Дорога к свободе Джулия Романтик
        Яна - карьеристка с разбитым сердцем. Она вернулась в Москву четыре года назад и погрузилась в работу, полностью отказавшись от личной жизни.
        Константин - разочарованный художник. Он сбежал из Москвы четыре года назад и надеялся обрести свободу, но в итоге потерял вдохновение и приехал обратно.
        Их случайная встреча меняет все. Константин обретает музу, а Яна начинает верить, что сможет найти счастье. Но достаточно ли искры, чтобы избавиться от призраков прошлого и найти дорогу к свободе?
        Джулия Романтик
        Дорога к свободе
        Ты не спишь допоздна
        Пытаясь изо всех сил найти способ сбежать
        Я надеюсь, ты нашел, что искал
        Пускай наступит момент
        Когда не нужно будет убегать
        (с) The xx - A Violent Noise
        Я бежал от правды
        Со времен моей попросту растраченной юности
        Я страстно желал добра
        И был потерян в безрассудстве жизни
        (с) Bon Jovi - Learn to Love
        Playlist
        The xx - Say Something Loving
        The xx - A Violent Noise
        Bon Jovi - Learn To Love
        Bon Jovi - Postcards From The Wasteland
        Bon Jovi - All About Lovin' You
        Bon Jovi - It's My Life
        Bon Jovi - Bed Of Roses
        Bon Jovi - Someday I'll Be Saturday Night
        Bon Jovi - Always
        Red - Who We Are
        Red - Start Again
        Пролог
        Как вы понимаете «безнадежность»? Для меня это момент, когда «пошло оно к черту». Борьба не имеет смысла. Край. Черта. Я за этой чертой.
        Осознав безнадежность, легко впасть в отчаянье. А оно затягивает человека, как в темную вязкую трясину. Разумеется, кажется, что выхода не найти - не выбраться, да и сил не хватит. Самая тяжелая и болезненная стадия принятия. Обернуться бы, но позади ничего не ждет. Нечего исправлять. Не на что надеяться.
        Поэтому с истериками и пагубными привычками мы принимаем свою судьбу. Что дальше? Воздушные замки смыло водой, впереди пустота. Нет, оптимистичнее - смирение. Покой. Теряем смысл, погружаемся в небытие, а значит, обретаем абсолютную свободу. Ту самую свободу, о которой каждый из нас неосознанно грезит: книги, фильмы, песни восхваляют свободу, как лекарство от всех жизненных неурядиц - брось унылую работу, раздражающих родственников и давно нелюбимую жену, а потом укати в закат на классной тачке! Тогда жизнь наладится, определенно.
        Но так ли беззаботна и необходима свобода на самом деле? Дарует ли счастье? Стоит ли того, чтобы потерять все?
        КОНСТАНТИН
        Люди в кабинете подумали, что у меня поехала крыша, ведь я, тихий, милый парень, показал им вспышку ярости: испортил свою на тот момент лучшую картину, надев ее на голову заказчику. Но во мне не было агрессии. Я чувствовал только безразличие, когда холст прошелся сквозь голову лысого мужчины и, осев на шее, разорвал рисунок точно посередине. «Эта картина слишком своенравная, Коэн, мы хотели увидеть от вас что-то в стиле того художника, у него в Милане своя выставка». А я бы хотел, чтобы вы пошли к черту! Никому не интересно, сколько души я вложил в картину, сколько бессонных ночей потратил на создание этого уникального портрета.
        Несмотря на кипящую в венах злость, я не оставлю любимое дело. Кисточки, карандаши и холсты со мной всю жизнь, поэтому, я уверен, эти предметы положат в мою могилу. Но талант становится тяжелой ношей, когда на нем стремятся заработать.
        Я разочаровался в людях, для них я мальчишка-марионетка с золотыми руками. Около года назад я подписал контракт, и работодатели неустанно шептали мне на ухо «как правильно», заглушая мой внутренний голос. Тот самый голос, что и привел меня на вершину, когда я последовал за призванием. А падать с вершины всегда больно.
        Картина уничтожена, заказчик и совет директоров дружно ахнули, а мои веки будто распечатались. Как слеп я был! Я им доверял. Теперь мои глаза различали краски окружающего мира слишком отчетливо: если буду продолжать смотреть на акул бизнеса, могу ослепнуть. Я и так потерял многое. Хочу ли я потерять прозрение? Нет. Значит, я обязан бежать. Как можно дальше, как можно быстрее.
        И я бегу, обретая свободу.
        ЯНА
        Кто я? Девушка с заплаканными серыми глазами. Небо за окном плакало вместе со мной, а молния освещала комнату, показывая кровь на руках. Мою кровь. На моих руках.
        Мне было страшно. Во рту привкус ржавого железа. Опухли губы. Но боль я не чувствовала, забившись под стол в кабинете особняка. Когда-то этот дом был моим замком, теперь - клеткой. Пахло деревом и книгами, но из-за слез мой заложенный нос едва различал запахи. Вместо боли внутри меня растеклось безразличие, и это пугало, ведь если я испытывала боль, то точно знала - я жива. Но… страшно подумать… вдруг в этот раз он не рассчитал силу? Что если ему удалось убить меня? Он говорил об этом. Он мечтал об этом.
        От осознания, что я проведу в темной пустой комнате свою бесконечность после смерти, слезы просились наружу. Я зажала ладонью рот, а второй рукой сделала небольшой порез на запястье ножиком для писем. Даже не порез - неглубокая царапина. Смерть слишком пугала меня, чтобы я могла и хотела действовать решительнее, но мне нужно что-то почувствовать, дабы понять - есть смысл бороться.
        Я почувствовала: вместе с каплями рубиновой крови ощутила легкое покалывание, мягкое, почти нежное. И поняла: я жива, но в следующий раз мне может повезти меньше. Или не повезти вовсе. Удача благосклонна ко мне, но и у кошек жизни не бесконечны. Чем я лучше?
        Мои глаза резко распахнулись, и я увидела себя со стороны: слабая, тихая, кроткая. Идеальная жертва, о которой долго будут скорбеть. Но едва ли искренне. На моих похоронах скажут: «Виновата сама, она легко могла уйти, она могла…» Бесконечные обвинения сквозили бы меж строк о сочувствии и жалости, как пронырливый сквозняк. Нет. Я не заслужила подобного. Никто не заслуживает подобного. Негромкий всхлип вырывался из моей груди, нарушив тишину. Разбудив меня от долгого сна - от состояния покорности перед своей судьбой.
        Я перевязала носовым платком неглубокую рану на руке и выползла из-под стола. Встала, пошатнулась, поправила темные спутанные волосы и, набрав в грудь побольше воздуха, бросилась бежать. Вперед. К свободе.
        Глава 1
        ЯНА
        Суббота. Вечер. Я с неприкрытой скукой провожала подруг на вечеринку. Не верится, когда-то и я любила развлекаться до такого состояния, что забывала свое имя. Неприятно обожгло щеки от воспоминаний: переполненный ночной клуб, липкие тела, громкая музыка, реки алкоголя и случайные знакомства. Я невесело усмехнулась своим мыслям. Как давно это «когда-то» было? Несколько лет прошло. И словно та жизнь случилась не со мной. Кажется, что всегда было так, как сейчас: дом, работа, дом, работа. А все, что происходило раньше - чужая жизнь, которую я видела во сне, в кино, на улицах города.
        Моя жизнь мне нравится, да. Я счастлива.
        - Яна, давай с нами? - Саша предприняла очередную провальную попытку уговорить меня изменить планы. - Какой человек захочет провести субботу дома? В Москве! В двадцать четыре года!
        - Интроверт, например. - Я выдавила слабую улыбку.
        Саша всегда была настойчивой. Никому, кроме меня, не удавалось противостоять властному тону и требовательному взгляду блондинки. Саша соединяла в себе противоречивые на первый взгляд вещи: стервозную внешность и доброе сердце. Сколько помню Сашу, ее жизнь дополняли многочисленные поклонники, вечеринки и выпивка. Мы дружили много лет, а значит, моя жизнь была такой же.
        - Да, хватит сидеть в четырех стенах! - поддержала ее Аня.
        От второй подруги предложение развлечься звучало необычно. Я помнила Аню скромницей и отличницей без чувства стиля и намека на свое мнение. Теперь Аня из студентки-тихони превратилась во взрослую и уверенную в себе девушку, к тому же она не уступала моделям с подиума и пронырливым журналистам, которые вечно суют нос в чужие дела. А ведь когда-то я посоветовала Ане стать увереннее и подобрала ей гардероб… Хорошая работа, Яна. Даже чересчур хорошая.
        - Я же сказала, не могу, - ответила я спокойным тоном. И все равно голос получился звонким. Ненавижу свою эту особенность. Я завидовала бархатному голосу Саши и вполне обычному голосу Ани. Но уж такая я: миниатюрная, бледная и разговариваю как мультяшка. - Отчет сам себя не сделает, девочки, - напомнила я с напускным страданием во взгляде. - Работа должна быть готова к понедельнику, а я еще не начинала. - Из нас троих только я пошла работать по специальности - бухгалтером. Я работала в рекламном агентстве и очень любила спокойную рутину.
        - Не будь у тебя этой отговорки, ты бы придумала другую, - проворчала Аня. - Отчет! В субботу вечером!
        Я сделала вид, что не расслышала язвительных комментариев и начала аккуратно толкать подруг к входной двери. Но они стояли на огромных каблуках и возвышались надо мной, как высотки из «Москва-Сити». На их фоне я была жалкой пятиэтажкой. Поэтому и не стоило их слишком злить, а то схватят меня и утащат в такси - сил им хватит.
        Саша оказалась настырнее, чем я думала, и не спешила сдаваться:
        - Яна, прошу тебя, - она тихо и медленно, словно психически нестабильную, уговаривала меня. - Ты молчаливая, серьезная…
        - Ты хотела сказать «скучная»? - уточнила я.
        - Вовсе нет! - на лице Саши мелькнула боль. - Мы понимаем, милая, но… прошло четыре года. Четыре. Нужно хотя бы пытаться жить дальше.
        - Я живу, - пожав плечами, безразлично отозвалась я и оттянула рукав свитера. Честно, совсем не хотелось менять уютный свитер на узкое платье.
        - Саша о мужчинах, Яна Воронцова! - не выдержала Аня и тут же залилась краской. - У тебя четыре года не было свиданий!
        Я с шумом втянула в себя воздух и выдавила самую широкую и фальшивую улыбку из всех возможных, иначе бы начала кричать и все крушить, а мне дорога моя квартира. Я слишком серьезная? Меня обещали повысить до главного бухгалтера, а подруги твердят о мужчинах! Может, дело в том, что мне не семнадцать, а двадцать четыре, и я забочусь о своем будущем? Одно другому не мешает, конечно, но приоритеты я расставила.
        - Спасибо за заботу. Мне нужно работать.
        Прежде чем Саша и Аня успели возразить, я выпроводила их на лестничную клетку и захлопнула входную дверь. Подруги еще что-то покричали, а потом я услышала стук их шпилек в направлении лифта.
        Устало покачав головой, я направилась в комнату, захватив из кухни кружку с остывшим зеленым чаем. Мне предстоял тихий вечер. Когда Саша и Аня бесцеремонно ворвались ко мне домой, я собиралась пить чай и есть печенье.
        Мобильный телефон издал сигнал. Я поставила кружку на журнальный столик и потянулась за телефоном. Сердце, как у меня бывало при нежданных звонках и смс, заколотилось быстрее обычного. Испытав нешуточное облегчение от того, что это всего лишь рассылка любимого журнала, я открыла письмо и пробежалась по темам номера.
        Скорее по привычке я изучила блок с модой - было время, когда я обожала следить за трендами, - пролистнула блок про отношения и секс, усмехнулась над названием психологического теста (Какое вы комнатное растение?) и задержалась на предпоследней странице.
        «Доктор философии и гипнотерапевт Майк Ньютон выдвинул теорию о бессмертии души. По его словам, душа может бесконечно путешествовать по разным телам. Люди с частичками одной души - это больше, чем родственные души. Когда такие люди встречаются, между ними происходит взаимное притяжение, а их судьбы поразительно схожи. Почему возникает связь? Частички души соединяются, а люди испытывают чувство уюта, сравнимое с возвращением домой после долгих странствий. Они способны помочь друг другу в сложный момент. Бывали случаи, когда "части души" спасали друг другу жизнь. Это связь на высшем уровне».
        - Ну и чушь… - пробормотала я, выключив телефон.
        Но теория не выходила у меня из головы. Вдруг в мире живет человек, с которым у нас схожи судьбы? И если я найду его…
        - Это связь на высшем уровне, - повторила я вслух.
        Перед подругами я лукавила: начать новую жизнь хотелось. И найти своего человека - тоже. Но вряд ли гулянки по клубам и выговор на работе помогут мне в этом. Усмехнувшись, я поймала себя на мысли, что впервые призналась: я недовольна тем, как живу. И вряд ли на меня повлияли подруги - они каждую пятницу и субботу пытаются промыть мне мозги. Однажды пришли ко мне домой с красавчиком из «Тиндера»! Мол, одевайся, Яна, все устроено. Я рассмеялась, вспомнив тот случай, но ко мне быстро вернулась хандра. Дело не в подругах. Неужели дело в статье про теорию Майка Ньютона? Но глупости же! Общая душа… связь на высшем уровне…
        Всего на секунду мной овладело чувство сожаления. Вдруг я упускаю что-то важное? Вдруг, пока пью чай, жизнь проходит мимо? Моя судьба, моя истинная любовь идет по улице, заглядывает в окна, но я живу на десятом этаже, и мы никогда не встретимся… Я тряхнула головой, сделала большой глоток чая, поморщилась - ледяной! - и поставила кружку на столик. Ну их, и судьбу, и любовь! Я закрыла глаза, посчитала до пяти, открыла - все в порядке. Внутренний голос замолчал, а я вернулась в хрупкую гармонию. Помню, в один момент я перестала воспринимать окружающий мир как нужный мне. Зарывшись с головой в учебу, а позже в работу, я выстроила стены и не собиралась никого пускать вглубь своей души. Пусть так и остается. Спокойно. Безопасно.
        Прошел час, а я не приступила к отчету. Сидела и пялилась в монитор, пока ноутбук протяжно гудел, будто журил меня за бездействие. Я понимала, прогресса не будет. Никак не получалось сосредоточиться! И что за горькое чувство в груди? Одиночество? Нет-нет-нет. Мне необходим свежий воздух, чтобы навязчивые мысли исчезли. Проветрю голову и вернуть к работе.
        Захлопнув крышку ноутбука, я вскочила со стула и принялась одеваться. «Прогулка в одиночестве по любимым местам, - думала я, наматывая на шею сиреневый шарф. - Уверена, мне станет легче. И за мороженым в супермаркет зайду на обратном пути».

***
        Москва погрузилась в осенние сумерки. Ветер кружил опавшие листья, в темноте они казались черными, и норовил забраться под одежду. Застегнув на все пуговицы светло-бежевое пальто, я направлялась в единственное место, которое успокаивало и придавало мне сил. Я нашла этот волшебный уголок, когда только-только вернулась домой из Лондона.
        Редкие прохожие хмурились и спешили скорее добраться до дома, а я направлялась в совсем иную от своего жилья сторону, нарушая глухую тишину улиц стуком каблуков. С неба падали редкие, холодные капли дождя, но я игнорировала непогоду. Подняв ворот свитера до подбородка, я спрятала руки в карманы джинсов и шла к любимому в столице месту, которое было моим спасением уже четвертый год.
        Благо, идти недолго. Я пересекла украшенный ветками вход в парк и свернула на узкую тропинку. В такой поздний час там безлюдно и спокойно. Листва с высоких деревьев прятала от чужих глаз мраморный мост, он дугой перекидывался через небольшой, в ночи фиолетово-синий пруд.
        Я не помнила, сколько раз приходила к пруду поздними вечерами, не помнила, сколько времени проводила здесь, бесцельно вглядываясь в темное дно водоема, но я отчетливо помнила, что никогда прежде не встречала на мосту другого человека. Порой мне казалось, в спрятанном за деревьями уголке парка бываю только я, словно прыгаю в магический портал. Но мое секретное место больше не было секретным. Мужчина, опершись руками о перила и опустив голову, смотрел на воду.
        Тайком, насколько позволял свет фонаря, я разглядела незнакомца. Он высокий, наверное на голову выше меня. Подтянутый, но худой. Его волосы светлые, чуть кудрявятся. Одет просто: темные джинсы и черный пиджак, из-под которого выглядывал белый вязаный свитер.
        Сердце забилось быстрее - я не ожидала «соседства». Уйти? Но это мое место, как бы по-детски это ни звучало. Ладно, буду игнорировать парня.
        Справившись со ступором, я поднялась на мост и встала недалеко от незнакомца. Его пальцы, которыми он, оказывается, сжимал зажженную сигарету, были загорелыми и длинными, на указательном блеснуло серебряное кольцо.
        Незнакомец будто почувствовал на себе взгляд и повернул голову в мою сторону. Слабый свет фонаря осветил лицо блондина, и я застыла, почувствовав: щеки обдало жаром. Подобного со мной не было очень и очень давно. По ряду причин я не обрадовалась тому, как бурно отреагировал мой организм - Саша назвала бы мое состояние «гормональной тревогой», потому что блондин, определенно, был в моем вкусе. Его лицо словно вылепил талантливый скульптор: высокие скулы, прямой нос, губы красивой формы и темно-зеленые глаза с золотыми, в тон волосам, вкраплениями.
        Незнакомец, подобно мне, растерялся. Он затянулся сигаретой и уставился на меня, приподняв широкие брови. Не ожидал увидеть кого-то здесь в столь поздний час? Растерянность сменилась изумлением, а потом интересом и даже оценкой.
        Кажется, у меня поднялась температура - так сильно горели щеки, - и я запретила себе смотреть в глаза-изумруды на загорелом лице блондина. Отвернувшись, я принялась разглядывать лист клена - по воле ветра он быстро уплывал и вскоре скрылся под мостом.
        Тогда я вновь украдкой посмотрела на мужчину, и это вызвало волну дрожи по моему телу. «Яна, у тебя слишком долго не было отношений», - с усмешкой сказала бы Аня. Я покачала головой. Нет, дело не в этом. Умирайте, предательницы-бабочки! Происходящее противоречило всем моим правилам, которые я придумала четыре года назад и успешно выполняла… до сегодняшнего вечера.
        Опустив голову, я изучала свое отражение в прозрачной воде: от холода курносый нос покраснел, а тонкие губы побелели. Я попыталась думать о работе, о своих правилах… Но мысли упорно возвращались к зеленым глазам. Я чувствовала взгляд этих глаз. Неприкрытый интерес начал неимоверно смущать - вот поэтому я хотела уйти, мне не нужны новые знакомства, красивые любовники, надежды на счастливое будущее!
        Не выдержав, я повернулась и раздраженно спросила:
        - Почему вы так смотрите на меня?!
        - Прикидываю, в какой позе вы лучше смотритесь, - ответил блондин.
        - Простите… Что? - Я поперхнулась воздухом.
        - Ну… - Он опешил и вдруг рассмеялся бархатным смехом, от которого у меня затряслись колени. - Я не имел в виду то, о чем вы подумали, - он попытался подойти ко мне ближе, но я отступила назад. Правила летят к чертям, а инстинкты всегда со мной.
        - Откуда вам знать, о чем я подумала? - мой голос звучал твердо, но я не была уверена в словах.
        Я вообще мало понимала, что говорю. Мой разум отказывался работать, уступая эмоциям. Почему я еще не ушла? Пять минут назад я хотела только одного - уединения. К тому же стоять темным вечером рядом с мужчиной - пусть красивым мужчиной - отнюдь небезопасно.
        - Слушайте, - его тон был настойчивым, а голос мягким.
        Господи, о чем я думала, когда решила подняться к нему на мост?! Мы в нелюдном месте, и, если я закричу, никто не услышит. Нас освещает тусклый свет фонаря, и, если я побегу, могу свернуть шею. А главное, я никому не сказала, где меня искать. Идеальная жертва для маньяка!
        Но он совсем не похож на маньяка. Хотя… все маньяки не похожи на маньяков. Когда блондин подошел ко мне почти вплотную, я удивилась тому, что меня не сковала в тиски паника. Мне не захотелось убежать, а мне всегда хочется бежать, если мужчина подходит, нарушая мое личное пространство.
        - Я художник. - Он сказал это с таким невинным видом, что я не нашла слов для ответа. Я молчала, и тогда он добавил: - Рисую, понимаете? - и поводил рукой в воздухе, изображая кисть.
        - Понимаю, - выдавила я.
        Пару мгновений мы глядели в разные стороны. От незнакомца исходил аромат дешевых сигарет и дорого одеколона. Странное сочетание. Когда тишина стала неловкой, с губ блондина сорвался нервный смешок. Я усмехнулась в ответ.
        - Глупо получилось, - сказал художник, улыбаясь. Один уголок его губ был приподнят, делая улыбку слегка кривоватой. И ему шло. Когда есть харизма - все в человеке становится прекрасным.
        - Да уж, - промямлила я, облокотившись о край моста. Многовато эмоций за один вечер: голова кружилась. - Забавно.
        Меня вновь привлекли его зеленые глаза. Они не улыбались, когда улыбался он. Редкое явление, может говорить о внутренних переживаниях. Аня часто говорит, что я грущу, даже когда смеюсь.
        На пару минут парк погрузился в наше молчание. Поразительно для меня, но я не чувствовала желания убежать или сказать глупость. Я стояла и думала о том, что вечер выходит весьма неплохим. Будет что вспомнить.
        - Анфас, - сказал блондин.
        От неожиданности я вздрогнула.
        - Я нарисую вас, - пояснил он.
        - Яна, - прошептала я, вглядываясь в воду. - Зовите меня Яна.
        - Константин.
        Я повернулась и увидела, что Константин зажал сигарету между зубами и протянул мне руку. Я неуверенно пожала горячую и слегка шершавую ладонь. Надеюсь, он действительно художник.
        - Я нарисую вас. Это будет моя лучшая работа за долгие годы. Карандаш, может, масло, - глаза Константина загорелись. Он снова стал разглядывать меня, будто я насекомое под микроскопом. - Да, это определенно будет что-то невероятное, что-то…
        - Не стоит, - выпалила я, покусывая нижнюю губу.
        Мой новый знакомый изменился в лице. Потух, стал серьезнее. И эта серьезность добавила на его гладком лбу пару морщинок. Интересно, сколько ему лет? На вид не более двадцати пяти. А когда Константин задумчиво выдохнул облако серого дыма и окатил меня прищуренным взглядом, мне показалось, он в один миг узнал все обо мне: мое прошлое, мое настоящее и даже будущее. Я чувствовала себя открытой книгой, в то время как Константин оставался для меня лишь красивой, загадочной обложкой.
        - Почему? - тем временем спросил собеседник, затушив сигарету о мраморный камень перил. Окурок парень убрал в карман пиджака.
        - Я не считаю это… правильным, - пытаясь подобрать слова, сказала я. Трудно ответить на вопрос, на который не знала ответа. - Мы едва знакомы…
        - Вы не считаете себя красивой, - кивнул он.
        - Что? - я чудом не сломала каблук, дернув ногой.
        Видимо, я покраснела, потому что Константин засмеялся.
        - Это глупо, Яна. Говорю как художник. И не волнуйтесь, позировать к себе домой я вас не зову. - Я вспыхнула от одной только мысли об этом, но Константин, вроде бы, не заметил моего смущения. Он положил ладонь на перила и, слегка закинув голову, посмотрел на небо: - Видите те звезды?
        Я последовала его примеру и тоже запрокинула голову.
        - Не видно звезд, - ответила я. - Небо затянуто тучами, даже луну трудно разглядеть. Обещали дождь.
        - А я вижу, - сказал Константин, улыбаясь. - Вижу, Яна.
        - Вы врете, - скептично отозвалась я.
        И снова его легкий смешок заставил меня вздрогнуть.
        - Нет, - повернул ко мне голову. - Не спугнуть бы вдохновение…
        - Часто здесь бываете? - решила я сменить тему, пока он окончательно не заговорил мне зубы и не усыпил бдительность. Я пока не решила, стоит ли ему верить и не считать маньяком.
        - Да, часто. А вы?
        - Хм, странно. Почему мы не встречались раньше?
        - Я не сказал, что приходил сюда вчера, позавчера или месяц назад, - он подмигнул мне. - Ваш вопрос был как часто, а не как давно. Когда-то, пару лет назад, я приходил сюда каждый вечер.
        - А потом?
        - Потом… - Он замолчал. Я впервые смутила его. - Все меняется.
        Я промолчала. Уж мне-то не знать…
        - Разве не страшно гулять поздним вечером? - вновь повеселел и поинтересовался Константин. Вместе с интересом в его взгляде было что-то еще, но я не могла понять, что именно. Забота? С чего бы? - В Москве проблемы с преступностью. А вы красивая девушка.
        Преступность? Намекает на себя? Все-таки маньяк?
        - Не задумывалась об этом, - я пожала плечами. - В сумочке ношу газовый балончик, - соврала, надеюсь, вполне правдоподобно. - Почему вы здесь? Снова… - Хотелось спросить, ждет ли его дома девушка, но я не решилась. Какое мне дело? Это наша первая и последняя встреча.
        - «Сон - пустая трата времени»[1 - Bon Jovi - All about Lovin' You], - хрипло пропел Константин. Его тембр голоса идеально подходил для рок-баллад.
        - Bon Jovi[2 - Bon Jovi - американская рок-группа]?
        - Знаете старичка Джона? - недоверчиво уточнил Константин, приподняв левую бровь.
        - Знаю. Но предпочитаю классику: Моцарт, Чайковский, Бах.
        - Тут не удивили.
        Я звонко рассмеялась, а Константин, напротив, притих. Он посмотрел на мои губы, и я инстинктивно облизала их.
        - Чудесно, - художник отвернулся к пруду. Слишком резко, я не успела перехватить его взгляд и понять, что он имел в виду.
        Константин достал новую сигарету и, затянувшись, с наслаждением выдохнул дым. Так вот почему его сигареты странно пахли! Они с гвоздикой.
        Константин достал пачку и убрал в нее зажигалку. Я так и думала. Одна из самых дешевых марок. Как можно курить такую дрянь? Я считала, курить можно достойные сигареты, чтобы получать удовольствие, либо не курить вовсе. Поэтому я достала из кармана пальто свои сигареты: крепкие, мужские, приличной марки.
        Не колеблясь, я протянула пачку Косте. Тот лишь хмыкнул.
        - Спасибо, - вежливо сказал он. - У меня есть свои сигареты.
        - Да разве это сигареты? - не выдержала я, с досадой убирая пачку. - Такой дряни я давненько не видела.
        Константин засмеялся в голос. На его впалых щеках появились ямочки. Вот же чудной! Он вновь достал отвратительны папиросы и прочел этикетку:
        - С гвоздикой. Крепкие. Без фильтра. - Я открыла рот, чтобы в очередной раз высказать свое возмущение, но Константин продолжил: - Вы не понимаете, Яна. В этом вся прелесть гребаной свободы - делать все что душе угодно, не вспоминая о нормах и принципах. Нарушать собственные правила и получать от этого наслаждение, - он цокнул языком. - А я свободен. Чертовски свободен. - В его голосе слышалась грусть.
        Он не рад свободе? В голове не укладывается. Я, запертая в воображаемую клетку, ему завидовала. Вот чего мне не хватает! Свободы. От воспоминаний, страхов, правил… Вдруг новый знакомый поможет мне обрести ту самую свободу?
        А Константин продолжал курить, ни разу не закашлявшись.
        Я не выдержала:
        - Извините, не могу наблюдать за тем, как вы вдыхаете отвратительное месиво и, я уверена, не получаете от процесса никакого удовольствия, что бы вы там ни говорили, - с вызовом объяснила я, вновь доставая из кармана свои сигареты. Я протянула Константину пачку: - Возьмите.
        Что со мной? Указываю незнакомому человеку, что ему делать. Таким приказным тоном… Мне захотелось провалиться сквозь землю.
        Константин вскинул бровь, смерил меня недоверчивым взглядом, потом перевел глаза на пачку и сказал:
        - Хорошо, Яна. - Его губы дрогнули в легкой улыбке. - Ваша взяла.
        Когда его пальцы потянулись к сигаретам, то коснулись моей руки. А часть меня, запертая в воображаемой клетке, взбунтовалась: «Может, поэтому ты, Яна, хотела дать ему пачку? Чтобы он дотронулся до тебя?» Хитрая, хитрая Яна…
        - Нет! - воскликнула я.
        Пачка выпала бы из моих рук, если бы Константин не успел ее перехватить. Мужчина удивленно посмотрел на меня, а потом достал сигарету и прикурил. Сделал затяжку и сказал:
        - Мою свободу похитили. Браво, Яна. Мы обязаны перейти на «ты».
        Мое напряжение мигом спало, и я рассмеялась. Константин излучал тепло, безопасность и ту самую свободу, о которой я начала всерьез грезить. Мы проговорили почти час. Странно было чувствовать спокойствие в обществе едва знакомого человека. Наверное, так люди ощущают себя, когда находят своего человека. Не знаю, раньше у меня такого не было.
        Константин мало говорил о себе. Я тоже не спешила раскрывать карты, да и раскрывать нечего: моя жизнь в последние годы не слишком разнообразна. И мы болтали о всяких глупостях. Я узнала, что он любит дешевые сигареты, дорогую выпивку, вареные овощи, проводить ночи вне квартиры и музыку группы Bon Jovi.
        - А я все равно нарисую тебя, - подмигнув, сказал Константин. - Ты необычная, Яна, - он вновь проигнорировал мои просьбы и закурил свои дешевые папиросы. - Ты вдохновляешь.
        - Спасибо, Константин, - я мялась с ноги на ногу и ловила себя на мысли, что не хочу прекращать общение с этим милым, хоть и чудаковатым молодым человеком. Но мало ли чего я хочу? Мое прошлое - уродливые шрамы на подсознании. Я боюсь, раны вновь будут кровоточить. Я боюсь. - Мы едва знакомы, не думаю, что готова к этому.
        Константин засмеялся:
        - Почему ты воспринимаешь все так… пошло? - Он близко. Еще шаг, и сможет наклониться к моим губам. - Мы свободные люди, Яна, нет ничего криминального в том, что я хочу изобразить тебя на холсте. Могу отдать тебе рисунок в следующую встречу. Ты убедилась, что я не маньяк?
        - Я еще думаю над этим, - поддразнила я. «Следующая встреча», звучало не так страшно, как я думала. И все-таки мои страхи сильнее моих желаний. Я отстранилась и твердым тоном сказала: - Натурщица из меня, извините, никакая. Мы приятно пообщались, но я не уверена, что мы увидимся снова. - Я боюсь, я всего боюсь.
        Он напрягся. Пропустил сквозь стиснутые зубы воздух.
        - Опять на «вы»? - Константин убрал ладонью волосы со своего лба. Во мне все задрожало - этот жест всколыхнул цунами неприятных воспоминаний. А Константин, кривя губы в усмешке, холодно заговорил: - Что же, должно быть, я серьезно задел Вас, раз Вы даже и слышать не хотите о продолжении общения со мной. - Секунду он помолчал, а потом обогнул меня и пошел прочь, бросив напоследок: - Мы встретимся вновь, Яна. Вдохновение никогда так просто не отпускает меня.
        И он ушел. Его фигура, сливаясь с ночной тьмой, вскоре исчезла среди деревьев. А я стояла и смотрела ему вслед, не в силах пошевелиться.
        Во мне который раз за эту ночь зародилось очередное забытое чувство - сожаление. Я почувствовала себя идиоткой, отпуская его и тем самым отпуская хрупкую надежду на… освобождение? Свободу. Единственное, что мне оставалось, надеяться: последние слова он говорил серьезно. Мне нужна эта свобода. Мне, наверное, нужен он.
        Глава 2
        КОНСТАНТИН
        Говорят, полезно возвращаться в места, где ничего не изменилось, чтобы увидеть, как изменился ты сам. Соглашусь с этим утверждением. Вчера я вернулся в Москву после исчезновения на четыре года и сразу заметил, что столица осталась таким же городом высоких зданий и хмурых жителей. Пока я, растянувшись на скамейке в парке, наслаждался редким для поздней осени солнцем, прохожие хмурились и спешили по делам. У большинства москвичей на уме только карьера и деньги: например, парень на лавочке недалеко от меня сосредоточенно перебирал кнопки клавиатуры ноутбука. Писал бизнес-план или отчет? М-да уж, скукота.
        Я не знал, зачем вернулся в мегаполис. Но я отлично помнил, почему сбежал: мне хотелось свободы, и я выгрыз ее зубами. Теперь… я официально свободен от контракта с крупной корпорацией «Пейнт». Мог не скрываться, не прятаться, жить в столице. Пришлось пожертвовать имуществом и сбережениями, но это детали. Единственное, я совершенно не знал, что делать с этой так называемой «свободой». И свобода ли это? Иногда кажется, лишь иллюзия. В жизни должна быть цель, а свобода - финал всех целей. Я достиг финала. Есть ли у меня будущее?

