Ключик к сердцу принца Мишель Смарт
        Поцелуй — Harlequin #135
        Эми Грин, сотрудницу музея истории королевства Эгон, и наследного принца Гелиоса Каллиакиса связывает не только любовь к древностям, но и пылкая страсть. Им хорошо в объятиях друг друга, но Эми решает разорвать эту связь, когда узнает, что ее возлюбленному предстоит вступить в брак с принцессой соседнего королевства. Одобренная сенатом невеста красива, добра и умна, но все мысли Гелиоса лишь об Эми, однако, чтобы быть вместе, ему придется отказаться от трона…
        Мишель Смарт
        Ключик к сердцу принца
        Все права на издание защищены, включая право воспроизведения полностью или частично в любой форме.
        Это издание опубликовано с разрешения Harlequin Books S. A.
        Товарные знаки Harlequin и Diamond принадлежат Harlequin Enterprises limited или его корпоративным аффилированным членам и могут быть использованы только на основании сублицензионного соглашения.
        Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.
        Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке.
        Helios Crowns His Mistress
          2016 by Michelle Smart
        «Ключик к сердцу принца»
        
          «Центрполиграф»
        Глава 1
        — Тебе действительно так уж нужно ее сбривать?
        Эми Грин, откровенно восхищенная мужественной красотой Гелиоса, умоляюще смотрела на него.
        Гелиос встретился с ней глазами в зеркале ванной и подмигнул:
        — Она снова отрастет!
        Эми надулась. Осторожно. Чтобы не треснула наложенная на лицо маска из косметической глины, которая уже успела высохнуть.
        — Хочешь сказать, без нее я не выгляжу сексуальным?
        — Ты всегда сексуален,  — фыркнула она.
        Слишком сексуален. Себе же на беду. Пусть и без бороды. Даже голос сексуальный. Глубокий, низкий голос с эгонским акцентом, неотразимо действующий на окружающих.
        Невероятно высокий и стройный, невероятно сильный, с темно-оливковой кожей и черными волосами, сейчас взъерошенными после украденного часа в постели с ней, он походил на пирата. Зловещий вид усугублялся слегка искривленным носом и едва заметным шрамом на переносице — памяткой о подростковой драке с братом Тезеем. Абсолютно не тщеславный, Гелиос носил шрам с гордостью. Более сексуального мужчины Эми в жизни не видела.
        Скоро его волосы будет укрощены и гладко причесаны, хотя присущая ему мужественность никуда не исчезнет. Мускулистое тело скроется под черным смокингом, но сила и жизненная энергия проникнут даже сквозь дорогую ткань. Игривое выражение влажных темно-карих глаз по-прежнему будет исполнено греховности.
        Он станет принцем Гелиосом Каллиакисом, наследником трона Эгона. Тем не менее по-прежнему останется мужчиной из плоти и крови.
        Он поднял острейшую опасную бритву:
        — Уверена, что не хочешь сама меня побрить?
        Эми отрицательно качнула головой:
        — Представляешь, а вдруг я тебя порежу? Меня арестуют по обвинению в государственной измене.
        Он ухмыльнулся и наскоро вытер зеркало, которое уже успело помутнеть от пара.
        Хмыкнув, она вытянула правую ногу, коснулась пальцами крана с горячей водой и подлила немного уже в остывшую воду.
        — Я уверен, ты намеренно напустила пара в ванную, чтобы я не мог ясно видеть. Это тоже измена!  — Он игриво качнул головой, включая вытяжку. Та, как и все в его великолепных дворцовых покоях, немедленно заработала, очищая огромную ванную от пара. Он присел на корточки рядом с ванной и приблизил к ее лицу свое, ослепительно красивое.  — Еще хотя бы малейшие признаки измены, дорогая, и я буду вынужден наказать тебя.
        Его дыхание, жаркое, с ароматом кофе, который они недавно пили, будоражило чувства.
        — И какое же именно наказание ты определишь для меня?
        Желание, которое она считала растраченным, снова забурлило. Дыхание стало учащенным.
        Эти влажные глаза сверкали, улыбка играла на изогнутых, как лук, губах, которые целовали ее повсюду. Такие губы любая женщина согласилась бы с радостью целовать вечно.
        — Наказание, которое ты никогда не забудешь.
        Он картинно щелкнул зубами и зарычал, прежде чем бросить на нее многообещающий взгляд и вернуться к зеркалу. Одним глазом наблюдая за ее отражением, он окунул кисточку для бритья в миску и стал покрывать черную бороду густой пеной.
        Смотреть, как он бреется, словно герой фильма из эпохи Средневековья, было зрелищем завораживающим. Эми не могла не признать этого. Бритва была достаточно острой, чтобы порезаться. Одно неверное движение, и…
        Но так или иначе она, как завороженная, наблюдала, пока он водил острой, как кинжал, бритвой по щекам. Зрелище, по-своему эротичное, перенесло ее в то далекое время, когда мужчины были мужчинами.
        А уж Гелиос и подавно, мужчина до мозга костей.
        Стоило лишь захотеть, и армия придворных слетелась бы сюда, чтобы побрить его. Но это не в его стиле. Члены семьи Каллиакис были прямыми потомками Ареса Патакиса, воина, свыше восьмисот лет назад поднявшего восстание и освободившего Эгон от венецианских захватчиков. Принцев Эгона учили владеть оружием с тем же прилежанием, с каким обучали искусству королевского этикета. Острейшая бритва для любовника Эми — один из многих видов оружия, которыми он овладел.
        Она подождала, пока он вытрет лезвие о полотенце, прежде чем снова заговорить.
        — Насколько я поняла, несмотря на все намеки, ты не исполнишь моего желания.
        Намеки приняли форму беспрерывных упоминаний о том, как сильно она хотела бы посетить Королевский бал — предмет разговоров всего острова. На самом деле она не ожидала приглашения всерьез, поскольку числилась всего-навсего служащей королевского музея, причем на временной основе.
        Кроме того, им уж точно никогда не суждено быть вместе навсегда.
        При этой мысли она ощутила укол сожаления. Их отношения никогда не были тайной, хотя их никто не афишировал. Она его любовница, а не постоянная девушка. Это отличие Эми почувствовала с самого начала. У нее нет официального места в его жизни. И никогда не будет.
        Он снова принялся бриться, обнажая очередной участок гладкой оливковой кожи.
        — Однако, как бы я ни обожал твое общество, посещение бала вряд ли может считаться приличным.
        Она состроила гримаску, отчего вокруг губ треснула глина.
        — Знаю. Я простолюдинка, а твой бал посетят сливки высшего общества.
        — Ничто не порадовало бы меня больше, чем видеть на балу тебя, одетую в самое дорогое платье от-кутюр, которое можно купить. Но моей любовнице не пристало посещать бал, где я должен выбрать будущую жену.
        Восхитительно теплая вода мгновенно стала ледяной.
        Эми села.
        — Твою будущую жену? О чем ты?
        Их взгляды снова встретились в зеркале.
        — Это неофициальный повод. На балу мне предстоит выбрать жену,  — пояснил он.
        Она помедлила, прежде чем спросить:
        — Как в «Золушке»?
        — Совершенно верно.
        Он выбрил подбородок и снова вытер бритву.
        — Ты все это знаешь.
        — Нет,  — пробормотала она. По спине пробежал озноб, отчего похолодела кровь.  — А у меня создалось впечатление, будто это предпраздничный бал.
        Весь мир застыл в ожидании репортажей из Эгона, поскольку на острове через три недели ожидается празднование пятидесятилетия правления короля Астреуса. Ожидается прибытие глав государств и важных сановников со всего мира.
        — Так и есть. Это называется «убить одним выстрелом двух зайцев».
        — Почему ты не можешь найти жену, как все нормальные люди?
        Кстати, о нормальном. Как могут функционировать ее голосовые связки, если все тело охвачено странным параличом?
        — Потому что, дорогая, я — наследник престола. И мне надлежит жениться на особе королевской крови. Ты это знаешь.
        Да, она знала это. Только не предполагала, что это произойдет прямо сейчас. Ей это и в голову не приходило. Ни разу. Тем более они делили постель каждую ночь.
        — Нужно сделать мудрый выбор,  — продолжал он тоном, которым мог бы обсуждать заказ обеда с королевской кухни.  — У меня даже есть список наиболее предпочтительных кандидатур. Принцессы и герцогини, которых я знаю в течение нескольких лет. Тех, кто когда-либо сумел привлечь мое внимание.
        — Список,  — повторила она.  — Наверное, первым пунктом идет какая-то особенная женщина. Или за звание твоей супруги борется сразу несколько кандидаток?
        — Предпочтительнее всех принцесса Монт Клер Каталина. Я много лет знаю ее и ее родных. Они посещали наши рождественские балы едва ли не с рождения Каталины. Когда я на той неделе был в Дании, мы раза два обедали с ней. У нее все задатки превосходной королевы.
        Эми представила черноволосую принцессу, легендарную красавицу, о которой постоянно писала пресса. Волна тошноты прокатилась в животе.
        — Ты об этом не упоминал.
        — Не о чем было упоминать.
        Судя по лицу, он ничуть не устыдился.
        — Ты с ней спал?
        Он укоризненно покачал головой:
        — Что это за вопрос?
        — Вполне естественный для женщины, задающей его любовнику.
        До этого момента она и не задумывалась о его возможной измене. Гелиос никогда не клялся ей в верности. Правда, этого не требовалось. С самой первой ночи вместе их охватила всепоглощающая страсть.
        — Принцесса — девственница и останется таковой до брачной ночи, независимо от того, выйдет она замуж за меня или за другого мужчину. Я ответил на твой вопрос?
        Ни в малейшей степени. Только вызвал к жизни лавину дальнейших вопросов, которые она не имела права задавать и на которые вовсе не желала слышать ответ.
        Хотя нет. Один-единственный вопрос она таки озвучила:
        — Когда ты планируешь жениться на счастливице?
        Если он и расслышал иронию в ее голосе, то ничем не выдал себя.
        — Это свадьба государственного масштаба. Но я надеюсь жениться через пару месяцев.
        Пару месяцев? Он надеется выбрать невесту и жениться через пару месяцев? Вряд ли такое возможно.
        Но это Гелиос. Человек, делающий все быстро. Когда хочет чего-то добиться. И добивался прямо сейчас. Не завтра.
        Эми подумала о короле Астреусе, дедушке Гелиоса. Она никогда не встречалась с ним, но казалось, будто знакома с ним по работе в музее. Король умирал. Гелиосу необходимо было жениться и произвести на свет наследника, чтобы обеспечить преемственность.
        Все это ей известно. Но она ночь за ночью делила постель с ним и позволила себе помечтать, что он отложит свадьбу, пока не закончится срок ее службы.
        Вцепившись в края ванны, Эми осторожно встала и вышла из воды. Дрожащими руками сняла с вешалки теплое пушистое полотенце и прижала к груди, не желая тратить ни секунды даже на то, чтобы завернуться в него.
        Гелиос принялся брить верхнюю губу.
        — Я позвоню, когда завершится бал.
        Она шагнула к двери, не обращая внимания на то, что вода ручьями льется на дорогие плитки пола.
        — Нет. Не позвонишь.
        — Куда ты? Ты же мокрая.
        Краем глаза она заметила, как он вытер полотенцем лицо и направился за ней, даже не позаботившись прикрыться.
        Эми собрала одежду в охапку и прижала к себе. В голове как-то странно жужжало, отчего было трудно мыслить связно.
        Три месяца. Все это время она делила с ним постель. Да что там, они спали порознь всего с дюжину ночей, когда Гелиос находился в официальных поездках. Как, например, в Дании, где, оказывается, обедал с принцессой Каталиной. А теперь устраивает бал, чтобы найти женщину, с которой будет делить постель до конца жизни.
        Она с самого начала понимала, что у них нет будущего, и старалась держать на замке сердце и эмоции. Но слышать, как небрежно он говорит о том, что так ее ранит, было тяжело.
        Она стояла у двери, ведущей в потайной ход, который соединял их покои. Во дворце десятки таких ходов. Крепость, построенная на интригах и секретах.
        — Я иду к себе. Желаю на славу повеселиться на балу.
        — Я что-то упустил?
        То обстоятельство, что он выглядит искренне озадаченным, только ухудшало ситуацию.
        — Ты говоришь, мне неприлично приходить сегодня на бал. Но я скажу тебе, что на самом деле неприлично. Неприлично сообщать о жене, которую ты вот-вот выберешь, женщине, три месяца делившей с тобой постель.
        — Не понимаю, в чем проблема,  — удивился он, пожав плечами.  — Моя женитьба ничего не изменит между нами.
        — Если веришь в это, значит, ты так же глуп, как и бесчувствен. Кроме того, ты закоренелый женоненавистник. Говоришь о женщинах, которых выбираешь, так, словно они конфеты, выставленные в витрине на твое обозрение, а не люди из плоти и крови.
        Она брезгливо поморщилась, наблюдая, как с лица Гелиоса исчезает недоумение, превращаясь в нечто уродливое.
        Он вообще плохо воспринимал критику. На этом острове и в этом дворце перед ним преклонялись. Его почитали. Прислушивались к каждому слову. Он добродушный и обаятельный. Его чувство юмора заразительно. Но не дай бог перейти ему дорогу! Он мгновенно преображался.
        Не будь она так взбешена, возможно, испугалась бы.
        Он шагнул к ней, великолепный в своей наготе. Остановился в четырех шагах, сложил руки на мускулистой груди. Челюсти сжаты, на виске пульсирует жилка.
        — Осторожнее! Я, конечно, твой любовник, но ты не имеешь права оскорблять меня!
        — Почему? Потому что ты принц?
        Она еще крепче прижала к груди полотенце и одежду, словно могла этим утихомирить беспорядочно бившееся сердце, не дать выскочить из груди.
        — Ты вот-вот должен дать обет верности другой женщине. А я не желаю в этом участвовать.
        Бенедикт, черный лабрадор Гелиоса, почувствовал неладное и подошел к ней, высунув язык. Сел и неодобрительно уставился на хозяина.
        Гелиос тоже это заметил. Погладил собаку. Недовольство с морды пса исчезло так же быстро, как появилось. Снисходительно улыбаясь, Гелиос взглянул на Эми.
        — Не стоит драматизировать ситуацию. Понимаю, ПМС делает тебя более эмоциональной, чем обычно. Но ты ведешь себя безрассудно.
        — ПМС? Ты посмел сказать такое? Кажется, ты действительно живешь на другой планете. Упаси господь, чтобы я проявляла излишние эмоции только потому, что мой любовник втайне встречается с другими женщинами и собирается жениться на одной из них, при этом ожидая, что я по-прежнему буду согревать его постель. Но не волнуйся. Погладь меня по голове и скажи, что во всем виноват ПМС. Погладь себя по спинке и скажи, что ты не совершил ничего дурного.
        Слишком разъяренная, чтобы снова взглянуть на него, она повернула ручку и толкнула дверь бедром.
        — Ты уходишь от меня?
        Неужели в его голосе звучит смех? Он находит это забавным!
        Проигнорировав его, Эми высоко подняла голову и направилась по узкому коридору к себе в спальню.
        Огромная рука сжала ее плечо, вынудив обернуться. Рядом с ним она казалась себе такой маленькой!
        Невзирая на сжавшееся сердце и подступившую к горлу тошноту, Эми спокойно сказала:
        — Убери руки. Между нами все кончено.
        — Ошибаешься!
        Его рука скользнула по ее плечу. Сжала шею. Жаркое дыхание обдало ухо, когда он наклонился.
        — Пока ты дуешься, я буду думать о тебе и представлять, какими способами возьму сегодня вечером, когда бал завершится. А ты придешь ко мне, и мы осуществим все мои планы.
        Несмотря на молитвы всем богам, которых она только могла вспомнить, тело отреагировало на его слова и близость. Как всегда. Рядом с Гелиосом Эми вела себя как изголодавшийся ребенок, которому наконец подали еду. Она жаждала его. Желала с того момента, как увидела, и это со временем только разгоралось.
        Теперь пришло время подавлять желание.
        Упершись в его твердую грудь, сдерживая порыв пробежаться пальцами по тонким черным волоскам, покрывавшим кожу, Эми оттолкнула Гелиоса и заставила себя встретить его игривый взгляд.
        — Желаю хорошо провести время. Постарайся не пролить вино на платье какой-нибудь принцессы.
        Его издевательский смех сопровождал ее всю дорогу до покоев.
        Лишь оказавшись на месте и увидев себя в зеркале, она вспомнила, что так и не смыла маску, которая теперь вся растрескалась.
        Гелиос вел по залу свою партнершу по танцам, принцессу из старой греческой королевской семьи, очень красивую молодую женщину. Танцуя с ней и слушая болтовню, он мысленно вычеркнул ее из списка.
        Гелиос хотел бы иметь жену, с которой можно беседовать о чем-то другом, кроме последних мод.
        Когда вальс закончился, он элегантно поклонился и, извинившись, подошел к столику, за которым сидел его брат Тезей. При этом он старательно игнорировал умоляющие женские взгляды, безмолвно заклинавшие его пригласить на танец.
        На ум вдруг пришли слова Эми насчет того, что он обращается с женщинами как с конфетами на витрине. Гелиос по-мужски признавал это. Есть здесь доля правды, что уж скрывать. Но если необходимо выбирать женщину, с которой можно провести остаток своих дней, которая родит детей, лучше уж, если она будет идеально соответствовать его вкусам.
        Если бы Эми могла видеть собравшихся дам, их просящие взгляды, как они, проходя мимо, выпячивают грудь в надежде привлечь его внимание, поняла бы, что они хотят, чтобы их попробовали. Хотят соответствовать его вкусу.
        Тезей не сводил глаз с младшего брата Талоса, танцевавшего с ослепительно красивой скрипачкой, которой предстояло играть на юбилейном празднестве через три недели.
        — Тут что-то происходит,  — заметил Тезей, потягивая шампанское.  — Взгляни на него. Глупец влюбился по уши.
        Гелиос проследил за направлением его взгляда и сразу понял, что имеет в виду брат. Для Талоса и его партнерши в этом зале никого, кроме них, не существовало. Они смотрели только друг на друга, между ними так и проскакивали крохотные молнии.
        Странно завораживающее зрелище.
        Гелиос уже не впервые пожалел, что здесь нет Эми. Она так хотела вальсировать в огромном зале. Несмотря на академическое образование, у нее живое чувство юмора, делающее ее общество более чем заманчивым.
        Тезей вновь обернулся к Гелиосу:
        — Как насчет тебя? Разве ты не должен сейчас танцевать?
        — Нужна же мне передышка.
        — Мог бы дышать вместе с принцессой Каталиной.
        Гелиос с братьями много раз обсуждали собственных потенциальных невест. Сошлись на том, что идеальной королевой станет Каталина.
        Всего поколение назад родители сами находили невест для наследников Эгона. Родители Гелиоса поженились так. Но именно крах этого брака заставил деда, короля Астреуса, отказаться от протокола и позволить следующему поколению самому выбирать жен при условии, что в их жилах течет королевская кровь.
        За это Гелиос был благодарен ему. И полон решимости позаботиться о том, чтобы у невесты не осталось иллюзий относительно того, что их брак заключен исключительно из чувства долга.
        — Ты так думаешь?  — Его едва не передергивало при мысли об очередном вальсе с очередной дамой. Стоит оглянуться — и любая красавица к твоим услугам. Зато умные женщины попадаются куда реже.
        Он взглянул на часы. Еще пара часов — и все будет кончено. Он позвонит Эми, она придет к нему.
        Эта женщина действительно чего-то стоит.
        Он нахмурился, вспомнив их разговор сегодня утром. Раньше он никогда не видел ее такой сердитой. В этом гневе проявилось собственническое чувство. Эми ревновала.
        Обычно это первый признак того, что пора порвать с женщиной. Но в случае с Эми Гелиос находил ревность весьма привлекательной, странно радовавшей его.
        Он давно подозревал, что многие стороны ее натуры скрыты для него. Она по доброй воле отдала ему свое тело и наслаждалась их ласками так же сильно, как и он. Но ее душа и мысли оставались для него загадкой.
        Она с самого начала отличалась от его обычных любовниц. Прекрасная, обладающая острым умом, Эми сумела привлечь его внимание, как ни одна женщина до нее. Ее гнев не вызывал отвращения, как в случае, если бы он исходил от кого-то другого. Она интриговала его, демонстрируя еще одну грань блестящей страстной женщины, которой он никак не мог насытиться. С ней он жил только ради этого мгновения, ради взаимного голода.
        Тяжесть болезни деда висела на плечах свинцовым грузом. Но с Эми он забывал обо всем. Даже о нелегких обязанностях наследника трона. С ней он был просто мужчиной. Любовником. Ее любовником. Она постоянно пела в его крови. Он не собирался отказываться от нее, даже когда женится.
        — Кто-то еще привлек твое внимание?  — спросил Тезей.
        — Нет.
        Гелиос всегда знал, что придется жениться. Это даже не обсуждалось. У него не было к этому никакого особенного отношения. Женитьба — орудие, посредством которого на свет появятся наследники семьи Каллиакис. Повезло ему, что можно выбирать невесту, хотя и с некоторыми ограничениями. Его родители были не столь удачливы. Об их браке договорились еще тогда, когда мать только вышла из пеленок. Это стало настоящим несчастьем. Он надеялся только на то, что его брак ничем не будет походить на родительский.
        Гелиос обратил внимание на принцессу Ката ли ну, танцующую с британским принцем. Она действительно невероятно красива. Утонченная. Воспитание и кровь видны сразу. Брат Каталины — школьный друг Гелиоса. Их совместные обеды в Дании позволили ему рассмотреть в ней умную, прекрасную женщину, хотя и слишком серьезную, на его вкус. Немного.
        В ней не было ничего от непочтительности Эми.
        Каталина станет прекрасной королевой, а он и без того потратил уйму времени зря, стоило выбрать жену еще много месяцев назад, когда узнал о серьезности состояния деда.
        Каталина воспитывалась в соответствии со строгими правилами двора. Так же как и он. У нее нет ни иллюзий, ни ожиданий любви. Если он выберет ее, их брак будет строго по обязанности. Не более, не менее. Никаких эмоций ни с той ни с другой стороны. Именно так, как он хочет.
        Создание семьи тоже не проблема. Он уверен, что при некоторых стараниях с обеих сторон между ними образуется крепкая связь. Да и химия тоже сыграет свою роль. Не такая, как с Эми. Подобное повторить невозможно.
        В мозгу вновь мелькнуло воспоминание об Эми, шагавшей босиком в полутемном коридоре, прижимавшей одежду и полотенце. Об ее русых волосах, влажных и липнувших к золотистой спине, о покачивавшихся голых бедрах. В этот момент она выглядела высокомернее любой принцессы, и он не мог дождаться, когда накажет ее за дерзость. Доведет ее до края оргазма столько раз, что она будет умолять о разрядке.
        Но сейчас не время и не место представлять обнаженную Эми в своих объятиях.
        Титаническим усилием воли он загасил огонь, бушующий в чреслах, и сосредоточил внимание на женщинах в зале. Следующие несколько часов не следует думать об Эми. Лучше сосредоточиться на деле.
        Прежде чем заставить себя снова пригласить кого-то на танец, он подозвал лакея, взял бокал шампанского и сделал большой глоток.
        Тезей проницательно смотрел на брата.
        — Что это с тобой?
        — Ничего.
        — У тебя лицо человека, обнаружившего на дегустации, что все бутылки с вином накрепко закупорены.
        Гелиос изобразил улыбку.
        — Так лучше?
        — Теперь ты выглядишь как серийный убийца.
        — Твоя поддержка, как всегда, бесценна.
        Осушив бокал, Гелиос поднялся.
        — Учитывая тот факт, что я не единственный принц, от которого ожидают женитьбы и наследников, предлагаю тебе потащить задницу на танцпол. И обрати внимание на красивых дам.
        Тезей скорчил гримасу, при виде которой Гелиос ухмыльнулся. В то время как он смирился с судьбой, с той решимостью, которую воспитали в нем учителя английского пансиона, его мятежный брат воспринимал необходимость женитьбы с энтузиазмом зебры, которой предстоит войти в львиное логово.
        Позже, когда он танцевал с принцессой Каталиной, держа ее на приличном расстоянии, так чтобы их тела не соприкасались, не имея ни малейшего желания притянуть ее ближе, его мысли вновь обратились к деду.
        Король на балу не присутствовал, поскольку берег и без того истощенные силы для появления на празднике. Именно ради этого великого человека, растившего братьев Каллиакис с того момента, как Гелиосу исполнилось десять лет, он готовился предпринять последний шаг и жениться.
        Для деда он сделает все на свете.
        Скоро корона перейдет к нему, раньше, чем он хотел или ожидал. Рядом должна быть королева. Гелиос желал деду уйти в другую жизнь с миром, зная, что род Каллиакисов не прервется. Если время будет к нему добрым, дед сможет дожить до той минуты, когда увидит Гелиоса перед алтарем.
        Глава 2
        — Где она, черт возьми?!
        Он уже четверть часа, как появился в своих покоях, а Эми не отвечала на звонки. Если верить главе охраны, покинула дворец. Согласно ее личному коду доступа, она ушла без четверти восемь. Примерно в то время, когда он с братьями приветствовал гостей.
        Позвонив ей еще раз, Гелиос прошел к бару и налил себе большую порцию джина. Звонок был переадресован на голосовую почту. Он вылил джин в горло и по какому-то порыву принес бутылку в кабинет.
        На мониторах охраны появились изображения с камер, которыми увешаны потайные ходы. Только Гелиос имел доступ к ним.
        Он пристально всмотрелся в экран третьей камеры напротив укрепленной двери, которая вела в потайной ход. Непонятно, что там на полу?
        Подойдя ближе и открыв дверь, он уставился на шкатулку. Внутри оказались флакончики духов, украшения, книги и безделушки. Все, что он дарил Эми, пока они были любовниками. Ненужные больше, сложенные в шкатулку, оставленные на пороге.
        Ярость, такая внезапная и мощная, взорвалась в нем, едва не поглотив.
        Не успев сообразить, что делает, он с силой ударил по шкатулке ногой. Стекло разбилось и захрустело под каблуком. Звуки эхом отдавались от стен.
        Целую вечность он ничего не предпринимал, лишь глубоко дышал. Дрожа от бешенства. Борясь с неукротимым желанием растереть в порошок то, что осталось. Насилие было решением всех жизненных проблем для отца. Гелиос знал, что нечто подобное таится и в нем. Но, в отличие от родителя, он всегда умел контролировать себя.
        Внезапная ярость, одолевшая его с такой силой, была абсолютно непонятна.
        Отчетливо сознавая, что сейчас уже поздно, Эми захлопнула дверь своих покоев и поспешила в дворцовый музей. Набрала код доступа, подождала, когда включится зеленый свет, распахнула дверь и вошла в помещения, недоступные для посетителей.
        С тоской глядя на маленькую кухоньку для служащих, она скрестила пальцы в надежде, что не вся выпечка съедена и не выпит кофе. Бугаца, греческий пирог с кремом, который каждое утро пекли из теста фило и приносили дворцовые повара, стал ее самым любимым на свете блюдом.
        Рот наполнился слюной при одной мысли о нежных сытных пирогах. Последние два дня она почти ничего не ела и теперь, когда наконец удалось выспаться, просто умирала от голода.
        Эми даже не услышала звонка будильника, почти бегом поднялась еще на этаж и ворвалась в общую комнату.
        — Простите за опоздание,  — пробормотала она, задыхаясь и прижимая руку к груди.  — Проспа…
        Она осеклась при виде Гелиоса, сидевшего за большим круглым столом.
        Свежевыбритый, одетый в темно-зеленый свитер с длинными рукавами, он поставил локти на стол и потирал друг о друга кончики пальцев, излучая недюжинную силу, в этот момент направленную на нее.
        — Очень мило с вашей стороны присоединиться к нам, госпожа Грин,  — сказал он бесстрастно, хотя темно-карие глаза напоминали пули, готовые вонзиться в нее.  — Садитесь.
        Потрясенная его появлением, она быстро заморгала и вынудила себя глубоко вздохнуть. Гелиос — директор дворцового музея, хотя и появлялся крайне редко. За четыре месяца, что она здесь работала, он ни разу не посетил еженедельные вторничные совещания служащих.
        Прокрадываясь во дворец прошлой ночью, она знала, что рано или поздно придется с ним встретиться. Но надеялась на передышку в несколько дней. Зачем ему понадобилось приходить сюда именно сегодня? В единственный день, когда она проспала и выглядела кошмарно.
        К несчастью, единственный свободный стул стоял напротив него. Ножки противно скрипнули по деревянному полу, когда она отодвинула стул и села, сжав руки на коленях, чтобы не было видно, как они дрожат. Грета, еще один куратор и лучшая подруга Эми, сидя рядом, ободряюще положила ладонь ей на руку и слегка сжала. Грета знала все.
        В центре стола стоял поднос с бугацами, о которых так мечтала Эми. Оставалось еще три пирога, но у нее пропал аппетит, а сердце колотилось так часто, что волны достигали желудка и вызывали тошноту.
        Грета налила ей чашку кофе. Эми благодарно вцепилась в нее.
        — Мы обсуждали артефакты, которые должны быть представлены на выставке моего деда,  — сообщил Гелиос, глядя на нее в упор.
        Дворцовый музей Эгона был знаменит на весь мир, привлекая кураторов всех стран, так что здесь царило смешение языков. Для простоты было решено, что английский — официальный язык во время работы.
        Эми откашлялась, пытаясь выудить из глубины мозга хотя бы одну связную мысль.
        — Мраморные статуи из Италии уже в пути, должны прибыть в порт завтра утром.
        — Мы готовы их принять?
        — Бруно пошлет сообщение, когда судно войдет в воды Эгона,  — сообщила она, ссылаясь на итальянского куратора, сопровождавшего статуи на родную землю.  — Как только я получу сообщение, мы немедленно выезжаем. Водители предупреждены. Все готово.
        — А как насчет артефактов из греческого музея?
        — Они прибудут в пятницу.
        Гелиос знал все это. Выставка — его любимый проект, над которым они работали вместе.
        Она приехала в Эгон в ноябре, став частью команды из Британского музея, привозившей артефакты для выставки в дворцовом музее. И почти сразу подружилась с Педро, главой музея. Тогда она не знала, что его впечатлили ее познания истории и искусства Эгона, и вдвойне впечатлила ее докторская диссертация о влиянии минойской цивилизации на культуру острова. Именно Педро и предложил ей должность куратора юбилейной выставки.
        Предложение казалось осуществленной мечтой и огромной честью для женщины, обладающей весьма небольшим опытом. Эми восполняла недостаток опыта энтузиазмом.
        В возрасте десяти лет она узнала, что счастливая, идеальная семья, которую воспринимала как должное, на деле вовсе не была таковой. Да и она тоже не была той, какой себя считала. Отец действительно оказался ее биологическим отцом, и братья были единокровными. Мать не была ее биологической матерью. Женщина, родившая ее, оказалась родом с Эгона, острова в Средиземном море.
        Половина генов Эми принадлежала Эгону.
        После этого ошеломляющего открытия ее интересовало в Эгоне все. Она пожирала книги по минойской цивилизации, ее эволюции до демократии. Наслаждалась историями войн, страсти и свирепости народа. Изучала карты и фотографии, всматриваясь пристально в высокие зеленые горы, песчаные пляжи и прозрачное голубое море. География острова стала столь же знакомой, как и топография родного города.
        Эгон стал одержимостью.
        В его историю была вплетена и ее история, таился ключ к пониманию того, кто она на самом деле. Эми даже не надеялась получить возможность прожить здесь девять месяцев. Судьба словно подталкивала найти родную мать. Где-то на острове с населением в полмиллиона жила женщина, родившая ее.
        Семнадцать лет Эми думала о ней. Гадала, как та выглядит? Похожа ли она на мать? Как звучит ее голос? Сожалеет ли она о случившемся? Стыдится ли того, что сделала? Наверняка это так. Как может кто-то пережить то, что сделала Нейза Соукис, и не испытывать стыда?
