императрица, - иди сюда, посмотри, вот твоя бабушка Анастасия приехала, хочет с тобой познакомиться.
        Она сделала знак женщине в черном, та подошла к государыне и опустила мальчика на пол.
        - Идите, ваша светлость, - сказала няня, осторожно и ласково подталкивая малыша в спину, - познакомьтесь с бабушкой.
        Мальчик сделал несколько шагов, но подошел к императрице и уцепился за ее капот. Государыня взяла его на руки, посадила к себе на колени, обняла и показала ему на княгиню Анастасию.
        - Вот твоя бабушка, милый, она мама твоего отца, она очень любит и твоего отца, и тебя, и приехала, чтобы заботиться о тебе, любить тебя. Ты поедешь с ней в большое имение, у тебя там будет своя лошадка, как у Александра и у Константина. Иди к бабушке, милый, - императрица передала ребенка княгине, и он, успокоенный словами крестной, доверчиво пошел на руки к Анастасии Илларионовне.
        Обняв это теплое тельце и заглянув в эти огромные черные глаза, доверчиво смотревшие на нее, княгиня поняла, что ее сердце отдано навсегда и полностью.
        - Мой дорогой, я приехала за тобой, чтобы отвести тебя в Ратманово, это такое большое имение, там очень хорошо, там тебя ждут лошадка, и щенок, и котята, у тебя будут друзья, твои кузены. Вы будете вместе играть. Тебе там будет очень хорошо и весело, - тараторила княгиня, боясь, что мальчик испугается и расплачется, - мы поедем на тройке, возьмем все твои игрушки и купим все, что ты захочешь.
        Не зная, что еще сказать, она замерла, с надеждой глядя на внука. Мальчик заулыбался и кивнул княгине.
        - Поедешь, мой дорогой? - задала вопрос Анастасия Илларионовна.
        - А няня поедет? - спросил малыш.
        - Конечно, милый, у вас с ней свои покои будут, вам там будет очень хорошо.
        - Поедем, - согласился мальчик, утвердительно кивнув головой.
        - Собирайте князя, - велела императрица няне, жестом отпуская ее. Анастасия Илларионовна передала ребенка женщине, которая внимательно посмотрела на нее, но в присутствии императрицы не решилась ничего сказать, а молча поклонилась и вышла из комнаты.
        - Ну что, хорош наследник? Уж насколько мой Александр красавец, а твой - лучше. На отца похож, а глаза и волосы - материны. Царевна очень красива была и добра, все ее любили, даже при дворе врагов не нажила, чистый ангел, - вздохнула государыня. - Отец ее тоже недавно умер, вчера известие пришло, надеюсь, не узнал про дочь, спокойно ушел. Ну, царство им небесное, а князя Николая, надеюсь, Бог пощадит, отведет беду, хоть он сам на смерть рвется. Бери мальчика да езжай домой. Когда сын вернется с Кавказа, помирись с ним, и вместе ко двору приезжайте, крестника моего привозите.
        Анастасия Илларионовна, поблагодарив, встала и сделала глубокий реверанс. Из глубины зала к ней подошла фрейлина в лиловом платье и знаком пригласила следовать за ней. Княгиня вышла из покоев императрицы.
        - Пожалуйста, ваша светлость, пройдите на половину великих князей, там сейчас собирают князя Алексея Николаевича, - предложила фрейлина и пошла в направлении, противоположном тому, откуда пришла княгиня при приезде.
        Они повернули, и в окнах залов, по которым они шли, Нева сменилась дворцовой площадью. Наконец фрейлина отворила дверь в большую светлую комнату, уставленную маленькими столами и стульчиками и заваленную игрушками. Два веселых светловолосых мальчика, одетых в маленькие, сшитые по росту, военные мундиры, играли вокруг игрушечной крепости. На звук открывающейся двери они обернулись.
        - Ваши императорские высочества, позвольте представить вам светлейшую княгиню Черкасскую, бабушку князя Алексея, - сказала фрейлина, входя в комнату и приглашая за собой княгиню.
        Мальчики учтиво поклонились Анастасии Илларионовне, сделавшей им придворный реверанс.
        - Очень приятно познакомится, - заговорил старший, светловолосый и голубоглазый красавец Александр. Курносый пятилетний Константин молчал, стоя за спиной брата. - Нам няня сказала, что вы забираете Алешу. Жалко, мы к нему привыкли.
        - Так хотел его отец, и государыня одобрила это решение,- осторожно заметила княгиня, не зная, как среагируют мальчики на то, что она сейчас заберет их маленького друга.
        Из соседней комнаты вышла уже одетая в капот няня князя Алексея, держа мальчика, одетого в соболью шубку и валеночки, на руках, за ней две горничные вынесли по саквояжу. Высокая женщина средних лет, по виду иностранка, скорее всего англичанка, держала в руках маленькую лошадку и крошечное игрушечное ружье, а высокая важная дама, одетая в серое шелковое платье, как поняла княгиня, воспитательница великих князей жена генерал-майора Бенкендорфа, держала меховую шапочку и варежки.
        Мальчики подбежали к другу, которого няня опустила на пол.
        - До свиданья, Алеша, - сказал Александр, обнимая мальчика, - помни нас и не плачь, а мы будем тебя помнить и скучать по тебе.
        Константин тоже обнял малыша. Поняв, что его сейчас заберут от друзей, мальчик заплакал. Женщины захлопотали вокруг него, пытаясь успокоить.
        - Подождите, не плачь, Алеша, - велел Александр. Вдруг он вытянулся по стойке смирно, набрал в грудь побольше воздуха и крикнул: - Внимание, смирно, награждается светлейший князь Алексей Черкасский, герой войска великих князей Александра и Константина…
        Малыш перестал плакать и уставился на старшего товарища. Александр снял с шеи игрушечный серебряный крест на голубой ленте, надел его на шейку Алексея и пожал ему руку. Малыш заулыбался.
        - Иди с бабушкой, - сказал цесаревич, подтолкнув ребенка вперед, - не забывай нас и приезжай обратно.
        Подхватив на руки внука, княгиня попрощалась, поклонилась мальчикам и дамам и направилась к двери.
        - Каков Александр, уже сейчас видны благородство натуры и сила характера. Видно, будет великим государем, как бабушка, - тихо сказала она няне, идущей рядом по анфиладам дворца. Наконец они добрались до главного вестибюля, где, держа шубу княгини, их ожидал слуга. Вещи погрузили в карету. Няня, взяв мальчика на руки села первой, за ней села княгиня.
        - Ну что, Тамара Вахтанговна, едем домой, а на рассвете выезжаем в Ратманово. Не бросите меня и своего питомца в трудный час? - княгиня пристально смотрела на няню. - Или хотите уехать?
        - Нет, ваша светлость, некуда мне ехать,- ответила грузинка, - я при дворе царя Ираклия выросла, меня родители девочкой царю отдали, а когда он женился, я всех его детей вынянчила, моя царевна младшей была, самой любимой у отца. Слава Богу, что он не успел узнать, что ее больше нет, спокойным ушел. В России моя девочка лежит, здесь и я останусь, и сокровище наше я тоже не оставлю, даст Бог здоровья, выращу его, если вы позволите.
        - Спасибо тебе, Тамара Вахтанговна, - помолчав, сказала княгиня, - за царевну ты меня прости, что не признала их брака сразу, ревность глаза застила. А за мальчика я теперь жизнь отдам, здесь мы с тобой союзники.
        На глазах старой няни блеснули слезы. Княгиня пожала ей руку и, взглянув женщине в лицо, поняла, что обрела преданного друга на долгие годы. Анастасия Илларионовна вздохнула и закрыла глаза, начинался новый этап ее жизни.


        ГЛАВА 3
        Восемь лет, прошедшие с того памятного вечера в Зимнем дворце, пролетели для Анастасии Илларионовны как один миг. Красавец внук стал смыслом ее жизни. Невестка и сын, довольно кисло встретившие появление нового родственника, в котором они увидели конкурента своим сыновьям, были отправлены княгиней к месту службы князя Василия. Поскольку она щедро снабдила их деньгами «на первое время», да и потом исправно посылала большие суммы, все остались довольны сложившейся ситуацией. Их дети приезжали в Ратманово в мае, а уезжали в октябре. Мальчики дружили и любили друг друга, не разбирая, кто родной, а кто двоюродный брат.
        В конце лета 1792 года, десятилетнего Алексея вызвали к бабушке. Княгиня сидела за столом в своем кабинете и держала в руках письмо.
        - Садись, милый, откуда ты такой мокрый? - улыбаясь своему любимцу, поинтересовалась бабушка.
        - Мы с братьями около пруда в войну играли, водой брызгались, как будто из пушки, - рассказал мальчик.
        Бабушка с любовью смотрела на прекрасное лицо ребенка, словно сошедшее с полотен итальянских мастеров.
        - Хорошо, посиди и послушай, что отец твой пишет, - велела она и начала читать письмо князя Николая:
        «Дорогая матушка и мой дорогой Алеша! Сообщаю вам, что я уже почти год как покинул службу, а два месяца назад вернулся в Санкт-Петербург. Здоровье мое, подорванное ранениями последних лет, сейчас окрепло. Я начал выезжать, и в моей жизни произошло еще одно очень приятное событие: я сделал предложение прекрасной девушке - княжне Ольге Петровне Глинской. Ее родители дали свое согласие, и свадьба назначена на декабрь, в день моих именин на Святителя Николая. Прошу вас, матушка, приехать вместе с Алешей в Санкт-Петербург пораньше, чтобы вы могли познакомиться с моей невестой и ее семьей и подготовиться к свадьбе. Церемонию я хотел бы видеть скромной, помня мой трагический опыт семейной жизни. Но Ольга так молода, и она - старшая дочь у богатых родителей, которые хотят выдать дочь замуж со всевозможной пышностью. Я надеюсь, матушка, на вашу мудрость и ваш авторитет, чтобы мы могли прийти к какому-то решению, устраивающему всех».
        - Ну вот, Алеша, нужно нам ехать, - решила княгиня, - проводим братьев твоих в Лондон к родителям, а сами останемся в Санкт-Петербурге. Посмотрим, что за невесту твой отец нашел, и поможем ему. Как, согласен?
        Алексей отца не помнил, а привязан был только к бабушке да к своим двоюродным братьям, поэтому известие о женитьбе отца его не взволновало. Наоборот, поездка из Ратманова, откуда он никуда еще не выезжал, казалась ему заманчивой, а уж поездка в столицу была целым приключением. Мальчик с готовностью согласился с бабушкой.
        В середине октября большой обоз из шести карет и четырех повозок с вещами в сопровождении двадцати верховых выехал из Ратманова. Княгиня везла внуков, их нянь и гувернеров и свою прислугу во главе с Тамарой Вахтанговной, ставшей за прошедшие годы правой рукой и компаньонкой княгини. Путешествие Алексею показалось очень интересным, и он даже огорчился, когда через двадцать дней вся компания прибыла в дом Черкасских на Миллионной улице.
        Князя Николая Никитича не было дома, он находился в подмосковных имениях, но прибывших ждали. Величественный дворецкий, заменивший старого Ефима, отправленного на покой с хорошей пенсией, показал барыне комнаты, приготовленные для членов семьи и слуг. Все было сделано разумно, и княгиня осталась довольна. На следующий день предстояло посадить Николая и Никиту вместе с их гувернером и двумя слугами на корабль, отплывающий в Лондон, а после этого она могла заняться делами сына. Больше всего княгиню волновало то, как отнесется невеста Николая к ее любимому внуку и как мальчик поладит с отцом, которого совсем не помнил.
        Через неделю, когда Анастасия Илларионовна сидела у камина в «китайской» гостиной, а Алексей лежал на ковре у ее ног, расставляя в маршевые порядки набор оловянных солдатиков, подаренный ему сегодня бабушкой, в коридоре раздались быстрые шаги, и в комнату стремительно вошел высокий мужчина в дорожном сюртуке и армейских сапогах. Мать с трудом узнала своего красавца сына. Волосы князя Николая, раньше золотистые, теперь были седыми. Сухое лицо с четкими чертами от левой брови до уха пересекал шрам. Голубые глаза когда-то первого весельчака Санкт-Петербурга смотрели грустно.
        - Матушка, сынок, - воскликнул князь Николай, - одной рукой обнимая мать, а другой, подхватывая сына с пола и прижимая к себе.
        - Боже мой, как он похож на свою мать, - тихо вздохнул отец, заглянув в лицо сына, - те же глаза и кудри, то же выражение доброты и веселья.
        На глаза князя навернулись слезы. Мать протянула к лицу сына руку, коснулась шрама и заплакала. Только теперь она поняла, в какой ад загнал себя ее ребенок, убегая от своего горя.
        - Здравствуй, Николя, я привезла тебе Алешу, чтобы вы больше не расставались, - сообщила княгиня, с трудом взяв себя в руки, - даже если это разобьет мое сердце, сын должен жить с отцом.
        - Я ничего так не хочу, как этого, - отвечал князь, - но и с вами матушка я не хочу расставаться. Только прожив эти ужасные восемь лет, я понял, как глупы были моя гордость и мои поступки: нужно все время быть с теми, кого любишь, и ценить каждую минуту, когда они с тобой. Я хочу, чтобы вы жили с нами.
        - Нет, сынок, я тоже больше не хочу повторять своих ошибок, мне важно, чтобы ты был счастлив, а свекровь в одном доме с молодой хозяйкой - не очень хорошая затея, - улыбнулась сыну Анастасия Илларионовна, - главное для меня - будет ли она любить тебя и Алешу.
        - Ольга - очень добрая девушка, вот увидите, я никогда не женился бы на девушке, которая не сможет полюбить моего ребенка, - волнуясь, объяснил князь Николай, по-прежнему обнимая сына. - Вы сами посмотрите в оставшиеся до свадьбы два месяца, как она будет относиться к Алеше. Прошу вас сказать мне, каково ваше мнение. У вас не должно быть сомнений, что если Алеше будет с ней плохо, я сразу же разорву помолвку.
        - Бог даст, все будет хорошо, - перекрестилась княгиня, - и ты обретешь свое счастье, а мой внук - родительский дом.
        На следующий день Черкасские на маленьком закрытом вечернем приеме знакомились с семьей невесты. Анастасия Илларионовна очень старалась произвести на гостей впечатление. Большой овальный стол был накрыт белой скатертью, украшенной гирляндами белых роз. Эти же цветы благоухали в огромных китайских вазах. На столе стоял сервиз из драгоценного фарфора времен регентства, привезенный из Франции в подарок княгине ее молодым мужем в первый год после свадьбы. На хрустальных бокалах и серебре были выведены ее вензеля. Из-за дверей столовой звучала музыка: скрипка и виолончель вели нежную мелодию.
        Невеста приехала с родителями и двумя младшими сестрами. Ольга сразу же понравилась княгине. Невысокая темноволосая девушка с миндалевидными серыми глазами не была классической красавицей, но общее выражение доброты и мягкости, написанное на ее милом лице, сразу заставляло людей тянуться к ней, не будучи с ней даже знакомыми. Восемнадцатилетняя Ольга была старшей дочерью в семье князей Глинских. Ее родители - князь Петр Алексеевич и княгиня Евдокия Ивановна - обычно жили в своем богатом имении в южной губернии и были обычными провинциальными дворянами. Жизнь в столице была им в тягость, и если бы не судьба пяти дочерей, которым нужно было найти хорошие партии, то, как говорил князь Петр Алексеевич, «Ноги бы моей тут не было». Матушка невесты Евдокия Ивановна была не очень образованна, зато добра и искренне любила мужа и дочерей, и будущего зятя и его семью была готова полюбить такой же преданной любовью. Их дочери, шестнадцатилетняя Дарья и четырнадцатилетняя Елизавета, были хорошенькими неизбалованными провинциальными барышнями. Они робели перед женихом своей сестры и его грозной матерью.
        Князь Николай, встретив гостей в вестибюле, провел их в гостиную, где ждали княгиня с внуком. После взаимных поклонов и приветствий, Анастасия Илларионовна сразу пригласила гостей к столу, резонно предположив, что за бокалом вина и вкусной едой обстановка будет более непринужденной и она сможет незаметно понаблюдать за будущими родственниками.
        Так и получилось, после первых официальных тостов за хозяина дома и его матушку беседа потекла свободно. Слуги носили блюда, и после пятой перемены княгиня успокоилась. Новые родственники были людьми простыми, сердечными, а невеста, сидевшая за столом между ее сыном и внуком, ласково улыбалась и тому и другому. Алексей, сначала молчавший и дичившийся, начал разговаривать с будущей мачехой, а потом вместе с ней смеяться над шутками своего отца. А князь Николай смотрел на эту милую молодую девушку с искренней любовью и нежностью.
        «Дай им Бог, - решила княгиня к концу вечера, - наверное, это та женщина, что так необходима моему бедному сыну».
        Когда вечер подошел к концу и гости собрались уезжать, Анастасия Илларионовна, не откладывая в долгий ящик, объявила, что она благословляет брак сына, и подтвердила дату венчания в декабре в день Святого Николая Чудотворца.
        Закрутилась подготовка к свадьбе. Как и обещала княгиня, она уговорила родителей невесты сделать свадьбу такой, какой хотел ее сын. Молодые обвенчались в дворцовой церкви в присутствии императрицы, дали обед для узкого круга родных и друзей в доме жениха, и молодожены уехали в свадебное путешествие в Италию.
        Анастасия Илларионовна дождалась в Санкт-Петербурге их возвращения из свадебного путешествия в марте следующего года, пожила еще немного с семьей сына, а когда поняла, что отношения ее любимого внука с отцом и молоденькой мачехой складываются как нельзя лучше, собралась обратно в Ратманово.
        Теперь Алексей приезжал к ней вместе со своими двоюродными братьями на лето, а зиму проводил в Санкт-Петербурге, прилежно учась у тех же педагогов, что и цесаревич Александр. Императрица часто приглашала Алексея в Зимний дворец. Там он, поклонившись государыне, убегал на половину великих князей, где его всегда ждали Александр и Константин, все так же любившие своего младшего товарища.
        Семья Черкасских жила счастливо. Милая Ольга родила князю Николаю четырех дочерей. Через год после свадьбы родилась Елена, которая, подтверждая свое имя, была писаной красавицей, очень напоминая бабушку Анастасию Илларионову в детстве. Через два года после нее родилась Дарья, еще через два - Елизавета, а последней была маленькая Ольга. Все девочки обожали своего единственного брата. Он был для них божеством. Они наперебой придумывали сюрпризы и подарки для него, бегали за ним веселой маленькой стайкой. Алексей шутливо сердился на них и топал ногой, но сам искренне любил всех сестер, покрывал их проделки и шалости и был их верным рыцарем и защитником.
        Когда умерла государыня и на престол взошел Павел I, князь Николай порадовался, что ушел с военной службы и может увезти семью подальше от двора, где начались резкие перемены. Черкасские переехали в московский дом, а лето проводили в подмосковных имениях. После домашних учителей Алексей учился по курсу университета. Его образование под внимательной опекой отца получилось блестящим. Кроме родного языка, он говорил и писал по-английски, по-французски и по-немецки. Ему одинаково легко давались точные и гуманитарные науки, он был достаточно музыкален, прекрасно танцевал и, обладая острым умом и тонким юмором, к восемнадцати годам сделался любимцем московского общества.
        Сам Алексей бредил армией, но отец не разрешал ему поступить в гвардию, опасаясь, что в царствование сумасбродного императора, сын может погибнуть на чужбине, неизвестно за что. Их отношения, до этого доверительные и нежные, даже стали ухудшаться, поскольку отец не посвящал сына в свои опасения, боясь, что молодой беззаботный человек может где-нибудь неосторожно высказать «крамольные» мысли. Но этот кризис разрешился сам собой со сменой власти в столице.
        Когда Алексей узнал, что императором стал друг его детства Александр Павлович, он сразу же умолил отца отпустить его в Санкт-Петербург. Князь Николай справедливо решил, что от их семьи кто-то должен поздравить императора с восшествием на престол, и что Алексей - самая подходящая для этого кандидатура. Алексей поехал, встретился с императором, принявшим его как старого друга, и, поздравив государя, попросил у него милости - зачислить его в гвардию. Он тот час же получил назначение поручиком в лейб-гвардии гусарский полк и, написав отцу в Москву покаянное письмо, где просил прощения за своеволие, помчался в Ратманово к бабушке за поддержкой и советом.
        Бабушка, во всем потакавшая своему любимцу, на сей раз встретила известие о поступлении внука в гвардию без особого восторга.
        - Я была спокойна, пока ты был в Москве с отцом, а теперь ты будешь один в столице в компании молодого императора, - она опечаленно покачала головой.
        - Мне девятнадцать лет и Александра я люблю с детства, ты сама знаешь, что он и Константин - мои друзья, почему вы с отцом так против моего решения? - горячился Алексей, не понимая родных и добиваясь объяснения.
        - Алеша, ты многого не знаешь и в силу возраста не можешь понять того, что видят опытные люди. Отношения в царской семье всегда были сложными, что отразилось на характерах Александра и Константина. Бабушка сразу после рождения забрала их к себе и воспитывала сама, отца и мать они видели изредка и были к ним равнодушны, а как они любили свою бабушку, ты сам знаешь. Моя кузина графиня Апраксина была ее фрейлиной и говорила мне, что государыня хотела передать трон Александру, минуя его отца, которого считала сумасшедшим. Ты знаешь, что по нашим законам женатый человек считается совершеннолетним. Поэтому государыня и женила Александра в шестнадцать лет на четырнадцатилетней девочке. Ничем хорошим кончиться это не могло. Что еще хуже, Александр унаследовал не только внешность и характер своей матери, но и ее тягу к распутству. После свадьбы с девочкой, ничего не понимающей в плотской любви, он пустился в загулы. И так продолжается уже десять лет, он не пропускает ни одной юбки при дворе. Служа в гвардии, ты все равно попадешь в его компанию. - Анастасия Илларионовна тяжело вздохнула. - Ты станешь таким
же развратником, как он. Только обманутые мужья его не вызывают на дуэль, а императорский двор дает приданое и подыскивает мужей соблазненным им девицам. Он будет тебя дразнить и толкать на соперничество, и ты погубишь себя.
        - Ну почему погублю? Я собираюсь служить, а не прожигать жизнь в кутежах, и при дворе я буду бывать не так часто, - искренне веря в то, что говорит, заявил Алексей.
        - Александр не позволит тебе этого, он всегда тебя любил и будет тебя приглашать беспрестанно. Но дело сделано, ты получил назначение. Теперь нужно подумать, как поступить, чтобы не испортить твою судьбу. Ты иди пока отдыхай с дороги, а я должна подумать. Завтра увидимся,
        Княгиня поцеловала внука, а сама долго не могла заснуть, терзаемая тяжелыми мыслями. За ночь она приняла решение.
        Позвав утром внука, она потребовала от него дать ей обещание, что он никогда не будет совращать невинных девушек и женщины, с которыми он будет иметь дело, должны сами добиваться его расположения. Для Алексея это было само собой разумеющимся, поэтому он, не задумываясь, поклялся бабушке выполнить ее требование. Анастасия Илларионовна пообещала удваивать содержание, получаемое им от отца, при условии, что князь Николай об этом не узнает. Обрадованный молодой человек попрощался с бабушкой и уехал в столицу. Глядя в след отъезжающей карете, старая женщина думала, что деньги - самое верное средство при решении всех проблем и что если ее любимец будет богат, то в крайнем случае он сможет откупиться от обиженных женщин.
        Гусары встретили молодого, красивого и богатого поручика Черкасского со свойственным офицерам элитного гвардейского полка радушием, проявляемым обычно к младшим товарищам. Храбрый, умный и веселый Алексей скоро сделался любимцем офицеров, а поскольку он, к тому же, предоставил свою квартиру на Невском в полное их распоряжение, друзья его просто обожали. Алексей прошел все этапы возмужания, принятые в лейб-гвардии: волочился за дамами, пил и играл, проигрывая колоссальные суммы из своего щедрого содержания.
        Несмотря на то, что Наполеон покорял Европу и Россия состояла во всех антинаполеоновских коалициях, гвардия до 1805 года в боях не участвовала. Поэтому первые пять лет службы Алексея прошли в Санкт-Петербурге, где между дежурствами, учениями и смотрами он был частым гостем балов, раутов и приемов высшего света.
        Бабушка оказалась права, Александр захватил друга в орбиту своей веселой жизни, и Алексей окунулся в мир безудержных кутежей и сластолюбия. Женщины его обожали, а он обожал их, но слово, данное бабушке, он всегда держал и никогда не подходил близко к незамужним девицам благородного происхождения. Ему хватало других, не очень разборчивых в связях, дам.
        К двадцати трем годам его внешность приобрела законченный лоск. Как все мужчины в роду Черкасских, молодой князь был очень высок ростом, с широкими плечами, узкими бедрами и длинными сильными ногами. Он был особенно хорош в своем гусарском мундире с красным доломаном и ментиком, отороченным черным мехом. Лицо его - смуглое, удлиненное, c высокими скулами, правильными чертами и твердым подбородком, разделенным надвое продолговатой ямочкой, было классически красиво. Большие черные глаза, становившиеся то холодными, то ласковыми, то искрившиеся безудержным весельем, сводили женщин с ума. Слава неутомимого и искусного любовника прочно закрепилась за ним в столице. Он был красив, богат, любим женщинами, его любили император и друзья-офицеры. Чего еще желать? Он был счастлив.
        Веселая жизнь любимца света кончилась жарким июньским днем, когда из Москвы прискакал гонец с письмом мачехи. Вскрывая сургучную печать, Алексей уже знал, что случилось несчастье, поскольку мачеха всегда вкладывала свои записочки в письма отца, а сейчас его имя на конверте было написано ее собственной рукой.
        Действительно, Ольга Петровна кратко писала, что его отец и ее муж, князь Николай Никитич, трагически погиб на охоте, упав с лошади, которая понесла, испугавшись выстрелов. Она просила Алексея выехать незамедлительно в подмосковное имение Черкасских Марфино, где и случилось несчастье. Чернила на листе в нескольких местах расплывались от слез, капавших на бумагу, и видно было, что рука несчастной женщины дрожала.
        В письмо мачехи была вложена записка от дяди, князя Василия, написавшего ровным почерком дипломата, что он сам был свидетелем несчастного случая, случившегося с братом. Он обещал позаботиться об Ольге Петровне и девочках до приезда Алексея, а также информировал, что написал письмо матери, княгине Анастасии Илларионовне, и ждет ее приезда.
        Алексей выехал через час, он нигде не останавливался, менял лошадей и мчался дальше. На исходе пятых суток он вошел в широкие двери огромного главного дома их подмосковного имения. Всю дорогу молодой человек находился словно в оцепенении, ужас произошедшего не укладывался в его мозгу, но, войдя в дом и увидев завешенные черным зеркала в большом вестибюле, он осознал, что отца больше нет.
        Встречать Алексея вышел князь Василий. Они обнялись. Василий пытался высказать слова соболезнования, но Алексей, больше всего волновавшийся за самочувствие мачехи и девочек, перебил дядю.
        - Где маман? Как она, как девочки?
        - Ольга у себя, она очень подавлена, боюсь, как бы не было с ней беды. Девочки на своей половине, они с нянями и гувернантками, но вроде бы все здоровы, - рассказывал князь Василий. - Ты можешь сразу пойти к Ольге, она тебя несколько раз спрашивала.
        Молодой человек взбежал по широкой мраморной лестнице на второй этаж и пошел к хозяйским покоям. Он постучал в дверь родительской спальни, ему открыла горничная Марфа, когда-то бывшая няней Ольги Петровны, ее лицо было заплаканным и бледным. Она посторонилась и знаком пригласила его войти. Мачеха лежала в постели. Лицо ее было таким же белым, как кружевная наволочка подушки, глаза были закрыты.
        - Маман, - тихо позвал Алексей, искренне любивший свою добрую молодую мачеху, он называл ее так, несмотря на то, что она была всего восьмью годами старше него, - я приехал.
        Ресницы женщины затрепетали, а когда глаза ее открылись, Алексей увидел в них такое отчаяние, что ужаснулся. Ольга протянула к пасынку руки, обняла его и зарыдала. Она плакала так сильно, что молодой человек и горничная, пытавшиеся ее успокоить, отчаялись в своих попытках. Силы покинули и саму княгиню. Вдруг всхлипывания прекратились, и женщина чуть слышно произнесла:
        - Моя жизнь кончена, поручаю тебе сестер.
        - Я все сделаю для того, чтобы они были счастливы, - пообещал Алексей, - но и вы, маман, должны жить для них.
        - Я уйду за ним, - прошептала княгиня Ольга, - береги моих дочерей.
        Она замолчала и, кажется, впала в забытье.
        Алексей вышел из комнаты. Дворецкий спросил его, когда подавать обед, он отмахнулся и отослал его к дяде, а сам пошел на половину сестер.
        Сестры сидели все вместе в большой и светлой классной комнате. Одетые в одинаковые темные платья, с бледными личиками и заплаканными глазами они походили на тени тех красивых и веселых девочек, которых он видел весной, приехав в Москву встретить Пасху с семьей. Самой старшей красавице Елене было двенадцать лет, Дарье или Долли, как ее звали в семье, - десять, Лизоньке - восемь, а младшей, названной в честь матери и бывшей ее копией Ольге, - шесть. Увидев брата, девочки вскочили со своих мест и бросились к нему. Маленькие руки обвились вокруг него на уровне плеч, груди, пояса, четыре головки прижались к Алексею, девочки заплакали.
        - Дорогие мои, не плачьте, вы разрываете мое сердце, - твердил молодой человек, обнимая их всех сразу, - прошу вас, успокойтесь, я с вами, все будет хорошо.
        Ласковые уговоры помогли, девочки постепенно перестали плакать, затихли. Алексей усадил их всех на большом персидском ковре, лежавшем в центре комнаты, сел сам рядом с ними и посмотрел на Елену.
        - Элен, ты старшая, ты должна мне помогать, пока мама не поправится, - обратился он к сестре, гладя ее руку.
        - Я все сделаю, Алекс, - ответила девочка, - все, что ты скажешь, но мама… она поправится?
        Девочка опять заплакала, за ней заплакали все остальные.
        - Тише, мои дорогие, мы все сделаем, чтобы она поправилась, - шепча ласковые слова, брат снова начал обнимать их всех по очереди, утирая девочкам слезы.
        Наконец, сестры успокоились, Алексей велел няне и гувернантке уложить их спать в смежных комнатах и не отходить от них ночью. Убедившись, что кровати сестер перенесены в две большие смежные спальни, а для няни и гувернантки принесены складные кровати, он пожелал всем спокойной ночи и пошел в церковь проститься с отцом.
        Церковь в усадьбе была построена его прадедом Иваном Павловичем Черкасским и освящена в часть Рождества Пресвятой Богородицы. Изящный храм в стиле барокко стоял между парком и селом Марфино. Алексей подошел к храму, когда уже почти стемнело. Церковь была слабо освещена. Гроб с телом Николая Никитича стоял на задрапированном темным бархатом постаменте перед алтарем. Старый священник отец Павел читал заупокойный чин. В глубине храма стояли несколько дворовых. Алексей подошел к гробу и встал сбоку. Отец Павел молча кивнул ему, не прерывая службу. Молодой человек посмотрел на отца, лежавшего со спокойным выражением моложавого лица. Даже шрам, к которому Алексей привык с детства, не портил лицо князя Николая. Молодой человек с ужасом подумал, что отцу всего пятьдесят четыре года, и что он мог бы еще жить и жить. А как он сам будет жить без отца, бывшего ему старшим другом и мудрым советчиком, Алексей не знал.
        Отстояв службу, молодой человек пошел домой. Ни с кем не разговаривая, он прошел в свою комнату, всегда готовую в Марфино к его приезду, хотя он почти никогда здесь не жил, занятый службой и жизнью в столице. Алексей стащил сапоги и повалился на кровать не раздеваясь, ему казалось, что если он сейчас уснет, завтра ему станет легче и он сможет что-то делать, решать судьбу мачехи и девочек, а сегодня его горе было так невыносимо, что ему казалось - еще чуть-чуть, и у него разорвется сердце.
        Но его надеждам не суждено было сбыться. Проснувшись утром с тем же тяжелым настроением, он оделся во все черное и пошел навестить мачеху.
        На его стук выглянула старая горничная, сказавшая, что княгиня прорыдала всю ночь, а сейчас забылась. Горничная плакала.
        - Я очень беспокоюсь за нее, - всхлипывая, сказала Марфа, - она заговаривается, не может есть, только иногда пьет отвар, мне князь Василий рассказал, как его составить и сам травы дал из своей дорожной аптечки. Мне кажется, с каждым днем ей становится все хуже. Сегодня она еще слабее, чем вчера, пульс совсем не прощупывается.
        - Я пошлю за доктором Брюсом в Москву, - решил Алексей, - идите к ней, я навещу девочек.
        Отправив слугу за доктором, он пошел на половину сестер. Девочки сегодня выглядели бодрее, чем вчера. Опять обступив Алексея, они прижались к нему со всех сторон, ища поддержки.
        - Ну, хорошо, мои дорогие, - попросил им Алексей, - пойдемте, сядем, вам нужно поесть, я смотрю, что все тарелки у вас не тронуты, а нам всем нужны силы. Давайте и мне тарелку, я тоже с вами поем.
        Алексей вдруг подумал, что он не ел уже сутки, а может быть - и больше, но есть ему совсем не хотелось. Когда ему тоже принесли ложку и тарелку с гречневой кашей, залитой теплым молоком, он начал есть, показывая пример девочкам. Елена начала уговаривать младших, и сестры в конце концов передали няне чистые тарелки. Потом они пили чай с булочками, а Алексей отвлекал их рассказами о Санкт-Петербурге и своей службе в гусарском полку. Убедившись, что сестры поели, он поручил их заботам гувернантки, предложив ей повести их на прогулку в сад, а сам отправился искать князя в Василия.
        Дядю он нашел в столовой, где тот доедал завтрак, сервированный для него одного. Алексей сделал знак лакею и попросил налить себе кофе. Лакей понес прибор к хозяйскому месту во главе стола, и молодого человека пронзила боль при мысли, что теперь он глава этой семьи.
        - Дядя, когда приедет бабушка? - тревожно осведомился он. - Маман совсем плоха, я послал в Москву за доктором.
        - Мне кажется, она должна быть уже сегодня, - посчитал в уме прошедшие дни князь Василий, - нужно назначить дату похорон, нельзя долго откладывать.
        - Дождемся бабушку, тогда и примем решение, - не согласился Алексей, которого резанула будничность в словах дяди, и хотя он понимал, что князь Василий прав, ему был неприятен его спокойный тон.
        К полудню из Москвы приехал доктор Брюс. Он долго осматривал Ольгу Петровну, впавшую в забытье, она почти не реагировала на прикосновения врача и своей горничной. Доктор спустился в гостиную, где его ждали Алексей и князь Василий, очень встревоженный.
        - Я очень беспокоюсь за княгиню, - обратился он к Алексею, нервно потирая руки, - я не понимаю, как такую молодую и сильную женщину отчаяние могло так быстро лишить всех сил к жизни. Она настолько слаба, что мы можем потерять ее в любой момент. Я могу только предположить, что возможно у княгини было слабое сердце, но до сих пор, учитывая молодость мадам, это не проявлялось, а горе обострило болезнь. Она уходит от нас, я бы посоветовал позвать священника.
        Алексей был сражен. Он молча стоял, сжав кулаки. Князь Василий окликнул лакея, стоящего в дверях и послал его за отцом Павлом.
        Через полчаса в гостиную вошел священник. Алексей, поднялся ему навстречу и тихо объяснил, что они хотят, чтобы он соборовал княгиню. Отец Павел пошел наверх к Ольге Петровне, а Алексей подошел к окну в надежде увидеть в саду сестер. Девочки были около пруда, куда террасами спускались цветники. Гувернантка заняла их рисованием. Елена стояла у мольберта, а младшие, сидя на скамейках, рисовали цветными мелками в альбомах, лежавших у них на коленях.
        Вдруг Алексей увидел на подъездной аллее темную дорожную карету своей бабушки. Увидели экипаж и девочки, побросав свои принадлежности для рисования, они побежали к крыльцу. Алексей и князь Василий, извинившись перед доктором, тоже поспешили к выходу.
        Когда дверца кареты отворилась и на подножку ступила княгиня Анастасия Илларионовна, Алексей, не видевший бабушку в течение последних пяти лет, поразился тому, как она постарела. Княгине уже исполнилось семьдесят девять лет, она была очень худа, но по-прежнему держалась прямо, а ее голубые глаза смотрели из-под полуопущенных век пристально и жестко. За ней из кареты вылез высокий сухощавый человек с седеющими черными волосами и добрыми серыми глазами. Алексей узнал в нем соседа по Ратманову, друга детства своего отца, барона Александра Николаевича Тальзита.
        К бабушке первыми бросились девочки, обняв ее, они сразу заплакали. На глаза княгини тоже навернулись слезы.
        - Не плачьте, мои милые, - уговаривала она, обнимая девочек обеими руками, - я с вами, я никому не дам вас в обиду. Дайте мне вас обнять.
        Она обняла Елену, потом всех младших по очереди, а последним - Алексея.
        - Пойдем в дом, расскажи мне все, - тихо шепнула бабушка внуку.
        Отправив девочек продолжать прогулку, взрослые прошли в дом. В гостиной доктора не было, а испуганный лакей объяснил, что за доктором прибежала горничная княгини, и он сейчас у нее.
        - Что с Ольгой? - забеспокоилась Анастасия Илларионовна и посмотрела на князя Василия.
        - Мы и сами не знаем, что с ней, - пожал плечами ее сын, - доктор подозревает, что сердце было слабое, а горе спровоцировало приступ. Она очень плоха. Сейчас отец Павел у нее, а теперь еще и доктор.
        - Я пойду к Ольге, - решила княгиня и направилась в спальню невестки.
        Когда через двадцать минут она вернулась, по ее лицу Алексей понял, что все было кончено, дети светлейших князей Черкасских остались круглыми сиротами.
        Гроб с телом княгини Ольги Петровны отнесли в церковь и поставили рядом с гробом ее мужа. Из второго подмосковного имения Грабцево в помощь отцу Павлу приехал священник отец Алексий. Заупокойные службы они читали по очереди днем и ночью. Марфино погрузилось в глубокий траур.
        Анастасия Илларионовна целые дни проводила на половине девочек, выходя оттуда только к обеду. Она забрала себе в помощь горничную покойной княгини Марфу и общими силами четыре женщины беспрерывно успокаивали и отвлекали маленьких сирот.
        На третий день после смерти княгини Ольги обоих супругов похоронили около церкви в Марфино. На похороны съехались соседи со всей округи, было много знакомых и родственников из Москвы. К полудню приехавшие сели за поминальный обед, а к вечеру все разъехались, Черкасские остались одни, исключением был только старый друг и сосед барон Тальзит.
        Княгиня, проведав девочек, которых на похороны не брали, а оставили дома под присмотром гувернанток и няни, спустилась в гостиную, где сидели трое мужчин.
        - Пойдемте в кабинет Николая, - распорядилась она, - выслушаем его последнюю волю.
        Алексей удивился, кошмарные события последних дней настолько его деморализовали, что он даже не задумывался о том, что отец мог оставить завещание.
        Все встали и отправились за княгиней в кабинет князя Николая. Большая комната с французскими окнами, выходящими в сад, всем напоминала о покойном хозяине. Развешанное на ярком ковре оружие, бывшее с князем Николаем в боях на Кавказе, большой портрет жены с дочерьми, стоящими изящной группой на фоне цветников Марфина, миниатюра в овальной золотой рамке, изображающая Алексея в возрасте десяти лет - все говорило вошедшим родственникам о безвозвратной потере.
        - Садитесь, - предложила княгиня, занимая кресло хозяина у письменного стола, - поскольку вы не знали до сегодняшнего дня, я сообщаю вам, что душеприказчиком мой сын назначил нашего общего друга и соседа барона Александра Николаевича Тальзита. Он и мой душеприказчик и после моей смерти, он объявит вам мою волю. А сейчас, прошу вас, Александр Николаевич, зачитайте нам последнюю волю моего сына.
        Барон достал из внутреннего кармана сюртука запечатанный конверт, на котором было рукой князя Николая написано: «Завещание Николая Черкасского», сломал печать и начал читать написанное:
        «Я, светлейший князь Николай Никитич Черкасский, находясь в здравом уме и твердой памяти, изъявляю свою последнюю волю:
        Душеприказчиком моим назначаю моего друга барона Александра Николаевича Тальзита. Поручаю ему огласить мою последнюю волю и проследить за ее исполнением.
        В случае моей смерти, произошедшей ранее смерти жены моей светлейшей княгини Ольги Петровны Черкасской, в девичестве княжны Глинской, я оставляю ей в пожизненное пользование имение Грабцево со всем имуществом и крестьянами, также оставляю ей двести пятьдесят тысяч рублей золотом. После ее кончины имение Грабцево со всем имуществом и крестьянами должно перейти во владение моего сына светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского, а полученными от меня деньгами моя жена Ольга Петровна Черкасская может распорядиться по своему усмотрению.
        Дочерям моим Елене Николаевне, Дарье Николаевне, Елизавете Николаевне и Ольге Николаевне Черкасским оставляю по сто пятьдесят тысяч рублей золотом каждой. Вышеозначенную сумму каждая из них получит при замужестве с согласия назначенного мной опекуна, либо по достижении двадцатипятилетнего возраста. Опекуном всех моих дочерей назначаю моего сына светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского.
        Все остальное принадлежащее мне имущество я оставляю моему сыну светлейшему князю Алексею Николаевичу Черкасскому.
        Подписано мною 15 мая 1800 года в поместье Ратманово в присутствии свидетелей: светлейшей княгини Анастасии Илларионовны Черкасской и барона Александра Николаевича Тальзита, заверивших мою подпись».
        Барон замолчал. Алексей сидел, пытаясь осознать новое положение вещей. Княгиня достала из кармана платья другой конверт и сказала:
        - Это - завещание покойной княгини Ольги Петровны, оно хранилось в ее бюро, Марфа показала мне, где оно лежало.
        Княгиня сломала печать, развернула листок и начала читать:
        «Я, светлейшая княгиня Ольга Петровна Черкасская, в девичестве княжна Глинская, завещаю все свое имущество, которое будет принадлежать мне на момент моей смерти, разделить поровну между моими дочерьми и передать долю каждой из них в их полное распоряжение по достижении возраста двадцати одного года.
        Подписано мною 16 сентября 1802 года в Москве в присутствии свидетелей: светлейшего князя Николая Никитича Черкасского и княжны Елизаветы Петровны Глинской, заверивших мою подпись».
        Княгиня сложила завещание невестки и посмотрела на собравшихся мужчин.
        - Ну что, племянник, ты теперь один из самых богатых людей России, - заметил князь Василий. И хотя он сказал правду, его высказывание покоробило всех присутствующих.
        - Алексей, поскольку княгиня Ольга пережила мужа на восемь дней, то двести пятьдесят тысяч рублей переходят к девочкам, а Грабцево остается тебе, - рассудила Анастасия Илларионовна, - и, так как ты теперь опекун девочек, то должен разрешить мне забрать их в Ратманово. Им там будет лучше, подальше от тяжелых воспоминаний, а ты будешь к нам приезжать.
        - Конечно, я согласен, - подтвердил Алексей, - я помню, как рос там, и, хотя я очень любил отца и маман, а сестер просто обожаю, но никогда я не был счастливее, чем с вами в Ратманово.
        - Ну что же, мы выезжаем завтра, - решила княгиня, - если хочешь, Алексей, можешь поехать с нами.
        - Конечно, я поеду с вами, - начал Алексей, но в эту минуту лакей доложил о приезде фельдъегеря к князю Алексею Николаевичу. Вошел офицер и протянул молодому человеку пакет.
        - Это из полка, - посмотрев на подпись, Алексей распечатал пакет, - к сожалению, я не могу ехать с вами, пришел приказ о вступлении гвардии в боевые действия. Через три дня полк отправляется в Австрию, я должен успеть присоединиться к товарищам.
        Княгиня задумалась, лицо ее приняло суровое выражение.
        - Обещай мне, что ты не будешь рисковать попусту и вернешься живым, - потребовала она, - ты теперь ответственен за сестер, я - не вечная, я сделаю все, что смогу, но ты должен сам вырастить их и выдать замуж.
        Глядя в затуманенные слезами глаза бабушки, Алексей поклялся, что он обязательно вернется живым и выполнит последнюю волю родителей.
        На рассвете вереница из шести карет и четырех повозок с вещами, увозивших барона Тальзита, княгиню с внучками и прислугу, в сопровождении двадцати верховых выехала в объезд Москвы, направляясь в Ратманово. Алексей, не дожидаясь их отъезда, накануне вечером простился с родными и уехал в столицу, а князь Василий доехал с ним до Москвы и там остался в гостях у родственников жены.
        Алексей успел в полк за два часа до выступления, заехав еще на свою квартиру, где его уже ждал верный Сашка, приведший из конюшен полка его боевого коня Воина. Пока Алексей мылся, Сашка собирал по его указанию вещи. Молодой человек надел мундир, последний раз оглядел квартиру, где прошли золотые годы его веселой молодости, и поехал в полк, начинать свою первую военную кампанию.
        Молодой князь доложил о своем прибытии командиру полка и отправился в свой эскадрон, командование им он получил вместе с чином штаб-ротмистра лейб-гвардии в начале этого года. Полк, выстроившись в боевой порядок на плацу у своих казарм, дожидался прибытия государя императора, которого должен был сопровождать в Австрию на арену боевых действий объединенной русско-австрийской армии против французов.
        Император Александр принял рапорт командира полка и поехал вдоль слоя гусар, приветствуя их. Проезжая мимо третьего эскадрона, впереди которого на огромном сером коне сидел Алексей, государь улыбнулся своему другу и приветственно приложил руку к треуголке.
        Прозвучали команды маршевых построений, два первых эскадрона выехали на дорогу впереди императора и его свиты, а три других эскадрона развернулись позади. Алексей во главе своих гусар ехал сразу за свитой. Император Александр обернулся и поманил друга к себе. Князь, передав командование эскадроном своему товарищу поручику Чернову, выехал вперед и подъехал к государю. Тот знаком велел ему ехать рядом.
        - Прими, Алексей, мои соболезнования о твоем отце, он был бесстрашный офицер и верный слуга Отечества, - посочувствовал император.
        - Благодарю, вас, ваше императорское величество,- ответил Алексей. - К сожалению, моя добрая мачеха пережила мужа только на восемь дней и упокоилась рядом с ним.
        - Как жаль, такая была прекрасная пара, а она была такой преданной женой, - промолвил император. - Получается, что ты теперь единственная опора сестер?
        - Да, ваше императорское величество, отец назначил меня опекуном всех моих сестер, - подтвердил Алексей, - они теперь в Ратманове, с бабушкой.
        - Милая Анастасия Илларионовна, передавай ей привет от меня, когда будешь писать, - улыбнулся Александр. - Но ты не женат, и детей у тебя нет, что будет, если ты погибнешь в бою?
        - Я стал наследником отца, а девочкам выделено приданое и достались деньги их матери. У меня большая часть состояния в майоратных владениях, они переходят по мужской линии, но у меня есть имение Грабцево, не входящее в майорат и наследство моей матери, переданное мне отцом по совершеннолетии, - доходные дома и деньги. Майорат получит дядя, как второй наследник отца по мужской линии после меня, а про остальное имущество я пока не думал - наверное, получат сестры, - рассказал Алексей.
        - Тебе надо жениться и завести сына, - оценил положение Александр, - ты ведь не в моей ситуации, у меня есть еще три брата, а у тебя - никого. Дядю твоего я не люблю, какой-то он скользкий, как будто у него тайные пороки. Хотя твои кузены Николай и Никита, вроде бы, неплохие люди. Я распоряжусь, чтобы ты стал при мне флигель-адъютантом, будем защищать друг друга в бою, как в детстве, только сабли будут настоящие.
        - Благодарю, вас, ваше императорское величество, - замялся Алексей, - но как же мои товарищи, они будут рубиться в бою, а я буду при ставке?
        - Не беспокойся князь, никто тебя в трусости не заподозрит, - засмеялся Александр, - императора в бою охранять - очень почетная миссия, ее я тебе и поручаю. Или ты отказывать будешь своему главнокомандующему?
        - Рад стараться, ваше императорское величество, - кратко ответил Алексей.
        Государь жестом отпустил его, и молодой человек вернулся к своему эскадрону.
        Поскольку императора сопровождала только конница, они продвигались достаточно быстро и через полтора месяца прибыли в Вену. Для Алексея, до восемнадцати лет прожившего с отцом, не желавшим выезжать из Марфино, а с восемнадцати лет проходившего воинскую службу, это была первая поездка за границу. Ему все казалось необычным - и быт сельских жителей, так отличающийся от российской действительности, и города с мощеными камнем улочками и высокими узкими домами. Теплый климат Австрии и ее пейзажи, с невысокими покрытыми лесом горами и зелеными долинами, где около прозрачных речек стояли домики с нарядными черепичными крышами, тоже ему очень понравились.
        Вена показалась ему красивым городом, но казалось, что она уступала Санкт-Петербургу в красоте и роскоши. Венский двор, где был принят строгий испанский этикет, показался Алексею чопорным и скучным. Немки ему не понравились, русские дамы превосходили их во всем: в красоте, в образовании, в умении поддержать беседу и в роскоши нарядов.
        Император Александр сдержал обещание и сделал его своим флигель-адъютантом. Алексей в пути ехал около с императора, а на ночлег ему отводили комнату рядом с покоями государя. Александр много разговаривал с ним о жизни, о нынешней войне, о Наполеоне, которого Александр ненавидел и, как догадывался Алексей, в глубине души боялся. Хорошо изучив противоречивый характер своего друга, Алексей считал, что император Александр - скорее дипломат, чем главнокомандующий армией. Но Наполеон, сам водивший свои войска в бой, раздражал всех монархов Европы, и они, не желая уступать безродному выскочке в таланте и храбрости, сами вставали во главе своих армий, становясь легкой добычей одаренного французского полководца.
        Прибытие российского императора в Вену совпало с началом военных действий австрийской армии против Наполеона в Баварии. Основные силы русских под командованием Кутузова еще не подошли на помощь австрийцам, и Наполеону понадобилось всего три недели, чтобы разгромить стотысячную австрийскую армию и заставить капитулировать ее при Ульме. Русский и австрийский императоры срочно выехали из Вены навстречу русским войскам под командованием Кутузова, в то время как из Баварии по направлению к Вене стремительно приближался Наполеон. Когда французские войска заняли Вену, город даже не пытался оказать сопротивление.
        Алексей в свите императора продвигался навстречу русской армии. Наконец, они встретились с основными силами армии Кутузова. Ставка была в хорошо укрепленных позициях в районе Ольмюца. Императоры Александр и Франц, поселившись в ставке, начали участвовать в военных советах, где Кутузов пытался выработать план генерального сражения.
        Алексей, сопровождая императора Александра на такой совет, стал невольным свидетелем спора, возникшего между императором и Кутузовым. В объединенной русско-австрийской армии было чуть больше людей, чем у Наполеона, но позиции союзников в районе Ольмюца были хорошо укреплены. Через три-четыре недели к ним должно было подойти еще подкрепление. Кутузов настаивал на том, чтобы дождаться подкрепления и дать генеральное сражение Наполеону, имея почти двукратный перевес в живой силе. Но австрийский император Франц, обманутый Наполеоном, распространявшим слухи о слабости своей армии, настаивал на скорейшем начале боевых действий и требовал выступить навстречу Бонапарту, дать генеральное сражение и вернуть столицу своей империи. Русский царь, по одному ему ведомым причинам заспорил с Кутузовым и поддержал австрийского императора, а в конце военного совета он приказал Кутузову выступать из укрепленного Ольмюца к Аустерлицу, где стоял Наполеон.
        Союзная армия маршем двинулась навстречу с самыми опытными войсками Европы. Императоры Александр и Франц ехали вместе, прикрываемые гусарским полком Алексея. 19 ноября русско-австрийские войска заняли на виду у противника исходное положение, а на следующий день начали наступление. Наполеон, увидев, что его план сработал, и ловушка захлопнулась, нанес главный удар во фронт, а затем ударом с юга обошел главные силы русско-австрийской армии. Закаленные в боях покорители Европы без особых усилий порубили русскую и австрийскую гвардию.
        С холма, где два императора наблюдали за ходом битвы, Алексей с ужасом смотрел, как умирают его товарищи-гусары и гвардейцы других элитных полков, отдавая жизнь за глупое упрямство его друга детства, решившего покрасоваться перед австрийским императором и показать старику Кутузову «кто в доме хозяин».
        Увидев, что союзные войска фактически разбиты, императоры Александр и Франц бежали со своего холма, их отход прикрывали остатки гусарского полка, с такой гордостью выступавшего в свой первый поход пять месяцев назад.
        В декабре австрийский император подписал мир с Наполеоном, а русские войска отправились домой. С тяжелым сердцем возвращался император Александр в Россию. Он был молчалив, ни с кем не разговаривал, а Алексей, получивший под Аустерлицем ужасный урок и потерявший все иллюзии по отношению к другу детства, старался держаться в стороне и быть ближе к своим гусарам. Все, кто сопровождал Александра Павловича, старались поступать так же, отходя на задний план. Поэтому часто бывало, что государь ехал один впереди свиты, но его, кажется, это нисколько не волновало. Алексей все чаще стал замечать императора с библией в руках. Последний раз государь вызвал к себе младшего товарища, когда отряд остановился на несколько дней в Москве.
        - Езжай, князь, к сестрам и бабушке, я тебя отпускаю, подай командиру рапорт об отпуске, он уже предупрежден. - Александр замолчал, глядя в глаза другу, потом добавил: - Ты не думай, Алексей, я не смирюсь с этим поражением.
        - Я не сомневаюсь, - твердо выдержав взгляд императора, сказал Алексей. - Спасибо, ваше императорское величество, за отпуск.
        Он пошел к командиру полка. Там, написав прошение об отпуске по семейным обстоятельствам, Алексей простился с товарищами и уехал в свой московский дом. За десять дней он объехал все подмосковные имения, убедился, что там дела идут хорошо, и в конце марта выехал в Ратманово.


        ГЛАВА 4
        Воспользовавшись отпуском, предоставленным в полку, Алексей не участвовал в военных действиях 1807 года, закончившихся спорным Тильзитским миром. Он, как и его отец при воцарении императора Павла, возблагодарил Бога, что может под благовидным предлогом семейных обстоятельств, скрыться в своих имениях в смутные времена тяжелых испытаний, настигших императорский двор.
        Два года, проведенные Алексеем на новом для него поприще - хозяина больших владений, требующих неустанной заботы, потребовали от молодого человека напряжения всех сил. Ему пришлось на ходу учиться, осваивая премудрости управления большими поместьями. Природный ум, способность к учению и жизненная хватка, унаследованная им, как он подозревал, от бабушки, а так же то, что отец оставил дела в имениях в хорошем состоянии, помогли ему получить большой доход от поместий и домов. Из любопытства он захотел попробовать себя в новом деле и вложил деньги, организовав судоходную компанию, перевозившую пассажиров и грузы из Санкт-Петербурга в Англию и обратно. Интуиция его не подвела, дело оказалось очень прибыльным. Он нашел толкового англичанина Фокса, и посадил его управляющим в конторе в Санкт-Петербурге, а сам на полгода перебрался в Лондон, организуя работу в Англии. Доходы, получаемые от работы компании, он оставлял в банках Лондона, а его поверенный, выбранный им из самых известных коммерсантов Сити, работал для него бирже.
        Коммерческий успех вдохновил Алексея и он, наконец, понял свою бабушку, находившую радость и удовольствие в ведении дел, но он был молодым холостым человеком, поэтому другие удовольствия были для него не менее важны. Он увлекся театром, вернее сказать прекрасными служительницами Терпсихоры. В Лондоне он содержал актрису, в Москве и Санкт-Петербурге его ждали балерины. Все они были красивы, искусны в постели и, отлично зная о существовании друг друга, соперничали только в том, сколько денег каждая из них может вытянуть из князя. Такой прагматизм с их стороны очень устраивал Алексея, он сам за эти годы стал жестким практичным человеком, похоронившим остатки романтических иллюзий под Аустерлицем. Его жизнь была простой и ясной, это его устраивало, и воинская служба уже не казалась ему привлекательной, поэтому в начале нового 1808 года он приехал в столицу просить аудиенции у императора Александра, с намерением окончательно выйти в отставку и полностью посвятить себя делам семьи.
        Санкт- Петербург встретил его новогодними балами. Он побывал в полку и в гостях у нескольких старых друзей, и весть о приезде самого завидного жениха России мгновенно облетела все салоны. В дом Черкасских на Миллионной улице принесли множество приглашений, но Алексей отложил их, решив сначала встретиться с государем, а потом принять решение, оставаться ли при дворе, или сразу уехать.
        Приглашение от императора прибыло утром пятнадцатого января. Алексея приглашали в Зимний дворец на малый обед, а потом на костюмированный бал, который император давал в честь своей сестры Марии Павловны, великой герцогини Саксен-Веймар-Айзенахской. Поскольку предстоял обед, Алексей решил не связывать себя маскарадным костюмом, а привести с собой маску и плащ-домино и оставить их у слуги до начала маскарада.
        Ранняя зимняя ночь уже опустилась на столицу, когда легкие санки Черкасского подлетели к парадному вестибюлю Зимнего дворца. Идя за слугой по сводчатой галерее и поднимаясь по белой мраморной лестнице, Алексей вспомнил рассказ бабушки о том, как такой же зимней ночью она уносила отсюда его двулетнего, а маленький Александр в утешение малышу подарил игрушечный орден на голубой ленте.
        Лакей привел его на половину императрицы Елизаветы Алексеевны, попросил подождать в гостиной, а сам пошел с докладом в кабинет государыни. Дверь кабинета распахнул сам император Александр.
        - Заходи Алексей, мы тут маленькой компанией собрались, - пригласил император, - и все очень рады тебя видеть.
        Алексей вошел в кабинет, где, кроме императрицы Елизаветы Алексеевны, находились ее сестра Амалия, принцесса Баденская, сестра императора Мария Павловна, великая герцогиня Саксен-Веймар-Айзенахская и любимец императора генерал-адъютант граф Адам Ожаровский. Все присутствовавшие дамы были красавицами, но Алексей как всегда отметил, что тонкая красота императрицы затмевает прелесть всех присутствующих дам. Сегодня она была в светло-голубом шелковом платье, расшитом кружевной сеткой, высокий стоячий воротник, начинающийся на плечах и оставляющий открытой белоснежную грудь, сзади оттенял высокую лебединую шею государыни. Ее темно-золотистые волосы были собраны над бриллиантовым обручем в греческую прическу, которая ей очень шла. Ее большие голубые глаза глядели на гостей с нежной печалью.
        Алексей знал от самого императора, что они с женой приняли решение быть просто друзьями, а свободу друг другу дали еще три года назад, но, глядя на прекрасную грустную женщину, с нежностью в глазах наблюдавшую за своим мужем, он усомнился в том, что императрицу устраивает такое положение вещей. Он с поклоном подошел сначала к Елизавете Алексеевне, ласково приветствовавшей его, потом к двум другим дамам, которых также хорошо знал, пожал руку графу Ожаровскому и подошел к императору, стоящему в нише окна.
        - Ну что, друг, приехал отставки просить? - сам задал вопрос Александр. - Я знаю, после Тильзита в моей армии служить не так почетно, как при моей бабушке, - продолжал он с горечью, - но неволить тебя я не буду.
        - Ваше императорское величество, я действительно думал выйти в отставку, поскольку должен заботиться теперь о процветании всей моей семьи. Я опекун четырех сестер, их судьба теперь стала моей заботой, - начал Алексей, - но, если бы я мог продлить отпуск на несколько лет, а в строй явиться по вашему требованию во время опасности для Отечества, я был бы очень вам благодарен.
        - Вот - ответ брата, - признал Александр и со слабой улыбкой похлопал друга по плечу, - на войне так не хватает близких людей, с кем можно просто поговорить в трудную минуту. Значит, решено, пиши рапорт на бессрочный отпуск, а начнется война - я сам тебя вызову.
        - Благодарю вас, ваше императорское величество, - поклонился Алексей, - для меня это - большая честь.
        - Ну, пойдем к дамам, расскажи нам о своих сестрах и бабушке, - предложил Александр, направляясь к жене, сестре и свояченице, нарядной группой устроившимся в креслах напротив камина, - давно я не видел ее. Как она поживает?
        Император предложил всем по бокалу вина. Его супруга усадила Алексея в кресло рядом со своим, и начала расспрашивать о сестрах, их внешности, характере, талантах. Беседа, направляемая Елизаветой Алексеевной, продолжалась еще минут пятнадцать, потом императрица пригласила всех в столовую. К столу государь повел сестру, Алексей - императрицу, а граф Ожаровский - принцессу Амалию.
        Обед прошел приятно, но Алексей заметил, что все его участники избегали даже упоминать имя Бонапарта, а императрица тщательно следила, чтобы никто не обсуждал и состояния дел в Европе. После обеда, когда дамы удалились переодеваться для маскарада, император спросил Алексея, как он будет одет вечером. Алексей рассказал о домино и маске, лежащих у его слуги в вестибюле дворца.
        - Я тоже буду в домино, - сообщил Александр, - Ожаровский будет римским воином, а наши дамы будут богинями. Но, между нами, Венера при дворе уже есть. Пойдем, Алексей, покажу ее тебе, - позвал государь, направляясь на свою половину.
        В своем кабинете император подошел к французскому бюро, принадлежавшему когда-то Людовику XIV, открыл его и показал Алексею небольшой овальный портрет, изображавший женщину ослепительной античной красоты. Князь не был с ней знаком, но друзья уже донесли до него сплетню, обсуждавшуюся во всех домах Санкт-Петербурга. Ему шепнули, что сердце государя прочно покорила Мария Антоновна Нарышкина, в девичестве княжна Святополк-Четвертинская, безоговорочно признанная первой красавицей России.
        - Ну что, Алексей, хороша? - улыбнулся с видом собственника император. - Показываю тебе ее заранее, чтобы ты не думал за ней приударить и испортить нашу дружбу.
        - Я запомню, ваше величество, - улыбкой смягчая серьезность своего ответа, кивнул на портрет Алексей.
        Он прекрасно понимал, что братские чувства императора сразу закончатся, как только он засомневается в чувствах друга по отношению к своей женщине. Всем была еще памятна история их друга юности князя Адама Чарторижского, когда Александр заподозрил того во влюбленности в свою жену Елизавету Алексеевну. Для князя Адама это кончилось почетной ссылкой в Италию, где он жил уже десять лет, а для императрицы полным отчуждением мужа, выказывавшего ей почтение как государыне, но больше не хотевшего видеть в ней женщину.
        Император отпустил Алексея одеваться и попрощался до маскарада.
        Маскарад в Зимнем дворце собрал несколько сотен гостей. Лица скрывали или полумаски, оставлявшие открытыми только рот, или итальянские маски, закрывающие все лицо. Алексей надел поверх вечернего костюма, черный плащ-домино на алой подкладке и черную полумаску с носом-клювом.
        Молодой князь не знал, как будут одеты его друзья-гусары, поэтому пытался угадать их под масками. Наконец, он вычислил их в костюмах средневековых рыцарей, одетых в шлемы с забралами. Нужно признать, что костюмы настолько хорошо скрывали лица, что он узнал друзей только по голосам. Когда Алексей к ним подошел, его шутливо отругали, что гусарский полк должен быть в одной форме, но он так же легко отшутился.
        Начались танцы, князь давно не танцевал и сначала смотрел на танцующих, но потом, когда в зале танцевала уже почти сотня пар, тоже начал приглашать дам, выбирая наиболее стройных, резонно рассудив, что стройная женщина с большей вероятностью окажется молодой.
        Помня о негласных правилах (второй танец за вечер с одной женщиной может скомпрометировать партнершу), он старался запоминать костюмы приглашаемых дам, чтобы не сделать ошибки. Легкий разговор во время танца ни к чему его не обязывал. Постепенно в душе Алексея разлилось легкое, игривое, беззаботное настроение. Ему нравилась музыка, нравился бал, нравились дамы, впервые за долгое время его отпустили заботы, и он захотел полностью отдаться очаровательному веселью маскарада.
        Последней его партнершей в вальсе была высокая женщина с фигурой греческой богини, одетая в костюм итальянской маркизы прошлого века. Ее лицо было полностью закрыто белой маской, отделанной золотым кружевом, губы, сложенные в улыбку, тоже были нарисованы на маске золотой краской, волосы незнакомки были полностью скрыты убором из черных перьев, а в прорезях маски весело блестели лукавые черные глаза. Дама прекрасно танцевала, при этом во время танца сама смело прижималась к Алексею. Почувствовав призыв, исходящий от партнерши, князь применил старый трюк, начав говорить ей на ушко обычные комплементы тем частям ее фигуры, которые были открыты взгляду. Дама тихо смеялась, а потом предложила партнеру, проводить ее в пустую комнату, где она смогла бы немного отдохнуть от танцев.
        Не понять такой грубый намек было невозможно, и Алексей вывел незнакомку из зала, увлекая в анфиладу комнат в северной части дворца. В первой же безлюдной комнате, она скользнула в альков, задрапированный бархатными портьерами, где стояли диванчики, обитые той же тканью. Дама бросилась на диван, потянув за собой Алексея, крепко обняла его и прижалась к нему всем телом.
        - Не правда ли, тайна так завораживает, - шептала она, - вы не знаете меня, я не знаю вас, завтра мы пройдем друг мимо друга и не узнаем.
        Руки незнакомки скользнули под плащ-домино и начали расстегивать на Алексее рубашку. Ее белоснежная грудь, открытая по последней французской моде очень сильно, находилась прямо перед лицом Алексея и когда он, легко потянув за лиф платья, обнажил ее, незнакомка издала гортанный стон, подхлестнувший молодого человека. Он хотел прижаться губами к нежным полушариям с крупными розовыми сосками, но ему мешала маска. С тихим ругательством он сорвал ее и отбросил в сторону.
        Незнакомка обнимала его с нарастающей страстью, ее опытные руки скользнули за пояс его панталон и начали ласкать молодого человека, и так уже бывшего в боевой готовности. Алексей забыл всякую осторожность, задрав юбки женщины, он принялся гладить ее бедра, и тут же почувствовал, что дама исходит желанием. Алексей быстро расстегнул панталоны, и, подхватив бедра незнакомки, мощным ударом вошел в теплую глубину. Дама прижалась к Алексею, издала низкий стон, и резко откинула назад голову. От этого движения белая маска слетела с ее лица, и Алексей сквозь туман страсти, охватившей его, с ужасом увидел уже разрумянившееся от наслаждения прекрасное лицо с портрета в кабинете императора.
        Князь мгновенно протрезвел. Ужас от того, что с ним случилось, погасил остатки страсти. Запахнув свое домино, он встал с дивана, одернул женщине юбки, натянул спущенное платье на плечи, извинившись, резко повернулся на каблуках и пошел к выходу из дворца. Он не сомневался, что при дворе всегда и везде имеются глаза и уши, и императору сегодня же будет все известно об этом печальном инциденте.
        Приехав домой, он попытался залить разочарование водкой, но она его не брала. Под утро он забылся тяжелым сном и проспал до полудня. Разбудил его камердинер, сообщивший, что принесли письмо от государя. Алексей сломал печать и начал читать письмо Александра, написанное по-французски:
        «Князь, я узнал, что вы не выполнили данное мне обещание, чем я очень опечален. Поскольку интересы вашей семьи требуют вашего присутствия в имениях, вы можете тотчас же ехать в Ратманово и заняться воспитанием сестер. Приказ о вашем бессрочном отпуске в полку мною уже подписан».
        Под коротким письмом стояла знакомая витиеватая подпись императора.
        Алексей молча сидел на кровати, он понимал, что это - опала, и гадал, распространится ли она на всю семью, включая сестер и бабушку, или только на него. Но делать было нечего. Алексей велел собирать вещи и рано утром выехал в Ратманово.
        У князя было так тяжело на душе, что дорогу до имения своей бабушки он проехал, не обращая внимания ни на погоду, ни на пейзаж за окном, ни на города и села. Больше всего его печалила мысль, что он навсегда лишился дружбы Александра, а также пугало то, что он испортил судьбу сестер, и они не смогут найти себе достойных партий, имея опального брата.
        Когда до Ратманова оставалось несколько верст, Алексей взял себя в руки. Чтобы не пугать родных, он решил сказать, что взял бессрочный отпуск в полку и хочет подольше пожить с сестрами и помочь бабушке с поместьями.
        Но судьба смешала все его планы и намерения. Как только он вошел в дом, навстречу ему вышла совершенно седая, но все еще бодрая няня Тамара Вахтанговна, и по ее лицу Алексей понял, что в доме случилась беда.
        - Мальчик мой, горе у нас, бабушка твоя совсем плоха, - заплакала старая грузинка, - все тебя ждет, спрашивает каждый час.
        Алексей побежал наверх по лестнице. Около спальни бабушки он остановился, чтобы перевести дух, и осторожно постучал в дверь. Ему открыла горничная княгини, Авдотья Ивановна. В комнате находился и доктор, которого Алексей видел впервые. Лицо Анастасии Илларионовны стало совсем маленьким и совершенно бескровным, глаза ее были закрыты.
        - Бабушка, я приехал, - позвал внук, взяв руку Анастасии Илларионовны, - посмотри на меня.
        - Алеша,- услышав родной голос, старая княгиня открыла глаза и попросила, - пусть все уйдут, нам нужно с тобой поговорить.
        Все находящиеся в комнате вышли. Алексей сел на стул рядом с кроватью, взял бабушку за руку и приготовился слушать.
        - Алеша, ты меня не перебивай, выслушай внимательно, - шептала княгиня чуть слышно, - сестер береги, они и так богаты, да я еще им по сто тысяч оставляю, пусть замуж выйдут по любви, за кого захотят, хоть за нищего.
        - Я обещаю, бабушка, все будет так, как ты хочешь.
        - Алеша, я очень боюсь за тебя. Ты должен поскорее жениться и получить наследников. Я все оставляю тебе, завещание - у барона Тальзита. Обещай мне, что женишься, - потребовала Анастасия Илларионовна, и на мгновение в ее голубых глазах мелькнула прежняя сила.
        - Обещаю в ближайшее время выбрать хорошую девушку, похожую на покойную маман, и жениться, - согласился Алексей и пожал руку бабушки, как бы скрепляя обещание.
        - А сейчас позови Тамару Вахтанговну, - обессиленная долгой речью, княгиня закрыла глаза.
        Когда Тамара Вахтанговна вслед за Алексеем вошла в спальню, княгиня приоткрыла глаза и слабо повела рукой, как будто что-то прося. Старая грузинка вынула из комода, стоящего у окна, синий бархатный мешочек, и достала из него тяжелую золотую цепочку с золотым крестом необычной формы, украшенным аметистами и жемчугом, в центре креста переливался огромный бриллиант исключительной красоты. Она протянула драгоценность Алексею.
        - Я обещала твоему отцу передать его тебе перед твоим венчанием, - прошептала Анастасия Илларионовна, - прощай Алеша, выполни мои просьбы, я буду молить господа за тебя, а сейчас позови отца Василия.
        Княгиня закрыла глаза. Алексей поцеловал ее руку и вышел из спальни, сжимая в руке бархатный мешочек. Отдав распоряжение срочно позвать священника, он прошел в свою комнату. Подойдя к окну, молодой человек развязал бархатный шнурок и посмотрел на крест. Огромный бриллиант брызнул снопом искр под солнечными лучами. Повернув крест другой стороной, он увидел надпись, сделанную незнакомой вязью.
        Решив, что, наверное, написано по-грузински, Алексей пообещал себе спросить няню, откуда этот крест и что означает надпись. Он убрал драгоценность в маленький потайной ящик бюро, открывавшийся при выдвижении нижней панели. Быстро сменив дорожную одежду на обычную, князь спустился вниз в надежде поговорить с доктором.
        В гостиной он увидел дядю, читающего какие-то бумаги в кресле у камина. При виде Алексея тот поднялся.
        - Здравствуй дядя, - поздоровался Алексей, - ты давно здесь? Я уезжал три недели назад, бабушка была здорова, ничего не предвещало болезни.
        - Я приехал десять дней назад, она уже была простужена, - развел руками князь Василий, - доктор сначала не беспокоился, а теперь говорит, что сердце сдает, ведь ей восемьдесят пятый год. Я хотел побыть неделю и уехать, но теперь останусь до конца.
        То, что князь Василий говорил так определенно о скорой кончине своей матери, покоробило Алексея, он отвернулся от дяди и под предлогом, что ему нужно найти доктора, вышел из гостиной. Молодого доктора он нашел около больной и вызвал в коридор. Врач рассказал Алексею, что он доктор Кирсанов из уездного города, а сюда его привез барон Тальзит неделю назад.
        - У княгини сначала была простуда, она не вызывала ни у кого опасений, - рассказывал он, - но дня четыре назад, княгине стало хуже, у нее начало отказывать сердце. Ваша бабушка все слабее и слабее. Я боюсь, что она уже больше не сможет встать.
        - Но она вообще никогда не жаловалась на сердце, - воскликнул Алексей,- простуда, головная боль, больные ноги, но не сердце.
        - Возможно, сердце уже было слабым, но не давало о себе знать болями, - рассуждал доктор, - но простуда спровоцировала болезнь, а возраст вашей бабушки усугубил ситуацию.
        Алексей вспомнил, что точно такие же слова другой врач говорил и о кончине его мачехи. Озноб пробежал у него по спине, но подозрение было настолько ужасным, что его сознание отказывалось даже воспринять его, и он отверг кошмарную мысль. Однако сомнение осталось занозой сидеть в уголке его мозга.
        Светлейшая княгиня Анастасия Илларионовна Черкасская прожила еще двое суток и скончалась, больше не приходя в сознание. Через три дня, в присутствии небольшого количества соседей и родственников, ее похоронили рядом с любимым мужем, которого она пережила на тридцать три года.
        Вечером после похорон Алексей со старшей из сестер четырнадцатилетней Еленой, князь Василий и барон Тальзит собрались в гостиной покойной княгини, чтобы выслушать ее последнюю волю. Барон открыл конверт с завещанием и начал читать:
        «Я, светлейшая княгиня Анастасия Илларионовна Черкасская, в девичестве графиня Солтыкова, находясь в здравом уме и твердой памяти, выражаю свою последнюю волю:
        внучкам моим княжнам Елене Николаевне Черкасской, Дарье Николаевне Черкасской, Елизавете Николаевне Черкасской и Ольге Николаевне Черкасской завещаю по сто тысяч рублей каждой, эту сумму они должны получить по достижении ими двадцати одного года.
        Все остальное принадлежащее мне на момент моей смерти имущество я завещаю моему внуку светлейшему князю Алексею Николаевичу Черкасскому.
        Подписано мною в присутствии двух свидетелей, заверивших мою подпись, барона Александра Николаевича Тальзита и священника отца Василия из храма Святителя Николая Чудотворца в Ратманово».
        Барон кончил читать, в комнате наступила тишина. Вдруг князь Василий с побагровевшим лицом вскочил и кинулся к Алексею. Схватив племянника за лацканы сюртука, он начал трясти его.
        - Ты, всегда только ты, все ее мысли с того дня, когда она привезла тебя в Ратманово, были только о тебе, а меня больше не существовало, - кричал князь Василий, брызгая слюной.
        - Успокойся дядя, я не влиял на решение бабушки, - Алексей оторвал руки князя Василия от своего сюртука. Он поймал себя на мысли, что еще пару лет назад он бы предложил дяде разделить наследство бабушки, но сейчас, понимая эту прекрасную женщину как никогда, поклялся, что в память о ней все ее поместья будут процветать, а состояние ее будет преумножено.
        Князь Василий, взяв себя в руки, молча встал и быстрым шагом вышел из комнаты, остальные услышали, как он отдал приказание закладывать его карету.
        - Я не ждал от него другой реакции, - складывая завещание и передавая его Алексею, заметил барон Тальзит.
        - А я никогда не видела дядю таким, - пролепетала Елена, так и оставшаяся сидеть на диванчике, откуда князь Василий сдернул ее брата, - он мог задушить тебя, Алекс.
        - Не беспокойся, не задушил бы, просто мне не хотелось устраивать драку на твоих глазах, - успокоил сестру Алексей. - Иди, Элен, к сестрам, ты все слышала, последняя воля бабушки была, чтобы вы нашли себе хороших женихов и не нуждались в деньгах.
        Девушка попрощалась с мужчинами и вышла. Алексей предложил барону вина, и, налив два бокала, пригласил его продолжить разговор.
        - Почему вы думали, что реакция князя Василия будет такой? - задал он вопрос, теперь это для него стало важным.
        - Ваша бабушка говорила мне, что она часто высылала князю Василию деньги. Она не рассказывала, почему он нуждался в деньгах, а я не спрашивал, но то, что деньги отправлялись регулярно, я знаю. Иногда я сам передавал их князю Василию. Конечно, оставшись без такой финансовой поддержки, ему придется туго. Не может же он просить денег у вас.
        - Но почему ему нужны деньги? У него большое имение, он получает жалование, соответствующее генеральскому за свой дипломатический чин, его жена принесла ему богатое приданое - по-моему, два имения и большие средства. Дети его тоже служат на хороших дипломатических должностях в Европе, чего ему не хватает? - удивился Алексей.
        Барон развел руками. Они посидели еще немного, вспоминая Анастасию Илларионову, потом сосед попрощался и уехал в свое имение. Алексей остался один. Нужно было начинать новую жизнь.
        Последующие три года Алексей провел в Ратманове, выезжая по делам в другие имения и в Москву для встреч с мадемуазель Арлет Клодиль, французской балериной. Путь в столицу был для него по-прежнему закрыт, император не писал ему и не передавал разрешения вернуться.
        Он пригласил из Москвы кузину бабушки графиню Апраксину, чтобы она помогала в воспитании сестер. Денег на учителей он не жалел, поэтому девочки, все как одна способные, уже свободно говорили и писали на трех языках, отлично разбирались в литературе и искусстве, в разумных пределах знали точные науки. Они играли на музыкальных инструментах, рисовали, а старшая, Елена, училась у Тамары Вахтанговны науке ведения большого домашнего хозяйства. Старая няня не уставала повторять, что княжны богаты, поэтому у них будут большие дома и много прислуги, и им нужно уметь вести дом так, чтобы деньги тратились с умом, а в доме было приятно жить и самой хозяйке и ее семье.
        Наследство бабушки удвоило и без того огромное состояние Алексея, а ответственность за деньги опекаемых сестер, наложила на него дополнительные моральные обязательства. Загнанный опалой в поместье, он нанял толковых посредников, которые работали теперь на него в Санкт-Петербурге, Москве и Лондоне. Коммерческие проекты его, сначала застопорившиеся, вновь начали развиваться, и он постепенно превратился в мозговой центр, по воле которого работало множество людей в нескольких странах. Имения его процветали, деньги, получаемые от них, он вкладывал в строительство доходных домов в Москве и Санкт-Петербурге, в акции, банки в Европе и в корабли. К концу 1811 года у него было уже шесть кораблей, ими он владел через компанию «Северная звезда» в столице, пять доходных домов на Невском, три доходных дома в Охотном ряду в Москве и около семи миллионов золотом в Лондоне.
        Одно Алексея уже не расстраивало, а просто раздражало. Он стал изгоем в своей среде. После окончания срока траура по бабушке, он решил исполнить данное ей обещание и жениться на достойной девушке. Самым коротким путем для решения этой проблемы он счел поездку в Москву на ярмарку невест. Но его визит в первопрестольную обернулся полным крахом. В домах, где ему раньше заглядывали в глаза, его не принимали под смешными предлогами. Мамаши, прежде навязывающие ему своих невинных крошек с наглостью сутенерш из борделей, теперь принимали оскорбленный вид, когда он просто проходил мимо. Князь понял, что данное обещание он выполнить не может, вздохнул с облегчением и уехал в Ратманово. Этот опыт довершил его превращение в законченного циника. И если на Александра Павловича он больше не обижался, простив ему все человеческие слабости, и по-прежнему любил как родного человека, то высший свет он теперь презирал, считая скопищем дешевых подлецов или дураков мужчин и аморальных распущенных женщин.
        Строительство его последнего дома в Москве закончилось в октябре, и к концу года все квартиры в нем были сданы на длительные сроки. Поверенный просил Алексея приехать и получить деньги, внесенные жильцами. Первого декабря Алексей выехал в Москву, а через неделю уже сидел в уютном кабинете своего московского дома в компании своего друга по полку ротмистра Владимира Чернова, приехавшего в Москву в отпуск.
        Владимир рассказывал Алексею, что без сомнения скоро будет новая война с Бонапартом. Наполеон взбешен, что император Александр не выполнил обещания присоединиться к блокаде Англии, организованной французами. Алексей улыбнулся, но не стал говорить, что и его корабли участвуют в нарушении блокады. Торговля в свете считалась постыдным делом, и князь, имевший другое мнение, пока не хотел, чтобы о его торговых делах узнали. Беседу друзей прервал дворецкий, доложивший, что из Ратманова прибыл фельдъегерь с письмом императора для его светлости.
        Алексей вышел в вестибюль. Засыпанный снегом офицер стоял у входа.
        - Ваша светлость, мне в Ратманове сказали, где вас можно найти, - отдав честь, он протянул пакет Алексею, - его императорское величество велел мне дождаться ответа.
        - Проходите сюда, в гостиную, присаживайтесь к камину, сейчас вам принесут ужин, - распорядился Алексей, - я прочитаю письмо и дам ответ.
        Отдав приказание относительно ужина для фельдъегеря, Алексей с письмом императора прошел в кабинет, где его ждал Чернов. Сломав печать, он начал читать письмо, написанное знакомой рукой:
        - «Князь, ко мне, как к суверену, с последней просьбой обратился граф Бельский. У него не осталось наследников по мужской линии. Граф просит моего согласия передать титул мужу его дочери, выбрать которого он также поручил мне. Помня, что вам тоже нужны наследники, я выбрал вас в мужья графине Бельской.
        Род графов Бельских по благородству не уступает вашему, а самое большое имение графа - Бельцы находится в той же губернии, что и ваше Ратманово.
        Если вы готовы исполнить мою просьбу, прошу вас выехать в имение Бельцы, и взять в жены дочь графа Бельского, пока отец девушки еще жив. Указ о передаче титула после его смерти мужу его дочери графу уже отправлен.
        Мы с императрицей рады будем видеть вас при дворе вместе с молодой женой.
        Александр».
        Алексей уставился на друга. Он был настолько взбешен, что даже не мог говорить.
        - Этого не может быть, - наконец вскричал он, - это - просто средневековье.
        Он протянул письмо другу. Владимир прочитал письмо и посмотрел на Алексея.
        - Зато это - конец опалы, - предположил он, - император прав, наследник тебе действительно нужен, но ни один здравомыслящий человек не отдаст за тебя сейчас дочь, да и встретить тебе девушку будет негде, тебя нигде не принимают. Я считаю, что это для тебя - единственное решение проблемы. Может быть, и девушка окажется хорошенькой, и все будет не так плохо, как кажется.
        Алексей сам понимал, что друг прав. Император не оставил ему выбора. Перед его взором встали милые лица сестер, ведь тень его опалы легла и на них. Елене скоро предстояло выезжать, но кто будет их приглашать, несмотря на красоту и богатство девушки. Он должен согласиться. К тому же он наконец выполнит обещание, данное бабушке. Алексей подошел к столу, взял перо и написал императору короткое письмо, где выражал согласие с его волей и благодарил за отеческую заботу. Запечатав письмо, он отдал его фельдъегерю, тотчас поскакавшему в обратный путь.
        Проводив друга, также на рассвете уезжавшего в полк, он отдал приказ собирать вещи, чтобы утром выехать в имение, а сам поехал проститься со своей любовницей.
        Уютный двухэтажный особнячок с маленьким садиком на Якиманке, который он снимал для Арлет, был погружен в темноту, сегодня его уже больше не ждали, он уехал отсюда три часа назад, получив изысканное удовольствие от умелых ласк француженки. Она была очень хороша. Черноглазая брюнетка с белой кожей и гибким тренированным телом балерины, она, от природы склонная к полноте, обладала очень округлыми формами. Алексея возбуждал этот контраст тонких тренированных рук и ног и пышной груди. К тому же Арлет была совершенно ненасытна и страдала нарциссизмом, обожая свое прекрасное тело. Вся ее спальня была увешана зеркалами, в которых она с любой точки комнаты могла наблюдать свои развлечения. Она держала горничную, привезенную из Франции, крупную смуглую брюнетку, бросавшую на Алексея такие ревнивые взгляды, что он подозревал, кто в его отсутствие заменяет его в постели Арлет. Но это его даже забавляло, он не терпел только соперников мужчин, а если Арлет утоляла свою ненасытную чувственность со служанкой, он не возражал.
        Алексей постучал дверным молотком в дубовую дверь главного входа. Ему долго не открывали, наконец послышались шаги старого дворецкого, и он открыл Алексею дверь. Старик в халате, накинутом на ночную рубашку, держал в руках подсвечник с единственной свечой, Алексей взял свечу, поблагодарил дворецкого и взбежал на второй этаж в спальню хозяйки.
        В спальне уютно гудела голландская печка, свеча в ночнике отражалась в многочисленных зеркалах, а Арлет, совершенно голая, томно потягивалась в своей широкой кровати, словно после долгого сна. Глаза ее были затуманены страстью, она протянула к Алексею руки.
        - Мой дорогой, как хорошо, что ты вернулся, я так хочу тебя, - женщина встала на четвереньки и подползла к молодому человеку.
        Ловкие руки в течение пары минут стянули с него одежду, и француженка руками и губами стала возбуждать любовника. Алексей посмотрел на пару, отражающуюся в зеркалах, и отдался вожделению, вновь захлестнувшему его. Он кинул француженку на спину и, не заботясь об ее удовольствии, жестко вонзился в упругое лоно. Арлет вцепилась острыми ноготками в его плечи и зарычала. Через пару минут она начла содрогаться в конвульсиях страсти, Алексей с последним толчком догнал ее и, упав на подушки, закрыв глаза. Через мгновение Арлет снова замурлыкала, начав ласкать любовника, поглаживая и целуя его так, как ему больше всего нравилось. Алексей почувствовал, что сейчас она снова затянет его в пучину изысканных плотских удовольствий, но он приехал попрощаться, поэтому остановил ее и встал с постели. Быстро одевшись, он повернулся к обиженной женщине.
        - Дорогая, я, конечно, не могу устоять перед твоими ласками, но нам нужно поговорить. Я срочно уезжаю в свою губернию, и там по приказу императора я женюсь на наследнице, выбранной им для меня. Но в наших с тобой отношениях это ничего не меняет. Моя жена останется в своем имении или переедет в мое. В любом случае, в Москве она бывать не будет. Так что жди меня, моя радость, а это - подарок, чтобы тебе легче ждалось.
        Алексей положил перед женщиной пачку ассигнаций и синий бархатный футляр. Арлет уселась на кровати, широко расставив ноги, Алексей понял ее намек, но он на сегодня насытился необузданной француженкой и мыслями был уже в дороге. Пока женщина с возгласом восхищения рассматривала сапфировое ожерелье, он поцеловал ее на прощание и поехал домой, поспать хотя бы пару часов.
        На рассвете Алексей отправился в Ратманово. Дни были ясными, дорога была хорошей, и ничто не предвещало бурана, захватившего в снежный плен его тройку. Вся цепь событий, за этим последовавшая: снежное поле, церковь, девушка с заплаканным лицом, добрый священник, лгавший ему в глаза, теперь в Ратманове казались Алексею сном. Прошло уже два дня, как он приехал, откладывать поездку к невесте больше было нельзя. Он решил не оттягивать далее неизбежную принудительную женитьбу, а собраться с мужеством, завтра же найти проводника и выехать в Бельцы, выполняя приказ императора.


