Эта сука, серая мышь Ника Сафронова
        # Ради любви женщина способна на все. Говорят. Не уточняя, правда, что именно она готова сделать, чтобы добиться мужского внимания.
        Интересно… А на что, в таком случае, способна не самая привлекательная и не самая эффектная женщина? Этакая «серая мышь», возжелавшая добиться расположения человека, которому она совершенно безразлична, и который, к тому же…
        Чем придется пожертвовать Полине ради достижения своей цели?
        Ника Сафронова
        Эта сука, серая мышь
        В чем только не убеждают человека страх и надежда!

    Люк де Клапье Вовенарг
        Глава 1
        ПОРА В ПУТЬ-ДОРОГУ!
        Увидев, как незнакомец вынимает из багажника какую-то длинную железяку вроде лома, я так и обмерла. Не успела еще толком ничего сообразить, а он уже шел прямо на нас быстрым пружинистым шагом. Невысокий, коренастый, с видом злодея, чьи намерения очевидны.
        Ужас, до чего стало страшно! Он подошел, размахнулся… Я только и успела зажмуриться да что есть сил зажать ладонями уши. Бесполезно. Удар оказался таким мощным, что я его не только услышала, но и почувствовала. Машину слегка накренило вбок. Потом последовал другой удар, третий. Я так и продолжала сидеть без движения, съежившись, до тех пор пока все не закончилось.
        Прекратив уродовать капот, злоумышленник подошел к окошку с моей стороны. Наклонился. Стала видна его нехорошая, бугристая кожа. И шрам на бритом черепе, чуть выше левого уха. А в ухе - грубый металлический крест.
        Он показал рукой, чтобы я опустила стекло.
        - Не открывай! - в испуге шепнула Оксанка.
        Сама не знаю, почему я ее не послушала…
        Как только преграда исчезла, в окно влетел крепкий, точно кокосовый орех, кулак. Я заметила перстень, кроваво-красную вспышку драгоценного камня. И на мгновение в моих глазах потемнело. Голова мотнулась. Где-то что-то хрустнуло - не то в шейных позвонках, не то в переносице…
        - Эй! Ты что, совсем охренел?! Ты, блин, с дуба рухнул, чудило грешное?! - завопила рядом Оксанка; и в голосе ее было столько праведного гнева, что я перепугалась окончательно. Неужели полезет против лома со своими кулачишками?
        Хватаясь за расквашенный нос, я выставила в щелки растопыренных пальцев огромный, все еще плохо видящий глаз.
        К счастью, психопат выглядел уже вполне удовлетворенным. Примирительно одернув короткий кожаный пиджачок, он сказал:
        - Пусть сначала ездить научится… Овца…
        Пнул еще разок для острастки по переднему колесу и отошел к стоящей поблизости иномарке. Убрал монтировку, предварительно обернув ее промасленной тряпицей. Сел за руль. И уже через мгновение его не стало. Он превратился в еле различимую точку на горизонте…
        Фуф!..
        Не много же ему потребовалось времени, чтобы сбить с меня спесь. Я-то думала, что полгода за рулем - это уже о-го-го, какой стаж! Тем более при наличии навыков, приобретенных в режиме московского нон-стоп-трафика. Но оказалось - на трассе все немного иначе.
        О машине я мечтала давно. Не только как о средстве передвижения, но и как о роскоши тоже. Мне хотелось стать хоть чуточку эмансипированной. Хотя бы иногда ощущать себя современной женщиной. Яркой, эффектной, свободной. Незадавленной обстоятельствами и извечной нехваткой денег. Чтобы выходить с покупками не с рынка, а из супермаркета. Прижимать к животу фирменные пакеты, вместо того чтобы навьючившись, как верблюд, тащить в отвисших до земли руках прочные матерчатые авоськи.

«Ах, как, это элегантно, - думала я, - красивым, небрежным жестом щелкнуть брелоком! Пык-пык - и готово! А потом побросать все в салон - и только тебя и видели!»
        Но еще больше желала я оградить себя от необходимости пользоваться общественным транспортом. Меня просто тошнило от давки, ругани и чужих запахов. Зимой - шалея от холода на автобусных остановках. Летом, когда можно было пройтись пешком, - сторонясь безлюдных районов.
        В общем, взвесив все «за» и «против», я пришла к выводу, что в большей степени нуждаюсь именно в средстве передвижения. Поэтому однажды, как только на меня свалились первые приличные деньги (а произошло это как раз около полугода назад), я не стала влезать в долги и купила себе подержанную «семерку».
        Оксанка отговаривала меня, как могла. «Поленька, милая, - говорила она, - на ней же еще старуху Изергиль в детский сад возили». Но я была непреклонна. Разве могла я пустить все свои сбережения на машину? А как же мамина зимняя обувь? А бабушкины лекарства? В конце концов, нужно было что-то оставить и на уроки вождения!..
        И вот я впервые сижу за рулем. Рядом со мной мужчина лет сорока - мой инструктор. Зовут его Владимир Семенович, как Высоцкого. Он даже внешне чем-то смахивает на своего знаменитого тезку. Только, в отличие от него, имеет на редкость небогатую на мимику физиономию. Просто не лицо, а гипсовый слепок какой-то! Маска нездорового, полного цинизма спокойствия.
        - Трогаемся… Не так резко, смотрим в зеркальце заднего вида… Теперь включаем заднюю передачу и стараемся вписаться между стоек. Представьте, что это дети…
        Удар.
        - Поздравляю. Вы только что сбили ребенка.
        Все произносится ровным тоном. Ни октавой выше, ни октавой ниже.
        - Так, теперь разворачиваемся и поехали в город!.. Не умирайте, не умирайте, жмите на газ! И поспокойнее, не гуляйте рулем! Что вы так в него вцепились?
        Я послушно ослабляю хватку. Пытаюсь сесть посвободней. Все под рукой. Все очень удобно. Зачем вминаться лицом в лобовое стекло? От спинки сиденья обзор точно такой же.
        Стоит мне так подумать, как я теряю контроль - то глохну, то скатываюсь куда-нибудь не туда.
        Владимир Семенович изредка поправляет. Но чаще цедит с непроницаемым видом:
        - Красный горит. Может, не будете давить пешеходов? Или:
        - Не жмитесь к бордюру! Вы меня так без резины оставите!
        Заботясь теперь исключительно о сохранности шин, я еду строго посередине узкого переулка. Навстречу нам летит груженый КамАЗ.
        - Лобовое столкновение - одно из самых опасных… При данном раскладе леденящая невозмутимость инструктора просто шокирует. Я в истерике. А он еще и язвит:
        - Руль, милая моя, существует не для того, чтобы из машины не вываливаться!
        И так ежедневно. Все девяносто минут, что длился урок. Я ощущала себя не просто дурой, а дурой набитой. И все из-за этого чудовищного субъекта, который одним своим видом вгонял меня в столбняк.
        В итоге, когда мне вручали права, у него еще хватило наглости заявить:
        - Вам не стоит водить машину! С вашей неадекватной реакцией приключиться на дороге может всякое.
        Слышать это было, разумеется, очень обидно. Но я решила ни за что не поддаваться на провокацию.
        Дудки вам, Владимир Семенович! Не для того вы мне психику калечили, чтобы все оставалось как есть!
        Я вывела свою «семерку» из гаража. И вскоре уже вовсю колесила по улицам города.
        Первоначальный стресс сменился уверенностью. Я стала реагировать на дорожные знаки. И вообще замечать многое из того, что происходит по сторонам. Например, вечно голодные глаза постовых. Вывески. Лица прохожих.
        Я научилась общаться с собратьями-автолюбителями при помощи фар: «Спасибо, что пропустил!», «А теперь пошел с моей полосы!»
        И даже при помощи жестов.
        Оксанка, когда это впервые увидела, в восторге зааплодировала:
        - У-у, Поленька, растешь на глазах!
        Словом, я так понравилась самой себе за рулем, что однажды загорелась идеей поехать куда-нибудь в путешествие. Неважно куда. Просто ткнуть наобум в карту автомобильных дорог и поехать. Может быть, по Золотому кольцу. А может, и в Питер. Да пусть даже в ничем не примечательный городок, вроде Козельска.
        Долго бы я, наверное, собиралась с духом (не так это просто - взять, когда дел непочатый край, и сорваться). Если бы на прошлой неделе не позвонила из Воронежа Зоя и не попросила меня приехать к ней.
        Зоя - моя двоюродная сестра по маминой линии. Несмотря на семилетнюю разницу в возрасте, отношения между нами всегда были дружескими. В широком понимании этого слова. Из всего окружения только ей, Зое, я могла рассказать о себе все. Даже самые постыдные эпизоды своей биографии. Она всегда умела выслушать и поддержать. И, что самое ценное, умела дать мудрый совет. Иногда мне это просто жизненно необходимо. Ведь, по сути, я человек в футляре. Замкнута, необщительна. Переболев в детстве всем, чем только можно, я выстрадала себе место под солнцем. Но бороться за него так и не научилась.
        Да и возможно ли, если меня опекали с пеленок? Надо мной тряслись, на меня боялись дышать. Я росла девочкой-недотрогой. Редким зверьком, находящимся на стадии вымирания.
        Из-за слабого здоровья лет до шести я была почти полностью изолирована от общества. Единственные люди, с которыми я общалась, были бабушка и родители. А потому мне думалось, что все вокруг такие же славные. Никто в целом свете не может меня не любить!
        Мир за окном казался маленьким, добрым…
        Я знала сквер перед домом, где часто прогуливались молодые мамаши и до позднего вечера стучали старики-доминошники. Слева - пустырь, зарастающий летом высокой травой и цветами. Странно, потом эти цветы куда-то исчезли. Да это были, наверное, даже и не цветы, а так, какие-то зонтики на толстых неуклюжих стеблях. Но у них были такие ярко-желтые головки - в них как будто вмещалось все солнце! Мне этот пустырь казался тогда одним из самых красивых мест на земле.
        Да! Мир из окна действительно был добрым и маленьким. А на деле он оказался большим и жестоким.
        Школа, куда меня отводили за ручку, стала единственным местом, где я получила возможность общаться со сверстниками. Однако очень скоро я поняла, что из этого общения ничего путного не выйдет. Девочки, собравшись в отдельные стайки, меня игнорировали; я была для них чужой. А мальчишки, если и обращали внимание, то лишь для того, чтобы обидеть или позлить.
        Даже Оксанка, которая из моей заступницы сделалась подругой, время от времени бросала меня. Острая на язык, она была вхожа в любую компанию. Девочки общались с ней с удовольствием. А я всегда оставалась в тени…
        Я рано увлеклась любовными романами. Пожалуй, даже слишком. Уже в пятом классе я начала вести свой первый дневник. Здесь я сколько угодно могла грезить о сказочном принце. Что и делала с большим дерзновением.
        К пятнадцати годам я уже точно знала, каким будет мой принц. Какие у него будут глаза, волосы, губы. Я ни минуты не сомневалась, что однажды встречусь с ним в жизни.
        Так оно однажды и вышло…
        Впрочем, об этом чуть позже.
        А пока, встревоженная звонком Зои, я собралась ехать в Воронеж.
        Выезд наметила на послезавтра. Раньше не получится. Надо доделать кое-какие дела по работе. Да и на сборы уйдет никак не меньше двух дней.
        Итак, решено! Отбываю в четверг. Это у нас… 21 ноября. Замечательно. Выйти надо пораньше, часов этак в пять, чтобы успеть до пробок. И хорошо бы еще прихватить кого-то в попутчики.
        Интересно, Вероника отпустит нас с Оксанкой вдвоем?
        Да-а, вопрос…
        Те времена, когда мы подчинялись только самим себе, когда наша рекламная фирмочка стояла на трех китах и этими тремя китами были я, Оксанка да Ира Чижова - выскочка из Тюмени… канули в Лету. Жаль! Хоть и не ладились у нас отношения с Иркой. Хоть и сидели в помойной яме, гордо именуемой офисом. И работали на износ. И часто задаром. А все-таки здорово было, интересно. Я за наше дело болела душой. Да и обе мои сподвижницы радели не меньше. Только, увы, со временем стало ясно, что эта лошадка дальше не поскачет. Закиснет наше мероприятие. Слишком уж нелепой оказалась затея соваться в мир больших денег без наличия таковых.
        Как там народная мудрость гласит: «Барыш без наклада не бывает»? И это чистая правда.
        Пришлось нам обратиться за помощью к более респектабельным господам. Теперь вот ходим под высоким начальством, в ножки кланяемся.
        Нет, конечно, сейчас тоже неплохо. У нас большой светлый офис, так что и приличных людей не стыдно позвать. И оклады высокие. Плюс, нет-нет, проценты от сделок, которые нам наше же начальство исправно подбрасывает. Жаловаться не на что. Живем, как говорится, не тужим. Даже мужчинами в штате обзавелись: один - гениальный дизайнер, другой - менеджер широкого профиля.
        А все-таки неприятно, когда Вероника свой клюв разевает. Это только Оксанка у нас дипломат. Раз-два, и глядишь - Вероника уже всем довольна. А я на все ее выпады багровею и в слезы. Ничего не могу с собой поделать! Чуть что-то обидное - глаза сами собой набухают.
        Зато с Чижовой такие номера не проходят. Не приведи бог этим двум фуриям схлестнуться. Пусть даже по самому пустяковому поводу. Тут можно смело сматывать удочки. Вой будет стоять такой, что сигнал военной тревоги покажется музыкой.
        Не знаю, может, я и не права, но, по-моему, причина их нелюбви друг к другу кроется глубже, чем в простых рабочих нестыковках. Мне думается, виной всему их притязания на одного и того же мужчину.
        Миша Талов, как и Вероника, стоит во главе. Только ему пертурбации в фирме по барабану, лишь бы движение капитала прослеживалось. Он, в отличие от своей придирчивой пассии, нос в рабочий процесс не сует. И вообще старается нас понапрасну не дергать.
        То, что они с Вероникой официальная пара, не вызывает сомнений. Да они этого никогда и не скрывали. А вот почему Чижова изводится? То ли она на Мишу виды имеет, то ли было у них что-то когда-то. Мне судить сложно. Но одно я знаю наверняка: шансов у Ирки ноль целых, ноль десятых. Потому что Вероника, чуть что, ноги ей повыдергивает.
        Итак, я спросила себя - сможет ли Оксанка мне составить в дороге компанию?
        Я знала, что она не откажется - та еще любительница вояжей! А вот договариваться с Вероникой ей лучше без меня. Желательно в приватной беседе.
        Поэтому я решила пока не заниматься этой проблемой. Успеется! Все равно через пару часов встретимся все на работе. Сейчас гораздо важнее позаботиться о профпригодности моей ласточки к серьезному марш-броску. Все-таки машина не новая, а впереди без малого 600 километров! Встану на трассе - и что тогда делать?
        Я нашла в своих записях телефонный номер механика Жоры (только ему я могла доверять в столь щепетильном вопросе). Жора сказал: «Без проблем». Он меня ждет, могу хоть сейчас подгонять машину на сервис.
        Прекрасно! Тогда собираюсь, оставляю ласточку на досмотр и еду в офис! Поработаю часов до четырех. А потом пробежка по магазинам. Не могу же я к воронежской родне с пустыми руками приехать! Да и себе в дорогу надо кое-что купить. Список составлю позже.
        Наметив план действий, я отправилась на кухню. Сунула в тостер кусок белого хлеба. Поставила на огонь кастрюльку с водой. Ничего, кашу из серии «Быстрофф» варить - минутное дело. А пренебрегать едой я не привыкла. Необходимо, чтобы желудок работал как часы. Это мне с раннего детства вдолбили.
        Пока все само собой готовилось, я пошла привести себя в божеский вид.
        Нанесение макияжа, даже доведенное до автоматизма, по-прежнему занимало уйму времени. Я не могу, как Оксанка, ходить ненакрашенной. Во-первых, женщина всегда должна оставаться женщиной. А во-вторых, уже и возраст не тот. Тут важно сделать невидимой любую мало-мальски проступающую морщинку. А у меня к тому же на носу и щеках легкомысленная россыпь веснушек. Хорошо хоть они еще не очень заметны…
        Все замазала, запудрила. Прическу сделала (в последнее время меня стали нервировать распущенные волосы, и я приспособилась закручивать их на затылке в рогалик). Надела темно-серое платье фасона «строгий силуэт». В общем, без пятнадцати девять я была уже полностью готова.
        Мама с бабушкой из своей комнаты еще не показывались. Хотя через стенку мне было слышно, что они вот уже больше часа потихоньку пилят друг друга.
        Подумать только! Со дня смерти отца прошло больше пятнадцати лет, а они все никак не могут его поделить. Я уверена, что их извечный конфликт пророс из этой благонадежной почвы. В нее уходят корнями любые взаимоотношения между сыновними матерями и женами. Так что, когда невестка со свекровью живут душа в душу, - это скорее исключение из правил.
        Я постучала:
        - Мамочка, можно тебя на минутку?
        Послышалось какое-то суетное движение, и мама сердито шепнула:
        - Да замолчите вы уже, наконец, старая грымза! Бабушка в долгу не осталась:
        - Ишь ты, поглядите-ка на нее! Молодуха выискалась!..
        И тут же они предстали вдвоем, лучась самой искренней радостью.
        - Что, доченька?.. Ой, а куда же ты собралась? Я думала, мы успеем вместе позавтракать…
        - Думала она… только бока отлеживать мастерица! Нет бы встать пораньше, завтрак дочери приготовить…
        - Бабуленька, ну не надо так! Я же уже давным-давно справляюсь сама. Пусть мама в свой законный выходной отдыхает!
        - Ах ты моя деточка! Всех-то ты у нас жалеешь! - разуми-лялась бабушка, целуя меня в лоб… и вдруг закряхтела: - Ох!., что же это живот-то крутит? Наверняка из-за твоих щей вчерашних, - сердито зыркнула она на маму. - Предупреждала ведь, не вари на тухлятине. Да!., говори, не говори, все как о стенку горох…
        Сказав так, она поспешно зашаркала по коридору своими дремучими - дырка на дырке - тапками.
        Мама вздохнула.
        Мне вдруг стало ее так жалко. Бедная… бедная моя мамочка! Не могу смотреть в ее несчастные, уставшие от жизни глаза! Не могу видеть эту горестную морщинку между бровей!
        Вот теперь я, кажется, уже готова была согласиться с Ок-санкой, которая как-то в сердцах обозвала мою бабушку Старым Пляжем. Я даже не сразу поняла, что это очередная цитата (Оксанка страсть как любит декламировать наизусть всякую чушь). Но потом и сама увидела выпуск «Комеди клаб», где применительно к пожилому человеку обыгрывалось выражение «олд бич». Даже мне стало понятно, что Оксанка подразумевала вовсе не то значение слова «бич», которое переводится как «пляж»…
        - Ну перестань, мамочка, не расстраивайся!
        Я погладила ее по руке. Рука была такой теплой и мягкой… как булочка!
        - Не буду, милая, - мама улыбнулась. - Так ты что, уже убегаешь?
        - Да, только хотела сообщить тебе одну новость.
        - Какую?
        - Зоя в больницу ложится. Мне нужно ехать в Воронеж, чтобы приглядеть за Славиком.
        - О господи! - схватилась мама за сердце. - Что с ней? Ей стало хуже?
        - Да нет, не волнуйся! Ее просто надо немного понаблюдать. Обычная профилактика.
        - Ну слава богу! А когда ты едешь? Тебе же еще билет нужно взять…
        - Нет, я поеду на машине.
        - Что?! На машине?! Доченька, да ты с ума сошла! Это же пятьсот с лишним километров! А у тебя опыта вождения - ноль! Да мало ли что еще в пути может случиться! Тем более зима на дворе!.. И потом, ты вспомни, какие там в Воронежской области дороги! Чтобы проехать, бульдозер нужен, не меньше! Нет-нет, об этом не может быть и речи!..
        - Но, мама!..
        - Слышать ничего не хочу!..
        В самый разгар наших дебатов из дальнего застенка послышалась ария Мистера Икс из
«Принцессы цирка». Голос слегка дребезжал, но в целом выводил чрезвычайно задушевно: «Цветы-ы роня-я-яют лепестки на песо-о-ок…»

«Старый Пляж в своем репертуаре», - сказала бы на это Оксанка. А я лишь с еще большей горячностью стала уговаривать маму.
        В конце концов она уступила. Главным образом подействовал довод, что Зое будет нелегко добираться до больницы самостоятельно. Мама все-таки обожала дочь своей умершей сестры и очень ее жалела.
        - Ладно, Поленька, бог с тобой! Но, пожалуйста, поезжайте вместе с Оксаной. Не то совсем себе места не найду. Это же уму непостижимо! Такая даль!..
        Мне было не по себе бросать маму в подобном смятении чувств, но время не стояло на месте.
        - Пока, мамочка! - Я вышла и уже из-за двери предупредила: - Вечером пройдусь по магазинам. Так что буду попозже.
        Маминых слов я не разобрала. Но зато четко расслышала, что, оказывается, судьба моей бабушки - пожизненно носить чужую личину. Надо же, как интересно!

«Всегда быть в маске судьба моя…»
        Эта строка из арии, прозвучавшая как напутствие, вертелась потом у меня в голове целый день.
        Это ведь не про бабушку! Это же как раз про меня саму! Разве нет? Почему я такая зажатая? Почему на людях не умею быть естественной, раскрепощенной? Делать и говорить то, что мне нравится? Не бояться выглядеть глупой, скверно воспитанной? Отвечать на грубость грубостью! На хамство - хамством!
        Вот сейчас, например, когда какой-то чернорабочий крикнул мне:
        - Эй, чего раскорячилась здесь? Давай! Двинь тазом! Мне бы ему «Да пошел ты, козел вонючий!» А я:
        - Извините, пожалуйста! Не подскажете, где можно Жору найти?
        - Вон он, твой Жора! Возле белого мерина трется. Жора - красивый молодой парень. Высокий. Жгучий брюнет. Он такой ладный, что его не портит даже промасленная роба.
        - Ну, рассказывайте, какие у вас проблемы?
        - Да нет. Проблем никаких. Я бы хотела, чтобы вы диагностику провели. Мне на ней больше тысячи километров предстоит ехать.
        - На ней? - Жора недоверчиво покосился сначала на ласточку, потом на меня. - Да я бы вам не советовал…
        - Ну, пожалуйста, Георгий! Мне очень нужно!
        - Ну ладно, - покорно пожал он плечами, - как скажете. Только не говорите потом, что я вас не предупреждал.
        Расплатившись с механиком, я пошла в ближайшую продуктовую лавку. Вспомнила, что сослуживцы навесили на меня покупку растворимого кофе и сахара. Оттуда - прямиком на трамвай.
        Жутко неудобный район! На самом отшибе. Чтобы попасть в центр города, нужно сделать никак не меньше трех пересадок.
        А люди в метро все же какие-то странные. Вот, взять мужчину напротив… Интересно, он никогда не задумывался о том, что ковырять в зубах в общественном месте чревато последствиями? Даже если проделывать это модным мужским журналом?.. Или этот, который только что вошел и встал у меня перед носом? Ну что, спрашивается, он потерял в своей ширинке? Щупает, щупает. Тьфу, срамота! Смотреть противно!..
        А ноябрь в этом году совсем теплый! Обычно в это время уже настоящая зима, а сейчас еще и снега нет. Да и руки без перчаток не мерзнут. Но, блин, скользко!..
        Милая какая тетенька - отряхнула меня! Неужели еще сохранились сердобольные люди?.
        Вот уж не ожидала.
        Фу-у, дошла наконец! Надо же, запыхалась. Вот что значит - отвыкла ходить пешком!
        Я остановилась возле офисного крылечка. Над ним, погасив до ночи неон, красовалась помпезная вывеска: «Продю-серский центр Ирины Чижовой».
        Несложно догадаться, кому мы были обязаны этим названием. Хотели мы того или нет, но оно приехало к нам из Тюмени и прижилось. Как и тот, кто его привез. Как и криволапая птичка на логотипе. Теперь уже поздно что-то менять. Стоит стронуть эту махину - и развалится весь уклад. Но Миша Талов, поначалу ратовавший за сохранность данного бренда, внезапно изменил точку зрения. Стал всерьез подумывать о том, чтобы выкинуть из названия имя никому неизвестной дамы. Если он это сделает, Чижова ни минуты не останется в фирме…
        Прежде чем позвонить в домофон, я слегка перевела дух. Поправила волосы. Не то Оксанка сейчас опять спросит: «В подворотне вас ждал маниак»?
        Замок щелкнул, и я вошла внутрь.
        Как ни странно, ни Дороховой, ни Чижовой еще не было и в помине. Только смешливый Олежка да добросовестный дизайнер Алексей - сокращенно ЯДА. Это Оксанка ему такую кличку придумала. Так мы его теперь все и зовем.
        - Привет, мальчики! - поздоровалась я.
        - А-а, так вот кто к нам пожаловал! Что-то ты припозднилась сегодня. - Олежка вылез из-за стола и пошел мне навстречу. - Полина, голубчик, рад видеть!
        Он галантно и очень ненавязчиво приложился к моей руке.
        Менеджер у нас просто душа-человек! С первого дня, как он появился в офисе, мы только и держимся за животики. Бывало, так насмеешься с ним за день, что к вечеру щеки болят. Непонятно, откуда он набрал столько забавных историй? Откуда в нем вообще столько жизнелюбия и какого-то доброго, интеллигентного юмора?
        Олежку, как ни поставь, он всегда будет одного роста. Это значит, примерно с меня. Хоть на бок его положи, хоть на живот. Вообще эпатажная личность! У него черные курчавые волосы, доходящие ему до середины спины. Манеры аристократа. И осанка оперного певца.
        В отличие от Олежки ДДА встретил меня суровым молчанием.
        Это легко объяснить.
        Дизайнерский стол ближе всех расположен к выходу. Поэтому именно ДДА давит на кнопку, если звонят в домофон. Из-за этого имеет возможность устанавливать личность входящего раньше других. А кроме личности Дороховой, никакая другая личность ДДА не интересует. В ее отсутствие он может часами жевать свой блондинистый ус и сосредоточенно хмуриться в экран «макинтоша».
        Время как раз было подходящим для ланча. И мы с Олежкой уселись чаевничать.
        - Лешечка, будешь с нами? - спросила я. - Смотри, Олег сколько всего вкусненького принес!
        - Нет, спасибо. - ДДА на секунду показал из-за монитора краешек бороды и тут же спрятал его назад.
        - Ну, как хочешь…
        Мы с Олежкой, учтя отказ ДДА, поделили между собой имеющееся количество бутербродов. Вооружившись одним из них, я устроилась поудобней, ожидая, пока мой педантичный визави закончит с приготовлениями. Олег прежде аккуратно расставил возле себя все, что ему могло понадобиться в процессе еды. Выкинул из бокала набухший чайный пакетик, позаботившись в том числе и обо мне. И только после этого вскинул свои перепончатые ладошки:
        - Значит, рассказываю случай!
        Это уже успело войти в привычку. Каждое утро мы обязательно собирались на легкую коллективную трапезу. Если, конечно, не происходило заминок, вроде сегодняшней. И каких бы треволнений ни сулил нам грядущий день, он всегда начинался именно с этих слов.
        О себе Олежка рассказывать не любил. Обычно все его случаи происходили с кем-то из друзей, знакомых, коллег по прошлым работам.
        Сегодня шла речь о человеке по имени Митя Скворцов. Причем, по заверениям самого рассказчика, словосочетание это неделимое и произносится, как фамилия, в одно слово.
        Надо сказать, что Митя оказался умильным существом. Учась еще в школе, он был приглашен преподавателем химии на обстоятельный разговор по поводу шаткой Митиной позиции в вопросе успеваемости. Митя на означенную встречу явился. Но, промаявшись без дела энное количество времени (округлим его для ясности до пяти минут), решил более себя не томить. Но и химику дал понять, что беспокоиться не о чем. Оставил послание - ушел-де открывать новый химический элемент Скворцовий. И подписался -
«ваш Дмитрий Михайлович»… По странной иронии судьбы, этот типаж оказался еще и тезкой великого Менделеева.
        Дальше Олежка планировал просветить меня о том, как привольно Мите жилось на армейских хлебах, но не успел. Дверь вдруг без всякого звукового предупреждения распахнулась, и на пороге появился Миша Талов. А вслед за ним и вся честная компания: Чижова, Дорохова и Вероника.
        - Доброе утро! - окинул нас Миша начальственным взглядом. - Все уже в сборе? Очень хорошо… Идемте, Ирина! - кивнул он Чижовой.
        - Может, вы мне все-таки объясните, господин Талов, в чем я провинилась? - Ирка явно увиливала от похода с Мишей в президентские апартаменты.
        Вход в это помещение, расположенное этажом выше, был нам без особого приглашения категорически воспрещен. Миша, приостановившись, оглянулся на Ирку.
        - Я объясню, - со зловещим спокойствием сказал он, - только давайте сначала поднимемся в мой кабинет.
        Ирка сердито скинула куртку. Вытащила из кармана пачку сигарет. И, бросив одежду прямо на стол ДДА, ушла вслед за Таловым.

«Что за балаган?» - глазами спросила я у Оксанки.
        Та за Вероникиной спиной указала сначала на саму директоршу. А потом покрутила себе у виска.
        Вероника обернулась. Оксанка, вовремя сделала вид, что ковыряется в ухе.
        - Вы это можете как-то прокомментировать, Оксана? - строго спросила Вероника.
        - С утра постреливает…
        - Я не про ваше ухо!.. Что Ирина себе позволяет? И главное, на каком основании?
        - Вероника! Ну, вы же знаете, Ирине не нужны основания! Она работает, как умеет. И пока только благодаря этому мы держались на плаву.
        Оксанка всегда стоит за Чижову горой. Если бы не она, Ирку уже давно бы поперли отсюда поганой метлой.
        - Вот лично вы, Оксана, можете поручиться, что это было в последний раз?
        - Лично я? Нет… Во всяком случае, насколько я знаю Ирину.
        - Вот видите! - пожала Вероника плечами. Поправила на пальце огромный изумруд, так чтобы, если кто не видел, имел в виду. И тоже устремилась наверх. Но я ее задержала.
        - Вероника Леонидовна!.. - В отличие от Оксанки, которая боится однажды по ошибке назвать ее Вероникой Маврикивной, я всегда зову директоршу только по имени-отчеству. - Вы не могли бы уделить мне минутку?
        - Да. Что вы хотели, Полина?
        - Мне необходимо уехать на несколько дней. Возможно даже, недели на две, на три. Я могу это сделать?
        Вероника озадачилась.
        - Олег! - обернулась она к заскучавшему менеджеру. - Вы сможете сами довести
«Политэк»?
        - Конечно.
        - А Управу?
        - Да вообще без вопросов.
        - Хорошо, - позволила она мне, - вы можете уехать, Полина. Но я вам даю на все про все пятнадцать дней. Впереди декабрь. У нас перед Новым годом ожидается много заказов.
        - Хорошо, я постараюсь вернуться…
        - Вы меня слышали? Пятнадцать дней! Припечатала и ушла.
        Я чуть было снова не присела всплакнуть. Все-таки обидно! Я же не какая-нибудь рабыня Изаура!
        Меня отвлекла Оксанка.
        - Куда это ты намылилась?
        Пришлось взять себя в руки и вкратце изложить свой план.
        Оксанка, выслушав, пришла в полный восторг.
        - Класс! Обожаю кататься на твоем драндулете! Если учесть, что я по городу-то к концу поездки уже в дупелину, то что со мной будет, когда мы приедем в Воронеж?
        - Зайчонок, ну кто же тебя просит так пить?
        - А что мне прикажешь делать с таким шофером, как ты? Тут или пить, или стреляться из двух пистолетов!
        - Огучка! А ты что, тоже поедешь? - ЯДА, бледный, как тень, отирался уже неподалеку и жадно прислушивался к нашему разговору.
        Почему он звал Оксанку Огучкой, для всех оставалось загадкой. Но если судить по пристрастию ЯДА к сочинительству хокку, можно предположить, что это прозвище дошло до нас откуда-то из Страны восходящего солнца.
        - Ну а что же мне делать, Лешенька?.. - Оксанка окинула опечаленного дизайнера странным взглядом, сочетавшим в себе иронию и нежность одновременно. - Эта же клуша совсем без меня пропадет!
        ДДА робко взял ее за пальцы. Цвет его щек при этом неестественно загустел.
        - Огучка, а можно я подарю тебе одну вещь?
        - Леш, да ты меня прям как в последний путь провожаешь! Ты не расстраивайся, эту вещь, если что, можно будет в гроб положить! Ну, на крайняк, со следующим покойником передать…
        Какая же Дорохова циничная! Просто уму непостижимо! Не понимаю, почему у Олега это вызывает смех.
        ДДА, кстати, тоже хмыкнул. Но потом напустился на нее:
        - Зачем ты так говоришь? Ты разве не знаешь, что мысль материальна?
        Он не выпускал ее пальцев. Все смотрел, как зачарованный странник. Убрал челку, лезущую ей в глаза…
        - Помедленее, пожалуйста, - попросил Олег, - я не успеваю плакать.
        Оксанка, обернувшись, рассмеялась.
        - Программа «Жди меня» и я - ее ведущий Простокваша! - точь-в-точь как натуральный ток-мен протараторила она. - Вернее, просто Кваша…
        Над этой белибердой они стали потешаться уже втроем. Одна я ничего не поняла.
        Неужели это смешно? Да где у Дороховой глаза? Вот если бы меня кто-нибудь так любил!
        Тут вылетела взбешенная Чижова.
        - Знаешь, что сейчас мне сказал этот козел? - обратилась она к Оксанке, но, посмотрев на нас, осеклась. - Идем, покурим!
        Курить в нашем офисе строжайше запрещено. Поэтому всем курильщикам (а курят у нас все, кроме меня и Олежки) приходится наслаждаться процессом на улице.
        Девчонки утеплились, надев на плечи по куртке, и вышли за дверь. И только они это сделали, как с лестницы скатился разъяренный Талов. Я таким его еще отродясь не видела! Метнув в нас гневный взгляд, он слегка сбавил шаг:
        - Что застыли? Почему не работает никто? Разгоню всех к чертовой матери!

«У-у, видать, Чижова наворотила дел!» - подумала я, поспешно утыкаясь в первый попавший каталог.
        А Миша, быстро сообразив, где ему искать беглянку, чуть ли не ногой распахнул полуприкрытую дверь.
        - Чижова! - гаркнул он. - Вы что себе позволяете? Я еще с вами не закончил!
        - Да пошел ты! - послышался недовольный Иркин голос. - Я с сегодняшнего дня на вас не работаю!
        - Правда? - почему-то очень обрадовался Миша и тоже исчез из поля зрения.
        Через секунду вновь появилась Оксанка, юркнувшая назад с таким видом, будто была застукана за невероятно пакостным дельцем.
        - Да-а, робяты! - вполголоса сказала она. - Страсти накаляются!
        Все тут же стали закидывать ее вопросами: что, да как, да почему?.. Но она только отмахивалась:
        - Да ладно вам! Чижову, что ли, не знаете? Прорвется! И прорвалась!
        Они с Мишей вернулись через некоторое время, уже вполне миролюбиво обсуждая какую-то тему. Оксанка в тот момент как раз сидела у крокодилицы (как она называет за глаза Веронику). Упрашивала отпустить ее вместе со мной.
        В общем все устроилось наилучшим образом. Страсти по Ирине улеглись. Крокодилица отпустила Дорохову на все четыре стороны. Да еще, в отличие от меня, не поставила никаких временных ограничений.
        В ночь накануне отъезда мы сидели с Оксанкой в моей комнате и комплектовали вещи по разным пакетам.
        - Так, термос и диски - в салон! - распределяла я. - Да! И прихвати еще вон ту подушку. Вдруг захочешь вздремнуть в дороге.
        - Кто? Я?! Смеешься, что ли? Да мне впору с собой памперсы брать, а ты тут с какой-то подушкой!.. Эх, хорошо было бы прицепиться на тросу к рейсовому автобусу до Воронежа! - мечтательно сказала Оксанка.
        - Да ладно тебе, зайчонок. Сама дотрясусь как-нибудь. Тем более что нам после Воронежа еще километров тридцать ехать. Мои ведь не в самом городе живут.
        - А как там, кстати, мамина бабушка себя чувствует?
        - Да так-то нормально. Не видит только совсем ничего. Лет десять назад хотя бы силуэты могла различать. Сейчас и этого нет.
        Оксанка покачала головой:
        - Как же так получилось, что она ослепла?
        - Не знаю. Как-то ни с того, ни с сего. В один день померкло все перед глазами. Как будто свет выключили. А ведь она тогда, наверное, наша с тобой ровесница была.
        - Вот ужас-то! Ты представь! В тридцать лет ослепнуть!.. Врагу не пожелаешь! - Оксанка суеверно перекрестилась.
        - Чего это вы тут попритихли? А, девчат? - Папина бабушка возникла, как всегда, неожиданно; мы с Оксанкой едва не поседели. - Ложились бы уже. Вставать-то вон в какую рань! Матери-то нет, будить некому! Я ведь не слышу ни шута!
        - Сейчас, бабуленька! Сейчас будем ложиться. - Мне хотелось упихать бабушку еще до того момента, как она начнет цепляться к Дороховой.
        - А ты чего это, цыганка, сердитая такая? Сгорбилась вся…
        - Да это я, баба Вера, не от сердитости сгорбилась.
        - От чего ж еще?
        - От рождения.
        - Ишь, - усмехнулась бабушка, - от рождения! По мужикам надо было меньше таскаться!
        Оксанка, вздохнув, закатила глаза.
        - Иди, бабуленька, иди! Нам ложиться пора!
        Я уже практически прихлопнула за бабушкой дверь. Но в зазоре нарисовался мысок ее тапка.
        - Глядите мне! С дальнобойщиками никаких оладушек! А то понаволочете заразы!..
        Выговорившись, старушка убрала из проема свою конечность, и я аккуратно притворила за ней.
        - Олд бич! - тяжело и уже практически не шифруясь, бухнула Оксанка.
        - Я все слышала! - донеслось до нас из прихожей. Дорохова обескуражено втянула голову.
        - Вот тебе и ни шута!
        Подъем в половине пятого утра дался мне легко. Чего нельзя сказать о моей подруге. Что я только не делала, как только ее не тормошила! В конечном счете взяла и с разбегу плюхнулась ей на загривок.
        Только после этого Оксанка оторвала от подушки измятое лицо.
        - Че? Война началась?
        - Вставай, соня! Ехать пора!
        - Встаю! - покорно кивнула Оксанка.
        Пока она умывалась, я успела приготовить в дорогу кофе, залить его в термос. А также пометать на стол что бог послал.
        Оксанка вышла посвежевшая, но все еще не полностью собранная: в джинсах и лифчике.
        - Слушай, Поль, дай мне какую-нибудь майку! А то у меня свитер колючий до невозможности!
        - Ага! Сейчас дам! - Я вытерла салфеткой пальцы, перепачканные сливочным маслом, и тут же заинтересовалась висящим на шее Оксанки пучеглазым монстриком. - Ой, зайчонок! Что это у тебя за штучка такая любопытная?
        - Это? Древнекитайский оберег. Мне его ДДА подарил, когда услышал, что я с тобой в одной машине поеду.
        - Зайчонок, как же он в тебя влюблен! Мне прямо завидно, честное слово! Ты бы присмотрелась к нему.
        - А чего мне к нему присматриваться? Гуманоид он и в Африке гуманоид. Мне кажется, им с пульта управлять можно: ДДА, прием! Ваше гравитационное поле повреждено! Прием!..
        - Ужас! С тобой же просто невозможно общаться! Бедный Лешечка!
        Негодуя, я отправилась на поиски майки…
        В пять с копейками мы наконец-то выдвинулись. Я, погрузив часть вещей, уже сидела в машине, прогревалась. Оксанка вышла следом, неся в каждой руке по баулу. С такого расстояния, как сейчас, она была похожа на юношу. Совсем молоденького пацанчика. Высокая и стройная, как тополек. Коротко стриженная. Слегка взъерошенная. У Оксанки огромные, выразительные глаза и чувственный рот. Она способна нравиться мужчинам такая, как есть. Без грамма косметики. Без малейшего намека на кокетство.
        Иногда я ловлю себя на мысли, что если была бы мужчиной, то тоже, скорее всего, увлеклась бы Дороховой… А может, и нет. Может, тогда бы меня привлекали более округлые формы.
        - Ну чего застыла там? Дверь-то, может, откроешь? - постучалась Оксанка в пассажирское окошко.
        Встрепенувшись, я откупорила пимпочку, и Оксанка проворно юркнула в салон.
        - Ну и дубняк! - подула она в ладони. - Брр! - Достала из кармана куртки маленькую стальную флягу, сделала полноценный глоток. - Ну? Поехали!..
        Мы тронулись.
        МКАД в этот час была совершенно пустой. Впрочем, по ней до съезда на трассу
«Ростов - Дон» нам предстояло проехать всего ничего. Мы изящно вошли в поворот. И вот уже перед нами легли большущие буквы, выведенные белым по уходящему вдаль полотну. М4. И стрелка вперед.
        Меня вдруг охватил такой бешеный азарт. Вот она - летящая нам в лицо ночная дорога! Свобода! Свобода!
        Я уселась поудобней и что есть силы вдавила педаль газа. Нужно оторваться, пока все еще спят! Нас не догонят!
        Видимо, Оксанка поняла, что происходит в моей душе, по раскрасневшемуся лицу.
        - О, my God!.. - жалобно простонала она и как-то странно заперебирала ногами…
        Через пару часов поток стал плотней. И моя подруга принялась поминутно дергаться:
        - Осторожно, Поля! Ты разве не видишь? Маршрутка справа!
        - Ну и что?
        - Как это что? Да маршруточники же все как один серийные убийцы! Не знала? Так! А теперь подальше от этой синей тестеры! Подальше, подальше, я тебе говорю!
        - Зачем?
        - Там за рулем Лукашенко в парике. От него чего угодно можно ожидать!
        Оксанка неутомимо вертела головой, высматривая все новые и новые опасности:
        - Вот, елки зеленые! Еще и «Волга» прется! У-у, да там еще и очки с усами рулят! Это все! Это явная смерть!..
        В такой нервной обстановке к полудню мы успели добраться только до середины Тульской области. Обе мы жутко устали, а главным образом проголодались. Решили сделать привал.
        Дорожная кафешка, чем-то отдаленно напоминающая притон вампиров из фильма «От заката до рассвета» имела свою парковочную стоянку. Сюда мы и вкатили под дикие радиозавывания: «Ая-я-я-я-я-яй, убили негра… Ая-я-я-я-я-яй, ни за что ни про что… суки замочили…»
        - Фу, что за муть передают? - возмутилась я.
        - Выпуск криминальных новостей из Эфиопии, видимо, - вырубая магнитолу, предположила Оксанка.
        Я аккуратно затесала ласточку между фур. Прихватила термос для пополнения. И мы пошли обедать.
        Мы сидели возле самого окна. Я ела фасолевый суп. А Оксанка брезгливо перекладывала надкушенную тефтелю то на стол, то в салфетку, то на пол - перед рыжим котенком.
        - Когда планируешь ремонт закончить? - спросила я.
        - Кушай-кушай, маленький. Пронесет тебя, но ты не расстраивайся… Да не знаю, как деньги будут.
        - Какая же ты молодец, зайчонок! Такую грандиозную перепланировку сделала! Я бы ни за что не додумалась так стену перенести! Комната просто огромная получилась!
        - Да я бы тоже не додумалась. Это все Гарику спасибо… Фуф! Теперь бы еще добить эту треклятую ванную. И можно будет вздохнуть свободно.
        - Ты там часом замуж за этого Гарика не собралась еще?
        - Господь с тобой! Чтобы наши дети моральными уродами были?
        Я отодвинула пустую тарелку и перешла ко второму. Макароны оказались несъедобными. Печенка еще куда ни шло.
        - Этот Гарик - какая-то ускользающая личность! - пытаясь справиться с жилами, сказала я. - Года три уже о нем слышу и ни разу не видела.
        - Ничего, на моем дне рождения познакомитесь. Оксанка, убежденная, что насытилась, хотя ничего, кроме ложки гречневой каши, не съела, пускала к потолку сизые сигаретные струйки.
        - Поль, а чем Зоя больна? Если не секрет, конечно?
        - У нее гепатит. Ты бы видела, зайчонок, какая она сейчас стала толстая! Смотрю на нее и не узнаю. Она же всегда такая худенькая была, изящная… - Я вздохнула. - Ладно, Оксаночка, я уже доела. Идем?
        Сытые и даже слегка отдохнувшие, мы вышли из кафе. Снова пустились в путь-дорогу.
        Только я стала выруливать от парковки на трассу, как слышу - сзади визг тормозов. Какой-то лихач чуть не въехал мне в бок на полном ходу. Отвлеченная маневрами фуры, я его не заметила. И он мне этого не простил.
        Пристроился в хвост и давай мигать фарами. Я и так уже еду почти в кювете, а он все мигает! Потом, видно, понял, что наше маленькое братство умрет, но не сдастся. Обогнал и встал поперек. Деваться некуда. Мы тоже остановились.
        Тогда-то он и достал из багажника свою железяку…
        Глава 2
        ИСТОРИЯ О СКАЗОЧНОМ ПРИНЦЕ
        Как только бандитская рожа оставила нас в покое, Оксанка, не говоря ни слова, хлебнула из фляги. Потом также молча протянула ее мне.
        - Н-не… я не буду, - заикаясь, прогундосила я в ладони. - Я же за рулем…
        - Да ладно, глотни! Тебе уже все равно, по-моему.
        - Н-не…
        Настаивать она не стала. Спрятав флягу, повернулась ко мне:
        - Дай-ка посмотрю, нос не сломал он тебе? - Она отвела от лица мои руки, аккуратно помяла переносицу. - Да нет, вроде цел. Жить будешь… Ну что, жалеешь теперь, что памперсами не воспользовалась?
        - Ага, - честно созналась я; руки у меня до сих пор еще ходили ходуном.
        - Вот говнюк! Быдло уркаганское! - выругалась Оксанка. - Ничего, Поля! Заставим его платить… и за машину, и за моральный ущерб.
        - Нуда, конечно. Как мы его теперь искать будем? - окончательно скиснув, спросила я.
        - По номерам. Я номера запомнила.
        Если бы мне не было настолько паршиво, я бы, наверное, даже обрадовалась. А так я всего лишь вздохнула:
        - Это хорошо, что запомнила… - Глаза мои, устремленные в одну точку, заволокло туманом.
        - Так! Балагура! Только не вздумай сейчас рыдать! Нам еще пилить черт-те куда! Пошли, поглядим, что он там начеканил!
        Мы вылезли из машины и стали осматривать капот. Ну… не так уж и сильно нам его повредили! Несколько неглубоких вмятин да пара царапин.
        - Всего и делов-то! - воскликнула я.
        Оксанка вскинула на меня непонимающий взгляд:
        - А ты чего бы хотела? Чтобы он тебе до карбюратора все проковырял? Он, наверное, тоже решил: «Маловато будет! Пойду в морду дам!»
        - Ой, зайчонок, не напоминай! - поморщилась я. - Первый раз в жизни меня мужик ударил, честное слово!
        - Ладно, Поленька, давай Мишане звонить. Пусть пока займется вопросом.
        - А зачем? - Моему удивлению не было предела. - Мишу-то для чего сюда впутывать?
        - А кого?
        - В суд обратимся…
        - И что? Ну обяжет его судья выплачивать тебе за ремонт. А он вдруг безработным окажется. И будет тебе с пособия по безработице в год по копейке отдавать. Короче! Не смеши мои подковы. Идем в машину влезем. А то холодно…
        Пока Оксанка набирала Талова, я попробовала завестись. Все работало исправно. Главным образом, печка! На пронизывающем ветру я успела продрогнуть до нитки. А тут еще и крупа какая-то повалилась. Ну, ничего! Дворники тоже в порядке. Все хорошо…
        - Алло, Миша! - Попытки Оксанки дозвониться увенчались успехом. - Миша, добрый день! Можете разговаривать?.. Что? Аккумулятор? А-а, понятно. Нет, здесь разговор дольше, чем на две минуты. Давайте я на городской перезвоню. Вы сейчас где, на Самотеке или на Пресне?.. Хорошо, сейчас перезвоню! - Отключившись, Оксанка застыла с телефоном в руках, как будто что-то припоминая, потом повернулась ко мне: - Слушай, Поль, а ты помнишь таловский номер на Пресню?
        - Ммм… нет, - немного поразмыслив, ответила я, - я ему в основном на мобильный звоню.
        Оксанка стала перенабирать.
        - Вот блин горелый! Сорвался! Уже недоступен. Что делать?
        - Я помню телефон Лихоборского. Можно узнать у него. Дорохова насупилась:
        - Номер Лихоборского я тоже помню.
        - Ну!.. И кто будет звонить? - в один голос спросили мы. Вот теперь, пожалуй (коль скоро речь зашла о нем), самое время поведать о сказочном принце.
        Случилось это чуть меньше года назад.
        Тогда мы еще работали в первоначальном составе: Чижова, Дорохова и я.
        Дела шли из рук вон плохо. Поэтому Ирина при малейшем намеке на перспективный заказ вцепилась в него мертвой хваткой. Мы с Оксанкой долго не соглашались по ряду причин. Но Ирина настояла на своем, и мы подчинились.
        Идя на деловую встречу, я готовилась увидеть прежде всего бизнесмена. Возможно даже, нашего делового партнера. Мне было совершенно безразлично, как и во что он будет одет. Какой у него взгляд, манеры. Я хотела только одного - чтобы он этой сделкой не подвел нас под монастырь.
        И вот он появился. Я не успела понять… до сих пор не понимаю, что же произошло. В моей душе будто все перевернулось с ног на голову. Мне показалось - он материализовался из моего сознания. Вот даже эта улыбка, которой он смерил всю нашу троицу…
        Сейчас я не смогу воспроизвести по памяти ни одной фразы, сказанной мной за весь вечер. Опомнилась я, только когда он ушел. Но, честное слово, меня накрыло! Я сошла с ума! Я не переставала думать о нем ни на минуту.
        Что это? Роковое влечение? Плод разыгравшегося воображения? Или это самая настоящая любовь?
        Я стала искать с ним встреч.
        Как теперь оказался кстати столь благовидный предлог, как работа (спасибо Ирине)! Я изо всех сил старалась ему понравиться. И в какой-то момент мне показалось, что да… я ему интересна! Он разглядывает меня очень внимательно. И взгляд его лишен целомудрия.
        Но я прогадала. Мой сказочный принц увлекся не мной. Ему вскружила голову моя лучшая подруга… Оксанка-змея! Ты же знала, какие чувства я испытываю к нему! Почему же ты так поступила?
        Она увела его под уздцы прямо с корпоративного вечера, куда мы все были приглашены.
        А он… он даже не выбирал. Легко угодил на крючок ее неуловимого шарма.
        И все. Пустота. Я, честно, ничего не хотела. У меня будто исчез смысл жизни.
        А ради чего? Ради карьеры? Да пропади она пропадом! Встречи, звонки, разговоры. Нервы и одиночество. Деньги? Но это всего лишь бумага! Из нее можно сделать дорогую обертку. И всунуть в нее свою паршивую жизнь!
        Для меня счастье выглядело иначе. Стоило мне зажмуриться и представить, как мы сидим с ним бок о бок и он держит на коленях нашего малыша.
        В моих фантазиях присутствовали также и другие атрибуты семейного очага. Например, горящий камин, новогодняя елка, пирогов полная чаша. Но вся эта бутафория была уже не важна. Я хотела заполучить назад своего мужчину!
        Помнится, я еще попыталась однажды попасться ему на глаза. Вдруг он передумал? Вдруг с его стороны это был легкий флирт? Ведь может же его интерес к Оксанке ограничиться одной только ночью?.. Но нет, он не передумал. Он твердо намерен встречаться с моей подругой и дальше. Во всяком случае, напрямую расспросил меня о ней. Как ее отчество, сколько ей лет. В общем, полный перечень анкетных данных.
        Я отвечала, а сама ненавидела Оксанку так сильно, что даже кончики пальцев немели. Мне было мало, что я перестала ее замечать, разговаривать с ней. Мне хотелось ее уничтожить. Стереть в порошок!
        Шли дни. Мало-помалу острота восприятия притупилась. Мне стало не хватать моей лучшей подруги. Ее немного грубоватой харизмы, ее циничных острот, которых я по большей части не понимаю.
        И однажды меня осенило. Все встанет на свои места, как только они расстанутся!
        Вскоре в голове моей созрел подленький план.
        Все было бы проще пареной репы, но мне ужасно мешало отсутствие опыта по части обольщения. Интимная сторона моей жизни вообще никогда не отличалась насыщенностью. За все тридцать лет я только дважды сходилась с мужчинами. И то сказать «сходилась» было бы непозволительной дерзостью!
        Первый раз меня фактически силой уложил какой-то студент с параллельного факультета. Я даже имени его не знаю. Это было, когда я еще училась в историко-архивном. Сдала летнюю сессию после третьего курса. И по случаю студенческой пьянки была податлива, как пластилин.
        Со студентом мы еще пересекались несколько раз в институтских стенах. Но оба отчаянно делали вид, будто и не было ничего на узкой, скрипучей кровати, застеленной прокуренным пледом.
        Вторично мною овладел Гена из Чебоксар. Это было на юге. И было это ужасно!
        С Геной наш роман растянулся аж на целую неделю. Но потом к нему внезапно нагрянула благоверная. И он быстренько распростился через окно со всеми воспоминаниями обо мне. Я потом еще лазила ввечеру по кустам, собирая свои разбросанные вещички…
        Ну вот. А пока я ломала голову, как бы осуществить свои замыслы, судьба сама преподнесла мне удобный случай.
        Это произошло в двенадцатом часу ночи. Я была дома. Смотрела на кухне, потихоньку включив, телевизор. Мама с бабушкой только улеглись.
        Вдруг мне на мобильный раздается звонок. Подхожу, смотрю на табло. А там светится
«Всеволод». Дыхание у меня так и оборвалось…
        Вообще-то мы часто созванивались с ним по рабочим моментам. Особенно в последнее время. Но он позвонил мне впервые.
        Я нажала на кнопку приема. А сама молчу, как ненормальная. Голос прямо в горле застрял.
        - Ало, Полина?.. Полина! - Слышу, в трубку подул. - Это Лихоборский! Вы меня слышите?
        - Да, - мне наконец-то удалось с собой справиться.
        - Вы говорили, у вас там какой-то приходник для меня завалялся. Могу я его сейчас забрать?
        - Сейчас? - Я с удивлением глянула на часы… и вдруг поняла - вот он, мой шанс, другого такого не будет! - Всеволод! - говорю. - Время позднее. Я уже дома. Если вас не смутит марш-бросок через всю Москву…
        - Меня не смутит. Где вы живете?
        - На «Домодедовской». Он присвистнул:
        - Ладно, диктуйте!
        Пока тянулась временная резина, я была сама не своя. Все металась, металась. Постоянно трогала что-то руками. Несколько раз вставала под дверью родительской комнаты. Бабушка все ворчала. Эх, не знала я тогда выражения «старый пляж»!
        Потом все окончательно стихло.
        Я обдала щеки холодной водой. Посмотрела на себя в зеркало.
        Какое там отразилось восхитительное лицо! Вот как, оказывается, красит румянец! И глаза с этой искоркой ожидания… они кажутся такими необыкновенно глубокими!
        К тому моменту, как он приехал, у меня уже не осталось сомнений. Я вышла его встречать в халатике тончайшего шелка. Таком коротком, что все, что есть у меня ниже пояса, не вызывало вопросов - было как на ладони.
        Ноги я так отутюжила депилятором, что в них можно было смотреться. Прическу сделала максимально естественной - чисто вымытые блестящие волосы распустила по спине и плечам. Грудь в вырезе слегка смочила духами.
        - Доброй ночи, Всеволод!
        Мне казалось, при моем появлении его должно было просто снести волной исходящей от меня сексуальности! Но Всеволод стоял, угрюмо опершись рукой о косяк, и глядел куда-то чуть повыше моей головы.
        - Доброй ночи, - медленно проговорил он, - если она, конечно, добрая… - Язык его явно не слушался - заплетался, делая половину слов неразборчивой. - Нет, ну если вы так считаете, то пусть она будет добрая… в принципе…