        Найти ее оказалось легко. Но как подойти и что сказать? Это всегда было самым большим вопросом. Не может же Эми просто так появиться у нее. Скорее всего, мать просто захлопнет дверь перед носом, и Эми не получит ответы. Она подумывала написать Нейзе, но никак не могла сообразить, что сказать. «Привет, вы меня помните? Вы носили меня девять месяцев, а потом бросили. Не можете сказать, почему?»
        Греческая социальная сеть, куда Грета помогла ей попасть, была щедра на откровения. Нейза в ней не появлялась, зато Эми нашла единокровного брата, даже наладила общение с ним в надежде, что он, в свою очередь, поможет наладить связь с матерью.
        — Вы договорились о транспорте на пятницу?  — Гелиос жестко смотрел на нее. Чувственные губы были плотно сжаты.
        — Да. Все готово.  — Она едва не теряла сознания при мысли о том, что эти губы больше никогда не прижмутся к ее губам.  — Мы опережаем график.
        — Уверены, что к началу праздника выставка откроется?  — спросил он якобы небрежно, хотя в голосе звучали жесткие скептические нотки, чего раньше никогда не случалось в общении с ней.
        — Да,  — ответила она, сцепив зубы, чтобы не выказать обиды и гнева.
        Он наказывает ее. Ей следовало ответить хотя бы на один звонок. Она струсила и сбежала из дворца в надежде, что несколько дней разлуки дадут ей силу сопротивляться ему. Лучший способ, единственный способ задушить желание к нему — прервать все отношения.
        Поэтому надо сопротивляться. Она не может быть его любовницей при живой жене. Просто не может.
        Но Эми не представляла, что встреча с ним может ранить физически.
        Это ранило. Ужасно.
        До того, как принять ее на работу, Гелиос сам с ней побеседовал. Юбилейная выставка была крайне важна для него, и он старался отдать обязанности куратора человеку, любившему остров.
        К счастью для нее, он согласился с Педро в том, что Эми идеальный кандидат. Несколько месяцев спустя, когда они, уставшие, лежали в объятиях друг друга, он признался, что его убедили ее страсть и энтузиазм. Он знал, что она будет предана работе и посвятит ей все усилия.
        Встреча с Гелиосом. Она представляла его совсем другим. Напыщенным, официозным, титулованным принцем. А ее потянуло к нему с первого взгляда. Химическая реакция, над которой она не властна. Это застало ее врасплох. Он принц, опасный и могущественный. Никогда, даже в самых безумных мечтах, она не воображала, что он ответит ей взаимностью. Однако он ответил.
        Гелиос занимался выставкой гораздо больше, чем она предполагала. Они часто работали наедине. Желание пылало лесным пожаром, и она не знала, как его потушить.
        Служебные романы — нередкое явление даже в строгом мире антиквариата. Но ее они не соблазняли. Эми очень любила свою деятельность. Работа давала цель. Опору. А исследования древних артефактов ее народа — это возможность увидеть собственными глазами методики их создания, одно из доказательств того, что прошлое необязательно становится будущим. Поступки родной матери не должны определять жизнь, пусть даже Эми ощущает мерзость ее поведения, как невидимое пятно.
        Серьезные отношения для нее всегда были невозможны. Как можно привязаться к кому-либо, не зная, каков человек на самом деле? Поэтому ощущать влечение к человеку, который не только босс, но и наследный принц, немыслимо.
        Хотя и неудивительно, что она не смогла справиться с эмоциями.
        Зато у Гелиоса не было подобных внутренних ограничений.
        Задолго до того, как дотронулся, он постоянно раздевал ее темными влажными глазами. Все продолжалось до того дня, когда она разговаривала с ним в маленькой комнатке музея: она на одном конце, он на другом. И вдруг одним гибким движением он оказался рядом и схватил ее в объятия.
        Это решило все. Она принадлежала ему. Как и он ей.
        Три месяца пролетели, как во сне. Их отношения, очень страстные, стали, ко всему прочему, на удивление дружескими. Ни ожиданий, ни ограничений. Только страсть.
        Она думала, что уйти будет также легко.
        Взгляд, который раздевал ее тысячу раз, скользнул к Педро, давая безмолвное разрешение перейти к общим темам музея, которым нужно управлять по тем же высоким стандартам.
        Явно выведенный из равновесия, Педро огласил все остальные пункты повестки дня с двойной скоростью, в заключение упомянув о необходимости заменить в четверг одного из четырех экскурсоводов. Эми с радостью согласилась проводить экскурсии. Четверг — единственный относительно спокойный день на неделе, и она с удовольствием заменяла экскурсовода, когда была такая необходимость.
        Больше всего ей нравилась атмосфера сотрудничества. Все помогали друг другу, тон задавал Гелиос. Даже сегодня, когда в нем не было ни следа обычного дружелюбия.
        Только в самом конце совещания Педро объявил:
        — Прежде чем мы разойдемся, могу я напомнить всем, что меню для следующей среды нужно составить к пятнице?
        В качестве благодарности за упорную работу служащих музея при организации выставки Гелиос устроил для всех ужин и оплатил расходы. Для него это типично щедрый жест. Эми не могла дождаться ужина. Но теперь при мысли о присутствии на нем Гелиоса у нее в желудке все переворачивалось.
        Когда совещание закончилось, атмосфера облегчения стала почти осязаемой. Сегодня никто не медлил, как обычно. Все вскочили и дружно устремились к двери.
        — Эми, на два слова, пожалуйста.
        Бархатистый голос Гелиоса перекрыл топот бегущих ног.
        Она остановилась в нескольких дюймах от двери, нескольких дюймах от возможности сбежать. Постаравшись принять бесстрастный вид, повернулась.
        — Закрой за собой дверь.
        Она повиновалась. Сердце упало и куда-то покатилось. Сделав несколько шагов, она села на прежнее место напротив него. Но на самом большом расстоянии.
        Оно оказалось недостаточно большим.
        Этот человек буквально источал тестостерон.
        Буквально источал злобу.
        Сердце больно ударялось о ребра. Эми сжала губы и сложила руки на груди.
        И все же не могла не смотреть на него. Не могла заставить себя отвести глаза.
        На загорелой шее Гелиоса блеснула серебряная цепочка. Цепочка, которая часто касалась ее губ, когда они занимались любовью.
        Пока она смотрела на него, гадая, что он скажет, его глаза изучали ее так же пристально, отчего во рту пересохло, а пульс еще участился.
        Он побарабанил пальцами по столу.
        — Хорошо провела время у Греты?
        — Да, спасибо,  — сухо ответила она, прежде чем поняла, что он сказал.  — Откуда ты узнал, что я была там?
        — Через GPS на твоем телефоне.
        — Что?! Ты шпионил за мной?
        — Ты любовница наследника престола Эгона. Наши отношения ни для кого не секрет. Я не подвергаю опасности то, что принадлежит мне.
        — Я не твоя. Больше не твоя,  — прошипела она, молниеносно переходя от страха к бешенству.  — Какое бы следящее устройство ни поставил на мой телефон, ты снимешь его. Немедленно!
        Она швырнула сумку на стол, достала телефон и бросила ему. Он поднял руку и сжал, подобно венериной мухоловке, захватившей добычу. И рассмеялся. Правда, сейчас в его смехе не было веселости.
        И подвинул ей телефон.
        — Никакого устройства здесь нет. Все отслеживается через твой номер.
        — В таком случае отключи слежку. Убери из своей системы или что там у тебя есть.
        Он задумчиво изучал ее. Его неподвижность выводила из себя.
        — Почему ты ушла?
        — Хотела убраться подальше от тебя.
        — И не подумала, что я буду тревожиться?
        — Я думала, ты будешь слишком занят выбором невесты, чтобы заметить, что меня нет.
        Наконец-то на его губах заиграла улыбка.
        — Так ты меня наказываешь!
        — Вовсе нет!  — горячо возразила она.  — Я ухожу от тебя, поняв, что ты по-прежнему ожидаешь, будто мы будем спать вместе после того, как весь вечер ухаживал за потенциальными невестами.
        — А ты не подумала, что сможешь устоять передо мной?
        Ее щеки вспыхнули. Гелиос ощутил удовлетворение от того, что его мысли верны.
        Его прекрасная страстная любовница ревновала.
        Стройная, женственная до мозга костей, с буйной гривой густых русых волос, Эми — самая красивая женщина из всех, кого он знал. Скульптор без колебаний слепил бы с нее Афродиту. При взгляде на нее сгущалась кровь. Даже если она, как сейчас, была в синей прямой юбке и скромном сиреневом топе.
        Сегодня в ее внешности прослеживалось нечто неряшливое: темные круги под серыми глазами, пересохшие розовые губы, бледнее, чем обычно, кожа.
        И во всем виноват он.
        При этой мысли его обдало жаром. Каким бы образом она ни пыталась его наказать, исчезнув на несколько дней, наказанной оказалась сама.
        Он никогда не расскажет ей о безумной ярости, разрывавшей его при виде оставленной у двери шкатулки.
        Что напомнило ему…
        Гелиос послал по столу лежавший перед ним толстый конверт.
        Раздавив шкатулку, он разбил флакончики с духами, напрочь испортившими книги. Но драгоценности остались нетронутыми.
        Она с подозрением взглянула на конверт, прежде чем открыть. Увидев, что внутри, поджала губы, уронила конверт на стол и поднялась.
        — Мне они не нужны.
        — Они твои. Ты оскорбляешь меня, пытаясь их вернуть.
        Она и глазом не моргнула.
        — А ты оскорбляешь меня, пытаясь их вернуть, хотя собираешься надеть обручальное кольцо на палец другой женщины.
        Гелиос шагнул к ней. Деваться было некуда. Он схватил ее в объятия так, что она прижалась головой к его груди. Он слишком силен, а она слишком хрупка, чтобы вырваться, и в любом случае он осведомлен, что ее попытки ничего не означают.
        Она откинула голову. Дыхание участилось. Он наблюдал, как ее глаза потемнели, словно серый цвет стал карим. В них пылала страстная ярость, от которой загорелась кровь.
        — Нет нужды ревновать,  — пробормотал он, сжимая ее еще сильнее.  — Женитьба не изменит моих чувств к тебе.
        Ее левый глаз дернулся, чего он никогда раньше не замечал. Зубы впились в полную нижнюю губу.
        — Но это изменит мои чувства к тебе.
        — Лгунья. Ты не можешь отрицать, что все еще хочешь меня.
        Он потерся щекой о ее щеку и прошептал:
        — Всего несколько дней назад ты выкрикивала мое имя, когда билась в оргазме. На моей спине еще не зажили царапины от твоих ногтей.
        Она отпрянула.
        — Это было до того, как я узнала, что ты срочно ищешь жену. Не желаю становиться твоей фавориткой.
        — В этом нет никакого позора. Поколения эгонских монархов заводили любовниц после женитьбы.
        Дед стал исключением из правил, но только потому, что ему повезло влюбиться в жену.
        Из тридцати одного монарха, правивших Эгоном с 1203 года, лишь очень немногие нашли любовь и верность у своих жен. Отец Гелиоса, умерший прежде, чем успел занять трон, имел десятки любовниц и содержанок. И обожал сообщать любящей жене о каждой своей неверности.
        — Поколения назад твои предки отрубали врагам конечности, но тебе удалось не впутаться во что-то подобное.
        Он рассмеялся и провел пальцем по ее подбородку. Даже без макияжа она была прелестна.
        — Мы не женимся по любви или дружбе, как другие люди. Мы женимся ради блага острова. Думай об этом как о деловом соглашении. Ты — моя возлюбленная. Ты — женщина, с которой я хочу быть.
        Его несчастная мать любила его отца, когда они поженились. Именно эта любовь, в конце концов, уничтожила ее.
        Задолго до автомобильной аварии, унесшей жизнь родителей.
        Он никогда и никому не причинит такой боли, как отец. Ему необходимо жениться. Но он не скрывал, что хочет жену с королевской кровью в жилах, чтобы получить следующее поколение наследников Каллиакисов. Никаких эмоций. Никаких ожиданий верности. Союз, основанный на чувстве долга, ни на чем другом.
        Эми долго смотрела на него. Безмолвно. Словно пыталась что-то прояснить. Он не понимал, что именно.
        Гелиос опустил голову, чтобы поцеловать полураскрытые губы, но Эми быстро отпрянула, он едва успел к ним прикоснуться.
        — Я не шучу, Гелиос. Между нами все кончено. Я никогда не стану твоей содержанкой,  — прошептала она едва слышно.
        — Ты так считаешь?
        — Да.
        — В таком случае почему продолжаешь стоять здесь? Почему твое дыхание по-прежнему овевает мое лицо теплом?
        Проведя губами по мягкой щеке, он сжал ее попку и притянул к себе, позволив почувствовать свое желание. Из горла девушки вырвался тихий стон.
        — Видишь?
        Он осыпал поцелуями изящное ушко.
        — Ты все-таки хочешь меня. Но наказываешь.
        — Нет, я…
        — Ш-ш-ш. Мы оба знаем, что я мог бы взять тебя прямо сейчас, и ты с радостью меня приняла бы.
        Ее глаза жарко вспыхнули, но подбородок упрямо выдвинулся вперед.
        — Я намерен дать тебе ровно пять секунд свободы. Пять секунд, чтобы покинуть эту комнату. Если через пять секунд ты все еще будешь здесь, я задеру тебе юбку и возьму тебя прямо здесь, на этом столе.
        Она затрепетала. Красноречивый признак. Он уже знал, каким станет выражение ее глаз при этих словах.
        И оказался прав. Темно-серая радужка потемнела еще сильнее. Зрачки еще более сузились. Кончик розового языка блестел между полуоткрытых губ. Если коснется ее маленьких упругих грудей, он обнаружит, что соски затвердели.
        Гелиос отпустил ее и сложил руки на груди.
        — Один.
        Она прижала ладонь к губам и провела ею по подбородку.
        — Два.
        Она сглотнула, не отрывая глаз от его лица. Он почти ощущал ее желание.
        — Три. Четыре.
        Она повернулась и ринулась к двери.
        — Неделя!  — крикнул он ей в спину.
        Она уже почти вышла из комнаты и не подавала вида, что слушает его, но он знал, что девушка слышит каждое слово.
        — Неделя, и ты, дорогая, снова вернешься в мою постель! Гарантирую!
        Глава 3
        Эми смотрела на мраморные статуи, прибывшие утром морем в Эгон и теперь стоявшие на постаментах в вестибюле музея. Три мраморные статуи. Три короля на вершине славы. Все три Астреусы. Четвертая, специально заказанная для выставки, будет доставлена из мастерской скульптора через неделю. Статую лепили с нынешнего монарха, четвертого короля Астреуса, только он был изображен молодым, в расцвете сил.
        Гелиос лично заказал изваяние.
        Эми не хотела думать о нем. Но не могла остановиться.
        Он повсюду. В каждой картине, каждой скульптуре, каждом фрагменте рукописного документа, каждом керамическом изделии. Все напоминало о том, что принадлежит ему. Его народу. Его предкам. Ему самому.
        Она все время посматривала на статую второго короля Астреуса, мраморного титана, относящуюся к 1403 году. Бесстыдно обнаженный, с трезубцем в руке, с надменным видом, намеком на свирепость, который так удавался Гелиосу. Даже не знай она ничего о королевской династии Эгона, сразу поняла бы, что ее любовник — потомок этого человека. Эгон не воевал десятилетиями. Но воинственные корни, насчитывающие столетия, внедрены в их ДНК.
        Гелиос — воин в душе.
        Ей нельзя думать о нем.
        Боже. Все это должно остаться в прошлом, необременительной связью, без обещаний и компромисса.
        Эми так и тянуло остаться с ним в общей комнате для совещаний. Тело изнемогало от желания. Но в глубине сознания оставался постоянный образ Гелиоса, обменивавшегося обетами с безымянной женщиной, которая станет его женой.
        Эми не сможет стать той женщиной. Что бы там ни воображал Гелиос о супружеской жизни, он нуждается в наследнике. И естественно, непременно заниматься любовью с женой.
        Она никогда не позволит себе стать источником боли и унижения для другой женщины. Сама видела последствия такой связи. Семнадцать лет мучилась осознанием того, что оказалась этим результатом.
        Она всего-навсего грязная тайна.
        Водитель Гелиоса остановил машину у личного входа в его покои. Десятки школьников всех возрастов отдыхали на газоне, что ближе всего к входу в музей. Некоторые играли в футбол, кто-то крутил сальто и стоял на руках. Чуть дальше целая компания штурмовала лабиринт, считавшийся одним из самых больших и сложных в мире.
        Гелиос сверился с часами. Он всегда слишком занят, чтобы проводить столько времени с посетителями дворца, сколько хотелось бы.
        У него образовалось небольшое окно перед совещанием с братьями. Они занимались вопросами инвестиций, он также уделял этому немало внимания и времени. Кроме того, стоит помнить о многочисленных королевских обязанностях, которые легли на него с болезнью деда. Он, пусть и неофициально, считался принцем-регентом, представителем острова самого высокого ранга. Его долг — привлекать инвестиции и туристов, усиливать влияние страны на мировой арене, заботиться о процветании и безопасности населения.
        Когда он подошел ближе к детям, замечая, что придворные держатся на почтительном расстоянии, маленькие личики с любопытством повернулись к нему. Как это часто случалось, стоило одному узнать его, как подбежали все остальные. Это было одной из черт, которые он так любил в детях: отсутствие всяких запретов и ограничений. В мире учтивости и сковывающего этикета такое казалось весьма освежающим.
        Они с Каталиной договорились иметь не менее двух детей. Они вообще соглашались по многим вопросам. По большинству вопросов. Хороший знак для будущего брака. На бумаге все в их союзе складывалось идеально.
        И тем не менее.
        Всякий раз, когда он пытался представить их детей, ничего не получалось. Картинка не складывалась.
        Несмотря на ослепительную красоту Каталины, он оставался равнодушен к ней. Правда, это совершенно не важно, проблема разрешится сама, если они проведут вместе больше времени. Завтра он летит в Монт-Клер, где официально попросит руки у ее отца. Это, конечно, всего лишь формальность, но без нее нельзя.
        Конечно, придется обсудить вопросы приданого и торговых соглашений, составить брачный контракт. Ему всего лишь нужно беспокоиться, течет или нет в жилах невесты голубая кровь.
        Гелиос всегда считал голубой таким холодным цветом.
        Он снова посмотрел на английских детей и стал отвечать на вопросы, включая обычный: «А это правда, что ваш унитаз сделан из золота?»
        И самым его любимым: «А правда, что вы всюду носите с собой пистолет-автомат?»
        В ответ он достал из кармана перочинный нож, подаренный дедом на окончание Сэндхерста. Такой себе усложненный вариант ножика, подаренного ему на десятилетие.
        — Нет, но я всегда ношу с собой это.
        Как и ожидалось, дети пришли в восторг и окружили его, спеша увидеть нож. Конечно, он лишь слегка напоминал перочинный. Судя по виду, всякий мог распознать в нем смертельно опасное оружие, каковым на самом деле он и являлся. Дети любили, когда Гелиос демонстрировал нож. Они еще не растеряли своей истинной природы под влиянием безумной политкорректности, заразившей весь западный мир.
        — Большинство жителей Эгона носит ножи,  — пояснил Гелиос завороженным детям.  — Если кто-то захочет захватить наш остров, пусть знает: мы так просто не сдадимся.
        Учительница, смотревшая на нож так, словно это орудие самого ада, облегченно вздохнула, взглянув на часы, и тут же хлопнула в ладоши:
        — Стройтесь парами, пора на экскурсию.
        Сегодня четверг. Эми проводит часть экскурсий.
        Волосы на затылке поднялись дыбом. Гелиос глянул на музейный вход. На верхней площадке стояла стройная фигурка. Хотя с такого расстояния рассмотреть ее было трудно, участившееся сердцебиение подсказало, что это она.
        Он выпрямился. На губах заиграла улыбка. Прошло всего два дня с тех пор, как она вышла из комнаты, оставив его с болью в чреслах, от которой он только оправился. Гелиос был готов поставить любую сумму на то, что Эми страдала точно так же и последние два дня вскакивала всякий раз, когда звонил ее телефон, в надежде на то, что это он.
        Ее гордость была ранена, когда она узнала, что он женится, но со временем все успокоится. Не может же она наказывать его вечно, тем более что страдает не меньше него. Ничего, скоро приползет!
        Немного поразмыслив, он подозвал придворного и попросил передать братьям извинения. Они могут провести совещание и без него.
        Настало время помочь Эми приползти к нему.
        Подземные темницы дворца Эгона неизменно производили впечатление, независимо от возраста посетителя. Устроенные глубоко под землей, куда вели крутые винтовые лестницы и где всегда стоял полумрак, они были поистине зловещими. Здесь горели крохотные электрические свечи, мигавшие как настоящие и отбрасывающие тени на стены и пол. Неудивительно, что дети жались друг к другу.
        — Эти подземелья когда-то служили тюрьмами, куда бросали венецианских захватчиков,  — начала Эми громко и четко, чтобы слышали все двадцать три ребенка.  — Венецианцы были единственными, кому удалось захватить Эгон, и, когда Арес Завоеватель, в то время кузен короля, поднял восстание в 1205 году, первое, что приказал своим людям — выстроить эти подземные темницы. Правящий король Тимиос, которого граждане Эгона винили в том, что он впустил в страну венецианцев, был брошен в ту камеру, что по мою левую руку.
        Дети по очереди смотрели сквозь железную решетку на маленькую квадратную каменную яму.
        — Кандалы на правой стене настоящие. Ими он был скован,  — добавила она.
        — Он здесь умер?  — спросил мальчик.
        — Нет,  — раздался низкий мужской голос, эхом донесшийся от узких стен, прежде чем она успела ответить.
        Все вздрогнули от неожиданности.
        Длинная тень упала на них, когда из прохода появился Гелиос. В мерцающем свете его большая фигура казалась сильно увеличенной, словно Орион, знаменитый красавец-гигант, внезапно ожил.
        Что он здесь делает?
        Она видела его всего час назад в саду, где он разговаривал со школьниками, вел себя непринужденно, как в любой ситуации. В тот момент Эми забыла о необходимости дышать.
        «Потихоньку все станет лучше,  — уверяла она себя.  — Слишком мало времени прошло, рана еще не зажила. Скоро тебе будет легче».
        — Король Тимиос содержался в подземелье шесть месяцев, прежде чем Арес Патакис изгнал его и с согласия народа водрузил на себя корону,  — объяснил Гелиос увлеченно слушавшим детям.  — Над подземными темницами был возведен дворец, чтобы король Арес мог сам решать судьбы заключенных.
        — Он кого-то убил?  — спросил тот же кровожадный парнишка.
        — Он убил много людей,  — серьезно ответил Гелиос.  — Но только в битве. Военнопленных освободили и отослали в Венецию.  — Помолчав, он улыбнулся.  — Правда, только после того, как им отрубили руки. Это своего рода послание Ареса, предупреждение другим армиям, желающим завоевать остров. «Ступите на наши берега — никогда больше не сможете держать в руках оружие». Если, конечно, им повезет выжить.
        Чем дальше они углублялись в подземелья, достаточно большие, чтобы вместить триста заключенных, тем больше вопросов задавалось Гелиосу. Дети делали все возможное, чтобы напугать друг друга в полутьме.
        Какое облегчение, что он ответил на многочисленные вопросы вместо нее: его присутствие лишало Эми дара речи.
        — А вы тоже убили кого-то?  — с нервным смешком спросила маленькая девочка.
        Гелиос медленно покачал головой:
        — Нет, но с той минуты, как я научился ходить, меня тренировали владеть ножами, луком и бросать копье. Мы с братьями окончили военную академию. Поверь, если кто-то попытается захватить нас, жители Эгона готовы к войне. Мы не боимся пролить кровь, и вражью, и нашу собственную, чтобы защитить родину. Будем оборонять наш остров до последнего дыхания.
        Ответом на страстную речь стало полнейшее молчание. Двадцать три пары широко раскрытых глаз смотрели на Гелиоса со смесью благоговения и ужаса. Учительница выглядела потрясенной.
        Но на Эми все это произвело противоположный эффект.
        От его слов кровь загорелась. Как бы он ни был красив, ее влекла к нему его страсть. Семья Каллиакис — династия, в жилах которой течет красная кровь. Не голубая. И ни одна кровь не была краснее, чем у Гелиоса. Внешне он истинный принц. Под кожей скрывается воин.
        — И это, дети, доказывает, что принц Гелиос унаследовал не только кровь Ареса Завоевателя, но и его преданность родине,  — быстро вставила Эми, чтобы прервать молчание и отвлечься от сердечной боли.  — Итак, кто хотел бы, чтобы его усыновил принц? Нет добровольцев? Хм. Вы меня удивляете! В таком случае кто хочет посетить сувенирный магазин музея?
        При мысли о возможности потратить деньги на сувениры все оживились.
        — Хорошо, что тебе не придется каждый день проводить экскурсии,  — не удержалась Эми, следуя за школьниками.  — Теперь им будут сниться кошмары.
        Он старался не отставать от нее.
        — Они изучают историю моей семьи. Я стараюсь излагать ее в контексте нынешнего времени.
        — Да. Они изучают твою историю. Но есть большая разница между рассказом о войнах и кровопролитиях, случившихся столетия назад, и попыткой вплетать их в нынешнюю действительность, да еще в подземной тюрьме! Им всего по десять лет!
        — Мир полон кровопролитий. Это никогда не изменится в истории человечества. Единственный способ воспрепятствовать им — дотянуться до наших берегов, внушить врагам страх и сохранять стабильность.
        — Но Эгон стабилен,  — возразила девушка.  — У вас выборный сенат. Демократия.
        — А люди по-прежнему считают нас своими вождями. Наше мнение имеет значение. Наши действия — значение еще большее.
        — По этой причине ты и женишься на принцессе Каталине,  — резко заметила она.
        — Мы процветающие стабильные островитяне. И это достигнуто тяжким трудом поколений. Но пока весь мир не будет стабильным, мы уязвимы для атак в самых различных формах. Мы показываем пример своим единением. Стабильность в королевской семье рождает стабильность всего острова. Мой дед умирает. Мой брак даст ему покой и станет чем-то вроде гарантии для народа, который будет уверен, что о будущем моей семьи, а следовательно, и о будущем их семей позаботятся. Они знают: если на троне потомок Ареса Патакиса, страна не только готова защищаться, но и выдержать любую финансовую бурю, которая поразит наши острова.
        В какой-то момент его речи они перестали подниматься по лестнице. Эми стояла на две ступеньки выше лицом к лицу с Гелиосом, в глазах которого плясали отблески огней. Ее пальцы зудели от желания коснуться его.
        — Мне нужно догнать детей,  — выдохнула она, но ослабевшие ноги не могли двигаться.
        — Они знают, куда идти,  — пробормотал он и, опершись рукой о влажную стену, наклонился к ней. Сжал ее бедро и притянул к себе. Восхитительный жар разлился по ее телу. Губы сами собой приоткрылись. Она потянулась к нему.
        И едва успела отстраниться.
        Сняв его руку с бедра, прошептала:
        — Я не попрощалась с ними.
        — Тогда прощайся!  — весело разрешил он.  — Продолжай бежать, девочка моя, но знай: нельзя бежать вечно. Скоро я тебя догоню.
        Не отвечая, она помчалась по крутой лестнице, цепляясь за перила, и вылетела в холл.
        По крайней мере, здесь она могла дышать.
        Что сейчас случилось? Она едва не поцеловала его. Неужели у нее не осталось гордости? Инстинкта самосохранения?
        Ей хотелось плакать от досады.
        Верит Гелиос или нет, но между ними все кончено. Он женится на другой. Отвратительно сознавать, что она по-прежнему питает к нему такие сильные чувства.
        Остается одно — уехать. Дождаться официального открытия выставки, которое состоится недели через две, оставить дворец и больше никогда не возвращаться.
        День выдался тяжелым. Эми принимала произведения искусства из греческого музея, готовая падать с ног, но ее мгновенно взбодрил прибывший только что имейл.
        После нескольких месяцев поисков и недель осторожной переписки Леандр согласился увидеться с ней. Завтра вечером она впервые встретится с единокровным братом.
        Эми взглянула на часы. Если поторопиться, она доедет до Ресины и купит новое платье для первого ужина, прежде чем закроются магазины. Завтра времени не будет. Суббота — самый суматошный день в музее.
        Поспешно выключив компьютер и сложив бумаги в аккуратную стопку, она выскочила из офиса и помчалась посмотреть, здесь ли еще Педро и сможет ли закрыть двери.
        И застыла на месте.
        У входа в музей стоял Гелиос, о чем-то беседующий с Педро.
        Она не успела скрыться. Оба повернулись к ней.
        — Помяни женщину, и она тут же появится,  — высказался просиявший Педро.
        — Что я сделала?  — Она старалась не обращать внимания на порхавших в животе бабочек, принимая небрежный вид.
        Педро расплылся в улыбке:
        — Не стоит волноваться! Мы с Гелиосом обсуждали твое будущее.
        В здании музея все называли Гелиоса по имени. По его же настоянию.
        — Вот как? Гелиос, а я думала, вы летите в Монт-Клер,  — выпалила Эми, не успев сдержаться.
        — Мой самолет через час.
        Снова сжалось сердце. Она сделала глупость, посмотрев расстояние между Эгоном и Монт-Клер. Немногим больше тысячи двухсот миль. Два с половиной часа полета. Если учесть разницу во времени, он успеет как раз к интимному ужину с принцессой.
        Она крепко сжала губы, чтобы не завопить от боли, и постаралась принять равнодушный вид. Гелиос имеет над ней так много власти. Как бы он не узнал, насколько велика эта власть.
        Не заметив никакого подтекста в их диалоге, Педро объявил:
        — Я собирался сообщить тебе завтра, но ты здесь, и лучше все сказать сейчас.
        — Мы говорили о том, как много вы сделали для этой выставки,  — вмешался Гелиос.  — Превзошли все наши ожидания. Мы хотели бы предложить вам постоянную работу в музее, когда ваш временный контракт закончится.
        — Какого рода работу?  — настороженно спросила она. Неделю назад эта новость наполнила бы ее радостью. Но сейчас все изменилось.
        — Коринна покидает нас в конце лета. Мы бы хотели, чтобы вы заняли ее должность.
        Коринна в иерархии музея стояла лишь на ступеньку ниже Педро.
        — Но в музее есть куда более квалифицированные кураторы,  — равнодушно заметила она, жалея, что во дворец не может залететь Пегас и унести ее в безопасное место.
        — Педро будет счастлив помочь в тех областях, где у вас не хватает опыта,  — заметил Гелиос, торжествующе сверкая глазами.  — Важнее то, что вы вполне можете справиться с работой. Здесь все вас любят и уважают. Кураторы других музеев рады сотрудничать с вами. Вы драгоценное приобретение для нас, и мы будем глупцами, если отпустим вас.
        Не будь здесь Педро, она бы выругала Гелиоса за столь откровенное манипулирование.
        — Что вы думаете?  — настаивал он, видя, что она молчит, так и впиваясь в нее темными глазами. В них бурлило понимающее, почти игривое выражение.
        — Как вам нравится идея постоянно жить и работать здесь?
        Она точно знала, что он делает и о чем думает. Ему известно, как она любит работу, остров и здешних людей. Гелиос вел хитрую игру. Думал, если закинет удочку с достаточно вкусной приманкой, ее одолеет чувство благодарности, и она вернется в его постель.
        Она бросилась в отношения, не питая никаких иллюзий насчет их постоянства. Это подходило ей так же, как и ему. Желание соединило их, и Эми пугало осознание того, что, несмотря на воздвигнутые защитные барьеры, он проник за них. Не полностью, но достаточно, чтобы боль терзала ее при мысли о нем и принцессе. Когда она думала о будущем без него.
        Как можно оставаться его любовницей, чувствуя себя так, как сейчас? Даже без упоминания о его скорой помолвке!
        Эта помолвка как нельзя лучше продемонстрировала, что она достаточно хороша, чтобы делить с ним постель, но недостаточно хороша для чего-то более серьезного.
        Эми знала, что несправедлива к нему. Конституция Эгона и положение Гелиоса — не его вина. И ничего нельзя исправить. Но она впервые ощущала реальность на эмоциональном уровне, и это ужасало.