***
        Я удобнее устроился на лавочке. Солнце заходило за горизонт, окрашивая небо в красивый оранжево-розовый оттенок. Вот бы нарисовать этот закат… Я давно не занимался живописью. Пальцы дрогнули, словно напоминая о том, как мне нравилось водить кистью по холсту. Давно это было, словно в прошлой жизни.
        Сейчас наступил подходящий момент, чтобы нарисовать картину, но я не знал, с чего начать. Можно ли разучиться творить? Можно ли перестать гореть делом всей жизни?
        - Черт побери, - выругался я, злясь на свою беспомощность.
        Четыре года скитаний, десятки городов, сотни лиц, тысячи закатов - и ни одной картины или зарисовки. Ни наброска. Я чувствовал себя ничтожеством, я потерял самое важное - вдохновение. Хотя раньше не верил в прихоть музы, но отсутствие вдохновения - лучшее оправдание для бездействия, ибо других причин я не знал. Но знал, что стал человеком, который больше не способен чувствовать себя живым. Бесполезный кусок мяса и костей.
        Я вновь выругался и собирался исчезнуть из парка, да и вообще уехать из города. Пустые надежды, глупая трата времени. На что я надеялся, вернувшись сюда? Найти новый смысл? Цель? То самое вдохновение?
        Вдруг на мое плечо опустилась рука, а мужской голос воскликнул:
        - Константин! Какой сюрприз! Не ожидал увидеть тебя снова!
        Я повернул голову и узнал в нарушителе моего спокойствия старого приятеля, если его можно таковым назвать. Эдуард Ковалев смотрел на меня с неприкрытым интересом, сверкая голливудской улыбкой и поправляя деловой костюм за несколько тысяч рублей. Я поморщился. Скользкий тип. Эдуард не хуже любой сплетницы Голливуда любил промывать косточки. Я представил его очередную сплетню: «Константин Коэн вернулся! Что ему нужно в Москве?! Небось, влез в долги, продал почку, стал наркоманом, поэтому приехал вымаливать прощение. Ах, примет ли его Мария…»
        - Привет, Э-э-эдуард, - ослепительно улыбнулся я и передразнил его в ленивой манере. - Вот же встреча! Я думал, ты забыл о таких местах, как городской парк. Все офисы да вечеринки.
        - Что заставило тебя вернуться, Коэн? - холоднее спросил Эдуард, продолжая показывать на худом веснушчатом лице улыбку, пусть теперь и неприкрыто фальшивую. - Вроде как ты в бегах.
        - Ну… Не делай из меня Джека Потрошителя. И банки я не грабил, чтобы скрываться. Всего-то не захотел плясать под вашу дудку.
        - Ты понимаешь, о чем я, - присев рядом, сверкнул карими глазами Эдик. Он поправил пиджак и в упор уставился на меня.
        - А что, вам на совете директоров и посудачить не о чем? - состроив гримасу, поинтересовался я у собеседника. - Насколько помню, вы всегда находили, чем себя развлечь. Например, кто в этот раз смухлюет с налогами и заберет в карман всю выручку от продажи моей картины.
        Эдуард смутился, а я, победно хмыкнув, засобирался уходить. Я работал на «Пейнт» всего год, прежде чем сбежать и послать к черту пятилетний контракт, но мне этого хватило, чтобы понять - бизнес в России бывает грязным. И то, что я встретил бывшего коллегу в первый день пребывания в Москве, чертовски злило. На мне маячок? Иначе не объяснить, почему я вдруг наткнулся на человека, которого всеми силами надеялся избегать. Но скорее всего я просто везунчик, а Москва, как говорится, большая деревня. Так или иначе, оставаться здесь я не планировал.
        - Подожди, - Эдуард схватил меня за локоть, когда я поднялся с лавочки и достал телефон с целью заказать такси до аэропорта. Брюнет грустно вздохнул: - Мария сожрет меня. Всем интересно, как ты жил все это время. И Мария не злится, правда. Она волнуется…
        - Держу пари, вы делали ставки, как скоро я сдохну, не имея средств для существования, - грубо отрезал я и сел обратно. - Мои счета вы заморозили, - напомнил я и вырвал руку из его цепких пальцев. - Но я выжил. И не собираюсь вымаливать прощение.
        У Эдуарда округлились глаза. О да, я не тот двадцатилетний парень, которым легко управлять и навешать лапшу о великой карьере востребованного художника. Да, я был востребован, но как руки, а не голова и сердце. Выполнял чужие прихоти, был винтиком в системе.
        Эдуард растерялся, ибо он совсем не ждал от меня неповиновения. Думал, я упаду на колени и буду просить взять меня обратно в компанию? И конечно ему интересно, рисовал ли я еще, потому что, в таком случае, адвокаты отнимут мои работы и присвоят компании - я был связан с «Пейнт», ведь технически все мое творчество за пятилетний контракт принадлежало Марии. Я принадлежал Марии. Теперь - нет.
        Пока Эдик придумывал, что спросить, меня осенило: именно из-за контракта муза покинула меня. Я не выдержал бы позора отдавать свои работы акулам художественного бизнеса.
        - Ты хорошо загорел. Завидую, Коэн. - Сменил тему Ковалев.
        Я на всякий случай отсел от него подальше.
        - Эдуард, мы закончили? Если я захочу потратить время зря, выберу посмотреть «ТикТок». Меня тошнит от тебя и твоего общества. И от Марии.
        Я твердо решил отправиться на поиски музы, ведь моя душа наполнилась теплом, когда я осознал причину, по которой оставил рисование. Но теперь… Теперь! Мои работы будут принадлежать только мне и тем заказчикам, которых я сам выберу, если захочу продать картины.
        Эдуард вновь схватил меня за рукав. Темные глаза Ковалева прищурились, губы сжались в тонкую полоску. Я напрягся. Не к добру…
        - Константин, мне плевать на твое отношение ко мне, к компании, но Мария… - Поймав мой полный неприязни взгляд, он добавил голосу твердости и вздернул острый подборок: - Она переживала и любила тебя, эгоистичный засранец. Позволь ей увидеть…
        Я резко нагнулся к лицу Ковалева и прошипел, вкладывая в голос все отвращение, которое накопилось за долгие годы к нему и проклятой Марии:
        - Я знаю, чего ты добиваешься, Эдик. И не собираюсь быть марионеткой. Все кончено. Ищите другого придурка с розовой ватой вместо мозгов. А насчет Марии… Я не ее гребаный сынок, чтобы она за меня беспокоилась. Мне нечего сказать ни тебе, ни твоим «друзьям».
        Не дожидаясь ответа, я ушел прочь. Уже темнело, густые сумерки окутывали город, морозный ветер пробирался под свитер. Подавив желание убежать, я с гордо поднятой головой шагал в глубину парка, по-прежнему чувствуя на спине взгляд Эдуарда. Он и Мария считали, я не изменился и остался таким же наивным дураком, каким был четыре года назад. Но жизнь научила меня, сломала меня и воскресила меня.
        Погруженный в мысли, я шел, куда вели ноги. Мне было плевать, как далеко уйду и найду ли дорогу назад. Когда-то давно я помнил этот парк наизусть, поэтому надеялся, что не потеряюсь. Необходимо было опять сбежать. Я всегда сбегал: что-то вроде образа жизни. Но сегодня я убегу лишь в свои мысли. Встреча с Эдуардом разозлила меня, и побег из города теперь казался поражением. Нет, я останусь. Останусь и докажу, что смогу творить и зарабатывать без «Пейнт».
        Ноги привели меня к мосту на окраине парка. Широкая дуга над прудом густо осыпана золотистой листвой с низко свисающих деревьев. Здесь безлюдно и тихо. Одинокий фонарь освещал дорогу. Черт, а я ведь был здесь… В груди дрогнуло сердце.
        - Дежавю, - прошептал я и отправился к мосту.
        Мое любимое место в Москве осталось прежним. Я провел рукой по гладкой поверхности перил; пальцы намокли и похолодели. Вот, я снова здесь. Абсолютно ничего не изменилось. Но изменился я.
        В голове заиграл мотив одной из песен Bon Jovi. В последний раз я слушал эту группу именно здесь. Помню, как и сейчас, пришел с бурей на душе, надеясь превратить шторм из чувств в тихую гавань.
        - «Я жил, я любил, я потерял», - тихо пел я, вглядываясь в темную воду. Руки потянулись к сигаретам. Я закурил, вдыхая сладко-пряный на вкус дым, и продолжил напевать: - «Я расплатился по счетам, детка…»[3 - Bon Jovi - All about Lovin' You]
        Вдруг я почувствовал взгляд, словно точку лазера, на своем затылке. Я был не один. Кто-то смотрел на меня. Оборачиваться я не стал и лишь слегка повернул голову, чтобы увидеть… прекрасную незнакомку. Она стояла в паре метров от моста, и ее взгляд был прикован ко мне. Девушка невысокая, стройная. Ее точеная фигурка тонула в светлом пальто. Брюнетка казалась бледной, слегка напуганной и… заинтересованной? Во мне? Я польщен. И рад, потому что я определенно заинтересовался.
        Она выглядела словно сказочное существо: миндалевидные глаза, вздернутый носик, тонкие губы, а волнистые локоны спадали на плечи, обрамляя узкое лицо. Подойди же, интересно, карие ли твои глаза, или так кажется из-за недостатка освещения, какой у тебя голос, как от тебя пахнет.
        Нерешительно брюнетка ступила на мост. Нет, она не сказочное существо. Она лань, которая осторожно приближалась к человеку: одно неверное движение - и она убежит, скроется в здешних лесах, будет для меня ярким видением. А я… Не хочу прощаться так быстро.
        В книге моей жизни словно перевернули страницу. Закончились твои скитания, Костя, ты дома. Цепкие пальцы судьбы задели душу, пропустив холодок, и я ощутил себя иначе. По-новому. Некое шестое чувство, о котором любят говорить поклонники эзотерики, дало знак.
        Моя муза. Она здесь.
        Ее глаза оказались серыми, и она продолжала с интересом рассматривать меня, хлопая ресницами. Я поводил плечами, нарочито медленно повернул голову и изумленно поднял брови, словно только сейчас заметил девушку: незнакомка не должна догадаться о том, что я любовался ее любопытством уже несколько минут.
        Она смутилась. Мягко переступила с ноги на ногу. Откуда она такая взялась? Хрупкая и почти прозрачная, как лесная нимфа. И теплая одежда не скроет эфемерный силуэт - пальто, шарфик, джинсы, высокие сапоги на шпильке. Нимфа в облике городской леди. Дома, наверное, ее ждет красавчик-юрист с рельефным прессом и отсутствием чувства юмора, приземленный и твердолобый. У меня нет шансов.
        Или это мираж? Игра моего голодного воображения? Я мечтал о вдохновении, вот и включил фантазию на максимум… Но вряд ли. Чересчур живые глаза, пусть и оробевшие до сверкающих в уголках слез. Я так опасен, что она боится меня? Глупости. Я… странный. Но точно не опасный.
        Незнакомку я бы сравнил не только с нимфой, но и с лесным эльфом в воздушном платье, с цветами в волосах, дудочкой в бледных, почти белых руках, и с широкой улыбкой, уголки которой доходят до заостренных ушей. От нее пахло фрезией и корицей. Девушка отвернулась, а я продолжил нескромно ее разглядывать: представил на зеленой лужайке и… на холсте.
        Я снова хочу творить? Именно. Она муза, вдохновение. Надо же, в Москве нашлось что-то прекрасное для меня! Вселенная просит прощения за встречу с придурком-Эдуардом? Я поморщился, вспомнив бывшего коллегу, и сосредоточился на брюнетке. Я хотел вычертить карандашом ее тонкие черты лица и волосы цвета темного шоколада. Показать изящную хрупкость, окрасить бледную кожу румянцем, подчеркнуть глубину асфальтовых глаз, изобразить на задумчивом лице улыбку.
        Она спросила, почему я разглядываю ее, и я едва заметно вздрогнул. Какой звонкий голос. Похож на перелив десятка колокольчиков.
        Захотелось вновь услышать необычный голос, и я сказал:
        - Прикидываю, в какой позе вы лучше смотритесь.
        Я понял, что за глупость выдал мой затуманенный вдохновением мозг, когда глаза брюнетки в изумлении расширились, а щеки начали пунцоветь. Интересно, научусь ли я думать, а потом говорить? Но что бы там ни было дальше, я не жалел. Румянец ей подходил и, да, чертовски красиво бы выглядел на холсте.
        Усмехнувшись, я стал лихорадочно придумывать достоверный ответ, но в итоге выложил все как есть: рассказал, что я художник, и мои слова не имели ни пошлого, ни агрессивного подтекста. Мне захотелось подойти ближе, доказать, что не стоит меня бояться, но брюнетка отступила назад. Что же, логично. Признаю: я придурок. Но, повторю, не опасный.
        - Я художник. - «Был когда-то». - Я рисую, понимаете?
        Надеюсь, вышло правдоподобно. Как все-таки повезло, что на мосту ее встретил я, а не какой-нибудь… Эдуард. Он-то наверняка опасен.
        Девушка осталась и поддержала неловкую беседу. Ее губы приняли линию аккуратного полумесяца, и она стояла, опершись о край перил, смотрела на воду, а перед моими глазами вновь предстал пустой холст, на котором постепенно вырисовывались черты лица сероглазой собеседницы. Я рисовал в воображении, не имея при себе ни красок, ни карандашей. Удивительно. Будто и не бросал любимое дело.
        Я сказал, что нарисую ее и узнал, что имя моей прекрасной незнакомки - Яна. Когда я представился в ответ и протянул ладонь, Яна неуверенно пожала мою руку. Маленькие, как у ребенка, пальчики. И дрожат. Сигаретный дым проникал в мои легкие небольшими порциями, в то время как я держал в своей руке ее руку. Нежная, словно бархатная кожа. Мне не хотелось отпускать Яну, но, спустя пару секунд, она разжала пальцы.
        Когда я вновь поднял тему рисования, Яна резко перебила меня отказом. Ее глаза забегали по моему лицу и телу: только бы не встречаться со мной взглядом. Вот как. Я нахмурился. Яна, вероятно, хотела принять мое предложение, хотя бы из кокетливой вежливости - так бы поступило большинство девушек. Но Яна, отнекиваясь, боялась. Но будто не меня, а своих желаний. И я собирался узнать причины ее страхов. Почему бы не помочь девушке? Пару лет назад и я был пугливым.
        Когда моя сигарета без фильтра догорела почти до конца и стала жечь пальцы, я затушил окурок и посмотрел на Яну.
        - Я не считаю это… правильным. Мы едва знакомы… - сказала она.
        - Вы не считаете себя красивой.
        Я мог догадаться по неуверенности во взгляде, нерешительности в действиях. И я почувствовал волну возмущения - она чертовски привлекательна, но находится в скорлупе. Также я с грустью понял, что не смогу нарисовать Яну, пока она закрыта, пока не принимает себя. Рисунок - отражение души, за это мои работы любили и ценили. Но пока душа Яны покрыта льдом, ничего не выйдет. Чтобы создать шедевр, достойный авторства Константина Коэна, я должен лед разбить. Да, без спроса и возражений. Эгоизм свойственен творческим людям. Но мне хотелось верить, что Яне это тоже нужно. В любом случае я не собирался ломать ее насильно. И оправдывал эгоистичное желание тем, что я необходим Яне. А ее парень-юрист может идти к черту.
        - Часто здесь бываете? - спросила Яна.
        Я улыбнулся, вспоминая ночи, когда мог творить, заучивать тексты Bon Jovi, словно таблицу умножения, и восторгаться происходящим со мной. Я был наивен, я был влюблен…
        И хотя Яна не придумала на небе звезд, на волшебный - как я его окрестил - мост не станет приходить приземленный человек, которого могут волновать только работа, муж, дети. Яна не могла быть просто девушкой. Она - муза художника.
        - Почему вы здесь? Снова…
        Я ответил ей строчкой из песни Bon Jovi. Название и смысл такой… романтичный. «All about Lovin' You»[4 - «Всепоглощающая любовь к тебе» название песни Bon Jovi - All about Lovin' You]. Мои мысли говорят за меня? По Фрейду, получается? Так или иначе, я сказал правду. Проводить такое чудесное время суток, как ночь, в постели за просмотром абсурдных картинок, что именуются снами, мне не прельщало. Другое дело день, когда на улице не протолкнуться и солнце слепит глаза, или ливень, под которым ты вынужден бежать куда-то зачем-то.
        Оказалось, Яна знает Джона Бон Джови. Ну, одно дело знать, другое - слушать и любить. Я не мог представить Яну на концерте старичка Джона. Там отрыв! Безумие! Яна не впишется. Вот классическая музыка - это ее.
        Когда Яна перечислила любимых композиторов, а я сказал, что не удивлен, она рассмеялась. Ее смех был заразителен, а приоткрытые губы манили. В голове проскользнула дерзкая мысль - какие губы Яны на вкус?.. Отбросив нелепое желание поцеловать девушку, я отвернулся, наслаждаясь морозным воздухом и абсолютной тишиной. Яна пока не должна видеть в моих глазах ничего лишнего, мне не хотелось напугать ее: улыбчивую, спокойную, оттаявшую от страхов и тревог.
        Под моей кожей истошно бился пульс, требуя-таки сделать глупость, и я поспешил успокоиться очередной порцией никотина. Курить вредно! И когда-нибудь я брошу эту привычку. А пока я достал сигареты. Тонкий аромат гвоздики и крепкий табак всегда приводили меня в порядок.
        А вот моей новой знакомой сигареты не понравились. Сначала я решил, Яна не курит и поэтому ей неприятно находить рядом с курильщиком, но, проследив за тем, как я убрал зажигалку в пачку, Яна сделала непонятный для меня жест: вытащила из кармана пальто свои сигареты - дорогие, крепкие - и протянула пачку мне.
        Я отказался и удивился, ибо слабо представлял Яну с сигаретами, а воображение у меня отличное. Ладно, мог представить ее с тонкими, женскими, они бы скрещивали ее тонкие пальцы. Ха. Сказочное существо с вредными привычками? Это интересно. Не все идеально, что мы идеализируем, я-то знаю.
        Яна попыталась доказать, что ее сигареты лучше. Согласно ее словам, производители дешевых сигарет обязаны закончить бессмысленную деятельность и перестать выпускать всякого рода дрянь, чтобы такие не особо богатые люди как я перестали тратить четверть зарплаты на дешевое подобие ее сигарет. Не знаю, что именно Яна имела в виду, но я растолковал ее слова именно так и не мог с ней согласиться.
        - С гвоздикой. Крепкие. Без фильтра. - Прочитал я черные буквы на серебряной этикетке, а в голове все сводилось к одному слову - «свобода». Возмущенная Яна не могла этого понять, и я решил разъяснить ей ход своих мыслей: - В этом вся прелесть гребаной свободы - делать все что душе угодно, не вспоминая о нормах и принципах. Нарушать собственные правила и получать от этого наслаждение. - Я помолчал и добавил с легкой грустью: - А я свободен. Чертовски свободен.
        Яна не ответила, и я, уверенный, что выиграл спор, закурил.
        Свобода. Красивое слово. И обманчивое. Все рано или поздно разочаровываются в свободе, когда достигают ее. Это такая же мечта, как и остальные. Интересен лишь процесс. Хотя первые месяцы свободы были чудесны: я словно перестал быть самим собой - просто парень, путешествовал на попутках, перебивался случайными заработками и отдыхал. Но и это мне надоело.
        - Извините, не могу наблюдать за тем, как вы вдыхаете это отвратительное месиво, и, я уверена, не получаете от процесса никакого удовольствия, что бы вы там ни говорили. Возьмите.
        Я вскинул бровь: Яна вновь полезла в карман пальто и достала дорогую пачку. Наверное, Яна учительница. У нее, так сказать, профессиональная деформация - доказать свою правоту и убедить человека поступить, как говорит она. Смерив строгую милашку изумленным взглядом, я посмотрел на пачку. И согласился. Яна поступила смело, к тому же я давно не курил сигареты приличных марок. Ради разнообразия и улыбки Яны я сделал исключение. А когда я коснулся ее руки, с губ девушки сорвалось громкое «Нет!»
        Вот оно - причины льда и страха. Что-то из прошлого, что-то, изменившее ее. Но я не заострил на этом внимания, не желая доставать брюнетку вопросами. Всему свое время.
        Яна была смущена своим выпадом и моей уступчивостью. Она судорожно глотала воздух, пока я тянулся к сигаретам. Между нами искрилась химия, отчетливое физическое притяжение, но я скрывал предвкушение неизвестно чего, лишь слегка улыбался.
        Сделав затяжку и выпустив на волю кольцо дыма, я решил пофлиртовать и сказать, что Яна похитила мою свободу. Мне удалось рассмешить девушку, и я понял, что приблизился еще на шаг к тому, чтобы узнать ее ближе. Понять ее. Нарисовать ее.
        Мы долго говорили. Необычно общаться с едва знакомым человеком будто со старым другом. Родственные души? Я поймал себя на мысли, что с Яной мне намного интереснее и легче разговаривать, чем со многими моими знакомыми. С ней я нашел гораздо больше тем для беседы, чем, например, с Эдуардом, хотя мы знали друг друга намного дольше. К сожалению.
        Яна мало говорила о себе, я тоже не спешил раскрывать все главы своей судьбы. Внутри теплилась надежда, что у нас будет много времени, дабы восполнить пробелы в биографиях, да и мои ошибки, свойственные подростку в большом городе соблазнов, не понравились бы Яне. Не скажу, что стыдился прошлого, но уже был не тем мальчишкой.
        О Яне я узнал немного: она работает в офисе, любит французское кино и черный кофе без сахара, знает английский и немецкий языки. Про своих возможных мужчин или подруг девушка умалчивала. Я не стал настаивать.
        - А я все равно нарисую тебя, - завел я старую песню. - Ты необычная, Яна. Ты вдохновляешь.
        Она вновь смутилась, поблагодарила, начала протестовать. Я рассмеялся, покачал головой. Яна говорила так, словно я тащил ее в постель.
        Но легкий флирт прекратился, а тонкие мостики, что мы выстроили, вмиг рассыпались. Я сильно наступил на лед ее души и, вместо того чтобы разбить лед и освободить девушку, провалился под воду.
        - Натурщица из меня, извините, никакая. Мы приятно общались, но я не уверена, что мы увидимся снова.
        Никакая? Никакая?!
        Я пропустил сквозь стиснутые зубы воздух.
        Она видела себя в зеркало?
        - Опять на «вы»? - Я фыркнул и убрал ладонью волнистые локоны с взмокшего от негодования лба. Каюсь, я понимал, что испорчу наше знакомство, но я всегда все портил из-за своей вспыльчивости. Да, я изменился, повзрослел, но эта черта, вероятно, будет отравлять всю мою жизнь. И я поддался эмоциям, ибо злился, что она не хочет сразу открыться незнакомцу - ну не придурок ли? На ее месте я бы бежал без оглядки. - Что же, должно быть, я серьезно задел Вас, раз Вы даже и слышать не хотите о продолжении общения со мной. - Все, хватит, Костя, ты и так натворил дел. Я решил поскорее ретироваться, бросив напоследок: - Мы встретимся вновь, Яна. Вдохновение никогда так просто не отпускает меня.