«Бог мой! Да он же лыка не вяжет! - осенило меня. - И когда только успел?»
        А мой сказочный принц продолжал:
        - Я вот помню… - сказал он и запнулся, - что… что… что… тьфу, не выходит… что должен был приехать по этому адресу. Но!.. - тут он повеселел. - …Совершенно не помню зачем…
        На этих словах взгляд его скользнул ниже, и на меня уставились два радостных, совершенно не держащих фокус глаза.
        - Ну, проходите тогда…
        Честно говоря, я была выбита из колеи на все сто.
        - А зачем мне проходить? - слегка удивился он и икнул.
        - Ну хотя бы затем, чтобы не садиться в таком виде за руль!
        - Куда?
        - За руль! Вы же сюда на машине приехали?
        - Я? - изумился он. Но немного поразмыслив, сказал: - На машине. А то на чем же еще? На речном трамвайчике, что ли?
        После этого он еще раз икнул и, тяжело уронив голову, стал глядеть в пол, весь как-то немного покачиваясь. Очевидно, сохранять равновесие ему было непросто. Потом неожиданно встрепенулся.
        - А я вспомнил!.. Мне нужна эта… как ее там?.. Ну, эта ваша… Ирина Чижова! Где она?
        Ну слава богу! Теперь хотя бы стало ясно, что он понимает, кто перед ним.
        - Откуда мне знать, где Ирина? Уж во всяком случае, не у меня!
        - Н-нет? Не у вас? - Взгляд его померк - Ой, как жа-ал-ко…
        Мы могли бы еще долго с ним препираться. Но тут сверху стал спускаться какой-то запоздалый собачник. Я, недолго думая, втащила Лихоборского в квартиру и захлопнула за ним дверь. Он неуверенно шагнул. Пошатнулся. И утянул меня вместе с собой в висящие на стене шубы.
        - О, как! - довольно громко воскликнул Всеволод, выталкивая из мягкой ловушки сначала меня, а потом выбираясь самостоятельно. - Чуть было не упал…
        - Идемте!.. Идемте, я вас уложу! Я была раздражена.
        Что мне теперь делать с пьяным мужиком? Ума не приложу! Сейчас еще весь дом перебудит!
        - Куда? Баиньки? - с надеждой в голосе осведомился мой гость.
        - Баиньки, баиньки!
        Я пинками затолкала его в свою комнату. Сдернула с кровати покрывало. И, усадив, стала раздевать. Он смотрел на меня умиленно-осоловевшим взглядом. Молчал. Потом, когда добралась до рубашки, резюмировал:
        - Заботливая…
        Когда же дело подступило к самому интересному вдруг воспротивился:
        - Нет, погоди! Дай, я сам брюки сниму!
        И вот он оказался передо мной практически в неглиже.
        Так, ничего себе. Сложен очень приятно.
        Он уже улегся, целомудренно натащив на себя одеяло до самого подбородка. Я положила ладонь на его пылающий лоб. Наклонилась, поцеловала в губы.
        - Э! - тут же открыл он глаза. - Я баиньки… - сказал таким тоном, словно подчеркивал: «Извини, подруга, ты не в моем вкусе».
        Я решила не торопить события. Пусть немного проспится. Вернулась на кухню и стала терпеливо ждать. По истечении второго часа я, полная решимости, снова подступила к плацдарму любви. Всеволод стонал во сне, как от зубной боли. Он то и дело ворочался, занимая собой все пространство.
        Выскользнув из халата и оставшись в одном исподнем, я прилегла к нему. Под одеялом сняла с себя все остальное. Теперь оставалось только избавить его от последней детали туалета. Я проделала это без особого труда. Всеволод не шелохнулся. Только пробормотал что-то нечленораздельное. Дальше я исполнила все в точности, как показывают в порнографических фильмах. Но, видимо, навыков у меня оказалось все-таки маловато.
        Закончилось все тем, что Всеволод сквозь сон убрал мою руку, отвернулся к стене и больше не дал ни единой возможности к себе поприставать…
        Это был полнейший провал! Лежа с ним рядом, я чувствовала, как вот-вот задохнусь в беззвучных слезах. Мне не хватало воздуха, я ловила его судорожными глотками, боясь пошевелиться. Потому что тогда незавоеванный витязь может проснуться. И мне ничего не останется, кроме как сгореть со стыда!
        Я не понимаю, как вообще сомкнула глаза этой ночью!..
        Утром, когда я проснулась, Всеволод сидел на кровати, обреченно свесив руки между колен. На нем уже была та самая недостающая деталь туалета.
        Почувствовав, что я не сплю, он обернулся:
        - Привет…
        Сказал - и отвернулся опять. Выглядел он более чем подавленным.
        Я не очень-то понимала, мается ли он оттого, что ночью был ни к чему не способен. Или, напротив, - в полной уверенности, что согрешил.
        - Привет. Как ты себя чувствуешь? - пытаясь это выяснить, спросила я.
        Он усмехнулся:
        - Не помню ни черта!
        - Как, совсем ничего?
        Он кинул на меня быстрый, красноречивый взгляд.
        - Совсем…
        И тогда я решила пойти ва-банк.
        - Ты был неподражаем… - с придыханием сказала я; получилось очень естественно.
        Он резко встал и каким-то нервным движением провел себе рукой по волосам.
        - Отлично!
        Все его поведение говорило о том, что он проклинает эту ночь. А заодно и себя, и меня, и всю нелепость сложившейся ситуации.
        Горько… как же горько это было осознавать! Я ему нисколечко не нужна! Даже теперь, когда я так близко, когда я такая доступная! Только дотронься!
        - Ты не волнуйся, Всеволод. - Я встала и, обняв его сзади, прижалась к его теплой спине. - Оксана не узнает. Я не скажу.
        Он немного помолчал, как бы осмысливая. Потом, повернув голову, поглядел на меня через плечо.
        - Ты славная, Полина. Видит бог, я не хотел тебя обидеть. Так получилось. До сих пор не пойму, как я у тебя очутился. Я что, просто приехал?
        - Да, ты просто приехал.
        - И что потом?
        - Потом мы пошли на кухню. Выпили немного шампанского, которое ты привез. И ты стал меня целовать… ласкать… прямо там, на кухне. Потом мы перебрались сюда.
        Усмехнувшись, он потер подбородок, словно поражаясь себе самому.
        - М-м-да! Главное, еще и с шампанским приперся!
        Он так и не обнял меня в ответ. Только, развернув мою руку ладонью вверх, поцеловал.
        - Прости…
        - За что? Это была моя лучшая ночь…
        Я так вжилась в образ, что набежавшие на мои глаза слезы казались мне слезами перенесенного счастья, а вовсе не слезами отчаяния. Не слезами худшего из всех моих прежних разочарований.
        Обескуражено ероша волосы, Всеволод огляделся по сторонам. Увидел свою аккуратно сложенную одежду.
        - Я пойду, ладно? - И не зная, как бы меня утешить, добавил: - Пообедаем как-нибудь вместе?
        Он ушел. А я опять забралась в постель, все еще пахнущую его добротно стойким одеколоном. Я больше не плакала. Только, скрючившись, как от боли, прижимала к груди подушку, на которой он спал.
        В комнату за разъяснениями явилась мама. Но, видя, в каком я состоянии, беспокоить не стала. А Старый Пляж проскрежетала с кухни:
        - Ничего, пусть победокурит, пока молодая! Еще годок-другой и перезреет, глядишь. Кому тогда нужна будет?
        Вот хрычовка! Заступилась, называется! И ведь не по недоумию, а специально. Потому что в душе осудила меня. Только мне все равно. Я боролась за свое счастье, и никто не в праве навешивать на меня ярлыки.
        Прошло несколько дней. Я хотела забыть его, выкинуть из своей головы. И не могла. Чем больше хотела, тем больше умирала, не видя, не слыша его.
        И вот однажды, не выдержав, я решила напомнить ему о его обещании. Набрала его номер. Блокирован. Тогда я сразу перезвонила ему на работу. А там разузнала, что его еще с утра забрали в больницу с приступом аппендицита.
        Период, пока он был прикован к больничной койке, стал для меня воистину подарком судьбы. У меня опять появился благовидный предлог. И я использовала его на полную катушку.
        Я моталась к Всеволоду каждый божий день. Варила ему бульон, как заботливая жена. Возила книги. Просто рассказывала всякую всячину. Он был мне благодарен за это. Даже, кажется, начал осознавать, до какой степени он мне небезразличен!
        И каждый божий день я поздравляла себя, пусть с маленькой, но победой. Он видит, как я стараюсь, как поддерживаю его. А Оксанка…
        Ах, да, Оксанка.
        Вот тут-то как раз «судьба быть в маске» мне очень пригодилась!
        Наша с Оксаной размолвка длилась месяца полтора. Мы даже не здоровались с того самого вечера.
        И вот, наконец, пришло время восторжествовать справедливости. Я сама протяну ей руку мира, но отплачу той же монетой. Я брошу зерно, из которого между ней и Лихоборским вырастет непреодолимая стена. И никто не докажет мне, что я не права!
        Я знаю свою подругу с детства. Знаю как облупленную. Все ее плюсы и минусы. Мне ничего не стоит вывести ее из игры. Особенно теперь, когда у меня на руках такой козырь, как ночь с Лихоборским! Разве она сможет ему это простить? Да ни за что! А меня простит. Я ведь сама невинность! Я же ведать не ведаю, что между ними все очень серьезно.
        Оксанка чем-то удручена. Мы только что обнимались в пылу примирения. И вот теперь она пьет задумчиво чай и, кажется, абсолютно не слушает, что я ей говорю.
        Может быть, она уже все знает про нас? Неужели он сам ей сказал? Ну, тогда он просто болван!
        Я осторожно перевожу разговор в это русло.
        - Оксаночка! Я хотела тебя спросить… Между тобой и Всеволодом было что-нибудь в ту ночь?
        Она поперхнулась. Прекрасно поняла, какую ночь я имею в виду. Ту! Самую первую! Когда они даже не смогли досидеть до конца вечеринки - приспичило им!
        - Ты что, Поля! - Возмутилась она… надо заметить, вполне натурально. - Как ты могла такое подумать? Он просто меня до дома подвез. Мы обменялись товарищеским рукопожатием. И он уехал.
        Вот это да! Не думала, что она до такой степени со мной неоткровенна. Придется строить диалог немного иначе. Я делаю дурацкое, растроганное лицо:
        - Правда? А я, дурочка, от ревности себе места не находила! - И рассказываю «по простоте душевной» про нас с Лихоборским. Пока без интимных подробностей. Всего лишь ненавязчивый штришок. О том, как у нас началось…
        Оксанка аж посерела. Сделалась как вылитый ее батюшка Александр Сергеич в минуты затмения:
        - ЧТО у вас началось?
        Ага, попалась! Видела бы ты сейчас свои глаза! А знаешь, каково было мне? Я думала, что умру! Но я бормочу невинно, как агнец.
        - Нет-нет, ты не думай, зайчонок! Тогда у нас ничего такого не было!
        И продолжаю развивать на глазах изумленной Оксанки бурный роман. Помаленьку подбираюсь к долгожданному вечеру. Это мой разящий удар! Удар ниже пояса!
        Для убедительности я опускаю подробности. Просто говорю, что нагрянувший ко мне среди ночи Лихоборский был слегка не трезв, про Ирку расспрашивал…
        - Кстати! Ты не в курсе, у них случайно нет романа?
        - В курсе! Нет!
        Оксанка напряжена до предела.
        А я, наоборот, делаю выдох великого облегчения:
        - Какое счастье! Ты не представляешь, как я переживала! Понимаешь, зайчонок, мы с ним в тот вечер…
        И тут я понимаю, что не могу из себя это выдавить.
        Это ведь ложь! Да такая грязная, что сюда вот-вот, справедливости ради, явится тень отца Гамлета и уличит меня в этой лжи!
        Я начинаю мямлить.
        - …Ну, в общем, у нас было это… ну, ты должна понять, что я имею в виду…
        - Что?! - У Оксанки в этот момент такое лицо, что на нее жалко смотреть. - Ты переспала с Лихоборским?!
        Да, признаю. Это был действительно удар ниже пояса.
        Бедная, несчастная Оксанка! Я причинила ей ужасную боль, но я не могла поступить иначе (надеюсь, где-то на Небесах меня за это простят). На войне и в любви, как известно, все способы хороши.
        И, между прочим, это сработало! Честное слово! Оксанка от ревности порвала с Лихоборским. А меня, жалеючи, снова пустила под свое благородное крылышко.
        Что же до самого предмета нашего с ней разлада, то после выписки из больницы я его ни разу не видела. Поначалу он еще реагировал на мои звонки. Говорил тепло и даже по-дружески. А потом не стал подходить к телефону. Или, если я его все-таки доставала, шипел, как раскаленная сковорода: «Будь добра, не звони мне больше, пожалуйста».
        Я все сносила и все ему прощала. Чуть только затянется, снова набираю треклятые цифры. Словно бес меня попутал. Но неожиданно я узнала, что никакой это не бес. Это болезнь. Редкая, как зубы во рту у младенца. Эротомания. Само название за себя говорит.
        Я поняла, что у меня налицо все симптомы, когда он однажды тихо так, без надежды спросил:
        - Ну чего ты хочешь от меня? Ну скажи… Я разве обещал тебе что-нибудь? Ну чего ты меня достаешь, а? Отвлекись от меня!
        И это было то самое! Да не в бровь, а в глаз! Он сам произнес ключевое слово, в котором кроется корень зла. При моем заболевании отвлечься невозможно. Потому что никого другого в моем эротическом восприятии не существует!
        А я и не отвлеклась, я затаилась. С самого мая сижу в засаде. Жду.
        Пока от него ни слуху ни духу, но я уверена, что очень скоро это случится. Я увижу его! Почему? Да потому что Миша Талов - его лучший друг. И потому что недавно Миша вовлек его в кое-какой рекламный проект. А значит, хочет Всеволод того или нет, но он вынужден будет нанести нам визит. И уж я-то знаю, что должна буду сделать, чтобы связать его и себя неразрывными узами…
        Пока же кому-то из нас нужно было решаться. Кто - я или Оксанка - позвонит Лихоборскому?
        - Поля! Если ты этого делать не хочешь, тогда давай отложим нашу затею до лучших времен. Потому что я звонить ему не буду, даже если мне отпилят голову!
        Что ж, так тому и быть! Мне, как говорится, и карты в руки. Ведь я всего лишь хочу спросить телефон Михаила. По-моему, все очень невинно.
        - Нет, не будем откладывать! - решительно заявила я. - Я позвоню! Только, видишь ли, зайчонок, мне лучше воспользоваться твоим телефоном. Ты же помнишь, я тебе рассказывала? Он не берет трубку, если видит, что это я.
        Морочить Оксанке голову долго не получилось. Очень скоро она поняла, что в наших с Лихоборским отношениях все далеко не безоблачно. Всему виной мои дурацкие набухающие глаза! Ну ничего! Так оно, пожалуй, и к лучшему. Сейчас и проверим заодно, сохнет он еще по моей сексапилке или уже и думать о ней забыл.
        Оксанка, вздохнув, запустила набор и передала трубку мне.
        Потянулись гудки. Телефон в моей руке шел мелкой рябью.
        - Алло!
        Он так рявкнул это «алло», что я даже слегка отстранилась.
        Не сказать, что очень обрадованно… зло, скорее.
        - Алло, Всеволод? - чуть ни теряя сознание, произнесла я. Он какое-то время соображал, а потом спросил:
        - Полина, это ты, что ли? - Да.
        - Ну, привет. Давненько тебя не было слышно. На ухищрения пустилась?
        - Да нет, ты все не так понял, - слабеющим голосом стала оправдываться я, - мы тут с Оксаной в дороге. На нас напали…
        Оксанка вырвала трубку у меня из рук.
        - Лихоборский! Дай телефон Талова рабочий!.. Да, вот так!.. Не твое дело, никто не нападал!.. Чего-чего?! - У Дороховой округлились глаза, и она на несколько секунд замолчала, но потом, шумно выдохнув, произнесла: - Да! На мне семейники брата. Тебя устроит такой ответ?.. Слушай, Лихоборский, мне не до твоих острот сейчас! Дай мне, пожалуйста, телефон Талова!.. А не будет никакого обмена… Ну хорошо, на семейники брата можешь рассчитывать, я тебе их по почте вышлю… Пиши! - Это она уже мне.
        Продиктовала номер и - ни тебе спасибо, ни тебе пожалуйста - отключилась.
        - Что ты с ним канючишь? - сказала она мне, пока шло соединение с Таловым. - Конкретнее надо!
        Дозвонившись наконец-то до Миши, Оксанка ему все подробненько изложила. Кажется, он не очень-то понял, каких действий от него ждут. Потому что потом она ему еще разжевала: он должен использовать все свои связи и покарать наглеца.
        - Попробует что-то сделать, - проинформировала меня подруга о результатах данной беседы.
        Дорога до Воронежа показалась мне сущим адом. К концу первого дня я была вымотана настолько, что с трудом дотянула до какой-то придорожной гостиницы, где вместо окон прорубили бойницы. А вместо кроватей накидали тощих матрацев с клопами.
        Нам с Оксанкой к тому же достался еще и один на двоих. Оказалось, даже здесь с местами не все так гладко. Нас подселили к какой-то тетке, которая носила тельняшку, камуфляжные штаны и выглядела во всем этом невообразимо мужественно.
        Оксанка только вернулась из душа.
        - Поля! Очень советую! Ощущение такое, будто заново родилась, - расчесывая на ходу влажные волосы, сообщила она, - если, конечно, тебя не смутят представители мокричных во всем своем многообразии.
        Тетка, впоследствии оказавшаяся Зухрой, вскипятила в литровой банке воду.
        - Будэтэ чай, дэвочки?
        - С удовольствием! Спасибо огромное! - Дорохова порылась в сумке. - А у нас есть трубочки со сгущенкой! - выложив сладости, она подсела к столу.
        Мне на нее даже смотреть было больно. Оксанка сидела в коротком махровом халатике и шлепанцах на босую ногу. А батареи в этом помещении если и имелись, то служили каким-то иным целям, но никак не на обогрев.
        Сама я, устроившись на матрасике, куталась в колючее верблюжье одеяло. Заставить меня сейчас выбраться из тепла было настолько же нереально, как научить Преснякова петь басом. Медленно хлопая ресницами, я пыталась уговорить себя хотя бы пойти ополоснуться с дороги. Кроме того, нужно же было как-то поучаствовать и в жизни общественности.
        Дорохова с нашей соседкой спелись на раз-два-три. У них моментально образовалась тема для разговора. И они обе перестали обращать на меня внимание. Ну и бог с ними! Какое мне дело до потуг Зухры наладить в этих краях фруктовый бизнес? Заряд бодрости! Струя обжигающе горячей воды - вот что мне сейчас необходимо!.. Надо собраться с духом… Надо пересилить себя…
        Силилась, силилась, да так и отъехала в мир сновидений, завалившись на бок, как чемодан.
        Утром я почувствовала себя гораздо лучше. Однако перспектива опять сесть за руль сгубила на корню зарождающийся оптимизм. Оксанка дрыхла, повернувшись ко мне спиной, скрючившись в своем халатике, как зародыш, она практически раскатала меня по стене.
        Зухры уже не было. Только на столе осталась кое-какая ее собственность: коробка ягодного «Пиквика», банка и кипятильник. Видимо, специально не стала убирать, чтобы мы с утра попили чайку.
        Мужественная, а какая внимательная!
        Стараясь не разбудить подругу, я переступила через нее. Взяла мыло, полотенце, зубную щетку. И пошла осуществлять неосуществленное.
        Да-а, с мокрицами Оксанка определенно ничего не напутала. Жуть какая! А добиться не только обжигающей, но даже просто горячей воды мне так и не удалось.
        Позавтракали. Колбаски, сырку, туда-сюда. Снова поехали. Я уже чую, внутри закипает волна протеста. А впереди еще - мама не горюй! - километров двести восемьдесят, не меньше. Вот я Оксанке и говорю, чтобы как-то отвлечься:
        - Слушай, зайчонок, а почему ты так грубо с Лихоборским разговариваешь? - Я же «не в курсе», что у них лямур-то был, непонятно мне ничего…
        Она как-то сникла разом. Даже перестала орать на всю машину «Останусь пеплом на губах… Останусь пламенем в глазах…» (это она диску помогала). Помолчала минуты две и отвечает:
        - Он растоптал кое-что…
        Ну, знамо дело, что он ей растоптал. Но мне-то снова «невдомек»…
        - О чем ты? - говорю.
        - Да! Не бери в голову! Наступил как-то на мои солнцезащитные очки. Я с тех пор его ненавижу!
        Так и не добилась от нее откровенности. Что за упрямая девица! А мне так любопытно, как она его отфутболила! Аж зудит! Ну ладно…
        За Ельцом обстановка опять накалилась. Повыплывали Лукашенки в париках и иже с ними. Вплоть до самого Воронежа мы только и делали, что скрывались от автомобильных маньяков. Оксанке они всюду мерещились.
        - Так! Пропусти, пропусти этого… А теперь смотри!.. Ну! Что я тебе говорила?.. Ты видишь его лицо? Видишь, плоское? Это у него родовая травма - на кулак акушера нарвался… Так что ты меня слушай! Я опасность жопой чую!
        Говорила так и нервно затягивалась. Как будто и впрямь едва в живых остались!
        К ночи ближе выпутались из воронежских тупиков. Даже с картой еле разобрались. Тут уже с ростовской трассы свернули. Поехали проселками. Замелькали где добротные, а где и не очень, сосновые срубы. Приусадебные участки. Грязь вперемешку со снегом.
        Добрались до развилки. От нее до нашей деревни рукой подать. Домов там немного. И все рассыпаны по холму. Но вспомню ли я? Все же лет десять не была здесь…
        - Ну-ка, зайчонок, дай-ка мне мою сумку. Хочу с Зоей связаться. Не помню, как к дому лучше проехать.
        - Держи! А моя батарейка сдохла уже.
        - Ну я-то свой телефон заранее отключила. Знала, что сестре придется звонить. А ты бы поменьше с Гариком болтала! Все равно какую-то глупость обсуждаете!
        - Это почему же? - возмутилась Оксанка.
        - Ну, ты меня извини, но эти твои вопросы, дала ли ему кладовщица и обязан ли он теперь будет на ней жениться, меня просто шокируют! Особенно если учесть, что он - твой молодой человек!
        - Хм, - пожала плечами Дорохова, - а по-моему, мило…
        Зоя при звуке моего голоса аж расплакалась:
        - Полина! Ну что же ты телефон выключила? Тетя Рая уже все провода оборвала! Я с ума схожу! Вдруг разбились, вдруг еще что-то! Ну кто так делает!
        Я долго оправдывалась, объяснялась. Просила сообщить мамочке, что с нами все хорошо. Так сама нанервничалась, что забыла узнать то, ради чего звонила.
        По окончании разговора я обратила внимание, что Оксанка сидит с видом Владимира Семеновича (того, который не Высоцкий).
        - Что? - говорю.
        - Ну а к дому-то все-таки как лучше проехать?
        Ничего. Справились. Оказалось, моя девичья память еще крепка как гранит. Прямо сердце запрыгало, когда из-за голых берез показалась знакомая черепица.
        Дороховой этого не понять. Она свое детское лето провела на курортах. Ну а я на каникулы ссылалась сюда. И до самой осени была неотлучна, как Ленин из шалаша.
        Мы подъехали к забору, и я коротко посигналила. Стали ждать, пока кто-нибудь выйдет, нас впустит.
        Оксанка, прилипнув к окну, заявила:
        - Какая же это деревня? Это село.
        - А ты видишь разницу?
        - Конечно! Если в деревне есть храм, значит, это уже село. А я вон наблюдаю церковные купола.
        Зоя, выглянув сначала в калитку, сразу же распахнула перед нами широкие двустворчатые ворота. Сама, чтобы не мешать, встала чуть в стороне.
        Боже мой! И это моя Зоенька? Ужели та самая девочка - легкая, почти воздушная? Которая даже в свои тридцать три была похожа на солнечный зайчик, скользящий по полу? Такая же живая, такая же светлая! И что с ней сделали какие-то несчастные четыре года!
        Глава 3
        РОДОВОЕ ПРОКЛЯТЬЕ
        Последний раз мы виделись с Зоей, когда она приезжала в Москву два года назад. Она уже и тогда из-за нарушенного обмена веществ сильно оплыла. Стала малоподвижной. Тяжело дышала. Однако тогда в ней не чувствовалось такой отрешенности, интерес к жизни еще не был потерян. Она хотя бы следила за собой, не носила старушечьей мешковатой одежды, красила волосы, а не зализывала их назад костяной гребенкой.
        Болезнь Зои начала прогрессировать, когда она еще находилась, что называется, на гребне волны. У нее было все. Квартира в Москве. Причем не халупа, вроде моей, а большие четырехкомнатные хоромы, глядящие окнами на Пречистенку. Был муж Было любимое дело, в котором она слыла асом. Были коллеги по работе. Куча друзей.
        В их доме никогда не бывало тихо, если там находилась Зоя. Она все делала под музыку: занималась зарядкой, готовила, мыла посуду. Все и всегда только под музыку. В ее руках любое занятие превращалось в искусство, даже если она лепила самые обыкновенные пельмени.
        Зоя не жила, а горела. Всегда и для всех. Ярко. Горячо. Как маленький огонек…
        Болезнь забрала все сразу. Она словно выбила почву из-под Зоиных ног, переломила стержень, может быть, недостаточно прочный. Ее костлявые пальцы не смогли дотянуться только до Зоиной чистой души. Кроме этого, пожалуй, от прошлой жизни моей сестры ничего не осталось.
        Василий Ильич Сологуб, муж Зои, как только на его пути возникла новая жизнерадостная пушинка, элегантно сделал ноги, предоставив моей сестре самой расхлебывать заварившуюся кашу. С ее недутом. С их совместным произведением по имени Славик, которому сейчас шел уже девятый год.
        Супружеское предательство Зоя выдержала стоически, с гордо поднятой головой. Но вскоре судьба нанесла ей еще один сокрушительный удар. Ее уволили. Сначала тактично попросили с занимаемой должности. А потом для нее и вовсе не нашлось места во всем огромном холдинге. Зою списали в тираж. Все, чего она добилась благодаря своей общительности и обаянию, лопнуло в одночасье как мыльный пузырь.
        И тогда моя сестра решила покинуть Москву. Где-то за сотни километров начать жизнь с нуля. Подальше от воспоминаний, от фальшивого участия знакомых, от жалости друзей. Прочь от пустых соблазнов склеить осколки прошлого.
        Продав квартиру, она вместе с сыном уехала жить сюда.
        И вот теперь я обнимала и расцеловывала совершенно другого человека. Стареющую женщину с набрякшими под глазами мешками. С немытой, нечесаной головой. С теплыми колготами на толстых ногах.
        Даже запах от Зои стал исходить какой-то бабский! Не могу объяснить, что это такое. Но это так страшно! Неужели и я всего через несколько лет стану такой?!
        - Как вы долго добирались-то, Поль! Мы уже издергались все. Да и вы, наверное, с ног валитесь от усталости?
        - Я валюсь с ног от рождения. - Оксанка тоже принялась лобызаться с Зоей.
        - Да ты-то понятно. Ветром не уносит еще?
        - Ой, можно подумать! - закривлялась Дорохова. - Ты вон лучше на сестрицу свою посмотри. Вот кого соплей перешибешь!
        - Меня? Соплей? - возмутилась я. - Зайчонок, побойся бога!
        - Может, проэкспериментируем? Я как раз чувствую в себе силы. - В доказательство Оксанка простуженно хлюпнула носом.
        - Не надо экспериментов! - рассмеялась Зоя. - Идемте в дом скорее! Вам помочь перенести вещи?
        - Ой, перенеси меня! Я уже практически вещь! - Дорохова попыталась вскарабкаться на руки к моей сестре.
        - Идем, вещь! - Зоя легонько шлепнула шалунью по заднице. - Нет, этот человек никогда не поумнеет!
        На пороге дома, слепо щурясь куда-то во тьму, словно могла там что-то рассмотреть, стояла бабуся.
        - Где там моя внученька родненькая? - принимая меня в объятия, запричитала она. - Ах ты моя золотенькая! Голубка моя! Вот бабка старая - не видит ни зги! Хоть бы посмотреть, какая ты стала…
        - Бабушка! Да ты же меня отродясь никогда не видела! Только по маленькому росту и отличала! - воскликнула я и троекратно расцеловала бабусю в ее мягкие щечки - все в мелкую сеточку.
        - Так вот хоть бы одним глазком! Мать говорит, вылитый Володя стала, царствие ему небесное! Какой хороший был человек! Все здесь его руками ставлено. Эх, Володя, Володя… Ну, пошли в дом, - спохватилась бабуся. - Что это мы все в сенях?..
        Да-а, надо сказать, при Зое здесь все изменилось до неузнаваемости.
        Везде чистота, ни соринки. Большой круглый стол, ломящийся от домашней еды, - под свежей скатертью (я-то помнила еще доисторический плюш с бахромой). Шторы на окнах тоже другие. Обои. Палас. А сколько здесь стильных вещичек! Какие-то плетеные человечки, напольные вазы с цветами! Батюшки! Красота да и только! Еще бы мебель кой-какую пообновить и полный фэн-шуй! Не изба, а элитный коттедж!
        - Зоенька! Неужели ты сама здесь все переделывала? - спросила я, когда мы, разобравшись с вещами и посещением всех необходимых мест, наконец уселись за стол.
        - Кому же еще?
        - А ты где-то работаешь? - влезла Оксанка, которая в этот момент активно обороняла свою тарелку от посягательств Зои навалить туда побольше картошки.
        - Ну-ка, убери руки, дохлятина! Кому сказано!.. Вот так… Работаю, переводами занимаюсь. У меня же два языка: английский и немецкий. Ну вот. Так что работаю в основном дома, но зато сразу на три компании. Очень удобно. Еще и на сына время остается.
        - Боже мой! Бедная моя! Когда же ты все успеваешь?
        - Жить-то надо, Поленька!
        - А где Славик? Спит уже?
        - Спит. Я его рано укладываю. В девять часов, как штык.
        - Небось вымахал за два года, не узнать!
        - Да не знаю, в классе-то он самый маленький из мальчишек. - При упоминании о сыне Зоины глаза сделались влажными (наверное, это у нас семейное). - Ой, не представляю, как он останется! Он ведь, кроме меня, никого не признает.
        - Ну, он же взрослый уже. Должен понимать.
        - Да не переживай, Зоя! Будет у нас как сыр в масле кататься, - пообещала Дорохова, которая, размяв картофель вилкой, надеялась, что все будут думать, что часть его она уже съела.
        - Только на тебя и надежда, - бледно улыбнулась сестра. - В школу его не забывайте отводить. И читать побольше заставляйте. А то он круглые сутки только мультики смотрит.
        - Да он у меня к твоей выписке всю «Войну и мир» прочтет и к «Отверженным» приступит.
        Зоя прокашлялась:
        - Это ты меня на сколько же упекаешь? Как графа Монтекристо, что ли?
        - Ни-ни-ни! - запротестовала Оксанка. - Ни в коем случае! Я здесь столько не выдержу! Кончу как Анна Каренина. Ну а если кроме шуток, то давай, Зоя, выпьем, чтобы у тебя все прошло благополучно. Чтобы ты как можно скорей оказалась дома. И чтобы мы не обманули твоих ожиданий.
        - Давайте, девочки мои хорошие! Спасибо вам, что приехали.
        Мы чокнулись бокалами с вкуснейшим вишневым вином собственноручного Зонного приготовления. Выпили все, включая бабусю, которая на Оксанкин тост одобрительно пожевала губами.
        Потом разговор плавно переключился на наше дорожное происшествие. Дорохова рассказывала о нем, как о забавнейшем случае, словно ничего более смешного с ней за всю жизнь не приключалось.
        Вот схлопотала бы сама по физиономии, глядишь, меньше выступала бы!
        - …А эта кошелка еще сама ему окно открывает… Она, наверное, думала, он ей сейчас предложение руки и сердца делать будет. Или, по крайней мере, деньгами отдаст. Не тут-то было! Он ей как звезданет промеж глаз! У меня у самой чуть голова не отлетела рикошетом…
        И тут бабуся, до сего момента не проронившая ни звука, вдруг задвигалась на своем плетеном стульчике.
        - Эх, девоньки! Что ж вы у меня такие несчастливые, все горести к себе притягиваете? Нешто так и будем теперь до конца века дедовы грехи замаливать?
        - Да ладно тебе! Опять ты за свое! - напустилась на нее Зоя. - Хоть Полине-то голову не забивай! И так уже вся семья повернута на этой истории.
        - А я не знаю! - заступилась я за бабусю. - Мне интересно послушать, что за история!
        - Ну и напрасно! - У Зои от возбуждения вспыхнули на щеках пунцовые пятнышки. - Зная тебя, я уверена, будешь потом обдумывать! Не сможешь пропустить это мимо ушей!
        И что бы потом ни произошло, будешь говорить: «Ага, это проклятие виновато!»…
        - Какое проклятие? - окончательно запуталась я. Бабуся вскинула к лицу сухонькие ладошки и немного помассировала лоб, как бы собираясь с мыслями.
        - Давнишняя это история, внученька. Шестьдесят лет уж крест на себе носим…
        - Ну все, завелась! - Зоя, скомкав, швырнула на стол льняную салфетку и принялась агрессивно собирать посуду.
        Бабуся же сидела, словно перенесясь мыслями в другую эпоху. Прикрыв глаза, она пошамкала немного губами и начала:
        - Шел тогда сорок пятый год. Тяжелое было время. Война как-никак прокатилась. Полсела как языком слизало. Что ни дом, то похоронка. И я одна с двумя малыми девками на руках - твоей мамой да Зоюшкиной мамой. Тонечка-то та постарше, ей к семи было. А Раечка - совсем кроха, четырех еще не исполнилось. А на селе радость великая - война закончилась! И вот я все жду не дождусь, когда муж с фронта вернется. Знала, что живой, сердце чуяло…
        Бабуся рассказывала. А у меня как наяву проносились картинки.
        Вот молодой лейтенант возвращается с фронта, везет с собой… жену не жену, любовницу не любовницу. Молодая, влюбленная, носит под сердцем его ребенка. На поле брани жизнь ему спасла - больше километра его, оглушенного, на себе тащила. Медсестричка. Леночка.
        Эшелоны. Составы. Пересадки. Отчий дом с каждой березой все ближе, с каждым верстовым столбом, с каждой проносящейся деревушкой. А дома законная жена ждет с двумя дочерьми. Что им скажешь? Как объяснишь?
        Ночью, пока Леночка спит - ее, брюхатую, пустили на полку, - лейтенант выскакивает на маленьком полустанке. Минута, не больше - и вот уж состав стучит колесами дальше. Вот уже и исчез. Бог с ней совсем! Пусть уезжает!
        Леночка и уехала.
        Просыпается поутру - а ее любимого уже и след простыл. Ищет, зовет. Да разве ж в этой толчее разберешь?
        Сошла на перроне. Думала, может, и он догадается? Все-таки простора побольше. Прошла до конца, а назад в состав не поспела.
        Кругом ни души. Какой-то угольный склад. Надо идти за составом. На следующей остановке они уже обязательно встретятся!
        Идет Леночка по путям, за живот держится. Чует, сейчас рожать начнет. Уж и вода по ногам потекла. Подхватила она живот и бежать. К людям поближе.
        Хорошо на ту пору мужики из лесу хворост возили. Подсадили ее к себе на телегу и галопом в город. В приемное акушерское отделение.
        Только Леночка все равно умерла. Время тогда такое было. Тяжелое…
        Бабуся замолчала. А мы с Оксанкой, не сговариваясь, взяли по салфетке и принялись сморкаться. Не знаю, как Дороховой - она-то, может, все эксперименты ставила, - а мне было Леночку жалко.
        Наплакавшись вволю, я спросила бабусю:
        - Про какое же проклятие ты говорила?
        Она с удивлением шевельнула косматой бровью.
        - А вы думаете, такая-то подлость да не аукнется? Э-э, девоньки вы мои милые, грех-то какой! Я, когда узнала, поехала туда. Думала, хоть чем откуплюсь. Ребеночка себе заберу. Сама воспитывать стану. Да какое там! Уже прибрал кто-то мальчонку… Мальчик у них родился. В детском доме Гришенькой Безруковым окрестили. Видно, рождался тяжело, ручку ему при рождении отняли.
        - А откуда же, бабушка, ты узнала про все это?
        - Так дед мне сам как-то с пьяных глаз и сознался. Царствие ему небесное, гадюке окаянной!.. Опомнился, вишь, поехал к ней. Хотел хоть проститься по-человечески. А ее уж и в живых нет, сердешной. - Бабуся помолчала. - Знала я… с самого того дня знала, что не будет нам отныне покоя. И как в воду глядела! Ровнехонько через год после того случая дед в реке утонул. А ведь всю жизнь как рыба в воде. Но то ладно, то по заслугам. А за что же он дочку-то мою Тонечку на тот свет утянул? А мне такое увечье?
        Старушка достала откуда-то из-под вязаной кофты платок. Поднесла к своим потухшим глазам - пустым, как два пересохших колодца, из которых по нелепой случайности выступила вода.
        Рассказ бабуси и в особенности ее глубокое убеждение в том, что на нас обрушилась божья кара, произвели на меня тягостное впечатление. Я попыталась рассуждать здраво.
        - Не думаю, что поступок дедушки как-то связан с твоей слепотой, - прервала я воцарившееся молчание, - да и, если честно, со всем остальным тоже. Все это лишь стечение обстоятельств. Ведь абсолютно в любой семье существуют проблемы. Кого-то на улице грабят. У кого-то ребенок наркоманом становится. У кого-то вообще вся жизнь - сплошная полоса невезения. Просто каждому из нас предначертан свой путь, вот и все…
        Бабуся упрямо поджала губы:
        - Ты не знаешь, о чем говоришь, внученька. Наша родня была очень большой. У меня одних братьев пятеро было. Да две сестры. Да у деда три брата. И все с мужьями, женами, ребятишками. Мы здесь до войны все неподалеку друг от дружки жили: кто у нас на селе, а кто подальше - в Абрамовке, в Чигле. Бывало, соберемся на какой-нибудь праздник, чаще на Троицу, так на всех места в избе не хватало. Столы на улицу выносили. Песни пели, плясали. Вся округа знала, что мы гуляем. Гаврила-то - дедов брат - первым гармонистом на селе был. Первым и голову сложил, о нем похоронка раньше других пришла… Нет, я не говорю, война многих прибрала. Кузьму, Митрофана… Верочку под Курском шальная пуля успокоила. А иные уж в мирное время разъехались кто куда. О них мне ничего не известно. Но те, кто остался, все на небеса отправились, - бабуся со зловещим торжеством погрозила пальцем. - В тот год, когда дед утоп, братья мои родные Степан с Петром в лесу сгинули. Ушли по осени дрова рубить да так и не воротились. Марья - жена Степушкина - от горя умом тронулась… сама в петлю полезла. На четвертый день доискались только, как
душок из амбара пошел. Там она кончилась, грешная… А Петина вся семья во время грозы сгорела… в 49-м, как сейчас помню. Тем летом часто грозы бывали. А в ту ночь настоящая буря разразилась. За окном черно, как в могиле. И ветер по трубам воет: у-у-у… у-у-у- словно зверь какой. А потом как засверкает, как загрохочет!.. Я скорее к девонькам моим. Прижала их к себе, да так до утра втроем на одной кровати и пролежали. А на утро, чуть свет, соседи прибегают. Руками машут, кричат! Крайний дом-де молния испепелила. Это аккурат Петин дом и был. Всех до единого: и Евдокию, и четверых племяшей моих пожгло… Эвон!.. А ты говоришь… Твой отец-то, покойник, тоже никогда меня не слушал, - продолжала рассказчица. - Он и Раю из-за этого сюда не пускал. Считал, это я виновата, что она над тобой, как над хрустальной, трясется. А как не трястись-то, внученька, если нам теперь на роду написано? Он и сам-то много ль прожил? Ведь не своей смертью умер. Током шарахнуло. А может, женись на другой, сейчас бы жил, горемычный…
        - Так, ну ладно, хватит! - взорвалась Зоя. - Сколько можно! Ты сама своими россказнями на нас беду накликаешь!.. Время позднее. Давайте спать ложиться.
        Бабуся виновато покивала.
        - И то, - засуетилась она, нащупывая свою клюку и поднимаясь, - спать так спать…
        Мы разбрелись по комнатам. Нам с Оксанкой Зоя выделила самую мою любимую - каморку в мезонине, «чердачок», как я ее называла.
        Совсем небольшая комнатушка с двумя кроватями, зеркалом и столом. Здесь было так уютно! Так по-книжному романтично! И эта свечка, оплывшая в медном подсвечнике.
        И легкие шторки. И страшная африканская маска, висящая на стене.
        - Слушай, Поль, а как умерла Зоина мать? - спросила Оксанка, застывшая у окна в глубокой задумчивости.
        Я подошла, встала с ней рядом. Тоже кинула взгляд на спящие вишни в саду.
        - Возвращалась как-то на такси из гостей. Разбилась насмерть. И таксист тоже.
        - Сколько ж ей было?
        - Двадцать семь почти.
        - У-у-уф, - выдохнула Оксанка. - Куда ты меня завезла, Балагура?
        - Ты думаешь, все это серьезно? - спросила я, боясь услышать ответ.
        На душе скребли кошки. Зоя абсолютно права, я теперь постоянно буду думать об этом.
        Оксанка, закурив, распахнула оконные створки. В комнату дунуло холодом.
        - Я не знаю, Поль… У вас тут все мрут как мухи! Ты извини, я даже слов других подобрать не могу.
        - Ничего, - надулась я, - это как раз очень в твоем духе.
        - Ладно, Польчик, не обижайся. Я думаю, мы с тобой сейчас слишком под большим впечатлением от всего увиденного и услышанного… Один вид твоей бабушки чего стоит! Эти глаза напротив чайного цвета!.. А про Зою и говорить нечего! Я ее, когда увидела, чуть дар речи не потеряла! Ты хоть и говорила, но такого я просто не ожидала! Из двадцатилетней девочки… ей ведь больше и дать нельзя было… в пятидесятилетнюю тетку!.. Поневоле начнешь думать, что кто-то порчу навел… Кстати, она же, выходит, совсем маленькая была, когда без матери осталась?
        - Да вот, как Славик сейчас, наверное. Лет восемь, девять.
        - А воспитывал ее кто?
        - То бабушка, то мама моя. По очереди. А потом, лет в двенадцать, ее к себе отец забрал. Только он через пару лет тоже умер. От цирроза.
        - Так!.. - Дорохова, резко затушив сигарету, полезла себе под свитер. - Слава богу! Оберег на месте. Есть надежда проснуться утром…
        Мы спали в эту ночь как убитые, утомленные переездом и одурманенные чистым деревенским воздухом. Засыпали под щербатую улыбку луны, глядящей в окно. А пробудившись, обнаружили, что в этом самом окне ничего уже и разобрать невозможно. С неба валили такие густые хлопья, что, казалось, с той стороны кто-то тоже подвесил свою плотную шторку.
        - Ого! - обрадовалась Оксанка. - Сейчас пойдем лепить снежную бабу!
        - О, нет! Только не это! - взмолилась я.
        - Ну а чего, дома, что ли, сидеть? Я не выдержу целый день слушать рассказы о том, как где-то в пределах земного шара мрут по-тихому ваши родственники!
        - Оксанка, ну хватит уже! Имей совесть!
        - Ладно, ладно, не буду!
        Мы оделись, спустились вниз. Зоя уже вовсю хлопотала на кухне.
        - Доброе утро, сони! - поприветствовала она нас. - Давайте! Идите умывайтесь и марш за стол! Завтрак уже остыть успел, пока вы дрыхли.
        Когда я после водных процедур вошла в комнату, Дорохова приставала к Славику:
        - Ну что, останешься со страшной теткой Оксанкой? Я буду тебя бить, учти это!
        Славик почему-то смеялся.
        - Эй, малыш, привет! - Я радостно обняла мальчика, целуя его в гладкий лобик.
        - Привет. - Он смущенно заулыбался; от такого пристального внимания спрятал глаза, что-то выводя пальчиком на своих ватных штанишках.
        Какой же он маленький, щупленький, взъерошенный. Как цыпленочек! Я бы ему лет шесть дала. Может, семь… Но очень похож на Сологуба. Такой же чернявенький, глазки бусинками. Не пацанчик, а загляденье!
        Славик сидел в слишком большом для него кресле перед телевизором. Там мелькала то зверская физиономия Тома, то воинствующая стойка Джерри.
        Мы обе устроились перед ним на корточках.
        - Что, тебя тетя Оксана запугивает тут?
        - Нет. - Он, смеясь, покосился на Оксанку.
        - Что это я его запугиваю? Говорю просто, что драть буду как Сидорову козу… - Она потрепала его по голове. - Не переживай, малыш, мы с тобой так оттопыримся!.. На горку будем ходить. Крепость построим. Засунем туда тетю Полю и будем забрасывать ее ледяными глыбами. Да?
        - Угу. - Славик, приподняв бровки, по-доброму улыбнулся.
        - Какую еще крепость? - возмутилась я.
        - Как какую? Брестскую! Какую же еще?
        Тут вошла Зоя со здоровенной сковородой, и мы, оставив ребенка в покое, уселись завтракать.
        Трапеза растянулась часа на два. То мы вспоминали с Зоей что-то из детства. То забавлялись тем, что сватали Дорохову за соседского Юрку. Юрка этот, одного со мной года, по заверениям Зои, был до сих пор не женат. Сама-то я не видела его уже много лет. Но на тот момент, как я его помню, это было что-то среднее между Крамаровым и Вициным. Точнее, их киношными персонажами. Теперь же, со слов Зои, это сходство только усилилось. Причем с обоими «идиотами» сразу.
        Дорохова от перспективы сойтись с эдаким кренделем (как она его назвала) аж приосанилась. «Подать мне, - говорит, - кокошник и парчовые черевички, пойду челом бить!»
        Потом настало время обедать Славику.
        Потом бабуся выползла, оклемавшись наконец от выпитого накануне вина. Задвинула еще пару баек - на сей раз пожизнерадостней.
        В общем, пока мы всем скопом собрались идти на улицу, было уже часа четыре, не меньше.
        Бабуся, конечно, в последний момент передумала.
        - Нет, - говорит, - ступайте без меня. Намаетесь со мной только. Я вон лучше телевизор погляжу. Там сейчас такой интересный сериал передают. «Остаться в живых» называется.
        Оксанка ей: «Как же, как же, знаем. Бесподобные съемки и все такое. А главное, ОЧЕНЬ ПО ТЕМЕ!»
        Зараза такая! Нипочем теперь с этого конька не слезет. Так и будет глумиться!
        Она, правда, думала, что бабушка шутит, хотела как-то поучаствовать. Но бабуся и не думала шутить. Ей в данном вопросе ее слепота не помеха. Все экранные реплики и шумы она пропускает через себя и смотрит картинки как бы своим внутренним оком. Просто обожает это занятие. Иной день может перед ящиком до вечера просидеть.
        Мы спустились с холма. Славик с Дороховой - на картонках. А мы с Зоей прошлись не спеша вниз по утоптанной тропинке. Дошли до запруды. Побродили вдоль берега, пока наши несмышленыши лепили снежную бабу.
        - Балагура! - сложив ладони рупором, крикнула мне Оксанка. - У тебя морковка есть?
        - Веточку вставьте!
        Оксанка своим воплем отвлекла нас от обсуждения довольно животрепещущего вопроса. Мы с сестрой как раз говорили о ее бывшем муже.
        - Так что, Зоенька, вы сейчас даже отношения не поддерживаете?
        - О чем ты говоришь, Полина! Мне кажется, он до сих пор не знает, что мы из Москвы уехали! Ни разу не позвонил, не поинтересовался, как у нас дела…
        - Он что, и денег на ребенка не дает? Зоя посмотрела на меня, как на идиотку.
        - Да говорю же тебе, он как свои вещи забрал, вплоть до видеомагнитофона с кассетами, с этого дня я его и не видела.
        Подумать только! И этот человек ползал перед моей сестрой на коленях, умоляя ее стать его женой.
        - А ты в суд на алименты не хочешь подать?
        - Нет, Поля. Ничего от него не хочу. Если бы смогла - имя забыла бы. - Зоя грустно покачала головой. - Вот так, не дай бог, со мной что случится… я ведь даже не уверена, что он о Славике позаботится…
        - Не надо, Зоенька! Не думай об этом…
        Сказав так, я вдруг ощутила на душе странную тяжесть. Будто нечто черное стянуло в узел все мои внутренности.
        Это все глубже пускало корни страшное предречение бабуси.
        Как же Зое не думать, если беды ходят за ней попятам? Злой рок! Мистическое словосочетание, согласна. Но разве на долю моей сестры выпало мало страданий? Да и потом, не этим ли объясняются мои собственные невзгоды? Детская чахлость. Нездоровые отношения с общественностью. Безразличие мужчин, наконец…
        А что, если шлейф этого проклятия потянется дальше - от поколения к поколению, пока наш род не прервется совсем? И как тогда быть? Можно ли сделать хоть что-то, чтобы защититься от этой сверхъестественной силы?
        Занятая подобными мыслями, я несколько поотстала. Зоя успела пройти вперед и теперь стояла, наблюдая за возней сынишки.
        Тем временем парочка скульпторов, на что-то осерчав, принялась дубасить ни в чем не повинную бабу ногами. Та - в недоумении расставив руки-веточки - стала крошиться. Но, видимо, по мнению Славика, недостаточно энергично. Взяв себе в помощь крепкую корягу, он с ожесточением добивал уцелевший остов.
        - Как они подходят друг другу! - растроганно воскликнула Зоя. - Вот что значит один уровень интеллекта!
        Я была с ней полностью согласна.
        Вдруг Дорохова, бросив дурацкое дело, скачками побежала на нас. Настолько быстро, насколько позволяли рыхлые сугробцы. Славик - за ней. Веселясь и швыряя в спину беглянке снежки.
        Та, ослабевая на ходу, верещала:
        - На помощь! Хэлп! Кто-нибудь! Уберите буйного! - Нагнав нас, Оксанка повисла на болониевом рукаве Зонного пальто и спряталась за спину. - В мать не посмеет!..
        И только она это сказала, как в голову ее заступнице угодил белый комок. За ним полетел другой, третий, четвертый. Оксанка едва успевала вращать несчастную Зою вокруг собственной оси, прикрываясь ею, как щитом. Еще и командовала:
        - По тете Поле! Тройным залпом!.. А-а-гонь!..
        Таким вот нехитрым образом мы с сестрой тоже оказались вовлечены в малопристойные игрища. Но зато домой вернулись румяные, как пироги, и голодные, как черти.
        Воскресенье прошло примерно по той же схеме.
        Только в качестве развлечения мы избрали не прогулку, а поход в гости. К наклюнувшемуся жениху Оксанки. Та на подступах зарделась, как и пристало девице на выданье. Подпихнула Зою в бочок.
        - А этот черт окаянный не снасильничает меня? И давай хихикать на пару…
        Вицин-Крамаров отчего-то разволновался при встрече с подругой детства (то бишь со мной). Даже не понял, что к нему девку привели на смотрины. Потчуя нас чем-то мутным из пятилитровой бадьи, он как-то подозрительно заикался. Но при этом косил все больше не на Оксанку, а на меня.
        По дороге обратно отвергнутую невесту обуяла гордыня.
        - Ну и пусть! Нам таких не надобно! - мстительно выкрикивала она.
        Шла через огород, как княжна - прямая и неприступная. А тут вдруг обернулась да как зашипит на меня:
        - А ты, чернавка! Псина смердящая! Как посмела?
        Я подыгрывать. Мол, прости, сударушка, ведать не ведаю, что это на Юрку непутевого вдруг нашло. А она отвернулась и бросила через плечо, эдак с театральной горчинкой:
        - Поди прочь, постылая!..
        Зою от этого спектакля, я думала, раньше времени придется в больницу везти.
        Но нет, все прошло по намеченному сценарию. В восемь утра в понедельник мы собрались в гостиной. Наспех перекусили. И Зоя стала прощаться с бабусей:
        - Ты смотри тут, девчонок своими россказнями не доставай! Если им что понадобится, где что лежит, все знаешь. Подскажешь, в крайнем случае. За меня не волнуйся. Я дней через десять вернусь. Все поняла?
        - Все, Зоюшка. Все поняла, внученька. - Бабуся с нежностью погладила ее по плечу. - С Богом, миленькая моя!
        Зоя тепло прижала старушку к себе. Поцеловала в видимые из-под платка редкие волосенки. И, взяв Славика за руку, вышла из дома.
        Я следом.
        - До вечера, бабушка!
        - До вечера, миленькая! Смотрите там, поаккуратнее!
        Оксанка с Зоиной сумкой уже стояла на улице.
        Оказавшись в машине, первое, что она сделала, это украдкой, пока Зоя со Славиком еще не уселись, глотнула из фляги. Буркнула полушепотом:
        - Сопьешься с тобой…
        Мы поехали тихо-тихо. Зоя, оказывается, тоже мне не очень-то доверяла.
        Она всю дорогу давала напутствия сыну.
        - Первым делом, как придешь из школы… пообедаешь, и сразу садись за уроки. Помни пословицу «Кончил дело - гуляй смело!». Хорошо, сынок?
        - Ладно.
        - Мультиков много не смотри, а то головка будет болеть. Портфель собирай с вечера, чтобы в школу не опаздывать…
        И так до бесконечности.
        Но Славик оказался терпеливым мальчиком. Он на все соглашался. И так крепко обнимал материнскую руку! Так послушно кивал! Все-все сделаю, только останься!..
        Она то и дело трогала его голову. Бессчетное количество раз целовала в макушку. Перебирала волосики. Терлась щекой.
        Я поглядывала на них в зеркальце заднего вида и думала: «Боже мой! Какое же это счастье - ребенок! Маленькое я. Плоть от плоти! Как я хочу иметь своего! Чтобы вот так же ласкаться, как кошка с котенком. Чтобы заботиться. Любить».
        - Осторожно, Полина! Ты что, не видишь, Фантомас разбушевался?
        На сей раз Оксанка ничего не преувеличивала. Какой-то чокнутый выскочил на мою полосу без всякого предупреждения. Я едва успела притормозить.
        Мы въехали в город. И дальше я четко следовала указаниям Зои: на перекрестке прямо, у киоска налево, до конца улицы двигаться в крайнем правом ряду…
        И вот мы в больнице.
        Это здание пошатнуло мои представления о преисподней. Неужели где-то может быть ужаснее, чем здесь? Эти стены, от которых хочется выть. Эти банки с мочой, стоящие на клеенке. Запахи! Люди в больничных пижамах…
        - Зоенька, миленькая моя! Как же ты тут протянешь-то десять дней?
        - Да ладно тебе, Полин! - влезла Дорохова. - Обычная совдеповская больница! Через пару дней обстановка уже начинает казаться домашней.
        - Именно! - Зоя, явно бодрясь, вытащила направление и устремилась с ним к приемному окошку.
        Через некоторое время она вернулась.
        - Ну все, родные мои! Я переодеваюсь и пошла. Только дождитесь, я вам пакет с вещами оставлю.
        Она исчезла за какой-то дверкой и вышла уже в халате и тапочках на шерстяной носок. Я приняла из ее рук пакет.
        - Мамочка! - неожиданно расплакался Славик, обхватывая Зою за полные бока и утыкаясь ей в живот.
        - Ну что ты, мой малыш? Мы же договаривались, что ты не будешь плакать. Ты же у меня уже настоящий мужчина. А мужчины никогда не плачут.
        - Мамочка… - всхлипывал безутешный ребенок, - мамочка…
        Он больше ничего не мог произнести, только одно это слово - «мамочка».
        Зое стоило больших усилий, чтобы не разреветься самой. Если бы она это сделала, я не знаю, каким образом мы оттаскивали бы от нее сына. Но она собрала всю свою волю в кулак и сдержалась.
        А тут еще и Оксанка на выручку подоспела.
        - Послушай, малыш, - присев перед Славиком на корточки, сказала она, - твоей мамочке обязательно нужно здесь остаться. Ты же не хочешь, чтобы она болела? А здесь ее посмотрит доктор. Пропишет таблетки. И она вернется домой абсолютно здоровой. А мы с тобой пока сходим в магазин и купим много-много салютов. И когда мамочка приедет, устроим ей праздник. Давай?
        Мальчик, недоверчиво покосившись на Оксанку, поднял на мать блестящие глаза.
        - Ты вернешься домой абсолютно здоровой?
        - Точно! - выдавила из себя улыбку Зоя. Тогда Славик ее нехотя отпустил.
        Оксанка тут же подхватила его на руки, хотя он был, скорее всего, не таким уж и легким. И Зоя их обоих расцеловала. Потом чмокнула меня:
        - Ну все, сестренка, дерзайте! Навещать меня не надо, но позванивайте время от времени.
        - Обязательно!
        Медсестра, все это время терпеливо ожидавшая Зою, повела ее по длинному коридору. Мы смотрели им вслед, пока они не дошли до конца и не исчезли за дерматиновой дверью.
        После этого Дорохова опустила Славика на землю.
        - Ну и тяжеленный ты, парень! - сказала она. - Колись, куда кирпичей напихал? В штаны небось!.. А-а-а, в боти-и-инки…
        Она принялась то хлопать его по попке, то хватать за ноги. И мальчик, который было опять скуксился, быстро отвлекся.
        Из больницы мы отправились покупать обещанные салюты. Облазили весь центр. Нашли, наконец, в одном из супермаркетов пиротехнический отдел. Накупили на радостях фейерверков аж на сто залпов.
        Дальше пошли уже просто гулять. Оксанка впервые была в Воронеже, и город ей очень понравился. Здесь и впрямь колоритно, а вернее сказать, уютно. Вроде бы самый обычный российский городок. Но до того душевный! Ходишь по улицам, а чувство такое, будто чай дома пьешь с пирогами.
        Ну, конечно, не без того. Посетили и местный трактир. Побаловали себя расстегайчиками с грибами. Славику заказали щей, на второе солянку. Он, правда, совсем мало съел. Устал, наверное. Измучили мы дитя вконец со своей тягой к пешим прогулкам!
        Мы еще взяли мальчику, по его просьбе, мороженого. Сами в это время пили кофе по-венски. Оксанка покурила. И мы пустились в обратный путь.
        На следующий день вроде Славик немного ожил. Вышел из школы довольный, похвастался пятеркой по математике. Мы его доставили до дома, накормили, и после этого Оксанка засела с ним за уроки. А я все больше пока по хозяйству: посуду перемыла, шторы кое-где поснимала - перестирала.
        Вечером ходили гулять. Взяли санки и айда на горку. Это за школой. Она на окраине стоит - так, чтобы на два села сразу. А за ней длиннющий-длиннющий спуск, аж до самой запруды. Народу там тьма-тьмущая. И кто во что горазд: на ледянках, на пузе, кубарем вниз! Хохочут, визжат!
        Даже мы с Оксанкой пару раз съехали. Паровозиком: впереди Славик, за ним я. А Дорохова нас с разбегу запускала и сама прицеплялась в последний момент. Так ничего, весело. Только неприятно было потом из колготок снег выковыривать…
        Дни шли. Заняться нам, кроме вышеизложенного, было нечем. И мы с Оксанкой, истосковавшись уже и по Москве и по работе, решили в субботу наведаться к Зое. Тем более что и малыш нас упрашивал. Заодно уж думали вечером оторваться по полной программе.
        Дорохова меня тянула в боулинг. Я не знаю, что это такое. Вернее, представление имею, но ни разу не играла. Оксанка говорит, что ничего сложного. Надо только пальцами попасть в нужные дырки. А потом не улететь вместо шара - кегли сбивать.
        Ну ладно, в боулинг так в боулинг!
        Встали не очень-то рано, а то с этими подъемами к школе совсем не высыпались. Ночью-то ведь укладывались, дай бог, часам к четырем. Пока с бабусей мировые новости обсудишь, пока знакомым кости перетрешь… В общем, тронулись только ближе к полудню. Благо, добирались недолго. Я теперь по Воронежу могла хоть с закрытыми глазами проехать. Уж во всяком случае, до больницы.
        Припарковались. Я взяла Славика за руку, и мы пошли.
        Теперь уже не стали в приемное отделение заходить. Нагрянули сразу с парадного.
        Здесь было вроде как-то даже и посвежей. Ни тебе клеенки, ни банок с мочой.
        Возле гардероба Оксанка нас на время покинула:
        - Вы пока раздевайтесь. Я пойду, узнаю, как нам в Зоину палату попасть.
        Она отошла к окну с надписью «Справочная». А мы со Славиком для удобства расположились на лавке.
        Пока я справилась с тугим узелком на его шапочке, пока с пуговицами сладила, пока разделась сама - смотрю, а Оксанка уже назад возвращается. Подошла и как-то странно на меня посмотрела. Так странно, что я даже не осмелилась задать ей вопрос.
        Не говоря ни слова, она опустилась на лавку. Тихо так, словно боялась, что та под нею рассыплется. Взяла Славика за ручки, притянула к себе.
        - Малыш, к мамочке нас сегодня не пустят.
        Голос у Оксанки был сам не свой. Таким звонким он мог быть у нее только в детстве.
        - Почему не пустят?
        - Там сегодня доктор злой. Он никого не пускает. Я напряженно наблюдала за Оксанкиной мимикой.
        На этих словах губы ее пошли вкривь. Она стала похожа на какого-нибудь плаксивого врунишку.
        Но Славик этого, естественно, не заметил. Вздохнув, он положил голову Оксанке на плечо. Она прижала его к самому сердцу. Вскинула на меня украдкой глаза, полные слез. Прикрыла их и тихонько мотнула головой.
        Уж кто-кто, а мы с Дороховой за столько лет научились понимать друг друга без слов.
        Я все поняла…
        Глава 4
        ВОЗВРАЩЕНИЕ
        Ощущение такое, будто взмахом меча тебе отсекли какой-то из органов…
        И вот я стою и пытаюсь свыкнуться с этой мыслью. Дальше придется обходиться уже без него… без этого органа…
        Невозможно…
        Как это так?..
        Да нет, это просто глупость какая-то!.. Еще вчера Зоя была жива. Она, наверное, тысячу раз напомнила мне, чтобы я поцеловала за нее ее мальчика! И вот теперь… Что за чушь?
        Где узнать? У кого это выяснить?
        Да нет, конечно же это ошибка! Это тетка в справочной все перепутала! Надо ее сейчас же за это убить!.. Или еще лучше! Надо лечь на пол и прикинуться ветошью… Не хочу! Не хочу! Я знать ничего не хочу!!!
        - Полина!.. - Оксанка легонько потрясла меня за плечо. И снова в ней батюшка Александр Сергеевич ожил! Точь-в-точь, как он, бровь изогнула.
        - Полина, послушай меня. Ты сейчас не можешь позволить себе такую роскошь, как истерика. Иди в туалет, умойся. А потом бери Славика и дуйте гулять. Займи его чем-нибудь! Я здесь все разузнаю и все, что нужно, сделаю. Потом позвоню. Слышишь меня?
        Чтобы ответить, мне потребовалось некоторое время. Рот почему-то был полон слюны. А проглотить ее все никак.
        - Слышу, зайчонок, - наконец, промямлила я, - а где Славик?..
        Боже мой! Славик! Вот кто сейчас уязвим гораздо больше, чем я. Бедный! Маленький! Покинутый Славик!
        Я взволнованно огляделась по сторонам.
        Оказывается, Оксанка уже успела подсадить мальчонку на стойку перед раздевалкой. Теперь он мило ворковал с гардеробщицей, демонстрируя ей что-то, что находилось в его кармашках.
        Какое счастье, что у меня есть моя подруга! Спасибо, Господи!
        Одному богу известно, сколько раз я еще благодарила Бога в эти дни за то, что приставил ко мне Оксанку. Я бы не справилась с испытанием. Одна? Да ни за что!
        Зоя умерла всего за полчаса до того, как мы появились в больнице. Умерла легко. Можно сказать, на одном вздохе. Причиной явился тромб, приведший к закупорке вен. И никакие диеты и процедуры были тут ни при чем. Как была ни при чем и сама ее дрянная болезнь.
        По дороге назад мы с Оксанкой распределили обязанности. Она сообщает бабусе. Я - своей маме. Славику пока решили не говорить. Нужно было еще придумать, как это сделать.
        Дотянули до вечера, всячески избегая расспросов бабуси о самочувствии Зои. Уложили мальчика спать. И только потом Дорохова исполнила свою миссию.
        Услышав печальную новость, бабуся тихо осела, придерживаемая Оксанкой. Прикрыла глаза и тоскливо так, с укором сказала:
        - Ах ты, Леночка, Леночка…
        ЛЕНОЧКА?!! Я готова была просто растерзать бабусю за ее покорность.
        Эта чертова Леночка отняла у ребенка мать! У меня - сестру! Она отняла у меня отца! И отнимет каждого, кого я буду любить?!
        Я рыдала как сумасшедшая. Рыдала и долбилась о стенку спиной. Первый раз дала выход эмоциям по-настоящему.
        Оксанка металась между нами двумя, не зная, кому из нас ее помощь может оказаться нужнее. Водой с какими-то каплями она привела меня в чувство. Успокоившись и даже слегка разомлев, я пошла звонить маме.
        Это испытание почище первого будет. Мама у меня не станет размышлять о справедливости кармы. Возьмет да и свалится с сердечным приступом! Я так боялась, что это действительно может случиться, что говорила с мамой час или два. Даже, может быть, дольше. Или это только казалось?
        Сперва я не знала, как подступиться, и до бесконечности тянула резину. Мама сама меня подтолкнула.
        - Как там Зоя? - в конце концов спросила она.
        - Мамочка, Зоя в больнице.
        - Ну да, я знаю. Что говорят врачи?
        - Врачи уже ничего не говорят.
        - Почему? Неужели ничего нельзя сделать?
        - Ничего нельзя, мамочка. Зои сегодня не стало.
        Слава богу, кажется, мама перевела дыхание. Ничего ужасного не произошло!
        Я ответила на все ее многочисленные вопросы. Во всяком случае, на те, на которые сама знала ответ. Сказала, что насчет похорон раньше понедельника ничего ясно не будет. И напоследок попросила ее приехать как можно скорей.
        Закончив разговаривать, я вернулась в гостиную. Оксанка, предоставив бабусе самой переваривать свое горе, что-то писала. Как выяснилось, прикидывала сумму предстоящих расходов. Хотя бы примерно. Чтобы срочно телеграфировать Талову запрос на подпитку.
        Да, это правильно. Об этом я как-то и не подумала!
        Потом мы стали составлять список людей, которых необходимо оповестить.
        В этом списке в числе первых значился Василий Ильич Сологуб. Ему я позвонила, не дожидаясь утра. Не выдержала. Страшное пророчество Зои не давало покоя.
        Не дай бог, со мной что-то случится…
        Вот и случилось. Теперь весь вопрос только в том, соизволит ли папочка принять участие в судьбе родного ребенка.
        Я долго слушала в трубке гудки. Потом, наконец, визгливый девчачий голос сказал:
        - Але!
        - Здравствуйте! Попросите, пожалуйста, к телефону Василия Ильича.
        - Его нет. Они с женой улетели в Египет.
        - Простите, а с кем я разговариваю?
        - С сестрой его жены! - раздражилась девица. - А вы кто?
        - А я сестра его бывшей жены.
        На этих словах я осеклась. Внезапная мысль посетила меня.
        Зоя уже переступила черту! Теперь она в числе бывших для всех ныне живущих!
        Больше я говорить не смогла. Передала трубку Оксанке.
        Та, видимо, была так поглощена своими расчетами, что даже не сразу поняла. Сначала недоуменно глянула на меня, а потом уже переняла эстафету.
        С секунду послушав, Оксанка недовольно сказала:
        - Шоколада! Василия Иваныча мне надо!.. Нет, Петьку себе оставьте… Ну, Ильича, какая разница? Ах, в Египет уехал?! Жопу свою на солнышке греть? А он вообще-то в курсе, что у него сын есть?! Я кто такая? Я его совесть!..
        Нет, так нельзя! Так мы ничего путного не добьемся! Я снова отобрала у Оксанки трубку.
        - Алло, девушка! - срывающимся голосом проговорила я. - Я вас очень прошу, когда Василий Ильич вернется, пусть обязательно свяжется с Полиной. Полина - это я. Номер я вам оставлю. Дело в том, что моя сестра сегодня у-умерла… - Я снова запнулась, переходя на тихое поскуливание. - Но остался Славик… их сын… Видимо, Василий Ильич должен будет о нем позаботиться…
        - Видимо! - взорвалась Оксанка, которая теперь очень внимательно следила за ходом беседы. - Да это же его кровное дитя! Он ему по гроб жизни обязан!
        На другом конце провода повисла долгая пауза. Потом визгливый голос возобновился:
        - Ну что! Так и будем молчать? Телефона-то я дождусь от вас?..
        Осадок от этого разговора остался ужасный. Я вдруг воочию представила, каково будет Славику под одной крышей с чужими людьми. Ни ласки, ни тепла, одно раздражение. Малыш превратится в изгоя. Его будут наказывать за малейший проступок. Никем не любимый, он будет чувствовать себя покинутым и бесконечно несчастным.
        Пронзенная острой жалостью к ребенку, я роняла на скатерть тихие слезы. Оксанка мне что-то говорила, но я ее почти не слушала.
        Какое прощание? И какая разница, где оно будет - здесь или в морге? Какая разница?
        Но я на все соглашалась, что бы мне ни предложила подруга. Голову мою точно напичкали ватой. Я не хотела даже думать о том, что нас ожидает в ближайшие дни.
        Так мы и совещались до зари. Оксанка принимала решения, а я лишь безвольно поддакивала.
        Бабуся в ступоре просидела рядом с нами всю ночь. Мы не могли ее убедить ни поспать, ни хотя бы просто прилечь. Она уговоров не слушала. Все сидела, сложив на коленях руки в замок, и печально кивала. Должно быть, продолжала про себя выговаривать Леночке.
        Наутро, чуть свет, мы приступили к обзвону.
        Перво-наперво, Талову Без наличных в данном вопросе было никак. Миша, как палочка-выручалочка, сказал, мол, конечно-конечно, денег пришлет.
        Следом озадачили маму. Чтобы заскочила перед отъездом на Самотеку и захватила приготовленный Мишей конверт.
        Далее по списку. Со скорбным известием - по всем друзьям и знакомым.
        Пока мы звонили, Славик неприкаянно слонялся по дому, словно все чувствовал. Ему не игралось, не сиделось на месте. Он поминутно поднимался наверх в нашу комнату. Спрашивал что-то, опять уходил. В конце концов Оксанка собралась и пошла с ним на улицу.
        Их не было долго, около двух часов. За это время я успела закончить переговоры. И приступила к приготовлению обеда. Хотя мысль о еде казалась мне сейчас абсолютно нелепой.
        Обычно, возясь у плиты, я обязательно что-нибудь перехватываю, хоть листик салата да зажую. Но только не в этот раз. Даже вид жизнерадостных помидорок и нейтральной лаврушки вызвал у меня отвращение. Когда же из кастрюли потянуло вареной говядиной, к горлу подкатила натуральная тошнота. Этот запах почему-то слился в моем сознании с мыслью о том, что Зоя теперь лежит куском точно такого же мяса. И ее, чтобы не протухла, точно также хранят в морозильнике.
        От этого стало так дурно, что я даже зажала ладонью рот. Наспех побросала в бульон нашинкованные овощи и кинулась к окну, боясь, что меня вот-вот вырвет. Дернув створку, я с облегчением подставила лицо холодному ветру. Вдохнула полной грудью - раз, другой, третий! Только после этого стало немного легче.
        Задрав голову, я посмотрела в небо. По нему свинцовой грядой тянулись темные тучи. Их путь лежал на восток. Туда, где за забором виднелся купол с золоченым крестом. Туда, где, я знала, еще много крестов: деревянных, чугунных, покосившихся от времени и только что выструганных, до сих пор еще пахнущих сосновой смолой.
        Кладбищенский храм! Бабуся сегодня за целый день только и проронила: «Пускай бы по Зоюшке отслужили». Да-да, обязательно! Надо заказать поминальную службу. Прямо сейчас! Иначе церковь закроется.
        Я поспешно затворила окно, сняла фартук, убавила под борщом огонь. И уже направилась наверх за одеждой, когда в сенях хлопнула дверь. Это вернулись с прогулки Оксанка со Славиком.
        Выйдя их встретить, я заметила сначала только Оксанку. Та при виде меня ничего не сказала. И вообще была тише воды, ниже травы. Какая-то словно бы обескровленная - глаза припухли, под носом блестит. Я даже растерялась. Но тут, наконец, мой взгляд наткнулся на Славика. Я его с трудом разглядела. Малыш, забившись на корточках в угол, сделался совершенно малюсеньким. Он то и дело жался к стене, кукожился, закрываясь от целого мира рукавом своей куртки. Не плакал, а только все суетился. Будто ему было все не так и не то. Он был похож в своем углу на кутенка в корзине, который никак не может удобно улечься.
        У меня сбилось дыхание.
        - Ты что, ему все рассказала? - одними губами спросила я у Оксанки.
        Она сердито кивнула.
        До сих пор я никогда не задумывалась о том, как реагируют дети на смерть. Мне только казалось, они не способны понять, что это конец, что любимого человека нельзя будет встретить на улице, обнять, просто поболтать с ним о пустяках. Не зря же показывают в кино, что ребенок, оставшись сиротой, всегда задает вопросы: «А когда мама придет? А скоро мы к ней поедем?»…
        Но Славик отлично все понял. Он уловил суть - мама не придет никогда! И как ему это удалось, я не знаю.
        Мальчик до самого вечера ходил как в воду опущенный. Ни я, ни Оксанка даже не знали, как к нему подступиться. Он не отвлекался ни на какие темы. К еде не притронулся. А потом собрал все фотоальбомы, что были в доме, и закрылся с ними в своей комнате.
        Я очень переживала, что, оставшись наедине со своим несчастьем, ребенок замкнется в себе и мало-помалу превратится в полудикого молчуна, ищущего успокоения в контактах с загробным миром. Но Оксанка заверила меня, что как только мы уладим здесь все дела, сразу же увезем Славика в Москву и будем уделять ему уйму времени.
        Пока же мы не могли позволить себе такую роскошь. У нас не было ни одной свободной минуты. Мы мотались по каким-то жутким организациям. Выбирали из каталогов товары один кошмарней другого: обивку для гроба, погребальные венки, десятки и десятки черно-красных аксессуаров. Потом еще договаривались с водителем катафалка. Платили могильщикам, выбивая для Зои место посуше.
        В общем, все это было страшно тяжело. Особенно когда ко дню похорон стали съезжаться люди. Тут уже и тряпки на зеркалах появились. И Зоин портрет. И рюмочка с водкой, к которой уже никто никогда не притронется.
        Траур повсюду. В убранстве, в глазах, в разговорах. Траур на сердце…
        Нам от всего так было тошно, что мы не могли ни есть, ни спать. Мы не могли даже толком принять гостей. Хорошо хоть, вскоре приехала мама, и все обязанности по дому легли на нее.
        Бабуся все молчала, как партизан. Люди в гостиной пили поминальную водку. А малыш, предоставленный сам себе, все раскладывал на полу, как пасьянс, фотографии умершей матери.
        Я думала, к моменту прощания у меня уже ни на что не останется сил. Я была почти рада скорее предать тело земле. Так невозможно! Не зарытое, оно давит, пьет соки, точно вампир!..
        Однако как только из открытого катафалка появился безжизненный лоб - до боли родной, с маленькой точкой над бровью, - у меня внутри словно отпустили пружину. Я так и завибрировала на ней, как поролоновый шарик. Ничего не пойму, только трясет, трясет. А еще слышу, как зубы во рту друг о дружку - клац-клац как у серого волка…
        В церкви совсем стало худо. От миллиона свечей. От страшного постамента. От православных скороговорок, упокаивающих рабу Божию Зою. И облик покойницы, до подбородка укрытой цветами.
        Мама с мокрым - каким-то растрескавшимся на сотни морщинок - лицом. Рыдающая Оксанка, придерживающая маму под локоть. Бабуся, навалившаяся на меня всей своей массой…
        Жутко! Честно сказать, с трудом выдержала все это.
        А ночью того же дня мы втроем с Оксанкой и мамой сидели на кухне. За все это время нам впервые удалось собраться вот так, без посторонних. Часть гостей к тому времени уже разъехалась. А те, кто остался, в основном допивали и доедали в гостиной, ведя меж собой вполне жизнеутверждающие беседы.
        Мы же, уединившись, кое-как разместились за тесным кухонным столом. И теперь, прихлебывая пустой чай, обсуждали, как будем действовать дальше.
        - Чего вам тянуть до девяти дней? - убеждала нас мама. - Вы уже до того изможденные, смотреть на вас страшно! Да и мальчику нельзя в такой обстановке. Он же весь дерганый стал. Плачет, чуть что. Это хорошо, он ее еще мертвой не видел… Нет-нет, нечего ему здесь делать! Давайте, прямо сейчас собирайтесь. Поспите, сколько дадут. И поезжайте. Лучше уж где-то в дороге передохнете…
        - А ты? - осторожно спросила я.
        - А что я? Побуду здесь с бабушкой. На девять дней сходим на могилку, Зоеньку помянем. А дальше поглядим. Может быть, удастся уговорить бабушку со мной в Москву поехать.
        - Да не поедет она никуда! - убежденно воскликнула Оксанка. - Она здесь всю жизнь прожила. И родня вся здесь похоронена: сестры, муж, старшая дочь, теперь вот и внучка. Люди на старости лет цепляются за родные могилы. Хотят быть уверены, что после смерти будут лежать рядом с близкими. Не поедет она в Москву, точно вам говорю.
        Я вдруг страшно перепугалась. Ведь Дорохова права! Бабусю теперь отсюда только вперед ногами вынести можно. А как же мамочка? Она ведь ни за что не оставит ее здесь одну - старую, слепую, немощную!
        - У бабушки выбора нет. Так что я не спешила бы делать прогнозы - поедет, не поедет. Там видно будет. - Мама сказала это таким обнадеживающим тоном, что я в момент успокоилась. - А сейчас нечего время тянуть! Идите, упаковывайтесь и спать ложитесь. А я пока вещи Славика соберу.
        Мы себя долго упрашивать не заставили. Глаза у меня так и закрывались сами собой. Да и Оксанка имела не самый цветущий вид. К тому же, положа руку на сердце, нам обеим не терпелось побыстрее убраться из этого дома, воздух в котором был насквозь пропитан событиями последних дней.
        Мы поднялись к себе и принялись потрошить платяной шкаф, где хранилась наша одежда. Попихали все, как придется, по сумкам. После чего я не мешкая занялась подготовкой ко сну. Разобрав кровати, погасила верхний свет и задернула шторы. Оксанка, сидя на полу, все еще возилась с несходящейся молнией.
        Наконец ее пузатый баул был застегнут, и она удовлетворенно отвалилась к стене.
        - Ох, Поля, как же я устала! - закуривая, сообщила Оксанка. - Еще эти уроды достали, не угомонятся никак!
        Я прислушалась. И действительно, уловила внизу какое-то оживление; по-моему, кто-то даже смеялся. Оксанка на это только вздохнула:
        - Что поделать, жизнь продолжается…
        - Знаешь, зайчонок, мне абсолютно не понравились эти люди, - призналась я, нырнув головой в ночную сорочку. - Я вообще не понимаю, зачем они приехали. Никто из них не произнес сегодня ни одной искренней речи. Только Симона… у нее слова прямо из сердца выходили. Я внимала ей и думала, что никто не смог бы сказать о Зое с большей теплотой, с большей нежностью, с большей любовью…
        - Симона ведь ее лучшая подруга, - произнесла Оксанка. - И потом! Сказать хорошо - это ведь не каждому дано. В большинстве случаев человеку очень тяжело выразить словами то, что происходит у него на душе…
        Я призадумалась. И, пожалуй, готова была уже разделить мнение подруги. Но тут она добавила:
        - Хотя согласна, премерзкие людишки.
        - Ладно, зайчонок, давай ложиться. А то, боюсь, я завтра даже до Воронежа не доеду.
        - Да уж - Оксанка зевнула, затушила сигарету и стала стягивать с себя плотную черную водолазку. - Ты со своими темпами запросто, черепаха-ниндзя моя…
        Мы улеглись, оставив гореть неяркое бра. Иначе было не уснуть. Мы спали при свете уже четвертую ночь. И, надо сказать, чувствовали себя при этом намного уютней, чем в темноте.
        Уверенная, что провалюсь сразу, без лишних прелюдий, я приняла свою любимую позу - растянулась на животе, подпихнув обе руки под подушку. Но сон, как назло, не шел. Вместо него в голову полезли воспоминания. То померещилось спокойное - такое похожее и одновременно непохожее на себя - Зоино лицо. То Славик, забившийся в угол. То бабуся, повествующая нам печальное предание о Леночке.
        Я поворочалась, поворочалась и наконец не выдержала:
        - Зайчонок, ты спишь?
        Оксанка тоже лежала, сгруппировавшись для быстрого погружения; эта поза в просторечии именуется позой зародыша.
        - Да какой там спишь! Внизу кто-то ржет, как Панкратов-Черный в «Жестоком романсе»! Ни стыда, ни совести у людей!
        - Знаешь, я что сейчас вспомнила? Как однажды приехала к Зое, впав в очередную депрессию, и сообщила ей, что собираюсь покончить с собой.
        Оксанка в изумлении даже приподнялась.
        - Ты чего, серьезно, что ли?
        - Да. У меня по молодости лет частенько малодушные мысли роились. А в тот день, помню, я была настроена решительно, как никогда. Давно это было, в институте еще. Наша группа как-то собралась ехать в Суздаль, а меня никто не позвал. Ну я, недолго думая, все снотворное, что было в аптечке, собрала… с мамой, бабушкой простилась - и к Зое. С ней тоже напоследок повидаться хотела…
        - Гадина ты, Балагура! Ко мне даже не заскочила, - ревниво сказала Оксанка.
        - Я часто вспоминаю этот вечер, - продолжила я, не обращая внимания на дороховские выкрутасы, - было так тепло… так необыкновенно тепло для конца октября. И Зоя - вся такая красивая! В длинном, шелковом халате, с модной прической. Она ничего не ответила мне. Просто раздвинула шторы и подвела к окну… Помнишь, какие у них огромные окна были в московской квартире?.. Мы уселись на подоконник, и она, помню, принесла еще какого-то импортного ликера. Он был такой тягучий… вишневый, кажется… и жутко сладкий. Мы долго-долго молчали, наблюдая, как медленно затихает наш город. Все меньше машин, все меньше пьяных компаний. И вот уже погасли все окна вокруг. И только мы с Зоей не спим, думаем каждая о своем.
        И вдруг она говорит: «Знаешь, что самое страшное, Поленька? Ты только представь. Вот ты наглоталась таблеток. Лежишь. Ждешь. И в этот миг понимаешь, как отчаянно тебе хочется махнуть куда-нибудь к морю! Или в Париж! Или вскарабкаться на гору! Так отчаянно, как не хотелось еще никогда! А потом ты вдруг вспомнишь, как хорошо в Новый год пахнет елкой! И ты бы сейчас все отдала, лишь бы пережить хотя один, еще хотя бы один Новый год! Но больше всего ты захочешь в эту минуту прижаться к материнской груди. Вот так вот легко и просто избавиться от всех своих горестей. И мама бы тебя обязательно пожалела, конечно! И тогда ты подумаешь, боже мой, что же я натворила! Ты захочешь встать и не сможешь. К тому времени ты не в силах будешь даже пошевелить рукой… Если бы ты знала, Поленька, как это страшно! Когда разум еще не уснул, но тело ему уже неподвластно. Момент осознания, что уже ничего не исправить - он и есть самый страшный…»
        Я замолчала.
        Оксанка, испустив тяжкий вздох, тоже притихла. Только глядела с тоской куда-то поверх занавесок.
        - Эх, Зоя-Зоя, что же ты так? - прервала она возникшую паузу. - До Нового года рукой подать, а ты не дотянула. Где ты теперь? Как-то тебе живется на новом месте? . Помнишь, как у Розенбаума?.. - И Оксанка тихонько пропела:
        Будем мы искать тебя
        В неба синей скатерти -
        Там теперь твой дом.
        Самолетом рейсовым
        Прилетай, погреешься,
        Мы ждем…
        Я не поняла, кому она адресовала свой последний вопрос - мне или все еще Зое, но от ее поэтических вкраплений стало как-то совсем невмоготу. Я, наверное, в сотый раз за весь день разревелась. А следом за мной и Оксанка.
        Внезапный Зоин уход поднял целую бучу. Вспоминая период, когда она еще была молодой, полной сил, мы мало-помалу отвлеклись на себя. Сами-то уже, чай, не девочки! А жизнь скоротечна. И многое из того, что ушло, уже не вернуть.
        И такая нас захлестнула тоска по былому!.. Время неумолимо катилось к рассвету. А мы все хлюпали вконец расплывшимися носами и восклицали: «А помнишь!.. А помнишь!.
» Успокоились мы, только когда за окном заголосил соседский петух.
        Выражение мамы «поспите, сколько дадут» означало, что ровно в восемь дом начинал заполняться многочисленными шумами. Кто-то принимался хлопать дверьми. Кто-то слоновьей поступью красться по лестнице. Кто-то пел, кто-то звал кого-то по имени. И чаще других почему-то звучало имя Андрей. Наверное, оттого что супруга последнего выкрикивала его методично и громко, с равными промежутками времени. Как пульс - шестьдесят ударов в минуту.
        От этих-то воплей я и проснулась. Причем скинула с себя сон моментально. Словно и не спала. Схватив часы, я посмотрела на время. Четверть девятого. Пора!
        - Зайчонок, просыпайся!
        - Да я уже… - недовольно проворчала Оксанка. - Что за нудная баба! Прямо как заезженная пластинка: «Андрей да Андрей, Андрей да Андрей…»
        - Да уж..
        Мы поднялись на раз-два. Оделись. И стали спускаться вниз уже с багажом. Мама как раз выводила из комнаты полусонного Славика, на котором пока еще была надета пижамка. В темно-синем трико ножки у малыша выглядели, как две спичечки.
        Завидев нас, он спросил:
        - А мы что, правда, сейчас поедем в Москву?
        - Да! - бодро отозвалась я. - Ты готов? Мальчик немного подумал.
        - А мы сходим в «Макдональдс»? - Бусинки его выжидающе заблестели.
        - Разумеется! Как только приедем, сразу же и пойдем.
        - Рая Максимовна! - сказала Оксанка. - Давайте я отведу Славика умываться. А вы пока убедите свою дочь немного поесть перед дорогой.
        Мама гневно воззрилась на меня.
        - Что это еще за новости? Конечно, поест! Как миленькая!
        Не успела я еще ничего возразить, как в коридор выскользнул Роберт - бывший начальник Зои. На редкость противный тип! Один гитлеровский зачес чего стоит!
        - Леди! - обратился он к нам. - Я слышал, вы в Белокаменную отбываете? Не прихватите меня с собой?
        Мы с подругой красноречиво переглянулись. Мой взгляд означал: «На кой черт он нам нужен?» В Оксанкином читалось: «Если возьмешь, я вас обоих по трассе размажу!»
        - Знаете, Роберт… - начала блеять я, пытаясь в этот момент придумать достойный отказ.
        - Рудольф… - поправил он, - но это не имеет значения…
        Надо же! Даже имя созвучное: Рудольф - Адольф. Но в любом случае Гитлер - капут!
        Тут мне на выручку подоспела Дорохова:
        - Рудольф? А я почему-то думала, что Рихард… Просто, понимаете, мы в Воронеже будем забирать еще двоих пассажиров. Поэтому, извините, но никак не получится.
        - Очень жаль! - явно не поверив, огорчился носитель многоликого имени.
        Покачал головой и опять скрылся в гостиной, откуда доносилось довольно оживленное обсуждение собравшихся, кто и на чем будет добираться до дома.
        - Ишь, какой умный! - с недовольством высказалась мама. - Все люди, как люди, а этот один выкаблучивается.
        - А что это у него на носу такое? - Славик указал на то место, где у обсуждаемого субъекта имелась бородавка.
        - О, это у него такой специальный пузырь, куда он складывает свои козюльки, - принялась объяснять Оксанка, уводя мальчика в ванную.
        Потом мы еще сидели за общим столом, завтракая оставшимися с поминок блинами. Вместе с нами трапезничали трое мужчин. Бородатые немытые дядьки, похожие не то на геологов, не то на работников какого-нибудь конструкторского бюро. Как выяснилось, все они являются заядлыми автомобилистами. Так что тему для разговора долго искать не пришлось.
        Когда они узнали, что от Москвы до Воронежа мы добирались почти двое суток, у них началось какое-то повальное помешательство. Они, как по команде, схватились за животы и принялись изрыгать из себя, вперемешку с остротами, неописуемый гогот. Причем один из них, по имени Виктор, усердствовал пуще других.
        При звуках его голоса Оксанка вдруг встрепенулась и зло прошипела, ущипнув меня под столом за ляжку:
        - Вот она, эта мразь!
        - Какая? - не поняла я.
        - Панкратов-Черный…
        Пока мужчины выстраивали разные гипотезы (в том числе и ту, что часть пути мы тянули ласточку на себе, по аналогии с волжскими бурлаками), я сидела и покрывалась пунцовыми пятнами. Но так и не созналась присутствующим, что причина проста. Я до сих пор еще не научилась совершать на трассе обходящий маневр. Ну и что из того?..
        И пусть бы мы опять тащились позади целой вереницы грузовиков. Пусть бы нам сигналили и объезжали справа и слева все кому не лень, включая гужевые повозки. Я нипочем не смогла бы пересилить свой страх. Какое уж тут к чертовой матери самолюбие? По обледенелой дороге! Когда полоса для обгона наполовину запорошена снегом! Ну его на фиг! Буду ехать как могу, и баста!..
        В начале пути я еще была полна оптимизма. Теперь мы двигались в сторону дома. И я впервые за долгое-долгое время вспомнила о Всеволоде. Мне казалось, что с того момента, когда я слышала его голос, прошла целая вечность. Годы! Тысячелетия! Да и в этой ли жизни все было?.. И вот я опять возвращалась к нему - в город, по улицам которого он ходил. Я будто вновь направлялась в сказочную страну, где меня дожидался мой принц.
        Но мало-помалу радостное состояние куда-то улетучилось. Я устала. Меня неумолимо клонило в сон. Тем более что в небе уже повисли ранние зимние сумерки и пейзаж за окном в их дымчатых очертаниях приобрел монотонность.
        Мы только-только пересекли границу Липецкой и Тульской областей. Совсем неплохо, если учесть, что почти всю дорогу от Воронежа до Ельца перед нами шла неисправная фура. Из-за плотного потока навстречу я при всем желании не могла ее обогнать. Приходилось нам останавливаться всякий раз, когда водитель фуры выпрыгивал из кабины и что-то там поправлял под прицепом.
        В итоге Дорохова начала надо мной издеваться:
        - Правильно, Поленька, пусть не расслабляется! Мало ли что на уме у неприметной семерочки, скользящей за ним по пятам. Я так и вижу заголовок в газете:
«Машина-убийца преследует фуры»!..
        Удумали они со Славиком на радостях замечательную потеху - трещать себе в кулаки, имитируя переговоры по рации:
        - Внимание! Объект слежения миновал развилку. По-прежнему направляется в сторону Москвы…
        - Держим дистанцию, ребята! Объект останавливается!.. Кошмар какой-то! У меня от этих забав едва не приключилась истерика. И так вся на взводе, а тут еще эти двое!
        Наконец помеха, съехав куда-то в пролесок, самоустранилась.
        - Йес! - завопила Оксанка, злорадно потирая ладони. - Не выдержал! Наша взяла!
        И только она это сказала, как на дорогу из соседнего поворота вылез какой-то механизм, отдаленно напоминающий комбайн. Вот где песня-то началась! Что гужевые повозки! Тут улитка могла промчаться, и мы бы ее не догнали.
        В общем, въезжая в Тульскую область, я уже вовсю присматривалась к придорожным мотелям, решив, что самое время задуматься о ночлеге.
        А что? Ляжем пораньше. Зато и встанем по утряночке часа в четыре. К середине дня будем дома.
        Славик, сраженный наповал моим лихачеством, давным-давно уже спал, свернувшись калачиком на заднем сиденье. Оксанка довольно меланхолично жевала «дирол».
        - Задница затекла, - внезапно пожаловалась она, - даже «Братья Гримм» уже не помогают…
        Я кинула на нее быстрый непонимающий взгляд. Мол, они-то здесь причем?
        - Вот только не надо сейчас! Я знаю, о чем ты меня хочешь спросить. Нет, это не мазь. Это два одинаковых музыканта, которые сейчас поют. - И Оксанка в доказательство чуть добавила громкости.
        - Вовсе я и не собиралась тебя ни о чем спрашивать. Я знаю, кто такие братья Гримм. Рыженькие такие, страшненькие…
        - Ха! - Оксанка в сердцах шлепнула себя по коленкам. - Страшненькие! Да им бы нашу Веронику в ансамбль, и могли бы на хэлоуинах зажигать только так! Хотя песенки у них славные, мне нравятся.
        - Кстати, о Веронике. Тебе никто из наших не звонил?
        - Чижиха звонила пару раз. Ну и этот еще… инопланетянин наш.
        - Какой? ЯДА, что ли?
        - Ну конечно! Какой же еще? А что ты хотела?
        - Да ничего, - пожала я плечами, - просто узнать, как там у них дела.
        - Все нормально вроде. «Политэк» добили. Теперь Олежка с Управой бьется. Муть какую-то придумали… таблички в подъездах. Да кому они нужны? Кто будет на них рекламу размещать?
        - И не говори! Я вообще сомневаюсь, что мы на них клиентов найдем.
        - Конечно, не найдем, смеешься, что ли? Но это же Мишанин знакомый. Видно, хорошие деньги там провернули.
        - М-да, тяжко Олежке придется, - вздохнула я.
        - А еще Ирка сказала, что твой Лихоборский с Артемом приезжали. Помнишь Артема - их менеджера по рекламе?
        Боже мой! У меня даже давление подскочило. Неужели я пропустила этот момент! Столько ждала и пропустила!
        - Теперь они с Мишаней замышляют что-то из ряда вон, - продолжала Оксанка. - Чижиха говорит, в прошлую пятницу дискутировали чуть ли не до двенадцати ночи. Следующий сбор назначен по нашему с тобой возвращению. Я должна буду, как креативный директор, сказать свое веское слово.
        Фу-у-у… у меня отлегло от сердца.
        И хотя Оксанка еще не закончила свою речь, пустившись в дебаты о том, какой она на хрен креативный директор и что в гробу она видала и этот проект, и самого Лихоборского в белых тапках на босу ногу. Но я уже была в другом измерении.
        Разве можно выразить это словами, когда ты стоишь в двух шагах от заветной черты? В двух шагах! Нужно только не оплошать. Сделать все, как задумано. И я трупом лягу, но сделаю! В лепешку расшибусь, а свой звездный час не прохлопаю!
        Я вдруг так повеселела, что могла проехать хоть тысячу километров! Две тысячи! И ведь я же обставила, черт возьми, этот треклятый комбайн! Почему бы мне не постараться опять? Если даже какая-то задрипанная «Ока» пошла на обгон!
        - Никогда не понимала, - сказала я радостно, - как эти машинки умудряются развивать такую бешеную скорость?
        - Пф-ф-ф, - Дорохова закатила глаза, - так ты чего думаешь? Там же тебе не обычные батарейки… там мощный «Дюрасел» стоит!
        Я беспечно рассмеялась. Оксанка, почуяв недоброе, покосила на меня глазом.
        - Не вздумай, Поля… - предупредила она.
        Но я уже накрепко стиснула руль. Стала определять, выглядывая в боковое окошко, далеко ли до встречных фар. Оказалось, прилично. Тогда что было сил я вдавила педаль газа и рванула. Почтовый фургон, долгое время идущий впереди нас, испуганно шарахнулся в сторону. Вырвавшись на открытое пространство, мы полетели вперед. Я теперь убедилась, что не так уж это и сложно. Надо только быть максимально прицельной. И кто знает, может, уже сегодня глубокой ночью мы окажемся дома?
        У меня будто открылось второе дыхание. Я покрывала милю за милей, километр за километром. Оксанка, всегда боящаяся моих внезапных прорывов, снова безутешно пила.
        Неожиданно я заметила впереди съехавший с трассы автобус. Он завалился на бок в кювет. Это была двухэтажная махина, способная вместить в себя сотню-другую людей.
        Неужели авария? Есть ли там жертвы?
        Пытаясь это установить, я вывернула голову. Впотьмах было не разобрать. Но, кажется, какое-то небольшое движение на месте ДТП все же происходило.
        - Что там, не видишь? - спросила я у Оксанки.
        - Не пойму. Двое мужиков кругами ходят, репу чешут. А больше вроде бы никого.
        Я успокоилась, отвернулась и… Господи боже!., увидела прямо перед собой метрах в трехстах развернутую поперек фуру. Рядом с ней еще габариты. И самое главное - никакого зазора, чтобы проехать! Перепугавшись, я напрочь забыла, что под нами фактически лед. Тем более мне было не до советов инструктора о том, как в данной ситуации следует поступать. Чисто интуитивно я ударила по тормозам. Колеса тут же заклинило. Я потеряла контроль над управлением. Нас понесло прямиком на красные фонари.
        - О, Пресвятая Богородица! - простонала Оксанка. После этого восклицания машину сильно тряхнуло. Мы пошли юзом, развернулись и аккуратно впечатались боком в синие
«Жигули».
        Как выяснилось позже, эти самые «Жигули» вполне могли бы избежать неприятностей. Двое зевак всего лишь мирно разглядывали картину происшедшего, когда к ним на выручку подоспели мы и почти полностью затолкали бедолаг под железный прицеп большегруза.
        На самом-то деле все произошло в считаные секунды. Я только успела подумать, что столкновение неизбежно, и - хлоп! - мы уже стоим пригвожденные. Удар не показался мне сильным. Конечно, я стукнулась локтем и набила шишку на голове, но то ли еще могло приключиться!
        Оглядев присутствующих, я спросила:
        - Все живы?
        Оксанка, морщась, потирала коленку. Скорее всего, она зашибла ее о бардачок, который оказался открыт, а его содержимое валялось чуть ли не по всему салону. Славик спросонок никак не мог взять в толк, что произошло.
        - Полина, мы что, в аварию попали? - с любопытством тянул он шею, озираясь по сторонам.
        - Да, малыш! Ты уж извини меня… опростоволосилась… Но Славик, не дослушав, вдруг переменился в лице:
        - Ой, смотрите! А тот дядя, кажется, мертвый!
        - Где? - Я испуганно обернулась.
        - Там, в «фольксвагене», - буркнула Оксанка. - Идемте, что ли, выйдем? Неровен час, в нас тоже въедет какой-нибудь умник.
        Мы кое-как выбрались из машины. Оказывается, ее все-таки здорово повредило. Корпус перекосился, и мы вообще с трудом смогли открыть двери.
        Снаружи все выглядело еще ужасней. И дело было не в том, что мы теперь не могли продолжать путешествие. И даже не в четырех битых легковушках, от двух из которых почти ничего не осталось. И даже не в мужчине, сидящем на земле с окровавленными лицом и руками. А в молодом пареньке, чья голова безвольно склонилась к рулю.
        На него было жутко смотреть! Он сидел внутри иномарки, крыша которой скаталась в рулон, как простая бумага. С нашего места ничего, кроме этой безжизненной головы, белого воротничка и точно такой же белой шеи видно не было. Но все было ясно и так. И мы не подходили, наоборот, старались держаться как можно дальше. Зачем? Двое из синих «Жигулей» подтвердили, что парню уже не помочь. Да и тетенька в белом халате уже вылезала из допотопного «РАФа» с надписью «МЕД-что-то-там».
        Она, правда, сама стушевалась. Подошла прежде к нам, пожаловалась:
        - Ой, я не смогу до него дотронуться…
        - Ну, смерть-то надо констатировать, - подбодрил ее один из синих.
        Но врач не послушалась. Заметив окровавленного мужчину, пытающегося подняться с земли, побежала к нему - накладывать бинты на руки и голову.
        - Чумная баба, - проворчал водитель «Жигулей», - доктор называется!
        - А как все произошло? - спросила у него Оксанка.
        Все это время она крепко-накрепко держала Славикову руку в своей и постоянно курила.
        - Ну как… - довольно охотно начал рассказчик, - фура эта стала заходить на разворот. Хотя, если вам видно, там висит запрещающий знак. А этот, которого докторша сейчас перевязывает, видно, не ожидал, что тот будет поворачивать. Ну и влетел в него со всей дуры. У него вон вся лобовуха вдребезги…
        - Да вообще чудом мужик уцелел, - вмешался второй, - не иначе в рубашке родился.
        - Ну! - поддакнул первый. - В общем, пока они промеж собой вась-вась… Водила-то из фуры в штаны наложил, давай ему первую медицинскую помощь оказывать. Аптечку разложил, то-се. А тут как раз «фольксваген» из-за того пригорка вылетел… Это место ведь в низине находится, его с дороги не видно. Скорость большая, по льду не затормозишь. Ну и приложился об угол. Вон, вся левая сторона в гармошку.
        - Да-а, - второй со смурным видом покосился на мертвого паренька. - Говорят, еще пару минут живой был. Вот ведь, какая штука получается. Ехал себе и думать не думал, что так все закончится. Может, это для него самая обычная поездка была. И день сегодняшний - самый обычный. А тут бац! И вот оно и все…
        - А может, это как раз не обычная поездка была, - вдохновился первый. - Может, он торопился на свидание к любимой девушке.
        В эту минуту на горизонте появились мигалки патрульных машин. Оратор, осекшись на полуслове, убежал по новой осматривать раны своего стального коня.
        Глава 5
        КОЕ-КАКИЕ МЕРЫ ПРЕДОСТОРОЖНОСТИ
        Если бы моему эмоциональному состоянию можно было придать окрас, то он был бы фиолетово-черным. Я ни о чем не могла даже думать. Ни в тот момент, когда молодой, несуразный следователь опрашивал подряд всех участников ДТП. Ни позже, когда мою раскуроченную машину грузили на эвакуатор. Ни даже когда паренька из
«фольксвагена» запихивали в ярко-зеленый пакет, а потом тормозили самую обыкновенную «Газель» и клали его поверх строительных досок, чтобы доставить в морг…
        Я думала только о том проклятье.
        Конечно, это не простое стечение обстоятельств. Это мой удел. Зоя устранена с Леночкиной дороги. Следующий черед мой. Для начала военная медсестра меня немного помучит, ауж потом как-нибудь изощренно убьет.
        В кабинете у следователя громко тикали часы. Я никак не могла понять, откуда идет этот звук. Хотя изучила, казалось бы, уже все подробности местного интерьера. Особенно впечатлял меня сейф, сделанный, скорее всего, на заказ. Причем исходным материалом наверняка послужила какая-нибудь отечественная модель - заслуженный ветеран ДТП. Не менее выдающейся была и украсившая сейф плакатная живопись.
        Сюжет такой: фабричные трубы, а на переднем плане лицо, при виде которого почему-то вспоминаются строки: «Капитан, обветренный, как скалы…» И оно - это лицо - в стратегически важной косынке. И надпись: «Раскрепощенная женщина - строй социализм!»
        Я сидела и думала, что звук часов может доноситься только оттуда. Потому что это не плакат, а мина замедленного действия.
        - Так. Что у нас там?
        Сейчас показания давала Оксанка.
        Когда меня забирали на алкогольную экспертизу, она их только начинала давать. Теперь дело заметно продвинулось. Следователь уже зафиксировал место и время. И в настоящий момент набивал третье по счету предложение.
        - Видимость на дороге была выше средней, - подсказала Оксанка. Она не сидела и не стояла, а находилась в каком-то полуприподнятом от стула состоянии, чтобы иметь возможность подсказывать еще и расположение букв на клавиатуре, - СТЬ… вон мягкий знак… ага… на дороге была выше средней…
        - Сейчас, минутку, - прервался следователь на телефонный звонок. - Але! Че тебе?.. Какую фуражку - час ночи!.. А куда собрался-то, на разборки, что ли? А, бабла с алкашей посшибать. Дело другое. А мать-то отпустит?.. Сама попросила? Ну ладно, подгребай тогда. Давай! Жду! - Повесив трубку, блюститель закона сладко потянулся. Почесал под ребрами и снова принял сосредоточенный вид. - Так, БЫ. Что за БЫ такое?
        - Была выше среднего, - уже с заметным раздражением напомнила Оксанка.
        - Да вы не нервничайте, девушка! Сейчас мы все напечатаем, и поедете домой. Вон он, ваш эвакуатор. Никуда не делся. Стоит под окном, дожидается.
        - Да! Только там почасовая оплата! За сорок восемь часов… а с вашими темпами, я думаю, приличная сумма набежит.
        - Хе! - усмехнулся следователь. - Это верно. Ну ничего, вы, москвичи, - народ богатый. Раз уж дорогу от нас до Москвы решили оплачивать… - И он снова заработал попеременно то одним, то другим указательным пальцем.