        В глубине души она всегда жаждала встретить человека, которому могла бы доверить правду о своем рождении, не бояться, что он отвернется с отвращением или скажет, что яблочко от яблоньки недалеко падает. Встретить кого-то, кто мог бы любить ее ради нее самой.
        За время знакомства с Гелиосом она привыкла доверять ему. Именно ему могла бы все рассказать, и была почти уверена, что он не отречется от нее. Но она все-таки хранила свой секрет. Он не мог дать ей того, о чем она втайне мечтала, но не думала, что этого заслуживает. Любви. Верности. Преданности. Лучше уж никому ничего не говорить.
        Она тщательно обдумала слова, хотя голова кружилась.
        — Мне нужно время подумать об этом.
        — О чем тут думать?  — спросил он, слегка прищурившись.
        — Моя жизнь в Англии,  — спокойно ответила она, хотя знала, что думать не о чем. Он мог предложить учетверить ее жалованье, но ответ будет тем же.
        От объяснений ее спас телефонный звонок.
        — Пора уходить,  — улыбнулся он.  — Скоро мы продолжим дискуссию.
        Она знала, что означает это «скоро». По возвращении в воскресенье он собирается прийти к ней.
        В присутствии Педро она не могла ни оспаривать что-либо, ни отказываться. Гелиос попрощался и ушел, чтобы лететь в Монт-Клер, провести уик-энд с принцессой и ее семьей.
        А она?
        Как только вернется из магазина, напишет уведомление об уходе. Отдаст его Педро завтра, зная, что Гелиос в тысяче миль отсюда и не сможет ей помешать.
        Глава 4
        Эми поднесла к губам тюбик с блеском, но, прежде чем успела выдавить гель, громкий стук заставил ее повернуть голову. Колотили в дверь, ведущую в проход между ее спальней и покоями Гелиоса.
        Она прижала руку к сильно забившемуся сердцу.
        Что он здесь делает? Ведь он должен провести весь уик-энд в Монт-Клер, официально просить у отца Каталины ее руки. Сейчас ему бы следовало праздновать будущий союз с принцессой, вместо того чтобы колотить в дверь бывшей любовницы.
        Тяжело дыша, она закрыла глаза. Хоть бы он ушел!
        Но очередной громкий стук развеял надежды.
        Эми вдруг развила бурную деятельность. Уронила тюбик в сумочку, выскользнула из комнаты, пробежав мимо двери, в которую продолжали колотить. Схватила с вешалки жакет, вышла через главную дверь и поспешила вниз по узкой лестнице. Набрала дрожащей рукой код доступа, вышла в теплый весенний вечер, чувствуя себя сбежавшим заключенным.
        Огни сигнализации горели повсюду, казалось, она стоит чересчур близко к дворцовой стене. Сейчас ей придется мчаться к калитке двора для служащих музея. Машина, которую она вызвала раньше, уже ждала ее. Эми прыгнула в кресло пассажира так резко, что говоривший по телефону водитель Юстакис подскочил от неожиданности.
        — Ты рано,  — ухмыльнулся он.  — Куда тебя везти?
        Она вымучила улыбку. Когда ей была нужна машина и водитель, ей неизменно предлагали Юстакиса, который превосходно говорил по-английски.
        Она дала адрес ресторана и попыталась не выдать нетерпения, пока он вбивал маршрут в навигатор, хотя прекрасно знал каждый клочок острова.
        Уже через минуту они выехали на шоссе, ведущее в столицу Эгона, город с богатой историей, с превосходными магазинами и ресторанами.
        Ей не хотелось думать о Гелиосе, все еще стоявшем у двери и требовавшем, чтобы его впустили. Совсем не хотелось.
        Зато хотелось сохранить сдержанность при первой встрече с человеком, в жилах которого текла та же кровь, что у нее.
        Когда позже Юстакис забрал ее из ресторана, улицы Ресины были полны веселившихся в эту субботнюю ночь людей. С черного неба подмигивали звезды.
        Голова болела слишком сильно, чтобы попробовать раствориться в толпе гуляющих.
        Хотя встречу нельзя было назвать полным несчастьем, но говорить с Леандром оказалось куда сложнее, чем она предполагала. Кроме того, она до сих пор была потрясена неожиданным возвращением Гелиоса в Эгон и подсознательно ждала, что он появится в ресторане. Обнаружить, куда она поехала, для него так же легко, как застегнуть рубашку.
        Леандр не оправдал ее ожиданий. Она уже поняла из профиля в социальной сети и постов, что он не самый зрелый мужчина. А теперь, раздумывая о совместном ужине, за который заплатила, не дождавшись ни единого возражения, пришла к печальному выводу, что новоявленный единокровный брат — избалованное отродье.
        Правда, он был довольно честен с ней, рассказал своей матери — матери Эми — о предстоящей встрече. Дал ясно понять сестре, что Нейза согласится или откажется повидаться с ней только на основе его суждений. Лишь он один будет это определять. И эта власть над ней наполняла его гордостью.
        Нет, «избалованное отродье»  — это слабо сказано. Леандр оказался чудовищем.
        Слушая его хвастовство и видя, как он шмыгает носом, почти уверенная, что Леандр сидит на наркотиках, Эми поняла, что его богатенький папаша не подозревает о ее существовании. Семья Соукис вела прекрасную безмятежную жизнь, и появление Эми не в их интересах. Похоже, она для Леандра нечто вроде консервной банки с червями, один поворот открывашки потенциально уничтожит его столь удобное существование.
        Конечно, их встреча не была законченной греческой трагедией, хотя недалеко от нее ушла.
        После того как ее высадили у дворца, она устало побрела в свою спальню и, перед тем как подняться по лестнице, сбросила туфли на каблуках.
        И ничуть не удивилась, найдя Гелиоса на своем диване, босого, в облегающих выцветших джинсах и черной футболке. Мускулистые руки были сложены в манере, предвещавшей беду.
        — Как ты попал сюда?
        Она знала ответ. Это его дворец. Он может находиться где угодно.
        — Открыл дверь ключом,  — язвительно сообщил он, выпрямляясь и расправляя плечи.  — Где ты была?
        — Гуляла.
        Гелиос прищурился, разглядывая модное зеленое платье оттенка мяты, доходившее ей до колен, элегантно уложенные волосы и серьги-кольца. Он никогда не видел на ней этого платья.
        — Ходила на свидание?
        Она устало взглянула на него:
        — Это совершенно не важно. Разве тебе не следует находиться с невестой? Полагаю, она уже твоя невеста.
        — Ее отец благословил нас. Мы официально объявим о помолвке во время праздника.
        — Ну и почему ты не в Монт-Клер? Не отмечаешь такое событие?
        — Мне передали неприятные новости, вот и прилетел на день раньше.
        На прекрасном лице Эми промелькнуло выражение тревоги.
        — Что-то с дедом?
        — С дедом все в порядке.
        Насколько в порядке, как только может быть с восьмидесятисемилетним, измученным раком стариком.
        Он навещал деда каждый день, когда был в стране. И всегда молился, чтобы случилось чудо и деду стало легче. Сильный энергичный человек, бывший не только главой, но и сердцем семьи, угасал на глазах.
        Деловые интересы Гелиоса и братьев были настолько успешны, что островитянам не приходилось платить и драхмы налогов на содержание и безопасность королевской семьи. У семьи достаточно денег, чтобы продержаться на плаву, даже если грянет самая суровая экономическая буря. Но всего огромного богатства недостаточно, чтобы излечить человека, который столько сделал, чтобы вырастить внуков, как было недостаточно, чтобы исцелить от пневмонии любимую бабушку пять лет назад. Дед так и не оправился после смерти жены.
        Однако сегодня Гелиос почти о нем не думал. Скованно сидел на жестком диване Эми, пытаясь сдержать негодование, бурлившее долгие часы, пока он ждал ее возвращения.
        И вот она явилась, одетая для романтического вечера с кем-то другим! Это последний удар в солнечное сплетение после адски тяжелого дня.
        Несложная задача просить короля Монт-Клер руки дочери превратилась в нечто куда более трогательное. Король принял его, как вернувшегося после долгого отсутствия сына, не скрывая гордости и счастья от выбора дочери и ее будущих перспектив.
        Но во время аудиенции во рту Гелиоса стоял вкус желчи. Слова рождались в мозгу, а выговаривались с трудом, он раздумывал о безразличной реакции Эми на предложение постоянной работы в дворцовом музее.
        Для него это стало бы идеальным решением, способом доказать Эми, что она по-прежнему будет играть роль в его жизни так долго, как захочет, и он не разорвет отношения из-за клочка бумаги, связывавшего его с другой женщиной. Кроме того, она заслужила эту работу. Все, что он сказал ей, было правдой.
        Но его тревожила ее реакция.
        Потом он получил сообщение от Педро и немедленно вылетел в Эгон.
        — Где ты была?  — снова спросил Гелиос, заметив, как она избегает его взгляда.
        Эми опустилась в кресло, прижала ладонь к глазам и растерла веки, размазав по щеке серые тени.
        — Ты не имеешь права спрашивать. Это мое дело, с кем видеться и что делать в свободное время.
        — Если ты завела другого любовника, значит, у меня есть полное право спросить об этом,  — парировал он, пытаясь подавить подкатившую к горлу тошноту.
        А если у нее действительно другой любовник?
        — Не имеешь!  — горячо возразила она.  — Это ты женишься на другой. Теперь я считаю себя свободной и ничем тебе не обязанной.
        Глядя в разгневанное лицо, он впервые понял, что Эми всерьез считает их отношения разорванными. До этого момента он предполагал, что ею владеют гордость и ревность, и она его наказывает.
        — С кем ты была?  — взвился он.  — С мужчиной?
        Она встретила его взгляд и резко кивнула.
        — Я его знаю?
        — Нет.
        — Где вы встречались?
        — Не важно.  — Она втянула в себя воздух.  — Послушай, Гелиос, пожалуйста, оставь меня в покое. Между нами больше ничего не будет.
        — И ты сразу же прыгнула в постель с другим мужчиной? Это способ наказать меня за выполнение долга перед семьей и страной?
        Отвращение, мелькнувшее на ее лице, стало достаточно красноречивым ответом.
        — Отвратительно!
        Он постарался скрыть мгновенное облегчение оттого, что она не спала с незнакомцем. Но облегчение умерло так же быстро, как родилось.
        — Если ты не наказываешь меня, почему отправилась на свидание с другим? Стараешься доказать, что между нами все кончено, унижаешь меня?
        — Как может быть унизителен ужин с кем-то, кроме тебя? И как ты смеешь говорить это, зная, что женишься на другой?
        — А как ты смеешь думать, что я позволю тебе уйти?
        Она замерла. Только глаза широко раскрылись. Левый опять задергался.
        — Причина, по которой я слишком рано вернулся из Монт-Клер, в том, что Педро сообщил, что куратор, отвечающий за юбилейную выставку моего деда, женщина,  — которая, позволь тебе напомнить, назначена на эту должность, несмотря на отсутствие опыта, так как мы с Педро были убеждены, что она возместит неопытность знаниями и энтузиазмом,  — решила уволиться на пять месяцев раньше окончания контракта.
        Гнев пылал, воспламеняя его. Он никогда бы не поверил, что Эми на такое способна.
        — Гелиос…  — Она протянула руку, но со вздохом уронила ее.  — У меня просто нет выхода. Я не могу оставаться здесь.
        — Ты не героиня старомодной мелодрамы,  — бросил он уничтожающе.  — Что, по-твоему, должно произойти? Я услышу о твоем увольнении, пожму плечами и скажу, что все прекрасно? Или расстроюсь при мысли о том, что ты навсегда уйдешь из моей жизни, забуду о планах жениться на Каталине, откажусь от трона и поведу к алтарю тебя?
        — Я надеялась, ты примешь мою отставку или, по крайней мере, поймешь ее причины.
        — Не понимаю и не принимаю. И отказываюсь тебя увольнять. Ты останешься до окончания срока контракта, или я подам в суд за его нарушение.
        Ее потрясение было нескрываемым.
        — Ты не сделаешь этого.
        — Неужели? Попробуй уехать до сентября, посмотришь!
        — Подготовка к выставке почти завершена,  — напомнила она, красная от гнева, тяжело дыша.  — Начнется праздник, и мы примем посетителей. Моя работа будет завершена. Всякий сможет справиться с моими обязанностями.
        — Всякий не обладает твоими знаниями о моем деде и наших предках. Ты подписала контракт и, черт возьми, выполнишь все его условия.
        Она вскочила, сжав кулаки.
        — Почему ты так поступаешь? Почему не можешь просто меня отпустить?
        — Потому что мы должны быть вместе,  — прорычал он.  — Ты моя, неужели не понимаешь?
        — Нет, твое место рядом с принцессой. Не со мной. Я принадлежу только себе. Можешь настаивать на том, чтобы я отработала остаток контракта, имеешь на это полное право. Но ничего не изменится. Я подчиняюсь твоему требованию, но не стану ложиться с тобой в постель. Не буду твоей фавориткой.
        Гелиос чувствовал, как бьет в висках кровь. Голова горела, кожу словно кололо иглами. Где-то очень глубоко билось нечто неопределенное, но, боже, что бы то ни было, оно болело, как открытая рана.
        Он с самого начала знал, что Эми — женщина порядочная. Ее радость от предложения работы была так очевидна, что казалась заразительной. Но она отказалась подписывать контракт, пока лично не поговорит с начальством из Британского музея. Если бы оно хоть на миг заколебалось, она отказалась бы, хотя, по ее собственному признанию, это исполнение давней мечты.
        Если это мечта, почему она хочет немедленно уйти?
        А если она так порядочна, почему активно ищет нового любовника?
        Надо немедленно уйти, прежде чем он сделает то, о чем позже пожалеет. В душе бушевало много эмоций, было почти невозможно их различить. Он знал только, что готов бить посуду и уничтожить всю мебель в этой комнате.
        Второй раз за две недели тяга к насилию в его крови угрожала вырваться наружу, и он презирал себя за это почти так же сильно, как сейчас презирал Эми за стремление бросить его. Но, в отличие от буйного отца, Гелиос знал, что его вспыльчивость никогда не будет направлена на женщину. И это единственная уверенность, в которой он находил утешение.
        Подойдя к ней, он сжал ее подбородок и вынудил взглянуть на него. Боже, у нее такие нежные черты лица и такая великолепная кожа! Он ласкал и целовал каждый клочок этой кожи. И отказывался верить, что никогда не займется с ней любовью. Отказывался.
        — Если не понимаешь ничего другого, пойми это: ты всегда будешь принадлежать мне,  — грубо бросил он, прежде чем выйти из комнаты.
        Телефон Эми завибрировал, отвлекая от прекрасного кольца с зеленым сапфиром, которое она должна была классифицировать, но вместо этого только смотрела на него, не в силах сглотнуть ком в горле.
        Кольцо принадлежало матери Гелиоса. И скоро будет красоваться на пальце принцессы Каталины.
        Сообщение от Леандра было простым и ясным:
        «Она не хочет видеть тебя. Больше не пытайся связаться со мной».
        Эми прочитала сообщение несколько раз, прежде чем закрыть неприятно горевшие глаза и растереть затылок.
        Она, конечно, никогда не ожидала, что мать с радостью примет в объятия брошенную некогда дочь, тем не менее ведь чего-то ожидала! Хотя бы любопытства. Неужели той неинтересно, как выглядит Эми? Кем стала?
        Но это такой позор. Для Нейзы Соукис Эми всего лишь шрам в душе, который нужно скрывать.
        Будь Эми другим человеком, настояла бы на своем. Приехала бы в дом Нейзы и заставила принять себя. Но даже если бы была способна на такое, чего этим добьешься, кроме пренебрежения и, возможно, судебного запрета приближаться к матери?
        Эми всего лишь хотела поговорить с ней. Хоть раз. Но, очевидно, она недостойна даже этого.
        — Готова идти?
        Быстро мигая, она подняла голову и увидела Грету.
        Выключила телефон.
        — Она не хочет меня видеть.
        С Гретой, по крайней мере, не приходилось притворяться. Она подошла и обняла Эми за плечи.
        — Мне очень жаль.
        — Я только думала,  — шмыгнула носом Эми.
        — Знаю,  — кивнула Грета.  — Но для нее, возможно, стало большим потрясением узнать, что ты здесь. Она передумает.
        — А если нет?
        — Вернется,  — настаивала Грета.  — А теперь выключай компьютер. У нас впереди веселая ночка!
        — Я не пойду.
        — Пойдешь! Сейчас это именно то, что тебе нужно!
        — Но там будет Гелиос.
        — И что? Это твой шанс показать, что ты можешь прекрасно проводить время и совершенно не расстроена вашим разрывом.
        Смех Эми вышел коротким и невеселым. Слава богу, у нее есть Грета! Без ее жизнерадостной дружбы и оптимизма жизнь на Эгоне была бы сейчас невыносима.
        Неужели всего четыре месяца назад она приехала на этот остров полная надежд на будущее, с красивым принцем — ее боссом — и возможностью найти женщину, которая ее родила?
        Теперь она застряла здесь еще на пять месяцев, и придется наблюдать, как прекрасный принц женится на своей принцессе. А мать не желает иметь с ней ничего общего.
        Ей вообще не следовало сюда приезжать.
        Грета погладила ее по руке.
        — Давай возьмем твое платье и вернемся ко мне. Там нас ждет бутылочка узо.
        — Но…
        — Собираешься дать этому человеку такую власть над тобой, что откажешься от вечера в компании друзей и коллег?
        Эми со вздохом покачала головой. Грета права. Последние четыре дня она скрывалась в гигантском подвале музея под предлогом составления каталога артефактов. Лишь бы не столкнуться с Гелиосом.
        И ей везло.
        Она лишь изредка и мельком видела его в дворцовых садах, они даже не разговаривали. Конечно, он очень занят, поскольку до праздника всего десять дней.
        — Может, он не придет,  — выпалила она с внезапной надеждой.
        — Может быть,  — неубедительно промямлила Грета.
        Но мысль о том, что он может не прийти, была горькой. Так же как и мысль о том, что он там будет.
        Если он придет, остается только молиться, что не привезет принцессу в качестве гостьи.
        Она не вынесет вида его будущей жены.
        Глава 5
        Главная причина выбора отеля «Жиру» для ужина служащих музея в том, что они заслуживали праздника в самом эксклюзивном отеле Эгона. Плюс то, что его сады вели на частный пляж.
        Хозяин, Натаниэл Жиру, старый друг Гелиоса еще со школы, имел еще и клуб «Жиру», тоже самый эксклюзивный и тайный клуб на острове. В отеле селились только те, кто имел средства и связи. У Гелиоса, разумеется, имелись связи, не говоря о средствах, которые он вряд ли мог бы истратить при жизни. Он не скупился на своих служащих, много и тяжело на него работавших.
        Устраивал подобные вечера дважды в год. В начале и в конце летнего сезона. Хотя мероприятия не считались обязательными, на них приходили все, даже кураторы и хранители, которые жили бы в подвале музея, если бы им позволили. Большинство служащих были глубоко преданы своей работе. Он и не представлял, что пожелает одну из них.
        И все же он желал. Очень.
        Несмотря на множество дел, Гелиос не мог выбросить Эми из головы. Даже после тех новостей, которые сообщил Тезей, не мог избавиться от нее. Несмотря на ошеломляющее известие, что у Тезея есть тайный ребенок, наследник Каллиакисов, она все еще оставалась у него в сердце и мыслях.
        Он делал все возможное, чтобы держаться подальше от музея. Просто боялся встречи. Однако сознание того, что Эми постоянно присутствует в этих стенах, было невыносимо. Его тянуло туда как магнитом.
        До праздника оставалось всего десять дней, ему придется за это время переделать гору работы. Он полон решимости добиться успеха ради деда и всего народа.
        Наследники Эгонского трона, как правило, короновались в возрасте сорока лет. Его отец умер, не дожив до этого, поэтому дед без единой жалобы отказался от планов уйти на покой, чтобы сохранить трон для Гелиоса. Дед с бабкой отказались от мечты путешествовать по всему миру, а бабушка и вовсе отложила свое решение вернуться на сцену в качестве скрипачки-виртуоза. Они пожертвовали всем.
        Не было на земле человека, которого Гелиос уважал и любил больше, чем деда. Он знал, что тот очень хочет его женитьбы. Король Астреус IV желал покинуть этот мир в уверенности, что его род будет продолжаться и монархия в надежных руках.
        Хотя о помолвке знали все, официальное объявление подарит деду покой. И это сильнее всего заботило Гелиоса. Не хотелось думать о том, что будет с его покоем.
        Каталина приедет на Эгон только к празднику. Он разубедил ее приезжать раньше под предлогом крайней занятости.
        Он вздрогнул, вспомнив, как была разочарована Каталина, когда он решил улететь из Монт-Клер на день раньше. Прощаясь, она подняла лицо в ожидании его поцелуя. Но он едва сумел заставить себя коснуться губами ее щеки. От нее исходил фантастический аромат, и была она так красива, а он с тем же успехом бы мог быть каменным, поскольку никак на нее не реагировал.
        Гелиос напомнил себе, что Каталина знает о характере их брака. У нее не было иллюзий относительно того, что их союз заключен по любви. Она сама заверила его в этом. Но сейчас он гадал, достаточно ли будет взаимного уважения, если он даже не мог заставить себя поцеловать ее.
        Он стоял в вестибюле отеля, лично приветствуя своих служащих и их спутников. Ожидалось прибытие не менее сотни гостей. Он всегда любил видеть их преображение. Те, кто целыми днями ходил в джинсах и мешковатых топах или в красивой униформе, сейчас были разодеты в модные костюмы и коктейльные платья.
        Он обнимал входящих, а Талия, его личный секретарь, раздавала конверты.
        Скоро вестибюль был полон, официанты разносили подносы с шампанским. Беседа протекала скованно, как всегда бывает на подобных вечерах, но он знал, что это ненадолго. Как только все выпьют один-два бокала, вся застенчивость испарится, и начнется веселье.
        Сквозь стеклянные двери он увидел приближавшихся женщин. Склонив друг к другу головы, они весело смеялись. Сердце куда-то покатилось, отчего он запнулся и потерял нить разговора с одним из экскурсоводов. Женщины подошли ближе, показали пропуски охраннику, тот тщательно их изучил, прежде чем отступить в сторону.
        Двери автоматически раздвинулись, женщины вошли.
        Он сначала приветствовал Грету дружескими объятиями. Она тепло ответила на них, щебеча о том, как взволнована. Настало время поздороваться с Эми.
        Улыбка, с которой она вошла в вестибюль, словно приклеилась к ее лицу, но глаза говорили о другом.
        В горле у него пересохло.
        Гелиос и раньше видел ее красиво одетой, особенно когда уводил на свидания вне дворца и после ужина с незнакомцем. Но сегодня…
        Боже! Она просто неотразима!
        На ней было синее шифоновое платье без рукавов, чуть выше колен, отделанное серебряными восьмиугольными бусинами по подолу и круглому вырезу. На ногах простые черные лодочки на высоких каблуках. Русые волосы раскинулись по плечам и спине. Большие темно-серые глаза обведены тенями того же цвета, а соблазнительные губы покрашены телесного цвета помадой.
        Должно быть, он впервые в жизни потерял дар речи.
        И не мог отвести от нее взгляда.
        Судя по выражению широко раскрытых глаз, в которых плескалась боль, она тоже старалась подобрать какие-то слова.
        Грета поспешила прервать неловкое молчание, крикнув:
        — Шампанское!
        Улыбнувшись Гелиосу, она взяла Эми под руку и увела, уговаривая выпить по бокалу шампанского.
        — Спасибо,  — пробормотала Эми, едва они отошли на достаточное расстояние. Сердце билось так сильно, что она забеспокоилась не аритмия ли это.
        — Не за что. Выпей,  — велела Грета, сунув ей бокал.
        — Я уже достаточно выпила.
        Они опрокинули по паре рюмок узо в квартире Греты. Конечно, Эми была не пьяна, но явно навеселе.
        Грета покачала головой:
        — Тебе понадобится куда больше спиртного, чтобы выдержать этот вечер, не бросившись ему на шею.
        — Я не собираюсь бросаться ему на шею.
        — Ты могла бы одурачить меня, особенно если учесть, как вы друг на друга смотрели.
        — Между нами все кончено,  — отрезала Эми.
        — Продолжай твердить себе это.
        — Я не шучу.
        — Знаю. Проблема в том, что я не думаю, будто твое сердце с тобой согласно.  — Грета сжала ее руку.  — Не волнуйся. Я не дам тебе снова попасть в лапы большого злого волка.
        Стараясь не смотреть на Гелиоса, Эми кивнула и проглотила сразу половину бокала.
        — Посмотрим, что в этих конвертах.  — Грета открыла свой.
        Эми последовала ее примеру и нашла внутри карточку со своим именем, благодарностью за тяжкий труд и двести евро, которые предлагалось потратить в казино.
        — В прошлом году мы провели день на яхте Гелиоса,  — рассказывала Грета, почти с нежностью ощупывая стопку банкнотов.  — Представляешь, Талия так напилась, что Педро пришлось нести ее на руках на сушу.
        Слова возымели желаемый эффект, заставив Эми засмеяться при мысли о чопорной секретарше Гелиоса, привезенной именно для сохранения порядка. Сейчас она настолько потеряла контроль над собой, что напилась до бессознательного состояния.
        Эми немного расслабилась и поклялась проводить время как можно лучше. Не только ей, но и любой женщине наверняка приходилось присутствовать на каком-то мероприятии, где находился бывший любовник. И не стоит так переживать. Если не отходить от Греты и ни под каким предлогом не смотреть на Гелиоса, все будет хорошо.
        Но не смотреть оказалось труднее, когда их повели в ресторан, арендованный на этот вечер исключительно для них. С того места, где она сидела, был прекрасно виден главный стол и место Гелиоса. Вид открывался такой хороший, что едва она уселась на стул, как его взгляд нашел ее.
        Эми опустила глаза в меню, стараясь выбрать блюда. А когда осмелилась поднять голову, он уже был занят разговором с Джессикой, куратором-американкой, работавшей в музее два десятка лет.
        — Ты глазеешь на него!  — прошипела Грета.
        Эми сухо улыбнулась и о чем-то заговорила, облегченно вздохнув, когда принесли закуски.
        Перед ней поставили тарелку, и официант торжественно снял серебряную крышку. В нос ударил прекрасный аромат жареных гребешков и пюре из сельдерея в бульоне из моллюсков. Вкус, как и аромат, был такой же превосходный. Жаль, что она не могла оценить блюдо по достоинству, слишком остро ощущая присутствие Гелиоса, сидевшего через два стола.
        Она не могла заставить себя не смотреть на него, на сильную загорелую шею в вороте свободной белой шелковой рубашки,  — остальные мужчины носили галстуки,  — и плечи, ширина которых подчеркивалась темно-синим пиджаком. Если бы ей было суждено всю жизнь смотреть на что-то одно, она выбрала бы Гелиоса.
        Он смеялся над чем-то, что сказала Джессика.
        Эми изнемогала от ревности, видя, как он наслаждается обществом Джессики. Совершенно абсурдное чувство, учитывая, что та достаточно стара, чтобы быть его матерью. Но чувство вполне реальное.
        Правда, некоторое утешение крылось в том, что Гелиос не привел принцессу. Если бы Эми пришлось наблюдать, как Гелиос и Каталина болтают и смеются, ей пришлось бы несладко.
        Вдруг его взгляд снова уперся в нее, и ее желудок сделал сальто-мортале. Он медленно поднял бокал с вином и сделал большой глоток.
        На землю ее вернул тычок в ребра.
        — Прекрати,  — свирепо прошептала Грета.
        Но она не могла.
        Хотя горячее — говяжье филе с трюфелями — только что принесли, Эми по-прежнему то и дело посматривала на него, беспомощно убеждая себя, что в этом нет ничего дурного. Главное — держаться от него подальше. Ни за что не позволить себе прикоснуться к нему.
        Ужин, казалось, тянулся часами. Прежде чем она успела улизнуть в казино, подальше от магнетизма его взгляда, он встал и произнес речь, закончившуюся тостом за всех присутствующих.
        — Если в полночь вы отправитесь на закрытый пляж, там вас ждет последний сюрприз,  — объявил он с улыбкой.  — А пока наслаждайтесь игрой в казино, музыкой. Словом, веселитесь. Вы это заслужили.
        Стараясь не отходить от Греты, Эми направилась в казино, как она и ожидала, роскошное и очень людное место. Однако Гелиос договорился о том, чтобы им оставили столы для игры в покер, блек-джек и рулетку. Эми не хотела играть, но было забавно наблюдать за игроками. Особенно за Джессикой, постоянно выигрывавшей в блек-джек, к великому изумлению окружающих. Скоро вокруг нее собралась целая толпа.
        И все было бы хорошо, если бы шею постоянно не покалывал взгляд Гелиоса. Она изо всех сил старалась не обернуться. Теперь, когда их не разделяли обеденные столы, она чувствовала себя совершенно беззащитной. Он вот-вот подойдет к ней!
        Но этого не произошло. Краем глаза она заметила, что он обошел казино и направился в бальный зал, заговаривая по пути со знакомыми.
        Грета успела сунуть ей в руки много бокалов с бесплатной выпивкой. Эми пьянела с каждой минутой. Правда, вскоре заставила себя переключиться на кофе.
        Но сердце подскакивало всякий раз, когда Гелиос переходил от одного человека к другому. Против всякой логики Эми жаждала, чтобы он обратил внимание на нее. Но он только смотрел на нее. Не больше. Должно быть, она единственная из всех служащих, с которой он не попытался заговорить. Если не считать Греты, которая постоянно держалась рядом.
        Может, он наконец смирился с тем, что между ними все кончено, несмотря на его заявление, что она всегда будет принадлежать ему. Наверное. Короткая разлука убедила его, что она права, порвав все отношения.
        Ей в живот словно кинжал вонзился при мысли о том, что она больше никогда не будет лежать в объятиях его сильных рук, не испытает жар его поцелуя.
        Отсюда нужно уходить. Вернуться во дворец и зализать раны, прежде чем из ее горла вырвется предательский вой. Сегодня она сделала все возможное, чтобы сдержать горечь, но даже алкоголь не притупил пульсировавшей под ребрами боли. Мало того, боль усилилась.
        Но разве она найдет покой в своей квартирке, если Гелиос по другую сторону потайного хода? Как она сможет пережить пять месяцев жизни рядом с ним? Он отказался ее уволить, а его угроза обратиться в суд, если она уедет, не оставляет выбора. Ее карьера просто рухнет. Кто доверится ей, если она нарушит контракт, да еще будет судиться с наследником трона Эгона?
        Эми была уверена, что, если она уедет, Гелиос выполнит свою угрозу.
        Он вовсе не жесток, просто вспыльчив, страстен и непомерно горд. Ее попытка уволиться задела его самолюбие.
        Но если он наконец смирился с их разрывом, может, станет более снисходительным к ее отъезду, если она снова заговорит об этом после окончания празднеств?
        Как жаль, что она не может ненавидеть его! Да разве кто-то способен ненавидеть его.
        — Уже почти полночь!  — оживленно объявила Грета.  — Пойдем на пляж!
        Эми кивнула. От постоянной болтовни окружающих у нее разболелась голова. Свежий морской воздух не помешает. Она выйдет, посмотрит на сюрприз, после чего ускользнет зализывать раны.
        При виде закрытого пляжа отеля все восхищенно заохали. Гелиос был доволен их реакцией. Вечер явно удался. Он был уверен, что утром многих ждет похмелье, но сомневался, что кто-то об этом пожалеет.
        Ряды деревянных столов со скамьями тянулись по песку. На них стояли зажженные газовые фонари. Пляжный бар был открыт, и бармен делал коктейли.
        Чтобы попасть на пляж, нужно было пройти через сад отеля и проследовать по узкой извилистой тропе, а потом спуститься по крутой каменной лестнице.
        Когда места были наполовину заполнены, Гелиос заметил Эми и Грету, пробиравшихся вниз. Эми льнула к Грете весь вечер, пользуясь подругой, как щитом.
        Он знал почему.