        ГЛАВА 5
        Зимний день плавно переходил в сумерки, даже не начавшись, серая мгла застилала небо, крупные хлопья, медленно кружась, падали на землю за окном зимнего сада. Обычно Катя любила наблюдать за падающим снегом сквозь зеленые листья тропических растений, стоящих в кадках и горшках вдоль огромных французских окон, это всегда давало особое ощущение уюта и покоя, но теперь ей казалось, что снег закрывает холодным сверкающим саваном ее душу. Горе, полгода назад поселившееся в ее душе, давно перешло в отчаяние. И теперь Кате казалось, что на месте души у нее черный тяжелый ком, ей хотелось только одного: заснуть и не проснуться, чтобы во сне господь забрал ее к самым любимым людям: матушке, брату и сестре, а батюшка догонит их совсем скоро.
        Еще полгода назад семья графов Бельских была не только одной из самых богатых и уважаемых российских дворянских семей, но и одной из самых счастливых. Огромное имение из семи сел и деревень, процветающее под умелым управлением графа Павла Петровича, большое приданое, принесенное ему его любимой молодой женой Натальей Сергеевной, в девичестве графиней Паниной, состоящее из двух имений и трех доходных домов в Санкт-Петербурге, заботливо сохраненное и приумноженное графом, сделали семью очень богатой. Это богатство, а также знатность рода и красивая внешность делали детей счастливой четы: двадцатичетырехлетнего сына Михаила и восемнадцатилетнюю дочь Ольгу завидными партиями в светском сезоне 1811 года. Младшая дочь Бельских семнадцатилетняя Екатерина в силу возраста еще не выезжала, но матушка, не желая расставаться со своей любимицей, взяла ее с собой в Санкт-Петербург, куда она привезла старшую дочь Ольгу, и где служил в гвардейском кавалергардском полку ее единственный сын Михаил.
        В начале января Наталья Сергеевна с дочерьми приехала в столицу. Как всегда во время своих приездов в Санкт-Петербург, они остановились в квартире, занимающей весь первый этаж большого дома на набережной Мойки, одного из трех домов, полученных Натальей Сергеевной в приданое. В квартире постоянно жил Михаил Бельский, и графиня, проходя через анфиладу комнат, с сожалением заметила следы армейских пирушек на коврах и мебели. Она собиралась вечером поговорить с Мишенькой о том, что пора остепениться, выйти в отставку и завести семью.
        Родители хотели в этом сезоне найти жениха Ольге и невесту Михаилу. Сестры Бельские с замиранием сердца ждали первых приглашений, визитов, балов, поездок в театр. Перед отъездом специально нанятая французская портниха мадам Леже сшила им новые платья: уже выезжавшей Ольге - роскошные, сшитые по последней моде, а Кате, которая должна была присутствовать только на домашних вечерах и приемах, даваемых матерью, из более скромных тканей. Графиня Наталья Сергеевна твердо решила, что ее дочери должны затмить своей красотой всех невест Санкт-Петербурга. Она привезла с собой все фамильные драгоценности, большую сумму денег, два сундука с отрезами тканей и мадам Леже, чтобы воплотить в жизнь последние веяния французской моды, подсмотренные дамами в столице.
        Михаил, радостно встретивший матушку и сестер, наотрез отказался разговаривать о женитьбе и уходе со службы. Он расцеловал графиню, предложил ей заняться судьбой девушек, а сам обещал вернуться к этому вопросу лет через пять, резонно заметив, что батюшка женился на матушке в двадцать девять лет, и они живут очень счастливо.
        Наталье Сергеевне пришлось смириться, поскольку она узнала от подруг, что всем в Санкт-Петербурге известно: Михаил содержит лучшее сопрано итальянской оперы, гастролирующей в столице, мадемуазель Талли. Уже три месяца он оплачивает ее квартиру на Невском, туалеты и драгоценности. Подруги, печально кивая головами, сочувствовали Наталье Сергеевне, имеющей такого распутного сына. Но при этом, каждая выражала желание познакомить Михаила со своей дочерью, которая так прекрасна и невинна, что с ней любой молодой человек забудет о соблазнах порочных оперных див.
        Решив, что сейчас она уговаривать сына не будет, Наталья Сергеевна занялась женихом для старшей дочери, имея в уме, что и младшую нужно показать «в узком кругу», чтобы в этом году наметить подходящую партию, а на следующий год уже выдать дочку замуж.
        Обе сестры Бельские были очень красивы. Ольга, брюнетка с классически правильными чертами лица и большими темными глазами была высокой и стройной, фигура ее уже сформировалась и привлекала взгляды мужчин пышной грудью и округлыми бедрами. У Кати, находящейся в том нежном возрасте, когда юная девушка превращается из бутона в розу, уже высокой, но тоненькой, было овальное лицо, как у мадонн Рафаэля, с высокими скулами, изящным прямым носом и ртом совершенной формы. Густые каштановые волосы, никогда не знавшие ножниц, были заплетены в толстую косу, доходящую до колен. Огромные серо-голубые глаза, совсем светлые в пушистых черных ресницах, смотрели на мир весело и задорно. А медленная улыбка, появляясь на губах, зажигала золотые искорки в ее глазах и делала эту юную девушку просто неотразимой.
        Отец объявил, что дает дочерям в приданое по сто тысяч золотом, поэтому Наталья Сергеевна предвкушала триумф своих красавиц в этом и следующем светских сезонах. Выдав дочерей замуж, она собиралась заняться женитьбой сына.
        Сезон захватил графинь Бельских: визиты, балы, рауты, загородные праздники, следовали один за другим. Мадам Леже сшила еще десять платьев для Ольги, чтобы никто не сказал, что молодая графиня Бельская дважды за месяц одела одно и то же платье. Усилия Натальи Сергеевны увенчались успехом, за Ольгой ухаживали два десятка кавалеров. Обсудив с дочерью ее выбор, мать согласилась, что самая подходящая кандидатура в женихи - красавец князь Андрей Шаховский, он был единственным наследником богатой и знатной семьи. Князь серьезно ухаживал за Ольгой, приезжал каждый день, сопровождал ее на приемы, и вся семья со дня на день ожидала от него предложения руки и сердца.
        Это счастливое время кончилось ровно через пять месяцев после приезда Бельских в Санкт-Петербург. Утром пятнадцатого июня в квартиру на набережной Мойки приехал офицер от губернатора столицы и попросил встречи с Натальей Сергеевной. Тотчас приглашенный войти, он сообщил графине ужасное известие, что сегодня ночью в квартире своей любовницы мадемуазель Талли на Невском проспекте застрелен ее сын граф Михаил Павлович Бельский, его любовница была застрелена вместе с ним. Поскольку из квартиры было вынесено все ценное, полиция подозревала, что это было ограбление, и собиралась искать преступников.
        Услышав это сообщение, графиня страшно закричала и потеряла сознание. На ее крик прибежали дочери, горничные, мадам Леже и начали хлопотать вокруг нее. Офицер, принесший страшную весть, тихо откланялся и поспешил покинуть осиротевший дом.
        Никаких преступников полиция так и не нашла, а несчастные Бельские с телом Михаила Павловича отправились домой, чтобы придать его земле в родном имении рядом с могилами предков.
        Бедная графиня так и не смогла оправиться от ужасной потери. Она заперлась в своей спальне, отказывалась видеть родных, даже ее любимица Катя только изредка могла попасть в комнату матери. Исключение составляла только мадам Леже, по ее словам, потерявшая два года назад во Франции единственную взрослую дочь и как никто понимавщая несчастную мать.
        Графиня, сидя перед портретом сына, часами плакала, рассказывая француженке о своем Мишеньке. Она не хотела ничего есть, поэтому становилась все слабее и слабее. Кода через два месяца граф попробовал вмешаться, было уже поздно, его жена так ослабела, что находилась почти все время в полуобморочном состоянии. Дочери пробовали кормить ее через силу, но графиня впала в забытье и через неделю тихо скончалась, не приходя в сознание.
        Этот удар окончательно подточил здоровье графа Павла Петровича, сердце его отказало и он слег, понимая, что больше не встанет с этой постели. Дочери его попеременно дежурили около отца, пытаясь подбодрить его, настроить на выздоровление. Понимая, что род его угасает, а дочери останутся в этой жизни с неустроенной судьбой, граф хотел обвенчать Ольгу с женихом, выбранным покойной матушкой. Но родственники в Санкт-Петербурге, которых попросили связаться с семьей жениха, написали, что его родители после происшедших ужасных событий не хотели бы искать жену своему наследнику в семье Бельских, и, поскольку их сын не сделал официального предложения графине Ольге, считали себя свободными от всех обязательств.
        Предательство жениха поразило Ольгу в самое сердце. Она побледнела и похудела так, что в ней невозможно было узнать гордую красавицу, еще три месяца назад танцевавшую на балах в столице. Она начала часто посещать женский монастырь, находящийся в пятнадцати верстах от Бельцев, выстаивала там все службы и часто оставалась в нем на несколько дней.
        Все заботы об отце легли на плечи Кати. Она теперь целыми днями просиживала у постели графа, читала ему, поила чаем, давала лекарства, вспоминала милые времена своего детства, матушку и Мишу. Они оба плакали и не стыдились своих слез. Через два месяца Павлу Петровичу стало легче, он начал подниматься с постели и с помощью дочери ходить сначала по комнате, а потом и по дому.
        Однажды он попросил Катю отвести его в кабинет и продиктовал ей письмо к государю императору, где просил милости: найти жениха его старшей дочери и передать титул графа Бельского после его смерти по женской линии. Отправив письмо, он попросил пригласить соседей, отца и сына из соседнего имения, в их присутствии продиктовал завещание, по которому имение Бельцы вместе с титулом отходило мужу старшей дочери, а остальное имущество делилось пополам и предавалось его дочерям после его смерти без всяких условий. Соседи заверили завещание графа своими подписями и бумагу тут же переправили в канцелярию генерал-губернатора с отметкой «вскрыть после кончины графа Павла Петровича Бельского».
        Исполнив свой долг, граф ждал ответа на свое прошение от государя. В начале декабря фельдъегерь привез ему царский указ, что титул графа Бельского после смерти Павла Петровича предается по женской линии мужу старшей из замужних на момент смерти отца дочерей. В письме, приложенном к указу, император сообщал, что он выберет достойного жениха для графини Бельской и это будет обеспеченный собственным состоянием молодой человек, по благородству рода не уступающий невесте. О принятом решении должен был сообщить сам жених по прибытии в Бельцы не позднее Рождества.
        Успокоенный Павел Петрович, уже чувствовал себя гораздо лучше, его расстраивало только полное безразличие Ольги к предстоящему браку с женихом, выбранным императором. Она не расставалась с молитвословом, оживала только на службе в церкви, построенной в центральном селе имения или в монастыре, куда она теперь ездила почти каждый день.
        - Дочка, прошу тебя, подумай о нас с Катей, - просил ее граф, - я болен, могу умереть в любой момент, Катя совсем молода. Вам нужна защита после моей смерти. Прошу тебя, будь добра с молодым человеком, выбранным государем.
        - Хорошо, батюшка, - не поднимая глаз, кивала Ольга, - на все воля Божья, если господь захочет, ваше желание исполнится.
        Граф смотрел на свою старшую дочь, понимая, что эта иссохшая бледная монашка в простом черном платье, с головой, повязанной длинным черным шарфом, скорее всего, испугает и оттолкнет жениха. Но дело было сделано, оставалось положиться на волю Божью и ждать приезда молодого человека.
        Через неделю после получения указа и письма императора, по-прежнему, не было никаких известий от выбранного жениха. Рано утром двенадцатого декабря Ольга собралась ехать в монастырь. Отец попросил ее отвезти матери-игумении письмо. В письме граф рассказывал о сложившейся ситуации и просил помочь ему уговорить Ольгу не отталкивать жениха, выбранного императором. Ольга взяла письмо и обещала отцу передать его.
        К вечеру во двор графского дома въехали монастырские сани, из них вылезла закутанная в черное покрывало мать-игумения. Она сообщила графу Павлу Петровичу ужасную весть. При подъезде к монастырю что-то произошло с лошадью, запряженной в сани графини Ольги. По словам кучера, которого крестьяне подобрали на дороге и принесли в монастырь, лошадь вдруг как будто взбесилась, она стала на дыбы, из ее рта пошла белая пена, она начала биться в конвульсиях, а потом стремительно рванулась вперед, перевернув сани. Санями кучеру сломало обе ноги, а Ольгу Павловну, пристегнутую медвежьей полостью к перевернутым саням, взбесившаяся лошадь протащила еще вперед по дороге, пока сама не упала и не сдохла. Когда сбежавшиеся на крики несчастного кучера крестьяне перевернули сани, графиня была мертва.
        - Мы положили ее в главном храме монастыря и сейчас сестры служат по ней заупокойную службу, - сказала мать-игумения, - я знаю, что она очень хотела уйти в монастырь, только долг перед семьей не позволял ей сделать это. Решать вам, но мне кажется, что она была бы счастлива, лежать в пределе нашего храма.
        Страшная весть сразила графа, удар парализовал его. Слуги отнесли его в спальню, через час он потерял сознание и приходил в себя только на короткое время, в основном, находясь забытьи.
        Ольгу похоронили в монастыре, Катя от имени отца дала свое согласие на это, зная, что сестра действительно хотела уйти в монастырь, и только боясь за слабое здоровье отца, не решилась сказать ему о своем единственном желании. Все время девушка теперь проводила у постели графа. Она попросила отца Иоанна, священника церкви, расположенной между главным домом и Дубовкой, служить службы во здравие батюшки, и сама по вечерам ненадолго приезжала в уединенную церковь вознести молитву о спасении и выздоровлении отца.
        Через неделю после удара граф Павел Петрович пришел в сознание и заговорил с дочерью, сидящей у его постели.
        - Девочка моя, я чувствую, что скоро умру, - с трудом выговаривая слова, произнес он, - обещай мне, что когда приедет жених, выбранный императором, ты не скажешь ему, что ты не та невеста, которая ему предназначалась, а выйдешь за него замуж. Я должен уйти к твоей матушке, сестре и брату, спокойным за твое будущее.
        Он с надеждой вглядывался слезящимися глазами в лицо дочери. Не в силах отказать ему в возможно последней просьбе, девушка наклонилась к отцу, поцеловала в щетинистую щеку и прошептала ему на ухо то, что он хотел услышать. Глаза графа закрылись, и он опять впал в благословенное забытье.
        Час спустя в дверь спальни постучал дворецкий, объявивший, что по поручению императора Александра Павловича приехал светлейший князь Черкасский, и хочет видеть графа Павла Петровича Бельского.
        Катя велела дворецкому, передать князю, что граф очень болен и не может его принять, но поскольку его давно ждут, он может расположиться в приготовленных для него комнатах, отдохнуть и встретиться с графиней Екатериной Павловной в «голубой» гостиной через два часа.
        Стоя сейчас в зимнем саду, Катя искала хотя бы отблеск каких либо чувств, ведь ей предстояло соединить свою судьбу с незнакомым человеком, выбранным самим государем. Но никаких чувств не было, не было и желания жить, был только черный тяжелый ком на том месте, где раньше была ее душа.
        Катя вздохнула, последний раз посмотрела на снег за окном, повернулась и пошла в «голубую» гостиную навстречу своей судьбе.
        Алексей ходил по большой гостиной уже больше двадцати минут. Он пришел раньше назначенного времени, поскольку не мог совладать с нетерпеливым желанием понять, что за сюрприз преподнесла ему на этот раз фортуна.
        От Ратманова до Бельцев оказалось около тридцати верст пути, правда егерь, взявшийся проводить Алексея, утверждал, что летом по маленьким лесным и проселочным дорогам можно добраться раза в три быстрее. Но после истории с метелью, приключившейся с ним неделю назад, Алексей решил не рисковать и поехал столбовой дорогой мимо почтовых станций, где давал отдых лошадям.
        Бельцы оказались большим имением, и пока тройка Алексея добралась до господского дома, они миновали три села. Дома в селах были ухоженные, поля с плодородной черной южнорусской землей, сейчас покрытые белоснежным покрывалом, казались необъятными, а сам господский дом правильнее было бы назвать дворцом. Выстроенный в виде буквы «П», выкрашенный в желтый цвет трехэтажный дом с белым греческим портиком на шести колоннах и круглой башенкой на крыше, несмотря на свою огромную длину, казался очень гармоничным, поскольку заканчивался на концах двумя флигелями, выдвинутыми вперед. Перед мраморным крыльцом был устроен большой фонтан, украшенный скульптурной группой, на зиму заботливо укрытой мешковиной и до основания заколоченной деревянным ящиком.
        Обстановка в доме также свидетельствовала о богатстве и вкусе хозяев. В комнатах, которые ему отвели, состоящих из спальни, гардеробной и небольшой гостиной, стояла прекрасная мебель красного дерева, времен начала царствования императрицы Екатерины. Обивка стен из бронзового шелка с мелким цветочным орнаментом повторялась и в мебели, а тяжелые портьеры с кистями и стеганое покрывало темного бронзового цвета делали комнаты одинаково подходящими и для мужчины и для женщины. «Голубая» гостиная, где ему назначила свидание таинственная невеста, была обставлена золоченой французской мебелью времен Людовика ХVI. Алексею было ясно, что невеста богата и не нуждается в его деньгах.
        Ее принуждали вступить в брак с незнакомым человеком ради династических соображений. Алексей совсем не собирался коротать свои дни с супругой, которая будет его ненавидеть, и, чтобы сделать жизнь в браке сносной, он надеялся понравиться невесте внешне, а потом подчинить своей воле и поставить в рамки, строго отведенные верной жене в его кругу, и если сильно повезет, они даже могли бы стать друзьями. За свои чувства князь не волновался, он считал, что раз его женили против воли, он вправе ничего не менять в своем образе жизни и по-прежнему иметь столько любовниц, сколько захочется, только скрывая их из соображений приличия, поскольку был опекуном четырех незамужних сестер.
        Претворяя свой план в жизнь, Алексей оделся со всей тщательностью в вечерний костюм, уместный для ужина, куда его должны были пригласить. Черный фрак прекрасного покроя, накрахмаленная рубашка и белый шелковый галстук, виртуозно завязанный французом-камердинером, оттеняли черные волосы и темные глаза Алексея, а серый шелковый жилет, приглушая яркое сочетание белого и черного, вносил ноту изысканности в его наряд, делая его безупречным. Глядя на свое отражение в высоких зеркалах, висящих в простенках между французскими окнами гостиной, Алексей решил, что задуманного эффекта он добился, теперь было нужно, чтобы таинственная невеста оценила его труды.
        Легкие шаги раздались в коридоре, стоящий в дверях лакей с поклоном распахнул дверь перед высокой тоненькой девушкой, одетой в простое черное платье. Голову ее покрывал кружевной черный шарф, с концами, свободно свисавшими до талии. Девушка шла, наклонив голову и глядя на носки своих черных шелковых туфелек, выглядывающих из-под подола траурного платья. Выйдя на середину комнаты, она остановилась, собралась с духом и подняла на Алексея огромные светлые глаза в пушистых черных ресницах. Алексей оторопел: перед ним стояла незнакомка, так заинтриговавшая его. Наконец, после стольких ударов судьба сделала ему подарок: навязанная против воли невеста оказалась очаровательной девушкой, к тому же, так поразившей его при первой встрече, что он, как шестнадцатилетний юнец, бегал по деревне, расспрашивая о ней всех встречных.
        - Ваша светлость, - заговорила вошедшая девушка, - вы прибыли к батюшке, но он не может вас принять, он очень болен, почти все время без памяти.
        На глаза незнакомки навернулись слезы. Она замолчала, не зная, что говорить дальше. Алексей, при звуках ее голоса пришедший в себя, шагнул ей навстречу и поклонился. Она была так растеряна, что осталась стоять, сжимая руки.
        - Позвольте мне представиться, - взял инициативу в свои руки молодой человек,- меня зовут Алексей Черкасский, я приехал сюда по поручению императора, для того чтобы выполнить его волю и просьбу вашего батюшки. Но в письме императора ничего не написано о моей невесте, может быть, вы скажете мне сами о дочери графа Бельского, которая должна стать моей супругой?
        Алексей с замиранием сердца ждал ее слов, что невеста скоро выйдет, но девушка, помолчав, заговорила:
        - Я единственная дочь графа Павла Петровича Бельского, Екатерина Павловна, и, если такова воля государя, я - ваша невеста.
        Алексей задохнулся от восторга, но теперь было важно не спугнуть девушку. Улыбаясь, он протянул к ней руку.
        - Пожалуйста, называйте меня Алексей, - мягко сказал он, - позвольте поцеловать вашу руку, в знак того, что мы теперь знакомы.
        Девушка расцепила ладони и, покраснев, протянула ему руку. Он взял тоненькие пальцы, задрожавшие в его ладони, и, наклонившись, поцеловал сначала их, а потом ладонь красавицы. Но хотя он сам получил огромное удовольствие от этого нежного поцелуя, девушка занервничала и отняла руку.
        - Пожалуйста, проходите в столовую, - пригласила она, направляясь к двери, услужливо распахнутой лакеем в золотистой ливрее.
        Алексей пропустил невесту вперед и последовал за ней, любуясь гибкой фигуркой, двигающейся с неосознанным изяществом. С удивлением он заметил, что по черному платью сбегает вниз толстая каштановая коса, достигающая колен. Таких волос ему еще не приходилось встречать ни у кого из знакомых женщин. Впервые он подумал, каково это обучать науке страсти такое очаровательное невинное существо, и огонь пробежал по его жилам, будоража кровь.
        Огромный овальный стол, накрытый голландской белой скатертью, был сервирован на двоих. Приборы были поставлены друг напротив друга посредине стола. Алексей пододвинул стул невесте, а потом, обойдя стол, сел напротив нее. Катя кивнула слугам, и им стали приносить блюда.
        - Вы извините меня, ваша светлость, я - все время с батюшкой, поэтому не знаю, что вам приготовили, - смущенно подняла глаза на жениха Катя, - но у нас очень хороший повар, француз, батюшка выписал его из Санкт-Петербурга.
        На глаза ее опять навернулись слезы, и пока она их вытирала, кружевной шарф соскользнул на плечи, открыв разделенные прямым пробором каштановые волосы, делавшие ее похожей на юную мадонну на картине Рафаэля.
        - Пожалуйста, зовите меня Алексей, поскольку мы по воле императора и вашего батюшки должны пожениться. Может быть, вы могли разрешить и мне называть вас тоже по имени? Как вас зовут в семье? - выжидающе посмотрел на девушку Алексей.
        По щекам ее снова потекли слезы, князь не знал, что ему делать, как успокоить, но внезапно такая всепоглощающая нежность пронзила его сердце, что он просто протянул через стол руку и накрыл ее ладонь своей.
        - Тише, милая, - ласково сказал молодой человек, - не нужно больше плакать, время вылечит все раны, все пройдет, и боль затихнет.
        - Меня все зовут Катя, - пролепетала она, всхлипывая, - батюшка не любит французских имен. Вы тоже, наверное, можете меня так называть.
        - Катюша, - ласково произнес царственное имя Алексей, - ваш батюшка очень болен, но нам нужно пожениться пока он с нами, - он не решился произнести слово «жив», чтобы опять не вызвать ее слез.
        - Да, вы правы,- согласилась его невеста, - но как нам получить батюшкино благословение, он ведь почти все время без памяти.
        - Почти все время, значит, он иногда приходит в себя?- предположил молодой человек,- я могу подежурить с вами у постели графа, и когда он придет в себя, я представлюсь ему и все расскажу.
        - Хорошо, - с сомнением кивнула Катя, - после ужина мы можем пойти к нему.
        Сама она почти не ела, слуги заменяли ей тарелки, унося нетронутыми блюда. Алексей же поел, ужин был действительно превосходный, и он оценил искусство французского повара.
        - Я сыт, и если вы больше ничего не хотите, то мы можем идти к вашему батюшке, - предложил он.
        - Я готова, - Катя встала и пошла к выходу из столовой, показывая Алексею дорогу в спальню отца.
        В кровати, освещенной огнем одинокой свечи, стоящей в изголовье, лежал крупный седой человек, глаза его были закрыты, слышалось хриплое дыхание тяжелобольного человека. Катя привычно опустилась в кресло, стоящее у кровати, Алексей взял для себя стул и, поставив его рядом с креслом, сел около девушки. Они долго молчали, потом Алексей, забрав руку невесты в свои ладони и поглаживая ее пальцы, попросил рассказать ему об истории семьи. Катя опять заплакала, он терпеливо ждал, уговаривая ее ласковыми тихими словами. Наконец она успокоилась и начала рассказ обо всех трагических событиях этого года. Когда она закончила, Алексей понял всю глубину ее отчаяния и поклялся себе быть с ней предельно терпеливым и очень нежным.
        Ближе к полуночи, когда Катя задремала, откинув голову на спинку кресла, граф пошевелился и попытался что-то сказать. Алексей, тронув девушку за плечо, наклонился к больному.
        - Граф, я - светлейший князь Алексей Черкасский, приехал сюда по повелению императора, чтобы взять в жены вашу дочь, - начал Алексей, - я клянусь, что буду беречь Екатерину Павловну и сделаю все для того, чтобы она была счастлива. Может быть, вы хотите что-то знать обо мне?
        - Состояние, - прошептал граф, - Кате.
        - Вы можете не волноваться, я очень богат, все состояние, принадлежащее Екатерине Павловне, останется в полном ее распоряжении. Завтра же я велю составить брачный контракт, его мы подпишем до венчания. Надеюсь, что ваши соседи или священник не откажутся его заверить.
        Старый граф прикрыл глаза, Катя наклонилась над отцом, ловя его шепот.
        - Благословляю, - чуть слышно прошелестел его голос, - свадьбу - завтра.
        Он затих, и снова впал в забытье. Алексей встал и, предложив руку невесте, вывел ее из комнаты.
        - Пойдемте, я провожу вас в вашу комнату, - предложил он, - вам нужно отдохнуть, я хочу с утра составить и подписать брачный контракт и в полдень обвенчаться. Кто может быть свидетелем на свадьбе?
        - Наши ближайшие соседи Иваницкие живут в часе езды от нас. Они всегда заверяют все документы в нашей семье. Сам Александр Иванович Иваницкий может подписать и его сын Петя, ему двадцать пять лет, он тоже может, да и свидетелями на свадьбе они могут быть, - объяснила жениху Катя, - дочь Иваницких Лили - моя подруга, пусть она тоже будет на свадьбе.
        - Конечно, все, что вы захотите, - пообещал Алексей, - я сейчас же поеду к ним, представлюсь и обо всем договорюсь.
        - Езжайте, а я вернусь к батюшке, - решила девушка, направляясь обратно к спальне отца,
        - Можно вас попросить об одолжении, - остановил ее Алексей, - пожалуйста, снимите на венчание траур, наденьте обычное платье, пусть наша жизнь начнется так же, как у всех других молодоженов.
        - Хорошо, - слабая улыбка скользнула по бледному лицу Кати, делая его невыразимо прекрасным, - я надену белое платье.
        Алексей велел проходящему по коридору слуге разыскать его кучера и прислать к нему. Через десять минут в дверь его спальни постучал Сашка.
        - Запрягай тройку, - отдал распоряжение князь, - поедем к соседям Иваницким, только узнай хорошенько дорогу и возьми в проводники какого-нибудь конюха. Смотри, сейчас вечер, если опять заблудимся в метели, второй раз живыми не выйдем.
        - Не волнуйтесь, барин, через четверть часа тройка будет у крыльца, - успокоил Сашка и пошел выполнять приказание.
        Через четверть часа Алексей спустился вниз, тройка действительно ждала его у крыльца. На облучке рядом с Сашкой сидел закутанный в тулуп дворовый мужик. Алексей сел в сани, и тройка под звук колокольчика понеслась в ночь.
        На этот раз обошлось без происшествий, и сани подкатили к воротам соседней усадьбы менее чем через час. Алексей вошел, и, передав визитную карточку встретившему его слуге, сообщил, что хотел бы побеседовать с Александром Ивановичем Иваницким по делу, не терпящему отлагательства.
        Через пару минут к нему вышел сам хозяин, высокий седой человек с простодушным выражением приятного лица.
        - Здравствуйте, ваша светлость, я, Александр Иванович Иваницкий, Вы хотели видеть меня, прошу вас, проходите в гостиную, - он прошел вперед, показывая дорогу.
        Гостиная была уютно освещена огнем, горящим в камине. Около огня на медвежьей шкуре стояли два глубоких мягких кресла, обитых вытертым лиловым бархатом. На круглом столике между креслами, в живописном беспорядке были расставлены графин с вином, бокал, тарелка с кусками пирога и блюдо с холодным мясом, тут же лежала книга в кожаном переплете.
        - Прошу вас, садитесь, - пригласил хозяин, - не хотите ли вина или закусить?
        - Нет, благодарю вас, - отказался Алексей, - прошу вас простить меня за поздний визит, но дело чрезвычайно срочное. Вы знаете, что ваш сосед граф Бельский очень болен и может умереть в любой момент?
        - Да, конечно, я это знаю, - кивнул его собеседник.
        - Екатерина Павловна сказала мне, что вы всегда заверяете все важные документы их семьи, и я взял на себя смелость просить вас приехать вместе с вашими детьми в Бельцы завтра к одиннадцати часам утра. Я просил у графа руки его дочери и получил согласие, мы планируем обвенчаться при жизни Павла Петровича. Поэтому я хочу подписать брачный договор в одиннадцать часов, а в полдень хочу обвенчаться.
        - Месяц назад я заверял его завещание, и кому же, как не мне заверять брачный договор его дочери, этого договора граф так добивался, - согласился Александр Иванович. - Значит выбор императора пал на вас?
        - Вы знаете про письмо графа к императору? - удивился Алексей.
        - Да все в нашей округе знают, он не скрывал своих намерений, - пожал плечами Иваницкий, - правда, все, да и он сам, были уверены, что жениха найдут Ольге и титул передадут с ней. Про Екатерину никто не думал, считали, что она свободно выйдет замуж, по своему желанию, многие молодые люди и в уезде, и в губернии, хотели бы жениться на ней, она ведь не только очень красива, но и очень богата. Партия хоть куда.
        - Воля императора и желание графа оставили эту честь за мной, - удивляясь своему раздражению, сухо отрезал Алексей. - Прошу вас, Александр Иванович, приехать вместе с вашим сыном, Петром Александровичем, засвидетельствовать подписи на брачном договоре, а вашу дочь Лили - прошу простить, что не знаю ее полного имени, - хотела бы видеть моя невеста на нашей свадьбе.
        - Мою дочь зовут Лидия Александровна, и, конечно, мы все приедем к одиннадцати часам в Бельцы.
        Алексей откланялся и отправился в обратный путь, раздумывая, почему его так задели слова Иваницкого о желающих жениться на Кате молодых людях и то, что Катя назвала сына соседа уменьшительным именем.
        Приехав в Бельцы, Алексей прошел в кабинет графа, взял перо и бумагу и начал составлять брачный договор, поскольку поверенного он взять с собой не догадался, а посылать за ним уже не было времени.
        Порвав несколько вариантов, Алексей, в конце концов, остановился на достаточно коротком тексте:
        «Я, светлейший князь Алексей Николаевич Черкасский, беря в жены графиню Екатерину Павловну Бельскую, соглашаюсь со следующими условиями, на которых Екатерина Павловна Бельская вступает в брак:
        Князю Алексею Николаевичу Черкасскому надлежит принять только титул, и неразрывно связанное с ним имущество, которые ему, как мужу единственной дочери, перейдут после кончины графа Павла Петровича Бельского.
        Приданое Екатерины Павловны Бельской, а также любое другое имущество или средства, принадлежащие ей на момент свадьбы, равно как полученные в подарок или по завещанию после свадьбы, остаются в собственности Екатерины Павловны Бельской, и она вольна распоряжаться ими по своему усмотрению.
        С условиями брачного договора согласны:
        Жених - светлейший князь Алексей Николаевич Черкасский.
        Невеста - графиня Екатерина Павловна Бельская.
        Подписано в Бельцах 24 декабря 1811года
        Подписи жениха и невесты заверили
        Александр Иванович Иваницкий,
        Петр Иванович Иваницкий»
        Прочитав написанное, Алексей остался доволен, он рассудил, что если в договоре что-то и будет признано потом его поверенным не совсем корректным, они всегда смогут составить новый брачный договор на тех же условиях, будучи женатыми. Он от своих слов отступать не собирался, а граф должен был узнать, что его дочь унаследует все имущество семьи и сможет распоряжаться им по своему усмотрению. Забрав договор, он отправился в свои комнаты с твердым намерением завтра завершить дело, начавшееся таким мистическим образом.


        ГЛАВА 6
        Утро выдалось ясным. Снег блестел под солнцем, деревья в аллеях парка были покрыты инеем, превратившись в волшебные кружевные изваяния, легкий мороз делал воздух прозрачным и как будто звенящим.
        Камердинер-француз старательно завязывал белый шелковый галстук выдающимся по красоте и щегольству узлом на шее Алексея, пока тот смотрел в окно и обдумывал свои планы на сегодняшний день. Увидев в окне солнце, князь решил, что это хорошая примета, она сулит счастье. Он сам не ожидал, что для него это будет так важно, молодой человек теперь уже не был уверен, что готов осуществить прежний план: поселить молодую жену в Ратманово, а самому вести прежний образ жизни.
        Камердинер протянул ему парадный фрак, смахнув с него невидимую пылинку.
        - Очень хорошо, ваша светлость, - глядя на Алексея, констатировал он по-французски, - вы будете самый красивый жених.
        - Нет, месье, - засмеялся Алексей, отвечая ему на том же языке, - это - тот случай, когда все блекнет рядом с красотой невесты.
        Он спустился по лестнице в «голубую» гостиную, где через несколько минут должны собраться он, Катя и Иваницкие.
        Иваницкие приехали первыми. За Александром Ивановичем, наряженным ради торжественного случая в добротный коричневый фрак, вышедший из моды лет десять назад, вошли его дети: красивый высокий молодой человек лет двадцати пяти и девушка. Молодой человек со светлыми вьющимися волосами и голубыми глазами, одетый в парадный драгунский мундир, был очень хорош собой и держался высокомерно, девушка, лет восемнадцати, очень похожая на брата, в зимнем бархатном платье голубого цвета, смотрела робко и застенчиво.
        - Здравствуйте, ваша светлость, позвольте мне представить вам моих детей, - поклонился Иваницкий, - мой сын - Петр Александрович, моя дочь - Лидия Александровна.
        Алексей поклонился молодым людям, отметив про себя, что молодой Иваницкий поклонился напряженно и при этом отвел глаза. Алексей сразу понял, что этот молодой человек сам был претендентом на руку Кати. Он снова вспомнил, что его невеста называла соседа Петей, и это вызвало у него сильное раздражение.
        Но тут в гостиную вошла Катя, и все его скверное настроение исчезло. Она, как и обещала, была в простом белом кружевном платье на шелковом чехле. Белый газовый шарф покрывал ее голову, коса сегодня была обернута несколько раз вокруг головы как корона. Никаких украшений, кроме маленьких жемчужных сережек на ней не было. Она была прекрасна в своей безыскусной простоте, как сверкающий бриллиант в простой золотой оправе.
        Подумав о бриллианте, Алексей вдруг с ужасом понял, что у него нет подарка невесте. Хотя нет, у него ведь есть с собой крест, это семейная драгоценность, его можно подарить Кате сразу после подписания брачного договора.
        Его невеста подошла к Иваницким, протянула руку мужчинам, обняла девушку и, не отпуская ее, повернулась к жениху. Ее взгляд был робким и застенчивым, но Алексей с надежной увидел в нем отблеск той нежности, что сам ощутил в сердце при виде невесты.
        - Я готова, - обратилась она к Алексею, - что нужно делать?
        - Я сейчас зачитаю вслух брачный договор и подпишу его, затем вы внимательно прочитаете его и подпишите, а потом документ прочитают Александр Иванович и Петр Александрович и, подписав, удостоверят наши подписи, - объяснил Алексей, подходя к столику у окна, где лежал договор, стояли перья и чернильница. - Если все готовы, мы можем начать.
        Развернув документ, он начал читать, наблюдая при этом за реакцией присутствующих. Катя осталась безмятежной, Алексей даже не мог поручиться, слышала ли она текст договора. Иваницкие слушали внимательно, он заметил, что отец с сыном переглянулись, когда он дочитал документ до конца.
        - Екатерина Павловна, вам все понятно в договоре? - спросил Алексей, глядя на невесту. - Вы согласны?
        - Да, я согласна, - ответила она сразу, - я верю, вы сделаете как лучше.
        Этими словами Катя с таким доверием отдала свою судьбу в его руки, что князь обещал себе, что будет защитником этой доверчивой девушки, и будет оберегать ее так же как своих сестер.
        Алексей подписал договор и протянул перо невесте. Катя подошла к столику и, не читая, подписала договор. Зато отец и сын Иваницкие внимательно прочли документ, прежде чем поставили свои подписи. Посыпав чернила песком, Алексей протянул бумагу Кате.
        - Екатерина Павловна, этот договор должен храниться у вас. - Он настойчиво посмотрел на нее, пытаясь оценить, понимает ли невеста важность этого документа.- Я провожу вас, чтобы вы могли убрать документ, и мы снова спустимся к гостям.
        Лакеи по знаку Алексея начали расставлять на чайном столике бокалы с шампанским и фрукты.
        - Господа, прошу угощаться, нам с Екатериной Павловной до венчания пить нельзя, а вас прошу выпить за подписание договора, - взяв невесту под руку и захватив бумагу, он направился в сторону ее комнаты.
        У дверей спальни молодой человек передал Кате документ и сказал, что будет ждать ее здесь же через десять минут. Пройдя в свои комнаты, князь достал из кармана саквояжа бархатный мешочек с надписью красивой вязью, повторявшей надпись, сделанную на кресте. Тамара Вахтанговна давно ему сказала, что на кресте написано: «Благослови господи Алексея, сына Нины, внука Ираклия». Посмотрев на бриллиант, переливающийся в центре креста, он с радостью понял, что именно этот подарок достоин его божественной невесты.
        Молодой человек подошел к двери Кати и легонько постучал. Девушка сразу вышла и, улыбнувшись, сама протянула руку, желая опереться на руку жениха.
        - Милая, мы связали себя брачным договором, а через час дадим клятвы перед Богом, - с волнением сказал Алексей, - позволь мне между этими двумя событиями сделать тебе подарок уже как моей жене, этим крестом мой дед благословил мою мать, узнав о моем рождении. - Он открыл мешочек, достал крест и протянул его Кате.
        - Господи, как красиво, - девушка заворожено смотрела на снопы искр, рассыпаемые огромным бриллиантом в свете свечей. - Вы думаете, что я могу это надевать? Матушка еще не позволяла мне надевать украшения, только жемчужные сережки.
        Алексей надел золотую цепочку на шею невесты. Цепочка была длинной, и он завязал ее узлом на шее, укоротив до нужной длины. Крест красиво лег на белую кожу Кати над кружевной отделкой выреза платья. Алексей наклонился к лицу невесты и легко коснулся ее приоткрытых губ. Ему безумно хотелось прижаться к этим губам со всей страстью, возбуждаемой в его крови близостью к этому нежному созданию, но он боялся испугать девушку.
        - Пойдем, милая, нас ждут в церкви, - взяв невесту под руку, Алексей повел ее по лестнице. Гости, уже одетые в шубы ждали их в вестибюле. Закутав Катю в соболью шубу и одевшись сам, Алексей усадил девушек в первую тройку, во вторую посадил отца и сына Иваницких, а в третью сел сам. По его сигналу тройки понеслись по направлению к той маленькой церкви, где он в первый раз увидел свою прекрасную незнакомку.
        Отец Иоанн на крыльце ждал жениха и невесту. Алексей выскочил из своих саней, быстрым шагом подошел к своей тройке, уже стоящей у крыльца церкви, и подал руку Кате, помогая ей выйти. Петр Иваницкий подал руку сестре, и маленькая процессия, следуя за отцом Иоанном, вошла внутрь храма.
        Сегодня вся церковь была ярко освещена и украшена привезенными рано утром белыми розами из оранжерей Ратманова. Горничная Кати, Поленька, разговаривавшая с Алексеем в церкви в ту памятную ночь, ожидала свою хозяйку в дверях и протянула ей маленький букет из нескольких белых роз и веточек мирта. Алексей взял невесту за руку и приготовился вести ее к алтарю.
        Отец Иоанн спросил у Алексея про венчальные кольца, тот вынул из жилетного кармана два кольца: одно маленькое с изумрудом - для Кати, а широкое с гербом Черкасских - для себя. Кольца положили на маленький серебряный поднос и понесли впереди пары.
        Служба проходила торжественно. Жених и невеста трижды обменялись кольцами, а потом надели их. Отец Иоанн перекрестил Алексея венцом, дав поцеловать образ Спасителя, и возложил венец на его голову. Венец невесты с образом Девы Марии держал над головой Кати Петр Иваницкий. Отец Иоанн повел венчающихся вокруг аналоя. Алексей почувствовал, как дрогнула рука невесты под его пальцами, и испугался, что измученная девушка не выдержит длинной службы, но лицо Кати было спокойным и просветленным, и на его вопросительный взгляд она ответила ему чуть заметным кивком.
        Приятное открытие, что его жена не только красива и нежна, но еще и обладает силой духа, обрадовало Алексея. И он с любопытством подумал, какие еще сюрпризы ждут его в новой семейной жизни.
        Наконец длинная торжественная церемония закончилась, отец Иоанн объявил их супругами и предложил Алексею поцеловать молодую жену. Катя подняла на мужа глаза, в них он с радостью увидел нежность и доверие. Алексей наклонился и поцеловал жену осторожным легким поцелуем. Немногочисленные гости поздравили молодоженов, и маленькая группа, рассевшись по тройкам, только уже в другом порядке: Алексей вместе с женой - в первой тройке, Лили Иваницкая вместе с отцом - во второй, а Петр Иваницкий - в третьей, отправилась в Бельцы.
        В большом вестибюле в Бельцах их встречали все слуги во главе с мадам Леже, ставшей после смерти графини домоправительницей. Новобрачных осыпали лепестками роз. Алексей протянул Кате бархатный кошелек с серебряными монетами.
        - В честь нашего бракосочетания, пусть у слуг в Бельцах будет добрая память, - попросил он, - раздай это людям, милая.
        Пока жена раздавала деньги слугам, Алексей пригласил Иваницких пройти в гостиную, выпить по бокалу шампанского, а потом остаться на свадебный завтрак. Соседи с благодарностью приняли приглашение и направились за дворецким в «голубую» гостиную.
        - Катюша, пойдем к батюшке, - позвал Алексей, он взял жену под руку и повел вверх по лестнице.
        В спальне графа было полутемно, Катя нагнулась к изголовью отца и тихо окликнула его. Граф был в сознании.
        - Я ждал, - сквозь хриплое дыхание с трудом выговорил он.
        - Батюшка, мы обвенчались, и мы подписали брачный договор, как ты хотел, - рассказала Катя, взяв руку умирающего отца.
        - Я отказался от приданого и любого имущества жены, кроме того, что мне перейдет как наследнику титула после вас, - вступил в разговор Алексей.
        Граф устало закрыл глаза, Катя почувствовала, как он сжал ее пальцы.
        - Девочка моя, - его голос звучал так слабо, что дочь была вынуждена наклониться почти к самому его лицу, - благословляю тебя, помни, что…
        Больной сделал большую паузу, девушка думала, что он потерял сознание, но глаза его снова приоткрылись, и его слабый голос зашелестел снова:
        - Возьми медальон под моей подушкой, носи его всегда с собой, - обессилев, он замолчал.
        Катя протянула руку, нащупала под подушкой медальон и достала его. Она сразу узнала медальон своей матери с миниатюрами молодых родителей, написанными перед их свадьбой. Отец слабым жестом поманил дочь, она наклонилась к нему:
        - Поезжай в Санкт-Петербург к Штерну, покажешь медальон, он все устроит, ты все поняла?
        - Да, батюшка, - подтвердила девушка.
        Граф устало закрыл глаза, казалось, что все последние силы он вложил в разговор с дочерью.
        - Отца Иоанна пришлите, - попросил он, не открывая глаз, - а сейчас идите, празднуйте.
        Алексей и Катя вышли из спальни. Видя, что на глаза жены опять навернулись слезы, Алексей взял ее правую руку, где на безымянном пальце свободно вращалось его кольцо с изумрудом, поцеловал ее, и повел девушку в гостиную.
        - Катюша, у нас гости, мы угостим их свадебным завтраком, а потом ты сможешь вернуться к отцу и быть с ним столько, сколько считаешь нужным, а я буду тебе помогать.
        - Хорошо, - согласилась Катя, - нужно побыть с гостями, батюшка рад, что мы поженились, он благословил меня и медальон матушкин подарил.
        Она открыла крышку золотого овального медальона и показала Алексею миниатюры родителей, еще раз взглянула сама на любимые лица, потом, собравшись с духом, захлопнула крышку и спрятала медальон в карман. Улыбнувшись мужу, Катя взяла его под руку и пошла на празднование своей свадьбы.
        Гостей они нашли в «голубой» гостиной: мужчины, стоя у столика с бокалами, пили шампанское, а Лили, сидя в кресле у камина, с восхищением говорила об украшении, надетом невестой на свадьбу. Когда молодожены вошли в комнату, она вскочила и подбежала к подруге.
        - Катя, ты никогда не говорила, что у вас есть такое изумительное украшение, - воскликнула она, рассматривая крест на груди подруги.
        - Это украшение- свадебный подарок моего мужа, - объявила Катя, повернувшись к Алексею, обнимавшему ее за талию.
        - Крест - фамильная драгоценность нашего рода, - пояснил князь, не вдаваясь в подробности, - мне показалось, что этот бриллиант похож на мою невесту, такой же чистый и прекрасный.
        - И на него можно купить не только это имение, но еще и наше, и все другие имения этого уезда, - засмеялся Александр Иванович Иваницкий. - Щедрый подарок.
        Алексей тронул Катю за руку, и она, поняв намек, пригласила гостей к столу.
        Месье Жан-Жак, французский повар Бельских, превзошел самого себя. Была подана оленина в пряностях с клюквенным соусом, утка, фаршированная яблоками, грушами и ананасами, жульен из белых грибов, сливочное мороженое и фрукты, а кульминацией завтрака служил изумительной красоты и вкуса свадебный торт. Гости несколько раз поднимали тосты за здоровье молодоженов, за их счастье, долгую и счастливую семейную жизнь. Через два часа, проводив гостей, Алексей подвел Катю к спальне отца, откуда недавно ушел отец Иоанн, соборовавший графа.
        - Пожалуйста, выйди к ужину в семь часов, я буду ждать тебя в столовой, - попросил он молодую жену.
        - Хорошо, - согласилась Катя, улыбнулась мужу и вошла в спальню отца, тихо прикрыв за собой дверь.
        Она уже более двух часов находилась в спальне, когда граф, бывший без сознания, пошевелился и позвал дочь по имени. Катя наклонилась к нему. Слова графа были почти неразличимы, и ей пришлось угадывать их, наклонившись к лицу отца.
        - Доченька, ты будешь очень богата, даже если отдашь все имения мужу, - шептал ей отец,- мои деньги лежат в банках в Вене и в Лондоне, всего около пяти миллионов золотом, в медальоне номера счетов и их ключи. Штерн все для тебя устроит. Береги себя, ты последняя из нашей семьи, роди моего внука, сохрани род. Прощай, девочка моя, благослови тебя господь и Дева Мария.
        Отец слабо пожал руку Кати и зарыл глаза. Он опять впал в забытье. В комнату, тихо постучав, вошел Алексей, а за ним шел седой мужчина во всем черном с квадратным саквояжем в руке и камердинер графа.
        - Дорогая, это доктор Штрауф, он приехал из Москвы осмотреть Павла Петровича, - объяснил жене Алексей, - Матвей ему поможет, а мы подождем доктора внизу.
        Катя поклонилась врачу, чувствуя, что в ней снова просыпается надежда, но не решилась ни о чем говорить и вышла из спальни вместе с Алексеем.
        - Вы выписали доктора из Москвы, - обратилась она к мужу, - ведь все местные доктора сказали, что надежды нет.
        - Я знаю этого доктора, его считают лучшим специалистом Москвы по сердечным болезням, - князь, не хотел обнадеживать жену, не имея оснований,- мне просто нужно получить объективную информацию о состоянии здоровья твоего отца. Пойдем, подождем доктора в гостиной.
        Доктор спустился к ним через три четверти часа.
        - Ну, что вы можете сказать нам, доктор? - спросил Алексей.
        - К сожалению, не могу вас ничем обрадовать, ваша светлость, - говоря так, доктор был явно расстроен, - этот пациент безнадежен, я уже не могу ему помочь, ему жить самое большее трое суток.
        Огонек надежды, затеплившийся в душе девушки, погас, она рухнула на диван и заплакала, Алексей обнял ее, утешая.
        - Иди к отцу, Катюша, - предложил он, - я зайду позже.
        Катя просидела в кресле около кровати отца почти всю ночь. Алексей несколько раз заходил, предлагая сменить ее, но она отказывалась. Девушка больше не плакала, а молилась, держа отца за руку. Перед рассветом, граф последний раз вздохнул, сжав руку дочери, и сердце его остановилось.
        Бельцы погрузились в траур. Алексей взял на себя все заботы о похоронах тестя. Гроб с телом графа поставили в той же церкви, где днем раньше венчалась его дочь. На третий день были назначены похороны, на них ожидался съезд большого количества соседей, знавших и уважавших графа Бельского. Генерал-губернатор князь Ромодановский, прислал фельдъегеря с приглашением светлейшему князю Черкасскому с супругой и господам Александру Ивановичу и Петру Александровичу Иваницким прибыть в канцелярию генерал-губернатора на следующий день после похорон графа Бельского для оглашения последней воли покойного.
        Похоронили графа Павла Петровича торжественно в присутствии большого количества близких и дальних соседей рядом с могилами его жены и сына. На поминальном обеде было сказано о покойном много теплых слов, поскольку граф Бельский пользовался уважением и непререкаемым авторитетом среди губернского дворянства, и сделал много добрых дел, бескорыстно помогая ближним.
        Катя, опять одетая в черное, с бледным заплаканным лицом, была похожа на тень и держалась только благодаря поддержке Алексея, не отпускавшего ее от себя ни на шаг, он все время поддерживал ее и ободрял. Наконец тягостно длинный день похорон кончился, и Катя поднялась в свою спальню. Поленька, оберегавшая свою барышню, помогла ей раздеться, а сама легла в гардеробной на складной кровати, поставленной для нее здесь с момента смерти графа. Катя забылась тяжелым сном, как только опустила голову на подушку.
        Под утро она проснулась от голоса горничной, которая трясла ее и причитала:
        - Барышня, проснитесь ради Бога, что с вами?
        - Что со мной? Что ты плачешь, Поля? - не поняла Катя, - говори же, что случилось?
        - Вы так кричали во сне, так рыдали, - причитала Поленька, - я не могла вас разбудить. Вам, наверное, снился какой-то ужасный сон.
        - Да, мне действительно что-то снилось, - согласилась Катя, она провела рукой по щекам и почувствовала, что ее рука мокра от слез. Девушка начала вспоминать, и постепенно, как из тумана, перед ней стали проступать картины ее сна.
        Она видела матушку, одетую в любимое голубое платье. Она, нежно улыбаясь, шла по широкой проселочной дороге, вившейся между зеленых лугов. Рядом с ней, взяв ее за руки, шли мальчик и девочка, лет семи-восьми, в них Катя узнала своих брата и сестру, таких, какими она их уже почти не помнила, а навстречу матушке по дороге шел ее отец, несший на руках малышку лет пяти. Отец шел к ней спиной, и она не видела его лица, хотя твердо знала, что это он, но девочку, смотревшую из-за плеча отца ей в глаза, Катя узнала. Это была она сама. Отец встретился с матерью, обнял ее, погладил по головам детей и протянул малышку матери.
        - Нет, дорогая, - ответила матушка, - я очень тебя люблю, но не могу взять с собой. Сейчас ты пойдешь по дороге, не огладывайся на нас, смело иди вперед, мы всегда будем тебе помогать. Помни, что у нас есть враг, он совсем близко, и ты должна при первой же возможности уехать очень далеко, чтобы никто не знал, где ты живешь. Тогда враг выдаст себя, его покарают, и ты сможешь жить спокойно и счастливо. Иди, моя дорогая, мы всегда с тобой.
        Отец поставил ее на землю, и она сделала несколько шагов вперед. И тут девушка увидела, что родители и брат с сестрой начали становиться все прозрачнее, а потом совсем исчезли. Она осталась одна на большой дороге. Ужас накрыл ее черной волной. В этот момент ее разбудила Поленька.
        Катя успокоила и отпустила Поленьку. Сама она до утра уже не спала, пытаясь понять, кто тот враг, о котором говорила матушка. Больше всего ее пугало, что этим врагом мог оказаться ее муж.
        Алексей был так добр к ней, так нежен и предупредителен, что она начала привыкать к его заботе, начала стремиться в его общество, а ее сердечко радостно вздрагивало, когда он входил в комнату. К тому же он был самым красивым молодым человеком, встреченным Катей за всю ее жизнь. Воспитанная родителями в простоте русской провинции, совершенно чуждая интригам и привыкшая думать и поступать честно и по отношению к себе, и по отношению к другим людям, девушка призналась себе, что она уже влюблена в Алексея. Влюблена с первой встречи, поэтому сама мысль о том, что она может расстаться с мужем, казалась ей невыносимой.
        К утру она почти убедила себя, что матушка говорила ей не об Алексее. Надеясь на это, она все-таки, решила никому ничего не говорить об этом сне, но очень внимательно наблюдать за всеми людьми, находящимися вокруг нее.
        Утром следующего дня к их дому подъехали сани Иваницких, молодые супруги Черкасские сели в свои санки, запряженные любимой светло-серой тройкой Алексея, Сашка, сидящий на облучке, присвистнул, и маленькая кавалькада понеслась к городу, где их ожидала встреча с генерал-губернатором.
        Князь Данила Михайлович Ромодановский был генерал-губернатором последние пять лет. Высокий, статный, несмотря на давно перевалившие за пятьдесят годы, он был еще очень красив со своим благородным удлиненным лицом, голубыми глазами и темными с проседью вьющимися волосами. При этом все в губернии знали, что князь Данила Михайлович человек исключительного благородства, взяток не берет, а за казнокрадство и взяточничество карает беспощадно, ссылает в Сибирь. Многие дамы вздыхали по этому рыцарю, но он любил только свою жену, бывшую всего несколькими годами моложе его, был верным мужем и добрым отцом. Внуков своих он обожал, страшно гордился ими и их успехами.
        К гостям, ожидающим в кабинете генерал-губернатора, хозяин вышел, ведя за руку внука, красивого мальчика лет восьми-девяти с серыми глазами и каштановыми волосами.
        - Здравствуйте, господа, - обратился он к гостям. - Прошу вас, располагайтесь. Позвольте вам представить моего внука Антония. Вот, господа, новое поколение обгоняет нас стариков семимильными шагами, в восемь лет два языка знает, математические задачи лучше меня решает, а как на шпагах фехтует, так лучше взрослых.
        Мальчик поклонился гостям, он слегка смутился от такой похвалы деда, но вел себя с достоинством и тактом.
        - Все, дорогой, мы сейчас будем читать официальные бумаги, - сказал князь внуку, - ты пойди в сад, погуляй, а после я тебя позову.
        Еще раз поклонившись, мальчик солидно вышел из комнаты, но как только за ним закрылась дверь, взрослые услышали шум быстрых шагов и звонкий голос, зовущий собаку, тут же ответившую ему радостным заливистым лаем.
        Генерал- губернатор улыбнулся проделкам внука, но, достав из стола толстый белый конверт, стал серьезным. Распечатав его, он посмотрел на присутствующих.
        - Господа, я должен выполнить последнюю волю покойного графа Павла Петровича Бельского. Позвольте, я зачитаю вам его завещание, потом указ государя императора, а потом мы с вами обсудим наши дальнейшие действия.
        Генерал- губернатор прочитал сначала завещание Павла Петровича, в котором тот передавал титул и имение Бельцы мужу старшей дочери, а все остальное принадлежащее ему имущество делил поровну между дочерьми. Потом он прочитал указ императора Александра Павловича, о том, что титул графа Бельского передается по женской линии мужу старшей дочери Павла Петровича. Попросив отца и сына Иваницких, засвидетельствовавших завещание графа Бельского, подтвердить, что граф выразил свое желание четко и находился в трезвом уме и твердой памяти, что Иваницкие с готовностью сделали, князь Ромодановский обратился к Алексею.
        - Вы, ваша светлость, женились на дочери графа Бельского за день до его смерти? - спросил он.
        - Да, - кратко подтвердил Алексей, ожидая продолжения разговора.
        - Вы составили брачный договор, где учтены пожелания графа Павла Петровича, выраженные в его последней воле? - продолжил генерал-губернатор.
        - Да, ваше высокопревосходительство, мы составили брачный договор, по нему я отказался от приданого и всего другого имущества, принадлежащего графу Бельскому или моей жене, кроме того, что мне может отойти как наследнику титула графов Бельских после смерти моего тестя. Вы можете убедиться сами.
        Алексей протянул генерал-губернатору брачный договор вместе со свидетельством о венчании и свидетельством о смерти графа. Князь прочитал бумаги, вернул их Алексею и заключил:
        - Я рад, что все получилось очень просто и правильно. Согласно документам губернской земельной управы у князей Бельских майоратным имением, переходящим вместе с титулом, являются только семь сел и деревень, входящих в имение Бельцы. Поэтому вы, ваша светлость, по условиям вашего брачного договора, завещания вашего тестя и указа императора получаете титул графа Бельского и имение Бельцы. Остальное имущество, состоящее из приданого матери вашей супруги, Натальи Сергеевны, в девичестве графини Паниной - двух ярославских имений и трех доходных домов в Санкт-Петербурге, а также двух имений в Орловской губернии, приобретенных графом пятнадцать лет назад, - переходит вашей супруге как единственному ребенку своего отца на момент его смерти. Вас, ваша светлость, устраивает такой раздел имущества вашего тестя? - спросил генерал-губернатор Алексея.
        - Да, ваше высокопревосходительство, меня все устраивает, - подтвердил Алексей, я готов подписать все необходимые документы.
        - А вас, княгиня, устраивает такой раздел имущества вашего покойного батюшки? - обратился генерал-губернатор к Кате.
        - Да, ваше высокопревосходительство, я со всем согласна, - подтвердила Катя и посмотрела на мужа, ища у него поддержки. Алексей ободряюще улыбнулся ей.
        - Хорошо, - подвел итог генерал-губернатор и поставил свою подпись и печать под подписями Иваницких на завещании графа Бельского и протянул его Алексею, - все формальности закончены, вы можете через пару недель приехать в земельную управу с этим завещанием и переписать Бельцы на свое имя. Что касается остального имущества, его необходимо оформить на княгиню, но это дело господина Штерна, поверенного покойного графа, я думаю, что вы свяжетесь с ним сами.
        Генерал- губернатор встал, за ним поднялись остальные. Алексей поблагодарил князя Ромодановского от имени своей семьи за помощь и участие. Они распрощались и тронулись в обратный путь. У развилки дороги молодожены простились и с Иваницкими, горячо поблагодарив их за помощь. Дальше они поехали одни. Впереди засверкал огнями большой барский дом в Бельцах. Сани подлетели к крыльцу, Алексей подал жене руку, и они вошли в дом уже как светлейшие князья Черкасские, графы Бельские. Воля императора была исполнена, Алексей был прощен и свободен.