«Боже, дай мне сил! - мысленно взмолилась я. - Неужели эта черная полоса никогда не закончится?»
        Чтобы хоть как-то снять напряжение, я стала потихоньку баюкать Славика. Хотя в этом не было никакой необходимости. Окончательно сломленный всем происшедшим малыш спал прямо так в полусидячей позе, под щелканье клавиш и звонящие телефоны.
        Я держала Славика на коленях и ощущала, как ноги мало-помалу начинают неметь. Когда же очередь давать показания наконец дошла до меня, я поняла, что уже не могу на них встать. Это как в анекдоте про козявку. Впрочем, неважно…
        Ближе к четырем утра мы, чуть живые от усталости, спустились в дежурную часть. Нужно было еще проставить на бумагах печати. Более выносливая Дорохова тащила на себе спящего ребенка. Я же с трудом передвигалась сама.
        В дежурке мы столкнулись еще с одним собратом по несчастью - водителем, который первым угодил в сети коварной фуры. Весь забинтованный-перебинтованный (доктор так постаралась, что у бедняги остались видны одни глаза), он стоял, тяжело опираясь на стойку.
        - Ну как вы? - с состраданием спросила у него Оксанка.
        - Да вообще жопа! Мурыжили столько!.. А мне бы в больницу надо. Голова кружится, перед глазами круги. Сотрясение, наверное.
        - Скорее всего, - согласилась я. - Вы действительно взгляд не можете сфокусировать. Не тошнит?
        - Да подташнивает слегка… А этих из синего «Жигуленка» вообще только допрашивать начали. Попали ребята. Теперь раньше утра не выйдут. Но вы в них эффектно вписались, просто на зависть. Что называется, всем подставам подстава.
        Он вяло хохотнул и тут же отвлекся от нас на расспросы дежурного. Оксанка со своей нелегкой ношей отошла в уголок и присела. А я от нечего делать стала разглядывать единственного здесь обитателя «обезьянника». Уж и не знаю, как должно было набедокурить это дитя гор, чтобы иметь такой апокалиптичный вид. Похожий на большую медузу, пленник буквально растекся по прутьям решетки. Хорошо, что не пытался разгрызть. А взгляд! Боже мой, сколько в этих черных, увлажненных, устремленных на меня глазах было всего! Надежд, восхищения, чисто кавказского пыла! Единственное сожаление - ему никак было до меня не добраться.
        Все. Больше из этой ночи я ничего не запомнила. Разве что довольно меткий комментарий Оксанки, отправленный в адрес узника:
        - Прикольный типок!
        А дальше мы загрузились в кабину эвакуатора. И невзирая на потешные байки водителя, моментально уснули.
        Во сне я то ловила сумку, якобы падающую с колен, то гонялась за белым халатом, думая, что это Леночка. Я все мечтала побеседовать с ней по душам. Сказать, что, мол, полностью поддерживаю ее. Что дед мой - такая же отвратительная скотина, как и все мужики. И должна же она понимать, как мы все презираем его за это! Но, в конце концов, выяснилось, что никакая это не Леночка, а докторша с места аварии. Потом ко мне явился Всеволод. Мы с ним страстно целовались. И он даже проявлял настойчивость в попытках расстегнуть мой бюстгальтер.
        Это было так натурально, что я наяву потянулась рукой… Не то для того, чтобы приласкать своего ненаглядного. Не то для того, чтобы подать ему ножницы, а то ведь дальше лифчика у нас бы с ним не пошло. Но тут водитель громко сказал:
        - Все, девушки, просыпайтесь! Приехали!
        Мы с Оксанкой, зевая, выбрались из машины. Оставив Славика на попечение нашего провожатого, пошли искать человека, который бы открыл нам ворота. Времени уже было полвосьмого утра. И хотя в страховой компании мне клялись и божились, что их стоянка работает круглосуточно, на посту никого не оказалось. Должно быть, все сторожа еще спали.
        Мы еще долго-долго нарезали круги, вызволяя охранника из опочивальни. Подписывали очередные бумаги. Бродили по кладбищу битых машин. И все для того, чтобы кинуть там мою ласточку.
        Как же мне было жаль с ней расставаться! Когда я собирала в отдельный пакет вещи из багажника и салона, я чувствовала себя предательницей. Словно бросала на произвол судьбы живое существо, служившее мне верой и правдой долгие годы.
        - Не расстраивайся, Польчик, - угадала Оксанка мое состояние. - Сделаешь ремонт, и снова рванем по России-матушке! Предлагаю на сей раз куда-нибудь в Красноярск. Так чтобы ехать все лето. А? Как тебе такая идея?
        - Да ну тебя! - залезая в эвакуатор вслед за подругой, огрызнулась я.
        Что-что, а с водителем нам здорово повезло. Душевный дядечка оказался. Мало того что прождал нас у ГАИ без малого четыре часа, а потом еще столько же тряс до Москвы. Так теперь еще и согласился подкинуть до более оживленного места. Не могли же мы ловить такси среди гаражей! Да и Славика тогда пришлось бы будить.
        А так мы безболезненно перенесли его в другую машину, перекинули вещи. И продолжили путь к дому.
        - Едем ко мне, - сказала Дорохова. - Сегодня пятница. Работу задвинем. Будем все три дня развлекать малыша.
        Я согласилась, тем более что до Оксанки отсюда было гораздо ближе. Честно сказать, я уже так утомилась от бесконечных перемещений, что готова была поехать куда угодно, лишь бы скорее оказаться в тишине и покое. Даже вид знакомых улиц не согревал, скорее, нервировал.
        Город уже проснулся. И мы, не успев отъехать, тут же вляпались в пробку. Тащились сначала через все Дмитровское шоссе. Потом - через все Алтуфьево.
        Я не была в этом районе уже года три. И ничего абсолютно не изменилось. Та же реклама сотовых телефонов и мебели. Та же дурацкая вывеска на магазине. «Кайло»! Что это за название такое, кто-нибудь мне объяснит? В какое место это нужно вставлять? Мне показалось, что даже шторки на окнах одного из домов болтались все те же.
        Наконец мы выгрузились возле Оксанкиного подъезда. Пока она относила Славика, я караулила вещи на улице. Потом мы уже вдвоем поднялись к ней на шестнадцатый этаж Вошли в квартиру, стараясь производить как можно меньше шума.
        - Я не стала ему расстилать, - шепотом проинформировала Оксанка. - Подумала, что все равно скоро встанет.
        Я осторожно заглянула в комнату. Увидела бледное, осунувшееся личико, которое в полумраке почти слилось со светлой наволочкой. Малыш спал. Впервые за долгое время обстановка вокруг него была расслабляющей.
        Такая большая уютная комната. Я бы даже назвала ее мягкой. Не знаю, почему. Наверное, из-за пушистого ковра на полу. Из-за пухлых велюровых кресел. Из-за косматой макаки, сидящей на полке (любимой игрушки Оксанки). И такой покой вокруг, тишина! Плотные шторы задернуты; их только слегка шевелит задуваемым с улицы ветром.
        Спи, маленький!
        Я не удержалась, подошла к Славику. Потеплее укрыла его, поцеловала в щечку, от чего мальчик едва заметно нахмурился. Плотно прикрыла дверь и ушла к Оксанке на кухню.
        Здесь уже вовсю пахло кофе. Гостеприимная хозяюшка, ставя на плиту алюминиевую кастрюлю, одновременно что-то помешивала.
        - Славику сварю кашу. А мы с тобой сейчас будем пить натуральный турецкий кофе, - пообещала она, - правда, с примесью ирландского ликера. Не возражаешь?
        - А это вообще съедобно?
        - Спрашиваешь! Такая вкуснятина, пальчики оближешь! Как выражался мой дедушка,
«сам бы пил, да денег надо!».
        При упоминании о дедушке я помрачнела.
        - Слушай, зайчонок, как ты думаешь, может, мне к какому-нибудь экстрасенсу сходить? Чтобы снять родовое проклятие?
        Оксанка обернулась.
        - Ты что, в это веришь? Действительно веришь в то, что какая-то там давным-давно почившая медсестра наслала на вас порчу?
        - А ты не веришь? Даже после того как сама занималась похоронами Зои? Даже после аварии?
        - Поль, я не знаю, что тебе ответить. Я, конечно, человек суеверный. Но это только с одной стороны. А с другой… я, например, ни за что не поверю в существование НЛО, пока не увижу собственными глазами. Понимаешь, о чем я? Все, что касается мистики, для меня из области сказок. Ну, это все равно что принять на веру, что где-то по крышам Стокгольма прогуливается толстый мужчина с пропеллером.
        - Да? А знаешь, почему? - начиная горячиться, воскликнула я. - Потому что тебя саму это не касается! Ни тебя, ни твоих будущих детей! А ты хотя бы попытайся встать на мое место! Неужели тебе не стало бы страшно? Неужели ты все пустила бы на самотек? Но это глупо! Даже если никакого проклятия нет, я хочу быть в этом уверена! А для этого нужно обращаться к людям, которые в этом разбираются!
        - Ну и где ты найдешь таких людей? - Оксанка дождалась, пока из красивой бронзовой турки раздалось зловещее бульканье. И, выставив передо мной на барную стойку две чашки, разлила по ним черную-пречерную жижу. - Ты хотя бы понимаешь, что настоящих ясновидящих - единицы? Большинство из них-самые обыкновенные шарлатаны! И где ты будешь искать? Нет, я, конечно, видела по телику некую госпожу… не помню имени. К ней вся наша элита за предсказаниями ходит. Грабовой опять же. Но у тебя хватит на это денег? А если искать какую-нибудь дремучую старушку, из тех, что через свои страдания прозрели, так снова надо знать, где искать. Божьи люди рекламу в газетах не дают. К ним дорогу людская молва протаптывает.
        - Ну, значит, и меня молва приведет, - упрямо сказала я, - нужно только задаться целью.
        Я уже даже хотела сознаться Оксанке, что имею на примете одного колдуна. Совсем молодого, со странными… жутко странными глазами. Такими жгучими, что, кажется, будто он способен ими воспламенять. Я познакомилась с ним месяц назад, соблазнившись как раз таки той самой молвой. Но тут на плите у Оксанки что-то зашипело. И она, матерясь, заметалась по кухне.
        Когда же горе-стряпуха наконец угомонилась, засыпав крупу в остатки уцелевшего молока, наш разговор поменял направление.
        - Слушай, так куда Славика отведем? На улице-то сейчас не особо приятно. Холодно, да и метель на все выходные передают.
        - Даже не знаю, - озадачилась я. - Надо бы, действительно, программу составить.
        - Может, в Интернете посмотрим, как нынче детей развлекают?
        - Давай!
        Оксанка перетащила с холодильника к нам за барную стойку ноутбук. Подсоединила провода. Пока шла загрузка, сдобрила кофе густым, как сгущенка, ликером. И, закуривая, вскарабкалась рядом со мной на высокий с мягким сидением стул.
        На заданный в Яндексе вопрос «куда пойти с ребенком» поисковик моментально выдал массу информации. Тут тебе и детские клубы, и парки. Театры, музеи, выставки. У нас просто глаза разбежались. Правда, на поверку выяснилось, что многие из этих заведений не заслуживают внимания. Но все равно, программу мы составили достаточно быстро. Насыщенную и в то же время щадящую. Чтобы не вываливать на несчастное дитя все скопом.
        Начать было решено все же со святая святых - с Красной площади. Должен же ребенок иметь представление о железных царях - Царь-колоколе и Царь-пушке! Дальше по обстоятельствам. Если повезет, просветимся в Оружейной палате. А уже оттуда через Арбат - к обещанному «Макдональдсу». Вечером, если силы останутся, можно сходить в
«Самолет». Комплекс большой. Славик наверняка найдет там себе занятие по душе. Может, даже захочет на картингах покататься. Субботу мы отвели под поход в аквапарк А дельфинарий и мир игровых автоматов «Стар Гэлакси» оставили до воскресенья.
        Уф! И набегались же мы за эти три дня! Почти всюду, где наметили, побывали. Только в дельфинарий Славик не захотел. Сказал, что он бы лучше посмотрел выступление в цирке. Ну, мы и пошли на вечерний сеанс.
        Как раз перед началом заскочили перекусить в «Шоколадницу». Мы вообще довольно часто бываем в этом кафе. Особенно если нужно обсудить что-то вне офисных стен. Конечно, ближе к Самотеке имеются и другие питейные заведения - ресторан
«Итальянец», например, еще какая-то забегаловка с претензией на элитный бар. Но с экономической точки зрения здесь гораздо комфортнее. Да и меню аппетитное. У нас у всех даже появились свои предпочтения. Вот я никогда не могу удержаться от
«мешочков с сыром и ветчиной». Это такие блинчики, начиненные сливочным соусом. Нежные, хрустящие! Объедение, одним словом! А Дорохова каждый раз заказывает себе коктейль «Мохито». Каждый раз утверждает, что это любимый напиток Хулио Иглесиаса. Потом поправляется, говоря, что имела в виду Хемингуэя. И каждый раз плюется, обещая вырвать бармену руки.
        Вот и теперь мы сидели в ожидании заказанных яств. Славик листал приобретенный при выходе из метро журнал комиксов. Он, в отличие от нас, соблазнился сладостями, представленными здесь в широчайшем ассортименте.
        Ну и то хорошо! Мы вообще-то умучились в попытках накормить ребенка. То ли Славик вообще не отличался хорошим аппетитом, то ли давала знать о себе перенесенная им трагедия.
        - Ну как, понравилось тебе в «Стар Гэлакси»? - обратилась к нему Оксанка.
        - Ага, круто! - Славик отвлекся от разглядывания картинок, где, кроме подписей
«БУХ» и «БАЦ», я ничего разобрать не смогла, и взглянул на нас. - А вам?
        - Мне больше всего понравился стереофильм про межгалактические войны, - сказала я. - Здорово! Такое впечатление, как будто действительно летаешь, падаешь, несешься прямо на пылающие планеты!
        - Ну конечно! - Дорохова закатила глаза. - Вот меня, например, постоянно тошнило на этих вибрирующих креслах. С моим вестибулярным аппаратом нужна мебель поустойчивей. - Тут на столе неожиданно тренькнул Оксанкин мобильник, и она, перестав кривляться, воскликнула. - О! Губанов очнулся!
        - Кто это? - спросила я.
        - Гарик! - Оксанка, хмыкнув, нажала на кнопку приема. - Привет!.. Почему это я обнаглела?.. Игоречек, миленький, честное слово, времени не было тебе позвонить! Мы тут третий день, как сайгаки по семи холмам. Знакомим ребенка с достопримечательностями столицы. Сейчас вот в цирк собрались. Богатейшая нынче программа!.. А?.. Нет, в старый… тот, что на Цветном. Начало? Ну, где-то через полтора часа примерно. Че, серьезно, что ли? А мы тебя как ручную кладь будем проносить? А-а, ну хорошо, давай! Ждем тебя в «Шоколаднице». Это прямо рядом с цирком…
        Оксанка отключилась. А я возбужденно воскликнула:
        - Неужели я наконец познакомлюсь с легендарным Гариком?
        - Ну да, сейчас припрется.
        - А кто это Гарик? - спросил малыш. Вид у него был, скорее, расстроенный. Похоже, он пребывал не в лучшем настроении для новых встреч.
        - О, это страшное чудовище! Не многим лучше того монстра, которого ты мочил в автоматах, - пояснила Оксанка, - но это я шучу. А вообще, Гарик хороший. Он тебе понравится.
        - Слушай, а как же он пойдет? У него же билета нет, - обеспокоилась я.
        - Он сказал, что купит билет по дороге. Но сидеть будет на наших местах. Просто возьмет тебя к себе на колени.
        - Меня?! - У меня даже вилка от возмущения свалилась под стол.
        - Ну, во всяком случае, намекал он именно на это, - смеясь, сказала Оксанка.
        - Ну и отношения у вас!
        Не знаю почему, но эта невинная шутка смутила меня. Я и без того уже давным-давно была заинтригована личностью Гарика. Судя по Оксанкиным описаниям, мужчина он молодой, энергичный. К тому же хорош собой. Легок, остроумен. В общем, настоящая душка. Поэтому, после того как я практически посидела у него на коленях, я стала ждать Гарика с утроенным энтузиазмом. Даже любимое блюдо не способно было меня отвлечь.
        И вот наконец он вошел. Я угадала этот момент по тому, как Оксанка призывно замахала рукой. Мне пришлось сдерживаться изо всех сил, чтобы не обернуться.
        - Всем привет! - услышала я.
        Сначала в поле моего зрения попала только спина - в черной укороченной куртке модели «пилот». Спина протянула Славику руку:
        - Игорь.
        - Вячеслав.
        - Рад знакомству.
        Потом наклонилась к Оксанке:
        - С приездом, Пампушка.
        - Спасибо… Фу, холодный какой!
        - Да я и при жизни-то был не особо горяч… Теперь он повернулся ко мне.
        Ну, ничего, симпатичный. Или, правильнее сказать, красивый. Не моя красота, немного восточная. Смуглая кожа, волосы как смоль, бородка. Такую, по моим представлениям, носили монгольские ханы. Но в общем приятный. И вне всяких сомнений, не лишен сексуальной притягательности.
        - Здравствуйте! Я Игорь.
        - А я Полина.
        Мы поздоровались по-мужски, и я против воли подумала: «Вот она - рабоче-крестьянская кость! Куда ему со своими манерами до моего Всеволода!» Гариктем временем, подставив стул с Оксанкиной стороны, снова обратился ко мне:
        - Премного о вас наслышан. Пампушка мне все уши прожужжала, какая у нее замечательная школьная подруга.
        - Аналогично…
        - А почему Пампушка? - оборвал меня Славик на полуслове. - Пампушками же толстых людей называют, а Оксана худая.
        - Какая же она худая? - На лице Гарика проступила плотоядная улыбка. - Вон какая толстуха. - И он принялся тыкать Оксанку пальцем в живот.
        - Блин, Губанов! Прекрати немедленно! Ты мне сейчас желчный пузырь проткнешь!
        - Ну, может, из тебя тогда меньше будет желчи выходить, м-м?
        Они обменялись такими взглядами!.. И потом еще возились, пихались, хватали друг дружку… Мне так стало завидно! Ну почему не я? Почему ко мне никто не хочет прикасаться? Обнимать? Нестись через весь город, чтобы просто увидеть?
        Неужели только потому, что я не способна напялить на себя резиновую маску какого-то нелюдя и шарашиться в ней по переполненному цирку? Но ведь это же стыдно!
        А Гарику все нипочем.
        Он и Славика попытался записать в извращенцы.
        - Скажи, наша Пампушка заметно похорошела?
        - Да. - Мальчик, робко улыбаясь, кивнул. - Ей идет, когда у нее все лицо в бородавках.
        Гарик расхохотался. А Оксанка вся в возмущении стянула с головы пупырчатую резинку.
        - Не, ну вы и хамы, мужичье!.. А ты посмейся, посмейся, - обратиласьонауже непосредственно ксвоему кавалеру. - Я тебе устрою сегодня…
        На этих словах меня накрыло окончательно. Я даже перестала расчесывать царапины, оставленные мне на память юной фотомоделью. Ну, то есть цирковым тигренком, на фоне которого мы со Славиком только что отснялись.
        Нет, безусловно, Гена из Чебоксар не привил мне интереса к сексу. Но оказаться в чьих-то объятиях я бы сейчас тоже не отказалась. И очень даже! Желательно, конечно, в объятиях Лихоборского. Однако при моем нынешнем настроении это мог быть кто угодно. Хоть папа римский! Такое со мной иногда случается по весне. Не пойму только, почему приключилось теперь? Наверное, я просто устала от одиночества. Страшно устала! А игривость влюбленной парочки, носившая явно интимную подоплеку, разбередила мои раны вконец.
        И в таком-то состоянии мне еще два с половиной часа пришлось смотреть на воздушных гимнастов. Потом на атлетов. На мускулистого укротителя тигров. Я даже не знала, кого из них хочу больше! Просто ужас какой-то…
        Всю дорогу домой меня буквально знобило. Хорошо хоть, рядом оказался Славик. В какой-то момент он так доверчиво прижался щекой к моему плечу, что я моментально перестала быть одинокой. Вот же родственная душа! И пусть я сама хотела быть слабой! Опереться на более сильного. Теперь все было наоборот. Главное, я почувствовала, что кому-то еще нужна в этом мире.
        И с этого момента я твердо решила: не отдам малыша никому! Ни в какую чужую семью! Стану воспитывать, вкладывать душу. Это будет мой мальчик! Только мой!
        Мы ехали в абсолютно пустом вагоне. Лишь в дальнем углу пили пиво какие-то грязные завшивевшие подростки. И я вдруг подумала: «Когда мой мальчик вырастет, он не будет таким…» Странная это была мысль. И ощущения странные. Я таких прежде никогда не испытывала. Неужели это шевельнулась во мне самая настоящая материнская гордость? Хм, надо же, как удивительно! Вот так нежданно-негаданно у меня появился сын!
        Я улыбнулась. В отражении напротив сидела молодая женщина, к руке которой льнул маленький черноволосый мальчонка. И хотя отражение это было наполовину скрыто словами: «есть инвалид хилого возраста с детьми» (ума не приложу, почему школьники всех возрастов так неравнодушны к надписи «места для инвалидов», ну и так далее). Все равно, ни у кого бы не возникло сомнений, что это едут мама и сын. Я что есть сил прижала Славика к себе и впервые задумалась о том, как теперь, должно быть, изменится моя жизнь.
        Так увлеклась, что едва не пропустила нашу остановку. Выскочила как ошпаренная с малышом на руках, когда двери уже закрывались. От метро мы поймали такси. И уже через десять минут без всяких приключений очутились дома.
        Старый Пляж при виде нас заспешила навстречу:
        - Ну наконец-то явились гулены! - Она от души расцеловала Славика, потом стала тискать меня, приговаривая: - Ох ты, горюшко-шоферка ты луковое! Что же ты! Чуть сама не убилась и мальца мне чуть не угробила! А?
        Только я открыла рот, чтобы начать оправдания, как она безо всякого перехода, затараторила:
        - Ну ладно, давайте-ка ужинать, за столом потолкуем… Я, пока вас дожидалась, чуть от голода дух не испустила. Не бережете старуху! Креста на вас нет!
        - Да погоди, бабуленька. Дай хоть раздеться, руки после улицы помыть…
        Бабушка несколько ослабила натиск, но далеко не отходила. Пока Славик был в ванной, потихоньку спросила:
        - Ну как малец-то?
        - Да так, вроде получше.
        - Ну ничего, ничего, оклемается мал-помалу, - и крикнула громко: - Ей, Славка! Хватит там намываться! Иди уж за стол, вареники стынут!
        То, что стыло в тарелках, действительно было приготовлено по старинным украинским рецептам. Из самых что ни на есть подходящих продуктов. Только размер изделий бабушка почему-то позаимствовала у кавказской кухни. Так что внешне это напоминало, скорее, творожные чебуреки.
        Впрочем, Славик их ни в каком виде есть не стал. Отщипнув кусочек, он залился слезами и сказал, что устал и хочет спать. Ни я, ни Пляж настаивать не стали.
        Уложив мальчика в своей комнате, я достала с полки любимую с детства сказку про мумми-троллей.
        - Давай почитаем?
        - Угу. - Славик, полностью завернувшись в одеяло, как в кокон, приготовился слушать.
        Уютно устроившись на животе рядом с ним, я начала: «Это было, должно быть, после обеда где-то в конце августа. Мумми-тролль и его мама пришли в самую глухую часть дремучего бора…»
        Пока я бубнила, на меня вдруг накатили воспоминания из детства. Когда эту же самую книгу мне читал мой отец. Я лежала с высокой температурой и перемотанным горлом. А он сидел вот на этом зеленом стуле, что стоит в изголовье, и все прерывался:
«Поленька, у тебя ничего не болит?», «Может, хочешь чаю, малышка?» А мне было так интересно, что там дальше, что я только просила: «Папочка, ты читай, читай».
        Судя по всему, Славик оказался куда менее любознательным. Потому что, когда я дошла до конца страницы, то с удивлением обнаружила, что мальчик уже крепко спит. Наверное, он и впрямь ужасно устал. Все-таки для него это нереальные нагрузки. Ну ничего, завтра отсидится дома с бабуленькой. Уж она-то не даст ему соскучится, я уверена!
        Я поцеловала высунутую из-под одеяла ручонку и пошла доедать свои чебуреники.
        Бабушка, успевшая отужинать, терпеливо ждала моего возвращения. Она сидела, взгромоздив на нос суровые очки, и на свободной части стола раскладывала пасьянс.
        - Ну как там, уснул?
        - Уснул, бедненький! Прямо не могу, так мне его жалко! Весь какой-то маленький, беззащитный. Личико бледненькое, глазки несчастные…
        На этих словах картежница приостановила расклад, глянув на меня поверх очков с непривычной строгостью.
        - Ты вот эту свою жалость забудь! Ни к чему это, чтоб малец понимал, что его кругом жалеют. Вырастет размазней - куда это годится? Мужик должен быть волевым, решительным, как Володя мой. Что ж с того, что сиротой остался… при живом-то отце? . Не звонил, поди, ирод?
        - Нет, не звонил.
        - Ну и бес с ним! Сами воспитаем!
        Она снова потянула из колоды замусоленную карту.
        Мы еще посудачили немного, и вскоре я отправилась спать. Завтра нужно было встать ни свет ни заря, чтобы до работы успеть нанести визит одному человеку. Вернее, сверхчеловеку, которому предстояло решить сверхнепростую задачу…
        Его дом находился почти в самом конце длинной, извилистой улицы. Если бы я не знала дороги, то, скорее всего, заплутала бы. Деревенька не деревенька. Для обычного захолустья, пожалуй, слишком близко к Москве. К тому же и дач всенародных любимцев полно. Куда ни посмотришь - одни дворцы да усадьбы. Либо актрисы какой-нибудь, либо политика, либо певца.
        Я шла целенаправленно. На писающих мальчиков за заборами не засматривалась. Зачем? Что мне до чужого богатства? Все эти фонтаны, альпийские горки… Мне главное - отвоевать у Леночки кусок законного счастья. Для себя, для своих близких…
        Вот и дом колдуна! Маленький и ладный - он совсем потерялся на фоне кичливых коттеджей. Но все-таки очень уютный. Зеленая дверь. Лавочка под березой. Пес во дворе цепью гремит.
        Я позвонила в звонок у калитки.
        И сразу стало настолько не по себе, что, несмотря на мороз, у меня вспотели ладони. Я вдруг испугалась. Сама не знаю чего. Но испугалась так сильно, что, слушая враждебный лай, доносящийся с той стороны изгороди, я уже готова была пуститься наутек. И наверняка сделала бы это, если б в эту самую минуту передо мной не предстал великий маг и кудесник собственной персоной.
        Кажется, он был слегка заспанный. В одном лишь длинном-предлинном халате. С экстравагантной сеточкой на черных зализанных волосах.
        При виде меня колдун грозно свел брови.
        - Это вы?
        Господи! Что за взгляд? Я снова, как и при первой нашей встрече, почувствовала на языке едва ощутимое покалывание.
        - Да, это я.
        - Ну что ж, проходите. Хотя, я предпочитаю, когда меня заранее ставят в известность о визитах.
        - Простите, я не догадалась.
        - На будущее учтите! Вы могли меня не застать.
        Маг пригласил меня в дом. Еще раз пытливо оглядел улицу, как будто хотел убедиться, что я не привела за собой хвоста. А потом тщательно закрыл входную дверь на все имеющиеся засовы.
        - Прошу сюда, - взмахом пальцев поманил он меня за собой.
        Стукнули друг о дружку бамбуковые висюльки - и я оказалась в уже знакомой мне комнате.
        Здесь царил вечный полумрак. Все помещение, включая окно, было застлано коврами темных тонов. По потолку тянулись попеременно черные и бордовые полоски атласа.
        Свечи в тяжелых подсвечниках стояли по углам, как солдаты. Посередине - стеклянный шар, внутри которого бегали молнии (я однажды видела такие на ВВЦ). Вот, пожалуй, и все из убранства. Только еще на полу в огромном количестве валялись бархатные подушки.
        На них-то мне и указал чародей:
        - Присаживайтесь.
        Я опустилась на пол, попутно обругав себя, что не надела для этой встречи джинсы, как собиралась. Теперь не расслабишься! Придется блюсти целомудренность позы, чтобы коленки не разъезжались и юбка не задиралась выше дозволенного.
        Маг же, ничуть не заботясь о подобных пустяках, бухнулся напротив, скрестив ноги по-турецки. В результате этого полы его халата разъехались, и в зазоре образовалась абсолютно волосатая конечность.
        - Ну что ж, приступим? Вы принесли то, о чем я вам говорил?
        - Нет, простите, Сальвадор! Я сегодня по другому вопросу. Колдун, упершись руками в колени, нахмурился.
        - Вообще-то это не есть хорошо. Вы поймите, я задействую огромное количество собственной энергии!
        - Я понимаю, - поспешно стала оправдываться я, - но, видите ли, в чем дело, мне стало известно, что на весь наш род наложили проклятие! Я… я просто не знаю, что мне теперь делать! Это так неожиданно! Так страшно!..
        - Родовое проклятие? Неужели? - Он погладил пальцами свое удлиненное лицо. - А вы вообще-то знаете, что это такое? С чего вы взяли, что ваш род проклят?
        Я, волнуясь, изложила ему все. Начиная с детских болезней и заканчивая повествованием бабуси. Постаралась не сгущать краски, быть максимально объективной. Но в то же время не упустила ни малейшей детали.
        Колдун слушал очень внимательно. Все больше хмурил густые черные брови. В конце он озадаченно протянул:
        - Мгм, похоже. Очень похоже!
        Я занервничала еще больше.
        - Скажите, а можно ли это как-то узнать? Может, можно это как-то проверить? Я не могу жить с осознанием того, что, возможно, над нашим родом тяготеет злой рок!
        - Знаете, что я вам скажу, Полина…
        Маг придвинулся ко мне вплотную. Так что теперь наши лица почти соприкасались. И я вдруг совсем некстати обратила внимание на то, какая у него гладкая приятная кожа. От этого внутри натянулась какая-то струна. Еще немного - и, казалось, она порвется. Губы, на которые я глядела, сделались будто сочнее. От них доносился чуть уловимый ментоловый запах. То ли от конфетки, то ли… в общем, не знаю. Но если бы не страшные слова, которые с этих губ слетали, я бы, наверное, совершила свой самый безрассудный в жизни поступок.
        - Родовое проклятие, - доносилось до меня словно через толстый слой поролона, - это разрушительное магическое действие. Его нельзя подцепить, как насморк. Должно было произойти что-то очень дурное. Какой-то выплеск негативной энергии. И если род проклят, то зачастую это неудавшиеся личные жизни, написанные словно по одному сценарию, хронические заболевания, блуд, ранняя смертность детей и мужчин ну и всякое тому подобное. Я не уверен, но все, что вы мне рассказали, очень подходит под описание. Во всяком случае, я вполне допускаю, что поступок вашего деда мог послужить толчком…
        - И как это можно узнать? - все еще находясь под гипнотическим действием его губ, спросила я, почти прошептала.
        - Сейчас я произведу одну процедуру… Ничего не бойтесь, расслабьтесь. На некоторое время силы оставят вас. Но это очень скоро пройдет. Вы готовы?
        - Да.
        Я почувствовала, как мне под волосы вползли его пальцы. Крепко взяли сзади за шею.
        - Теперь отклонитесь немного назад! Зажмурьтесь!.. Находясь в каком-то полуобморочном состоянии, я послушно выполняла его повеления. Мне было жарко. От стального захвата немела спина. Понемногу и все мое тело стало каким-то чужим и тяжелым. Даже не знаю, сколько это длилось по времени, но вот я услышала:
        - Откройте глаза!
        То, что я увидела, заставило меня пережить настоящий стресс. И если бы в ту минуту я еще сохраняла способность кричать или двигаться, я бы с дикими воплями кинулась вон.
        На обращенном ко мне лице не было глаз. Вместо них были черные прорези. Вернее, так мне сначала почудилось. Но потомя заметила под веками колдунаужасающий блеск. И тол ько тогда поняла, что зрачок его расширен настолько, что за ним не стало видно белка…
        Фу! Просто мороз по коже!..
        А затем кончики пальцев на моих руках и ногах пронзили тысячи игл. И, как и предсказывал маг, силы покинули меня.
        Очнулась я уже лежа. Причем поза была все такой же пристойной. И даже юбка ни капли не отклонилась от нормы.
        Кудесник расположился неподалеку. Царственно возлежал на боку, подогнув под себя одну ногу. И преспокойненько вставлял в мундштук самодельную папироску.
        - Сейчас слабость пройдет, не волнуйтесь, - сообщил он, чиркнув спичкой, и по комнате распространился удивительно приятный аромат. - Увы, Полина, вынужден вас огорчить. Ваше кармическое тело действительно поражено. Странно, что я не заметил этого раньше. Но вы, кажется, упомянули, что совсем недавно в вашем роду кто-то умер?
        - Да, моя двоюродная сестра. - Я сама еле расслышала собственный голос, так он был тих.
        - Тогда понятно, - продолжал безжалостно маг. - Дело в том, что, когда кто-то в роду умирает, он как бы передает по наследству часть своего проклятия. И тот груз, который прежде лежал на душе умершего, распределяется между оставшимися в живых членами рода. Скажите, после смерти вашей сестры вы не ощутили, будто на вас навалилась некая тяжесть?
        - Конечно же ощутила! Я была просто раздавлена горем!
        - Что ж, отныне станет только хуже. Все будет нарастать и нарастать, как снежный ком. И если это вовремя не остановить, то в очень скором времени ваш род может полностью исчезнуть с лица земли. Обычно это происходит на седьмом или тринадцатом поколении.
        - Боже мой, Сальвадор! Ну не говорите же мне таких вещей! - Я нашла в себе силы подняться и поползла к чародею. - Скажите, что можно сделать?
        - Как снять родовое проклятие? - задумчиво нахмурился он. - Конечно, это возможно. Не скажу, что очень легко, но возможно. Для этого мне потребуется воздействовать на все три мира: Прави, Яви и Нави. Или, чтобы вам было понятнее, Мир Духов, Мир материальный и видимый и Мир Вечности, именуемый светом Предков.
        Я ничего не поняла. За исключением того, что этот человек - хвала богам! - берется мне помочь. В конце тоннеля забрезжил слабенький лучик надежды. Я схватила волшебника за руки и стала сверлить его умоляющим взглядом.
        - Слушайте внимательно, Полина, что мне потребуется от вас. - Он ободряюще сжал мои пальцы. - Итак, самое сложное! Вы должны отыскать потомков медсестры. Той самой! Неважно, пусть это будет седьмая вода на киселе. Главное, чтобы в их жилах текла хоть сотая доля ее крови.
        - Боже мой, Сальвадор! Но как же я это сделаю?
        - Не знаю. Но вы должны! Для проведения ритуала мне понадобится очищающая кровь.
        - Но что, если никого из них уже не осталось в живых?
        - Тогда вам необходимо найти захоронения и принести мне так называемую мертвую воду. Слушайте, что это такое… В ночь полной Луны, во время дождя, вы должны будете явиться на кладбище и собрать воду, омывшую крест.
        - О, боже! - При одной только мысли меня пробила нервная дрожь.
        - И советую вам все записать. Не то что-нибудь забудете. Я судорожно схватила сумку. Вытащила из нее блокнот и ручку и стала подробно конспектировать слова Сальвадора.
        - Значит, первое. Очищающая кровь - кровь потомков… Как я уже сказал, вы находите кого-то из родных медсестры, забираете у них кровь и приносите ее мне. Много не надо, достаточно небольшой ампулы. Но желательно, чтобы это была кровь из вены. Кстати, можете позаботиться о получении крови заранее. Она, кстати, отлично хранится в морозилке… Теперь второе. Красная чашка. Чашку можете принести какую угодно, но только не металлическую. Это подчеркните! Пункт третий - нож Обратите внимание, что рукоятка ножа должна быть обязательно черной. Кроме того, для проведения обряда мне потребуется красная свеча и икона Иверской Божьей Матери. Пока это все.
        Глава 6
        БУДНИ, КАК ОНИ ЕСТЬ
        Ну, конечно же! Конечно же, это все! Дальше можно ставить большой жирный прочерк. Как я буду искать Леночкиных потомков? Где? Шестьдесят лет прошло!
        Я возвращалась от колдуна абсолютно опустошенной.
        За окном электрички проносились пейзажи, вполне соответствующие моему настроению. Стылая земля, вся в проплешинах между кучек грязного снега. Голый кустарник. Черные птицы на проводах. Кое-где еще виднелись дышащие на ладан сельские домики. Но их уже неумолимо теснили со всех сторон монолитные блоки.
        М-да, интересно было бы взглянуть на Москву через пару-тройку десятков лет. Не удивлюсь, если к тем порам город расстроится так, что Калуга и Тверь станут вроде нынешних Марьино и Жулебино. А через Сергиев Посад проляжет очередное по счету транспортное кольцо. А все-таки… как же мне найти ненавистных отпрысков медсестры?
        Я твердила себе этот вопрос всю дорогу, словно никак не могла заучить. Но тщетно. Ответ на него мне придумать так и не удалось. Только когда на горизонте замаячила вывеска продюсерского центра, я отвлеклась. Настала пора сочинять легенду моего внеурочного отсутствия на работе. Наверняка Вероника не преминет поинтересоваться.
        А, ладно! Скажу, что ездила в страховую договариваться насчет ремонта машины.
        Войдя в офис, я обнаружила, что все здесь стоят на ушах. Мои коллеги копошатся в бумагах, как муравьи, а начальница с пунцовым лицом переминается у распахнутого окошка и дышит, дышит…
        - Что случилось? - спросила я.
        - Балагура! Где тебя черти носят? - с ходу накинулась на меня Ирина.