        Эми не хотела оставаться одна, боялась, что он набросится на нее при первой возможности. Но если она боялась именно этого, значит, знала, что с трудом устоит.
        Он следил за ней весь вечер. Сколько бы ни пыталась, она не может отрицать существующей между ними химии и скоро поймет, что сопротивление бесполезно. Разве может прилив противиться притяжению луны? Конечно нет! Природа трудится в идеальной гармонии, совсем как желание, влекущее их друг к другу.
        И все же…
        У нее под глазами тени. А в глазах боль, та самая боль, которую он увидел, когда она приехала в отель. И при виде этой боли ему становилось несколько неловко. Боль тревожила его, хотя причин он объяснить не мог даже себе.
        Поэтому он не спешил подойти к ней. Неужели именно он причина ее боли?
        Встав на тропинку, Эми сняла туфли, после чего подруги подошли к столу, за которым сидели кураторы. Она тут же принялась осматриваться, пока не нашла его глазами. Даже при мягком свете фонарей он рассмотрел в них желание. Чувствовал, как тает сопротивление.
        Неловкость, терзавшая его весь вечер, улеглась. Это все воображение.
        При неприятностях последнего времени: болезнь деда, шокирующие новости Тезея, не говоря уже о стрессе, связанном с предстоящим праздником, неудивительно, что воображение сыграло с ним злую шутку, заставило увидеть то, чего на самом деле нет.
        Диджей запустил музыку. Нежная мелодия танца заставила всех притоптывать ногами. Ритм забурлил в крови Гелиоса.
        Скоро Эми вновь будет принадлежать ему. А когда он уложит ее в постель, больше не отпустит. Никогда.
        Глава 6
        Несмотря на жгучее желание оказаться как можно дальше от отеля, от притяжения Гелиоса, Эми была заворожена окружающим ландшафтом. Плеск волн смешивался с музыкой, даря ощущение безмятежности, исчезнувшее из ее жизни с тех пор, как Гелиос объявил о намерении жениться.
        — Мне нужно в ванную,  — пробормотала Грета, поднимаясь.  — Ты со мной?
        — Надеюсь, я не нужна, чтобы подержать тебя за руку?  — сухо осведомилась Эми.
        Грета рассмеялась и отправилась в отель, заметно пошатываясь.
        Эми с улыбкой покачала головой. Грета явно перебрала бесплатных коктейлей. В отличие от подруги, Эми больше налегала на кофе.
        Едва Грета отошла, появились двое мужчин с одинаковыми эспаньолками и дредами, стянутыми сзади в хвост. Оба в черных костюмах, придававших им вид то ли ниндзя, то ли пиратов. Эми могла поклясться, что оба живут на Эгоне.
        Оба, с помощью переводчика, настояли на том, чтобы стол, за которым сидела Эми, отодвинули на десять футов. Как только это было сделано, они провели на песке линию в виде полукруга, демонстрируя, что никому не позволено ее пересекать.
        Любопытство заставило всех вскочить. Эми, сняв туфли на каблуках, почти ничего не увидела. Пришлось взбираться по лестнице, ведущей на пляж. И она увидела, как мужчины вынимают какие-то предметы из двух огромных ящиков. Появившаяся Грета проложила дорогу к самому полукругу.
        Солнце давно зашло, и стоявшая в одиночестве Эми поежилась от легкого холодка. Растирая руки, она не сводила глаз с мужчин и делала вид, что не смотрит на Гелиоса, отошедшего от бара с двумя большими коктейльными стаканами.
        — Мне показалось, ты хочешь пить,  — заметил он, поднимаясь по ступенькам.
        Лишившись дара речи, она покачала головой, в душе понимая, что стоять отдельно от всех — это открытое приглашение.
        Он с понимающей улыбкой протянул ей стакан:
        — Попробуй! Думаю, тебе понравится.
        Стакан с розовой жидкостью был полон колотого льда. На бортике красовались свежие ягоды клубники и веточки мяты. Эми молча взяла стакан и сжала зубами соломинку.
        Он слишком хорошо знает ее вкусы.
        — Восхитительно. Что это?
        — Клубничный мохито.
        — Сам сделал?
        Он рассмеялся и покачал головой.
        — Я даже не знаю, откуда начать.
        Она снова глотнула. Сочетание свежей мяты и давленой клубники оставило след на языке. Как и вкус рома.
        — Что пьешь ты?
        — Чай со льдом «Лонг-Айленд». Хочешь?
        Ох, не следует этого делать. Правда не следует.
        Безлунное небо, усеянное подмигивающими звездами, запах моря, пульсирующий ритм музыки, смех приглашенных — все это так романтично. Ей нужно повернуться и сбежать.
        Но рука не послушалась мозга и протянулась взять у него стакан, поднести к губам соломинку, из которой пил он.
        Ее глаза расширились.
        — Да это чистое спиртное!
        Он улыбнулся и взял у нее стакан, намеренно коснувшись пальцев.
        Невидимые иглы вонзились в ее руку. Она снова отпила мохито, отчаянно борясь с порывом, побуждающим прижаться к нему. Он так близко!
        — Вчера обнаружил, что стал дядей,  — сообщил Гелиос, заговорив, прежде чем Эми успела сбежать. Кроме того, нужно поговорить кое о чем, прежде чем его голова взорвется от таких новостей.
        — В самом деле?  — ахнула она, потрясенная не меньше него.
        — Тезей. Он переспал с женщиной, которую встретил на субботней вечеринке.
        — Вот это да! Но ведь это было несколько лет назад, верно?
        — Мальчику четыре года. Его зовут Тоби. Тезей совершенно случайно обнаружил это. Он не назвал своего настоящего имени матери, поэтому она не могла сообщить ему. А потом пришла во дворец работать над официальной биографией деда.
        — Это действительно поворот судьбы. Он собирается признать сына?
        — Да. И жениться на его матери, чтобы узаконить мальчика.
        Эми пораженно покачала головой.
        — А твой дед знает?
        — Тезей хочет сказать ему после праздника. Мы решили, что этот день должен быть посвящен деду.
        Она уставилась в землю. Думает ли она о том же, о чем и он? Что он именно на празднике объявит о своей помолвке? Его объявление будет совсем иным. Подтверждением безопасности для семьи и страны.
        — Отношения Тезея с дедом очень сложны. Он так и не привык к тому, что родился принцем Эгона. Поэтому так усердно работал над биографией. Хотел доказать, что готов смириться со своим происхождением.
        — В то время как ты всегда согласен со своей судьбой?  — тихо спросила она.
        — Я тот, каков есть.  — Он пожал плечами, не желая признать, что новости брата заставили его задуматься. У Тезея есть наследник и невеста, к которой он точно неравнодушен.
        Но нет, эта мысль была отброшена до того, как он позволил ей укорениться в мозгу. Трон будет принадлежать ему. Это его судьба. Его гордость. Быть королем — то, что Тезей возненавидел бы всем своим существом.
        Видя, как Эми пытается пропихнуть соломинку через кусочки льда к оставшейся на дне жидкости, он сделал знак проходившему бармену принести еще две порции.
        — Новости насчет Тоби конфиденциальны,  — предупредил он, когда бармен вернулся к стойке.  — Только ты, я и личные слуги Тезея знают обо всем.
        — Это означает, что половине дворца известно обо всем.
        Он рассмеялся:
        — Да. Беспроволочный телеграф во дворце живет своей жизнью. Но пока я ничего не слышал до того, как Тезей все рассказал, и не думаю, что правда просочилась наружу.
        — От меня никто ничего не узнает.
        — О, само собой.
        За эти месяцы Гелиос приучился безоговорочно доверять Эми. С ней одной он мог говорить о чем угодно. Если не считать того случая, когда умолчал об истинной цели бала перед праздником.
        Что-то блеснуло в ее глазах. Искра, которая словно коснулась его и стерла остатки улыбки. Если бы не появившийся бармен, он бы поцеловал ее.
        Эми моргнула, выходя из секундного ступора, в который, по счастью, не впала, и с удовольствием выпила свежего мохито.
        Безумие, конечно, но слова Гелиоса насчет племянника пробудили в ней надежду. Если в семье уже есть наследник, значит…
        Но нет. Подобные надежды бесплодны. Гелиос рожден править великим народом вместе с женой королевской крови. Такова его судьба. А Эми никто.
        — Представление вот-вот начнется.
        — Прости?
        По красивому лицу вновь расплылась понимающая улыбка. Он кивком показал на толпу на пляже.
        Проследив за его взглядом, она заметила, как два пирата в черных костюмах стоят в полукруге в позах воинов.
        Далее последовал акробатический танец, подобного которому она никогда не видела.
        Мужчины на миг исчезли и снова появились с длинными толстыми палками в руках. На концах палок горел огонь. Рот Эми сам собой приоткрылся при виде того, как они танцуют, крутятся, прыгают и изгибаются, чертя огнем рисунки на фоне темного неба, словно даря жизнь самому воздуху.
        — По-моему, ты замерзла,  — пробормотал Гелиос, зайдя ей за спину и обнимая за талию.
        Завороженная происходившим, Эми ощутила, как пламя словно заплясало по коже.
        Она не сопротивлялась, даже когда он поцеловал ее в волосы, однако внутренности словно расплавились. Эми невольно прижалась к нему спиной. Головокружительное облегчение охватило ее, когда она снова оказалась там, где ее истинное место. В объятиях Гелиоса.
        Она охнула, ощутив, как его ладонь скользнула по животу и задержалась под грудью. Следовало бы сбросить его руку и уйти. Позволить держать себя таким образом — верх глупости и очень опасно. Но как бы громко ни кричал об этом разум, ноги отказывались повиноваться.
        Большой палец коснулся груди. Гелиос прижался пахом к ее ягодицам, позволяя почувствовать, насколько он возбужден. Акробаты с факелами расплывались в ее глазах. Сейчас она была способна думать только о его прикосновениях.
        Следовало бы превратиться в мраморную минойскую статую. Бесчувственную. Холодную. Но Эми таяла в его руках.
        Гореть ей в аду, но она терлась о его возбужденную плоть.
        Гелиос уронил руку ей на бедро и крепко сжал. Она лопатками чувствовала быстрый стук его сердца.
        Только гром аплодисментов разорвал пелену тумана, в которую она почти погрузилась.
        Шоу закончилось.
        Толпа стала расходиться.
        Зажмурившись, поняв, что Грета ищет ее, Эми заставила свое тело подчиниться и оттолкнула руку Гелиоса. Отступила подальше и допила мохито.
        — Вернись ко мне,  — попросил он, и на этот раз в голосе не было высокомерия.
        Она отвела глаза, не желая, чтобы он увидел жгучее желание, написанное на его лице.
        — Не могу.
        — Можешь.
        Грета уже торопилась к ним, вернее, ковыляла, неуклюже покачиваясь.
        — Вернись ко мне,  — повторил он.
        — Нет.
        Она сбежала по ступенькам прежде, чем согласиться на все.
        Он последовал за ней. Схватил за руку и развернул к себе.
        Затаив дыхание, она ждала, что он скажет. Но он просто смотрел, словно не мог наглядеться. Рука чертила крошечные кружочки на внутренней стороне ее запястья. Сигналы, что он посылал, не требовали перевода.
        Эми вырвалась и поспешила прочь, прежде чем успеет отреагировать на его безмолвную просьбу.
        Гелиос прижал руку ко лбу и зарычал в пустоту спальни. Он вернулся час назад, но даже два стакана чая со льдом, в котором смешал все мыслимые виды спиртного, не оглушили его настолько, чтобы заснуть.
        Тело все еще помнило возбуждение, когда он держал Эми в объятиях. Одно прикосновение — и он бы взорвался.
        Будь он одним из предков, живших четыреста лет назад, немедленно промаршировал бы по проходу, сломал ее дверь и потребовал отдаться.
        Но добрая королева Афина, правившая Эгоном в 1671 году, первая провозгласила отмену закона, предписывавшего женщинам быть игрушками для членов королевской семьи. И даже если бы мог, он не взял бы Эми силой. Хотел, чтобы она пришла к нему по собственной воле.
        Гелиос знал, что Эми вернулась во дворец. После огненного шоу она исчезла в толпе, а потом он успел увидеть, как она садится в один из дворцовых автомобилей в компании служащих, живших во дворце.
        Почему она делает это с ним? С ними? Ведь сходит с ума по нему так же, как он по ней. Гелиос пытался понять, почему Эми так упорно сопротивляется.
        Он знал, что она хотела наказать его из-за женитьбы на Каталине. На ее месте он, возможно, поступил бы так же. При мысли о ней в объятиях другого мужчины давление крови поднималось так, что вены угрожали вот-вот взорваться.
        Как ни совестно ему было, он приказал своей охране узнать, с кем она ужинала в субботу вечером. Оказалось, с Леандром Соукисом, двадцатидвухлетним бездельником из маленькой деревни в окрестностях Ресины. Оставалось тайной, где Эми встретила этого человека. Что-то в том свидании мучило его.
        Не важно, что Леандр на пять лет моложе Эми. Не важно, что Гелиос точно помнит, как она пообещала никогда не встречаться с мужчинами моложе ее. Этот Леандр, ко всему прочему, еще и тощий коротышка с дурной репутацией. И хотя происходил из богатой семьи, это ничего не означало. Его вышибли из трех школ, он ни на одной работе не удерживался больше недели. Собственно говоря, идеальный кандидат в боксерскую секцию его брата Талоса, который открыл ее, чтобы помочь трудным подросткам, и учил их выплескивать гнев на ринге. Давал опору в жизни.
        Почему она пошла на свидание именно с Леандром? Неужели чтобы наглядно продемонстрировать, что между ними все кончено? Может, ему следовало бы принять ее просьбу об увольнении вместо того, чтобы позволить гордости взять верх и заставлять ее остаться? Если бы она уехала из Эгона, он не лежал бы сейчас в постели, изнывая от неудовлетворенного желания.
        Но он знал, что эти думы бессмысленны. Поговорка «С глаз долой — из сердца вон» к Эми не подходит. Она постоянно в его сердце.
        И он готов держать пари, что в этот момент она лежит в своей постели, думая о нем.
        Тихий звон сигнализации на стене вернул его к реальности.
        Спрыгнув с кровати, Гелиос нажал кнопку, и тут же замигал экран. Сигнал шел от камеры и датчиков в потайном ходе.
        Приглядевшись, он увидел фигурку, осторожно двигавшуюся по каменному коридору к его комнате. Гелиос затаил дыхание, наблюдая, как она колеблется. Хоть бы уж сделала последний шаг и постучала в дверь!
        Эми смотрела на дверь Гелиоса, не вполне понимая, что делает и каким образом оказалась здесь.
        Зная, что беззащитна перед соблазном, она приняла приглашение одного из кураторов пойти к нему на квартиру, выпить. Небольшой званый вечер. Она любила это.
        Эми, как могла, старалась вытянуть себя из транса, в который впала, но почти не участвовала в общей беседе. И ни слова не помнила из сказанного. Словно парила над всеми и мыслями была далеко.
        Хотелось во всем винить алкоголь, особенно мохито, которыми поил ее Гелиос. Но это ложь. Потому что все это из-за него.
        Эми вернулась к себе после бокала вина, но прежде чем войти, остановилась и уставилась на дверь, ведущую в потайной ход. Дыхание участилось, желание подняло голову.
        Мгновенный порыв одолел здравый смысл. Она отперла дверь и вошла в коридор в том же полубессознательном состоянии, в каком возвращалась во дворец, не думая о том, что делает. Правда, теперь она стояла у двери Гелиоса. И к ней постепенно возвращался рассудок.
        Она не сможет. Все это плохо и неправильно.
        Закрыв глаза, Эми прижала ладонь к двери.
        Дальше пойти она не осмелится. Если постучит, а он ответит…
        Вдруг она услышала щелчок замка и отдернула руку, словно обжегшись.
        Дверь открылась.
        На пороге стоял Гелиос. Голый, с небрежным видом. Будто она каждый день прокрадывалась к его покоям и касалась двери.
        Если не считать того, что небрежность притворная. Грудь тяжело вздымается. Челюсти плотно сжаты, ноздри раздуваются. Глаза впиваются в нее.
        И он пошевелился. Положил руку ей на затылок и привлек к себе, перетащив через порог. Дверь захлопнулась. Гелиос прижал Эми к ней, взяв в плен.
        — Почему ты здесь?  — Он наклонился так близко, что теплое дыхание коснулось ее кожи.
        — Не знаю,  — прошептала Эми.
        Она действительно не знала. Очевидно, ощущения одолели подсознание, и она вновь ожила. Каждый атом тела жаждал его поцелуя, прикосновения.
        — Зато я знаю,  — прошептал он с таким видом, словно хотел съесть ее заживо, завладел губами в поцелуе.
        Глава 7
        Будь его поцелуй требовательным и властным, как предвкушала Эми, она смогла бы устоять и оттолкнуть его. Но он не был ни требовательным, ни властным. Его губы касались ее губ, он не двигался, словно вдыхая ее запах. Эми в свою очередь глубоко вдохнула, позволяя теплу его дыхания и запаху проникнуть сквозь поры.
        Все было так, словно случившееся за последние десять дней унесло ветром вместе с доводами, почему неправильно находиться здесь с ним. Это все, чего она хотела, в чем нуждалась. Как это может быть неправильно, если ей так хорошо с ним?
        Ей сейчас не хотелось даже думать о правильном и неправильном. Все, что она хотела,  — быть в его объятиях. Вечно.
        Это она раскрыла губы, проникла языком в темные глубины его рта, обняла и прижалась к груди. Она прервала поцелуй и стала целовать его щетинистые щеки, подбородок, сильную шею, провела языком по гладкой коже, наслаждаясь мускусным мужским запахом. Это она снова скользнула языком едва ли не в его горло, вонзила ногти в плечи и завладела губами.
        Едва слышный всхлип вырвался из ее горла, когда Гелиос зарычал, схватил ее в объятия и едва не раздавил. И стал целовать так исступленно, что она мгновенно потеряла голову.
        Большая рука зарылась в ее волосы, другая прошлась по спине, сжала попку, прежде чем лечь на бедро. Он стал тереться об нее, и она ахнула, ощутив огромную плоть. Теперь единственным барьером, мешавшим ему войти в нее, оставались трусики.
        Не отрывая губ, он прижал ее к стене, и принялся целовать — страстно и неистово. Наконец Гелиос отстранился, потянув перед этим зубами за ее нижнюю губу. Его грудь быстро вздымалась. Придерживая Эми ладонью, Гелиос медленно поднял подол ее платья и стал целовать живот, груди, шею, пока не стащил платье и бросил на пол.
        Эми уперлась ногами в пол. Голова шла кругом. Внутри все пылало так яростно, словно огни, которые она видела на пляже. Она словно ожила после долгой спячки. Чувства ожили с того момента, когда она впервые увидела его. И с тех пор не нашла в себе сил задушить эти чувства.
        Он выпрямился во весь рост, глядя на нее, словно впитывая ее полунаготу.
        Сжав ее щеки, он коснулся носом носа.
        — Невозможность коснуться тебя, заняться любовью сводила меня с ума,  — хрипло прошептал он.  — Ты сводишь меня с ума.
        Она дернула его за волосы, желая причинить боль, такую же, какую сама испытывала в разлуке, вынужденная отдалиться от него.
        — Все это ранило меня так же, как тебя,  — вздохнула она, целуя его.
        По-прежнему сжимая, Гелиос подхватил Эми на руки и понес в спальню, восхищаясь ее румянцем и расширенными от возбуждения зрачками.
        Все его грезы и фантазии сбылись.
        Она пришла к нему.
        Он не сознавал, как истово молился, чтобы это случилось, пока не открыл ей дверь.
        В ее глазах все еще таились остатки сомнений и страха, которые он стремился прогнать.
        Как могла она не понимать, что их единение — именно то, чему суждено свершиться?
        Уложив Эми на постель, Гелиос снова поцеловал розовый бутончик ее рта и вдохнул сладкий аромат, которой уже не чаял ощутить. Теперь их разделяло ее красивое черное белье. Он вспомнил, как однажды стянул его зубами, в те ранние дни, когда взаимное желание было очень велико, и он был уверен, что скоро все уляжется. Но желание постепенно становилось более глубоким, более необходимым.
        Чего бы ему ни стоило, он удержит ее в своей постели.
        Гелиос смотрел, как пульс бьется в изгибе шеи, как Эми вытягивает ноги, прежде чем приподнять бедра, и потребность в ней возрастала. Боже, ему нужно войти в нее.
        Эми неторопливо подняла руку, прижала к его груди, развела пальцы, касаясь таким образом, который всегда наполнял его благоговением, словно перед ним одно из семи чудес света.
        Осознание того, что она будет ласкать его так, как он всегда любил, становилось неописуемым. Он знал вкус каждой частички ее тела и никогда не устанет брать ее, снова и снова утверждая свою власть над ней.
        Он завел руку ей за спину, расстегнул бюстгальтер, осторожно стянул бретельки, целуя оставшийся от них след. Бюстгальтер упал на пол. Восхитительные груди обнажились, темные соски напряглись от возбуждения. Он наклонил голову, чтобы взять один из них в рот, и застонал, когда она тут же выгнулась, давая ему больший доступ к своему телу. Эми провела ладонью по его спине, животу, прежде чем потянуться к нему. Гелиос в это время ласкал другую грудь и немного приподнялся, чтобы она рукой ощутила его эрекцию. Она сжала его член, обхватив пальцами головку, и подвела его к своим бедрам.
        Стиснув зубы и тяжело дыша, он отвел руку Эми и стал целовать ее шею и грудь. Затем, спустившись к животу, подцепил край трусиков и стянул их, обнажив ее бедра.
        — О, Гелиос…  — произнесла она, приподнимая бедра и протягивая руку, чтобы коснуться его.  — Пожалуйста!
        С трудом сглотнув при виде обнаженной девушки, полной неутолимого желания и потребности в нем, он ощутил, как хмелеет от ее прикосновения. Войдя одним выпадом, он зарылся лицом в ее шею, покусывая нежную кожу. Эми крепко сжала его потаенными мышцами. Гелиос без тени сомнения понял, что его место только рядом с ней.
        Кожа к коже, сердце к сердцу, руки и ноги сплетены. Он любит ее, а она его.
        Он ощущал, как в ней накапливается и растет напряжение, слышал его в учащенном дыхании, в стонах, силе, с которой она сжимала ягодицы, и проникал в нее все глубже, приближая к вершине наслаждения. На пике оргазма она замерла, впившись зубами в его плечо.
        Он не хотел, чтобы это заканчивалось. Хотел, чтобы длилось вечно, хотел ощущать ее сладость, чтобы ее ноги всегда обвивали его, а ногти вонзались в спину.
        Но тут сознание покинуло его. Собственная разрядка толкнула в пропасть, на краю которой он стоял, сам того не ведая. Мир взорвался яркими красками. Он оказался там, где раньше никогда не бывал.

* * *
        Эми проснулась в нежных объятиях Гелиоса, прижавшись лицом к его груди.
        Ее охватило раскаяние.
        Что она натворила? Ведь клялась не делать ничего подобного, но забыла обо всем в момент безумия.
        Нужно уходить. Необходимо. Она не может оставаться здесь.
        Сколько раз она просыпалась по ночам в его объятиях, и ее вновь охватывало желание заняться любовью? Сколько раз она слегка поднимала голову, чтобы встретиться с его поцелуем? И он тут же оказывался в ней, твердый и возбужденный. Не сосчитать. Иногда она просыпалась утром и гадала, уж не приснились ли ей эти ласки?
        Но сейчас Гелиос дышал глубоко и ровно. Если вести себя осторожно, она прокрадется к выходу, не разбудив его. Прибежит к себе, сложит вещи и снимет номер в отеле. Да, именно так и нужно поступить. Она не может оставаться здесь теперь, когда знает, что не в силах ему противиться.
        Эми так старалась держаться подальше от Гелиоса!
        О боже, что она натворила!
        Можно прикрываться любыми предлогами и причинами, но она поддалась соблазну, но теперь экстаз пребывания в его объятиях рассеялся, сменившись горьким вкусом во рту и сознанием собственной вины.
        Нужно уходить. Прямо сейчас.
        Осторожно выскользнув из его рук, Эми подвинулась к краю кровати и задерживала дыхание, пока ноги не коснулись пола.
        Двигаясь почти ощупью в темноте, она нашла платье, понятия не имея, где белье, и была слишком охвачена паникой, чтобы искать долго. Кое-как натянула платье и на цыпочках направилась к двери.
        — Ты ведь не убегаешь, верно?
        Эми замерла в дверях. Включив лампу на прикроватном столике, Гелиос приподнялся на локте. Она медленно повернулась лицом к нему, глядя огромными наполненными болью глазами. Видеть ее спутанные волосы и прекрасное, искаженное болью лицо было невыносимо. Словно что-то острое вонзилось в нее.
        — Прости,  — пролепетала она.  — Я знаю, с моей стороны трусливо убегать прочь.
        — Так почему ты убегаешь?
        — Мне не следует находиться здесь. Нам нельзя…  — Она осеклась и уставилась в пол.
        — Заниматься любовью?
        Она едва заметно кивнула:
        — Все это неправильно. Очень неправильно.
        — А мне кажется, чертовски правильно.
        — Знаю.
        Она коротко, хрипло засмеялась, блеснув глазами.
        — Я все время об этом думаю. Как может неправильное ощущаться правильным?
        — Если это ощущается правильным, как оно может быть неправильным?
        — Так уж получается. Ты женишься.
        Он сам ни на минуту не забывал об этом. Только объятия Эми прогоняли все мысли и сопутствующую им тошноту.
        У него судорожно сжался желудок. Отбросив одеяло, Гелиос встал, подошел к ней и оперся рукой о дверь, не давая сбежать. И заговорил медленно, продумывая слова перед тем, как сказать. Знал, что одно неверное слово заставит ее умчаться, как бы он ни пытался этому помешать.
        — Эми, я, конечно, женюсь, но хочу только тебя.
        — Мы уже обсуждали это. Не важно, чего хочешь ты или чего хочу я. Реальности ситуации это не меняет. Сегодняшняя ночь была ошибкой, которую нельзя повторять.
        — Но побег тоже ничего не решит. Признай это, девочка моя. Мы должны быть вместе.
        Она крепко сжала зубы.
        — И что ты намерена делать?  — уничтожающе спросил он, наклонившись ближе к ее посеревшему лицу.  — Сбежать и взять в любовники Леандра? Таким образом ты намерена доказать, что между нами все кончено?
        — Откуда ты знаешь про Леандра?
        Она покачала головой и глубоко вдохнула.
        — Не отвечай. Я догадываюсь.
        Он не чувствовал угрызений совести за то, что искал информацию об ее молодом человеке. Гелиос заботился о тех, кто был ему небезразличен.
        — Он слишком молод для тебя, Эми. Тебе не нужен мальчишка. Тебе…
        — Он мой брат,  — прошептала она, внезапно рассердившись. Краска гнева залила ее щеки.
        Гелиос от неожиданности онемел и, отступив, провел рукой по волосам.
        — Но Леандр эгонец. Твои братья англичане, как и ты.
        — Я только наполовину англичанка.
        — Твои родители англичане.
        Разве это не так? Разве они не обсуждали это?
        — Мой отец англичанин. Илейн — мама — мне не родная. Моя родная мать родом с Эгона.
        Как получилось, что он этого не знает?
        Эми, должно быть, разгадала направление его мыслей.
        — Помнишь, однажды ты спросил, почему я одержима любовью к твоей стране?
        — Ты так мне и не ответила.
        Он вспомнил их беседу несколько месяцев назад, когда они только начали спать вместе. Тогда она ушла от вопроса.
        — А ты и не настаивал.  — Эми покачала головой со смесью грусти и гнева.
        — Я не знал, что нужно настаивать. Не умею читать мысли.
        — Извини.
        Она беспомощно пожала плечами:
        — Я очень хотела рассказать тебе, попросить помочь найти ее. Но знала, что мое признание изменит природу наших отношений.
        — Что изменилось бы?  — с недоумением спросил он.
        С самого начала между ними пылала страсть, подобной которой он не испытывал с другими женщинами. Он никогда не просил ее уйти ночью. Любил делить свое пространство с этой невероятно сексуальной, умной, красивой женщиной. Ему нравилось, как она учила его многому из того, что знала о его собственной стране.
        Но узнать, что в этой стране у нее есть корни…
        — У меня от тебя нет секретов,  — добавил он. Голова шла кругом.
        — Если не считать бала с целью найти жену.
        Гелиос втянул в себя воздух. Да, он всячески скрывал от Эми истинную цель бала. Знал, что она что-то утаивает от него, но понятия не имел, насколько это важно.
        — Я боялась.
        Боль снова полоснула его внутренности.
        — Меня?
        — Того, что ты подумаешь обо мне. По крайней мере, боялась вначале. А еще и потому, что мы были ограничены во времени, и оба знали, что не будем вместе всегда. И оба что-то скрывали.
        — Я никогда ничего не скрывал.
        — Неужели?
        В ее глазах не было вызова, только вопрос.
        — Гелиос, я не могу рисковать тем, что наши отношения разовьются в нечто большее и мы станем ближе. Мы не можем быть вместе вечно. Я старалась защититься.
        Он долго смотрел на Эми, пытаясь понять, что у нее на уме. Хотелось хорошенько ее встряхнуть. Жаль, что все не может быть иначе.
        — Никуда не ходи,  — сказал он, повернувшись и устремляясь в гардеробную.  — Нам нужно поговорить, а эту беседу не стоит вести голыми. Мы давно уже перешли точку, когда можно хранить друг от друга тайны.
        Пока Гелиос надевал шорты, Эми воспользовалась этими мгновениями, чтобы собраться с мыслями.
        Но времени оказалось недостаточно.
        Она крепко прижалась спиной к двери. Горло свело так, что говорить было невозможно.
        — Я не шучу, Эми,  — жестко отрезал он.  — Ты никуда не пойдешь, пока мы все не обсудим.
        — Какой в этом смысл?
        — Если твоя история мешает нам быть вместе, я, черт возьми, заслуживаю того, чтобы услышать правду.
        Он сел на кровати и оперся спиной об изголовье.
        — Теперь иди сюда.
        В какой кошмарный переплет она попала! Так просто не должно было кончиться. Воспоминания о проведенном с ним времени должны остаться светлыми, а не полными печали и отчаяния! Потеря его не должна причинять боли!
        Она присела на край кровати и повернулась к нему. Шумно выдохнула, уставилась в потолок.
        — У моего отца был роман с няней его ребенка, жившей в доме. Мать бросила меня, когда мне было две недели, и с тех пор не желает иметь со мной ничего общего. Ее муж и родители не знают о моем существовании.
        Глава 8
        Гелиос никак не отреагировал на ее слова, если не считать легкого покачивания головой и сжатых губ.
        — Мать родила меня в девятнадцать лет. Я почти ничего не знаю о ней. Она недолго работала у них.
        — У них?
        — У моих родителей. Мама, женщина, которая меня воспитала, была беременна и уже имела трехлетнего сына, когда они наняли Нейзу. Через пару месяцев та уволилась, а семь месяцев спустя появилась у отца на работе и оставила меня в приемной.
        Эми пристально следила за реакцией Гелиоса и по-настоящему больше не боялась, как в начале их отношений, что его мнение о ней изменится к худшему, но назойливые сомнения оставались. Жестокие слова, услышанные на площадке для игр, до сих пор преследовали ее, мешая мыслить ясно. Но она заставила себя быть выше этого и делать вид, что издевки на нее не подействовали, хотя на самом деле жгли кислотой. Много лет она изводила себя, гадая, есть ли в них хоть доля правды. Много лет пыталась жить чистой, как первый снег, жизнью, чтобы доказать, что в душе она вовсе не плоха. Много лет гадала, как Илейн, приемная мать, вообще заставляла себя взглянуть на нее.
        Гелиос смотрел на нее так, словно она сказала, что все ученые и даже физики ошибались и мир на самом деле плоский.
        — Она оставила записку?  — тихо спросил он.  — Объяснила причины?
        — В записке говорилось только, что я его дочь и она не может меня оставить.
        — Значит, у твоего отца был роман с няней его старшего сына, когда приемная мать была беременна? И они все еще вместе?
        Она кивнула.