***
        Только оказавшись дома, я позволил эмоциям утихнуть, выплеснув их в непонятную мазню маслом. Мой любимый способ успокоиться и не разбить, не сломать что-нибудь на съемной квартире. Я жил в лофте, заменяющим в жилом доме чердак, и был рад, что соседи не услышат то, как громко я матерился на самого себя.
        Остыв, я всерьез задумался: «Зачем мне искать новых встреч с девчонкой, которая боится идти на контакт? Неужто я хочу растопить Снежную Королеву?» Я выругался. Да, черт возьми, хочу узнать ее ближе. И она была на пути к тому, чтобы открыться мне, дать свой номер, а я… все испортил. И поэтому в последнюю минуту она воздвигла стену.
        Что ж, ее милое смущение льстило, но этого мало. Впервые за долгие годы мне мало. А главное - Яна совсем не похожа на Марию.
        - Соберись, Коэн, - приказал я, глядя на отражение в зеркале - взъерошенный и растерянный художник. - Ты нарисуешь ее. И все.
        Отражение не согласилось. Оно хотело снова увидеть Яну. А я… плохо запомнил черты ее лица, мне бы взглянуть на сероглазую брюнетку всего раз.
        - Ложь.
        Я увидел в глазах девушки плохо скрытую боль, страх, отчаянье. Яна хотела что-то получить от меня и отдать взамен. Она восхищалась мной, но по-иному, не так, как все остальные. Дело было не в моем таланте или внешности. Что-то весомее… Душа?
        Дабы узнать причину и вернуть вдохновение, я должен увидеть Яну вновь. А дальше… дальше посмотрим.
        Глава 3
        ЯНА
        Солнце пробивалось в кабинет офиса сквозь плотные жалюзи и играло солнечными зайчиками на рабочем столе. Я, игнорируя яркий свет, наклонилась к монитору и прочитала заголовок статьи: «Юный талант Константин Коэн заключил пятилетний контракт с компанией "Пейнт"». Не обманул, значит, он и правда художник.
        Наступил понедельник, но вечер субботы не покидал мои мысли: я по-прежнему думала о странной встрече на мосту. Все воскресенье я била себя по рукам при желании «загуглить» красивого незнакомца, а когда приехала в офис и включила компьютер, то мои пальцы - клянусь! - сами вбили в поисковик «Константин», «художник», «Москва».
        На экране замелькали десятки ссылок, я открыла статью авторитетного журнала об искусстве… и не смогла закрыть. Я в сотый раз за утро разглядывала фотографию: Константин стоял посреди конференц-зала с картиной в руках. Он, молодой парень в потрепанном пальто, с неаккуратной прической и дерзкой ухмылкой, казался неуместным на фоне стерильно-белых стен и панорамных окон, а его картина словно украдена из картинной галереи. Я вглядывалась в фотографию: у Константина такие же светлые волосы, взъерошенные в творческом беспорядке, острые скулы, широкие брови, но глаза теперь другие - два зеленых огонька больше не сияли, вчера они тускло светились.
        Статью я не читала, потому что не могла перестать смотреть на художника. Я снова и снова сравнивала девятнадцатилетнего мальчишку с фотографии и взрослого мужчину, которого встретила в парке. Подумав немного, я сохранила фото Константина на рабочем столе компьютера и почистила историю браузера.
        Перебирая документы, я думала только об одном: какое мне дело до этого… Коэна? Он хам и эгоцентрик. Но, признаю, очень привлекательный.
        - Как всегда пунктуальна, - оборвал мои мысли веселый голос. Заглянув за монитор, я увидела в дверях Ивана Солнцева - единственного адекватного человека в сумасшедшем доме, то есть в нашем офисе. - Доброе утро, Воронцова! - прогудел Иван низким басом. Голос медведя из сказки этому веселому, темноволосому, коренастому мужчине отлично подходил.
        - Привет, - ответила я и начала усерднее копаться в бумагах. Все, выкидываю из головы странного художника, нашу встречу на мосту, мое любопытство. Живу дальше, как всегда. - Не видел факс? В пятницу прийти должен был, от Котова Валентина Михайловича, - поинтересовалась я у Ивана, всем видом показывая, что думаю только о работе.
        - Не-а, - Иван повесил пиджак на вешалку и плюхнулся на свой стул - тот боязливо скрипнул. Расслабленно улыбнувшись, брюнет добавил: - Я единственный, кто сегодня опоздал, так что за Марию не беспокойся. Настроение у нее хорошее. Можем кофе попить. Как провела выходные?
        В ответ я застонала и выпустила из рук все листы: они веером разлетелись по паркету кабинета, и я принялась их собирать, тихо ругаясь.
        - Яна? - в голосе Ивана послышалось беспокойство. Надеюсь, он не пялится на мой зад, пока я ползаю на коленях. - С тобой все в порядке?
        - Нет, - вздохнула я, быстро собрав документы, и вернулась на свой стул. Вопреки обычной жизни, меня волновала не работа, а совершенно иное. - Ты знаешь что-нибудь о Константине Коэне?
        Почему я задала этот вопрос человеку, который кроме футбола, машин и немного философии ничем не интересовался? Мне нужно рассказать о произошедшем, но я не могла поговорить с подругами - они тут же принялись бы сводить меня с этим Коэном, а я пока не поняла, хочу ли видеть его снова. Если спрашиваю о нем… то, наверное, хочу?
        Реакция Ивана меня удивила - и он туда же. Коллега приоткрыл рот и приподнял брови «домиком», напоминая мишку, у которого забрали бочонок с медом. Я бы рассмеялась, не будь мне так неловко.
        Вздохнув, я максимально спокойно добавила:
        - Да, да, Яна Воронцова интересуется мужчиной. Но сразу изменю ход твоих мыслей - интерес спортивный. Я поспорила с Сашей.
        Вру, хотя ненавижу врать! Этот Константин определенно меняет мою жизнь. Но к лучшему ли?
        - Поспорила? - недоверчиво переспросил Иван.
        Я придала взгляду серьезности и кивнула, а коллега усмехнулся:
        - Хорошо. Я узнаю у Саши об этом споре, спасибо за отличный предлог позвонить ей.
        Черт! Я забыла, что несколько месяцев назад Саша напросилась в мой офис на корпоративную вечеринку и Иван весь вечер крутился вокруг моей подруги. Он до сих пор не мог выкинуть красивую блондинку из головы. Ладно, надеюсь, оно того стоит и Иван что-нибудь знает: он давно в сфере бизнеса, может, слышал о корпорации «Пейнт».
        Иван с деловым видом уточнил:
        - Как, говоришь, его зовут?
        - Константин Коэн. Он художник, работал на компанию «Пейнт». Эта компания занимается продажей картин.
        - О, да ты и сама неплохо справилась, - подтрунил Иван, разминая пальцы. - Мне бояться за Коэна? Сталкер из тебя отличный.
        Захотелось кинуть в коллегу чем-нибудь тяжелым. Вместо этого я широко улыбнулась и попросила:
        - Ванечка, ну вспомни что-нибудь. Или у Эдуарда спроси.
        - Не буду отвлекать Ковалева, сам справлюсь! - Прекрасно, этого я и хотела добиться: Ивану только повод дай с кем-нибудь посоревноваться. В данном случае, в добывании информации. - Коэн… Коэн… - бормотал мужчина, потирая лоб. На миг Иван затих, и я испугалась, что перенапрягла моего недалекого от искусства (как, собственно, и я сама) друга. - Коэн! Это же который Константин! - Иван вскинул руками, изображая непонятный, но явно радостный жест болельщика спортивной команды, а потом вскочил и весело пропел: - Би-и-и-н-го! Янка, би-и-и-и-н-го!
        - Бинго, - пробормотала я, усаживая Ивана обратно в кресло. - Тише, а то начальство прибежит узнать, почему «бинго». Так что ты вспомнил?
        - Константин Коэн приехал в Москву из какого-то поселка в восемнадцать или девятнадцать лет. Он был уличным художником, не поступил в художественную академию, но это не помешало ему подписать контракт с компанией «Пейнт». Давно это было…
        - Пять лет назад, - вставила я.
        Иван изумленно вскинул бровь, мол «и это знаешь?!»
        - Короче, - Иван, видно, расстроился: он не сказал мне ничего интересного. - Год спустя после подписания контракта Костя Коэн послал все к чертям и уехал из Москвы, а компания вскоре начала сбавлять обороты. Думаешь, чего это я так хорошо все помню? Грандиозный скандал был. «Пейнт» чуть не разорились, до сих пор еле концы с концами сводят. Ну а компанией кто руководит, угадаешь? - Я пожала плечами. - Наша начальница! Ей поэтому пришлось рекламное агентство открыть, чтобы покрыть убытки и быть на плаву… Яна, а какое тебе до Коэна дело? Для спора он так себе кандидат. Я думал, вы на красавчика из «Тиндера» спорить будете. Ну или на Эдика в крайнем случае.
        Пару мгновений я молчала, переваривая большое количество новой информации. Наша начальница руководит «Пейнт»? Мария Дмитриевна? Бред. Эта гламурная женщина вряд ли близка к искусству. Но я решила проверить информацию в интернете. Все-таки надо было сначала почитать статьи, а то я, по старинке, бегу все узнавать вживую.
        Я сделала глубокий вдох и пробормотала:
        - Ого. Да ты прям «Википедия».
        Иван взъерошил свои темные волосы.
        - Не очень похоже на спор, Янка…
        - А про Марию Дмитриевну ты уверен? Я думала, у нее только наше агентство…
        - Ну посмотри в великом «Гугле», - обиделся Иван. - А я больше ничего не скажу!
        - Прости. Слушаю тебя внимательно. - Я одарила «мишку» заискивающей улыбкой. - Ты мне очень-очень помогаешь выиграть спор!
        Ваня недоверчиво насупился, а потом махнул огромной ладонью и продолжил рассказ. Ему, вероятно, самому было интересно посплетничать о делах начальницы и талантливом художнике.
        - Этот паренек горы сворачивал. В фирму, где я тогда работал, привезли его картину. И, представляешь, повесили в вестибюле! По сей день помню нарисованную морскую пучину, затонувший корабль, сундук с сокровищами, - уголки губ Ивана дрогнули в улыбке. - Парнишка был талантлив, ему бы это… как оно называется… выставки свои открывать! А он коммерческие заказы выполнял. Помню, смотрел я на ту картину, и она словно оживала. Представляешь? Мне тогда казалось, я схожу с ума, настолько живая вышла работа! Думаю, даже фотографии не такие яркие и наполненные жизнью, как та картина.
        - Ты говоришь о Константине, словно он умер, - пробормотала я, хмурясь. Вот это новости. Я, конечно, предполагала, что мой новый знакомый талантлив, но настолько… Ладно, теперь он может вести себя как напыщенный индюк. Маэстро же!
        - Умер-не умер, а дело свое бросил, - голос Ивана наполнился грустью. Коллега тихо добавил: - Четыре года его никто не видел. Считаю, зря он подписал контракт с «Пейнт». Словно душу дьяволу продал. И не выдержал. Знаешь ты нашу Марию… Деньги, деньги. А он молодой был, двадцать лет. Не смог чужие приказы исполнять. Человек творчества…
        - И он сломался, - подытожила я.
        - Да, верно. А чтобы не засудили за невыполнение контракта, стал скрываться, будто преступник. - Иван покачал головой, с сочувствием вздохнув. - Он же пацан был. Преступник, блин. Скажут же…
        Я задумчиво посмотрела на свой монитор.
        Итак, понятно, почему Константин сбежал спустя год после заключения контракта: мировоззрение свободного художника не выдержало натиска коммерции. Зачем Коэн вернулся?..
        - Спасибо, Вань, ты мне очень помог.
        Иван казался легкомысленным и обыденным человеком, но сегодня я поняла, что мой коллега намного интереснее, чем я думала. А всего-то стоило начать разговор о чем-то, кроме работы. Константин Коэн меняет мою жизнь, находясь на расстоянии. Что будет, если мы снова столкнемся? Мне сильнее захотелось это узнать.
        - Хм… - Иван взял со своего стола календарь с котиками и долго что-то считал. - Недавно действие контракта кончилось, и Костя мог вернуться в Москву, ничего не опасаясь, - сказал коллега. Хмурясь, добавил: - Но я бы не вернулся. Пока Мария здесь, пока «Пейнт» существует… не будет ему покоя. Так, ты довольна, Янка? Помог я тебе Сашу обойти?
        Я кивнула. Стало понятно, почему я и Константин не встречались на мосту ранее. Я вернулась в Москву четыре года назад, а Константин уехал из Москвы четыре года назад. Может быть, мы были в одном аэропорту: я сходила с трапа, а художник, напротив, взмывал на самолете в небо.
        - Такой вот бизнес бывает и такие ранимые творческие души. - Иван выдавил улыбку: - Заболтался я с тобой. Работать надо.
        - Подожди, - я вскочила и подошла к другу. - Ты общался с Коэном лично? Видел его? Если бы он вернулся… ты бы захотел с ним увидеться?
        Я не понимала до конца, почему мне интересно вновь и вновь говорить о художнике, но Константин заполнил пустоту в моем сердце, и я осознала, что впервые за четыре года не вспоминала причины своего побега из Лондона. Еще плюс в копилку нашего знакомства.
        - Воронцова, я видел Костю пару раз мельком. Наши компании сотрудничали, а потом я перешел к Марии уже сюда, в рекламную фирму. - Иван почесал лохматый затылок. - Не говори о Коэне как о рок-звезде. Он не Фредди Меркьюри. Он просто мальчик из провинции, на которого давили взрослые дядьки и тетки из столицы, потому что их целью было поживиться на его таланте. Я думаю, любой бы сбежал.
        - Рок-звезда, - повторила я, нетвердой походкой вернувшись к своему столу и опустившись на кресло. - Нет, не Меркьюри. Как Джон Бон Джови.
        - Чего?
        - Ничего, - отмахнулась я, глядя в монитор. Я открыла фото Константина, скаченное из статьи, и долго смотрела в его счастливые зеленые глаза. Юный художник светился от радости, а потом его погасили, как использованную много раз лампочку. - Жесток и тесен мир…
        Прежде чем Иван понял, о чем я, в кабинет без стука ворвался главный помощник и «правая рука» Марии - Эдуард Ковалев. Высокомерный зазнайка в дорогом костюме не считал работников офиса за людей, но ругаться с ним было опасно, поэтому я старалась поддерживать с Ковалевым видимость хороших отношений, а простосердечный Иван и вовсе считал Эдуарда своим приятелем.
        - О чем беседуете в разгар рабочего дня? - спросил Эдик, но в его взгляде читалось: «Мне плевать, я любимчик Марии и могу слоняться без дела по офису и портить вам, смертным, настроение».
        - Да так, - я махнула рукой.
        - Яна вдруг заинтересовалась искусством.
        Предатель. Сдал меня, лишь бы ему не влетело!
        - Искусством? - переспросил Эдуард. Он остановился и подошел к моему столу. Я в последнюю секунду успела скрыть с монитора фотографию Константина, заменив ее фоном рабочего стола. - О чем Иван говорит, Воронцова?
        - Я о том, что Яну наконец-то заинтересовало что-то помимо работы.
        Я закатила глаза. Иван, пойми ты: эгоистичный подлиза тебе не друг! Если вы пьете пиво по пятницам, не значит, что вы друзья.
        - Фиг тебе, а не новый номер Саши, - я злобно глянула на Ивана.
        - Это еще что? - Эдуард смотрел в мой монитор.
        Я забыла закрыть фотографию? Нет, закрыла… Но иконка-то осталась. Разглядеть сложно, но Ковалев та еще проныра.
        - Ничего, - ответила я.
        - Это Коэн? - допытывался Эдуард. - Открой.
        Пришлось подчиниться. Я щелкнула мышкой, и на мониторе вновь показалась фотография молодого и счастливого Константина.
        - Вот это улыбка, знал бы он, что его ждет, - вздохнул Иван.
        Оказывается, я не заметила, как Ваня вскочил со своего места и тоже уставился в мой компьютер.
        - М-м-м, кто-то про работу говорил, - попыталась я прогнать коллег, но они оба только ближе прислонились к экрану, разглядывая блондина.
        - Видел его недавно, - бросил Эдуард, в его голосе я отчетливо услышала раздражение. - Тот же мальчишка, одурманенный свободой. Вдохновение ищет. - Эдик, изучая мои документы - что он в них рассматривает?! - презрительно фыркнул: - Годы идут, а Коэн не умнеет.
        Я скрипнула зубами. Неясно откуда взялась злость и заполонила все внутри меня. Если Эдуард работает с Марией, значит, он мог работать на компанию «Пейнт», и, если он работал с Константином, я прекрасно понимаю, почему Коэн сбежал. Надеюсь, перед уходом он как следует треснул Эдуарда по самодовольной роже.
        Мне захотелось ответить что-нибудь резкое, обидное, грубое, наплевав на то, что Эдуард - мой начальник, но Ковалев не предоставил мне такой возможности. Откопав на моем столе сложенный пополам листок, мужчина довольно ухмыльнулся и произнес:
        - Воронцова, это все, что вы сделали? Я бы на вашем месте задумался о дальнейшем существовании в нашей компании, ведь вы показываете высшую степень некомпетентности, не выполняя порученную вам работу.
        На миг я опешила от его наглости. Я всегда выполняю работу в срок! Ну, кроме этого раза, когда мои мысли были заняты художником. Но я постоянно беру задачи на дом! И никогда не опаздываю! Да он… да как… Эдуард упивался своей властью и не скрывал этого.
        Взяв себя в руки, я негромко возразила:
        - Эдуард Алексеевич, это черновики. Отчет готов, я как раз собиралась в кабинет Марии Дмитриевны, чтобы отдать работу лично ей.
        Эдуард замялся.
        - Гм, понятно, - пробормотал он, хмурясь. Бросив взгляд на притихшего Ивана, потом на меня, Эдик направился к дверям, крикнув напоследок: - Работайте, хватит разглядывать фотографии всяких неудачников!
        За ним закрылась дверь, и я негромко выругалась.
        - Ты честно все сделала? - изумился Иван.
        Я покачала головой:
        - Но ты мне поможешь, верно? Ты только что меня подставил.
        Иван замялся, стыдливо опустив глаза.
        Я не держала зла: друг боялся потерять хорошее место и упустить возможности для развития карьеры. Выслуживание - одна из обязанностей в его должности. К большому сожалению.