«Что за хабалка, я не пойму! Ни здрасте, ни как дела!»
        - Встречалась со страховым агентом, - буркнула я. - Ты же знаешь, наверное, мы в аварию…
        - Почему вы отключаете телефон? - не дав мне договорить, заорала Вероника. - Почему по вашей милости мы должны все перерывать здесь вверх дном! С минуты на минуту явятся клиенты. А у нас тут бардак черт-те какой и ни одного каталога по сувенирной продукции! Где вы их складываете? Доставайте! Быстро!
        Я кинулась к шкафу, возле которого, взгромоздившись на стул, стояла Оксанка. Рядом со стопкой журналов, видимо только что принятых из рук возлюбленной, застыл ЯДА.
        - Каталоги по сувенирке лежат здесь, - объяснила я, присаживаясь перед нижними тумбами.
        Вероника выдохнула. Плеснула себе из чайника кипяченой воды. Выпила большими жадными глотками. И сказала уже почти спокойно:
        - Сейчас подготовьте те каталоги, где есть вип-сувениры: всякие там письменные приборы, чернильницы. Ну, сами знаете не хуже меня. А вы, девочки, проконсультируйтесь у Полины по поводу цен и поднимайтесь в мой кабинет. Нам нужно быстренько накидать политику разговора. Все ясно? - И не дожидаясь нашей реакции, она заключила: - Полина! Клиенты придут, проводите!
        Стоило ей выйти, как по офису прокатился вздох облегчения.
        - Сука! - вырвалось у Ирины.
        - Ты слишком лояльна, - хохотнул направляющийся ко мне Олежка. - Полина, душа моя! Как я рад! С возвращением! - Он обнял, троекратно приложившись ко мне своей мягкой, вкусно пахнущей одеколоном щекой.
        - Спасибо, Олежек.
        Я перевела взгляд на дизайнера. Интересно, а он не хочет меня поприветствовать?
        ДА отстраненно кивнул. Он теперь со всей страстью отдавался передаче журналов в обратном порядке - снизу наверх.
        - Так что тебе сказали страховщики? - спросила Оксанка.
        Я заморгала ей. Дескать, ну ты что, не врубаешься, что ли? Но на всякий случай дала уклончивый ответ:
        - Да так, ничего особенного… Тут вмешалась Чижова:
        - Оксанка, да хватит тебе уже с этими журналами! Пусть Лешка сам с ними разберется! Иди сюда, я тебе одну фенечку покажу! - И когда Дорохова, с готовностью кинув работу, перебралась к ней поближе, продолжила: - Я вчера встречалась на презентации с одним бизнесменом. Дядька просто обалденный! Столько умных вещей мне понарассказывал!.. Смотри, какую я у него экспроприировала вещицу… - Она достала из сумочки невзрачную металлическую пластину и с гордостью помахала ею перед носом Оксанки. - Скажи, супер!
        - Ну… - Судя по сдавленному зевку, супервещица не произвела на Оксанку ни малейшего впечатления.
        Однако Ирину это не смутило. Схватив свою собеседницу за руку, она заговорщицки понизила голос:
        - Слушай, давай сейчас предложим это мебельщикам. Если они поведутся, то… - тут взгляд ее блеснул сумасшедшинкой, - мы сможем заработать кучу денег!
        - Ир, да ты что, смеешься, что ли? - Оксанка даже поперхнулась от возмущения. - Какой интерес может представлять для них эта хреновина?
        После этого между ними, как всегда, разгорелись ожесточенные прения. Что дало мне возможность спокойно сесть и перебрать каталоги. Отложив с пяток, отвечающих требованиям Вероники, я сказала:
        - Девчонки, смотрите! Вот здесь, где закладки, это все эксклюзив. Цены в основном везде договорные. В зависимости от материала и способов нанесения. Но если понадобится, позовете меня, я рассчитаю. Хорошо?
        - Угу, - кивнула Оксанка и тут же продолжила пропесочивать Ирку: - Не, а чего! Давай весь хлам по офису соберем, загоним им! Тоже навар нешуточный получится!
        - Ну, ты даешь, Дорохова! Ты божий дар с яичницей-то не путай!..
        - Барышни! - не выдержал Олег. - Я не пойму, о чем вы спорите! Идите к Веронике, она вас рассудит.
        - Щаз-з! - с ревом обернулась на него Ирка. - Я им свои идеи раздавать не намерена! Сегодня я работаю здесь. А завтра меня выкинут, как рваный башмак! И чего ради я должна расходовать свой потенциал? Чтобы он работал на карман Талову? Нашли дуру! - Она снова обратилась к Оксанке: - Не хочешь, не надо! Я сама с этим Геной побеседую тет-а-тет!
        - Да хоть с Чебурашкой, мне по барабану!
        Они обе, как по команде, ринулись к чайнику. Наполнили свои кружки. И, разойдясь по разным углам, как боксеры на ринге, стали сумрачно глушить кофе.
        - Да ладно вам, девчонки! - примирительно воскликнула я. - Перессорились из-за какой-то ерунды! Чего вы время тянете? Идите лучше к Веронике. Она же вас ждет!
        - Вот и я говорю, - поддакнул Олежка, - не хотелось бы, чтобы она сама появилась. У меня от ее неэстетичного голоса начинается шевеление волос.
        - Да пошла она куда подальше! - огрызнулась Ирка. Оксанка же, отставив недопитую чашку, сказала:
        - Ладно, Чижевич, идем.
        Спорщицы удалились, и я, воспользовавшись затишьем, позвонила домой - справиться, чем там занимается Славик.
        Выяснилось, что они с бабуленькой только что вернулись с улицы. Мальчик опять почти ничего не ел, но зато с удовольствием взялся читать «Остров сокровищ». Что ж, все было более или менее. За исключением одного.
        Повесив трубку, я вдруг с ужасом констатировала, что подсознательно готовлю себя к самому страшному. Ведь ранняя смертность мужчин и детей - основной показатель… Господи боже! Зачем я только ездила к колдуну? Теперь окончательно свихнусь на этой почве!..
        - Держи, труженица! - услышала я.
        Это Олежка поднес мне чай и тарелку с печеньем. Надо же! Оказывается, со стороны создается иллюзия, что я с головой погружена в работу. А на деле-то я всего лишь щелкаю мышью, открывая и закрывая письма, пришедшие на адрес компании.
        - Ой, спасибо тебе, Олежечка!
        - Не за что. Обращайтесь! - Менеджер, широко улыбнувшись, прошел за свой стол и углубился в прочтение каких-то бумаг.
        В работе он принимал невероятно комичный вид. Такой важный, как кинозвезда. Еще эти волосы мелким бесом, которые Олежка горделиво откидывал за спину… Я хотела попросить его ввести меня в курс текущих дел, но не успела. В домофон раздался звонок.
        - Явились! - подал голос ДДА, тихо цедящий из бутылки лимонад «Колокольчик».
        На пороге возникли двое. Первый имел вид многоуважаемого вора в законе. Старый, лысый и трясущийся - он был одет в пальто вызывающе горчичного цвета и начищенные до зеркального блеска штиблеты. При нем состоял молодой импресарио. Человек с внешностью кошки, телом Дюймовочки и улыбкой садиста.
        - Где здесь можно за рекламу поговорить? - дыхнув на золотой перстенек, осведомился молодой.
        - Добрый день! - подалась я им навстречу. - Пройдите, пожалуйста, за мной!
        Пока мы поднимались по лестнице, я буквально спиной ощущала, как меня беспардонно раздевают две пары глаз.

«Интересно, который из них Гена? - с содроганием подумала я. - Неужели Ирина - камикадзе? Встречаться с кем-то из них тет-а-тет?»
        Мы подошли к двери. Только я занесла руку, чтобы постучаться, как из кабинета вышла Оксанка.
        - Упс! - увернулась она от моего кулака. И тут же разулыбалась гостям: - Здравствуйте, здравствуйте! А мы вас уже поджидаем. Проходите, пожалуйста!
        Я успела заметить, как сидящая в профиль Чижова быстро смахнула что-то со стола в пакет. Что-то весьма похожее на красное кружевное бельишко.
        Наверное, тоже на презентации подкупила!
        После этого визитеры отправились заседать. А мы с Оксанкой стали спускаться. Как только до нас долетел звук затворившейся двери, моя подруга изменилась в лице.
        - Это что? Это мебельщики? - жарким шепотом вскричала она. - Вот эти два упыря - наши клиенты? Ты представляешь, какая мебель выходит с фабрики, где работают такие кошмариусы?
        - Нет, мне это даже сложно предположить. А ты чего с переговоров сбежала?
        - Да там от меня все равно мало проку, - отмахнулась Оксанка. - Их сейчас нужно будет долго и нудно разводить, а по этой части у нас Чижиха. Так что…
        - Слушай, зайчонок, мне очень нужно с тобой поговорить с глазу на глаз!
        - Ну, пойдем тогда на улицу. Я покурю заодно.
        Мы проследовали мимо висящего на телефоне Олежки. Перекинулись парой фраз с ДДА, намекнув, чтобы он не вздумал увязаться за нами. И очутились на воздухе.
        - Как там Славик? - спросила Оксанка, закуривая. - Они подружились с Олд Бич?
        - Еще бы! Теперь бабуленьке есть на кого направить свою неуемную энергию!
        - Это точно, - ухмыльнулась моя подруга, - энергии у бабы Веры хоть отбавляй. Нет бы на печи попердывать!.. Но на самом деле это хорошо. Она действительно будет Славиком заниматься: гулять, развлекать, книжки читать. Для него сейчас очень важно быть в центре внимания.
        - Ну да, - согласилась я.
        В эту минуту позади меня раздался короткий автомобильный гудок.
        - О, Мишаня подгреб! - глянув мне за спину, сообщила Оксанка.
        Я обернулась и, действительно, увидела вползающий на тротуар «джип-чероки», принадлежащий Талову.
        Миша выбрался из машины. Прихватил с собой неизменный кожаный портфельчик и, щелкнув сигнализацией, направился к нам.
        - Добрый день, пропащие души! - Он по-отечески приобнял нас за плечи. - Рад вашему возвращению! Как вы себя чувствуете, Полина? Когда вы звонили, мне показалось, вы совсем расклеились.
        - Сейчас уже лучше, спасибо.
        - А вы, Оксана? Уже включились в работу?
        - Да мне кажется, я из нее и не выключалась. Так… переходила в ждущий режим.
        - Ну и отлично, - улыбнулся Миша. - Если что-то понадобится, я у себя. - Он уже было собрался войти вовнутрь, но с порога обернулся. - Кстати, по поводу вашего дела…
        - Какого? - в один голос откликнулись мы.
        - Ну, с нападением на дороге… Я звонил своему человеку. Он пока в отъезде, но как только вернется, я его озадачу, о'кей?
        - А, хорошо. Спасибо вам, Михаил! - растроганно сказала я.
        - Не стоит.
        Миша скрылся за дверью. А мы с подругой, совершенно забывшие за всеми перипетиями об этом вопиющем случае, принялись на два голоса расхваливать шефа. Какой он у нас молодец, как заботлив, внимателен, как запросто держится с подчиненными. И так далее, и так далее.
        В конечном счете Оксанка замерзла.
        - Слушай, так чего там у тебя приключилось? Давай! Рассказывай! А то, знаешь ли, не май на улице. - В доказательство она зябко поежилась.
        - В общем, все плохо, зайчонок… - вздохнула я.
        И вкратце поведала обо всем, что довелось пережить мне в логове колдуна.
        Оксанка слушала мой рассказ с нескрываемой иронией. Глядя на ее улыбочку, я уже заранее знала, каков будет вердикт. И точно!
        - Ублюдок твой маг! - услышала я, едва закончив повествование. - Ничего святого у людей! А ты, Поль, меня просто поражаешь, честное слово! Как можно верить людям его профессии? На что ты надеялась? Что он тебе скажет - иди, гуляй, девочка, у тебя все хорошо? Он что, дурачок, лишать себя заработка?
        - Но тогда он не стал бы ставить мне невыполнимых условий! Сама подумай! Ведь я не смогу добыть ему эту кровь «очищающую». Никогда! Я просто не смогу… И потом. Я же тебе говорю, у него не глаза были, а дыры. Черные-пречерные!..
        - Да ладно тебе! У нас вон полгорода наркоманов ходит с дырками вместо глаз. И ничего!..
        - Да?! А тогда как объяснить мое сильнейшее влечение к нему? А навалившуюся слабость?
        - Да уж! Это, конечно, с ума сойти, какая загадка! Одинокая женщина, находящаяся на пике своей сексуальности, оказывается наедине с молодым мужиком. К тому же в интимной обстановке. Откуда тут взяться влечению, непонятно!
        Так мы с моей подругой ни о чем и не договорились.
        Вечером, вся в расстроенных чувствах, я вернулась домой.
        Удивительно! Но сегодня меня никто не встречал. Вся квартира тонула в густом полумраке, и лишь из комнаты бабушки доносились громкие телевизионные вопли.
        Потихонечку заглянув, я застала такую картину.
        Старый Пляж сидела на допотопном диванчике, служащем в обычные дни спальным местом мамы. Держала на коленях подушку - большую, пуховую - одну из тех, что пирамидой возвышались на застланной бабушкиной кровати. Рядом пристроился Славик. Его вихрастая голова покоилась на подушке. А сам он то и дело нырял ручонкой в огромный пакет с кукурузными хлопьями.
        Оба - и старушка, и мальчик - с большим интересом следили за сюжетом какого-то мультика. По экрану, мирно постреливая друг в друга, метались квадратные сине-зеленые человечки. Еще вчера бабушка при виде такого зрелища ругнулась бы грязно и от души. Сегодня она любовно водила рукой по детской головке и улыбалась тому, что доставляло радость ребенку. Все ее прежние предпочтения были для нее уже не важны.
        - Привет! - вполголоса поздоровалась я.
        - Ой, деточка моя пришла! А мы и не слышим! Бабуленька встрепенулась, собралась было вскакивать, но я замахала на нее руками. Меньше всего мне хотелось бы сейчас потревожить эту идиллию.
        Мы всем скопом досмотрели мультфильм. Потом пошли ужинать. А после до глубокой ночи играли в лото. Было так весело. Старый Пляж отчебучивала нам со Славиком такие истории, которых даже я от нее ожидать не могла. Она как будто ожила. И странно, в доме опять повеяло теплом очага. Словно с появлением Славика восстановилось некое равновесие, пошатнувшееся много лет назад со смертью отца…
        Шли дни. Мама по-прежнему пропадала в Воронеже. Мы перезванивались с ней каждый день. Она говорила, что бабуся упирается рогом против Москвы, но еще чуть-чуть - и ее удастся переломить. Я бегала на работу, а по вечерам занималась со Славиком.
        Чтобы мальчик не отстал от программы, мы накупили учебников, ради чего целый день протолкались на книжном развале. Конечно, я уже боялась даже подумать, что будет, если малыша у нас отберут. Вот уже почти две недели мы с бабуленькой жили по новому расписанию. И мне и ей это было лишь в радость.
        Но дальше так продолжаться не могло. Славика нужно было устраивать в школу. Возможно, на какие-то секции. Он должен обзаводиться друзьями и вообще начинать жить полноценной жизнью.
        Поэтому однажды вечером, когда мои домочадцы удалились на просмотр сериала о битве сине-зеленых, я закрылась с телефоном на кухне. Этот звонок был очень важен. До сих пор Василий Ильич ни разу не дал о себе знать, а значит, скорее всего, он не жаждет забирать к себе сына. Моя задача - убедить его подтвердить это документально.
        Я вдохнула побольше воздуха и стала звонить.
        Через минуту в трубке послышался голос отца Славика. Я узнала его сразу, хотя не слышала уже очень давно.
        - Здравствуйте, Василий Ильич! Это Полина, - сухо произнесла я.
        - Кто?
        - Полина. Сестра вашей бывшей жены.
        - А, понял. Привет. Чем обязан?
        - Как? - У меня от удивления даже повыветрились все слова, которые я так тщательно заготовила. - Вам разве не передали, что я звонила?
        - Когда звонила?
        - Когда вы отдыхали в Египте.
        - А-а, нет. Ничего не передавали. - В голосе его появилась враждебность. - А чего надо-то? Если у нашей гордой мадам деньги закончились, то пускай сама звонит, я ей популярно все объясню.

«Вот сволочь!» - чуть не вырвалось у меня. Но я, как обычно, сдержалась. Да и не в моих интересах было срываться на ругань. Лучше договориться обо всем полюбовно. Тем более теперь, когда выясняется, что молчание Сологуба никак не связано с его нежеланием видеть ребенка.
        - Василий Ильич, - тяжело вздохнув, сказала я, - Зоя вам позвонить не сможет. Она умерла три недели назад.
        - Как… - промямлил он в полном смятении. И замолчал.
        - Вот так, как все умирают.
        - Это из-за ее болезни? - глухо, точно из склепа, прозвучал его голос.
        - Нет, причина другая. Но давайте не будем об этом…
        Я почувствовала, как у меня защипало в носу. Невозможно даже подумать, что когда-то этот человек бросил мою сестру в трудную минуту. Бросил! С небрежностью и равнодушием, когда его поддержка была так нужна! И вот теперь мне приходится с ним говорить. Хуже того, мне приходится его о чем-то просить!
        - Василий Ильич, я хотела задать вам вопрос насчет Славика…
        - А где он сейчас?
        - Сейчас он живет у меня.
        - То есть он в Москве?
        - Да…
        Сологуб протяжно выдохнул:
        - М-да, как-то все неожиданно…
        После этого воцарилось молчание. Минуту или две мой собеседник напряженно думал. Потом спросил:
        - А он может еще какое-то время побыть у вас?
        - Конечно, может, но…
        - Да вы поймите! Мне пока его некуда даже спать положить! - В трубке послышалось что-то сродни возмущению. - Мы сами живем с родителями жены и ее сестрой. Занимаем всего одну комнату! А у нас еще, между прочим, грудной ребенок! Мне же надо как-то всех подготовить!..