        ГЛАВА 7
        Мягкий снег падал за окнами кабинета графа Павла Петровича, где Алексей уже третий день разбирался с бумагами, оставшимися от покойного тестя. Это была очень уютная большая комната с французскими окнами, выходящими на широкую террасу, спускающуюся в сад, сейчас засыпанный снегом. Светлая обивка стен, деревянные панели светлого деверева и такие же светлые книжные шкафы, занимавшие одну из стен кабинета, делали эту комнату выше и просторнее. На большом камине красновато-коричневого мрамора, где сейчас весело потрескивал огонь, стояли бронзовые часы с двумя подсвечниками французской работы. Шторы и обивка мебели того же красно-коричневого оттенка и два обюссонских ковра цвета слоновой кости, придавали кабинету ту законченность, где гармония заглушает впечатление от роскоши, но оставляет ощущение простоты и уюта.
        Сидя за большим письменным столом тестя, Алексей внимательно рассматривал документы, лежащие перед ним. Но мысли его никак не могли сосредоточиться на делах покойного графа, а все время убегали к его красавице дочери, сейчас тихо сидевшей с рукоделием в кресле около камина. Алексей поднял глаза и посмотрел на жену. Кресло стояло так, что он видел ее профиль, мягко освещенный светом свечей, и как в ту ночь в церкви, он удивился совершенной красоте ее лица.
        Сегодня был канун нового года, его они собирались встретить вдвоем за маленьким поздним ужином. Алексей хотел в этой располагающей к откровенному разговору обстановке поговорить с женой о том, как будут дальше развиваться их отношения. Они были повенчаны, но трагические события, последовавшие за венчанием, погрузили его молодую жену в тяжелое горе. Он, щадя ее чувства, до сих пор даже не заговаривал о супружеских отношениях, но сегодня хотел мягко поговорить с Катей об осуществлении брака. Алексей понимал, что это будет не сразу, но влюбившись в жену и страстно ее желая, он хотел полного единения с ней, хотел научить ее радостям страсти, а самое главное, он теперь хотел, чтобы Катя тоже влюбилась в него.
        Наметив план действий, молодой человек попытался снова сосредоточиться на бумагах тестя. Он уже просмотрел счетные книги по Бельцам за последние пять лет, судя по отчетности, имение процветало. Плодородный южнорусский чернозем ежегодно давал прекрасные урожаи пшеницы, их граф через своих поверенных продавал в Москве и Нижнем Новгороде. Деньги, полученные от продажи, Павел Петрович вкладывал очень практично: часть использовал для улучшения хозяйства всех своих имений, небольшую часть он оставлял на содержание семьи, а значительные средства в золоте, он через своего поверенного Штерна в Санкт-Петербурге переправлял в банки Европы. По подсчетам Алексея, только за последние пять лет граф перевел в банки Лондона и Вены не меньше двух миллионов рублей. Его жена была очень богатой женщиной, но его это не волновало, он хотел только ее саму.
        Часы на камине пробили десять часов, Алексей поднялся и подошел к Кате.
        - Катюша, я предлагаю пойти переодеться к встрече нового года, - предложил он, - хотя у нас тобой траур, но мы будем вдвоем, давай немного украсим наш вечер.
        - Хорошо, - согласилась Катя и улыбнулась мужу своей медленной улыбкой, осветившей ее бледное лицо, - я надену твой подарок.
        Алексей нежно привлек жену к себе и поцеловал в лоб, хотя ему так хотелось прижаться к ее губам, сминая их, передавая ей тот огонь, что вспыхивал в его крови при каждом прикосновении к ней. Но он снова обуздал свою страсть. Очень медленно продвигался он на своем пути завоевания сердца жены, и вот сейчас одержал маленькую победу, ведь Катя впервые обратилась к нему на «ты». Обнимая жену за талию, Алексей повел ее наверх. Проводив до спальни, и договорившись встретиться с ней здесь же через час, он отправился одеваться к праздничному ужину.
        Катя сидела за туалетным столиком в своей спальне, расчесывая волосы. Волосы были такими длинными, что их приходилось расчесывать в две руки с Поленькой. Она расчесывала их от головы до плеч, а Поленька, подхватывая движение руки хозяйки, расчесывала волосы от плеч до пола, а потом, закрепив волосы на затылке Кати, горничная отдельно расчесывала концы волос.
        Сегодня Кате хотелось выглядеть так, чтобы понравиться Алексею. Она не хотела снимать траурную одежду, но, понимая, как тяготится муж тяжелыми обстоятельствами, сопутствовавшими их свадьбе, стремилась сделать шаг навстречу семейной жизни, дав ему понять, что все видит и ценит его деликатность. Девушка решила сделать красивую прическу и надеть подарок Алексея - крест. Поленька, получившая впервые за долгое время разрешение красиво причесать свою хозяйку, очень старалась, и результат ее трудов понравился обеим. Густые каштановые волосы Кати горничная закрепила на макушке бриллиантовыми заколками так, что получилась корона из кос и локонов. Несколько длинных прядей, закрученных в тугие спирали, спускались на спину, доходя до талии, а одну такую прядь, Поленька перекинула через правое плечо хозяйки на грудь.
        - Ну, барышня, вы будете сегодня красивее, чем всегда, - засмеялась Поленька, - а хоть и всегда красивее вас никого нет.
        - Ладно тебе, - укоризненно заметила Катя, посмотрев на горничную, - все тебе шутить, давай платье.
        - Ну, хоть сегодня не надевайте черное, - взмолилась Поленька, - завтра снова оденете, а сейчас наденьте любое из ваших прекрасных платьев, ну хоть голубое шелковое или светлое зеленое.
        - Нет, нельзя мне траур снимать так быстро, - решительно отказалась Катя, - это - грех большой. Давай шелковое платье.
        Поленька подала ей черное шелковое платье с завышенной талией, длинными узкими рукавами, и вырезом лодочкой, отделанным по краю черным кружевом. Надев платье, Катя достала из потайного ящичка бюро, бархатный мешочек с подарком мужа, и надела крест, не укорачивая цепочку. Украшение красиво смотрелось на фоне черного корсажа платья. Благодаря длинной цепочке поперечная планка креста легла как раз на тонкую ленту пояса, зрительно отделявшего гладкий корсаж платья от собранной в многочисленные мелкие складочки легкой шелковой юбки, это было так гармонично, что казалось: и украшение, и платье были придуманы гениальным мастером одновременно.
        - Как красиво, - воскликнула Поленька, - только сережки ваши уже сюда не пойдут, нужно вам маменькины бриллиантовые надеть.
        - Разве можно, - засомневалась Катя, - я еще семейные драгоценности не носила, да к тому же я в трауре.
        - Вы уже замужем, вы должны теперь все украшения носить, - возразила горничная, - да и муж вам уже все драгоценности вашей матушки передал.
        Действительно, Алексей сразу после возращения от генерал-губернатора передал жене большой ларец и несколько футляров с украшениями, которые он нашел в кабинете тестя. Катя подошла к бюро, открыла по очереди все футляры и ларец, и остановила свой выбор на серьгах с крупными овальными аметистами в золотой оправе, усеянной мелкими бриллиантами. Камни в серьгах были одного оттенка с аметистами, украшавшими крест. Надев серьги, Катя посмотрела на себя в зеркало и осталась довольна результатом. Теперь нужно было понравиться мужу.
        Алексей постучал в дверь спальни жены ровно в одиннадцать часов. Он оделся в черный фрак, с черным муаровым жилетом, оттенявшим белоснежную накрахмаленную рубашку и шелковый галстук. Дверь сразу открылась, и Катя вышла навстречу мужу. Она была так хороша, что Алексей, в который раз, не поверил сам себе, что ему так повезло. Высоко поднятые волосы делали ее лицо с правильными чертами немного старше и создавали впечатление классической красоты римской статуи, но огромные серо-голубые глаза в пушистых черных ресницах и нежная улыбка, делали это лицо изменчивым, живым и прекрасным здешней земной красотой.
        - Как ты прекрасна, моя хорошая, - восхитился Алексей, - я - самый счастливый человек на свете, ни у кого нет такой красивой жены.
        - Я мало видела, - улыбаясь, возразила Катя, - но, наверное, это я должна радоваться, что получила в мужья самого красивого жениха России.
        - Ты действительно так считаешь? - обрадовался князь. Если он нравится жене как мужчина, при нежном и преданном обращении Катя сможет ответить взаимностью на его чувства, а наслаждениям страсти он ее научит, как только она ему позволит.
        - Да, я таких красивых мужчин еще не видела, - подтвердила девушка.
        - Я постараюсь, чтобы ты больше никого не видела, а смотрела только на меня, - пошутил Алексей, понимая, что в его шутке, только одна половина шутливая, а вторая половина - настоящая правда.
        Он взял руку жены, и они, смеясь его остротам, пошли в столовую. Огромный овальный стол на шестьдесят гостей был застелен белой скатертью и украшен веточками сосны, красными оранжерейными розами и золотистыми шелковыми лентами. Посередине стола стояли два прибора, а с обеих сторон от приборов стояли блюда, накрытые серебряными крышками, хрустальные графины и серебряные ведерки со льдом, где покоились бутылки с вином.
        - Я хотел, чтобы мы были с тобой вдвоем в эту новогоднюю ночь, - объяснил Алексей, встретив недоумевающий взгляд Кати, - я отпустил слуг и буду сам ухаживать за тобой, как тебе моя идея?
        - Очень нравится, - улыбнулась девушка, - это очень необычно.
        Она хотела сказать слово «романтично», но застенчивость, что всегда сковывала ее в присутствии Алексея, опять не позволила ей этого. Катя уже давно пыталась понять, почему она ведет себя так в присутствии мужа, ведь никто из молодых людей, живущих по соседству и встреченных ею в Санкт-Петербурге, не вызывал у нее таких эмоций. Когда он касался ее руки или обнимал за талию, помогая идти, странное тепло разливалось по ее жилам, все ее чувства обострялись так, что даже кончики пальцев начинало покалывать, а сердце начинало быстрее биться в ее груди. Не понимая, что с ней происходит и боясь, что Алексей может это заметить, она опасалась лишний раз поднять на него глаза и сказать лишнее слово.
        Они подошли к столу, Алексей пододвинул жене стул, и, обойдя стол, сел напротив нее. Люстры не зажигали. Комната была освещена двумя жирандолями, стоящими на столе и пламенем камина. Серебро и хрусталь сверкали в пламени свечей, снопы искр разбрасывали бриллианты в украшениях Кати. Но Алексей смотрел только в золотые отражения огоньков в глазах своей красавицы жены. Он был так счастлив, что уже не хотел затевать сложный разговор, который задумал, сидя днем в кабинете. Он решил, что не будет ее волновать, а просто расскажет о своей семье и расспросит ее о тех вещах, что ей будут приятны.
        Он налил вино в бокалы, и начал, приподнимая одна за другой крышки блюд, предлагать ей на выбор разные деликатесы. Катя захотела попробовать цыпленка, тушеного в белом вине, и рыбу, запеченную со сметаной. Алексей согласился, что это самый лучший выбор. Разговор их тек неспешно и был приятным и теплым. Муж рассказывал Кате о своей семье, вскользь упомянув о родителях, чтобы не тревожить ее, он много рассказывал о своем детстве, о бабушке, вырастившей его, о своих любимых сестрах. Рассказал он и своей близости к императору и его семье.
        Катя слушала его с вниманием и интересом, задавая вопросы и сопереживая. Не заметив как, она сама начала рассказывать о своем детстве, вспоминая счастливые моменты прошлой жизни. Под бой больших английских часов, стоящих на камине, они выпили за наступление нового 1812 года.
        - Пусть в этом году нас ждут только добрые вести и счастливые события, - стоя рядом с женой, пожелал Алексей, - пусть наша семейная жизнь будет счастливой.
        Катя коснулась своим бокалом бокала мужа, выпила вино и, подняв лицо, потянулась к Алексею. Он крепко обнял ее, и первый раз поцеловал так, как ему хотелось, вкладывая всю свою нежность и страсть в этот поцелуй. Ему казалось, что в этом поцелуе его душа соединилась с душой Кати, и они стали одним целым. Искра страсти пробежала между ними и объятия Алексея стали более требовательными, руки его нежно гладили затылок жены, потом скользнули ей на спину, он крепко прижал красавицу к своему телу. Когда муж, наконец, оторвался от ее губ, она продолжала стоять, припав к нему и обнимая его за шею. Боясь нарушить волшебство этого мгновения, Алексей сжал объятия, прижался подбородком к душистым локонам на ее макушке, и замер.
        - Остановись мгновенье, ты - прекрасно, - шепнул он в каштановые кудри, - оказывается это - истинная правда.
        Катя подняла голову, в ее глазах сияла нежность.
        - Счастье мое, - нежно сказал Алексей, - я так рад, что именно на меня пал выбор императора, и ты оказала мне честь, став моей женой.
        - Я тоже рада, что именно ты женился на мне, - застенчиво опустив глаза, призналась Катя, - я очень ценю твою деликатность. Понимаешь, я хочу, чтобы наша совместная жизнь началась со светлых моментов, а не с горя. Я хотела бы попросить тебя пожить со мной здесь, пока не исполнится месяц с кончины батюшки, а потом мы уедем отсюда туда, куда ты захочешь, и там начнем нашу семейную жизнь. Я буду тебе хорошей преданной женой.
        Она с замиранием сердца ждала ответа. Алексей не мог поверить такому подарку судьбы: она сама хотела их близости, он снова поцеловал жену и коротко ответил:
        - Я согласен на все, дорогая.
        Мирная зимняя жизнь в Бельцах все больше захватывала в плен Алексея, окутывая его уютом и теплом. Катя, горе которой начало притупляться, постепенно начала возвращаться к обязанностям хозяйки дома. Она распорядилась переставить мебель в проходной комнате, примыкающей к большой столовой, и превратила ее в маленькую столовую на двоих. Теперь они сидели за обедом рядом, а блюда подавал им один слуга, и того по вечерам Алексей отпускал, чтобы побыть наедине с женой.
        По утрам они ездили кататься. Любимца князя светло-серого Ганнибала запрягали в легкие двуместные санки, а Алексей правил сам. Катя, закутанная поверх шубы в медвежье одеяло, сидела, прижавшись к мужу, и оба были счастливы. Они объехали все семь сел и деревень, входящих в имение Бельцы, новый хозяин поговорил с управляющим, крестьянами, осмотрел хозяйственные постройки, церкви, школу в Бельцах. План введения улучшений, что он собирался начать претворять в жизнь с весны, Алексей подробно обсудил с женой и был приятно удивлен дельными замечаниями Кати и ее знаниями о сложном деле ведения хозяйства в имении.
        - Откуда ты столько знаешь о ведении дел? - поинтересовался молодой человек, ему было любопытно, откуда у жены познания, которых он даже не мог предположить у столь юной девушки.
        - Я была любимицей батюшки, он с детства брал меня с собой в поездки по имению, а после смерти Миши он поручил мне вести все счета и учил всему, что знает сам, - пояснила Катя.
        Она уже не плакала при воспоминании о близких, а могла спокойно говорить о них, рассказывая о радостных моментах из жизни семьи. Теперь Катя стремилась все время находиться рядом с мужем. Если он уходил работать в кабинет, она приходила туда с работой или с книгой, садилась в кресло у камина и тихо сидела, купаясь в теплых волнах счастья, когда чувствовала на себе нежный взгляд Алексея. О любви между ними не было сказано ни слова, но каждый, отдавая себе отчет, что сам влюблен, надеялся, что другой хотя бы немного разделяет его чувства.
        Алексей разобрал все бумаги, которые тесть оставил в столе и в бюро кабинета. Разложив все документы на столе, и сделав для себя их опись, он подошел к бюро французской работы, проверяя, не забыл ли он что-нибудь в ящиках. Бюро по стилю резьбы очень напоминало то, что стояло в его кабинете в Санкт-Петербурге, и где была устроена потайная ниша. Проверяя свое предположение, Алексей по очереди начал нажимать на резные завитки цветов и виноградных гроздей на боковых поверхностях бюро. На третьей виноградной грозди с правой стороны его пальцы попали в углубления, сделанные под листьями. Он повернул гроздь по часовой стрелке. Раздался щелчок, и ящики бюро вместе с задней панелью выдвинулись вперед. Алексей вынул их и заглянул в потайную нишу, открывшуюся за снятой стенкой. В нише лежала тетрадь в потертом переплете из красной кожи и большой пожелтевший конверт с надписью на французском языке.
        Алексей открыл тетрадь. Он сразу увидел, что это дневник, на первой странице стояла надпись: «16 января 1782 года, Санкт-Петербург». Прочтя несколько строчек, он понял, что в его руках дневник Павла Петровича в бытность того молодым гвардейским офицером. Захлопнув тетрадь, он подошел к жене.
        - Катюша, я нашел дневник твоего отца, - он протянул ей тетрадь, - тебе решать, что с ним делать. Здесь еще письмо на его имя, посмотри сама, - он передал ей и письмо.
        Катя взяла тетрадь, прочитала первые строки и, отложив, открыла письмо. Прочитав его, она так побледнела, что Алексей, испугавшись, что жена потеряет сознание, бросился к ней и обнял.
        - Что с тобой? Тебе плохо?- спрашивал он, испуганно заглядывая ей в глаза.
        - Письмо, прочти, еле слышно произнесла Катя.
        Не отпуская жену, он взял из ее руки письмо и начал читать. Письмо было написано по-французски:
        «Уважаемый граф Бельский!
        По вашей просьбе мною проведены действия по розыску вашей супруги. По перечисленным вами адресам, где она могла находиться, я ее не обнаружил. Но расспросы парижских знакомых мадам Анн-Мари Триоле, графини Бельской, привели меня в город Дижон, куда мадам переехала по совету врачей из-за ее болезни в декабре 1782 года. В Дижоне мадам проживала при монастыре бернардинок под своей девичьей фамилией Триоле. По рассказам аббатисы монастыря сестры Барбары, она была очень слаба здоровьем и хотела принять монашество, говорила сестрам, что совершила большой грех, обвенчавшись не по католическому обряду с человеком иной веры. По строгому уставу монастыря бернардинок монахиней может стать только непорочная женщина, Анн-Мари поклялась перед образом святой Анны в церкви монастыря, что ее брак не был осуществлен, и она по-прежнему непорочна. Повитуха мадам Жозефина, живущая при монастыре, подтвердила слова Анн-Мари, и ей разрешили вступить в орден. Она приняла постриг в феврале 1783 года под именем сестры Анны, а в ноябре, через восемь месяцев после принятия обета она скончалась от чахотки. Ее похоронили на
монастырском кладбище, на ее кресте выбито имя «сестра Анна» и даты жизни и смерти «12 января 1763 - 15 ноября 1783». Из всех документов у покойной было при себе только свидетельство о крещении. Небольшие деньги, что находились в ее распоряжении, были внесены ею как вклад в монастырь при пострижении. За пожертвование, сделанное мной от вашего имени святой общине бернардинок, мне сделали копию ее свидетельства о крещении и выдали свидетельство о смерти, их я отправляю вам вместе с этим письмом.
        Всегда к вашим услугам,
        Пьер Роше, адвокат Париж, 14 марта 1784 года»
        Алексей поднял с пола пожелтевший конверт и обнаружил в нем два аккуратно сложенных листа, скрепленных между собой витым шнуром с монастырской печатью красного воска. На первом листе была копия свидетельства о крещении Анн-Мари Триоле, произведенном в Мон-Сен-Мишель в Бретани в январе 1763 года, на втором - свидетельство о смерти Анн-Мари Триоле, в монашестве сестры Анны, последовавшей 15 ноября 1783 года в монастыре бернардинок в Дижоне. Алексей посмотрел на бледное лицо жены.
        - Дорогая, я думаю все ответы - в дневнике твоего отца, ты прочитай его, а я буду рядом, потом ты мне все расскажешь, и тогда мы решим, что с этим делать, - предложил Алексей.
        Это было разумно и, немного успокоившись, Катя взяла дневник отца и пролистала его. Даты в дневнике относились к периоду с января по сентябрь 1782 года. Катя вздохнула, открыла первую страницу и начала читать. Она как будто услышала голос молодого веселого человека, единственного наследника древнего рода, богатого красавца, только что вернувшегося из полного впечатлений пятилетнего путешествия по миру. Сначала он описывал, как получил назначение в лейб-гвардии драгунский полк, как радушно приняли его офицеры, как он сделался всеобщим любимцем.
        Первые два месяца службы описывались графом в самых восторженных выражениях. У него появился самый близкий друг из офицеров полка - поручик Владимир Дорошин. Также как Бельский, тот был единственным сыном богатых провинциальных помещиков, в деньгах не нуждался и воспринимал службу в гвардии как сплошную цепь кутежей, любовных приключений и мотовства за карточным столом. Друзья на пару веселились, даже любовницы у них были одинаковыми: сестры-близнецы, балерины из итальянской балетной труппы, Карлотта и Джульетта Розини, похожие как две горошины.
        Впервые тревожную ноту в восторженных описаниях жизни молодого холостяка Катя заметила в записи за 14 мая 1782 года. Граф описывал поездку веселой компании, состоящей из сестер Розини и обоих молодых офицеров, в модный магазин женского платья мадам Легран на Невском. Молодая помощница мадам Легран, что обслуживала Карлотту и Джульетту, понравилась и графу Бельскому, и Дорошину. Несмотря на ревность сестер-итальянок, оба наперебой принялись ухаживать за ней прямо на глазах своих любовниц, а когда девушка отвергла все их предложения, всерьез заинтересовались недоступной француженкой.
        Далее последовали бурные ухаживания за Анн-Мари Триоле, так звали девушку, со стороны графа, но он с раздражением постоянно сталкивался в магазине с Дорошиным. Соперничество привело к тому, что на полковой пирушке, в присутствии всех офицеров полка Бельский и Дорошин заключили пари на огромную сумму в двадцать тысяч рублей золотом, на то, кто первым станет любовником мадемуазель Триоле. Доказательством должна была стать ночная сорочка девушки. Учитывая размер суммы, поставленной на кон, все офицеры следили за ходом событий, заключая собственные пари на того, кто выиграет.
        Через неделю Дорошин в присутствии офицеров полка выложил на стол белую батистовую ночную сорочку с инициалами А. М., вышитыми на груди. Граф Павел отказался признать свое поражение и потребовал в подтверждение слово самой девушки. В присутствии мадам Легран, Павел и еще два офицера полка предъявили девушке ночную сорочку и попросили подтвердить, что это - ее вещь. Девушка расплакалась, но подтвердила, что сорочка принадлежит ей, однако она также рассказала, что ее комнату в доме мадам Легран накануне обворовали, забрав все сбережения и часть одежды. Мадам Легран подтвердила, что действительно окно в комнате Анн-Мари было взломано и она уже заявила полицейским о краже.
        Вернувшись в полк, Павел Петрович обвинил Дорошина в шулерстве, в ответ тот вызвал Бельского на дуэль. Дуэль состоялась тут же, они дрались на шпагах, и хотя противники в своем мастерстве были одинаково искусны, видно, удача была на стороне Павла Петровича: он убил своего противника ударом в сердце, не получив ни одной царапины. История получила широкую огласку. Дуэли были запрещены, да и отец Дорошина, потерявший единственного наследника, приложил все усилия, чтобы примерно наказать Павла Петровича. Бельский был изгнан из гвардии и сослан на Кавказ в войска графа Тотлебена вести бои с восставшими племенами в Кабарде.
        Перед отъездом Павел Петрович заехал в магазин мадам Легран, чтобы попрощаться с девушкой, что так и не ответила на его ухаживания, но зато стоила ему карьеры и вечных угрызений совести за убийство лучшего друга. Он обнаружил ее в слезах со сложенными вещами. Мадам Легран уволила ее, узнав о разыгравшемся скандале. У Анн-Мари не было ни денег, ни крыши над головой, а ее репутация была навеки погублена. Павел Петрович тут же сделал несчастной француженке предложение руки и сердца, а на следующий день священник полковой церкви драгунского полка, в присутствии офицеров, друзей Павла Петровича, обвенчал Анн-Мари Триоле и графа Бельского. Сразу после венчания, оставив жене большую сумму денег и взяв у нее обещание ждать его в Париже, граф выехал в сопровождении, а правильнее сказать, под надзором, помощника командира своего полка к новому месту службы. Эта запись была сделана 15 сентября 1782 года. На этом записи в дневнике заканчивались.
        Катя закончила читать и подняла глаза на мужа. Она чувствовала, что Алексей внимательно поглядывал на нее время от времени, пока она молча читала дневник отца. Видя, что она больше не реагирует так болезненно, он не вмешивался, ожидая, пока она закончит читать.
        - Отец был женат на Анн-Мари Триоле, продавщице из французского модного дома мадам Легран, - начала свой рассказ Катя, и, выбирая только основные факты, рассказала о пари, дуэли и ссылке. - Я помню, отец не любил вспоминать свою службу на Кавказе. Он вернулся оттуда раненым, черкесы разрубили ему ногу в ночной стычке. Отец уволился из армии, по-моему, в мае 1873 года, сразу уехал в Европу и путешествовал больше года. Потом на приеме при дворе прусского короля в Берлине он познакомился с матушкой, приехавшей туда с родителями, в то время мой дед был послан в Берлин с дипломатической миссией от императрицы Екатерины Алексеевны. Матушка говорила, что он сделал предложение в сентябре 1784 года в Берлине, а поженились они в Санкт-Петербурге в январе 1785 года. Но он никогда не говорил ничего о своей первой жене. Матушка тоже ничего никогда не говорила о первом браке батюшки.
        - Я думаю, что она ничего не знала, - рассудил Алексей, - граф убедился, что случайная женщина, на которой он женился из соображений чести, умерла, и решил никого не тревожить ненужными болезненными воспоминаниями. Скорее всего, он и родителям своим ничего не сообщил. Его родители жили в провинции, родители твоей матушки - в Берлине, офицеры драгунского полка, ставшие свидетелями этого скандала, после смерти Дорошина хранили благоразумное молчание, таким образом, эта тайна была сохранена, а потом вообще забылась. Давай и мы с тобой оставим все в тайне, как это сделал твой батюшка.
        - Хорошо, ты прав, - согласилась Катя и положила дневник и письмо в потайную нишу французского бюро.
        - Посмотри, как оно закрывается, - позвал жену Алексей.
        Он поставил заднюю панель на место, установил ящики и повернул против часовой стрелки третью с правой стороны виноградную кисть. Панель и ящики встали на место, и больше ничего не напоминало о том, что они случайно узнали тайну графа Павла Петровича, хранимую им тридцать лет.
        До середины января больше никаких неприятных событий не происходило. Алексей написал в Санкт-Петербург поверенному покойного графа Штерну о вступлении своей жены в наследство, оставленное ей отцом, и направил ему копию завещания, полученного от генерал-губернатора.
        Время лечит, постепенно Катя начала оттаивать и оказалась приятным, остроумным собеседником, жизнелюбие начало снова просыпаться в ней, как просыпается природа, сбрасывая лед суровых морозов. Алексей получал огромное удовольствие, проводя вечера у камина в уютной теплоте хорошо натопленного зимнего помещичьего дома со своей очаровательной женой. Он все чаще садился рядом с ней на диван, или кресло, обнимал ее и припадал к ее губам поцелуями, становившимися все более и более горячими. Катя уже не боялась проявлений страсти с его стороны, а сама неосознанно отвечала на его ласки и стремилась к ним. Она с готовностью раскрывала губы, впуская его язык, а своим язычком легонько проводила по его губам. Лишая мужа разума, выгибалась навстречу его рукам и губам, ласкающим ее упругую маленькую грудь, которую она уже позволяла ему обнажать. Алексей был счастлив, его жена оказалось страстной натурой, хотя в силу своей невинности не догадывалась об этом, и он предвкушал наслаждение от брачной ночи с этой фантастической красавицей.
        От князя Ромодановского приехал фельдъегерь с приглашением для Алексея прибыть в ближайшие дни в губернскую земскую управу, для оформления его прав на Бельцы. Алексей назначил поездку на семнадцатое января. Он планировал подписать бумаги в управе, затем заехать в Ратманово, чтобы распорядиться о подготовке комнат для своей молодой жены, а к вечеру девятнадцатого января собирался вернуться в Бельцы. Через неделю после поездки в губернский город, заказав заупокойную панихиду по тестю, он хотел окончательно переехать в Ратманово, а потом, проведя долгожданный медовый месяц, планировал выехать вместе с молодой женой в Санкт-Петербург ко двору.
        Рано утром семнадцатого января, жарко поцеловав Катю, вышедшую проводить его в вестибюль, Алексей сел в сани, запряженные светло-серой тройкой, Сашка, сидящий на облучке, тронул, и они под звон колокольчика понеслись по зимней дороге к губернскому городу. День выдался ясным, снега не было, и по накатанной дороге кони бежали легко и быстро. К трем часам пополудни Алексей входил в губернскую земскую управу. Он представился дежурному регистратору, проводившему его в нужный департамент, где его уже ждал молодой услужливый чиновник, попросивший предъявить завещание покойного графа Бельского и письмо генерал-губернатора. Алексей открыл кожаный портфель, привезенный с собой, и достал требуемые документы. Но к его удивлению поверх бумаг в портфеле лежал белый конверт, которого он раньше не видел, на конверте по-французски было написано его имя. Алексей дождался, когда чиновник сделает записи в трех больших книгах, поставил под ними свою подпись и получил свидетельство о переходе к нему права собственности на имение Бельцы.
        Выйдя из управы, он велел Сашке ехать к французскому ресторану, открывшемуся в прошлом году в торговых рядах на главной площади города. Заняв столик у окна, и заказав ростбиф с зеленью на горячем блюде и бордо, Алексей достал из портфеля загадочное письмо и открыл конверт. Письмо было написано по-французски твердым почерком человека, свободно пишущего на этом языке:
        «Ваша светлость, к моему глубокому сожалению, вас обманывают. Ваша жена и ваш сосед Петр Иваницкий давно имеют преступную связь, она началась еще при жизни графа и графини Бельских. Петр Иваницкий всегда хотел жениться на Екатерине Павловне из-за ее богатства, но вмешательство императора спутало его планы. Теперь, когда ваша жена сама может распоряжаться своим состоянием, любовники договорились вместе уехать, Петр Иваницкий заедет за вашей женой в одиннадцать часов вечера семнадцатого января, пока вы будете в отъезде».
        Подписи под письмом не было. Алексей почувствовал, что его накрывает черная волна бешенства. Огромным усилием воли он взял себя в руки, бросил на стол деньги и, не дожидаясь заказа, вышел из зала. Сашку он нашел около лошадей. Алексей молча сел в сани и коротко бросил кучеру:
        - Гони домой, чтобы к одиннадцати часам быть там.
        Больше он до дома ничего не говорил. В его душе надежда боролась с отчаянием. Ставший за последние годы законченным циником, считавшим женщин аморальными и лживыми существами, женившись, он, вопреки всему, наслаждался общением с невинной благородной девушкой, поколебавшей его циничные убеждения. Но сейчас сомнения пали на подготовленную почву. Он запутался. То он говорил себе, что Катя не могла с ним так поступить, то вспоминал поведение Иваницкого, его холодный и высокомерный тон, то вспоминал слова Кати, когда она назвала соседа по имени. Та страстность жены, которую он принимал за неосознанную реакцию неопытной девушки, на самом деле могла быть хорошо разыгранным спектаклем опытной актрисы. Он еле вынес дорогу, но, увидев подъездную аллею Бельцев, постарался взять себя в руки, ведь сейчас должна была решиться его судьба.
        У портика главного входа Алексей увидел сани, запряженные черной тройкой.
        - Чьи лошади?- спросил он кучера, на ходу выпрыгивая из своих саней.
        - Петра Александровича Иваницкого, - отвечал кучер.
        Все мгновенно умерло в душе Алексея, его любовь была убита мерзкой, расчетливой, похотливой дрянью, притворявшейся чистой нежной девушкой. Холодная ярость затопила его душу, и чтобы спасти хотя бы остатки своей гордости, втоптанной сейчас в грязь, он должен был покарать обоих любовников. Перепрыгивая через ступеньки, Алексей влетел на крыльцо и ворвался в вестибюль.
        - Где княгиня? - крикнул он слуге, бросившемуся принять его шубу.
        - В зимнем саду, - слуга еще не успел договорить, как хозяин повернулся к нему спиной и побежал по коридору к зимнему саду.
        Распахнув дверь, он остановился. Его взору предстала такая картина: в дальнем конце комнаты, у дверей, выходивших на террасу, стояли двое. Петр Иваницкий, одетый в дорожный сюртук желудевого цвета, что-то горячо говорил Кате. Слов любовников Алексей не слышал, они находились слишком далеко. Когда Иваницкий взял Катю за руку и потянул за собой к двери, ведущей на террасу, Алексей бросился вперед.
        - Вы - подлец и негодяй, сударь, - с этими словами он ударил Иваницкого кулаком в лицо. - Жду вас завтра в пять часов утра на дороге у мельницы. Выбор оружия за вами.
        - Пистолеты - бросил Иваницкий, выходя на террасу, лицо его было разбито, из носа текла кровь.
        - Ну а с вами, сударыня, я разберусь сейчас, - прорычал Алексей, схватил онемевшую жену за руку и потащил ее за собой.
        Когда она споткнулась и упала на колени, он рывком за волосы поставил ее на ноги, перебросил через плечо, и бегом поднялся по лестнице на второй этаж в свою спальню. Комната освещалась только светом камина. Алексея сегодня не ждали, поэтому свечи не горели, а постель была не разобрана. Он швырнул жену на кровать, а сам бросился в кресло, стоящее у окна. Сейчас он изо всех сил сдерживал бушевавшую ярость, чтобы не задушить эту мерзкую обманщицу немедленно.
        - Алексей, ты неверно все понял, - пролепетала Катя, соскочив с кровати и протягивая к мужу руки, - здесь какое-то недоразумение, дело в Лили, она сломала руку…
        - Не трудись, ты слишком долго делала из меня дурака, - прохрипел Алексей, сжав руки в кулаки, - мне ты отказывала в супружеских правах, берегла себя для любовника. Но ты просчиталась. Может быть, я и был ослом, сделавшим тебя богатой женщиной, но свою плату за это тебе придется внести.
        - Я получила утром письмо, - стараясь пробиться сквозь гнев мужа, надеясь, что он ее выслушает, объясняла Катя, - Петя Иваницкий писал…
        - Если ты еще раз упомянешь это имя, видит Бог, я тебя убью! - вскричал князь.
        Он вскочил с кресла и навис над Катей. Схватив ее двумя руками за вырез черного платья, Алексей рванул тонкий шелк, располосовав платье пополам до самого подола. Отбросив куски ткани в стороны, он снова упал в кресло. Слепое бешенство застилало его сознание, он чувствовал, что еще мгновение - и он задушит эту мерзавку. Ему даже показалось, что его пальцы уже ощущают тонкую белую шею жены.
        - Раздевайся, - прорычал он.
        Катя с ужасом смотрела на этого огромного яростного мужчину с черным лицом, сжимающего подлокотники кресла, а в голове стремительным калейдоскопом проносились другие картины: вот Алексей смотрит на нее нежным взглядом из-за стола в кабинете, вот он держит ее руку в церкви, он улыбается ей, поднимая крышку с блюда на новогоднем ужине. Этого не может быть, не мог ее нежный муж превратиться в это жестокое чудовище, это какое-то ужасное недоразумение. Отчаяние вернуло ей силы.
        - Я не хочу быть богатой, мне не нужны любовники, я хочу быть с тобой, я люблю тебя, - в отчаянии крикнула она.
        Алексей услышал ее слова. Его душа так ждала их весь этот месяц, но теперь, когда наглая лгунья кричала их, чтобы спасти свою шкуру, бешеный гнев, который он пытался сдерживать, прорвал плотину воли и окончательно помутил его сознание. Ужасная гримаса исказила его лицо. Толкнув жену на кровать и сорвав с нее остатки одежды, удерживая одной рукой извивающуюся Катю, он другой стянул одежду с себя. Раздевшись, он навалился на нее, впился губами в ее рот в бешеном безжалостном поцелуе, сминая и раздавливая губы. Сильные руки дерзко шарили по телу девушки, причиняя боль и оставляя синяки. Алексей коленом раздвинул ноги жены, потом стиснул ее бедра, и сильным ударом врезался в ее тело. Боль ослепила Катю, она закричала и попыталась вырваться. Но муж не отпускал ее, продолжая безжалостно врезаться, пока дыхание его не стало хриплым, и он не рухнул на нее, придавив своей тяжестью к постели.
        Долго сдерживаемые слезы вырвались наружу, и Катя зарыдала. Ее отчаяние было ужасным, рыдания сотрясали ее, поток горячих слез струился по ее щекам.
        - Я хотела передать Лили снимающий боль настой из трав, сделанный по матушкиному рецепту, - прорыдала она. - Почему ты так изменился? В чем я виновата?
        - Милая, прости меня, я думал, что ты - любовница Иваницкого. Мне прислали письмо, где назвали час вашего свидания и побега, - голос Алексея вибрировал от волнения. Раскаяние затопило его душу. - Увидев вас вместе ночью в мое отсутствие, я подумал, что это правда…
        - Боже мой! И ты поверил, как же ты мог! - крикнула Катя, откатившись на край постели.
        Теперь все кусочки безумной картины сложились в единое целое. Враг, о котором говорила матушка в том вещем сне, нанес удар. Петя Иваницкий тоже втолковывал ей, что получил от нее письмо, где она писала, что разделяет его чувства и готова уехать с ним. Ей же утром принесли письмо от Пети, где он сообщал, что Лили сломала руку, он везет ее к врачам в губернский город и просит приготовить к одиннадцати вечера ее знаменитый болеутоляющий настой, за которым он заедет, как только привезет сестру в имение.
        Ужас и растерянность, охватившие ее при виде обезумевшего Алексея, уступили место возмущению. Она призналась этому человеку в своей любви к нему, а он не только не ответил на ее чувство, но и обошелся с ней как с грязью под ногами. Она понимала, что он истязал ее, чтобы унизить. Муж хотел дать ей понять, кто она такая на самом деле. Она - женщина, на которой он женился по принуждению и чьи чувства его не волнуют.
        Гордость вернула Кате силу духа. Подняв бронзовое шелковое покрывало, соскользнувшее во время их борьбы на пол, она завернулась в него с ног до головы и отошла к двери спальни.
        - Я никогда больше не хочу тебя видеть, - ее голос прозвучал на удивление спокойно и жестко, а взгляд последний раз скользнул по красивому лицу человека, которого она так сильно любила и которого теперь с той же силой возненавидела. Катя повернулась и вышла из комнаты.
        Алексей долго смотрел на закрывшуюся дверь. Душа его разрывалась: из-за ужасной ошибки он навсегда потерял единственную женщину, которую полюбил. Женитьба закончилась ужасной катастрофой, а другие женщины за этот месяц стали ему совершенно безразличны. Теперь он понимал своего отца, после потери любимой жены искавшего смерти на поле боя.
        - У меня нет даже этой отдушины, - прошептал он, - у отца был наследник, его могла воспитать бабушка, а у меня нет наследника, и я - опекун четырех сестер, для них я - единственная опора в жизни.
        Слабая надежда зародилась у него: может быть, после этой ужасной ночи у Кати будет ребенок. Но он сам отказался от несбыточных надежд. Такому негодяю, как он, нет прощения, и Господь не может даровать ему такое счастье как ребенок от любимой женщины. Да и Катя никогда не захочет ребенка, зачатого в таком кошмаре.
        Алексей взглянул на часы, освещаемые слабым отблеском камина, стрелки показывали без четверти четыре. Он встал, подобрал с пола остатки одежды жены и бросил их в горящий камин. Туда же он хотел бросить и испачканные простыни с постели, но передумал, и оставил все как есть.
        Молодой человек быстро оделся, взял портфель с документами и пошел в кабинет. Он достал из стола шкатулку с дуэльными пистолетами, найденную им у тестя неделю назад. Заспанному лакею, вышедшему на его шаги из вестибюля, Алексей велел разбудить своего камердинера-француза и прислать его в кабинет, а также разбудить Сашку и передать ему, что через полчаса тот должен подать к крыльцу светло-серую тройку. Отдав приказания, он открыл потайную нишу в бюро, положил в нее завещание тестя и свидетельство права собственности на Бельцы, подумав, кинул туда же злосчастное анонимное письмо и закрыл бюро. Затем он сел за письменный стол тестя и начал писать завещание и письмо к Кате.
        Заспанный камердинер месье Маре, на ходу застегивая сюртук, вошел в кабинет.
        - Месье, я через час дерусь на дуэли, - обратился к нему Алексей, - мне нужен секундант. Я выбрал вас. Вы согласны?
        Изумленный француз молча уставился на хозяина. Алексей вопросительно приподнял бровь, ожидая ответа.
        - Конечно, ваша светлость, я согласен, но я не знаю, что нужно делать, - пролепетал испуганный камердинер.
        - Мы все сделаем сами, вам нужно только смотреть, а если кого-нибудь из нас ранят, дадите свидетельские показания властям.
        Похоже, перспектива беседовать с российскими властями француза совсем не привлекала, он окончательно сник и робко присел в углу, ожидая, пока хозяин закончит писать.
        Алексей написал завещание, где все принадлежащее лично ему на момент смерти имущество завещал своей жене. Перечитав завещание, он попросил месье Маре заверить его подпись, а затем, запечатав бумагу в конверт, написал: «Вскрыть после смерти светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского». Потом он написал короткое письмо Кате:
        «Дорогая моя, я тебя люблю. Прости меня, если можешь, и прощай».
        Подписав письмо, он запечатал его во второй конверт, написал на нем имя жены и передал оба конверта камердинеру.
        - Месье Маре, если меня убьют, вы передадите оба конверта моей жене, - объяснил он, - если меня ранят или я останусь невредим, вы вернете оба письма мне. И, пожалуйста, если меня ранят, какой бы тяжести ни была рана, везите меня в Ратманово.
        - Хорошо, ваша светлость, я все понял, - пролепетал испуганный француз, пряча письма в карман сюртука.
        - Ну и отлично, время ехать, - решил Алексей.
        Он быстрым шагом пошел по коридору, неся шкатулку с пистолетами, а француз еле-еле поспевал за ним. Тройка стояла у крыльца, Алексей сел сам и посадил камердинера.
        - Давай к мельнице между нами и Иваницкими, знаешь это место? - спросил Алексей, застегивая медвежью полость.
        - Знаю, - кратко ответил Сашка.
        Он тронул, лошади понеслись во тьму. Снова, как и месяц назад пошел крупный снег. Подумав, что зима теперь играет против него, Алексей печально вздохнул, прошлый раз метель привела его к счастью, а теперь, когда он так неблагодарно отнесся к ее подарку, она вела его на смерть. Тройка свернула с широкой дороги на узкую дорожку, ведущую к мельнице. Устроенная на маленькой речушке, текущей вдоль леса, зимой мельница не работала. Мельник перебирался к семье в Бельцы, и место становилось необитаемым и очень уединенным. Алексей увидел факел, воткнутый в землю на обочине дороги, и тройку черных лошадей, привязанную во дворе мельницы. Иваницкий в форме драгуна стоял около факела, ожидая противника. Алексей подошел к нему и протянул шкатулку с пистолетами тестя.
        - Или у вас свои пистолеты? - осведомился он.
        - Да, у меня свои, они у моего секунданта, - зло ответил Иваницкий и кивнул в сторону невысокого офицера в драгунском мундире, спешащего им навстречу со двора мельницы. - Знакомьтесь, мой товарищ по полку ротмистр Рябинин.
        Алексей пожал руку секунданту противника и представил месье Маре, как своего секунданта. Ротмистр Рябинин объяснил условия дуэли: стреляться с двадцати пяти шагов. Оба противника кивнули в знак согласия. Пока ротмистр отсчитывал шаги, а месье Маре суетился вокруг него, скорее мешая, чем помогая, противники стояли рядом.
        - Ответьте мне на один вопрос, - попросил Алексей, который хотел убедиться в своих подозрениях. - Вы получали вчера письмо?
        - Какое это имеет значение, получал я письмо или нет? - буркнул Иваницкий, с ненавистью глядя на соперника. - Я всегда любил Катю, с детства, и если бы не вы, она стала бы моей женой. Я знаю, она еще пока слишком молода, чтобы понять свои чувства. Зато сейчас я с удовольствием сделаю ее вдовой.
        - Письмо было написано по-французски? - продолжал настаивать Алексей.
        - Да, а что? - удивился его противник.
        - А раньше Катя вам писала по-французски? - гнул свою линию князь.
        - Нет, она вообще раньше мне не писала, только Лили, - растерялся Иваницкий.
        - А Лили - на каком языке она писала? - расспрашивал Алексей.
        - Я не знаю, я не видел писем, сестра просто говорила мне, что получила письмо от Кати, а иногда рассказывала, о чем оно, - забеспокоился Иваницкий. - В чем дело? Почему эти расспросы?
        - Кто-то сыграл с нами троими скверную шутку, - объяснил Алексей. - Мне написали, что вы убегаете с моей женой в одиннадцать часов вечера. Ей написали, что ваша сестра сломала руку и ей нужен обезболивающий отвар, за которым вы заедете, как только привезете Лили от врачей. Вам же, по-видимому, написали от имени моей жены, что она готова бежать с вами и разделить с вами свое богатство.
        - Богатство тут не при чем! - вскричал Иваницкий. - Я люблю ее, и всегда любил, мне все равно, богатая она или бедная.
        Их разговор был прерван подошедшими секундантами. Ротмистр Рябинин предложил выбрать пистолеты. Алексей взял свой, а Иваницкий - свой. Они отошли на позиции, помеченные для них секундантами. По сигналу ротмистра, дуэлянты начали сходиться. Иваницкий выстрелил первым, пуля обожгла Алексею левое плечо.
        - Целил в сердце, - понял Алексей, он поднял свой пистолет вверх дулом и выстрелил в воздух. Рябинин поднял руку, показывая, что дуэль окончена. В то же мгновение раздался еще один выстрел. Алексей почувствовал, резкий удар в спину, боль разорвалась внутри него яркой вспышкой, и он потерял сознание.


        ГЛАВА 8
        С той злосчастной ночи, погубившей всю Катину жизнь, прошло два месяца, но непоправимость несчастья было невозможно изменить, как и уменьшить остроту боли, которую она испытывала. Ей казалось, что все случившееся было вчера.
        В ту ночь, лежа на своей кровати под пуховым одеялом, она не могла унять озноб. С трудом вымывшись водой из кувшина на умывальном столике, она натянула ночную сорочку и теплый халат, скользнула под одеяло и свернулась калачиком. Все ее тело болело, как будто ее избили. Но ведь, наверное, так оно и было, она высвободила из-под одеяла руку и увидела багровые пятна, проступающие на белой коже. Придется скрывать от слуг еще и синяки. Катя опять заплакала. Она оплакивала свою нежную любовь, так безжалостно растоптанную, свои мечты о счастье и свои надежды. Через час, когда слез не осталось, ее мысли переключились на неведомого врага.
        Враг был безликим, она не знала, кто это, мужчина или женщина, а может быть - это были и несколько людей. Теперь с ней не было того человека, кому она так свято верила, она была одна перед лицом неведомой опасности. Катя начала сопоставлять известные ей факты. Ей написали от имени Иваницкого, назначив встречу на одиннадцать часов, Пете, по его словам, прислали письмо от ее имени, где назначили встречу на это же время, а Алексею сообщили, что они с Петей любовники, и собираются сбежать в одиннадцать часов. Враг рассчитывал погубить ее семью. Расчет делался на то, что между Алексеем и Петей состоится дуэль. Это было понятно. Ее муж, по замыслу врага, должен был погибнуть.
        - Враг устраняет наследников имения, - догадалась Катя, открытие потрясло ее, значит, есть человек, который может претендовать на наследство ее отца. Она вспомнила дневник графа. Если его первая жена не умерла, то она является наследницей мужа, а брак отца с матушкой тогда недействителен, и она, Катя, теперь - незаконная дочь, значит, не может претендовать на наследство. Алексей же вступил во владение Бельцами по указу императора, вот его и убирают с дороги.
        Открытие потрясло ее, она хотела побежать к мужу, предупредить его, но переступить через ужас произошедшего между ними она не смогла. Катя осталась лежать в своей спальне. Через час она услышала шаги Алексея по коридору. Подойдя к окну, из-за занавески она смотрела, как он уезжает. Муж даже не оглянулся на дом. Так ее унизив, он уходил, не сказав ей ни единого слова. Сердце Кати разрывалось от противоречивых чувств: отчаяние, что она может потерять Алексея, сменялось ненавистью к нему. Она металась по комнате как загнанный зверек.
        Постепенно девушка успокоилась, гордость и сила духа взяли верх над другими чувствами, и она решила, что не уступит невидимому врагу и не позволит ему победить себя. Враг устраняет наследников, значит, он не должен узнать о том, что было между ней и мужем сегодня ночью. Нужно уничтожить все следы, ведь все в доме уверены, что между нами еще нет супружеских отношений.
        Катя быстро вышла из своей спальни и побежала в комнату мужа. Увидев, что ее одежда догорает в камине, она помешала огонь кочергой, чтобы он ярче разгорелся. Собрав испачканные простыни в узел, она быстро постелила на кровать такие же, взятые из комода. Убедившись, что ее одежда превратилась в пепел, Катя, неся узел с простынями под мышкой, выскользнула из комнаты мужа и, пробежав по коридору, юркнула в свою спальню.
        Рассвет застал ее уже одетой в черное бархатное платье. Волосы она заплела в толстую косу и закрепила на макушке. Еще час она ждала Поленьку, изумившуюся, застав барышню одетой и готовой к выходу. Рассказав горничной о событиях вчерашней ночи, Катя взяла с нее слово, хранить тайну. Она отдала Поленьке простыни, с приказом разрезать их на лоскуты, а испачканные части сжечь, сама же направилась в столовую.
        Катя старалась держаться невозмутимо и спокойно. К ней обратилась мадам Леже, с вопросом, что заказывать на обед и ужин, она дружелюбно ответила ей, потом приказала заложить сани и объявила дворецкому, что едет в гости к Лили Иваницкой.
        Через полчаса она ехала в легких санках, запряженных гнедым рысаком по кличке Зверь, в сторону имения Иваницких. Завидев поворот на мельницу, она велела кучеру свернуть и ехать вперед, пока она ему не скажет, где остановиться. Катя внимательно оглядывала окрестности. Когда сани подъехали к мельнице, она увидела припорошенные снегом следы. Около дороги был воткнут догоревший до снега масляный факел, ее середина была утоптана, а на том конце вытоптанной дорожки, что был ближе к мельнице, виднелось углубление, оставленное лежавшим человеком. Через легкий налет снега, выпавшего ночью, в нем проступали алые следы крови.
        Сердце Кати сжалось. Страх, охвативший ее от того, что Алексей может быть убит, перевесил все другие обстоятельства их отношений. Она ясно поняла, что не готова расстаться с мужем, даже несмотря на то, что он ее не любит и был так с ней жесток.
        Сев в сани, она велела кучеру ехать к Иваницким. Навстречу ей вышла Лили, она обняла подругу, и так, обнявшись, девушки прошли в дом.
        - Никого нет, - рассказала ей Лили, - Петя и ротмистр Рябинин уехали час назад, а папа еще на прошлой неделе уехал в Тверь по делам. Я все знаю, мне Петя показал письмо, и я сразу ему сказала, что это не твоя рука, ты всегда пишешь по-русски. Он оставил это письмо для тебя, если оно тебе нужно.
        - Лили, что с Алексеем? - еле вымолвила Катя, которая не могла больше ждать, - я видела кровь, он ранен?
        - Да он ранен, и довольно тяжело, но это не Петя его ранил, он попал Алексею в левую руку, ранение очень легкое, просто царапина, а Алексей выстрелил в вверх, и дуэль закончилась. Но в этот момент раздался еще выстрел, Рябинин говорит, что кто-то стрелял с крыши мельницы в спину Алексею. Пока они подбежали, этот человек спрыгнул с крыши на задний двор мельницы и убежал в лес. Было темно, искать его среди деревьев было бесполезно, да и Алексей их очень волновал, он сразу потерял сознание. Поэтому они отнесли его в сани и поехали в монастырь к матери-игуменье. Там Алексею вынули пулю и обработали раны, он пришел в себя и велел отвезти себя в Ратманово. Мать-игуменья сказала, что он выздоровеет, но выздоровление будет долгим, пуля не задела ни сердце, ни легкие, но вошла слишком глубоко, и они сильно располосовали его, пока достали пулю.
        Лили перевела дух после долгой речи. Катя опустилась на стул. Ноги ее не держали, она была бледна как привидение.
        - Я налью тебе воды, - испугалась Лили, - ты сейчас упадешь в обморок.
        - Нет, ничего не нужно, - отмахнулась девушка, - принеси мне письмо, и я поеду домой.
        Лили принесла письмо. Девушки вместе осмотрели конверт, где по-французски было написано имя Петра Иваницкого, потом достали письмо и начали читать, оно было коротким:
        «Дорогой Петя, я поняла, что только тебя любила все эти годы. Теперь я богатая женщина, могу сама распоряжаться своим состоянием, и я хочу уехать с тобой. Я жду тебя сегодня в одиннадцать часов. Твоя Катя».
        - Как Петя мог поверить, что я могла написать такую чушь? - удивилась Катя.
        - Я ему то же самое сказала, - поддержала ее Иваницкая, - что же ты теперь будешь делать? Поедешь в Ратманово?
        - Нет, я подожду его здесь, - ответила Катя, - пусть он сам приедет за мной, если я ему нужна, а если не нужна, то я буду жить в своем доме, а он пусть делает, что хочет.
        Девушка обняла подругу, сунула злополучное письмо в муфту и поехала домой. Дома она объявила, что князь Алексей Николаевич задерживается в Ратманове по семейным делам, и зажила размеренной жизнью, занимаясь делами поместья с управляющим и дома с мадам Леже. Невозмутимая и спокойная внешне, она сходила с ума от тоски и ожидания. Но муж не приезжал, не присылал за ней, не подавал о себе вестей.
        Катя послала Поленьку в Ратманово, под предлогом передачи князю его вещей. Поленька вернулась в восторге от огромного красивого имения, от княжон, которых она мельком видела, единственной, кто ей не понравился, была Тамара Вахтанговна, забравшая у нее вещи. Она устроила Поленьке такой допрос о жизни князя в Бельцах, о его женитьбе, о его молодой жене, что горничная, чтобы не сболтнуть лишнего, прикинулась полной дурочкой, мычала, мекала, задавала по нескольку раз одни и те же простейшие вопросы, чем совершенно вывела Тамару Вахтанговну из терпения. Старая грузинка плюнула и ушла, унося вещи Алексея. А Поленька от дворовых девушек узнала, что князь поправляется, но еще очень слаб, хотя все время в сознании.
        И вот теперь, спустя два месяца после роковых событий, Катя должна была принять самое серьезное решение в своей жизни. Вестей от Алексея не было, а те подозрения, что появились у нее две недели назад с появлением дурноты по утрам, сегодня подтвердила акушерка Мария, приведенная тайком Поленькой из Белец рано утром. Веселая румяна женщина осмотрела Катю, пощупала ее живот и грудь и подтвердила Катину догадку.
        - Да, барышня, - она звала Катю так, как ее звали все в имении, - вот и ваш черед пришел. Месяца два у вас ребеночек, я думаю - рожать вам в конце октября.
        - Спасибо, Мария, - поблагодарила ее Катя, - прошу тебя, никому ни слова, никто не должен знать об этом ни в нашем имении, ни в имении мужа.
        Мария пообещала хранить тайну, получила за труды серебряный рубль, и, очень довольная, ушла в деревню.
        Катя металась между желанием сообщить мужу о ребенке и обидой на него за все те страдания, что она вынесла по его вине за эти два месяца. Она решила отложить решение еще на несколько дней, надеясь, что Алексей, все-таки, позовет ее.
        В это время светлейший князь Черкасский стоял у окна своего кабинета в Ратманове, наблюдая за сестрами. Девочки пытались кататься на санках по холму, на котором стоял дом. Они веселились, увязая в рыхлом последнем мартовском снеге, застревая на уже проглядывавшей прошлогодней траве.
        В душе Алексея царила черная пустота. Ему так хотелось, чтобы жена простила его ужасный проступок и хотя бы немного побеспокоилась за его жизнь и здоровье. Но за два месяца Катя не написала ему ни одного письма, не приехала, не справлялась о его самочувствии. Хотя не могла не знать, что муж тяжело ранен. Когда он еще не мог вставать, из Белец привезли его вещи, при них не было даже записки от нее. У князя было такое ощущение, что для любимой он умер. Но, судя себя по совести, он должен был признать, что он это заслужил. Лежа без сна, Алексей прокручивал в памяти дикие картины той ночи, видел ужас в глазах жены, слышал ее крик. А потом он начинал вспоминать моменты счастья с ней: вот Катя поднимает на него глаза в вечер его приезда, вот она стоит рядом с ним в церкви, вот она целует его в новогодний вечер и отвечает на его горячие ласки. Но счастливые воспоминания выносить было еще тяжелее, чем ужасные. Нет, ничего уже нельзя было исправить, она совершенно спокойным голосом, в котором слышался металл, сказала ему, что никогда больше не желает его видеть. Все было кончено, он не мог изгладить из ее
памяти своего омерзительного поступка, и не мог просить ее вернуться.
        Два месяца беспрерывных терзаний привели молодого человека к мысли, что он заслужил свою муку, а Кате он должен дать свободу. Сегодня князь наконец сделал это. На столе лежало письмо, где он прощался со своей любовью и надеждой на счастье. Он подошел к столу и еще раз перечитал написанное:
        «Дорогая Екатерина Павловна!
        Этим письмом я возвращаю вам ваше имение Бельцы, вы можете распоряжаться им по своему усмотрению. Документы на него, а также завещание вашего батюшки лежат в кабинете вместе с известным вам дневником. Оставляю вас совершенно свободной от обязательств по отношению ко мне, но если вам понадобится помощь или средства, вы всегда можете располагать мной и всем мои состоянием. Посылаю вам деньги на те хозяйственные траты, что мы планировали с вами зимой.
        Ваш Алексей Черкасский».
        Ему хотелось написать ей: «Я люблю тебя. Прости меня», но он не решался даже думать об этом после того, что он с ней сотворил. Молодой человек достал из шкафа большой резной кедровый ларец, положил в него аккуратно упакованные золотые монеты, поместилось ровно сорок тысяч золотом. Он повернул ключ в замке ларца и приготовился запечатать его в конверт вместе с письмом, но передумал. Он взял со стола нож для разрезания бумаг, снова открыл крышку и нацарапал в уголке с ее внутренней стороны: «Я люблю тебя». Теперь он окончательно закрыл ларец, и запечатал ключ вместе с письмом. Алексей вызвал своего верного Сашку и велел отвезти ларец и письмо в Бельцы и отдать лично в руки княгине, сказав, что в ларце - сорок тысяч.
        Сашка вернулся поздно ночью, Алексей вышел его встречать.
        - Ты видел княгиню, как она? - обеспокоенно спросил он.
        - Видел. Такая же, как всегда, только совсем бледная, - доложил Сашка.
        - Мне она что-нибудь передавала?
        - Нет, барин, - виновато ответил слуга, - прочитала письмо, вздохнула очень горько, и велела мне ехать обратно.
        - А ларец она не открывала? - Алексей как за соломинку ухватился за надежду, что Катя прочитает надпись на крышке и все поймет.
        - Нет, барин, как она приказала мне ларец на стол поставить, так он там и стоял.
        Алексей, в отчаянии, повернулся и пошел в дом.
        Весь следующий день после получения письма от мужа Катя не выходила из своей спальни, горе и разочарование ее были так велики, что она не могла заставить себя собраться, говорить с людьми, вести дела. Теперь, когда она так хотела разделить с мужем радость от ожидания малыша, он отказался от нее. Все было кончено, хотя молодая женщина понимала теперь, что для Алексея, ничего и не начиналось: он женился по принуждению, а остальное она выдумала сама.
        Катя подошла к окну спальни, мартовские сумерки, сгущавшиеся за стеклом, с их назойливой капелью и первыми лужами, усиливали ее тоску, ей казалось, что тающий снег уносит ее жизнь и надежды на счастье, подаренные ей щедрой зимой. Вздохнув, она задернула шторы и легла на постель. Тишина и гудение голландской печи убаюкали молодую княгиню, она задремала. Ей снилась матушка, она все в том же голубом платье ждала дочку в цветущем саду. Она улыбнулась Кате и ласково сказала:
        - Девочка моя, не нужно грустить и плакать, ведь ты дала нам такое счастье, ты носишь нашего наследника, мы с твоим отцом очень рады, что родится мальчик и будет носить наш титул. Он будет граф Бельский. А имя дай ему в честь своего отца, пусть он будет Павел. Мы будем вас оберегать, но и ты должна нам помочь. Ты сама должна бороться за своего сына, оберегать его и сейчас, и когда он родится. - Графиня протянула дочери маленький золотой крестик на тонкой цепочке. - Надень этот крестик на малыша, когда он родится, этим крестиком твоего отца благословил его дед.
        - Матушка, - заплакала Катя, - как мне жить без Алексея, мое сердце разбито.
        - Ты теперь должна жить для сына, - строго сказала графиня, - у него, кроме тебя, на земле никого нет. Ты теперь мать. Но ты должна уехать из этого дома, здесь - зло. Уезжай за море и ничего не бойся, мы с тобой.
        - Да, матушка, я обещаю, - поклялась дочь.
        После слов матери, пред глазами Кати возникло прелестное личико годовалого малыша с огромными светлыми глазами и черными кудрями. Щемящая нежность затопила ее душу.
        - Пришла весна, с ней пришла новая жизнь, - ласково заметила графиня.
        Катя проснулась, по ее лицу текли слезы. Она поднялась с постели и подошла к комоду, где хранились драгоценности ее матери, открыла маленькую серебряную шкатулку, обитую внутри алым бархатом, в ней были собраны те украшения, что матушка носила девочкой, и потом одевали они с сестрой. Катя начала перебирать маленькие колечки и сережки, пока не нашла то, что искала, маленький детский крестик на тонкой золотой цепочке. Она перевернула его, на обратной стороне крестика под наполовину стертой надписью «Спаси и сохрани» в его основании была выгравирована теперь почти незаметная надпись «Павел».
        Катя позвала Поленьку. Когда горничная прибежала, она увидела хозяйку, упаковывающую драгоценности из футляров в дорожную шкатулку.
        - Поленька, мы уезжаем, скажи мадам Леже, что на рассвете мы отправляемся в Москву, к тетушке Паниной, вдове маминого брата. Пусть приготовят дорожную карету и провизию для нас до Москвы. Объясни, что мы будем ночевать в гостиницах, но есть будем домашнюю еду. Потом возвращайся, поможешь мне собраться.
        Пока Поленька выполняла приказание, Катя упаковала все драгоценности матери, потом достала из потайного отделения бюро брачный договор и свидетельство о венчании, теперь это были документы, подтверждающие права ее еще не родившегося ребенка. Около документов лежал бархатный мешочек с крестом, свадебным подарком Алексея. Поколебавшись немного, но, решив, что это тоже теперь принадлежит ее малышу, она положила мешочек в шкатулку к остальным драгоценностям. Добавив к документам свои метрику, свидетельство о крещении и завещание матушки, она поняла, что не хватает только завещания отца и документов на имение. Катя вспомнила, в письме мужа было указано, что документы лежат в потайном отделении бюро в кабинете. Она побежала и вниз.
        Кабинет освещал только огонь камина. Катя зажгла свечи в канделябре, стоящем на столе, и подошла к бюро. Она начала ощупывать грозди винограда на правой стенке, на третьей по счету ее пальцы попали в углубления, сделанные под листьями, и она повернула гроздь по часовой стрелке. Раздался щелчок, и ящики вместе с задней панелью выдвинулись вперед. Вспомнив, как делал муж, Катя вынула ящики, потом панель и достала из открывшейся ниши дневник отца и бумаги. Она разложила все на столе. Письмо французского адвоката к отцу она вложила в дневник, в другую стопку сложила завещание отца и документ, подтверждающий право Алексея на Бельцы. На столе лежал еще один конверт, где по-французски было написано имя Алексея. Катя сразу же узнала почерк. В спальне у нее лежало еще два таких конверта. Развернув письмо, она прочитала его. Отвращение и брезгливость, испытанные ею, теперь были обращены не только к врагу, написавшему письмо, но и к Алексею, поверившему в эту мерзость и так ужасно расплатившемуся с ней за несуществующую вину.
        - Что же, теперь ему придется вымолить у меня прощение, - сказала самой себе Катя, - ведь теперь у меня есть то, что ему нужно как воздух, наследник. А я уж постараюсь, чтобы он получил сполна за все зло, какое он причинил мне.
        Она закрыла потайную нишу в бюро, взяла все документы со стола и, гордо подняв голову, пошла наверх, собираясь вершить свою месть. В своей спальне молодая женщина достала из секретера два письма, направленных врагом ей и Иваницкому, присоединила к ним принесенное снизу и развернула письмо мужа, полученное вчера. Она взяла перо и сделала под подписью Алексея приписку по-французски:
        «Оставляю вам образец своего почерка, можете сравнить и, возможно, вы найдете того человека, который разыграл весь этот спектакль, закончившийся так трагично».
        Она поставила подпись, потом подумала и добавила по-русски:
        «После того, что вы написали мне в этом письме, я свободна от обязательств по отношению к вам. Но родители привили мне понятие чести, поэтому я сообщаю вам, что жду ребенка и надеюсь, что, с Божьей помощью, он родится в октябре этого года».
        Катя вложила все четыре приготовленных письма в один большой конверт, написала на нем по-русски имя Алексея и запечатала своей печатью. Она снова спустилась в кабинет, положила конверт в потайную нишу бюро, закрыла его и пошла собираться к отъезду.
        Поленька уже упаковала большой дорожный сундук, сложив в него белье, постель, дорожный набор со столовыми и чайными принадлежностями. Теперь она ждала указаний хозяйки, что из одежды складывать в другой сундук. Катя велела уложить несколько пар черных туфель и добротных ботинок, полдюжины черных платьев, сама выбрала дневное и ночное белье, теплый стеганый халат. Единственной уступкой прошлой беспечной жизни стали две прекрасные индийские шали, подарки отца своим дочерям перед прошлогодней проездкой в Санкт-Петербург, их она тоже положила в сундук.
        Документы она завернула в большой шелковый платок и положила на дно саквояжа из красной кожи, который собиралась держать при себе, поверх них она поставила шкатулку с драгоценностями и положила несколько кошельков, в них она сложила все имеющиеся у нее деньги. Поскольку дом обеспечивался деньгами от доходов поместья, Катя была свободна в своих тратах. Она подошла к столику, где стоял ларец, присланный Алексеем. Еще вчера она приоткрыла крышку и увидела в нем ровные столбики золотых монет, оскорбленная тем, что муж от нее откупается, княгиня захлопнула ларец и больше к нему не подходила. Но сегодня она уже думала о своем малыше, поэтому, решив, что это будет запас на черный день, она завернула тяжелый ларец в одну из шалей и спрятала его на дно сундука под одежду.
        Отпустив горничную, Катя посмотрела на приготовленные вещи, на спальню, где прошла ее счастливая юность, сняла со стены небольшой портрет матери и положила его в сундук рядом с ларцом Алексея. Прежняя жизнь была кончена, начиналась новая, и в ней она была уже не одна, с ней был ее малыш.
        Утром большая черная карета, запряженная белой в яблоках тройкой покойного графа, стояла у крыльца. Оба сундука привязали сзади, на сиденья положили пледы и одеяла, а в ниши под сиденьями убрали заботливо собранные мадам Леже корзинки с едой, домашним вином и морсом. Катя обняла француженку, простилась с управляющим, напомнив им, что писать ей следует на адрес московского дома тети, графини Паниной, и села в карету, где уже ждала ее Поленька.
        Экипаж тронулся. Катя отказалась от сопровождения верховых, заявив, что Москва недалеко, да и ехать она собиралась на почтовых лошадях, вернув свою тройку домой с первой же станции. К полудню они добрались до первой почтовой станции. Княгиня решила не отдыхать, а поменять сразу лошадей и ехать дальше. Ей повезло, у смотрителя была отдохнувшая тройка. Ее запрягли в карету Бельских, и, отправив кучера с лошадьми обратно в имение, путешественницы продолжили путь.
        Всем ямщикам, нанимаемым на почтовых станциях, Катя обещала полтину за быструю езду, ямщики гнали во весь опор, и путешественницы успевали дважды сменить лошадей за день. Неудобством такой езды была жуткая тряска, от которой в первый же день разбились кувшины с вином и морсом, и всю провизию вместе с корзинами пришлось выбросить. Но Катя хотела скорее добраться до Москвы и не обращала внимания на неудобства.
        Через шесть дней они прибыли в Москву. Но, к удивлению Поленьки, переночевав на постоялом дворе при въезде в белокаменную, хозяйка распорядилась ехать в Санкт-Петербург. Еще через неделю Катя отперла дверь дома на набережной Мойки, куда юная и счастливая она чуть больше года назад приехала с сестрой и матерью в гости к брату.
        Поручив Поленьке наводить порядок в пыльной нежилой квартире, Катя написала письмо поверенному отца Ивану Ивановичу Штерну и отправила мальчика посыльного из соседнего магазина в его контору, располагавшуюся на Невском в двадцати минутах ходьбы от их дома. Через час Штерн уже сидел у нее в гостиной, и внимательно слушал рассказ своей клиентки обо всех бедах, выпавших на долю семьи Бельских и об ее несчастном браке. Катя не скрыла от него, что она подозревает, что за всеми их бедами кроется злая воля. Посмотрев все документы, привезенные молодой женщиной с собой, Штерн спросил княгиню об ее планах.
        - Я хочу уехать в спокойное место, где ребенок, которого я жду, сможет расти в безопасности, - решила Катя.
        Она сама четко не знала, что собирается делать, но спокойный голос и весь надежный облик Штерна, подсказали ей, что у него можно просить все, что угодно.
        - Я был не только поверенным, но и доверенным лицом вашего батюшки, у него в жизни были такие опрометчивые поступки, которые могли привести к опасным последствиям и появлению у вас опасных врагов, - осторожно высказался Иван Иванович. - Возможно, вы знаете о неких событиях его жизни, случившихся очень давно?
        - Вы говорите о дуэли, когда он убил друга, и его женитьбе на француженке?- запнувшись, спросила молодая женщина, но потом взяла себя в руки. - Да, я все знаю об этой печальной истории.
        - Я думаю, что вы правы, у вас есть враг или враги, - Штерн помолчал, взвешивая, стоит ли говорить с молодой беременной женщиной о печальных событиях прошлого. - По просьбе вашего батюшки меня допустили к полицейскому расследованию смерти вашего брата. Преступников не нашли, но соседи видели высокого смуглого человека, по виду иностранца, несколько дней следившего за квартирой, где бывал ваш брат.
        - Вы думаете, что это связано с первым браком батюшки? - нетерпеливо спросила Катя, сама она была уверена, что все беды идут от этой несчастной женитьбы.
        - Боюсь, что так, я не удивлюсь, если первая супруга вашего батюшки жива, или кто-то хочет выдать себя за нее, - подтвердил Иван Иванович, виновато отводя глаза, он не хотел развивать неприятную тему, ставящую под вопрос законность происхождения Кати.
        - Я думаю, вам нужно уехать в Англию, основные средства вашего батюшки лежат в банках Лондона, там денег и ценностей больше чем на три миллиона рублей золотом. После убийства вашего брата граф приказал мне купить хороший дом в аристократическом районе Лондона на имя его старшей дочери. Две недели назад мой партнер в Лондоне оформил купчую на дом на Аппер-Брук-стрит в районе Мейфэр. Документов о вашем браке у меня не было, поэтому он купил дом на имя графини Екатерины Павловны Бельской. Вы можете выехать хоть завтра. Но вы должны передать мне кое-что от вашего отца.
        - Да, простите, я забыла, - извинилась Катя, она сняла медальон, который носила на шее под платьем, и протянула его Штерну.
        Поверенный открыл медальон, вынул из кармана складной нож, подцепил им краешки обоих портретов и вынул их.
        - Все правильно, - подтвердил он, достав аккуратно сложенные листочки бумаги, лежащие под портретами. - Вот здесь ваши счета в банках Лондона, а здесь - в банках Вены.
        Штерн показал оба листочка Кате, затем свернул их и положил обратно в медальон, поставив портреты на место.
        - Эти записи сделаны только для вашей страховки, - продолжил он, - мои партнеры в Лондоне и Вене и без этих бумаг имеют всю информацию и введут вас в курс дел, помогут оформить в банке чековые книжки и начать использовать счета.
        Поверенный протянул медальон Кате.
        - Дайте мне метрику и свидетельство о смерти отца, я оформлю вам паспорт на выезд в Англию как графине Бельской, сироте. Свидетельство о венчании лучше не показывать, иначе нужно будет подтверждать согласие мужа на ваш выезд из страны.
        Штерн встал, подождал, пока Катя принесет ему необходимые документы, и откланялся, оставив ей десять тысяч рублей на расходы и пообещав прислать в дом кухарку и еще одну горничную.
        Прислуга, присланная Штерном, прибыла к вечеру. Уже через два дня нежилая квартира сияла чистотой и уютом, мебель была начищена, градины и ковры выбиты, на кухне и в столовой сверкала новая посуда, купленная Катей, а хрустальные люстры, отмытые подкисленной водой, сияли, переливаясь в огоньках свечей. Кухарка Марта, привезенная Штерном из Литвы, оказалась сокровищем, ее еда таяла во рту, она сразу поняла, что молодая хозяйка беременна, и начала готовить для нее легкие и вкусные блюда, которые Катя ела с удовольствием.
        Штерн приехал через две недели и сказал, что паспорт будет готов завтра, нужно только решить, кого из слуг следует в него вписать. Катя попросила вписать Поленьку и Марту, если Штерн согласен ее отпустить. Иван Иванович позвал Марту и спросил, хочет ли она ехать в Англию с молодой хозяйкой. Марта с радостью согласилась.
        На следующий день поверенный принес в дом на набережной Мойки паспорт графини Екатерины Павловны Бельской и сопровождающих ее слуг и расписку на оплату двух кают на корабле «Орел», отправляющемся из Санкт-Петербурга в Ливерпуль через два дня.
        Рано утром через два дня Штерн проводил Катю в большую каюту, расположенную на верхней палубе легкого трехмачтового корабля. Соседнюю каюту заняли Поленька и Марта. Капитан, высокий мужественный блондин средних лет, представился Кате как капитан Сиддонс и приветствовал ее на борту «Орла». Он сказал, что других пассажиров нет, все боятся блокады, объявленной Наполеоном Англии, поэтому сейчас корабли зарабатывают только перевозкой грузов и почты.
        Штерн попрощался с Катей, пожал руку капитану и сошел на пристань. Он долго стоял, наблюдая, как корабль отходит от берега, и как становится все меньше и меньше тоненькая фигурка в черном, стоящая на корме. Иван Иванович выбрал для своей клиентки самую надежную компанию «Северная звезда», имеющую отделения и в Санкт-Петербурге, и в Лондоне, но как бы он удивился, если бы ему стало известно, что настоящим владельцем «Северной звезды» является муж его клиентки, от которого она сейчас убегала, светлейший князь Алексей Черкасский.