***
        И все-таки Иван гений. Не прошло и двадцати минут, как он, довольно улыбаясь, протягивал мне папку с готовым отчетом. А ведь я должна была сделать отчет на выходных, но я думала только о Константине и о том, как не сорваться и не начать искать его в социальных сетях. Я работаю уже не так усердно - минус в шкалу знакомства. А плюсов все равно больше.
        - Как мне тебя благодарить? - спросила я, буквально сияя от счастья. - Сначала помог с Коэном, теперь с работой…
        - Не стоит, - Иван заулыбался, показывая на щеках ямочки. - Хотя если приз спора - шоколад, я жду плитку у себя на столе.
        - Спора? - переспросила я.
        - Так и знал, что ты наврала, Воронцова! - Иван сложил руки на мускулистой груди. - Но ты будешь умолять меня простить тебя позже, когда доставишь Марии документы и избежишь очередных упреков Эдуарда.
        - Я, получается, Красная шапочка! - хихикнула я. - Как бы доставить документы, чтобы по дороге не съел волк, а в домике, то есть в кабинете, не притаилась замаскированная под бабушку волчиха?
        Под веселый гогот Ивана я выскользнула из нашего кабинета и направилась к кабинету Марии, поправляя блузку и моля Всевышнего, чтобы начальницы не было на месте и я тихо положила документы ей на стол.
        Но моим надеждам не суждено было сбыться. Чем ближе я подходила к кабинету, тем отчетливее слышались голоса за дверью. Если войду сейчас, избегу фразы: «Воронцова, вас можно ждать вечность. Неужели так трудно сделать работу вовремя? Вы задумывались, как будете жить, если потеряете свое место?», но тогда обязательно наткнусь на фразы: «Воронцова, вас учили стучаться? Неужели ваше воспитание настолько убогое, что вы не можете подождать несколько минут?!»
        Так и не найдя верного решения, я притаилась у двери. В кабинете находились двое, как я поняла по голосам - Мария и Эдуард. Главные люди в компании. Их беседа увлекла меня и поразила настолько, что я напрочь забыла о правилах никогда не вторгаться в частную жизнь начальников.
        - Маш… - голос Эдуарда взволновано дрожал, хотя Ковалев пытался говорить спокойно и тихо.
        - Что? - откликнулась та. Ее каблуки стучали по паркету, видимо, женщина ходила кругами. Я отчетливо видела, словно не было двери, как скривились от недовольства ее губы в неизменно красной помаде: начальница всегда так делала, когда кто-то ее злил. - Эдик, чего хотел?
        Я изумленно подняла брови. Начальница и подчиненный позволяют переходить друг с другом на «ты»? А как же профессиональная этика? Не роман ли у них случаем?
        - Тебя шокирует эта новость, - уверял Эдуард.
        Прислонившись ухом к двери, я старалась не дышать.
        - Ну и? Хватит интриги, - нетерпеливо отозвалась Мария.
        - Коэн. Он вернулся в город.
        Повисла пауза. Щека жутко болела от двери кабинета, но я продолжала стоять, наплевав на риск быть пойманной и униженной. Они говорили о Константине! Что они хотят с ним сделать? Наказать за то, что бросил их? Или чего похуже…
        - Костя? Что он делает в Москве? - зашипела Мария.
        - Понятия не имею! - с обидой воскликнул Эдуард и вновь перешел на заговорщицкий шепот: - Он не захотел со мной разговаривать. И он ни за что не вернется. Упрямый придурок. - Ковалев досадливо зацокал языком.
        - Ты же понимаешь, что это необходимо исправить? - притворно-сладким голосом спросила Мария. - Он ускользнул от нас однажды, я не позволю ему одурачить меня снова. Да, контракт закончен, но мы можем заставить Костю заключить новый.
        На несколько секунд за дверью кабинета повисло молчание, нарушаемое лишь жужжанием кондиционера.
        - Он не хочет слушать тебя? - задумчиво поинтересовалась Мария.
        - Именно, - согласился Эдуард. - И компания «Пейнт» ему совсем не нужна.
        - Я знаю, что ему нужно. Меня он послушает.
        Блин, блин, блин, самое время исчезнуть. И как можно скорее. Но только я сделала шаг назад, из кабинета выбежала Мария, обматывая вокруг шеи пестрый шарф. Начальница шла так быстро, что чудом не врезалась в меня внушительной грудью и не снесла меня с ног. В последнюю минуту я успела отскочить к стене, при этом выронив документы.
        Мария идет к Косте? Мозаика из увиденного в интернете, услышанного от Ивана и подслушанного от этой парочки никак не собиралось в цельную, логичную картинку. Что общего может быть у Константина и Марии? Почему она так уверена, что художник послушает ее и вернется в компанию? Зачем он в таком случае сбегал? Для чего вернулся? Сплошные вопросы кружили голову, но одно я знала точно: чтобы решить головоломку, мне нужно поговорить с Константином.
        Я собиралась последовать за Марией, не беря во внимание то, что сейчас разгар рабочего дня. Впервые за долгие месяцы пустоты меня заинтересовало что-то, кроме работы. Чувствую себя Шерлоком Холмсом и Робином Гудом в одном лице. Я не позволю им вновь одурачить Костю!
        Но меня остановил высокий голос с ленивой интонацией:
        - Лучше поздно, чем никогда. Верно, Воронцова? И как давно вы здесь стоите? Знаете, я могу с полной уверенностью предположить, что вы подслушивали мою беседу с Марией Дмитриевной. Не будете отрицать? Или посмотрим видео с камер наблюдения?
        Я застыла, не в силах обернуться.
        Мне конец.
        КОНСТАНТИН
        Ну и утречко. Меня разбудил стук в дверь. Если честно, «стук» - мягко сказано, правильнее сказать, в дверь барабанили. А дверь-то железная, оттого звон разлетался по лофту неприятным звоном.
        Не до конца проснувшись, я слетел с кровати и, глотнув красного полусладкого из открытой бутылки, поплелся искать одежду. В голове стоял туман: я не привык вставать рано, учитывая мой образ жизни, а три часа дня - это рано. Взлохматив волосы, я попытался вспомнить, во сколько лег спать. Вчера я впервые рисовал, поэтому ночь будто бы стерлась из памяти. Холст, карандаш, вдохновение, вино - все, что я помнил.
        Надев спортивные штаны, я не отыскал чистую футболку и отправился на встречу незваному гостю. Плевать, что я с голым торсом - пусть любуется. Интересно, кто мог прийти? Никому из знакомых я не говорил, что вернулся в столицу и поселился на чердаке многоэтажного дома.
        Новая квартира мне более чем нравилась. Пока я путешествовал, то побывал в сотнях мест и жил в разных квартирах, но нигде не чувствовал творческий подъем и уют. А в Москве, до так называемого «бегства», обитал в просторной многокомнатной квартире с дорогим ремонтом и видом на Красную площадь. Любой был бы счастлив, но я казался себе в королевских условиях самозванцем. Я, подписав контракт, год жил чужой жизнью коммерчески успешного художника.
        Скромный лофт, в котором я поселился теперь, достался мне за мизерные деньги и нравился гораздо больше. Я обустроил помещение под свой вкус: двуспальный матрас на полу, низкие тумбочки, барная стойка вместо стола, пара столешниц и табуреток, ржавый холодильник и давно неиспользованная плита - вот и вся моя квартира, не считая дверей в маленькую ванную комнату и на крышу. Я разбросал везде холсты, краски, кисточки, карандаши и другие сокровища художника.
        В такой атмосфере я чувствовал комфорт; процитирую Эйнштейна: «Только дурак нуждается в порядке - гений господствует над хаосом». К тому же квартира находилась на окраине города, недалеко от моего любимого парка с прудом, а на крышу можно было выйти без проблем, чтобы перекурить или посмотреть на редкие для столицы звезды. Я сразу полюбил это место.
        Кому понадобилось тревожить меня? В таком состоянии я никому не был рад. Голова раскалывалась, страшно считать выпитые за выходной бутылки. Я не алкоголик (все алкоголики так говорят, но я умел остановиться), дело в том, что все воскресенье меня преследовал образ Яны. Сначала я сопротивлялся, набрасывал от скуки ее черты и бросал карандаши в дальний угол комнаты: я ненавидел рисовать по памяти, мне необходимы живые эмоции. И я долго искал информацию о Яне. Безрезультатно - я не знал ее фамилию. Ей же, если бы она захотела, найти меня удалось бы проще. «Яна», «рекламное агентство», «девушка» не дало никаких результатов. Но вряд ли Яна искала меня. Я злился, рисовал, снова злился, а образы сероглазой брюнетки приходили в голову, словно яркие видения. В итоге я решил заглушить непонятное состояние алкоголем. Авось, Яна покинет мои мысли. Я редко пил, поэтому на пару бутылок организм отреагировал особенно бурно. А Яну я так и не забыл.
        Потирая глаза и спотыкаясь, я достиг двери, в которую не переставали колотить. И не уходят же! Дверь во всю стену, из железа, поддалась не с первого раза. Я шагнул в коридор и тут же прикрыл лицо ладонью, чтобы не испепелить незваного гостя взглядом, будто я Медуза Горгона.
        - Мать вашу, неужели человек не имеет право на отдых в собственном доме?! - проворчал я, убирая руку от лица. - Что вам надо?!
        - В собственном доме, Костик? Хм... Мило звучит. Но твой дом не здесь.
        Когда я посмотрел на гостя… гостью, то слабо спросил:
        - Мария?
        Я не ожидал, да и не хотел ее видеть. Хотя, чему я удивляюсь, Эдуард не отличался молчаливостью, а благодаря связям сотрудники компании «Пейнт» могли найти меня даже в канализации. Только осторожность, частое перемещение и поддельные документы спасали меня от таких визитов, пока я не принял решение вернуться в Москву. Я был готов к встрече с руководством «Пейнт» и жалел только о том, в каком виде Мария застала меня: сонный, небритый, полуголый, с похмелья.
        Годы никак не повлияли на Марию. Она по-прежнему была красива и сексуальна, пленяла ароматом дорогих духов, томным взглядом карих глаз и внушительным декольте. Черные волосы кудрями спадали с ее плеч, а короткое красное платье подчеркивало привлекательные изгибы тела. Образ соблазнительны дополняли высокие сапоги, белоснежное пальто и шелковый шарф. Принарядилась для встречи со мной? Это разозлило. Неужели за четыре года она не могла найти нового мальчика, который…
        - Эдуард не ошибся, - Мария улыбнулась, разговаривая со мной, как и всегда, медовым голосом. - Годы не изменили тебя, если только сделали горячее. - Она посмотрела на мой голый торс, и я пожалел, что не нашел футболку. - Ты словно дорогое вино, да, Костик? - Мария без приглашения прошла в квартиру, за ней тянулся шлейф «Гуччи» и лжи.
        - Меня зовут Константин, - сказал я, пытаясь не реагировать на широкий вырез ее платья. - Это мое полное имя, и я предпочитаю, чтобы меня называли именно так. Зачем ты пришла?
        - Ну, не злись, - Мария надула губы, на миг она стала чертовски милой, а я вспомнил, за что полюбил ее… когда-то… очень давно. - Я здесь, ты здесь. Какая разница, что будет потом?
        - Большая, - отрезал я, попятившись назад.
        И ей совести хватает приходить ко мне! Флиртовать со мной! После всего…
        - Мне казалось, я ясно выразил в разговоре с Эдуардом свое мнение по поводу компании «Пейнт».
        - Я не Эдуард.
        - Это видно, - без тени улыбки я смотрел на гостью. - У него хватило мозгов понять и исчезнуть. Чего ты хочешь? Чтобы я трахнул тебя? - Я выплюнул слова, вздрогнув. Никогда прежде я не осмеливался разговаривать с Марией в подобном тоне. «Костя» боготворил эту женщину, и сейчас от нее не ускользнули перемены.
        - И все-таки ты другой…
        - Да, я поумнел.
        Мария огляделась, желая присесть, но садиться, кроме матраса и пары ободранных табуретов, было некуда, а это явно ниже ее королевского достоинства. Вздохнув, Мария улыбнулась, а в ее глазах появился недобрый огонек.
        - Что ты несешь?! - возмущенно воскликнула она. - «Трахнуть». Где ты жил последние четыре года? В притоне?
        - Разве я не прав? - скрестив руки на груди, парировал я. - По-моему, этим мы и занимались: я трахал тебя, а ты - мою душу.
        - Что ж, верно, - без прежнего кокетства сказала Мария. - Ты поумнел.
        - Держу пари, Эдуард сказал «нет». Ну? Испробуем мою кровать?
        Холод в моем голосе не вязался с пожаром в сердце. Пять лет назад я так сильно полюбил Марию, что теперь ненависть была всепоглощающей, отравляя мой талант, а также мое настоящее и, вероятно, мое будущее. Мария заставила юношу-художника повзрослеть и стать мужчиной-творцом, она хотела, чтобы я был похож на нее - мечтал о деньгах и власти, - а я сопротивлялся и выбрал лучше сгореть, чем погаснуть. Я стал свободным, но ненависть не отпускала, потому свобода была горькой. Одиночество, отчаянье, боль - это убивало. Спасет ли кто-нибудь мою душу?
        - Константин, я хочу, чтобы ты вернулся в «Пейнт». - Покладистый тон и флирт окончательно уступили деловому тону, Мария перестала скрывать, что вновь собирается меня использовать. Она говорила об этом прямо и серьезно: - Мы терпим убытки, мне даже пришлось открыть другую фирму - рекламное агентство.
        Я скривил губы и посмотрел ей в глаза. Она серьезно?
        - Я серьезно.
        - Убирайся, - я устало покачал головой и поднял с пола бутылку красного вина. - Я серьезно.
        Мария смерила меня взглядом, каким одаривают неразумных детей. Она до сих пор считала: я никуда не денусь и ничего без нее не смогу. Что ж, я приехал чтобы доказать, как она ошибается.
        Мария, вопреки моим желаниям, отправилась в иную от выхода сторону - к холсту с новым рисунком.
        - Эдуард предупреждал, что ты поведешь себя, будто подросток, но я хочу, чтобы ты подумал над моим предложением, - мягко стелила Мария. Я слушал ее, а внутри росло горькое отчаянье. - Мы можем пересмотреть условия, дать тебе больше свободы. Подумай хорошенько, что ты теряешь… вновь. - Она, подобно морской сирене, сладко пропела: - Деньги, возможности, славу и… меня.
        Я открыл рот, чтобы послать ее к черту, но Мария вцепилась длинными пальцами с красным маникюром в холст и изумленно выдохнула:
        - Это же… Это…
        - Никто, - наконец отлепив ноги от пола, перебил я, подбегая к холсту. Вырвав рисунок из рук Марии, я чуть не порвал его. А потом окончательно разозлился и прохрипел сквозь зубы: - Мне не нужно ничего из предложенного тобой. Уходи, или я выставлю тебя отсюда силой.
        Но Мария словно забыла о цели своего визита. Ее взгляд был прикован к портрету в моих руках. К портрету Яны. Получилась зарисовка, черновик, но он был… настоящим. Я вновь смог впустить жизнь в простой лист бумаги. Через столько лет. Страшно представить, каким станет портрет, когда я нарисую его в присутствии Яны. Очередной шедевр от Коэна. И я понял по заинтересованному взгляду Марии, что она увидела потенциал в новой работе. А потенциал для нее - равно кругленькая сумма.
        - Это же Воронцова, - вдруг сказала Мария, чем поставила меня в тупик. Оказывается, дело было не только в деньгах. Мария возмущенно спросила: - Ты знаком с этой девчонкой?!
        - Что? - переспросил я.
        Мария знает Яну? Нет. Откуда?
        - Яна Воронцова. Почему ты нарисовал ее?
        - Какая разница? - пошел я в атаку. Винтики в мозгу крутились, пытаясь выстроить логическую связь всего этого безумия. - Тебе-то что?
        Мария не ответила. Ее губы исказила недобрая ухмылка.
        - Ничего, - она улыбнулась. - Красивая работа. Красивая девушка. Я даю тебе время подумать, Константин. Сделай правильный выбор.
        Развернувшись на каблуках, Мария покинула мою квартиру.
        А я стоял с рисунком в руках и отказывался верить в то, что у Яны и Марии есть что-то общее. Яна не может быть такой. Я, конечно, много раз ошибался в людях, но Яна…
        - Черт! - выругался я.
        Элементарно! Все было подстроено! Яна работала на Марию и решила выслужиться - офисная марионетка. Но Яна умная, она не действовала в лоб, как Эдуард, а заинтересовала меня и проникла в мои мысли, чтобы я, расслабившись, начал творить.
        Сердце заполонили едкие чувства: ярость, обида. Ничего не изменилось. «Пейнт» не оставит меня в покое. Я принадлежал Марии, несмотря на завершение контракта. А Яна, как я думал, не поможет мне. Она такая же. Нет, хуже, потому что умело притворяется. Превосходная актриса!
        Не ведая, что творю, я швырнул рисунок в дальний угол комнаты. Москва вновь стала городом, где мне разбили розовые очки - стеклами внутрь. Мне показалось, прекрасная девушка разглядела мою душу, но… Константина Коэна снова обвели вокруг пальца.
        Схватив бутылку вина, я кинул ее в тот же угол. Послышался звон, и алая жидкость залила изумительные черты лица Яны Воронцовой.
        ЯНА
        Воздух, казалось, покинул комнату. Мне уж точно нечем было дышать.
        - Воронцова, зачем вы стояли у кабинета Марии Дмитриевны?
        Эдуард провел меня в кабинет начальницы и указал на стул, сам же остался стоять у двери, скрестив руки за спиной. В темных глазах и громком голосе Ковалева чувствовалось неподдельное наслаждение происходящим: он упивался моей растерянностью, смущением, позором.
        - Хотела отдать документы, - негромко сказала я, показывая на пустую папку - листы остались лежать на полу коридора. Что-то мне подсказывало: отчет Марию Дмитриевну уже не интересует.
        - Да ладно? - Ковалев в два шага преодолел расстояние между нами и впился в меня взглядом. - Вы подслушивали!
        Я промолчала, изучая свои пальцы. Что бы я ни сказала, Эдуард сделал выводы. Захотелось расплакаться: безумно неприятно, что я оказалась втянута в разборки сбежавшего принца-художника, злой королевы-начальницы и советника-подхалима. Кто я в этой сказке? Хотелось бы остаться зрителем, я по жизни - зритель, но не могу стоять в стороне и наблюдать, как принца-художника опять хотят заточить в башне.
        Эдуард открыл рот, чтобы сказать едкое замечание, но не успел. На весь кабинет зазвенела мелодия из далеких восьмидесятых. Эдик смерил меня недоверчивым взглядом, выхватил из кармана брюк мобильный и отошел к окну.
        Я осталась сидеть, затаив дыхание и нервно отбивая пальцами ритм по пустой папке. Может, Иван придет мне на помощь? Но коллега не спешил врываться в кабинет с криками «Свободу Яночке!», и я сидела на жестком стуле, в этот раз невольно подслушивая разговор начальников.
        - Да! - рявкнул в трубку Эдуард, но тут же смягчился: - Да, Мария Дмитриевна. Да. Что? Как? Не… Я - нет. Вы уверены? - Ох, надо же, при свидетелях они сдерживают теплые чувства.
        Эдуард внимательно слушал Марию. Он натянулся, словно струна, а потом на выдохе воскликнул:
        - Не может быть! Откуда?! - бросил на меня странный взгляд. - Хм… Ладно. Я разберусь.
        Я вжалась в стул, мечтая стать невидимкой. Зачем я осталась подслушивать? И ради чего? Любопытства? Нет, я совсем не любопытная. Это все Константин. Свалился, черт его побери, на мою голову.
        - Что-то случилось, Эдуард Алексеевич? - осторожно спросила я.
        Интуиция подсказывала: ждать хорошего не стоит.
        - Воронцова… - протянул начальник, расхаживая вокруг меня, словно удав вокруг кролика. - С чего бы вас, человека, сотканного из точных наук, стала интересовать живопись? Определенного художника.
        - Аня посоветовала, - выпалила я, не моргая. Не нужно быть ясновидящей, чтобы догадаться, о каком художнике идет речь.
        Я вновь разозлилась на Ивана - если бы начальник не подошел к моему столу, то не увидел бы на мониторе фотографию Кости, а я могла бы сейчас прикинуться дурочкой, что бы Эдуард ни говорил.
        - А почему… почему вы спрашиваете? - Главное, вести себя так, будто я изо всех сил хочу помочь начальству, пусть пока и не понимаю, каким образом. - Я увидела картину и… интересно стало. Вот.
        - Картину? - усмехнулся Эдуард, всем видом показывая, что ни на секунду не поверил мне. - Ладно, отбросим игру в кошки-мышки. Ответьте на вопрос: вам известна цель приезда в Москву Константина Коэна?
        Начальник никогда не отличался чувством такта и здесь ему быстро надоело ходить вокруг да около. Он решил загнать меня в угол, руководствуясь, как раз, игрой в кошки-мышки, потому что я уж точно чувствовала себя мышонком, который попал в мышеловку.
        Мои щеки предательски загорелись, но ответила я твердо:
        - Нет. - Это было несложно: я говорила правду. - Почему вы думаете, что мне известно что-то о Константине… Коэне?
        Эдуард молчал, словно пытаясь понять по моему лицу, вру ли я.
        - Ну… - одернув пиджак, Ковалев усмехнулся и сказал: - Если вам больше нечего сказать… Вы уволены. Предлагаю вам самой написать заявление. Упростить, так сказать, процедуру увольнения.
        Сначала мне показалось, я ослышалась. Насколько же отвратителен Эдуард, раз может уволить меня - одного из самых добросовестных, трудолюбивых, скромных работников - из-за того, что я отказалась помогать в возвращении Константина Коэна в компанию «Пейнт»? При чем тут я? Мы виделись всего раз! Я не соврала на вопрос Эдуарда, тогда почему…
        - Воронцова, вы меня слышали?
        - Вы не имеете права! - закричала я, вскочив со стула. Внутри бурлили, словно лава, ярость и обида. Я редко повышала голос, а вернувшись из Лондона и плакала-то пару раз, заточив эмоции под замок, но, ощутив каждой клеточкой несправедливость, взорвалась: - Вы всегда ставите себя выше других! Да, вы можете распушать здесь хвост, как самодовольный павлин, но вне стен компании… Вы обычный напыщенный петух! А я… я всегда добросовестно выполняла работу, ни разу не опоздала, не совершила ничего ужасного. Это нечестно!
        Эдуард побледнел, шокированный моим поведением.
        Что до меня, я почувствовала легкость внутри, словно с плеч упала лавина. Приятно было на несколько минут перестать держать все в себе. От бури эмоций я рассмеялась, а потом замолчала. Что я натворила? Теперь меня точно уволят.
        - К-хм… - пришел в себя Ковалев. - Сегодня вы не принесли отчет в указанный срок, - Эдуард с трудом сдержал улыбку. - Ах, да, вы его вообще не принесли! - начальник усмехнулся, помня, что отчет я принесла, только Ковалев не дал мне собрать разлетевшиеся листы и положить их на стол Марии. - Поэтому, Воронцова, - невозмутимо продолжил Эдуард, - вы свободны. Зарплату за этот месяц вам выдадут. Всего доброго.
        На ватных ногах я вышла из кабинета. Внутри меня вновь зияла дыра, приправленная стыдом и злостью. Но злость была устремлена не на подхалима Ковалева или стерву Марию, а на Константина Коэна, который, того не ведая, разрушил мою жизнь.
        А он мастер в этом: сначала свою пустил под откос, теперь за мою принялся. Головой я понимала, что художник ни в чем не виноват. Мы оба ни в чем не виноваты. Но от этого не становилось легче. Я потеряла любимую работу, в которую могла спрятаться, как в уютный кокон. Работа - единственное, что спасало меня от призраков прошлого. Теперь… Что будет со мной теперь?
        От Коэна одни проблемы. Навряд ли он поможет мне побороть страхи и забыть прошлое. Он делает только хуже. Надеюсь, он одумается и уедет из Москвы. Потому что никакой «свободы» не существует. Мы всегда тащим за собой груз воспоминаний.
        Глава 4
        Москва, пять лет назад
        Старый Арбат - любимое место многих художников. Здесь песни уличных музыкантов не смолкают до глубокой ночи, а ветхие здания соседствуют с современными барами. Эта широкая улица в центре Москвы не сразу понравилась приезжему парню. Константин первую неделю прятался в углу, у стены Цоя, прижимая к груди мольберт и кисточки - вдруг отберут - и краснел от смущения. Но в столице все было иначе: если в поселке смеялись над его «глупым увлечением мазней», то в Москве на Костю никто не обращал внимания. Застенчивый юноша так и не решился предложить вечно-куда-то-спешащим-москвичам свои картины.
        Костя приходил на Арбат и раз, и два, и три. Всегда он возвращался в хостел ни с чем. Однажды один уличный художник сжалился и пригласил Костю расположиться рядом. Вскоре этот художник сильно пожалел: все клиенты, будь то любители живописи или случайные прохожие, ничего не смыслящие в искусстве, уходили к Константину. Через несколько недель Костя почувствовал каждой клеточкой, что значит «предназначение».
        Сегодня, пятого сентября, исполнилось три месяца, как Костик из провинции стал Константином Коэном - лучшим художником на Арбате. Погода стояла чудесная, музыканты играли что-то из репертуара группы «Звери», прохожие часто останавливались около стенда с картинами. А юноша рассматривал красный берет, который ему подарил Питер Монро - товарищ и тоже «арбатский» художник.
        Питеру (вернее, Пете Иванову, в след за которым Костя решился на иностранный псевдоним) было двадцать шесть, он всю жизнь перебивался случайными заработками и никогда не унывал. «Не в деньгах счастье, Константин, а в свободе!» - повторял Питер, сверкая голубыми, подобно ясному небу глазами.
        Питер подарил Косте берет со словами, что любой уважающий себя художник должен носить этот парижский аксессуар - сам Монро красовался в темно-синем, прилично полинявшем берете. Константин любил Питера как родного брата. Также Костя восхищался талантом друга: Питер рисовал авангардные картины и не собирался прогибаться под систему, несмотря на то что его картины редко покупали. Питеру нравилось творить и находиться в обществе художников - остальное приложится, как говорил он сам.
        Константин нацепил берет и покрутил зеркало, рассматривая отражение: яркий цвет отлично сочетался с золотыми волосами и загаром. Коэн словно вернулся из Франции, где представлял свою выставку. Он был рад тому, что головной убор прибавил ему пару лет: не хотелось выглядеть в глазах окружающих мальчишкой. Его ждет великое будущее - он это знал.
        - Спасибо, солнышко. Отличная работа, - похвалила Костю пожилая женщина. Она с обожанием посмотрела на художника, потом перевела глаза на рисунок - пушистый кот с довольной мордой - и вновь радостно заохала.
        Ну а пока парень рисовал котов. Константин сбился со счету, сколько четвероногих пушистиков у этой дамы и какого он рисовал на этот раз.
        - Солнышко опять сорвал джекпот, - спародировал скрипучий голос женщины Питер, когда та ушла. - Так держать!
        Костя кисло улыбнулся. Ему хотелось взвыть от скуки, но сдерживали мысли о том, что когда-нибудь мимо пройдет известный критик и, остановившись, восхитившись, предложит контракт на личную выставку. Константин искренне не понимал, почему люди подолгу разглядывают его картины, восторженно шепчутся, но платят копейки. Что надо сделать, чтобы его восприняли всерьез?
        - Миша, быстрее иди сюда!
        Сквозь громкую музыку, разговоры прохожих, щебет птиц и шум машин Константин услышал женский голос. Коэн обернулся и застыл с кисточкой в руках.
        К Косте направлялась молодая пара: брюнетка тянула за руку скучающего молодого человека. Но о спутнике этой дамы Константин сразу забыл. Коэна поразила красота незнакомки: волосы черные, словно уголь, глаза большие, темные, а фигура изящная и гибкая, как у танцовщицы. Брюнетка почудилась Константину идеальной, неземной. Но красивая девушка даже не посмотрела в сторону Кости. Она подошла и сосредоточено изучила его работы, приподнимая тонкие черные брови.
        Юный художник приоткрыл рот, также рассматривал притягательную брюнетку. Аромат сладких духов вскружил парню голову. Не испытывая прежде ничего подобного, Константин не знал, что ему делать; он не предложил нарисовать брюнетку, не рассказал о свои картинах, а лишь молча любовался нестандартной восточной красотой.
        - Мальчик, ты слышишь меня?
        Константин моргнул. Пока он разглядывал незнакомку, она закончила смотреть его работы и, поправив длинную красную юбку, смотрела Коэну в глаза… с желанием? Константин покачал головой. Совсем на солнце перегрелся. Да, он вызывал - вернее, его работы - восхищение, но желание…
        - Нарисовать вас? - выпалил Константин.
        - Мария, - такой же смуглый и черноволосый спутник девушки, вероятно, ее брат, вздохнул и закатил глаза. Ему неинтересно было ни искусство, ни Костя. - Нам пора.
        - Подожди, - весьма грубо ответила Мария и вернулась к Константину, который продолжал стоять, сжимая в руке кисточку. - Мальчик, как давно ты рисуешь? - обратилась к нему брюнетка, словно к пятилетнему ребенку.
        Константин ощутил во рту горечь - он-то восхитился Марией как женщиной, а для нее он лишь «мальчик». Но Костя через силу улыбнулся. Голос Марии звучал ласково и мелодично, ему это нравилось.
        - С трех лет, - ответил художник.
        - Замечательные картины! - Мария потерла руки и улыбнулась. - Ты здесь в выходные развлекаешься, верно, мальчик?
        - Спасибо, мне приятно, - Константин не сразу заметил, что кисточка выпала из его ладони, которая стала липкой, да покатилась к ногам Марии. - Я здесь работаю. Меня зовут Константин.
        При близком рассмотрении Мария оказалась старше, чем Костя подумал: он увидел лучики-морщинки вокруг ее глаз. Но возраст женщину ничуть не портил. «Она похожа на Монику Белуччи с ее томным взглядом, красивым лицом, женственными изгибами тела», - подумал художник.
        Мария совсем перестала замечать спутника, она подошла к Константину: на губах Коэн ощутил ее дыхание. Костя был выше Марии, но она будто возвышалась над ним, поражая его волю восточной красотой.
        - Ты же понимаешь… эм…
        - Константин, - подсказал он, непрерывно смотря в черные глаза Марии. Ее голос звучал волшебной флейтой, за которой хотелось идти.
        - Понимаешь, Костя, такой талант грех зарывать в землю, или, в данном случае, хоронить на Арбате, - она коснулась пальцем щеки Коэна, сладко улыбаясь. - Хочешь, покажу тебе новый мир? Ты заработаешь миллионы, при этом занимаясь любимым делом.
        Разве он мог отказаться? Да предложи она всего рубль за общение с ней, он бы, не раздумывая, согласился. Константин закивал, не веря удаче. Вот она! Его ожившая мечта. Еще лучше, чем в фантазиях - там он представлял в роли художественного критика пузатого манерного мужчину, как и следует тому выглядеть по стереотипам. Мария же оказалась мечтой не только в профессиональном плане, но и идеалом женщины.
        Константин активно закивал и даже не поправил новую знакомую, не сообщил ей, что ненавидит сокращение своего имени. Хорошо, он будет «Костей». Будет кем угодно для нее. Художником. Мальчиком. Он сделает все, что она ему скажет.
        Рассматривая брюнетку, Константин кивал и кивал. Берет съехал на бок, а через мгновение головной убор и вовсе упал на асфальт. Как глупо! Детский маскарад! Костя надеялся, Мария не будет над ним смеяться. Она и не собиралась, она взяла юношу за руку: ее ладонь была теплой и нежной. Константин радовался, что Мария ведет его в новый мир.
        В мир, где ему предстояло потерять себя и сломаться.
        Москва, наши дни
        ЯНА
        Сегодня я пришла на мост первой. Первой? С какой стати я решила, что Константин придет? Наверное, я надеялась. И, несмотря на обиду, хотела его увидеть. У меня было много времени, чтобы подумать над произошедшим, пока я бродила по тихим московским улочкам. Да, я считала увольнение катастрофой, хотя понимала, что для большинства потеря работы - не конец света. Константин ни в чем не виноват. Но для меня офисная жизнь означала стабильность, которую я в силах контролировать, а контроль - это спокойствие. На другой чаше весов желанная, но пугающая «свобода».
        Облокотившись руками о перила моста, я рассматривала свое отражение на зеркальной глади бледно-голубого озера: заплаканная, испуганная, безработная. Но… вдохновленная. Константин Коэн напомнил мне: я жива и могу чувствовать. Столько эмоций, что я испытала за эти дни, я не испытывала давно! Очень и очень давно.
        - Что ты здесь делаешь?
        Я вздрогнула скорее от близости, чем от неожиданности.
        Константин подошел и стоял рядом, касаясь плечом моего плеча. На художнике было черное пальто из грубой шерсти, в зубах дешевая сигарета с гвоздикой, а в левой руке - бутылка пива. Синяки под глазами, легкая небритость и, самое грустное, на его губах не было улыбки.
        По моему телу пронеслась дрожь, а дыхание перехватило. Вцепившись в перила моста сильнее, я попыталась ответить спокойно:
        - Этот мост общий. Он такой же твой, как и мой.
        Хриплый смешок.
        Меня словно током дернуло - харизма в любом его жесте!
        - Я не претендую на этот мост, - Костя положил ладони на перила. Он не спеша курил и смотрел вдаль, избегая моего взгляда. Его глаза были другими, холодными. - Повторю вопрос: что ты здесь делаешь?
        - То же, что и ты, - с наигранным безразличием отрезала я.
        - Собираешься выпить пива, а потом утопиться в пруду? - вполне серьезно поинтересовался Константин и отсалютировал бутылкой. - А я думал, один такой…
        - Хватит! - Я оттолкнулась от перил и отошла на безопасное для него (или меня?) расстояние.
        Коэн вел себя расслабленно, но с явным раздражением. Ему-то что обижаться? Это он поломал мне жизнь.
        - Да с чего бы тебе убиваться, Яна? Шикарно, небось, живешь…
        Это стало последней каплей. Что он мог знать о моей жизни?!
        - Прекрати ломать комедию, Коэн! Из-за тебя страдают люди! Неужели трудно повзрослеть?! - Защипало глаза, и я добавила, стараясь не разреветься: - Сам разбирайся со своими проблемами. Не надо втягивать меня! Я ни в чем не виновата!
        - Ошибаешься! - перебил Константин громким голосом. - Все из-за тебя! Я думал… черт возьми, я думал: о, впервые нашел человека, который понимает меня, которого интересую я сам, а не мои таланты или деньги. А ты такая же! Как Мария, как Эдик… Нет. Ты хуже! - Костя ударил кулаком по перилам. - Мария не строит из себя пай-девочку! - Он с силой затушил сигарету о перила и выругался.
        - Правда? - ошарашенно переспросила я. - Каким образом у нее получилось очаровать тебя, «не такой как все художник»? Или ты без ума от бездушных стерв?! - выкрикнула я, чуть не плача. - Тогда нам действительно не по пути! Я тоже думала, это приведет к чему-то хорошему! А в итоге из-за ваших интриг я лишилась работы.
        Константин изменился в лице:
        - Ты не за одно с Марией?
        Мне всерьез захотелось его стукнуть.
        - Она моя начальница в рекламном агентстве. Была. И я много нового узнала о тебе, Константин Коэн из компании «Пейнт»! - пропустив сквозь стиснутые зубы воздух, я пробормотала: - За это и поплатилась должностью… и спокойствием.
        - Ты не дружишь с Марией? - недоверчиво уточнил Константин.
        - Нет, - я засмеялась над абсурдностью его вопроса и объяснила: - Она уволила меня. Вернее, это сделал Эдуард, но я уверена…
        - Ты и Ковалева знаешь? Хм… Это случилось днем?
        Я кивнула.
        - Вот стерва… - пробормотал Константин и полез в карман пальто за новой сигаретой. - Да, наверное, ты права и в произошедшем виноват я.
        - Они думают: я в курсе, зачем ты приехал в Москву. А я понятия не имею зачем!
        - Я тоже, - спокойно ответил Константин.
        - Из-за нее, - подсказала я.
        - Ты не понимаешь, о чем говоришь, - в его голосе сквозило отчаянье. - Такие люди, как Мария… От них сложно уйти. И я… В общем, я пришел попрощаться. - Константин обвел взглядом пруд. - С этим местом. И с тобой, наверное… - Он сделал глоток пива и тихо добавил: - Мне нужно уехать из Москвы, а лучше из России. Зря я вернулся.
        На меня словно вылили ведро воды. Константин убрал сигарету в карман, отвернулся и, чуть сутулясь, пошел по мосту, размахивая бутылкой. Вот так просто? Он приехал, перевернул мою жизнь и собирался исчезнуть? Я вздрогнула, ощутив пустоту. И страх. Как мне быть? Куда двигаться? От паники сдавило легкие. Едва знакомый человек стал ближе и понятнее подруг, и то, что я могу потерять его… потерять шанс на свободу…
        - Подожди!
        Константин обернулся.
        - Подожди, - повторила я, догнав его. - Послушай…
        - Не надо меня останавливать, - он ледяным тоном оборвал мою речь и вновь сделал глоток из бутылки. - Соболезную насчет работы.
        - Нет, я…
        - Плевать мне, что «ты»! - выкрикнул Коэн, отшатнувшись. А я и не заметила, что подошла так близко. - Может, я поведу себя как мальчишка с уязвленной гордостью, но я не хочу слушать тебя! Оставь меня в покое! Ради чего, позволь узнать, мне оставаться? Чтобы акулы из «Пейнт» донимали меня? Или другие компании? Или мне вернуться на чертов Арбат и рисовать котиков до старости? В Москве у меня нет будущего.
        Но я была настроена решительно. Я приняла эмоциональность и вспыльчивость Константина. Он, истинный творческий человек, все чувствовал острее, принимал близко к сердцу. И я видела в его глазах: сквозь злость и отчаянье пробивалась просьба о помощи. Костя нуждался во мне не меньше, чем я в нем. Мы были нужны друг другу - две песчинки из разных миров. Мы запутались, боялись довериться своим желаниям, но, возможно, доверимся друг другу.
        - У меня тоже нет будущего в Москве, - тихо ответила я, пытаясь поймать его руки. - Но если мы… если ты… Ты очень талантлив.
        - Да? - он подавился воздухом, закашлялся и запустил пальцы в светлые волосы. Взъерошил волнистые пряди и гневно продолжил: - Знаешь, сколько раз мне говорили о таланте? Она говорила. Ты даже представить не можешь, сколько! Я проклят. Проклят, понимаешь? Этот талант… контракт… Я продал душу дьяволу.
        - Они не достанут тебя, если ты не позволишь. Мария не тронет тебя.
        Секунду Константин молчал, недоверчиво щурясь.
        - Да, - выдавил он, глотнув пива. - Ты права. Я не позволю.
        Взгляд Константина опустился на мои губы: он долго смотрел на них, а я смотрела на него. Мы молчали. Время замерло. Только наше дыхание и журчание воды нарушало тишину в безлюдном парке.
        - Хочешь… поцеловать меня? - слова вылетели изо рта быстрее, чем я успела прикусить язык. Но я не жалела. Я ни о чем не жалела, что касалось Кости Коэна. Вероятно, это первый шаг к свободе.
        Константин усмехнулся и подошел ближе, отчего я собиралась по привычке отстраниться, но не смогла. Не захотела. Один уголок губ художника приподнялся, образуя кривоватую улыбку.
        - Черт возьми, да!
        Я не успела ответить или смутиться. Костя наклонился ко мне, и я почувствовала его губы на своих. Осторожно, будто пробуя на вкус, он целовал меня, окутывая ароматом терпкого одеколона, сигарет и пива. Рука мужчины обвила мою талию, и расстояние между нами сократилось. Было сладко, волшебно, приятно. Голова кружилась. Я не заметила, как стала углублять поцелуй, положив руки Коэну на шею и запустив пальцы в золотистые локоны его волос.
        Из осторожного и наполненного нежностью, поцелуй стал превращаться во что-то страстное.
        Бутылка выпала из пальцев Кости и разбилась о мост, но художник проигнорировал звон стекла. Свободную теперь руку он запустил в мои волосы, прижимаясь сильнее. Сейчас передо мной не вспыльчивый парень, каким Константин казался из-за своего поведения, а взрослый мужчина - он знает, чего хочет. Если он в самом деле покончил с компанией «Пейнт», то добился свободы, а значит, добудет свободу для меня.
        Костя оторвался от моих губ и довольно улыбнулся. По моему телу прошла дрожь. А дело ли только в поисках свободы?..
        - Что касается твоей работы… - Он подвел нас к краю моста. Опершись ладонями о перила с двух сторон от меня, Константин положил подбородок мне на плечо, и я почувствовала у своего уха его горячий шепот: - Пошли они.
        Я закусила губу, с трудом подавив стон. В голову без спроса лезли пошлые мысли. Костя стоял так близко, и я могла чувствовать спиной его горячую грудь… и не только грудь. Эта близость будоражила все внутри и, как ни странно, вовсе не пугала.
        - Нахер их всех, - вновь прошептал Константин.
        Я усмехнулась. Он привык жить здесь и сейчас, не задумываясь о будущем. Мне же необходим план и уверенность в завтрашнем дне.
        - Я серьезно, - Константин отстранился и развернул меня к себе. Смотрел строго, но в зеленых глазах плясали чертята. - Я их послал и счастлив.
        - Ты врешь, - пробормотала я.
        - Нет. Эдуарда я послал в пятницу, сегодня днем - разобрался с Марией. А сейчас - мысленно послал их обоих. - Он запустил руку в карман пальто, а вторую оставил на моей талии. - Не против, если я закурю?
        Я покачала головой.
        - Так вот, - прикурив, Константин протянул сигарету мне. Я сделала затяжку. А он прав - в дешевых сигаретах есть особое очарование. Главное, не курить часто. - Давай, Яна, пошли их. Это и будет твой первый шаг к свободе.
        Как он догадался, что мне нужна свобода? Наверное, желание изменить унылую жизнь отразилось у меня на лице. В любом случае его слова подействовали, как призыв к действию.
        - Хорошо, - кивнула я и тихо пробормотала: - К черту.
        - Громче! - Константин разомкнул руки и, отобрав у меня сигарету, рассмеялся. Его глаза загорелись. - Пусть весь мир знает: Яна Воронцова посылает свое прошлое, свои переживания, своих дебильных работодателей к черту!
        Он успел напиться?
        - К черту! - крикнул Константин, словно помогая мне решиться. - «Сейчас или никогда! Я не собираюсь быть просто лицом в толпе. Ты услышишь мой голос, когда я громко прокричу!»[5 - Bon Jovi - It's My Life] - Он снова пел: сипло и фальшиво.
        Наверное, мне передалось его дурашливое поведение, но и я закричала, перегибаясь через перила:
        - К черту! К черту! - мой крик эхом разлетелся по чаще парка.
        - Всех! Пошли они! - подхватил Константин.
        Он легко переключался из страстного и нежного мужчины в эмоционального и независимого мальчишку. Я восхищалась Константином Коэном: в любом образе - искренность.
        - «Это моя жизнь!»[6 - Bon Jovi - It's My Life] - орал художник. - И плевать! Слышишь, Яна? Плевать на всех! Они не отнимут это! Никогда не отнимут у меня свободу!
        Я залилась смехом, откидываясь назад. Его сильные руки подхватили меня за талию и притянули к себе. Я повернулась к Константину лицом и, положив руки на его плечи, поцеловала в чувственные губы. Первая. За столько лет я целовала мужчину сама. Захотела целовать.
        Внутри меня будто образовался воздушный шар, который поднимал выше и выше над землей, оставляя проблемы и невзгоды очень далеко.
        Константин переместил губы на мою щеку, потом коснулся губами моей шеи, участив дыхание и сбив пульс. Хорошо. Мне с ним хорошо.
        Вдруг, вспышками в темноте, кадры из прошлого.
        - Нет, - сорвался с моих губ жалостливый полушепот. Я уперлась руками в грудь Константина, оттолкнув изумленного художника.
        Не он. Со мной был не он, а…
        - Яна?
        - Пожалуйста… не надо.
        Константин отстранился, обеспокоенно глядя на меня. Читает, словно открытую книгу. Скажет сейчас что-нибудь, что попадет в самое сердце. Разгонит, как тучи, старые тревоги. Но Костя молчал.
        Я закусила губу. На языке чувствовалась металлическая на вкус кровь.
        - Прости, - сказал Костя. - Я хотел… Не знаю. Забыть все.
        Я не ждала признаний в любви или хотя бы слов о том, что ему симпатична, но, услышав такой ответ, почувствовала себя вещью. Будто я была сигаретой, с помощью которой он снимал стресс. Но следом меня уколола совесть, прогоняя всякую обиду. Я хотела, чтобы Константин помог мне, и мне не нужно продолжение. Я не хотела продолжения. Я боялась.
        - Прости, - повторил он.
        - Мне нужно идти, - стараясь не смотреть на его растерянное лицо, пробормотала я. - Рада, что мы все выяснили.
        - Яна, - он ухватил меня за руку, прожигая кожу теплыми пальцами. - Мне хочется показать тебе мой мир. Ну, вдруг ты захочешь… Продолжить.
        Я замерла, наслаждаясь ощущениями тепла в своей ладони. Нет, я не могу ошибиться. Между нами что-то есть. Искра. Дело в том, что на данный момент ни я, ни он не хотим в этом признаться.
        - Конечно, - прошептала я. - Встретимся завтра на том же месте.
        - В то же время, - закончил Константин, улыбаясь.
        Я не ответила.
        Теперь я безработная, и мысль о том, что придется провести целый день наедине с собой, до дрожи пугала. Последние четыре года я только и делала, что бегала от самой себя: я работала, училась, помогала подругам - все что угодно, лишь бы перестать думать о жизни в Лондоне. Существование по расписанию не оставляло времени на самокопание. А тут судьба предоставляет мне все условия для воспоминаний о старой ране. Но я не готова.
        - Яна?
        Я подняла голову и посмотрела на Костю с мольбой во взгляде.
        Ты хорошо чувствуешь меня, ты понимаешь…
        - Если хочешь, - начал Коэн негромко, - можем встретиться раньше и пообедать. Как насчет итальянской кухни?
        Он читает мои мысли! Он меня насквозь видит!
        - В два? - убрав прядь волос с моего лица, спросил Константин.
        Вспомнив о неестественном распорядке дня свободного художника, я поняла, что он идет на великий подвиг, поэтому поспешила согласиться.
        - С удовольствием. Запиши мой номер.
        - Отлично, - на его лице появилась улыбка. - Тебя проводить?
        - Нет, - чувствуя, как щеки начинают пылать, промямлила я. - Мне недалеко. Спасибо… Спасибо за встречу. И за приглашение пообедать.
        - Оденься завтра удобно, - кивнул на мою юбку и каблуки.
        Я смущенно улыбнулась в ответ.
        Константин помялся с ноги на ногу, потом поцеловал меня в щеку и зашагал прочь, напевая очередную песню Bon Jovi.
        КОНСТАНТИН
        «Каждый раз, когда я смотрю на тебя, детка, я вижу что-то новое, что восхищает меня больше, чем раньше, и делает тебя еще желаннее»[7 - Bon Jovi - All about Lovin' You], - напевал я, удаляясь прочь от моста.
        Губы горели, в голове калейдоскопом из воспоминаний показывались картинки сегодняшнего вечера. В груди трепетало что-то горячее.
        Мне не хотелось влюбляться в Яну. Мне не хотелось влюбляться. Мария выжгла мое сердце, и я не рассчитывал, что способен на теплые и трепетные чувства. Тот факт, что рядом с Яной я был живым, ставило меня в тупик. Я четыре года топил свое сердце в похоти, алкоголе, никотине и злости. Я только и делал, что убивал любые чувства, стоило им возродиться во мне, подобно фениксу. Я едва не сломал себе пальцы, дабы не рисовать, но знал - потребность осталась и жгла изнутри раскаленным железом. Но Яна… Ее образ вернул мне вдохновение, ее поцелуй - воскресил меня. Она, того не ведая, лечила мои раны.
        Я у Яны в долгу, и помочь ей почувствовать свободу - самое меньшее, что я мог сделать для нее. Я уверен: Яну что-то гложет, съедает изнутри, уничтожает по крупинкам. И я надеялся, эту рану можно вылечить свободой. Иначе придется браться за тяжелое оружие - любовь.
        Глава 5
        КОНСТАНТИН
        - Я посплю у тебя?
        Питер взъерошил темные кудри и, приоткрыв рот, уставился на меня заспанными глазами. Его удивление сменилось обидой.
        - И тебе привет, Константин. С возвращением, хотя я и знать не знал, что ты в Москве. Спасибо, что позвонил, обрадовал… Ах, черт, ты ведь не звонил, а просто заявился на мой порог спустя четыре года молчания!
        Я, игнорируя сарказм друга, просочился в коридор его «двушки». Питер недовольно цокнул языком, но усмехнулся. Этот парень не умел долго злиться. Он закрыл за мной дверь и съязвил:
        - Добро пожаловать.
        После встречи с Яной я несколько часов бродил по центру города - вдохновлялся, рисовал, думал. А потом, в приподнятом настроении, поехал на станцию метро «Новогиреево», искренне надеясь, что Питер Монро никуда не переехал.
        Мне тяжело далась разлука с другом, но я боялся ему звонить: Мария наверняка подняла все связи, чтобы найти меня, поэтому я сменил на четыре года не только адрес и имя, но и номер телефона. Теперь же… я не боялся. В голове прочно поселились слова Яны: «Они не достанут тебя, если ты не позволишь». Не позволю.
        У Питера узкое, бледное лицо, светло-голубые глаза, а губы тонкие, вечно улыбаются - оттого невозможно разобрать истинное настроение художника, - волосы черные, с проседью; тело худое, угловатое. Друг ничуть не изменился, лишь постарел - в уголках глаз добавилось лучиков-морщинок. Квартира Монро также осталась неизменной - много хлама и стойкий запах гуаши.
        Я почувствовал здесь спокойствие, будто вернулся домой.
        Питер все еще смотрел на меня с неприкрытой, но явно напускной обидой. Улыбнувшись уголком губ, я заключил друга в крепкие объятия. Питер замешкался, но в итоге обнял меня в ответ.
        - Придурок, - проворчал он.
        - Я хотел позвонить, - сказал я, виновато улыбаясь, - но…
        - Не бери в голову, - Питер махнул рукой. - Операция «Исчезновение из цепких лап Марии» прошла успешно?
        - Типа того.
        - Уже почтила тебя визитом и пообещала небо в алмазах? - поинтересовался друг таким тоном, словно знал ответ, но решил уточнить. - Разувайся. - Он указал на смешные тапочки с заячьими ушами. Интересно, чье это розовое-пушистое недоразумение? Питер до сих пор с Катей?
        Друг ушел на кухню. Там щелкнул и начал закипать чайник. А я, отказавшись от тапочек, босиком прошлепал в ванную. Пока мыл руки, рассматривал в зеркале самого себя: усталый, но счастливый, зеленые глаза горят. Влюбился, Коэн? Я засмеялся, не отрицая этого, и, завернув на маленькую, но уютную кухоньку в светлых тонах, спросил:
        - Скажи, Монро, я был плохим парнем и разбудил тебя?
        Питер глянул на часы - уродливые золотые стрелки показывали второй час ночи - и расхохотался, видимо, вспомнив: пока мы были уличными художниками и жили вместе, друг никак не мог привыкнуть к моему необычному распорядку дня.
        - Я, честно говоря, недавно лег, - Питер выдавил улыбку и разлил по чашкам кипяток. Я положил в свою пакетик зеленого чая (Питер признавал только зеленый чай) и кивнул, поощряя продолжать. - Катя опять ушла ночевать к Лене, - вздохнул Монро. - Сказала: я никчемный маляр.
        - Какой раз она говорит это, но все равно возвращается?
        Меня приятно согрела мысль, что, несмотря на разногласия, Петя и Катя не разошлись. Они были взбалмошной, творческой парой. И определенно друг друга стоили.
        - Сорок восьмой, - не оценив моего веселого тона, ответил художник. - Зачем я женился на поэтессе?
        - Любовь зла…
        - Катя не коза!
        - Она вернется, - я потрепал друга по плечу.
        Именно сейчас мне хотелось верить в любовь, ведь вчера я впервые за столько лет чувствовал счастье. Я машинально облизал губы, вспоминая сладкий поцелуй с Яной. В том поцелуе была давно забытая мною нежность.
        - Опа! Коэн влюбился!
        - Что? - я дернул рукой, чудом не свалив со стола чашку.
        - Ага, - Питер злорадно ухмыльнулся, словно мстил за мое многолетнее молчание, и за отсутствие звонков, и, наверное, за мою идиотскую улыбку. - Не в Марию, надеюсь? - уточнил друг, с хлюпающими звуками выпив чай. - Второго внезапного исчезновения я не выдержу.
        Питер был самым близким человеком для меня, но даже ему я не хотел рассказывать про Яну. Может, расскажу позже. Иногда мне казалось, что встречи с ней - мои сладкие видения обезумевшего от горя художника.
        - Так… Зачем ты вернулся? - друг понял, что я не готов раскрыть тайны своего сердца, и поспешил сменить тему. В его вопросе сквозил другой: «Останешься ли ты?»
        Я, размышляя, гонял по кружке заварку. Ох, я постоянно спрашивал себя о причинах возвращения. Например, когда истек срок контракта и я сел на поезд до Москвы; и когда сошел с перрона на Киевском вокзале; и когда пришел в парк и встретил Яну; и когда вновь столкнулся с Марией…
        - Константин?
        - Они отняли у меня все, - сказал я. - Деньги, заработанные с продажи картин - всех картин, не только которые я продал от лица «Пейнт». Они забрали мое имущество: квартиру в центре Москвы, дом родителей в деревне, вещи Димы… - Когда я упомянул брата, слова перестали выходить из моего рта. Я запнулся и уставился взглядом на сколотую по углам плитку на полу кухни. - Забрали все, чтобы погасить неустойку за нарушение контракта. Я свободен, но я… У меня ничего нет.
        Питер не ответил. Он встал, подошел и положил руку мне на плечо. Слегка сжал, а по моему телу растеклось тепло. Я не один, не один, не один.
        - Вернулся повидаться с тобой, - криво улыбнулся я, взглянув на друга. Тот скорчил гримасу, отчего кожа на его впалых щеках натянулась гармошкой. - И хотел доказать, что смогу приехать в Москву с высоко поднятой головой. - Вскочив с табурета, я хлопнул в ладоши и закричал: - Представляешь, они приходили ко мне, а я их послал! Обоих послал!
        Питер одобрительно закивал, но в его голубых глазах я увидел плохо скрытую печаль. Он знал кое-что еще: хотел, но боялся спросить. Поэтому я вздохнул и прервал его муки:
        - Нет, к нему я не ходил.
        - А пойдешь? - осторожно, словно ступая по тонкому льду, уточнил Монро. - Константин, тяжело это…
        - Пойду, - эхом ответил я.
        Мы помолчали. Питер сел обратно на табурет и допил чай. Я к своему не притронулся. Потери всегда остаются ранами на душе и воспаляются, стоит заговорить о них. Я вспомнил Яну - мне нужно что-то хорошее в моей жизни. А она - очень и очень хорошее.
        - Ладно. Спать пора. - Я поднялся. - На диван?
        Питер кивнул, погруженный в мысли.