«Неужели! Это же именно то, что мне надо!» - успело промелькнуть в голове.
        Я перешла в контрнаступление:
        - Василий Ильич, я вот что думаю… В вашей новой семье едва ли с восторгом отнесутся к переезду Славика. Все-таки это новый человек, который к тому же требует к себе очень много внимания. Особенно теперь, после перенесенной им травмы. Это хорошо, если между ним и членами вашей семьи сложатся хорошие взаимоотношения. А если нет? Да и потом, Славику ведь нужно учиться. А маленький ребенок будет его отвлекать, будить по ночам. Может быть, стоит подумать, чтобы мальчик вообще остался жить у меня? Он здесь уже почти освоился. Ему сейчас опять куда-то перебираться, привыкать к новой обстановке будет очень тяжело. Что скажете?
        Василий Ильич тяжело засопел. Кажется, только что я здорово облегчила ему жизнь.
        - Да я чего ж… Вы, конечно, абсолютно правы. Для мальчика так было бы лучше…
        - Только есть одно но, - пока он окончательно не обалдел от счастья, поспешила добавить я.
        - Какое?
        - В дальнейшем у меня могут возникнуть сложности. Вы же знаете, у нас бюрократическое государство. Если я буду устраивать мальчика в школу или элементарно захочу оформить ему путевку в лагерь, от меня везде потребуют основания. Поэтому, если вы не против, я бы хотела официально стать опекуншей Славика.
        Сологуб призадумался.
        - А что для этого нужно?
        - От вас всего лишь письменный отказ, - как можно спокойней, сказала я. - Я, конечно, еще проконсультируюсь у юриста. Возможно, потребуются и другие документы. Но главное - это ваше согласие на то, что воспитанием вашего сына буду заниматься я.
        - Э-э-э, - Василий Ильич в нерешительности замялся, - мне нужно подумать…
        - Некогда думать, Василий Ильич! Вы же все равно ничего не теряете. Видеться с сыном вы сможете, когда пожелаете. Но Славик и так слишком много пропустил. Я бы хотела, чтобы с нового года он уже приступил к занятиям в школе.
        Тут я отчетливо услышала в трубке, как распахнулась дверь и резкий голос сказал:
«Вася, ты скоро? Иди ужинать!»
        Возможно, этот нервный окрик и сыграл решающую роль.
        - Да-да, я сейчас, - ласково и чуть виновато промямлил Сологуб, а потом снова обратился ко мне, но уже суровым, начальственным тоном: - Ну хорошо, Полина, я подпишу заявление. Позвоните мне в начале следующей недели.
        Итак, свершилось! Славик остается у нас! Теперь мне прибавлялось забот, но я была счастлива.
        Утром следующего дня, прихватив кое-какие документы (в том числе свидетельство о рождении Славика и копию свидетельства о смерти его матери), я поехала договариваться с директором детской гимназии. Мне не хотелось, чтобы мой мальчик получал образование в самой обычной школе, каких рядом с домом насчитывалось не менее трех. По моему стойкому убеждению, в наш век без углубленного изучения иностранных языков было никак. Поэтому лишние полчаса на автобусе меня не смущали.
        Директор гимназии оказалась приятной улыбчивой женщиной. Возраст свой она надежно хранила под слоем косметики. Так что я бы ей дала от сорока до шестидесяти лет. Выслушав мою просьбу, она сразу предупредила: программа у них интенсивная. «Если кандидат пройдет собеседование», она с радостью нам поможет.
        В общем и целом я осталась довольна. Чадушко у меня, конечно, ленивое, но зато послушное и смышленое. Нужно будет его только немного поднатаскать!
        Дальше мой путь лежал в юридическую контору. Я знала одну неплохую на улице Маросейке. Туда и отправилась. И хотя поход этот вырвал три с половиной часа из моего рабочего графика, но зато я получила самую подробную консультацию. Пришлось нестись на телеграф и связываться с Воронежем. Для оформления опекунства мне недоставало еще кучи бумаг.
        Ближе к обеду я наконец созрела для явки на работу. Благо, что начальство сегодня предвиделось лишь во второй половине дня.
        Уже на подступах к офису меня настиг телефонный звонок.
        - Полина, голубчик! - раздался в трубке жизнерадостный голос Олежки. - Где ты все пропадаешь в последнее время?
        - Да я уже здесь, в пяти минутах ходьбы, - заволновалась я. - А что, опять что-нибудь из каталогов пропало?
        - Нет-нет, все на месте. А ты случайно не забыла, какое сегодня число? Мне вдруг отчего-то показалось, что да.
        - 20 декабря, а что? - И тут я поняла, к чему он клонит. - Ох! - схватилась я за голову. - Совсем забыла!
        - Вот-вот, напоминаю.
        - Спасибо, Олежка! Значит, еще полчаса приплюсуй. Побегу за подарком.
        - Давай! Только не затягивай мероприятие, а то у народа уже трубы горят.
        Мы распрощались. И я, спрятав мобильник, в нерешительности остановилась посреди тротуара.
        Так. Где же здесь можно посмотреть что-то в подарок? Как назло, ни одного продовольственного магазина! А, кажется, знаю! Здесь неподалеку есть бутик джинсовой одежды. Джинсы - это как раз Оксанкина стихия!
        Я метнулась к троллейбусу и проехала по Садовому кольцу бесконечную остановку. А ведь пешком бы уже раз двадцать дошла! Увидела вывеску «Джинсовый рай». На дверях - табличка «Открыто».
        Не успела я войти, как меня атаковала бойкая девочка-мальчик с россыпью подростковых прыщиков на щеках:
        - Я могу вам помочь?
        - Да, мне нужны джинсы на высокую худенькую девушку.
        - Вам что-то из классики или можно предлагать любые модели?
        Я озадачилась. В принципе классических джинсов у Оксанки штук пять. Но захочет ли она ходить с розой на попе? Или, скажем, с дырой?
        - Нет, наверное, лучше классические…
        Продавщица жестом крупье раскинула передо мной с десяток моделей каких угодно оттенков: от бледно-голубого до черного.
        Я посмотрела, посмотрела и неожиданно пришла к убеждению, что джинсы Оксанке дарить не хочу. Куда ей еще одни? И так уже может их по миру в качестве гуманитарной помощи рассылать.
        - Нет, спасибо, - покачала я головой, - я передумала дарить подруге штаны.
        - Ну, тогда, может быть, джемпер или блузон? А что, это идея!
        Мы с моей шустрой помощницей перерыли в поисках весь магазин. Она даже не поленилась и принесла из подсобки джемпера от прошлых поставок. Среди них-то я и обнаружила то, что мне было нужно. Ярко-оранжевый, укороченный свитерок - стильный, удобный, а главное, универсальный - подходил как для повседневной носки, так и для выходов в свет.
        Оплатив покупку, я осыпала продавщицу словами благодарности. И ровно через двадцать минут уже была в офисе.
        Именинница встретила меня у дверей. На ней была незнакомая шоколадного цвета блузка и расклешенные брючки того же оттенка.
        - Ну, неужели! - воскликнула Оксанка, увидев меня.
        - Извини, зайчонок. Замоталась совсем. Поздравляю тебя! От всего сердца! - Я протянула ей красиво упакованный сверток. - Держи, это тебе! Надеюсь, понравится…
        Пока я возилась с неудобными пуговицами на дубленке, Оксанка вскрыла подарок.
        - Bay! - издала она возглас одобрения. Напялила свитер поверх своего одеяния и обернулась к сидящим за накрытым столом мужчинам. - Бона я стала кака!
        - Царица! - одобрил Олежка. - Буду называть тебя мадам Апельсин.
        - Между прочим, мадемуазель. И попрошу без намеков на наличие у меня апельсиновой корки!
        Олег широко улыбнулся:
        - Вот же охальница! Переврет любой комплимент!
        - Огучка! - ДЦА, раздувая ноздри, светился тихим счастьем безумца. - Ты помолодела лет на пятнадцать!
        Дорохова на секунду застыла. А потом, вздохнув, обратилась к Олегу:
        - Ну вот скажи мне, друг, как реагировать на подобные комплименты? Убить, что ли, его?
        - Ладно! - вместо ответа встрепенулся менеджер. - Пора открывать шампанское!
        - Точно! - Оксанка, развернувшись на каблуках, ринулась к холодильнику. - Польчик, давай к столу!.. Чижова! Хватит по аське трепаться! Ты уже всем своим любовникам надоела!
        - Я работаю! - возмутилась Ирина. - Если бы не мои интернет-связи, еще неизвестно, были бы у нас вообще заказы или нет!
        Подобные диалоги происходили между приятельницами с завидной регулярностью. И каждая по-своему была права. Дело в том, что Ирина действительно поставляла в фирму львиную долю заказов. И, как это ни странно, действительно при помощи Интернета. Она свободно входила в контакты с новыми людьми. Быстренько выявляла сферу деятельности своих оппонентов. И после этого многие из них по каким-то необъяснимым причинам шли на сотрудничество с продюсерским центром. Как было в случае с мебельщиком Геной. Однако зачастую, если среди собеседников Ирины встречались обеспеченные мужчины или хотя бы молодые люди с перспективами, она непременно оказывалась с ними под одним одеялом. Эти романтические свидания могли как иметь продолжение, так и нет. Но в любом случае я была принципиальной их противницей.
        Как можно? Она ведь ничего не знает об этих мужчинах! А вдруг среди них окажется сексуальный маньяк? Извращенец! Убийца, в конце концов! Безобразие…
        - Ира! - доставая из морозилки запотевшую бутылку шампанского, сказала Дорохова. - Трудоголичка ты моя! Завязывай с работой! Пятница на дворе. К тому же мы ограничены по срокам. Нам нужно до приезда начальства уговорить три бутылки. Али тебе повод нехорош?
        - Да-да, я сейчас, - нервно откликнулась Ирка и еще более нервно задолбила по клавишам. - Разливайте пока!
        Олежка, уступив мне свое кресло, перебрался на стул. Поблагодарив его, я уселась. Угостилась со стола суховатым салями и стала наблюдать, как ДДА пытается откупорить принесенное шампанское. Впихнув его между колен, он буквально рвал с горлышка золотую фольгу. Пальцы его не слушались, обертка расползалась на лоскуты. И лично мне было неясно, то ли ДДА был скрытым алкоголиком, и так проявлялось его нетерпение, то ли нервничал из-за близости именинницы, которая бесцеремонно расположилась рядом с ним на диване.
        - Так, Алексей, ты позволишь? - Оксанка в конце концов отобрала у него бутылку. - Я не хочу остаться без глаза.
        Она втиснула многострадальное шампанское в руки менеджера, и тот в мгновение ока справился с задачей. Держа бутыль на весу, Олежка спросил:
        - Вам с салютом или без?
        - С салютом, с салютом! - наперебой заголосили мы с Дороховой.
        Тогда ловкач бабахнул пробкой, и по нашим не слишком праздничным бокалам полилось пенное вино.
        - Ира! Твою мать! Долго тебя еще ждать? - закричала Оксанка стихами.
        - Уже бегу! - Чижова вскочила, стоя допечатала остаток фразы и, с грохотом роняя что-то со столов, понеслась через всю комнату к нам. - Бегу, бегу!.. Золотко мое! - полезла она с поцелуями к имениннице, на что та брезгливо отстранила лицо. - Давай выпьем за любовь! Пусть в твоей душе всегда царит это прекрасное чувство!
        Все одобрительно загудели. Стали чокаться, расцеловывать Оксанку. Потом ЯДА по просьбе Ирины включил музыку. И мы стали методично наедаться и напиваться. До пяти часов времени оставалось все меньше.
        - Господа, господа! - После очередной байки Олега застучала Дорохова ложечкой по стакану. - Прошу минуту внимания! Хочу сделать всем присутствующим официальное приглашение! Встречаемся завтра в одиннадцать часов утра возле метро «Медведково». Праздник продолжится в большом комфортабельном коттедже на берегу Клязьменского водохранилища. Отказы не принимаются!..
        - Ура! - во всю глотку заорала непосредственная Ирина, но тут же осеклась. - Ой, а ко мне же завтра Витька собирался…
        Витька, или по-нашему Витек, был давнишним ухажером Чижовой. Что-то вроде ДДА № 2. Лишенный всякой надежды, он, тем не менее, оказывал Ирке всестороннюю помощь. Чего бы то ни касалось: работы или самой банальной закупки продуктов. Оксанка, конечно, дрянь-человек Прозвала его Мачо. Я-то думала, это от душившего ее скептицизма. Но все оказалось куда прозаичней. «Мачо» родилось при просмотре очередной юмористической передачи. Как знойный эквивалент тусклому «чмо».
        Диву даюсь! До чего же Дорохова не уважает людей!
        - Ну и?.. - не поняла Оксанка. - Ты хочешь сказать, что не поедешь?
        - Не знаю. - Ирка пожала плечами.
        - С ума, что ли, сошла? Я там такую кампанию развернула: с сауной, с шашлыками, с пейнтболом. А она не знает. Позвони Витьку и скажи, что ты уезжаешь!
        - Да? - Ирка все еще колебалась. - Ну ладно! В конце концов, жила же я как-то без микроволновки. Поживу еще чуть-чуть. Правильно? - И она громко расхохоталась собственной находчивости.
        - Огучка, а меня ты тоже приглашаешь? - вкрадчиво спросил ДДА.
        Оксанка опешила.
        - Ну а как же, Лешенька! Я же сказала: «всех присутствующих», - ласково проговорила она. - Я, конечно, понимаю, что ты у нас частично отсутствуешь, потому что разум твой где-то там, подле великого Джидая. Но все-таки…
        - Ты уже пьяная, Огучка, - слегка порозовев, улыбнулся дизайнер.
        - Скажите, пожалуйста, какие мы проницательные! - скорчила Оксанка смешную рожицу. - Да, я пьяная! Пьяная, сильная, земная женщина! У которой сегодня, между прочим, день рождения. А ты, житель космоса, даже не мог подарить ей такую пустяковинку, как миелафон.
        - Какой миелафон? Что это?
        - Вот тебе раз, Лешик! У тебя на орбитальной станции «Гостью из будущего», что ли, ни разу не показывали? Ну, это такая коробочка для чтения чужих мыслей.
        Пока Оксанка объясняла, я обратила внимание на лица двух других участников застолья. Олежка, сложив руки на животе, сотрясался беззвучным смехом. По его пухлым щекам градом катились слезы. Абсолютно же красная Ирка с восторгом и любопытством переводила взгляд то с Оксанки на ДДА, то наоборот. При этом она для чего-то водила по губам растаявшей шоколадкой.
        Да, похоже, из всех собравшихся только я еще сохраняла трезвость ума. Впрочем, это и понятно - я до сих пор тискала в ладонях свой самый первый бокал шампанского. Жидкость в нем стала теплой и совершенно непригодной к употреблению. Но я вовсе не стремилась напиваться наравне со всеми. Мне сегодня еще предстояло заниматься со Славиком английским языком.
        Чуть позже дошло до того, что Ирка, сняв туфли, принялась подпрыгивать на диване. Оксанка шипела на ухо ДДА в свернутую газету какие-то позывные. На что тот выдавливал из себя скупой хохоток и бодался. Олег же все утирал белоснежным платком непокорные слезы.
        Однако ровно без четверти пять наш бдительный менеджер сделал серьезное лицо и сказал:
        - Друзья мои! Час икс приближается! Не пора ли освободиться от тары?
        - Пошли все в жопу! - продолжала в одиночестве буйствовать Ирка. - Долой, ненавистную таловщину! Долой сухой закон! Алкоголики всех стран, соединяйтесь!
        Все остальные, включая меня, тихо поднялись. Соскребли со стола объедки и пустые бутылки. И вынеся все за пределы офиса, пошвыряли позвякивающие пакеты в мусорный бак.
        Смеркалось. Мы вчетвером стояли на крылечке, и под мой оживленный рассказ об утренних похождениях курильщики мирно тянули свой никотин. Олежка, заметив, что я выскочила в одном платье, накинул мне на плечи свое короткое пальтецо. И стоял теперь, переминаясь с ноги на ногу, явно дожидаясь скорейшей развязки.
        Тут из-за поворота, ослепляя неоном фар, вывернул знакомый «джип».
        - Так, ребята! Готовность номер один, - скомандовала Оксанка. - Лешка! Олег! Быстро снимайте Чижиху с дивана! Если окажет сопротивление, бейте тяжелым по голове. Мы с Полей попробуем задержать врага!
        Мужчины беспрекословно исчезли за дверью. А мы с моей подругой заняли позу сплетничающих девчушек. Высунув один глаз из-за дороховского плеча, я вела за начальством скрытое наблюдение.
        - Ну что, идут? - сквозь сжатые зубы процедила Оксанка.
        - Нет пока. Из машины вылезли, но Вероника говорит по мобильному.
        Воспользовавшись заминкой, Дорохова потихоньку заглянула в приоткрытую дверь.
        - Е-о-о! - схватилась она за голову. - Эта рехнутая там курит!
        Не успела я ничего ответить, как увидела, что в хвост таловскому автомобилю пристраивается еще одна громадина. Из нее, спустя минуту, показался высокий человек в длинном пальто нараспашку. И к своему ужасу, ликованию и не знаю чему еще, я узнала в нем Всеволода!
        Все трое неспешно направились к нам. А я вдруг подумала, что уже успела забыть, какой он огромный! И что сухонький Талов на его богатырском фоне смотрится почти лилипутом.
        Чем ближе они подходили, тем сильнее качалась земля под моими ногами. Туда-сюда, туда-сюда. Еще немного - и я испугалась, что упаду. Схватила Оксанку за пальцы. Она, поняв, что что-то не так, обернулась.
        В этой скульптурной композиции мы и застыли. И, наверное, со стороны выглядели жутко комично. Потому что, подойдя, Миша хрипло хохотнул:
        - Что это с вами?
        - Добрый вечер, - первой пришла в себя Оксанка. - А мы все смотрим, вы это или не вы…
        Миша захохотал пуще прежнего, а Вероника раздраженно сказала:
        - Прекратите валять дурака, Оксана! Сейчас не до ваших шуточек.
        Всеволод, казалось, был смущен не меньше нашего. Кашлянув в кулак, он произнес всего одно слово:
        - Здравствуйте.
        - Здравствуйте, - тихим эхом ответила я. И мне вдруг на мгновение почудилось, что, кроме нас двоих, нет никого в целом мире.
        Тут, как на грех, в дверях показалась взъерошенная голова ДДА.
        Небрежно кивнув руководству, он изрек громким поставленным ГОЛОСОМ:
        - Огучка! Тебя просили перезвонить домой!
        Ах, это он подает условный сигнал! Чижову удалось привести в относительный порядок!
        - Огучка? - удивленно переспросил Всеволод. - Как это понимать?
        - Не обращай внимания, - отмахнулась Вероника, когда голова убралась назад. - Как и все одаренные люди, наш дизайнер немного того.
        Мы гуськом прошли в помещение.
        Ирка вела себя очень прилично. Лозунгов не выкрикивала. Только безобидно подбрасывала кверху маслину и пыталась поймать ее ртом. Олежка, приготовив себе парочку бутербродов, ждал, пока в кружке остынет чай. ЯДА скучливо пережевывал сельдерей.
        Застав такую картину, Вероника моментально пришла в ярость.
        - Что это за бардак? - кричала она. - По какому поводу гулянка? Ирина, вы пьяны!
        Все происходило, точно во сне. Весь этот шум, переполох не имели для меня никакого значения. Я видела только его. Как он стоит, заложив руки за спину, и с легкой усмешкой осматривается по сторонам. Глаза наши встретились, и в моей охмелевшей от счастья душе неожиданно возникло смятение.
        Что же я бездействую? Нужно же делать что-нибудь! Вот сейчас он уйдет, и что? Я опять останусь у разбитого корыта?
        - Вы что, курили в офисе? - билась в припадке начальница. - Почему пахнет дымом?
        - Милая, да успокойся ты, - пытался урезонить ее Михаил.
        - Вероника, простите, - смело выступила вперед Оксанка, - мы немного отметили мой день рождения. Сейчас непременно все уберем.
        Эти слова внезапно произвели положительный эффект. Истеричка тут же успокоилась и удивленно спросила:
        - У вас день рождения?
        - Что же вы раньше-то не сказали, Оксана? - подхватил ее кавалер.
        А Всеволод!.. Мой любимый, обожаемый Всеволод!.. Он окинул Оксанку таким взглядом! Долгим, ностальгическим, страстным! Ах, если бы хоть когда-нибудь он скользнул этим взглядом по мне!.. Ну, ничего, я добьюсь! Он будет любить лишь меня. Меня одну. И впредь я не уступлю этот взгляд ни одной женщине мира! И в особенности моей ближайшей подруге!
        Нужно было только выбрать момент. Благо, что начальство не торопилось уводить от меня моего ненаглядного. Выяснилось, что в Мишином баре хранится с десяток эксклюзивных напитков, которые он припас для особого случая. Все согласились с ним, что сегодня как раз такой случай. И вскоре пьянка перешла на новый виток.
        Странно, но никто не чувствовал себя скованно в присутствии высокопоставленных чинов. Разве что сама именинница. Она сидела притихшая, совсем на себя непохожая. Да еще Лихоборский. Он тоже почти не принимал участия в разговорах. Остальные же с пылом схлестнулись в обсуждении многочисленных тем. Даже ДДА и тот без конца вворачивал меткие реплики, на которые, впрочем, никто не обращал никакого внимания.
        И вот я сочла, что момент наступил. А именно - публика снова усугубляла во здравие именинницы, в связи с чем наступило затишье. Я непринужденно воскликнула:
        - Как хорошо мы сидим! Можно я сделаю фото на память?
        Эта идея показалась собравшимся настолько удачной, что Вероника самолично сходила наверх и вернулась оттуда с дорогущим цифровым аппаратом, который имелся у нас на случай постановочной фотографии.
        Все вышло даже лучше, чем я ожидала. Я-то думала, что максимум, на который можно рассчитывать, - это смазанная картинка у меня на мобильнике. Но народ позировал вдохновенно и много. И только Оксанка и Всеволод в каждом кадре выглядели отрешенными, как раковые больные.
        Глава 7
        ПОЛЕЗНЫЙ РОДСТВЕННИК
        Этот вечер закончился странно. Именинница сбежала с собственного дня рождения. Но почти никто из гостей этого не заметил. Только двое - Всеволод и я, мы оба как будто осиротели с ее уходом. Наверное, доля его тоски перекинулась на меня. Точнее, не так. Я каждой клеточкой ощущала, как ему тошно. И от этого мне стало тошно самой.
        Мы вышли на воздух. Он сам предложил.
        - Покуришь?
        - Давай.
        Зачем я согласилась? Видимо, спьяну.
        Я помню, как уже однажды пробовала вкус сигарет. Это было давно. Как раз когда умер отец. Я хватала из пачки оставшиеся после него дешевые папироски. И курила, курила, одну за другой. Но тогда я не чувствовала вообще ничего.
        Теперь от первой же затяжки у меня голова пошла кругом. Я вцепилась в перила, не в силах понять, где ступени, где небо, где Всеволод.
        - Ты чего? Тебе плохо, что ли?
        - Да, что-то голова закружилась.
        Он вынул сигарету из моих пальцев и бросил в урну.
        - Если не куришь, лучше не начинай!
        Мы помолчали. Вернее, молчали мы долго. Он стоял ступенькой ниже меня, и я думала, что ничто не мешает нам слиться сейчас в поцелуе. Пусть бы даже это был поцелуй утешения. Я надеялась. Я ждала. Я сходила с ума от желания коснуться ртом его губ. Всего лишь коснуться. Легко и невинно. И мне бы не пришлось для этого приподниматься на цыпочки.
        Но Всеволод на меня не смотрел. Задумавшись, он курил и все прикусывал губы, о которых я так страстно мечтала.
        - Зачем ты сказала? - наконец спросил он.
        Так я и знала! Так и знала, что он об этом заговорит! Ну почему? Почему? Ведь за это время можно было забыть! Нужно было!
        Я едва не закричала ему об этом в лицо, но, столкнувшись со взглядом, неумолимо далеким от моих душевных переживаний, я только ответила:
        - Прости меня, я проболталась случайно.
        Он вздохнул. С безнадеги незло чертыхнулся. И больше ничего не сказав, размашисто зашагал прочь.
        - Всеволод! - окликнула я.
        Но он, не оборачиваясь, воздел руку вверх, как бы говоря: «Довольно, я все понял».
        Ночью, закрывшись на кухне, я вырезала с распечатки его фотографию, приговаривая:
        - Ты ничего не понял! И никогда не поймешь! Я - твоя женщина! Я! Я! Это выше тебя. Выше твоей нафантазированной любви. Ты и сам не заметишь, как постепенно мой образ вытеснит ее из тебя. Скоро с глаз твоих упадет пелена. И ты увидишь, КТО та единственная избранница, предназначенная тебе судьбой.
        Я напоминала себе самой буйно помешанную. Да, в сущности, я, наверное, таковой и была. Всю ночь я металась, как маятник, от стены до стены, не в силах дождаться утра. Я не могла дождаться того момента, когда приговор будет приведен в исполнение.
        Да-да! Сальвадор именно так и сказал в нашу с ним первую встречу: «Принесите мне любую вещь: платок, волосинку, да хоть козявку из носа. И я приворожу к вам кого угодно.
        Но если вы хотите заполучить мужчину на всю жизнь, мне непременно нужна фотография…»
        В магической комнате все было абсолютно так же, как прежде. Только добавились две витые свечи - красная и белая. Они были необходимы для проведения сегодняшнего ритуала.
        Колдун все тянул. Сидя напротив, он внимательно изучал изображение Всеволода. Хмурился, тер подбородок. В конечном счете изрек.
        - Ну что ж, Полина, сейчас мы с вами произведем один из мощнейших приворотов. А следовательно, один из самых дорогостоящих. Но прежде чем вы отдадите мне деньги, я хотел бы сказать вам пару слов относительно самого приворота, а так же предупредить о его возможных последствиях. Потом я дам вам время подумать. И либо вы отказываетесь, либо соглашаетесь. Но решить нужно будет сегодня. Иначе мы упустим убывающую Луну. Согласны?
        Я кивнула.
        - Итак… - Маг удобно откинулся на подушках. В пальцах его звонко щелкнули костяные четки. - Прежде всего хочу, чтобы вы понимали, приворот - это не любовь. Это всего лишь неосознанная тяга привороженного к вам. Не вдаваясь в подробности, скажу только, что у каждого человека есть семь энергетических центров, так называемых чакр. Воздействуя на них, можно как угодно манипулировать эмоциями объекта. Стимулировать или, наоборот, притуплять желания. Изменять его отношение к каким-либо событиям или людям. Это понятно?
        Я сделала еще один утвердительный знак.
        - Хорошо. Идем дальше. - Колдун слегка сощурился, поглядев на свечу. - Любой приворот - это подавление воли. И привороженный будет подсознательно чувствовать, что именно вы осуществили над ним это насилие. Его будет тянуть к вам, но это не значит, что он не сможет вас возненавидеть. Эта адская мука, поверьте мне! Когда физически невозможно обойтись без человека, которого ненавидишь.
        Я заерзала. Слова чародея ранили меня в самое сердце.
        - Но и это еще не все! - зловеще продолжал Сальвадор. - Приворот может изменить любимого вами мужчину до неузнаваемости. Он может стать неадекватным, психически неуравновешенным. У него могут появиться проблемы с алкоголем и со здоровьем. И самое главное! Пути назад уже не будет. Приворот нельзя снять никакими психологическими способами. Его можно лишь купировать на непродолжительное время. Но и только. Так что думайте, Полина. Я вас не тороплю.
        Я сидела, обложившись подушками, и пребывала в полной растерянности.
        Как же так? Я надеялась, что после сегодняшней сделки моя жизнь наладится к лучшему. Я стану любима самым желанным человеком на свете. А теперь получается, что я опять попала пальцем в небо?
        - Сальвадор, милый! - взмолилась я. - Неужели все так ужасно? Вы же говорили лишь о возможных последствиях!
        - Я и не отрицаю. Все эти побочные действия могут как проявиться, так и нет. Точно так же, как при приеме лекарств. Все зависит от переносимости их организмом. Но… - он слегка подался вперед, - риск всегда имеется.
        Я призадумалась.
        Глядя, как быстро-быстро бегают четки в тонких натренированных пальцах, я взвешивала все «за» и все «против».
        Что, если Всеволод, действительно, меня возненавидит?.. Ну и что с того? Он и сейчас-то недалеко от этого ушел. Мягко говоря, он меня недолюбливает. Зато в физическом плане он уже не сможет без меня обходиться. И это, что ни говори, огромный плюс… Да! Но какое право я имею наносить ущерб его здоровью? Благополучию? Хотя, с другой стороны… ведь тысячи женщин делают на своих возлюбленных привороты и ничего… Стоп! Но надо мной тяготеет проклятие! Что, если, связав его и себя неразрывными узами, я обреку его на… Но я хочу его! Я хочу его! Так хочу!
        - Ну что ж, - медленно и тихо, как бы самой себе, проговорила я, - риск - благородное дело…
        - Иными словами, вы согласны, - уточнил Сальвадор.
        - Я согласна.
        - Прекрасно! Тогда приступим!
        Он живо поднялся. Перенес в центр две заготовленные на подставках свечи. Зажег их, подержал над ними ладони, будто бы согревая. А после взялся за фотографию.
        - Как его имя? - каким-то измененным голосом осведомился колдун.
        И от этого голоса у меня по спине вдруг побежали мурашки.
        - Все… Всеволод, - заикаясь, ответила я.
        Больше вопросов не последовало. Маг настоящим гусиным пером подписал что-то на обороте. И, взяв иглу с толстой красной ниткой, начал прошивать изображение, бормоча себе под нос какие-то заклинания. Я только однажды смогла разобрать несколько слов - «как нитка за иголкой»… И все!
        Дальше колдун сделал несколько заключительных стежков. Обрезал нить и оба ее конца связал тремя крепкими узелками. Перекрестил их левой рукой. И сверху капнул воском от красной свечи. Молвил:
        - Да будет так.
        Вся процедура заняла не более пятнадцати минут. Я даже не успела подумать о том, что где-то, на другом конце города, моему привороженному уже попали в глаз и сердце маленькие соринки. Из-за них он будет узко видеть и чувствовать. Как будто смотреть в бинокль, направленный только в мою сторону.
        - Возьмите, - протянул колдун заговоренный снимок, - храните как зеницу ока. И помните! Эту фотографию никто не должен увидеть. В особенности тот, кто на ней изображен.
        Абсолютно лишнее предостережение. Я и сама хотела упрятать этот предмет так далеко, насколько возможно. Как говорят, избавиться от свидетеля. Свидетеля моей нечистоплотной игры и совершенного акта насилия.
        По дороге обратно я испытывала смешанные чувства - страх, отчаянье, стыд. Но в то же время было и чувство великой надежды, великого ожидания, что вот теперь, в этот самый день и час, я стала неотъемлемой частью его души. Кто знает, какими глазами он посмотрит на меня при нашей следующей встрече? Кто знает?..
        К берегам Клязьменского водохранилища я добиралась витиевато, со множеством пересадок и восьмикилометровым крюком.
        Четко поняв, что не успеваю к назначенному времени в «Медведково», я отправила Оксанке сообщение. В ответ она прислала мне подробное описание маршрута. Но я конечно же перепутала и номер автобуса, и название деревни, от которой нужно было идти пешком. В результате очутилась среди сказочно живописных теремков, служащих моей конечной остановкой, примерно часа в три пополудни.
        Территория здесь была небольшая, но очень приятная. Даже при столь неопределенной погоде, когда снега все еще не нападало вдоволь, чтобы укрыть густым ровным слоем поля, пригорки и крыши дальних домов, над которыми едва различимо клубился дымок.
        Впрочем, по всем показателям это могло произойти уже сегодня. Все время, что я провела в дороге, мела метель. Сначала падали всего лишь хиленькие крупинки. Но чем ближе подбиралась я к подмосковному курорту, тем гуще становились гонимые ветром снежные хлопья.
        Теперь заблудиться было уже почти невозможно. Всего несколько коттеджей здесь имели второй этаж. С синей же черепичной крышей стоял и вовсе один. Вскоре я увидела его, уютно примостившегося в окружении сосен и елей. Иные домики были все больше одноэтажные. В стиле русских избушек XXI века. Везде пластиковые пакеты на окнах. Кое-где даже спутниковые антенны. Крыши опять же в русских селеньях никогда не отличались такой насыщенностью цветов. Но в общем все было достаточно мило.
        Особенно мне понравился каток, который по вечерам наверняка освещался теми фонариками, что были натыканы везде по периметру. Очень красиво! Да! И еще елка! Огромная, пушистая, вся в красно-бело-синих игрушках и мишуре. Сразу появилось новогоднее настроение.
        И вот я, вся такая праздничная, заметенная снегом с головы до пят, как заплутавшая Снегурка. С огромным красным пакетом, в котором лежала всякая всячина, начиная от моего сменного костюма и завивочных щипчиков и заканчивая бутылкой вина и конфетами. Остановилась на пороге коттеджа № 11. Надавила на малюсенькую кнопку в надежде, что этой крошке удастся перекрыть рев российской попсы, доносящийся до моих ушей изнутри. И, как ни странно, все получилось.
        Через минуту передо мной предстала одна из двух кузин именинницы.
        Юлю (или Юляшку) я знала чуть ли не с пеленок. Во всяком случае, виделась с ней не раз и не два. Для меня она всегда была эталоном нравственности и чистой, тургеневской красоты. И едва ли я сама хотела выглядеть в глазах Юляшки малообразованной дубиной. Но, как ни прискорбно, это однажды произошло. Хорошо хоть, тогда опростоволосилась не я одна, а на пару с Дороховой. А получилось так.
        Когда-то в далекие-далекие годы, когда в Москве только еще открылись первые коммерческие палатки и на прилавках как-то в одночасье появилось сразу много всего: непонятного, импортного, не завернутого в бумагу из-под селедки, а ярко и хорошо упакованного, мы с Оксанкой сразу же пристрастились к соленым орешкам. Это сейчас они стали арахисом, потому что им составили конкуренцию прочие разновидности. А тогда были просто орешки. Мы их очень любили. Они были такими вкусными. Особенно если не посыпать их специальной черной приправой. Но мы с Оксанкой, как и подобает гражданам России, привыкли доверять зарубежным поставщикам. Раз полагается приправа, значит хочешь не хочешь, а потребляй. Может, она пищеварение улучшает!
        И вот как-то раз накупили мы с Оксанкой орешков, высыпали в большую тарелку. Засыпали черным, улучшающим пищеварение, порошком. Сидим, трескаем. А тут как раз Юляшка приезжает. Мы ей - угощайся, мол, гостьюшка дорогая! А Юляшка, она вся такая, ну, как иголочка, - уколет, а вроде свою работу сделала. Не придерешься! Вот она подцепила один орех своим ноготком. Повертела, повертела - и спрашивает:
        - А чем это вы их таким странным посыпаете?
        - Как чем? - Оксанка аж на стуле подпрыгнула. - Ну и серая же ты, Юлька! Это ж приправа специальная! Чтобы тяжести потом в желудке не было!
        - Да? А где вы ее взяли?
        - Нигде не брали! Она вместе с орешками продается. - Оксанка не побрезговала, залезла по локоть в мусорное ведро. - Вот, смотри! Она в таких пакетиках прилагается!
        Юляшка, конечно, виду не подала. В этом она вся.
        - Странные люди, - говорит, - эти иностранцы. Зачем-то пишут на пакетиках с приправой «Донг ит», что значит «Не использовать в пишу». А может, это не совсем приправа? А такой специальный состав против попадания влаги внутрь?..
        Ну да, разумеется, я потом тысячу раз видела такие пакетики. В коробках из-под новой обуви, например. Или еще из-под чего-нибудь, что не имеет решительно никакого отношения к тяжести в желудке.
        В общем, как ни крути, а очень может статься, что именно Юляшке мы с Дороховой обязаны тем, что до сих пор еще не склеили ласты от нехватки воды в организме.
        - О! Полина, привет! - радостно воскликнул при виде меня белокурый эталон. - А мы как раз тебя вспоминали.
        - Привет, Юленька! Сколько лет, сколько зим! Мы обнялись.
        - Балагура! - вылетела в прихожую Оксанка. - Ты через Кемеровскую область, что ли, добиралась?
        - Нет, зайчонок. Просто я, как всегда, умудрилась заблудиться.
        - Ну ладно, вы тут разбирайтесь, - отступила Юляшка. - Я пошла дорезать салат.
        Пока я раздевалась, Оксанка стала жаловаться:
        - Блин, Олег столько еды наволок! Не знаю, кому скармливать. У нас же всего трое мужиков. Причем ЯДА наверняка питается эльфийскими хлебцами.
        - Ну, сами съедим. Нас всего сколько человек?
        - Да я чего-то никак не соображу, - призадумалась Оксанка. - Ну смотри. Трое мужиков и мы - пятеро. Плюс Юляшка с Алинкой - семеро. Чижиха - восемь. И еще, наверное, часам к семи подгребет Мурашова.
        - О господи!
        - Да-да, твоя любимица.
        Тут какой-то умник, видимо, страстный поклонник Верки Сердючки, врубил музыку на полную катушку, и нам пришлось перейти на повышенные тона.
        Оксанка, сложив ладони рупором, прокричала:
        - Потом, поспорим, консьерж!
        Какой еще консьерж? И что он должен делать потом? Петь, что ли?
        - Чего?
        Тогда она крикнула мне уже в самое ухо:
        - Пойдем, говорю, посмотрим коттедж.
        - А-а, - обрадовалась я, что никаких посторонних людей не предвидится, - идем!
        - Сейчас, погоди, только почки кое-кому опущу. Оксанка ненадолго исчезла, и вскоре мощь Сердючкиного голоса заметно ослабла.
        - Блин, вроде не пили еще! - вернулась именинница слегка раздосадованная.
        - А кто это там шалит?
        - Да Гарик с Чижовой! У них уже стриптиз-шоу на повестке дня.
        - Слушай, а ты не ревнуешь? - поднимаясь вслед за Оксанкой на второй этаж, спросила я.
        - Кого, Гарика? - как будто даже удивилась она. - Его невозможно ревновать. Он слишком любит покрасоваться на публике, для того чтобы вести себя как-то иначе… Ну вот, смотри, это общий зал. Он же, по совместительству, бильярдная комната. Вот там и вот там - две спальни. Но они, к сожалению, уже заняты…
        Покончив с осмотром коттеджа, я пришла к убеждению, что мне здесь определенно нравится. Во всяком случае, от такой мебели да и некоторых дизайнерских решений я бы и у себя дома не отказалась.
        Поселилась я в одной из трех спален на первом этаже. Она была единственной, которая до сих пор еще пустовала. Комнату слева занимали ДДА и Олежка. А в расположенной в противоположном крыле, по соседству с кухней, я обнаружила вещички Чижовой. Но к ней я подселяться категорически не хотела. Вдруг она и здесь умудрится обзавестись, как она их называет, респектабельным дядечкой.
        Пока что наш коллектив делился на две группировки: работающих и отдыхающих. Первые гомонили на кухне. Вторые - в гостиной. Подумав, я примкнула к команде трудящихся.
        Здесь всем заправлял Олег. Он сам разделывал мясо. Сам готовил для него какой-то сложный соус. Раскладывал ингредиенты для каждого отдельного блюда, чтобы нам оставалось их только помыть, почистить, порезать и уложить на тарелку. Ну и, разумеется, мы были на подхвате у нашего штурмана по первому зову.
        - Поля! Передай мне масло, пожалуйста! Не это, оливковое!..
        - Оксана! Нож! Самый острый, какой найдешь!
        - Этот сгодится?
        - Пойдет!
        - Юля! Будьте добры мне вот эту приправу!
        - Эту? А она не прилагалась к мясу?
        Только Алина - сама себе голова. Знай строгала не выходящий из моды «оливье».
        С этой Оксанкиной родственницей, второй по счету кузиной, я познакомилась не так уж давно. Всего пару лет. Но она сразу внушила мне искреннюю симпатию. Своим жизнелюбием, заразительным смехом. А главное, своей прямотой. Алина была из той породы людей, которые не терпят полутонов. Черное, значит, черное. Белое, значит, белое. И в ситуации, когда можно было бы обойтись прозрачным намеком, она скажет прямо: «Вы знаете, а у вас на шубе сопля!»
        В отличие от двух своих сестер Алина была дамой замужней, хотя на целый год моложе обеих. И у нее имелся десятилетний сын. Вот с кем я мечтала отвести душу. Порасспросить, что там у них и как чем они увлекаются, чем живут и чем дышат. Ведь теперь у меня тоже есть сын! Ах, как это гордо звучит! До сих пор не привыкну. Теперь я найду общий язык со всеми мамашами мира!..
        Но только не теперь. Теперь настало время всем садиться за стол.
        Разумеется, каждая из прелестниц входила в гостиную, выглядя уже совершенно по-новому.
        Я, например, распустила волосы и переоделась в джинсовый сарафан с укороченной юбкой. Ирка влетела вся в белоснежно-летящем и сразу стала наваливать себе
«оливье». Юляшка с Алиной появились в дверях, степенно беседуя. Им, кажется, было наплевать на вконец оголодавших мужчин. Обе выглядели ультрамегасовременно. Юляшка - в каких-то коротких подштанниках, со сборками по бокам. Алина - в светло-сером приталенном пиджаке, застегнутом всего на одну большущую пуговицу. Последней в комнату вошла именинница. На ней было лиловое платье, открывшее разом и спину, и всю левую сторону от бедра. Своим появлением она вызвала шок ДДА и недосказанное
«Ну, Пампушка…» у Гарика.
        Впрочем, и тот и другой очень скоро приобщились к поеданию разносолов, которыми благодаря Олежке изобиловал праздничный стол.
        Оксанка и Гарик сидели с торца, как жених и невеста. Он то и дело произносил слова в ее честь. Например:
        - Я безумно счастлив, что судьба свела меня с этой умной, красивой, обворожительной женщиной! И я хотел бы, чтобы и она была счастлива рядом со мной. Чтобы она была просто счастлива. Любима всеми нами и всеми ими. Теми, кем она еще хотела бы быть любима. Словом… за тебя, Пампушка!
        Все выпивали и наполняли по новой. Только ЯДА после каждого выступления Гарика демонстративно отставлял рюмку и уходил курить. Тостов было сказано столько, что у Оксанки уже должны бы были вырасти крылья и нимб над головой. Мне лично очень понравились слова Юляшки, которая пожелала сестре найти себя в этой жизни. И карабкаться! Карабкаться вверх! К самой заветной своей мечте…
        А потом вдруг Оксанке на телефон раздался звонок. И все замолчали, стали прислушиваться. Хотя, наверное, в душе каждый понимал, что это бестактно.
        - Нет-нет, плохо слышно! Я просто не разобрала, кто это?.. Ой, Толя! С ума сойти! Толик, ты откуда? В Москве?.. Чем я занимаюсь? Да вот справляю одно знаменательное событие… Ага, угадал!.. Ну, спасибо! Нет, не восемьдесят четыре. Всего лишь семьдесят девять. Что говоришь? Плохо выгляжу? Слушай, Грязнов, я вот не пойму, на тебя хамеж, что ли, напал? И вообще, нечего мне деньги выговаривать! Приезжай, давай! Да мне наплевать на твои планы на вечер! Приезжай, говорю! Адрес я тебе эсэмэской вышлю. Я же могу это сделать на определившийся номер? Ну, все, сейчас пришлю. И только попробуй не приехать!
        Как только Оксанка разъединилась, Гарик ревниво спросил:
        - И кто у нас Толик?
        - Скоро узнаешь, - беспечно отозвалась Дорохова, щелкнув Гарика по носу.
        Но он сердито увернулся и обратился в толпу.
        - Ну что, может быть, еще по одной?
        - Разумно! - отозвался Олег.
        Однако заинтриговавшая Гарика личность не давала покоя и всем остальным.
        - Ой, а я знаю! - воскликнула Юляшка. - Это же, наверное, отпрыск той самой восхитительной женщины?
        - О, да! - подтвердила Оксанка. - Женщины с большой буквы «Ж» и окончанием ОПА!
        Тут и меня наконец осенило.
        - Это сын тети Ринаты? - Угу.
        - Погодите, девчонки! А вы разве все между собой не родственники?
        - Слава тебе, господи, - закрестилась прямолинейная Алина, - бог уберег от таких родственничков! Я бы, наверное, повесилась на первой же березе.
        - Мы с Оксаной по материнской линии. А Толик - по линии отца, - объяснила более обстоятельная Юляшка.
        - Ясно.
        Тут послышался голос Ирины:
        - А он как из себя, вообще, видный дядечка?
        - Ну, так, - повела глазами Оксанка, - я бы сказала, видный. Во всяком случае, росту он такого, что издалека видать.
        Постепенно интерес к Толику угас. И вновь развеселившийся Гарик принялся потешать народ.
        Сначала он показал фокус с чайным пакетиком. Жутко глупый и невероятно смешной. Потом взялся за гитару и исполнил ряд пошлейших песен. Я запомнила только припев одной из них. Слова такие: «Эх, Настя, подари нам счастье». Повторяются они раз по пятнадцать при каждом попадании Насти в мужскую компанию.
        А после, когда на душу каждого присутствующего пришлось уже достаточное количество алкоголя, настал час стриптиз-шоу.
        Я, конечно, хотела сразу же встать и уйти, но Оксанка удержала меня, сказав, что такого я больше нигде не увижу. Поддавшись общему ажиотажу, я принялась помогать задергивать шторы. Расчищать стол от посуды. Зажигать для действа бенгальские огни.
        И вот грянули пугающие аккорды (это Олежка поставил диск с музыкой Вангелиса). И на подиум взошел Гарик, обмотанный простыней.
        - Я моль! - полным трагизма голосом выкрикнул он. - Я большая белая моль!
        Он рывком раскинул руки вместе с зажатой в них простыней (очевидно, символизирующей крылья). И предстал нам облаченным в полосатое трико.
        - Брак! Фальшивка! - заорала Ирина. - Мы хотим тело! Подайте нам тело!
        - Тело! Тело! - стали скандировать прочие дамы. И я тоже громко пискнула: - Тело!
        Олег улыбался всему происходящему. ДДА смотрел исподлобья, кусая усы.
        Моль облетела стол по периметру и откинула крылья прочь. Как-то так получилось, что в этих самых крыльях запутался ДДА. И ненадолго сеанс был прерван его злобной возней. Потом Гарик, извиваясь самым кошмарным образом, исполнил несколько мимических этюдов. В число которых вошли: похотливый прищур, облизывание губ и в особенности меня доконавшее полоскание языком, сопровождаемое змеиным шипением. И после этого он медленно приспустил верхнюю часть трико, обнажившись до пояса.
        Конечно же, он кривлялся. И его нарочито-угловатые, но вместе с тем пластичные движения вызывали у всех, кроме меня и ДДА, приступы хохота. Но даже я ощутила некоторую долю возбуждения при виде столь ладного, хорошо скроенного мужского тела.
        Видимо, всем остальным рельефная, в меру волосатая грудь Гарика показалась еще аппетитней. Потому что комната наполнилась женскими воплями:
        - Не останавливайся! Дальше! Дальше!
        Бог его знает, кто из них был искренен. Оксанка, так та явно дурачилась. Я видела, как она отвлеклась, набила на мобильнике CMC-сообщение. А потом как ни в чем не бывало продолжила аплодировать:
        - Уа-а-а! Давай, Гарик! Нас ждет женщина - мертвая змея!
        И вот в самый разгар этих страстей воздух прорезал вдруг насмешливый голос:
        - Весело у вас тут!
        Все разом перестали орать и обернулись на это едкое замечание. Даже стриптизер оставил в покое свои соски.
        В дверях, опершись плечом о косяк, стоял темноволосый мужчина очень высокого роста. Должно быть, это и был Толик.
        - Да, в общем, мы и собрались здесь не для того, чтобы скучать, - первым опомнился Гарик.
        - Толя! - кинулась навстречу вновь прибывшему Оксанка. - Ты как вошел? Под дверью, что ли, просочился?
        - Я бы с радостью подтвердил твое смелое предположение. Но нет. Видимо, кто-то до сих пор не научился пользоваться замком.
        - Это, наверное, я не закрыла, - промямлила я, вспомнив, что приходила последней.
        Оксанка с Толиком по-родственному чмокнулись. И она представила его гостям.
        - Это мой… слушай, Толь, в какой степени родства мы с тобой состоим?
        - Ну, наверное, седьмая вода на киселе - это слишком тесно для нас?
        - Короче, это мой стодесятиюродный брат.
        - Стодвенадцатиюродный, - поправил он.
        Все по очереди перезнакомились с Толиком, после чего Гарик накатил ему «штрафную».
        - Давай! За именинницу! До дна!
        Новичок, не моргнув глазом, осушил полстакана, закусил корнишоном и оживленно потер ладонию.
        - Ну что ж, гулять так гулять! - сказал он. - Для скуки действительно поводов нет. Только уж давайте обойдемся без… этого… на столе. Я человек провинциальный. Мне этого не понять. Дайте-ка я исполню что-нибудь, - сказал он, заметив инструмент.
        Вот это был голос! Вот это песни!
        Толик, нежно обхватив гитару, выводил:
        Судьбою не тебе завещана,
        Другим любима,
        Твоя единственная женщина
        Проходит мимо…
        Мы все прямо заслушались.
        Я сидела, смотрела на него и думала: «Какое интересное лицо у этого Толи. Очень даже! Такое подвижное, умное. И глаза пронзительно синего цвета!»
        Как в хрустале, на сердце трещина
        Непоправи-и-има.
        Твоя единственная женщина
        Проходит мимо…
        Медленно перебрав струны, закончил певец свое выступление.
        - Неплохо, - резюмировал Гарик, который с приходом человека, перетянувшего внимание общественности на себя, стал хмур и невесел.
        Все остальные разразились громкими продолжительными аплодисментами.
        - Браво! Браво, Толя! - кричала Оксанка. - Вот уж не думала, что ты у нас музыкально одарен.
        Потом под возобновившуюся попсу принялись танцевать. Что ни говори, а Сердючка для подобных мероприятий просто незаменима. Под каждый хит в ее исполнении дом от нашего топота ходил ходуном.
        Зато медленные композиции я переживала с трудом. Потому что даже Олежка… Олежка, который всегда был ко мне так внимателен, теперь танцевал только с Юлькой. ЯДА взяла в оборот бойкая Алина. Но вот что странно! Гарик и Оксанка вместе не танцевали. Именинницу уверенно вел ее оборотистый родственник. А Гарик, перешептываясь, кружился с Ириной.
        Интересно, это у них игра такая? Или у парочки в отношениях начались тяжелые времена?
        Чем дольше я за ними наблюдала, тем больше приходила к выводу, что это все-таки игра. Потому что Гарик отнюдь не был всецело поглощен своей партнершей. Время от времени он бросал на Оксанку исполненный жгучей ревности взгляд. Она же, я думаю, просто хотела его подразнить. За то, что он осмелился пригласить на танец другую. Хотя выглядела Оксанка вполне натурально. Была весела и спокойна.
        Ближе к ночи, не дождавшись Мурашовой, все отправились в сауну.
        Я париться не любила. Поэтому сидела одна в просторной комнате отдыха. Компанию мне составляли наполовину опорожненные пивные кружки и застывший на четырех нулях экран телевизора. Сейчас все прибегут из парилки, и караоке-конкурс на самый высокий балл будет продолжен.
        - Польчик, ты чего тут в одиночестве? - вошла обернутая полотенцем Оксанка, волосы ее были зализаны, на лбу блестели капельки пота. - Идем, попаримся! Там такой бассейн огромный. Мы в нем всей гурьбой полощемся.
        - Нет, не хочу, зайчонок. Честно сказать, я расстроена. Звонила бабуле. Она говорит, Славик плакал весь вечер, по маме соскучился. Завтра прямо с утра поеду, свожу его куда-нибудь. В кино или, может, снова в «Стар Гэлакси».
        - Да? - Оксанка, сложив брови сочувственным домиком, присела рядом. - Бедный малыш!
        - Откровенно говоря, я очень большие надежды возлагаю на школу, - продолжала я. - Во-первых, ребенок будет при деле. А во-вторых, у него появится много новых друзей. Ему с ними в любом случае будет интересней, чем с бабушкой. Но, с другой стороны, очень боюсь, что его будут обижать. Дети ведь очень жестокие в этом возрасте. Новеньких в ребячьем коллективе не любят, не принимают. Что, если он будет страдать еще больше? И только острее почувствует свое одиночество?
        Оксанка тяжело вздохнула:
        - Да, это проблема. Но знаешь, я не думаю… Славик - очень добрый, спокойный мальчик. Он совсем не агрессивен, но постоять за себя он умеет. Помнишь, как он подрался с мальчишкой на горке, когда тот его толкнул?
        - Ну да, - покивала я, - но все равно, учить давать сдачи должен отец. Славик растет в окружении женщин. Это неправильно. Мальчику необходимо общаться со взрослым мужчиной.
        Оксанка усмехнулась:
        - Ну, предположим, как надавать однокласснику по башке, этому и я могу научить. Невелика хитрость… Но что касается всего остального, то ты, безусловно, права… Кстати! - Тут она странным образом переменилась в лице, даже глаза как будто ввалились глубже. - Мне Чижиха сказала, что вы с Лихоборским вчера вместе ушли. У вас что, с ним наладилось?
        Я даже опешила. Я была уверена, что наш уход, так же как и Оксанкин, остался незамеченным. Но раз уж Ирина оказалась такой наблюдательной, то, разумеется, она могла прийти только к такому выводу. Я ведь вчера в офис так и не вернулась.
        Меня поразило это открытие. Для окружающих мы с Всеволодом - пара, у которой на время всего лишь случилась размолвка! Будто бы не я же сама и создала этот миф. Но сейчас я готова была поверить, что это уже начал действовать приворот. Пока только это его косвенное проявление, но уже очень скоро!.. Да-да, уже очень-очень скоро… у нас с моим милым… с моим дорогим, любимым, единственным конечно же все наладится! Несомненно! Он уже и сейчас испытывает легкое недомогание. Он не отдает себя в этом отчета. И пока не очень-то понимает, почему вдруг ни с того ни с сего ему захотелось увидеть меня. Может быть, даже потрогать в каких-то местах…
        - Эй! - тронула меня Оксанка. - Ты о чем задумалась? Я встряхнулась.
        - Да так. Я просто думаю, что об этом слишком рано говорить. Во всяком случае, пока я не избавлюсь от проклятия. Ведь если мы будем вместе… Ты понимаешь, о чем я?
        По Оксанкиному лицу пробежала тень. Она сглотнула.
        Кажется, я попала в точку. Она к нему еще слишком небезразлична! Она испугалась, на секунду представив, что все это может оказаться правдой. И хотя они не вместе, она совсем не желает, чтобы он закончил так же, как все мужчины в нашем роду.
        - Зайчонок, ты мне поможешь? Я во что бы то ни стало хочу отыскать Леночкиных потомков! Ты мне поможешь?
        Оксанка была страстной авантюристкой. Я знала о таких ее похождениях, о которых, если порассказать, никто не поверит. Одна ее навязчивая идея основать свой журнал чего стоит! А главное, тематика какая! Неопознанные слова на букву «Ф»! И название - «Форшмак и фронтиспис». Ну разве не прелесть?
        Оксанка обязательно что-то придумает. Я уверена. Потому что, если нет, тогда я даже не знаю.
        - А как я помогу? - В ней явно боролись два чувства: ревность и желание поставить точку во всей этой истории с проклятием. - Я точно так же, как и ты, не знаю, с чего можно было бы подступиться. С родильного дома? С детского дома? С каких-то архивных записей? Да нам никто и не выдаст подобную информацию.
        Тут дверь распахнулась, на секунду впустив звуки всплесков и визга. К нам, отфыркиваясь, вошел босой, распаренный Толик
        - Фуф! - перетягивая полотенце у себя на бедрах, выдохнул он. - Душевно-то как, а! - Он сделал из пивной кружки большой глоток. - О чем закручинились, красавицы?.. А ты, я смотрю, вообще, не паришься, - обратился он ко мне.
        - Да вот, решаем неразрешимое уравнение со ста тридцатью неизвестными, - пожаловалась Оксанка.
        - Да ну? - Толик с заинтригованным видом оседлал стул.
        - Ты бы ноги-то не расставлял, - буркнула целомудренная сестра своему свободомыслящему брату.
        - Тут спинка глухая, не видно ничего, - парировал тот. - Так что за уравнение? Я, знаете ли, большой любитель умом пораскинуть. Особенно после баньки.
        Я в каком-то немом ужасе смотрела на Толика.
        Вот он какой долговязый! А плечи-то, не сказать, что широкие. Нет, телосложением он, несомненно, уступает Гарику. И сидит так, что уже волосатую ляжку видать. Ф-фу! А ноги-то, ноги! Это ж какой размер? Пятьдесят четвертый, что ли?
        - Полина! - Видимо, Оксанка обращалась ко мне уже не в первый раз, была слегка раздражена.
        - А? - встрепенулась я.
        - Бэ, - передразнила она. - Говорю, давай призовем себе в помощники Анатоля. Может, он окажется умнее, чем мы с тобой?
        - Нет, ну в этом ты можешь даже не сомневаться, дорогая моя стодвенадцатиюродная сестра, - вмешался Толик. - Разве можно сравнивать женский и мужской ум?
        Оксанка вспыхнула.
        - Слушай, оставь, пожалуйста, свои патриархальные замашки! Что за глупость - женский ум, мужской ум! Ум или есть, или его нет! И от пола это никак не зависит!
        - О боже! - От глаз Толика побежали лучики. - Ты чего, а? - Наклонившись, он вытянул руку и схватил Оксанку за щиколотку. - Давайте, пока я добрый, выкладывайте!
        - Ладно, ладно! - заверещала Дорохова. - Только не ломай ногу! - И после того как он ее отпустил, сказала: - Значит, смотри, задача состоит в том, чтобы найти человека, о котором ничего не известно с 45-го года.
        - У-у-у, девчонки! Эка вас в дебри понесло, - мотнул головой Толик. - В следопытов, что ли, играете?
        - Ответ неверный! - голосом робота сказала Оксанка.
        И сразу вслед за тем явился ДЦА.
        - Идет на зов, - вполголоса прокомментировала раздосадованная его появлением Дорохова.
        Я-то вообще считала, что нам надо с ней уединится и обсудить все без лишних ушей.
        - Как водичка? - поинтересовался Толику ДЦА.
        - Слишком сильно хлорированная, - зачерпывая горсть сухариков, откликнулся тот.
        Толик дернул бровью и снова переключился на нас:
        - Слушайте, девчонки! А зачем вам понадобилось разыскивать этого человека?
        - Это неважно, - быстро ответила я.
        - Ты не права. Это очень важно. В таких вопросах… - Толик осекся, заметив, как ДЦА пытается с рук скормить Оксанке сухари. - В таких вопросах важно абсолютно все.
        - Слушай, Толь, - подала голос Оксанка. - Леш! Да убери ты от меня эту плесень! Я не хочу!.. Ты знаешь, Толь, ты сейчас сказал… «в таких вопросах важно абсолютно все» - примерно, как один следователь по особо важным делам. Мы с Полиной… Леш, уйди или я тебя убью! Мы с Полиной недавно имели счастье провести в его обществе часов пять. У тебя даже выражение лица такое же. Вы с ним часом не братья?
        - Нет, мы с ним всего лишь коллеги.
        - Ты что, мент? - в ужасе вскричала Оксанка.
        - Почти. Я работаю частным детективом. - Толик со спокойным видом скрестил руки на груди.
        - Правда? - Моему удивлению не было предела. И Оксанкиному, видимо, тоже.
        - Не, Грязнов, ты это серьезно? - с точно такими же выпученными, как у меня, глазами спросила она.
        - А чему вы так удивляетесь, я не понял?
        - Тому, что у тебя такая необычная профессия.
        - Ты слишком много детективов читаешь, Ксюш. Поэтому тебе кажется, что такой профессии не бывает. Или если бывает, то только в сказках. На самом деле это то же самое что врач, практикующий на дому, или строитель-шабашник Я точно такой же следователь, только работаю не на государство, а на себя.
        После того как Толик нас убедил, что словосочетание «частный детектив» - это не хохма, вроде «пьяного ковбоя», мы, конечно, сразу оценили всю прелесть его специальности. А главное - уместность момента! И, по-моему, довериться профессионалу было очень умно. Только вот ему какой от этого интерес? Оплатить его услуги вряд ли будет мне по карману.
        - Анатолий, так вы поможете мне?
        Этот вопрос я задавала, находясь уже в коттедже - в сауне нам так и не дали договорить. Сначала примчались, хохоча и визжа, Чижова с Алинкой, за которыми гонялся Гарик, размахивающий над головой мокрой простынкой. Потом - философствующие Олежка с Юляшкой. В общем, разговор возобновился только теперь.
        - Давай на ты, хорошо?
        Толик стоял, опершись о подоконник, и курил в окно. Оксанка крутилась здесь же, на кухне. Убирала в холодильник продукты.
        - Я посмотрю, что можно сделать, - продолжал детектив, - но ничего не обещаю. Я в Москве ненадолго. К Новому году должен вернуться домой, а дел у меня здесь много. Так что сама понимаешь, на какой-то активный поиск времени у меня не будет. Но запрос послать можно. Было бы неплохо, если бы ты поточнее узнала адрес детского дома, из которого забрали младенца.
        - Адреса бабуся не знает, я уверена.
        - Но хотя бы само место. Или прикажешь мне искать по всем детским домам Воронежской области? Не думаю, правда, что их там так уж много, но все равно прочесывать на своих двоих все адреса подряд не больно-то хочется.
        - Да, я понимаю, - пристыженно кивнула я, мне было ужасно неловко, что я доставляю человеку лишние хлопоты. - Я постараюсь разузнать все, что только возможно.
        - Ну, лады, - сказал Толик, выкидывая окурок в форточку, и обратился уже к Оксанке: - А спать-то, как я понимаю, мне опять негде?
        Она почему-то слегка покраснела.
        - Почему негде? Будешь спать с Чижовой.
        - Нет, - усмехнулся он, прямо глядя ей в глаза, - с Чижовой я спать не хочу.
        Я усмотрела во всей этой мини-сценке какой-то едва уловимый намек.
        Неужели это возможно? Какой стыд! Он же ее брат!
        Глава 8
        НЕПРОЧИТАННЫЙ РОМАН
        Ночью я проснулась от душераздирающих воплей. То было проявление бурного, где-то даже безудержного ликования. Я готова была просто на стену вскарабкаться. Да когда же они угомонятся, наконец! Сколько можно! Мало того что я по их милости два часа пыталась уснуть, так еще и сейчас?!
        Оказалось, что радость, обуявшая публику, была связана с внезапным приездом припозднившейся Мурашовой.
        Пока я впотьмах пыталась нашарить тапочки, нащупать на стуле халат, а заодно убедиться, что времени уже часов пять, гостью успели препроводить в гостиную.
        Войдя туда, я застала, как Мурашова совершает круг почетного знакомства.
        - Здравствуйте, я Кира, - деловито пожимала она руку Олежке.
        - Кира! Очень приятно! - Это уже Толику.
        - А вы, женщина, вообще уйдите отсюда! - С Алинкой они одно время были очень дружны, и такая форма общения до сих пор была у них в чести.
        Перед Гариком Мурашова зачем-то опустилась на одно колено и, облобызав его руку, сказала:
        - Прекрасный вы мой, я Кира!
        ДДА она просто молча, но энергично встряхнула за ладонь.
        Я заметила, что в комнате не наблюдается Юляшки. Наверное, она, как единственный нормальный человек, отправилась спать. В отличие от Ирины, которая, не желая отъединяться от коллектива, тихонько клевала носом в углу. Еще я заметила, как Гарик, подойдя сзади, попытался привлечь Оксанку к себе. Но та, якобы порываясь очередной раз расцеловать Мурашову, от него отошла.
        Вообще, атмосфера праздника мало-помалу утрачивала тона. И даже прибытие знаменитой Оксанкиной подруги по институтской скамье не смогло в корне изменить ситуацию. Второго дыхания у собравшихся не открылось. Дорохова, конечно, по традиции предоставила Кире слово, и та рассказала парочку свежих анекдотов, как она одна это умеет. Все посмеялись, поаплодировали, еще пошумели немного. И постепенно утомленный народ стал разбредаться по комнатам.
        Вот сволочи! Разбудили и разошлись! Причем самая главная виновница - Мурашова - ушла раньше всех, сухо кинув мне напоследок: «Здрасьте!»
        Противная! Небось еще и в моей комнате разлеглась! Всех ненавижу!
        В гостиной остались только Толик и я.
        - Ты чего спать не ложишься? - спросил он меня.
        - Да мне уже и смысла нет. Сейчас без пятнадцати семь. Только усну, уже и вставать. Хочу сегодня пораньше домой попасть.
        - Ну, поехали со мной тогда. Я уже такси заказал. Минут через сорок обещали быть.
        - Правда? - обрадовалась я. - Мне до ближайшего метро. Дальше я сама.
        - А куда тебе?
        - На «Домодедовскую».
        - Ха! - усмехнулся он. - Ну надо же! И мне на «Домодедовскую»!
        - Не может быть!
        - Ну почему же не может? У меня там школьный друг живет. А у школьного друга живу я, когда бываю в Москве.
        - Здорово! Тогда я пошла одеваться.
        - Дуй.
        Я потихоньку вошла в комнату. На всякий случай. Вдруг Мурашова все-таки здесь.
        Она и впрямь была тут. Дрыхла на второй половине кровати. Я, стараясь не шуметь, переоделась. Стала убирать все в пакет. Тапочки, лак, косметика. Так, вроде ничего не забыла!
        Взяла в руки пакет - и сморщилась. Зараза, шуршит, как незнамо что.
        - Польчик, ты чего, уже собралась?
        Из-под ватного одеяла высунулось заспанное Оксанкино лицо. Я удивилась.
        - А почему ты здесь?
        - Ну, знаешь, почему-то не захотелось ложиться в одну постель с Губановым.
        - Понятно. Значит, разругались всерьез. Ладно, зайчонок, спи, я поехала, - я подошла и чмокнула Оксанку в щеку. - Позвони, когда вернетесь.
        - Угу.
        Она снова влезла под одеяло. А я пошла на кухню, выпить чаю на посошок.
        В машине меня немедленно разморило. Я стала то и дело валиться на Толика, который для чего-то тоже забрался назад. Касаясь головой его плеча, я дергалась и с бодрящимся видом садилась ровно, бешено выпучив глаза, чтобы они не вздумали закрываться. Так повторялось из раза в раз, пока Толику все это не надоело. И он обнял меня, уложив мою голову себе на плечо.
        Вот тут-то мне спать и расхотелось. Потому что в нос от его шеи и шарфа ударил интимный запах его намытой кожи, туалетной воды и сигаретного дыма. Мне было неудобно лежать на его плече, потому что оно было для меня слишком высоким. Я напрягала шею, тянулась, чтобы не упустить и частички этого запаха.
        Толик, заметив, что я не сплю, а тянусь, покосился. А тут еще водитель-добряк, глянув в зеркальце заднего вида, добавил:
        - Ну, поцелуй ты девушку. Видишь, как она этого ждет.
        И Толик, взяв меня пальцами за подбородок, поцеловал. А потом целовал целый час, пока мы пробивались по пробкам от Садового до «Домодедовской».
        И я его целовала.
        Когда же затих воркующий шум мотора, мы оба смутились.
        - До встречи! - сказала я, вылезая у родного подъезда. Он, не ответив, лишь подмигнул.
        Когда я, несколько обалдевшая, с припухшими губами вошла в прихожую, то увидела, что бабушка неподвижно лежит на пороге собственной комнаты.
        - Бабуленька! - слабым голосом вскрикнула я и стала сползать по стене.
        Но тут старушка обернулась. В руках ее была палка от швабры, а лицо разрисовано черным фломастером.
        - Тсс… - приложила она палец к губам. И поползла. Какой ужас!
        Оказывается, они со Славиком играли в войну. И это в половине-то десятого утра!
        Правда, с моим появлением игра прервалась, потому что Славик, заметив меня, побежал навстречу. На ходу он сделал из своего черного пистолетика контрольный выстрел в голову врага. Бабуленька скорчилась, пустила ногой натуральную судорогу и замерла.
        - Поля! - радостно кричал мальчуган.
        - Привет, мой хороший! - я присела на корточки, крепко-крепко его обняла. - Как вы тут?
        - Как, как, - заворочался «труп». - Вишь, окаянный, заставляет старуху пыль собирать.
        - А потому что здесь открытая местность, - объяснил малыш, - а тебе нужно было взять блиндажные укрепления. Но ты не справилась.
        Мы со Славиком вдвоем подняли бабулю с пола.
        - Как съездила-то? - направляясь отмываться, спросила она. - На свою сексовечеринку?
        - Нормально. Весело было.
        - А Гарик был? - поинтересовался Славик.
        - Был. Привет тебе передавал.
        - А когда мы с ним в тир пойдем? Он обещал научить меня стрелять.
        - Ну раз обещал, значит, научит, - сказала я, не будучи в этом уверена (особенно при теперешних обстоятельствах).
        Тут по телефону раздался длинный-предлинный звонок.
        - О, межгород! Мамочка, наверное! Я побежала отвечать.
        - Алло, Поленька? - услышала я.
        - Да, мамочка, привет! Как вы там? Как бабуся? Дозревает?
        - Нет, родная моя. Мы с ней решили, что я здесь останусь. Куда ее дергать на старости лет? Поживу пока, а там видно будет. Я уже и насчет работы договорилась - продавщицей в обувном. Это от нас километрах в пятнадцати. На автобусе около получаса выходит. Но зато очень удобно, прямо до магазина доезжаю.
        Мама говорила быстро-быстро. Будто хотела одним махом оправдаться за все стразу. За что ей оправдываться? Я же все понимаю. Бедная моя! Будет мотаться в холодном автобусе, который неизвестно как ходит. Далеко. Тридцать километров в оба конца. Бедная! Бедная моя!
        - Мамочка!..
        Я замолчала, абсолютно не зная, что можно ей предложить. Ведь она не хочет там оставаться. Она хочет домой. Ко мне, к своему любимому рукоделию, к своему уютному, теплому уголку, где она обычно читает, укутавшись в шаль.
        - Что, доченька?
        - Когда же мы теперь увидимся?
        - Не знаю. Теперь, наверное, когда ты сможешь ко мне выбраться.

«Или когда бабуся отбросит коньки», - мысленно добавила я, но тут же выругала себя за подобный цинизм.
        - Значит, не раньше лета, - вздохнула я.
        - Поживем - увидим, - не согласилась мама, очевидно тоже всерьез подумывая о
«коньках». - Ну а как у вас?
        - Все хорошо. Завтра Славик идет на собеседование.
        - Да? Вы уж подготовьте его там как следует.
        - Попробуем…
        И тут я вспомнила, о чем еще хотела расспросить маму:
        - Мамочка, скажи, пожалуйста, а ты не знаешь, в какой детский дом ездила бабуся, когда разыскивала сына деда и медсестры?
        Мама потеряла дар речи. А когда обрела, то спросила:
        - Зачем тебе это, Поленька?
        - Мамочка, очень нужно, честное слово!
        - Я точно не знаю, - тяжело вздохнув, сказала мама. - Такие подробности у бабушки никто из нас не выяснял. Я только знаю, что его из Россоши, где он родился, переправили в Воронежский детский дом. А вот в какой именно, понятия не имею.
        - А у бабуси это нельзя уточнить?
        - Да что ты! Она не вспомнит ни за что. Тем более теперь. Она же ведь после Зоиной смерти так и не отошла. Все больше молчит. А если и заговаривает, то не со мной. Путает меня с Зоей…
        Вот такие невеселые новости сообщила мне мама.
        А потом мы со Славиком поехали в детский театр имени Натальи Сац. Смотрели музыкальную сказку «Снежная королева». Какие же там красивые декорации! Просто с ума сойти! Я, честно говоря, не столько наслаждалась пением, сколько мастерством оформителей. А Славик, вообще, скис после первых двух арий. Тускло глядя на сцену, периодически спрашивал: «А когда они петь перестанут?»
        Тот еще эстет у меня растет, нечего сказать!
        По дороге обратно я даже не осмелилась спросить, пришлась ли постановка ему по душе. Он сам все сказал:
        - Мне понравились Маленькая Разбойница и Ворон. А остальные все какие-то болваны. Особенно Кай.
        - Почему ты думаешь, что Кай такой уж плохой? Его же просто заколдовала Снежная королева.
        - Да потому что он старый, а играет мальчика. И старым он был еще до того, как появилась Снежная королева.
        Ну что ему возразишь? Признаю. Кай и в самом деле не выглядел как цветок.
        А на следующий день моего Славика приняли в гимназию. Радость моя не знала границ.
        - Умница! Умница моя! - смеялась я, покрывая его личико поцелуями. Прямо там - в школьной рекреации, под улыбчивый взгляд завуча младших классов, проводившей собеседование.
        - Все! - железно обещала я малышу, пока мы возвращались автобусом домой. - Чиню машину - и буду возить тебя с ветерком.
        - Да уж, с ветерком. Я помню, как ты ползаешь.
        - Да это все потому, что тетя Оксана боялась. А так-то я ого-го!..
        Вышеозначенная особа не замедлила объявиться. Мы только еще входили в подъезд, когда мне на мобильник раздался звонок.
        - Польчик, ну что? Вы уже отстрелялись?
        - Да, все нормально. Приняли.
        - Да ну! Поздравляю! Малыш с тобой?
        - Со мной.
        - Будь добра, передай ему трубочку.
        Я отдала Славику телефон, и он долго-долго в него кивал. Потом сказал:
        - Спасибо… Чего? Да, приеду. Хорошо. Пока. Он вернул сотовый мне.
        - Куда это он приедет? - без перехода спросила я.
        - Да вот пригласила его сегодня в гости, - сообщила Оксанка, - надо же это дело отметить.
        - Господи! Неужели не наотмечалась за выходные?
        - Да ладно тебе, скучное ты существо! Приезжайте! Посидим узким кругом ограниченных людей. Покалякаем. Сегодня, кстати, Толик обещал заехать. У тебя есть для него какаянибудь доп. информация?
        Толик? Толик - это хорошо. Толик - это в корне меняет дело.
        - Кое-что есть, но совсем немного. А во сколько ты будешь дома, зайчонок?
        - Да часов в семь, наверное. Так вы приедете? - Да.
        - Значит, я покупаю большой шоколадный торт для новоиспеченного ученика?
        - Покупай, - позволила я.
        На душе у меня вдруг стало еще радостней. Я представила, как мы будем сидеть на замечательной Оксанкиной кухне. А может быть, даже в комнате. Я, Славик, она и Толик. Пить чай с вкусным тортом. Болтать. И малыш наконец-то пообщается с большим взрослым дядей. Хотя, конечно, он будет расстроен, что это уже не Гарик.
        - Кстати! - опомнилась я. - Ты как, с Гариком-то помирилась?
        - Да я с ним и не ссорилась. Просто на место поставила. Теперь, когда он стоит на месте, мы опять дружим… Ладно, Польчик, я отключаюсь. Крокодилица прется! Она, кстати, просила тебе передать спасибо за визитки.
        - А, да не за что! Пока, зайчонок. До вечера.
        Мы распрощались, и я пошла докладывать бабуле, что сегодняшний вечер она проведет в одиночестве.
        Услышав обе новости - эту и более радостную, о принятии Славика в школу, - она немедленно понеслась на кухню стряпать шарлотку. Приобщила к делу и самого виновника торжества, вынудив его вычищать сердцевину из яблок.
        Я же отправилась в ванную. Встав перед зеркалом, как обычно, спросила себя, красивая я или не очень?
        Большинство населения (да что там большинство, все 99 %) сочло бы меня далеко не красавицей. И нос крючковат. И глазки - с изюминку. Крошечный рот, похожий на аккуратную буковку «о». Но себя ведь нужно любить. Такую, какая есть. Какой создала природа. А потому я не перестаю повторять своему отражению: «Ай, хороша! Королевишна!»
        Если же это не помогает, я начинаю выискивать в себе какие-то новые, присущие только этому дню пригожести. Вот сегодня, например, я сочла, что выгляжу необыкновенно отдохнувшей. Такая милая, свеженькая, будто мне все еще девятнадцать. Так и запишем!
        А еще! Я прямо сейчас пойду в парикмахерскую и превращусь в платиновую блондинку. Так мне Алина посоветовала. Она зря не скажет - у нее глаз наметан. Зря, что ли, стилистом в модном салоне работает?
        Оксанка, правда, в свое время посоветовала мне к самой Алине не обращаться. Объяснила это тем, что «больно уж любит головке объем придавать. Ходишь потом целый день, как с аквариумом».
        Ну, я и пошла в ближайшую парикмахерскую, рядом с домом. Нормальный салон. Тетеньки все такие в возрасте. Значит, со стажем.
        Села в кресло.
        - Меня, - говорю, - покрасить и уложить.
        Пухлая мастерица как запустила мне в волосы пальцы, так я сразу и поплыла. Она что-то делает там, а я прямо аж засыпаю. Потом на меня чепчик напялили - и сушиться. Сижу под колпаком и даже физически ощущаю, как становлюсь платинокудрой.
        Только когда чепчик сняли, я очнулась от грез.
        Вернее, чуть не заорала от ужаса. Как сдержалась, не знаю. Как уговорила себя не искалечить пухлую мастерицу, тоже не знаю. Просто заплатила, взяла свои вещи и, благородно смолчав, удалилась. Рыжая, как булгаковский Азазелло, и вся перекошенная от гнева.
        Брела я по обледенелой дороге и думала: «Вот какая-нибудь американка на моем месте непременно обратилась бы в суд. Они там все, чуть что, сразу судятся. И что самое смешное, она бы выиграла это дело. Всего лишь предоставив присяжным фотографию
«до» и «после». И все. Парикмахеру - пожизненное, а ей, американке, - бесплатную путевку в Швейцарию, чтоб нервы лечила… Нет, но как я в таком виде знакомым на глаза покажусь? Что, рассказывать всем, что я наелась неизвестных плодов, как в сказке про ослиные уши? А Толик! Главное, Толик! Ведь для него старалась. А он решит, мол, надо же, страшненькая какая, ну и нажрался же я тогда!.. Немедленно все исправить! Срочно, пока не поздно!..»
        Не заходя домой, я позвонила Алине в салон. Нажаловалась ей на свою горькую участь. Алина сначала смеялась часа полтора, потом говорит:
        - Приезжай давай, хурма!
        Ну я и поехала. Провела в обществе говорливой Оксанкиной сестрицы пару часов и вышла от нее возрожденной из пепла. В белую масть. С голубой кровью в жилах. Алина так расстаралась, что, проходя теперь мимо витрин, я ощущала себя по меньшей мере Клавдией Шифер. И если мужчины оборачивались мне вслед, я точно знала, что клюют они исключительно на цвет моих волос. На магическое слово «блондинка».
        Ну и что? Разве это так уж важно? Нет, я была определенно довольна.
        А Дорохову впредь ни за что не послушаю. Только сбила меня со своим аквариумом!
        Однако уже вечером, звоня в Оксанкину дверь, я почему-то сильно нервничала. Хотя, понятно почему. Сейчас эта ценительница прекрасного скажет все, что она думает о моей новой прическе. Оставалось утешаться тем, что Славик, который держал меня за руку, то и дело задирал головку, окидывая мою шевелюру восторженным взглядом.
        Дверь открылась - и Оксанка, прижимающая к уху телефонную трубку плечом, небрежно спросила:
        - Вы к кому?
        А потом, уже обронив телефон, закричала:
        - Балагура! Ты что с собой сделала?
        - А мне нравится, - выдала я заранее заготовленный ответ.
        - И мне! - пришел на выручку Славик.
        - Сразу скажи, кАлинке ездила?
        - Да, - слегка удивилась я. - Откуда знаешь?
        - Ну а чего тут знать, если ты, как космонавт в открытом космосе?
        - Почему как космонавт?
        - В шлеме потому что!.. Ладно, проходите давайте! - Оксанка поцеловала Славика, легко потрепав его по голове: - Молодчага! Будущий дипломат-международник, - потом наконец додумалась поднять трубку. - Алло, ты еще здесь? Ладно, Гарик, ко мне тут Валюха Терешкова зашла, я тебе потом перезвоню.
        Мы действительно сели в комнате. Оксанка накрыла приземистый столик на четыре персоны. Угощение было довольно скромным, но от Дороховой я большего и не ожидала. Котлеты по-киевски, немного нарезки сырно-рыбно-мясной да в качестве гарнира помидорный салат.
        Оксанка расспросила Славика, какие вопросы задавали ему на собеседовании. Мальчик, явно гордясь, что справился с возложенной на него задачей, рассказывал много и с удовольствием. Хотя обычно из него и слова клещами не вытянешь. Потом мы еще демонстрировали ему, как в былые времена пионеры отдавали салют, свидетельствуя свое почтение красному знамени. С какой гордостью маршировали они строем под барабанную дробь. Славик даже засомневался. Потому что у них в школе старшеклассники на торжественных линейках обычно делают иначе. Он попытался изобразить, но я его вовремя осекла, строго-настрого запретив харкать на Оксанкин палас.
        Наконец в дверь позвонили. Я уже прямо вся заждалась - и ругала себя, и корила. Ведь я люблю Всеволода, а почему-то жду Толика. Но я ничего не могла с этим поделать.
        - Добрый вечер, - поздоровался мой каланча-целовальщик.
        - Добрый вечер.
        - Толь, проходи, садись, - подпихнула Оксанка брата, который слегка остолбенел при виде моего аквариумного начеса.
        - Полина, ты ли это? - усевшись напротив меня, изрек Толик.
        - Не обращай внимания, - влезла гадкая Дорохова, - она все время так выглядит в критические дни.
        Толик уважительно повел подбородком.
        - Обалдеть! - не сводя с меня восхищенных глаз, проговорил он. - Просто обалдеть, как ты выглядишь в критические дни.
        - Толя, ну прекрати, пожалуйста! Ты меня засмущал совсем.
        Он послушно перевел взгляд на Славика.
        - Ну! Давай знакомиться? Ты кто таков будешь?
        - Я - Вячеслав Васильевич Сологуб. Толик присвистнул:
        - Вот так вот, да? Ну а я - Грязнов Анатолий Дмитриевич. Будем знакомы.
        И они обменялись рукопожатиями.
        - Толик, накладывай себе чего-нибудь!
        - Нет, спасибо, Ксюш. Я только от своего приятеля. Он меня накормил до отвала. Я бы вот с удовольствием кофе и покурил.
        - Ну, тогда идемте на кухню, - пригласила Оксанка. - Малыш, ты с нами или поставить тебе мультики?
        - Мультики, - ответил Славик.
        - Но ты тут не расслабляйся особо, Вячеслав Васильевич, - пригрозил ему Толик, - я сейчас вернусь. Будем изучать приемы карате. Хочешь?
        - Хочу!
        - Ну, тогда я скоро.
        Мы переместились на кухню. Толик, обложившись блокнотом, ручкой и сигаретами, сразу же перешел к текущим вопросам:
        - Так что, Полина, ты узнала что-нибудь по поводу местонахождения детского дома?
        - Да, он находится в самом Воронеже, но точного адреса я не знаю.
        - Ну ладно, ладно, - задумчиво покивал детектив. - Это уже легче. Пробьем по всем воронежским детдомам. Давайте, я запишу фамилию-имя-отчество и год рождения.
        Я продиктовала, не будучи, правда, уверенной, что байстрюку присвоили отчество его истинного родителя. Добавила также, что ребенок был переведен в приют из Россошинского родильного дома. Толик заметил, что имеющейся информации может оказаться недостаточно для достижения положительного результата. Потом он, как и обещал, удалился к Славику.
        - Ну что, Балагура, - с усмешкой сказала Оксанка. - Выходи замуж за моего братана! Видишь, какой он у меня толковый парень! Через день-другой, глядишь, доставит нам твоего потомка на блюде.
        Не поняла. Я что, себя как-то не так веду? С чего это она заговорила о замужестве? Неужели я делаю что-то, что заставляет думать, будто он мне нравится?
        - А он что, выражал готовность взять меня в жены? - осторожно спросила я.
        - Нет, скорее, это ты выражаешь готовность взять его в мужья.
        Я вся так и вспыхнула.
        - Чем это, интересно, я ее выражаю?
        - Полина! Ну мне ли тебя не знать! Признайся, у вас с ним было что-нибудь?
        - Ой, ну что ты городишь, зайчонок! Ты же знаешь, у меня отношения с Всеволодом. Другие мужчины мне неинтересны!
        Нет, все-таки у меня очень подвижный ум. Вон как я быстренько заставила Дорохову прикусить язычок. Вместо того чтобы строить свои догадки, она пошла готовить в кофеварке напиток богов. Ложку кофе засыпала, еще по щепотке того-другого. Поставила на огонь - и у нее сразу же все полилось через край. Зашкварчало, задымилось.
        - Блин горелый! Твою мать! - выругалась Оксанка.
        Схватилась за турку незащищенной рукой. Обожглась. Кинула со злости в раковину, забрызгав коричневой жидкостью светлую плитку. И, пулей вылетев с кухни, заперлась в ванной.

«Да-а, нервишки шалят», - подумала я, сползая с высокого стула, чтобы навести чистоту.
        На шум явился озадаченный Толик.
        - Что у вас тут стряслось?
        - Кофе готовим, как ты и просил! - откликнулась я. Он подошел. Встал у меня за спиной.
        - Бьюсь об заклад, что готовила Ксюша. А тебе перепала грязная работенка. Помочь?
        - Да нет. Спасибо, я справлюсь.
        Он сделал какое-то движение - я почувствовала. Толком не поняла, но вся напряглась. Даже не очень-то разобравшись, действительно ли хочу, чтобы он развернул меня к себе. Но Толик отошел - и я снова оказалась перед дилеммой. Разочарована? А может, наоборот, испытала глубокое облегчение?
        Странно все это. Мне нравился этот мужчина. Его ум. Его лицо - смелого, уверенного в себе человека. И, наверное, только поэтому мне теперь не было стыдно за проявленную слабость. Просто тогда был такой момент… Бог его знает, отчего происходят такие моменты. Когда разум смолкает, и вот мы уже полностью во власти эмоций. А через минуту-другую глядишь на все это и думаешь: «Ну и наломала я дров!
        Нет мне не было неприятно при воспоминании о том эпизоде в такси, но и продолжения уже не хотелось.
        А ему?
        Мне показалось, что Толик испытывает примерно то же. Конечно, меня это слегка задевало, но, с другой стороны… Если бы он теперь повел себя по-другому, если бы стал настаивать, то непременно бы все испортил.
        Я прибралась. Толик, который явно не доверял барным стульям, сидел на диване-полуторке. Он хмурился. Или же предпринимал отчаянные попытки вспомнить какой-то факт.
        - О чем задумался? - подсела я к нему.
        - Если скажу, не поверишь.
        - А все же…
        - Да вот пытаюсь вспомнить, в каком точно году было восстание декабристов - в
1824-м или 1825-м? Знаешь, так бывает. Переклинит - и хоть убей!
        Да уж, никак не могла предположить, что голова мужчины может быть забита именно этим. В то время как ты думаешь, что его мысли все же вращаются где-то вокруг тебя.
        - В 1825-м! - Вошла явно умытая Оксанка - челка ее была слегка влажной. - А зачем тебе? Наняли отыскать зачинщика?
        Толик усмехнулся:
        - Всех зачинщиков давно сослали, Ксюша… во глубину сибирских руд. Но ты, я гляжу, полна сарказма относительно моей профессии.
        - Ничуть не бывало! Только на тебя вся и надежда.
        - Да как сказать, - с сомнением покачал головой Толик. - Конечно, если бы я взрыл носом землю, я нашел бы вам кого угодно. Но говорю вам как на духу, я этого делать не буду. Единственное, на что вы можете рассчитывать, - это на официальный запрос из центральной прокуратуры Москвы. Завтра я буду там у своего приятеля, все устрою. Но вероятность того, что это выстрелит, процентов пять-десять. Так что не возлагайте на меня больших надежд, девушки.
        Я заметно приуныла. Видно, не судьба мне стать счастливой. Никто мне не хочет в этом помочь! Никто! Даже человек, которому я практически отдалась в машине. Так низко пала ради него. А он туда же - в кусты!
        - Так! - сказала Оксанка, заметив, что я огорчена. - Кофе попили. Теперь давайте чай пить с тортом! Польчик, спроси у малыша, делать на него чай или, может, сока лучше?
        - Кто же со сладким сок пьет? - удивился Толик.
        - Дети! - все еще сердясь на него, ответила я. - Он чай вообще не любит, зайчонок. Лучше, если есть, обычной кипяченой воды.
        - Сделаем! - Тут Оксанка с гневом воззрилась на брата: - Так, я не поняла, Грязнов! А почему это ты не делаешь из мальчика каратиста? Наобещал, а сам и в ус не дует!
        - Мы с ним договорились, что займемся этим сразу, как только он досмотрит фильм про славного мальчугана, который один дома.
        - Ясно. Тогда сиди.
        - Можно, да? Благодарствую, - поклонился Толик. Оксанка достала из холодильника торт. Сняла с него крышку и продемонстрировала нам.
        - Смотрите, какой красавец! Два часа выбирала. Супер?
        - Ой, красивый! - воскликнула я. Не удержалась и подцепила пальцем немного шоколадного крема.
        - Балагура! - строго сказала Оксанка. - Держи себя в руках! - Она принялась нарезать торт кусочками. - Вот, блин! Расползается весь!
        - Так, дорогуша, отойди-ка в сторонку! - вмешался в процесс Толик.
        - Скажите, пожалуйста, какие мы услужливые! - воскликнула Дорохова. - А сам небось плохое про меня думает!
        - Брысь! - вместо ответа пихнул ее Толик, берясь за нож Не оказав ему никакого сопротивления, Оксанка влезла с ногами на диван и закурила.
        - Слушай, Поль, а может, вы со Славиком у меня сегодня останетесь?
        Я удивилась.
        - Как же мы останемся? Мне же на работу завтра. И так целый день прогуляла. А куда я малыша дену? Нет, зайчонок, мы сейчас чайку попьем и поедем.
        - Да ладно, посидите еще немного!
        - Да куда? Времени уже десятый час. А нам еще на другой конец города добираться. Вот если бы я на машине была, тогда можно и подольше задержаться.
        Я украдкой посмотрела на Толика - не соберется ли он снова заказать такси, все же соседи. Но нет. Он все также орудовал ножом, не обратив на мои слова никакого внимания.
        - Кстати! - с досады немного повысив голос, сказала я. - Хочу в самое ближайшее время заняться ремонтом. А то мне Славика не на чем в школу будет возить.
        - А может, ты продашь эту машину? - осторожно предложила Оксанка. - Раз она уже в аварии побывала, значит, хорошего ждать не приходится.
        - Это точно, - подтвердил Толик, - от битых машин лучше сразу избавляться. Хотя, если корпус не повело и лонжероны в порядке, то, может, и ничего страшного.
        Ишь ты! Лонжероны! Слово-то какое красивое!
        - Но я тогда вообще без машины останусь! - воспротивилась я.
        - Новую купишь, - снимая закипевший чайник, сказала Оксанка.
        - Да ты чего, зайчонок! Скажешь тоже, новую! На что я ее куплю?
        - Кредит возьмешь! Причем лучше всего у Талова. Он тебе, по крайней мере, проценты начислять не будет.
        - А какая у тебя модель? - поинтересовался Толик.
        - Толя! - не дала мне высказаться Дорохова. - Если ты надеешься предложить эту машину продать, а на вырученные деньги купить более дешевую модель, то вынуждена тебя огорчить. Более дешевые модели продаются только в детском мире.
        - Нет, я надеялся предложить, если это наша модель, продать ее на запчасти, чтобы не платить за ремонт.
        - А что, Поль! Хорошая мысль! Думаю, так тебе и следует поступить.
        Тут на кухню вошел Славик.
        - Закончилось! - сказал он, вопросительно поглядев на Грязнова.
        - Ну, пошли! Будем делать из тебя Брюса Ли.
        - Стоп! - окликнула их Оксанка. - Куда вы собрались с Брюсом Ли? Я уже чай налила.
        - Нет, ну кто на полный желудок занимается? - Толик воинственно положил руку на Славиково плечо. - Сейчас мы минут десять повозимся и придем чаевничать.
        И они от нас сбежали.
        А потом мы все вместе пили чай. И Славик все время упрашивал меня остаться на ночь у Оксанки.
        - Ну, пожалуйста, Полина! Давай останемся! Дядя Толик мне обещал перед сном рассказать про самураев.
        - Славик, малыш! Ну мне же на работу завтра! - приходя в отчаяние, упиралась я.
        В конце концов Толик не выдержал и сказал:
        - Значит, ситуация такая. Я сегодня к своему другу поехать не могу. Но завтра утром все равно должен буду у него очутиться, нужно забрать кое-что. Поэтому вы сейчас остаетесь здесь. С утра Поля с Ксюшей едут работать. А мы с Вячеславом Васильевичем отбываем в родные пенаты. Такая схема устраивает?
        Да! Схема оказалась просто идеальной. И вечер выдался замечательный. Малыш был на седьмом небе от счастья, когда Толик, выпросив у Оксанки благовонную палочку, пришел к нему рассказывать древние самурайские легенды.
        А ближе к часу ночи я отправилась в душ. Ополоснулась. Переоделась в длинную футболку, которую Оксанка выдала мне в качестве ночной рубашки. И, быстро пробежав мимо кухни, чтобы не отсвечивать голыми ляжками, осторожно пристроилась к спящему Славику.
        Оксанкино разложенное кресло еще пустовало. Но уже очень скоро улеглась и она. Толик же почивал за стеной, на так полюбившемся ему диване-полуторке.
        Я лежала с закрытыми глазами, но никак не могла уснуть. Сначала я слушала, как в приоткрытую форточку доносится далекая-предалекая музыка. Потом Дорохова стала что-то там бормотать. А потом я вдруг четко поняла, почему мне не спится. Я подсознательно жду, что он меня позовет! А может быть, даже сознательно.
        И ведь, главное, я его не люблю! Он мне не нужен! Я хочу всю свою жизнь провести в объятиях только одного человека. Но ведь где-то же засела эта проклятая червоточина, которая вырастает до неимоверных размеров, стоит только поблизости оказаться привлекательному мужчине. Ну что же мне делать, если меня недоласкали, недолюбили!
        Пойду!
        Я потихоньку выбралась из-под одеяла.
        - Оксана! - на всякий случай шепотом позвала я.
        Она не отозвалась, только свесила с постели тощую ножку.
        Тогда я бесшумно поднялась и выскользнула в коридор. Здесь я сказала себе: «Нельзя действовать напролом. Нужно сделать вид, будто меня мучит жажда».
        Оказавшись на кухне, я первым делом вгляделась в лицо неподвижного Толика. Благо, что через тонкую штору его освещала луна.
        Спит или нет?
        Толик лежал на спине, закинув руки за голову. Дыхание его было ровным, веки не дергались. Но все равно я была не уверена, что он находится под воздействием сновидений. Больно уж прямо лежит!
        Я взяла чашку. Наполнила из графина водой. Старалась особенно не шуметь, но и не слишком таилась.
        Толик не реагировал.
        Я выпила уже половину чашки. И даже вроде бы случайно икнула. Но нет, все оставалось, как прежде.
        И больше я не выдержала этой игры. Отставила бесполезную воду. Присела рядом с ним на диван. Тут уж и он перестал притворяться. Открыл глаза, без намека на сон, стал смотреть на меня.
        Я - на него.
        Он лежит. Я сижу.
        Тогда он вытащил из-под головы одну руку, прихватил меня за колено.
        - Все было бы именно так, - шепотом сказал он, - будь это при других обстоятельствах.
        И сразу же щеки мои сделались горячими, как батарея. Снова фиаско! Снаряд мимо цели! Какой одинаково фатальный исход у всех моих робких попыток!
        - Да-да, ты, разумеется, прав…
        Я рванулась, хотела бежать. Но он вдруг поймал меня за запястье. Повалил на себя, с силой прижав мою голову.
        Наверное, он прочел мои мысли. Не хотел, чтобы я чувствовала себя, будто оплеванная. Что ж, и на этом спасибо!
        Я подтянулась, легла поудобней. Он бережно обхватил меня, и мы так лежали. Долго-предолго. Пока у меня не стали слипаться глаза.
        - Мне лучше уйти, - шепнула я, приподнявшись.
        Он вместо ответа провел по моей щеке тылом ладони.
        В знак благодарности за то, что он пощадил мое самолюбие, я наклонилась и поцеловала его. Он ответил - тихонько погладив меня по обнаженной спине.
        Я чувствовала, что чем продолжительнее наш поцелуй, тем больше тяжелеет эта рука у меня под футболкой. Вот она уже не скользит. Она замерла. Она уже противится отпускать.
        - Все, я пошла, - оторвавшись от его губ, прошептала я (вернее, получилось, что прохрипела).
        Он все еще удерживал меня. И даже привстал. Но я стала пятиться задом.
        - Если не уйду сейчас, то вообще не уйду. А у нас обстоятельства…
        Бухнувшись на подушку, он прикрыл глаза в знак согласия.
        А утром я горько пожалела, что не осталась. Плевать ему уже было на какие-то там обстоятельства. Но я позволила проявиться своей маленькой гордости. А зря! Может быть, за всю мою жизнь это был единственный мужчина, который не оттолкнул меня!
        Глава 9
        ПОПЫТКА № 2
        Прошло два дня. От Толика не было никаких известий.
        Впрочем, мне было не до этого. Олег с Оксанкой буквально с головой окунули меня в мир автомобильных нюансов. Сначала мы сообща листали газету «Из рук в руки», чтобы примериться, почем можно выставить мою искалеченную ласточку. Потом размещали объявление о продаже в Интернете. Потом стали шерстить всевозможные сайты, подбирая мне достойные варианты. Причем на этой почве между нами возникали постоянные трения.
        Мне хотелось что-нибудь самое простенькое. Например, «Оку». Из материальных соображений, конечно. Но Оксанка категорически отмела эту мысль, сказав, что тогда я разорюсь на батарейках. Лично она была двумя руками - за «хундай-гетц». Олег же советовал мне повнимательнее рассмотреть кандидатуры французов: «пежо», «рено» и все, что еще могло заканчиваться на эти же буквы.
        Очевидно, такие решения зреют годами. И, наверное, в моем случае не было шансов ускорить процесс. Но уже в среду после обеда, когда Вероника с Ириной удалились на очередное вытягивание денег из карманов рекламодателей, Дорохова склонилась надо мной с заговорщицким видом:
        - Осталась всего одна модель, - не разжимая зубов, процедила она. - Всего одна. Цвет - сказка! Салон - мечта! Давай, дуй к Талову за деньгами, и едем. Пока товар не ушел с молотка.
        - Погоди! Какая модель? Куда едем? - переполошилась я, занятая в эту минуту совершенно другим, а именно составлением нашей клиентской базы.
        - Все потом! - нагнетала Оксанка. - Ситуация на рынке перед Новым годом очень напряженная. Я про эту модель узнала чисто случайно. Она сейчас стоит в резерве, но мне обещали, что если за ней в течение часа не подъедут, то продадут нам.
        - Но Миша сейчас на Пресне! - пришла в отчаяние я.
        - Вот именно! Поэтому я тебе и говорю: дуй к нему. Я пока тут кое-что доделаю, а через час встретимся в метро.
        - Да как я к нему завалюсь - вот так вот с бухты-барахты? Да еще с просьбой одолжить мне такие деньги?
        - Нет, ну, конечно, нужно сначала позвонить, договориться.
        - Ой, не могу! Так неудобно!
        - Неудобно какать в общественном туалете! - понизив голос, сообщила Оксанка. - Ты же работаешь на него. Будешь отдавать с зарплаты. Что здесь такого-то?
        - Да он меня и так без конца выручает. За похороны ни копейки назад не взял!
        - Ну и правильно сделал, - пожала плечами Дорохова. - Слушай! В конце концов, если тебе так уж неудобно, позвони своему Лихоборскому. У вас же с ним отношения! Пусть он с Мишаней этот вопрос утрясет.
        Так, ясно. Подвижный ум, оказывается, не только у меня.
        - Ладно, зайчонок, я попробую.
        - Давай! Только не тяни резину!
        И вот я уже выхожу на Красную Пресню. Давно, очень давно я здесь не была.
        Вон оно, это здание! Там, на третьем этаже, с угла - окно его кабинета. Не Мишиного, конечно, а Всеволода. И я просто не знаю, как себя удержать, чтобы к нему не зайти. Раз уж я здесь, сам Бог велел мне произвести разведку - вступил приворот в силу или пока еще нет?
        Я, волнуясь, зашла за ограждение. Парковочная стоянка. Машин много - и все сплошь иномарки. Вон, кажется, таловский «джип»! Ага, точно он. А где же «лексус» Всеволода?
        Тут я заметила, как какой-то автомобиль зажег габариты и стал подавать задом. Медленно вывернув, он покатился навстречу мне.
        Я слегка посторонилась. Не хватало еще быть увековеченной здесь! Как плита на аллее звезд!
        Поравнявшись со мной, машина притормозила. Водитель слегка наклонился - и мы встретились с ним глазами.