        ГЛАВА 9
        Апрель в Ратманово всегда был самым нарядным месяцем: сверкающая белая колоннада дома, яркая зеленая трава на холме перед ним, цветники, украшенные первыми весенними цветами, создавали прекрасную картину на фоне солнечного ярко-голубого неба. Черная земля освободилась от снега, и нежная зелень озимых радовала глаз на просторах бесконечных полей, расстилающихся вокруг усадьбы.
        Весеннее настроение, охватившее все поместье, не разделял только его хозяин. Сразу пожалев о том, что отправил Кате то злосчастное письмо, он проклинал себя, и, заливая водкой тоску и отчаяние, просидел взаперти в своем кабинете неделю. Потом, не выдержав, собрался и поехал в Бельцы, чтобы любой ценой вымолить у жены прощение за свой безумный поступок и все обиды, которые он ей причинил. Но мадам Леже, вышедшая ему навстречу, сообщила об отъезде княгини пять дней назад в Москву к тетушке.
        Разочарованный Алексей вернулся в Ратманово с намерением тотчас же выехать в Москву, но, обдумав сложившуюся ситуацию, решил, что пытаться восстановить отношения в чужом доме в присутствии незнакомых родственников - не самая простая задача. Поэтому он решил поступить более тонко: написать Кате покаянное письмо, предупредить о своем приезде и, если повезет, дождаться ее ответа. При любом развитии событий, ответит ли ему жена или нет, князь собирался выехать в Москву. Только потеряв Катю, он понял, как был неправ, сравнивая ее со светскими дамами, оценил ее чистоту и благородство. Панцирь его цинизма треснул, и Алексей с удивлением понял, что сам способен верить и любить. Молодой человек принял решение, что должен любой ценой вернуть свою Катю.
        Множество раз Алексей начинал писать письмо, но, снова и снова рвал его и выбрасывал в корзину. Наконец после двух часов мучений, он написал вариант, который счел сносным:
        «Милая, я лучше всех знаю, что меня нельзя простить. Но умоляю тебя, найди в своем сердце милосердие, разреши мне приехать, чтобы умолять тебя о прощении.
        Я люблю тебя и не могу без тебя жить.
        Я буду в Москве 20-го апреля, пожалуйста, дай мне знать, что я могу увидеть тебя. Алексей».
        Запечатав конверт, он вызвал Сашку и велел тому срочно выехать в Москву, менять лошадей круглосуточно, но доставить письмо княгине самое позднее через три дня.
        Сегодня Алексей ждал своего посланца обратно. Стоя у окна, он смотрел на подъездную аллею, ожидая появления почтовой тройки. Наконец его терпение было вознаграждено, Сашка вошел в кабинет, но вид его не сулил Алексею ничего хорошего. Виновато отводя глаза, посыльный протянул хозяину нераспечатанное письмо.
        - Что, княгиня отказалась взять письмо? - с ужасом спросил молодой человек.
        - Нет, барин, в Москве ее не было, никто в доме ее тетки не знает, что она вообще собиралась к ним приехать.
        - Графиню, ее тетку ты видел? Она с тобой говорила?- надеясь нащупать хоть какое-то объяснение, продолжал расспросы князь
        - Да, барин, меня провели к ней, она сама мне сказала, что племянница к ней не приезжала и не писала.
        - Да может быть, тебе специально лгали, а она в доме? - гневно посмотрел на слугу Алексей.
        - Нет, барин, я, прежде чем уехать, дворовых расспросил, денег дал, да в соседских домах тоже спрашивал, никто не видел ни княгиню, ни ее девушку Полю. Даже если хозяйка не выходила из дому, Полю все равно бы дворовые видели. Нет их там. - Сашка замялся. - Я, как княгиню в Москве не нашел, стал на почтовых станциях спрашивать. Их запомнили на почтовой станции на въезде в Москву, в Санкт-Петербург они поехали. Ямщики княгиню помнят, она полтину всем давала, чтоб скорее ехали.
        Алексей взял свое письмо и отпустил слугу. Обдумывая сложившуюся ситуацию, он пытался поставить себя на место Кати. Она оскорблена, хочет уехать, но у нее еще нет доступа к ее состоянию, значит, она должна поехать к Штерну в Санкт-Петербург. Как же он сам не догадался, а ложный адрес в Москве она дала, потому что никому не верит после этих подлых писем и выстрела в спину, полученного им на дуэли. Она боится.
        - Боже мой, моя девочка, как я мог оставить тебя перед лицом опасности? - прошептал Алексей, в отчаянии ударив кулаком по столу.
        Ведь он до сих пор не нашел того подлеца, что устроил им эту западню. Он даже не расспросил Иваницкого и ротмистра о том, что они видели на крыше мельницы. У него, конечно, есть месье Маре, но толку от него слишком мало. Алексей подумал и вызвал камердинера к себе.
        - Месье, пожалуйста, вспомните все, что вы видели на мельнице, после того как меня ранили в спину, - попросил молодой человек.
        - Ваша светлость, я был с вами, вы потеряли сознание, и я держал вашу голову. Иваницкий и ротмистр побежали к мельнице, а об остальном, я могу судить только с их слов,- объяснил камердинер и, не понимая, что нужно хозяину, замолчал.
        - Повторите их слова, - потребовал Алексей.
        Он не надеялся получить толковую информацию от француза, но решил вытянуть из него все, что тот знает.
        - Иваницкий сказал, что на крыше он видел человека с пистолетом в руке, но было темно, и он лица его не рассмотрел, понял только, что человек был высокий и спрыгнул с крыши мельницы на сторону, обращенную к лесу. Иваницкий и Рябинин обежали мельницу, но с той стороны никого уже не было, Они только видели в глубоком снегу следы, которые вели в лес.
        Алексею стало ясно, что от француза толку больше не будет, поэтому он распорядился подать рано утром коляску, решив ехать в Бельцы и попытаться на месте разобраться в этой темной истории.
        Дорога в Бельцы будила в нем грустные воспоминания. Деревья, растущие по обеим сторонам узкой проселочной дороги, уже выпусти почки, и стояли в зеленой дымке. Последний раз, когда он ехал по этой дороге с Катей, деревья были покрыты снегом, ветви под его тяжестью нависали над дорогой, образуя арки, и их санки летели внутри волшебного кружевного туннеля. Он все бы отдал сейчас за возможность повернуть время вспять и снова прижать к себе хрупкую фигурку, закутанную в медвежий мех.
        К двум часам пополудни тройка Алексея остановилась перед колоннами главного входа в Бельцах. Здесь тоже царствовала весна, фонтан был открыт, почищен, и стало ясно, что мраморная скульптура, возвышающая в центре фонтана, изображает трех граций. Алексей прошел в дом, поздоровался с мадам Леже, вышедшей ему навстречу, и распорядился приготовить ему прежние комнаты. Пока Сашка заносил его багаж, он выпил бокал вина в кабинете, и они поехали к Иваницким.
        Соседское поместье встретило князя тишиной. Дворецкий, вышедший на крыльцо, сообщил ему, что Петр Александрович давно уехал в полк, а Александр Иванович с дочерью уехали к родственникам в столицу. Делать было нечего, Алексей велел разворачивать тройку, и они поехали обратно в Бельцы.
        - Вон, барин, поворот на мельницу впереди - заметил Сашка, - помните, как зимой ездили, темно было, я его еле нашел.
        - Давай доедем туда, - Алексей сам не знал, что его толкнуло принять это решение, прошло столько времени, и никаких следов быть не могло. Тройка пролетела короткий отрезок дороги за пару минут и остановилась. Мельник еще не появлялся в своем хозяйстве, вокруг была тишина. Молодой человек внимательно осмотрелся кругом. Снег сошел, но в раскисшую землю на обочине дороги все еще был воткнут обгоревший масляный факел. Он спрыгнул с коляски и пошел к мельнице.
        Залезть на крышу достаточно высокого строения не представляло никакого труда: к мельнице примыкал сарай, с него взрослый мужчина мог легко вскарабкаться на край крыши мельницы. А к сараю, как лестница, примыкал забор. Алексей подошел к забору, с него влез на крышу сарая, а оттуда на крышу мельницы. Мельница, как все хозяйственные постройки в Бельцах, была покрыта железом, покрашенным в зеленый цвет.
        Стаявший снег уничтожил все следы, но Алексей, подойдя к печной трубе, осмотрелся и увидел, что до позиции, где он стоял в ту зимнюю ночь отсюда не больше двадцати шагов. Даже очень плохой стрелок не мог бы промахнуться в такую крупную мишень, какой был он в ту ночь для невидимого врага. Князь осмотрелся и понял, что стрелок не мог спуститься тем же путем, каким пришел, он попал бы в руки секундантов, чья позиция была напротив забора, примыкающего к сараю, поэтому ему оставался один путь - спрыгнуть с крыши.
        Алексей подошел к краю крыши и посмотрел вниз. Зимой здесь лежали пушистые сугробы и человек, спрыгнувший отсюда, не должен был получить никаких повреждений. Но он на месте злоумышленника, сначала схватился бы за край крыши, загибающийся, образуя сток для воды, вытянулся бы на руках, а потом спрыгнул. Лес рос прямо у речушки. Зимой замерзшая и покрытая снегом, сейчас она весело журчала среди берегов. Молодой человек решил обойти мельницу и осмотреть плотину и примыкающий лес. Спустившись тем же путем, как и пришел, Алексей обошел здание и начал осмотр. На беленых стенах мельницы он увидел две борозды. Это было похоже на следы, оставленные начищенными черной ваксой сапогами. Он прикинул высоту. Выходило, что человек высокого роста, чуть ниже его, на руках держался за край крыши, упираясь ногами в стену, а потом спрыгнул.
        Вдруг боковым зрением Алексей увидел солнечный блик, отраженный от чего-то лежащего на земле. Он нагнулся и не поверил своим глазам: глубоко вдавленные в землю и присыпанные сором, оставшимся от стаявшего снега, перед ним лежали мужские золотые часы. Он разгреб сор и попытался поднять часы, но они так плотно были втоптаны в землю, что ему пришлось доставать их ножом. Князь догадался, что они выпали у неизвестного из кармана, когда тот цеплялся за край крыши, а потом мужчина рухнул на часы всем своим весом и вбил их во влажную землю. Он завернул часы в носовой платок и бережно положил в карман. Осмотрев задний двор и плотину и не найдя больше ничего, заслуживающего внимания, Алексей вернулся к коляске и поехал в Бельцы.
        По дороге молодой человек оттер часы платком и внимательно осмотрел их. Часы оказались дорогими, поскольку на их крышке бриллиантами был выложен вензель из переплетенных букв М и Б. Значит, стрелявший в него человек должен был богатым. Среди своих знакомых и соседей он не знал человека с такими инициалами. К сожалению, к разгадке, которую он так надеялся найти, князь не приблизился ни на шаг.
        Ужин Алексею подали в маленькой столовой, устроенной Катей для них двоих в те счастливые дни. Он отослал слуг и мрачно ковырял вилкой в тарелке, расчленяя в труху еду, вкуса которой не ощущал, когда услышал колокольчик подъезжающего экипажа. Безумная надежда, что жена вернулась, окрылила его, он выбежал из столовой и быстрым шагом вышел на крыльцо. Дверца дорожного экипажа, запряженного почтовой тройкой, открылась, из него вышел его дядя, князь Василий, и подал руку черноволосой смуглой женщине лет тридцати. Женщина была одета в кричащий ярко-малиновый капот и такого же цвета бархатную шляпку с белыми перьями. Алексею показалось, что он уже где-то видел это лицо. Они поднялись на крыльцо, где в недоумении стоял Алексей.
        - Племянник, позволь представить тебе мою супругу, - двусмысленно улыбаясь, обратился к нему князь Василий, - княгиня Мария-Елена Черкасская, старшая дочь и наследница графа Павла Петровича Бельского.
        - Ты с ума сошел дядя, - Алексей не мог поверить тому, что он услышал, - у графа Бельского нет дочери с таким именем.
        - Не горячись, племянник, мы все тебе объясним, пойдем в дом, - князь Василий, подхватив женщину под руку, прошел в дом, обойдя Алексея. Тому ничего не оставалось, как обогнать непрошеных гостей и войти впереди них в «голубую» гостиную.
        - Я жду объяснений, - сухо процедил Алексей, садясь в кресло, он жестом указал визитерам на диван.
        - Ты их получишь, и увидишь все документы, - князь Василий скинул пальто и помог женщине снять капот. Под капотом у нее оказалось бархатное платье ярко-красного цвета, и при взгляде на нее Алексей почувствовал себя быком, готовым растоптать копытами наглых самозванцев.
        - Ты, возможно, не знаешь, что твой тесть был женат до того как женился на графине Паниной, - князь Василий вопросительно уставился на племянника, но Алексей молчал, и тому пришлось продолжать. - Павел Петрович был женат на Анн-Мари Триоле, у нас имеется свидетельство о венчании, проведенном пятнадцатого сентября 1782 года полковым священником драгунского полка, в котором князь служил. От этого брака в мае 1783 года родилась дочь Мария-Елена, графиня Бельская. Она моя жена, мы поженились еще год назад в Париже, куда я ездил с дипломатической миссией. Мы были за границей и ничего не знали о смерти графа Бельского, но, написав генерал-губернатору этой губернии о правах Марии-Елены как наследницы, мы получили копию завещания и узнали, что ты уже вступил в имущественные права на Бельцы. По условиям завещания Бельцы и титул отходят мужу старшей дочери, которая на момент смерти отца замужем. Поэтому, племянник, сообщаю тебе, что титул и поместье отходят мне, а остальное имущество должно быть разделено между нашими женами.
        Алексей, выслушав их, молча поднялся и вышел из гостиной. Он прошел в кабинет, освещенный только пламенем камина, запер дверь и направился к французскому бюро, где оставил дневник графа и письмо его адвоката. Он повернул виноградную гроздь, вынул ящики и заднюю панель. В нише дневника не было, там лежал только большой белый конверт, где было написано его имя.
        Подойдя к столу, Алексей зажег свечи и вскрыл конверт. На стол выпали четыре письма. Три с написанными по-французски адресами он отложил в сторону, его письмо, отправленное Кате вместе с кедровым ларцом, было сложено пополам. Он развернул его и увидел две приписки сделанные по-французски и по-русски. Когда он прочитал последнюю фразу, написанную женой, ему показалось, что он умер, а потом воскрес.
        - Господи, ты смиловался надо мной, ты послал нам ребенка, благодарю тебя, - воскликнул Алексей.
        Он метнулся, решив немедленно выехать к жене, но, налетев на закрытую дверь кабинета, вспомнил, зачем пришел сюда. Нужно было что-то делать с самозванцами, но без дневника и письма адвоката доказательств их мошенничества у него не было. Закрыв потайную нишу в бюро, князь начал засовывать письма в карман сюртука, но ему что-то мешало, это были часы, найденные сегодня.
        Было похоже, что его дядя и наглая самозванка могут быть связаны и с покушением, раз они претендуют на имение и наследство. Но сейчас он не мог опровергнуть их слова, пусть предъявляют свои документы, ведь доказательства их подлога находятся сейчас у Кати. Он найдет жену, они покажут дневник с письмом и накажут мерзавцев. Алексей прошел в гостиную и остановился перед дядей, сидевшим на диване, поглаживая руку жены.
        - Князь Василий, вы можете предъявлять любые документы, делать то, что хотите. Но я с этого момента больше не считаю вас своим родственником. Я запрещаю вам приближаться к моим поместьям и домам, запрещаю приближаться к моей жене и моим сестрам. Если вы попробуете нарушить эти требования, в вас будут стрелять люди, отвечающие за спокойствие моих близких и охрану моего имущества. - Алексей сделал паузу и продолжил: - А сейчас покиньте мой дом. Ваш экипаж ждет. Убирайтесь.
        - Ты еще пожалеешь об этом, - прошипел князь Василий, - я припомню тебе все.
        - Вон отсюда, - приказал Алексей, его лицо потемнело, руки сжались в кулаки.
        Женщина схватила свой капот, было видно, что она испугана, Молодой человек снова подумал, что он где-то ее видел. Князь Василий помог женщине одеться, перекинул свою шубу через руку и пошел впереди жены к выходу. Француженка засеменила за ним, испуганно оглянувшись на Алексея. Спустя несколько минут молодой человек услышал шум отъезжающего экипажа.
        Передав Сашке распоряжение - приготовить на рассвете экипаж для поездки в Санкт-Петербург, Алексей взял перо и быстро набросал письмо генерал-губернатору князю Ромодановскому. Он решил не вдаваться в подробности, а изложить только факты и предупредить князя. Тем не менее, письмо получилось довольно длинным:
        «Ваше высокопревосходительство!
        Обращаюсь к вам по поводу, вызвавшему у меня крайнюю озабоченность.
        Сегодня, 15-го апреля 1812 года, мой дядя, светлейший князь Василий Черкасский, заявил претензии на получение имения Бельцы и титула графа Бельского, поскольку он женат на Марии-Елене, родившейся в мае 1783 года, дочери графа Павла Петровича Бельского от брака с француженкой Анн-Мари Триоле. Основанием для его требований является то, что его жена является старшей дочерью графа Бельского, и на момент его смерти, по словам моего дяди, она уже была за ним замужем.
        У моей жены есть дневник ее отца, где описана история женитьбы графа на Анн-Мари Триоле, из дневника явно следует, что после венчания, граф сразу уехал в действующую армию и его брак не был осуществлен. Также имеются свидетельства из монастыря, куда постриглась в феврале 1783 года Анн-Мари Триоле, о том, что она не имела детей, а была непорочной девушкой. Эти документы, находящиеся у моей жены, уехавшей в Санкт-Петербург, я перешлю вам при первой же возможности.
        Для меня очень важно понять, участвует ли мой дядя в интриге, затеянной самозванкой, как ее сообщник, или его обманывает наглая преступница, пользуясь его доверчивостью.
        С уважением и благодарностью за ваш труд. Алексей Черкасский».
        Запечатав конверт, он написал еще несколько коротких писем управляющим во все имения, домоправителям всех его домов в обеих столицах, управляющему его делами в Санкт-Петербурге англичанину Фоксу, через которого он руководил своим флотом. Всем было дано указание, ни под какими предлогами не пускать князя Василия в дома и усадьбы и не иметь с ним никаких дел.
        Оставалось еще одно незаконченное дело. Достав чековые книжки, князь выписал три чека на крупные суммы, предназначенные его бывшим любовницам, и, написав письма своим поверенным в Лондоне и российских столицах с указанием передать чеки дамам на условиях отсутствия претензий при прекращении отношений, запечатал конверты. Долги были отданы, и прежняя жизнь была кончена.
        Рано утром Алексей сел в дорожный экипаж и отправился в губернский город. Сдав письмо в канцелярию генерал-губернатора, и отправив на почте остальные, он поменял свою тройку на почтовую. Сашка сам запряг почтовых лошадей в экипаж, и со строгим наказом конюху, беречь своих любимцев, отправил светло-серую тройку во главе с Ганнибалом в Ратманово. Алексей в нетерпении ждал его в экипаже, наконец, Сашка уселся на облучок, и лошади тронулись. Впереди был Санкт-Петербург, а в нем была Катя.
        Алексей приказал Сашке брать на стации таких лихих ямщиков, чтобы можно было два или даже три раза за день менять тройки. В рекордный срок за десять дней они долетели до столицы, встретившей их серым небом и моросящим дождем. Путешественники подъехали к дому Черкасских на Миллионной улице, где, несмотря на неожиданность приезда, все было готово к услугам хозяина. Через час, приняв ванну и надев серый сюртук и плащ, он велел заложить экипаж. Уже сегодня он надеялся увидеть Катю.
        Слуга, за этот час успевший разузнать, где находится контора Ивана Ивановича Штерна, рассказал Сашке, как туда проехать, Алексей сел в экипаж, и через три четверти часа входил в контору поверенного своей жены. Иван Иванович сам вышел встретить важного клиента и проводил его в свой кабинет. Мужчины молча смотрели друг на друга, Алексей начал первым:
        - Господин Штерн, я приехал за своей женой, я знаю, что вы занимались ее делами, скорее всего она вам сказала, что между нами случилось тяжкая размолвка, но я хочу восстановить мир в семье, особенно теперь, когда Катя ждет ребенка. Прошу вас сообщить мне, где сейчас находится моя жена.
        - Ваша светлость, сейчас ваша жена находится в море, ее корабль отплыл в Лондон вчера. - Лицо Штерна выражало сочувствие. Такого удара Алексей не ожидал.
        - Кораблем какой компании вы ее отправили?
        - Это компания «Северная звезда», корабль «Орел», - объяснил Штерн, - самая надежная компания в Санкт-Петербурге.
        - Я знаю, - согласился Алексей, который не хотел вдаваться в подробности своих планов, - пожалуйста, скажите, она вам ничего не говорила про злоумышленников, отравлявших жизнь семьи ее родителей и нашей?
        - Княгиня высказала мне все свои сомнения. - Штерн не спешил продолжать свою мысль. - А у вас, ваша светлость, есть какие-либо соображения по этому вопросу?
        - Да, вчера мой собственный дядя князь Василий Черкасский предъявил мне свою новую жену, которую он назвал старшей дочерью графа Бельского от брака с Анн-Мари Триоле. Но я сам читал письмо адвоката Роше, полученное отцом моей супруги в 1784 году, где подтверждается, что Анн-Мари не имела детей, а вступила в феврале 1783 года в орден бернардинок, куда могут вступить только непорочные девушки, и умерла там монахиней в ноябре того же года от чахотки. Поэтому мне ясно, что жена моего дяди - самозванка, я не знаю только, сам он в сговоре с ней или действует по незнанию.
        - Да я тоже читал это письмо и дневник покойного графа. Ваша супруга показывала мне их.
        - А где сейчас эти документы? - с надеждой спросил Алексей. - Они у вас?
        - Нет, княгиня забрала их с собой, - развел руками Штерн, - сейчас они на пути в Англию.
        - Жаль, но я постараюсь нагнать жену в Лондоне и сразу переправлю их вам, - решил Алексей и написал в большом блокноте, лежащем на столе поверенного адрес генерал-губернатора князя Ромодановского. - Прошу вас заверенные копии этих документов переслать генерал-губернатору, а в случае его желания, также прошу вас отвезти ему документы лично.
        - Конечно, я все сделаю, я так и ждал, что объявятся наследники, но я думал, что кто-то будет выдавать себя за первую жену графа, а оказывается, нам предъявляют дочь, - поверенный нахмурился. - Княгиня сказала мне, что вам стреляли в спину на дуэли, спровоцированной подложными письмами.
        - Да, я искал хоть какие-то зацепки, даже нашел на месте дуэли, там, где стрелявший спрыгнул с крыши мельницы, золотые часы, принадлежащие явно богатому человеку, но у меня нет никого из знакомых с такими инициалами, как на вензеле часов.
        - Какой вензель? - явно забеспокоился Штерн, - на часах редко делают вензеля.
        - Переплетенные М и Б, выложенные бриллиантами, - пояснил Алексей и, достав часы, которые он сегодня собирался показать ювелирам в лавках на Невском, протянул их поверенному.- Вот, пожалуйста, явно очень дорогая вещь.
        - Очень дорогая, ваша светлость, она стоит семь тысяч рублей, - подтвердил Штерн и отошел к бюро, стоящему у окна, где начал перебирать счета в ящиках. - Вот счет на оплату, я сам оплатил эти часы в ноябре позапрошлого года, покупая по поручению графа и графини Бельских подарок их сыну Михаилу ко дню ангела. Так что, ваше сиятельство, хозяин этих часов не мог в вас стрелять три месяца назад, он уже почти год, как в могиле.
        - Они могли пропасть только из квартиры, где убили молодого графа или из Белец, куда прибыли с вещами после его смерти. Но это мы сейчас проверим, - сказал поверенный и, вызвав клерка, распорядился позвать Агафью Ивановну. Через пять минут в комнату вошла женщина средних лет с приятным и умным лицом.
        - Вот, князь, Агафья Ивановна работала горничной в квартире, где жил князь Михаил, и где до вчерашнего дня жила ваша супруга. - Штерн повернулся к поклонившейся женщине, - скажите нам, ведь вы упаковывали вещи покойного князя Михаила, когда мать увозила его тело из Санкт-Петербурга?
        - Да, я, - удивленно смотрела на хозяина женщина.
        - Посмотрите, пожалуйста, видели ли вы эти часы среди вещей, которые тогда упаковывали? - попросил Штерн, протянув женщине часы.
        - Нет, их там не было, - решила горничная и задумалась, - вообще не было никаких драгоценностей графа, и одежды было мало, он ведь, когда приехала мать с сестрами, к своей актрисе перебрался, только им говорил, что в полк, но слуги то знали.
        - Слуги всегда все знают,- согласился Штерн, жестом отпуская горничную. Но Алексей, встав, задержал ее, и, провожая до двери, задал несколько вопросов о здоровье жены. Он убедился, что Катя села на корабль, будучи здоровой, и с ребенком все было в порядке. Поблагодарив Агафью Ивановну, он вернулся к столу поверенного.
        - Ваша светлость, давайте сейчас запишем ваши показания и заверим их, потом я запишу показания Агафьи Ивановны и тоже заверю их, и вместе с дневником и письмом адвоката отправлю генерал-губернатору. Ведь получается, что в вас стрелял человек, причастный к убийству графа Михаила Павловича, или даже сам убийца. В документах следствия по этому делу есть показания соседей, видевших высокого черноволосого человека, по виду иностранца, несколько дней следившего за квартирой, где убили графа.
        - Хорошо, давайте так и сделаем, - согласился Алексей и протянул поверенному часы, - Я готов, кто будет записывать?
        Штерн пригласил секретаря, и князь во всех подробностях продиктовал свой рассказ о подложных письмах, дуэли, выстреле в спину и об уликах, найденных им на мельнице. Потом он подписал свои показания, а Штерн и секретарь заверили их. Закончив, молодой человек попрощался с поверенным и обещал заехать к нему завтра.
        Алексей сразу по приезде направил письмо государю с просьбой об аудиенции, но ответа ждать было еще рано. Поэтому он поехал в контору «Северной звезды», располагавшуюся недалеко от его дома. В конторе он сразу прошел в кабинет мистера Фокса, управлявшего делами его флота в Санкт-Петербурге. Фокс высокий, худой с сухими чертами жесткого лица, вышел ему навстречу из-за стола. Он свободно говорил по-русски, но Алексей перешел на английский язык, чтобы писари в конторе, не поняли их разговора.
        - Приветствую вас, Джон, как у нас дела, блокада французов не ослабла? - он задал вопрос так, чтобы понять, большой ли опасности подвергается его жена при переходе через Балтику и Северное море.
        - Нет, сэр, не только не ослабла, а становится все жестче, - озабоченность англичанина была очевидной. - Мы пока не потеряли ни одного корабля, но в других конторах уже большие потери.
        - Кто капитан «Орла», Сиддонс?
        - Да, сэр, он опытный и храбрый человек. Почему это вас интересует? -забеспокоился англичанин, - у нас какие-то проблемы?
        - Нет, Джон, у нас все хорошо, просто одна из пассажирок на «Орле» - моя жена.
        - Но, сэр, там занято всего две каюты, одна - графиней Бельской, а вторая - ее служанками, других пассажиров там нет.
        - Моя жена путешествует под девичьей фамилией, - объяснил Алексей, которому не хотелось вдаваться в подробности. - Какой маршрут у «Орла»?
        - Он идет в Ливерпуль, а затем в Лондон, Сиддонс должен разгрузиться в Ливерпуле, а потом взять груз тканей и колониальных товаров из Лондона, - сверился с книгами мистер Фокс. - Его отплытие из Лондона ожидается в период с 12 по 14 мая.
        - Когда ближайший корабль отплывает в Лондон?
        - Это «Манчестер», он придет через три дня, три дня нужно на разгрузку и ремонт и еще два дня на погрузку, - говоря, англичанин загибал пальцы, - на девятый день, сэр, вы можете отплыть.
        - Хорошо, зарезервируйте мне каюту на «Манчестере», я отплываю на нем в Лондон, - решил Алексей, пожав руку англичанину, он простился со служащими конторы и поехал домой.
        Приглашения из дворца еще не было, значит, ему предстояло провести сегодняшний вечер дома. Подумав, что сидеть одному в пустом особняке ему будет невыносимо, князь поехал в английский клуб, членами которого он и его двоюродные братья стали еще десять лет назад. Он надеялся встретить кого-нибудь из знакомых и скоротать время за игрой в карты.
        Желание его исполнилось: несколько друзей юности, уже остепенившиеся женатые люди, сбежавшие от своих хлопотливых обязанностей отцов маленьких детей и мужей хорошеньких требовательных жен, с удовольствием проводили время за картами. Алексей был встречен восторженно, принят в игру, и провел с друзьями время почти до трех часов ночи. Когда закончились балы и приемы, дававшиеся в этот вечер во многих домах, количество мужчин, желающих скоротать остаток ночи в клубе, стало расти на глазах. Алексея постоянно окликали, приветствовали, хлопали по плечу, но он не выходил из игры, пока не увидел человека, с которым обязательно должен был сегодня поговорить - своего двоюродного брата Николая.
        Поблагодарив партнеров и забрав выигрыш, он сделал знак Николаю подождать его в боковом кабинете, где сейчас никого не было. Кузен кивнул в ответ и прошел в полумрак комнаты, слабо освещенной пламенем камина.
        - Здравствуй, дружище, - Николай обнял двоюродного брата, - как я рад снова видеть тебя в столице.
        - Я тоже очень рад тебя видеть, но, похоже, у меня для тебя есть сюрприз, - сообщил Алексей, не зная, известно ли Николаю о женитьбе отца, но подозревая, что, скорее всего, не известно. - Как зовут твою мачеху?
        - Какую мачеху, это что шутка? - Николай продолжал улыбаться, - наверное, я здесь должен засмеяться?
        - Десять дней назад ко мне приехал твой отец и представил женщину, француженку, как свою жену Марию-Елену Черкасскую, старшую дочь графа Бельского от первого брака, - рассказал Алексей, внимательно глядя на брата, тот так побледнел, что было ясно, что известие, полученное им сейчас, потрясло его.
        - Давай сядем и я все тебе расскажу, - предложил Алексей.
        Они сели в кресла, стоящие около камина, и он начал свой рассказ с повеления императора, полученного в декабре в Москве, и закончил его визитом дяди десять дней назад. Когда он замолчал, Николай был бледен как полотно. Через минуту он собрался с силами и заговорил.
        - Мы всегда скрывали, поэтому ты не знал, хотя бабушка и твой отец могли догадываться, что отец уже растранжирил все, что ему оставил дед и приданое моей матери тоже. Он продал имения и вложил все деньги в какие-то темные проекты за границей. Проекты прогорели, чтобы вернуть потери, он взял займы и опять вложил в какие-то акции, и снова прогорел. У него огромные долги, он еле успевает выкручиваться по процентам. У нашей семьи осталось только то имущество, что мама получила по наследству от своих деда и бабушки. У них она была любимой внучкой. Почти десять лет мама отвечала отказом на все просьбы отца продать полученные в наследство поместья и отдать ему деньги. У нее оказался на удивление твердый характер для такой хрупкой женщины, какой она была. А потом три года назад она заболела, врачи сказали, что сдало сердце, хотя она никогда раньше на него не жаловалась. Наша еще молодая матушка угасла за две недели. За неделю до смерти, она позвала меня и показала потайной ящик в секретере, где лежало ее завещание. Мама все поделила между мной и братом. Она оставила нам по два имения каждому, и по
доходному дому на Невском. Теперь мы оба богаты. Но то, как повел себя отец, когда зачитали завещание, я никогда не забуду: он поносил нас с Никитой последними словами и заявил, что мы ему больше не сыновья. С тех пор мы с ним не общаемся. Он мог жениться и не поставить нас в известность. Но я не верю, что отец мог быть причастен к покушению на тебя, скорее я поверю, что он связался с авантюристкой, пообещавшей ему деньги.
        - Мы обязательно разберемся со всем этим, - пообещал Алексей, ободряюще положив руку на плечо кузена, - а сейчас поедем спать, время уже почти четыре часа.
        Они простились и разъехались по домам. Алексей не стал говорить Николаю, как ему не понравился рассказ кузена о смерти тетки, умершей от отказа сердца, на которое никогда ранее не жаловалась.
        Утром Алексей окончил завтрак и пил кофе, когда фельдъегерь привез приглашение во дворец на аудиенцию к императору, Его ждали к трем часам пополудни. Времени до встречи у него было достаточно, и князь решил навести справки о своей новой родственнице во французском посольстве, что находилось на одной улице с его особняком. Надев темно-синий дневной сюртук и накинув плащ, через пару минут он входил в здание французского посольства, и, передав свою карточку дежурному секретарю, попросил встречи с послом. Любезный молодой человек, одетый по последней французской моде, вышедший ему навстречу, сообщил, что господина посла сейчас нет, он уехал во Францию, но лично он, третий секретарь посольства, с удовольствием сделает для светлейшего князя все, что в его силах.
        - Меня интересует Мария-Елена, графиня Бельская, находящаяся сейчас в России, - заявил Алексей, внимательно глядя на секретаря. Он заметил, что при этом имени молодой человек начал нервничать.
        - Не припомню такого имени, - секретарь ответил слишком быстро, чтобы можно было поверить, что он не лжет, - но мы поднимем все наши документы по въезжающим в Россию гражданам Франции и обязательно сообщим вашему сиятельству. Куда прислать ответ?
        Алексею ничего не оставалось, как продиктовать свой адрес и откланяться. Шустрый красавец наверняка знал особу, о которой его спрашивали, но решил все отрицать. Это было очень подозрительно.
        Вернувшись к себе, Алексей переоделся во фрак и поехал в Зимний дворец, где его ждал император. По дороге он раздумывал, рассказывать ли Александру о печальных событиях, произошедших в его семье, но по здравом размышлении, решил не искушать судьбу и не посвящать государя в свои проблемы.
        Лакей привел его к кабинету императора и пошел доложить о прибытии князя Черкасского. Дверь тут же распахнулась, Александр быстро вышел в коридор и обнял Алексея.
        - Как я рад снова видеть тебя, - улыбаясь, сказал император и увлек друга в кабинет, - как мне тебя не хватало. Рассказывай о молодой жене. Что она красива?
        - Прекрасна как ангел, благодарю вас, ваше императорское величество, за ту милость, что вы мне оказали, выбрав меня в мужья графине Бельской.
        - Славно, я рад, что все так получилось, - заметил Александр и стал серьезным, - я тебя призываю на службу, скоро начнется война с Наполеоном, а у нас не подписан мир с Турцией. Кутузов медлит, я ему в конце марта отправил указания по нашим действиям, а он их игнорирует. В этом вопросе мне нужен человек, которому я полностью доверю. Ты немедленно поедешь в Молдавию и не вернешься, пока не привезешь мне мир. Такой опасности для нашего Отечества не было со времен Петра Великого.
        Алексей выдержал новый удар, сорвавший все его планы, с каменным лицом. Еще раз поздравив себя с тем, что он принял правильное решение: не посвящать императора в свои личные проблемы, собрав волю в кулак, он спокойно ответил:
        - Рад стараться, ваше императорское величество. Мне нужно получать какие-либо инструкции? Я готов выехать завтра на рассвете.
        - Нет писать мы ничего не будем, я уже написал Кутузову, больше никто ничего знать не должен,- объяснил Александр, он сел за стол, указав Алексею кресло напротив.- Мне нужен не просто мир, а наступательный или оборонительный союз с турками, чтобы они могли выставить полки из сербов и других славянских народов в помощь нам против Франции. Я дал Кутузову великие полномочия, разрешил пожертвовать территориями в Азии, даже разрешил, в крайнем случае, провести границу по Пруту. Но мне нужен союз с Портой, нужны славянские полки. Наполеон уже собрал войска у наших границ, он может перейти Неман хоть завтра. Выезжай немедленно, разберись, почему медлит Кутузов. Сейчас важен каждый час.
        - Я выезжаю немедленно, -согласился Алексей и встал.
        - Езжай без остановок. Собирайся, подорожную тебе привезут домой через час вместе с тройкой. Меня ищи в Вильно, через неделю я выезжаю в первую армию к Барклаю-де-Толли и останусь там до конца июня.
        Александр обнял друга и проводил до выхода из кабинета. Идя по коридорам Зимнего дворца, князь думал, что поездка в Лондон откладывается, самое меньшее, на два месяца. Даже если он будет ехать круглосуточно, все равно, раньше чем через двадцать дней он до ставки Кутузова не доедет. Сколько он пробудет там, неизвестно. Нужно было что-то придумать, как-то решить его дело с Катей. Не заезжая домой, молодой человек поехал в контору Штерна. Иван Иванович вышел ему на встречу и проводил в кабинет.
        - Здравствуете, ваша светлость, когда вы отплываете? - поинтересовался он.
        - Я не могу сейчас поехать, император посылает меня с личным поручением в Молдавию к Кутузову. - Алексей помолчал, думая, может ли он положиться в самом важном для него деле на этого малознакомого человека. - Я прошу вас, Иван Иванович, помочь мне в тех сложных обстоятельствах, в которых оказалась моя семья. Я напишу письмо жене, а вас прошу отправить его и получить от нее ответ и документы, а далее действовать так, как мы договаривались, через генерал-губернатора князя Ромодановского.
        - Конечно, я сделаю все, что нужно, - пообещал Штерн и встал из-за стола, - прошу, садитесь и пишите.
        Он жестом указал на свое кресло за письменным столом, а сам вышел, дав Алексею возможность писать без свидетелей. Молодой человек пододвинул бумагу и задумался, в одном письме нужно было рассказать о своих чувствах и предупредить об опасности. Но письмо получилось, на удивление коротким:
        «Дорогая моя Катюша,
        Я много раз писал тебе, умоляя простить меня, но по злому стечению обстоятельств, ты не получала моих писем. Я надеюсь, что это письмо найдет тебя. Если бы я был рядом с тобой, я бы на коленях просил тебя о прощении, но я далеко, поэтому я пишу: прости меня. Я так виноват перед тобой, но, может быть, ты найдешь в своем сердце милосердие и простишь несчастного, пребывающего в отчаянии с того момента, как потерял тебя.
        Милая моя, я не могу жить без тебя. Я люблю тебя».
        Подписав письмо, Алексей решил поручить Штерну подробно написать Кате обо всех остальных обстоятельствах, касающихся самозванцев.
        - Вот, Иван Иванович, мое письмо к жене, в нем только личное, прошу вас, напишите сами Кате обо всем остальном, - он протянул вошедшему Штерну письмо.- Простите, я должен ехать, я думаю, подорожная и тройка уже ждут меня дома.
        Штерн заверил его, что сегодня же отправит письма по своим каналам в Лондон, они пожали друг другу руки, и Алексей поехал домой.
        Тройка действительно стояла во дворе его дома. Сашка мялся около лошадей, ожидая, едет ли он с барином или нет. Алексей дал ему двадцать минут на сборы, за это же время собрался сам: надел мундир и саблю, взял пистолеты, несколько смен белья, пару запасных сапог и бритву, кинул все это в саквояж из оленей кожи, и вышел во двор. Сашка уже сидел на облучке рядом с ямщиком. Алексей сел в коляску, и тройка помчалась в Молдавию, в ставку Кутузова.


        ГЛАВА 10
        Морское путешествие измотало Катю. Дурнота, мучившая ее по утрам, усугубилась морской болезнью, и молодая женщина практически не вставала с койки. Марта и Поленька, бесконечно суетились вокруг нее, предлагая то попить, то съесть кусочек, и отнимали у хозяйки последние силы. Катя отдыхала, только отправив их гулять на палубу, тогда она притихала, свернувшись калачиком, и успокаивалась. Она не спала, а просто лежала не в силах прогнать свои тяжелые думы. Прошлое ее было мрачно, будущее - туманно. Она запрещала себе думать об Алексее, но мысли не слушались ее. Катя напоминала себе, что он отказался от нее, откупился деньгами. Она пыталась воскресить в памяти ужасное лицо человека, истязавшего и унижавшего ее. Но предательское сердце воспоминало его нежные взгляды, его заботу о ней и горячие ласки, которыми он осыпал ее в тишине их зимних вечеров. До сих пор при воспоминании о них ее сердце начинало стучать чаще и теплые волны пробегали по всему телу.
        На двенадцатый день пути в каюту прибежала радостная Поленька и сказала, что корабль вошел в устье Темзы и через два часа они должны прибыть к месту назначения. Исхудавшая Катя поднялась с постели, оделась и с трудом поднялась на палубу. В устье реки не было морской качки, и она с удовольствием вдохнула свежий воздух. Оба берега реки показались молодой княгине одним сплошным портом, повсюду сновали маленькие лодки и медленно проходили большие суда. Множество причалов на обоих берегах реки было занято кораблями, что-то загружавшими или разгружавшими. Низко летали чайки. Катя почему-то сразу поверила, что у нее здесь начнется новая жизнь и ей будет здесь хорошо.
        Через два часа корабль пришвартовался к пристани. Капитан Сиддонс послал посыльного в контору, адрес которой дал Кате Штерн, и через час на корабль прибыл солидный человек средних лет в черном длинном сюртуке. Человек представился Кате как мистер Буль - партнер мистера Штерна. Он пригласил княгиню проехать с ним в его коляске до ее дома на Аппер-Брук-стрит, а для ее служанок и вещей им уже были наняты экипаж и повозка. Дав инструкции Поленьке и Марте и попрощавшись с капитаном, Катя сошла с корабля. Красивая коляска, запряженная блестящей вороной лошадью, довезла их до района, застроенного просторными дворцами в модном лет пятьдесят назад стиле классицизма, и остановилась у ворот одного из них.
        Забор с высокими коваными воротами и кружевными решетками окружал прекрасный сад, разбитый вокруг трехэтажного дворца, выкрашенного в нежно-зеленый цвет. Греческий портик над широким крыльцом и белые полуколонны, обрамляющие окна второго этажа были единственным украшением этого фасада, создавая впечатление строгости и классической простоты. Дворец сразу понравился Кате этой утонченной простотой и роскошным садом, его окружавшим, но молодая женщина растерялась, ведь она ожидала увидеть дом, а оказалось, что ей принадлежит дворец.
        - Вы называете это дом? - спросила она мистера Буля.
        - В этом районе имеются только такие дома, и их хозяева называют их домами. У нас во дворце живет только королевская семья, аристократы в Лондоне живут в домах, а за городом - в поместьях. Я выполнил все пожелания моего партнера: дом куплен в аристократическом районе, вам обеспечены соседи вашего круга. Вам не нравится дом? - испугался мистер Буль, начав краснеть и волноваться.
        - Дом мне нравится, спасибо, - успокоила англичанина Катя, - давайте войдем.
        Тот вынул большой фигурный ключ и открыл тяжелую входную дверь.
        - Прошу вас, госпожа графиня, заходите, дом убран, прислуга: дворецкий и три горничные прибудут сегодня вечером. Остальных слуг вам наймет дворецкий в соответствии с вашими пожеланиями, - объясняя, мистер Буль провел ее в огромный вестибюль, обшитый деревянными панелями, под его сводчатым потолком, украшенным фонарями, вполне могла проехать карета на высоких рессорах. Белый мраморный пол был инкрустирован вставками из темно-зеленого камня.
        - Что это за камень? - поинтересовалась Катя.
        - Это нефрит, его привозят из Индии, - ответил мистер Буль и, с явным облегчением услышав шум подъезжающих повозок, вышел встречать Марту с Поленькой.
        Носильщики, приехавшие с грузом, занесли вещи и сели на сундуки, ожидая указаний, в какие комнаты им носить вещи дальше. Мистер Буль протянул Кате бархатный портфель.
        - Госпожа графиня, здесь документы на дом, купленный на ваше имя, и план дома, с указанием комнат, одобренный мистером Штерном. Также здесь десять тысяч фунтов на расходы на первое время, потом вы сами начнете получать деньги по чековым книжкам. Вы располагайтесь, а я завтра в полдень приеду, чтобы отвести вас в банки, где хранятся ваши средства. Я представлю вас управляющим, и мы получим для вас чековые книжки.
        Англичанин откланялся, а Катя, открыв портфель, прочитала купчую, выписанную на имя графини Екатерины Павловны Бельской, и начала рассматривать план дома, приложенный к ней.
        На первом этаже были две гостиные, большая и малая столовая, бальный зал и музыкальный салон, на втором этаже располагались спальни, а на третьем были комнаты для прислуги и бельевые кладовые. Был еще полуподвал, где размещалась большая кухня и кладовые для припасов. Княгиня велела нести сундуки на второй этаж. Первая же дверь по коридору в правом крыле дома, вела в большую спальню с тремя окнами по одной стене, обитую светлым шелком в цветочках, обставленную изящной белой мебелью. Около широкой кровати с розовым шелковым одеялом лежал обюссонский ковер цвета слоновой кости с вытканными розовыми гирляндами и листьями лавра.
        - Заносите сундуки сюда, - решила Катя, - я буду жить здесь, а вы выбирайте себе комнаты сами, - обратилась она к Марте и Поленьке.
        Носильщики занесли сундуки, Марта расплатилась с ними и они ушли. Женщины остались одни. Катя устало прилегла на кровать, Марта побежала на кухню, попытаться что-нибудь приготовить своей госпоже, а Поленька начала рассматривать комнаты.
        К спальне, выбранной молодой женщиной, примыкала большая гардеробная, а на другой стене была симметричная ей дверь. Поленька повернула ключ и распахнула ее, за дверью находилась такая же спальня, но с гладкой обивкой стен и темной мебелью, очевидно предназначенная для мужчины.
        - Вот, барышня, и спальня вашего мужа, - Поленька поглядела на хозяйку, ожидая ее реакции.
        - У меня нет мужа, - устало, не открывая глаз, ответила Катя, - там будет детская.
        - Хорошо, как скажете, - Поленька пыталась развеселить уставшую хозяйку, - мебель поменяем, и выйдет славная детская.
        Обрадованная Марта вернулась с кухни и принесла Кате поднос с чаем. Она обнаружила запас продуктов на пару дней и обещала Кате через часок блинчики с джемом и сыр. К вечеру явились обещанные мистером Булем слуги. Дворецкий, высокий благообразный человек в черном сюртуке, представился как мистер Гариссон, с ним пришли три миловидные горничные. Катя их приветливо встретила и рассказала дворецкому, что кухарка уже есть, а нужно найти кучера и конюха, поскольку она хочет купить экипаж и пару лошадей. С остальной прислугой она собиралась разобраться потом.
        На следующий день княгиня поехала с мистером Булем в банки, где ее отец держал деньги. Банков было три, везде Катю как очень крупную клиентку встречали с почетом. В каждом из банков мистер Буль познакомил ее с управляющим, а тот, в свою очередь, представил ей специально закрепленного за ней клерка. Во всех банках она оставила образец своей подписи, и ей выдали чековые книжки. Отвозя ее домой, мистер Буль спросил, чем он может еще помочь госпоже графине.
        - Мне нужны экипаж и лошади: пара для коляски. Они должны быть самыми лучшими, - сказала Катя.
        - Я сегодня же пошлю человека в Таттерсхолл, экипаж и лошадей вам доставят, - пообещал мистер Буль, высадил клиентку около дома и распрощался с ней.
        Пока Катя ездила по банкам, в доме закипела жизнь. Марта с дворецким закупили продукты и открыли кредит в близлежащих магазинах. Катю в маленькой столовой ждал прекрасный обед, который она с удовольствием съела. Устав от долгой деловой поездки, молодая женщина легла отдыхать, а когда к вечеру проснулась, Поленька сообщила ей, что мистер Гариссон нанял кучера и конюха.
        На следующее утро от каретника прислали четырехместный черный лаковый экипаж с сиденьями, обитыми темно-зеленым бархатом, а к вечеру в дом доставили пару прекрасных белых лошадей. С лошадьми принесли записку от мистера Буля, в ней говорилось, что поскольку его клиентка требовала самых лучших лошадей, ему пришлось взять самых дорогих, но продавцы его уверили, что сейчас эти лошади - лучшие в Лондоне. Катя погладила головы благородных животных и согласилась, что они действительно совершенны.
        Постепенно жизнь в доме налаживалась, маленькое хозяйство работало как часы, вмешательства Кати в дела больше не требовалось, и она опять осталась наедине со своими мыслями. Снова и снова возвращали они ее к той ужасной ночи. Почему Алексей так легко поверил, что она любовница Пети? Неужели она дала повод подумать о себе как о развратной женщине. Да, она называла Петю уменьшительным именем. Но они друзья детства, в чем преступление называть друга так, как называла его всегда? Почему муж не дал ей возможности объясниться, а сразу поверил мерзости, написанной в анонимном письме?
        Нет, у нее есть гордость, и она до конца своих дней будет проклинать это чудовище, за волосы тащившее ее на расправу. Но в памяти всплывало лицо мужа, смотревшего на нее с раскаянием и нежностью, его слова: «Милая, прости меня». И она чувствовала, что уже готова простить все обиды, лишь бы вернуть прошлое счастье.
        Поняв это, Катя совсем расстроилась. Кого она собирается прощать, ее муж в этом не нуждается, он за ее счет получил прощение императора и теперь ведет в столице свою привычную свободную жизнь. Его ласки были настолько умелыми, что даже она с ее неопытностью понимала, какой огромный опыт общения с женщинами за этим стоит. Призвав на помощь остатки своей гордости, Катя запретила себе думать о потерянном прошлом, а решила заняться своим здоровьем, чтобы не навредить будущему ребенку.
        Ее худоба, приобретенная во время поездки по морю, постепенно начала отступать. Марта и Поленька все время подсовывали ей вкусные кусочки и уговаривали поесть. Молодая женщина много спала, гуляла в своем саду, а потом, узнав, что в десяти минутах ходьбы от ее дома находится Гайд-парк, начала выходить туда на прогулки с Поленькой.
        Горничная уговаривала ее сменить черные платья на более светлые, чтобы ребенку было хорошо и радостно, но Катя отказалась, сказав, что через шесть недель будет полгода, как скончался батюшка, тогда она и снимет траур, а к тому времени старые платья будут малы. Она решила через месяц заказать новые платья на Бонд-стрит, а пока носить эти.
        В конце мая Катя в сопровождении Поленьки шла гулять в Гайд-парк. Прекрасная почти летняя погода с ясным голубым небом и ласковым солнышком, нежно греющим кожу сквозь шелк платья, радовала душу. Казалось, что все в этом солнечном городе всегда будет хорошо. Вдруг внимание княгини привлек громкий детский плач. У ворот Гайд-парка служитель тащил за руку упирающуюся девочку лет двенадцати, босую и одетую в лохмотья, она громко кричала и плакала навзрыд.
        Катя быстрыми шагами подошла к служителю, заставила его остановиться и осведомилась, что здесь происходит. Она говорила по-английски без акцента, но что-то в ее облике, покрой платья или необычная внешность выдавали в ней иностранку, поэтому служитель засомневался, стоит ли отвечать этой женщине, одетой в простое черное платье. Угадав его сомнения, Катя повелительным тоном произнесла:
        - Я русская княгиня, живу на Аппер-Брук-стрит, и хочу знать, что происходит около моего дома.
        - Ваша светлость, эта оборванка просила милостыню около входа в парк,- объяснил служитель, крепко удерживая руку девочки, переставшей плакать и внимательно смотревшей на Катю.
        - О, миледи, я не попрошайничала, я пела, хотела заработать немного денег для тети, она так больна, - заговорила по-французски девочка, умоляюще глядя на Катю.
        - Так ты француженка? - Катя перешла на французский язык.
        - Да, миледи, я дочь герцога де Гримона, тетя вывезла меня сюда, когда я только родилась. У нас ничего нет, а тетя так больна, ей нужны лекарства, - девочка смотрела на Катю огромными глазами цвета морской волны, омытыми слезами.
        - Пожалуйста, отпустите девочку, она больше не будет вам досаждать, я забираю ее с собой, - обратилась Катя к служителю, снова переходя на английский язык. Она протянула руку и, забрав ручку девочки из ладони служителя, резко повернулась и пошла обратно, уводя за собой ребенка. Поленька пошла следом за ней, закрывая их спиной от оторопевшего англичанина.
        Они быстро дошли до дома. Катя, не отпуская руку девочки, прошла в гостиную, названную ею «мавританской» за рисунок на коврах и гардинах.
        - Позови Марту, - велела она Поленьке, потом перешла она на французский язык, обращаясь к гостье, - а ты садись и рассказывай по порядку все о себе и своей тете.
        Девочка боязливо села на золотистую шелковую обивку резного кресла и подобрала грязные лохмотья, бывшие когда-то платьем, стянув их на коленях, чтобы не касаться мебели. Вошедшая Марта в недоумении уставилась на ребенка.
        - Покорми ее, пожалуйста, - попросила кухарку Катя, затем повернулась к Поленьке, - а ты сходи на Бонд-стрит и купи ей одежду.
        Отпустив служанок, она вопросительно посмотрела на девочку, та, поняв, что от нее хотят, начала рассказывать, к удивлению Кати, перейдя на чистейший английский язык.
        - Меня зовут Генриетта де Гримон, я родилась в тюрьме Тулузы, куда мои родители и тетя попали за восемь месяцев до этого. Якобинскую диктатуру уже свергли, и мои родные, шесть лет тихо жившие на отдаленной мызе у края нашего поместья под видом крестьян, уже надеялись, что их минует ужасная участь, постигшая всех наших родных. Но кто-то узнал мою мать, считавшуюся первой красавицей Лангедока, и моих родителей и тетю арестовали. Они ждали решения своей участи восемь месяцев. В тот день, когда я родилась в тюрьме, им зачитали приговор суда - смерть на гильотине. Моя тетя Луиза, ей тогда было восемнадцать лет, попросилась на встречу к начальнику тюрьмы, и предложила ему себя в обмен на мою жизнь. Она была красавица, и он не устоял. Тетя всегда говорила, что начальник тюрьмы оказался порядочным человеком, получив то, что ему предлагали, он разрешил ей уйти, чтобы отнести меня в какой-нибудь из уцелевших монастырей, но, отпуская тетю, он дал ей немного денег и сказал, что все монастыри закрыты и посоветовал пробираться в Кале, а оттуда в Англию. Тетя со мной на руках прошла через всю Францию и отплыла в
Англию. И вот мы здесь уже четырнадцать лет, а сейчас она очень больна, теперь моя очередь заботиться о ней.- Генриетта замолчала, ей явно не хотелось продолжать.
        - Так тебе четырнадцать лет? - удивилась Катя, - ты выглядишь гораздо моложе. Боже мой, ты, наверное, голодала?
        - У тети больше двух лет нет работы, - ответила Генриетта, пожав плечами,- мы давно живем на то, что я зарабатываю пением.
        - А что делала твоя тетя, пока она работала?
        - Она работала швеей в магазинах на Бонд-стрит, но потом начала слепнуть и теперь видит очень плохо и не может больше шить, - на глаза девочки снова навернулись слезы.
        - Не плачь, сейчас ты поешь, а потом мы поедем к твоей тете, - пообещала Катя и повернулась к Марте, та постелила на столик, стоящий перед креслом гостьи, салфетку и поставила на нее тарелки с куском пирога, и ножкой цыпленка, а также чайник с крепким душистым чаем.
        Упрашивать девочку не пришлось, она так накинулась на еду, что стало ясно: она не ела уже давно. Через пару минут тарелки были абсолютно чистыми.
        - Марта, отмой ее, пока Поленька не принесла новую одежду, - попросила княгиня, - поедем искать твою тетю в подобающем виде.
        Марта взяла девочку за руку и увела на кухню. К тому времени, когда вернулась Поля с платьем, бельем и шляпкой для девочки, Генриетту отмыли и расчесали ей кудри. Волосы ее оказались темно-золотистыми с рыжеватыми отблесками, мелькающими в мокрых прядях. Пока она, завернутая в простыню сушила их у камина, Поля на скорую руку ушивала принесенное платье, оказавшееся слишком широким для худенькой фигурки девочки.
        Когда Марта снова привела Генриетту за руку в гостиную, Катя ахнула. Девочка была очаровательна. Огромные глаза цвета морской волны на худеньком личике с тонкими правильными чертами оттенялись сверкающими золотисто-рыжими волосами. А простое белое муслиновое платье с рисунком из мелких зеленых веточек и тонким зеленым пояском подчеркивало природную грацию движений и царственную осанку, полученную Генриеттой от многих поколений аристократических предков.
        - Какая ты красавица, Генриетта, тетя обрадуется, увидев тебя такой, - улыбнулась Катя,
        - Нет, она не увидит, она почти слепа,- девочка отвернулась, скрывая слезы.
        - Пусть закладывают коляску,- распорядилась молодая княгиня, - ты знаешь адрес, или знаешь, как проехать к вашему дому? - спросила она Генриетту.
        - Я знаю адрес и могу показать дорогу, - подтвердила девочка.
        - Вот и отлично, поехали, - велела Катя, встав, она надела черные шаль и шляпку, поданные Поленькой, и пригласив горничную и Генриетту, направилась в вестибюль.
        Коляска уже ждала их у крыльца, Катя посадила Генриетту рядом с собой, чтобы та показывала дорогу, а Поленьку напротив, и они поехали в сторону порта, где в трущобах около доков жила лондонская беднота. Дом, указанный Генриеттой, стоял в конце узкой, пропахшей нечистотами и тухлой рыбой улицы, выходящей к Темзе. Девочка пошла вперед по лестнице, ведущей на второй этаж, показывая дорогу своим спутницам. В большой мрачной комнате на полу было разбросано больше десятка матрасов, которые сейчас были пусты, только на одном из них в дальнем углу лежало неподвижное тело, укрытое тряпьем.
        - Тетушка, - Генриетта упала на колени, - я вернулась, пожалуйста, открой глаза, я привела добрую леди, она поможет нам. - Девочка тормошила неподвижную женщину. Глаза больной медленно открылись.
        - Дорогая, ты поела?- в слабом голосе женщины звучала забота.
        Катя подошла к матрасу и нагнулась над лежащей француженкой. Больная была так худа, что казалось, ее кости вот-вот проткнут кожу, а ее бледное лицо было почти мертвенным под густыми черными волосами, свалявшейся гривой лежащими на матрасе.
        - Я - русская княгиня, Екатерина Черкасская, я хочу помочь вам и вашей племяннице, - представилась Катя, она по глазам женщины пыталась понять, доходит ли до той смысл сказанного.
        - А я - Луиза де Гримон, миледи, благослови вас Бог за вашу доброту, помогите моей девочке, мне уже ничто не поможет, - больная устало закрыла глаза.
        - Нужно перевезти ее к нам. Давайте поднимем ее, - решила княгиня и обернулась к Поленьке, - помоги мне, а ты Генриетта, собирай ваши вещи.
        - У нас только наши бумаги, - сказала девочка и вытащила засаленный сверток из-под изголовья матраса.
        Катя подхватила больную с одной стороны, Поленька с другой, они легко подняли исхудавшее тело. На женщину набросили шаль, снятую княгиней с плеч, и потащили ее к коляске. Через час больную уже устроили в одной из свободных комнат на третьем этаже дома на Аппер-Брук-стрит и вызвали к ней доктора.
        Катя ждала доктора в гостиной, успокаивая Генриетту, сидевшую рядом с ней на диване. Увидев доктора, обе встали.
        - Что с ней, доктор? - спросила княгиня, шагнув навстречу врачу.
        - У нее крайняя степень истощенности, - сообщил доктор, солидный человек в дорогом костюме, обслуживающий хозяев дворцов в Мейфэре, давно не видел больных, умирающих от голода.
        - А ее слепота?
        - Это тоже следствие истощения, болезнь называется гемералопия, а в народе ее называют «куриная слепота». Пару месяцев усиленного питания и солнце поднимут вашу больную на ноги и зрение постепенно к ней вернется.
        Проводив доктора и щедро заплатив за визит, Катя вернулась к девочке.
        - Вот видишь, все будет хорошо, ты можешь занять соседнюю комнату, примыкающую к тетиной, и ухаживать за ней. Мы тоже все будем тебе помогать, -улыбнувшись, пообещала она ребенку.
        Генриетта опустилась перед княгиней на колени и поцеловала ей руку.
        - Миледи, я буду вашей самой преданной служанкой, всю жизнь я буду служить вам, за то, что вы спасли тетю Луизу.
        - Мне этого не нужно, просто вырасти хорошей женщиной и будь счастлива, - попросила Катя. Она подняла девочку и отправила к Марте за бульоном для больной.
        Так в маленький мирок, который как кокон создавала вокруг себя Катя, вошли еще два человека. А через два дня после этих событий, мистер Буль привез ей большой конверт, где рукой Штерна было написано ее имя. Внутри конверта лежали два письма. Одно было от Штерна, а, увидев второе, Катя задрожала.
        Вот и наступил этот момент. Ее муж, мужчина, которого она так любила и которого теперь пыталась ненавидеть, написал ей. Что ждало ее внутри белого конверта? Новый удар или надежда? Долго сидела она, держа в руках нераспечатанный конверт, но потом, обозвав себя трусихой, сломала печать и прочитала письмо.
        Слезы облегчения заструились по щекам молодой женщины. Мольба Алексея, обращенная к ней, его нежность и его любовь, сквозившие в каждом слове письма, наполнили ее сердце счастьем. В этот момент она поняла, что все барьеры, воздвигнутые ею в душе, рухнули, она простила его и любит так же, как и прежде, а может быть даже и еще сильнее.
        Улыбаясь сквозь слезы, она подошла к секретеру, взяла листок и перо и написала только одну фразу:
        «Я тебя прощаю, ты можешь приехать, когда захочешь».
        Подписав письмо, она запечатала его, написала на конверте имя Алексея, и только потом вспомнила о втором письме, лежавшем в конверте. Катя вскрыла письмо Штерна. Прочитав его, она задумалась. Враг, преследовавший ее семью, выступил из тени, но она не знала вульгарную черноволосую француженку, описанную Штерном со слов Алексея, правда ее муж сказал, что она ему кого-то напоминает. Поверенный советовал ей отправить в его адрес дневник отца и письмо французского адвоката, а самой оставаться в Англии, ведь ее муж, выполнив поручение императора, должен был приехать к ней в Лондон.
        Катя написала Штерну маленькое письмо, где благодарила его за помощь, которую он постоянно ей оказывал, и просила переслать ее письмо мужу. Сложила в большой конверт оба письма, после чего вложила в него дневник отца и письмо его адвоката, запечатала все и срочно отправила посыльного к мистеру Булю, с просьбой переправить конверт Штерну при первой же возможности.
        Окрыленная молодая женщина подошла к окну и снова перечитала письмо мужа, В этот момент она почувствовала чуть заметное движение внутри себя, ее ребенок первый раз шевельнулся, как будто радовался вместе с матерью предстоящему приезду отца.