***
        Утром друг снова был веселым и бодрым. Он прибежал в гостиную, кинул в меня подушку и пропел:
        - Коэн, Коэн, открой глазки! Как спалось?
        - Издеваешься? - я размял затекшую спину и последовал за Питером на кухню. - Сам пробовал спать на чудо-диване?
        - Я знал, что больше всего на свете ты скучал по моему диванчику! - в голосе Питера я не уловил долю иронии и насторожился. Ему действительно по вкусу то темно-зеленое нечто с выскакивающими пружинами? Но Питер выглядел довольным, видимо, понял: Катя обязательно вернется, как всегда. - Бутерброд будешь? - спросил друг.
        Я состроил гримасу, словно меня тошнило.
        - Да что? - изумился Питер.
        - Не хочу портить свою фигуру, - сказал я фирменную фразу Кати. Хотя ей фигуру не испортить - худенькая, как самая тонкая кисть в наборе.
        Реакция Питера не заставила ждать: в меня полетели зубочистки.
        - Ладно-ладно, - я выставил руки вперед, показывая, что сдаюсь.
        - Кретин, - Питер кинул на стол передо мной сомнительного качества бутерброд в целлофановом пакете. - Взрослей.
        - Не хочу, - ответил я. - Ответственность и свобода - антонимы.
        - Ох, свобода, - Питер закатил глаза, сел на табурет и принялся разворачивать свой бутерброд. - Кстати, о вчерашнем разговоре. Колись насчет новой музы. Как зовут? Где познакомились? Давай, лучше расскажи мне, а то Катька придет и будет выпытывать все детали биографии твоей таинственной незнакомки - уйдешь отсюда к вечеру!
        - Продукт высокой калорийности напрочь убьет твою сексуальность!
        Еще одной фразы в духе Кати художник не выдержал. Он скучал по любимой жене, боялся ее потерять, а я его провоцировал. Поэтому не сильно удивился, когда такой же, как я, вспыльчивый и ранимый творец выпалил:
        - Да кто бы это ни был, смотри, чтобы не обдурил тебя, как Мария! Я знаю, провести с тобой подобное легко! - Питер понял, что перегнул палку, и тихо добавил: - Прости.
        Но я не слышал его. В голове стоял шум и неразбериха. Меня не особо задело то, что провести меня вокруг пальца легко - я был наивным идиотом, признаю это, - но сравнение Яны и Марии… Вот что вывело меня из равновесия. Вчера я допустил эту ошибку и до сих пор чувствовал вину.
        Питер с беспокойством в глазах ждал моего ответа, но я молчал. Не было ни сил, ни желания ругаться с лучшим другом.
        Я начал первый, я и виноват. Нужно уходить, пока не сотворил какую-то глупость. Я молча встал и направился к выходу из квартиры. Питер остался сидеть. Он знал - успокоюсь, приду сам. Мы обнимемся и забудем эту сцену.
        На улице я уже не злился на Монро и был в прекрасном расположении духа. Грела мысль о скорой встрече с девушкой, что спасает мою душу, и о диком мире, в котором я давно не был.

***
        Я зашел домой, переоделся, изучил карту, отправил Яне смс и теперь направлялся в сторону «Монте». Необычное кафе - необычное для меня - с пастельной цветовой гаммой, симметричным расположением столиков и изысканным меню. Здесь идеальная музыка, официанты и даже посетители. Воровато оглядевшись, я сел за свободный стол.
        Яна, в отличие от меня, будет смотреться в кафе гармонично, учитывая ее правильные черты лица, аккуратность прически и элегантность одежды. Я мог отыскать в своем шкафу деловой костюм или взять пиджак и брюки на прокат, но мне хотелось быть с Яной самим собой. В данный момент я выглядел даже менее солидно, чем в день нашей первой встречи. Положение спасала дорогая кожаная куртка, хотя посетителям «Монте» наверняка плевать, как я одет - в рваных ли джинсах и мятая ли футболка, - люди здесь заняты вкусными блюдами и светскими беседами. Но, что бы я ни говорил об этом месте, атмосфера… расслабляющая. Понимаю, мое описание кафе весьма противоречиво и заведение больше походит на ресторан, но цены в «Монте» более чем доступны, и я мог рассчитывать на такой галантный жест, как заплатить за спутницу.
        Я вышел из дома раньше, чем планировал, и чтобы не сидеть за столиком, как придурок, с одним лишь стаканом воды, стоял, как придурок, на крыльце и курил. Затягиваясь сигаретой, я анализировал свои чувства к Яне. Боялся ли я любви? Нет. Но привязаться к кому-то - да. Я твердо решил уехать из Москвы и начать жить заново в пригороде Питера, в Карелии, в Европе… Я пока не знал, куда отправлюсь, но мегаполис мне не подходил. А Яна ведь не поедет за мной, зачем я ей - безработный, вспыльчивый… Делая финальные затяжки сигаретой, я в сотый раз убеждал себя: цель моего общения с Яной сводится к тому, чтобы научить ее чувствовать свободу. Все.
        Оглядев «Монте» - это невысокое одноэтажное здание на углу перекрестка, - я вернулся за свой столик. И через пять минут прозвенел колокольчик. Первое, что меня удивило - это излишняя пунктуальность (Яна пришла ровно в два, как мы и договаривались), второе - ее внешний вид. Яна последовала моему совету и оделась «удобно»: черные джинсы, салатовый свитер, кожаная куртка и короткие сапоги на высоком каблуке (от каблуков миниатюрная Яна не смогла отказаться). Что же, если ей удобно, я не настаиваю, ведь не на пробежку мы идем, в конце концов. Волосы девушка заколола милой заколкой в форме бабочки. Увидев меня, брюнетка слегка смутилась, потом улыбнулась и присела на стул.
        Мы заказали ланч и начали беседу. Как я и догадывался, мою новую знакомую интересовала тема свободы, особенно моя свобода и мое прошлое. О втором я рассказывал неохотно, о будущем и вовсе помалкивал. Я держал в голове мысль: я - уеду, Яна - останется.

***
        Час спустя я предложил Яне последовать за мной в мир свободы. Время поджимало, и если мы засидимся, то рискуем пропустить веселье.
        Яна пыталась скрыть тревогу, беспечно улыбаясь накрашенными ягодной помадой губами, но я видел девушку насквозь, в очередной раз поражаясь тому, что знаю ее всего несколько дней; казалось, я провел с Яной половину жизни, и менее загадочной девушка не стала.
        - «Неоновый туман»? - изумленно, с легким недоверием к популярному бару, спросила Яна. - А зачем нам сюда?
        Что случилось с тобой, Яна, раз ты боишься всего нового и хочешь остаться в стороне от жизни? Поиски ответа на этот вопрос - моя цель.
        Я улыбнулся и подтолкнул девушку к одноэтажному бару, стены которого пестрили от неоновых надписей самых разных цветов.
        - Что мы тут делаем? - предприняла еще одну попытку Яна, когда мы подошли к толпе шумных подростков. Они ждали своей очереди, громко разговаривали и делали совместные селфи.
        Яна прижалась ко мне, явно не доверяя нашей сегодняшней компании. Чопорная и правильная на вид, как учительница, Яна странно смотрелась на контрасте с юными парнями и девушками. Мой небрежный внешний вид работал на меня: рваные джинсы, футболка поверх кофты с длинными рукавами, взъерошенная прическа. В глубине души я оставался подростком с бунтарским духом.
        - Что мы тут делаем?
        - Терпение, - прошептал я, наклонившись к уху Яны. - Ты скоро все поймешь. А пока нам стоит найти кое-кого, чтобы не проторчать здесь вечность, - я кивнул в сторону толпы оживленно болтавших людей.
        Яна замолчала и слегка смутилась. В ее серых глазах по-прежнему сверкал страх, но появилось кое-что еще… интерес?
        А я едва сдерживался, чтобы не побежать сквозь толпу, истошно вопя от радости, как мальчишка. Я обожал концерты, особенно если на них исполнялись мои любимые песни.
        - Константин! Наконец-то!
        Меня вытянули из толпы, которая за пару минут возросла втрое. Я в последнюю секунду успел вцепиться в ладонь Яны, и мы оказались на свободе - посреди улицы, обдуваемые легким ветерком.
        Парень с широкими плечами и бритой головой отвел нас в переулок и воскликнул:
        - Пять минут, Коэн, и твои билеты отправились бы к другим покупателям! - Даня, вышибала и мелкий воришка, протянул мне два билета на предстоящий концерт.
        Я улыбнулся - не объяснять же Дане, что совсем недавно я был на лучшем обеде в моей жизни - и обнялся с другом.
        Яна кивнула, когда я представил ее, и пожала Дане руку.
        - Спасибо, - сказал я, забирая билеты. - Я твой должник.
        - С тебя портрет моей дочки и приглашение на выставку, - с важным видом ответил Даниил и, перед тем как скрыться за дверью черного входа в бар, кивнул нам: - Вперед!
        - Ага, конечно, выставка, - пробубнил я и повернулся к Яне: - Готова?
        - Ты не мечтаешь о своей выставке? Но как… Я думала…
        Проклятый Данин язык! Мечтаю, конечно. Но мечтать не вредно.
        - Яна, концерт вот-вот начнется…
        - Неудачная попытка, - весело отозвалась девушка. Мне удалось немного развеять ее серьезность? Могу собой гордиться. - И я бы хотела посмотреть на твои работы. Новые работы, - уточнила она.
        Я решил промолчать, вспомнив, что скоро исчезну из жизни Яны, поэтому она не увидит ни меня, ни мои новые работы. Зато будет свободна внутри и, надеюсь, счастлива. Я так ничего не ответил и потянул девушку в бар. Ее ладонь была маленькой, теплой, и мое сердце ускорило ритм.
        Яна застыла посреди полупустого зала, широко распахнув глаза. Она рассматривала танцпол и барную стойку, плакаты на стенах, неоновую подсветку в углах… Мимолетная веселость, которой я был рад, покинула лицо Яны. По огоньку надежды, что зажегся в серых глазах и стремительно потух, я убедился: дело не в том, что Яна не любит концерты и толпу, а в том, что девушка боится всего нового. Она боится жить.
        В зале скоро стало темно и душно. Зрители заполонили пространство и общались, дожидаясь встречи с музыкантами. Я взял Яну за руку, дабы не потерять ее в толпе, и протиснулся ближе к сцене.
        - Константин, я… - Прожекторы осветлили бледное лицо Яны. Может, я совершаю ошибку? И надо поговорить с ней? Или оставить в покое? Но нет. Я уверен, она ничего не расскажет мне, даже если захочет, а помощь ей нужна. - Мне… Я… - Яна путалась в словах, покусывая губы, а я молчал, не зная, как правильно выразить свои мысли и объясниться перед ней.
        В итоге я сделал глубокий вдох и осторожно провел пальцами по холодной щеке Яны. Девушка вздрогнула, но не возразила, тогда я заговорил:
        - Рок-музыка излучает свободу. - Никакой реакции. - Концерт поможет тебе… освободиться. Доверься мне.
        - Освободиться от чего?
        - Это ты скажешь сама.
        Я глянул на сцену: под громкие овации из-за кулис появились четверо парней - участники группы «Морской бой». Когда-то я слушал их выступления на улицах столицы, а сегодня они собрали полный бар поклонников. Я гордился ребятами, хотя ни разу и словом с ними не перекинулся. Вдохновляло, что они много трудились, творили и добились цели. Глядя на них, я верил, что когда-нибудь тоже добьюсь своего: независимости, признания, выставки. Концерт «Морского боя» - одна из причин, почему я вернулся в столицу. И разделить их триумф с Яной показалось правильным решением.
        Зал затих в ожидании. Вспышка, ударные, яркий свет. Заиграли первые аккорды одной из песен - гитара и барабаны смешались в огненный коктейль. Вокалист, двадцатилетний щуплый брюнет, поприветствовал толпу и та ответила ему оглушительным визгом.
        Я посмотрел на Яну, заинтригованный ее реакцией, а она в непонимании уставилась на меня. Тогда я продолжил ненавязчиво ее убеждать:
        - На этот вечер откинь страхи, забудь прошлое, будь собой, доверься. Свобода, ведь она…
        - Какие страхи? - грубо перебила Яна. - У меня нет страхов.
        - Тише, - я приложил палец к ее губам и улыбнулся. Я видел, что где-то внутри, под скорлупой, она мне благодарна и понимает: выбора у нее нет. Придется стоять здесь, со мной, и слушать рок-музыку. А потом Яна скажет мне спасибо. Иначе и быть не может. - Повеселимся? - спросил я и поцеловал ее.
        Я обожал концерты и мечтал попасть на выступление Bon Jovi. К сожалению, группа не планировала приезжать в Россию в ближайшее время. «Морской бой» разделяли мою любовь к старому року, поэтому их обещание сыграть на своем концерте пару песен Джона Бон Джови стало еще одной причиной сказать им: «Да, ребята, вы крутые!»
        Когда вокалист попросил, нет, потребовал отрываться на полную катушку, я закричал, как кричал у телевизора под телеканал MTV в комнате, которую делил со старшим братом. Мне было… четырнадцать, не больше. Безумно круто, что есть нечто, неподвластное времени: эмоции, музыка.
        Зал знал песни ребят наизусть и подпевал с первых строчек. Из последних сил я держался, чтобы не уйти в отрыв, и внимательно следил за Яной: морщинки на ее лбу разгладились, плечи начали подергиваться в такт ритму. Да, любопытство взяло вверх над ее страхами. Или я оказался прав: энергетика выступления передалась скромной Яне.
        С трудом перекрикивая музыку, я спросил:
        - Потанцуем?
        В ответ Яна кивнула.
        Как по заказу - следующий трек романтичная баллада, и многие в зале распределились по парам. Ни я, ни Яна ничуть не смутились тому, что придется танцевать медленный танец. Скажу больше - я был рад.
        Я вывел Яну из толпы и привел к стене. Там я положил левую руку Яне на поясницу, вдыхая цветочный аромат духов девушки, а Яна тронула щекой мое плечо и переплела наши пальцы правой руки.
        Я мало знал о Яне, а самое важное - ее прошлое - и вовсе оставалось тайной, но это не мешало мне наслаждаться происходящим. Заткнув на вечер эгоиста, который снова хочет сбежать, который все делает из извращенных благих целей - помочь Яне найти свободу, - я наслаждался приятным чувством влюбленности. Мне нравилась мысль, что скоро все кончится. Горькая и сладкая одновременно, эта мысль помогала максимально насладиться моментом.
        - Ты был прав, - пробормотала Яна, не отстраняясь от моего плеча, хотя песня закончилась и началась другая - вновь драйвовая. Люди опять танцевали толкались, поэтому Яне пришлось прижаться ко мне ближе и встать на цыпочки, чтобы сказать: - Ты поможешь мне?
        - Если пообещаешь кое-что.
        - Говори.
        - Ты знаешь почти все мое прошлое, Яна, а я твое нет. Исправишь?
        - «Почти все», - передразнила Яна, отстранившись.
        Да. Есть вещи, о которых мне больно не только говорить, больно думать. Но, возможно, когда-нибудь…
        Я не знал, помогу ли Яне, но тот факт, что я захочу остаться ради нее, уже не пугал меня. Я задыхался в Москве, но, может быть, Яна станет моим воздухом?
        Песня подошла к концу, началась следующая, а мы по-прежнему стояли в объятиях друг друга. Пришлось отойти подальше к стене, чтобы не мешать бушующей толпе. И там с замиранием сердца я ждал ответ, а Яна сосредоточенно обдумывала, что сказать.
        - Постепенно, - наконец сказала она, пропустив вымученную улыбку.
        Что же, спасибо и на этом. Правда. Огромное спасибо.
        Мы вернулись в центр зала. Яна танцевала, сексуально двигаясь в такт музыке, а я поддерживал ее за талию и смотрел то на спутницу, то на выступление. Яна иногда поворачивалась ко мне, и я чувствовал ее дыхание на своей шее - выше Яна не доставала. Она смеялась, целовала меня, а потом ее сладкие губы подпевали вокалисту. Я уже нисколько не сомневался, что поступил правильно, когда привел ее на концерт.
        - Последняя песня на сегодня, ребята! - крикнул вокалист. - «It`s my life» группы Bon Jovi!
        - Теперь твоя жизнь должна походить на ритм этой песни, - кивнул я.
        Яна засмеялась: задорно и заразительно. Ее волосы растрепались, кожа блестела от пота - свитер давно висел на ее бедрах, и мой взгляд то и дело задерживался на вырезе белой футболки.
        Сегодня идеально все: песня Bon Jovi, потрясающая девушка, которую я смог развеселить, вдохновение в крови и никаких обязательств перед другими людьми. Я счастлив. Чертовски счастлив и свободен.
        - Разве это свобода, когда не можешь делать то, что хочется?
        Я не сразу понял, о чем Яна говорит.
        - Давай, - призывно улыбнулась Яна. - Ты же хочешь.
        - Хочу - что?
        Яна встала на цыпочки, обняла мою шею горячими руками и коснулась губами мочки моего уха.
        - К черту, - прошептала она и подмигнула мне.
        Я улыбался, вспоминая вчерашний вечер на мосту.
        - It`s my life![8 - Bon Jovi - It's My Life] - пропел я строчку из припева любимой песни.
        - Громче! - потребовала моя спутница, тяжело дыша и пританцовывая. - Громче, Константин!
        - Только с твоим участием, - усмехнулся в ответ я.
        И в зале стало на два фальшививших голоса больше.
        Глава 6
        Лондон, четыре года назад
        В магазинчике на окраине города раздался звон дверного колокольчика. Пожилой продавец отвлекся от чтения газеты и поднял седую голову - он едва расслышал посетителя из-за дождя за окном.
        «Интересно, что понадобилось девушке в магазине канцелярских товаров в столь поздний час? Погода отвратительная, улицы пустые, работники считают минуты до окончания смены… Почему же ей не сидится дома?» - думал продавец, разглядывая посетительницу.
        Она явно была расстроена: серые глаза покраснели от слез, кончик курносого носа опух, дорогое на вид пальто небрежно застегнуто не на все пуговицы, а короткие темные волосы растрепались из-за непогоды.
        Девушка громко разговаривала по телефону:
        - Нет, я не скажу, где нахожусь! - ее тонкие брови соединились на переносице, придавая лицу не столько грозное, сколько отчаянное выражение. - Я не хочу тебя видеть, Доминик! - воскликнула брюнетка, отряхивая зонт от капель.
        «Наверное, поругалась с любовником и заглянула в мой магазинчик, чтобы переждать дождь или согреться - покупка тетради или ручки не входит в ее планы», - решил пожилой продавец. Он дернул плечами и продолжил читать газету.
        Но мыслями все равно возвращался к гостье. Продавец отметил, что незнакомка не бедна и не обделена вниманием: ухоженная внешность, дорогая одежда. Он усмехнулся, понимая, будь поблизости бутик, девушка ни за что не посетила бы его канцелярскую дыру.
        А девушка тем временем подошла к прилавку - стук ее каблуков стал ближе. Мужчина поднял глаза: незнакомка продолжала разговор по телефону. Ее звонкий голос задрожал, как китайские колокольчики на ветру. Казалось, брюнетка вот-вот разрыдается.
        - Не надо за мной приезжать! Оставь меня в покое!
        Мобильный телефон полетел в сумочку, а гостья, тяжело вздохнув, обратилась к владельцу магазина:
        - Извините за эту сцену. У вас есть черная гелевая ручка?
        Продавец смутился и мысленно обругал себя за пренебрежительное отношение к незнакомке. Она выглядела потерянной и разбитой, а он, в силу возраста и предрассудков, решил, что она капризничает со своим парнем.
        - Все в порядке?
        - Да, - тихо отозвалась брюнетка. - Простите, я спешу.
        Мужчина положил на прилавок набор ручек, и, расплатившись, покупательница убрала их в сумочку. Она вежливо попрощалась, а потом покинула магазин. Ночь и завеса дождя поглотили хрупкий силуэт.
        «Господь, пусть с ней все будет в порядке», - обратился продавец к Всевышнему и, тяжело вздохнув, вернулся к чтению газеты.