«Это же Всеволод! Это Всеволод! - застучало у меня в висках. - Но куда же он уезжает? Почему? Неужели это и есть вся наша встреча?»
        Поглядев на меня без тени улыбки, Лихоборский сделал мне знак рукой и тронулся дальше. Я смотрела, как увозящий его внедорожник, описав дугу, подобрался к шлагбауму. А когда тот поднялся, лихо рванул, будто обалдев от свободы. И я моментально потеряла его из виду.
        Уже безо всякого настроения поднималась я в кабинет финансового директора. Именно в этой должности состоял Михаил Талов при данной фармацевтической фирме - одной из крупнейших в Москве. Я думала о том, как я невнимательна. Уже и в прошлый раз Всеволод приезжал на новой машине. Раньше он владел низкопосадочным «лексусом», а теперь пересел за руль массивного «джипа». Кажется, от того же производителя.
        Миша встретил меня с некоторым холодком.
        - Проходите, Полина! Присаживайтесь! - Он, тем не менее, вышел из-за стола и услужливо придвинул мне вертящееся кресло. - Прекрасно выглядите! Вам идут светлые волосы.
        - Спасибо, Михаил.
        - Ну что, вы твердо намерены брать взаймы такую… прямо скажем, немаленькую сумму?
        - Да, - вся сжавшись в комок, кивнула я. - У меня просто безвыходная ситуация, понимаете?
        - Безвыходных ситуаций не бывает. Но предположим. А вы уверены, что отработаете эти деньги?
        - Да, конечно! - горячо воскликнула я. - Как же может быть иначе? Но даже если произойдет что-то из ряда вон выходящее, я обязательно верну вам все до копейки.
        Миша усмехнулся. Получилось у него это немного иронично, но в то же время с некоторой теплотой.
        - Смелое заявление, - хлебнув из маленькой чашечки, сказал он. - Ну ладно, сейчас вы напишете мне расписку. А потом подниметесь в бухгалтерию и получите деньги на руки.
        Я стала под его диктовку писать. Если я правильно поняла, то согласно этой бумаге я обязалась отдавать Михаилу по пятьсот долларов ежемесячно.
        Боже мой! Как же мы будем жить на остаток зарплаты? Это же почти половина!
        Но тут Миша объяснил:
        - Я бы не хотел, чтобы вы были у меня в долгу до конца своих дней. Поэтому намеренно указал здесь эту цифру. Однако мне известно, что вы одна растите ребенка сестры. И поскольку жиреть за счет женщин и детей - не в моих правилах, я подниму вам зарплату. Пока не знаю на сколько, но, думаю, вы не ощутите резкого финансового ухудшения. Кроме того, если в какие-то месяца вы будете отдавать чуть меньше оговоренной суммы, ничего страшного. Я не сочту это за личное оскорбление.
        Он посмотрел мне в глаза. Видимо, на моем лице застыло такое затравленное выражение, что он рассмеялся.
        - Не волнуйтесь! Никто не даст умереть вам с голоду!
        Я не волновалась. Я вспоминала лекцию по истории - слова педагога: «Это был мудрый, щедрый правитель, которого обожал простой люд…» Теперь я знаю, кем был Миша в прошлой жизни.
        Я была так растрогана, что никак не могла найти достойные слова благодарности. Только бормотала сбивчиво:
        - Спасибо вам, Михаил. Большое вам спасибо…
        - Не за что, не за что…
        Ему было явно неудобно, что я так бурно реагирую на вполне обыкновенный для порядочного человека поступок. Он же не понимал, что на своем пути я встречала слишком мало порядочных людей. Особенно из тех, кто имел кормящую руку.
        Чтобы сменить тему, Миша спросил:
        - Как там на Самотеке? Олег сегодня был?
        - Нет, у него что-то со спиной.
        - Слег, значит, все-таки! Ну ладно, что ж делать, пусть лечится. - Талов вздохнул. - Да! Нас с Вероникой завтра не будет, мы идем на корпоративный вечер. Если зайдет некто Арсеньев, пусть Ирина с ним пообщается. Договорились? Передадите ей?
        - Конечно, передам.
        - Ну, тогда вроде бы все. Идите скорей в бухгалтерию, а то бухгалтер сбежит, чего доброго. Как она у нас это любит делать.
        Я уже поднялась, готовая выйти. Но Миша вдруг снова заговорил:
        - Ах, да! Чуть не забыл! Полина! У меня наконец появилась информация, касающаяся вашего обидчика…
        - Ну что вы! - с чувством воскликнула я, не дав ему закончить. - Не нужно было, Михаил! Я с самого начала была против этой затеи! Обида у меня давно прошла, машина теперь будет другая. Зачем это все?
        - Ничего, ничего. Хамов нужно учить. Думаю, тысяча долларов в качестве компенсации за моральный ущерб вас устроит?
        Я приоткрыла рот, уставившись на Мишу немигающим взглядом.
        - Устроит, - заключил он.
        Оксанка ждала меня на «Таганской». Мы легкой трусцой пробежались по переходу. Оказались на желтой ветке. И когда уже втиснулись в битком набитый вагон, она стала меня просвещать:
        - Значит, это, как ты понимаешь, не «Ока». Я улыбнулась:
        - Я даже понимаю, что это твой любимый «хундайчик».
        - Умница! Молодчинка! Это именно он. Цвет… внимание! Канареечно-желтый!
        - Да ты что, зайчонок! Я не хочу машину такого цвета! Это же ужас! Позор на мои седины!
        - Ты ничего не понимаешь, Балагура! Ты будешь ездить одна. Ты будешь плыть, как грозовое облако, как НЛО… и в радиусе пятисот метров от тебя не будет ни одной живой души!
        - Ну, елки, зайчонок! - захныкала я.
        - Молчи! Канареечно-желтый - это высший пилотаж!
        Я покосилась на стоящего рядом молодого мужчину, который в силу уплотненности рядов не мог не слушать нашего разговора. Он, конечно, изо всех сил делал вид, будто увлечен собственным отражением в стеклах вагона. Но по его втянутым щекам я поняла, что еще немного - и он загогочет в голос.

«Ну вот, - с тоской подумала я, - первый почитатель канареечно-желтого уже есть».
        А машинка оказалась просто прелесть! Очень компактная на вид и довольно просторная изнутри. Многофункциональная. Тут тебе и подогрев сидений, и кондиционер. И даже АБС.
        Я, правда, не знала, что это такое. Но менеджер нас просветил. Оказалось, очень полезная штука в случае резкого торможения. Принцип работы я все равно не поняла. Но мы с Оксанкой пришли к заключению, что если бы такая штука была на «семерке», то мы бы в аварию не попали.
        И вот когда я сделала на своей новой ласточке (которую для разнообразия назвала канареечкой) пробный круг, меня потом едва удалось из нее вытащить. Я цеплялась за руль и кричала, что никуда не пойду. Мне казалось, что все, кто находится в салоне, зарятся на мое сокровище, хотят увести его прямо у меня из-под носа.
        С трудом убедив меня отойти к стойке для оформления документов, Оксанка сказала:
        - Зря мы кого-нибудь из мужиков для консультации не позвали. Мы же с тобой такие дубы-колдуны в этом вопросе. Вдруг там какого-нибудь лонжерона не хватает!
        - Тебе тоже понравилось это слово, да? - Воспоминание о Толике приятно и грело душу. - Зайчонок, честно тебе скажу, даже если бы она была без колес и без бензобака, я все равно купила бы только ее.
        - Ну вот! - пихнула меня в плечо Оксанка. - Молодец Балагура! Бери, чего дают. А то «не хочу, не хочу»…
        Разумеется, я взяла. И мы с Оксанкой, забрав канареечку из салона под самое закрытие, гоняли полночи по скользким декабрьским улицам. Я привыкала к новому, почти невесомому ходу. Наслаждалась превосходным обзором. Радовалась, как дитя, когда попе становилось тепло из-за включенного подогрева. Моя подруга тоже была в восторге. Еще бы! За время, пока мы нарезали круги, она успела уговорить пол-литровую бутылку «Мартини»! Нет! Наверное, ничто и никогда не убедит ее, что, пока я сижу за рулем ЭТОЙ машины, она может чувствовать себя абсолютно спокойно.
        Я вернулась домой только под утро. Потому что еще отвозила Оксанку в ее северный край. Когда-то и я жила в тех местах, но потом папа умер, и нам с мамой как-то сразу не на что стало существовать. Пришлось квартиру продать и перебраться под одну крышу с бабуленькой.
        По дороге обратно я специально сделала крюк, чтобы проехать мимо своего старого дома. Почти все окна в нем были потушены. Но странно, из моей бывшей комнаты теплился свет ночника. Как будто кто-то, может быть оставшаяся в прошлом я сама, посылал мне привет из детства.
        Я провалилась моментально, успев только прижать к себе маленькое теплое тельце. И мне показалось, я даже не успела досмотреть начальные титры своего сновидения, когда тельце зашевелилось и сказало:
        - Полина, просыпайся! Нам пора собираться на дачу! Ох, неужели? Уже восемь часов? Ну хотя бы еще минуточек десять поспать!
        Усилием воли я заставила себя встать. Прежде чем приступить к сборам, пошла заниматься своим повседневным аутотренингом перед зеркалом. Взглянула - и даже не нашлась, к чему прицепиться. Ага, кажется, знаю! Если бы я не поехала тогда к Алине, я была бы сейчас еще и рыжая!
        Славик деловито сновал по комнате.
        - Я возьму своих солдатиков, робота и еще… еще диски: «Шрека», «Подводную братву»,
«Алешу Поповича»… - Все это он сваливал на пока еще не убранную кровать.
        - Малыш, не набирай столько мультиков, - взмолилась я. - Там же будет еще один мальчик. Вы найдете, чем вам заняться.
        - А ты приедешь к нам на Новый год?
        - Посмотрим. Наверное. Но точно пока не знаю. На дворе стояло 27 декабря.
        Каждый год - не знаю почему, но именно в этот день - Старый Пляж вместе со своей давнишней приятельницей Розкой отбывали к последней на дачу.
        Дача находилась где-то под Подольском. Обычно разбитные старухи отправлялись туда вдвоем. На чествование самого лучшего праздника в мире. Каждая волокла из дома запрятанные по закромам бутылки водки или портвейна. А то и еще чего покрепче, судя по тому, что Розка работала санитаркой в больнице. А уж потом, надо думать, эти две пенсионерки развлекались на славу.
        Лично мне стало страшно, когда я узнала, что они еще и ходят колядовать. Причем у Розки на этот случай припасены специальные колпаки с прорезями для глаз и маскировочный костюм, оставшийся от мужа-пограничника.
        На сей раз в связи с появлением Славика было решено прихватить на дачу еще и Розкиного внучка. Он был годом старше, чем Славик, и старушки надеялись, что мальчикам не будет скучно в обществе друг друга.
        Моя задача была - доставить всю компанию на Курский вокзал. Разумеется, от нас до
«Царицыно» гораздо ближе, но это ведь промежуточная станция. А мои бабули ценили комфорт. Так, чтобы сидеть у окошка и всю дорогу резаться в «дурака».
        Я помогла дотащить им вещи до электрички и, уже расцеловывая, давала Славику последние наказания:
        - Обязательно читай! Хотя бы по пятнадцать минут в день. К школе ты должен научиться читать с выражением.
        - Ладно, ладно, - отмахивался мальчик, торопясь поспеть за своим новым товарищем занять VIP-места.
        Он чмокнул меня в щеку и убежал. А бабуленька, принимая у меня из рук тяжелую сумку, сказала:
        - Ты про нас не забывай. Навещай, если что. Мы-то теперь к Старому году только вернемся. Чего тебе одной дома делать? Хоть воздухом подышишь. Мы тебе местечко выделим. Настоящего первача наскипидарим. Ну?.. В общем, решай. А за Славку не переживай шибко. У меня не забалует.
        Мы с ней тоже расцеловались. Потом Розка как-то зловеще мигнула мне напоследок слезящимся глазом. И они загрузились в вагон.
        Я прошла по перрону. Увидела в окошке улыбающихся мальчишек, машущих мне рукой. Потом в проходе появились старушки, явно кроющие кого-то по матери. Электричка тронулась. Я только и успела приложить пальцы к губам и коснуться стекла - в том месте, где просматривалось личико Славика.
        Видя, какой он счастливый и как медленно от меня отдаляется, я испытала беспричинный страх. Эта сцена, как будто из фильма. Ты видишь все то же самое и уже понимаешь, что эти герои больше не встретятся никогда!
        В полном смятении я приехала на работу. Чувство тревоги не покидало меня.
        Что-то случится! Что-то обязательно случится! Мы прокляты! Прокляты!
        Я не успокоилась до тех пор, пока мне не прозвонился Розкин внучок. Сообщил, что они доехали, у них все в порядке.
        Как хорошо, что родители додумались положить ему сотовый телефон! Иначе, еще немного - и я поехала бы следом. Не знаю куда, но куда-нибудь под Подольск.
        В офисе, вплоть до трех часов дня, не было ни души. Уж не знаю, куда все запропастились, но я уже несколько раз пыталась связаться с Оксанкой. И ничего, кроме «Абонент не доступен», о ней не узнала.
        Но потом народ стал активно прибывать.
        Сначала появилась Чижова, которая ввалилась в дверь с маленькой искусственной елочкой.
        - Балагура, ты одна? Давай елку наряжать! Я и игрушек купила, и лампочек. Смотри, какая прелесть!
        Она стала вынимать из пакета малюсенькие белые шарики, красную мишуру, желтые колокольчики.
        Не успели мы все это развесить на елке, как пришел ЯДА.
        - А Огучка? Ее нет?
        - Лешка, иди сюда! - позвала его Ирина. - Для тебя тоже работа имеется. Бери стул! Вон там, в пакете, есть дождик и толстая крученая гирлянда. Начинай развешивать!.. Сейчас мы еще и снежинки на окнах рисовать будем. Балагура, ты умеешь вырезать снежинки?..
        Через полчаса наш офис выглядел, как староустюгская резиденция Деда Мороза. Не хватало только для остроты ощущений запустить сюда говорящих бельчат.
        - А-а-а!!! - расставив руки, визжала счастливая Ирка. - Посмотрите! Посмотрите вы, чудища в перьях, какая у нас теперь лепота!
        - Лешка! Врубай музыку! - сорвав наконец голос, распорядилась она. - Будет у нас сегодня праздничный-препраздничный праздник!
        - Это вы так решили? - услышали мы вдруг неприязненный женский голос.
        Вздрогнув от неожиданности, я обернулась. В дверях стояли Михаил с Вероникой. И, видимо, уже не первую минуту наблюдали за сумасбродством Ирины. Начальница, как всегда, пришла в негодование.
        - Что вы сделали с окнами? Чем теперь этот ужас оттирать?
        А Миша просто стоял, прислонившись плечом к косяку. Смотрел на Ирку и улыбался.
        Как он выносит Веронику? Как? Как можно жить с такой женщиной?
        Худо-бедно истеричку все же удалось успокоить. Для этого, правда, пришлось потрудиться каждому из присутствующих, в том числе ДДА. Его вклад в историю был особенно ценен. Он сказал:
        - Вероника, когда вы сердитесь, у вас сразу такое лицо неприятное.
        И на фоне этого сакрамента все наши прежние шалости моментально утратили смысл.
        Хорошо еще, что Вероника понимала, что в штате должен оставаться хоть кто-то более сумасшедший, чем она сама. Поэтому закончилось только тем, что шефиня высказала ДДА все, что она думает по поводу его собственной (по ее выражению) «бесконечно тупой рожи».
        На этом скандальный эпизод был исчерпан.
        А дальше решили на радостях и впрямь устроить что-то вроде новогодней пирушки.
        - А то как-то не по-людски получается, - говорил Миша, отсчитывая дизайнеру деньги. - С фармацевтами вчера пили, пили, а в своей собственной фирме не можем праздник организовать. Держи! Купишь все, что сочтешь нужным. Только водку хорошую бери - «Русский стандарт» или что-нибудь из той же ценовой категории. Ну, дамам вина, наверное… Дамы, что вы будете пить?
        Посовещавшись, мы остановились на красном вине.
        - Шампанского не забудьте! - сухо крикнула Вероника в следДДА.
        - Нда, - озадачился Миша. - А как же он это все донесет? Пойду, помогу.
        - Еще чего! - взбеленилась его склочная пассия. - Донесет как-нибудь!
        Но Миша, погладив ее по плечу, вышел вслед за дизайнером.
        - По крайней мере, теперь я уверена, что на все деньги не будет накуплен «Доширак» и лимонад «Колокольчик», - сказала Ирина.
        То, что было накуплено, не смогли бы донести даже пятеро мужчин. Благо, что Миша догадался воспользоваться машиной. Разгружать ее пришлось всем коллективом, исключая Веронику, конечно.
        К тому времени уже каждый из присутствующих успел поинтересоваться у меня, где Оксанка. Мне и самой хотелось бы это знать, но ее телефон по-прежнему не отзывался.
        - Ну что ж, раз у нас в строю потери, - сказал Миша, - один боец ранен, другой пропал без вести, будем садиться впятером. Полина, Ирина, вы пока накрывайте, а я принесу из своего кабинета нормальные рюмки.
        Он вскоре вернулся, держа одной рукой несколько маленьких стопочек, а другой - прижимая к уху мобильник.
        - А я тебя предупреждал, Сева, держись от Клюева подальше!
        Боже мой! Он звонит Всеволоду! Хоть бы он позвал его к нам! Ну, пожалуйста!
        Я стала с жадностью прислушиваться к продолжению разговора.
        - Теперь что делать? Теперь уже однозначно ничего! До праздников даже не рыпайся! Давай, сворачивай дела и приезжай ко мне на Самотеку! Мы здесь тоже решили немного отметить… Давай, давай, без разговоров! Отрывай свою задницу и вали сюда!
        Господи, Мишенька! Ты прелесть! Мудрый, щедрый правитель, которого простой люд не только обожает, но боготворит!
        - Ну вот, - сказал Миша, убирая телефон в карман пиджака. - Значит, накрывайте на шестерых!
        Теперь я уже совсем не хотела, чтобы Оксанка приходила. Но она пришла. Вся запыхавшаяся, куртка нараспашку. Шарф болтался, привязанный к ремню кожаной сумки.
        - Ой! А чего это у нас здесь? - оторопела она при входе.
        - Где же это вы ходите целый день, Оксана? - задала Вероника мучавший всех вопрос.
        - В Дмитров ездила. К мебельщикам на производство. Вы же меня сами туда откомандировали.
        - Ах, ну да, - скромно потупилась начальница, - я и забыла совсем.
        - Нет, ну ты подумай, а! - воскликнул Миша. - Двадцать седьмое число, Новый год на носу, а людям все неймется! Просто страна трудоголиков какая-то!
        - Да уж, - одновременно раздеваясь и осматриваясь по сторонам, поддакнула Оксанка. - Я смотрю, даже офис украсили.
        - Ага! Это я все придумала! - оживилась Ирина. - Иду сегодня на работу. Прохожу мимо витрин. А там столько всего! Всяко-разно: игрушки, хлопушки, поющие Санта-Клаусы… Дай, думаю, зайду, куплю что-нибудь для офиса. Вот! - блестя глазами, явно собой гордясь, закончила она. - Теперь у нас так…
        - Умничка! - похвалила ее Оксанка.
        Я с тяжелым сердцем достала из шкафчика еще один столовый прибор.
        - Зайчонок, ты же, наверное, вино будешь? Тебе рюмка не нужна?
        - Нет, рюмка мне не нужна. Мне нужно много-много воды.
        И только она было направилась к столу, как раздался звонок в домофон.
        - Оксана! Откройте, пожалуйста, - попросил ее Миша. Она отворила, слегка посторонившись от двери - и на порог шагнул Всеволод.
        Он был без пальто. В одном черном свитере, свободно болтающемся на нем, и в черных же джинсах.
        - Всем доброго вечера! - поздоровался он, оглядев прежде всех нас, а потом уже заметив Оксанку.
        Они с секунду рассматривали друг друга. Но на этом и все. Он прошел дальше, а она осталась, чтобы закрыть дверь на задвижку.
        При его приближении сердце мое учащенно забилось. Вот он - привороженный мною мужчина! Ну что? Когда же? Как это хоть должно выражаться?
        Пока это не выражалось никак. Всеволод за руку поздоровался с Мишей. И с ним же рядом сел, вполголоса науськивая его объявить пресловутого Клюева персоной нон-грата.
        Мы все тоже заняли свои места. ЯДА, как обычно, организовал музыкальное сопровождение, включив диск медленных композиций: Джо Дассен, Шарль Азнавур, даже
«Битлз» с песней «Мишель». Для общения это было как раз то, что нужно.
        А общение между тем все не клеилось. Обстановка за столом была такой напряженной, что Миша в какой-то момент не выдержал и сказал:
        - Хорошо сидим! Вот, помню, в прошлом году был на похоронах. Так там, надо вам доложить, было значительно веселее!
        Я знаю, откуда и куда идет это напряжение! От Оксанки к Лихоборскому и обратно! И проходит как раз по диагонали стола. Зачем она только приперлась? Сидела бы в своем Дмитрове! Не дает ему сосредоточиться на той, без кого он не может обходиться физически!
        Постепенно ситуация все же выправилась. Стали произноситься шутки и рассказываться истории. Тостов стало больше. И вообще все это уже весьма походило на тихий семейный праздник.
        Я вот только заметила одну вещь: Оксанка исподтишка все время наблюдает за Всеволодом и мной. И, наверное, страшно про себя удивляется нашей с ним выдержке!
        Ну и пусть! А я вот сейчас пойду и приглашу его на танец. И посмотрим, сумеет ли он мне при всех отказать!
        Конечно, я страшно робела. Успокаивало только одно - что мы не будем единственной танцующей парой. Миша уже топтался невдалеке со своей Вероникой. И даже почему-то ей улыбался.
        - Всеволод, можно тебя пригласить? - выдавила я из себя, и голос мой в самом конце съехал на визгливую нотку.
        - Что? - обернулся он, а до этого о чем-то весьма оживленно беседовал с Ириной.
        - На танец…
        - Ты со мной потанцевать хочешь? - И тут он, как ни странно, улыбнулся, что меня приободрило. Хотя это была улыбка мультяшного персонажа, который, потирая ладони, затевает какую-то мерзость. - Ладно, пойдем!
        Он встал. Взял меня за руку, вывел на середину комнаты. Туда, где в двух шагах миловалась начальственная чета. Притянул к себе жестко и уверенно, как Остап Бендер. Я уже было подумала, что сейчас мы будем исполнять с ним жгучее танго, с перехватом розы из уст в уста. Но нет. Он всего лишь сжал меня до хруста и продолжал двигаться в такт.
        Я не способна была постичь, что творится в его душе. Он снял одну мою руку со своего плеча, взял в ладонь, принялся ласкать пальцы губами один за другим. И все время пристально глядел только в мои глаза. Но взгляд его был темным и злым. Нет, я не верила ему из-за этого взгляда!
        Лишь позже, когда все снова сидели за общим столом, меня осенило. Конечно! Как я могу понять его душу, если он сам теперь не может ее понять! Семь его энергетических центров зомбированы. Его всего ломает сейчас изнутри!
        Когда вино и «Русский стандарт» возымели определенный эффект на окружающих, все стали стремиться развлечься как-то еще. Кто-то, кажется Миша, дабы внести в коллектив некую целостность, предложил сыграть в «мафию». Для непосвященных подробно объяснил правила.
        Тянем бумажки. Кому достается черная метка, тот, значит, плохой. Остальные - хорошие. Цель хороших - выявить подонка путем обсуждения. Цель плохого - перебить как можно больше добропорядочных граждан.
        Я ничего не поняла, но меня заверили, что в процессе игры все будет понятно.
        - Итак! - воскликнул Миша. - Все разверните свои бумажки! У кого нарисован крест, тот - мафия! Полина! Не особо светите своей бумажкой! Никто не должен знать, хорошая вы или нет!
        Я закрыла ладонью и осторожно распрямила листок. Он был пуст.
        И что? Что мне теперь с ним делать?
        - Так, господа и дамы! - продолжал Миша. - Теперь вы знаете, что среди нас завелась крыса. Но вы не знаете, кто она! Давайте попытаемся это выяснить. Внимательно посмотрите друг на друга. А потом пусть каждый выскажет свои предположения… Господин мафиози! Обращаюсь непосредственно к вам! Вы должны вести себя точно так же, как и все, чтобы ничем себя не выдать!
        Все стали вертеться, подозрительно щуриться друг на друга. Вероника потянулась к бумажке Талова, за что получила по рукам. ДДА для большей проницательности хлопнул еще рюмашку. И только Всеволод…
        Он смотрел на нее. И глаза его говорили: «Это ты!» И она на него смотрела. И ее глаза говорили: «Я знаю, это ты!»
        - Итак! - ожил голос ведущего. - Начнем по часовой стрелке! Вероника! Твое мнение.
        - Талов, ну ты же знаешь, я могу считать подлецом только тебя.
        - Спасибо… Следующий!.. Алексей! ДЦА хмельно улыбался.
        - Ну я даже не знаю… Все хорошие.
        - Нет, так не пойдет! Вы должны высказать свое мнение.
        - Ну тогда я думаю на Ирину.
        - А-а! - захлебнулась возмущением Чижова. - Вот негодяй! Я им тут офис наряжаю! А они думают обо мне… бог знает какие гадости!
        Миша, поглядев на нее, сделал из стакана большой глоток сока.
        - Ваше мнение принято к сведению, Алексей. Что скажете в свое оправдание, Ирина?
        - Я уже все сказала. Я честная! Я хорошая! - Ирка вскочила на ноги. - Посмотрите на меня! Разве я могла?
        У Миши дрогнули уголки губ. Казалось, он с трудом сдерживается, чтобы не утратить серьезный вид.
        - Спасибо, Ирина. Все всё поняли. Кого вы считаете мафией?
        - Я? - Ирка приложила руки к груди. - Помилуйте, Михаил!.. Хорошо, хорошо. Я считаю, что мафия, э-э-э. - Она обвела присутствующих цепким взглядом. И вдруг указала пальцем на меня. - Балагура!
        Тут уже я вспыхнула (у меня же чистый листочек!).
        - Это почему еще?
        - А у тебя вид подозрительный. И ты все время краснеешь.
        Приехали! Я же не из-за этого краснею. А из-за того, что нет-нет да сталкиваюсь взглядом с Всеволодом!
        - Хорошо, - сказал Миша. - Пока у нас три кандидатуры: я, Ирина и Полина. Оксана! Что вы скажете?
        - Это Всеволод!
        Нет, это не он! Сама ты - мафия! Привязалась к моему Лихоборчику!
        У него было странное выражение лица. Он смотрел на Оксанку с таким видом, будто бы говорил: «Ну, хочешь… без проблем! Пусть это буду я».
        - Полина! На кого вы думаете?
        - Я думаю на Ирину, - сказала я в отместку.
        - А ты, Сева?
        Лихоборский, заложив руки за голову, откинулся на стуле. Он все так же продолжал смотреть на мою подругу. У них происходила сейчас своего рода игра в гляделки.
        - Ирина! - наконец изрек он.
        - Я тоже думаю на нее, - сказал Миша.
        Итак, большинством голосов Ирка выбыла из игры. Исполненная гнева, она продемонстрировала всем свой чистый листок и хотела уже сбежать покурить. Но ее вынудили присматривать за мафией ночью.
        Ночь - это значит, что все без исключения закрывают глаза, вроде бы спят. А плохой начинает свою охоту. То есть подает незаметный знак водящему (в данном случае, Ирке), кого бы он хотел устранить со своего пути.
        - Утро! Открывайте глаза! - скомандовала Ирка. - Балагура, ты можешь не просыпаться. Тебя убили. Я могу теперь пойти покурить?
        Интересно, кто же эта мразь, которая исподтишка убивает по ночам? ДЦА небось. Вон как у него физиономия залоснилась!
        В конце концов в игре осталось только трое участников: Вероника, Всеволод и Оксанка.
        Я теперь уже знала, кто мафия, - в следующую ночь подглядела, хоть это и не по правилам. И все равно мне было интересно наблюдать за финальным поединком. Сейчас должно было решиться кто - кого. Зло - добро или наоборот? Потому что, когда мафиози и честный остаются один на один, игра автоматически заканчивается в пользу мафии.
        - Ну и? - с любопытством спросил Михаил.
        Он был единственным из «покойников», кто пока еще не был в курсе. Его грохнули только минувшей «ночью». Трио переглядывалось между собой с лукавым видом.
        - Оксана Александровна, - начал атаку Лихоборский, - не стоит нас с Вероникой водить за нос. Признайтесь, это вы уложили наших товарищей?
        - Укладывать - не моя прерогатива, Всеволод! Так что я по-прежнему думаю на вас.
        Он пожал плечом.
        - Воля ваша. Но это не я.
        - А я думаю, что вы мафия, Оксана, - сказала Вероника.
        - Все! - Дорохова хлопнула себя по коленке. - Внимание на монитор, Всеволод! - замахала она рукой на Веронику. - Семья из Новосибирска хочет задать знатокам вопрос!
        - Вы думаете, Оксана Александровна?
        - Я уверена!
        Всеволод с сомнением посмотрел сначала на одну, потом на другую свою оппонентку.
        - Ну ладно, - сдался он, - поверю вам на слово… Вероника! Вскрывайся!
        - Да ты что! - запротестовала та. - Как ты можешь ей доверять? Она же мафия! Если я сейчас вскроюсь, то все!.. Мы проиграли! Ты разве не заметил, что это был ответный ход на мое обвинение?
        - Говорю тебе, Всеволод! - В порыве Оксанка даже перешла на «ты». - Это семья Калымагиных из Уфы!
        - Пф-ф-ф, - Лихоборский схватился за голову, - вы меня обе запутали вконец!
        Страсти накалялись. Бедный Сева никак не мог сделать свой выбор. Все с интересом наблюдали за поединком. За исключением ДДА, который к тем порам уже мирно посапывал на диване.
        - Ладно, все! Сдаюсь! - сказал Всеволод. - Вероника, не обессудь. Но я голосую за тебя!
        - Ура! - завопила Дорохова, радостно размахивая над головой своим девственным листочком.
        Вероника, привстав, сощурила глаза.
        - Что-о-о? - протянула она. И с возмущением обернулась на Всеволода. - Ах ты гад, Лихоборский! Так это ты мафия?!
        Он невозмутимо отпил вина из бокала.
        - Так бывает, Вероника, не расстраивайся!
        - Ну надо же сволочь какая! - Оксанка в сердцах шмякнула своей бумажкой об стол.
        - Нда-а, - Миша уважительно выпятил подбородок. - Вот уж никак не думал на тебя, старина!
        Публика еще долго гудела, коря Лихоборского за коварство. А он только гнусно ухмылялся в ответ.
        Потом снова были танцы. На сей раз Миша осмелился пригласить Ирину. Точнее, это не было официальное приглашение с поклоном головы. Просто, когда она стояла спиной, он подошел, положил ей руки на талию и шепнул что-то на ухо. Вероника аж позеленела от злости, но, как ни странно, от резких выпадов воздержалась. Может быть, просто потому, что саму ее тут же ангажировал Всеволод.
        Вот что значит верный друг! Как только дело запахло жареным, сразу отвлек огонь на себя!
        А мы втроем - я, Дорохова и ДДА - сидели чуть на отшибе и время от времени перебрасывались фразами. Оксанка, устроившись посередке, постоянно вступала с кем-то в СМС-переписку. Может, с Толиком? Интересно, он ничего не спрашивал у нее обо мне? Дизайнер, опершись локтем об угол стола, глуповато улыбался, глядя, как сосредоточенно хмурит лобик его маленькая Огучка. Несчастного растолкали, когда от него потребовалось завести патефон под названием «Макинтош», и теперь он явно балансировал на грани были и небыли. Я же, вроде бы поправляя прическу, косила все больше на Всеволода. И между делом думала о том, что он даже ничего не сказал мне по поводу обновленного имиджа.
        Неожиданно в домофон раздался еще один звонок.
        - Гарик! - быстро шепнула Оксанка. - Это ко мне! - успокаивающе крикнула она в зал, поднимаясь.
        Она открыла и, высунувшись в дверь, что-то сказала. Потом, не захлопывая, направилась к столу за своими вещами. К ней тут же подошел Лихоборский:
        - Вы нас покидаете, Оксана Александровна?
        - Да. Труба зовет - вперед, вперед!
        - Подождите! - подоспел Михаил. - Какая труба вас зовет? Нужно же еще заключительный тост выпить! Пригласите сюда вашего друга. Что вы его на холоде держите?
        - Ну ладно…
        Оксанка пожала плечами. Вернулась к двери, распахнула ее и крикнула:
        - Игорь! Иди сюда! Тебя общество требует!
        - Что, стриптиз надо показать? - улыбаясь, ввалился Гарик Но тут же при виде незнакомых лиц сконфуженно осекся.
        Возникла минутная заминка, во время которой взгляды всех без исключения присутствующих были прикованы к опростоволосившемуся шутнику. Всеволод достал откуда-то из-под свитера сигареты и закурил прямо в офисе, на что Вероника нервно сглотнула.
        - Почему бы и нет? - сказал он, выпуская дым. - С удовольствием посмотрел бы стриптиз в вашем исполнении, господин Губанов.
        Я опешила. Откуда он знает Гарика?
        А-а-а, так вот оно что! Дело вовсе не в Оксанкиной гордости! Все как раз наоборот. Это он застукал их с Гариком! Ясно-ясно!
        Все остальные, кажется, тоже пребывали в замешательстве, потому что хранили молчание. Один Всеволод расходился все больше.
        - А что же это вы… неужели переквалифицировались в стриптизера?.. Какая ошибка! У вас же бесспорный талант! Вот и Оксана Александровна так считает!
        Я мельком взглянула на Оксанку. Та стояла красная, прикусив губу.
        Интересно, что она опять насочиняла?
        - Миша! - обратился оратор к Талову - Твоя фирма несет существенные потери! Ты видишь перед собой одного из самых выдающихся дизайнеров современности! И ты просто обязан взять его к себе в штат!
        - Неужели? - разомкнул уста притихший Михаил. Он так же, как и все, явно понимал, что назревает конфликт.
        Гарик, резко втянув воздух носом, наконец переступил порог.
        - Во-первых, всем доброго вечера, - произнес он. - А во-вторых, Всеволод - не помню, как вас по отчеству, - я ни в кого не переквалифицировался. Стриптиз - это одно из моих многочисленных хобби.
        Гарик существенно уступал Всеволоду в росте. К тому же выступал в одиночку. Но, несомненно, присутствующая в нем восточная кровь гасила инстинкт самосохранения. Горящий взгляд Гарика выражал однозначную готовность дать сдачи.
        Всеволод неожиданно разулыбался:
        - Хорошее у тебя хобби! Просто замечательное! Сложно даже представить, чем ты еще можешь потешать себя на досуге!
        Зачем он его дразнит? Зачем говорит таким пренебрежительным тоном? Они же сейчас подерутся!
        У Гарика дернулись желваки. Он сделал в сторону Всеволода порывистое движение, но Оксанка вовремя ухватила его за руку.
        - А мы сейчас петь идем! - нарочито веселым голосом воскликнула она. - Кто с нами?
        - Я! - вызвалась Чижова. - Это в тот самый караоке-бар, где мы отмечали мой день рождения?
        - Да, точно! Именно туда! Тут всего десять минут пешком.
        Оксанка уже поспешно влезала в куртку. Ирина тоже подлетела к вешалке и начала выкапывать из-под чужих вещей свое дорогущее, светлой кожи пальто.
        - А стриптиз? - не унимался Всеволод.
        - Сева, охолонись! - Миша примирительно положил ладонь другу на грудь. - Не порть настроение ни себе, ни людям.
        - Я тоже пойду! - внезапно созрел ЯДА.
        Он вылез. Прихватил из-под стола свои ботиночки, которые непонятно когда успел с себя стянуть. Обулся, оделся и примкнул к столпившимся в дверях отбывающим.
        Гарик толкнул дверь и вышел первым, ни с кем не попрощавшись. Ирка, выскакивая следом, беспечно кинула:
        - Всем пока!
        ДЦА на выходе поклонился. А Оксанка, застегивая куртку, направилась обратно.
        - Вероника! Миша! - обратилась она к руководству. - С наступающим вас! Будьте счастливы! Удачливы! Пусть в вашей жизни будет как можно больше светлых моментов! Живите в гармонии и любите друг друга!
        - Спасибо! - чирикнула Вероника, игриво приложившись к таловской щеке.
        - Спасибо, Оксана. Очень теплые пожелания, - сказал Миша и в отличие от своей дамы поцеловал Оксанку, правда, только в руку. - Вам тоже всего наилучшего. И до встречи в новом году!
        - Да, до нового года!
        Она отступила. Поправила сумку на плече и пошла. Но вдруг развернулась и быстро приблизилась к Всеволоду. Остановившись возле него, чуть прихватила за свитер.
        Он замер.
        Она не сводила с него глаз. Еще немного - и я думала, что Дорохова уляжется на него прямо там.
        - Дебил! - наконец сказала она. Отстранилась от него. И, уже убегая, крикнула мне:
        - Пока, Польчик, созвонимся!
        Молодец! Не стала меня никуда тянуть. Понимает - люди остались пара на пару.
        Как только за Оксанкой захлопнулась дверь, Всеволод воскликнул:
        - Отлично! Твои подчиненные, Мишаня, поносят меня, как хотят!
        - Ну-ну, не перегибай палку, дружище! Ты же сам полез в бутылку!..
        Лихоборский зло усмехнулся. А потом сделал ностальгическое лицо и спародировал Миледи из «Трех мушкетеров»:
        - Если бы я… полез в бутылку… - тут он уткнулся взглядом в меня. - Что, Полина? Что у тебя за скорбь на лице? Гуляем-веселимся дальше! Идем потанцуем!
        Он стянул меня за руку со стула, и мы пошли танцевать.
        Вероника с Мишей не захотели составить нам компанию. Кавалер, поухаживав за дамой, налил ей еще вина, а себе - еще водки.
        В этот раз Всеволод был гораздо менее артистичен, чем в наш предыдущий танец. Он на меня не смотрел, держался расслабленно, только гонял во рту туда-сюда спичечный огрызок.
        Ая… я просто изнемогала от желания стать ему нужной. Я тянулась к нему, как растение тянется к свету. Я прожигала дыры на его отвернутом от меня подбородке.
        Ну, сейчас же нам никто не мешает! Ну, сосредоточься же ты на мне! Вот я - из плоти и крови! Такая же женщина!..
        И вдруг ситуация изменилась.
        Всеволод как будто услышал. Взглянул на меня сверху вниз.
        Или я слишком сильно сдавила его плечи?
        В его лице что-то было не так. Как будто добавилась новая черточка. Я никак не могла ее отыскать. Где она? В складках у губ? В морщинках у глаз? Где он - этот невидимый штрих, отличающий холодного человека от человека неравнодушного?
        Неужели! Неужели он наконец-то взволнован? Или мне это кажется? Но тогда почему он так дышит? А руки?! Руки напряжены! Или это мне тоже кажется?
        Я совсем незаметно сделала касательное движение животом. Нужно же было как-то проверить…
        Да! Я во всем убедилась! Колдун времени не терял. Чакры были раскрыты!
        Однако, как выяснилось, моя уловка едва ли осталась незамеченной.
        - Что ты там потеряла? - строго спросил Всеволод.
        - Ничего! - В испуге я даже попыталась от него отстраниться.
        Но он привлек меня обратно.
        - Это абсолютно нормально, - заметил он достаточно сухо. - К тому же ты надушилась не своими духами.
        Да, действительно, я использовала Оксанкины духи «Нина Ричи». И что с того? При чем здесь это? Спустя какое-то время подошел Миша.
        - Ну что, пора, наверное, по домам расходиться?
        - Да, пожалуй, - ответил Всеволод.
        Что, и все? Он готов меня вот так запросто бросить? Но, позвольте! Сальвадор обещал, что его будет тянуть ко мне! Тянуть с фантастической силой! А он и думать забыл. Пошел себе преспокойненько тяпнуть на посошок.
        Желая выиграть время, я стала прибирать со стола.
        Что, же мне сейчас сделать, чтобы заставить его поехать ко мне? Такой удобный случай! Пустая квартира! Может, сказать, что мне плохо? Прикинуться пьяной? Но уже никто не поверит.
        - Полина, да бросьте вы все! - крикнул Миша. - Завтра уборщица придет, уберется.
        Вероника тем временем уже везде закрывала форточки, выдергивала шнуры из розеток.
        Господи! Ну что же мне делать?
        Так ничего и не придумав, я потащилась вместе со всеми одеваться.
        Всеволод, поскольку пришел без верхней одежды, уже держался за ручку двери. В его руке, будто нож, блестели ключи от машины.
        Я влезала в свою дубленку, как в кафтан смертника. Я ничего не хотела. Только чтобы он поехал ко мне. Любой ценой заполучить его этой ночью!
        Мы вышли на улицу. Оказалось, что там вовсю валит снег.
        Миша легко приобнял меня за плечо.
        - Ну что, Полина, до встречи в новом году?
        - Да, до встречи, - промямлила я.
        - А вы не боитесь разбить свою только что купленную машину? Вы все же хоть немного, но пили.
        - Боюсь, - кивнула я, - поэтому оставлю машину здесь, а сама поеду в метро. Наверное, еще успею на последнюю электричку.
        Всеволод с Мишей переглянулись.
        - Может, вам денег на такси дать? - осторожно спросил Талов.
        - Да ладно, не надо! - Всеволод сердито качнул головой. - Идем, отвезу тебя!
        Надо же, как бывает! С легкой Мишиной подачи все вышло само собой!
        Я сидела рядом с моим мужчиной. На широком-прешироком сиденье. И земля казалась далеко внизу, как из кабины вертолета. Его плечо сбоку и эта основательная посадка его машины рождали в моей душе уверенность.
        Все будет, как я хочу!
        Захочу - и прямо здесь и сейчас займусь с ним любовью. А захочу - растопчу его, как муравья. И он будет ползать у моих ног, сходя с ума от желания. Потому что его плоть ему уже не подвластна! И он больше никогда не будет пренебрегать мной!
        Слышишь? Не смей мной пренебрегать! Никогда!
        Всеволод меня не слышал. Он гнал по заснеженному городу каксумасшедший. Будто ему вожжа под хвост попала. И ни слова не говорил. Только чуть нервно посматривал в зеркальце заднего вида.
        Мы остановились возле моего подъезда. Странно, но Всеволод ни разу не спросил у меня дорогу. Как он запомнил адрес? Он же тогда был пьяным в умат.
        - Поднимешься? - предложила я. - У меня дома есть хорошее грузинское вино.
        - Нет, поеду. Поздно уже.
        Если сейчас вылезу из машины - уедет! Я повернулась к нему лицом.
        - Давно хотела задать тебе один вопрос. Зачем ты приезжал ко мне в тот вечер?
        Всеволод немного подумал. Потом молча пожал плечами.
        Он сидел, упершись одной рукой в руль. Другая расслабленно лежала на переключателе скоростей. И оттого, что мотор работал, слегка вибрировала. Я накрыла эту руку своей ладонью.
        Какой резкий контраст! Жар и холод. Его теплая рука и моя ледяная!
        - Пожалуйста, проводи меня! - тихо попросила я. - Я так хочу, чтобы ты меня проводил! И побыл со мной. Совсем недолго. Капельку. Я же знаю, тебе некуда спешить. Ты один. И я одна. Давай просто посидим и поговорим с тобой.
        Он смерил меня недовольным взглядом. Но, вздохнув, все же проворчал:
        - Ладно, пошли…
        Я же сказала! Все будет, как я захочу!
        Мы поднялись. В прихожей разделись. Всеволод, повесив свое пальто, стал дожидаться дальнейших распоряжений.
        - Ты проходи на кухню пока. Я сейчас вина принесу.
        Ну да, конечно! Разбежалась. Поить я его больше не буду. Благо, опыт имеется. Нужно просто заманить его в комнату. Как бы это осуществить? Ага, кажется, знаю!
        Я влезла на стул. Открыла верхнюю антресоль шкафа. Выдвинула огромную коробку со старой обувью. Коробка опасно зависла, так что я и впрямь едва не свалилась.
        - Всеволод! - закричала я. - Помоги мне, пожалуйста!
        Он вошел. Вид у него был такой, что я поняла - он предвидит. И даже нет. Он на все сто знает, чего я хочу добиться. Как хорошо, что я натурально держалась из последних сил. Еще немного - и коробка грохнулась бы мне прямо на голову.
        Брови Всеволода, поначалу сердито сведенные, поползли вверх.
        - Кой черт тебя туда понес?
        Я осипшим от тяжести голосом объяснила:
        - Бабушка где-то здесь прячет бутылку. Он, усмехнувшись, мотнул головой.
        - Героические женщины населяют этот дом. Придвинул еще один стул и, забравшись, помог мне затолкать коробку на место.
        - Давай обойдемся сегодня без вина, хорошо? - уже подставляя руки, чтобы поймать меня, сказал он.
        - Хорошо, - легко согласилась я и соскочила прямо в его объятия.
        Он сделал движение отпустить, но я порывисто прильнула к нему.
        - Нет! Не отпускай меня! Пожалуйста!
        Стала зарываться в него, ютиться на нем, хватая за шею, за плечи…
        Он не отталкивал, но сторонился моих ласк. Отворачивал лицо. Так, когда тебя хочет лизнуть собака, а ты этого не желаешь.
        В конце концов, взяв меня за плечи, он создал жесткую дистанцию между мной и собой.
        - Полина! Ну когда же ты поймешь, наконец! - В его голосе слышалось чуть ли не отчаяние. - Я не твой герой! Ну, посмотри ты на меня! Я же самый обыкновенный! Я - самый обыкновенный мужик! Таких миллионы! И я уверен, что обязательно найдется кто-то, кто захочет тебя согреть. Кто-то!.. Но не я.
        Я едва не задохнулась от возмущения. Что значит «кто-то»? Мне не нужен кто-то! Я на кого угодно приворотов не делаю! Ты послушай себя, послушай! Тебя же тянет ко мне!
        - Зачем ты так говоришь? - с вызовом спросила я. - Почему хочешь сделать мне больно? Ты же хочешь этого! Точно так же, как этого хочу я!
        Лицо его резко переменилось. Стало удивленным-удивленным, как у маленького ребенка.
        - Да не хочу я ничего! С чего ты взяла? Ты совершенно не в моем вкусе!..
        - Ну да, конечно! - вспыхнула я. - Я знаю, кто в твоем вкусе! Только чем она лучше меня? Тем, что наставляет тебе рога за твоей спиной?
        Скрежетнув зубами, он, как бы предостерегая, наклонил голову.
        - А вот это ты зря! Тебе лучше не касаться этой темы. Мне теперь глубоко начхать, как и с кем она проводит время. Мы давно расстались по твоей милости.
        - Не по моей! - тут же парировала я. - Ты сам ко мне приехал той ночью. Я тебя не звала! Но ты приехал и наговорил мне кучу слов. И я поверила тебе…
        - Да я той ночью бомжа в подворотне мог отыметь, наговорив ему кучу слов. Мне по барабану было!
        Тут я не выдержала и со всего маха залепила ему звонкую пощечину. Ей-богу! Самую натуральную. Как в кино.
        Всеволод грубо перехватил мою руку. Вид у него был такой, будто он готов меня удавить.
        - Не лезь на рожон, поняла? Ты у меня уже вот где! У всякого терпения есть предел! . Да, возможно, мне было стыдно за свое поведение! Вот, думал, скотина! Нажрался… вломился среди ночи к бедной девочке… Ты же выглядишь-то как девочка! Такая крошечная, тебя надвое одним пальцем переломить можно. А потом я эту девочку трахнул… как говорится, для полного боевого комплекта… - И тут он приблизил свое лицо. - Но от тебя же ведь не убавилось, правда? Прибавилось только. Ты же понимаешь, что я имею в виду?
        Он так сильно сжал мое запястье, что я даже вскрикнула.
        Я не знаю, что случилось со мной. Наверное, эта незначительная физическая боль спровоцировала эмоциональный всплеск такой мощи, подняла волну таких душевных страданий, что меня, как фонтаном, вышибло из чаши равновесия.
        Я стала бить его кулаками наотмашь. Куда придется: в грудь, в лицо, по плечам… Со всей яростью, со всей своей невостребованной любовью, которую от ненависти отделял теперь один только шаг.
        Он никак не ожидал такого поворота событий. Сначала пытался как-то уворачиваться, закрывался рукой. Потом не выдержал. Сгреб меня в охапку и швырнул на кровать, как какого-то котенка.
        - Вот, черт возьми! Дура сумасшедшая! - Он потрогал языком рассеченную губу. - Лечись, Поля! Лечись, пока не поздно.
        Поднял с пола свои сигареты и шагнул к выходу.
        - Всеволод!!! - завопила я. Рыдая навзрыд, кинулась догонять.
        Запуталась. Упала. Поползла, то хватая его за руки, то цепляясь к ногам.
        - Не уходи! Пожалуйста, не уходи…
        Я крепко-накрепко обхватила его колени, задыхаясь от слез, твердя, как молитву.
        - Не уходи! Пожалуйста, пожалуйста!
        Он стоял, не зная, что ему делать. Попытался меня поднять, но я не далась. Сейчас оторвать меня от него можно было лишь с мясом.
        В конце концов он сдался:
        - Так, Поля! Я здесь. Я никуда не ухожу. Успокойся! - Он с силой тряхнул меня, ставя на ноги. - У тебя есть кипяченая вода?
        От приключившейся истерики я начала клацать зубами:
        - Не зззна-а-аю…
        Он вздохнул. Вышел из комнаты.
        Дикая мысль пронзила меня - он не придет!!!
        Но вся я будто оцепенела.
        Когда он вернулся со стаканом воды, я все стояла. Там, куда он меня поставил. В полной прострации, в немыслимой позе, почему-то с крепко сжатыми кулаками. Издавала ртом какие-то звуки, похожие на работу холостых оборотов: дыды-ды-ды…
        Он подошел. Крепко взял меня за затылок. И, разжав зубы стаканом, стал вливать воду.
        - Глотай, глотай! Не выплевывай назад!.. Ну!.. Все? Пришла в себя? - Он по-отечески заглянул мне в лицо, усмехнулся с видимым облегчением. - Что ты меня пугаешь? Я же тебе не доктор Живаго!
        Потом легко, будто перышко, поднял меня. Отнес на кровать. Укрыл каким-то пестрым, коротким одеяльцем (даже не знаю, где он его раздобыл). Погасил большой свет, оставив гореть только ночник у меня в изголовье.
        - Теперь попытайся уснуть.
        Мало-помалу я почти совсем успокоилась. Даже не замечала, что по щекам еще сами собой катятся слезы, и подушка от них уже промокла насквозь.
        Взгляд мой запутался в складках гардин. Я не хотела… не желала вынимать его из этого бархатного, точно викторианского, уюта. В душе царил штиль. Мой мужчина сидел со мной рядом. Я трогала его руку. Потихоньку водила пальцем по линиям судьбы на ладони. Его судьбы… Моей судьбы…
        - Знаешь, - сказала я очень тихо, - я всегда была изгоем. Какой-то полулегальной. Я ни в ком не вызывала интереса. Ни в мужчинах, ни в женщинах. В моей жизни не было никого и ничего: ни песен у костра под гитару, ни первого свидания, ни даже первой любви… Я, как маринованный помидор, пролежала всю жизнь в банке с рассолом… - Я ненадолго замолчала, собираясь с духом, он ждал. - Понимаешь, я очень хочу любви. Твоей любви. Я знаю, что ты не можешь мне ее дать. Но хотя бы дай мне почувствовать… один только раз… дай понять… что это значит… раствориться…
        Мне было страшно перевести на него взгляд.
        Понял ли он меня? Что я увижу? Отвращение? Издевку? Жалость?.. Или согласие?
        Он смотрел на меня очень внимательно. Как будто решал про себя какую-то непростую задачу. Потом медленно наклонился…
        И у меня внутри что-то оборвалось. Я ощущала даже на расстоянии, какой он огромный… просто медведь! Чувствовала его дыхание у себя на губах. А он все тянул. Только по одеялу мягко скользнула его рука…
        Глава 10
        О ПОТОМКАХ
        Теперь я знаю, как растворяются. И все-таки легче мне не стало. Потому что потом пришло утро.
        Проснувшись, я обнаружила, что его рядом нет. Видимо, он ушел еще ночью. Дождался, пока я усну, - и ушел.
        А я не могла ни о чем даже думать. Я лезла на стену и выла.
        Перемотать! Повторить! Где он? Верните его! Ну, верните же мне его!..
        И я, наверное, сошла бы с ума этим утром, если бы не Оксанкина новость.
        Она позвонила, как раз когда я стояла возле окна. И высчитывала, сколько метров от него до асфальтированной дорожки. Так чтобы наверняка…
        - Поля, слушай! Давай сейчас по-быстрому собирайся и шуруй в Перово!
        Да? А еще что мне сделать?
        Дыхнув на стекло, я нарисовала на нем сердечко.
        - Зачем, зайчонок? Я не собиралась выходить сегодня из дома.
        - Придется, Поля! Если ты, конечно, не прочь увидеться с внучком медсестры.
        Что она несет? Медсестра какая-то… Медсестра? О господи!
        Я моментально выскочила из своей меланхолии.
        - Зайчонок! Это правда? Ты не шутишь?
        - Ну, мне заняться-то больше нечем, - проворчала Дорохова, - дай, думаю, позвоню Польке, пошучу.
        - Зайчонок, ты прелесть! Что я должна делать?
        - Я пока точно не знаю. Есть небольшие сложности. Но, думаю, нам лучше сначала встретиться. Потом я тебе все расскажу. Возможно, нам придется провести маленькое расследование.
        - Как интересно! Это тебя Толик научил?
        - Нет, Толик слил мне информацию. А сам отчалил в родные пенаты, передав тебе, кстати, пламенный привет. Дальше нам с тобой ковыряться самим.
        Мне, конечно, было приятно слышать, что Толик передает привет. Но теперь я не хотела даже думать о том, что пыталась соблазнить этого чужого, абсолютно ненужного мне мужчину. Кошмар! Как хорошо, что между нами ничего так и не было!
        - Значит, смотри сюда, - не унималась Оксанка. - Сейчас у нас половина двенадцатого. Я только встала, поэтому раньше чем через два часа в Перово быть не смогу. Ты тоже не тяни. Собирайся и поезжай. Там наверняка страшные пробки. Снега навалило просто по колено!
        - А я на метро. Я вчера машину возле офиса бросила. Домой добралась на машине Всеволода.
        Оксанка замолчала. Я же в эту минуту испытала просто садистское наслаждение!
        - А, ну ладно, - справившись с собой, сказала она. - Тогда в половине второго в центре зала. Пока!
        И она отключилась.
        А я, бросив трубку, счастливая растянулась на кровати - на этой самой кровати!..
        Тоска сама собой откатила, уступив место блаженной неге.
        Какая же я дура! Что же я так извожусь? Ведь если он и должен тянуться ко мне, то только теперь, после того, что случилось! Когда он прочувствовал наконец всю силу моей любви!
        И никуда он не денется. Позвонит. И, наверное, даже сегодня!..
        Я с удовольствием вдыхала аромат своей кожи. Она еще помнила каждое его прикосновение, хранила в себе какие-то его примеси. Я вспоминала, как, стоя надо мной на коленях, он стянул через голову свитер и оказавшуюся под ним тонкую водолазку. Он был уже нетерпелив и бросал все на пол. А потом он дважды… дважды!..
        Но додумать я не успела. Что-то вдруг с треском ударилось об окно.
        Выглянув, я ничего не увидела. Но зато вспомнила, что Оксанка будет ждать меня уже через… мама дорогая!., через час и десять минут!
        Я кинулась в ванную. Потом на кухню. Потом к гардеробу. Все на ходу, на бегу, как солдат. Но зато приехала к месту встречи почти без опоздания.
        Однако Оксанка все равно оказалась рассерженной.
        - Балагура! Почему я должна тебя ждать? Мне, что ли, это нужно?
        - Прости, зайчонок! У нас за двадцать минут ни одного автобуса не прошло!
        Оксанка смягчилась и, пока мы поднимались по эскалатору, стала рассказывать:
        - Нашему драгоценному Толику удалось отыскать в Москве сына того самого младенца. То бишь, как я понимаю, твоего кузена…
        - Зайчонок, ты чего говоришь-то? Какой он мне кузен?
        - Ну а кто же он? Папка-то у твоей матери с его отцом один. Стало быть, кто вы? Кузены!
        - Да ну, - буркнула я.
        Оксанка же, явно охваченная азартом, продолжала:
        - Кстати, сам младенец вместе со своей женой-пенсионеркой вполне благополучно проживает сейчас все в той же Воронежской области. В городе Анна… Хорошее название, не находишь?.. Так что нам с тобой, считай, крупно повезло, что их отпрыск осел в Москве. Не то кататься нам с тобой с кровавым флаконом по всей России…
        Мы вышли из метро. И Оксанка, повертев головой, направилась к ближайшей продуктовой палатке.
        - Будьте добры, пожалуйста, какой-нибудь энергетический напиток: «Рэд булл» или
«Адреналин»… Спасибо!..
        Откупорив, она сделала из банки мелкий глоток, передернулась и стала рассказывать дальше:
        - Так вот. Кузен твой, которого, кстати, зовут Саша и которого я теперь буду называть Шурком, прописан в Москве по некоему адресу. И все было бы проще пареной репы, если бы он по этому адресу проживал. Но там, к сожалению, проживает только его бывшая супруга. А где теперь проживает сам Шурок, она не знает. Во всяком случае, так сказала Толику. Зато работает Шурок, по ее словам, где-то в Перово. Тренером по тэквондо. Круто?
        - Не то слово, - мрачно сказала я. - И что нам теперь делать? Спрашивать у прохожих, не пробегал ли здесь Шурок - в костюме тренера по тэквондо?
        - Балагура! Да ты, оказывается, шутница у нас! - развеселилась Оксанка. - Идея хорошая, но Толик предложил более надежный вариант. Пройтись по всем имеющимся здесь дворцам спорта или спортивным комплексам. Если же ничего, тогда придется ходить по школам и действительно спрашивать, не пробегал ли Шурок.
        Оказывается, Оксанка уже успела просмотреть по Интернету все местные достопримечательности. На наше счастье, данный район ими не изобиловал. Только два заведения подходили под нашу категорию: расположенный где-то в глухом тупике дом творчества и маленький спортивный клубчик, организованный, кажется, воинами-афганцами.
        По первому адресу нас ожидало жестокое разочарование. Там не только никто слыхом не слыхивал про Шурка, но и вообще не было секции тэквондо. Зато в другом месте нам сказали: «Да-да, конечно, Саша Безруков - наш лучший тренер, но сегодня он не работает. Точнее, работает, но не здесь».
        Когда мы спросили белобрысого дылду, где он работает, то дылда зачем-то стал рассказывать нам, почему он считается у них лучшим тренером. Причем так воодушевился при этом, что стал показывать на Оксанке некоторые наиболее эффективные приемы. После очередного броска Дорохова распласталась на мате и больше уже ни о чем не расспрашивала. Пришлось мне доводить дело до конца.
        Теперь мы поднимались в лифте на десятый этаж. Здесь, судя по расписанию, Безруков А. Г. проводил свою субботнюю тренировку.
        Пройдя по коридору, остановились у двери с надписью «Зал № 6». Мы обе немного волновались. Я - потому что вот-вот должна была встретиться со своим утерянным волею судеб братом. Пусть двоюродным, но все-таки! Оксанка - потому что, приложившись ухом к двери, услышала: «Рот закрой, я сказал! Ты че, камикадзе что ли, я не поэл!»
        - Да-а, - уважительно протянула она, - Конкретный крендель - твой братец!
        Мы организовали себе в дверях небольшой зазор и с любопытством просунули в него головы.
        Перед ничтожно малой группой ребятишек (всего человек шесть или восемь) расхаживал могучий, как богатырь-былинник, Шурок. Он кричал какое-то короткое слово, что-то вроде «Черед!», и его маленькие бойцы становились по стойке смирно. На великом сэнсэе было черное короткое кимоно со штанами и черный же пояс. Форма учеников отличалась только тем, что пояса были белыми. Шурок легонько помахивал палочкой, которой чуть что лупил своих подопечных по ручкам и ножкам. Наверное, несильно, потому что никто из детей от полученных ударов не падал. Но у нас с подругой при виде этой сцены волосы встали дыбом.
        - Как ты собираешься брать у этого человека кровь? - шепнула Оксанка, полная ужаса.
        - Так. Что там за шум? - Шурок, заметив наше присутствие, вдарил палкой себе в ладонь, от чего у меня по позвоночнику побежали мурашки. - Если вы ко мне, то дождитесь конца тренировки за дверью!
        Мы поспешно прикрыли дверь. Дорохова воскликнула:
        - Елы-палы! Такому даже череп не прошибешь!
        Пока шли занятия, мы с Оксанкой все пытались понять, как же, собственно говоря, мы будем обескровливать Шурка. Не скажешь ведь ему в открытую: «Знаешь, Шурок, вообще-то я твоя сестра Анна-Мария! Наш дедушка - дон Альберто»… ну и так далее. За такую-то глупость он точно в зубы даст!
        - А может, пригласить его в ресторан, усыпить и тихо выкачать пару шприцов? - предложила Оксанка.
        - А если проснется?
        - Да-а, если проснется - беда…
        И так мы прикидывали, и эдак, но концы с концами никак у нас не сходились. В любом случае выходило, что Шурок нам быстрее кровь выпустит, чем мы ему.
        Наконец дверь распахнулась. Из нее сначала посыпались довольные ученики, а после появился и суровый учитель.
        И тут возникла новая проблема. Чего говорить-то ему?
        - Здрасьте! - подобострастно улыбаясь Шурку, сказала Оксанка.
        Он окинул ее тяжелым взглядом.
        - Ну, здравствуйте. Вы ко мне?
        - К вам, к вам, - заверила его Дорохова.
        - По какому вопросу?
        - Мы хотели бы записать в вашу группу своего ребенка, - импровизировала на ходу Оксанка.
        - Не понял. Чей ребенок-то, ваш или женщины?
        - Наш и женщины, - видимо, у Оксанки от страха совсем ум за разум заехал.
        К счастью, Шурку это было безразлично.
        - Ну, приводите, без проблем. Занятия стоят тысячу рублей в месяц, - он уже собирался закрыться, но вдруг добавил. - Да! Имейте в виду, форма тоже стоит тысячу рублей.
        Кроме того, тысяча рублей - защита на руки, тысяча рублей - на ноги, тысяча - защита паховой области…
        Мы как завороженные кивали на каждую тысячу. И в конце я поняла, что только что видела детей нефтяных магнатов и голливудских звезд.
        Как чумные вывалились мы от Шурка. И сразу пошли заливать горе в ближайшее кафе.
        - Не, Поль, ты, как хочешь, - помешивая трубочкой свой любимый коктейль, пахнущий ромом и ананасовым соком, говорила Оксанка, - а я из него выкачаю кровь. Он у меня ею харкать будет! Дай только время!
        - Да как же, зайчонок? - заламывала я руки.
        - Неважно как. Придумаем. Но главное, ты должна понимать, что тебе какое-то время придется водить Славика на эти тренировки.
        - Ты с ума сошла? Чтобы моего мальчика дубасили палкой?!
        - Ничего. Он же мужик! Потерпит. К тому же заняться борьбой ему не помешает. Дохля-дохлей! Ну а я за время новогодних каникул попробую что-нибудь придумать… Кстати! Можешь меня поздравить! Я завтра сваливаю в Финляндию. В гости к троллям и Санта-Клаусу.
        - Да ты что, зайчонок! Правда? Ой, счастливая! С Гариком едете?
        - Забудь, Поля! В моем лексиконе больше нет такого слова.
        - Вы что, опять поругались, что ли? - огорчилась я.
        - Ну, скажем, поругались навсегда. Так бы я это назвала.
        - Да брось ты! Из-за Ирины, что ли?
        - В основном из-за сцены в офисе. У Гарика вдруг закралось страшное подозрение. Ну и начал чудить. - Дорохова нервно закурила. - Ладно, проехали.
        - Так с кем ты едешь?
        - С Юляшкой. Она предложила. А я согласилась.
        На следующий день Оксанка уехала.
        Я даже не знаю, в котором часу отходил ее поезд, но только мне стало как-то вдруг пусто и одиноко. Приближалась новогодняя ночь, а рядом никого не было. Ни подруги, ни мамы, ни бабушки с малышом.
        Что же до Всеволода, то его отсутствие я переживала особенно остро. Я все надеялась, что, может быть, он приедет ко мне, хотя бы в сам Новый год. С последним боем курантов вдруг раздастся звонок Я открою. А на пороге - весь засыпанный снегом и конфетти, с бутылкой шампанского - он.
        Когда пробило двенадцать, а вместо звонка грянул гимн, я встала из-за стола. Кинула на нетронутую тарелку нетронутый мандарин. И пошла вскрывать свой тайник.
        Я решила изорвать в клочья эту мерзкую фотографию, прошитую красными нитками. Уничтожить эту дурацкую надпись: «Полина - крест - Всеволод - аминь». Меня обманули, как школьницу! Провели, как последнюю дуру!…
        Но я не смогла разорвать фото. Вспомнила, как колдун, припечатав свечой, произнес:
«Да будет так!» И не смогла.
        Вдруг это что-то да значит?
        Аккуратно сложив все обратно, я придвинула к себе телефон.
        С домашнего номера я ни разу ему не звонила. Пусть подойдет. Я всего лишь поздравлю его с Новым годом.
        Я тыкала в кнопки снова и снова. Час за часом. Стоя на коленях перед будто бы заколдованным аппаратом. «Сеть перегружена» - отвечал механический голос, и я плакала от бессилья. Но все-таки звонила опять.
        Говорят, как проведешь эту ночь, так и жить тебе потом целый год. Судя по всему, у меня были сказочные перспективы.
        Первого января история с загруженностью сети повторилась. А второго - мои поздравления уже утратили всякую актуальность.
        Я закрыла квартиру, спустилась во двор. Расчистила свою канареечку от снежных заносов и поехала под Подольск. Я не знала наверняка, куда ехать, так как Розка и сама с трудом представляла, где ее дача. Она лишь повторяла, что это сразу за поворотом на Серпухов.
        На Серпухов шла абсолютно прямая дорога, и, где искать поворот на него, было совершенно неясно. Дачный поселок «Рассвет» не был обозначен ни в атласе, ни на одном из попадающихся мне указателей. Так что в итоге я свернула к массивам точно таких же нигде не обозначенных дачных участков. И первый же человек, возникший у меня на пути, была не кто иная, как Розка!
        Она шла в телогрейке и валенках, припадая от тяжести несомой авоськи, и на кого-то орала. На кого-то, кого не было видно за зеленым забором.
        - Тетя Роза! - окликнула я, высунувшись в окошко. Увидев меня, она ничуть не удивилась, а только пробормотала с некоторой досадой:
        - Ага, не заблудилась, значит. - Шустро юркнула на переднее сиденье и приказала: - К Сергевне! Самогону надо взять!
        Пришлось разворачиваться и возвращаться в начало улицы, к самой убогой на всю округу избушке. Я еще при въезде на нее внимание обратила - такая она была неказистая. Зато дым из трубы валил, как в фильмах про революцию. Я из-за этого даже зауважала Сергевну Мощно работала женщина!
        Розка, наказав мне караулить авоську, умчалась в разливочную. Вернулась уже согбенная под пятью литрами мутноватой бурды. Точь-в-точь как в дому у моего дальнего воздыхателя Вицина-Крамарова. Влезла в машину. И мы, попетляв немного меж осевших в сугробах изгородей, подкатили к Розкиной резиденции. Еле проехали! Благо, что вдоль дороги прохаживались с лопатами двое мужчин неустановленной национальности. Иначе пришлось бы бросать канареечку прямо там, на центральной аллее.
        - Так! Ты бери мою барсетку, - распорядилась Розка, - а я понесу стеклотару. Ты ж криворукая, побьешь еще, чего доброго.
        Я покорно выволокла из салона неподъемный Розкин сумарь, и мы пошли в дом.
        Вдруг откуда-то из негустых приусадебных насаждений к нам навстречу выскочил Славик.
        - Полина! - радостно закричал малыш. Зашвырнув авоську в сугроб, я кинулась его обнимать:
        - Маленький мой! Ну как вы здесь? Тебе не скучно?
        - Не! Весело! Мы с Валериком строим блиндажные укрепления! - И он указал пальцем туда, где на снегу плашмя валялся Розкин внучок.
        - А почему Валерик выбрал такой странный метод строительства?
        - Просто он еще не ожил! - сказал Славик с таким видом, будто говорил: «Ну ты че, тупая совсем?». - В него должен вселиться дух солнца. Мы же самураи!
        - А-а, понятно! - воскликнула я. Тут Розка обернулась с крыльца:
        - Пошли, пошли! Не мешай пацанам! Пусть играют!.. Барсетку мою не забудь!
        Я поцеловала Славика в щеку:
        - Ну, беги!
        И он побежал.
        А я в эту минуту ощутила вполне очевидный укол ревности. Наверное, совсем неуместный. Конечно, ему интересней с Валериком! Они играют в те игры, которые ему понятны. Они фантазируют. Они самураи. И почему, собственно, он должен ходить за мной, будто привязанный, как это бывает дома, когда я возвращаюсь с работы? Нет, это неправильно! Если Славику хорошо, то и мне должно быть хорошо!
        Дом у Розки оказался вполне приличный. Четыре большие комнаты (по две на этаж), кухня и даже благоустроенный санузел. Правда, все это на фоне кошмарного беспорядка.
        Об остальном и говорить не приходится. Разношерстная мебель - из той, что давно отслужила свой срок в московской квартире. Голые, холодные стены. Да к тому же еще мне достались апартаменты с портретом. Это было ужасно. Я ночью никак не могла уснуть. Мне все казалось, что этот мужчина и в то же время будто бы женщина (так я до конца и не выяснила) прожигает меня своим демоническим взглядом из темноты. Я ворочалась. Пробовала даже заговаривать с этим лицом. Хоть уточнить у него, чье оно? Дамское? Или все-таки нет? Но в итоге я поняла, что полных каникул мне не выдержать здесь ни за что.
        Конечно, тут я была не так одинока, как в городе. Здесь были бабуля и Славик. Но и тот и другая уже имели компанию. И ни к одной из них мне прибиться не удалось. Я пробовала играть с мальчишками в самураев, но чувствовала, что только мешаюсь им. Пробовала одурманить свой мозг продуктом Сергевны так, чтобы держаться с пенсионерками наравне. Снова не то.
        В общем, до Рождества я с трудом дотянула.
        Шестого января под вечер Розка с таинственным видом вытащила из сундука колпаки.
        - Ах, вы мои колядушки-коляки! - пританцовывая, напела она. - Отбывают старушки… - тут она осеклась, поглядела на мальчиков, и заключила: - На грядки!
        Интересно, эту глубокомысленную оду они со Старым Пляжем сами придумали?
        Вышеупомянутые старушки, как всегда в этот час, были уже слегка подшофе. Весело перемигиваясь, они отправились в соседнюю комнату наряжаться.
        Спустя некоторое время в дверях появились два самых ярых сторонника ку-клукс-клана. Причем один из них почему-то переоделся в костюм советского пограничника. На другом же была простоватая серая кофта и чулки моей бабушки.
        - Деточка, ты идешь с нами? - обратился ко мне тот, что в чулках.
        Еще чего! Опозориться перед всеми Розкиными соседями?
        - Нет, бабуленька, я дома побуду!
        - Полина, пойдем! - стал упрашивать Славик.
        Им с Валериком выпала честь таскаться с мешком колядующих. В качестве оного, как ни странно, выступала все та же барсетка.
        - Нет, малыш, я что-то себя неважно чувствую. Это была чистая правда.
        С каждым днем пребывания здесь я ощущала все большую дурноту. Как будто царящая атмосфера душила меня. И дело было конечно же не в портрете. Не в том, что меня никто не хотел развлекать. Мне не требовались развлечения, я хотела только спокойствия. Но его-то как раз мне катастрофически не хватало. Точно как в песне:
        Моей душе покоя нет. Весь день я жду кого-то.
        Без сна встречаю я рассвет. И все - из-за кого-то…
        Уж лучше бы я никогда его не познала. Как он умеет ласкать… Каким может быть ненасытным… Зачем я решилась на эту ночь? Чтобы в память о ней мне достались другие ночи? Под покровом которых я только то и могла, что встать на колени и заклинать:
        О, вы, хранящие любовь, неведомые силы!
        Пусть невредим вернется вновь ко мне
        мой кто-то милый!..
        Я провела безумные две недели. И дома все то же. Пусть вернется! Пусть позвонит! Я заболевала. Мне становилось все хуже. У меня ни на что не было сил. Хотелось только пить и лежать.
        К началу первого рабочего дня я выглядела, как зомби. Натуральный фильм ужасов! Даже бабуленька, вернувшись с дачи, заметила:
        - Что-то ты, деточка, подурнела без нас…
        Не без вас. Без него. Но это, увы, решительно ничего не меняло.
        Утро начиналось торжественным сбором Славика в школу.
        Я приготовила ему накрахмаленную рубашечку, галстук, новую зеленую форму - фирменного цвета гимназии. И когда малыш все это надел, Старый Пляж воскликнула:
        - Ишь, какой сексуяльный! Гляди, Славка, девкам головы не морочь! Не то будут по подъезду табунами шастать. Только этого мне еще не хватало!
        Мы с бабуленькой договорились, что мальчика после занятий будет забирать некая Светлана. Исполнительная и очень ответственная - как она сама о себе отзывалась в размещенном на школьных дверях объявлении. Светлана должна была доставлять ребенка до дома. И даже вызвалась помогать ему при выполнении домашних заданий, поскольку сама имела образование педагога. Правда, этот момент мы с ней финансово еще не утвердили.
        Славик при подходе к гимназии заметно волновался. Щечки его порозовели. Он сбавил шаг, в ужасе глядя на устремленную к школьным вратам детвору.
        - Ты чего, малыш? - пожав его ручку, спросила я.
        - Полина, а можно я сегодня не пойду?
        - Нет, мой хороший, тебе нужно пересилить свой страх. Сейчас мы пойдем, познакомимся с твоей учительницей. И она представит тебя ребятам. Вот увидишь, на переменке все подбегут с тобой знакомиться. И все будут с тобой дружить.
        Как бы мне хотелось верить, что все будет именно так!
        Моего мальчика забрала у меня пожилая, строгого вида женщина. Она повела его к последней парте в среднем ряду. Он шел за ней такой маленький! С этим огромным ранцем, из-за которого едва виднелась его макушка! А все без исключения дети перешептывались у него за спиной.
        Малыш сел на свое новое место. Стал выкладывать из портфеля учебники. Заметив, что я все еще наблюдаю за ним из дверей, затравленно улыбнулся. Как будто прощения попросил. Я чуть не разревелась от жалости! Но тут учительница погладила его по головке - и мне стало легче.
        Ничего! Никто не даст его в обиду! Это только первые дни, а потом он привыкнет.
        В офис я приехала, когда никого еще не было и в помине. Пришлось самой идти к охраннику в соседний подъезд за запасным ключом.
        Видимо, теперь так будет всегда. Во всяком случае, по тем дням, когда Славик будет учиться.
        Разумеется, никаких напоминаний о том, что мы так славно здесь погуляли, уже не осталось. Все было чисто вымыто, прибрано. Разве что снежинки на окнах, которые мы с Ириной так старательно выводили. Но и они, и елочка, и гирлянды на стенах с окончанием праздников сразу же потускнели. Не вызывали уже ничего, кроме желания немедленно все повыкидывать.
        За эти самые проклятые праздники я так настрадалась, так намаялась от тоски и безделья, что с каким-то даже слегка фанатичным рвением приступила к работе. Сначала стала делать разноску, отделяя уже выполненные заказы от тех, что еще зависли в проектах. Потом подготовила материал для наших криэйторов - Чижовой и Дороховой. Придут - пусть тоже не лоботрясничают, а принимаются за дела! На большее у меня времени не хватило, потому что начиная с одиннадцати и в течение получаса все мои дорогие, любимые, обожаемые коллеги прибыли на работу. Такие счастливые, отдохнувшие, вроде даже помолодевшие. И каждый из вновь входящих непременно орал:
        - Ну что, как отдыхалось?
        Мне было радостно оттого, что мы все наконец-то увиделись и собрались за нашим всегдашним утренним чаепитием. И оттого, что Оксанка сказала, что она скучала по мне. Только вот меня отчего-то знобило и есть совсем не хотелось. А еще со временем я поняла, что уже не слушаю, как Олежкин приятель Митя Скворцов чудил в новогоднюю ночь.
        Все смеялись. Да, должно быть, это и вправду смешно, когда человек, потихоньку улизнув из-за праздничного стола отправляется вздремнуть в ванную комнату. А чтобы не замерзнуть на дне чугунного углубления, накрывается сверху шторкой для душа. Да, пожалуй, это смешно.
        Только мне почему-то совсем не хотелось смеяться. А вдруг, ни с того ни с сего, захотелось расплакаться. И это желание становилось тем сильнее, чем больше подробностей я узнавала. О том, как Ирина летала в Тюмень, чтобы встретить Новый год вместе с дочерью. О том, как Оксанка с Юляшкой плавали на самом что ни на есть взаправдашнем ледоколе. И замерзли, как сволочи, погружаясь в специальных термостойких костюмах в ледяную воду. И о том, как такой же одиночка, как я, ДДА отметил все праздники с соседями по купе. И ради такой перспективы он даже специально поехал на Дальний Восток.
        - Балагура! - окликнула меня Ирина. - А ты-то где отдыхала, что так выглядишь?
        - А как она выглядит? - вступился за меня Олег. - Прекрасно выглядит. Как всегда.
        Оксанка тогда ничего не сказала. Но стоило нам с ней остаться с глазу на глаз, спросила:
        - Польчик, у тебя ничего не случилось? Ты что-то действительно за праздники малость сдала. Бухала, что ли, как сапожник?
        - Не знаю, зайчонок! Мне как-то нехорошо в последнее время.
        Дорохова, пуская дым, проницательно сощурилась. Наверное, догадалась об истинных причинах моего недуга. Хотела что-то сказать, но передумала.
        Потом заговорила совсем о другом:
        - Так что, ты в четверг поведешь малыша на тренировку? - осведомилась она.
        - Да нет, наверное. Это слишком далеко и неудобно. Ты представь, каково будет Славику. После школы приедет домой, сделает уроки, а потом еще тащиться в спортивную секцию на «Щелковскую»! Да и мне тогда в середине дня уходить надо будет, чтобы успеть его к пяти часам отвезти. И потом… - я немного запнулась. - Знаешь, зайчонок, я тут подумала на досуге и решила, что, наверное, ты права, этот колдун - самый обыкновенный шарлатан.
        - Да? Ну вот и замечательно, что ты это поняла, наконец! - обрадовалась Оксанка. - А то я уже стала за тебя волноваться. Все-таки, что ни говори, а к магии у меня настороженное отношение. Хотя твой внешний вид меня все равно пугает. - Она с недовольством зыркнула на крути у меня под глазами. - Конечно, немного досадно. Я уже так настроилась твоему кузену харакири сделать! Ну, или хотя бы испанскую бабочку.
        - А у тебя что, родилась идея, как это можно было бы осуществить?
        - Ну, откровенно говоря, нет. Хотя мы с Юлькой честно ломали головы. Ужиная как-то в ледяном ресторане… заметь, какая замечательная страна Финляндия! Все кругом в ледяных глыбах! Так вот, ужиная как-то в этом самом ледяном ресторане, мы с сестрицей пребывали в романтическом расположении духа и как раз беседовали о том, как бы добыть для тебя внутренности Шурка.
        Я поморщилась.
        - К счастью, колдун оказался настолько любезен, что ограничился одной только кровью.
        - Да, - с досадой сказала Оксанка, - мягкий какой-то шарлатан попался.
        Она уже собралась поведать мне, какая необычайно веселая мысль по всему этому поводу пришла в голову Юляшке, но тут из двери офиса выпорхнула Чижова в съехавшем набекрень пальто.
        Увидев нас, она обиженно воскликнула:
        - Оксанка! Ты чего без меня курить ушла?
        - А я думала, ты не куришь, - попыталась отшутиться Оксанка.
        Но Ирина уже и без того сменила гнев на милость.
        - Девки! Слушайте, какая меня посетила офигительная идея! - с присущим ей вдохновением начала она. - Давайте откроем букмекерскую контору!
        - Так. До свидания!
        Оксанка дернула дверь и, пропихнув сначала меня, попыталась удрать следом.
        Но Ирка вцепилась ей в куртку:
        - Дорохова, куда? Послушай меня!
        - Ира! Сразу свободна!
        - Да послушай же, я тебе говорю! - И она выволокла упирающуюся Оксанку обратно.
        Я же, пройдя на свое место, засела за документы. Нужно было по просьбе Вероники переделать один договор, но я никак не могла сосредоточиться. Мне не давала покоя какая-то мимолетная, недодуманная мыслишка, которая возникла при разговоре с Оксанкой. Вспыхнула как искра и тут же погасла.
        Что же такого сказала Оксанка, что заставляет меня теперь напрягаться, чтобы догнать эту ускользнувшую догадку. Неприятную догадку. Да-да, именно неприятную! Ах, вот! Уловила! Это было, когда мы говорили о магии. Говорили в том ключе, что магия не поможет. И Дорохова сказала: «Хотя твой внешний вид меня пугает»! Значит, она допускает мысль, что моя теперешняя хандра может быть связана и с проклятием тоже? Допускает мысль, что я иду по Зонному пути?!! А что, если это так и есть? Да, у меня депрессия из-за несчастной любви! Но у меня ведь еще и совершенно очевидные признаки физического недомогания!
        Нужно срочно обратиться к врачу! Может быть, даже лечь на обследование! Я не знаю что, но нужно что-то делать! Немедленно! Пока еще не поздно! Я не хочу умирать! Леночка, прошу тебя, я не хочу умирать!!!
        В таком состоянии я прожила еще две недели.
        Я просто не понимала, когда мне ложиться в стационар. С утра я отвозила Славика в школу. Потом отрабатывала повинность за покупку машины (я даже заикнуться Мише не смела, что мне нужно бросить дела на неопределенный срок!). А вечером мчалась домой, чтобы успеть хоть немного побыть со своим малышом. Почитать ему. Просто поговорить. Или всего лишь посидеть рядом, пока он глядит свои мультики. А еще из Воронежа наконец пришли недостающие документы, и я вступила в процесс по оформлению опекунства.
        В общем, времени у меня не было ни минуты.
        Однако существовала и другая причина, по которой я все откладывала свой визит ко врачу. После Зоиной смерти я стала катастрофически бояться больниц. Мне даже снилось порой, как она уходит от нас - в своем линялом халате и каких-то сиротских носочках - по длинному-длинному больничному коридору.
        Между тем улучшений в моем самочувствии не наблюдалось. Становилось лишь хуже. Организм ослаб, и бывали дни, когда я с трудом заставляла себя подняться с постели. У меня не только пропал интерес к еде, но ко многим запахам кухни даже выработалось стойкое отвращение.
        И вот однажды я проснулась от острого ощущения того, что меня вот-вот вырвет. Бросилась в туалет. Сказала там все, что я думаю о своей паршивой жизни. И, только стоя над умывальником, в задумчивости омывая рот холодной водой, я вдруг прозрела.
        Как же я раньше не дошла до этой мысли? Совсем, видно, с Леночкиным проклятием ума лишилась! Конечно же! Все сходится один к одному! Вот и задержка уже больше недели!
        Я пулей выскочила из ванной. Нацепила поверх ночной сорочки дубленку, сапоги - на босу ногу. И бегом до ближайшей круглосуточной аптеки. Благо, она всего в двух кварталах.
        - Куда ты, угорелая? - крикнула мне вслед бабуленька.
        Но я ее не слышала. Как не слышала и не видела ничего в целом свете. Я бежала. Бежала как сумасшедшая. Поскальзывалась, едва не падала. И снова бежала.
        Неужели? Неужели? Неужели такое возможно? Я умру, если окажется, что это не так!
        - Дайте мне, пожалуйста, тест на беременность! - Вся запыхавшаяся, упала я на стеклянный прилавок.
        Девушка-фармацевт, окинув меня глубокомысленным взглядом, достала откуда-то сбоку обыкновенную белую коробочку. Такую маленькую, но представляющую для меня огромную ценность.
        Я схватила ее с той поспешностью, с тем нетерпением, которыми было теперь заполнено все мое существо, и прибежала домой. И хотя Славик уже заканчивал завтракать, и по-хорошему минут через пять нам уже следовало бы выйти из дома, я все равно не смогла удержаться.
        Когда согласно инструкции я выкладывала тест на ровную поверхность, руки мои так тряслись, что я едва не обронила его в унитаз. Я вся взмокла и дрожала как мышь. А тут еще бабуленька снаружи стучит:
        - Ты чего там закрылась? Вылазь немедля! Малец в школу опаздывает!
        Но вот проявилась полоска. Следом - неявно - но показалась другая. И вот уже у меня не осталось сомнений.
        Я - беременна! Я - счастливая беременная дура! Я самая счастливая и самая беременная дура на свете!
        Боже, каких мне стоило усилий, чтобы не заорать об этом на всю вселенную!
        Но я не заорала. Я сокрою эту тайну за семью печатями. Никто не должен об этом знать! Никто! Даже мама!
        Это было чистейшей воды суеверие. Но я ходила с нашим крошечным семенем, как шкатулка с секретом. И чем больше становилось семя, тем активней я охраняла секрет от малейшего посягательства.
        Все на работе давно бросили удивляться, что я сама варюсь в своей маленькой кухне. Задумчива. Рассеянна. Часто и беспричинно улыбаюсь. Часто и беспричинно бегаю в туалет. Даже как-то прозвучало: «А ты не беременна?» Но потом все посмеялись и оставили меня наконец в покое.
        Шли дни. И со временем ко мне неизбежно вернулась тревога. Что делать мне с моим проклятым проклятием? Я не могла даже думать, что еще не рожденный мой драгоценный ребенок попал под прицел. Уже и теперь над ним нависла черная туча. Я не хотела видеть его больным. Я не хотела видеть ни единой слезинки на его маленьком личике!
        Доверяла ли я Сальвадору теперь, когда между мною и Всеволодом, несомненно, существовала связь? И связь неразрывная, неоспоримая и, что характерно, на всю дальнейшую жизнь. Думаю, да. Я ему доверяла. Пусть я получила не совсем то, что хотела, вернее, не то, как я это видела… Что ж, таково было условие приворота.
        Теперь я во что бы то ни стало должна была достать кровь потомка медсестры Леночки. Каким способом - по-прежнему оставалось загадкой. Но ради этой цели я стала дважды в неделю (по четвергам и субботам) возить Славика на тренировки к Шурку.
        Шурок с моим бедным малышом особо не церемонился. Охаживал за милую душу своей тренерской палочкой. Но Славик, как ни странно, уезжал с занятий довольный. И дома конечно же бабуленьке доставалось.
        Все шло своим чередом. Я не знала, хорошо или плохо. Не хватало времени поднять голову. Не хватало покоя. Не хватало тепла. Не хватало теперь даже денег…
        Глава 11
        ПОУЧИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ
        Была суббота. Середина февраля. По моему новому календарю - семь недель, один день.
        Миша объявил внештатную ситуацию. Приступали к разработке стратегически важной концепции для одного из заказчиков. Я не очень-то понимала, о чем идет речь, потому что накануне до самого вечера отиралась в опекунском совете. Но, судя по всему, назревала какая-то крупномасштабная акция. Иначе Миша с легким сердцем отложил бы все дела до понедельника.
        Обещанной компенсации за мордобой на Воронежской трассе я от него так и не дождалась, но с расспросами не лезла. Нет - значит, нет. У него и без меня забот хватает. Хотя, конечно, лишняя тысяча долларов сейчас бы ох как не помешала! Как ни крути, а Славика нужно было одевать, развлекать, платить за школьные мероприятия, за Светлану. Плюс оплата труда кровосодержащему кузену! В общем, ладно…
        На работу вызвали только творчески мыслящих - Чижову и Дорохову. А меня пригласили в качестве бесплатного приложения. Если вдруг срочно понадобится сделать какой-то расчет или подсказать по наличию сувенирной продукции - где, что и почем. Ну, или, на худой конец, приготовить заседающим кофе.
        И вот, для того чтобы исполнить все эти нехитрые процедуры, мне пришлось вставать ни свет ни заря. Все в этот день складывалось не в мою пользу.
        Во-первых, бабуленька с утра пораньше укатила с Розкой в Сергиев Посад за святой водой. Для какой такой надобности - мне сказать сложно. Однако не удивлюсь, если это всего лишь тонко разработанный шифр. А на деле они могли рвануть, скажем, к Сергевне за самогоном. Очень даже запросто. По крайней мере, на них это так похоже. Они, правда, никогда прежде самогон святой водой не называли, все больше поливитаминами. Но кто их знает?
        Во-вторых, Славика мне, разумеется, пришлось брать с собой. А значит, нужно было успеть накормить его завтраком и собрать для него кое-какие вещички. Например, альбом, фломастеры. Должен же он чем-то развлекать себя, пока я ковыряюсь с расчетами.
        Ну а в-третьих, чувствовала я себя просто отвратительно. Поминутная тошнота. Слабость. Головокружение. Да еще лицо оплыло. Ужас! Как в таком виде садиться за руль, непонятно! На каждом посту останавливать будут!
        Когда мы с малышом приехали в офис, Чижова и Дорохова уже были там. И Дорохова с выпученными глазами вещала:
        - Нет, ну а при чем здесь это-то, Ира? Если у него рожа бугристая, как прошлогодний картофель!
        Заметив Славика, она тотчас забыла про бугристую рожу, подскочила и принялась тыкать мальчика под ребра:
        - Ну, ты, маленький мерзавец, как у тебя дела? Признавайся, тетя Поля издевается над тобой? К батарее привязывает?
        - Нет, - смеялся малыш, - только я бабушку привязываю, когда мы в разведчиков играем.
        - Правильно, - поощрила его Оксанка. - Еще, говорят, очень действенный метод, если иглы под ногти засовывать.
        Я возмутилась:
        - Зайчонок, ну прекрати забивать голову ребенка всякими глупостями!
        Ирина, наблюдавшая за всем с улыбкой, неожиданно вздохнула:
        - Эх, сейчас бы солнышко свое повидать! - Это она вспомнила, что пора бы уже проявить ностальгию о дочери.
        - Может, чайку попьем? - предложила я.
        - Давай, - хором отозвались девчонки.
        Я сходила, набрала воды, поставила чайник. Но не успел он закипеть, как явились Вероника и Миша. Оба были настроены по-деловому.
        - Так, товарищи женщины! Всем доброго утра! - поздоровался Михаил. - Объявляю сегодняшний день днем всеобщей мобилизации!
        - А что такое? - переполошилась Ирина.
        - Сейчас я расскажу, что такое… Полина, это ваше черноглазое сокровище? - улыбнулся он Славику.
        - Мое, - с гордостью сказала я.
        - Ну, здорово, солдат! Держи пять!
        Вероника с умилением посмотрела на своего мужчину, но Славику даже не улыбнулась. Что за стерва кошмарная!
        - Ну что ж, - выпрямился Михаил, обменявшись рукопожатием с маленьким гостем. - Попрошу Ирину и Оксану проследовать в мой кабинет! Берите, девушки, все, что вам может понадобиться: блокноты, ручки… разрешаю даже взять сигареты, если они создают у вас благоприятный настрой. - Он взглянул на часы. - Всеволод подъедет минут через пятнадцать, но, думаю, ждать его не будем. Идемте!
        Вся группировка благополучно скрылась за дверью. А я как стояла, так и повалилась на стул, будто подкошенная.
        Всеволод приедет? Через пятнадцать минут приедет Всеволод? А что же мне делать? Как себя с ним вести? Признаваться ли? Ведь я столько времени уже храню эту тайну. Но он-то отец! Он должен обо всем узнать первым!
        Я была в замешательстве и совсем не слушала, что говорит мне Славик.
        - Что, мой хороший? Прости, я задумалась.
        - Я говорю, можно я поиграю в компьютер?
        - Зайчик, а у нас нет никаких игрушек, - виновато сказала я. - Давай лучше порисуем?
        - Ну ладно, давай, - нехотя согласился Славик.
        А я вдруг неожиданно для самой себя приняла решение вести себя с Всеволодом так, будто мы едва знакомы. Какого черта он терзал меня все эти дни своим молчанием? Ничего. Ему на пользу. Пусть думает, что не произвел на меня ни малейшего впечатления.
        Мы разложились на Оксанкином столе, как на наименее захламленном. И принялись рисовать большую картину, склеив между собой четыре альбомных листа. Я рисовала высокий многоэтажный дом, в окнах которого виднелись цветочки, люди, смотрящие телевизор, хозяюшка у плиты. А Славик рисовал двор, по которому почему-то носились пираты и стреляли из ружей в прохожих.
        Наконец раздался звонок. Я собрала всю волю в кулак и пошла открывать.
        - Привет! - впустила я Всеволода. И, не дождавшись его ответа, отправилась на свое место. - Ну что тут у тебя? О, какая шляпа!
        Всеволод выглядел несколько озадаченным.
        - Привет. - Подойдя к нам, он склонил голову набок. - Чем это вы тут занимаетесь?
        - Рисуем! - с некоторым раздражением пожала плечами я, дескать, а то не понятно!
        Тут малыш, обхватив меня за шею, шепнул:
        - Полина, я в туалет хочу, по-большому.
        Ох, как некстати! Что ж такое-то, а! Так мне хотелось хотя бы минуточек несколько насладиться этой игрой!
        - Пойдем! - сказала я, крепко беря Славика за руку. И обратилась уже к Лихоборскому: - Всеволод, все уже наверху! - мол, поднимайся, поднимайся, чего прилип здесь?
        Мы вышли. И моя гордо выпрямленная спина тут же опала.
        Не могу без него! Не могу!
        - Вот тебе бумажка, - понуро облагораживала я ребенку условия. - Хочешь, возьми мой телефон. Поиграй, сосредоточься…
        - Ладно, ладно! Только ты не стой под дверью, иди! Ну, иди так иди…
        Каково же было мое удивление, когда я обнаружила, что Всеволод все еще не тронулся с места. Мало того, он еще что-то и подрисовывал на нашем холсте!
        - Чей это мальчик? - завидев меня, спросил он, откладывая фломастер.
        Я опустила глаза. Задумалась. Сначала хотела бросить так, с наглецой - а тебе какое дело? А потом просто сказала:
        - Сын моей сестры. Она умерла.
        - Прости, не знал, - подойдя вплотную, он легко погладил меня по плечу.