        — Одному Богу известно, как это мама нашла в себе силы простить его. Но простила и воспитала меня, как собственного ребенка.
        Гелиос изумленно качнул головой:
        — Она растила тебя вместе со своими детьми?
        — Да. Дэнни родился за пять месяцев до меня. Мы ходили в один класс.
        Он поморщился и прикрыл глаза.
        — Должно быть, это было трудно.
        — Временами просто сущий кошмар, особенно в средней школе. Но мы справились.
        Существование Эми должно было вызвать огромные трения между ней и братьями. Но и Дэнни, и Нил всегда старались ее защитить, особенно в школьные годы.
        — Ты всегда об этом знала?
        — В детстве — нет. Считала, что они моя семья, а то, что Дэнни на пять месяцев старше, просто жизненный факт. Нил всегда знал, что я его единокровная сестра, но полагал, что это нормально. Родители никогда об этом не заговаривали, и он тоже. Потом мы стали старше, и другие дети начали задавать вопросы. Когда мне было десять лет, мама рассказала правду.
        Она передернулась при воспоминании о внезапном осознании того, что вся ее жизнь оказалась ложью.
        — Она ждала, пока я стану достаточно взрослой, чтобы все понять.
        Этот момент был самым важным в жизни Эми. Для нее словно рухнул весь мир. Дэнни и Нил просто отмахнулись и продолжали обращаться с ней, как всегда. Как со своей сестрой. И это очень облегчило ей существование.
        — И ты не подозревала, что у тебя неродная мать?
        — Ни в малейшей степени. Она любила меня. Никакой вражды.
        — А твой отец? Как он себя вел?
        — Предоставил маме все мне рассказать. Когда правда вышла наружу, он вел себя как обычно, пытаясь сделать вид, будто ничего не изменилось.
        Но, конечно, все изменилось. Она изменилась. Да и как могла не измениться? Все, что она думала о себе, оказалось ложью.
        Эми взглянула на Гелиоса, втайне желая, чтобы он понял.
        — Когда мне рассказали правду, полагаю, стало очень важно сделать вид, будто ничего не изменилось. Они обращались со мной по-прежнему. По-прежнему журили за всяческие проделки. Мама по-прежнему укладывала в постель и целовала на ночь. Внешне ничего не изменилось.
        — А как она отнеслась к тому, что ты здесь и пытаешься найти родную мать?
        — Она понимает. И принимает. Думаю, именно поэтому смогла вырастить меня, не обвиняя в грехах моей кровной родительницы. Она знает, как важно осознать, кто ты есть в этой жизни.
        Мама поощряла стремление Эми узнать об Эгоне все, что можно. Водила дочь в библиотеку, помогая искать книги об Эгоне и минойской культуре и записывать все телефильмы о природе и красотах острова. Мама так много помогала, что Эми отчасти испугалась, будто та хочет, чтобы дочь поехала на Эгон и осталась там. Опасалась, что мать хочет избавиться от живого доказательства неверности мужа, а любовь, которую она дарила Эми, всего лишь притворство.
        Тем не менее невозможно отрицать тревогу в глазах матери, когда она улетала на Эгон. С тех пор как она здесь, мать звонит и пишет эсэмэски куда чаще, чем в университете. Неужели втайне волнуется, что Эми бросит ее ради Нейзы?
        Однако волнуется она или нет, желает избавиться от Эми или нет, удочерение означает, что мать из первых рук знает, каково это — чувствовать, что какая-то часть твоей души отсутствует. Гелиос всегда точно знал, кто он такой.
        — Она кажется хорошей женщиной.
        — Так и есть. Она чудесная.
        Да, любящая и бескорыстная. Эми знала, что ее страхи абсурдны, но не имела над ними власти. Они по-прежнему присутствуют, преследуют ее, таятся в подсознании.
        — Почему ты хочешь увидеть настоящую мать?  — недоумевал Гелиос, не понимавший, зачем Эми вообще иметь что-то общее с женщиной, причинившей ей такую боль.
        — Она бросила тебя и разрушила доверие твоей мамы.
        Эми отвела глаза.
        — Я не хочу с ней сближаться. Просто интересно увидеть, как она выглядит. Похожа ли я на нее? Видишь ли, от отца я унаследовала только форму носа. И хочу знать, почему она сделала то, что сделала.
        — Даже если истина ранит тебя?
        Если мать похожа на своего бездельника сына, можно предположить, что она бросила Эми по чисто эгоистическим соображениям.
        — Я жила с этой раной с тех пор, как узнала правду о своем рождении,  — тихо призналась она.  — Конечно, есть риск встретить ее, но я не могу провести остаток жизни, гадая и предполагая.
        — Твой отец ничего не рассказывал?
        — Нет. Он не слишком любит о ней говорить. По-прежнему стыдится своего поведения. Он ученый, проводит целые дни в лаборатории, и то, что сделал, совершенно на него не похоже.  — Она грустно улыбнулась.  — Даже если он и хотел бы поговорить об этом, особенно сказать нечего. Он почти ее не знал. Ее наняли по рекомендации одного из его коллег, который ушел из исследовательской компании, прежде чем меня оставили в отцовской приемной. Родители знали только, что Нейза родом с Эгона и приехала в Англию на год, совершенствовать английский. Грины пустили в дом незнакомого человека, не предвидя, какой хаос она внесет в их жизнь.
        — Все остальное я узнала здесь. Грета помогла.
        Но она ни в чем не призналась ему. Не попросила помощи.
        Гелиос пытался осознать боль и тоску, с которыми она жила все ночи, разделенные с ним. И не сказала ни слова, хотя знала, что он лучше всех способен помочь.
        — А как сейчас живут твои родители?
        Эми пожала плечами:
        — Когда это все случилось, я еще лежала в пеленках. Они сумели сохранить брак, как могли. Ради детей. Сейчас они выглядят счастливыми. Вряд ли отец когда-нибудь еще изменял жене, но кто знает.
        — Моя мать тоже была хорошей женщиной.  — Гелиос понял, что Эми права, считая, будто они оба что-то скрывают друг от друга. Какая-то часть их жизни оставалась закрытой книгой. Теперь настало время открыть ее.
        — А отец был распутником. Но в отличие от твоего, ни разу не раскаялся. Скорее наоборот.
        Темно-серые глаза широко раскрылись. Эми не ответила, ожидая продолжения.
        — Мой отец ни дня не был верен жене. Честно говоря, он был полным подонком. А мать постоянно ревновала. Он бил ее, когда она спрашивала об изменах. Она заслуживала лучшего мужа.
        Эту тему он никогда не обсуждал с кем-то, кроме родных. Об изменах отца было известно всем, а вот о склонности к насилию… Здесь они смыкали ряды и держались насмерть. Нелегко мириться с тем, что они сыновья столь злобного, порочного, себялюбивого человека.
        — Мне так жаль,  — вздохнула Эми, медленно качая головой, словно пыталась осознать его слова.  — Ты знал, что происходит? Я о насилии.
        — Только инстинктивно. Интуиция подсказывала.
        — Каковы были твои отношения с отцом?
        Он поморщился, захваченный старыми воспоминаниями.
        — Я был зеницей его ока. Он обожал меня настолько, что не обращал внимания на братьев. Приятно чувствовать себя особенным, но одновременно я терзался угрызениями совести. Он был жесток, особенно к Тезею. Мать делала все, чтобы заставить его обращаться со всеми братьями справедливо.
        Эми молча смотрела на него измученными глазами.
        — Я был ребенком, когда они погибли. Мои воспоминания запятнаны всем, что я узнал после его смерти. Но помню, как он смотрел на мать, когда она защищала Тезея, или специально рассказывал о других женщинах. Я буквально заболевал от тревоги за нее. Он всегда ждал, пока я уйду, прежде чем ударить ее. Все только ухудшилось, когда я отправился в пансион. Теперь он мог больше не сдерживаться.
        — Надеюсь, ты не винишь в этом себя?
        — Больше не виню. Но когда впервые узнал правду, винил именно себя. Долгое время искренне верил, что мог бы остановить его, зная обо всем. Но, как и ты, когда твоя жизнь рухнула, я был ребенком. Талос пытался прекратить все это в последний день до того, как родителей везли в греческое посольство и в машину врезалась другая. Талос тоже был там и пострадал в аварии.
        — О, бедный мальчик. Какое ужасное испытание!
        — Это навсегда испортило его представления о браке. Он вообще не намерен жениться.
        — У тебя нет такого выхода.
        — Нет. И у Тезея тоже. Безопасность нашей семьи и всего острова в наших руках. Но клянусь, у меня не будет такого брака, как у родителей.
        — А если бы был выход?  — неожиданно спросила она, выпрямляясь.  — Если бы ты родился в обычной семье? Кем бы был сейчас?
        — Не знаю. Я никогда об этом не задумывался.
        — В самом деле?
        — Тезей большую часть жизни боролся за свои права, но это принесло ему одни несчастья. Зачем восставать против того, над чем не имеем власти? Я родился первым не по своей воле, ничем не мог повлиять на брак своих родителей и не виноват в их смерти. Моя судьба такая, какая есть. И я всегда знал и принимал это. Я — это я, и меня это не беспокоит.
        Только вот последние несколько недель судьба, которую он всегда воспринимал как должное, повернулась к нему недоброй стороной.
        Во время разговора Эми подвинулась на середину кровати и теперь сидела к нему лицом, обхватив колени. Он взял ее ногу и осторожно потянул, пока ступня не улеглась на его колени.
        Странное, очищающее душу ощущение охватило его, а вместе с ним пришло облегчение. Гелиос так долго держал в себе склонность отца к насилию и полное неуважение к жене, не желая обсуждать мерзкие поступки, запятнавшие его и братьев. Но Эми не тот человек, чтобы судить кого-то по грехам родителей. В этом отношении у них нечто общее. То, чего другим понять не дано.
        — Основная причина, по которой я выбрал Каталину, в том, что она не питает иллюзий насчет того, каким должен быть брак,  — объяснил он, массируя ногу Эми.  — Ее с самого рождения воспитывали в сознании необходимости выйти замуж за равного ей по положению. Я стану королем. Но никогда не буду таким, как мой отец. Женитьба на Каталине гарантирует, что она не станет ожидать большего, чем я могу дать.
        — Но твоя мать была принцессой до того, как вышла замуж за твоего отца.
        Его губы дернулись.
        — Об их браке договорились до того, как мама начала ходить. Она выросла, зная, что выйдет за моего отца, и отчетливо представляя себе идеал того, какой должна быть их супружеская жизнь. Она любила его всегда и, помоги ей бог, была обречена на разочарование. Единственным, кого любил мой отец,  — он сам. Каталина любит меня не больше, чем я ее. Никакой ревности. И она не ожидает от меня верности.
        — Она так сказала?  — засомневалась Эми.
        — Она ожидает одного, что я буду ее уважать и не выставлять напоказ свои романы. Что я и сделаю. Что бы ни случилось в будущем, я никогда не причиню ей или кому-либо боли, которую отец причинял матери.
        — Я знаю, ты не ранишь ее намеренно. Но, Гелиос, то, что она говорит сейчас, ничего не значит, возможно, ее мнение изменится, когда вы обменяетесь обетами.  — Эми закрыла глаза и вздохнула.  — И это не изменит моего решения относительно твоего брака. Я не буду другой женщиной. Брачные обеты священны.
        Гелиос осторожно отпустил ее ногу, прежде чем наброситься и пригвоздить к постели своим телом.
        Тяжело дыша, она отвернула от него лицо.
        — Взгляни на меня,  — скомандовал он.
        — Нет.
        — Эми, взгляни на меня.
        Он ослабил хватку, только когда она неохотно повернула к нему лицо.
        — Ты не Нейза. Ты дочь Илейн и унаследовала от нее только хорошие качества. Каталина не твоя мать. И не моя. А я не мой отец. Мы не повторим ошибок, которые они совершили, и не причиним боли, которую они причинили. Просто не позволим этому случиться.  — Он приблизил свои губы к ее губам.  — А я еще не женат.
        В ее глазах пылали желание и тоска. Он поцеловал ее в шею, провел ладонью по груди, талии и бедрам, приподнял подол платья и обхватил ее ягодицы.
        — Мы не готовы к тому, чтобы закончить все это. Зачем лишать себя всего, когда мои обеты еще не произнесены и мы никому не причиняем вреда?
        Эми боролась со знакомыми ощущениями, снова захлестнувшими ее, когда потребность коснуться его, сжать в объятиях стала еще сильнее, чем всегда. Как возможно быстро перейти от желания обнять и утешить, прогнать ужасные воспоминания к желанию чувственному?
        Она, учащенно дыша, стала извиваться под ним.
        — Я не могу думать, когда ты делаешь это со мной.
        — Тогда не думай. Только чувствуй. И смирись с тем, что между нами ничего не кончено.
        Она в отчаянии вцепилась в его волосы, вынуждая взглянуть на нее.
        — Но ты поклялся в верности другой.
        — До исполнения этой клятвы еще два месяца.
        Он скользнул в нее, проникнув так глубоко, как только мог.
        Она ахнула от острого наслаждения.
        — А пока,  — хрипло продолжал он,  — ты моя, а я твой.
        Эми обхватила его плечи, жалея, что не может чувствовать себя законченным человеком без его тяжести на ней, его дыхания, щекотавшего шею. Она сошла с ума. Отчаянно поглупела. Больше, чем можно себе представить.
        Они обнажили друг перед другом прошлое, и последствия оказались именно теми, которых она боялась. Эми чувствовала себя ближе к нему, словно их сковала невидимая эмоциональная связь.
        Он наконец откатился от нее. Она перевернулась и удобнее устроилась в его объятиях.
        — Даже не думай сбежать,  — сонно предупредил он.
        — Не сбегу,  — с горечью усмехнулась Эми.
        Решимость покинула ее. Эта связь опутала так крепко, что разорвать ее невозможно. Пока это не станет абсолютной необходимостью.
        — Ты и я.
        — Что?  — спросил он, не дождавшись продолжения.
        — Никто не должен знать. Пожалуйста. Все, кто знал, что мы были вместе, сейчас думают, что мы разорвали отношения. Я не смогу вынести, если они посчитают, что мы продолжаем связь за спиной принцессы.
        С самого начала отношений Гелиос не делал из них секрета. Пусть Эми и не сопровождала его на официальные мероприятия, не была признана его официальной подружкой, зато во дворце была почти постоянной спутницей. Проводила в его покоях куда больше времени, чем у себя. Когда он приходил в музей, немедленно старался отыскать ее. Конечно, ничего неприличного на людях, но он обнимал ее за талию, наклонялся ближе, вел себя как собственник, утверждавший право на женщину в своей жизни.
        Только эмоционально они были разделены. Но теперь и этого нет. И сейчас она вряд ли чувствовала себя ближе к кому-либо, чем к нему.
        — Осмотрительность станет моим новым именем,  — согласился он.
        — И когда женишься, ты отпустишь меня.
        Он застыл.
        Ожидавшая его реакции, Эми увидела, как он открыл глаза.
        — У тебя два месяца, чтобы найти мне замену. Я хочу знать, что ты отпустишь меня из дворца и из своей жизни. Понимаю, это нарушение контракта, но я не смогу жить и работать здесь, зная, что ты спишь с принцессой.
        Когда он женится, связь между ними будет разорвана.
        Он с глубоким вздохом кивнул:
        — Я могу согласиться на это, но до тех пор…
        — До тех пор я твоя.
        Глава 9
        Гелиос вывел на экран профиль Леандра Соукиса и стал всматриваться в аватарку. Цветом волос и подбородком он напоминал Эми. Но на этом сходство заканчивалось. Как могла Эми делить половину своей ДНК с этим бездельником? Она работала на износ и слыла одной из самых усердных служащих, а это о чем-то говорит, поскольку во дворце и музее немало честолюбивых и упорных людей.
        И как она могла выйти из лона Нейзы Соукис? Загадка.
        Гелиос нашел информацию о родной матери Эми, и то, что он узнал, не давало надежды на хеппи-энд.
        Нейза была типичной карьеристкой. Даже теперь, почти в пятьдесят лет, она сохранила утонченную красоту. У нее богатый старый муж, носивший ее на руках, и сытая обеспеченная жизнь. Гелиос смутно припомнил знакомство с ее мужем на каком-то дворцовом празднике несколько лет назад. Нейза вышла за него в двадцать один год, менее чем через два года после рождения Эми. Можно только гадать, почему она не призналась в существовании ребенка, но, вероятно, это не имело ничего общего со стыдом. Скорее страх. Она, несомненно, боялась развода и потери богатства.
        Нейза предпочла деньги собственной плоти и крови. Будь на то воля Гелиоса, он не подпустил бы Эми и на милю к этой женщине. Но он понимал, насколько важен голос крови. Сегодня утром он впервые увидел племянника и немедленно ощутил ком в горле. Этот маленький темноволосый мальчик — часть его семьи. Его рода. Он Каллиакис, и Гелиос чувствовал связь с ним на эмоциональном уровне.
        Конечно, это может разбить сердце Эми, но она должна знать свое происхождение.
        Но достойно ли ее семейство Соукис? Это уже дело другое.
        Если они разобьют ей сердце, он соберет осколки и поможет ей исцелиться, ведь Эми была здесь и утешала, когда весть о тяжелой болезни деда поразила его.
        Немного подумав, Гелиос написал сообщение. Если приказ наследника трона не побудит Леандра свести его мать и единокровную сестру, то уже не побудит ничто.
        — Эми, ты опаздываешь на встречу.
        — Какую встречу?  — удивленно спросила она Педро, стоя на стремянке, где выравнивала портреты, украшавшие первый зал выставки.
        Экскурсии по дворцу и музею были отменены всю эту неделю из-за подготовки к празднику. Здесь царил полный хаос, особенно потому, что на вертолетную площадку дворца постоянно садились вертолеты. До праздника оставался всего один день!
        Она никогда не видела такой суматохи во дворце. Сплетни и сведения поступали из многочисленных источников, включая более серьезных музейных кураторов, обычно не поднимавших глаз от исторических трудов, и это походило на бурно распространявшуюся инфекцию.
        Во дворец торжественно прибыл Парижский национальный оркестр. Знаменитая на весь мир цирковая труппа прогуливалась по газонам, поскольку сады были закрыты. Садовники сажали новые цветы. Повсюду, куда бы ни ступала Эми, происходило нечто волшебное.
        Выставка готовилась для очень эксклюзивной частной экскурсии и планировалась после ланча за день до праздника, а еще одна, менее эксклюзивная экскурсия, в воскресенье. Музей и экспозиция открывались для посетителей в понедельник. Запросы на билеты уже превзошли все ожидания.
        Эми хотела, чтобы все прошло идеально. Не только из профессиональной гордости, но ради Гелиоса, его деда и братьев.
        — На встречу с Гелиосом,  — напомнил Педро.  — Он ждет тебя в своем кабинете.
        — Вот как.
        Она потерла губы, избегая любопытного взгляда Греты, стараясь, чтобы они не заметили, как горят ее щеки.
        Гелиос сдержал слово. Никто не знал, что они снова делят постель, даже Грета. Отнюдь не угрызения совести мешали Эми признаться во всем подруге, а ощущение того, что между ней и Гелиосом происходит что-то очень интимное, то, о чем никому нельзя рассказывать.
        — Да, я помню.
        Вежливо извинившись, по-прежнему опасаясь встретиться с ними взглядом, Эми поспешила уйти. Когда сегодня утром поцеловала Гелиоса, прежде чем уйти на работу, она рассчитывала, что будет очень занята весь день. Список его дел при одном взгляде вызывал головную боль.
        Дрожь пробежала по спине при мысли о том, что он может хотеть от нее. Эми сильно сомневалась, что его желание имеет какое-то отношение к музею.
        Кабинет Гелиоса находился рядом с его покоями. Идти довольно долго. Она могла пройти через свою квартиру и воспользоваться потайным ходом, но днем не стоило делать ничего подобного, особенно когда это называется официальной встречей, даже если придется потерять десять минут.
        Вход охраняли придворные, ожидавшие ее и открывшие дверь без вопросов. Эми вошла в большую приемную. Дверь слева вела в покои. Она повернула ручку правой двери и оказалась в большой приемной.
        Навстречу ей встала Талия, личный секретарь Гелиоса. В руке она держала пирожок.
        — Привет, Эми!  — Она приветственно улыбнулась. Всегда безупречно одетая и ухоженная, сегодня Талия имела взъерошенный вид.  — Он тебя ждет.
        Подозревала ли она о том, что Эми и Гелиос возобновили отношения? Подозревает ли вообще кто-то?
        — Как дела?  — вежливо улыбнулась Эми.
        Талия скосила глаза и состроила гримасу.
        — Занят. Мы впервые за день сделали перерыв.  — Она нажала клавишу на одном из телефонов:  — Здесь госпожа Грин.
        — Попросите ее войти,  — ответил Гелиос.
        Он сидел за большим письменным столом. У его ног дремал черный лабрадор Бенедикт. Услышав шаги, пес насторожился и открыл глаза, но тут же снова засопел.
        — Садись,  — учтиво пригласил Гелиос, следуя взглядом за каждым ее движением.
        Как только дверь за ней закрылась и они остались одни, он обошел стол и обнял ее.
        — Что, есть причина, по которой ты изобрел несуществующую встречу, кроме желания обжиматься со мной в своем кабинете?  — ошеломленно спросила она, когда они смогли отдышаться.
        Он запустил руку в ее волосы и снова поцеловал в губы.
        — Самолет французского посла немного задерживается, и у меня неожиданно образовалось получасовое окно.
        — Я слишком долго шла сюда,  — шутливо пожаловалась она.
        — Знаю,  — с притворным вздохом кивнул он.  — Полагаю, несколько поцелуев лучше, чем ничего.
        Она рассмеялась и положила голову ему на грудь.
        — Мне уйти?
        Он взглянул на часы:
        — Пять минут.
        — Ну, это значит «ничего».
        Не то чтобы она могла сделать нечто большее, чем поцеловаться с ним еще раз, поскольку за дверью сидела Талия, а во дворце полно ВИП-персон, требовавших его внимания, просто непонятно, как он мог сохранять хорошее настроение.
        — Для поцелуев всегда есть время,  — заметил он, поднимая ее подбородок и целуя в щеку.  — Особенно когда у меня нет шанса коснуться тебя, по крайней мере, следующие десять часов.
        Но прежде чем она могла ответить поцелуем, он отступил.
        — И, отвечая на твой вопрос, да, у меня были свои причины видеть тебя, кроме настоятельной необходимости поцеловать.
        Она закатила глаза.
        — Прежде чем сказать, не хочу, чтобы ты думала, будто я вмешиваюсь.
        — Во что вмешиваешься?
        — Я не вмешиваюсь. Я помогаю,  — объяснил он с притворно-невинным видом.
        — Что ты наделал?
        Он мгновенно стал серьезным.
        — Я связался с твоей матерью.
        Ее сердце едва не остановилось.
        — И?  — выдохнула Эми.
        — Она согласилась встретиться с тобой на нейтральной территории. В понедельник.
        Эми покачала головой, пытаясь заглушить внезапный гул.
        — Сердишься на меня?
        — Нет, конечно нет!
        Она обняла его, вдыхая мужской запах. Такой успокаивающий.
        — В твоей природе всегда брать все на себя и приказывать людям.
        Он рассмеялся и потер ладонями ее спину:
        — Я написал ей как твой босс. И как ее принц.
        — Поразительно, на что способны люди, лишь бы услышать от тебя хоть слово.
        — Верно,  — жизнерадостно согласился он.
        — Будь я принцессой, без зазрения совести использовала бы свое положение.
        Он отстранился и щелкнул ее по носу.
        — Нет. Ничего подобного. И я не использую свое положение.  — Он сделал оскорбленный вид.
        — Тебе и не надо,  — ухмыльнулась она и, привстав на носочки, поцеловала его в губы.  — Спасибо!
        — Пока не за что. Нет никаких гарантий, что встреча пройдет хорошо.
        — После свидания с Леандром я не питаю особых надежд. Не хочу становиться частью семьи или причинять ей неприятности. Просто хочу встретиться.
        — Только будь осторожна. Никаких ожиданий.
        — Договорились,  — пообещала она, зная, что его предупреждения идут от желания помочь. Как и вмешательство. Если бы их роли переменились, она бы тоже его предупреждала.
        — Хорошо. Я пришлю тебе имейл с деталями.
        — Спасибо.
        Зазвонил один из каналов стационарного телефона. Гелиос со вздохом отступил от нее и нажал клавишу.
        — Да?
        — Французский самолет приземлился. Прибытие гостей ожидается через двадцать минут.
        — Спасибо, сейчас приду встречать их.
        Отсоединившись, он поморщился и качнул головой.
        — Еще один поцелуй, прежде чем меня призовет долг.
        Эми прижалась к нему, снова поднялась на носочки и прижалась губами к губам. Последний долгий поцелуй, прежде чем он с улыбкой сожаления оторвался от нее.
        — Увидимся позже и поцелуями не ограничимся,  — пообещал Гелиос, прежде чем открыть дверь.
        — Корейцы прилетят в течение часа,  — сообщила Талия, когда он проходил мимо.
        — Интересно, чья это идея — пригласить столько гостей на день раньше праздника?  — вздохнул он.
        — Ваша,  — ответила Талия с каменным лицом.
        — Когда я в следующий раз приду с подобной идеей, разрешаю послать меня куда подальше.
        Эми попрощалась с Талией, а когда вышла в коридор, Гелиоса уже не было.
        Настал день праздника.
        Если Гелиос и был занят накануне, это чепуха по сравнению с сегодняшним днем. Все утро он встречал и приветствовал гостей и старался, чтобы все шло гладко.
        Этого дня он ждал. Никто не мог организовать мероприятие лучше, чем дворцовые служащие, и всегда наслаждался такими праздниками. Он невероятно гордился семьей и островом и не упускал возможности похвастаться ими перед заинтересованными людьми.
        Поскольку дед был очень болен, Гелиос ожидал, что ощутит горечь с примесью сладости. Скорее всего, радость от дня рождения деда будет омрачена осознанием того, что его жизнь скоро закончится.
        Только вот никак не ожидал, что вообще ничего не почувствует.
        Странная апатия охватила его, апатия, с которой он пытался бороться. Пожатие рук и приветствия требовали усилий. Губы не хотели улыбаться. Он даже не нашел в себе энергии разочароваться, услышав новость о том, что скрипачка, с которой так тесно работал Талос, не сможет выступать из-за острой боязни сцены.
        Единственным светлым пятном оказалось представление биографии деда, которую он вместе с ним и братьями просмотрели за ланчем за день до праздника.
        Король Астреус удивил всех, объявив, что знает о сыне Тезея и его планах жениться на матери мальчика, и дал свое благословение.
        Гелиос велел принести шампанское.
        Они пообедали вместе. Ему следовало бы радоваться и быть счастливым, но еда имела вкус картона, а шампанское казалось выдохшимся.
        Невеста, прибывшая с отцом и братом, старым школьным другом Гелиоса, сидела рядом с ним за ланчем. Ему пришлось вымучивать любезности. Когда отец Каталины, король Монт-Клера, обмолвился насчет объявления о помолвке, от него потребовалась вся сила воли, чтобы не вонзить нож в стол и не закричать: «Да и черт с ней, с помолвкой!»
        Ланч закончился, и стрелки часов бешено бежали по кругу, приближая минуту, когда о злополучной помолвке узнает весь мир.
        Но прежде нужно было показать выставку деду. Присутствовали только король и три его внука. Помимо всего прочего, случившегося в этот день, провести деда по выставке, устроенной в его честь, было той частью, которую сильнее всего ждал Гелиос. Биография явилась кульминацией упорной работы Тезея, ощутимым признанием его любви и гордости. А выставка — высшая точка, кульминация деятельности Гелиоса. Вместе с братьями и парой придворных он повел деда во двор по тропинке, ведущей в музей.
        Гордость и радость, которую он предвкушал, были сметены ощущением непонятной тоски. Когда они остановились у дверей музея, он понял, откуда эта тоска.
        Эми, Педро и еще четверо служащих, устраивавших выставку, приветствовали их у входа в музей в официальной униформе. Все были гладко причесаны. Для них, как и для него, это такой же великий момент.
        Талос подвез кресло с дедом к служащим, чтобы тот смог поговорить со всеми по очереди. Когда они подошли к Эми, сердце Гелиоса пронзила острая боль.
        Она впервые встречается с его родными. И похоже, последний раз.
        Взяв себя в руки, он сказал:
        — Это Эми Грин, куратор выставки. Приехала из Англии, чтобы ее организовать.
        Эми, не глядя на Гелиоса, присела:
        — Большая честь встретиться с вами, ваше величество.
        — Для меня это тоже честь,  — ответил дед с тяжелой одышкой. При каждом слове из груди вырывался свист. Гелиос вряд ли когда-нибудь сможет к этому привыкнуть.  — Я так ждал эту выставку. Вы наш экскурсовод сегодня?
        Она устремила взгляд на Педро, который, как глава музея, должен был взять на себя роль королевского экскурсовода.
        Поняв колебания девушки, Гелиос поспешил вмешаться:
        — Госпожа Грин будет счастлива стать твоим гидом. Сейчас ввезем тебя внутрь и начнем экскурсию.
        В главном зале были выстроены в ряд четыре статуи королей по имени Астреус. Четвертая скульптура была закрыта, поскольку ее было решено открыть в присутствии короля. Когда официально аккредитованные фотографы приготовили камеры и материя сползла, король впервые увидел себя молодым, высеченным в мраморе.
        Бесконечно долго король, словно застыв, смотрел на статую. Все затаили дыхание, когда он наконец признал, что восхищен, и протянул сморщенную руку, чтобы коснуться мраморной ноги.
        Эми поняла, что этот момент будет запечатлен во всех изданиях мировой прессы.
        Оттуда все проследовали в другие залы.
        Мысль о том, что ей предстоит стать личным экскурсоводом короля, должна была повергнуть в ужас, но Эми почувствовала благословенное облегчение. Ей требовалось сосредоточиться так сильно, чтобы во всем следовать этикету и протоколу, что она почти сумела вести себя так, словно Гелиос для нее всего лишь босс.
        Но только почти.
        После того как король рассмотрел и восхитился всеми военными экспонатами, они перешли в зал, посвященный его женитьбе на королеве Рее, умершей пять лет назад. У Эми разрывалось сердце, но одновременно она была счастлива увидеть реакцию короля.
        Свадебные королевские наряды были надеты на манекены и помещены в стеклянную витрину. Эми редко доводилось видеть столь красивые подвенечные платья, как у королевы Реи. Оно было расшито более чем десятью тысячами крохотных бриллиантов и хрусталиков.
        Король Астреус долго смотрел на платье увлажнившимися глазами, прежде чем сказать Эми:
        — Моя королева выглядела такой прекрасной в тот день!
        Эми что-то согласно пробормотала.
        На противоположной стене висел официальный свадебный портрет. Королева Рея по любым стандартам могла считаться красавицей, но в тот день от нее словно исходило сияние, заметное и на портрете, и на всех свадебных фото.
        Каково это — жить в таком браке? Супружеская жизнь родителей казалась очень счастливой, но как только Эми узнала о своем истинном происхождении, воспоминания были запятнаны.
        Неверность отца, о которой почти никогда не говорили, оставалась шрамом на душе. Дэнни знал, что отец изменил матери, когда она носила его. Нил знал, что отец изменил матери, когда сам едва выговаривал первые слова. Пусть они любили Эми, как родную сестру, и не имели ничего общего с теми, кто смотрел на ситуацию иначе, но их отношения с отцом граничили с неловкими. Они не доверяли ему. Не доверяла и Эми, хотя очень и любила отца, однако гнетущие сомнения оставались. Когда они жили в одном доме, он часто звонил, что задерживается на работе, и они никогда ничего не говорили, хотя все гадали, правду ли он говорит. А что касается матери…
        С точки зрения посторонних, их брак выглядел идеальным. Они смеялись вместе, любили общество друг друга. Но Эми помнила, сколько раз мать просматривала телефон отца, когда думала, что ее никто не видит. Значит, полученная когда-то рана так и не зажила полностью.