        ГЛАВА 11
        Изматывающая гонка через всю Россию подходила к концу, Алексей подъезжал к дому князя Кутузова в Бухаресте. Хотя он ехал без остановок, меняя три, а то и четыре тройки за сутки, все равно шел уже двадцать второй день, с тех пор как он выехал из Санкт-Петербурга. В штабе армии Кутузова, откуда он отъехал пару часов назад, ему сообщили, что мирный договор подписан в Бухаресте еще вчера, а сам князь Михаил Илларионович находится в городе, отдыхает.
        Проклиная свое невезение, ведь в его поездке сюда больше не было смысла, он решил поговорить с Кутузовым и тут же ехать назад. Князь принял его сразу. Седой грузный безмерно усталый человек сидел на террасе, увитой виноградом. В белой распахнутой рубахе, светлых штанах и туфлях, одетых на босую ногу, он никак не был похож на великого полководца, одержавшего не только военную, но и дипломатическую победу.
        - Проходи, князь, садись, выпей вина холодного, - Кутузов тяжело встал навстречу Алексею. - С чем приехал?
        - Я приехал по личному поручению императора, озабоченного заключением мира, но, похоже, я опоздал? Договор подписали вчера?
        - Да, Бог помог, подписали, - Кутузов говорил устало, без всякого выражения.
        - Каковы условия, на которых подписан договор? Удалось ли достичь союза с турками, как предлагал вам государь в своем секретном меморандуме?
        - Друг мой, я не волшебник, какие рычаги кроме силы могли заставить Порту заключить с нами союз? Если бы я стоял у ворот Константинополя, разговор был бы другой. Они не хуже нас знают, что Наполеон уже на наших границах, и что война на два фронта императору Александру не нужна. Я подписал договор на тех условиях, что он мне позволил: граница по Пруту, территории в Азии, завоеванные силой русского оружия, возвращаются султану, но война закончена, мы получили Бессарабию.
        - Что! Вы отдали все территории в Азии и не получили взамен ни союза, ни Валахии, ни Молдовы? - ужаснулся Алексей. - Как можно было так проиграть!
        - Это на первый взгляд такого молодого человека как вы кажется, что мы проиграли, - жестко парировал Кутузов, - а я думаю, что когда султан Селим разберется в том, что его старший драгоман князь Мурузи подписал на самом деле, он будет очень недоволен, и не сносить драгоману его бритой головы, когда его господин все поймет.
        - Что Селим должен понять? - недоумевая, спросил Алексей.
        - А то, что мы в Азии отдаем только те территории и крепости, которые захвачены нами силой оружия, а те, что нам отошли по мирному договору с Персией возврату не подлежат. Селим получит десятую часть того, на что рассчитывал. - Кутузов устало прикрыл глаза.- Вот так князь, поезжай назад, попомни слова старого солдата, не успеешь ты доехать до Санкт-Петербурга, Наполеон уже перейдет Неман.
        - Вы думаете, уже не успею?- удивился Алексей,- а сам договор, вы отправили его государю на утверждение?
        - Вчера и отправил с фельдъегерем, но и он, наверное, не успеет доехать, - грустно сказал Кутузов.- Начнется война, приходи ко мне, вместе воевать будем.
        Алексей поблагодарил Кутузова, простился с ним и вышел с тенистой веранды на жаркое солнце Бухареста.
        Разыскав Сашку, он велел ехать обратно. Теперь князя волновал только один вопрос, отпустит ли его император увидеться с женой до начала войны. Откинувшись на сидение летящей во весь опор кареты, он закрыл глаза и вспомнил, какой прекрасной была Катя в белом кружевном платье с косой, обернутой короной вокруг головы, когда вошла в гостиную в день их венчания. Но потом перед ним встали картины той ужасной ночи, хотя Алексей старался гнать их из памяти и не позволять себе думать об этом. Прекрасное точеное тело, распятое под ним, ее ужасный крик. Он приказал себе больше не вспоминать о плохом, решил надеяться, что жена сможет простить его хотя бы ради их сына. Почему-то князь был уверен, что у них родится сын.
        Гоня лошадей как сумасшедший, Алексей приехал в Вильно десятого июня, в один день с фельдъегерем, привезшим мирный договор с турками. Император жил в генерал-губернаторском дворце, бывшей резиденции литовских епископов. В большом внутреннем дворе, окруженном с трех сторон серыми стенами дворца, рос прекрасный розовый сад, где сейчас император гулял в полном одиночестве. Услышав от слуги, что аудиенции просит светлейший князь Черкасский, Александр приказал привести друга в сад.
        - Ну что Алексей, опоздал ты к подписанию? - грустно спросил Александр, усаживая князя рядом с собой на скамью.
        - Да, государь, дело было уже сделано, - подтвердил Алексей и постарался скрасить плохое настроение императора. - Князь Кутузов объяснил мне, что склонить турков к другому варианту договора, у него не было никакой возможности. Зато формулировка по Азии не дает султану Селиму того, на что он рассчитывал.
        - Все это верно, но я надеялся на сербов, на славянские полки. Посмотри, Алексей, вся Европа у наших границ, - вздохнул император, - ну что еще говорил тебе старик?
        - Сказал, что я не успею доехать до Санкт-Петербурга, а Наполеон уже перейдет Неман, - рассказал Алексей. - Но в этом он ошибся.
        - Может, и не ошибся, до Санкт-Петербурга тебе пришлось бы ехать на два дня дольше, чем до Вильно, - не согласился Александр и встал со скамьи. - Отдыхай сегодня, комната тебя ждет уже два дня, а завтра к трем пополудни приходи в зал. Будем торжественно утверждать договор. Служить будешь при мне, будешь моим флигель-адъютантом, снова станешь отвечать за мою жизнь и здоровье.
        После этих слов Алексей уже не мог просить государя об отпуске, он поблагодарил императора за честь и вышел, расстроенный новой отсрочкой встречи с Катей. Поездка его в Англию откладывалась теперь на неопределенный срок. Он решил написать новое письмо жене и переправить его через Штерна. Взяв лист бумаги и перо с маленького письменного столика, стоящего у окна, он написал:
        «Дорогая моя девочка, судьба снова мешает мне соединиться с тобой: Государь назначил меня своим флигель-адъютантом, поручив мне охранять его жизнь и здоровье, и честь не позволяет мне пренебречь этим поручением.
        Прошу тебя, любимая, оставайся в Лондоне, туда война не докатится, береги себя и нашего малыша. Если бы я мог хоть на мгновение очутиться рядом с тобой, я отдал бы за это несколько лет жизни и был бы счастлив.
        На войне, которая начнется в ближайшие дни, меня будет поддерживать моя любовь к тебе и надежда увидеть тебя снова.
        Целую твои руки».
        Он подписал письмо, написал на конверте имя Кати и пошел искать Сашку. Своего слугу он нашел около тройки, оставленной у ворот дворца полчаса назад.
        - Ты едешь в Санкт-Петербург. Вот письмо, его ты должен передать Штерну. Потом заедешь домой, соберешь мои вещи, сам знаешь, что нужно в походе, и привези двух коней: для меня и для себя. Мне привези Воина, а себе возьми кого хочешь. Если начнется война, ищи меня в штабе первой армии, либо у них узнаешь, где император, там же найдешь и меня.
        Алексей протянул Сашке письмо, и когда тройка завернула за угол, пошел в свою новую комнату. Только сейчас он почувствовал, как безмерно устал за эти почти три месяца непрерывной скачки через всю страну.
        На следующий день в три пополудни в собственноручно отчищенном единственном мундире Алексей вошел в большой зал, где уже был установлен стол для государя, собралась вся свита, приехавшая с ним, и генералы, и офицеры первой армии. Алексей увидел своего кузена Николая, с которым не виделся с момента их печального разговора в Санкт-Петербурге, тот разговаривал с высоким красивым офицером в мундире кавалергарда. Алексей подошел к двоюродному брату и, поклонившись его собеседнику, поздоровался с Николаем. Обрадованный кузен представил ему кавалергарда:
        - Алексей, позволь представить тебе моего соседа по имению графа Александра Василевского. Он прикомандирован к штабу армии здесь в Вильно.
        - Очень приятно, я - кузен вашего соседа, Алексей Черкасский. Я нахожусь здесь, пока здесь император, - он пожал руку Василевскому. - А ты, Ники, что делает дипломат в штабе армии, готовящейся к войне?
        - Я подаю императору на утверждение договор о мире с Турцией. - Николай показал на бархатную папку у себя в руках.- А потом везу его в министерство иностранных дел в Санкт-Петербург.
        В этот момент офицеры, стоящие на часах, отворили двери, и в зал в черном мундире с голубой муаровой лентой и серебряной звездой Андрея Первозванного вошел император. Высокий, с одухотворенным выражением красивого лица он олицетворял собой величие державы, и только Алексей знал, как безысходно тяжело у него на душе.
        - Господа, - обратился Александр к подданным, - Я рад сообщить, что война с Турцией закончилась подписанием почетного мира в Бухаресте, заключенного на очень выгодных для нашей державы условиях, его я сегодня и утверждаю.
        Император прошел к столу, куда Николай Черкасский положил договор, сел в кресло, пододвинутое ему дежурным офицером, взял перо и начертал поверх договора:
        «Утверждаю» и поставил свою витиеватую подпись, которую, как любил повторять сам Александр, скопировать было просто невозможно.
        Николай присыпал чернила песком. Государь встал из-за стола и пригласил всех присутствующих на торжественный обед по случаю ратификации договора о мире.
        Алексей сел за стол рядом с Николаем и Василевским. Молодой граф, которому было не больше двадцати шести лет отроду, восторженно расхваливал красоту местных дам, приглашая братьев Черкасских завтра на бал к генералу Беннигсену.
        - Я уезжаю вечером, везу договор в министерство иностранных дел, поэтому не могу пойти с вами, так что уговаривай Алексея, - отказал Николай, улыбнувшись восторгам своего молодого соседа.
        - А я счастливо женат, так что вам от меня будет с дамами мало пользы, - пошутил Алексей, отвечая на вопросительный взгляд молодого графа, - но, обещаю, если государь почтит бал своим присутствием, я обязательно буду там.
        - Договорились, я буду вас ждать и представлю вас всем местным красавицам. Я не заставляю вас изменять жене, но, может быть, вы хотя бы потанцуете с ними, - весело сказал Василевский.
        После нескольких тостов государь покинул торжество, и Алексей, попрощавшись с братом и новым знакомым, вышел за ним.
        - Алексей, - император поманил его к себе, - завтра у меня военный совет, встречаемся на балу у Беннигсена в десять часов.
        Утро князь посвятил походам по магазинам Вильно, в надежде немного приодеться и достать хорошую лошадь. С лошадью ему повезло, на продажу за баснословные деньги был выставлен роскошный каурый конь. Великолепное, рослое, с идеальными пропорциями животное сияло светло-коричневой шерстью с рыжеватым отливом. Звали это чудо Лорд. Услышав английскую кличку коня, Алексей счел это прекрасным предзнаменованием и, не торгуясь, купил его. Он решил, что раз он прикомандирован к штабу, ему не обязательно иметь коня серой масти, как требовалось в его полку. Но с одеждой у него ничего не получилось, то, что предлагали местные торговцы, вызывало у молодого человека ужас. Поэтому ему пришлось ограничиться парой новых сапог и дюжиной белья. Зато офицеры из свиты императора, занимающие соседние комнаты, познакомили его с прачкой, работающей во дворце, она не только стирала белье, но и приводила в порядок мундиры господ офицеров. Воспользовавшись ее услугами, Алексей к балу выглядел довольно прилично, а, надев новые сапоги, он окончательно остался доволен своим видом.
        Дом, снимаемый Беннигсеном, находился в двух шагах от генерал-губернаторского дворца. Одноэтажный особняк, построенный лет сорок назад, растянувшийся на полквартала, блистал огнями. Любезный хозяин приветствовал гостей у входа. Алексей, приехавший вместе с императором, следом за хозяином и государем вошел в бальный зал, сияющий светом отраженных во множестве зеркал свечей. Все присутствующие склонились в поклоне. Император, улыбаясь своей привычной ласковой улыбкой, дал сигнал к танцам, пригласив красивую даму лет тридцати в роскошном голубом платье и таком количестве бриллиантов, что, как подумал Алексей, на них можно было купить половину литовского княжества.
        Пары начали заполнять зал, но Черкасский отошел к колоннам, он не хотел танцевать, ведь здесь не было Кати, а другие женщины ему теперь были неинтересны. Внезапно у входа началась какая-то суета, Беннигсен побежал через зал к государю и прошептал ему что-то на ухо. Музыка смолкла, все смотрели на императора. Александр побледнел, потом взял себя в руки и сказал в полной тишине:
        - Господа, сегодня рано утром авангард французских войск занял Ковно. Война началась, отправляйтесь в свои части.
        Император вышел из зала. Алексей быстро пошел за ним.
        - Алеша, иди сюда, садись - государь указал на сидение рядом с собой. Когда карета тронулась, он продолжил, говоря как видно, о давно мучивших его вещах.- Ты помнишь Аустерлиц, ведь Наполеон сумасшедший, он одержим идеей - покорить весь мир, и в любой стране действует одинаково, навязывает генеральное сражение, где по хитрости и стратегии ему нет равных. Он собрал под знамена всю Европу. Может быть, мне нужно было сломать себя: он просил у меня руки сестер, сначала Екатерины, потом Анны, но это свыше моих сил, принять такое унижение даже ради спасения державы я не могу. Я отказал ему. А теперь генералы уговаривают меня отступать, чтобы избежать потери войска. Первая армия Барклая растянута и может быть окружена и разбита по частям. Вторая армия Багратиона в ста пятидесяти верстах отсюда, Наполеон уже вбил клин между ними. В лучшем случае армии соединятся, но не скоро. Что делать? Судьба Отечества решается и тяжелой ношей лежит на моих плечах.
        Алексей молча слушал императора, тому не нужно было советов, ему нужно было просто выговориться. Наконец, Александр улыбнулся:
        - Ну, друг детства, теперь мы с тобой при штабе первой армии генерала Барклая, куда штаб, туда и мы. Пойдем спать, утро вечера мудренее.
        Осторожный и опытный генерал Михаил Богданович Барклай-де-Толли выводил свои разбросанные вдоль западной границы корпуса на сборный пункт под Вильно, давая местные бои наступающим колоннам французов. Уже через три дня было известно, что корпус генерала Дохтурова попал в окружение, но смог вырваться, разделившись на две части: основные силы пришли на сборный пункт, а конный отряд ушел на соединение со второй армией генерала Багратиона. Выдержанный Барклай, не вдаваясь в панику и игнорируя общее осуждение, вызванное в войсках его последовательной стратегией на отступление, с минимальными потерями собрал армию и начал отступать от Вильно к Западной Двине.
        Через две недели после злополучного бала у Беннигсена Алексей верхом на Лорде ехал позади императора и генерала Барклая в окружении офицеров штаба первой армии. Общее настроение, царившее в войсках, было настолько тяжелым, что офицеры, все молодые жизнерадостные люди, ехали молча. Из повседневного обихода исчезли шутки, веселые пирушки, розыгрыши. Каждый, находившийся сейчас в свите императора чувствовал себя так, как будто в его семье случилось ужасное горе и изменить уже ничего нельзя. Алексей в этом тяжелом отступлении придумал для себя спасение: он представлял прекрасное лицо Кати, вспоминал ее слова за тихими ужинами в маленькой столовой, их поездки в санях снежной зимой, поцелуи и ласки, как она сначала просто позволяла их ему, и как потом начала на них отвечать. Воспоминания о Кате и мечты о ней давали ему силу воевать в отступающей армии во главе с императором, терпящим поражение.
        Новым ударом для государя явилось известие, что вторая армия генерала Багратиона уже отрезана французами от первой, и соединиться с ней не может. Багратион прислал донесение, что уходит от французов на юг. Теперь Александр планировал соединить две армии под Витебском. И первая армия, выполняя его приказ, выступила к месту намеченной встречи армий через Полоцк.
        В Полоцке император вызвал Алексея к себе. Они давно не общались, государь сторонился людей, вынося на своих плечах тяжесть молчаливого осуждения подданных за позорное, как считало большинство в армии, отступление.
        - Алеша, садись, - пригласил император, сидевший за письменным столом. Он был совершенно измучен. Обычно яркие голубые Александра глаза потухли, он выглядел на десять лет старше.
        - Меня забросали письмами все мои женщины: мать, жена и сестры, умоляют вернуться в столицу. Да и здесь я не нужен, разве только чтобы пить позор поражения. В чем-то мать права, я не имею права оставлять столицу и семью без помощи под угрозой нападения французов. Мы договорились с генералом Барклаем, что он оставит корпус Витгенштейна под Полоцком, чтобы не допустить удара французов на столицу, а я на рассвете уезжаю. Но вторую армию Наполеон почти взял в клещи. Прошу тебя, поезжай к Багратиону. Передай ему на словах, что он любой ценой должен соединиться с первой армией и мне нужно генеральное сражение. Мы не можем больше отступать по своей земле перед неприятелем. Оставайся при нем, сколько нужно, но если будет угроза столице, немедленно выедешь ко мне.
        - Слушаюсь, ваше императорское величество, я выеду на рассвете.
        Сашка, который догнал армию только два дня назад, не обрадовался сообщению, что они уезжают, но быстро начал собирать вещи в седельные сумки. На своем маленьком военном совете они решили, что Алексей поедет на Лорде, Сашка - на Воине, а на Быстрого, нагрузят сумки с вещами. Солнце еще не встало над горизонтом, когда маленькая кавалькада уже выехала из Полоцка.
        Алексей был уверен, что Багратион будет прорываться на место встречи к Витебску, поэтому он и направился по дороге на этот город.
        Боев здесь еще не было, и ясное летнее солнце всходило над ухоженными полями на белорусских равнинах, пели птицы, цвели цветы в палисадниках деревень, только хмурые лица людей, смотревших на проезжающих из этих палисадников, разрушали картину сельской идиллии. До Витебска они добрались без помех, но в тихом, каком-то вымершем городе, не было никаких признаков приближения армии Багратиона.
        На рассвете следующего дня от покрытого седой дорожной пылью фельдъегеря, посланного Багратионом, Алексей узнал, что южнее Могилева корпус генерала Раевского ведет неравный бой с превосходящими силами французов, давая возможность второй армии переправиться через Днепр и выйти на Смоленскую дорогу. Путь на Витебск был для нее уже отрезан. Алексей повернул на Смоленск, решив встретить вторую армию на подходе к городу.
        Они обогнали Багратиона на четыре дня. Наконец, измотанная непрерывными боями, а их приходилось вести ежедневно, вторая армия подошла к Смоленску. Генерал Багратион разместился вместе со своим штабом в просторном барском доме на окраине города. Тотчас же Алексей попросил князя принять его.
        Князь Петр Иванович, потомок побочной ветви грузинского царского дома, приходился Алексею очень отдаленным родственником, и когда Багратион встал ему на встречу, стало заметно семейное сходство между ними, оба были высокие, смуглые, черноглазые, с черными вьющимися волосами. Они были знакомы еще с Аустерлица. Петр Иванович тепло встретил Алексея, пригласив за стол, где стояли бутылка вина и бокалы.
        Алексей передал Багратиону устное послание императора.
        - Я с самого начала был против этого позорного отступления, я был за открытый бой, - разгорячился генерал, - храбрее русского солдата никого на свете нет, и такой позор - отступать по своей земле. Вот дождемся первую армию и нужно давать сражение здесь под Смоленском. Французы наступают по нашей земле уже четыреста верст, пора им показать, что такое русская армия.
        - Князь Петр Иванович, император разрешил мне остаться при вас и сражаться с врагом под вашим началом. Могу я попросить вас о чести, взять меня под свое командование? - попросил Алексей, решив никому ничего не говорить о второй части своей миссии: предупредить императора о возможной опасности для столицы.
        - Хорошо, беру вас в адъютанты, если вы согласны, - предложил Багратион и встал. - Вы где устроились?
        - Пока нигде, - сообщил Алексей, который ждал подхода армии в гостинице в центре Смоленска, а сейчас хотел жить рядом с генералом.
        - Так выбирайте себе любую комнату, пока не все заняты. Жду вас завтра утром, идите, устраивайтесь,- сказал генерал и отпустил нового подчиненного.
        Армии соединились у Смоленска через два дня. На первом же военном совете, состоявшемся в тот же день, Багратион резко потребовал от генерала Барклая немедленно дать генеральное сражение. Алексей, сидящий рядом со своим новым командиром, видел, каких усилий стоит Багратиону не сорваться на крик, побелевшие костяшки пальцев, крепко сжатых в кулаки, выдавали его бешенство. Весь генералитет обеих армий дружно поддержал Багратиона. Молчал только один командующий первой армией.
        Алексей понимал, что император, оставив армию, фактически создал в ней двоевластие, стравив командиров обеих армий в борьбе за первенство. Генерал Барклай был против сражения с французами без надежды на победу, но и выносить всеобщее неодобрение он больше не мог.
        - Мы дадим сражение, хотя город при этом погибнет, - с этими словами главнокомандующий объединенной армией, которого эта армия дружно ненавидела и считала предателем, закрыл военный совет.
        Наполеон подошел к Смоленску и с марша начал штурм города. Полки Багратиона первыми встретили неприятеля, они же, двое суток спустя, прикрывали отход русской армии из совершенно разрушенного города. Алексей сражался рядом с командиром, Сашке он велел ждать вместе с лошадьми в обозе, но тот, нарушив приказ, метко стреляя во французов из двух пистолетов, стоя за спиной хозяина. Пока Бог помогал им, на обоих не было ни царапины.
        К Багратиону подскакал фельдъегерь с донесением. Прочитав его, генерал крикнул:
        - Все, наши все вышли, отходим.
        Их отряд замыкал ряды русских войск, отходящих из города. Никто, из участников этой битвы, еще не знал, что вчера в столице император собрал высший военный совет, рекомендовавший ему назначить нового главнокомандующего армией - князя Кутузова.
        Смоленск горел за спинами уходящей армии. Еще до начала боя Алексей видел, что население покидает его, обозы на Москву уходили всю неделю до подхода французов, а теперь он видел людей, поджигающих дома. Кто были эти люди: сами хозяева, мародеры или переодетые солдаты, воплощавшие в жизнь тактику выжженной земли, предложенную стратегом Барклаем на встрече с Багратионом перед началом боя, уже не мог сказать никто. Да это было уже и не важно. Он поблагодарил Бога, что Катя сейчас находится в Лондоне. О Британию Наполеон уже обломал свои зубы, и ничто кроме блокады острову не грозило. Его жена и их будущий ребенок были в безопасности. Он помолился за их здоровье и благополучие, а для себя попросил у господа только встречи с женой.
        Нет ничего тяжелее для армии, чем отступление по своей земле. Измотанные боями и маршами, но сохранившие боеспособность двигались войска вглубь России, население уходило за армией, сжигая города и села. В маленькой деревушке Царево Займище в двухстах верстах от Смоленска Кутузов принял армию. Войдя за Багратионом в избу, где расположился главнокомандующий, Алексей увидел Михаила Илларионовича устало сидящего в кресле. Кутузов уже поприветствовал генералов, рассаживающихся за скобленым деревянным крестьянским столом, когда заметил Алексея.
        - А, князь, ну что прав я был, что вместе служить будем? Ну, проходи тоже к столу, - пригласил он.
        Алексей, поблагодарив, отказался, и присел на лавку, стоящую у дверей. Еще бабушка Анастасия Илларионовна научила его, что если не хочешь нажить врагов, всегда помни, кем ты в данный момент являешься. Ему не хотелось напоминать никому, что он - крестник Екатерины Великой и друг императора, сейчас он был только адъютантом Багратиона.
        На рассвете Кутузов повел армию дальше. Уже зная этого мудрого человека, Алексей не сомневался, что он разделяет мнение осторожного Барклая о вредности генерального сражения, но так же он понимал, что и у Кутузова не было выбора. Пришлось новому главнокомандующему выбрать недалеко от Москвы удачную для русских войск позицию у деревни Бородино и готовиться к генеральному сражению.
        - Ну что ж, князь, мы держим левый фланг, может быть завтра все тут и ляжем, - объявил Багратион Алексею, стоя на отведенном им участке накануне битвы, - прости, если что было не так, ты знаешь, я только для Отечества стараюсь.
        В молчании готовилась армия к завтрашнему сражению, все понимали, что многие полягут в этом бою. Чистились парадные мундиры, вынималось чистое белье, ставились султаны на кивера, надевались ордена. Зарю русская армия встретила в парадном строю.
        Князь Багратион с голубой Андреевской лентой, с тремя звездами Орденов Андрея Первозванного, святых Георгия и Владимира сидел на вороном жеребце перед своими полками на левом фланге великой битвы. Его адъютанты, все в парадных мундирах и на боевых конях расположились за его спиной. Алексей был рядом с командиром. Утром, молясь перед боем, он попросил у создателя только встречи с Катей и, повинуясь внезапному порыву, положил в нагрудный карман мундира миниатюру с портретом жены, взятую при отъезде из Бельцев.
        На рассвете французы двинулись на штурм. Бой шел уже с полчаса, видно было, что Наполеон все силы бросил на их левый фланг, Алексей прикинул, что французские полки докатятся до их укреплений - флешей, где-нибудь через полчаса. Он не ошибся, полки французов многотысячными колоннами приближались к ним.
        Артиллерия с обеих сторон вела непрерывный обстрел, картечь свистела над головой, крики сошедшихся в рукопашную людей, стоны раненых, все слилось в один ужасный гул битвы. Уже шесть часов держали полки Багратиона оборону на флешах, семь атак неприятеля уже были отбиты. Только Алексей, да молодой князь Голицын, ординарец и дальний родственник Багратиона, остались около командира, остальные молодые адъютанты, с которыми они начали этот день либо погибли, либо были ранены в страшной бойне.
        Был почти полдень, когда французы в восьмой раз пошли на штурм.
        - Их, похоже, вдвое больше, чем нас, как девятый вал на море - заметил Алексей, обращаясь к Голицыну, чувства его уже настолько притупились, что он был совершенно спокоен, - хороший каламбур: при восьмом штурме нас поглотил девятый вал.
        Французы шли молча прямо на русские пушки, устилая путь трупами, они даже не отстреливались, но их было так много, что ряды французских мундиров волной вкатились на флеши, оттесняя остатки русских войск с укреплений.
        - Мы не дадим им закрепиться! - крикнул Багратион. - Черкасский, лети на левый фланг к Бороздину, Голицын - на правый к Сиверсу, всех сюда, идем в контратаку.
        Багратион сам выстроил подоспевшие полки в линию и повел их в контратаку. Алексей скакал слева от командира, когда разорвавшееся ядро поразило их обоих. Последним, кого видел Алексей, был падающий с коня Багратион, в этот момент молодой человек почувствовал страшный удар в грудь, Воин под ним заржал в предсмертной агонии и рухнул на землю, придавив собой всадника. В кромешной темноте перед Алексеем встало прекрасное заплаканное лицо, увиденное им в зимнюю ночь в деревенской церкви, потом водоворот закрутил его, и он полетел в черную пропасть.
        Двенадцать часов битвы растерзали обе армии. Трупами русских и французов была устлана земля. Ночь накрыла позиции, где остались чудом уцелевшие. Старый полководец в тяжелых раздумьях проведший ночь, решил сохранить армию, отдав неприятелю Москву. Он приказал отступать.
        Более сорока тысяч человек недосчиталась армия Кутузова. Раненых увозили на телегах в сторону Москвы, мертвых клали у тех укреплений, где они отдали жизнь. Князя Багратиона, смертельно раненого, увез его ординарец Голицын в имение своего отца.
        Алексея похоронная команда опознала, записала как погибшего и положила к мертвым. Сашка, бывший в этот раз с ополчением, весь вечер и часть ночи искал Алексея на поле. С факелом в руках ходил он от тела к телу, ища хозяина, и только в третьем часу ночи факел осветил знакомые черные кудри и мертвенное лицо с закрытыми глазами. Сашка, схватив князя под мышки, оттащил его в сторону, ближе к костру, горевшему у края позиции.
        Пульса он не услышал, но на зеркале, поднесенном им к губам хозяина, чуть заметно блеснула в отблеске костра легкая дымка. Торопясь, Сашка начал расстегивать мундир, пробитый на груди напротив сердца Алексея, когда что-то твердое попалось ему под руки. Из пробитого кармана мундира выскользнула большая овальная миниатюра. В свете костра верный слуга увидел прекрасное девичье лицо, а фигуры на портрете не было, вместо нее в смятой и искореженной миниатюре торчал осколок ядра, застрявший в металле рамки.
        - Так рана должна быть не глубокая, - обрадовался Сашка, склоняясь над Алексеем.
        Действительно, рана была неглубокая, кровь уже запеклась и больше не шла, не понятно было только, почему Алексей не приходит в сознание. Ощупав все тело хозяина и не найдя других повреждений, Сашка сунул миниатюру за пазуху, взвалил Алексея на плечо и пошел к ополченцам, которым он оставил лошадей. Выпросив в обозе телегу, он запряг в нее Быстрого, Лорда привязал сзади, уложил на мягкое сено бесчувственного Алексея и поехал в Грабцево, находившееся в сорока верстах отсюда ближе к Москве. Сашка рассчитывал, по очереди перепрягая коней, ехать как можно быстрее, и добраться в поместье к завтрашнему утру.


        ГЛАВА 12
        Иван Иванович Штерн проезжал через Москву в день, когда русская армия билась под Бородино. Когда месяц назад он ехал по приглашению генерал-губернатора Ромодановского давать показания, необходимые для расследования дела о наследстве графа Бельского, ничего не предвещало такого трагического поворота в войне. А теперь все дороги, ведущие из Москвы на север и восток, были запружены каретами, повозками, телегами, мешавшими друг другу, пытаясь вырваться из обреченного города.
        Зажатая соседними экипажами карета стояла, Штерн устало откинул голову на спинку сидения и закрыл глаза. Последний месяц его вымотал, ему снова вспомнились события, пережитые за это время.
        Генерал- губернатор принял Ивана Ивановича сразу, как только он сообщил дежурному столоначальнику в канцелярии о своем приезде. Документы, полученные от Кати из Лондона, Штерн, как и обещал Алексею, сразу скопировал, и отправил князю Ромодановскому, а сами тетрадь и письмо вез с собой в кожаном портфеле, который всю дорогу не выпускал из рук.
        - Здравствуйте, господин Штерн, проходите, садитесь к столу, - пригласил генерал-губернатор вошедшего в кабинет гостя.
        Иван Иванович поздоровался, сел к столу, и, открыв портфель, начал вытаскивать привезенные документы.
        - Нет, пока этого не нужно, - генерал губернатор жестом остановил гостя, - вы прислали мне списки, этого достаточно, там и так все ясно. Но дело гораздо серьезнее. Позвольте, я расскажу все по порядку:
        - Князь Алексей написал мне перед отъездом письмо, где предупредил о появлении своего дяди и его жены, с требованием пересмотра решения о наследстве графа Бельского. Поэтому, когда на следующий день меня просил о встрече князь Василий Черкасский, мой секретарь отказал ему, и записал его на прием через неделю. Но мы сразу установили негласное наблюдение за супругой князя, что было легко, поскольку они, ожидая приема, остановились в гостинице здесь, в городе. И наши ожидания оправдадись. Княгиня Мария-Елена гуляла постоянно одна, без мужа, и каждый день ходила во французский ресторан, что, конечно, не преступление, только она поднималась в номера на втором этаже, где у нее были очень интересные встречи. За эту неделю она трижды встречалась там с домоправительницей Бельских мадам Леже, и каждый раз им прислуживал сам хозяин ресторана месье Франсин. Тогда мы тут же установили слежку и за этим Франсином.
        Стали негласно проверять всех его служащих и поставщиков и выяснили, что у него очень интересные привычки. Он любит сам ездить по губернии, вроде бы договариваться о поставках продуктов для ресторана, а сам все расспрашивает людей о войсках, оборонительных укреплениях, о складах и мостах через реки. И сразу же после первой встречи с французскими дамами, он начал делать большие закупки для ресторана и расплачиваться ассигнациями. Мы изъяли и проверили эти ассигнации, они оказались фальшивыми. Но, поскольку, из Санкт-Петербурга мы до этого получили циркуляр о том, что шпионы Наполеона распространяют фальшивые деньги, мы поняли, с кем имеем дело. Тут мы его, голубчика, и накрыли. Теперь он сидит в нашей тюрьме, но обе француженки сразу же исчезли. Что до князя Василия, так он на прием ко мне не пришел, а через день после исчезновения жены уехал из губернии - вроде бы, в столицу.
        Но я вас вызвал не для этого. Когда мы делали обыск в ресторане, там, в тайнике под полом мы нашли кроме большого количества фальшивых ассигнаций еще и драгоценности. Я хочу, чтобы вы их сейчас осмотрели и сказали, видели вы их когда-нибудь или нет.
        Губернатор позвонил и приказал вошедшему секретарю принести вещи, взятые при обыске во французском ресторане. Несколько минут спустя вернувшийся секретарь вынул из деревянного ящичка и разложил на столе множество мужских и женских украшений. Здесь были бриллиантовые колье и браслет, несколько пар серег, две булавки для галстука с крупным бриллиантом и рубином, множество мужских и женских колец и тяжелая золотая табакерка с эмалевым гербом на крышке: две скрещенные сабли и четыре розы, помещенные между их окончаниями.
        Штерн вздохнул, открыл портфель и положил на стол часы с бриллиантовым вензелем.
        - Ну вот, теперь коллекция будет полной. Это - вещи, принадлежавшие покойному графу Михаилу Павловичу Бельскому, и те, что я по его поручению покупал для его подруги-актрисы, вместе с которой он был убит. - Дал показания поверенный, который вопреки всему до последнего надеялся, что смерти в семье его клиентов не были следствием хорошо спланированного заговора.
        - Спасибо, я в этом не сомневался, - сказал князь Ромодановский и встал. - Прошу вас присутствовать на очной ставке, мы проведем ее здесь завтра в полдень.
        Штерн откланялся и поехал в Бельцы. Ему предстояло еще разбираться с делами мадам Леже. В имение он приехал уже затемно, дворецкий, вышедший ему навстречу, очень обрадовался приезду поверенного семьи и, провожая Штерна в гостевую спальню на втором этаже дома, взахлеб рассказывал ему о несчастьях, свалившихся на дом:
        - Ваше превосходительство, ведь все началось с того вечера, когда дядя хозяина с этой француженкой приехали, они говорили в гостиной, а потом наш князь дядю выгнал вместе с его размалеванной куклой. Я в вестибюле стоял, когда они выходили, а мадам Леже побежала за ними и у кареты о чем-то с женщиной говорила. А утром, как наш князь уехал, так мадам сразу в город поехала, закупки для шитья делать. И начала она каждый день в город ездить, лошадей гонять. Я уж ей, как она на третий день опять поехала, так и сказал, что не дело лошадям каждый день такие концы делать, а она мне так зло ответила, что если я не в свое дело лезть буду, то скоро соберу вещи и уберусь отсюда.
        - Погодите, - попросил Штерн, заходя в спальню. Он поманил за собой дворецкого, - садитесь в кресло, я буду задавать вам вопросы, а вы будете отвечать. Хорошо?
        - Конечно, ваше превосходительство, как скажете,- огласился дворецкий и послушно сел в указанное Штерном кресло.
        - Вот и отлично, я уже знаю, что мадам Леже исчезла. Кто-нибудь осматривал ее комнаты?
        - Нет, из полиции городовые приезжали, только спросили мадам Леже, а как узнали, что за ней рано утром заехала карета и она уехала, так поворотились и поехали обратно.
        - Ведите меня в ее комнаты, - велел Штерн и встал.
        Дворецкий повел его на третий этаж, где располагались комнаты прислуги и бельевые кладовые. Мадам Леже занимала две лучшие комнаты на этаже: большую спальню с примыкающей к ней светлой квадратной комнатой, ее она использовала для шитья. Штерн открыл шкафы и увидел, что они полны вещей.
        - Что же она ничего не взяла? - удивленно спросил он у дворецкого.
        - Мы поэтому и не беспокоились, - развел руками старый слуга, - кто же от такого добра совсем уедет, а ее, почитай, пять месяцев уже нету.
        - Вы говорите, карета за ней заехала?
        - Да, ваше превосходительство, приехала какая-то дама, я сам не видел, мы с господином управляющим в кабинете князя говорили, мне потом горничная Маруся, ее дама за мадам Леже посылала, все рассказала. Эта дама в темный капот была одета и темную шляпку. Мадам вышла к ней, они пару минут поговорили, потом мадам поднялась к себе и минут через пять вышла с саквояжем и шляпной картонкой, села в карету, и они уехали.
        - Хорошо, вы можете идти, я сам все посмотрю, - решил Штерн, отпустив дворецкого, он начал осмотр комнат.
        Почти до рассвета разбирал он шкафы, ящики, и сундуки, наполненные отрезами тканей, кружевами и мехом. Но все было бесполезно, ничего, чтобы пролило свет на личность и дела обитательницы комнат, он не находил. Наконец, он сел на кровать, накрытую покрывалом из синей китайки, и задумался. Нужно постараться поставить себя на место живущей здесь женщины. Где она могла сделать тайник, который не собиралась часто открывать, ведь из тайников, что открыть можно быстро, она, конечно, все забрала при бегстве.
        - Нужно осмотреть стенки мебели и пол, - пробормотал поверенный.
        Он начал с кровати: скинул на пол постель и простучал все доски, но в кровати ничего не было. Остальная мебель, стоящая в комнатах, тоже не имела тайников. Оставался пол. Дюйм за дюймом выстукивал Штерн половицы, пока не увидел на плинтусе в углу маленькой комнаты чуть заметные щели и три металлических винта, старательно затертые грязью, чтобы не привлекать внимание. Достав из кармана складной нож, он отчистил винты и попытался их выкрутить. Винты были закручены, как видно, с помощью какого-то приспособления, поэтому ему пришлось повозиться, но спустя полчаса последний винт лег в его руку, и, подняв кусок плинтуса, он легко вынул часть половой доски, и обнаружил тайник. В нем лежали свернутые в трубку бумаги, перевязанные голубой лентой, шелковый мешочек красного цвета и аптечная склянка с белым порошком.
        Штерн открыл мешочек, в нем лежали какие-то травы. Развязав ленту, он начал читать бумаги. Они его поразили. Это были заверенные по всей форме векселя, выданные светлейшим князем Василием Никитичем Черкасским, и две написанные по-французски расписки князя, данные им мадемуазель Франсуазе Триоле, в том, что он занял у этой женщины огромные суммы денег, которые обещал вернуть с уплатой ста процентов годовых.
        Что же, по крайней мере, было ясно, как князь Василий попал в эти сети. Деваться ему было некуда. Франсуаза Триоле держала его за горло. Теперь нужно было понять, какая из француженок - Франсуаза, и что за порошок и травы он нашел. Штерн завернул найденные улики в шелковый платок, взятый в шкафу, закрыл тайник и пошел собираться к генерал-губернатору. Чтобы доехать до города к очной ставке, назначенной на полдень, времени у него оставалось в обрез.
        Поверенный подъехал к канцелярии губернатора за несколько минут до назначенного времени. Его сразу же провели в кабинет князя Ромодановского.
        - Здравствуйте Иван Иванович, - улыбающийся генерал-губернатор вышел навстречу Штерну из-за стола. - Сейчас нашего арестанта приведут. С ним сам полицмейстер приедет, да охрана тюремная.
        - Ваше высокопревосходительство, позвольте вас приветствовать и показать, что я нашел сегодня ночью в Бельцах в комнате мадам Леже, - поверенный достал из портфеля платок и разложил на столе найденные вещи.
        Губернатор прочитал бумаги и хмыкнул:
        - Теперь понятно, как князь Василий влип в это дело. Сейчас мы нашего француза и об этом спросим.
        В кабинет постучали, зашел человек в форме, как догадался Штерн полицмейстер, а за ним под охраной троих солдат вошел высокий черноволосый смуглый человек в тюремной одежде и кандалах. Увидев Штерна, он опустил лицо, но было уже поздно, поверенный узнал его.
        - Ваше высокопревосходительство, я знаю этого человека, - заявил Иван Иванович, указав на арестанта, - это камердинер графа Михаила Павловича Бельского месье Жак. Он проработал у графа пару месяцев, но потом хозяин поймал его на краже денег и выгнал.
        - Ну что же, ваша вина окончательно доказана, месье Франсин, - обратился генерал-губернатор к арестанту по-французски, - господин Штерн опознал и вас, и драгоценности, найденные у вас при обыске. У него даже сохранились счета на их оплату, которую он делал по поручению князя Михаила Бельского. Теперь вам выбирать, как шпиона по законам военного времени вас должны повесить, но если вы добровольно все расскажете обо всех преступлениях, совершенных против графов Бельских и князя Черкасского, суд может учесть ваше раскаяние и помощь в раскрытии ужасных преступлений, и заменить вам повешение каторгой.
        - Я все расскажу, ваше высокопревосходительство, я не хочу умирать за преступления этой ведьмы, - сразу сдался француз. - Только начинать нужно с очень давних времен. Мадам Леже на самом деле зовут Франсуаза Триоле, она - моя теща, а Мари-Элен, ее дочь - моя жена. Тридцать лет назад Франсуаза была шлюхой в борделе Парижа, когда в городе появилась ее сестра Анн-Мари, поехавшая искать счастья в Россию и вернувшаяся с большими деньгами и женой графа. Франсуаза сразу перебралась в дом к сестре, она уже была беременна неизвестно от кого и не могла больше работать, и начала изводить сестру, внушая ей, какой грех выйти замуж за человека чужой веры.
        Анн- Мари была больна чахоткой и поверила, что болезнь ей послана за грехи. Франсуаза забрала у нее дом, деньги, все документы, дала ей только свидетельство о крещении, несколько монет и отправила в Дижон в монастырь, убедив ее, что если та станет монахиней, то замолит свой грех и поправится.
        На деньги сестры Франсуаза купила тот бордель, где раньше работала и, кроме того, начала давать деньги в рост. Десять лет назад, когда я с ней встретился, она владела уже тремя борделями и была самой богатой процентщицей в Париже. Я был в то время офицером и запутался в долгах, она ссудила мне деньги, а потом пообещала, что вернет мне расписки и простит долги, если я женюсь на ее дочери. Мари-Элен тогда было двадцать, и она показалась мне хорошей девушкой, не то что ее ведьма-мать, вот я и женился, а только потом узнал, что моя жена одна из женщин-агентов министра полиции Фуше. Он ее использовал для разных грязных дел, и спала она со всеми подряд по его приказанию. После свадьбы теща слова не сдержала, расписки мне не вернула, а, наоборот, стала шантажировать долговой тюрьмой.
        Около трех лет назад Франсуаза позвала меня и сказала, что Мари-Элен по бумагам - русская графиня, она при рождении девочки зарегистрировала ее как дочь своей сестры по ее паспорту и брачному свидетельству. И вот теперь мы, мать и муж, должны поехать в Россию, чтобы, устранив всех родственников, заполучить для Мари-Элен наследство. Она обещала мне отдать третью часть от продажи всего, что ее дочь получит в России, и вернуть, наконец, мои расписки. Я согласился, выхода у меня все равно не было.
        Я устроился камердинером к молодому графу в Санкт-Петербург, а Франсуаза устроилась в имение к остальной семье. Она дала мне траву, чтобы я понемногу добавлял ее в чай графа, но он чая не пил, а пил только вино и водку, а потом граф меня поймал на краже денег и выгнал. Тут в столицу приехала Франсуаза, она просто взбесилась, когда узнала, что хозяин меня выгнал, и велела убить его. Я застрелил его вместе с любовницей, а их деньги и вещи забрал себе. После этого теща велела мне ехать к ней губернию и открыть там французский ресторан, куда она будет ко мне приезжать. Денег, взятых у графа, мне хватило, чтобы снять помещение и начать дело.
        Франсуаза приезжала ко мне время от времени и рассказывала, как продвигаются дела: графиню и графа она постепенно отравила своей травой, а дочерей трогать не решилась, боялась, что могут ее заподозрить, ведь от ее травы отказывало сердце, а у молодых сердце обычно не болит. Вот она и придумала, отравить крысиным ядом лошадь старшей дочери, чем и убила девушку. Только с младшей дочерью она ничего не успела сделать, граф ее опередил, выдал девушку замуж, пока был еще жив. Пришлось ей еще и мужа наследницы убирать. Она сама анонимные письма написала, а о дуэли меня предупредила, но там уж нам не повезло, князь жив остался после моего выстрела. А молодая наследница уехала, никто не знает куда, но Франсуаза считала, что девушка мертва, ведь она княгине вино и морс с крысиным ядом в дорогу дала.
        Теперь, когда из Бельских никого в живых не осталось, Франсуаза вызвала сюда Мари-Элен, она дочь к этому времени с русским стариком обвенчала, которого тоже за глотку держала его огромными долгами, тот ведь не знал, что Мари-Элен уже замужем, и должен был помочь нам получить наследство по российским законам. Потом его Франсуаза тоже должна была отправить туда же, куда и остальных.
        Француз замолчал, утомленный долгой речью, писарь, понимавший по-французски, быстро записывал его рассказ.
        - Хорошо, это мне понятно, но кто заставлял вас узнавать дислокации наших войск и укреплений и откуда у вас фальшивые деньги?- жестко спросил генерал-губернатор.
        - Мне это делать поручила Франсуаза. Она и сама этим занималась, я рассказывал ей о том, что узнал, когда она заходила в ресторан, - занервничал арестованный.- А деньги принесла мне Мари-Элен, когда зашла в ресторан на встречу с матерью, у нее в руках была шляпная картонка, откуда она вынула четыре большие пачки денег и отдала их мне, сказав, что это часть оплаты за мою работу. А потом эту картонку забрала Франсуаза и увезла с собой в имение.
        Все встало на свои места, картина полностью сложилась, и все преступления были раскрыты. Штерн дождался, пока показания всех свидетелей были записаны, и попрощался с генерал-губернатором, сказав, что его еще в течение недели можно будет найти в Бельцах, где он будет заниматься делами, а потом уедет в Санкт-Петербург.
        Наняв в дом новую домоправительницу, вдову купца из уездного города, и разобравшись за неделю в счетах и делах большого поместья, Штерн выехал в столицу. И вот теперь он был зажат в огромном скопище карет, повозок и телег на выезде из первопрестольной.
        Только спустя шестнадцать дней вошел уставший поверенный в двери своей конторы на Невском. Тяжелое настроение, навалившееся на него в дороге, в столице еще усугубилось. Уже было известно, что Москва сдана и сгорела. Столица затихла и замерла, как перед последним боем.
        Все иностранные коммерсанты, через кого Иван Иванович вел дела с Европой, либо уехали, либо уезжали на днях. Порт закрывался, последние корабли уходили из столицы воюющей России. Нужно было уезжать, пока не поздно. Штерн чутьем опытного коммерсанта понимал, здесь дела до конца войны закончены. Деньги его были в Лондоне, там же, где сейчас жила его самая крупная клиентка. Оставалось одно - уехать в Лондон, если это еще было возможно.
        За три дня свернув все свои дела, Иван Иванович оставил на хозяйстве старшего приказчика Ипатова, человека проверенного и преданного ему лично. Он решил сам съездить в порт и купить место на отплывающем корабле, рассчитывая узнать последние новости о торговле в порту. В конторе «Северной звезды», которую он привык видеть по-европейски лощеной, царил беспорядок: приказчики, обычно сидевшие за своими столами и усердно работавшие, сейчас сгрудились вокруг капитана-англичанина, и все втроем жестами пытались ему что-то втолковать. Англичанин не понимал, поэтому сердился и тоже, быстро жестикулируя, пытался на своем языке втолковать русским, что он не будет никого больше ждать, а отплывает завтра.
        - О господи, помоги нам, чего он хочет?- старший приказчик, седобородый человек в черном длинном сюртуке, отчаявшись понять, всплеснул руками, - когда он только отплывет?
        - Он говорит, что отплывает завтра и больше не будет никого ждать, - перевел Штерн, присоединяясь к разговору.
        - Господи, сударь, сам Бог вас нам послал,- обрадовался седобородый приказчик, - переведите ему, чтобы отплывал, мы закрываем контору до весны.
        - Я переведу, только я хотел бы отплыть на его корабле. Это возможно?
        - Конечно, возможно, - обрадовался приказчик, - груза половину против обычного насобирали, а пассажиров вообще нет. Как начал француз наши корабли топить и в плен брать, так вся коммерция остановилась.
        - А где мистер Фокс? - продолжал расспросы поверенный, он знал английского управляющего этой компании несколько лет и не мог поверить, что тот мог из трусости оставить свой пост.
        - Не знаем, что с ним стало, - вздохнув, ответил приказчик, - как «Манчестер» ждали-ждали весной, а он так и не пришел, так дела стали плохи. Когда через месяц «Виктория» сюда пришла и привезла вести из Лондона, что сначала французы «Орла» потопили, а потом «Манчестер» в плен взяли, так мистер Фокс и решил с «Викторией» отплыть в Лондон. Но и «Виктория» не доплыла, захватили ее французы. Теперь не знаем, что с ним и с командой стало. Вот «Афродита» целый месяц в порту простояла ни груза, ни пассажиров. Пожалуйста, берите любую каюту.
        Поверенный заплатил за каюту, договорился обо всем с капитаном, и вышел, пообещав быть на корабле не позднее половины пятого утра.
        Оставалось только одно несделанное дело: передать письмо Кати, написанное ее мужу. Штерн знал, что Алексей в действующей армии, поэтому пока держал письмо у себя, надеясь передать его лично. Но судьба не оставляла выбора, он отплывал завтра на рассвете. Поверенный взял письмо и поехал к дому князей Черкасских на Миллионной улице.
        Красивый трехэтажный особняк, украшенный белыми полуколоннами и богатой лепниной по фасаду, встретил его странной тишиной. Лакей, открывший дверь, сразу ушел, не спросив его о цели визита, и только спустя двадцать минут, когда Иван Иванович уже полностью потерял терпение, к нему вышел высокий седой дворецкий с растерянным и заплаканным лицом.
        - Чего изволите, сударь?- спросил он, хриплым тихим голосом.
        - Я - Иван Иванович Штерн, поверенный вашего хозяина, у меня для него письмо, - Штерн с удивлением посмотрел на странного слугу.
        - Какого хозяина, сударь? - дворецкий совсем растерялся.
        - Как какого,- взорвался Штерн, - естественно, князя Алексея Николаевича.
        - Нет, сударь, больше нашего князя, - слезы ручьем потекли из глаз дворецкого,- погиб наш Алексей Николаевич в сражении этом под Москвой. Князь Василий Никитич вчера приезжал, газету нам показывал, сказал, что теперь он - всему хозяин, а сам на рассвете в Ратманово ускакал.
        - Какую газету показывал вам князь Василий? - не веря услышанному, спросил Штерн.
        - Да здесь она, - дворецкий зашел в гостиную, выходящую широкими дверями в вестибюль, и вынес поверенному газету.
        Это были «Сенатские ведомости» за вчерашний день. В длинном списке отличившихся и погибших под Бородино Иван Иванович увидел скорбную строчку: «светлейший князь Алексей Николаевич Черкасский», вернув газету, он вышел.
        Садясь в коляску, Штерн положил письмо княгини обратно в карман, все дела в России были им теперь закончены, одного только он не мог представить, как он скажет Кате, что ее мужа больше нет в живых.


        ГЛАВА 13
        Бабушка Анастасия Илларионовна всегда говорила внучкам, что сентябрь в Ратманово еще летний месяц, и в этом году, как никогда, погода подтверждала ее слова. Несмотря на то, что шли последние дни сентября, погода стояла не просто теплая, а жаркая, яблоки в саду за домом налились красными боками, цветы на клумбах полыхали яркими красками цветущих георгинов и бархатцев, оттеняя нежные краски роз. В этом году даже виноград, обычно не дававший плодов, а посаженный, чтобы красиво оплетать беседки, радовал глаз тяжелыми темными гроздьями.
        Но ни теплый сентябрьский день, ни красота цветов не радовали княжну Елену Черкасскую, сидевшую рядом тетушкой возле купальни, установленной на пруду, и наблюдавшую, как плескаются в воде ее младшие сестры.
        - Ах, Элен, неужели Москву сдали французам? - графиня Апраксина все время возвращалась к ужасной новости, час назад привезенной из города управляющим,- я в это не верю.
        - Тетушка, я тоже не хочу верить, - мягко сказала Елена, стараясь сдерживаться, чтобы ее голос не дрожал. Она по опыту знала, что если тетушка разрыдается, то потом будет себя плохо чувствовать.- Но от Алексея писем нет уже четыре месяца, ведь он обычно так не поступает, а хотя бы раз в месяц присылает письмо.
        - Это он так поступал, когда уезжал в другие имения или в Москву, а теперь он воюет, - резонно заметила старая графиня.
        - Да, наверное, вы правы, - Елена сама себе говорила то же самое каждый день, но сердце подсказывало ей другое.
        - Девочки, пора обедать, - позвала Елена и встала, помогая подняться тетушке.- Вылезайте и догоняйте нас.
        Поддерживая старушку под руку, девушка, не спеша, повела ее по тенистой липовой аллее к дому. Пока они дошли до дома, их обогнали все три купальщицы, надевшие платья на мокрое тело и сейчас бегущие наперегонки в свои комнаты переодеваться.
        Усадив тетушку в гостиной, Елена зашла в маленькую комнату, примыкающую к буфетной, где стояли письменный стол и шкаф, уставленный расходными книгами. За столом, нацепив на кончик носа круглые очки в железной оправе, что-то подсчитывала уже совершенно седая и сгорбившаяся, но все еще бодрая и живая Тамара Вахтанговна. Она не растила сестер сама, но все они называли ее так же, как их брат - «няня».
        - Няня, девочки переодеваются, тетушка в гостиной. Что обед?- поинтересовалась Елена. Восемнадцатилетняя княжна, сама не заметив как, стала за последний год хозяйкой дома.
        - Да, дорогая, все готово, скажу, чтобы подавали, - ответила Тамара Вахтанговна и пошла на кухню.
        Елена вернулась за тетушкой и повела ее в столовую. За спиной она услышала быстрые шаги бегущих сестер и улыбнулась про себя. Она старалась держать их строго, но, учитывая маленькую разницу в возрасте между нею и ими, девочки, объединившись, периодически поднимали восстание против ее власти, но сейчас все получилось с первого раза, и она была довольна.
        Сегодня опять ей вспомнилась бабушка. Она всегда говорила Елене:
        - Ты вылитая я в юности, и характер тот же и красота, только ты еще красивее, ты у меня просто совершенство.
        - Ах, бабушка, помоги нам, попроси за Алексея, пусть он живой будет, - прошептала она, как часто делала это последнее время. - Сохрани его для нас.
        Елена усадила тетушку в главе стола и, кивнув сестрам, пригласила их садиться. Но слуги не успели начать разносить блюда, как звук колокольчика, донесшийся с подъездной аллеи, возвестил о приближении экипажа. Девочки вскочили.
        - Нет, сидите, я сама посмотрю, кто это, - запретила Елена, - время военное, неизвестно кто и зачем может приехать.
        Она встала и гордо, с прямой спиной, как учила бабушка, величественно прошла мимо сестер, опустившихся на свои стулья. Выйдя за дверь, она побежала и через минуту была на крыльце. Черная лаковая карета ее брата уже остановилась у ступенек, но из нее вышел не Алексей, а князь Василий.
        - Здравствуй племянница, - небрежно бросил он, поднимаясь по ступенькам и обходя Елену, стоящую в дверях.
        - Князь Василий, мой брат распорядился, что мы не должны принимать вас в Ратманово, - заявила Елена и постаралась загородить собой дверь, - он в письме, присланном весной, совершенно четко выразил свою волю.
        - Теперь я - здесь хозяин и ваш опекун, поэтому советую тебе вести себя потише и поскромнее, а то можешь и палки схлопотать, - прошипел князь Василий, и оттолкнув девушку, прошел в дом.
        - Что вы говорите, а где Алексей?
        - Убит под Москвой, - сообщил князь Василий и злорадно улыбнулся, - жаль племянника, такой молодой был и наследника не оставил.
        Чернота встала в глазах Елены, и она рухнула на пол.
        - Девочка моя, очнись,- тихий голос няни звал ее из тумана, - вернись к нам, милая.
        - Что случилось? - девушка с трудом подняла веки,- где я?
        - Ты - в гостиной, - объяснила Тамара Вахтанговна, склоняясь над своей любимицей, - ты упала в обморок в коридоре, тебя принесли сюда. Мы уже все знаем, старый мерзавец всем уже объявил, девочки наверху с тетушкой заперлись и плачут, а я - здесь с тобой.
        - А дядя где? - язык плохо слушался Елену.
        - В кабинете Алешином в бумагах роется, - раздраженно ответила старая няня и стукнула кулаком по колену, - сейчас все выгребет, сатана.
        - Няня, а какое-нибудь подтверждение своим словам он показал?- спросила девушка, цепляясь за последнюю надежду.
        - Да, газету показал, где списки погибших опубликованы, - тяжело вздохнула Тамара Вахтанговна. - Пойдем, я тебя в твою комнату отведу, поплачь, милая, сегодня мы все моего мальчика оплакивать будем. Я с тобой сегодня останусь. Но помни, девочка, теперь ты из детей старшая, ты - теперь сестрам защита.
        Старая грузинка была права, проплакав всю ночь, Елена встретила рассвет другим человеком. Не было больше девочки, она исчезла навсегда, а была сразу ставшая взрослой женщина, обязанная защитить своих младших сестер от горя и опасностей. И она сердцем чувствовала, что опасность уже пришла в их дом.
        Утром, когда девушка, ведя тетушку под руку, спустилась к завтраку, князь Василий сидел во главе стола на месте хозяина.
        - Отлично, вы пришли, а где остальные? - осведомился он, и Елена отметила, что дядя не счел нужным поздороваться ни с ней, ни с тетей.
        - Сестрам нездоровится, они остались в своих комнатах, - спокойно ответила княжна.
        - Да, ну ничего, поправятся, - князь Василий засмеялся, - они мне пока не нужны, речь о тебе. Я нашел тебе жениха. Отличная партия.
        - И кто это?
        Елена была потрясена тем, с каким цинизмом дядя начал свое опекунство над ними, ехидная улыбка дяди подсказала девушке, что в этом есть какой-то подвох.
        - Князь Захар Иванович Головин, он очень богат, у него прекрасный дом в Санкт-Петербурге, ты ни в чем не будешь знать отказа.
        - Это какой Головин?- пролепетала побледневшая графиня, - Захар Иванович еще с моим Сергеем Ивановичем в гусарах служил. Это он?
        - Да, жених немолод, но у него нет наследника и ему нужна молодая жена, чтобы ему его подарить, - князь Василий злобно глянул на Апраксину.
        - Но ведь он уже трижды вдовец. - Ужас, охвативший графиню, представившую, что может случиться с ее племянницей, придал силы старой женщине, она даже вскочила со стула и крикнула: - Он уморил всех трех жен, последней его жене было семнадцать, и она двух лет с ним не прожила!
        - Наша Елена всегда отличалась отменным здоровьем, я описал князю ее красоту, и он так захотел ее в жены, что отказался от приданого и наследства, что ей причитаются.
        - Вот как, вы уже распоряжаетесь и моим состоянием? - спросила Елена и поднялась. - Я не знаю, с кем вы и о чем договорились, но я ни за кого замуж не собираюсь, и распоряжаться вам моими деньгами не позволю.
        - Ну что же, придется мне сразу показать тебе, кто в этом доме хозяин.
        Князь Василий с улыбкой поднялся, подошел к камину и взял с подставки кочергу. Улыбаясь, он вернулся к племяннице, с недоумением смотревшей на него, и все стой же улыбкой ударил Елену кочергой по ногам. Ноги девушки пронзила такая боль, что она рухнула на пол.
        - Запоминай, кто в этом доме хозяин, - дядя пнул девушку ногой в лицо. - Я остановлюсь, когда ты попросишь пощады.
        Улыбка не сходила с лица князя Василия, когда он бил лежащую девушку ногами и кочергой, его удары становились все сильнее, а улыбка все счастливее.
        - Не слышу, где «помилуй, дядя»? - ласковым голосом спрашивал он, нанося удары.
        - Остановись, что ты делаешь? - крикнула Тамара Вахтанговна, вбежавшая на шум в комнату. Она кинулась к лежащей девушке, заслоняя ее собой.
        - Отойди, - приказал князь Василий.
        Он размахнулся изо всех сил и опустил кочергу, стараясь попасть по голове девушки, но рука его дрогнула, и тяжелая кочерга со всего размаху опустилась, размозжив голову старой грузинке. Отчаянный крик графини Апраксиной отрезвил садиста. Несколько мгновений он стоял, уставившись на окровавленный труп, потом бросил кочергу, вышел из комнаты и приказал закладывать карету, чтобы ехать в Бельцы.
        - Откуда мне взять силы? - шептала старая графиня весь день и всю ночь, просидевшая у постели Елены, - ведь если я сейчас свалюсь, что будет с девочками?
        Елена, после того как слуги принесли ее в спальню на руках, так и не пришла в себя. У нее открылась горячка, она металась в бреду, выкрикивая то имя брата, то бессвязные угрозы дяде. Горничная Марфа, заботившаяся еще о матери девочек, помогла тетке обмыть искалеченную девушку. Все ее лицо казалось огромным распухшим шаром, переливающимся лиловыми и черными красками. Они ощупали нос, кости, на первый взгляд ничего не было сломано, но девушка была без сознания, и они не знали, где она чувствует боль.
        Графиня поднялась и попросила Марфу:
        - Посиди с ней, я пойду к остальным.
        Тяжелой походкой, опираясь на трость, она вышла из комнаты. Девочки сидели в классной комнате вместе со своей гувернанткой мисс Йорк. Перед ними стояли чашки с чаем и тарелки с остатками пирога. По крайней мере, их догадались покормить. Она улыбнулась племянницам, поцеловала их и велела ложиться спать всем вместе. Решили перенести кровати в спальню старшей из девочек Долли. Поняв, что нужно делать, и девочки и слуги приободрились и занялись переноской мебели, а старая графиня пошла вниз, исполнять свой самый тяжелый долг.
        В столовой слуги уже скатали и унесли большой персидский ковер и сейчас две молоденькие горничные оттирали следы крови с паркета. Графиня позвала дворецкого Ивана Федоровича, умного пожилого человека из крепостных, освобожденного еще покойным князем Никитой. Дворецкий проработал всю жизнь в Ратманово, и графиня знала, что может на него положиться.
        - Иван, - обратилась она к подошедшему слуге, - гроб в церковь отвезли?
        - Да, ваше сиятельство, отвезли, отпевают Тамару Вахтанговну.
        - Скажи, чтобы коляску для меня заложили, я сейчас к ней поеду,- графиня замолчала, а потом заговорила снова.- Через четверть часа приходи в мои комнаты, ты мне нужен.
        С трудом поднявшись к себе, старая женщина села за маленький письменный столик, стоящий в нише около окна. Взяв перо, она тяжело задумалась. Девочки стали на старости лет радостью и смыслом ее жизни. Бездетная вдова, она нашла в них сразу дочерей и внучек и была благодарна покойной кузине, оставившей ей на попечение этих сирот.
        Многолетний опыт жизни при дворе, где она навидалась всякого, подсказывал ей, что князь Василий твердо собрался обобрать племянниц, а та легкость, с какой он изувечил Елену и убил старую няню, яснее слов говорила мудрой женщине, что он не остановится ни перед чем. Уже не состояние, а жизнь и судьба девочек были в опасности.
        Графиня взяла перо и начала писать письмо императору Александру Павловичу. В нем она кратко описала требования, предъявленные дядей к Елене и последовавшие за этим зверское избиение девушки и убийство няни. Она просила защиты своим питомицам и наказания для князя Василия. Закончив письмо, она подписала его. Под своей подписью она написала, что подтверждает ее слова вольный человек Иван Федорович Петров, дворецкий из Ратманова, бывший свидетелем убийства. Постучавшего к ней в дверь дворецкого она пригласила войти и дала ему прочитать письмо. Старый слуга не подвел ее, ничего не говоря, он подписал письмо и молча остался ждать указаний. Слезы выступили на глазах графини.
        - Спасибо тебе, Иван, а теперь поедем в церковь к Тамаре Вахтанговне, - поблагодарила она, спрятала письмо в ящик стола, поднялась и с помощью дворецкого пошла вниз к коляске.
        В церкви, где стоял гроб с телом старой няни, читали заупокойный чин. У стен жались дворовые слуги с перепуганными лицами. Гроб был закрыт. Графиня и Иван Федорович отстояли всю службу, а потом подошли к отцу Василию.
        - Батюшка, если мы с княжнами не сможем прийти на похороны, помолитесь за нас о покойнице, - попросила графиня,- и положите ее на кладбище поближе княгине Анастасии Илларионове. Иван Федорович вам поможет.
        - Хорошо ваше сиятельство, я все сделаю,- пообещал отец Василий, сочувственно глядя на старую женщину, - не волнуйтесь.
        Вытерев слезы, графиня оперлась на руку Ивана Федоровича, села в коляску и поехала домой. Ей нужно было спасать своих девочек.
        В комнате Елены были зажжены свечи, повеселевшая Марфа устремилась навстречу графине.
        - Ваше сиятельство, барышня пришла в себя, - служанка кивнула головой в сторону кровати.
        Действительно, Елена сидела в кровати, опершись спиной о подушки. Лицо ее по-прежнему было ужасно распухшим, Кожа на скулах и на лбу была рассечена и губы разбиты, но оба глаза были открыты и не повреждены. Обычно темно-голубые, почти синие, сейчас они казались совсем светлыми на фоне лиловых синяков, заполнивших глазницы.
        - Элен, дорогая, скажи нам, где у тебя болит, - попросила графиня, - нам нужно понять, есть ли переломы.
        - По-моему, переломов нет, может быть, только ребра треснули, они сильно болят, но ногами и руками я двигать могу. - Елена говорила хрипло, язык ее распух от запекшейся крови из разбитых губ и еле двигался.
        - А зубы целы? - графиня подняла голову девушки и посмотрела на ее рот. - Да целы. Покойная няня сохранила тебе жизнь, отдав взамен свою. Графиня заплакала, за ней заплакала Марфа. Только глаза Елены остались сухими, они совсем посветлели, и в них вспыхнул огонек ненависти.
        - Он поплатится, тетушка, я не успокоюсь, пока он тоже не умрет, - пообещала девушка, подняв сжатую в кулак тоненькую руку, - клянусь тебе.
        - Дорогая, нам нужно подумать о том, что делать сейчас, защитить нас может только император, для всех остальных князь Василий хозяин имения и ваш опекун. В губернии никто не будет разбираться в семейных делах князя Черкасского. Я написала письмо императору, но как его передать? - графиня замолчала, в очередной раз подумав, что ее сил может не хватить для защиты сирот.
        - Я поеду в столицу, - решила Елена, - я напомню императору, что наш брат был крестником его великой бабушки и его другом детства, и жизнь свою отдал за своего государя на поле брани.
        - Но ты даже не можешь встать, - тихо сказала тетушка, с сомнением посмотрев на девушку.
        - Давай попробуем,- предложила Елена и поднялась на ноги. Ее открытые руки и грудь были полностью покрыты лиловыми пятнами, а в некоторых местах проступали черные отпечатки от кочерги.
        - Девочка моя, - застонала графиня, - как же тебе больно.
        - Это не важно, даже если я буду добираться месяц, все равно следы останутся, может быть даже навсегда. Пусть государь увидит, что он со мной сделал. - Девушка прошла по комнате, пошевелила руками и попыталась коснуться ребер. - Больно, в ребрах - трещины.
        - Как ты поедешь? - печально вздохнула графиня, - Василий выследит тебя по почтовым станциям и силой привезет домой, или объявит тебя умалишенной. Он уже показал, что не будет с тобой долго возиться. Ведь если ты умрешь, все твои деньги останутся ему.
        - Тетушка, я одного не понимаю, если дядя договорился с этим князем на тех условиях, что он нам рассказывал, зачем он так изуродовал меня, ведь теперь князь не согласится, раз ему нужна красота, - задумалась Елена,- здесь что-то не так.
        - Не знаю, могу ли я говорить то, что я сейчас скажу невинной девушке, но Бог простит меня, - начала графиня, опустив глаза, - про князя Захара Головина плохие слухи ходят, говорят, что он любит очень молоденьких девушек и получает удовольствие от того, что избивает их. Боюсь, что с самого начала договоренность между ними была не о тебе, ведь тебе уже восемнадцать, а о Долли или, не дай Бог, о младших. Избивая тебя, он запугивал их.
        - Тетя, нужно немедленно увезти девочек отсюда, - от ужаса у Елены затряслись руки, - только куда можно уехать, если все принадлежит теперь дяде, да и на почтовых станциях нельзя показываться?
        - Я уже думала об этом, - тетушка с сомнением посмотрела на Елену, но продолжила - не знаю, слишком рискованный план. У меня подруга юности Мари Опекушина живет в ста пятидесяти верстах отсюда по дороге на Киев. Я знаю, что она жива и здорова, я регулярно получаю от нее письма. Она мне не родственница и никому в голову не придет искать нас у нее. Все ее письма, что сюда приходили, я собрала и сегодня ночью сожгла, а если не найти письмо, догадаться о нашей связи с ней невозможно. Мы могли бы выехать на дорогу в столицу, привлечь внимание, чтобы нас запомнили, а потом через проселки свернуть на Киевскую дорогу. Ночевать можно не на почтовых станциях, а в деревнях, там спрашивать о нас, скорее всего, не будут.
        - Тетушка, какая вы умница, - обрадовалась Елена, - только сделать нужно еще хитрее, я переоденусь пареньком, тогда моему разбитому лицу никто не удивится, буду говорить, что пьяный отец избил, и поеду в Санкт-Петербург к императору, а вы завтра на рассвете уедете к вашей подруге.
        - Девочка, разве ты доедешь верхом в таком состоянии? - засомневалась графиня, с жалостью глядя на племянницу.
        - Доеду, а пока ждите меня здесь, - велела Елена и, с трудом натянув стеганый халат на избитое тело, пошла в кабинет брата.
        В кабинете было темно, она зажгла свечи на камине и огляделась. Брат, уезжая, отдал ей ключ от потайного ящика, вмонтированного в стену за портретом бабушки. Он заказал этот ящик год назад, и князь Василий о нем не мог знать. Сняв портрет, Елена вставила ключ в замочную скважину, повернула его, как учил брат, три раза налево, а потом протолкнув его вперед до основания еще два раза направо. Замок щелкнул и дверца открылась. В ящике лежали фамильные драгоценности и деньги. Девушка быстро все выложила на стол, закрыла ящик, повесила портрет на место и, захватив из ящика стола шкатулку с пистолетами, собрала ценности в подол халата, задула свечи и вернулась к себе в спальню.
        - Вот тетя, забирайте все с собой, я возьму только немного денег,- сказала она, высыпав принесенное на кровать.- Давайте собираться, на рассвете вы должны уехать, а я должна ускакать ночью, чтобы с рассветом быть уже далеко.
        - Хорошо дорогая, мы возьмем только самое необходимое из одежды, - согласилась графиня и поднялась, - Марфа найдет тебе что-нибудь старое из вещей Алексея, когда он был мальчиком, его вещи до сих пор лежат в бельевых кладовых. А я напишу для тебя письмо к сестре Мари Опекушиной, графине Савранской, она живет в столице одна и с удовольствием приютит тебя.
        Елена отсчитала из принесенных денег жалование гувернантки мисс Йорк за год вперед и написала ей рекомендательное письмо. Передав их через Марфу графине, она подошла к туалету и посмотрела в зеркало. Увиденное ее не испугало, внутри она ничего не чувствовала кроме спокойствия и холодной ярости. Елена посмотрела на свои золотистые волосы, взяла ножницы и отрезала длинные пряди до длины, подходящей мужчине, чуть ниже ушей. Вьющиеся от природы волосы тут же закрутились в крупные локоны. По крайней мере, прическа ее больше не выдает, решила она.
        Марфа принесла ей на выбор несколько плащей, сюртуков и панталон, оставшихся в поместье от отрочества ее брата, она выбрала самые поношенные из них и примерила на себя. Одежда была ей широка, что было удачно, поскольку позволяло скрыть высокую грудь девушки. Сапоги она решила надеть свои, в которых обычно ездила кататься верхом. Простую шляпу с широким полями и низкой мягкой тульей она видела у Ивана Федоровича и решила попросить ее у старого дворецкого.
        Марфа забинтовала ей ребра широким куском плотного сурового полотна и дополнительно поверх полотна застегнула на ней широкий пояс с металлической пряжкой, зафиксировав повязку. Елене стало сразу легче, боль притупилась, повязка дала еще один эффект - грудь ее расплющилась и стала незаметной под мужской одеждой. Положив в седельную сумку пистолеты, две пары мужского белья, немного еды на несколько дней дороги, Елена спрятала деньги, сапфировые серьги, подаренные бабушкой, и письма, отданные ей графиней, на груди под одеждой. Она была готова. Сестры спали, поэтому она обняла и поцеловала тетушку и Марфу, взяла свою сумку и пробралась в конюшню, где ее ждал Иван Федорович, уже оседлавший ей Ганнибала.
        - Иван Федорович, спасибо вам за все, молитесь за меня, - попросила княжна, поцеловав старого дворецкого, плакавшего, глядя на нее. Девушка вскочила в седло и выехала в ночь.