«А что ты вообще обо мне знаешь?» - чуть не закричала я.
        Чуть не набросилась на него, как тогда, с кулаками. Чуть не расплакалась. Чуть до смерти его не зацеловала. Но сдержалась, сдержалась, сдержалась…
        - Все уже позади, - только и ответила я. Он пальцем приподнял мой подбородок.
        - Не грусти, ладно?
        - Угу. - У меня уже не разлеплялись губы, еще чуть-чуть - и начнет трястись подбородок.
        - Хочешь, я потом подвезу вас, куда скажешь?
        Я затрясла головой. Говорить не могла. Только махнула рукой в сторону двери.
        - Ты на машине? - догадался он. - Угу.
        Я кинулась к чайнику. Налила и залпом выпила горячую воду. Даже не заметила, что обожгла язык.
        Надеюсь, что он думает, будто я убиваюсь так из-за Зоиной смерти. Прости меня, Зоенька! Но это не так!
        Тут вернулся мой «большевик», все еще увлеченно тыкающий в телефонные кнопки.
        - Ну как, удачно? - быстренько привела я себя в порядок.
        - Да. Буква «о»! - с гордостью сообщил Славик. Это у них со Старым Пляжем такая своеобразная манера повторять алфавит.
        - О-о-о? - приподнял брови Всеволод. - Неплохо ты питаешься, парень!
        Славик смущенно покосился на него, очевидно не ожидав, что посторонний человек разгадает их с бабушкой условные обозначения. А потом спросил:
        - Полина, а скоро мы домой поедем?
        - Не знаю, малыш. Наверное, еще нет.
        Ребенок вздохнул и, с обреченным видом усевшись на стульчик, продолжил играть в телефон. А Всеволод махнул мне рукой, предлагая выйти с ним на лестницу.
        Когда мы уединились между двух этажей, он спросил:
        - А почему мальчик живет у тебя? У него что, отца нет? Я неопределенно повела плечом:
        - Можно сказать и так.
        - Не понял. Пьющий, что ли?
        - Да нет, почему пьющий? Просто он живет с новой семьей. Старые дети ему не нужны.
        - Что за бред? Какие старые дети? Как это не нужны?
        Всеволод стоял, засунув руки в карманы, и весь пылал праведным гневом. И мне так захотелось ему в эту минуту все рассказать! Просто невозможно! Но было немного страшно.
        К тому же, не дождавшись от меня ответа, он сказал:
        - Ну ладно, я понял. У меня с Мишей будет тема для разговора. Давай беги, занимайся своим буквоедом! Я тоже пошел, а то меня там, наверное, уже матерят на чем свет стоит!
        Он уже был почти у цели, когда я окликнула его:
        - Всеволод! - Да?
        - У меня… вернее, у нас… - Я совсем растерялась под его испытующим взглядом.
        - Ну чего, чего? - поторопил он меня, явно уже раздражаясь.
        - У меня будет ребенок от тебя! - выпалила я.
        Он застыл. А потом стал спускаться назад, недоверчиво склонив голову набок.
        - Ты шутишь, что ли? - достаточно зло спросил он меня. Прекрасная реакция! Именно то, что мне нужно! Сволочь.
        Лихоборский! Все вы одинаковы! Хотите выглядеть благородными за чужой счет!
        - Ты шутишь, я тебя спрашиваю?
        Я попятилась от него. Разочарование мое не знало предела.
        - Всеволод… - пробормотала я, - ты даже не предлагай мне ничего. Я просто хотела, чтобы ты знал…
        - То есть ты освобождаешь меня от ответственности, - резюмировал он; у него было такое перекошенное лицо, даже вена вздулась на лбу.
        - Да, конечно…
        - Ну, спасибо, - чуть не прошипел он.
        Развернулся и, в два счета оказавшись наверху, скрылся за дверью. С силой шарахнув ею напоследок.
        Я испытала от этого разговора такой шок, что на прочие эмоции меня не хватило. Как механическая кукла, я спустилась по лестнице, вошла в комнату, села напротив Славика. Не издав ни единого звука, ни единого всхлипа. Невидящим взглядом отслеживала, как малыш раскачивает ножкой.
        - Полина, а тут есть печенье?
        - Что?.. А, печенье… есть… конечно, есть.
        Странно, но, ухаживая за Славиком, я почти успокоилась. Даже смогла составить ему компанию. Наверное, за последнее время я столько страдала, что теперь у меня сработал какой-то иммунитет. Своего рода защитная реакция организма, которому теперь отрицательные эмоции нужны были меньше всего.
        Мы со Славиком, тихо переговариваясь, пили чай (точнее, чай пила я, а Славик пил компот из сухофруктов, который я захватила из дома специально для него), когда вылетела взбешенная Дорохова и стала лихорадочно отыскивать на вешалке свою куртку.
        - Зайчонок, ты чего? - спросила я у нее.
        - Да пошел в жопу этот Лихоборский! Орет как полоумный! Я ему девочка, что ли? Пусть тогда бабки другим агентствам отстегивает, если его наши идеи не устраивают!
        Тут довольно стремительно вошел и сам Лихоборский.
        - Оксана Александровна! Я приношу свои извинения! Вернитесь на переговоры, пожалуйста!
        - Засунь себе свои извинения, знаешь куда! Извини, малыш, - обратилась Оксанка к Славику.
        - Куда? - поиграв желваками, спросил Всеволод, и при этом почему-то испепелил негодующим взором меня.
        Оксанка молчала. Явно не решаясь произнести это слово при ребенке вторично.
        - Вернитесь на переговоры, Оксана Александровна, - повторил Всеволод. - И не надо взваливать на себя слишком много. С заказчиками так себя никто не ведет. Попытайтесь быть сдержанней.
        Сказав все это, он удалился.
        - Не, видала такого козла!.. Прости, малыш… и ты, Поль, заодно, если оскорбила твои чувства. Но козел, как говорится, он и в Африке… козел! - И тяжко вздохнув, Оксанка вылезла из куртки, которую уже успела нацепить, и поплелась обратно.
        Позже спустилась Вероника и дала мне задание срочно набросать, что необходимо при регистрации места на выставке. А также подобрать образцы выставочных стендов.
        Пока я выполняла ее поручения, мне на мобильный раздался звонок. Номер звонившего мне ни о чем не говорил.
        - Ало?
        - Ало, это кто? - Голос на другом конце провода тоже не показался знакомым.
        - А кого вам надо?
        - Мне? - В трубке усиленно закряхтели, как будто человек вытаскивал бумажку с моим именем из того самого места, куда Оксанка совсем недавно отправила Лихоборского. - Мне Полину надо.
        - Ну, тогда это я. А с кем я разговариваю?
        - Это тот водитель, помнишь? Ну, это… на трассе Ростов - Дон… у нас с тобой еще… вышел маленький инцидент.
        Ух, ты! Вот это да! Значит, уМиши все-таки дошл и руки? А почему было не сказать, маленькая словесная перепалка? Или малюсенькая размолвка? Сказал бы уж прямо!
        - Мне это… - продолжал мой оппонент слегка извиняющимся тоном, - мне бы тебе бабло передать. Только я уезжаю сегодня. Ты как, это… через час сможешь быть на Белорусском вокзале?
        - Через час на Белорусском? - в нерешительности проговорила я.
        Закончить задание мне оставалось всего ничего, еще минут пять. Но отпустят ли меня?
        И все же рискну. Упускать деньги ужасно не хочется. Сейчас уедет из Москвы, ищи его потом свищи!
        - Ну, хорошо, - согласилась я. - А где там на Белорусском?
        - У касс дальнего следования. Вспомнишь меня?
        Еще бы я не вспомнила эту бандитскую рожу! Бугристую, как прошлогодний картофель! Надо же, какое сравнение меткое! Может, Дорохова о нем как раз и рассказывала?
        Так мы и условились с зачинщиком, как он выразился, маленького инцидента.
        Подготовив бумаги, я пошла отпрашиваться у Миши. Поднявшись к его кабинету, я еще несколько секунд собиралась с духом. Мне было страшновато, тем более что обстановка за дверью была, кажется, крайне напряженной. Во всяком случае, до меня долетали возмущенные вопли всех участников заседания.
        Я постучалась.
        - Да! - громко крикнул Миша.
        Все же прочие голоса немедленно стихли.
        Я вошла и сразу уперлась в развернутого полубоком к двери Всеволода. Он стоял весь взъерошенный и разгоряченный. Вероника, Чижова и Дорохова сидели за столом. Смурная Оксанка практически валялась на стуле, держа на весу свой блокнот. Две же другие дамы, напротив, очень воинственно опирались на столешницу. Миша с рассудительным видом стоял у окна.
        - Что вы хотели, Полина? - обратился он ко мне.
        - Я по личному вопросу.
        Я заметила, что на этих словах Всеволод нервно сглотнул. А Миша не пожелал покидать кабинета.
        - Ну, подойдите сюда, - позволил он.
        Я подошла, и мы стали общаться вполголоса. Прения возобновились.
        - Что у вас стряслось? - ничем не выказывая того, что я приперлась некстати, спросил Талов.
        - Вы знаете, Михаил, мне только что звонил тот человек с Воронежской трассы…
        - А-а, - перебил Миша, - значит, моим орлам все же удалось его отловить!
        Я не нашлась, что на это ответить. Только попыталась взглядом отобразить, насколько я ему за все признательна.
        - Так! И что? - подтолкнул меня Миша.
        - Он назначил мне встречу через час. А потом он уедет из города.
        Талов нахмурился.
        - Темный, надо заметить, субъект. Встреча в людном месте?
        Только я хотела ответить, но тут Всеволод как заорет:
        - Это не вам решать, Ирина! Я здесь принимаю решения! Миша тут же отвлекся.
        - Сева, старина! Поспокойнее! Что ты весь на взводе сегодня?
        - Да! - ввернула Вероника. - Из-за того, что ты не хочешь нас слушать, мы потеряли уже два часа времени!
        - А я вам скажу, почему я на взводе! - сверкнул глазами Всеволод. - Потому что некоторые, - он выразительно посмотрел на Оксанку, - считают, что они здесь самые умные! Пургу мне метут второй час!
        Оксанка вскочила, шарахнув блокнотом по столу.
        - А некоторые считают, что они здесь самые крутые! - с вызовом глядя Лихоборскому в лицо, заявила она. - И что круче них только кремлевские звезды! Миша! Вероника! Прошу прощения лично у вас, но мое пребывание здесь на сегодня закончено!
        Припечатав, она собрала со стола свои вещички и вышла.
        Всеволод остался стоять, потирая щеку, как после оплеухи. Миша проделывал примерно то же самое. Во всяком случае, тоже почесывал лицо.
        - А я вас предупреждала, - подала голос Вероника. - Нельзя вести бизнес с хорошими знакомыми. Или, как я подозреваю, с бывшими любовницами. Не будет соблюдаться никакая субординация!
        Всеволод вспылил:
        - А твое мнение сейчас вообще кто-нибудь спрашивал?
        - Сева! - строго осек его Талов.
        Я дернулась, понимая, что, если сейчас подам голос, буду расстреляна на месте. Но все же спросила:
        - Так я могу поехать на встречу, Михаил?
        - Да поезжайте вы куда угодно! - раздраженно отмахнулся он.
        Выходя, я специально задела Всеволода плечом, будто он мешал моему проходу. Пусть знает, что я теперь тоже не на его стороне!
        Когда я спустилась, то обнаружила, что Оксанка никуда не ушла. Она оделась, но сидела и разговаривала со Славиком.
        - Ой, зайчонок, как хорошо, что ты еще здесь!
        - А что такое?
        - Представляешь, Михаил таки нашел того парня, который меня побил! И сейчас мне нужно с ним встретиться, чтобы забрать свою компенсацию за моральный ущерб.
        - Да ты что! - разулыбалась Оксанка. - Все-таки Талов великий человечище! Не то, что твой мачо Лихоборский.
        С этим, конечно, трудно было поспорить. Но все же Всеволод не мачо. Вот Витек Иркин - мачо, а Всеволод - нет.
        - Поехали со мной, а? - попросила я Оксанку. - Заодно со Славиком побудешь, пока я схожу.
        - Ну, поехали, - легко согласилась она.
        Мы со Славиком быстро оделись. Я прибрала раскиданные фломастеры, сложила наши художества, мельком взглянув, что же там пририсовал Всеволод. Это оказалась огромная лохматая собака, похожая на сенбернара. Чудесная псина, изображенная почти профессионально. Из-за нее я даже не стала выкидывать весь рисунок. Спрятала к себе в сумку - на долгую память.
        И мы тронулись в путь.
        Подавая задом, я едва не въехала в припаркованный почти вплотную «лексус» Лихоборского. Вспомнила, как этот танк доставлял меня до дома той самой роковой ночью, от которой у меня теперь останется память гораздо лучшая, чем нарисованный пес. И мне вдруг стало так жалко мою малютку.
        Не хочет тебя папка, да? Ну, ничего! Я буду любить тебя за двоих - за себя и за него! За десятерых таких, как он!
        Я украдкой погладила живот и стала потихонечку съезжать с тротуара.
        Мы поехали по Садовому кольцу, через «Маяковскую».
        - Слушай! - неожиданно предложила Оксанка. - А высади нас со Славиком! Мы пока в кафешку сходим. Чего нам с ним в машине сидеть?
        И то верно!
        Я притормозила у обочины, и Оксанка с малышом меня покинули. Поглядев, как они, держась за руки, не спеша продвигаются в сторону памятника, я поехала дальше. Нужно еще было где-то совершить разворот, чтобы попасть на Тверскую.
        Терпеть не могу Белорусский вокзал, впрочем, как любые вокзалы. Слишком многолюдно, грязно… Бомжи. Цыгане какие-то. Да еще и машину поставить негде!
        Сердито осмотревшись по сторонам, я наконец заметила свободное место на противоположной стороне от привокзальной площади. Припарковавшись, сразу отправилась на поиски касс.
        Несмотря на то что до назначенного времени оставалось еще минут семь, мой истязатель был уже здесь. Я узнала его сразу же. Хотя в прошлую встречу на нем не было головного убора. Теперь же прошлогодний картофель был упакован в вязаную, слегка потянутую шапку. В остальном, как мне показалось, туалет драчуна остался неизменным.
        - Здравствуйте, - давая понять, что уже не сержусь на него, поздоровалась я.
        - Привет. - Судя по выражению его лица, он никак не ожидал, что я выгляжу именно так. - Ты это… А ты Полина ваще?
        - Нуда.
        Он успокоился.
        - Ну, ты это… извини меня… Был не прав и все такое…
        - Бог простит, - несколько высокопарно отозвалась я. Он, довольный, осклабился:
        - Ну да, точняк, - потом втянул голову, хитренько посмотрел по сторонам, вынул из-за пазухи конверт, быстро отдал мне в руки. - Держи компенсацию… Я пошел.
        И, сунув в подгнившие зубы пластинку мятной жвачки, он растворился в толпе.
        Я сначала даже насторожилась. Уж не кинул ли он меня? Слишком быстро все произошло. Но нет. Когда, оказавшись снова в машине, я заглянула в конверт, там обнаружилось, как и положено, десять стодолларовых купюр.
        Обрадованная, я вложила деньги в страницы еженедельника, наблюдая между делом, как в хвост канареечке пристраивается какая-то пошлая «копейка», и теперь, чтобы вырулить на дорогу, мне придется изрядно попотеть.
        Ну и ладно! Это все мелочи. Зато теперь я богатенькая! В моей сумочке лежит почти три тысячи американских рублей! Обалдеть! Нужно будет выложить часть зарплаты дома.
        Я завелась. Аккуратно уложила сумку на сиденье рядом с собой. Убедилась, что двери надежно заблокированы. И уже собралась было трогаться, как прямо мне в стекло кто-то постучал. Причем, что возмутительно, какой-то металлической палкой.
        Из окошка поравнявшейся со мной машины выглядывала вполне жизнерадостная отъевшаяся морда. Судя по всему, азербайджанского происхождения.
        Эта самая морда и колотила мне в окно своей железякой.
        - Что вы хотите? - возмущенно крикнула я, опуская стекло.
        - Эй, дэвушка! Я тыбэ там снызу нэмного двэр поцарапал! - не моргнув глазом, доложила мне морда.
        Я даже смешалась.
        - А зачем же, - говорю, - вы мне ее поцарапали?
        - Да так просто. Настраэныэ плахое…
        Он махнул своему водителю, и они уехали.
        Дурак, что ли, совсем?
        Я выбралась из машины. Стала ползать по дну канареечки, выискивая царапину.
        Да нет, нормально все вроде! Что за народ пошел! Шутки - одна дурее другой!
        Немного раздосадованная, но в то же время успокоенная тем, что машине не причинили никакого вреда, я плюхнулась за руль. Помеха сзади убралась. И я без каких-либо осложнений выехала, куда мне было нужно.
        Только теперь я заметила, что сумки рядом нет.
        Боже! Ну как можно было купиться на этот трюк?! Как?!
        Я стояла, припарковавшись совсем недалеко от того места, где меня так жестоко разыграли дружки лихача. У меня почему-то не вызывало сомнений, что все это одна шайка-лейка. Передав мне деньги, сам лихач спокойно ушел. А его подельники на двух машинах уже караулили меня где-то снаружи. Один вынудил меня разблокировать двери. А пока я ползала, другой - кто-то очень ловкий из припаркованной сзади «копейки» - стащил мою сумку. Вот и вся недолга. Впрочем, это уже было недоказуемо. Никаких номеров я все равно не запомнила.
        Глаза мои оставались сухими. Хотя это была катастрофа. Я даже еще не расплатилась с Мишей за этот месяц!
        А на что мы, собственно, будем жить? Чем я буду кормить детей? И тот и другой уже успели привыкнуть к свежим фруктам и овощам, к парному мясу… Да и это бы ничего! Но там в сумке было вообще все - все сбережения, все документы!
        В прежние времена я непременно залилась бы горючими слезами. А теперь нет. Складывалось впечатление, что за истекший период Всеволод высосал из меня всю влагу. Или это действительно так беременность сказывалась?
        Оксанка, услышав новость, воскликнула:
        - Не, ну ты лошара, Балагура! Ты же идиотка, ты хоть это-то понимаешь!
        - Оксан, прошу тебя, не кричи на меня, - поморщилась я. Мы сидели в многолюдном
«Ростиксе», куда Оксанка со Славиком в конечном счете и забрели. Здесь же, за порцией какого-то несусветного ужаса, меня и дожидались.
        - Ну а что мне делать? - несколько поостыв, сказала Оксанка. - Пожалеть тебя? Какая ты бедненькая?
        - Хотя бы… Мы теперь вообще без копейки денег остались. Еще и документы! - Я утомленно прикрыла глаза. - О-о-ох, что же я невезучая такая? Теперь, чтобы восстановить, годы потребуются. Хорошо хоть все, что касается оформления Славика, вчера в опекунском оставила. Иначе это было бы…
        - Это была бы жопа! - закончила за меня Дорохова. - Прости, малыш.
        Малыш сидел притихший, с сострадательным видом слушал весь разговор.
        - Ладно, Польчик, не отчаивайся! - стала искать Оксанка положительные моменты. - Во всем есть свои плюсы. Документы для опекунского целы - уже хорошо. Твои документы и документы на машину, я надеюсь, подбросят. Точнее, отдадут за вознаграждение. Ну а что касается денег, так ведь деньги - грязь. Где-нибудь по сусекам обязательно заваляются.
        Поскребем-поскребем, глядишь, и наскребем тебе на хлеб насущный…
        И Оксанка оказалась права. Все уладилось.
        Уже на следующий день мне позвонила какая-то женщина и сообщила, что нашла сумку с документами. Готова была вернуть за скромное вознаграждение, размер которого сама же и обозначила.
        Три тысячи рублей! Одна-ако!
        Разумеется, ни о каких деньгах, находящихся в сумке, она и понятия не имела.
        Ну конечно! Небось хорошо кутнула на них со своими дружками в ресторане кавказской кухни?
        Встречаться с находчивой женщиной мы ездили на пару с Оксанкой. Больше, я зареклась, никаких сомнительных рандеву в одиночку! Подруга внесла за меня сумму залога. Другую же сумму, несколько превосходящую первую по размерам, выдала на руки мне самой. Как она выразилась, на поддержание штанов.
        И все бы ничего, но вечером того же дня надо мной нависла угроза выкидыша.
        Я как-то не сразу обратила внимание на тянущую боль внизу живота. Потягивать начало еще вчера, после всех этих перипетий - сначала с Всеволодом, потом с кражей сумки. В общем, очередному приступу значения я не придала. Думала, так надо. Пошла, как обычно, принять душ перед сном.
        Под напором горячей воды боль несколько обострилась. И я поспешила увернуть кран, но тут обнаружила, что вместе с мыльной пеной в сток стекается кровь. От этого зрелища я едва не потеряла сознание. Будто эта кровь выходила не из меня, а из него - моего крошечного младенца. Затягивая в воронку его только еще зародившуюся жизнь.
        - Нет, - трясущимися губами прошептала я.
        Осторожно вылезла из ванной. Осторожно замоталась в полотенце. Все очень осторожно. Неся себя, как хрустальную вазу. Ведь мне нужно было беречь себя, чтобы уберечь его!
        Выйдя из ванной, я сама себе вызвала «скорую». Мои домочадцы уже спали, и я подумала, что так оно, пожалуй, и к лучшему.
        Ни к чему, чтобы кто-то задавал мне вопросы. Я все равно никому ничего не скажу! Буду молчать как партизан, лишь бы не сглазить! Лишь бы не навредить сказанным по неосторожности словом, допущенной по недоумию мыслью. Это потом, когда у меня народится здоровущий богатырь - весь в папаню - я покажу его и бабуленьке, и маме, и Славику. Все познакомятся с ним. И все полюбят. Но не теперь. Теперь я буду молчать!
        Была бы у меня такая возможность, я бы ничего не сказала и молодому смышленому врачу, приехавшему на вызов. Но такой возможности не было. Пришлось открыться специалисту.
        Порасспросив меня, что да как, да на каком я сроке, доктор немедленно приказал собираться.
        - Поедете в Остроумовскую больницу, - заполняя какой-то бланк, сообщил он. - Это в Сокольниках. Там очень хорошее гинекологическое отделение.
        - А может быть, можно обойтись без больницы? - с надеждой воззрилась я на него.
        - Ну, если вы хотите сохранить беременность, - щелкнув ручкой, приостановил врач заполнение формы, - то нельзя. А если не хотите, пожалуйста, оставайтесь дома. Никто вас силой тащить не будет. Но учтите, могут возникнуть осложнения! Так как, поедете?
        - Да, поеду! - не колеблясь более ни минуты, сказала я.
        И принялась поспешно метаться по квартире, собирая вещи.
        - Не забудьте паспорт, страховой полис и тапочки! - напутствовал напоследок доктор, изъявивший желание дождаться меня на улице.
        Ну, все!
        Тапочки, самое главное, положила. Паспорт, полис тоже. Мобильник, халат, ночнушку, зубную щетку, полотенце… Все!
        Теперь пойду, предупрежу бабуленьку. И поехала! Боже! Спаси и сохрани!
        Я тихонько вошла в комнату бабушки. Та лежала на кровати, почесывая сквозь сон ногу в вязаном носке.
        - Бабуленька! - присела я перед ней. Бабушка моментально открыла глаза:
        - Чего стряслось?
        - Бабуленька, ты не волнуйся! Меня забирают в больницу. Ничего страшного. Но Славику лучше не говори. В школу тебе придется водить его самой. Деньги возьмешь в секретере. Но особенно не расходитесь. Это все, что у нас есть. Вот. Теперь я пошла.
        Я поцеловала бабуленьку, намереваясь улизнуть без дальнейших объяснений. Но бабушка уже вцепилась мне в руку:
        - Погодь! Какая еще больница? Где у тебя болит, деточка моя?
        - Нигде не болит, бабуленька. Просто что-то с желудком. Отравилась, наверное. Спи!
        - Врешь, поди, что с желудком. - Бабушка уже сидела на кровати, нашаривая ногами тапки. - Погодь меня, провожу!
        Я зашла в свою комнату, поцеловала спящего Славика. А у двери еще раз простилась с бабуленькой.
        - Ну все, не скучайте тут без меня. Я буду позванивать. Боже мой! Как мне это все напоминало сцену прощания с Зоей!
        А нетерпение в глазах ожидающего меня врача! Точь-в-точь как у той медсестры, что уводила Зою.
        А приемное отделение! А коридор! Сплошное дежавю!
        Глава 12
        ИНКУБАЦИОННЫЙ ПЕРИОД
        Десять дней я пролежала на сохранении. Десять долгих, кошмарных дней!
        Все то время, пока жизнь моего будущего ребенка висела на волоске, я занималась самоедством. Корила себя за то, что не смогла обеспечить ему достойные условия существования. Тратила попусту свои нервы, не думая о том, что он может страдать от этого ничуть не меньше меня самой.
        У меня был очень хороший лечащий врач - Виктор Савельевич. Ко всем своим пациенткам он относился очень внимательно. Подолгу разговаривал с каждой из них, максимально доступно объясняя, что, как, почему. Мне он сказал, что физически мой организм очень слаб: низкий показатель гемоглобина в крови, да и вообще для первых родов я уже несколько перезрела. Если хочу нормально доходить срок, то должна придерживаться размеренного образа жизни: побольше лежать, бывать на свежем воздухе и напрочь исключить стрессовые ситуации.
        Врач сказал свое слово. Решать было мне.
        И я приняла единственное, на мой взгляд, верное решение. Только вот у меня оставалось незавершенным еще одно дело.
        Был четверг - знаменательный день. Я только с полчаса назад вернулась домой из больницы. Все бумаги, которые мне там выдали на руки, я убрала в свой тайник, к прошитой красными нитками фотографии. До сих пор мне удавалось сохранять свою беременность в тайне от всех. И совсем не хотела, чтобы по чистой случайности о ней узнали.
        Разве легко мне было, находясь в больнице, отказаться от визитов Оксанки, придумав, что я лежу в инфекционном отделении и ко мне все равно никого не пускают? Разве легко было каждый день лгать по телефону бабуленьке, зная, что одна она со всем не справляется, устает? Нет. Это было страшно тяжело! Тяжело и гадко! Но я знала, ради чего иду на ухищрения. И в моих глазах это все окупало.
        Славик уже вернулся из школы. Занимался на кухне уроками со Светланой. А мы с бабуленькой закрылись в ее коморке Высказав свое категоричное мнение, чтобы впредь я не смела «жрать картошку на сале, раз меня с нее несет, как незнамо кого», Старый Пляж теперь успокоилась и лишь продолжала что-то ворчать себе под нос. Одновременно она то потрошила свою допотопную сумку, где кроме вязаных рукавиц, чесночной головки, паспорта и очечника ничего не оказалось, то перетрясала все книги, лежащие на столе.
        Наконец терпение ее лопнуло:
        - Да где же она, шут ее не поймет! Хожу, ищу вчерашний день! - Но тут же, приподняв фарфоровый бюст Чайковского, она выудила из-под него сложенный вдвое листок. - А-а, вот, оказывается! Под композитора запихнула! На-ка вот! Это тебе Розка передала. Как ты и просила. Не пойму только, зачем тебе понадобилась эта ерундовина?
        Я, сразу сообразив, что это за бумага, поспешно выхватила ее из бабушкиной руки.
        - Это не мне, бабуленька. Это Оксанке нужно.
        - А, ну эта-то беспутница завсегда себе на заднее место приключение сыщет!
        Эх, бабуленька! Знала бы ты, как хорошо, что у меня есть эта беспутница! И что она именно такая, как ты говоришь! Иначе ни за что и никогда у меня не появилось бы даже слабой надежды на успех в предстоящем мероприятии. И надо быть абсолютно безумной авантюристкой, чтобы придумать план, который придумала Оксанка!
        А дело было так.
        Лежала я как-то под вечер на своей скрипучей койке в больнице. Подходил к концу третий день моего пребывания там. Думы одолевали мрачнее некуда. Я вдруг пришла к заключению, что в последнее время неудачи преследуют меня одна за другой. Словно бы концентрация обращенной на меня негативной энергии резко, как по волшебству, возросла. И тогда я совершила еще одно открытие. Колдун говорил, что если умирает кто-то из родственников, то часть его проклятия переходит к близким. Но раз так, значит, существует и другая взаимосвязь. Нас-то ведь теперь было двое! Во мне теперь рос еще один проклятый представитель! И от этого открытия мне вдруг стало так жутко! Так страшно!
        Я немедленно схватила телефон, закрылась с ним в душе и стала звонить Оксанке:
        - Зайчонок, миленький мой! Прошу тебя, придумай что-нибудь! Сделай что-нибудь! Умоляю тебя!
        - Чего сделать-то надо? - не поняла Оксанка.
        - Придумай, как взять кровь у Шурка! Умоляю тебя! Мне страшно! Больничные стены давят на меня! Я все время вспоминаю Зою! Я не могу больше жить с предчувствием, что вот-вот что-то должно случиться!
        И Оксанка придумала. Уже на следующий день в голове ее созрел план.
        Это было в прошлый четверг. Судя по времени, Оксанка только еще доставила Славика домой после тренировки. И звонила, возвращаясь пешком от моего дома до метро. Я слышала, как в трубке бесконечным потоком несутся машины. Наверное, она шла вдоль Каширского шоссе.
        - Слушай, Поль! - обратилась она ко мне после всегдашних расспросов о самочувствии. - Мне помнится, ты говорила, что кто-то из твоих знакомых работает в больнице?
        Я сначала не поняла. Решила на нервной почве, что это она теперешнюю больницу имеет в виду, где я сохраняюсь. Но Оксанка меня чуть не растерзала за глупость:
        - Да при чем здесь медсестра, которая тебе уколы в попу делает? Ты говорила про каких-то хороших знакомых, я помню!
        Тогда я рассказала про Розку.
        - Отлично! - обрадовалась Оксанка. - Алкоголистическая подруга твоей бабуленции именно то, что нужно!.. Смотри, что я придумала! Тут на днях моего дядьку, ну Алинкиного отца, положили на операцию. Ему для переливания нужна была кровь. Кинули клич по родственникам. Мол, с подходящей группой - милости просим, сдавайте! Ну, мы с Алинкой и поехали. Сдали по пол-литра. Потом целый день шоколад трескали да «Кагор» пили. Прикольно вообще-то! Ну так вот, сопоставив те факты, что ты лежишь в больнице и тебе тоже нужна кровь, я решила действовать по аналогии. Подойду к Шурку, возьму его за грудки и прямо скажу: «Шурок! Выручай, товарищ-брат! Моей подруге, то бишь матери одного из твоих лучших учеников… он же все равно не в курсе, что ты Славику не мать… нужна кровь для переливания. Я, мол, свою сдала, а больше желающих не имеется!»
        - Зайчонок! - переполошилась я. - Ты часом умом не тронулась? Он же тебя по стене размажет!
        - Да ничего он не размажет! Я сегодня с ним пообщалась. Нормальный мужик! Вполне адекватный! Я же ему хамить-то не собираюсь! Обращусь, как слабая женщина к сильному мужчине! Он же витязь, в конце концов! Ну, на крайняк, намекну, что вы со Славиком ему не совсем чужие люди!
        - Не вздумай! - взмолилась я.
        - Да шучу, шучу, не ссы! - Оксанка немного похихикала, а потом снова перешла на деловой тон. - Теперь слушай свою задачу! Для того чтобы нам с Шурком поехать в донорский центр, мне нужно направление из больницы. Пусть Розка возьмет у себя такое направление. Ничего не заполняет, никаких фамилий. Мне нужен только штамп. Остальное я впишу сама. Поняла?
        - Зайчонок, ты, правда, сумасшедшая!
        - А ты, Балагура, этого не знала?
        - Догадывалась, - честно призналась я. - Ну, хорошо. Предположим, Шурок согласился. Направление у тебя есть. Что дальше?
        - А дальше все просто, - устало вздохнула Оксанка, - заключу с теткой из донорского центра обоюдовыгодную сделку - я ей деньги, она мне кровь.
        Что ж, поразмыслив немного, я пришла к заключению, что план не так уж плох.
        И вот сегодня наступил самый решающий день. День, когда Оксанка пойдет договариваться с Шурком.
        Я сидела как на иголках. Не могла ни разговаривать с бабуленькой, ни даже отвлечься на Славика, который крутился возле меня с тех пор, как ушла Светлана. Он соскучился, хотел моего внимания, а я не сводила глаз с круглого циферблата.
        Половина четвертого. Вот-вот должна появиться Оксанка забирать мальчика в секцию. Господи, помоги моей безумной подруге! Сделай так, чтобы у нее все получилось!
        Без двадцати… Без четверти… Наконец-то!
        Я бросилась открывать.
        - Славик! Собирайся скорей! Почему ты до сих пор не одет? - раздраженно бросила я на ходу.
        - О, - всплеснула руками бабуленька, - сидела, сидела, опомнилась!
        У Дороховой при виде меня вытянулось лицо.
        - А ты чего это уже приперлась? Вроде карантин всю жизнь двадцать один день был!
        - Сбежала под расписку, - не моргнув глазом, соврала я. - Привет, зайчонок! - Я полезла обниматься к Оксанке.
        Но она стала меня отпихивать:
        - Ну, давай еще я сейчас загремлю под фанфары с каким-нибудь церебральным параличом!
        - Оксана, привет! - выглянул из-за моей спины Славик, которому Старый Пляж зашнуровывала ботинки.
        - Привет, малыш! - радостно откликнулась Оксанка. - Здравствуйте, баб Вер!
        - Здорово, беспутница! - проворчала бабуленька. - Ты во что там впуталась опять? Зачем тебе направление понадобилось?
        Вот любопытная старушенция! Но Оксанка врушка еще почище меня!
        - Это я, баб Вер, путевку себе на Золотые пески выбивать буду.
        - Ну, ты посмотри на нее! Вертихвостка эдакая! В Москве ей мужиков мало!
        Оксанка же, не обратив на это высказывание никакого внимания, спросила у меня сквозь зубы:
        - Взяла?
        - Да! - сияя глазами, подтвердила я. - Сейчас одеваюсь, и едем!
        - Ты-то куда?! - вскричала было Дорохова, но, взглянув на бабуленьку, терзающую Славика своими нравоучениями, понизила голос до зловещего шепота: - Ты-то куда собралась? Ты в больнице! При смерти лежишь! Я ж для твоей операции кровь беру!.. Шурок, между прочим, уже в курсе, что ты госпитализирована. Он сам у меня поинтересовался, почему ты не приходишь. - Тут Оксанка хитро сощурилась. - По-моему, он испытывает к тебе далеко не братские чувства!
        - Да брось ты, зайчонок, ерунду городить! - отмахнулась я. - Я все равно поеду! Отвезу вас, а сама в машине подожду! Не выдержу дома!
        И мы поехали.
        Оксанка, выйдя из спортивного комплекса и влезая в машину, сказала:
        - Готов! Завтра с утра встречаемся у донорского центра! Как ей это удалось, я не знаю!
        Конечно, я выясняла у нее все подробности. И она трижды пересказывала мне свой диалог с Шурком. А потом еще трижды - свой диалог с теткой из донорского центра, которая, к слову сказать, оказалась дядькой. Но я все равно не понимаю.
        Как мозг, находящийся в этой маленькой, как абрикос, голове, мог додуматься до подобного плана?!
        Так или иначе, но вслед за тем наступил другой решающий день.
        У меня уже была предварительная договоренность с Сальвадором. Оставалось выполнить последнее из его поручений. Сходить в церковь и причаститься, перед тем как он положит конец моим мучениям.
        Я встала очень рано. Служба начиналась в восемь утра, и я хотела поспеть минут за пятнадцать до начала. Нельзя же идти просто так! Нужно настроиться. Я совсем не знала, как ведут себя люди, когда исповедуются. Что говорить? В чем каяться? Я знала только, что женщины должны ходить в церковь с покрытой головой и по возможности надевать длинные юбки.
        У меня была всего одна такая, но зато аж до самых пят. Вытянув из шкафа свою, некогда очень любимую, бежевую юбку, я стала одеваться. Странно, но пуговица на мне едва застегнулась.
        Господи, да у меня же уже начал расти животик!
        Сама не своя от счастья, я побежала в прихожую. Встала в профиль перед огромным трюмо и, приспустив юбку, принялась себя изучать.
        У-у, ничего еще не видно! Плоский, как был!
        - Чего колготишься здесь?
        Из туалета неожиданно возникло привидение бабушки. Елки-палки! Едва заикой не осталась из-за нее! Интересно, что она делала в туалете в полнейшей тишине?
        - А ну-ка, деточка, может, ты пособишь? Вопрос шибко мудреный попался. Битый час не разгадаю. - Старый Пляж достала из подмышки сборник кроссвордов, тем самым полностью разъяснив свое молчаливое пребывание в нужнике. Пошуршав страницами, она воскликнула: - Во! Слушай! Насекомое, уши которого расположены в голенях первой пары ног. - Бабушкины очки выжидающе блеснули. - Таракан не подходит!..
        - Да откуда мне знать-то, бабуль? Я вообще никогда насекомых с ушами не видела.
        - Вот то-то и оно. Чебурашка разве что… Старушка, недовольно кряхтя, удалилась на кухню.
        Я же торопливо продолжила сборы. Сунула в сумку газовый шарфик. Прихватила пакет, в котором лежало все для проведения ритуала: и нож с черной ручкой, и красная чашка. Все, за исключением того, что я куплю в церкви, и самого главного.
        Пройдя к холодильнику, я вытащила из морозилки ампулу с кровью, которая была зашифрована у меня под мороженое «Твикс». Обернула, чтобы не разбилась, носовым платком. И для верности запихнула еще в металлическую крышку от термоса.
        - Чего ты там химичишь? - полюбопытствовала бабуленька, засыпая в литровую чашку две столовые ложки кофе.
        Вот человечище! А потом еще удивляется, что ее бессонница мучит!
        - Да вот, для работы нужно. Специальная краска.
        Надо же! Как профессионально я научилась лгать за каких-то два месяца. То ли еще будет! Надеюсь, мой маленький, ты не переймешь у своей мамы это качество?
        Народу в церкви было немного. Все тихо сновали, кто - покупая свечи, кто - расставляя их перед образами, а кто просто - истово крестясь на выбранного себе в слушатели святого.
        Я подошла к смиренного вида женщине, стоящей за прилавком.
        - Простите, у вас есть икона Иверской Божьей Матери? - почти шепотом спросила я.
        - Да. Вот есть просто календарик. А если хотите, можете взять в окладе, - так же на пониженных тонах предложила она.
        Я приобрела ту, что в окладе, и еще купила красную свечу. Все. Больше вроде бы для предстоящего сеанса ничего не потребуется.
        Спустя несколько минут показался батюшка. Желающие исповедаться тут же выстроились перед ним в недлинную очередь. Я тоже пристроилась, наблюдая, как святой отец, встав на некотором отдалении, покрывает голову себе и первому из просителей красивой парчовой тканью. Наверное, так делают для того, чтобы сохранить тайну исповеди.
        Я до сих пор еще не придумала, от какой скверны хотела бы очистить душу. О чем я буду рассказывать священнослужителю? В сущности, не так уж много я и грешила. То, что было между мной и Всеволодом, - это не грех. Это любовь. Самое великое благо, дарованное человеку свыше! Гена из Чебоксар? Так с тех пор столько воды утекло! Да и было-то все от любопытства, скорее. А любопытство, как известно, не порок. Чтожеполучается, ясовсембезгрешная, чтоли? Стоп! А Сальвадор? Я слышала, что обращение к магии - это неугодное Богу действие! Может, об этом и рассказать?
        И тут как раз подошла моя очередь.
        Оказавшись с батюшкой под одним покрывалом, я услышала обращенный ко мне вопрос:
        - В чем хочешь покаяться, дочь моя? Я смутилась. С чего же начать?
        - Видите ли, святой отец, - дрожащим от волнения голосом начала я, - мне кажется, я совершила скверный поступок. Я прибегла к помощи колдовства, для того чтобы обратить на себя внимание мужчины.
        Глаза священника вспыхнули гневом. От этого я оробела еще больше. Стала лепетать что-то в свое оправдание, хотя в действительности не усматривала за собой никакой вины:
        - Я… понимаете, я люблю этого человека. Правда, люблю. Я… я просто не знала, что мне делать. Я решилась на это от безысходности…
        Батюшка немного оттаял.
        - Да, дочь моя! Ты совершила великий грех! - мягко положив руку мне на плечо, молвил он. - Ты должна понимать, что колдовство, как и любое бесовство, противно Господу нашему! Но Господь милостив. Он прощает заблудших детей своих. Простит и тебя. Если только ты, дочь моя, искренна в своем раскаянии…
        Он выжидающе замолчал.
        А я… А что я? Я и не думала раскаиваться. Я пришла сюда только потому, что так нужно было для проведения сегодняшнего обряда. Да вот еще купить кое-чего. Странный колдун! Зачем он толкнул меня на этот шаг? Зачем посылал меня в церковь, если то, что мы с ним затеваем, не заслуживает ее одобрения?
        Ну вот! Теперь я мучилась. Я солгала божьему человеку, подписавшись в своем покаянии. Солгала. А он дал мне за это вина. Причастил кровью самого Всевышнего! Он отпустил мне грех, который сразу же по выходе из церкви я совершу опять. И разве не воздастся мне за это небесным судом вдвойне?
        Всю дорогу от храма до Сальвадора я изводилась. Чувствовала себя преступницей, которая после исправительной беседы возвращалась к своему грязному ремеслу. Я надеялась выплеснуть на мага все недовольство прямо с порога. Пока он еще не обрел надо мной своей всегдашней власти. Но к моему удивлению, у калитки меня ожидал совершенно другой человек. Незнакомец, представившийся как скромный подмастерье великого целителя душ.
        Сам же целитель, окутанный клубами ароматного дыма, возлежал на подушках. Взгляд его, обращенный куда-то во тьму, был загадочен и лучист. Курил он так вдумчиво, будто высчитывал километры пути от прошлого к будущему. Странно, что он вообще заметил, как мы появились.
        - Егорушка! - все так же, не отвлекаясь от вечности, обратился маг к своему помощнику. - Что же ты не поможешь нашей гостье раздеться?
        - Виноват, мэтр, - подобострастно втянув голову, засуетился тот.
        Принял у меня из рук сумочку и пакет. Стянул дубленку. Принялся разматывать шарф, утрамбовывая его в рукав.
        Сальвадор, выйдя из задумчивости, неодобрительно косился на это и слегка покашливал. Наконец, не выдержав, сказал:
        - Спасибо, любезный. Больше пока ничего не нужно, - и добавил с нажимом: - Ступай займись медитацией.
        Егорушка, часто кивая, попятился задом.
        - Как скажете, мастер!
        Он вывалился из магической комнаты, утащив все мои вещи, в том числе принадлежности для проведения ритуала.
        - Ой, - забеспокоилась я. - Пусть пакет не уносит. Там все необходимое.
        Не успела я закончить, как сквозь бамбуковые палочки занавеси просунулась Егорушкина рука и аккуратно поставила пакет передо мной.
        Сальвадор улыбнулся.
        - Не обращайте внимания на моего помощника, Полина. Этого блаженного юношу я подобрал около двух недель назад близ монастыря в Оптиной пустыни. Больного, голодного, почти голого. У Егорушки совсем неплохие способности к ясновидению. И я хочу попытаться их немного усовершенствовать.
        Странно. Егорушка совсем не был похож на блаженного. И уж тем более на юношу. Я бы дала ему по меньшей мере лет двадцать пять!
        Впрочем, скромный подмастерье мало меня интересовал. Я хотела как можно скорее приступить к очищению. И Сальвадор это, кажется, понял.
        Он встал, аккуратно разложил содержимое пакета у себя в ногах. И, взяв в руки нож, очертил в воздухе символический круг. Потом разжег свечу, кинув в пламя щепотку какого-то порошка.
        Что было дальше, я почти не помню. Потому что воздух в комнате сделался словно гуще и стал зыбким, как рябь на воде. У меня закружилась голова, и после этого я уже ничего не могла сказать с определенной уверенностью.
        То ли я спала. То ли видела наяву все эти тени и желто-синие блики. Не знаю. Но только после всего я едва дотащилась до дома, так и не поняв до конца, было ли все сотворенное правдой.
        Оставалось надеяться, что все-таки да. Совершение обряда было последним, что еще держало меня в Москве. Теперь же я собиралась уехать. Подальше от стрессов, от бесконечных проблем. Уехать. Растаять. Забиться в самую глушь, чтобы никто не вспоминал даже моего имени. Что я скажу на работе - неважно. И как буду расплачиваться с долгами - неважно. А Славик? О нем будет кому позаботиться. Тем более что теперь это тоже не так уж и важно! Приоритеты расставлены. Я - самка, вынашивающая потомство. Прочь с дороги! Не троньте меня!
        Дома я еще раз хорошенько обдумала все, что сейчас предстояло сказать.
        Взяла телефон. Устроилась поудобней. Но тут, как назло, явился Славик.
        - Полина, дома скучно. Пойдем, погуляем? - просяще заглядывая мне в глаза, сказал он.
        Должно быть, он чувствовал, что в моем отношении к нему что-то переменилось, потому что это просящее выражение почти не сходило с его лица в последнее время. И меня это страшно раздражало.
        - Малыш, не мешай, пожалуйста. Мне нужно позвонить.
        - А когда ты позвонишь, мы сходим куда-нибудь?
        - Славик, уйди с кухни! И дверь прикрой за собой! Мальчик с видом побитой собачонки ушел.
        А мне вдруг стало так стыдно за себя! Так жаль несчастного Славика! Он же не виноват, что я собираюсь сбежать от него! Бросить на произвол судьбы только потому, что теперь у меня появится настоящий ребенок. А не то же самое, что случайный подкидыш. И что никогда я не смогу любить двух этих детей одинаково!
        Фу! Гадкая! Какая же я становлюсь гадкая!
        - Малыш! - крикнула я и, когда Славик вернулся, крепко прижала его к себе. - Прости меня, пожалуйста. У меня выдался ужасный день. Давай я сейчас закончу с делами, а потом сходим в кино? Давай?
        - Хорошо, - улыбнулся малыш.
        Он тоже крепко обнял меня, чмокнул в щеку. И побежал одеваться.
        Я же наконец осталась один на один с телефонной трубкой. В ней долго тянулись гудки. Прежде чем далекий мамин голос ответил:
        - Слушаю вас!
        - Алло, мамочка, привет! - воскликнула я. - Как вы там живы-здоровы?
        - Да все нормально. Только вот с работы пришлось уволиться. Денег мало платят. Да и ездить далековато. Уставать я стала, еле ноги таскаю.
        - Ну и хорошо, - сказала я. - Тебе все равно пришлось бы увольняться.
        - Почему? - В голосе мамы послышалась тревога. - У вас что-то случилось?
        - Да, мамочка, случилось…
        Все! Сейчас моя тайна просочится в семью. Мама станет четвертым человеком, не считая медперсонала, который обо всем узнает. Четвертым после Всеволода и колдуна с его сумасшедшим помощником. Но дальше этого, надеюсь, дело не пойдет.
        - Что? Что произошло? Что-то с бабушкой? С малышом?
        - Нет, мамочка, не волнуйся. Новость хорошая. Ты скоро сама станешь бабушкой.
        Мама на минуту потеряла дар речи. А когда пришла в себя, запричитала со слезами в голосе.
        - Поленька… доченька моя… Ты что, беременна?.. Ах, нуда, что же это я? А кто отец ребенка? Вы с ним собираетесь оформлять отношения?
        - Ну разумеется, собираемся. Мамочка, успокойся! Я вас обязательно с ним познакомлю. Только мне сначала нужно нормально выходить срок. Врач посоветовал мне сменить обстановку на более спокойную. Так что я предлагаю нам с тобой поменяться местами. Я поеду к бабусе. А ты вернешься в Москву. Как ты на это посмотришь?
        Конечно же мама была согласна на все. На любые мои условия. И на то, что я выеду к ним завтра же первым автобусом. И на то, что все заботы о Славике она возьмет на себя - будет водить его в школу и дважды в неделю на полюбившиеся тренировки к Шурку. И на то, что никто не узнает от нее об истинных причинах моего отъезда.
        Удовлетворенная разговором с мамой, я теперь набирала домашний номер Оксанки.
        - Здравствуй, жертва изощренного шарлатанства, - поприветствовала меня подруга. - Ну как, ездила сегодня к своему чародею?
        - Угу.
        - Ну и что, продуктивно? Руками водил? Глаза закатывал? Ты теперь уже больше не проклята?
        Я решила не докладывать Оксанке, что почти весь сеанс провела в отключке. Просто ответила, что все прошло на «ура». А вот дальше было уже намного сложнее. Как-то нужно было еще подступиться к своей сногсшибательной новости.
        - А ты чем занималась? - начала я издалека. - Как прошел выходной?
        - Прекрасно! - В голосе Оксанки послышалось недовольство. - Губанов приперся мириться. Целый день мирились. Сейчас вон в ванной отмокаю.
        - Зайчонок, ты меня удивляешь. Ты не рада этому, что ли?
        - Да почему не рада? Рада. Но ведь могла же пойти с Мурашовой в боулинг! А вместо этого… - Оксанка горестно вздохнула, но вслед за тем раздался всплеск воды и ее оживленный вопль. - О! А время-то еще детское! Семь часов только! Сейчас все-таки прозвонюсь к ней. Вдруг еще успеем?
        - Погоди, зайчонок! - поспешила осадить я подругу. - Мне нужно сказать тебе очень важную вещь!
        Оксанка захныкала:
        - О, боже, Балагура! Когда ты уймешься уже? Долго ты еще будешь разъедать мой мозг? Учти, если ты сейчас заявишь, что колдун наконец дозрел и до внутренностей Шурка, я тебе помогать не буду. Мне твой кузен шибко приглянулся во время нашего похода в донорский центр.
        - Зайчонок! Я завтра уезжаю в Воронеж! - выпалила я.
        - Как? Опять? Зачем?
        - Маме необходимо вернуться в Москву. И мне придется подменить ее у бабуси.
        - Надолго?
        - Не знаю, зайчонок. Но думаю, что надолго. Возможно, даже до лета.
        - Ты… - Оксанка запнулась, не зная, что и сказать. - Ты офонарела, что ли? А кто со Славиком останется?
        - Мама с бабушкой.
        - А на какие шиши они все трое жить-то будут?
        - Ну, мама попробует восстановиться на своей старой работе… - Я занервничала. - Зайчонок, не мучь ты меня! Ситуация безвыходная. Мы уже по-всякому думали. По-другому никак.
        - Нет, погоди! - не унималась Дорохова. - Не мучьте ее! А долг кто будет за тебя возвращать? Я, конечно, могу договориться с Чижихой, чтобы она Мишане натурой отдавала, но в принципе?
        - Мише я позвоню. Скажу, что все верну по приезде. Машину продам и верну.
        - Вот так вот даже? Машину продашь? - Оксанка вздохнула и замолчала очень надолго. Потом сказала: - Блин, Балагура! Как же мы тут без тебя? Я чего-то вообще потерялась. Даже представить себе этого не могу.
        Мы с Дороховой еще какое-то время поплакались друг другу в жилетку. Пока в дверь не просунулась виноватая моська Славика.
        - Полина, ты еще долго?
        - Все, мой хороший, уже иду!
        Я слезно распрощалась с подругой. Быстро настрочила бабуленьке, кочующей по соседям, пояснительную записку. Оделась. И мы с малышом отправились в кино.
        А ровно через двадцать семь часов все это: и вечерняя, завьюженная Москва, и запах попкорна, витающий в фойе кинотеатра, и скупая слезинка на щечке у Славика, узнавшего о моем скором отъезде, - все осталось в далеком прошлом.
        Жизнь моя полностью изменилась. Растрескался весь ее прежний уклад. Оккупировав
«чердачок», я медленно потекла мимо кисельных берегов своего ожидания.
        Я выбрала себе в наставники сельского фельдшера. В настольные книги - пособие для будущих мам. Я делала все, как учили. Крепкий, здоровый сон. Продолжительные прогулки. Ежедневная гимнастика для беременных. В Воронеже накупила кремов от растяжек. Заготовила впрок свободной, не стесняющей движений одежды.
        День за днем изучая пособие, я представляла, как мы с моим крошечным младенцем живем и развиваемся параллельно друг другу.