***
        Брюнетка, не открывая зонт, добежала до черного автомобиля. Волосы вмиг промокли и неприятно липли к щекам, но девушка не обратила на неудобства никакого внимания. Она устроилась в салоне авто и достала набор ручек. Следом достала салфетку и промокнула лицо. Нет, никаких слез - дождь. Потом брюнетка взяла из кармашка сумки толстую тетрадь на пружинах и открыла первую страницу.
        Дышать почему-то стало невыносимо тяжело. Казалось, воздух в салоне исчез, и брюнетка поспешила открыть окно. Лицо обдало прохладой и колючими каплями дождя. Вдохнув сырой воздух, она ощутила прилив сил и поднесла ручку к бумаге.
        «Я, Воронцова Яна, - начала она выводить на листе буквы, - пишу не предсмертную записку, не письмо. Я пишу список, - Яна погрызла кончик ручки, - хотя можно назвать это письмом. Самой себе. Многие люди в один миг решают изменить свою жизнь. Я начинаю новую жизнь прямо сейчас».
        Яна нашла в сумке два маркера: красный и синий. Написала синим цифру «1», поставила точку и вновь взяла ручку:
        - 1. Бежать из этого города и НИКОГДА не возвращаться, - «Никогда» она подчеркнула красным. - 2. ЗАБЫТЬ его имя и жизнь здесь, - подчеркнула «Забыть». - 3. НАЙТИ новую работу и НЕ ЛЕЗТЬ в неприятности, - «Найти» и «не лезть» - подчеркнуть.
        Яна вновь потянулась к сумке. Пачка дорогих сигарет, зажигалка. Прикурив, девушка выпустила из легких дым - его тут же унес ветер. От страха у нее сильно колотилось сердце, но Яна была настроена решительно. Она продолжила:
        - Теперь тут должен быть список. - Единичка написана синим: - 1. НЕ ВЛЮБЛЯТЬСЯ, - подчеркнула предложение красным. - 2. НЕ ДОВЕРЯТЬ И НЕ ПРИВЯЗЫВАТЬСЯ, - вновь подчеркнула. - 3. НЕ МЕЧТАТЬ, - также.
        Закрыв тетрадь, Яна смотрела, как капли дождя сверкают в темном небе Лондона. Не прекращал вибрировать телефон. Яна взглянула на дисплей: звонил Доминик. Чернила с ручки размазались по обложке тетради. В кармане пальто - билет до Москвы.
        - Прощай, - сказала девушка, выкинула телефон и нажала на газ.
        Москва, наши дни
        ЯНА
        Я смотрела то на тетрадь с правилами, то на часы. В итоге закрыла глаза и обессиленно застонала. Идея встречи (свидания?) с Константином уже не казалась замечательной: я боялась боли. Доминик тоже казался отличным парнем. А Константин… с его вспыльчивостью… кто знает, на что он способен. Но тогда почему рядом с ним мне так спокойно?
        Нужно принять решение. Либо я собираюсь и иду на обед с Костей, либо блокирую его номер и живу так, как раньше: ищу новую работу, окунаюсь в стабильное существование и вновь следую правилам.
        Я решила спросить совет у друга и достала из-под подушки мобильник; написала сообщение: «Моя жизнь может измениться к лучшему, но я боюсь. Что делать?» Ответ пришел незамедлительно: «Не бояться, Янка. Ты всегда можешь послать эту новую жизнь к черту и начать другую новую жизнь».
        Я захихикала. У меня есть замечательные подруги, а я советуюсь по поводу своей личной жизни с Иваном. Я не была уверена, что расскажу Саше и Ане о Косте в ближайшее время. И вовсе не потому, что не доверяю им или не хочу разговоров на эту тему, мне не хотелось видеть плохо скрытое разочарования, если ничего не получится. «О, бедная Яна опять осталась одна». Иван же при таком исходе обматерит Коэна и позовет меня в бар.
        Кроме того, с Сашей и Аней я общалась редко. Я знала их много лет и они напоминали мне о жизни до Лондона, до Доминика. В студенческие годы у меня было около сотни друзей, приятелей, поклонников… А потом я уехала в Англию на семестр. В столицу вернулась другая Яна.
        Я покачала головой, быстро поднялась - соблазн остаться в постели до следующего дня слишком велик - и направилась в ванную комнату. Теплая вода прогнала остатки сна и притупила воспоминания. После душа я выпила кофе, накрасилась и озадачилась главной проблемой - что надеть?
        «Оденься завтра удобно», - сказал Костя. Легко сказать, а мне гадай, как выглядит мир Константина Коэна и что в его понимании «удобно».
        Дальнейшие мои действия напоминали кадр из сериала или фильма, в котором героиня собиралась на свидание, при этом примеряя и откидывая кофточки, футболки, джинсы, платья. Откуда у меня столько вещей? Я живу по распорядку «офис-дом», а редкие исключения составляют попытки Саши вытащить меня в бар или клуб, но я сбегаю сразу, как узнаю, что цель дружеской вылазки - найти Яне жениха.
        Хотя раньше в моем шкафу было больше одежды, а мне можно было ставить диагноз «шопоголик в тяжелой стадии». Потом все изменилось. Яркая, откровенная и, разумеется, любимая одежда отправилась в благотворительные фонды, секонд-хенды и на полки подруг, уступая место деловым костюмам, мешковатым свитерам, широким джинсам. Из дорогих клубов и ресторанов я отправилась в университет: поступила в магистратуру. И вовсе не из-за любви к учебе: мне была нужна максимальная нагрузка, не оставляющая времени ни на что другое, особенно на мысли и воспоминания. Потом работа. Деньги лежат на счете, загруженность по максимуму, отношения - не считая трех друзей - приятельские и о романтике речи не идет. А радость? Никакой, верно. Все, как я планировала, но серо, уныло. И потом… потом… на мосту знакомство с Константином Коэном. Творческим, легкомысленным, безрассудным художником.
        Все мои успехи полетели к чертям: нет работы, карьера на паузе, есть куча времени для самокопания, но я чувствую себя легко, будто освободилась от оков. Странно, нелогично. Но весело!
        Мысленно досчитав до десяти и прогнав из головы посторонние мысли, я сосредоточилась на поисках подходящей одежды. Ладно, каюсь, со многими вещами я не смогла расстаться. Взгляд задержался на кожаной куртке, которая выбивалась из ряда строгих блузок и мягких свитеров. Губы дрогнули в улыбке, когда я вспомнила, как эта куртка попала в мой шкаф: Аня встречалась с рок-музыкантом по кличке «Флаундер» и в его компании была девушка «Русалочка». Кажется, ее звали Ари. Она собиралась уехать из города и подарила друзьям-музыкантам некоторые свои вещи. Ане досталась кожаная куртка, ну а я выпросила модную косуху себе. Тогда, как, в принципе, и сейчас, я не жаловала подобный стиль, но, увидев куртку, моментально влюбилась. Может, из-за ярких нашивок на воротнике, может, из-за косой молнии. Не знаю. Важно то, что куртка вписывается в стиль Константина: необычный крой кричит о протесте. О свободе. Я усмехнулась, подбирая свитер. Мне даже захотелось пройтись по магазинам в поисках подходящей обуви. Недолго думая, я схватила ключи и покинула квартиру.
        Да, Константин, вы и не догадываетесь, что со мной творите.

***
        Магазины, как я жила без вас?! Серьезно! Я вспомнила: шопинг расслабляет и поднимает настроение. Мне хотелось вновь быть заметной, красивой, яркой. Чувствовать себя живой!
        В радостном настроении я спешила в кафе. Но с каждым шагом моя уверенность улетучивалась - невозможно за один день изменить внутренние установки. Пока я перепрыгивала трещинки на асфальте, голову атаковывали вопросы. Это свидание? А не рано ли? О чем говорить? Как себя вести? Как ко мне относится Костя? Куда мы пойдем? Что мне делать?..
        Я пришла вовремя. В уютном кафе было жарко, и я, расстегнув куртку, осмотрелась в поисках свободного столика.
        Заметила Костю. Он сидел за дальним столом, с задумчивым видом барабаня пальцами по губам. Ох, его губы… Я вздрогнула, вспоминая наш поцелуй. Сейчас мое поведение казалось мне чересчур смелым, дерзким, давно несвойственным, а тогда сошлись звезды, и это было самое правильное решение за, наверное, всю мою жизнь.
        - Пунктуально, - сказал Константин, когда я подошла и поздоровалась. Он улыбнулся, и в его улыбки не было насмешки.
        - Новый распорядок дня влияет, - сконфуженно ответила я, приняв его предложение отодвинуть мне стул. - А ты почему пришел раньше?
        - Плохо спал, - коротко ответил Костя. Он взъерошил светлые волосы и снял куртку, под которой оказалась белая футболка поверх черной кофты. Подростковый прикид, но ему шло, будто Константин был беззаботным студентом. - Ну, что закажем? - кивком поприветствовав официанта, Константин открыл меню. - Я не разбираюсь… давно не был в таких местах…
        Он будто стыдился своего прошлого - богатого, беспечного, успешного. Я невесело усмехнулась, понимая, что также стесняюсь говорить о былых успехах - все мои успехи привели к тому, что я закрылась в себе.
        Откинув грустные мысли, я честно призналась: больше всего люблю борщ, солянку и блинчики с вареньем, на что Костя сказал: «Я бы добавил окрошку». Вот так-то, утонченная леди и современный художник любят старую добрую славянскую кухню.
        Спустя время мы непринужденно болтали о разных глупостях. Костя не обделил вниманием мою кожаную курку: он одобрительно кивнул, мол, я угадала, что он имел в виду под словом «удобно».
        Когда мы доедали десерт (блинчиков не оказалось, пришлось заказать чизкейк), я осмелилась затронуть интересную мне тему:
        - Бросить все… Это смело. Зачем ты вернулся в Москву? Искать свободу? - Я мало понимала идеологию «свободы», но стремилась понять, словно и само понятие, и Костя - долгожданный спасательный круг.
        Константин поставил чашку кофе на стол и улыбнулся.
        - Нет, - ответил он. - Я ничего не ищу. И ничего не боюсь. Я нашел свободу. Дело оказалось вовсе не в городе, - поймав мой взгляд, он пояснил: - в людях, Яна. Дело в людях. Они одинаковые, но влияют на тебя по-разному, поэтому, - он таинственно замолчал, - не стоит приплетать географические местности. Свобода - она внутри. И хотя мне неуютно в Москве, к свободе это не имеет никакого отношения.
        Еще несколько минут беседы, и наступила та часть свидания (свидания?!), которую я боялась больше всего. Мир Константина Коэна.

***
        Костя привел меня к бару «Неоновый туман». Мне стало не по себе и захотелось уйти, потому что здесь часто проводятся вечеринки и концерты. Откуда я знаю? Много лет назад, еще до поездки в Лондон, я обожала «Неоновый туман»: отплясывала до пяти утра у барной стойки, позволяла незнакомцам покупать мне выпить и ни секунды не беспокоилась о своей безопасности. Я была очередной тусовщицей с ветром в голове…
        Сегодня в баре рок-концерт. Коэн точно сумасшедший: в толпе мы и совсем юные мальчики и девочки! Константин легко мог сойти за одного из подростков, но я… с моим внешним видом… с образом жизни… Смеется, точно смеется. Решил надавить на больное, напомнить, что я никогда не стану прежней. Груз прошлого обрезал мне крылья.
        Страх неизвестности сковал мое тело, и оно стало холодным, словно под заморозкой. Константин же с улыбкой призывал последовать за ним в сумасшествие. Прыгай в нору, Алиса! Безумный Шляпник тебя ждет.
        Но я сомневалась, ведь впервые за долгое время выбралась из дома не на работу или одиночную прогулку. Я в панике искала способ сбежать, а Коэн лишь довольно улыбался! Шоковая терапия получается…
        Константин забрал билеты и потянул меня в бар. Ладонь Кости теплая, а взгляд словно шептал: «Я знаю, что делаю, и знаю, что тебе нужно». Не было никаких причин доверять художнику, но я шла за ним под громкие и частые удары собственного сердца.
        Зрители постепенно заполнили зал и перешептывались, предвкушая встречу с музыкантами. Толпа прижала меня к Косте - эта вынужденная близость приятно электризовала мою кожу. Я огляделась: неоновые огни на стенах освещали полумрак, а яркие прожекторы слепили глаза. Я спряталась от света за плечом Кости, который светился от счастья и вертел головой, жадно рассматривая бар и впитывая энергетику зала. Я же вновь почувствовала, что закрываюсь. Не мое. Мне это не подходит.
        - Константин, я… - сорвалось с моих губ, когда мы остановились во втором ряду. - Мне… - Слова путались, ноги стали ватными.
        Константин перестал улыбаться и серьезно посмотрел на меня. Хрипловатый голос успокаивал, хотелось его слушать, хотелось ему верить. Он рассказал о рок-музыке, о силе живого выступления и о том, что свобода способна освободить меня. Он догадывается о моем прошлом? Неужели Костя понял: я не всегда была закрытой и печальной?
        Заиграла первая песня - энергичная смесь гитары и барабанов. Зрители завизжали в предвкушении. Но Константин не обратил на происходящее внимания. Кажется, он забыл, что находится на концерте. Главная цель - убедить меня поверить. Я оценила этот жест и постаралась расслабиться.
        А когда вокалист поблагодарил собравшихся и попросил отрываться по полной, я с улыбкой наблюдала, как Костя вместе с другими зрителями закричал от восторга. Я наслаждалась непосредственностью Коэна и его безразличием к тому, как дико его поведение выглядит со стороны. И хотя комплексы не позволили мне сразу уйти в отрыв, я осознала: рок-музыка нравится мне все больше. Я почувствовала энергию, проходящую сквозь каждую клеточку моего тела, и, несмотря на духоту в зале, дышать становилось легче. Я сняла куртку, потом свитер и, оставшись в футболке, принялась танцевать под заводной ритм. Для тяжелых мыслей не было времени, вниманием полностью завладела музыка.
        И вот, медленная композиция. Со сцены в зал пустили легкий туман, свет погасили, а Костя отвел меня от толпы к стене, чтобы нам никто не мешал. Мы обнялись и танцевали. Парочек в зале оказалось довольно много, и на пять минут, пока длилась композиция, в зале стало спокойно.
        Я положила голову на плечо Косте и прошептала:
        - Ты был прав. Ты поможешь мне?
        Я долго взвешивала «за» и «против». Открыться. Это единственный способ, верно? Костя хочет помочь. Доказал, что хочет.
        - Ты знаешь почти все мое прошлое, Яна, а я твое нет. Исправишь?
        Песня подошла к концу, сменилась на быструю.
        - Постепенно, - в итоге ответила я.
        Я не знала, что добавить, поэтому закрыла тему и начала двигаться в такт музыке, увлекая Константина обратно в центр зала, к ликующей толпе. Константин смеялся, как мальчишка. Я с восхищением смотрела на него: юного художника ломали, предавали, унижали, но он оставил все позади и наслаждается свободой. Почему бы мне не попробовать? Почему?