        ГЛАВА 14
        Сентябрь в Лондоне зарядил дождями. Дождь здесь не лил сплошной стеной и не пугал огромными лужами со вспенивающимися пузырями, а моросил, был тихим и аккуратным, но все равно не давал гулять, и Кате пришлось прекратить любимые прогулки в своем розовом саду. В Гайд-парк она не ходила уже с середины августа, когда ее беременность стала очень заметной. Но в своем саду она проводила много времени, ловя последнее летнее солнышко.
        Молодая женщина скучала без дела. Раньше она помогала отцу, и работы по управлению поместьем хватало, потом она ухаживала за близкими, отдавая им все свое время, а теперь, когда в душе ее царили мир и покой, а надежда на скорую встречу с Алексеем дарила радостное настроение, ее энергия требовала выхода.
        Луиза де Гримон шла на поправку. Он набирала вес, уже самостоятельно ходила по дому, и зрение начало к ней возвращаться. Она еще не различала мелкие детали, но уже достаточно ясно видела предметы. Генриетта расцвела рядом с выздоравливающей теткой. Ее болезненная худоба тоже исчезла, и девочка начала расти, догоняя своих ровесников. У нее оказался изумительный красоты голос. Когда Катя первый раз услышала его, она не поверила, что так может петь маленький худенький ребенок. Сильное сопрано нежного «ангельского» тембра завораживало красотой звука, голос обволакивал, уносил душу слушателей в страну грез. Когда девочка кончила петь, Катя почувствовала, что по ее щекам текут слезы.
        - Боже мой, дорогая, ты поешь как ангел, - похвалила молодая княгиня и улыбнулась. - Тебя кто-нибудь учил петь?
        - Нет, миледи, я пою как могу, - девочка удивилась. - Разве этому учат?
        - Всему учат. Вот ты говоришь по-английски и по-французски, тебя тетя научила, а писать ты умеешь?
        - Умею, меня тоже тетя учила, но, наверное, я делаю ошибки, - задумалась девочка.
        - Хорошо, давай проверим, - предложила княгиня, - пойдем в мой кабинет и напишем что-нибудь.
        Девочка писала на двух языках, и ошибок было не много, Катя решила заниматься с ней литературой, и русским языком, а для преподавания математики, истории и географии пригласить учителей. Теперь дни Генриетты были заняты полностью. С утра она занималась с учителями, после обеда читала и занималась русским языком с Катей, а вечером приходил хормейстер из соседней англиканской церкви и учил девочку нотной грамоте и пению.
        Очередным дождливым утром Катя сидела в кресле около окна, вышивая на воротничке крошечной рубашечки переплетенные буквы П и Ч. Она ожидала окончания урока Генриетты, когда Луиза внесла в комнату поднос со стаканом теплого молока и кусочком пирога.
        - Миледи, Марта прислала вам покушать, она велела мне проследить, что бы вы все съели, а потом принести поднос обратно, - объявила Луиза, улыбнувшись, и стало видно, что она еще совсем молодая женщина и к тому же очень красивая.
        - Луиза, садитесь рядом со мной, - предложила Катя, указав на соседнее кресло, стоящее около столика.- Сколько вам лет?
        - Мне тридцать два года, миледи, а почему вы спрашиваете?- удивилась Луиза.
        - Вы совсем молодая женщина, у нас в России у женщин два пути: выйти замуж или уйти в монастырь, но здесь в Англии женщины более свободны, они могут быть директрисами школ, владелицами магазинов и ресторанов, а вы, что хотите делать дальше?
        - Миледи, - на глаза Луизы навернулись слезы, - я в неоплатном долгу перед вами за мою жизнь и за мою Генриетту. Я хотела бы служить вам всегда, вырастить вашего малыша, когда он родится. Я могу делать все, что угодно.
        - Луиза, я говорю не о том, - разъяснила Катя,- вы мне ничего не должны, я сама приняла решение помочь Генриетте и получаю большое удовольствие, видя, как она развивается. Я говорю о вас, вы молодая красивая женщина, здесь в Англии у вас есть возможность заниматься каким-то делом. Что бы вы хотели делать?
        - Миледи, говоря по правде, когда я работала на Бонд-стрит, я часто думала, что платья можно сделать гораздо проще, но изысканней, они обойдутся магазину дешевле, а выглядеть будут красивее и продать их можно будет дороже. Вот ваше платье, посмотрите, если под грудью повязать не просто пояс, а вышитую шелком ленту, контрастную к бархату, и такую же вышивку пустить у горла, то это платье заиграет. В трущобах много эмигранток, которые хорошо рисуют и вышивают, но сейчас они за гроши трудятся на Бонд-стрит, а спят на матрасах в том доме, где вы нашли меня. Я могла бы их собрать и шить платья по своим рисункам.
        - Отличная идея, мне нравится, - похвалила Катя, - я готова помогать вам. Как только ваши глаза восстановятся, и вы сможете сами нарисовать узор этого пояса, мы вернемся к этому разговору.
        Глаза Луизы расширились и наполнились слезами, она опустилась пред Катей на колени и поцеловала подол ее платья.
        - Миледи, вы святая, - заплакала она.
        - Нет, Луиза, я не хочу быть святой, я хочу быть земной женщиной. И еще я хочу, чтобы у вас сложилась жизнь достойная вас, вы слишком много страдали, пора положить этому конец.
        Прервав разговор двух женщин, в комнату вошел дворецкий, неся на подносе письмо.
        - Миледи, от мистера Буля принесли конверт для вас, - доложил он, кладя письмо перед хозяйкой. Посмотрев на залившееся румянцем лицо княгини, Луиза тактично вышла, забрав посуду.
        Катя осталась одна. Как и два месяца назад она держала трясущимися руками заклеенный конверт, гадая, что принесло ей письмо, потом, собрав все свое мужество, вскрыла его и начала читать. Это было письмо, написанное Алексеем в Вильно накануне войны. Оно добиралось до нее три месяца.
        Молодая женщина плакала от счастья. Нежные слова Алексея, обращенные к ней и их будущему ребенку, согрели ей сердце. Как хотела бы она очутиться сейчас в его теплых объятиях, ощутить твердые губы на своих губах, услышать любимый голос, произносящий слова, написанные в письме.
        - Господи, сохрани его для меня и нашего сына, - начала молиться Катя, - не дай после стольких несчастий нам вновь разлучиться. Пусть у моего сына будет отец, а у меня - муж.
        Молодая женщина встала и пошла в свой кабинет. Она положила письмо к самым ценным своим документам. Сердце ее пело от счастья, хотя Катя и не знала, что в тот момент, когда она окончила свою молитву, в затерянной в лесу избушке егеря в Грабцево ее муж пришел в себя.
        - Господи сохрани его для меня и нашего сына, - нежный голос просил, а прекрасные заплаканные глаза смотрели на него из темноты. Это Катя, его любимая, молилась за него в той маленькой деревенской церкви, где он первый раз увидел ее, и где потом они венчались.
        - Не дай после стольких несчастий нам вновь разлучиться. Пусть у моего сына будет отец, а у меня - муж,- нежный голос звал, просил, напоминал, что он защитник, и его молодой жене нужен муж, а его ребенку нужен отец. Алексею было хорошо и спокойно в мягкой тьме, где не было больше войны, горечи поражений и потерь, но его звала тоненькая девочка, затерянная одна в холодном мире без родных и помощи. Нежная, ранимая она была одна перед опасностями и происками врагов, ей скоро рожать и его сын придет в этот мир. Кто защитит их? Он должен позаботиться о своих любимых, он должен вернуться. Алексей пошел к свету, где его ждала Катя. Он открыл глаза и застонал. Голову пронзила адская боль, он попытался встать и не смог, попробовал пошевелить ногами, а потом руками, и снова не смог, попробовал заговорить - язык его не слушался. Ужас накрыл его с головой, он был жив и парализован. Он завыл, страшное ни на что не похожее мычание вырвалось из его груди. Услышав себя, князь обрадовался хоть этому: он мог видеть и слышать.
        Дверь избушки отворилась, и Алексей услышал шаги, приближающиеся к нему. Перед его глазами возник Сашка. Князь снова замычал.
        - Господи, барин, слава Богу, - обрадовался верный слуга, - вы пришли в себя.
        Алексей мычал, пытаясь говорить, но ничего не получалось.
        - Что, говорить не можете? - понял Сашка. - Доктор сказал, что если вы придете в себя, то может быть что угодно, могут ноги отказать, могут руки, а может пропасть речь или память. У вас контузия очень сильная, головой ударились, а потом вас Воин убитый придавил. Но доктор сказал, что главное в сознание прийти, потом все вернется.
        Сашка замолчал, потом предложил:
        - Давайте я вас спрашивать буду, если вы согласны, глаза закройте, если нет, то не моргайте, хорошо?
        Сашке самому понравилась его идея, он посмотрел на хозяина. Алексей закрыл глаза.
        - Ага, получается, - понял слуга и задумался, потом продолжал: - Вы сражение помните, как князя Багратиона и вас ранили?
        Алексей моргнул.
        - Так, память в порядке, - констатировал Сашка, - ногами пошевелить можете?
        Он задал Алексею еще кучу вопросов, пока не понял, каково состояние хозяина, а потом рассказал ему обо всем, что с ними произошло:
        - Я вас, барин, нашел в третьем часу ночи, вас к мертвым положили. Пульса точно не было, но по зеркалу я определил, что дыхание - есть. Мундир у вас напротив сердца был пробит, но осколок в портрете княгини застрял, - рассказывая, Сашка показал Алексею портрет Кати, защитивший его сердце от осколка вражеского ядра. - Я телегу у ополченцев выпросил, коней по очереди запрягал и за ночь до Грабцева доехал.
        Управляющий Андрей Ильич доктора привез. Тот посмотрел и сказал, что вы находитесь в коме, можете вообще лежать и не приходить в себя много времени. А как придете в себя, все должно постепенно наладиться. Так вы уже больше двух недель пролежали. Французы как Москву заняли, так и в Грабцево гарнизон пришел, французские драгуны там теперь стоят, главный дом заняли, а их командир в ваших покоях спит. Как только они во двор въехали, я вас потихоньку через заднее крыльцо вынес и сюда привез. Эта изба давно пустая, егерь Трофим еще летом помер, а она далеко в лесу, сюда они не доберутся. Только как теперь сюда доктора привести? Ведь заметят басурмане, найдут нас.
        Сашка надолго замолчал, а потом его лицо озарилось радостью, и он предложил:
        - Барин, я вам Аксинью привезу. Помните старушку травницу, что на краю деревни живет?
        Алексей прикрыл глаза. Он помнил старую травницу, ему казалось, что она была старой и сгорбленной еще тогда, когда он мальчиком первый раз приехал с отцом в это имение двадцать лет назад. Он запомнил, как почтительно отец с ней разговаривал, а потом сказал сыну, что травница зарастила ему шрам, оставленный персидской саблей, и он перестал пугать людей.
        Сашка, пообещав хозяину скоро вернуться, надел шапку и вышел, Алексей услышал стук копыт. Он закрыл глаза, голова ужасно болела, попробовал снова шевелить руками и ногами, но он их не чувствовал. Наконец блаженное забытье опустилось на раненого, и он заснул.
        Проснулся Алексей от стука хлопнувшей двери, открыв глаза, он увидел Сашку, а рядом с ним стояла сгорбленная старушка с умным и проницательным лицом. Она подошла к постели князя, положила ему руку на лоб, посмотрела в глаза и молча отошла. Из большого узла, лежащего на лавке около порога, она достала свечу и икону Девы Марии. Усевшись на край кровати, она поставила в ее изголовье зажженную свечу, положила на подушку рядом с головой Алексея икону и начала молиться. Молилась она долго, потом, трижды перекрестившись, положила руку на лоб Алексея, помолчала и сказала:
        - Грех на тебе большой, князь, сироту ты обидел, и хотя она, добрая душа, тебя простила, даже молила господа за тебя, грех на тебе лежит, пока сам его не отмолишь, не встанешь с этой постели. Но я тебе помогу. Я с вами останусь, буду тебя травами поить и молиться вместе с тобой, Бог даст, подниму тебя, а потом и меня господь заберет, последний ты мой раненый, зажилась я здесь, господь меня не брал, потому что тебе судьба была ко мне прийти.
        Аксинья задула свечу и пошла к русской печке, кипятить воду. Больше месяца возилась травница с Алексеем. Она читала молитвы, а он мысленно повторял их за ней. С ложки Аксинья вливала в раненого травяные отвары, растирала его руки и ноги пахучими мазями, пока однажды головная боль не исчезла, как будто ее и не было. Алексей с изумлением понял, что слова молитвы, повторяемой за травницей, он произнес вслух. С этого часа дела его пошли на поправку. Сначала он почувствовал покалывание в руках, а потом начал шевелить пальцами. К концу второго месяца он почувствовал ноги, а еще через неделю встал на них.
        Сашка привозил из имения новости, которые управляющий узнавал в уезде. Алексей знал, что Москва сгорела, и Наполеон уже покинул ее, опасаясь зимовать в разоренном городе среди дымящихся руин. Знал он о смерти Багратиона, и о бое под Малоярославцем, когда Кутузов, загнал Бонапарта на разоренную Смоленскую дорогу. Теперь русские войска уже должны были догнать французов до Смоленска.
        - Ну вот, князь, отмолил ты свой грех, я тебе больше не нужна,- сказала Аксинья, перекрестив Алексея в последний раз и протянув ему икону Девы Марии, женщина повернулась к Сашке, - вези меня домой, парень, скоро я с небес за вас молиться буду.
        Алексей обнял ее и поцеловал ей обе руки:
        - Ты, Аксинья, мне теперь как мать, второй раз я на свет родился, - с чувством произнес он, - сколько буду жить, столько буду помнить, что ты для меня сделала.
        Так, обняв старую женщину за плечи, он вывел ее на крыльцо. Ноябрь уже оголил деревья, сырая листва устилала землю, но дождя не было. Свежий воздух наполнял легкие Алексея. Нужно было ехать догонять армию, и он велел Сашке собираться.
        Дни Кати в последнее время проходили совершенно одинаково: долгий сон, поездка в храм, занятия с Генриеттой, тихий вечер и беседы с Луизой. Она не только не тяготилась этим, а наоборот стремилась сузить свой мир, чтобы ничто не могло нарушить светлую гармонию, поселившуюся в ее душе. Княгиня гнала от себя все мысли о войне и опасности для Алексея, запрещала себе даже думать о том, скольких воинов не досчитаются русские семьи в этой битве.
        - Мы будем счастливы, мы любим, друг друга, у нас скоро родится сын, господь не заберет у меня мужа, а у ребенка не заберет отца, - много раз на дню повторяла она как заклинание.
        Катя выполнила свое обещание, данное Луизе. Когда француженка нарисовала ей узор шелкового пояса, а потом вышила его и ворот платья так, как она предлагала месяц назад, княгиня согласилась, что эту прекрасную коммерческую идею нужно воплотить в жизнь. С помощью мистера Буля на окраине Лондона, в часе езды от их дома, было куплено старое помещение, где раньше располагалась суконная фабрика. Катя и Луиза нарисовали план переделок. Один из двух больших цехов они решили разгородить так, чтобы получилось большое количество комнат, там они планировали поселить своих работниц. Строители были наняты и переделки шли полным ходом. Счастливая Луиза каждое утро уезжала на стройку и возвращалась затемно. Она привлекла на работу нескольких эмигранток. Обрадованные надеждой вырваться из нужды и отчаяния, они все вместе работали на стройке, крася, отмывая и убирая мусор, чтобы приблизить день открытия мастерской.
        Катя же часто ездила в православную церковь, построенную при российском посольстве. Она всегда молилась у иконы Казанской Божьей Матери. Подолгу стоя около образа, молясь, прося у небесной матери заступничества, молодая женщина не замечала, какой интерес она вызывает у окружающих своей красотой и своей загадочностью.
        В посольстве давно ходили споры, кто такая эта прекрасная женщина, ждущая ребенка. Молодые дипломаты и русские аристократы, заброшенные судьбой в Лондон в это военное время, все были необычайно заинтригованы. Молодежь собирались компаниями, чтобы пойти помолиться в церковь в то время, когда там бывает прекрасная незнакомка. Все уже знали, что она приезжает к одиннадцати часам утра, бывает в церкви до получаса, а потом уезжает в Мейфэр в экипаже, запряженном парой прекрасных белоснежных коней. Вся дипломатическая мощь российской империи в Британии была брошена на то, чтобы узнать, кому принадлежит дом на Аппер-Брук-стрит, куда белые кони отвозят свою прекрасную хозяйку.
        Чрезвычайного и полномочного посланника российского правительства в Лондоне пока не было. В ближайшее время ожидалось назначение нового посланника, а пока почетная обязанность представления российского правительства была возложена на секретаря посольства князя Сергея Курского. Ему было двадцать восемь лет, и он был самым старшим из всех российских дипломатов. Отсутствие начальства и, вообще, старших по возрасту чиновников, сделало российское посольство любимым местом сборища молодых русских и английских аристократов, весело проводивших время за бокалом бренди и игрой в карты по-крупному. «Русский клуб», как шутливо называли все посетители вечеринок, устраиваемых князем Сергеем, русское посольство, пользовался осенью двенадцатого года огромной популярностью.
        Сегодня приема не было, и еще не отошедший от вчерашних излияний князь Сергей принимал только узкий круг друзей: дипломата Александра Нарымова, молодого графа Петра Строганова, и совсем юного Ивана Разумовского. Строганова в Лондон занесла три года назад тяга к учению, но в первый же месяц жизни в Англии он ее благополучно потерял, и теперь жил, проводя время в кутежах и игре. А внучатого племянника фаворита императрицы Елизаветы Ивана Разумовского прислали в Англию любящие родители, дабы уберечь единственное дитя от соблазна поступить в гусары и сложить голову на войне с французами.
        Друзья развалились в креслах в кабинете посланника. Пить больше никому не хотелось, а значительные суммы, оставленные вчера всеми тремя молодыми людьми в карманах английских лордов, вызывали печаль и раздражение.
        - Серж, что за жизнь пошла, нам не везет в карты так, как никогда, - граф Петр раздраженно топнул ногой, - просто свинство, сколько денег вчера выиграли у нас лорд Марч и Беннингем.
        - Не везет в карты, повезет в любви,- князь Сергей вертел в руках беленький листочек, сложенный в несколько раз.
        - Что ты имеешь в виду? - Три пары молодых глаз, опухших от большого количества бренди, уставились на старшего друга.
        - А то, что я узнал, кто та прекрасная незнакомка, посещающая по утрам посольскую церковь, - князь Сергей, довольный произведенным эффектом, закрыл глаза и замолчал.
        Он наслаждался нетерпеливыми криками, издаваемыми его приятелями, и специально прикидывался усталым и равнодушным. Высокий блондин с прекрасной внешностью, князь Сергей обладал и счастливым характером: он был добр, благороден и имел прекрасное чувство юмора. Поэтому сейчас он открыл глаза именно в тот момент, когда терпение друзей истощилось, и они могли почувствовать обиду. Он улыбнулся и произнес с выражением полного великодушия:
        - Наша незнакомка - графиня Екатерина Павловна Бельская. Дом куплен на ее имя.
        - Я не знаю Бельских, что это за семья?- удивился граф Строганов и вопросительно смотрел на друзей.
        - В свете такой фамилии я не слышал,- с важностью заявил Разумовский, слегка передергивая факты, поскольку по молодости лет в столичном свете он еще не появлялся.
        - Я тоже не знаю эту семью, - подтвердил князь Сергей, - но ясно, что она богата, поскольку ее дом - один из самых дорогих в Лондоне, а кони ее стоят целое состояние, но и понятно, что она замужем, раз ждет ребенка. Значит граф Бельский, скорее всего, на войне, а семью послал в безопасное место.
        - Логично, - Разумовский кивнул, - теперь многие так делают.
        - Я хочу завтра познакомиться с ней, предложить свои услуги как посланник, в конце концов, она - наша соотечественница, я должен представлять интересы всех русских в Англии.
        Друзья выразили ему свое полное одобрение, и поскольку за такой прекрасный план следовало выпить, они основательно приложились к графинам с бренди, после чего шатающийся хозяин проводил своих еле идущих гостей до их экипажей, а сам, с трудом добравшись до своей спальни на втором этаже, рухнул на кровать, не раздеваясь.
        Утром следующего дня князь Сергей, одетый в свой любимый сюртук цвета бутылочного стекла, серые жилет и панталоны, и пару дорогих черных сапог, начищенных до зеркального блеска, усиленно молился в приделе посольской церкви. Такая набожность с его стороны вызывала понимающие взгляды нескольких молодых людей, рассеянно ставивших свечки перед иконами.
        Легкие шаги вошедшей Кати отдались под высокими сводами церкви. Сегодня она была одета в свободное шелковое платье голубовато-серого цвета, с кружевной белой пелериной, маскирующей округлившийся живот, голубая шляпка, отделанная белыми лентами, скрывала широкими полями опущенное лицо от нескромного взгляда. Она подошла к уже ставшему ей привычным месту у образа Казанской Божьей Матери и, уйдя в молитву, унеслась мыслями к любимому, прося о его спасении в битве. Все молодые люди, пришедшие в храм только ради нее, почтительно стояли в отдалении, боясь нарушить ее уединение. Наконец Катя перекрестилась, приложилась к образу и пошла к выходу из храма. Почти у порога ее негромко окликнул стоящий у двери молодой человек:
        - Сударыня, позвольте задержать вас на пару минут, - говоря, он почтительно поклонился. - Мне сообщили, что вы русская, а я сейчас заменяю посланника в Лондоне, и мой долг оказывать помощь всем нашим соотечественникам. Позвольте представиться, князь Сергей Курский. А вы графиня Бельская?
        Катя подняла на молодого человека глаза. Она никогда не отдавала себе отчета, что первый взгляд в ее огромные светлые глаза производил неизгладимое впечатление на мужчин. Князь Сергей не стал исключением, он потерял дар речи и поэтому не заметил, что его красавица замешкалась с ответом, она не знала, какой титул ей назвать, потом решила, что раз в Англии ее собственность и деньги оформлены на графиню Бельскую, лучше так и представляться.
        - Да, я, Екатерина Павловна Бельская, - подтвердила Катя и улыбнулась молодому человеку, - благодарю вас князь за внимание, но пока мне ничего не нужно.
        - Сударыня, это большая честь для меня, быть полезным вам, - галантно ответил князь Сергей, вышедший из оцепенения, он открыл перед Катей дверь храма, пропуская ее вперед.- Вы можете всегда найти меня в соседнем здании, нашем посольстве, или прислать туда письмо, если у вас будет какая-нибудь нужда.
        Катя улыбнулась ему, поблагодарила еще раз и поехала домой, сразу выбросив эту встречу из головы. А князь Сергей, пораженный в самое сердце, больше ни о чем не мог думать, как только о прекрасном лице юной мадонны с огромными светлыми глазами в пушистых черных ресницах. С того дня он ежедневно приходил в храм в надежде поздороваться с графиней, открыть ей дверь, справится об ее здоровье. Постепенно Катя привыкла к его присутствию в церкви и начала считать его естественным, ей и в голову не приходило, что христианское смирение красавца князя связано исключительно с возможностью видеть ее.
        До родов оставалось две-три недели, и Катя старалась уже как можно меньше выходить из дома, она отменила и поездки в церковь, молясь в домашней часовне, которую освятил отец Афанасий, священник посольской церкви.
        Сегодня молодая женщина пришла молиться рано, беспокойство подняло ее с постели. Она решила, что это из-за родов, и, обругав себя трусихой, пошла в свой маленький храм, просить помощи у небесной заступницы. Княгиня еще стояла около икон, когда в комнату вошла Луиза и попросила ее выйти к посетителю из России.
        - Алексей! Он приехал! - обрадовалась Катя и бросилась к гостиной.
        У окна стоял Штерн. Разочарование, нахлынувшее на нее, видимо было так заметно, что поверенный виновато развел руками.
        - Здравствуйте, Иван Иванович, - поздоровалась молодая женщина, взяв себя в руки. - Садитесь, пожалуйста, сейчас принесут чай. Мы ведь с вами в Англии.
        Штерн сел в кресло напротив нее и, не дожидаясь вопросов, стал рассказывать о событиях в Бельцах. С ужасом слушала Катя о преступниках, умертвивших самых любимых ее людей. Она перекрестилась, когда узнала, что сама чудом избежала смерти, выбросив разбившиеся от тряски бутылки и корзинки с провизией. Все было ясно, но раз мадам Леже исчезла и не понесла наказания, она не могла быть спокойной ни за свою жизнь, ни за жизнь своего малыша. Катя внимательно посмотрела на поверенного. Он отводил глаза, и вид его был какой-то виноватый.
        - Иван Иванович, что случилось? Я же вижу, что вы чего-то не договариваете. Говорите,- попросила она, внимательно глядя на своего помощника и друга.
        - Екатерина Павловна, - Штерн сделал паузу, но потом собрался с силами и произнес: - Алексей Николаевич погиб под Москвой.
        Катя побледнела, вскочила и потеряла сознание. Через четверть часа у еще не пришедшей в себя женщины начались роды.
        Шли вторые сутки, с тех пор как начались схватки, Луиза, Марта и лучший акушер Лондона доктор Грин, привезенный Штерном, уже начали терять надежду. Катя приходила в сознание, но тут же теряла его снова. Доктор Грин вышел к совершенно потерянному Штерну, сидевшему с гостиной.
        - Мистер Штерн, состояние графини таково, что она не может помогать природе, и, чтобы спасти мать и дитя нам необходимо будет сделать кесарево сечение. Кто из родных может дать согласие на это? - осведомился доктор, выжидающе глядя на поверенного.
        - У графини больше нет родных, но я - ее доверенное лицо и был доверенным лицом ее отца, наверное, это решение следует принять мне, - сообщил Иван Иванович и задумался, - если графиня придет в себя, сможет ли она родить обычным путем?
        - Да, несомненно, она молода, ребенок лежит правильно, и если она сможет помогать нам, ребенок должен родиться довольно быстро.
        - Тогда давайте еще подождем, и будем молиться, чтобы она пришла в себя, - решил Штерн и умоляюще поглядел на доктора. - Когда наступит решающий момент, и больше медлить будет нельзя, вы мне скажете.
        Доктор кивнул и молча вышел.
        - Милая, проснись,- голос матушки проник в затуманенный мозг Кати, - помоги нашему малышу появиться на свет. Ему уже пора родиться, - матушка беспокоилась, Катя слышала это по интонациям голоса.
        - А разве я сплю? - удивилась она. - Матушка, что со мной?
        - Ты теперь мать, спаси нашего внука, будь сильной, - голос матушки уже не просил, а требовал.- Мы всегда гордились тобой, не подведи нас на этот раз.
        Катя открыла глаза, и ее захлестнула ужасная боль, она выгнулась дугой и закричала.
        - Ну, слава Богу, - обрадовалась Луиза и схватила княгиню за руку, - тужьтесь, миледи, помогите малышу.
        - Давай, моя девочка, - просила Марта, склоняясь к ней с другой стороны, - помогай малышу, давай сильнее старайся.
        Катя напряглась, несколько судорог прошло по ее телу, и вдруг ей стало необыкновенно легко. В наступившей тишине раздался крик ребенка, его улыбающийся доктор поднял на руках.
        - Мальчик,- весело сказал он, показывая новорожденного Луизе и Марте, - смотрите, какой он большой и красивый.
        - Его зовут Павел, запомните, - прошептала Катя и снова потеряла сознание.


        ГЛАВА 15
        Алексей догнал основные силы русской армии в Вязьме. Добравшись до штаба, расположившегося в нескольких чудом уцелевших крестьянских избах на окраине сгоревшего города, он, назвав себя, попросил встречи с Кутузовым. Михаил Илларионович принял его немедленно. Еще более усталый и постаревший с их последней встречи главнокомандующий сидел все в том же кресле, что в Царевом Займище четыре месяца назад. Кресло ему поставили у русской печки, и он, накинув шинель поверх мундира, грел руки, приложив их к теплому беленому боку.
        - Здравствуй, князь,- поднялся он навстречу Алексею и крепко обнял молодого человека, - а мы тебя уже оплакали вместе с командиром твоим Петром Ивановичем. Рассказывай, где ты был все это время.
        - Мой слуга нашел меня ночью среди мертвых, отвез в наше имение, а там деревенская травница выходила меня, только вот много времени ей на это понадобилось,- рассказал часть правды Алексей, которому не хотелось, чтобы хоть кто-то знал, как тяжело ему далось возвращение к жизни.
        - Мне докладывали, что вас с Багратионом осколками одного ядра ранило, но князь Петр всего восемнадцать дней прожил после Бородина, - вспомнил Кутузов и отвернулся, потом, успокоившись, повернулся к Алексею. - А ты знаешь, что тебе за отличие при сражении под Бородино пожалован орден Святого Георгия, и ты произведен в полковники, правда, мы все считали, что посмертно.
        - Нет, я не знал,- удивился Алексей, полностью оторванный от жизни в избушке егеря он был потрясен, что в это время кто-то интересовался его судьбой.
        - Что теперь хочешь делать? - перешел к главному Кутузов, испытующе глядя на молодого человека.
        - Сражаться хочу за Отечество, хочу за своего командира посчитаться с врагом. Порошу вас, направьте меня в авангард армии, слишком многое я пропустил.
        - Ну что ж, я тебя понимаю, у самого сердце горит, - согласился Михаил Илларионович, подойдя к столу, он написал несколько строк на листке и протянул его Алексею. - Поезжай к Милорадовичу, я пишу, чтобы ты был при нем, но на передовую не рвись, второй раз можешь с того света и не вернуться
        Алексей поблагодарил главнокомандующего, простился с ним и вышел на улицу. Сашка топтался около коней, привязанных к забору.
        - Поехали, - позвал его Алексей, - мы получили назначение, едем в авангард к Милорадовичу.
        Войска французской армии, потерявшие в Москве от бескормицы половину лошадей, не нашли провианта и в Смоленске. Разведчики уже доложили Кутузову, что Наполеон, войдя в город, приказал расстрелять интенданта своей армии Сиоффа, который не смог сломить сопротивление крестьян, уходивших в леса и уничтожавших запасы зерна, лишь бы не кормить врага. Французская армия шла пешими маршами, далеко растянувшись по дороге, и Бонапарт ждал подхода полков маршала Нея, прикрывавшего армию с тыла, целую неделю.
        Любимый ученик Суворова генерал Милорадович, своей отчаянной храбростью завоевавший сердца всех, служивших под его началом от простого солдата до генерала, неделей ранее одержал блестящую победу под Вязьмой, а сейчас трепал отступающих французов при каждом удобном случае. Алексей прибыл в его штаб только через сутки, настолько далеко полки генерала опередили основные силы русской армии, двигающейся южнее. Уже была почти ночь, когда он смог разыскать Милорадовича в деревенской избе у дороги в двадцати верстах от Смоленска.
        С Михаилом Андреевичем он познакомился в ставке под Бородино, когда бывший генерал-губернатор Киева принимал командование правым флангом русских войск. Тогда сорокалетний генерал очень понравился ему своими дельными замечаниями, сделанными на военном совете, прямотой, сквозившей во всех его словах, и какой-то неосознанной аурой силы и храбрости, окружавшей этого человека. В армии ходили легенды о том, как он лично водил свои полки в атаку еще с Суворовым и не изменил этой своей привычке ни в боях с турками, ни в боях с французами.
        Алексей представился дежурному адъютанту и передал ему письмо Кутузова. Милорадович принял его тот час же.
        - Здравствуйте, князь, - вышел он навстречу Алексею и протянул руку в приветствии. - Значит, вы живы, я очень рад. Ведь под Бородино вся мощь французов обрушилась на ваш фланг, если бы не ваша стойкость и геройство, может быть, я сейчас с вами и не говорил бы. Что с вами случилось?
        Алексей в тех же словах, что и Кутузову, кратко сказал о том, что с ним произошло.
        - Ну, значит судьба у вас счастливая, - заключил Милорадович и пригласил молодого человека к столу, где стояла бутылка французского коньяка, а на тарелке лежал наломанный крупными кусками деревенский ржаной хлеб.
        - Видишь, обоз Наполеона разбили, - похвастал Милорадович, - давай князь выпьем за твою счастливую судьбу, да командира твоего помянем, царство небесное князю Петру Ивановичу.
        Они сели к столу, выпили, и долго говорили, вспоминая друзей и товарищей, сложивших голову в боях с французами. Потом генерал отправил Алексея устраиваться на ночлег в соседнюю избу к двум своим адъютантам.
        Русская печь в избе была сильно натоплена и оба адъютанта Милорадовича сидели за столом в расстегнутых мундирах. На столе у них стоял тот же набор, что и у их командира: французский коньяк и ржаной хлеб. Только если поломанный на крупные куски каравай был, как и у Милорадовича один, то бутылок на столе стояло целых четыре штуки, а еще две, уже пустые, стыдливо выглядывали из-под лавки. Веселые молодые люди с раскрасневшимися от выпитого трофейного напитка лицами дружно повернулись на звук открывающейся двери и уставились на Алексея.
        - Боже мой, Черкасский, ты живой? - из-за стола, изумленно открыв глаза, неуверенно поднимался граф Александр Василевский, приятель Алексея по Вильно. - Мы тебя все похоронили, нам указ зачитывали, что полковника тебе присвоили посмертно.
        Молодой граф обнял Алексея, потом, вспомнив о правилах вежливости, повернулся к также поднявшемуся из-за стола товарищу и представил того гостю:
        - Князь, позволь представить тебе барона Ивана Миниха, - он повернулся к барону.- Барон, знакомьтесь, это князь Алексей Черкасский, адъютант великого Багратиона.
        Молодые люди пожали друг другу руки, и гостя пригласили к столу. Алексей сообщил офицерам, что он тоже теперь адъютант Милорадовича. Известие было встречено с восторгом и запито таким количеством коньяка, что верный Сашка, наблюдавший с лавки, отведенной ему для ночлега, за беседой трех адъютантов решил, что вряд ли генерал Милорадович увидит завтра хотя бы одного из них. Но он ошибся, когда ординарец генерала прибежал еще затемно за его адъютантами, все быстро собрались и предстали перед взором начальства хотя и слегка помятыми, но бодрыми и полными боевого духа.
        - Господа офицеры, - начал Милорадович, расхаживая по горнице в заметном волнении, - от главнокомандующего ночью принесли пакет. Он начал операцию, уже давно обещанную нам: с севера сюда подходят корпуса Витгтнштейна, полгода закрывавшего Наполеону путь на столицу, с юга уже идет со своей армией генерал Чичагов, сменивший Кутузова в Бессарабии, а здесь мы гоним Бонапарта. Авангард французов уже вышел из Смоленска. Главнокомандующий приказал взять французов в кольцо, перерезав им путь на запад. Мы сейчас выступаем отсюда на село Красное, а основная армия подходит туда с юга. Теперь мы должны приложить все силы и добить врага в этом мешке. Но вас я позвал не за этим. При мне остается только барон Миних, а вы двое должны выследить и поймать Наполеона. Берите человек тридцать драгун. У вас на завтрашний бой только это задание.
        Василевский предложил Алексею стать командиром отряда, а сам занялся отбором драгун в этот рейд. Когда тридцать человек были отобраны, Алексей объявил драгунам о поставленной перед ними задаче. Восторг солдат не поддавался описанию. Было решено следовать впереди полков Милорадовича к Красному и там, в засаде, ждать приближения французов.
        Село Красное маленький отряд увидел к полудню. К нему почти примыкал густой лес. Сейчас, когда листвы на деревьях и кустарниках уже не было, скрыться в нем так, чтобы потом с марша выехать на дорогу, было достаточно сложно. Находчивые драгуны предложили нарубить лозы и переплести ее так, как плетут плетни, а сверху набросать палых листьев. Молодые командиры одобрили эту идею и драгуны, привязав лошадей, начали сооружение укрытия. Когда впереди показались основные полки, идущие с юга, а с запада подошла конница Милорадовича, отряд Алексея был уже спрятан в лесу.
        Русская армия развернулась широкой дугой, перекрывая дорогу на Белоруссию и Польшу отступающему Наполеону. Авангард французов появился вечером. Впереди войска окруженная личной гвардией ехала серая карета, запряженная четверкой вороных лошадей. То, как мгновенно мобильный отряд развернулся и ускакал обратно, убедило Алексея, что в карете действительно был император французов. Он оглянулся на Александра Василевского, тот ответил ему понимающим взглядом.
        Французские войска начали перегруппировку, но они были застигнуты врасплох и не успели задействовать артиллерию, в то время как русские подвезли и установили свои батареи, открыв по французам огонь картечью. Но быстро стемнело, а потом ночь опустилась на позиции двух армий, замерших в боевых порядках, чтобы с рассветом вновь начать кровопролитное сражение. Всем было ясно: французы или прорвутся сквозь порядки русских или полягут все около этой преграды.
        На рассвете бой возобновился, французы пошли в атаку на русские позиции, но были отброшены. Раз за разом начинали они атаки и каждый раз отступали. Наконец, уже в сумерках из-за пеших полков, выскочил кавалерийский отряд, собранный в кулак, и по чистому полю бросился в атаку на левый фланг русской армии, а пешие полки закрывали этот прорыв сзади своими штыками.
        - Он прорывается, - крикнул Алексей другу, - вперед, за ними, - и маленький отряд бросился наперерез прорывающимся французам. Но они не успели, кавалерия французов врезалась в левый фланг русских войск, сминая пехоту и прорубая себе коридор на выход. Впереди в этой рубке мелькала знаменитая черная треуголка и серая шинель императора, его плотным кольцом окружали конные егеря в черных медвежьих шапках.
        - Туда, - закричал Алексей, - саблей указывая в гущу битвы.
        Маленький отряд скакал за своим командиром. Алексей пытался не упустить из виду всадника в серой шинели, орудующего саблей в самой гуще схватки. Василевский не отставал от него, рубясь с французами слева от своего командира. Они постепенно приближались к своей цели, как вдруг авангард французского отряда прорвал линию русских войск и вскачь устремился вперед, в этот момент конные егеря, окружавшие императора, развернулись и заняли оборону, не давая русским войскам начать погоню. Бой возобновился с новой яростью. Все меньше защитников оставалось вокруг французского императора, Алексей почти приблизился к нему, как вдруг с всадника слетела знаменитая черная треуголка, и князь с изумлением увидел смуглого молодого человека с кудрявыми черными волосами. Это был не Наполеон.
        От изумления Алексей даже опустил саблю и чуть не погиб, пропустив удар французского драгуна, но Василевский отбил нападение, выбив саблю из рук француза.
        - Это - не он, это - двойник, - крикнул Алексей другу, стараясь перекричать шум битвы.
        - Не может быть! - не поверил Василевский. Но всмотрелся в человека в серой шинели и согласился, - ты прав, что теперь поделаешь, давай возьмем хотя бы этого.
        Они вдвоем рванулись вперед, прорубая проход к загадочному всаднику, но когда были уже в нескольких шагах от него, тот дернулся, выронил саблю и рухнул под ноги своего коня, по серой шинели расползалось большое кровавое пятно. Алексей обернулся и увидел француза, чуть не убившего его минутой ранее. Драгун видно целил в Алексея, находящегося в метре от человека в серой шинели, а попал в спину соотечественнику.
        Друзья подскакали к упавшему двойнику и спешились. Александр перевернул и приподнял раненого, а Алексей наклонился над ним.
        - Кто вы? - спросил он, - и где император?
        - Мой император прорвался, а я счастлив отдать жизнь за него, - шепнул раненый и его глаза начали закатываться.
        - Постойте, скажите, как вас зовут? Ведь вы спасти жизнь императору! - крикнул Алексей в надежде, что умирающий его услышит.
        - Маркиз Арман де Сент-Этьен, - слабо улыбнувшись, ответил француз, потом глаза его затуманились - прощай, дорогая, я любил тебя, - прошептал он и умер.
        Бой затихал, остатки полка, прикрывавшие отход своего императора были сметены. Наступившая темнота вновь остановила битву, но было ясно, что французы завтра потерпят поражение. Завтрашний день не обманул ожидания Кутузова. Французы после ожесточенного сопротивления были загнаны русскими войсками в лес, где были окружены и взяты в плен. Наполеон потерял всю свою артиллерию и пешие полки, но кавалерия, включаю личную гвардию императора, вырвалась и двигалась к реке Березина, чтобы уйти на соединение со своими австрийскими союзниками.
        Южная армия генерала Чичагова перекрыла переправу через Березину, заняв город Борисов, и его солдаты, еще не участвовавшие в боях с французами, рвались «утопить французов в крови». Но им не повезло, Наполеон - стратег, не имеющий равных в Европе, обманул генерала Чичагова, всячески показывая, что он будет переправляться в южнее Борисова, а сам под покровом ночи построил два моста севернее этого города и переправился на западный берег Березены. Накануне ударил ужасный мороз, во французской армии к огромному количеству раненых прибавились обмороженные, и Наполеон приказал пропустить по переправе только семьи своих приближенных и гвардию. После этого по его приказу мосты были сожжены, а огромное количество раненых и обмороженных осталось на восточном берегу реки на милость подошедшей русской армии.
        Несколько карет, запряженных последними сильными лошадьми, ждали Наполеона у горящей переправы. Он поздоровался с женой маршала Нея, стоящей у своей кареты и обратил внимание на незнакомое лицо. Синеглазая женщина с лицом совершенной красоты, закутанная в пушистую белую шубу стояла у третей кареты и смотрела на горящие мосты, по щекам ее текли слезы. Он подошел к ней.
        - Мадам, вы супруга маркиза де Сент-Этьена? - спросил император, разглядывая красавицу. Женщина молча поклонилась.
        - Ваш муж погиб, спасая жизнь своему суверену. Я в долгу перед вами, жду вас в Париже, где я постараюсь воздать вдове героя подобающие почести. - Наполеон повернулся и сел в сою карету. Кавалькада помчалась на запад к Неману, за ней двигались остатки армии. Сильные морозы, не ослабевавшие в течение последующих двух недель, выкосили последних французских солдат, ослабленных от голода. Наполеон покинул войска и отправился в Париж, набирать новые полки, а Великая армия, перешедшая полгода назад Неман, перестала существовать.
        Алексей дошел вместе с генералом Милорадовичем до Немана. Потом командир вызвал его и приказал собираться в Санкт-Петербург.
        - Вы должны предстать перед его величеством, пора вам воскреснуть и для двора тоже. Сейчас бои закончены. Вы мне пока не нужны, но если император отпустит вас, возвращайтесь, я всегда буду рад, - сказал генерал, пожал Алексею руку и отправил его собираться.
        Александр Василевский ждал его у выхода. Молодой человек был явно расстроен:
        - Я все знаю, жаль, что ты уезжаешь. Мы хорошо воевали вместе.
        - Я обещаю, что не буду ухаживать за красавицами в Санкт-Петербурге, оставлю их всех тебе,- пошутил Алексей.
        - Я и сам не буду теперь за ними ухаживать, я дал слово одной девушке, вот война закончится, и я на ней женюсь, - серьезно ответил его молодой друг.
        - Не знал, ты мне ничего не рассказывал,- удивился князь.
        - Я не хочу об этом говорить, это - личное, - объяснил Василевский, - но не будем об этом. Дарю тебе в дорогу две бутылки трофейного коньяка, в такой мороз самое верное средство не простыть.
        Молодые люди обнялись, и через час Алексей выехал в столицу.
        Санкт- Петербург встретил князя ярким солнцем и морозным воздухом, дрожащим над заснеженной Невой. До Москвы он ехал вместе с Сашкой. Там, отправив верного слугу с лошадьми в Грабцево, сам на почтовой тройке выехал в столицу. Подъехав к своему дому на Миллионной улице, он постучал дверным молотком в широкие резные двери. Открывший лакей, увидев Алексея, оторопел.
        - Я - живой, - засмеялся князь, отстранив оторопевшего слугу, он прошел в дом, на ходу снимая шинель. Навстречу ему спешил седой дворецкий. Увидев Алексея, он замер, потом из его глаз брызнули слезы.
        - Ваша светлость, счастье-то какое, - прерывающимся голосом залепетал старик.
        - Я живой, Фирс, успокойся, - сказал Алексей и обнял старика,- кто сейчас в доме?
        - Князь Василий, он - в гостиной, сейчас я предупрежу.
        - Нет уж не нужно, я сам с ним поговорю,- запретил Алексей, быстрым шагом дошел до гостиной и распахнул дверь.
        Князь Василий в щегольском сюртуке темно-синего цвета сидел за маленьким столиком у окна и читал газету. Он обернулся на звук шагов и так побледнел, что Алексей не удивился бы, если бы дядя отдал Богу душу прямо у него на глазах.
        - Князь Василий, немедленно покиньте мой дом, ваши вещи слуги соберут сами и отправят по тому адресу, который вы им оставите, - говоря, Алексей подошел вплотную к дяде. - Если я выясню, что вы растранжирили на себя мои деньги или деньги моей жены и сестер, я с вас засужу, и вы закончите свои дни в долговой тюрьме. А сейчас пошел вон!
        Князь Василий, все такой же бледный поднялся со стула и молча прошел мимо Алексея. Через четверть часа извозчик увез старого князя. Вещи свои он велел переслать в дом своего сына Николая, сказав дворецкому, что потом сам их заберет.
        Алексей заглянул в свою спальню, где лакеи упаковывали вещи его дяди, и спросил дворецкого, куда дели его одежду. Фирс послал двух лакеев на третий этаж, где в бельевых кладовых хранились сложенные вещи Алексея. В первом же сундуке сверху лежал любимый светло-серый сюртук князя, а под ним запасной парадный мундир, еще ни разу не одетый. Дворецкий принес хозяину сапоги, туфли и зимнюю шинель с бобровым воротником.
        - Пусть мне приготовят ванну, и пришли мне кого-нибудь посообразительнее из лакеев, пока я не найду нового камердинера, - велел Алексей старому Фирсу, и пошел писать письмо императору с просьбой об аудиенции.
        Он не успел даже побриться, как из дворца прибыл ответ от государя, что светлейшего князя Алексея Черкасского приглашают явиться немедленно. Надев мундир, он сел в сани и поехал во дворец.
        Александр вышел из кабинета навстречу другу и крепко обнял его.
        - Господи, какой подарок судьбы, а мы с Константином тебя оплакали, - воскликнул император, - проходи, расскажи, что с тобой было.
        Алексей рассказал обо всем, что произошло с ним, начиная с Бородина и заканчивая Неманом. Взволнованный Александр слушал, сопереживая. Когда Алексей закончил, император пригласил друга к Елизавете Алексеевне. Там тоже его ждал горячий прием. Тронутый искренней радостью, с которой его принимали в августейшей семье, Алексей не решался начать разговор о том, что его больше всего волновало. Но император начал сам:
        - Алеша, ты, наверное, хочешь поехать к жене. Она знает, что ты жив? - поинтересовался он.
        - Я не знаю, ваше императорское величество, в конце марта я отправил ее в Лондон, и больше не имел от нее вестей, но был бы очень благодарен вашему императорскому величеству, если бы мог попросить у вас отпуск на несколько месяцев по семейным обстоятельствам.
        - Но порт закрыт, отсюда ты в Англию не отплывешь, если только через Ревель. Отпускаю тебя на полгода, а потом возвращайся.
        Алексей радостно поблагодарил императора и попрощался. Он был свободен и собирался пробираться в Лондон любыми путями, лишь бы встретиться с женой.
        Вернувшись домой, он нашел свою одежду развешанной в шкафах спальни. Молодой лакей мялся у двери, не решаясь обратиться к хозяину.
        - Что тебе? - спросил Алексей.
        - Ваша светлость, в сундуке еще письма были, что с ними теперь делать? - спросил парень, вытащив из сундука стопку писем.
        - Давай, я посмотрю, а ты приведи кого-нибудь, и выносите сундуки.
        Алексей взял стопку писем. Три письма были от Елены и одно от мистера Фокса. Он прочитал сначала письма сестры. Все они были датированы тремя летними месяцами. В Ратманово все шло нормально, и Елена достойно справлялась с обязанностями хозяйки, легшими на ее плечи. Потом он распечатал письмо англичанина. Оно было коротким:
        «Милорд, я должен сообщить вам прискорбные новости. Наших кораблей больше нет. «Манчестер» захвачен в плен французами, а «Орел» потоплен. По сведениям, привезенным «Викторией» никто из команды «Орла» в нашу контору в Лондоне не обратился, поэтому я считаю всю команду и пассажиров судна погибшими. Я отплываю на «Виктории», чтобы разобраться с ситуацией, сложившейся с нашей коммерцией в Англии. Примите мои искренние соболезнования по поводу гибели вашей супруги». Под письмом стояла размашистая подпись Фокса.
        Алексей не мог поверить в то, что он прочитал. Посидев несколько мгновений неподвижно, он бросился вниз, приказав на ходу закладывать сани. Через полчаса он стучал в закрытые двери своей конторы. На стук вышел сторож, рассказавший ему, что контора закрыта с сентября, когда в Англию ушла «Афродита», он же сообщил Алексею и печальную новость, что «Виктория» тоже захвачена французами, и о судьбе Фокса и команды ничего не известно.
        Молодой человек молча сидел в санях, кучер нерешительно оглядывался на молчащего хозяина, наконец, он окликнул его и спросил, что дальше делать. Князь пришел в себя и распорядился ехать домой. Следующим утром он выехал в Грабцево, оттуда, захватив Сашку, поехал на запад в действующую армию. Алексей считал, что его жизнь кончена, дальше до самой смерти его ждала только мучительная тоска и бесконечно длинные, однообразные дни. Заветным желанием его стало погибнуть в бою.