14 марта. Одиннадцать недель. Маленькое существо внутри меня уже может морщиться, менять выражение лица и даже улыбаться.
        Хм, как интересно! И я сегодня много чему улыбалась. Когда была в церкви, например, радовалась сошедшей на меня благодати. Просто как гром среди ясного неба. Свалилось - и все. И покой на душе, и уют, и тихие слезы от счастья. А вечером мы смеялись за чаем с бабусей. Она вспомнила, как я (то бишь Зоя) прочла стишок на детском утреннике, потеряв в слове «гномик» буковку «н». Получилось так
«В сад забрался гомик». И хотя автором данного ляпа являлась не я, но за Зою было приятно. Грустная вышла улыбка, но все же.

21 марта. Двенадцать недель. Зародыш удобно устроился в моей матке, мозг и нервная система начинают играть для него важную роль. А для меня такую роль играло только это. Поэтому я давным-давно отключила свой сотовый телефон. И страшно удивилась, когда вдруг среди бела дня мне на домашний позвонила Оксанка.
        - Полина! - сказала она. - Хотела задать тебе один нескромный вопрос. Не возражаешь?
        - Что за ерунда, зайчонок! Конечно, не возражаю!
        - Ну ладно, - с легким предостережением в голосе молвила она, - Тогда вопрос такой. Тут на днях к нам в очередной раз приезжал Лихоборский. И после этого Вероника почему-то решила выяснить у меня, не залетела ли ты там часом? Я ответила, нет. Но теперь спрашиваю тебя. Это не так? Может быть, твой внезапный отъезд связан именно с этим?
        Я опешила. Если скрою от Дороховой сейчас, когда она спросила в открытую, то потом будет смертельная обида.
        - Зайчонок! - взмолилась я. - Поклянись, что никому не расскажешь! Ни Веронике. Ни Мише. Вообще никому. Я очень боюсь, что кто-нибудь меня сглазит.
        - Значит, все-таки да, - помолчав, констатировала Оксанка. - Поздравляю! Могла бы и раньше поделиться радостью с лучшей подругой.
        - Не могла, зайчонок, честно! Прости меня. И, пожалуйста, не говори никому!
        - Ладно, не ссы, не скажу. И она повесила трубку.
        А я, вместо того чтобы расстроиться, неожиданно рассмеялась.
        Так что Всеволод и впрямь решил, что я пошутила? Вот дуралей! Неужели еще не понял, что я меньше всего похожа на шутницу, за полным отсутствием у меня чувства юмора. То-то он удивится, когда ему позвонят из роддома!

18 апреля. Шестнадцать недель. Ребенок уже умеет схватывать что-то ручками, плавать и даже переворачиваться.
        Ишь ты, какой стал непоседа! А у меня вот тоже день прошел в активном движении. С утра ходила к излучине. Просто гуляла. Хотя там было тенисто и сыро, а местами кое-где до сих пор лежал снег. У запруды встретилась случайно с Вициным-Крамаровым. И он, робко взяв меня за руку, проводил до церквушки. Здесь уже пришлось отправить его восвояси. Ни к чему это, чтобы отец Владимир решил, будто у нас с ним роман.
        Успев привыкнуть к моим частым визитам, местный батюшка проникся ко мне уважением. Ласково именовал сестрицей и всякий раз умилялся усердию, с каким я отмаливала у бога свой недавний грешок.
        Справившись у священника, когда можно будет приносить куличи и яйца на освящение, я, как обычно, наведалась к Зое. Пообновила цветочки, воткнув их прямо в просевшую землю (банки без конца кто-то бил - может, собаки, а может, сельская детвора). Сестра смотрела на меня с фотографии, чуть улыбаясь. На ней она еще до болезни, за год или за два.

«Ну, до встречи, Зоенька! В выходные на Пасху приведу к тебе бабушку».
        А вечером я скакала как заводная вокруг присыпанного мукой стола. Пыталась испечь по бабусиному рецепту пасхальный пирог.
        - Не торопись, Зоюшка, - помогала мне советами составительница рецептов. - Поставь тесто в духовку. Дай ему сначала хорошенько подойти…
        Подходило тесто в духовке. Рос как на дрожжах и мой живот.
        Начиная с восемнадцатой недели я уже четко ощущала толчки. Малютка посылал мне привет из своей уютной, видимо становящейся для него тесноватой, каморки.
        Конец второго триместра. Начало третьего. Самый разгар лета.
        Я узнала от мамы, что Оксанка отправила Славика в лагерь. И планировала взять его еще на недельку с собой на Валдай. Сама я подруге ни разу не позвонила. Да и она меня больше не беспокоила. Наверное, все же обиделась. Неужели наша дружба, выдержанная годами, как многолетний коньяк теперь дала трещину? Я чувствовала, что так оно и было. Где-то в ней образовалось тонкое место. Тонкое-тонкое! Еще немного - и я боялась, что между нами может произойти окончательный разрыв…
        Лето закончилось. Отслужили свое в бабушкином саду крыжовник и вишня. Поспевали и наливались поздние яблоки.
        А уж я-то как налилась! Ходила круглая, точно воздушный шар, и сама себе жутко нравилась в таком виде. Однако дни моей обывательской жизни подходили к концу. Впереди ожидал дальний переезд домой и сразу вслед за тем родильное отделение.
        Ранним сентябрьским утром, полностью собранная, я вошла в бабусину комнату.
        Она еще лежала в постели. Хотя не спала. Шептала что-то, отвернув лицо к маленькому, заслоненному кустом сирени окошку. Должно быть, молилась.
        - Бабушка, мне пора, - тихо сказала я, присаживаясь на ее кровать.
        Она повернулась - уголки ее губ горестно опустились. Нащупав мои пальцы, бабуся стала тискать их своей сухонькой, чуть дрожащей ладошкой.
        - Поезжай, Зоюшка! Поезжай, внученька моя! Дай Бог тебе легко разрешиться от твоего бремени! Хоть бы только Леночка не вмешалась… окаянная!.. - Тут старушка вздрогнула, сама убоявшись своей несдержанности. - Ох ты Господи! Прости меня грешную!..
        Она принялась размашисто креститься. А мне вдруг стало так тоскливо-тоскливо. И от этих ее слов, и оттого, что бабуся, казалось бы, по самую маковку увязнувшая в своем горе, оказывается, все чувствует и понимает (пусть даже и зовет меня другим именем). И оттого, что сейчас мне придется встать и уйти, оставив ее один на один с комнатным полумраком.
        С тяжелым сердцем покидала я этот дом. Прощаясь у калитки с тетушкой Вицина-Крамарова, которая за умеренную плату обязалась приглядывать за бабусей в наше отсутствие, я все смотрела, как шумит за изгородью старый сад. И никак не могла от него оторваться.
        Вон там, в просвете между листочками, видно оконце моего «чердачка»! Как хорошо там мечталось, как спокойно спалось! А вон там еле видно церквушку! И отец Владимир теперь наверняка таскает воду из колодца. А потом, переодевшись, начнет свою обычную воскресную службу. А дальше, почти у самой запруды, мой любимый пригорок, сидя на котором я обычно провожала закаты. Эх! Когда-то я теперь вернусь сюда? Я могла бы простоять так целую вечность. До того не хотелось обратно в Москву! Но Вицин-Крамаров поторапливал. Подхватив мою сумку, он уже спускался вниз по дороге, показывая рукой, чтобы я тоже прибавила шагу.
        Кажется, времени действительно оставалось в обрез. Вдалеке уже показался автобус.
        Я, переваливаясь как уточка, пустилась вдогонку, удивляясь попутно, как быстро изменилось мое настроение при виде поднятых на горизонте клубов пыли.
        Теперь я уже почти бежала. Ведь я не просто возвращалась домой. Я ехала навстречу новым свершениям!
        Глава 13
        ГРИШЕНЬКА
        Розка, конечно, дама со странностями, я не спорю. «Алко-голистическая подруга моей бабуленции», как сказала о ней Дорохова. Но все-таки только благодаря Розке я попала в хороший роддом. Один из лучших в столице.
        Здесь были чистые уютные палаты, рассчитанные на четырех человек, светлые коридоры, совсем не похожие на те, которые я видела в снах про Зою. Хорошо кормили. А главное, здесь трудился сильный, сработанный коллектив. Еще ни от кого я не слышала, чтобы кто-нибудь чем-нибудь остался недоволен. Это было главное.
        Вообще, меня устраивало абсолютно все. Даже мои соседки по палате.
        Было, правда, поначалу некоторое предубеждение против Жанны. Все-таки в сорок два года - первые роды! И потом, читает черт знает что! За день по тому древнекитайской философии! Но позже я к ней прониклась. Она хоть и молчунья, но безвредная. А еще у нее был очень вкусный лимонный чай, привезенный откуда-то не то из Швеции, не то из Швейцарии. Она поила им всю палату. И во время этих чаепитий мы чаще всего нахваливали жителей той самой страны - не то шведов, не то швейцарцев.
        А вот Нонна в свои сорок собиралась рожать уже в пятый раз. Просто диву даюсь на все их армянское семейство! Как ни подойдешь к окну, все стоят, задрав черноволосые головы.
        Сам счастливый глава семейства и четверо его сыновей - мал мала меньше. Надеялись, хоть на этот раз у них будет девочка. Ан нет. Нонна вчера, вернувшись с УЗИ, даже обедать не пошла. Так расстроилась, что разглядела на мониторе окаянный отросток!
        Танюшка мне понравилась сразу. Не только потому, что была из нас самой молодой, ей всего-то стукнуло двадцать три. А просто потому, что была страшно похожа на Дорохову. Те же глаза, те же узкие плечики. Ну, мы с ней как-то сразу подружились. Ходили вместе в столовую. Вечерами смотрели в комнате отдыха телевизор. Днем таскались вверх-вниз по запасной лестнице, чтобы не слишком прибавить в весе от сытого и сонного больничного режима.
        Я здесь считалась вроде блатной. Меня держала на особом контроле сама зав. отделением - бывшая однокашница Розки. Правда, лично пощупать мой живот она спускалась лишь однажды. В основном мною занималось непризнанное светило медицинских наук по имени Мурат Равшанович. Всегда сердитый, он имел взгляд человека, которому известно об этом мире все. И даже немного больше.
        Лежа на кушетке в его светлом, обставленном по последнему слову дизайна и техники кабинете, я всегда жутко нервничала. Особенно в первый раз, когда меня при поступлении в роддом пригласили к Мурату на ультразвук.
        Во-первых, это было мое первое исследование. И я боялась, что вдруг у ребеночка обнаружится какая-то патология.
        Во-вторых, я не знала, какого мой младенец пола. А мне почему-то очень хотелось, чтобы это был именно мальчик. Каково-то будет Всеволоду узнать, что я родила ему сына!
        А в-третьих, непризнанное светило, не успела я войти, возмутилось:
        - Куда ж вы так отожрались-то, мамаша?
        Я, не зная, что и ответить, стала моститься на наводящую ужас кушетку. Но Мурат, порывисто вскинув руку, указал на стопку белоснежных пеленок - Подстелите сначала! Это же вам не общественные бани!
        Я молча повиновалась. Думая про себя о том, чем же, собственно, успела вызвать столь резкое отторжение у этого человека. Но эскулап, едва коснувшись моего живота ультразвуковым датчиком, немедленно успокоился.
        - Так, так, так, - хмурясь в экран, на котором стало расплываться нечто невразумительное, сказал он. - Что мы здесь имеем?.. Сердечко нормальное. Органы все на месте. В особенности вот этот, самый главный. Видите? - Он ткнул пальцем во что-то, что я бы приняла за обычный грязный развод на стекле.
        - Нет, а что это?
        - Как это что? Это, мамаша, мужское достоинство вашего дитяти.
        - У меня будет мальчик?! - не веря своим ушам, воскликнула я.
        - А то кто же? Всенепременно будет мальчик! И обязательно! - Еще раз с гордостью постучал по разводу Мурат Равшанович. - Боюсь только, милочка, придется вас кесарить. Видите, он у вас развернулся ягодицами книзу?
        - Нет, ничего не вижу.
        - Ну как же нет! - Светило снова закипятилось, разворачивая ко мне монитор. - Вот же его головка! Вот ручки! Глядите, пальчик сосет!
        И хотя картинка по-прежнему оставалась для меня в виде пульсирующих серых пятен, я из страха разумилялась.
        - Ой, и вправду, пальчик сосет!..
        Итак, мне был вынесен однозначный вердикт. Если за оставшиеся до родов три недели малыш не вернется в правильное положение, мне сделают кесарево сечение.
        Эти три недели из начала в конец сентября тянулись бесконечно долго.
        Я стала свидетелем того, как одну за другой моих соседок по палате забирали на роды. Здесь почему-то не принято было ходить до родильной пешком. Рожениц обязательно раздевали донага, клали на каталку и, накрыв простыней, увозили. Надо сказать, премерзкое зрелище!
        Но когда в свой черед участвовать в данном мероприятии представилось мне самой, я поняла, что смотреть все же было намного приятней.
        Ровно в половине одиннадцатого утра в мою палату, пополненную уже новыми постоялицами, влетела всклокоченная медсестра. Какая-то незнакомая, очевидно, впервые заступившая на вахту.
        - Балагура, на клизму! - крикнула она, шаря по койкам выпученными глазами.
        Я удивилась: к чему такая спешка? Я уже знала, что в процедурную посылают обычно за несколько минут до начала. А вчера Мурат предупредил меня, что моя одиннадцатичасовая операция переносится на час дня. Я оказалась не готова к такому повороту событий. Поэтому к удивлению примешалась еще и жуткая паника.

«О господи, страшно-то как!» - прихватывая пеленку, подумала я.
        - Скорее, скорее! - поторапливала сестричка.
        Мы с ней галопом проскакали в процедурную. Там все на бегу, кое-как. Оказавшаяся совершенно неопытной, медсестра умудрилась трижды обозвать меня коровой и дважды ввергнуть в состояние болевого шока. Мне и так-то было нехорошо от навеки засевшего в памяти запаха прорезиненной клеенки в смеси с медикаментами. А тут еще такое обращение!
        Потом моя мучительница кликнула санитарку, и они уже вдвоем стали запихивать меня на каталку, не удосужившись перед тем даже отвести в палату. Пришлось мне блистать своей наготой перед всем отделением.
        Это бы ладно. Но дальше глазам изумленной публики представился акт второй - установка катетера.
        Тут уж я не выдержала и попыталась было воспротивиться.
        - Послушайте, - говорю, - меня вчера Мурат Равшанович предупреждал, что операция откладывается на два часа. Может, с катетером немного повременить?
        - Ничего не знаю, - потрясла историей моей болезни медсестра, - здесь написано - в одиннадцать. Так что лежите, не дергайтесь!
        Легко сказать - не дергайтесь!
        То, что вытворяли с моим организмом эти хрупкие пальчики, не поддавалось никакому описанию. Корчась от боли, я молилась только об одном: чтобы медсестра не додумалась вставлять в меня эту штуку с разбегу.
        Наконец, дрогнуло сердце и у санитарки.
        - Погоди! Что ты делаешь, Лена? Дай я сама попробую!
        Лена?! Леночка?! Так вот в чем все дело! Наконец-то я узнала тебя! Ты специально воскресла из мертвых? Назло врагам, на радость маме? Явилась мне на погибель?
        Какое счастье, что санитарка, привыкшая бережно обходиться с пробирками, сделала все ловко и аккуратно!
        - Так, что теперь? - воскликнула Леночка по завершении процедуры, и мне показалось, что глаза ее при этом вспыхнули зловещим огоньком.
        - Теперь ставь ей градусник, а я пока измерю давление… Нет, санитарку однозначно подослал мой ангел-хранитель! В этом я теперь была абсолютно уверена.
        Несколько успокоившись на этот счет и даже уже начав свыкаться с резями в районе катетера, я теперь лежала безвольно, как пластилиновый человек. Со мной еще что-то делали, к счастью додумавшись наконец прикрыть простыней. А я путем медитации пыталась усмирить нарастающую в душе волну ужаса. Готовилась встретиться лицом к лицу с хирургической рампой.
        Оказалось, напрасно.
        Уже у дверей лифта нашу троицу заловил разгневанный Мурат Равшанович. И, наорав на Леночку, отправил назад, распорядившись готовить меня к часу дня.
        О боже, нет! Подлая мстительная тварь! Ты специально заставила проходить меня через эти адовы муки дважды!
        И все же огни хирургической рампы вспыхнули для меня в этот день.
        Так ярко, что я даже зажмурилась. Лиц, склонившихся надо мной, оказалось что-то чересчур много: восемь не то девять. Практикантов, что ли, наприглашали? Тоже мне, показательное выступление!
        Я узнала только двоих. Мурата и еще по рыжей бороде человека, который приходил ко мне накануне. Расспрашивал, нет ли у меня хронических заболеваний и аллергии на какиенибудь препараты.
        - Леня, подойдите сюда! - пригласил Мурат Равшанович какого-то юношу с серым ноздреватым лицом. - Знакомьтесь, Полина Владимировна! Это Леня! Он будет накладывать вам швы. Так что, если к рукоделию возникнут претензии, вы теперь знаете, к кому обращаться.
        Светило радостно подмигнуло, очевидно думая, что здорово меня сейчас приободрило. Потом промелькнула затравленная улыбочка белошвейки Лени. А после ко мне подступился рыжебородый.
        - Ну как себя чувствуете, Полина Владимировна? - ласковым тоном осведомился он и при этом водрузил свою руку мне на лоб.
        - Нормально. - Мой голос прозвучал, как эхо со дна колодца, я даже сама испугалась.
        - Ну ничего, ничего, не переживайте. Все будет хорошо. И я почему-то сразу ему поверила. Сжала по его просьбе кулак, наконец-то сообразив, что имею дело с анестезиологом. И через секунду ощутила на языке странный холодок. А еще через несколько секунд от моего туловища точно отделились руки и ноги.
        - Видите меня? - немного тягучим голосом допытывался рыжебородый. - Сколько я вам показываю пальцев?
        Но сосчитать я уже не смогла - картинка стремительно таяла. И вскоре анестезиолог вместе со всеми своими пальцами бесследно исчез…
        - Мамочка, просыпайтесь! - В мое сознание вклинился звонкий голосок одновременно с легким похлопыванием по щекам.
        Я открыла глаза. Передо мной все плыло, раскачивалось из стороны в сторону. Я ничего не могла понять и, наверное, имела жутко дурацкий вид. Потому что женщина в белом халатике, глядя на меня, рассмеялась:
        - Ну что, мамочка, хотите посмотреть на сыночка?
        Она еще спрашивает! Конечно, хочу! Где он - мой долгожданный? Мой золотой! Где мое ненаглядное солнышко?!
        А солнышко, оказывается, подремывало у женщины на руках. Уже полностью спеленатое по ручкам и ножкам. В тонком ситцевом чепчике на крошечной головке.
        Глупо как-то, но я зачем-то стала подцеплять этот чепчик пальцем. Даже на личико не смотрела. А, скорее, пытаясь понять, какой он: темный в меня или белобрысый в папаню? Наверное, я все еще до конца не отошла от наркоза.
        Да, наверное. Потому что стоило нянечке вместе с моим, как выяснилось, темноволосым чудом отойти, как я моментально снова погрузилась в сон.
        И уж лучше бы я не просыпалась. Потому что боль, выжигающая низ живота, была просто адской. Я не могла даже дышать, не то что пройти пару шагов до уборной комнаты.
        Неужели это можно пережить?
        - Пожалуйста, сделайте мне обезболивающий укол! - попросила я маячащую невдалеке белую спину.
        Оказывается, спала я так долго, что за окном успело стемнеть. И спина, тихо шурша страницами книги, пригибалась теперь к неярко горящей настольной лампе. На мой зов она отреагировала моментально.
        Врач быстро вышел из-за стола, оказавшись довольно высоким. А когда повернулся лицом, то выяснилось, что это мой рыжебородый анестезиолог. Я почему-то так обрадовалась, что это именно он.
        Взяв шприц, он приблизился ко мне. Присел на корточки, мазнул холодной ваткой сгиб моего локтя.
        - Не волнуйтесь, - с улыбкой сказал он. - Сейчас вы уснете. А когда проснетесь завтра утром, боль уже будет терпимой.
        Он аккуратно кольнул, и я буквально почувствовала, как по вене потекла успокоительная волна.
        - Спасибо вам.
        - Не за что. Спите!
        Доктор вернулся на свое место. А я, прежде чем вновь провалиться в спасительный сон, успела заметить, что в тесном реанимационном загоне маются в таком же полузабытье, как и я, еще двое рожениц. И что у одной из них все одеяло перепачкано кровью…
        Да, анестезиолог не обманул. На следующие сутки мне действительно стало намного лучше. Теперь мне было больно только двигаться. Но меня уже перевели в стационарную палату и предупредили, что завтра в шесть утра впервые принесут ребеночка на кормление.
        Я была так взволнована этим сообщением. Часа полтора, наверное, высвободившись из больничной рубашки, рассматривала свою набухшую грудь. Что ж, по моему мнению, она была вполне способна прокормить новоиспеченного человечка.
        Моей единственной теперь соседкой по боксу оказалась пятнадцатилетняя девочка. Я была просто шокирована, когда узнала, сколько ей лет.
        Выкрашенная в иссиня-черный цвет вздыбленная прическа, повсеместный пирсинг и многочисленные тату. Типичная представительница золотой молодежи из подворотней среды обитания. Она даже слушала, протащив в палату маленький кассетник, не какого-нибудь Диму Билана, а Виктора Цоя. Запоем, гоняя его песни без передыху. От начала и до конца и обратно.
        Я едва не повесилась от этого в первый же день. А главное, что повлиять на нее, не входя в конфликт, было практически невозможно.
        - Не парься! - говорила она мне. - Слушай лучше Витю. Витя - это наше все!..
        Благо, к вечеру моя голова была занята уже совершенно другим.
        Как только я немного пришла в себя, освоилась и с полусогнутой осанкой, и с теперешним распорядком дня, я пошла в укромное место - звонить Всеволоду.
        Пора, наконец, пробудить его от счастливого заблуждения!
        Господи, как же я волновалась, когда в трубке потянулись гудки! У меня даже мышцы свело. Я едва смогла разомкнуть уста, когда на другом конце провода послышался голос его секретарши Эммы Аркадьевны:
        - Компания «Акрих», слушаю вас!
        - Добрый день, соедините меня, пожалуйста, с господином Лихоборским, - сбиваясь чуть не на каждом слове, попросила я.
        Секретарша от моего невнятного блеяния пришла в замешательство:
        - А кто его спрашивает?
        Хороший вопрос. Кто я для него? Мать его ребенка? А значит ли это для него хоть что-нибудь?
        Я решила придерживаться нейтральной позиции.
        - Это из «Продюсерского центра Ирины Чижовой» беспокоят.
        - А-а, - тут же расслабилась Эмма Аркадьевна. - Сейчас, одну минутку.
        Ох-ох! Как же сердце-то бьется! Как бы не умереть прямо здесь!
        - Алло! - бабахнул в трубке знакомый голос, такой забытый, такой… такой обожаемый. - Да, говорите!
        - Всеволод, это я, Полина, - неразборчиво промямлила я. Получилось у меня, скорее, так «Вселод, это я, Польмлина».
        Но Лихоборский моментально все разобрал.
        - Полина? Ну и ну! Нашлась, значит, пропажа?! Рассказывай, где была?
        Наверное, он сейчас вспомнил про то, как я забавно его разыграла. Потому что в его интонации проскользнула ирония.
        Ну, ничего! Сейчас мы тебя озадачим!
        - Всеволод, я вчера родила.
        - Что ты сделала?
        Я буквально наяву представила, как, задавая этот вопрос, он выпрямляется в своем кресле и по его спине начинает сочиться холодный пот ужаса.
        - Родила сына.
        - А… - только и сказал он и замолчал. Я ждала.
        Немного оклемавшись, Всеволод понес какую-то околесицу:
        - Черт… я думал… все в один голос… Надо же, бред какой… Вот черт! Ну что? Ну, поздравляю тебя!
        - Спасибо, я тебя тоже поздравляю.
        Произнося последнюю фразу, я уже полностью чувствовала свое превосходство. Была спокойна. И в моем голосе сквозила уверенность в завтрашнем дне. А больше я ничего не стала говорить. Отключая телефон, я решила, что надо дать ему время подумать.
        На сей раз Всеволод не обманул моих ожиданий.
        Вскоре после ужина мне на мобильный раздался ответный звонок.
        - Как ты его назвала? - последовал первый вопрос.
        - Пока не знаю, - теряя сознание оттого, что это в самом деле происходит, ответила я. - Но думаю назвать Денисом.
        - Почему Денисом? Что за имя беспонтовое?
        Мне казалось, что теперь Всеволодом владеет какой-то ажиотаж Он был возбужден и, вполне возможно, уже слегка навеселе. По крайней мере, в трубке раздавались шумы, вполне подходящие для питейного заведения.
        - А ты как хотел бы назвать своего сына?
        Я специально сделала этот акцент, давая ему лишний раз убедиться, что это именно его сын. Даже не наш. А его! Пусть гордится… папаша!
        Я улыбнулась этому непривычному слову.
        А Всеволод, немного подумав, сказал:
        - Давай назовем его Григорием! В честь Гришки Лихоборского.
        - А кто это? - не сразу сообразила я.
        - Ты что, Гришку Лихоборского не знаешь? Батя это мой! Боже! Он хочет назвать нашего мальчика в честь своего отца! Значит, он его полностью признал. Принял, как и должно законному родителю.
        У меня от счастья голова пошла кругом.
        Григорий Всеволодович Лихоборский! Очумеешь, конечно, выговаривать. Но пусть! Пусть будет все, как он скажет!
        А еще меня вдруг внезапно пронзила другая мысль. Вспомнились слова бабуси:
«Гришенькой Безруковым окрестили…» Гришенькой! Ужели это не провидение свыше? Знак? Перст судьбы? Цепь неудач наконец-то замкнулась! Проклятие отпускает наш род!
        - Да, - со слезами в голосе закричала я. - Гришенькой! Гришенькой! Пусть будет Гришенька!
        Но Всеволод, кажется, уже не услышал моего согласия. В трубке раздалась какая-то возня. И уже другой голос, в котором я не сразу, но угадала Талова, быстро затараторил:
        - Полина! Что же вы молчали до сих пор? Никому ничего не сказали! Уехали! Мы бы вам такие роды организовали!.. Ну поздравляю! Поздравляю вас! Вы молодец, Полина! Наконец-то у этого охламона появится хоть какая-то ответственность!
        Он был явно рад и за меня, и за друга, который на его последнее замечание принялся что-то недовольно бубнить. Но Миша его не слушал. Так же, как и мои сбивчивые слова благодарности.
        - Полина, где вы лежите? Мы к вам завтра приедем, проведаем.
        Я переполошилась. Зачем приезжать? Не надо никуда приезжать! Я не хочу, чтобы меня видели в таком умопомрачительном виде!
        - Ой, Миша! Здесь никого не пускают! Можно общаться только по видеотелефону. Да и то мне пока еще тяжело подолгу стоять. Давайте уж лучше, когда я буду выписываться!
        - Ну что ж, - легко согласился Талов, - к выписке так к выписке. Но все равно диктуйте адрес…
        И я продиктовала.
        И Всеволод на следующий же день приехал ко мне. Правда, без Миши. Но зато с огромным букетом цветов. Он держал его в руках, пока мы говорили по видеотелефону. А потом этот букет передали в палату. И он оказался куда красивее, чем в черно-белом изображении.
        - Bay! Офигительный веник! - восхитилась моя пятнадцатилетняя приятельница.
        Мы с ней все же успели притереться друг к другу. И меня больше не раздражал хрипловатый голос, льющийся из магнитофона нон-стопом, тем более что юная мамочка согласилась убавить громкость до минимума.
        Меня теперь вообще ничто не раздражало. Я была счастлива и умиротворена. Я держала на руках свое маленькое сокровище, которое в этот час принесли на обед.
        Сокровище хныкало. Явно оголодав, тыкалось ротиком в мою грудь, но сосать не хотело. Недовольно кривилось и что было сил извивалось в своем хлопчатобумажном коконе.
        - Ешь, ешь, - бережно придерживая за головку, уговаривала я малыша. - Не ленись! Подумаешь, в соске дырка большая! Зато у мамы молочко вкуснее.
        - А мой тоже хавальник разевает, а грудь не берет, - жаловалась моя соседка…
        Так мы с ней и маялись с нашими лентяями, пока не пролетела неделя.
        Ровно на седьмые сутки после родов я была уже полностью готова к выписке. Шов меня почти не беспокоил и даже не выглядел таким уж уродливым после удаления ниток. УЗИ показало, что все внутри у меня тоже протекает благополучно. Так что с благословения Мурата сразу после завтрака я принялась паковать свои пожитки.
        Почитательница группы «Кино» с завистью смотрела, как я порхаю по палате, словно бабочка, которую выпустили на свободу. Ей самой ужас до чего надоело томиться здесь взаперти. Но ее мальчуган умудрился рассопливиться, и педиатр решила оставить его под своим наблюдением еще дня на три.
        Искренне пожелав ей и ее малышу скорейшего выздоровления, я спустилась с вещами в комнату, где можно было привести себя в порядок. Здесь меня уже ожидала переданная мамой сумка с выходной одеждой. А также одеяльце и синие ленты для малыша. Я не захотела, чтобы кто-то из встречающих заходил в эту комнату. Лучше уж предстану сразу перед всеми посвежевшая, счастливая и с ребеночком на руках.
        Пока я прихорашивалась, нянечка утепляла Гришеньку. Ловко смастерив из одеяльца конверт, туго перематывала малютку, сооружая из лент пышные банты.
        Не успели мы со всем закончить, как в комнату ворвался какой-то безумец с фотоаппаратом. Нащелкал нас с разных ракурсов и исчез.
        А после этого, добравшись наконец до своего солнышка, я взяла его к себе на руки и торжественно вошла в так называемый зал ожидания.
        От стены немедленно отделилась группа из трех человек мама, Славик и Дорохова.
        Как? А что Всеволод не пришел?
        Я поискала его глазами. По разным углам копошились кучки радостно целующихся, обнимающихся людей. Все шумели, смеялись. Но среди них его нигде не было. Одного-единственного. Нигде! Ни в зале, ни возле дверей.
        Из моих глаз чуть не брызнули слезы. Я с трудом заставила себя улыбнуться лезущей ко мне со своими объятиями маме, Дороховой, которая явилась с цветами и впервые радостно и от души поздравляла меня. Я даже не обернулась на Славика, обхватившего меня со спины.
        Мне не нужно все это! Вы мне все не нужны! Почему вы все здесь, а его нет? Почему?
        Кое-как справившись со своими чувствами, я на подламывающихся ногах вышла на улицу. Как-то даже непривычно было вдыхать свежий, уже заметно похолодавший воздух.
        Мама шла рядом, придерживая меня под локоть.
        - Ути, мой сладенький, - приторно улыбалась она внучку. - Что ты бровки нахмурил, моя рыбочка?
        Дорохова с другого бока цинично цедила:
        - Ну а ты-то вообще при сем присутствовала, Балагура? Почему ты несешь на руках маленький слепок Лихоборского? Сморщенный еще! Какая прелесть!
        Меня все выводило из себя! Решительно все! Я даже не подумала обрадоваться тому, что моя подруга теперь шла рядом, забыв былые обиды. Ее голос, как рука против шерсти, поднимал во мне приступы бешенства.
        Но вдруг впереди, стремительно вышагивая с букетом цветов по занесенной мокрой листвой аллее, показался он.
        Всеволод! Господи! Наконец-то!
        Я даже прибавила шагу. Мы теперь оба почти бежали навстречу друг другу.
        Какая бы сцена получилась! Жаль только, что он не обнял меня в конце. Просто сунул мне в руки букет. И отобрал ребенка.
        Он молча разглядывал свое произведение. Не улыбался. Всего лишь тихо водил пальцем по маленькому личику.
        Оксанка, подоспевшая к этому эпизоду вместе с мамой и Славиком, взглянула на все с такой тоской! Мне даже стало ее немного жаль. Проворонила свое счастье! Теперь я буду идти по жизни с этим мужчиной! Он - мое плечо. Он - моя вторая половина. И никто его теперь у меня не отберет!
        Счастливо улыбнувшись, я обернулась на оставшийся позади родильный дом. На чуть умытые недавним дождем его окна. Где-то там слушает теперь в одиночестве своего обожаемого Цоя юная девушка, у которой еще неясно, как сложатся дальнейшие отношения в школе, с родителями. Для нее все еще очень неясно. Но в одном ее кумир оказался безусловно прав:
        Смерть стоит того, чтобы жить.
        А любовь… стоит того, чтобы ждать!