        Брак короля Астреуса и королевы Реи дал совершенно неожиданные плоды: преданную, верную любовь. Именно о такой всегда мечтала Эми. Но этому не суждено сбыться, потому что любимый человек женится на другой.
        Правда ударила ее с силой молнии.
        Она любит Гелиоса.
        И это не единственное откровение.
        Она обязательно потеряет его.
        Правда, он никогда не принадлежал ей, так что она уже его потеряла.
        Ничего не поделаешь, придется держать себя в руках и ждать, пока пройдет тоска.
        Единственный мужчина, с которым она могла быть счастлива, найти истинную любовь, единственный мужчина, которому доверила тайну своего происхождения, женится на другой. Хеппи-энд, на который она всегда надеялась, с ней не случится никогда.
        Когда она посмела взглянуть на Гелиоса, поняла, что он тоже смотрит на нее. Во влажных глазах стоял немой вопрос. Он так же чувствителен к сменам ее настроения, как она — к его.
        Эми выдавила улыбку и выпрямилась, стараясь выглядеть настоящим профессионалом. Какие бы муки ни изводили ее, работа есть работа.
        Сегодня большой день короля Астреуса, к которому тот шел восемьдесят семь лет, исполненных долга и жертв. Это его момент. Три принца любят деда, и этот день позволял им показать благодарность и уважение, а у всего народа появился повод отпраздновать. Она ничем не омрачит кульминации их тяжкого труда.
        Эми высоко держала голову в продолжение экскурсии, но как только та завершилась, тотчас улизнула под предлогом переодевания для праздника. К счастью, остальные служащие тоже хотели переодеться, а потому никто не увидел ничего странного в ее поведении.
        Оказавшись в своей спальне, Эми уселась на край постели и сжала голову ладонями. Слезы, угрожавшие пролиться в продолжение всей экскурсии, теперь высохли. Эмоции, бушевавшие в ней, словно были сжаты туго и болезненно, и высвобождение, которого она так жаждала, не приходило.
        Говоря по правде, ее чувства и безнадежность любви ударили так сильно, что она замкнулась в себе.
        Глава 10
        Пять тысяч человек расселись в амфитеатре, наблюдая за празднеством. Наслаждаясь концертом, великолепным солнечным днем, едой и выпивкой.
        Эми, сидевшая вместе со служащими музея, пыталась наслаждаться действительно редким событием. Знаменитый на весь мир оперный дуэт из США допел попурри из «Призрака оперы», теперь на сцене появилась русская балетная труппа, заворожившая своим искусством всех собравшихся.
        После из ухода конферансье объявил:
        — Леди и джентльмены, девочки и мальчики, небольшое дополнение к нашей официальной программе. Я горд представить его королевское высочество, принца Гелиоса.
        В амфитеатре раздались приветственные возгласы и гром аплодисментов. Публика в едином порыве поднялась, чтобы приветствовать принца.
        Каменно-тяжелые ноги Эми задвигались по собственной воле, и она тоже встала. Ей было так холодно, словно вены наполнились льдом.
        Все волоски на руках встали дыбом. Тошнота не жгла, а извивалась и вращалась, словно желудок танцевал вальс в сверхбыстром темпе. Тем не менее стеснение в груди оставалось, сворачиваясь спиралью туже, чем это вообще возможно.
        Гелиос начал речь, поблагодарив всех за то, что пришли, после чего произнес остроумный монолог, адресуясь к своему деду, а далее немного рассказал о сотнях миллионов зрителей, решивших посетить выставку, посвященную жизни короля и проходившую в дворцовом музее.
        И тут он откашлялся.
        У Эми перехватило горло.
        — Кроме того, я бы хотел воспользоваться возможностью подтвердить предположения насчет моей личной жизни, о которых так много говорили в прессе последние несколько недель. Я счастлив объявить, что принцесса Монт-Клера Каталина Фернандес согласилась стать моей женой.
        Новости были встречены такими громкими воплями, что окончания речи никто не услышал. Толпа все еще ликовала, когда Гелиос поклонился и с улыбкой на красивом лице, показавшейся Эми скорее гримасой, оставил сцену.
        Оглядев толпу и заморгав, прогоняя холодный туман, заволокший разум, Эми увидела счастливейшие лица эгонитов, которым повезло раздобыть билеты на праздник.
        Ну вот и все, теперь о помолвке Гелиоса и принцессы объявлено официально.
        И значит, он никак не сможет отказаться от женитьбы, потому что на карту поставлена гордость двух наций.
        Крошечная искорка надежды в душе, о существовании которой она даже не подозревала, погасла навсегда.

* * *
        Гелиос пожал руку очередному гостю на послепраздничном приеме, проклиная про себя Талоса, исчезнувшего вместе со скрипачкой, которая преодолела страх перед сценой и поразила всех сегодня вечером. Уставший дед отправился спать, оставив Гелиоса и Тезея приветствовать многочисленных гостей.
        Слава богу, протокол диктовал, что невеста не должна выполнять официальной роли жены, пока не состоится свадьба. Гелиос по-прежнему не мог представить ее рядом с собой. Или в своей постели.
        Он четко осознавал, что не способен дать обет верности Каталине, пока Эми живет под крышей дворца и работает в музее.
        Когда она вернулась к нему, он думал, что теперь все будет хорошо и они сумеют возобновить прежние отношения. Но все пошло не так. Все пошло хуже некуда.
        Его чувства к ней…
        Перед ним словно разверзся люк, ведущий в глубокую пропасть, к которой его приближал каждый шаг. А он не видел, где именно находится люк. Только знал, что он где-то здесь и готов поглотить целиком.
        Как всегда бывало на приемах Каллиакисов, никто из гостей не спешил уйти. Но как никогда ранее Гелиос оказался не в настроении праздновать с ними.
        Он исполнил свой долг и танцевал с принцессой. Но опять ничего не почувствовал. Не дрогнул. Не проникся теплом. Ничего.
        Когда Каталина вместе с отцом и братом наконец удалилась, чтобы сесть на самолет в Монт-Клер, Гелиос нашел Тезея, который по-прежнему совершал необходимые телодвижения, чтобы пообщаться с наиболее упрямыми гостями, и утащил его в свои покои.
        Судя по выражению лица, брат нуждался в выпивке не меньше Гелиоса.
        Для человека, только что обретшего сына, которого обожал, и собиравшегося жениться на его матери, Тезей вел себя так, словно его приговорили к заключению в подземельях дворца.
        Гелиос чувствовал себя примерно так же.
        Он никогда не думал об алкоголе как о способе решения проблем. Напротив, полагал, что проблемы только умножатся. Но он не пытался почувствовать себя лучше. Это будет невозможно. Он хотел получить здоровую дозу наркоза, пусть даже и на короткое время.
        Ждет ли его Эми?
        Они не договорились, как обычно, о свидании. У него вертелось на языке обычное: «Я приду к тебе, когда все закончится».
        На этот раз что-то его остановило. Ощущение непристойности происходящего. Непорядочности. Объявить всему миру о помолвке, а потом лечь в постель с любовницей.
        Он вдруг представил Эми в соборе, в подвенечном платье. И себя, надевающего ей на палец сапфировое кольцо матери. Видение, которое он старался не представлять все это время.
        Он закрыл глаза и глубоко вдохнул.
        Это безумие.
        Глотнув чистого джина, Гелиос внезапно выпалил:
        — Люди, которые смотрели праздник, и понятия не имеют о наших жертвах.
        — Ч-что?  — У Тезея заплетался язык, и он смотрел на брата налитыми кровью глазами. Гелиос понимал, что глаза у него сейчас точно такие же.
        — Ничего.
        Даже если бы он попытался исповедаться брату, Тезей явно не в том состоянии, чтобы слушать. А ведь следовало бы спросить Тезея, что стряслось, хотя, по правде говоря, тоже был не в состоянии слушать.
        Братья мрачно молчали, погруженные в свои мысли. А состояние онемения все не наступало. Вместо этого джин вызвал кошмарную головную боль.
        Гелиос почти швырнул стакан на стол.
        — Тебе пора ползти в свои покои. Я ложусь спать.
        Тезей без единого протеста осушил свой стакан и, покачиваясь, поднялся.
        «По крайней мере, один брат пьян настолько, чтобы сразу отключиться»,  — угрюмо подумал Гелиос.
        Когда Тезей, спотыкаясь, вышел, Гелиос пообещал себе, что даст Эми поспать. Уже далеко за полночь, скоро поднимется солнце. Будить ее жестоко. Пойти к ней сейчас — верх подлости.
        Черт возьми, он только что официально обручился. Неужели сложно соблюсти приличия хотя бы на одну ночь?
        Но воспоминание о посеревшем во время экскурсии лице Эми не покидало его. Гелиос понял, что должен идти к ней. Необходимо убедиться самому, что с ней все в порядке.
        И он зашагал по коридору, пообещав себе уйти, если не дождется ответа. Встав перед дверью, тихо постучал.
        И почти сразу же услышал щелчок замка.
        Когда дверь открылась, Эми уставилась на него с непонятным выражением: смеси тоски, желания и страстной потребности в его ласках.
        Заключив ее в свои объятия, он понял, что, несмотря на все разговоры о жертвах, еще не знал по-настоящему, насколько будет велика его жертва.
        Первые лучи солнца проникли сквозь занавески. Эми смотрела на спящего Гелиоса.
        Ночью он пришел к ней, и впервые с тех пор, как начались их отношения, между ними не случилось интимной близости.
        Пока он не постучался, она пыталась уснуть. Безуспешно. Не хотела бодрствовать ради него. Боялась, что он не придет к ней, и одновременно боялась, что придет.
        Перед глазами возникали терзающие картины. Мысли о Гелиосе и принцессе, танцующих вместе, становящихся официальной парой, обсуждающих свадебные планы, показывавших всему миру, как идеально они друг другу подходят, не давали покоя. Ревность — словно кислота разъедала ее сердце.
        Часы шли, и Эми предположила худшее.
        Она видела вертолеты и лимузины, увозившие почетных гостей, и не могла не гадать, в котором из них находится принцесса.
        Когда всякая надежда на его появление иссякла, в дверях появился Гелиос с налитыми кровью глазами и смертельно уставшим лицом. Он молча разделся, лег в постель, обнял ее и тут же заснул.
        Сколько ночей он еще будет посещать ее? Сколько ночей они будут вместе? Стараясь не разбудить, Эми уставилась на спящего Гелиоса.
        Сколько ночей ей еще удастся делать это? Просто смотреть на него?
        Во второй половине дня он летит в Америку с официальным государственным визитом.
        Глубоко в душе Эми сознавала, что этот момент точно станет началом конца для них обоих.
        Протянув руку, она осторожно коснулась его щеки. Он сонно ткнулся ей в ладонь и поцеловал. Она принялась легонько водить пальцами по красивому горячо любимому лицу. От лба, на который падали черные локоны, до скул, переносицы, изогнутых губ, подбородка, на котором пробивалась щетина, сильной шеи. Пропустила сквозь пальцы серебряную цепь, коснулась ожерелья из мандаринового граната на своей шее. Его подарка.
        Он подарил это ожерелье на день рождения вскоре после того, как они начали спать вместе. Из всех подарков она больше ценила именно этот, потому что Гелиос приложил все усилия, чтобы подарить украшение из «ее» камня. А это означало, что она проглотила угрызения совести и достала его из конверта с подкладкой, где лежали остальные подаренные им драгоценности.
        Что бы ни ждало ее в будущем, она больше никогда не снимет ожерелье.
        Эми медленно исследовала нагое тело Гелиоса, проводя пальцами по ключице, плечу, правой руке, покрытой темными волосками.
        Когда она нежно дотронулась до его пальцев, он слегка сжал ее руку, не открывая глаз.
        Повторив то же самое с левой рукой, она перешла к груди. Дыхание Гелиоса изменилось, перестав быть ровным и ритмичным, став прерывистым и тяжелым.
        Она слегка придавила коричневые соски. Подергала за темные волосы на груди. Прижала ладонь к тому месту, где сильнее всего билось его сердце, погладила грудь, скользнула к животу.
        И замерла при виде эрекции.
        Втянув в себя воздух, Эми проигнорировала ее и принялась ласкать узкие бедра. Осторожно развела, встала между ними и обвела серебристый шрам на икре левой ноги, спустившись ниже, до ступни. Потом перешла к правой ноге, начав с пальцев и пробираясь выше, до той точки, где бедро переходило в пах.
        Гелиос, прерывисто дыша, вцепился ей в волосы. Она принялась поглаживать его член, слегка сжимала яички, наслаждаясь его стонами, прежде чем провела языком по всей длине и взяла его в рот, одновременно продолжая орудовать рукой. Лизала и сосала, не выпуская ни на минуту. Его пальцы массировали ее голову, хотя он позволил ей установить собственный ритм.
        В ней копился жар, сжигая внутренности, воспламеняя кожу. Его наслаждение давало ей столько же радости, сколько давал он, ублажая ее.
        Когда она почувствовала, что он близок к разрядке, отстранилась, не в силах подарить ему, как обычно, игривую улыбку. Сегодня ей вовсе не до игр.
        Оседлав Гелиоса, она посмотрела ему в глаза и, к своему полному восторгу, увидела в них хмельное желание. Он наклонил голову Эми и впился в ее губы. Медленно, очень медленно, по-прежнему не открывая губ, она опустилась на него, пока он полностью в нее не вошел. Прервав поцелуй, она откинулась и села на него, не в силах насмотреться.
        Когда его стоны стали громче, он положил руку ей на грудь, сжал бедро, поддерживая ее. Ее руки легли на его плечи, и она стала двигаться.
        Она могла бы заниматься любовью с этим мужчиной каждый день, до конца жизни, и все равно не насытилась бы. Ей всегда будет хотеться большего. Если бы у них было все время на свете, время, чтобы смотреть в лицо, касаться, слышать голос, видеть улыбку.
        Но у них есть только сейчас. Момент во времени, когда они вместе. Только они. Ни дворца, ни долга.
        Только они. Мужчина и женщина.
        Жаль, нельзя удержать этот момент навсегда.
        Она пыталась оттянуть нарастающий оргазм, притупить свою реакцию, но это было неизбежно.
        С криком, в котором было столько же досады, сколько и восторга, она ощутила, как пульсация, начавшись в самом женском средоточии, вырвалась на свободу, охватив каждый атом тела.
        Она бросилась ему на грудь, уткнулась в шею и он обнял ее. Сдавленный стон вырвался из горла, когда он сделал последний выпад. Его разрядка ударила с такой же силой, как и ее. Освобождающая волна оргазма смыла все чувства, кроме ощущения жаркого дыхания, обжигавшего их шеи.
        Отель, заказанный Талией по указанию Гелиоса, обладал очаровательной атмосферой, распространявшейся по уютному вестибюлю и еще более уютному ресторану.
        Это старейший отель Эгона, любимый всеми туристами. Здесь в любое время года полно постояльцев, поэтому две женщины могли встретиться и пообедать в час пик, не привлекая особого внимания. Место вполне безопасное для родной матери Эми. Никто не узнает, кто она. Никто не доложит ее мужу. Неведение станет их благословением.
        Как это ни странно, Эми узнала бы Нейзу, даже никогда не видя. Сердце куда-то покатилось, когда она встретила взгляд таких же, как у нее, глаз.
        Эта женщина носила ее в животе девять месяцев.
        Эта женщина бросила ее.
        Нейза поколебалась, прежде чем пробормотать:
        — Эми?
        — Нейза?
        У дочери просто язык не поворачивался назвать ее матерью или мамой.
        Сжав протянутую руку, Эми удивилась тому, что даже ладонь такого же размера. Перед ней ее копия, только на двадцать лет старше, хотя вряд ли Эми когда-нибудь будет такой же ухоженной. Нейза была дорого одета и безупречно причесана.
        Заказав напитки и закуски, та холодно улыбнулась, открыла рот и тут же снова закрыла.
        — Почему ты не хотела видеть меня?  — прервала молчание Эми.
        Такие же, как у нее пальцы, только с наманикюренными ногтями побарабанили по столу.
        — Ты для меня чужая,  — бросила Нейза с сильным английским акцентом.
        — Ты носила меня. Ты меня родила.
        «Ты бросила меня».
        — Неужели тебе не было любопытно?
        — У меня другая жизнь. Муж. Сын.
        Да. Сын. Леандр. Избалованный инфантил, которого Нейза любит.
        — Что заставило тебя передумать?
        Нейза хрипло рассмеялась:
        — Мне пригрозили, что мой муж узнает о тебе.
        Должно быть, это дело рук Гелиоса. Он не тот человек, которому можно отказать. Нейза здесь потому, что Гелиос шантажировал ее, а не потому, что сама захотела увидеть брошенного ребенка.
        — Леандр может рассказать твоему мужу.
        — Леандр никогда ничего не скажет.
        Уверенность Нейзы не удивила ее. Гелиос покопался в отношениях матери и сына и обнаружил, что отец Леандра разве что не отказался от него. Зато Нейза осыпала деньгами и безумно любила. Сын зависел от нее. Если она откажет ему в деньгах, тому придется, не дай бог, найти работу.
        Если муж узнает, что Нейза утаивала от него существование дочери все двадцать пять лет супружеской жизни, неизвестно, как отреагирует? И Нейза, и Леандр рискуют быть сброшенными с золотого пьедестала, на котором так удобно устроились.
        Появился официант с подносом напитков.
        — Ты когда-нибудь думала обо мне?
        Какое-то неопределенное выражение мелькнуло в лице Нейзы.
        — Много раз.
        Она лгала. Непонятно почему, но Эми была уверена, что это ложь. Нейза создала для себя новую жизнь, с богатым мужем, на двадцать лет ее старше. Эми осталась грязным маленьким секретом, который она не могла позволить обнаружить. Нейзу не интересовало ее дитя. Она старалась уберечь свою тайну.
        — Я знала, что отец позаботится о тебе,  — объяснила она серьезно. Слишком серьезно.
        Она не могла знать наверняка, да и не попыталась удостовериться. А ведь Эми, между тем вполне могла оказаться в приюте. Разве можно предполагать, что Илейн, женщина, которая взяла Нейзу в дом и доверила ей своего маленького сына, которую так подло предала Нейза, без угрызений совести и раскаяния вырастит Эми как собственную дочь?
        Семнадцать лет Эми надеялась, что Нейзу удерживал на расстоянии стыд, и она признала все, сделанное с семьей Грин, таким огромным грехом, что не могла заставить себя увидеть Илейн и извиниться.
        Она жестоко ошиблась.
        Отец, по крайней мере, искренне раскаивался. Мать уверяла ее в этом. Он признал ужас того, что натворил, и двадцать семь лет пытался загладить вину. Один безумный уик-энд вдвоем, без жены, с горячей молодой женщиной, выставлявшей себя напоказ перед ним. Он оказался слишком слаб, чтобы не воспользоваться случаем, и с тех пор платил за это каждый день своей жизни.
        Теперь, глядя на родную мать, Эми не могла поверить, что Илейн полюбила чужого ребенка. Эми была точной копией Нейзы. Должно быть, мама, всякий раз глядя в лицо приемной дочери, видела соперницу, а также живое доказательство неверности мужа.
        Как Эми вообще могла очутиться в одной комнате с этой женщиной? Ей плевать на то, что она почти уничтожила мать, ее настоящую мать, женщину, любившую ее каждый день жизни, начиная с двухнедельного возраста.
        А она еще боялась, что мама втайне хотела избавиться от нее! Да никогда! Не ее любящая благородная мама!
        Вернулся официант с едой.
        Эми подождала, пока он все поставит на стол, прежде чем встать и повесить на плечо сумку.
        — Тебе нечего бояться,  — медленно выговорила она.  — Я не собираюсь становиться частью твоей жизни. Хотела только увидеть тебя. Вот и увидела.
        — Ты уходишь?
        — Мне не следовало приходить. Прощай, Нейза.
        И, оставив потрясенную мать с открытым ртом, Эми вышла из отеля на теплый весенний воздух, навстречу толпе туристов.
        Немного постояла, вдыхая сладкий аромат. Она не нашла в Эгоне ни единого места, где бы воздух не был напоен ароматом цветов. И все же во рту остался неприятный вкус после этой встречи.
        Тяжело дыша, Эми подняла глаза к нему и возблагодарила доброе божество там, наверху, за то, что позволил Нейзе бросить ее.
        Кем бы она была, если бы ее растили в Эгоне, под эгоистичным, равнодушным крылом Нейзы? Если бы она выросла с Леандром? Если бы жила без яростной свирепой защиты Дэнни и Нила, наставлений любящей матери и молчаливого, но постоянного присутствия отца?
        Она поблагодарила и Гелиоса. Его вмешательство позволило ответить на один из главных вопросов жизни: кто ее родил.
        Эту женщину она больше не хотела видеть. Никогда. Благодаря Гелиосу она могла идти дальше и не гадать, что было бы, если…
        Как только она подумала о Гелиосе, звякнул телефон. Эсэмэска. От него. Проверяет, все ли в порядке. Ее дорогой Гелиос отбыл с государственным визитом в Америку, однако нашел время подумать о ней и прислать сообщение.
        Только вот как у нее может быть все хорошо?
        Эми тяжело вздохнула. Но ответила, что все в порядке, и она все расскажет потом, когда он позвонит. А он обязательно позвонит. Когда бывает за границей, звонит ей каждый вечер.
        Как может быть все хорошо, когда очень скоро ей придется попрощаться с единственным человеком, от которого зависело это «хорошо»?
        Глава 11
        Следующие несколько дней Эми держалась, как могла, не позволяя улыбке исчезнуть с лица, а плечам опуститься. Она была полна решимости сделать все, чтобы никто, глядя на нее, имел причины подозревать, что она хоть как-то страдает.
        Весь остров бурлил сплетнями, последовавшими за официальным объявлением о помолвке Гелиоса и принцессы Каталины.
        Этот энтузиазм, естественно, сильнее всего бушевал во дворце. Куда бы ни пошла Эми, повсюду слышала взволнованную болтовню. Дошло до того, что, даже если она не понимала, о чем идет речь, все равно воображала, что речь идет о скорой свадьбе.
        Дата бракосочетания уже была назначена. Через шесть недель и один день Гелиос пойдет к алтарю. Это произойдет раньше, чем она думала. Эми совсем забыла о закулисной подготовке к свадьбе. Гелиос мудро не упоминал об этом в своих звонках.
        Если не считать уединенности своих комнат, единственным местом, где она находила хоть каплю утешения, оставался музей и общество коллег. В то время как посетители, чье число ежедневно исчислялось тысячами, продолжали неустанно комментировать женитьбу принца, служащие относились к этому иначе. Они знали, что Эми была любовницей Гелиоса. Это известно всем. Поэтому, когда она находилась в той же комнате, темы брака и семьи вообще не затрагивались. Но она часто ловила сожалеющие, иногда встревоженные взгляды, направленные в ее сторону.
        Коллеги были добрыми, прекрасными, тесно связанными между собой, поддерживающие друг друга, как могли. Заботились. Именно поэтому Клодия, одна из экскурсоводов, подошла к ней в комнате для служащих во время обеденного перерыва в пятницу после праздника.
        — Прости, что мешаю обедать, но принцесса Каталина здесь.
        Эми мгновенно оцепенела, словно в центральную нервную систему ввели чистый лед. Каким-то образом ухитрившись проглотить ложку салата с томатами и брынзой, она удивилась, когда еда провалилась в онемевшее горло.
        Клодия прикусила губу.
        — Эми, она спрашивает тебя.
        — Меня?!  — Эми задохнулась.
        Клодия кивнула:
        — Она хочет экскурсию по королевской выставке и просила, чтобы ее провела именно ты.
        Так и подмывало спросить, с принцессой ли сейчас Гелиос. Но она вовремя сдержалась. Будь он с невестой, им бы не понадобилась Эми. Гелиос и сам бы провел экскурсию.
        Пять ночей она провела без него.
        Эта разлука далась куда труднее, чем остальные. Она отчаянно тосковала по нему.
        Как маленький ребенок по дому.
        Тем не менее к этой боли придется привыкнуть.
        Основным источником утешения был Бенедикт, который в отсутствие Гелиоса оставался в ее комнатах. Очаровательный черный лабрадор, казалось, чуял тоску Эми и держался к ней поближе. Их совместные вечера проходили на диване. Она смотрела фильмы, и голова Бенедикта обычно лежала у нее на коленях.
        Когда она вернется в Англию, следует завести лабрадора для компании.
        Шумно выдохнув, она закрыла крышку на коробке с салатом и вынудила себя подняться. Она больше не сможет проглотить ни кусочка.
        — Где она?
        — В вестибюле.
        Сосредоточившись на необходимости дышать равномерно, Эми взяла сумочку и закрылась в туалете для служащих. Изучила себя в зеркале, состроила гримасу. Поспешно развязала хвост, раскинула волосы по плечам, расчесала и снова связала. Напудрилась. Следовало бы подвести глаза и накрасить губы, но слишком сильно дрожали руки.
        Эми всего лишь хотела выиграть время, но потратила его зря. Надежды на то, что следующие несколько месяцев она проживет, не увидев принцессу, развеяны в прах.
        Почему она? Откуда принцесса знает ее имя? И откуда ей известно, кто такая Эми?
        Ужас охватил ее, но она заставила себя выпрямиться и втянуть воздух в судорожно сжавшиеся легкие.
        Она напомнила себе, что принцесса — почетная гостья. Вполне естественно, что она попросит куратора выставки быть ее гидом.
        — Оставайся профессионалом,  — велела она себе, покидая убежище.
        Принцесса ждала в вестибюле, охраняемая двумя гигантами телохранителями.
        Каталина была истинным воплощением гламура: в облегающих белых джинсах, розовом топе с открытыми плечами, элегантным светло-голубым шарфом и такого же цвета туфлях на высоких каблуках. Черные волосы раскинуты по плечам, на лоб подняты темные очки.
        Но дело не только в гламуре. Ее окружала прекрасная, почти неземная аура. Словом, принцесса во всех смыслах слова. Усни она на ста матрацах, все равно бы ощутила горошину, подложенную под самый нижний.
        Проглотив страх, который, подобно желчи, подступил к горлу, Эми направилась к ней с приветливой улыбкой.
        — Ваше высочество, я Эми Грин,  — начала она, приседая.  — Для меня большая честь познакомиться с вами.
        Принцесса благосклонно улыбнулась:
        — Простите, что помешала вам обедать, но я бы хотела, чтобы вы провели экскурсию по выставке. Мне сказали, вы ее куратор и много знаете о семье моего жениха. О лучшем гиде можно только мечтать.
        Все это было сказано на почти безупречном английском.
        — Для меня это большая честь.
        И это в самом деле было истинной честью.
        Они медленно обходили выставочные залы. Эми учтиво рассказывала о каждом артефакте в контексте фамильной истории Каллиакисов. Отвечала на вопросы как могла лучше, постоянно осознавая, насколько неприятно увлажнились руки.
        Принцесса Каталина могла выглядеть так, словно ощутит горошину через сотню матрацев, но она гораздо больше, чем просто принцесса из волшебных сказок.
        Женщина из плоти и крови.
        Едва они вошли в Свадебный зал и телохранители отступили на почтительное расстояние, принцесса выказала первые признаки оживления. Немедленно подошла к подвенечному платью королевы Реи, восхищенно рассматривая его несколько мучительных секунд, прежде чем обратиться к Эми.
        — Самое прекрасное на свете платье. Не так ли?  — Она устремила испытующий взгляд на своего экскурсовода.
        Эми кивнула. Желчь сжигала горло.
        — Дизайнер, который сшил это платье, давно ушел на покой. Но согласился вернуться, чтобы сшить платье для меня. Первая примерка завтра. Гелиос сказал вам, что я проведу во дворце уик-энд?
        — Я слышала, об этом упоминали,  — прошептала Эми, потому что действительно подслушала, как два экскурсовода обсуждали визит принцессы и гадали, привезет ли она с собой знаменитую сумку Луи Витона. Она привезла.
        Принцесса улыбнулась. Несмотря на дружелюбие, в глазах таилась грусть, наполнившая Эми ужасом.
        — Очень немногое из происходящего во дворце является секретом, не так ли?
        Щеки Эми полыхнули огнем. От нее потребовалась вся сила воли, чтобы не заслонить их руками.
        Принцесса, казалось, вовсе не ожидала ответа. Ее печальный испытующий взгляд не покидал лица Эми, но она улыбалась.
        — Благодарю вас за время, потраченное на меня.
        — Неужели вы не хотите увидеть другие залы?
        Застигнутая врасплох, Эми взяла принцессу за руку — недопустимое нарушение протокола. Кожа Каталины была невыразимо нежной.
        Ответное пожатие. Мягкое. И прощающее? Улыбка, обращенная к Эми, была загадочной.
        — Я увидела все, зачем пришла.
        Кивнув телохранителям, она уплыла: высокая, гибкая, изящная.
        Эми смотрела на ее удалявшуюся фигуру и потирала затылок, чувствуя себя так, словно из-под ног выбили почву.
        Принцесса знает.
        Господи боже, принцесса все знает!
        Ошеломленная и растерянная, Эми бродила по выставочным залам, молясь, чтобы никто не задавал вопросов, не требовал ответов. Ощущая противную тошноту, она, наконец, уселась в вестибюле и попыталась взять себя в руки.
        Очень скоро поток гостей почти иссяк, и реальность вступила в свои права, чтобы терзать Эми.
        Мраморные скульптуры четырех королей продолжали притягивать внимание, хотя она и знала, что делать этого не следовало, тем не менее подошла и встала перед ними.
        Король Астреус III был славен своей мудростью. Жаль, он не может передать ей хоть немного. Но Эми не могла оторвать глаза от короля Астреуса II. Сходство с Гелиосом было настолько сильным, что она почти обманывалась, представляя, что это он.
        Когда-нибудь, через десятилетия, такую же статую возведут в его честь. Если закрыть глаза, она так и видит эту статую, каждый дюйм десятифутовой мраморной фигуры. Если бы скульптор смог показать ей каменную глыбу, она бы сумела объяснить, как должна проходить каждая линия. Каждая мышца.
        И тут ее осенило. Именно этим она занималась в ту ночь или ранним утром после праздника, касаясь каждой части его тела. Старалась навсегда сохранить в памяти. В то время она не видела правду полностью, но сейчас эта правда поражала. Она запечатлела Гелиоса в мозгу, потому что подсознательно понимала: это их последний раз.
        Время, проведенное вместе, подошло к концу.
        Стены большого выставочного зала внезапно сомкнулись, поглощая ее. Статуи и другие экспонаты расплылись перед глазами. Необходимо на воздух. Но выбежать из музея — значит рисковать встретить принцессу или, хуже того, Гелиоса. Нельзя сталкиваться с ним на людях. Лучше увидеться, когда они останутся одни.
        Сняв с шеи бейдж и сунув в карман, Эми вышла в главное здание музея, пробралась сквозь толпы посетителей и нашла Клодию.
        — У меня начинается мигрень,  — солгала она.  — Нужно полежать. Ты передашь Педро мои извинения?
        — Конечно,  — кивнула Клодия, глядя на нее с сочувствием, которого та, по ее мнению, не заслуживала.  — Принести тебе лекарство?
        — Нет, спасибо. Мне только и нужно немного поспать в темной комнате.
        Не дожидаясь ответа, Эми прошла через группу посетителей к служебному входу во дворец, поспешила в свою комнату, скинула туфли и бросилась на кровать.
        Пусть настоящей мигрени нет в помине, в голове гудело, как от звона дюжины церковных колоколов. Ну и пусть гудит. Пусть колокола звучат так громко, как только могут, а децибелы только усиливаются.
        Ничего лучшего она не заслуживает.
        Гелиос в зеленом тронном зале разговаривал с группой немецких бизнесменов, желавших инвестировать значительные суммы в инфраструктуру Эгона и, естественно, получить свои вложения назад со значительной прибылью. С ними находился эгонский министр транспорта.
        У Эгона собственный сенат и комитеты, решавшие проблемы участия внешних инвесторов, однако присутствие одного из принцев означало, что сделка почти состоялась. Гелиос знал, что его мнение имеет огромный вес, и делал все возможное, чтобы мудро распорядиться своим влиянием.