        ГЛАВА 16
        Катя пролежала в горячке почти месяц, несколько раз она была на пороге смерти и отчаявшаяся Луиза плакала и просила Штерна найти еще одного доктора. Все лучшие доктора Лондона перебывали у постели молодой женщины, но их ответ всегда был один:
        - Бог поможет, и она поправится. Княгиня молодая женщина и может перебороть болезнь, но сейчас доктора сделали все, что могли.
        Но видно матушка на небесах отмолила свою девочку, на двадцать восьмой день после родов лихорадка отступила, и Катя открыла глаза. В кресле около своей кровати она увидела исхудавшую Луизу, уронившую на колени вязание. Глаза ее были прикрыты, а на лице было выражение горя и безмерной усталости.
        - Луиза, что случилось? - Катя сама удивилась своему слабому голосу.
        - Господи, спасибо тебе, - обрадовалась Луиза, склоняясь над молодой женщиной, - как вы себя чувствуете, миледи, где болит?
        - Нигде не болит, просто слабость сильная, - ответила Катя, старательно прислушиваясь к своим ощущениям, - пить хочется.
        - Сейчас, вот пейте,
        Подруга приподняла ее голову и напоила теплым сладким чаем.
        - Сколько времени я болела?- забеспокоилась молодая княгиня, - а как мой сын?
        - С малышом все хорошо, у него славная кормилица, Бетси, и он такой прелестный, его обожает весь дом. А проболели вы почти месяц.
        - Так долго?
        Катя попыталась сесть в постели, но сил у нее не хватило, и Луиза помогла ей.
        - Принесите мне сына, - попросила больная,- я хочу его видеть.
        Луиза вышла из комнаты, на ходу сообщая всем в доме, что миледи пришла в себя. Она вернулась вместе с добродушной молодой женщиной, несущей ребенка, завернутого в голубое стеганое одеяльце.
        - Вот, миледи, это - Бетси, кормилица и няня нашего принца, - представила женщину Луиза, - а это сам наш прекрасный князь Павел.
        Она взяла ребенка из рук кормилицы и положила его на колени к матери. Малыш спал. Он был чудесным. Черные волосики уже завивались в нежные спиральки, кожа его была бархатистой и нежной, черты лица были чудесно пропорциональны, а на подбородке был намек на ямочку, что появится позднее. Перед Катей лежала маленькая копия ее мужа. Малыш завозился и открыл глаза, они были большие и светло-голубые.
        - Мой любимый, какой ты красавец, - нежно сказала Катя, погладив головку малыша, - как он похож на отца, только глаза - голубые.
        - Цвет глаз у малышей меняется, миледи, возможно, они будут другими, но пусть бы они остались голубыми, ведь это так красиво при черных волосах.
        - Луиза, ведь Павлуше почти месяц, его нужно окрестить, - заволновалась Катя и решила, - я сама поеду в церковь к отцу Афанасию и договорюсь о крестинах.
        Она попыталась поднять мальчика и прижать к себе, но ее руки не справились с этой маленькой тяжестью. Луиза забрала малыша и передала его Бетси.
        - Не нужно, миледи, вы еще очень слабы, но теперь дело быстро пойдет на поправку.
        Она оказалась права. Марта с Поленькой день и ночь пичкали хозяйку то бульоном, то протертым мясом, то кашей, Луиза массировала Кате руки и ноги, и, подхватив под руки, учила ее снова ходить. Через неделю молодая женщина уже начала ходить самостоятельно, а еще через три дня она первый раз вышла из дома, чтобы поехать в церковь.
        Луиза ушила траурное платье, подогнав его на исхудавшую фигуру княгини. Катя, глядя на себя в большое зеркало, равнодушно отметила, что она похожа на привидение. Бледное лицо с огромными светлыми глазами казалось почти прозрачным под черной шляпкой, привезенной утром Поленькой с Бонд-стрит.
        - Боже мой, миледи, вы еще очень слабы, давайте отложим поездку, - попросила Луиза, - можно окрестить мальчика позже, когда вы совсем окрепнете.
        - Ничего, Луиза, Поленька поедет со мной, все будет хорошо, спасибо вам за участие, но я уже здорова.
        Белые кони привезли коляску знакомым путем к посольской церкви, и Поленька, заботливо поддерживая под руку, помогла хозяйке подняться по ступенькам. Внутри было на удивление много народу, и Катя вспомнила, что сегодня - воскресенье. Она прошла к своему привычному месту у образа Казанской Божьей Матери и поставила свечку, поданную ей Поленькой.
        Молодая женщина начала молиться, прося небесную заступницу о здоровье и счастье для своего сына. В этот момент она поняла, что значит быть матерью, ей уже не была важна своя жизнь, ведь в ней больше не было Алексея, теперь она была готова жить для своего маленького сына.
        Закончилась служба, и прихожане начали подходить к отцу Афанасию за благословением. Катя тоже направилась к нему. Перед священником остановилась семья: красивый темноволосый мужчина лет сорока и роскошно одетая высокая женщина с тремя мальчиками-погодками в возрасте от семи до пяти лет. Отец Афанасий почтительно поговорил с взрослыми, потом перекрестил и благословил детей, и когда семья отошла, обратился к Кате.
        - Дочь моя, я вижу, что вы в трауре. Могу я вам помочь? Я буду рад сделать для вас все, что смогу.
        - Мой муж погиб под Москвой, - голос Кати прервался от еле сдерживаемых слез.
        - Господь призвал много героев, отдавших жизнь за Отечество, сейчас они все у престола Божьего. Но ведь у вас теперь есть ребенок?- спросил священник.
        - Да, батюшка, у меня родился сын, Павел. Я долго болела и запоздала с крещением, прошу вас, окрестить его как можно быстрее.
        - Конечно, если вы согласны, давайте проведем церемонию в следующее воскресенье.
        - Да, я согласна, благодарю вас. И еще я попрошу вас отслужить панихиду по моему погибшему мужу Алексею.
        Священник обещал и это, он благословил Катю, и она, попрощавшись, отправилась домой. Около выхода ее окликнула женщина. Катя узнала в ней даму, вместе семьей подходившую к отцу Афанасию. Сейчас она была одна.
        - Сударыня, мы с вами еще не знакомы, хотя я уже знаю всех прихожанок этой церкви. Я - графиня Ливен, супруга нового чрезвычайного и полномочного посланника в Англии. Меня зовут Дарья Христофоровна. А вы, наверное, графиня Бельская. Заместитель моего мужа князь Сергей Курский говорил мне о вас.
        - Да, вы правы, меня зовут Екатерина Павловна, я очень рада знакомству.
        Графиня Ливен была высока ростом и худощава, а ее лицо с большими темными глазами привлекало внимание не столько красотой, сколько выражением обаяния и веселой энергии, сквозившей в очаровательной улыбке, живой мимике и в золотистых искорках, вспыхивающих в глубине темных глаз. Наряд ее поражал роскошью: соболья ротонда, крытая бархатом была накинута поверх бархатного платья того же оттенка. Шляпка, украшенная лентами и перьями, была изысканно изящна и очень шла к большим глазам и темным локонам графини, а серьги в ее ушах переливались игрой крупных бриллиантов.
        - От имени моего мужа и от себя приглашаю вас отобедать с нами сегодня, мы должны познакомиться со всеми русскими, проживающими сейчас в Лондоне.
        - Благодарю вас, ваше сиятельство, но я долго болела после родов и пока ем только каши и бульоны, поэтому я не очень приятный гость на обеде, - отказалась Катя, которая не хотела обижать приветливую женщину.
        - У вас родился ребенок? - заинтересовалась графиня Ливен. - А кто - мальчик или девочка?
        - Сын, я назвала его Павел, а сюда приехала договариваться о крестинах.
        - У меня три сына, и младший тоже Павел,- сообщила графиня и заулыбалась, - а когда крестины?
        - В следующее воскресение.
        Катя улыбнулась в ответ, энергия и уверенность, исходящие от собеседницы, находили отклик в уставшей от горя и бед душе молодой женщины.
        - А крестными у мальчика кто будут?
        - Крестных пока нет, у меня здесь нет родных. Мой поверенный, заменивший мне отца, лютеранин, а подруга, выходившая меня и вернувшая с того света, католичка.
        - Мы с мужем будем рады крестить вашего малыша, ведь он подданный российского императора, а мы присланы сюда государем защищать интересы всех его поданных. Приезжайте к нам завтра к одиннадцати утра, я познакомлю вас с мужем и мы обо всем договоримся.
        - Спасибо, ваше сиятельство, - поблагодарила графиню Катя,- я приеду.
        Женщины попрощались, и разъехались по домам.
        Назавтра коляска Кати к назначенному времени подъехала к посольскому особняку. Лакей, принявший у княгини шубу, передал Катю молодому чиновнику в темно-зеленом мундире министерства иностранных дел, проводившему ее до кабинета посланника. Он открыл перед молодой женщиной дверь и почтительно пропустил вперед.
        - Ваше высокопревосходительство, прибыла графиня Бельская.
        - Прошу вас сударыня, проходите, присаживайтесь, сейчас подойдет моя жена, а мы пока познакомимся с вами, - высокий темноволосый мужчина, встреченный ею вчера в церкви, поднялся из-за стола и продолжил:- Меня зовут Христофор Андреевич, а как ваше имя?
        - Я - Екатерина Павловна, графиня Бельская, а мой погибший муж - князь Алексей Николаевич Черкасский.
        - Ах, вот оно что, вы та девушка, для которой мужа выбрал император, - присоединилась к разговору вошедшая в кабинет графиня Ливен. - А князя Алексея мы очень хорошо знаем.
        - Он погиб под Москвой, - тихо сказала Кати и на ее глаза навернулись слезы.
        Дарья Христофоровна обняла молодую женщину за плечи.
        - Дорогая, сейчас нет ни одной семьи, где бы не оплакивали героев. У вас есть сын, а у многих молодых вдов нет и этого. Сколько браков было заключено уже после начала войны, все объявленные помолвки были доведены до венчания. Незамужними остались только те девицы, что не получили предложений. Мужайтесь, давайте поговорим о крестинах вашего сына.
        Графиня перевела разговор на приятные темы. Они договорились, что супруги Ливен станут крестными светлейшего князя Павла Черкасского, потом дамы, покинув посланника, отправились на половину графини. Там Дарья Христофоровна представила Кате своих троих сыновей. Мальчики были похожи и на отца и на мать, все трое были темноволосыми красивыми детьми, энергия в них била через край. Едва дождавшись конца представления новой гостье, они выбежали из комнаты, и из коридора дамы услышали их веселые крики и стук деревянных игрушечных мечей.
        - Вот вам мальчики, вас ждет то же самое, - шутливо пожаловалась графиня и развела руками. - Ну ладно, давайте поговорим о крестинах. У вас есть крестильная рубашечка для малыша?
        - Да, моя подруга Луиза вышила ее сама, это - произведение искусства. Она ведь теперь возглавила мастерскую, где шьют платья с французской вышивкой шелком и золотом. - Катя рассказала собеседнице историю Луизы.- Правда, пока я болела, Луиза ухаживала за мной, а делами мастерской попросила заниматься моего поверенного Ивана Ивановича Штерна. Но теперь я здорова и, она может снова вернуться к своим обязанностям.
        - Вы меня заинтересовали, я обязательно приеду к вам посмотреть на то, что делает ваша Луиза, - пообещала графиня и улыбнулась, - вы, наверное, заметили, что я обожаю красивые наряды.
        - Пожалуйста, приезжайте в любой день, когда вам удобно, я живу на Аппер-Брук-стрит.
        Катя записала свой адрес на листке, поданном графиней, и попрощалась. Дарья Христофоровна обещала приехать к ней завтра же утром.
        Когда щегольская коляска графини Ливен подъехала к дому Кати, был уже полдень. Молодая княгиня сама вышла встречать почетную гостью в вестибюль.
        - Прекрасный дом,- похвалила графиня, - очень стильный и сад большой, вы купили его или арендуете?
        - Его купили для меня по желанию моего батюшки перед его кончиной,- кратко ответила Катя и не стала развивать эту тему. - Прошу вас, ваше сиятельство, проходите в гостиную.
        - Давайте обойдемся без титулов, вы можете меня звать Долли, это уменьшительное имя подходит и к имени Дарья, и к тому, что мне дали при рождении - Доротея. Наш государь говорит, что оно мне идет больше, чем Дарья. А вас как зовут? Катрин или Като, как зовут великую княгиню Екатерину Павловну в императорской семье?
        - Меня дома всегда звали Катя, и вы можете называть меня так.
        В гостиную, куда прошли дамы, вошла Луиза. Она сделала гостье придворный реверанс.
        - Графиня, позвольте мне представить вам мою подругу мадемуазель Луизу де Гримон, дочь герцога де Гримона.
        - Очень приятно, дорогая, Катя рассказала мне о вас и вашей племяннице, мне очень хочется увидеть ваши чудесные изделия, послушать пение вашей Генриетты, но, прежде всего, мне хотелось бы увидеть будущего крестника. - Графиня отдала распоряжения с таким очаровательным дружелюбием, что никто не подумал на нее обижаться, а все с радостью стали их выполнять. Луиза побежала за Генриеттой, а Катя позвонила и приказала позвать Бетси с малышом.
        Первой вернулась Луиза, ведя за руку Генриетту. Девочка за прошедшие месяцы выросла и догнала своих сверстников. Сейчас перед гостьей стояла очаровательная изящная девушка с глазами цвета морской волны и золотисто-рыжими волосами. Бирюзовое муслиновое платье Генриетты было украшено по подолу широкой каймой, вышитой цветным шелком и золотой нитью. Девушка была так хороша, что от нее невозможно было оторвать глаз.
        - Миледи, позвольте мне представить вам мою племянницу Генриетту де Гимон. - произнесла Луиза, с гордостью глядя на девушку.
        - Какая красавица,- признала графиня Ливен и улыбнулась Луизе, понимая, чего той стоило вырастить это дитя наперекор ударам судьбы. - Подойди, детка, дай мне лучше рассмотреть тебя. Княгиня говорила, что ты очень хорошо поешь, правда?
        - Я учусь пению, миледи, - скромно сказала девушка, приседая перед почетной гостьей.
        - Я собираюсь часто бывать у вас в гостях, надеюсь услышать тебя.
        Графиня похлопала девушку по руке и, отпустив ее, обратилась к Луизе:
        - Это платье, что на Генриетте вы придумали сами?
        - Да, миледи, а сшили платье и сделали вышивку французские швеи, работающие в нашей мастерской.- Луиза говорила с достоинством, она понимала, насколько изыскана эта работа.
        - Вы должны сделать несколько платьев и для меня, - графиня прикинула что-то в уме и продолжила,- два бархатных закрытых, одно шелковое бальное, и пару муслиновых. Сможете?
        - Конечно, я завтра приглашу своих помощниц снять мерки, и предложу идеи. В это же время вас устроит?
        Графиня согласилась, тут Бетси принесла малыша, и внимание всех женщин переключилось на Павлушу. Потом Катя пригласила Дарью Христофоровну выпить чаю, женщины приятно провели время за беседой и расстались проникнутые все усиливающейся взаимной симпатией. А Катя вдруг поняла, что отчаяние, живущее в ее душе постоянно, отступает, когда она общается с этой энергичной и участливой дамой.
        - Благослови ее господь,- помолилась молодая женщина, - около графини так тепло.
        Дарья Христофоровна начала навещать Катю каждый день. В доме на Аппер-Брук-стрит не было лишних людей, работающих и живущих в посольстве, и супруга посланника отдыхала здесь душой. Луиза представила графине несколько эскизов платьев, та пришла от них в такой восторг, что вместо того, чтобы выбрать понравившиеся варианты, заказала сразу все.
        Обаянию этой женщины невозможно было не поддаться. Она рассказала Кате, что родилась в семье генерал-губернатора Риги барона Бенкендорфа, а ее мать была подругой императрицы Марии Федоровны. Когда матушка девочки умерла, то Долли и ее сестру взяла к себе государыня, воспитала и устроила их браки. Императрица выбрала ей в мужья старшего сына воспитательницы своих детей графини Ливен, двадцатишестилетнего красавца Христофора, и в пятнадцать лет выдала ее замуж. После замужества она назначила Долли своей фрейлиной. Десять лет на службе у императрицы-матери сделали из юной фрейлины очень информированную особу и мастерицу политических интриг.
        Ласково расспросив Катю об обстоятельствах жизни, приведших ее в Лондон, Долли покачала головой и сказала, что она обязательно займется помощью своей новой подруге, только дождется, пока та окрепнет и немного придет в себя.
        Наступил день крестин. Катя в сопровождении всей своей маленькой семьи приехала в церковь. Штерн нес Павлушу, Луиза вела Генриетту, а Поленька поддерживала еще слабую Катю. Граф и графиня Ливен ждали их в храме. Крестили светлейшего князя Павла Черкасского в дальнем пределе, где посторонних не было, и все прошло по-семейному просто и светло. Малыш не плакал, а серьезно смотрел на происходящее большими голубыми глазами, батюшка надел на его шейку крестик его деда графа Павла Бельского, перекрестил малыша и передал крестной матери. После церемонии Катя пригласила всех присутствующих на праздничный завтрак на Аппер-Брук-стрит, где Марта превзошла себя, подав замечательные русские блюда.
        - Давно я так не ел, - засмеялся граф Ливен, - как будто в Санкт-Петербург вернулся.
        - Браво Марте, - согласилась его супруга. - Блины с черной икрой, пирожки с визигой и стерляжью уху в Англии не подают. Я уже неделю как начала принимать гостей в моем литературном салоне, а наш повар - француз. Я попрошу у вас Марту на один день в неделю, хочу сделать «русский день», нужно же приобщать этих узколобых англичан к культуре. Вы не представляете, у них на балах не танцевали вальс, считали его неприличным танцем. Я по приезде дала бал, где мы с графом и еще три русских пары танцевали вальс, теперь, два месяца спустя, у принца Уэльского его уже танцуют, а все девицы Лондона срочно учатся танцевать этот танец.
        - Конечно, мы отпустим Марту к вам, - подтвердила Катя. - А почему салон именно литературный?
        - Дорогая, я же не могу объявить, что я собираю гостей, чтобы узнать последние сплетни о королевском дворе и правительстве, поэтому мне приходится привлекать нужных людей хорошей кухней и приличным поводом. Литература и музыка - это то, в чем разбираются или делают вид, что разбираются все. Если я буду гостей развлекать и хорошо кормить, то у меня будет весь Лондон.
        - Долли - великая женщина, - рассказал граф Ливен, - мы сюда приехали из Берлина, там в ее салоне были не только немцы, но и вся Европа. Мне очень повезло, российское посольство при такой жене посланника - центр притяжения для всего высшего света столицы.
        Сказав этот восторженный спич в адрес своей жены, посланник откланялся, сославшись на важные встречи, а Катя и Долли прошли в гостиную.
        - Дорогая, мы теперь - родня, и я хотела бы поговорить по-родственному о важных вещах.
        Долли ободряюще улыбнулась молодой княгине и продолжила:
        - Во-первых, я предлагаю перейти на «ты». Согласна?- спросила она и протянула руку Кате, та, пожав ее, кивнула в знак согласия. - Отлично, теперь поговорим о тебе. Ты замечательная молодая женщина, добрая, красивая, образованная, но ты полностью погружена в свое горе. Так нельзя, я пока не говорю с тобой о мужчинах, слишком рано, но у тебя есть сын, чьи права в этой жизни ты обязана отстаивать. Ты объявила о его рождении российскому обществу? Ведь всем его состоянием сейчас распоряжается этот мерзавец, связанный с убийцей твоих родителей, сестры и брата!
        - Но, Долли, я сама очень богата, мне ничего не нужно, и Павлуше хватит моего состояния, я не могу рисковать малышом, начиная сражаться с этим ужасным человеком за имения и деньги Алексея. Мне страшно, ты не представляешь, что значит жить, когда умерли все, кого ты так любила.
        - Дорогая моя, я все прекрасно понимаю, но ты не должна прятаться от врага, а должна прийти и победить его. Я сирота с двенадцати лет и сделала себя сама, просто грамотно воспользовалась помощью друзей семьи. Скажу тебе по секрету, что я тоже пишу депеши министру иностранных дел Нессельроде, и работаю здесь наравне с мужем, а может быть, моя работа и более ценна, чем его. Его работа - официальна, а моя работа формирует внешнюю политику империи. Я всегда побеждаю своих врагов, и отступаю только тогда, когда мне не по силам сделать это сразу, но это отступление - временное.
        - Я думала об этом, но я не знаю, как мне отомстить врагам, если убийца моих родителей скрылась, а князь Василий - могущественный человек. Даже мой поверенный Штерн предложил мне повременить с претензией на наследство моего мужа несколько лет, пока Павлуша не подрастет.
        - Я помогу тебе, только ты сама должна найти в себе силы и решить, что ты будешь бороться за права своего сына, - сказала Долли и вопросительно смотрела на подругу.
        - Да, я буду бороться, - решила Катя и почувствовала, как в ее душе зародился лучик надежды. - Спасибо тебе, ты возвращаешь меня к жизни.
        - Тебя не нужно возвращать, в тебе самой есть все, и характер и воля, просто они уснули, задавленные горем, а теперь просыпаются. Все будет хорошо, мы обязательно победим. А пока ты поправляешься, я хочу поближе познакомиться с твоим поверенным Штерном и вашей мастерской модного платья. Может быть, я тоже поучаствую в этом проекте собственными средствами, должна же я зарабатывать себе деньги, чтобы об этом не знал мой муж.
        Доли скорчила веселую гримасу, обе женщины рассмеялись и расстались до завтрашнего дня.
        Штерн, приглашенный Катей на встречу с Дарьей Христофоровной, долго не мог понять, чего хотят от него дамы.
        - Екатерина Павловна, зачем эта встреча, чего от меня хочет ее сиятельство?- в недоумении расспрашивал он свою клиентку,- я коммерсант, я веду дела тех, кто хочет преумножить деньги, покупая и продавая золото, недвижимость и акции. Можно вкладывать деньги в банки, дающие наибольший процент, во всем этом я - специалист, без ложной скромности скажу, что один из лучших. Но мастерская модного платья не может рассматриваться как серьезное дело, я помогал мадемуазель Луизе, пока она ухаживала за вами, теперь она сама справляется со своими делами. Два десятка бедных французских эмигранток, шьющих платья, это - несерьезный проект.
        - Иван Иванович, пожалуйста, дождемся графиню Ливен и послушаем, что она вам скажет, - попросила поверенного Катя.
        Дарья Христофоровна, как всегда роскошно одетая в соболью ротонду и одно из платьев, сшитое ей в мастерской Луизы, вошла в гостиную легким стремительным шагом и протянула руки хозяйке.
        - Доброе утро, дорогая, как я рада тебя видеть, а это Иван Иванович? - спросила Дарья Христофоровна и повернулась к поверенному, поднявшемуся ей навстречу.- Я графиня Ливен, мне Катя много рассказывала о вас, и я очень хотела бы оказаться в числе ваших клиентов.
        Иван Иванович, оторопевший от такого напора, молча поклонился.
        - Пожалуйста, Катя, попроси, пусть принесут чая, разговор у нас будет долгий, и если мы договоримся, я думаю, что выиграем мы все.
        Долли уселась в кресло около камина, улыбнулась своим собеседникам и начала излагать свой план.
        - Платья Луизы произвели фурор на моих приемах. Все дамы наперебой задают мне вопрос, кто моя модистка, а я пока молчу, нагнетаю интерес. Совершенно ясно, что Луиза очень талантлива и та изюминка с вышивкой, что она предложила, делает ее стиль абсолютно индивидуальным. Теперь нам осталось выстроить коммерческую схему и получить с этого большой доход. Катя уже вложила деньги в покупку здания и его оборудование под мастерскую. Я могу сделать то, что никто кроме меня сделать не сможет: я могу ввести платья Луизы в моду. Еще я могу по дипломатическим каналам получать из Франции все последние модные журналы, чтобы отслеживать новинки покроя и силуэтов. Вы, Иван Иванович, со своими связями можете организовать сеть по продаже этих платьев по всей Европе и поставку из Индии, Европы и России необходимых нам тканей и мехов, а так же построить процесс работы так, чтобы мы получали максимальную прибыль. Что касается меня, я готова вложить в это дело тридцать тысяч рублей своих личных средств, подаренные мне императрицей-матерью при моем отъезде в Берлин. Ну, что скажете?
        Иван Иванович смотрел на графиню, потеряв дар речи, наконец, придя в себя, он сказал:
        - Простите меня сударыня, но я никогда не получал такого блестящего коммерческого предложения от дамы, я начинаю думать, а не играете ли вы через поверенного на бирже?
        - Пока нет, но, может быть, с вами на пару и поиграю, - лукаво ответила графиня. - Ну что, Иван Иванович, берете меня в партнеры?
        - Ваше сиятельство, это - большая честь для меня, я должен проработать план и через пару дней могу представить его на ваш суд…
        - Я рада, Иван Иванович, только у меня есть просьба, когда мой муж к вам обратится с предложением, чтобы вы стали нашим поверенным и вели финансы нашей семьи, не говорите ему, что я - ваш партнер, самостоятельность женщины в глазах ее мужа должна иметь определенные пределы.
        - А разве его сиятельство хочет меня нанять? - изумился Штерн.
        - Уже хочет, я три дня так ему расписывала ваши таланты на службе у княгини, что ему тоже очень захотелось стать вашим клиентом.
        - Конечно, ваше сиятельство, все будет так, как вы захотите.
        Катя видела, что и ее поверенный уже попал под всеобъемлющее обаяние ее подруги. Они, договорившись о встрече через два дня, отпустили Штерна, а сами поехали на прогулку в Гайд-парк.
        Роскошная коляска графини Ливен, запряженная четверкой серых в яблоках лошадей, медленно ехала по дорожкам парка. Обе дамы, закутанные в собольи меха, радостно дышали слегка морозным зимним воздухом. На бледных щеках Кати проступил румянец, что тут же было отмечено ее подругой:
        - Буду тебя каждое утро возить на прогулку, свежий воздух и хорошая еда поставят тебя на ноги.
        К их коляске начали подъезжать знакомые графини Ливен, Долли всем представляла Катю, как свою подругу. Молодая княгиня старалась быть приветливой и любезной, но большое количество новых лиц быстро ее утомило. Делая над собой усилие, она знакомилась с английскими аристократами, дипломатами всех стран Европы, русскими подчиненными графа Ливена. Когда прогулка подошла к концу, и коляска выехала из ворот Гайд-парка, Катя откинулась на спинку сидения и устало вздохнула.
        - Ты молодец, - похвалила ее Долли. - Высший стиль: со всеми ровна, любезна и без тени кокетства и жеманства. Нужно только одеть тебя получше. Вот пусть Луиза и покажет себя, сошьет траурные платья так, чтобы они были верхом изящества и моды.
        - Но я не хочу модных платьев, пойми, мне нельзя этого сейчас, это большой грех, - отказалась Катя, которую беспокоила бесцеремонность, с какой подруга перекраивала ее жизнь.
        - Милая моя, я не собираюсь заставлять тебя забыть свой долг или свою боль, но ты жива, а не похоронена вместе с мужем, поэтому ты должна жить дальше, и потом, как мы можем с тобой продавать в Европе свои платья, если будем сами плохо одеты?
        Она, как всегда весело и ласково настояла на своем, и Катя уступила.
        Платья были сшиты, их фасоны были скопированы из последних парижских журналов, добытых Долли, а Луиза сделала их произведениями искусства. Долли продолжала элегантно и необидно для всех руководить их маленьким предприятием. Они втроем проводили массу времени в конторе Штерна, открытой Иваном Ивановичем в порту, отбирая образцы тканей, кожи, отделки и мехов. Готовые платья, предложенные к продаже в новом магазине на Бонд-стрит, разлетались как горячие пирожки, а те индивидуальные заказы, что они делали для дам из самых знатных семей Лондона и даже из королевской семьи, выполнялись безукоризненно и приносили в кассу компании хорошие деньги. Долли настояла, что следует развить успех и выпускать также шляпки, белье, веера и сумочки. Коробки с их нарядами прорывали морскую блокаду на кораблях всех торговых компаний, еще работавших в Британии, и появлялись в лучших магазинах Санкт-Петербурга, Вены, Берлина, Рима и Мадрида.
        Штерн, преклонявшийся перед умом и деловой хваткой графини Ливен, предложил ей действительно попробовать себя в игре на бирже, и Долли потихоньку от мужа начала преумножать свое личное состояние, получая при этом огромное удовольствие от азарта. Катя искренне ей восхищалась и старалась как можно больше бывать в обществе подруги. Долли научила ее снова улыбаться и радоваться жизни, и только по ночам, оставаясь одна в сумраке своей спальни, молодая женщина уносилась мыслями в недавнее прошлое. Так видно устроена человеческая память, она не помнила ни о чем плохом, что было между ней и Алексеем, а вспоминала только прекрасные моменты их недолгой жизни. Тогда она плакала, но эти слезы были уже не такими изматывающими, а в душе вместо отчаянного горя поселилась пустота.
        В день, когда ее сыну исполнился год, Катя сняла траур и ответила Долли согласием на приглашение бывать на приемах в ее литературном салоне.
        В новом голубом шелковом платье, с лифом, расшитым мелкими белыми розочками, где в центре каждого цветка была пришита маленькая жемчужина, Катя впервые в жизни входила в изысканный светский салон. Поленька ради такого случая приложила массу стараний и собрала роскошные каштановые волосы хозяйки в прекрасную корону, где толстая коса, закрепленная на макушке, обвивала массу крутых локонов, спускавшихся до середины спины молодой женщины. Катя чувствовала себя непривычно, в светлом платье, с оголенными плечами и открытой грудью, в роскошном жемчужном ожерелье своей матери, она казалась себе раздетой и выставленной на всеобщее обозрение. Ловя чужие взгляды, она хотела провалиться сквозь землю, ей не приходило в голову, что все взгляды привлекала ее редкостная красота, а не любопытство, направленное на историю ее жизни.
        Долли поспешила ей навстречу, обняла за талию и повела по салону. За последние месяцы, гуляя в Гайд-парке, Катя познакомилась со многими гостями салона своей подруги, и теперь она приветствовала их поклонами и любезной улыбкой. С теми, кого она еще не знала, Долли знакомила ее, представляя, как свою близкую подругу. К середине вечера в том кружке гостей, куда подводила Катю хозяйка, неизменно оказывались несколько мужчин, попавших под обаяние молодой княгини. Но самым преданным ее поклонником, не отходившим от Кати ни на шаг, оказался князь Сергей Курский, поспешивший возобновить знакомство с прекрасной графиней Бельской.
        По совету Долли, Катя теперь представлялась полным титулом, как светлейшая княгиня Черкасская, графиня Бельская. Она тоже согласилась, что так будет правильно и по отношению к памяти Алексея и по отношению к правам ее сына. Граф Ливен хотел сразу отправить метрику Павла Черкасского в министерство иностранных дел, но тогда нужно было затевать судебный процесс, чтобы ввести мальчика в права наследства, и Долли отговорила его. Ожидался приезд в Лондон великой княгини Екатерины Павловны, любимой сестры императора Александра, и Дарья Христофоровна хотела действовать наверняка, обратившись к императору и императрице-матери через самого близкого обоим родного человека.
        Лондонская зима сменилась весной четырнадцатого года, когда Долли попросила Катю помочь ей найти дом, достойный того, чтобы в нем проживала ее императорское высочество великая княгиня.
        - Дом рядом с моим всегда закрыт, Иван Иванович говорил мне, что он принадлежит герцогу Гленоргу, а его светлость проживает весь год в своем имении и в Лондоне не бывает, - вспомнила Катя и посмотрела на Долли, - я могу договориться с прислугой и мы посмотрим дом, если ты хочешь.
        - Конечно, давай завтра утром и посмотрим, а сейчас пойдем развлекать гостей, - решила Долли, встала с дивана в главной гостиной своего салона и увлекла Катю навстречу первым прибывшим гостям.
        Кате уже стало привычным помогать Долли исполнять обязанности хозяйки. Прежде чем выйти за подругой к гостям, она подошла к зеркалу и, поправив высокие белые перчатки, одернула подол шелкового платья цвета слоновой кости, отделанного фестонами с вышитыми букетами из нежных фиалок и листьев плюща. Сегодня ее волосы были собраны на затылке в тяжелый узел, с выпущенными из него подвитыми на концах каштановыми прядями, спускающимися ниже талии. Она уже давно избавилась от болезненной худобы. После родов ее фигура округлилась в груди и бедрах, но талия осталась такой же тонкой, а ноги длинными и стройными. Теперь из зеркала на нее смотрела уверенная в себе красавица с роскошным телом античной богини. От провинциальной девочки, на которой женился Алексей Черкасский, остались только необыкновенно длинные каштановые волосы, светлые глаза в черных ресницах, да медленная улыбка, делавшая ее лицо неповторимым.
        Вечер закрутился, Катя как обычно, переходя от группы к группе, занимала гостей, подбрасывая им темы для разговоров, и время от времени переглядывалась с Долли, взглядом спрашивая, все ли идет хорошо.
        - Добрый вечер, дорогая княгиня. Вы как всегда обворожительны, - Катя услышала за своей спиной ставший уже привычным голос.
        Она обернулась и улыбнулась Сергею Курскому, протянув ему руку для поцелуя. Уже много месяцев князь Сергей преданно ухаживал за Катей. Сначала она хотела отвадить его, сказав, что его ухаживания ей тягостны, но по совету Долли оставила все как есть, и теперь, спустя год, она привыкла к нему и прониклась к умному деликатному и надежному молодому человеку искренней симпатией. Молодая женщина с удовольствием просто дружила бы с ним, но, к сожалению, князю Сергею этого было мало. Он уже дважды делал ей предложение, оба раза она ответила вежливым отказом, но, тайно поддерживаемый в своих надеждах Долли, он не терял терпения и следовал за Катей как тень.
        - Вчера пришла депеша от государя, что мы должны организовать проживание в Лондоне великой княгини Екатерины Павловны, - как всегда поделился последними новостями князь Сергей.
        Он подробно рассказал собеседнице, что великая княгиня едет первой, а потом ожидается и приезд императора, но сроки визита государя пока не обозначены. Катя внимательно слушала дипломата, хотя все и так знала, но, искренне ценя преданность князя Сергея, она не хотела обидеть молодого человека. Посмотрев на Долли, она улыбнулась, лицо подруги на мгновение стало сосредоточенным, значит, она услышала что-то интересное. Долли по крупицам собирала информацию, ловя случайные фразы или завуалированные намеки, и Катя знала, что император считает анализ ситуации и прогнозы, получаемые им от графини Ливен, наиболее точными и объективными.
        На следующий день подруги отправились смотреть соседний дворец на Аппер-Брук-стрит. В стене, разделявшей сады, была сделана небольшая калитка, ключ от нее был у обоих соседей, поэтому дамы, открыв калитку, отправились к дому через сад. Территория, занимаемая домом герцога Гленорга, была больше, чем у Кати, и, несмотря на огромные размеры дома, сад был большим и тенистым. Кроме розария, там была и тисовая алея, и маленький пруд с золотыми рыбками, и мраморная беседка с ведущим в нее кружевным мостиком. Обстановка внутри дома также была роскошной и уютной одновременно.
        - Надо же, я даже не могу поверить, что мы в Лондоне, это просто рай, - воскликнула Долли, - давай пошлем Штерна вести переговоры с герцогом, и, если тот согласится, снимем дом для великой княгини.
        - А какая она, великая княгиня Екатерина Павловна? - спросила Катя, которую мучило любопытство.
        - Она названа в честь своей великой бабушки, и полностью оправдывает это имя. Като, может быть, самый умный человек в августейшей семье, а уж характером, точно - самая сильная. Она отказала Наполеону, побрезговала им, а вышла замуж за мелкопоместного немецкого принца Георга Ольденбургского, которого ее августейший брат был вынужден сделать генерал-губернатором Тверского края. Как только она там поселилась, Тверь провозгласили культурной столицей, Като поддерживала писателей и поэтов, а историк Карамзин свою «Историю государства российского» прочитал в ее доме, а потом издал с помощью Като. Она построила больницы и приюты, помогала бедным и больным, а с началом войны из своих крестьян сформировала егерский батальон. Только в одном ей не повезло: супруг заразился в ее госпитале, когда навещал раненых, и скончался в декабре двенадцатого года. Бедняжка год отходила от свалившегося на нее горя, потом вместе с братом была на поле боевых действий, а сейчас первой едет сюда. Императрица Мария Федоровна написала мне лично, что все в семье хотели бы найти Като хорошего мужа и мне следует хорошо подумать в
этом направлении.
        Долли задумалась, потом засмеялась и обняла свою подругу.
        - Кстати, о замужестве, ты снова отказала князю Сергею. Мне кажется, что ты не права. Он из знатной семьи, единственный наследник у родителей, красавец, обожает тебя, добрый, прекрасный человек и будет хорошим отчимом Павлуше. Чем тебе не партия?
        - Я не хочу выходить замуж, ты знаешь, сердце мое похоронено вместе с мужем, и обманывать хорошего человека я не хочу. - Катя в который раз пыталась объяснить подруге, что не видит причин выходить замуж.
        - Ну а как же альковные радости? - лукаво осведомилась Долли. - Ты по ним не скучаешь?
        - Я не знаю, о чем ты говоришь, мой опыт семейной жизни был слишком мал, - ответила Катя и покраснела.
        - Да что ты? - не поверила Долли. - Так ты не знаешь, что теряешь? И сколько раз ты была в постели с мужем?
        - Один раз, - для Кати этот разговор был и неприятным, и волнующим одновременно.
        - Что ж, тебе повезло в том, что ты получила наследника, но, моя дорогая, дети - это еще не все. Тот сладкий дурман, что может подарить хороший любовник в постели, ни с чем нельзя сравнить. Нет, тебя нужно выдать замуж, ведь на внебрачную связь ты не пойдешь, не то воспитание. Вот я воспитывалась в Смольном институте, там я насмотрелась всякого, поэтому, когда в пятнадцать лет мой муж начал приобщать меня к радостям любви, он нашел во мне достойную ученицу. А уж он был мастер, ведь до меня у него было много учительниц, так что к нашей свадьбе он умел все.
        - Что - все? - переспросила Катя, боясь и желая знать.
        - Ладно, приезжай ко мне в гости, я тебе кое-что покажу. Эта дрянь, герцогиня Саган, подарила мне на день ангела одну книжку, надеялась, что я испугаюсь, не возьму ее, но она не на ту напала, я ей не по зубам. Я ее поблагодарила и книжку взяла, а сама ей на день ангела послала красное платье как у шлюхи в борделе. Пришлось ей тоже меня благодарить.
        - А кто такая герцогиня Саган? - удивилась заинтригованная Катя.
        - Это старшая из четырех внучек герцога Бирона, фаворита императрицы Анны Иоанновны. Она очень красива и очень развратна. Герцогиня уже дважды разведена, живет совершено свободно и укладывает к себе в постель только самых влиятельных персон Европы. Ходят слухи, что она отбила князя Маттерниха у княгини Багратион.
        - Но ведь князь Багратион умер от ран после сражения под Москвой, это его вдова? - запуталась в новых именах Катя.
        - Она, конечно, его вдова, только соломенной вдовой она стала почти десять лет назад. Кстати, как и Като, она твоя тоже полная тезка. Это внучатая племянница светлейшего князя Потемкина, она очень красива и баснословно богата, а за князя Багратиона ее выдали по приказу императора Павла, не спросившего ни согласия жениха, ни согласия невесты. Екатерина сбежала от мужа в Европу через четыре года после свадьбы, с тех пор она жила при всех европейских дворах, а лет пять назад осела в Вене. Завела себе салон и стала любовницей знаменитого дипломата князя Маттерниха, родив от него дочь. Но, похоже, Вильгельмина Саган отбила любовника у этой красотки. Кстати, княгиня Багратион занимается в Вене тем же, чем я здесь, поэтому император и позволил ей жить отдельно от мужа, несмотря на то, что князь Петр, искренне любивший жену, постоянно звал ее домой.
        - Долли, как все сложно, я, наверное, навсегда останусь деревенской девчонкой, мне этих хитросплетений не понять, - виновато заметила Катя.
        - Ну конечно, если бы ты, как я, жила с детства при дворе, ты бы все понимала, но, может быть, тебе этого и не нужно. Выходи за князя Сергея, живи здесь. По секрету тебе скажу, здесь гораздо свободнее и приятней жить, чем при дворе.
        Долли обняла подругу и попрощалась с ней, наказав отравить Штерна к герцогу Гленоргу, договариваться об аренде дома. Через неделю, получив согласие герцога, российское посольство арендовало дом для великой княгини Екатерины Павловны, а еще через две недели ее императорское высочество прибыла в Лондон и поселилась по соседству с Катей.
        Великая княгиня оказалась миловидной женщиной лет двадцати шести с большими карими глазами и вздернутым носиком. Овдовевшая полтора года назад, она все еще носила траур, и как ни странно, траурные платья очень шли ей, оттеняя белую кожу и яркие темные глаза.
        Графиня Ливен представила Катю великой княгине в первый же вечер после приезда. Екатерина Павловна приняла тезку очень радушно, а когда узнала, что княгиня ее соседка, начала заходить к ней в гости через садовую калитку, и через пару недель, привыкнув, стала своей в маленьком русском мирке на Аппер-Брук-стрит.
        С великой княгиней Катя могла говорить о том, чего счастливая Долли понять не могла. Они говорили о своей тоске по потерянному навеки любимому человеку, о своих снах, где любимый улыбался, или прижимал жену к себе, целуя, о том ощущении совершенной пустоты в душе, что по прошествии времени все равно не исчезает и не заполняется. В этом они были едины и понимали друг друга.
        - Катрин, после смерти Георга я поняла главное: нужно спешить, ничего нельзя откладывать на потом, - вздохнула великая княгиня, - смерть так коварна, она забирает молодых. Нужно делать дело, помогать людям. За то время, что Бог мне отвел, нужно сделать как можно больше. Я патронесса благотворительного общества, планирую и здесь собирать средства на помощь вдовам и сиротам этой войны.
        - Ваше императорское высочество, позвольте и мне участвовать в этом благородном деле, я очень богата, и хотела бы помочь, - попросила Катя, которой захотелось сделать добро женщинам, потерявшим, как и она, мужа на войне.
        - Конечно, дорогая. Моя мать, я и императрица Елизавета Алексеевна внесли в фонд общества по сто тысяч рублей собственных средств, остальные жертвователи вносят, сколько могут, минимальная сумма у нас - сто рублей. - Великая княгиня улыбнулась, - сколько вы можете пожертвовать?
        - Я тоже могу дать сто тысяч, если это не будет расценено как бестактность.
        - Я считаю это нормальным, но за императрицу и мою мать не поручусь, - великая княгиня задумалась, - давайте, вы пожертвуете тысяч сорок, мы переправим их в Вену, там сейчас императрица Елизавета Алексеевна, и я напишу ей с просьбой распределить эти средства среди вдов.
        Катя очень обрадовалась, и, оставив великую княгиню в гостиной, побежала наверх в свою спальню. Там в дальнем ящике ее гардеробной стоял кедровый ларец Алексея. Она развернула индийскую шаль, по-прежнему, покрывающую ларец, захватила из шкатулки ключ и пошла обратно. Екатерина Павловна, ожидая ее, беседовала с Луизой. По совету Долли великая княгиня заказала платья в ее мастерской и теперь с нетерпением ждала новых нарядов, поскольку планировала снять траур к приезду брата.
        - Ваше императорское высочество, вот, пожалуйста, - Катя поставила ларец на столик и повернула в замке ключ. - Я сама не считала, но муж, посылая его мне, передал на словах, что здесь сорок тысяч золотом.
        - Давайте посмотрим,- решила Екатерина Павловна и откинула крышку, внутри ларца лежали ровные столбики золотых монет,- а это что за надпись? Вы ее видели?
        Катя посмотрела на внутреннюю поверхность крышки и прочитала нацарапанные неровными буквами слова: «Я люблю тебя». Сердце ее пронзила такая боль, что молодая женщина страшно побледнела и схватилась за грудь.
        - Боже мой, княгине плохо, - закричала Екатерина Павловна, а Луиза, подхватив Катю, посадила ее в кресло и бросилась за водой.
        - Нет, со мной все хорошо, не беспокойтесь, пожалуйста, - попросила Катя, по щекам молодой женщины струились слезы, и она плакала навзрыд, - если бы я раньше увидела эти слова, я бы никуда не уехала, а была бы с мужем.
        - Не нужно плакать, моя дорогая, - утешала великая княгиня Катю, гладя ее по голове, - муж любил вас, а вы любили его, у вас родился прекрасный сын, вам господь послал много счастья, помните об этом. Успокойтесь, помните о сыне, а о его правах я сама поговорю с братом, как только он приедет.
        Екатерина Павловна подождала, пока Катя успокоится и, попрощавшись, ушла через сад в свой дворец, унося в большом бархатном мешке, принесенном Луизой, сорок тысяч золотом для русских вдов и сирот.
        На следующий день произошло еще одно событие, напомнившее Кате о прошлом. Сразу после завтрака Луиза привела к княгине новую швею, недавно прибывшую из Франции. Женщина держала в руках конверт.
        - Миледи, мадам Пикар приехала вчера из Франции, там ее просили передать письмо в русское посольство в Лондоне. Расскажи сама, Мадлен, - велела Луиза.
        - Миледи, я всю жизнь проработала на епископа Дижона, но всех священнослужителей в нашем городе убили. У меня есть родня в Англии, и я все эти годы хотела к ним уехать, но у меня не было денег на переезд. Я просила у всех знакомых, но у них тоже не было денег, я уже перестала надеяться, но два месяца назад ко мне знакомая привела даму под вуалью. Я сразу поняла, что дама очень богата, ее плащ стоил столько, что два десятка бедняков прожили бы на эти средства год. Возможно, что дама была иностранка, по-французски она говорила как-то не так, как мы. Она предложила мне денег на проезд, если я в Лондоне передам письмо в русское посольство. Я, конечно, согласилась. Вчера я пришла в посольство, но меня не пустили, а конверт отказались взять. Что мне теперь делать с этим письмом?
        - Вы думаете, что письмо было очень важно для дамы, предавшей вам его? - спросила Катя, раздумывая, как ей поступить.
        - Да, миледи, она сказала, что это - вопрос жизни и смерти, - заволновалась француженка, - я - честная женщина и не хочу обманывать свою благодетельницу.
        - Не волнуйтесь, давайте письмо, я передам его супруге посла, - решила Катя и взяла у француженки конверт. На нем не было никаких надписей.
        Мадам Пикар поблагодарила ее и ушла вместе с Луизой. Вскоре к дому на Аппер-Брук-стрит подъехала коляска Долли, и не успели женщины поздороваться и пройти в гостиную, как в вестибюле раздались легкие шаги великой княгини.
        - Здравствуйте, дорогие дамы, - весело сказала Екатерина Павловна,- сегодня отличная погода. Долли, ты готова отвести нас на прогулку в Гайд-парк?
        - Конечно, ваше императорское высочество, давайте попьем чаю и поедем, - Долли как всегда была практична, за чаем она собиралась обсудить несколько вопросов по отправкам платьев в Вену.
        Дамы уселись вокруг чайного столика и Катя начала разливать чай, когда взгляд княгини упал на затертый конверт без адреса, лежащий на диване.
        - Дорогая, вы забыли письмо на диване, - обратилась она к Кате.
        - Нет, выше императорское высочество, этот конверт принесли мне только сегодня, его неизвестная дама во Франции просила передать в русское посольство в Лондоне, но женщину, принесшую его, в посольство не пустили, а конверт без адреса не взяли.
        - Но я жена посланника, поэтому могу вскрыть его.
        Глаза Долли зажглись любопытством. Она взяла конверт и разорвала его. Внутри был другой конверт, где по-русски было написано имя адресата: «Его императорскому величеству государю императору Александру Павловичу».
        - Вот это да, что же с ним теперь делать? - протянула Долли и посмотрела на великую княгиню, - ваше императорское высочество, вы - член августейшей семьи, примите решение, пожалуйста.
        - Давайте я посмотрю, если письмо заслуживает внимания, я сама перешлю его брату, - согласилась великая княгиня.
        Взяв конверт из рук Долли, она вскрыла его. Екатерина Павловна причитала письмо и, побледнев, протянула его Кате:
        - Какой ужас, государю пишет почтенная графиня Апраксина, она была фрейлиной нашей бабушки, но письмо касается вас, княгиня. Прочтите, оно о том человеке, что узурпировал права вашего сына.
        Катя, трясущимися руками взяла письмо, графиня Апраксина писала о князе Василии Черкасском, истязавшем и изуродовавшем сестру Алексея Елену и убившем старую няню. Закончив читать, она протянула письмо Долли, а сама откинулась на спинку стула, ей было нечем дышать. Этот человек - безжалостный убийца, и теперь на его пути к богатству стоит ее маленький сын.
        - Но ведь его нужно судить и повесить за убийство, вот здесь две подписи свидетелей, - рассудила практичная Долли и просияла,- нужно просто переправить письмо государю.
        - Долли, ты, как всегда, права, - согласилась Екатерина Павловна. - Вернемся с прогулки, и я напишу письмо брату. Вставайте, княгиня, прогулка пойдет вам на пользу. Я понимаю ваш страх за сына, но, тем более, необходимо покончить с этим человеком. Я обещаю, что письмо будет у брата в руках через две недели.


        ГЛАВА 17
        Алексей, вернувшись к Милорадовичу в канун нового 1813 года, первого января вместе со всей армией перешел Неман и начал участие в освободительном походе русской армии. Полки Милорадовича шли в авангарде русских войск, принимая бои с обороняющимися французами. Алексей, усвоив манеру своего командира, лично водившего полки в атаку, с отчаянной храбростью бился в сражениях. Никто кроме него не знал, что он искал почетной смерти в бою за Отечество. Но господь берег его, во всех боях он больше не получил ни одной царапины.
        Русская армия под руководством Кутузова медленно продвигалась по территориям сначала Германии, потом Австрии. Император Александр, почувствовав себя в своей стезе, собирал союзников, его дипломатические посланцы летали от столицы к столице, уговаривая, подкупая, суля блага, и постепенно к России в новой антинаполеоновской коалиции присоединились сначала Пруссия, потом, Австрия.
        Алексей не спешил сообщать государю, что он - не в отпуске, а в армии. Он не представлял, как можно сейчас находиться в придворной свите, и чувствовал себя хорошо только среди солдат, да своих братьев, боевых офицеров.
        В конце апреля 1813 года по армии прокатилась ужасная весть, что на марше в Германии скончался Кутузов. Все русские войска и вся Россия оплакали его. Новым главнокомандующим русской армией стал генерал Витгенштейн, а два месяца спустя - Барклай-де-Толли, а командование объединенным отрядом русской и прусской гвардии принял командир Алексея, генерал Милорадович. Сражения на территории Германии в течение лета и начала осени проходили с переменным успехом, то побеждали союзники, то побеждал Наполеон. Но Алексей знал, что тех закаленных в боях ветеранов, положенных французским императором в российских сугробах, заменить некем. Французы-новобранцы не имели ни того боевого духа, ни той военной закалки, что их предшественники, и даже стратегического гения Наполеона было мало, чтобы выиграть эту войну.
        Великое противостояние должно было закончиться генеральным сражением. Оно и было дано около Лейпцига в октябре тринадцатого года.
        Алексей вместе со всей гвардией находился в резерве. Милорадович рассказал своим адъютантам, что русский император взял командование своим войсками на себя. Еще с утра Александр поссорился с австрийским главнокомандующим, предложившим поставить русские полки на невыгодную позицию, он жестко отказал ему, предложив поставить туда австрийцев, а сам выбрал для русских войск ту позицию, какую выбрал бы Кутузов. И отвел гвардию, артиллерию и гренадер в резерв.
        - Я думаю, что это - звездный час нашего императора, - Милорадович раскурил трубку и повернулся к Алексею, стоящему рядом. - Он - достойный ученик Кутузова. Слышишь, вот ввели в бой резервную артиллерию, значит скоро и нам идти. Французы наступают, мы должны задавить их атаку.
        Адъютант с приказом императора подскакал к Милорадовичу и протянул конверт.
        - К бою! - крикнул Михаил Андреевич, прочитав приказ. Он выхватил саблю, дал шпоры коню и первым рванулся впереди своих полков навстречу лавине французов, Алексей летел рядом, пригнувшись к шее Лорда. Смятая лавиной русской гвардии, атака французов в очередной раз захлебнулась.
        - А знаешь, князь, ведь в сражении участвует не меньше полумиллиона человек, а вон на том холме стоят два императора и один король. Я бы назвал это сражение «битва народов». Если нас сегодня не убьют, будешь своим внукам рассказывать, как участвовал в величайшем сражении в истории Европы, - шутил Милорадович, покуривая трубку, как будто не он час назад рубился в самом центре французского каре, не щадя своей жизни.
        - Откуда у меня возьмутся внуки, если у меня нет детей,- с горечью сказал графу Василевскому Алексей. Перед глазами снова встало прекрасное лицо жены, такое, каким он увидел его первый раз в темной церкви.
        - Смотрите, кто это скачет к императорам? У него белый флаг. Значит, Наполеон просит перемирия, - вскричал Милорадович и заволновался, - неужели его выпустят из мышеловки? Скачи, князь, к императору, вроде бы за указаниями, а сам узнай все, что можешь.
        - Слушаюсь, - ответил Алексей, развернулся и поскакал к «императорскому холму».
        Он не знал, как встретит его Александр, но приказы не обсуждаются, отказать своему командиру он не мог. Князь взлетел на холм и подъехал к адъютантам с просьбой доложить о себе государю.
        - Алексей, иди сюда - обернулся к нему император и спросил: - Ты ведь в отпуске, почему ты у Милорадовича, а не со мной?
        - Долгая история, ваше величество, я вернулся в строй, а сейчас мой командир послал меня за инструкциями.
        - Ладно, отпускаю тебя к нему до вечера, а завтра утром выходишь на службу ко мне, сейчас скажи своему командиру, что Наполеон просил перемирия, а мы ему отказали. Пока гвардия - вся в резерве. Скачи к нему, и скажи, что я тебя забираю. Завтра - великий день, я хочу, чтобы ты был со мной.
        Алексей передал слова императора Милорадовичу.
        Утром они узнали, что Наполеон под покровом темноты отступил к Лейпцигу и теперь ждал армии союзников на укрепленной позиции перед городом. Алексей простился с командиром и со своим другом Василевским, и поскакал на позиции, где издалека был виден парадный мундир императора Александра.
        Это действительно был звездный час русского императора, после успехов русских, одержанных накануне, все союзники безмолвно признали первенство Александра, и он руководил действиями всей союзной армии. Алексей вместе с государем находился на позициях и постоянно был в зоне огня, координируя действия всех армий, наступающих на Лейпциг с трех сторон. Французы откатывались к городу, наконец, их сопротивление было сломлено, и русские полки вошли в город.
        Под Лейпцигом закатилась звезда Наполеона, он отступил к границам Франции и через две недели перешел Рейн, оставив Германию.
        Император Александр решил организовать свою главную квартиру во Франкфурте-на-Майне, здесь войска отдыхали, а союзники вели политические переговоры, решая, переходить ли на территорию Франции, и идти ли походом на Париж. Алексей находился при государе. Ему нравился новый Александр - опытный и храбрый главнокомандующий, но в то же время тонкий политик. Князь с удовольствием присутствовал на военных советах и переговорах с союзными представителями.
        Тоска, накрывшая князя почти год назад, постепенно начала отступать, Он, искавший смерти на поле брани, но не нашедший ее, стал фаталистом. Однако по-прежнему незачем было жить.
        В декабре тринадцатого года его нашло письмо, отправленное графиней Апраксиной из Марфина, письмо добиралось до него почти полгода. Графиня писала:
        «Дорогой Алексей!
        Надеюсь, что письмо найдет тебя, и ты сможешь помочь нам в ужасном горе, случившемся в нашей семье.
        Когда в сентябре прошлого года князь Василий приехал в Ратманово с известием, что ты погиб, и он теперь наследник имущества и опекун твоих сестер, твой дядя совершил ужасное преступление. Он заставлял Элен выйти замуж за старого развратника князя Головина и после ее отказа подчиниться страшно избил ее ногами и кочергой, а твою няню, закрывшую своим телом Элен, убил. Пока он был в отъезде в Бельцах, я с девочками уехала к своей подруге Мари Опекушиной, а Элен поскакала верхом на Ганнибале в столицу, чтобы передать письмо императору и потребовать наказания для князя Василия.
        Я с девочками прожила у подруги до мая этого года, пока за нами не приехал из Ратманова дворецкий Иван Федорович. Он сообщил, что ты жив, и князь Василий больше не хозяин имения. Но Иван Федорович об Элен тоже ничего не слышал.
        Я отвезла девочек в Ратманово, а сама поехала в столицу искать Элен. По адресу, где она должна была остановиться, ее никто не видел. Тогда я вернулась в Москву и объехала все твои имения в поисках девочки или хотя бы следов ее пребывания. В Марфино я нашла ее коня Ганнибала, но самой Элен там не было.
        Управляющий Пронин рассказал мне, что Элен приехала сюда ночью, через три недели после отъезда из Ратманова, она была не только избита, но сильно простужена и свалилась в горячке прямо в вестибюле. Он положил Элен в ее спальне в главном доме, дворовые девушки за ней ходили. А через два дня имение занял французский гарнизон. Солдаты быстро нашли комнату Элен, но их полковник приказал не трогать твою сестру, а разрешил одной горничной ухаживать за больной. Элен пришла в себя через две недели, а потом начала поправляться. Французский полковник все время навещал ее и подолгу беседовал с ней, а когда пришло время отступать, он забрал нашу девочку с собой. Ее вывезли в тот же день, когда французы оставили имение. Теперь никто не знает, как сложилась судьба твоей сестры. Фамилия полковника никому неизвестна.
        Алеша, ты - в Европе, а она, наверное, во Франции. Пожалуйста, найди нашу Элен.
        У остальных твоих сестер все хорошо.
        Храни тебя господь, твоя тетя».
        Алексей молча сидел с письмом в руке. Бешеный гнев затопил его сознание. Теперь у него появились желанные цели, ради которых стоило жить: он должен был рассчитаться с князем Василием, и найти сестру. Он первым перейдет границу с Францией, ведь где-то там была Елена, главное, чтобы она была жива, а уж он ее отыщет. Дав себе слово, Алексей понес письмо тетки императору, он хотел немедленного ареста дяди.
        Государь принял Алексея в одном из зданий на Ромерплац, отведенном для русской части командования объединенной армии. Алексей же на время отдыха войск попросил разрешения вернуться в полк и жил вместе с графом Василевским при штабе Милорадовича.
        - Алексей, давно я тебя не видел, забыл ты меня совсем, - шутливо попенял другу император.
        - Ваше императорское величество, я не хотел мешать, ведь пока работают только дипломаты, а я - солдат, - Алексей подхватил шутку, но, зная Александра, ничего не говорящего попусту, про себя решил, что нужно возвращаться в свиту. - Простите, но я побеспокоил вас по личному делу: мне принесли письмо от моей тети, графини Апраксиной, где описаны преступления, совершенные князем Василием Черкасским. Он - садист и убийца. Этот человек убил мою старую няню и изуродовал сестру, принуждая ее выйти замуж по его выбору. Девушка была вынуждена бежать из дома, и теперь ее судьба неизвестна. Его нужно немедленно задержать, пока он не скрылся.
        - Что ты говоришь! Мне он никогда не нравился, но убийство - это уж слишком. Где письмо?
        Алексей протянул письмо императору и молча ждал, когда государь прочитает его.
        - Какой ужас! - возмутился Александр. - Но я помню, что пару месяцев назад я подписывал указ об отставке князя Василия. Министр иностранных дел тогда сказал, что светлейший князь Черкасский болен и уезжает лечиться за границу. Но я сейчас же отдам приказ обер-полицмейстерам Москвы и Санкт-Петербурга найти его и взять под стражу. Алексей, я знаю, чего ты сейчас хочешь, ты думаешь драться с ним на дуэли и убить его. Я тебе это запрещаю, мы будем судить его и повесим.
        Александр отпустил молодого человека и тот отправился в дом, где располагался дипломатический отдел, прибывший вместе с министром иностранных дел. Он знал, что его кузен Николай, тоже по долгу службы приехавший во Франкфурт, жил вместе с остальными молодыми дипломатами. Спустя полчаса он нашел Николая, дождавшись его выхода с очередных переговоров.
        - Ники, ты мне очень нужен, - окликнул он кузена, и, обменявшись с ним рукопожатием, продолжил: - Где сейчас князь Василий?
        - Ты же знаешь, он с нами не общается, - Николай развел руками, - я от тебя узнал, что он женился, последний раз я слышал о нем, когда слуга забирал его сундуки из моего дома. Тогда он отравлял вещи в порт. Я еще подумал, что он уезжает за границу к своей новой жене. А зачем он тебе нужен?
        Алексей протянул брату письмо графини Апраксиной. Николай прочитал его. Он так побледнел, что, казалось, сейчас потеряет сознание, но молодой человек взял себя в руки, вернул письмо Алексею и, помолчав, сказал:
        - Если я его увижу, я передам его в руки полиции, даю тебе слово.
        Братья пожали друг другу руки и разошлись. Когда Алексей вернулся в полк, собираясь сказать Милорадовичу, что его опять забирают в свиту, тот сообщил, что принято решение союзного командования вторгнуться на территорию Франции. В первый день нового четырнадцатого года армия союзников перешла Рейн, начав наступление на Францию.
        Наполеон сражался отчаянно, он, собрав новые полки, двинулся на северо-восток страны, напал на авангард русской армии и заставил его отступать. Воспользовавшись тем, что Бонапарт завяз в боях достаточно далеко от Парижа, император Александр совершил маневр, сделанный раньше Кутузовым под Москвой: основными силами союзной армии он обошел Наполеона и направился на Париж. Французские войска, оставленные для защиты столицы, выстроились в огромное ощетинившееся штыками каре с трех сторон на подступах к городу. На предложение сдаться они ответили категорическим отказом. Тогда русская кавалерия смяла и изрубила пешие французские полки. Император Александр лично руководил этим боем, Алексей несколько раз закрывал собой государя от выстрелов, но Бог миловал обоих, кроме простреленных треуголок других потерь у них не было. Остатки французской армии отступили в город, командование союзных войск остановилось на ночлег в замке Бонди в семи верстах от Парижа, а стотысячная армия союзников встала лагерем у границ города.
        Наполеон спешил на помощь своей столице, но он был еще слишком далеко. Утром восемнадцатого марта 1814 года русские войска ворвались в Париж, а на следующий день император Александр торжественно въехал в столицу покоренной Франции в сопровождении австрийского императора и прусского короля во главе стотысячной армии.
        - Наверное, сегодня - самый великий день для нашей армии, - сказал Алексей Милорадовичу. Они, одетые в парадные мундиры, ехали за государем в первом ряду почти тысячи человек свиты. За ними двигалась в парадном строю армия союзников. Прекрасная солнечная погода делала это зрелище феерическим. Жители Парижа встречали победителей радостными криками: «Виват Александр! Виват русские!» Цветы летели под копыта лошадей. Гордость за свою страну, за свой народ за храбрость русских воинов расцвела в душе Алексея. Он посмотрел на лица русских, ехавших с ним рядом, и понял, что все чувствуют то же самое, сейчас это был единый порыв.
        Спустя несколько дней Наполеон отрекся от престола. Как часто бывает, самые приближенные и доверенные его сподвижники перебежали в стан врага, и он, брошенный всеми, подписав отречение в своем замке в Фонтенбло, принял яд, который всегда носил с собой после сражения под Малоярославцем, когда он чудом не попал в плен. Но яд от долгого хранения потерял свои свойства, а закаленный организм бывшего императора выстоял, он выжил.
        Французский министр Талейран, предавший Наполеона так же, как он десяток лет назад предал Директорию для Наполеона, организовал восстановление монархии Бурбонов. Месяц спустя Наполеон отбыл на остров Эльба, оставленный ему во владение союзниками, а в Париж в сопровождении большой свиты эмигрантов въехал брат казненного французского короля граф Прованский, принявший из рук союзников корону Франции под именем Людовика ХVIII.
        Пока император занимался политическими переговорами, Алексей попросил отпустить его в отпуск, чтобы он мог найти следы того французского полковника, что увез его сестру из Марфино. Тысячи пленных прошли перед князем за месяц, но никто из них не подал ему ни малейшей надежды. Никто не знал названия его поместья и не видел девушку, вывезенную во Францию.
        Надежды Алексея постепенно таяли, и он уже пришел в отчаяние, но все равно упорно ходил по госпиталям и лагерям для пленных. Уже в начале лета в госпитале, открытом на средства благотворительного фонда императрицы Елизаветы Алексеевны, где лечили всех раненых - как своих, так и французов, он, в очередной раз расспрашивая раненых французов о девушке, вывезенной во Францию, услышал слабый голос умиравшего от раны в живот:
        - Месье, я знаю… - голос раненого был еле слышен. Алексей бросился к умирающему.
        - Что вы знаете? Скажите, прошу вас, я вас озолочу.
        - Мне уже ничего не нужно, моя жизнь кончена, - голос раненого был чуть слышен, - наш полк конных егерей императорской гвардии стоял в этом имении под Москвой, мы с другом нашли девушку, когда осматривали дом, она была без сознания. Наш полковник распорядился ее не трогать и разрешил горничной ухаживать за ней. Потом девушка начала поправляться и оказалась такой красавицей, что наш командир влюбился в нее. Он просил ее стать его женой, а она отказалась, но полковник все равно надеялся, поэтому и увез ее с собой. Так она и ехала в карете за полком. А после Смоленска, когда русские загнали нас в ловушку, и императору нужно было прорываться сквозь строй врагов, мой командир сам вызвался надеть шинель и треуголку императора, чтобы обмануть врагов. Он только попросил, чтобы полковой священник обвенчал его в ночь перед боем с его любимой. Я сам видел эту церемонию в походной церкви. Еще до рассвета по поручению моего командира я вывез его жену через лес и два дня спустя доставил ее к переправе через Березину, сдав жене маршала Нея, а мой полковник через несколько часов отдал свою жизнь за императора.
        Раненный замолк, утомленный долгой речью, он был так бледен, что Алексей боялся, что он сейчас умрет.
        - Пожалуйста, скажите имя вашего командира, - воскликнул он, схватив раненого за руку, - прошу вас, имя…
        - Де Сент-Этьен, - раненый выдохнул, не открывая глаз.
        - Маркиз Арман де Сент-Этьен? - удивился Алексей, живо вспомнив красивого молодого офицера, умершего у него на руках под селом Красным.
        - Да, - раненый настолько ослаб, что князю пришлось наклониться к самому его лицу, чтобы услышать ответ, - это он.
        - Спасибо, я приду к вам завтра, поправляетесь. - Алексей вышел из палаты и нашел доктора.
        - Доктор, тот француз из конных егерей, что лежит у стены в дальнем углу, можно ли как-то облегчить его участь? Все, что можно купить за деньги, я готов оплатить.
        - У него - смертельная рана, ему нельзя помочь, вы только можете исполнить его последнее желание, пока он жив, он может умереть с минуты на минуту.- Доктор, всю войну проведший в палатке полевого хирурга, устало посмотрел на собеседника, - поспешите, если хотите что-то сделать и застать его живым.
        Алексей вернулся в палату и взял руку раненого в свои ладони.
        - Друг мой, - позвал он,- скажите, у вас есть заветное желание? Я хочу исполнить его, если это в моих силах.
        Раненый открыл глаза и, собравшись с силами, произнес:
        - Моя жена, Жанна, мы снимаем чердак на улице Коленкур в доме медника, после моей смерти ее с детьми выбросят на улицу.
        - Не волнуйтесь, я все понял, держитесь, ждите меня, - попросил Алексей и, быстро выйдя из палаты, отправился на улицу Коленкур, искать жену умирающего.
        Через час он уже стучал в маленькую дверку мансарды трехэтажного дома медника, сдававшего комнаты в наем. Дверь ему открыла исхудавшая женщина с заплаканным лицом.
        - Мадам, это ваш муж раненный лежит в госпитале на площади де Грев?
        - Да, месье. Что он умер? - испугалась женщина.
        - Нет, он жив. Ваш муж служил в полку конных егерей гвардии императора под командованием маркиза де Сент-Этьена? - уточнил князь, он хотел быть точно уверен, что нашел именно ту женщину, что была ему нужна.
        - Да, месье, это так,- подтвердила женщина.
        - Мадам, пойдемте со мной. Ваш муж спас мою сестру и я должен выполнить его последнее желание. Возьмите свои документы, подтверждающие вашу личность.
        - Хорошо, я сейчас выйду, - согласилась женщина и вернулась на свой чердак. Она что-то сказала громким голосом, утихомиривая детей, шумевших за дверью. Через минуту француженка вышла, одетая в старый капот и с шарфом на голове.
        Алексей, взяв ее под руку, повел на первый этаж в комнаты, занимаемые хозяином дома. У двери квартиры к ним присоединился нотариус, державший в руках объемистый портфель. Они постучали и вошли в гостиную, где их ждал хозяин.
        - Мадам, выполняя желание вашего мужа, а ему я обязан жизнью моей сестры, я покупаю для вас этот дом. Цена, предложенная мною за него, устроила его нынешнего хозяина, поэтому мы сейчас совершим сделку по покупке дома на ваше имя. Передайте ваши документы нотариусу месье Перше, - объяснил Алексей, забрал из рук изумленной женщины документы и, усадив ее на стул, стал ждать окончания оформления сделки.
        Нотариус оформил купчую, отдал меднику портфель с деньгами, подписал документ у продавца, у растерявшейся покупательницы и передал купчую Алексею.
        - Мадам, бывший хозяин обещал освободить дом за три дня, он уезжает на свою мызу за городом, а мы с вами сейчас пойдем к вашему мужу и сообщим ему о покупке дома.
        Алексей взял француженку под руку и направился в госпиталь. На их счастье раненый был еще жив, они подошли к постели, и Алексей окликнул умирающего:
        - Месье, я привел вашу жену, и мы хотим сказать, что ваше желание исполнено, дом медника, где проживала ваша семья, куплен на имя вашей супруги. Я оставляю деньги на ваше лечение, поправляетесь.
        Он протянул женщине купчую на дом и кошелек, наполненный золотыми монетами, пожал руку больного и отправился в королевский дворец в Тюильри, где разместился император Александр со своим штабом и свитой.
        Уже шел вечерний прием, даваемый императором в честь нового французского короля. Алексей, переодевшийся в вечерний костюм, пробирался в огромной толпе разноплеменных гостей к группе, окружающей императора.
        - Ваше императорское величество, можно вас отвлечь на два слова? - прошептал он из-за плеча государя, в это время что-то ласково говорившего ослепительно красивой графине де Тайлеран-Перигор, жене племянника министра иностранных дел Франции и младшей сестре знаменитой герцогини Саган.
        - Подождите меня минуту, дорогая, - обратился Александр к женщине, - я сейчас вернусь.
        Император схватил Алексея за руку и оттащил его в оконную нишу, где их никто не мог услышать.
        - Где ты был? Я искал тебя весь день. Из Лондона от моей сестры переслали письмо, написанное графиней Апраксиной на мое имя, то, что увезла твоя сестра в ту ночь, когда бежала. Значит, искать девушку нужно в Лондоне. Срочно выезжай к великой княгине Екатерине Павловне. Присланное письмо я приобщил к предыдущему. На князя Василия заведено дело, как только его поймают, его осудят и повесят. Все, езжай, нельзя терять ни минуты.
        Государь пожал руку друга и отпустил его. Алексей поблагодарил императора и бросился собирать вещи. Через час он выехал в Кале, а на следующее утро вступил на палубу корабля, отплывающего в Лондон.


        ГЛАВА 18
        Лето четырнадцатого года в Лондоне выдалось великолепным, дождей не было, теплые солнечные дни радовали яркими красками цветников, густой зеленью подстриженной травы на газонах парков, глубоким голубым небом, усеянным мелкими кудрявыми облачками. Радуясь теплой погоде, напоминающей ей лето в Бельцах, Катя старалась проводить как можно больше времени на воздухе. Она ездила каждый день на прогулку с подругами в Гайд-парк, а по утрам гуляла в своем саду с Павлушей.
        Вот и сегодня утром она сидела на пледе, расстеленном на газоне, и наблюдала за Бетси, бежавшей по дорожке за ее сыном. Мальчику исполнилось уже год и семь месяцев, он не только твердо ходил, а даже бегал, играя. Отдельные слова, что он говорил, были смесью из трех языков, ведь Катя, Поленька и Марта говорили с ним по-русски, Луиза и Генриетта - по-французски, а няня - по-английски. Катя с любовью посмотрела на сына. Ребенок был очень хорош. Его глаза так и остались очень светлыми серо-голубыми, как у матери, что при черных волосах и смуглой коже малыша создавало изумительный контраст и делало еще прелестнее его личико, бывшее маленькой копией лица его отца.
        - Мой дорогой, не нужно так бегать, ты упадешь и снова разобьешь коленку, как вчера, - позвала княгиня, стараясь говорить строго. Но в глубине души знала, что своему мальчику она позволит все.
        Вздохнув, Катя задумалась и вернулась мыслями ко вчерашнему разговору с Долли и великой княгиней. Они сидели втроем в гостиной дворца великой княгини, пили чай и беседовали о приезде государя, ожидавшемся через месяц, и о текущих делах.
        - Долли, я просто поражена тем, что твой муж, прикрываясь именем государя, позволил себе прочитать мне нотацию, о том, что я не должна выражать открыто свои политические взгляды, и не говорить, что виги - предатели, а дело можно иметь только с тори. Я ему сказала, что если его мать читала мне в детстве лекции о том, как правильно себя вести, это совсем не значит, что он тоже имеет такое право, - возмущалась великая княгиня.
        - Ваше императорское высочество, прошу вас простить моего супруга, благо Отечества для него превыше всего. Два дня назад его вызывал премьер-министр и высказал ему устное недовольство правительства и двора вашими смелыми высказываниями, расценив их как вмешательство во внутренние дела Англии. Ваше императорское высочество, вы - слишком важная персона, член августейшей семьи, поэтому ваше частное мнение воспринимается здесь как официальная позиция российского двора и императора. - Доли говорила ласково, понимая, что нужно сгладить обиду, возникшую у великой княгини после разговора с ее мужем.
        Но скандал, вызванный в Лондоне политически некорректными высказываниями сестры русского императора, замять не удалось, и у графа Ливена очень осложнилась жизнь. Он бегал между правительством и двором, уговаривая премьер-министра, принца-регента и важных чиновников не придавать значения словам женщины, пусть и члена царской семьи.
        - Я уверена, что Александр полностью со мной согласится, когда приедет сюда и посмотрит своими глазами на всех этих вигов и услышит их речи. У нас таких давно отправили бы в Сибирь, чтобы они не мутили народ. А здесь они становятся министрами, - заявила Екатерина Павловна, с возмущением глядя на собеседниц.
        - Конечно, вы правы, ваше императорское высочество, но если бы это сказала, например, Катя, никто бы не обратил внимания, но это сказали вы, сестра русского императора, и они сразу начали искать, за что зацепиться, чтобы хоть немного уколоть вашего венценосного брата. Ведь он - герой Европы, победитель Наполеона, - импровизировала Долли, умоляюще глядя на Катю, прося поддержки.
        - Конечно, ваше императорское высочество, дело в вашем высоком положении, и в том, что наш государь - освободитель Европы, они не могут с этим смириться, хотят уесть его хоть чем-то, - поддакнула Катя, не зная, что еще сказать, но этого оказалось достаточно, и великая княгиня улыбнулась.
        - Да, вы правы, я позволила себе быть женщиной, забыв, что я - сестра императора. Ну, что же, если мне нельзя быть женщиной, так тебе Долли тоже нельзя, ты тоже - лицо официальное, но Катрин можно быть женщиной. Вот об этом я хочу с вами поговорить. Я думаю, что дело даже не в этом ужасном князе Василии, угрожающем вашему сыну, а в том, что вы такая красавица, что неминуемо станете объектом охоты со стороны мужчин. В свите государя сейчас будут все представители высшего света столицы, причем все они будут свободны, ведь их жены остались дома. Предвижу, что на вас откроют сезон охоты, будут заключать пари, в чью постель вы быстрее попадете, и не успеете оглянуться, как ваше имя будет вымарано в грязи так, что вы не отмоетесь всю жизнь. Я бы советовала вам выйти замуж за хорошего человека, который оградит вас своим именем от сплетен и отгонит от вас это стадо наглых мужчин.
        - Я уже давно говорю ей то же самое, - согласилась Долли, энергично кивнув головой, - князь Сергей Курский обожает ее, он - прекрасная партия и дважды делал Кате предложение, но она отказала ему.
        - Но я вообще не хотела бы выходить замуж, - защищалась Катя, которая уже начала сомневаться в своей правоте. - К тому же, я не люблю князя Сергея, мы с ним просто друзья.
        - Это ты с ним - просто друг, а он, бедняга, любит тебя, - заявила Долли, давно наблюдавшая за молодым человеком, она была уверена в своей правоте. - Кстати, любовь может прийти к тебе потом, альковные радости с красивым и опытным мужчиной, особенно если он твой друг, тоже совсем не плохо.
        Великая княгиня заулыбалась, согласно кивая головой. Катя с раздражением подумала, что обе женщины знают, о чем говорят, а она - нет. Княгиня не могла забыть ту книжку, что показала ей Долли. Тогда, глядя на картинки, изображающие мужчин и женщин в спальне, она не могла поверить своим глазам. Молодая женщина тогда спросила Долли, неужели это правда бывает, Долли только кивнула в ответ и глаза ее при этом сделались мечтательными и томными.
        - Благодарю вас, ваше императорское высочество, за совет, я обещаю хорошо все обдумать. Просто не хочется расставаться со свободой, но ради сына я готова на любые жертвы, - дипломатично сказала Катя, попрощалась с подругами и отправилась домой.
        И вот теперь, сидя в розовом саду, она смотрела на своего малыша и решала, принять ли ей совет великой княгини, или остаться свободной.
        - Пусть судьба подаст мне знак, что делать, - решила она, не зная, как ей поступить.
        В этот момент перед воротами ее дома остановилась легкая коляска, запряженная парой великолепных гнедых лошадей. Молодой человек, сам правивший экипажем, передал поводья груму, и пошел по дорожке, ведущей к дому. Он поднял голову, увидел Катю, сидевшую на пледе рядом с играющим малышом, и заулыбался. Это был князь Сергей.
        - Здравствуете, Екатерина Павловна, вы уже несколько дней не были в посольстве, я начал беспокоиться - поздоровался молодой человек, поцеловав ей руку.
        - Вы знаете, что после скандала, когда графа Ливена вызывали к премьер-министру, Дарья Христофоровна пока не принимает гостей в своем литературном салоне, ждет, пока буря уляжется, - улыбнулась молодому человеку Катя.
        - Познакомьте меня со своим сыном, - попросил князь Сергей и улыбнулся мальчику, спрятавшемуся от незнакомого человека за спину матери.
        - Дорогой, посмотри, это мамин друг, князь Сергей, - объяснила Катя, ухватив малыша, она посадила его к себе на колени и погладила по головке, приглаживая черные блестящие кудри.
        - Здравствуй, мой хороший, какой ты красавец, а глаза у тебя как у мамы, - князь Сергей опустился на корточки и протянул малышу руку.
        Малыш внимательно посмотрел на молодого человека, потом засмеялся и ухватился за палец князя.
        - Пойдешь ко мне? - спросил князь Сергей. - Я тебя покатаю на плечах. Мои маленькие племянницы очень любят кататься на плечах.
        Малыш кивнул и протянул к молодому человеку обе ручки. Князь Сергей подхватил его под мышки, подкинул в воздух и, подхватив, посадил к себе на плечи. Он несколько раз пробежал с ребенком по дорожкам маленького сада, Павлуша весело хохотал.
        - Вот судьба и послала мне свой знак, - прошептала Катя. - Если он сделает предложение снова, я его приму.
        Она подняла с травы плед и пригласила князя Сергея в дом. Он нес на плечах малыша, она шла рядом, а няня Бетси и Поленька, идущие сзади, переглянулись и обменялись многозначительными взглядами.
        - Похоже, дело сладилось, - Поленька показала англичанке сложенные вместе руки. Бетси с готовностью закивала, и обе довольно улыбнулись.
        С этого дня князь Сергей начал ежедневно по утрам приезжать в дом на Аппер-Брук-стрит. Он гулял с Катей и малышом. Приносил ребенку подарки и они, казалось, все больше привязываются друг к другу. Неделю спустя он снова сделал Кате предложение. Когда они остались после прогулки вдвоем в гостиной, молодой человек взял ее за руку и сказал:
        - Дорогая, вы знаете, что я давно люблю вас, а теперь я полюбил и вашего сына. Я богатый человек, вы никогда не будете ни в чем нуждаться, а все ваше состояние останется в вашем полном распоряжении. Права вашего сына я буду отстаивать как свои собственные, и мы вернем ему все, что принадлежало его отцу. Я знаю, что пока я для вас только друг, но надеюсь постепенно заслужить вашу любовь. Прошу вас, станьте моей женой, и я до конца моих дней буду преданным и верным защитником вам и Павлуше.
        Князь Сергей опустился на одно колено и поцеловал ее руку. Катя посмотрела в светящиеся любовью глаза молодого человека, мысленно попрощалась со своей прошлой жизнью и сказала:
        - Это - большая честь для меня, я согласна быть вашей женой.
        Жених поцеловал ей обе руки и, обняв, прижал к себе.
        - Дорогая, это самый счастливый день в моей жизни, обещаю, что вы никогда не пожалеете о своем согласии выйти за меня. Позвольте мне объявить о нашем решении в посольстве.
        - Я думаю, за вас это сделают наши дамы, - сказала Катя, услышав шум шагов и шелест шелковых платьев. - Долли и великая княгиня заехали за мной.
        Действительно, обе дамы одетые в шелковые платья, соломенные шляпки и с кружевными зонтиками в руках весело впорхнули в гостиную. Увидев князя Сергея, обнимавшего Катю, они сначала оторопели, но потом обе заулыбались, а Долли даже захлопала в ладоши.
        - Ваше императорское высочество, ваше сиятельство, позвольте мне объявить, что княгиня Екатерина Павловна сделала меня счастливейшим человеком, согласившись стать моей женой, - сообщил князь Сергей. Он не мог скрыть радости и гордости, написанной на лице.
        - Я очень рада, дорогая, - поздравила Катю великая княгиня, - вы заслужили счастье.
        - Слава Богу, милая, что ты, наконец, приняла правильное решение,- обрадовалась Долли и засияла ослепительной улыбкой, - когда свадьба? Нужно обвенчаться до приезда государя, чтобы представить тебя ему уже как княгиню Курскую.
        - Я не хочу пышной свадьбы, мне достаточно маленькой церемонии в церкви и свадебного завтрака для узкого круга друзей.
        - Хорошо, делай, как хочешь, только поезжайте в свадебное путешествие, это будет наш с графом подарок. Я оплатила на все лето прелестный дом в Бате, но подготовка к визиту императора спутала все наши планы. Мы туда не приедем, так что дом в полном вашем распоряжении, - сообщила Долли и воодушевленно начала планировать свадьбу. - Платье тебе сошьет Луиза, и ты затмишь красотой всех этих напыщенных англичанок. На подготовку нужно дней десять, как вам первое воскресенье июля?
        - Все решает моя прекрасная невеста, а я во всем с ней согласен, - провозгласил князь Сергей и улыбнулся Кате. - Что мы ответим, дорогая?
        - Я согласна, спасибо вам всем, если бы не ваша поддержка, я бы не смогла пережить горе, выпавшее на мою долю, и начать новую жизнь. Я никогда не забуду, чем вам обязана.
        Подготовка к свадьбе под умелым руководством Дарьи Христофоровны шла полным ходом, Луиза сшила великолепное платье из шелка цвета слоновой кости, отделанное кружевами шантильи и вышивкой золотой нитью. Долли настояла, чтобы праздничный завтрак был только из русских блюд, чем очень обрадовала Марту. На скромную церемонию счастливый жених пригласил всех дипломатов, работающих в посольстве и своих друзей, молодых людей набралось человек двадцать. Со стороны Кати были только графы Ливен, великая княгиня, и домашние: Штерн и Луиза с Генриеттой.
        В субботу накануне свадьбы четыре дамы собрались в спальне княгини на последнюю примерку свадебного наряда. Луиза застегнула на спине невесты платье, и Катя повернулась к большому зеркалу в углу комнаты. Платье сидело идеально. Нежный шелк льнул к ее стройной фигуре с высокой грудью и тонкой талией. Плечи и грудь, открытые по последней моде поражали совершенством линий и нежностью белой шелковистой кожи. Вырез платья и край рукавов были отделаны драгоценными кружевами шантильи из некрученого шелка в тон платья и по краю вышиты золотой нитью. Мантилья из таких же кружев была закреплена бриллиантовыми заколками на волосах Кати, собранных в корону, и спускалась сзади до середины спины, а спереди закрывала лицо ниже бровей.
        - Великолепно, - вынесла приговор Долли, критическим взглядом осмотревшая наряд, - а драгоценности, что ты хочешь одеть?
        - Я пока не думала, давайте выберем вместе, - предложила Катя.
        Она открыла бюро и достала дорожную шкатулку, куда сложила все свои драгоценности перед отъездом из Белец. Женщины склонились над шкатулкой, перебирая украшения. Долли вытряхнула из синего бархатного мешочка крест с огромным бриллиантом и ахнула.
        - Боже, какая красота, я таких камней не видела, может быть только в сокровищах короны, - заявила она и протянула украшение великой княгине.
        - В бабушкиных драгоценностях есть камни подобной величины, ну и в коронационных драгоценностях тоже, - вспомнила великая княгиня, - но в украшениях, что мы надеваем на балы, конечно, таких камней нет.
        - Вот его и нужно одеть, только цепочка - слишком длинная и к этому платью не идет. Нужно сделать вот как, возьмем эту бриллиантовую нить и сделаем из нее цепочку.
        Долли взяла тонкое ожерелье, где бриллианты огранки «багет», вставленные в один ряд в золотую оправу, образовывали переливающуюся тонкую полоску, и продела ее в кольцо на вершине креста. Она застегнула ожерелье на шее Кати и развернула ее к зеркалу. Огромный бриллиант сверкал разноцветными искрами на белой коже молодой княгини над краем кружев.
        - Вот теперь ты - самая роскошная невеста не только в этом Лондоне, но и в России, - заявила графиня и захлопала в ладоши, - сейчас подберем серьги.
        Она выбрала серьги с крупными грушевидными бриллиантами и вдела их Кате в уши.
        - Ну, вот и все. До завтра, дорогая, встречаемся в церкви в полдень.
        Катя сняла платье и проводила своих гостей. Потом она, отказавшись от ужина, ушла в свою спальню. Грустные мысли одолевали ее, она не могла отделаться от подспудного убеждения, что никогда уже не будет счастлива. Ее первая любовь была и последней, Алексей забрал ее сердце с собой, и Сергею ей кроме дружбы предложить было нечего. Хотя подруги и убеждали ее, что дружбы для удачного брака вполне достаточно, но ей было стыдно обманывать доброго преданного человека. Наконец, она взяла себя в руки и поклялась, что сделает все, что сможет, чтобы Сергей был счастлив.
        Алексей стоял на палубе, нетерпеливо рассматривая портовые сооружения на обоих берегах Темзы. Терпение его было на исходе, он не мог дождаться того момента, когда корабль пришвартуется к причалу, и он сможет сойти на землю. Наконец, борт корабля мягко ударился о пирс, и Алексей, не дожидаясь, пока закрепят сходни, сбежал на берег. У него в руках был только небольшой саквояж, и он, довольно быстро найдя кэб, приказал ехать в любую хорошую гостиницу.
        - Новый отель, в прошлом году открыли, «Клэридж» вас устроит? - поинтересовался возница.
        - Да, везите, - согласился Алексей и откинулся на спинку сидения.
        Было восемь часов утра, если повезет, и в гостинице будут свободные номера, он сможет принять ванну, побриться и попасть к великой княгине к полудню. Только бы она никуда не уехала, Александр дал ему адрес сестры, поэтому заезжать в посольство у него не было необходимости. Гостиница действительно была новой и хорошей, на счастье князя в ней было несколько свободных номеров и он, не торгуясь, выбрал самый большой, попросив сразу же принести в него воды и организовать для него ванну. Молодой человек заплатил вознице, велев ему ожидать через два часа у входа в гостиницу, а сам направился в номер приводить себя в порядок.
        В номере у камина уже стояла медная ванна, загороженная ширмой, а слуги таскали с кухни кувшины с горячей водой. У Алексея с собой был только парадный мундир и несколько пар белья. Отдав мундир погладить и приказав почистить сапоги, молодой человек с удовольствием опустился в глубокую медную ванну. Полежав пару минут в приятной истоме, он быстро вымылся и, расчесав мокрые волосы, начал бриться. Когда через полтора часа в дверь постучал коридорный, и принес его мундир и начищенные сапоги, он был уже готов. Одевшись, он вышел из гостиницы и приказал вознице ехать на Аппер-Брук-стрит.
        Нужный дом они нашли довольно быстро, но величественный дворецкий, сообщил Алексею, что великой княгини сейчас нет, она находится в церкви при посольстве. Алексей вспомнил, что сегодня - воскресенье. Он вернулся в свой кэб и велел ехать к русскому посольству.
        Когда они подъехали к церкви, время перевалило за полдень, велев вознице ждать его, князь вошел в церковь. Он сразу увидел, что сегодня здесь идет венчание, скорее всего церемония только началась, потому что на новобрачных еще не одели венцы. Алексей вошел внутрь храма, стараясь не шуметь и ища взглядом великую княгиню. Но его шаги все равно отдавались под высокими сводами церкви и на него начали оборачиваться.
        Он увидел великую княгиню, стоящую впереди рядом с графиней Ливен и ее мужем. Видимо, почувствовав его взгляд, Екатерина Павловна оглянулась. Алексей поклонился ей, но женщина, глядя на него, ужасно побледнела и схватилась за руку стоящей рядом с ней графини Ливен. Та наклонилась к великой княгине, потом повернулась к Алексею и посмотрела на него, ее лицо выразило такой ужас, что князь не знал, что ему делать - уйти или подойти к дамам и объяснить, что он жив.
        Пока он размышлял, пришедшая в себя графиня Ливен бросилась к священнику и жениху с невестой, что-то им тихо говоря. Служба остановилась, все присутствующие повернулись и смотрели на Алексея. Он не знал здесь никого, кроме семейства Ливен и великой княгини. Жениха, красивого белокурого молодого человека в дипломатическом мундире он тоже видел впервые. Невеста, повернувшаяся от алтаря, была ослепительной красавицей с роскошной фигурой античной богини и прекрасным лицом, закрытым чуть ниже бровей кружевным убором. Но вдруг взгляд Алексея упал на крест с огромным бриллиантом, сверкающий на груди невесты. Он всмотрелся в лицо красавицы, в этот момент она откинула с лица кружева, мешающие ей смотреть, и на Алексея с ужасом уставились два огромных светлых глаза в черных пушистых ресницах. Он шагнул вперед по проходу, в этот момент глаза невесты закатились, и она упала в обморок. Жених еле успел подхватить ее.
        По проходу к остолбеневшему Алексею уже спешил граф Ливен, его жена бросилась к упавшей Кате.
        - Князь, я счастлив, что вы живы, но мы все здесь были уверены, что вы погибли под Бородино. Хорошо, что церемония только началась, и все удалось остановить. Пойдемте со мной, - предложил граф Ливен, как опытный дипломат он знал, что главное - погасить скандал в зародыше.
        Подталкивая Алексея вперед, он подвел его к маленькой группе, стоящей у алтаря. Катя уже пришла в себя и белая как полотно, поддерживаемая с одной стороны Долли, а с другой князем Сергеем, стояла, глядя на приближавшегося мужа. Алексей взял себя в руки и, подойдя, вежливо поклонился великой княгине и графине Ливен.
        - Давайте перейдем в посольство и поговорим в моем кабинете, предложил граф Ливен.
        Он подал руку великой княгине, графиня быстро подхватила под руку оторопевшего князя Сергея, а Алексею ничего не оставалось делать, как взять под руку свою ожившую жену. Через пять минут все входили в просторный кабинет посланника. Граф Ливен рассадил дам в кресла, предложил мужчинам стулья, и начал разговор.
        - Ваша светлость, - обратился он к Алексею,- позвольте у вас спросить, почему, если вы остались живы после опубликования в газетах извещения о вашей смерти, вы не сообщили вашей супруге об этом?
        - Ваше высокопревосходительство, когда я собирался выехать в Лондон на встречу с моей семьей, я получил известие, что корабль, на котором плыла моя жена, затонул, и никто не спасся. Я оплакивал мою семью все эти годы и считал себя вдовцом. Сюда я приехал только потому, что ее императорское высочество переслала своему августейшему брату письмо моей сестры, и я надеялся найти Элен в Лондоне.
        - Теперь мне все понятно, княгиня оплакивала вашу гибель и считала себя вдовой, а вы считали, что она погибла. Какая счастливая развязка, вы нашли не только жену, но и сына, князь Павел Алексеевич - наш с графиней крестник. Ну а сейчас вам лучше побыть одним. Коляска княгини стоит у крыльца, я думаю вам лучше поговорить дома.- Граф не дав Алексею отказаться, подхватил под руку Катю, и повел ее к выходу.
        Князю ничего не оставалось, как вежливо откланяться и поспешить за хозяином. Граф посадил их в коляску, еще украшенную цветочными гирляндами, и велел кучеру вести хозяев домой. Попрощавшись взмахом руки, он развернулся и пошел в свой кабинет, где сидели остальные участники драмы.
        - Ваше высокопревосходительство, позвольте мне написать рапорт об отставке, - попросил бледный как полотно князь Сергей и поднялся со стула, где он молча просидел последние полчаса.
        - Нет, не разрешаю, пишите рапорт об отпуске сроком на год, - отказал граф и похлопал своего подчиненного по плечу, - и можете уехать сегодня. Все пройдет, поверьте опытному дипломату.
        Князь Сергей поблагодарил, попрощался с дамами и вышел.
        - Христофор, что будет с бедной девушкой? - наконец обрела дар речи Долли. - Она не виновата, что нашла новую партию, она считала себя вдовой.
        - Она не виновата, но он будет считать, что его предали, - ответил мудрый дипломат, - и помоги ей Бог, твоей подруге будет непросто заслужить прощение.