***
        - It`s my li-i-i-fe! - закричала я, когда нас, веселых и счастливых, вытолкнули из бара на улицу другие люди. Осенний ветер приятно остужал разгоряченное после душного зала тело. - It's now or never![9 - «Это моя жизнь! Сейчас или никогда!» Bon Jovi - It's My Life]
        - Мы только что с концерта, - сквозь смех пояснил Константин застывшему в недоумении прохожему. Руки Коэна легли мне на талию, не давая свалиться на землю. Мои ноги ныли от танцев, но я бы плясала и плясала! - Она немного не в себе.
        - Ой, кто бы говорил, - запрокинув голову назад, отозвалась я, - ты помнишь, как…
        - Пойдем, - загадочно прошептал Константин, - покажу кое-что.
        По-прежнему находясь в эйфории от выступления, я шла за Костей. Мы молчали, словно боясь разрушить волшебный момент, но, когда миновали переулок и остановились у подножия холма, я воскликнула:
        - В гору?! На каблуках?! После концерта?!
        - Никто не просит тебя идти, Яна.
        Пока я не успела возмутиться и вообще что-то понять, Коэн подхватил меня на руки. Разумеется, мой удивленный визг, громкие протесты и тихие просьбы были пропущены мимо его ушей. Константин отпустил меня, только когда мы достигли вершины - небольшой поляны на холме.
        - Родилась в Москве и ни разу тут не бывала, - пристыдил Костя. Он сел на траву и поманил меня сесть рядом.
        А я не могла и слова вымолвить. Меня поразил вид. Город как на ладони: небоскребы, среди которых я рассмотрела зеркальные здания «Москва-Сити», вереницы машин, следуют друг за другом по шоссе, а главное - небо. Оно близко, словно, подпрыгнув, можно дотянуться до облаков рукой. И закат в оранжевых тонах окрасил крыши.
        КОНСТАНТИН
        Поляну на холме я и Питер Монро нашли на вторую неделю нашего проживания в Москве. У нас не было денег оплатить хостел, и мы слонялись по городу, благо, погода позволяла - лето.
        Интересный факт: в столице до сих пор есть места, нетронутые людьми. Я счастлив, что холм не превратился в часть каменных джунглей.
        «Привет, братец», - поздоровался я. Хотел добавить что-то еще, но мои мысли перебил звонкий голос Яны:
        - Волшебно, - сказала она. - Спасибо, Константин.
        Я усмехнулся, скрывая смущение, и хлопнул по жухлой траве рядом с собой. Яна плюхнулась на землю, не боясь запачкать одежду грязью.
        Мы лежали на поляне, держась за руки и наблюдая, как солнце скрылось за горизонт, а следом на небе появились редкие, но яркие звезды. Оказывается, я по-прежнему романтик и способен видеть прекрасное. Вдохновляться природой. И я мало встречал людей, с которыми приятно молчать. С Яной приятно.
        Она неуверенно нарушила тишину:
        - Константин… - Ее голос дрожал. Яна нервничала, покусывая губы, а я ждал ее вопрос с усмешкой. Она до сих пор не поняла, что шаблонных ответов от меня не дождется?
        - Слушаю тебя.
        Яна перекатилась на живот и легла ближе ко мне.
        - Нет, не слушаешь! - легкий толчок в плечо.
        Я улыбнулся, перехватив ее ладонь. Переплел наши пальцы.
        - Слушаю. Говори.
        - Ты веришь в любовь с первого взгляда? - выпалив это, Яна спрятала лицо за темными локонами.
        Я мог ответить прямо, но это не в моих правилах. Она, откинув волосы с лица, мягко улыбнулась. Яна мило смущалась - я был готов смотреть вечно на ее порозовевшие щеки, сверкающие глаза и приоткрытые губы. Оттого я медлил с ответом. Нетрудно догадаться, что сама бы она ответила на вопрос утвердительно. Или я слишком самонадеян - мне все это говорят.
        - Ты ставишь вопрос некорректно, - сказал я. - Сначала спроси, верю ли я в любовь. А потом - с какого взгляда.
        Яна подняла голову и посмотрела на меня с испугом.
        - Так ты… - начала она, но я перебил ее смехом.
        - Расслабься, - я выпустил ее руку из своих пальцев, перевернулся на спину и заложил ладони за голову. - Верю. И только в такую.
        Мне стало горько. Когда я расскажу Яне, что собираюсь уехать из Москвы? И смогу ли рассказать?..
        ЯНА
        Мои щеки, наверное, напоминали спелый помидор. Догадался ли Костя, что, когда я спросила его о чувствах, это было мини-признание? Художник за пару дней стал мне дорог, и если мы продолжим в том же духе - я влюблюсь в него, вопреки всем своим правилам.
        - Мне хочется доверять тебе, Константин, но… - Я замолчала, не зная, что последует за этим «но» и потупила взгляд.
        - Ты не доверяешь людям, - кивнул Костя. - К сожалению или счастью, я тоже человек.
        Я слабо улыбнулась. Откуда он знает о всех моих демонах?
        - У меня в душе происходит что-то подобное, - Константин вновь перевернулся на бок и принялся рвать траву рядом с собой. - То есть, я думаю, что понимаю тебя, поэтому хочу помочь. Мне тоже нужна помощь…
        - Помощь? Тебе?
        - Свобода, - нехотя пояснил Костя. - Я считал, владею свободой и своей жизнью, но тогда бы меня не терзали всякие мерзкие мысли.
        - Тебе же плевать, что о тебе думают. Разве нет?
        - Да, но… - Его черед замолчать на злосчастном «но».
        - В моей жизни всегда было слишком много правил, - я подсела к Коэну вплотную и положила руку на его ладонь. Он вздрогнул. - А после некоторых событий я придумала новые. Целый список.
        - Пора нарушить правила, верно? - Зеленые глаза заблестели от предвкушения. Отлично, удалось отвлечь его на мои проблемы.
        Я ответила:
        - Если ты поможешь.
        Пару минут мы целовались. Константин вынул свою ладонь из-под моей и осторожно гладил пальцами мою шею. Я, вздрагивая от его поцелуев, смотрела на чернильно-черное небо, усыпанное звездами, и пыталась дышать тихо, ровно. Хоть бы не спугнуть волшебство… и надежду.
        - Идем ко мне? - хрипло спросил Костя. Похоже, он обдумывал предложение довольно долго, раз спросил так неуверенно. - Становится холодно. Даже для твоего свитера и крутой кожаной куртки.
        Повернувшись к Косте, я долго смотрела на загорелое лицо, наслаждалась терпким ароматом, чувствовала тепло мужской руки. Мысли о самом предложении витали далеко за пределами моего сознания. Что бы я ответила, если бы мне предложил пойти в гости другой мужчина? Я бы отказалась и убежала. Но Костя… Он…
        - Эй, - позвал Константин. - Я обещаю, ничего такого.
        - Идем, - я поднялась с земли и потянула художника за собой, мысленно добавив: «А я не обещаю».
        Глава 7
        Калининск, Саратовская область, шесть лет назад
        Деревенский двухэтажный дом покосился от времени, краска на стенах облупилась, а занавески потрепались. На крыльце стояли двое братьев: один темноволосый и коренастый; второй - худощавый блондин. Внешне не похожие, они понимали друг друга с полуслова.
        Старший брат открыл дверцу лазурной «Девятки» и сказал:
        - Расслабься, Костик! Домчимся, моргнуть не успеешь! - он улыбнулся характерной для мужской половины рода Самойловых полуулыбкой. В уголках почти черных глаз появились морщинки, делая мужественное лицо старше. Парень явно не выглядел на свои девятнадцать.
        - Ага, Дим. С поправкой на ветер - через полчаса! - фыркнул в ответ Костя Самойлов. Он, напротив, выглядел младше семнадцати.
        Братья были разными не только внешне, но и по характеру: Константин - тихоня и домосед - любил живопись, боялся рисковать и терпеть не мог точные науки. Дмитрий - импульсивный, веселый технарь, обожал играть на гитаре и ремонтировать автомобили в компании приятелей. Самойловых объединяла крепкая дружба. Когда родители умерли, братья стали опорой друг для друга: Дима заботился о Косте, а Костя старался оберегать Диму от необдуманных поступков.
        - Серьезно, я не доверяю этой машине. - У Кости росло нехорошие предчувствие, и он, нервно сжимая в ладони кисточку, пытался отговорить брата от поездки. - Есть в твоей «Девятке» что-то… зловещее. - Мальчик поежился, вспомнив роман Стивена Кинга о машине-убийце[10 - Речь о книге «Кристина» Стивена Кинга].
        Дмитрий рассмеялся, проводя рукой по коротко стриженым волосам. Запрыгнув в автомобиль, он похлопал ладонью по соседнему от водительского сидению и, щурясь от солнца, спросил:
        - А мне ты доверяешь?
        - Хм, нужно подумать, - усмехнулся Костя, но его взгляд не потерял серьезности. В груди юного художника нестерпимо ныло от тревоги. Но разве старший брат, который совсем недавно сдал на права и купил машину мечты, будет слушать его, параноика?
        - Костик, - Дима вскинул бровь и криво улыбнулся. Именно этими жестами Константин Коэн всю оставшуюся жизнь будет выражать эмоции: радость, презрение, обиду, интерес… А в тот день привычка брата Костю только раздражала. - Точно не хочешь покататься? Мы с ребятами собрались на речку. Там и девчонки будут. Маринка, - уточнил Дима с усмешкой, прекрасно зная: Косте нравится брюнетка-хохотушка. - Тебе скоро восемнадцать, она, наверное, подарок приготовила… - Брат поиграл бровями.
        Заманчивое предложение - день выдался теплый, солнечный, а на речке прохладно и пейзажи красивые… Но беспокойство помешало положительному ответу. Костя, после смерти родителей, всего боялся. В итоге он отрицательно покачал головой, лелея плохое предчувствие.
        - Не хочу и тебе не советую, - упрямо заявил Костя. - Давай лучше пройдемся пешком? Я расскажу о идеях насчет твоего портрета. И я нарисовал Марину! Показать?
        Дима - единственный в окружении Кости интересовался его увлечением и не считал рисование бесперспективной тратой времени, хотя мало понимал в искусстве. В школе над юным художником лишь посмеивались: «Кому нужны твои картинки, Самойлов, лучше бы маляром пошел работать!»
        - Вечером расскажешь и покажешь, - улыбнулся Дима и вновь вскинув темную бровь. - Ну, не хочешь, как хочешь. Иди, рисуй. А я буду осторожен. Я тебя никогда не оставлю, Кость. Никогда.
        Дождавшись от брата неуверенного кивка, Дмитрий Самойлов выехал со двора. Из магнитолы «Девятки» раздались первые аккорды песни Bon Jovi «Someday I'll Be Saturday Night».
        Теплая улыбка была последней в жизни девятнадцатилетнего Димы. И видел эту улыбку - его младший брат.
        Москва, наши дни
        ЯНА
        Последний этаж. Чердак. На лифте не доехать - пришлось подниматься по старой лестнице, которая скрипела под напором моих каблуков, грозясь в любую секунду обвалиться. Не могу поверить: неужели Костя здесь живет?
        - Прошу, - Константин остановился на последней ступеньке и указал на большую, почти во всю стену дверь из поржавевшего металла.
        - И тут ты поселился? - недоверчиво уточнила я.
        - Ага, - Коэн вставил ключ в замочную скважину, повернул несколько раз и потянул дверь в сторону: та с жутким грохотом откатилась, позволяя войти в помещение. - Нашел укромное местечко.
        Он включил свет - и я потеряла дар речи. Мастерская художника!
        Стены покрыты серой краской, пол - деревянный. Слева от входа расположена кухня, без перегородок она соединялась со спальней и была обставлена скудно - пара столешниц, барная стойка, табуреты, плита и холодильник. Две двери (наверняка вели в ванную и на крышу), а огромный матрас на полу заменил кровать. Разбросаны вещи: холсты, кисточки, альбомные листы, палитры, одежда, бутылки, комиксы, блокноты. На тумбочках я увидела фотографии в рамках, раритетный проигрыватель и внушительную коллекцию пластинок группы Bon Jovi.
        - Моя гордость, - Константин заметил, что я разглядывала пластинки. Он робко спросил: - Ты не разочарована? Я не ждал гостей, мне обычно незачем прибираться… - Он начал собирать в кучу носки, хрустеть альбомными листами и греметь бутылками.
        - Это доказывает, что у тебя не было плана заманить меня сюда.
        Константин рассмеялся и скинул куртку на край застеленного пледом матраса-кровати. Я последовала его примеру и тоже положила туда свою косуху - ни прихожей, ни вешалок в квартире Коэна не наблюдалось.
        Пахло красками и совсем чуть-чуть - сигаретным дымом. Костя направился к холодильнику и достал две бутылки слабоалкогольного пива. Мы чокнулись, выпили.
        - К-хм, - прокашлялся Константин, разглядывая бутылку.
        Если в нашем молчании и была неловкость, то я ее не ощутила. А трепет, предвкушение и чувство спокойствия рядом с художником растеклось по моим венам вместе с напитком. Костя отошел в ванную, а я, поставив бутылку на тумбочку, прогуливалась по огромной квартире.
        Вскоре моим вниманием завладела фотография в рамке: мужчина и женщина лет двадцати пяти на Красной площади. Наверное, родители Кости. У мужчины такая же кривоватая, но обаятельная улыбка, как у Коэна, а у женщины - светлые волнистые локоны. На другой фотографии я рассмотрела Костю, на вид ему было не больше пятнадцати, хотя сейчас он выглядел также, только стал выше и в глазах появилась уверенность. Рядом с Костей стоял темноволосый парень, явно старше. Его физической форме позавидовал бы мой друг Иван. Сперва я решила, это друг Константина, но улыбка брюнета… слегка кривоватая, левый уголок выше. Он?..
        - Что ты делаешь? - в голосе Константина сквозило напряжение.
        Хотелось рассмотреть фото поближе, и я застыла, вытянув руку.
        - Прости.
        Костя подошел к тумбочке, взял фотографию и долго смотрел на изображение, спрятанное за пыльным стеклом. Я боялась дышать, ожидая криков и ругани. Я это заслужила. Но Костя ответил тихо:
        - Все нормально. - Если бы в квартире не было абсолютной тишины, я бы вряд ли расслышала его голос. Константин бережно провел по фотографии пальцем, стирая пыль, и поставил рамку на место. Когда художник посмотрел на меня, в его глазах читалась не злость… а боль. Он присел на матрас и спросил: - Давай поговорим? Ты же хочешь знать.
        Я молчала. Насколько уместно мое любопытство? Имею ли я право…
        Константин взял меня за руку, потянув к себе на кровать. Когда мы сели напротив друг друга, Костя заговорил, смотря в сторону:
        - Что хуже, когда тебя недолюбили в детстве или перелюбили?
        - Перелюбили? - выпалила я. - Это… невозможно.
        Его вопросы меня пугали. Я ходила по острию лезвия, в любой момент разговор мог закончиться на негативной ноте или, того хуже, выйти из-под контроля, поэтому я пообещала себе обдумывать ответы тщательнее. Мне было страшно - вдруг придется говорить о моей жизни?
        Но Константин рассмеялся и лег на плед, заложив руки за голову. Отлично, он не злился. И не собирался давить на меня. Нужно принять это, понять это, и расслабиться. Потому что напряжение сводит меня с ума.
        - Ты говоришь так, потому что перелюбили тебя, - сказал Костя без тени упрека. - Богатая девочка.
        Отрицать глупо, и я кивнула.
        - Мне все доставалось легко. Жила беззаботно и весело… до определенного момента.
        Костя снова сел напротив меня, скрестив ноги. Если он и хотел спросить, что это был за момент, то не решился. Я оценила его тактичность.
        Художник, с детской уверенностью в своей правоте, сообщил:
        - Я не верю в такую тебя. - Коэн сидел близко, его дыхание щекотало мне губы: - Яна?
        Я нервно дернулась и поспешила сменить тему:
        - А недолюбили, значит, тебя?
        Я сменила тему, и выражение лица Константина тоже сменилось. Он достал из кармана джинсов пачку сигарет и закурил. Предложил мне, я отказалась. Пару минут Костя молчал, затягиваясь сигаретой и выпуская на волю белый дым. Я терпеливо ждала.
        Когда он затушил окурок о край маленькой черной пепельницы у кровати, то начал рассказ:
        - Родители любили моего брата сильнее, чем меня, - Костя говорил тихо, но каждое его слово, наполненное болью, казалось ударом молотка. - Для них Дима был идеальным сыном. Его математический склад ума им ближе, понятнее… Я ревновал. А когда они умерли, мы остались одни друг у друга. Мой брат, он… жил, понимаешь? Его было за что любить. Он был личностью. А я прятался за холстом и рисовал… - Константин отвернулся, пряча от меня сверкающие глаза. - Бывало, Дима отдыхал в гараже с друзьями и девушками, играл на гитаре и чинил автомобили, а я смотрел на его жизнь через маленькое окошко, а потом убегал к себе в комнату и рисовал… рисовал… Дима звал меня, хотел познакомить, а я боялся.
        - У тебя было увлечение, любимое дело, - возразила я.
        Сложно поверить, что смелый, свободный Константин Коэн чего-то боялся и жил в тени старшего брата.
        - Я думал, это пройдет… Конечно, я общался с людьми, но только чтобы проникнуть в их головы и найти идеи для моих картин. Я до сих пор так делаю, если честно. И познакомился с тобой тогда… тоже из-за этого. - Он мельком глянул на меня, вероятно, ожидая обиды, но я лишь усмехнулась и кивнула, мол, продолжай. И Костя заговорил вновь: - Я встречался с девчонками, но ради их тел на моих холстах. Мне было плевать на брата и его увлечения, на друзей, девушек, учебу. Меня все устраивало, но ведь я не жил. Так, существовал. Знал, что Дима всегда прикроет мою спину: обеспечит едой и крышей над головой.
        - А Дима? Что он думал?
        Я сразу пожалела о бестактном вопросе, но Константин не изменился в лице. Он ответил:
        - Мы не были близнецами, но брат понимал меня с полуслова. Дима не пытался увлечь меня наукой. Он принимал меня таким и верил… Он действительно верил, что у меня все получится!
        - А ты…
        - Я не верил. Ни себе, ни ему. - Щеки Коэна раскраснелись, и я взяла его за руку, чтобы он успокоился и смог продолжить. - Мне казалось, Дима хочет быть лучшим, идеальным… Чтобы даже с небес родители гордились им, а не мной. Какой я был придурок! - Костя скривил губы. - И в тот день… когда он разбился на машине, я сидел в комнате и рисовал. Его портрет.
        Наши истории оказались схожи, и мне захотелось рассказать свою, но я молчала. Неправильно было тянуть одеяло на себя в тот момент, когда Константин открывал душу. Возможно, я первая и единственная, кто слышит это наполненное чувством вины откровение.
        - Когда я в последний раз взмахнул кистью и закончил портрет Димы, раздался телефонный звонок. Я не верю в интуицию, но в тот момент внутренний голос кричал: «Не подходи!» Но я, разумеется, взял трубку…
        Костя вздрогнул и крепче стиснул мою ладонь. Мы держались за руки и будто вросли друг в друга, две идеально подходящие, сломанные ударами судьбы детали. Константин шумно вздохнул и продолжил свою историю:
        - Я плохо помню тот вечер. В голове тогда крутились две мысли: Дима погиб и я мог погибнуть вместе с ним. Но я выбрал рисование, а не поездку на речку. Дима поехал один… Он любил свою машину, а я считал лазурную «Девятку» произведением сатаны. - Костя мягко одернул руку и до красных полос потер ладонями лицо. - Яна, понимаешь… я знал: что-то случится. Знал, но ни черта не сделал! - голос Константина сорвался на хриплый крик. Если ранее его рассказ напоминал аккуратные мазки грустно-спокойным цветом, то теперь краски потемнели - жестокая реальность.
        - Ты не виноват, - сказала я, хотя отлично понимала, как трудно заглушить это противное чувство, если решил возложить вину за произошедшее на свои плечи. - Никто не виноват.
        - Может, он специально врезался в тот грузовик, чтобы я начал ценить жизнь? Чтобы я что-то сделал?! Иногда мне кажется, поэтому я остался один. Через пару месяцев я окончил школу и уехал в Москву. В художественное училище я не поступил, думал попробовать в следующем году, но познакомился с Марией… - Коэн замолчал, словно ему вдруг перестало хватать воздуха. Прокашлявшись, Костя провел ладонью по волосам и тихо добавил: - Я развеял прах Димы и пообещал быть смелым.
        - Прости себя, - мои губы нашли его, - пожалуйста, прости. Ты не виноват.
        Кого я пыталась утешить - его или Яну из прошлого?
        Мы сделали передышку на поцелуй. Моя ладонь оказалась на щеке Кости, его рука - на моей талии. После поцелуя - долгий диалог взглядами двух израненных душ, и Константин рывком усадил меня на свои колени. Крепкие, жилистые руки обхватили мои бедра. Губы нашли мои и на них обрушился поцелуй. Костя целовался не так, как на мосту, на поляне или минутой ранее, а более страстно и отчаянно, будто от этого поцелуя зависела его жизнь.
        И я целовала Костю, словно от этого зависела моя жизнь. Я отгоняла прочь страхи и сомнения. Призраки прошлого сгорали в пламени, что разгоралось от его поцелуев и прикосновений.
        Он прошелся рукой по краю моих джинсов, параллельно проводя дорожку горячих поцелуев по шее. Мое дыхание, как и дыхание Кости, было неровным, жадным, сбивчивым. Тело, во власти старых привычек, пугливо сжималось, когда Костя дотрагивался до груди или бедер. А вот мой разум... уплыл куда-то далеко. Я хотела стереть старые воспоминания, нуждалась в новых, поэтому смело прошлась ладонью по плечам Константина, сминая его кофту пальцами. Я желала избавить его и себя не только от тревог и боли, но и от одежды, чтобы скорее почувствовать наше единение.
        Константин с трудом остановился. Снова диалог глаза в глаза. Зеленые смотрят в серые. Немой вопрос от Кости: ты уверена?
        Я опешила, отстранилась. Приятно, что ему не все равно. И так как восхищение Костей, наша страсть и, возможно, более сильные чувства, испепелили мои страхи, я смело кивнула и дотронулась до его кофты: потянула ткань наверх, забралась под нее пальцами, ощутила ногтями теплую кожу и рельефные мышцы. Константин помог мне снять его одежду. Следом полетел мой свитер, футболка, лиф.
        - Яна, я должен сказать тебе…
        - Потом, все потом. Пожалуйста.
        Он колебался секунду, но в итоге кивнул и припал к моим губам.
        В тот момент от него меня не оторвал бы даже пожар. Руки Кости легли на мою талию. Я все еще сидела на его коленях и в полной мере почувствовала, как он возбужден. От желания я окончательно потеряла контроль над своим телом. Та девушка, что дремала четыре года без ласки, очнулась и хотела принадлежать этому прекрасному мужчине.
        Константин уложил меня на простыни и навис сверху, проводя ладонями по моим ногам. Расстегнул пуговицу, снял с меня джинсы. Мои руки нашли его волосы, зарываясь пальцами в светлые локоны. Отвечая на поцелуи, я помогала Константину избавить нас от остальной одежды.
        Когда мы были готовы, он снова медлил, видимо, понимая, что для меня это огромный шаг, а мое прошлое наполнено болью, но… Я готова. Я устала прятаться, мне хотелось, чтобы он - сильный и смелый - освободил меня. Поэтому я оставила на его губах страстный поцелуй, призывая действовать решительнее. И он ответил, смешивая в своих действиях романтику, нежность и страсть, как смешивал на палитре краски.

***
        Меня разбудило солнце. Застонав, я прикрылась подушкой, но панорамные окна без занавесок не оставили ни единого шанса вернуться в сладкие сновидения.
        Когда я приподнялась на локтях и огляделась, то увидела Константина: он сидел на табурете в одних пижамных штанах и пил кофе. Заметив, что я проснулась, Коэн улыбнулся.
        - Как ты спишь днем? - недовольно спросила я.
        - Обычно я слишком устаю… или напиваюсь, чтобы заметить солнце, - ответил Костя и указал на барную стойку: - Кофе и пицца, конечно, не завтрак мечты, но ничего другого у меня нет.
        Завернувшись в простыню, я поднялась с постели и подошла к художнику. Мне хотелось сказать, что сегодняшнее утро - самое счастливое за много лет, поэтому любой завтрак в его компании прекрасен, но вместо этого я поцеловала Константина в висок, потом в щеку и, наконец, в губы.
        Костя, после ответа на поцелуй, сделал мне кофе и дал кусок пиццы. Я поблагодарила и села на соседний табурет. Скованности или смущения не было, мы флиртовали, говорили о всякой ерунде и много смеялись.
        Покончив с завтраком, Константин щелкнул пальцами, тем самым сообщая, что ему в голову пришла великолепная идея. Он ее озвучил:
        - Раз ты здесь, можно нарисовать тебя?
        - Ну, - закусив губу, я неопределенно пожала плечами.
        - Ты прекрасна, - прошептал Костя мне на ухо. - Дурочка.
        Около минуты я смотрела в горящие от восторга глаза художника и, в итоге сдавшись, вернулась на кровать, а Константин хлопнул в ладоши, словно выиграл в лотерею. Его лицо сияло, губы изогнулись в улыбке. Никогда прежде я не видела более счастливого человека, чем Константин Коэн за любимым занятием. Он засуетился, исчез из виду и вернулся с мольбертом в руках. Под мышкой Костя держал чемоданчик, вероятно, с красками, а в руках - палитру и несколько холстов.
        - Раздеваться необязательно, - сказал Константин, когда я потянулась к простыне на своих плечах. - Мне в первую очередь интересны черты твоего лица, но… - Он ухмыльнулся и замолчал.
        - Что?
        - Я был бы не против.
        В самодовольного Коэна полетела моя футболка.
        - Рисуй! - отчасти приказным, отчасти обиженным тоном сказала я и накинула на плечи теплый красный плед. Несмотря на то, что в Москве уже дали отопление, в квартире Кости было прохладно.
        Но художник словно не ощущал холода: им завладело вдохновение. Кажется, весь мир для Константина сузился до размеров холста. Он стоял в пижамных штанах и водил кистью, иногда обмакивая ее в подходящую краску. Из-за мольберта выглядывали широкие плечи, а когда Костя бросал на меня оценивающие взгляды, я чувствовала, как по телу расходятся теплые волны.
        Сначала я думала, что не смогу высидеть долгое время в одной позе, но увлеченность творца передалась и мне, поэтому я не заметила, как пролетело время. Только увлечена я была не портретом, а Константином. Я прокручивала в памяти его историю, и мое сердце сжималось от боли. Оказывается, уверенный в себе мужчина на самом деле переживший трагедию мальчик. Одинокий, покинутый. И очень сильный. А самое удивительное, что, несмотря на удары судьбы, он боролся и мог научить бороться других. Меня.
        - Спасибо.
        - Что? - Константин выглянул из-за холста. - Ты что-то сказала? - Светлые пряди прилипли к его лбу, щеки чуть покраснели. Он облизал пересохшие губы, и я с трудом подавила желание вскочить и поцеловать его.
        - Ничего, - отмахнулась я. - Ты закончил?
        - Набросал кое-что, - стесняясь, отозвался Костя.
        - Скромник! Покажешь? - не дождавшись ответа, я откинула плед, поднялась и, придерживая рукой простыню, направилась к художнику.
        Сердце забилось сильнее. Я вспомнила нашу встречу на мосту: тогда я и слышать не хотела о том, что он меня нарисует. А теперь… мне хочется увидеть результат!
        Но Константин остановил меня, поймав в свои объятия.
        - Нет, - мягко сказал он. - Скоро покажу. Обещаю.
        - Ах, так! - воскликнула я, выпутавшись из его рук. - Тогда я ухожу.
        - Куда? - Константин мягко увел меня к кровати. И принялся целовать, отвлекая внимание, электризуя мою кожу своими пальцами.
        - Мне нужно в ванную, - гордо вздернув подбородок, ответила я и отстранилась. Если честно, я с трудом сдерживала смех, а также желание поддаться его мягкому натиску. Но иногда хочется побыть капризной девчонкой!
        Костя поцеловал меня в губы и указал на левую дверь. Он вернулся к холсту, а я, подхватив нижнее белье и остальную одежду, пошла в указанном направлении. В маленькой ванной я приняла душ и оделась: хотела скорее вернуться к Косте и, возможно, повторить то, чем закончился наш вчерашний вечер…
        Поправляя прическу, я мысленно предвкушала новый день: куда мы пойдем, что будем делать. Хотелось позвать Константина в любимое кафе, прогуляться по парку или даже познакомить с подругами. Теперь свободное время не пугало меня, ведь я могла провести эти часы с Костей. Свобода не пугала меня. Я ей наслаждалась.
        На цыпочках я вышла из ванной, с целью накинуться на художника с крепкими объятиями или страстными поцелуями, но затормозила, услышав незнакомый мужской голос:
        - Коэн, в Петербург в эти выходные приедет коллекционер из Австралии. Он даст грант на выставку талантливому художнику, если ему понравятся работы. - Голос доносился из динамика домашнего телефона. - Перевожу на язык идиотов: он отдаст грант тебе! Ты должен поехать.
        - Петь… - Выйдя из ванной комнаты, я увидела, что Константин одевается, поэтому и говорит собеседником по громкой связи. Костя просунул руки в рукава белой хлопковой рубашки и ленивым тоном добавил: - Я собирался уехать на природу. В Карелию, может быть. А Питер… не хочу менять один большой город на другой.
        - Коэн, Петербург - не Москва! Коллекционер из Сиднея - не Мария! - отчаянно воскликнул Петя. От его жалостливого тона у меня зазвенело в ушах. - Не упускай шанс, придурок!
        Костя оторвался от застегивания пуговиц, открыл рот для ответа и поднял голову. Наши глаза встретились.
        - Хорошо, я подумаю, - бросил Костя собеседнику, не прекращая смотреть на меня. - Спасибо, Монро.
        - Ой, иди ты…
        Гудки рвали тишину несколько секунд, пока Константин не дошел до телефона и не положил трубку на законное место. Теперь тишина ощущалась физически. Как ком в моем горле. Как удары моего разбитого сердца.
        - Ты… хочешь уехать? - спросила я.
        Коэн пожал плечами и вернулся к застегиванию рубашки.
        - Свобода, - сказал он, избегая моего взгляда.
        А я смотрела. О, как я смотрела! С вызовом, с обидой, со злостью.
        - «Свобода»! - передразнила я, титаническими усилиями прогоняя слезы. Ком в горле рос, мешая говорить, поэтому я повысила голос: - Какой толк в свободе, если ты один и несчастен?! Если ты снова бежишь? И врешь? И… Используешь!
        - Я хотел тебе сказать, - он смягчился, подошел и попытался взять меня за руку, но его пальцы столкнулись с воздухом. - Я ни о чем не жалею. И ты не должна, - быстро добавил Константин. - Начинается новая глава твоей жизни. - Он все-таки взял меня за руку и теперь сжимал мои пальцы, теплом грея холодную кожу. - Ты улыбалась. Ты хотела открыться мне, я видел. Соберешься поделиться чем-то - я выслушаю. Но… - Его рука отпустила мою резко, словно кусок льда бросили за шиворот. Так Константин бросил меня обратно в жизнь. Без него. - Ты обрела свободу, Яна. Это все, чего я хотел. И все, что я могу тебе дать.
        Слезы сорвались с моих ресниц, размывая комнату, Костю, мое будущее. Дрожа всем телом, я отвернулась, накинула куртку и выбежала прочь из квартиры. Если свобода горькая и приводит к одиночеству, я не хотела ее познавать. Но Константин не спросил меня.
        Глава 8
        ЯНА
        Я бежала вниз по лестнице, игнорируя слезы на своих щеках. За спиной я отчетливо услышала шаги и побежала быстрее, едва не споткнувшись. Нужно убраться отсюда. К шагам добавился смех. Обернулась - нет, я одна в обшарпанном подъезде: летела по этажам, не разбирая дороги, и шаги смешались с гулом моего сердца. Эти шаги тяжелые, они не принадлежат Константину. Призрак прошлого гонится за мной: я впервые за четыре года открыла свое сердце. И воспоминания прорвались сквозь стены, холодными пальцами схватили меня за плечо… Я оступилась на первом этаже, у самого выхода. Лодыжку пронзила острая боль.
        - Черт…
        «Пока ты молчишь обо мне, я властвую над тобой»
        - Нет! - крикнула я в пустоту, не оглядываясь.
        Я вырвалась на улицу, отчетливо слыша в голове:
        «Ты принадлежишь мне, Яна»

***
        - Что с ногой? - поинтересовался Иван.
        Из-за боли я шла прихрамывая и сейчас, мельком глянув на распухшую лодыжку, поспешила сесть за столик, пока мое жалкое ковыляние не привлекло внимание других посетителей кофейни.
        - Спешила на автобус, - отмахнулась я, изучая меню.
        Когда я успокоилась, то позвонила другу и предложила пообедать, дабы меньше думать о Косте. Иван с радостью согласился.
        Друг скрестил руки на мускулистой груди и сдул со лба темную прядь волос. Этому медвежонку трудно врать! Пока я придумывала правдоподобную ложь, Ваня сменил тему:
        - Нашла новую работу? - спросил он. - Кстати, без тебя в компании бардак! Эдуард пожалел, что позволил тебе уйти - не справляется. Мария орет как ненормальная - видимо, поругалась с очередным любовником. А я… тухну от одиночества! Может, вернешься?
        - Прости, но вряд ли, - мягко ответила я. Спустя время я поняла, что совсем не жалею о своем увольнении.
        - У тебя новая работа?
        - Ну… - Я поджала губы, повторяя пальцем узоры на деревянной поверхности стола; вранье - не мой конек. - Ничего особенного. Помогаю художнику… с бумагами. Выставки организовываю, прибыль считаю. - Я спрятала пылающее лицо за принесенным меню.
        - А художник - не Константин ли Коэн?
        Все. Больше никогда ничего Ивану не расскажу!
        - С чего ты взял? - мой голос сел, превращая и без того высокую тональность в подобие писка.
        Иван рассмеялся:
        - Неужели этот парень решился-таки на свою выставку?
        - Хм, - я пожала плечами и указала подошедшему официанту на одно из блюд, с улыбкой добавив: - И красное вино, пожалуйста.
        - Что празднуем? - поинтересовался Иван.
        - Неудачи, разумеется, - буркнула я и сцепила ладони в замок. - Мне нужна твоя помощь, Ваня. Насчет Константина.
        На лице друга появилось удивление. Возможно, потому что я прошу помощи у него, а не у Ани или Саши. Но Иван был единственным, кто мог мне помочь: помимо спорта он обожал философию.
        - Да? - Иван нахмурил широкие брови. - Слушаю.
        - Это покажется бредом…
        - Обожаю бред! - с энтузиазмом перебил друг. - Выкладывай.
        Вечная веселость покинула его лицо, и я еще раз убедилась, что получу необходимую мне помощь от правильного человека.
        - Ты знаешь философа Майкла Ньютона?
        - Это тот, который выдвинул теорию о множестве частичек души?
        Я кивнула.
        - Душа - сгусток энергии, - монотонным голосом начал Иван, изо всех сил напрягая память. - Она может разделиться на две или более частей. После начать новую земную жизнь в разных телах. Два человека могут жить совершенно по-разному, интересоваться разными вещами, говорить на разных языках, но оба будут ощущать, что в их жизни не хватает чего-то важного. Кого-то. И одна половина души - как правило, более импульсивная, - найдет вторую.
        - Костя, - едва слышно сказала я. - Костя нашел меня.
        Иван не отреагировал. Он был увлечен теорией:
        - Если эти частички души в итоге находят друг друга и соединяются, у людей возникает чувство спокойствия, уюта. Словно они вернулись домой. Ты ведь это имела в виду?
        Я кивнула.
        - Хм… - Иван покрутил в руках солонку. - Ты думаешь, теория о тебе и Константине Коэне?
        - Было столько совпадений… - Я судорожно вздохнула. Казалось предательством рассказывать Ивану о судьбе Кости, но мне необходимо было разобраться: стоит ли бороться за… наши отношения? За нас. Поэтому я, убедив себя, что все сопровождается благой целью, объяснила: - Перед знакомством с Константином я прочитала статью Майка Ньютона, и сегодня я вдруг вспомнила о ней. Говорю же, покажется бредом, но… В нашей жизни произошли поразительно схожие события. После потери близких мы уехали: я - в Лондон, Костя - в Москву. Там попали в абьюзивные отношения, которые сломали нас. Мы сбежали и закрылись в себе. А потом… встретились на мосту. И все начало налаживаться, понимаешь? - Я смахнула слезы с уголков глаз. - По крайней мере, у меня. А Костя… Он… хочет уехать. Отталкивает меня, потому что, я думаю, он боится своих чувств. И особенно боится той крепкой связи между нами. Считает, это похитит его свободу, - я нервно стиснула ножку принесенного официантом бокала, - но отталкивая меня, он глубже запирает себя в клетку. А клетка никогда не сделает его счастливым. Я-то знаю.
        Иван молчал пару минут, а потом осторожно спросил:
        - Почему ты решила, что между вами именно феномен Ньютона, а не родственные души или что-то подобное? Твое желание спасти Константина и подарить свою любовь - похвально, но… Может, ему это не нужно.
        Я ждала такого вопроса и, глотнув вина, сказала:
        - Сейчас покажу.
        После этих слов я взяла салфетку и свой бокал: капнула на салфетку вино - алое пятно расползлось по белому материалу, - потом я взяла другую салфетку, а также ложку с блюдца Ивана. Друг уставился на свою чашку с кофе. Но мне было все равно, как странно я выгляжу. Я капнула кофейные пятна в разные стороны второй салфетки.
        - Допустим, пятно от вина - это судьба. Фатум.
        - Допустим, - согласился Иван.
        Салфетку с одним большим пятном я порвала пополам.
        - Эта салфетка - душа, которая разделилась, в данном случае, на две части и вселилась в два тела: как раз то, о чем говорил Ньютон. Такие люди пережили одинаковые события и встреча друг с другом - исцеление для них. По крайней мере, так думаю я. А это, - я указала на вторую салфетку с множеством кофейных пятен, - родственные души. Их тоже может быть много. И те и те люди задаются вопросом: «Почему мы совершенно разные, но понимаем друг друга?» Особенность теории Ньютона, или, как ты выразился, феномена, в том, что у одной души, разбросанной по разным телам, одна судьба. Не мировоззрение или увлечения. А что-то… интимное. Сокровенное. Я поняла это, когда он рассказал мне о брате… - осознав, что болтаю лишнее, я замолчала и отпила из своего бокала.
        - Интересно, интересно, - протянул Иван, изучая салфетки. - Я могу с тобой согласиться. И ты выглядишь… живее, чем раньше.
        Я кивнула.
        Да, Константин вернул меня к жизни, но что будет, если он - вторая половинка моей души - уедет? Как минимум, я вновь спрячусь в раковину, как максимум - сойду с ума. Меня убивала мысль, что Костя может не разделять мои чувства, а все, что я придумала - бред влюбленной девчонки.
        - Яна, - после долгой паузы начал Ваня, подводя итог, - если все действительно так, как ты сказала, ни в коем случае не отпускай Константина. Не позволяй ему снова «потеряться» в вымышленной свободе. Вы все равно придете друг к другу. Только время потеряете.
        - Понимаю, - грустно ответила я. - Но как мне его убедить…

***
        Домой я вернулась в приподнятом настроении. Иван - источник неиссякаемого оптимизма - во время обеда веселил меня рассказами о том, что добился-таки внимания моей подруги Саши. Я искренне радовалась за друзей, поэтому дома, сбросив куртку и обувь, протанцевала, по-прежнему прихрамывая, к телефону на тумбочке. Я заметила, что на домашнем аппарате горит красный огонек, а значит, кто-то оставил мне сообщение на автоответчик. Кто-то… Константин?
        - Привет, Яна! Это Аня. - Увы, не Константин. Никогда раньше я не была так разочарована, слушая сообщение от подруги. Аня щебетала, наполняя мою квартиру веселым голосом: - Давно не общались! Надеюсь, ты в порядке. - А мое сердце наполнялось болью, ведь с каждым словом Ани во мне таяла надежда: Костя не позвонил.
        Я стояла посреди коридора, пытаясь скрыть разочарование от самой себя. Глаза щипало. Я не нужна Константину Коэну. Ему никто не нужен, он свободен. А я - идиотка.
        Добравшись до спальни, я, не раздеваясь, села на кровать и разрыдалась. Впервые за много лет я дала волю эмоциям: рыдала до хрипа. И с каждым всхлипом мне становилось легче. Отпускала боль, освобождала сердце для искренних чувств. Для человека, за которого готова бороться даже с ним самим и его установками. Для Константина.