        Когда зазвонил телефон, он почти поддался соблазну не отвечать, но звонили на его личный телефон. Только самые важные в его жизни люди знали этот номер. Увидев на экране имя Эми, он нахмурился.
        Пока что у него не было возможности позвонить ей и дать знать о своем возвращении из США. В любом случае он предполагал, что она будет занята в музее. Она почти никогда не звонила ему и никогда ни с того ни с сего.
        — Прошу прощения,  — пробормотал он, отходя от бизнесменов с извиняющейся улыбкой. Провел пальцем по экрану, чтобы ответить.  — Эми?
        — Прости, если помешала.  — Обычно мягкий, ее голос звучал странно приглушенно.  — Знаю, ты занят, но хотела спросить: ты придешь ко мне сегодня вечером?
        Она не только никогда не звонила ему, но и никогда не спрашивала о его планах. Мрачное предчувствие поползло по спине.
        — Что-то случилось?
        Она явно колебалась.
        — Просто нужно увидеть тебя.
        Он взглянул на часы.
        — Где ты?
        — У себя.
        — Ты заболела?
        — Нет, не совсем. Не так уж, чтобы сильно.
        Он хотел расспросить ее подробнее, но, помня о делегации, Талии и любопытных взглядах придворных, сдержался.
        — Я буду, как только смогу,  — пообещал он, прежде чем отключиться.
        Он будет с ней так скоро, как только сможет вежливо отделаться от делегации. Что-то случилось.
        Ледяной страх, проникший до мозга костей, подсказывал, что это так и есть.
        Прошло полчаса, прежде чем он смог освободиться под предлогом важного личного дела, которое требует немедленного решения, и пообещал увидеться снова на ужине в их честь. Разрешил Талии уйти пораньше. Та не стала спорить, более того, умчалась с такой скоростью, что он мог бы поклясться, будто заметил за ней пыльный след. Стоит ли ее винить? Последние недели выдались очень тяжелыми, она, должно быть, устала.
        Добравшись до кабинета, он прошел к себе и проскользнул тайным ходом к комнатам Эми. Она мгновенно открыла на стук. Лицо ее было растерянным.
        — Думала, что увижу тебя гораздо позже,  — пробормотала она едва слышно.  — Надеюсь, не расстроила тебя.
        — Ты никогда не сможешь меня расстроить,  — заверил он, пристально изучая ее. Лицо бледное, глаза красные, волосы спутаны.  — Ты плакала?
        Она закусила губу и прерывисто вздохнула. Закрыла дверь и положила ладонь на ручку.
        — Принцесса знает.
        — Каталина? Что она знает?
        — О нас.
        Она встретила его взгляд.
        — Принцесса пришла в музей. Попросила, чтобы именно я провела экскурсию по выставке.
        — Ты куратор выставки,  — напомнил он.
        Эми покачала головой:
        — Дело не только в этом. Она знает, Гелиос. Думаю, до нее дошли слухи о нас. Возможно, кто-то видел, как я выгуливаю Бенедикта. Полагаю, она искала подтверждения. Не знаю, что я такого сделала, но уверена, что подтвердила ее подозрения.
        Он провел рукой по волосам.
        — Даже если предположить, что ты права, беспокоиться не о чем. Каталина не глупа и понимает, что у меня будут другие женщины.
        Зря он это сказал. У Эми сделался такой вид, будто он дал ей пощечину.
        — Я не имел в виду именно это,  — поспешно добавил Гелиос.  — Просто у Каталины нет иллюзий относительно моей верности. Ты же знаешь, между нами нет любви.
        Между ними действительно ничего нет. Ни малейшего чувства.
        Снова покачав головой, Эми прошла мимо него на кухню.
        — Ты глупец, если этому веришь. Она хочет, чтобы это был брак по любви.
        — Нет!
        — Да,  — процедила она сквозь зубы.  — Хочет. Ты воображаешь, будто хорошо знаешь ее, но ошибаешься!
        — Она не любит меня!
        — Пока не любит.
        Ее глаза впились в него, когда между ними в воздухе повисли слова. Потом она резко повернулась и взяла из холодильника бутылку белого вина.
        — Налить тебе?
        — Ты уже пьешь?  — весело спросил он, чтобы смягчить сгущавшуюся атмосферу.
        — Сейчас мне это очень нужно.
        Она на миг оперлась о столешницу и закрыла глаза, прежде чем налить обоим немного вина. Передавая ему бокал, Эми отдернула руку, прежде чем их пальцы успели соприкоснуться. И даже поднесла бокал к губам, но вдруг ее лицо сморщилось.
        Быстро подступив, Гелиос взял бокал из дрожащих пальцев и, поставив на стойку рядом со своим, обнял ее.
        Сначала она сопротивлялась, но потом сдалась и спрятала голову на его груди. Через несколько секунд его рубашка промокла от слез.
        — Не плачь, девочка моя,  — шептал он, гладя ее волосы.  — Все уладится. Обещаю.
        — Как?  — спросила она между всхлипами.  — Как это может уладиться? Мы разбиваем ей сердце.
        — Это не так.
        — Разбиваем. Может, она еще не любит тебя, но хочет полюбить. Хочет, чтобы ваш брак был счастливым. Ты встречался с ней после возвращения из Америки?
        — Я был занят.
        Вырвавшись из его объятий, Эми схватила из коробки горсть бумажных носовых платков. Слезы продолжали литься.
        — Гелиос, принцесса — твоя невеста. Она прилетела, чтобы увидеться с тобой. Ты должен быть с ней. Это время перед свадьбой нужно потратить на то, чтобы лучше узнать друг друга.
        — Мы уже знаем друг друга.
        — Разве?
        Она подняла плечи.
        — Тогда скажи, о чем она мечтает? Чего боится? Можешь ответить на эти вопросы? Тебе придется провести с ней остаток жизни.
        — Да,  — сухо согласился он.  — Остаток жизни. Но остаток моей жизни еще не начался.
        — Он начался с той минуты, когда ты надел ей на палец обручальное кольцо.
        Обручальное кольцо. Он попросил Каталину самой его выбрать, под предлогом, что носить его будет она, а следовательно, оно должно быть ей по вкусу. Не смог заставить себя сделать это.
        Гелиос понимал, что она хочет получить кольцо с сапфиром, принадлежавшее его матери. Взрослея, он всегда знал, что кольцо будет принадлежать женщине, которую назовет своей женой. Конечно, он не сделал этого под предлогом того, что кольцо — экспонат выставки, и это мешает надеть ей кольцо на палец, но пообещал, что, когда выставка закончится, кольцо будет принадлежать ей.
        — Я больше так не могу,  — выдавила Эми.  — То, что мы делаем с Каталиной,  — ужасная жестокость. Пусть она принцесса, но при этом живой человек. Не персонаж волшебной сказки. Совесть не дает мне покоя. Пожирает заживо.
        Он шагнул вперед, чтобы снова ее обнять, но она повелительно подняла руку и покачала головой.
        — Мы не можем. Я не могу. Не хочу становиться причиной несчастья другого человека. Как после этого жить, если я своими глазами видела, какой вред это приносит?
        Вытерев новый поток слез, она сглотнула.
        — Приехав в Эгон, я хотела найти биологическую мать, но не затем, чтобы завязать с ней отношения. Просто узнать мою другую семью, корни, да, я отчаянно желала посмотреть на нее. Но в действительности больше всего стремилась узнать почему.
        — Почему она бросила тебя?
        Она рассказала ему по телефону о встрече. О том, как через несколько минут ушла, бросив мать так же, как та когда-то бросила ее.
        — Отчасти это. На самом деле мне нужно было понять, как она могла так поступить с моей мамой. Ведь она была прислугой с проживанием в доме. Мама доверила ей своего ребенка, приняла в свой дом. Моя мама — самое любящее в мире создание. Она никак не могла обращаться с Нейзой иначе, чем с добротой и великодушием. Как могла Нейза спутаться с ее мужем за ее же спиной? Какой злобный эгоизм заставляет человека вести себя подобным образом?
        — Ты спросила у нее об этом?
        — Нет! Я так спешила поскорее убраться, что не задала ни единого вопроса из тех, которые накопила за семнадцать лет.  — Она неохотно пожала плечами.  — А теперь и знать ее не желаю. И не желаю слышать объяснений, потому что они все равно фальшивы. Не думаю, что она чувствует хоть какое-то раскаяние.
        — Эми, у нас совершенно иная ситуация. Это не то, что у Нейзы с твоим отцом.
        — Пусть ты еще не женат, но намерения и клятвы, принесенные невесте, уже существуют.
        Слезы полились снова, еще сильнее, по щекам, подбородку, шее.
        — Я не смогу жить с осознанием вины. Всю жизнь, не по моей вине, на меня показывали пальцем, обо мне шептались. Я так долго заставляла себя поверить, что не заслуживаю этого, что невинна. Но как я могу быть невинной, если сама стала причиной чужого несчастья? Не хочу быть такой же эгоисткой, как Нейза, не хочу никого ранить. Принцесса — прекрасный добрый человек и не заслуживает подобного обращения. Никто не заслуживает. Пусть она выросла в королевском дворце, при этом она осталась человеком.
        Глубина ее угрызений совести и страданий поразила его, ударив, как кинжалом, вызвав чувство стыда, такое сильное, что он пошатнулся и едва успел опереться о маленький кухонный столик.
        — Послушай меня,  — настойчиво попросил он,  — тот факт, что ты терзаешься, уже наглядно демонстрирует твою несхожесть с Нейзой, поэтому выброси из головы эти мысли. Ты никогда не причинишь кому-то боли. Особенно намеренно.
        — Именно это я делаю сейчас!  — крикнула она.  — Я такая же, как она!
        — Нет. Все, что ты унаследовала от Нейзы, ее внешность. Остальное ты взяла от Илейн и прочих английских родственников. Особенно порядочность. Ты порядочный человек, лучший, которого я знаю.
        Гелиос ни в малейшей степени не убедил ее, хотя лихорадочно пытался придумать, как облегчить угрызения совести Эми. Но на ум ничего не приходило. Он должен жениться на особе королевской крови, чтобы продолжить род Каллиакисов.
        Он ранил Эми, чего никак не хотел. Только не ее. Никогда. Ни за что.
        Отец причинял матери не только физическую, но и душевную боль. Гелиос всегда знал, что никогда не будет таким, как отец, пальцем не коснется ни одной женщины, но осознание того, что он станет причиной душевных ран, сильно потрясло его.
        Что-то, подозрительно похожее на панику, вцепилось в него, кусаясь и царапая каждую частичку, болью собираясь в желудке, что хотелось кричать.
        Отношения с Эми давно вышли за рамки легкой игривой интриги, с которой начинались. В какой-то момент они развились в нечто глубокое, и если зайдут дальше, он не сможет увидеть свет в конце тоннеля.
        Будь в нем хоть унция порядочности, он отпустил бы Эми, прежде чем окончательно погубит.
        Глава 12
        Сложив руки на груди, Гелиос смотрел на Эми, гадая, как будет жить, не видя ее прелестного лица каждый день, не занимаясь с ней любовью каждую ночь. Она для него гораздо больше чем просто любовница. Лучший друг, первый настоящий друг в его жизни. Она появилась не из-за богатства или положения, а просто потому, что она — Эми.
        Эми смотрела на него так же пристально и даже попыталась храбро улыбнуться.
        — Не думаешь ли ты, что где-то существует параллельный мир, в котором мы вольны быть вместе и любить друг друга?
        Любить?
        Должно быть, она заметила его потрясенный взгляд при этом слове, потому тихо рассмеялась:
        — О, я люблю тебя. Очень. Больше, чем считала возможным.
        Он отступил, прижавшись спиной к кухонной двери, не зная, что ответить. Не мог связно думать.
        Личный телефон зажужжал в кармане. Гелиос сбросил звонок, даже не взглянув на экран.
        — Любовь — не то, что я когда-либо требовал,  — выговорил он наконец, едва не шатаясь от головокружения.
        — Я знаю.
        Ее подбородок дрогнул. Она несколько раз глубоко вздохнула и подняла глаза к потолку.
        — Боже, Эми, ты…
        Он сделал долгий выдох, пытаясь прийти в себя. Мозг по-прежнему отказывался функционировать.
        — Я всегда знал, что обязан жениться из чувства долга. Любовь — не то, чего я ожидал или о чем думал. В моей жизни нет места любви, ты, конечно, должна это понимать.
        — Понимаю.
        Конечно, она понимала. Знала историю его семьи лучше, чем своей.
        — Если любишь, как ты можешь меня покинуть?  — Он все еще был потрясен ее признанием, но при этом хватался за соломинку.
        — Пойми, я хочу каждый день смотреть на свое отражение и не швыряться в него дротиками,  — ответила она со сдавленным смехом.  — И мой уход связан не только с Каталиной.
        Ну вот. Она наконец произнесла имя принцессы вслух.
        — Пусть я появилась на свет в результате грязной тайны, но не хочу на всю жизнь стать героиней подобного секрета. Ты прав, я не Нейза и не позволю себе уподобиться ей. Даже если бы ты хотел этого, даже если бы любил меня, все равно не в состоянии дать мне преданность и верность, в которых я нуждаюсь. Я хочу быть твоей. Только твоей. Открыто твоей. Так, чтобы целый мир знал, что мы вместе. Я не могу заниматься любовью с тобой, зная, что ты спишь с другой женщиной, не могу заниматься любовью, зная, что достаточно хороша для секса, но недостаточно хороша для совместной жизни.
        Эми не обмолвилась о том, что Гелиос глубоко проник в ее сердце, и вряд ли там осталось место для любого другого мужчины. Ее сердце навсегда принадлежит ему.
        Ей бы следовало давным-давно уехать. Физическая боль, которую она испытала, когда он сказал ей о намерении жениться как можно скорее, должна была послужить предупреждением. Если бы она уехала тогда, сохранив гордость, в сердце бы осталось достаточно места для кого-то еще.
        Его лицо исказилось.
        — Никогда не смей говорить, что недостаточно хороша!
        — Но я так чувствую.  — Она беспомощно пожала плечами.  — Я знаю, что твое намерение не таково, ты так не думаешь и не веришь, точно знаю, но большую часть жизни чувствовала себя грязным секретом. И так и будет, если наша связь продолжится дальше, до тех пор, пока ты не женишься.
        Он ничего не ответил. Просто смотрел на нее, словно видел впервые.
        — Гелиос, когда женишься на принцессе, будь ей верен. Дай вашему браку шанс. Она достойна этого так же, как и ты.
        — Ты рассуждаешь так, словно собираешься уйти сейчас.
        Странное выражение сверкнуло в его глазах. Он неожиданно вернулся к жизни, словно Галатея, ожившая статуя, созданная Пигмалионом с такой любовью.
        Выйдя из кухни, он направился в ее спальню. На кровати лежали чемоданы, наполовину заполненные одеждой.
        — О, нет!
        — Гелиос!
        — НЕТ!
        Он сжал кулаки.
        Она явственно увидела, как он борется с желанием вышвырнуть чемоданы в окно.
        Его телефон снова зазвонил, третий раз за три минуты.
        — Ответь,  — настаивала она.  — Это может быть важно.
        — ЭТО важно.
        Выждав несколько секунд, он выругался и приложил трубку к уху.
        — Да?
        Выслушав ответ, он насторожился, выпрямился и расправил плечи. Тяжело дыша, произнес несколько слов по-гречески и снова замолчал.
        — Мне нужно идти.  — Он отключил телефон.  — Дед немного простудился и ссорится с докторами из-за их назначений.
        — Надеюсь, с ним ничего серьезного,  — встревожилась она.
        — Дед просто упрямый старик.
        Он потер подбородок и гневно взглянул на нее, выпятив челюсть.
        — Вернусь позже. И даже не вздумай куда-нибудь исчезнуть!
        Она не ответила.
        — Мне нужно услышать это, Эми! Обещай, что никуда не уедешь, ничего не сделаешь, пока я не вернусь. Обещай!
        Точно зная, что сейчас солжет, она кивнула:
        — Я останусь здесь.
        Он немного расслабился, подошел к ней, сжал ладонями лицо и впился в ее губы так страстно, словно вечность обходился без ее поцелуев и изголодался по ним. Потом разжал руки и вышел.
        Она услышала как хлопнула дверь, ведущая в коридор.
        Боже, дед, должно быть, самый упертый в мире человек! Отказывался от внутривенных вливаний, прописанных докторами.
        Что он мог сделать? Не мог же он заставить деда. Король не младенец, которого можно уговорить подчиниться приказам старших.
        Но это не помешало Гелиосу попытаться урезонить деда, хотя у него самого в это время на душе было нелегко.
        — По крайней мере, он не страдает от боли,  — тихо заметил Талос.
        Дед не сопротивлялся приему болеутоляющих, поскольку последнее время сильно мучился. Рак, сдерживаемый месяцами химиотерапии, теперь предпринял еще один смертельный штурм его тела. Никто не говорил это вслух, но времени оставалось немного.
        День выдался на редкость суматошным и неудачным. Единственной отрадной вестью стали новости от Тезея, который дня два назад помчался за Джо, матерью своего ребенка. Глупец понял, что едва не опоздал и действительно любит ее. К счастью, оказалось, она его тоже любит и даже согласилась выйти за него замуж.
        Никаких уговоров, никаких мыслей о долге. Они женятся по любви. Гелиос никогда не слышал у Тезея такого счастливого голоса.
        Оба брата женились.
        Талос на своей скрипачке. И поскольку выбрал невесту не королевской крови, любой его ребенок не будет иметь права наследования. Но Тоби, прекрасный сын Тезея, уже стал наследником трона. Пока у Гелиоса нет своих детей.
        Он вздохнул и поднялся.
        — Нужно переодеться к ужину.
        Жаль, нельзя отделаться от всего этого. Для членов семьи Каллиакис доказать, что личные дела никогда не встают на пути долга,  — дело чести. А этот ужин — своеобразный долг.
        Тошнота вновь подкатила к горлу при мысли о том, что там будет Каталина. Она уже здесь, во дворце. Он все еще не мог заставить себя позвонить ей.
        Как бы ни хотелось, но времени навестить Эми, убедиться, все ли с ней в порядке, уже нет. Гелиос отправил ей эсэмэску, прежде чем принять душ и переодеться в смокинг. Вдел запонки по пути в столовую. Придворные пытались догнать почти бегущего принца.
        Имитируя добродушие и приветливость, Гелиос растянул губы в улыбке, прежде чем войти в столовую, где уже ожидала делегация. Каталина тоже была здесь, расточая улыбки и любезности. Увидев Гелиоса, извинилась перед собравшимися и подошла к нему.
        Если она и подозревает его в связи с Эми, то прекрасно сумела это скрыть.
        — Насколько я поняла, твой дед нездоров?  — тихо спросила принцесса.
        — Ему лучше.  — Он заставил себя говорить.
        Почему он не может заставить себя почувствовать к ней хотя бы что-то? Перед ним прекрасная, сочувствующая его беде женщина королевской крови, а он от ее прикосновений не ощущает ничего, кроме холода.
        Гелиос смягчил голос и попытался снова:
        — Он простудился.
        Она участливо покачала головой:
        — Надеюсь, он скоро поправится.
        — Я тоже на это надеюсь.
        На самом деле он уже почти ни на что не надеялся. Последние пять недель были битвой за то, чтобы дед сумел дожить до праздника. Сам он только об этом думал. Теперь, когда праздник кончился, все внуки нашли себе невест, король Астреус готовился к смерти.
        Его долг выполнен. Дед хотел быть с женщиной, которую любил всю свою взрослую жизнь.
        А Эми сказала, что любит Гелиоса.
        Лучше бы он никогда этого не слышал.
        Что же он за эгоистичное чудовище, если хочет привязать к себе, зная, что это погубит ее?
        Это был, наверное, самый долгий и мучительный ужин в его жизни. Впервые дар речи окончательно его покинул. Он не мог придумать ни одной остроумной реплики, ни одной истории из тех, которые обычно завораживали гостей.
        С каждой минутой в душе росло странное беспокойство, предчувствие какой-то беды.
        Как только кофе был выпит, Гелиос откашлялся.
        — Прошу прощения, леди и джентльмены, но я должен удалиться. Знаю, я не был таким уж хорошим хозяином сегодня вечером, думаю, всему виной усталость, но поверьте, все, вами сказанное, произвело на меня огромное впечатление. В начале следующей недели я передам комитету свои рекомендации.
        Закончив говорить, он взглянул на Каталину. Она смотрела на него с холодным задумчивым выражением.
        Четверть часа ушло на то, чтобы попрощаться с каждым в отдельности, прежде чем ему наконец удалось покинуть столовую.
        Каталина даже не попыталась последовать за ним.
        Беспокойство росло с каждым шагом, пока он шел к комнатам Эми. К тому времени, как добрался до двери своих покоев и смог отделаться от придворных, на лбу выступил пот, пульс учащенно бился.
        Он вышел в потайной ход и постучал в дверь Эми.
        Ответа не последовало.
        Он заколотил громче.
        Ответа не было.
        — Эми!  — завопил он, едва не сбив кулаки о дверь.
        Словно кто-то толкнул под локоть. Он повернул дверную ручку, хотя Эми обычно запирала замок.
        Дверь открылась.
        Сердце больно ударялось в ребра, когда Гелиос вошел в комнату.
        — Эми!  — окликнул он в тишине.
        Но сердце уже все понимало, прежде чем мозг успел осознать.
        Тяжело передвигая ноги, он ступил в спальню.
        Комната была безупречно чистой.
        И пустой.
        На туалетном столике, обычно заставленном косметикой и флакончиками духов, теперь остался только большой мягкий конверт, в котором он несколько недель назад вернул ей все подаренные им драгоценности. Рядом лежал листок бумаги, на котором были написаны всего два слова: «Прости меня».
        — Ты чем-то встревожен, Гелиос?  — спросил дед с одышкой, которую так ненавидел внук.
        Они играли в шахматы, любимую игру деда. Король сидел в инвалидной коляске. Справа стоял баллон с кислородом. Слева находилась сиделка.
        — Просто устал.
        Гелиос передвинул пешку на две клетки, изнемогая от страха, что это, возможно, их последняя партия вместе.
        — Как идут приготовления к свадьбе?
        — Все хорошо.
        Не то чтобы он имел какое-то отношение к этим приготовлением. Дворцовые служащие более чем способны все сделать сами, без его вмешательства. И без Каталины, которая, похоже, интересовалась приготовлениями так же, как он. Иначе говоря, никак.
        Дед на минуту прижал к лицу кислородную маску, прежде чем сделал знак медсестре убрать ее.
        — Я так хорошо помню день своей свадьбы.  — Затуманенные глаза увлажнились.  — Твоя бабушка выглядела ангелом, сошедшим с небес.  — И тут взгляд старых глаз стал острым.  — Твоя мать тоже была ослепительна в день свадьбы. К моей вечной скорби, твой отец так и не смог разглядеть ее красоту. Твоя мать была прекрасна лицом и душой.
        Гелиос напрягся. Супружеская жизнь родителей была темой, которую если и затрагивали, то весьма в общих терминах.
        — Величайшее сожаление моей жизни и твоей бабушки тоже, упокой господи ее душу, заключалось в том, что твоему отцу не удалось самому выбрать себе жену. Может, выбери он свою жену сам, все было бы иначе?
        Он повел слабым костлявым плечом.
        — Мы никогда не узнаем. Несмотря на все наши усилия, он был тщеславным, жестоким человеком. Помешанным на власти. У твоей матери не оставалось ни единого шанса.
        Он двинул ладью трясущимся узловатым пальцем.
        — Мы пытались провести изменения в законе, позволявшие тебе и твоим наследникам выбирать жен и мужей в надежде, что такой брак, как у твоих родителей, никогда не повторится.
        Голос слабел с каждым сказанным словом. Король снова обратил взгляд на него.
        — Как бы ни был важен долг, брак с человеком, которого ты не любишь, принесет одни несчастья. А вечность — слишком долгое время для страданий.
        Сиделка, заметив, что пациент задыхается, снова прижала к его лицу кислородную маску.
        Гелиос ждал, пока дед вдыхал кислород. Все это время голова шла кругом из-за того, что тот пытался сказать внуку. Это упрек в том, что он проводит недостаточно времени с Каталиной, и его безразличие видно всем.
        Но как он мог чувствовать что-то, кроме безразличия, когда думал только об Эми?
        Гелиос сделал ход конем, открыл рот, чтобы задать вопрос, но увидел, что голова деда упала набок, и он задремал посреди разговора.
        Он взглянул на сиделку, которая сочувственно пожала плечами, вздохнул и долго смотрел на деда, охваченный любовью к старику.
        — Я сам его уложу сегодня. Все в порядке,  — сухо улыбнулся он.  — Я знаю, что делаю. Можете наблюдать, если хотите.
        Полчаса спустя король лежал в постели. Ему дали лекарства и кислород. Тихое похрапывание было странно успокаивающим.
        Гелиос поцеловал деда в лоб.
        — Я люблю тебя,  — прошептал он, прежде чем уйти.
        Легкий шум пробудил Эми от дремоты. Вернувшись в Англию неделю назад, она много спала. Ей понравилось спать. Идеальный способ забыться. Зато пробуждение становилось проблемой.
        Мать дала ей чашку чая и села в садовое кресло рядом с дочерью.
        Прилетев в Англию, Эми попросила водителя отвезти ее в родительский дом, а не на квартиру в центральном Лондоне, которую делила с подругой. Иногда девушке необходима мама. Настоящая мама. Женщина, любившая и растившая ее с тех пор, когда она едва могла открыть глаза.
        Мама была счастлива видеть ее.
        Последние сомнения Эми были надежно изгнаны.
        Ночной разговор завершился признанием того, чего мама смертельно боялась. Будто Эми скрепит отношения с Нейзой.
        — Никогда!  — решительно покачала головой Эми.  — Ты моя мама. Не она.
        — Вот и хорошо.
        В обычно спокойных голубых глазах матери сверкнула свирепая ярость.
        — Ты моя дочь. Не ее.
        — Почему же ты поощряла мое желание узнать о моих корнях?  — спросила сбитая с толку Эми.
        — Нам всем нужно знать, откуда мы произошли. И я боялась, что, если запрещу тебе, ты займешься этим тайно, а однажды уедешь, и я потеряю тебя.
        — Ты никогда меня не потеряешь.
        Столько слез было пролито в эту ночь!
        Теперь они сидели в дружелюбном молчании на английском солнышке. Тишину нарушало только пение птиц в густых кустах сада. Стоял настоящий британский прекрасный день поздней весны.
        — Готова поговорить?  — спросила мама.
        Эми покачала головой. В горле застрял ком. Даже во время разговоров по душам она не смогла рассказать о Гелиосе.
        Даже думать о нем было слишком больно.
        После ее побега от него пришло только одно известие. Эсэмэска с единственным словом: «Прощаю».
        Прощает за то, что она так внезапно уехала.
        Судя по молчанию, он тоже смирился. У нее нет права терзаться день и ночь из-за того, что он больше не пытается связаться с ней.
        — Что ты постоянно теребишь у себя на шее?
        Эми молча подалась вперед, демонстрируя гранатовое ожерелье.
        Мама потрогала его и улыбнулась:
        — Как красиво.
        Эми не могла подобрать слов для ответа. Когда мама отпустила ожерелье, она прижала его к себе.
        — Разбитые сердца излечиваются,  — тихо успокоила мама.
        Эми коротко кивнула и сглотнула, опасаясь, что снова заплачет.
        — Очень больно,  — задохнулась она.
        Мама стиснула ее руку.
        — Знаешь, что делать, когда жизнь дает тебе лимоны?
        — Готовить лимонад?
        — Нет, выбросить их и раздобыть апельсин.
        Эми, не выдержав, рассмеялась:
        — Понятия не имею, что это означает.
        — Я тоже. Но так говорила моя мать, когда я была ребенком.
        Все еще крепко держась за руки, они уселись в садовые кресла, надели очки и стали загорать.
        Помолчав, мама снова заговорила:
        — Думаю, моя мама пыталась сказать: как бы жизнь ни испытывала тебя, всегда есть выход и варианты, кроме очевидных. Когда твой отец впервые привез тебя домой, очевидным решением было бы выбросить его из дома и тебя вместе ним. Это и называется «делать лимонад». Но, взглянув на тебя, я увидела невинного, беспомощного новорожденного ребенка, сестру того, которого я носила под сердцем. Поэтому и предпочла добыть себе апельсин. И никогда об этом не пожалела. Сожалею только о том, что не я носила тебя, как твоих братьев.
        Она сняла темные очки и улыбнулась теплой материнской улыбкой, которую так любила Эми.
        — Тот мужчина, что разбил тебе сердце, хороший человек?
        — Самый лучший.
        — Он стоит твоей боли?
        Эми дернула головой, пытаясь кивнуть.
        — Тогда тебе решать, делать лимонад или искать апельсин. Собираешься барахтаться в своей боли или превратить ее в нечто конструктивное?
        — Даже не знаю, с чего начать.
        — Начни с того, что примешь боль и смиришься с ней, но откажешься позволять ей управлять собой.
        Эми закрыла глаза. Если кто-то и знал, как справляться с болью, так это мама. Она вытерпела целое море боли, но не позволяла ей управлять собой.
        По сравнению с мамой ей не на что жаловаться. Мать невинна. Эми сама навлекла на себя беду.

* * *
        Гелиос стоял у двери покоев деда, стараясь заранее справиться с медицинским запахом, который обрушится на него, когда он переступит порог.
        В покоях было тихо.
        Пройдя через комнату, бывшую когда-то королевской спальней, а теперь напоминавшую больничный блок, он увидел деда, спавшего на специально регулируемой медицинской кровати. Рот и нос закрывала кислородная маска.
        Рядом сидели братья. Сиделка тихо читала в уголке.
        — Какие-то перемены?  — тихо спросил Гелиос.
        Он вышел-то всего на час, но скорость угасания деда за последние два дня была пугающей. Все понимали, что осталось недолго.
        Талос покачал головой.
        Заняв место по другую сторону кровати, Гелиос повел плечами. Тело казалось затекшим.
        Тезей держал правую руку деда. Наклонившись, Гелиос взял левую, приняв то же положение, как дед, когда его королева лежала на такой же кровати в соседней комнате и из нее утекала жизнь.
        Через несколько долгих минут дед открыл глаза.
        — Воды…  — прохрипел он.
        Гелиос и Тезей подняли его вместе. Талос поднес стакан воды к его рту и сунул соломинку между губ.
        Напившись, король взглянул на внуков. Взгляд задержался на каждом по очереди. Эмоции мелькали в быстро тускнеющих глазах.
        Паузы между каждым вздохом росли. Уголки губ дернулись, словно в улыбке. Глаза закрылись последний раз.
        Глава 13
        Эми увидела извещение в утренних новостях.
        Заявление из дворца гласило: «Его величество король Эгона Астреус IV отошел с миром во сне прошлой ночью. Трое внуков находились у его постели».
        Тут же следовали размышления социологов и представителей короны о том, что это может означать для жителей острова.
        Внезапно появилось фото Гелиоса и Каталины. Неофициальный снимок был сделан во время праздника. Голос за кадром сказал: «Считается, что наследник трона женится на принцессе еще до церемонии коронования».
        Эми выключила телевизор, схватила подушку и зарылась в нее лицом. Голова раскалывалась.
        Дед Гелиоса умер.
        Она знала, что его болезнь смертельна, однако удар был тяжел. Она организовала выставку. В течение всех счастливых месяцев кураторства она словно сроднилась с ним. Хорошо его узнала. И каким-то образом уверила себя, что он бессмертен. Он был гордым человеком, сознающим свой долг, и ей выпала честь познакомиться с ним.
        Но вдруг она подумала о его старшем внуке, так любившем деда.
        Ее телефон лежал на полу рядом с диваном, она смотрела на него, всем сердцем желая позвонить Гелиосу.
        Захочет ли он выслушать ее соболезнования? Соболезнования женщины, которая удрала из дворца, пока он обедал с потенциальными инвесторами, стремясь поддержать остров, о котором так заботился.
        Она обещала остаться.
        Он простил ее ложь. Но существует Каталина. Без отвлекающего присутствия Эми он обратится за утешением к принцессе. Как и следует быть. Может, скорбь объединит их.