        ГЛАВА 19
        Коляска, украшенная гирляндами роз, медленно катилась по улицам Лондона, вызывая недоумение горожан: прекрасная невеста в кружевном наряде была бледна как смерть, а сидящий рядом с ней красавец в парадном мундире чужой армии совсем не походил на счастливого жениха. В экипаже царило ледяное молчание, наконец, пытка кончилась, и лошади остановились у крыльца красивого классической простотой дворца на Аппер-Брук-стрит.
        - Я был здесь утром, только в соседнем доме, - заметил Алексей.
        Он вышел из коляски и протянул руку жене, помогая ей сойти с подножки. Пальцы Кати дрожали, и их холод чувствовался даже через перчатку. Навстречу прибывшим из дома вышли Штерн и Луиза. Увидев, что Катя вообще не в состоянии говорить, Иван Иванович выступил вперед и, поздоровавшись с Алексеем, представил ему Луизу.
        - Мне очень приятно, - сообщила Луиза и присела перед Алексеем в глубоком реверансе, - прошу вас, проходите в гостиную.
        Штерн подхватил Катю под руку, а Луиза прошла вперед, показывая дорогу. В «мавританской» гостиной были расставлены бокалы с шампанским, на блюдах лежали фрукты и маленькие пирожные. Поняв, что здесь планировался свадебный завтрак, Алексей окончательно разозлился.
        - Ваша светлость, - Штерн усадил бледную Катю в кресло и обратился к Алексею, - пожалуйста, объясните, почему вы после опубликования сообщения о вашей смерти в газетах не дали знать сюда, что вы живы? И почему не интересовались судьбой своей жены и сына?
        Катя с благодарностью взглянула на своего поверенного, холодная отчужденность Алексея, ужасное горе и унижение Сергея полностью деморализовали ее, она чувствовала себя не просто виноватой, а даже преступницей. А теперь Штерн напомнил всем, что она два года искренне оплакивала своего погибшего мужа, а ему в это время не было никакого дела ни до нее, ни до ее горя.
        - Я был ранен под Москвой, а потом воевал. Когда французов выгнали за пределы России, император отпустил меня в отпуск для свидания с семьей. В этот момент мне принесли письмо, где сообщалось, что «Орел» потоплен, и никто с него не спасся. Я считал, что моя жена погибла, - повторил Алексей то же, что говорил в кабинете посланника.
        - Почему же вы не связались со мной, в моей конторе вам сообщили бы мой здешний адрес. Это, по крайней мере, странно, ведь вы, уезжая, дали мне поручение. Результат моей работы вас не интересовал? - наступал Штерн, заставляя Алексея задуматься над сложившейся ситуацией.
        - Я был убит известием о гибели моей жены и нашего ребенка, поэтому все остальное, в том числе и поручение, данное вам, перестало меня интересовать. Иван Иванович, я понимаю, что вы, как всегда, печетесь об интересах своей клиентки, доказывая мне, что она, считая себя вдовой, имела право устроить свою судьбу и снова выйти замуж. Я с вами не спорю, она имела на это право. Поэтому предлагаю сейчас закончить этот разговор. Прошу вас, мадемуазель де Гримон, выделить мне комнату, а я хотел бы увидеть моего сына. Надеюсь, моя жена может мне его показать?
        Катя поднялась и молча вышла из гостиной. Алексей шел за ней. В его душе боролись ненависть, родившаяся сегодня, когда он увидел, как быстро боготворимая им женщина предала их узы, и любовь, жившая в нем с давнего зимнего вечера в деревенской церкви. Жена поднималась впереди него по лестнице, и он против своей воли отмечал грациозное покачивание стройных бедер под шелком роскошного платья. Она еще в гостиной вместе с заколками сорвала с головы кружевную мантилью и роскошная каштановая коса, до этого короной уложенная на голове, соскользнула ей на спину и покачивалась в такт легким шагам молодой женщины.
        Алексей с грустью подумал, что только коса и осталась от прежней Кати. Эта ослепительная красавица с роскошной фигурой - совсем чужая женщина. Раньше она была такой искренней, чуждой притворства и фальши, а что теперь скрывается за этим прекрасным фасадом, он не знал. Они подошли к комнате, откуда слышался веселый смех маленького ребенка и воркование женщины, говорившей по-английски. Катя открыла дверь и вошла, не оглядываясь на мужа. При виде сына ее лицо расцвело счастливой улыбкой.
        - Мой золотой, подойди ко мне, - позвала она и опустилась перед мальчиком на колени, протянув к нему руки.
        Ребенок тут же подбежал к ней и обнял за шею. Алексей стоял, пораженный в самое сердце, из-за плеча жены на него смотрела его маленькая копия. Только глаза у малыша были материнские, светлые серо-голубые, опушенные густыми черными ресницами, они еще эффектнее оттенялись черными волосами и смуглой кожей ребенка. Он шагнул вперед и наклонился к мальчику, но малыш испугался незнакомого лица, и еще теснее прижался к матери.
        - Мой золотой, не бойся, я с тобой, давай познакомимся с твоим папой, - ласково заговорила Катя, стараясь не испугать ребенка.
        - Нет, не хочу, - закапризничал малыш, он вырвался из рук матери и, отбежав, спрятался за юбку няни.
        - Он должен привыкнуть, - Катя поднялась с колен и говорила, не глядя на Алексея. - Я думаю сейчас лучше уйти, он должен успокоиться.
        Она поднялась и вышла из комнаты, Алексею ничего не оставалось, как последовать за ней. В коридоре их уже ждала Луиза, пригласившая князя в отведенные ему комнаты. Он отметил, что они были в том же крыле второго этажа, что и детская. Алексей пошел за Луизой, но оглянулся посмотреть, куда направится его жена. Катя вошла в дверь, соседнюю с дверью детской. Он понял, что это - хозяйские спальни, значит, из второй смежной спальни она сделала детскую, по крайней мере, постоянной связи у нее с женихом не было. Э открытие подняло князю настроение.
        Алексею отвели большую спальню с гардеробной в самом конце этого крыла здания. Он попросил Луизу отправить экипаж за его вещами в гостиницу, а сам сбросил ментик и доломан и, не снимая сапог, упал на кровать. Он был полностью выбит из колеи. Открытия сегодняшнего дня сотворили в душе князя ад и рай. Первое открытие: у него был сын. Только взглянув на мальчика, он понял, что его сердце навсегда принадлежит этому ребенку, и он готов быть его рабом. Но малыш не хотел знать отца, видно, он уже успел привыкнуть к другому мужчине. Как бы он ни относился к Кате, Алексей уже увидел, что она - нежная мать и не вышла бы замуж за человека, которого не примет ее сын. Второе открытие: его жена была жива и стала еще прекраснее, чем раньше, но она собиралась замуж за другого. Теперь Катя сама распоряжалась своим состоянием, и у нее не было причин думать о деньгах, значит, она выходила замуж по любви.
        Алексей признался самому себе, что нашел свою семью, и тут же ее потерял. Что же теперь делать? Насильно заявить свои права на супружество, он это уже однажды сделал, и так и не знал, простила ли его Катя. Дать ей свободу, развестись и пусть выходит за своего блондина? Молодой человек чувствовал, что голова его сейчас лопнет.
        В дверь постучали, лакей приглашал его к столу. Алексею стало противно, что его будут угощать блюдами, приготовленными для празднования свадьбы, и он отказался. Но, просидев в одиночестве еще с полчаса, решил, что прятаться он не будет, и спустился в столовую. За столом князь застал только Штерна, Катя отказалась спуститься и осталась в своей спальне, Луиза была с ней.
        Сев за стол напротив поверенного, Алексей подождал, пока слуга положит ему ростбиф и нальет в бокал красного вина, потом посмотрел на поверенного и предложил:
        - Вы хотели мне рассказать о том, как выполнили мое поручение, я готов вас выслушать.
        Иван Иванович в подробностях рассказал о своей поездке и встрече с генерал-губернатором Ромодановским. Алексей слушал его не перебивая, никакие эмоции не отражалось на его лице. Штерн увидел его волнение только тогда, когда он рассказал, что мадам Леже дала Кате в дорогу отравленное питье. Выслушав поверенного, князь долго сидел молча, что-то взвешивая, а потом сказал:
        - К сожалению, это еще не все преступления князя Василия. Пока все считали, что я погиб, он захватил мои имения и стал опекуном моих сестер. Первое, что он попытался сделать, так это выдать замуж за богатого развратного старика старшую из них, а когда она ему отказала, он зверски избил сестру, а мою няню, бросившуюся на защиту девушки, убил. Сейчас его везде ищут, но, похоже, что он уехал за границу, возможно к своей жене и теще во Францию. А судьба моей сестры, вынужденной сбежать из дома, до сих пор не известна.
        - Какой ужас! Но тогда приходится признать, что он был сообщником мадам Леже и ее дочери в их преступлениях, -поежился Штерн, - нужно как можно скорее найти их всех. Пока они на свободе нельзя быть уверенным в безопасности вашей семьи.
        - Теперь это - моя основная обязанность, - Алексей помолчал, а потом спросил: - Вы в курсе того, что великая княгиня Екатерина Павловна переслала своему брату императору Александру письмо, написанное моей тетей? Это письмо Елена увезла с собой в ночь побега из дома, я надеялся найти ее в Англии.
        - Я не знал, что письмо касалось вашей семьи, но был в курсе, что одна из новых работниц в мастерской мадемуазель Луизы привезла из Франции письмо для передачи в российское посольство в Лондоне. Она сказала, что письмо ей дала дама под вуалью и заплатила за эту услугу столько, что бедной женщине хватило денег на проезд в Лондон. Сама мадам Пикар из Дижона. Если хотите, мы можем завтра встретиться с ней.
        - Спасибо, я буду ждать вас утром, - согласился Алексей и поднялся, увидев, что поверенный собирается уходить. - Иван Иванович, кто тот молодой человек, за кого моя жена собиралась замуж?
        - Это - князь Сергей Курский, второе лицо в нашем посольстве, - объяснил Штерн, с сочувствием глядя на Алексея.
        - Вы, наверное, составили брачный контракт для своей клиентки? - Алексей был сам себе противен, но не спросить об этом он не мог.
        - Да, его подписали вчера, там все очень просто, Екатерина Павловна сохранила свое состояние за собой и получала полный доступ к состоянию князя Сергея. Он уже сейчас очень богатый человек, а после получения наследства своего отца станет одним из богатейших людей России. Но теперь это не имеет никакого значения, - заключил Штерн, поклонился и вышел.
        Алексей забрал со столика в столовой большой графин с бренди и отправился в свою спальню. Он собирался напиться, чтобы забытье дало его измученной душе хоть немного покоя. Выпив графин, он спустился за вторым, потом за третьим, но спиртное не брало его. Наконец, под утро он забылся сном. Ему снилась красавица в подвенечном наряде, кричавшая ему в лицо: «Я не люблю тебя, я люблю другого, он - благородный человек». Князь в ужасе проснулся. Часы на камине показывали девять часов, нужно было вставать и ехать со Штерном в мастерскую на встречу с французской швеей.
        Катя лежала в своей спальне, сил встать у нее не было, отпустив Луизу накануне вечером, она, еле дождавшись ухода подруги, разрыдалась и проплакала всю ночь. Молодая женщина оплакивала свою любовь и свое невезение, ведь если бы две недели назад она не дала князю Сергею слово, то сейчас ее муж был бы с ней, а не смотрел бы на нее ледяными глазами. Если бы она не проявила тогда трусость, испугавшись за малыша, и не побежала бы под венец, судьба вознаградила бы ее за верность, вернув любимого.
        - Я сама во всем виновата, - твердила она в слезах, - нужно было оставить все, как есть, а теперь мой бедный друг Сергей совсем раздавлен свалившимся на него позором, а я вынуждена терпеть ледяное презрение мужа.
        Сегодня, открыв глаза, она услышала веселый смех своего сына за стенкой, крепкие ножки пробежали до ее двери, и милый голосок крикнул:
        - Мама!
        - Иди сюда, мой хороший, - позвала Катя.
        Няня Бетси, услышав ее голос, повернула ручку и открыла дверь. Малыш подбежал к кровати матери. Она подхватила его на руки и посадила рядом с собой на одеяло.
        - Гулять, - ребенок показал рукой на окно, - мама, гулять.
        - Иди гулять с Бетси, дорогой, мама не очень хорошо себя чувствует, - попросила Катя, поцеловала сына и передала его няне.
        Дверь приоткрылась и в нее заглянула Поленька.
        - Вы не спите? К вам приехала графиня Ливен и ждет вас в гостиной. Что ей сказать? - спросила горничная, с сочувствием поглядывая на хозяйку.
        - Князь Алексей дома? - узнала Катя. Она приподнялась на кровати и почувствовала, что у нее кружится голова.
        - Нет, он сразу после завтрака уехал с Иваном Ивановичем.
        - Пожалуйста, пригласи графиню сюда, сама я встать не могу.
        Княгиня откинулась на подушки, перевела дух и стала ждать подругу.
        - Да, выглядишь ты ужасно, - заметила, входя в комнату, Долли, как всегда роскошно одетая в изумительное светло-зеленое, шелковое платье, расшитое бархатным листочками.- Я тебя не виню, что ты так раскисла, не знаю, как бы я пережила такую катастрофу, но я точно знаю одно: ты не виновата в том, что считала себя вдовой. Виноват он, что поверил письму, а не приехал сюда и не проверил все сам. Поэтому вставай, гордо поднимай голову и будь хозяйкой в своем доме. Помни, что ты помогаешь мне принимать гостей в моем салоне, все за год к этому привыкли, и я не вижу причин отказываться от этого только потому, что к тебе приехал муж.
        Долли позвала Поленьку и велела той одевать княгиню. Она сама выбрала Кате утреннее муслиновое платье нежно-розового цвета, и заставила горничную красиво причесать хозяйку. Прическа с узлом на макушке, откуда на спину спускались длинные каштановые пряди, немного подвитые на концах, особенно шла молодой женщине. Запудрив следы слез на лице подруги, Долли внимательно на нее посмотрела и решила, что все - прекрасно.
        - Мы сейчас идем в гости к великой княгине, а вечером вы с мужем приглашены ко мне. Приглашение уже ждет его возвращения у дворецкого. Предупреждаю, что если он не захочет ехать, приезжай одна, только так ты сможешь получить его назад, его должна замучить ревность. - Сказав это, Долли улыбнулась: - Поверь мне, я проверила все это на практике.
        Слушая подругу, Катя начала надеяться, что, может быть, ее жизнь еще наладится. Долли пожала ее руку, и они направились через сад в гости к Екатерине Павловне. Великая княгиня встретила их уже одетая на выход. Женщины решили не откладывать прогулку, а поехать в Гайд-парк в роскошной коляске Екатерины Павловны с гербом российского царского дома, запряженной четверкой вороных коней. Великая княгиня посадила Катю рядом с собой, чтобы все, наблюдавшие скандал в церкви, увидели сегодня молодую княгиню во всем блеске красоты и величавого спокойствия.
        Во время прогулки Долли рассказала Екатерине Павловне, что она посоветовала их молодой подруге и та согласилась, что единственный способ сейчас победить для Кати - идти в наступление.
        - Я тоже буду присылать вам приглашения, мне ваш муж не сможет отказать, придется ему сопровождать вас. А уж ваша задача быть такой красивой, чтобы мужчины слетелись на вашу красоту, как пчелы на мед, - посоветовала Екатерина Павловна и задумалась, - может быть, и я скоро попробую эту тактику, и тогда ты, Долли, напишешь матушке, что выполнила ее поручение.
        - Какое поручение, ваше императорское высочество? - спросила Долли и удивленно приподняла брови.- Ваша августейшая матушка не давала мне никакого поручения.
        - Долли, можешь и дальше хранить свою тайну, но я и так знаю, что матери хочется выдать меня снова замуж, а кому она это может поручить, если не своей любимой фрейлине?
        Женщины засмеялись. Коляска въехала в ворота Гайд-парка, и к ней тут же устремилось множество знакомых. Все смотрели на Катю. Она, гордо подняв подбородок, любезно здоровалась, улыбалась, говорила приятные фразы мужчинам, справлялась о здоровье женщин, в общем, вела себя свободно и раскованно, чем заслужила одобряющий взгляд Долли, сидевшей напротив.
        - Умница, - прошептала, склоняясь к ее уху, великая княгиня, - через неделю тема для разговоров будет исчерпана, теперь дело только за вашим мужем, он должен вести себя в худшем случае лояльно, а желательно, сердечно по отношению к вам.
        Катя подумала, что даже лояльности не будет, но не стала расстраивать великую княгиню, обе ее подруги прикладывали всевозможные усилия, чтобы вытащить ее из скандальной ситуации. Их прогулка продолжалась дольше обычного, княгиня велела кучеру сделать пару лишних кругов по дорожкам парка, чтобы все заинтересованные лица увидели, какую поддержку оказывает сестра императора Александра светлейшей княгине Черкасской. После прогулки Екатерина Павловна пригласила обеих женщин в свой дворец, где они провели еще час в беседе о последних моделях, разработанных в мастерской. Но все хорошее всегда кончается, и Кате пришлось возвращаться домой. Собрав все свое мужество, она простилась с подругами до вечера и через садовую калитку пошла в свой дом.
        К ней навстречу вышла Луиза, она сообщила, что Штерн вернулся один, а князь Алексей поехал в порт в контору «Северной звезды», разбираться с делами. Женщины прошли в гостиную, где поверенный поднялся при их появлении.
        - Иван Иванович, очень рада вас видеть. Что вы узнали о сестре князя? - спросила Катя, протягивая Штерну руку.
        - Здравствуйте, ваша светлость, - поздоровался поверенный, сел в предложенное Катей кресло и кратко рассказал об утреннем визите в мастерскую.
        - Наша швея не видела лица дамы, передавшей письмо, та была под густой вуалью. Поэтому из фактов мы имеем только два достоверных: то, что дама была очень дорого одета и то, что дело происходило в Дижоне. Теперь сестру вашего мужа следует искать во Франции, скорее всего в Дижоне. У нас с князем мнения по этому вопросу совпали.
        - А что князь будет делать в порту?
        Катя очень боялась, что Алексей устроит еще один скандал и это пагубно отразится на всех их усилиях замять случившееся.
        - Когда я отправлял вас в Англию кораблем, принадлежащим компании «Северная Звезда», я не знал, что фактически компанией владеет ваш супруг. Просто в высшем свете не принято заниматься коммерцией, вот князь и работает через поверенных. Сейчас он поехал разбираться с делами и просил передать, чтобы к обеду его не ждали.
        - Значит, мы будем обедать втроем, - объявила Катя и пригласила всех в столовую. Сначала она почувствовала облегчение, что ей не придется ловить на себе ледяные взгляды мужа, но потом тяжелая тоска по своей загубленной любви придавила ее плечи, и она, еле дождавшись конца обеда, извинилась и ушла в свою комнату.
        Молодая женщина запретила себе плакать и жалеть себя. Подруги правы, за счастье нужно бороться и она вернет себе мужа, а своему сыну отца, чего бы ей это не стоило.
        Подремав пару часов, посвежевшая и похорошевшая Катя, вызвала Поленьку и начала собираться на прием к Долли. Она сегодня должна выглядеть как королева, решила молодая княгиня. Долго простояв в гардеробной, она остановила свой выбор на золотистом платье. Лиф платья с маленькими рукавами фонариком был сделан из атласа густого золотистого цвета и украшен брабантскими кружевами, расшитыми золотой нитью, а летящая шифоновая юбка, на тон светлее лифа, скроенная по косой, была собрана в огромное количество мелких складочек, красиво облегавших стройные бедра. Широкий золотой атласный кушак, завязанный под грудью, подчеркивал тонкость стана молодой женщины.
        Роскошные волосы Кати горничная собрала на макушке и уложила в массу кос и локонов, переплетающихся между собой. Когда через два часа молодая княгиня посмотрела на себя в зеркало, она осталась довольна: из серебристого стекла на нее смотрела высокая стройная молодая женщина, одетая в роскошное золотое платье, со спокойным выражением прекрасного лица. Катя надела бриллиантовые колье и серьги своей матери, и пошла в гостиную, где надеялась застать мужа.
        Алексея она встретила в коридоре, он шел по направлению к своим комнатам, а три лакея несли за ним пакеты с покупками. Он вопросительно посмотрел на жену, вышедшую ему навстречу.
        - Ты видел приглашение от графов Ливен на сегодняшний вечер? - смело спросила Катя, хотя все мужество сразу покинуло ее при виде красавца мужа, без улыбки смотревшего на нее с высоты своего роста.
        - Да, но я только что купил себе одежду, мне нужно собраться, ты можешь поехать одна, а я приеду позже.- Алексей постарался быть невозмутимым, несмотря на то, что вид жены в этом золотом платье с низким декольте, открывавшем большую часть роскошной груди, поверг его в шок.
        Глядя вслед удаляющейся женщине, князь подумал, что только безумец может отпустить ее одну. Почему она стала еще красивее, чем была той зимой, когда они еще были вместе? Отогнав тяжелые мысли, он пошел в свою комнату принимать ванну и собираться на прием.
        Собираясь, князь старался не вспоминать о Кате, все время заставляя себя думать о результатах сегодняшнего дня. Теперь было ясно, что Елена жива, она - действительно во Франции, и искать ее нужно в Дижоне. В порту его тоже ждала радостная новость. После взятия Парижа войсками союзников, всех пленных английских моряков выпустили из тюрем Кале, где они сидели больше двух лет, и новые власти предложили командам забрать свои корабли, если они смогут доказать их принадлежность. Мистер Фокс доказал, что два корабля «Манчестер» и «Виктория», стоявшие тут же в порту под новыми именами, принадлежат компании «Северная звезда», и смог забрать их. Накануне вечером оба корабля пришли в порт Лондона и теперь становились в док на ремонт. В отличие от многих, их компания потеряла только один корабль - «Орел».
        Он уже знал, почему в лондонской конторе были уверены, что «Орел» затонул вместе с пассажирами. Капитан Сиддонс имел на борту только груз, предназначенный для разгрузки в Ливерпуле, а в Лондон он должен был зайти на обратном пути из этого города, но поскольку Катя была очень больна, он, пожалев ее, сделал незапланированный заход в Лондон, чтобы высадить пассажиров, чем спас им жизнь. До Ливерпуля корабль так и не доплыл.
        - Прими господи душу этого прекрасного моряка в твое царство,- начал молиться Алексей,- он спас для меня все самое дорогое, что у меня есть: моего сына и мою жену.
        И опять перед его глазами встал образ Кати с роскошной прической молодой королевы и в удивительном золотом платье. Она была так хороша, что у него захватывало дух. Молодой человек все бы сейчас отдал за то, чтобы сжать ее в своих объятиях и прижаться поцелуем к ее губам, а потом долго целовать нежную белую кожу груди, выступающей из золотистого кружева.
        Князь тряхнул головой, отгоняя несвоевременные мысли, последний раз глянул на себя в зеркало и спустился вниз. Там дворецкий сообщил ему, что княгиня - уже у графини Ливен, а за ним вернулась коляска, ожидающая его у крыльца. Алексей поблагодарил слугу, сел в экипаж, запряженный белоснежными лошадьми, и поехал в российское посольство.
        Князь вошел в широкие двери большого белого с золотом салона, где живописными группами вокруг столиков на диванах и креслах восседали дамы, соперничая красотой и роскошью нарядов, а мужчины в вечерних костюмах как рамы обрамляли красавиц, стоя за спинками их кресел. Он увидел Катю, беседующую в дальнем конце комнаты с представительным мужчиной в строгом черном вечернем костюме, рядом с ними стоял граф Ливен и, к удивлению Алексея, его кузен Николай.
        - Князь, как я рада вас видеть, - прозвенел мелодичный голос над его ухом.
        Алексей так увлекся, наблюдая за своей женой, что не заметил подошедшую к нему Долли. Сглаживая свой промах, он низко поклонился графине Ливен и поцеловал ее протянутую руку.
        - Благодарю вас за приглашение, ваше сиятельство, простите за опоздание, но я приехал в Англию в одном мундире, и не решился прийти в столь изысканное общество в ментике и сапогах.
        - Ну конечно, вы можете прийти когда угодно, премьер-министр граф Ливерпул уже здесь, вон он с Катей разговаривает, а принца-регента пока нет, но он обязательно будет, сегодня же «русский день». Это тот день, когда я похищаю вашу Марту и кормлю весь Лондон нормальной русской едой. Мне передали слова портного принца Уэльского, что объем талии его высочества уже достиг пяти футов, принц так любит вкусно поесть, что мой «русский день» он никогда не пропустит. Ну, пойдемте, я представлю вас здешнему обществу. - Долли взяла князя под руку и повела его вдоль салона, подходя к каждой группе и представляя Алексея.
        - Позвольте представить вам светлейшего князя Алексея Николаевича Черкасского, мужа нашей дорогой графини Бельской, который чудом выжил после тяжелого ранения, полученного на войне, и теперь воссоединился со своей семьей. - Повторяла Долли с таким усердием, что, услышав эту тираду в двадцатый раз, Алексей был готов убить графиню.
        Но она цепко держала его за руку, не давая отклоняться от выбранного ею пути, а Алексей был слишком хорошо воспитан, чтобы грубить женщине, тем более хозяйке дома. Все, с кем его знакомила Долли, были чрезвычайно любезны, и каждый гость высказал Алексею восхищение его прелестной женой. Через полчаса он знал, что его Катя не только прекрасна и изысканна, но еще и умна, свободно говорит на любые темы от политики до литературы и давно помогает Долли выполнять обязанности хозяйки лучшего в Лондоне салона.
        Когда, направляемый Долли, он подошел к премьер-министру, Катя уже отошла к другой группе гостей. Долли представила Алексея премьер-министру и, передав его мужу, поспешила за подругой к дверям салона.
        - Вы счастливый человек, князь, - заметил премьер-министр, - ваша супруга соединяет в себе ум, красоту и очарование. Видно, Дева Мария поцеловала ее при рождении в лоб. Я знаю княгиню уже больше года и всегда наслаждаюсь беседой с ней.
        Алексей не успел ответить, у дверей салона послышался шум приветствий, и он увидел высокого, очень полного человека в роскошном вечернем костюме. Гости поднялись, приветствуя августейшую особу. Уже три года принц Уэльский правил страной вместо своего потерявшего рассудок отца короля Георга. Граф Ливен извинился перед премьер-министром и поспешил навстречу монарху.
        Принц- регент, махнув рукой, предложил всем продолжать беседу, а сам уселся в кресло, предложенное ему посланником. На маленьком столике, специально поставленном около этого одинокого кресла, тут же появился бокал с шампанским и большая тарелка с тарталетками, заполненными красной и черной икрой.
        Графиня Долли подошла к их группе, где стоял Черкасский, и, сказав несколько вежливых фраз, извинилась и увела Алексея:
        - Пойдемте, я представлю вас принцу-регенту. Имейте в виду, обычно он ведет себя ужасно, у него нет никаких понятий о приличиях, поэтому, если мы хотим мира между Англией и Россией, мы не обращаем внимания на его неуклюжие шутки.
        Долли широко улыбнулась и присела в придворном реверансе перед высоким толстяком с багровыми от неумеренного пьянства щеками.
        - Ваше королевское высочество, позвольте представить вам светлейшего князя Алексея Черкасского, мужа нашей дорогой Катрин, он чудом выжил после ранения под Москвой, а теперь приехал, чтобы воссоединиться с семьей, - произнесла Долли и указала на Алексея, поклонившегося принцу Уэльскому.
        - Я рад, конечно, что еще один солдат избежал смерти на этой ужасной войне, но, по-моему, никто из джентльменов в Лондоне не обрадовался вашему приезду, так как многие надеялись завоевать руку и сердце прекрасной Катрин, а теперь вы всех их ставили с носом, - заметил принц-регент и сам рассмеялся своей шутке, в то время как все остальные изумленно молчали.
        Долли сжала руку Алексея и, поклонившись, отвела его сторону.
        - Ну, вот дело сделано, теперь вы должны быть рядом с женой, чтобы заткнуть рты всех злобных сплетников, - заявила Долли и кивнула Кате, смотревшей на них через зал. Та, поняв подругу, направилась к ним.
        - Дорогая, оставляю тебя с твоим красавцем мужем, а сама пойду к премьер-министру. Принца-регента больше пяти мнут вынести трудно, - весело заявила графиня, улыбнулась молодым людям и упорхнула.
        Катя молча стояла рядом с Алексеем. Он тоже молчал, не зная, что сказать, потом блестящая идея пришла в его голову:
        - Расскажи мне, пожалуйста, о сыне, я хочу знать о нем все, с того момента, как ты поняла, что беременна, - попросил он.
        Улыбка расцвела на губах его жены, эта медленная улыбка, которую он так любил, превращала ее прекрасное классическое лицо в милое и родное. Алексей чуть не застонал от желания схватить ее в объятья и больше никогда не отпускать. Катя начала рассказывать ему о Павлуше с нежностью и гордостью, она говорила о родах, о крестинах, о том, как он рос. Алексей слушал ее с умилением и дал себе слово, что по приезде домой он обязательно выяснит с Катей отношения и поймет, будет ли он счастлив или ему придется отпустить ее к другому человеку.
        Закончив свой рассказ, княгиня посмотрела на мужа и с радостью увидела в его глазах внимание и нежность. Надежда окрылила душу Кати, она решила, что сын соединит их. Алексей тоже любит малыша, какая сейчас нежная улыбка сияла на его лице. Но она даже не подозревала, что нежная улыбка мужа обращена к ней самой. В этот момент Катя заметила, что Долли жестом зовет ее к себе.
        - Извини, я нужна Долли. Есть еще одно дело: вот записка к Луизе, передай ее своему кузену, я пригласила его к нам в дом, что ему жить в посольстве, деля комнату с другими дипломатами. Ты можешь отправить его с нашей коляской, и пусть кучер вернется за нами, - попросила Катя, улыбнулась мужу и поспешила помогать подруге.
        Алексей пошел разыскивать Николая. Он увидел его в компании молодых дипломатов, приехавших готовить визит императора, начинающийся через две недели. Увидев кузена, Николай извинился перед коллегами и подошел к Алексею.
        - Поздравляю, брат, твоя жена - удивительная женщина. Она красива, умна, естественна и, похоже, очень добра. Ты знаешь, что она пригласила меня к вам, как только узнала, что я живу в посольстве?
        - Да, я знаю, за этим и позвал тебя, вот записка к мадемуазель Луизе, я точно не знаю, но похоже она осуществляет функции домоправительницы. Ты можешь взять нашу коляску, а потом кучер пусть вернется за нами, похоже, мы уедем последними.
        - Мне рассказала графиня Ливен, что княгиня уже больше года помогает ей исполнять обязанности хозяйки этого салона, где бывает весь Лондон, включая принца-регента и премьер-министра, - заметил князь Николай, наблюдая за обеими женщинами, направляющими беседу в разных частях салона.
        - Объясни, зачем Катя графине, я уверен, что Долли вполне сама может быть успешной хозяйкой салона? - удивился Алексей, глядя на жену, подошедшую к кружку, собравшемуся вокруг премьер-министра, в то время как Долли сидела рядом с принцем-регентом.
        - Графиня Долли на работе, - шепнул Николай,- я сам видел ее депеши в бумагах министра иностранных дел, они собираются в отдельную папку с тисненым двуглавым орлом, сам понимаешь для кого, если она будет просто хозяйкой салона, то может что-нибудь пропустить.
        - Придется ей привыкать обходиться без моей жены, - жестко сказал Алексей.- Я увезу семью домой. Мы будем жить в Ратманове.
        - Разумно, княгиня слишком красива, ты умрешь от ревности, я же вижу, что у вас не обычный светский брак. По крайней мере, ты - без ума от нее. Но я попросился в эту поездку, прежде всего из-за тебя, я выяснил, что отец из порта отплыл в Англию, а это значит, что он здесь не меньше полугода, но в посольстве его не видели. Будь осторожен.
        В этот момент распахнулись двери столовой, и графиня Долли пригласила всех угоститься русской едой. Николай простился с кузеном и пошел собирать свои вещи, чтобы перебраться на Аппер-Брук-стрит, а Алексей подошел к Кате и повел ее к столу, решив, что будет сидеть рядом с женой, даже если в Лондоне это считается дурным тоном.
        Марта, гордая тем, что кормит первых лиц Англии, превзошла себя. Все гости восхищались и маленькими пирожками с солеными грибами, и расстегаями, и огромными осетрами, тушенными в белом вине, утками с яблоками и гречневой кошей. Больше всех радовался необычной еде принц-регент. Наконец, он встал из-за стола, что послужило сигналом для всех остальных, попрощался с гостеприимными хозяевами и поехал на бал, который сам сегодня давал в Карлтон-хаус. Гости потянулись за ним, и через час две супружеские пары остались в салоне одни.
        - Ну, слава Богу, на сегодня все, - заявила усталая Долли, без сил опускаясь на диван. - Спасибо тебе дорогая, ты была как всегда великолепна.
        - Не за что. Мы поедем? - спросила Катя и посмотрела на мужа.
        - Конечно, коляска уже вернулась, и мы можем ехать, - согласился Алексей и взял жену под руку.- Спасибо за прекрасный вечер, спокойной ночи.
        Он поклонился посланнику и его супруге и повел Катю к коляске. Ночь была прохладной, и княгиня накинула на открытые плечи и грудь большую индийскую шаль, но все равно не могла согреться и в ознобе передернула плечами.
        - Вот так носить платья с такими глубокими декольте, муж сходит с ума от ревности, а сама мерзнешь, - заметил Алексей, решительно протянул руку и прижал жену к себе.
        - А ты ревновал? - обрадовалась Катя, которая не могла поверить, что все получилось так, как она хотела.
        - Я не слепой, и видел, что все присутствующие мужчины, включая первое лицо этой страны, заглядывались на твою грудь.
        - Но все дамы носят точно такие же декольте, - пыталась защищаться Катя.
        - То, что выступает из декольте у других дам, не так привлекательно, как твое, - серьезно заявил Алексей и сильнее прижал к себе роскошное тело жены. - Ты так похорошела, дорогая, хотя я думал, что это уже просто невозможно.
        Он наклонился и прижался губами ко рту жены, не обращая внимания на редких прохожих, с любопытством глазевших на парочку в открытой коляске. Губы Кати раскрылись ему навстречу, и они оба потеряли ощущение времени. Алексей первым услышал деликатное покашливание кучера. Коляска стояла у крыльца их дома. Он засмеялся, подхватил Катю за талию, поставил ее на землю и так, обняв жену, прошел в гостиную, слабо освещенную парой свечей, горящих на камине.
        - Ты хочешь что-нибудь выпить?- спросил он, направляясь к столику с напитками.
        - Красного вина, только немного, - попросила Катя и села в кресло, у камина.
        - Какая идиллия, - раздался за их спиной наполненный сарказмом голос.
        Алексей резко повернулся, а Катя вскочила с кресла. В дверях, сжимая в каждой руке по пистолету, стоял князь Василий.


        ГЛАВА 20
        Князь Василий выглядел ужасно, серое лицо избороздили морщины, сюртук его был поношен, а туфли давно не видели щетки. Глаза на сером лице горели безумным блеском, напомнив Алексею глаза огромной крысы, увиденной им в детстве.
        - Стой там, где стоишь, племянник, иначе я прострелю голову твоей жене, с такого расстояния я не промахнусь. - Он вытянул вперед руки, нацелив один пистолет на Катю, а другой на Алексея.
        - Дядя, успокойся, я не двигаюсь, не целься в нее, - Алексей постарался говорить ровным тоном. - Скажи, чего ты хочешь, и мы обсудим это.
        - Чего я хочу? Я хочу деньги своей матери и своего отца - то, что ты у меня отнял.
        Князь Василий заговорил быстрой скороговоркой, комкая слова, и Алексей впервые усомнился в рассудке дяди. Старик рассмеялся каркающим смехом.
        - Ты думал - твой отец сам упал с лошади? Нет, я сначала кое-что подсыпал в питье его коня, а потом ослабил подпругу. А твоя мачеха видела меня в то утро возле конюшни и могла догадаться обо всем, пришлось и ее убирать. Ты представляешь, эта старая карга - моя мать, раскопала правду о моих делах и догадалась обо всем, давая мне в последний раз деньги, она прямо спросила меня про твоих родителей, чем и подписала себе смертный приговор. Кто же знал, что она все оставит тебе, когда я был единственным прямым наследником?
        Алексей стоял, не шевелясь, и смотрел на убийцу, понимая, что жизнь его жены висит на волоске. Дядя смотрел на него, но Катя стояла не более чем в пяти шагах от безумца, нацелившего пистолет в ее голову. Он начал мысленно молиться, прося Деву Марию спасти жену. И на небесах как будто услышали его мольбу, в дверях гостиной за спиной князя Василия возник Николай Черкасский.
        - Дядя, подожди, мы можем договориться, тебе нужны деньги, я могу тебе их дать, - предложил Алексей, он тянул время, надеясь, что Николай оценит ситуацию и поможет ему.
        - Я не верю обещаниям, моя жена перед алтарем тоже обещала любить меня и повиноваться мне, а сама оставила свое состояние этим никчемным идиотам, нашим сыновьям. Если бы я знал, что она оставила завещание, я бы не стал рисковать, отправляя ее к создателю. А теперь все будет просто, ты застрелишь свою жену из ревности, а потом покончишь с собой от горя, а я стану опекуном вашего маленького сына. Дети - такие слабые создания, умирают очень часто. И тогда я заберу все, и ни с какими французскими шлюхами мне не придется делиться. Можешь с ней попрощаться, - заявил князь Василий с блаженной улыбкой, и Алексей понял, что дяде доставляют наслаждение мучения других.
        В этот момент бледный как полотно Николай поднял руку и резко опустил ее на уровень своих колен. Поняв кузена, Алексей моргнул ему. Николай мгновенно бросился вперед, ударив своего отца под колени. Князь Василий потерял равновесие и начал падать назад. Алексей одним прыжком очутился рядом с преступником и вырвал пистолеты из его рук. Оба молодых человека поднялись и стояли над убийцей, распростертым на полу. Князь Василий лежал с закрытыми глазами, скорее всего он ударился головой об пол и потерял сознание.
        - Нужно передать его полиции, - сказал Алексей и посмотрел на кузена, не зная, как он отреагирует, ведь решалась судьба его отца.
        Николай молча рухнул в кресло, с которого соскочила Катя. Алексей прижал к себе жену, он смотрел на пистолеты, отнятые у дяди. Это были его дуэльные пистолеты, оставленные им в ящике стола в кабинете дома на Миллионной улице в столице.
        Внезапно, князь Василий вскочил на ноги и стремглав бросился из комнаты, Алексей, отпустив Катю, кинулся за ним, но драгоценные мгновения были потеряны, уже был слышен стук каблуков убийцы по мраморному полу вестибюля. Вдруг Николай и Катя услышали крик и глухой удар. Когда они выбежали в вестибюль, то увидели, что князь Василий распростерт на мраморных ступеньках лестницы, ведущей к входным дверям, а над ним склонились Алексей и дворецкий.
        Из- под головы преступника растекалась густая, яркая на белом мраморном полу кровь. Он еще дышал, но глаза его уже закатились.
        - Ваша светлость, этот господин так быстро бежал, а мрамор ведь скользкий, я крикнул ему, чтобы он был осторожнее, но, наверное, он не услышал, - лепетал бледный дворецкий, - по мрамору нельзя бегать, это все знают, я кричал ему, это - не моя вина.
        - Конечно, это - не ваша вина, мой дядя сам был неосторожен, это - несчастный случай, вызывайте скорее доктора, - уверенно заявил Алексей, чтобы не заронить у слуг никаких подозрений о разыгравшейся драме.
        Доктор прибыл минут через двадцать. Он осмотрел пострадавшего и сообщил, что раздроблена затылочная часть черепа, но можно попробовать провести операцию.
        - Если бы ваш родственник был молодым человеком, я бы гарантировал полный успех операции, но это - старый человек, он может ее не выдержать, - разъяснил доктор, переводя взгляд с Алексея на бледного Николая.- Кто ближайший родственник этого человека, кто даст разрешение на проведение операции?
        - Я - его сын, - объявил Николай и шагнул вперед. - Что будет, если не сделать операции?
        - Он умрет, не приходя в сознание. Может быть, это будет через несколько минут, а может быть - через несколько дней. Операция хотя бы даст надежду.
        - Хорошо, я согласен, что нужно подписать?
        - Нужно перевезти его в мою клинику, это недалеко отсюда, пока я буду готовить его к операции, вы подпишете бумаги.
        В большой медицинской карете были установлены носилки. Алексей, Николай и двое лакеев положили на них князя Василия.
        - Доктор, мы с братом поедем за вами, - сообщил Алексей и велел закладывать коляску.- Дворецкий знает адрес вашей клиники, он покажет дорогу.
        - Хорошо, я поехал, нельзя терять ни минуты.
        Доктор захлопнул дверцу, и карета тронулась.
        - Дорогая, пожалуйста, подожди нашего возвращения в моей комнате, или ты хочешь лечь?- спросил муж Катю, с ужасом смотрящую на лужу крови на белом мраморе ступенек.
        - Нет, я подожду вас, я пойду в твою комнату,- пролепетала она, повернулась и быстро пошла по лестнице.
        Шок, пережитый молодой женщиной, был так силен, что она не совсем понимала, что происходит. Алексей с сомнением посмотрел ей в след, но оставить кузена одного в такой ситуации он тоже не мог. Кучер подогнал коляску, молодые люди и дворецкий сели в нее и поехали в клинику. Через десять минут они были на месте. Носилки уже занесли в операционную, и персонал клиники готовил князя Василия к операции. Помощник доктора вынес Николаю лист со стандартным текстом разрешения на операцию. Молодой человек подписал его и поставил сегодняшнее число. Глядя на дату, он вспомнил, что сегодня - день рождения их бабушки. Анастасия Илларионовна забирала своего сына, спасая внука и правнука. Николай понял, что отец не выживет.
        Два часа просидели они, ожидая окончания операции, когда вышедший доктор сказал, что операция прошла успешно, они могут ехать домой и приехать к больному завтра. Братья поблагодарили доктора, Николай оплатил счет, и они поехали обратно.
        Алексей захватил в гостиной бутылку бренди и три бокала, и братья пошли в спальню, где их ждала Катя, все еще одетая в бальный наряд Она сидела около окна и, увидев входящих, встала им навстречу.
        - Операция прошла успешно, - сообщил Алексей, обнял жену и прижал к себе, - нам всем нужно выпить.
        Он разлил бренди по бокалам, протянул один Кате, другой - Николаю, третий пригубил сам.
        - Ники, я хочу, чтобы ты знал, в моем отношении к тебе и твоему брату ничего не изменилось, ты - мой любимый кузен и всегда им будешь, - мягко сказал Алексей, надеясь приободрить двоюродного брата, бледного как полотно. - Дядя, скорее всего, был безумен, он не сознавал всего ужаса того, что делал.
        - Ты не понимаешь, ведь если он безумен, значит, безумцами можем оказаться и я, и брат. Нам нельзя жениться и заводить детей. Простите меня, мне нужно побыть одному, встретимся завтра, - Николай поклонился Кате, кивнул двоюродному брату и вышел за дверь.
        - Какой ужас, - воскликнула Катя, вспомнив сцену в гостиной, - он же мог тебя убить!
        Плечи ее затряслись, и она зарыдала. Алексей бросился к жене. Он обнял ее и крепко прижал к груди.
        - Катюша, не плачь, все уже позади, он больше никому не причинит вреда, - обещал Алексей, нежно поглаживая затылок Кати, целуя ее заплаканные глаза, собирая губами слезинки, катившиеся по ее щекам. - Господи, как же я люблю тебя, обещай, что мы больше никогда не расстанемся, и я смогу всегда быть рядом с тобой.
        - Я обещаю, - всхлипнула Катя, улыбаясь ему сквозь слезы, и счастье теплой волной затопило душу Алексея.
        - Любимая моя, - прошептал он и прижался к ее губам долгим поцелуем, губы Кати раскрылись, и ее язычок нежно провел по его верхней губе.
        Страсть мгновенно захлестнула молодого человека, он прижал к себе стройное тело, поглаживая обнаженные спину и плечи. Оторвавшись от губ жены, он припал губами к ее шее, потом проложил дорожку жарких поцелуев к ее груди. Алексей потянул вниз лиф золотого платья, обнажив упругую белую грудь с розовыми сосками.
        - Боже, как ты прекрасна, - простонал он, прижавшись губами сначала к одному, потом к другому соску.
        Катя выгнулась навстречу его ласкам, отдаваясь какому-то неизвестному томлению. Наслаждение растеклось теплом по ее жилам. Сегодня, перед лицом опасности ее любовь прорвала все плотины, она хотела быть с мужем, полностью, до конца и ей было уже не важно, что это может быть также больно, как было в прошлый раз.
        Алексей выпрямился и посмотрел в глаза жены, в них он увидел любовь и доверие. Она обвила его шею руками и, поднявшись на цыпочки, прижалась к его губам, вкладывая всю свою любовь и неосознанную страсть в этот поцелуй. Он понял ее призыв, и кровь вскипела в его жилах.
        - Ты уверена? - спросил он, зная, что жена поймет вопрос.
        - Да, уверена, - просто ответила она и, протянув руки за спину, стала расстегивать платье.
        - Позволь мне побыть твоей горничной, - попросил Алексей.
        Он повернул ее спиной к себе и начал расстегивать мелкие пуговки, целуя каждый островок появляющейся из-под золотого атласа кожи. Когда платье легкой горкой соскользнуло к ногам, спина Кати уже горела от его поцелуев. Быстро расшнуровав корсет и спустив с плеч жены батистовую сорочку, он отступил на шаг, чтобы полюбоваться этим совершенным телом.
        - Не поворачивайся, постой пока так, - шептал Алексей.
        Молодой человек с наслаждением глядел на точеные плечи, тонкую прямую спину, длинные ноги и круглые упругие ягодицы жены. Ее бедра, напоминающие греческую амфору, изящно сходились к тонкой талии. Алексей повернул Катю к себе лицом, и его восторг достиг высшей точки. Высокая грудь совершенной формы гордо вздымалась, увенчанная поднявшимися от его ласк розовыми сосками, длинные стройные ноги сходились внизу плоского живота, образуя темный треугольник. При всем своем опыте он еще не видел такого совершенного женского тела.
        Алексей опустился на колени и начал целовать ноги жены, он поцеловал все розовые пальчики, тонкие щиколотки и круглые икры, потом пришел черед белых ямочек под коленями и бедер. Проведя языком по круглым ягодицам, он понял, что его выдержке приходит конец. Молодой человек посмотрел на жену, ее кожа сияла розовыми отблесками. Катя тяжело дышала, ноги ее подгибались, и она стояла только потому, что сильные руки мужа держали ее.
        - Пойдем в постель, милая, - попросил Алексей, подхватил любимую на руки и опустил ее на белые простыни. Он быстро разделся, бросив одежду на пол, и скользнул под одеяло к жене. Катя сразу прижалась к нему всем телом. Она сама целовала его, пытаясь дать выход своей страсти, горячими волнами, прокатывающейся по ее жилам. Алексей, почти теряя разум от возбуждения, отвечал ей, терзая ее губы, лаская грудь, теребя соски. Странная истома охватила Катю, тихий стон вырвался у нее, когда губы мужа стали прокладывать огненную дорожку от груди вниз по животу к темному треугольнику ее лона.
        Остатки разума, напомнив ей о боли, испытанной в предыдущий раз, пробились сквозь истому страсти, и она напряглась, когда пальцы мужа нежно приоткрыли складки лона.
        - Не нужно, любимая, - ласково сказал Алексей, и снова поцеловал, продолжая интимную ласку. Сладостные волны разбегались по телу Кати, она задрожала, ее тело требовало еще чего-то, казалось, что она поднимается все выше и выше по туго закручивающейся спирали, и ей неодолимо захотелось соединиться с любимым. Молодая женщина притянула мужа к себе и прижалась к нему всем телом.
        Алексей понял ее немой призыв, поднявшись над ней, он крепко подхватил руками бедра жены и стремительно вошел в теплые глубины ее лона. Наслаждение Кати стало полным. Муж глубоко входил в нее и медленно отстранялся, спираль блаженства закручивалась внутри все туже и туже, пока не рассыпалась тысячей ярких звезд, она закричала и вцепилась в плечи мужа. Алексей застонал вслед за женой, прижался к ней всем телом и затих, через мгновение он перевернулся на бок, не размыкая объятий. Теплые волны истомы расходились по влажному телу Кати.
        - Ты - просто божество, моя любимая, - нежно произнес ее муж, целуя черные ресницы закрытых глаз.
        - Как это оказывается прекрасно, - вздохнула Катя, и по щеке ее пробежала слезинка.- Как много времени мы потеряли.
        - Теперь мы никогда не расстанемся,- пообещал муж и горячо поцеловал ее - я просто больше не отойду от тебя ни на шаг. А теперь попробуй заснуть, у тебя был тяжелый день, а я буду оберегать твой сон.
        Катю не пришлось уговаривать, ее глаза закрылись, и через минуту она заснула, провалившись в мягкую черноту, а Алексей долго лежал, глядя на прекрасную головку, лежащую у его плеча. Прическа ее рассыпалась, и он осторожно, чтобы не разбудить жену, выбирал заколки из тяжелых волос, лежащих на подушке.
        Уже рассветало, когда Катя пошевелилась и открыла глаза. В теплом кольце рук Алексея она чувствовала себя как в раю. Светлые глаза встретились взглядом с черными.
        - Здравствуй, любимая, - прошептал Алексей и, поцеловав душистые локоны на головке жены, прижался губами к теплым губам Кати, потом, откинув одеяло, обхватил ее, перевернул и положил на себя.
        - Мне всю ночь хотелось посмотреть, как волосы рассыплются по твоей спине. Но стоило ждать несколько часов, чтобы увидеть это божественное зрелище.
        Князь смотрел на локоны, рассыпавшиеся каштановым покрывалом по стройному телу жены, накрыв его до колен.
        - Ты прекраснее, чем леди Годива, дорогая, я обязательно закажу твой портрет с распущенными волосами, - пообещал он, теснее прижал к себе гибкую фигурку и начал через шелк волос нежно поглаживать ее спину. Уже знакомый жар, зародившись внизу живота, начал разливаться по телу Кати. Она теснее прижалась к мужу и поцеловала его жарким поцелуем, проведя язычком по внутренней стороне ее губ.
        - Ты опасно шутишь, - предостерег Алексей, сильнее обнимая ее.
        - Я не шучу, - румянец страсти уже окрасил щеки Кати, - я хочу тебя.
        - Счастье мое, - простонал Алексей, прижался губами к нежному рту жены, и все на свете перестало для них существовать.
        Бронзовые часы, стоящие на камине в спальне Алексея были украшены фигурками Амура и Психеи.
        - Очень своевременное напоминание, что любовь тоже измеряется временем, - заметил Алексей и показал Кате на часы, где стрелки показывали девять часов утра.- Я должен поехать с Николаем в клинику, а тебе пришлю Поленьку. Или мне снова побыть твоей горничной?
        - Если ты будешь моей горничной, мы отсюда сегодня больше не выйдем, - рассмеялась Катя и уселась в кровати, не стесняясь своей наготы, прикрытая только роскошными каштановыми волосами.
        - Ты даже не представляешь, чего мне стоит отказаться от этой перспективы, - печально сообщил Алексей и нагнулся к жене, поцеловав ее в губы и в грудь. - Не искушай меня, прекрасная, меня зовет долг.
        Князь быстро умылся и прошел в гардеробную, вернувшись оттуда одетым. Он поцеловал Катю и вышел из комнаты. Через мгновение она услышала в коридоре его голос, зовущий Поленьку.
        Горничная, постучавшись, вошла в спальню Алексея, скромно потупив глаза. Но надолго ее не хватило, поднимая с пола вещи хозяйки, она засмеялась и весело сказала:
        - Ну, слава Богу, барышня, теперь у вас есть муж. Может быть, детскую перенесем в другое место?
        - А это не очень сложно сделать?
        - Да мы с Мартой, когда мебель из спальни убирали, в эту комнату ее и перенесли. Вы не узнали ее? Это была единственная пустая комната на этаже. Мебель маленького князя и его вещи можно перенести сюда за день. К вечеру обе спальни будут готовы.
        - Так и нужно сделать, а сейчас принеси мне халат, чтобы я могла пройти к себе в спальню.
        Поленька принесла хозяйке стеганый халат, и обе женщины, смеясь, пробежали по коридору до Катиной спальни.
        Князья Черкасские подъехали к клинике, где провели сегодня часть ночи. Доктора, делавшего операцию, еще не было, к ним вышел растерянный молодой помощник. Он комкал в руках листок бумаги и пытался что-то сказать, но ловил ртом воздух и замолкал.
        - Что случилось?- требовательно спросил Алексей, шагнув к молодому человеку, он схватил его за плечи и тряхнул, - говорите немедленно.
        - Ужасное несчастье, сэр, все шло хорошо, сиделка была у постели больного все время, он был спокоен. На рассвете он вдруг открыл глаза, увидел сиделку, страшно закричал, показывая на нее пальцем, и начал все время повторять одну и ту же фразу по-русски, потом он оттолкнул женщину, вскочил с постели, сделал несколько шагов, упал и умер, - рассказал молодой человек и протянул Алексею листок. - Сиделка написала то, что он кричал, как смогла, печатными буквами.
        Алексей развернул листок, прочитал надпись и молча протянул листок Николаю, на листке печатные английские буквы сложились в два русских слова: «Матушка, нет».
        - Я знал, что она заберет его, вчера был ее день рождения, просто за этой драмой никто об этом не вспомнил.
        - Боже мой, я забыл, - сказал Алексей и обнял брата, - а ты вспомнил, молодец.
        В дверь клиники вошел доктор, увидев Черкасских, он сразу подошел к ним.
        - Я сейчас буду разбираться, почему больной так испугался сиделки, если женщина виновата, она будет наказана.
        - Никого не нужно наказывать. Вы можете подготовить тело к отправке морем в Россию?- перебил доктора Николай.
        - Да конечно, мы все сделаем, в Мейфэре похороны обслуживает фирма мистера Брая, сейчас вызовем его представителя. Вы будете выбирать гроб или поручите это нам?
        - Я все поручаю вам. Когда гроб будет готов к отправке? - ответил Николай, которому хотелось поскорее уехать из этой страны, где его жизнь разорвалась пополам, - нужно все сделать быстро.
        - Если вы хотите, можно все сделать к сегодняшнему вечеру. Часов в пять пополудни вас устроит?
        - Да мы приедем, - подтвердил Николай, поклонился и вышел, Алексей шел за ним.
        - На рассвете моя «Афродита» уходит в Санкт-Петербург, пассажиров на ней нет, только груз, я думаю, что на ней гроб отправить лучше всего. Ты поедешь с гробом, или мне все поручить капитану? - спросил Алексей, с жалостью глядя в бледное лицо кузена, чего бы он сейчас не отдал, чтобы облегчить его боль.
        - Я поеду сам, а сейчас я - в посольство, напишу рапорт на отпуск по семейным обстоятельствам. К приезду государя я уже не успею вернуться.
        Николай о чем-то напряженно думал, потом, приняв решение, простился с Алексеем, вышедшим из коляски на Аппер-Брук-стрит, и поехал к графу Ливен. Там он в нескольких словах сообщил посланнику о смерти своего отца от несчастного случая и о своем желании отвезти гроб на родину. Граф Христофор Андреевич мысленно возблагодарил судьбу: смерть князя Василия снимала столько проблем и с государя, и с него, и с князей Черкасских, чье доброе имя теперь не пострадает. Он пожал руку бледному Николаю, пожелал счастливого пути и пообещал все сам уладить с министерством иностранных дел.
        Николай вернулся в дом Кати, собрал свои вещи, простился с прекрасной хозяйкой и всеми домочадцами, и вместе с Алексеем уехал за гробом отца. В клинике их уже ждали, все было выполнено по высшему разряду, даже повозка ожидала у ворот, чтобы отвести гроб в порт. Через час гроб был погружен в трюм корабля, а Николай на палубе прощался со своим кузеном.
        - Дай Бог здоровья и счастья тебе, твоей прекрасной жене и сыну, я буду молить за них Бога, а сейчас иди, - попросил Николай, - не беспокойся за меня, я все сделаю как надо.
        - До свидания, храни тебя господь.
        Алексей крепко обнял двоюродного брата и сошел с палубы. Выезжая с набережной, примыкающей к пирсу, где стоял его корабль, он оглянулся на одинокую фигуру, силуэтом вырезанную на фоне заката, и у него стало тяжело на душе.
        Дома его встретила веселая суета: мебель из его спальни и из детской меняли местами. Он спросил Луизу, где его жена, и та отправила его в музыкальный салон около бального зала.
        - Миледи там с малышом и Генриеттой, развлекают маленького князя музыкой, пока Бетси переносит его вещи.
        Луиза улыбнулась князю и тут же убежала на зов Поленьки. Алексей спустился на первый этаж, и пошел искать жену. Уже в вестибюле он услышал чарующий голос, который под звуки рояля выводил слова веселой французской детской песенки. Князь подошел к дверям салона и остановился, любуясь прелестной картиной: на длинной банкетке перед открытым роялем сидели Генриетта и Катя. Они в четыре руки наигрывали веселые песенки, на коленях у матери седел его маленький сын, внимательно следя за ловкими пальцами, снующими по клавишам, а Генриетта, с любовью глядя на мальчика, выводила веселые слова детских песен.
        - А вот и наш папа, - обрадовалась Катя, увидев мужа.
        Она поднялась и, прижимая к себе сына, подошла к Алексею. Князь с нежностью поцеловал маленькую ручку сына и гладкий лоб жены над высокими тонкими дугами соболиных бровей, потом повернулся к Генриетте.
        - У вас ангельский голос, мадемуазель, я честно скажу, ни в одном оперном театре я не слышал такого тембра. Вы можете петь оперу? - заинтересовался он, неповторимый тембр чарующего сильного голоса девушки, заполнявшего весь музыкальный салон, не мог оставить равнодушным никого.
        - Да, милорд, я пою оперу, Моцарта, Гайдна и нового композитора Россини,
        - Спойте для меня что-нибудь по вашему выбору, - предложил Алексей, обнял жену и увлек ее вместе с малышом на диван.
        Он сел, обняв сразу обоих, и приготовился слушать. Генриетта отошла к роялю, порылась в нотах и начала петь арию из «Волшебной флейты». Нежный сильный голос обволакивал слушателей, он как будто отражался от стен, перекликаясь, столько оттенков было в прекрасном голосе девушки. Алексей был поражен.
        - Мадемуазель, вы будете большой звездой, все театры мира будут ссориться из-за вас, - заявил Алексей и подошел к Генриетте, сидевшей за роялем опустив глаза.
        - Увы, милорд, это была моя самая большая мечта, но она не осуществима, - горько вздохнула девушка и на ее глаза навернулись слезы.
        - Но почему?
        - Луиза получила письмо из канцелярии нового французского короля, что он признает наследные права единственной дочери казненного герцога де Гримона на его поместья. К счастью, во время революции их не сумели продать по частям, а потом Наполеон оставил их для своего младшего брата, теперь земли возвращают Генриетте и она станет герцогиней и богатой невестой.- Объяснила Катя, она погладила девушку по голове, - не расстраивайся, дорогая, вспомни, как вы с тетей тяжело жили, теперь ты по праву получишь все, что принадлежало твоим родителям.
        - Это все так, миледи, но я так хотела петь, - тихо ответила девушка, закрыла крышку рояля и, поклонившись Алексею, ушла.
        - Генриетта не помнит Франции, и не может оценить своей удачи, письмо пришло только вчера, и она еще не пережила крушение своей мечты.
        Катя подняла лицо к мужу и он, обняв ее, прижался поцелуем к губам.
        - Папа, - зазвучал требовательный голосок, и маленькие ручки обхватили ногу Алексея.
        - Да, дорогой? - спросил Алексей и склонился над малышом, - что ты хочешь?- Счастливый отец подхватил ребенка на руки и прижал к своему сердцу. Он мысленно поблагодарил Бога за это большое счастье. Поцеловав шелковистые кудри сына, он обнял жену за талию, и они пошли смотреть на свои новые комнаты.
        Две недели Алексей и Катя провели, наслаждаясь друг другом. Домашние, радуясь, что хозяева, наконец, счастливы, тактично не мешали им проводить запоздалый медовый месяц. Кате было стыдно, что она больше не бывает у Долли и великой княгини, но молодая женщина не могла оторваться от мужа, наслаждаясь радостями страсти, которые он ей дарил, обучая и открывая для нее мир наслаждений.
        Ужин им оставляли на маленьком столике на колесах в коридоре под дверью спальни. Сегодня на столике, кроме блюд, накрытых серебряными крышками, лежало письмо от Долли. Катя вздохнула и вскрыла конверт, подруга писала:
        «Дорогая, я рада, что ты перешла от теории к практике, но напоминаю вам, что завтра прибывает его императорское величество Александр Павлович, граф Ливен встречает его в порту, сообщите, будет ли князь Алексей на этой встрече. В любом случае, вы оба приглашены на бал, который мы с графом даем завтра в честь императора». Под письмом стояла замысловатая подпись Долли, больше подходившая мужчине, чем женщине.
        - Я обо всем забыл в твоей спальне, дорогая, - заметил Алексей и поцеловал плечо жены, - но придется нам выйти из нашего замка, долг зовет. Я, конечно, поеду в порт, и останусь с государем, если он захочет, а за тобой заеду перед балом. - Продолжил он и поцеловал другое сливочно-белое плечико, - но это будет только завтра, а сейчас у нас весь вечер и вся ночь впереди.
        Князь прижался нежным поцелуем к груди жены, увлекая ее за собой на подушки.
        Утром Алексей надел парадный мундир и поехал в порт, встречать императора, прибывающего в столицу Англии в сопровождении прусского короля Фридриха-Вильгельма и целого созвездия владетельных князей Германии. Несколько кораблей Балтийского флота встали на якорь на рейде, а красавец «Ростислав» со ста десятью пушками на борту подошел к причалу. Алексей увидел на палубе императора Александра в его любимом черном мундире и высокой черной треуголке. На причале выстроился почетный караул и военный оркестр, как только сходни перекинули на берег, музыканты заиграли торжественный марш, а министр иностранных дел Англии в сопровождении российского посланника графа Ливена направился встречать императора. Алексей, стоя в стороне, наблюдал за официальной встречей. Государь, заметив его в толпе, знаком подозвал к себе.
        - Здравствуй, Алексей, сейчас официальные мероприятия, а я жду тебя вечером в посольстве, - объявил он, тепло пожал руку молодому человеку и отошел к прусскому королю.
        Алексей ехал домой в задумчивости, вечером он должен был представить императору свою Катю. Чувство собственника послало в душу неприятный импульс, пока Катя принадлежала только ему, но как только высший свет увидит несравненную красоту молодой княгини, мужчины полетят к ней как бабочки на огонь. Нужно выйти в отставку и уехать в Ратманово. Решение окончательно созрело и принесло облегчение.
        Князь надел черный вечерний костюм и вошел в спальню жены, сидящей за туалетным столиком. Сегодня на ней было парадное шелковое платье светло-голубого цвета с удлиненным шлейфом и с высоким, сточим кружевным воротником, закрывающим шею сзади и оставляющим открытой прекрасную белоснежную грудь. Мастерицы Луизы расшили все платье серебряными цветами, так, что казалось, что это снежинки переливаются множеством граней на льду.
        - Боже, какая ты красивая, Катюша, - восхитился Алексей.
        Он подошел к жене сзади и, взяв из ее рук тонкую бриллиантовую цепь, помог застегнуть золотую застежку. Крест с огромным сверкающим бриллиантом лег на белоснежную кожу на груди Кати.
        - Смотри, а вот снег, что шел той метельной ночью, когда судьба послала меня в маленькую церковь, - заметил он и указал на снежные узоры на ее платье.
        Поцеловав жену, Алексей накинул на ее плечи белый шелковый палантин и, обняв, повел к коляске.
        Российское посольство сияло огнями, Долли с мужем, стоя в дверях, принимали гостей. Катя обняла подругу, и, увлекаемая мужем, вошла в большой бальный зал, где уже собрался весь высший свет Лондона, половина высшего света Санкт-Петербурга и огромное количество европейских аристократов всех национальностей, прибывших в свите императора Александра.
        Катя увидела великую княгиню, оживленно разговаривавшую с молодым мужчиной приятной наружности, смотревшим на нее восхищенными глазами. Алексей, не выпуская руку жены начал обходить зал, здороваясь со знакомыми. Тут отворились двери, и в зал стремительным шагом вошел император Александр. Сейчас он был одет в черный
        вечерний фрак, сшитый недавно в Париже. Он подошел сначала к Долли, поговорив с хозяевами пару минут, император подошел к сестре, обнял ее и пожал руку ее кавалеру.
        - Это принц Вюртемберский, - подсказал Алексей Кате. - Не волнуйся, дорогая, но теперь император идет к нам.
        Александр действительно направлялся в их сторону. Алексей склонился в поклоне, а Катя присела в низком придворном реверансе.
        - Алексей, мне графиня Ливен обо всем рассказала, я счастлив, что твоя супруга и сын живы. Представь нас, - попросил он и посмотрел на Катю, стоящую рядом с мужем.
        - Ваше императорское величество, позвольте представить вам мою супругу, светлейшую княгиню Екатерину Павловну Черкасскую, графиню Бельскую.
        - Я очень рад, сударыня, что моему другу так повезло, ведь вы прекрасны. В этом изумительном платье вы похожи на Венеру, выходящую из морской пены - галантно произнес император, взял руку Кати и поцеловал.
        - - Ваше императорское величество, при дворе уже есть Венера, а Екатерина Павловна - моя княгиня, - Алексей сделал ударение на слове «моя» и сам поразился своей дерзости.
        В глазах императора сначала сквозило недоумение, потом он, видимо, вспомнил их давний разговор, и его глаза заискрились искренним весельем.
        - Я рад, сударыня, что одним из главных достоинств вашего супруга является хорошая память, значит, он будет всегда помнить, кто выбрал ему княгиню и кому он обязан своим счастьем. Ну а пока, сообщаю вам, что князь за бои под Лейпцигом и Парижем награжден орденом Александра Невского и произведен в генерал-майоры. Жду вас в Вене на конгрессе, вы, конечно, приглашены оба. Ну а теперь пора танцевать. Я танцую первый танец с хозяйкой дома, позвольте пригласить вас, сударыня, на второй. Катя поблагодарила императора и приняла предложение графа Ливена, пригласившего ее на первый танец. Второй танец она танцевала с императором, а на третий она не успела принять предложение.
        - Остальные танцы мои, и пусть меня назовут самым невоспитанным человеком на свете, мне все равно, - шептал ее муж, и теплые губы Алексея щекотали ее ухо. Он обнял ее за талию, музыканты заиграли вальс.
        - Я не поняла, что ты говорил императору? - спросила Катя, подняв лицо и встретившись взглядом с веселыми глазами мужа.
        - Я напомнил ему один наш давний разговор и подчеркнул, что ты - моя княгиня, - объяснил Алексей. Он посмотрел на прекрасное лицо, поднятое к нему, и еще теснее прижал жену к себе.
        - По моему, ты ведешь себя совсем неприлично, но я не возражаю, - весело заявила Катя, нежно улыбнулась мужу, и они закружились в танце.

        This file was created
        with BookDesigner program
        [email protected]


01.10.2012