***
        Комнату освещали редкие вспышки молнии, дождь барабанил по стеклу. Я лежала на постели, поджав колени к груди, и размеренно дышала. Слезы высохли. Несмотря на отвратительное физическое состояние - опухшие глаза болели, голова раскалывалась - морально мне было хорошо, я выплакалась и обдумывала варианты: что делать дальше? Как убедить Костю остаться со мной? Выслушать меня? Поверить? Дать нам шанс?
        Бесконечные вопросы в моей голове прервал звонок в дверь. Сначала я решила, мне почудилось, и шум дождя выдал желаемое за действительное. Тут раздался второй звонок: птичья трель в тишине показалась мне самым прекрасным звуком. На ватных ногах я поднялась с кровати и пошла открывать. Я душила в себе радость - вдруг это не Костя, а, например, Иван пришел меня проведать, или Аня, так как я ей не ответила.
        Но мне надоело оставлять радость «на потом». Я устала жить в режиме ожидания, поэтому позволила себе широко улыбнуться и дернуть ручку.
        - Привет? - неуверенно поздоровался гость.
        Я замерла. На моем пороге Константин Коэн. Его потрепанное пальто, словно божья коровка, было в пятнах от дождя, а ботинки, наполненные водой, хлюпали от всякого движения; светлые волосы художника из-за влажности завились сильнее обычного, улыбка же выглядела до умиления застенчивой. Я крепко обняла Костю.
        Пришел! Нужный. Самый-самый.
        Он тоже обнял меня, холодя через свитер ледяными пальцами, а когда отстранился, то попытался стереть с лица капли, но те вновь упали с его волос и бровей на впалые щеки. И только зеленые глаза горели - то ли от радости, то ли от печальной неизбежности.
        - Прости, - прохрипел Константин, стуча зубами.
        По моему телу волнами прошелся трепет. Обида окончательно покинула мою душу. Как можно всерьез обижаться на свою «половину»?
        - Ты простудишься, - я затянула художника в квартиру и помогла ему снять пальто. - В гостиной есть плед. Я поставлю чайник.
        - Прости, - повторил Костя. - Скажи, что прощаешь, и тогда я буду искать плед. - Вновь мальчишеский максимализм. И шантаж!
        Я рассмеялась и закатила глаза. Но Костя, подрагивая от холода, остался на месте. Он хмуро добавил:
        - Прости. Я должен был сообщить тебе о своем решении.
        Улыбка медленно сползла с моего лица. А вдруг он пришел, чтобы попрощаться? И извиняется лишь потому, что уезжает… навсегда.
        - Тебе нужно согреться, - сказала я ровным голосом, хотя чувства накрыли, как цунами. Мне больно даже представить его отъезд.
        Несмотря на боль, я не могла допустить, чтобы Костя заболел, и приложила палец к его мокрым губам. Наши глаза встретились, на мгновение мне стало нечем дышать. Не хочу его отпускать. Но кто я такая, чтобы удерживать вольного творца силой? Даже силой своих чувств.
        - Идем пить чай, Коэн.
        Константин вскинул бровь, вероятно уловив обиду в моем тоне, разулся и отправился в сторону комнаты. Он торопливо накинул на плечи плед и пришел ко мне на кухню. Я зажгла лампочку над вытяжкой, поставила чайник, и мы молчали, пока бурлила, закипая, вода.
        Напряжение витало в воздухе. Мне хотелось обнять Костю. Но если это прощание… Я должна быть сдержана, верно?
        Мы сели за столик, я разлила кипяток по кружкам, кинула пакетики с заваркой в каждую. И решилась прервать тишину нейтральным вопросом:
        - Как ты узнал, где я живу?
        - Ответ тебе не понравится. - Константин рассмеялся и отпил из кружки. Костя напоминал воробушка: укутался в плед с головой, видны только красный нос и озорные глаза. - Спросил у Марии, - признался художник.
        - Мне понравился этот ответ, - с усмешкой парировала я. - Рада, что вы помирились. - От горечи свело скулы. Ну и кобель…
        - Ох, жестокая ты девушка, Яна! Мы с ней попрощались.
        Я неопределенно пожала плечами. Маленькая радость - он к ней не вернулся! - сменилась глухим отчаянием: какое мне дело? Со мной он тоже не останется. И жестокость… От кого я слышу! Не я разбила Косте сердце, огорошив заявлением об отъезде.
        Не притронувшись к чаю, я спросила:
        - Зачем ты здесь, Константин? Извиниться? Попрощаться?
        - Сложно сказать, - отозвался он, и я почувствовала дрожь.
        Сегодня все решится.
        КОНСТАНТИН
        Стук каблуков Яны эхом звучал в моей голове. Она ушла, а я не смог ее остановить. Физически. Словно прирос к полу. И что в итоге? Отпустил ее. Дал ей уйти. А сам собирался уехать, потому что привязанность к девушке сделает меня зависимым, убьет вдохновение. Так было с Марией, и хотя Яна не похожа на мою бывшую, я-то остался собой. Вдруг дело во мне? Я не мог подвести Яну: дать ей надежду, а потом все испортить, ибо есть риск, что я задохнусь в отношениях и все равно уеду. Лучше сразу, верно?..
        На меня из зеркала смотрело осуждающее лицо. Не Коэн, Самойлов. Тот, кем я был, когда жил с братом. «Тогда ты всего боялся, жить боялся. А теперь? Разве ты не поступил также, Костя? - ругалось отражение. - Придурок, ты ведь открылся ей. Единственной рассказал про то, что чувствовал, когда потерял Диму. Она тебя поняла, она тебя освободила».
        Оказывается, если рядом нет того, кто разделит свободу, то свобода способна стать очередной клеткой. Призрачной мечтой, достигнув которую, ощутишь пустоту - она как дым сквозь пальцы.
        Сорвавшись с места, я схватил ключи от квартиры и пальто. Мне нужен совет - твой совет, брат. И тогда, возможно, я пойму, что делать.

***
        Вдалеке загремел гром. Небо затянуло тучами. Пахло свежестью. Скоро пойдет дождь, а я без зонта, отлично. Но не возвращаться же, когда я у цели. Застегнув пальто на все пуговицы, я взобрался на холм, пиная ботинками комки грязи, и восхищенно оглядел город с высоты.
        Ветер ерошил волосы, первые капли ударили по щекам. Я закрыл глаза, пытаясь воссоздать образ Димы - его широкие плечи, темные волосы, открытую улыбку. Он должен быть здесь. Теперь он всегда здесь. Что мне делать, Дима?
        - Здесь развеян прах твоего брата?
        Я вздрогнул. А когда обернулся, мои руки непроизвольно сжались в кулаки.
        На краю поляны стояла Мария. Она крепко держала в левой ладони черный зонт, а правую спрятала в кармане пальто. Карие глаза смотрели привычно с высока, но меня задевал не ее взгляд, а ее присутствие здесь.
        - Какого…
        - Не волнуйся, Костик. Я просто проезжала мимо и увидела тебя. Решила поздороваться.
        - Привет, - холодно бросил я, хотя мое «привет» прозвучало как нечто нецензурное. - И пока, - я отвернулся, ловя губами капли дождя.
        - Константин! - Марии пришлось кричать, чтобы я услышал ее в нарастающей буре. - Я оставила тебя в покое. Живи в Москве, сколько пожелаешь, - снисходительная усмешка. - От тебя много проблем. Если ты не будешь лезть на рожон, тебя никто не тронет. Аривидерчи.
        Ее не интересовал мой ответ. Когда я повернулся, Мария спускалась вниз по холму, прихватив мою обиду на этот город. Самое главное, лопнул поводок, на котором Мария держала меня, привязанного, словно собачонку. И я смог впервые за пять лет свободно вздохнуть.
        Дима же ничего не сказал мне. Если только дождем. До дома мне идти далеко, а деньги на такси я, разумеется, не взял. Интересно, где живет Яна?
        - Мария! Стой! - я ринулся следом за брюнеткой, едва ли не кубарем спустившись по влажной земле. - Ты знаешь адрес Яны Воронцовой?
        Мария остановилась. Крепче сжала зонтик и выше подняла воротник пальто. В темных глазах сверкнула плохо скрываемая боль.
        - Откуда мне знать ее адрес?
        Я пожал плечами, понимая, как глупо было спрашивать.
        - Ох… Ты и правда влюбился. - Улыбка Марии стала ломаной, будто в женщину ткнули иголкой. - Конечно… Мне стоило догадаться, когда ты начал рисовать ее портрет. Полагаю, твой первый портрет за много месяцев?
        Я не ответил, скрипнув зубами. Несколько минут тишину на пустыре нарушал лишь ветер. Вдруг Мария подалась вперед, словно собиралась пожать мне руку, и спросила:
        - Почему ты не сказал, что тебе не нравятся условия в компании?
        Я нахмурился - зачем ворошить прошлое?
        - Ты сбежал, подставил всех. Мальчишка…
        - Вы бы не отпустили меня.
        Мария усмехнулась:
        - Или, в таком случае, твой уход не был бы столь драматичным? Мы бы также забрали твое имущество, дабы покрыть убытки, но отпустили бы. Ты раб одного человека, Константин - самого себя. И пока ты бегаешь от жизни, она не будет тебя устраивать. - Мария достала из кармана пальто мобильный телефон и тихо добавила: - У меня есть номер Ивана Солнцева. Он работал с Воронцовой.

***
        Квартира Яны похожа на хозяйку: идеальный порядок на полках, ни пылинки на тумбочках, минимализм в цветовой гамме. Мне захотелось внести буйство красок: зеленые стены я бы перекрасил в небесно-голубой цвет, на пол в коридоре постелил бы темно-красный ковер. Но думать о чужом интерьере не было времени. Я пришел поговорить и, надеюсь, узнать тайну Яны. Мы отразили наш вчерашний вечер: ее квартира вместо моей, ее откровение на смену моего.
        - Зачем ты здесь, Константин? - ее голос-колокольчик звучал едва слышно. - Извиниться? Попрощаться?
        - Сложно сказать… - Я оставил плед на стуле и подошел к Яне.
        Она задрожала, вскочила, отошла к столешницам. Понимаю: любая близость острыми осколками будет терзать сердце в минуты разлуки. Яна подняла на меня серые глаза: они, вылитые тучи за окном, также готовы разразиться бесцветными каплями.
        Но я не позволил слезам упасть с ее ресниц. Крепко обнимая, я вдыхал цветочный аромат духов и слушал удары беспокойного сердца.
        Через пару минут я смог прошептать:
        - Ты позволила мне быть рядом. Я благодарен.
        - Быть…
        - Я изучил тебя всю, - мой железный голос звучал, словно удары молотка. - Я пытался понять тебя, но натыкался на стены.
        - Константин, не надо…
        Ее пальцы ухватились за воротник моей рубашки, то ли отталкивая, то ли притягивая к себе. Я пропустил воздух сквозь стиснутые зубы. Больно смотреть на красивую девушку, парализованную страхом, но я знал: ломаются ее стены, крошится скорлупа.
        Я положил ладони на столешницу позади Яны и прижался к девушке всем телом.
        - Расскажи мне. Расскажи мне все.
        Она покачала головой, пытаясь оттолкнуть. Слабая, хрупкая. Любимая?
        - Тогда ты освободишься. И я обещаю быть рядом в этот момент.
        Пару минут она стояла неподвижно. Я открылся, смог это сделать. Теперь очередь Яны. Спустя годы скитаний я понял, что такое свобода. Свобода - это смелость. Когда прошлое перестает властвовать, и ты готов отпустить. Иногда - поделиться своей болью. Свобода - это идти дальше, аккуратно переступая через обломки былых трагедий.
        Яна взяла меня за руку, сжимая мое запястье - ее спасательный круг, - и повела в спальню. Усадила на кровать, села рядом. И начала рассказ.
        ЯНА
        - Мои родители умерли, когда мне было восемнадцать. Автокатастрофа. - Константин молчал, но в его глазах блеснуло понимание. - Мы собирались ехать на юбилей дедушки, но я выбрала вечеринку в клубе… как ты выбрал рисование. Для меня важнее были друзья, танцы, выпивка. Тогда родители поехали вдвоем. И пока я отдыхала, они… разбились на машине. - Я вздрогнула: рассказать это, словно заново пережить. - Я винила себя, ведь должна была погибнуть с ними. - Костя, как и я во время его рассказала, сжал мою руку. - Все в Москве напоминало мне о семье, поэтому я перевелась на семестр в другую страну. Уехала в Англию и познакомилась с Домиником. Отличный парень, старше, чем я, заботливый. Он сказал, что сделает все, что в его силах, чтобы мне стало легче. - Слова начали душить, но я не остановилась: - Конечно же я влюбилась. В идеального иностранного принца… А потом моя боль от потери родных и правда притупилась, на первый план вышли инстинкты. Выжить.
        - Он бил тебя? - не выдержал Константин, хмурясь.
        Я дернула плечами.
        - И это было. Но дело в другом. - Я говорила быстро, чтобы Костя не перебивал: - Я верила, понимаешь? В то, что меня можно полюбить… просто так. Не за отцовские деньги, которые Доминик растратил на азартные игры - да и черт с ними, с деньгами… - Голос дрогнул, я замолчала.
        - Тебя можно полюбить, - тихо, но твердо сказал Коэн.
        Улыбка тронула мои губы. И поэтому ты хочешь бросить меня?
        Но в слух сказала иное:
        - Я долго отказывалась верить, что Доминик - аферист и домашний тиран. Я нашла силы уехать в тот момент, когда осознала: если останусь, то умру. И вряд ли мои родители будут рады такому исходу… Я вернулась и решила, что не переживу подобного. Мне не нужна любовь. Так я думала… пока не встретила тебя. Ты на него не похож. Ты творческий, легкомысленный, взбалмошный, но со стержнем. Ты всегда спрашиваешь о моих желаниях. А когда я узнала о твоем прошлом, то сильнее почувствовала связь. Мы словно делим одну боль, которую пора отпустить.
        Моя боль действительно не покидала меня до сегодняшнего вечера. Эта история долго жила во мне и травила, словно болезнь, мое настоящее и будущее. Рассказав ее, приняв ее, я увидела путь к излечению.
        Константин спросил:
        - Ты боишься, что он найдет тебя?
        - Нет, - я покачала головой. - Как он сказал в нашем последнем разговоре: «Ты не стоишь того, чтобы гоняться за тобой по всему миру».
        Свободная ладонь Кости сжалась в кулак. Второй рукой он все еще крепко стиснул мои пальцы. Потом поднес мою руку к губам и поцеловал.
        - Тебя разбили, словно хрусталь, Яна, поэтому ты выстроила прочные стены. Пришло время их сломать.
        Впервые за долгие-долгие годы в моих слезах не было жалости к себе. Освобождение. Свобода.
        Константин прижался губами к моим губам. Соленые от слез поцелуи казались сладкими. Я вытерла щеки и скользнула руками по плечам Кости, желая притянуть его ближе, сделать поцелуй более страстным, глубоким, но Константин не позволил. Он погладил меня по волосам и сказал:
        - Тебе нужно поспать. Откровения выматывают.
        - А ты? - утирая слезы со щек, спросила я.
        - Мне пора идти, - он подмигнул, улыбаясь.
        Его изумрудные глаза, наполненные поволокой нежности и грусти, не смеялись вместе с ним.
        - Все-таки ты уезжаешь… - вздохнула я. - Что ж…
        Костя развел руками и поспешил объяснить:
        - Друг купил мне билет до Питера, чтобы я встретился с коллекционером из Австралии. Если я не поеду, Петя обещал затолкать кисточки мне в… - Коэн усмехнулся. - Это в самом деле неплохая идея. Я про поездку в Петербург. Возможность стать художником с большой буквы.
        - Конечно, - мой голос вмиг заискрился от восторга. - Я надеюсь, все получится! Нет, я уверена - все получится!
        - Угу-м. - Костя смутился, как и всегда смущался, когда речь заходила о его таланте. - Своя выставка… неплохо.
        - Скромник! - усмехнулась я.
        Константин наклонился и поцеловал меня в губы. Когда он отстранился, мы несколько минут смотрели друг другу в глаза. Наши души разговаривали, давали обещания.
        Константин Коэн надел пальто и ушел. Свободный, ничей. Но я, провожая художника взглядом, знала: мы обязательно встретимся. Ведь, в конце концов, Майкл Ньютон не просто так придумал теорию. А сегодня Костя бежал вниз по лестнице, насвистывая одну из песен Bon Jovi и прикуривая сигарету с гвоздикой.
        В нашем случае прощание будет лишним.
        Эпилог
        Обязательно ли быть свободным, чтобы начать жизнь заново? Необходимо ли для этого забыть все, даже хорошее? Нет, не всегда. Чистый лист ждет новую историю, но черновики - то самое прошлое - помогут начать сначала. И ценить каждую новую ошибку.
        ЯНА
        Прошло пять дней. Костя не звонил и не писал, даже не сообщил, доехал ли он, в порядке ли сейчас и, самое главное, получилось ли у него очаровать коллекционера (я уверена - получилось!). Я сходила с ума от любопытства и волнения, но дала себе слово не беспокоить художника - Константин так близко к исполнению мечты, не стоит быть эгоисткой. Но мне очень хотелось услышать его бархатный голос или прочитать забавную смс, в которой Костя поворчит на шумный Санкт-Петербург.
        Сегодня утром я решила прогуляться по парку и пойти на наш мост. А вдруг?.. Кутаясь в шарф, я гуляла по аллее, перепрыгивая через лужи и тихо подпевая Bon Jovi «Postcards From The Wasteland».
        Когда я завернула на нужную тропинку, то увидела на мосту только темно-желтые, подгнившие листья, раскиданные ветром по мокрым перилам. Чем ближе зима, тем грустнее выглядит парк, и тем холоднее у меня на душе. От разочарования свело скулы, и я со злостью выдернула наушники, а потом кинула их в карман куртки.
        - Извините.
        Ох, нет, здесь кто-то был. Мужчина. Но голос у него выше, чем у Константина. Я нехотя обернулась и оглядела черноволосого незнакомца с грустными, словно у собаки, голубыми глазами. Его потрепанная парка была испачкана краской, а на голове красовался синий берет из шерсти.
        - Да? - растерянно кивнула я.
        - Меня просили передать, - незнакомец вытащил из кармана парки сверток и протянул мне. - От Константина Коэна, - уточнил мужчина.
        - Спасибо, - поблагодарила я, рассматривая сверток.
        Мужчина не ответил. Он исчез так же внезапно, как и появился.
        Вот и весточка! От нетерпения мои руки задрожали. Порвав крафт-бумагу, я обнаружила внутри рамку, а в ней фотографию или рисунок, я не успела разглядеть, потому что из посылки выпала записка.
        «Я вынужден вновь исчезнуть, но не потому что испугался своих чувств. Я вдохновляюсь ими каждый день! Что произошло? Коллекционер выбрал меня! И в ближайшие три месяца мне некогда будет даже дышать - нужно рисовать, чтобы создать выставку к сроку. Они звери, верно? Ладно, время на отдых у меня будет, но я должен сосредоточиться только на работе. Мне пришлось выкинуть мобильный, иначе я не буду рисовать, а буду звонить тебе - каждый день! Я надеюсь, ты приедешь на мою выставку. Приедешь в Сидней. Но я пойму, если ты пойдешь дальше. Живи полной жизнью, Яна. Как пел Джон Бон Джови: "Сегодня я увижу тебя во сне. До встречи. С любовью. Я"[11 - Bon Jovi - Postcards From The Wasteland]»
        В рамке оказался рисунок. Мой портрет.
        КОНСТАНТИН
        Три месяца показались вечностью. Но они того стоили - я создал прекрасную коллекцию картин и был собой доволен. А моим вдохновением стала сероглазая девушка, которую я встретил осенним вечером. Я рисовал ее глаза, наши сплетенные пальцы, мост в парке.
        Сегодня я чертовски нервничал, разглядывая свои полотна в огромном зале. Критики хвалили меня, никто больше не заставлял «рисовать как Моне» или «повторить картину Пикассо». Они любовались и восхищались работами Константина Коэна. Единственного и неповторимого. Слишком пафосно? Творческие люди мнят себя гениями.
        Да, критики хвалили, коллекционер - покровитель выставки - уже купил пять картин. Но я волновался, потому что имело значение одно мнение. Ее.
        - Извините, простите, я только посмотреть…
        Ох, этот высокий голосок! Мое сердце забилось чаще, словно разлука поставила мой пульс на паузу и теперь он рвался на свободу, дурманя мне голову. Усмехнувшись, я отыскал глазами прекрасную Яну. Она, маленькая и хрупкая, пыталась протиснуться меж гостями выставки.
        - Только посмотреть? - передразнил я, оказавшись рядом.
        - Мне, к сожалению, не хватит денег…
        Она обернулась и осеклась на полуслове. Ее волосы стали короче, теперь аккуратным каре обрамляли лицо. Она нарядилась в маленькое черное платье, которое мне хотелось то ли нарисовать, то ли сорвать…
        - Привет, - выдохнул я, не зная, как себя вести.
        Мог ли я поцеловать ее? Вдруг Яна пошла дальше? Как я писал ей в письме - я пойму, если она оставит в прошлом наши отношения. Жить с творческими людьми то еще испытание.
        - Привет, - ответила Яна. Ее бледные щеки окрасил румянец. Я залюбовался, осознавая: не найду в палитре столь нежного оттенка.
        - Ты великолепно выглядишь, - выпалил я.
        - А ты выглядишь… - Она засмеялась, рассматривая мой дорогой пиджак и аккуратную рубашку с бабочкой. - Необычно!
        - Мне здесь не хватает хорошего стилиста, - подмигнул я. - А еще финансового агента… или как называют людей, которые помогают держать деньги в порядке? Черт, я заработал сегодня больше, чем за всю мою жизнь!
        - Таких людей называют женами! - рассмеялась Яна, а потом ее лицо вытянулось, словно она съела дольку лимона. - Прости, - ее щеки из розовых стали пунцовыми, - я не это имела в виду… Наверняка у тебя кто-то есть…
        - Я оказался прав: у меня не было времени даже дышать. То что я стою перед тобой живой и более-менее здоровый - чудо. И… я скучал, Яна.
        Вместо ответа она крепко меня обняла. Люди проходили мимо, задевая нас локтями, и громко обсуждали картины. Они не подозревали, что моя муза здесь. Ее нужно благодарить и хвалить, а не меня.

***
        После выставки мы обедали в кафе. Я узнал у Яны, как изменилась ее жизнь за эти три месяца. Оказывается, девушка занялась тем, о чем давно мечтала: писала статьи о моде в глянцевый журнал. И, боже мой, она побывала на свадьбе. На свадьбе Эдуарда и Марии! А еще вернула своему гардеробу былые краски и разобралась с дискографией моей любимой группы. Даже купила у коллекционера редкую пластинку, которую сейчас торжественно мне вручила.
        Что произошло в моей жизни, кроме переезда в Сидней и создания выставки? Я познакомился с Джоном Бон Джови.
        - Ты встретился с ним?! - воскликнула Яна после моего рассказа о случайной встрече в холле отеля.
        - Ха, нас свела судьба, - отозвался я, улыбаясь. - И это… изумительно! Он был моим кумиром с четырнадцати лет.
        - И что ты планируешь делать дальше? - осторожно спросила Яна, пробуя морковный торт. - Твоя главная мечта сбылась.
        - Главная мечта? - Я вновь, как тогда, на мосту, смотрел на нее снисходительно, но не осуждая. - Яна, Яна… Ничему ты не научилась. Главное в жизни - любовь. И домик в Карелии. Ты ведь переедешь туда со мной, когда выставка закончится?
        Яна, не особо понимая, серьезно ли я, затаила дыхание.
        Думала, я не верю в любовь? Судьбоносная встреча на мосту не оставила мне шансов.
        - В общем, - я достал из кармана пиджака фотографию двухэтажного коттеджа на фоне природы: озеро, лес, горы. Я положил фото на стол, а Яна принялась его разглядывать. Никогда не умел делать красивых признаний, поэтому выпалил: - Я влюблен в тебя и хочу, чтобы ты была со мной. Раз ты приехала, могу я рассчитывать на взаимность?
        Яна улыбнулась и прокричала на все кафе:
        - К черту!
        - К черту! - смеясь, ответил я, вспомнив наш разговор на мосту.
        КОНЕЦ
        От автора
        История получилась короткой и, надеюсь, интересной. :)
        «Дорога к свободе» даже не любви и отношениях, а о том, что бывает «до». Незнакомец может стать ближе старых друзей и вылечить душевные раны, а поверить другому человеку и принять свое прошлое - первый шаг к свободе. Знаю, в жизни не всегда психологические травмы можно преодолеть разговором и поддержкой, поэтому, пожалуйста, если вас что-то беспокоит - подумайте о том, чтобы обратиться за помощью к специалисту.
        Мне не хотелось сильной драмы, и хотя прошлое героев нелегкое, они пришли к свету, чего я желаю всем-всем. События могут показаться быстрыми, но они как вспышка. Огонь зажегся и горит, пока двое поддерживают это пламя. Я верю, что у Кости и Яны будет прекрасное будущее. Ну а за драмой и сильными эмоциями приходите в мою дилогию «Виноградные грёзы». В «Дороге к свободе», кстати, была отсылка на дилогию - лайк, если нашли!)
        Философ и гипнотерапевт Майк Ньютон действительно существует, как и его теория о переселении души. Но выводы, что эти души способны помочь друг другу и предназначены друг для друга - выдумка автора. Хотя, кто знает… Я в судьбу верю, и теория показалась мне интересной. Если у вас есть мысли на этот счет, пишите мне, обсудим!)
        И, конечно, благодарности! Дорогие читатели, вы - лучики, которые помогли составить солнышко. (О, какую метафору придумала!) Идея этой книги была написана давно, но без поддержки я вряд ли бы переделала черновик и дописала бы книгу до конца. Спасибо тем, кто читал в процессе. Спасибо тем, кто ждал. И спасибо тем, кто случайно где-то увидел и захотел прочитать. Для автора очень важны отзывы, любые. Я буду счастлива прочитать ваши впечатления. Мой ник в Инстаграм teenage_tragedy_j
        Перевод песен взят с сервисов en.lyrsense.com и amalgama-lab.com. Автор обложки: Катерина Райдер. Автор исходника: Wesley Tingey (с фотостока unsplash.com)
        notes
        Примечания
        1
        Bon Jovi - All about Lovin' You
        2
        Bon Jovi - американская рок-группа
        3
        Bon Jovi - All about Lovin' You
        4
        «Всепоглощающая любовь к тебе» название песни Bon Jovi - All about Lovin' You
        5
        Bon Jovi - It's My Life
        6
        Bon Jovi - It's My Life
        7
        Bon Jovi - All about Lovin' You
        8
        Bon Jovi - It's My Life
        9
        «Это моя жизнь! Сейчас или никогда!» Bon Jovi - It's My Life
        10
        Речь о книге «Кристина» Стивена Кинга
        11
        Bon Jovi - Postcards From The Wasteland