        Когда она молилась о хеппи-энде для принца и принцессы, из глаз лились слезы. Прижав колени к груди, она оплакивала свое разбитое сердце и этот хеппи-энд, которого сама никогда не дождется.
        Похороны на государственном уровне были исполнены скорби.
        Десятки тысяч людей выстроились вдоль улиц, чтобы склонить головы в молчании и отдать дань уважения человеку, столь преданно служившему им пятьдесят лет.
        Поминки вышли совершенно другими. Атмосфера заметно изменилась. По телевизору показывали реконструкции исторических битв, даже дети были одеты в набедренные повязки и вооружены пластиковыми трезубцами. На знаменитых пляжах Эгона горели огни барбекю, на каждом углу играла музыка, повсюду танцевали, пировали и пили.
        Эгон чествовал ушедшего монарха единственным известным ему способом.
        В голубом тронном зале дворца грусть тоже уступила место веселью. Король ушел к своей королеве. Его страданиям наступил конец. Страна и семья, похоронив, теперь могли праздновать его новую жизнь.
        Только Гелиос не радовался. Знал, что дед ушел в лучшее место, но рана в сердце была так велика, что он не знал, затянется ли она когда-нибудь.
        Понимать, что дед никогда больше не заговорит с ним, не поужинает, не сыграет в шахматы. Все, что он принимал как должное, ушло навсегда. Человек, которого он боготворил, человек, в десять раз благороднее его собственного отца, ушел.
        Гелиос наблюдал за братьями, прилипшими, как клей, к своим невестам, и улыбался, радовался за них. Брак родителей — худший пример, о котором мог просить ребенок. То, что супружеская жизнь братьев будет совсем другой, вселяла в него надежду. Они будут счастливы.
        У него нет иллюзий относительно собственного брака.
        Хотя после смерти деда они почти не виделись, Каталина находилась рядом на погребальной службе. Спокойная, сдержанная, точно знающая, в какой момент что сказать.
        Но как бы она ни была идеальна, даже пятьдесят лет брака не свяжут их той невидимой нитью, которая протянулась между Талосом, Тезеем и их невестами.
        Последняя улыбка деда осталась белой тенью в мозгу Гелиоса и давала утешение. Дед приветствовал смерть, оставил мир, зная, что все внуки позаботятся о его любимом острове, и это освободило его, позволив уйти к любимой Рее.
        Три его внука.
        Мальчики, которых растили принцами.
        Каталина подошла к нему. Он посмотрел на нее. И встретил задумчивый взгляд.
        «Как бы ни был важен долг, брак с человеком, которого ты не любишь, принесет одни несчастья»,  — так сказал дед, когда они последний раз беседовали. И в этот момент он понял, что слова старика не упрек. Скорее предупреждение чело века, познавшего силу любви, который видел разрушающую природу презрения сына к нелюбимой жене.
        Да. Теперь ему все стало ясно.
        Он не может жениться на Каталине.
        Не повстречай никогда Эми, все было бы по-другому. Он был бы другим.
        Не повстречай он никогда Эми, женился бы на Каталине, не зная и не ожидая от жизни ничего другого. Не понимая, как должно быть. Он был бы королем, а она королевой. Их связывало бы только чувство долга. Он так и не узнал бы, что это такое — любить и быть любимым.
        Любовь.
        Слово, которое он никогда не ожидал применить к себе, разве что в абстрактной форме. Он знал и верил в любовь к семье. Но романтическая любовь! На это он и надеяться не мог, даже не позволял себе думать о чем-то подобном. И если быть с собой до конца честным, всегда прятался от этого. Шрамы, оставленные браком родителей, так и не зажили, и все попытки смириться, найти разумное объяснение будущему союзу были маской, под которой пряталась истина. Любовь во всех ее формах — самая ужасающая эмоция, которую только может испытать человек.
        И самая великолепная.
        Потому что, боже, он любил Эми. И как ни старался, не мог привыкнуть к тому, что входит в музей и не видит ее там. Не мог привыкнуть сидеть в своих покоях и смотреть на дверь, зная, что на том конце потайного хода ее нет.
        Не было ни секунды, чтобы он не гадал, где она и что делает.
        Когда было объявлено о смерти деда, он постоянно смотрел на телефон, словно заставляя его зазвонить. Зная, что телефон не зазвонит. Зная, что она права, когда не звонит ему.
        Но, понимая умом, что она уехала навсегда и все это к лучшему, в сердце своем не мог согласиться.
        Он так долго доверял ей все, что у него на душе. Теперь же понимал, что доверял ей и сердцем, и потому отношения с другой женщиной обречены на провал. Он принадлежит Эми. Весь принадлежит Эми.
        Когда настанет его последний час, он увидит перед собой ее лицо.
        Три недели без нее.
        Разве можно без нее связно думать?
        Разве может дышать без нее, если она необходима ему, как воздух?
        Он любит ее.
        Он оглядывал комнату, пока не нашел Тезея, погруженного в беседу с Джо, своей невестой, и шведским политиком, с которым принцы учились в школе. Тезей остепенился. У него есть сын. Через неделю назначена его свадьба.
        Гелиос глубоко вздохнул. Прежде чем поговорить с братом, нужно объясниться еще кое с кем.
        Он посмотрел на нее, по-прежнему стоявшую рядом. Все это время оба молчали.
        — Каталина…
        — Нужно поговорить, верно?  — тихо спросила она.
        Пробравшись через толпу, они прошли по коридору, свернули и оказались в дворцовых садах.
        — Каталина, прости, я не могу на тебе жениться.
        Она закрыла глаза и глубоко вздохнула.
        — Я был чудовищно несправедлив к тебе. Я не…  — Настал его черед вздыхать.  — Я люблю другую женщину.
        Она подняла голову и встретила его взгляд.
        — Спасибо за то, что, наконец, был честен со мной и с самим собой.
        — Я никак не хотел тебя ранить.
        Она ответила стоической улыбкой:
        — Все, что ты ранил,  — мою гордость.
        Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но она остановила его, подняв руку.
        — У нас все равно бы ничего не получилось. Я уже поняла это, но не хотела утяжелять бремя, которое ты нес из-за болезни деда. Я попрошу выпустить пресс-релиз, в котором будет написано, что это я разорвала помолвку из-за несовместимости наших характеров.
        Это меньшее, что он мог позволить ей сделать.
        — Каталина, прости. Я никогда не хотел…
        — Нет. Ничего не говори.  — Она вскинула подбородок.  — Позволь мне сохранить хоть какое-то достоинство.
        Несколько секунд Гелиос мог только смотреть на женщину, с которой намеревался провести остаток жизни. Потом взял ее за плечи, обнял. Стало теплее, когда он почувствовал, как ее руки обвили его талию.
        — Ты еще встретишь человека лучше, чем я,  — прошептал он.
        — Сомневаюсь,  — сухо ответила она.  — Но, может, встречу человека, сердце которого будет свободно, чтобы полюбить меня.
        — Я тоже надеюсь на это ради тебя.
        Разжав руки, они расцеловали друг друга в щеки и улыбнулись.
        Тяжесть, лежавшая на его плечах, стала немного легче.
        — Я ожидаю приглашения,  — бросила она, уходя.
        — Приглашения? На что?
        — На твою свадьбу с английским куратором. Кольцо твоей матери будет прекрасно смотреться на ее пальце.
        Подмигнув на прощание, она, не оглядываясь, направилась к дворцу.
        Оставшись один, Гелиос медленно оглядел зеленые газоны, душистые цветущие деревья, лабиринт вдалеке. Рай природы и жизни. Станет ли он королем, как предполагал всю жизнь, или нет, цветы будут продолжать цвести. Это он знал абсолютно точно.
        И с громко бившимся сердцем, стук которого отдавался во всех частях тела, вынул из кармана телефон и набрал номер, которого так старательно избегал все три недели.
        Звонок переключился на голосовую почту.
        Он попробовал еще раз.
        То же самое.
        Войдя во дворец, он направился в тронный зал и нашел человека, которого искал.
        — Вы мне нужны,  — сказал он Педро, прерывая разговор директора музея с человеком, которого не узнал.
        — Куда мы идем?  — спросил Педро.
        — В музей. Мне нужно кое-что достать.
        Музей был закрыт в знак уважения к деду и для того, чтобы служащие тоже выразили свое почтение усопшему.
        Они быстро прошли по коридору к служебному входу, оказались в выставочных залах и добрались до тех, которые сейчас были нужны Гелиосу. В них располагалась выставка, посвященная семье Каллиакис.
        Он объяснил Педро, что ему требуется. И тут его осенило.
        — Знаете, где сейчас работает Эми?
        — Вернулась в Британский музей.
        Неудивительно, что она выключила телефон. Должно быть, работает.
        — Знаете ее служебный телефон?
        Педро стал просматривать контакты, пока не нашел нужный номер. Гелиос поднес его к уху и знаком велел Педро заняться делом, о котором его просили. Телефон прозвонил раза два, что, на взгляд Гелиоса, недопустимо долго. Наконец ему ответили.
        — Соедините меня с Эми Грин.
        — Минуту, пожалуйста.
        Последовала веселая мелодия, в продолжение которой его перенаправляли в различные офисы, пока чей-то голос не сказал:
        — Отдел Древней Греции.
        — Я хотел бы поговорить с Эми Грин.
        — Простите, сэр, но Эми в отпуске. Вернется в понедельник.
        — Не знаете, куда она поехала?
        — Насколько мне известно, на похороны.
        — Спасибо.
        Окончательно растерявшись, он нажал на кнопку, устало потер затылок.
        Что теперь?
        Пока он гадал, каким, черт побери, должен быть следующий шаг, его сердце изнывало от жалости к ней. Подумать только, она тоже потеряла очень важного для нее человека и нуждается в утешении, совсем как он.
        И тут неожиданно понял, на чьи похороны она поехала.
        Надежда наполнила душу и сердце, разлилась по всему телу.
        Он немедленно позвонил личному секретарю:
        — Талия, мне нужно, чтобы вы нашли Эми Грин. Она сейчас в стране. Соединитесь с иммиграционной службой и начните поиски оттуда.
        Нужно отдать должное Талии. Она сразу начала действовать.
        — Здесь находится министр иммиграции.
        — Прекрасно. Поговорите с ним. Сейчас.
        Пока шел разговор, Педро закончил порученное ему дело. Оба снова включили сигнализацию, закрыли музей и вернулись на поминки.
        Гелиос нашел Талию в пустом коридоре. Зажав телефон между плечом и ухом, она записывала информацию на ладони. Приветствовала его поднятыми большими пальцами и продолжала беседу.
        — Она в аэропорту,  — объявила секретарь несколькими минутами позже.  — Ее самолет вылетает в Англию через сорок пять минут. Сейчас начнется посадка.
        — Мне нужно добраться до аэропорта.
        По лицу Талии промелькнула тень страха.
        — На всех дорогах пробки! Вы ни за что не успеете.
        — Это мы еще посмотрим!  — бросил он.
        Гелиос вернулся в тронный зал и, игнорируя всех, кто пытался заговорить, нашел Филипа, дворецкого личной виллы Тезея, человека, выглядевшего так, словно ему следовало заниматься серфингом, а не управлять хозяйством принца. Гелиос отвел его в сторону, чтобы поговорить спокойно.
        — У вас ведь есть мотоцикл, не так ли?
        — Да, ваше высочество.
        — Он здесь, во дворце?
        — В служебном дворе.
        — Я хотел бы его позаимствовать.
        — Сейчас?
        — Сейчас.
        — Вы умеете на нем ездить?
        — Пока мы идем туда, у вас есть время, чтобы меня научить. Вперед!
        Эми с тяжелым сердцем смотрела из овального иллюминатора.
        Она была рада, что прилетела.
        Решение было мгновенным. Подстегнутым уверенностью, что лететь надо. Отдать дань уважения человеку, которому она посвятила почти шесть месяцев своей жизни, создав выставку, посвященную Его жизни.
        Видеть, как Гелиос и его братья с военной четкостью шагают перед гробом, устремив взгляды вперед, знать, что их сердца наполнены скорбью.
        Толпы народа были столь огромными, что у Гелиоса просто не оказалось возможности заметить ее. Да она и не хотела рисковать, держась дальше от ограждения.
        Что хорошего в том, если он увидит ее? Тем более принцесса, как и предполагала Эми, находилась тут, ехала в машине вместе с невестами Тезея и Талоса.
        Стюард прошел по проходу, проверяя, все ли ремни безопасности застегнуты. Самолет покатился к взлетной полосе. Из динамиков раздался голос капитана, приветствовавшего их на борту самолета, летевшего в Лондон.
        Боль в груди подсказала, что она была права, решив вернуться домой сразу после похорон. Подожди хоть немного, не смогла бы устоять против соблазна позвонить Гелиосу и назначить свидание. Если уж рисковать, по крайней мере, не больше, чем одной ночью.
        Эми приняла совет матери близко к сердцу и, видит бог, пыталась раздобыть себе апельсин.
        Она возобновила работу в музее, записалась на курсы усовершенствования по изучению Древнего Рима, которые начнутся в сентябре. Решила, что может расширить круг своих познаний, чтобы жизнь не вертелась только вокруг Эгона, его народа, истории или настоящей действительности. Вокруг нее большой мир, который нужно исследовать и изучать.
        Она старалась не давать себе лишнего времени, работала днем, ходила в клубы и театры вечерами. Несмотря на то что в Лондоне довольно тепло, ее ночи всегда были холодны.
        Но она обязательно найдет способ забыть его.
        Самолет достиг поворота на взлетную полосу.
        Но почему-то сразу остановился. Соседка Эми вцепилась в подлокотники кресла так, что побелели костяшки, ожидая, когда самолет оторвется от земли.
        В динамиках раздался голос стюардессы:
        — Не может ли пассажирка мисс Эми Грин представиться стюардессе?
        Эми едва расслышала ее голос. Внимание привлек мотоциклист, мчавшийся к самолету по летному полю. Позади ехал буксировщик, тянувший за собой трап самолета. Было что-то знакомое в этом мотоциклисте.
        — Эми Грин! Мисс Эми Грин, представьтесь стюардессе!
        Она вздрогнула, сообразив, что обращаются к ней. Оторвала взгляд от иллюминатора и нерешительно подняла руку.
        Запыхавшаяся стюардесса поспешила к ней.
        — Эми Грин?
        Испуганная и озадаченная, Эми кивнула.
        — Нужно, чтобы вы пошли со мной.
        — Зачем?
        — Позвольте проводить вас на летное поле.
        — Но почему? Что я сделала?
        Стюардесса покачала головой:
        — Я ничего не знаю.
        Пара, сидевшая рядом, встала, позволяя ей пройти. И вскоре она уже шагала вслед за стюардессой к выходу. Лицо горело от унижения, щеки заливала краска стыда.
        «Какого черта тут происходит?»
        У хвостового выхода самолета собралась команда, беззастенчиво глазея на нее и, вне всякого сомнения, гадая, преступница она или просто сбежала.
        Неужели она действительно беглянка? Неужели, сама того не подозревая, совершила преступление, за которое ее ссадили с самолета и теперь арестуют?
        Дверь открылась. К самолету поспешно подвезли трап. Она стояла наверху, пытаясь отыскать взглядом полицейских, которые ждут внизу, чтобы взять ее под стражу.
        Но единственным, кто ждал ее, был мотоциклист. Он по-прежнему сидел в седле, сунув шлем под мышку.
        Глава 14
        Сердце Эми подскочило так высоко, что едва не выскочило из груди.
        За ее спиной раздался коллективный вздох команды. Один из них сжал ее плечо.
        — Идите к нему.
        Но Эми не могла. Ноги не держали.
        Она закрыла ладонью рот, не в силах поверить своим глазам.
        Что он здесь делает?
        Красивое лицо было неподвижным.
        Гелиос слез с мотоцикла, положил шлем на сиденье и, тяжело ступая, поднялся по трапу.
        Только когда их взгляды встретились, она смогла смотреть в его темно-карие глаза, которые так любила, что едва могла дышать.
        — Гелиос…  — Эми дотронулась до его щеки, чтобы почувствовать, что он действительно здесь и что это не сон.
        Но нет. Не сон.
        Его щека была гладкой и теплой, на подбородке уже пробивалась щетина, уколовшая ладонь. Она ощутила теплый знакомый запах.
        — Снова сбегаешь?  — спросил он тоном, который должен был казаться шутливым, но голос сорвался на последнем слоге.
        — Что ты здесь делаешь?
        Он впился в нее глазами, в которых бушевали эмоции.
        — Я увожу тебя домой.
        Гелиос шагнул выше и подхватил ее на руки.
        — Я везу тебя домой,  — повторил он.
        Еще один общий вздох раздался у нее за спиной, а когда Гелиос понес ее по ступенькам, раздались аплодисменты. Один из рабочих в оранжевой куртке, ожидавший около буксировщика, восторженно засвистел.
        Эми все это слышала, но не осознавала. Все ощущения были так сосредоточены на возлюбленном, что остальное словно затянулось дымкой.
        Добравшись до подножия трапа, Гелиос осторожно поставил ее. По его лицу неожиданно расплылась широчайшая улыбка.
        — Не соизволит ли госпожа Грин прокатиться на моем мотоцикле?
        Смех бурлил в горле, прорвавшись сквозь окутавший ее туман. Она обхватила его за шею.
        — Да! Пожалуйста! Отвези меня куда захочешь!
        Пока они ехали по улицам Ресины, Эми крепко держалась за Гелиоса. Совершенно необязательно, поскольку все было забито веселившимися людьми, а это означало, что ему приходилось ползти со скоростью улитки. Но это необходимо ей.
        Прижавшись щекой к его мускулистой спине и обхватив за талию, она только вздыхала. Но это отрезвляло ее. Помогало свыкнуться с реальностью происходящего.
        Вскоре они проехали через столицу и оказались среди зелени сельской местности. Горы Эгона возвышались на горизонте. Гелиос нашел дорогу, поднимавшуюся на гору Ареса, самую скалистую из всех остальных. Они миновали коз, жующих траву у самых обрывов, и стали подниматься выше и выше, пока не прибыли на маленькое плато.
        Он выключил двигатель и поставил мотоцикл на тормоз, прежде чем помочь ей сойти.
        Она смотрела на него со смехом, впервые заметив, что он поднялся вместе с ней на гору. И впервые заметив, что на нем черные брюки, черные сапоги, сейчас покрытые пылью, и белая рубашка с закатанными рукавами, которая, возможно, до его поездки была свежей и чистой, а теперь помялась и испачкалась.
        — Твоя одежда безнадежно испорчена.
        Он пожал плечами. Глаза его сверкали.
        — Вот уж это мне абсолютно все равно.
        Взял ее руку и повел на заросшую травой полянку. Сел, обнял так, что ее спина прижималась к его спине, а голова пришлась как раз под подбородком.
        — В детстве мы с братьями наперегонки взбегали на вершину этой горы и устраивали пикник. Отсюда открывается лучший вид на закат во всем Эгоне.
        Солнце уже садилось, и на остров опускались синие сумерки.
        — Откуда ты узнал, что я была здесь?
        — В твоем музее сказали, что ты поехала на похороны. Я догадался.
        — Но откуда ты узнал, на каком я самолете?
        — Ты действительно хочешь, чтобы я ответил?  — усмехнулся он.
        Она улыбнулась, крепче сжав его руки, все еще обнимавшие ее талию. И вспомнила, почему приехала в Эгон сегодня.
        — Мне так жаль, что твой дед умер.
        Он поцеловал ее макушку.
        — Он был готов уйти.
        — Я хотела позвонить тебе.
        — Знаю. Ты не звонила и оказалась права.
        Эми вздохнула. Теперь, когда она пришла в себя, реальность вторглась с болезненной силой.
        — Как ты умудрился удрать из дворца без телохранителей?
        — Очень просто. Я ничего им не сказал. Во дворце шли поминки, и было так много народу, что все прошло как по маслу. Талия, должно быть, уже все им рассказала.
        — Она знает, что ты поехал за мной?
        — Знает. И Педро тоже.
        — Сколько у нас времени? Здесь, я имею в виду.
        — Сколько угодно.
        — Но тебя хватятся,  — снова вздохнула она, думая, что как ни прекрасно сидеть в его объятиях, скоро их снова разлучат.
        Но сейчас она здесь. Короткая интерлюдия. Любовники, улучившие несколько минут, чтобы полюбоваться закатом. Последнее сладостное прощание.
        — Сегодня я выполнил долг по отношению к деду. И, девочка моя, он хотел бы, чтобы я был здесь. С тобой.
        — Хотел бы?
        — Мой дед очень верил в две вещи: долг и любовь.
        Сердце Эми при этих словах пропустило удар, она отчаянно пыталась взять себя в руки.
        — Пожалуйста, Гелиос, не говори так. Это несправедливо.
        Он сжал ее подбородок и повернул лицом к себе.
        — Как правда не может быть справедливой? Ты весь мой мир. Я люблю тебя.
        — Пожалуйста, прекрати,  — умоляла она, цепляясь за его рубашку.  — Не говори со мной о любви, ведь ты женишься на Каталине.
        — Я не женюсь на Каталине,  — перебил Гелиос, ругая себя за то, что оказался так глуп, чтобы поверить, будто Эми умеет читать мысли, узнает правду с той минуты, как увидит его в иллюминатор.  — Свадьбы не будет.
        Ее глаза округлились.
        — Разве? С каких пор?
        — Три часа назад я понял, что не могу прожить без тебя и дня. Мы с Каталиной поговорили.
        Зная, что Эми будет волноваться за принцессу, он сделал все, чтобы успокоить ее.
        — У нее все будет хорошо. Она действительно прекрасная женщина, и, даю слово, мы получили ее благословение.
        — Но…
        Она осеклась. Рот открывался и закрывался.
        Он прижался губами к ее губам, вдыхая теплое сладкое дыхание, которого, как думал, больше никогда не ощутит.
        — Я люблю тебя. Только на тебе я хочу жениться. Только на тебе.
        — Я тоже этого хочу. Больше всего на свете.
        — Почему же у тебя такой грустный вид?
        — Я знаю, что этого не может быть. Тебе не позволят жениться на простолюдинке.
        Он взял ее руку и прижал к груди.
        — Слушай мое сердце. Я знал, что должен найти жену, когда деду поставили диагноз, но все оттягивал помолвку, потому что в глубине души понимал, это означает потерять тебя. Мое сердце с самого начала билось только для тебя.
        Она затаила дыхание.
        — Ты спрашивала, что бы я сделал, если бы не родился наследником трона, и у меня не было честного ответа, потому что я не позволял себе думать о таком. Трон, моя страна — это вся моя жизнь. Я не ожидал любви. Моя единственная надежда на брак заключалась в том, что он будет лучше, чем брак моих родителей. Я выполню свой долг и буду уважать жену. На большее трудно рассчитывать. Я не хотел любви. Видел, как отец унижал любовь матери. И никогда не хотел иметь власти так ранить женщину. Поэтому Каталина казалась идеальной. Я просто считал ее эмоционально холодной.
        Эми вздрогнула.
        Гелиос сжал руки и нежно ее поцеловал.
        — Знаю, любимая, что имею власть ранить тебя, и клянусь всем святым, что никогда не употреблю эту власть во зло. Но ты должна понять одну вещь.
        — Какую?
        — Ты имеешь равную силу ранить меня.
        — Правда?
        — Жить без тебя — все равно что существовать в эмоциональном подземелье. Холодном, темном и безнадежном.
        Он провел пальцем по ее мягкой щеке.
        — Если для того, чтобы провести остаток жизни с тобой, мне придется отказаться от трона, я заплачу эту цену, и заплачу с радостью.
        Она судорожно вцепилась в его рубашку, со страхом глядя на него.
        — Но трон? Что с ним будет?
        — Не знаю.
        Он с сожалением рассмеялся.
        — Следующий в роду Тезей. Это одна из вещей, которая поразила меня. Дед с бабкой вырастили трех принцев. И наследником не обязательно должен быть я. Мы все способны и можем занять трон. Кроме Талоса. Дело не в том, что он женится на простолюдинке. Он невероятно вспыльчив и в ярости не помнит себя. Возможно, отпугнет от страны больше людей, чем привлечет.
        Она заставила себя фыркнуть в ответ на шутку.
        — А если Тезей не захочет?
        — Скорее всего, не захочет,  — честно ответил Гелиос.  — Но он понимает, каково жить без любимого человека. В жилах его невесты течет королевская кровь. Этого должно быть достаточно.
        — А если нет?
        — Тогда мы что-нибудь придумаем. Что бы ни случилось, клянусь, мы будем вместе до последнего вздоха, а монархия Эгона не пострадает. Верь мне, девочка. И чтобы доказать тебе…
        Высвободившись из ее объятий, он сунул руку в карман и вытащил предмет, вынутый из витрины Педро несколько часов назад.
        Лишившись дара речи, она смотрела, как он протягивает ей кольцо с сапфиром.
        — Это, любимая, принадлежит тебе.
        Он взял ее дрожащую левую руку, надел кольцо на безымянный палец и поцеловал.
        — Когда-нибудь его унаследует наш первенец и, в свою очередь, передаст своему первенцу в день свадьбы.
        — Наши дети?!
        — Ты ведь хочешь детей, верно?  — спросил он с внезапной тревогой, опасаясь, что сам все решил за нее.  — Если нет, мы передадим кольцо Тезею.
        — Нет-нет, я хочу твоих детей,  — заверила она. Страх исчез, словно облако, заслонявшее солнце, и улыбка, широкая, как закат, разлилась по лицу.  — Мы действительно будем вместе?
        — Пока смерть не разлучит нас.
        Радость была огромна.
        Эми бросилась ему в объятия с такой силой, что оба упали на траву. Она оседлала его, и ее лихорадочные поцелуи наполнили его ослепительным счастьем.
        Она принадлежит ему. Он принадлежит ей.
        Они лежали на траве, наблюдая, как оранжевое солнце совершает последний за день путь по розовому небу. И он в сердце своем знал, что остаток жизни будет наполнен ослепительными красками самого прекрасного из закатов.
        Эпилог
        Шесть месяцев спустя
        Красный купол Агья-Софии, собора, расположенного ровно на полпути между эгонским дворцом и столицей Ресиной, сиял под осенним небом так, словно был отлит из жидкого золота.
        Эми, проезжавшая в карете мимо приветствовавших ее толп, подняла лицо к небу, греясь под теплыми лучами, и довольно вздохнула. В отличие от многих невест в этот день она не испытывала ни страха, ни тревоги.
        Рядом сидели ее отец, который проводит невесту к алтарю, и маленький Тоби, гордый, как Панч, которому была отведена важная роль — нести кольца. Впереди ехала карета с тремя подружками невесты, ее будущими невестками, Амалией и Джо, и подругой Гретой. Кареты следовали за семеркой конных гвардейцев в парадных мундирах. Всадник, скачущий в авангарде, нес королевский штандарт Каллиакисов. Кареты тоже охраняли гвардейцы, дюжина всадников замыкала кортеж.
        Церемония была пышной и торжественной. Через две недели, когда Эми и Гелиос вернутся в собор на церемонию коронации, количество гвардейцев утроится.
        В небе парили десятки вертолетов, в которых сидели операторы со всех концов света, снимавшие церемонию.
        Каким бы невероятным это ни казалось, Эми Грин, женщина, которую двухнедельным ребенком бросила родная мать, женщина, не уверенная в своем месте в этом мире, будет королевой Эгона.
        Гелиос станет королем. И все это произошло благодаря бросившей ее женщине.
        По словам Гелиоса, Тезей позеленел, когда он объяснил ситуацию братьям. Брат неохотно согласился занять трон при условии, если не будет иного выхода.
        Делом занялись конституционные эксперты, правда, бесполезно. Талоса осенила блестящая идея изменить конституцию, поскольку, как он справедливо указал, конституцию уже меняли бесчисленное количество раз.
        Тут же была назначена встреча с эгонским сенатом. Президент, как и все члены сената, сочувствовал беде наследника трона, и пробормотал, насколько было бы легче изменить конституцию, если бы в невесте текла эгонская кровь.
        Сенат объявил референдум. Из девяноста процентов явившихся девяносто три процента проголосовало за изменение конституции, позволяющей особе не королевского происхождения выходить замуж за короля при условии, что в ней течет эгонская кровь.
        Когда карета остановилась перед собором и крики толпы стали оглушительными, Эми помогли спуститься. Она ступала осторожно, опасаясь наступить на пятнадцатифутовый шлейф шелкового платья цвета слоновой кости, сшитого Наталией, личным дизайнером королевы Реи.
        Как она любила это платье, с тонкими бретельками, круглым низким вырезом и юбкой, совсем не похожей на традиционный «абажур»! Строже по дизайну, чем платья королевы Реи и матери Гелиоса, оно казалось идеальным для Эми. И какое счастье, что она настаивала на чем-то более простом, учитывая, что на последней примерке пришлось расставлять платье в талии, чтобы скрыть растущий живот.
        Они с Гелиосом пару месяцев назад приняли решение отказаться от противозачаточных таблеток, поскольку потребуется несколько месяцев, чтобы гормоны окончательно вывелись из организма. Оба надеялись, что Эми забеременеет сразу после коронации.
        Ну да, конечно!
        Через месяц после принятия последней таблетки ее груди стали полнее. Их малыш, новый наследник трона, должен родиться через шесть месяцев: обстоятельство, которое они договорились хранить в тайне до коронации. Естественно, половина дворца уже знала об этом.
        Грете передали должность Коринны в музее, и она искренне наслаждалась, командуя Эми. Эми снова стала куратором выставки короля Астреуса, а когда выставка закрылась, взяла на себя обязанности музейного экскурсовода. Работа, которую можно совмещать с королевскими обязанностями, когда ее коронуют.
        Гелиос все еще считал вполне приличным давать детям уроки кровожадной истории Эгона в подземельях.
        Так или иначе, все прекрасно устроилось, словно для них сошлись звезды.
        Джо выступила вперед, чтобы поправить вуаль Эми. Для этого пришлось наклониться, чтобы уберечь огромный живот, уже напоминавший пляжный мяч.
        Время пришло.
        Крепко сжав руку отца, Эми дождалась, когда двери собора откроют. Заиграла музыка, и она сделала первый шаг к своей будущей жизни.
        Собравшиеся, как один, немедленно поднялись. Головы повернулись к ней. Первая, кого увидела Эми, была принцесса Каталина. Как всегда великодушная, она улыбнулась невесте губами и глазами. Когда пресса бомбардировала ее вопросами о свадьбе Гелиоса и Эми, заявление в их поддержку было искренним и трогательным.
        Наверняка в этом многолюдном соборе находится принц, который ищет прекрасную, элегантную и умную принцессу, чтобы сделать своей женой.
        В заднем ряду сидела женщина, благодаря которой все случилось. Нейза Соукис с мужем и сыном Леандром. Поразительно, как быстро мысль о возможности стать королевой-матерью подстегнула ее признать дочь, в жилах которой течет эгонская кровь. Нейза, вне всякого сомнения, много раз представляла этот момент, воображая, что будет сидеть в первом ряду.
        Увы, она скоро поняла, что единственное место в жизни Эми — имя на листке бумаги. Именно мама Илейн, женщина, растившая и любившая Эми, будет официально признана королевой-матерью.
        А вот и она, стоит в первом ряду, прекрасная в костюме фисташкового цвета и огромной шляпе, вся лучащаяся гордостью. Рядом настоящие братья Эми, Нил и Дэнни, с одинаковыми улыбками на лицах. Оба готовы лопнуть от гордости. Гелиос назначил их шаферами. Их жены выглядели ошеломленными, словно безмолвно просили ущипнуть их, и тогда они, возможно, очнутся от сна.
        Все три принца были в парадных мундирах. Все выглядели великолепно, как три добродушных гиганта.
        Пусть Гелиос не видел лица Эми под вуалью, зато она видела его лицо и густую бороду, которую он отрастил специально для нее. Взгляд его глаз делал каждый шаг к нему таким, словно она танцевала на луне.
        Когда она остановилась перед женихом, он взял ее руку, и они вместе встали на колени перед алтарем, чтобы навсегда посвятить друг другу жизнь, верность и любовь.
        Эти клятвы они никогда не нарушат.